Праксис [Уолтер Йон Уильямс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Уолтер Йон Уильямс Праксис Сборник

Праксис

Все действительно важное уже известно.

Праксис, Вступление

Пролог

Шаа было последним из своего рода. Оно возлежало на диване в великом пристанище, огромном куполообразном здании, возвышающемся посреди гранитной гущи верхнего города, твердыни, откуда шаа когда-то отправились в мир, чтобы основать свою империю, откуда они правили судьбами биллионов и куда — наконец — вернулись, чтобы умереть.

Его звали Предвосхищением Победы — оно было рождено в молодые дни праксиса, когда шаа стали готовиться к великому походу, но еще не выступили в него. За свою долгую жизнь оно стало свидетелем всех триумфов и побед, выпавших на долю его народа. Прочие расы одна за другой склонялись под могучей дланью шаа и облекались единообразным клеймом власти.

Само Предвосхищение Победы столетиями не покидало великого прибежища. Его постоянно окружали слуги и чиновники — представители покоренных народов, доставляющие донесения и запросы и передающие его приказы в дальние пределы его владений. Прислужники умывали и одевали шаа, обслуживали обширную компьютерную сеть, с которой были связаны его нервы, и доставляли отборную пищу, пытаясь вызвать его аппетит. Ему не случалось ни на секунду остаться одному, и тем не менее шаа жестоко страдало от одиночества.

Не осталось никого, кто понимал бы его. Никого, с кем можно было бы разделить воспоминания о днях былой славы.

Оно отлично помнило эти дни. Помнило лихорадку, охватившую пэров, неудержимое стремление согнуть всех прочих, подмять под себя саму вселенную — все во имя великой истины праксиса.[1] Оно помнило величие первых побед, когда к покорности были приведены дикие наксиды, как пали затем терранцы, торминелы, лайоны и многие другие расы.

И в то же время с каждой победой уменьшался восторг достижения, слабел огонь, горевший в глубине сердца шаа. Каждую расу следовало привести к пониманию ее обязанностей, кропотливо, словно выращивая дерево из крохотного саженца, направляя и подвязывая его ветви, чтобы оно достигло совершенной гармонии с праксисом. И словно дерево, покоренную расу следовало подрезáть, подрезать пулями, кнутом и формовочным ножом, огнем аннигиляции бомб из антиматерии, изнуряющим пламенем радиации, постоянным гнетом истощающего голода. Безмерный труд, громадная тяжесть и постоянная неуверенность в результате.

Если бы только у шаа было больше времени! Если бы у них было еще несколько тысяч лет, чтобы довести свой сад до совершенства, тогда Предвосхищение Победы могло бы умереть в уверенности, что его благородная задача выполнена.

Но этого времени у них не было. Старшие сдавались первыми, им отказывала память. Не воспоминания о былом — эти оставались ясными до конца, — но новые впечатления, которые ускользали, не находя себе места в их уставшем сознании.

Шаа оказались не в силах вместить в свою память исполнение своей мечты. Они теряли — не прошлое, а настоящее.

Они пытались прибегнуть к искусственным средствам — мощнейшие компьютеры, подсоединенные к их нервной системе, вмещали в себя память об их жизнях во всех подробностях. Но со временем становилось все тяжелее обращаться к этим хранилищам былой памяти, все болезненней делались усилия, затрачиваемые ради сомнительного результата.

И вот великая плеяда шаа начала меркнуть. Шаа, которые не колеблясь посылали других на смерть, и сами не боялись встретить ее лицом к лицу. Поняв, что делаются грузом на крыльях своей былой мечты, они выбирали смерть, а умирали они с помпой.

Предвосхищение Победы было последним. Лежа на диване, среди изумительных машин, хранящих его память, оно понимало, что приходит время сложить ответственность со своих плеч.

Оно сделало все, что могло, направляя юные расы по верному пути. В свое время оно заслуживало и великие награды, и тягостные наказания. Оно создало когда-то систему, которая могла утвердить Праксис и после его смерти, сохраняя стабильность империи.

Оно могло только надеяться, что после его смерти ничего не изменится.

Ничего. И никогда.

Глава 1

— Разумеется, после смерти великого господина я покончу с собой.

Лейтенант Гарет Мартинес, шагая рядом с длинноногим командующим флотом Эндерби, споткнулся и едва не упал, услышав это.

— Что, милорд? — Он решительно приказал ногам не дрожать и снова пристроился к Эндерби слева. Их каблуки опять в унисон отбивали шаг по мощенному астероидным камнем полу штаба.

— Я сам это предложил, — объяснил Эндерби своим сухим, прозаичным голосом. — Мое семейство должно выставить представителя на погребальный костер, и я являюсь самым подходящим кандидатом. Я достиг вершины своей карьеры, мои дети хорошо устроены, и моя жена дала мне развод, — Он спокойно посмотрел на Мартинеса. — Моя смерть послужит тому, что мое имя, равно как и фамилия, будут почитаться в веках.

И поможет забыть о финансовом скандальчике, в котором замешана твоя жена, подумал Мартинес. Какая обида, что его семья не может пожертвовать женой Эндерби вместо того, чтобы выставлять командующего флотом.

Обиднее всех было самому Мартинесу.

— Мне будет не хватать вас, милорд, — сказал он.

— Я поговорил о тебе с капитаном Тарафой, — продолжал Эндерби. — Он согласился взять тебя к себе на «Корону» на должность главного связиста.

— Благодарю вас, милорд, — ответил Мартинес, пытаясь не выдать голосом охватившего его смятения.

Семейство Мартинеса принадлежало к пэрам, группе избранных кланов, которую великие господа, шаа, вознесли над всеми прочими созданиями. Но хотя все пэры были равны с точки зрения шаа, сами пэры не разделяли их олимпийского похода к вещам. Быть просто пэром было еще недостаточно. Надо было еще стать истинным пэром. А Мартинес определенно к ним не принадлежал. Всесильный для своих сородичей, обитающих на далекой планете Ларедо, его клан был провинциальной шишкой на ровном месте для высокопоставленных пэров, чьи дворцы украшали верхний город на Заншаа. Эта разница в статусе, очевидная для любого из пэров, не имела законной силы, но менее значительной от этого не становилась. По праву рождения Мартинесу полагалось место в военной академии пэров, окончив которую он получил звание офицера, но этим все и заканчивалось.

За шесть лет службы он поднялся до лейтенанта. Его отец добрался до этой высоты после дюжины лет тяжелого труда, после чего Марк Мартинес подал в отставку и в разочаровании вернулся на Ларедо, где занялся бизнесом.

Чего не хватало Мартинесу, так это могущественного патрона, который мог бы продвинуть его по служебной лестнице. Он полагал, что нашел такого патрона в лице командующего флотом Эндерби, на которого, казалось, произвели такое впечатление его способности, что он готов был не обращать внимания на его скромное происхождение и проклятый провинциальный акцент, от которого Гарет, как ни старался, так и не смог избавиться.

Что можно сделать, когда твой командир заявляет о намерении совершить самоубийство, гадал Мартинес. Попытаться разубедить его?

— Тарафа хороший офицер, — продолжал Эндерби. — Он позаботится о тебе.

Тарафа сам только лейтенант-капитан, подумал Гарет. Даже если Тарафа решит, что Мартинес является самым блестящим офицером из всех, которых он встретил за свою жизнь (а особой надежды на это не было), он не сможет присвоить ему более высокое звание. Он сможет только рекомендовать Мартинеса своему начальству, а у этого начальства и без того полно желающих получить повышение в чине.

Похоже, я влип, решил Мартинес. Разве что удастся отговорить командующего флотом от сомнительной идеи взойти на погребальный костер шаа.

— Милорд, — начал он, но тут их прервал другой офицер, старший командующий эскадрой Элкизер, приблизившийся к ним в окружении своей свиты. Элкизер и его команда были наксидами, первой расой, с которой шаа когда-то начали свои завоевания, и Мартинесу пришлось подавить непроизвольную неприязнь, когда они подкатились к Эндерби, семеня по полированному полу. Мало того что их прервали в такой важный момент — Мартинес всегда чувствовал себя неуютно рядом с наксидами.

Может быть, просто из-за их внешности. У наксидов было шесть пар конечностей, четыре ноги и еще одна пара отростков, которые они могли использовать и как руки, и как ноги. Несмотря на это, казалось, для них существуют только две скорости — стоять на месте или очень, очень быстро бежать. Когда они двигались, четыре их ноги находились в постоянном движении и усердно скребли по земле, независимо от рельефа, по которому они сейчас перемещались. А если наксидам нужно было двигаться особенно быстро, они опускались на землю всеми шестью ногами и превращались из кентавров в змееподобных существ, извивающиеся движения которых вызывали у Мартинеса непроизвольную дрожь.

Тела наксидов были покрыты черными каплевидными чешуями, на которых постоянно вспыхивали красные узоры. При помощи быстро меняющихся алых узоров наксиды общались между собой, причем представители других рас обычно оказывались не в состоянии постичь этот графический язык. Чтобы одежда не мешала общаться, наксиды носили форму из хамелеоновой ткани, моментально передающей вспыхивающие под ней узоры.

У себя дома, находясь в первобытном состоянии, наксиды ходили стаями под водительством одного вожака — да они и сейчас действовали так же. Даже не видя знаков различия на форме, по манере держать себя можно было уверенно определить, кто из них является вожаком. Высокопоставленные наксиды держались крайне надменно, а низшие по чину — покорно и даже раболепно.

Командующий эскадрой Элкизер подкатился к командующему флотом Эндерби и резко остановился, откинувшись назад, открывая горло для удара.

Убей меня, если хочешь, господин — так эта раса представляла себе идеал субординации.

Свита Элкизера (Мартинес с трудом удерживался, чтобы не сказать «свора») повторила жест своего предводителя. Вытянувшись по стойке «смирно», они доставали до подбородка Эндерби — по размеру тела они больше всего походили на очень крупных собак.

— Вольно, господа, — приветливо произнес Эндерби и принялся обсуждать с Элкизером, какие из крейсеров его эскадры окажутся в полете в момент смерти великого господина — и, само собой разумеется, самоубийства самого Эндерби. Все осложнялось тем фактом, что никто не знал, когда именно наступит смерть великого господина, хотя все были уверены, что ждать ее уже недолго.

— Надо успеть закончить все дела, — сказал Мартинесу Эндерби после того, как теплокровные рептилии отправились по своим делам. — Ты не возражаешь, если я попрошу тебя помочь мне в моих приготовлениях?

— Конечно нет, милорд. — Значит, черт подери, встречу с прапорщиком Амандой Таен придется отложить.

— Мы не знаем дня, — продолжал Эндерби, — но когда это произойдет, мы должны быть готовы.

Мартинес почувствовал, как на него опять навалилось уныние.

— Да, милорд, — ответил он.


В офисе Эндерби мягко пахло чем-то душистым, вроде ванили. Он располагался в юго-восточном крыле штаба, с закругленным окном, простирающимся сразу на две стены. Из офиса открывался роскошный вид одновременно и вниз, на бескрайний, раскинувшийся по планете нижний город, и вверх, на кольцо ускорителя — тонкую серебряную полосу, прорезающую зеленоватое небо, опоясывая всю планету.

Но Эндерби был равнодушен к красотам открывающегося из окна вида. Он располагался на своем рабочем месте спиной к громадному окну, лицом ко внутренним помещениям штаба и почти опустевшему великому прибежищу господ, к своим непосредственным обязанностям.

Здесь Мартинесу каждый раз приходилось подавлять в себе восторг перед грандиозным видом за окном. У Эндерби был дар оставаться равнодушным ко всему, кроме непосредственных обязанностей, а Мартинес легко отвлекался. Он мог бы целыми днями глазеть наружу.

Мартинес заведовал связью командующего, контролируя переписку между Эндерби и его обширной командой, включающей в себя дюжину кораблей флота метрополии, установки на планете и в других точках системы; военизированные подразделения службы антиматерии, обслуживающие кольцо ускорителя; службы, доки и склады на самом кольце; подъемники, доставляющие персонал и грузы с поверхности планеты на кольцо и обратно; кроме того, он обеспечивал связь Эндерби с управлением флота.

Однако все эти сложные и многочисленные обязанности, возложенные на Мартинеса, не отнимали у него слишком много времени. Флот метрополии жил своей упорядоченной, рутинной жизнью, отлаженной до мелочей за тысячелетия владычества шаа. Большая часть посланий, попадающих на стол Мартинеса, касалась дел, не заслуживающих внимания Эндерби: стандартные докладные, складские доклады и запросы, просьбы о вспомоществовании, сообщения о приеме и выпуске учеников в училищах. Все эти бумаги Мартинес оформлял, даже не выводя их на экран командующего. Внимания Эндерби заслуживали сообщения от друзей или клиентов, доклады о потерях в различных инцидентах — на них командующий флотом всегда реагировал выражением личного соболезнования, а самое главное — апелляции на приговоры за нарушение дисциплины или преступные действия. Эндерби всегда обращал внимание на подобные послания, нередко реагируя на них резкими запросами к следователям, и часто результатом этого бывало снятие обвинения.

Когда такое происходило, Мартинес испытывал облегчение. Он достаточно пообщался с военным правосудием, чтобы понимать, насколько жестоким оно может быть и как ленивы бывают офицеры следствия. Если бы ему случилось попасться под суровую руку закона, то как здорово было бы, если бы кто-нибудь вроде Эндерби присматривал за происходящим.

При этом за то время, что Мартинес служил помощником командующего, ничего действительно серьезного не нарушило рутинного хода дел. Все шло своим чередом.

Но дела, которыми занимался сегодня Эндерби, с трудом вписывались в неторопливый ритм обычного рабочего дня Мартинеса. Проработав бок о бок с Эндерби многие месяцы, он до сих пор даже не подозревал, какую сложную жизнь вел его начальник.

Эндерби нужно было разобраться с кучей вопросов: распределение наследства между друзьями, детьми, родственниками, подчиненными и нахлебниками. Он был невообразимо богат; Мартинес раньше даже и не представлял себе масштабов его владений. Хотя в штабе командующий флотом занимал очень скромные апартаменты, в верхнем городе у него был дворец, который он, конечно, закрыл после развода. Он завещал его старшей дочери, занимающей высокий пост в министерстве рыбного хозяйства, но прочим его детям было даровано пожизненное право пользоваться личными апартаментами во дворце. И предстояло еще разобраться с владениями на Заншаа и с другими, разбросанными по всему миру, со счетами в банках и ценными бумагами, долговыми расписками и целой горой прочих денежных бумаг.

Мартинес сидел за своим столом в офисе Эндерби и, разгребая поток документов, относящихся к наследству начальника, одновременно просматривал свою каждодневную корреспонденцию. Он даже ухитрился включить в регулярную переписку письмо к прапорщику Аманде Таен с просьбой о переносе сегодняшней встречи.

Младший лейтенант Гупта, уже много лет выполняющий обязанности секретаря Эндерби, разбирался с какими-то другими делами шефа — подводить итоги этой долгой жизни оказалось не так-то просто.

Офицерам такого масштаба, как командующий флотом, дозволялось при выходе в отставку рекомендовать определенное число своих подчиненных к повышению. Но если список рекомендованных лиц и был составлен, через руки Мартинеса он не проходил, а Мартинес был не настолько глуп, чтобы спрашивать у Гупты, не попадался ли тому заветный листок.

Но знать, значится ли в нем его имя, хотелось чрезвычайно.

В этот день Мартинесу поступило одно личное письмо. Не от прапорщика Таен, к сожалению, а от родной сестры Випсании. Она лениво поглядела на него с настольного экрана и заученным жестом поправила сбившуюся прядь черных волос.

— В начале следующего месяца мы устраиваем вечеринку. — Это казалось невозможным, но при каждой их новой встрече ее голос звучал все изысканнее. — Мы будем в восторге, если ты придешь, Гарет, крошка, но я боюсь, что ты будешь занят и не сможешь выкроить время на нас.

Мартинес не стал посылать ответ. Он слишком хорошо знал свою сестру, чтобы понять, что услышанное им было приказом ни в коем случае не появляться на их вечеринке (на тот случай, если он не догадался бы об этом, его и назвали «крошкой»).

Випсания и две другие сестры Мартинеса, Вальпурга и Семпрония, прибыли на Заншаа всего через несколько месяцев после того, как Мартинес устроился на службу. Они сняли половину дворца Шелли и принялись внедряться в общество Заншаа. Считалось, что Семпрония посещает университет, а две прочие приглядывают за ней, но если она что и изучала, то явно не учебники.

Мартинес помнил своих сестер еще детьми — приставучими, умненькими, иногда приятными, а чаще докучливыми, надо признаться, но все равно детьми, девчонками. Но эти стильные молодые женщины, устраивающие приемы во дворце Шелли, казались не просто выросшими — он не мог бы сказать, сколько им теперь лет, — подобно нимфам, украшающим фонтаны, они казались предвечными, стоящими вне потока времени.

Предполагалось, что им понадобится помощь Мартинеса, чтобы устроиться в столице. Но они прибыли с рекомендательными письмами, и его помощь не потребовалась — оказалось, что он вообще им не нужен. Все, чего они от него хотели, — чтобы он держался от них подальше. Казалось, они избавились от ларедского акцента еще по дороге в столицу, а его выговор только напоминал им об их провинциальном происхождении, выставляя их в невыгодном свете перед их новыми друзьями.

Иногда Мартинесу казалось, что он не любит своих сестер. Но разве нимф, резвящихся в фонтане, заботит, любят их или нет? Они просто есть, и все тут.

К тому времени как Эндерби разобрался со своими делами, солнце уже село, а серебряное кольцо ускорителя, опоясывающее Заншаа, казалось полосой сверкающих искр, протянувшейся по небу. За окном уже шныряли ночные птицы, вылетающие на охоту в сумерках. Ладони Мартинеса были в высохшем поту, темно-зеленая форменная куртка липла к телу. Ныл намятый жестким стулом крестец. Мартинес мечтал о душе и чтобы потом прапорщик Таен размяла его плечи длинными умелыми пальцами.

Командующий флотом Эндерби расписался на распечатках последних документов и заверил их отпечатком большого пальца. Мартинес и Гупта засвидетельствовали, что все оформлено как полагается. После этого Эндерби выключил мониторы на своем столе и поднялся со своего места, расправив плечи, как и полагалось в официальном присутствии.

— Благодарю вас, господа, — объявил он и обратился к Мартинесу: — Лейтенант, могу я попросить вас проследить, чтобы приглашения командирам судов были доставлены вовремя?

У Мартинеса упало сердце. Эти «приглашения» были не из тех, которыми какой-нибудь командир осмелился бы пренебречь: речь шла о собрании, на котором обсуждался день смерти великого господина, и доставлять их полагалось лично в руки.

— Конечно, милорд, — ответил он. — Я доставлю их на кольцо, как только напечатаю.

Командующий флотом обратил на Мартинеса взгляд снисходительных карих глаз.

— Вам вовсе не обязательно заниматься этим лично, — заметил он. — Пошлите одного из дежурных кадетов.

Спасибо и на этом.

— Благодарю вас, господин командующий.

Младший лейтенант Гупта, с которым Эндерби уже попрощался, отдал честь и ушел. Мартинес зарядил в принтер плотную бумагу, специально изготовленную для таких оказий (она была сделана из настоящей древесной целлюлозы), и распечатал приглашения Эндерби. Разложив плотные листки по конвертам, он поднял глаза и увидел Эндерби, сосредоточенно глядящего в громадное окно в две стены. Свет мириад огней, зажегшихся в нижнем городе, мягко освещал профиль командующего. У него было непривычное, чуть ли не растерянное выражение лица.

Теперь Эндерби мог сколько угодно стоять в своем офисе и глазеть на открывающийся вид. Никакие дела больше не ожидали его.

Он все уже сделал.

Мартинесу было любопытно, испытывает ли человек, проживший жизнь столь успешно, как Эндерби, сожаления о прошедшем, когда эта жизнь подходит к концу. Даже принимая во внимание его происхождение из очень привилегированного клана, надо было признать, что и сам он сделал немало для того, чтобы преуспеть. Все те привилегии, которые полагались ему по праву рождения, еще не гарантировали чина командующего флотом. Он был богат, принес славу своему роду, все его дети были устроены в жизни и счастливы. С женой была проблема, это правда, — но растрата, совершенная женой, не бросала тени на командующего флотом, следователи сделали все, что могли, чтобы доказать это.

Может быть, он любит ее, подумал Мартинес. Браки среди пэров обычно устраивались исходя из интересов рода, но иногда это не исключало любви. Может быть, о любви командующий все-таки сожалеет.

Но сейчас было не время размышлять о личной жизни командующего. Настало время Мартинесу пустить в ход все лукавство, все обаяние, которое он рассчитывал обратить сегодня на прапорщика Таен.

Сейчас или никогда, решил Мартинес, собираясь с духом.

— Милорд? — проговорил он.

Эндерби вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.

— Да, Мартинес?

— Вы что-то сказали сейчас, но я не разобрал, что именно.

Мартинес не знал, с чего начать разговор, и решил представить все так, словно Эндерби сам обратился к нему.

— Разве я что-то сказал? — удивился Эндерби и покачал головой. — Пустое. Наверное, просто подумал вслух.

Мартинес отчаянно пытался привлечь внимание командующего.

— Похоже, что для нашей организации наступают тяжелые времена, — заметил он.

Эндерби кивнул.

— Возможно. Но у нас достаточно времени на то, чтобы приготовиться к ним.

— В это тяжелое время нам понадобятся командиры, подобные вам.

Эндерби неодобрительно скривил губы.

— Во мне нет ничего особенного.

— Позволю себе не согласиться, милорд, — ответил Мартинес, делая шаг к командующему. — Мне выпала большая честь работать с вами последние несколько месяцев, и я надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что такие дарования, как ваши, на дороге не валяются.

Эндерби снова скривил губы и высоко задрал брови.

— Но вы ведь вроде не работали с другими командующими флотом, не правда ли?

— Нет, но я работал со многими людьми, милорд. И со многими пэрами. И… — Мартинес чувствовал, что увяз. У него вспотели подмышки. Он набрал полную грудь воздуха, не в силах остановиться, — и я могу судить о том, как ограничено большинство из них. И о том, насколько ваш кругозор шире, милорд, что бесконечно важно для интересов службы и для…

Мартинес запнулся под ледяным взглядом Эндерби.

— Господин лейтенант, — произнес тот. — Не будете ли вы так любезны перейти к сути своей речи?

— Суть, милорд командующий, — промямлил Мартинес, — суть в том… — Он собрался с духом (по правде говоря, он был уже перепуган выше меры) и закончил: — Суть в том, что я надеялся разубедить вас уходить в отставку.

Он надеялся, что взгляд Эндерби смягчится, когда тот столкнется с подобной заботой. Может быть, отеческая рука ляжет на плечо Мартинеса и нерешительный голос спросит: «Это действительно так много для тебя значит?»

Но вышло не так. Лицо Эндерби словно закоченело, он словно раздулся изнутри, всегда прямая спина натянулась струной, он выпятил грудь и выдвинул нижнюю челюсть, обнажая при разговоре ровный ряд ослепительно белых зубов.

— Да как ты осмеливаешься подвергать сомнению мое решение? — прогремел он.

Мартинес до крови вонзил ногти в ладони.

— Господин командующий, — ответил он. — Я подумал, что нам нельзя лишаться столь замечательного руководителя в это тревожное время…

— Да неужели же ты не понимаешь, что я ничего не значу? — выкрикнул Эндерби. — Ничего! Неужели ты не усвоил даже таких основ нашей службы? Мы — все вот это… — Он разъяренно махнул рукой в сторону окна, охватывая одним жестом все миллионы жителей нижнего города, огромную дугу кольца ускорителя, корабли и далекие станции при межпространственных тоннелях… — Все это мусор! — прошипел Эндерби. Он произнес это почти шепотом, как будто охватившее его волнение лишило его дара речи. — Мусор, и не больше, по сравнению с истиной, с вечностью, с тем единственным, что придает смысл нашему ничтожному существованию…

Эндерби поднял руку, и Мартинес испуганно подумал, что сейчас командующий флотом набросится на него.

— С праксисом! — выговорил Эндерби. — Только праксис имеет значение, только он истинен, только он прекрасен! — Эндерби опять простер руку вперед. — Это знание выстрадали наши предки! Ради него нас проводили через мучения! Миллионы умерли в муках, прежде чем великие господа выжгли истину праксиса в наших душах. И если еще миллионам — даже биллионам! — дóлжно умереть, дабы утвердился праксис, то нашей обязанностью является обречь их на смерть!

Мартинесу хотелось сделать шаг назад, чтобы его не опалил огонь, пылающий в глазах командующего флотом. Отчаянным усилием воли он заставил себя устоять на месте и только поднял подбородок, открывая незащищенное горло.

Он почувствовал на своей шее брызги слюны разъяренного Эндерби.

— Всем нам суждено умереть! — воскликнул тот. — Но придать жизни смысл может только смерть, которая послужит праксису. Благодаря моему положению в этот самый момент мне выпала честь умереть почетной смертью, такой, которая придает смысл и моему существованию, и праксису, — ты хоть понимаешь, как редко человеку выпадает такая возможность? — Он снова махнул рукой в сторону окна, в сторону миллионов невидимых сейчас обитателей города внизу. — Многим ли из них выпадет случай умереть осмысленно, как ты думаешь? Да никому скорее всего!

Командующий флотом Эндерби подошел поближе к Мартинесу.

— И ты хочешь лишить меня возможности умереть осмысленной смертью? Смертью, достойной пэра? Кто ты такой, чтобы требовать этого, лейтенант Мартинес?

Насмерть перепуганный Мартинес почувствовал, что нужно сейчас же найти нужные слова. Он еще ребенком усвоил, что, если тебя поймали, нужно признать поражение и тут же просить прощения, и чем убедительнее, тем лучше. А честность, как он выяснил тогда же, вполне способна вызвать симпатию.

— Я чистосердечно раскаиваюсь в своих словах, господин командующий, — ответил он. — Я вел себя как эгоист и думал только о своей выгоде.

Эндерби несколько мгновений сверлили Мартинеса тяжелым взглядом, но все же сделал шаг назад.

— Я постараюсь в ближайшие же несколько часов забыть о вашем существовании, лейтенант, — сказал он. — Проследите, чтобы эти письма были доставлены.

— Есть, господин командующий.

Мартинес развернулся и направился к двери, подавляя желание побежать.

Чтобы я еще раз хоть пальцем шевельнул, пытаясь спасти твою дурацкую жизнь, думал он.

И вообще, будь он проклят, этот праксис.


Эти чужаки, шаа, великие господа, навязали землянам свою абсолютистскую этику, праксис. Земля сдалась на их милость после того, как аннигиляционные бомбы разрушили Дели, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес и еще дюжину других городов. Человечество оказалось вторым разумным видом, до которого дотянулись жесткие руки шаа. Первыми были чешуйчатые кентаврообразные наксиды, которые к моменту завоевания Земли были уже укрощены настолько, что их командами было укомплектовано большинство кораблей шаа.

Никто не знал, откуда взялись шаа, а сами шаа не любили распространяться о своей истории. Безусловно, планета Заншаа, на которой располагалась их столица, город Заншаа, не была их родиной. Наверное, они выбрали ее еще в давние времена из-за удобного расположения поблизости от ворот восьми межпространственных тоннелей, которые связывали шаа с их владениями. То, что шаа называли годом,[2] не имело никакого отношения к периоду обращения Заншаа вокруг ее светила, как, впрочем, и к периодам обращения любой другой планеты в пределах их империи. А к тому моменту, как подчиненные расы получили доступ к их письменным источникам, все ссылки на происхождение великих господ были уже стерты оттуда.

Странным был и принятый у шаа календарь, начинавшийся с таинственного Торжества Праксиса, имевшего место где-то за четыреста тридцать семь лет до их появления в небесах над родиной наксидов. Отсюда можно было сделать вывод, что было время, когда праксис еще не завладел умами шаа, но сами шаа никак не комментировали это умозаключение. И еще они никак не почитали память того шаа (если это был шаа, конечно), который первым сформулировал истины праксиса, даже не помнили его имени.

Ведь шаа были твердо убеждены, что все живые существа — и не только они, вообще все мироздание — должны подчиняться требованиям праксиса. В итоге целые отрасли технологии оказались под запретом — искусственный интеллект, перенесение естественного интеллекта в механические или электромагнитные формы, построение механизмов, способных манипулировать материей на молекулярном или атомном уровне. Запретными оказались и генетические эксперименты — шаа предпочитали неторопливый процесс естественной селекции, и чем безжалостнее она осуществлялась, тем лучше.

Они не уставали снова и снова демонстрировать железную волю, стоящую за этими запретами. Восставшие против праксиса наказывались смертью, как правило жестокой и публичной, поскольку сам праксис гласил, что «те, кто нарушают основной закон, должны понести наказание более тяжелое, чем само их преступление, дабы зрелище казни укрепило нравственность оставшихся». К тому же ни шаа, ни их приверженцы никогда не стеснялись использовать для внедрения своей этики самые губительные и разрушительные средства: аннигиляционные бомбы порой уничтожали целые города за преступления отдельных горожан, а однажды, когда небольшую группу терранцев застигли за попытками вывести инфекцию, способную поразить шаа, то всю их планету уничтожили, подвергнув интенсивной бомбардировке, после которой пелена дыма и пыли закрыла солнце, обрекая выживших на длительную смерть от холода посреди отравленной радиацией планеты.

Решительная манера шаа расправляться со своими подданными произвела сильное впечатление на уцелевших терранцев, и они были просто счастливы, что под горячую руку господам не попалась Земля.

Выучка шла успешно. После медленной смерти планеты Дандафис никто уже не бросал открытого вызова технологическим запретам, налагаемым праксисом.

Большое внимание праксис уделял организации общества, в котором каждое разумное существо получало свое место в стройной иерархии, где один клан располагался над другим, а надо всеми прочими стояли пэры. Вышестоящим поручалась забота о благосостоянии тех, кто оказался ниже них по иерархической лестнице, а стоящим внизу было положено покорно почитать пэров и шаа.

Отдельная статья праксиса запрещала разумным существам «обрекать себя на проклятие бессмертия» — любопытный запрет, ведь сами шаа были бессмертны. Но те из шаа, кто иногда брались обсуждать собственные запреты, всегда признавали, что их бессмертие является ошибкой, допустить повторения которой среди других рас они не могут, — и ружьями, метательными ножами и аннигиляционными бомбами боролись с попытками других народов обрести персональное бессмертие.

О себе шаа никогда ничего не рассказывали. Почему эти бессмертные создания, благословленные абсолютной властью, начали один за другим убивать себя, для всех было загадкой. Сами шаа не делали из своей смерти трагедию. «Никакое создание не должно быть бессмертным», — отвечали они на все вопросы.

Каковы бы ни были движущие ими причины, великие господа умирали один за другим, и смерть каждого из них сопровождалась смертями дюжины преданных подданных. И вот теперь, к году двенадцать тысяч четыреста восемьдесят первому от Торжества Праксиса, остался только один из них.

И судя по всему, он не собирался надолго задерживаться на этом свете.


В вестибюле штаба на стене висела карта империи, на которой были изображены связанные межпространственными тоннелями миры, подчиненные Заншаа. Она имела мало общего со схемой расположения галактик вокруг Заншаа: межпространственные тоннели не вели в ближние галактики, поскольку могли связывать любые две точки во вселенной. Многие из галактик, указанных на карте, были расположены так далеко от Заншаа, что затруднительно было бы сказать, где именно в пространстве они расположены. И не только в пространстве — тоннели шаа шли не только сквозь расстояние, но и сквозь время, и тоннель, покрывающий восемьсот световых лет, мог вести к тому же и на 800 лет назад, а может быть, вперед — или на любой другой отрезок времени в этих пределах.

В этом не было никакого парадокса. Свет распространяется с конечной скоростью, и добраться до другой звезды достаточно быстро для того, чтобы повлиять на ее историю, невозможно — разве что если воспользоваться межпространственными тоннелями, но в таком случае обязательно обнаружишь, что шаа побывали там раньше тебя.

От шаа никуда нельзя было деться. И никуда не деться было от истории, волей которой Гарет Мартинес родился провинциальным пэром, объектом покровительственного отношения более родовитых господ. Нельзя было вернуться в прошлое и исправить допущенную им ошибку, из-за которой командующий флотом Эндерби разъярился на него.

Нельзя было исправить ни своих ошибок, ни ошибок, совершенных цивилизацией или даже самой историей. Оставалось только жить с ними.

Тяжелые конверты с приглашениями оттягивали его левую руку. Он перебросил их в правую и двинулся дальше, к помещению, где дежурили кадеты. По пути он взглянул на нарукавный дисплей, не пришло ли на его имя новых сообщений.

«Может быть, в другой раз».

Послание прапорщика Таен светилось на левом рукаве форменной куртки Мартинеса, сотканной из хамелеоновой ткани. К ним не прилагалось звука или изображения, по которым он мог бы угадать, разозлилась Аманда Таен или нет, но раз написала, значит, видимо, на этот раз не собирается порвать с ним.

Может быть, хотя бы за эту незадачу удастся отыграться.

Мартинес нажал серебряную кнопку на рукаве, включающую одновременно и микрофон, и видеокамеру, и послал полноформатный ответ.

«Я наконец освободился. Еще не слишком поздно для свидания? Если для тебя поздновато, я позвоню завтра, и мы сможем договориться на другой раз».

Цветы, прикидывал он. Если Аманда сейчас не ответит, надо будет послать цветов и извинения в письменном виде.

Он отключил дисплей, и рукав его куртки снова сделался темно-зеленым, цвета неба над Заншаа. В это позднее время в штабе уже почти никого не осталось, и стук его каблуков по мраморному полу эхом разносился по пустым коридорам. Перед дверью он поправил воротник с красными треугольными петлицами, знаком ранга, выпрямил спину и вошел.

Четверо дежурных кадетов не видели его. Как Мартинес и предполагал, они смотрели спортивную передачу, выведенную на настенный экран, — Мартинес помнил по своей кадетской молодости, что постоянно смотреть спортивные передачи или самому заниматься спортом было их постоянным занятием: любого кадета, не проявляющего к спорту должного внимания, тут же отмечали как зубрилу, мягко говоря — как чудака.

Здесь таких не было. С одной стены неслись звуки футбольного матча, по другой транслировали вольную борьбу, на третьей шла гонка на яхтах. Кадеты валялись на софе, которую развернули лицом к стене, на которой гнались друг за другом яхты, возлежа на диванных подушках в расстегнутых куртках и с жестянками пива в руках.

Кадеты-выпускники различных военных училищ, не имеющие еще служебного опыта, представляли собой серьезную проблему. Им нужно было предоставить такую работу, на которой они могли бы дозреть до готовности, не подвергая опасности ни себя, ни окружающих. Считалось, что за три года, отделяющие окончание училища от экзаменов на чин лейтенанта, кадеты могут набраться опыта, постигая технические тонкости своей профессии, но многие предпочитали потратить отпущенное им время на обучение искусству пьянства и мотовства, проигрывая в карты свои капиталы. Таких парней называли глитами.

Мартинес отлично помнил, как сам проходил через эти искушения, — было время, когда он совсем было сдался перед ними. Он уже стал было вполне типичным глитом, и только врожденная установка на то, что человек должен приносить пользу, спасла его от превращения в законченного паразита.

Дежурных кадетов использовали на посылках, пока для них не находилась какая-нибудь работа. Если кому-то нужен был посыльный, он мог позвонить сюда и велеть кадету явиться за депешей, что давало одному из этих лоботрясов шанс оторваться от выпивки, привести форму в порядок и превратиться в некоторое подобие подтянутого, энергичного офицера, перед тем как предстать перед начальством.

Никто не заметил, как Мартинес вошел и остановился у дивана. Приятное чувство собственной правоты переполняло его. Еще бы, ведь он выследил лентяя-кадета прямо в его логове, где тот бездельничал и терял человеческий облик, забыв и думать о непосредственных обязанностях.

— Смирр-на! — прикрикнул Мартинес. Офицерское звание этим кадетам еще не было присвоено, и обращаться к ним по уставу на «вы» он не был обязан, хотя все они, конечно же, были пэрами.

Все четыре кадета — одна девушка и трое юношей — мигом вскочили с дивана, браво расправили плечи и выставили вперед открытые шеи.

— Да, милорд! — хором выдохнули они.

Мартинес холодно оглядел их. Совсем недавно старший по званию подверг его чувство собственного достоинства тяжелому испытанию, и теперь он испытывал такое сильное, такое естественное желание выместить обиду на первом попавшемся под руку. Он немного помолчал, давая им возможность расслабиться, поняв, что перед ними стоит простой лейтенант — к тому же явный провинциал.

Кадеты стояли навытяжку. Богатый Фути, как всегда, с растрепанным светлым чубом и надменным выражением лица. Веснушчатая Чаттерджи со спадающими на шею рыжими космами. Оставшихся двоих Мартинес не знал.

Наконец он удостоил их звуками своего голоса:

— Чья очередь сегодня бегать по поручениям?

— Моя, милорд. — Говорил один из незнакомых мальчишек, маленький, тощий, с шоколадным цветом кожи. Поднимаясь с софы, он пролил пиво из жестянки себе на грудь, и в комнате еще сильнее запахло суслом.

Мартинес шагнул поближе, возвышаясь над кадетом. Мартинесу повезло с ростом, и он любил смотреть на людей сверху вниз — у него это получалось очень естественно.

— Как тебя зовут, клоп? — вопросил он.

— Сильва, милорд.

Мартинес продемонстрировал пачку конвертов.

— Эти письма нужно лично доставить на все суда кольцевой станции. И вручить либо капитанам, либо их помощникам. При этом нужно собрать расписки в получении и доставить их в офис господина командующего Эндерби. — Он подчеркнуто оглядел залитые пивом куртку и блузу стоящего перед ним кадета. — Ты достаточно трезв для того, чтобы справиться с этим, кадет Сильва?

— Да, милорд! — Изо рта Сильвы за версту несло хмелем и ячменем, но он даже не покачнулся, стоя навытяжку перед нависшим над ним Мартинесом. Похоже, он был все-таки не настолько пьян, чтобы подвести и сам себя, и Мартинеса, и штаб Эндерби.

— Следующий рейс на подъемник отправляется через полчаса, клоп, — сказал Мартинес. — У тебя еще есть время принять душ и переодеться, — Тут ему в голову пришла новая мысль, и он добавил: — Ты ведь не настолько пьян, чтобы сблевать на подъемнике, а, насекомое?

— Нет, милорд!

Мартинес вручил ему письма.

— Да уж, смотри у меня. Лучше, пожалуй, засунь бумаги в водонепроницаемый пакет.

— Прошу прощения, милорд… — произнесли у него за спиной. Это говорил Джереми Фути, высокий блондин со сбившимся направо чубом. Даже стоя по стойке «смирно», он ухитрялся разговаривать в своей обычной манере, лениво растягивая слова. Наверное, он еще в колыбели научился говорить этим породистым, самоуверенным голосом, навевающим мысли о шикарных курительных комнатах, балах-маскарадах и молчаливых прислужниках. Мысли о мире, в который Мартинесу, хоть он и был пэром, доступа не было, как бы он ни выслуживался перед своими высокопоставленными патронами.

Мартинес развернулся на каблуках:

— Что, кадет Фути?

— Я мог бы сам доставить эти письма, милорд, — произнес Фути.

Мартинес достаточно знал Фути, чтобы понимать, что за этим благородным жестом явно что-то кроется.

— С чего бы это такое великодушие? — осведомился он.

Фути надменно дернул уголком рта.

— Мой дядюшка служит капитаном на «Бомбардировке Дели», милорд, — ответил он. — Я хотел бы позавтракать с ним после того, как разнесу письма.

Вполне в его духе вот так небрежно похвастаться своими связями, подумал Мартинес. Ну и черт с ним, и с его связями тоже.

До того как Фути влез со своим предложением, Мартинес собирался ограничиться короткой лекцией об одежде и манерах, приличествующих кадету, находящемуся на дежурстве. Но теперь он получил отличный повод для того, чтобы ввергнуть во мрак и ужас всех собравшихся в дежурке.

— Боюсь, что тебе придется отложить приватный семейный завтрак на другой раз, кадет Фути, — отрезал Мартинес. Он снова повернулся к Сильве и протянул ему пачку конвертов.

— Отправляйся на вокзал, Сильва, — приказал он. — И если ты не поспеешь к следующему рейсу подъемника, то будь уверен, я об этом узнаю.

— Что вы, милорд! — Сильва схватил приглашения и выскользнул из комнаты, на ходу застегивая куртку. Мартинес пристально оглядел оставшихся троих.

— У меня есть занятие и для вас, — промурлыкал он. — Давайте-ка посмотрим на яхтенную гонку, если вы не против.

Кадеты четко развернулись на каблуках — кроме Чаттерджи, пьяновато пошатнувшейся на повороте. Настенные экраны создавали иллюзию присутствия в трехмерном пространстве, в котором сейчас пытались обогнать друг друга шесть гоночных яхт,несущихся вокруг планеты и ее лун на фоне, очень похожем на звездное небо.

— Дисплей, — сказал Мартинес, обращаясь к стене. — Отключить звук. — Скороговорка комментатора резко оборвалась. — Отключить футбол, — продолжал Мартинес. — Отключить борьбу.

Яхты продолжали теперь нестись в полной тишине, скользя между двенадцатью лунами покрытого желтыми полосами газового гиганта Вандриса, шестой планеты системы Заншаа. Собственно, к лунам маршрут гонки не был привязан. Но каждое судно должно было пройти на определенном расстоянии от искусственных спутников, выведенных на орбиту этих лун. А для того чтобы гонка не вырождалась в элементарное решение навигационной задачки, которую лучше бы поручить бортовым компьютерам, спутники были запрограммированы на то, чтобы время от времени случайным образом менять свою орбиту, что требовало от пилотов моментальной реакции и превращало состязание в скорости между компьютерами в битву характеров.

Мартинес издавна интересовался гонками на яхтах, отчасти потому, что сам собирался ими заняться, и не только потому, что это было престижно, — он считал, что у него это может неплохо получиться. Он получал наивысшие оценки на имитаторе боевых маневров и еще кадетом заработал серебряные нашивки пилота боевого катера. Он постоянно выходил победителем на гонках катеров, проходивших во время его службы на «Бомбардировке Дандафиса», а эти катера не так уж далеки от спортивных яхт — и те и другие были созданными для быстрого передвижения тщательно спланированными конструкциями с местом для одного пилота (прочее пространство было занято запасами антивещества, ходовыми машинами и системами жизнеобеспечения).

Мартинес мог позволить себе завести яхту — отец снабжал его деньгами на карманные расходы и, если попросить, мог и добавить. Но эти небольшие лодки были очень накладными игрушками, нужно было содержать наземную команду обслуживания и постоянно их ремонтировать, к тому же Мартинесу пришлось бы вступить в яхт-клуб, что требовало солидного вступительного взноса и постоянных отчислений в пользу клуба. А еще оплата места в доке и расходы на горючее и на сервис. И, скорее всего, его не примут всерьез самые престижные клубы — вроде того, что спонсировал передаваемую сейчас гонку.

Так что пока Мартинес не торопился становиться яхтсменом, надеясь, что дружба с командующим флотом Эндерби окажется для него не менее полезной, чем спортивная карьера. Но, похоже, теперь, когда после попытки отговорить Эндерби от самоубийства его имя вызывает у командующего одно отвращение, настало время вспомнить о былых замыслах.

Мартинес впился глазами в дисплей. Репортаж шел вживую с места гонки и тем не менее запаздывал на двадцать четыре минуты — столько времени требовалось сигналу, чтобы добраться от Вандриса до Заншаа.

— Кадет Чатгерджи, — обратился к девушке Мартинес, — как можете вы истолковать стратегию гонщика, идущего под номером два?

Чаттерджи облизнула губы.

— В каком смысле истолковать, милорд?

Мартинес вздохнул.

— Объясните нам, что сейчас делает этот пилот.

Гонщик номер два (на дисплее не было указано имя пилота, а Мартинесу было не разобрать сверкающей красной эмблемы на борту судна) просто менял траекторию, и ходовой двигатель его яхты как раз сейчас вспыхнул.

— Он тормозит, милорд, — ответила Чаттерджи.

— А зачем он это делает?

— Он сбрасывает ускорение, чтобы, чтобы… — она облизнула губы. — Для облегчения маневра, — запинаясь, проговорила она.

— А для облегчения какого маневра он тормозит?

Чаттерджи отчаянно впилась глазами в экран.

— Увеличение ускорения увеличивает степень свободы, милорд… — уцепилась она наконец за трюизм, который вдолбили ей в голову в классе тактики; видимо, это было первое, что пришло ей на ум.

— Отлично, Чаттерджи, — похвалил девочку Мартинес. — Я думаю, твой инструктор по тактике был бы горд, узнав, что ты сохранила в голове хотя бы малую толику тех познаний, которыми он вас пичкал. Но, — добавил он вкрадчиво, — наш пилот сейчас сбрасывает ускорение и, следовательно, уменьшает степень свободы. Так зачем же он это делает, кадет Чаттерджи?

Чатгерджи уставилась в экран и не произнесла больше ни слова.

— Я посоветовал бы тебе пересмотреть свою жизненную стратегию, кадет Чаттерджи, — сказал Мартинес. — Настойчивость в конце концов может и окупиться, но в твоем случае это утверждение едва ли верно. Ты там, глист, как тебя? — обратился он к кадету, имени которого он еще не знал.

— Паркер, милорд.

— Понятно, Паркер. Может быть, ты поможешь Чаттерджи разобраться в тактике нашего пилота?

— Он сбрасывает ускорение, чтобы попасть в поле тяготения В9.— Так называлась девятая луна Вандриса, если считать начиная от ближайшей к центру. Шаа не слишком заботились о том, чтобы имена астрономических объектов звучали поэтично.

— А зачем ему попадать в поле тяготения В9, Паркер?

— Он намеревается использовать эффект рогатки, чтобы перелететь к спутнику возле В11, милорд.

— А номер четвертый — это, должно быть, капитан Чии: на борту яхты виднелась очень знакомая серебряная с синим эмблема, — Почему он не сбрасывает ускорения? Почему он разгоняется вместо этого?

— Видимо, — сглотнул Паркер, — видимо, он рассчитывает на что-то другое.

Мартинес демонстративно вздохнул.

— А на что именно, глист ты этакий, он рассчитывает? Ответ перед тобой на экране. Это же очевидно.

Паркер бессмысленно глазел на экран, и затянувшееся молчание прорезал вялый голос кадета Фути:

— Капитан Чии ускоряется, милорд, потому что рассчитывает проскочить мимо В9 и получить очко, пройдя между В11 и спутником. Поскольку у В11 есть атмосфера, он, видимо, попытается затормозить в ней, чтобы отметиться на ее спутнике.

Мартинес резко повернулся к Фути и бросил:

— Твоего мнения я пока не спрашивал, кадет Фути!

— Прошу прощения, милорд, — протянул Фути.

Мартинес в смятении осознал, что Фути сделался-таки главным героем этой дуэли. Мартинес собирался просто нагнать немного страха на раздолбаев, застигнутых за выпивкой во время дежурства, но Фути каким-то образом смешал ему карты. Как у него это получилось?

В школьных историях всегда присутствовал хулиган, мучивший младших, и герой, пытающийся встать между злодеем и его жертвами. Фути сначала пытался помочь Сильве, а только что поддержал Паркера.

А я как раз и есть этот злодей, подумал Мартинес. Тот самый злобный старший офицер, издевающийся над беззащитными подчиненными, чтобы прочувствовать свою значимость.

Фути, осознал Мартинес, легко раскусил его.

Но если ему суждено сыграть в этой маленькой драме роль злодея, он, по крайней мере, сыграет ее хорошо.

— Паркеру следует понять, что ты не всегда будешь рядом, готовый спасти его от его собственной тупости, — поучительно выговорил он Фути. — Но раз уж ты высказал свое мнение, может быть, скажешь заодно, удастся ли капитану Чии этот маневр?

— Не удастся, милорд, — без запинки ответил Фуги.

— Значит, не удастся? — насмешливо повторил Мартинес. — А почему, собственно?

Голос Фути оставался невозмутимым.

— Спутник В11 сменил курс, но Чии этого не видит, поскольку в этот момент находился по другую сторону луны. А когда он увидит свою ошибку, исправлять ее будет уже слишком поздно. — Фути заговорил почти доверительно. — Похоже, капитан Блитшартс предусматривает такой поворот событий. Он не разгоняется так сильно, и это дает ему больше возможностей для маневра.

Мартинес поглядел на судно номер один и разглядел на его борту блестящий черный рисунок, окруженный желтой каймой, — знаменитую эмблему Блитшартса. Прославленный и удачливый гонщик, глит высшей пробы, он был известен не только победами, но и тем, что всегда брал с собой на борт пса, черного ретривера по имени Апельсин, для которого на «Черном Скакуне» был оборудована специальная амортизационная камера, рядом с хозяйской. Блитшартс утверждал, что собаке по вкусу большие перегрузки, — во всяком случае, по собаке нельзя было сказать, что ей не на пользу космические приключения.

Кроме того, Блитшартс был известен своими шутками. Однажды какой-то яхтсмен-энтузиаст спросил его, почему он зовет пса Апельсином.

Блитшартс посмотрел на любопытствующего и удивленно поднял брови.

— Потому что это его имя, — ответил он.

Ну да, подумал Мартинес, остряки не часто водятся в яхт-клубах.

— Ты полагаешь, что Блитшартс победит? — спросил Мартинес.

— На этом этапе — скорее всего да.

— Я полагаю, что с ним ты не в родстве? — осведомился Мартинес.

Фути впервые помедлил, прежде чем ответить.

— Нет, милорд, — ответил он.

— Он был бы польщен, — заметил Мартинес, — услышав, что ты зовешь его просто по имени, — У кадета густо зарделись уши и открытая шея.

Чии влетел в углеводородную атмосферу В11, и за его судном потянулся светящийся шлейф. Конечно, он слишком поздно сообразил, что спутник, на который он целился, сменил курс. Яхта развернулась и включила подачу антиматерии, пытаясь оставить на мишени пометку. Наверное, кости капитана трещали от чудовищной перегрузки, но на несколько секунд он все равно опоздал.

Блитшартс вошел в атмосферу с безукоризненной точностью, отметил спутник и пронесся мимо, похоже, даже не запыхавшись. И не теряя ускорения, начал удаляться от успешно взятой цели.

— Может быть, кадет Фути, ты сделаешь нам одолжение и проведешь тактический анализ дальнейших действий Блитшартса? — скрывая раздражение, осведомился Мартинес.

— Пожалуйста, милорд. Он… — Голос Фути прервался. Под судном Блитшартса вырос огромный столб аннигиляционного пламени, и он стремительно уходил из плоскости эклиптики. Фути пораженно глядел на экран. Похоже, что Блитшартс направлялся совсем не в сторону следующей цели — он уходил вообще от всех своих целей.

— Блитшартс теперь… он… — Фути никак не мог найти нужных слов. — Он…

— Проклятье, — выговорил Мартинес и вылетел за дверь.

Глава 2

Диспетчерское управление было расположено вне терранского крыла штаба, но в это время там дежурили терранцы, и они ничего не знали о произошедшем — до тех пор, пока в дверь отдела не ворвался Мартинес. Дежурный офицер, лейтенант Арт Абаша, развалился, задрав ноги на стол, и виртуозно срезал кривым ножичком кожуру с яблока. Спираль кожицы сползала на платок, расстеленный у него на коленях, а три дежурных техника дремали над своими экранами, демонстрирующими работу автоматической системы управления полетами.

Мартинес смел с пути ноги Абаша и устремился к свободному столу. Завитки яблочной кожуры брызнули на пол, и Абаша наклонился за ними. На одном из дисплеев на столе суетились футболисты, — Мартинес припомнил, что Абаша был заядлым фанатом Андирона.

— В чем дело, Гарет? — раздался из-под стола голос Абаша.

— Гонки на Вандрисе. Яхта вышла из-под контроля. — Мартинес упал в кресло, рассчитанное вообще-то на лайонов, и включил дисплеи.

— Да? — удивился Абаша. — А чья?

— Блитшартса.

Абаша вытаращил глаза.

— Вот черт, — сказал он и, вскочив со своего стула, встал у Мартинеса за спиной.

Телеметрическая связь с «Черным Скакуном» была порвана, и Мартинесу пришлось разыскивать яхту при помощи локаторов с кольца ускорителя Заншаа. Основной двигатель на яхте Блитшартса был выключен, но корабль не останавливался. Судя по тому как яхту бросало из стороны в сторону, можно было предположить, что маневренные двигатели работают на всю катушку. Может быть, таким образом Блитшартс пытался справиться с управлением, но ему это явно не удавалось. Каждый новый маневр только усугублял ситуацию.

И все это, напомнил себе Мартинес, происходило двадцать четыре минуты назад, и задержка только увеличивалась по мере того, как «Черный Скакун» уходил на юг в глубь галактики.

Мартинес попросил компьютер рассчитать, какой должна быть перегрузка, приходящаяся сейчас на Блитшартса. Ответ был — не больше 7,4 — тяжело, но не смертельно, особенно для тренированного гонщика. Может быть, Блитшартс еще жив.

На столике Абаша зазвенел сигнал вызова. Абаша подскочил к столу и переключил связь на нарукавный монитор.

— Диспетчерское. Лейтенант Абаша.

В нарукавном дисплее Абаша раздался голос:

— Милорд, это Панжит Сисс из редакции передачи «Спортивные Новости Заншаа». Вы в курсе, что яхта капитана Блитшартса «Черный Скакун» вышла из-под контроля?

— Да, мы как раз занимаемся этим вопросом.

Краем уха прислушиваясь к разговору, Мартинес дал компьютеру задание вычислить, где может оказаться «Черный Скакун» через полчаса, и подсветить этот квадрат пространства лазерами низкой энергии, установленными на кольце. Так спасателям будет легче обнаружить судно.

Снова прорезался голос репортера:

— Кто занимается этим вопросом, милорд?

Абаша посмотрел на экраны через плечо Мартинеса.

— Прямо сейчас этим занят лейтенант Мартинес.

— Всего лишь лейтенант, милорд?

— Он служит помощником сеньора командующего флотом Эндерби, — в голосе Абаша послышалось нетерпение. Чего им еще надо — в конце концов, два пэра заняты этим делом.

Мартинес затребовал список всех судов, находящихся в радиусе трех световых часов от Вандриса. Ближе всего к Блитшартсу были другие яхтсмены, но они еще не закончили гонку, к тому же их яхты не годились для спасательных работ. Наверное, они уже заметили исчезновение Блитшартса, но едва ли стали раздумывать над причиной, по которой он изменил траекторию, — одним конкурентом меньше, и хорошо. Большое судно, доставившее яхты на Вандрис, первым делом должно собрать закончившие гонку яхты, и к тому же оно приспособлено для комфортных перелетов, а не для сильных ускорений и маневров. Да и сообщение Мартинеса доберется до них только через двадцать четыре минуты, а за это время Блитшартс будет уходить все дальше на юг.

Наконец Мартинес увидел на экране то, что искал: старший капитан Кандинский на «Бомбардировке Лос-Анджелеса», тяжелом крейсере-бомбардировщике, только что вышедшем из доков на кольце и направляющемся при ускорении 3 g к пятому межпространственному тоннелю Заншаа, ведущему к третьей базе флота на Феларусе. Сейчас движется со скоростью около 0,08 световой и направляется к югу от плоскости эклиптики, курсом прямо на тоннель. В течение 4,2 стандартных часов спасательное судно, отправленное с борта «Лос-Анджелеса», сможет воспользоваться преимуществом начальной скорости, заданной движением корабля-матки, идущего сейчас по направлению к «Черному Скакуну». Не самая лучшая стартовая позиция для спасателей, но и это уже неплохо.

Кандинский и сам вроде был яхтсменом — его «Лос-Анджелес» сиял как начищенный и снаружи, и изнутри, украшенный бело-синей эмблемой, за которую Кандинский выложил круглую сумму из своего глубокого кармана. Даже катера и ракеты были украшены этим блестящим голубым рисунком. Может быть, ему будут небезразличны Блитшартс и его сверкающая яхта.

Потянувшись к терминалу, Мартинес активизировал нарукавный дисплей.

— Сообщение для «Лос-Анджелеса», — произнес он. — Уровень секретности: открытый. Приоритет: особо важное сообщение, лично капитану.

— Представьтесь, — запросил связной автомат.

— Гарет Мартинес, лейтенант, помощник господина командующего Эндерби.

Короткая пауза, и наконец: «Принято».

— Можете вы сказать, какие меры уже приняты? — долетел до Мартинеса голос Сисса, все еще разговаривающего с Абаша.

Мартинес не стал обращать на него внимания.

Опять зазвонил терминал, еще кто-то хотел узнать последние новости.

— Мы очень заняты, — проговорил Абаша. — До свидания.

— Позвольте нам хотя бы слушать, что происходит! — бешено закричал Сисс. Мартинес быстрым движением поправил прическу, проверил, не сбился ли воротничок.

— Передача, видео и аудио, — приказал он.

Дождавшись оранжевой вспышки нарукавного дисплея, сообщавшей, что камеры готовы к приему, он повернулся к дисплею и начал говорить:

— Капитан Кандинский, это лейтенант Гарет Мартинес из штата командующего Эндерби. Яхта «Черный Скакун» под управлением капитана Эрлера Блитшартса вышла из-под контроля и направляется к югу от Вандриса. С ней нет телеметрической связи, и от капитана Блитшартса не поступало сообщений с момента потери яхтой управления. Может быть, он все еще жив, но не способен справиться с судном. Если обстоятельства позволяют вам, вышлите один или несколько катеров для проведения спасательных работ. Я буду высылать вам поступающие сведения о курсе яхты. Пожалуйста, как можно скорее известите управление о предпринятых вами действиях. Говорил лейтенант Мартинес из диспетчерского управления. Конец сообщения.

Мартинес знал, что его сообщение уже отправлено на «Лос-Анджелес» военными лазерными передатчиками, но пройдет еще двадцать четыре минуты, прежде чем его сообщение (с учетом красного смещения) достигнет крейсера, и еще по крайней мере столько же, прежде чем Мартинес узнает, какое решение принял Кандинский.

Он добавил к сообщению наблюдаемый курс Блитшартса и рассчитанный прогноз движения и закончил передачу. Он попытался откинуться и чуть не упал — кресла, сделанные для лайонов, плохо подходили людям. Абаша резко оборвал разговор с очередным любопытствующим.

— Принимать сообщения только по военному каналу, — приказал он коммуникатору. — Прочие только регистрировать.

— Так точно, милорд.

Абаша развернулся к Мартинесу:

— И что теперь?

Мартинес встал и отпихнул свое кресло.

— Теперь мы будем ждать целый час, пока придет ответ, и отбиваться от фанатов Блитшартса, которые станут звонить именно к нам. — Тут ему в голову пришла неожиданная мысль. — Ой! — добавил Мартинес. — Мне кажется, сейчас самое время поставить в известность командующего Эндерби.


Мартинес не заметил, когда в диспетчерском управлении появился Эндерби: он был занят расчетом траектории яхты Блитшартса, что должно было облегчить спасателям процедуру стыковки. Оптические следящие устройства, размещенные на кольце, плохо годились для этой работы. Они только время от времени улавливали солнечные блики, отраженные черными бортами яхты, и делать расчеты на основании этих наблюдений было трудновато. Даже трехмерные экраны диспетчерской были слишком малы, чтобы разглядеть в необходимых подробностях далекое судно, поэтому Мартинес вытащил из запасников наушники (рассчитанные на людей) и спроецировал картину на зрительный центр мозга. В его сознании возник образ бесконечной темной пустоты. Он создал в ней образ яхты, используя изображение и технические параметры корабля, взятые при помощи личного кода Эндерби из архива регистрации судов. Сотворив «Черного Скакуна», он расположил под соответствующим углом солнце и велел модели кувыркаться до тех пор, пока не добился, чтобы сверкание светила на ее обшивке не стало давать приблизительно ту же картину, которую он наблюдал через телескопы на кольце. Эту картину можно будет уточнить, когда подоспеют данные, полученные с лазерных дальномеров, прочесывающих сейчас предполагаемую траекторию яхты.

В нормальных условиях сближение с яхтой не представляет для служебных катеров особой сложности. Это небольшие суда, приспособленные для одной и той же цели — быстрой транспортировки одного пилота, — способные выдержать большие ускорения и частую смену курса. Яхта должна быть способна на резкие изменения направления, иначе ей не выиграть гонку; а военный катер должен быть достаточно крепок, чтобы не развалиться до того, как выполнит любое неожиданное задание.

Но Мартинес понимал, что еще никто не пытался произвести сближение судов в таких дурацких условиях. Яхта кувыркалась таким заковыристым образом, как будто специально задалась целью обескуражить любого, кто попытается подойти к ней. Наверное, при этой болтанке Блитшартс давно уже потерял сознание. На «Черном Скакуне» был только один люк, и лодка постоянно крутилась, не давая подойти к ней с нужного бока. Люк располагался спереди от центра тяжести яхты, и подобраться к нему было не легче, чем ухватиться за кончик палки, которой размахивает взбалмошный ребенок.

Мартинес отчаянно пытался придумать, что делать с этой бултыхающейся в пространстве посудиной. Построив модель стандартного флотского катера, он попытался подвести ее к яхте, но раз за разом катер разбивался вдребезги, так и не добившись успеха.

Если бы это происходило на самом деле, погибли бы сразу два пилота — и Блитшартс, и водитель спасательного катера.

От дальнейших экспериментов его отвлек запах яблока. Наверное, того самого, которое чистил Абаша, или запах рассыпавшихся по полу очистков — этот запах напомнил ему, что он в последний раз ел полдня назад.

Сохранив модель, он сорвал с головы наушники.

— Арт, — спросил он, поворачиваясь к столику Абаша, — у тебя, случайно, не осталось яблока? Или еще чего-нибудь поесть?

И тут до него дошло, что на мундире стоящего перед ним человека многовато галунов для простого лейтенанта.

— Господин командующий!

Мартинес вскочил, выпятив подбородок. Многострадальное седалище, больше часа вынужденное провести на стуле, сделанном для неземлян, отчаянно заныло.

Командующий флотом Эндерби снисходительно посмотрел на Мартинеса.

— Вольно, лейтенант, — сказал он.

— Слушаюсь.

Эндерби посмотрел на экраны, на которых красовалась нарисованная Мартинесом незадачливая яхта.

— Непростая задачка, верно?

— Похоже на то, сэр.

Мартинес скрипнул зубами от боли. От гнева, охватившего Эндерби во время их последнего разговора, не осталось ни следа: командующий снова был самим собой, информированным обо всем, что происходит в его ведомстве, но не вникающим в детали, которые были делом нижестоящих. Мартинес так и не смог решить для себя вопрос, было ли это результатом особой тупости или мудрости командующего.

— Боюсь, что для Блитшартса это последняя гонка, — заметил Эндерби. — Я не могу позволить флотскому катеру разбиваться, пытаясь вытащить яхту из явно безнадежной ситуации. — По лицу Эндерби промелькнуло выражение сострадания, затем он снова перевел взгляд на Мартинеса: — Позвони в буфет и закажи чего-нибудь, если хочешь. Можешь сослаться на меня.

— Слушаюсь, милорд, — рука Мартинеса задержалась над нарукавным дисплеем. — Заказать вам чего-нибудь, господин командующий?

— Нет, спасибо. Я уже пообедал.

Мартинес почувствовал, что изрядно проголодался. Он заказал суп, салат, несколько сэндвичей и чашку кофе. Пытаясь не хромать, ступая на отсиженную ногу, он убрал лайонское кресло и заменил его другим, рассчитанным на людей. Аккуратно опустившись в него, он опять посмотрел на картинку, застывшую на экране.

В ноздри ему опять ударил запах яблок. Он покосился на Абаша, по-прежнему сидящего за столом. Абаша глядел на рабочие экраны, но по прямой осанке и нарочитой внимательности его жестов было понятно, что он всей кожей чувствует присутствие в помещении командующего флотом метрополии.

Носовой платок Абаша с горкой яблочных очисток лежал возле него на столе. Мартинес протянул к нему руку — это был рефлекторный жест, въевшаяся в натуру забота о том, чтобы рядом с командующим флотом не было никакого мусора, — и огляделся по сторонам, прикидывая, куда бы его выбросить.

Его взгляд остановился на горке очисток, лежащих кучкой на белой ткани, и, холодея от волнения, он неожиданно понял, что нужно делать дальше.

— Господин командующий, — медленно проговорил он, — мне кажется, я знаю, что делать.


Кэролайн Сулу мучил ночной кошмар, в котором ее душила подушка, мягко зажимая ей нос, рот, наваливаясь на грудь и не давая ей сделать вдох.

Она проснулась с воплем, отбиваясь от невидимого врага. Вспомнив, что находится в космическом катере, пристегнутая ремнями к креслу пилота, она сообразила, что значит эта темнота перед глазами, и стала усиленно массировать челюсть и шею, чтобы свежая кровь поскорее добралась до уставшего мозга. Наконец окружившая ее темнота начала рассеиваться, и она увидела перед собой обзорный экран. Незнакомый человек глядел на нее оттуда и говорил: «Вам нужно просто ввести его внутрь», — а потом главный двигатель ожил, катер застонал в ответ, и ее охватил ужас перед снова заливающей ей сознание чернотой.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она снова очнулась, судорожно глотая воздух, пытаясь столкнуть навалившуюся на грудь свинцовую плиту. В ее скафандре были датчики, отслеживающие ее состояние: бортовому компьютеру ее катера вменялось в обязанность сохранить ее живой; заботы о комфорте его программа не предусматривала.

Посреди окутавшей ее темноты было пятно света. Сула повернула голову, чтобы в этом пятне оказалась приборная доска, и увидела, что катер шел с ускорением 6,5 g, — видимо, компьютер считал, что так и сохранит ей жизнь, и поскорее доставит, куда надо.

Темнота немного отступила. Она попыталась вдохнуть поглубже. И еще очень хотелось писать.

Отчаянным усилием Сула перевела взгляд на экран отсчета скорости. Глаза еле поворачивались в глазницах. Оказывается, скорость ее катера достигла только 0,076 световой.

Какая жалость. Значит, быстро это не кончится.

* * *
Наконец ужасная перегрузка прекратилась. Скафандр Сулы, мягкий, но прочный как сталь, помог ей выдержать давление, и вот оно отпустило ее руки и ноги, по ним побежали мурашки, возвещающие, что кровь снова приливает к задыхающимся мускулам. Коротковолновые импульсы, излучаемые амортизационным ложем, помогали телу разгонять кровь по сосудам, предотвращая пролежни и застой кровотока, и она с облегчением почувствовала, что парит, удерживаемая только пристежными ремнями. Мрак отступил от ее глаз, и она наконец-то смогла вдохнуть полной грудью.

Она посмотрела на индикатор основных жизненных показателей. Усиленное сердцебиение и повышенное давление крови, но все в общем в пределах нормы. Это испытание не сломало ее — ведь бывало, что на нем спотыкались и самые крепкие кадеты, — а у нее вот ни сердечных шумов, ни даже аритмии.

Корпус корабля затрещал, расправляясь после ускорения. Сула внимательно изучила дисплеи и подняла руку, посылая сообщения на «Лос-Анджелес» и в диспетчерскую на Заншаа.

— Докладывает кадет Сула. Диагностер регистрирует нормальное состояние по окончании перегрузок. — Спасибо, что не прикончили меня, добавила она про себя.

Она растянулась на амортизационном ложе, пытаясь расслабиться. Рубка в катере была совсем крошечная, и Сула, одетая в громоздкий скафандр, занимала в ней почти все место. Было даже теснее, чем обычно, потому что она летела на двухместном тренировочном катере на тот случай, если ей придется брать на борт Блитшартса.

Забавно. Она вызвалась дежурить на катере не в последнюю очередь потому, что хотела высвободить для себя побольше времени, чтобы оказаться подальше от тесных кают на корабле, в которые кадетов напихали как сельдей в бочку. Но оказалось, что здесь, посреди бесконечного пустого пространства, не было места даже для того, чтобы свободно вытянуть руки над головой.

На приемнике мигал огонек: значит, ей пришло сообщение. Она увидела его сразу, как только закончилось ускорение, но только сейчас почувствовала себя в силах общаться с начальством.

Она включила экран и обнаружила, что ей прислали подробную реконструкцию траектории кувыркающейся яхты Блитшартса, составленную наблюдателями с кольца Заншаа. Другое сообщение было из диспетчерского управления, оно было прислано прямо на катер и продублировано копией, принятой офицером связи с «Лос-Анджелеса».

Сула просмотрела сообщение. С экрана на нее глянул чернобровый, узколицый молодой человек. На воротнике у него нашиты форменные петлички, знак любимцев господина командующего, и поэтому смотреть на него было особенно противно.

Лейтенант заговорил:

— От лейтенанта Мартинеса из диспетчерского всем пилотам-спасателям. Я проанализировал траекторию потерявшей управление яхты, и результаты анализа выглядят не слишком утешительно.

На экране появилось реконструированное изображение «Черного Скакуна», и Сула подалась вперед, пытаясь разобрать, в какую переделку попал на этот раз капитан Блитшартс.

Голос продолжал звучать:

— Я не вижу возможности подобраться к люку судна; он расположен в носовой части, наиболее нестабильной в пространстве. В лучшем случае вас просто отшвырнет; в худшем вы погибнете сами и погубите и Блитшартса, и его пса Апельсина.

Ха-ха, подумала Сула. У любимчика господина командующего есть чувство юмора. Превосходно.

— Я предлагаю способ состыковаться хотя бы с яхтой, если люк недоступен, — продолжал Мартинес. — Вам нужно сперва в точности повторять на своем катере все кувыркания яхты Блитшартса, а потом проскользнуть внутрь описываемой ею фигуры. — К изображению яхты добавилось изображение катера, он повторял вращательные движения судна Блитшартса, одновременно сближаясь с ним, а затем проскальзывал внутрь волчка, описываемого носом взбесившейся яхты.

— Вам нужно просто ввести его внутрь этой фигуры, — объяснял Мартинес, и Сула вспомнила, что уже слышала это сообщение, когда оно поступило, — просто она лежала в тот момент почти что в обмороке и ничего не поняла.

— Из этого положения вы тоже не сможете добраться до люка, — продолжал Мартинес, — но когда вы состыкуетесь с ним, вы сможете использовать свои маневренные двигатели, чтобы погасить раскачивающееся движение судна Блитшартса. А взяв его судно под контроль, вы сможете выдвинуть свой катер вперед и добраться до люка яхты.

Сула хмуро глядела на реконструкцию, на которой спасательный катер бодро выполнил описываемые манипуляции. Это выглядело осуществимым, но ее опыт показывал, что рисунки реконструкций обычно имели весьма отдаленное отношение к реальности.

Модель исчезла, и на экране снова появился Мартинес.

— Здесь есть две сложности, — говорил он. — Во-первых, маневренные двигатели «Черного Скакуна» до сих пор не погашены, и к тому моменту, как вы туда доберетесь, его движение может сделаться еще более хаотичным.

Боже милостивый, пронеслось в голове у Сулы. Вот так будешь подбираться к нему, и тут яхта запустит двигатели, и столкновения не миновать.

— Вторая сложность, — Мартинес сделал паузу, — в том, чтобы не потерять сознания. Если вы будете пытаться повторить движения яхты, на вас лягут те же перегрузки, что испытывает сейчас Блитшартс, вызванные сочетанием вращения, бросков и рыскания по курсу. Опасность отключиться будет очень велика.

Ой. Боже мой. Сула закрыла глаза и уронила голову.

В ушах все еще звучали последние слова Мартинеса:

— Последнее слово остается за вами, пилотами-спасателями. Только вам решать, следует ли выполнять этот маневр. Я должен передать вам от имени командующего флотом метрополии, что никто не обвинит вас, если вы сочтете спасательную операцию слишком рискованной.

Сула открыла глаза. Господин командующий флотом метрополии…

Конечно же, на них не оказывают никакого давления. Ей просто придется выбирать: или покончить с собой, или сыграть труса, опозориться раз и навсегда — на глазах у того, кто командует самым большим подразделением флота, защитника столицы, от кого зависит и ее будущее.

Большое за это спасибо.

Лицо Мартинеса смотрело на нее с экрана.

— Я буду постоянно высылать вам показания наших локаторов, но сведения, что вы будете получать от меня, будут запаздывать на час. Боюсь, что я мало чем смогу быть вам полезен. Вам придется полагаться только на себя. Желаю удачи.

Изображение исчезло, и на экране повис оранжевый знак конца передачи.

Сула протянула палец к кнопке передатчика. «Спасибо тебе за то, что ты послал меня на это задание, где у меня есть возможность выбора между самоубийством и бесчестьем. Если ты такой крутой, почему ты не взялся за это дело сам?»

Она еще немного помедлила и наконец надавила на кнопку.

— От кадета Кэролайн Сулы лейтенанту Мартинесу, диспетчерское управление. Ваше сообщение получила. Благодарю вас.

Тупицей она все-таки не была.


Пройдя мимо северного полюса Вандриса, катер опять начал разгоняться, используя эффект рогатки, чтобы догнать яхту Блитшартса. На этот раз Сула попыталась не потерять сознания, только до хруста стискивала зубы от боли.

К ней стали поступать данные от лазерных локаторов, отслеживающих «Черного Скакуна», и она могла теперь вносить поправки в построенную Мартинесом модель движений пляшущей яхты. Качало ее сильно. Похоже на то, что маневренные двигатели то включались, то выключались, усложняя и вовсе запутанную траекторию полета.

Она могла только гадать, что заставляет яхту вести себя так странно. Смысла в этих рывках не было. Если бы автопилот запустил программу борьбы с качкой, двигатели действовали бы более слаженно, ослабляя вихляния яхты — а они их только усиливают.

Может быть, сам Блитшартс пытается справиться с бедой? Приходит в себя и судорожно хватается за управление, но не может совладать с ситуацией и делает только хуже?

Это было самое правдоподобное объяснение.

Она внимательно изучила модель. Съела несколько галет. Немного вздремнула. Терпеть уже не было сил, поэтому она помочилась прямо в костюм.

Она ненавидела отправлять естественные потребности в скафандре. Она отлично знала, что промежность каждого космического костюма наполнена сорбентами, окружена водозащитными пленками и населена бактериями, которые с восторгом переработают мочу в чистую воду плюс безвредные соли, и ее тело станет в итоге «более чистым, чем было до этого» — именно так и было сказано в инструкции к костюму.

До чего этого, злилась она. До того, как ее затолкнули в этот огромный, неуклюжий, устойчивый к вакууму подгузник? Если бы управление обеспечило ей нормальный туалет, она бы и сама могла подтереться, спасибо им за заботу.

Перед тем как катер приступил к торможению, Сула включила радары, чтобы самой полюбоваться на кувыркающуюся в пустоте цель. А потом катер развернулся, подкорректировал курс и начал торможение.

Она снова почувствовала, как скафандр мягко обжимает руки и ноги, направляя поток крови к мозгу. Опять на грудь навалилась тяжесть, во много раз превышающая ее вес. В глазах вновь потемнело, и можно стало разглядеть только то, что находится прямо перед тобой.

Снова начало казаться, что к лицу прижата подушка, загоняющая рвущийся наружу стон обратно в грудь.

Блитшартс, подумала она, только не помирай, чтоб тебе было пусто.


Эндерби уже ушел спать. На рассвете появились сменщики — это были лайоны, нелетающие птицы. Ростом они были выше человека, покрыты серым пухом с черными пятнами, а в их удлиненной пасти сверкали острые зубы.

Лайоны оказались единственной расой за всю историю завоеваний, с которой флоту пришлось повоевать. Всех прочих войска шаа приводили к повиновению, подвергая их планеты бомбардировке из безопасных пространств космоса. Даже те, чья технология позволяла выходить в космос, — например, обитающие на Земле примитивные человеческие племена — не располагали вооруженными силами, способными задержать шаа хоть на несколько мгновений. Но для лайонов, хоть сами они и не могли летать, космос был просто продолжением тех воздушных просторов, которые населяли их предки и родичи. Они уже освоили свою солнечную систему, и у них был военный флот, предназначенный для защиты новых поселений. Если бы они открыли межпространственные тоннели, ворота которых открывались вблизи их звезды, то могло статься, что не шаа добрались бы до них, а наоборот.

Говоря по чести, когда шаа вылезли в их звездной системе из межпространственных тоннелей, лайоны устроили основательную драку. Они были прирожденными тактиками, птицам вообще легче мыслить категориями трехмерного пространства. К тому же у них был опыт междоусобных войн, в ходе которых они вырабатывали свои военные доктрины. Единственным их недостатком оказались легкие, пустотелые кости, приспособленные к полету, но не выдерживающие тяжелых перегрузок, без которых не бывает космических сражений.

Шаа рассчитывали подавить сопротивление за считанные часы. А на деле прошло шесть дней, прежде чем был уничтожен последний военный корабль лайонов и те капитулировали. Именно лайоны придумали использовать для военных действий катера, маленькие маневренные суденышки, с которых так удобно обстреливать цель ракетами, в то время как большой корабль-матка может притаиться на расстоянии нескольких световых минут вне зоны контакта.

В тактическом отношении катера были очень удобны, но победить с их помощью лайонам все же не удалось. Однако теперь, когда война с лайонами ушла в прошлое, все больше становилось кадетов, стремящихся получить серебряные нашивки пилота катера, сделавшиеся и символом статуса, и пропуском в модный и чарующий мир яхтенного спорта.

Конечно, еще не известно, много ли набралось бы желающих стать пилотами катеров, если бы на горизонте маячила новая война. Мартинес считал, что тогда их было бы сильно меньше.

Сидя за монитором в диспетчерской рядом с птичьей сменой, Мартинес пожалел, что команда «Лос-Анджелеса» укомплектована людьми, а не птицами. Лайонам было легче справиться с разработанным Мартинесом планом спасения «Черного Скакуна», такая работа была как раз для них.

А так за дело придется взяться какому-то человеку, почти наверняка неопытному кадету. Мартинес уже почти раскаивался, что разработал этот план — если бы он этого не сделал, не пришлось бы подвергать риску жизнь пилота-спасателя.

За все это время он получил два письма. Во-первых, официальное сообщение с «Лос-Анджелеса», что по запросу господина командующего на спасательную миссию выслан катер. А второе — от пилота этого катера, короткое уведомление голосом, что послание Мартинеса получено.

Кадет Кэролайн Сула. Фамилию Сула Мартинес явно где-то слышал, но не помнил — где. В верхнем городе был дворец Сула, а значит, Сула были старым родом, принадлежащим к пэрам высшего ранга. Но ни в правительстве, ни среди чиновников, ни в военном ведомстве людей с фамилией Сула не было, что необычно для столь высокопоставленного рода. Может быть, эта девушка — последняя в их роду?

Немного помешкав, он воспользовался личным кодом командующего Эндерби, чтобы получить доступ к ее делу. Могут же Эндерби понадобиться сведения о пилоте.

Мамочка моя. Мартинес как сидел в кресле после бессонной ночи, так и подскочил, чтобы получше разглядеть лицо Кэролайн Сулы, появившееся на экране. Какая необычная внешность — бледная, почти просвечивающая кожа, изумрудно-зеленые глаза, золотистые волосы, падающие на воротник. Фотография запечатлела ее с легкой улыбкой, как будто она собирается отпустить остроту по поводу фотографа. А снимок вышел великолепный — Мартинес перевел его в трехмерное изображение и развернул картинку, но подо всеми углами Сула была одинаково хороша.

Только бы она не оказалась замужем — было первой мыслью Мартинеса. А затем он подумал, что и это бы его не остановило.

И только после этого он обратил внимание на украшающий ее официальные документы титул. Кэролайн, леди Сула. Почему он ничего о ней не слышал?

Он быстро просмотрел служебные сведения о ней. Не замужем — так, это хорошо. Происхождение из семьи пэров давало ей право на место в военной академии, там она и училась — в первый год на так себе, второй на «хорошо» и третий на «отлично». Ее выпустили с хорошими рекомендациями — слова «умная» и «способная» говорили о многом, — хотя были и два замечания, касающиеся «неумеренного чувства юмора». Поступила на курсы пилотов катера после первого года обучения и окончила их с отличием, — посмотрев на ее оценки по ориентированию в сложных пространствах и по сопротивлению перегрузкам, Мартинес слегка успокоился насчет ее участия в этой операции.

Казалось, она изо всех сил старается сделаться хорошим, даже отличным офицером. Но Мартинес не понимал зачем. Среди пэров высокого ранга не принято слишком стараться. Тот, у кого есть дворец в верхнем городе, будет расти в чинах и не прикладывая к этому особых усилий.

Он решил познакомиться со сведениями о ее семье и там-то и нашел разгадку.

Родители Сулы, высокопоставленные чиновники в министерстве труда, были признаны виновными в махинациях, направленных на кражу в размере нескольких миллионов у правительственного подрядчика. Девять лет назад они и их подельники были публично казнены в нижнем городе — с них содрали кожу и четвертовали. Имущество было конфисковано, а остальных членов семьи изгнали с Заншаа.

Мартинес мысленно присвистнул. Дворец Сула больше не принадлежал семейству Сула.

Может быть, ему больше ничего не принадлежало.


Кадет Кэролайн Сула глядела во все глаза на яхту капитана Блитшартса, кувыркающуюся перед ней в ледяной пустоте. Она направила на нее свои прожекторы и смотрела, как та рыскает и дергается из стороны в сторону. На первый взгляд с «Черным Скакуном» все было в порядке, никаких внешних повреждений, которые могли бы подсказать, почему яхта вышла из-под контроля. Снаружи все было чисто.

Что бы ни было причиной этого безобразия, искать эту причину нужно внутри. Проклятье.

Она развернула катер так, чтобы он оказался точно на оси, вокруг которой вращался «Скакун». Теперь, осторожно двигаясь вперед, она должна состыковаться с беглой яхтой. Сигнализация надрывалась, предупреждая о недопустимом сближении, и Сула выключила ее.

Хотя, может быть, сигнализация права. Этот мотающийся по кругу нос яхты, которая делается все ближе с каждым ударом сердца, и вправду действует на нервы.

Сула решила не глупить и принять препарат, противодействующий укачиванию. Когда адреналиновая атака закончится, будет хотеться спать, но лучше сонливость, чем тошнота.

Или смерть.

Она заполнила шприц стандартным противорвотным препаратом и приставила его к шее, прямо к сонной артерии. Замерла.

Прошло несколько секунд. Трясущимися руками Сула оторвала шприц от шеи.

Что угодно, только не это.

Она вернула шприц обратно в аптечку и вынула пару медикаментозных пластырей. Сняв шлем, содрала с пластырей защитную пленку и налепила их на кожу, заушами.

Эти примочки действуют не так быстро, но зато потом хоть кошмары не будут мучить.

Во рту пересохло. Она отпила глоток воды из торчащего возле сиденья патрубка, надела и закрепила шлем и нагнулась к связному устройству, готовясь передать свое решение диспетчерскому управлению.

Она еще раз обдумала свое положение. Она здесь одна. Ее послали сюда одну. Ее сообщение полчаса будет добираться со скоростью света до диспетчерского управления, а ответ возвратится сюда не раньше, чем через час. Они уже ничем не могут помочь ей.

«Вам нужно просто ввести его внутрь этой фигуры». Эти слова всплыли из памяти Кэролайн, и она рассмеялась.

Ну, лейтенант Мартинес, кем бы ты ни был, получай.

Она нажала на кнопку «передача», включающую и звук, и изображение.

— Кадет Сула лейтенанту Мартинесу, диспетчерское управление. Собираюсь сблизиться с «Черным Скакуном». В ходе маневра буду вести постоянную телеметрическую передачу. — Она пристально поглядела в глазок камеры. — Учтите, пожалуйста, что в такие фигуры мне еще не случалось ничего вводить.

Она оборвала связь и назначила на постоянную передачу координаты судна и данные радара, недвусмысленно отключив и телекамеры внутри катера, и датчики скафандра. Если ей случится вырубиться, сморозить какую-нибудь глупость, запачкать штаны или просто удариться в панику, по крайней мере господину командующему Эндерби нечего на это любоваться.

Сула глубоко вдохнула безвкусного воздуха из дыхательного аппарата скафандра. Во рту опять пересохло.

Чтобы лучше разглядеть, что происходит снаружи, она решила переключиться на визуальную реконструкцию. Контуры рубки катера исчезли, сменившись четкой картиной, создаваемой бдительными камерами внешнего обзора. Она даже подумала, что напрасно это сделала — изображение «Черного Скакуна» сделалось даже немного более четким, чем в реальности, а ощущение того, что все это происходит внутри твоей головы, делало картину еще более пугающей. Лучше было бы просто смотреть на нее из иллюминатора. Она чувствовала тяжесть раскачивающегося носа яхты, в движении этой железной махины было что-то недоброе, направленное лично против нее…

Возьми себя в руки, сказала себе Сула. Она решительно подавила охвативший ее страх и глубоко вдохнула, чтобы успокоить отчаянно бьющееся сердце. Потянулась к пульту управления, расположенному перед соседним креслом. Попыталась определить частоту раскачивания носа «Черного Скакуна». И наконец включила маневренные двигатели.

Начнем с одного измерения. Маневр сближения предусматривал синхронизацию вращения, раскачивания и биения. Она начала с вращения, сжав рукоять управления в левой руке. Когда ее судно закувыркалось, она почувствовала легкую тошноту, но сумела быстро подавить ее. Теперь движения «Черного Скакуна» уже не казались такими резкими. Она удерживала внимание на экране внешнего обзора и на индикаторе вращения, все увеличивая скорость своего катера, пока тот не стал крутиться с такой же скоростью, что и яхта Блитшартса на модели Мартинеса.

Очень хорошо. Но это было самое простое. Ее внутреннее ухо довольно быстро освоилось с вращением вокруг одной оси, но когда она начнет добавлять раскачивание и биение, рубка катера — расположенная, как и на яхте Блитшартса, прямо в носу судна — начнет выписывать кренделя, словно эксцентричный маятник.

Сула осторожно потянула рычаг, зажатый в правой руке. Сначала она почти ничего не чувствовала, но по мере того как диаметр кругов, которые описывал нос катера, возрастал, у нее закружилась голова. Ей стало страшно. Она же не сможет выдержать это, если ей придется последовательно раскачивать нос катера, а потом усиливать биения.

Сделаем все сразу, подумала она. Работая обеими руками, она усилила раскачивание носа и добавила движения вправо-влево. Теперь она глядела только на «Скакуна», пытаясь не обращать внимания на звезды, бешено пляшущие перед глазами. Движения яхты начали замедляться, пока «Черный Скакун» наконец не замер перед ней, его нос больше не дергался, а ровно висел на фоне танцующего звездного неба.

Мир несколько раз перевернулся вокруг своей оси и нехотя встал на место. Скафандр мягко обжал руки и ноги, чтобы кровь поскорее добралась до головы. В глазах прояснилось. Пора было заканчивать с этим делом.

Она взялась за рукояти управления и, двигаясь кормой вперед, начала приближаться к яхте. Подавив порыв внутренностей вывернуться наизнанку, Сула судорожно вздохнула и почувствовала, что на глаза ей навернулись слезы. Еще несколько секунд, и она состыкуется с яхтой, и тогда можно будет попытаться остановить вращение яхты.

В этот момент она увидела расцветающее пламя, которое затмило даже свет ее прожекторов, и по-настоящему испугалась. Включились маневренные двигатели — двигатели на яхте Блитшартса. Нос яхты начал раскачиваться. Кэролайн в ужасе рванула рукояти на себя, пытаясь убрать катер подальше, и услышала, как тяжелая яхта ударила носом по ее катеру. Тот жалобно загудел, по всему его корпусу пробежала дрожь. По напряженным нервам резанул сигнал ожившей аварийной сигнализации. Несколько секунд она всем телом чувствовала, как давят друг на друга два корабля, а потом внезапно обнаружила, что ее катер освободился от объятий «Скакуна».

Какое-то время она просто ничего не видела. Ей пришлось на ощупь бороться с болтанкой, трясущей катер, одновременно подавляя мучительное головокружение. Она поняла, что выровняла движение судна, когда темнота отступила от глаз и она снова смогла войти в видимый мир.

Рот был заполнен желчью. Она отключила сигнал опасной близости, вырубила виртуальные дисплеи и опять очутилась в рубке своего катера. После этого она легла на амортизационную койку и стала глубоко дышать, подавляя неудержимые позывы ко рвоте. Ей все же удалось остановить тошноту, напомнив себе, что со рвотными массами ее скафандр справляется куда хуже, чем с мочой.

Наконец ей стало немного полегче, а сердце перестало так бешено биться о ребра. Она сняла шлем и вытерла с лица пот, и лишь затем подумала, что стоило бы сперва проверить целостность корпуса после столкновения и только потом расстегивать скафандр.

Она бросила взгляд на дисплеи и включила диагностер. Никаких повреждений не было. Включив экраны внешнего обзора, она увидела длинную царапину на корпусе катера там, где по нему скользнул нос яхты; голубая эмблема — гордость Кандинского — оказалась соскоблена, вместо нее сиял светлый материал остова.

Сула еще раз промокнула лицо. Переключив внешний обзор на «Черного Скакуна», она увидела, как тот не спеша удаляется от нее. Было видно невооруженным глазом, что траектория движения яхты сделалась еще более сложной после столкновения с катером и очередного включения маневренных двигателей.

Проклятье. Она опять вытерла лицо, пытаясь привести себя в порядок. Не хотелось в очередном сообщении представать перед Эндерби испуганным новичком с вытаращенными глазами.

Она включила связное устройство и прижала подбородок к груди, чтобы не дрожал голос.

— Кадет Сула — диспетчерской службе. Сближение не удалось, поскольку Блитшартс запалил двигатели в момент выполнения маневра. Произошло столкновение, но целостность корпуса не нарушена, и механизмы корабля исправны. Я исследую движение «Черного Скакуна» и попытаюсь решить, возможно ли еще раз попытаться сблизиться с ним.

Сула закончила передачу, поглядела на кувыркающегося в пустоте «Скакуна» и пришла к выводу, что теперь-то она уже никому ничего не должна. На записи телеметрии, которую она непрерывно посылала в диспетчерское управление, видно, что двигатели Блитшартса зажглись во время сближения, сорвав тем самым маневр. Едва ли ее можно обвинить в том, что она не станет пытаться повторить маневр теперь, когда движения яхты стали еще более непредсказуемыми.

Операция провалилась, и это не ее вина. Ей оставалось только посмотреть теперь вслед уходящему «Черному Скакуну» и решить, что приближаться к нему слишком опасно.

И виноват будет только сам Блитшартс. «Никто не обвинит вас…» На этот раз, может быть, впервые за всю ее служебную карьеру, это заявление может оказаться правдой.

Она вольна отказаться от этого поручения.

Прислушиваясь к легкому шуму кондиционера, она удивилась тому, что не чувствует радости. Взявшись за рычаги управления, она направила катер вслед яхте и опять пристроилась к оси, вдоль которой та описывала круги. Да, движения яхты действительно стали более сложными. И более опасными.

Если еще раз попробовать сблизиться, придется делать это быстрее, чтобы голова еще работала к концу маневра.

Что значит «если», спросила она у себя. Я же не собираюсь этого делать.

— Дисплей, в виртуальный режим, — приказала она.

В голове возникла картина внешнего пространства, а стены рубки померкли и растворились в пустоте. Перед ней была кувыркающаяся на фоне звезд яхта.

— Дисплей, показывать только предметы, находящиеся в пределах одной световой секунды.

Звезды, и даже самая яркая из них (это был Вандрис), погасли. Когда катер начинает крутиться, бешеная пляска звезд только отвлекает и укачивает.

— Дисплей, остановить движение. Дисплей, связать указатель с рукоятями управления. Дисплей, указатель наведен на цель. Дисплей, связать гирогоризонт с целью под указателем. Дисплей, возобновить движение. Дисплей, связать рукояти управления с маневренными двигателями.

Этими командами Сула соединяла указатель на экране с рукоятями управления, привязывая яхту Блитшартса к искусственному горизонту — оранжевой разметочной сетке на экране. Последний сразу же начал танцевать на экране, послушно повторяя движения яхты.

Затем она приказала искусственному горизонту сжаться до оранжевой полосы на экране, направленной точно на указатель, с которым его теперь нужно было совместить.

— Дисплей, — скомандовала она, — обратить угол. — Тут же перспектива изображения изменилась, и на экране осталась только безумная пляска гирогоризонта. Ничто на дисплее не отвлекало ее, ни один корабль не крутил носом, угрожая ей столкновением. Все, что от нее теперь требовалось: это привести движение катера в соответствие с пляской гирогоризонта и двигаться вдоль оранжевого ковра, пока не уткнется в «Скакуна».

И еще, конечно, не угробиться самой. Это обязательно.

Только тут Сула наконец осознала, что решилась сделать вторую попытку, и удивилась, как сумела этого не заметить. У нее были все мыслимые оправдания, если бы она отступила, — к тому же не было никаких оснований полагать, что капитана Блитшартс жив, — а опасность угробиться была более чем реальной.

Только очень осторожно, подумала она. Очень осторожно.

— Кадет Сула — диспетчерскому управлению. Собираюсь сделать вторую попытку.

Едва закончив передачу, она протянула руки к рычагам управления и быстро — пока не передумала — активизировала двигатели. На сей раз она не будет тратить время, последовательно вводя раскачивание после вращения и добавляя к ним биения траектории; она задаст все три типа движений сразу. Не думай об этом, приказала она себе, просто сделай.

Сразу же закружилась голова. Отяжелели щеки и губы, костюм опять обжал руки и ноги. Она вцепилась глазами в танцующую оранжевую полоску, сосредоточившись на одной задаче — прекратить ее бешеную пляску.

Теперь оранжевая полоса перемещалась только в двух измерениях. К горлу подступила разъедающая горечь, но усилием воли ей удалось загнать ее обратно. Теперь гирогоризонт раскачивался только в одной плоскости, подпрыгивая вверх-вниз как буек на волнах, но вот ей удалось утихомирить и это раскачивание. Желудок попытался выбраться через рот наружу, и пришлось потратить несколько секунд на подавление бунта плоти.

— Дисплей, обратить угол. — Это был уже не приказ, но мольба о помощи. Угол зрения внезапно изменился, и перед ней в черной пустоте возник неподвижный «Черный Скакун» с оранжевой полоской, прикрепленной к корме. Она надавила на рычаги, и яхта начала приближаться. По ее щекам катились слезы, выдавливаемые из глаз отчаянной перегрузкой, и краем сознания она порадовалась, что эти слезы не могут помешать ей смотреть на виртуальный дисплей, горящий перед ее мысленным взором.

А вот перегрузка может. Оранжевая полоса светилась уже не так ярко, как раньше. Все темнело перед глазами. Она уже с трудом различала черный нос «Скакуна», приближающийся к ней. Она притормозила, надеясь приостановить свой катер, и когда перед глазами все окончательно померкло, выкрикнула: «Выбросить кошки!»

Корпуса яхт и катеров флота сделаны из плотного пластика, усиленного для прочности продольными тяжами углеродистых полимеров, — и поэтому на них не действуют магнитные присоски. Но вдоль корпуса проходят размагниченные железные полосы, отклоняющие потоки радиации, и за них можно уцепиться кошками.

Корпуса судов соприкоснулись с оглушительным гулом, и вслед за этим в наушниках раздался писк, показавшийся Суле волшебной музыкой, — сигнал того, что кошки закрепились на корпусе яхты. Она снова схватила рычаги управления двигателями, пытаясь утихомирить пляску двух судов, соединенных теперь в одно целое.

— Дисплей, удалить гирогоризонт! Дисплей, показать плоскость эклиптики! — Сула едва смогла выдавить из себя эти слова. Два судна весят больше, чем одни катер, и ими куда тяжелее управлять. Она едва различала плоскость эклиптики, хотя изображение подавалось прямо на зрительный центр ее мозга, зеленая сетка так и металась взад и вперед…

Пытаясь справиться с раскачивающейся махиной, она вдруг с ужасом осознала, что к пассивному сопротивлению вцепившихся друг в друга кораблей добавилось кое-что еще — на «Скакуне» снова заработали двигатели. Блитшартс сопротивлялся ей. Она пришла в ярость. Она отчаянно боролась с этой бешеной качкой, стараясь не потерять сознания, но в глазах все темнело… К горлу подступил вопль, в который она вложила все свое отчаяние и ужас.

Корабль дрожал и стонал, перегрузка начинала сказываться и на нем. И тут Сула радостно вскрикнула, поняв, что к ней снова вернулось зрение, а плоскость эклиптики просто вращается вокруг нее, а не пляшет во все стороны… Она толкнула рычаг от себя, чтобы остановить вращение, и смешанный с усталостью триумф теплом разлился по ее телу, когда зеленая координатная сетка остановилась, ровным ковром заполнив все пространства от нее до горизонта.

Яхта Блитшартса сделала последнюю попытку включить двигатели, но Сула легко подавила эту попытку восстания, чувствуя только легкое раздражение.

Отключив наконец виртуальный дисплей, она первым делом была вынуждена потрясти головой, чтобы убрать пот и слезы, заливающие ее глаза. Перебарывая усталость и позывы желудка к тошноте, она включила диагностер. Никаких повреждений, корпус без трещин, утечек антиматерии нет.

Она отбросила шлем и с наслаждением вытерла лицо. Рот разъедала кислота, и она жадно ухватилась за патрубок с водой. Может быть, теперь желудок наконец успокоится.

Приведя лицо в порядок, она склонилась к передатчику.

— Кадет Сула — диспетчерскому управлению. Стыковка завершена. Оба судна стабилизированы. Сейчас я подберусь к люку «Черного Скакуна» и попытаюсь войти внутрь.

Выключив передатчик, она посидела немного, дожидаясь, пока уймется головокружение и уляжется буря в животе. Затем она отсоединила кошки, перевернула катер «головой вниз» и повела его вдоль корпуса яхты, чтобы состыковать корабли верхними люками.

Снова пристегнув шлем скафандра, Сула нажала кнопку передатчика:

— Это опять кадет Сула. Я встала люк к люку с «Черным Скакуном». Попытаюсь перейти на яхту.

Она включила камеру на шлеме, чтобы в диспетчерском управлении могли видеть то же, что видела она, отстегнулась от амортизационного сиденья и, невесомая, поплыла через рубку. Стараясь не задеть ногами панель управления, она перекувырнулась, откатила щит радиационной защиты, закрывающий выход из рубки, и скользнула в коридорчик, ведущий к шлюзовой камере. Задраив за собой внутреннюю дверь, она зажгла фонарь на шлеме и приказала внешней створке люка открыться.

Люк послушно откатился, и она оказалась прямо перед верхним люком яхты Блитшартса. Подплыв к нему, она поглядела на индикаторы и приказала люку открыться.

Команда тут же была выполнена. Сула подтянулась на руках и проникла в шлюзовую камеру «Скакуна», уперлась ногами в стенки шлюзовой камеры и надавила на рычаг, открывающий люк, ведущий вовнутрь яхты. Тот не сдвинулся с места. Тревожно завыли аварийные индикаторы. Сула поглядела на дисплей шлюзовой камеры и ошеломленно вздрогнула.

— Управление, сообщаю, что проникновение может занять какое-то время, — проговорила она. — Там внутри вакуум.

Глава 3

Сердце Сулы болезненно сжалось. Она знала, что увидит внутри.

Первым делом она отключила аварийный сигнал.

— Сейчас мне придется закрыться в кессоне и сбросить давление, — сообщила Сула тем, кто следил за ее действиями. — Закрытый люк помешает передаче, поэтому я сделаю запись и перешлю ее вам позже.

Она закрыла за собой люк яхты и прислушалась к шипению выходящего в вакуум воздуха. Звук делался все тише по мере того, как пустел кессон. Сула опять уперлась ногами в стены шлюзовой камеры и дернула за рукоятку люка. Внутренний люк молча открылся наполовину и застыл.

В отличие от флотского катера на «Черном Скакуне» люк открывался прямо в рубку. Просунув шлем за край комингса, Сула могла видеть амортизационное сиденье Блитшартса и висящий на ремешках рядом с ним шлем. Левая рука Блитшартса парила над панелью управления двигателями, как будто он до сих пор был готов пустить корабль в пляс.

Сула повернулась всем телом, чтобы осветить налобным прожектором остальную часть рубки, и невольно вздрогнула.

Интерьер кабины был выполнен безукоризненно, все было спланировано специально для Блитшартса, подогнано под размеры его тела и окрашено в его любимые цвета, кремовый с элементами красного, зеленого и желтого. Но сейчас рубка была разворочена — как будто кто-то прошелся по ней с кувалдой в руках. Панели управления и даже стены были покрыты царапинами и выбоинами, и даже некоторые индикаторы, сконструированные специально для использования в условиях перегрузки, были поломаны.

Хуже того, повсюду были клочья волос, а на экранах виднелись пятна недвусмысленного вида — это была кровь! Сула в ужасе пыталась сообразить, кто бы мог убить Блитшартса. Кто зарезал его — и чем? Непонятно, как вообще удалось устроить такой погром.

Она попыталась рывком отворить люк и почувствовала, как что-то мешает ей сделать это. Что-то сорвалось с места и застряло за люком, мешая теперь открыть его до конца.

Сула на ощупь просунула в люк руку, одетую в неуклюжую перчатку скафандра. Сначала под рукой было пусто, и ей пришлось изогнуться дугой. Двигаться в скафандре неудобно, избитые перегрузкой мускулы отчаянно стонали. Она сопела, пот опять заливал лоб и глаза. Наконец она нащупала то, что заклинивало люк, — оно было влажным, покрытым шерстью и кровью и мертвым, безнадежно мертвым.

Пес Апельсин. Хотя непросто было признать собаку в этой раздавленной груде окровавленного мяса — видно, его швыряло о стенки рубки при каждом повороте яхты, и жестокие перегрузки, следующие одна за другой, превратили его в отбивную.

Это его тело разгромило интерьер рубки, разбило рукояти управления и вымазало стены кровью. Это оно включало маневренные двигатели, обрушиваясь на панель управления, и вызывало своими движениями беспорядочное движение лодки.

Увидев, во что превратился Апельсин, Сула поняла, что Блитшартс тоже мертв. Капитан лежал, пристегнутый к амортизационному креслу, с забралом шлема, открытым окружающему вакууму. Лицо Блитшартса, хоть и было забрызгано собачьей кровью, осталось невредимым — его защищал шлем. На нем застыла болезненная гримаса обиды. Видно было, что он уже давно мертв.

Говорят, что смерть от гипоксии легка, что страдающий от недостатка кислорода мозг впадает в эйфорию и в последние мгновения умирающий испытывает блаженство.

Но Сула помнила другое. Она-то помнила, как корчится задыхающееся тело, как пятки выбивают судорожную дробь, как отчаянно сокращается диафрагма, заставляя работать измученные легкие…

Она помнила, как ревела в подушку, под которой боролась за жизнь ее подруга. Помнила пружинистую мягкость подушки, упругой, как человеческая плоть. Подушки, которую Сула прижала к лицу подруги, чтобы прикончить ее.


К началу следующей смены командующий Эндерби отозвал Мартинеса из диспетчерского управления, но разрешил ему следить за спасательной операцией, когда он не будет занят своей обычной работой по флотским коммуникациям.

И вот он глядел на экран, где Кэролайн Сула тормозила, выравнивая скорость своего катера по «Черному Скакуну», как она приближается к кувыркающейся яхте.

Он немного надеялся, что она не станет пытаться провести стыковку. Ему не хотелось, чтобы из-за его идеи кто-нибудь погиб.

А потом пришло сообщение, адресованное лично ему. Сула, которая выглядела ослепительно прекрасной даже за стеклянным шлемом скафандра, произнесла: «В такие фигуры мне еще ничего не случалось вводить». Она хмурила при этом брови, а в ее зеленых глазах плясали чертики.

Мартинесу казалось, что он удержался от смеха, но, поймав взгляд Эндерби, понял, что выдал себя, и поспешно надел на себя маску непроницаемой серьезности.

Лицо Сулы исчезло с дисплея, и Мартинес стал отслеживать по телеметрическим сообщениям, как она работает маневренными двигателями, пытаясь синхронизировать движения своего катера с бултыханиями яхты. Его руки невольно подергивались, пытаясь ухватиться за рукояти управления катера. А когда двигатели «Скакуна» зажглись и яхта стала наваливаться на катер Сулы, словно огромный кит на рыболовецкую лодку, его сердце чуть не выскочило из груди. Уходи, уходи, отчаянно твердил он про себя, в ужасе глядя на столкновение. Он перевел дыхание только после того, как Сула высвободилась и выровняла свое судно.

«Я попробую еще раз». Она неплохо выглядела в вакуумном скафандре, но бесенят в глазах уже не было — она уже поняла, что дело ей предстоит нешуточное. Мартинес не мог решить, восхищаться ли ее отвагой или прийти в отчаяние от этой безрассудной глупости.

Но нужно было признать, что она прекрасно справилась с заданием — на этот раз быстрее, она училась прямо на ходу, и на этот раз судно заплясало сразу в трех плоскостях. Потом стыковка, борьба с инерцией раскачивающейся яхты и, наконец, триумфальный полет двух кораблей, летящих вместе сквозь безмолвную пустоту космоса.

Мартинесу хотелось завопить от восторга и пуститься в пляс. Он даже поглядел на Эндерби, словно ждал его позволения, — но господин командующий молча сидел за своим столом, слегка нахмурившись, глядя на настольные дисплеи, а что на них было, Мартинес не видел. Похоже, пляска не входила в его сегодняшнюю программу.

Следующее сообщение Сула надиктовала, лежа на амортизационном кресле, измученная, с прилипшими к потному лбу прядями чудных золотых волос. Можно было представить, какую битву она только что выдержала. Но зато ее глаза снова блестели, и ее взгляд был взглядом победителя.

— Попытаюсь перейти на яхту.

Битва осталась позади, теперь осталось только забрать приз.

Сообщение о том, что в рубке Блитшартса нет воздуха, не особенно поразило Мартинеса. Он и не надеялся, что яхтсмен окажется живым.

Из-за закрытого люка передачу вести было невозможно, и между этим сообщением и следующим прошло какое-то время.

— Блитшартс и его собака мертвы, — Сула снова была в рубке своего катера, теперь она висела прямо перед камерой передатчика. — У него образовалась протечка в корпусе, стекло шлема он поднял, а все аварийные сигналы отключил. Я полагаю, в ходе гонки естественно отключать сигнализацию — аварийное сближение, превышение перегрузки и все такое, — и когда сработал датчик разгерметизации, он, наверное, выключил звук, даже не посмотрев на надпись. И еще он как-то выпустил собаку из амортизационного кресла, но я думаю, он тогда уже потерял сознание — видимо, это случилось как раз перед первым длительным ускорением, — Она пожала плечами, но в скафандре этот жест выглядит не слишком убедительно. — Присоединяю к этой передаче запись, сделанную на борту «Черного Скакуна». Кадет Кэролайн Сула, конец отчета.

Мартинес зачарованно глядел на нее. Кадет Сула, диктующая это сообщение, была не похожа на ту женщину, которую он видел на экране до этого. Она не была похожа ни на шаловливого кадета, ни на усталого воина-победителя, скорее она выглядела потерянно… она казалась одновременно и старше, и младше своего возраста. Старше потому, что выглядела измученной, почти больной. А младше — из-за беспомощного выражения во взгляде, делающего ее похожей на обиженного ребенка.

Может быть, она верила, что найдет Блитшартса живым, гадал Мартинес. А может быть, она знала или даже любила его…

Ему захотелось еще раз просмотреть последнее сообщение, чтобы получше разобраться, почему она так болезненно восприняла случившееся.

— Лейтенант Мартинес, — позвал его Эндерби.

Мартинес вздрогнул:

— Что, господин командующий?

— Пожалуйста, передайте кадету Суле мои поздравления с успешным завершением маневра. Она проявила и ловкость, и отвагу.

Мартинес ошеломленно смотрел на Эндерби.

— Да, господин командующий.

— Я решил наградить ее медалью «За заслуги»… — Эндерби подумал. — Второго класса. Пожалуйста, подготовьте мне необходимые документы к концу этой смены.

— Так точно, господин командующий.

Так, значит, Эндерби все время следил за происходящим, понял Мартинес. И просматривал все сообщения, как всегда невозмутимо сидя за столом.

— Подготовьте материалы для публикации во «Флотских Новостях», — продолжал Эндерби, — и дайте мне их просмотреть.

— Слушаюсь, господин командующий.

— Да, и еще.

— Что именно, милорд?

— Пожалуйста, укажите кадету Суле на неуместность одного из ее замечаний. В официальных сообщениях не место легкомысленным шуткам.

— Слушаюсь, господин командующий.

Мартинес вдруг понял, что ему и вправду будет недоставать старикана, когда того не станет.


Эндерби рано отпустил домой Мартинеса и Гупта, чтобы успеть на футбольный матч между командами «Славы праксиса» и «Истины праксиса», двух ведущих линкоров флота метрополии.

Мартинес и сам частенько посещал футбольные матчи, но сейчас ему хотелось только встать под душ и нырнуть сразу после этого в постель, а если подумать — то еще выпить немного, чтобы расслабить желваки на мускулах. Выходя из штаба, он завернул в клуб младших офицеров и натолкнулся там на Арта Абаша, подкреплявшегося перед сменой в диспетчерском управлении. Абаша увидел его уже у входа и усиленно замахал рукой, так что Мартинес взял себе стул и направился к нему, морщась на ходу от боли в ногах, натруженных чужеземными сиденьями в диспетчерской.

— Взять тебе выпивку?

— Спасибо, Арт. Сейчас я не отказался бы пропустить по стаканчику.

Перед Мартинесом возник стакан красного вина. Это были знаменитые штабные стаканы с белым керамическим ободком под цвет столиков бара, украшенные к тому же полосками того самого светло-зеленого цвета, что и ковер, — считалось, что на фоне этих, цветов особенно выигрышно смотрится темно-зеленая форма офицерских мундиров.

— Ты меня слышишь, Гари? — в голосе Абаша была странная неуверенность.

Мартинес поднял глаза от стола:

— Что, Арт?

Абаша усмехнулся.

— Не знаю, раздражает ли тебя это — по мне, так это просто забавно, — но ты, похоже, стал знаменитостью.

Мартинес с трудом поднял слипающиеся веки:

— Я? Знаменитостью?

— Боюсь, что так. Ты помнишь, как вчера этот парень из «Спортивных новостей» позвонил в диспетчерское управление?

Мартинес поскреб двухдневную щетину.

— Кажется, его звали Панжит?

Абаша нервно хохотнул.

— Да, Панжит Сисс. Ты помнишь, мы были заняты до предела, и я собирался уже повесить трубку. Но он попросил оставить его на канале связи, и как выяснилось, я так и сделал. Автоматически. И он слышал все.

— Все, — повторил Мартинес, пытаясь вспомнить, не сказал ли он по ходу дела чего-нибудь лишнего.

— Все, вплоть до того момента, как моя смена кончилась и я ушел. «Спортивные новости» транслировали все, что мы делали.

— А цензоры не…

— Видимо, по ночам цензура не работает. А может быть, они смотрели футбол — ты же знаешь, Лоудстоун играл против Андирона.

Мартинес осторожно, словно дотрагиваясь кончиком языка до больного зуба, проговорил:

— Но я… то есть мы… мы же не говорили ничего такого…

— Да нет же, — рассмеялся Абаша. — Ничего такого, за что нас стали бы пинать. Ты правда действовал очень решительно, например потребовал у Кандинского проведения спасательной операции, даже не сообщив Эндерби о катастрофе.

Мартинес попробовал рассмеяться, но по сравнению со смехом Абаша его дребезжащий смешок выглядел недостоверно, а сам он судорожно пытался просчитать ситуацию.

Знал ли об этом Эндерби? Если и не знал, кто-нибудь должен был сказать ему об этом. Но конечно же, Эндерби уже знает, что кто-то обратился к Кандинскому с просьбой о спасательных действиях.

Если только в это дело не сунули нос его информаторы. Если только кто-то не толкнул его локтем во время футбольного матча и не сказал дружески:

«Право же, Эндерби, вы даете своим подчиненным слишком много свободы».

Но кто-то должен был это сделать. Флот плавает не только в звездной пустоте, но в первую очередь в море слухов, сведений, домыслов, сплетен, интриг и заговоров. Не прикладывая к этому особых усилий, Мартинес тем не менее был в курсе множества секретов, некоторые из которых (если только они были правдой) были просто леденящими кровь. Но ведь в том-то и дело, что не важно, являлись ли они правдой или нет, достаточно было того, что весь флот знал их. Было известно, что командующий флотом наксидов Точвин, разочаровавшись в сыне, отрубил своему наследнику голову и съел его; было известно, что командующий эскадрой Рэн время от времени приказывает своим кадетам связать его и высечь, а что до жены Эндерби… ну, о ней тоже было известно многое…

То, что у Мартинеса были веские основания не верить всем этим историям, ничего не меняло: во флоте всегда рассказывали истории про флот, и истории эти, как правило, были мрачноваты. Флоту были нужны подобные рассказы, и вот вам еще один: про то, как господина командующего Эндерби выставил идиотом один из подчиненных.

Мартинесу всегда хотелось сделаться героем какой-нибудь истории, но все-таки не такой.

Он чувствовал, что его карьера, в последнее время начавшая ускользать из рук, теперь решительно повернулась к нему спиной.

Но печалиться всерьез сейчас не было сил. Он слишком устал для этого.

Попрощавшись с Абаша, Мартинес взял такси, добрался до квартиры, которую снимал в верхнем городе, сбросил на пол одежду, предоставив наводить порядок ординарцу, и рухнул в постель.


Ординарец разбудил его в положенный час, и Мартинес, кряхтя, поднялся к завтраку. Лейтенантам полагалось два прислужника, оплачиваемых флотом, — флот привык проявлять щедрость к офицерам, — но неизбалованному Мартинесу хватало одного. Его слугу звали Хал ид Алихан, старший оружейник с тридцатилетним стажем. Когда списывали на берег команду старого «Кризиса», Мартинес избавил его от перспективы отставки, взяв к себе. Это был высокий, сдержанный мужчина с проседью в волосах, с изогнутыми усами и эспаньолкой, какие были в моде среди старшин и прапорщиков флота.

Алихан был неплохим слугой: следил за чистотой, держал в порядке форму Мартинеса, хотя готовил средненько, а манеры и выговор оставляли желать лучшего. Но дело было не в этом — для приемов Мартинес всегда мог нанять более элегантного слугу. А вот три десятка лет, проведенных в оружейных отсеках боевых кораблей, в гуще флотских передряг, неисчерпаемая кладовая бесценного опыта и флотской мудрости, которыми Алихан охотно делился с Мартинесом, — это было действительно неоценимым кладом.

Мартинес не знал никого, кто помнил бы больше флотских сплетен, чем Алихан.

— Вам пришло несколько сообщений, господин, — сказал Алихан, подавая утренний кофе. — Начали поступать еще вчера утром.

Слова Алихана напомнили Мартинесу о вчерашних тревогах, и он невольно поежился:

— Наверное, репортеры?

— Да, господин.

Алихан подал на завтрак овсянку и маринованного карпа. Желеобразная рыбина, зеленоватая в утреннем свете, упорно пыталась перевалиться через край тарелки Мартинеса.

— Я видел передачу про вас, господин, — сказал Алихан. — Когда вы не пришли домой, я включил видео — вдруг вас задержал какой-нибудь кризис.

— Ну и как, завлекательно? — спросил Мартинес, засовывая в рот ложку с овсянкой. Он привык завтракать, почти не просыпаясь, и редко обращал внимание на вкус того, что ел по утрам. Похоже, что сегодняшняя трапеза по вкусу мало отличалась ото всех предыдущих.

— Ну, — отозвался Алихан, — телевизионщики толком не знали, что делать с этим материалом, но для любого человека с опытом, — он имел в виду опыт службы во флоте, — для любого, кто понимает, что к чему, это было… — Он сделал решительный жест своей ручищей. — Это было захватывающе, господин. Очень любопытно.

— Будем надеяться, что господин командующий не слишком любопытен, — грубо отозвался Мартинес.

— Он может решить, что вы просто находка для корпуса, господин, — предположил Алихан. Впрочем, похоже было, что он, как и Мартинес, не слишком верит в это.

— Может, — согласился Мартинес, но тут же добавил: — Он наградил этого кадета, Сулу… но ничего не было сказано о том, чтобы наградить меня.

Маринованная рыба угрюмо колыхалась на тарелке. Мартинес допил свой кофе, и Алихан опять наполнил его чашку.

— Люди вами интересуются, — сообщил он. — Так вот.

— Я думаю, ничего плохого в этом нет. Но для корпуса это не играет особой роли.

— Но эти люди могут быть, как бы это сказать… полезны для вас.

Что-то в голосе Алихана заставило Мартинеса выпрямиться.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Ну, — начал Алихан, — я припоминаю лейтенанта со старой «Славы», его звали Саласар. У них возникли проблемы с ракетной пусковой установкой во время учений — ракета перегрелась в стволе, от нее шло сильное гамма-излучение, она вот-вот могла взорваться… Саласар был командующим офицером, он принял на себя ответственность и удалил ракету из ствола — а это были старые пусковые установки семнадцатого калибра, господин, очень капризные и ненадежные, если их не вылизывать каждый день, а там этого не делали. И что же, следовательская комиссия рассмотрела это дело, и двух офицеров рангом выше Саласара разжаловали, а старшего оружейника и еще двух простых оружейников первого класса понизили в чине.

— Значит, дело было серьезное, — отозвался Мартинес. По его сведениям, оружейников довольно часто понижали в чине, но если они разжаловали двух пэров, вместо того чтобы просто назначить их на какую-нибудь незначительную должность, то можно быть уверенным, что они и вправду серьезно провинились.

— Из-за этого сорвались большие флотские учения, — объяснил Алихан. — Госпожа командующая Фанагия — старейшая в клане того Фанагии, который командовал эскадрой наксидов на Магарии, — была подвергнута позорному наказанию прямо перед старшим командующим флотом Эль-каем. И кроме того, мы же могли потерять «Славу». Уже было установлено, что в гибели «Поиска» повинна установка семнадцатого калибра, и предупреждения о ее ненадежности были разосланы по всему флоту.

— Понятно, — отозвался Мартинес. — И как это сказалось на Саласаре?

— Ну, его наградили, конечно, — герой дня и все такое. Он стал очень известен. Но я хотел рассказать о том, что он сделал со своей известностью.

Мартинес позабыл про завтрак.

— И что же он сделал? — спросил он.

— У него взяли интервью. И в этом интервью он обратил внимание на дисциплину во флоте, возросшую под командованием Фанагии, на выдающиеся достоинства своих начальников, упомянул о высокой квалификации инструкторов, учивших его обращаться с ракетными установками.

— Никого не забыл, — проворчал Мартинес.

— Он исхитрился представить дело так, что вместо позора для флота оно обернулось прославлением всего корпуса. Фанагия распорядилась присвоить ему капитан-лейтенанта, хотя он всего девять месяцев как был представлен к званию лейтенанта.

Мартинес решил, что совет Алихана стоит обдумать. Он многозначительно подмигнул Алихану.

— А что стало с Саласаром? Я никогда не слышал этого имени.

— Он умер, господин, умер через несколько месяцев. Получил слишком сильную дозу гамма-излучения.

По крайней мере, в этом Мартинесу повезло больше — под облучение он не попадал.

— Я не могу говорить с репортерами, не посоветовавшись с господином командующим, — отозвался Мартинес.

— Да, я бы советовал вам попросить у него разрешения на это, господин, — согласился Алихан.

— Но черт бы побрал Абаша! — решительно заключил Мартинес. — Это он во всем виноват.

Алихан воздержался от комментариев.

Мартинес снова обратился к завтраку. Если вдуматься, он был вполне ничего себе.

* * *
Эндерби разрешил Мартинесу общаться с репортерами, рассчитывая отчасти на то, что цензоры флота всегда успеют вырезать лишнее. Мартинес решил воспользоваться разрешением, когда командующего вызвали на собрание, а никаких дел, кроме контроля текущих сообщений, у него не было.

Мартинес поговорил с несколькими репортерами, пользуясь переговорным устройством в офисе Эндерби. Он сообщил им, что организовывал спасательную операцию, вдохновляемый примером командующего флотом Эндерби и других своих начальников. Эндерби следит за тем, чтобы флот метрополии был дисциплинирован и выучен, чтобы все было на высоте. Именно Эндерби можно сказать спасибо за то, что флот метрополии готов к любым неожиданностям.

— Мы должны благословлять праксис за то, что сферы компетенции у нас четко очерчены, — говорил он. — Я выполняю свою работу и ответственен перед господином командующим, а другие делают свое дело, отвечая за него передо мной. Когда я берусь за задание, я помню, что оно поручено мне господином командующим, и делаю все от меня зависящее, чтобы оправдать его доверие.

Репортеры слушали его и почтительно что-то записывали — хотя бы для того, чтобы предъявить записки цензорам. Они задавали вопросы про жизнь Мартинеса, про его семью. Но не меньше их интересовали и кадет Кэролайн Сула, и судьба собаки Апельсина. Они хотели знать, нельзя ли взять интервью у кадета Сулы.

— Я уточню этот вопрос, — ответил Мартинес. — Но я должен напомнить вам, что она все еще далеко отсюда. Едва ли у вас получится бойко побеседовать с человеком, до которого ваши вопросы идут целых полчаса да и ответы возвращаются не быстрее.

Он сообщил репортерам о Суле столько, сколько считал уместным, ни словом не обмолвившись о злосчастной судьбе ее родителей. Он передал им ее портрет, не сомневаясь, что он подогреет их интерес к ней — и едва ли дело ограничится чистым интересом.

А поглядев на портрет, на это чудное лицо, он и сам начал думать о кадете Суле. Она была там одна, на маленьком суденышке, на которое даже письма добираются чуть ли не с часовым опозданием. Одна, в обществе трупа…

О чем она думает сейчас, гадал он. Судя по ее последнему сообщению, где она выглядела такой утомленной и странно постаревшей, можно было предположить, что ей сейчас не слишком сладко.

Если она и думает сейчас о чем-то, рассудил он, то может быть, думает и о том, кого зовут Гарет Мартинес. Стоит послать ей сообщение.

Он потянулся к переговорному устройству.


Сула лежала в темной рубке и боялась уснуть. Она выполнила задание: успешно восстановила картину катастрофы, произошедшей на яхте, без проблем возвратилась на свой катер и отправила в диспетчерское управление короткий доклад об увиденном. Отцепив яхту, она удобно развернула катер, снова взяла «Черного Скакуна» на буксир и наконец запустила главный двигатель.

«Черный Скакун», потерявший управление, с погибшей командой, прицеплен к флотскому судну. Значит, он стал трофеем, собственностью флота. Ее дело — доставить его на Заншаа, где яхту, может быть, продадут, а скорее всего — отдадут какому-нибудь высокопоставленному флотскому командиру.

Внимательно наблюдая за состоянием магнитных захватов, Сула начала наращивать ускорение и с удовлетворением обнаружила, что, не растягивая тросы, может довести ускорение до половинной силы тяжести.

Половинную силу тяжести переносить легко, особенно после недавно перенесенных тяжелых перегрузок, от которых до сих пор ныли кости и болели мускулы. Она прикинула в уме, сколько займет перелет при ускорении в 0,5 g.

Тринадцать с половиной дней до середины пути, потом разворот и еще тринадцать с половиной дней торможения.

Двадцать семь дней провести одной, в тесноте.

После того как траектория была введена в компьютер, а двигатель зажжен, ей больше ничего не нужно было делать. И тогда память начала запускать в ее сознание холодные, неторопливые, как в кошмаре, щупальца…

Хуже всего было то, что она отлично понимала, что с ней происходит. Она сознавала, что вид бездыханного тела Блитшартса разбудил в ней воспоминания, которых она страшилась больше всего, воспоминания о прошлом, которое она изо всех сил пыталась похоронить, похоронить в самой глубине своего второго «я»… похоронить их там, как труп.

Впереди двадцать семь дней пути до Заншаа. Это время ей предстоит провести во мраке пустого пространства, наедине с мертвым человеком и ожившими воспоминаниями. Если бы можно было выбирать, то покойник был бы более приятной компанией.

Сула поразмыслила, не принять ли какое-нибудь снотворное, но ее страшил момент, наступающий перед тем, как лекарство окончательно подействует, волна темноты, застилающей беспомощное сознание.

Уж больно это напоминает удушье. Она снова и снова запускала диагностер, не затем, чтобы обнаружитьнеполадки — их не было, — а в надежде на то, что усталость от работы позволит ей забыться сном без сновидений. Конечно, это не помогло. Видимо, ей суждено было вспомнить былое.

Вспомнить о девочке, которую звали Гредель.

* * *
Самые ранние воспоминания Гредель были о том, как она прячется в темноте, а за тонкой дверью бушует яростная битва. Антоний вопит на Нельду, разносятся звуки оплеух, которые он отвешивает Нельде, треск мебели, сокрушаемой ударами о другую мебель или об стены.

Мебель Антоний вообще не жалел.

Гредель в отличие от многих других детей, с которыми она была знакома, встречала своего отца, и это был вовсе не Антоний. Она виделась с отцом дважды, когда он проездом оказывался в Фабах. Оба раза он давал Нельде денег, и тогда Нельда покупала для Гредель мороженого у Бонифация в Мараниках.

Гредель растила Нельда, потому что мать девочки, Эва, постоянно отсутствовала. Приезжая, Эва обычно привозила Нельде денег, но если Эва приезжала и с пустыми руками, Нельда ничего ей не говорила.

Эва и Нельда вместе ходили в школу. «Твоя мама была красавицей, — говорила Нельда. — Все ее любили. — Она глядела при этом на Гредель и вздыхала, поглаживая ее по гладким щечкам. — Похоже, что и с тобой будет та же беда. Слишком много людей будут любить тебя, да все не за то».

Нельда жила в Фабах, громадном квартале типовых жилых домов, похожих друг на друга как две капли воды, расположенном на берегу реки Иолы чуть ниже по течению, чем Мараники. В Фабах жили бедные люди, но по крайней мере на квартплату денег у них хватало. Те, у которых совсем не было денег, спали просто на улицах, пока их не забирали патрули и не отсылали работать в аграрные коммуны, которых было полно на материках Спэнии.

Правда, патрули не слишком часто заглядывали в Фабы, и иные ухитрялись околачиваться на улицах годами.

Мать Гредель, Эва, тоже провела немало времени в аграрной коммуне, не потому, что не имела денег, а просто она оказалась замешанной в какие-то дела отца Гредель. Его не арестовали, но ему пришлось на долгое время покинуть Фабы. Нельда говорила, что у отца Гредель были «связи», из-за которых патруль не арестовал его, но Эвы эти связи, видимо, не касались. «Кому-то приходится платить за все, — объясняла Нельда, — и люди решили, что на этот раз платить выпало твоей матушке».

А когда Гредель захотела понять, кто решает такие вещи, Нельда заявила, что это дело запутанное, а она и сама толком всего не знает.

Нельда работала электриком, и когда работа была, ей хорошо платили. Но чаще работы не было, и она зарабатывала на жизнь, втихаря подключая людей к электромагистралям.

Антоний, тот самый, кто грохотал и ревел и бил Нельду, был ее супругом. Но он не часто бывал дома, скитаясь из города в город, меняя одну работу на другую. А в Фабы он заворачивал, если работы совсем не было, и ему приходилось брать у Нельды деньги на выпивку. Когда он пил, благоразумнее было не попадаться ему на глаза.

Когда мать Гредель, Эва, вернулась из коммуны, где отбывала заключение, по ней нельзя было сказать, что она там сильно страдала, — Эва была по-прежнему златовласа и смугла, как и ее дочь, и по-прежнему прекрасны были ее зеленые с голубым огромные глаза. Она была замечательно одета — синее платье с высоким воротником, переходящим в великолепную, украшенную самоцветами сетку для волос, и подчеркивающая ее изящную фигуру юбка, дважды обернутая вокруг ее тонкой талии. Длинные, изящно закругленные ногти были выкрашены сине-зеленым, под цвет глаз. А запах от нее исходил такой, что Гредель хотелось застыть и только вдыхать его. Мать Гредель уже успела найти кого-то, кто мог позаботиться о ней.

Эва посадила Гредель на колени и осыпала поцелуями. Она рассказала Гредель, чем занималась в коммуне.

— Я делала еду, — объяснила она. — Растила злаки для наксидов и делала соевый творог для терранцев. Работа там вовсе не тяжелая, только скучновато.

Большая часть труда на фермах автоматизирована, рассказывала Эва. Людей там нужно совсем мало, потому-то в сельской местности пустовато, а большинство людей живут кучно в городах, по большей части таких же, как Фабы.

Гредель обожала мать, но пожить с ней вместе не удавалось. Тот человек, что заботился об Эве (а за последующие годы их сменилось несколько, все с какими-то «связями»), не хотел, чтобы рядом с ним крутились дети, а когда у Эвы никого не было, она не хотела брать к себе Гредель, потому что так труднее было найти следующего мужчину.

Гредель не особенно расстраивалась, что никак не может подолгу бывать с матерью. Ей неплохо жилось у Нельды, а приезды Антония случались не так уж и часто. У Нельды было два собственных ребенка, мальчик и девочка, и кроме того, у нее на попечении жил еще сын ее друзей, которого звали Яков. Нельде нравилось, когда вокруг нее толклись дети. Она заботилась о том, чтобы все дети были накормлены, одеты и исправно посещали школу.

Школу Гредель любила за то, что там можно было узнавать про другие части мира, не похожие на Фабы. Она часами просиживала за экраном и в школе, и дома, работая с учебными программами, проходя материал, изучаемый в классе, или просто глядя на что-нибудь интересное.

Кроме того, если тихо сидеть за экраном, Антоний может и не обратить на тебя внимания.

Как-то раз она натолкнулась на картинку македонской арки с тройными башнями. Ее поразило это зрелище: настолько внушительная, мрачная архитектура арки отличалась от того, что окружало ее в Фабах. Даже на Мараники это было совсем не похоже.

Она перевела дисплей в трехмерный режим и внимательнее вгляделась в изображение башен, украшенных бельведерами, словно сделанными из белой глазури, и на ниши под ними, в которой стояли македонские колоссы.

Колоссы, как она с удивлением узнала, были терранцами. Луи XIV, читала она подписи. Генри VIII, Марк Порций Катон, Ши Хуанджи, Владимир Ленин, Александр, сын Филиппа, Мао Цзедун, Марк Аврелий, Конфуций… Все это были герои Земли, которые еще до прихода шаа привнести в жизнь что-то подобное праксису, который, конечно же, был самой совершенной из мыслимых форм правления.

Она узнала, что Земля называлась также Терра — это слово значило то же самое в одном из мертвых языков планеты — видимо, когда-то на Земле было множество языков, из-за чего, должно быть, ее обитателям, было непросто поговорить друг с другом. Именно с Земли пришли когда-то ее предки.

Она увлеклась Землей. Это была не слишком значимая планета в империи шаа, потому что межпространственные тоннели, открывающиеся возле нее, вели в далекие и бесперспективные области, но на планете и в ее окрестностях до сих пор жили биллионы терранцев. Причем большинство из них, как с разочарованием выяснила Гредель, жили в поселениях, больше напоминающих Фабы, чем македонскую арку, но в то же время там до сих пор существовали древние города, великие и прекрасные — Византия, Нанкин, Сасоо, Лима…

Гредель поглощала все, что могла найти про Землю. Она знала преемственность династий Китая, выучила имена королей Франции и легко могла отличить фальконет от демикульверина. Она даже выучилась говорить с земным акцентом, просматривая видеозаписи с земными людьми. В очередной раз навещая дочь, Эва была поражена тем, что ее маленькая девочка говорит о придворных Капета так же запросто, как о своих соседях.

Друзья стали называть ее Землянкой. Сомнительный комплимент, но Гредель это не волновало. История Земли была по крайней мере не менее интересна, чем то, что происходило вокруг нее в Фабах.

Но пришло время, и ее интерес к земной истории угас, поскольку начало сбываться предсказание Нельды.

Гредель подрастала и делалась — как говорили — все прекрасней. И, как и предсказывала Нельда, ее любили, да все не за то.


— Привет, Землянка! Я нашел кое-кого, с кем тебе стоит встретиться!

Кремень был возбужден. Как всегда. Он был подручным Хромуши, и на его счету уже было похищение груза, пришедшего морем в мараникский порт, и его реализация через каналы Хромуши в Фабах. На нем были мягкие войлочные сапоги, дутая куртка с рядом маленьких звонких колокольчиков, звеневших, когда он двигался, и круглая пластиковая шапка без полей, форма, которую носили все люди Хромуши, когда хотели быть позаметнее.

Гредель вошла в комнату, опираясь на руку Хромуши. На этот раз он одел ее в платье из короткошерстной кожи кантарана, красоту которого подчеркивали белые сатиновые манжеты и воротник, крупные белые глиняные побрякушки, инкрустированные золотом, и сверкающие пластиковые сапожки на высоких каблуках. Последний крик моды — по крайней мере так считали в Фабах.

Хромуша любил делать покупки для Гредель. Он раза два, а то и три в неделю водил ее по магазинам и покупал ей новое платье.

Свое прозвище Хромуша заработал давным-давно, потому что прихрамывал при ходьбе. Заработав денег, он первым делом исправил этот дефект, и к тому моменту, как Гредель встретилась с ним, он уже рассекал, как подобает принцу, ступая подчеркнуто неторопливо, словно шагал по рисовой бумаге и старался не порвать ее. Хромуше было всего двадцать пять лет по исчислению шаа, но он уже обзавелся сетью посыльных, и у него были связи, выводящие его в конце концов прямо на пэров, ответственных за порядок в таких местах, как Фабы. У него были миллионы, припрятанные в виде наличных в надежных местах, три особняка и полдюжины небольших магазинов, в которых сбывалось добро, приобретаемое его шайкой.

А еще у него была семнадцатилетняя девушка, которую звали Землянкой.

Хромуша предлагал поселить ее в особняке, но Гредель пока осталась жить с Нельдой. Она не могла сказать точно сказать почему. Может быть, Гредель полагала, что сможет защитить Нельду от нападок Антония. А может быть, потому, что, поселившись в принадлежащем Хромуше доме, ей пришлось бы проводить там все время, поджидая, когда он захочет заглянуть к ней. Она не сможет никуда уйти из страха, что он зайдет и рассердится, не застав ее на месте; и пригласить к себе друзей она не сможет, потому что, застав их у нее, он может просто сойти с ума от ярости.

Именно так жила Эва, поджидая в каком-нибудь особняке, пока к ней не заглянет какой-нибудь мужчина. И именно из-за этого Эва не могла видеть свою дочь, когда хотела. А Гредель хотелось жить иначе. Она не представляла себе, как этого добиться, но она была наготове, поджидая своего шанса.

Гредель по-прежнему посещала школу. И каждый день, когда она выходила из школы, ее поджидал в автомобиле Хромуша или кто-нибудь из его парней, готовых отвезти Гредель туда, где он ждет ее.

То, что она ходит в школу, Хромушу сильно забавляло. «Я вожусь со школьницей», — смеялся он, а иногда даже сам сажал ее делать домашние задания, когда ему приходилось отправляться со своими парнями на какое-нибудь дело. Но в целом времени на учебу оставалось немного. Ее оценки становились все хуже, и дело шло к тому, что она могла вылететь из школы, так и не успев ее окончить.

В тот вечер, накануне праздника весны, Хромуша повез Гредель на вечеринку во дворце Панды. Панда был одним из подельников Хромуши, он занимался доставкой и распространением добычи. Он навел Кремня и его ребят на склад с вином, доставленным с Кавадо, и лекарствами, предназначенными к поставке во флотский госпиталь на кольце Спэнии. Продать импортное вино оказалось непросто, в Фабах было не так уж много магазинов, торгующих таким изысканным товаром, зато лекарства бойко расходились по каналам Панды, и все пребывали в праздничном настроении.

— Давай, Землянка! — тянул ее Кремень. — Тебе обязательно надо на нее поглядеть!

Гредель с тревогой заметила, что все присутствующие на вечеринке смотрят на нее и глаза у них блестят не только от выпитого за вечер. Эти взгляды явно что-то предвкушали, и это ей не понравилось. Гредель выпустила руку Хромуши, выпрямилась — она не хотела казаться испуганной — и пошла за Кремнем.

— Землянка! — звонко произнес Кремень. — Это Кэроль! — Он возбужденно подпрыгивал на месте, и перед тем как повернуть голову туда, куда он указывал, она подарила его долгим холодным взглядом, чтобы он почувствовал, что ведет себя уже недопустимо.

Когда наконец Гредель повернулась в указанном направлении, ее первой мыслью было: «Как она прекрасна». И только после этого сообразила, чем поразило ее лицо этой девушки.

— Ух ты, — проговорила она.

Кэроль поддразнивающе улыбнулась ей. У нее были длинные золотые волосы, зеленые глаза и гладкая кожа цвета сливок…

— Она твоя двойняшка! — чуть не вопил Кремень. — Ты скрывала от нас, что у тебя есть сестра-двойняшка!

Гредель смотрела на девушку так изумленно, что все вокруг рассмеялись, но Кэроль только поглядела ей в глаза и спросила:

— Ты и вправду с Земли?

— Нет, — ответила Гредель, — я здешняя.

— Помоги мне построить пирамиду.

Гредель пожала плечами:

— Почему бы и нет?

На Кэроль были короткое платье, поношенная куртка с черными металлическими пряжками и высокие сапоги до колен — смотрелось это солидно. Она стояла перед обеденным столом и аккуратно собирала хрустальные бокалы в пирамиду.

— Я как-то раз видела, как это делается, — пояснила она. — Льешь вино в бокал, стоящий на вершине, а то, что переливается через края, заполняет остальные. Если все сделать правильно, все бокалы наполнятся и не прольется ни капли вина.

Говорила Кэроль нарочито не спеша, как пэры или богатые люди, которых показывают по телевизору.

— Как бы нам не устроить тут болото, — засомневалась Гредель.

— Что за беда, если и устроим, — пожала плечами Кэроль.

Когда пирамида была готова, Кэроль скомандовала Кремню открывать бутылки. Это было то самое вино, которое увели со складов в мараникском порту, цвета светлого серебра, в бокалах оно казалось ртутью.

Кэроль начала аккуратно разливать вино, но, как и предсказывала Гредель, налила огромную лужу, драгоценное вино струями полилось со стола на ковер. Похоже, Кэроль находила это забавным. Наконец все бокалы были наполнены, и она отставила бутыль и позвала всех к столу. Аплодируя, гости разобрали бокалы, и комнату наполнили смех и тонкий звон стекла о стекло. Налито было до краев, и на ковер обрушился новый водопад вина.

Кэроль взяла один бокал себе, второй сунула в руку Гредель, потом взяла себе еще один и устроилась с Гредель на софе. Гредель осторожно глотнула вина — было в его вкусе что-то заставляющее вспомнить о весенних полях, о свежести растущих трав и деревьев. Такого вина ей раньше пробовать не приходилось.

Слишком соблазнительный вкус для алкогольного напитка. Второго глотка она не сделала.

— Итак, — начала Кэроль, — мы родственники?

— Не думаю, — отозвалась Гредель.

Кэроль одним глотком отпила половину бокала:

— Не бывал ли твой па на Заншаа? Готова ручаться, что моего сюда никогда не заносило.

— Я лицом в маму, а она никогда нигде не бывала, — ответила Гредель. И, внезапно осознав смысл слов собеседницы, подалась вперед:

— Так ты с Заншаа?

Кэроль поджала губы и едва заметно пожала плечами. Гредель решила, что это значит «да», и спросила:

— А где родители?

— Их казнили, — ответила Кэроль.

Гредель примолкла.

— Мне очень жаль, — вымолвила она наконец. Видимо, родители Кэроль тоже имели разные связи. Понятно теперь, почему она оказалась в этой компании.

— А мне-то как! — беззаботно хохотнула Кэроль, тут же прикончила вино, оставшееся в первом бокале, и сразу отпила глоток из второго. Потом она подняла глаза на Гредель:

— Может быть, ты слышала о них? Семейство Сула?

Гредель попыталась вспомнить кого-нибудь из известных людей с такой фамилией, но не смогла.

— Извини, но не помню, — ответила она.

— Понятно, — отозвалась Кэроль, — Это на Заншаа фамилия Сула что-то значила, а здесь, в провинции, о них и слышно не было.

Кэроль Сула прикончила второй бокал, взяла из пирамиды еще два и разом осушила их, а потом поглядела на Гредель.

— Ты пить-то собираешься?

— Я не пью помногу.

— Почему?

Гредель подумала.

— Не люблю быть пьяной.

Кэроль пожала плечами:

— Резонно. — Она допила вино из бокала Гредель и поставила его на соседний стол, рядом с остальными. — Не то чтобы я любила быть пьяной, — объявила она, словно только сейчас придя к этому выводу, — но я ничего не имею против этого. Вот чего я действительно не люблю, — добавила она уверенно, — так это стоять на месте. Не двигаться. Не изменяться. Я сразу начинаю скучать. Нет ничего хуже покоя.

— Похоже, сейчас ты попала куда хотела, — отметила Гредель.

Нос у нее острее, чем у меня, думала Гредель. И кожа не совсем такая. На самом деле она не так уж на меня и похожа. Но пари готова держать, ее куртка мне бы пошла.

— Ты живешь где-то здесь? — спросила Гредель.

Кэроль покачала головой.

— В Мараниках.

— Хотела бы я жить в Мараниках.

Кэроль изумленно уставилась на нее.

— Почему?

— Потому что это… не здесь.

— Мараники просто дыра. Глупо хотеть попасть туда. Если уж мечтать, то о Заншаа. Или о Сандамаре. Или об Эсли.

— Ты там бывала? — замирая, спросила Гредель. Она почти надеялась услышать в ответ «нет», потому что знала, что ей самой никогда не попасть в эти места, даже в Мараники она сможет перебраться только по очень большому везению.

— Бывала, когда была маленькой, — сказала Кэроль.

— Хотела бы я жить в Византии, — сказала Гредель.

Кэроль опять внимательно поглядела на нее.

— А где это?

— На Земле. На Терре.

— Терра просто дыра, — отрезала Кэроль.

— А я хотела бы попасть туда.

— Пожалуй, это все же лучше, чем Мараники, — решила наконец Кэроль.

Кто-то включил танцевальную музыку, и Хромуша пригласил Гредель на танец. Еще несколько лет назад он не мог нормально ходить, но теперь сделался хорошим танцором, и Гредель нравилось танцевать с ним, выделывая сложные па во время быстрых танцев и приникая к нему, когда музыка замедляла свое течение.

Кэроль тоже танцевала то с одним парнем, то с другим, но Гредель видела, что она не умеет толком танцевать, а просто подпрыгивает вверх-вниз в руках партнера.

Но через некоторое время Хромуша отошел побеседовать о делах с Ибрагимом, парнем, который вроде бы знал в Мараниках кого-то, через кого можно было сбыть краденое вино, и Гредель опять оказалась на диване рядом с Кэроль.

— У тебя не такой нос, — сказала Кэроль.

— Знаю.

— Но ты симпатичнее меня.

Гредель считала иначе. Ей часто говорили, что она прекрасна, и, видимо, они действительно так считали, но когда она гляделась в зеркало, то видела только кучу изъянов.

В соседней комнате раздался женский визг и звон бьющегося стекла. Настроение Кэроль внезапно переменилось: она поглядела в сторону криков чуть ли не с ненавистью.

— Пора сменить музыку, — проговорила она. Порывшись в карманах, она вытащила шприц. Внимательно глядя на его дисплей, она выбрала нужный индекс и приставила шприц к горлу, напротив сонной артерии. Гредель почувствовала легкую тревогу.

— Что это там у тебя? — спросила она.

— Какое тебе дело? — огрызнулась Кэроль. Ее глаза замерцали зелеными искрами.

Она нажала на кнопку, и через мгновение ее ярость погасла, а на губах заиграла вялая улыбка.

— Вот так-то лучше, — отметила она. — Товар у Панды что надо.

— Расскажи мне о Заншаа, — попросила Гредель.

Кэроль лениво покачала головой:

— Нет. Уж больно поганые воспоминания у меня об этом месте.

— Тогда расскажи об Эсли.

— Идет. Попробую что-нибудь припомнить.

Кэроль рассказывала о черных гранитных пиках на Эсли, с вершин которых не прекращающийся ни на день ветер сдувает белые полотенца снежной пыли, и о живущих там косматых йормаках, пасущих стада скота, такого же лохматого, как хозяева. Она рассказывала о ледниках, незаметно сползающих в горные долины, тающих на границах высокогорий, покрытых душистыми звездчатыми цветами, о холодных озерах, вода в которых так прозрачна, что видно все до самого дна.

— Конечно, я там была только на горном курорте, всего несколько недель, — добавила Кэроль. — Остальная планета, насколько я знаю, покрыта обожженной пустыней.

Хромуша опять захотел танцевать, а когда Гредель вернулась на софу, Кэроль лежала без сознания со шприцем в руке. Она ровно дышала, улыбаясь во сне. Потом появился Панда и принялся лапать ее, но Гредель отбросила его руки.

— В чем дело? — осведомился тот.

— Не прикасайся к моей сестре, когда она в отключке, — ответила Гредель. Панда удивленно рассмеялся, но послушно убрался.

Когда вечеринка закончилась, Кэроль все еще спала. Гредель попросила Хромушу помочь ей, и они перетащили Кэроль к нему в автомобиль, а потом она велела рулить в Мараники, чтобы доставить Кэроль к ней домой.

— А что мы будем делать, если она не очнется, когда понадобится показать, где ее дом? — осведомился Хромуша.

— Должно же ее снадобье рано или поздно выветриться.

— А если это случится только на следующей неделе? — проворчал он, но машину не развернул, держа курс на Мараники, а Гредель сидела на заднем сиденье, пытаясь привести Кэроль в чувство. Наконец та пришла в себя настолько, чтобы пробормотать, что живет в Вольтах. Хромуша заплутал, разыскивая это место, и попал вместо этого в поселение торминелов. Торминелы ведут ночной образ жизни, для них как раз наступило самое активное время, и Хромуша сильно злился, что они разглядывают его своими огромными глазами, пока он петлял по их улицам.

Когда они наконец добрались до жилья Кэроль, Хромуша был уже просто в ярости. Он распахнул заднюю дверцу и почти что потащил Кэроль на тротуар. Гредель выбралась из машины и попыталась пристроить руку Кэроль себе на плечо, чтобы поднять ее на ноги.

От дома к ним подскочил привратник.

— Что-нибудь случилось с леди Сулой? — осведомился он.

Хромуша ошеломленно глядел на него. Привратник посмотрел на Гредель, потом на Кэроль, пораженный их сходством. Но Гредель глядела только на Кэроль.

«Леди Сула?» — повторяла про себя она.

Ее двойняшка оказалась пэром.

Ух ты, думала она. Ух ты.


Холодное прикосновение шприца.

Прикосновение к горлу.

И негромкое шипение…

Кадет Сула с трудом выбиралась из захлестнувших ее кошмарных воспоминаний. Мигающий огонек на панели управления и негромкий сигнал.

Входящее сообщение, так, понятно.

— Дисплей, — произнесла она.

Это был опять тот худощавый штабной лейтенант, Мартинес.

— Кадет Сула, — говорил он, — я подумал, что тебе, может быть, одиноко.

От удивления Сула грубо расхохоталась. Одиноко? Да как вы только могли такое подумать?

— Я посылаю тебе кое-что для развлечения, — продолжал Мартинес. — Это все записи из моей коллекции. Я не знаю, что именно ты предпочитаешь, так что посылаю побольше и того и другого. Если ты сообщишь мне, какого рода записи тебе нравятся, я попытаюсь достать их.

— Развлекайся, — улыбнулся он и, помолчав, продолжил: — Ко мне поступают запросы от репортеров, которые хотят взять у тебя интервью в связи со спасением яхты Блитшартса. Господин командующий дал согласие, так что решай сама, хочешь ли ты с ними общаться. Похоже, что ты стала популярна. — Он опять улыбнулся ей. — Сообщи мне, если тебе что-то нужно. Постараюсь добыть что угодно, кроме горячей ванны.

Передача закончилась. Сула поглядела на дисплей связи и увидела мигающий огонек, свидетельствующий, что буфер связи полон сжатыми аудио- и видеофайлами.

Развлекаться?

В конце концов, все что угодно будет лучше, чем лежать здесь наедине с воспоминаниями.

Она полюбовалась на Спэйта в простодушной комедии «Экстраверт», наслаждаясь его великолепной координацией движений, полных жизни и грации, на Лорели Панга и лайонца Фар-фрака, играющих в мелодрамах «Расследование доктора Ан-ку» и «Доктор Ан-ку и загадочный череп». Поглазела на Эйми Маршанта в глубокомысленной комедии «Флотские учения», в которой жизнь боевого корабля была перевернута с ног на голову, на Фейерверка Ли в классическом «Сумасшедшем отпуске» и решила, что последнюю ленту сильно переоценивают. Драмы «Добродетель» и «Жизнь во зле» она отложила в сторону — суровые экскурсы в мир отчаяния и насилия сейчас ее не прельщали, даром что цензоры гарантировали счастливый конец в обеих лентах.

— Вышли мне Спэйта, — сказала она в личном письме Мартинесу. — А репортерам передай, чтобы шли подальше.

Мартинес оказался настоящим знатоком низкопробной комедии. В дополнение к спэйтовским лентам он прислал Дьяволят во «Всяких парнях» и Мэри Ченг в «Откуда покойник?»

Это произошло, когда Спэйт исполнял свой знаменитый грибной танец в «Рогатках». Смеясь, Сула внезапно почувствовала, что печаль покидает ее, смытая потоками смеха. Она хохотала, пока от смеха у нее не начались колики в животе, а из глаз не потекли слезы. Она чувствовала, как тоска слабеет, отступает и теперь ее можно опять сжать в кулак и спрятать подальше, отгородившись от нее привычной железной стеной.

Спасибо тебе, Мартинес, подумала она. Спасибо за то, что спас меня… от меня самой.

Глава 4

Прошлой ночью во дворце Н'гени была вечеринка, и повсюду еще висели праздничные декорации. Из-под сводчатого потолка большого зала свисали золотые люстры в форме огромных соцветий, на колоннах, поддерживающих балкончики, развевались золотые и белые ленты, а полы темно-красного мрамора скоблила бригада слуг под руководством облаченного в ливрею даймонга. От горы увядших цветов, сваленных в урну, стоящую возле главной двери, доносился смешанный запах благоухания и гниения.

Судя по оставшимся следам, вечеринка была изрядная, гости толпились во всех коридорах и залах. Обращай Мартинес внимание на выпуски новостей, он мог бы, наверное, ознакомиться этим утром с восторженными описаниями декораций, костюмов и самих гостей, посетивших дворец прошедшей ночью.

Может быть, Мартинесу следовало бы познакомиться со сводками последних новостей, хотя бы проглядеть списки гостей. Было бы любопытно порассуждать, кто получил приглашение, а кто нет — и почему.

Мартинеса, например, не пригласили, хотя он и был одним из клиентов лорда Н'гени. Здесь, в столице, Н'гени и его клан представляли интересы клана Мартинеса.

Но лорд Н'гени сейчас отсутствовал — глава клана Н'гени сделался губернатором Плэтиденьга и поручил ведение дел клана своему сыну, лорду Пьеру Н'гени. Именно он и устраивал вчерашнюю вечеринку.

Дворцовый мажордом провел Мартинеса через внутренний двор, мимо аккуратных рядов подстриженных кустов и величественных статуй предков Н'гени, к офису лорда Пьера. В зале перед приемной уже сидело несколько ожидающих аудиенции, и не все они были гуманоидами, и далеко не все выглядели респектабельно. Ждать Мартинесу не пришлось.

Пьер Н'гени был широкоплечим, круглоголовым молодым человеком со звучным баритоном и челюстями как у мастифа. Как и отец, он носил темно-красный костюм, полагающийся ему как депутату — члену парламента, группы, представляющей верхушку имперской администрации, которой дозволено обращаться с петициями к шаа. Если петиция принималась шаа, она становилась законом. Парламент будет править империей, когда последний из великих господ завершит свой жизненный путь.

Костюм у лорда Пьера был элегантный, но вовсе не безупречный — по крайней мере глитом Пьер не был. Напротив, это был сухой, серьезный мужчина, выглядящий постоянно занятым. Его стол был покрыт аккуратными стопками бумаги, а рядом сидели два секретаря, готовые записывать его слова или помогать ему разбираться с бумагами.

— Милорд, — произнес Пьер, поднимаясь из-за стола.

— Господин депутат. — Мартинес по-военному напрягся, задрав подбородок, как перед старшим по чину.

— Садитесь, пожалуйста.

Мартинес сел в жесткое кресло с прямой спинкой, видимо специально сконструированное для того, чтобы у сидящих в нем посетителей не возникало желания отнять у лорда депутата слишком много времени. Кресло лорда Пьера было куда более уютным, и его подушки зашелестели, принимая на себя вес его тела. Пьер откинулся назад и устремил взгляд на Мартинеса. У него были карие ласковые глаза.

— Я видел вас в последних новостях, — отметил он. — Эта спасательная операция, которую вы координировали, — о ней немало говорили.

— Благодарю вас, лорд Пьер.

— Жаль, что вы не смогли сохранить в живых Блитшартса или хотя бы его собаку.

Все обитатели Заншаа, или по крайней мере все терранцы, крайне скорбели по собаке Апельсину — куда сильнее, похоже, чем по ее хозяину.

Мартинес пожал плечами:

— К сожалению, это было не в нашей власти.

— Понимаю. — Наступила короткая пауза, после которой Пьер с деловым видом придвинулся вместе с креслом к столу. — Чем я могу быть вам полезным в данный момент?

— Я надеялся, что вы сможете подобрать мне новое назначение.

Этот ответ, похоже, застал лорда Пьера врасплох.

— Насколько я помню, — проговорил он медленно, — моему отцу стоило определенных усилий рекомендовать вас господину командующему Эндерби.

— И я крайне ему за это признателен, милорд.

Во взоре Пьера появился укор.

— Но у вас ничего не вышло? Эндерби за что-то невзлюбил вас?

— Насколько мне известно, нет, — уклончиво ответил Мартинес. — Все дело в том, что господин командующий Эндерби решил уйти в вечность вслед за последним из шаа.

Лорд Пьер изумленно моргнул.

— Ага. Теперь понимаю. — Он задумчиво почесал подбородок. — Как это неудобно, после всего, что мы сделали. А он не намекал, намерен ли он дать вам хорошую рекомендацию в посмертной записке?

— Я не могу рассчитывать на такую рекомендацию, — осторожно подбирая слова, ответил Мартинес, разглаживая складки на брюках. — Он намерен рекомендовать меня на пост офицера связи на «Короне». Это примерно та же работа, которую я выполняю сейчас, но это маленькое судно, и его командир в невысоких чинах, и…

— И это вовсе не такое престижное место, как должность помощника командующего флотом метрополии, — закончил Пьер.

— Да.

— Похоже, что он сделал все, чтобы понизить вас в должности, — отметил Пьер, обвиняюще глядя на Мартинеса.

— Может быть, он полагает, что мне стоит поработать на судне, — устало проговорил Мартинес.

— Я попробую найти что-нибудь для вас, — решил Пьер. — Но дело в том, что в данный момент мое влияние на флот очень ограничено — моя двоюродная бабушка отошла от дел, а никто в корпусе сейчас ничем нам не обязан. — Он нахмурился и понизил голос, словно разговаривая сам с собой. — Вот если бы вы претендовали на место в государственной службе, у меня было бы больше шансов подыскать вам что-нибудь подходящее.

— Я с благодарностью приму все, что вы сможете мне предложить, милорд, — ответил Мартинес. — И кроме того, может быть, моя… нынешняя популярность… облегчит эту задачу.

Лорд Пьер вздернул бровь при этих словах и крепче уцепился за подлокотники кресла, словно намереваясь подняться и выкинуть Мартинеса из офиса, а заодно и из своих мыслей, но в последний момент, похоже, передумал и покрепче устроился на своем месте.

— Кстати, как поживают ваши сестры? — осведомился он. — С тех пор как вы ввели их в общество, я вижу их то тут то там, но мне ни разу не представился случай поговорить с ними.

— У них все неплохо, — ответил Мартинес. — Они очень активно участвуют в светской жизни столицы.

— Вы уже подумали об их замужестве?

На этот раз врасплох был застигнут Мартинес.

— М-м-м… нет, — ответил он. — Пока ничего еще не придумал.

Я бы и не решился им что-нибудь предлагать, подумал он.

— У меня есть родственник, — начал лорд Пьер, — которому, как я считаю, женитьба пошла бы на пользу. Его тоже зовут Пьер, как и меня, поэтому мы называем его ПэДжи.

Мартинес прищурился.

— О которой из моих сестер вы думаете?

Лорд Пьер пожал плечами.

— Я полагаю, это не важно, лишь бы она обладала определенным достатком. И я полагаю, что ваш уважаемый отец сможет устроить нашего ПэДжи на Ларедо?..

В голове у Мартинеса зазвенели тревожные колокола.

— Может быть, вы расскажете о вашем ПэДжи поподробнее? — предложил он.

Лорд Пьер произнес немало теплых слов о лучезарной личности ПэДжи и его многочисленных житейских достижениях. Это был славный малый, внушающий любовь всем, кто с ним встречался. После многочисленных наводящих вопросов Мартинеса сделалось ясно, что этот ПэДжи почти что закончил университет и не избрал ни одного из двух поприщ, на которых пэры обычно делали карьеру, — ни военной, ни государственной службы. Он вообще не думал о карьере.

Выяснив это, Мартинес почувствовал, как кровь в его венах закипает от ярости. Этот родственник лорда Пьера был бесполезным глитом, растратившим свое наследство и вызывающим отвращение у всех близких своим поведением, а семье Мартинеса полагалось убрать его долой с глаз Н'гени — и, по-видимому, быть еще благодарными за такого знатного жениха. Упоминание о «достатке» и о необходимости устроить ПэДжи где-нибудь в провинции недвусмысленно указывало на то, что клану Мартинеса придется и дальше поддерживать этого типа, если он породнится с ними.

Мартинесу очень хотелось засунуть это выгодное предложение обратно в лорда Пьера, чтобы оно застряло в его превосходных зубах, но он только произнес:

— Очень хорошо, я поговорю с сестрами, но не знаю, готовы ли они уже к замужеству.

Лорд Пьер слегка нахмурился:

— Надеюсь, вы не доверяете им решать столь важные вопросы?

Первой мыслью Мартинеса было: «Будь ты их братом, ты бы запел иначе». Но вслух он сказал:

— В любом случае это будет решать мой отец. Я подробно изложу ему все обстоятельства вашего предложения.

— Да, может быть, нам стоит ввести ПэДжи в их круг. Они ведь часто устраивают приемы?

— Для своих знакомых, — ответил Мартинес.

Если лорд Пьер думает, что Мартинес сам приведет этого ПэДжи на вечеринку к своим сестрам, то он очень сильно ошибается. Нет, решил Мартинес, тебе придется пригласить нас сюда, ты слишком долго от этого отлынивал.

Лорд Пьер нахмурился сильней, но не успел ничего сказать — его прервал один из секретарей.

— Господин депутат, — произнес он, — прошу прощения, но я только что получил сообщение, что парламенту приказано быть на месте в полном составе к трем часам.

При этих словах и Мартинес, и лорд Пьер невольно подтянулись. На свете оставался только один имеющий право приказывать парламенту, это был Предвосхищение Победы, последний из великих господ.

— Отмените сегодняшний прием, — решительно произнес лорд Пьер. Вставая, он повернулся к Мартинесу: — Прошу прощения, милорд…

Мартинес тоже поднялся.

— Я все понимаю.

Было только одно дело, ради которого стоило сейчас созывать парламент, — объявление срока, к которому последний из великих господ намерен покончить с собой.

Выйдя из дворца, Мартинес направился вверх по склону, в сторону штаба. Он знал, что сейчас нужен там.


— Сорок один день, — сообщил Мартинес Суле. — Достаточно времени для того, чтобы новости дошли до самых дальних уголков империи, и еще останется дней двадцать на приготовления.

Сорок один — простое число, а шаа любят простые числа и все, что с ними связано. Мартинес помрачнел:

— Мне остается сорок один день на то, чтобы получить назначение получше, чем то, которое приготовил мне Эндерби.

Подумаешь, решила Сула. Неприятности вышестоящих офицеров редко вызывали ее сочувствие.

По крайней мере, у Мартинеса уже было назначение, пускай и не вполне его устраивающее. А вот у нее не было никаких перспектив после того, как она доставит яхту Блитшартса на верфи кольцевой станции Заншаа. Все ее знакомые во флоте остались на борту «Лос-Анджелеса», на Заншаа она не знала никого, кроме Мартинеса, да и с тем ни разу не виделась лично.

Ее могли куда-нибудь назначить, а могли и никуда не назначить — это зависело от прихоти корпуса.

Сула не стала отвечать Мартинесу. От нее до Заншаа было еще пятьдесят световых минут, и поддерживать на таком расстоянии нормальное общение было невозможно. Мартинес слал ей видеописьма, темы которых зависели от его настроения. Ее ответы были значительно короче, новостей при ее образе жизни было немного.

В голосе Мартинеса появились вкрадчивые интонации:

— Если у тебя есть какие-нибудь соображения о причине утечки воздуха с «Черного Скакуна», то, может быть, ты хочешь прислать мне дополнительный рапорт, помимо того, что я уже получил? А если хочешь проявить инициативу, можешь попробовать сама на месте расследовать этот вопрос. А то тут уже возбуждено несколько судебных дел из-за имущества Блитшартса.

«Да неужто?» — подумала Сула. Она невольно приподнялась с сиденья, перебирая возможные варианты.

— Похоже на то, что Блитшартс был банкротом и сидел по уши в долгах, — продолжал Мартинес. — Он ставил на гонки, и не слишком удачно. Его кредиторы уже в очередь выстроились, готовясь отобрать у него «Черного Скакуна», — похоже, что это была его последняя гонка. Теперь они атакуют корпус прошениями вернуть им яхту.

Но это вряд ли, казалось, говорила улыбка Мартинеса, ведь флот не привык расставаться со своей добычей.

— Его страховая компания настаивает на экспертном исследовании яхты, и господин командующий Эндерби склонен удовлетворить их просьбу. Если удастся доказать, что Блитшартс повредил свою яхту, намереваясь совершить самоубийство, то страховой компании не придется выплачивать сумму страховки. Кредиторы, напротив, заинтересованы в выплате страховки, ведь деньги должны достаться им, так что если обстоятельства смерти Блитшартса не будут недвусмысленного установлены, этот вопрос будет решаться в суде.

Интересно, подумала Сула. В конце концов, неожиданную смену курса с последующим ускорением действительно можно расценить как попытку осложнить работу спасателям, а при желании можно сказать, что и последующие кувыркания яхты предпринимались исключительно ради того, чтобы сокрыть суицидальные намерения хозяина яхты.

Но если даже Блитшартс действительно совершил самоубийство, доказать это будет непросто. Не так уж и трудно ослабить где-нибудь крепление кабеля или проглядеть неплотный контакт… если только Блитшартс не оставил недвусмысленных следов вроде дырки в корпусе, проделанной ручным лазером, доказать факт злоумышления будет непросто.

— Друзья Блитшартса, конечно, уже готовы к драке, — говорил Мартинес. — Их основным аргументом будет утверждение, что Блитшартс никогда не пошел бы на такую преднамеренную жестокость, как убийство своего пса.

В ответ на это Сула по-волчьи оскалилась. Если Блитшартс был законченным эгоистом — а свидетельств обратному не было, — он должен был рассматривать Апельсина всего лишь как часть собственной драгоценной персоны. Скорее всего, о судьбе собаки он и не задумывался.

Мартинес выдержал паузу и пожал плечами.

— Может быть, — предположил он, — ты найдешь что-нибудь, что прольет свет на эту загадку.

Сула отчетливо понимала, что заставить ее опять отправиться на корабль к мертвецам может только прямой приказ, да и получив его, она бы два раза подумала. Она только что выкарабкалась из одного кошмара и влезать в другой не собиралась. Загадку, если она и есть, разрешат и без нее.

Мартинес тем временем сменил тему.

— Я уже послал тебе всего Спэйта, которого сумел найти, — говорил он. — Осталось только старое интервью с ним, я высылаю его тебе с этой передачей. Еще там для тебя две комедии с Дьяволятами, одна из них просто шедевр, и еще последний выпуск «Оберона» плюс последние новости о предстоящих похоронах великого господина. — На его лице появилось светская маска. — Надеюсь, у вас там хорошая погода. Я выйду на связь, когда буду посвободнее.

Экран потемнел. Сула поразмышляла, не просмотреть ли сообщение по второму разу, и решила отложить это на потом, когда сделается по-настоящему одиноко.

Кроме регулярного наблюдения за работой двигателя и системы жизнеобеспечения, изометрических упражнений, выполняемых дважды в день, да поедания очень скудного рациона, делать на катере было нечего, а ходить некуда. Это судно было предназначено для коротких операций, а не для длительных перелетов. Передачи Мартинеса, долетающие до нее дважды в день, были единственной ниточкой, связывающей ее с людьми, и такими они скорее всего и останутся до того момента, как верфи, расположенные на кольце Заншаа, вышлют ей рекомендуемый маршрут швартовки.

Конечно, она задумывалась, из-за чего хлопочет Мартинес. Разумеется, мужчины своим вниманием постоянно напоминали ей о том, что она кажется им достаточно привлекательной, но ведь на Заншаа есть и другие женщины, а кроме того, ухаживание на дистанции светового часа все-таки производило сильное впечатление.

Может быть, ему просто жаль ее, оставшуюся в одиночестве посреди кромешной пустоты в компании мумифицированного в вакууме трупа.

Но — с удивлением обнаружила Сула — ей было в общем все равно, какими мотивами он руководствуется. Он появлялся перед ней дважды в день на экране и приносил с собой новости, сплетни и человеческое тепло; он ничего не требовал взамен; он помогал ей держаться посреди окружающего мрака. Она была очень благодарна ему за это. Еще немного, и она перестанет замечать его акцент.


— Было бы здорово, если бы ты выслал мне несколько текстов, — говорила Сула. — Я не могу постоянно смотреть развлекательные ленты, какими бы замечательными они ни были. Мне нужно чем-то занять мозги.

Расправляясь с коктейлем, Мартинес проглядел список, прилагаемый к сообщению. «Пятая книга математических головоломок Ква-Зо», «Труды семнадцатой конференции по структурному картированию межпространственных образований», «Земной фарфор до эпохи завоевания: Азия». Не самое легкое чтение.

Он начал верить, что кадет Сула действительно была зубрилой.

— Если у тебя будут какие-нибудь затраты в связи с этими текстами, я их возмещу, — добавила Сула.

Если за скачивание нескольких текстов и придется платить, то это будут сущие пустяки, но все равно приятно, что Сула об этом подумала.

Мартинес поглядел на дисплей. Сула лежала в амортизационном кресле, сняв шлем и верхнюю часть вакуумного костюма — нижняя половина была одета, наверное из соображений гигиены. Ее волосы свалялись, одежда скомкалась и покрылась пятнами пота — видно было, что ей не повредил бы душ, новзгляд был свежим и оживленным — она больше не походила на бледную тень, которая докладывала ему о том, что Блитшартс найден мертвым в рубке своей яхты.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — продолжала Сула. — Я радуюсь твоим письмам и благодарна за все, что ты мне посылаешь, и хотела бы отвечать тебе такими же интересными и радостными письмами, как твои. Но, — слегка вздохнула девушка, — боюсь, что новости отсюда несколько однообразны. Самым ярким событием дня здесь обычно бывает опорожнение кишечника, но я предпочту избавить тебя от подробного изложения здешней светской хроники, поскольку не думаю, что у тебя настолько развито нездоровое любопытство.

Отлично, значит, она еще может шутить, отметил про себя Мартинес. Это почему-то воодушевило его. В честь этой мысли он сделал еще один глоток коктейля.

Сула слегка приподнялась в кресле — при половинной силе тяжести ее движения выглядели особенно легкими.

— Спасибо за сообщение о страховой компании Блитшартса и его кредиторов, но я не собираюсь обшаривать «Черного Скакуна»: не хочу, чтобы официальные следователи проклинали не в меру ретивого кадета, изничтожившего все возможные улики. — Она легонько улыбнулась ему. — Надеюсь, ты простишь меня за то, что я отказываюсь от шанса разнообразить свое бытие этим расследованием.

Мартинес пожал плечами. Сам он в подобной ситуации облазил бы «Черного Скакуна» с увеличительным стеклом вдоль и поперек, пытаясь выяснить, что на самом деле произошло с Блитшартсом. По крайней мере скопировал бы себе содержимое бортового компьютера.

Ну что же. Может быть, Сула лишена любопытства такого рода.

— Еще раз спасибо, что держишь меня в курсе, — говорила Сула. — Попытаюсь припасти к следующей передаче что-нибудь интересное. — Ее глаза скользнули в сторону от объектива камеры. — Компьютер, — скомандовала она, — конец передачи.

На экране появилась заставка окончания связи.

Мартинес откинулся на спинку кресла, и пневматические амортизаторы недовольно вздохнули. Он сидел за столом в своей квартире, пережидая время между окончанием смены и тем моментом, когда настанет пора отправиться на деловой обед к сестрам.

Он поразмыслил, не ответить ли Суле, но решил, что еще слишком рано для этого. Допив коктейль, он был уже готов отключить экран, но тут на нем появился знак входящего сообщения. Он отозвался и увидел перед собой прапорщика Аманду Таен.

— Алло? — проговорила она, — Я вернулась на станцию. — Увидев на экране Мартинеса, она расплылась в широкой улыбке.

Мартинес немного растерялся, пытаясь переключить внимание с Сулы на женщину, за которой он до последнего времени настойчиво ухаживал. Прапорщик Таен почти во всем была прямой противоположностью кадету Суле: Сула была бледнокожей блондинкой, а Таен пышноволосой брюнеткой с черными глазами и смуглой кожей. Фигура Сулы — насколько Мартинес мог судить по видео — была несомненно женственной, но достаточно тонкой. Другое дело пышные, цветущие формы прапорщика Таен. Она просто лучилась озорством и готовностью как следует повеселиться. Мартинес был уверен, что она представления не имеет о пятой книге математических головоломок Ква-Зо.

— Откуда ты на этот раз? — поинтересовался он.

— Техническое обслуживание спутников. Как всегда.

Прапорщик Таен была помощником командира небольшого судна, в обязанности которого входили установка, замена и починка сотен ретрансляционных и локаторных спутников в системе Заншаа. Она частенько пропадала в дальних рейсах, зато и отпуска у нее были длинными, что с лихвой искупало неудобства ее работы.

— Этим вечером я занят, — сказал Мартинес. — А вот что ты делаешь завтра ночью?

Улыбка Таен сделалась еще шире. Она поглядела на него настолько откровенно, что он почувствовал ее взгляд скорее низом живота, чем глазами.

— У меня еще нет планов, — ответила она. — Я надеялась, что ты что-нибудь придумаешь.

Мартинес так и поступил, испытывая, впрочем, сожаление, что не Сула только что приземлилась на планету, соскучившаяся и ничем не занятая.

Что же, подумал он. Флот явно не принимал во внимание интересы младших офицеров, разрабатывая расписание полетов. Таен была здесь, а Сула нет, и он был бы идиотом, отказывая себе в одном удовольствии только потому, что до другого была половина светового часа лету.


После разговора с Амандой Таен Мартинес переоделся в строгий вечерний костюм — общаясь с модницами-сестрами, пренебрегать внешностью ни в коем случае не следовало — и взял такси до старого дворца Шелли, где устраивали приемы его сестры.

По пути Мартинес проехал мимо знаменитой статуи великого господина, вручающего праксис прочим народам, изображающей шаа в полный рост — вдвое больший, чем у землянина, — с толстыми ногами, поднявшего тяжелую голову к небу. Серые складки ткани живописно свешивались с руки, предъявляющей миру скрижаль, на которой был выгравирован сам праксис, начинающийся с гордого и довольно зловещего заявления: «Все действительно важное уже известно». Перед великим господином стояли коленопреклоненные представители покоренных рас, застывшие в позах изумления и восторга.

Мартинес угрюмо покосился на статую и двинулся дальше.

Дворец Шелли был огромным старинным комплексом из нескольких зданий, соединенных галереями и переходами. Он строился нескольких столетий, по мере его постройки сменялись архитектурные стили, и рогатые демоны резвились на его крыше рядом с гладкими металлическими абстрактными фигурами в духе моды Девиса. Лорд и леди Шелли жили сейчас в небольшом, вполне современном доме на более фешенебельной улице, а парадную часть старого дворца сдавали сестрам Мартинеса, отдав задние помещения старым слугам и безденежным родственникам, которые иногда появлялись во дворцовом саду, подобные древним, бездомным призракам.

Мартинеса встретила молодая служанка, обладающая завидной невзрачностью — ни одной женщине из челяди не дозволялось отвлекать своей внешностью внимание гостей от великолепия сестер Мартинес. Его провели в южную гостиную, с видом на нижний город, где его уже ждали Випсания и Вальпурга. Они поднялись на цыпочки, чтобы он мог поцеловать их в щеки.

— Коктейль? — осведомилась Випсания.

— Отличная идея.

— Мы как раз приготовили кувшин «Голубой дыни».

— Как раз то, что надо.

Мартинес взял выпивку — которая вовсе не была голубой и даже не пахла дыней — и развернулся на стуле лицом к сестрам.

На Випсании были лиловые одежды, а Вальпурга была в платье цвета бирюзы. В остальном сестры были похожи друг на друга — с оливковой, как и у Мартинеса, кожей, темноволосые и черноглазые. Может быть, черты лица Випсании были немного поострей, а подбородок у Вальпурги немного помассивней. Как и Мартинес, они были высокого роста и, как и он, имели длинный позвоночник и относительно короткие ноги. Обе они были скорее импозантны, чем прекрасны, и скорее интеллигентны, чем нет.

Мартинес никак не мог взять в толк, как получилось, что он является их родственником.

— У нас вести от Роланда, — сообщила Вальпурга. — Он прибывает на Заншаа.

Роланд был старшим братом Мартинеса, предполагаемым наследником феодальных привилегий клана Мартинесов на Ларедо.

— Зачем? — поинтересовался Мартинес.

— Он хочет застать кончину великого господина.

Мартинес быстро посчитал в уме.

— Весть об этом не могла еще дойти до Ларедо.

— Так и есть. Он это просто предчувствовал.

— Он хочет быть при этой смерти?

— Для начала, — объяснила Вальпурга. — А потом он хочет просить парламент об организации заселения Чии и Холмии.

Под руководством Мартинесов, конечно же. Это было ясно само собой.

Чия и Холмия были обитаемыми мирами, открытыми поисковой службой в пору расцвета планетарных исследований, несколько веков назад. Насколько удалось выяснить, добраться туда можно было только через межпространственные тоннели, открывающиеся в системе Ларедо. Оба этих мира были предназначены к заселению, но по мере того как великих господ становилось все меньше, уменьшались и их амбиции. Экспансия понемногу остановилась, а поисковая служба сжалась до размера небольшого исследовательского отдела.

Клан Мартинеса давно лелеял мечту выйти в покровители освоения этих почти забытых миров. Покровительство трем мирам должно было вывести их на высший уровень иерархии среди пэров.

— Не думаю, что депутаты станут так решительно идти против политики великих господ, — высказался Мартинес.

Випсания покачала головой:

— Накопилось множество незавершенных дел. Не только освоение планет, конечно же, но и новые назначения, заключение контрактов, раздача грантов, вопросы о правах наследования, о сборе и распределении доходов… Если Роланд с помощью лорда Пьера сможет найти союзников среди депутатов, я полагаю, этот проект вполне может пойти в ход.

Мартинес поморщился.

— Надеюсь, что Роланду будет от лорда Пьера больше толку, чем мне, — проговорил он. — И кстати, о лорде Пьере, у него обнаружился кузен, которого зовут ПэДжи, и он…

— Гарет!

Мартинес поднялся из кресла при виде влетевшей в комнату Семпронии, своей младшей сестры. Она обняла его и крепко прижалась к нему. Он с удовольствием обнял ее в ответ.

Генетики перерыли всю родословную Мартинесов, пытаясь сообразить, в кого же пошла Семпрония. Ее волнистые светло-каштановые волосы отливали на солнце золотом, карие глаза блестели золотыми искрами, при этом и волосы, и глаза резко выделялись на оливковой коже, такой же как у всех Мартинесов. Нос у нее был со вздернутым кончиком, губы полные, а ноги длинные. В ней, единственной из всех сестер, Мартинес готов был признать одну из тех бойких девчонок, которых он оставил несколько лет назад дома, на Ларедо.

— О чем вы тут без меня говорите? — поинтересовалась Семпрония.

— Я как раз собирался обсудить вопрос о вашем замужестве, — ответил Мартинес.

Глаза Семпронии расширились.

— Нашем замужестве?

— По крайней мере одной из вас. Не так уж и важно, чьем. — Он рассказал о кузене лорда Пьера. — Не понимаю, зачем нам брать в родню человека из семейства, которое нас даже во дворец не приглашает, — заключил он, — особенно такого субъекта, который будет только обузой для своих ближних.

— Это еще не факт, — отозвалась Випсания. Слегка нахмурившись, она обратилась к Вальпурге:

— Что ты знаешь об этом ПэДжи?

— Общительный тип, — отозвалась та. — Довольно известный, по-моему, — хорошо одевается, со связями, неплохо выглядит. Я могу расспросить о нем Фелицию — она должна лучше его знать.

— Не будете же вы всерьез воспринимать эту дурацкую идею, — запротестовал Мартинес.

Випсания перенесла нахмуренный взгляд на него.

— Пока еще нет, — коротко ответила она. — Но семейство Н'гени может оказаться полезным для нас при решении вопроса о Чии и Холмии.

— Но ведь они наши патроны. Они и так должны нам помочь.

— И тогда нам придется делиться с ними всеми доходами с этого дела, — вставила Вальпурга. — Не исключено, что дешевле помочь им сбыть с рук этого ПэДжи.

— Какая из вас, — осведомился Мартинес, — собирается выйти замуж за этого прыща на ровном месте?

— Только не я! — заявила Семпрония, — Я еще учусь в школе!

Мартинес ухмыльнулся.

— Хорошо тебе!

Випсания проговорила еще мрачнее:

— Есть вещи и похуже, чем замужество с известным мужчиной со связями, даже если он и вправду остался без средств.

— Ну так и выходи за него сама, — решила Семпрония. Мартинес улыбнулся: именно это он хотел и не мог решиться сказать.

Випсания пожала плечами:

— Не исключено, что именно так я и сделаю.

— Не надо торопиться, — предложила Вальпурга. — Пока что я не вижу особых преимуществ, которые должен бы нам обеспечить этот брак.

— Справедливо, — согласилась Випсания. — Я не собираюсь вступать в брак с человеком из семейства, которое не оказывает нам достаточных знаков внимания. — Она обратилась к Мартинесу: — Из этого следует, Гарет, что ты должен связаться с лордом Пьером и сообщить ему, что мы хотим быть представленными его кузену, но так как лорд Пьер — единственный из семейства Н'гени, которого мы знаем, то представлять нас должен он лично.

— Очень хорошо, — ответил Мартинес. Наверное, виной тому был стакан «Голубой дыни», пришедшийся поверх коктейля, который он выпил еще дома, но он не мог отвязаться от пришедшей ему в голову мысли. Он поглядел на Семпронию.

— На эту встречу в первую очередь придется идти тебе, — решил он. — Это самое разумное решение.

Семпрония, моргая, уставилась на него.

— Я не выйду за него замуж! Я же сказала, что не выйду!

Мартинес улыбнулся Семпронии, глядя на нее через стекло бокала.

— Я же не сказал, что тебе надо выходить замуж, — отметил он. — Я сказал, что тебе следует быть представленной этому жениху.

Випсания сузила глаза.

— Объясни-ка получше, Гарет.

— Быть представленными этому ПэДжи нужно для того, чтобы получить доступ, — ответил Мартинес. — Доступ к кругу Н'гени. А лучший способ получить этот доступ надолго — это сватовство. Длительное сватовство.

Випсания медленно, задумчиво кивнула.

— Продолжай.

— Нет никаких препятствий к тому, чтобы ты или Вальпурга женились на ПэДжи сразу же, после недолгого знакомства, особенно если и Роланд появится здесь, — объяснял Мартинес. — Значит, представлять ПэДжи нужно Семпронию, которая сможет убедительно заявить, что не выйдет замуж, пока не окончит школу. — Он поглядел на Семпронию: — Сколько лет тебе еще учиться, Прони?

— Два, — ответила девушка, подозрительно глядя на него.

— Может быть, ты сумеешь завалить несколько экзаменов и сделать из двух три, — решил Мартинес. — А после этого необходимым штрихом, завершающим твое образование, окажутся какие-то дополнительные курсы. И конечно же, наши адвокаты смогут после этого растянуть переговоры об условиях брачного контракта еще на несколько лет.

Глаза Випсании подозрительно засверкали.

— А тем временем?

— А тем временем, — отозвался Мартинес, — мы становимся вхожи в самое привилегированное общество верхнего города. Роланд сможет представить свой проект освоения новых планет самым влиятельным депутатам, и, вероятно, одна из вас, — он поглядел на Випсанию и Вальпургу, — одна из вас найдет себе в этом обществе супруга. Или вы обе — в ваших способностях я не сомневаюсь. И подыщете кого-нибудь, кто, с вашего позволения, поможет мне сделать карьеру или устроиться на работу в штаб или и то и другое. А затем… — он улыбнулся Семпронии. — Имея дело с таким человеком, каким я представляю себе этого ПэДжи, ты легко найдешь реальный повод для того, чтобы разорвать помолвку. Пьяные выходки, неблаговидные факты из прошлого, тайная любовница, чрезмерное количество внебрачных детей, что-нибудь еще. Если, конечно, — добавил он для полноты картины, — ты не влюбишься в эту скотину: тогда мне придется как брату лично упаковать тебя в посылочный ящик и отправить обратно на Ларедо.

Наступила минута тишины, в течение которой все три сестры глядели на Мартинеса. Наконец Випсания легонько кивнула и обернулась к Семпронии.

— Мы еще поговорим об этом, Прони.

— Нет, не поговорим! — парировала Семпрония.

Вальпурга согласно кивнула вслед за Випсанией.

— Поговорим, поговорим, — промурлыкала она.

Семпрония отчаянно поглядела на Мартинеса.

— Я не верю, что ты хочешь заставить меня делать это!

— Я этого вовсе не хочу, — ответил Мартинес. — Что до меня, я бы этого ПэДжи пнул так, что он бы с планеты улетел за то, что осмеливается мечтать о женитьбе на моих драгоценных сестрицах. Но раз уж Випсания и Вальпурга настаивают на том, что его стоит принять всерьез, я решил свести к минимуму возможные неприятные последствия этого знакомства.

— Спасибо и на том.

— Не за что! — лучезарно улыбнулся ей Мартинес и уткнулся в свой бокал.

Бедный ПэДжи, подумал он. Он даже и не подозревает, что ему тут готовят.

Тут колокольчик на дверях зазвенел, и начали собираться гости. Появился юрист Геллимер, очень предупредительный по отношению к Випсании, две девушки — школьные подруги Семпронии, пара престарелых родственниц Шелли, живущих в задних помещениях дворца, — они выступали здесь в роли дуэний, присутствие которых позволяло молодым девушкам принимать в гости мужчин. Чуть позже появился некто по имени Кастро из министерства финансов, увлекающийся яхтингом и сразу же накинувшийся на Мартинеса с просьбой рассказать, как же им удалось настичь ушедшую с курса яхту Блитшартса. Изображая траекторию «Черного Скакуна» при помощи столового ножа, зажатого между большим и указательным пальцами, Мартинес поймал на себе взгляд Випсании.

— Ты хорошо знаешь леди Сулу? — спросила она.

Мартинеса удивил ее вопрос.

— Мы переговариваемся время от времени, — ответил он. — Насколько это возможно, ведь она отсюда в половине светового часа.

— Как ты думаешь, она захочет как-нибудь зайти на нашу вечеринку?

Мартинес удивился еще больше.

— Я спрошу ее, — ответил он и улыбнулся.

Его сестрам редко удавалось дать ему такой дельный совет.


— Уже собираешься представить меня своей семье? — спросила Сула. — Полагаю, мне следует быть польщенной. — На ее усталом лице была неподдельная радость. — Хорошо, — ответила она, — почему бы и нет. Если флотские дела позволят, я почту за честь принять это приглашение.

Мартинес улыбнулся. Его душу переполняло радостное тепло, и он готов был даже признать, что и от сестер иногда бывает польза.

Прослушав до конца короткое сообщение Сулы, он посмотрел на часы, чтобы прикинуть, когда вернется командующий Эндерби. Еще не сейчас — в данный момент они с Гуптой должны быть на очередном бесконечном заседании, посвященном кончине великого господина, в то время как Мартинес сидел здесь и следил за входящими сообщениями, дожидаясь их возвращения. Время было, и он позвонил лорду Пьеру. Он чувствовал, что мог бы управиться сейчас и с дюжиной лордов.

— Мои сестры согласны быть представленными вашему кузену, — сказал он.

Лорд Пьер казался озадаченным, словно не мог сообразить, о чем говорит Мартинес, но вот наконец на его лице появилось осмысленное выражение.

— Могу ли я привести его… — он замялся. — Где, извините, живут ваши сестры?

Мартинес удивился.

— Нельзя же приводить ПэДжи во дворец Шелли для осмотра, словно племенного жеребца. — Хотя кто же он еще, как не жеребец, подумал Мартинес. — Боюсь, что принимать гостей придется вам. И мне кажется, ПэДжи будет не слишком уютно, если мои сестры появятся перед ним, словно три парки, так что лучше бы на приеме было не меньше шести гостей.

— Шести? — поднял бровь лорд Пьер. — Вы собираетесь присутствовать при этом лично?

— Вам не кажется, что присутствие сопровождающего при подобном деле более чем уместно?

Лорд Пьер нахмурился.

— Вы собираетесь настаивать на соблюдении всех формальностей?

— Это мои сестры, — добродетельно ответствовал Мартинес.

Мартинесу трудно было понять, зачем вообще в любовных делах нужны компаньонки и сопровождающие: во флоте этих проблем не возникало, кабинки для уединения имелись на каждом звездолете. Но родовитые семейства настаивали на безупречной чистоте своих родословных, и без свидетельства о невинности их члены в брак не вступали.

Лорд Пьер уступил, раздраженно хлопнув ладонью по столу.

— Отлично, — сказал он. — Я рассмотрю свое расписание и перезвоню вам.

— Благодарю вас, господин депутат, — Мартинес постарался улыбнуться как можно более сладко.

Закончив разговор, он записал очередное письмо Суле, поговорив о том, о сем, и послал его с приложением «Пятой книги математических головоломок Ква-Зо» и «Земного фарфора до эпохи завоевания: Азия».


Вернувшись домой, он увидел приготовленный вечерний костюм с благоухающим букетиком цветов и удивленно вспомнил о предстоящем свидании с Амандой. Выходит, он был так поглощен мыслями о встрече с Кэролайн и о фиктивном сватовстве Семпронии, что просто вымел из головы все мысли об Аманде. Несправедливо, подумал он и остаток вечера провел, стараясь эту несправедливость загладить.

Он велел Алихану приготовить холодные закуски и остудить бутылку шипучего вина. Алихан, которому такие указания были не в новинку, молча кивнул. Мартинес еще раз побрился, потом переоделся в штатский костюм с вышитыми воротничком и манжетами, надел эластичные подвязки, поддерживающие сверкающие башмаки, — в общем, приоделся как модник, если не сказать прямо — глит, и вызвал такси, чтобы забрать Аманду с ее казенной квартиры. Она была в оливково-коричневом платье, оснащенном всеми последними достижениями научных изысканий в области модной одежды: оно подчеркивало соблазнительные детали ее пышной фигуры и мягко скрадывало все, на что не стоило обращать внимания. Спереди платье скромно поднималось до самого горла, а вот спины у него не было вовсе. Ее прическа держалась на длинных золотых спицах, увенчанных кристаллами искусственного рубина величиной с грецкий орех — это была дешевка, но она производила эффект, тем более что рубины и золото сверкали и на достойных восхищения руках и шее.

Улыбка Аманды сверкала еще ярче, чем ее драгоценности.

— Я не слишком строго одета? — осведомилась она.

— Вовсе нет. — Положив руку на ее обнаженную талию, он помог ей забраться в такси.

Он отвез ее в театр теней на эротическую комедию, принадлежащую к тому типу фарсов, которые так нравятся людям, в то время как остальные расы никак не могут понять, в чем там дело. Аманда хохотала до упаду.

После представления Мартинес повел ее ужинать в ресторан в верхнем городе — не в одно из тех безусловно первоклассных заведений, где все слишком чопорно и благородно, чтобы как следует повеселиться, а в большой, шумный зал с подвесными галереями и деловито улыбающимися официантами. По опыту Мартинеса, тут всегда отменно кормили. Арт Абаша сидел за выпивкой в баре и, увидев даму Мартинеса, молча отсалютовал ему бокалом в знак одобрения. Мартинес ел мало, больше глядел на Аманду, расправляющуюся с бизоньим бифштексом, и размышлял о том, как ему повезло встретить барышню с таким здоровым аппетитом.

Потом они отправились танцевать в клуб, а потом к нему на квартиру, где быстро забрались в постель. Он снял с нее одежду, и ее пышная плоть наполнила его руки. Она оказалась как раз такой, как он и предполагал, веселой молодой самкой, знающей, чего она хочет, и со щедрым весельем получающей желаемое.

Вечер был бы просто превосходен, если бы не то обстоятельство, что в глубине души он никак не мог забыть о Суле, ее лице и глазах, о ее голосе и запахе, который он ей придумал, — сладкой смеси возбуждающего аромата чистой кожи и сирени.

А Сула тем временем сидела в пропахшей кислятиной рубке своего катера и гадала, почему Мартинес не прислал ей своего очередного вечернего письма. Она уже привыкла слышать его голос по два, а то и по три раза на дню и только сейчас, не получив очередного послания, поняла, насколько ей его недостает.

Она решила, что ему пришлось допоздна работать с командующим, и она открыла файл с книгой про земной фарфор. Проходили часы, а она все глядела на изображения ваз, кубков и кувшинов, немыслимо древних и драгоценных. Она мысленно прикасалась к этим великолепных предметам, гладила гладкие и граненые сосуды, лаская кончиками пальцев изделия чьих-то невероятно искусных, незнакомых и давно уже мертвых рук.

Глава 5

— Он старый. Я его ненавижу.

В ушах у Мартинеса звенел яростный шепот Семпронии. Он ласково поглядел на младшую сестренку.

— Спокойнее, Прони.

— Он ходит за мной по пятам. Что если ему вздумается прикоснуться ко мне?

— Придется тебе это вынести. Подумай о семье.

Семпрония прищурила глаза и бросила на брата бешеный взгляд.

— Я только о семье и думаю. В частности, о тебе — ведь это ты подал эту дурацкую идею.

— А, вот ты где. — ПэДжи материализовался возле Семпронии со стаканами в обеих руках. — Я решил принести тебе еще один коктейль.

Семпрония с ослепительной улыбкой обернулась к ПэДжи:

— О, спасибо. Это так предупредительно! — Она поставила на столик полный до краев стакан с предыдущей выпивкой и взяла в руки новый.

Мартинес восхищался ее умением держать себя в сложных условиях. Семпрония так искусно играла жизнерадостного ребенка, что ему приходилось время от времени напоминать себе, что она и есть жизнерадостный ребенок. Угадать, когда она играет, а когда неподдельно радуется жизни, можно было только по легчайшим движениям мускулов вокруг ее глаз.

ПэДжи, похоже, не слишком интересовало, насколько искренне ведет себя Семпрония. Он просто разыгрывал определенную роль, в данном случае роль заботливого и галантного кавалера. Это был высокий, элегантный мужчина, с изогнутыми уголком бровями и небольшими усиками. Его голове недоставало идеальной сферичности, отличающей большинство представителей семейства Н'гени, и подбородок был чуть меньше, чем у большинства его родственников. На макушке у него уже образовалась небольшая проплешина. Однако при самом придирчивом рассмотрении Мартинесу не удалось найти в нем ничего особо неприятного, кроме узорчатых браслетов и воротничка, сплетенных из обесцвеченных человеческих волос, обычных примет глита.

ПэДжи обратился к Мартинесу.

— Как досадно все вышло с Блитшартсом, — сказал он. — Жаль, что вы не сумели прийти к нему на помощь.

— Мы пришли к нему на помощь, — отозвался Мартинес. — Жаль только, что к этому времени он был уже мертв.

ПэДжи еще выше задрал брови и усмехнулся.

— Блитшартс был славным парнем, — сказал он. — Остроумным. Вроде вас. В свое время я выиграл немало, ставя на него. — Он покачал головой. — Правда, в последнее время все пошло наперекосяк. Ему не везло.

— Значит, вы игрок? — поинтересовалась Семпрония. В ее глазах ясно читался вопрос: «Поэтому вам и нужно мое приданое?»

ПэДжи пожал плечами.

— Время от времени делаю ставки то здесь то там. От джентльмена этого ждут, сами понимаете.

— А чего еще ждут от джентльмена? — Мартинес понимал, что улыбка, сверкающая на лице Семпронии, призвана в основном замаскировать мстительный блеск в ее глазах.

Этот вопрос застал ПэДжи врасплох.

— Ну как, — ответил он. — Хорошо одеваться, конечно. Общаться с людьми. Иметь красивые вещи.

Семпрония протянула ему руку.

— Не может быть, чтобы этим все исчерпывалось. Пожалуйста, расскажите мне все-все-все.

Мартинес глядел вслед Семпронии, которая уводила прочь бедного жениха с явным намерением выведать все его самые порочные секреты. Похоже, ПэДжи придется дорого заплатить за свои матримониальные намерения.

Мартинес был доволен. Лорд Пьер уже включил клан Мартинесов в число приглашаемых на обеды, а значит, Мартинес скоро окажется за ужином рядом с людьми, общество которых ему обычно недоступно; в их числе будут три депутата, судья из верховного суда, командующий легионом справедливости столицы Заншаа, командующая флотом в отставке, а еще капитан и командующий эскадрой, еще вполне действительные.

Мартинес был при форме, чего с ним обычно не случалось на светских раутах, и благодаря этому многие узнавали его. Капитан и командующий эскадрой расспрашивали его о деталях операции по спасению Блитшартса, и Мартинес с удовольствием отвечал им. Он как раз приступал к описанию того, как он использовал виртуальный симулятор для вычислению запутанной траектории «Черного Скакуна», когда прозвенел гонг, призывающий всех к столу.

— Потом я обязательно расскажу вам обо всем остальном, — пообещал Мартинес.

Особенно надо будет постараться выразить свое восхищение решением господина командующего Эндерби завершить свой жизненный путь, и половчее упомянуть, что в результате он остается фактически без назначения.

Мартинес подал руку леди депутату и повел ее из увешанной гобеленами гостиной в столовую, где на паркетном полу из десятков тысяч мелких фрагментов различных древесных пород были выложены портреты выдающихся представителей рода Н'гени. Лорд Пьер посадил Мартинеса между леди избранницей и отставной командующей флотом, невысокой, сухощавой женщиной.

Слуги в ливреях стали расставлять тарелки с супом, и комнату заполнил запах лука и помидоров. Отставная комфлотом — она приходилась лорду Пьеру двоюродной бабушкой — повернулась к Мартинесу и оглядела его с головы до ног. Мартинес заметил пучок длинных седых волос, проросших на ее подбородке.

— Вы тот самый Мартинес, который вернул Блитшартса?

— Да. — Мартинес взял в руки суповую ложку, готовясь опять начать рассказ о спасательной операции.

— Досадно, — произнесла комфлотом. — Лучше бы вы этого не делали.

— Простите, что вы сказали?

Комфлотом хмуро поглядела на него.

— Теперь выплывет на поверхность многое из того, чему лучше бы оставаться скрытым от глаз. То, что окончательно дискредитирует этого беднягу. Лучше бы вы дали ему умереть с миром.

— Конечно же, миледи, — пробормотал Мартинес. Не следует спорить с командующими флотом.

Пожилая леди критически рассматривала содержимое своей тарелки.

— Надеюсь, что суп удался, — пробормотала она. — А то в прошлый раз лук подгорел.

На этом их разговор и закончился. Леди избранница, сидящая по другую руку от Мартинеса, участвовала в сложном споре о разделе законодательства, посвященном защите золотоносных водорослей на Ха-Осе. Оглядев сидящих за столом, Мартинес увидел ПэДжи, которого усадили рядом с Випсанией. Без сомнения, лорд Пьер усадил их рядом исходя из соображения, что будучи самой старшей из сестер, Випсания больше других должна стремиться к замужеству.

Мартинес принялся за суп, обратившись мыслями к Суле и Аманде Таен. Он дважды виделся с Амандой после их первого свидания, и каждый раз эти встречи приносили ему подлинное удовольствие. Но никакие удовольствия тем не менее не могли заставить его забыть кадета леди Сулу.

Ну что ж. Скоро он увидит ее. Может быть, тогда ему будет легче разобраться в своих мыслях.


Закончив торможение, Сула передала «Черного Скакуна» буксирному судну, которое должно было отвести его на карантин. Свой катер Сула поставила на привычное место у причала и почувствовала, пришвартовавшись, что сила тяжести, вдвое большая, чем та, к которой она привыкла за время перелета, придавила ее к амортизационному креслу. Когда наконец причальный тубус присосался к люку ее катера, она сбросила шлем и глубоко, облегченно вздохнула. Швартуя маленькое судно, полагается быть одетым в вакуумный скафандр, а ей всегда стоило немалых усилий заставить себя опустить лицевое стекло шлема.

Сняв шлем, Сула выключила двигатели катера и сгрузила себе в конверты два файла с бортового компьютера.

В одном из файлов был дневник последнего перелета, его она поместила в служебный конверт, который полагалось передать в регистрационный отдел флотской службы, где отчет изучат и заархивируют. В другой конверт легли ее личные записи: письма от Мартинеса и все книги и фильмы, которые он ей прислал.

Личные записи она засунула в маленький пакет с личными вещами, который всегда брала с собой на катер, а пакет засунула в застегивающийся набедренный карман скафандра. Она распахнула дверцу в шлюзовый проход, схватилась за поручень, расположенный над головой, и поднялась с кресла. Шлюз теперь находился «внизу», и в него пришлось проскальзывать в топорщащемся скафандре, выключая по пути свет в пилотской кабине и задраивая за собой люк.

На кабину, в которой ей пришлось провести столько времени, она не бросила ни взгляда. Насмотрелась.

Люк с шипением отворился, и Сула полезла по причальному тубусу, ведущему в дежурное помещение, на фоне белоснежных стен и пола которого любая грязь и пыль делались особенно заметными. Чьи-то руки помогли ей подняться, и только встав на ноги, Сула сообразила, что перед ней стоит Мартинес. Он был одет в служебную форму, а на лице у него сияла широкая улыбка.

У Сулы закружилась голова.

— Господи, — проговорила она.

— Поздравляю с возвращением, кадет. — Поддерживаемая его руками, она сделала несколько шагов, и три равнодушных такелажника в стерильных одноразовых комбинезонах и шапочках надвинулись на нее и принялись деловито помогать ей освободиться от скафандра. Мартинес забрал служебный конверт, в котором лежали дневники перелета. — Твои записи здесь? Тогда я их забираю.

— Мне полагается самой доставить их.

— Я напишу расписку, — ответил Мартинес. — Их нужно доставить в следственную службу, а не в регистрационный отдел.

— А-а-а!

— Юристы, вооруженные до зубов деловыми бумагами, уже накинулись на «Черного Скакуна». Хотя особого толка от этого скорее всего не будет — флотские юристы не хуже прочих, а я уверен, что они уже знают, кому из высших офицеров должна достаться новая игрушка.

Опытные руки обшарили карманы скафандра, вытаскивая оттуда ее личные вещи, инструменты и небольшой баллончик с воздухом. Сперва они отделили дыхательный аппарат и систему рециркуляции воздуха от костюма, закрыли клапаны и после этого отстегнули верхнюю половину скафандра от нижней. Такелажники подняли ей руки и стащили с нее верх костюма.

Стоя с поднятыми руками, Сула неожиданно почувствовала, что пахнет не слишком хорошо. Служащие принялись возиться со штанами, а она опустила руки и обратилась к Мартинесу.

— Не мог бы ты отвернуться?

Мартинес повиновался, и служащие содрали с ног Сулы нижнюю половину скафандра и вмонтированные туда гигиенические приспособления. Потупив взор, Мартинес снял с пояса записную книжку и принялся что-то записывать в нее. Один из такелажников развернул перед Сулой пару чистых кальсон, и она быстро натянула их на себя. Мартинес нажал кнопку на записной книжке, и она выплюнула листок, который Мартинес протянул Суле через плечо.

— Твоя расписка.

— Спасибо, — ответила она, принимая листок. — Можешь повернуться обратно.

Мартинес повиновался. По его вежливо улыбающемуся лицу нельзя было бы догадаться, что он глядит сейчас на немытую, обессилевшую женщину с засаленными волосами, одутловатой кожей, одетой в рубаху, покрытую пятнами засохшего пота, которую не снимали уже много дней подряд. Сула была восхищена его самообладанием.

— Я приготовил тебе комнату в кадетском отделении в штабе, — сообщил он.

— Мне не придется жить на кольце? — обрадовалась Сула. — Спасибо.

— Пользуюсь служебными привилегиями, пока они мне еще доступны. Ты сможешь принять там душ и перекусить, если хочешь, а после этого мы пойдем к моему портному.

— К портному?

— Господин командующий Эндерби собирается наградить тебя на завтрашней церемонии. Не можешь же ты явиться туда в том, что на тебе сейчас надето.

— Да, конечно.

«Чем наградить?» — пронеслось у нее в голове.

— Твой рост, вес и прочее я взял из наших служебных архивов. Форму портной уже пошил, но тебе следует прийти на последнюю примерку.

Лодыжки Сулы сдавили манжеты туфель, которые такелажники, встав на колени, надели ей на ноги. Скафандр унесли, чтобы проверить, стерилизовать, перезарядить и сдать на хранение. Внезапно она испугалась.

— Мне ведь не придется надевать парадную форму?

— Просто полную форму, но не парадную.

— Замечательно. У меня ноги совсем опухли от сидения в кресле, и мне подумать страшно о том, чтобы надевать сейчас сапоги. — Тут Сула вспомнила, о чем хотела спросить.

— Чем наградить? — спросила она.

— Медалью «За заслуги» второго класса. Тебя наградят вместе с девятью другими отличившимися, а после этого будет прием и встреча с журналистами. — Он значительно поглядел на нее. — Представители изданий для яхтсменов. Отвечай на их вопросы спокойно, если ты готова положиться на мой план, который должен принести тебе успех.

Сула бросила на него быстрый взгляд. Последнюю фразу он произнес шутливым тоном, но уж больно энергично.

— Я хотела бы принять душ прямо сейчас, — сказала Сула. Она знала, что при здешних стерильных комнатах должны быть душевые, а все ее тело молило сейчас о мыле и горячей воде.

— Конечно же. Тебе вот сюда.

Он провел ее в раздевалку и вежливо открыл дверь перед ней.

— Я, наверное, на какое-то время здесь застряну, — предупредила она.

— Не торопись. — Он улыбнулся. — Между прочим, я устроил для тебя отпуск начиная с послезавтра. Он будет длиться до смерти Предвосхищения Победы, а потом все равно отпуска у всех закончатся.

Он еще раз улыбнулся и отпустил дверь, сразу захлопнувшуюся за ним. Сула развернулась и, приоткрыв дверь, выглянула ему вслед. Он поглядел на нее, приподняв тяжелые брови.

— Ты всегда такой деловой? — спросила она.

Подумав, Мартинес кивнул головой.

— Да, — ответил он. — По-моему, да.

* * *
Одетая в новую форму, с медалью на груди, Сула сидела в кадетской комнате штаба, где на видеостенах шли одновременно три футбольных матча. Она устроилась на сиденье, сплетенном из пластиковых ремней, со стаканом лимонного напитка в руке, а напротив нее в глубоком мягком кресле устроился кадет Джереми Фути.

— Мартинес? — говорил Фути. — Он что, уже нацелился на тебя?

— Целься! — фыркнул с софы кадет Сильва. — Бах! Одной девственницей меньше!

Сильва, пожалуй, уже изрядно пьян, подумала Сула.

— Девственницей? — переспросил Фути. Он поглядел на Сулу и поднял одну бровь. — Ведь ты же не девственница? Это было бы странно.

— Я чиста, как вакуум, — ответила Сула. Ей было забавно наблюдать за сменой выражений на лице Фути, пытавшегося сообразить, что именно она имеет в виду.

Она забралась в кадетскую комнату, потому что это было одним из немногих мест в штабе, где дозволялось находиться не занятым делом кадетам. Господа офицеры и политики предпочитали работать, выпивать и закусывать, не обременяя себя зрелищем грубых, невоспитанных, прыщавых, да еще и вечно подвыпивших младших офицеров.

Нескольких минут лицезрения кадета Сильвы Суле хватило для того, чтобы поверить, что в чем-то они правы.

— Так что, по-твоему, не так с Мартинесом? — спросила она.

— Да ничего, если ты привлекательная, женственная и товаристая девчонка, — отозвался Фути. — У него есть деньги, определенное обаяние и некоторое чувство стиля. Я полагаю, что тем, с кем он обычно имеет дело, не приходится на него жаловаться. Но на принадлежащих к высшему обществу он едва ли может произвести серьезное впечатление. — Он многозначительно поглядел на Сулу. — Я уверен, что ты могла бы выбрать что-нибудь и получше.

— Троглодит! — провозгласил Сильва. — Вот как мы его называем! — Его голос зазвенел от возбуждения. — Гол! Видали такое? Еще одно очко «Короне»! Вратарь забивает гол руками!

— Троглодит? — переспросила Сула.

Фути тонко улыбнулся и поправил сбившийся на лоб чуб.

— Это из-за его коротких ног. И длинных рук. Ты обратила внимание? Совершенно атавистическая внешность.

— Но он же высокий, — возразила Сула.

— Это все за счет спины. А ноги у него короткие. — Он покивал. — Кроме того, у него хороший портной. Покрой костюма маскирует несуразность, ему не удается только скрыть руки, которые свисают чуть не до колен.

Со стены зазвенел сигнал вызова. Фути велел видеостенам замолчать, поднялся из своего кресла и отозвался на вызов. Потом обернулся к Сильве.

— Посылка во флотском офисе, Сильва, — объявил он. — Нужно доставить ее вручную. Возьмешься?

— Нынче твоя очередь, — ответил Сильва.

На лице Фути проступило раздражение.

— Может, все же сходишь, Сильва?

— Договаривались же по очереди, — возразил Сильва, но поднялся, застегнул куртку и направился к двери.

— Дыхание, Сильва, — наставительно произнес Фути, бросая Сильве маленький серебристый ингалятор, из которого тот, поймав на лету, опрыскал себе нёбо мятным экстрактом. Вернув ингалятор Фути, который тут же спрятал его обратно в карман, Сильва отбыл.

— Ты всегда заботишься о выпивших друзьях? — спросила Сула, когда Фути вернулся на свое место.

Фути удивился.

— Товарищам положено помогать друг другу, — ответил он. — А что до выпивки, то надо же здесь чем-то заниматься, чтобы не умереть от скуки. Что до меня, я подумываю заняться яхтенными гонками. — Эта мысль, похоже, воодушевила его. — А почему бы нам обоим не заняться ими? — спросил он. — Ты показала настоящий класс, охотясь за «Черным Скакуном». Я уверен, что у тебя бы это хорошо получилось.

Сула покачала головой:

— Неинтересно.

— Но почему? — настаивал Фути. — Ты заработала серебряные нашивки — не могла же ты не думать при этом о яхтах. А флот поддержит тебя, помогая оттачивать пилотское мастерство.

Хорошо, думала Сула, что Фути не вникал в историю моего семейства. Ее принадлежность к пэрам была достаточно подлинной, несмотря на то что единственным членом клана Сула была она сама. Ее капиталов хватало на содержание скромной квартирки в верхнем городе, но их никак не хватило бы на яхту.

Она могла бы сказать Фути, что еще не вступила в права наследования, но почему-то ей не хотелось этого делать. Чем меньше Джереми Фути знает о ней, тем лучше.

— Я провела слишком много времени на борту маленьких кораблей, — ответила Сула. — Больше не хочется.

В этот момент в комнату ввалилась рыжая девчонка-кадет и изумленно уставилась на Сулу.

— Я видела тебя по видику этим утром, — сообщила она. — Это ты спасала «Скакуна».

Фути представил Рут Чаттерджи, и та пожелала узнать, вправду ли господин командующий Эндерби так свиреп, как о нем говорят. Сула ответила, что он выглядел достаточно свирепо, но, вешая ей медаль на шею, вовсе не вел себя грубо.

— Ты расскажи, что там было на «Черном Скакуне», — предложила Чаттерджи, — Правда, что у Блитшартса случилась закупорка сосудов и он выблевал все свои легкие?

Сула поднялась на ноги.

— Пожалуй, я пойду. Спасибо, что развлекли меня.

— Настала пора свидания с троглом? — осведомился Фути. Развалясь в кресле, он откинул голову назад и глядел из-под полуопущенных век на проходящую мимо него Сулу. — Ответь мне, — сказал он. — Ответь мне, почему бы мне не устроить тебе приличный вечер? Я нынче вечером ужинаю у своего дядюшки — он капитан «Бомбардировки Дели». Он любитобщаться с подающими надежды офицерами — может быть, он сумеет быть тебе полезным.

Сула поглядела на Фути сверху вниз и сладко улыбнулась.

— Капитан Фути с «Дели»? — осведомилась она. Она наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. — Он не яхтсмен?

— Да. Это он.

Сула позволила улыбке превратиться в гримасу отвращения.

— Не знаю, — проговорила она с сомнением. — Мне всегда казалось, что яхтсмены — самые надоедливые люди в этом долбаном мире.

Переполняемая злой радостью, Сула вышла из комнаты, оставив там изумленно моргающего Фути и тупо уставившуюся перед собой Чаттерджи.

И тем не менее утро, проведенное в кадетской, не прошло без следа. Когда Мартинес пришел за ней, она не смогла удержаться и, шагая вслед за ним по штабу, принялась разглядывать его ноги.

Возможно, они и вправду слегка коротковаты, решила она.


Випсания подняла бокал с вином.

— Прежде чем мы приступим к ужину, — объявила она, — я предлагаю выпить за нашу уважаемую гостью. За леди Сулу, которая столь бесстрашно и ловко вернула «Черного Скакуна» и тела капитана Блитшартса и Апельсина.

Мартинес подавил укол ревности, поднимая бокал и вместе со всеми произнося ее имя. Собственно, подумал он, это же мой план.

Он понимал, что нет смысла ожидать, что Випсания соберется предлагать тост за Мартинеса. В конце концов, он же ей просто брат.

Но зависть сменилась восторгом, когда он взглянул на Сулу, безукоризненно стройную, слегка раскрасневшуюся оттого, что оказалась в центре общего внимания. Она безукоризненно смотрелась посреди гостиной дворца Шелли в темно-зеленом костюме, оттеняющем изумрудный цвет ее глаз. Портной Мартинеса поработал на совесть, подгоняя униформу, а ванная, стрижка и умеренная доза косметики сделали чудо, скрасив бледность лица, естественную после столь долгого и тяжелого перелета.

Мартинес поднес бокал к губам и от всей души выпил за Сулу.

Сула подняла стакан содовой воды, который вертела в руках с самого начала вечера.

— Я хотела бы поблагодарить леди Випсанию, лорда Гарета… — она бросила взгляд на Мартинеса, — и весь клан Мартинесов за их благословенное гостеприимство.

Когда гости подняли бокалы в честь Мартинеса, он скромно удержался от поднятия своего. Осмотрев комнату, он заметил в нескольких шагах от себя ПэДжи Н'гени, пожирающего Сулу блестящими глазами.

— Грандиозно! — расслышал он сквозь говор собравшихся гостей. — Великолепная девушка!

Мартинес улыбнулся сам себе. С этой тебе ничего не светит, старина, подумал он, разве что ты знаком с работами Ква-Зо.

Было похоже, что вечеринка у сестер Мартинеса удалась. Мартинес видел несколько лиц из тех, которые он впервые увидел на обеде у лорда Пьера, да и ПэДжи появился с парой своих дружков, которые еще меньше, чем он, скрывали свою щегольскую натуру. Мартинес видел, как Вальпурга в углу комнаты смеется и улыбается адвокату, с которым она познакомилась во дворце Н'гени — Мартинес уже знал, что тот представляет интересы клана Кайан. Семпрония, стоя возле двери в сад, беседовала с молодым каштанововолосым мужчиной в зеленой форме лейтенанта флота.

А Сула, как видел Мартинес, сразу после того как ее представили обществу, сделалась центром компании молодых людей, в числе которых оказались и двое глитов — дружков ПэДжи. Мартинес уже подумывал, не пора ли прийти ей на помощь, но тут прозвенел гонг, приглашающий на обед, и эта проблема разрешилась сама собой.

За столом им тоже не удалось оказаться рядом — ее усадили между двоими из тех гостей, которых сестры сманили из дворца Н'гени, но он мог постоянно видеть ее. Она чудно смотрелась на фоне спинки кресла из потемневшей слоновой кости с Эскера, очень удачно оттенявшей бледный цвет ее лица.

Даже посреди множества роскошных гостей и изысканного флористического дизайна Кэролайн Сула притягивала к себе внимание.

Мартинес как раз поднимался из-за обеденного стола, собираясь пройти в гостиную, когда до его левой руки легко дотронулась Семпрония.

— Это ты виноват! — прошипела она. — Он хочет, чтобы я пошла с ним гулять в сад!

— По-моему, сад просто прекрасен, — отвечал Мартинес.

— Только когда там нет ПэДжи.

— Кроме того, — продолжал Мартинес, — это ведь затея твоих сестер, и ты отлично это знаешь.

Она окатила его презрительным взглядом.

— А ты должен был за меня заступиться! На что еще нужны братья? — и решительно удалилась.

Обескураженно потоптавшись на месте, Мартинес был уже готов отправиться на поиски Сулы, когда до его правой руки дотронулся ПэДжи Н'гени. Симметрия, подумал Гарет.

— Нельзя ли поговорить с вами? — осведомился ПэДжи, подкручивая усики.

— Конечно.

— Я спросил гм… вашу сестру Семпронию, не составит ли она мне компанию для прогулки по саду.

Мартинес нацепил на лицо приветливую улыбку.

— Чудесная идея.

— Отлично. — ПэДжи помолчал. — Честно говоря, хотя я знаю ее очень недолго, Семпрония мне уже очень нравится.

Мартинес кивнул:

— Ничего странного в этом нет. Она очень милая девушка.

— Я подумал — если мне удастся пригласить ее в сад, то мне можно будет попросить ее руки. — Он сделал паузу. — В смысле женитьбы, — уточнил он.

— Ничего другого я и не подумал.

— Вот я и решил спросить вашего совета, — закончил ПэДжи, ясными глазами глядя на Мартинеса.

Мартинес поглядел на собеседника сверху вниз. Для человека, ведущего, судя по всему, распутный образ жизни, ПэДжи явно не хватало самоуверенности.

— Так в чем же дело? — поинтересовался Мартинес. — Вам ни разу не случалось подъезжать к женщине?

ПэДжи вспыхнул.

— Ну да, — признал он, — бывало. Но я никогда не намеревался жениться, со всеми, — он слегка кашлянул, — вытекающими отсюда обязанностями и ответственностью и… и всем прочим, — на этом ПэДжи уныло закончил. Его голос оборвался, и он опять поглядел на Мартинеса. — Вы не имеете ничего против, если я попрошу руки вашей сестры?

— Нет.

Проси сколько хочешь, подумал Мартинес. Но вот попробуй жениться, и я просто застрелю тебя.

Его ответ отнюдь не успокоил ПэДжи.

— Как вы думаете, она… вы думаете, милая Семпрония не откажет мне? — Он облизнул губы. — Мне кажется, что она просто избегает меня. — Он бросил взгляд через комнату туда, где Семпрония до сих пор беседовала с молодым флотским офицером.

— Она здесь одна из хозяек, и ей приходится заниматься всеми гостями, — изрек Мартинес. — Я думаю, если вы спросите ее, то будете удовлетворены ответом.

Пора было пускать ПэДжи по следу. Мартинес хлопнул собеседника по плечу.

— Идите, — велел он. — Смелей!

Казалось, ПэДжи глядит не на Семпронию, а в пугающую его бездну.

— Вы очень добры, — пробормотал он. — Спасибо.

Он направился к Семпронии, словно шагая к месту собственной казни. Мартинес улыбнулся при мысли об этих двух людях, ни один из которых не хочет жить с другим, но тем не менее движущихся навстречу помолвке, которая должна ублаготворить их семейства. Решив, что не хочет наблюдать болезненную развязку, какой бы она ни оказалась, он отправился на поиски Сулы и обнаружил ее уткнувшейся в чашку кофе и даже, как ни странно, не окруженной воздыхателями.

— Мы не обязаны оставаться здесь всю ночь, — отметил он. — Я знаю местечки в нижнем городе, где можно неплохо повеселиться.

Сула пригубила кофе и опустила чашку на изящное блюдце из желтого фарфора.

— Как ты думаешь, этот узор относится к новой кухонной флористике? — спросила она.

Мартинес поглядел на чашку, словно в первый раз видел ее. Ее окружал узор из фиалок и узкая, изящная пурпурная полоска.

— Не знаю, — ответил он. — По мне, чашка как чашка.

Сула оторвала глаза от блюдца.

— Можно будет спросить у твоих сестер, когда будем прощаться с ними.

Они пожелали доброй ночи Випсании и Вальпурге, которые подтвердили Суле, что чашка действительно из новой флористической серии, и изысканно поблагодарили ее за визит. Присутствие на днях награжденной Сулы, понимал Мартинес, гарантировало, что упоминания об этой вечеринке появятся в завтрашних светских отчетах, и именно это в первую очередь заставило его сестер пригласить Сулу. Они хотели утвердить свой дом как фешенебельный салон до того, как предстоящий траур по последнему шаа на целый год пресечет обычный распорядок светской жизни.

Мартинес повез Сулу на фуникулере в нижний город, и по пути они разглядывали через прозрачные стены вагончика бескрайние просторы огромной сверкающей золотом столицы, вздымающейся вокруг них. Под порывами ветра канат пронзительно скрипел. Потом Мартинес увидел старый дворец клана Сула, возвышающийся на краю верхнего города, — его легко было узнать по куполу, сделанному из витражного стекла, который сейчас светился голубым сиянием, — и, вздрогнув, покосился на Сулу. Вид дворца сразу же напомнил ему, при каких обстоятельствах ее родители умерли, а она потеряла наследственное благосостояние. Сула тоже глядела в сторону дворца, но на ее лице ничего не отражалось. Может быть, по прошествии стольких лет она даже не узнавала его.

Для начала Мартинес повел Сулу в кабачок, расположенный на берегу городского канала, нашел местечко в уголке и потребовал бутылку вина. К его удивлению, когда он попытался налить ей вина, Сула прикрыла свой бокал ладошкой и попросила принести ей содовой.

— Ты что, вообще не пьешь? — спросил он.

— Нет. Я… — она запнулась. — У меня проблемы с алкоголем.

— А… — Повисла неловкая тишина. Он поглядел на бутылку с вином, которую держал в руках, — Но ты не против, если я буду пить? Если против, то я сейчас же…

— Не беспокойся. Делай что хочешь. — Она легонько улыбнулась. — Только не рассчитывай, что я возьмусь доставлять тебя домой.

— Пока что такой необходимости еще ни разу не возникало, — проворчал Мартинес, пытаясь скрыть неловкость за напускной бравадой.

Он пригубил вино, но про себя решил этим и ограничиться. Мысль о том, что он окажется пьян в обществе Сулы, внезапно показалась ему неприятной.

— Итак, — начал он, — ты еще и знаток фарфора? Помнится, я посылал тебе книгу по этой теме.

— Я тот еще знаток, — возразила Сула. — Скорее просто любитель. — Ее глаза вспыхнули, она с радостью заговорила, и он удовлетворенно понял, что скользкая тема алкоголя снята с повестки дня. — Ты в курсе, что искусство изготовления тонкого фарфора родилось на Земле? Что фарфор, вместе с темперированным строем, оказался одной из тех немногих вещей, которые шаа сочли достойным вкладом в сокровищницу межзвездной цивилизации?

— Нет. Этого я не знал. Выходит, что никто не умел делать чашек, пока не завоевали Землю?

Сула поджала губы.

— Конечно же, чашки у них были. И всяческая керамика. Даже с глазурью. Но полупрозрачная, остекленевшая керамика, сделанная из белой глины и шпата, — настоящий фарфор, который звенит, когда ты стучишь по нему ногтем, — его придумали на Земле. — По ее лекторскому тону Мартинес понял, что она слегка разочарована его вопросом.

Мартинес терпеть не мог разочаровывать прекрасных дам и поэтому решил, что не станет уточнять, что такое темперированный строй — чем бы он ни был. Он осторожно отхлебнул из своего бокала и решился на открытый комплимент.

— Я вспоминаю о фарфоре каждый раз, когда гляжу на тебя, — заявил он. — У тебя изумительный цвет лица, теперь у меня есть возможность убедиться в этом лично. Мне кажется, я уже очень давно хотел это сделать.

Она отвела глаза в сторону, и на ее губах появилась двусмысленная улыбка. Потом она усмехнулась, встряхнула головой и поглядела ему прямо в глаза.

— А мои глаза подобны изумрудам, верно?

Мартинес решил ответить осторожно.

— Я сказал бы, они цвета зеленого нефрита.

Девушка кивнула.

— Так-то лучше. — Опять отвернувшись, она пробормотала: — Полагаю, что описание прочих частей моего тела мы можем оставить до другого раза.

Даже столь косвенное упоминание о прочих частях — в этот ли раз, в другой ли — было просто чарующим.

— Значит, ты собираешь фарфор?

Сула покачала головой.

— Нет. Я… Это просто немыслимо при моем образе жизни. Когда делишь квартиру с пятью другими пилотами, трудно ожидать, чтобы столь хрупкие вещи могли уцелеть.

Вероятно к тому же, сообразил Мартинес, что Суле просто не по карману приобретение тех вещей, которые ей по вкусу. Особенно если она живет на кадетское жалованье. Он ведь не знал, сколько денег осталось у нее после казни родителей.

— В музее пластических искусств целое крыло отведено под фарфор, — припомнил Мартинес. — Мы могли бы как-нибудь сходить туда, если ты хочешь.

— Я была там, — ответила Сула. — Я первым делом отправилась туда, когда «Лос-Анджелес» встал здесь на техосмотр.

Посещение музея придется вычеркнуть из повестки дня, отметил Мартинес. Хотя это могло бы быть забавным — разглядывать фарфор в обществе знатока, не менее прекрасного, чем самый прекрасный из экспонатов на витрине.

— Как движутся поиски нового назначения? — сменила тему Сула.

— Никак. Пока никак.

— Это обязательно должна быть штабная работа?

Мартинес покачал головой.

— Я не против службы на судне. Но хотелось бы подниматься наверх, а не опускаться вниз и не топтаться на месте. — Он сложил руки на стол и вздохнул. — К тому же приятно иметь возможность иногда что-нибудь делать. Есть у меня эта смешная потребность быть полезным. Но на нашей службе это не так-то просто. Иногда вообще приходится потрудиться, чтобы найти хоть какое-то дело. Понимаешь, о чем я говорю?

Сула посмотрела на него и кивнула.

— Мы служим в армии, которая не воевала уже тридцать четыре столетия, а до этого большая часть наших подвигов сводилась к тому, что мы обрушивали потоки бомб на головы беспомощных народов. Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. — Она встряхнула головой, рассыпав по плечам волну прекрасных сияющих волос. — Иногда выпадает кого-нибудь спасти. Хотя едва ли для этого нужны крейсеры и линкоры, верно? Но все эти огромные корабли представляют собой впечатляющую сцену, на которой красуются полные сознания собственной значимости господа капитаны и командующие флотами, а только сознанием собственной значимости и держится вся эта империя.

Мартинес моргнул от неожиданности.

— Звучит грубовато, — отметил он.

— Грубость мне разрешают. Я очень хорошо понимаю свое положение. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Ты все знаешь про мою семью?

Мартинес осторожно кивнул:

— Я заглядывал в твое дело.

— Значит, ты в курсе, что мне дозволена только военная карьера. Но хотя я и считаюсь главой клана, возглавлять-то мне и некого, и влиятельных родственников, которые могли бы оказать мне протекцию, у меня нет. Своими силами я, наверно, сделаюсь лейтенантом, но после сдачи экзаменов мне больше не на что рассчитывать. Если я потрясу всех своими талантами, меня могут сделать каплеем, а полного капитана мне дадут разве что при выходе в отставку. — Она холодно усмехнулась. — Утешаюсь только тем, что могу зато говорить все, что захочу. Это ничего не изменит. Разве что… — задумчиво проговорила она.

— Ну?

— Разве что я совсем уж блестяще сдам экзамены. Какой-нибудь старший офицер может заинтересоваться кадетом, занявшим первое место. Или даже второе.

Мартинес кивнул. Да, такие вещи случались. Даже мещанин может далеко пойти, если найдет себе хорошего патрона.

— Желаю тебе удачи, — сказал он.

— Надеюсь, что удача здесь ни при чем, — ответила Сула. — Если бы я рассчитывала на удачу, то вообще ничего бы не добилась.

— Хорошо, — миролюбиво согласился Мартинес. — Не надо удачи.

Она улыбнулась:

— Спасибо.

— Не за что.

Наступило короткое молчание, а потом Сула опять заговорила.

— За последние несколько дней, как только я вернулась на Заншаа, ко мне стали приходить письма от людей, которые утверждают, что были друзьями моих родителей. — Она покачала головой. — А я ни одного из них не помню. Я вообще плохо помню то время.

— Тебе следовало бы встретиться с ними.

— Зачем?

— Может быть, они смогли бы помочь тебе. Хотя бы из чувства долга перед твоими родителями.

Сула задумалась было над его словами, но вскоре решительно покачала головой.

— Не дело тревожить мертвецов, — ответила она. — Верно?


Суле приходилось постоянно бороться с ощущением, что она все делает не так. Она чувствовала, что испортила весь вечер, и все потому, что просто не знала, как вести себя с человеком, который явно был влюблен в нее.

Когда-то она была совсем другой, но потом решила измениться и с тех пор избегала всего — в том числе алкоголя, — что могло бы вернуть к жизни того человека, которым она когда-то была. Но какой ей нужно стать, она представляла себе слабо, и поэтому все постоянно шло наперекосяк.

«Не дело тревожить мертвецов». Чудесная тема для приятного разговора за коктейлем.

Она напомнила себе, что Мартинес старается сделать как лучше.

Конечно, он к тому же очень настойчиво старался затащить ее в постель. Эта идея была по-своему не лишена привлекательности, но она так давно ни с кем не была, что сомневалась, вспомнит ли, как это делается. Не хватало нынешним вечером испортить еще и это.

С другой стороны, подумала она, в этом вполне можно положиться на Мартинеса. Наверное, тут он все сделает как надо.

Она вполне могла сдаться. Толку от целомудрия не было никакого, а Мартинес едва ли мог сделать ее жизнь хуже, чем она уже была.

К счастью, до того как она успела окончательно испортить их встречу, началось представление. На сцену вышли два певца и группа музыкантов, которые заиграли танцевальную музыку, и похоже, Мартинес был доволен, что она сама предложила ему потанцевать.

Когда-то Сула увлекалась танцами, но за последние годы ей удавалось потанцевать только в академии, а это были те еще танцы: все в форменном платье, нервничают и потеют, скованные строгим этикетом. Ей давно не случалось потанцевать просто ради удовольствия, но тут ей повезло — Мартинес оказался неплохим партнером. Его короткие ноги явно знали свое дело, и это помогло ей преодолеть начальную неловкость. Она заметила, что ее так и тянет подпрыгивать при каждом шаге, и ей пришлось напомнить себе, что при танцах стоит опустить центр тяжести и скользить, а не скакать подобно резвому щенку.

Постепенно неловкость покидала ее, и она отдалась ритму музыки, движений и рукам Мартинеса. Их тела двигались в едином потоке, она почувствовала, что легко отзывается на легчайшие прикосновения его ладоней и бедер. Во время медленных танцев она приникала к нему и чувствовала, как от соприкосновений ее охватывал жар. Похоже было, что на целомудрие стоит забить.

Они протанцевали около часа, а потом вышли из бара, чтобы остудиться. Прямо над головой неслись облака, закрывая кольцо над Заншаа, и уныло завывал ветер. По каналу проплывала прогулочная яхта — в темноте ее не было видно, только светился подсвеченный голубыми неоновыми огнями ее контур, похожий на скелет лодки, видение из другого мира. Мартинес промокнул лоб носовым платком и расстегнул воротник.

— В следующий раз, — объявил он, — оденусь в цивильное.

— Спасибо, что напомнил мне, как здорово бывает повеселиться, — сказала Сула. — Я уже много лет бывала только на официальных балах.

— Танцы в корпусе? — отозвался он. — Они бывают очень занудными, верно? — Он развернулся лицом к каналу, увидел освещенную неоновыми огнями яхту, и его глаза загорелись новой идеей. — У меня есть предложение. Хочешь проехаться по каналу?

— Я…

— Пошли! — Он взял ее за руку и потащил за собой. Она поспевала за ним, не в силах сдержать улыбку.

Неподалеку оказалась лодочная пристань. Мартинес показал пожилому служителю-торминелу свое удостоверение, и им выдали маленькую двухместную лодку с тентом над сиденьем, натянутым над короткой иллюминированной цветными огнями мачтой. Мартинес стер с сиденья брызги воды и помог Суле спуститься с каменного причала, — легкий пластиковый корпус закачался, когда она ступила в лодку, на обросшие мхом камни пристани плеснуло водой. Усадив ее, Мартинес задал автопилоту маршрут и уселся рядом сам.

Запах йода, водорослей, мох, птичий помет, плавающий по поверхности темной ледяной воды мусор, — аромат канала внезапно обрушился на Сулу, пробуждая забытые воспоминания. Она уже очень давно не дышала подобным воздухом. Ей захотелось отказаться от прогулки, но рядом улыбался Мартинес, радуясь своей затее, и она не решилась испортить этот вечер — теперь, когда все пошло на лад.

Бесшумный электромотор мягко разгонял лодку. Сула попыталась расслабиться, опершись о руку Мартинеса.

— Отсюда открывается прекрасный вид на верхний город, — раздался в ее ухе его голос.

«Бросьте его в реку», — сказала Гредель, и в ее голосе кипела годами копившаяся ненависть.

Верхний город закрывали низкие облака. Мартинес разочарованно пробормотал:

— Придется показать его тебе в другой раз.

Ледяной ветер продувал Сулу до костей. Она представила себе тело, бесшумно скользящее под поверхностью Иолы, дробящийся на волнах золотистый свет фонарей, воду, заливающую рот и нос, и неумолимый поток памяти вынес на поверхность ее сознания запах реки и ощущение уходящего времени и смерти.


Леди Сула?

Она была даже не леди Кэроль, она оказалась леди Сулой. Она была не просто пэром, но главой клана.

Гнев Хромуши моментально стих — он умел заводиться и успокаиваться почти мгновенно, — и он поднял Кэроль на руки и понес ее к лифту, не обращая внимания на суетящегося вокруг них привратника. Когда они поднялись на верхний этаж, тот открыл им дверь в квартиру Кэроль, — Хромуша вошел внутрь, словно это была его квартира, и понес ее прямо в спальню. Там он опустил Кэроль на постель, а пока Гредель стаскивала с нее высокие сапоги, накрыл ее шерстяным кашне.

В этот момент Гредель восхищалась Хромушей, как никогда раньше. Он держал себя с непривычной деликатностью, словно и сам был пэром, прямо господин командующий флотом, наводящий порядок после возвращения с секретной операции.

Привратник не позволил бы им остаться. Выходя, Гредель заметила, что в квартире у Кэроль царит ужасный беспорядок, всюду лежат кучи одежды, столы покрыты стаканами, бутылками и грязными тарелками.

— Давай-ка ты завтра вернешься сюда, — сказал ей Хромуша, заводя машину. — Я хочу, чтобы ты стала лучшей подругой Кэроль Сулы.

Гредель и сама собиралась это сделать, но ее удивило, что и Хромуша с ней согласен.

— Зачем?

— Пэры богаты, — просто ответил Хромуша. — Может быть, мы сумеем с этого что-нибудь получить. И дело не только в деньгах. Перед пэрами открыты все двери, и может быть, Кэроль сможет открыть какую-то дверь для нас. Даже если за этой дверью будет только ее банковский счет, все равно попробовать стоит.


Было очень поздно, почти рассветало, но Хромуша все равно довез Гредель до одной из своих квартир. Там они занялись сексом так наскоро, что, по мнению Гредель, ради этого не стоило и раздеваться, а потом Хромуша отвез Гредель к ней домой.

Едва войдя в дверь, она поняла, что вернулся Антоний. В доме появился новый запах, смесь пива, табака, мужского пота и страха. Гредель сняла башмаки у дверей, чтобы не разбудить его, и тихонько прокралась к своей постели. Несмотря на поздний час, она еще долго пролежала без сна, раздумывая о дверях, которые могут открыться перед ней.

Хромуша не знал, чего ждать от Кэроль, он просто руководствовался инстинктом, который подсказывал ему, что Кэроль может быть полезной своими связями, на которые можно опереться. Гредель чувствовала по отношению к Кэроль примерно то же самое, только хотела от нее других вещей. Гредель не хотела на всю жизнь остаться в Фабах. А Кэроль могла показать ей, как преуспеть, как вести себя, одеваться. Ей нужно было понять, как вырваться отсюда — и не просто из Фаб, но вообще со Спэнии; как взлететь с планетарного кольца на ракете, оставляя за собой след сверкающего пламени, и отправиться то ли на Эсли, то ли на Заншаа, то ли на Землю, к той блестящей жизни, которая, Гредель это чувствовала, где-то идет, о которой она мечтает, которая подобна второму, прекрасному рождению.

Она проснулась перед полуднем и, накинув домашнее платье, отправилась принять душ и привести себя в порядок. Из гостиной доносились звуки соревнования по зефирболу, проходящему на весеннем фестивале, — Антоний уже включил телевизор. Умывшись, Гредель вернулась в свою комнату переодеться. Одевшись и накрасившись, она еще долго расчесывала волосы, пока не поняла, что просто оттягивает момент, когда ей придется встретиться с Антонием. Поняв это, она разозлилась на себя и отбросила расческу, сунула свои деньги в карман куртки и вышла из комнаты.

Антоний сидел на продавленном диване и следил за игрой, идущей на видеостене. Перед ним на тарелке лежали остатки сэндвича. Роста он был среднего, но крепко сложен, широкоплеч, и руки у него были крупные. Чем-то он напоминал кирпич на ножках. Вокруг лысины топорщился венчик серых волос, а маленькие глазки постоянно подозрительно поблескивали.

Увидев, что он уже навеселе, Гредель почувствовала облегчение.

— Привет, Антоний, — поприветствовала его она, входя в гостиную.

Он наградил ее свирепым взглядом.

— Куда это ты так вырядилась?

— Иду повидаться с другом.

— С тем другом, что покупает тебе все эти шмотки?

— Нет. С другим. — Она заставила себя остановиться и посмотреть ему в лицо.

В ответ он презрительно ухмыльнулся.

— Нельда говорит, что ты продалась какому-то бандиту. Совсем как твоя матушка.

Гнев ударил Гредель в голову, но она подавила его и спокойно ответила:

— Я никогда никому не продавалась. Никогда.

— Может быть, не за деньги, — ответил Антоний. — Но посмотри, что на тебе надето. И на эти драгоценные украшения. — Гредель почувствовала, что краснеет. Антоний снова уставился на экран. — Лучше бы ты продала всю эту мишуру, хоть денег бы заработала, — пробормотал он. — Хоть как-то отработала бы свое проживание.

Ты бы тут же украл эти деньги, подумала Гредель, но ничего не сказала. Она молча направилась к двери, и уже на выходе до нее долетел последний залп его ругани:

— И не вздумай вынуть имплантант! Забеременеешь — выгоню из дома. Мне не нужен еще один чужой ребенок!

Как будто бы ему нужны были хотя бы свои дети.

Гредель вышла из дома, сжав кулаки, с горящими от злости глазами. Детишки, играющие перед домом, только глянули на нее и тут же расступились, давая ей дорогу.

Она понемногу успокоилась, когда поезд был уже на полпути к Мараникам, и понемногу начала волноваться: а окажется ли Кэроль дома и вспомнит ли она вообще события прошедшей ночи.

На этот раз Гредель быстро нашла Вольты. Привратник — сегодня это был уже другой человек — отворил перед ней дверь и проводил ее до лифта. Похоже, он принял ее за Кэроль.

— Благодарю, — улыбнулась Гредель, пытаясь растягивать слова, как это принято среди пэров.

Ей пришлось несколько раз громко постучаться, прежде чем Кэроль появилась в дверях. Она была в том же платье, что и прошлой ночью, босая, с распущенными волосами и пятном от туши на щеке. Увидев Гредель, она широко распахнула глаза.

— Землянка, — проговорила она. — Привет.

— Привратник принял меня за тебя. Я зашла убедиться, что у тебя все в порядке.

Кэроль распахнула дверь и всплеснула руками, словно говоря: «Сама видишь, я в порядке».

— Заходи, — пригласила она Гредель и направилась на кухню.

В квартире стоял тот же беспорядок, воздух был затхлый. На маленькой кухне Кэроль подошла к раковине и налила себе чашку воды.

— У меня во рту вкус сыра, — пожаловалась она. — Такого, знаешь, с прожилками. Терпеть его не могу.

Пока она пила воду, Гредель прошлась по захламленной квартире. Ей почему-то не хотелось трогать вещи руками, словно она оказалась во сне, который готов растаять при первом прикосновении.

— Ну, — спросила она наконец, — что же ты собираешься делать?

Кэроль прикончила воду и поставила стакан на стойку, уже переполненную грязной посудой.

— Первым делом мне нужен кофе, — ответила она. — Ты не против сходить в кафе на углу и принести нам по чашечке, пока я переодеваюсь?

— А чем плоха кофеварка? — спросила Гредель.

Кэроль удивленно уставилась на комбайн, словно в первый раз его видела.

— Я не знаю, как она работает, — ответила она.

— Я тебе покажу.

— Я никогда не умела обращаться с кухонной утварью, — объясняла Кэроль. — До того как я сюда попала, у меня постоянно была прислуга. У меня и здесь были служанки, но последнюю я обозвала коровой и выгнала.

— А кто такая корова? — поинтересовалась Гредель.

— Они уродливые, толстые и тупые. Совсем как Берта, которую я уволила.

Гредель нашла в буфете кофе и стала настраивать кофеварку.

— Этих твоих коров едят, или зачем они?

— Да, они дают мясо. И еще молоко.

— У нас для этого есть вэйчи и зейги. А еще свиньи и бизоны, но от них только мясо.

Гредель приготовила кофе на них обеих. Кофейные чашки у Кэроль были тонкие, как бумага, и очень изящные, с платиновым колечком по краю, украшенные тремя красными полумесяцами. Кэроль забрала чашку с собой в ванную, и вскоре там зашумел душ. Прихлебывая кофе, Гредель принялась бродить по квартире — комнаты были хороши, но не очень. Хромуша устраивался не хуже, хотя и не в таких роскошных домах, как этот. Из окон открывался вид на Иолу, но тоже не слишком красивый, перед рекой стояли дома, да и оконные стекла были грязными.

Почувствовав, что не может дальше находиться в этой грязи, Гредель начала собирать разбросанную одежду и складывать в стопки. Она уже покончила с этим и засовывала в моечную машину грязные тарелки, когда появилась Кэроль, небрежно одетая в мягкие шерстяные штаны, блузу с высоким воротником и куртку с золотыми пуговицами и множеством карманов, налезающих один на другой. Кэроль изумленно огляделась.

— Ты прибралась.

— Немножко.

— Право, не стоило утруждаться.

— Мне все равно больше нечем было заняться. — Гредель прошла в гостиную. Ее взгляд упал на стопку одежды, и она взяла в руки один из свитеров, которые только что аккуратно уложила на диван. — У тебя тут есть красивые вещички, — отметила она.

— Это с Йормака. Они производят прекрасную шерсть. — Леди Сула оглядела платье Гредель. — Да и то, что на тебе, — оно тоже вполне неплохо.

— Его купил мне Хромуша.

Кэроль рассмеялась.

— Можно было догадаться, что выбирал мужчина.

«А что не так с моим платьем?» — хотела спросить Гредель. Платье было такое же, как все носили, только отличного качества. Через мараникский порт не проходили грузы с одеждой, и ее приходилось просто покупать в магазине.

Кэроль взяла Гредель за руку.

— Давай позавтракаем, — предложила она, — а потом я проведу тебя по магазинам.

Привратник изумленно уставился на Кэроль и Гредель, выходящих из лифта. Кэроль представила Гредель как двоюродную сестру Маргариту с Земли, и когда Гредель обратилась к привратнику с земным акцентом, тот низко поклонился им вслед.

Часом позже в ресторанчике Кэроль, к удивлению Гредель, попросила ее расплатиться за завтрак.

— Мое пособие приходит в начале месяца, — объяснила она. — А деньги, полученные в этом месяце, уже кончились. В этом кафе мне ничего не отпустят в кредит.

— Разве мы не собираемся идти в магазины?

Кэроль ухмыльнулась:

— Одежду я могу покупать и в кредит.

Они направились в пассаж, где дорогие магазины стояли в ряд под изящной сводчатой крышей из полупрозрачного разноцветного пластика, где на каждом шагу цвет освещения празднично менялся, маня посетителей двигаться все дальше. Кэроль представляла Гредель как свою сестру и смеялась, когда та пускала в ход свой земной акцент. Все называли Гредель «леди Марго», и вокруг нее вились целые стаи клерков и администраторов. Она была удивлена и польщена поднявшейся вокруг них суматохой. Вот как, выходит, живется пэрам.

Будь она просто Гредель, служащие тоже сновали бы вокруг нее — но только чтобы проследить, не стащит ли она что-нибудь.

В пассаже обслуживали не только терранцев, здесь были и торминелы, и наксиды, и креи, которые развлекались, бродя по магазинам и переговариваясь друг с другом красивыми музыкальными голосами. Гредель не привыкла сталкиваться с таким количеством негуманоидов сразу, ведь раньше она почти никогда не покидала терранского квартала в Фабах. Но пэры, решила Гредель, были почти что отдельным видом. У них между собой было больше общего, чем между ними и простыми смертными из их рас.

Кэроль купила себе полный комплект одежды и еще два для Гредель, роскошное платье с длинным плащом, стелющимся по полу вслед за хозяйкой, и похожий на пижаму домашний наряд. Гредель представления не имела, куда можно носить такие наряды.

— Сделан из слюны червей, — кивнула Кэроль на пижамный костюм.

— В каком смысле? — спросила встревоженная Гредель.

— Из слюны особых гусениц. Это называется еще «шелк».

Гредель знала о шелке — ей случалось читать о нем в книгах по земной истории, — и она с уважением дотронулась до ткани.

— Ты думаешь, что его сделали на Земле? — спросила она.

— Сомневаюсь, — лениво протянула Кэроль. — Земля просто дыра. Так говорила мне моя мать, а она была там на государственной службе.

Кэроль все покупала в кредит. Гредель обратила внимание, что она подписывается просто Сула, пропуская имя и титул леди. Похоже, ей был открыт кредит в каждом магазинчике пассажа. Когда Гредель стала благодарить ее за покупки, Кэроль ответила:

— Ты можешь рассчитаться со мной, купив мне ужин.

— Не уверена, что это мне по карману, — с сомнением произнесла Гредель.

Кэроль рассмеялась.

— Все лучше, чем пытаться поужинать слюной гусениц.

Гредель не могла понять, почему все с готовностью отпускали Кэроль товары в кредит.

— Они знают, что со мной это стоит свеч, — объяснила та. — Они в курсе, что в конце концов у меня появятся деньги.

— Когда?

— Когда мне исполнится двадцать три. Я тогда выйду из-под опекунства. — Она опять рассмеялась. — Только они все равно ничего не получат. К тому времени меня уже не будет на планете, я буду служить во флоте, и они смогут сколько угодно гоняться за мной по космосу.

Это изрядно заинтриговало Гредель. В Фабах люди, отказывающиеся платить по долгам, обычно имели серьезные неприятности. Может быть, у пэров и здесь все обстоит иначе.

— Выходит, это деньги, оставленные тебе родителями? — спросила она.

Кэроль с сомнением покачала головой.

— Не уверена. Моих родителей поймали на какой-то мошеннической махинации с государственными средствами, и они потеряли все — имущество, деньги… — Она значительным жестом легонько ударила себя по шее. — Все. Меня послали жить к Якову Бисвасу на Голубые Озера.

Голубые Озера были фешенебельным районом в Мараниках.

— Клан Бисвасов был связан с нашим, и па в свое время устроил Бисваса на должность младшего администратора порта. Не знаю, передал ли ему эти деньги мой па, или они пришли от каких-то клиентов и друзей отца, но они лежат в банке на кольце Спэнии, и каждый месяц мне набегают с них проценты.

— Но теперь ты не живешь у Бисвасов. Он что, уехал со Спэнии?

— Нет, он все еще здесь. Но он развелся и опять женился, а я не в ладах с его новой женой — мы с ней цапались каждый день, и старине Якову трудно было это выносить, вот он и устроил меня здесь, в Вольтах, на то время, пока я не отправлюсь на службу во флоте.

Кэроль рассказала, что трем поколениям ее семейства запрещено служить на гражданской службе — с одной стороны, в качестве наказания за преступление родителей, с другой — чтобы подстраховаться от новых краж. Но, будучи пэром, она может без экзамена поступить в любую из флотских академий, и именно так ей и советуют поступить.

— Не знаю, — сказала Кэроль, качая головой. — Не представляю себе, что я буду делать во флоте. Подчиняться приказам, носить форму… Вся эта дисциплина… Боюсь, я там свихнусь за неделю.

Флот, подумала Гредель. Вот способ убраться со Спэнии и через межпространственные тоннели попасть в большой сверкающий мир. Заншаа, Эсли, Земля… При мысли об этом захватывало дух. Ради этого можно было примириться и с униформой.

— Я бы ни на секунду не задумалась, — решила Гредель.

Кэроль удивленно поглядела на нее:

— Почему?

Гредель решила, что есть смысл упомянуть практические преимущества этой идеи.

— Тебя кормят и обеспечивают жильем. У них есть врачи и стоматологи. И они платят за это.

Кэроль пренебрежительно фыркнула:

— Вот ты и служи там.

— Я поступила бы на службу, если бы могла.

Кэроль надменно усмехнулась:

— Так в чем же дело? Ты можешь поступить туда добровольцем.

— Мне нельзя. У моей матери была судимость.

Флот разборчиво подбирал себе рекрутов: людей, которым ежедневное трехразовое питание казалось весьма привлекательным, хватало. Поэтому при вступлении во флот проверялась подноготная каждого добровольца.

Разве что, подумал Гредель, кто-нибудь из ее влиятельных знакомых замолвит за нее словечко. Например, какой-нибудь пэр.

Обратно к Кэроль они поехали на такси, но когда водитель стал припарковывать машину у тротуара, Кэроль юркнула на заднее сиденье, повалила не себя ничего не понимающую Гредель и крикнула водителю, чтобы он ехал дальше.

— Да что случилось? — спросила Гредель.

— Там ко мне пришли. Кое-кто хочет содрать с меня денег. Привратник обычно гонит их прочь, но этих отогнать труднее, чем прочих.

Похоже, что жизнь в кредит имела свои подводные камни, о которых Кэроль забыла упомянуть.

Водитель высадил их в переулке за домом. Там оказался грузовой вход, и у Кэроль был код к дверному замку. Внутри у входа было несколько самоходных тележек, стоящих здесь на случай, если кто-то привезет с собой тяжелый груз.

Они поднялись в квартиру на грузовом лифте и стали искать, нет ли чего поесть. Найти удалось немного, только бисквит и кусок засохшего сыра.

— У тебя дома есть что поесть? — спросила Кэроль.

Гредель колебалась. Эта мысль не казалась ей особенно удачной.

— Еда-то есть, — проговорила она медленно, — но там есть еще и Антоний.

— Кто это такой?

Гредель рассказала. Кэроль приняла надменную позу.

— Если он только приблизится ко мне, — сказала она, — я врежу ему по яйцам.

— Надолго его этим не остановишь, — вздрогнув, ответила Гредель. — Он все равно полезет на тебя.

— Поглядим. — На губах Кэроль опять играла улыбка.

— Я говорю серьезно. Ты же не хочешь его совсем разозлить. Ручаюсь, даже ребятам Хромуши пришлось бы с ним повозиться.

Кэроль потрясла головой и рассмеялась.

— Дурдом. Ты знаешь хоть кого-нибудь, кто мог бы купить нам немного еды?

— Знаю. Это Хромуша.

— Это твой парень, да? Такой высокий?

— Это он принес тебя сюда прошлой ночью.

— Значит, я уже должна ему, — рассмеялась Кэроль. — Он не обидится, если я выпрошу у него еще и ужин? В начале месяца я смогу отдать ему деньги.

Гредель позвонила Хромуше, которого изрядно позабавили их проблемы. Он сказал, что скоро приедет.

Пока они ждали его, Гредель приготовила кофе, разлив его в изящные тонкостенные чашки.

— Расскажи мне о своем Хромуше, — попросила Кэроль.

Так Гредель рассказала Кэроль о занятиях Хромуши.

— У него связи, понимаешь? Он знает нужных людей, и он ведет денежные дела. С портом, с прочими местами. Оказывает людям услуги за хорошую цену. Когда кто-то не может получить кредит, он одалживает ему денег.

— Но ведь это полагается делать главам кланов?

— Иногда они это и делают. Но ты представь себе эти провинциальные кланы, они сами постоянно заняты бизнесом, и их друзья и союзники. Они не станут ссужать деньги тому, кто может стать их конкурентом. А когда начинаешь новое дело, нужно иметь защиту от тех, кто в этом деле уже давно, вот Хромуша занимается еще и этим.

— Защищать людей полагается пэрам, — упрямо заметила Кэроль.

— Кэроль, — ответила Гредель, — ты первый пэр в моей жизни, которого я вижу не по телевизору. Пэры редко оказываются в таких местах, как Фабы.

Кэроль цинично усмехнулась.

— Так этот твой Хромуша постоянно занят добрыми делами? Никому ничего плохого не делает, только помогает людям?

Гредель запнулась. Они коснулись той темы, на которую она обычно старалась не думать. Она вспомнила Мосли и глухой тошнотворный звук, с которым ботинок Хромуши врезался в его тело. И как звенела тогда ее голова от пощечины Хромуши.

— Конечно, — ответила она наконец, — он иногда устраивает людям неприятности. Чаще всего тем, кто пытается что-нибудь украсть у него. Но он вовсе не плохой, — быстро добавила она, — он не буйный, а просто крутой. Он пускает в ход мозги.

— Угу, — кивнула Кэроль. — Так он и с тобой… больше мозгами работает?

Гредель почувствовала, что краснеет.

— Иногда. Он очень вспыльчивый. Но он всегда становится ласковым, когда отходит, и покупает мне разные вещи.

— Угу, — опять кивнула Кэроль.

Гредель старалась не обращать внимания на ехидство Кэроль. Побои от молодого человека — это было нормально, весь вопрос только в том, считает ли он нужным за них потом извиниться.

— Ты его хоть любишь? — спросила Кэроль.

Гредель опять подумала.

— Может быть, — решила она наконец.

— Надеюсь, что хоть в постели он неплох.

Гредель пожала плечами.

— Тут у него все в порядке. — Ей полагалось заниматься сексом, раз уж ее считали красивой и она водилась со старшим парнем при деньгах. Хотя это было и не так здорово, как она когда-то ожидала, это было достаточно приятно, чтобы ей не приходили в голову мысли о том, чтобы бросить эту связь.

— Хромуша слишком молод, чтобы быть хорошим в постели, — объявила Кэроль. — Нужен мужчина постарше, чтобы он показал тебе, что это такое. — Ее глаза вспыхнули, и она недобро хихикнула. — Вроде моего Сергея. Вот это был классный парень! Он научил меня всему, что касается секса.

Гредель удивленно поглядела на нее.

— А кто это такой?

— Помнишь, я тебе рассказывала, что Яков Бисвас женился по второму разу? Ну так сестра его жены была замужем за Сергеем. Мы с ним встретились на их свадьбе и сразу влюбились друг в друга — и нам постоянно приходилось прятаться, когда мы хотели быть вместе. Из-за этого и начались все дрязги в семье.Поэтому-то мне и приходится теперь жить в Мараниках.

— Он был сильно старше тебя?

— Ему было где-то сорок с лишним.

Гредель мгновенно прониклась черной, непреодолимой ненавистью. Она почувствовала, что готова изорвать этого Сергея в клочки ногтями, зубами…

— Это отвратительно, — заявила она. — Просто противно.

Кэроль цинично рассмеялась.

— На твоем месте я бы так не говорила. Сколько лет твоему Хромуше? И в какие дела ему случалось тебя втравливать?

Гредель показалось, что слова Кэроль ударили ее по лицу. Кэроль ухмыльнулась ей.

— Все нормально, — примирительно сказала она. — Мы с тобой просто блещем спокойствием и душевным здоровьем, правда?

Гредель решила сменить тему.

— Какая красивая, — сказала она, беря в руки чашку.

Кэроль не проявила особого интереса.

— Я получила этот сервиз в наследство. Это фамильный знак Сула, вот эти три полумесяца.

— А что они означают?

— Они означают три полумесяца. Если они и значат что-нибудь еще, то мне об этом никто не потрудился сообщить.

К тому времени как Хромуша приехал, настроение Кэроль опять поднялось. Она поблагодарила его за то, что он довез ее до дома вчерашней ночью, и повела их в такой престижный ресторан, что Кэроль пришлось предъявить отпечаток пальца, чтобы их пропустили. Там даже не было обычного меню, просто на столе стояло множество небольших блюд, из которых каждый клал себе на тарелку, что хотел. О некоторых вещах, которые там были, Гредель даже и не слышала. На некоторых блюдах еда была страшно вкусной, а на некоторых — не очень. Кое-что казалось просто несъедобным.

Кэроль и Хромуша легко поладили между собой, к большому облегчению Гредель. Кэроль жизнерадостно болтала, а Хромуша много шутил. Ближе к концу трапезы, неожиданно что-то вспомнив, он полез в карман. Гредель вздрогнула, увидев, что он вытащил оттуда шприц.

— Панда спрашивает, нужен ли тебе еще эндорфин, — сказал Хромуша.

— Ты помнишь, что у меня нету денег? — уточнила Кэроль.

Хромуша демонстративно пожал плечами:

— Я запишу это на твой счет.

«Не надо!» — хотела завопить Гредель.

Но Кэроль только улыбнулась, как кошка, и протянула руку к шприцу в руке Хромуши.


После этого дня Гредель и Кэроль стали встречаться довольно часто. Отчасти потому, что этого хотел Хромуша, но еще и потому, что Кэроль и вправду понравилась Гредель, к тому же у нее было чему поучиться. Она перенимала у подруги манеру одеваться, разговаривать, двигаться. А Кэроль нравилось одевать Гредель словно куклу и учить ее держать себя и разговаривать, словно та и вправду была пэром, ее сестрой Марго. Гредель боролась со своим акцентом, пока ее речь не стала точным подобием речи Кэроль. А вот Кэроль не могла говорить как Гредель, а терранские интонации, с которыми иногда говорила Землянка, неизменно вызывали у нее смех.

Гредель училась тому, что могло помочь ей вырваться из Фаб.

А Кэроль нравилось учить ее. Может быть, потому, думала Гредель, что других дел у нее почти не было. Она бросила школу, потому что была пэром и могла поступить в академию независимо от своих отметок, а друзей в Мараниках у нее не было. Иногда к ней наезжали друзья с Голубых Озер — чаще всего это бывала компания девушек, — но они говорили все больше о том, что происходит у них в школе, а это ей быстро наскучивало.

— Вот бы Сергей мог звонить мне, — говорила Кэроль. Но Сергей никогда не звонил. А самой связываться с ним она отказывалась. — Это его дело, а не мое, — говорила она, и взгляд у нее делался очень жестким.

Кэроль частенько скучала. И это было опасным, потому что, заскучав, Кэроль сразу же решала «сменить музыку». Иногда это значило просто поход в магазин или в клуб, но иногда новой «музыкой» оказывалась пара бутылок вина, или бутылка бренди, или укол шприца в вену, а иногда и все это сразу. Но больше всего ей нравились эндорфины.

Закон не запрещал наркотики, но за их потреблением строго следили, да и стоили они дорого. На черном рынке можно было достать медикаменты по более приемлемым ценам и без лишних бумаг. Кстати сказать, ребята Хромуши торговали не только наркотиками: Нельда доставала у них для Гредель противовирусные препараты, когда та заболевала, и биоускорители, когда однажды сама сломала ногу, — с их помощью она избавилась от значительных расходов на врачей и обычные препараты.

«Сменив музыку», Кэроль делалась ершистым, диким созданием, сплошным комком напряженных нервов, раздираемым на части часто совершенно противоречивыми импульсами. Ее бросало то туда то сюда, с вечеринки в клуб или в бар, то она была самым дружелюбным существом на свете, то могла накинуться с оскорблениями на совершенно незнакомого человека.

Когда наступило первое число следующего месяца, Гредель напомнила Кэроль, что настала пора отдать долг Хромуше. Кэроль только плечами пожала, но Гредель не отступала.

— Это не то же самое, что делать долги в лавке.

Кэроль, прищурившись, поглядела на Гредель, что было явным признаком надвигающейся бури.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда Хромуше не платят, что-нибудь может произойти.

— Например? — вопрос был задан предельно надменным голосом.

— Ну, например, — Гредель помедлила. — Например, то, что случилось с Мосли.

У нее и сейчас желудок начинало выворачивать при одном воспоминании о том случае.

— Мосли заведовал парой лавок, через которые Хромуша сбывал свой товар. А потом Хромуша выяснил, что Мосли утаивает от него часть прибыли. И тогда… — Она вспомнила, как Хромуша вопил на Мосли, как его парни держали бедолагу, пока Хромуша молотил его по лицу и по животу. Как Хромуша продолжал избиение, даже когда Мосли потерял сознание и беспомощно валялся на полу. Ей сделалось плохо, когда она вспомнила тупой звук, с которым ботинки Хромуши втыкались в неподвижное тело.

— И что тогда стало с Мосли? — подтолкнула ее Кэроль.

— Я думаю, он умер. — Гредель с трудом выдавила из себя эти слова: в горле стоял комок. — Парни потом ничего не говорили мне о нем. Его больше никто не видел. Теперь этими лавками заведует Панда.

— И Хромуша может так же поступить со мной? — осведомилась Кэроль. Ей трудно было взять в толк, что люди вроде Хромуши могут вообще иметь к ней какое-то отношение.

Гредель опять помолчала.

— Наверное, не стоит проверять. Он бывает совершенно непредсказуем.

— Отлично, — ответила Кэроль. — Передай ему деньги.

Кэроль подошла к своему компьютеру и выдала Гредель кредитный чек, который Гредель потом отдала Хромуше. Тот изумленно поглядел на него — со своими компаньонами он привык расплачиваться наличными — и велел Гредель вернуть его Кэроль и попросить ее обналичить. Но когда на следующий день Гредель появилась у Кэроль, та была занята и, отмахнувшись, без лишних слов дала Гредель коды к своему счету.

Вот так, запросто.

Когда Гредель увидела сумму, поступившую на счет вчерашним днем, у нее перехватило дыхание. Восемьсот сорок зенитов, ведь этого же могло хватить Нельде и всем ее детям на целый год, да еще и Антонию хватило бы на то, чтобы напиваться каждый день. А Кэроль получала столько каждый месяц.

Гредель стала присматривать за деньгами Кэроль, следить, чтобы оплачивались счета хотя бы некоторым кредиторам, чтобы на кухне постоянно была еда. Она отчистила одежки, которые Кэроль разбрасывала повсюду, следила за тем, чтобы белье своевременно отправлялось в прачечную и возвращалось обратно. Кэроль была восхищена.

— Когда я поступлю во флот, ты поступай тоже, — решила она. — Я сделаю тебя служанкой или еще кем-нибудь.

У Гредель яростно забилось сердце.

— Хорошо бы, — ответила она. — Но тебе придется привлечь какие-то связи — ты ведь помнишь, у моей матери были нелады с законом и все такое.

— Я тебя устрою, — заверила ее Кэроль.

Узнав, как обстоят денежные дела у Кэроль, Хромуша был разочарован.

— Восемь сотен с небольшим, — пробормотал он, — ради такой суммы и на кражу-то идти не стоит. — Он перевернулся на спину (они разговаривали, лежа в постели у него на квартире) и хмуро уставился в потолок.

— Людей убивают и ради меньших денег, — заметила Гредель. — Иногда просто из-за бутылки дешевого вина.

Хромуша пристально поглядел на нее.

— Я и не говорил о том, чтобы кого-нибудь убить, — заметил он. — Я только говорил, что эта сумма не стоит тех неприятностей, которых не избежать, если ты украдешь у пэра. Не стоит и заморачиваться, пока ей не исполнится двадцать два — тогда она вступит в права наследования, но к тому времени она уже будет во флоте. — Он вздохнул. — Вот если бы она уже сейчас служила во флоте, да еще где-нибудь у нас в порту… Тогда мы могли бы через нее получить доступ к флотскому снабжению.

— Я не хочу красть у нее, — заявила Гредель.

Хромуша задумчиво дотронулся до ее подбородка, словно и не слышал ее слов.

— Что ты можешь сделать, так это получить счет в банке на ее имя, но с твоими отпечатками пальцев. Тогда ты переводишь ее деньги на свой счет, забираешь их и исчезаешь в неизвестном направлении. — Он улыбнулся. — Проще простого.

— Мне казалось, ты говорил, что дело того не стоит, — напомнила ему Гредель.

— Из-за восьми сотен — точно, — подтвердил Хромуша и рассмеялся. — Я просто пытался прикинуть, как в случае чего получить назад свой долг.

Поняв, что Хромуша не собирается красть у Кэроль, Гредель почувствовала облегчение. Ей вовсе не хотелось становиться воровкой, а уж тем более не хотелось красть у такого друга, как Кэроль.

— Похоже, у нее здесь нету никаких полезных знакомств, — продолжал вслух размышлять Хромуша. — Разузнай побольше насчет этих Бисвасов. Может, хоть они на что-то сгодятся.

Гредель согласилась. Это задание выглядело вполне безвредным.

Она теперь почти не ночевала у Нельды, оставаясь либо у Хромуши, либо у Кэроль. И это было к лучшему, потому что у Нельды дела шли не очень. Похоже, что Антоний надолго осел дома. Он заболел чем-то связанным с печенью и не мог теперь работать. Нельда все чаще ходила со свежими синяками и царапинами на лице. А иногда перепадало и детям. Иногда, возвращаясь домой поздно ночью, она проходила мимо дивана, на котором лежал Антоний с бутылкой джина в руках. Ей приходилось разуваться в прихожей и тихонько красться мимо него, а он с ненавистью глядел ей вслед. Гредель думала, как просто было бы взять бутылку и ударить Антония по голове, а потом еще и еще, до тех пор пока он уже никому не сможет причинять вред.

Однажды, вернувшись домой, она застала Нельду в слезах. Антоний избил ее и забрал деньги, отложенные на квартплату, и это уже второй раз.

— Нас выселят, — шептала Нельда охрипшим от слез голосом. — Нас всех вышвырнут отсюда.

— Ну уж нет, — твердо заявила Гредель.

Она пошла к Хромуше, рассказала ему обо всем и попросила у него денег.

— Я никогда больше ни о чем не попрошу тебя, — пообещала она.

Хромуша задумчиво выслушал ее, полез в бумажник и протянул ей купюру в сто зенитов.

— Этого хватит? — спросил он.

Гредель, потянувшись было к бумажке, остановилась.

— Это больше, чем нужно, — ответила она. — Я не хочу брать так много.

Хромуша взял ее руку и вложил в нее купюру. Его голубые глаза глядели прямо в ее изумрудные.

— Бери на здоровье, — сказал он. — А на остаток купи себе что-нибудь.

Слезы благодарности заполнили глаза Гредель.

— Спасибо, — ответила она. — Я знаю, что не заслуживаю этого.

— Заслуживаешь, и еще как, Землянка, — ответил Хромуша. Он стал целовать ее, подбирая слезы. — А теперь отнеси-ка ты их агенту домовладельца, хорошо? Не стоит относить их Нельде, а то она может снова отдать их.

— Я так и сделаю, — решила Гредель.

— И еще… — его глаза потемнели. — Не стоит ли мне заняться Антонием? Или, может, его просто поторопить с отъездом? Ты понимаешь, что я имею в виду.

От этих слов Гредель поежилась.

— Нет, — ответила она. — Нет, он и так не задержится.

— Просто запомни, что есть такая возможность, ладно?

Она заставила себя кивнуть в ответ.

Гредель отдала деньги агенту, хмурой маленькой женщине, у которой в их доме был маленький офис, пропахший луком и капустой. Получив расписку в уплате за два последних месяца, которую агент выдала с большой неохотой, Гредель вышла из офиса, думая о Хромуше и о том, как он любит ее.

Как жаль, что он не жилец на этом свете, невольно подумала она.

К сожалению, она понимала, что так оно и есть.

Люди вроде Хромуши не живут долго. Среди этих ребят не так уж много стариков. Рано или поздно их сажают или убивают. А тех, кого они любили — их жен, любовниц и детей, — либо отправляют работать на фермах, как Эву, либо просто наказывают вместе с ними.

Как по заказу, через несколько дней за кражу груза топливных элементов в мараникском порту взяли Кремня. Через две недели состоялся суд, а еще через неделю и казнь. Поскольку кража частного имущества рассматривалась как гражданское преступление, не оскорбляющее праксиса, его не стали подвергать пыткам, которые полагались за нарушение высшего закона, а просто посадили в кресло и задушили удавкой.

Казнь показывали по каналу телевидения, специально предназначенному для трансляции публичных наказаний, и Хромуша заставил всех парней смотреть на это.

— Чтобы были поосторожнее, — прямо объявил он.

Гредель смотреть не стала. Вместо этого она поехала к Кэроль и там, к своему удивлению, помогла ей уговорить бутылку вина. Кэроль это настолько впечатлило, что она всю ночь говорила подруге комплименты и благодарила за все, что та сделала для нее. Гредель ушла от нее, полная хмельной радости. Ей редко бывало так хорошо.

Эйфория длилась до самого дома. А там бушевал скандал. На полу валялись обломки кресла, а у Нельды над глазом кровоточила глубокая рана. Войдя, Гредель окаменела от ужаса, а потом попыталась проскользнуть к себе, не попадаясь на глаза Антонию.

Не тут-то было. Антоний рванулся к ней и ухватил за ворот. Она почувствовала, как затрещала ткань.

— Где деньги? — завопил Антоний. — Ты должна была продать тряпки и выручить мне денег!

Дрожащими руками Гредель вытащила кошелек.

— Вот! Бери!

Все было предельно ясно. Антоний разыгрывал свой сценарий номер один. Ему нужны были деньги на выпивку, а он уже выгреб у Нельды все, что у нее было.

Антоний вцепился в кошелек и высыпал монеты себе на ладонь. На Гредель дохнуло можжевеловым ароматом, сочащимся изо всех пор его тела. Он молча пересчитал монеты, потом бросил кошелек на пол, а деньги пересыпал к себе в карман.

— Я тебя отведу на панель, прямо сейчас, — решил он и ухватил ее за запястье. — Так можно будет заработать побольше.

— Нет! — закричала Гредель, обьятая ужасом, и попыталась вырваться.

Глаза Антония запылали злостью. Он широко замахнулся свободной рукой.

Гредель ощутила удар скорее костями, чем кожей. У нее лязгнули зубы, а ноги сами подогнулись под ней, и она осела на пол.

Тут подоспела Нельда и, визжа, ухватила Антония за руку, пытаясь остановить его.

— Не смей бить ребенка! — выла она.

— Тупая сука! — прорычал Антоний и с разворота врезал Нельде по лицу. — Не смей больше встревать в мои дела с ней!

Со стороны Антония было большой ошибкой отвернуться. Гнев захлестнул Гредель с головой, всепоглощающая ярость придала ей силы и вложила в руки то оружие, которое было ближе всего, — ножку кресла, которое Антоний разломал совсем недавно, чтобы подчеркнуть один из своих нехитрых тезисов в споре с Нельдой. Гредель взвилась на ноги и, ухватив ножку кресла обеими руками, замахнулась ей на Антония.

Нельда разинув рот уставилась на нее и опять завопила. Антоний внял предостережению и начал разворачиваться к Гредель, но было уже поздно. Деревянная ножка ударила его по виску, и он упал на одно колено. Ножка, сделанная из прессованного волокна деджера, обломалась неровно, и зазубренный конец основательно ранил его.

Гредель завизжала и вложила все пятнадцать лет непрерывно подавляемой ненависти во второй удар. Удар пришелся Антонию по лысине. Раздался гулкий стук, и огромный мужчина упал на пол, словно мешок с камнями. Гредель обрушилась коленями на его грудь и стала бить его, еще и еще. Она припомнила, с каким звуком ботинок Хромуши ударялся о Мосли, и теперь хотела только одного — добиться такого же звучания. Острые края сломанной ножки вырывали полосы плоти из бесчувственного Антония. Весь пол и стены были уже забрызганы кровью.

Она остановилась, когда Нельда схватила ее за руки и оттащила от бесчувственного тела. Гредель замахнулась на Нельду — и застыла, увидев слезы в глазах женщины.

При каждом вдохе из груди Антония вырывался булькающий звук. Из его рта медленно вытекала кровь.

— Что нам делать? — завывала Нельда, бессмысленно мечась по комнате. — Что нам делать?

По крайней мере на этот вопрос Гредель знала ответ. Она достала из кармана телефон и, зайдя в свою комнату, позвонила Хромуше. Он оказался неподалеку с Пандой и еще тремя своими парнями. Окинув взглядом разгромленную комнату, лежащего на полу Антония и Гредель, стоящую с окровавленной ножкой кресла в руках, он сразу все понял.

— Чего ты хочешь? — спросил он у нее. — Мы можем посадить его на поезд. Или бросить в реку.

— Нет! — взвилась Нельда, заслоняя тело Антония от Хромуши. Полными слез глазами она умоляюще глядела на Гредель. — Посадите его на поезд. Пожалуйста, милые мои, пожалуйста.

— На поезд, — повторила ее слова Гредель.

— Мы приведем его в чувство и растолкуем ему, что возвращаться не стоит, — сказал Хромуша. Парни подняли тяжелое тело и потащили к двери.

— Где у вас грузовой лифт? — спросил Хромуша.

— Я покажу. — Гредель вышла вместе с ними на площадку к лифту. В доме жили работающие люди, которые ложились спасть в приличное время, и в этот ночной час безмолвное здание казалось вымершим. Парни дотащили Антония до грузового лифта и переводили дыхание, запыхавшись под грузом тяжелого тела.

— Хромуша, — позвала Гредель.

— Что?

Она поглядела в его жесткие голубые глаза.

— Бросьте его в реку.


Что-то плыло по поверхности воды, но Сула отвела глаза. Мартинес обнял Сулу и стал осыпать поцелуями. Девушка пыталась забыться, отвечая ему. Внезапно ей на руку упала холодная дождевая капля. Она вздрогнула.

— Тебе холодно? Давай я подниму тент.

Мартинес дернул за ручку, и над лодкой раскрылся пластиковый полог, защищающий пассажиров от ветра. Внезапно ей стало не хватать воздуха. Сула рванулась и с криком опустила тент.

— Что случилось? — встревоженно спросил Мартинес.

— Лодка! — приказала Сула. — К пристани! Быстрее!

Паника билась в ее груди, как разорванный парус под ударами ветра. На лицо падали дождевые капли. Мартинес взял ее за руку.

— Что случилось? С тобой все в порядке?

— Нет! — выкрикнула она, вырывая руки. Лодка скользнула к причалу, и Сула рванулась на твердую землю. Упала. Ободранная лодыжка вспыхнула болью, но она не стала обращать на это внимания, а поспешно поднялась на ноги и проворно побежала прочь. Мартинес остался стоять в лодке, смешно раскинув руки для равновесия.

— Что я сделал не так? — крикнул он озадаченно.

По ее лицу хлестал холодный дождь.

— Ничего! — бросила она, ускоряя шаги.

Глава 6

Катафалк последнего великого господина катился вперед, в тишине скользя вдоль бульвара праксиса, ведущего от стоящего на акрополе великого прибежища к вечному пристанищу, расположенному на другом краю верхнего города. Над громадным катафалком высилось изображение последнего шаа в две натуральные величины. Тяжелое тело в полулежачем положении, покрытое тяжелыми складками провисшей серой кожи, приплюснутая, квадратная голова, приподнятая над телом, как холм посреди ровного поля, взгляд, устремленный вперед, в будущее, видное только тем, кто обладает мудростью шаа.

Похоже, Мартинес уже много часов простоял под серым небом. На нем был траурный мундир с эполетами и парчовым плащом, сапоги с высокими ботфортами и высокий черный кожаный кивер на голове. На траурном мундире цвета поменялись местами, и вместо зеленой куртки и штанов с серебряными пуговицами и шнурами на Мартинесе был траурно-белый костюм с зеленым воротником, манжетами и прочими украшениями. Белый плащ, украшенный зелеными полосами, был со специальными грузиками по краям, чтобы не терял форму.

Катафалк медленно полз, сопровождаемый оркестром, состоящим исключительно из креев, гудели моторизованные литавры и двуязычковые флейты, завывающие причудливыми голосами. Их монотонное пение наводило на мысли о похоронных ритуалах каких-то полудиких рас, дошедших до нас из незапамятных времен. За ними следовала платформа, на которой лежали странные механизмы, с которыми — если слухи не врали — Предвосхищение Победы был соединен под конец своей жизни. Они были прикрыты белым саваном, и их предстояло сжечь вместе с последним шаа, чтобы их секреты никому не достались.

Мартинес старался не думать об этом, но все равно испытывал досаду. Шаа всегда были очень скрытны, когда дело касалось их анатомии и психики, не говоря уже об их непостижимом способе мыслить. После смерти каждого шаа вместе с ним положено было сжигать его слуг и все личные вещи, и оставшиеся в живых шаа строго следили за выполнением этого требования. Что там скрывалось под этими складками кожи и тем более внутри их неуклюжих голов, оставалось тайной, ведомой только шаа.

Но теперь не осталось шаа, способных проследить за тем, чтобы останки покойного были уничтожены. Превосходная возможность для проведения посмертного вскрытия, раз уж не суждено заняться изучением их анатомии при жизни. Завись все от Мартинеса, он бы на несколько недель, а то и месяцев отложил и похороны, и траурную процессию, дав возможность патологоанатомам расследовать все секреты физиологии шаа, а лучшим кибернетикам мира — заняться машинами и выяснить, вправду ли они были хранилищами памяти великих господ.

Но от Мартинеса ничего не зависело, так что секретам шаа предстояло исчезнуть вместе со смертью последнего из их рода.

Следом за платформами с Предвосхищением Победы и его машинами шагали плакальщики в траурных костюмах с обращенной расцветкой. В белом с пурпурным шествовали господа депутаты, в белом с коричневым шли представители гражданских ведомств, в белом с зеленым был флот. Каждая группа была представлена всеми видами, идущими в порядке их покорения. Первыми шли наксиды, вихляя вытянутыми телами, чтобы удержаться в медленном темпе шествования, за ними шагали терранцы, следом торминелы, и так далее. Отсутствовали здесь только йормаки, которым много столетий назад было дано особое разрешение не покидать своей планеты.

Лорд Пьер Н'гени был где-то среди господ депутатов, но его Мартинес не разглядел. Среди одетых в белые мундиры флотских офицеров он увидел господина командующего флотом Ярлата, нового командующего флотом метрополии. Он был торминелом и, как ночной житель, прятал огромные глаза под темными очками. Его пухлое, покрытое густым мехом туловище было до самого подбородка укрыто траурным мундиром. Тяжелый официальный костюм, надетый поверх плотного меха, мог вызвать у представителя его вида опасный перегрев, и в менее официальной обстановке торминельские офицеры обычно ограничивали свой костюм жилетом и короткими штанами, так что, наверное, в мундир командующего были встроены охлаждающие элементы. Многим торминелам, занимающим официальные должности, на период траура пришлось перекрасить свой черно-бурый мех в белый цвет, чтобы не получить теплового удара.

Мартинес ничего не знал о командующем флотом Ярлате, да и знать не хотел. Достаточно было того, что Ярлат вступал в должность, которую раньше нес командующий флотом Эндерби, и поэтому с завтрашнего дня Мартинесу придется спороть с воротника красные нашивки, полагающиеся ему как офицеру по особым поручениям.

За представителями флота шагали одетые в белое с голубым работники поисковой службы, а за ними сверкали позолотой на черном работники легиона справедливости. Они не носили траура, что должно было лишний раз подчеркнуть, что даже великое горе не может оторвать их от постоянной заботы — выслеживания врагов праксиса.

Следом за плакальщиками везли тела тех, кто решил покончить с собой вместе с великим господином, и первой среди них была предводительница парламента, самая высокопоставленная особа во всей империи, если не считать шаа. Ее катафалк не спеша двигался по улице, и ветер перебирал редкие перья на ее теле. Следом за умершими депутатами двигались похоронные дроги высокопоставленных гражданских служащих. Все они приняли большую порцию яда и умерли, надо полагать, в окружении преданных родственников, готовых насильно влить яд в их горло, если бы самоубийцам вдруг захотелось уклониться от своей участи.

Впервые в жизни Мартинес почувствовал удовлетворение от мысли, что его клан не принадлежит к числу самых знатных. Он не мог удержаться от мысли, что если бы пришлось выдвигать кандидата на похороны великого господина, его родня вручила бы эту чашу ему. Его брат Роланд должен был унаследовать власть на Ларедо, и его смерть была бы слишком большой потерей, а его сестры всегда были готовы объединиться перед лицом любой неприятности, и победить любой ценой. Весьма вероятно, семейный совет решил бы, что бедолага Гарет, без толку ошивающийся во флоте и не способный помогать родне в осуществлении ее честолюбивых притязаний, является самой подходящей кандидатурой для жертвоприношения.

От дальнейших мрачных размышлений его отвлекло появление знакомого лица — ПэДжи Н'гени, одетый во все белое, медленно шествовал с необычно торжественным выражением на блеклом лице. Он шагал среди прочих Н'гени, сопровождающих гроб с представителем их клана, пожилым человеком с седыми усами, одетым в костюм отставного гражданского служащего. Странно, что у клана Н'гени нашелся кто-то, кем они пожертвовали охотнее, чем ПэДжи.

Переговоры ПэДжи с Семпронией в саду при дворце Шелли увенчались успехом — явно большим, чем речная прогулка Мартинеса, — и теперь с ПэДжи надо было обращаться как с будущим зятем. Не знай Мартинес, что вся эта затея была сущим блефом, он был бы глубоко оскорблен, а так испытывал к ПэДжи почти приятельские чувства. Чего нельзя было сказать о Семпронии, которая недвусмысленно старалась не подпускать жениха к себе. Что думал сам ПэДжи о помолвке с девушкой, явно избегающей его общества, Мартинес еще не знал.

Следом за гражданскими служащими нес своих мертвых флот. Командующий флотом Эндерби, сделавшийся непривычно миролюбивым, как-то сразу усох и выглядел очень печально. Мартинес почувствовал острый укол жалости.

Что бы ему последовать моему совету, подумал Мартинес.

За гробом шла дочь Эндерби, неплохо смотрящаяся в траурном одеянии государственной служащей. Она держала за руку свою дочку, девочку девяти или десяти лет.

Скандально известной жены — точнее, уже вдовы — нигде не было видно.

— Отряд — вперед! — провозгласил старший капитан, стоящий справа от Мартинеса, и Мартинес шагнул вперед вместе с прочими членами семьи Эндерби и его служащими. Небольшой отряд, состоящий из тех, кто по долгу службы стал вторым семейством Эндерби, сделал разворот через левое плечо и влился в процессию позади дочери и внучки покойного.

Рядом в процессию вливались другие отряды. Мартинес заметил мелькнувшего в толпе кадета Фути. Видимо, его семейство тоже пожертвовало одним из своих членов ради вящей славы клана, но даже скорбь по этому поводу не смогла ничего сделать с непокорным чубом кадета.

Двигаться было приятно, даже таким неспешным шагом. Шагать в похоронной колонне полагалось торжественно, на каждом шаге задерживая ногу в воздухе. Высокие лакированные сапоги выглядели очень романтично, но на деле были изрядно тяжелыми, и не так-то просто было удерживать их на весу. Да и остальные детали костюма тоже не были рассчитаны на то, чтобы облегчать жизнь тому, кто его носит: когда процессия достигла просвета между дворцами, стоящими по краям дороги, ветер ударил в его высокую шляпу и хлестнул по лицу взметнувшимся плащом идущего перед ним плакальщика.

Вздрогнув, он торопливо принялся приводить себя в порядок, заработав недовольный взгляд стоящего справа капитана.

Процессия медленно двигалась вперед. Ножны кривого меча при каждом шаге били по ноге. Вдоль дороги для поддержания порядка выстроились ряды кадетов, и Мартинес невольно искал глазами среди них светлую прическу и зеленые глаза кадета Сулы. Не найдя ее, он решил вообще о ней не думать.

Он порядком разозлился на нее, когда она убежала, оставив его одного, как дурака, в прогулочной лодке. Его настроение не улучшилось при виде ужина на двоих, оставленного Алиханом, когда он вернулся к себе домой. Ужин он без церемоний засунул в холодильник и отправился спать.

Утром злость прошла, осталось только легкое раздражение, и тут ему пришло письмо от Сулы. Оно было написано разборчивым, стандартным почерком и послано без видеосопровождения. Может быть, она не хотела, чтобы он глядел на нее, пусть даже на экране.

«Во всем виновата я, — писала она. — Раз я никому не могу составить компанию, постараюсь провести остаток отпуска подальше от столицы, готовясь к экзаменам».

Через несколько часов он успокоился настолько, чтобы написать ей ответ — похоже, что манера писать от руки оказалась заразной, — в котором сообщал, что будет счастлив поговорить с ней, как только она этого захочет.

Но, видимо, она не слишком жаждала общения, поскольку после этого от нее не было ни слуху ни духу. Он решил утешиться с Амандой Таен: с ней было так легко…

Он так и не увидел Сулы, пока продолжалось шествие, но в этом как раз ничего странного не было. Все кадеты, все офицеры, прапорщики и старшины и даже рекруты были задействованы в этом мероприятии, и только малая часть их присутствовала в верхнем городе. Задействованы оказались даже служащие легиона, все полицейские независимо от чина и даже немногочисленные работники поисковой службы. Все общественные места нужно было взять под охрану, к тому же выделить по вооруженному отряду на каждый подъемник, ведущий на кольцо. Все были готовы к… К чему угодно.

Мартинес начал осознавать, что, по правде говоря, никто не знает, что будет после смерти последнего представителя той власти, которая правила столь жестоко и беспрекословно последние десять тысяч лет. Все ожидали отчаяния и паники. Предсказывались массовые самоубийства, восстания и мятежи. Господин командующий Эндерби и другие старшие офицеры немало потрудились, передислоцируя флот так, чтобы боевые корабли можно было перебросить в любую точку империи, где они могут понадобиться.

Сам Мартинес полагал, что ничего особенного не должно произойти. Да, будут психопаты, которые попытаются покончить с собой, в большинстве своем безуспешно; и наверное, кто-то выйдет из-под контроля, полагая, что после смерти последнего шаа жизнь должна превратиться в сказку. Подобные типы, безусловно, существовали, но сталкиваться с ними Мартинесу не приходилось.

Большинство замерло в ожидании, не представляя, чего ждать от смерти Предвосхищения Победы.

Он вспомнил, как стоял в фойе штаба, разглядывая карту имперской системы межпространственных тоннелей, и размышлял о том, что от шаа никуда не деться.

Может быть, подумал он, ему все же удалось это сделать. И ему, и всем остальным. Может быть, груз истории, лежащий на плечах всех членов империи, сделается теперь немного полегче.

Эта мысль так захватила его, что он почти не заметил, как долгое, неторопливое шествие приблизилось наконец к вечному пристанищу, длинному прямоугольному мавзолею, облицованному белоснежным мрамором, где тела великих господ сжигали и упокоивали в вечности. Мавзолей ступенчато поднимался ввысь, а над входом возвышалась огромная двухстворчатая арка. Катафалк неспешно подкатился по пандусу к входным воротам, въехал внутрь через арку, а сопровождающие стали выстраиваться рядами на ступенях мавзолея.

Тело Эндерби вплыло под арку, и группа, в которой находился Мартинес, последовала за дочерью командующего на свое место на ступенях. Справа от Мартинеса раскинулся нижний город, а над ним нависло осеннее небо, закрытое низко плывущими облаками. Становилось холодно. Процессия двигалась так медленно, что согреться на ходу не удалось.

Наконец тяжелые стальные двери закрылись за последним покойником. Наступила длительная пауза. Провожающие стояли ровными рядами, а их плащи и куртки трепетали на холодном ветру. А потом в воздухе возник резкий звук, как будто ветер, устав бесцельно трепать одежду собравшихся, устремился в узкий тоннель, и вслед за этим над крышей мавзолея вспыхнуло пламя, горячим белым столбом поднявшееся к зеленому небу.

Раздался громкий вздох — все собравшиеся одновременно перевели дыхание. Эра шаа закончилась.

Столб пламени сник, развеяв по ветру расщепленное на отдельные атомы тело Предвосхищения Победы. Прозвучало несколько отрывистых команд, и похоронную процессию распустили. Мартинес в числе многих прочих подошел к дочери Эндерби, чтобы, согласно принятым правилам, выразить ей свое восхищение поступком того, кто решил сам уйти вслед за великим господином, но почувствовал, что его поздравления звучат как-то слишком траурно, и поспешил отправиться обратно в верхний город.

Он прошел мимо дворца Шелли, где его сестры вместе с ПэДжи Н'гени сейчас, по его сведениям, проводили прием в честь его брата Роланда, появившегося в городе за три дня до похорон. Это не было вечеринкой, поскольку вечеринка в день смерти последнего из шаа была бы плохим тоном. Это было скорее траурное собрание, что-то вроде поминок, и согласно обычаю, присутствовать там могло не больше двадцати двух гостей.

Мартинес не входил в их число. Флот был по-прежнему мобилизован, и ему предстояло провести ближайшую смену в штабе, следя за поступающими сообщениями и ожидая, не случится ли где что-нибудь чрезвычайное.

Потом ему нужно будет сдать штабной пропуск, по которому он до сих пор входил в это здание, а затем вернуться к себе на квартиру и отдать Алихану куртку, чтобы слуга распорол тонкие нитки, которыми к его воротнику были пришиты красные лычки.

* * *
Сула стояла в караульном наряде на вокзале подъемника, ведущего на первый уровень кольца ускорителя Заншаа. Кольцо состояло из двух ярусов: нижний ярус вращался с той же скоростью, что и планета, поэтому сила тяжести там почти не чувствовалась; там размещались генераторы антиматерии, склады и вспомогательные службы. Внешний ярус скользил вокруг внутреннего, как минутная стрелка вокруг часовой, в девять раз быстрее, чем сама планета, обеспечивая работающим там нормальную силу тяжести. На внешнем ярусе размещались доки, ремонтные службы, и жилье здешних служащих.

Дюжина рекрутов, подчиненных Суле, были вооружены шокерами, а она сама щеголяла висящим на поясе пистолетом и темно-зеленым шлемом. Она не могла отделаться от мыслей о том, что если сюда со внешнего кольца ринется обезумевшая толпа, намеренная захватить подъемник, то все это трогательно вооруженное войско ничего не сможет сделать, кроме как доблестно погибнуть на месте.

Но ничего не происходило. Гражданских рейсов почти не было, военных тоже, а вскоре появился отряд наксидов, вооруженных пулеметами Гатлинга и гранатометами.

Наксиды шутить не любят, подумала Сула.

Она увела свой отряд на внешнее кольцо, где наконец смогла отстегнуть пистолет и шокер и задуматься, что делать дальше. По случаю траура все развлечения на планете и в окрестностях были отменены, а отели переполнены, так что даже получить комнату стало проблемой.

В конце концов она решила остановиться в общежитии для путешествующих кадетов, где застала с полдюжины пьяных молодых людей, играющих в кости. Дождавшись, пока они упьются, она обыграла их дочиста и залезла на свою койку с почти забытым, приятным чувством полного удовлетворения.


— На вахту на «Короне» явился, милорд.

Откинув голову, Мартинес вытянулся по уставной стойке перед своим новым начальником, капитаном «Короны», упершись взглядом в тяжелый блестящий предмет, стоящий на полке за спиной капитана, — кубок флота метрополии, выигранный футбольной командой «Короны» в прошедшем спортивном сезоне, внезапно оборванном смертью последнего шаа.

Другой флотский кубок красовался на парадной полочке в углу, привинченный к месту, чтобы не падал при перегрузках. На полочке рядом стоял кубок второго ранга. И еще множество кубков меньшего ранга, увенчанных сверкающими хрустальными фигурками футболистов, заполоняло стол Тарафы.

— Вольно, лейтенант Мартинес, — сказал капитан-лейтенант Фэйд Тарафа, и Мартинес наконец опустил подбородок и смог посмотреть в лицо своему новому начальнику. Это был плотный, отлично сложенный мужчина лет тридцати, с бритой головой и ухоженной бородкой. К левому рукаву его мундира был приколот футбольный значок, право на ношение которого в течение этого года команде «Короны» давала недавно одержанная победа.

— Вы уже доложились Гарсии? — спросил Тарафа. Речь шла о вахтенном офицере.

— Да, милорд. Она показала мне, где я буду жить, и выдала мне коды от моего сейфа. После вахты она собирается более детально ввести меня в курс дела.

— Да уж, нам нужен второй офицер, который сможет стоять на вахте. Ваши документы и приказы уже в моем компьютере?

— Да, милорд.

Тарафа расстегнул воротник, вытащил висящий на шее капитанский ключик и вывел на дисплей личное дело Мартинеса. Он впился глазами в экран, наверняка вчитываясь в оценки характера и способностей Мартинеса, сделанные его бывшими начальниками, — все эти записи Мартинес принес с собой в личном деле, но у него не было кода, дающего возможность их прочесть.

— Каким спортом вы занимались в академии? — спросил Тарафа. Мартинес знал, что от ответа на этот вопрос будет зависеть его дальнейшая судьба.

— Полностью зациклен на футболе, — с симпатией сказал Арт Абаша, когда Мартинес при встрече в клубе младших офицеров стал расспрашивать его о Тарафе, — Использует все связи, которые имеет, чтобы заполучить к себе на корабль лучших игроков, а когда связи не помогают, выкладывает деньги наличными. Говорят, он купил капитану Винфилду новую яхту в обмен на обещание перевести к нему нового приглашенного нападающего.

Абаша сам был неравнодушен к футболу и, если бы не прирожденная лень, сам бы, наверное, стал футболистом, все равно кем — игроком, тренером или менеджером. А так он довольствовался тем, что знал о любимом предмете абсолютно все — имена игроков, тренеров и судей, счеты игр, — и был поистине неисчерпаемым кладезем сведений о спорте для своих друзей-офицеров.

Внешний вид «Короны» только подтвердил данную Абаша оценку. Тарафа выкрасил свой корабль в зеленый цвет, но не в темно-зеленый цвет неба Заншаа, а в светло-зеленый цвет свежеподстриженного футбольного поля, с белой полосой, разделяющей фрегат по длине, как поле, и с изображениями футбольных мячей по бокам.

«Корона» была маленьким судном, но ее команда была очень сильной.

Когда вся команда на судне состоит из шестидесяти одного человека, набрать первоклассную команду из одиннадцати игроков, не считая запасных и тренеров, способную претендовать на кубок первенства флота метрополии против кораблей, команда на которых раз в десять больше, — серьезная заявка, требующая недюжинного упорства и солидно набитого кармана.

— Я занимался плаванием и фехтованием, милорд, — ответил Мартинес. Это были виды спорта, в которых длинные руки и короткие ноги работали за, а не против него.

Он решил не упоминать, что в школе был чемпионом по гипер-турнирам, абстрактной позиционной игре, действие которой целиком происходило в компьютере. Похоже, что гипер-турниры были немного слишком интеллектуальной игрой для «Короны» вообще и для Тарафы в частности.

— Мы на «Короне» занимаемся футболом, — заметил Тарафа. Это прозвучало немного напыщенно, как если бы он сказал: «Мы в легионе справедливости занимаемся изуверством».

— Да, милорд, — подтвердил Мартинес. — Ваша команда известна по всем флоту.

Не слишком явная лесть, подумал Мартинес. Но порой лучше начинать с малого, опытным путем выясняя, какая доза лести окажется приемлемой для твоего начальника.

Комплимент заставил Тарафу по крайней мере предложить Мартинесу сесть. Мартинес пододвинул к себе кресло и сел, не спуская с капитан-лейтенанта взгляда, выражающего должную дозу преданности.

Тарафа уперся ладонями о стол и слегка подался вперед.

— Я считаю, что никакой офицер не способен преуспеть сам по себе, лейтенант, — сообщил он. — Мне кажется, что экипаж судна подобен команде в игре, где каждый полагается на других ради общего успеха.

— Совершенно верно, милорд. — Мартинес постарался изобразить на своем лице выражение, свидетельствующее о том, что с этой свежей мыслью он сталкивается впервые в жизни.

— Именно поэтому я считаю, что все мы должны принимать дела команды близко к сердцу. Хорошая команда представляет всех нас в выигрышном свете, точно так же как полированная обшивка и идеально чистые полы создают репутацию судна, которое всегда на высоте. Вы меня понимаете?

— Да, милорд. И я надеюсь, что смогу способствовать успехам команды. Я понимаю, что не гожусь в игроки, но я надеялся, что смогу работать тренером, или менеджером…

Мартинес умолк, заметив неодобрительный взгляд Тарафы.

— Я сам тренирую команду и сам управляюсь с ней, — сообщил тот. — Да еще мне помогает оружейник Манцини.

— Я вас понял, милорд, — пробормотал Мартинес, чувствуя, как его шансы выслужиться в этом рейсе катастрофически падают, и решил пойти с последнего козыря. — По крайней мере, — сказал он, — я беру с собой только одного слугу.

Тарафа недоуменно поглядел на него.

— Да? Вы хотите, чтобы второго слугу вам подобрал помощник капитана?

— Нет. Я просто подумал, что если вам нужен еще один запасной игрок, вы можете оформить его моим вторым слугой.

— Ага. — Тарафа задумался над новой перспективой. — Это может оказаться полезным, — признал он. — Я намереваюсь выиграть в этом году второй чемпионат флота, что будет проходить в Магарии.

Мартинес ошеломленно поглядел на капитана.

— В Магарии? Так мы улетаем отсюда?

— Да. Намнужно занять место «Непобедимого», который отправляется в ремонт. У вас есть шесть дней на то, чтобы уладить свои личные дела и довести вверенную вам службу. до совершенства.

— Есть, милорд.

Тарафа нажал на кнопку на столе.

— Я настроил вам ключ третьего лейтенанта. Вот он.

Мартинес принял ключ, подвешенный на эластичном ремешке, и подумал о том, что ему, похоже, предстоит долгое, очень долгое путешествие.


— Превосходно. Просто превосходно. Уверен, что ваши родители были бы довольны.

— Хотелось бы думать, что это так, — ответила Сула.

— Вы не позволите предложить вам еще выпить?

— Спасибо, мне вполне хватает воды.

Лорд Дурвад Ли долил воды в стакан Сулы, а себе плеснул бренди.

— Такая жалость, что сейчас траур, — сказал он. — Обычно у нас бывают просто тучи гостей, но теперь только двадцать два гостя, и баста.

— Двадцать два, — пробормотала Сула. — Интересно, почему. Шаа обычно предпочитали простые числа.

— О, да вы, похоже, не знаете этой истории? Видите ли, много лет назад, вскоре после покорения торминелов…

Прихлебывая свою воду, Сула стала вполуха слушать болтовню лорда Дурвада.

После неудачи с Мартинесом она уехала из столицы в горный курортный городок. В то время как прочие курортники гуляли по окрестностям, нежились в общем бассейне да любовались горным ландшафтом, Сула почти не выходила из своей комнаты, дни напролет готовясь к экзаменам на чин лейтенанта.

Устав от зубрежки так, что уже не было сил смотреть на экран, она ложилась и пыталась отдохнуть.

Но стоило ей закрыть глаза, как она видела стоящего в лодке Мартинеса, раздраженно протягивающего к ней руки.

Глупо, глупо. Давно уже надо было научиться вести себя с людьми.

Она вспомнила про приглашения, полученные ею после возвращения, и подумала, что, возможно, Мартинес и прав, считая, что стоит откликнуться на них. Друзья ее родителей могут помочь ей, и в любом случае хорошо бы пообщаться с кем-нибудь, кроме сослуживцев. Всяко лучше, чем крутиться в кадетской комнате, где засел Фути со своей компанией.

Она разослала свои извинения с отказом в ответ на все приглашения, пришедшие к ней перед похоронами великого господина, что позволило сразу отсечь тех, кто приглашал ее просто ради украшения своих салонов, раз уж она стала в этом сезоне знаменитостью. А затем, пользуясь открытыми базами данных, внимательно изучила оставшихся, и выяснила, что клан Ли пользовался раньше покровительством клана Сула, а после падения клана Сула получил покровителей в лице клана Чен. Подумав, она откликнулась на приглашение лорда Дурвада.

Похоже, что за время, прошедшее после смерти лорда Сула, клан Ли расцвел. Новый дворец Ли, построенный на месте прежнего, выходил парадным входом прямо на бульвар праксиса. Фасад был сложен из полупрозрачного светлого камня с розовыми прожилками, который светился в ночи, словно здание было живым.

Войдя в приемную, Сула сперва решила, что та задрапирована гобеленами и вышивкой, но, присмотревшись, поняла, что стены залы сделаны из кремового, зеленого и розового мрамора, которому придана форма свисающей складками ткани, и все мелкие детали узора вырезаны из камня. Сулу ошеломила мысль о десятках тысяч человеко-часов, потраченных на эту работу.

Гостиная оказалась менее впечатляющей, с плюшевой мебелью и изображениями коней и сельских видов, развешенными по стенам. Мебель была предусмотрительно расставлена по залу так, что три находящихся в гостях наксида — леди Кашди, депутатка, выбравшаяся в город на похороны великого господина, и ее родственники — могли спокойно перемещаться, не опасаясь что-нибудь перевернуть. Сула восхищенно глядела на искрящиеся фарфоровые кувшины, каждый ростом выше человека, стоявшие в углах комнаты.

— То есть, понимаешь ли, — закончил лорд Дурвад, — все дело в двадцати двух мучениках, отдавших жизнь за совершенство праксиса. В их честь принято приглашать во время траура по двадцать два гостя, чтобы они чувствовали, что не зря отдали свою жизнь.

— Понимаю, — подтвердила Сула.

— Ага, — лорд Дурвад шевельнул рыжими бровями, поворачиваясь ко входной двери, в которой появился флотский капитан с элегантной молодой женщиной под руку. — Вы уже знакомы с моим сыном Ричардом? — И тут же улыбнулся. — Ну конечно же, знакомы. Я и забыл.

Сула отчаянно пыталась вспомнить, где она могла встречаться раньше с капитаном Ричардом Ли. Он был не из тех людей, которых легко забыть, раз увидев: ростом еще выше отца, темноволосый, с приятным, чистым лицом, которое будет еще долго оставаться моложавым.

— Кэроль, — приветствовал ее лорд Ричард, пожимая руку, — Рад видеть тебя после всего, что было.

Сула рефлекторно ощетинилась, но тут же строго приказала себе вести себя как подобает.

— Кэролайн, — поправила она. — Я теперь больше не Кэроль.

Уголки глаз лорда Ричарда пошли веселыми морщинками.

— Ты совсем меня не помнишь?

— Боюсь, что нет. — Держись, повторила она себе. Эти люди хотят дружить с тобой.

У лорда Ричарда была на редкость белозубая улыбка и очень синие глаза.

— Я сажал тебя на твоего первого пони в нашем саду в Миерии.

— Неужели? — расширила глаза Сула. — Так это был ты!

— По-моему, я не так уж и изменился с тех пор, — заметил он. — Ты все еще ездишь верхом?

— Уже много лет не случалось.

Лорд Ричард бросил взгляд на отца и снова обратился к Суле:

— Мы до сих пор держим конюшни в Миерии. Если захочешь развеяться и погулять, мы с радостью примем тебя. У нас к тому же замечательная рыбалка.

Лорд Дурвад согласно кивнул.

— Спасибо, — ответила Сула. — Я подумаю об этом. Но это все было так давно…

Лорд Ричард повернулся к стоящей рядом с ним девушке. Она была высокая и стройная, с темными миндалевидными глазами и прекрасными, спадающими волной черными волосами.

— Это моя нареченная, леди Терза Чен. Терза, это Кэролайн, леди Сула.

— Очень приятно. Я видела тебя по телевизору. — У леди Терзы был низкий и мягкий голос, а дружелюбно протянутая рука оказалась теплой и уверенной, несмотря на неторопливость жеста.

Сула понимала, что нет смысла ненавидеть ее, возмущаться непринужденностью и легкостью, которые светились в каждом жесте Терзы, но ничего не могла с собой поделать. Отвали, сестренка, подумала она. Думаешь, ты можешь втереться между мной и человеком, который посадил когда-то меня на моего первого пони?

— Какое чудесное ожерелье, — сказала Сула. Это была первая пристойная мысль, пришедшая ей в голову.

Лорд Ричард обожающе поглядел на свою невесту.

— Хотел бы иметь возможность сказать, что это я подарил его ей, — признался он. — Но она выбирала его сама — вкус у нее куда тоньше, чем у меня.

— Тебе повезло, — только и сумела выговорить Сула.

Но про себя решила, что не станет поддерживать отношения с этой дамой.

Появились подтянутый широкоплечий мужчина в костюме депутата и леди Амита, жена лорда Дурвада. Новопришедшего представили как Мауриция, лорда Чена, отца Терзы. Сула смутно представляла себе систему иерархических отношений кланов пэров, но даже ей было понятно, что клан Ченов находится на вершине пирамиды. Потом лорд Чен, лорд Ричард и лорд Дурвад затеяли короткий, но бурный спор о том, кто сумеет сказать Терзе самый изысканный комплимент. Глядя на них, Сула не смогла удержаться от рукоплесканий. Потом лорд Чен обратился к Суле и произнес несколько вежливых фраз о ее родителях и о ее роли в спасении «Черного Скакуна».

Очень вежливая компания, подумала Сула.

— Беда в том, — сказала она, — что это дело, похоже, скоро не закончится. Я дала показания следственной комиссии, но при этом пообщалась и с адвокатами, представляющими страховую компанию лорда Блитшартса. Они хотят доказать, что это было самоубийство.

— А вы полагаете, что это не так? — поинтересовалась леди Амита.

— У меня нет оснований утверждать то или иное. — Сула постаралась сдержать дрожь, охватившую ее при воспоминании о былом.

— Все это очень запутанно, — заявила леди Амита, — но я так рада, что эту медаль заслужили вы, а не этот ужасный человек.

— О каком ужасном человеке вы говорите? — озадаченно спросила Сула.

— О том, кто говорил все время, пока шла спасательная операция. О человеке с этим отвратительным голосом.

— А, — сообразила Сула. — Это, наверное, лорд Гарет Мартинес.

— В новостях постоянно утверждали, что он принадлежит к пэрам, — Леди Амита скривилась. — Но я не понимаю, как пэр может говорить таким голосом, да еще с таким страшным акцентом. Мы с такими людьми, во всяком случае, не общаемся. У него голос, как у преступников из «Неподкупной Семерки».

Лорд Дурвад похлопал жену по плечу.

— Некоторые из этих захудалых провинциальных пэров даже хуже преступников, можешь мне поверить.

Сула почувствовала, что должна защитить Мартинеса.

— Лорд Гарет не такой, — быстро проговорила она. — Я думаю, он в своем роде гений.

Леди Амита широко распахнула глаза.

— В самом деле? Надеюсь, нам не придется встречаться с такими гениями.

Лорд Дурвад покровительственно улыбнулся ей.

— Я защищу тебя от них, дорогая.

Основной задачей этого вечера, похоже, было продемонстрировать представителям семейства Ли и их друзьям добродетели леди Терзы. После ужина, сервированного на модных тарелках с узорами из фруктов и орехов, все собрались в небольшом, уютном театральном зале, расположенном в задней части дворца Ли. Зал был выполнен в форме подводной пещеры, где стены и авансцена были украшены узорами из морских раковин, а светильники для вящего эффекта были сине-зеленого цвета. Все слушали леди Терзу, которая встала перед небольшим камерным ансамблем и сыграла на арфе — и сыграла очень хорошо, насколько могла судить Сула. Терза вся ушла в музыку, ее взгляд сделался чужим, почти яростным — она была совсем не похожа на то безмятежное существо, каким явилась пред очи будущих родственников и их друзей.

Сула плохо разбиралась в камерной музыке, путая ее с исполнением песен на собственные слова. Но вид сосредоточенной на исполнении Терзы неожиданно умиротворил ее. Глядя на то, как Терза задерживает дыхание перед паузами, как удовлетворенно кивает, слушая затухающие аккорды, как она уходит в себя перед сложными пассажами и облегченно расслабляется, благополучно их миновав, Сула чувствовала, что музыка проникает в нее, лаская ее душу, одновременно успокаивая и подбадривая.

Когда представление закончилось и над залом повисла тишина, Сула первая зааплодировала.

— Я очень удачно наняла оркестр, — доверительно сказала ей в перерыве хозяйка, леди Амита. — Сейчас, во время траура, у музыкантов не слишком много работы.

Сула раньше никогда не задумывалась о трауре с этой точки зрения.

— Как хорошо, что вы даете им возможность поработать, — отозвалась она.

— Эту мысль предложила мне Терза. У нее столько друзей среди музыкантов, и она очень заботится о них. — На ее лице появилось озабоченное выражение. — Конечно, мы полагаем, что после свадьбы она не станет проводить свое время с… — она тактично замяла окончание фразы, — с людьми подобного рода.

Перерыв закончился, и оркестранты снова заиграли. Терза сосредоточенно склонилась над струнами, а Сула перевела взгляд на публику. Мауриций Чен и лорд Ричард восхищенно смотрели на изящную фигуру артистки. Сула понимала, что ни одно из ее достоинств не могло бы вызвать у них такого восторга — она была хорошим пилотом и очень не слабо секла в математике, но недавно своими руками порушила всякую надежду на развитие отношений с единственным встреченным ею человеком, для которого эти качества хоть что-нибудь значили.

Видимо, с Мартинесом у нее ничего не получится, и уж определенно ей не светит связь с людьми, подобными лорду Ричарду. Она уже давно обнаружила, что ее внешность привлекает вполне симпатичных парней, но только до того момента, когда их родители выясняют, что у нее нету ни денег, ни перспектив, после чего интерес молодых людей к ней резко падает. Как ни забавно, после этого ею часто заинтересовывались их отцы, мужчины, женившиеся когда-то на родовитых невестах, а теперь, овдовев или разведясь, желающие завести себе в преклонные годы любовницу посимпатичнее, чтобы не зазорно было появиться с нею на людях.

Если бы Сулу интересовали мужчины в возрасте, она, наверное, могла бы очень неплохо устроиться. Но она знала, что обязательно потеряется в сложном, запутанном мире, в котором жили эти люди. Она не выросла в нем, у нее не было их опыта — а быть ничего не понимающей глупой куклой, с которой красуются в обществе и развлекаются в постели, а когда появляется серьезное дело, посылают развлечься в магазины или к парикмахеру, чтобы не мешала, она не хотела.

Служба во флоте, при всех ее сложностях и неудобствах, была по крайней мере чем-то понятным. Флот был той сферой, где она могла, если бы ей представился хоть малейший шанс, занять достойное место.

После концерта Сула высказала Терзе восхищение ее игрой.

— А на каком инструменте вы играете? — поинтересовалась та.

— К сожалению, ни на каком.

Терза казалась озадаченной.

— Вы не учились музыке в школе?

— Мое обучение было… несколько фрагментарным.

Недоумение Терзы усилилось.

— Вас учили дома, леди Сула?

Определенно никто не потрудился просветить

Терзу относительно прошлого Сулы.

— Я училась в школе на Спэнии, — сказала Сула. — Школа была не из лучших, и я не стала в ней задерживаться.

Видимо, что-то в тоне Сулы подсказало Терзе, что лучше не развивать эту тему. Сула оглядела свою чашку с кофе.

— Это ведь виганский фарфор, верно?

После этого разговор естественно перекинулся на тему фарфора вообще и закончился осмотром семейной коллекции фарфора под руководством лорда Ричарда.


Лорда Акзида единодушно выбрали предводителем депутатов. У него не было противников, и все были довольны его кандидатурой. Господин депутат Акзид был членом славного и родовитого клана наксидов, из которого вышло множество образцовых государственных служащих и высокопоставленных флотских офицеров, он посвятил парламенту большую часть своей жизни, и он был одним из выдающихся представителей администрации парламента во время правления предшествовавшей леди избранницы.

Высказывалось несколько разных точек зрения, почему Акзид не подал в отставку или не покончил жизнь самоубийством вместе со сверстниками. В частных беседах высказывалось предположение, что занять высокий пост лорду Акзиду хотелось еще сильнее, чем смешать свой прах с прахом великого господина. Но в то же время все соглашались, что он вполне заслужил это назначение и дела администрации при нем должны течь ровно, без всяких ненужных новшеств. Новшества в парламенте не слишком жаловали, особенно теперь, когда граждане империи пребывали в растерянности после смерти последнего из шаа, и стабильность в делах была так необходима.

Когда результаты голосования были объявлены, Мауриций, лорд Чен, поднялся со своего места и стоя аплодировал, пока Акзид занимал свое место за кафедрой, где его облачили в тугую парчовую мантию предводителя и вручили ему длинный жезл из полированной меди, сверкающий серебряными кольцами, при помощи которого предводителю положено призывать парламент к порядку, предоставлять слово ораторам и управлять системой трансляции, доносящей слова ораторов до шести тысяч тридцати одного члена парламента.

За кафедрой, на которую поднялся Акзид, возвышался полупрозрачный щит с видом нижнего города и торчащей на горизонте башней Апсзипар. Здание парламента представляло собой большое веерообразное здание, раскинувшееся рядом с великим прибежищем, а в нем, в центре каменного амфитеатра, как в точке фокуса, помещалось кресло предводителя парламента. Серые гранитные плиты здания были покрыты резьбой в виде абстрактных геометрических фигур, перемежающихся врезками из мрамора, порфира и лазурита. Каждому депутату полагалось сиденье, рассчитанное на представителя его расы, а также соответствующие стол и дисплей.

Когда аплодисменты стихли, лорд Акзид приступил к приветственной речи, а лорд Чен опустился на свое место и углубился в свои бумаги. Когда подошел его черед, он поднялся, поздравил лорда предводителя с назначением в должность и выразил уверенность в успехах лорда Акзида на новом поприще. Если повезет, то и ему перепадет от новоизбранного назначение на более солидную должность, чем председатель отдела океанографии и лесоводства, которым он сейчас руководил.

После произнесения всех поздравлений был объявлен перерыв в работе парламента. Акзиду понадобится несколько дней на то, чтобы сформировать новое правительство и назначить своих людей куда он сочтет нужным.

Выходя из зала, лорд Чен обнаружил, что движется параллельным курсом с лордом Пьером Н'гени. Молодой депутат шел, опустив голову, хмуро сжав челюсти, словно его одолевала какая-то неприятная мысль.

— Лорд Пьер, — приветствовал его Мауриций Чен, — надеюсь, ваш отец в добром здравии.

Пьер вздрогнул и поднял глаза.

— Прошу прощения, лорд Чен. Я задумался о… впрочем, это не важно. С моим отцом все в порядке, хотя мне жаль, что сейчас его нет здесь. Впрочем, он определенно войдет в это новое правительство, в то время как я, увы, еще слишком молод для этого.

— Я на днях встретил одного из ваших подопечных. Лорда Роланда Мартинеса.

— Ах да. — Тяжелые челюсти молодого депутата снова пришли в движение. — Конечно же, лорд Роланд. Он недавно прибыл с Ларедо.

— Трехмесячное путешествие, по его словам.

— Да.

— Кажется, он брат того парня, который помогал Кэролайн Суле, когда она пыталась спасти Блитшартса?

Лорд Пьер скривился, словно его тошнило.

— Да, это его брат. Его зовут лорд Гарет.

Мауриций Чен махнул рукой знакомому, проходящему по вестибюлю.

— Ужасный у него акцент, — заметил он.

— У второго брата не лучше. У сестер голоса послаще, но они и поупорнее.

— Вы ведь жените ПэДжи на одной из них, насколько мне известно?

Лорд Пьер пожал плечами:

— ПэДжи нужно жениться хоть на ком-то. А семейство Мартинесов — это лучшее, на что он может рассчитывать.

Лорд Чен провел Пьера в рекреацию, где законодатели могли, с удобством расположившись перед баром, пообщаться с посетителями. Поймав взгляд официанта, он заказал две порции, как обычно.

— Я слышал, что эти Мартинесы очень богаты, — начал он.

— И они демонстрируют это всюду, где только могут, — кисло подтвердил собеседник.

— Насколько я могу судить, они все же не слишком вульгарны. Они не делают ошибок, которые отличают совсем неотесанных новичков.

Подумав, лорд Пьер вынужден был согласиться.

— Да, ничего особо неуклюжего за ними не замечено. Кроме акцента, конечно.

— Лорд Роланд говорил мне о своих планах освоения Чии и Холмии.

Лорд Пьер удивленно уставился на Чена.

— Он совсем недавно говорил об этом мне. Я только-только начал обдумывать эту идею.

— На мой взгляд, идея у него продумана вдоль и поперек.

— Он должен был бы дать мне время обсудить ее с людьми, чтобы предусмотреть всякие неожиданности. Но Мартинесы всегда так торопятся. — Лорд Пьер покачал головой. — У них не хватает терпения, такта — вечно они спешат. Мой отец говорил, что у него были такие же проблемы с их отцом, нынешним лордом Мартинесом.

— Лорд Роланд не может надолго задерживаться на Заншаа. Конечно, ему хочется разобраться с этим делом до отъезда. Все, что можно было подготовить дома, он сделал.

Принесли выпивку. Лорд Пьер поднес бокал к губам, сделал глоток и задумался.

— Простите, лорд Чен, — спросил он, — вы что, заинтересованы в Роланде Мартинесе?

Лорд Чен развел руками.

— Просто он показался мне очень… основательным молодым человеком. Он успел поучаствовать во множестве проектов, которые не удалось довести до конца из-за общей косности и по случаю смерти великих господ. Включая строительство на Чойоне, где уже много лет назад должно было быть достроено автономное кольцо по производству антиматерии.

Лорд Пьер не моргая глядел на Мауриция Чена через толстые стекла тяжелых очков.

— Похоже, Чойон затрагивает ваши флотские интересы, — предположил он.

— А кроме того, у меня есть суда, которые можно сдать в аренду колонизаторам Чии и Холмии.

— Вот как. — Лорд Пьер сделал неторопливый, основательный глоток из своего стакана и задумался, опустив его на стол. — Раз уж вы так заинтересованы в клане Мартинесов, — сказал он, — думаю, вы сможете помочь мне в деле с лордом Гаретом.

— А что нужно лорду Гарету?

— Лорду Гарету нужна протекция. А у меня в семье действительно никто не может этого сделать с тех пор, как моя двоюродная бабушка вышла в отставку. — Он попытался улыбнуться, но только плотнее сжал губы. — Но у вас, если мне не изменяет память, среди родни есть командующий эскадрой.

— Да, моя сестра Миши.

— А ваша дочь выходит замуж за капитана, как я припоминаю.

— Но лорд Ричард не может сейчас ему помочь. В данный момент он не имеет никакого влияния на командование.

— Зато ваша сестра может, и влияние у нее есть.

— Не исключено, что моя сестра сможет это сделать, — уточнил лорд Чен. — Я спрошу у нее, что она думает по этому поводу.

— Я буду вам крайне признателен.

— А я уже признателен вам. За то, что принимаете близко к сердцу мои хлопоты.

— Не за что.

Оставшись сидеть в рекреации, лорд Чен пришел к выводу, что дела идут, в кои-то веки, очень неплохо.

Теперь бы еще разделаться с океанографией и лесоводством и заняться чем-нибудь более дельным.


Сула подняла стакан за новоиспеченного младшего лейтенанта лорда Джереми Фути и пожелала ему удачи. Фути настоял, несмотря на ее протесты, на том, чтобы в стаканы было налито шампанское. Она дотронулась губами до вина и поставила стакан на стол.

— Спасибо, — ответил Фути. — Я благодарен всем вам за то, что вы пришли на мою отвальную. — Он сверкнул белозубой улыбкой. — Хотя интересно, набралось бы столько же гостей, если бы я не платил за ужин.

Гости разразились хохотом, и Сула тоже позволила себе улыбнуться.

Отказываться от приглашения Фути было бы невежливо. Во флоте ей не нашлось другой работы, кроме как быть на посылках в штабе, поэтому ей приходилось ежедневно торчать в кадетской комнате. После нескольких откровенных попыток затащить ее в постель и еще нескольких столь же неудачных поползновений свалить на нее свою работу Фути, похоже, понял, что ей неинтересно играть в его игры, и стал обращаться с ней с фамильярностью старшего брата, видимо рассчитывая досадить ей таким образом. Однако они все же сумели выжить в кадетской и не зарезать друг друга, что Сула рассматривала как достижение, ради которого стоило поднять тост-другой, особенно если учесть, что больше они скорее всего не встретятся.

Надо было признать, что Фути неплохо смотрелся в новой белой форме с темно-зеленым воротничком и манжетами, с узкими шевронами младшего лейтенанта на широких плечах. Фути не стал опускаться до такой прозы, как сдача экзаменов на чин: его дядюшка, командир «Бомбардировки Дели», имел право ежегодно производить в лейтенанты двух кадетов, если у него были для них вакансии на его судне, и Фути давно было обещано одно из этих мест. Завтра Фути займет место штурмана на «Дели», и, наверное, вышколенные подчиненные и мощные компьютеры помогут ему не направить тяжелый крейсер прямиком на ближайшую звезду.

На прощание Фути устроил пышную вечеринку. Он снял отдельный зал в восьмисотлетнем ресторане «У Нового Моста» в верхнем городе и нанял шестерых музыкантов, от стараний которых у Сулы под ногами ходуном ходили половицы. На стол был подан обед из четырнадцати блюд (Сула не поленилась сосчитать), а выпивке вообще не было ни конца ни края. Кадет Паркер, похоже, заказал вдобавок к еде и выпивке еще и женщин — по крайней мере, Сула не могла представить себе женщину, которая оделась бы так по собственной воле, — и ей было любопытно, заплатит ли Фути еще и за это.

Когда Фути начал хватать гостей за шиворот и заталкивать их под длинный стол, чтобы они спели оттуда «Поздравляем» на мотив «Лорд Шампанский удаляется на отдых», Сула соскользнула со своего стула и вышла на балкон. Вслед ей неслось пьяное пение, и, облокотившись на резные железные перила с латунными полированными набалдашниками, она принялась разглядывать ночной город. Пэры, пешком или на автомобилях, кружили по каждодневным маршрутам вечеринок, торжественных обедов и частных свиданий; служащие втискивались в фуникулеры, которые развозили их по домам, в нижний город; компании молодых людей, пританцовывая, шли на поиски ночных приключений.

Давно уже Суле не случалось ходить в такой компании, и сейчас она задумалась, не жалеет ли она об этом.

Временами, решила она наконец. Временами ей и вправду не хватает компании.

Один раз она видела Мартинеса в Империале на спектакле «Элегия Хо-Со». В первый месяц после смерти великого господина это было самое крупное дозволенное светское представление. Сула сидела в ложе семейства Ли с леди Амитой и несколькими ее друзьями и увидела внизу в партере Мартинеса, сидящего в обществе женщины с восхитительной фигурой, напоминающей песочные часы, и густыми черными волосами. Так вот какие ему нравятся, подумала Сула и тут же устыдилась своей мысли — судя по всему, она нравилась Мартинесу, до того как сама все испортила.

Скорее всего Мартинес тогда не заметил ее. Она не выходила из ложи во время антракта, сделав вид, что заболталась с леди Амитой, а когда представление закончилось, ушла из театра одной из последних.

Кто-то, подойдя сзади, молча обнял Сулу. Она невольно отдалась объятиям, но Фути все испортил, заговорив.

— Ты выглядишь так одиноко, — сказал он. — Такие вечеринки, похоже, не в твоем вкусе?

— Были когда-то, — ответила Сула. — До того как мне стукнуло семнадцать.

— Мы там спорили о тебе. — Фути уткнулся носом в ее волосы, и его голос зазвенел колоколом у нее в ушах. — Многие считают, что ты действительно девственница. Я заключил пари с теми, кто полагает, что это не так.

— Проиграл, — отозвалась Сула. Она освободилась из его объятий и развернулась к нему лицом, с яростным удовлетворением подумав: «Вот и открой с ним сезон».

Фути отряхнул с нового костюма несуществующую пушинку и поглядел на город.

— Твой старый дом там, за фуникулером? Вон тот, с синим куполом?

Сула не стала оборачиваться.

— Может быть, — отозвалась она нехотя. Он пристально поглядел на нее.

— Я знаю все о твоей семье. Я наводил справки. Сула изобразила на лице недоверчивую мину.

— Не делай из меня дурочку. Тебе — и самому наводить справки? Наверное, ты заплатил кому-то, чтобы он выполнил работу за тебя.

Фути явно был задет ее словами, но попытался это скрыть.

— Тебе бы не вредно подружиться со мной. Я могу помочь тебе.

— Ты хочешь сказать, что мне может помочь твой дядюшка-яхтсмен.

— Он сделает это, если я его попрошу. А я мог бы это сделать, кстати. У меня сильная протекция, я двигаюсь вверх настолько быстро, насколько это дозволено правилами, и несколько следующих шагов уже считай что сделаны. Скоро я буду в состоянии сам помогать людям. А у тебя нету покровителя во флоте. Тебе нужно приобретать друзей, или ты так навсегда и останешься лейтенантом. — Он участливо поглядел на нее. — Ты являешься главой одного из старейших терранских кланов. Такого же знатного, как и мой. Просто несправедливо, чтобы человек с такими предками, как у тебя, не достиг никаких высот.

Сула сладко улыбнулась.

— И сколько раз мне нужно встретиться с тобой в трахальных кабинках, чтобы исправить эту несправедливость?

Фути открыл рот и молча захлопнул его.

— Шести раз в месяц достаточно? — продолжала Сула. — Можно заключить контракт. Но тебе тоже придется взять на себя определенные обязательства — если меня не сделают лейтенантом при первой же подвернувшейся возможности, ты платишь пеню, скажем, десять тысяч зенитов, идет? И двенадцать тысяч, если меня не сделают каплеем, и так далее. Что скажешь? Пошли к моему адвокату?

Фути повернулся лицом к стеклянной двери, за которой шумела вечеринка, и прислонился спиной к перилам балкона, скрестив на груди руки. Его благородный профиль был по-прежнему невозмутим.

— Не понимаю, зачем ты говоришь об этом так.

— Я просто думаю, что лучше, чтобы все было ясно и понятно с самого начала. Деловые соглашения всегда имеет смысл оформлять в виде контракта.

— Я просто хотел предложить тебе помощь.

Сула рассмеялась:

— Мне такую помощь каждую неделю предлагают. И обещают обычно больше, чем ты.

Это было, мягко говоря, сильным преувеличением, но Сула решила, что в сложившихся обстоятельствах нет смысла вникать в детали. А сейчас стоило удалиться, пока Фути не соберется с мыслями. Она издевательски похлопала его по руке и прошествовала через дверь в столовую.

За исключением Паркера и его компании, гости уже выбрались из-под стола. В зале было шумно. Сула села на место, отхлебнула своей шипучки и обнаружила, что кто-то долил в ее стакан спирта.

Ох уж эти молокососы со своими шутками, устало подумала Сула.

Она поразмыслила, не выпить ли питье, а потом еще залакировать нетронутым шампанским. Что-то в этой идее определенно было. Она вспомнила, какой она была, когда пила в последний раз, и улыбнулась… этим ребятам она такая определенно бы не понравилась.

Беда была в том, что хотя бы в этом она была с ними солидарна.

Она опустила стакан на стол и через мгновение опрокинула его вместе с содержимым на колени соседа.

— Ой, извини, — сказала она. — Хочешь, дам тебе спичек?


— Команда с флагмана, милорд, — сказал Мартинес. — Второе подразделение, измените курс эшелона на два-два-семь от один-три-ноль и начинайте ускорение при двух целых восьми десятых силы тяжести. Начало маневра в 27:10:000 по корабельному времени.

— Сообщение принято, — отозвался Тарафа. Он сидел во вращающемся амортизационном кресле посреди командной рубки, квадратной комнаты с мягкой обшивкой. Здесь было непривычно тихо, свет горел неярко, чтобы не отвлекать внимания от пастельных огней индикаторов на пульте — зеленых, оранжевых, желтых, синих. Мартинес сидел с поднятым забралом шлема, и его нос ловил запах машинного масла, исходящий от недавно смазанных амортизаторов их кресел, смешивающийся с запахом пластика его скафандра.

Мартинес сидел позади капитана и видел, что тот напряжен настолько, что защитная решетка и подпорки его амортизационного кресла дрожат в такт подрагиванию его конечностей.

— Вас понял, каплей, — отозвался Мартинес. «Каплей», обычное сокращение чина Тарафы, звучало в рабочей обстановке уместнее, чем официальное «капитан-лейтенант».

Тарафа глядел на экраны, слегка подергивая щекой, что было видно, потому что Тарафа своего шлема не надел, каковое нарушение инструкции было позволительно только капитану. Что-то было в позе капитана от футболиста, сосредоточенно разглядывающего схему сложной игры. Мартинес подумал, что Тарафа отчаянно боится не справиться с предстоящим маневром, что было вполне возможно, поскольку многие из унтер-офицеров, от действий которых главным образом и зависело судно, были непроходимыми тупицами.

По счастью, среди подчиненных Мартинеса был только один осел. Связист первого класса Серенсон, больше известный как центральный форвард «Короны». При этом нельзя было сказать, что Серенсон не хотел научиться выполнять свои официальные обязанности — это был дружелюбный и общительный парень в отличие от некоторых других игроков, — просто, похоже, он был не способен вникнуть во что-нибудь, связанное с техникой.

Впрочем, подумал Мартинес, это тоже не совсем так. Серенсон прекрасно разбирался в сложной системе боковых пасов, применяемых командой Тарафы при наступлении, и это было достаточно технично — и, кроме того, Мартинес готов был снять шляпу перед человеком, способным постичь запутанные правила, поправки и основы прецедента, необходимые для понимания правил офсайда. Просто Серенсон не способен был понять ничего сложного, если оно не касалось футбола, к которому он казался прямо-таки предназначенным самим провидением.

Все было бы ничего, если бы Серенсон состоял в чине не выше рекрута первого класса. Но Тарафа хотел поощрять своих игроков деньгами помимо тех изрядных кусков, которые он, без всякого сомнения, втихомолку им вручал, и повысил восьмерых основных игроков в ранг специалистов первого класса. Можно не сомневаться, что он бы сделал их и старшими специалистами, если бы это звание не требовало обязательного экзамена, который непременно выявил бы их полную профнепригодность.

Если исключить старшего лейтенанта Козловского, который был не только классным вратарем, но и знающим офицером, оставалось еще десять основных игроков плюс запасной (вторым запасным был кадет, свежеиспеченный выпускник академии Ченг Хо) и еще тренер, зачисленный в должность оружейника второго класса. Все вместе они представляли собой изрядный балласт для команды судна, состоящей всего из шестидесяти одного человека.

Теперь Мартинес знал, что имел в виду капитан Тарафа, говоря, что хочет, чтобы все члены экипажа принимали дела команды близко к сердцу. Это значило, что все должны выполнять за игроков их долю работы.

Мартинес справился бы без проблем, если бы речь шла только о том, чтобы прикрывать добродушного, но бестолкового Серенсона. Но на судне Тарафы, увлеченного футболом, все вертелось вокруг футболистов, а это значило, что на Мартинеса ложилась и изрядная часть работы Козловского, и даже часть дел самого капитана. Иногда ему приходилось выстаивать за них вахту.

А ведь футбольный сезон еще и не открылся. Мартинес с ужасом думал о том, что будет, когда начнутся игры.

Еще он завидовал второму помощнику капитана, Гарсии. Эта небольшая смуглая женщина не была футболисткой, а ее провинциальный акцент был даже посильнее, чем у самого Мартинеса, но она была в глазах капитана чем-то вроде Болельщика Номер Один. Она следила за тем, чтобы неиграющая часть экипажа посещала игры и приветствовала там команду «Короны», делала значки и знамена и устраивала вечеринки в честь членов команды. Таким образом она добивалась благоволения капитана, хотя ей приходилось помимо этого стоять на вахте и делать свою работу, и еще работать за футболистов.

— Пилот, разверните судно, — приказал Тарафа.

Немного рановато, подумал Мартинес. Другие суда в подразделении еще не приступили к маневру. Впрочем, ничего плохого в этом пока не было.

— Разворачиваю судно, — доложила второй пилот Анна Биги, выполняющая работу первого пилота Констанца, длинноногого полузащитника, сидящего за ней в кресле запасного пилота: на его дисплее красовался один из старых номеров «Спортивной Классики».

Амортизационные кресла легонько качнулись при развороте. Мартинес не отрывал глаз от работающих перед ним дисплеев.

— Курс два-два-семь относительно один-два-ноль, лорд каплей, — доложила Биги.

— Ходовой отсек, приготовьтесь к ускорению, — произнес Тарафа.

— Двигатели готовы, — доложил прапорщик второго класса Мабумба, собирающийся вскоре сдавать экзамены на звание прапорщика первого класса.

Тарафа пристально глядел на секундомер, включившийся на дисплее перед ним.

— Двигатели, ускорение по моей команде, — сказал он, и когда отсчет дошел до 27:10:000, приказал: — Ходовой отсек, включайте двигатели.

На грудь навалилась тяжесть, противоперегрузочные костюмы плотно обжали руки и ноги — не догадаться, что включились двигатели, было невозможно, но Мабумба тем не менее доложил об этом, как полагалось по правилам. Амортизационные кресла просели под возросшим весом тел экипажа и принялись незаметно пульсировать, предотвращая застой крови в тканях. Второе подразделение восемнадцатой крейсерской эскадры, выстроившись в походном порядке, так чтобы ни один корабль не мог случайно опалить своими двигателями соседей, устремилось к цели.

Мартинесу было видно, что Тарафа заметно расслабился после того, как убедился, что двигатели успешно запустились. Конечно, не было никаких оснований опасаться, что они не запустятся: угрюмый, грубоватый старшина ходового отсека Махешвари держал машинное отделение в своих руках, невзирая на наличие среди его подчиненных двух футболистов, один из которых занимал должность начальника ходового отсека и был сейчас, надо полагать, на вахте.

Проблемы могли бы возникнуть, если бы пришлось пустить в ход оружие. Поскольку «Короне» никогда не приходилось стрелять, боевой отсек считался самым подходящим местом для футболистов, и их там было выше всякой меры.

Но если действительно придется запускать ракеты, то делать это будут люди под руководством фиктивных оружейников, и Мартинес полагал, что если что-то пойдет не так, то именно там.

Мартинес пытался предотвратить неприятности, определив своего ординарца, Алихана, в оружейный отсек, вместо того чтобы, как принято, прикрепить его к лазарету. Алихан ушел в отставку в чине старшего оружейника, и Мартинес полагал, что он может очень пригодиться в оружейном отсеке «Короны».

Но все же Мартинес надеялся, что до применения антиматерии дело не дойдет.

Он незаметно вывел на свой дисплей сигнал с контрольной видеокамеры оружейного отсека. Пристроив изображение в угол дисплея, он переключился на текущую работу: на дисплее уже мерцало новое сообщение.

— Команда с флагмана, — доложил он. — Второе подразделение, изменить курс эшелона на один-ноль-ноль от ноль-восемь-ноль, исполнять немедленно.

Мартинес нажал на кнопку, передавая новый курс одновременно капитану, пилоту, навигатору и рабочим ходового отсека, чтобы исключить возможность искажения информации при последовательной передаче.

— Команду принял, — ответил Тарафа. — Ходовая часть, отключить двигатели.

— Двигатели отключены, лорд каплей. — Все неожиданно утратили вес и удерживались в креслах только за счет того, что были пристегнуты.

— Пилот, разворачивайте судно.

— Разворачиваю, лорд каплей. Новый курс один-ноль-ноль от один-девять-ноль от ноль-восемь-ноль.

— Ходовой отсек, запускайте двигатели.

Снова тяжелый толчок в солнечное сплетение, опять амортизаторы распластываются на опорах. Раздался легкий скрежет металла.

— Двигатели запущены, милорд. — Как обычно, об этом можно было бы и не докладывать.

Через плечо Тарафы Мартинесу были видны навигационные дисплеи. Суда второго отделения сменили курс не слишком синхронно и теперь вместо ровного строя летели растрепанной стаей. «Корона» летела с фланга и направлялась прямо на противника, строго в соответствии с планом.

— Оружейники, — скомандовал Тарафа, — приготовиться к запуску ракет.

Мартинес подумал, что, если бы Тарафа не заботился так о том, чтобы его фиктивные прапорщики не потеряли лица, эта операция не вызвала бы ни малейших затруднений.

* * *
В ближайшем будущем Мартинесу предстояло увидеть Магарию, где размещалась новая база «Короны». Сама по себе планета особого внимания не заслуживала, ее сделали одной из основных флотских баз просто потому, что в ее системе открывались ворота целых семи удобных межпространственных тоннелей, всего одним меньше, чем в системе Заншаа, и вторая эскадра флота, расположившись между этими воротами, могла держать в повиновении фактически всю империю.

Когда Магарию открыли, это была дьявольски горячая планета, укутанная кислотными облаками, сотрясаемая постоянными тайфунами, и тысячелетия возни с ее климатом не сделали ее особенно пригодной для жизни. На кольце ускорителя вокруг Магарии насчитывалось больше обитателей, чем на всей планете. Несколько миллионов поселенцев существовали на средства, выделяемые военными, либо работали в крупном грузовом порту и обитали в нескольких городках, примостившихся вблизи станций планетарных подъемников. Единственной их работой было обслуживание флотских кораблей. Это были в основном наксиды, которые легче, чем другие виды, переносили здешний горячий сухой климат.

Флотом на этой планете командовал тоже наксид, госпожа командующая флотом Фанагия, известная педантка, которая правила планетой, не выходя из роскошных апартаментов на борту «Величия праксиса», огромного боевого корабля, способного огнем орудий обратить в пыль целую планету и в то же время обустроенного со всем комфортом, без которого немыслима жизнь старших офицеров корпуса.

Поскольку никто толком не знал, чего ждать после смерти последнего шаа, подразделения флота распределили по всей империи, чтобы иметь возможность предотвратить предполагаемые беспорядки. Теперь, когда становилось похоже, что все остается на своих местах и без вмешательства флота, эскадры начали снова собираться вместе, но все еще держались в состоянии боевой готовности. Две эскадры, подчиненные комфлотом Фанагии, стояли теперь на базе около Магарии и в ходе объявленных ею учебных маневров противостояли другим трем размещенным здесь эскадрам. Это было вполне справедливо, ведь корабли наксидов были основательно вооружены, и их эскадры состояли только из линкоров.

«Корона» прибыла на базу как раз к началу маневров и, к вящему беспокойству Тарафы, сразу оказалась самым маленьким судном второго подразделения: прочие корабли были как минимум малыми крейсерами.

Флот не так уж часто проводил маневры. Добираясь до базы, корабли больше месяца разгонялись при больших ускорениях, а потом столько же тормозили. До этого Мартинес только один раз участвовал в маневрах, и это было давно, когда он был кадетом на «Дандафисе».

Упражнения в прицельной стрельбе, особенно в обстановке, приближенной к боевой, явно не были коньком Тарафы. Мартинес ничуть не удивился, услышав напряжение в голосе капитана, обращающегося к офицерам, командующим орудиями.

— Орудия, это учение, — объявил Тарафа по форме. — Приготовиться к залпу номер один по цели, следующей за вражеским крейсером. Это учение.

— Это учение, милорд. Орудия готовы к залпу номер один по цели, следующей за вражеским крейсером.

— Орудия, это учение. Залп номер один.

Мартинес поглядел сектор своего дисплея, который транслировал изображение из орудийного отсека. Там ничего не происходило, чтосамо по себе было хорошим знаком, все оружейники были в безопасности за укрепленными щитами.

Ракеты вышли на запрограммированную траекторию, сопровождаемые наблюдающим катером. Конечно, они не станут взрываться по-настоящему — разве что кто-нибудь в артиллеристском управлении что-нибудь основательно напутал, — но взрыв будет по крайней мере сымитирован.

Хотя как поведут себя ракеты, особой роли не играло: судьба каждого судна, не говоря уже о ракетах, была предрешена заранее. Штаб командующей флотом Фанагии основательно потрудился, расписывая сценарий этих маневров вплоть до последней детали. Обе эскадры наксидов, названные «защитниками праксиса», должны были защищать вход в один из межпространственных тоннелей от «мятежников», и праксису, равно как и эскадрам Фанагии, суждено было на этот раз вновь испытать триумф.

Что до «Короны», она примет участие в атаке на вражескую легкую эскадру. Ракетам, пущенным с обеих сторон первым залпом, суждено уничтожить друг друга, создав искусственную аннигиляционную вспышку, путая показания датчиков и затрудняя наблюдение за маневрами противника, — на деле ракеты взрываться не станут, и расстройство системы наблюдения было запрограммировано заранее. Второй залп вражеских орудий будет почти полностью нейтрализован системой противоракетной защиты, но одна из ракет взорвется неподалеку от «Короны» и повредит орудийный отсек, что вызовет необходимость в дренаже одного из хранилищ антиматерии, каковой и произведет ремонтный расчет корабля.

«Корона» будет продолжать сражение, даст еще несколько ракетных залпов, пока ее не поразит прямым попаданием ракета с вражеского флагмана ровно в 29:00:021. Все это сражение можно было бы зарядить в судовые компьютеры и воспроизвести вообще без единого приказа со стороны господ офицеров, но это было строжайше запрещено. Офицерам полагалось попрактиковаться в отдавании приказов, пускай и написанных заранее.

— Орудия, это учение. Второй залп. Это учение.

Офицеры старались скрупулезно точно проговаривать свои приказы. Их самих и их суда будут судить по тому, насколько точно они следуют плану. Цель участия в маневрах заключалась не в том, чтобы выиграть, но в том, чтобы точно следовать предписаниям.

— Это учение. Залп номер два произведен, милорд каплей. Это учение.

Получив известия об успешном попадании первых двух залпов, командование немного расслабилось.

— Вражеская легкая эскадра выпустила ракеты, — докладывал навигатор. — Ракеты направляются в нашу сторону. Предполагаемое время столкновения восемь точка четыре минуты.

Упомянутые ракеты на самом деле вылетели уже несколько минут назад, но лучи радара, распространяясь с ограниченной скоростью, близкой к скорости света, только сейчас донесли до «Короны» эту новость.

— Они разлетаются, милорд каплей! — Навигатор пытался изобразить изумление в голосе. — Вражеские корабли разлетаются!

Имелось в виду, что эскадра противника, обнаружив направляющиеся к ней ракеты, пыталась теперь поскорее разгруппироваться в пространстве. Обычно, стремясь держать свои суда под контролем, командующие эскадрами держали свои корабли в куче, на расстоянии не больше пары световых секунд, — но тесно скучившиеся суда представляли собой идеальную цель, в пределах которой одним взрывом можно было задеть сразу несколько судов. Вопрос о том, когда следует разгруппировывать корабли в эскадре, а когда нет, непрестанно обсуждался господами младшими офицерами в кают-компаниях. Что до старших офицеров, то они если и задавались этой проблемой, то не подавали вида.

Тарафа нахмурился, глядя на экраны.

— Орудийный отсек, это учение. Привести в готовность защитные лазеры.

— Это учение, милорд каплей. Защитные лазеры к бою готовы.

Когда второй залп противника долетит до них, защитные лазеры выстрелят лучами низкой энергии, может быть, даже просто иллюминационными зарядами. Все равно, попадут в них или нет, эти ракеты объявлены уничтоженными за несколько дней до того, как запущены, и предусмотрительно дезактивированы. Попадут в нее или нет, одной ракете суждено прорваться через защиту и взорваться, и ее холостой взрыв должен разрушить систему управления двигателем номер два, вызвав потенциальную утечку антиматерии, что потребует выбросить в пространство содержимое топливного бака. Кроме того, этот взрыв выведет из строя все ракетные установки и их датчики на одном борту фрегата.

На экране Мартинеса замерцало новое сообщение. Он с облегчением зачитал его Тарафе.

— Общее сообщение с флагмана «Величие праксиса». — Этот заголовок нужен был для того, чтобы не спутать свой флагман с тяжелым крейсером, командующим эскадрой мятежников. — «Бомбардировка Кашмы» не спустила с борта катер номер три. Всем судам действовать так, словно этот катер был запущен.

— Сообщение принято, — отозвался Тарафа. Он с трудом скрывал улыбку облегчения. Другое судно допустило промашку, к тому же это было судно из эскадры Фанагии.

Дела обстояли не так уж и плохо. Даже если «Корона» и допустит какую-то ужасную ошибку, она все равно будет не одна.

Через двенадцать минут эта ужасная ошибка и была допущена, когда корабль имитировал повреждение восьми ракетных пусковых установок. Такое повреждение невозможно исправить силами экипажа, поскольку сильные и непредсказуемые перегрузки, испытываемые боевым кораблем в сражении, могут по ходу ремонтных работ размазать ремонтников по шпангоутам. Вместо этого оружейники, укрывшись за толстыми стенками защитных камер, извлекли заклиненные ракеты из стволов при помощи дистанционно управляемых роботов, массивных машин, передвигающихся, подобно паукам, на множестве ножек от одной поликарбонатной опоры судна до другой, цепляясь силовыми манипуляторами за корпус судна, а специализированными щупальцами выполняя ремонтные работы.

Поначалу два ремонтных робота отлично справлялись с заданием. Один из роботов двигался очень медленно, зато безукоризненно точно. Заменив «поврежденные» системы управления, роботы начали вытаскивать ракеты из стволов. При этом одна из машин-многоножек зацепилась за другую и, пытаясь освободиться, повредила центральный гидравлический привод товарища. Гидравлическая жидкость разлетелась по всему ракетному отсеку, превратившись в условиях невесомости в веер прекрасных голубых брызг, и второй робот умер.

В итоге оба робота оказались выведенными из строя, поскольку умерший робот загораживал собой дорогу оставшемуся.

Мартинес зачарованно глядел трансляцию происходящего в ракетном отсеке, как глядел бы на любую катастрофу, которую не имел возможности предотвратить. Футболисты, которыми Тарафа укомплектовал оружейный отдел, имели сейчас все шансы пресечь карьеру своего покровителя.

Мартинес оторвался от экрана, чтобы сообщить о произошедшем Тарафе, но не стал этого делать. Капитан все равно не мог ничем помочь беде в оружейном отсеке, по крайней мере сейчас, когда он командует операцией. Может быть, ему будет спокойнее не знать сейчас об этом.

А кроме того, припомнил Мартинес, ему не полагается подглядывать за работой других служб.

Внезапно его внимание привлекло какое-то движение в оружейном отсеке. Там, паря в невесомости, двигались облаченные в скафандры фигуры.

Та из них, что была за главного, одной рукой держалась за опору, а другой, активно жестикулируя, управляла действиями остальных. По уверенной осанке командира и по некоторым его знакомым жестам Мартинес понял, что это был не кто иной, как его собственный ординарец, Алихан. Отставной оружейник пытался справиться с ситуацией.

Сколько еще осталось до следующего цикла ускорения? — с ужасом попытался сообразить Мартинес. Его пальцы уже протянулись к экранам, пытаясь вывести на них распорядок маневров.

Проклятье, ничего не получилось. Тарафа все держит под капитанским ключом. Мартинес в отчаянии поглядел на экран.

Две фигурки вытащили ракету из ствола и теперь протаскивали ее через путаницу конечностей покойного робота. Хорошо еще, что в ракету не было загружено антиматерии и поэтому она была не слишком тяжелой.

Сколько еще? — стиснул зубы Мартинес. Он подумал, не заорать ли: «Люди в оружейном отсеке!» — по крайней мере это предотвратило бы возможность неожиданного ускорения.

Нет. Без команды Тарафы корабль не пойдет на ускорение, а когда Тарафа отдаст приказ, Мартинес успеет предупредить его об опасности.

Он надеялся, что это так.

Еще одну ракету извлекли из ствола, человечек на экране просто расставил ноги пошире и вытащил ее за хвост. По крайней мере, какое-то применение физической силы этих футболистов.

На экране появилось новое сообщение.

— Команда с флагмана, — услышал он свой собственный голос. — Второе отделение, измените курс эшелона на два-два-семь от три-один-ноль. Ускорение четыре и пять десятых g. Приступить к выполнению в 28:01:000 корабельного времени.

Он взглянул на часы. Оставалось еще шесть минут.

Никогда еще он не был так благодарен уставу, согласно которому его шлем сейчас был опущен. Он нажал на кнопку передачи и проговорил во встроенный в шлем микрофон:

— Служащий Алихан!

— Да, милорд, — послышалось в ответ почти сразу.

— Вам осталось пять минут до следующего ускорения.

Несколько мгновений Алихан молчал, подсчитывая шансы успеть.

— У нас осталось три ракеты. Мы не справимся.

— И не надо. Отправляй людей в амортизаторы, а я потом расскажу капитану, что произошло.

Мартинес поглядел на неуклюжих людей в вакуумных скафандрах, протаскивающих ракеты среди раскинувшихся ног робота, — похоже, дело было безнадежное — и добавил:

— Нет, подожди-ка. — Он быстро обдумал только что пришедшую в голову мысль. — Сделай вот что. Пусть кто-нибудь возьмет на себя управление роботом. А остальные пусть вытаскивают ракеты из стволов и передают их роботу — пусть он держит их в манипуляторах, пока не закончится маневр. В них нету антиматерии, так что они безопасны, а по окончании маневров можно будет все доделать вручную.

— Так точно, господин. — Алихан сразу же отключился от связи, и Мартинес в тишине глядел на происходящее. Алихан сам направился к роботу и стал управлять его работой. Остальные открывали люки, вытаскивали ракеты и аккуратно передавали их оставшемуся в живых роботу. Руки-манипуляторы робота хватали ракеты и замирали.

Наконец фигурки в скафандрах выбрались из оружейного отсека и скрылись в защитных капсулах. Мартинес поглядел на часы.

26:51:101.

Осталось еще две минуты.

— Да, ну и бардак же в оружейном отсеке, господин, — рассказывал Алихан, начищая вторую пару сапог своего хозяина. — Никого из командования. Старший оружейник был настолько пьян, что не мог отдать ни одного осмысленного приказа. Один из двух оружейников первого класса — футболист, так же обстоят дела и с оружейниками второго класса. А двух кадетов, на которых обычно можно было положиться, — славные ребята, кстати, и быстро учатся — запихнули в катера и отправили куда-то прочь с судна.

— Я рад, что мне пришло в голову послать туда тебя, — ответил Мартинес. — Но ведь ты мог там угробиться.

Алихан поставил второй начищенный сапог рядом с первым и постучал пальцем по выключенному коммуникационному дисплею на левом рукаве.

— Я оставил Махешвари на связи. Он остановил бы ускорение, если бы кто-нибудь остался в оружейном отсеке.

Мартинес медленно кивнул. У унтер-офицеров были свои связи, своя разведка, свои собственные способы сохранить жизнь офицерам, которых флот поставил над ними.

«Если ты сумеешь найти старшего специалиста, который не будет пьяницей и у которого мозги будут в порядке, — поучал Мартинеса отец, — хватай его обеими руками».

Уже не в первый раз Мартинес благословлял отца за этот совет.

Мартинес достал виски из потайного сундучка темного дерева, который прятал под низкой кроватью. Приняв командование, капитан Тарафа заново облицевал офицерские каюты, равно как и свою, дорогим красным деревом, на фоне которого красиво смотрелись латунные ручки и темные изразцы с красно-белыми геометрическими узорами. Теперь в офицерских каютах постоянно пахло ароматическим лимонным маслом, которым полировали латунные накладки.

Мартинес считал, что заслужил пару глотков, выстояв две вахты подряд, пока «Корона» собирала все запущенные в космос катера, а Тарафа со старшими лейтенантами посещали флагманское судно, где комфлотом проводила совещание капитанов. Неразбавленный виски обжег горло, и комки напряженных мышц наконец-то начали расслабляться.

— Хорошо, что это была не настоящая война, — сказал Мартинес. — Вас бы всех пожгло гамма-излучением.

— Будь это настоящая война, — отозвался Алихан, — мы бы и не вылезли из укрытий, а просто воспользовались бы другой пусковой установкой.

Мартинес потер подбородок.

— Как ты думаешь, капитан узнает о том, что произошло?

— Нет. Роботов починили, как только закончилась тревога. Испорченные ракеты как-нибудь спишут — есть куча способов оформить исчезновение ракет.

— Меня это не слишком радует, — задумчиво ответил Мартинес, сделав еще один глоток. — Тебе не кажется, что капитану стоит обо всем узнать?

Что означало: «Тебе не кажется, что капитан должен знать, что это мы спасли его во время маневров?»

Алихан спокойно покачал головой.

— Не хотелось бы портить карьеру тридцатилетнему парню, которого просто выгонят в отставку. Ведь обвинят во всем старшего оружейника, а не футболистов.

— Это верно, — согласился Мартинес. Ему было противно подумать, что никто никогда не узнает, какой он умный. Но если старшего оружейника выгонят, обидится Алихан, а Мартинес слишком ценил Алихана, чтобы пойти на это.

— Ну что же, — он пожал плечами, — значит, так и оставим. Будем надеяться, что «Короне» не придется участвовать в войне до отставки старшего оружейника.

— Это маловероятно, господин, — Алихан бережно расправил усы. — Кроме того, «Корона» пережила капитанов и похуже Тарафы. Не беспокойтесь, мы переживем и это.

— Да, но переживу ли я? — задумчиво спросил Мартинес. Вздохнув, он засунул руку в стоящий под кроватью ларец красного дерева и вытащил новую бутылку виски. — Возможно, это поможет вам в ваших нелегких трудах, — сказал он. — Только не делись ни с кем из оружейного отсека.

Алихан торжественно принял бутыль.

— Благодарю вас, господин.

Мартинес допил стакан и решил больше не наливать, по крайней мере не сразу. Пример старшего оружейника был слишком нагляден.

— Жаль только, что это единственная твоя награда за спасение капитана от бесчестья.

— Обычно я получаю еще меньше, — заметил Алихан, ехидно улыбнулся и, отсалютовав, вышел.

Двумя днями позже, когда закончились совещания, на которых старшие офицеры обсуждали результаты маневров, командующая флотом Фанагия объявила об открытии спортивного фестиваля, который будет проходить на базе флота на планете. В фестивале примут участие команды со всех судов эскадры Фанагии, а футболисты «Короны» встретятся на специальном матче с магарийскими чемпионами — командой «Бомбардировки Пекина». Тарафа заявил, что команда немедленно приступает к интенсивным тренировкам — даже не дожидаясь, пока судно войдет в доки.

Вернувшись этой ночью со своей вахты, Мартинес не ограничился одной выпивкой. Да и двумя тоже.


Увенчанное куполом здание банка было построено из гранита в виде уменьшенной копии великого прибежища. Видимо, оно должно было символизировать постоянство власти, но теперь, когда великих господ больше не было, оно, похоже, символизировало что-то другое. Мистер Уэсли Уэкман, распорядитель, был чрезвычайно серьезным молодым человеком, хотя по его сверкающим ботинкам и модному браслету из человеческих волос можно было предположить, что вне стен банка он все же не столь чопорен, как в рабочее время.

— Ваша прибыль оставалась трехпроцентной с момента поступления в академию, — объяснил он. — И поскольку вы все это время не забирали полагающегося вам дохода, я могу с удовольствием сообщить, что сумма, лежащая на вашем попечительном фонде, превышает теперь двадцать девять тысяч зенитов, и всю эту сумму я смогу вручить вам в руки в день вашего двадцатитрехлетия.

Значит, через одиннадцать дней. По-террански — она знала когда-то одну особу, которая любила все считать в земных днях, — ей было бы двадцать лет.

Сула быстро прикинула, что можно купить на двадцать девять тысяч зенитов. Скромное жилье в верхнем городе или целый дом в приличном районе нижнего города. Или небольшую виллу с порядочным участком земли в провинции.

По меньшей мере дюжину костюмов от самых модных дизайнеров Заншаа.

Или одну подлинную розовую вазу в стиле помпадур, из Винсенны, датирующуюся четырьмя столетиями до покорения Терры, если поискать на аукционах в конце месяца.

Цены на фарфор были очень высоки, ведь аннигиляционные бомбы произвели в свое время массу разрушений на планете.

Потратить все наследство на вазу было странной фантазией, но Сула так упорно стремилась к этому моменту, что могла теперь позволить себе немного пофантазировать.

— Что мне нужно сделать, чтобы получить этот капитал? — поинтересовалась она.

— Заполнить небольшую бумагу. Если хотите, я могу оформить все прямо сейчас, и в день вашего рождения она вступит в силу.

Сула улыбнулась.

— Почему бы и нет?

Уэкман распечатал необходимые бумаги и протянул их Суле вместе с толстой ручкой с золотым пером. Потом он включил сканер, считывающий отпечатки пальцев, и толкнул его по столу к ней.

— У вас есть мои отпечатки пальцев? — изумленно спросила Сула. — Вы их хранили все это время?

Уэкман на всякий случай бросил взгляд на свои экраны.

— Да. Конечно.

— Не помню, чтобы у меня их когда-нибудь брали. — Сула закинула ногу на ногу, положила бумаги на колени и внимательно прочла их. Потом она вернула документы на стол, занесла ручку над строкой, где полагалось поставить подпись, и задумалась.

— Видите ли, — произнесла она, — я даже не знаю, что мне делать с этими деньгами.

— В нашем банке работает несколько консультантов по инвестициям, — ответил Уэкман. — Я могу представить вас мисс Мандолине — она сейчас как раз здесь.

Сула завинтила ручку.

— Дело в том, что я здесь проездом. Я даже еще не знаю, куда меня направят в следующий момент. — Она вернула ручку на стол Уэкмана. — Может быть, стоит оставить деньги на счету, по крайней мере до тех пор, пока я не сделаюсь лейтенантом?

— В таком случае вам вообще ничего не нужно делать.

— Ничего, если я возьму себе эти бумаги?

— Разумеется.

Она поднялась и вышла, провожаемая поклоном Уэкмана.

Что бы я стала делать с этой вазой, спрашивала она себя. У нее не было даже цветов, чтобы поставить в нее.

Надо будет зайти на аукцион и попрощаться.

Нечего было позволять себе мечтать.


— Бросьте его в реку, — сказала Гредель. — И проследите, чтобы он оттуда не выбрался.

Хромуша поглядел на нее с молчаливым одобрением, обнял и поцеловал в щеку.

— Я все сделаю хорошо, — заверил ее он.

Едва ли это возможно, подумала она, просто сделай это как можно лучше.

На следующее утро Нельда выгнала ее. Глядя на нее из-под налепленной поверх раны на лбу полосы лекарственного пластыря, она сказала:

— Я просто не могу больше видеть тебя здесь. Просто не могу.

В первый момент Гредель в ужасе решила, что тело Антония всплыло где-нибудь в районе Старого

Моста через Иолу, но тут же сообразила, что дело не в этом. Просто случившееся прошедшим вечером поставило Нельду перед необходимостью решить, кого она любит больше, Антония или Гредель. Она выбрала Антония, еще не зная, что выбирать его больше не имеет смысла.

Гредель отправилась к своей матери, и, увидев синяк на щеке дочери, Эва не стала возражать против ее появления. Гредель рассказала ей, что случилось, — благоразумно опустив часть рассказа, касающуюся разговора с Хромушей на лестнице, — и Эва обняла ее и сказала, что гордится такой дочерью. Они долго колдовали с косметикой, стараясь скрыть синяк.

А потом она повезла Гредель в Мараники, в кафе-мороженое Бонифация.

Хромуша и Панда помогли перетащить пожитки Гредель к Эве. Вещей оказалось много, у них все руки оказались заняты свертками и коробками с одежками, купленными для Гредель Кэроль и Хромушей. Блузы, штаны, платья, куртки, плащи, шляпки и туфли да еще драгоценности — все барахло, которое уже давно переполнило шкафы в ее комнате у Нельды и лежало аккуратными кучами на старом, потертом ковре.

Панду поразило, как аккуратно у нее все было разложено.

— У тебя тут все прямо систематизировано, — высказался он.

Эва на данный момент была в очень удачном положении. Ее мужчина был женат, посещал ее в строго определенные дни и ничего не имел против того, чтобы она проводила свободное время с друзьями или в кругу семьи. Но друзей у Эвы было немного — предыдущий ее мужчина не позволял ей ни с кем общаться, — и она была только рада, что сможет пообщаться с дочерью.

Хромушу поразило, что Гредель не захотела перебраться в один из его домов.

— Мне сейчас нужно побыть с мамой, — сказала ему Гредель, и, похоже, его удовлетворило это объяснение.

А про себя подумала: «Не хочу жить с тем, кто должен вскорости умереть». Конечно, ради нее он пошел на убийство, но значит ли это, что она должна оставаться с ним на всю жизнь?

Кэроль тоже была удивлена.

— Тебе нужно было перебраться ко мне! — объявила она.

Гредель обрадованно поглядела на подругу.

— Ты не станешь возражать?

— Конечно, нет! — с энтузиазмом воскликнула Кэроль, — Будем сестрами! Можно вместе ходить за покупками и развлекаться — вышло бы забавно.

Какое-то время Гредель наслаждалась заботой Кэроль и матери. Она проводила почти все время или с одной из них, или с другой, так что Хромуша даже начал ревновать или по крайней мере делать вид, что ревнует, — с ним трудно было разобрать, когда он серьезен, а когда прикидывается.

— Кэроль просто похитила тебя, — полушутливо жаловался он по телефону. — Вот ужо пошлю парней, чтобы отобрать тебя обратно.

Когда Эва была занята со своим мужчиной, Гредель ночевала у Кэроль. Места в ее большой кровати хватало. Тут она обнаружила, что Кэроль, вместо того чтобы засыпать, предпочитает доводить себя до комы: она набирала в шприц эндорфин и вводила себе дозу за дозой, пока не теряла сознание. Гредель пришла в ужас.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она однажды, когда Кэроль достала шприц.

— Потому что мне это нравится, — раздраженно огрызнулась Кэроль. — Я без этого не могу заснуть.

Гредель отвела глаза. Ей совсем не хотелось раздражать Кэроль.

Как-то раз Хромуша взял их обеих на вечеринку.

— Придется брать с собой Кэроль, — сказал он Гредель. — А то я и тебя не увижу.

Вечеринку устроили по поводу того, что ресторан и клуб, в устройство которых Хромуша в свое время вложил деньги, прогорели и закрывались. В наследство ему осталась целая кладовая выпивки и полная холодильная камера закусок. Чтобы это добро не пропало, он созвал буквально всех, кого знал. Он заплатил персоналу за еще одну ночь работы и объявил гостям, что еда и выпивка бесплатные.

— Мы хорошо повеселимся сегодня, — сказал он, — а с завтрашнего дня я стану подыскивать кого-нибудь, кто занялся бы этим местом.

Это была последняя вечеринка, на которой Гредель была с Хромушей и его компанией. В большой зале было полно съестного, играла музыка, и все веселились от души. Смех звенел, отражаясь от покрытых ржавчиной железных перекрытий, усиливающих потолок клуба, — они не были декоративными, просто помогали держать вес размещенных этажом выше машин. Гредель ничего не пила, но все равно опьянела от общения с множеством веселящихся и подвыпивших гостей. Голова ее кружилась, как она кружилась в танце с Хромушей, отдавшись его умелым, сильным рукам. Наклонившись к ее уху, он негромко говорил ей:

— Живи вместе со мной, Землянка.

Улыбаясь, она качала головой:

— Не теперь.

— Я хочу жениться на тебе. Иметь от тебя детей.

По спине Гредель пробежала радостная дрожь. Она ничего не ответила, только обняла Хромушу и опустила голову ему на плечо.

Гредель не знала, чем она заслужила столько любви. Хромуша, Кэроль, мать — все они заполняли ужасную пустоту в ее душе, пустоту, о существовании которой она даже не подозревала, пока ее не заполнили теплом и нежностью.

Хромуша танцевал и с Кэроль, точнее, водил ее по танцевальной площадке, пока она прыгала в его руках вверх-вниз, что в ее представлении и было танцем. Кэроль веселилась как могла. За всю ночь она выпила всего пару бутылок вина, что для нее было очень умеренной дозой, а все остальное время танцевала с Хромушей и его ребятами. Уходя из клуба, она пылко поцеловала Хромушу, благодаря его за приглашение. Хромуша обнял обеими руками Кэроль и Гредель.

— Я рад доставить удовольствие двум моим прекрасным сестренкам, — сказал он.

Они отвезли Кэроль в Вольты и собрались после этого возвратиться в Фабы, чтобы провести остаток ночи у Хромуши. Но Кэроль почему-то не торопилась вылезать из машины, удобно усевшись между Хромушей и Гредель. Они болтали и смеялись, и привратник тоже мешкал, ожидая, пока понадобится открыть двери перед леди Сулой. Наконец Хромуша объявил, что пора уезжать.

— А чего ради вам тащиться обратно в Фабы? — спросила вдруг Кэроль, — Вы вполне можете устроиться в моей кровати. А я перебьюсь как-нибудь на софе.

Хромуша внимательно поглядел на нее.

— Мне неприятна мысль о том, чтобы выгонять из постели столь прекрасную женщину.

Кэроль громко, вызывающе рассмеялась и, повернувшись к Гредель, поцеловала ее в щеку.

— Все зависит только от нее.

Ха-ха. Интересно, подумала Гредель, удивленная тем, что не чувствует особого удивления.

Хромуша, казалось, внимательно разглядывал подкладку своего пиджака. Подумав, Гредель пожала плечами.

— Я не против, — объявила она.

И Хромуша повел Гредель и Кэроль наверх и там занимался любовью с ними обеими. Гредель смотрела, как бледная задница ее парня ходит вверх-вниз над телом Кэроль, и не понимала, почему это зрелище почти не волнует ее.

Наверное, потому, что я не люблю его, решила она. Если бы я его любила, тогда все было бы иначе.

Потом ей в голову пришла мысль: может быть, Кэроль любит его. Может быть, она захочет остаться с Хромушей в Фабах, а Гредель сможет занять ее место в академии и отправиться на Землю.

Может быть, тогда все они были бы счастливы.

Когда Хромуша на следующий день уехал, Кэроль принялась извиняться.

— Я была отвратительна вчера, — сказала она. — Я даже не знаю, что ты теперь обо мне думаешь.

— Все нормально, — ответила Гредель. Она собирала одежду Кэроль и складывала ее стопкой. Прибираюсь после оргии, подумалось ей.

— Я иногда бываю такой шлюхой, — говорила Кэроль. — Ты, наверное, теперь думаешь, что я пытаюсь увести у тебя Хромушу.

— Я этого не думаю.

Кэроль обошла Гредель сзади и положила руки ей на плечи. Склонив голову на плечо Гредель, она спрашивала лепечущим голосом раскаивающейся девочки:

— Ты простила меня?

— Да, — ответила Гредель, — Конечно.

Внезапно Кэроль преисполнилась желания что-нибудь сделать для Гредель. Она запрыгала по комнате, танцуя вокруг подруги, собирающей с ковра ее одежду.

— Я сделаю это для тебя! — объявила она, — Возьму тебя туда, куда ты захочешь! Чего тебе сегодня хочется? Пройтись по магазинам?

Гредель задумалась над неожиданным предложением. Новые вещи ей сейчас не были нужны — ее уже начала тяготить гора появившихся в последнее время шмоток, — но, с другой стороны, Кэроль так радовалась, делая для нее эти покупки. И тут ей в голову пришла другая идея.

— Пойдем к Годфри, — ответила она.

У Кэроль заблестели глаза:

— Отлично!

Был чудесный день — начиналось лето, теплый ветерок, наполненный ароматами распускающихся цветов, веял сквозь поднятые жалюзи отдельной залы у Годфри, лаская кожу Гредель. Они с Кэроль начали с парилки, потом сходили к косметологу, сделали кожные маски, затем последовал массаж всего тела, начиная с головы и заканчивая кончиками пальцев ног. А потом, пока они лежали на кушетках, болтая и хихикая, попивая фруктовый сок, их ласкал тот же летний ветерок, а улыбающиеся девушки делали им маникюр и педикюр.

Каждая пядь кожи Гредель, казалось, дышала летом и радостью жизни. Вернувшись в Вольты, Кэроль одела Гредель в один из своих костюмов, его дорогая ткань так и переливалась вокруг молодого, упругого тела. Когда Хромуша приехал за ними, Кэроль вложила руку Гредель в руку Хромуши и проводила их обоих до дверей.

— Приятной ночи вам, — сказала она.

— Ты не поедешь с нами? — спросил Хромуша.

Кэроль покачала головой и рассмеялась. Ее зеленые глаза на мгновение встретились с глазами Гредель — и Гредель увидела во взгляде подруги радость и общую тайну, которую Хромуше никогда не будет дано постигнуть.

Хромуша несколько секунд глядел на закрывшуюся дверь.

— С Кэроль все в порядке? — спросил он.

— Да, — ответила Гредель. — А теперь давай пойдем поищем, где бы потанцевать.

Пока они шли к лифту, ей казалось, что она летит, а не идет по полу. Она была непривычно счастлива — так счастлива, как еще никогда не была.

И все это просто благодаря тому, что не стало Антония.

Первая трещина прошла по этому новому счастью через два дня, когда она добралась в Вольты с сильным опозданием — на железнодорожной ветке в Фабы случилась какая-то авария. Войдя, Гредель увидела Кэроль, которая хрипела, лежа на постели. Кэроль была одета для выхода, но похоже, она заскучала, поджидая Гредель, — по крайней мере, на полу валялась пустая бутылка вина, а в правой руке был зажат шприц.

Гредель окликнула Кэроль, потом потрясла ее. Никакой реакции. Кэроль была бледная, даже голубоватая, и похолодевшая.

Раздался еще один хриплый стон, от которого сердце у Гредель ушло в пятки. Она подняла шприц и посмотрела, чем он был заправлен, — оказалось, что аналогом эндорфина, фенилдорфином-зет.

Кэроль опять захрипела, и тут ее дыхание оборвалась. Гредель застыла от ужаса.

Ей никогда не приходилось самой сталкиваться со случаями передозировки, но разговоров на эту тему она слышала предостаточно. Например, народная мудрость советовала положить льда в штаны пострадавшему. Лед на гениталиях кого угодно приведет в себя. Но может быть, это касается только мужчин?

Гредель развернула Кэроль и стала хлестать ее по лицу.

Ей самой чуть не сделалось дурно от получающихся звуков, зато Кэроль вздрогнула, ее глаза приоткрылись и она с шумом втянула ртом воздух.

Гредель опять хлестнула ее по щекам. Кэроль закашлялась на вдохе и наконец открыла глаза. Смотреть в них было страшно, такие они были зеленые, со зрачками, сжавшимися в точку.

— Что такое, — проговорила Кэроль, — что ты делаешь?

— Тебе надо встать, — Гредель соскочила с постели и схватила Кэроль за руки. — Тебе надо встать и идти со мной, понимаешь?

Кэроль лениво рассмеялась:

— Что за… Что…

— Вставай!

Гредель попыталась силой приподнять Кэроль. Та с трудом поднялась на ноги, и Гредель, взвалив подругу на плечи, потащила ее по комнате. Кэроль опять рассмеялась.

— Музыка! — фыркнула она. — Если мы хотим потанцевать, надо включить музыку!

Она согнулась пополам от смеха, но Гредель снова распрямила ее и стала водить по комнате. Они вышли в гостиную и несколько раз обошли вокруг софы.

— Ты такая забавная, Землянка, — выговорила Кэроль сквозь смех. — Забавная, забавная… — Она никак не могла прекратить смеяться. У Гредель уже онемело плечо под тяжестью тела Кэроль.

— Помоги мне, Кэроль, — велела она.

— Забавная-забавная. Забавная Землянка.

Когда силы у нее кончились, Гредель бросила Кэроль на софу и побежала на кухню, чтобы сварить кофе. Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что Кэроль опять уснула. Она похлопала Кэроль по щекам, и та открыла глаза.

— Да, Сергей, — проговорила она. — Давай. Делай что хочешь.

— Тебе надо встать, Кэроль.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? — спросила Кэроль. В ее глазах стояли слезы. Гредель снова поставила ее на ноги и начала ходить с ней по комнате.

— Я позвонила ему, — рассказывала на ходу Кэроль. — Я больше не могла этого вынести и позвонила ему, а он не захотел со мной разговаривать. Его секретарь сказал, что его нет, но я по голосу поняла, что он лжет.

Прошло несколько часов, и у Гредель понемногу отлегло от сердца. Кэроль уже могла ходить сама и разговаривала почти нормально, разве что казалась немного подавленной. Оставив ее сидеть на софе с чашкой кофе в руках, Гредель вернулась в спальню. Она подобрала шприц и еще два других, которые нашла в ванной, взяла ампулы фенилдорфина-зет и всех других препаратов, которые смогла найти, и спрятала все это под горой полотенец, чтобы можно было вытащить их оттуда, когда Кэроль не будет рядом. Она бы спрятала и всю выпивку, но это было слишком сложно сделать. Может быть, потом удастся вылить все в раковину?

— Ты вообще перестала дышать, — объясняла она подруге. — Тебе надо прекратить это, Кэроль.

Кэроль кивала, склонившись над чашкой кофе. Ее зрачки немного расширились, и глаза теперь выглядели почти нормально.

— Да, я, похоже, немного переборщила.

— Я ни разу в жизни так не пугалась. Тебе надо остановиться.

— Со мной все будет в порядке, — пообещала Кэроль.

Через три дня, когда Гредель уже засыпала, Кэроль вытащила откуда-то шприц и приставила его к шее. Гредель в ужасе рванулась к подруге и вырвала шприц у нее из рук.

— Кэроль! Ты же сказала, что больше не будешь!

Кэроль улыбнулась и примирительно рассмеялась.

— Все в порядке. Я тогда была очень расстроена и немного перебрала. Но теперь-то я не расстроена. — Она попыталась вытащить шприц из рук Гредель. — Отдай его, — попросила она. — Со мной все будет в порядке.

— Не надо, — умоляла ее Гредель.

Кэроль со смехом разжала пальцы Гредель, прижала шприц к шее и нажала на клавишу. Она смеялась, а Гредель чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце.

— Видишь? — смеялась Кэроль. — Ничего плохого не случилось.

На следующий день Гредель поговорила об этом с Хромушей.

— Перестань продавать ей наркотики, — просила она.

— А что толку? — возразил Хромуша, — Она их доставала и до того, как познакомилась с нами. А если она захочет, то сможет просто пойти и купить их в аптеке по полной цене. — Он взял руки Гредель в свои и с сочувствием поглядел в глаза. — Ты не можешь помочь ей. Никто не может помочь наркоману, который зашел так далеко. Ты же и сама это знаешь.

Его слова наполнили Гредель тревогой. Она не хотела, чтобы это было правдой. Она постарается быть очень осторожной и проследит, чтобы с Кэроль больше не случалось подобных историй.


Счастье Гредель закончилось скоро, в первый же теплый день наступившего лета. Гредель и Кэроль, потные и усталые, как раз возвратились из пассажа, и Кэроль, побросав покупки на софу, объявила, что собирается надолго залезть в холодную ванну. По пути в ванную комнату Кэроль прихватила с кухни бутылку охлажденного вина, предложила Гредель выпить — та отказалась — и удалилась в ванную с бутылкой и бокалом.

Из ванной комнаты доносился звук льющейся воды. Гредель хлебнула сока папайи и от нечего делать уставилась на видеостену.

Показывали драму из жизни флота, но, как на беду, героев, подавляющих мятеж, играли наксиды. А у них вся игра сводилась к смене цветов на чешуях, покрывающих их тела, так что трудно было понять что к чему. Однако фильм был о флоте, и это обратило мысли Гредель к академии, в которую должна была поступить Кэроль. Она переключилась на деловой канал и стала изучать требования к поступающим в академию Ченг Хо, которую, согласно традиции, заканчивали члены семейства Сула.

Когда наконец Кэроль вышла из ванной, Гредель переполняло желание поделиться полученной информацией.

— Тебе стоит найти портного, Кэроль, — объявила она. — Погляди на форменные костюмы, которые тебе полагается носить. — На видеостене одна за другой замелькали картинки. — Парадная форма, рабочая одежда, — перечисляла Гредель. — Корабельный комбинезон, планетарная форма, официальный обеденный костюм, парадный костюм — ты только погляди на эту шляпу! А ведь Ченг Хо расположен в умеренной зоне, так что тебе понадобится еще и шинель, и высокие сапоги на зиму, и удобная одежда для занятий спортом и плюс еще гора другого обмундирования. Обеденный распорядок! Если ты даешь званый обед, полагается посуда с фамильным гербом.

Кэроль недоуменно глядела на экран, как будто у нее внезапно обнаружились проблемы со зрением.

— О чем ты говоришь? — спросила она наконец.

— О том, как ты будешь жить, когда попадешь в академию Ченг Хо. Кстати, ты знаешь, кем был Ченг Хо? Я тут поглядела. Он…

— Перестань болтать. — Гредель изумленно глядела на надменно поджавшую губы Кэроль. — Я вовсе не собираюсь поступать ни в какую идиотскую академию, — бросила та. — Так что забудь все это, договорились?

Гредель уставилась на нее.

— Но ты же должна, — настаивала она. — Это же твоя карьера, единственная, которая тебе дозволена.

Кэроль презрительно присвистнула.

— На что мне эта карьера? Я и так всем довольна.

День был жаркий, Гредель устала и в отличие от подруги не успела еще отдохнуть в ванной или выпить, поэтому она не обратила внимания на тревожные знаки, свидетельствующие о том, что Кэроль не только выпила в ванной бутылку вина, но и приняла еще что-то, что сейчас скручивало жгутом ее нервы и заставляло злиться все сильнее.

— Но мы же собирались, — настаивала Гредель. — Ты поступаешь во флот, а я буду твоим ординарцем. Мы сможем обе убраться с этой планеты и…

— Я не желаю больше слушать этот бред! — завизжала Кэроль. Она вопила так громко, что Гредель сразу замолчала, только сердце ее отчаянно колотилось в груди. Кэроль наступала на Гредель, в ее зеленых глазах сверкали молнии. — Так ты думаешь, я собираюсь во флот? Во флот, просто ради тебя? Да кем ты себя считаешь?

Кэроль нависла над Гредель. Ее руки гневно устремились к лицу подруги.

— Ты здесь постоянно просиживаешь задницу! — заходилась она. — Ты — ты носишь мои шмотки! Ты роешься в моем банковском счете — да, кстати, где мои деньги! Мои деньги!

— Я никогда не притрагивалась к твоим деньгам! — возмущенно вскрикнула Гредель. — Я не брала ни цента! Я вообще никогда…

— Врешь! — Кэроль ударила сидящую перед ней Гредель, и звук пощечины прозвучал как выстрел. Гредель ошеломленно уставилась на подругу, не в силах даже поднять руку к горящей щеке. Кэроль вопила во всю глотку:

— Ты суешься всюду — ты пролезла во всю мою жизнь! Ты решаешь, что мне делать, сколько потратить, — у меня больше и друзей своих не осталось. Вокруг все твои друзья! — Она схватила сумку с сегодняшними покупками и швырнула ею в Гредель. Гредель закрылась руками, и вещи из сумки высыпались на пол. Кэроль подхватывала их и опять швыряла, и Гредель ничего не оставалось, как складывать пакеты себе на колени. Вскоре она оказалась окружена целой горой дорогих тряпок и кожаных вещей ручной работы.

— Забирай свое барахло и выметайся! — визжала Кэроль. Схватив Гредель за руку, она стащила ее с софы. Свободной рукой она подхватывала свертки, но пока Кэроль тащила ее к двери, несколько из них все же просыпалось на пол. — Я больше не желаю тебя видеть! Убирайся! Убирайся!

Дверь с треском захлопнулась. Гредель стояла в коридоре, прижимая к груди пакеты с покупками, словно ребенка. Было слышно, как внутри квартиры Кэроль в ярости швыряет на пол все, что подворачивается под руку.

Она не знала, что делать. Первой ее мыслью было открыть дверь — она знала коды — и попытаться успокоить Кэроль и объясниться с ней.

Я не брала твоих денег, мысленно возражала она. Я никогда ни о чем не просила.

В дверь изнутри стукнулось что-то тяжелое, та даже задрожала от удара.

Кэроль не собирается во флот. От одной этой мысли опустились руки и закружилась голова. Значит, и ей придется остаться здесь. На Спэнии, в Фабах. Придется…

А что же завтра? — отчаянно подумала она. Поутру они с Кэроль собирались сходить в новый бутик. Может быть, теперь они уже никуда не пойдут?

Внезапно она осознала бессмысленность этого вопроса, и ею овладел гнев, гнев на собственную глупость. Надо было думать головой, а не соваться к Кэроль, когда та находится в таком состоянии.

Она вернулась к матери и побросала там покупки. Эвы дома не было. Гредель обуревали гнев и отчаяние. Она позвонила Хромуше и попросила прислать кого-нибудь за ней, и он весь вечер развлекал ее.

Утром она вернулась в Вольты к тому часу, на который у нее было назначено свидание с Кэроль. В вестибюле стояла толкотня — в дом въехали новые жильцы, и их пожитки загромождали несколько мотокаров с золочеными эмблемами Вольт. Гредель обратилась к привратнику тоном, каким обычно разговаривают пэры, и тот назвал ее «леди Сула» и освободил для нее одной следующий подъемник.

Перед дверями Кэроль она помедлила. Она понимала, что придется унижаться, хотя она ничем этого не заслужила.

Но это было ее единственной надеждой. Разве у нее был выбор?

Она постучала и, не дождавшись ответа, постучала еще раз. За дверью послышались шаркающие шаги, и перед ней возникла хмельная Кэроль, моргающая спросонья за завесой спутанных волос. На ней была та же одежда, что она накинула вчера после ванной, она стояла у входа босиком.

— Почему ты не вошла сама? — вместо приветствия спросила Кэроль. С этими словами она повернулась и пошла в глубь квартиры. Гредель шагала за ней, ее сердце тревожно стучало в груди.

За дверями царил полный разгром. Разбитые бутылки, подушки, какие-то пакеты, обломки фарфоровых чашек с фамильным гербом семейства Сула.

Еще больше бутылок валялось на столах, из них расползался тот же запах можжевельника, которым, казалось, насквозь пропахла Кэроль.

— Я чувствую себя ужасно, — сообщила та. — Кажется, немного перебрала этой ночью.

Неужели она забыла, гадала Гредель. Или просто притворяется?

Кэроль потянулась за бутылкой джина и, звякая о стакан, дрожащей рукой налила себе на два пальца.

— Мне нужно прийти в себя, — объяснила онаи выпила.

Мысль пронзила Гредель, словно откровение. Она же просто пьяница, подумала она. Просто еще одна проклятая пьяница…

Кэроль поставила стакан на стол, вытерла рот и хрипло рассмеялась.

— Теперь можно пойти повеселиться, — объявила она.

— Да, — согласилась Гредель. — Пойдем.

Она начала подозревать, что больше ей уже никогда не будет весело.


Наверное, тогда-то Гредель и начала ненавидеть Кэроль, а может быть, этот случай только высвободил ту неприязнь, которая незаметно зрела в ней уже какое-то время. Но теперь Гредель трудно было провести в обществе Кэроль даже час, чтобы не начать злиться. Неаккуратность Кэроль заставляла стискивать зубы, а ее смех только действовал на нервы. От пустых дней, которые они проводили, бессмысленно перебираясь из лавки в ресторан, а из ресторана в клуб, хотелось кричать в голос. Ее стала возмущать необходимость прибираться за Кэроль, а делать это приходилось непрерывно. Постоянные смены настроения Кэроль, ее способность мгновенно переходить от смеха к ярости и дальше к угрюмой отстраненности доводили Гредель до белого каления. Даже любовь Кэроль и ее импульсивную щедрость стало непросто выносить. «Чего это она так суетится вокруг меня? — думала Гредель. — А что будет через минуту?»

Но Гредель предпочитала держать все это при себе, и временами ей снова начинало нравиться общество Кэроль, иногда она ловила себя на неподдельной радости, которую ей доставляло это существование. Тогда ей оставалось только дивиться, как два таких разных чувства, любовь и ненависть, ухитряются одновременно существовать в ней.

Наверное, что-то подобное происходит с ее так называемой красотой, решила она. Как правило, люди обращали на нее внимание из-за внешности, но ведь это не была она сама. Она была тем, что оставалось внутри: мыслями и мечтами, принадлежавшими только ей, а вовсе не внешней оболочкой, доступной всем. Но люди видели только эту оболочку, и большинство из них только о ней и думали, только ее и любили или ненавидели. Та Гредель, которая общалась с Кэроль, тоже была такой же оболочкой, машиной, которую она создала для общения с подругой, даже не задумываясь об этом. Эта оболочка вовсе не была ненастоящей, но это была не она.

Сама она ненавидела Кэроль. Теперь она знала это твердо.

Если Кэроль и замечала смятение подруги, то не подавала вида. Да она и нечасто бывала в состоянии замечать что-нибудь особое. С вина она перешла на крепкие напитки и потребляла их все больше и больше. Когда ей хотелось напиться, она желала напиться сразу — это была ее обычная манера, — а крепкие напитки действовали быстрее. Перепады настроения все учащались, и это не проходило даром. Ее больше не пускали в престижный ресторан, за то что она громко разговаривала и пела там, а на просьбу официанта вести себя потише запустила в него тарелкой. Ее вышвырнули из клуба за драку с женщиной в женском туалете. Гредель так и не смогла выяснить, из-за чего завязалась драка, но в течение нескольких следующих дней Кэроль гордо демонстрировала всем синяк под глазом, оставленный кулаком вышибалы.

Как правило, Гредель удавалось теперь избегать гнева Кэроль. Она уже могла распознавать тревожные сигналы и к тому же научилась понемногу манипулировать настроением Кэроль. Она могла теперь сама «менять музыку» Кэроль или по крайней мере отводить вскипающий гнев подруги от себя на кого-нибудь другого.

При этом она теперь проводила в обществе Кэроль почти все свое время. Хромуша был в бегах. Она поняла это по тому, что он прислал Панду забрать ее от Кэроль, вместо того чтобы приехать самому. Панда отвез ее в Фабы, но не в человеческий квартал: они направились в здание, в котором обитали лайоны. Пока она ждала лифта в вестибюле, ее внимательно разглядывало семейство гигантских птиц. В воздухе резко пахло нашатырным спиртом.

Хромуша окопался в маленькой квартирке на верхнем этаже, вместе с парой охранников и лайонами. Птица переступала с ноги на ногу, глядя на входящую Гредель. Хромуша выглядел обеспокоенным. Он ни слова не сказал Гредель, только кивком подбородка показал на дверь в заднюю комнату.

В квартире было по-летнему жарко. Сильно пахло аммиаком. Хромуша подтолкнул Гредель к постели. Она села, но Хромуше не сиделось: он расхаживал взад и вперед, постоянно натыкаясь на стены маленькой комнатки. Его обычной элегантной походки как не бывало, он запинался и прихрамывал.

— Как ни неприятно, — произнес он наконец, — но надо признать, что происходит что-то не то.

— Тебя ищет патруль?

— Не знаю. — Он плотно сжал губы. — Вчера арестовали Бурделя. Его забрал легион справедливости, а не патруль, значит, его поймали на чем-то серьезном, на чем-то, за что полагается казнь. Есть сведения, что он имел дела с администрацией префекта.

Он снова сжал губы. Такие парни, как Хромуша, не должны были иметь дел с префектурой, им полагалось идти на казнь с закрытым ртом.

— Кто ею знает, что он им там наврет, — продолжал Хромуша. — Но он напрямую связан со мной, и он может продать и меня, и любого из моих парней. — Он остановился и потер подбородок. — Я пытаюсь сейчас выяснить, кого именно он назовет, — объяснил он.

— Понятно, — сказала Гредель.

Хромуша поглядел на нее. Его голубые глаза лихорадочно блестели.

— С этих пор тебе нельзя звонить мне. Мне нельзя звонить тебе. Нам нельзя показываться вместе на людях. Если я… захочу тебя, я пошлю кого-нибудь из своих людей за тобой к Кэроль.

Гредель подняла на него глаза.

— Но, — начала она, — когда?

— Когда… я… захочу… тебя… — проговорил он настойчиво. — Я не знаю когда. Тебе просто нужно оказаться там, когда ты мне понадобишься.

— Да, — ответила Гредель. У нее в голове все перемешалось. — Я буду там.

Он присел рядом с ней на постель и обнял ее за плечи.

— Ты нужна мне, Землянка, — сказал он. — Ты действительно нужна мне сейчас.

Она поцеловала его. Его кожа горела, как при лихорадке. Она чувствовала вкус его страха. Нетвердыми пальцами Хромуша начал расстегивать пуговицы на ее платье. Ты скоро умрешь, подумала она.

Если только ей самой не придется принять наказание вместо него, так же как Эва когда-то расплатилась за грехи своего мужчины.

Гредель поняла, что ей стоит подумать о себе, пока еще не поздно.

* * *
Когда Гредель уходила от Хромуши, он дал ей двести зенитов наличными.

— Я не могу сейчас ничего купить тебе, Землянка, — пояснил он. — Купи себе что-нибудь приятное за меня, хорошо?

Гредель вспомнила, как Антоний обвинял ее, будто она продается за деньги. Теперь она не могла бы сказать, что это неправда.

Человек Хромуши отвез Гредель домой к матери. Гредель пошла вверх по ступенькам, не вызывая лифта, — ей нужно было подумать. Когда она добрела до дверей квартиры Эвы, в ее голове начала созревать идея.

Но сперва она должна была рассказать матери о Хромуше и объяснить ей, почему она переезжает к Кэроль.

— Конечно же, лапушка, — ответила Эва. Она взяла Гредель за руки и сжала ее ладони в своих. — Конечно, тебе нужно быть там.

Эва всегда была верна своим мужчинам, подумала Гредель. Ее арестовали и приговорили к нескольким годам исправительных работ за человека, которого она с тех пор и не видела. Она провела свою жизнь, сидя одна и дожидаясь, пока не объявится ее очередной мужчина. Она была красива, но при ярком солнечном свете Гредель были видны первые прорехи в фасаде ее красоты, тонкие морщинки в уголках глаз и вокруг рта, которые время будет теперь только углублять. Когда исчезает красота, исчезают и мужчины.

Эва сделала ставку на свою красоту и на мужчин, но ни на то ни на другое нельзя было надеяться. Если Гредель останется с Хромушей или с любым парнем, похожим на него, она пойдет по той же дорожке, что и мать.

На следующее утро Гредель взяла с собой пару сумок и отправилась к Кэроль. Та еще спала и не проснулась, когда Гредель прошла в спальню и взяла ее кошелек с документами. Выскользнув из квартиры, Гредель направилась в банк, открыла там счет на имя Кэролайн, леди Сулы, и положила туда три четверти той суммы, которую ей дал Хромуша.

Когда ее попросили поставить отпечаток пальца, она поставила свой.

Глава 7

— Разрешите обратиться, милорд? — произнес кадет Сейшо. — Я просматриваю корреспонденцию, и тут рекрут Левойзер делает о капитане высказывание, относительно которого я затрудняюсь принять решение…

Мартинес вгляделся в появившееся на нарукавном дисплее лицо молодого кадета.

— Она говорит, что собирается убить капитана, изувечить или оскорбить его или же не подчиняться его приказам? — уточнил Мартинес.

Сейшо заморгал.

— Нет, милорд. Тут… нечто более личное.

— Более личное? — заинтересовался было Мартинес, но тут же решил, что лучше, пожалуй, остаться в неведении.

— Если речь не идет об оскорблении достоинства, угрозе жизни или саботаже, значит, это не может считаться особо тяжким преступлением. Пропусти как есть.

Сейшо кивнул:

— Слушаюсь, милорд.

— Что-нибудь еще?

— Нет, милорд.

— Тогда до свидания.

Рукав сделался траурно-белым, и Мартинес вернулся к своей работе — или, точнее говоря, к работе Козловского. Старший лейтенант приступил к тренировкам, и Мартинес теперь выстаивал смены и за себя, и за Козловского.

Надо сказать, что, принимая дела команды близко к сердцу, приходилось не только выстаивать чужие смены. На Мартинеса навалили чертову прорву судовых поручений. Он сделался библиотекарем и офицером-затейником, военным полицейским и шифровальщиком — последнее было хоть в какой-то степени по его профилю. Он состоял в качестве действительного члена в совещательном совете кают-компании и в совещательном совете офицерской столовой. Он отслеживал счета офицерской и общей кухонь, для чего требовался особый бухгалтерский талант, которым он, кстати, вовсе не обладал. Он же был включен в состав совета по корпусу и совета по оружейной безопасности, да еще и в конфликтный совет по делам кадетов, конфликтный совет по делам солдат срочной службы и в совет шифровальщиков.

Как член адаптационного совета он должен был помогать людям справляться со стрессовыми ситуациями, в результате чего все срочники осаждали его со своими горестными историями, надеясь выдоить из него хоть немного денег.

А в довершение ко всему он был назначен старшим ответственным за цензуру корабельной почты, но эту работу он с удовольствием свалил на Сейшо и пару других кадетов. На деле он перепоручал кадетам и надежным прапорщикам почти всю свою работу, хотя все касающееся распределения денежных средств, естественно, приходилось делать самому.

В данный момент он как раз сидел над счетами кают-компании. Требовалось собрать с трех лейтенантов взносы на общий стол, а собранную сумму потратить главным образом на выпивку и деликатесы, хотя часть денег должна пойти на негласную оплату услуг стюарда кают-компании, профессионального повара, а другая часть уйдет на ставки на футбольные матчи. В этом сезоне «Корона» много выигрывала, и большая часть ставок давала прибыль.

Больше всего Мартинесу досаждали проблемы с инвентарными списками. Для офицерского стола было закуплено довольно много продуктов, которых теперь на складе не оказалось. Может быть, их подворовывал рядовой персонал, хотя это и казалось маловероятным, если учесть, что эти запасы хранились в отдельном, запираемом помещении. Может быть, их таскал стюард, у которого имелся ключ от этих запасов. Но поскольку большая часть пропаж произошла после того, как «Корона» встала у причала магарийской кольцевой станции, Мартинес подозревал, что несунами были сами офицеры, которым эти деликатесы могли понадобиться в качестве подарков женщинам на кольцевой станции или в поселениях при подъемниках на планете.

Но в таком случае почему эти офицеры не расписывались в ведомости? В конце концов, они же сами платили за эти продукты.

Мартинес своими глазами видел, что исчезнувшие продукты существовали. Он расписывался за них. А теперь они исчезли.

Он побарабанил пальцами по дисплею. Об этом, пожалуй, тоже стоило побеседовать с Алиханом.

Экран на его левом обшлаге опять запищал, и Мартинес, предполагая, что это опять Сейшо со своими вопросами, раздраженно отозвался на сигнал:

— Мартинес. Что еще?

Возникший на экране человек ответил извиняющимся взглядом.

— Это говорит Дитрих от шлюзовой камеры, милорд. Военная полиция привела троих из наших людей, отпущенных в увольнение.

Дитрих был одним из двух охранников, стоящих у выхода на кольцевую станцию.

— Они что, на ногах не держатся? — уточнил Мартинес.

Дитрих оторвал взгляд от камеры, поглядел куда-то в сторону и снова повернулся к Мартинесу.

— Сейчас уже держатся, милорд.

Мартинес удержался от вздоха.

— Я подойду через минуту и распишусь за них.

Таковы трудовые будни военного полицейского на корабле.

Он положил счета кают-компании обратно в защищенные паролем конверты и встал со стула. «Корона» стояла, пришвартовавшись носом к кольцевой станции, и, следовательно, передний люк находился «над» командной рубкой, где Мартинес нес сейчас вахту. На время стоянки в доке в просвете центрального тоннеля был установлен портативный эскалатор — по сути дела, просто мотостремянка, — и Мартинес встал на него, чтобы подняться к переднему люку «Короны».

Такелажник первой степени Дитрих поджидал его на входе — при пистолете, наручниках и шокере, висящих на широком алом поясе, с красной повязкой военного полицейского на рукаве.

— Жоу, Ахмет и Надьян нарушали порядок в нетрезвом виде. Разнесли бар в ходе драки с бандой с «Неистового Шторма».

Жоу, Ахмет и Надьян. Мартинес не слишком долго служил на судне, но уже давно не испытывал никакой симпатии к этой троице.

Поднявшись по длинному подъемнику на станцию, он увидел трех скованных наручниками рекрутов, одежда на всех была порвана, губы разбиты, глаза заплыли синяками. У Надьяна был вырван клок волос с головы. После того как их обработали деятели с «Неистового Шторма», полицейские-наксиды, подоспевшие к шапочному разбору, видимо, добавили еще и от себя. Поганцы провели ночь в местной тюрьме, и воняло от них теперь соответственно.

Срочнослужащих во флоте в зависимости от их выдающихся заслуг классифицировали «орешками», «дыролазами» или — в особо тяжелых случаях — «горбушками», «тюрями» и «оладьями». Но как бы их ни называли, все они относились к одному из нескольких хорошо всем известных типов. Что касается Жоу, Ахмета и Надьяна, то их характеризовала склонность к скандалам, запрещенной игре в кости, выпивке, краже из корабельных кладовых и связям с женщинами легкого поведения. Не будь их типы столь хорошо изучены поколениями офицеров, Мартинес, может быть, и испытал бы хоть какое-то негодование при виде этой троицы. А так он не испытывал ничего, кроме отстраненной брезгливости.

Мартинес ознакомился с обвинениями в адрес арестованных, предъявленными констеблем полиции. Подписав протокол, выведенный на огромном дисплее, предъявленном констеблем, и документ, заверяющий факт взятия арестованных полицией под стражу, по напрягшейся позе наксида он понял, что за его спиной появился кто-то еще. Он обернулся.

По кольцевой станции в окружении двух десятков подчиненных офицеров шествовал командующий эскадрой Кулукраф, капитан флагманского судна в команде Фанагии. Было заметно, что наксиду стоит большого труда удержаться от прямого низкопоклонства в присутствии столь высокопоставленного лица.

Мартинес послал электронные копии документов на свое рабочее место на «Короне» и вернул полицейскому дисплей.

— Вы можете снять с них наручники, констебль, — сказал он.

— Слушаюсь, милорд.

Освобожденные от наручников «горбушки» массировали запястья и провожали взглядами свиту наксидов, словно прикидывая, не дать ли им пинка теперь, когда руки свободны. Мартинес решил пресечь эти размышления, предложив парням какую-нибудь новую идею.

— У вас есть двадцать минут на то, чтобы принять душ и почиститься, после чего поступаете в распоряжение хозчасти. Утром капитан выслушает ваши дурацкие извинения и назначит вам наказание. Пошевеливайтесь.

Рекруты заторопились. Мартинес усмехнулся, прикидывая, какие туалеты нужно нынче почистить и где латунь потускнела, взывая к руке полировщика. Везде, решил он.

Он повернулся к полицейскому:

— Благодарю вас, констебль. Вы можете…

Он заметил, что констебль вытянулся по стойке «смирно», развернувшись в сторону кольца, равно как и пришедшие с ним полицейские. Мартинес развернулся и тоже вытянулся.

Командующий эскадрой Кулукраф приблизился и черной чешуйчатой рукой указывал на люк «Короны». Наксидские офицеры переводили глаза с Кулукрафа на «Корону», потом на свои нарукавные дисплеи и опять обращали взор на Кулукрафа. По их черным грудным чешуйкам бегали сменяющиеся красные узоры, высвечиваемые хамелеоновой тканью их костюмов. Никто из них не произнес ни слова.

Не обращая внимания на Мартинеса и прочих, застывших в приветствии возле люка, Кулукраф двинулся дальше, семеня ножками по прорезиненному покрытию основной дорожки кольцевой станции. Проводив его глазами, Мартинес расслабился и опять повернулся к полицейским.

— Благодарю вас, констебль, — повторил он. — Вы можете идти.

— Слушаюсь, милорд. — Констебль бегло отсалютовал, развернулся и засеменил вслед за Кулукрафом.

Мартинес недоуменно глядел ему вслед. Наксидский комэскадрой остановился возле следующего причального тубуса, к которому был пристыкован легкий крейсер «Перигей», и так же остановился возле корабля, оглядывая его и обмениваясь беззвучными замечаниями со свитой.

— Комэскадрой уже был здесь вчера, только с другой компанией, — доложил Дитрих.

— Да? — перевел на него взгляд Мартинес. — Ты не в курсе, что он затевает?

— Ни малейшего представления, милорд лейтенант. Они просто стояли и мигали друг на друга, совсем как сегодня.

Мартинес подумал, не затевается ли большая неожиданная инспекция. Но со стороны комфлотом было бы полным свинством устраивать инспекцию за два дня до спортивного фестиваля.

Верно. А ведь Фанагия никогда и не славилась особым сочувствием к нуждам своих подчиненных, верно?

Пожалуй, стоило бы переговорить с прапорщиками, возглавляющими корабельные службы. И заодно убедиться в том, что проходящие по его ведомству устройства связи, и главное, и вспомогательное, находятся в безукоризненном состоянии, а его подчиненные все в полном порядке.


— Разрешите обратиться частным образом?

Кроме Сулы на этом приеме только лорд Ричард Ли был одет в траурные белые одежды, причем Сула носила белую форму только потому, что у нее не было достаточно роскошного и элегантного наряда для этой встречи. Но у лорда Ричарда, надо полагать, были другие причины так одеваться.

— Частным образом? — изумленно поглядела на него Сула. — Да, конечно.

На этот прием в роскошном дворце Чен ее пригласила Терза Чен, невеста лорда Ричарда, но вскоре она удалилась, ненавязчиво оставив Сулу в обществе лорда Ричарда.

Лорд Ричард взял Сулу за руку и провел ее из приемной в библиотеку, где были деревянные панели с резьбой в форме остролиста и древние, переплетенные в кожу книги, стоящие за стеклом, в атмосфере инертных газов, предохраняющих старинную бумагу от порчи. Увидев эту комнату, Сула почувствовала нестерпимое желание усесться в эти кресла, раскрыть шкафы и устроить оргию чтения.

На столе журчал маленький фонтан, вода бежала по небольшим камням, наполняя воздух морским ароматом. Полюбовавшись на фонтан, лорд Ричард обернулся к Суле.

— Вы хотели поговорить со мной, лорд Ричард?

— Вы уже в курсе, какое заключение вынесли по делу «Черного Скакуна»? — спросил он. — Флотская следственная комиссия объявила смерть Блитшартса результатом несчастного случая, произошедшего по причине неисправности сальника водозаборника.

— К сожалению, это только первое заключение по делу «Черного Скакуна», — ответила Сула. — Придется провести судебный процесс, чтобы страховые компании расстались со своими деньгами. Они утверждают, что Блитшартс намеренно повредил водозаборник. Так что я застряла тут надолго, прежде чем вернуться на судно, придется без конца давать показания по этому делу.

По чеканному лицу лорда Ричарда промелькнула улыбка.

— Да, кстати, — сказал он, — я ведь только что из штаба. Потому-то я и в форме. Официально об этом объявят только потом, но мне уже сообщили, что я вступаю в командование «Неустрашимым», как только он выйдет из ремонта. Корабль войдет в состав второго крейсерского подразделения флота метрополии.

— Поздравляю вас, милорд. — «Неустрашимый» был новым тяжелым крейсером, проходящим сейчас первое переоснащение, в ходе которого все узлы, в которых обнаружились неисправности, были отремонтированы, заменены или перепланированы. Шаг вперед в карьере лорда Ричарда, демонстрирующий, что он действительно пользуется доверием командующего флотом Ярлата.

— Полагаю, вы отлично справитесь с этим назначением, — вежливо произнесла Сула.

— Спасибо. — Склонив голову, лорд Ричард взглянул на Сулу. За его спиной тихо журчал фонтан.

— Вы знаете, наверное, — сообщил он, — что я смогу, когда войду в должность, произвести двоих в лейтенанты на «Неустрашимом». И поскольку ваша семья долгое время была очень добра к моей, я хотел бы предложить вам одно из этих мест.

От изумления у Сулы забилось сердце. Капитанские рекомендации обычно совершались в рамках договоренностей типа «услуга за услугу», заключаемых между семействами или внутри них, — например, «я порекомендую вашего мальчика, а вы проследите, чтобы мой кузен получил договор на поставку спутниковых станций на Сандаму». Но Суле нечего было предложить взамен — со стороны лорда Ричарда это был чистый акт доброй воли.

Застигнутая врасплох, Сула попыталась наскоро подобрать слова благодарности. К сожалению, она была не слишком сильна по части любезных слов.

— Благодарю вас, лорд Ричард, — выговорила наконец она. — Я… я признательна вам… за оказанное доверие.

Он улыбнулся, сверкнув превосходными белыми зубами. Сула заметила, что когда он улыбается, вокруг его глаз собираются тонкие морщинки.

— Значит, будем считать, что мы договорились, — подытожил он.

— Но, милорд… — она почувствовала, что краснеет. — Вы знаете, я сейчас готовлюсь к экзаменам.

— Да. Ну, теперь это не обязательно. Можете радоваться жизни. — Лорд Ричард шагнул по ворсистому тапийскому ковру, направляясь к выходу.

— Я хотела бы побороться за первенство, милорд, — выговорила Сула. Лорд Ричард остановился на месте.

— Серьезно? — спросил он.

— А… да. — Она чувствовала, что ее щеки пылают, как сверхновая.

— Вы полагаете, у вас есть шанс?

Это был серьезный вопрос. Кадет, завоевавший первенство на лейтенантских экзаменах, проходящих раз в году по всей империи, сразу приобретал известность в пределах корпуса и мог рассчитывать на определенную поддержку. Если ей удастся добиться своего, она не будет зависеть исключительно от рекомендации лорда Ричарда: перед ней сразу откроются многие двери, не только эта.

— Я сдавала предварительные экзамены, и там все было неплохо, — сказала Сула. — Хотя, конечно, первенство… ну… на это трудно рассчитывать.

— Да. — Он сдвинул брови. — Ну хорошо, ведь экзамены будут где-то через десять дней, верно?

— Верно, милорд.

Он сдержанно пожал плечами.

— Тогда мое предложение остается в силе. В ближайшие десять дней мне не понадобятся лейтенанты, а если я заполучу на судно победителя первенства за 12 481-й год, то престиж «Неустрашимого» только вырастет.

— Я… Спасибо вам, милорд. — Благодарность определенно было трудновато выражать словами.

Лорд Ричард опять взял ее за руку и повел к дверям.

— Удачи вам в этом деле, Кэроль… хм… Кэролайн. Мне самому науки никогда особо не давались, поэтому я-то был счастлив, когда мой дядя Отис предложил мне лейтенантство.

Сула удивилась самому допущению, что лорду Ричарду что-то может не даваться, но тут же списала это высказывание на счет скромности капитана.

Когда Сула и лорд Ричард вернулись к лорду и леди Чен и их двадцати двум гостям, им навстречу выплыла Терза, поглядела на Сулу и спросила:

— Все решено?

— Лорд Ричард очень добр ко мне, — ответила Сула.

— Я так рада, — улыбнулась Терза и пожала ей руку.

Внезапно Сула поняла, что идея рекомендовать ее в лейтенанты принадлежит леди Терзе.

— Он сможет обеспечить твою карьеру, — сказала леди Терза.

— Так или иначе, пускай и не без некоторого труда, — произнес лорд Ричард, — но леди Сула сделает карьеру, и довольно быстро.

Помешкав, Терза решила улыбнуться в ответ на его слова.

— Что же, — просияла она, — все просто отлично.

Сула невольно поежилась, увидев леди Випсанию

Мартинес, которая вошла, опираясь на руку щегольски одетого мужчины с высоким залысым лбом. Заметив Сулу, леди Випсания от удивления широко раскрыла глаза, а затем решительным шагом направилась прямо к ней, таща мужчину за собой.

— Леди Сула, — начала она, — я полагаю, вы знакомы с женихом Семпронии, лордом ПэДжи Н'Гени.

Сула знать не знала лорда ПэДжи, но тем не менее согласно кивнула:

— Конечно же. А Семпрония тоже здесь?

На вытянутом лице ПэДжи отразилась печаль.

— Она там. Среди офицеров. Он кивнул в угол комнаты.

Повернувшись, Сула увидела Семпронию, разговаривающую с двумя незнакомыми мужчинами в штатском.

— Разве они офицеры? — спросила она.

— Все они офицеры, — с тоской в голосе проговорил ПэДжи.

— Поди позови ее, дорогой, — посоветовала Випсания. — Наверное, она рада будет поговорить с леди Сулой.

— Какое прелестное платье, — сказала Сула. Это не было лестью. Не исключено, что какая-нибудь пожилая белошвейка потеряла зрение, расшивая платье тысячами бисерин.

— Благодарю. — Випсания казалась слегка встревоженной. — Нам так жаль, что вы не могли в последнее время посещать наши скромные вечеринки.

— Я уезжала из города, — объяснила Сула, — Готовилась к экзаменам.

— Вот оно что, — с видимым облегчением кивнула головой Випсания. — Значит, это никак не связано с моим братом.

Сердце Сулы бешено застучало.

— С лордом Гаретом?

— Он опасается, что чем-то оскорбил вас. Временами он бывает полным идиотом.

— Кто это у вас полный идиот? — осведомилась подошедшая вместе с ПэДжи Семпрония. — Вы, наверное, говорите о Гарете?

Сула решила внести ясность в поднятый вопрос. По крайней мере насколько это было возможно.

— Он вовсе не оскорбил меня, — решительно заявила Сула. — И меньше всего он похож на идиота.

Семпрония прищурилась.

— Терпеть его не могу, — высказалась она. — Не желаю слышать ни слова в его защиту. — Говоря это, она улыбалась, но ее прищуренные карие глаза глядели серьезно.

Лорд Ричард, похоже, был слегка смущен, оказавшись посреди разгорающейся семейной сцены.

— Что же вы имеете против моего брата-офицера? — поинтересовался он наконец.

Семпрония бросила на ПэДжи мимолетный взгляд.

— Это сугубо между мной и Гаретом.

— Иногда мне кажется, что я собираюсь жениться на стае тигриц, — посетовал ПэДжи. — Мне приходится быть настороже и днем, и ночью.

Семпрония похлопала его по руке.

— Не теряй этого ощущения, дорогой, и тогда мы славно поладим.

ПэДжи сосредоточенно оправил пиджак, потом слегка ослабил воротничок, как будто ему сделалось слишком жарко.

— Леди Сула, — негромко заговорила подошедшая Терза. — Ричард говорил мне, что вы интересуетесь фарфором. Не хотите ли вы поглядеть на нашу коллекцию?

— С удовольствием, — ответила Сула, благодарная Терзе за то, что та так деликатно сменила тему разговора. — А скажите, — отважилась она, — нельзя ли поглядеть еще и на ваши книги?

Терза изумленно поглядела на нее.

— Что? А, да, конечно. Почему бы и нет?

— А у вас есть книги, выпущенные на старой Терре?

— Да. Но они все на языках, на которых теперь никто не читает.

Сула удовлетворенно улыбнулась.

— Я бы с удовольствием просто поглядела картинки.


Куда пропадали припасы, Мартинес выяснил, зайдя вечером в кают-компанию за чашечкой кофе и обнаружив так капитан-лейтенанта Тарафу, роющегося в стальном буфете. Тарафа только что вернулся с командой после дневной тренировки и сейчас укладывал в корзину, которую держал его ординарец, пару колбас копченого сыра. Мартинес заметил, что в корзине уже лежат три бутылки вина и две бутыли первоклассного бренди.

— Милорд? — обратился Мартинес к капитану. — Вам помочь?

Тарафа поглядел на него через плечо и, подумав, кивнул.

— Помогите, лейтенант Мартинес, — Он опять залез в буфет и вытащил оттуда две банки старого кашмента. — Какой вы предпочитаете, маринованный или пропитанный вермутом?

— Маринованный, милорд, — ответил Мартинес, ненавидевший названное блюдо всей душой, радуясь возможности поскорее его извести.

Маринованный кашмент отправился в корзину, вслед за ним туда же попало несколько упаковок бисквитов с джемом, фиолетово-черная икра с Цендиса и головка голубого сыра.

— Вот теперь хорошо, — удовлетворенно заметил Тарафа, закрыл тяжелую дверь буфета и запер ее своим ключом.

У капитана ключ подходит и к буфету кают-компании, и к винному бару, отметил про себя Мартинес. Любопытно.

Аромат копченого сыра витал над корзиной, поставленной на низкий столик вишневого дерева, предназначенный для трапез трех лейтенантов «Короны» и в случае необходимости пары гостей. Мартинес вызвал ведомость на экран и быстро составил опись содержимого корзины.

— Милорд? — спросил он. — Вы не распишетесь за продукты?

— Не могу. Я же не приписан к трапезам в кают-компании.

Это было правдой. Мартинес опять отметил про себя, что капитан четко понимает положение.

Спокойствие, подумал он, вопрос очень деликатный.

— Разве капитанские припасы подходят к концу, милорд?

— Нет, — ответил капитан, засовывая ключ в карман формы. — Я и от себя добавляю немало.

— Добавляете к чему, лорд каплей?

Тарафа нетерпеливо поднял глаза на Мартинеса.

— К нашим совместным трапезам с офицерами «Непоколебимого». Они выставляют на игры судей и служащих, поэтому нам лучше быть с ними в добрых отношениях.

— Вот оно как. Понимаю.

— Главный судья очень тонко разбирается в вопросах офсайда. Нам нужно заручиться его симпатией. — Тарафа протиснулся мимо Мартинеса в коридор, ведущий к его каюте. — Козловский, Гарсия и я — мы сегодня не вернемся допоздна. Этой ночью на вахте вы, правильно?

— Вообще-то нет, милорд. — Но Тарафа ушел, сопровождаемый ординарцем, прежде чем Мартинес сумел объяснить, что он уже отстоял двойную вахту, а ночью дежурить по «Короне» должен старший оружейник, который напьется в рубке до потери сознания, в то время как кадет Вондерхейдте будет выполнять все необходимые по ходу дела процедуры, советуясь при необходимости со вспомогательным постом.

Тарафу эти детали мало интересовали.

Полюбовавшись на широкую спину удаляющегося капитана, Мартинес вернулся в кают-компанию и списал все исчезнувшие запасы как «расходы капитана на благотворительность». Потом он расписался за банку икры (последнюю), упаковку миндального печенья, пачку крекеров, банку копченых красных перцев, утку, консервированную в собственном жире, связку сыров, пару бутылок вина и бутылку бренди и устроил из всего этого великолепный холодный ужин, остатки которого припрятал в своей каюте.

Если уж ему приходится платить за чужие обеды, по крайней мере можно не стесняясь поесть и самому.


Надзирающая за экзаменами была даймонгом, и ее присутствие наполняло помещение легким гнилостным запахом ее непрерывно умирающей и возрождающейся плоти. С ее запястий и длинной-длинной шеи свисали невесомые полоски высохшей светло-серой кожи, похожие на пустые шкурки насекомых, а круглые, глубоко посаженные черные глаза неотрывно следили за собравшимися кадетами, источая присущую только даймонгам смесь меланхолии и тревоги.

— Все электронные устройства следует выключить, — звучно объявила она. — Работа любого электронного устройства будет зафиксирована, а его хозяин квалифицирован как мошенник.

Предосторожность почти излишняя, ведь пронести в экзаменационную комнату электронное устройство было бы очень непросто. Кадеты — в этой комнате присутствовали только терранцы — были одеты в черные экзаменационные костюмы, шелковые с зелеными полосками у пэров и одноцветные, сделанные из синтетики — у прочих. Их переодели в эти костюмы несколько минут назад, и до конца дня им придется ходить в них. Кроме костюмов, на них были войлочные туфли и мягкие, круглые шапочки, у пэров украшенные зелеными помпонами.

Сула прикинула, что смогла бы, возможно, протащить какую-нибудь шпаргалку, спрятав в нижнем белье, но ей трудно было представить, как она исхитрилась бы разглядеть хоть что-то через плотную черную ткань экзаменационной одежды.

Даймонг проверила показания электронных сканеров. Видимо, результаты удовлетворили ее, потому что она сразу же скомандовала:

— Активируйте свои столы.

Экзаменационные задания существовали только в электронной форме, и лишь несколько секунд назад надзирающая сама сгрузила их экзаменуемым. Конечно, при решении экзаменационных задач можно было использовать настольные компьютеры, но в их памяти не содержалось никакой полезной информации, они годились разве что для произведения арифметических вычислений.

Первое задание было по математике — наверное, ничего сложного не спросят. Потом астрофизика, с акцентом на динамику межпространственных тоннелей, затем теория и практика навигации, представляющие собой сочетание математики и астрофизики. Предметы, в которых Сула не сомневалась.

На следующий день будут история, военное право и технология, предметы, по которым она чувствовала себя уверенно. На третий, заключительный день будет собеседование по вопросам тактики и единственный предмет, вызывавший у Сулы дрожь: «Праксис: теория, история и практика». Это был, как гласила старая студенческая присказка, единственный экзамен, где за несколько неправильных ответов полагалась смертная казнь. Хотя считалось, что праксис вечен и неизменен, на деле его интерпретации менялись со временем, и Сула до последнего штудировала учебные пособия, надеясь постичь нынешнюю официальную линию.

— Вы можете приступать к первому вопросу, — сообщила даймонг. — У вас есть два часа и двадцать шесть минут, чтобы ответить на него.

Сула нажала на кнопку, и на экране появилось первое задание:

При каких условиях тождество f(x)-f(x1) + (х-х1) [x1x2] + (x-x1)(x-x2) [x1x2x3] + (x-x1)(x-x2)(x-x3) [x1x2x3x4] + R4(x)

вырождается в:

f(x1) + (x-x1) [x1x2] + (x-x1)(x-x2) [x1x2x3] + (x-x1)(x-x2)(x-x3) [x1x2x3x4]

Ответ лежал на поверхности: когда х = х1, х2, х3 и так далее, a R4(x) исчезает. Так она и написала.

Потом внимательно перечитала вопрос, чтобы убедиться, что в нем нету никакого скрытого подвоха.

Интересно, подумала она, дальше все будет так же просто?


Заступив на следующий день на вахту, Мартинес первым делом проверил, хорошо ли работает дисплей, на который выведены показания камеры, установленной около входного люка. Если высшее командование решит провести неожиданную проверку в его вахту, то он будет заранее предупрежден о его приближении.

На всякий случай он приготовился как мог. Поделился своими подозрениями с первым лейтенантом, Козловским, а Апихан поговорил с унтер-офицерами и прапорщиками, и в итоге вся команда «Короны» — по крайней мере те, кто не был занят сейчас футболом, — принялась вместе с Жоу, Ахметом и Надьяном яростно чистить, скрести и полировать лимонным маслом все, что могло попасться на глаза инспекции.

Даже ракеты в пусковых установках выкрасили вручную, замазав царапины, оставленные автопогрузчиками на их светло-зеленых цилиндрических телах.

И вот наконец показались наксиды. Суетливо топоча ногами, они стремительно перемещались по внешней дорожке кольцевой станции. Покачнувшись, они резко затормозили возле люка «Непоколебимого», крейсера, стоящего неподалеку от «Короны». На дисплее Мартинеса отчетливо отображались их мундиры из хамелеоновой ткани, передающие мерцание чешуй наксидов, оглядывающих люк «Непоколебимого».

Он не мог понять, что они делают. Но на инспекцию это похоже не было.

Потянувшись рукой к джойстику, управляющему камерой наблюдения, Мартинес вывел крупным планом стаю наксидов.

Стало видно, что на этот раз их возглавляет не Кулукраф, а какой-то капитан, сопровождаемый дюжиной лейтенантов, и еще любопытная подробность, парой дюжин прапорщиков. Как и вчера, они осматривали корабль и совещались, беззвучно мерцая. Чем бы они ни были заняты, это, похоже, требовало присутствия специалистов. Он уже собрался нацелить камеру на прапорщиков, чтобы рассмотреть нашивки на их мундирах, указывающие на специальность, но тут стая опять пришла в движение и экран опустел.

Мартинес направил камеру им вслед и увидел, что теперь они остановились в пятнадцати шагах перед люком «Короны». На их мундирах уже мелькали красные узоры, и Мартинес остро пожалел о том, что не может разобрать, что они говорят.

Внезапно он припомнил, что существует простенькая программа перевода наксидского графического языка и, может быть, она установлена на компьютерах «Короны». Он нажал на кнопку «запись», решив, что разберется с программой потом, и вывел крупным планом нашивки на рукавах прапорщиков, почтительно скучившихся позади господ офицеров.

Судя по нашивкам, это были оружейники, специалисты по двигателям и военные полицейские, только без форменных красных поясов, которые они носили при исполнении обязанностей.

Почему именно они? Можно было предположить, что оружейники и мастера по двигателям могут помогать при обследовании оружейных и двигательных отсеков, хотя он никогда не слышал, чтобы их включали в состав подобных инспекций. Но в любом случае при чем здесь полиция?

Наксиды перешли к стоящему рядом «Перигею» и снова замерцали возле люка корабля. Мартинес навел на них камеру, продолжая вести запись мерцающих красных узоров, и тут ему пришла в голову мысль: «А чем еще занимаются сейчас наксиды?»

Со своего поста он имел доступ к большинству камер на других постах, и он начал тут же выводить их показания на свои экраны.

Наксидские патрули двигались по кольцу, действуя точно так же, как те, которые только что посетили «Корону». Посетители толпились и вокруг легкой терранской эскадры, и возле тяжелой дивизии даймонгов.

Зато на причалах, к которым были пришвартованы две наксидских дивизии, было спокойно. Группы наксидов посетили только те причалы, у которых стояли ненаксидские корабли, те, которые изображали «мятежников» во время последних учений.

Оружейники, подумал он. Механики. И полиция.

Тому, кто собрался брать судно на абордаж, в первую очередь стоит позаботиться о ракетах с их смертельно опасными боеголовками с антиматерией, и для этого понадобятся оружейники. Механики возьмут под контроль двигатели, использующие антиматерию в качестве топлива, ведь их факельные хвосты тоже могут стать опасным оружием. Офицеры могут занять места в главной и вспомогательных рубках. А наличие вооруженных полицейских сильно упростит специалистам их работу.

Мартинес не на шутку встревожился. Нацелив все доступные камеры на группы наксидов, он включил запись, а сам принялся копаться в программах, подыскивая переводчик наксидского языка.

Сразу же оказалось, что язык рисунков, светящихся на чешуях, переводу поддавался с трудом. Графический язык развивался у стайных наксидов, имея главной целью облегчить координацию действий внутри стаи, преследующей дичь в сухих степях их родной планеты, и был полон идиом, смысл которых зависел от контекста беседы. К примеру, было около двадцати пяти способов сказать «да» в зависимости от обстановки и от того, к кому обращалось высказывание, и один и тот же узор мог означать все что угодно, от простого «да» до фразы типа «недостойный потрясен глубокомыслием суждений вашего сиятельства».

Существовал определенный набор узоров, не подлежащих инотолкованию, которые полагалось использовать в военной обстановке, когда требовалась абсолютная четкость высказываний, но на записях Мартинеса они не были представлены. Здесь преобладала неформальная, сленговая лексика, и это было подозрительно, если учесть, что в беседах участвовали и офицеры, и рядовые. Для наксида естественно раболепствовать перед лидером своей стаи, который в свою очередь всегда очень высокомерно относится к своим подчиненным. Мартинесу трудно было представить, с чего бы наксидский вожак стал говорить с нижестоящими неформальным языком.

Единственной причиной использования столь идиоматичного строя языка, которая приходила на ум, было стремление наксидов по возможности скрыть смысл своих беззвучных переговоров от посторонних.

И тем не менее кое-что удалось перевести. Несколько раз повторялся узор, который означал «дальние координаты», «пыльную землю» или «цель», — и Мартинес мог бы поручиться, что в данном случае верен последний перевод. Прочие узоры были менее двусмысленны: «двигаться быстро», «обеспечить безопасность», «скучиться» — по поводу последнего узора программа отметила, что он описывает стратегию охоты, применяемую при преследовании крупной дичи. Было еще несколько узоров типа «беспрекословно повинуемся вашей светлости» и «недостойный потрясен вашим величием», а также «окорок», но все они казались не имеющими отношения к данной ситуации.

Были также ссылки на «холодный океан» и «курительную комнату», были фразы настолько идиоматичные, что программа-переводчик отказалась подобрать к ним даже приблизительный смысловой эквивалент. В конце концов программа перестала пытаться разобраться с предложеннымматериалом.

Мартинес следил за группами наксидов через видеокамеры, пока они не закончили свой обход. Рядовые вернулись на свои суда, но все офицеры направились на «Величие праксиса», корабль командующей флотом Фанагии, видимо, с докладом.

Хмуро посидев над опустевшими экранами, Мартинес сохранил все записи и все попытки перевода в личный файл. Он выключил камеры, еще подумал и включил нарукавный дисплей.

— Связь с Алиханом, — произнес он.

Алихан отозвался через пару секунд.

— Да, господин.

— Немедленно приходи во вспомогательную рубку.

Алихан ничем не выдал удивления таким необычным приказом.

— Слушаюсь, господин.

Мартинес встал со своего места и окинул взглядом рубку. Кадет Вондерхейдте сидел перед пультом контроля корабельных систем, согнувшись над экранами, — скорее всего, занимался цензурой личной переписки экипажа. Второй сигнальщик, Бланшард, прямой подчиненный Мартинеса, дремал над пультом связи. Кроме них, в рубке никого не было.

— Вондерхейдте, — позвал Мартинес.

Невысокий светленький кадет встрепенулся и выпрямился на своем месте.

— Да, лорд лейтенант.

— До моего возвращения ты принимаешь вахту под свою ответственность.

— Есть принять вахту, милорд.

Мартинес опустил дисплеи на своем столе и вышел из защитной решетки вокруг своего места в рубке. Дойдя до выхода, он вспомнил, что хоть Вондерхейдте и стоял уже на вахте, но каждый раз его подстраховывали либо Козловский, либо сам Мартинес, либо кто-нибудь из старых прапорщиков.

— Вондерхейдте, — произнес Мартинес.

— Да, милорд?

— Если произойдет что-нибудь важное или просто необычное, свяжись со мной — я буду во вспомогательной рубке. Особое внимание проявляй, если кто-то попросит разрешения подняться на борт.

Кадет изумленно заморгал.

— Слушаюсь, милорд.

Мартинес спустился по центральному эскалатору во вспомогательную рубку, бронированную камеру в кормовой части судна, которую предполагалось использовать в случае, если основная рубка будет разрушена врагом или захвачена повстанцами. Он постоял немного перед люком, заглянул в серию из шести длинных, с низкими потолками помещений, официально именуемых «помещениями естественного отдыха». Но сейчас здесь никого не было, никто не возился и не сопел — что неудивительно, если учесть, что все оставшиеся на судне вымотались до предела, наводя на корабль глянец, — любовь до гроба всех «оладий» на судне была бы Мартинесу обеспечена, прознай они, что этот аврал был его идеей.

Подошел Алихан, и Мартинес отпер вспомогательную рубку своим лейтенантским ключом. Свет автоматически зажегся, и за ними бесшумно захлопнулась бронированная дверь.

Вспомогательная рубка была меньше основной, рабочие столы потеснее и кресла стояли почти рядом друг с другом. Но прутья защитных клеток сверкали и приятно пахло полировкой: еще сегодня утром здесь все вылизали до полного блеска.

— Я хотел бы знать твое мнение, Алихан, — начал Мартинес, протиснувшись между клетками и усевшись на рабочее место за переговорным пультом. — Сядь рядом со мной, посмотри одну запись и скажи мне, что ты по этому поводу думаешь.

Алихан втиснулся в соседнее кресло и выдвинул перед собой дисплеи. Мартинес открыл свои частные файлы и показал Алихану видеозапись группы наксидов, двигающихся вдоль рядов судов — офицеры, оружейники, механики и полицейские. Показал результаты работы программы-переводчика, но никак не откомментировал показанное.

— Что ты скажешь? — спросил он у ординарца.

Алихан хмуро глядел на экраны.

— Я не люблю болтать языком о таких вещах, милорд, — ответил он.

— Говори, Алихан, — промолвил Мартинес. — Мне сейчас очень нужна твоя помощь.

Алихан встопорщил густые усы, вздохнул и наконец коротко кивнул.

— Они собираются захватить корабли, милорд. — В его голосе странным образом переплелись отчаяние, ужас и трепет перед увиденным. — Они собираются захватить все терранские и даймонгские суда. Видимо, завтра, когда команды судов большей частью будут на Магарии, вместе с футболистами.

Мартинес облегченно вздохнул. Он больше не был одинок в этом безумии, у него был теперь союзник.

— Но зачем? — спросил он. — Это восстание? Или Фанагия пытается предотвратить восстание?

— Не знаю, — покачал головой Алихан.

— Дивизии терранцев и даймонгов в ходе учений играли роль «повстанцев». А наксиды защищали от захватчиков входы в межпространственные тоннели. Значит, они ожидают контратаки со стороны флота метрополии после того, как захватят второй флот?

Алихан поглядел в глаза Мартинесу:

— Во флоте метрополии тоже есть наксидские эскадры, милорд.

По спине Мартинеса пробежал холодок. Об этом он как-то не подумал.

— Здесь наксиды составляют две пятых от всех войск, — задумчиво произнес он, надеясь, что его голос звучит оптимистично. — Но во флоте метрополии их относительно немного.

Лицо Алихана казалось нарочито бесстрастным.

— Это верно, господин.

Мартинес опять поглядел на экраны, где между судами как раз проходила очередная группа наксидов.

— Мне придется поговорить с капитаном.

Выражение лица Алихана не изменилось.

— Возможно, капитан не воспримет это… достаточно серьезно, — предостерег он.

— Если будет возможность, я сперва переговорю с Козловским.

— А если первый тоже не захочет слушать?

Мартинесу очень захотелось вскочить с амортизационного кресла и пройтись по комнате. Ему было легче двигаться и думать одновременно. Но все пространство рубки было загромождено амортизационными клетками, и он ограничился тем, что резко вырубил экран, по которому маршировали наксиды.

— Я думаю, на кого из офицеров можно положиться, — проговорил он. — Сейзман с «Судьи Ди». Арагон и Минг с «Декларации». Мукержи-младший с «Непоколебимого». — Он в отчаянии стиснул подлокотники кресла. — Проклятье, и ведь больше никого, — пробормотал он, обращаясь больше к себе, чем к Алихану. — Я был на курсе шифровальщиков с Айдепоном с «Бомбардировки Утгу», но с ним я почти не знаком. И я не знаю ни одного из капитанов. А хуже всего то…

Холодный голос Алихана прервал этот поток слов:

— А как вы собираетесь связываться с этими офицерами, господин? Возможно, наксиды прослушивают каналы связи.

Отчаяние сдавило сердце Мартинеса, и он безнадежно обвел глазами окружающую их бронированную комнату. Он не мог даже воспользоваться шифрованной связью: во всем втором флоте использовались одни и те же способы шифровки и приспешники Фанагии могли прочитать все, что бы он ни написал.

Вздохнув, он уселся в кресле поудобнее и положил руки на панель управления, словно собирался немедленно увести «Корону» из доков. На правом рукаве его кителя блеснул футбольный мяч, присуждаемый чемпионам флота метрополии.

— Верно, — ответил он. — Так как же нам спасти наше судно?

— Поговорите с офицерами. А я поговорю с прочими.

Мартинес решил уточнить:

— А с кем ты поговоришь?

— С Махешвари. Если нам придется удирать, я не хотел бы уводить судно из доков, пока он не окажется в ходовом отсеке.

— Это верно. А еще?

Алихан, казалось, колебался.

— Насколько я понимаю, выбирать следует из тех, кто будет на судне завтра, во время спортивных состязаний?

Мартинес кивнул.

— На данный момент лучше считать так.

Алихан решительно ответил:

— В таком случае больше ни с кем. Махешвари — единственный, у кого достанет… хм… серьезности, чтобы принять эту ситуацию.

Мартинес побарабанил пальцами по панели управления.

— Я вышлю тебе копию этих записей и переводов. Покажи их Махешвари.

— Слушаюсь, господин.

Мартинес погасил экраны и задвинул их на место. Он чувствовал сильное облегчение: наконец-то он предпринял нечто серьезное против внезапно нависшей угрозы.

Он поднялся на ноги как человек, выходящий из тюрьмы. И тут же вспомнил, что впереди у него разговор с капитаном. Его сердце тревожно сжалось.


Капитан-лейтенант Тарафа оторвался от салата из бобов окоба.

— А, это вы, лейтенант Мартинес. Я как раз хотел поговорить с вами.

В сердце Мартинеса вспыхнула безумная надежда. Тарафа только что вернулся со всей командой с дневных тренировок и усаживался за обеденный стол вместе с лейтенантами Козловским и Гарсией, тут же был и тренер, оружейник первого разряда Манцини. Они все были в футболках с блестящими значками «Короны» на груди и пахли улицей и усталостью. Стол капитана был уставлен бутылками и тарелками с холодными закусками вперемежку с бумагами и схемами игры.

А теперь оказывается, что Тарафа сам хочет поговорить с ним. Мартинес опасался вызвать возмущение попыткой отнять драгоценное время у капитана, а выходит, капитан не совсем еще забыл о нем.

— Слушаю вас, лорд каплей, — ответил он.

Тарафа холодно поглядел на него.

— На Заншаа, поступая на судно, вы предложили мне оформить игрока как одного из ваших слуг, — произнес он. — Если вы не против, сейчас я бы воспользовался этим предложением.

Мартинес удивился. Он-то уже давно списал эту затею с местом второго слуги в разряд неудавшихся хитростей.

— Разумеется, лорд каплей.

— Очень хорошо. Если у нас что и не в полном порядке, то это защита, и Кэнингэм с «Судьи Джеффери» согласился обменять нам одного из своих бэков. Он будет вашим ординарцем до тех пор, пока его… м-м-м… не удастся устроить получше.

То есть пока не удастся повысить его до звания специалиста первого разряда в каком-нибудь несчастном отделении, подумал Мартинес. Будем надеяться, что не в моем.

Но вслух он поспешил согласиться, и как можно более охотно.

— Когда он переберется на судно?

— В ближайшие дни, так что когда сезон откроется, он будет уже с нами.

— Отлично, милорд.

Повар капитана внес горячее — дымящуюся кастрюлю, распространяющую благоухание гвоздики и лука, — и поставил ее перед капитаном.

— Говяжье рагу, лорд каплей, — объявил он и неуверенно скосил глаза на Мартинеса. — Поставить стул лейтенанту Мартинесу, милорд?

Тарафа благосклонно улыбнулся Мартинесу, сверкнув ослепительно белыми зубами.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Благодарю вас, лорд каплей.

Пока стюард сервировал для него прибор и наливал из кувшина, стоящего посреди стола, стакан темного эля, Мартинес присел с краешку. Прочие пребывали в приподнятом настроении: тренировка сегодня прошла очень хорошо. Мартинес боролся с нервным желанием повертеть в руках столовое серебро.

Бритая голова Тарафы склонилась над тарелкой с рагу, а потом он распрямился, встретился взглядом с Мартинесом и с воодушевлением заговорил.

— Лорд Гарет, — начал он, — я могу с гордостью сказать вам, что просмотрел записи всех игр «Пекина» за прошлый сезон — и теперь знаю, в чем их слабость! Три раза за сезон их левый полузащитник и левый защитник одновременно отрывались со своей позиции — и все три раза команда получала гол! До меня этого никто не заметил!

— Превосходно, милорд, — заметил Мартинес. — Вы очень проницательны.

— В нашем случае это будет означать от Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби — и гол! — Тарафа в восторге взмахнул вилкой. — Мы весь день сегодня это отрабатывали.

— Восхитительно, лорд каплей! Поздравляю! — Мартинес поднял свой стакан. — За нашего тренера!

Тарафа прямо светился, когда все за столом чокались с ним. Мартинес набрал в грудь воздух. Лучшего момента нечего было и ждать.

— Кстати о тактике, — начал он, — Я тут заметил, что наксиды творят что-то странное. Можно, я покажу вам?

— Покажете? — переспросил Тарафа, опять склонившийся над тарелкой.

— Вы не против, если я воспользуюсь вашим дисплеем? — Не дожидаясь ответа, Мартинес протянул руку над розовой лысиной толстяка Манцини и дотронулся до кнопки включения стенного экрана. Активировав свой нарукавный дисплей, он подключил к нему стену.

— Последние три дня, — начал Мартинес, — офицеры наксидов проделывали престранные прогулки по причалам, у которых стоят ненаксидские суда. В первые два дня командующий эскадрой Кулукраф водил по причалам группы офицеров, а сегодня офицеры водили с собой унтер-офицеров. Эти записи я сделал сегодня после полудня…

Он предъявлял полученные факты один за другим, как недавно с Алиханом. Остальные молча ели и слушали его речь, Манцини и Гарсии приходилось постоянно оборачиваться, чтобы разглядеть экран, к которому они сидели спиной. Наконец на экране застыл последний кадр: офицер наксидов, на мундире которого мерцал символ «цель», и Мартинес обернулся к капитану.

— Интересно, лорд каплей, — произнес он, — что вы думаете об этом?

Тарафа промокнул салфеткой мясной соус со своей эспаньолки.

— А я должен что-то думать об этом?

— Похоже, они к чему-то готовятся, — нерешительно проговорила Гарсия.

— То, к чему они готовятся, требует участия оружейников, механиков и полицейских, — добавил Мартинес.

Первый лейтенант Козловский нахмурился. Он был длинноног и рукаст, как и полагается вратарю.

— Этим утром, — заметил он, — вы говорили мне, что полагаете это репетицией перед внезапной инспекционной проверкой…

Не успел он договорить, как Тарафа стукнул по столу так, что тарелки подпрыгнули.

— Прямо перед игрой? Когда все и так на нервах? Эта Фанагия просто злобное чудовище! — Он ошеломленно поглядел на Козловского. — Выходит, мне придется самому проверять корабль завтра утром перед завтраком, когда я надеялся провести последнюю беседу с командой.

— Лорд первый лейтенант и я уже приготовились к инспекции, — быстро сказал Мартинес. — Сегодня команда весь день работала над этим.

Тарафа слегка расслабился.

— Вот это хорошо. Но я все равно не могу поверить, что Фанагия может воспользоваться спортивным фестивалем для таких дел. Тут что-то не так!

— Милорд, — проговорил Мартинес, — я больше не считаю, что наксиды планируют провести внезапную инспекцию.

Тарафа недоуменно уставился на него.

— Что? — спросил он. — А зачем тогда вы нас морочите?

Мартинес попытался объяснить еще раз, подоходчивее.

— Чтобы провести инспекцию, не нужны оружейники или механики, да и полицейские тоже, лорд каплей, — сказал он. — Оружейники нужны, чтобы контролировать оружейные отсеки. Механики — чтобы управляться с двигателями. А полицейские — чтобы справиться с командой — и с офицерами.

Пытаясь осознать услышанное, Тарафа сосредоточенно наморщил лоб.

— Да. Это верно. Но к чему это все?

Мартинес выдохнул:

— Я думаю, что наксиды хотят захватить судно. Захватить все суда, которые пока не в их руках.

Тарафа недоуменно нахмурился.

— Но зачем Фанагии это делать? Ей не нужно захватывать наши суда, она и так нами командует.

Мартинес уперся руками в гладкую поверхность стола, чтобы они не дрожали от напряжения.

— Может, она собирается подавить мятеж, который, по ее мнению, мы собираемся поднять, — ответил Мартинес. — А может, это будет какое-то восстание.

Манцини, тренер, казался еще более озадаченным, чем капитан.

— На спортивном фестивале? — осведомился он тонким сварливым голосом. — Восстание во время спортивного фестиваля?

— А почему бы и нет? — ответил контрвопросом Мартинес. — Большая часть команды и все господа офицеры как раз уйдут со своих судов, чтобы поглядеть на игру.

— Но наксиды сами участвуют в фестивале, — сказал Козловский. — У них будет большущий турнир по лигмании и… и по другим видам спорта, которые у них есть.

— Во время спортивного фестиваля? — повторил Манцини. — Испортить футбольный матч и так разочаровать болельщиков? Нелепее идеи и не придумаешь.

— Все это не имеет значения, — возразил Тарафа. — Для чего Фанагии поднимать восстание? Она же и так достигла всех мыслимых высот в своем деле — ради всего святого, она же командующий флотом!

— Не знаю, — повторил Мартинес. Он помолчал — то, что он собирался сказать, звучало предельно абсурдно, но других аргументов у него не оставалось. — Может быть, дело здесь не в Фанагии, — произнес он наконец. — Может быть, все наксиды решили восстать.

Все собравшиеся ошеломленно уставились на него. А затем Козловский прищурил глаза и покачал головой, недоверчиво улыбаясь.

— Все наксиды? — буркнул он. — Слишком смешно.

— Да ведь наксиды — самые большие ортодоксы по части праксиса, — заметил Тарафа. — Во всей их истории не было ни одного восстания.

— Они же стайные животные, — добавил Козловский. — Они всегда подчиняются авторитетам.

— Они не посмеют сорвать футбольный матч, — провозгласил Манцини и со вкусом допил свой эль.

— Тогда что же означают их действия? — спросил Мартинес. — Другого объяснения я не вижу.

— Это не значит, что его вовсе нет, — рассудительно заметил Козловский. — Может быть, Фанагия решила научить своих солдат брать вражеские суда на абордаж. Может быть, они просто так осматривают всех новоприбывших. Кто знает?

Тарафа с облегчением согласился со своим голкипером.

— Во всех этих рассуждениях мало проку, — объявил он. — Я не собираюсь гадать, что на уме у Фанагии или у Кулукрафа. — Он повернулся к Мартинесу: — Лорд Гарет, я ценю ваше… усердие. Но мне кажется, что вы дали слишком много воли своему воображению.

— Лорд каплей, — отчаянно оправдывался Мартинес. — Я…

— Пожалуй, нам стоит вернуться к обсуждению завтрашней игры, — решительно заявил Тарафа. — А то мы уж слишком далеко забрались.

Мартинес подавил в себе желание швырнуть стаканом капитану в лицо.

— За нашу победу в игре! — сказал Манцини, поднимая стакан. — От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби — и гол!

Мартинес выпил вместе со всеми, пытаясь заглушить отчаянные беззвучные вопли, раскатывающиеся под сводами его черепа.


Засиживаться за ужином он не стал, и когда каплей предложил еще раз посмотреть записи игры с командой «Пекина», Мартинес извинился и отправился к себе в каюту. Оттуда он отправил письма офицерам, с которыми был здесь знаком, с предложением встретиться в одном из здешних баров. Сейзман не отозвался, Минг извинился, что не сможет, Арагон ответил, что принимает завтра участие в турнире по у-шу и поэтому должен лечь пораньше. Айдепон готовился к соревнованию по фатугу. Прийти смог только Мукержи. Судя по звукам, проникающим в микрофон, он уже находился в баре.

Мартинес нашел его в Притоне, темном, дымном и шумном местечке, где грохотала музыка и непрерывно шли танцы. Мукержи пропустил три порции выпивки, просматривая на нарукавном экране Мартинеса сделанные им записи и выслушивая его комментарии к ним. Выслушав, он дружески обнял Мартинеса за плечи.

— Я всегда знал, что ты сумасшедший! — весело объявил он. — Ты совсем сошел с ума!

— Скажи хотя бы своему капитану! — перекрикивая музыку, закричал Мартинес. — Я могу сейчас дать тебе эти данные! Может быть, он сумеет спасти свой корабль!

— Совсем сошел с ума! — повторил Мукержи, приглядываясь к парочке девушек-кадетов, стоящих у стойки бара. — Если это последняя ночь, когда мы на свободе, то стоит получше поразвлечься. Тебе какая больше нравится — рыженькая или та, что рядом с ней?

Мартинес извинился и отправился на кольцевую станцию.

Может быть, он и вправду сошел с ума, думалось ему. Ни один офицер не разделял его подозрений относительно наксидов, и не исключено, что они правы, а он несет ахинею. Немыслимо, чтобы самый послушный и преданный праксису вид внезапно восстал против его закона.

Ему пришлось признать, что он не любит наксидов, да и не любил никогда. Нельзя не согласиться и с тем, что это было просто предубеждением. Может быть, он дал своим антипатиям слишком много воли.

Он опять подумал о группах наксидов, расхаживающих по проходу кольцевой станции, и при мысли о них им овладела холодная уверенность в своей правоте.

Нет. Он не может ошибаться. Наксиды собираются захватить их корабли. Может быть, у них есть другие причины сделать это, не имеющие отношения к восстанию, которые просто не приходят ему в голову, но захват состоится, это несомненно.

И если кто и предотвратит его, то только Мартинес.

Он вернулся в свою каюту на «Короне» и связался с Алиханом.

— Что скажете, господин?

— С капитаном ничего не получилось. Да и со всеми прочими тоже.

Алихан ничуть не удивился.

— Я поговорил со старшим механиком.

— И?

— Махешвари согласен с вашей светлостью, — Алихан говорил осторожно, учитывая, что их могут подслушивать.

Мартинес вздохнул. По крайней мере с ними есть еще один человек.

— Очень хорошо, — ответил он. — Дай мне знать, если… — он замолчал, не зная, что сказать, и неловко закончил: — Дай мне знать, если что-нибудь случится.

— Слушаюсь, милорд.

На дисплее Мартинеса замерцал оранжевый знак окончания передачи, и он выключил нарукавный экран.

Раздевшись, он аккуратно повесил одежду в крошечный стенной шкаф, не сомневаясь в том, что делает это в последний раз, и лег в постель.

В его голове роились планы спасения «Короны», но все совершенно несерьезные.

От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби, подумал он.

И гол!

Глава 8

Стоя вместе со всем экипажем возле люка «Короны», Мартинес провожал аплодисментами футболистов, которые под предводительством Тарафы отправлялись на игру. Тарафа, одетый в безукоризненно белый спортивный костюм с эмблемой «Короны» на груди и приколотыми на плечи капитан-лейтенантскими погонами, улыбался и махал руками, как будто он уже выходил на стадион, где на него смотрит десять тысяч болельщиков. Игроки шагали вслед за Козловским.

— «Корона»! «Корона»! — скандировали провожающие. Мартинес хлопал, пока не отбил себе ладони.

Команда затрусила к остановке кольцевого поезда, который довезет их до подъемника. Замыкал шествие тренер, Манцини. Лейтенант Гарсия, одетая в белую траурную форму, закричала, размахивая над головой своей фуражкой.

— Пойдемте! — выкрикивала она. — Давайте поддержим «Корону»!

Почти все провожающие тут же ринулись вслед за командой, оставив на корабле только кадетов, которым положено было провести этот день на борту, и Дитриха с его напарником Хонгом, сильно удрученных перспективой заниматься охраной судна, пока вся команда развлекается.

Так им и надо за то, что они такие большие и красивые, подумал Мартинес. Поскольку из всей команды посторонние чаще всего видели охранников, стоящих на люке, Тарафа поставил их на это место, имея в виду скорее их импозантную внешность, а не особые таланты по части защиты судна.

Сама лейтенант Гарсия, хлопая в ладоши и подбадривая устремившуюся за футболистами корабельную команду, оставалась около люка. Когда все разошлись, она подошла к Мартинесу.

— Возьмите, — негромко сказала она, и Мартинес почувствовал, что она засунула ему в руку какой-то теплый металлический предмет. — На случай, если вы окажетесь правы.

Мартинес заглянул себе в ладонь и увидел там полагающийся Гарсии ключ второго лейтенанта. У него моментально пересохло во рту, и он зажал ключ в горсти.

— Козловский не берет свой ключ с собой на игру, — прошептала Гарсия. — Я не знаю, где он держит его. Поглядите в его сейфе.

Мартинес слабо кивнул.

— Спасибо, — сказал он.

Темные глаза Гарсии глядели прямо ему в душу.

— Если они захватят флот, — сказала она, — спалите все. Корабли, кольцо, все.

Мартинес глядел ей в глаза. Ему казалось, что его нервы готовы разорваться как перетянутые скрипичные струны.

— Я все понял, — выдавил из себя он.

Гарсия быстро нервно кивнула, и побежала вслед за толпой.

Мартинес тяжело вздохнул, глядя на толпу флотских, текущую по краю кольца. Они смеялись и кричали, неся с собой флаги и эмблемы, и с ними шагали их офицеры, радуясь возможности дать своим подчиненным поразвлечься. Это было первое официальное празднество с начала траура, и теперь они отчаянно хотели развлекаться, уже пьяные ощущением свободы и предвкушением праздника.

Провожая их взглядом, Мартинес пытался представить себе, что случится, если он подбежит к ним и закричит: «Возвращайтесь к себе на корабли! Затевается мятеж! Если вы сейчас спуститесь на планету, то все пропало!»

Если повезет, над ним просто посмеются. А если не повезет, полицейские стукнут его по голове и утащат в тюрьму.

«Спалите все», — звучало у него в ушах. На судах и на кольцевой станции сейчас находились тысячи служащих, да еще миллионы штатских — и все это обратится в пар или сгорит — если, конечно, он прав в своих предположениях о предстоящем восстании. Если его опасения оправданы, все это уже потеряно.

Кроме, может быть, «Короны». Может быть, ему удастся сохранить судно.

Он положил ключ Гарсии в карман и развернулся лицом к люку. Дитрих и Хонг стояли, вытянувшись перед офицерами, рядом с ними стоял прапорщик первого класса Сааведра, усатый мужчина средних лет, выполняющий работу секретаря «Короны» и одновременно возглавляющий интендантскую службу корабля, а также кадет Келли, долговязая и неуклюжая пилот катера, несущая должность командира оружейного отсека вместо вечно пьяного старшего оружейника.

— Келли. Сааведра. Прошу вас. — Мартинес указующе взмахнул рукой, и оба младших офицера послушно развернулись и направились к люку. Мартинес двинулся вслед за ними, но задержался перед охранниками. Дитрих и Хонг вытянулись под его испытующим взглядом.

— Я хочу, чтобы вы поняли получше, — произнес Мартинес. — Ни одна душа не должна входить на «Корону» без моего разрешения.

— Так точно, милорд лейтенант, — хором ответили, выкатив глаза, оба стража.

— Я имею в виду буквально никто, — продолжал Мартинес, надеясь, что его решительный тон не звучит фанатично или болезненно напряженно. — Если бы сам Предвосхищение Победы восстал из мертвых и потребовал бы, чтобы его пропустили на борт, то вы не должны были бы впускать его, не заручившись моим согласием.

Стражники изумленно моргнули.

— Слушаемся, милорд лейтенант, — произнес Дитрих.

Мартинес медленно переводил взгляд с одного охранника на другого. Во рту было сухо, но он надеялся, что его голос не сорвется.

— Более того, — продолжал он, — вы можете и должны приложить все силы к тому, чтобы воспрепятствовать проникновению на корабль тех, кто не получил моего разрешения войти. Вы меня поняли?

— Да, милорд лейтенант, — снова ответили они хором, причем, судя по их распахнувшимся глазам, они решили, что их лейтенант сошел с ума.

— И вот еще что, — сказал Мартинес. — Если я решу, что вам следует покинуть ваш пост и пройти через люк на корабль, я передам вам: Бьена Виста, — Он значительно поглядел на них и с ударением повторил: — Бьена. Виста. Повторите эти слова, пожалуйста.

— Бьена. Виста.

— Бьена Виста, — еще раз произнес Мартинес. Это было имя дома, в котором он появился на свет на Ларедо, сочиненное его романтической матушкой на старинном терранском языке, на котором теперь никто не говорит и который только иногда изучают школьники.

Он физически ощущал, как, не проронив ни звука, охранники приходят к совместному заключению, что их начальник рехнулся.

— Вот и отлично, — заключил Мартинес. — Алихан будет регулярно приносить вам что-нибудь подкрепиться. Не забывайте, что я вам сказал.

Между ним и «Короной» было четыре двери, две на шлюзе со стороны кольца — возле них и стояли на страже Дитрих и Хонг — и две на носовом шлюзе корабля, их соединял причальный тубус. Преодолев эти барьеры, Мартинес наконец вошел в свое королевство.

Королевство с девятнадцатью подчиненными, которым предписано уставом находиться на любом судне, готовом к плаванию на случай непредвиденных маневров. Дюжина из них обслуживала корабль, а остальные — пара охранников и кухонные работники — заняты сейчас приготовлением праздничной трапезы, которую предполагалось подать после победы «Короны».

Мартинес открыл лейтенантским ключом маленький корабельный арсенал и позвал туда Алихана и Махешвари. Дожидаясь их, он расписался за пистолет и нацепил его на себя вместе с красным полицейским поясом. Потом он выписал еще два на Алихана и Махешвари, а когда Алихан появился, вручил ему пистолет, красную повязку констебля и шлем.

— Собираюсь послать тебя к шлюзу, — сказал он. — Тем парням, что там стоят, может понадобиться подкрепление.

— Слушаюсь, господин. — Поглядев на регистрационный журнал, Алихан расписался за свое оружие и прижал большой палец к идентификационному сканеру.

— И вот еще что, — сказал Мартинес. — Зайди в такелажную мастерскую и подбери что-нибудь, чем можно взломать сейф первого лейтенанта.

Алихан кивнул.

— Сделать это прямо сейчас, господин?

— Нет. — Взломать личный сейф первого лейтенанта в поисках его ключа было, помимо всего прочего, серьезным преступлением, и если оно откроется, то отдел борьбы с преступлениями и легион справедливости станут оспаривать друг у друга право убить его. А Мартинес еще не был готов своими руками надеть на себя удавку.

— Просто принеси все необходимое для этого в каюту милорда лейтенанта. Если нам придется срываться отсюда, лучше иметь все необходимое под рукой, а не тащить это железо в каюту Козловского при тяжести в три с половиной g.

— Слушаюсь, господин.

Появился Махешвари и с порога отдал честь Мартинесу. Он был маленький, краснолицый, с седеющими кудрями, остроконечной бородкой и рыжеватыми усами. Мартинес вручил ему пистолет.

— Надеюсь, его не придется использовать, — заметил он.

— В моем отделении проблем быть не должно, — ответил Махешвари, расписываясь за оружие и проставляя отпечаток пальца на сканер. — Но отвечать за людей из других отделений я не могу.

— Я собираюсь вскорости объявить учения по подготовке двигателей. Чтобы запустить холодный двигатель, нужно около сорока минут, верно?

Махешвари улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубками.

— Это можно сделать значительно быстрее, милорд.

— Не надо. Я хочу, чтобы учения выглядели по возможности естественно.

Ключевым здесь, конечно, было слово «по возможности». Учения, проводимые во время спортивного фестиваля, не могут выглядеть естественно.

— Электрические и электронные соединения разрываются за три минуты сорок секунд, насколько я помню, — сказал Мартинес. — Мы начнем учения, а потом сделаем задержку на четыре минуты.

— Прошу прощения, милорд, — заметил Махешвари, — но на то, чтобы отсоединить воду и воздух, уйдет четыре минуты двадцать секунд.

— А, да. Верно. Значит, мы сделаем задержку в пять минут.

— Так точно, милорд.

Отключение воды, воздуха, электричества и прямой связи с кольцевой станцией будет первым знаком, что «Корона» собирается покинуть причал. Мартинесу хотелось посильнее оттянуть момент, когда этот знак будет подан.

По крайней мере он был уверен в том, что в случае необходимости можно будет отчалить в любой момент, независимо от степени готовности двигателей. Шестьсот сорок один год назад огонь внезапно охватил помещение управления на кольцевой станции Заншаа, перекинувшись после этого на семь стоящих на причале кораблей, сгоревших прямо на месте вместе с командами. Суда не могли отчалить или хотя бы задраить люки без разрешения управления, которое было в тот момент уже уничтожено огнем.

С этих пор инструкциями предусматривалось, что в случае опасности судно может без разрешения покинуть причал, и теперь воздушные шлюзы управлялись непосредственно с самих судов. Мартинес мог снять «Корону» с причала, вопрос был только в том, дадут ли ей уйти остальные боевые суда.

Мартинес как мог постарался сделать невозмутимое лицо офицера, которому все нипочем, и уверенно улыбнулся старшему механику.

— Удачи, Махешвари.

Ответ старшего механика был безукоризненно вежлив.

— И вам того же, лорд лейтенант.

Махешвари отдал честь и ушел к себе в двигательный отсек.

Мартинес запер арсенал и подошел к эскалатору, чтобы подняться в рубку, но тут его посетила новая мысль, и он остановился, ощупывая пояс, на котором висели пистолет и шокер.

Если в таком виде он заявится в рубку, все точно решат, что он сошел с ума. Если наксиды не станут ничего делать или если у их действий обнаружатся резонные мотивы, то от дурной славы ему не избавиться до конца дней. Он просто сделается посмешищем.

Стоя у люка, он почти слышал этот смех, который не стихнет, пока он не покинет корпуса. Если окажется, что он ошибается, этого не избежать. То, что делают Фанагия и Кулукраф, может объясняться полностью законно — ну, может быть, не совсем законно, но по крайней мере рационально. Если это так, если наксиды вовсе не замышляют восстания, конца разговорам не будет. Эта история сделается одной из тех легенд, которые сопровождают человека по флоту, куда бы он ни пошел, вроде слухов о командующем эскадрой Рэне, приказавшем кадетам связать и избить себя.

Мерно шуршала лента эскалатора. Внезапно ему очень захотелось возвратиться в арсенал, вернуть свой пистолет и отправиться в кают-компанию смотреть трансляцию фестиваля и болеть за команду «Короны».

Пропади оно пропадом, решил он наконец. Он уже и так сделался посмешищем для всей команды.

Он встал на ползущую наверх ступеньку, взялся руками за поручни и выехал в центральный коридор. Сойдя с эскалатора двумя уровнями ниже, он сразу увидел Жоу, одного из драчунов, освобожденных им из-под ареста два дня назад. Тот чистил серебряные приборы в офицерской столовой, расположенной через коридор от рубки.

Восхитительно, подумал Мартинес. У него в подчинении оказались теперь и Жоу, и Ахмет, и Надьян, и все другие раздолбай, которых капитан наказал, оставив работать на корабле, когда прочие ушли глазеть на игру.

Жоу, отложив работу, с недоумением поглядел на Мартинеса. Увидев пояс с пистолетом, он широко раскрыл глаза. Мартинес отрывисто кивнул ему и вошел в рубку.

— На пост в рубке заступил, — объявил он.

— Дежурный офицер пост передал, — отозвался кадет Вондерхейдте от своего кресла перед переговорным устройством. Рубку наполнял густой аромат кофе, распространяющийся из кружки, которую он держал в руке.

Мартинес вошел в клетку, защищающую капитанское кресло.

— Состояние? — осведомился он.

Вондерхейдте, место которого было как раз напротив капитанского, увидел пояс и тоже удивленно уставился на него.

— М-м-м… корабельные системы в порядке, — ответил он. — Ах да! На камбузе полетела посудомоечная машина, ее сейчас чинят.

— Благодарю вас, Вондерхейдте. — Он развернулся спиной к кадету и уселся в капитанское кресло. Пневматические подушки негромко вздохнули, он поудобнее пристроил пистолет и поднял капитанские дисплеи.

На один из них он вывел канал камеры у входа. К остановке кольцевого поезда все еще стекался народ. Ничего подозрительного не было заметно, но Мартинес и не ожидал ничего в течение ближайших нескольких часов — до тех пор, пока экипажи кораблей не спустятся на планету, а оставшиеся не будут полностью поглощены передачей спортивного фестиваля.

Он откинулся в кресле.

— Сейчас у нас будет учение по подготовке двигателей к работе, — объявил он и прислушался к глубокой, ошеломленной тишине, которая в ответ на его слова повисла над кораблем.


От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби — и гол. Мартинесу было слышно, как восторженно завопил Вондерхейдте, когда мяч пролетел мимо вратаря «Пекина» и врезался в сетку ворот.

Прапорщик второго класса Мабумба молотил кулаками по воздуху. Он сидел перед пультом управления двигателем и от восхищения вторым голом, забитым командой «Короны» даже забыл, что дуется на затеявшего учения Мартинеса, из-за которого ему пришлось сидеть в рубке, а не в салоне, откуда он мог бы наблюдать игру со всеми удобствами, да еще с кружкой пива в руках.

Махешвари в своем ходовом отсеке держал двигатели в пятиминутной готовности. Можно было не сомневаться, что Мартинес заслужил стойкую любовь всех механиков, заставив их просидеть весь день спортивных соревнований на рабочих местах в ходовом отсеке.

Мартинес только один раз отлучился из рубки, помогая Алихану отнести еду и кофе охранникам, стоящим у люка. Заодно он уведомил Дитриха и Хонга, что любые приказы, исходящие от Алихана, следует исполнять беспрекословно, как если бы они исходили непосредственно от него, Мартинеса.

Уже двое на корабле свихнулось, было написано на лицах молчаливых стражников.

Затем Мартинес проверил, сможет ли послать сигнал тревоги в другие подразделения флота, например на Заншаа. Сведения, полученные от поисковой службы, обслуживающей станции лазерной связи при межпространственных тоннелях, соединяющих империю воедино, были неутешительны. У него не было никакой возможности связаться с кем-нибудь вне системы Магарии. За последние несколько месяцев на всех станциях были поставлены новые экипажи — наксидские.

Правда, была и другая возможность. В систему Магарии приходили и уходили гражданские суда. Он мог послать свое сообщение на любое из них в надежде, что хоть какая-то информация таким образом окажется за пределами системы. Всего на Магарии было шестнадцать гражданских судов. Проверив портовые файлы и вычеркнув из списка три больших транспортных судна, принадлежащих корпорации «Первичная Аксиома», штаб-квартира которой располагалась на родной планете наксидов, он составил список судов, к которым можно было обратиться.

Когда придет время, он расскажет им все. А кроме того, у него оставалась непосредственная связь с теми флотскими судами, которые стояли здесь же, на причале кольцевой станции. Может быть, ему еще удастся спасти хотя бы некоторые из них.

На втором дисплее перед Мартинесом сменяли друг друга показания внешних камер, в том числе тех, которые отслеживали территорию кольцевой станции, занятую наксидами. Флотские корабли опустели: всем, даже гражданским рабочим, были выданы билеты на спортивный фестиваль, и повсюду объявили выходной. Только около гермошлюзов, ведущих на корабли, стояло по двое часовых.

На третьем дисплее шла трансляция футбольного матча между «Короной» и «Пекином». Наступательная стратегия Тарафы позволила команде «Короны» забить два гола, не получив ни одного взамен. Мартинес невольно восхищался стратегическим талантом капитана — тот был действительно превосходным спортивным организатором.

Четвертый, самый маленький дисплей демонстрировал по очереди репортажи с остальных игр, идущих сейчас на фестивале. Его приятель Арагон с «Декларации» выиграл соревнования по у-шу во втором раунде, а вот у команды Айдепона с «Утгу», выступающей в матче по фатугу, дела шли не очень хорошо. В этой игре полагалось гонять по полю большой овальный мяч клюшками, напоминающими огромные чайные ложки, особенно нелепые в худых руках даймонгских игроков. Двое из команды Айдепона были объявлены мертвыми, что при игре в фатугу является только временной мерой, но сейчас их противники, получив численное преимущество, вырвались по очкам вперед.

Госпожа командующая флотом Фанагия, окруженная свитой во главе с Кулукрафом, сидела на возвышении над стадионом, где две наксидские команды-победительницы состязались в лигмании, активной позиционной игре, которую можно было бы сравнить разве что со странной смесью шахмат и регби, — игроки, украшенные черными или белыми щитами, то начинали запутанно и сложно маневрировать на зеленом поле, то с яростью кидались в общую схватку. Время от времени камера показывала крупным планом Фанагию, словно для того чтобы продемонстрировать маловерам, что она здесь, любуется состязаниями, а вовсе не затевает, к примеру, восстание, сидя на борту «Величия праксиса».

Однако Мартинес почти не обращал внимания на все эти дисплеи. Он сосредоточенно работал с пятым, центральным экраном, на котором велись навигационные расчеты. Мартинес пытался придумать для «Короны» путь к отступлению после того, как он выведет ее из доков, и пока что не особенно преуспел в этом занятии. Вход в межпространственный тоннель, ведущий на Заншаа, был заблокирован крейсером «Судья Кубик», три дня назад снявшимся со станции и отправившимся в метрополию.

Второй после Заншаа по величине флотских подразделений была система Феляруса, где расквартировался сейчас четвертый флот, но Фанагия благоразумно заблокировала и этот тоннель тяжелым крейсером «Бомбардировка Турмага», производящим сейчас пробный полет после ремонта. Мартинесу казалось, что этот ремонт пришелся слишком вовремя — как раз в срок, чтобы предоставить Фанагии возможность вывести корабль из доков.

Значит, возвращаться «Короне» придется кружным путем, через четвертый межпространственный тоннель, а потом еще через три тоннеля, открывающихся в ненаселенных или малонаселенных системах. Это удлинит путешествие на двадцать — сорок дней, в зависимости от того, при каком ускорении вести корабль.

А значит, не исключено, что когда Мартинес наконец появится в системе Заншаа, столица будет уже в руках восставших. В этом случае у него будет возможность выпалить имеющимися ракетами по кольцевой станции Заншаа и попытаться уничтожить как можно больше вражеских кораблей, прежде чем подстрелят его самого, а он со своим кораблем войдет в историю как величайший олух всех времен и народов.

Строить маршрут было непросто, в частности, еще и потому, что у него не было реального навигационного опыта, только тренировочные занятия, да и те много лет назад. Мартинес дважды, а то и трижды просматривал все расчеты, заставляя компьютер проверять все за собой. Внезапно он понял, что какое-то время уже не обращает внимания ни на что, кроме расчетов, и потянулся было к звонку, чтобы попросить принести с офицерского камбуза термос с кофе, но тут его глаза уловили движение — и по коже побежал леденящий холод. На его втором экране мелькали картинки, передаваемые камерами, расположенными в наксидской зоне кольца, и вдруг эти картинки пришли в движение.

Все до одной.

Наксиды вылезали из своих кораблей длинными колоннами по четыре в ряд.

Он едва успел зажать в горле отчаянный вопль.Это все-таки случилось, подумал он.

— Проклятье! Черт подери! — это ругался Мабумба, и пораженный Мартинес не сразу сообразил, что тот всего лишь реагирует на гол, только что забитый командой «Пекина».

Мартинес потянулся к кнопке тревоги и промахнулся, больно ударившись пальцем прямо по металлу пульта. Тогда он обрушился на кнопку ладонью, нажал изо всех сил, и по кораблю разнеслись яростные, тревожные звуки сигнала. Мабумба чуть не выскочил из своего кресла, изумленно уставившись на Мартинеса широко раскрытыми глазами.

Мартинес схватил наушники со встроенными в них микрофоном и проекторами виртуальной реальности, натянул на голову и застегнул под подбородком. Помедлив мгновение, чтобы немного прийти в себя, он заговорил в микрофон.

— Коммутатор, — обратился он к компьютеру. — Обращение ко всему кораблю.

Выждав еще пару секунд, он заговорил.

— Общее построение, — объявил он. — Говорит дежурный офицер. Все по своим рабочим местам.

Он подумал, не добавить ли слова «это не учение», но потом решил, что сейчас не время испытывать степень доверчивости команды.

Он дважды повторил объявление и отключил сигнал тревоги, который только действовал ему на нервы — а они и так уже были на пределе.

— Конец обращения, — сказал он и добавил: — Коммутатор. Вызвать рядового Алихана.

На дисплее появилось лицо Алихана.

— Да, господин.

— Ты нужен у шлюзов. Там сейчас может начаться ситуация под кодом «Бьена Виста».

— Слушаюсь, господин.

— Конец передачи.

Мартинес начал лихорадочно перенастраивать дисплеи, чтобы задействовать побольше камер, отслеживающих действия наксидов. А они были повсюду — выстраиваясь под командой своих офицеров, направлялись по направлению к электропоездам, передвигающимся вдоль станционного кольца.

Когда первый из поездов пришел в движение, дверь рубки распахнулась и на пороге появился стажер-навигатор Дием в сопровождении пилота второго класса Эрукена. В их взглядах явственно читались раздражение и сомнение в здравости рассудка Мартинеса.

— Не могли бы вы объяснить, что происходит, милорд? — решился наконец на вопрос Эрукен.

— Пока еще нет, пилот. Займите свои места.

Мартинес раздумывал, стоит ли предупреждать прочие суда. Этим он только выдаст себя наксидам, другим кораблям уже поздно что-то менять.

— Связист, — окликнул Мартинес Вондерхейдте. — Дайте мне межкорабельный канал.

— Слушаюсь, милорд.

Прошло несколько секунд, и внезапно помещение заполнили вопли огромной толпы и скороговорка возбужденных дикторов, которые довели до сведения Мартинеса, что вратарь Козловский только что взял совершенно невероятный мяч.

Долговязый кадет Келли, пробирающаяся к своему месту за оружейным пультом, одобрительно улыбнулась.

— При чем тут игра, Вондерхейдте?! — крикнул Мартинес. — Дайте мне этот долбаный…

— Извините, милорд! — Вондерхейдте приходилось перекрикивать ворвавшийся в рубку гомон. — Кто-то вывел на межкорабельный канал трансляцию игры.

— Тогда давайте запасной канал!

Динамики зашуршали, переключаясь с одного канала на другой, и снова раздались вопли игроков.

— Прошу прощения, милорд! На запасном канале то же самое!

Мартинес сжал кулаки.

— Дайте любой канал.

Но он уже понял, что трансляция игры окажется теперь на любом канале. Можно попытаться выкрикнуть слова предостережения другим судам, перекрикивая толпу и дикторов, но разве кто станет слушать.

— Прямой канал, связист, — приказал он. Кабели, соединяющие корабль с кольцевой станцией, еще не были отключены.

Он слышал, как за его спиной Вондерхейдте стучит пальцами по кнопкам на своем пульте.

— Прямая связь оборвана, милорд.

— Да что тут происходит? — нарочито громко пробормотал Мабумба.

— Наши линии связи перерезаны, — объяснил ему Мартинес. — Давайте подумаем минутку, кто мог бы это сделать и зачем.

Все присутствующие обменялись недоуменными взглядами. В этот момент в рубку вошли наблюдающие операторы Трэйси и Клер и молча заняли свои места.

Мартинеса переполняло нервное возбуждение. Ему так не хотелось ждать, он хотел, чтобы все на судне пришло в движение. Он вызвал Махешвари.

— Да, милорд?

— Можете считать, что уже началось.

Махешвари кивнул:

— Я слышал сигнал тревоги, милорд.

Мартинес осознал, что вызывал старшего механика не столько для того, чтобы успокоить Махешвари, сколько ради того, чтобы немного успокоиться самому. Ему нужно было связаться с ходовым отсеком, чтобы немного успокоиться, поглядев на человека, который в курсе происходящего, рядом с которым он не будет чувствовать себя таким одиноким в этот решающий момент.

Но это не помогло.

— Держите пятиминутную готовность, — сказал он за неимением лучшего. — Конец связи.

Он отключил экран, потому что в этот момент первый управляемый компьютерами поезд кольцевой дороги влетел на терранский участок кольцевой станции. Не останавливаясь, он промчался до занимаемой даймонгами территории, где располагались тяжело вооруженные суда, и там начали тормозить.

Экран на рукаве Мартинеса негромко зазвенел, и на нем появилось лицо Алихана.

— Наксиды проехали мимо, милорд. Я насчитал девять вагонов.

— Знаю. Кстати, они отрубили все каналы связи с кораблем.

— Не стоит ли увести охранников на корабль, милорд?

Мартинес задумался над этим вопросом. Наксиды выгрузились в районе размещения даймонгских кораблей и приближались к ним в колоннах группами по тридцать — сорок солдат, во главе с офицерами. Они не выстраивались в боевой порядок и пока что ничем не демонстрировали намерения напасть на часовых и штурмовать люки кораблей.

Они еще не показали зубы. Всему этому еще могло быть разумное объяснение. И Мартинес, преодолевая страх и борясь с бушующим в крови адреналином, до сих пор надеялся, что оно найдется.

— Так как же, господин? — уточнил Алихан.

— Нет еще, — решил Мартинес. — Когда они подойдут, тяни резину. Пусть все будет спокойно. Скажи им, что тебе нужно доложить дежурному офицеру, и зайди внутрь. Но на судно не возвращайся и следи, чтобы внешний люк был открытым, когда я скомандую «Бьена Виста».

На этот раз настала очередь Алихана впадать в задумчивость.

— Слушаюсь, милорд, — ответил он наконец.

— Конец передачи, — сказал Мартинес, возвращаясь взглядом к дисплеям. Наксиды грузились в новые поезда, которые на этот раз направлялись к средней эскадре.

К средней эскадре, в составе которой «Корона» была самым малым судном.

Возле даймонгских кораблей первые группы наксидов приблизились к люкам. Между охранниками кораблей и офицерами наксидов начались переговоры.

Нервы Мартинеса скручивались в тугую пружину. Держитесь, мысленно заклинал он даймонгов. Не пускайте их. Держитесь.

Охранники, стоящие у люка «Бомбардировки Катунга», флагмана тяжелой эскадры, отдали честь и отступили на шаг, глядя на то, как наксиды вливаются в проход.

— Нет. — Эти слова сами собой вырвались у Мартинеса. — Нет, не пускайте их.

На кораблях, стоящих по сторонам от «Катунга», стражники, видя, как наксиды входят на флагман, уступили дорогу пришедшим.

Камера, расположенная перед «Короной», показала поезд, тормозящий перед ближайшей остановкой. В вагонах с открытым верхом было черно от наксидов.

Мартинес опять переключился на корабли даймонгов. Уже по меньшей мере шесть кораблей были занято наксидами. Возле люков остальных судов шли вежливые переговоры. Нигде не происходило ничего похожего на насилие. Впрочем, на изображении, выведенном крупным планом, было видно, что по меньшей мере у половины наксидов на поясе висело оружие.

Что бы там ни происходило, а неожиданной инспекцией это не было. Идя на инспекцию, оружия не надевают.

Экран на рукаве опять зазвенел.

— Личная связь, отозваться, — произнес он.

Это был Алихан.

— Они приближаются, господин.

— Очень хорошо. Потуши свой экран, но держи канал связи включенным.

Мартинес настроил нарукавник, чтобы тот не вел передачу его речи. Это позволяло ему отдавать приказы прочим, не опасаясь, что офицеры наксидов услышат их через приемник Алихана.

Затем он вывел на большой экран камеру, показывающую происходящее возле люка. На других экранах было видно, что наксиды поднялись на палубы еще двух даймонгских кораблей.

На первом экране наксиды, семеня, приближались к «Короне». Остановившись перед охранниками, колонна с грохотом остановилась, а приведший их офицер небрежно отсалютовал в ответ на приветствие охранников.

Всего-навсего лейтенант, отметил про себя Мартинес. Старшие офицеры все на играх, красуются перед камерами, создавая иллюзию того, что все в порядке.

— Лейтенант Ондакаал, — представился наксидский офицер. — По приказанию командующей флотом Фанагии должен подняться на борт вашего судна и произвести инспекцию.

Через переговорник Алихана все было отлично слышно.

— Есть ли у лорда лейтенанта подписанный приказ? — осведомился Алихан.

— Едва ли это необходимо. — Тон у лейтенанта был высокомернее некуда, казалось, его слова пропитаны кислотой. — Я имею приказ непосредственно от командующей флотом.

— Прошу прощения у лорда лейтенанта, — ответил Алихан, — но вы-то не командующий флотом и не являетесь нашим начальником. Не могли бы вы дать мне письменный приказ, чтобы я смог предъявить его дежурному офицеру?

Ондакаал дернул головой, выискивая на рукавах Алихана знаки различия. Разглядев красную нашивку старшего и эмблему старшего оружейника, он кивнул.

— Что ж, старший оружейник, — проговорил он. — Если вы настаиваете

Он вытащил из кармана письмо, которое вручил Алихану.

— Вы можете убедиться, — надменности в его голосе только прибавилось, — на этом письме стоит личная печать командующей флотом.

— Вы правы, милорд, — ответил Алихан. — Подождите, пожалуйста, со своим отрядом здесь, пока я покажу его дежурному офицеру.

С этими словами Алихан сделал шаг назад и исчез за дверью люка прежде, чем Онадакаал успел сообразить, что происходит. Мартинес заметил, как наксиды напряглись, собираясь ворваться в открывшуюся дверь, но Алихан захлопнул ее слишком быстро, и момент был упущен.

— Открыть письмо, господин? — судя по запыхавшемуся голосу Алихана, трудно было предположить, что он не прибежал издалека, а просто сделал несколько шагов через люк.

— Обязательно.

Глядя на экраны, Мартинес не видел ни единого следа сопротивления захватчикам со стороны даймонгов. Целая тяжелая эскадра сдалась наксидам без единого выстрела.

Камера над люком показывала крупным планом Ондакаала, разбирающегося с Дитрихом и Хонгом. Мартинес приказал дисплею транслировать звук.

— Вы же видите сами! — гневно рычал Ондакаал. — На «Перигее» уже пустили инспекторов на борт. И вам достаточно отойти в сторону и дать нам пройти.

— Боюсь, что так не выйдет, милорд. — Мартинесу захотелось зааплодировать, не столько словам Дитриха, сколько его гордой, широкоплечей осанке, в которой не было ни следа виноватости или готовности уступить требованиям наксида.

— У меня есть очень четкий приказ никому не позволять подняться на борт без дозволения дежурного офицера, — объяснял тем временем Дитрих.

— Как вы смеете не подчиняться приказам командующей флотом! — воскликнул Ондакаал. Он взмахнул рукой, указывая часовому на соседний корабль. — Вы же сами видите, что и «Непоколебимый» пустил на борт особую инспекцию!

По другому каналу Алихан зачитывал приказ Фанагии. Видимо, это действительно было подлинное письмо.

— Достаточно, — прервал Алихана Мартинес. — Дожидайтесь «Бьена Висты».

Ондакаал продолжал запугивать охранников. Мартинес решил, что лучше вмешаться раньше, чем Дитрих и Хонг сдадутся, и нажал кнопку трансляции звука.

— Что там происходит? — требовательно спросил он. — Кто вы, черт подери, такой, лейтенант, и какого черта вы беспокоите моих людей?

При звуках начальственного голоса Ондакаал автоматически принял почтительную позу.

— Я лейтенант Ондакаал, милорд, — ответил он. — Я назначен госпожой командующей флотом Фанагией…

— Можете вы мне объяснить, что происходит? — вопросил его Мартинес. — Все коммуникации испорчены. У меня отказала даже линия прямой связи!

— Милорд, я не в курсе, что именно…

— Единственное сообщение, которое я получил, — прервал его Мартинес, — это «приготовиться к Бьена Висте». Вы можете мне объяснить, что это значит: «Приготовиться к Бьена Висте?»

Удивленный Ондакаал не заметил ни напряженного взгляда, которым при этих словах обменялись Хонг и Дитрих, ни того, что теперь они стояли, готовые одним прыжком ринуться к люку.

— Милорд, боюсь, я не знаю, что означают эти слова, — ответил Ондакаал. — Но если вы пропустите наших инспекторов на борт, то я постараюсь…

— Бьена Виста! — закричал Мартинес. — Бьена Виста! — и услышал через наручный переговорник, как вслед за ним те же слова выкрикивает Алихан.

Дитрих и Хонг отскочили назад и исчезли из кадра. Ондакаал сообразил, что происходит, но слишком поздно: он рванулся вперед, сопровождаемый своими подчиненными но, видимо, Алихан вовремя запер люк, потому что вскоре Ондакаал появился в поле зрения камеры, а двух терранских констеблей рядом с ним уже не было.

Мартинес решил перейти в наступление. Пока он заговаривает зубы Ондакаалу, наксиды не станут предпринимать ничего решительного.

— Какого дьявола, а вот это что значило? — потребовал он ответа. — Объяснитесь, лейтенант!

Мартинес неожиданно осознал, что ему чем-то нравится эта ситуация.

Наконец-то он не был провинциалом среди важных и привилегированных особ, младшим лейтенантом, покорным своим начальникам. Да, он играл роль, но эту роль никто ему не навязывал, он придумал ее сам. На сотни световых лет вокруг он единственный понимал, что происходит, и мог спокойно валять дурака перед Ондакаалом.

И пока Ондакаал бушевал и разорялся по поводу сбежавших часовых, Мартинес убрал звук с внешней связи и переключился на личный канал связи с Алиханом.

— Алихан, где вы? У вас все в порядке?

— Мы целы, господин, все трое. Мы заперли обе шлюзовые двери и спускаемся по эскалатору причального тубуса.

— Отлично. Как только подниметесь на борт, закрывайте шлюзовые двери «Короны». Дитрих и Хонг пусть сдадут тебе оружие, демонтируют эскалатор в центральном проходе и отправляются по своим местам. Когда оружие окажется у тебя, займись особым делом, которое я поручил тебе раньше.

То есть взломом сейфа в каюте первого лейтенанта. Задание, о котором, пожалуй, не стоит говорить громко, по крайней мере пока.

— Слушаюсь, господин, — ответил Алихан.

Мартинес повернулся к Мабумбе, глядевшему на него со смесью подозрительности и благоговения. Этот взгляд потешил тщеславие Мартинеса.

— Двигатели, — сказал он, — начать отсчет времени.

Мабумба вздрогнул, поняв, что обращаются к нему, но тут же собрался и обернулся к своему пульту.

— Отсчет времени начат, — отозвался он.

Мартинес обратился к пилоту второго класса Эрукену:

— Как только люки «Короны» будут задраены, приготовьте причальный тубус к разгерметизации и втягиванию.

Эрукен склонился над своим столом.

— Есть приготовиться к разгерметизации и втягиванию причального тубуса.

Мартинес снова включил звук на внешней камере, как раз чтобы услышать, как Ондакаал вновь взывает к авторитету командующей флотом и требует впустить его на борт.

— Лорд лейтенант! — обратился к нему Мартинес. — Объяснитесь! Почему вы пытались прорваться через шлюз на «Корону»!

— Вы отозвали своих охранников! — вопил Ондакаал, — Что за самоуправство?

— Подача воды и воздуха отключена, — доложил Мабумба вполголоса, чтобы Ондакаал не смог расслышать, — Внешние клапаны запечатаны.

— Я отозвал охранников из-за ваших угроз и оскорбительного поведения, — ответил Ондакаалу Мартинес. — Об этом я собираюсь доложить вашему начальству.

— Командующая флотом Фанагия приказала произвести инспекцию на вашем судне.

— Ерунда! — ответил Мартинес. — Я ничего не слышал ни о какой инспекции.

— Но это неожиданная инспекция, — говорил Ондакаал. — Я уже пытался объяснить это вашему старшему оружейнику…

— Внешний шлюз закрыт, — чуть ли не шепотом доложил Эрукен, подражая Мабумбе. Мартинес прикрыл микрофон рукой, чтобы Ондакаалу не было слышно.

— Разгерметизируйте и уберите посадочный тубус. Предупредите команду, что скоро мы окажемся в невесомости.

— Слушаюсь, лорд лейтенант.

— Все маневренные двигатели активизированы, — доложил Мабумба. — Давление на головках двигателей номинальное. — Внезапно пронзительно взвыл предостерегающий гудок и тут же стих. — Сигнал перехода к невесомости подан.

— Если ваш старший оружейник показал вам приказ командующей флотом… — продолжал Ондакаал. Мартинес убрал руку с микрофона.

— Оружейник Алихан только что принес мне приказ, — проговорил Мартинес. — Сейчас я прочту его, и уверен, что после этого никаких проблем не останется. Пожалуйста, подождите.

Ондакаал умолк, недоуменно опустив руки. Видимо, он решил принять на веру, что приказ Фанагии сможет открыть люки «Короны», но по его позе было видно, что в этой вере он не очень тверд.

— Посадочный тубус убран, — доложил Эрукен. — Судно в полной ходовой готовности. Электрические соединения отключены. Внешние разъемы запечатаны.

Мартинес поглядел на дисплеи. У дверей даймонгских кораблей уже стояли наксидские стражники — значит, даймонгские охранники арестованы или отозваны. Экраны уже не могли сказать ему ничего такого, чего он не знал бы сам.

Он принялся готовить свои дисплеи к старту и маневрам.

— Электронные соединения отключены, — сообщил Эрукен. — Внешние порты опечатаны.

Мартинес заметил, что Ондакаал вздрогнул и начал энергично что-то говорить в свое переговорное устройство. Затем он удивленно уставился в камеру, висящую над люком.

— Вы отсоединили подачу воды и воздуха на ваше судно! — проговорил он. — Что это значит?

Мартинес позволил себе легкую усмешку.

— Я отъединяюсь от станции вплоть до выяснения некоторых вопросов.

— Вы не имеете права! — разъярился Ондакаал. — Вы обязаны открыть люки инспекторам!

— Пожалуйста, объясните мне, — попросил Мартинес, — зачем вы хотите провести ко мне на судно вооруженных солдат? Ведь чтобы произвести инспекцию, не нужно оружие, лейтенант.

— По приказу командующей флотом! Вы должны без вопросов подчиняться ее приказам!

— Ходовой двигатель активизирован, — доложил Мабумба. — Проверка готовности проведена успешно. — И почти сразу же: — десятисекундная готовность.

— Отчаливаем, — приказал Мартинес.

— Отчаливаем? — повторил Ондакаал. — Что значит «отчаливаем»?

Мартинес выключил звук с внешней камеры.

— Двигатели готовы к запуску, — доложил Мабумба.

— Зажимы отсоединены, — сказал Эрукен. — Магнитные присоски отключены.

Корона была пришвартована носом к внешнему краю внешнего кольца ускорителя Магарии, которое вращалось со скоростью, в девять раз превышающей планетарную. Вращение кольца создавало центробежную силу, обеспечивающую ощущение нормального тяготения на судах. Чтобы отчалить от кольца, судну не требовалось включать маневренные двигатели: достаточно было просто отсоединиться от кольца и позволить центробежной силе швырнуть судно в пространство.

При этом действие силы тяжести на судне прекращалось. Мартинес понял, что «Корона» отсоединилась от станции, ощутив, что парит над своим креслом, и поняв, что пренебрег собственным распоряжением и забыл пристегнуться. Он поспешно застегнул привязные ремни.

Защитные клетки тихонько поскрипывали на своих подвесах, освободившись от привычного веса.

— Корабль отсоединился от кольца, — доложил Эрукен. — Миновали «Перигей». — Суда стояли на причале в шахматном порядке и могли отшвартовываться, не опасаясь задеть друг друга, и тем не менее теперь, когда маневр прошел успешно, все почувствовали облегчение.

— Пилот, погасите остаточную инерцию, — приказал Мартинес.

Ему не хотелось, чтобы «Корона» парила над кольцом, представляя собой превосходную медленно движущуюся мишень для обстрела. Он надеялся, что наксиды не станут сейчас использовать ракеты с антиматерией, ведь анигиляционные боеголовки могут обратить в пар не только «Корону», но и доки, и причаленные поблизости суда вместе с изрядным куском кольца в придачу. Но оборонные лазеры, установленные на боевых судах, они вполне могут пустить в ход, равно как и антипротонные излучатели, установленные на самых крупных кораблях. Наверное, энергии лазеров не хватит на то, чтобы уничтожить фрегат, а вот за антипротонное излучение ручаться не стоит, а в сложившейся ситуации любое повреждение может оказаться фатальным для планов Мартинеса.

Единственным средством против антипротонного излучения было сильное магнитное поле, применяемое в обычных условиях для защиты от радиации. Мартинес распорядился включить его, хотя, конечно, оно бы не защитило корабль от прямого удара излучателей вражеского корабля.

Мартинес ощутил, как привязные ремни слегка напряглись, а потом сила тяжести опять исчезла. Эрукен погасил остаточную инерцию «Короны», и она теперь зависла над кольцом, вращающимся у нее прямо по курсу.

— Пилот, включайте маневренные двигатели, — сказал он. — Курс на юг от кольца.

Опять легкое натяжение ремней.

— Двигаемся на юг, милорд.

Мартинес пробежался пальцами по клавишам.

— Штурман, посылаю вам проект курса к четвертому тоннелю. Введите его, пожалуйста, в ваш компьютер.

— Как… да, милорд. — Дием растерянно уставился на свои экраны, и Мартинесу пришлось вспомнить, что он имеет дело со стажером, еще не получившим даже сертификата навигатора второго класса.

Целых два неопытных штурмана в одной рубке, если считать самого Мартинеса. Не слишком удачный расклад по сложившимся обстоятельствам.

Сзади послышался голос Вондерхейдте, и Мартинес даже подпрыгнул: он забыл, что за его спиной еще кто-то есть.

— Милорд, к вам с жалобой обращается кок капитана, — доложил он. — Торжественный обед уничтожен невесомостью. Он говорит, что соус по-английски размазался по потолку.

— Связист, передайте коку, чтобы он задраил все кастрюли и ложился на амортизатор. Сейчас начнется перегрузка. — Он обернулся к Эрукену: — Пилот, дайте команде сигнал приготовиться к ускорению.

Зазвучал раздирающий уши сигнал тревоги. Перегрузка может оказаться смертельной для тех, кто не успел улечься на амортизатор, а Мартинес не хотел сейчас угробить кого-нибудь из своих подчиненных.

Наконец сигнал стих, оставив ощущение гнетущей тишины. Дием со все возрастающим отчаянием глядел на штурманский пульт, а Эрукен грыз губы, рассматривая пульт управления. Мабумба бросал через плечо отчаянные взгляды на Мартинеса, точнее говоря, на пистолет, невесомо парящий над его бедром.

Да ведь никто из них, вспомнил Мартинес, не понимает, что происходит. Вообще никто на корабле ничего не понимает.

— Коммутатор, общекорабельное объявление, — приказал он и, начав говорить, услышал, как эхо общей трансляции разносит его голос по всему кораблю.

— Говорит лейтенант Мартинес из рубки управления, — начал он. — К сожалению, должен сообщить вам, что несколько минут назад на кольцевой станции Магарии произошло восстание. Повстанцы воспользовались тем, что большинство офицеров со своими командами собраны на спортивном фестивале, и захватили большую часть кораблей, находящихся на станции. — Мартинес облизнул губы. — Может быть, все суда, кроме нашего. Теперь нашей обязанностью является вернуть «Корону» на Заншаа, чтобы предупредить флот и правительство об опасности, которую представляют собой мятежники, и принять участие в освобождении захваченных судов.

Отлично, подумал он, фактически все так и есть. Но он чувствовал, что говорит не то что нужно. Настоящий лидер, думалось ему, произнес бы сейчас зажигательную речь, поднял бы команду на отчаянную борьбу, заслужив своим красноречием немеркнущую любовь подчиненных. Интересно, может ли он, Гарет Мартинес, стать таким вожаком.

Какого черта, подумал он. Сейчас все и выяснится.

— И еще вот что, — добавил он. — Поскольку мятежники овладели кольцевой станцией, они в состоянии теперь обрушиться превосходящей силой на планету. Нам придется считать, что капитан Тарафа и остальные члены команды потеряны для нас, и только надеяться, что захватчики станут достойно обращаться с ними.

Вот так зажигательная речь, подумал он, прислушиваясь к наступившей тишине. Стоило бы слегка обнадежить их, а не то они все дружно покончат с собой или немедленно перейдут на сторону мятежников.

— На судне нас осталось немного, — сказал Мартинес. — Нам предстоят немалые опасности. Нам придется работать не покладая рук весь месяц, который займет дорога до Заншаа, но я хотел бы, чтобы вы помнили: капитан и все попавшие с ним в плен пожелали бы нам успеха. Потому что мы теперь представляем «Корону» — мы команда «Короны». Нам придется потрудиться и забить решающий гол. Конец сообщения.

Ему хотелось съежиться в своем кресле и не показывать глаз наружу, щеки отчаянно горели. Кто дергал его за язык заканчивать речь этой дурацкой спортивной метафорой? Какое тут красноречие — просто избитый, отвратительный шаблон, «горбушкам» на смех. Надо было просто сообщить про мятеж и заткнуться.

Но окинув взглядом рубку он увидел, что все не так плохо. Мабумба решительно уставился на свои дисплеи и больше не пялился на пистолет Мартинеса. Эрукен выпрямился в своем кресле и решительно взялся за рычаги управления двигателями. Даже Трэйси и Клер, которым пока нечего было делать, разве что глазеть на пустые экраны радаров, казались теперь поглощенными своим делом, а Келли, офицер-оружейник, казалась вполне вдохновленной его речью.

Один только Дием ничуть не приободрился, но он, похоже, не расслышал ни слова, охваченный ужасом при виде переданного ему проекта курса.

Может быть, команда была не столь изощрена в ораторском искусстве, как профессор риторики в старой академии, которую закончил Мартинес.

Зазвенел нарукавный дисплей и раздался голос:

— Это Алихан, милорд. Я выполнил то небольшое поручение, которое вы мне дали.

На дисплее появилось изображение, но не Алихана, а сейфа Козловского. Дверца с него была отодрана напрочь.

— Ну и как, Алихан? — спросил Мартинес.

— Никак, господин. Ничего нет.

Похоже, настала пора удариться в панику. Во флоте все было устроено мудро, и младший лейтенант вроде него просто не мог по своей воле пустить в ход ужасное оружие, которым была оснащена «Корона». Достаточно было кодового ключа капитана или одного из лейтенантов, чтобы получить доступ к оружию, но чтобы пустить его в ход, требовалось задействовать как минимум три из четырех ключей одновременно.

Даже оборонительное оружие, вроде защитных лазеров, нельзя активировать без трех ключей. А ведь очень скоро, можно не сомневаться, наксидские суда начнут палить в него.

— А в других местах посмотрел? — быстро спросил Мартинес. — В комоде? Под матрасом?

— Да, господин. Нигде нет. Я могу перейти в капитанскую каюту и поискать там.

— Нет, сейчас начнется ускорение.

— Дайте мне хотя бы пару минут, тогда я смогу перенести туда инструменты. Когда начнется ускорение, я прыгну на капитанскую койку. Там не так комфортно, как на настоящем амортизаторе, но кое-как сойдет.

Сойдет на пару часов, которые нам остались, подумал Мартинес.

— Отлично, — сказал он вслух. — У тебя есть две минуты. — И оборвал связь.

— Мы отошли от кольца, — доложил Эрукен.

— Пилот, погасите остаточную инерцию.

— Есть погасить остаточную инерцию, милорд.

— Две минуты до ускорения. Пускайте отсчет.

— Есть две минуты до ускорения, — отозвался Мабумба, но тут поднял руку Дием, словно школьник, который хочет попросить разрешения выйти из класса.

— Вы позволите, милорд? — начал он. — Я проглядел ваш курс и… — Он сморщился, словно опасаясь, что его стукнут по голове за наглость возражать старшему. — Это против правил, — выдохнул он. — Вы… мы… пролетим ближе к кольцу, чем положено по правилам безопасности.

Мартинес поглядел на него, пытаясь сделать невозмутимое лицо.

— И что, есть шанс, что мы действительно во что-то врежемся?

— Ну… — Дием смущенно уставился на экран перед собой. — Нет… этого не должно случиться. Столкновений не будет. Просто проблемы… излишней близости.

— В таком случае, Дием, будем придерживаться уже принятого плана, — Он развернулся к пульту механика: — Мабумба, объявите команде минутную готовность.

— Слушаюсь, милорд. — Опять завыла сирена, а голос Мабумбы, раскатываясь по коридорам, проревел:

— Одна минута до перегрузок. Одна минута.

Через минуту, подумал Мартинес, я стану или величайшим героем, или величайшим преступником за всю историю флота со времен Таггарта с «Верности».

— Всем принять лекарства.

Он потянулся за шприцем, лежащим в нише подлокотника его кресла, и ввел в сонную артерию препарат, поддерживающий на нормальном уровне давление крови при сильных перегрузках. Все остальные в рубке сделали то же самое.

— Эрукен, убрать радарные отражатели.

— Радарные отражатели убраны.

Сам по себе полимерный корпус «Короны» не отражал радиоволн, и для облегчения навигационного и диспетчерского контроля на его корпусе были размещены специальные отражатели. Мартинес решил, что не стоит сейчас облегчать жизнь тем, кто видит в его корабле только мишень для прицельной стрельбы.

— Двадцать секунд до пуска двигателей, — доложил Мабумба.

— Ходовой отсек, зажигайте запальник двигателя, — приказал Мартинес.

— Запальник зажжен, милорд.

— Пилот, произвести десятисекундное предупреждение.

И снова звук сирены разнесся по всему кораблю. Бешено застучало сердце.

— Между прочим, штурман, — заорал он, перекрикивая сигнал тревоги, — теперь сигнализацию опасной близости к внешним объектам можно и отключить.

И тут словно огромный сапог с размаху ударил его по спине, сообщая о том, что двигатели запущены, и «Корона» отправилась в путь.

Глава 9

При каких обстоятельствах офицер может казнить подчиненного на месте?

— По рекомендации официально назначенной следственной комиссии.

— Когда подчиненный восстает с оружием в руках против законного правительства.

— Когда офицер располагает сведениями, что подчиненный повинен в преступлении, наказуемом смертной казнью.

— При любых обстоятельствах.

Сула дотронулась стилом до четвертого, верного ответа и нажала на иконку, вызывающую на экран следующий вопрос. Пускай военный закон и не был самым сильным ее местом, но, на удачу, он был настолько жесток, что ошибиться или даже усомниться в ответе было трудно.

Правда, на практике военный закон был не столь суров, как в теории. Немногие капитаны отваживались запросто сносить головы своим подчиненным, поскольку теоретически каждый гражданин империи имел патроном какого-нибудь пэра, основная обязанность которого — следить за благополучием своих подчиненных. Хотя Суле по опыту было известно, что многие пэры никогда не заботятся о таких мелочах, тем не менее существовала вероятность того, что пэр, узнав об учиненной над его клиентом несправедливости, станет наводить справки и устроит неприятности, вплоть до гражданского дела, которое может растянуться на десятилетия. Капитан, желающий основательно наказать своего подчиненного, может прикрыть свои тылы, назначив следственную комиссию, и хотя исполнение рекомендаций комиссии не было обязательным, все старались исполнять их во избежание дальнейших осложнений.

Сула быстро расправилась с несколькими следующими вопросами, чувствуя, что отлично справляется с экзаменом. Военный закон был самым слабым ее местом, кроме, конечно, трактовки праксиса, но пока что вопросы попадались несложные.

Похоже, что первое место у нее в кармане.

Она постукивала тупым концом стила по экрану, размышляя над очередным вопросом, касающимся юрисдикции различных военных и околовоенных организаций на кольцевых станциях, и тут дверь экзаменационной комнаты с треском распахнулась.

— Смиррр-на!

Спасибо годам тренировок: Сула могла думать над вопросом, даже вскочив на ноги и задрав подбородок по стойке «смирно».

— Что случилось, милорд? — даймонгская надзирающая была изумлена не меньше, чем кадеты. — Почему вы…

Вошедший был терранцем в форме полного капитана.

— Чрезвычайная ситуация, — объявил он. — Экзамены отменяются. Всем служащим флота явиться по своим местам. Тем, кто на данный момент не имеет постоянного места службы, явиться с докладом в штаб кольца, сектор персонала.

— Но, милорд… — попыталась протестовать надзирающая.

— Живее, вы! — эти слова капитана были обращены уже к кадетам, а не к ней.

Кадеты поднялись со своих мест и направились к выходу. Проблема юрисдикции на кольцевых станциях постепенно отступила на второй план, и ошеломленная Сула попыталась понять, что происходит.

Надзирающая за экзаменами явно не знала, что делать. Она пыталась связаться с кем-то через свой настольный аппарат, но похоже, ей это не удавалось.

Чрезвычайная ситуация, подумала Сула и побежала в гардероб за своей одеждой. По инерции она продолжала мыслить в рамках экзаменационных вопросов.

Экзамены на чин лейтенанта, размышляла она, могут быть прерваны по следующим причинам:

— По прихоти вышестоящего офицера.

— Потому что потому.

— Экзамены на чин лейтенанта никогда не прерываются.

Верным был, конечно, третий ответ.

Экзамены на чин лейтенанта никогда не прерываются. А раз их все-таки прервали — значит, случилось что-то действительно серьезное.


«Корона» мчалась вдоль южного края кольца Магарии — неясный контур, сопровождаемый сияющим хвостом аннигилируемой материи. Перегрузка все глубже вдавливала Мартинеса в амортизационное кресло, словно кусок воска в форму. Отяжелевший пистолет больно врезался в правое бедро.

Когда перегрузка достигла десяти g, Мартинес ненадолго потерял сознание, но это длилось недолго, просто «Короне» нужно было набрать скорость отрыва и выйти на курс, ведущий ко входу в четвертый межпространственный тоннель системы Магарии.

Мартинес до последнего старался оставаться вблизи кольца, понимая, что, пока держится в его тени, наксиды не станут стрелять в него, опасаясь повредить кольцо. А когда «Корона» наконец вышла из укрытия и ринулась к тоннелю, между ней и эскадрой наксидов встала плоскость кольца.

Теперь «Корона» двигалась с ускорением в шесть g, что было особенно мучительно для команды, поскольку все в полном сознании переживали вместе с судном мучительную тяжесть форсажа.

На восемнадцатой минуте полета наконец прорезались наксиды.

— Экстренное сообщение по связному лазеру, милорд, — прорезался в наушниках Мартинеса голос Вондерхейдте. — Из штаба кольца.

Только лазерный луч мог пробиться сейчас через хвост горячей плазмы, оставляемый «Короной».

— Скажи, чтобы подождали, я сам поговорю с ними.

— Слушаюсь, милорд.

— Каналы локальной радиосвязи между судами еще забиты этим мусором?

— Нет, милорд. Каналы очистились две минуты назад, на тот момент «Корона» выигрывала при счете три к одному.

Мартинес улыбнулся, но его улыбка погасла, когда он сообразил, что это означает. Операция захвата завершена, и больше нет нужды перекрывать каналы, по которым можно было бы передать сигнал тревоги.

Теперь «Корона» осталась совсем одна во вражеском лагере.

Выждав две минуты — еще две минуты в тщетной попытке оттянуть неминуемое, — он велел Вондерхейдте вывести канал связи со штабом на свой дисплей и, дождавшись, пока замерцает красный огонек, сигнализирующий, что ведется запись, ответил.

— Говорит Мартинес, — сказал он.

На его дисплее появился наксид в форме старшего капитана. Запаздывание сигналов еще почти не замедляло их разговора.

— Лорд лейтенант Мартинес, — произнес наксид, — я старший капитан Дегбал, командующий кольцом Магарии. Вы без разрешения покинули кольцо и совершаете бессмысленные маневры, угрожающие безопасности вашего судна и кольцевой станции. Вам надлежит немедленно вернуться.

— Мне казалось, что кольцом командует капитан Ан-Чэр, — ответил Мартинес.

— Капитан Ан-Чэр временно отсутствует, — последовал после небольшой запинки ответ. — Сейчас кольцом командую я. И я приказываю вам вернуться.

— Можете ли вы заверить меня, что лорд лейтенант Ондакаал находится сейчас под арестом? — спросил Мартинес. — Он открыл стрельбу по охранникам, стоящим на страже нашего входного люка, и ранил одного из них. Он сказал, что наше судно нужно захватить, а нас всех убить на месте.

Беспардонная ложь Мартинеса застала Дегбала врасплох, тот даже слегка растерялся.

Что угодно, лишь бы смутить наксидов и насолить Ондакаалу, думал Мартинес. А самое главное — выиграть время. Время. Оно стало теперь его основной заботой.

— Теперь все под контролем, — наконец выдавил из себя Дегбал. — У вас нет оснований тревожиться. Вы можете спокойно вернуть «Корону» на место.

Преодолевая навалившийся на грудь свинец, Мартинес сделал глубокий вдох.

— Лорд старкап, мой капитан не велел мне пускать кого-либо на борт судна без его специального приказа. Не могли бы вы предъявить мне этот приказ?

Голос Дегбала наполнился гневом.

— Обойдетесь без приказов вашего капитана! Достаточно и моего!

Мартинес сделал вид, что всерьез обдумывает услышанное, и жалобно посмотрел в камеру.

— Но, лорд старкап, — печально произнес он, — мне действительно необходим приказ моего капитана, чтобы подчиниться вам.

— Я ваш старший офицер! Вы обязаны подчиняться моим приказам. А если вы откажетесь это делать, последствия для вас и вашего судна могут оказаться весьма неприятны!

Мартинес подумал, осмеливался ли кто-нибудь до сих пор отказаться выполнять приказы Дегбала. Наверное, нет. Может быть, стоит сыграть на отсутствии у него привычки к неповиновению и прикинуться дурачком. Он изобразил на лице тупую, упрямую решимость.

— Мне нужен приказ капитана Тарафы, — сказал он. — Пусть он скажет, что мне делать. — Взгляд на камеру: — Конец связи.

Не доиграться бы, озабоченно думал он, представляя себе разъяренного Дегбала, сыплющего проклятиями при виде появившегося на экране оранжевого знака «окончание связи». Если он переборщил, то Дегбал может со злости отдать приказ обстреливать «Корону» ракетами, пока фрегат не будет уничтожен.

Поглядев на Трэйси и Клер, сидящих перед экранами наблюдения, он велел:

— Если увидите ракеты, сообщите мне об этом сразу.

Расширив глаза, они поглядели на него, прижатые перегрузкой к амортизаторам, — одинаково темноволосые и широкоплечие, девушки были очень похожи друг на друга, хотя и не состояли, по его сведениям, в родстве, — и молча повернулись к своим экранам.

Мартинес связался с Алиханом, использовав для этого корабельную систему связи — это давало ему возможность пользоваться головным микрофоном, а не нагибаться к ручному переговорнику. На экране появился потолок каюты Тарафы — больше ничего не было видно, ведь сам Алихан лежал на капитанской койке, придавленный силой тяжести в семь раз большей, чем стандартная.

— Удалось что-нибудь найти?

Алихан с трудом выдавливал слова.

— Я перенес инструменты в капитанскую каюту, господин. Но времени хватило только на то, чтобы осмотреть стол — там ничего не оказалось.

— Как ты полагаешь, если я уменьшу ускорение до двух g, ты сможешь удержать в руках… инструменты?

— Думаю, что смогу, господин.

— Отлично. Конец связи. — Он возвысил голос, чтобы привлечь внимание Эрукена. — Ходовая часть. Снизить ускорение до двух g.

— Слушаюсь, милорд. — В голосе Эрукена слышалось явственное облегчение. Невыносимая тяжесть перестала давить на грудь, остов «Короны» застонал, стряхивая с себя напряжение.

— Милорд? — в наушниках Мартинеса раздался голос Вондерхейдте. — Разрешите мне выйти в туалет? Я пил кофе, когда проверял корреспонденцию, и…

Мартинес усмехнулся. Бытовые мелочи вечно губят всю романтику.

— Разрешаю, — ответил он. — На время отсутствия переключи каналы связи на мой пульт. Да иди поаккуратнее.

Двигаться при удвоенной тяжести — все равно что ходить, таская на плечах еще одного человека, — возможно, но стоит соблюдать осторожность. В такой обстановке растяжения связок и переломы — обычное дело, а в сложившихся обстоятельствах все члены экипажа нужны были Мартинесу целыми и невредимыми. Доктор «Короны» — на самом деле всего лишь фармацевт второго класса — был заодно и доктором футбольной команды, и он остался вместе с футболистами на Магарии.

Но не вести же корабль с описавшимся экипажем.

— Кому еще нужно в туалет? — почти все подняли руки. Сильные перегрузки всегда плохо сказываются на мочевых пузырях.

Начав думать на эту тему, Мартинес пришел к выводу, что и ему не мешало бы дойти до туалета. Он сделал общекорабельное объявление, что наступившую передышку стоит использовать, чтобы оправиться, опять-таки соблюдая особую осторожность.

Если «Короне» суждено уцелеть в ближайшие часы, он оденет всю команду в скафандры со встроенными санитарными принадлежностями.

Уже четыре члена экипажа успели по очереди посетить туалет, когда пришел сигнал от Алихана.

— Я открыл сейф, господин. Но там этого нет.

Мартинесом овладела слепая ярость. Эта неудача может стоить жизни им всем.

— Обыщи комнату, — приказал он. — А потом его офис.

— Слушаюсь, господин. А в офисе у него есть сейф?

— Не знаю. Если есть, сам знаешь, что с ним делать.

Мартинес был последним в очереди в туалет. Согнувшись под собственным весом, он как раз добрался до рубки, когда на связь опять вышел командующий кольцом.

— Там наш каплей, милорд! — радостно воскликнул Вондерхейдте, как будто появления на экране изображения Тарафы было достаточно, чтобы справиться со всеми бедами и решить все проблемы, с которыми пришлось столкнуться «Короне».

— Не лезь в разговор, — приказал Мартинес. Осторожно опустившись на амортизатор, он освободил подвес своего сиденья, чтобы сидеть поудобнее, и опустил дисплей на уровень лица.

Что будет, если посреди беседы выкрикнуть: «Где ваш капитанский ключ?» Успеет ли Тарафа ответить, прежде чем мятежники его оттащат или вырубят связь? Да и решится ли Тарафа ответить ему?

Кроме того, задав этот вопрос, он тем самым подтвердит худшие подозрения командующего кольцом, и тот может незамедлительно выпустить целую стаю ракет, направленных на «Корону».

Пожалуй, лучше не спрашивать.

— Мартинес на связи, — сказал он.

С экрана на него сердито глядел Тарафа, изображение слегка дрожало и подергивалось. Видимо, он разговаривал сейчас в чью-то нарукавную камеру, ведь на нем самом был только безрукавный тренировочный костюм. Сзади доносились крики толпы. Тарафа был в каком-то помещении официального вида, и его голос отдавался эхом от стен — наверное, это было где-нибудь в коридоре футбольного стадиона.

— Чего это мне тут говорят, что ты запустил «Корону» и летаешь, как шутиха, над кольцом? — потребовал ответа Тарафа.

Время, подумал Мартинес.

— Я слышал, что «Корона» выигрывает при трех к одному, милорд, — сказал он, — Позвольте принести мои поздравления — ваша идея приносит отличные плоды.

— Теперь уже четыре к одному, — тщеславно отметил Тарафа, слегка умеряя свой гнев.

— От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби — и гол. Блистательно, милорд.

— Благодарю вас, — проворчал Тарафа. — Но мне нужно скорее вернуться к команде — надо проследить, чтобы нам не забили гол в последние минуты матча.

— Конечно, милорд. Как жаль, что вас оторвали от игры.

— Мой корабль, — Тарафа прищурился. — Что там происходит с моим кораблем?

— Вооруженные наксиды пытались проникнуть на борт «Короны», милорд. Мне пришлось увести ее из дока.

Тарафа снисходительно улыбнулся:

— Все разъяснилось. Это была неожиданная инспекция.

— Они были вооружены, милорд, — настаивал Мартинес. — Зачем инспекции приходить с оружием? Они штурмовали все корабли на станции. Группами аж по сорок на каждое судно. Наксиды. Только наксиды. И все вооруженные.

Тарафа бросил беглый взгляд в сторону на кого-то стоящего рядом.

Мартинес осторожно уточнил:

— Скажите, милорд, это наксиды рассказали вам о происшедшем? И сейчас вы тоже среди наксидов?

Тарафа задумался и снова посуровел.

— Конечно же, наксиды, — решительно ответил он наконец. — Они же служащие командующей флотом Фанагии. — В его голосе появились обвиняющие нотки. — Вы заставили комфлотом вникать в это дело, Мартинес! Вы хоть соображаете, что это значит?

Раздался восторженный рев бушующей неподалеку толпы, и на лице Тарафы появилось нетерпение.

— Мне нужно вернуться к игре. А вы разворачивайте «Корону» назад и возвращайтесь на станцию — возвращайтесь, и все утрясется.

У Мартинеса упало сердце. Он понял: вот та грань, за которой уже нельзя медлить.

— Вы говорите свободно? — осведомился он. — Никто не принуждает вас говорить мне это?

— Конечно, — фыркнул Тарафа. — Возвращайте «Корону» на кольцо, и мы все устроим как надо.

— Да, милорд, — ответил Мартинес, почти физически чувствуя горечь при мысли о том, что ему придется сказать в следующий момент. Время, напомнил он сам себе. Время решает все. Ему так нужно время.

— Только скажите пароль, — подтолкнул он Тарафу, — и я разверну судно и начну торможение.

Тарафа, уже почти развернувшийся от камеры в сторону футбольного поля, резко обернулся обратно.

— Сказать что? — спросил он.

Мартинес старался сохранить простодушное выражение на лице.

— Пароль, — ответил он. — Пароль, о котором мы договорились с вами прошлой ночью.

Тарафа с недоумением поглядел на него:

— О чем вы говорите, Мартинес?

— Вы же не забыли? — настаивал Мартинес. Ему приходилось делать доверчивое и открытое лицо, в то время как на сердце скребли кошки. — Помните, мы разговаривали вчера за обедом? Когда я поделился с вами своими опасениями насчет шевеления наксидов, и вы велели мне никого не пускать на борт «Короны» без вашего пароля.

— Я не знаю никакого пароля! — заявил Тарафа. — Что вы такое несете?

Он был не шутя сбит с толку. Мартинес чувствовал отчаянный стыд и сердечную боль. Тарафа даже не понимал, как жестоко предает его Мартинес.

— Я говорю о пароле, который докажет мне, что вы свободны и не говорите под чьим-то принуждением, — сказал Мартинес. — Вам придется сказать мне пароль, милорд, чтобы я развернул «Корону».

— Но я же не давал вам никакого… — лицо Тарафы на экране дернулось. — Никакого пароля. Я… — Он опять поглядел на кого-то стоящего рядом с ним, — Я требую, чтобы вы развернули «Корону» и возвратили ее на кольцевую станцию!

— Требуете без пароля? — спросил Мартинес, позволив своему лицу продемонстрировать всю горечь, переполняющую его душу, — Я все понял, лорд каплей. Конец связи.

Он мог бы прогнать разговор по этому кругу еще несколько раз, но у него просто не хватило на это духу.

Он купил себе время и сделал это за счет капитана. Наксидам понадобится время на то, чтобы выбить из Тарафы пароль, не в последнюю очередь потому, что этого пароля просто не существует.

Мартинес представил себе, как Тарафу лупцуют шокерами, заковывают, избивают. Он видел Тара-Фу, который, обливаясь кровью, продолжает утверждать, что никакого пароля не было.

Время. Главным сейчас было то, что Мартинес выиграл еще немного времени.

Он опять связался с Алиханом.

— Нашел что-нибудь?

— В офисе каплея был сейф, милорд. Но там ничего нет, только документы.

— А сам офис осмотрел?

— Именно этим сейчас и занят, милорд.

— Послать тебе помощников?

— А кому вы можете доверить эту работу, господин?

Этот вопрос застал Мартинеса врасплох. Действительно, кому он может доверять? Ключи капитана и лейтенантов — самая опасная вещь на корабле. За использование ключей, тебе не принадлежащих, полагалась смертная казнь — со сдиранием кожи и четвертованием. Есть ли среди членов экипажа такие, кто сознает необходимость пойти на это и подчинится его приказу?

Мартинес задумался над возникшей проблемой — и неожиданно рассмеялся. Уточнив в судовом расписании, где расположены нужные рабочие места, он вызвал Жоу и Надьяна. На помятых лицах, появившихся на экране, читалось неприкрытое изумление.

— Явитесь в офис капитана к Алихану и поступаете в его распоряжение, — приказал им он.

Эти головорезы оторвутся на славу, разнося капитанский офис по кусочкам.

— Милорд! — неожиданно пискнула старший оператор Трэйси. — «Свирепый» отчалил!

«Свирепый», крейсер, вдвое больший, чем «Корона».

— Куда он направляется? — спросил Мартинес.

— Он еще не запустил двигателей, милорд. Просто отделился от кольцевой станции.

— Дайте мне знать, когда он ляжет на какой-нибудь курс.

— Есть, милорд.

Наксиды решили пустить «Свирепого» в дело, и Мартинес чувствовал, что это связано с «Короной».

Подумав, он вызвал Сааведру, секретаря капитана:

— Сааведра, вы понимаете, в какой ситуации мы оказались?

Сааведра внимательно поглядел на него, поджав губы, обрамленные густыми усами.

— Я понимаю, какой она представляется вам, лорд лейтенант.

Мартинес решил, что ему не нравятся прапорщики, вникающие в такие тонкие оттенки речи вышестоящих офицеров.

— Вы хоть понимаете, что «Корона» в опасности? — осведомился он. — Что по нам могут открыть огонь.

Сааведра коротко кивнул:

— Понимаю, милорд.

— Для того чтобы привести в действие защитное вооружение, мне нужен ключ капитана. Вы не знаете, где он его прячет?

Взгляд Сааведры сделался угрожающим, он выставил вперед челюсть.

— Я этого не знаю, милорд.

— Вы в этом уверены? Возможно, речь идет о жизни всех находящихся на судне.

— Я не знаю, где этот ключ, милорд.

— И вы никогда не видели, чтобы он вынимал его, скажем, из ящика стола или из сейфа?..

— Единственным местом, где мне приходилось видеть этот ключ, являлась цепочка на шее у капитана.

Мартинес понял, что прапорщики, употребляющие такую формальную манеру речи, ему не нравятся тоже. Он прикинул, не стоит ли добраться до Сааведры, где он там сидит, и продырявить ему колено, может, память у того и прояснится. К сожалению, это была только фантазия: покидать сейчас рубку было слишком рискованно.

Действовать кнутом было нельзя, нужно было подобрать подходящий пряник.

— Вы должны подумать, — настаивал Мартинес. — Поразмышляйте, где капитан хранит важные вещи.

Куда он прячет самое важное, что у него есть. Подумайте, не можете ли вы сказать мне это.

Сааведра на дисплее бросил надменный взгляд на Мартинеса.

— Я пороюсь в своей памяти, милорд.

— Сделайте одолжение. Конец связи.

В течение следующих четырнадцати минут «Свирепый» отдрейфовывал от кольцевой станции, не производя никаких маневров. Алихан, даже с помощью двух помощников, пока ничего не нашел, и Мартинес предложил ему простукать стены на предмет тайников и взломать капитанский погребец. Будь в офисе ковры, он посоветовал бы изрезать их в клочки.

В это время на связь опять вышел штаб кольца.

— Это Дегбал, милорд, — доложил Вондерхейдте.

— Скажи ему, чтобы он подождал.

Выждав полторы минуты (больше оттягивать разговор он не отважился), Мартинес ответил:

— Говорит Мартинес, милорд.

Черные с зеленью глаза Дегбала мерцали в свете ламп штабного офиса.

— Ваш капитан вспомнил, о каком пароле он условливался с вами, — заявил он. — Это «Офсайд».

Мартинес постарался изобразить всем своим существом радостное облегчение, как будто названный пароль и был тем самым, что он хотел услышать сильнее всего на свете, а не первым словом, которое выплыло на поверхность сознания Тарафы, когда он был уже не в силах переносить боль.

— Благодарю вас, милорд, — выдохнул Мартинес. — А можно ли мне услышать этот пароль от лорда каплея Тарафы?

— До лорда Тарафы сейчас не добраться, — ответил Дегбал. — Ваша команда одержала победу со счетом четыре — один. На поле все просто неистовствуют, празднуя победу. Не думаю, что мы смогли бы найти в этой толпе капитана Тарафу, даже если бы захотели.

Мартинес надел на лицо самую неподдельную заискивающую улыбку, на которую был сейчас способен.

— Если можно, я все-таки хотел бы услышать пароль от капитана.

— Нельзя! — не задумываясь, грубо отрезал Дегбал. — Вы зашли уже слишком далеко. Сейчас же возвращайте «Корону» на причал.

— Но я очень хотел бы услышать капитана.

— Немедленно возвращайтесь! — резкое шипение, вырывающееся изо рта капитана Дегбала, было эквивалентно рыку млекопитающих. — На сегодня уже достаточно игр! — Дегбал пригнулся к камере: — Если вы откажетесь повиноваться, я отдам приказ открыть по вашему кораблю огонь.

— Откроете огонь за то, что я хочу поговорить с моим капитаном? — изумился Мартинес. Он недоверчиво распахнул глаза. — Позвольте мне только перекинуться с ним парой слов, и все будет в порядке.

— Вам придется подчиниться моему приказу, иначе пеняйте на себя. — Сверкая глазами, Дегбал отстранился от камеры.

Мартинес ничего не ответил, просто откинулся на амортизатор и стал безучастно глядеть в камеру. Он не мог придумать больше ничего, чтобы оттянуть развязку. Какое-то время они с Дегбалом ели ДРУГ друга глазами… Мартинес считал время: прошло восемь секунд. Затем Дегбал презрительно взмахнул рукой.

На экране замерцал оранжевый знак конца связи, и Мартинес велел экрану погаснуть.

Ну вот мы и пропали, решил он.

Но пока ничего особого не происходило. Еще девять минут «Корона» спокойно рассекала пространство.

— «Свирепый» маневрирует, милорд! — сообщила Трэйси.

— «Свирепый» включил ходовой двигатель! — эхом ей отозвалась Клер.

Мартинес попытался утихомирить внезапно бешено забившееся сердце.

— На каком курсе?

— Ноль-ноль-один к ноль-ноль-одному в абсолютном исчислении. Курс на север, милорд. Ускорение при двух g. — На разбитом на 313 делений компасе шаа не было нулевой отметки, вместо нее стояла единица, нечетное число, остающееся при делении простого числа на себя. Единица, конечно, означала единственно истинный путь праксиса.

«Свирепый» и не думал гнаться за ними, он просто уходил на север — так быстрее всего можно выйти из тени кольца и открыть огонь.

— Вызываю Сааведру, — сказал Мартинес. На экране появилось надменное лицо прапорщика.

— Скоро по нам откроет огонь крейсер, вдвое превосходящий нас по мощности, — сказал ему Мартинес. — Если у вас появились какие-то идеи по поводу того, где капитан мог бы хранить свой ключ, самое время поделиться ими со мной.

— У меня нет никаких идей, лорд лейтенант, — ответил Сааведра. — Я никогда не хотел знать, где капитан хранит свой ключ, и поэтому и не обращал внимания на это.

— Ракетный залп! — сообщила Клер, — Три, пять, шесть… восемь ракетных следов, милорд!

— В нашу сторону выпущено восемь ракет, — пояснил Сааведре Мартинес. — Если у вас есть мысли по поводу ключа, лучше не держите их при себе.

Сааведра холодно поглядел на Мартинеса.

— Вы можете сдаться, милорд, и возвратиться на базу, — ответил он. — Я уверен, что комфлотом прикажет остановить ракеты, если вы подчинитесь ее приказаниям.

Непрошибаемая дубина, разозлился Мартинес. Ему бы не колено, а башку прострелить.

— Осталось четырнадцать минут до взрыва, милорд, — сообщила Трэйси.

— У вас осталось меньше четырнадцати минут на то, чтобы сообразить, где мы еще не искали, — бросил Сааведре Мартинес. — Потом можете умереть вместе со всеми. — Он отключил связь и обернулся к Келли: — Оружейники, приготовьте один из катеров к спуску в качестве ложной цели.

— Слушаюсь, милорд. — Она растерянно помолчала, потом спросила:

— Милорд, но… что конкретно я должна делать?

— Мы запустим катер тем же курсом, каким идем сами, только с меньшей скоростью. Будем надеяться, что ракеты взорвут его вместо нас.

Не имея на руках капитанского ключа, Мартинес мог запустить только эти два корабельных катера. К сожалению, вооружения на них не было, поэтому использовать их можно только в качестве пассивной мишени, а шансы, что одна из ракет ошибочно примет катер за фрегат, исчезающе малы.

Келли задумчиво заморгала.

— Наверное, я сумею это сделать, милорд.

— Отлично. Когда все приготовите, скажите мне, я проверю вашу работу.

Она заметно приободрилась.

— Слушаюсь, милорд.

Мартинес вызвал Алихана:

— Вы обыскали каюту Козловского по второму разу?

— Да, господин.

— Есть еще какие-нибудь идеи?

— Никаких, господин.

— Тогда прямо сейчас укладывайтесь на офицерские койки. Я попытаюсь выжать из корабля немного скорости. — Обращаясь к Мабумбе, он добавил: — Перегрузочное предупреждение.

Раздался отчаянный вой сирены, предупреждающей о начале ускорения.

— Слушаюсь, милорд.

Он довел ускорение «Короны» до шести g, отчаянно пытаясь найти путь к спасению. Тело было придавлено к амортизатору перегрузкой, но в мозгу лихорадочно толкались идеи — развернуться назад, соорудить фальшивую мишень для ракет, направить катер с пилотом-самоубийцей на борту прямо на кольцевую станцию, — но все это было бессмысленно. Единственное, чего он добился, — уменьшения скорости сближения ракет с фрегатом, что давало команде несколько лишних минут жизни.

— Двенадцать минут, милорд. — Минут жизни оставалось крайне мало.

Мартинес понимал, что быстро перескакивая с одной мысли на другую, едва ли добьешься толку. Надо было заставить себя думать медленно, шаг за шагом двигаясь вперед.

Гарсия сказала ему, что Козловский никогда не носит своего ключа на игры. Только о нем было достоверно известно, что на нем сейчас нет ключа, и поэтому Мартинес должен сейчас размышлять о Козловском.

Чтобы надежно спрятать ключ, самым разумным для Козловского было запереть его в сейф в своей каюте, но, видимо, Козловский был не настолько разумен. Он не спрятал его и в других удобных местах. Куда же он мог его подевать? Куда вообще ходят офицеры? Кают-компания. Кают-компания. Там офицеры кушают и отдыхают. Там есть закрывающийся буфет, в котором офицеры хранят выпивку и деликатесы.

Но кают-компания слишком ненадежное место, низшие чины приходят туда, чтобы навести порядок, а к буфету кают-компании подходят ключи кока и стюардов. Очень маловероятно, что ключи спрятаны там.

Может быть, Козловский отдает ключи кому-нибудь, кому он доверяет. Но все, кому он мог бы доверить ключ, сейчас участвуют в игре.

— Осталось десять минут, милорд.

Отлично, продолжал размышлять Мартинес, но если офицеры не носят свой ключ, они должны сдавать его капитану. Если предположить, что Козловский действует как положено, то давайте подумаем, куда кладет ключи Тарафа?

В его сейфах ключей нет. И в письменном столе тоже. Нет их в его личном буфете. Нету их ни под матрасом, ни в тайнике, спрятанном за обшивкой красного дерева в его каюте.

Он их… вешает на шею. С упавшим сердцем Мартинес представил себе, как Тарафа вешает ключ на шею, рядом со своим, и прячет его под футболку, на своей волосатой груди…

Нет. Эту мысль надо было оставить. Ключ должен быть где-нибудь здесь.

— Девять минут, милорд. — Корпус «Короны» дрожал от перегрузки.

Примет ли Фанагия их капитуляцию? Навряд ли. Скорее всего она не откажется получить фрегат обратно. Но — и этот вопрос казался ему жизненно важным — примет ли она его капитуляцию?

Едва ли. Когда Фанагия назначит на судно нового капитана, его кровь послужит прекрасным украшением для стен штаба. Возможно, самым простым выходом для всех было бы, если бы он взял в руки пистолет и сам вышиб бы себе мозги.

Нет. Отставить. Где может быть ключ?

Он представил себе каюту Козловского, она точно такая же, как у него… маленькая, с подвесной койкой, Умывальником, гардеробом с кучей форменной одежды на разные случаи жизни. Сундуки с барахлом, которое офицер таскает с собой с одного места службы на другое. Полки, маленький столик с компьютером.

В каюте трудно было что-нибудь спрятать. Она для этого слишком маленькая.

Надо полагать, что каюта капитана чуть побольше — сам он ни разу не бывал там, — но едва ли она была обставлена принципиально иначе.

И еще оставался офис капитана. Стол с компьютером. Сейф. Полки, заставленные призовыми футбольными кубками.

Кубки. Эти блестящие украшения, привинченные к полкам, чтобы не упали, для Тарафы важнее всего на свете, включая, может быть, экипаж его судна. Ими он любуется каждый день, как святынями.

Мартинес так углубился в размышления о кубках, что не расслышал, что ему говорят.

— Прошу прощения, — рассеянно отозвался он. — Что ты сказала?

— Я говорю, что настроила катер, как вы сказали, — повторила Келли.

— Отлично. Подожди немного.

Он вызвал Алихана.

— Ты не заглянул в кубки? — быстро спросил он.

— Куда, господин?

— Ты не заглянул в кубки? Призовые футбольные кубки — они же чаши, верно?

Тяжело переводя дыхание (шесть g — это не шутки), Алихан с досадой ответил:

— Нет, господин. Не догадался.

— Двигатели! — крикнул Мартинес. — Уменьшить ускорение до одного g!

— Есть уменьшить ускорение до одного g, милорд, — ответил Мабумба.

Корабль вздохнул, сбрасывая непомерную тяжесть. Оказалось, что просто вдыхать воздух, не прикладывая к этому усилий, — уже большое наслаждение. Мартинес отдышался и нетерпеливо потянулся к переговорнику:

— Нашел что-нибудь, Алихан?

— Я сейчас снимаю крышку с кубка, господин. Так… посмотрим, что там внутри…

В наступившей тишине, нарушаемой только яростным стуком сердца, Мартинес отчетливо слышал, как скребутся по металлу кубка пальцы Алихана. Потом Алихан громко задышал (Мартинес замер, вслушиваясь в каждый звук)…

— Осталось шесть минут, милорд, — доложила Трэйси мертвенным голосом, и сразу же:

— Они оба здесь, лорд Гарет, — торжествующе воскликнул Алихан.

Несколько секунд Мартинес не мог стряхнуть с себя оцепенение отчаяния, а затем электрическим током по телу пробежало сознание победы, и он едва удержался от радостного крика.

— Активируй стол капитана, — приказал он. — Вставь его ключ. Приготовься повернуть его по моей команде. Оружейники! Келли! Держи!

Кадет Келли не отрываясь смотрела на Мартинеса, вытаскивающего из кармана ключ Гарсии. Ее лицо светилось, как будто она видела Мартинеса, спускающегося в сиянии с небес на радужном облаке. Мартинес вложил ключ в ее тоненькую руку:

— Вставь и будь готова повернуть по моей команде.

— Слушаюсь, милорд!

Мартинес расстегнул рубашку и, вытащив собственный ключ, висящий на груди, вставил его в прорезь на серебристом пульте управления.

— Оружие. Алихан. Поворачивайте ключи по моей команде. Три. Два. Один. Поехали.

Келли расплылась в улыбке, когда оружейный пульт, стоящий перед ней, наконец ожил. На пульте Мартинеса загорелся огонек индикатора, демонстрирующий готовность оружия к бою.

— Алихан, пристегнись к койке.

— Слушаюсь, господин.

Чувствуя, как по всему телу пробегает радостный трепет, Мартинес повернулся к Келли.

— Активировать защитные лазеры! — приказал он. — Это не учения! — Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не сбиться на невнятную скороговорку.

— Это не учения, — повторила Келли, сияя улыбкой во все лицо. — Активирую защитные лазеры.

— Сканировать радарами зону за кормой.

— Радары развернуты назад, милорд.

— Это не учение. Зарядить первую ракетную батарею антиматерией.

— Это не учение. Заряжаю первую ракетную батарею антиматерией… ракеты заряжены, милорд.

Ракеты заряжались антиматерией — тем же топливом, на котором двигался фрегат. Антиводород, заряженный дополнительной дозой позитронов, отлично удерживался в статическом поле внутри микроскопических полых кремниевых гранул. Их можно было без опаски хранить десятилетиями, причем гранулы были такими крохотными, что их можно было разглядеть только в микроскоп, а их взвесь вела себя как жидкость. Антиводород был для ракет одновременно и топливом, на котором они летели к цели, и взрывчаткой, которая детонировала в конце их пути.

«Корона» двигалась на том же антиводороде, только гранулы были побольше, что позволяло двигателю развивать большую мощность.

— Наблюдатели, — спросил Мартинес, — каков разброс ракетного роя?

— Летят сомкнуто, милорд, — ответила Трэйси.

Мартинес вызвал на экран показания радара. Приближающиеся ракеты действительно шли сомкнуто, как в строю. Одной встречной ракеты будет достаточно, чтобы разделаться с ними, но, может быть, стоит не рисковать и запустить для верности две.

Он вывел на свой пульт управление орудиями и начал программировать ракеты.

— Мы дадим с первой батареи три залпа по две ракеты, — пояснил он Келли. — Первые две для того, чтобы справиться с догоняющими нас ракетами, а вторые будут разгоняться до тех пор, пока не встретятся с вражескими, после чего, погасив двигатели, они по инерции пройдут через облако взрыва и выйдут с той стороны, неотличимые на радарах противника от осколков. По крайней мере я рассчитываю на это. Следующие две будут направлены прямо на кольцевую станцию, и их, наверное, собьют, но зато они будут отвлекать внимание от второй пары. А четвертую пару мы пока прибережем.

Келли ошеломленно поглядела на него.

— Слушаюсь, милорд, — проговорила она наконец.

— Когда будете перезагружать стволы, загрузите в орудие номер один имитатор.

Не отрываясь от клавиатуры, девушка кивнула:

— Есть, милорд.

На большом судне о таких деталях думал бы тактический офицер. Но сейчас все приходилось делать самому, и разрабатывая план, а потом вводя его в управляющий компьютер, Мартинес опять ощутил, что очень доволен собой и теми сюрпризами, которые он приготовил для наксидов.

«Сожгите все». Последние слова Гарсии до сих пор звенели у него в ушах, и он понял, что не сможет радоваться долго. Ведь он собирался уничтожить не только восставших наксидов, но и команды кораблей, которые они взяли в плен, и еще миллионы штатских жителей планеты. Если его хитроумный план сработает, все они умрут.

Он отчетливо представил себе, как это произойдет: вспышка, огненный шар, потоки гамма-излучения. Кольцевая станция разваливается на куски, одни летят в космос, другие обрушиваются на поверхность планеты…

— Осталось три минуты, милорд, — вернул его к действительности голос Трэйси.

— Это не учения, — произнес Мартинес. — Огонь из орудий номер один и номер два.

— Залп из орудий номер один и номер два произведен, милорд. Это не учения. — Последовала пауза, в ходе которой ракеты выскальзывали из орудийных пазов, ориентировались в пространстве и включали двигатели. — Ракеты активировались и легли на курс.

На экране перед Мартинесом были видны хвосты уходящих в пространство ракет.

— Орудия, это не учения. Огонь из орудий номер три и четыре.

Ракеты исправно вылетали и исчезали в пустоте. Мартинес решил, что стоит уйти подальше от предстоящего взрыва.

— Двигатели, предупреждение о перегрузке. — Завыла сирена.

— Есть предупреждение о перегрузке, милорд.

Мартинес решил возобновить шестикратное ускорение.

А вот теперь, подумал он, когда свинцовая тяжесть ушестеренного веса навалилась ему на грудь, посмотрим, что они сделают.

Наксиды увидят, как они запускают ракеты, и будут знать, что у «Короны» теперь есть зубы. Они должны сообразить, что плотный строй их ракет будет неизбежно уничтожен ответным залпом «Короны». Но у них еще есть время отреагировать: они могут дать указание своим ракетам разойтись, разделиться, чтобы их нельзя было уничтожить одним ударом.

Ничего подобного не произошло. Первая пара ракет, запущенных с «Короны», взорвалась прямо посреди строя вражеских снарядов и уничтожила их все. В пространстве повисло облако раскаленной плазмы, возникающее, когда антиводород соприкасается с вольфрамовой оболочкой боеголовки. Между «Короной» и Магарией повисло облако жесткой радиации, через которое нельзя было увидеть, что делается на другой стороне.

Но постепенно облако остывало, и поток радиации иссякал. Наконец наблюдатели смогли разглядеть среди дыма огненные хвосты пятой и шестой ракет, уходящих по направлению к кольцу. И почти сразу же стали видны еще восемь ракет, выпущенных «Свирепым».

— До столкновения осталось двадцать четыре минуты, милорд.

Значит, есть еще предостаточно времени, чтобы расправиться с ними.

Не прошло и четырех минут, как радары «Короны» наконец засекли третью и четвертую ракеты, которые с погашенными двигателями шли к Магарии, постепенно ускоряясь под действием силы тяготения.

— Ракеты противника все еще идут строем, милорд.

Потерпев неудачу в первый раз, наксиды пытались повторить тот же самый маневр второй раз. Мартинесу оставалось надеяться, что они будут и дальше продолжать в том же духе.

Мартинес начал понимать, что и он, и наксиды в той или иной степени импровизировали. Базисная тактическая задача, рассматривающаяся обычно во флоте, предполагала, что обе противостоящие стороны двигаются на субсветовых скоростях и идут на относительно сходящихся курсах. Считалось, что самой большой проблемой в бою будет определить реальное положение вражеского судна, поскольку к тому моменту, как луч радара или наблюдающего лазера, отразившись от цели, вернется к наблюдателю, противник может коренным образом сменить курс. В таких условиях пользоваться лазерными пушками фактически бесполезно — при скоростях больше 0,3 световой нетрудно увернуться от светового луча, который распространяется хоть и быстро, но только по прямой, поэтому боевые действия предполагалось вести при помощи самонаводящихся ракет, способных преследовать уворачивающуюся цель. Лазерам отводилась роль защитного оружия, сбивающего приближающиеся ракеты. Ракеты были способны маневрировать, следуя за движениями цели, и уворачиваться от защитных лазерных лучей, прячась за экранирующим радары хвостом корабля.

Никому не приходило в голову рассматривать тактическую задачу, в которой одна из сторон убегает с поля боя, а вторая, оставаясь на месте, прямой наводкой бьет ракетами по уходящему кораблю, расстояние до которого не превышает световой секунды. Забавно, что применить к столь простой задаче изощренные тактические наработки военной мысли последних столетий было невозможно. Что здесь подошло бы лучше всего, так это боевые лазеры, увернуться от лучей которых на таком расстоянии было невозможно, но таких больших лазеров просто не существовало. Оставалось вести этот дурацкий поединок — великан против гнома, лупящие друг друга с расстояния в несколько дюймов.

Чтобы выжить, гному стоит думать побыстрее и двигаться попроворнее, решил Мартинес.

Он решил было направить против строя ракет противника две своих, но передумал. Пожалуй, одной будет достаточно. У него было по шесть зарядов на каждую ракетную установку, что в сумме составляло девяносто шесть. Шесть из них он уже потратил. Трудно сказать, сколько ракет у противника, но их количество должно измеряться тысячами, и еще больше хранится на складах магарийского кольца.

Не стоит расходовать больше одной ракеты на приближающийся рой. На каждую его ракету наксиды могут посылать по восемь, и у них еще немало останется в запасе.

Одна ракета, и хватит.

— Еще два ракетных следа, милорд.

Эти, наверное, направлены на перехват пятой и шестой ракет, которые он направил на кольцо. Он знал, что их заметят и уничтожат, и не печалился об этой потере. Вместо этого он определил точку в пространстве, где произойдет пересечение траекторий ракет, и решил, что сможет использовать предстоящий взрыв. Он выпустил ракету навстречу вражеским и запрограммировал ее так, чтобы встреча с ними произошла до того, как перехватчики противника подобьют пятую и шестую ракеты.

А в точке, закрытой теперь от противника густым облаком радиации, образовавшимся при аннигиляции девяти боевых ракет, он запустил прямо по курсу снаряд имитатора, сам взял на двадцать три градуса левее, оставаясь в плоскости эклиптики, и увеличил ускорение до десяти g.

Все находящиеся на борту, включая Мартинеса, потеряли сознание. Когда облако, образовавшееся при взрыве, рассеялось, перехватчики противника подбили пятую и шестую ракеты, еще на несколько минут закрыв «Корону» от наблюдателей. А когда и это облако радиации рассеялось, бортовые автоматы выключили двигатель, и «Корона» легла в дрейф.

Теперь наксиды видели на своих экранах имитатор, ракету, создающую на радарных экранах изображение корабля размером приблизительно с «Корону», идущую прежним курсом с прежним ускорением в шесть g. Конечно, они могли видеть и «Корону», но Мартинес надеялся, что они сочтут ее изображение не заслуживающим внимания. Она была просто точкой на их экранах, и противник мог счесть ее несущественным космическим мусором. То ли дело имитатор, нарочито привлекающий к себе внимание наблюдателей. Может быть, они примут ее за осколок, образовавшийся при взрыве, и им придется специально настроить свои радары, чтобы заметить, что размеры этого осколка как раз совпадают с размерами фрегата.

А тем временем, напомнил он сам себе, третья и четвертая ракеты молча и скромно падают на Магарию. Зеленые снаряды с белыми изображениями футбольных мячей на носу.

Дожидаясь ответа наксидов, он сделал общекорабельное объявление, приказав всей команде облачиться в скафандры. Вскоре отозвался Махешвари, сообщив, что расчет ходовой части уже облачен.

С тех пор как «Корона» отошла от причала, это был первый признак жизни из ходового отсека.

— Отлично, — ответил ему Мартинес, не зная, что еще сказать, и пошел сам надевать скафандр, висящий в шкафчике здесь же, в рубке. Чтобы залезть в него, требовалось снять штаны и пояс, на котором висел пистолет. Пистолет можно было пристегнуть поверх скафандр, но, наверное, он был больше не нужен.

Его команда, его маленькое царство в девятнадцать человек, шла за ним в этой безумной авантюре. Может быть, причиной тому была привычка повиноваться приказам, может быть — уверенное выражение его лица посреди всей этой неразберихи… а может быть, они просто боялись, что он пустит в ход пистолет. Но теперь обратного пути не было, и пистолет стал просто тяжелой штукой, успевшей набить синяк на бедре Мартинеса.

Он скрутил оружейный пояс и повесил пистолет в шкаф.

Когда он прилаживал к нижней половине костюма гигиенические приспособления, Клер, наблюдавшая за экранами, пока ее напарница переодевалась, неожиданно воскликнула:

— Ракетные следы. Очень много! Они идут от «Свирепого», от «Каилмы», от «Величия» — они все открыли огонь, милорд!

Мартинес схватил скафандр в охапку и влетел в защитную клетку, вызывая на экран показания наблюдающих радаров. Действительно, все корабли наксидской эскадры одновременно дали ракетный залп.

— Сколько ракет нацелено на нас? — уточнил Мартинес.

— А… пока не сказать точно, милорд.

Растопырившись в клетке, Мартинес продолжил прилаживать к скафандру гигиенический пакет, пока позволяло время. Скоро стало очевидно, что его уловка с имитатором особого успеха не имела. Одним залпом были выпущены сто шестьдесят четыре ракеты, и почти все они были нацелены на «Корону», а на имитатор — всего несколько.

Но наксиды все-таки допустили ошибку, выпустив так много ракет сразу. Хотя на некоторых кораблях их и настроили на то, чтобы они не летели сомкнутым строем, как в первых залпах «Свирепого», но в целом снаряды надвигались сплошной волной, что давало Мартинесу возможность каждой ракетой-перехватчиком выводить из строя целую стаю вражеских снарядов.

С их стороны было бы умнее стрелять по очереди, с интервалом секунд в десять. Тогда «Короне» потребовалось бы потратить куда больше ракет на защиту.

Облака радиации заволокли экраны, но ответный удар «Короны» уничтожил почти все ракеты, нацеленные на фрегат. Четырнадцать вражеских ракет все-таки уцелело, и их расстреляли из оборонного лазера. Оказалось, что кадет Келли ловко обращается с лазерами и отлично чувствует обходные маневры, при помощи которых ракеты пытались избегнуть своей участи. Вскоре не осталось уже ни одного вражеского снаряда.

К этому времени вся команда уже облачилась в скафандры, и «Корона» опять начала ускорение, направляясь к четвертому тоннелю. Все те же шесть g. У Мартинеса осталась восемьдесят одна ракета.

И еще оставалось две ракеты, падающие на кольцо Магарии, и за их изображениями на экранах он следил с особым интересом. Если хоть одна из них доберется до цели, с восстанием будет покончено, а можно сказать, что покончено будет с жизнями пяти миллионов разумных существ, оказавшихся сейчас на планете.

Похоже, наксиды наконец заметили, что на них летит что-то похожее по размеру на ракету, поскольку ракета номер четыре была сбита оборонным лазером, а хранящийся в ней запас антиматерии без взрыва разлетелся по пространству, вспыхнув огромным радиоактивным облаком. Видимо, это облако сбило с толку радары противника или наблюдателей за этими радарами, и ракета номер три смогла подойти поближе и включить двигатель, направляясь прямо на кольцевую станцию.

Оборонные лазеры запоздали и сумели зацепить ее только за несколько секунд до контакта с целью. Ракета все-таки взорвалась, на ее месте возник огненный шар почти такого же размера, какой вырастает, если происходит управляемый взрыв боеголовки. Мартинес тревожно грыз пальцы, наблюдая, как радиоактивное облако обволакивает кольцевую станцию подобно морской волне, накатывающейся на берег.

— Первая батарея — огонь, — скомандовал Мартинес. Восемь ракет, нацеленных на кольцо, соскользнули в пространство и включили двигатели. На эти ракеты сведения о пункте назначения загружались уже после запуска, по радио.

Продолжая грызть пальцы, Мартинес глядел, как медленно рассеивается облако вокруг кольца. Оно по-прежнему было невредимо, на серебристой полоске, обегающей планету, не было видно ни единого изъяна.

Но и ответного удара не последовало. Пусковые установки наксидских кораблей безмолвствовали.

Восемь запущенных «Короной» ракет были сбиты оборонными лазерами кольца, даже не успев приблизиться к планете.

Но ни одно судно не пустилось в погоню. Мартинес пытался понять, не удалось ли ему все-таки ненароком убить их.

Проходили часы. Теперь, когда угроза близкой смерти отодвинулась, Мартинес вспомнил о своем намерении сообщить в империю о произошедшем. Гражданские суда, находящиеся в системе, только что стали свидетелями сражения. Мартинес послал им всем при помощи лазера обращение, в котором сообщал, что восставшие наксиды захватили кольцевую станцию и флот, что ретрансляционные станции при межпространственных тоннелях, возможно, тоже подчиняются мятежникам, и просил капитанов кораблей передать его сообщение ближайшему флотскому подразделению, как только они выйдут из системы Магарии.

Прошло пять часов, и стало ясно, что противник еще вполне жив. «Величие праксиса», флагманское судно Фанагии, разразилось залпом из дюжины ракет, каждая из которых летела к «Короне» по своей траектории. Они были выпущены одна за другой, и у Келли с Мартинесом, управляющих защитными лазерами, было достаточно времени, чтобы сбить их все, кроме одной, которая благополучно долетела до ставшего уже бесполезным имитатора и взорвала его.

Ракеты, запускаемые с неподвижного корабля, не успевали набрать в пути достаточную скорость, чтобы прорваться через защитную систему «Короны». Охота за ними на ходу превращалась в некий спорт: Мартинес получал огромное удовольствие от той слаженности, с которой он и Келли разбирались каждый со своей мишенью; кроме того, ему нравилось смотреть на сияющую улыбку, с которой она прицеливалась и стреляла, и слушать короткий восторженный возглас, которым она сопровождала каждое попадание.

Когда со всеми ракетами было покончено, Мартинес снизил ускорение до половины g и, позвонив коку, осведомился, что сталось с праздничным обедом, который готовился для трапезы после фестиваля. Кок ответил в том смысле, что ужин, предназначавшийся капитану и офицерам и состоящий из нежных салатов и приправ, за время пребывания корабля в невесомости равномерно размазался по стенам кухни и спасти его нет никакой возможности; а вот более плотные блюда, которыми предполагалось кормить остальную команду, можно попробовать реанимировать. Мартинес велел ему заняться этим, и когда с камбуза доложили об успехе, объявил команде, что можно снять скафандры и пообедать.

Сам он поел во вторую смену, поставив Вондерхейдте стоять на вахте и велев в случае любой неожиданности срочно вызывать его, Мартинеса. За столом их было всего восьмеро плюс три повара в качестве прислуги. Обедали в столовой для срочнослужащих, и офицеры, и рядовые, все вместе. Едоков было немного, а шума предостаточно, все были в приподнятом настроении по поводу только что избегнутой опасности. Только один из присутствующих, секретарь капитана Сааведра, говорил мало, хмурился за трапезой и сосредоточенно размышлял о своем.

Мартинес оказался за столом напротив Келли. С ее лица еще не сошла радостная улыбка, которой она сопровождала каждое попадание по вражеской ракете, да и Мартинес еще полон был недавней победой, и они вместе обсуждали каждую ракету противника и каждый свой выстрел. Они воодушевленно рисовали в воздухе траектории особенно удачных выстрелов и, перебивая друг друга, делились впечатлениями от прошедшего боя.

Жив! — думал Мартинес. Только теперь он позволил себе поверить в это чудо. Да, я жив!

— Я так боялся, что ты не пустишь в ход ключ, который я тебе дал, — признался Мартинес. — Думал, вдруг вспомнишь про инструкции и откажешься.

— Вспоминать про инструкции, когда на нас летели восемь ракет? — расхохоталась Келли. — Я уважаю правила, как и все, но не настолько.

«Жив!» — восклицал про себя Мартинес. Восторг жизни пьянил как шампанское.

Вместе с Келли они вошли в лифт и стали подниматься на главную палубу, чтобы вернуться в рубку.

— Спасибо, — сказал он ей, — было очень приятно работать с тобой.

— Пожалуйста, — ответила она, и прибавила быстро: — Милорд.

Лифт доехал до главной палубы и остановился. Мартинес стал выходить, но остановился в дверях и поглядел на Келли, охваченный новой мыслью.

— Не пойми меня неправильно, — сказал он, — но может быть, ты не против того, чтобы спуститься этажом ниже и… хм… отпраздновать наше спасение?

Помещения для естественного отдыха находились палубой ниже, прямо у них под ногами. Келли удивленно поглядела на него.

— Вам не кажется, что сейчас у нас для этого дела слишком полные животики?

— Ты можешь забраться на меня сверху, — парировал Мартинес. — Тогда я не буду наваливаться на тебя своим весом.

Она недоверчиво хохотнула и выглянула из лифта в коридор, не слышит ли их кто-нибудь.

— Вообще-то говоря, лорд лейтенант, — ответила она, — у меня на Заншаа есть парень, и похоже, «Короне» все-таки удастся вернуться туда.

— Понимаю.

— И вообще как-то не принято делать это со старшими по чину.

— Разумно, — кивнул головой Мартинес.

Она поглядела на него снизу вверх, поблескивая черными глазами. Широкая улыбка все еще держалась на ее лице, как приклеенная.

— А знаете что? — сказала она. — Черт с ним со всем. Мы и так уже нарушили все правила, какие могли.

— Верно, — согласился Мартинес, — было дело.

Помещения для естественного отдыха, пользующиеся устойчивой дурной славой среди штатских и являющиеся темой постоянных шуток как для флотских, так и для всех прочих, вовсе не были порождением похотливого сознания какого-нибудь дыролаза. Скорее они являлисьплодом откровенной растерянности великих господ. Покорив Терру, шаа встали в тупик перед разнообразием проявлений сексуальности своих новых подданных и проявили высокую мудрость, даже не попытавшись как-нибудь регулировать эту сторону человеческой жизни. Они ограничились тем, что весьма практично, не разводя сантиментов, постарались свести к минимуму возможные последствия: каждой терранке женского пола по достижении четырнадцати лет вживлялся контрацептивный имплантант. После двадцати трех лет, возраста официальной зрелости, женщина могла в любой момент удалить его у врача, а девушкам, не достигшим этого возраста, требовалось разрешение родителей или опекунов. Число нежеланных детей в результате хотя и не уменьшилось до нуля, но сделалось относительно приемлемым.

Флот относился к сексуальности еще более прагматично, чем шаа. Хотя официально провозглашалось, что кто с кем спит — это личное дело каждого, века выработали традиции, направленные на обуздание по крайней мере двух проявлений сексуальности служащих. Начальникам предписывалось воздерживаться от сношений с подчиненными, чтобы и любимчиков не заводилось, и нижестоящие чины не пытались оказывать влияние на своих руководителей. Сношения между офицерами и срочнослужащими также не поощрялись, по крайней мере если оба служили на одном судне, — в этом отношении связь Мартинеса с прапорщиком Таен по флотским меркам была худо-бедно приемлемой. Если же капитан вступал в связь с одним из членов команды своего судна, это было не просто оскорблением всех принятых обычаев, но попросту вызовом судьбе.

Но дыролазы тоже служили во флоте, ведь каждому офицеру полагалось по двое слуг, интимные отношения с которыми никого не волновали. Однако этой возможностью пользовались реже, чем можно было бы предположить.

Мартинес полагал, что дело было в том, что в сосуществовании с наемным слугой было слишком много от брака в худших его проявлениях, ведь на небольшом военном корабле никуда не деться от скуки, неизбежной, когда постоянно живешь с одной и той же женщиной и нет возможности развлечься, навещая любовницу.

На «Короне» было восемь кабинок, две из них, получше, зарезервированы для офицеров. Заходя в кабинку, Мартинес зарегистрировался, чтобы Вондерхейдте в случае необходимости мог вызвать его. Каждое мгновение можно было ожидать нового ракетного залпа или любой другой неожиданности, так что времени на длительные ласки не было. Его поразило охватившее его жестокое вожделение, яростное и неожиданное. Видимо, Келли тоже испытывала нечто подобное. Едва войдя в кабину, она обхватила его тонкими, изящными руками. «Жив! — повторял он про себя. — Жив!»

Пока Келли отдыхала, прильнув к его груди, он прикидывал, сколько еще может позволить себе отдыхать здесь. Ему очень хотелось остаться здесь, в маленькой круглой комнатке, среди запахов чистого белья и дезинфекции, закрыть глаза и позволить избитым перегрузками мускулам расслабиться. Было слегка любопытно, сколько еще кабинок на судне занято такими же, как и они, торжествующими победу над казавшейся неминуемой смертью.

Однако из дремоты его вывел не вызов из рубки, но раздавшийся невдалеке треск, какой мог бы произвести, разваливаясь на части, набитый под завязку шкаф. А следом за этим треском раздался громкий, захлебывающийся хохот.

Так. Этого сегодня в программе не значилось.

Мартинес оделся и, выбравшись из кабинки, пошел на звук хохота к каюте капитана, где обнаружил Жоу и Надьяна вместе с их сообщником Ахметом. Все трое были вдрызг пьяны, набравшись выпивки из капитанских запасов, а Жоу уже валялся на полу, не в силах говорить или двигаться.

— Привет, лейтенант, — пригласил его Ахмет, гостеприимно взмахнув рукой. — Присоединяйтесь!

Мартинесу пришлось напомнить себе, что секс был не единственным способом отметить праздник жизни.

По приказу Мартинеса они сегодня перерыли в поисках капитанского ключа буквально весь корабль, в том числе и личный бар капитана. И едва их отпустили пообедать, как они вернулись туда, где обнаружили непревзойденную возможность напиться до потери сознания.

Мартинес вызвал Алихана.

— Дотащить поганцев до коек, привязать и убедиться, что они не могут дотронуться ни до какой кнопки, — велел он. — А потом собрать всю выпивку, какая есть на судне, и сдать кокам, чтобы заперли понадежнее.

— Слушаюсь, господин.

— Включая то, что хранится у меня в каюте. И у Гарсии тоже.

— Есть, господин. Немедленно этим займусь.

Мартинес поспешил вернуться к Келли — та уже оделась и сейчас натягивала башмаки. Он погладил ее ногу — в тесной кабинке ни до чего другого ему было не дотянуться — и постарался как можно сердечнее поблагодарить ее за то, что она составила ему компанию.

— Да я вроде тоже не без удовольствия провела время, — ответила она.

Вернувшись в рубку, Мартинес дождался Келли и отдал экипажу приказ надеть скафандры, собираясь начать длительный бросок с ускорением. Имело смысл убраться подальше от наксидов, пока они не начали новой атаки.

На то, чтобы запихнуть в скафандры троих алкоголиков и пристегнуть их к койкам, ушло около десяти минут, и еще сколько-то времени ушло на то, чтобы подготовить к перелету камбуз. После этого Мартинес отдал приказ начать ускорение, на этот раз при четырех g — его животик, решил он, и впрямь слегка переполнен для того, чтобы сделать его в шесть Раз тяжелее.

Проходили часы. Мартинес не отрываясь глядел на экраны с изображениями магарийского кольца, неспешно вращающегося вокруг планеты, и гадал, почему бездействуют наксиды.

— Милорд, — доложила Трэйси, — «Судья Кубик» Увеличил ускорение.

«Судья Кубик», крейсер, посланный Фанагией к первому тоннелю, чтобы «Корона» не могла вернуться на Заншаа прямым путем.

— В направлении тоннеля? — уточнил Мартинес, переключая изображения на дисплеях, пытаясь найти канал, на который сейчас был выведен «Кубик».

— Нет, милорд. Сейчас он направляется к Барбасу.

Барбас был следующей от солнца планетой после Магарии, этакий неудавшийся газовый гигант с огромным твердым ядром и атмосферой, в которой постоянно бушевали яростные штормы. В данный момент он располагался приблизительно между Магарией и первым межпространственным тоннелем, через который пролегал самый прямой путь из системы к Заншаа. В ближайшие месяцы Барбас можно будет использовать для пертурбационных маневров, и отправляющиеся с Магарии суда смогут набирать скорость, направляясь к нему, а потом проскакивать мимо по направлению к тоннелю.

— Изменения курса есть?

— Нет, милорд.

Мартинес вывел наконец «Судью Кубика» себе на экран и стал рассматривать, постепенно проникаясь неприятным подозрением. Зачем бы это наксидскому крейсеру разгоняться по направлению к межпространственному тоннелю? С чего это он так внезапно захотел отправиться на Заншаа?

Нескольких минут работы со штурманским компьютером оказалось достаточно, чтобы подозрения переросли в уверенность. «Кубик» стартовал с Магарии три дня назад и шел сейчас быстрее «Короны», хотя для этого ему не пришлось прибегать к столь суровым перегрузкам. Может быть, крейсер развернется перед Барбасом и направится к первому тоннелю.

А может быть, и это казалось куда более вероятным, «Судья Кубик» в последний момент слегка изменит курс, развернется вокруг Барбаса и направится к четвертому межпространственному тоннелю, на перехват «Короны».

Навигационный компьютер сделал все необходимые расчеты. Если «Кубик» будет идти дальше с тем же ускорением, что и теперь, то через три-пять дней он сможет сделать разгонный маневр вокруг Барбаса и еще через восемь-десять дней встретится с ними. Мартинес проверил самый неблагоприятный сценарий. С каким ускорением нужно им идти, чтобы нырнуть в тоннель раньше, чем их догонит крейсер?

Не так уж и страшно. Чтобы обогнать «Кубик» на полдня, даже если крейсер прибегнет к самым суровым ускорениям, Мартинесу придется ближайшие четырнадцать дней идти с ускорением три целых восемь десятых g. Что ж, он и сам уже начал увеличивать скорость, даже не зная о том, что его преследуют.

Но сообщать наксидам о том, что он разгадал их трюк, не хотелось, и следующие три дня он придерживался стандартного графика: ускорение при четырех g, кроме перерывов на трапезы, во время которых восстанавливалась нормальная сила тяжести, и трижды в день ускорение на полчаса увеличивалось до шести g. Его тело стонало, суставы трещали и щелкали при ходьбе, но все-таки команда «Короны» держалась, хотя им приходилось несладко.

К тому времени как «Кубик» вошел в вираж вокруг Барбаса, его команда изнемогала под одиннадцатикратной силой тяжести, создаваемой совместным действием перегрузки и тяготением планеты, а у «Короны» была уже солидная фора. Мартинес к тому же начал наращивать длительность перегонов, совершаемых при шести g. «Кубик» увеличил ускорение, но Мартинес мог пропорционально увеличить ускорение своего корабля, чтобы сохранить разрыв между ними, и его грела мысль, что, как бы плохо ни было ему и его людям, наксидам приходится еще хуже.

Но выдерживать постоянные перегрузки было очень тяжело. Он чувствовал себя избитым, сознание притуплялось. Сон сделался неспокойным, постоянно снилась какая-то гадость, а наяву никуда было не деться от свинцовой тяжести немытого тела.

Наксиды признали, что проигрывают эту гонку, снова открыв огонь по «Короне». Корабли, находящиеся на кольцевой станции, выпустили сто девятнадцать ракет, а чуть позже и «Кубик» дал два залпа по тридцать две ракеты и сбавил ускорение, выходя тем самым из соревнования. На этот раз стратегия обстрела была основательно продумана, каждая ракета шла на «Корону» своим курсом, и все они должны были атаковать корабль с разных сторон в течение одного часа. К моменту встречи с беглым фрегатом они наберут большую скорость, не то что в прошлый раз, и попасть в них будет непросто.

К счастью, у Мартинеса было два дня на то, чтобы подготовиться к защите. Вместе с Келли, Алиханом и еще несколькими членами экипажа он обсуждал возможные ситуации, устраивал имитации нападения и снова обсуждал их результаты. Он открыл заградительный огонь, когда ракетам наксидов оставалось четыре часа лета, и когда в ход пошли оборонные лазеры, им осталось не так уж много работы.

На этот раз у него уже не было сил волноваться, как раньше. Душевный подъем, охвативший их в первые дни побега, спал, и теперь людям, измученным постоянной перегрузкой, смерть казалась просто способом избавиться от навалившейся усталости, от необходимости напрягаться при каждом вдохе. Экраны были все в облаках взрывов, источающих смертоносную радиацию. За пультами оборонных лазеров сидели Мартинес, Келли и все, кто хоть немного смыслил в боевой технике, а оставшиеся лазеры пришлось доверить автоматике. Вокруг «Короны» сияла паутина скрещивающихся лучей, каждый из которых заканчивался пятном взрыва. В спорных случаях Мартинес не задумываясь запускал ракеты.

Битва тянулась уже несколько часов, наксидские ракеты исчезали во вспышках пламени и гамма-лучей, а из черных облаков выныривали новые, и их тоже нужно было взять на прицел и уничтожить. Мощные радары «Короны» обшаривали пространство, отлавливая рыскающие из стороны в сторону смертоносные аннигиляционные снаряды. Фронт вражеских ракет делался все ближе и ближе. Роями стартовали ракеты-перехватчики, в окутавшем корабль мраке сверкали лазеры. Мартинес вел огонь, не успевая смахнуть пот, заливающий глаза, и дико глядел на экраны, каждую секунду ожидая увидеть надвигающийся нос пропущенной ракеты, но тут Келли усталым голосом издала некое подобие победного вопля. Она глядела на него с улыбкой, казавшейся бледной тенью того сияния, которое украшало ее лицо несколько дней назад, и он понял, что они победили, ракет больше не будет, а «Корона» свободна.

Мартинес приказал уменьшить ускорение до половинной силы тяжести и подать обед. Он отдал приказ добыть из-под замка спиртное и выдать каждому, даже трем злополучным бедокурам, по глотку отравы. Его встретили аплодисментами. Усталыми, но аплодисментами. Сквозь утомление он почувствовал гордость за себя, слушая их приветствия.

О том, чтобы уединиться с Келли, вопрос не вставал: оба они были вымотаны до предела.

Через пятнадцать дней и четыре часа после злополучного старта «Корона» достигла четвертого межпространственного тоннеля системы Магарии и мгновенно перенеслась в систему Пасваля. На борту фрегата было двадцать человек, считая и командующего лейтенанта, и у них оставалась еще тридцать одна ракета. Они набрали уже две десятых скорости света и вполне могли рассчитывать оказаться у причалов Заншаа уже через месяц — все зависело от того, какой режим торможения выберет Мартинес.

Сейчас ему не хотелось никуда спешить. Он послал лазером сообщение на почтовую станцию, расположенную у межпространственного тоннеля на другом конце системы, начисто вымылся, уменьшил силу тяжести до одной десятой от нормы и поплыл отсыпаться в свою постель, в первый раз с того момента, как он украл «Корону», — это было целых пятнадцать дней назад, на спортивном фестивале.

Глава 10

Капитан лорд Ричард Ли был свидетелем события, которое спасло Заншаа и флот метрополии. Командующий флотом Ярлат, пытаясь разобраться в причине задержки работ, идущих в доках, собрал всех руководителей верфи, гражданских конструкторов и офицеров судов, которые строились или находились сейчас в ремонте, но их уклончивые ответы лишь все сильнее раздражали его.

— Вы разбираетесь в своем деле или нет? — спросил он наконец. Мех на его лице встал дыбом, отчего он сделался похож на щетку для волос с двумя огромными черными глазами. Он слегка шепелявил, поскольку говорил не разжимая клыков, но смешным это никому не казалось — скорее зловещим. — Почему превышены сметы по работам с «Судьбой» и «Возмездием»? Почему никто не может сообщить мне четкой даты завершения работ над «Неустрашимым» и «Великолепным»?

Но никто не мог дать ему четкого ответа. Ничего более вразумительного, чем «все это зависит от разных обстоятельств», командующий флотом метрополии не услышал в ответ на простой вопрос: когда же будут завершены работы над «Неустрашимым»; эту же фразу лорд Ричард слышал уже много раз с момента назначения в должность капитана судна. Его корабль был полон шума и снующих туда-сюда работяг, вони горячего металла и громыхания стальных колес по пластиковым плитам временного пола, но не похоже было, чтобы работы приближались к завершению.

Лорда Ричарда уже стала поторапливать частная фирма, с которой он договорился об отделке его люкса, установке сундука, буфета, бара и отделке ванной комнаты прекрасным шероховатым шиферным кафелем, специально подобранным для него Терзой, а также о покраске корпуса, катеров и ракет в его личный цвет, бордовый, оттененный полосками пурпурного. Фирма не могла приступить к работам, пока не закончится ремонт, и теперь при сообщении о новых задержках намекала, что если такое продлится, то они займутся другими клиентами, а к его заказу смогут приступить только через несколько месяцев.

Это было уже чересчур. Лорд Ричард решил, что хотя бы новый комфлотом должен иметь представление о том, что творится у него в доках.

— У меня просто не хватает авторитета, чтобы добиться от этих людей простого ответа на вопрос, — пожаловался он Ярлату. — Но вам-то им придется ответить.

И теперь он глядел на командующего флотом метрополии, у которого, оказывается, тоже не хватало авторитета.

— Я им ревизию устрою! — рычал Ярлат, шагая по кольцевой дороге к остановке подъемника. — У них, похоже, сплошное воровство. Только почтение к корпусу удерживает меня от того, чтобы обратиться в легион справедливости!

Ярлат представлял собой сильное зрелище. Чтобы не носить жаркой траурной одежды, он обесцветил свой мех, и на нем были только трусы и жилетка форменного зеленого цвета, обвисшие под тяжестью многочисленных нашивок, полагающихся ему по рангу. Энергично перебирая мускулистыми ногами, он двигался вперед, переполняемый решимостью покончить с бардаком в доках.

У лорда Ричарда Ли были все основания гордиться собой. Он уже видел ванну, установленную на борту «Неустрашимого», шиферную плитку, сантехнику, сверкающую медью и фарфором, ароматный дым, поднимающийся над водой, в которую он с наслаждением погружается… и тут Ярлат увидел старшего командующего эскадрой Элкизера, и на этом сладкие мечты лорда Ричарда закончились.

Командующий тяжелой эскадрой наксидов стоял прямо перед массивным шлюзом, ведущим на флагман самого Ярлата, «Славу праксиса». Элкизер указывал рукой на шлюз, и его куртка из хамелеоновой ткани сияла красным, передавая узоры, вспыхивающие на черных чешуях Элкизера.

Ярлат заметил подчиненного и направился к нему. Один из наксидов увидел приближающегося комфлотом и доложил Элкизеру, и тот развернулся на месте, проворно переступая всеми четырьмя ногами, и вытянулся в официальном приветствии. На его куртке мелькнул и исчез последний узор. Ярлат удивленно замер, а потом, опустив голову, продолжил путь к Элкизеру.

— Что вы имели в виду под «простофилей»? — осведомился он.

Вопрос Ярлата удивил лорда Ричарда, но его удивление не шло ни в какое сравнение с реакцией командующего эскадрой Элкизера, ошеломленно отшатнувшегося от Ярлата, сгибаясь перед ним в дугу.

— Прошу прощения, лорд комфлотом, — ответил он, — но я не употреблял этого знака.

Нависнув над Элкизером, Ярлат быстро покачал головой. Счесть это приветствием было невозможно, просто при помощи этого жеста ночные хищники, к которым принадлежал комфлотом, уточняли во время охоты местоположение своей жертвы.

— Милорд, я провел три года в фестопасской академии, где торминелы и наксиды жили вместе в общих спальнях, — прошипел Ярлат. — Можете мне поверить, что я не преувеличиваю, утверждая, что за эти три года я выучил все оскорбительные выражения из наксидского словаря, что сослужило мне немалую службу, когда я несколько лет назад стал президентом академии. — Его губы растянулись, обнажая клыки. — Так что будьте так любезны объяснить мне, что вы имели в виду, просигналив: «Тише. Простофиля идет».

Прежде чем заговорить опять, Элкизер замер на несколько секунд.

— Милорд, — выдавил он из себя наконец, — я настаиваю на том, что не употреблял этого знака.

— Тогда что это был за знак?

Опять последовало продолжительное молчание — видимо, Элкизер лихорадочно искал подходящий ответ.

— Этот знак означает также «лужайку», — промолвил он.

— Верно. И что же вы имели в виду, просигналив «лужайка идет»?

Элкизер попытался зайти с другого бока.

— Я не имел в виду ничего оскорбительного для вас, милорд.

Ярлат совсем рассвирепел.

— Для меня? Или для лужайки?

Лорд Ричард в ужасе наблюдал за ссорой, ему очень хотелось либо убежать, либо вступить в бой. Наксиды происходили от стайных хищников, а предки торминелов были когда-то одиночными ночными охотниками, безжалостными и бесстрашными, бродившими на своей планете по непроходимым лесам. Недавно, во время стычки с директором верфи, лорду Ричарду казалось, что Ярлат разгневан — но теперь стало ясно, что тогда он, по меркам его народа, был совершенно невозмутим.

Лучше его никогда не злить, подумал лорд Ричард.

Ярлат словно только что снизошел заметить наксидов, толпящихся за спиной Элкизера, представляющих собой странную смесь офицеров высокого ранга и старших сержантов.

— А это кто такие? — требовательно спросил он. — Ради чего вы здесь собрались?

— Милорд, — был ответ, — это ознакомительная экскурсия. Для нового персонала.

Ярлат медленно обвел взором собравшихся.

— Я вижу здесь младшего командующего эскадрой Фарнаи, уже шесть лет прослужившего во флоте метрополии. И капитана Тирзита, служившего когда-то младшим офицером здесь, в управлении кольца. Капитан Рензак — вы служите здесь уже второй срок, разве не так? — Он снова обратил взор огромных глаз на Элкинзера: — Меня удивляет, что ознакомительная экскурсия потребовалась офицерам, которые провели здесь уже не один год.

— Нет, милорд, это для остальных, — быстро вставил Элкизер. — Мы инструктируем… вот этих служащих.

— Унтер-офицеров? — уточнил Ярлат. — Констеблей? — Он снова мотнул головой, нацеливаясь прямо на горло Элкизера. — Давайте условимся сразу: я вам не простофиля — и не лужайка к тому же. Чем вы здесь занимаетесь, лорд командующий?

Судя по наступившей длительной паузе, лорд Ричард сделал вывод, что Элкизер растратил все снаряды и в его оружейном чулане остались только пыль да ржавчина.

— Милорд, мы не хотели проявить неуважение к вам, — решился наконец ответить Элкизер. — Мы полагали, что вы сейчас в штабе.

На Ярлате весь обесцвеченный мех встал дыбом, и он завыл на высокой ноте, как выли его доисторические предки, чтобы парализовать звуком намеченную жертву. Лорд Ричард чувствовал, как все находящиеся в радиусе доброй сотни шагов замерли и обернулись на звук.

— Никакого неуважения? — визжал Ярлат. — А эта подлая лживость! А это сборище, причину которого вы отказываетесь объяснить! А эта возня у меня за спиной, когда вы полагаете, что я в своем офисе на Заншаа! — Ярлат поднял тяжелую белую длань. — Вы что-то затеваете, милорд.

Элкизер вытаращил черные на красном фоне глаза:

— Милорд, я…

— Мне больше не нужно ваших жалких объяснений, — прервал его Ярлат, — даже если на этот раз вы соберетесь сказать правду. Мне ясно как белый день, что вы и прочие… здесь собравшиеся… участвуете в этом безобразии, чем бы оно ни было, потому что вам нечем занять свободное время. Поэтому ваша эскадра — равно как и эскадра, которой командует Фарнаи, — покинет кольцевую станцию сегодня в 17:00 и будет упражняться в проведении маневров. Каковые начнутся с перелета при шестикратной перегрузке по направлению к Вандрису, продолжатся пертурбационным маневром вокруг него, после чего будут проведены военные игры между вашими эскадрами, причем мои сотрудники спланируют их так, чтобы нагрузка на все судовые системы — включая команду — была максимальной.

— Милорд! — взмолился Элкизер. — У нас все команды распущены!

— Ну так соберите их! У вас есть еще четыре часа. — Ярлат опять обнажил клыки. — Пошевеливайтесь!

Наксиды подались назад, топоча обутыми ногами по пластиковому покрытию дороги, но оставаясь лицом к Ярлату.

— Милорд, — сделал последнюю попытку Элкизер, — вы забыли про обед…

— Срал я на ваш обед! — удовлетворенно прорычал Ярлат, глядя вслед наксидам, удаляющимся от него на повышенной скорости.

В течение следующего часа, зажатый в одной кабинке подъемника вместе с Ярлатом и его свитой, лорд Ричард вынужден был выслушивать гневные тирады комфлота о том, что в штабе все прогнило, о том, что он отлично чувствует вонь разложения на верфях и о том, как это погано сказывается на наксидских эскадрах.

— Дисциплина! — повторял Ярлат. — Приказано — выполнено! Отныне это должно стать девизом флота метрополии.

— А я-то раньше считал торминелов милыми плюшевыми мишками, — позднее делился лорд Ричард впечатлениями с Терзой. — Поверь мне, дорогая, разъяренный Ярлат был просто страшен.

Через четыре часа, подчиняясь приказу Ярлата, две наксидские эскадры отчалили от кольца Заншаа и, направляясь к Вандрису, начали прописанное им в качестве наказания ускорение.

Выбора у Элкизера не было. Он должен был поднять восстание только в четыре часа пополудни, одновременно со всеми наксидами по всей империи. Начни он раньше, известие об этом могло достичь других планет и там смогли бы принять меры до того, как наксиды успеют выступить.

К тому же у него был четкий приказ не причинять вреда Заншаа и ее кольцу. Заншаа была столицей империи, местом упокоения великих господ, там заседал парламент и именно там был провозглашен праксис. Напасть на эту планету или разрушить ее кольцо было немыслимым святотатством. Соблазнительно, конечно, было дать ракетный залп по флоту метрополии, спокойно стоящему у причалов, но это разрушило бы кольцо и навсегда подорвало бы авторитет наксидов.

У него был разработан план. Как и все наксиды, вовлеченные в заговор, Элкизер никогда не устраивал революций и не участвовал в реальных боях. Его тревожил недостаток жизненного опыта, и он выработал детальный план, в котором все было продумано до мельчайших деталей.

В отличие от Фанагии, действующей на Магарии, Элкизер не был командующим флотом и не мог взять и организовать спортивный фестиваль, на который со всех кораблей собрались бы старшие офицеры и их подчиненные. Поэтому он решил устроить праздничный обед в честь дня провозглашения праксиса на Сандаме и пригласил на него всех командующих, капитанов и лейтенантов. Он рассчитывал продержать господ офицеров в плену все время, пока его подчиненные возьмут штурмом штаб кольца и стоящие у причалов боевые суда, после чего предводитель парламента должен был провозгласить новый порядок, установленный в империи. Господа депутаты едва ли стали бы возражать, учитывая, что флот метрополии, кольцевая станция и тысячи ракет с аннигиляционными зарядами будут к тому моменту в руках у наксидов.

Серьезную угрозу этому плану могла представлять утечка информации, и Элкизер решил — точно так же как и Фанагия — посвящать своих подчиненных в заговор лишь настолько, насколько это было необходимо. Он несколько раз обошел со своей командой кольцевую станцию, указывая цели, назначая каждому конкретное задание. Потом он повел следующую группу, состоящую из старших командиров и самых важных для дела унтер-офицеров, и тут-то на них и наткнулся командующий флотом Ярлат. Если бы Элкизеру не помешали, каждый из проинструктированных им сообщил бы о плане своим подчиненным и круг посвященных начал бы расширяться, пока о предстоящем восстании не узнали бы тысячи. Большинство рядовых из участвующих в абордаже должны были узнать об истинном значении своих действий только под конец, когда Элкизер объявил бы о своей победе.

План был разработан очень детально, но совершенно не предусматривал вероятности того, что на момент начала восстания Элкизера не будет на месте. Возвращаться на Заншаа было бы самоубийством, поэтому обе эскадры пролетели Вандрис, снизили ускорение до комфортного и неторопливо направились к третьему межпространственному тоннелю системы Заншаа, пройдя который и сделав еще три перехода они должны были встретиться с госпожой Фанагией, командующей флотом Магарии.

Через три часа в штабе сообразили, что все идет не так, как задумано, но дежурный офицер решил не тревожить Ярлата, бомбардируя вместо этого Элкизера запросами, почему тот отказывается придерживаться оперативного плана.

Когда через шесть часов наконец стало ясно, что Элкизер не собирается отвечать и подчиняться приказам, на заседании парламента было провозглашено восстание, и на время все забыли об Элкизере.


Предводитель парламента поднял голову и оглядел заполненный депутатами амфитеатр.

— Предполагалось, что сегодня парламент будет обсуждать создание единой тарифной сетки при экспорте лужана из Антопона и Эль-Ваша, но я хочу воспользоваться своей привилегией и предложить на ваше рассмотрение другой вопрос.

Лорд Мауриций Чен оторвался от лежащего перед ним на столе списка гостей, приглашаемых на очередной прием во дворец Чен, — это ограничение количества участников приема до двадцати двух гостей и неудобно, и обидно, неизбежно кого-то придется не звать, рискуя нанести обиду. «А как же тарифы?» — удивленно подумал он. Его клан участвовал в вывозе лужана с Эль-Ваша и был кровно заинтересован в том, чтобы тариф для Антопона не снижался. Все, что задерживало разрешение этого вопроса, было ему только на руку.

Предводитель парламента Акзид поднялся со своего кресла. Неторопливо, насколько это возможно для наксида, он приблизился к кафедре, волоча за собой по полу края парчовой мантии, и двумя руками поднял свой медный с серебром жезл, направив его, как копье, в зал.

— Я хотел бы сейчас поговорить о праксисе, — сказал Акзид. — Многим из нас стало казаться, что сам праксис находится теперь в опасности.

Лорд Чен слушал предводителя с растущим изумлением. «Какая еще угроза праксису?» — думал он.

— Когда впервые было провозглашено величие праксиса, — говорил Акзид, — уже ясно было, что не все виды способны принять его глубокую правду. Первыми праксис постигли шаа, которые в мудрости своей решили донести свое видение истины до всего сущего, — первым оказался мой вид, а за ним и все прочие. Ведь праксис основывается в первую очередь на вечном принципе субординации, и шаа постигли эту истину задолго до любого из нас. Шаа были превыше всех нас, но и над ними возвышался праксис.

Кивая в ответ на произносимые предводителем банальности, лорд Чен вдруг заметил странное движение среди группы депутатов-наксидов. Около дюжины из них встали со своих мест и высыпали на середину залы. Предводитель тем временем продолжал.

— Но с уходом великих господ эту величественную картину сменила другая, не столь великолепная. Вместо совершенного порядка, при котором представители вида, первым постигшего истину праксиса, несут эту истину всем остальным, мы имеем теперь совсем другой порядок, при котором виды, представленные в парламенте, равны между собой.

Все новые и новые наксиды выступали вперед, образуя перед кафедрой предводителя парламента ровную шеренгу. Лорд Чен огляделся вокруг — на лицах коллег было написано недоумение.

— Где же основной принцип субординации? — вопрошал Акзид. — Где подчинение младших старшим? Вот почему, когда стало ясно, что последний шаа собирается уйти, на Наксасе был учрежден комитет спасения праксиса.

Лорд Чен ошеломленно выпрямился, не в силах еще осознать смысл услышанного. Но другие оказались проворнее: старый лорд Сайд уже стоял на ногах, яростный оскал перекосил его орлиное лицо, украшенное густыми усами. Старейший представитель древнего, крайне консервативного клана, он не мог сидеть спокойно при виде таких новшеств, как провозглашение самозваного комитета по спасению праксиса, в то время как праксис уже давно неплохо существовал под контролем самого Сайда и прочих лордов депутатов.

— Это что, измена? — вопросил он звучным голосом, яростно оглядывая зал.

Акзид не удостоил его вниманием.

— Чтобы спасти праксис, нужно восстановить основной принцип субординации! На место шаа должны встать те, кто дольше всех был верен праксису!

— Измена! Измена! — выкрикнул Сайд. Прочие вторили ему. Один из представителей торминелов вскочил на стол и размахивал мохнатыми руками. Все депутаты-наксиды, а их было чуть больше сотни, уже выстроились перед кафедрой. Остальные казались растерянными: кто озирался, вскочив на ноги, кто сидел на своем месте.

— Вам не было предоставлено слово, — бросил Акзид, указывая жезлом на Сайда. Дотронувшись до серебряного кольца на жезле, он включил усилитель голоса и заговорил, перекрывая поднявшийся в зале шум.

— Сейчас по всей империи, — объявил он, — верноподданные граждане ради спасения праксиса делают все, что могут, подчиняясь приказу нашего комитета! В наших руках боевые корабли, кольцевые станции и прочие стратегические сооружения! — Он обвел жезлом собравшихся. — Ваша непосредственная обязанность — подчиниться приказам комитета спасения праксиса! Приказываю вам занять ваши места и покориться мне!

— С меня довольно! — Поставленный ораторский голос Сайда перекрыл звучание усилителя. — Не знаю, что думают прочие, но я знаю, что мне делать, когда я вижу предателя!

И, невзирая на свои восемьдесят с лишним лет, седовласый депутат схватил кресло и, размахивая им над головой, шагнул в проход между рядами.

— Смерть предателям! — ревел он.

Предводитель парламента Акзид собирался предъявлять свои требования, предполагая, что за его спиной будет мощь тысяч аннигиляционных ракет, находящихся на вооружении эскадр Элкизера и Фарнаи. Акзид и его товарищи продемонстрировали невероятную отвагу, следуя инструкциям своего комитета и требуя капитуляции парламента в то время, когда эскадры, на которые они рассчитывали, были уже в четырех часах пути от планеты, а все боевые ракеты оставались в руках флота.

Не располагая военной силой, лорд Акзид мог бы попытаться вооружиться сам или вооружить своих приспешников. Но в его инструкциях про оружие ничего не говорилось, да комитет и не собирался устраивать резню в парламенте. Они хотели покорности и намеревались ее добиться. Мысль о том, что господа депутаты найдут в себе отвагу противостоять им, просто не приходила самозванцам в голову.

Вот так и получилось, что Акзид оказался против всего парламента, вооруженный лишь отвагой да медным жезлом. А когда лорд Сайд, пробежав по проходу, метнул свой стул в предводителя парламента, тот и вовсе утратил контроль над ситуацией.

— Я требую, чтобы вы немедленно возвратились на свои места! — кричал он. — Те, кто откажется повиноваться, будут наказаны!

Но ему уже почти никто не внимал. За первым стулом последовало еще несколько. Лорд Чен, двигаясь словно во сне, поднял свой стул, побежал вперед и бросил его в наксида в парчовой одежде, который, стоя на кафедре и размахивая жезлом, бессильно призывал парламент к порядку. Похоже, что наксиды, столпившиеся перед кафедрой, на которой возвышался их предводитель, не знали, как реагировать на это, — они молчали и не двигались, как и все прочие, не в силах поверить в то, что происходит.

Предводитель парламента отдавал приказы, но ему не повиновались. Никто не сталкивался прежде с подобной ситуацией, и никто не знал, что делать дальше.

Получилось так, что именно стул лорда Чена попал в голову предводителю парламента, и Акзид обрушился на пол. Одобрительный гул прокатился по рядам, и верноподданные депутаты бросились вперед.

Это было уже непосредственное столкновение, и наксиды наконец опомнились. Лорд Чен, стоявший посреди амфитеатра и изумленно глядящий на дело рук своих, внезапно обнаружил, что его окружили наксиды. Он упал, на него навалилась толпа четвероногих. Он прикусил язык и почувствовал острую боль.

Ощущение нереальности сразу исчезло. Ощутив во рту вкус собственной горячей крови, лорд Чен начал сражаться за свою жизнь.

Хотя не меньше половины депутатов осталось на своих местах или убежало, верноподданных все равно было больше, чем наксидов. Стулья, может быть, и не самое лучшее оружие, но у сгрудившихся возле кафедры наксидов и того не было.

Лорда Чена чуть не вырвало от острого запаха гниющей плоти, но, по счастью, этот запах исходил от размахивающего стулом даймонга, сбросившего с лорда Чена навалившихся на него наксидов. Раздавались вопли, рев, глухие звуки ударов по плоти, визг разъяренных торминелов, звон голосов взволнованных даймонгов. Лорд Чен попытался подняться, и стена тел прижала его к кафедре.

Акзид был уже на ногах, он кричал и размахивал жезлом, не обращая внимания на кровь, хлещущую из раны в его голове. Но происходящее полностью вышло из-под его контроля. Никто не понимал, что творится; даже парламентский пристав стоял растерянный: ему полагалось защищать парламент от внешней угрозы, а не участвовать в драке, которую затеяли депутаты.

— На террасу! — Разносился над гвалтом мощный баритон Сайда. — Гоните их на террасу!

Ломая мебель, разгневанные депутаты вытолкали растерявшихся наксидов из амфитеатра, оттеснили к парапету и начали перебрасывать через край на каменные утесы с высоты в полтораста шагов. Акзида в изорванном церемониальном плаще сбросили вниз вместе со всеми, там же нашли свою смерть и около дюжины верноподданных депутатов, переброшенных через парапет в пылу сражения или увлеченных в пропасть наксидами, отчаянно цепляющимися за противников.

Задыхаясь, лорд Чен облокотился о парапет и поглядел вниз. При виде мешанины кентаврообразных тел, разбившихся о камни, у него закружилась голова. Ярость, охватившая его в пылу сражения, улеглась, и теперь он глядел на лежащие внизу тела коллег с растущим ошеломлением, поражаясь не только тому, что произошло буквально несколько минут назад, но и тому, что он сам принимал в этой драке участие.

Он, Мауриций Чен, принадлежал к клану Чен, который уже тысячи лет занимал самое высокое положение в империи. Все это время Чены служили в парламенте, представляя там интересы своего рода и клиентов, постоянно покорные праксису.

Никогда ни один из них не принимал участия в беспорядках в зале собрания. Ни одному из них не случалось убить голыми руками коллегу-депутата. За всю долгую историю империи ни разу не происходило ничего напоминающего сегодняшний день. Случившееся было совершенно беспрецедентно.

Лорд Чен понял, что там, внизу, на камнях, лежат разбитыми не только тела недавних законодателей, но и весь старый порядок.

— Нам нужно немедленно собраться! — Это опять кричал Сайд. — Нужно заново выбрать парламент!

Депутаты потянулись обратно. Поломанная и разбитая мебель грудой старых костей валялась вокруг кафедры спикера. Депутаты выбрали стулья поцелее и расселись на своих местах. Лорда Сайда временно провозгласили председателем, хотя ему пришлось вести собрание без председательского жезла, найти который так и не удалось.

Первым делом парламент в порядке устного голосования объявил вне закона комитет спасения праксиса, кто бы в него ни входил и что бы он собой ни представлял. Тут же проголосовали за то, чтобы участие в этом комитете каралось расчленением.

Кто-то предложил сдирать кожу заживо, и депутаты обсудили сравнительные достоинства расчленения и свежевания. Потом терранская депутатка с потемневшими глазами и в изорванной тунике предложила: раз уж первую партию изменников сбросили на скалы, так же поступать и с остальными.

И настолько захватывающим оказался этот вопрос для депутатов, что за день было принято целых десять законов, а о том, что стоит связаться со штабом и сообщить флоту об опасности, угрожающей империи, догадались только через час. И прошел еще час, прежде чем командующему флотом Ярлату сообщили о мятежной эскадре наксидов.

Опыта по подавлению восстаний у империи было не больше, чем у Элкизера — по их организации.

Ярлат немедленно выслал вдогонку Элкизеру три крейсерские эскадры, которые сорвались с кольца и при ускорении в десять g с неполным составом экипажей направились к Вандрису, но не прошло и часа, как Ярлат понял, что погоня бесполезна, и отозвал суда назад.

Вскоре Ярлат начал догадываться, что, возможно, недооценивает опасность. Собирая информацию о том, что Акзид называл комитетом по спасению праксиса, он обнаружил, что в его деятельность было вовлечено множество наксидов. Припомнив прогулку Элкизера по кольцевой станции с группой старших офицеров и констеблей, он с изумлением понял, что Элкизер собирался атаковать и захватить все не принадлежащие наксидам суда.

Во флоте был всего четыреста тридцать один боевой корабль. И из них шестьдесят восемь, около двадцати процентов, было укомплектовано командами наксидов, всего восемь эскадр, по шесть — десять кораблей в каждой, плюс еще сколько-то отдельных судов в служебных командировках. Две эскадры входили в состав флота метрополии на Заншаа, две — во второй флот, стоящий на Магарии, одна в четвертый флот на Харзапиде, одна в третий флот на Феларусе, одна стояла сейчас на Наксасе, в родном мире наксидов, и последняя на Комадоре.

Переговорные лазеры немедленно послали срочные сообщения командующим флотами и эскадрами на Харзапиде, Феларусе и Комадоре. На каждое из судов, находящихся на удаленных заданиях, тоже было послано предупреждение. Ответы вернутся только через несколько дней, несмотря на то что будут идти со скоростью света через ретрансляционные станции, расположенные у входов в межпространственные тоннели, и Ярлат полагал, что эти ответы могут ему сильно не понравиться.

Он задумался, стоит ли посылать сообщения Фанагии и командующему на Наксасе. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что ничего не выигрывает, сохраняя молчание. Он составил запрос Наксасу, подобающий его статусу, и послал Фанагии сообщение о мятеже двух эскадр, приказав ей перехватить их, если они появятся в ее владениях.

Потом он опять прикинул расстановку сил и опять остался недоволен результатом.

Все зависит от Магарии, решил он. Если Фанагия со своими войсками останется лояльной, то империя справится с происходящим.

А если нет… Что ж, Ярлат постарается оправдать оказанное ему доверие.

И только тогда, через девять часов после того, как Элкизер отказался повиноваться приказам и рванул за Вандрис, Ярлат припомнил, что на станции остался еще один боевой корабль наксидов, новенький легкий крейсер «Судьба», которому осталось всего десять дней до схода со стапелей — по крайней мере именно так уже целый месяц говорил директор верфей. Команда и офицеры уже собрались на судне, но оно еще не было снаряжено ракетами и оборонным оружием, и ему лишь предстояло пройти ходовые испытания с заряженным антиматерией двигателем.

Ярлат приказал военной полиции арестовать судно. Офицеры встретили полицейских огнем личного оружия. Команда «Судьбы» разбежалась по докам и стала разбрасывать повсюду самодельные взрывчатые и зажигательные снаряды. Прошло два часа, прежде чем их всех окружили и расстреляли. Пришлось списать на восемь миллионов зенитов пострадавшего оборудования и припасов.

Едва закончив отчет о произошедшем инциденте, Ярлат получил выговор за то, что расстрелял мятежников, вместо того чтобы сбросить их со скалы, как предписывается новым законом, принятым парламентом сегодня пополудни.

Этим закончился первый день.


В следующие дни в штаб стали поступать сведения о происходящем. Письмо, отправленное на Магарию Фанагии, шло двадцать часов в одну сторону и столько же обратно до Заншаа. Фанагия выражала тревогу по поводу мятежа Элкизера и Фарнаи и сообщала, что высылает второй флот на перехват мятежников.

— Вот и хорошо, лорд командующий, — высказался лорд депутат Мауриций Чен, который ввиду продемонстрированной им воинской доблести, выразившейся в том, что он попал главемятежников стулом по голове, был наконец сочтен достойным продвижения из своего отдела океанографии и лесоводства в правление флота. — Отрадно знать, что Магария в безопасности.

— Я этого не знаю, — ответил Ярлат, яростно накручивая шерсть на пальцы. — Я не знаю, стоит ли доверять письмам Фанагии, точнее говоря, хочу ли я им доверять.

Он приказал Фанагии представить подробные отчеты о состоянии каждого судна в ее флоте, при этом следовало подавать их в форме видеозаписей, а съемка должна была производиться непосредственно капитанами судов. По его мысли, это должно было показать, свободны ли капитаны.

Ответа не последовало, что подтвердило худшие его опасения. Он объявил лорду Чену и прочим членам правления, что Магария находится в руках мятежников.

На Магарии было пять эскадр. Если наксиды захватили их, то силы Фанагии сейчас равны силам флота метрополии, где тоже осталось пять эскадр, а когда к мятежникам присоединятся Элкизер и Фарнаи, они получат значительный численный перевес.

А значит, можно оставить мысли о том, чтобы вернуть Магарию. Его сил должно еле-еле хватить на то, чтобы удержать Заншаа.

Следующим пришло сообщение от третьего флота, расположившегося у Феларуса. Там наксидская эскадра неожиданно покинула станцию под предлогом проведения учений и внезапно открыла огонь по оставшимся судам третьего флота, стоящим на причалах у кольцевой станции. Они пустили в ход антипротонные излучатели, предназначенные для противоракетной защиты, и прямой наводкой расстреляли станцию. Из строя были выведены жизненно важные узлы кольцевой станции и большая часть кораблей. При этом мятежники отнюдь не пустили в ход всю имеющуюся у них силу, что можно было рассматривать либо как свидетельство сочувствия к товарищам, либо как знак того, что они намереваются вернуться и захватить разгромленное кольцо Феларуса. Но, несмотря на проявленную нападающими сдержанность, половина кораблей третьего флота была уничтожена, а все оставшиеся серьезно повреждены. А так как ремонтные мастерские кольца тоже сильно пострадали, пройдут еще многие месяцы, прежде чем суда третьего флота можно будет использовать в боях против мятежников.

Командующий кольцевой станцией на Комадоре прислал запутанное сообщение, из которого следовало, что размешавшаяся там наксидская эскадра внезапно снялась с места и удалилась в неизвестном направлении, а на попытки установить с ней связь ничего не отвечает. Командующий станцией хотел знать, следует ли понимать происходящее в том смысле, что эскадра улетела на задание, о котором его не известили.

Эскадра на Наксасе, видимо, тоже была потеряна.

Только с Харзапида пришли хорошие новости. Командующий единственной стоящей там наксидской эскадрой, не имея никакого опыта организации восстаний, как и все во флоте, и лишенный возможности посоветоваться со своими представителями на Наксасе, ворвался с приспешниками в штаб кольца и объявил, что берет власть в свои руки. Командующий четвертым флотом, оправившись от удивления, организовал штурмовые отряды и отбил здание штаба. После этого здесь тоже разгорелась битва с использованием антипротонных излучателей, но на этот раз верноподданные не были захвачены врасплох. Корабли наксидов удалось уничтожить — правда, при этом пострадало около трети верноподданных. Но оставшихся кораблей хватило, чтобы организовать из них две эскадры.

Ярлат отдал приказ, согласно которому всех пленных мятежников следовало сбрасывать со скалы, ежели таковая подвернется, а в противном случае — расстреливать на месте.

С победой Харзапида у Ярлата стало на две эскадры больше, четыре поврежденных судна было исправлено, и Ярлат немного воспрял духом. Теперь было ясно, что в распоряжении врага имеется только девяносто судов, считая и находящиеся в одиночных рейдах, и эскадру, удравшую с Комадора — системы столь удаленной, что пройдут месяцы, прежде чем беглые корабли смогут появиться на арене боевых действий. Сюда же входили три эскадры, захваченные мятежниками на Магарии, которые еще нужно было основательно переоборудовать, чтобы ими могли пользоваться кентаврообразные наксиды.

Ярлат отозвал с Зерафана эскадру даймонгов, но пройдет еще минимум десять дней, и это при условии, что корабли пойдут при самом жестком ускорении, прежде чем флот метрополии получит подкрепление в пятьдесят четыре корабля, чего будет достаточно, чтобы удержать Заншаа. Эскадра лайонов под командованием Дофага, размещающаяся на Превине, могла добраться до столицы только за сорок дней, ведь хрупкое сложение лайонов не позволяло им выдерживать сильные перегрузки. Еще можно было собрать все находящиеся в индивидуальных рейсах суда и временно сформировать из них легкую эскадру.

К сожалению, до четвертого флота, размещенного на Харзапиде, было минимум три месяца лета. Но через эти три месяца Ярлат сможет атаковать Магарию, и у него будут все шансы на успех.

В настоящее время мысль о Магарии угнетала его. Кольцо вокруг Магарии было огромным складом ракет, запчастей, там были размещены доки и ремонтные мастерские — все, что могло понадобиться повстанцам. В системе Магарии было целых семь межпространственных тоннелей, через которые противник мог послать свои отряды почти в любую точку империи. Отвоевав Магарию, Ярлат мог бы считать, что победа у него в кармане.

А пока приходилось принимать меры по укреплению обороны Заншаа. Загрузив суда под завязку оружием, топливом и провиантом, он взошел на борт своего огромного флагмана и через пять дней после неудавшегося восстания Акзида отправился к Вандрису. Преследовать Элкизера, конечно, было бесполезно — он уже давно вне досягаемости, но стоило придать флоту метрополии небольшое ускорение, чтобы в случае вражеской атаки не сидеть на месте удобной мишенью.


Первые несколько дней после объявления чрезвычайного положения Сула опять простояла, охраняя станцию подъемника. Только на этот раз вместо шокеров ее отряду выдали автоматы, а одному старшине с густыми усами доверили даже установленную на треножном лафете аннигиляционную пушку, с помощью которой можно было уничтожить даже бронированный корабль — собственно говоря, с ее помощью можно было уничтожить что угодно. Пропускать можно было только военных по предъявлению удостоверения личности, а наксидам пользоваться подъемником было категорически запрещено при любых обстоятельствах.

Официальные сообщения были на редкость невнятны и противоречивы — видимо, происходило что-то такое, что цензоры просто не знали, как им выкрутиться. Самая распространенная версия сводилась к тому, что предводитель парламента с группой последователей пытались захватить власть в правительстве и убили уже нескольких депутатов, но тут их сбросила со скалы толпа возмущенных законодателей. Две эскадры флота метрополии восстали, но были обращены в бегство. Командующий флотом Ярлат скоро соберет силы и отправится наводить порядок, неся справедливое возмездие бунтовщикам.

Сула полагала, что это является правдой или хотя бы частью правды — кроме рассказов о героизме депутатов, собственноручно расправляющихся с предателями. Члены парламента никогда не делали грязную работу своими руками, так с чего бы им браться за нее теперь? Но сводки новостей изобиловали такими деталями, что ни за что нельзя было ручаться.

Она знала, что обе восставшие эскадры принадлежали наксидам. В списках депутатов-предателей числились только наксиды, в то время как среди депутатов, павших жертвой повстанцев, ни одного наксида не было. У Сулы был приказ не допускать наксидов до стратегически важного подъемника. Из всего этого можно было сделать определенные выводы.

Сула считала быстрее Ярлата, и ей очень не нравилось, как выпадали числа в этом раскладе.

К концу второго дня дежурства на полупустой станции подъемника она получила сообщение от капитана лорда Ричарда Ли.

— Я хочу повторить свое предложение занять место на «Неустрашимом», — сказал он. — Мы заканчиваем комплектацию команды, и я полагаю, что в ближайшие дни отправимся в путь. — Помедлив, он добавил: — Официально это еще не объявлено, но я слышал, что результаты ваших экзаменов не будут засчитывать. Если ты захочешь экзаменоваться снова, тебе придется ждать следующего тура несколько месяцев.

Как ни горько было это признавать, но он был прав.

— Я все понимаю, — проговорила она. Фактически у нее не было выбора. Нужно было принимать предложение лорда Ричарда и отправляться с ним на войну. Понятно, что у отличившихся в битве окажется заметно больше шансов быть замеченными и продвинутыми. Не попасть на эту войну значило пустить карьеру на ветер.

Лорд Ричард улыбнулся:

— Прежде чем ты скажешь «да» или «нет», я хочу сообщить тебе все плохие новости. Я не могу взять тебя на должность лейтенанта. Господин командующий Ярлат настаивает на том, чтобы все экипажи были укомплектованы опытными офицерами, — он не хочет, чтобы кто-нибудь учился на ходу — слишком много жизней будет зависеть от нашего успеха или поражения. Должен сказать, что я с ним согласен. Так что я могу взять тебя на судно только пилотом катера. — Глядя на Сулу с нарукавного дисплея, он подбадривающе улыбнулся ей.

— Я не забуду об обещании повысить тебя в чине при первой же возможности, — продолжал он. — Как только какой-нибудь из моих лейтенантов сменится или уйдет с «Неустрашимого» на повышение, ты займешь его место.

Это в том случае, подумала про себя Сула, если она не навернется на катере. А это еще бабушка надвое сказала, особенно если им и вправду предстоит война с настоящими космическими сражениями.

И тем не менее это было назначение в команду идущего в гору молодого офицера, к тому же с надеждой продвижения по службе — другой перспективы у нее не было. И это было несомненно лучше, чем стоять на станции подъемника и размышлять о том, чем закончились бы несостоявшиеся экзамены.

Она решительно улыбнулась.

— Я согласна. Куда мне явиться?

По крайней мере, это назначение избавит ее от участия в разбирательстве по делу Блитшартса, которое, судя по всему, должно состояться в следующей декаде.

На все поручения, которые после этого выпадали Суле, ей приходилось являться с оружием. Едва попав на «Неустрашимый», она сделалась надсмотрщицей над гражданскими рабочими. На второй день после восстания Ярлат с гневом вспомнил о посещении верфи и о своем обещании сделать слова «дисциплина» и «порядок» девизом новой администрации — и решил, что боеготовность «Неустрашимого» и «Судьбы» ему сейчас важнее доброй славы среди докеров. Он отдал распоряжение, согласно которому капитаны судов, стоящих на ремонте, могли задерживать гражданских рабочих на борту без права контакта с друзьями и семьями вплоть до завершения работ, причем принимать работу должны были сами капитаны.

Получив этот приказ, лорд Ричард возликовал и поставил к грузовым и пассажирским люкам вооруженную стражу, а ремонтникам заявил, что если они не закончат работу к тому моменту, когда командующий флотом объявит старт, то им придется отправиться на войну вместе с судном. И теперь Суле приходилось каждый день стоять у грузового люка с висящим на поясе пистолетом и выслушивать жалостные объяснения причин, по которым тому или иному труженику обязательно нужно было покинуть судно. Это бесконечное нытье так ей надоедало, что никакой жалости к оказавшимся в заключении трудящимся она уже не испытывала. В конце концов, окинув их холодным взглядом зеленых глаз, она сказала:

— Все шансы за то, что я погибну в битве. Почему бы мне не прихватить с собой кого-нибудь из вас? — После этого к ней уже никто не подходил.

Ярлат объявил об отправлении меньше чем за сутки, чем привел работяг в полное неистовство. Последним заданием, которое Сула получила перед стартом, было проследить за грузчиками, перетаскивающими на склад ящики с шиферным кафелем, которым предполагалось отделать капитанскую ванну. Теперь придется ждать, пока у «Неустрашимого» появится другая возможность на пару недель встать в доки. Лорд Ричард с печалью глядел на то, как их выносят: предыдущий капитан использовал кафель из астероидного камня с вкраплениями ярко блестящего пирита, что было явно не в его вкусе, равно как и обивка его каюты, выполненная из древесины чеса, надраенного аммановой мастикой. Это был не его стиль.

Вскоре Сула решила, что лорд Ричард — хороший капитан. Он лично посетил все отсеки на судне и со всеми разговаривал, доброжелательно улыбаясь. Кроме того, у него был дар отличать важные дела от несущественных, и он ни к кому не придирался по мелочам. Не то что ее предыдущий капитан, Кандинский, который в упор не видел людей на своем судне, считая их чем-то вроде весьма несовершенного механизма для полировки столового серебра и обшивочных панелей в своей каюте. К подчиненным он обращался только когда хотел дать им нагоняй.

«Неустрашимый» собирался стартовать по расписанию, вместе со всем флотом метрополии. Сула подумала и решила, что ей не жалко улетать с Заншаа. Ей не слишком везло в столице.

Хотя навряд ли на «Неустрашимом» ей повезет больше.


— Парламент хочет знать, когда вы собираетесь атаковать Магарию. — К Ярлату обращался престарелый командующий флотом Торк, даймонг с вытянутым, скорбным лицом, выражение которого совсем не подходило к решительному тону его звенящего голоса. Торк был председателем совета правления флота, одним из пяти офицеров, входящих в состав правления вместе с четырьмя дипломатами.

Ярлат вел переговоры с борта «Славы праксиса». Он полулежал в амортизационном кресле, глядя на голографическое изображение конференц-зала правления флота. За четыре дня непрерывного ускорения его траурно обесцвеченный мех подрос и просвечивал черным, отчего Ярлат чувствовал себя не в лучшей форме, разговаривая с руководством.

— Враг превосходит нас по численности, — ответил Ярлат. — Когда к нам присоединится эскадра с Зерафана, у меня будет пятьдесят четыре корабля. А у Фанагии, благодаря Элкизеру, уже сейчас пятьдесят девять кораблей, не считая эскадр с Наксаса и Феларуса, которые наверняка тоже присоединятся к ним.

— Вы исходите из предположения, что к моменту вашего появления Фанагия успеет переоборудовать захваченные суда под наксидские команды.

— Милорд, — коротко ответил Ярлат, — я не имею права надеяться на обратное.

— К тому же вы предполагаете, что она сможет укомплектовать все имеющиеся у нее суда экипажами.

Ярлат почувствовал, как головная боль мягко наваливается на затылок. Он уже с десяток раз говорил обо всем этом со своей командой.

— Ее людям придется напрячься, но они могут с этим справиться, — ответил он. — Если она привлечет к делу работающих на кольцевой станции, она сможет укомплектовать суда боеспособными командами, хотя ремонтные службы при этом, естественно, останутся без работников.

— Но если она привлечет к делу служащих кольцевой станции, у нее не хватит рабочих для переоборудования захваченных судов.

— Она сможет привлечь рабочих с планеты. Большинство обитателей Магарии — наксиды, и надо полагать, они симпатизируют вражескому комитету.

— Не забывайте, что в вашем распоряжении эскадра линкоров.

Ярлат устало прикрыл глаза веками.

— Не забываю.

— У вас по шесть первоклассных линкоров на один вражеский. — Голос Торка триумфально зазвенел. — Каждое ваше боевое судно стоит целой эскадры.

Тогда давайте пошлем в бой одни линкоры, и пусть они одержат блистательную победу, яростно подумал Ярлат, но сдержал гнев и приподнял утомленные веки.

— Прямое попадание аннигиляционной ракеты равно уничтожает и фрегат, и линкор.

— Вы слишком боязливы, милорд командующий.

Ярлат раздвинул губы, и под действием удвоенной силы тяжести они сами сползли вниз, обнажив его клыки. Хорошенького понемногу.

— Если господа члены правления отдадут приказ немедленно атаковать врага, письменный приказ, то я, безусловно, подчинюсь ему.

Повисла неловкая пауза. Первым ее прервал лорд Чен:

— Я прошу вас понять, что парламент очень встревожен. Потеря Магарии сразу отрежет от нас треть империи. На территории, контролируемой повстанцами, у многих из нас остались друзья, клиенты и начатые дела.

Лорд Чен и сам выглядел изрядно обеспокоенным. Ярлат припомнил, что Чены владеют судоходством и, наверное, часть принадлежащих им кораблей и грузов оказалась на территории противника.

— У меня тоже остались друзья по ту сторону Магарии, — ответил Ярлат. — Что за радость для них, если мы сейчас без толку угробим флот метрополии?

По окончании совещания Ярлат долго спрашивал себя, не ошибается ли он. Может быть, его оппоненты правы и с повстанцами можно покончить одним ударом по Магарии. Может быть, наксиды еще не готовы к обороне. Ярлату и самому хотелось пойти в атаку. Но он не был уверен в победе.

Через восемь дней, ни на минуту не выключая двигателей и непрестанно наращивая скорость, Ярлат добрался до Вандриса и, обернувшись вокруг него, направил свои корабли обратно к Заншаа. Он двигался уже с одной четырнадцатой скорости света и собирался разгоняться, крутясь по системе, пока не наберет хотя бы половину скорости света, при которой у него появится возможность уклониться от прямого нападения кораблей Фанагии, которые могут появиться со стороны Магарии, набрав по дороге скорость, приближающуюся к восьми десятым световой.

В это время пришло сообщение с «Короны», управляемой лейтенантом Мартинесом. Улетев с Магарии в систему Пасваля, он смог хотя бы послать отчет через ретрансляционную станцию, не контролируемую Фанагией.

Парламент с восторгом отреагировал на его сообщение. Мартинес, «Корона» и вся команда судна были удостоены официальной благодарности парламента. Каждому члену команды была тут же обещана награда, а самому Мартинесу присвоен золотой шар — высочайшая военная награда империи, присуждать которую имел право только парламент и которая вот уже восемьсот лет как не находила для себя достойной груди. Мартинесу и его потомкам было даровано право упокоивать свой прах в вечном пристанище, неподалеку от великих господ. В верхнем городе решено было воздвигнуть монумент «Короне», где — предстояло решить позже.

К тому же, повторно рассмотрев дело по спасению капитана Блитшартса, парламент счел, что Мартинес заслужил своим участием в нем медаль «За заслуги» первого класса. Поскольку присвоение этой награды лежало вне сферы его компетенции, парламент порекомендовал правлению флота произвести награждение героя.


— Ну что ж, — решил лорд Чен, — мы можем утвердить его в должности капитана «Короны». В конце концов, надо же туда кого-то назначить.

— А вы хоть слышали, как он разговаривает? — запротестовал лорд командующий Пеццини, единственный, кроме Чена, терранец в составе совета правления. — Разве можно быть командиром с таким прононсом? У него акцент как у какого-нибудь докера.

— Он пэр, — заметил лорд командующий Торк, — а все пэры равны перед праксисом.

Пеццини надулся, но спорить не стал. Он уже понял, что спорить с Торком о том, что имеет отношение к праксису, не имеет смысла. Представления Торка о праксисе были, как и сам праксис, тверды, непреклонны и неизменны, как, впрочем, и вообще все идеи Торка.

— Кроме того, — добавил лорд Чен, — как я понял из его дела, его последний начальник, лорд командующий Эндерби, в предсмертном письме советует при первой же возможности повысить его в должности. Насколько я понимаю, во флоте принято по возможности следовать таким рекомендациям.

— Да и вообще будет странно, — добавил кто-то, — если мы не повысим его в должности. Куда он тогда вообще денется? Какой капитан захочет взять лейтенанта с золотым шаром?

— Давайте проголосуем, хотим ли мы выполнить рекомендации парламента и лорда командующего Эндерби, — предложил Торк. — Кто за то, чтобы произвести лейтенанта лорда Гарета Мартинеса в чин капитан-лейтенанта, датируя производство в чин днем восстания?

Никто не выступил против, хотя Пеццини и повел выразительно бровями.

— Никому из его родни не удавалось до сих пор так далеко продвинуться во флоте, — отметил он. — Мы создаем этим прецедент.

Торк поднял руку, распространяя по залу легкий запах непрестанно разлагающейся плоти, сопровождающий каждого даймонга. Чен незаметно поднес руку к лицу и прыснул на себя из спрятанного в рукаве флакончика с одеколоном.

— Голосуем за то, чтобы доверить капитан-лейтенанту Мартинесу «Корону»! — спросил Торк. — Или будут другие предложения?

— Пусть он командует судном, если так надо, — ответил Пеццини. — Но можно ли убрать его подальше от столицы? Я не хотел бы без лишней надобности еще раз услышать этот голос.

Остальные, проигнорировав эти слова, проголосовали «за».

После этого управляющий совет быстро разобрался с прочими делами. Лорд Чен, как новичок, голосовал, глядя на старейших членов правления, хотя у него создалось уже впечатление, что они сами не очень-то понимают, за что именно голосуют.

У лорда Чена были все основания для таких подозрений, ведь в отличие от остальных флотских офицеров в составе правления он входил еще и в парламент. Со дня восстания парламент заседал почти непрерывно, чуть ли не каждый час производя на свет законопроекты, один значительнее другого. Легиону справедливости и местной полиции были даны неограниченные права производить аресты и допрашивать подозреваемых. Поисковую службу и службу антиматерии объявили военными организациями и подчинили их флоту, который с удовольствием воспринял сам факт расширения границ своей власти, но не выработал еще определенного мнения по вопросу о том, что делать с новообретенными департаментами. По военным контрактам отпускались огромные суммы, не только на содержание имеющихся судов, но и на постройку новых взамен уже потерянных и тех, которые будут потеряны в предстоящей битве. Постройка такого количества новых судов требовала реконструкции старых верфей и постройки новых, к тому же требовались новые учебные площади, на которых предполагалось готовить команды новых судов. И нельзя было забывать о формировании мастерских, обслуживающих новые суда, и о рабочих, которым предстояло приводить в движение эти мастерские, а кроме того, работу, которую раньше выполняли наксиды, теперь нужно было поручить кому-нибудь другому — в общем, требовалась целая прорва рабочих рук.

Флот еле справлялся с потоком хлынувших на него пожертвований. Уйма денег девалась неизвестно куда, и единственное, в чем лорд Чен был уверен, было то, что к нему они не попадут. У него имелись судостроительные заводы, прекрасно приспособленные для производства военных кораблей, но все они располагались в той части империи, которая теперь оказалась под властью наксидов. Вся область, которую он представлял в парламенте, оказалась в руках повстанцев, вместе со всеми его клиентами и недвижимостью.

Если Ярлат не двинет сейчас флот метрополии на спасение захваченных территорий, во владениях лорда Чена останутся одни руины.

— Я хотела бы поднять вопрос о бедах моих клиентов и избирателей, — сказала леди Сан-Торас. Она была единственной лайонкой в составе совета и представляла в парламенте родную планету лайонов Хон-бар.

— Хон-бар расположен на одинаковом расстоянии от Магарии и от Заншаа, — начала она. — Население Хон-бара жаждет сохранить верность праксису, но опасается врага. А флот ничего не сделал, чтобы защитить их, — в системе Хон-бара сейчас только один военный корабль, и это легкий крейсер, находящийся на ремонте, — он будет в состоянии сражаться не раньше чем через три месяца.

— Защищая Хон-бар, мы ослабим позиции Заншаа, — сказал Торк.

— Если Хон-бар будет отдан без боя, — возразила лайонка, — доверие всех жителей империи — а особенно лайонов — к парламенту и его правлению будет поколеблено.

— Не один Хон-бар оказался в таком положении, — добавила леди Сейкиин. — Если падет Хон-бар, то под угрозой окажется Хон Рейч.

Лорд Чен почувствовал, как по его спине ползет неприятный холодок. Клан Ченов вложил немало средств в Хон Рейч, являясь патроном самых крупных городов планеты.

Если Хон Рейч будет потерян, это будет сильным ударом по клану Ченов.

— Рейч нужно защитить, — не задумываясь заявил лорд Чен. — Мы не должны отдавать Хон-Бар.

— Ничто не указывает на то, что повстанцы собираются захватить Хон-бар, — заметил кто-то.

— Откуда вы узнаете, что они собираются делать, пока они это не сделают? — спросила леди Сан-Торас. — Повстанцы, знаете ли, не шлют нам отчетов с перспективными планами на ближайший месяц.

— Они могут захватить Хон-бар, послав туда одно судно, а на Рейч — малую эскадру, — сказала леди Сейкиин. — Неужели же мы не можем выделить несколько кораблей на их защиту, раз уж лорд командующий Ярлат все равно с ними ничего не делает?

Лорд Чен вдруг сообразил, что леди Сейкиин, депутат торминелов, сама родом с Деваджио, находящегося в системе Хон Рейч. Значит, она его союзник, как и леди Сан-Торас.

А кто еще? Кто еще поможет им защитить Хон Рейч?

Лорд командующий Пеццини, сообразил он. Племянник лорда командующего, нынешнего лорда Пеццини, патронирует по меньшей мере один город на Деваджио.

— Я считаю, что мы должны потребовать от лорда командующего Ярлата защиты для Хон Рейча, — заявил лорд Чен. — Тем более что атаковать Магарию в ближайшее время он не собирается.

Пеццини согласился с этим, но больше никто из членов совета их не поддержал. Хотя четырех голосов было недостаточно для того, чтобы провести предложение в собрании из девяти членов, Торк все же взялся довести мнение совета до Ярлата.

— Отряжая корабли на захват Хон Рейча, повстанцы только ослабляют свои позиции на Магарии, — заметил Ярлат. Он разговаривал с Торком во время перерыва на обед, когда ускорение было снижено, так что сила тяжести составляла всего 0,8 от нормальной, и отдыхал от боли и давления, угнетающих тело и мысли все остальное время. Он сидел в удобном кресле посреди роскошной столовой и в блаженном одиночестве вкушал трапезу из куска постного мяса, печенки и нарезанных ломтиками почек, нагретых до температуры тела и приправленных дымящейся кровью.

Торк появился над правым плечом Ярлата как маленький назойливый призрак. К тому же раздражала трехминутная задержка, с которой сигнал шел от одного из них до другого. Командующий флотом вынужден был глядеть на нервничающего Торка, а Торк — любоваться Ярлатом, пожирающим сырое мясо. Ни тому ни другому это не доставляло особого удовольствия.

— Не исключено, что позиции повстанцев на Магарии и так не особенно крепки, — заметил Торк. — Лейтенант Мартинес чуть было не разбил весь флот Фанагии ракетой. Может быть, он нанес им непоправимые повреждения.

— Нет никаких оснований так думать.

Торку не нужно было слышать ответ Ярлата, чтобы угадать его и приготовиться к контратаке.

— Армия Фанагии несколько дней не реагировала на залпы Мартинеса. Ни один из ее кораблей не снялся с причала.

— Но когда они наконец собрались ответить, то выпустили около двухсот ракет, — отпарировал Ярлат. — Судя по этому, не похоже, чтобы он серьезно повредил им.

— Огонь вели только две эскадры, изначально принадлежавшие Фанагии. Захваченные суда не были готовы к бою.

— Нельзя утверждать, что они не готовы и сейчас.

К тому времени когда ответ лорда командующего Торка добрался до флагмана, Ярлат расправился с первым и приступил к десерту, состоящему из мозговых костей. Он высасывал их содержимое, а остатки перемалывал черными молярами. Попутно он думал о том, что зубы его еще крепки и, значит, у него впереди еще немало времени.

— Лорд командующий Ярлат. — Голос Торка неприятно зазвенел интонациями неприкрытой угрозы. — Вы должны хоть что-нибудь сделать. Я прослужил во флоте больше сорока лет, и я понимаю ваши соображения, даже если и не согласен с ними. Но депутаты рассуждают не так, как мы с вами. Они хотят решительных действий прямо сейчас. Если вы не пойдете им навстречу, они могут приказать вам, и кто знает, что именно они прикажут. Уязвимость Хон-бара перепугала их, и я боюсь, что некоторые из них — в том числе входящие в состав правления — не способны сейчас мыслить здраво. Сегодня им не хватило всего одного голоса, чтобы отдать приказ, обязующий вас отправить часть флота на защиту Хон-бара.

Торк наклонился к камере, не меняя скорбного выражения, застывшего на его лице, но его голос звенел от ярости.

— Хон-бар может сдаться на милость повстанцам просто из страха, а Рейч последует за Хон-баром, если тот решит дезертировать. Умоляю вас, направьте эскадру на защиту Рейча или атакуйте Магарию. Я выбрал бы последнее, но предлагаю вам самому решать, что делать.

Обгрызая аппетитную мозговую кость, Ярлат со всех сторон обдумывал слова Торка. Уменьшенная сила тяжести и превосходный обед привели его в отличное расположение духа, и ему захотелось, чтобы Торк считал, будто чего-то добился этим разговором.

— Я хочу сам расспросить этого Мартинеса о том, насколько серьезно он мог повредить флоту Фанагии, — заявил он. — А пока что я прикажу увеличить ускорение. Если уж лететь на Магарию, то по крайней мере лететь быстро.

Ярлат даже не подозревал, что, отдавая приказ увеличить ускорение, он пересекает невидимую черту, отделяющую нежелание нападать на Магарию от приготовлений к атаке.

А переступив эту черту, сделать шаг назад стало практически невозможно.

Глава 11

Оставшуюся часть пути до Заншаа «Корона» пролетела с ветерком. Правда, послав через транслятор системы Пасваля свой доклад, Мартинес провел немало часов в тревожном ожидании ответа. Но теперь, получив сообщение о том, что попытка восстания на Заншаа закончилась неудачей и флот метрополии стоит стеной между силами наксидов и столицей, Мартинес твердо знал — у «Короны» есть дом, куда она может вернуться. Получив это сообщение, он понял, что может наконец поздравить себя и свою новую команду.

Он определил порядок дежурств и на шесть дней установил силу тяжести на корабле в половину от нормы, чтобы все могли оправиться от изматывающего пятнадцатидневного перегона, оставшегося за спиной.

За исключением персонала ретрансляционных станций, обслуживающих входы в межпространственные тоннели, в системе Пасваля не было ни одной живой души, только мертвые планеты вокруг яркой звезды, расположенной в центре шаровидного скопления. Никто не смог толком установить, как соотносится Пасваль с прочими системами империи: межпространственные тоннели могли вести куда угодно и в пространстве, и во времени. Звездное небо здесь представляло собой яркое зрелище: миллионы звезд, образующих скопление, были расположены так тесно, что казались сияющей алмазной стеной. Темно здесь никогда не бывало, все пространство заливал рассеянный свет, и близкорасположенные звезды выглядели сверкающими самоцветами на фоне россыпи алмазных огоньков. Иногда Мартинес засыпал, не снимая виртуального проектора, транслирующего окружающую корабль панораму, тогда и в сны его тоже проникала сияющая ночь, окружившая корабль.

Прошло три дня, и он уступил искушению заглянуть в свое личное дело. Капитанский ключ Тарафы давал доступ к личным делам, и Мартинес решил, что раз теперь он командует судном, то просто обязан познакомиться с делами своих подчиненных. Осторожно начав с кадетов, он перешел к прапорщикам, а затем и к рекрутам. Сюрпризов оказалось мало, хотя несколько неожиданностей все же было: например, он выяснил, что кадет Вондерхейдте за время службы в корпусе, продолжавшейся всего три года, успел уже два раза жениться и развестись.

После недолгих колебаний Мартинес вызвал на экран свое дело — и обнаружил, что Тарафа характеризовал его как «способного офицера, честно выполняющего свои обязанности, пусть иногда ему и не хватает блеска в обществе». Его уязвила такая оценка. Когда это капитан ухитрился наблюдать его в обществе? Разве были у Тарафы реальные основания выносить такие суждения? Он подумал, не стереть ли последнюю фразу, но решил, что это слишком опасно. По дате последней правки файла можно было заметить, что она произведена тогда, когда Тарафа находился уже в руках врагов.

Надувшись, он перешел к записи Эндерби, которая оказалась куда длиннее и подробнее. «Исключительно талантливый и перспективный офицер, — значилось там. — Сделает прекрасную карьеру, если сумеет справиться со склонностью интриговать из-за наград, которые ему и так ему достанутся в свое время».

Вот это, нехотя признал Мартинес, было правдой.

Читая последнюю волю Эндерби, он даже покраснел. Там содержалась рекомендация совету правления флота назначить Мартинеса на руководящий пост, как только появится подходящая вакансия. Выходит, старик действительно хорошо относился к Мартинесу и сделал все от него зависящее, чтобы он сделал карьеру… в свое время. Может быть, даже перевод во второй флот, на «Корону», имел целью предоставить Мартинесу дополнительные шансы: в периферийных частях чаще открываются вакансии. Переполняясь благодарностью к миру, Мартинес подумал, что и это оказалось правдой.

Несколько дней после этого у него было хорошее настроение.

На седьмой день он решил, что команда уже отдохнула, и увеличил ускорение, так что тяжесть возросла до нормальной. После этого он прошелся по кораблю, посещая все отсеки по очереди. Придумал наказание для лоботрясов Жоу, Ахмета и Надьяна — им предстояло ликвидировать последствия разгрома, учиненного в каютах капитана и первого лейтенанта. В поисках ключей офицерские каюты перевернули вверх дном, так что ремонтные работы грозили затянуться до окончания перелета, — при этом, естественно, от необходимости держать вахту негодяев никто не освобождал, так что заниматься реставрационными работами им предстояло в свободное от дежурства время. Управление восстановительным процессом он поручил секретарю капитана Сааведре, понимая, что дотошные и скрупулезные манеры Сааведры должны особенно сильно раздражать провинившихся.

А еще через несколько дней он получил сообщение, что парламент наградил его золотым шаром. Алихан и Махешвари на несколько часов заперлись в слесарной мастерской и в тот же день за обедом устроили для Мартинеса торжественную церемонию вручения самодельного подарка.

Мартинес видел золотой шар — он был выставлен в музее флота в нижнем городе, в зале славы. Это был украшенный резьбой жезл, увенчанный полупрозрачной сферой, заполненной золотистой жидкостью, которая переливалась и клубилась в ответ на малейшее движение, реагируя даже на шаги проходящего перед витриной кадета. Завихрения, вьющиеся внутри сферы, как движения облаков по поверхности газового гиганта, уходили в глубь бесконечными фрактальными структурами, и смотреть на них можно было без конца.

Но больше Мартинеса тогда поразила другая особенность шара: старшие офицеры — и даже депутаты — должны были встать по стойке «смирно» и отдать честь при встрече с его обладателем. От такой власти он бы не отказался.

— Мы хотим подарить вам это в благодарность за спасение наших жизней и судна, — так сказал Махешвари, протягивая подушечку, на которой лежал самодельный шар. Конечно, ему было далеко до покрытого резьбой волшебного шара, которым Мартинес когда-то любовался в музее флота, — блестящий металлический шар на вершине такого же жезла, — но когда выстроившаяся перед ним команда разразилась аплодисментами, Мартинес неожиданно почувствовал детский восторг.

— Насколько я знаю, в таких случаях обычай требует произносить речь, милорд, — сказал Алихан с невозмутимой улыбкой садиста.

И пришлось Мартинесу встать и произнести речь, не зная даже, с чего начать и о чем говорить. Он начал с того, что выразил команде благодарность за участие и за подарок. Он сказал, что даже если бы весь парламент собрался в полном составе и вручил ему подлинную награду, он не был бы тронут больше. Он поблагодарил их за то, что они следовали его приказам, даже когда казалось, что он просто сошел с ума.

— А мы и думали, что вы сошли с ума, милорд, — заметил Дитрих. — Но у вас тогда был большой пистолет, помните?

Послышался смех.

— Ну что же, — вывернулся Мартинес. — Если вы не чтите офицера, то по крайней мере сохраняете почтение к оружию.

Смех усилился. По счастью, публика была простая.

Мартинес решил, что настало время выразить личные благодарности. Он пространно изложил свое мнение о том, что в боевых условиях, о которых он до последнего времени знал только понаслышке, равно как и его слушатели, от команды требуются отвага, умение, выдержка и стойкость перед лицом серьезной опасности и постоянной угрозы смерти. Он намекнул, что, на его взгляд, команда «Короны» в избытке этими качествами наделена. Заявил, что ничего не смог бы сделать без поддержки команды «Короны», что ни одного из них он не забудет и гордится правом назвать их всех своими товарищами.

— Даже тебя, — добавил он, обращаясь под общий хохот к Ахмету.

Заканчивая речь, он выразил надежду, что команда «Короны» дойдет в нынешнем составе до окончания военных действий, что они еще вернутся на Магарию, вытеснят повстанцев-наксидов с планетной станции и освободят капитана и остальных членов экипажа «Короны».

Под гром аплодисментов он возвратился на свое место за столом и приказал Алихану отпереть кладовую со спиртным, чтобы все могли поднять тост за возвращение на Магарию.

На следующий день пришло сообщение, что ему присвоили звание капитан-лейтенанта и назначили капитаном «Короны». Алихан позаимствовал погоны с запасной формы Тарафы и приделал их к форменной куртке, которую Мартинес и надел, отправившись на обед.

— Я слышал, что в подобных случаях полагается речь, милорд, — заявил он опять, сияя мрачноватой улыбкой.

«Я уже сказал все, что хотел», — подумал Мартинес, но выбора у него не было. Пришлось вставать и говорить снова. Он превознес отвагу и добродетели команды «Короны» еще выше, чем во вчерашнем выступлении, еще сильнее сгустил краски, описывая ужасы избегнутой ими опасности, и расписал прямо-таки радужными тонами перспективы, ожидающие их по возвращению на Магарию. Окончательно иссякнув, он опять приказал открыть запасы спиртного.

Но назавтра он получил известие, что совет правления флота наградил его медалью «За заслуги» первого класса за участие в спасении капитана Блитшартса и «Черного Скакуна».

— В подобных случаях речи не полагается, — решительно сказал он Алихану, прежде чем тот успел вставить слово, и сразу же, под общие аплодисменты, велел подать выпивку.

Дабы ни у кого не возникло ощущение, будто он собирается превратить «Корону» в притон пьяниц и бездельников, на следующее утро он собрал всю команду на поверку, проинспектировал жилые отсеки и щедрой рукой раздал гору дисциплинарных взысканий.

По лазерной связи на него сыпались поздравления от друзей и родных из столицы. Пришло сдержанно-почтительное поздравление от лорда Пьера Н'гени. По-семейному его поздравили Випсания, Вальпурга и брат Роланд. ПэДжи прислал дурацкое видеописьмо. Пришли доброжелательные поздравления от Аманды Таен. Видеописьмо от Семпронии было несколько иного рода.

— Я было подумала простить тебя, раз уж ты заделался таким героем, — говорила она, — но потом мне пришлось провести часок с ПэДжи, и я передумала. — Она помахала ладошкой перед камерой. — Приветик!

И ни слова от Кэролайн Сулы. Только не получив от нее письма, он понял, что ждал его и что ее молчание больно его задело.

Чтобы развлечься, Мартинес стал думать о том, что теперь в качестве капитан-лейтенанта имеет право каждый год производить одного кадета или прапорщика в чин младшего лейтенанта. Он стал думать о Вондерхейдте и Келли и понял, что ни об одном из них не знает ничего, кроме того, что два месяца проработал плечом к плечу с одним из них, а с другой успел переспать.

Заглянув в личное дело Келли, он понял, что ее еще рано производить в лейтенанты, даже несмотря на то что она проявила недюжинный талант при обращении с корабельными орудиями. Служба на «Короне» была ее первым назначением, и ей стоило еще год-другой потереться на корабле, прежде чем принимать на себя лейтенантские обязанности.

А вот у Вондерхейдте опыта было побольше. Он успел поработать и пилотом-навигатором, и в двигательном отсеке, прежде чем стать вторым связистом. На службе под командой Мартинеса он не вызвал никаких нареканий, да и прежние его командиры не нашли причин для недовольства им. Он вполне мог сдать экзамены и имел уже достаточно опыта, чтобы нести вахту, отвечая за корабль.

Единственным недостатком этой кандидатуры было то, что Вондерхейдте происходил, как и Мартинес, из провинциального клана, и скорее всего клан Вондерхейдте не сможет отблагодарить клан Мартинесов за любезность, оказанную их отпрыску.

К тому же производство Вондерхейдте может задеть Келли. Может быть, она считает, что он чем-то ей обязан — из-за связавшей их постели, или из сентиментальных соображений, или из честолюбия, или…

Все так резко изменилось за несколько дней. Келли с Мартинесом сблизились, чувствуя себя изгоями, чудом избегнувшими угрозы аннигиляции. А теперь он был капитаном, а она — самым младшим офицером в его команде.

Перебирая все эти возможности, он вдруг сообразил, о ком следовало бы подумать в первую очередь, после чего вызвал к себе в каюту Алихана и предложил ему чин лейтенанта.

— Я ведь отставник, господин, — заметил Алихан. — Тридцать лет отслужил. Я пошел к вам ординарцем просто ради денег и чтобы было чем заняться.

— Я полагаю, что теперь любой отставной дыролаз, не имеющий справки о полной непригодности, будет призван на службу. Так что вопрос стоит не о том, служить или нет, а о том, где и в каком чине. Если ты станешь лейтенантом, то сможешь привести «Корону» в надлежащий вид, а когда решишь раз и навсегда уйти в отставку, то платить тебе будут совсем по-другому.

Алихан ненадолго задумался над этим, но тут же решительно покачал головой:

— При всем уважении к вам, господин, я не могу представить себя сидящим за одним столом с молодыми офицерами. Это будет неудобно и мне, и им.

— Но «Короне» нужен старший оружейник.

— Нет,господин, — на этот раз ответ Алихана прозвучал более твердо. — Я тридцать лет оттрубил по оружейным отсекам. Я отставник.

— Ну что ж, — Мартинес встал. — Надеюсь, по крайней мере ты останешься на своем нынешнем месте.

— Конечно же, лорд каплей. — По усам Алихана пробежала тень улыбки. — Что бы я делал без своего хобби?

Мартинес не знал, как отнестись к тому, что он оказался хобби Алихана, и предложил чин лейтенанта Махешвари, но механик отверг его предложение, даже не задумываясь.

— Офицерам слишком часто приходится пачкаться в дерьме, — отрубил он, осклабившись на последнем слове.

Итак, оставался один Вондерхейдте, если Мартинес вообще собирался кого-нибудь повышать в чине. Он вызвал к себе кадета и завел разговор о его планах и надеждах. Вондерхейдте собирался держать экзамены, как только позволит служба. Как раз перед восстанием он готовился по тем предметам, в которых был слабоват, но в последнее время стало немного не до того.

— Вы полагаете, что еще будут экзамены, милорд? — спросил он.

— Не знаю. Но, наверное, лучше считать, что будут.

Мартинес предложил Вондерхейдте свою помощь в составлении плана занятий, пообещал натаскать его по любому предмету, в котором тот чувствует себя неуверенно, и отпустил, так и не приняв окончательного решения. Вместо этого он вызвал Келли, поговорил с ней о ее планах и предложил ей организовать свое время так, чтобы позаниматься вместе с Вондерхейдте.

Она сверкнула своей ослепительной улыбкой:

— А когда? Мы же с ним поочередно стоим на вахте.

— Да, неудобно, — вынужден был признать Мартинес и добавил: — Я постараюсь помочь, как только смогу.

Помедлив, он продолжил:

— Обидно, что я не могу произвести тебя в младшие лейтенанты сейчас, когда вокруг полно освободившихся мест, но у тебя еще просто не хватает опыта.

— Ну конечно. — Она пожала плечами. — Жалко, что повстанцы не подождали до следующего года.

Помолчали.

— Вы думаете продвинуть Вондерхейдте?

— Я не слишком хорошо его знаю. А что ты об этом думаешь? — Келли служила на «Короне» с момента выпуска и знала Вондерхейдте дольше, чем Мартинес.

— Вон будет неплохим лейтенантом, — ответила она. — Он добросовестно работает и просто восхищается вами.

— В самом деле? — Мартинес почувствовал себя польщенным, но тут же вспомнил про двух бывших жен Вондерхейдте и осведомился:

— Ты в курсе его личной жизни? Знаешь что-нибудь о его бывших женах?

— Женах? — удивилась Келли. — Видимо, он рассказывал только о самой последней. — Тут она замялась. — Пожалуй, лучше не повторять того, что он говорил мне тет-а-тет.

— Я не прошу тебя торговать его доверием, — поспешно проговорил Мартинес. — Просто скажи, не слышала ли ты от него чего-нибудь, что было бы аргументом против его повышения?

Она облегченно вздохнула, поняв, что он не настаивает на развитии этой темы.

— Нет, лорд каплей.

— Хорошо, — сказал он. — Спасибо. — И, не раздумывая особо, продолжал: — Может быть, нам стоит поговорить о том, что было между нами несколько дней назад?

Она улыбнулась, не разжимая губ.

— Я все думала, решитесь ли вы… ладно. Продолжайте.

— На что я должен решиться?

Она покачала головой:

— Вы сами начали, милорд.

Он поглядел ей в глаза.

— Ладно. Ты не хочешь это повторить?

На этот раз она ухмыльнулась, показав разом все зубы, и скептически расхохоталась, совсем как тогда, когда он в первый раз заговорил с ней на эту тему. И тут же придала своему лицу серьезное выражение.

— Видите ли, лорд каплей, — сказала она, — как я уже упоминала, у меня есть парень на Заншаа. И с каждым часом мы делаемся все ближе к нему.

— Да уж.

— К тому же теперь вы капитан, а… — она покусала губы. — Теперь ведь совсем другое дело, верно?

— Верно.

Повисло молчание.

— Честное слово, я испытываю сильное искушение, — сказала она. — Но наверное, лучше не стоит.

Уязвленное тщеславие боролось в душе Мартинеса с облегчением. Он предпочитал считать себя неотразимым и всегда болезненно реагировал на доказательство обратного. Ему нравилась Келли, но иметь на корабле любовницу было бы слишком хлопотно.

— Пожалуй, ты рассуждаешь более трезво, чем я, — вымолвил он.

«Демонстрирует зрелость суждений», — записал потом Мартинес в ее деле. В первый раз пользуясь новообретенным правом патронажа, он послал в правление флота письмо, в котором рекомендовал наградить Келли за доблесть и самообладание при отражении ракетной атаки медалью «За доблесть».

Но кого производить в лейтенанты, он так и не решил. Его мысли занимала Кэролайн Сула. Ей нужны были и поддержка, и покровитель в корпусе, а ее дело было просто безупречно.

Но трудно оказывать поддержку тому, кто даже не хочет с тобой разговаривать. Он размышлял, не написать ли ей письмо с предложением помощи, но боялся отказа или, того хуже, молчания в ответ.

В конце концов все решилось само собой. Он получил сообщение, что ему на корабль назначили новых людей взамен оставшихся на Магарии — в основном старых «орешков» из числа отставных и новобранцев, еще не успевших пройти до конца курс в училищах. Они уже ждут его на Заншаа. Из трех назначенных ему лейтенантов двоих Мартинес не знал, зато хорошо помнил третьего, Плешкина, с которым они когда-то служили кадетами. Этот Плешкин был недружелюбным, язвительным занудой, на служебные обязанности он не обращал внимания, зато обладал талантом перекладывать вину за свои многочисленные ошибки на других.

Мартинес тут же сообщил в ответном письме, что уже произвел в лейтенанты кадета Вондерхейдте и поэтому, к сожалению, не имеет уже возможности принять на борт лейтенанта Плешкина. И сразу же отправился в рубку и сообщил Вондерхейдте о его новом статусе.

На этот раз речь за обедом пришлось произносить Вондерхейдте. Мартинес получил массу удовольствия, слушая его. Винную кладовую отпирать не стали, но, как выяснилось, кое-кто обошелся и своими силами.

— Мне кажется, Жоу и Ахмет гонят самогон, господин, — сообщил на следующее утро Алихан, убирая постель Мартинеса. — Они покупают на кухне объедки и обрезки и делают брагу.

— На деньги, которые выигрывают в кости. — О распространившейся заразе азартных игр Мартинес уже был наслышан.

— Именно так, господин.

— Интересно, когда они спят.

Мартинес подумал.

— Если их пьянство не станет серьезной проблемой, то до конца перелета закроем на это глаза. А потом определим наказания и штрафы всем провинившимся, а выигранное в кости пойдет в общий котел.

Алихан одобрительно ухмыльнулся:

— Отлично, господин.

— Если придумаешь, как избавить карманы коков от тяжести незаконного заработка, поделись со мной рецептом.

Улыбка на лице Алихана стала еще шире.

— Обязательно, господин.

А через двадцать один день отверстие второго межпространственного тоннеля системы Пасваль поглотило «Корону» и началось торможение. Мартинес не хотел возвращаться на Заншаа в таком же жестоком режиме, в каком улетал с Магарии, и поскольку командование его особо не торопило, решил весь остаток пути пролететь с нормальной силой тяжести.

После Пасваля «Корона» попала в Лоатин, систему с восемью биллионами жителей, обитающих на двух планетах и трех лунах. «Корона» провела там только восемь дней, которые потребовались ей для того, чтобы преодолеть расстояние от третьего межпространственного тоннеля до второго, являясь все это время единственным вооруженным кораблем на всю систему, поскольку охранявший ее фрегат «Ментор» сразу после начала беспорядков был отозван на Заншаа.

В последний час своего пребывания в Лоатине экипаж «Короны» стал свидетелем вторжения противника, появившегося из первого тоннеля. На самом деле корабли появились четырнадцатью часами раньше — расстояние между воротами первого и второго межпространственных тоннелей слегка превышало четырнадцать световых часов. Они двигались быстро, со скоростью 0,4 скорости света. Судя по карте межпространственных тоннелей, появившиеся корабли должны были быть эскадрой наксидов с Феларуса, в системе которого размещался третий флот.

Цензура не пропускала сведений о том, что произошло с третьим флотом, но теперь, увидев наксидскую эскадру, Мартинес мог сам догадаться, что к чему.

Их появление вызвало у него бурю неприятных чувств, но подсчеты показали, что они не могут настичь его, разве что полетят за ним до Заншаа, где им придется столкнуться со всем флотом метрополии, который сейчас кружил по системе на полной боевой скорости. Через ретрансляционную станцию он послал на Заншаа сообщение о появлении эскадры с Феларуса.

«Корона» спикировала во второй тоннель и оказалась в полностью необитаемой системе Протипана. Протипан был красным карликом, почти незаметным в видимом спектре. На предыдущей стадии своего существования, будучи красным гигантом, он поглотил все ближние планеты, непомерной гравитацией превратил в бесформенные булыжники среднеудаленные, а ледяную атмосферу дальних планет основательно прожарил, в результате чего планетная система состояла из одних безжизненных обломков камня и льда, вращающихся на почтительной дистанции от звезды.

Самое сильное впечатление здесь производило занимавшее треть неба красное облако, по краям отливающее голубым и пурпурным. Это были остатки сверхновой, разлетающейся со скоростью, близкой к половине световой. Через восемьдесят тысяч лет она должна была добраться до системы Протипана, но уже сейчас выглядела как огненный рот, разинутый в небе, чтобы поглотить красного карлика. За это сверхновую прозвали Пастью.

В системе Протипана «Корона» провела всего четыре часа, понадобившиеся ей, чтобы преодолеть расстояние между двумя открывавшимися здесь тоннелями. Работники ретрансляционных станций были Уже предупреждены о нашествии наксидов, хотя шансы убраться из системы до появления противника были только у тех, кто обслуживал дальний, второй тоннель. Мартинес не знал, что наксиды делают с трансляторами, захватив их, но предполагал, что они постараются использовать возможности связной системы, объединяющей огромную империю.

Из Протипана «Корона» проскользнула в систему Сейшо, где провела два дня, прежде чем вышла через четвертый межпространственный тоннель в систему Заншаа, под надежную защиту флота метрополии.

Тогда Мартинес решил, что настало время разобраться с незаконным самогоноварением на «Короне».

Они будут здесь через тридцать часов, думал Шушаник Северин. У меня есть еще время приготовиться к неприятным сюрпризам.

— Говорит прапорщик Северин с Протипанадва, — доложил он по связному лазеру. — Благодарю за предупреждение, капитан Мартинес. Примите мои поздравления лично вам и «Короне» и пожелания удачи во всем.

Трудно было винить Мартинеса за то, что он убегает перед лицом неприятельской эскадры, в восемь раз превосходящей его по численности. Жаль только, что самому Северину приходится оставаться здесь.

Северину было двадцать восемь лет, и он командовал ретрансляционной станцией на Протипане-два. Он и шестеро его подчиненных обслуживали мощные коммуникационные лазеры и компенсаторы массы, обеспечивающие стабильность межпространственного тоннеля. Обычно они работали сменами по четыре месяца, и восстание произошло как раз в начале их смены. Теперь все спуталось, и было непонятно, надолго ли они здесь застряли.

Станции, обслуживающие межпространственные тоннели, находились в ведомстве поисковой службы, организации со славным прошлым, которая, однако, ничего больше не исследовала. Ее бюджет все уменьшался по мере того, как шли века и шаа теряли интерес к расширению пределов своей империи. Теперь основным занятием службы было отслеживание тоннелей и связных систем, а команду двух оставшихся исследовательских судов составляли кадеты, вдохновленные легендами о героических походах былых веков.

Северин не имел бы ничего против спокойной работы, и на станцию, обслуживающую только что открытый тоннель, он пошел главным образом из-за своей тети, командующей, которая имела возможность обеспечить ему здесь быструю карьеру. Платили хорошо, а тратить деньги во время четырехмесячных вахт было не на что. Хорошая была служба, спокойная и нужная, и все работающие на Сейшо знали друг друга в лицо и жили дружно.

Он даже не знал, как отнестись к тому, что на время беспорядков поисковую службу объявили военной организацией и подчинили флоту. Наверное, можно жить и так, если будет не слишком много идиотских приказов от этих дурацких пэров.

При всем при том он обнаружил, что ему хочется принять участие в происходящем. В былые времена поисковая служба была бы первой в борьбе с повстанцами. Его возмущала мысль, что он может провести всю войну, глядя на круглый проем Протипана-два.

Протипан-два был необычен тем, что имел тороидальную форму с дырой посредине. Большинство межпространственных тоннелей, загадочных структур, оставшихся с тех времен, когда вселенная еще только формировалась, имели форму круга и выглядели как на рисунке из учебника — их всегда описывали как «кусок звездного неба, на которое смотрят через круглый аквариум». Были еще четырехгранные и восьмигранные или цилиндрические тоннели, но единственным известным тороидальным был Протипан-два. Знаменитый яхтсмен Минх как-то раз сделал двойную петлю сквозь дырку в центре, проскользнув через нее как через огромную пуговицу. Северин любил смотреть из окон своего кабинета на это странное зрелище — висящее в пространстве кольцо из звезд, расположенных где-то совсем в другом месте вселенной. Он чувствовал гордость при мысли, что является хранителем самого необычного тоннеля на всю империю.

Узнав из сообщения «Короны», что вскорости ожидается появление наксидов, он созвал своих сотрудников на совещание.

— Я думаю, мы должны сразиться с врагом, — сказал он. — Надо сделать что-нибудь достойное доблестных традиций нашей службы.

— Например? — скептически осведомился прапорщик второго класса Граст.

Северин протянул Грасту кусок острой чесночной колбасы, которой подкреплялся в тот момент, когда пришло сообщение.

— Например, можно отодвинуть тоннель, — сказал он.

Одной из задач, стоящих перед обслуживающей станцией, являлось поддержание стабильности тоннеля. Межпространственный тоннель мог потерять стабильность, если в одном направлении сквозь него проходило больше материи, чем в другом. Этой проблемы фактически не существовало, пока тоннели пропускали только звездный ветер да малость космической пыли. Но когда через них начали летать корабли, положение изменилось. Если в одну сторону пролетало больше кораблей, чем в другую, тоннель мог изменить форму, сместиться в пространстве или вообще захлопнуться.

К счастью для империи, было найдено простое решение: нужно было просто перебросить в нужном направлении тело, соответствующее разнице масс пролетающих кораблей, чтобы сохранить равенство потоков. Каждая станция при межпространственном тоннеле была оборудована установками, которые могли перебрасывать заключенные в стальные рубашки тяжелые брикеты астероидного материала в другую звездную систему, где они начинали вращаться вокруг звезды по орбите, с которой их можно было снять и отправить в случае нужды опять на другую сторону тоннеля. Эти снаряды были такими тяжелыми, что быстро перебросить их через тоннель было невозможно — но это и не требовалось. Достаточно было того, чтобы идущие к тоннелю суда не рисковали напороться на движущийся навстречу камень.

— Отодвинуть тоннель? — повторил Грает. — Разве мы можем это сделать?

— Я думаю, что да.

Грает задумчиво откусил кусок колбасы.

— Это порушит им все планы. Если они промажут мимо тоннеля — а здесь нет планет, вокруг которых они могли бы развернуться, — то у них уйдут месяцы на то, чтобы затормозить и вернуться.

Северин уже перешел к следующей мысли:

— Почему бы вам не заняться подготовкой спасательной шлюпки, пока я прогреваю пусковую установку?

На экзаменах, которые Северин сдал, чтобы получить нынешнюю должность, требовалось основательное знание теории межпространственных тоннелей. Теперь настало время применить эту теорию на практике. Первым делом он начал разгонять свои тяжелые, медлительные кегли-снаряды по направлению к зияющему в небе тору и только потом принялся подсчитывать, сколько их нужно, чтобы переместить тоннель в пространстве. Он рассчитывал, что первые несколько грузов дестабилизируют тоннель, что должно было облегчить дальнейшую работу.

Произведя подсчеты и выяснив, куда нужно целиться, он начал систематический обстрел тоннеля, запуская один груз за другим. И только после этого он связался со своим начальством в системе Сейшо, чтобы получить их согласие на свои действия.

Через четыре часа пришло ответное письмо, в котором Северину категорически запрещалось дестабилизировать тоннель. К этому моменту он успел перебросить на ту сторону уже тысячи тонн материи, и тор начал понемногу смещаться.

Распространяя аромат чеснока, в диспетчерскую вошел Граст.

— Шлюпки готовы, — доложил он, глядя в окно на то, как очередной огромный снаряд выскользнул из пусковой установки и направился к жутковатому обручу, колышущемуся в пространстве.

— Присмотри пока за пусковой установкой, — сказал Северин. — Хочу перенести на шлюпку свои пожитки.

На шлюпках было не так уж и тесно: они были предназначены для того, чтобы смена станционного персонала могла с комфортом добраться до места работы, а лететь приходилось около месяца. Там была удобная кухня и тренажерный зал, библиотека с видеофильмами, книгами, музыкой и прочими удобствами.

Северин отнес туда защитные костюмы, одеяла с подогревом и теплые носки. После этого вернулся в диспетчерскую.

— Тоннель движется, — сообщил Граст.

— Я знаю.

К тому времени как Северин выпалил в тоннель весь заряд грузов, тоннель сместился на семь диаметров и наклонился относительно плоскости эклиптики. Начальство, заметив целый состав грузов, переправленных в их систему, слало откровенно перепуганные сообщения. К счастью, они постепенно переставали доходить: по мере того как тоннель смещался, связные лазеры постепенно теряли друг друга.

Северин и его подчиненные в последний раз пообедали на станции лапшой с огненным томатным соусом чили, запив ее темным, терпким пивом, приготовленным из ячменя, привезенного на станцию одним из сотрудников.

В поисковой службе было принято компенсировать отсутствие шикарного общества доброй едой.

— Знаете, — объявил Северин, — я начинаю думать, что нам не стоит покидать систему Протипана.

— Если мы здесь останемся, — заметил Граст, — они возьмут нас в плен.

— Я не говорю, что мы должны оставаться здесь, на станции, — ответил Северин. — Думаю, нам стоит сесть в шлюпку и прицепиться к одному из этих булыжников, которые летают по системе. Таким образом мы сможем держать противника под наблюдением, а когда флот вернется, мы им все расскажем. А если противник уйдет, мы просто вернемся на станцию.

— Вы говорили о месяцах, — заметил кто-то.

Последовала короткая дискуссия. Северину вовсе не хотелось провести три или четыре месяца с людьми, которые против своей воли подчинились его приказу. Но в конце концов он сумел настоять на своем, не прибегая к решительным мерам. Все сотрудники имели привычку к скученной жизни, и все согласились, что ради того, чтобы сорвать планы противника, стоит потерпеть временные неудобства.

— К сожалению, будет холодновато, — сказал Северин. — Чтобы нас не засекли, придется расходовать как можно меньше энергии.

— Нужно взять с собой одеяла, — сказал кто-то.

— Я их уже упаковал.

Наступило молчание.

— Ну что ж, по крайней мере, когда мы вернемся, получим зарплату сразу за большой срок, — с надеждой сказал Граст.

Они погрузили на шлюпку запас еды на шесть месяцев и отчалили. Северин заранее присмотрел подходящую скалу, железный астероид под именем 302948745AF — даже небольшие куски камня и металла в системе Протипана были зарегистрированы, ведь они могли понадобиться на изготовление грузовых болванок.

Флотилия наксидов ворвалась в систему раньше, чем шлюпка успела причалить к новому дому, но Северин, предвидя это, заранее произвел торможение. Теперь они не спеша дрейфовали по направлению к 302948745AF. Подойти вплотную к астероиду можно будет и при помощи маневренных двигателей, не включая привлекающего внимание аннигиляционного двигателя.

Плавая в невесомости по шлюпочной рубке, Северин не сводил глаз с длинных аннигиляционных факелов, приближающихся к тоннелю. Наксиды летели быстро, они тормозили, но все равно двигались с четвертью световой скорости. Подсчитав, куда ведут их траектории, Северин увидел, что они летят туда… где должен был быть тоннель.

Они еще могли заметить, что тоннель переместился. Они могли просто увидеть это или подсчитать привносимое им искривление пространства-времени. Но, твердил себе Северин, им просто незачем это делать. Тоннель стоял неподвижно с той поры, как его открыли, и не было никаких оснований ожидать, что он стронется со своего привычного места.

Но по мере того как шли минуты и огоньки на экране все приближались, во рту у него пересохло, и он судорожно стиснул в ладонях острые ребра пульта управления. Чтобы попасть в тоннель, им нужно только чуть-чуть подкорректировать курс, и они могут сделать это в любой момент…

Он затаил дыхание, и эскадра наксидов пролетела мимо входа в тоннель. Экипаж шлюпки разразился радостными воплями. Северин мог только гадать, что почувствуют повстанцы на своих кораблях, когда поймут, что с ними случилось.

Наксиды включили тормозные двигатели на полную мощность, но Северин знал, что, какими бы ни были их планы, он отсрочил их выполнение минимум на три месяца, а то и больше.

Это был триумф. Он нанес врагу удар без всякого оружия, а если повезет, он сможет и дальше продолжать в том же духе.


После разговора с Торком Ярлат со своей командой усиленно разрабатывал планы нападения на Магарию и, рассматривая планы операции, уже не находил в себе сил отказаться от них от всех сразу.

Отчет Мартинеса с прилагающейся к нему видеозаписью, полученный через несколько дней, не дал ответа на вопрос, произвела ли его единственная долетевшая ракета хоть какие-то повреждения, но у Ярлата возникло ощущение, что что-то эта ракета все же сделала. Почти все радиационные экраны на кольцевых станциях располагаются на внешнем кольце, защищая обитателей от солнечной радиации, а ракета «Короны» почти задела северный край внутреннего кольца. Потоки нейтронов и гамма-излучения высокой энергии, высвободившиеся при взрыве, может быть, и не нанесли кораблям серьезных повреждений, а вот их экипажи и служащие кольца, которые в этот момент не находились в защитных укрытиях, могли получить смертельную дозу облучения. Не исключено, что этот взрыв нанес серьезный урон живой силе противника и тем гражданским служащим, которые находились в этот момент на кольце. Потери среди работников верфей и прочих специалистов, на которых по сути держится флот, могли оказаться очень высоки. Надежные военные машины, возможно, и не пострадали, а вот обычная электроника, наверно, пришла в негодность — начиная с систем освещения и силового питания и заканчивая грузовыми электрокарами. В этих условиях наксидам будет нелегко заниматься переоборудованием захваченных судов.

Если влететь туда очень быстро, думал Ярлат, если флот метрополии ворвется туда так стремительно, что застанет Фанагию врасплох, то у них есть шансы. Единственное, что она может сделать, чтобы противостоять внезапному появлению флота метрополии, — разогнать свои суда до такой же скорости, подвергая их экипажи таким же мучительным перегрузкам, которые обрушил на плечи своих подчиненных сам Ярлат. Но суда Ярлата были полностью укомплектованы, его люди могли хоть как-то отдыхать, в то время как на судах Фанагии, если она формировала команды захваченных кораблей за счет экипажей своих эскадр, будет катастрофически не хватать рабочих рук. К тому моменту, когда они вступят в битву с Ярлатом, от них почти ничего не останется после месяца перегрузок и постоянного несения вахты и по сравнению с его относительно свежими людьми они окажутся практически небоеспособными. Они не будут представлять для Ярлата серьезной опасности. А три эскадры будут укомплектованы судами, вообще приспособленными для представителей других видов, и наксидам будет очень непросто управлять ими.

Правда, рассуждал он, у их положения есть определенные преимущества. В данный момент две большие планеты системы Магарии, Барбас и Ринконелл, располагались с двух сторон первого межпространственного тоннеля системы на расстоянии сорока световых минут. Фанагия могла запустить свои эскадры в постоянное вращение вокруг этих двух планет или вокруг Барбаса, Ринконелла, Магарии и солнца, удерживая их таким образом в готовности нанести удар по флоту Ярлата, как только он появится из тоннеля.

Ярлат со своими советниками постарался продумать серию маневров, которые должны были свести это преимущество к минимуму.

Больше всего он по-прежнему опасался численного превосходства противника. Но тут как раз пришло сообщение — опять от Мартинеса, — что эскадра неприятеля из Феларуса находится не на Магарии, а в системе Протипана, а значит, не все вражеские корабли сейчас под рукой у Фанагии. Похоже, что наксиды не особо спешили сосредоточить свои силы.

А значит, имело смысл поскорее захватить Магарию, чтобы не дать противнику возможности собрать все силы воедино.

Появление эскадры с Феларуса в системе Протипана вызвало у парламента истерику. Если повстанцы так разбрасываются своими войсками, значит, нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Парламент потребовал от совета правления флота, чтобы были приняты меры. («Защищать все подряд», — пробурчал Торк и выругался.)

Решено было послать войска на защиту Хон-бара, чтобы заткнуть рты крикунам. Эта миссия была поручена лайонской эскадре из системы Преовина, не успевшей еще добраться до Заншаа, и эскадре, наскоро сколоченной из отдельных судов, оказавшихся в окрестностях столицы. Возглавлять эту эскадру Должен был взятый в плен наксидский крейсер «Судьба», переоборудованный под команду торминелов, которая должна была вскоре занять свои места на его борту. Именно к этой эскадре была прикреплена «Корона» с ее доблестным и увешанным свежими наградами капитан-лейтенантом Мартинесом.

Глава 12

Стоя на трибуне перед собранием парламента, Мартинес купался в приветственных криках и аплодисментах. Он поднял над собой золотой шар — настоящий, тяжелый жезл со стеклянным шаром, в котором переливалась золотистая жидкость, — и в ответ на его салют собрание опять разразилось приветственным гулом.

Командующий флотом лорд Торк, председатель совета правления флота, вручил ему награду в усыпанном бриллиантами кейсе, а лорд Пьер Н'гени, патрон семейства Мартинесов, лично представил его собранию. Родственники Мартинеса, сестры и брат, стояли в галерее для гостей и аплодировали вместе со всеми.

Мартинес внимательно следил за своей улыбкой — ей полагалось излучать уверенность и мудрость, а она вместо этого норовила расплыться в широкую имбецильную ухмылку. Похоже, в основном ему удавалось с ней справиться.

Наконец аплодисменты смолкли, и Мартинес неожиданно услышал, как громко бьется его сердце. Сделав глубокий вдох, он повернулся к новому предводителю парламента, лорду Сайду.

— Насколько мне известно, в подобных случаях обычай требует произнести речь, — сказал Мартинес. Он почти слышал эти же слова, произносившиеся на «Короне».

Лорд Сайд, похоже, был удивлен самой мыслью о том, что может существовать подобный обычай, но вида не показал.

— Лорд Гарет, собрание пэров радо выслушать вас.

Мартинес повернулся к аудитории: к депутатам в бордовых костюмах, к стоящим в галерее родственникам и флотским офицерам, к предводителю парламента и командующему флотом Торку, стоящим неподалеку, — все они казались темными силуэтами на фоне яркого света бьющих в глаза прожекторов, направленных на трибуну. И разумеется, кроме них незримо присутствовали биллионы глядящих на него по видео.

После стольких лет, полных борьбы, опасностей и тяжелого труда, Мартинес наконец дождался своего звездного часа. В этот миг вся империя ждала, когда же он заговорит.

А он не мог вымолвить ни слова. Гладкие фразы, которые он приготовил заранее, вдруг куда-то делись, и он ощущал только напряжение, с которым самые важные персоны империи ожидают, что он сделает ошибку. Продемонстрирует всем, что как был, так и остался неотесанным провинциалом.

Вокруг звенела тишина, и только стук сердца громом отдавался в ушах. Он с усилием раскрыл рот и заставил себя заговорить.

— Милостивые государи депутаты, — начал он, обвел аудиторию взглядом и остановил глаза на Сайде и командующем флотом Торке. — Милорд предводитель, — произнес он. — Милорд командующий. — Скользнул взглядом по галерее, он продолжил: — Друзья.

И когда он убедился, что возможно говорить и перед этой аудиторией, слова потоком хлынули из него. Сначала их было немного — на поверхность сознания выплыло только несколько первых фраз, но по мере того как он говорил, начали появляться новые. Очень удачно, что Мартинесу уже дважды пришлось в последнее время говорить речи — это помогло ему быстро войти в ритм. Говорить перед парламентом оказалось несложно: его слушатели сами недавно выдержали битву, прямо на этом самом месте, и он мог смело предполагать в них ту же отвагу, сноровку и таланты, за которые он уже благодарил команду «Короны».

Под конец речи слова лились с его губ рекой, как будто он всю жизнь только и делал, что обращался к парламенту.

— Я чувствую это сердцем, — сказал он в заключение своей речи. — С такими мудрыми руководителями, как собравшиеся здесь, и с такими отважными и умелыми исполнителями, как те, с кем мне посчастливилось бок о бок сражаться на «Короне», мы обязательно победим!

Одобрительные крики и аплодисменты, наполнившие залу, звучали еще громче, чем в прошлый раз. Мартинес опять нацепил мудрую и уверенную улыбку и отсалютовал собранию золотым шаром.

Хоть вам и не нравится акцент, подумал он, придется его проглотить.

А потом был прием во дворце Н'гени. Дворец благоухал ароматом тысяч букетов, а оригинальные светильники в форме снежинок, среди которых не было двух одинаковых, парили под потолком, освещая серебристым светом собравшуюся толпу. За окнами шел настоящий снег, он лежал на карнизах и сверкал на ветках деревьев, растущих в саду. Залы и галереи были заполнены депутатами, высокопоставленными представителями флота и высшими чинами администрации.

Никто не носил траура. Парламент решил раньше срока прекратить траур по последнему из великих господ, а значит, и ограничения на число гостей тоже были сняты. Официально это было сделано потому, что военное положение имело приоритет над всем прочим. Хотя, если бы Мартинес был депутатом, он стремился бы прервать траур просто во избежание недоразумений. Ведь теперь не так-то просто было сообразить, скорбит ли кто-либо по великому господину, или по погибшим на войне, или по умершим повстанцам-наксидам, или просто по мирному порядку старой империи.

Не задаваясь больше вопросом, как отобрать двадцать два гостя на любой прием, общество на радостях старалось извлечь все доступные удовольствия из зимы и восстания.

Да и Мартинесу было приятно опять облачиться в зеленое.

— Я и не знал, что ты собираешься произносить речь, — сказал ему старший брат Роланд.

— Я собираюсь сам когда-нибудь стать депутатом, — ответил он. — Вот я и подумал: стоит им показать, что я могу разговаривать на людях и говорить дельно, и вообще мы на Ларедо не страдаем от нервного тика или заикания.

— Честно говоря, это я собирался стать первым депутатом с Ларедо, — сказал Роланд. Он был немного выше Гарета — за счет длинных ног. У него был очень сильный ларедский акцент. — Надеюсь, ты уступишь мне эту честь по старшинству.

— Возможно, — ответил Мартинес. — Но если выйдет иначе, я сделаю все, чтобы протащить туда тебя. Теперь самое время: тут освободилось много вакансий.

Он и сам толком не знал, насколько серьезно говорит. Капитан-лейтенант лорд депутат Гарет Мартинес? Нынче это казалось вполне возможным. Парламент был сейчас благорасположен к ним. Он уже заказал ларедским верфям постройку трех фрегатов и обещал клану Мартинесов и их подопечным солидную поддержку.

Может быть, наконец-то планы лорда Мартинеса начнут приносить плоды. Отец Мартинеса, столкнувшись с пренебрежительным отношением к себе во Флоте и на Заншаа, вернулся на Ларедо с твердым решением стать таким богатым, чтобы уже никто не смел пренебрегать им. И он-таки сделался фантастически богат, даже по меркам пэров, и его дети тоже были частью его плана, направленного на то, чтобы завоевать столицу и пробиться через неприступные стены, отделяющие высшую знать, но до сих пор Мартинес не думал всерьез, что достичь высокого положения могут те, кто не происходит из старинных родов вроде Н'гени и Ченов.

Так и было раньше. Но похоже, после восстания все сделалось возможным.

Подошел лорд Пьер Н'гени и поднял бокал за кавалера золотого шара. Мартинес поднял в ответ жезл и только сейчас заметил, что к нему пристал клочок плоти командующего флотом Торка. Мартинес стряхнул его на пол и произнес:

— Мы тут решили, что первый депутат с Ларедо должен быть обязательно из числа ваших клиентов.

Лорд Пьер задумался. Теоретически это он представлял в парламенте Ларедо, являясь патроном клана Мартинесов, хотя, конечно, лорд Пьер никогда не был на Ларедо, да и не собирался туда.

— Пожалуй, — наконец согласился он.

— Вам не помешают лишние союзники в парламенте, — сказал Мартинес.

Лорд Пьер повернулся к Роланду.

— Теперь, получив подряды для своих верфей, вы возвращаетесь домой? — спросил он.

— У меня ушло бы три месяца на то, чтобы добраться туда, — ответил Роланд, — а к этому времени ваши фрегаты будут уже почти готовы. Там я сейчас не нужен — мой отец отлично справится со всем. Нет, — улыбнулся Роланд, — я пока что останусь в столице. Может быть, застряну здесь на несколько лет.

Лорд Пьер, похоже, был отнюдь не в восторге от этой новости.

— Но вам, лорд капитан, вскоре придется собираться в дорогу? — спросил он у Мартинеса.

— Через два дня надо присоединиться к новой эскадре. А я еще только познакомился со своими новыми офицерами.

Надо сказать, Мартинес был не особо впечатлен новыми подчиненными: один лейтенант с сединой в волосах, вот уже шестнадцать лет в этом чине, а другой — едва оперившийся юнец, едва ли не моложе Вондерхейдте. С ними явно предстояло немало возни.

— Как вы полагаете, Ярлат атакует Магарию? — спросил лорд Пьер. — Похоже на то, что он скоро решится.

— Я думаю, что, нанося удар, он не промахнется, — ответил Мартинес.

Роланд ехидно улыбнулся:

— А я-то думал, ты скажешь, что мы обязательно победим.

— Мы можем победить, если возьмемся за дело.

Когда из танцевального зала донеслись звуки взявшегося за дело оркестра, Мартинесу захотелось, чтобы в его объятиях сейчас была Аманда Таен. Но прапорщику Таен предстояло еще не меньше месяца заниматься на своем корабле ремонтом спутников, а у Мартинеса не было времени заводить новую связь, разве что сделать это прямо сейчас. Но стоило ему двинуться на звуки музыки, как перед ним возник ПэДжи Н'гени. На его лице застыла ставшая уже привычной меланхолия, и Мартинес не сомневался, что причиной тому является регулярное общение с его сестрами. Мартинес мог себе представить, каково сейчас бедняге.

— Послушай, Гарет, — окликнул его ПэДжи.

— Что?

— Классную речь ты закатил сегодня утром.

— Спасибо.

— Мне даже захотелось… сделать что-нибудь, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сделать что-нибудь полезное в этой войне.

Мартинес внимательнее поглядел на него.

— Вступить во флот?

— Не думаю, чтоб я… — ПэДжи запнулся. — Я имею в виду сделать что-нибудь. — ПэДжи поправил воротник. — Я не знаю, можно ли у тебя проконсультироваться. По личному вопросу.

Мартинес поднял брови.

— Пожалуйста.

— Я хочу узнать, нормально ли для кого-нибудь с Ларедо — например, для молодой женщины — демонстрировать свою общественную и внутреннюю независимость.

Мартинес постарался спрятать ухмылку.

— Конечно, — ответил он. — Ларедяне славятся своей независимостью и в мыслях, и в поступках.

— А… я так и думал. Видишь ли, — ПэДжи нахмурился, — я так редко вижу ее. Я имею в виду Семпронию. Только официальные встречи. Она позволяет поцеловать себя в щеку, и все. — Его голос дрогнул, но он взял себя в руки. — Но у нее есть друзья, и она проводит кучу времени с ними, а со мной никогда… — Он поспешно добавил: — Конечно, она учится в школе и говорит мне, что рада повидаться со своими школьными товарищами. Я ничего не могу на это возразить, потому что сам до сих пор дружу со старыми товарищами… — Он смущенно поглядел на Мартинеса. — Но у нее так много друзей-офицеров. И они-то не учатся в школе.

В душе Мартинеса шевельнулось что-то вроде сочувствия к ПэДжи Н'гени. Но он напомнил себе, кем является его собеседник, и сочувствие рассеялось, как вишневый цвет на весеннем ветру.

— Я полагаю, тебе стоит проявить терпение, — сказал он. — Семпронию балует вся семья, и она привыкла делать все по-своему. — Он ободряюще похлопал ПэДжи по плечу. — Со временем она подрастет и оценит твои добродетели. А что до офицеров — я думаю, она просто хочет повеселиться в их компании, пока они не отправятся на войну.

— Хм. — ПэДжи тяжело задумался. — Ну, может быть, и так.

А после завтрака Мартинес услышал еще кое-что об одном из этих офицеров. Он собирал вещи, намереваясь направиться на совещание, созываемое новым командующим эскадрой, капитаном Фарфангом с «Судьбы», и тут в его двери тихонько постучали.

— Да?

— Это я. — Голос Семпронии звучал приглушенно из-за толстых тиковых дверей.

— Заходи.

Семпрония нерешительно отворила тяжелую дверь и вошла. Увидев, что серебряные пуговицы его кителя расстегнуты, она подошла и принялась приводить его в порядок, слегка прикусив нижнюю губу и комически серьезно скосив глаза. Управившись с последней пуговицей, она поправила воротник и отступила на шаг, оценивая свою работу.

— Спасибо, — поблагодарил Мартинес.

— Не за что. — Она скрестила руки на груди и нахмуренно поглядела на него. Он подошел к туалетному столику и взял в руки золотой диск на ленточке, который он мог теперь носить, когда не собирался брать с собой золотой шар.

— Ты не будешь носить шар с собой?

Мартинес повесил диск на шею.

— Шар предназначен для торжественных случаев. Носить его с собой повсюду — явное чванство.

— Но, Гарет, — возразила сестра, — ты ведь действительно очень чванливый.

Мартинес решил, что мудрее будет не возражать на это обвинение. Вместо этого он спросил:

— С чем ты пришла ко мне, Прони?..

— Ой. — Она помолчала. — Я хотела поговорить с тобой об одном из твоих офицеров.

— Об одном из моих офицеров?

— Его зовут Никкул Шанкарашарья.

— Вот оно что.

Это был его второй офицер, с которым он познакомился пару дней назад, но не успел еще толком поговорить. Младший лейтенант, возведенный в чин всего шесть месяцев назад, с тонкими усиками и нерешительными манерами. При первой встрече Шанкарашарья не произвел сильного впечатления, хотя Мартинес успел подумать, что этот, похоже, будет нормально работать.

— Это твой друг? — спросил Мартинес.

Щеки Семпронии слегка порозовели.

— Да. Я надеялась, что ты сможешь, как бы это сказать, слегка присмотреть за ним.

— Это моя работа, — ответил Мартинес. — А что, за этим Шанкарашарьей нужно особо присматривать?

Семпрония загорелась румянцем.

— По-моему, он очень талантливый. Но он такой робкий и не любит выставляться. Ты можешь растоптать его и даже не заметишь.

— Хорошо, я обещаю глядеть под ноги, чтобы не наступить на него ненароком.

Покопавшись в памяти, он смог вспомнить Семпронию беседующей с черноволосым офицером на их семейном приеме в честь Кэролайн Сулы.

Ее глаза беспомощно бегали по его комнате.

— Он так тебя уважает. Он специально просил своего патрона, лорда Пеццини, чтобы его назначили на «Корону». — Уголки ее губ поползли вниз. — Конечно, он не знает тебя, как я.

Мартинес подошел к Семпронии и, подняв ее подбородок, заглянул ей в глаза.

— Этот Шанкарашарья и правда много для тебя значит, Прони?

Она плотно сжала губы и кивнула. Мартинес поцеловал ее в лоб.

— Ну и отлично, — сказал он. — Я сделаю для него, что смогу.

Она порывисто обняла его.

— Вот здорово, — проговорила она. — Если ты присмотришь за Никкулом, я, может быть, прощу тебя за ПэДжи.

Она выбежала из его комнаты, а он упаковал свой чемодан и вызвал слугу, чтобы тот отнес его вещи в такси, которое довезет его до станции подъемника. Алихана с ним не было — Мартинесу было спокойнее, когда тот приглядывал за «Короной» в его отсутствие. Он перекинул через руку зимнее пальто и, подхватив кейс с золотым шаром, спустился по широкой лестнице в фойе попрощаться с семьей.

Снаружи падал снег, поблескивая под темно-зеленым небом Заншаа. В небе висела ленточка кольца, и там в доках стояла наскоро собранная эскадра, к которой принадлежала теперь и «Корона». Завтра эскадра отправится на особое задание. Мартинес не знал куда, известно было только, что они не присоединятся ко флоту метрополии — их эскадра подчинялась Дофагу, лайонскому командующему, а не Ярлату. Он полагал, что им предстоит еще долго набирать скорость, прежде чем они узнают о пункте назначения, разве что капитан Фарфанг вдруг решит проинформировать своих капитанов на предстоящей встрече.

Но получилось так, что капитан Фарфанг уже ничего не сказал ему, поскольку был мертв.

— Как вы знаете, «Судьба» была наксидским судном и ее только что переоборудовали для команды торминелов, — рассказывал ему Далкейт, старший лейтенант средних лет. Онговорил возбужденно, но негромко, почти шептал. — В последнюю очередь доделывали жилые отсеки, поэтому «орешки» жили рядом, на станции, и только нынешней ночью поднялись на борт, чтобы привыкнуть к кораблю. Как вы знаете, торминелы предпочитают температуру пониже, чем наксиды, — из-за меха.

— Так это был саботаж?

— Если и так, то саботажник был одним из команды и умер вместе со всеми. Когда выставляли температуру жилых помещений, кто-то проставил лишний нолик, и температура на «Судьбе» опустилась в десять раз ниже, чем полагается.

Мартинес озадаченно поглядел на него.

— Но температура должна была падать постепенно, и можно было успеть… ой.

— Да, — подтвердил Далкейт. — При понижении температуры торминелы рефлекторно впадают в спячку. Когда становится холодно, они только крепче засыпают. Но даже в состоянии спячки они не могут перенести такого мороза.

Мартинес поежился:

— Они все умерли?

— Все. Сто двадцать с небольшим, все замерзли в своих койках.

— А как же охранники у люков?

— Официально «Судьба» должна была войти в строй только сегодня. Снаружи к ней поставили стражу от полицейского корпуса, а изнутри охранников не было. До сегодняшнего утра туда никто не заходил.

А зайдя, они увидели наледь на стенах и замерзших торминелов, на мехе которых блестел иней. Мартинесу хотелось откинуться в кресле и подивиться жестокой прихоти судьбы, лишившей эскадру разом двух тяжеловооруженных кораблей и командующего. Но нужно было сделать так много: две трети его подчиненных были новичками на судне, в том числе и офицеры. Насколько ему было известно, «Корона» должна была отправиться вместе с эскадрой поутру — время отлета никто не менял. Нужно было сделать очень многое.

— Кто теперь командует эскадрой? — спросил он.

— Старший капитан у нас Камарулла. Но официально ничего не объявлено.

Он поднялся из-за своего стола, позади которого по-прежнему стоял ряд футбольных кубков, привинченных к полкам. Номера Тарафы переделать еще не успели, и он пока поселился здесь, убедившись предварительно в крепости замков и запоров на винном ларце.

— Значит, — сказал он, — проверка перед отправлением в 26:00.

— Так точно, лорд каплей.

Собираясь на проверку, он взял с собой золотой шар — не тот, который ему вчера вручили на заседании парламента, а самодельную награду, которую Махешвари с Алиханом сделали для него в корабельных мастерских. Он хотел, чтобы команда понимала, что сделанным ими подарком он дорожит больше, чем даром парламента.

Результаты проверки оказались несколько более утешительными, чем он опасался, но докончить ее он не успел — подключился Вондерхейдте и сообщил, что пришло срочное конфиденциальное сообщение от командующего эскадрой Дофага. Мартинес сказал «вольно» своим «горбушкам», в том числе и тем, проверить которых еще не успел, и велел переслать сообщение себе в офис.

Младший командующий эскадрой Дофаг стоял во главе эскадры лайонских крейсеров, сразу после восстания вылетевших из системы Преовина по направлению к Заншаа. Пустотелые кости лайонов не выдерживали перегрузок больше двукратной, и весь свой путь они прошли на предельном для себя ускорении. Добравшись до Заншаа, Дофаг не стал снижать скорость: он будет большими кругами двигаться по системе, а когда флот прикажет, устремится к одному из межпространственных тоннелей. Подчиненной ему легкой эскадрой он тем временем командовал на расстоянии.

Вопрос о том, как Дофаг будет управлять своими эскадрами, если ему придется вступить в битву, до сих пор был открытым — ведь в его подчинении оказываются виды с совершенно разными тактическими возможностями. Но лайоны еще со времен достопамятной лайонской войны считались искусными стратегами, и в любом случае не Мартинесу было думать об этом.

При помощи капитанского ключа Мартинес расшифровал сообщение командующего лайонской эскадрой, находящегося сейчас на расстоянии шести световых минут от Заншаа. Наконец изображение появилось на экране — Дофаг оказался относительно молодым для своего поста лайоном, что было видно по окружающим его приплюснутую макушку темным пушистым волосам, которые выпадают у окончательно созревших лайонов. У него были золотистые глаза, а широкий рот, полный острых зубов, был окружен морщинами — почти тридцать дней постоянных перегрузок никогда не проходят бесследно.

— Лорд капитан Мартинес, — начал он. — Позвольте поздравить вас с повышением и высокой наградой — золотым шаром. Надеюсь, что, если служба позволит, буду иметь честь когда-нибудь встретиться с вами лично.

Мартинес с удовольствием выслушал его вежливые слова. Всегда приятно узнавать, что вышестоящие офицеры хорошего о тебе мнения и не ленятся сказать об этом. Его начальники чаще делали вид, что его просто не существует.

Дофаг опустил на глаза кожистые веки.

— Потеря «Судьбы» вынуждает меня к принятию сразу нескольких неприятных решений. Одним из них является признание того факта, что лорд капитан Камарулла не способен командовать эскадрой.

Изумленно уставившись на экран, Мартинес нажал на кнопку вызова.

— Алихану пройти в офис капитана.

Дофаг продолжал говорить утомленным голосом:

— Конечно, есть другие капитаны, старше вас по званию, которые вполне подходят для этой роли. Но им недостает опыта боя — у нас у всех нет этого опыта. У всех, кроме вас.

Дофаг поднял веки, и его блестящие золотом глаза впились в Мартинеса.

— Я хочу, чтобы легкой эскадрой командовали вы, лорд капитан Мартинес, — сказал Дофаг. — Я отдаю себе отчет в том, что вы можете счесть это чрезмерной тяжестью, если учесть те проблемы, с которыми вы сейчас сталкиваетесь на «Короне» с новым экипажем. Вы можете отказаться, не опасаясь быть понятым превратно…

Услышав стук в дверь, Мартинес нажал на паузу. Велев ординарцу войти, он с порога спросил:

— Что такого было между Дофагом и Камаруллой?

Алихан подумал, потом молча закрыл за собой дверь.

— Это началось с маневров в семьдесят третьем году, милорд, — ответил он. — Из-за неправильно понятного приказа учения были сорваны. Флот обвинил во всем Дофага, а Дофаг утверждал, что виноват был Камарулла, который в ту пору служил тактическим офицером на «Славе».

А теперь между ними оказался я, подумал Мартинес. Этой мысли не удалось огорчить его.

Не удалось это сделать и мыслям о новой и неопытной команде, об офицерах, которых он толком не знает, об обидах других капитанов, которых он обошел, и о неизбежной вражде со стороны Камаруллы. Он чувствовал только радостное возбуждение и легкий звон крови в ушах, думая о трудностях, сопряженных с предложением Дофага.

— Спасибо, Алихан, — сказал он.

Когда Алихан вышел, Мартинес проговорил, обращаясь к пульту:

— Ответить лично командующему эскадрой Дофагу, — и нажал кнопку шифрующего устройства.

Загорелся огонек начала записи, и он постарался изобразить на своем лице мужественную уверенность в своих силах.

— Хотя мне и кажется, что вы оказываете мне слишком большое доверие, — сказал он, — я тем не менее почитаю за честь принять ваше предложение. Я и эскадра, мы ожидаем ваших приказов.

Он почти уже сказал «моя эскадра», но в последнюю секунду остановился.

Пожалуй, это и вправду прозвучало бы чванливо.

Вслед за этим ему позвонил капитан-лейтенант Камарулла. У него было квадратное лицо, усики и седеющие виски, из чего можно было заключить, что гнев Дофага основательно испортил ему карьеру — капитан-лейтенантов обычно повышают в чине до того, как в их волосах заводится седина.

— Вы можете отказаться от этого предложения, — сказал Камарулла.

— Простите, капитан, — ответил Мартинес, — но вы же понимаете, что в этом случае Дофаг назначит на это место кого-нибудь другого.

— Вы все можете отказаться, — настаивал Камарулла. — Если вся эскадра встанет против него, у него не будет выбора.

— Я очень сожалею, — сказал Мартинес, — но я уже принял предложение лорда командующего.

Камарулла плотно сжал губы.

— Сожалеете, — повторил он. — И еще будете жалеть.

Мартинес холодно поглядел на собеседника.

— Утреннее собрание капитанов назначено в 6:00 на «Короне». Если хотите, можете прислать своего старшего лейтенанта.

В случае чего для пущей важности придется достать из футляра настоящий золотой шар, подумал он.

А если и это не поможет, можно будет стукнуть им Камаруллу по голове.

За два часа до утреннего собрания Мартинеса разбудил посыльный с запечатанным приказом из правления флота. Он натянул халат, расписался в получении приказа, сломал печать и прочитал, что пунктом назначения эскадры является Хон-бар.

Хон-бар. Дофаг поведет две эскадры на Хон-бар, а это больше месяца пути. У него будет время на то, чтобы привести в порядок свое судно и всю эскадру, чтобы к моменту прибытия на место они все были готовы.

Он позвонил стюарду и заказал себе кофе.

А потом начал строить планы на будущее.


Тем временем флот метрополии продолжал разгоняться, раскручиваясь сперва между Заншаа и Вандрисом, а потом, все увеличивая диаметр кругов, вокруг Шаамы, солнца системы, и других планет. К ним на ходу присоединилась эскадра даймонгов с Зерафана, которая появилась уже на высокой скорости и легко вошла в общий строй кораблей Ярлата.

Появилась лайонская эскадра под командованием Дофага, которая будет защищать столицу, пока флот метрополии будет отсутствовать. После месяца жестоких перегрузок и непрестанных совещаний со своими офицерами и (по видео) капитанами соседних кораблей, после разработки бесчисленных моделей предстоящей атаки Ярлат уже и не думал о том, чтобы отказаться от мести. Сама мысль о том, что вся проделанная работа и все преодоленные трудности были зря, казалась столь отвратительной, что ее даже не рассматривали. Он испросил разрешения атаковать Магарию, и это разрешение ему с радостью дали.

Через сорок дней после старта с Заншаа, двигаясь со скоростью 0,56 световой, флот метрополии в последний раз развернулся вокруг Вандриса и направился к третьему межпространственному тоннелю системы Заншаа, ведущему по направлению к Магарии. Они будут наращивать ускорение всю дорогу и столкнутся с флотом Фанагии уже при скорости 0,7 световой.

Усталый и измученный, Ярлат в последний раз проверял свои планы. Впереди была тяжелая битва, но он оставил сомнения, уверенный, что победа будет за ним.

Единственным, что он и его приближенные отказывались брать в расчет, было то, что их планы основывались на предположении, что противник будет делать ошибки, что ему будет недоставать квалифицированного персонала или оборудования или что он не сможет переоборудовать и укомплектовать полноценными экипажами захваченные суда.

А допускать такое было опасно, особенно если вспомнить, что планы своего восстания наксиды вынашивали долго, очень долго.


Фанагия полностью использовала отпущенное ей время. Ракета Мартинеса, почти попавшая в цель, причинила немалый ущерб, но все же кольцо уцелело. Электромагнитный импульс, образовавшийся во время взрыва, ударил по проводам электронных сетей кольца и сжег их. Все корабли, кроме «Свирепого», стояли в этот момент на причале и были связаны со станцией электрическими кабелями. Электрический импульс, сжегший коммуникационные кабели, повредил и электронную аппаратуру на кораблях.

Системы военной связи должны быть защищены от подобных ударов, и на станционной сети была предусмотрена система защиты. Но в течение веков эксплуатации многие предохранительные сооружения были выключены из работы, чтобы не возиться с ними, и в результате наксидское командование буквально онемело.

А систему обеспечения безопасности штаба кольца переделывали совсем недавно, при этом трубы системы охлаждения были выведены наружу без всякой защиты. Само здание штаба было окружено щитами, закрывающими его от излучения, а вот внешние радиаторы не были защищены от потока нейтронов и гамма-лучей, хлынувших на станцию после аннигиляционного взрыва. Хладагент моментально вскипел и хлынул в здание штаба, где сжег насмерть всех присутствующих, включая старшего капитана Дегбала. Об этой катастрофе узнали только много часов спустя, когда наксиды, починив поврежденные системы связи на своих кораблях и поняв, что штаб не отвечает на их сигналы, ворвались в укрепленное здание и обнаружили Дегбала и его подчиненных лежащими там, где их настигла волна вскипевшей отравы.

Но этим все в основном и исчерпывалось. Станция находилась в состоянии боевой готовности, ее обслуживающий персонал, равно как и экипажи кораблей, пребывал в укрытиях, и все укрытия, кроме здания штаба, были построены надежно. От радиации пострадали только несколько штатских, пленники с захваченных кораблей и стражники, конвоирующие их на станцию подъемника, который должен был доставить пленников на планету. «Свирепый» лишился внешних датчиков, но не средств связи, — правда, до тех пор пока отвечать на его сигналы было некому, это преимущество было трудно использовать.

Сама Фанагия почти не пострадала, если не считать унизительного положения, в которое она попала, застряв в кабине подъемника, идущего с планеты на кольцо. Посреди пути управление подъемником вдруг отключилось, и она одиннадцать часов провисела в магарийской тропосфере.

Но в течение считанных часов связь с остальными частями флота была восстановлена. Через несколько дней три судна с Наксаса, возглавляемые «Основной Аксиомой», пристали к кольцевой станции, и из них вылезли тысячи наксидских рабочих, которым предстояло занять места на захваченных кораблях.

Они были по большей части молоды и относительно неопытны, а частично это были спешно призванные отставники, и им только несколько часов назад сообщили, что они теперь подчиняются не командованию или парламенту, а комитету спасения праксиса.

Когда они появились, бригады рабочих уже трудились, переоборудуя захваченные суда для того, чтобы их могли использовать наксиды. Мало было убрать все стулья и заменить их кушетками: нужно было полностью переделать защищенные от радиации помещения, в которых команде полагается укрываться во время битвы, чтобы там могли разместиться наксиды.

Фанагия со своими старыми эскадрами снялась со станции через два дня после того, как пришло подкрепление, и с этого момента управляла ходом событий со своего флагмана, именуемого «Величием праксиса». Эти две эскадры начали разгоняться, курсируя между Магарией, Барбасом и Ринконеллом, готовые оказать сопротивление флоту метрополии, если он появится со стороны Заншаа. Потом появились, уже на высокой скорости, две эскадры Элкизера. А затем одна за другой к ним стали присоединяться эскадры переоборудованных судов.

Эскадры с Феларуса и Комадора были направлены в другой регион, но с Наксаса на Магарию была отправлена половина эскадры из десяти кораблей; другие пять были оставлены защищать столицу. Кроме того, на Магарию направились все суда, бывшие в это время в одиночных рейсах. В сумме это дало Фанагии около семидесяти кораблей. По ее подсчетам, Ярлат на Заншаа командовал примерно пятидесятые пятью кораблями, если к нему уже присоединились даймонги с Зерафана, и она уже собиралась идти в наступление. Убийство наксидских депутатов оскорбило ее, и теперь она жаждала отомстить негодяям, которых противник превозносил как героев, причем сбрасыванием со скалы они бы не отделались. Ее удерживало только то, что недавно переоборудованные корабли еще не успели набрать той же скорости, что ее эскадры, — она поджидала, пока они разгонятся, чтобы просить у комитета разрешения на захват Заншаа.

Одновременно она укрепляла оборону. В пространство были запущены мишени-имитаторы, изображающие собой целые эскадры, — тому, кто появится в системе и поглядит на экраны своих радаров, должно показаться, что в пространстве между Ринконеллом и Барбасом курсирует втрое больше судов, чем на самом деле. Всем судам было велено обходиться без радаров — для того чтобы их увидеть, новоприбывшим придется ждать, пока радарный сигнал дойдет до цели и вернется назад, а на это уйдут часы. Фанагия расставила свои эскадры так, чтобы противник, когда бы он ни появился из первого межпространственного тоннеля, оказался между двух огней — одна эскадра спереди, другая сзади.

Захваченные корабли с новыми экипажами на борту постепенно набирали скорость. Еще один день, и Фанагия собиралась подать в комитет просьбу разрешить ей напасть на столицу, когда с ретрансляционной станции, расположенной на той стороне первого тоннеля, пришло сообщение о том, что флот метрополии движется к ним, и движется быстро.

Значит, через несколько часов флот метрополии появится здесь, и Фанагия сможет проверить, хорошо ли она приготовилась к встрече.

Глава 13

К реальности Сулу вернуло настойчивое блеяние сигнализации в головных телефонах. От испуга отчаянно колотилась сердце. Она попыталась вывернуться из-под навалившейся на лицо и не дающей дышать подушки и наконец окончательно пришла в себя, вспомнив, что сидит в рубке своего катера, а компьютер требует, чтобы она на что-нибудь решилась. Она сжала зубы, чтобы кровь прилила к голове, и попыталась сосредоточиться на дисплеях. Основной навигационный дисплей был выведен на виртуальный экран — казалось, что картина окружающей вселенной светится на внутренней поверхности черепа: непривычно пустой мир с одним солнцем и несколькими планетами и астероидами, заполненный цветными кляксами, изображающими суда, рядом с которыми светились числа, соответствующие значениям их направления, скорости, массы и ускорения.

Сула озадаченно осознала, что невесомо парит над своим креслом. Двигатель катера был выключен. Она потрясла головой и постаралась понять то, что сообщал ей компьютер.

Имитаторы. Значит, она вместе с роем из двадцати четырех ракет летела по направлению к имитатору, а ее компьютер, анализируя поступающие к нему данные, только теперь сообразил, что к чему.

Проклятье. Если уж придется умирать — а скорее всего так оно и будет, — она хотела бы прихватить с собой побольше врагов.

Прямо по курсу перед ней летели ракеты, и они продолжали удаляться от нее, хотя их двигатели были выключены с того момента, как обнаружился обман. Им требовались теперь новые инструкции. Она всмотрелась в экраны, пытаясь найти новую цель. Целей было много, но как определить, какие из них настоящие?

В скафандре противно пахло кислятиной. Непрерывное ускорение, длившееся почти два месяца, измучило и обессилило ее. Другие кадеты постоянно подшучивали над тем, что, принимая противоперегрузочные препараты, она использовала медикаментозные примочки вместо того, чтобы вводить их в сонную артерию при помощи шприца, называя ее «припаркой». Хорошо еще, что, подлетая к Магарии, Ярлат устроил два дня почти полной невесомости, чтобы все смогли немного отдохнуть и собраться с силами перед предстоящей битвой. Во время этого перерыва Сула то кидалась в который раз проверять готовность своего катера, то блаженно парила над койкой, прислушиваясь к тому, как ее мускулы и связки, натянутые как струны, медленно расслабляются, что, впрочем, само по себе было довольно болезненно.

Но после долгих часов непрерывного ускорения, предшествовавших проникновению флота в систему Магарии через межпространственный тоннель, и последовавшей затем гонки на катере при сублетальных перегрузках все мышцы опять сжались в болезненный комок. Пользуясь наступившей невесомостью, тело пыталось расправиться, и Сула чувствовала себя как отсиженная нога. Пытаясь не обращать внимания на боль, она постаралась сосредоточиться на дисплеях, но разобраться в пляске цифр на экранах было непросто.

В последний ее полет на катере она была надолго заперта в нем рядом с телом мертвого человека. Даже сейчас об этом было трудно забыть. Ей стоило усилия воли просто войти в катер и закрыть за собой дверцу люка.

Нет, лучше уж глядеть на экраны.

А там из расходящегося облака плазмы, образовавшегося после взрыва первой волны ракет, посланных через тоннель вперед эскадры, выдвигалась вторая крейсерская эскадра, состоящая из девяти тяжелых крейсеров, в числе которых был и «Неустрашимый». Ракеты взорвались, едва войдя в систему, что служило сразу двум целям: во-первых, чтобы помешать вражеским ракетам наводиться на цель, а во-вторых, чтобы скрыть маневры флота, которые должны были застать противника врасплох. Ярлат решил бросить вперед основную огневую мощь, и вот вслед за тяжелыми крейсерами второй эскадры из огненного облака появилось десять крейсеров первой эскадры, идущих курсом, почти параллельным курсу кораблей второй эскадры. А в глубине расширяющейся тучи виднелись потоки пламени, источаемого линкорами первой эскадры, шестью огромными кораблями, на мощь которых Ярлат возлагал в этой битве особые надежды.

Перед ними были наксиды, их было неожиданно много, и они заполняли все пространство между Барбасом и Ринконеллом. Но пока разглядеть их толком не удалось: противник не использовал активных радаров, и флоту метрополии приходилось ждать, пока лучи их собственных радаров нащупают противника и, отразившись от него, вернутся обратно.

Похоже, что большинство видимых целей было имитаторами, такими же как те, за которыми гналась Сула. Она прокрутила назад показания приборов и обнаружила, что рой ракет-имитаторов, к которому ее послали с группой боевых ракет, начиная с того момента, как «Неустрашимый» появился из облака плазмы, маневрировал, изображая эскадру легких судов, движущихся к флангу.

Тем временем радары флота метрополии начали выявлять местоположение судов противника, и Сула стала прикидывать, к какому из них стоит направиться. Но передовой отряд нападающих уже обстрелял две ближайшие цели, и присоединять свои ракеты к их мощным залпам показалось Суле излишней роскошью. Она решила продолжать движение нынешним курсом и ждать подходящей возможности вступить в схватку. Своим ракетам она приказала ненадолго развернуться и включить двигатели, чтобы они не разлетелись слишком далеко.

Ей было отлично видно, как разворачивается битва, как на экранах появляются обнаруженные радарами вражеские эскадры, а в пространстве вспыхивают облака раскаленной плазмы, пронизанной гамма-лучами, — начали взрываться первые ракеты. Корабли и несущие смерть ракеты маневрировали, обходя радиоактивные облака. Из облаков появлялись ракеты и взрывались, пойманные лучами антипротонных излучателей.

Две эскадры тяжелых крейсеров приближались к кораблям противника, в которых компьютер катера Сулы распознал перебежчиков из флота метрополии — эскадры, ведомые Элкизером и Фарнаи. Противники шли пересекающимися курсами, направляясь к Барбасу, чтобы, развернувшись вокруг него, направиться внутрь планетной системы.

«Разлетайтесь в стороны, — пробормотала Сула сквозь зубы. — Разлетайтесь немедленно». Но корабли флота летели сомкнутым строем, на расстоянии не больше световой секунды, так же держались и повстанцы. Между сближающимися эскадрами висело раскаленное радиоактивное облако, полностью не прозрачное для лучей радаров. Словно фейерверки, сверкали лазеры и антипротонные лучи.

«Разлетайтесь немедленно». И, словно услышав ее, корабли начали расходиться, включать двигатели и разлетаться в разные стороны. Сула не увидела самой ракетной атаки, только яркие вспышки, которые выжгли все сенсоры на правом борту ее катера. Большинство надписей на ее дисплее погасло, сменившись блеклыми числами экстраполяционных показателей. Это было серьезным шоком, как удар по лицу. Когда половина вселенной, сверкающей у нее в голове, погасла, ей показалось, что перестала работать часть ее собственного мозга.

— Компьютер, вывести на дисплей показания радиационного детектора! — Ее поразила паническая нотка, прозвучавшая в ее голосе, и она постаралась взять себя в руки.

Радиационный детектор, по крайней мере, работал нормально, свидетельствуя о том, что ее окружают потоки гамма-лучей, нейтронов и пи-мезонов, образующихся при соприкосновении антиводорода и обычной материи. Каждая волна соответствовала взрыву одной ракеты, и Сула насчитала уже дюжину.

Дождавшись, пока радиация спала, она активизировала дополнительный комплект сенсоров — создатели катера допускали, что его сенсоры могут выйти из строя, и приняли на этот случай целый ряд предосторожностей. Похоже было, что она находится посреди чудовищно раскаленного разлетающегося облака плазмы, возникшего на месте взрыва целого роя ракет. Не исключено, что в этом облаке находились и другие корабли, надежно скрытые друг от друга бушевавшим вокруг штормом электромагнитных полей.

Усилием воли пыталась она проникнуть в глубину облаков. Может быть, там есть кто-то живой. Может быть, там, за облаками, свои корабли, пускай ослепшие, с поврежденной электроникой, но полные живых людей, уцелевших под прикрытием мощной брони…

Проходили минуты. В ушах бешено стучал пульс, пересохшие губы горели. Постепенно расширяясь, газовое облако остывало, и сенсоры катера начинали видеть, что творится вокруг. А потом катер без предупреждения вырвался из облака, и нарисованная радаром картина мироздания снова вспыхнула под сводами черепа.

И туг у нее бешено забилось сердце — из облака появилось еще одно судно, судя по траектории — один из кораблей второй крейсерской эскадры. А следом за ним еще одно. Сула переключилась с радара на оптический экран, пытаясь подробнее рассмотреть появившиеся корабли. Она с надеждой вглядывалась в изображение: может быть, один из этих кораблей окажется «Неустрашимым»?

Но ничего было не разглядеть. Компьютер безуспешно пытался восстановить целостную картину по обрывочным показаниям телескопа. Но что-то в получавшемся изображении казалось странным. Оба судна как будто мерцали, словно за ними, как за кометами, тянулся хвост сверкающих искр.

Суле понадобилось переключиться на инфракрасный локатор, чтобы понять, в чем дело. Оба крейсера были раскалены, они просто источали жар, в то время как по коже Сулы пробежал холодок, когда она поняла, что с ними происходит. Она не знала, при какой температуре начинают плавиться прочные корпуса боевых крейсеров, но похоже, что они раскалились выше точки плавления. Если бы в космосе был кислород, они бы уже пылали. Укрытия могли защитить их команды от радиации, но не от этого жара.

В этот момент первый корабль взорвался, и высвободившийся запас аннигиляционного топлива разлетелся очередным радиоактивным облаком. Сула поспешно отключила сенсоры, чтобы их не выжгло излучением, а когда радиационный детектор показал, что излучение ослабло, осторожно включила их обратно. От первого корабля ничего не осталось, а во второй, видимо, попал крупный осколок, поскольку теперь он летел, беспомощно кувыркаясь из стороны в сторону.

Больше из облака ничего, кроме осколков, не появилось.

Никого не осталось, подумала Сула. От девятнадцати кораблей флота метрополии не осталось ни следа. Не так уж и важно, что при этом погибли восемнадцать кораблей повстанцев.

Невесомо паря над креслом, Сула пыталась постичь случившееся. Нельзя сказать, чтобы за несколько недель полета, проведенных преимущественно в амортизационных креслах, где все силы постоянно уходили на то, чтобы сделать очередной вдох, она успела сблизиться со своими товарищами. Нет, она не потеряла близких друзей. Но все же «Неустрашимый» был ближе всего к тому, что она могла бы назвать своим домом, а теперь его не стало вместе с четырьмя сотнями людей, составлявших его экипаж.

Не стала и капитана лорда Ричарда Ли. Если у нее и был покровитель во флоте, то это был он, и теперь с обещанным лейтенантским чином можно было попрощаться.

Он посадил меня когда-то на моего первого пони, подумала Сула и мрачно рассмеялась.

Нужно забыть и про пони, и про лейтенантский чин. Эти слова потеряют смысл, если она не выживет в ближайшие несколько часов.

Пока она говорила себе это, какая-то часть ее сознания занималась подсчетами. От пятидесяти четырех кораблей флота метрополии теперь осталось тридцать пять. У противника изначально было где-то от шестидесяти до девяноста кораблей — распространение лучей радара ограничено скоростью света, и еще не все они появились на экране, — а теперь их осталось от сорока до шестидесяти. Остановимся на среднем и будем считать, что их теперь пятьдесят.

Пятьдесят четыре против семидесяти было значительно лучше, чем тридцать пять против пятидесяти. Сула не могла избавиться от чувства, что наблюдает начало агонии своего флота.

Впереди начинала разворот вокруг Барбаса тяжелая эскадра наксидов, возглавляемая особенно крупной кляксой, которая соответствовала, скорее всего, вражескому флагману «Величие праксиса». Противник тормозил, явно чтобы дождаться оставшихся судов флота метрополии и навязать им бой. Сула подумала, не послать ли им вдогонку свои ракеты, но поняла, что смысла в этом не было. Она не могла одна воевать с целой эскадрой, а флот метрополии был уже близко, скрытый сейчас остывающим облаком, расплывающимся там, где недавно взорвался «Неустрашимый».

Сула запрограммировала катер и оставшиеся у нее ракеты на мягкое ускорение при двух g, чтобы оставаться на одном курсе со своим флотом, пока она не решила точно, что делать дальше.

Вскоре из облака за ее спиной показались две легкие эскадры, состоящие из фрегатов и легких крейсеров. Аппаратура ее катера ощутила, как лучи их радаров коснулись корпуса. И тут же один из крейсеров выпустил в пространство целый рой ракет. Вспыхнули и погасли химические стартовые заряды и заработали аннигиляционные двигатели. Проследив за направлением их движения, Сула увидела, что одна группа ракет летит к тем имитаторам, за которыми изначально погналась и она сама. Вторая группа направлялась к другому имитатору, летящему неподалеку.

А третья летела прямо на Сулу.

Она протестующе вскрикнула, не раздумывая, развернула катер и врубила двигатель на постоянное ускорение в шесть g. Корпус застонал, преодолевая инерцию движения, а скафандр, реагируя на перегрузку, обжал ее руки и ноги. Только развернувшись, она послала по лазеру сообщение на обстрелявший ее крейсер, шедший во главе небольшого отряда фрегатов.

— Говорит кадет Сула с «Неустрашимого»! — сказала она. — Вы открыли огонь по мне! Немедленно деактивируйте свои ракеты! — Она старалась говорить спокойно, но похоже, не очень в этом преуспела.

Ракеты продолжали лететь сомкнутым строем, и оторваться от них на катере было невозможно. Эскадра продолжала палить, судя по показаниям приборов Сулы, просто в пустоту, где не было вообще ничего. Похоже, тактический офицер, управляющий эскадрой, совершенно потерял голову.

Используя и голосовые команды, и ручное управление, Сула принялась поспешно разворачивать свои ракеты навстречу угрозе. Тот, кто следил за ней с крейсера, понял, что его ракеты находятся в опасности, и приказал им рассредоточиться. Сула скорректировала траектории своих ракет, приказала оставшимся ракетам убраться подальше от флота метрополии и задала катеру ускорение, при котором она заведомо должна была потерять сознание. На нее навалилась неимоверная перегрузка, в панике бешено забилось сердце, и последним движением она успела отключить сенсоры катера.

Когда заданное программой ускорение закончилось, остатки воспоминаний о недавно пережитом ужасе помогли ей выбраться из бархатной темноты обморока. Скафандр мягко ослабил хватку на ее конечностях. Радиационный датчик свидетельствовал, что недавно вблизи от нее произошел крупный взрыв, а судя по показаниям приборов, корпус катера был основательно нагрет. Сула слышала, как рокочет система охлаждения кабины. Ничего нельзя было разглядеть, и она опять приказала катеру сделать рывок вперед. Когда она пришла в себя на этот раз, и радиация, и жар исчезли. Только теперь она рискнула включить сенсоры. Половину неба позади катера занимало пышущее жаром пятно взрыва. Оттуда никто не появлялся — единственные ракеты, летящие неподалеку, принадлежали ей.

Она не выключала двигателя, пока облако не рассеялось, а потом остановила его, надеясь, что на маленький катер с выключенным двигателем никто не станет обращать внимания. Она чувствовала, что вся мокра от пота, особенно под мышками и между грудями, а сердце до сих пор колотилось, словно хотело выскочить наружу.

Из рассеивающейся дымки появился авангард флота метрополии. Идущий во главе эскадры флагман, ни на секунду не прерываясь, сыпал ракетами, целясь в тяжелую эскадру наксидов. С точки зрения

Сулы, шансов на успех было немного, поскольку ракеты шли по траектории, огибающей Барбас, вслед за противником, в то время как следовало срезать дорогу и пустить их напрямую.

И тут еще одна стая ракет отделилась от корабля и легла на курс.

Прямо на Сулу. Опять.

Бешеный гнев переполнял душу Сулы, пока она программировала свои ракеты на маневр перехвата. На этот раз она вышла на связь сразу со всеми шестнадцатью кораблями, входящими в состав обеих летящих рядом с ней эскадр.

— Слушайте, вы, долбаные придурки, — говорить приходилось, преодолевая навалившуюся на грудь непомерную тяжесть перегрузки. — Это говорит леди Сула с «Неустрашимого». Вы только что второй раз подряд обстреляли меня! — Она оскалилась в камеру и завизжала: — Я что, сильно похожа на какого-то долбаного наксида, вы, куски вонючего говна? Перестаньте паниковать, возьмите себя в руки и отзовите свои ракеты! — Она сделала неприличный жест в объектив камеры. — Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть, как вас предают за это военному суду, ублюдки!

Отведя душу, она почувствовала себя лучше, но ракеты по-прежнему продолжали приближаться. Она задала компьютеру катера программу предельного ускорения и выключила сенсоры. Откинув голову на подушечку, выстилающую заднюю поверхность шлема, она почувствовала, как амортизатор завибрировал под ее весом. Сула стиснула зубы и стала бороться с наваливающейся на ее сознание темнотой.

В этот раз она медленнее приходила в себя, выкарабкиваясь из забытья, сильно похожего на смерть. Потребовалось значительное усилие, чтобы сосредоточиться на дисплее, хотя изображение и так было спроецировано прямо на зрительные центры ее мозга. Уровень радиации был достаточно высоким, и корпус успел разогреться, но не так сильно, как в прошлый раз.

Тем не менее Сула порадовалась, что ее рубка экранирована массивными щитами радиационной защиты.

Включив сенсоры, она увидела очередное расплывающееся за спиной облако дыма, опять заслонившее от нее битву. Чужих ракет на ее хвосте не было, и у нее еще оставалось восемнадцать своих. Когда облако наконец рассеялось, стало ясно, что свои потеряли к ней всякий интерес: теперь все шестнадцать кораблей палили по оказавшимся перед ними наксидам. По ту сторону от Барбаса все кипело от взрывов ракет двух противоборствующих сторон.

Сула хотела тоже развернуться вокруг Барбаса, но, убегая от ракетных атак, она основательно отошла от оптимальной траектории полета. В итоге она заложила широкий вираж и легла на траекторию, идущую вокруг солнца Магарии.

Прошло уже два часа с тех пор, как Сула влетела в систему через межпространственный тоннель. Она позволила себе выпить воды и съесть половину пайковой галеты. Она была пропитана таким синтетическим запахом клубники, что доедать ее до конца Сула не стала. Чтобы поесть, пришлось откинуть колпак шлема, и оказалось, что в кабине жарко как в бане.

Перед Сулой теперь были две легкие эскадры, огибающие Барбас по меньшему радиусу. Вслед за ними двигались шесть огромных линкоров, а замыкали шествие две крейсерские эскадры — легкая и тяжелая, — и за обеими, судя по числу ракет, висящих у них на хвосте, гнались преследователи.

Непрерывный огонь с кораблей легкой эскадры наконец прекратился — видимо, там наконец сообразили, что их боеприпасы все же имеют конец, но все равно пространство между ними и кораблями эскадры Фанагии было заполнено огненными шарами взрывов.

Все произошло так быстро, что Сула даже не заметила, что случилось, — просто внезапно корабли преследователей объяло пламя, и огромный взрыв скрыл от взгляда их эскадры.

Из облаков пламени уже никто не вышел. Шестнадцать кораблей разлетелись на кусочки.

Сула ошеломленно глядела на это, а потом ее обуял гнев. Ей хотелось выть, колотить руками бронированные стены рубки своего катера. Но усилием воли она заставила себя вместо этого подумать и разобраться, что же произошло.

Наверное, ракеты подобрались незамеченными под прикрытием облаков плазмы, решила она сначала. А потом поняла, что все было не так.

Ракеты летели с выключенными двигателями. Их запустили под прикрытием взрывов, они быстро разогнались и потом просто дрейфовали навстречу приближающимся судам. С точки зрения наблюдателей на корабле они выглядели как обломки, которых сейчас было полно в пространстве. А ракеты позволили легкой эскадре нагнать их, а потом взорвались.

Точно таким же образом Мартинес дотянулся до кольца Магарии, подумала Сула: запустил ракету, а потом она с выключенным двигателем дрейфовала к планете, никем не замеченная. Фанагия успешно переняла у своего противника этот трюк.

Соотношение сил было теперь не в пользу флота метрополии — девятнадцать кораблей против пятидесяти с чем-то, — и Ярлат не мог этого не понимать. Эскадра линкоров разделилась на два отряда по три корабля, которые начали жесткое ускорение, направляясь к судну Фанагии, «Величию праксиса», которое защищали восемь тяжеловооруженных крейсеров. Сула с трепетом глядела на показания приборов: при таких ускорениях все на линкорах должны были уже потерять сознание, и только компьютеры остались следить за курсом.

То, что пытался сделать Ярлат, казалось Суле вполне здравым. Отряду линкоров нужно было расправиться с тяжелой эскадрой противника, иначе уже никому не уйти из системы Магарии живым. Сула задала катеру новый курс и полетела наперерез эскадре наксидов, выстроив свои ракеты полусферой перед собой. Опять заработал аннигиляционный двигатель, вдавливая ее в кресло амортизатора. Опять ей приходилось бороться с чернотой, неумолимо наваливающейся на нее, лишая сознания.

На этот раз она очнулась от боли и от настойчивого сигнала тревоги, звучащего в наушниках. Отчаянно пытаясь набрать в грудь воздуха, она поняла, что болит грудная клетка, которой тяжело подниматься под собственным весом.

Постепенно к ней возвращалась память о происходящем. Взглянув на красные огоньки на дисплее, она вдруг сообразила, что они высвечивают показатели ее состояния.

Выругавшись, Сула поднялась с кресла, забыв, что дисплей проецируется прямо ей в голову и нет никакого смысла наклоняться к пульту управления, чтобы лучше разглядеть его. Дождавшись, пока в голове прояснится, она прочла, что ускорение было прервано, когда приборы зафиксировали пик артериального давления, представляющий опасность для жизни даже очень здорового человека. Ее тело просто не выдержало предельной перегрузки.

Однако текущие показатели не внушали опасений. С наступлением невесомости опасное для жизни состояние прекратилось, хотя в ближайшее время следует не испытывать судьбу и ограничиваться очень умеренными перегрузками. Оглядевшись, она обнаружила, что ее ракеты по-прежнему летят вперед, на противника.

Правда, смысла в этом уже не было. Ярлат с эскадрой своих линкоров встретился с противником и сейчас обстреливал его потоками ракет. На каждом линкоре было больше шестидесяти девяти пусковых установок, и все они сейчас непрерывно изрыгали огонь, выпуская одну ракету за другой.

Корабли Фанагии отвечали тем же. Проследить за ракетными следами было невозможно — их были сотни и они летели по сотням различных траекторий, одни прямо, а другие в обход, чтобы поразить противника со всех сторон.

Сула велела своим ракетам прекратить ускорение. Лучше приберечь их для последнего удара по противнику, если в таком возникнет необходимость.

С бортов кораблей Ярлата срывались лучи антипротонных излучателей, и корабли слегка разошлись, чтобы не задевать друг друга. Потеря двух эскадр чему-то научила Ярлата, и теперь все напоминающее обломки уничтожалось на большом расстоянии от кораблей.

Два корабля Ярлата погибли первыми, и Сула отчаянно закричала, увидев, как на том месте, где они только что были, вспыхнули два огромных огненных шара. Но и флагман Фанагии пал, пораженный ракетным ударом, а три крейсера повстанцев, находящиеся неподалеку от него, были разрушены взрывной волной.

А после этого обе стороны потеряли способность защищаться от атак противника. Ракеты заполонили все пространство. Ярость, триумф и горечь переполняли душу Сулы при виде того, как один за другим взрывались корабли — и свои, и чужие.

Под конец не осталось никого. Первая эскадра линкоров прекратила свое существование вместе с эскадрой тяжеловооруженных кораблей Фанагии.

Осталась одна Сула, дрейфующая со своими восемнадцатью ракетами к солнцу Магарии.

Похоже, пора было покидать поле боя. У наксидов оставалось еще как минимум сорок кораблей, а у флота метрополии не больше тринадцати — а может быть, и меньше, — за спиной Сулы по-прежнему сверкали огни сражения. Нужно было развернуться вокруг солнца Магарии, потом вокруг Ринконелла и лететь через первый тоннель к Заншаа. Похоже, что единственным ее вкладом в битву были шесть ракет, потраченных на отражение бессмысленных атак, предпринятых идиотами со своих кораблей.

От отвращения к собственной бесполезности сжимало горло. Она с трудом сдерживала слезы отчаяния. Вокруг нее были только смерть и руины, но даже к ним она не имела особого отношения — так, не более чем сторонний наблюдатель. Это было даже хуже смерти. Она оказалась недостойной даже аннигиляции.

Тянулись часы. Преодолевая отвращение, Сула ела галеты и пила соленую воду, которая должна была компенсировать организму потери соли на потение. Она чуть не потеряла сознание, раскручиваясь вокруг солнца, но удержалась, отчего ощущение собственной бесполезности сделалось еще сильнее.

Битва за ее спиной стихла. Может быть, у всех просто кончились ракеты. Судя по показаниям ее приборов, осталось всего шесть кораблей флотаметрополии, преследуемых стаей вражеских судов.

Шесть кораблей, подумала она, из пятидесяти четырех. Целые миры перестали существовать сегодня.

Включая ее собственный. Она ненавидела флот так же сильно, как и любила, но он по крайней мере обеспечивал уверенность, стабильность, давал опереться на свои традиции, не говоря уже о таких низменных вещах, как еда и приличное жалованье. Все это теперь исчезло. Сула плыла посреди пустоты, защищенная только тоненькой скорлупкой, в сопровождении восемнадцати ни на что не годных смертоносных ракет.

Ее охватило отчаяние. Она чувствовала, как его холодные пальцы касаются ее лица. Выходит, что все, что она сделала, все, что пережила, было ради этого бессмысленного дня.

Наверное, смерть в долгу у меня, подумала она. Смерть задолжала ей не только это одиночество, не только этот полет по выжженному аннигиляцией пространству.

Смерть и Сула давно знали друг друга. Хотя раньше ей казалось, что Смерть могла бы быть не таким уж плохим компаньоном.


Вернувшись из банка, в котором она открыла счет на имя леди Сулы, Гредель увидела, как Кэроль дрожащими руками заваривает себе первую чашку кофе. Взяв кофе с собой, Кэроль направилась в ванную, чтобы отмыться от застрявшего в порах запаха алкоголя. Гредель вернула на место ее кошелек, включила компьютер и перевела со счета Кэроль на свой небольшую сумму, всего десять зенитов, — просто чтобы убедиться, что все работает.

Все работало как надо.

Я только что совершила преступление, подумала она. Преступление, следы которого выводят на меня.

Все, что было раньше, не шло с этим ни в какое сравнение.

Когда Кэроль вышла из ванной, они с Гредель отправились в кафе завтракать. Гредель рассказала подруге, что Хромуша теперь в бегах, и спросила, можно ли пока пожить у нее, чтобы Хромуша мог ее найти. Кэроль была восхищена. Она сказала, что в жизни не слышала ничего столь романтического.

Романтического? — подумала Гредель. Скорее вся эта история была предельно отвратительной.

Но Кэроль не была в затхлой маленькой комнатке в лайонском квартале, пропахшей аммиаком, и не на нее капал там пот Хромуши. Пусть остается при своих иллюзиях.

— Спасибо, — сказала Гредель. Но она понимала, что если останется с Кэроль, то скоро надоест ей, и та сделается злобной или обидчивой. Если что-нибудь делать, то нужно действовать быстро.

— Не знаю, как часто Хромуша сможет посылать за мной, — сказала она. — Но надеюсь, что в твой день рождения этого не случится. Я бы хотела отпраздновать его вместе с тобой.

Как Гредель и предполагала, в ответ на эти слова Кэроль моментально ощетинилась.

— День рождения? Мой день рождения был зимой. — Она помолчала и хмуро добавила: — Это был последний раз, когда мы с Сергеем были вместе.

— День рождения. — Повторила Гредель голосом Землянки — Я хотела сказать — земной день рождения.

И когда Кэроль нахмурилась совсем угрожающе, быстро объяснила:

— Твой день рождения по земному календарю. Я подсчитала, когда он будет, — понимаешь, это вроде игры. И по земному счету на той неделе тебе исполнится пятнадцать. — Гредель улыбнулась. — Так нам, выходит, поровну — мне исполнилось пятнадцать земных лет как раз перед тем, как я повстречала тебя.

Это было неправдой — по земному счету ждать дня рождения Кэроль пришлось бы еще целых три месяца, — но Гредель знала, что Кэроль никогда не станет затрудняться подсчетами. Скорее всего, она даже не знает, как это подсчитать.

Кэроль не знала очень многого. Эта мысль доставляла Гредель какое-то дикое удовольствие. Кэроль вообще ничего не знала, она не знала даже, как ее ненавидит ближайшая подруга. Она не знает, что

Гредель всего час назад украла ее деньги и имя и не собирается на этом останавливаться.

Дни проходили, и Гредель даже стала получать удовольствие от этой странной, никчемной жизни. Ей казалось, что она наконец-то поняла, каково это — быть Кэроль, которая ни к чему не привязана, у которой полно времени, но все равно, чем его занять. Подходит любая мысль, случайно пришедшая в голову. Гредель теперь и сама была такой же — в душе она обрезала уже все нити, связующие ее с прежней жизнью, и чувствовала себя свободной от всего.

Во избежание неприятностей Гредель старалась во всем угождать Кэроль, и та с удовольствием принимала ее хлопоты. На душе у Кэроль было безоблачно, она постоянно смеялась и шутила, одевая Гредель словно куклу, совсем как раньше. Но за ласковой маской Гредель скрывалось презрение к Кэроль, которой было так легко манипулировать. «Какая ты тупая», — думала она.

Угождая Кэроль, Гредель сама попала в переделку. Когда парни Хромуши приехали за ней, Гредель стояла под дождем в квартале торминелов, пытаясь купить для Кэроль упаковку аналога эндорфина — с тех пор как дела Хромуши пошли плохо, она уже не могла брать наркотики у Панды.

Когда посыльные наконец нашли Гредель и доставили ее туда, где прятался Хромуша, — теперь он жил, по крайней мере, в терранском районе Фаб, — он уже потерял терпение, прождав ее несколько часов. Затащив ее в спальню, он первым делом избил ее, приговаривая, что она сама виновата, что она должна постоянно быть там, где он может легко найти ее, когда захочет.

Лежа в постели, Гредель позволяла ему делать с собой, что хочет, и размышляла: «Вот так и будет всю жизнь, если я не выберусь отсюда». Ее взгляд упал на пистолет Хромуши, лежащий на столике возле кровати, и она подумала, не схватить ли его и не вышибить ли ему мозги. Или себе. Или просто выйти на улицу с пистолетом и начать вышибать мозги всем подряд.

Нет, сказала она себе. Все строго по плану.

Прощаясь, Хромуша дал ей пятьсот зенитов. Наверное, чтобы загладить вину.

На обратном пути, в машине, с распухающей щекой, зажав деньги в кулаке, ощущая, как слизь, исторгнутая Хромушей, стекает по ее бедрам, она подумала, не позвонить ли в легион справедливости и не сообщить ли им, где скрывается Хромуша. Но вместо этого она велела водителю завезти ее в аптеку неподалеку от жилья Кэроль.

Зайдя туда, она выбрала себе упаковку пластыря на синяки и подошла с ним к кассе, стоящей перед выходом. Пожилая женщина, сидящая за кассой, с пониманием поглядела на ее лицо.

— Что-нибудь еще, милочка?

— Да, — ответила Гредель. — Две ампулы фенил-дорфина-зет.

Для того чтобы сделать эту покупку, ей пришлось расписаться в книге продажи наркотиков за получение аналога эндорфина, и она небрежно поставила там подпись: «Сула».


Синяки на лице Гредель привели Кэроль в ярость.

— Если Хромуша вздумает сюда явиться, я надаю ему по яйцам! — кричала она. — Я изобью его стулом!

— Забудь об этом, — устало ответила Гредель. Ей не нужна была демонстрация лояльности Кэроль. Она и так была в смятенных чувствах: она не хотела сейчас испытывать симпатию к Кэроль.

Кэроль провела Гредель в спальню и умыла ее, потом нарезала пластырь и наклеила его подруге на лицо. Пластырь оказался неплохим, синяки и царапины под ним заживали так быстро, что на следующий день, когда его сняли, от них не осталось почти ничего, кроме легких теней, которые можно было запросто скрыть косметикой. Но лицо все равно болело, а еще болели ребра и солнечное сплетение, по которым ей заехал разозленный Хромуша.

Кэроль принесла из кафе завтрак и так суетилась вокруг нее, что Гредель захотелось кричать.

Если хочешь помочь мне, мысленно взывала она к Кэроль, устройся в академию и забери нас обеих отсюда.

Но Кэроль не слышала ее призывов. А к полудню, открыв первую за день бутылку, она забыла про заботливость. На этот раз это была водка с бизоновой травой, что объясняло странный запах пушечного масла, которым пахло от кожи Кэроль в последние дни. Ко второй половине дня Кэроль почти прикончила бутылку и уснула на кушетке.

Все это очень обрадовало Гредель. Полезно было вспомнить, за что именно она ненавидит свою подругу.

На завтра приходился земной день рождения Кэроль, поддельный, конечно. Это ее последний шанс, думала Гредель. Последний шанс вспомнить про академию. Но Кэроль ни словом не обмолвилась на эту тему.

— Я хочу расплатиться с тобой за все, что ты сделала. Устрою тебе земной день рождения за мой счет, — сказала она Кэроль, обняв ее.

— Я все уже продумала, — добавила она.


Они начали этот день с заведения Годфри и прошлись там по полной программе: массаж, косметические маски, парикмахеры и все прочее. Потом в бистро с медными перилами неподалеку от пассажа был ланч: горячий сыр, пузырящийся на едва обжаренном ростбифе, хрустящие хлебцы и салат из маринованных цветов деджера. К удивлению Кэроль, Гредель заказала бутылку вина и даже налила немного себе.

— Ты пьешь?! — удивленно воскликнула Кэроль, — Что с тобой происходит?

— Хочу поднять бокал за твой земной день рождения, — ответила Гредель.

Может быть, выпив, будет легче решиться, подумала она.

Едва прикладываясь к своему стакану, она усердно подливала Кэроль, и вскоре бутылка закончилась. После этого Гредель повела Кэроль в пассаж и купила ей шелковое летнее платье, расшитое цветами и птицами, жакет, переливающийся золотыми блестками, которые очень шли к цвету глаз и волос Кэроль, и две пары туфель. Заодно она и себе приобрела комплект обновок.

Забросив покупки на квартиру, где Кэроль наскоро хлебнула бизоновой водки, они отправились обедать в один из престижных клубов. Кэроль еще пускали туда, но метрдотель был настороже и усадил их за столик подальше от всех прочих посетителей. Кэроль заказала коктейли, две бутылки вина и еще чего-нибудь выпить после обеда. У Гредель голова шла кругом после нескольких осторожных глотков, которые ей пришлось сделать, и ей страшно было подумать, каково сейчас Кэроль. Чтобы добраться до танц-клуба, который был следующим пунктом повестки дня, оглашенной Гредель, Кэроль пришлось сделать инъекцию бензедрина, но после этого она вполне устойчиво держалась на ногах.

Потанцевав немного, Гредель заявила, что устала, и, отшив толпу обожателей, собравшуюся вокруг них, подруги сели в такси и поехали домой.

Пока Гредель принимала душ, Кэроль опять принялась за бизоновую водку. Бензедрин взбодрил ее, и она без труда прикончила бутылку. А Гредель облачилась в шелковую пижаму, которую купила ей Кэроль в первый их поход по магазинам, и положила в карман ампулы с эндорфином.

Кэроль лежала на кушетке, там же, где ее оставила Гредель. Глаза у нее блестели, но когда она заговорила, ее речь была очень неразборчива.

— У меня есть еще один подарок для тебя, — сказала Гредель. Она вытащила ампулы из кармана. — По-моему, тебе это нравится. Но я не уверена, что купила то, что надо.

Кэроль рассмеялась.

— Ты весь день сегодня заботилась обо мне, а теперь еще даришь мне хороший сон! — Она потянулась и обняла Гредель. — Ты моя любимая сестренка, Землянка. — От Кэроль пахло смесью бизоновой травы, пота и косметики, и Гредель изо всех сил держалась за свою ненависть, хотя ее сердце и готово было выскочить из груди.

Кэроль вытащила шприц, вставила в него одну из ампул фенилдорфина-зет и сразу же сделала себе инъекцию. Эндорфин начал действовать, и ее веки отяжелели.

— Как здорово, — пробормотала она. — Какая хорошая сестренка.

Через несколько минут она сделала себе еще одну инъекцию. Она попыталась сказать еще что-то, но голос уже не слушался ее. Она ввела себе еще дозу и, упав на подушку, уснула, разметав золотые волосы по лицу.

Гредель вынула шприц из разжавшихся пальцев Кэроль и аккуратно смела волосы с ее лица.

— Хочешь еще? — спросила она. — Хочешь еще, сестренка Кэроль?

Кэроль что-то неразборчиво пробормотала в ответ. На ее губах расцвела улыбка, а когда Гредель ввела ей в сонную артерию еще дозу, эта улыбка сделалась еще шире, и она зарылась в подушки софы, как счастливый щенок.

Гредель протянула руку к переносному компьютеру Кэроль. Она связалась с банком и оформила закрытие счета Кэроль с одновременным переводом лежащих на нем денег на тот счет, который недавно открыла сама. Потом она написала письмо в попечительскую компанию Кэроль, что была на кольце Спэнии, с просьбой переводить все новые поступления на новый счет.

— Кэроль, — позвала она. — Кэроль, приложи сюда свой пальчик, пожалуйста.

Она растрясла Кэроль и помогла ей приподняться и дважды приложить большой палец к сканеру. Потом Гредель вручила Кэроль шприц, и та сама сделала себе еще один укол.

Вот теперь я действительно преступница, подумала она. Все следы вели отныне прямо к ней.

Но даже теперь она не могла довести дело до конца и оставляла себе лазейку. Пусть Кэроль сама этого захочет, решила она. Я не буду давать ей наркотик, если она скажет «нет».

Кэроль вздохнула и зарылась поглубже в подушки.

— Хочешь еще немного? — спросила Гредель.

— М-м-м, — ответила Кэроль, счастливо улыбаясь.

Гредель вынула из ее руки шприц и ввела ей еще дозу.

Вскоре первая ампула закончилась, и она вставила в шприц вторую. Каждый раз перед тем, как сделать укол, она трясла Кэроль за плечо и спрашивала, хочет ли она еще. Кэроль вздыхала, смеялась или бормотала что-то, но ни разу не сказала «нет». И Гредель вводила ей дозу за дозой.

Когда закончилась вторая ампула, Кэроль начала хрипеть, ее дыхание сделалось неровным и глубоким, а грудь вздымалась и опускалась как кузнечные меха. Гредель уже слышала этот хрип как-то раз, когда Кэроль перебрала эндорфина, и воспоминания о том случае заставили ее вскочить с софы и пройтись по квартире, растирая руки, которые неожиданно похолодели.

Хрипы продолжались. Гредель нужно было чем-то занять себя, и она отправилась на кухню и сварила себе кофе. А потом неожиданно хрип прекратился.

Гредель задрожала. Она вскочила и, встав в дверях кухни, уставилась на свисающие с софы золотые волосы. Все кончено, подумала она.

И тут Кэроль повернула голову, и у Гредель упало сердце. А Кэроль провела рукой по волосам, потом раздался булькающий звук, и снова раздался хрип.

Ужас охватил Гредель, но она повторяла себе: «Уже скоро, долго это продолжаться не может».

Почувствовав, что не в силах больше стоять и смотреть, она прошлась по квартире, наскоро наводя порядок. Купленные сегодня платья отправились в стенной шкаф, туфли на решетку для обуви, пустые бутылки в мусор. Но куда бы она ни шла, ее повсюду преследовали хрипы. Иногда они на несколько секунд прекращались, но каждый раз все начиналось сначала.

Наконец Гредель поняла, что не может больше оставаться в квартире, и, надев туфли, отправилась к грузовому лифту, спустилась в подвал и взяла там самоходную тележку из тех, на которых в доме возили мебель и тяжелые сумки. В подвале валялось много ненужных и забытых вещей, и Гредель нашла там моток крепкой деджерной веревки, старый компрессор и кусок бронзы, достаточно тяжелый, чтобы служить якорем для небольшой лодки.

Гредель положила все это на тележку и повела ее к лифту. Подходя к квартире Кэроль, она слышала хрипы даже через толстую стальную дверь. Когда она набирала код на замке, ее пальцы дрожали.

Кэроль по-прежнему лежала на софе и так же тяжело дышала открытым ртом. Гредель бросила тревожный взгляд на часы. До наступления рассвета оставалось не так много времени, а для того, что она задумала, была необходима темнота.

Гредель села в ногах у Кэроль, прижав к себе подушку, и прислушалась к ее дыханию. Кэроль была совсем бледна, на ее лице проступила испарина. Пожалуйста, взмолилась Гредель безмолвно, пожалуйста, умри. Пожалуйста.

Но Кэроль не умирала. Она упорно дышала, и наконец Гредель почувствовала ненависть к ней. Как это похоже на нее, думала она. Кэроль даже умереть нормально не может.

Стенные часы глядели на нее, как пушечное дуло. Скоро рассветет, подумала она, и пушка выстрелит. Или ей придется провести целый день в одной квартире с трупом — а даже подумать об этом было страшно.

Дыхание Кэроль опять прервалось, и Гредель замерла, мучительно прислушиваясь к происходящему. Тут Кэроль, булькая легкими, набрала полную грудь воздуха, и Гредель поняла, что ее уловки не сработают. Ей придется сделать все своими руками.

У нее уже не оставалось ни гнева, ни ненависти — никаких эмоций, кроме усталого желания, чтобы все это поскорее кончилось. Подушка была уже у нее в руках, такая теплая и уютная.

Она бросила последний взгляд на Кэроль, еще раз подумала: «Пожалуйста, умри», — но Кэроль не ответила ей, как никогда не отвечала ни на одну из ее невысказанных просьб.

Неожиданно для себя Гредель упала на софу и, не раздумывая над тем, что делает, словно повинуясь инстинкту, прижала подушку к лицу Кэроль и навалилась на нее своим весом.

«Пожалуйста, умри», — повторяла она про себя.

Кэроль почти не сопротивлялась. Она выгнулась дугой и подняла руки, но не стала бороться, а просто уронила их на спину Гредель, словно легко обнимая ее.

Гредель было бы лучше, если бы Кэроль боролась. Тогда она могла бы испытывать к ней ненависть.

Всем телом она чувствовала, как — тук-тук-тук — дергается диафрагма Кэроль, пытаясь набрать в грудь воздух, дергается еще и еще раз. Дергается часто, потом все реже, потом опять чаще. Ноги Кэроль задергались. Гредель чувствовала, как затряслись руки, лежащие у нее на спине. Из ее глаз полились слезы.

Потом все прекратилось. Дрожь замерла.

Гредель на всякий случай полежала на подушке еще немного. Подушка уже пропиталась слезами. Когда она наконец отбросила ее в сторону, та бледная, холодная вещь, которая обнаружилась под ней, уже ничем не напоминала о Кэроль.

Кэроль стала теперь просто грузом, а не человеком. Когда она поняла это, ей стало легче справляться со всем остальным.

Гредель и представить себе не могла, как тяжело управляться с податливым телом покойника. Пока она взвалила его на тележку, вся запыхалась, пот заливал глаза. Она прикрыла тело Кэроль покрывалом с дивана и положила на тележку еще несколько пустых чемоданов и сумок. Потом Гредель спустила тележку на грузовом лифте и вышла с ней через черный ход.

— Меня зовут Кэролайн, леди Сула, — который раз повторяла она свою легенду. — Переезжаю на новое место, потому что мой любовник избил меня.

Правоту ее слов должны были подтверждать следы синяков, еще оставшиеся на лице, и лежащие на тележке сумки, внизу под которыми скрывался прикрытый покрывалом и незаметный предмет.

Но Гредель не понадобилась эта легенда. На улицах было пусто, и она спокойно спустилась вместе с тихо жужжащей тележкой вниз к реке.

Дороги шли высоко над берегами Иолы, а к набережной вели короткие съезды. Выбрав один из них, Гредель подвезла тележку к краю воды. В этом фешенебельном районе Мараников на берегу не было ни сараев, ни бездомных бродяг, ни — в этот час — рыболовов. Гредель стоило опасаться только неожиданной встречи с влюбленными, прячущимися под мостами, но время было такое позднее, что даже и они уже разбрелись по своим постелям.

Вытащить Кэроль из тележки было не проще, чем втащить ее туда, но наконец она упала в воду, увлекаемая на дно привязанным к ней компрессором, и черная вода почти беззвучно сомкнулась над ней. В каком-нибудь драматическом фильме Кэроль бы немного поплавала, трогательно прощаясь с миром, но это было не кино — только черная глубина и негромкий всплеск, заглушаемый шумом текущей воды.

Кэроль была не из тех, кто прощается подолгу.

Гредель с тележкой побрела обратно в Вольты. Несколько водителей притормозили было возле нее, но, поглядев на ее лицо, поехали дальше.

Вернувшись в квартиру, она попыталась заснуть, но от постели пахло Кэроль, и уснуть там было невозможно. На софе совсем недавно умерла Кэроль, и Гредель старалась не подходить к ней. Она провела несколько часов тревожного сна в кресле, а потом женщина, которую звали теперь Кэролайн Сула, встала и начала свой новый день.

Первым делом она сообщила в академию Ченг Хо, что намерена воспользоваться своим правом поступить туда.


В тот же день она упаковала два чемодана и отправилась с ними в мараникский порт, а оттуда на пароме через море Крэссоу прямо в Вайдэлию. Там она села на скорый поезд, который отвез ее через хребет Хайак на плато Квайла, где тропическая жара экваториального континента смягчалась за счет большой высоты над уровнем моря. Почти над головой висело планетарное кольцо.

Пэйсек был зимним курортом, но снег здесь не выпадал до тех пор, пока не подуют северо-восточные муссоны; она сняла небольшой коттедж в Лy'-стреле и провела там два месяца. Она купила себе новую одежду, не те экстравагантные одеяния, которыми был полон городской пассаж в Мараниках, а практичную куртку сельского типа и удобные ботинки. Она нашла себе портного, и он начал работать над большим гардеробом, который понадобится ей, когда она поступит в академию.

Она не хотела, чтобы в Мараниках волновались по поводу исчезновения леди Сулы, и вскоре послала письмо опекуну Кэроль, Якову Бисвасу, в котором сообщала, что нашла Мараники слишком шумным городом, поэтому ей и пришлось уехать в Лy'-стрел, чтобы подготовиться к поступлению в академию. В этом же письме она отказывалась от квартиры в Мараниках и предлагала ему забрать что угодно из того, что она там оставила.

Не слишком полагаясь на свою способность сыграть роль Кэроль перед теми, кто хорошо ее знал, она не воспользовалась видео, а напечатала письмо от руки и послала опекуну только текст.

Бисвэс откликнулся почти сразу же, но она не ответила ни на его звонок, ни на другие звонки, последовавшие за ним. Всем звонившим она отвечала короткими записками примерно того содержания, что извините, но меня не было дома, когда вы звонили, провожу почти все время в библиотеке за зубрежкой.

И это было не так уж далеко от правды. Требования к поступающим в военные академии удалось запросить по компьютерной сети, а большинство нужных курсов можно было достать в форме видеофайлов. Она знала, что отстала почти по всем предметам, и работала изо всех сил.

Она ответила только на один звонок, когда, стоя около автоответчика, сообразила, что звонит Сергей. Она высыпала на него весь набор ругательств, которые знала, а когда первая злость прошла, стала тщательнее подбирать слова, чтобы посильнее задеть его. Под конец разговора он заплакал и долго глотал слезы над переговорным устройством, из которого неслись уже только короткие гудки.

Авось пойдет ему на пользу, решила она.

Куда больше, чем Сергей или Бисвас, ее беспокоил Хромуша. Каждый день она ждала, что он ворвется в дверь и потребует Землянку. Но он так и не появился.

Бисвас все-таки настоял на том, чтобы встретиться с ней, когда она улетала со Спэнии. Он пришел к подъемнику провожать ее вместе со своей семьей. Она коротко постриглась, облачилась в форму академии Ченг Хо и полностью замазала лицо косметикой. Ничего удивительного, если Бисвасу показалось, что перед ним стоит совсем незнакомая девушка.

Он держался очень доброжелательно и не задавал никаких вопросов. Сказал ей только, что она выросла и что он гордится ею. Она поблагодарила его за то, что он был добр к ней, и обняла и его, и его дочерей, которых он привел с собой.

У его жены, сестры Сергея, хватило такта постоять в стороне.

И только потом, когда подъемник уже вез ее к кольцу Спэнии и ускорение прижало ее к сиденью, она сообразила, что сегодня как раз земной день рождения Кэроль, на этот раз настоящий.

Земной день рождения, которого Кэроль так и не дождалась.


Вздрогнув, Сула очнулась от видений. Ей показалось, что в катере запахло как от Кэроль. В глазах Сулы стояли слезы, а вытерев их, она увидела, что на экранах появилось кое-что новое.

А именно — пять точек, разворачивающихся вокруг Барбаса с внешней стороны системы. Эти пять кораблей шли с огромным ускорением и огибали планету-гигант под необычным углом. Сперва Суле показалось, что они направляются к Магарии. Но нет — они пройдут мимо.

— Ага, — сказала она.

Они обходят Барбас, направляясь к Ринконеллу. Наверное, они уже давно закладывают виражи вокруг планет системы, чтобы набрать нужную скорость. И теперь Сула видела, что они намереваются сделать.

Они собирались встать между первым межпространственным тоннелем и шестью судами, оставшимися от флота метрополии. Беглецам придется принять бой, и остатки флота метрополии будут уничтожены. Эти пять кораблей скорее всего тоже погибнут, если только на флотских кораблях еще остались ракеты, но в любом случае от флота метрополии не останется вообще ничего.

Сула с бешеной скоростью принялась за подсчеты. Ее собственные ракеты летели в трети световой минуты впереди нее, и понадобится время, чтобы ее команды дошли до них. Нужно, чтобы противник не видел их маневров, а это значит, что она должна развернуть их, пока противник будет в тени Ринконелла, газового гиганта.

У Сулы ушло почти три часа на то, чтобы вычислить траектории, три раза проверить расчеты и по лазерному лучу передать инструкции ракетам. Она не сможет выдержать ускорения, с которым полетят ее ракеты, поэтому она не сможет лететь за ними — она опять будет зрителем, что бы ни произошло.

И она стала ждать. Прошло девять часов, прежде чем рыжеватый Ринконелл превратился на ее дисплеях в полумесяц, а восемнадцать ее ракет развернулись как одна и, выполнив молниеносный маневр, легли на новые траектории. А через несколько секунд после этого двигатель катера тоже включился, и она опять провалилась в мучительный кошмар.

Но того, что случилось потом, стоило дожидаться. В своем безумном витке вокруг Барбаса корабли наксидов набрали скорость, почти приближающуюся к половине световой. А летящие им навстречу ракеты двигались со скоростью 0,7 световой. Скорость сближения была столь велика, что наксиды, возможно, даже не видели, что к ним приближается, и заметили ракеты только за несколько секунд до столкновения, когда сделать что-нибудь было уже невозможно.

Отчаянная злая радость охватила Сулу, когда она увидела, как все ее восемнадцать ракет взорвались посреди группы наксидских кораблей. От врага не осталось ничего, кроме раскаленной плазмы, светящимся облаком расползающейся в космическом мраке.

Она нагнулась к переговорному устройству и ткнула кнопку радиопередачи, активирующей межсудовой канал, связывающий ее и с кораблями наксидов, и с уцелевшими кораблями флота метрополии, и со стынущими атомами, бывшими когда-то «Неустрашимым» и «Славой праксиса», и со всеми прочими, нашедшими смерть в яростной схватке у Магарии.

— Сула! — прокричала она в микрофон. — Это сделала Сула! Запомните мое имя!

Потом она задала катеру курс на межпространственный тоннель и нырнула в него.

Глава 14

Через пять часов после выхода из первого тоннеля системы Магарии катер Сулы взяла на борт «Бомбардировка Дели». Она устало вылезла из своего маленького катера, и когда такелажники помогли ей пройти в раздевалку, в тусклом свете аварийного освещения она увидела, что ее кто-то ждет. Ей показалось, что это Мартинес, и ее сердце бешено застучало, но она тут же сообразила, что память сыграла с ней злую шутку, подсунув ей воспоминание о том, как Мартинес встречал ее, когда она вернулась на Заншаа после погони за «Черным Скакуном».

Стоящий в тени сделал шаг вперед, и она поняла, что перед ней стоит другое ожившее воспоминание, на этот раз — Джереми Фути.

— Это ты, — сказала она и разразилась хохотом.

Фути нетерпеливо поглядел на нее. Он был не похож на того безукоризненного кадета, каким она видела его на вечеринке, устроенной в честь его производства: теперь на нем не было форменной куртки, а штаны были измазаны сажей и изорваны. Его чуб засалился, он ходил с засученными рукавами, на его запястье было грязное пятно, отпечаток которого повторялся на лбу — видимо, Фути вытирал рукой пот со лба.

Такелажники стащили с нее шлем и перчатки.

— Мне нужны твои отчеты о полете, — сказал ей Фути, почти не растягивая слов. — Первый послал меня за ними.

— Я забыла их в катере, — ответила Сула. — Извини. — Она повернулась к тубусу, собираясь вернуться на катер.

— Я заберу их сам, — сказал Фути. — Не беспокойся.

Он нырнул в причальный тубус и на несколько минут исчез. Такелажники подняли руки Сулы и стащили с нее верхнюю половину костюма. Сула поморщилась, почувствовав исходящий от ее тела едкий запах, в котором аромат застоявшегося пота смешался со страхом и отработанным адреналином. Такелажники принялись за нижнюю половину скафандра.

Из причального тубуса вынырнул Фути.

— Отвернись, — велела ему Сула.

Казалось, Фути обиделся.

— Мне случалось видеть женщин и раньше, — сказал он.

— А меня ты не видел, — ответила Сула, — и похоже, не увидишь.

— Тогда говори «отвернитесь, милорд», — протянул Фути, но тем не менее повернулся к Суле спиной.

Молчаливые такелажники стащили с Сулы низ скафандра и вручили ей пару чистых кальсон.

— Простите, я забыла о вашем происхождении, милорд. — Сула залезла в кальсоны и затянула потуже резинку на поясе. — Должно быть, от радости снова вас увидеть.

Каменные лица такелажников осветились довольными ухмылками. Она подмигнула тому, кто стоял перед ней, и они улыбнулись ей в ответ.

Фути бросил взгляд через плечо, убедился, что она одета, и повернулся к ней лицом.

— Первый лейтенант говорит, что представил тебя к награждению, — сказал он. — Он говорит, что ты спасла нас.

— Передай ему мою благодарность, — ответила Сула. — Но ведь к наградам обычно представляет капитан?

— Капитан мертв, — коротко ответил Фути.

Сула сообразила, что капитаном на этом судне был капитан Фути, яхтсмен, на поддержку которого рассчитывал юный Джереми.

— Я сожалею о твоем дяде, Фути.

— Нас в последнее время стало намного меньше, — хмуро кивнул Фути. — Если ты в порядке, то тебе придется заняться ремонтными работами.

— Мне бы какую-нибудь обувь, — ответила Сула, — и я готова к работе.

«Бомбардировка Дели» осталась без капитана, второго и третьего лейтенантов и всех, кто был в рубке. Передняя треть судна была разгерметизирована, у оружейников осталась только дюжина ракет и всего один катер — тот, на котором прилетела Сула.

Суле пришлось напомнить себе, что всем судам флота, кроме «Дели» и еще пяти вернувшихся из боя кораблей, не повезло еще больше.

Следующие два дня она проверяла, чинила, латала и заменяла без остановки. К концу второго дня ее группе удалось проникнуть в отсек, в котором размещалась рубка, проникнуть в саму рубку и вынести оттуда тела капитана Фути и тех, кто был с ним. Они умерли от перегрева — не задохнулись, поскольку шлемы у всех у них были закрыты, а просто от ужасного жара. В рубке не было ничего воспламеняющегося, но даже сталь горит, если ее нагреть до достаточно высокой температуры, а в рубке в какой-то момент стало очень жарко. Стены рубки были изборождены следами от капель расплавленного металла.

Ссохшиеся останки тел, хрустящие и скрюченные, как эмбрионы, упаковали и унесли к грузовому люку. Суле было странно, что среди мертвых она чувствует себя как дома. Она поглядела на следы угля на своих ладонях. Убери воду, подумала она, и это все, что от нас остается.

Почему-то эта мысль доставила ей удовольствие.

— Жизнь коротка, но праксис вечен, — читал слова панихиды первый лейтенант. — Да будет нам утешением и опорой мысль о том, что все действительно важное уже известно.

Останки мертвых развеяли в пространстве. А после этого первый лейтенант отвел Сулу в сторону и сказал ей, что командующий эскадрой производит ее в младшие лейтенанты, чтобы она могла занять одну из освободившихся на «Дели» вакансий.

Воистину, подумала она, никогда не угадаешь, где выгадаешь.

А днем позже, без сил лежа на своей койке после тяжелой смены, она услышала, как девушка-кадет с соседней койки говорит о результатах своих экзаменов. Девушка успешно выдержала их и была рада, что ее скоро произведут и ей не придется больше завидовать Суле.

Сула поглядела на нее внимательнее и вдруг вспомнила ее лицо.

— Подожди-ка, — сказала она. — Не с тобой ли мы сдавали экзамены на Заншаа? Те самые, результаты которых были признаны недействительными?

Девушка удивленно поглядела на нее.

— Разве тебе не сообщили? Совет решил их признать. Им сейчас слишком нужны новые офицеры. А вместо результатов экзамена по праксису они будут полагаться на рекомендации со стороны вышестоящих офицеров.

— Ага, — сказала Сула.

Она подскочила к ближайшему компьютеру, затребовала результаты экзаменов и обнаружила, что заняла первое место.

Она подумала о Кэролайн Суле, исчезнувшей в холодных бурых водах Иолы. Интересно, сравнялся ли теперь счет? Равна ли идеальная карьера и пара тысяч мертвых наксидов смерти одной бесполезной богатой девчонки?

Все действительно важное уже известно. Видимо, этот вопрос не входит в число самых важных.

Чуть позже в тот же день она руководила работами по замене электрического кабеля, пробитого коротким замыканием во время битвы. Им пришлось поднять весь паркет в проходе, чтобы добраться до служебного пространства под ним, и работать приходилось очень осторожно, балансируя на палубных балках, чтобы не прикоснуться нечаянно к идущим под ними трубам, несущим перегретую охладительную жидкость от двигателей к компрессорам и теплообменникам.

Миновал полдень, а работа еще не была закончена. Сула послала рабочих обедать, а сама осталась и присела на балку. От трубы поднимался жар, от которого на ее лице сразу выступили капельки пота. Она задумчиво поглядела на свою правую руку, на завитки предательских, опасных отпечатков пальцев Гредель.

Пот ручейками стекал по щекам. Она сделала глубокий вдох, наклонилась и прижала большой палец к трубе.

Я споткнулась на балке и упала, повторяла она про себя. Просто несчастный случай.

Она держала палец прижатым к трубе, пока не почувствовала запах горящей плоти, и только после этого позволила себе закричать.


Пасть занимала полнеба, окрашивая красным изморозь, покрывшую уже половину окошка в кубрике шлюпки. Впрочем, прапорщик Северин привык к холоду, привык к тому, что из его рта вылетает морозный пар, а из носа постоянно течет. Он привык даже в постели натягивать на себя ворох одежды и постоянно заворачиваться в одеяла с подогревом, что придавало ему сходство с ходячей палаткой. Он привык, что на стенах шлюпки постоянно оседает иней, а в системе Протипана хозяйничает эскадра наксидов.

Восемь их кораблей наконец затормозили и вернулись в систему, где легли на отдаленную орбиту вокруг красного карлика, за самыми крайними планетами системы. Они знали теперь, где находится тоннель, но не выказывали ни малейшего желания туда соваться. Каковы бы ни были их изначальные планы, теперь они явно изменились.

К наксидам прибывало подкрепление. Еще три военных корабля и пара объемистых грузовых барж с огромными контейнерами на прицепе, в которых, по мнению Северина, должны были храниться топливо и провиант. Баржи вывели контейнеры на орбиту и неторопливо захватили ретрансляционные станции. Значит, в ближайшее время вестей из других систем ждать не приходится.

А наксиды тем временем запустили в пространство несколько имитаторов, разбросав их по разным орбитам в пределах системы Протипана. Тем, кто проникнет в систему, придется потратить изрядное время, пытаясь отличить реального противника от подделок, может быть, даже слишком изрядное для того, чтобы остаться в живых.


Непривычные к превратностям судьбы цензоры не знали, как им быть с известиями, полученными из Магарии. Мартинес получил отчет, в котором результаты прошедшей битвы были названы блистательной победой, и неясно было, почему Магарию при этом так и не захватили, а оставшимся на Заншаа нужно готовиться к дальнейшим сражениям. Он сделал запрос в управление флотом с просьбой сообщить ему, как командующему эскадрой, участвующей в наступлении, о реальном положении дел.

Они сообщили. Оправившись от шока, он прикинул, когда стоит ждать появления наксидов у Заншаа. Им придется затормозить и причалить к кольцу Магарии, чтобы заправиться боеприпасами и топливом, а потом разгоняться опять.

Вышло три месяца. Через три месяца, а может быть, чуть позже флот наксидов начнет битву за Заншаа.

«Корона», возглавляющая четырнадцатую легкую эскадру, была уже на полпути к Хон-бару. На торможение уйдет слишком много времени. Вместо этого четырнадцатая эскадра развернется вокруг солнца Хон-бара или вокруг гигантских планет системы и продолжит свой путь обратно к столице.

Вероятно, они успеют появиться как раз перед вторжением наксидов. Наксидов, у которых сейчас значительно больше кораблей, чем у всех прочих верноподданных народов.

Он послал Роланду и сестрам письмо, в котором настаивал на том, чтобы они с первым же кораблем отправлялись на Ларедо, и сосредоточился на управлении своей эскадрой. Он провел ряд виртуальных маневров, в ходе которых команды всех судов одновременно участвовали в действиях, проходящих по одному сценарию. Он заставлял их сражаться и друг с другом, и с имитациями эскадр наксидов. Они выбивались из сил, и Камарулла даже начал жаловаться на него другим капитанам. Но может быть, остальным доставлял удовольствие тот факт, что «Короне» с ее новой командой, еще не притершейся к кораблю, не удавалось блеснуть в ходе этих маневров, и Мартинесу оставалось только покрепче стискивать зубы. Но не ему одному было обидно за «Корону»: как-то раз он услышал, как Ахмет жаловался Надьяну на проклятых новичков, которые вечно мешаются под ногами и выставляют судно не в лучшем свете.

Если бы только лейтенант Далкейт был поэнергичнее! Если бы Шанкарашарья и Вондерхейдте были поопытнее! Если бы он не разрывался между своим судном и управлением эскадрой!

В довершение ко всему Сааведра обнаружил, что две тонны муки из числа судовых припасов оказались использованным машинным маслом, которое уже вообще ни на что не годилось. Кто-то делал свой бизнес на поставках продовольствия флоту, но экипажу от этого было не легче.

Мартинес потерял голову от гнева. Разъяренное рычание, с которым он прошествовал из своего офиса к продуктовому складу и обратно, обратило в бегство даже самых закаленных «горбушек» — все попрятались кто куда, освобождая ему дорогу.

Вечером, делая запись в бортжурнале, он увидел, что ему пришло письмо, и с изумлением обнаружил, что это видео от Суды.

На ней были погоны младшего лейтенанта; значит, она успешно сдала экзамены. Одна рука у нее была перевязана, и она придерживала ее другой рукой.

На ее безупречном лице горел легкий румянец, и при взгляде на нее у него перехватило дыхание. Ее зеленые глаза горели странным лихорадочным огнем. Может быть, ей просто было больно.

— Итак, — начала она, — я жива. С моего корабля я одна осталась в живых. Меня подобрали на «Дели», и они тоже потеряли немало людей.

Она помолчала, и Мартинес внезапно понял, что Сула и была тем самым пилотом катера, который уничтожил целую вражескую эскадру. В отчете, который ему прислали из управления, имена не упоминались.

Сула провела остреньким язычком по губам и продолжала:

— И вот что я поняла: во всей вселенной я вторая, если судить по выпавшему мне везению. А знаешь, кто самый везучий? — В темно-зеленой глубине ее глаз мелькнул задорный огонек. — Ты. Ты, Гарет Мартинес. Ты. Капитан «Короны», кавалер золотого шара. Ты. — Ее губы раздвинулись в улыбке.

Она не знает, что я командую эскадрой, ведь это нигде не было объявлено, сквозь изумление понял Мартинес.

— Когда я поняла это, я приняла несколько решений, — говорила Сула. — Вот первое из них: больше не ныть. Не жаловаться на своих начальников, на то, что у меня нет покровителей или на то, что у меня меньше денег, чем у любого другого офицера во флоте. Не ныть больше, — запнулась она, — о моем прошлом. На что мне жаловаться? Я вторая по везучести во всей империи.

Она слегка придвинулась к камере.

— И тебе тоже не стоит жаловаться. Ты очень забавно это делаешь, мне всегда было смешно на это глядеть, но поводов для жалоб у тебя не было и тогда, и будь я проклята, если тебе есть на что пожаловаться теперь. Ты самый везучий человек во вселенной, так на что же тебе жаловаться?

Она откинулась в кресле, и, видимо, это движение причинило ей боль — она слегка вздрогнула и принялась баюкать больную руку. Потом загадочно поглядела в объектив.

— А второе, что я решила, — объявила она, — это найти тебя, как только судьба и флот позволят. Два таких везунчика, как мы, — чего только мы не сможем!

Она отвела глаза от камеры и проговорила:

— Конец связи.

Неподвижно, пытаясь привести свои мысли в порядок, Мартинес долго глядел на значок окончания связи, мерцающий на экране. Он протянул было руку, чтобы еще раз включить письмо, но раздумал.

Потом он подумал, что на письмо нужно ответить, но он не знал, что сказать в ответ.

В этот момент запищал местный коммутатор.

— Говорит Мартинес, — сказал он, и перед ним на экране появилась встревоженная Келли.

— В оружейном отсеке полный бардак, милорд. Чау окончательно угробил одного из роботов во время перезарядки пушек и теперь сидит под арестом за драку с Типпелем, но мы все равно не можем придумать, как быть с роботом. Он слишком большой, и его никак не убрать с прохода.

Ради всего святого, а я-то что с ним сделаю? — хотелось закричать Мартинесу.

Но потом он подумал: «Не ныть» — и, встав из-за стола, пошел делать свое дело.

Распад

Пролог

Прапорщик Северин избегал встречаться взглядом с подчиненными. Он сам втравил их в авантюру и понятия не имел, как из нее теперь выкарабкиваться.

Окошко кабины почти полностью покрылось скоплениями блестящих морозных игл, подсвеченных багровым сиянием Пасти — гигантского кольцевого облака сверхновой, нависшего над системой Протипана. Спасательная шлюпка, пришвартованная к железоникелевому астероиду номер 302948745AF, дрейфовала вместе с ним, удаляясь от входа в тоннель Протипан-два, который охранялся вражеской флотилией.

Основная проблема заключалась в том, что астероид 302948745AF удалялся от тоннеля далеко не так быстро, как хотелось бы. Прикажи Северин стартовать, корабли противника тут же засекли бы шлюпку и немедленно уничтожили бы ее или захватили, тогда как бездействие грозило команде неминуемой смертью от голода, если прежде все просто-напросто не вымерзнут.

Вначале хитрый план командира казался верхом стратегической мысли. Когда «Корона», спасаясь от эскадры наксидов, проскользнула в звездную систему и капитан Мартинес предупредил о скором прибытии мятежников, Северин, отвечавший за работу ретрансляционной станции, первым делом использовал эффект прохождения массы, чтобы сместить вход в тоннель, и это было замечательно. В результате наксидские корабли, преследовавшие «Корону» на четверти световой скорости, проскочили мимо и оказались вынуждены потратить целые месяцы на экстренное торможение, чтобы вернуться обратно. Однако затем Северин, окрыленный успехом, уговорил свою команду из шести человек остаться в системе Протипана, чтобы наблюдать за передвижением вражеских сил и поставить в известность флот метрополии, когда тот наконец появится и вступит в битву.

Все бы хорошо, но… флот так и не появился. Хотя, безусловно, он существовал, иначе зачем бы наксидам так упорно сидеть в необитаемой системе, блокируя единственный прямой путь из имперской столицы Заншаа к Феларусу, где размещался штаб Третьего флота? Если бы мятежники уже одержали победу, то давно ушли бы туда, где могут принести пользу… Между тем они продолжали выжидать, придерживаясь прежней орбиты вокруг красного карлика Протипана и старательно наполняя систему невиданным количеством ложных целей, призванных сбить с толку противника.

Северин же со своей командой оставался прикованным к блуждающей железной глыбе, максимально ограничив энергопотребление, чтобы вражеские датчики не уловили тепловой след. Людям приходилось кутаться в несколько слоев одежды и вдобавок заворачиваться в серебристые одеяла с подогревом, уподобляясь ходячим палаткам. Дыхание вырывалось изо рта белым паром, иней покрывал стены и окна, окаймлял фальшивой сединой волосы и бороды.

Впрочем, до сих пор никто не жаловался и не предъявлял претензий, а время от времени слышались даже шутки, что при подобных обстоятельствах казалось совсем уж удивительным. Опять-таки на шлюпке имелись тренажеры, библиотека и полный набор развлечений. Однако командиру было вполне достаточно собственных упреков. Во-первых, он сам все затеял, а кроме того, не уделил достаточно внимания снабжению. Вначале казалось, что шестимесячных запасов хватит с головой, но теперь приходилось подумывать о сокращении пайков, а в таком случае недовольства уже не избежать.

Вот почему прапорщик Северин избегал смотреть в глаза своим людям, продолжая отсчитывать день за днем.

Флот империи все не появлялся.

К сожалению — потому что у Северина было что рассказать.

Глава 1

Разбитая эскадра снижала скорость, направив слепящие факелы двигателей в сторону столицы. Корпус «Бомбардировки Дели» содрогался и стонал под натиском тройной перегрузки. Временами скрип и вибрация в отсеках настолько усиливались, что женщина, носившая имя Кэролайн, леди Сула, невольно спрашивала себя, не развалится ли злополучный крейсер на куски. Впрочем, после стольких дней жесткого торможения ей едва хватало сил об этом беспокоиться.

Сула не была новичком и привыкла к перегрузкам. Она прошла весь путь на борту «Неустрашимого» под командованием лорда капитана Ричарда Ли, когда два месяца назад тот присоединился к флоту метрополии и после изматывающей череды ускорений прорвался сквозь межпространственные тоннели в систему Магарии навстречу силам мятежных наксидов.

Враг, однако, поджидал в полной готовности, и в конце концов из всего экипажа «Неустрашимого» в живых осталась одна Сула, а тяжелый крейсер «Бомбардировка Дели», спасший ее катер из огненного хаоса поражения, пострадал настолько сильно, что представлялось чудом, как он вообще уцелел в битве.

Все шесть оставшихся кораблей практически лишились боеприпасов и драться не могли. Им оставалось лишь погасить скорость, пришвартоваться к кольцу Заншаа, приняв на борт запасы ракет и аннигиляционного топлива, а затем снова пройти через серию ускорений, набирая достаточную скорость для маневра на случай появления врага. Это означало ещё месяцы и месяцы трех- или даже четырехкратных перегрузок, для Сулы эквивалентных тому, как если бы взрослый, хорошо упитанный мужчина сел ей на грудь.

Завыла сирена, переборки корабля снова разразились стонами, и Сула с облегчением вздохнула, почувствовав, как невидимый седок встал и удалился. Обед! Целый благословенный час половинной гравитации — время, когда можно наконец потянуться и размять онемевшие узлы мышц. Потом придется стоять вахту во вспомогательной рубке, теперь и единственной — с тех пор, как главная сгорела вместе с капитаном «Дели» и двумя лейтенантами.

Усталость давила на веки. Сула отстегнула ремни амортизационного кресла и поднялась на ноги, борясь с приступом головокружения: сердце вносило очередные коррективы в кровяное давление. Сорвав шлем компенсационного скафандра, она наконец-то вдохнула чистый воздух, не смешанный с испарениями тела. Покрутила головой, разминая затекшую шею, и отодрала прилепленный за ухом пластырь с лекарством, которое помогало приспосабливаться к перегрузкам. Затем прикинула, хватит ли времени на душ, и решила, что хватит.

Натянув одолженный чистый комбинезон и налепив на шею очередной пластырь, девушка подошла к столу, когда команда уже заканчивала обедать. С тех пор как офицерская кают-компания осталась в разгерметизированной части корабля, а личные запасы пищи и напитков разлетелись на атомы, старшие члены экипажа питались вместе со срочнослужащими. Стюард подскочил с подносом — обед целиком состоял из разного рода лепешек, в которые превращаются любые блюда за пять часов трехкратной перегрузки.

Сула втянула носом выдохшийся аромат сплющенной овощной запеканки и отщипнула кусочек, запив столь же пресным напитком — стюард знал вкусы девушки и всегда подавал ей воду вместо вина и пива, обычных для офицеров.

Лорд лейтенант Джереми Фути сидел напротив. Его безукоризненно вычищенная темно-зеленая форма свидетельствовала об усердии слуг.

— Вы опоздали, — укоризненно заметил он.

— Я принимала душ, милорд, — шутливо поклонилась Сула. — Вам тоже стоило бы попробовать.

Это был явный поклеп, поскольку Фути едва ли нравилось нюхать собственный пот больше, чем ей, однако сидевший неподалеку Морген, временный командир корабля, не смог скрыть усмешки.

Красивое надменное лицо лейтенанта никак не отреагировало на колкость. Он лишь слегка искривил губы в хищной кошачьей ухмылке и небрежно произнес:

— А я думал, вас задержало последнее сообщение от капитана Мартинеса…

У Сулы при этом имени сжалось сердце, но она постаралась не подать виду. Прежде чем удалось придумать ответ, в разговор вмешался командир.

— Мартинес? — переспросил он. — Тот самый, с «Короны»?

— Тот самый, — подтвердил Фути. В его ленивом аристократическом выговоре послышались ядовитые нотки, вдобавок он повысил голос — специально для соседнего стола, где сидели рекруты. — Капитан Мартинес чуть не каждый день шлет письма нашей красавице, и она отвечает страстными посланиями, раскрывая перед ним глубины своего сердца. Так трогательно, настоящий романс в стиле дериву.

Глаза Моргена заблестели. Он с интересом взглянул на девушку.

— А, так вы с Мартинесом… э-э…

Интересно, почему это вдруг она должна смущаться? В конце концов, лорд Гарет Мартинес — один из немногих героев этой войны, да ещё оставшийся в живых, а таких вообще можно пересчитать по пальцам!

Сула доела последний кусок блинчатого рагу и по примеру лейтенанта заговорила громче:

— Мы с Мартинесом просто старые друзья, но лорд лейтенант Фути вечно придумывает любовные истории с моим участием. Очевидно, так он пытается объяснить, отчего я не сплю с ним.

На сей раз удар угодил в цель: у лейтенанта дернулось веко. Командир снова усмехнулся.

— Что ж, надеюсь, о нас вы говорите только хорошее, — проговорил он, обращаясь к Суле.

Пригвоздив Фути взглядом зеленых глаз, девушка ответила, в совершенстве имитируя его манеру растягивать слова:

— О большинстве из вас. — Она не спеша отпила глоток воды. — Кстати, интересно, а откуда лорду лейтенанту Фути известно о моей переписке?

— Я цензор, — с готовностью раскрыл тайну тот, сверкнув идеально ровными зубами, — так что поневоле наблюдаю все пылкие сцены из ваших видеосюжетов.

— У нас действует цензура? — подняла брови Сула, искренне изумляясь глупости ситуации. — Неужели вам больше нечем заняться?

И в самом деле, один из горстки выживших офицеров на полуразрушенном крейсере с оплавленной и открытой вакууму носовой частью мог бы найти себе работу посерьезнее, чем совать нос в чужие письма.

Добродушное круглое лицо Моргена застыло, приняв официальное выражение.

— В настоящий момент, миледи, значение цензуры трудно переоценить. Информацию о том, что случилось на Магарии, следует скрывать.

Сула торопливо запила водой остаток очередного блина.

— Скрывать… от кого? — язвительно осведомилась она. — От врагов? Им прекрасно известно, что сорок восемь наших кораблей уничтожены и осталось только шесть, считая наш крейсер, который не более чем развалина!

— Мы должны предотвратить панику среди гражданского населения, — торопливо объяснил Морген, понизив голос и оглядываясь на соседний стол.

Ну конечно, — язвительно рассмеялась Сула, — как же можно допустить панику среди населения! Это может позволить себе далеко не каждый. — Она бросила взгляд на Фути. — Вот семья нашего уважаемого цензора наверняка уже в панике. Вся разница в том, что, в отличие от населения, паника достойных людей приносит прибыль! Их денежки сейчас так и крутятся на всех биржах, превращаясь во всякие, как их там… — она прищелкнула пальцами, — конвертируемые товары, и переправляются в самые укромные уголки империи, чтобы ждать светлого часа. Глава семейства небось лично пакует чемоданы.

— Болезнь не позволяет моему дяде покидать резиденцию на Заншаа, — с достоинством возразил лейтенант.

— Ну, значит, сборами занимается его наследник. Вся эта цензура нужна для того, чтобы пэры могли сохранить монополию на информацию и выжить, несмотря ни на что. А те, кто не принадлежит к высшему обществу, должны вкалывать, как прежде, день за днем, умножая состояния пэров, — до последней минуты, когда корабли наксидов обрушат на них аннигиляционные бомбы! Лишь тогда, возможно, населению будет разрешено заметить, что средства массовой информации не всегда придерживались истины.

— Миледи младший лейтенант, — временный капитан заговорил почти шепотом, — думаю, это не самая подходящая тема для обеденного стола.

Сула насмешливо поклонилась.

— Как милорд пожелает…

Вероятно, семейство Моргена также имело шансы пережить трудные времена без особых потерь, чего нельзя было сказать о её собственном — по той причине, что его просто-напросто не существовало. Пэр, не имеющий ни капиталов, ни влияния, — случай поистине беспрецедентный. Титул леди Сулы номинально означал главенство в клане, но никаким движимым или недвижимым имуществом она не располагала, за исключением скромного попечительского фонда, основанного друзьями покойного лорда Сулы. Будучи пэром, единственная представительница рода автоматически получала место в военной академии, однако не могла рассчитывать ни на чье покровительство ни во флоте, ни за его пределами.

Тем не менее, как ни печально было ее положение, оно предоставляло уникальную возможность взглянуть на верхушку общества изнутри. Пришельцы-шаа, покорив огнем и кровью терранцев, наксидов и другие виды, создали касту пэров в качестве посредника между собой и основной массой подданных. Теперь же, когда последний из великих господ перестал существовать, пэры оказались на самом верху — и за считанные месяцы привели империю к гражданской войне.

Удивительно, впрочем, что крах не случился раньше. Насколько Сула могла судить, действия класса, обладавшего монополией на власть и державшего в своих цепких пальцах весь хоть сколько-нибудь выгодный бизнес, оказались вполне ожидаемыми. Единственной преградой на пути неутолимой жадности пэров был легион справедливости, безжалостно уничтожавший каждого, кто в своем стремлении обогатиться выходил за установленные рамки, что, собственно, и произошло с покойными лордом и леди Сула.

Пэры руководствовались исключительно собственными интересами, в чем у Сулы не было никаких сомнений, однако говорить об этом вслух почему-то считалось неприличным.

Она выскребла из тарелки остатки сплющенной пищи и взглянула на нарукавный дисплей, прикидывая, есть ли время до вахты, чтобы просмотреть письма. Решив, что есть, девушка вернулась в свою каюту, первоначально принадлежавшую одному из погибших унтер-офицеров, где до сих пор оставались вещи покойного. Привычно щелкнув тумблером, она поморщилась и отдернула руку. Ожидая, пока монитор включится, Сула внимательно осмотрела ярко-красный рубец на подушечке большого пальца. После битвы на Магарии во время срочных ремонтных работ она сильно обожглась, коснувшись раскаленной трубы, и, хотя рана почти зажила, при каждом неосторожном движении боль пронизывала всю руку.

Зажав большой палец в кулаке и работая указательным, Сула принялась пролистывать почтовое меню. Только одно сообщение, от капитан-лейтенанта лорда Гарета Мартинеса, шедшее три дня по лазерному лучу. Она открыла письмо.

«Ну вот… похоже, „Корона“ завалила ещё одни учения…» — послышался знакомый голос.

Широкоплечая фигура капитана тяжело сгорбилась в кресле. Как и Сула, он переносил длительные многократные перегрузки, и накопившаяся усталость давала о себе знать. Зеленый мундир с расстегнутой верхней пуговицей, выдвинутая нижняя челюсть, густые брови, смуглое лицо. Скрежещущий провинциальный акцент действовал на нервы.

Впервые они встретились ещё перед войной, пробыли вместе совсем недолго… и внезапно разбежались. По вине одной лишь Сулы: слишком уж она тогда распсиховалась, слишком запуталась в своих комплексах. Потом несколько месяцев скрывалась от него. Справиться с самодовольным снобом вроде Джереми Фути не составляло труда, Мартинес — совсем другое дело.

Если повезет и они снова окажутся вместе, то уже навсегда. Прежней ошибки она не повторит.


— Я сказал, от ноля-один-семь! — прорычал Мартинес. — Чем вы там занимаетесь, черт побери?

— Простите, милорд! — Пальцы подчиненных наперебой застучали по клавишам. — Ноль-один-семь, милорд!

— Разворот! Живо!

«Корона» уже немного опаздывала.

— Есть разворот, милорд! Новый курс — два-два-семь от нуля-один-семь.

— Ходовой отсек, приготовиться…

— Ракетные следы, милорд! — хором воскликнули оба наблюдателя. — Противник выпустил ракеты!

— Активировать защитные лазеры!

— Лазеры готовы, милорд каплей!

Мартинес снова чертыхнулся: вражеские ракеты заставили его забыть об очередном приказе. Он резко подался вперед, амортизационные подвески взвизгнули.

— Двигатели! — крикнул он. — Зажигание! — И затем, вспомнив кое-что ещё, устало добавил: — Оружейный отсек, это учения.

Виртуальные дисплеи перед глазами медленно угасали, в душе нарастала свинцовая тяжесть от осознания провала. Мартинес обвел взглядом рубку. Команда подавленно молчала, разделяя чувства командира.

Слишком много новичков. Две трети экипажа «Короны» провели на борту меньше месяца, и, несмотря на похвальное усердие, до совершенства им было далеко. Иногда Мартинесу казалось, что он справлялся бы даже лучше, имея в распоряжении лишь ту горстку людей, вместе с которой спас корабль от пленения в первые часы наксидского мятежа. Теперь, по прошествии времени, пережитое тогда напряжение, неизвестность, дикие перегрузки и ужас перед надвигавшимся роем вражеских ракет окрашивались памятью в теплые ностальгические тона. В минуту реальной опасности он и его команда действовали блестяще, как одно целое — результат, который с тех пор ни разу не удалось повторить.

Старая команда вся оставалась на борту, однако обойтись только ею Мартинес, конечно же, не мог. Приходилось обучать новых людей, каждого своему делу, и действовать они должны были так, словно выполняли положенные обязанности долгие годы.

Под оболочкой компенсационного скафандра раздалось жужжание — заработали системы охлаждения, обдувая воздухом разгоряченное тело.

— Ладно, — проговорил Мартинес. — После ужина ещё одна тренировка, в 26:01 по судовому времени.

Несмотря на то что команда, как и он сам, оставалась в противоперегрузочных костюмах, опущенные головы и плечи безошибочно выдавали общее уныние.

Откопав в компьютере руководство для старших офицеров, Мартинес вычитал формулу тренировок: похвала — коррекция — похвала. Вначале следует отметить успехи подчиненного, затем вздуть его как следует за ошибки, а потом снова похвалить — за исправление последних. В теперешней ситуации формула должна была звучать так:

1. Вы облажались меньше, чем в прошлый раз.

2. Вы все-таки облажались.

3. Надеюсь, больше не облажаетесь.

Беда в том, что любой из подчиненных мог спросить: «А вы, милорд?»

Мартинес учился, как и все, с горечью отмечая, что собственные его успехи весьма скромны. Он и не предполагал, что военное дело в такой степени основано на импровизации.

В наушниках раздался почтительный голос младшего лейтенанта Вондерхейдте:

— Капитан Камарулла, милорд, по межсудовой связи. Похоже, предстоит разбор полетов.

Да, вот уж удовольствие… Камарулла, старший из капитанов Четырнадцатой легкой эскадры, по идее должен был ею командовать, если бы в свое время на него не возложили вину за сорванные учения. Обвинение исходило от самого Дофага, под чьим началом находились обе эскадры — легкая и тяжелая, направлявшиеся теперь к Хон-бару. В результате Дофаг своей волей отстранил Камаруллу и поставил во главе легкой эскадры самого младшего из командиров судов, имевшихся в его распоряжении. А именно капитан-лейтенанта Гарета Мартинеса.

Разумеется, Мартинес с готовностью принял пост, тем более что, помимо прихоти начальника, некие скромные основания для такого назначения были: больше никто из капитанов не имел реального боевого опыта. Однако опыт Мартинеса состоял лишь в успешном угоне судна с Магарии и бегстве от превосходящих сил мятежников. Командование целой эскадрой было ему в новинку, и необходимыми для этого навыками приходилось, не щадя сил, овладевать на ходу.

К счастью, в ходе теперешнего задания шансы встретить противника практически равнялись нулю. Эскадры Дофага получили приказ отправиться с Заншаа на Хон-бар ещё до битвы при Магарии, а когда вести о поражении достигли столицы, поворачивать оказалось уже поздно. Достигнув места назначения, эскадры должны были развернуться вокруг солнца системы и двинуться назад, чтобы помочь в обороне Заншаа. Вот тогда боевые навыки и пригодятся экипажу «Короны».

А пока — разбор полетов и торжествующий Камарулла, экипаж которого выполнил все маневры без сучка без задоринки.

— Пускай подождет. — Не торопясь с ответом, Мартинес послал вызов своему первому лейтенанту во вспомогательную рубку. В то время, как сам он руководил виртуальными передвижениями эскадры в рамках учений, на заместителе лежала задача поддерживать постоянное ускорение в 2,3 g на реальном маршруте, который вел к межпространственному тоннелю и через него к Хон-бару.

— Далкейт на связи, — прошелестело в наушниках.

Тоненький, почти детский голосок принадлежал женщине средних лет с уже заметной сединой, что при первом знакомстве вызвало у Мартинеса немалое удивление. Леди Элисса Далкейт вошла в состав экипажа чуть больше месяца назад в числе новых офицеров, принятых на Заншаа. Такое медленное продвижение по службе обычно говорило либо о недостаточных способностях, либо об отсутствии высоких покровителей. Впрочем, особых упущений в подготовке старшего лейтенанта не обнаружилось. У нее скорее не хватало инициативы: Далкейт выполняла свои обязанности тщательно, но без особого энтузиазма, ни разу не предложив ничего нового, дельного, интересного. Мартинес предпочел бы иметь заместителя помоложе и поэнергичнее, с которым мог бы разделить бремя руководства, однако если какие-то проблески вдохновения и имели место в душе леди Элиссы, за долгие годы флотской рутины от них не осталось и следа. В результате всё приходилось решать самому, и это было тягостно.

— Учения окончены, миледи, — объявил Мартинес. — Я принимаю командование кораблем.

— Есть, милорд каплей. Готова передать управление.

— Ждите. — Мартинес переключил связь на основную рубку. — Учения окончены, мы принимаем управление. — Его пальцы набрали код, и мониторы в рубке вновь стали показывать действительное положение корабля. — Вы свободны, — сообщил он Далкейт.

Офицеры принялись по очереди докладывать текущую информацию со своих мониторов. Командир вздохнул, преодолевая тяжесть двойной перегрузки. Теперь на очереди Камарулла и разбор полетов — никуда не денешься.

Вондерхейдте подключил межсудовую сеть, и Мартинес перевел дисплей в виртуальный режим. Квадратное пространство рубки, заполненное фигурами в амортизационных креслах, исчезло, заслоненное резкими, угловатыми чертами Камаруллы. К счастью, седовласый конкурент был не один — на связь уже успела выйти большая часть капитанов, включая самого лорда командующего Дофага. Он принадлежал к расе лайонов — нелетающих птиц ростом выше человека. Их пустотелые кости с трудом выдерживали тяжелые перегрузки, однако мозг, унаследованный от предков, свободно кувыркавшихся в небе, отлично ориентировался в трехмерном пространстве, что делало лайонов прирожденными тактиками космических сражений.

По крайней мере, подумал Мартинес, присутствие враждебно настроенного командира удержит Камаруллу от излишних проявлений самодовольства.

— Милорды… — Мартинес поклонился собравшимся.

— Лорд капитан… — Дофаг приоткрыл хищный клюв, сверкнув острыми зубами.

Лайон был сравнительно молод для своего высокого ранга, о чем свидетельствовали темные перья по бокам приплюснутой макушки, которые в зрелом возрасте обычно выпадали. Говорил Дофаг сухо, деловым тоном, хоть и без особой резкости. Мартинес ни разу не встречался с командиром лично и плохо знал его характер, однако, судя по истории с Камаруллой, раздражать эту птицу было весьма опасно.

Лица капитанов одно за другим появились на виртуальном дисплее. Дофаг начал с перечисления маневров, выполненных в ходе учений, затем перешел к детальному разбору действий каждого корабля. «Короне» было указано на задержки в передаче приказов командования остальным кораблям легкой эскадры, а также неряшливое выполнение оных приказов.

— Да, милорд, — угрюмо кивнул Мартинес.

Оправдываться не имело смысла. В глазах Камаруллы сверкнул торжествующий огонек — действия его корабля удостоились краткой похвалы.

Дофаг устраивал учения чуть не каждый день. Корабли шли тесным строем, связанные лучами коммуникационных лазеров, и выполняли заданные маневры в едином виртуальном пространстве. Сценарии упражнений, прописанные в мельчайших деталях ещё тысячелетия назад, хранились в бездонных архивах флота. Легкая и тяжелая эскадры то сражались друг с другом, то объединялись против общего виртуального врага, действиями которого управлял компьютер, а также участвовали в перестроениях в составе более крупных сил. Ни о какой самостоятельности не могло быть и речи: действия каждого корабля оценивались по точности выполнения приказов, а не по количеству уничтоженных «врагов». Выигрывала всегда та сторона, которой это предписывалось сценарием, тем самым демонстрируя превосходство правильной военной доктрины над тактиками менее правильными и менее доктринерскими.

По оценкам, выставленным в ходе учений, «Корона» неизменно оказывалась в числе отстающих и не занимала последнего места лишь потому, что уровень подготовки хромал у всех. Флотские маневры вообще были делом непривычным и страшно неприятным — они заставляли офицеров демонстрировать реальные способности и отвлекали команду от важных обязанностей, таких как натирка полов, чистка медяшек и поддержание безукоризненного порядка в машинном отделении на случай инспекции. В армии, которая не воевала больше трех тысяч лет, общественные заслуги приобрели чуть ли не большее значение, чем военные, и некоторые экипажи в составе двух эскадр Дофага прежде ни разу не участвовали в виртуальных учениях.

К счастью, командующий вовремя осознал, что война все изменила, и твердо намеревался превратить свое соединение в реальную боевую силу. Хотя Мартинес и морщился, вспоминая о собственных успехах, такая решимость заслуживала лишь похвалы.

— Милорды, — произнес Дофаг в заключение, обведя виртуальные лица присутствующих пристальным взглядом золотистых глаз, — я рад вам сообщить, что Совет правления флота наконец пошел навстречу моим настойчивым требованиям, предоставив записи битвы при Магарии. Я намерен переслать их в зашифрованном виде на каждый из кораблей, находящихся под моим командованием. Для открытия файла потребуется капитанский ключ. Настоятельно советую вам просмотреть записи сначала лично и делиться информацией лишь с тщательно подобранными людьми, проявляя особую осторожность. — Полупрозрачные кожистые веки устало прикрыли круглые птичьи глаза. — Завтрашние учения будут проводиться из вспомогательных центров управления вашими первыми лейтенантами, а мы тем временем снова соберемся и обсудим, какие уроки можно извлечь из этой битвы.

Мартинес нетерпеливо заерзал. Правительство так и не признало официально поражения при Магарии, разразившись вместо этого громкими призывами преодолеть кризис, покончить с мятежными настроениями, защитить Праксис и настойчиво бороться за будущее империи, фиговым листком прикрывавшими явную панику. Мартинесу удалось всеми правдами и неправдами добиться от правления флота некоторых фактов, и цифры ужаснули его. Сорок восемь лучших кораблей флота обратились в радиоактивную пыль вместе с самим командующим! Как такое могло произойти?

Несколько часов спустя, распластавшись после ужина в койке под тяжестью возобновившегося ускорения, Мартинес включил дисплей над головой и своими глазами увидел страшную картину катастрофы. Бессчетные рои смертоносных ракет, ослепительные взрывы антиматерии, мгновенная гибель целых эскадр. Особо ценные записи были сделаны с борта катера, выпущенного одним из крейсеров авангарда для контроля над боевыми ракетами. Крошечному суденышку удалось не только каким-то образом уцелеть в огне сражения, но и сохранить ракеты до конца, а затем успешно использовать против врага, уничтожив пять кораблей, преграждавших путь к отступлению остатков флота метрополии. Катер находился в идеальной позиции для наблюдения над ходом битвы: от яростной атаки второй крейсерской эскадры до бегства шести разбитых судов, оставшихся в живых.

Интересно, что чувствовала Кэролайн, леди Сула, при виде своих товарищей, шедших на верную смерть? Во всяком случае, она не растеряла своих навыков пилота…

«Сула! Это сделала Сула! Запомните мое имя!»

Торжествующий крик, прозвучавший в наушниках, заставил Мартинеса вздрогнуть. Теперь он понимал, что она чувствовала. Ярость, отчаяние, мучительную боль от потери. Ему захотелось обнять девушку, увлечь ее куда-нибудь в спокойное место и там, в тишине, утешить, заставить забыть об ужасах смертельной битвы.

Смешно… Ведь он почти не знал ее. А когда попытался хоть немного сблизиться, девушка его оттолкнула. Попросту говоря, сбежала.

Усилием воли Мартинес изгнал из головы мысли о Суле и вновь принялся просматривать запись. Раз за разом он следил за перестроениями эскадр, огненными следами ракет, ослепительными вспышками свирепого излучения. Потом, утвердившись в своих выводах, наклонился к нарукавному дисплею и вызвал единственного члена команды, которому полностью доверял:

— Алихан!

— Милорд? — прозвучал мгновенный ответ.

На гибком тканом экране высветилось суровое лицо с подкрученными усами и эспаньолкой, какие были в моде у старшин флота. Алихан вышел в отставку старшим оружейником, отслужив полных тридцать лет, и Мартинес взял его к себе ординарцем за мудрость и неоценимый опыт.

Одетый в противоперегрузочный костюм, Алихан растянулся на амортизационном ложе.

— Ты один? — спросил Мартинес.

— Я в оружейном отсеке, милорд, и готов к маневру.

Мартинес чертыхнулся про себя, вспомнив, что сам назначил после ужина очередную тренировку. Посмотрев на часы, он обнаружил, что осталось всего несколько минут. С другой стороны, его участия в общем-то и не требовалось: руководить действиями команды могла и Далкейт из вспомогательной рубки, тем более что завтра командовать предстояло как раз ей.

Он перевел взгляд на Алихана.

— Я дам тебе посмотреть файл, только больше никому не показывай. Изучи внимательно и сделай выводы.

— Файл, милорд?

Мартинес объяснил, о чем шла речь. Алихан поднял брови.

— Есть, милорд.

Вызвав затем Далкейт, Мартинес дал ей задание:

— Выберите какой-нибудь из стандартных сценариев, где эскадры действуют друг против друга — то, что понравилось бы Дофагу. Натаскайте людей как следует, потому что завтра руководство маневрами ляжет на вас.

У заместителя, лишенного воображения, есть одно преимущество: его ничем нельзя удивить. Или, вернее, он всему удивляется одинаково.

— Есть, лорд каплей, — кивнула Далкейт.

Светящееся волокно нарукавного дисплея померкло, вернув себе привычный темно-зеленый цвет, и Мартинес с облегчением уронил руку на койку. В амортизационном кресле было бы, конечно, удобнее, но все они находились в публичных местах, а он предпочитал уединение собственной каюты. Остатки ужина ещё не убрали — дожидались нормальной гравитации, и от стола доносился аромат масла и томатного соуса. Приглушенный свет отражался от темной полировки деревянных панелей, покрывавших стены согласно вкусам бывшего капитана «Короны».

Фэйд Тарафа, ярый любитель футбола, даже корабль свой выкрасил в светло-зеленый цвет футбольного поля, с белой разделительной полосой и изображениями мячей. Его каюту прежде украшали многочисленные спортивные трофеи, фотографии команд и знаменитых игроков и даже пара старинных, покрытых грязью бутс под стеклянным вакуумным колпаком.

В самом начале наксидского мятежа капитан Тарафа вместе со своей звездной командой и большинством офицеров был захвачен в плен, после чего командование кораблем перешло к Мартинесу. Оставалось лишь надеяться, что Тарафу, где бы он теперь ни находился, утешает тот радостный факт, что в последние минуты свободы команда «Короны» разгромила «Бомбардировку Пекина» со счетом 4:1.

Фотографии и личные вещи Тарафы были давно убраны и переданы семье бывшего капитана, но у Мартинеса так и не нашлось времени чем-то их заменить. Голые стены, унылые и неуютные, оживлял лишь один памятный снимок, скопированный Алиханом из выпуска новостей и запечатлевший выступление Мартинеса перед собранием высшего законодательного органа империи — после награждения золотым шаром за спасение «Короны» от мятежников.

Высший пик в его карьере… С тех пор все покатилось под гору.

Финальная картина битвы при Магарии застыла на дисплее над головой — абстрактное смешение лазерных вспышек, ракетных следов и цифр индикаторов скорости, затуманенное вспышками аннигиляционных взрывов. Мартинес отмотал время к началу сражения и снова пустил запись, но образ Кэролайн Сулы снова вторгся в его мысли, никак не давая сосредоточиться.

Нет ли нового послания от нее? Он проверил и действительно нашел письмо, отправленное три дня назад и только что полученное. Дрожа от нетерпения, запустил файл… Ну не глупо ли? Они ведь едва знакомы.

На экране возникло лицо Сулы. Он сделал секундную паузу, вновь оценив белоснежную, почти прозрачную кожу, золотистые волосы, изумрудно-зеленые глаза — элементы потрясающей красоты, лишь слегка подпорченной признаками утомления и испытываемых перегрузок. Впрочем, за чудесной внешностью скрывалась не менее примечательная личность: в этом году на лейтенантских экзаменах Сула опередила всех конкурентов, заняв первое место, а вскоре приняла участие в большом сражении, уничтожив пять вражеских кораблей.

Однако о внутренних ее достоинствах Мартинес вовсе не думал. Он просто смотрел, и от одного взгляда сердце словно сжимала рука в бархатной перчатке.

Сула заговорила:

— Ещё девятнадцать дней ускорения, и мы достигнем… — Запись прервалась белой вспышкой, на экране застыла эмблема флота, что означало вмешательство цензора. Затем лицо девушки вновь появилось. — Все вымотались до предела. Даже мыться нет сил ни у кого, включая меня.

Жаль, что тебе так не везет с учениями. Сочувствую, натаскивать новую команду — совсем не подарок. — Она слегка улыбнулась, сверкнув белыми зубами. — Будь я рядом, с удовольствием помогла бы. — Улыбка растаяла, Сула пожала плечами. — Впрочем, думаю, ты и сам справишься. Искренне верю в твою способность заставить любого склониться перед твоей несокрушимой волей.

Ну что ж, подумал Мартинес, это хорошо. По крайней мере можно надеяться, что хорошо.

Слова Сулы иногда звучали, на его вкус, слишком двусмысленно.

«И все-таки, — продолжала она, — мало радости, когда каждый из капитанов мечтает занять твое место и отслеживает малейшую твою оплошность. Надеюсь, у тебя на борту найдется хоть несколько друзей».

Она слегка изменилась в лице, изящные черты застыли, словно на них легла маска.

Кстати, о друзьях: одному из наших старых знакомых поручена цензура личной корреспонденции. Я имею в виду младшего лейтенанта лорда Джереми Фуги — полагаю, вы встречались ещё в его бытность кадетом. Так что если какая-то часть моего послания окажется стертой, вот как сейчас…

Снова белая пустота с эмблемой флота. Мартинес расхохотался, представив, какие военные тайны в этот момент выбалтывает Сула. А может, непристойно проезжается по адресу своего начальства?

Долгая пауза закончилась, прекрасное лицо щелчком вернулось на экран.

— …то имей в виду, что это результат дружеского вмешательства. — С саркастической улыбкой Сула махнула рукой, прощаясь, и вдруг поморщилась. — Ожог уже лучше, — пояснила она, — спасибо, что спросил, но при резких движениях ещё чувствуется… черт.

Изображение исчезло, на экране повис оранжевый знак конца передачи.

Стало быть, Джереми Фути — тот самый блондинистый увалень, сынок богатых родителей, чья надменность и самоуверенность, впитанные с молоком матери, временами граничили с неповиновением начальству. Мартинесу он не понравился ещё в первую встречу, и последующее общение нисколько не улучшило их отношений.

Разумеется, кадету Фути, в отличие от простых смертных вроде Сулы, не пришлось забивать себе голову никакими экзаменами — это было ниже его достоинства. Дядя-яхтсмен, капитан «Бомбардировки Дели», просто-напросто взял его к себе лейтенантом, и нет сомнения, что последующие продвижения были не за горами благодаря многочисленным родственникам и друзьям во флоте. Само собой, гибель дяди вместе с половиной команды означала для Фути некоторую заминку в карьере, однако скорый закат его звезде, безусловно, не грозил. Пэры высокого ранга своих в беде не бросали.

Оставалось утешаться тем, что Сула тоже явно не слишком благоволила к белобрысому нахалу.

Вздохнув, Мартинес поместил послание Сулы в папку, которая открывалась только его личным капитанским ключом, затем дал команду на запись ответа. Постаравшись придать лицу непроницаемое «командирское» выражение, он взглянул в объектив камеры.

— Ты можешь представить, как я рад, что твоим цензором назначен именно лейтенант Фути. Разумеется, мои письма, как старшего по званию, он проверять не имеет права, разве что ты сама ему их покажешь… Даю тебе на это официальное разрешение. Как ты знаешь, на меня возложено командование эскадрой, которая направляется… — он сделал эффектную паузу, — на опасную миссию. Я только что просмотрел записи битвы при Магарии, включая сделанные с борта твоего катера. Поскольку в скором времени мне самому, возможно, предстоит вести в бой корабли, меня интересует твоя оценка этого сражения.

Во взгляде Мартинеса появилась суровость — как он надеялся, благородная.

— Пожалуйста, изучи как можно тщательней действия наших боевых соединений и их противников, а свои выводы сообщи мне. Можешь говорить все, что думаешь, не опасаясь цензуры. Надеюсь, лейтенанту Фути станет ясно из этого послания, что от меня подробности битвы скрывать нет смысла. Я уже знаю, что все наши корабли, за исключением шести, были уничтожены, а «Бомбардировка Дели» потеряла капитана и получила значительные повреждения и теперь возвращается вместе с остатками флота на Заншаа, чтобы участвовать в обороне столицы.

Иными словами, — добавил Мартинес, нахмурившись и стараясь говорить уверенней, — я надеюсь, что твой анализ сражения поможет выполнить нашу миссию, направленную на сохранение Праксиса и мира в империи. Конец сообщения.

Лейтенанту Фути придется это проглотить, подумал он с мрачным удовлетворением.

Добавив файл письма в очередной пакет сообщений для лазерных передатчиков, Мартинес вновь вернул на дисплей битву при Магарии. Боевые суда метрополии снова двинулись навстречу гибели в адском хаосе разлетавшихся ракет и бешеных всплесков защитного огня. Эскадры одна за другой исчезали в ослепительных плазменных облаках взрывавшихся зарядов антиматерии.

Прозвучал сигнал вызова.

— Мартинес. Слушаю.

На связи был Алихан.

— Я сделал то, что вы просили, лорд каплей.

— Хорошо. Какие выводы?

— Мне неудобно говорить, милорд… — замялся ординарец.

Это было понятно. Трудно продержаться тридцать лет в оружейном отсеке, выкладывая офицерам в лицо всю правду-матку. Выскажись командир первым, Алихан просто-напросто высказал бы свое полное одобрение.

— Я очень нуждаюсь в твоих соображениях, — подбодрил слугу Мартинес.

Алихан помедлил ещё несколько секунд, потом наконец сдался.

— Хорошо, милорд. Сдается мне, что… думаю, эскадры наступали в слишком тесном строю и слишком долго в нем оставались.

Мартинес удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, Алихан. — И добавил: — Пожалуй, я с тобой соглашусь.

Полезно знать, что кто-то поддерживает твои выводы, даже если его не возьмешь с собой на совет капитанов.

Отключив нарукавный дисплей, Мартинес снова принялся просматривать запись сражения. Корабли держались как можно ближе друг к другу, сохраняя оперативную связь и имея возможность сосредоточить защитный огонь на судах противника. Флотская военная доктрина предписывала, правда, вовремя рассредоточиться, чтобы не попасть под плотный ракетный залп, однако командиры до последнего избегали этого маневра, боясь потерять контроль над эскадрой, а стало быть, и преимущество совместных действий. Сражаться в одиночку им было непривычно.

Младший командующий эскадрой Дофаг, а с ним и капитан-лейтенант Мартинес готовили свои команды именно к такой коллективной тактике. Между тем в битве при Магарии она явилась основной причиной катастрофы.

Над этим стоило подумать.

Глава 2

Ступая на открытую террасу перед зданием парламента, лорд Мауриций Чен чувствовал нервное возбуждение. Он знал, что собирается получить взятку.

Лорд Роланд Мартинес ждал за столиком с чашкой кофе. Его густые черные волосы трепал порывистый ветер, наполненный сладким ароматом вьющихся цветов, густо покрывавших скалы внизу. Весна пришла в столицу рано, смягчив ужасы полной событиями зимы.

За стенами парламента маячили контуры Великого прибежища, гигантского куполообразного сооружения из гранита, откуда шаа тысячелетиями правили своей империей и через ворота которого тело последнего из великих господ меньше года назад отправилось к Вечному пристанищу на другом конце Верхнего города. По ту сторону парапета увитые ползучими растениями утесы спускались к Нижнему городу. Внизу раскинулась сеть бульваров, проспектов, переулков и каналов, кишевших миллионами представителей всех разумных рас, покоренных в свое время шаа. Вдали на самом горизонте на фоне зеленоватого неба Заншаа вырисовывался изящный барочный силуэт башни Апсзипар, а над всем этим, выше даже Великого прибежища, мерцала грандиозная серебристая арка. Кольцо ускорителя опоясывало всю планету, оно служило гаванью для военного флота и гражданских судов, а также домом для тех миллионов обитателей столицы, что предпочли жить и работать над поверхностью планеты.

Заметив Чена, лорд Роланд поднялся навстречу. Он был выше и мощнее младшего брата, знаменитого капитана «Короны», однако напоминал его телосложением, с длинным торсом и руками при коротковатых ногах.

— Кофе, лорд Чен? — любезно предложил он. — Может быть, чаю? Или чего-нибудь покрепче?

Чен помедлил с ответом. Прямо над террасой возвышалась прозрачная стена парламента, где шло заседание. Любой из лордов депутатов мог заметить беседующих внизу и задаться вопросом, какие общие дела заставили их встретиться.

В баре было бы куда меньше любопытных глаз.

— Вы не будете возражать, если мы переместимся под крышу? — спросил Чен. Он окинул взглядом террасу и поморщился, втянув голову в плечи, облаченные в бордовый депутатский мундир. — У меня не слишком приятные воспоминания об этом месте.

Несколько месяцев назад во время неудачной попытки переворота он и его коллеги в пылу драки оттеснили к парапету и сбросили в пропасть на камни сотни наксидских представителей. В будущем на этом месте предполагалось построить величественный монумент с изображением исторической сцены. В памяти Чена от того страшного дня остались лишь беспорядочные фрагменты, подобные острым осколкам разбитой стеклянной мозаики, прикосновение к которым вызывало боль.

— Да, конечно, — понимающе кивнул Роланд. — Наверное, мне не стоило предлагать террасу.

Провинциальный акцент у него чувствовался ещё резче, чем у брата, и Мауриций Чен невольно испытал раздражение от того, что собирается взять деньги у такого человека. Клан Ченов находился на самом верху правящей иерархии, а Мартинесы, хотя тожебыли пэрами, явились со своими богатствами черт знает откуда. В правильно организованном обществе просить об одолжении пришлось бы Мартинесам, а не наоборот.

Сделав последний глоток кофе, лорд Роланд последовал за Ченом мимо вооруженного торминела, стоявшего у выхода с террасы. После мятежа здание парламента тщательно охранялось. Депутат и посетитель не спеша поднялись по длинной лестнице. Мягкий ковер заглушал шаги.

— Надеюсь, леди Терза скоро оправится от своей потери, — вежливо проговорил Роланд.

— Спасибо, она справляется неплохо, — сухо ответил Чен.

Ему не слишком хотелось обсуждать с Мартинесом свои семейные дела. Едва ли этот человек когда-нибудь станет близким другом.

— Передайте ей мои искренние соболезнования.

— Спасибо.

Терза, дочь лорда Чена, потеряла жениха в битве при Магарии. С лордом Ричардом Ли они составляли очаровательную пару, вид которой неизменно согревал отцовское сердце, однако этот союз имел и другие преимущества. Клан Ли, хоть и уступавший в родовитости Ченам, в последние годы необычайно преуспевал. Гибель Ричарда была ещё одной неудачей, сделавшей необходимой сегодняшнюю встречу.

Высокие бронзовые двери с героическим барельефом в честь единства рас империи, вознесенных Праксисом, бесшумно распахнулись перед Ченом и его гостем. Войдя в холл, лорд Чен вздрогнул, заметив насекомоподобное существо в таком же, как у него, темно-красном мундире. Быстро перебирая четырьмя обутыми нижними конечностями и извиваясь всем телом, наксид проскользнул по блестящему каменному полу и исчез в ещё более величественных бронзовых дверях, ведущих в зал заседаний.

— Странно их снова видеть… — пробормотал Чен.

— Особенно наксидских депутатов, — отозвался Роланд, наблюдая, как двери захлопываются за кентаврообразной фигурой. — Я сначала думал, что вы их всех прикончили.

Лорд Чен беспокойно заморгал.

— Ну, не я лично… — заметил он, шагая вперед. Каблуки его сапог, отделанных самоцветами, звонко цокали по гранитному полу. — Как оказалось, далеко не все из них участвовали в заговоре.

В это непросто было поверить, но восстало даже не большинство. Самозваный Комитет спасения Праксиса, созданный на Наксасе, родной планете наксидов, до последнего момента сообщал о своих планах лишь самым верным из сородичей. Добрая половина наксидских депутатов не имела понятия о задуманном мятеже и во время драки в парламенте осталась сидеть на местах или сбежала.

Некоторое время после восстания наксидов трудно было увидеть в публичном месте — казалось, одна шестая населения империи исчезла бесследно. Даже в кварталах, где они жили, все улицы вдруг опустели. Однако с течением времени, когда ажиотаж слегка утих, наксиды по одному, а затем и небольшими группами снова стали появляться.

— Мы решили вернуть кое-кого из их представителей, — объяснил лорд Чен. — Разумеется, лорд председатель не допускает их к руководству комитетами и ни к каким делам, связанным с войной.

— Конечно, тут необходима осторожность, — согласился Роланд.

— Кстати, — продолжал лорд Чен, — они всегда стараются голосовать с большинством и то и дело передают патриотические петиции от своих избирателей.

— Хм… — Роланд задумчиво почесал подбородок. — Не представляю, как идут дела у их клиентов в теперешней обстановке.

— Да, им не позавидуешь. У парламента слишком много забот, чтобы обращать внимание ещё и на прошения наксидов. — Лорд Чен презрительно фыркнул. — Пройдут поколения, прежде чем кто-то поверит наксиду.

Они прошли через холл в депутатскую гостиную, мимо черной керамической стойки бара, отделанной полированным алюминием, и заняли кабинку с роскошными кожаными сиденьями, приспособленными к терранской анатомии.

Роланд заказал ещё кофе, а лорд Чен — стакан минеральной воды.

— Рад вам сообщить, что ещё два корабля прошли через систему Хон-бара в безопасные районы, — начал Чен.

— Превосходно, — вежливо улыбнулся Роланд. — Договор аренды, разумеется, распространяется и на них.

— Разумеется, — кивнул его собеседник.

Начавшаяся война нанесла клану Ченов жестокий удар.

Их родная планета и вся область, которую Мауриций Чен представлял в парламенте, вместе со всеми его клиентами и недвижимостью попала в руки мятежников. Прочая собственность Ченов, разбросанная по разным звездным системам, теперь также контролировалась наксидами, в том числе и добрая половина грузовых судов, принадлежавших дочерним торговым компаниям. Большая часть оставшегося была сосредоточена на Хон-Рейче, который в случае захвата Хон-бара, родной планеты лайонов, оказался бы отрезанным от империи.

Лорд Чен стоял перед угрозой разорения. К счастью, сейчас он разговаривал с человеком, который вызвался спасти его от финансовой катастрофы.

Лорд Роланд предложил взять в аренду корабли Ченов. Все корабли, включая те, что оказались в пространстве, захваченном наксидами. Договор, заключенный сроком на пять лет, в частности, освобождал Чена и его компании от любых штрафов за неисполнение обязательств вследствие войны или мятежа — иными словами, если торговые суда будут потеряны, уничтожены или конфискованы врагом. Клан Мартинесов брал на себя обязательство заплатить за них в любом случае. Страховку осуществляла компания с Ларедо, планеты Мартинесов.

Кроме того, лорд Роланд Мартинес — точнее, его отец, нынешний глава клана — обязывался финансировать Ченов все пять последующих лет.

Что Мартинесы хотели получить взамен, было достаточно ясно. Лорд Чен входил в состав Совета правления флота, который принимал все важнейшие решения по воинскому персоналу, поставкам, базам снабжения и военному строительству. Предприятия Ларедо уже получили один крупный контракт на постройку боевых кораблей взамен захваченных мятежниками, и Чен должен был обеспечить последующие. Расширение верфей и военных баз, дополнительные поставки, назначения на офицерские должности для своих людей и многое другое. Наконец, планировалось осуществить давнюю мечту Мартинесов — освоение под их покровительством двух планет, Чии и Холмии.

Лорд Чен был готов расплатиться. Нет ничего плохого в том, чтобы помочь друзьям. Никому не возбраняется сдавать в аренду свои торговые корабли. Новые контракты сделают флот сильнее в преддверии отчаянной войны. Почему бы не заняться освоением новых планет, даже несмотря на то, что такое не практиковалось уже больше тысячи лет, с тех пор, как энергия верховных правителей пошла на убыль.

Правда, стоит легиону справедливости узнать о сговоре, расследования не избежать, и последствия могут оказаться самыми тяжкими. Однако сыщики в последние месяцы были слишком заняты выявлением участников мятежа и их пособников, а детали военных контрактов защищались законами о государственной тайне, за исполнением которых сам же легион был обязан следить. Поэтому риск казался лорду Чену вполне оправданным.

— Я подготовил текст договора, — продолжал Роланд, — с названиями судов и оговоренными суммами. Желаете проверить?

— Да, пожалуйста.

Мартинес приподнял левую руку.

— Переслать на ваш дисплей, милорд?

— У меня нет нарукавного дисплея, — сказал Чен.

Такие вещи, возможно, были необходимы всяким мелким администраторам вроде офицеров флота и менеджеров в офисах, но у пэра высокого ранга выглядели вульгарно. Лорд Чен достал из внутреннего кармана записную книжку, щелчком выдвинул экран и зарегистрировал полученный файл.

Тем временем официант-крей подоспел с заказанными напитками. Над столиком поплыл аромат кофе.

— Ну что ж, думаю, проблем не будет, — сказал лорд Чен, пролистав документ. — Печатную копию доставят в вашу резиденцию завтра.

— Да, насчет завтра… — вежливо улыбнулся Роланд. — Мы были бы счастливы видеть вас с леди Чен на торжественном приеме в честь дня рождения Випсании.

Лорд Чен подавил раздражение. Одно дело заключить с безродными выскочками сделку, и совсем другое — вращаться в их обществе. Тем не менее отвертеться от визита было нельзя.

— Конечно, — улыбнулся он в ответ. — Мы с удовольствием придем. Кстати, я давно хотел спросить… Какие необычные имена в вашей семье: Випсания, Роланд, Гарет, Семпрония… Это традиция клана Мартинесов, или они имеют какое-то особое значение?

Лорд Роланд усмехнулся.

— Наша матушка обожает любовные романы — вот и все значение. Нас всех назвали в честь ее любимых персонажей.

— Очаровательно.

— Вы считаете? — Роланд иронически поднял брови. — Ну что ж, мы вообще очаровательное семейство.

О да! — с тонкой улыбкой подтвердил Чен. — Совершенно очаровательное.

— Кстати, — его собеседник вдруг посерьезнел, — могу я ещё побеспокоить вас, попросив совета относительно семейных дел?

— Я к вашим услугам.

Оглядевшись с опаской, лорд Роланд наклонился вперед и прошептал:

— Мой брат Гарет настаивает, чтобы наша семья покинула Заншаа. Вы входите в Совет правления флота и знакомы с планами передвижения войск. — Темно-карие глаза впились в лицо Чена. — Вы бы посоветовали то же самое?

Лорд Чен растерянно моргнул.

— Ваш брат… он как-то аргументирует свою точку зрения?

— Нет. Хотя, возможно, он считает поражение при Магарии достаточно очевидным доводом.

Что ж, не так плохо: по крайней мере Гарет Мартинес не делится с родными военными секретами, иначе Ченам пришлось бы беспокоиться за конфиденциальность деловых переговоров с этими провинциалами.

— Я бы сказал, — тихо произнес лорд Чен, помолчав, — что некоторые поводы для беспокойства имеются, однако об эвакуации думать пока рано.

Лорд Роланд мрачно кивнул.

— Спасибо, милорд.

— Не стоит благодарности.

Роланд снова подался вперед и слегка дотронулся до руки Чена, заставив того вздрогнуть от неожиданности.

— Я понимаю, что вы не боитесь за себя, — произнес он ещё тише, — но как человек рассудительный, не можете не тревожиться за судьбу своей семьи. Знайте, что, если вдруг леди Чен и Терза пожелают покинуть Заншаа, они всегда будут желанными гостями в поместье моего отца на Ларедо и могут отправиться туда вместе с моими сестрами на нашем корабле.

Будем надеяться, что до этого никогда не дойдет, с ужасом подумал Чен и ответил с улыбкой:

— Очень любезно с вашей стороны, благодарю вас, но мой корабль уже стоит наготове.


— Ошибка нашего флота при Магарии, — начал капитан Камарулла, — состояла в том, что корабли наступали в недостаточно тесном строю и тем самым лишились возможности в достаточной степени сосредоточить защитный огонь.

Мартинес окинул взглядом присутствующих. Виртуальный зал заседаний в его сознании состоял из четырех рядов по четыре лица в каждом, но в ноздрях стоял запах собственного немытого тела и изоляции вакуумного скафандра.

По птичьей физиономии Дофага, как и его лайонских капитанов, командовавших восемью судами тяжелой эскадры, трудно было что-нибудь понять. Лица двоих даймонгов, как и всегда, вообще ничего не выражали. Однако четверо терранцев, казалось, восприняли приведенный аргумент всерьез.

— Как близко, по вашему мнению, им следовало идти? — спросил один.

Мартинес снова оглядел шестнадцать виртуальных голов, плававших перед глазами, и, решившись, набрал в грудь воздуха.

— Со всем уважением, милорд, я позволю себе не согласиться. Мне кажется, что эскадры, напротив, рассредоточились слишком поздно.

В шестнадцати парах глаз загорелось любопытство, но ответил один Камарулла:

— Вы призываете к преждевременному разлету? Это же приведет к полной потере контроля над боевыми единицами!

— Я считаю, — возразил Мартинес, — что потеря контроля в результате мгновенной гибели всей эскадры гораздо опаснее. Если милорды капитаны согласятся уделить мне внимание, я готов привести некоторые аргументы…

На виртуальном экране появились избранные фрагменты битвы вместе с оценками количества запущенных ракет, эффективности лазерного огня и антипротонных лучей.

— Защитное боевое построение эффективно лишь до определенного момента, — продолжал он, — после чего система обороны катастрофически разрушается. Я ничего не могу пока строго доказать, но подозреваю, что взрывы антиматерии, сопровождаемые вспышками жёсткой радиации и плазменным экранированием, в конечном счете полностью блокируют работу судовых датчиков, не давая возможности скоординировать оборону. — Он ещё раз прокрутил запись, останавливая ее время от времени. — Обратите внимание, что в начале сражения потери с обеих сторон были почти равными, с одновременным уничтожением целых боевых соединений. Потом, когда погибло примерно по двадцать кораблей, начало ощущаться численное превосходство противника, и наступил перелом. Уничтожение пяти вражеских единиц леди Сулой оказалось единственной успешной атакой флота метрополии, в ходе которой наши корабли не пострадали.

Мартинес снова обвел взглядом шестнадцать обращенных к нему лиц.

— Я делаю очевидный вывод, что наша стандартная тактика боя ведет к равному ущербу для обеих сторон. К сожалению, противник имеет численный перевес, и я считаю, что такого стиля ведения войны мы себе позволить не можем.

Последовало долгое молчание, которое прервал звенящий голос одного из даймонгских капитанов из эскадры Мартинеса:

— Вы можете предложить другую тактику с учетом этого анализа?

— Боюсь, что нет, милорд, разве что попытаться рассредоточить корабли раньше.

Камарулла презрительно фыркнул — в наушниках это прозвучало как выстрел.

— Тоже мне, тактика! Разбежаться во все стороны и позволить, чтобы враг в тесном строю расстрелял одного за другим!

Мартинес ощутил дрожь разочарования. Он совсем не то хотел предложить, а теперь… Личная беседа была бы намного убедительнее.

— Я вовсе не предлагаю, чтобы наши корабли беспорядочно разлетелись по всему пространству, милорд капитан, — запальчиво возразил он.

— В случае же если оба противника предпримут подобную тактику, — не обращая внимания, продолжал Камарулла, — сражение превратится в серию поединков, и вот тогда-то численное превосходство врага на самом деле скажется. То, что вы предлагаете, как раз в его интересах. — Он хитро усмехнулся. — Хотя, конечно, для тех, кому не даются маневры в едином строю, такой вид боя, безусловно, предпочтительнее…

Мартинес сжал зубы. Ты за это заплатишь! Лица двух капитанов, что тоже числились в отстающих, словно в зеркале отразили его мысли. В виртуальном пространстве он не видел собственных рук, но чувствовал, как кулаки инстинктивно сжались.

— Наши предки понимали такие вещи лучше нас, — наставительно пропел один из даймонгов. — Нам следует довести до совершенства унаследованную от них тактику. Именно с ее помощью они создали империю!

Выиграв одну-единственную войну, добавил про себя Мартинес.

Командующий Дофаг устремил на него пронзительные золотистые глаза.

— Как вы предложили бы решить указанную проблему, лорд капитан-лейтенант?

Мартинес ответил, тщательно подбирая слова:

— Мне кажется, нам следует расширить само понятие боевого порядка, милорд. В идеале корабли должны идти достаточно широким строем, чтобы их нельзя было уничтожить одним ракетным залпом, но при этом иметь возможность согласовывать боевые действия.

Камарулла снова оглушительно фыркнул, заставив Дофага вздрогнуть и гневно приподнять хохолок на голове. Затем Чохал, капитан флагмана тяжелой эскадры, спросил:

— Но как же все-таки решить проблему координации действий?

Как правило, связь между боевыми кораблями осуществлялась с помощью направленного лазерного луча, который один лишь может пробиться сквозь плазменный хвост работающего двигателя, а также имеет важное преимущество конфиденциальности. Радиосигналы противник мог легко перехватить, а на шифрование особо рассчитывать не приходилось, так как повстанцы использовали те же самые компьютеры.

— У меня есть кое-какие мысли, милорд, — ответил Мартинес, — но они ещё… не слишком созрели. Один вариант — это радиосвязь с надежным шифром, другой предполагает, что после рассредоточения каждый корабль движется по заранее установленной траектории, что дает возможность засечь его коммуникационным лазером…

Он видел свое поражение на лицах присутствующих — даже не терранцев. Идея была не только незрелой, но и слишком сложной. Сочетание — нарочно не придумаешь…

— Милорд командующий, — обратился он к Дофагу, — я прошу разрешения доработать свой анализ сражения и послать вам вместе с выводами, когда они… немного оформятся.

Презрительная усмешка на губах Камаруллы превратилась в откровенную ухмылку.

Дофаг кивнул.

— Разрешаю. Мой специалист по тактике рассмотрит ваш анализ и даст свою оценку.

— Благодарю вас, милорд.

Камарулла также кивнул.

— Рад, что вопрос решен, — заметил он. — Прежде чем изобретать новую тактическую систему, нужно хотя бы как следует изучить существующую.

Прочие участники совещания промолчали. Мартинес покинул виртуальный зал заседаний, ощущая бешеное желание заставить Камаруллу проглотить свою ухмылку.

Он пригласил своих трех лейтенантов отобедать вместе в его каюте, потом, поразмыслив, послал приглашение и кадету Келли. Она была из старой команды «Короны» и проявила недюжинные способности вдень мятежа, помогая спасти корабль от наксидских ракет.

Прежний капитан Тарафа пользовался услугами собственного шеф-повара, которого устроил на должность корабельного старшины и старательно ублажал всевозможными премиями, официальными и неофициальными. Однако, несмотря на военное положение, запрещавшее увольнения и отпуска, по прибытии на Заншаа повар предъявил врачебную справку о сердечной недостаточности, и Мартинесу волей-неволей пришлось его отпустить.

Место повара занял Алихан, который обслуживал Мартинеса ещё до войны. Сегодня, как всегда, он приготовил обед на одну персону и не мог ничего изменить до наступления обеденного времени, когда ускорение снижалось до комфортных 0,7 g, позволявших войти в камбуз. Его импровизация в последнюю минуту могла сильно уступать по качеству обычному обеду, поэтому Мартинес решил подправить впечатления гостей, приказав открыть две бутылки драгоценного вина, упакованного для него сестрами ещё при назначении на «Корону».

— Приношу глубокие извинения, милорд каплей, за сегодняшние маневры, — начала Далкейт, едва появившись в каюте. — Путаница с ремонтными роботами больше не повторится…

— Ничего страшного, — улыбнулся Мартинес. В глазах заместителя появилось удивление — наверное, впервые в жизни. — Глядите, что я вам покажу.

Он активировал настенный дисплей и прокрутил отрывки битвы при Магарии, наблюдая растущий ужас на лицах офицеров по мере того, как эскадры одна за другой тонули в слепящих волнах антиматерии.

— Наша тактика не работает, — прокомментировал он страшные кадры. — Самое большее, на что можно рассчитывать, это взаимное уничтожение. Лично меня оно никак не устраивает, даже если враг разделит мою судьбу.

Подчиненные были явно шокированы таким высказыванием. Капитан продолжал:

— Требуется совсем новый подход… — Он улыбнулся. — Лорд лейтенант Вондерхейдте, чего вы ждете, бутылка рядом с вами.

— О! — Лейтенант принялся разливать вино по бокалам. — Прошу прощения, лорд каплей.

— Милорд! — Келли впилась в его лицо любопытными черными глазами. — Вы собираетесь изобрести новую тактическую схему? Прямо сейчас, за обедом?

Старший лейтенант Далкейт укоризненно поморщилась.

— Ну конечно, нет! — воскликнула она своим детским голоском. — Вы смеетесь?

Мартинес смущенно потер руки.

— Ну… — начал он, — боюсь, что и в самом деле всех рассмешу, но именно это я и собираюсь сделать.

Далкейт во второй раз вытаращила глаза от удивления.

— Есть, милорд.

Мартинес поднял бокал.

— Поможем нашим мыслям!

Остальные последовали его примеру и выпили. Вондерхейдте с одобрением взглянул на свой бокал. Особо прочный хрусталь, устойчивый к многократным перегрузкам, искрился изысканным темно-красным сиянием.

— Отличный урожай, милорд, — заметил лейтенант с уважением.

Вондерхейдте, молодой худосочный блондин, был самым младшим из лейтенантов. Во время наксидского мятежа на Магарии, ещё кадетом, он немало способствовал успешному бегству «Короны», и Мартинес в новой должности добился для него повышения.

Вондерхейдте повертел бутылку в руках, разглядывая этикетку.

— Нам бы такое в кают-компанию, — вздохнул он.

Раздался общий гул одобрения. Мартинес покатал вино на языке и пожал плечами. Вино как вино.

— Я рад, что вам нравится, — улыбнулся он.

— Так что, разлетаться нужно раньше? — нетерпеливо спросила Келли, подтягивая манжеты на худых запястьях. — Вы это имели в виду?

— Вроде того, — ответил Мартинес и принялся излагать свои туманные соображения.

Келли внимательно слушала, склонив голову набок. Рослая и черноглазая девушка занимала должность пилота катера, а во время бегства от наксидов сидела за оружейным пультом. Впоследствии, стремясь хоть ненадолго забыть об изматывающей гонке с преследованием, они с капитаном позволили себе испытать вместе сладостные мгновения в кабинке для отдыха. Больше это ни разу не повторилось — здравый смысл вовремя возобладал, — но сожалеть о тех минутах Мартинесу, по крайней мере, в голову не приходило.

— Значит, не то чтобы совсем разлетаться, — понимающе кивнула Келли, — а просто рассредоточиться.

— Я ещё точно не знаю, — признался Мартинес. — Преимущество тесного строя терять не хотелось бы, но сводить сражение к отдельным поединкам тоже нельзя.

— Как же тогда согласовывать перестроения и маневры? — продолжала удивляться Далкейт. — Вы сможете лишь догадываться, где находятся корабли, тем более невозможно точно нацелить лазеры связи. Если же использовать радио, его услышит враг и с помощью компьютера тут же разгадает шифр.

Мартинес ломал голову над этой проблемой с самого капитанского совета. До мятежа он специализировался в том числе и на военной связи, и решение уже брезжило в его мозгу.

— С радиосвязью больших проблем не будет, — ответил он. — Во-первых, каждый корабль, получив сообщение, повторит его для надежности другим, чтобы никто не потерялся. Кроме того, можно использовать очень сложный шифр, обновляя его при каждом следующем сообщении. Если врагу и удастся его разгадать, он уже будет бесполезен, тем более без ключа… Можно придумать и что-нибудь получше, но и этого хватит.

Пока офицеры размышляли над его словами, Алихан поставил на обеденный стол красного дерева, когда-то принадлежавший капитану Тарафе, первое блюдо своего импровизированного обеда: белые бобы на зеленовато-черном овощном пюре, приправленные для цвета кетчупом.

Могло быть и хуже, подумал Мартинес, вооружаясь вилкой.

— Как далеко в таком случае могут разлететься корабли? — спросил Вондерхейдте. — Наши командиры любят, чтобы развороты и смены курса производились без сучка без задоринки, строго одновременно. Едва ли нам удастся порадовать их при таком построении.

Да, пожалуй, убедить руководство в полезности новой тактики будет непросто.

— Милорд, — вступил в разговор Никкул Шанкарашарья, застенчиво глядя в бокал, — тут нужна формула… то есть, я хочу сказать, система математических уравнений, по которым можно рассчитать безопасное расстояние между судами.

Он говорил так тихо, что Мартинес едва различал слова. Черноволосый младший лейтенант с тонкими усиками и робкими манерами был возведен в чин меньше года назад и попал на «Корону» лишь в результате прямого вмешательства одного из главных патронов флота, входивших в Совет правления. В результате капитану пришлось возиться сразу с двумя юнцами, которые не имели никакого опыта, да ещё находились под началом безынициативной Далкейт, но лорда-патрона это нисколько не волновало.

Усугубляло ситуацию и то, что Шанкарашарья оказался возлюбленным Семпронии, младшей сестры Гарета, той самой, относительно которой у семьи имелись иные планы, во всяком случае, обручена она была совсем с другим человеком.

— Математические уравнения? Так, ну-ну… — подбодрил Мартинес молодого человека.

Шанкарашарья осторожно промокнул усики салфеткой.

— Мне представляется, что задача состоит из трех частей, — проговорил он, по-прежнему едва слышно. — Поскольку нам известны характеристики наших защитных систем и теперь имеется достаточно эмпирических данных о ракетной тактике противника, вполне можно рассчитать максимальную степень рассредоточения, при котором скоординированный лазерный и антипротонный огонь сохраняет свою эффективность при обороне.

Смущенно откашлявшись, лейтенант продолжал:

— Во-вторых, нужно знать, при каком расстоянии между кораблями теряет эффективность массированная атака — этот показатель, я полагаю, намного больше.

Он сделал глоток вина и снова поднес ко рту салфетку.

— А третья часть задачи? — нетерпеливо спросил Мартинес.

— М-м… я забыл.

Шанкарашарья испуганно заморгал. В этот момент Алихан появился со вторым блюдом, состоявшим из кусочков плотного паштета в корочке желтоватого желе, с сильным печеночным ароматом. К блюду были поданы маринованные овощи и простые судовые галеты в жестяной коробке.

Когда гости потянулись к еде, Шанкарашарья вдруг спохватился:

— Нет, погодите, я вспомнил! Третий параметр связан с радиусом поражения залпа неприятельских ракет. Нужно рассчитать вероятность одновременного уничтожения более чем одного корабля, но это уже не так важно, как первые два параметра… — Он откашлялся. — Вообще для каждого из них, наверное, можно вывести отдельное математическое выражение, зависящее от характеристик боевых судов, числа ракетных и лучевых установок и так далее. Так можно рассчитать оптимальную степень рассредоточения для отдельных эскадр и всего флота.

Мартинес задумчиво раскусил огурец. Подобные расчеты требовали решения систем уравнений с частными производными, которые он и сам проходил в академии, но помнил весьма смутно: в последующие годы требовалось лишь вводить числа в программу, остальное делал компьютер. Однако, к примеру, Вондерхейдте ещё недавно готовился к офицерским экзаменам, хотя после назначения в лейтенанты надобность в них и отпала. Келли также вовсю занималась, и сдать экзамен на чин ей помешала только война. Эти двое справятся с математической частью проблемы куда лучше, чем он сам и уж тем более Далкейт.

Вот пускай молодежь и проявляет инициативу, надо лишь ненавязчиво направлять их.

Он переключил настенный дисплей в режим структурно-математического моделирования.

— Отлично, тогда начнем.


— Милорды, — произнесла младший командующий эскадрой Миши Чен. — Мои корабли прибыли в систему Заншаа и ждут ваших распоряжений.

При виде сестры лорд Мауриций Чен почувствовал, как цепкие пальцы страха слегка отпустили его сердце. Строго говоря, радоваться было нечему: эскадра леди Чен состояла всего из семи боевых судов, собранных из остатков четвертого флота на Харзапиде. Наксидский мятеж там удалось подавить, но дорогой ценой, после отчаянной схватки, когда корабли палили друг по другу прямой наводкой из антипротонных излучателей. Миши Чен прибыла на Заншаа с такой небольшой эскадрой, потому что остальные уцелевшие суда стояли в ремонтных доках и могли простоять ещё месяцы.

Однако теперь, по крайней мере, у столицы было чем защищаться, кроме шести побитых кораблей, вернувшихся с Магарии, кучки катеров да наскоро переоборудованных торговых судов, которые и минуты не продержались бы против хорошо организованной атаки. Эскадра Ченов будет в состоянии хотя бы временно прикрыть Заншаа, пока остатки флота сбросят скорость, пришвартуются к кольцу и пополнят боезапас, а корабли Дофага наконец обогнут солнце Хон-бара и вернутся назад. Тогда в распоряжении парламента окажется двадцать восемь кораблей.

Самым страшным было то, что у наксидов после битвы при Магарии осталось по крайней мере тридцать пять боевых судов, а теперь, возможно, к ним присоединились ещё десять с отдаленной кольцевой станции на Комадоре. Кроме того, восемь, замеченные два месяца назад в системе Протипана, также могли направляться на Магарию. В таком случае враг обладал численным перевесом почти вдвое.

Лорд командующий Торк, председатель Совета правления флота, поднялся с места, рассеянно отдирая от лица полоску гниющей кожи.

— Ответ на сообщение командира эскадры Чен, — сказал он, глядя в камеру. Голос даймонга прозвенел в тишине зала подобно колокольчикам, перебираемым ветром. — Леди комэскадрой, будьте добры установить орбитальную защиту вокруг Заншаа. Когда остальные силы войдут в систему, мы определим их позиции с учетом вашей.

Это не был диалог. Рапорту леди Чен потребовалось шесть часов, чтобы дойти до столицы, и ответ Торка она могла получить примерно через такое же время.

Председатель вежливо обратился к Чену:

— Вы желаете сказать что-нибудь сестре, милорд?

— Да, лорд командующий, благодарю вас.

Мауриций Чен поднялся, камера услужливо повернулась к нему.

— Добро пожаловать домой, Миши, — улыбнулся он. — Твое прибытие весьма отрадно для всех нас. Мы счастливы тебя видеть. — И, уже собираясь сесть, добавил: — Позже я пошлю тебе личное сообщение.

Тебе о многом ещё следует узнать, мысленно вздохнул он, вновь ощутив под собой мягкую кожу кресла.

Послание леди Чен пришло как раз во время заседания совета, заметно приподняв настроение присутствующих. Судя по всему, иррациональное облегчение испытал не только ее брат.

Прежний спор тем не менее продолжался.

— Хон-Рейч надо оборонять, — твердо произнесла леди Сейкиин. Ее огромные глаза, приспособленные к ночному зрению, обходились в сумраке зала без обычных для торминелов темных очков.

— Мы не можем тратить силы на Хон-Рейч в ущерб обороне Заншаа, — упрямо возразил Торк. — Столица для нас все. Ее судьба решит исход войны. Мы не можем ее потерять.

Через стол донесся запах разлагающейся плоти. Лорд Чен машинально понюхал флакончик с одеколоном, припасенный в рукаве.

Всего два корабля, милорд! — настаивала леди Сейкиин. — Больше и не потребуется.

— Да, всего два, — поддержала ее леди Сан-Торас, единственная лайонка в составе совета. — Рейч не сможет сохранить верность Праксису, если мы откажемся его защищать.

Бесполезно, с горечью подумал Чен. В начале войны он так же горячо требовал послать подкрепление на Хон-бар и расположенный за ним Хон-Рейч, однако после битвы при Магарии… Теперь его мечты не простирались дальше вывоза тамошнего имущества. Торк прав: столица прежде всего.

Если Хон-Рейч будет потерян, останутся шансы его вернуть, а потеря Заншаа означала бы конец всему.

Совет правления заседал в хорошо оборудованном уютном зале штаба. Мягкий свет, полированное дерево, безукоризненно вычищенный пушистый ковер. Над головами собравшихся сияла схема империи, пересеченная цветными линиями, обозначавшими межпространственные тоннели. Хон-бар и Хон-Рейч выделялись тревожно мерцающим зеленым цветом.

Это была не звездная карта, поскольку взаимное расположение звезд не имело особого значения. Тоннели связывали между собой самые разные точки вселенной, в том числе и такие дальние, определить координаты которых пока не представлялось возможным.

Возле Хон-бара открывались три тоннеля, один из которых вел в четырнадцать систем Хон-Рейча. Тот, кто контролировал Хон-бар, владел доступом и в Хон-Рейч, где висела на волоске большая часть состояния лорда Чена.

В самом начале мятежа наксидов лорд Чен и его союзники настояли на том, чтобы послать Дофага на защиту Хон-бара, но теперь две его эскадры стали нужны здесь, в столице, и должны были, совершив крутой поворот вокруг главной звезды, срочно возвращаться домой.

— Времени у них мало, — озабоченно произнес старший командующий флотом Торк. Он содрал с бледного лица полоску сухой кожи, покатал в пальцах и уронил на ковер. — Враг может появиться раньше.

Пожилой даймонг стоял во главе совета девяти: четырех гражданских депутатов парламента и пяти офицеров флота, как отставных, так и находящихся на действительной службе. Некоторые из офицеров также были депутатами.

— Мы можем приказать им увеличить скорость? — спросил один из штатских.

— Нет. Они и так делают все, что могут. Организм лайонов не выдержит большего ускорения.

— Простите, милорд, — вмешался один из офицеров, — разве в легкой эскадре есть лайонские экипажи?

Недовольно помолчав, Торк был вынужден согласиться и отдал распоряжение, чтобы эскадра под командованием капитан-лейтенанта Мартинеса отделилась от тяжелой эскадры Дофага и следовала на Заншаа с максимально возможной скоростью.

— После битвы вражеским кораблям нужно по крайней мере два месяца, чтобы затормозить, пришвартоваться к кольцу Магарии и заправиться, — сказал Торк. — Столько же времени они будут набирать боевую скорость и лишь потом направятся сюда, и то лишь если пойдут в режиме предельной перегрузки — а команды у них и так находятся в крайней степени истощения, — и решатся пополнять боезапас все одновременно, рискуя подвергнуться нашему рейду.

Обо всем этом члены совета прекрасно знали и могли с точностью до дня сказать, когда можно ожидать вражеской атаки, однако давно уже научились перебивать председателя, когда он пускался в разглагольствования. Поговорить даймонг любил, а любые помехи лишь подогревали его дидактический пыл и удлиняли речь. Даже странно, что даймонг с его музыкальной и певучей речью был способен говорить столь нудно и нравоучительно.

— Флот метрополии, — продолжал Торк, — также должен сбросить скорость и принять на борт боеприпасы, прежде чем начнет ускоряться для выхода на боевую орбиту…

Только Торк, устало подумал лорд Чен, способен всерьез называть шесть изуродованных полутрупов «флотом метрополии», ставя их на одну доску с боевой армадой Ярлата, отправленной на захват Магарии.

— Меня очень беспокоит состояние экипажей. — Лицо даймонга с его испуганным выражением, навечно застывшим в круглых глазах, на самом деле не могло выражать ни страха, ни беспокойства, ни какого-либо другого чувства, однако по звучанию голоса Чен понял, что тревога Торка не фальшива. — К тому времени когда корабли смогут принять участие в обороне Заншаа, позади у них будет больше шести месяцев жестких перегрузок. Физическое и нервное истощение может оказаться чрезмерным.

— Разве у нас есть выбор? — спросила леди Сан-Торас. — Вы же сами сказали: столицу надо отстоять.

— В нашем распоряжении достаточно кадров, чтобы экипировать флот заново, — возразил Торк. — Я предлагаю полностью сменить команды, как только корабли пришвартуются для пополнения боезапаса.

— Новые экипажи? — удивленно вскинулся младший командующий флотом Пеццини. — У них же не будет времени, чтобы освоить управление кораблем!

— А учить будет некому! — поддержал его лорд депутат Монди, отставной капитан и второй торминел в составе совета. — Как можно лишать флот офицеров, имеющих боевой опыт!

Торк покачал головой.

— Тактика боя давно утверждена, и опыт не имеет почти никакого значения. Что касается офицеров, то все пэры равны между собой — и это, милорды, тоже часть нашей утвержденной доктрины. — Лорд Пеццини попытался перебить, но голос председателя зазвенел столь грозно, что младший по чину покорно замолк. — У новых экипажей будет целый месяц до предполагаемой атаки, чтобы освоиться на боевых постах! Кроме того, они получат предварительную подготовку на виртуальных имитаторах!

Несмотря на многочисленные возражения, Торк в конце концов сумел настоять на своем. Новые команды должны быть сформированы на кольцевых станциях и немедленно начать виртуальные тренировки. Вопрос о назначении командиров также вызвал ожесточенные споры: у каждого из членов совета были в запасе свои кандидатуры на продвижение.

— Теперь мы должны назначить главнокомандующего обороной столицы, — объявил Торк. — Командующие эскадрами леди Чен и лорд Дофаг ещё молоды и не имеют опыта управления целым флотом. Нужен кто-то другой.

Проблема стояла остро: большинство опытных старших офицеров пали вместе с Ярлатом при Магарии. Кроме того, новым главнокомандующим должен был стать терранец, поскольку руководить ему пришлось бы с одного из выживших кораблей, а все они оказались терранскими. Опять-таки каждый из присутствовавших рекомендовал своих кандидатов, и обсуждение зашло в тупик. Лорд Чен, воспользовавшись случаем, все-таки предложил назначить свою сестру, но его никто не поддержал. После бурной дискуссии Торк отложил вопрос до следующего заседания.

— Если все пэры равны, — проворчал Пеццини, — то почему все назначения проходят с таким боем?

Совет перешел к проблемам снабжения, предоставив лорду Чену шанс отработать деньги, полученные от Мартинесов. Одному из их клиентов-судовладельцев достался выгодный транспортный контракт, а заводы Ларедо получили заказ на поставку современной лазерной коммуникационной системы.

— Вы заметили, как много контрактов в последнее время уходят на Ларедо? — шепнул лорд Пеццини. — Я всегда считал, что там обитают одни лишь пастухи и лесорубы, а выходит, что это настоящий индустриальный центр!

— Правда? — поднял брови лорд Чен. — Я не обратил внимания.


«Так ты спрашиваешь, почему мы проиграли при Магарии? — Лицо Сулы на экране выглядело ещё более осунувшимся, чем в прошлый раз. Она едва дышала — перегрузка явно превышала трехкратную. — Причин много. Во-первых, они хорошо подготовились и имели больше кораблей. Нас перехитрили… впрочем, Ярлата трудно за это винить — его план был наилучшим из возможных, учитывая имевшуюся информацию. — Девушка с трудом перевела дух, поморщившись от боли в сдавленной груди. — Главная причина в том, что мы слишком поздно рассредоточились… Им удавалось одним ударом уничтожать целые боевые соединения. Хотя тактика наксидов ничем не отличалась от нашей, все решило численное превосходство — они могли позволить себе такие потери».

Мартинес оживился, услышав подтверждение своих выводов. Согласие собеседницы ему льстило. Интересно, с какой вдруг стати? Она всего лишь младший лейтенант…

Сула снова тяжело вздохнула, и он внезапно осознал, что старается дышать с ней в такт. Здесь, на «Короне», перегрузка была не меньшей, и Мартинес, так же как и его собеседница, находился в амортизационном кресле.

Не можем быть вместе, так хотя бы страдаем одинаково, с удовольствием подумал он.

Новый вдох… Мартинес заметил озорной огонек в ее глазах. Сула продолжала:

«Недавно у нас в кают-компании зашел разговор о цензуре — о том, что правительство скрывает информацию о Магарии. Я сказала тогда, что факты скрывают не от всех, а только от тех, кому их знать не положено. Если народ узнает, то начнет действовать в своих собственных интересах, а не в интересах избранных, вот его и держат в неведении. — Она снова жадно глотнула воздуха. — Один из офицеров — не будем называть имен — возразил, что нельзя допускать паники среди гражданских, однако, мне кажется, не в панике дело. Гораздо страшнее то, что будет после паники, когда люди придут в себя и начнут думать. — Зеленые глаза девушки пристально взглянули в камеру. — Хотелось бы знать, что ты думаешь по этому поводу…»

Она мрачно усмехнулась и добавила:

«Интересно, что твой старый приятель лейтенант Фути оставит из моего письма, особенно из моих рассуждений о контроле над информацией и его целями… Впрочем, если вырежет, то этим лишь подтвердит мою правоту. — Ее улыбка стала шире. — Ладно, буду ждать ответа. Расскажи, как пройдут следующие учения».

На дисплее вспыхнул оранжевый символ конца связи. Очевидно, цензор предпочел опровергнуть антиправительственные измышления, оставив сообщение Сулы в целости.

Какая же она умница, с нежностью подумал Мартинес. Он перенес файл в свою личную папку, продолжая размышлять о цензуре. В общем-то обычное дело, и прежде ему не слишком часто приходилось об этом вспоминать, разве что как о досадной помехе, когда поступал приказ проверить почту кадетов.

Официальную цензуру он всегда рассматривал как своего рода игру. Власти наводят тень на плетень, а остальные увлеченно читают между строк, пытаясь разобраться, что же в действительности произошло. К примеру, призыв усилить внимание к государственным проектам мог означать, что сорваны сроки какого-то крупного строительства, а славословия в адрес чрезвычайных служб — крупную катастрофу, в ликвидации последствий которой эти службы задействованы. Похвалы отдельным министрам могли быть завуалированной критикой тех министров, чьи имена не упоминались, а критика заместителя крупного чиновника часто означала подкоп под его покровителя.

В этой информационной игре Мартинес считал себя экспертом, однако ни разу не задумывался, подобно Суле, о существовании каких-то стратегически целей: слишком уж непоследовательными выглядели действия цензоров. Иногда казалось, что они просто забавляются, вырезая фразы по случайному принципу, например, только те, где встречаются определенные слова, сами по себе вполне невинные.

Утверждение Сулы, что цензура имеет целью обеспечить монополию на правду для избранных, озадачило Мартинеса. Кто же эти избранные? С цензурой приходилось иметь дело всем и везде, даже в штабе командующего флотом Эндерби, все выступления которого просматривались. Получалось, что всей правды не знал вообще никто, и это, если вдуматься, было куда страшнее, чем теория Сулы о заговоре элиты.

Во всяком случае, подогнать под теорию заговора вчерашний разговор за завтраком с Элиссой Далкейт не взялся бы никто. Вначале обсуждались обычные судовые дела, затем, когда подали кофе, первый лейтенант, помявшись немного, начала:

— Вы знаете, в мои обязанности входит проверка переписки младшего командного состава…

Как и всякое дело, которым никому не хотелось заниматься, цензура на корабле в основном была обязанностью подчиненных. Младшие кадеты читали почту срочнослужащих, лейтенанты проверяли кадетов, а сама Далкейт — двух лейтенантов ниже ее по рангу. Капитану оставалось лишь читать ее собственные письма —задача нетрудная, поскольку в них содержались лишь однообразные, хоть и теплые, приветствия семье, оставшейся на Зарафане.

— Да? — подбодрил Мартинес. — Что-нибудь не так?

— Да особых проблем нет… — Далкейт задумчиво пожевала губами. — Дело в том, что у лейтенанта Вондерхейдте есть подруга на Заншаа… леди Мэри.

— Правда? Я не знал, — вежливо кивнул Мартинес. — Ну и что?

— Вондерхейдте и леди Мэри обмениваются видеозаписями… э-э… в высшей степени эротического характера. Они делятся различными фантазиями и… как бы это сказать… пытаются продемонстрировать их перед камерой.

Мартинес потянулся за чашечкой кофе.

— А вам с таким прежде не приходилось сталкиваться? — вскинул он брови.

Впервые попав на борт корабля ещё зеленым кадетом, он был глубоко шокирован порочностью и нездоровой фантазией людей, почту которых проверял, однако через месяц-другой службы настолько привык и очерствел душой, что перестал обращать внимание, став ходячей энциклопедией всевозможных извращений.

— М-м… не в этом дело, — вздохнула Далкейт. — Поражает количество. Они целые часы проводят за этим занятием, проявляя настоящие чудеса воображения. Не понимаю, откуда у Вондерхейдте столько энергии, тем более учитывая перегрузки. — Она мрачно покачала головой. — Такое усердие кажется мне нездоровым. Боюсь, не повредил бы он себе. Как вы думаете?

Мартинес поставил чашку и мысленно пролистал свою энциклопедию извращений.

— Они не практикуют, случайно, удушение?

Далкейт молча покачала головой.

— А связывание… э-э… жизненно важных органов?

Она задумалась.

— Разве что считать жизненно важными ноги и руки… фактически одну руку. — Она подняла взгляд. — Вы не хотели бы сами просмотреть новый пакет исходящих сообщений?

Мартинесу пришлось объяснить своему заместителю, что как бы мало удовольствия ни доставляли ей эротические упражнения членов команды, его они привлекают ещё меньше.

— Мне нет дела до того, чем занимается младший лейтенант, лишь бы это было не в служебное время и не приводило к увечьям, — заключил он. — Вы ведь можете просматривать в ускоренном режиме, правда? Во всяком случае, едва ли Вондерхейдте разглашает во время своих развлечений какие-нибудь военные секреты… Или, если хотите, заставьте компьютер сделать текстовое описание и читайте его.

Далкейт вздохнула.

— Хорошо, милорд.

Не вешай нос, подумал он с усмешкой. Читать, может быть, куда интереснее. Фантазия в чистом виде, и нет необходимости любоваться телодвижениями Вондерхейдте.

После того разговора обычная флотская рутина показалась ещё более скучной.

Размышления Мартинеса прервал сигнал вызова. В наушниках послышался голос Вондерхейдте:

— Личное сообщение от командующего, милорд.

Хотя после вчерашней беседы с помощником голос лейтенанта поневоле наводил на игривые мысли, упоминание о начальстве мигом выбило всю чепуху из головы. Сразу вспомнился утренний маневр, который «Корона» снова успешно завалила. Капитан подобрался.

— Я на связи, — отчеканил он и, встретив пронзительный взгляд Дофага, отрапортовал: — Капитан Мартинес слушает, милорд.

Остроконечные зубы огромной птицы клацнули.

— Я получил новый приказ от правления флота, лорд капитан. Вашей эскадре надлежит увеличить ускорение, отделиться от тяжелой эскадры, войти в систему Хон-бара впереди нас и возвращаться на Заншаа с максимально возможной скоростью.

— Есть, милорд.

Мартинес давно ожидал подобного распоряжения. Появления врага у Хон-бара в скором времени не ожидалось, в то время как в столице каждый корабль был на счету. Мартинес и сам предложил бы разделиться, но молчал, опасаясь быть обвиненным в стремлении к независимому командованию… а также потому, что мысль о ещё более высоких перегрузках вызывала у него дрожь.

— Приступайте к исполнению немедленно, — продолжал Дофаг. — Официальный текст приказа поступит к вам, как только мой секретарь его напечатает. Желаю удачи!

— Спасибо, милорд.

Золотистый взгляд птицы немного смягчился.

— Я хочу, чтобы вы знали, капитан Мартинес, что у меня нет сожалений по поводу вашего назначения командиром эскадры.

Сердце Мартинеса подпрыгнуло в груди. Бремя сомнения, тяжкое, как мельничный жернов при двойной перегрузке, перышком слетело с его плеч.

— Благодарю вас, лорд командующий, — выдохнул он.

— Вам приходится иметь дело с необученной командой, которая тем не менее быстро набирает опыт под вашим руководством и со временем, я уверен, станет одной из лучших во флоте.

Нахлынувшая радость сковывала язык, но капитан все-таки сумел выговорить:

— Я горжусь вашим доверием, милорд. Для меня большая честь служить под вашим началом. — В голове возникла новая мысль, Мартинес неловко откашлялся. — Милорд… возможно, вы помните то совещание, когда… когда я высказал некоторые не до конца продуманные идеи относительно тактики боя…

Взгляд Дофага остался непроницаемым.

— Да, лорд капитан, — ответил он. — Прекрасно помню.

— С тех пор у меня было время… э-э… лучше сформулировать свои предложения…

Мартинес вкратце изложил попытку обосновать новые принципы боевого построения с помощью математики, не забыв отметить в заключение особый вклад младшего лейтенанта Шанкарашарьи.

— Вы делились информацией с Магарии с младшими офицерами? — немедленно отреагировал Дофаг.

Капитан смутился.

— М-м… да, милорд.

— Я сильно сомневаюсь в благоразумии такого шага. Вы же знаете, что нам предписано держать эти сведения под строгим контролем.

Кем предписано? Перед мысленным взором Мартинеса вновь возникло прекрасное лицо Сулы.

— Мои лейтенанты в высшей степени надежны, милорд, — отчеканил он. Рядового Алихана лучше было не упоминать. — Я нисколько не сомневаюсь в их благоразумии.

— Это может подорвать их боевой дух, — возразил командующий. — Нам не нужны пораженческие настроения.

«Но ведь каждая собака знает, что при Магарии нас разделали!» — хотелось воскликнуть Мартинесу. Однако вслух он почтительно произнес:

— Напротив, милорд, эта новость, как мне показалось, вдохновила их на новые успехи. Они поняли, насколько наши совместные усилия важны для победы.

Глаза Дофага впились в его лицо. После долгой изучающей паузы командующий сказал:

— Ну что ж, так или иначе, теперь уже поздно. Надеюсь, вы разъяснили подчиненным опасность распространения слухов.

— Конечно, милорд! — Капитан замялся. — Вы не хотели бы посмотреть формулы и выводы, милорд? Некоторые результаты представляются мне весьма интересными…

А выяснилось и впрямь много важного — в частности, эффективная дальность действия ракет оказалась куда меньше предполагаемой. Такого не ожидал даже Шанкарашарья, однако, судя по результатам анализа, при большой дальности выстрела, а значит, и долгом времени полета ракеты защитные системы легко успевали засечь ее и сбить. Наиболее эффективными оказались ракетные залпы с близкого расстояния, сопровождаемые облаком взорвавшейся антиматерии, которое ослепляло неприятельские датчики.

— Обязательно пришлите все выкладки, — благосклонно кивнул Дофаг, — я рассмотрю их вместе со своим специалистом по тактике.

— Есть, милорд.

Старательно обдумывая формулировки, Мартинес составил краткий обзор результатов для командующего и успел отправить его личным письмом как раз к тому моменту, когда пронзительная сирена возвестила о смене режима ускорения. Амортизационные подвески заскрипели, возвращаясь в нормальное положение, давление скафандра на тело ослабло. Легкие благодарно расширились, по телу прошла волна облегчения. Мартинес откинул лицевой щиток шлема и с удовольствием вдохнул прохладный стерильный воздух рубки.

Ровно двадцать шесть минут на душ, прогулку и еду при одном g потом снова перегрузка, причем такая, о какой ещё никто на корабле не подозревает.

— Вондерхейдте! — позвал Мартинес.

— Да, милорд.

— Передайте общий приказ по эскадре. Нам предписано оторваться от тяжелой эскадры и с максимальной скоростью возвращаться на Заншаа. Мы увеличим ускорение до 3,2 g сразу по окончании перерыва, в 19:26.

— Есть, милорд.

Голос лейтенанта невольно дрогнул. Да уж, теперь он едва ли сможет с прежним удовольствием позировать перед камерой, подумал Мартинес, отодвигая в сторону контрольные дисплеи. Он наклонился в кресле, коснувшись ногами пола, отстегнул ремни и встал.

Кровь сразу ударила в голову, все вокруг поплыло, пришлось некоторое время постоять неподвижно, опершись на подлокотник. Надо выпить воды или сока и ещё принять дополнительную дозу средства от перегрузок. Да, наступают тяжелые времена, и командирские обязанности сильно потеряют в привлекательности.

Четыре часа спустя, во время ужина, от привлекательности не осталось и следа. Поступил личный вызов от капитана Камаруллы. Мартинес сидел в каюте, рассеянно перебирая судовые бумаги, с бутербродом в руке. Возле стола на специальных амортизационных подставках возвышались два больших кубка, выигранных в свое время футбольной командой капитана Тарафы, рядом размешалась коллекция более скромных призов. Новый капитан за трофеями не гонялся — не осрамиться бы на завтрашних учениях, и то хорошо.

— Мартинес, — ответил он, включая дисплей.

На квадратном лице Камаруллы застыло напряжение, жесткий взгляд был направлен за плечо собеседника.

— Капитан-лейтенант Мартинес, извините, что прервал вашу трапезу…

— Все в порядке, лорд капитан. Чем могу быть полезен?

Мартинес не поднимал глаз от настольного дисплея с рапортом о замене турбонасоса в охлаждающем контуре двигателя. Предполагалось отключить всю линию на десять часов, пока дистанционно управляемые роботы справятся с заданием. Ручная замена заняла бы шесть часов, но команде пришлось бы покинуть амортизационные кресла. Подумав, Мартинес санкционировал дистанционную работу.

Теперь у «Короны» не оставалось возможности сбавить ускорение на целых шесть часов.

— Милорд капитан, — продолжал Камарулла, — могу я попросить вас разъяснить один вопрос?

Мартинес взглянул на следующий рапорт — о списании припасов, испорченных перегрузкой.

— Да, слушаю? — рассеянно спросил он.

Мне хотелось бы знать, кто отдал приказ об отделении нашей легкой эскадры от тяжелой под командованием Дофага?

— Совет правления флота, милорд.

— Не сам лорд командующий Дофаг?

— Нет, милорд.

Наступила пауза. Камарулла сухо кашлянул.

В таком случае, лорд капитан-лейтенант, должен поставить вас в известность, что, как старший по званию, я принимаю командование легкой эскадрой.

У Мартинеса застучало в ушах, но ему удалось быстро сориентироваться.

— Никоим образом, милорд.

— В настоящий момент мы напрямую подчинены правлению флота, — отчеканил Камарулла, — и уже не находимся под командованием лорда Дофага. Его приказ о вашем назначении потерял силу. В такой ситуации эскадрой должен управлять старший по званию, то есть я!

Мартинес обдумывал ответ, стараясь придать лицу выражение вежливого интереса. Взяв перо ввода данных, утвердил рапорт о списании, потом вывел на экран следующий…

— Совету правления флота прекрасно известно, — наконец сказал он, — что легкой эскадрой командую я. Приказ лорда Дофага никто не отменял, а потому все остается как прежде.

Уголком глаза он следил за собеседником. Под седеющими усиками старшего капитана обозначились резкие складки.

— В отмене назначения нет необходимости! В отсутствие приказа вышестоящего офицера командование отдельным боевым соединением всегда принимает старший по званию.

— Такой приказ существует — приказ о моем назначении.

Камарулла явно прилагал усилия, чтобы казаться спокойным.

— Однако мы уже не подчинены командующему тяжелой эскадрой и действуем самостоятельно. Приказы лорда Дофага больше не действуют.

Не действуют? До лайонской эскадры всего несколько световых секунд! Абсурд.

Мартинес глянул в камеру.

— Если вы настаиваете, — вежливо произнес он, — мы можем обратиться за разъяснением к ближайшему вышестоящему офицеру.

— Мнение этого офицера, — не сдавался Камарулла, — больше не имеет значения! — Он глубоко вздохнул, стараясь подавить возбуждение, и даже сумел изобразить кривую улыбку. — Послушайте, милорд, — снова начал он, — вы же знаете не хуже меня, что приказ лорда Дофага был актом произвола, основанным на чистом предубеждении. У вас достаточно хлопот с новым экипажем — зачем брать на себя ещё и всю эскадру? — Дружелюбные нотки в голосе капитана отдавали фальшью. — Вы же не будете отрицать, что вам тяжело… Я не хочу сказать ничего плохого о ваших способностях, но мы с моей командой вместе уже два года, и я мог бы уделять командованию другими кораблями гораздо больше времени. Разве это не в интересах общего дела?

Мартинес задумчиво откусил от бутерброда, облизнулся, наслаждаясь вкусом горчицы. Камаруллу и в самом деле несправедливо обошли, и Мартинес перепрыгнул через его голову, будучи любимчиком начальства. Капитан старше по званию, опыта у него куда больше, и команда отлично вышколена…

И все-таки, подумал Мартинес, есть одно «но».

Уж слишком надменно усмехался Камарулла, когда разбирались ошибки «Короны». А если вспомнить тот бред, что он нес, когда обсуждали Магарию и предложение о новой тактике…

Кроме того, лорд Дофаг, судя по истории с тем же Камаруллой, хорошо помнил обиды. Если теперь взять и добровольно сдать командование, принятое по его приказу, да ещё человеку, которого он презирает, едва ли можно ожидать от лайона в будущем каких-либо милостей. Не простит.

Ну и, наконец… Мартинес снова взглянул налицо собеседника. «Мне он просто не нравится».

— Я не возражаю против того, чтобы передать вопрос на рассмотрение в высшую инстанцию, — твердо проговорил он, — но до тех пор, пока не поступит ответ, командование эскадрой останется в моих руках.

Вспышка гнева превратила улыбку Камаруллы в звериный оскал.

— Ну что ж, если вы настаиваете, милорд, — почти прорычал он, — я пошлю запрос в правление флота.

— Нет, милорд, не пошлете, — спокойно ответил Мартинес. — Запрос пошлю я. Вам будет предоставлена копия… а также лорду Дофагу — для его архива.

Камарулла вспыхнул от бешенства.

— Я мог бы и просто так взять командование! Ставлю что угодно, большинство капитанов поддержали бы меня!

— Если только попробуете, Дофаг разнесет вас на куски, — усмехнулся Мартинес. — Он совсем рядом, не забывайте.

Отключив связь, Мартинес надиктовал письмо, изложив в двух словах ситуацию, и переслал своему секретарю Сааведре для надлежащего оформления.

— Копии капитану Камарулле и лорду командующему Дофагу, — добавил он.

Сааведра кивнул с кислой миной. Не поймешь его: то ли обижен за своего капитана, то ли за «Корону», то ли вообще недоволен всем на свете. Скорее всего, последнее.

Спустя несколько часов пришло сообщение, что эскадра Дофага временно сбрасывает ускорение, поскольку у капитана «Судьи Соломона» кровоизлияние в мозг — не выдержал многочасовых перегрузок. Такое случалось даже у зеленых новобранцев в расцвете сил, и Мартинес благодарил судьбу, что «Корона» пока избежала подобных неприятностей. В военное время несчастному капитану ничего хорошего не светило. Его, конечно, положили в лазарет и накачали лекарствами, но передышка не может быть сколько-нибудь долгой, и больной как минимум останется на всю жизнь калекой.

В результате через день с небольшим, когда «Корона» в составе легкой эскадры прошла через тоннель номер один в систему Хон-бара, восемь тяжелых кораблей Дофага отставали от нее на двадцать световых минут. Мартинес пока оставался командиром: запрос правлению флота ещё до столицы не дошел.

В системе Хон-бара все было с виду нормально — местное правительство сохраняло лояльность, непосредственной угрозы со стороны неприятеля не наблюдалось. Торговля шла вяло, вблизи находилось лишь одно гражданское судно — грузовик «Клан Чен», направлявшийся к первому тоннелю на скорости в четыре десятых световой.

В системе имелся единственный военный корабль, тяжелый крейсер, который, впрочем, стоял в доке на ремонте и мог вступить в строй не ранее чем через месяц, а пока лишь создавал видимость.

Мартинес не собирался подходить близко к самой планете. Он планировал сложную серию маневров вокруг главной звезды и трех газовых гигантов, совместное поле тяготения которых должно было развернуть эскадру по крутой дуге и забросить обратно в те же межпространственные ворота на максимальной скорости.

Вся команда находилась на боевых постах, как и положено во время выполнения маневра в военной обстановке. Подвеска капитанского кресла жалобно застонала, приняв на себя троекратный вес тела. Двигатели включились, выводя корабль на заданную траекторию — сначала к первой из самых тяжелых планет системы. Тело зажало в стальные тиски. Мартинес скрипнул зубами, стараясь думать о чем-нибудь приятном.

Кэролайн Сула… Бледная, прозрачная кожа, лукавый изгиб губ, светящиеся изумруды глаз…

— Следы! — В наушниках зазвенел тревожный голос старшего оператора Трэйси. — Вспышки двигателей, лорд капитан! Шесть… нет, девять! Десять факелов у ворот номер два. Вражеские корабли, милорд!

Мартинес, поднатужившись, набрал в легкие очередную порцию воздуха.

Черт побери! Только этого не хватало.

Глава 3

Нежные отблески цветной глазури плыли перед глазами. Голубые и зеленовато-серые селадоны кинута сэйдзи, благородная синева венсенских росписей, изящная сетка трещин жу-яо. К тонкому фарфору Сула испытывала настоящую страсть и часто засыпала, любуясь коллекцией ваз, сервизов и статуэток, спроецированных в случайном порядке на зрительные центры мозга.

Изысканные формы и цвета успокаивали, словно ласковые прикосновения кончиков пальцев к гладкой прохладной поверхности реальных предметов. Экзотические сочетания звуков — ко-ку-яо-лян, дойче блюмен, куэй-кун, роз помпадур, флора даника, сграффито, пате тендр — вызывали из небытия странные пейзажи и древние времена, забытые дворики и тенистые аллеи старой Земли. Язык беззвучно повторял слова, смакуя каждый слог с чувственным наслаждением, растворяя сознание в блеске непреходящего совершенства, заставляя забыть о немытом теле, усталости, тяжкой борьбе за каждый глоток воздуха. Члены команды «Дели» почти не общались. Они выкарабкивались из амортизационных кресел лишь затем, чтобы проглотить очередную порцию пищи и выполнить самую необходимую работу, а остальное время лежали без сил в пропотевших скафандрах, загружая мозг бесконечными движущимися картинками: комедиями, сто раз пересмотренными и уже не смешными, и трагедиями, до смешного тривиальными в сравнении с тем, что не так давно пришлось пережить. Тяжесть перегрузок изо дня в день становилась все невыносимее.

Услышав корабельную сирену, Сула устало разлепила веки. Фарфоровое великолепие потускнело и растаяло. Кряхтя, она выползла из скафандра и отправилась в душ, затем переоделась в чистый комбинезон. Ужин из обычных сплющенных блюд прошел в молчании. У Фути не хватало сил изобретать новые колкости, да и ей было не до провокаций.

Пришлепнув за ухо медицинский пластырь, она снова натянула скафандр, морщась от острого запаха дезодоранта. Надо отстоять или, вернее, отлежать вахту во вспомогательной рубке, чтобы дать командирам выспаться, хотя, кроме слежения за дежурными дисплеями, делать там нечего, разве что появится откуда ни возьмись наксидский флот или шаа вдруг восстанут из небытия.

Однако скучать пришлось всего минут двадцать. На дисплее вспыхнул сигнал сообщения — это было письмо Мартинеса с новой тактикой сражения. Сула жадно впилась в него глазами.

Математические уравнения, как и новые принципы боевого построения, казались вполне здравыми. В общем, идея неплохая, хотя… Девушка задумчиво пожевала губами. Да, конечно, корабли будут находиться на более безопасном расстоянии друг от друга, в то же время сохраняя эффективное поле перекрытия совместного защитного огня, но… Корабли, так или иначе, сохраняют заданный порядок следования, а это плохо. Мартинес всего лишь заменил тесный и жёсткий строй более редким, но столь же жёстким.

Сула напряженно раздумывала несколько долгих минут, потом решительно вызвала математический дисплей. Переписала туда уравнения из полученного файла и принялась колдовать над ними, меняя символы и выводя на экран все новые графики и диаграммы. Время от времени она запускала тестовые программы с приблизительными значениями переменных, ощущая растущую уверенность и гордость за себя. Формулы и описываемые ими реалии ожидали много веков, чтобы выйти на свет, но сделала это именно она — точно так же, как тысячелетия назад неведомые мастера открыли совершенные линии сунских фарфоровых ваз, идеальный прообраз которых существовал вечно в неком неведомом измерении.

Когда лихорадка первооткрывателя немного утихла, Сула отослала файл с результатами Мартинесу.

«Это пока только прикидка, — объяснила она. — Я добавила в твою схему построения элементы хаоса — в математическом смысле, конечно. Противник воспримет перемещение кораблей как абсолютно беспорядочное, а на самом деле они будут следовать по выпуклой оболочке хаотической динамической системы с фрактальной размерностью, и при заданных начальных условиях каждый будет знать, где находятся остальные».

Слова давались с трудом. Сделав несколько глубоких вдохов, Сула продолжала:

«Ты должен будешь лишь назначить общую динамическую точку отсчета, к примеру, флагманский корабль какой-нибудь вражеский или любую другую. Все корабли будут двигаться относительно нее по серии вложенных фрактальных орбит, которые враг в принципе не сможет просчитать. Кроме того, параметры можно менять в зависимости от плотности строя, которая тебе нужна».

Она снова перевела дух.

«Надеюсь, наш уважаемый цензор сейчас на посту и отправит сообщение без задержки. Сии математические высоты ему недоступны, но так или иначе подрывную деятельность тут усмотреть едва ли возможно. Я ещё подумаю и, может быть, пришлю какие-нибудь дополнения… надо отдохнуть».

Покончив с письмом, Сула устало откинулась в кресле, жадно хватая ртом бесценный пьянящий воздух. Содержание кислорода было повышено, чтобы обеспечить достаточное питание мышц и мозга в условиях перегрузок. Она окинула взглядом рубку… и только тут заметила тревожно мигающий огонек на дисплее второго пилота Анни Рорти.

— Эй, Рорти! — окликнула она. — Смена курса!

Девушка не отвечала. Рядом с ней в своем кресле откинулся штурман первого ранга Массимо, который тоже дремал.

— Массимо! — вскипела Сула. — Дай пинка этой разгильдяйке!

Штурман тряхнул головой, прогоняя сон.

— Есть, миледи! — хрипло пробасил он, откашливаясь и тряся Рорти за плечо. — Эй, пилот, ответьте командиру!

Он подождал ответа, затем снова потряс девушку.

Молчание.

Чертыхнувшись, Сула набрала код, вызывая на экран данные системы жизнеобеспечения из скафандра пилота. Данных не было. Никаких.

— С ней что-то не так, миледи, — буркнул Массимо, тревожно нахмурившись.

— Штурман, смените курс за нее!

— Есть, миледи.

— Миледи! — раздался голос связиста. — Пришел запрос с «Кулханга». Они спрашивают, почему мы вовремя не сменили курс.

— Сигнал сброса ускорения! — скомандовала Сула. Взвыла сирена. — Двигатели, стоп!

— Двигатели погашены, миледи!

Переборки застонали, вибрация и отдаленный рев машин начали стихать. Ремни амортизационных кресел провисли.

— Массимо, закончить разворот!

— Есть, миледи.

— Связист, передайте на «Кулханг», что мы сбросили ускорение из-за внезапной болезни офицера.

Есть, миледи.

Назвав пилота второго ранга офицером, Сула слегка погрешила против истины. У командиров не было в обычае волноваться из-за жизни подчиненного, не облеченного высоким званием, однако на «Дели» и без того почти не осталось людей. Кроме того, Сула не собиралась жертвовать членами команды без крайней необходимости.

— Разворот закончен, — доложил штурман. — Новый курс ноль-восемь-ноль от ноля-один-ноль.

— Сигнал на один g! Двигатели — зажигание!

Стон переборок и вибрация возобновились, ремни снова заскрипели, подвеска кресла приняла нейтральное положение.

— Внимание, связь! Фельдшера и носилки во вспомогательную рубку!

Сула отстегнула ремни, подошла к креслу пилота и вгляделась сквозь щиток шлема в бледное безжизненное лицо. Единственными проявлениями цвета были веснушки. Уже зная, что все бесполезно, она откинула шлем девушки, обнаружив пустой разъем, к которому та забыла подключить кабель биомонитора. Затем, сняв перчатки, попыталась нащупать пульс, но безрезультатно, хотя кожа на шее ещё хранила тепло.

— Массимо, помоги ее вытащить!

С трудом отыскав место в тесноте вспомогательной рубки, они уложили бездыханное тело на черный прорезиненный пол и стянули через голову верхнюю часть амортизационного скафандра. Массимо, не дожидаясь указаний, принялся сильными толчками массировать грудную клетку, а Сула, раздвинув девушке челюсти, стала делать искусственное дыхание рот в рот. Она и сама дышала с трудом, ощущая головокружение и вспоминая, как шесть лет назад вот так же склонялась над другим женским лицом — той, которая слабо, но упорно боролась за жизнь вопреки железной логике, велевшей ей умереть. Потом река, ледяные волны над бледным бездвижным лицом, искры золотых волос, на мгновение озарившие темную глубину…

Судовой врач «Бомбардировки Дели» погиб при Магарии, испепеленный вместе с лазаретом и запасом лекарств. В живых остался лишь фельдшер первого ранга. К счастью, он обладал достаточным опытом и, появившись в рубке, сразу надел на девушку кислородную маску, обнажил грудь и включил электростимулятор. Когда он достал инъектор, чтобы ввести лекарство в сонную артерию, Сула поспешно отвернулась, подавляя приступ тошноты.

Она ненавидела шприцы, слишком часто видя их в кошмарах, и поэтому сама всегда пользовалась пластырем.

Фельдшер снял с головы больной колпак с наушниками и виртуальным проектором и прикрепил сетку с датчиками, чтобы снять энцефалограмму. Минуту-другую смотрел на дисплей, потом, вздохнув, принялся собирать оборудование.

— Каждое сокращение сердца лишь увеличивает кровоизлияние, — объяснил он, отключая подачу кислорода. — Вы все сделали правильно, миледи, просто немного опоздали.

Санитары с носилками уже ждали в дверях. Фельдшер застегнул комбинезон пилота и поднял свой чемоданчик. У Сулы сдавило горло. Ухватившись за переборку, она с трудом поднялась на ноги, подобрала свой шлем и перчатки и вернулась к командирскому креслу.

— Дайте мне знать, когда вы… закончите, — с трудом выговорила она. — Мы возобновим ускорение.

— Есть, миледи.

Штурман стоял подбоченившись и хмуро наблюдал, как тело укладывают на носилки.

— Массимо, ты сделал все, что нужно.

Он вздрогнул и оглянулся.

— Спасибо, миледи. Хотя… если бы я не задремал, то мог бы…

— Нет, — покачала она головой. — Рорти забыла подключить биомонитор к разъемам шлема.

Штурман подумал, затем угрюмо кивнул. Сула вздохнула. Если бы не забыла, подумала она, то осталась бы калекой, а не трупом. Неизвестно, что лучше.

— Массимо, сможешь поработать пилотом и штурманом до конца вахты?

— Да, миледи.

— Тогда рассчитай, как нам догнать эскадру.

Возвращавшимся кораблям предстояло обогнуть Вандрит, один из газовых гигантов системы Заншаа, и теперь, после непредвиденной задержки, «Дели» должен был прибавить несколько лишних g, чтобы догнать остальных.

Санитары, наклонив тяжелые носилки, с трудом протискивались мимо амортизационных кресел. Сула смотрела, думая о скачках давления, лопнувших артериях и кровоизлияниях. Рорти едва исполнилось двадцать, и она была в прекрасной форме. Ещё несколько месяцев такой жизни, и на носилках окажется половина команды.

Сула посмотрела на шлем, который держала в руках, и поняла, что не заставит себя его надеть. Без свежего воздуха можно сойти с ума. Ощущая привкус мертвых губ, она вытерла рот рукой и, бросив шлем и перчатки в специальный мешок, влезла на кресло.

Вазы и чашки, статуэтки и сервизы… Изящные линии, нежные благородные оттенки, прохладная поверхность под кончиками пальцев… Только не эти золотые волосы, колышущиеся в темной воде!

Однако было ясно, что, сколько бы слайдов она ни впихнула сегодня в свои сны, все они превратятся в кошмар.

На следующий день, проснувшись с тяжелой головой и чувствуя себя так, будто ее всю ночь колотили палками, Сула отказалась от завтрака, ограничившись несколькими глотками горячего молочного напитка с пряностями, обогащенного белками и углеводами. Приятный аромат успокаивал воспаленные нервы.

— Я уже упоминал, что лейтенант Сула обменивается с капитаном Мартинесом математическими формулами? — обратился с улыбкой Фути к Моргену, временному командиру корабля.

Тот, однако, не выказал особого интереса. Под глазами Моргена набухли темные мешки, вокруг рта появились морщины, которых не было месяц назад.

— Что ж, замечательно, — кивнул он, глядя в сторону.

— Они с Мартинесом пытаются пересмотреть всю нашу тактическую схему, основываясь на уроках Магарии, — продолжал Фути. — Похоже, Мартинес высоко оценивает способности лейтенанта Сулы.

Морген рассеянно поднес ко рту лепешку, потом вдруг насторожился.

— Мартинес советуется с вами в вопросах тактики? — взглянул он на девушку.

И в самом деле, то, что капитан-лейтенант лорд Гарет Мартинес, личность известная и даже знаменитая, советуется по поводу управления боевой эскадрой с самым младшим из лейтенантов, представлялось в высшей степени удивительным.

— Он спрашивал меня о некоторых вещах, — осторожно кивнула Сула.

— Ну… — задумчиво протянул Морген, прожевывая лепешку, — тогда, может быть, вы и с нами поделитесь?

У Сулы совсем не было настроения читать лекции, тем более вышестоящим офицерам, однако она сумела, не слишком запинаясь, кое-как объяснить суть. Фути, который слушал на редкость внимательно и даже ни разу не перебил, вдруг развернулся и, переключив настенный экран в математический режим, вывел на него ту самую формулу, которую Сула накануне переслала Мартинесу.

— Из вашего письма, — улыбнулся он, ловя изумленный взгляд девушки.

Морген пробежал формулу глазами, потом принялся изучать снова, символ за символом.

— Очень интересно, — закивал он. — Не могли бы вы объяснить поподробнее?

Бросив на Фути усталый раздраженный взгляд, Сула принялась рассказывать. Желание начальства — закон.


Мартинес как зачарованный глядел на десять ярких пятен, светящихся на дежурном дисплее. Выждав секунды две, чтобы голос звучал спокойнее, он заговорил:

— Приказ по эскадре! Прекратить ускорение… — он взглянул на хронометр, — в 25:34:01.

Ворота номер один и номер два находились на расстоянии 4,2 световых часа друг от друга, так что наксиды должны были войти в систему чуть больше четырех часов назад. Они выполняли торможение, очевидно, намереваясь задержаться в системе Хон-бара. Теперешнее их местонахождение трудно было определить точно, однако, по всей видимости, приказ был развернуться вокруг солнца и лететь к планете. Пока они не подозревали о присутствии противника, но всего через несколько часов ситуация изменится.

Корабли Мартинеса также двигались не прямо к Хон-бару, а в направлении газового гиганта Сок, гравитационное поле которого зашвырнет их к солнцу, и затем по сложным кривым вокруг ещё трех массивных планет должны были пройти обратно сквозь первый тоннель и вернуться на Заншаа. Они шли по более жесткой орбите, чем вражеская эскадра, и при обоюдном сохранении курса могли догнать наксидов по ту сторону звезды.

Теперь, однако, ситуация коренным образом менялась. Наксиды наверняка постараются пройти за солнцем быстрее и встретить противника лицом к лицу. Предстоит бой, и во вспышках антиматерии гибель ждет многих, если не всех.

Глядя на дисплей и размышляя, Мартинес вдруг осознал, что не услышал подтверждения своего приказа.

— Связист! — рявкнул он. — Приказ по эскадре!

— О! Простите, лорд каплей, я не расслышал…

Кресло Шанкарашарьи находилось позади капитанского, и Мартинес слышал лишь голос в наушниках шлема.

Мартинес проворчал сквозь зубы, жалея, что не может взглянуть лейтенанту в глаза:

— Приказ по эскадре. Прекратить ускорение в… — Он снова сверился с часами, понимая, что прежний срок уже вышел, — в 25:35:01.

Двадцать пять тридцать пять ноль одна, милорд, — отчеканил Шанкарашарья, принимаясь за работу. После паузы он добавил: — Сообщения от кораблей эскадры, милорд. Они заметили следы вражеских двигателей. Вам нужны координаты?

— Нет, просто подтвердите. — Мартинес повернулся к мичману первого ранга Мабумбе. — Ходовой отсек, заглушить двигатели в 25:35:01.

— Есть, милорд. В 25:35:01.

— Шанкарашарья!

— Милорд?

Мартинес сделал многозначительную паузу, чтобы на сей раз приказ был расслышан.

— Сообщение для командующего Дофага через ретрансляционную станцию. Десять вражеских кораблей только что вошли в систему Хон-бара. Сообщите их курс и скорость.

— Есть, милорд! Десять кораблей, курс, скорость — командующему.

Станции связи, оборудованные на обоих выходах всех межпространственных тоннелей и снабженные мощными коммуникационными лазерами, непрерывно передавали новости, распоряжения и другие данные, образуя единую информационную сеть империи.

Прозвучал сигнал сброса ускорения, шум двигателей стих, и Мартинес всплыл над креслом, удерживаемый ослабевшими ремнями. Измученная постоянным давлением грудная клетка расширилась, впуская целительный воздух, ребра хрустнули. Мартинес встретился взглядом с Вондерхейдте, сидевшим за оружейным пультом, потом посмотрел на Мабумбу.

Мичман был в числе тех, кто помогал увести «Корону» с мятежной Магарии, так же как и наблюдающие операторы Трейси и Клер. Штурман-стажер Дием, с тех пор успевший получить сертификат навигатора второго класса, сидел на том же месте, что и во время мятежа, как и пилот Эрукен. Рядом с ними находились стажеры, принятые на Заншаа.

Кадет Келли, пилот катера, которая в тот решительный момент взяла на себя обязанности офицера-оружейника, вернулась на свой обычный пост, уступив место Вондерхейдте, а младший лейтенант Шанкарашарья занял место связиста. Рядом сидел сигнальщик-стажер Маттсон.

Это были самые надежные люди Мартинеса, если не считать Махешвари, старшины ходового отсека в машинном отделении, ещё одного ветерана. Мартинес весьма сожалел, что в рубку нельзя было взять Келли. Шансов выжить в предстоящем бою у нее было маловато: при Магарии уцелел лишь один катер — тот, которым управляла Сула.

Впрочем, на кону стояла жизнь не только Келли, но и всех остальных, включая экипажи всех кораблей эскадры, подчиненной Мартинесу.

Он вдруг сообразил: даже на «Короне» мало кто осознает, что им вот-вот придется сразиться с врагом — фактически лишь персонал рубки управления, да ещё, возможно, Далкейт во вспомогательной.

Надо объявить.

— Связист! Обращение к экипажу. — Мартинес подождал, пока на дисплее замигает огонек, означающий, что связь включена. — Внимание, говорит капитан! Мы только что вошли в систему Хон-бара. Сразу после прохождения тоннеля датчики засекли следы двигателей эскадры мятежников, которая появилась из второго тоннеля. Имеются все основания полагать, что через несколько часов нам предстоит тяжелый бой.

Он сделал паузу, не зная, как продолжить. Талантливый командир в такую минуту, конечно же, не преминул бы поднять боевой дух подчиненных потоком блестящей риторики, вдохновляя их на блестящие подвиги во славу империи. Командиру не столь выдающемуся оставалось обходиться своими скромными способностями. Мартинес дал себе мысленное обещание найти, если уцелеет в бою, образцы подобных речей и вызубрить их как следует. Решив сделать упор на практическую сторону, он начал:

— С прибытием эскадры Дофага мы получим подавляющее численное преимущество над противником. У нас есть все основания рассчитывать на успех. Вражеские силы будут уничтожены здесь, на Хон-баре, и планы наксидов потерпят крах.

Мартинес обвел взглядом рубку. Кажется, действует. Решив подкрепить свою речь неприкрытой лестью, он продолжил:

— Я знаю, что каждый из вас горит желанием сразиться с врагом. Мы упорно готовились вплоть до последнего момента, и я уверен, что никто не подведет. Будем помнить, — перешел он к эффектной концовке, — о наших товарищах, погибших и захваченных наксидами в первый день мятежа. Мы отомстим за всех, а когда победим и пленники обретут свободу, они будут благодарны вам за усилия, приложенные сегодня.

По реакции находившихся в рубке — гордо приподнятые подбородки, блеск в глазах — Мартинес понял, что речь возымела успех. Закончив, таким образом, на приподнятой ноте, он отключил связь.

Теперь оставалось лишь одно дело — собственно сражение. Он вновь посмотрел на дисплей, прикидывая диспозицию. Эскадра, ведомая «Короной», набрала за месяц ускорения чуть больше одной пятой скорости света. Наксиды шли быстрее примерно на четырех десятых — их организм выдерживал существенно большие перегрузки, чем хрупкие птичьи тела лайонов из тяжелой эскадры Дофага, да и ускорялись они, видимо, несколько дольше.

Мартинес вдруг понял, кто эти наксиды и откуда они так неожиданно появились здесь. Стратегия врага тут же стала ясна. Это были те самые корабли, которые первоначально базировались на Комадоре — тяжелые крейсеры под началом старшего командующего эскадрой Крику. В день мятежа они просто покинули кольцевую станцию планеты и направились к центру империи. Предполагалось, что их пункт назначения — Магария, где стоял второй флот, однако в битве они участия так и не приняли. Просто не успели, решили в столице. Теперь стало ясно, что цель Крику была с самого начала иной.

Любой корабль, направлявшийся на Хон-Рейч, должен был пройти через межпространственные ворота номер три системы Хон-бар — если другой путь и существовал, его ещё не открыли. Таким образом наксиды собирались отрезать Хон-Рейч от империи, а потом захватить его.

— Связист, — обратился Мартинес к Шанкарашарье, — сообщение по эскадре, копия командующему. Перед нами тяжелая наксидская эскадра с Комадора, командир Крику. Конец сообщения.

— Есть, милорд. Тяжелая эскадра Крику с Комадора.

Мартинес включил виртуальную проекцию, и система Хон-бара вспыхнула перед его внутренним взором — бескрайняя ледяная пустота с яркими точками солнца и планет, тремя входами в тоннели и движущимися цветными иконками, на которых отображались параметры движения.

С момента прибытия наксидов торговый корабль «Клан Чен» успел увеличить ускорение, удирая из системы так быстро, как только могли выдержать кости экипажа. Наксиды могли увидеть противника лишь через четыре часа, и можно было с уверенностью предположить, что их курс не изменился. Таким образом, за это время они прошли чуть меньше двух световых часов по направлению к солнцу и пройдут ещё столько же, прежде чем их блаженное неведение закончится.

Далее последуют несколько часов битвы, состоящей из ряда очевидных стадий. Мартинес начнет торможение, ожидая прибытия восьми тяжелых кораблей лайонов, затем все шестнадцать под командованием Дофага атакуют противника, используя свое численное превосходство. Они обогнут Сок по высокой орбите и встретятся с врагом, вылетевшим из-за солнца, почти лоб в лоб, как при Магарии. Из слепящих облаков рвущейся антиматерии живыми выйдут немногие.

Все существо Мартинеса восставало против такого сценария. Корабли Крику, конечно, сгорят, но вместе с ними — как минимум половина имперских. Какое расточительство! Неужели нет другого способа использовать свое преимущество?

В чем же конкретно оно состоит? Он задумался.

Во-первых, численность и огневая мощь. Восемь сторожевиков и легких крейсеров у Мартинеса плюс восемь тяжелых Дофага против десяти тяжелых крейсеров наксидов.

Во-вторых, неожиданность. Враг пока ни о чем не подозревает. Однако это мало что решает, поскольку подготовка к битве займет гораздо больше четырех часов.

В-третьих… снова неожиданность! Ведь Крику может так и не узнать о существовании тяжелой эскадры!

У Мартинеса застучало в ушах. Он вызвал калькулятор и принялся лихорадочно вводить цифры.

— Вондерхейдте! — позвал он не оборачиваясь. — Шанкарашарья! Лейтенантские ключи, живо!

Для того чтобы задействовать огневую мощь «Короны», требовалось ввести одновременно три из четырех ключей, имевшихся у старших офицеров команды. Только вот не слишком ли поздно?

Ключ у Мартинеса висел на шее на эластичном шнурке. Он сорвал шлем — вслепую, по-прежнему видя перед собой виртуальный космос — и стал возиться с застежками скафандра. Спохватившись, скомандовал компьютеру отключить карту, нащупал ключ и вставил в специальное гнездо.

Вондерхейдте справился с той же задачей почти одновременно с командиром.

— Ключ готов, милорд! — отрапортовал он.

Из-за спины слышалась какая-то возня, потом раздались тихое: «Вам помочь, милорд?» от стажера Маттсона и щелчок отстегнутого шлема. Лишь через несколько секунд мучительного ожидания Мартинес с облегчением услышал во второй раз: «Ключ готов, милорд».

С трудом сдерживая нетерпение в голосе, он произнес:

— Поворачивайте по моей команде! Три… два… один… давай!

Оружейный пульт Вондерхейдте вспыхнул светом. Мартинес перевел дух и начал отдавать распоряжения:

— Зарядить первую ракетную батарею антиматерией! Приготовить орудия номер один, два и три! Это не учения! — Он повернулся к Эрукену: — Пилот, развернуть корабль батареей номер один в сторону противника!

— Есть разворот, милорд!

Кресло качнулось, капитан вцепился в поручень.

— Дисплей, виртуальный режим, — скомандовал он компьютеру.

Перед глазами снова предстала пустота космоса. Руками в сенсорных перчатках Мартинес отметил три цели в пространстве между эскадрой и кораблями наксидов.

— Орудия, ракеты номер один, два и три, огонь по целям! Это не учения.

— Этоне учения, — повторил Вондерхейдте. — Номера один, два и три — огонь.

Наступила короткая пауза, Мартинес застыл, словно ожидая отдачи орудий. Наконец лейтенант доложил:

— Ракеты запущены, милорд. Удаление в норме.

Никакой осязаемой отдачи, конечно же, быть не могло: ракеты просто выкатывались наружу и удалялись на безопасное расстояние от корпуса на химических двигателях, включая затем основные, работавшие на антиматерии.

— Милорд каплей, — раздался в наушниках голос Шанкарашарьи. — Срочное сообщение от капитана Камаруллы. Лично вам, милорд.

Мартинес с трудом отвлекся от виртуального дисплея с иконками и координатами. Его мозг был все ещё занят вычислениями.

— Я приму вызов, — проговорил он рассеянно. — Мартинес на связи.

Космос исчез, прямо перед глазами возникло квадратное лицо с усиками, искаженное и побагровевшее — то ли от эмоций, то ли вследствие помех передачи. Мартинес невольно вздрогнул.

— Капитан Мартинес, — начал Камарулла, — вы только что запустили ракеты. Вам известно, что на таком расстоянии они бесполезны?

— Главные двигатели ракет запущены, — вклинился в разговор рапорт Вондерхейдте.

— Я стреляю не по противнику, — объяснил Мартинес. — Мне нужно замаскировать маневр.

— Маневр? Здесь? — В голосе собеседника слышалось изумление. — Зачем? Впереди ещё не один час полета! — Болезненно скривившись, он глядел и говорил так, словно должен был убедить слепого, что переходить здесь дорогу опасно. — Капитан Мартинес, мне кажется, вы делаете непродуманный шаг. Вам следовало, получив данные о противнике, прежде всего дать эскадре команду развернуться и начать торможение. Мы не можем вступать в бой, не воссоединившись с основными силами. — Он заговорил вкрадчиво, почти умоляюще: — Капитан Мартинес, сейчас ещё не поздно передать управление эскадрой более опытному офицеру.

— Ракеты… — начал Мартинес.

— Проклятие! — воскликнул Камарулла, ещё более побагровев. — Я же не настаиваю, чтобы командовал именно я! Не хотите, уступите место кому-нибудь другому. С вашей командой молокососов достаточно хлопот и без тактических хитростей!

— Ракеты, — спокойно повторил Мартинес, словно не слыша, — скроют от противника прибытие эскадры Дофага. Я намерен держать в тайне существование тяжелой эскадры как можно дольше.

Камарулла возмущенно вытаращился.

— Какой смысл? Они все равно рано или поздно заметят…

— Дальнейшие указания, капитан Камарулла, поступят в свое время.

— Надеюсь, вы не собираетесь применить одно из своих… тактических новшеств? Никто в эскадре их не понимает и…

— Довольно! — вспылил наконец Мартинес. — Ждите приказа! Разговор окончен.

Не дав собеседнику возразить, он отключил связь и в сердцах стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Потом скомандовал компьютеру сохранить беседу в памяти — на всякий случай — и сидел несколько минут молча, вглядываясь в абстрактные символы виртуальной карты и размышляя, что делать дальше.

— Связист! Послание командующему эскадрой Дофагу, лично, через ретрансляционную станцию.

— Есть, милорд. Личное послание командующему.

Дождавшись, когда на виртуальном дисплее мигнет сигнальный огонек записи, Мартинес заговорил:

— Лорд командующий Дофаг, по моему мнению, главное наше преимущество в предстоящем бою состоит в том, что враг пока ещё не знает о существовании вашей эскадры. Я буду запускать ракеты, чтобы скрыть ваше прибытие как можно дольше, а моя эскадра выполнит ряд маневров, оправдывающих взрывы. Если вы согласны с моим планом, ложитесь, выйдя из тоннеля, на курс два-девять-ноль от ноля-один-пять в абсолютном исчислении и продолжайте ускорение при двух g. Это даст возможность в полной мере использовать плазменный экран. — Мартинес взглянул в камеру и вдруг понял, что фактически отдал приказ офицеру старше себя на несколько рангов. — Жду ваших распоряжений, — смущенно пробормотал он. — Конец сообщения.

Мигающий огонек камеры исчез. Мартинес представил, как его письмо передается по эстафете коммуникационными лазерами от «Короны» к флагману Дофага… и вдруг похолодел. А что, если оно не дойдет? Если ретрансляционная станция ворот уже под контролем врага?

Прибытие наксидской эскадры не могло быть ни для кого сюрпризом! Станция на дальнем конце тоннеля номер два должна была заметить врага и сообщить командованию планетарного кольца Хон-бара, а оттуда сведения могли быть переданы Дофагу, которого ждали уже добрый месяц. Не говоря уже о том, что путь с Комадора долгий, и наксидов наверняка давно заметили. Почему же никто ничего не сообщил? Неужели поисковая служба, в чье ведомство входили станции тоннелей, успела примкнуть к мятежникам?

Если так, то единственный выход — продублировать сообщение напрямую, чтобы Дофаг получил его хотя бы на этой стороне тоннеля.

Мартинес уже готов был отдать приказ, когда услышал в наушниках голос Шанкарашарьи:

— Милорд! Сообщение от командующего Дофага через станцию ворот номер один. Ваше сообщение получено. Легкой эскадре лечь на курс два-восемь-восемь от ноля-один-пять и начать торможение при четырех с половиной g. Конец сообщения.

— Подтверждаю, — автоматически произнес Мартинес, ощущая прилив паники.

Приказ Дофага был ответом на первое сообщение. Следуя ему, корабли Мартинеса должны были обогнуть Сок по высокой орбите, чтобы Дофаг мог пройти ближе к планете и догнать их.

Приказ логичный и совершенно очевидный, но увы, совершенно несовместимый с планом Мартинеса.

Второе сообщение дойдет минут через пять, и столько же понадобится ответному, а маневр в соответствии с новым планом надо начинать немедленно.

Нарушить прямой приказ начальника? Мартинес невольно пожалел, что поисковая служба и в самом деле не оказалась на стороне наксидов.

— Связист, — заговорил он, — приказ по эскадре! Приготовиться к развороту на курс два-восемь-восемь от ноля-один-пять и торможению. Ждать команды.

Шанкарашарья повторил текст и передал. Эрукен, получив данные непосредственно от капитана, принялся за работу. Амортизационные подвески запели — корабль начал разворот почти на сто восемьдесят градусов, поворачиваясь соплами двигателей вперед для торможения согласно приказу Дофага.

Мартинес поглядывал на бегущие цифры секунд в углу экрана и вздыхал. Если мстительный лайон долгие годы злился на Камаруллу за провал маневров, что же ждет его, Мартинеса, если он не подчинится в условиях настоящего боя?

Виртуальная карта системы озарилась яркой вспышкой. Антиводород, удерживаемый статическим электричеством внутри микроскопических кремниевых гранул, образующих жидкий ракетный заряд, сдетонировал от ударной волны, вызванной обычной взрывчаткой. По мощности такой заряд превышал ядерный в миллионы раз. На месте ракет медленно вспухали три гигантских сферических облака раскаленной плазмы. Находясь между легкой эскадрой и вражескими кораблями, они служили экранами, непроницаемыми для вражеских радаров, и скрывали любые маневры кораблей Мартинеса, а также выход из тоннеля номер один, где должны были появиться восемь тяжелых крейсеров Дофага.

Это зрелище заставило Мартинеса решиться. Слова будто сами сорвались с его губ:

— Связист, приказ по эскадре! Развернуться на курс два-девять-два к двум-девять-семь. Торможение при пяти g в 25:52:01.

В уме крутилась отговорка: формально легкая эскадра не находилась в подчинении Дофага, поскольку тот ещё не прибыл в систему Хон-бара. Что, конечно, никак не спасет погубленную карьеру, если лайона обуяет жажда мщения.

Теперь корабли Мартинеса должны были пройти над южным полюсом Сока и выйти навстречу наксидам со стороны Хон-бара — идеальная позиция, чтобы отвлекать противника от ворот номер один.

Эрукен получил приказ, амортизационные подвески снова взвизгнули, и кресла накренились на ремнях в соответствии с законами инерции.

— Разрешите помочь, милорд…

Вежливый шепот стажера Маттсона отвлек капитана, снова задумавшегося над виртуальным дисплеем.

— Убрать проекцию, — скомандовал Мартинес компьютеру.

Он схватился за прутья защитной клетки и развернул кресло назад.

Шанкарашарья, застыв, уставился на пульт связи, его глаза бессмысленно бегали по экранам. Маттсон, обеспокоенно покусывая нижнюю губу, поспешно отвернулся к своему пульту.

— Связист, что происходит? — рявкнул Мартинес.

Шанкарашарья поднял испуганный взгляд.

— Прошу прошения, милорд, — забормотал он. — Я… я не расслышал приказ. Не могли бы вы повторить?

— Курс два-девять-два на два-девять-семь, — услужливо подсказал Маттсон. — В относительном исчислении.

— В абсолютном, а не относительном! Проверьте запись, черт возьми! Все приказы регистрируются автоматически. Вызовите командный дисплей, наконец!

Маттсон нервно кивнул.

— Есть, милорд!

Шанкарашарья уже вовсю трудился над пультом. Руки его тряслись, он то и дело путался в командах.

— Какое время, милорд? — робко спросил он.

— Оставьте, я сам, — раздраженно буркнул Мартинес.

До наксидского мятежа он был на «Короне» офицером связи и теперь, в столь ответственный момент, не мог рисковать, поручив важное дело стажеру и зеленому лейтенанту, у которого вдруг поехала крыша. Вернув кресло в нормальное положение, он перевел данные пульта связи на свой дисплей. Маттсон уже успел ввести большую часть приказа, за исключением времени начала торможения. Взглянув на хронометр, Мартинес прибавил ещё полминуты.

Отослав сообщение и передав корректировку времени Мабумбе в ходовой отсек, он хотел уже отключить связной дисплей, как вдруг пришел новый вызов от Камаруллы.

— Мартинес на связи. Говорите короче.

Появившееся лицо капитана было ещё краснее, чем раньше.

— Вы сознаете, что только что нарушили прямой приказ вышестоящего офицера? — грозно насупился он.

— Да, — спокойно признал Мартинес. — Это все?

Камарулла потрясенно замолк, переваривая ответ. Потом шумно выдохнул:

— Вы в своем уме? С какой стати вы решили, что я буду выполнять ваши приказы?

— Мне наплевать, будете или не будете, — хмыкнул Мартинес. — Делайте что хотите, трибунал разберется. Конец связи.

Спустя две секунды вой двигателей и сильный толчок в спину возвестили о том, что торможение началось. Кресло, покачавшись, застыло в новом положении, скафандр плотно стянул руки и ноги, препятствуя застою крови, железные тиски перегрузки сдавили кости и сухожилия.

Корпус «Короны» скрипнул, содрогаясь, словно в ответ на пинок неведомого гиганта. Мартинес бросил взгляд на контрольный дисплей. Корабль Камаруллы все-таки выполнил приказ, причем с точностью до секунды. Что бы ни замышлял недовольный капитан, к открытому мятежу он был не готов.

Через несколько минут эскадра Дофага вышла из тоннеля номер один, развернулась на курс два-девять-ноль от ноля-один-пять в абсолютном исчислении и продолжала двигаться с зажженными двигателями, не меняя ускорения. Сердце Мартинеса подпрыгнуло, по телу разлилось тепло облегчения, словно от бокала шампанского.

Дофаг понял и сделал то, что предложил Мартинес. Карьера была спасена, а возможно, и не только карьера.

Впрочем, при пятикратной перегрузке особо ликовать трудно, к тому же главная работа была впереди. Борясь с онемением во всем теле и пеленой, обволакивавшей сознание, Мартинес приказал подготовить ещё серию ракетных запусков, чтобы усилить экранирование, когда первоначальные взрывные облака остынут и рассеются. Командуй он большим кораблем, это мог сделать офицер по тактике, но на «Короне» приходилось все рассчитывать самому. На всякий случай, не доверяя своему отупевшему мозгу, он запрограммировал ещё несколько ракет.

Прошло два часа. Эскадра Дофага продолжала двигаться вперед, надежно прикрытая плазменным экраном. «Корона» уже проходила над южным полюсом газового гиганта, большая часть команды лежала в отключке от многократных перегрузок. С трудом преодолевая заволакивавший сознание мрак, Мартинес успел отдать приказ эскадре снизить торможение до двух g.

Хватая ртом воздух, он покрутил головой, чувствуя, как невыносимая тяжесть медленно спадает. Живительная кровь освежала мозг, словно струя воды из открытого крана. Вызвав виртуальную проекцию, он снова вгляделся в движущиеся значки и горящие цифры. Эскадра теперь находилась ближе к Хон-бару, чем должен был пройти вражеский флот. Наксиды так и не изменили курс, да и не имели на это причин — чтобы донести до них тревожные вести, свету оставалось ещё почти два часа.

Мартинес приказал выпустить новую серию ракет, на этот раз с легкого крейсера, располагавшего куда большим боезапасом, чем простой сторожевик «Корона». Взрывы он пока не программировал, ракеты просто пойдут впереди, на всякий случай, а отдать приказ можно будет позже.

Наксиды скорее всего планировали остаться на Хон-баре — на это указывали тормозные факелы двигателей, повернутые к планете, — однако оставалась вероятность, что они пройдут мимо и через ворота номер три отправятся на Хон-Рейч. Так или иначе, внезапное появление на их дисплеях эскадры лоялистов может поменять все планы. Если приказ был избегать боя, то мятежники попытаются ускользнуть к третьему тоннелю, даже если собирались остаться и контролировать систему, и наоборот, могут напасть по пути на Хон-Рейч, рассчитывая легко справиться со слабой эскадрой.

Во всяком случае, после появления противника командир наксидов должен будет принять решение. Он увидит факелы двигателей у ворот номер один, а вскоре и облака взорванной антиматерии, скрывающие маневрирование. Придется сделать вывод, что лоялисты готовятся к бою — для иного предположения не будет никаких оснований. Таким образом, главный вопрос для него — принимать бой или уходить. Скорее всего Крику решит драться, рассчитывая на численный перевес. Спустя три часа, когда он узнает курс и вероятное местоположение вражеской эскадры, перед ним встанет выбор: ринуться навстречу или стрелять издалека…

Как он предпочитает воевать, насколько агрессивен?

Мартинес вывел на дисплей биографический файл. Так… вполне основательная карьера, целый букет военных специальностей, успешное выполнение полетных и планетарных заданий, академия штаба… К сожалению, никакими данными личностного характера и характеристиками от начальства архив не располагал. Кто такой Крику? Унылый службист или отчаянный забияка?

Впрочем, у него и нет особых причин спешить с решением: до встречи эскадр останется не один час…

Приказ по эскадре! — объявил Мартинес. — Меняем курс: два-восемь-семь к нолю-два-пять, относительный, время 27:14:01. Торможение прежнее, при двух g.

Компьютер транскрибировал его слова, и Мартинес отправил текст. Новое направление движения было задано относительно прежнего курса, а не в абсолютной системе координат, произвольно навязанной каждой звездной системе завоевателями-шаа.

Запрограммировав дополнительно летящие впереди заградительные ракеты, Мартинес принялся записывать новое послание командиру.

— Милорд, — произнес он, глядя в камеру, — я чрезвычайно благодарен вам за принятие моего плана. Если вы теперь отдадите приказ тяжелой эскадре взять курс ноль-один-пять на ноль-ноль-один в абсолютном исчислении после прохождения орбиты Сока, я смогу обеспечить прикрытие, чтобы враг вас не засек. Ещё раз благодарю вас за оказанное доверие и сделаю все, чтобы его оправдать. Конец сообщения.

Лоб Мартинеса покрылся капельками пота. Он внезапно осознал, как много берет на себя, решая фактически судьбу целой планетной системы и тысяч членов команды. Глядя на дисплей, он молился о том, чтобы Крику не оказался военным гением.


Точно в заданное время, в 27:14:01, новая порция ракет взорвалась, возведя впереди по курсу бескрайнюю стену раскаленной плазмы. Корабли эскадры начали маневр. Если наксиды что-то и увидят, то лишь диагональный рывок в сторону от нынешней позиции между ними и планетой. Это будет выглядеть так, словно Мартинес решил изменить прежний план сражения. На самом деле маневр был уловкой, призванной оправдать само существование заградительных облаков, исключая малейшие подозрения о существовании эскадры Дофага.

Несколько минут корабль проходил сквозь радиоактивный экран, связь была прервана, температура в отсеках поднялась от разогрева корпуса. Затем — вновь космический вакуум и остальные суда эскадры, появляющиеся одно за другим из-за плотной светящейся завесы. Их строй не нарушился, тормозные факелы двигателей направлены вперед.

Мартинес вновь скорректировал курс, целя в то место, где из-за солнца Хон-бара должен был появиться враг. «Корона» шла в центре, прочие корабли располагались по окружности на равной дистанции. Наксиды, впрочем, не могли их видеть из-за факелов горящей антиматерии, скрывавших все позади, включая, как надеялся Мартинес, восемь тяжелых крейсеров Дофага, которые шли в арьергарде с постоянным торможением в 2,3 g — больше лайоны не выдержали бы.

Если Мартинес все рассчитал правильно и если наксиды решили придерживаться традиционной тактики боя, основные силы Дофага должны были выйти прямо на врага совершенно неожиданно.

Час проходил за часом. И вот Крику наконец заметил появление легкой эскадры из ворот номер один — тормозные факелы наксидов резко уменьшились, корабли развернулись, потом начали сбрасывать скорость на высоких перегрузках.

Когда наксиды вышли из-за солнца, держа тот курс, на который больше всего рассчитывал Мартинес, он едва не завопил от радости. Ещё раз скорректировал движение своих кораблей и послал уточнения Дофагу. Лоялистов и мятежников теперь разделяли четыре световых часа, эскадры сближались с суммарной скоростью почти в семь десятых световой. Таким образом, до столкновения оставалось меньше шести часов, хотя, конечно, многим предстояло погибнуть раньше.

Мартинес ощутил прилив гордости. Он сумел незаметно для противника протащить в систему Хон-бара восемь огромных военных кораблей. Его указания выполняет офицер на несколько званий выше, сам грозный и великолепный Дофаг, и выполняет беспрекословно! Даже враг, и тот словно действует по плану! Сегодняшнюю битву будут изучать по учебникам целые поколения флотских офицеров — Мартинес в этом нисколько не сомневался. Даже если, что весьма вероятно, сам он падет в сражении, место в истории ему уже обеспечено.

Решив отпраздновать такую удачу, Мартинес приказал снизить торможение до уровня нормальной гравитации и отправил экипаж ужинать. Ему самому есть не хотелось, но людям лучше воевать на сытый желудок. Однако, увидев перед собой блюдо с пищей, Мартинес вдруг ощутил зверский голод и принялся заглатывать стряпню Алихана целыми кусками. Покончив с ужином, вызвал к себе в каюту старшего лейтенанта Далкейт и изложил свой план, поскольку в экстренном случае замещать командира предстояло ей.

— Кто у вас на месте связиста? — спросил он.

— Лейтенант Ю с сигнальщиком второго класса Бернстайном.

— Справляются?

Далкейт не выказала удивления, впрочем, как обычно.

— Замечаний не было, лорд каплей.

— Отлично. Оформите их перевод в главную рубку. Стажер Маттсон слишком неопытен, а Шанкарашарья… он не справляется.

В водянистых глазах Далкейт отразилось понимание, однако от комментариев она предпочла воздержаться.

— Есть, милорд.

Когда лейтенант и стажер вернулись после ужина в рубку, Мартинес обратился к Шанкарашарье:

— Вы с Маттсоном пойдете во вспомогательную рубку, здесь на связи будут Ю и Бернстайн.

Щека лейтенанта дернулась, лицо напряглось, потом приняло бесстрастное выражение.

— Ещё раз прошу прошения, милорд… Это больше не повторится.

Сожалею, что приходится так поступать, лейтенант, — кивнул Мартинес. — Позже я подумаю, что можно для вас сделать.

Что сделать, он уже знал: исключить всякую вероятность участия Шанкарашарьи в боевых действиях, по крайней мере, на посту, где от него будут зависеть жизни людей.

Лейтенант покинул рубку со шлемом под мышкой и высоко поднятой головой. Смотрел он прямо перед собой, не желая видеть жалости в глазах сослуживцев.

Только теперь Мартинес вспомнил, что Шанкарашарья — любовник его сестры.

«Семпрония меня убьет».

Ю и Бернстайн прибыли и устроились в креслах. Проверка подтвердила готовность команды к возобновлению тяжелых перегрузок, и Мартинес распорядился увеличить торможение до двух g.

Время шло, и он начал нервничать. Что, если на Хон-баре или другой обитаемой планете системы есть предатели и они уже успели известить наксидов об эскадре Дофага?

В эти томительные часы, задыхаясь в пропотевшем скафандре и готовясь к встрече со смертью, летевшей навстречу со скоростью, близкой к световой, Мартинес почти уже поверил и в существование предательских сообщений, и в военный гений Крику, который разгадал его замыслы и теперь успешно заманивал имперский флот в какую-нибудь хитрую ловушку. Скорее бы начался бой, он прогонит дурные мысли.

Сблизившись на расстояние двух световых часов, противники начали выпускать ракеты. Заметив на экране огненные хвосты, Мартинес обратился к эскадре.

— Врага уничтожат силы лорда командующего Дофага, — подчеркнул он. — Наша задача состоит в том, чтобы остаться в живых, и мы будем придерживаться оборонительной тактики. Офицеры-оружейники должны обратить особое внимание на действия защитных лазеров. — Он взглянул в мигающий глазок камеры, представляя себе огненный вал, поглощающий корабли и людей, и гадая, сколько из слушающих его останется в живых. — До встречи на той стороне!

Мартинес подождал, чтобы убедиться, что сигнальщик Ю успешно передал сообщение, и лишь затем перешел к более насущным делам.

В бездонных глубинах, разделявших два сближавшихся флота, ракеты начали находить друг друга. Ослепительные вспышки плазмы появлялись здесь и там, затрудняя видимость. Когда радиоактивный экран набрал достаточную плотность, Мартинес сообщил Дофагу, что тот может начинать запуск своих ракет, и, не дожидаясь ответа, приказал начинать маневр. Восемь кораблей эскадры разделились на две равные группы, которые разошлись, словно собираясь напасть с двух сторон, с учетом рассчитанной Шанкарашарьей максимальной дистанции эффективного защитного огня. Тем временем «Корона» продолжала взрывать заградительные ракеты, чтобы обеспечить прикрытие для тяжелой эскадры.

Вспышки учащались, лазерные лучи пересекались, ловя множественные цели и предупреждая угрозу. Наблюдая, как зловещее непроницаемое облако подкатывается все ближе и ближе, Мартинес ощутил комок в горле.

— Рассредоточиться! — выкрикнул он. — Рассыпаемся!

Без сомнения, Камарулла счел такой маневр преждевременным, однако его крейсер вместе с другими послушно развернулся и пошел в сторону на пределе ускорения, уходя от моря огня.

Лазеры — на автоматический огонь! — прохрипел Мартинес последнюю команду, чувствуя, как невидимые тиски сжали грудь и успев увидеть на индикаторе перегрузки цифру девять.

Выкарабкиваясь сквозь удушающую тьму на поверхность, он сжал зубы, с усилием глотая, чтобы подтолкнуть кровь к мозгу. Контрольные дисплеи плавали перед глазами, словно видимые в перевернутый телескоп. Зрение постепенно восстанавливалось. Разглядев наконец картину битвы, капитан изумленно ахнул.

Тяжелая эскадра Дофага успела выпустить залп из ста шестидесяти ракет, невидимых за мощным облаком от прежних взрывов. Эти ракеты десятками вылетали из плазменной завесы и обрушивались на корабли наксидов с впечатляющей относительной скоростью в семь десятых световой. Бескрайний ковер огня колыхался, словно фосфоресцирующие морские волны. Весь вражеский флот разлетелся на элементарные частицы за несколько кратких мгновений.

Мартинес наблюдал эту картину с благоговением, не веря своим глазам. Последние вражеские ракеты лавировали в перекрестье лазерных лучей, пытаясь найти цели, но через несколько минут все было кончено. Лейтенант Вондерхейдте знал свое дело.

Наступившая тишина взорвалась радостными криками и поздравлениями. Мартинес с трудом подавлял желание выбраться, несмотря на перегрузку, из амортизационной клетки и пуститься посреди рубки в пляс.

По мере того как остальные корабли выбирались из дыма битвы, взаимные поздравления все множились. Становилось ясно, что благодаря плану Мартинеса враг был стерт в пыль без единой потери в рядах защитников империи.

Глава 4

После того как эскадра, ведомая «Короной», завершила облет солнца системы Хон-бар и легла на обратный курс, Мартинес снизил на время ускорение до 0,8 g, чтобы произвести ремонт двух поврежденных судов. Лейтенанты устроили в честь него торжественный обед в офицерской кают-компании. Когда капитан появился в тесном помещении, где был накрыт стол, все трое встали и дружно зааплодировали.

— Примите наши искренние поздравления, милорд! — начала Далкейт.

Ее обычно невозмутимое лицо расплылось в улыбке, чему Мартинес нисколько не удивился: участие в блестяще выигранном сражении практически гарантировало его старшему помощнику очередное продвижение по службе, запоздавшее на пятнадцать или двадцать лет. То, что Далкейт во время боя всего лишь дежурила во вспомогательной рубке на случай гибели командира, ничего не меняло.

Мартинес поблагодарил офицеров и занял почетное место за столом, вслед за ним уселись и лейтенанты. Стюард — профессиональный шеф-повар, взятый на борт ещё капитаном Тарафой — подал первое блюдо, ароматный суп с копченой уткой.

Не спав двадцать пять часов, почти целые сутки, капитан должен был по идее выбиться из сил, однако не только не падал носом в суп, но и чувствовал необыкновенный прилив энергии. Мозг просто-таки бурлил идеями, а желудок настоятельно требовал пищи. Лейтенанты радостно переговаривались, и общее настроение захватило даже Шанкарашарью, у которого было немало причин для грусти.

Энтузиазм Мартинеса был частично вызван посланием от Сулы. Оно пришло спустя несколько часов после сражения и содержало новую изящную схему боевого построения. Мартинес решил показать файл офицерам, надеясь на их полезный вклад. После того как был произнесен последний тост, он предложил включить в компанию также и кадета Келли, которая участвовала в первоначальном обсуждении идеи. Предложение, которое при существующих обстоятельствах мало отличалось от приказа, было всеми одобрено, и Келли, сияя улыбкой, пришла и села за стол. Ей пришлось провести всю битву в своем катере в ожидании приказа вылететь вперед, сопровождая рой заградительных ракет, что означало почти верную смерть в адском пламени антиматерии. Впрочем, Мартинес не имел обыкновения впустую жертвовать пилотами.

После того как девушка наверстала упущенное парой бокалов превосходного вина из офицерских запасов, Мартинес представил собравшимся новую тактическую формулу Сулы. Шанкарашарья, сразу заинтересовавшись, принялся внимательно изучать все выкладки, подставляя эмпирические значения переменных из записей последнего боя. В конце концов он удовлетворенно кивнул. Лейтенанты принялись оживленно обсуждать практические приложения новой тактики. Тут мобильный дисплей на рукаве Мартинеса требовательно звякнул.

Лицо мичмана Роха, оставленного следить за порядком на «Короне», пока командиры пировали, было серьезно.

— Для вас сообщение, милорд. Только что расшифровали.

— Давайте, — кивнул Мартинес.

В глазах Роха появилось странное выражение.

— Мне кажется, лорд каплей, вам лучше будет получить его без посторонних. Это личное сообщение от правления флота.

Извинившись перед офицерами, Мартинес вышел в коридор.

— Передавайте, Рох, — вздохнул он, предчувствуя недоброе.

Послание от секретаря правления было лаконичным и по существу. Пронзительно мелодичный голос, характерный для расы креев, проговорил-пропел, растягивая гласные, что правление, рассмотрев последний запрос капитан-лейтенанта Мартинеса, приняло решение с этого момента передать командование Четырнадцатой легкой эскадрой старшему из ее офицеров, то есть капитану Камарулле.

С уст Мартинеса сорвался изумленный смех. Это было настолько дико, что он даже не почувствовал обиды. Какими же идиотами они себя почувствуют, когда узнают, что случилось сегодня! Неужели не передумают?

Нет. Разумеется, не передумают. Пускай весь мир перевернется, они ни за что не признают своей ошибки.

Так или иначе, приказ требовал исполнения.

— Личное послание капитану Камарулле, — скомандовал Мартинес и, дождавшись, когда замигает огонек камеры, продолжал: — Только что получен приказ от правления флота о передаче командования Четырнадцатой легкой эскадрой вам, лорд капитан. Я готов выполнить все ваши указания в отношении сторожевого корабля «Корона» и немедленно проинформирую остальных командиров… — Он запнулся, едва не сказав «моей эскадры», — бывших в моем подчинении. Конец сообщения.

Отослав письмо, Мартинес некоторое время стоял в коридоре, обдумывая, как преподнести новость капитанам.

— Милорды, — начал он наконец, — должен вас проинформировать, что правление флота приняло решение переподчинить Четырнадцатую легкую эскадру капитану Камарулле. Командовать нашим героическим боевым соединением в течение последнего месяца было для меня большой честью, равно как и вести его в бой во славу империи. Считаю, что наши достижения достойны высшей оценки. Буду счастлив и далее служить рядом с вами под командованием капитана Камаруллы и надеюсь, что в будущем мы одержим ещё более убедительные победы над врагом.

В последнем, впрочем, Мартинес сильно сомневался. Отослав сообщение, он на минуту задержался перед дверью в кают-компанию, обдумывая ситуацию.

Мечта Камаруллы наконец исполнилась, он — командир. Однако Мартинес остается его соперником, а он только что одержал бескровную, чистую победу, обыграв вражеский флот всухую и тем оправдав на сто процентов доверие, оказанное Дофагом. Он более чем успешно провел эскадру через битву, заслужил доверие капитанов и теперь может с уверенностью рассчитывать на продвижение и награды. Что может противопоставить всему этому Камарулла, заменивший на ответственном посту человека, чье имя навеки вписано в историю империи? Ничего. Вкус победы неизбежно будет отдавать для него горечью.

Более того, решение бюрократов из правления навсегда сделало капитана Камаруллу объектом насмешек.

Окрыленный этой мыслью, Мартинес вернулся в кают-компанию и принял от Далкейт очередной бокал вина.


Лорд секретарь правления флота продолжал зачитывать вслух письмо, наполняя зал музыкальными звуками, словно перебирал струны арфы:

— …представить вниманию ваших светлостей заслуги капитан-лейтенанта лорда Гарета Мартинеса, командира Четырнадцатой легкой эскадры, разработавшего план битвы, которому следовало подчиненное мне соединение. Искренне надеюсь, что он будет признан достойным продвижения по службе и соответствующих наград. Также хочу отметить следующих отличившихся офицеров, чей вклад в победу представляется мне значительным…

Лорд Чен слушал длинный список имен, ощущая в груди тепло облегчения. Слава, добытая капитаном Мартинесом в сражении при Хон-баре, придаст деловым встречам с его братом, лордом Роландом, должную респектабельность, не говоря уже о том, что молодой капитан фактически спас торговое судно «Клан Чен». Закрома семейства теперь пополнятся, и у них появятся основания для личной благодарности.

— Последние инструкции уважаемого правления, — продолжал читать секретарь, — предписывали мне оставить два боевых корабля для защиты Хон-бара и пути на Хон-Рейч, однако, поскольку одержанная победа значительно уменьшила угрозу со стороны мятежников, я счел возможность ограничиться лишь тяжелым крейсером «Судья Кел-фан» и надеюсь, что мое решение получит одобрение ваших светлостей. Остальные корабли двух подчиненных мне эскадр направляются на Заншаа с максимально возможной скоростью.

Лорд Мауриций Чен подавил улыбку. Инструкции по обороне Хон-бара то и дело менялись в зависимости от активности и убедительности доводов фракции правления, чьи денежные интересы были связаны с Хон-Рейчем. Дофагу приказывали защищать систему то всеми силами, то одной эскадрой, то ее половиной. Неудивительно, что Дофаг предпочел взять решение на себя.

Тем временем птичьи трели продолжались:

— С сожалением сообщаю, что вынужден был поручить капитану Диксу из следственной службы выяснить причины нарушения связи, которое позволило мятежникам застать нас врасплох на Хон-баре. Ретрансляционные станции тоннелей должны были заметить появление врага и сообщить о нем заблаговременно. Командующий планетарным кольцом Хон-бара попытался сослаться на техническую ошибку персонала, однако его объяснение не выглядит убедительным, и расследование необходимо хотя бы для того, чтобы восстановить доброе имя офицеров, попавших под подозрение. Надеюсь, что и этот мой приказ получит одобрение уважаемого правления. Во имя вечного сияния Праксиса, остаюсь покорным подданным ваших светлостей. Лорд Па Дофаг, младший командующий эскадрой.

Лорд секретарь поднял взгляд от дисплея.

— Желают ли милорды, чтобы я повторил текст послания?

— В этом нет необходимости, — ответил за всех Торк. Большие круглые глаза председателя ярко блестели на бледном застывшем лице. — Думаю, все понимают, насколько победа при Хон-баре утешительна для нас теперь. Предлагаю поручить лорду секретарю составить и послать поздравительное сообщение лорду командующему эскадрой, под которым каждый из нас поставит свою подпись.

Услышав общий гул одобрения, секретарь взял перо и углубился в работу.

Леди Сан-Торас, депутат от Хон-бара, заговорила первая:

— Я счастлива поздравить Дофага с победой, но не зашел ли он слишком далеко, начав целое расследование из-за простого технического сбоя? Мне кажется, командующий эскадрой превысил свои полномочия…

Теперь лорду Чену стало окончательно ясно, что дело вовсе не в технической ошибке. На Хон-баре отлично сознавали как стратегическую важность, так и уязвимость своей звездной системы, а многие представители элиты, разумеется, знали о масштабах катастрофы при Магарии. Приближение наксидского флота заставило их искать пути примирения с мятежниками. Однако у заговорщиков что-то не сложилось с арифметикой… или со здравым смыслом. Они не учли, что силы лоялистов имеют численный перевес.

Интересно, что знала леди Сан-Торас о планах пораженцев? Во всяком случае, достаточно, чтобы всерьез опасаться расследования.

— Лучше следственная служба, — хмыкнул лорд Пеццини, — чем легион справедливости.

В зале наступила тишина. Прозвучавшие слова заставили аудиторию поежиться. Ни следователи флота, ни легион не были застрахованы от ошибок, однако ошибки последнего имели куда более кровавые последствия, впрочем, как и успехи.

Своей репликой Пеццини фактически посоветовал леди Сан-Торас заткнуться и надеяться на счастливый исход. Она печально замолкла, закрыв оранжевые глаза мигательными перепонками. Видимо, и Пеццини известно немало… Не мудрено, раз большая часть его интересов лежит в Хон-Рейче.

— Не следует ли послать поздравление также и капитан-лейтенанту Мартинесу? — спросил лорд советник Монди. Его произношение было отменно четким, без обычного пришепетывания торминела. — Он ведь командовал независимым боевым соединением, по крайней мере технически…

Пеццини скорчил гримасу.

— Мартинес, Мартинес… От него уже в ушах звенит.

Чен внутренне вздохнул. Настало время отрабатывать гонорар.

— А я считаю, — горячо заявил он, — что капитан Мартинес заслуживает большего, чем простое поздравление! Сам лорд командующий эскадрой признает, что именно план Мартинеса позволил выиграть битву.

— Это мог сделать любой из пэров, — проворчал Пеццини.

— Но именно Мартинес оказался этим пэром, — с улыбкой парировал Чен.

Монди задумчиво поковырял когтем седой мех под глазом. Люди почему-то привыкли считать торминелов чем-то вроде мягких плюшевых игрушек, венцом добродушия и кротости, чему немало способствовала их смешная манера говорить. Миллионы терранских детей каждый вечер засыпали в обнимку с тряпичным, набитым опилками торминелом. В свою очередь, мохнатые потомки безжалостных ночных хищников, до сих пор предпочитавшие питаться сырым мясом, никак не могли понять, почему их так недооценивают.

— Не вижу причин оставлять Мартинеса без поздравления, — сказал Монди. — Он безусловно заслуживает награды и повышения.

— Не он, а Дофаг, — упрямо возразил Пеццини, — как старший офицер. Если уж повышать кого ещё, то капитана Камаруллу, ведь именно его мы утвердили командующим Четырнадцатой эскадрой.

— При чем тут вообще Камарулла? — возмутилась леди Сейкиин. — Он-то что совершил?

— Принятые решения надо уважать, — настаивал Пеццини. — Мартинес уже получил достаточно, а Камарулла — его прямой начальник…

— И теперь, — ловко вклинился в спор лорд Чен, — у нас появилась возможность исправить это… недоразумение.

В свое время он возражал против назначения Камаруллы, но достаточной поддержки не получил. Служаки из правления решительно восстали против такого вопиющего нарушения субординации, и голосов кучки гражданских не хватило, чтобы перевесить их мнение.

— Мы можем повысить Мартинеса в звании до полного капитана, — продолжал Чен, не обращая внимания на яростный взгляд Пеццини, — что автоматически сделает его старшим по рангу, и притом не подвергнет сомнению предыдущее решение совета, и к тому же ещё раз подтвердит принцип старшинства, столь важный для поддержания порядка во флоте.

— Ну вот, очень просто, тут и спорить нечего, — согласилась леди Сейкиин.

Депутат от системы Деваджио в Хон-Рейче, она не имела отношения к военной службе и в тонкостях уставов разбиралась слабо.

Однако Пеццини, похоже, решил идти до конца.

— Ни один Мартинес до сих пор так высоко не поднимался по службе, — злобно прищурился он, — а теперь вы предлагаете сделать его еще и капитаном? Это означает поставить его предков на одну доску с нашими! Вы хотите, чтобы его дети соперничали на равных с нашими за места во флоте? Неужели мало Золотого шара, из-за которого мы теперь должны отдавать ему честь?

— Все пэры равны между собой! — властно отчеканил командующий флотом Торк. Торжественно звенящий голос даймонга и не таких спорщиков заставлял прикусить язык. — Мы не соперники друг другу. — Он сделал эффектную паузу, устремив горящий взор на Пеццини, который лишь безнадежно махнул рукой. — Тем не менее возвышать столь демонстративно одного из пэров над другими было бы неразумно. Мартинес получит повышение, но лишь после возвращения на Заншаа, а до тех пор Четырнадцатой эскадрой будет командовать капитан Камарулла.

— Если мы повысим Мартинеса в звании, ему придется покинуть «Корону», — заметил лорд Монди. — Сторожевым кораблем положено командовать капитан-лейтенанту.

— Что ж, и это можно исправить, — улыбнулся лорд Чен. — Надо подумать над новым назначением для него.

Он надеялся выбить Мартинесу новую эскадру — возможно, одну из тех, что формировались на окраинах империи, — но не хотел вносить предложение сам.

— Новое назначение? — взвился Пеццини. — Да вы знаете, сколько капитанов годами ждут нового корабля? Мы не можем их отодвинуть ради неоперившегося новичка!

— А мне кажется, он уже вполне оперился, — усмехнулась леди Сейкиин.

— Не годится создавать впечатление, будто мы оказываем протекцию одному офицеру в ущерб другим, — важно заметил Торк. — Лавров капитана Мартинеса и так хватило бы не на одну карьеру. Существует множество постов, достойных его таланта, и не все из них предполагают боевые задания.

У Чена упало сердце. Придется обрабатывать депутатов поодиночке, иначе лорд Роланд его не поймет.

— Как мы объявим о победе? — спросил Монди. — Упомянем Мартинеса вместе с Дофагом или нет?

Торк обратил к нему свое длинное бледное лицо и поднял руку, требуя тишины. По залу распространился запах гниющей плоти.

— Прошу прощения у уважаемого собрания, — значительно произнес он, — но мне кажется, что объявлять о победе вообще не следует.

Ответом были изумленные взгляды.

— Но как же… ведь мы победили! — воскликнула леди Сейкиин. — Все так ждали… вся империя!

Чен нахмурился. Новость о победе подняла бы дух лоялистов и смутила тех, кто уже склонялся к перемирию с наксидами или готов был сдаться, подобно заговорщикам с Хон-бара. Что задумал старый даймонг?

— Нельзя, чтобы враг раньше времени узнал о гибели своих кораблей, — стал объяснять Торк. — Если на Хон-баре существует флот, способный одерживать такие победы, значит, этого флота нет здесь, на Заншаа! Мятежники могут воспользоваться моментом и атаковать столицу, чего никак нельзя допустить. Поэтому убедительно прошу вас не разглашать полученную информацию вплоть до возвращения сил Дофага.

— Неужели наксиды до сих пор не знают? — удивилась леди Сан-Торас.

— Не знают, разве что какой-нибудь предатель с Хон-бара известил их, — ответил Торк, — но если там и есть измена, то на самом верху, а ретрансляционные станции ничего мятежникам не передадут. На Наксасе решат, что с эскадрой Крику просто потеряна связь, и будут так думать месяц-другой, а Дофаг тем временем успеет вернуться. Он нам позарез нужен здесь!

Даймонг решительно махнул рукой. Лорд Чен украдкой поднес надушенный рукав к лицу, чтобы отбить вонь тухлого мяса.

— Весьма разумные доводы, милорд, — подобострастно произнес он. — Согласен, что информацию лучше попридержать.

Кроме всего прочего, это даст необходимую отсрочку для бесед с членами совета о будущем капитана Мартинеса. Наверное, стоит поговорить о нем и с сестрой.

Совет правления тем временем увлеченно занялся арифметикой. Десять тяжелых крейсеров Крику можно было списать со счета. Что касалось защитников империи, то Заншаа в настоящий момент обороняли лишь семь разномастных судов с Харзапида под командованием леди Чен, шесть изрядно помятых кораблей с Магарии и несколько сотен «болванок», то есть ракет, замаскированных под крейсера с целью отвлечь часть огня противника. Впрочем, шесть «инвалидов» с Магарии пока оставалисьсовершенно бесполезными, поскольку им требовалось ещё затормозить и пристыковаться к кольцу для ремонта и пополнения боезапаса, а кроме того, чтобы принять на борт нового командующего флотом Эйно Кангаса, чья кандидатура после долгих прений была наконец утверждена правлением. Судьба «Бомбардировки Дели» вообще оставалась под вопросом. Во всяком случае, раньше чем через несколько месяцев она вернуться в строй не могла. Вот почему корабли Дофага были так нужны, хотя восьми из них, дравшимся при Хон-баре, также предстояло сбросить скорость и пристыковаться.

Тем не менее лоялисты оставались в меньшинстве против тридцати пяти кораблей, оставшихся у наксидов. Если же к основным силам мятежников успела присоединиться эскадра с Протипана — а почему бы и нет? — то дела обстояли ещё хуже. Судьба империи решалась здесь, на Заншаа. Если наксиды захватят орбиту, правительству планеты ничего не останется, как сдаться под угрозой массированной бомбардировки.

— Мы должны победить! — прорычал Монди, яростно оскалив клыки.

Усталость переполняла мозг лорда Чена, словно талая вода землю. Мысли едва шевелились. Правление жонглировало одними и теми же цифрами изо дня в день.

— Стыковка и перевооружение на кольце занимают слишком много времени, — сказал он. — Одно торможение с последующим ускорением чего стоит…

— Противнику приходится делать то же самое, — заметил Монди.

— Наш флот вообще не приспособлен к такой войне, — мрачно кивнул Торк.

То ли дело, подумал лорд Чен, спокойно бомбить с орбиты мирное население планет или сваливаться неожиданно на головы варваров, не имеющих понятия о таком уровне техники. Совсем другое дело — война с равными, тем более обладающими численным перевесом.

— Почему бы просто-напросто не нагрузить ракетами большое торговое судно? — предложил он. — Разогнать его как следует и держать на орбите вокруг системы постоянно, чтобы флот мог стыковаться и пополнять запасы, не тратя лишнего времени на торможение. — Мысленно он потирал руки. «Клан Чен» как раз спешил на Заншаа, значительно опережая силы Дофага. — Я могу предоставить такой корабль.

«Если будет на то воля лорда Роланда Мартинеса».

— Я уже думал об этом, — кивнул Торк, — но прежде чем его успеют переоборудовать и разогнать до нужной скорости, враги уже будут здесь.

— Мы будем иметь в виду ваше предложение, когда начнется следующая война, — ехидно усмехнулся Пеццини.

— Мятежников может что-нибудь задержать, — заметила леди Сейкиин, — или нам удастся отбить атаку. Тогда такой арсенал на орбите пригодится для преследования.

Мрачное вытянутое лицо Торка осталось, как всегда, бесстрастным, но когда он поднял голову, его взгляд был встречен мертвой тишиной.

— Нет сомнения, — значительно произнес он, — что эта война полностью перевернет стратегию и тактику флота. Мы больше не будем держать боевые суда в доках, подвергая из риску захвата. По крайней мере некоторые из них должны находиться на орбите, готовые к бою. Частью такой схемы, безусловно, станут корабли-дозаправщики.

— Сейчас нам нужны только боевые корабли, — возразил кто-то. — Военный бюджет должен расходоваться лишь на самое необходимое — то, что убивает наксидов.

— Если корабль стоит в доке, он никого не может убить, — фыркнула леди Сейкиин. — Считаю, что к последнему предложению надо отнестись серьезно. — Она взглянула на Чена. — Спасибо, милорд, за полезную идею.

Чен уже подсчитывал, какую часть работ можно поручить верфям Мартинесов на Ларедо, уже и так, впрочем, заваленным правительственными заказами.

Надо срочно встретиться с Роландом… а потом и с другими — теми, кто всегда рад выгодной сделке.


Смена командования в первые дни почти не ощущалась. По завершении ремонта двух поврежденных кораблей Камарулла приказал увеличить ускорение. Легкая эскадра спешила на помощь к защитникам столицы.

Первая же попытка Мартинеса применить тактическую схему Сулы в компьютерной модели закончилась провалом — отказал один из дисплеев, программы которого не были рассчитаны на подобные новшества. Так считал Шанкарашарья. Следующие виртуальные учения пришлось программировать вручную, отдельно для каждого участника, и все шло нормально, пока «корабль» Вондерхейдте не исчез вдруг со всех экранов и не появился на противоположном конце искусственной вселенной. Возможности корабельного компьютера явно не дотягивали до высот стратегической мысли леди Сулы.

— Надо попробовать вживую, — предложил Вондерхейдте.

Мартинес поглядел на тарелку с изрядно сплющенной запеканкой — очередным творением Алихана. Макароны могли выдержать какие угодно перегрузки — пока не попадали в кастрюлю с водой.

— Я больше не командую эскадрой.

— Есть и другая проблема, — нахмурилась Далкейт. — Я ни разу не слышала об учениях, в которых исход не был бы предрешен заранее. Какой командир на такое согласится — представляете, каким идиотом он будет выглядеть, если победит не та сторона!

Сидевшие за столом переглянулись. Да, терять достоинство — последнее дело. Далкейт права.

— Ну хорошо. — Келли поднесла к губам бокал вина. — А кто вообще говорит об учениях? Назовем это экспериментом! Тогда будет совершенно естественно, что исход не предрешен.

Капитан покрутил носом, морщась от запаха несвежего оливкового масла.

— Можно попробовать, — задумчиво проговорил он.

Однако на письмо с новой схемой, посланное Дофагу, пришел лишь официально-вежливый ответ с обещанием внимательно рассмотреть предложение и исследовать возможность проведения испытаний. На копию, переданную Камарулле, ответа не пришло вовсе.

На пятый день своего командования Камарулла наконец назначил учения — по испытанному веками сценарию, в котором корабли летели тесным строем, объединенные лазерной связью в едином виртуальном пространстве. Мартинес пожал плечами и решил, что их с Сулой теориям суждено увидеть свет не раньше, чем он достигнет ранга командующего флотом. Однако, как только легкая эскадра начала первый учебный разворот, корабли Дофага, шедшие позади в двух десятках световых минут и видимые на дисплеях, вдруг начали расходиться в стороны, образуя неплотную группу с постоянно меняющимися траекториями отдельных элементов.

— Экраны! — Мартинес резко повернулся к наблюдающим операторам. — Все записать!

Случайность совершенно исключалась. Дофаг оказался хитрее всех. Дождавшись удобного момента — об учениях ему, конечно же, сообщили свои люди, — он назначил свои собственные учения на то же самое время и наглядно продемонстрировал преимущества новой тактической схемы, выставив Камаруллу на посмешище. Это была самая мощная поддержка, на какую Мартинес только мог надеяться. Тот день он запомнил навсегда.

В довершение всего экипаж «Короны» демонстрировал все большую слаженность и показал себя в учениях Камаруллы чуть ли не лучше всех. Казалось, битва при Хон-баре сняла какое-то тяготевшее над кораблем проклятие.

В дополнение к записям, сделанным с борта «Короны», Дофаг прислал Мартинесу подробный отчет о своем эксперименте, включавший и боевые траектории виртуально запущенных ракет вкупе с оценками эффективности защитного лазерного и антипротонного огня. Преимущества новой схемы были неоспоримы, и данные это убедительно подтверждали.

Оставалась одна проблема — что делать с записями переговоров с Камаруллой во время сражения, в которых тот открыто подвергал сомнению приказы Мартинеса и требовал передать ему командование. Попади они в правление флота, и карьере новоиспеченного командира эскадры тут же настал бы конец.

Стереть их? Не слишком ли щедрый подарок конкуренту? С другой стороны, над Камаруллой после его бессмысленного назначения и так все тайком насмехались. Стоит ли ещё больше втаптывать беднягу в грязь?

Оставить все как есть? Но тогда любой заинтересовавшийся битвой при Хон-баре и имеющий достаточную степень допуска сможет вытащить их на свет и Камарулле придется несладко, хотя прямой вины Мартинеса в этом не будет.

Мартинес не любил седовласого капитана, очень не любил, но изо всех сил старался отодвинуть личные чувства на задний план. И все-таки… Уж больно скверный тип! Может, послать-таки записи командованию? Не слишком хорошо. Камарулла тогда, безусловно, закончит свои дни в какой-нибудь бумажной конторе без всяких надежд на повышение… но что станет с репутацией самого Мартинеса? Перспектива прослыть кляузником ему никак не улыбалась. К тому же у Камаруллы полно друзей, наверняка есть и высокие покровители, не стоит навлекать на себя их гнев.

Впрочем, если уничтожить записи, почувствует ли старый капитан благодарность? Едва ли. Будет себе и дальше командовать, а Мартинес… впрочем, если рапорту Дофага дадут ход, герой сражения при Хон-баре наверняка получит собственную эскадру, и тогда — прощай, Камарулла!

Перебирая до бесконечности возможные варианты, Мартинес наконец задал себе простой вопрос: «Хотел бы я участвовать в бою под командованием этого человека?» По спине побежали мурашки.

Нет, записи нужно сохранить — на всякий случай. Пока же суетиться не стоит. Камарулла не высовывается, и ладно.

Ещё через несколько дней, во время следующих учений, эскадра Дофага продемонстрировала новые чудеса. «Корона» же, участвуя, как и прежде, в нудных рутинных упражнениях, вновь показала себя с самой лучшей стороны.

Вот тут-то и разорвалась бомба. Бесстрастным голосом Камарулла зачитал своим капитанам приказ правления флота, где эскадрам Дофага предписывалось, войдя в док, списать все экипажи, которые будут заменены свежими силами.

Они что там, с ума посходили?! Мартинес едва не выругался вслух. Заменить новичками тех немногих, кто имеет опыт реальной победы! Конечно, после многомесячных перегрузок все устали, но нельзя же отправлять на свалку бесценные навыки, приобретенные с таким трудом!

А как же он, Мартинес, который эту победу продумал и осуществил? Каким местом они вообще думают?

Он заперся у себя в каюте наедине с бутылкой коньяка, однако, не успев сделать и пары глотков, понял, что слишком зол для бесплодных переживаний, и тут же принялся сочинять возмущенное послание брату. Едва ли это могло помочь, но изливать гнев Роланду по крайней мере безопасно.


— Вот две рекомендации, подтверждающие мою личность.

Она достала документы, написанные, как требовал закон, на специальной гербовой бумаге, которая могла храниться в архивах тысячи лет, и протянула через стол прилизанному молодому служащему. Уэсли Векман заведовал отделом банка, где хранился попечительский фонд леди Кэролайн Сулы.

На самом деле, достигнув возраста двадцати трех лет, она имела право взять любую сумму, просто расписавшись и предъявив отпечаток большого пальца. Трудность была в том, что кожу на пальце Сула сожгла, случайно прикоснувшись во время ремонта на «Дели» к перегретым трубам теплообменника.

Векман взглянул на подписи.

— Так… ваш командир, а второй… — Он уважительно поднял брови. — Лорд Дурвард Ли! Ну что ж, этого более чем достаточно, тем более после кадров по телевизору.

После пятидесяти с лишним дней жесткого торможения «Бомбардировка Дели» наконец пришвартовалась к кольцу Заншаа. Измученные путешественники оставили судно, уступив место новому экипажу, большая часть которого, впрочем, долго на борту не задержалась. Как только начальство убедилось, что рапорты о повреждениях соответствуют действительности, крейсер под управлением основных специалистов снялся с кольца и отправился на Преовин, где его ожидал капитальный ремонт.

Старые бойцы, распрощавшись друг с другом, разбрелись кто куда наслаждаться прелестями месячного отпуска. Сула первым делом приняла горячую ванну в офицерском общежитии, провалявшись в воде больше часа, а затем без сил упала в постель и проспала больше десяти часов. На следующий день, когда тело, измученное перегрузками, все ещё гудело, словно не веря неожиданно свалившемуся счастью, девушка переправилась с кольца на поверхность планеты и, добравшись до столицы, заняла отведенную ей комнату в гостинице при штабе флота. Предстояли хлопоты с обмундированием — не получать же награду из рук самого командующего Торка в одолженном комбинезоне! К счастью, у портного, того самого, которого ещё до войны рекомендовал ей Мартинес, сохранились все снятые размеры, и потребовалась лишь окончательная подгонка. Сула приятно удивилась: размер ее бюста увеличился — за время полета мышцы груди успели приспособиться к дыханию в условиях повышенной гравитации.

В общем, новый темно-зеленый мундир сидел не хуже прежнего, разлетевшегося на атомы вместе с большей частью Третьего имперского флота, и, стоя навытяжку в парадном зале штаба, Сула чувствовала себя вполне уверенно, хотя, когда лорд командующий Торк вешал ей на шею медаль Созвездия с бриллиантами, сдержать тошноту от даймонгской вони оказалось не так-то просто. Адъютанты лайоны заменили погоны младшего лейтенанта лейтенантскими. Впрочем, зачитанное вслух перечисление совершенных подвигов звучало весьма расплывчато — хотя все знали, что битва при Магарии с треском проиграна, упоминать об этом пока не разрешалось.

Героев для пропаганды не хватало, и видеоролик с награждением Сулы повторялся чуть не ежечасно по всем каналам. По пути в банк она то и дело ловила любопытные взгляды и даже получала поздравления от прохожих.

Наблюдая, как Векман беззвучно нажимает клавиши с горящими символами на рабочем дисплее, Сула уселась в глубокое кресло из зеленой кожи и с удовольствием принюхалась. Здесь пахло деньгами, очень старыми и очень большими.

— Как ваша светлость предполагает распорядиться остатком средств? — вкрадчиво осведомился служащий. — Или вы хотите закрыть счет и взять всю сумму наличными?

Сула взглянула на него с удивлением.

— А что, многие так делают?

— Вы не поверите, если я назову имена, — усмехнулся Векман.

Конвертируют свои состояния в конвертируемые товары, подумала Сула, цитируя свой давний спор с Фути. Отправляют активы в дальние уголки империи, где они будут лежать в ожидании светлых времен.

Наверное, лорд Дурвард Ли тоже пакует чемоданы. Накануне, когда она посетила их особняк с соболезнованиями в связи с гибелью сына и с просьбой о рекомендации, старый лорд между делом упомянул о срочном деловом визите на Змеиный Хвост, где располагалась часть владений клана.

— Деньги мне пока не нужны, — ответила Сула, — но я хочу иметь их под рукой.

— Значит, обычный сберегательный счет, — пальцы Векмана вновь забегали по клавишам, — хотя мы предлагаем и другие виды вкладов, в том числе срочные, с более высокими процентами. Если желаете…

— Нет, спасибо, — слегка улыбнулась Сула.

Он понимающе вздохнул.

— Что ж, вам виднее. Лично я надеюсь, что мою просьбу о переводе на Хай-Осо удовлетворят как можно скорее.

Сула присвистнула.

— Хай-Осо — не ближний край.

— Банкиры должны отправляться вслед за деньгами, — снова усмехнулся Векман. — Деньги утекают с Заншаа, как вода сквозь пальцы. — Он нажал последнюю клавишу, и на дисплее всплыло новое окошко. — Для открытия нового счета потребуется ваша подпись, пароль и отпечаток большого пальца — левой руки.

Сула проделала все, что требовалось, и вежливо распрощалась, пожелав Уэсли Векману счастливого путешествия. Спустившись по ступеням банка на мостовую, озаренную ярким весенним солнцем, она облегченно перевела дух, чувствуя, как спадает гнетущее напряжение, владевшее ею долгие годы. Ибо настоящая леди Кэролайн Сула умерла на Спаннане давным-давно при весьма туманных обстоятельствах и ее место заняла девушка по имени Гредель, жизненные планы которой требовали, чтобы эти обстоятельства остались туманными навсегда.

Теперь, благополучно уничтожив кусочек кожи, угрожавший разоблачением, она вступила во владение всем состоянием леди Сулы, которое, впрочем, едва ли заслуживало столь громкого именования.

Успевшая вдобавок заслужить громкую славу и высокую награду, она не спеша шла по улицам столицы, наслаждаясь ласковым весенним светом и бодрящим воздухом, так не похожим на затхлую атмосферу «Дели». Впереди возвышалась великолепная статуя Великого Господина, дарующего Праксис покоренным народам. Над мощной квадратной головой шаа, протягивавшего вперед скрижаль с текстом Всеобщего Закона, виднелась, словно часть нимба, серебристая дуга планетарного кольца, ярко сиявшая на темно-зеленом небе Заншаа, того же оттенка, что и флотский мундир Сулы.

Девушка прошла мимо памятника к резной громаде дворца Ченов, роскошного строения из светло-бежевого камня с причудливыми крылатыми фронтонами в стиле Наянидов. Сула позвонила у парадной двери, назвалась швейцару и сказала, что хотела бы увидеть леди Терзу Чен. Ожидая в гостиной, она рассматривала изящного фарфорового лебедя.

Леди Терза, дочь и наследница Чена, была помолвлена с погибшим капитаном «Неустрашимого» Ричардом Ли, сыном лорда Дурварда. В былые времена клан Сула покровительствовал семейству Ли, впоследствии роли поменялись. Как Ли, так и Чены всегда были добры к леди Суле, оставшейся после позорной казни родителей без денег и без друзей.

Услышав тихие шаги, Сула повернулась. Наследница клана Ченов, высокая и стройная, с большими глазами миндалевидной формы и пышными черными волосами, спадавшими почти до пояса, слыла настоящей красавицей. На ней были мягкие серые брюки, светлая блузка и черная куртка с белой траурной лентой.

Терза ступала с неспешной грацией, говорившей о многих поколениях благородных предков. Подойдя к гостье, она протянула руку для рукопожатия.

— Леди Сула… — Тихий мелодичный голос плыл в воздухе, словно аромат благовоний. — Как чудесно, что вы нашли время навестить нас. У вас, наверное, столько дел…

— Да нет, я пока в отпуске. Хотела принести свои соболезнования в связи с гибелью лорда капитана Ли.

Взгляд леди Терзы дрогнул, губы слегка сжались.

— Спасибо, — тихо произнесла она, взяв Сулу за руку. — Может быть, пройдем в сад?

— Да, конечно.

Шаги отдавались эхом на гладком мраморном полу.

— Выпьете чаю? Или вина?

— Спасибо, лучше чаю.

— О, я совсем забыла, что вы не употребляете алкоголя, — смутилась Терза.

— Не беспокойтесь. — Сула с улыбкой погладила ее руку. — Нельзя же помнить все, для этого есть компьютеры.

Сад в виде правильного четырехугольника был окружен строениями с нависавшими изогнутыми крышами. В центре сверкала хрустальными панелями изящная беседка. Весенние тюльпаны, тугама и людой ярко цвели на клумбах, разделенных аккуратными дорожками и низкими, по колено, живыми изгородями. Воздух наполнял густой цветочный аромат. Погода стояла теплая, безветренная, и девушки, миновав беседку, устроились под открытым небом за металлическим столиком искусной работы на спиральных ножках. Сиденья были устроены так же. Сула нашла свое несколько пружинистым, но вполне удобным. Терза достала пульт и заказала чай.

Не зная, с чего начать разговор, Сула молча смотрела на нее. «Я видела, как погиб ваш жених», — хотелось сказать ей с обычной прямотой, но это было бы неловко.

К счастью, Терза имела больший опыт светских бесед.

— Я видела вас по телевизору, — сказала она. — Отец хотел пойти на церемонию, но в парламенте шло важное голосование.

— Очень приятно, что его светлость обо мне помнит.

— Примите мои поздравления. — Терза взглянула на орденскую ленточку с бриллиантом. — Уверена, что награда вами более чем заслуженна. Отец сказал, что вы совершили что-то особенное.

— Мне просто повезло, — пожала плечами Сула, — в отличие от других… — Поняв, что сказала не то, она смущенно добавила: — Смерть в бою — это, по крайней мере, быстро. На «Неустрашимом» никто даже не успел ничего почувствовать… я видела. Раз — и все.

Опять не то. Замолчав, она опустила глаза, но Терза приняла ее слова на удивление спокойно.

— Я слышала, что вы нанесли визит лорду Дурварду.

— Он всегда был добр ко мне… и вы тоже.

Терза с улыбкой махнула рукой.

— Вы с Ричардом знали друг друга с детства. Его друзья — мои друзья.

Сула вздрогнула. С детства Ричарда Ли знала совсем другая Сула.

— Я очень благодарна лорду Ричарду. Он сам произвел бы меня в лейтенанты, если бы мог, хотя мне почему-то кажется, что это ваша идея.

Терза перевела взгляд на россыпи пурпурных цветов.

— Он и сам бы не забыл, я уверена.

— Лорд Ричард был настоящим командиром, все его любили. Он заботился о команде, беседовал с каждым, старался поднимать общее настроение.

— Спасибо, — тихо сказала Терза, опустив глаза. Слуга подал чай и с поклоном удалился. От старинных фарфоровых чашек с лавровым узором поднимался аромат жасмина. — Как себя чувствует леди Амита?

— Не знаю, — ответила Сула, — я ее не видела.

— Совсем плоха, должно быть, — вздохнула Терза. — Ни разу с тех пор не появлялась. Ричард был ее единственным сыном. Теперь отец лорда Дурварда вправе потребовать нового брака, роду нужен наследник.

— Они могли бы пригласить суррогатную мать.

— В такой консервативной семье это исключено.

— Как грустно.

В наступившей тишине Сула принялась разглядывать чашку и блюдце, любуясь их изяществом. Потом отпила чаю, блаженно вдыхая чудесный аромат.

— Вы слышали, что семья Ли уезжает с Заншаа? — спросила она. — В свое имение на Змеином Хвосте.

— Бегут, — кивнула Терза, — как и множество других. Похоже, летний сезон в столице будет скучноват.

Сула подняла брови.

— А вы остаетесь?

Терза слегка повела плечами.

— Мой отец слишком… активно боролся с мятежниками, вы знаете. Ударил лорда предводителя, сбрасывал со скалы их депутатов. Думаю, на Наксасе давно уже решили его судьбу… как и мою. — Наследница Ченов спокойно встретила растерянный взгляд Сулы. — Если столица падет, — объяснила она, — отца ждет смерть, где бы он ни находился. Война будет проиграна.

Сула с ужасом слушала, как спокойно Терза говорит о своей возможной гибели. Такого рода храбрости не ждешь от столь хрупкой утонченной девушки. В своей прежней жизни Гредель, ставшая теперь Сулой, встречала подобное лишь у самых закоренелых преступников. Таких, как Хромуша, ее бывший любовник, давно уже, должно быть, закончивший свои дни в тюрьме.

Сама она не то чтобы никогда не думала о смерти. За одно лишь присвоение чужого благородного имени ей грозила как минимум удавка. Да и наксиды никогда не забудут торжествующего вопля: «Это сделала Сула!» — после уничтожения пяти их кораблей. Пощады она могла ожидать не больше, чем отец Терзы, но мгновенная смерть в адском пламени антиматерии выглядела куда легче и почти совсем не пугала, особенно после стольких лет страха, неизвестности и удушающих ночных кошмаров.

Однако следующие слова Терзы удивили ее ещё больше.

— Я восхищаюсь вами, — сказала леди Чен. — Добиться столь многого, не располагая ни состоянием, ни связями! Пожалуй, если меня не убьют, а только лишат наследства, придется взять у вас несколько уроков.

«Восхищаюсь». Вот это да…

— Вы справитесь, я уверена, — ответила Сула вслух.

— Мне недостает ваших навыков, — вздохнула Терза, потом вдруг улыбнулась. — Правда, я могу зарабатывать на жизнь как арфистка.

На арфе она играла по-настоящему талантливо, во всяком случае, насколько могла судить Сула.

— Да, конечно… Кроме того, лорд Чен мог бы дать денег какому-нибудь надежному другу, чтобы тот передал их вам… потом. Думаю, так поступили мои родители, а может, их друзья сами собрали, что могли.

Терза серьезно кивнула.

— Надо поговорить с отцом.

— Вы с ним обсуждаете такие вещи?

Ничего себе беседа за утренним кофе, подумала Сула. Или на кухне — за приготовлением порции яда, чтобы уйти от палача.

— Конечно, — кивнула леди Чен, прихлебывая из чашки. — Я наследница, рано или поздно мне предстоит заседать в парламенте, так что приходится быть в курсе всех дел.

Сула мрачно кивнула. Кроме всего прочего, отец Терзы состоял в Совете правления флота и прекрасно знал соотношение сил на фронте. Непросто, наверное, заниматься текущими делами, каждую минуту представляя свою гибель и уничтожение рода, блиставшего многие столетия. Тоже проявление храбрости — или отчаяния?

Услышав шаги по гравию, Терза подняла взгляд. Сула обернулась, и сердце ее подпрыгнуло в груди. Лишь в следующее мгновение она поняла, что высокий мужчина за спиной лорда Чена не Гарет Мартинес, а его брат Роланд.

— Дорогая леди Сула, — сказал Мауриций Чен, взяв девушку за руку, — примите мои искренние извинения. Я очень хотел присутствовать вчера на церемонии…

— Терза уже сказала, что у вас было важное голосование.

Чен значительно кивнул, потом обернулся, указывая на спутника.

— Вы знакомы?

— Я ещё не встречалась с лордом Роландом, — слегка поклонилась Сула, — но знаю его брата и сестер.

Я очарован, — произнес Роланд, выступая вперед. Он сильно напоминал Гарета, хотя был выше ростом. Бордовый вышитый костюм отлично на нем сидел. Говорил Роланд, как и брат, с сильным провинциальным акцентом. — Леди Сула, примите мои поздравления. Сестры очень тепло отзывались о вас.

А брат? Неужели даже не упоминал? В груди вспыхнуло отчаяние, скоро сменившееся радостью. Не хватало еще, чтобы Гарет рассказал о последнем свидании, когда она после танцев и поцелуев поддалась панике из-за тяжких воспоминаний и так глупо сбежала.

— Передайте вашим сестрам мою благодарность. Мне также очень приятно было познакомиться с ними.

— Надеюсь, вы навестите нас? — улыбнулся Роланд. — Завтра вечером мы устраиваем прием и будем рады вас видеть.

— С удовольствием, — кивнула она и, подумав, спросила: — У вас есть связь с братом?

— Да мы постоянно переписываемся.

— С ним ничего не случилось? Он время от времени посылает мне сообщения, но в последних почему-то больше обычного вырезано цензурой. В то же время настроение у него явно хорошее. Вы ничего не знаете?

Лорд Роланд усмехнулся, обменявшись взглядом с Ченом.

— Да, кое-что произошло, — признал он, — но по некоторым соображениям информация пока не разглашается. Не беспокойтесь, с ним все в порядке.

Сула задумалась. Если все в порядке, значит, скрывают победу, а не поражение, и скрывают, чтобы не узнали наксиды. Похоже, главные сражения ещё впереди.

— Да я и не беспокоюсь, — ответила она беспечно. — Лорд Гарет такой веселый… Просто любопытно стало.

Чен лукаво улыбнулся.

— Могу, со своей стороны, заметить, что очень скоро, по-видимому, следует ждать ещё одной церемонии награждения — возможно, с участием нашего общего друга… Все, все, больше ничего не скажу.

Стало быть, победа! Сердце радостно заколотилось. А может, он уже применил новую тактику — её тактику?

— Я никому не скажу, — серьезно заверила Сула.

Да и кому ей говорить? Смешно.

Лорды откланялись и отправились по своим делам, а девушки провели ещё час за приятным чаепитием и затем распрощались. Сула вновь оказалась одна на солнечных улицах Верхнего города и скоро уже вовсю любовалась выставками в галерее Ла-Гаа и Спейси.

Аукционная лихорадка была в самом разгаре. Спасая деньги, народ вкладывал их во все, что можно. Ценные предметы искусства шли нарасхват. Наибольшим спросом пользовались вещи компактные и прочные — шкатулки, столики, живопись и скульптура. Хрупкий фарфор, напротив, падал в цене. В такие смутные времена на его сохранность трудно рассчитывать.

Внимание Сулы привлек чайник в стиле жу-яо династии Сун. Высотой в четыре ладони и узкий у основания, он расширялся кверху и имел маленький носик в центре. Само совершенство! Руки ныли от желания погладить голубовато-зеленую глазурь с тонкой сеткой трещин. Мастерская, где делали такой фарфор, просуществовала в китайской провинции Хунань всего двадцать лет, прежде чем нашествие монголов стерло ее с лица земли. Сула представила, как повозка, запряженная волами, пробирается на юг за тысячи ли, спасая от варваров драгоценные сосуды, обернутые в солому. В последующие тысячелетия чашки, чайники и вазы разлетелись по всей вселенной, став предметом охоты для поколений коллекционеров. Впрочем, при нынешнем падении рынка чайник можно было купить сравнительно недорого, всего за двадцать пять тысяч, что тем не менее составляло примерно четыре пятых всего состояния Сулы.

Нет, это безумие. Такого она пока не может себе позволить. Кроме того, фарфор и в самом деле чрезвычайно хрупок. Везение, помогавшее чайнику уцелеть во время нашествия монголов, а затем шаа, могло внезапно закончиться.

С другой стороны, на что ещё ей тратить деньги, кроме как на свои удовольствия?

Нет, все-таки нельзя. Надо быть практичнее. Повесив голову, Сула пошла дальше.

Следующие несколько дней она провела в поисках квартиры. Население Верхнего города таяло с такой скоростью, что цены на недвижимость стали почти разумными. Сула заплатила за месяц вперед, выбрав квартиру под самой крышей старого дворца, превращенного в доходный дом. Дряхлая резная мебель в стиле Севиньи поражала своей громоздкостью и уродством, но до следующего назначения можно было и потерпеть, к тому же в плату входили услуги лайонской служанки, а кухарка брала за обеды совсем немного.

А самое главное, дворец стоял в переулке совсем недалеко от дворца Шелли, где остановилась семья Мартинесов.

Сула думала о Гарете постоянно. Ей очень хотелось увидеться с ним, и своя квартира, хоть и неудобная, была все же лучше флотского общежития или его дома с вечно шныряющими повсюду любопытными сестрами.

На вечеринке Сулу встретили с восторгом. Настоящая знаменитость, героиня сражения, получившая награду — такой визит делал обычный прием событием. Хозяева — честолюбивый лорд Роланд, его надменные старшие сестры Випсания и Вальпурга, а также младшая Семпрония со своим нелепым женихом Пэ-Джи — все старались занять гостью, однако никто не мог заменить ей Гарета Мартинеса. Ночью, утонув в громаде допотопной деревянной кровати, она гадала, на что это будет похоже — после всех лет одиночества спать не одной.

На следующее утро посыльный вручил ей повестку в суд.

Глава 5

Мартинес приветствовал нового капитана «Короны» со всей учтивостью, на которую был способен при сложившихся обстоятельствах, затем, соблюдая все положенные формальности, передал капитанский ключ и секретные коды. «Постарайтесь не угробить мой корабль», — хотел он сказать в заключение, но сдержался. Алихан уже упаковал все личные вещи.

Мартинес вежливо отклонил предложение своего преемника пообедать вместе, сославшись на важную встречу на планете, и это было правдой. Ему не терпелось увидеть брата, сестер, покровителя клана лорда Пьера Нгени… короче, всех, включая, если понадобится, самого предводителя парламента. Получить под командование корабль — любой ценой. Потому что по истечении месячного отпуска капитану Мартинесу было приказано явиться для прохождения дальнейшей службы в центр подготовки операторов наблюдения в Кооаи, в южном полушарии Заншаа.

Центр подготовки! Это немыслимо! С такой работой прекрасно справится любой мичман. Чтобы получить боевое задание, Мартинес был готов схватить самого лорда Саида за горло и трясти, пока тот не сдастся.

С офицерами и командой он уже попрощался и прошел через воздушный шлюз не оборачиваясь. Снаружи ждала машина с шофером, заказанная Алиханом, так что поезда, курсировавшего по верхнему уровню кольца, ждать не пришлось. Прибыв в канцелярию флота, Мартинес сдал судовой журнал и все документы, включая записи разговоров с капитаном Камаруллой. Едва ли они могли кого-нибудь заинтересовать. Новость о битве при Хон-баре ещё не была опубликована, во всяком случае, пучеглазый старшина-торминел, принимавший файлы, не проявил никакого интереса к одному из героев флота и, вручив ему расписку в получении, тут же снова задремал.

Превозмогая невероятную усталость и боль во всем теле, Мартинес с распиской в кармане вышел через автоматические раздвижные двери в холл… и вздрогнул.

Там стояла она.

В первый миг он готов был броситься и обнять ее, обхватить это тонкое тело, как матрос с разбитого корабля цепляется за обломок мачты. К счастью, такого вопиющего нарушения субординации произойти не могло. Сула стояла в позе, исключавшей всякие проявления нежности: плечи оттянуты назад, голова запрокинута, подставляя открытое горло — уставной знак покорности низших высшим, принятый в империи шаа.

Мартинес застыл на месте, впитывая в себя невероятную красоту девушки. Золотистые волосы, падающие на воротник, бледная, почти просвечивающая кожа, весело блестящие изумрудно-зеленые глаза. Потом он поднял резной жезл, увенчанный шаром с золотой переливающейся жидкостью, и с улыбкой отсалютовал в ответ.

— Вольно, лейтенант!

— Есть, милорд. — В сияющей улыбке Сулы проглядывало самодовольство — ей удалось его удивить. — В прошлый раз ты встретил меня, и я решила ответить тем же.

— Спасибо.

Усталости Мартинес больше не чувствовал, сердце колотилось, разгоняя кровь, но мысли едва ворочались в голове, словно забитой ватой. Он ощущал присутствие Сулы почти болезненно. Вот она — такая яркая, радостная, желанная, а что он может ей сказать? Разве что какую-нибудь глупость…

— Могу я сопровождать тебя на планету? — спросила она. — Или есть ещё дела на кольце?

— Меня ждут родные, — ответил Мартинес.

Глупо.

— Знаю, — улыбнулась Сула. — Они мне и сказали, когда тебя встречать.

Они так и стояли в дверях канцелярии, мешая проходу. Наконец Мартинес вспомнил, что старшему офицеру положено идти первым. Девушка последовала за ним.

Алихан уже стоял у открытой дверцы машины, нависшей над ним, как гигантское крыло.

— К подъемнику, — приказал Мартинес.

Подсаживая девушку в машину, ординарец понимающе улыбнулся в усы. Он сел впереди, рядом с шофером, тактично затемнив стекло, отгораживавшее заднее сиденье. Запах духов Сулы щекотал нос, сердце Мартинеса трепетало.

Устроившись на своем месте, она спросила:

— У нас тут ходят слухи — я бы сказала, почти официальные, — что ты совершил нечто выдающееся и заслужил награду, но за что именно, нам, простым смертным, знать не положено.

Мартинес мрачно усмехнулся.

— Достаточно знать, — проворчал он, — что я преданный слуга империи.

Сула рассмеялась.

— Я поняла так, что ты разнес в пыль одну из банд наксидов, но штаб не хочет, чтобы они об этом узнали.

— Думаю, они уже догадались.

— Кстати, сколько кораблей ты все-таки сжег?

Мартинес назвал цифру. Сула задумчиво выпятила губы, подсчитывая в уме.

— Интересно, — протянула она. — Выходит, наше дело не совсем ещё проиграно.

— Пожалуй, — буркнул он.

В глазах Сулы светилось любопытство.

— Расскажи, как все было.

Он вздохнул и стал рассказывать, но когда закончил, уловил в ее поздравлениях явное разочарование.

— Что не так?

— Просто я думала, ты использовал новую схему.

— Ну, что касается схемы… — Он поднял руку и нажал клавишу. — Принимай файл, нарушать так нарушать. Это экспериментальное подтверждение, запись учений. Анализируй, сколько душе угодно, потом расскажешь.

Сула взглянула на свой дисплей.

— Хорошо, спасибо. — Потом с улыбкой спросила: — По идее ты должен прыгать от счастья, что случилось? Кто-то подложил свинью?

Мартинес нахмурился.

— Радоваться особо нечему. Я потерял «Корону». А теперь…

Выслушав его рассказ, Сула всплеснула руками.

— Надо же! Ты что, увел девушку у командующего флотом?

— Да вроде нет, — усмехнулся он.

Может, Камарулла и есть девушка командующего? Представив себе эту картину, Мартинес чуть не расхохотался. Он повернулся к Суле:

— А какое у тебя следующее назначение?

Она скривилась.

— Разбираться с духом капитана Блитшартса.

История с капитаном помогла им впервые встретиться.

Мартинес спланировал, а Сула осуществила спасение яхты, на которой злосчастный Блитшартс участвовал в гонках. Самого хозяина спасти не удалось.

— Блитшартса? — удивился Мартинес. — Это же было так давно!

— Следствие установило, что смерть произошла из-за несчастного случая, но страховая компания настаивает на версии самоубийства, — объяснила Сула. — Состоится судебное слушание, и меня вызвали свидетелем, поэтому отпуск продлили. — Она улыбнулась. — Потом я совершенно свободна… разве что какой-нибудь знаменитый капитан захочет взять меня на свой новый корабль.

После таких слов Мартинес был просто обязан ее поцеловать, что он и собрался всерьез сделать. Обнял за плечи, наклонился… но тут машина остановилась, и двери с гидравлическим шипением поползли вверх.

Черт побери! Ему достался лишь опьяняющий аромат ее духов и трепет от прикосновения нежной кожи. Девушка печально вздохнула, когда он отстранился.

Кучка флотских офицеров при виде капитана, выходящего из машины, вытянулась как один, задрав подбородки. Каждый, кто носит форму, даже лорд-депутат, обязан салютовать кавалеру Золотого шара. Мартинес затем и взял жезл с собой, чтобы выместить гнев на возможно большем числе обидчиков, в каковых числил чуть ли не все население столицы. Однако лишь сейчас он осознал, насколько неудобно то и дело натыкаться на одеревенелые фигуры с вытаращенными глазами и повторять, как попугай, команду «вольно».

Сопровождаемый Сулой и Алиханом, он проследовал сквозь пораженную столбняком толпу военных к вагону поезда, шедшего на внутренний уровень кольца, который, как ни парадоксально, находился над головой.

Несмотря на то что участки, используемые флотом, с их причалами, складами и казармами, не слишком радовали глаз, само планетарное кольцо представляло собой настоящее чудо света и венец технической мысли. Построенное в незапамятные времена, почти одиннадцать тысяч лет назад, и видимое с любой точки планеты, оно было символом мирового владычества шаа. Нижний уровень кольца вращался вокруг Заншаа по геостационарной орбите, соединенный с поверхностью планеты шестью гигантскими колоннами опор-подъемников. Над ним находился другой уровень, внешний, который вращался в восемь раз быстрее, создавая у своих обитателей ощущение нормальной гравитации. Население внешнего уровня составляло без малого восемьдесят миллионов, и места оставалось ещё как минимум для стольких же. Прижатые центробежной силой к внешней стороне кольца, они воспринимали внутренний уровень как верхний, хотя он и находился ближе к поверхности планеты.

Мартинес без стеснения прошел в первый класс, отведенный для высших офицеров империи — Золотой шар давал и такую привилегию, — однако желанного уединения не добился. Пассажир, который уже сидел, пристегнутый к креслу, встретил его злобным взглядом. Молодой капитан вздрогнул, узнав хищное крючконосое лицо Ивана Снегова, лорда-инспектора флота, внушавшего подданным империи священный ужас.

— Простите, что не встаю, — проскрипел голос, жесткий, как наждачная бумага, — но снова отстегивать эти ремни…

Лорд-инспектор устроился в первом ряду, откуда через прозрачную панель открывался великолепный вид.

— Ничего страшного, милорд, — ответил Мартинес с почтением.

Пригибаясь под низким потолком, они с Сулой пробрались в самый последний ряд, стремясь оказаться подальше от грозного инквизитора.

— Похоже, денек не задался, — шепнула Сула на ухо.

— Одно к одному, — так же тихо ответил Мартинес и вздрогнул, вновь услышав скрипучий голос:

— Вам, наверное, будет любопытно узнать, что причина сбоя связи в системе Хон-бара установлена. Через два дня, в тот самый момент, когда вы, капитан-лейтенант Мартинес, будете повышены в звании и получите достойную награду, семь предателей умрут в муках. — Лорд-инспектор довольно причмокнул. — Да, умрут в муках. Я специально подобрал время.

Мартинес на мгновение потерял дар речи. Повышен?

— Позвольте поздравить вас… с успешным расследованием, милорд командующий флотом, — выдавил он.

— А вас я поздравляю с блестящей и крайне своевременной победой, — ответил Иван Снегов.

Повышен в звании! Почему же тогда… Мартинес едва сдержал вспышку гнева. Полный капитан во главе учебного центра — это ещё нелепее!

Может, пожаловаться лорду-инспектору? Хм… «умрут в муках». Нет, уж лучше не стоит.

Вагон качнуло — поезд переходил на рельсы подъемника.

— Может, поспишь? — предложила Сула. — Ты что-то совсем никакой.

— Да нет, я… — Мартинес сказал бы «в порядке», но не хотел врать. — Пожалуй, — кивнул он и закрыл глаза.

В окно ударил ослепительный солнечный свет. Растущее ускорение прижало пассажиров к креслам, но Мартинес, привыкший к существенно большим перегрузкам, даже не проснулся. Поверхность планеты далеко внизу сияла великолепием: коричневые горы с белоснежными снеговыми шапками и нежная зелень равнин, контрастировавшая с более темным синевато-зеленым океаном. Мутный голубовато-белесый вихрь тропического шторма, замутненный по краям толщей атмосферы, двигался от экватора на юг.

Впрочем, пассажиров первого класса, за исключением, может быть, лорда-инспектора, эти красоты не привлекали. Сула внимательно изучала нарукавный дисплей, снова и снова просчитывая результаты экспериментов Дофага. Мартинес крепко спал. Он открыл глаза, лишь когда вагон легко, как перышко, опустился на посадочную платформу и застыл. Пол и потолок теперь поменялись местами, кресла с пристегнутыми пассажирами перевернулись. Сула и ее спутник ступили на бывший пол и вежливо посторонились, пропуская к выходу Снегова, который, проходя, благосклонно кивнул.

— Поздравляю также и вас, леди Сула.

— Спасибо, милорд.

Мартинес почему-то смутился. Казалось, поздравление старика относилось вовсе не к боевой награде.

Встретив Алихана с багажом, они вышли из станции подъемника и пересели на другой поезд. Ординарец отправился в обычный вагон, а Мартинес, гордо шествуя со своим жезлом, который, как в сказке, обращал всех встречных в камень, провел Сулу в отдельное купе первого класса. Наконец одни…

Стараясь не слишком таять под взглядом божественных зеленых глаз, Мартинес взял девушку за руку.

— Боюсь говорить… — Слова давались с трудом.

Сула искоса взглянула на него, внимательно и лукаво.

— Почему?

— Я не в лучшей форме, — вздохнул Мартинес, — могусказать что-нибудь не то. А тогда… — Он помялся. — Возьмешь ещё и убежишь, и мы больше никогда не увидимся.

Ее прозрачно-белая кожа слегка порозовела. Сула потупилась.

— Я тебя прощаю, — шепнула она. — Заранее.

Он поцеловал белую изящную ручку, сначала запястье, потом ладонь. Придвинулся ближе, чтобы поцеловать в губы, и вдруг заколебался.

— Я ещё не убегаю, — рассмеялась Сула.

Мартинес легко прикоснулся губами к ее губам, чувствуя нежные пальцы у себя на затылке. Потом поцеловал снова, уже крепче… и медленно отстранился, глубоко вдыхая воздух. Голова кружилась, и не только от близости желанного тела.

— Что это за духи? — спросил он.

Сула слегка улыбнулась.

— «Сумерки Сандамы».

— Приятные там, должно быть, сумерки.

Она пожала плечами.

— Надо как-нибудь поехать и посмотреть.

Мартинес снова глубоко вдохнул, прикрыв глаза.

— Ты только волосы ими надушила?

— А ты проверь! — Сула отбросила за спину золотистую прядь.

Он провел губами по шее девушки, ощущая сладкую дрожь. Потом поцеловал за ухом — красным и обжигающе горячим — и протянул руку, расстегивая верхнюю пуговицу ее мундира.

— Все, — шепнула она, — на сегодня это последняя.

Он обиженно поднял глаза, рассматривая ее длинные трепещущие ресницы.

Почему? Мы так хорошо начали…

Дыхание Сулы грело его щеку.

— Ты же сам признался, что не в лучшей форме, а я заслуживаю самой лучшей.

— Да, конечно, — согласился Мартинес, подумав.

— А кроме того, — продолжила она с серьезным видом, — я не для того заводила двуспальную кровать, чтобы терять невинность в поезде.

Мартинес расхохотался и снова полез целоваться.

— Поскорее бы добраться до этой твоей кровати… а пока попробую доказать, что и поезд кое на что годится.

— Попробуй.

За поцелуями они не заметили, как поезд плавно набрал сверхзвуковую скорость, оставляя позади леса и болота экваториальной зоны. Руки Мартинеса блуждали по нежному телу, Сула вздыхала и постанывала, царапая капитанский мундир. Когда наконец они легли рядом, девушка вдруг напряглась.

— Что такое? — тревожно спросил Мартинес, отводя от ее лица спутанные волосы, чтобы посмотреть в глаза.

Сула отвернулась, прижавшись к нему спиной и обвив его рукой свою талию. За окном проносилась неестественно яркая тропическая зелень, сливаясь в сплошные полосы.

— Извини, — шепнула она. — Мне что-то не по себе. Я думала… что если встречу тебя, вроде как возьму на себя инициативу, то…

— Будет легче? — подсказал он.

— Да.

Мартинес наклонился, вдыхая запах ее волос.

— Не будем спешить, — сказал он с улыбкой. — Я не хочу, чтобы ты спрыгнула на ходу с поезда.

Сула поцеловала его ладонь.

— Да нет, не в том дело. Больше не убегу, не сомневайся… Просто я вдруг поняла, что тебе рано или поздно придется начать самому… я же толком не знаю, что делать.

Мартинес вздрогнул от неожиданности. Она села и обернулась.

— Ты… девственница? — вытаращил он глаза.

— О нет, — рассмеялась Сула. — Просто… уже много лет прошло с тех пор, как у меня был…

— Мужчина?

— Скорее парень, — печально усмехнулась она. — Парень, которого я не любила. Думаю, его уже нет в живых.

Она снова опустилась рядом, глядя в сторону. Мартинес молча гладил золотистые волосы. Ему вспомнился давний разговор при последнем их свидании. Сердце тревожно забилось.

— Ты тогда пила?

Помолчав, Сула ответила:

— Да… В моем прошлом не всем можно гордиться… ты должен знать.

Он снова прижался губами к ее затылку, перебирая в уме факты. Родителей Сулы казнили — содрали живьем кожу, — когда она была ещё подростком. Поместья и другое имущество конфисковало государство, и девочка воспитывалась на отдаленной провинциальной планете. Пережитого более чем достаточно, чтобы получить психическую травму и искать утешение в сексе и алкоголе, и то, что Суле удалось выбраться из такой ямы, очень многое говорит о характере этой девушки.

Тем не менее ее любовный опыт ограничен пьяными подростковыми совокуплениями с мальчишками, которые наверняка специально старались ее подпоить. Она никогда не знала, что такое нежиться с любимым в постели, отдавать и брать, не изведала огня возбуждающей ласки… Короче, о любви не знала ничего.

Да и мальчик тот, по словам Сулы, давно уже мертв. Стало быть, даже единственная привязанность, которая ей досталась в жизни, окончилась трагически.

Мартинес покачал головой. Такая девушка и в самом деле заслуживала самого лучшего и опытного любовника, и он не должен подкачать. Только бы добраться до той самой двуспальной кровати…

Он вдруг рассмеялся. Сула встрепенулась.

— Ты что?

— Понял, что лишен самого главного своего оружия — не могу тебя напоить, чтобы заставить расслабиться.

Смех Сулы зазвенел в жарком воздухе купе. Мартинес снова принялся целовать ее, потом она долго сидела, склонив голову ему на плечо и глядя на пляшущие за окном острые зубья гор. Поговорили о фильмах, о знаменитом комике Спиде в «Космических яйцах», обнаружив удивительное единодушие в понимании юмора. Был заказан обед прямо в купе, с белоснежной скатертью, настоящим столовым серебром и цветами в вазе — вызвавшей, впрочем, крайнее неодобрение Сулы с точки зрения качества фарфора. Она сидела напротив Мартинеса, уже застегнутая в полном соответствии с уставом, и чинно попивала минеральную воду.

Поезд мчался через дикие леса и бескрайние реки, излучатели по обоим бортам исправно испускали интерференционные волны, подавляя звуковой удар. Слева и справа то появлялись, то исчезали новые горные хребты. Когда мелькание пейзажей стало заметно замедляться, пассажиры поняли, что приближаются к цели своего путешествия. Целуясь, Сула с Мартинесом наблюдали, как сельский пейзаж постепенно сменяется разнокалиберной пестротой Нижнего города. Когда наконец вагон с легким толчком замер у перрона, они обнялись в последний раз и вышли из купе.

Недалеко от вокзала находилась станция подвесной дороги, соединявшая Нижний город с акрополем Заншаа — центром империи. Поднимаясь, Мартинес разглядел сквозь прозрачное стекло кабины возвышавшийся вдалеке голубой стеклянный купол старого дворца лордов Сула. Интересно, что думала, глядя на него, несостоявшаяся наследница?

— Может, подвезешь меня домой на такси? — попросила Сула. — Заодно узнаешь, где я остановилась.

Мартинес благодарно кивнул. Он так устал, что сам бы не догадался. К его радости, квартира оказалась совсем рядом с дворцом Шелли, старой развалиной, снятой Роландом на время пребывания в столице. Впрочем, улыбнулся он про себя, едва ли это случайность.

— Когда немного освободишься, — сказала Сула, — заходи посмотреть кровать.

Она легко чмокнула его в щеку и выскользнула из такси, не дав даже себя обнять. Мартинес чуть не бросился следом, но сдержался. Шофер-крей, повинуясь его указаниям, тронул с места и вскоре остановил машину у парадной двери дворца.


Хорошо понимая, насколько брат утомлен, родственники не планировали на этот вечер ничего, кроме уютного семейного ужина. Роланд уступил младшему брату почетное место во главе стола. Мартинес наслаждался каждой минутой пребывания дома — он не носил гражданской одежды уже несколько месяцев. Випсания и Вальпурга, цветущие и безупречно одетые, несмотря на домашнюю обстановку, сидели рядом по правую руку от Гарета, одна вся в красном, другая в платье цвета морской волны. Семпрония, самая младшая, сидела слева от Роланда со своим женихом Пэ-Джи Нгени, кузеном лорда-депутата, представлявшего интересы Мартинесов. Великовозрастный балбес и отчаянный гуляка, Пэ-Джи успел пустить по ветру все принадлежавшие ему деньги, и будущий брак призван был, по замыслу Нгени, избавить клан от бесполезной и дорогостоящей обузы.

Мартинесы, однако, тоже оказались не промах. Согласно плану Гарета, помолвке Семпронии предстояло быть долгой — очень долгой. Свадьбу отложили до тех пор, пока невеста не окончит школу, а учиться она собиралась сколько захочет, вернее, сколько понадобится Мартинесам, чтобы, пользуясь покровительством Нгени, надежно утвердиться в обществе высших пэров столицы. Потом помолвку ничто не помешало бы разорвать… но об этих коварных планах несчастный жених и не догадывался. За ужином он всячески ухаживал за своей нареченной, осыпая ее изысканными комплиментами, в ответ получая лишь легкий кивок и снисходительную улыбку, которая тут же, впрочем, исчезала, едва Семпрония бросала взгляд на Гарета.

Девушка до сих пор не могла простить брату, что он насильно приковал ее к этому неудачнику, ходячему анекдоту — особенно теперь, когда ее чувствами безраздельно владел Никкул Шанкарашарья, бывший лейтенант «Короны».

Мартинеса, впрочем, проблемы младшей сестры интересовали мало. В конце концов, ей предстояло иметь дело всего лишь с безобидным кретином, а ему — с целой толпой оных из правления флота.

— Тебя наградят и повысят в звании через два дня, — сообщил Роланд. — Тогда же о твоей победе на Хон-баре объявят по всей империи. — Он криво усмехнулся. — Официально это будет победа Дофага, и его тоже наградят… но люди, принимающие решения, разумеется, прекрасно знают, что к чему. Во всяком случае, на телеэкранах все увидят именно тебя, поскольку Дофаг все ещё летит со своей эскадрой. — Роланд довольно причмокнул. — А потом начнем давить на все рычаги, чтобы тебе дали новое командование. Когда до всех наконец дойдет, что ты единственный во флоте дважды заслужил боевую награду, никто не решится ставить нам палки в колеса.

Мартинес хмуро кивнул, думая про себя, что давить на рычаги следовало начинать давным-давно. Потом удивленно взглянул на брата. Роланд до сих пор не получил никакого поста, ни во флоте, ни в гражданских ведомствах… откуда ему столько известно?

— Ты точно знаешь? — подозрительно спросил он.

— Так сказал лорд Чен, — самодовольно потупился Роланд. — У нас с ним одно… общее предприятие.

Мартинес усмехнулся.

— Хорошо же правление флота умеет хранить секреты…

— Секретов вообще никаких нет, — махнул рукой Роланд, — по крайней мере от своих людей.

— А ты уже, стало быть, там свой?

Роланд с деланной скромностью опустил глаза, изысканно управляясь с кусочками филе.

— Ну… почти, — улыбнулся он. — Во всяком случае, скоро стану.

— Если у тебя такие связи, — прищурился Мартинес, — так, может, объяснишь, почему у меня уже нет нового корабля?

Роланд застыл, не донеся вилку до рта.

— Э-э… я особо не допытывался, но… В общем, обычная история.

— Что ещё за история?

— Ты просто-напросто лучше, чем они… — Наслаждаясь удивлением брата, Роланд не спеша положил кусочек мяса в рот, прожевал и проглотил. — Ты же знаешь их старую песню: пэры должны оставаться пэрами… то есть равными. Если кто-то поднимается над другими, значит, что-то не в порядке, и надзирающие обязаны принять меры. Гвоздь, который торчит… ну, сам понимаешь. — Он потянулся за бутылкой, чтобы долить бокал брата. — Видишь ли… пока ты там у себя в академии готовился стать героем, мы с отцом обмозговали это дело и поняли, почему он сам не слишком продвинулся, когда попал на Заншаа. Ответ простой — он был слишком богат и слишком талантлив.

— Теперь он ещё богаче, — хмыкнул Мартинес.

— Вот-вот, — кивнул старший брат. — Может купить весь Верхний город и не заметить. Одна беда — не продается… таким, как он. — Роланд многозначительно подмигнул. — Он оказался тем самым гвоздем, который торчит, вот и получил молотком по шляпке… и здешнее общество вздохнуло спокойно и забыло о его существовании. Так что теперь нам, его детям, следует быть поосторожнее со своей одаренностью. — Он налил себе тоже и поднял бокал к губам, скептически оглядывая ветхие стены столовой. — Мы легко могли бы иметь здесь новый, с иголочки, дворец, первоклассный и обставленный по последней моде, однако вынуждены снимать эту развалюху… Могли давать балы еженедельно, устраивать концерты и гонки на яхтах, заниматься широкой благотворительностью… и все такое прочее… ну, ты понимаешь.

— Не уверен, — покачал головой Гарет. — Куда мне такие тонкости понимать — я всего лишь гвоздь, который торчит.

Роланд тонко усмехнулся.

— Ты торчишь в разгар войны, а это совсем другое дело. Им не до нас, слишком о многом приходится думать — самое время продвигаться. А когда смута закончится, мы уже настолько врастем в здешнюю жизнь, что бороться с нами станет трудно. — Он помрачнел и пожал плечами. — Ну… попробуют, конечно, но мы успеем хорошо подготовиться. Тем более тебе нужно сейчас шустрить, грести звания и награды лопатой — пока ты им нужен!

Мартинес украдкой бросил взгляд на Пэ-Джи. Тот увлеченно обхаживал Семпронию и не мог слышать разговор на другом конце стола. Роланд наклонился и шепнул брату на ухо:

— Ловко ты придумал с сестрицей… Этот Пэ-Джи — совершеннейший остолоп!

Жених, лысеющий щеголь с глуповато-добродушным выражением лица, обернулся, очевидно, уловив свое имя. Роланд с улыбкой кивнул ему, поднимая бокал.

— Рад видеть тебя, Пэ-Джи.

Ничего не подозревающий заложник политических комбинаций, просияв, кивнул в ответ.

— Спасибо, Роланд! Взаимно.

Мартинес тоже поднял бокал, делая вид, что не замечает многозначительных гримас Семпронии.

Однако едва он, извинившись и сославшись на крайнее изнеможение, стал спускаться по главной лестнице в спальню, как младшая сестра схватила его за руку. Он обернулся и не смог сдержать улыбки. Прони всегда была его любимицей. Почти блондинка со светло-карими глазами, в которых мелькали золотистые искорки, она мало походила на остальных членов семьи, черноволосых и черноглазых. Живая и открытая, в отличие от чопорных сестер, выглядевших старше своих лет, Семпрония умела находить общий язык со всеми.

— Правда, я хорошо себя вела сегодня, Гарет? — спросила она заискивающим тоном. — Пэ-Джи от меня в восторге…

Мартинес вздохнул.

— Ну и что ты от меня за это хочешь?

Семпрония умоляюще сложила руки.

— Пожалуйста, избавь меня завтра от него! Возьми его с собой.

— Послушай, я только что вернулся с войны! Ты не можешь найти кого-нибудь другого?

— Не могу. — Она придвинулась ближе и горячо зашептала на ухо: — Ты один знаешь про Никкула! Он тоже, между прочим, только что с войны, и я должна быть с ним.

Мартинес, хоть глаза у него и слипались, бросил на сестру свирепый взгляд.

— А если у меня самого завтра свидание?

Сестра изумленно подняла брови.

— У тебя?

Он нахмурился ещё больше. Нет, никто его здесь не принимает всерьез.

— Вот как, Прони? Рискуешь.

Пожав плечами, она привела последний аргумент:

— Пэ-Джи так мечтает поговорить с тобой… Он тебя боготворит!

— Настолько, что согласен на целый день расстаться с невестой?

Она сжала его руку.

— Ну, Гарет, пожалуйста! Один только раз. Я прошу!

— Боже мой, как же я устал… — пробормотал Мартинес.

Скорее всего только поэтому сестре в конце концов удалось его уломать. Через несколько минут он набрал из спальни номер Пэ-Джи и оставил послание, приглашая того встретиться завтра и… в общем, прошвырнуться.


— Я так рад, что ты позвонил, — воскликнул Пэ-Джи, сияя своей обычной глуповатой улыбкой.

Они с Мартинесом зашли пообедать в яхт-клуб «Семь звезд», один из самых престижных в империи. Заправлявшие там надутые снобы наверняка завернули бы Мартинеса, вздумай он подать заявку на членство, однако Пэ-Джи встретили с распростертыми объятиями, хотя тот ни разу не управлял яхтой.

При входе в зал красовалась стеклянная витрина с памятными вещами покойного капитана Эрлера Блитшартса, которого Сула с помощью Мартинеса пыталась спасти, но, пристыковавшись к терпящему бедствие «Черному скакуну», застала прославленного пилота уже мертвым. Вместе с фотографиями, гоночными трофеями и предметами одежды в витрине был выставлен и ошейник пса Апельсина, погибшего вместе с хозяином.

Ресторан клуба славился на всю империю. Рифленые колонны из оникса поддерживали сводчатый полуночно-синий потолок, усыпанный светящимися звездами. По стенам висели модели знаменитых яхт, а в нишах красовались блестящие спортивные кубки. Официантка, пожилая лайонка, с тела которой на ходу осыпались перья, невольно поморщилась, услышав варварский акцент Мартинеса.

— Я сам серьезно подумывал стать яхтсменом, — сказал он своему спутнику, кивая на роскошную копию легендарной «Грации» капитана Кесро, которая медленно вращалась под соседней аркой. — Получил диплом пилота катера и хорошо проявил себя во флотских соревнованиях. Но увы… — Он пожал плечами. — Как-то не получилось.

— Если вдруг передумаешь, я рекомендую тебя в клуб, — заверил Пэ-Джи. — После войны, конечно. Какие сейчас гонки.

— Само собой, — кивнул Мартинес, в душе сильно сомневаясь, что даже героизм и воинская слава смягчат сердце столичных снобов. Если уж даже официантка… Он взглянул на собеседника. — Как же тебе удалось сюда вступить? Ты ведь и близко не подходил к яхтам.

— Меня дед рекомендовал. — Пэ-Джи отхлебнул коктейль и осторожно поправил тонкие усики. — Когда делаешь ставки, захаживать в клуб очень полезно. Разговоры там всякие, у кого проблемы с двигателями, кто в форме, кто — нет… ну, ты понимаешь.

— И что, много удалось выиграть? — усмехнулся Мартинес.

— М-м… — Пэ-Джи мрачно скривился. — Вообще-то не очень.

Беседа плавно перешла на финансы, потом лайонка, тяжело переваливаясь, принесла заказанные блюда. Здесь это называлось «завтрак», хотя на флоте в это время давно уже обедали. Роскошный паштет отдавал ароматом изысканных трав — Мартинес, как ни силился, не смог угадать, каких именно. Официантка удалилась, оставляя в воздухе летящий пух.

Пэ-Джи склонился над супом, потом вдруг, просияв, поднял голову.

— Я хотел сказать, что считаю тебя выдающимся человеком.

Мартинес слегка опешил.

— Очень мило с твоей стороны, — вежливо улыбнулся он, намазывая бутерброд.

— Ты творил на войне настоящие чудеса, с самого первого дня.

Похвала из уст идиота — все-таки похвала. Мартинес невольно выпрямил спину, услышав столь лестные слова.

— Спасибо, — кивнул он, бросая в рот кусочек хлеба и с наслаждением ощущая, как нежный паштет тает во рту.

Пэ-Джи печально вздохнул.

— Ах, как бы мне хотелось тоже внести свой вклад! Я хочу сказать — в борьбу с наксидами. — Он серьезно нахмурил брови. — Как ты думаешь, что я смог бы делать?

— В академию тебя не примут по возрасту, так что флот исключается, — пожал плечами Мартинес.

В душе он надеялся, что так и есть — одна мысль об этом олухе в боевой рубке внушала ужас. А ведь эти кретины и в самом деле могли бы дать ему звание!

— Да нет, понятно, что в строй я не гожусь. — Пэ-Джи махнул рукой. — Гражданская служба… она слишком далека от войны… а вот, к примеру, работать с информацией…

— С чем? — поднял брови Мартинес.

С информацией, — повторил Пэ-Джи. Он тщательно промокнул усики салфеткой. — Ты же знаешь, легион справедливости постоянно призывает нас сообщать о предателях и подрывных элементах. Вот я и подумал — а что, если вступить в какую-нибудь антиправительственную группу и собирать о ней информацию?

Ну и ну… Лорд Пьер Дж. Нгени, секретный агент. Мартинес чуть не прыснул со смеху.

— Ты с кем-нибудь советовался? — спросил он, вымазывая хлебом тарелку.

— Нет, я сам придумал.

— Похоже. Такое только тебе могло прийти в голову.

Молодой человек расплылся в улыбке.

— Спасибо, Гарет! — Он вдруг снова нахмурился. — Только есть одна проблема. Я пока не знаю ни одного предателя, тем более что все они наксиды, а раз я не наксид, то ни в какую группу меня не примут, так ведь? Как же быть?

Мартинес молча жевал, не зная, что сказать. Пэ-Джи продолжал:

— Ты, случайно, не знаешь какие-нибудь подрывные организации, куда я мог бы вступить?

Кроме семейки Мартинесов, никаких…

— Боюсь, что нет.

— Очень жаль, — тяжело вздохнул Пэ-Джи. — Так или иначе, мне обязательно хочется как-то поучаствовать в войне.

А в самом деле, подумал Мартинес, что вообще должны делать гражданские, когда мы воюем? В ответ на его вопрос собеседник почесал затылок.

— Ну… нас призывают защищать Праксис, бороться с мятежными настроениями, — начал он перечислять. — Я вот точно борюсь. И защищаю.

— Весьма похвально, — кивнул Мартинес, выбирая лайонский пух из салата.

— А ещё мы должны всячески содействовать военному производству и беречь стратегические ресурсы… но сам я, к сожалению, никак не связан ни с производством, ни с ресурсами, так что…

Мартинес хотел было предложить Пэ-Джи купить какие-нибудь ресурсы, а потом беречь их, но собеседник едва ли оценил бы юмор.

— Я хочу делать что-то большее, — объяснил он. — Мы переживаем критические времена, необходимо действие!

— Тогда можешь, к примеру, устроить благотворительное шоу, а выручку перечислить в пользу флота или ещё куда-нибудь.

Пэ-Джи с сомнением пожевал губами.

— Боюсь, при теперешних моих финансах…

Кто бы сомневался. Мартинес вздохнул.

— Ну, тогда устрой распродажу. Твои друзья, наверное, с удовольствием освободятся от вышедшего из моды барахла.

— Да разве это настоящее дело? — Пэ-Джи махнул рукой. — Нет, получается, что я совершенно бесполезен. Кругом война, а какой от меня толк? Обидно, черт возьми! — В его глазах светилось искреннее отчаяние. — Понимаешь, я ведь хочу доказать, что достоин Семпронии. Она твоя сестра, и от этого все ещё хуже. Когда девушка каждый день ходит рядом с настоящим героем, она невольно сравнивает…

Мартинес был поражен. «Достоин Семпронии»? Неужели этот остолоп по-настоящему влюбился? В девушку, которая в настоящий момент ходит, так сказать, рядом с совсем другим «героем».

— Знаешь что, — подумав, посоветовал он, — поговори-ка ты на эту тему с лордом Пьером.

— А какой смысл? — горько вздохнул Пэ-Джи. — Да нет, видно, угостить завтраком героя войны — это все, на что я способен.

— Уже совсем неплохо, — улыбнулся Мартинес.

Душевные переживания собеседника не слишком его волновали. Гораздо серьезнее было то, что Семпрония с ее легкомыслием вполне могла проколоться. Если семейство Нгени узнает про шашни невесты с лейтенантом Шанкарашарьей, жди беды.

— Извини, что надоедаю тебе своим нытьем, — продолжал тем временем Пэ-Джи, — просто я думал, ты что-нибудь посоветуешь… Слушай, — глаза его загорелись, — а может, ты возьмешь меня на свой новый корабль, ну… добровольцем там или как-нибудь?

Мартинес внутренне сжался.

— Боюсь, это невозможно, — с фальшивой печалью в голосе ответил он. — Сначала тебе придется окончить военную академию.

— Ах, да… — Пэ-Джи повесил голову.

Возвращаясь домой, Мартинес заметил лавчонку, торгующую антиквариатом. Поколебавшись, вошел и, высмотрев фарфоровую вазу покрасивее, розовую, полупрозрачную и расписанную хризантемами, принялся ее тщательно простукивать. Звон оказался приятным, он расплатился и послал вазу на квартиру Сулы с запиской «Это для цветов». Потом купил у цветочницы огромный букет гладиолусов, послал по тому же адресу, написав: «Это для вазы».

Следующий час Мартинес провел, извиваясь под мощными умелыми лапами массажиста-торминела. Во дворец он вернулся в полном изнеможении и с воспаленной кожей, едва добравшись до постели, но мышцы, задубевшие за два месяца жестоких перегрузок, наконец обрели эластичность.

Разбудило его треньканье коммуникатора. Ещё не разлепив веки, Мартинес скомандовал:

— Только звук! Ответить.

— А где картинка? — ответил голос Сулы. — Включи, я хочу показать тебе твои цветы!

— Лучше не смотри, испугаешься, — проворчал он, протирая глаза, и повернул к себе дисплей коммуникатора, стоявший на тумбочке. — Ладно, так и быть, сейчас… Звук и картинку!

Экран взорвался живописной мозаикой цветов — красных, оранжевых, желтых. Рядом сияло улыбкой лицо Сулы, которая весело рассмеялась, увидев заспанного Мартинеса в нижнем белье и со спутанными волосами.

— И этим ты хотел меня напугать? — скептически заметила она.

Он снова принялся тереть глаза.

— Думаю, уже напугал.

— По крайней мере буду знать, на что похожа твоя кровать.

— Давай, любуйся… а я буду любоваться тобой, — вздохнул он.

Даже на маленьком домашнем экране было видно, как вспыхнули ее щеки и лоб.

— Я вижу, ты ещё живешь по корабельному времени…

— Вроде того, — согласился он.

Продолжительность суток на флоте, введенная по приказу шаа, составляла двадцать девять часов, в отличие от 25,43 стандартных часа на Заншаа. Если и существовала в какой-нибудь галактике планета, оборачивавшаяся вокруг своей оси за двадцать девять, ее ещё предстояло открыть.

Сула кивнула на вазу.

— Откуда ты знаешь, что мне нравится такой фарфор?

— Просто угадал, — пожал плечами Мартинес. — Наверное, у меня врожденный вкус. Увидел в лавке и почувствовал, что она должна быть твоей.

— Если ещё раз почувствуешь что-нибудь подобное, не сомневайся. Это лучшее, что делалось когда-либо на Заншаа.

Она медленно провела кончиками пальцев по изящным выпуклостям вазы, и Мартинес невольно вздрогнул, ощутив чувственность этого прикосновения.

— Завтра церемония — меня будут награждать, — сказал он. — В девять ноль одну по столичному времени, в штабе флота. Ты придешь?

Сула отвлеклась от вазы.

— Да, конечно… если меня пустят.

— Я включу тебя в список гостей, — заверил Мартинес. — Найдешь меня в актовом зале.

— Там красиво, — улыбнулась она, — тебе понравится.

— Потом у нас здесь будет вечеринка, приходи.

— Твои сёстры уже любезно пригласили меня, хоть и не сказали, в честь чего прием. — Сула взглянула на него, задумчиво прикусив нижнюю губу. — Ты не подумай только, что я хочу слишком многого, но…

— Тебе нужна вторая такая ваза?

Она рассмеялась.

— Вообще-то да… На самом деле я хотела узнать, свободен ли ты сегодня вечером.

— К сожалению, нет. — Мартинес пожал плечами. — К тому же… — Он честно взглянул в ее зеленые глаза. — Я ещё не в лучшей форме.

Сула секунду смотрела на него, потом отвернулась.

— А завтра? — тихо спросила она.

— Завтра будешь судить сама.

В этот момент массивная дверь красного дерева со стуком распахнулась, и в спальню ворвалась Семпрония с воплем: «Что ты с ним сделал?!»

Мартинес в изумлении обернулся, чуть не упав с кровати.

— Что? — вытаращил он глаза. — С кем?

Лицо сестры пылало, в глазах горела неприкрытая ненависть.

— Никогда тебе этого не прощу! Никогда!

— Извини, — послышался из коммуникатора тихий голос Сулы, — я вижу, ты занят…

Мартинес повернулся к экрану, потом снова к Семпронии, и как раз вовремя, чтобы уклониться от Золотого шара, едва не раскроившего ему череп.

— Увидимся, — успел бросить он Суле с извиняющимся видом, услышав в ответ ее: «Конец связи».

На дисплее мелькнула оранжевая заставка, и экран потемнел. Капитан уже стоял на ногах, отражая по очереди щетку для волос, бритву и прочие предметы, которые сестра хватала без разбора с комода.

— Да объяснишь ты наконец, что происходит? — заорал он, поймав в воздухе флакон одеколона и бросив на кровать.

Семпронию это не слишком образумило, но обстреливать его она перестала.

— Что ты сделал с Никкулом, мерзавец?

Теперь Мартинес мог точно ответить на вопрос. В характеристике на лейтенанта Шанкарашарью он написал, в частности:

«Обладает высоким интеллектом в сочетании с творческой фантазией. Проявил способность решать сложные технические проблемы. Незаменим при выполнении заданий, требующих высокой технической квалификации, абстрактного мышления и научного подхода…»

И далее:

«Участвовал в сражении при Хон-баре в качестве офицера-связиста, однако исполнение им своих обязанностей не позволяет рекомендовать этого офицера на должности, связанные с ответственностью за жизнь и безопасность других военнослужащих».

В ходе боя Шанкарашарья дважды впадал в панику: первый раз при виде врага, и второй, когда заградительный ракетный залп выплеснул в пространство огненное море плазмы. Третьего шанса Мартинес ему не дал, хотя не исключено, что молодой лейтенант сумел бы преодолеть шок и проявить себя с лучшей стороны. Тем не менее капитан предпочел не рисковать.

В первые дни после битвы он не раз задавал себе тот же вопрос, что и в отношении Камаруллы: «Хотел бы я участвовать в бою, где моя жизнь зависела бы от лейтенанта Шанкарашарьи?» Ответ неизменно оказывался неутешительным.

Теперь, с такой характеристикой в личном деле, лейтенанту предстояло до конца войны прослужить начальником какой-нибудь базы снабжения или информационного центра. Карьера его была убита.

— Что случилось, Прони? — снова крикнул Мартинес. — Объясни, наконец!

Сестра гневно погрозила ему кулаком.

— У Никкула уже было все договорено! Сам лорд Пеццини обещал ему место на новом крейсере, который строится на Харзапиде. Через две недели нужно было вылетать туда… А сегодня капитан вдруг вызвал его и объявил, что услуги его больше не понадобятся и место отдано другому. — Она мстительно прищурилась. — Никкул сказал, что капитан, наверное, прочел твою характеристику. Что такого ты там написал?!

— А что говорит сам Никкул? — холодно осведомился Мартинес.

— Ничего, — прошипела Семпрония, — кроме того, что ты поступил правильно. — Губы девушки дрожали, в глазах стояли слезы. — Ему было стыдно, он отвернулся… по-моему, даже заплакал… — Гнев снова вспыхнул, она сжала кулаки. — Ты был его героем! Он использовал все связи, чтобы попасть к тебе на корабль… — Слезы потекли по щекам, крик перешел в рыдания. — Ты… ты обещал присмотреть за ним… обещал!

— Ему не следовало использовать связи, — вздохнул Мартинес. — Не надо было никого просить, чтобы обойти более опытных офицеров. Никкул слишком молод, он ещё не готов.

— Ты обещал помочь! — всхлипнула она. — Ты должен был… а сам…

Семпрония шагнула к брату, замахнувшись кулаком, но не удержалась на ногах и опустилась на кровать, сотрясаясь от рыданий.

— Прони… — Мартинес тронул сестру за плечо, но она злобно стряхнула его руку.

— Уйди! Ненавижу тебя!

— Это моя комната, — возразил он шутливо, — куда же я уйду?

— Заткнись!

Наступившее молчание нарушалось лишь всхлипываньем. Подумав, Мартинес принял решение не затыкаться.

— Шанкарашарья — хороший человек, — сказал он, стараясь говорить помягче, — но он не годится в офицеры флота. Пусть выберет любой другой жизненный путь. Тут только ты можешь ему помочь, не я.

Семпрония с ненавистью обернулась к нему, потом, вскочив, бросилась вон. На пороге она обернулась снова, выплюнув:

— Мерзавец! Никакой от тебя пользы!

Тяжелая дверь с силой захлопнулась. По ушам ударила мертвая тишина.

Мартинес некоторое время стоял, прислушиваясь, потом со вздохом посмотрел на кровать. Заснуть, видно, уже не удастся. Он натянул рубашку с брюками, пиджак и туфли, вычищенные Алиханом до зеркального блеска. С военной точностью разложил по местам разбросанные вещи, вышел и направился к лестнице.

В гостиной и парадном зале оказалось пусто. Очевидно, все домашние собрались у кого-нибудь в комнате, обсуждая выходку Семпронии. Мартинес плеснул в стакан ларедского виски и продолжил поиски, прихлебывая напиток.

Брат оказался в холле у дверей кабинета. Он, пыхтя, волочил в кладовую какую-то мебель — что-то среднее между креслом и кушеткой. На первый взгляд сиденье казалось двухместным, однако, присмотревшись, Мартинес понял, что четвероногое тело размером с большую собаку разместилось бы на нем удобнее всего.

— К тебе приходили наксиды? — удивленно спросил он.

Роланд обернулся.

— Да. Помоги, а?

Гарет поставил стакан на истертый паркетный пол и взялся за кресло с другой стороны. Оставив его в кладовой, забитой всевозможными диванчиками, кушетками и табуретами, приспособленными для анатомии множества рас, осененных светом Праксиса, братья перетащили назад в кабинет временно удаленную терранскую мебель.

— Не хочу поручать слугам, — объяснил Роланд, утирая пот со лба, — зачем нам лишние сплетни.

Его брат, снова держа в руке стакан, бросил взгляд на неприметную дверь в стене, выходившую в переулок. Очевидно, ею и пользовались для тайных визитов подозрительные гости.

— А зачем ты вообще с ними встречаешься?

Роланд снисходительно усмехнулся.

— Не бойся, я ничего не замышляю против общественного порядка и империи. Ко мне приходили в высшей степени респектабельные наксиды, которые даже не знали ничего о планах заговорщиков и удивились не меньше нашего.

Младший Мартинес задумчиво отхлебнул виски.

— Тебе не кажется, что в таком случае они ещё меньше достойны доверия? — хмыкнул он.

— Я им и не доверяю, — возразил брат, — просто помогаю делать бизнес. — Посмотрев на стакан брата, он отпер ключом стеклянный шкафчик и налил себе тоже. — Тебе добавить?

— Да, спасибо.

Пузатый графинчик звякнул о край стакана. Роланд продолжал:

— От наксидов после мятежа все отвернулись, в результате многие их клиенты серьезно страдают в финансовом отношении. Все денежные потоки, направленные на военное строительство и поставки для флота, идут мимо наксидов.

— Вот и хорошо, — с улыбкой кивнул Гарет, наслаждаясь благородным торфяным привкусом напитка.

Роланд вернул графинчик на место и снова запер шкаф.

— Многим наксидам, таким как мои гости, лорд Уммир и леди депутат Хаа, предстоит жить под постоянным подозрением до конца войны. Они понимают, что это неизбежно, и достаточно обеспечены, чтобы пережить трудные времена. Однако в таких условиях им трудно выполнять обязательства, данные постоянным клиентам, и притом, заметь, не все эти клиенты — наксиды.

Гарет медленно кивнул.

— Теперь понимаю.

Роланд улыбнулся.

— Мы даем клиентам наксидов все, что им нужно и что они получили бы без нас, будь у их покровителей все в порядке с расовой принадлежностью.

— А взамен?

— Наша прибыль, конечно, хотя в основном лишь после войны. Ну и благодарность наксидов, разумеется.

Младший брат презрительно сплюнул.

— Их благодарность нам нужна как…

Роланд укоризненно покачал головой.

— Подумай сам. Если мы выиграем войну, лояльные наксиды снова получат свою долю власти, и это будет нам на пользу… А если… — Он подошел ближе и понизил голос: — Если проиграем, их благодарность поможет тебе сохранить голову… да и нам всем.

Не найдя, что ответить, Мартинес вздохнул и двинулся вслед за старшим братом в зал, где Випсания уже начинала разливать коктейли.

Главным гостем в тот вечер был лорд Пьер Нгени, представлявший в отсутствие отца интересы своего клана в столице. Ещё не старый, с большой круглой головой и тяжелой нижней челюстью, он выглядел очень внушительно в бордовом мундире лорда-депутата и разговаривал обычно деловым резковатым тоном.

— Я поговорил кое с кем по поводу вашего назначения, — сказал он, отведя в сторону младшего Мартинеса, — так что почва уже подготовлена. Объявление о награде даст необходимый толчок. А если возникнет необходимость, — он поморщился, — можно будет поднять вопрос и в парламенте. Если правление флота отказывается дать боевое назначение самому отличившемуся из капитанов, это может и должно обсуждаться на высшем уровне.

«Хотя ты сам предпочел бы не высовываться», — усмехнулся про себя Мартинес.

— Можно надеяться, что поднимать вопрос не придется, — присоединился к беседе Роланд. — Один из членов правления всецело на нашей стороне. Завтрашняя церемония придаст его аргументам дополнительный вес.

Больше к этой теме не возвращались, у лордов и без того было что обсудить — договоры, поставки, сроки выполнения контрактов. Випсания и Вальпурга, к удивлению Гарета, участвовали в беседе на равных и продемонстрировали отличное владение всеми деталями. Интересно, знает ли Нгени о визите лорда Уммира и леди Хаа? Если да, мрачно подумал Мартинес, то едва ли он возмущен, скорее рад и, во всяком случае, не забудет потребовать свою долю прибыли. Бизнес есть бизнес.

Глава 6

Когда Сула наконец пробралась сквозь толпу, чтобы присоединиться к общим поздравлениям, Мартинес раскрыл рот от удивления.

— Ни разу не видел тебя в гражданском, — сказал он и, взяв ее за руку, подвел к столу с угощениями.

Она улыбнулась, счастливо, хоть и немного нервно.

— Хотела сделать тебе сюрприз.

И в самом деле, она все последние годы носила только военную форму — просто не могла себе позволить что-нибудь купить. Состязаться с женщинами из сословия пэров, с детства приученными к роскоши, знавшими все, что можно знать о моде, и менявшими наряды чуть не каждый день, было немыслимо, имея на руках лишь скудное жалованье, да и, честно говоря, страшно. Любая ошибка могла привлечь ненужное внимание, а офицерская форма по крайней мере принималась всеми с уважением.

Не то чтобы мир духов и нарядов был Суле в новинку. Когда-то давно, в незапамятные времена, бывший любовник, начинающий «король» преступного мира, одевал ее — тогда ещё не Сулу — как куколку, во все самое модное и дорогое. Шкафы ломились от платьев и кружевного белья, и она раздаривала свое добро направо и налево, чтобы освободить место для новых вещей. Отправившись в академию флота, она бросила все на Спаннане и с тех пор ничего, кроме формы, не носила.

Так или иначе, самые роскошные магазины на родной планете показались бы жалкими, убогими лавчонками здесь, в столице империи, да и стиль был совсем другой.

Для торжественной вечеринки во дворце Шелли Сула купила довольно скромное черное платье, подходившее к любому случаю. Во всяком случае, она очень сильно на это надеялась, поскольку, приобретя ещё туфли и жакет, обнаружила, что ее состояние заметно уменьшилось. Таким образом, платью явно предстояло служить ещё много лет. Разумеется, оно никак не могло соперничать с мелькавшим вокруг разноцветьем парчи, кружев и оборок. В моду вошла пышность — возможно, в пику тяготам военного времени. Даже торминелы, густой мех которых не позволял слишком одеваться во избежание теплового удара, вовсю щеголяли в коротеньких накидках и шортах, усыпанных самоцветами. Сула на этом фоне должна была выглядеть серой мышкой, однако, к своему удивлению, успела получить немало комплиментов от совсем незнакомых людей.

Но самым главным комплиментом для нее было выражение лица Мартинеса.

— Эти бусы тоже фарфоровые? — спросил он, лаская взглядом шею девушки.

— Нет, дутое стекло, — ответила она, задрав голову, чтобы дать рассмотреть получше.

Изящно подобранные по цвету радужные бусы были настоящим произведением искусства, да и обошлись совсем не дорого по сравнению с остальным.

— Очень красиво… — Гарет втянул носом воздух. — А «Сумерки Сандамы» тоже входят в комплект?

— Конечно.

Мартинес счастливо улыбнулся.

— Я так рад, что вы смогли почтить нас своим присутствием, леди Сула, — галантно поклонился он.

Она ответила официальным поклоном, чувствуя растущее напряжение. Сердце трепетало в груди, как птичка в клетке.

— Мне очень приятно.

На время вечеринки все раздвижные перегородки открыли, превратив парадный зал, гостиную и столовую в единое пространство. Тем не менее свободное место было найти трудно. Мартинес наполнил тарелку Сулы, но она нервничала, поэтому не хотела есть и лишь откусила раз-другой от изысканного пирожного в форме бабочки.

Успокойся, а то все испортишь, повторяла она себе. Помни, что он на самом деле любит тебя. Это второй шанс, и последний — другого уже не будет.

Мартинес налил ей в бокал минеральной воды.

— У меня ее целый запас, специально для тебя.

— Ты ни о чем не забываешь, — улыбнулась Сула.

— Ага, — самодовольно кивнул он.

Сам Мартинес красовался в темно-зеленой парадной форме капитана, на груди его сиял орден Золотого шара — яркий солнечный диск на черной с золотом ленте. Рядом блестели ещё две награды: «За особые заслуги» первого класса — за участие в операции по спасению Блитшартса — и медаль Созвездия с бриллиантами за Хон-бар. Последнюю лорд Чен приколол к его мундиру только этим утром. Лорд Торк и другие члены правления на церемонии не присутствовали, занятые более важными делами, связанными с судьбой их коллеги леди Сан-Торас, арестованной накануне по обвинению в содействии заговорщикам Хон-бара. Ее приговорили к смерти и должны были казнить в тот самый момент, когда Мартинес получал медаль, — перебить ее хрупкие птичьи конечности стальными прутьями, потом четвертовать специальным гидравлическим приспособлением и ещё живую сбросить со скалы акрополя недалеко от гранитного купола Великого прибежища шаа, так же как наксидских депутатов в день мятежа — с террасы парламента.

«Умрут в муках», — вспомнились Суле зловещие слова лорда-инспектора. Иван Снегов не забывал своих обещаний.

Самих заговорщиков ждало падение с ещё большей высоты: их затолкали в скафандры и выбросили в космос с планетарного кольца Хон-бара. Запас кислорода был рассчитан точно — предателям предстояло сгореть заживо в атмосфере ещё прежде, чем они начнут задыхаться. Видеозапись казни должна была через три дня достичь столицы, где ее покажут в программах новостей, а также по специальному каналу, отведенному для публичных казней.

Какая изобретательность, думала Сула, стоя на галерее рядом с членами семьи Мартинесов и аплодируя. Жаль только, что они ее не проявляют в методах ведения войны.

Получили награды также Далкейт, которую повысили в звании до капитан-лейтенанта, и другие офицеры «Короны», и капитаны остальных кораблей — за исключением Камаруллы, на церемонии не присутствовавшего. Удивление вызвало и отсутствие леди Семпронии Мартинес. Дофаг, официальный победитель при Хон-баре, находившийся на расстоянии пяти световых часов от Заншаа, получил, помимо медали, повышение сразу на два ранга — до старшего командующего эскадрой. Широко освещавшиеся новости о победе, награждении героев и унижении недостойных призваны были поднять дух подданных империи и вести их к новым победам.

Сула осторожно провела пальцами по бриллиантам на груди Мартинеса.

— Тебе идет.

— Правда? — Он самодовольно улыбнулся, сжал ее руку и сразу нахмурился. — Тебехолодно?

— Нет… просто волнуюсь.

Мартинес огляделся и двинулся сквозь толпу, ведя за собой девушку.

— Пошли, найдем место, где потише… если только там ты не будешь нервничать ещё больше.

— Мне все равно… как хочешь, — послушно кивнула она.

Он уверенно двигался вперед с суровым видом победителя, гости молча расступались. Сула внезапно поняла, каким он был на «Короне» — резким, требовательным, строгим. Миновав зал, гостиную и холл, Мартинес остановился в небольшой пышно обставленной комнате.

— Это кабинет Роланда, — объяснил он, присаживаясь на край письменного стола, инкрустированного золотом, предварительно смахнув с него пыль. Взял из рук девушки бокал с водой и поставил рядом, потом притянул ее к себе. Она вздрогнула, ощутив на обнаженных плечах горячие мужские руки. — Как думаешь, ты перестанешь волноваться, если я тебя поцелую?

— Во всяком случае, это не повредит, — покраснела она.

Его губы были мягкими, но настойчивыми, и то и другое было приятно. Потом он отстранился и заглянул ей в глаза.

— Я, кажется, начинаю понимать, что такого особенного в сумерках Сандамы.

Сула нервно рассмеялась. В его темно-карих глазах светилось желание, но не было того нахальства, которое ей так не нравилось в мужчинах. Как это ему удается?

Мартинес продолжал:

— Ты здесь сегодня прекрасней всех, и я чувствую себя самым счастливым человеком в империи.

Щеки Сулы вспыхнули ещё сильнее.

— Я никогда не знаю, что говорить в такие минуты, — призналась она, глядя на свои туфли.

А ты попробуй похвалить меня, — улыбнулся он, — но если очень уж противно врать, просто скажи спасибо и продолжай краснеть — это так чудесно!

— Спасибо, — прошептала она.

Поцелуи продолжились, все более горячие и настойчивые. Сула чувствовала, что вся горит. Она начала отвечать, притянув его к себе и запустив пальцы глубоко в волнистые темные волосы. Губы Мартинеса скользнули ниже, к плечам и шее, по телу девушки прошла дрожь.

— Здесь есть боковая дверь на улицу, — проговорил он сдавленно. — Давай убежим от них. Ты так и не показала мне ту знаменитую кровать…

— Как можно, ведь прием в твою честь.

— Это моя вечеринка, что хочу, то и делаю! — рассмеялся Мартинес, снова принимаясь ее целовать, но Сула решительно отодвинулась.

— Нет, нельзя оскорблять гостей!

— Но они вовсе не мои гости, а Роланда! — горячо возразил Мартинес. — И ещё Вальпурги и Випсании. Я их почти никого не знаю.

— Все-таки побудь с ними час-другой, хотя бы из вежливости, а потом… — Она крепко сжала в руке медали и притянула его к себе. — Потом я хочу все сто процентов твоего внимания на остаток вечера!

— Ты его получишь, — серьезно кивнул он. — Теперь я в полном порядке, могу тебя заверить.

— Тогда через час, — «Если я выдержу тут ещё час», — я поблагодарю хозяев за гостеприимство и откланяюсь. Ещё через час буду тебя ждать у себя.

— А если я там окажусь раньше тебя? — подмигнул он.

— Нет! — Она шутливо погрозила пальцем. — На сей раз — никаких отклонений от тактического плана.

— А если… — Нарукавный дисплей Мартинеса внезапно зазвенел. — Черт побери!

Сула отступила в сторону, чтобы не попасть в поле обзора камеры. Из динамика раздался голос Роланда:

— Ты где? Я собираюсь сделать важное объявление!

— Сейчас буду, — горестно вздохнул Мартинес.

Сула, расхохотавшись, придвинулась и поцеловала его в губы, жадно и требовательно, но тут же отскочила, избегая его рук, и стала приводить в порядок платье, чтобы вернуться к гостям. Мартинес, продолжая вздыхать, вынул платок и стал вытирать с лица помаду.

— Ну что ж, по крайней мере помог тебе успокоиться, — философски рассудил он. — Вижу, ты уже в порядке.

«Пока».

— Спасибо, очень любезно с твоей стороны, — снова рассмеялась она. — Чувствуется опыт.

Мартинес нахмурился, потом тоже засмеялся. Забрав свой бокал, Сула вернулась вслед за ним к гостям. Но тут в расступившейся толпе мелькнуло знакомое лицо, и вновь обретенная уверенность в себе рассыпалась, как опилки из разорванной тряпичной куклы.

Она не знала имени женщины, но хорошо запомнила лоснящиеся черные волосы и пышную фигуру, похожую на песочные часы. Незнакомка блестяще разрешила проблему, как выглядеть достойно в обществе высших пэров, не надев практически ничего. Радужный переливающийся шелк скорее обнажал ее, чем прикрывал. Смуглая, ростом выше Сулы, она радостно сверкала белозубой улыбкой. Именно ее Сула видела в театре с Мартинесом после их внезапного разрыва и не могла забыть той вспышки жгучей ревности, которую тогда ощутила. Мартинес был известен своим успехом у женщин, и с этой ему вряд ли повезло меньше, чем с другими.

Заметив женщину, он шагнул навстречу с любезной официальной улыбкой.

— Мичман Аманда Таен, позвольте представить вам леди лейтенанта Сулу.

— О! — подняла брови Аманда. — Я видела вас по телевизору, вы настоящая знаменитость!

Сула нервно повела плечами. Казалось, от пышной брюнетки исходил мощный поток феромонов — волна за волной, словно прилив на океанском пляже. Ей стало не по себе.

— Вы где остановились? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

— На кольце, — беспечно махнула рукой Аманда. — Пилотирую ремонтный катер, налаживаю спутники…

— Так, значит, тебя повысили? — заметил Мартинес.

— Я теперь мичман первого класса, — похвасталась она.

— Мои поздравления, — едва выдавила Сула, чувствуя комок в горле.

— Что вы, это я должна вас поздравлять! — радостно зачастила Аманда. — Вас обоих! Я ничего не сделала, только сдала экзамен, а вы… вы герои! Просто потрясающе!

Раздался удар гонга, избавив Сулу от необходимости продолжать разговор с этим живым воплощением мужских сексуальных фантазий. Все повернулись к Роланду, стоявшему с колотушкой в руке. Он ударил в старинный гонг ещё раз, явно наслаждаясь эффектом, затем повесил на место колотушку и с улыбкой обратился к притихшим гостям:

— Мы все сегодня собрались здесь, чтобы выразить восхищение подвигами моего брата Гарета, — кивок в сторону героя, — ставшего грозой наксидских мятежников. Однако я хотел бы на время отвлечь ваше внимание, чтобы объявить о событии, чрезвычайно важном для нашей семьи… — Сделав паузу, он указал на Випсанию, стоявшую рядом с улыбающимся мужчиной в депутатском мундире. — А именно о предстоящем бракосочетании моей сестры леди Випсании с лордом-депутатом Еситоси!

Жених, широкоплечий щеголь с прилизанными волосами и театрально седыми висками, улыбнулся и актерским жестом взял невесту за руку. Гости дружно зааплодировали.

Сула взглянула на удивленное лицо Мартинеса.

— Ты что, не в курсе? — спросила она чуть слышно.

— Я впервые слышу это имя.

Она сама знала лишь капитана Саймона Еситоси, который погиб при Магарии, командуя «Откровением Праксиса», одним из больших линкоров.

Мартинес вместе со всеми поднял бокал, приветствуя обрученных. Сула последовала его примеру и с улыбкой отхлебнула минералки. Последовали многочисленные тосты, вокруг молодых стала собираться толпа.

Когда общий ажиотаж немного прошел, Сула разглядела Мартинеса на другом конце зала. Рядом с ним маячила великолепная фигура Аманды Таен. Они мило беседовали, обнаруживая явные признаки дружеского расположения.

Рядом с Сулой стоял, облокотившись о бронзовую статую девы-воительницы, Пэ-Джи Нгени, который, судя по всему, был не в настроении.

— Где Семпрония? — окликнула его Сула. — Ее что-то не видно.

Пэ-Джи мрачно покрутил свой бокал, звякнув кусочком льда.

— Она плохо себя чувствует и последние два дня не выходит. Мне даже не позволили навестить ее.

— Наверное, что-то серьезное?

— Пожалуй. — Пэ-Джи отхлебнул из бокала. Лицо его отражало почти то же самое, что творилось в душе Сулы. — Должен признаться, что наша помолвка не слишком оправдывает мои ожидания. Я рассчитывал, что мы будем часто видеться, ходить в клубы, ездить за город, а вместо этого почти ее не вижу, а когда вижу, кругом столько народу, что поговорить толком невозможно.

Сула бросила взгляд через зал. Аманда вовсю хохотала, повиснув на руке Мартинеса.

— Я вас хорошо понимаю, — кивнула она.

«Сама виновата! Зачем было возвращаться? Упустила момент, дура».

Пэ-Джи мрачно посмотрел на нее.

— По вам не скажешь… Прошу прощения, конечно.

— Спасибо. — Сула поискала глазами буфет и бар. — Как вы смотрите на то, чтобы напиться сегодня?

— Отличная идея! — оживился Пэ-Джи. — К тому же вам есть что отмечать. Имеете полное право! — Стало ясно, что он уже совершенно пьян и удерживается на ногах лишь с помощью бронзовой воительницы. — Вы заслужили право делать все, что хотите! Что угодно… в отличие от меня. Что я сделал? Ни-че-го! Ни одного наксида не убил… даже шпионом не смог стать… даже с этой, как ее… благотворительностью…

Чтобы с ним беседовать, придется и в самом деле напиться, подумала Сула.

Ничего, не расстраивайтесь, ещё не поздно, — ободрила она молодого человека.

— Вы правы! Вы совершенно правы! — лихорадочно забормотал Пэ-Джи. — Я так хочу быть полезным… а сам только угощаю завтраками…

Слушая бесконечный пьяный монолог, пересыпанный комплиментами в свой адрес, Сула наблюдала, как Мартинес угощает Аманду, представляет ее другим гостям, смеется ее шуткам. Наконец, собрав остатки гордости, она подошла к Роланду и сестрам и поблагодарила их за теплый прием. Затем настала очередь младшего брата. Аманда, прощаясь, приветливо щебетала:

— Как я рада, что вас встретила! Надеюсь, мы ещё увидимся.

Он не придет, думала Сула, заворачивая в переулок. Зачем ему неврастеничка, раздражительная и неуверенная, когда рядом Аманда Таен, такая веселая, такая доступная, такая…

Тем не менее, едва переступив порог квартиры, она зажгла две заранее приготовленные свечи и принялась приводить в порядок косметику, испытывая ощущение, будто выполняет какой-то непонятный бесполезный ритуал. Нервы гудели, как натянутые струны.

«Он не придет».

На коммуникаторе вспыхнула заставка и прозвенел сигнал. Портье-даймонг сообщил, что с визитом явился капитан лорд Мартинес.

Через мгновение он уже стоял в дверях. Воротник мундира был расстегнут, ленточка ордена Золотого шара небрежно торчала из нагрудного кармана.

Сула никак не могла найти нужных слов.

— Ты что-то быстро, — начала она для пробы.

— Я подождал целых три минуты, — возразил он, шагнув через порог, — причем ценой невероятных усилий.

Вынув из-за спины, он протянул ей то, что до сих пор прятал, — вазу с цветами, точную копию той, что прислал накануне, только на этот раз с нарциссами.

— Ты хотела ещё одну, и мне ее только что прислали… а цветы пришлось украсть с вечеринки.

Сула шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к плечу, вдыхая всей грудью его запах.

— Три минуты — это так долго… — вздохнула она. — Я уже представляла тебя с этой Таен.

Мартинес ласково провел рукой по ее волосам.

— Аманда — отличная девчонка, но когда я говорил с ней, то все равно видел только тебя. Я всегда вижу только тебя… и думаю только о тебе.

Сула ответила счастливым смехом. Он поцеловал ее в затылок, щекоча нежные волоски. Она вздрогнула и прижалась ещё крепче. Мартинес произнес еле слышным шепотом, приблизив губы к ее уху:

— Пойдем в спальню, ковер в прихожей меня отвлекает.

— Ты ещё кровати не видел, — хихикнула она и потянула его за собой.

Оглядевшись в полутьме гостиной, Мартинес приткнул куда-то вазу и жадно обхватил плечи любимой. Она принялась расстегивать дальше его мундир, потом лизнула шею… Ощущая всем телом горячие жадные поцелуи, Сула невольно вспомнила последний раз, когда была с мужчиной. Оглушающая пощечина, кулак Хромуши, впечатавшийся в живот, яростная возня на грязной измятой постели. Деньги, грубо сунутые в руку.

— Что с тобой? — спросил Мартинес, чувствуя, как она вдруг напряглась.

— Ничего… Так, вспомнилось кое-что.

— Мы не будем спешить, — сказал он, ласково гладя ее по плечу. — Не хочу, чтобы ты снова убежала.

Сула взяла его руку и поцеловала.

— Ты и так слишком терпеливый — это я во всем виновата.

— Я… — запротестовал было Мартинес, но она с улыбкой приложила палец к его губам, потом потянула дальше, в спальню.

Глазам предстала темная громада кровати в стиле Севиньи — тяжелые стойки черного дерева и примитивные резные фигурки похотливо резвящихся дикарей. Уродливо гипертрофированные груди, торчащие фаллосы.

— Квартира сдавалась вместе с мебелью, — смущенно объяснила Сула.

— Черт побери, — рассмеялся Мартинес, — они так и будут таращиться на нас всю ночь?

— А ты закрой глаза, — улыбнулась она.

— Тогда я не увижу тебя.

От его взгляда Сулу бросило в жар, но спешить ей не хотелось. Методично стаскивая с него мундир, она разглядывала длинный мощный торс и руки, большие ладони и те самые коротковатые ноги, из-за которых штабные кадеты наградили Мартинеса обезьяньим прозвищем. Завистливые придурки.

Она снова лизнула его — совсем не такой вкус, как у Хромуши, и запах другой. Другие руки, другие губы… Почувствовав его пальцы на своих пуговицах, Сула предупредила:

— У меня под платьем почти ничего нет, только чулки и…

— Чулки можешь оставить, — сказал Мартинес немного смущенно, и она невольно улыбнулась.

Кровать скрипнула, принимая любовников. Сула прижалась к Мартинесу, целуя его жадно и влажно, ощущая его руки на своей груди.

«Другая кровать, — снова подумала она, — другие губы, другие руки. И здесь… Нет, это не Хромуша».

— Имей в виду, — хрипло пробормотал он, — я потом уже не смогу остановиться.

Ее глаза бриллиантами отразили блеск свечей.

— Очень надеюсь.

Мартинес зарычал и бросился на нее, жадно лаская губами шею и плечи. Его руки казались огненными. Задыхаясь от желания, Сула снова и снова твердила себе, подавляя растущую панику: «Это не Хромуша».

И это было правдой. Прикосновения его рук доставляли удовольствие, быстро перераставшее в непреодолимую страсть. Тот, прежний, был деревенским пареньком, диким и неотесанным, а этот — взрослый, опытный мужчина, уверенный в себе, умный, умеющий доставить радость женщине и желающий этого… но по сути тоже мальчик, утопивший весь свой расчетливый и дисциплинированный ум в пучине вожделения. Охваченная на миг восторгом от его беспомощности, Сула внезапно почувствовала, что сама неудержимо тонет в том же океане. Вскрикнув, она перестала сопротивляться и бросилась в звездные объятия ночи.

Глава 7

Несколько раз за ночь Сула отлучалась на кухню перекусить, чем немало удивила Мартинеса.

— Ты что, так ничего и не ела у нас дома?

— Нет, — ответила она с полным ртом, улыбаясь через плечо. — Дать тебе чего-нибудь?

— Нет, спасибо.

Они нацепили на себя кое-какую одежду лишь к полудню, когда сели за стол перед открытым окном, заставленный тарелками с остатками пищи, под сенью увядающих нарциссов. Мартинес всегда получал особенное удовольствие от первого завтрака с возлюбленной. Купаясь в ленивом удовлетворении, он разглядывал ее, перебирая в уме то, что успел узнать: в чем она смела, в чем застенчива, что ее отталкивает, восхищает, приводит в экстаз. Что ей нравится делать между любовными играми… Сула в основном проводила это время, засунув голову в холодильник.

Какой она предпочитает завтрак? Самому Мартинесу ординарец Алихан, хорошо зная вкусы хозяина, обычно подавал крепкий кофе и копченую рыбу. Капитан любил начинать день, как следует заправившись белковой пищей. Сулу больше тянуло к углеводам. Ей нравились хлеб с пряным повидлом и сладкий жареный сыр с клубничным джемом. Кофе она превращала в сироп, накладывая в невероятных количествах золотистый тростниковый сахар.

Мартинеса переполняла бешеная энергия. Он готов был выступать перед парламентом, вести в бой линкор, писать симфонии, и все одновременно. Может, спеть какую-нибудь арию? Приняв театральную позу и приготовившись исполнить первые такты, он услышал звонок домашнего коммуникатора. Сула поговорила с портье, потом спустилась вниз и вернулась с официальным пакетом.

— Что там, приказ? — с опаской спросил Мартинес, глядя, как она распечатывает конверт.

— Нет, это по делу Блитшартса. — Сула поднесла письмо ближе к свету. — Через три дня мне давать показания. — Она пожала плечами. Глаза ее потускнели. — Так или иначе, приказ не за горами. Мой отпуск только до суда, потом новое назначение.

— Хорошо бы тебя направили куда-нибудь поближе… а если нет, у меня отпуск только начинается, поеду с тобой.

Она посмотрела на него, потом печально вздохнула.

— Если не придут наксиды.

— Да, — кивнул он. — Если не придут наксиды.

Оба думали об одном и том же. Двадцать пять против тридцати пяти, причем две имперские эскадры собраны из остатков и не могут действовать полноценно, а если прибавить те восемь наксидских кораблей, которые замечены в системе Протипана…

— Дофаг отрабатывает новую тактическую схему — нашу схему, — сказал Мартинес. — Может быть, ему удастся убедить и Миши Чен, а вместе они убедят командующего.

— Ты думаешь, новой тактики будет достаточно? — спросила Сула.

— Если повезет, — ответил он, поразмыслив.

Ее зеленые глаза смотрели на него невидящим взглядом, словно устремленные в неведомые дали пространства и времени.

— До сих пор я совсем не боялась наксидов… — В голосе Сулы вдруг прозвучал незнакомый резкий акцент, совсем не похожий на лениво-певучее произношение Заншаа. Потом глаза ее снова ожили. — Теперь мне есть что терять, — сказала она уже обычным голосом. — Теперь у меня есть ты.

Мартинес подошел и обнял ее сзади, крепко прижав к себе. Сула запрокинула голову, легла затылком ему на плечо. Он слизнул капельку джема с ее губы.

— Ничего, справимся, — беспечно проговорил он. — Я получу новый корабль и возьму тебя лейтенантом. Будем каждый день планировать новую тактику в кабинке для отдыха, и пусть все удавятся от зависти.

Сула улыбнулась, но печаль из ее глаз не уходила. Золотистые волосы приятно щекотали его шею.

— Я не могу понять, почему они так стараются удержать Заншаа, — задумчиво сказала она. — Какой смысл?

Мартинес удивленно взглянул на нее.

— Как — какой смысл? Это же столица, это правительство. Если падет Заншаа, империи настанет конец.

Ещё не закончив, он почувствовал, к чему клонит Сула. Она покачала головой.

— Все это неверно. Столица и правительство — не одно и то же. Парламент и комитеты могут заседать где угодно. Достаточно посадить их на корабль и отправить куда-нибудь подальше от наксидов… — Она обернулась к Мартинесу. — Зачем торчать здесь и ждать нападения врага, у которого численное преимущество? Наша главная цель — выиграть время, чтобы построить новый флот. На войне время — то же самое, что расстояние. Надо оттянуть наши силы к источникам подкреплений, и если наксиды последуют за нами туда, это растянет их линии снабжения, а значит, ослабит… — Сула хитро улыбнулась. — Особенно если они не получат подкрепления отсюда, с Заншаа.

— А как мы им помешаем?

Она пожала плечами.

— Взорвем кольцо, и дело с концом.

Мартинес невольно стрельнул глазами в окно, где виднелась серебристая полоска кольца, висевшего над планетой уже десять тысяч лет.

— Ну нет, на такое никто не решится, — покачал он головой. — Заншаа не тронут, это центр империи, ее символ. Здесь, в Вечном пристанище, покоятся Великие господа… Если на Акрополь начнут падать обломки… это же святотатство! Никто не станет подчиняться правительству, которое допустит такое.

— Если победим, признают, — жестко произнесла Сула. — Заставим. — Она мягко высвободилась из объятий и взяла со стола чашку с кофе. — Только ничего этого не понадобится. Планетарное кольцо построено так, чтобы можно было его убрать.

— Что? — вытаращил глаза Мартинес. — Ты шутишь?

— Нисколько. Когда меня назначили охранять подъемник сразу после мятежа, я изучала документы, чтобы понять слабые места конструкции. Те инженеры были не дураки и предусмотрели такой случай. Кому нужно, чтобы кольцо грохнулось на планету, да ещё с запасами антиматерии? Если опоры убрать, то центробежная сила сама оттолкнет кольцо от планеты — так рассчитана орбита.

— Даже если оно разобьется на куски? — недоверчиво спросил Мартинес.

— Они точно определили, в каких местах нужно разместить заряды. Самое интересное, что заряды там долгое время и находились, под строгой охраной, — пока шаа не удостоверились, что планете ничто не грозит.

— А как же опоры? Они ведь упадут.

Сула спокойно продолжала намазывать джем на хлеб.

— Я же сказала, инженеры были не дураки. Разъемные механизмы расположены здесь, у поверхности. Опоры улетят в космос вместе с частями кольца. — Она откусила сразу полбутерброда и продолжала говорить с полным ртом: — Представь себе ярость наксидов. Вместо того чтобы спокойно доставить сюда новое правительство с армией и опустить их на планету, им придется решать кучу технических проблем!

— А здесь, — подхватил Мартинес, — им можно будет устроить горячий прием! Заншаа могут защищать тысячи солдат!

— Ну, это уже сказки, — фыркнула Сула. — Любую армию можно сжечь с орбиты.

Он торжествующе усмехнулся.

— Они, не задумываясь, сожгли бы любой город — но только не Заншаа! Он им нужен в целости, как символ, самое священное место в империи. Сжечь Великое прибежище? Парламент? Скрижали Праксиса? Никогда!

Глаза Сулы загорелись, щеки вспыхнули.

— Тогда мы можем защищать город сколько угодно!

Мартинес пожал плечами.

— Ну… по крайней мере довольно долго — пока наксиды не перебросят на поверхность планеты достаточные силы…

— А мы тем временем будем строить новые корабли на окраинах империи, — продолжила Сула. — И когда-нибудь вернемся!

— Ну да, хотя… они тоже будут строить. — Мартинес задумался. — Кто знает, как они поступят, если мы уведем флот. Может, кинутся в погоню?

Зеленые глаза снова сверкнули.

— Нет, не смогут.

— Почему?

— Потому что не узнают, куда мы ушли. Возле Заншаа находится восемь межпространственных ворот. Даже если они угадают или узнают и начнут преследование, им придется оставить здесь часть кораблей, а мы сможем вернуться через другие ворота и разбить их. Нет, наксиды не станут распылять силы, они останутся здесь — они застрянут, причем надолго.

— В таком случае мы, пожалуй, сможем перейти в наступление, — задумчиво протянул Мартинес.

— Да. К примеру, бить по районам, которые сейчас контролируются наксидами…

— …перехватывать их подкрепления и уничтожать верфи, — подхватил он.

— …одновременно защищая город здесь, внизу…

— …а потом укрепить флот, собрать его в один кулак…

— …и освободить Заншаа! — почти крикнула Сула, взмахнув рукой, и тут же печально поникла. — Только кто нас с тобой послушает? Пока флот привязан к Заншаа с приказом победить или умереть.

Мартинес уже прикидывал в уме, кто мог бы оказаться полезным. Лорд Чен, возможно, лорд Пьер Нгени, командующий Дофаг… Кто еще? Попросить Шанкарашарью поговорить с лордом Пеццини?

В конце концов, если понадобится, можно пойти и к самому лорду Саиду, предводителю парламента. Они уже успели обменяться несколькими словами на церемонии вручения Золотого шара… Неужели такая награда не заслуживает хотя бы нескольких минут его драгоценного внимания?

— Надо составить письменное предложение, — медленно заговорил Мартинес, — подробное, с учетом всех вариантов.

Он слишком хорошо помнил, что получилось, когда он выдвинул на военном совете сырую идею.

Сула недоверчиво скривилась.

— Думаешь, кто-нибудь станет читать?

— Об этом подумаем потом, сначала напишем.

Убрав со стола тарелки, они снова заварили кофе и принялись за работу.


Мартинес, ещё чувствуя на губах вкус прощального поцелуя Сулы, возвращался во дворец Шелли, ощущая в себе пустоту, смешанную с благоговением. Казалось, его мозг разом выплеснул всю накопленную энергию, и теперь нуждается в подзарядке. Они с Сулой составляли идеальную пару: пока один дорабатывал детали, другой уже перескакивал на следующий принципиальный вопрос, готовя почву для совместного обсуждения. Теперь уже невозможно было вспомнить, кому их них принадлежала та или иная идея. Это походило на чудесную, небывалую ночь любви… служа ей чудесным дополнением.

Легко взбежав по ступеням, он наткнулся на Роланда, как раз собиравшегося выходить. Застегивая пиджак, брат одарил его угрюмым взглядом.

— Я тут маюсь весь день с семейными проблемами, а ты являешься в середине дня и явно прямо из постели.

— Это все военная форма, — весело парировал младший брат. — Ни одна девушка не может перед ней устоять.

— На этот раз ее жертвой пала, конечно, Аманда, — язвительно заметил Роланд. — Пора бы тебе серьезно задуматься о будущей семейной жизни, как это сделала твоя сестра.

Загадочно улыбнувшись, Мартинес не стал поправлять его. Аманда так Аманда.

— А где же счастливая невеста? — спросил он.

— У юриста, и я тоже туда направляюсь. — Роланд одернул пиджак и критически оглядел себя в зеркале. — Нужно обговорить последние поправки в брачном контракте.

— Пустяки, счастье зависит не от контрактов, — отмахнулся Гарет. — Что-то я до вчерашнего вечера не видел счастливых влюбленных вместе… да и кто такой этот жених?

— Просто ты слишком много спал в последние дни. — Роланд шагнул к двери и уже взялся за полированную бронзовую ручку, но вдруг остановился, обернувшись к брату. — А почему это тебя вообще удивляет? Брак в большей степени имеет отношение к деньгам, собственности и вопросам наследования, чем ко всему остальному.

— Твое романтическое легкомыслие, — шутливо нахмурился Гарет, — когда-нибудь доведет до беды.

Роланд сердито фыркнул и исчез за дверью. Подумав, Мартинес догнал его и пошел рядом.

— Так какие же несусветные блага упадут на нас с неба в результате этого священного союза? — спросил он.

— Лорд Ода — племянник лорда Еситоси, — объяснил Роланд, целеустремленно шагая вперед. — У лорда Еситоси было двое детей. Старшая, леди Саманта, лишена наследства в силу обстоятельств, так и не ставших достоянием гласности, однако можно предположить, что причина…

— Обычная, — подсказал Гарет.

— Вот именно. Младший сын и наследник, лорд Саймон, погиб при Магарии. Таким образом, наследником стал брат лорда Еситоси, лорд Эйзо, а лорд Ода — его старший сын…

— Стало быть, будущий наследник клана, — кивнул Гарет. — Отлично. Только едва ли блестящие перспективы лорда Оды ускользнули от внимания других семей, располагающих невестами на выданье. Как тебе удалось подсунуть им Випсанию?

По лицу Роланда разлилось выражение крайнего самодовольства.

— Лорд Ода — лишь возможный наследник, — объяснил он. — Есть и младшие претенденты, а семейные правила Еситоси очень строги — вспомни дочь, лишенную наследства. У лорда Оды крупные долги, и он не слишком хочет, чтобы отец и дядя узнали об этом…

— Долги? — Мартинес прыснул со смеху.

— Как обычно, — усмехнулся Роланд.

— Значит, ты их перекупил, а он…

— Долг будет полностью погашен по завершении брачной церемонии. Объявление о помолвке задерживалось только из-за настоятельного желания лорда Еситоси заранее познакомиться с будущей невестой. Вчера он дал свое одобрение. — Роланд торжествующе улыбнулся. — Посмотрим, как наша сестрица справится с видеокомпанией.

— Как? — не понял Гарет.

— Клан Еситоси владеет контрольным пакетом акций Имперского телевещания. Два развлекательных канала, четыре спортивных и один новостной, вещающие в сорок одной звездной системе, не считая тех, которые захватили наксиды. Мы попросим лорда Еситоси назначить Випсанию президентом компании. Он вряд ли будет возражать, поскольку считает телевидение плебейским развлечением, недостойным высокой культуры обитателей Акрополя.

Смех Гарета сменился удивлением.

— Откуда Випсания знает, как управлять телевидением?

— Ерунда, для этого она наймет специалистов, — раздраженно отмахнулся старший брат. — Главное, что мы сможем через нее влиять на общественное мнение по вопросам… — Он неопределенно махнул рукой. — В общем, по любым вопросам. К примеру, почему у тебя до сих пор нет боевого назначения.

— Ну… — протянул Мартинес, — тут решает вовсе не общественное мнение.

— Я тоже предпочитаю более тонкие методы, — согласился Роланд, — но и телевещание не помешает. — Он кивнул знакомому, шедшему навстречу. — Кстати, свадьба будет очень скоро. Время идет, пора всем нашим убираться с планеты.

— А я что тебе уже месяц твержу? Давно пора.

— Успеть бы ещё до отъезда пристроить тебя и Вальпургу… — продолжал Роланд, игнорируя упрек. Гарет таинственно улыбнулся. Брат бросил на него проницательный взгляд. — У тебя уже есть кто-нибудь на примете? Разумеется, не из мичманов.

— Пожалуй, — решился Мартинес. — А что у Вальпурги?

— Пока ничего конкретного, но варианты имеются, — заверил брат.

Мартинес горько вздохнул.

— Убирались бы вы все отсюда поскорей со своими свадьбами! Судя по всему, флот получит ещё одну взбучку.

— Думаю, ты прав, — мрачно кивнул Роланд.

«И зачем тогда все твои хитрости?» Слова уже были готовы сорваться с уст Гарета, но другая мысль остановила его. А что, если брат с самого начала ставил на наксидов?

— Что возвращает нас к делу, ради которого я пошел за тобой, — сказал он. — Мне нужно встретиться с лордом Саидом, и как можно быстрее.

Роланд пристально взглянул на него.

— По поводу твоего назначения?

— Нет, — покачал головой Мартинес, предчувствуя, как глупо прозвучат его слова. — У меня есть план, как передислоцировать флот, чтобы спасти империю и выиграть войну.

Однако, к его великому удивлению, Роланд тотчас же остановился и включил нарукавный дисплей.

— Лично и срочно, от лорда Роланда Мартинеса лорду Чену, — скомандовал он. — Мне нужно, чтобы вы встретились с моим братом, немедленно. Жду ответа.

Опустив руку, он взглянул на Гарета.

— Ну вот, теперь дело за тобой.


— Вы сами разработали этот план? — спросил лорд Чен.

Он принял гостя со всем радушием, которое позволяли обстоятельства. Цветы вдоль дорожек источали пьянящий аромат. День близился к концу, и причудливые наянидские фронтоны отбрасывали тень на большую половину сада. В воздухе уже ощущалась вечерняя прохлада.

— Не совсем… — замялся Мартинес. — Вместе с леди Сулой.

Лорд Чен кивнул. В его темных раскосых глазах появилась задумчивость.

— Два наших самых талантливых офицера. Лучшая рекомендация для предложенного плана. Однако вы должны понимать, что речь идет не только о военной стратегии, а о политическом решении самого высокого уровня.

— Да, милорд.

Разумеется, он догадывался, что покинуть Заншаа впервые за двенадцать тысячелетий правительству будет непросто.

Чен задумчиво кашлянул и нахмурился.

— Я должен буду послать ваш план своей сестре, чтобы узнать ее мнение.

Мартинес сильно рассчитывал, что он так и сделает. Эскадра леди Чен находилась на орбите вокруг системы уже месяц в ожидании, что из тоннеля номер три появится мятежный флот, сжигая все на своем пути. Миши Чен вполне могла поддержать план, позволяющий избежать немедленной битвы.

— А я, со своей стороны, — кивнул капитан, — попробую предложить его на рассмотрение командующему эскадрой Дофагу.

— Отлично, лорд Гарет. Попросите его послать мне копию заключения.

— Хорошо.

На губах Чена заиграла улыбка.

— Взорвать кольцо… В этой идее есть какая-то варварская смелость. — Он медленно поднялся на ноги. — А теперь я вынужден извиниться, меня ждут дела.

Мартинес отодвинул табурет на спиральной ножке и тоже встал.

— Благодарю вас, милорд, что согласились принять меня.

Чен с улыбкой махнул рукой.

— Я всегда готов пойти навстречу вашему брату. Передайте ему мои самые лучшие пожелания.

Сзади послышались легкие шаги. Мартинес обернулся. Перед ним стояла молодая девушка с чайным подносом. Высокая, черноволосая, она смотрелась удивительно элегантно в оранжевом костюме цвета осенних листьев. К левому плечу была приколота белая траурная розетка с длинными лентами.

— Простите, что побеспокоила, — сказала она смущенно, кивком указав на чайник. — Я узнала, что у нас гость, и подумала…

— Очень правильно подумала, — добродушно рассмеялся Чен. Он повернулся к Мартинесу: — Познакомьтесь, это моя дочь Терза. Терза, это…

— Кто же не знает знаменитого капитана Мартинеса, — улыбнулась она. — Могу я предложить вам чаю, милорд?

— Но я… — Мартинес замялся.

Встреча уже закончилась, и оставаться ради чашки чая казалось глупым.

— К сожалению, у меня нет времени, — вмешался лорд Чен, — но если хотите выпить чаю с Терзой, милости прошу. — Он взглянул на дочь. — У меня в офисе сидит Эм-Брак.

— Понимаю, — быстро кивнула она и повернулась к гостю. — Оставайтесь, прошу вас — если только не торопитесь.

Мартинесу ничего не оставалось, как согласиться.

— Я очень сожалею о вашей потере, — сказал он, оставшись наедине с девушкой.

Кто именно у нее умер, ему было неизвестно. Впрочем, после Магарии во многих семьях пэров носили белые ленты.

Терза разливала чай. Ее белоснежные руки изящно выделялись в сумраке сада.

— Спасибо, — поклонилась она. — Мне говорили, что команда очень любила его.

— Уверен, что так и было, миледи.

— Я знаю из новостей, что ваша сестра выходит замуж за лорда Оду. Передайте ей мои поздравления.

— О, вы знакомы с Випсанией?

— Конечно, — улыбнулась она. — Пока вы добывали себе славу в далеких мирах, наши семьи успели хорошо познакомиться. Наверное, вам трудно знать всех подруг своей сестры.

Мартинес поднял к губам чашку из тончайшего фарфора с лиственным орнаментом. Будь здесь Сула, она смогла бы все рассказать о ее происхождении… Он хотел было спросить, была ли Терза на вчерашней вечеринке, но вовремя вспомнил, что она в трауре.

Отхлебнув ароматный напиток, он наконец придумал, что сказать.

— Хороший чай.

— Из нашего поместья в горах То-бай-то, — сообщила Терза. — Первый сбор.

— Замечательно, — кивнул он.

Просидев так полчаса, Мартинес откланялся, сохранив приятные воспоминания о вечерней беседе с изящной хорошо воспитанной девушкой, ароматном горячем напитке и россыпях цветов вокруг.

Если бы он встретил Терзу год назад, то наверняка постарался бы продолжить знакомство, но теперь его мысли занимала одна лишь Сула. Надо поужинать вместе, пойти на концерт или в клуб, а потом вернуться вместе к ней в квартиру, где ждут кровать и «Сумерки Сандамы».

Во дворце Шелли, уже пустив воду в ванну и добавив туда ароматного хмелевого масла, Мартинес вспомнил, что не послал письмо Дофагу. Он поспешно застегнул пуговицы мундира и почувствовал легкую панику, когда не обнаружил на месте золотой диск ордена. Проверил карманы, ничего не найдя, и лишь потом вспомнил, что знак Золотого шара остался висеть на резной кровати в квартире Сулы. Вчера это казалось смешным… Ничего не поделаешь, придется писать так.

Он сел за стол, включил камеру и записал почтительное, слегка льстивое обращение. «Мы были бы счастливы получить любые ваши комментарии», — сказал он в заключение, глядя, как его слова отпечатываются на гладкой поверхности стола-дисплея. Отредактировав послание, записал заново, без запинок и с более гладкими фразами, приложив копию плана, которую скачал с нарукавного дисплея, и отослал. На орбиту письмо должно было дойти за три-четыре часа; ответа следовало ждать не раньше чем утром.

Выполнив свой долг по отношению к империи, Мартинес разделся и с наслаждением опустился в ванну. Аромат хмеля заполнил ноздри, благословенное тепло разлилось по телу. В голову сразу полезли мысли о Суле, о чувственных изгибах ее фигуры, прикосновениях губ… О блеске в ее глазах, когда они составляли план. Как он раньше без нее обходился?

Коммуникатор зазвенел на два голоса, в комнате и в ванной. Подумав, Мартинес решил не отвечать. Кто бы это ни был, подождет.

Звонки смолкли, но тишина продолжалась всего несколько мгновений. Следом раздался сигнал нарукавного дисплея. Однако выбираться из ванны, тем более с риском намочить парадный мундир, совсем уж не хотелось.

Ещё несколько минут тишины. Мартинес успел подлить в ванну горячей воды, потом закрыл глаза и начал уже дремать… как вдруг дверь в комнату с треском распахнулась, заставив, казалось, задрожать даже стены.

— Черт возьми, Прони, я в ванной! — заорал он во всю мощь своего капитанского голоса.

Только бы не начала снова швырять вещи… Сейчас он представляет собой отличную сидячую мишень.

— Это не Семпрония, — раздалось в ответ.

Выглянув из ванны, Мартинес с удивлением увидел в дверях Випсанию.

— Ты когда-нибудь отвечаешь на вызовы? — холодно осведомилась она. — У нас срочный семейный совет. Плохие новости.

— Проблемы с брачным контрактом? — спросил Мартинес, но ответа не получил, увидев лишь ее спину.

Он вылез из ванны, наспех вытерся и набросил одежду, потом спустился по лестнице в гостиную, где, кроме Випсании, сидели Роланд и Вальпурга.

— Закрой дверь, — распорядился Роланд. — Никто не должен нас подслушать.

Мартинес задвинул тяжелую створку и раздраженно плюхнулся на стул. Випсания и Вальпурга удобно устроились на атласных подушках диванчика из слоновой кости, Роланд, словно король на троне, торжественно восседал в массивном кожаном кресле.

Випсания повернулась к Гарету.

— Мне только что звонил Пэ-Джи, он в истерике, — сообщила она. — Семпрония написала ему, что разрывает помолвку и уезжает с другим мужчиной… которого она любит.

Мартинес вздрогнул от холодного предчувствия.

— Она сказала с кем?

— Нет, конечно, — ответила Випсания. — Потому-то мы и ломаем голову.

— Какая разница? — вмешалась Вальпурга. — Семпрония ещё не в том возрасте, чтобы выйти замуж без разрешения семьи.

Роланд яростно вскинул голову.

— По-твоему, лучше, что она не может выйти за него замуж? — Он задумчиво выпятил губы. — Если послать за ней полицию, скандала не избежать… Гарет, у тебя есть предположения, кто бы это мог быть?

— Надо подумать, — вздохнул младший брат. Мысль, впрочем, у него была только одна: «Шанкарашарья, сукин сын!» — Как Пэ-Джи это принял?

— Как мировую катастрофу, — презрительно хмыкнула Випсания. — Весь в слезах. Похоже, он слишком привязался к ней.

— Ошибка наша общая, — буркнул Роланд, мрачно потирая лоб. — Ссориться с Нгени никак нельзя, они нам покровительствуют и очень важны для успеха всех планов. — Он повернулся к Вальпурге: — Мне очень жаль, но тебе придется выйти замуж за Пэ-Джи, и поскорее. Тянуть, как с Семпронией, нам уже не удастся.

Вальпурга тяжело вздохнула, взгляд ее черных глаз стал жестким.

— Хорошо.

Роланд ободряюще улыбнулся.

— Не бойся, это ненадолго, позже мы откупимся от Пэ-Джи и найдем кого-нибудь тебе по вкусу. — Он решительно хлопнул по кожаному подлокотнику. — Я позвоню лорду Пьеру и обговорю все детали.

— Погоди минутку! — гневно заговорил Гарет. — Мы же знаем, что вся история с помолвкой была обманом. Я же сам все и придумал! Никакой свадьбы на самом деле не предполагалось. Почему за ошибку Семпронии должна платить ее сестра?

— Кому-то платить все равно придется, — спокойно сказала Випсания, — иначе мы будем опозорены перед высшим обществом и семьей Нгени.

— Нгени переживут, и остальные тоже, — отмахнулся Мартинес. — Все прекрасно знают, чего стоит Пэ-Джи. — Он ткнул пальцем в сторону Вальпурга. — Я запрещаю тебе выходить за него, слышишь? Ты стоишь ста таких, как он, сама знаешь.

Лицо сестры залилось краской.

— Нет, — ответила она, опустив глаза. — Это необходимо. Я выйду за него.

Мартинес в отчаянии грохнул кулаком по стене.

— Если ты так уж хочешь, выходи за него сам! — бросил он Роланду.

Старший брат усмехнулся.

— Боюсь, для этого у меня не совсем подходящий гормональный баланс… Послушай, Гарет, ты мыслишь как военный. Нельзя взять светские салоны штурмом, мы должны приспосабливаться…

Мартинес в ярости шагнул к нему.

— Чего ты добиваешься? На что тебе вообще этот Верхний город? Неужели ты готов ради него продать родную сестру?

Роланд гордо выпятил подбородок.

— Мы должны занять подобающее место в структуре империи, — отчеканил он. — Скажешь, оно того не стоит? Разве у тебя нет честолюбивых планов? Ты же сам придумал хитрость с помолвкой, чтобы добиться своих целей. Теперь план провалился, и Вальпурге придется за это платить.

Мартинес сделал ещё шаг и поднял кулак, потом повернулся к Вальпурге.

— Я готов драться за тебя, но только если ты сама этого хочешь!

Она отвернулась, взглянув на Роланда, который продолжал спокойно сидеть в кресле.

— Звони.

— Вы все тут с ума посходили! — в бешенстве заорал Мартинес.

Он выскочил из гостиной, хлопнув дверью, поднялся в свою комнату, где ещё стоял запах хмеля, и принялся бегать из угла в угол, как тигр в клетке. Потом поднял руку и активировал дисплей.

— Лейтенанту Никкулу Шанкарашарья, срочно! Это капитан Мартинес. Свяжитесь со мной немедленно.

Вызов пришел через несколько минут, но на линии была Семпрония. В ее узких глазах светилась ненависть.

— Слишком поздно, — усмехнулась она.

Ничего подобного, — ответил Мартинес. — Твоя помолвка с Пэ-Джи была лишь шуткой, никто не собирался доводить дело до свадьбы. Мне наплевать, чем ты там занимаешься с лейтенантом, да и Пэ-Джи, думаю тоже, но теперь из-за тебя Вальпурге придется выйти за него, и на этот раз всерьез!

Семпрония презрительно фыркнула.

— Ну и прекрасно! Она и раньше находила с ним общий язык, пускай теперь развлекает вместо меня.

— Прони…

— Я больше не твоя пешка, Гарет! Сначала ты приковал меня к этому придурку, а потом разрушил карьеру Никкула…

Картинка дрогнула, на экране мелькнул потолок, потом стол со съежившейся за ним фигурой Шанкарашарьи. Послышался шорох бумаги, и с дисплея снова глянули черные ненавидящие глаза. Семпрония ткнула в камеру официальный документ, написанный каллиграфическим почерком.

— Вот, гляди! Мы уже ходили в Генный банк, и нашвизит зарегистрирован. Теперь мы можем пожениться. — Она злобно усмехнулась. — Ты сам хотел, чтобы я помогла Никкулу избрать другой путь, вот я и помогаю!

— Ты не можешь выйти замуж без разрешения семьи, — начал Мартинес, понимая, что сейчас пожалеет о том, что сказал.

— Тогда семья даст разрешение, — заверила Семпрония, — а если нет, то мы будем жить просто так. А если вы попробуете нам помешать, то весь мир узнает о делишках твоего брата, особенно о беседах с лордом Уммиром и леди Хаа!

«В высшей степени респектабельные наксиды», — как сказал про них Роланд. Интересно, согласится ли Иван Снегов с такой характеристикой?

— Могу я поговорить с Никкулом? — спросил Мартинес.

Сзади раздался голос Шанкарашарьи, но Семпрония не обратила на него внимания.

— Нет, не можешь! — отрезала она. — Он все ещё слишком тебя уважает. Конец связи!

На экране появился оранжевый значок.

— Записать разговор, — скомандовал Мартинес, потом послал вызов Роланду. — Семпрония сейчас с лейтенантом Никкулом Шанкарашарьей.

Лицо старшего брата вытянулось.

— Это же твой подчиненный!

— Теперь он подчиненный Семпронии, — усмехнулся Гарет. — Посылаю тебе запись нашей с ней беседы. Обрати особое внимание на угрозу в конце.

Он отослал запись, затем удалил ее из памяти своего компьютера и выключил дисплей.

«Твой подчиненный»… Теперь ясно, на кого возложат вину за бегство сестры. Не желая больше участвовать в скандалах, Мартинес быстро переоделся в вечерний костюм, причесался и на цыпочках сбежал по лестнице. Дверь в гостиную была по-прежнему закрыта — семейный совет продолжался.

Мягкие вечерние сумерки слегка подняли его настроение. В этот час ни прохожих, ни машин на улице почти не было. В темнеющем небе появлялись россыпи звезд, серебристая лента кольца была почти не видна, скрытая тенью планеты. Вдали ярко пылал факел двигателя — судя по направлению, корабль шел к тоннелю номер четыре.

Сула открыла ему дверь, не скрывая удивления. Она была во флотском комбинезоне, в котором, очевидно, всегда ходила дома.

— Ты так рано…

— Извини, — сказал Мартинес, — не мог дождаться. — Он протянул ей букет, купленный у торминела с тележкой на углу. — Вот… вместо тех краденых нарциссов.

Сула улыбнулась.

— С такими темпами тебе придется разориться на вазах.

Она пошла ставить цветы, а он стоял и рассматривал комнату. Аккуратность флотских офицеров вошла в поговорку, но Сула превзошла бы любого. Абсолютная чистота, все на своих местах, никаких следов вчерашнего разгрома. Казалось, Мартинеса здесь никогда не было. Он вздохнул, невольно чувствуя разочарование.

— Я как раз собиралась в ванную, — сказала она, появляясь с вазой в руках.

Мартинес просиял.

— Составить тебе компанию?

— Нет… не стоит, — нахмурилась она. Он удивленно моргнул, не ожидав такого ответа. Сула подошла и обняла его. — У каждого есть маленькие странности. Моя ванна только для меня… извини.

— Ничего, все в порядке, — улыбнулся он, гадая, как ей удавалось потакать своим странностям на флоте. — Я хотел спросить… Ты не будешь очень сильно возражать, если я брошу свою семью и стану членом твоей?

Сула удивленно подняла брови.

— У меня семьи больше нет, ты же знаешь.

— Если вдуматься, в этом есть свои преимущества, — сказал Мартинес, целуя ее.

Стать членом ее семьи? А что, неплохая идея. Пожалуй, стоит попробовать.

Глава 8

Девушка кружилась среди толпы в вихре сверкающих лезвий. Блестящая заточенная сталь вспыхивала в оранжевом свете факелов. Ножи, пристегнутые резинкой к запястьям, лодыжкам и бедрам, длинной вереницей взлетали над головами людей и послушно возвращались обратно. Зрелище захватывало и пугало. Одно неточное движение или лопнувшая застежка — и беды не миновать.

Сула смотрела как завороженная. Дыхание застывало белым паром в холодном полуночном воздухе. Горячая рука Мартинеса обвивала ее талию. Они побывали в этот вечер в нескольких клубах Нижнего города, а теперь остановились на площади у станции подвесной дороги, где шло уличное представление. Барабанщики-креи отбивали ритм, даймонгские акробаты балансировали на составленных в пирамиду стульях и бочках, ночные пучеглазые торминелы отпускали стандартные клоунские шутки. В воздухе стоял густой аромат печеных каштанов и кукурузы, в обилии поставлявшихся с Южного полушария и готовившихся на многочисленных переносных жаровнях.

— Вот, держи.

Мартинес протянул кулек с засахаренной тасвой, купленный у разносчика. Сула надкусила одну — рот тут же свело пронизывающей ароматной сладостью.

— Спасибо.

Движения жонглерши участились, их уже трудно было различить. Блеск летящих ножей напоминал фейерверк, кожаные мокасины шуршали о плиты мостовой. Девушка внезапно сделала сальто, чудом миновав смертельный вихрь, ловко поймала лезвия одно за другим и застыла как вкопанная среди мертвой тишины, сменившейся восторженными возгласами и аплодисментами. Сула тоже принялась хлопать, отбивая ладоши, и когда один из торминелов подошел с пультом для пожертвований, набрала солидную цифру.

Девушку сменил мрачного вида терранец, выделывавший чудеса с резиновым мячом. Мартинес все также обнимал Сулу, угощая ее фруктами. «Стою в кольце факелов и смотрю, как взрослый человек играет в детский мяч, — с усмешкой подумала она, — и что я чувствую?»

Счастье… Удивившись самой себе, Сула глубоко вдохнула воздух, пропитанный угольным дымом из жаровен.

Счастье?

Мысль о том, что она может быть счастливой, казалась настолько невероятной, что Сула невольно засомневалась. В ее жизни приятных моментов случалось не много, а с тех пор, как пришлось стать леди Сулой, и вовсе не осталось. Какое счастье, если все твое существование — обман и приходится каждую секунду быть начеку, опасаясь малейшего промаха?

Сула вдруг громко рассмеялась — человек с мячом испуганно вздрогнул, едва не уронив мяч. Она крепче прижалась к Мартинесу, наслаждаясь его теплом. Ленивое наслаждение наполняло тело.

Счастье.

Как странно…


— Нет, — отрезал лорд Торк. — Оставить столицу? Никогда!

Лорд Чен изобразил любопытство.

— Вот как? Вы знаете, моя сестра и старший командующий эскадрой Дофаг поддержали план. Интересно было бы услышать ваши возражения…

— Заншаа — сердце империи, — торжественно произнес даймонг звенящим голосом. — Столицу нельзя сдавать врагу.

— Однако оборонять планету при нынешнем соотношении сил означает заранее обречь себя на поражение.

— Если правительство может переехать… — начала леди Сейкиин.

— Правительство не переедет! — перебил Торк. — Лорд Саид ни за что не одобрит такой радикальный шаг.

Не спеши, подумал Чен с мрачной решимостью. Пускай лорд Саид сам скажет.

Восьмерка членов правления флота сидела, как обычно, вокруг широкого полированного стола черного дерева. Окна были завешены, свет приглушен. Слугам забыли сказать, чтобы они убрали девятый стул, приспособленный для длинной грудной кости леди Сан-Торас, и он стоял, служа мрачным напоминанием о тяжелых временах.

— Кроме того, я должен заметить, что младшим капитанам неприлично докучать совету подобными петициями. Их дело — беспрекословно выполнять приказы, оставляя собственное мнение при себе.

Лорд Чен понимал, что ступает в капкан, но разъяснения были необходимы.

— Прошу прощения, милорд командующий флотом, но этот план внес на рассмотрение лично я.

Бледное вытянутое лицо Торка с круглыми светящимися глазами повернулось к нему. Скрученная полоска гниющей кожи свешивалась со щеки, словно причудливый ус.

— Командующий эскадрой Дофаг прислал мне план сегодня утром, назвав его автором капитана Мартинеса.

Младший командующий флотом Пеццини хлопнул по столу ладонью.

— Опять Мартинес… — усмехнулся он. — Теперь все ясно.

Лорд Чен хотел было упомянуть об участии леди Сулы, но подумал, что лишь скомпрометирует ее.

— Похоже, у капитана Мартинеса вошло в привычку навязывать вышестоящим свои планы, — продолжал Торк. — Ранее он предложил Дофагу некую радикальную тактическую схему, тот передал ее вашей сестре, и в результате они оба ударились в экспериментирование, подрывающее самые основы практики флота.

— Слушайте, это когда-нибудь вообще кончится или нет? — воскликнул в гневе лорд Пеццини, не давая Чену возразить. — На прошлой неделе тот же Мартинес подло очернил доброе имя одного из моих клиентов, весьма одаренного молодого человека из хорошей семьи, который очень уважал его, заметьте, вопреки моему мнению…

— Как хотите, а я не вижу тут никаких нарушений, — перебил лорд Чен. — Капитан Мартинес предлагал свои планы с соблюдением устава и со всем уважением к рангу вышестоящих офицеров. Более того, его начальники сами сочли предложения заслуживающими внимания.

— Да, зараза распространилась далеко, — зловеще произнес Торк. — Надеюсь, что лорд командующий Кангас сумеет восстановить во флоте здравый смысл и дисциплину. Спасти столицу и империю может лишь освященная веками тактика наших предков, применяемая с железной твердостью.

— А Мартинес пускай гниет в своем учебном центре, — проворчал Пеццини, — это охладит его честолюбие.

Чен презрительно скривился. К горлу подкатывала тошнота, и на этот раз не от даймонгской вони. «Идиоты, вы способны только проигрывать войны! — хотелось ему крикнуть. — Вам подарили путь к спасению, а вы слепо отвергаете его!» Однако протестовать сейчас было бы не менее глупо: Торк явно уперся, а частное лоббирование ещё не достигло стадии, когда можно попытаться преодолеть вето председателя.

Надо немедленно связаться с лордом Саидом и потребовать немедленной аудиенции.


Мартинес вошел в приемную дворца Шелли, весело крутя вокруг пальца ленточку с медалью Золотого шара. На лестнице его остановила одна из горничных, толстая, деревенского вида баба. Сестры всегда нанимали таких — очевидно, чтобы выглядеть на их фоне красавицами.

— Ваша светлость, — льстиво улыбнулась она, — лорд Роланд просил передать, что ждет вас у себя в кабинете.

Мартинес подбросил медаль и ловко ее поймал.

— Хорошо, сейчас, — кивнул он.

Роланд сидел за дисплеем, поглощенный беседой с какой-то торминелкой.

— Мы очень надеемся видеть вас у себя, — улыбнулся он, — вы были всегда так добры к нашей семье.

Собеседница милостиво приняла приглашение, и Роланд вежливо распрощался. Выключив дисплей, он поднял глаза на брата.

— Надеюсь, ты сможешь урвать немного времени от своих плотских развлечений и поприсутствовать на свадьбе собственной сестры? Завтра, в шестнадцать ноль одна.

Мартинес, вздохнув, опустился в кресло.

— Какую сестру ты имеешь в виду?

— Випсанию. После свадьбы она отправится вместе с лордом Одой и его семьей на Зарафан.

Мартинес откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу. Сегодня он был в приподнятом настроении, и не только потому, что провел ночь в объятиях Сулы. Утром пришло сообщение от Дофага. Командующий эскадрой сообщал, что одобрил предложенный план и отослал его со своими комментариями в Совет правления флота. К письму были приложены результаты последних экспериментов по новой боевой тактике, которые они с Сулой с удовольствием обсудили за завтраком. Как приятно иметь партнера, чьи интересы и способности соответствуют твоим… Бедная Випсания, как же ей не повезло!

— Похоже, ей предстоит чудесный медовый месяц, — сказал он вслух, — на корабле с целой толпой престарелых родственников. А своей видеоимперией она тоже будет управлять с Зарафана?

— Наверное, — пожал плечами Роланд, — если только и там не станет опасно. — Сложив руки на груди, он окинул взглядом фигуру брата. — Если Семпрония вдруг свяжется с тобой, я очень прошу тебя не отвечать.

Гарет удивленно поднял брови. Роланд продолжал:

— Она будет лишена наследства. Семья прерывает с ней всякие контакты. На этом настаивает Вальпурга, и я с ней согласен, особенно после тех угроз… Да, кстати… — Он мрачно усмехнулся. — Семпрония и сама не возражает — я беседовал с ней вчера… и сегодня утром. Короче, разрешение на брак мы ей дадим, но в дальнейшем все ее прихоти пускай оплачивает лейтенант.

— Кажется, он богат, — заметил Мартинес.

— У его клана крупные вложения в фармацевтику и биохимию… Впрочем, здесь, на Заншаа, ничего нет, так что после войны она скорее всего переедет.

— Какой удар, — саркастически заметил Мартинес.

Роланд с любопытством взглянул на него.

— Слушай, как тебе удалось до такой степени взбесить Прони? Никогда прежде не слышал от нее подобных выражений.

Мартинес не ответил. Брат пожал плечами, потом продолжал:

— Мы с лордом Пьером назначили свадьбу Вальпурги с Пэ-Джи через три дня. Отмечать будем скромно, но ты, надеюсь, будешь присутствовать?

Приду в трауре, не возражаешь?

Роланд тяжело вздохнул, сверля младшего брата тяжелым взглядом.

— Ты же сам понимаешь, что этот брак необходим, — укоризненно сказал он.

— Ничего я не понимаю! — Гарет снова подбросил медаль и поймал ее. — Нгени тебе нужны, потому что вводят нас в высший свет, это ладно. — Он подался вперед, встретив взгляд Роланда. — А что, если все это дам тебе я? Скажем, пожертвую собой вместо Вальпурги?

— Да ты никак задумал жениться?

— Почему бы и нет?

Задумчиво сдвинув брови, Роланд откинулся на спинку кресла.

— Что ж, дело хорошее. Честно говоря, не ожидал — ты всегда так ценил радости холостяцкой жизни… Я и сам бы тебе посоветовал, но боялся, что ты меня пошлешь.

— И послал бы, — усмехнулся Мартинес, — но когда вокруг столько свадеб, поневоле заразишься.

Взгляд Роланда стал деловым.

— Ну, так я с ходу могу предложить ряд весьма перспективных девиц…

— У меня уже есть одна на примете, — перебил Гарет.

— Надеюсь, это не Аманда Таен, а то знаешь, мое терпение все-таки не безгранично.

Это леди Сула.

Роланд растерянно моргнул.

— Понятно, — проговорил он после паузы. — Я-то думал, ты проводишь ночи с Амандой, а ты…

— Не твое дело.

— Ладно, извини. — Старший брат рассеянно почесал подбородок. — Денег у нее, конечно, нет…

Только титул, однако из самых благородных. Их род восходит к незапамятным временам. Такое имя откроет двери любых светских салонов и министерств.

— Это верно… — Брат все ещё хмурился. — Только нам придется потратить целое состояние, чтобы устроить вас, как полагается, в Верхнем городе — дворец здесь, загородный дом и все такое прочее… Она ездит верхом?

— Понятия не имею, — фыркнул Мартинес. — А вот коллекция фарфора имперского класса понадобится непременно.

— Фарфор? — Брови Роланда поползли вверх. — Да кому он нужен? Она что, поставила такое условие?

— Нет, но поверь мне, я хорошо знаю свою невесту.

Роланд вдруг прищурился.

— А ты уже сделал ей предложение?

— Сделаю сегодня вечером… Думаешь, откажет?

— Сомневаюсь, — хмыкнул Роланд. — Небось надоело жить в бедности.

— Вот и отлично! — Мартинес хлопнул в ладоши, поднимаясь с кресла. — Стало быть, Вальпургу я с крючка снял?

Брат снисходительно рассмеялся.

— Нет, конечно. Глупо даже думать. Разве я могу нарушить слово, данное лорду Пьеру… — Улыбка на его лице сменилась раздражением. — И не гляди на меня так, словно съесть хочешь, я тебе не мальчишка-кадет, а ты ещё не командующий флотом!

— Я думал, мы договорились… — начал Гарет.

— Нет, Кэролайн Сула не заменит нам Нгени, во всяком случае, сразу. Они нужны нам сейчас, а в нее ещё надо вкладывать деньги, много вкладывать. В конце концов это окупится, но очень не скоро… Впрочем, я нисколько не хочу остужать твой матримониальный пыл. Сула красива и умна, она как раз восполнит твои недостатки.

— Ну и сволочь же ты, — пробормотал Мартинес.

Роланд, усмехнувшись, развел руками. Гарет встал и вышел из кабинета.

Она наследница титула, подумал он, а я нет. Что ж, по крайней мере мои дети будут носить имя Сула.


— Нет, — веско произнес лорд Саид. — Это совершенно исключено. Империя управлялась из Верхнего города двенадцать тысяч лет и будет управляться ещё двенадцать миллионов.

Кабинет верховного лорда, в отличие от сумрачного зала правления флота, был ярко освещен. Сквозь прозрачную стену виднелся гигантский гранитный купол Великого прибежища, откуда шаа правили своей империей, а за ним открывалась великолепная панорама Нижнего города. Со своего кресла Чен видел коридор, по которому бесчисленные поколения предшественников лорда Саида шли получать приказы от хозяев в Великое прибежище, ныне запертое. Планам устроить там музей положила конец война.

Предводитель парламента восседал на огромном кресле-троне. Куполообразный навес над головой оставлял в тени его лицо.

— Верхний город и правительство — не одно и то же, — попытался возразить лорд Чен, перефразируя меморандум Мартинеса. — Правительство может заседать где угодно, и лучше подальше, чтобы не оказаться уничтоженным случайным взрывом, оказавшись в ловушке на осажденной планете.

Что может быть достойнее жизни, принесенной в жертву во славу Праксиса! — парировал лорд Саид.

Хотя лорду-правителю уже исполнилось девяносто, выглядел он весьма грозно: орлиный нос, почти касающийся выпяченного подбородка, коротко стриженные белоснежные волосы и пышные усы. Клан его отличался крайним консерватизмом. Лорд Саид возглавил империю в день мятежа, сместив наксидского лорда-правителя и сбросив заговорщиков со скалы в пропасть с помощью депутатов-лоялистов.

Лорд Чен пристально взглянул на него.

— Значит, вы считаете, что правительство должно погибнуть?

Лорд Саид, казалось, удивился.

— Правительство вместе с верными подданными империи должно защитить столицу и Праксис, — провозгласил он, потом, недовольно сдвинув брови, добавил: — Сообщу вам один секрет, милорд депутат, но прошу никому больше не говорить. Мы с самого начала поддерживали контакты с мятежниками и их так называемым Комитетом спасения Праксиса.

— Простите, милорд, как вы сказали? — Лорд Чен вытаращил глаза.

— Цепочка ретрансляционных станций между Заншаа и Магарией осталась в целости, — продолжал лорд Саид. — Мы вели переговоры. Они требовали нашей капитуляции, но мы отказались… официально.

От его тона по спине Чена побежали мурашки.

— А неофициально?

— После нашего поражения при Магарии с наксидами связалась некая тайная оппозиционная группа. Они заявили, что имеют широкую поддержку как в парламенте, так и во флоте и способны организовать смещение моего, так сказать, фанатичного режима. — Лорд Саид слегка улыбнулся в усы. — Если им дадут время. Кроме того, эти якобы предатели передают врагу — через тот же канал — дезинформацию… в частности, внушают, что четвертый флот находится в гораздо лучшем состоянии, чем на самом деле, и может прибыть с Харзапида в любой момент.

— И наксиды верят? — осторожно спросил Чен.

Лорд Саид пожал плечами.

— Судя по их поведению, да. Мы надеемся протянуть игру достаточно долго, чтобы успеть подтянуть подкрепления.

Опасная игра, милорд, — покачал головой Чен. — В таких случаях трудно понять, кто кого обманывает. Кроме того, они могут напасть в любом случае, хотя бы с целью подтолкнуть здешних своих пособников.

Правитель мрачно кивнул.

— Вы правы, милорд, но у нас просто нет выбора.

Лорд Чен покинул дворец Саида в смятении. Мысли в голове превратились в бурлящую кашу. Пэр высшего ранга, чьи предки служили империи тысячелетиями, он до вчерашнего дня был готов смиренно встретить свою судьбу, погибнуть во славу Праксиса под аннигиляционными бомбами или от пули наксидских чешуйчатых жандармов, штурмующих его дворец. Оказавшись в безвыходной ситуации, он не колеблясь застрелил бы своих близких, которые без сомнения приняли бы смерть с той же покорностью, что и он сам. Но теперь…

Вчера в тихом саду среди благоухающих цветов перед ним вдруг возникла надежда, и принес ее визит капитана Мартинеса. Появился реальный шанс выжить — для жены и дочери, для него самого, — и ради этого шанса лорд Чен был готов на все, хотя ещё несколько дней назад подобная идея его лишь рассмешила бы.

Он уже составил в уме список людей, с которыми стоило поговорить — чиновников из администрации Саида и вне ее. Вернувшись домой, лорд Чен вызвал секретаря и начал звонить.


Пышные юбки с оборками, волосы, собранные в пышный пучок, густо набеленное лицо с яркими кругами румян на щеках — певица была одета в классическом стиле дериву. Зрители затихли в почтительном ожидании. Трое музыкантов сыграли вступление, и волшебный голос начал выводить мелодию, оттачивая каждый слог, каждую ноту с тщанием изысканного любовника. Руки исполнительницы дериву, белые, как и лицо, порхали в воздухе словно два голубка, подчеркивая жестами значение слов. Искусно выдержанные паузы подогревали напряжение, и публика замирала, затаив дыхание.

Аплодисментам, казалось, не будет конца. Прежде Суле приходилось видеть подобные концерты лишь на видео, и она представить себе не могла, насколько силен эффект живого выступления.

— Чудесно, правда? — произнес Мартинес.

— Да, — кивнула она.

Он взял ее за руку. Ладонь была большой и теплой… и не слишком влажной. В целом, хорошая рука.

Со сцены зазвучала новая песня, на этот раз не о любви и желании, а о смерти. Мать умоляла неведомые силы возвратить ей ребенка. Голос певицы, прежде нежный и томный, теперь приобрел болезненные нотки отчаяния, он резал по сердцу бритвой. По белой щеке скатилась слеза.

Сула отняла руку и стала аплодировать вместе со всеми. Песня обжигала, будто на оголенные нервы плеснули кислотой, но после нее почему-то становилось хорошо. Она словно бы приподнимала покров над потаенными глубинами вселенной, обнажая вечные, первоначальные истины, подлинный смысл существования.

Дериву было целиком терранским стилем в музыке. Хотя темперированный строй и явился одним из неоспоримых значительных вкладов землян в имперскую цивилизацию, в ряду великих композиторов и исполнителей людей насчитывалось чрезвычайно мало. Даймонги с их застывшими невыразительными лицами лучше и тоньше умели выражать голосом все виды эмоций. Фактически сама их речь была музыкой, поэтому блеск и изящество их интерпретаций привлекали множество любителей всех рас, хотя, разумеется, эти грандиозные многоголосые концерты чаще всего слушались в записи. Находиться поблизости от большого даймонгского хора и не упасть в обморок мог далеко не каждый.

Если даймонги говорили музыкой, то креи, по всеобщему признанию, были самой музыкой. Их примитивные светочувствительные способности вынужденно дополнялись невероятными способностями к звукоизвлечению с чрезвычайно широким спектром. Следуя их характеру, музыка креев чаще всего была живой и радостной, и большинство популярных композиторов и музыкантов принадлежали именно к этой расе. Даже если первоначальный вариант песни принадлежал людям, всеобщее признание получала обычно крейская аранжировка.

Однако в то время как выражение торжества, восторга, радости и ликования сделались бесспорной привилегией других рас, терранцы остались монополистами в области трагедии. Музыка печали и горя, потери и расставания давалась им как ничто другое. Отчаяние, стойкость, покорное принятие неизбежного — вот что было их коньком. Это признавали даже шаа. Их строгой этике импонировал стиль классических трагедий. Все в мире преходяще и смертно, кроме великих идей Праксиса; вполне понятно горе короля Лира или Эдипа, не удостоившихся света учения будущего.

Камерное искусство дериву с горсткой аккомпаниаторов и единственным певцом было по-настоящему уникальным, и его мрачные трагические темы не имели ничего общего с кипящей радостью и легкостью крейских мелодий и даймонгским великолепием. Соприкосновение души с горем, смертью, тьмой, последний проблеск жизни, задуваемый беспощадным космическим ветром, — вот что завораживало аудиторию.

Сула слушала, широко раскрыв глаза. Чистота эмоций, напряжение в голосе, изящный неназойливый аккомпанемент — само совершенство. Сердце сжималось, слова будто пульсировали в крови.

Она сама успела хорошо узнать, что такое смерть, — когда помогала выносить обугленные мумии из разбитых, оплавленных отсеков крейсера «Дели»… когда убила две тысячи наксидов при Магарии… когда она сама до полусмерти избила взрослого мужчину, а потом приказала бросить его в реку.

Когда хладнокровно убила несчастную, запутавшуюся девчонку.

Смерть висела в воздухе, обвивала паутиной, напоминала Суле, что искра ее жизни так же преходяща, что она тоже не более чем горстка праха в кулаке судьбы…

Сула печально улыбнулась. Песня была о ней.


Лицо Сулы светилось какой-то особенной радостью, щеки разрумянились, глаза блестели. Концерт, казалось, преобразил ее. Мартинес молча смотрел и не мог налюбоваться.

Он не решался на поцелуй, пока они не вышли из клуба на улицу, где вечерний ветерок заставил Сулу зябко передернуть плечами — лучший повод заключить девушку в объятия и прижаться губами к ее губам, согревая своим теплом.

— Как чудесно! — воскликнула она.

Мартинес почувствовал разочарование, когда понял, что имелся в виду вовсе не поцелуй, а певица.

— Одна из лучших, — согласился он.

Вдоль улицы, которая вела к подвесной дороге, светились разноцветные вывески баров. Двери то и дело открывались, впуская и выпуская посетителей, изнутри слышалась веселая музыка.

Мартинес улыбнулся.

— Ты замерзла… Может, зайдем куда-нибудь, согреемся?

— Нет, мне не холодно, — неловко улыбнулась Сула. — Не хочу сегодня никакой другой музыки.

Он завел ее в дверную нишу и снова стал целовать, не в силах оторваться. Сердце колотилось, аромат духов вызывал головокружение. В голове все ещё крутился странный фантастический ритм, вызывая небывалые образы и ассоциации…

Пора, решил Мартинес.

— Ты знаешь, — начал он, — я ведь не шутил, когда просился в твою семью.

Сула весело расхохоталась.

— Может, мне тебя усыновить? Хотя, честно говоря, я не собиралась становиться матерью так рано.

— Есть более простой способ, — улыбнулся Мартинес. — Что, если мы поженимся?

Она удивленно взглянула на него, потом в глазах появилось подозрение.

— Вы, наверное, шутите, капитан?

— Н-нет… — выдавил он, начав вдруг заикаться. — Не шучу.

Лицо Сулы вспыхнуло радостным румянцем. Лучшего ответа не требовалось, разве что ещё один поцелуй… Они шли в обнимку по узкой улочке старого города, и глупая счастливая улыбка не сходила с лица Мартинеса. Сердце его пело от счастья.

— А что скажет твоя семья? — вдруг спросила Сула.

Ещё при встрече Мартинес рассказал ей о последствиях опрометчивого мезальянса Семпронии.

— У них уже куча планов, — весело подмигнул он. — Собираются вкладывать бешеные миллионы. Дворец на Акрополе, вилла в горах и так далее — все для тебя. И даже не думай сопротивляться — заставят.

Сула подозрительно прищурилась.

— А что от меня потребуется взамен?

Всего-навсего взломать пару запертых дверей. Справишься?

Она пожала плечами.

— Может быть… Только за поведение тех, кто находится за этими дверями, я отвечаю не больше, чем лом или отмычка.

— Остальное предоставим Роланду, он эксперт в подобных делах.

Расхохотавшись, она повисла на его руке как ребенок.

— И что нам теперь делать?

Мартинес беззаботно махнул рукой.

— Завтра на приеме в честь свадьбы Випсании объявим о помолвке — так ей и надо — нечего было отвлекать гостей на моем торжестве… Только сначала надо утром сходить в Генный банк и выписать бумагу по всем правилам, с печатями.

Сула вздрогнула и отпустила его руку.

— Куда сходить?

— Не волнуйся, ничего страшного, — улыбнулся он. — Всего-навсего возьмут капельку крови.

— Как ты сказал, какой банк? — настойчиво переспросила она.

— Генный банк пэров, — объяснил Мартинес. — Ну… для генеалогии, понимаешь?

Она отвернулась и быстро пошла вперед, он стал догонять. В темных витринах ее отраженная фигура казалась фантастическим темным призраком.

— Слушай, а туда обязательно идти? Я никогда не слышала о таком банке.

— Вряд ли его особо рекламируют, — хмыкнул Мартинес, — да и зачем? Все равно никуда не денешься, этого требует закон, по крайней мере здесь, на Заншаа. Если ты пэр и хочешь заключить брак, нужна бумага. У нас на Ларедо тоже такой есть, и, кстати, не только для пэров.

— На Спаннане, где я росла, точно не было ничего подобного.

Мартинес пожал плечами.

— Наверное, не все пэры одинаково заботятся о традициях… Дурацкий пережиток, конечно, но что поделаешь?

Они вышли на набережную канала и повернули к мосту, видневшемуся вдалеке. В воздухе стоял запах йода и гниющих водорослей.

Сула нахмурилась.

— И что они будут делать с этой каплей крови?

— Ничего. Просто поместят в хранилище.

— А потом? Станут изучать?

Мимо, пыхтя, прошла баржа, отразившись вереницей огоньков в темной воде. На каменные плиты набегали мелкие волны, оставляя жирные блестящие следы.

— Да что там изучать, — хмыкнул Мартинес. — Ну, разве что возникнет сомнение в отцовстве… — Он обнял девушку сзади и, смеясь, прижал к себе. — Но ты ведь никогда не станешь мне изменять, правда?

Ее тело вдруг напряглось, она осторожно высвободилась и повернулась к нему, целуя в щеку.

— Нет, конечно… Знаешь, это все так неожиданно. Несколько минут назад я была обычным лейтенантом в отпуске и с медалью на шее, а теперь…

— Теперь на шее у тебя я — на всю жизнь, — рассмеялся Мартинес.

На лице Сулы появилось странное выражение.

— Послушай, а ты не слишком торопишься? Столько свадеб в одной семье одновременно… Сколько всего, кстати?

— Наша с тобой третья, — ответил он. — Или четвертая, если считать Семпронию, хотя я не знаю, собирается она замуж или только угрожает.

Сула обвила его руками, прижавшись щекой к груди. Зажмурившись, он снова поплыл в облаках «Сумерек Сандамы».

— Три свадьбы сразу, — задумчиво повторила она. — А вдруг это плохая примета?

— Мне кажется, наоборот, хорошая, — убежденно сказал он.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — вдруг прошептала Сула.

Мартинес погладил ее золотистые волосы, вздрагивая от порывов холодного ветра. Внизу мерно плескались волны.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он, слегка нахмурившись.

В молчании Сулы ощущалось напряжение. Она опустила руки и подняла глаза.

— Все так внезапно… Мне трудно сразу привыкнуть к мысли, что…

У Мартинеса вдруг закружилась голова, словно он ступил на край бездны, и один лишний шаг мог стать последним.

— Что ты хочешь мне сказать?

Сула нежно поцеловала его, потом нервно улыбнулась.

— Может, нам стоит ещё подумать?

— У нас не так уж много времени, — нахмурился он.

Рядом распахнулась дверь, и оттуда вывалилась веселая компания торминелов в коричневых чиновничьих мундирах. Скрипки фальшиво тянули что-то минорное, ночные гуляки со смехом переговаривались. Сула поморщилась, зажав руками уши.

— Мне надо подумать, — сказала она громко, чтобы перекрыть шум.

Мартинес сжал зубы, стараясь подавить вспыхнувшее раздражение.

— Что ж, подумай, — холодно произнес он, — хотя, казалось бы, и без долгих размышлений ясно, что это твой лучший шанс обеспечить себя и восстановить доброе имя твоего рода, не говоря уже о возможностях военной карьеры. Таким образом, простой логический анализ подсказывает, что причина твоих колебаний не в деньгах и не в собственности, а во мне…

Зеленые глаза, обращенные к нему, расширились, в них появился холодок.

— Избавь меня, пожалуйста, от комментариев, — сухо произнесла она. — Ты ничего не знаешь о моих проблемах.

Мартинес невольно сжался под ее взглядом. Мысли путались, кровь стучала в висках. С трудом сдерживая гнев, он снова заговорил, почти спокойно:

— Позволю себе не согласиться. Главная твоя проблема заключается в отсутствии денег, положения в обществе и близких людей, и ты просто-напросто боишься позволить кому-либо любить тебя, потому что…

— Замолчи! — крик Сулы хлестнул его словно кнутом. Руки ее все ещё были прижаты к ушам, желтый свет из двери кабака отражался в зрачках хищным пламенем. — Мне не нужны твои идиотские рассуждения! Ты ничего, ничего не знаешь!

Торминелы застыли, удивленно таращась огромными глазами-блюдцами на ссорящихся терранцев. Скрипки звучали все громче, отзываясь зубной болью. Мартинес упрямо покачал головой.

— Я…

— Ты тут ни при чем! — перебила Сула. — Вбей это наконец в свою дурацкую башку!

Резко повернувшись на каблуках, она растолкала торминелов и пошла по набережной прочь, мелькая белыми ногами в промозглой темноте. Мартинес стоял как вкопанный, глядя ей в спину.

Опять!

Нижний город, набережная канала, порывы ледяного ветра, отблески ночных фонарей на золотистых волосах. Прошлое повторялось, словно забытый сон. Сколько ещё раз…

Нет! Третьего раза не будет, поклялся он, сжав кулаки. Только не это.

«Ты тут ни при чем»… Ну что ж, ни при чем так ни при чем. Пускай теперь сама разбирается со своими проблемами.


Вернувшись во дворец Шелли, он бросил пальто на голову уродливого бронзового лайона и стал подниматься по ступенькам. К несчастью, навстречу тут же попался Роланд, выносивший в холл поднос с остатками ужина. Поспешно одернув халат, он испытующе взглянул на вытянутое лицо младшего брата и криво усмехнулся.

— Что, получил от ворот поворот?

— Оставь меня в покое, — раздраженно бросил тот, направляясь к себе.

— Ну, если моя помощь тебе не нужна…

Гарет Мартинес обернулся.

— Ты хочешь поговорить с леди Сулой от моего имени? — рассмеялся он.

— Почему обязательно с ней? — Роланд пожал плечами. Его взгляд был полон любопытства. — Неужели все-таки отказала? Странно… упустить такой шанс…

— Мне кажется, — буркнул Мартинес сквозь стиснутые зубы, — что она просто сумасшедшая.

— Ну что ж, по крайней мере ты понял это вовремя, — вздохнул брат.

Не хватало только его сочувствия! Промолчав, Мартинес заперся в своей комнате, сбросил туфли и в сердцах швырнул их в угол.

Ведь сама пришла, сама! Встретила его на кольце, как он ее когда-то, бросилась в его объятия… Все шло как по маслу, и вдруг… Позвонить ей! Позвонить и потребовать объяснений!

Мартинес шагнул к коммуникатору и резко остановился. Сел на кровать и задумался, упершись руками в колени, потом вскочил и принялся ходить из угла в угол. Снова сел… Наконец, решительно подошел к столу и послал вызов.

Сула не отвечала. Когда положенное время истекло и прозвучал сигнал автоответчика, Мартинес прервал связь. Посылать сообщение было слишком унизительно.

«По крайней мере ты понял это вовремя…» — эхом отозвались в мозгу слова Роланда.

Выждав минут двадцать, он снова позвонил, и ещё через час… То же самое.

Где ей быть, как не дома? Сидит небось и посмеивается, глядя, как на дисплее высвечиваются его звонки.

Он долго стоял у окна, глядя в темноту пустых улиц. В глухом завывании ветра под крышей старого дворца явственно слышался треск разбитых надежд.


Сула лежала, свернувшись калачиком на уродливой черной кровати, и прижимала к груди мокрую проплаканную подушку, словно любовника. Рассвет пробивался яркими лучами сквозь щели в шторах. Глаза распухли и чесались. Простыни все ещё отдавали Мартинесом.

Она не плакала уже много лет, с тех пор, как прижала другую подушку, почти такую же, к лицу Кэролайн Сулы.

Тогда, казалось, весь запас слез иссяк, сделав ее каменной и сухой, подобной горной пустыне. Приняв ранг и положение бывшей подруги, она лишь презирала тех, кого обманывала, кто, подобно Джереми Фути, считал себя венцом творения. Никто из этих самодовольных снобов не видел того, что приходилось видеть ей, и не делал, да и не посмел бы решиться на то, что она совершила не раздумывая.

Потом пришел Мартинес и изменил все. Он явился как благодатный дождь, вернув к жизни ледяные мертвые просторы ее души. И вот первые взошедшие ростки снова чахли, лишенные животворной влаги, выжимаемой из них капля за каплей безжалостными тисками раскаяния.

«Почему я не могла ему поверить?» — вновь и вновь повторяла она, в отчаянии сжимая кулаки и колотя ими подушку, словно злейшего врага.

Сигнал коммуникатора напомнил, что сегодня надо идти в суд давать показания по делу Блитшартса. Глаз в эту ночь она не сомкнула ни на секунду. Поднявшись с постели, Сула с трудом распрямила затекшую спину и пошла в душ.

С отвращением натянув мундир и заварив чай, она не стала его пить. Экран коммуникатора одиноко мигал за открытой дверью темной спальни. Сула ещё вчера приказала ему не отвечать на внешние звонки, полностью посвятив вечер сбору информации о Генном банке пэров и существующем законодательстве. Данные она закачивала в нарукавный дисплей и потом, сидя в такси по пути в суд и ожидая вызова в приемной, читала все подряд, кипя от злости. Мартинес не ошибался: капля крови требовалась от вступающих в брак пэров не только на Заншаа и во всей столичной звездной системе, но и в большинстве других миров. Планет, где пэры обходились без генной регистрации, оказалось всего около тридцати, включая Дандафис, Магарию, Феларус, Терру и Спаннан, где она родилась.

Едва ли она убедит Мартинеса пожениться где-нибудь в замшелой провинции, не возбудив подозрений. Оставалось лишь надеяться, что какая-нибудь лазейка все-таки найдется. Сула дала компьютеру задание самому проверить все возможные базы данных по ключевым словам.

Выступая перед судом, она нашла наконец, на ком выместить разочарование, благо адвокат страховой компании, подавшей иск, дал для этого немало поводов. «Вы это уже спрашивали один раз! Плохо слышите? Или у вас проблемы с умственным развитием?» Адвокат семьи Блитшартсов потирал руки, однако потом настал и его черед. «Что за идиотский вопрос? У меня на службе даже кадет спрашивал бы толковее, иначе я приказала бы ему перейти на сторону наксидов — от такого подарка они быстро бы загнулись!»

Выплеснув таким образом гнев, Сула почувствовала себя хотя и немного лучше, но какой-то опустошенной. Она вернулась домой, выпила чашку холодного чая и перекусила на скорую руку из запасов, приготовленных для Мартинеса. Затем снова легла на кровать и принялась размышлять.

Надо было ему поверить. Просто взять и сказать: «Я не настоящая леди Сула. Та умерла, и я заняла ее место. Если кто-нибудь проверит данные в Генном банке, все вскроется».

Но тогда… тогда придется сказать, как именно умерла леди Сула. Можно ли доверять Мартинесу до такой степени? Впрочем, что теперь горевать — она не решилась сказать даже малой части правды, а теперь уже поздно. Будь он даже склонен пойти ей навстречу, после того разговора это просто немыслимо.


— Воплощение аристократической сдержанности… Ты не находишь? — Роланд Мартинес обвел рукой зал, оформленный в невыразительном абстрактном стиле.

Практически голые однотонные стены оживляло лишь несколько живописных полотен, также в основном пустых, если не считать крошечных цветных завитков, чуть смещенных от центра. Одну картину трудно было отличить от другой.

— Корабль, только что вышедший с верфи, и то оформлен интереснее, — проворчал Гарет, хмуро взирая на толпящихся гостей.

Впрочем, выражение лица лорда Еситоси, стоящего у дальней стены в окружении новых родственников, было не менее кислым. Он смотрел с таким видом, будто принюхивался к несвежему бифштексу.

С каждым днем все больше высокопоставленных семей покидали Заншаа, тем не менее свадьба наследника Еситоси собрала не менее пяти сотен самых знатных пэров империи.

— Наслаждаешься триумфом? — Гарет Мартинес с усмешкой взглянул на старшего брата. — Вот они, все великие семьи, — на свадьбе Випсании. Какое счастье!

— О триумфе можно будет говорить, когда я увижу их всех у себя дома, — рассудительно проговорил Роланд, прихлебывая белое вино. — Как жаль, что я опоздал — это мне ещё припомнят.

— Не сомневаюсь, что у тебя была веская причина.

— Более чем. — Брат смотрел искоса, словно опасался чего-то. — Надеюсь, ты оценишь мои усилия.

— Если ты выбил мне назначение, буду должен.

— Можно сказать и так… — усмехнулся Роланд и, помолчав, добавил: — Я устроил твою женитьбу.

Убийственный взгляд Мартинеса пропал даром: брат уже смотрел в зал, салютуя бокалом пожилой лайонке в красном депутатском мундире. Опустив глаза, Роланд жёстко проговорил:

— Ты сам начал эту игру, и я сказал, что могу помочь.

— Боюсь, тебе придется принести бедной девушке свои искренние извинения… или жениться на ней самому.

Роланд с шутливым удивлением поднял брови.

— Как, ты даже не хочешь узнать ее имя?

— Нет, не слишком.

— Терза Чен. — Наслаждаясь ошарашенным видом Гарета, Роланд гордо продолжал: — Ты не представляешь, каких трудов мне стоило уломать ее отца. Одно дело хапать наши грязные миллионы, и совсем другое — заполучить зятя-провинциала.

Мартинес наконец обрел дар речи.

— Терза Чен? Это безумие!

— Почему же? — усмехнулся Роланд.

— Ну, во-первых, она в трауре…

— Конечно, ведь лорд Ричард Ли погиб.

Ричард Ли? Вон оно что. Мартинес благоговейно притих.

— Но… он погиб совсем недавно, она не может так скоро выйти замуж!

Роланд взял брата за локоть и прошептал на ухо:

— Когда имеешь дело с безутешной вдовой, главное — стремительность. Думаю, безутешные невесты немногим отличаются от вдов.

Мартинес стряхнул его руку.

— Забудь! — Он вгляделся в лица гостей. — Лорд Чен должен быть здесь. Я найду его и все отменю.

— Как хочешь, — пожал плечами Роланд. — Тогда уж заодно отмени и свое новое назначение. — Новый убийственный взгляд, который бросил на него Мартинес, также не возымел действия, поскольку был лишен должной убедительности. Роланд снова поднял брови, хищно улыбаясь. — Как, разве я забыл сказать? Леди Миши Чен нужен офицер по тактике на флагманский корабль эскадры. — Помолчав, он снова приблизил лицо к уху брата и еле слышно промурлыкал: — Мне почему-то показалось, что эта новость должна привлечь твое внимание.

Глава 9

Мартинес бродил по коридорам дворцаЕситоси в каком-то ступоре, с мыслями собраться не удавалось, черный гнев перемежался вспышками странного дикого веселья, отстраненная ирония сменялась глубоким отвращением. Чувства были так сильны, что имели вкус: ирония отдавала кофейной гущей, отвращение — металлом.

Под изяществом манер, пышными мундирами, парчой и расшитыми шелками всюду виделись жирные безволосые скоты, беспрестанно жующие, толкающиеся локтями у общего корыта. Ему хотелось закричать, но они все равно не стали бы слушать, даже под угрозой наксидов, которые вот-вот должны были разнести в клочья этот вонючий свинарник.

Терза стояла у расписного бумажного экрана, белого с голубым. Ее наряд в пышном стиле, вошедшем в моду с началом войны, резко выделялся на фоне голого абстрактного интерьера — золото с зеленым растительным узором, оборки, бахрома, декоративные разрезы, сквозь которые проглядывал атлас платья. Волосы были подвязаны белой траурной лентой и покрыты тонкой ажурной сеткой из крошечных звездчатых цветов. Окруженная подружками, Терза с притворным интересом слушала их болтовню.

Мартинес, поколебавшись немного, подошел. Она повернулась, слегка раздвинув губы в смущенной улыбке.

— Капитан Мартинес…

— Миледи… — Он обвел взглядом подружек. — Я попрошу разрешения на минутку лишить вас общества леди Терзы.

Они вышли в коридор. Мартинес ощущал в себе противоречивые желания, не зная, то ли смеяться, то ли плакать, то ли сорвать с себя одежду и заорать во все горло.

— Ваш отец разговаривал с вами? — выдавил он.

— Да, — тихо ответила Терза, — перед тем, как ехать на свадьбу.

— Я тоже узнал недавно…

Ее движения, подчеркнутые пышным шуршащим платьем, поражали тонкой грацией. Мартинес наугад дернул дверь; за ней оказался пустой кабинет-спальня с мрачного вида черно-белой кроватью и письменным столом, на котором лежала бумага и стеклянный набор для каллиграфии.

— Простите, что я в трауре. — Терза указала на волосы. — После помолвки не принято его носить, но отец сказал мне, когда я уже успела одеться…

— Ничего страшного, — вздохнул Мартинес. — Я много слышал о лорде Ричарде, он достоин траура.

Она опустила глаза. Наступила неловкая тишина. Мартинес попытался наконец собраться с мыслями.

— Послушайте, — начал он, — если вам не хочется, мы ещё можем все отменить.

На лице девушки отразилось удивление.

— Я… — Губы раздвинулись, произнеся беззвучно то, что она не решалась выговорить, глаза глядели испуганно. — Я не возражаю… Такие решения всегда принимает семья. Наша помолвка с лордом Ричардом тоже состоялась по договоренности.

— Однако вы все же были знакомы, вращались в том же обществе, а я… Меня вы совсем не знаете.

Терза неуверенно кивнула.

— Да, это правда, но… — Ресницы ее вздрогнули. — Вы успешны и надежны, умны… из состоятельной семьи, и потом… мне кажется, вы добрый человек. — Зашуршав платьем, она дотронулась до его рукава. — Очень подходящие качества для мужа.

Стены комнаты, шкаф и кровать закружились у Мартинеса перед глазами. Он смотрел на девушку и старался понять, что стоит за ее словами — просто хорошие манеры, вышколенное поведение, привычка говорить то, что положено, и готовность жертвовать собой в интересах клана или… или, может быть, настоящее чувство? Кто она — одно из разодетых животных, толпящихся возле корыта, или же тонкое и ранимое человеческое существо?

С другой стороны, даже если и первое, если за умело надетой маской кроются алчность и расчет — какая, к черту, разница? Почему бы не воспользоваться, не протолкнуться к корыту и не схватить кусок, тем более после такой закуски, как назначение в эскадру леди Чен? А если она говорит искренне, так ещё лучше, он вообще счастливчик. Самый удачливый во всей вселенной — так, кажется, говорила Сула? Стало быть, разрыв с ней — просто очередная удача, и за Терзу Чен надо хвататься обеими руками.

За дверью раздался удар обеденного гонга. Гостей созывали в большой бальный зал, где ждали накрытые столы.

Мартинес взглянул девушке в лицо и прикрыл ее руку своей.

— Только помни, — улыбнулся он, — у тебя был шанс улизнуть.

Затем повернулся и пошел рядом с ней — нелюбимой и пока совсем чужой — навстречу своей судьбе.


Генеалогические законы пэров оказались непробиваемыми — ни единой лазейки. Новые поиски ничего не дали. Сула едва различала дисплей сквозь навернувшиеся слезы. Из ступора ее вывело лишь слабое треньканье коммуникатора. Утерев рукавом опухшие глаза, она ответила, и через несколько минут уже распечатывала пакет, принесенный посыльным из штаба. Официальный отпуск на время судебного процесса закончился, и завтра лейтенанту Суле предстояло поступить в распоряжение командующего флотом Ро-Дая, который возглавлял Управление логистики, размещавшееся в Нижнем городе.

Подогрев остатки утреннего чая, она положила побольше сахара, продолжая изучать письмо. «Прибыть в 09:01 в кабинет 890 главного здания Управления по адресу…» Строгие формулировки приказа и привычная осязаемость плотной желтоватой бумаги с четко пропечатанными буквами помогали прийти в себя.

Помогали решиться.

Завернуть за угол, позвонить в дверь и попросить встречи с Гаретом Мартинесом. В крайнем случае настоять на своем под предлогом доставки приказа из штаба — вид военного пакета подействует на слуг. А дальше…

Признаться, что она не леди Сула, а самозванка, занявшая ее место, и отдаться на милость его светлости. Пускай делает, что хочет. Ударит, плюнет в лицо, сдаст властям… или женится. Ему решать.

Идея показалась столь соблазнительной и в то же время столь опасной, что у Сулы зазвенело в ушах, а по спине побежали мурашки. Соблазн избавиться оттяжкой ноши, разделить с кем-то страшную постыдную тайну вызывал опьяняющее чувство свободы.

Она поспешно умылась и наложила косметику, потом вложила приказ обратно в конверт и попыталась запечатать, как прежде, однако, подумав, решила, что сойдет и так.

В сердце пел ветер надежды, кровь стучала в виски военным барабаном. Развернув плечи и почти печатая шаг, Сула вышла из переулка, сделала четкий поворот направо и остановилась у дворца Шелли.

— Мне нужен капитан Гарет Мартинес, — обратилась она к служанке, открывшей дверь.

— Его светлости нет дома, миледи, — был ответ, — он поехал к своей невесте.

— Я имею в виду лорда Гарета, — пояснила Сула, — а не Роланда.

Роланд женится? — успела подумать она. — Интересно, на ком?

На лице служанки отразилось удивление.

— Да, миледи, лорд Гарет, я о нем и говорю. Он женится на леди Терзе Чен, нам только сегодня объявили. — Посмотрев на вытянувшееся лицо Сулы, она добавила: — Если у вас срочное дело, миледи, вы можете найти его во дворце Ченов.

— Спасибо, — пролепетала Сула, — я так и сделаю.

Тяжелая дверь со щелчком закрылась.

«Вот так».

На выручку пришли военные рефлексы. Мир вокруг заволокся туманом, колени подгибались, но Сула каким-то чудом осилила поворот на месте, доплелась до угла и свернула налево. Руки словно сами по себе методично рвали казенный конверт на мелкие клочки.

«Сука! Сука! Он был мой!»


— Поздравляю вас с новым зятем, — с подчеркнутой вежливостью поклонился лорд Пеццини. — Теперь я понимаю, почему вы так озабочены его карьерой.

Лорд Чен, бледный и осунувшийся, поклонился в ответ.

— Благодарю вас, милорд, хотя должен заметить, что поддержка, которую я оказывал капитану Мартинесу, целиком оправдана его личными заслугами.

— Ну конечно, — согласился Пеццини, снисходительно улыбаясь.

Не он один ехидно усмехался, услышав новость о предстоявшем бракосочетании. Ещё один старый род склонился перед семейкой нуворишей. Нгени, Еситоси, а теперь и Чены. «Клан Мартинесов» — ну не смешно ли? Какие золотые горы предложил этот ничтожный выскочка Роланд Мартинес, какие козыри имел в рукаве, что смог принудить самих Ченов к столь неравному и поспешному союзу? Теперь настанет звездный час деревенщины — целые толпы немытых кузенов и кузин Мартинесов начнут шастать по благородным салонам, охотясь на отпрысков благородных семейств.

Лорд Чен и сам с трудом мог поверить, что отдал родную дочь в руки подобного человека. Нет, безжалостно поправил он себя, не отдал — продал!

Конечно, Мартинесы хитры и богаты, им сопутствует удача… они полезны — но разве они достойны быть на равных с Ченами? Сколько поколений благородных предков могут они насчитать, сколько дворцов имели на Акрополе и сколько столетий?

Терза приняла новость спокойно — покорно склонила голову и произнесла: «Да, отец». Леди Чен, напротив, подняла шум. Рыдала, скандалила, угрожала, а потом заперлась у себя в покоях и не пожелала присутствовать на свадьбе Еситоси. Хорошо, если на свадьбу дочери согласится прийти.

Все дело в удаче, думал Мауриций Чен, сидя на своем месте в зале заседаний правления. Мартинесам везет, не более того. Настанет день, судьба сделает круг, и все переменится. Чены вернут себе богатство и славу, и им больше не понадобится помощь со стороны. Тогда Терза обретет свободу и сможет вести жизнь, более приличествующую наследнице великого рода. От деревенщины можно будет откупиться… и пусть только попробует проявить хоть каплю неуважения — среди тайных клиентов клана есть немало тех, кто не в ладах с законом, и одного слова, сказанного шепотом, будет достаточно. А пока…

Пока есть более насущные дела. Лорд Чен обвел взглядом зал. План эвакуации правительства согласны поддержать трое из шести, включая его самого. Остальные — сторонники Торка. Все могло бы разрешиться, назначь лорд Саид кого-нибудь на место казненной леди Сан-Торас, однако предводитель парламента предпочитал не спешить. Чен скрипнул зубами, словно затылком чувствуя нависшую угрозу наксидов.

В зал вошел Торк, за ним — трое флотских офицеров при полном параде, лайон в форме старшего капитана и двое помощников — терранец и торминел в темных очках. Черные петлицы на вороте — стало быть, разведка. До войны, ввиду отсутствия какого бы то ни было врага, разведка флота была, пожалуй, самой немногочисленной из служб, в отличие от подчиненных Ивана Снегова, расследовавших внутренние злоупотребления и забиравших себе львиную долю ассигнований. Однако с тех пор как последние испортили себе репутацию, не сумев раскрыть планы мятежников, для разведки наступили времена процветания. Разрабатывались новые современные методы слежения за противником, включая возможность внедрения своих агентов на наксидскую территорию. Теперь Совет правления регулярно принимал доклады разведчиков, хотя офицеров, которых привел Торк, лорд Чен видел впервые.

Адъютанты тихо заперли за собой двери, и Совет правления остался наедине с гостями в изолированном от всего мира тускло освещенном зале. Секретарь-крей взял перо и включил записывающие устройства, фиксирующие протокол заседания для истории. Торминел снял очки.

По залу прошел душок гниющей плоти. Лорд Торк занял председательское место и обвел немигающим взглядом зал, пересчитывая собравшихся. Потом постучал по столу бледными костяшками пальцев, призывая к вниманию.

— Милорды, я хочу представить вам капитана Ан-Кина из Управления информации флота, от которого я вчера получил доклад с чрезвычайно важными сведениями военного характера. Он сам изложит всю информацию и ответит на ваши вопросы.

Ан-Кин выступил вперед и, настроив нарукавный дисплей, начал передавать данные членам Совета. Лорд Чен опустил глаза — на черной поверхности стола высветились буквы: «Анализ деятельности компании „Первая Аксиома“ и ее места в военной структуре мятежников».

«Первая Аксиома»? Чену приходилось слышать это название, но по какому поводу, он припомнить не мог.

— Милорды, кому-то из вас, возможно, известна компания «Первая Аксиома», созданная заговорщиками для тайной переброски ресурсов, — начал Ан-Кин. Ему не предложили места за столом, и он тяжело переминался с ноги на ногу, нависая птичьим телом над левым плечом Торка. — Компания основана в 12477 году, за четыре года до мятежа. Основные акционеры — леди Кушдай, председатель правления, а также лорд Кулукраф, лорд Аксад и некоторые другие руководители наксидов.

На дисплее перед Ченом появилась структурная схема. Ан-Кин продолжал:

— В день мятежа три судна, принадлежавших «Первой Аксиоме», прибыли на Магарию. Вы видите перед собой названия и грузовые декларации. Есть основания считать, что на самом деле они перевозили персонал, достаточный для экипировки захваченных боевых кораблей, впоследствии сыгравших значительную роль в битве при Магарии. Ещё девятнадцать торговых судов, приобретенные компанией ранее, также везли вместе с легальным грузом припасы и оборудование для мятежников и в момент мятежа находились в пяти необитаемых системах на пути от Наксаса к Магарии.

Дисплей перед Ченом показал карты планетных систем — ни об одной из них он раньше не слышал. Ан-Кин посопел, снова переминаясь с ноги на ногу, потом продолжал:

— Мы подозреваем, что именно эти грузовые корабли перевозили войска, целью которых было овладеть критическими участками кольцевых станций, возможно, с помощью заговорщиков и их пособников внутри станционного персонала. По нашим данным, во время мятежа все они находились в пределах пяти обитаемых систем на участке между Наксасом и Магарией. Поскольку дальнейшей информации о них не поступало, можно предположить, что корабли продолжают находиться на службе у мятежников… Кхэ-э!

Лорд Чен подскочил на месте, лишь после осознав, что лайон просто-напросто чихнул, не выдержав вони.

— Прошу прощения ваших светлостей, — неловко поклонился Ан-Кин, делая несколько шагов в сторону, где запах гниющей плоти, исходивший от председателя, был не столь силен. Сделав глубокий вдох, он продолжал: — Недавно мы получили сведения, что та же фирма поручила своим субподрядчикам строительство на гражданских верфях десяти новых кораблей на шести развивающихся планетах, находящихся в разной стадии заселения. Вначале мы предположили, что это такие же транспорты, однако, получив чертежи и внимательно изучив конструкцию, пришли к иным выводам… Лейтенант Киджалис… — (Торминел в темных очках вытянулся и отдал честь) — даст необходимые пояснения…

Лорд Чен придвинулся поближе к чертежам. Так… небольшой, но мощный торговый корабль с малой вместимостью. Удобен для перевозки срочных, особо ценных грузов. Что еще?

Торминел, перечислив технические характеристики, перешел к выводам. В военном мундире поверх густого меха он, вероятно, сильно страдал от жары, хотя виду не подавал.

— Итак, грузоподъемность кораблей крайне мала, а двигатели непропорционально велики. В то же время модульная конструкция, позволяющая владельцам легко переоборудовать внутренние отсеки, обходится чрезмерно дорого. Скорее всего данные корабли никогда не предназначались для транспортных целей…

Лорд Чен вдруг резко поднял голову.

— Сколько, вы сказали, всего этих кораблей? — перебил он торминела.

— Десять, милорд.

— Десять военных кораблей, так?

Совершенно верно, милорд, — ответил за лейтенанта Ан-Кин. — Взяв на борт вооружение и команду, они будут примерно соответствовать сторожевику средних размеров с двенадцатью ракетными батареями, двумя катерами и шестью защитными лазерами.

— Десять! — прошепелявил лорд Монди, забыв следить за произношением.

— Вы представляете, что это значит? — Пеццини вскочил с места, размахивая руками. Его лицо раскраснелось от волнения. — Выходит, что…

— Милорд! — одернул его председатель Торк. — Прошу вас и всех присутствующих воздержаться от выводов в присутствии младших офицеров. Ограничимся пока вопросами к докладчику.

— Насколько вы уверены? — спросила леди Сейкиин.

Переглянувшись с коллегами, лейтенант Киджалис снова выступил вперед.

Я абсолютно убежден в правильности своих выводов, однако, учитывая, что в вычисления все-таки могли вкрасться ошибки, оценил бы степень своей уверенности в девяносто процентов.

— Согласен, — кивнул Ан-Кин.

— Я тоже, — привстал с места лорд Чен. Все головы повернулись к нему. — У меня крупные интересы в судостроении, и я разбираюсь в чертежах. Это военные корабли — во всем, кроме вооружения и помещений для команды. — Он взглянул на Ан-Кина. — Когда они могут быть закончены?

— По меньшей мере два уже готовы, — кивнул лайон, — те, что строились на Лоатине и к моменту мятежа уже проходили ходовые испытания. Поскольку Лоатин сдался мятежникам, они наверняка уже пополнили их флот. Ещё три должны вступить в строй в самое ближайшее время. Остальные пять также близки к завершению, но, поскольку строятся на Наксасе, до Магарии доберутся не ранее чем через два месяца.

Лорд Чен вытер со лба холодный пот. В общей сложности сорок пять кораблей против двадцати пяти у защитников столицы… а если к основным силам мятежников присоединятся те восемь с Протипана… Как бы гениально ни провел сражение лорд командующий Кангас, результат предрешен. Успешно или нет вел свою шпионскую игру лорд-правитель, наксиды медлили вовсе не потому, что верили его фальшивым заговорщикам. Они ждали, пока достроят десять новых боевых судов, которые дадут им подавляющее численное превосходство!

Наступившую мертвую тишину нарушил звенящий голос Торка:

— Милорды… Я думаю, теперь всем очевидно, что защитить Заншаа мы не сможем. Придется избрать иной план.

— План Мартинеса! — подсказал Чен, с триумфом наблюдая, как Пеццини дернулся, словно от приступа зубной боли.

Лорд Торк повернулся на голос.

— Его светлость лорд Саид, рассказывая мне о вашем визите, называл его планом Чена. Думаю, это название мы и сохраним.

— Слишком много чести для меня, милорд, — поклонился Чен, ничем не выдавая своего смущения.

Торк обвел взглядом сидевших за столом.

— Ввиду поступившей информации я вынужден попросить у его светлости лорда-предводителя немедленной аудиенции. Полагаю, члены совета согласятся меня сопровождать?

Поднимаясь с кресла, лорд Чен вспомнил о лихорадке последних дней, когда он обзванивал всех знакомых членов правительства и просто влиятельных лиц, пытаясь убедить их в целесообразности плана, который сегодня наверняка будет принят без единого возражения.

Удача Мартинесов… Не зря о ней столько говорят.


Вальпурга имела на своей свадьбе полуудивленный, полузадумчивый вид, словно наблюдала со стороны забавные обряды какого-нибудь племени йормаков. Пэ-Джи Нгени, напротив, смотрелся так, будто присутствовал на собственных похоронах.

В кульминационный момент свадебного ритуала невеста сидела на краю кровати, а жених должен был, сидя на полу, снять с нее домашние туфли. В большинстве семей действо происходило в настоящей спальне, но во дворец Шелли — как и за два дня до этого у Еситоси — огромную кровать специально для церемонии приволокли в парадную гостиную. Гостей по сравнению со свадьбой Випсании была жалкая горстка. Скандальные обстоятельства помолвки не давали возможности праздновать пышно, и обе семьи пригласили лишь самых близких родственников и друзей, не больше пяти десятков.

Развязав тесемки домашней туфли на ноге невесты, Пэ-Джи замер с мрачным вытянутым лицом, давая возможность фотографам сделать снимки. Лорд Пьер Нгени стоял рядом с неудачливым кузеном, величественно сложив руки на груди и следя, чтобы все было сделано правильно. Роланд, более уверенный в способностях жениха, улыбался из толпы.

Мартинес, глядя на происходящее с неожиданным даже для себя сочувствием, гадал, каким он сам получится на снимках — его свадьба была назначена всего через два дня.

Пэ-Джи завершил ритуал под вежливые аплодисменты гостей. Ногти на ногах Вальпурги были покрыты блестящим пурпурным лаком в тон красному с золотом подвенечному платью. Молодые встали и поцеловались под новое жужжание камер.

Мартинес ощутил внезапный гнев. Неужели и его бракосочетание будет таким же фарсом?

Когда невеста снова обулась и толпа вокруг начала рассасываться, он подошел к Терзе. Она наблюдала происходящее со спокойной улыбкой, которую Мартинес счел бы странной, не знай он теперь, после их бесед, что это выражение лица лишь скрывает истинные чувства. Обратив взгляд на Мартинеса, Терза улыбнулась снова, но уже по-другому, более искренне. В последнее время они старались встречаться как можно чаще, однако из-за постоянных хлопот провели вместе в общей сложности всего несколько часов. Отец Терзы дни и ночи заседал в парламенте, мать не желала даже говорить о свадьбе дочери, и девушке самой приходилось заниматься приготовлениями, имея в запасе всего пару дней.

«Она должна забеременеть как можно скорее! — внушал утром Роланд. — Сразу скажи, что хочешь ребенка, пусть вынет имплантат и примет прогестин, или как там его, чтобы стимулировать овуляцию». Когда же раздраженный Мартинес спросил, зачем, брат терпеливо стал объяснять: «После войны их семейство быстро встанет на ноги, и папочка Чен наверняка захочет, чтобы его дочь развелась с тобой и нашла жениха познатнее. Пусть-ка попробует, когда у нее на руках будет парочка орущих младенцев! А если что, потребуем свою долю наследства, у клана Мартинесов хватит денег на любой судебный процесс».

Уже и на случай развода все просчитал, ну и молодец, — мрачно усмехнулся про себя Мартинес.

— Погуляем в саду? — предложил он Терзе.

— Да, конечно, — охотно согласилась она.

Оставив гостей, на этот раз довольно немногочисленных — скандал, предшествовавший свадьбе Пэ-Джи и Вальпурги, не позволял праздновать на широкую ногу — они не торопясь прошлись по дорожкам между буйно разросшимися кустами в тени древних строений. Дворец Шелли строился и достраивался в течение многих сотен лет и представлял собой причудливую смесь самых различных архитектурных стилей. То там, то здесь попадались садовые скульптуры, потемневшие и источенные временем. Даже в аллегорической композиции, изображавшей торжество добродетели над пороком, персонажи были все на одно лицо — слепые язвы вместо глаз и темный, трагически искаженный рот.

— Кто это? — спросила Терза, указывая на старую терранку в светлом летнем платье, которая прогуливалась среди зарослей бледных желтоватых цветов. — Наряд у нее совсем не для свадьбы.

— Я и сам не знаю, — признался Мартинес. — Мы ведь снимаем только переднюю половину дворца, а в остальной продолжают жить родственники Шелли, их клиенты, слуги и так далее. Мы не со всеми ещё успели познакомиться.

— У меня так тоже случается, когда мы бываем на виллах, — кивнула Терза, — хотя в принципе я обязана знать всех, кто работает на нас.

Мартинес взял ее под руку и повел в сторону от уродливых статуй по выщербленной дорожке, мощенной старинным кирпичом. Пышно разросшийся зеленый мох заглушал шаги.

— Представляю, как трудно быть наследницей Ченов.

— Пока ещё не очень. — Терза с улыбкой покачала головой. — Отец поручает мне приглядывать лишь за несколькими виллами и вести дела одного-двух клиентов. Остается куча времени на музыку и светскую жизнь.

— Наверное, хочет, чтобы ты как следует насладилась свободой, пока молода.

Она вздохнула.

— Может быть, но деловой опыт мне в будущем очень понадобится, особенно в парламенте.

Глава клана Ченов неизменно кооптировался в палату депутатов вместе с четырьмя сотнями представителей лучших фамилий, что издревле было источником недовольства менее знатных кланов.

— Кроме того, — продолжала Терза, — идет война, и я хочу делать, что могу… ой!

— Погоди…

Мартинес опустился на одно колено и осторожно освободил край платья от колючих стелющихся побегов. Потом, не поднимаясь, посмотрел на девушку снизу вверх.

— Спасибо.

— Не за что.

Терза подала ему руку, чтобы помочь встать. Он с удовольствием ощутил тепло ее руки сквозь перчатку из тонкой, как бумага, кожи.

— Я решила поработать в министерстве военных поставок, — продолжала она. — Смогу помогать и отцу, и мужу.

— Хорошая идея, — вежливо согласился Мартинес.

Уловив в его голосе неуверенность, Терза вопросительно подняла бровь.

— Ты не совсем одобряешь?

— Да нет, не в этом дело… — Он замялся. — Просто… Может быть, другое место окажется безопаснее — если наксиды победят, то скорее оставят тебя в покое.

Она горько усмехнулась.

— Я стараюсь не думать о том, что сделают наксиды.

«Ах, Роланд, — подумал Мартинес, — сознаешь ли ты, на что, быть может, мы с тобой обрекаем эту милую девушку?»

Здесь, на берегу заросшего пруда, красовалась ещё одна скульптурная аллегория, менее понятная, чем первая. Из кувшина в руках женщины с почти стершимися чертами медленной струйкой лилась вода, рядом стоял мужчина в высокой остроконечной шляпе, держа какой-то забытый струнный инструмент. На плече женщины с несколько самодовольным видом сидела большая птица. Сырой прохладный воздух был напоен ароматом мхов и лилий.

Мартинес взял девушку за руки, наблюдая, как на тонкой девичьей шее бьется ниточка пульса. Терза вопросительно подняла глаза, потом подставила губы, нежные и податливые. Он ни разу до этого не целовал ее по-настоящему, и вообще только один раз — для публики при объявлении о помолвке. Сразу вспомнились поцелуи Сулы, жаркие, трепетные, полные страстного предвкушения. В Терзе не ощущалось того огня, а лишь молчаливое согласие и полное надежд любопытство.

Он обнял ее, вдохнув теплый запах волос. За спиной слышался плеск воды, лившейся из кувшина. Внезапно к плеску присоединился звон нарукавного дисплея. Мартинес, вздохнув, поглядел на экран и увидел лицо Вондерхейдте, бывшего младшего лейтенанта «Короны».

— Милорд… — поклонился молодой человек.

— Приветствую, лейтенант, как поживаете?

— Очень хорошо, спасибо, милорд… — Вондерхейдте покраснел, нервно облизнул губы, потом расплылся в улыбке. — Вообще-то я завтра женюсь… вот и решил пригласить вас на свадьбу.

Мартинес невольно расхохотался. Не слишком ли много свадеб сразу? Надутая помпезность, потом фарс, теперь, похоже, пародия. Чем же станет его собственная? — уже в который раз спросил он себя. Подстрочным комментарием?

Его осенила внезапная мысль.

— Погодите, лейтенант, — нахмурился он, — вы, кажется, уже не первый раз женитесь? Третий, если не ошибаюсь?

— Точно так, милорд, — смущенно признал Вондерхейдте, — но Дафна — это совсем другое. Наконец-то я нашел настоящую женщину.

— Ну что ж, рад слышать, — улыбнулся Мартинес. — Если смогу, приду с удовольствием.

— Мы будем в отеле «Империя», милорд капитан, в 16:01 в главном зале.

— Очень хорошо.

Мартинес выключил дисплей и взглянул на Терзу.

— Это один из моих подчиненных, — пояснил он и быстро поправился: — Бывших.

— Я поняла, — кивнула она с улыбкой.

— Не хочешь присоединиться? Может, будет полезно для опыта…

Она рассмеялась.

— Ты же знаешь, послезавтра у нас своя свадьба, и у меня ещё куча дел.

— Может, я помогу? Все говорят, что я хороший организатор.

— Нет, спасибо… слишком много времени придется потратить на объяснения.

Он снова обнял ее и прижал к себе, вдыхая теплый запах волос и слушая плеск воды, наполнявшей пруд. Налетевший ветерок ворошил сухие листья. Повинуясь внезапному порыву, Мартинес сжал руку девушки и заглянул ей в глаза.

— Терза…

— Да?

— Мы могли бы завести ребенка — сейчас, сразу?

Она выглядела удивленной.

— Но… я должна сначала назначить время, чтобы вынуть имплантат, и потом… — Ее взгляд стал испытующим. — Ты действительно этого хочешь?

Во рту у Мартинеса внезапно пересохло.

— Я могу погибнуть, — тихо сказал он.

Глаза Терзы увлажнились, она легко дотронулась пальцами до его щеки.

— Да, конечно. Я понимаю.

Она обвила руками его шею и поцеловала. Мартинес почувствовал головокружение. Он не мог понять, что движет им — собственные инстинкты или внушения Роланда. Кто он — мужчина, гены которого требуют продолжения рода, или участник грязной интриги?

Его размышления прервал звонок. Терза достала из кармана дорогой старинный телефон и нажала кнопку. Раздавшийся голос принадлежал ее отцу.

— Капитан Мартинес не с тобой?

Лорд Чен, хоть и обращался с Мартинесом вежливо и предупредительно, все ещё никак не мог привыкнуть называть его по имени.

— Да, — ответила Терза, — он здесь.

Отлично, тогда я скажу сразу вам обоим. Только что лорд Саид выступил на закрытой сессии правления флота и рекомендовал принять план эвакуации правительства. Предложение было принято абсолютным большинством голосов.

Мартинес взглянул в лицо Терзы, которое, словно зеркало, отразило его собственные чувства.

— Замечательно, я очень рад, милорд, — сказал он громко, чтобы Чен услышал.

Терза прибавила громкость динамика. Лорд Чен продолжал:

— Принято решение реквизировать два торговых транспортных судна для перемещения депутатов парламента — конкретное место ещё не выбрано. План Мартинеса в целом одобрен… — Он смущенно кашлянул. — Только имейте в виду, что лорд командующий Торк постановил отныне именовать его планом Чена.

Ворюга, подумал Мартинес. Вслух он сказал, замечая, как в глазах Терзы мелькают веселые искорки:

— Не важно, как его называть, милорд. Главное для меня — содействовать успешному окончанию войны.

— Очень правильное отношение, — веско заметил Чен. — Должен также сообщить, что Совет правления удовлетворил заявку моей сестры о принятии вас на борт в качестве офицера по тактике. Вы получите приказ о назначении и прибудете на орбиту, как только появится подходящий транспорт.

— Благодарю вас, милорд, — искренне ответил Мартинес.

Про себя он подумал, что организовать его прибытие — непростая задача. Флот леди Чен в настоящий момент вращался по орбите вокруг системы Заншаа с огромной скоростью.

Терза со смехом обратилась к отцу:

— У тебя есть что сказать мне, или передать трубку Гарету?

Лорд Чен понизил голос почти до шепота, и Мартинесу пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова:

— Только то, что мне грустно без тебя. Здесь все происходит так быстро… Хотелось бы чаще видеться.

— Мне тоже, отец, — вздохнула она.

— Я люблю тебя. — Чен помедлил. — Завтра я приду.

— Тогда до встречи, пока.

Терза отключила связь.

«Я люблю тебя», — повторил про себя Мартинес. Он сам ни разу не говорил ей таких слов — просто потому, что Терза, умная девушка, ни за что бы ему не поверила. Мелькала, правда, мысль сказать хотя бы из вежливости, но что-то удерживало — наверное, нежелание начинать семейную жизнь с лжи. С другой стороны, слова «я тебя не люблю» или, того хуже, «я люблю другую» едва ли были лучшим способом наладить отношения. Они с самого начала избегали говорить о чувствах, чтобы не ранить друг друга. Молчание стало их прибежищем.

Мартинес наклонился и поцеловал Терзу в щеку. Потом повел дальше.

— Вальпурга смотрелась на церемонии просто чудесно, не правда ли? — светским тоном произнесла Терза.

Жених молча вздохнул. Понимала ли она сама, с какой иронией прозвучали ее слова?


Он встал на одно колено перед Терзой, приподнял ее ногу и улыбнулся в объективы видеокамер. Новобрачная сидела на церемониальной кровати под богато расшитым балдахином. Мартинес был в парадном мундире с серебряными аксельбантами и всеми наградами. Не забыл он и про жезл Золотого шара, из-за которого сам Верховный судья Нгени, начиная церемонию, был принужден вытянуться в струнку и задрать голову, обнажая незащищенное горло.

Мартинес начал развязывать алые ленты, которые прикрепляли к ноге Терзы роскошную домашнюю туфлю. Камеры зажужжали, снимая ближний план. Когда вторая туфля была снята, гости дружно зааплодировали. Подружка Терзы подала парадные туфли из красной кожи с бантами, Мартинес надел их на изящные ножки новобрачной и помог ей встать. Они поцеловались под новый всплеск жужжания.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

— Спасибо. — Терза нежно прикоснулась щекой к его лицу.

Он не лгал, она и в самом деле была обворожительна в парчовом подвенечном платье с распущенными черными волосами на обнаженных плечах. Терза весь день демонстрировала непревзойденную грацию и владение собой. Вся церемония до последней мелочи была организована ею и прошла без сучка без задоринки. Мартинес остро сознавал, что недостоин такой жены. Опьяненный ритуалом и чудесными достоинствами Терзы, он чувствовал в душе растущую надежду, и это было куда лучше, чем вчерашний день, пропитанный отвращением к себе, который закончился в объятиях Аманды Таен.

Он нашел время посетить офицерскую вечеринку в честь очередной свадьбы лейтенанта Вондерхейдте — невеста, леди Дафна, оказалась пухленькой, рыжеволосой и неожиданно очень милой, совсем не похожей на ту, которую Мартинес представлял себе во время беседы с Далкейт о нравах младшего лейтенанта. Лишь потом вспомнилось, что ту видеолюбовницу, кажется, звали леди Мэри. Ну и ходок этот лейтенант, думал Мартинес, усиленно расслабляясь в офицерской компании. У Вондерхейдте не было родственников на Заншаа, и гостей он позвал в основном флотских, не забыв ни одного члена команды старой «Короны». Отсутствовал лишь Шанкарашарья, который скорее всего ещё оставался в бегах.

Мартинес больше не командовал этими людьми и мог вести себя, как ему хотелось. Молодежь веселилась до упаду, зал гремел тостами и музыкой, пунш выглядел достаточно невинно, хотя и отдавал коньячными парами. Однако постепенно капитан начал осознавать, что присутствие старшего по званию несколько стесняет остальных гостей. Ему с ними было хорошо, но едва ли бывшие подчиненные могли сказать это о себе. Ещё немного, и начнут называть между собой «стариком». В ужасе от этой мысли, он осушил последний бокал пунша за счастье молодых и распрощался.

Мартинес нетвердыми шагами спускался по широкой лестнице отеля. В голове шумело, идти было некуда. Возвращаться во дворец Шелли, чтобы наблюдать триумф брата? Пойти к Терзе и мешать ей готовиться к свадьбе?

Из окон зала наверху доносились громогласные поздравления. Мартинесу стало совсем грустно. Здесь он был лишним. Как хорошо младшим офицерам: приятная компания, ответственности почти никакой, почти полная свобода. Для него те беззаботные дни закончились навсегда, а теперь, когда он войдет в семью Ченов, тем более. Командир — Чен, жена — Чен, покровитель в правлении флота — тоже Чен, а оплачивает все старший брат. С завтрашнего дня без их разрешения нельзя будет и шагу ступить. В душе поднялось отвращение. Только собственные амбиции привели его в эту ловушку — к свадьбе с малознакомой женщиной, которой он не принесет ничего, кроме страданий. Если бы хоть она ему не нравилось, другое дело: он мог бы тогда с чистой совестью её использовать, но Терза… она заслуживает самого лучшего мужа и уж, во всяком случае, лучшего, чем он. Сбежать? Заманчиво. Так поступила Семпрония. А что дальше? Страшно даже думать. Конец карьере, вражда Ченов, прозябание в какой-нибудь крысиной дыре на нищенское жалованье.

Он зашел в бар отеля выпить перед сном, и последняя холостяцкая ночь показалась ему последним глотком свободы перед непроглядной вечностью предстоящего рабства. Позвонив Аманде, он, к радости своей, обнаружил, что она свободна и жаждет развлечений, как всегда, веселая, жизнерадостная и без особых комплексов. О предстоящей его свадьбе, сообщения о которой мелькали во всех новостях, она заговорила лишь наутро.

— Только имей в виду, я принципиально не имею дела с женатыми мужчинами, — погрозила пальцем Аманда, — так что с сегодняшнего дня ты сам по себе.

— Я буду по тебе скучать, — сказал он вполне искренне.

— Какое счастье, что я не пэр, — вздохнула она, — и могу выходить замуж за кого угодно.

Вспоминая ее слова, Мартинес каждый раз вздрагивал, чувствуя, как щупальца клана Чен тянутся к нему. Он даже начал подумывать о бегстве, но тут же оставил эту мысль, вспомнив об участи Семпронии. Что ждало его? Навсегда убитая карьера, неприкрытая вражда высших сановников империи? Нет, никогда!

Теперь, оплетённый щупальцами с головы до ног, он шел под руку с Терзой среди почтительно расступавшихся гостей к разукрашенной машине, которая ждала у подъезда. Лорд Чен пожал ему руку и одарил искусным подобием сердечной улыбки. Леди Чен, мать новобрачной, надменно позволила прикоснуться к своей замороженной, окостеневшей руке. Роланд порывисто обнял и торжествующе хлопнул его по плечу под презрительными взглядами салонных мэтров.

Новобрачные уселись в машину. Алихан, также в парадной форме, щеголяя военной выправкой, занял место рядом с водителем. Счастливую чету ждал номер-люкс в отеле «Бонифас», где они могли наслаждаться радостями семейной жизни, пока позволит война и командование флота.

Машина мчалась по главному проспекту, названному в честь Праксиса. Был ранний вечер, прохожие сновали туда-сюда в вечных поисках развлечений. На углу под уличным фонарем мелькнули светло-золотистые волосы, и сердце Мартинеса екнуло… но это оказалась не Сула. Какая-нибудь продавщица из лавки, идущая к станции подвесной дороги, чтобы вернуться к себе в Нижний город…

Встретив молодых в номере, горничная повела Терзу в гардеробную переодеваться. Алихан расстелил постель и приготовил хозяину пижаму.

— Благодарю за службу, Алихан, — сказал Мартинес с улыбкой, — сегодня ты держался молодцом.

Ординарец лихо подкрутил усы.

— Счастья вам, милорд!

Оставшись один, Мартинес не торопясь стянул с себя мундир. Посмотрев с недоумением на пижаму, забросил ее в шкаф, потом накинул халат и пошел в ванную почистить зубы и причесаться. Вернувшись, он задумался. Лечь в постель или подождать жену? Приглушил свет лампы, пригладил покрывала… В душе его боролись надежда и отвращение. Он мысленно прикинул, сколько в общей сложности они общались с Терзой, и получилось восемь часов. С другой стороны, в его жизни случались и более скоропалительные романы, так почему бы и нет? Какая разница?

Тем не менее разница была. Другие женщины приходили и уходили, ас этой придется жить весь остаток жизни или, во всяком случае, до тех пор, пока ее отец не прикажет им развестись… Эта ночь могла иметь куда более серьезные последствия.

Он обернулся на звук открывшейся двери. Терза стояла в темно-синей ночной сорочке из тонкого шелка, спальной накидке более светлых тонов с воротником из золотистого меха и домашних туфлях с помпонами. Черные длинные волосы были зачесаны за левое ухо, над которым сияла большая белая орхидея. Грудь украшало ожерелье из белых цветов.

Мартинес застыл, пораженный ее экзотической красотой и чувствуя в груди растущее напряжение. Терза, глядя на него, застенчиво улыбнулась. Наконец, очнувшись, он неловко подошел и нагнулся поцеловать руку.

— Ты само совершенство, я в жизни не видывал никого красивее.

Перед глазами тут же возникла бледная полупрозрачная кожа Сулы, порозовевшая от его прикосновений… Усилием воли Мартинес подавил воспоминание, потом обнял Терзу за талию и поцеловал в нежные губы.

— Ты не устала? — спросил он.

— Устала, конечно. — Она дотронулась до его щеки. — Но есть вещи, ради которых можно пожертвовать сном.

Мартинес снова поцеловал ее. Губы Терзы послушно раскрылись, пробуждая в крови желание. Гибкие руки обняли его за шею. Мартинес приник губами к теплой коже… и вдруг отдернулся. В висках тревожно застучало, грудь кольнуло странной болью.

— Что у тебя за духи? — спросил он растерянно.

— «Сумерки Сандамы», — улыбнулась Терза.

— Я… извини. — Мартинес потряс головой, неумело изобразив приступ кашля. — Прости, пожалуйста, но не могла бы ты их смыть? У меня… что-то вроде аллергии. Извини.

Терза удивленно посмотрела на него.

— Да, конечно… одну минуту. — Она быстро поцеловала его в щеку. — Сейчас вернусь.

Мартинес подошел к кровати и в изнеможении прислонился к высокой деревянной спинке. В голове бились и трепетали знакомые фантастические ритмы. Он зажмурился и прижал руку ко лбу.

Открыв окно, он долго вдыхал холодный ночной воздух, очищая легкие от аромата духов. В голове понемногу прояснялось, паника улеглась. Мартинес повернулся и с улыбкой принял в объятия Терзу, благоухавшую лавандовым мылом.

Посадив ее рядом на край постели, он развязал атласные тесемки спальной накидки. Терза смотрела спокойно, ее черные расширенные зрачки казались бездонными, как океан.

— Сегодня утром я удалила имплантат, — заговорила она. — Доктор сказал, что прогестин не нужен, потому что сразу после удаления шансы забеременеть и так очень высокие. — Ее пальцы нежно погладили висок Мартинеса. — Так что, если мы оба этого хотим, все в порядке.

От неожиданной радости ему вдруг стало жарко.

— Вот и чудесно!

Целуя ее, Мартинес наконец принял решение. Он не станет относиться к этому браку легкомысленно, как к мелкому жульничеству или временному решению. Терза выше его по положению и уронила себя, согласившись на помолвку и уж тем более на то, чтобы завести ребенка. Теперь он должен помочь ей поддержать достоинство. Муж есть муж, и он будет хорошим мужем, иначе перестанет уважать сам себя.

Приподняв ожерелье из цветов, украшавшее шею Терзы, он стал целовать грудь и плечи, ощущая тепло ароматной кожи. Потом уложил ее на постель и наклонился, разглядывая бледное лицо в окружении черных волос. Терза смотрела на него, полуприкрыв от наслаждения глаза.

Сула — огонь и страсть, Аманда — радость и веселье, а Терза… В ней глубина и вместе с тем — ясность, безмятежность. Что-то неуловимое. Что это, результат воспитания? Конечно, но только не отражают ли эти качества хоть немного и ее собственную внутреннюю сущность?

Мартинес делал все, чтобы доставить ей удовольствие, стараясь своими ласками нарушить то ясное спокойствие, которое поразило его в Терзе с первого дня их знакомства в саду Ченов. Когда наконец ее дыхание стало хриплым, участилось и она, не удержавшись, вскрикнула, он почувствовал себя победителем. Голос Терзы воспламенил и его самого: значит, выдержка и уравновешенность — не вся ее суть. Мартинес удвоил усилия, и пальцы Терзы судорожно впились в его спину. Прозвучал новый крик, словно плач души, блуждающей во мраке, и Мартинес помог ей выйти к свету, где ждал ее он — защитник, любовник, супруг.


Белые руки певицы мелькали в полумраке зала, как пара любовников, закружившихся втанце. Слова разили мечами, парили словно орлы, кровоточили как открытая рана. Слушатели жадно ловили каждый звук, загипнотизированные яростным блеском черных горящих глаз.

Сула сидела в одиночестве за столиком в глубине зала, созерцая нетронутый бокал и серьезно подумывала о том, чтобы нарушить свой обет и как следует напиться. Свадьба Мартинеса состоялась днем — о ней кричали все новости, — и теперь он наверняка проделывал с Терзой в постели то же самое, что совсем недавно с ней.

Семейство Ченов приглашало гостей, не советуясь с виновниками торжества, и Сула также получила приглашение, хотя и нашла благовидный повод отказаться, сославшись на работу. Однако подарок послала, красиво упаковав две вазы, подаренные Мартинесом.

Управление логистики, возглавляемое лайонским командующим флотом в отставке, призванным по случаю войны, разрешало конфликты между различными ведомствами в условиях дефицита ресурсов, в том числе и финансовых. Работа была скучная и кропотливая, но Сулу это только радовало. Чем больше часов она проводила за рабочим столом, тем меньше думала о Мартинесе.

Она подняла бокал к губам, с отвращением глядя на содержимое и вдыхая резкий растительный аромат. Ярогут получали, сбраживая какие-то корнеплоды лайонского происхождения, а затем настаивая на лимонном корне. Напиток имел буроватый цвет и содержал пятьдесят пять процентов алкоголя. Дешевый и всегда доступный, он был излюбленным пойлом флотских алкоголиков, на чьи красные носы и синяки Сула насмотрелась достаточно, когда в составе военного патруля выволакивала их из кабаков и отводила на корабль для примерного наказания.

Если уж спиваться, думала она, то какой смысл проходить долгий путь от изысканных вин к сладким ликерам и так далее. В канаву так в канаву, и ярогут — лучший туда проводник.

Певица на сцене испустила жалобный вопль, перешедший в глухие рыдания. Муж, отец ее детей, ушел навсегда. Поднятая рука артистки сжалась, словно обхватывая рукоятку кинжала. Перерезать горло детям, чтобы отомстить неверному супругу, — вот что она замышляла.

Сула поставила бокал обратно на стол. Бурая жидкость пошла волнами, плескаясь о край, будто хотела убежать. Казалось, над сценой сверкает воображаемый кинжал.

Мартинес… Он с самого начала вел двойную игру! Теперь это стало ясно. Терзу он просто оставлял про запас, и когда Сула взбрыкнула, тут же, не теряя темпа, перешел к резервному плану… Но что ему нужно на самом деле? Может быть, отец, глава клана, обещал увеличить его содержание, если сын женится? А может, метит на высокий пост, где требуется женатый офицер… Как бы то ни было, дело не в деньгах, престиже или покровительстве во флоте, иначе бы он сразу поставил Терзу на первое место. Почему она, Сула?

Она нервно забарабанила пальцами по краю стола. А зачем вообще искать то, чего нет? Никаких особых причин, просто этот подонок привык играть женскими сердцами, вот и все. Слава о его победах на амурном поприще давно уже ходит по всему флоту. Жалкий соблазнитель — презирая ее в глубине души, он всего-навсего решил поразвлечься! Она сама возобновила их знакомство после месяцев разлуки — разве он мог упустить такой случай?

Музыканты выдали сильный аккорд, и Сула перевела взгляд на сцену. Решительный момент настал. Дрожащая рука певицы медленно опустилась, из глаз брызнули слезы. Губы нежно произносили детские имена… затем прозвучало имя неверного мужа — кинжал снова взлетел кверху — ещё аккорд.

А может быть, с Терзой он тоже играет? Тогда, в саду, она сказала, что восхищается Сулой… Знала о двойной игре или нет? Или сама же все начала?

Сула сжала побелевшие кулаки, ядовитая жидкость в бокале снова задрожала. Неужели Терза? Перед внутренним взором возникла роскошная кровать, белоснежные простыни, извивающиеся тела в блеске свечей. Ворваться бы с ножом и…

Новый аккорд. Певица снова опустила руку с воображаемым кинжалом… и с силой вогнала его в собственный живот, испустив пронзительный музыкальный вопль. Ноги ее подкосились… Зазвучало предсмертное соло — героиня умирала с именем любимого на устах.

Аплодисменты, поклоны… На губах Сулы играла холодная улыбка. Есть жизнь, думала она, а есть мелодрама, не стоит их путать. Певице не стоило перешагивать эту черту.

Как и ей самой.

Снова подняв ярогут к губам, она несколько мгновений вдыхала пряный спиртовой аромат, затем… резко поставила бокал на стол, расплескав напиток.

Встала, положила на стол деньги и вышла в темноту ночи.

Глава 10

То, что парламенту предстояло эвакуироваться через ворота номер два, ведущие на Зарафан, было простой случайностью. Положение Заншаа на орбите в данный момент делало второй тоннель самым удобным. Однако Зарафан находился всего в десяти днях жёсткого ускорения, и экспедиционный корпус наксидов вполне мог решиться на преследование. При обсуждении этой проблемы лорд Мауриций Чен отработал каждый зенит из миллионов, вложенных в него Мартинесами, убедив Комитет по эвакуации, в состав которого входил и Совет правления флота, выбрать конечным пунктом назначения Ларедо.

Расположенная на задворках империи родная планета Мартинесов предоставляла наибольшую безопасность. Найти ее в ряду многих столь же отдаленных уголков наксидам было практически невозможно, но и даже выбрав это направление, они неизбежно растянули бы линии своих коммуникаций, сильно затруднили снабжение и лишились фактора внезапности. Кроме того, строившаяся на верфях Ларедо небольшая легкая эскадра могла в будущем сильно пригодиться для обороны.

Разумеется, направление эвакуации следовало держать в строгом секрете. Лорд Саид и председатель совета Торк особо это подчеркнули, а леди Сейкиин предложила распустить ложные слухи — для маскировки. Вот почему на следующий день депутатам пришлось голосовать за эвакуацию неизвестно куда, и передававшаяся из уст в уста новость о том, что жить предстоит на Эсли, известном на всю империю своими курортами и пляжами, помогла провести решение почти единогласно.

По настоянию лорда Саида вся подготовка должна была занять не более трех дней. Те, кто решил бы остаться, заранее объявлялись предателями. Каждый депутат имел право взять с собой двух слуг или членов семьи, а остальным домашним предстояло искать свой собственный транспорт и добираться до Эсли… или до Харзапида, где размещался штаб Четвертого флота? Слухи множились, обрастая подробностями.

К счастью, лорд Чен мог не бояться потерять Терзу в этой путанице. Она летела на Ларедо на семейной яхте Мартинесов, не догадываясь о том, что отец, возможно, окажется там раньше нее.

Накануне эвакуации, во время дебатов в парламенте о новых военных налогах, лорд Чен одержал замечательную победу. Ему и его партнерам удалось протолкнуть поправку к закону, отменявшую акциз на торговые грузы. Внезапно бизнес Ченов, который захирел было из-за жадности правительства, старавшегося в поисках средств для ведения войны выжать из судовладельцев последние соки, снова стал чрезвычайно прибыльным. Разумеется, в ближайшие пять лет большая часть доходов шла Мартинесам, но потом можно было надеяться встать на ноги и наконец покончить с унизительной зависимостью от наглых нуворишей. Кроме того, думал Чен, зубастым налоговым чиновникам на время ведения военных действий придется оставить свои офисы и таможни на кольцевых станциях и спуститься на планеты, а это ещё один плюс.


— Знаешь, Гарет, а у тебя, похоже, неплохой выбор.

Лейтенант Арт Абаша поднял к губам бокал с коктейлем.

Они познакомились, когда вместе работали в штабе, ещё при командующем Эндерби. Долговязый сноб с неподражаемыми лениво-величественными повадками, Абаша по-прежнему носил на вороте красные штабные треугольники. Впрочем, и Мартинесу, ныне офицеру по тактике, они снова полагались.

Здорово, что ты взял меня в клуб для старших офицеров, — продолжал лейтенант. С заговорщическим видом оглядев комнату, он придвинулся поближе. — Там этот, как его… капитан Хан-Гар — просто умора. Знаешь, поговаривают, что он захаживает к командующей эскадрой Пен-Дро…

— Опасное дело, — пробормотал Мартинес, не отрывая глаз от дисплея, где мелькали изображения судов и технические данные.

«Нет, этот никуда не годится, фактически простой катер».

Сорок или пятьдесят дней жёсткого ускорения никак не хотелось проводить в стальном гробу.

— Опасно только если жена узнает, — усмехнулся Абаша, — а Пен-Дро имеет обыкновение неплохо вознаграждать своих любовников. Помнишь, как повезло Эш-Драку?

Мартинес не слишком старался поддерживать скользкую тему, продолжая искать корабль, способный с максимальным комфортом доставить его на новое место службы — в эскадру леди Чен.

— Арт, — позвал он, — глянь-ка, что ты думаешь об этом?

«Нарцисс», одна из больших комфортабельных яхт, реквизированных после Магарии для защиты Заншаа, был спешно оборудован ракетной пусковой установкой в надежде, что сможет раз-другой выстрелить по врагу, прежде чем сам сгорит в аннигиляционном пламени. После прибытия эскадры Чен все реквизированное «ополчение» осталось не у дел.

— Неплохо, — заметил Абаша, поглядев на дисплей. — Судя по схеме, отличная лодка. Раньше возила чиновников рудодобывающих предприятий. Оснастка вполне основательная, и кухня, говорят, ничего. Жаль, что ты не сможешь взять с собой их шеф-повара.

— Ладно, тогда я беру, — решился Мартинес. — Спасибо тебе большое, Арт.

Да не за что, — лениво отозвался Абаша, вновь закидывая ногу на ногу. — Всегда рад помочь старому приятелю. — Лицо его вдруг перекосилось. — Ты не представляешь, какая тут теперь трется публика. Грубые, невежественные, никакого такта — только суетятся да портят жизнь нормальным людям. Не поверишь, но с тех пор, как началась война, мне иногда приходится сидеть здесь по восемнадцать часов кряду!

— Какой ужас! — покачал головой Мартинес.

— А как объявили об эвакуации, все стало ещё хуже. Мне разрешили взять всего три контейнера с вещами и одного слугу, хотя в правилах ясно сказано, что я имею право на пять мест багажа и двух людей! — Он гневно ударил кулаком по столу. — Я едва только успел научить своих правильно гладить воротнички и охлаждать «Веселый Роджер» до нужной температуры, и вдруг приходится одного отдавать. Кто знает, что с парнем сделают на флоте? Того и гляди, превратят в какого-нибудь чумазого машиниста…

— Я могу взять его к себе, — предложил Мартинес.

Ранг позволял ему иметь четырех слуг, но ему до сих пор вполне хватало Алихана, да и жизнь с момента бегства на «Короне» помчалась с такой скоростью, что на поиски и обучение людей времени просто не хватало. Теперь служить предстояло на флагманском корабле, где может пригодиться кто-нибудь поотесаннее бывшего оружейника.

Абаша поморщился.

— Я обещал мальчикам, что им никогда не придется драить палубу.

— Так или иначе, если они эвакуируются, — возразил Мартинес, — то вынуждены будут провести какое-то время на корабле. Иначе остается одно — спускаться вниз и ожидать наксидов.

Долговязый лейтенант отхлебнул коктейль и скорчил гримасу, словно откусил лимон.

— Ладно, спасибо, я спрошу. Только они все равно расстроятся.

— Скажи им, что это флагман, там все приличнее.

Абаша молча пожал плечами, потом вдруг оживился.

— Кстати, Гарет, мы тут здорово отжигаем в последние дни. Винные погреба с собой не возьмешь, так что все выставляют самое лучшее. Присоединяйся, если хочешь.

— Увы, — вздохнул Мартинес, — мне сейчас не до того.

— Ах, ну да… — Абаша просиял. — Ты же у нас молодожен. Невесту отхватил — высший класс. Поздравляю!

— Спасибо.

— Знаешь, а я тогда подумал, что следующая у тебя будет леди Сула.

Мартинес фальшиво улыбнулся.

— Правда? Интересно.

— Помнишь, я тогда дежурил на связи? Посмотрел то, что вы друг другу писали, ну… когда ещё была история с Блитшартсом… и подумал, что между вами что-то есть. — Он покачал головой. — А вообще жалко, что ничего не вышло. Очень она тебе подходила, то есть мне так казалось.

— Да нет, — выдавил Мартинес, с трудом ворочая языком, — ничего не вышло.

— Так или иначе, — снова развеселился Абаша, — все ведь кончилось хорошо, правда? — Он завистливо причмокнул. — Леди Терза Чен, ни больше ни меньше! Ты у нас просто счастливчик!

— Да, мне уже говорили, — хмыкнул Мартинес, потянувшись за своим бокалом.

Арт Абаша все не мог успокоиться.

— Ты и Сула… То есть, я хотел сказать, кто бы мог подумать, что вы станете такими знаменитыми? И как только такие вещи случаются на свете!

— Это все война, — сказал Мартинес. — Война.


Холодный сырой ветер гулял по улицам и площадям Верхнего города, наводя на мысль о дожде. Мартинес взял такси и поехал во дворец Шелли — он договорился пообедать вместе с Роландом и Вальпургой. Терза уехала с родителями по делам на кольцо и должна была вернуться поздно вечером.

В тот день должна была состояться эвакуация парламента и правительства. Хотя в новостях ничего не сообщалось, об этом знали все. По главным магистралям потоками шли грузовики, перевозившие на склады мебель и домашнюю утварь. Часть больших дворцов уже была заколочена. Жизнь покидала Заншаа, и никто не знал, что ждет город, особенно когда придут наксиды.

Дворец Шелли пока имел прежний вид, хотя вещи Мартинесов давно упаковали и отправили подъемником на «Энсенаду», пришвартованную на кольце. Семья ждала лишь, когда Гарет отправится к месту новой службы. Чувствуя в душе благодарность, Мартинес тем не менее несколько переживал за Терзу, которой предстояли нелегкие дни ежедневного общения с Роландом, Вальпургой и Пэ-Джи.

Для подготовки «Нарцисса» к путешествию требовалось четыре дня. Таким образом, медовый месяц молодой четы оказывался не дольше недели, за которой следовали месяцы, а может, и годы разлуки. Это ещё если повезет.

Первые дни после свадьбы прошли спокойно. Казалось, ясная уравновешенность супруги передалась и Мартинесу. Они проводили большую часть времени вместе в отеле, заказывали еду в номер и практически ни с кем не общались, если не считать случайных встреч на прогулках.

Разговаривали, писали благодарственные письма гостям, рассматривали свадебные подарки, которых оказалось множество. Мартинес испытал потрясение, увидев две вазы, присланные Сулой, но не подал виду. «Она ненавидит меня», — подумал он. Вазы тут же отправились на склад, где, как он надеялся, им предстояло остаться навсегда. Свежие цветы появлялись каждое утро и, искусно подобранные Терзой, превращали комнаты в многоцветный благоухающий сад. К счастью, о тех вазах она ни разу не вспомнила.

У молодых супругов обнаружились и общие интересы. Им нравились пьесы Коскинена: Мартинесу за колкий юмор, а Терзе за утонченность характеров героев. Устроившись рядышком перед настенным дисплеем, они снова и снова включали «Разлученных любовников», получая настоящее наслаждение.

Мартинесу, безусловно, не хватало того накала, той страсти, которую он испытывал с Сулой, когда они понимали друг друга без слов, думая об одном и том же, будь то план эвакуации или новые тактические схемы. Терза была совсем другой. Всегда спокойная и деловитая, она чутко реагировала на его желания и умело распоряжалась временем, проведенным вместе. Однако в ее спокойствии и уравновешенности ему вечно чудилось что-то искусственное, словно в блестящем спектакле, придуманном и исполненном одним человеком. Что же крылось внутри?

Возможный ответ замаячил, когда Мартинесу довелось наблюдать игру Терзы на арфе. Едва ее пальцы начали перебирать струны, всегдашняя мягкая улыбка внезапно сменилась напряжением, граничившим с яростью и страстью. Дыхание арфистки слилось с музыкой, глаза лихорадочно заблестели, жилка на нежной шее забилась чаше. Терза и божественные звуки, исходившие из-под ее рук, словно стали одним целым.

Мартинес пытался оживить эту музыку во время любовных занятий, зажечь в супружеской постели, окруженной гирляндами цветов, подобную же страсть, и порою ему казалось, что успех близок. Во всяком случае, в музыке их тел и сердец Терза быстро стала находить свой ритм. Тренированные пальцы музыкантши, чувствительные к любым нюансам, научились ласкать его, достигая желаемого звучания, от пиано до фортиссимо. Терза вовсе не была застенчивой, и проявления истинной нежности в перерывах между любовными схватками не могли не тронуть сердце самого требовательного ценителя.

Однако чего-то все-таки не хватало. Мартинес не переставал вспоминать Сулу, их любовные игры, где ощущения были ярче, взаимопонимание полнее, когда в момент кульминации он чувствовал, что владеет ответом на все тайны вселенной.

С другой стороны, подумал он, расплачиваясь с таксистом, пока ещё трудно понять, что вообще такое этот брак. Торговая сделка, политическая игра, банальный светский фарс? Кто они — мужчина и женщина, которых обратили в товар, продали и купили, или две одинокие души, пытающиеся взять как можно больше от коварной судьбы, пока все их надежды не обратились в пыль?

Вздохнув, Мартинес поднялся по ступенькам дворца Шелли и открыл дверь.

Пэ-Джи стоял в холле и явно колебался. Похоже, стоял уже давно. Мартинес, войдя, хмуро взглянул на него. По крайней мере у меня все не настолько плохо, подумал он.

— А, это ты, — растерянно моргнул Пэ-Джи. — Я вот думаю, стоит ли…

— Выйти погулять? Вряд ли. Там дождь собирается.

— Ах, вот как… — Пэ-Джи мрачно кивнул, возвращая трость на подставку. — Надо было мне самому выглянуть.

Подоспевшая служанка взяла у Мартинеса фуражку.

— Доложить леди Вальпурге, что вы пришли?

Нет, не надо пока! — вмешался Пэ-Джи, хватая Мартинеса за рукав. — Тебе нужно выпить… а то простудишься.

— Ну что ж, можно и выпить.

Мартинес последовал за новоиспеченным зятем в гостиную. На столе стоял пустой бокал. Видно, здесь уже пили.

— Надеюсь, леди Терза чувствует себя хорошо?

— Да, спасибо.

— Тебе этого, — спросил Пэ-Джи, поднимая бутылку с коньяком, — или…

— Сойдет, — кивнул Мартинес.

Они чокнулись и выпили. По широким оконным панелям уже вовсю колотил дождь, прохожие корчились под зонтиками и разбегались.

Пэ-Джи откашлялся.

— Наверное, тебе нужно знать… В общем, я решил остаться.

— Остаться? — удивился Мартинес. — В смысле — на Заншаа?

— Ну да. Я уже поговорил с лордом Пьером, и… короче, я остаюсь присматривать за интересами Нгени на время, пока никого не будет.

Мартинес замер, не донеся коньяк до рта, потом медленно опустил бокал.

— Ты хорошо подумал?

Пэ-Джи поднял на него печальные карие глаза.

— Да, конечно. — Он пожал плечами. — Наш брак с Вальпургой… одно беспокойство, да и всё, кто ж этого не видит? А так мы можем расстаться… и никто нас не осудит, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Мартинес, вертя в руке бокал. — Дело в том, что лорд Пьер — известный лоялист, и его имя наверняка у наксидов в списке… — Он задумался, подыскивая подходящий эвфемизм. — В списке подозреваемых. Я там тоже, конечно, есть, а ты теперь и мой родственник, так что вряд ли тебе безопасно тут оставаться.

Пэ-Джи лишь отмахнулся.

— Пьер считает, что все будет в порядке. В конце концов, я всего лишь кузен, да и толком не знаю ничего.

— Прежде чем наксиды в этом удостоверятся, тебе придется пережить массу неприятностей… Кроме того, ты можешь попасть в заложники.

Младший Нгени поставил бокал.

— Можно подумать, кто-нибудь в империи изменит свои планы от страха, что меня убьют!

Мартинес, смутившись, промолчал. Молодой человек был прав.

— Знаешь, Гарет, — снова начал Пэ-Джи, — это ведь единственное, чем я могу помочь. Идет война, и мне очень важно участвовать в чем-то… настоящем… Даже если это всего лишь забота о собственности и престарелых слугах.

— Ты, случайно, не ввязался ещё во что-нибудь? — Мартинес подозрительно взглянул на него.

Ты это о чем?

— Ну… работа в легионе, например, или в разведке.

Пэ-Джи, казалось, искренне удивился, потом задумался.

— Ты считаешь, меня все-таки могут взять?

Надеюсь, что нет, подумал Мартинес.

— Не думаю, — решительно ответил он вслух.

Пэ-Джи взял бокал и мрачно припал к нему.

— Ты прав, — сказал он наконец. — Я просто останусь жить в одном из флигелей дворца, том, что не запрут, и прослежу, чтобы моя старая нянька и сотня других слуг не слишком бедствовали.

— Ну что ж, — Мартинес пожал плечами и поднял свой бокал, — за твою удачу!

— Спасибо, Гарет.

Едва они успели выпить, как входная дверь с шумом распахнулась, и порыв сквозняка разметал бумаги на столе. Мартинес выглянул. Роланд стоял в холле, стряхивая с вечернего костюма капли дождя.

— Проклятие! — загремел он. — Ну почему я не догадался захватить плащ? Что у вас там, коньяк? — Войдя в гостиную, он от души плеснул себе из бутылки и опрокинул одним глотком. — Не слышали? Семпрония вышла замуж. Я только что со свадьбы.

— Я слышал, что мы с ней больше не общаемся, — с иронической улыбкой произнес Гарет.

— Разумеется, нет, но я должен был подписать разрешение на брак, — объяснил Роланд, доливая бокал. — Она угрожала, что в противном случае останется с Шанкарашарьей как любовница или, того хуже, пойдет служить добровольцем на флот в качестве его денщика.

Мартинес рассмеялся.

— Похоже, боевого духа у нее не убавилось.

— Ни на йоту, — кивнул Роланд. — Держит своего хахаля под каблуком, ты бы видел эту картину! Через десять лет, клянусь чем угодно, — хмыкнул он, — этот лейтенантик будет выглядеть на все пятьдесят, а она — как конфетка.

Гарет взглянул на брата.

— Теперь только ты у нас не женат, — заметил он с улыбкой, — хотя старше всех. Неправильно получается.

Роланд пожал плечами и поднес бокал к губам.

— Да вот… не нашел ещё подходящую.

— Честно говоря, не понимаю, почему ты не попытался жениться на Терзе сам.

Пэ-Джи, слушая их, нервно ерзал. Рациональный подход Мартинесов к матримониальным делам явно травмировал его и без того раненую душу.

В глазах старшего брата появилось циничное выражение.

— Ну… потому, что ты у нас самый порядочный, а я… я бы, наверное, отшвырнул Терзу в сторону, как только заимел от неё наследника и нашел себе какую-нибудь получше, на мой личный вкус.

На этот раз даже Гарет был слегка шокирован его откровенностью. Роланд допил свой коньяк и подмигнул.

— Может, позовем Вальпургу да усядемся ужинать? Очередную сестру я успешно сбыл с рук, теперь можно и подкрепиться…

Вернувшись к себе в отель, Мартинес застал Терзу уже в постели. Она лежала, свернувшись калачиком, и любовалась огромной лилией. На лице ее играла умиротворенная улыбка.

Гарет остановился в дверях, любуясь этой картиной.

— О чем ты думаешь? — наконец нарушил он молчание.

Терза счастливо вздохнула.

— О нашем ребенке.

Мартинес подошел с колотящимся сердцем и присел на кровать, взяв жену за руку.

— Но… ты ведь не можешь пока знать, что беременна, правда?

— Конечно не могу, то есть я даже уверена, что пока ещё нет. — Терза придвинулась и положила голову ему на колени. — Но мне почему-то кажется, что до твоего отъезда все получится. У меня предчувствие.

Мартинес ласково перебирал ее густые черные волосы.

— Осталось четыре дня, — сказал он.

Терза вздохнула.

— Ты так добр ко мне…

Он удивленно взглянул на нее.

— Почему ты так говоришь?

— Наш брак состоялся не по твоей инициативе, ты мог бы возненавидеть меня, выместить на мне свою злость… — Терза прикоснулась губами к его руке. — А ты стараешься сделать меня счастливой.

«А счастлива ли ты?» Мартинес не решился задать этот вопрос вслух. В комнате присутствовал дух правды, не стоило лишний раз испытывать судьбу.

— Мне и в голову не могло прийти обидеть тебя, — ласково произнес он.

Терза снова поцеловала его руку.

— Четыре дня, — вздохнула она. — Целых четыре дня.

— Да. — Он погладил ее по щеке, ощущая тепло нежной кожи. — Я счастливый человек.

«Самый счастливый в империи». Ему вспомнились давние разговоры с Сулой. Интересно, можно ли сказать так теперь?


Через день после того, как парламент покинул Заншаа, новый военный губернатор командующий флотом Пан-Ко ввел чрезвычайное положение и распорядился в течение двадцати девяти дней полностью эвакуировать кольцо. Почти восьмидесяти миллионам его обитателей предстояло спуститься на поверхность планеты, что представляло сложную техническую и гуманитарную проблему.

Могло быть и хуже, думала Сула. Правительство всегда опасалось заселять внутренние области кольца, с его стратегическими сооружениями и запасами антиматерии, социально нестабильными элементами, поэтому уровень цен на квартиры искусственно завышался и население оставалось немногочисленным. Позволить себе жить на кольце могли лишь состоятельные граждане империи. Большая часть его полезного объема фактически пустовала. Теперь состоятельность этих граждан оказалась под угрозой: спустившись вниз на планету с мешком пожитков и нуждаясь в пище и крове над головой, они вскоре могли пополнить ряды бедняков.

Блестящие умы Управления логистики день и ночь трудились над проблемой.

— Спускать почти по три миллиона в день! — Непосредственный начальник Сулы, пожилой лайон, нервно бегал по своему кабинету.

— Да что тут думать, сбросить их с кольца и пускай летят сами, — хмыкнула Сула.

Лайон в ярости взглянул на нее.

— Я жду от вас полезных предложений, а не идиотских шуток!

В конечном счете было решено воспользоваться огромными грузовыми контейнерами, которые пустовали после эвакуации военного оборудования и припасов. Путешествовать в таких условиях не слишком приятно, но пассажирам было не до комфорта.

Проблема устройства такого количества беженцев на планете, хоть восемьдесят миллионов и были каплей в море — на поверхности Заншаа проживало три миллиарда, — также требовала немедленного решения. Сула энергично взялась за работу. Принятие ее плана по эвакуации правительства и демонтажа кольца вдохновляло, несмотря на то, что ни медали, ни даже благодарности она так и не дождалась. Интересно, получил ли свою порцию лавров капитан Мартинес? Едва ли.

В эти дни Сула мало думала о своем бывшем любовнике. Дни, наполненные страхом, отчаянием и мыслями о самоубийстве, давно миновали. В конце концов, ничего страшного не случилось. Мужчина, которого Сула ненавидела, женился на мало знакомой ей женщине. Ее собственное положение — звание, награды и карьера — нисколько не изменилось.

Такие логические доводы, повторяемые раз за разом, постепенно возымели действие, и лишь одинокими ночами, ворочаясь без сна на огромной старинной кровати, Сула чувствовала, как в душе оживает былая ярость, смешанная с отчаянием.

Срочная работа была очень кстати. Сула радовала своих шефов, работая иногда сутки напролет. Узнав из новостей, что флот набирает добровольцев, готовых жертвовать жизнью ради Праксиса, она обрадовалась ещё больше. По-видимому, Совет правления согласился наконец с тем, что надо собрать ополчение для обороны города. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

На нынешнем месте работы ее перспективы выглядели весьма тусклыми. Управление логистики предполагалось эвакуировать с планеты сразу по окончании работ. Суле предстояло провести войну, перебрасывая туда-сюда припасы и снаряжение, предоставив другим добывать победу в бою. Работа не пыльная, однако дальнейшим продвижением по службе тут и не пахло. Чтобы заслужить его, требовалось драться с наксидами, иного пути не было. Что до опасности смерти, то она никогда всерьез Сулу не страшила — просто-напросто из-за отсутствия серьезных логических аргументов, оправдывающих необходимость сохранения собственной жизни. А также любой чужой. Тем более что с тех пор, как Сула узнала о помолвке Мартинеса, ей постоянно хотелось кого-нибудь убить.

Она подала заявление сразу, не раздумывая, и прошла собеседование с даймонгским капитан-лейтенантом. Ряд заданных вопросов касался владения оружием и взрывчаткой, из чего Сула сделала вывод, что ее предположения верны. Однако, поскольку ответы в основном состояли из «нет» и «не приходилось», перспективы быть принятой оставались весьма туманными, и она продолжала день заднем заниматься организацией питания, устройства на работу и проживания перемещаемых обитателей кольца.

Собственно питание проблемой не было — планета, в полном соответствии с принципами Праксиса, полностью обеспечивала себя продовольствием. Правда, лишь в основном. В тропических районах в почве не хватало некоторых важных компонентов, и такие продукты, как кофе и какао, приходилось завозить. Касалось это также и табака. Сама Сула, как и большинство жителей планеты, терпеть его не могла, однако существовало и убежденное меньшинство, включавшее даже некоторых торминелов и даймонгов, которому табак требовался. Поскольку медицина давно уже научилась решать проблемы, связанные с его употреблением, шаа не стали вводить никаких запретов, так же как в отношении алкоголя, бетеля и гашиша, ограничившись строгой регуляцией и налогообложением, чтобы бессмысленная с их точки зрения привычка хотя бы приносила доход государству.

Осененная внезапной идеей, Сула принялась лихорадочно изучать динамику цен на тропические товары и затем, в обеденный перерыв, отправилась в свой банк. Преемник Векмана направил ее в товарный отдел. Никто пока не догадывался, что кольцо будет разрушено, и цены хоть и поднялись, но совсем немного. Удивляясь собственной смелости, она разом вложила половину своего состояния в товары, которые можно было ещё раздобыть на кольце, а вернувшись в Управление, договорилась, чтобы их доставили с орбиты в первую очередь и поместили на склад в Нижнем городе. Отдав необходимые распоряжения, она самодовольно откинулась на спинку кресла. Сула впервые чувствовала себя пэром.

В тот же день она получила повестку из таинственной службы, набиравшей добровольцев. Следовало прибыть через два дня на виллу Фоска недалеко от Эдернея в двух часах езды от столицы.

В последний день Сула отправилась в Верхний город, в галерею Ла-Гаа и Спейси. Чайник жу-яо стоял на своем месте и все ещё продавался. Покупателя, предложившего хотя бы минимальную назначенную цену в двадцать тысяч, пока не нашлось.

— Я дам четырнадцать, — решительно сказала Сула любезной молодой терранке, — но уезжаю сегодня и хочу забрать его с собой.

Удивление служащей было вполне искренним, или она обладала недюжинными актерскими способностями.

— Но, миледи, эта вещь стоит…

— Четырнадцать, и сегодня, — твердо повторила Сула. — Завтра уже меньше.

Девушка растерянно моргнула.

— Я поговорю с менеджером.

— Пожалуйста, я подожду.

Четырнадцать тысяч практически исчерпывали остаток на банковском счету, но Сула сильно подозревала, что при наксидском режиме от этих денег все равно не будет толку.

Продавщица вернулась, уважительно глядя на клиентку.

— Деньги нужны сегодня, — сообщила она.

Я заплачу прямо сейчас, — кивнула Сула. — Только запакуйте его в самый надежный контейнер, который выдерживает самые сильные перегрузки.

На следующий день она явилась на виллу Фоска, изящный мраморный дворец, затерянный среди зеленых холмов, и начала проходить специальные военные курсы под руководством инженеров-взрывотехников, бывших полицейских и кадровых разведчиков. Рядом были исключительно терранцы — очевидно, для прочих рас существовали отдельные центры.

С самого рассвета курсанты в полном вооружении, а иногда и по пояс в грязи отрабатывали тактику передвижения по пересеченной местности, занимались стрельбой, рукопашным боем и прочими практическими премудростями. Днем наставал черед теоретической подготовки, а к ночи вилла превращалась в летний курорт. Офицеры выходили к ужину в вечерних костюмах и предавались светским развлечениям. Почти все были молоды, даже командиру, капитан-лейтенанту Хонгу, ещё не исполнилось тридцати. Было много выпивки, музыки, а по ночам, как догадывалась Сула, и секса. Она сама держалась особняком, однако, поскольку могла похвастаться гораздо большим количеством боевых наград, чем другие, пользовалась уважением. У нее появился ординарец по фамилии Макнамара — высокий молодой человек с курчавой шевелюрой, взятый в центр подготовки из военной полиции. Он особенно отличался в рукопашном бою, и Сулу радовало, что при выполнении заданий она будет чувствовать его присутствие за спиной.

Почти сразу стало понятно, что идея Мартинеса оборонять город регулярной армией не получила одобрения. Их готовили к партизанским действиям — саботажу, сбору информации и уничтожению предателей.

К концу двадцатидневного пребывания курсантов приехал инспектировать капитан Ан-Кин из разведки флота. Осматривая строй, он остановился перед Сулой, стоявшей по стойке «смирно» в безупречно вычищенном мундире и в полном вооружении.

— Вы лейтенант леди Сула, не так ли?

— Да, милорд.

Лайон пристально взглянул ей в лицо.

— Как вы здесь оказались?

Растерявшись, Сула пролепетала что-то о желании защищать Праксис.

— Я не то имею в виду, — сердито кашлянул капитан. — Вы принадлежите к числу самых узнаваемых терранцев на этой планете. Как, интересно, вы собираетесь заниматься подпольной деятельностью, не имея ни единого шанса остаться не узнанной?

— Я изменю внешность, милорд.

— Надеюсь, — сухо кивнул Ан-Кин.

На двадцать второй день капитан-лейтенант лорд Октавиус Хонг собрал свою группу, чтобы провести последний инструктаж. Молодой, но преждевременно поседевший, он всегда был энергичен и подтянут, как бывший спортсмен, и явно любил руководить. Сула хорошо знала этот тип людей и не сомневалась, что для лорда Октавиуса подрывная работа в стане врага служила лишь средством быстрее продвинуться, перескочив через головы других младших капитанов. Говорил он звучно и резко, энергично жестикулируя:

— Военный губернатор, командующий флотом Пан-Ко приказал мне проинформировать вас о политической ситуации, — начал Хонг. — По прибытии наксидов он со своим штабом переместится в заранее подготовленную секретную резиденцию, откуда продолжит управлять всеми нашими боевыми соединениями и гражданской администрацией. Таким образом, вы должны иметь в виду, что любой приказ, полученный от меня, фактически исходит непосредственно от командующего, и все ваши действия во имя защиты Праксиса станут известны губернатору и послужат основанием для соответствующего награждения…

Сула слушала и недоумевала. Как престарелый командующий собирается контролировать общество в условиях оккупации, тут же не выдав себя, тем более что наксиды, без сомнения, сразу начнут его искать? Может, он не будет ни с кем встречаться лично, общаясь с помощью шифрованных донесений и приказов? В таком случае, насколько надежны шифры? Остается лишь надеяться, что начальству хватит ума не держать у себя список всех членов организации с именами и адресами.

По окончании подготовки группу разбили на команды по три человека в каждой. В команду Сулы под номером 491 вошли, кроме нее, инженер-взрывник первого класса Шона Спенс и Макнамара — для выполнения особых поручений и общей поддержки. Получив вымышленные имена и соответствующие документы, они отправились в столицу, где заняли отведенную им квартиру в Грандвью, одном из терранских кварталов Нижнего города. Квартира на четвертом этаже выходила окнами на две стороны. Кроме того, в разных концах города были заготовлены тайники с оружием, боеприпасами и спецсредствами.

Все было готово, однако наксиды не появлялись. Воспользовавшись передышкой, Сула зарегистрировала на фальшивые документы новую компанию, якобы торговавшую запасными частями для машин, и перевела на нее все закупленные запасы табака, какао и кофе. Теперь надписи на ящиках гласили: «Отработанные запчасти — на утилизацию» и едва ли могли вызвать чей-либо интерес.

С волосами, перекрашенными в черный цвет, в макияже, контактных линзах и гражданском платье, Сула стала неузнаваемой. Однако ей пришлось ещё раз надеть мундир и скрыть волосы под фуражкой — чтобы нанести последний визит в банк. Получив оставшиеся деньги, она показала служащему специальное предписание, выписанное губернатором, и потребовала стереть из файлов все свои отпечатки пальцев, уничтожив таким образом последние следы пребывания на этом свете настоящей леди Кэролайн Сулы.

Однажды утром в дверь квартиры позвонил консьерж, древний старик по фамилии Грейджин.

— У вас нет никаких жалоб по квартире, миледи? — прошамкал он.

— Нет, все в порядке, — ответила Сула и, вовремя вспомнив, что живет под другим именем, добавила: — Не называйте меня «миледи», я простая женщина.

Старик посмотрел на нее с удивлением.

— Прошу прощения, я, должно быть, не понял. Это в полиции сказали.

— Что сказали? — встревожилась Сула. — Какая полиция?

Военная полиция, — объяснил Грейджин. — Сказали, что им нужна квартира для каких-то пэров из космического флота.

— Вот как? — Сула подняла брови.

«Мы все в дерьме», — подумала она.

Глава 11

Схватившись за руку рядового, Мартинес поднялся из переходника в воздушный шлюз и салютовал встречавшему его старшему лейтенанту. Женщина производила приятное впечатление. Одного роста с ним, круглое лицо, острый подбородок, каштановые волосы, собранные в узел на затылке и заколотые двумя позолоченными шпильками.

— Капитан Мартинес прибыл!

— Добро пожаловать на «Прославленный», лорд капитан! Я первый лейтенант флагмана леди Фульвия Казакова.

— Очень приятно познакомиться.

Они обменялись рукопожатием. Алихан, появившийся вслед за капитаном, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь.

— Миледи…

— Это мой ординарец Алихан, — представил его Мартинес.

Казакова, небрежно салютовав, кивнула в сторону рядового.

— Тернбул покажет вашим людям их места, а вас, лорд капитан, командующий эскадрой хочет видеть прямо сейчас, если вам удобно.

— Да, конечно, — кивнул Мартинес.

Если не считать месяца непрерывного ускорения и сопутствующих перегрузок, перелет на «Прославленный» можно было бы назвать даже приятным. На яхте «Нарцисс», построенной специально для деловых поездок высших администраторов промышленной компании, имелись душ, прачечная, личные каюты и отличный камбуз, до отказа наполненный деликатесами, в которых знал толк рядовой Перри, вынужденно покинувший место слуги лейтенанта Абаша. Судя по восторженным отзывам остальных слуг, с обязанностями кока он справлялся великолепно. Мартинес взял с собой четверых — полный комплект, положенный ему по уставу. Впрочем, механика Эспинозу и машиниста Аютано он не планировал использовать в таком качестве, а собирался преподнести в качестве подарка командиру флагмана. Корабли, долго находившиеся на боевом дежурстве, практически всегда испытывали недостаток в рабочих руках.

Следуя за Казаковой, Мартинес поднялся по трапу в офицерские отсеки. Тяжелый крейсер «Прославленный» превышал по объему «Корону» в шесть раз, а по численности экипажа — в четыре. По коридорам могли пройти четверо в ряд. С первого взгляда, ещё до стыковки, становилось ясно, что здешний капитан не останавливался ни перед какими расходами, стараясь превратить свой корабль в произведение искусства. Корпус был украшен сложными геометрическими узорами в розовых, салатных и ослепительно белых тонах, стены коридоров выложены темно-красной и золотистой плиткой. Время от времени попадались ниши и даже ложные окна, расписанные сценами живой природы с тропическими зарослями, птицами и зверями. Каждая каюта имела индивидуальную отделку, в абстрактном или реалистическом стиле. Короче говоря, футбольные мотивы старого капитана «Короны» выглядели на этом фоне жалкими любительскими потугами.

Все это задумывалось, создавалось и оплачивалось за счет лорда Гомберга Флетчера, командира «Прославленного». Мартинес ни разу его не встречал, но кто же не слышал об отпрыске сразу двух знатнейших кланов империи, Гомбергов и Флетчеров, главного эстета во всем флоте и обладателя одной из самых богатых коллекций в империи! Вдобавок ко всему, на борту флагмана царила абсолютная чистота — ни пылинки, ни царапинки. Члены команды, великолепно обученные и подтянутые, вытягивались в струнку вдоль стен, едва заметив проходящих офицеров.

— Раз уж мы идем мимо моего офиса, — сказала Казакова, — давайте я вас сразу зарегистрирую.

Как оказалось, офис Казаковой помещался в кают-компании. Стены просторного помещения пестрели жанровыми сценами с изображением пирующих мужчин и женщин. Дежурный лейтенант и стюард отсалютовали Мартинесу и, получив команду «вольно», снова принялись за работу. Казакова села в кресло у стены с компьютерными дисплеями и приняла у новоприбывшего капитанскую карту. У Мартинеса мелькнула догадка: она работает в кают-компании, потому что была вынуждена уступить ему свою каюту.

Тактическим офицером обычно служил лейтенант, который подчинялся капитану корабля, но на флагмане он назначался командиром эскадры, отчитывался непосредственно перед ним и нередко имел капитанское звание. Таким образом, Мартинес, как полный капитан, был третьим по рангу на борту «Прославленного», и ему полагались соответствующие апартаменты. Теперь по кораблю пойдет волна перемещений, усмехнулся он про себя. Оставалось надеяться, что какому-нибудь младшему лейтенанту не придется стелить себе койку вместе с кадетами.

Казакова отдала ему карту.

— Ну вот, теперь вы занесены в наш компьютер. Вам следует получить у леди командующей пароли для тактического компьютера. Я перешлю вам на почту план-схему корабля, чтобы вы могли скачать ее на свой нарукавный дисплей. — Она протянула полоску бумаги. — Вот шифр к вашему личному сейфу. Можете изменить, чтобы никто больше его не знал.

— Прошу прощения, что занимаю вашу каюту.

Казакова улыбнулась.

— Ничего страшного, я обойдусь, милорд… Теперь, пожалуйста, отпечатки пальца — сюда и сюда.

Выполнив все формальности, Мартинес двинулся вслед за ней в каюту командующего эскадрой.

Офис леди Чен украшали живописные мифические сцены, точеные бронзовые колонны и статуи, изображавшие обнаженных женщин с корзинами фруктов. Сама Миши Ченне слишком напоминала изящных бронзовых красоток. Это была симпатичная дама средних лет, слегка полноватая, с седеющими стрижеными волосами и нездорово-бледным цветом лица. Месяцы перегрузок в отсутствие естественного солнечного света ни для кого не проходят даром.

Мартинес вытянулся и отсалютовал.

— Миледи комэскадрой, капитан Мартинес прибыл в ваше распоряжение!

— Капитан Мартинес, добро пожаловать на борт, — произнесла леди Миши, поднимаясь ему навстречу и протягивая руку.

— Счастлив быть с вами, — поклонился он.

— Как поживают Терза и лорд Мауриций?

Все в порядке, насколько я знаю, миледи. Привыкают к судовой жизни.

— Я перешлю вам их последние письма. — Леди Чен снова заняла место в кресле. — Прошу вас, присаживайтесь, капитан. — Она взглянула на Казакову. — Спасибо, лейтенант, вы свободны.

Эскадра леди Чен уже не находилась в системе Заншаа. Проводив два тяжелых транспорта с эвакуированными сановниками сквозь межпространственные ворота номер два, флот оставил столицу на милость наксидов, а эскадра через некоторое время отделилась от остальных кораблей, прошла через серию тоннелей в систему Сейшо, где сбрасывала скорость в ожидании Мартинеса, который летел туда непосредственно из системы Заншаа, более коротким путем.

— Я понимаю, что вы устали, — продолжала леди Миши, — просто хотела поприветствовать вас и пригласить на ужин.

— Почту за честь, миледи, — поклонился Мартинес.

— Вашу капитанскую карту, пожалуйста. Я введу данные в тактический компьютер.

Оставив снова отпечаток большого пальца и подпись, Мартинес встал и распрощался. В дверях он замешкался.

— Ваша каюта направо, — подсказала Леди Чен, — увидите имя на табличке.

Каюту, как оказалось, он мог бы найти и самостоятельно: слуги как раз вносили туда вещи. Мартинес принялся давать указания, особо заботясь о сохранности вин и яств, доставленных на «Нарциссе». Затем зашел и в каюты слуг с целью убедиться, что их устроили нормально.

Поднимаясь по трапу, он вздрогнул, увидев знакомое лицо Чандры Прасад. Девушку сопровождал пожилой человек в форме старшего капитана — тонколицый щеголь с тщательно завитой серебристой шевелюрой и глубоко посаженными льдисто-голубыми глазами.

Мартинес отдал честь, уставившись, как требовал устав, в воображаемую точку над головой начальника.

— Капитан Мартинес, — представился он.

Командир корабля лорд Гомберг Флетчер внимательно всматривался в его лицо, не торопясь с ответом.

— Да, — признал наконец он. — Это вы. Вольно, капитан. — Он указал на свою спутницу. — Позвольте представить вам лейтенанта леди Чандру Прасад.

— Я уже знаком с ее светлостью, — поклонился Мартинес.

Чандра с улыбкой кивнула. В ее удлиненных черных глазах светилось лукавство, и Мартинесу стоило больших трудов сохранить серьезное выражение лица. Познакомились они несколько лет назад на двухмесячных курсах шифровальщиков на Зарафане. Стояло жаркое лето, казавшееся ещё жарче от непрерывных занятий в постели.

Волосы у Чандры теперь были светло-каштановые, но острый подбородок и красиво очерченные полные губы ничуть не изменились.

Оторвав взгляд от Чандры, Мартинес взглянул в глаза капитану.

— Милорд, — почтительно произнес он, — позвольте мне выразить восхищение внешним видом и отделкой вашего корабля. Лучшей я не встречал в своей жизни.

Флетчер снисходительно кивнул.

— Да, ничего… но вы не видели мой старый «Быстрый». Он был намного меньше, и мне удалось использовать мозаику.

— Даже трудно себе представить, — покачал головой Мартинес. — Наверное, настоящее чудо.

— Пожалуй, — улыбнулся капитан. — Он стоил затраченных трудов.

В беседу вмешалась Чандра.

— Я слышала, вы женились, — обратилась она к Мартинесу. — Поздравляю вас.

— Благодарю, — поклонился он.

В ее глазах вновь сверкнули искорки.

— И как вам, нравится?

Мартинес слегка опешил, но знал, что отвечать нужно без колебаний. Чандра на борту — это кошмар, а с Ченами шутки плохи.

— Брак — это восхитительно, — просиял он. — Вам приходилось бывать замужем?

Теперь наступила очередь Чандры смущаться.

— Нет еще, — ответила она, помявшись.

Между тем голубые глаза Флетчера так и сновали от собеседника к собеседнице, словно выискивая что-то.

— Ну что ж, капитан, — сказал он наконец, — примите и мои поздравления. Надеюсь также, что ваше пребывание на борту «Прославленного» будет приятным.

— Спасибо, милорд… Да, я забыл упомянуть, что взял с собой четырех слуг, двое из которых имеют квалификацию механика и машиниста. Поскольку мне обычно хватает двоих, я буду счастлив, если остальные двое пополнят экипаж «Прославленного».

Флетчер неожиданно нахмурился.

— Надеюсь, вы понимаете, милорд, что офицеру в вашем положении требуется полный комплект слуг. Офицерам на моем корабле следует заботиться о поддержании своего достоинства.

Мартинес удивленно моргнул.

— Да, милорд.

Флетчер повернулся и двинулся по коридору, умудряясь сочетать величественность с легкостью движений. Чандра последовала за ним.

Положение. Достоинство. Мартинес вздохнул.

— Капитан Мартинес, ещё один момент… — Флетчер обернулся. — Не забудьте, что у нас офицеры являются к обеду в полной парадной форме.

— Есть, милорд.

Мартинес совсем погрустнел. Чандра иронически усмехнулась через плечо.

Оставшись один у себя в каюте, вдвое большей, чем командирские апартаменты на «Короне», и аляповато расписанной пухлыми терранскими детишками, почему-то крылатыми и с древними луками и стрелами в руках, Мартинес вспомнил, что его ожидают письма родных, и с вздохом облегчения включил дисплей.

Несколько сообщений были от Терзы, последнее четырехдневной давности. Жизнь на «Энсенаде», мчавшейся на всех парах к Ларедо, была достаточно беззаботна, но скучновата. Два часа двойной перегрузки в день не вызывали особых проблем. Терза в основном проводила время за чтением и игрой на арфе.

Мартинес то и дело останавливал запись, любуясь лицом жены. Особенно ему нравился первый миг, когда она искала взглядом камеру и слегка запиналась, начиная говорить. Супруги не так уж много времени успели пробыть вместе, а общаться непринужденно на расстоянии световых дней было совсем уж непривычно.

Он включил последнее письмо. Терза сидела на диванчике в муаровой блузке с высоким воротником, длинные волосы зачесаны за ухо. На щеках играл легкий румянец, и Мартинес невольно представил, как на тонкой шее бьется жилка.

— Ты знаешь, я была права тогда насчет предчувствия, — говорила Терза. — Я беременна уже дней двадцать или больше, просто не торопилась сообщать, мало ли что может случиться от перегрузок. Теперь я уверена, что обратной дороги нет. — Ее губы слегка изогнулись в улыбке. — Я так рада… Надеюсь, ты тоже. — Она прикоснулась изящной рукой к животу. — Пожалуйста, оставайся целым и невредимым — ради меня… и его.

Мигнул оранжевый значок — конец сообщения. Мартинес перевел дух, потом пустил сообщение сначала, чувствуя, как колотится сердце.

Он будет отцом. Новость настолько потрясла его, что Перри пришлось трижды стучать в дверь, прежде чем капитан отреагировал. Слуга появился в парадной форме и белых перчатках, с кофейником на подносе.

Мартинес удивленно смерил его взглядом.

— Ты что вырядился как на парад?

Перри поставил поднос на стол и стал наливать кофе в чашку.

— Здешние слуги сказали, милорд, что здесь все ходят в парадной форме.

— Понятно.

Забрав пустой кофейник и поднос, Перри продолжал:

— Простите, что задержал кофе, милорд. Должен вас предупредить, что с готовкой предстоят трудности.

Мартинес был настолько поглощен своими мыслями, что даже не заметил опоздания.

— Да? — удивился он. — А в чем дело?

— Вас поселили в каюте первого лейтенанта, милорд, — скорбно произнес Перри. — В апартаментах командующего эскадрой камбуз имеется, и у капитана корабля тоже, а для лейтенантов готовят в кухне при кают-компании. Ну и, конечно, у срочнослужащих есть свой камбуз… А у первого лейтенанта отдельной кухни нет.

— Ясно, — мрачно кивнул Мартинес.

Старший лейтенант Казакова, разумеется, питалась вместе с остальными лейтенантами, и офицеру по тактике, обычно также лейтенанту, полагалось то же самое. Где же готовить пишу капитану, если он тактический офицер и Флетчер или леди Чен не пригласят его к себе за стол?

— Как же ты выкрутился? — Мартинес кивнул на кофе.

— Стюард кают-компании любезно согласился пустить меня, — лицо Перри потемнело, — после того, как капитанский кок отказал.

— Что ж, он имел право, — усмехнулся Мартинес, представляя, как будет весь поход питаться консервами и концентратами. — Поговори с поваром леди Чен, а потом ещё раз со стюардом из кают-компании что-нибудь придумаете.

— Есть, милорд.

А если все-таки не получится, — продолжал Мартинес, — то всегда остается старый добрый «Нарцисс».

— Конечно, милорд, — обрадовался Перри.

— Сегодня я буду ужинать у леди командующей, так что срочности особой нет.

Перри ушел, а Мартинес снова повернулся к дисплею, на котором застыло лицо Терзы — полуоткрытые губы, легкая улыбка, тонкие пальцы касаются живота, словно пытаясь защитить того, кто внутри.

«Ребенок…» Душа пела от незнакомого ощущения, и Мартинес с безмерным удивлением понял, что оно имеет название. «Блаженство».


— У нас не подпольная группа, — яростно прошипела Сула, обращаясь к Октавиусу Хонгу, — а отряд бойскаутов, и затеяно все это теми, кто путает флот с яхт-клубом. Каждая собака в округе знает, что нашу квартиру сняли для офицеров флота. Когда придут наксиды, они будут у нас через три минуты!

Командир нервно оглянулся.

— Спокойно, четыре-девять-один, — чуть слышно пробормотал он.

Они встретились за столиком в уличном кафе после того, как Сула прилепила полоску клейкой ленты к фонарному столбу на углу Старой площади в Нижнем городе — знак экстренной необходимости. Стояло раннее лето, воздух был напоен ароматом цветов. Хонг повесил пиджак на спинку стула и закатал рукава рубашки, принимаясь за слоеное пирожное. На его красивом мужественном лице застыло выражение спокойной уверенности.

Он соблюдал все правила конспирации, обращаясь к Суле по кодовому имени, хотя хорошо знал настоящее. Она, со своей стороны, должна была знать лишь его подпольную кличку, совпадавшую с названием группы — Бланш. Новые кодовые имена ввели лишь в самом конце подготовки, что служило ещё одним красноречивым свидетельством любительского подхода.

— Вы размещаетесь в терранском квартале, — продолжал лорд Октавиус. — Будь рядом наксиды, другое дело, но у ваших соседей нет причин вас выдавать.

— А деньги, а желание выслужиться? — фыркнула Сула, добавляя в чай ещё меда. — Что, если наксиды предложат награду за наши головы?

«Смешно, просто смешно!»

Хонг сурово взглянул на нее.

— Лояльные граждане… — начал он напыщенно.

— Короче, мне нужны запасные документы на всех членов моей команды, — оборвала его Сула. — Советую и всем остальным об этом позаботиться.

Она облизала ложечку, наслаждаясь ароматом свежего цветочного меда.

На лице Хонга отразилось сомнение — наверное, в первый раз за все время их знакомства.

— Я не уверен, что наш бюджет позволяет…

— Черт побери, Бланш, мы защищаем сторону, которая чеканит деньги!

Он вновь решительно нахмурился.

— Хорошо, я подам прошение руководству.

— Спасибо, я справлюсь сама, — скривилась Сула.

У нее на руках оставалось предписание губернатора, которое обязывало все учреждения «оказывать подателю сего содействие во всех вопросах, связанных с информацией». Столь расплывчатая формулировка позволяла сделать многое. Нащелкав фотографий, Сула отправилась в Управление государственной регистрации и там, тряхнув губернаторской индульгенцией, получила от самой леди Аркат, руководившей департаментом, доступ к компьютеру и термопринтеру. Не забыв сразу записать пароли на свой нарукавный дисплей, она принялась за работу. К концу дня каждый из членов команды 491 имел по четыре подлинных паспорта на разные имена — солидные пластиковые карточки с государственной печатью и встроенным электронным кодом.

Поработав вволю с правительственными файлами и уничтожив затем, как положено, бумажную распечатку со списком паролей, Сула усмехнулась, напомнив себе, что столь серьезные полномочия даны ей лишь для добрых дел. На следующий день она повторила эту шутку в разговоре с Хонгом, однако натолкнулась на резкую отповедь. Нахмурившись, тот произнес:

— Вам следует помнить, четыре-девять-один, что в военной организации шутить в беседе с начальником дозволено только ему.

Сула выпрямилась.

— Есть, милорд.

Хонг испуганно оглянулся, не слышит ли кто.

— Вы что, с ума сошли?

— Шучу, — рассмеялась она.

Он буркнул что-то невразумительное и занялся пирожным, методично разрезая его на геометрически правильные части и отправляя в рот по очереди.

День выдался дождливый, и встреча состоялась внутри кафе. В воздухе стоял запах мокрой шерсти, входная дверь то и дело хлопала.

— Так или иначе, — снова начал он, — идея хорошая. Благодарю за инициативу, четыре-девять-один. Вы, конечно, предоставите мне список новых имен…

— Нет, — отрезала Сула. — Ни в коем случае.

Он вытаращил глаза.

Что значит — нет?

Связь у нас надежная и не зависит от имен, — объяснила Сула, — а если вы не будете их знать, то не сможете и выдать на допросе.

Хонг помрачнел, и это можно было понять, однако, как отметила про себя Сула, помрачнел как-то уж слишком сильно.

— Вы по-прежнему с нами? — с тревогой спросил он. — Не передумали?

— Я не передумала, — задумчиво ответила Сула, глядя на него в упор.


В тот же вечер она с помощью дисплея, вделанного в крышку старого письменного стола, проникла в архивы Управления госрегистрации, чтобы проверить, остался ли туда доступ. Пока все было в порядке, но надолго ли? Пароли в таких учреждениях полагалось менять часто, и уж во всяком случае, это не преминут сделать наксиды.

— Ада, — обратилась она к Шоне Спенс по кодовому имени, — мне нужен твой совет.

Шона — плотная коротышка лет тридцати с коротко стриженными соломенными волосами и носом-пуговкой, принесла стул и уселась рядом.

— Чем могу помочь?

— Я сейчас в государственной базе данных и хочу знать, как получить туда доступ после того, как сменят пароли.

— А это законно? — осторожно подняла брови Шона.

Сула усмехнулась, потом, спохватившись, нахмурилась.

— У меня есть предписание губернатора, — напомнила она. — Все дело в том, что на наксидов оно едва ли произведет впечатление.

Шона взглянула на дисплей.

— Войди для начала в каталог.

Повинуясь команде Сулы, по экрану пополз список файлов, казавшийся бесконечным.

— Компьютер, стоп, — вмешалась подруга. — Найди управляющую программу. — Длинный список исчез, остались только два файла, основной и резервная копия. Шона довольно кивнула. — Вот так. Теперь нужно переписать основной файл, и ты получишь постоянный доступ.

— А как? — растерялась Сула.

— Не знаю… Чьи у тебя пароли?

— Леди Аркат, начальника службы безопасности.

Шона скептически усмехнулась.

— Она должна была поменять пароли, как только ты вышла за дверь.

Сула пожала плечами.

— Она уже старенькая, может, забыла?

— Или хорошо к нам относится, — предположила Шона.

Старая торминелка с торчащими клыками вовсе не показалась Суле такой уж дружелюбной… впрочем, внешность бывает обманчива. Сула вздохнула, собираясь с мыслями.

— Компьютер, открыть основной файл, — скомандовала она.

Внутренности файла тут же рассыпались по экрану — тысячи и тысячи логических операторов и цифр.

Сула невольно присвистнула.

— Ну и как я с этим разберусь?.. У тебя как с программированием? — обернулась она к Шоне.

— Я только пользователь… Должны быть справочные файлы, попробуй почитать.

— Ладно, — снова вздохнула Сула.

На всякий случай скопировав командный файл к себе в систему, она сходила на кухню и заварила крепкий сладкий чай — судя по всему, сидеть предстояло долго.

«Я всегда хорошо решала головоломки», — подбадривала она себя.

В файл требовалось внести лишь небольшую поправку: при каждой смене паролей новые должны были пересылаться на указанный почтовый адрес. После упорного труда и десятка неудач с последующим нудным поиском синтаксических ошибок программа наконец заработала. Сула, вытирая о колени внезапно вспотевшие руки, с облегчением перевела дух. Теперь оставалось лишь заменить старый файл в компьютере Управления на новый, и при этом не попасться. В случае неудачи… Сула даже зажмурилась, представив себе последствия. Проваленная подпольная группа, взбешенный Хонг, официальное взыскание, конец карьере… Нет, лучше не думать. Затаив дыхание, она дала команду на замену файла и стала ждать. Ничего страшного вроде бы не происходило. Сула медленно выдохнула, встала и пошла на кухню. Чай уже остыл и стал похож на горьковатую патоку, его пришлось подогревать… Когда она вернулась к дисплею, все оставалось по-прежнему.

Письмо с приветствием, посланное себе самой из компьютера Управления, дошло нормально. Оставалось лишь проверить, сохранился ли у нее доступ к регистрационным данным в архиве. Сула уже произнесла первые команды, когда мобильный коммуникатор снова зазвенел и на экране высветился текст ещё одного письма:

Миледи Аркат,

в 01:15:16 мною замечена попытка переписать исполнительный файл в главном компьютере Управления государственной регистрации. Файл будет стерт и затем восстановлен по резервным копиям. Вам предоставлен новый временный пароль 19328467592. Пожалуйста, смените его немедленно по прибытии на рабочее место.

Во имя Праксиса,

Йнагарх, CN5, помощник системного администратора.
Сула вздрогнула, каким-то чудом удержавшись от того, чтобы произнести команду, отключавшую ее от компьютера Управления. Пересилив страх, она принялась размышлять.

Изменение файла замечено почти десять минут назад, но из системы ее не выкинули. Администратор проверил, кто подключен с удаленного компьютера, и, очевидно, принял ее за саму леди Аркат, поэтому ограничился письмом.

Что же теперь делать? Временный пароль будет действовать только до утра, осталось всего несколько часов. Командный файл заменен, и больше в систему Управления войти не удастся. Возможность исправить ошибку пока есть, но времени осталось очень мало.

Глотнув чаю, Сула снова взглянула на письмо: 01:15:16 — они регистрировали вторжение с точностью до секунды. Это дало первый ключ. Порыскав в папках Управления, она нашла шесть автоматических сообщений, посланных Йнагарху одно за другим. На всех стояло разное время.

— Ага, — задумчиво произнесла Сула.

Изменение файла замечено шесть раз — по шести разным параметрам? Дальнейшие исследования подтвердили догадку. Первый раз сработало изменение даты, второй — длины файла, остальное касалось каких-то цифровых подписей.

Что это такое, черт возьми? С датой все понятно. Командный файл последний раз менялся девять лет назад, а создан… Сула округлила глаза. Шесть тысяч лет назад! Не удивительно, что сторожевые роботы подняли тревогу… Дату заменить достаточно просто, а вот подписи…

А размер файла? Сула в отчаянии сжала кулаки. Что теперь: перебирать весь огромный файл строку за строкой, выискивая, что можно сократить без ущерба для программы, освобождая место для добавленных команд? Это просто безумие!

Она принялась лихорадочно перебирать справочные материалы, выясняя структуру и основные принципы исполнительного файла. Заодно выяснилось, что такое цифровая подпись.

Древний текст программы, записанный в двоичном коде, представлял собой, по сути, обычное число, хоть и очень большое. Выполнив с ним некие арифметические вычисления, простые в одном направлении, но трудные для обратного воспроизведения, к примеру, поделив на число «пи» и взяв первую тысячу цифр остатка, получали ещё одно число, так называемую «подпись», которая позволяла засечь самые незначительные изменения в записи файла.

Сула снова открыла файл и стала прокручивать его на экране. Она уже так устала, что едва могла соображать. Поднявшись с кресла, она сделала несколько гимнастических упражнений, затем подошла к окну и стала смотреть вниз на улицу, превратившуюся с наступлением ночи во владения уборщиков и торминелов. Далеко на востоке небо уже наливалось зеленоватым светом. Час-другой, и все будет кончено — если она не успеет воспроизвести расчеты, необходимые для получения четырех наборов цифр, не зная ни алгоритмов, ни места, где их найти…

Едва волоча ноги и зевая, она вернулась к столу.

Какой древний файл! Наверное, его писали ещё шаа… Стоп! В голове мелькнула мысль. Шаа так любили простые числа… даже основали на них исчисление времени и календарь, навязав их затем всем покоренным расам. Что, если…

Усталость мигом испарилась. Сула прыгнула в кресло. Найдя по поиску порядковый список простых чисел, она просмотрела первую тысячу… Нет, слишком короткие. Следующие девять тысяч она вставила в новый файл и запустила программу сравнения.

Раз! На экране высветилось первое совпадение. Два… Три… Четыре!

Все цифровые подписи стояли рядом в одной части файла, которая, таким образом, и отвечала за безопасность. Отыскать ее без такого указателя Суле не удалось бы и за месяц.

Не так уж и умны были эти Великие господа, подумала она, пристально вглядываясь в ровные ряды цифр и символов. Так… коды доступа, сторожевые программы, протоколы команд… Сула собралась с мыслями и принялась писать новую программу, которая должна была снова внести поправки в командный файл, но на сей раз, использовав его собственные алгоритмы диагностики, получить новые цифровые подписи и вставить вместо старых, а затем подправить дату внесенных изменений и стереть все записи новых команд в файлах протоколов.

Тщательно протестировав программу на своем компьютере, Сула с колотящимся сердцем запустила ее и стала следить за почтовым ящиком Йнагарха…

Новых сообщений не появлялось. Она тяжело перевела дух. Неужели получилось?

За окнами уже совсем просветлело. Сула в последний раз просмотрела тексты программ, уверилась, что ошибок нет, и вышла из системы. Приказав коммуникатору разбудить ее перед началом рабочего дня в Управлении госрегистрации, она отправилась спать, по пути взглянув в зеркало. Лучше бы не смотрела… Мешки под глазами, спутанные волосы, пропотевшая рубашка — нет, так ложиться нельзя. Она пошла в душ и лишь потом, почти без сил добравшись до кровати, упала на нее и провалилась в сон.

Казалось, звонок будильника прозвучал почти сразу. Сула встрепенулась, осоловело тряся головой, потом накинула одежду и бегом бросилась к дисплею. Из окон бил яркий солнечный свет, Шона на кухне готовила завтрак, а Макнамара уже уехал на своем велосипеде — в его задачу входила проверка условленных мест, где для команды четыре-девять-один могли быть оставлены сообщения.

Вызвав компьютер Управления госрегистрации, Сула вошла в систему с помощью нового временного пароля леди Аркат и стала ждать. Шона молча принесла ей кружку крепкого сладкого кофе и оладьи с джемом.

Когда леди Аркат приходит на службу? Если следует обычаям пэров, работающих в гражданской администрации, то может появиться и в полдень, и позже, после обеда. Сула съела завтрак, потом попросила добавки. Походила по комнате. Заварила ещё кофе. Сходила в туалет, почистила зубы и причесалась. Минуты тянулись невыносимо долго. Ей хотелось завыть от нетерпения. Видя ее настроение, Шона старалась держаться подальше.

Как оказалось, леди Аркат придерживалась традиций. Появилась она лишь в 13:06 и сразу принялась просматривать почту. Через несколько минут коммуникатор зазвенел, и на экране высветилось сообщение, в котором стояли буквы и цифры новых паролей.

Сула подпрыгнула в кресле, испустив вопль восторга. Она вышла из системы и весело засуетилась, наводя порядок в квартире. Входивший Макнамара столкнулся с ней в коридоре. В руках у него были сумки с провизией.

— Никаких сообщений, — доложил он. Потом, заметив блеск в глазах Сулы, поинтересовался: — Что-нибудь случилось?

— Я теперь хозяйка Управления госрегистрации, — похвасталась она.

Макнамара на мгновение задумался, потом кивнул.

— Очень хорошо, миледи, — улыбнулся он и пошел к холодильнику укладывать продукты.

Глава 12

Столовая в судовых апартаментах леди Чен была достаточно просторна, чтобы вмещать всех приглашенных на званые трапезы, которые составляли неотъемлемую часть службы командующего эскадрой. Помещение казалось ещё больше за счет богато украшенных зеркал из астероидного железоникелевого материала, которые создавали иллюзию целой анфилады комнат, простиравшихся до самого горизонта.

Мартинес пришел в парадном мундире, что он, впрочем, собирался сделать без всяких напоминаний. Леди Миши Чен, также при полном параде, сидела за столом, накрытым на двоих.

— Замечательно, — сказала она, вежливо привставая. Во взгляде ее читалось облегчение. — Я пригласила вас первой и забыла предупредить, что к одежде тут относятся весьма формально.

Мартинес кивнул.

— Мне сказал капитан Флетчер.

— Так вы с ним виделись? Присаживайтесь, пожалуйста.

Оставив перчатки на столике у стены, Мартинес сел на стул, услужливо отодвинутый стюардом.

— Я встретил лорда Флетчера случайно, он был с лейтенантом Чандрой Прасад.

— А, понятно. — Леди Чен слегка улыбнулась. — Сама я не так серьезно отношусь к формальностям, но вы же понимаете, капитан задает тон на корабле… — Она взглянула на стюарда, пожилую широколицую женщину, стоявшую с важным видом. — Можете подавать коктейли, Вандервальк.

— Слушаюсь, миледи.

Когда служанка вышла, леди Чен перегнулась через стол и заговорила, понизив голос:

— Хочу вас предупредить насчет этой Прасад. Вообще-то я не люблю передавать сплетен, но тут дело особое… Поговаривают, что у капитана с ней… ну, вы понимаете.

Мартинес понимающе улыбнулся.

— Благодарю вас, миледи. В любом случае я был бы…

Он замялся, не зная, как бы потактичнее убедить леди Миши, что не собирается изменять ее племяннице с любовницей капитана. Хранить добродетель вдали от жены оказалось непростым делом, и даже не в смысле воздержания. Ещё при наборе слуг Мартинес скрепя сердце отказался от кандидатуры весьма способной и хорошенькой девушки-машиниста, предпочтя ей усатого Аютано.

— Вот-вот, — кивнула леди Чен. — Я на всякий случай говорю, а то эти подводные течения… они могут доставить много беспокойства.

Мартинес и сам прекрасно знал, насколько опасны подводные течения вокруг Чандры Прасад, и был благодарен за предостережение.

— Спасибо, — поклонился он. — Кстати, у меня есть хорошие новости от семьи…

Леди Миши пришла в восторг при известии о беременности Терзы, и когда Вандервальк, переваливаясь на ходу, появилась с бокалами, первым делом предложила тост за нового наследника Ченов.

За обедом много говорили о семейных делах. Мартинес знал, что леди Чен разведена, но впервые услышал, что двое ее детей учились в школе на Хон-Рейче, и их свобода и безопасность зависели от исхода сражения, которое он выиграл. Леди Чен вытянула из него полное описание битвы, и некоторые из ее вопросов свидетельствовали о том, что командир эскадры отлично знает свое дело.

— Кстати, о войне, — сказала она под конец, — пожалуй, я воспользуюсь случаем и введу вас в курс ваших обязанностей. — Повинуясь ее команде, на стенном дисплее высветилась карта империи с Заншаа в центре и густой сетью переплетающихся ниточек, обозначающих межпространственные тоннели. — Как вы, наверное, догадались, флот принял план, приписываемый лорду Чену.

— Да, миледи. — Мартинес невольно вздохнул. — Я целиком поддерживаю этот план.

— Не скромничайте, — сказала леди Чен с улыбкой. — Мауриций прислал мне ещё самый первый вариант, и я видела имена авторов. Кстати, как поживает леди Сула?

— Не знаю, мы давно не общались.

Леди Чен испытующе взглянула на него, но тему развивать не стала.

— Брат сообщил также, что на перемене названия настоял лорд Торк, который считает, что в вашем положении неприлично получать такую известность.

Мартинес сжал зубы.

— У лорда Чена есть какие-нибудь предположения, почему лорд Торк…

— Лорд Торк слишком склонен к предрассудкам и предвзятым мнениям, — усмехнулась она.

— Как думает ваша светлость, есть ли способ улучшить мнение лорда Торка обо мне?

Улыбка леди Чен стала ещё шире.

— Думаю, способ только один: избегать любых наград и повышений до конца войны.

Мартинес, вздохнув, посмотрел на карту.

— Итак, в чем состоит наша часть плана, миледи?

— Как только основной флот наксидов окажется в системе Заншаа, нам следует покинуть систему Сейшо и через тоннель выйти к Протипану для дальнейших рейдов по тылам противника. Наша цель — парализовать торговлю и уничтожить все военные корабли наксидов, встретившиеся по пути.

Протипан. О том, что он будет целью, Мартинес догадался, как только узнал, что эскадра сбрасывает скорость. Красный карлик и съежившиеся газовые гиганты не давали возможности производить резкие развороты и затрудняли маневрирование, что и вызвало необходимость низких начальных скоростей.

— Какова цель нашего основного флота? — спросил Мартинес.

— Эта информация пока держится в секрете, даже от меня, — ответила леди Чен, — но, по слухам от верных людей, Четырнадцатая эскадра должна совершать рейды, подобные нашим. Дофаг и Кангас, насколько я знаю, будут удерживать позиции между новым местом пребывания парламента и наксидами…

Мартинес сжал под столом кулаки. Если бы не идиоты из штаба, эскадра шла бы в бой под его командованием!

Леди Чен продолжала:

— Правление флота дало мне значительную свободу действий. Мы не должны приближаться к Наксасу, Магарии и Заншаа, но в остальном вольны выбирать цели по своему усмотрению. — Она дала команду, и на карте появилась красная ломаная линия. — Вот предварительный курс, посмотрите и скажите, что вы думаете.

Хорошо, миледи.

Мартинес впился взглядом в карту. Протипан, Маздан, Коэль, Аспа-Дарла, Бай-до, Термейн… Первые три системы пустые или слабозаселенные, остальные — индустриальные и стратегически важные. Аспа-Дарла изобилует тяжелыми металлами, мощные верфи Бай-до важны для пополнения наксидского флота, Термейн… впрочем, он уже порядком подзабыл астрографию и толком не знал, чем торгует Термейн, но система богатая, это точно.

— Я попрошу вас, — сказала леди Чен, протягивая руку за чашкой кофе, — основываясь на этих прикидках, разработать серию учебных упражнений… то есть, как теперь это называется, «экспериментов». — Она подмигнула, и Мартинес улыбнулся в ответ. — Мы должны нанести максимальный урон военной промышленности наксидов, по возможности избежав жертв среди гражданского населения, поскольку предполагается, что большая часть его лояльна, и такое положение следует сохранить.

— Полностью согласен, миледи, — кивнул Мартинес, думая о том, что в конечном счете настроения среди населения мало что будут решать в этой войне.

Миши нахмурилась, снова взглянув на карту.

— Я также попрошу вас провести специальные учения на случай, если в этих системах мы встретим сопротивление. Нам пока не известна точная дислокация сил мятежников, в частности, где находятся восемь кораблей, которые видели на Протипане, не говоря уже о том, что нам могут сесть на хвост…

— Понял, миледи, — снова кивнул он. — Приступлю немедленно.

— Есть вопросы?

— Когда должны пройти первые учения?

— Ну… завтра вы можете отдохнуть, а потом начинайте готовиться. Значит, через три дня.

— Я уже достаточно отдохнул, миледи, — улыбнулся он. — Можно и через два.

Леди Чен кивнула.

— Ну что ж, если вы уверены… Ещё вопросы?

Мартинес немного подумал.

— Пока нет, миледи. Хотя… Могу я спросить, что случилось с моим предшественником? Странно было бы отправиться на столь сложную миссию без помощника по тактике.

Миши вздохнула.

— Лейтенант Козинич в день мятежа на Харзапиде находился вне корабля и был ранен в голову, когда кольцевую станцию обстреляли антипротонными лучами. К моменту начала миссии он считал, что достаточно поправился, но потом… К сожалению, мы его потеряли. — Она покачала головой. — Очень жаль его, хороший был офицер.

Капитан опустил глаза. Его неслыханная удачливость, позволившая получить выгодное назначение, для кого-то означала смерть.

Распрощавшись с командующей, он отправился к себе в каюту, где Алихан уже ждал с чашкой горячего какао.

— Ну, как тебе «Прославленный»? — спросил Мартинес.

Ординарец пожал плечами.

— Классный корабль, обученная команда… Каждый знает свое дело. Вот только капитан… не понимают его люди.

Мартинес усмехнулся.

— Разве мысли начальника не должны быть тайной для подчиненных?

Алихан лишь покрутил усами, ясно давая понять, что для него ни один офицер никогда не был тайной.

— Они его не любят, — вынес он свой вердикт.

Привлеченный ароматом какао, Мартинес потянулся за чашкой.

— Если он и у них в каютах малюет младенцев с крылышками, то я их не виню, — задумчиво произнес он.


Сула ходила между рядами подержанного платья, выбирая одежду. Терранский квартал, намеченный для переезда, расположился на берегу огромного грязного водоема, заполненного дряхлыми суденышками и ремонтируемыми баржами. Уши ломило от непрерывного грохота отбойных молотков и рева моторов. Панельные жилые дома были ветхими, улицы наполняла толпа. Бродяги спали прямо на тротуаре, и при виде некоторых из них Макнамара старался держаться поближе к Суле. Трущобный Риверсайд сильно напоминал Фабы, место, где прошло ее детство, только одевались здесь совсем иначе — ярче, пестрее и в другом стиле, а сапогам предпочитали громоздкие башмаки на резной деревянной платформе. Выйдя на улицу, Сула раза два чуть не упала, поскольку за годы службы на флоте привыкла к удобной обуви.

— Знаешь, Люси… — задумчиво начал Макнамара, глядя на нее.

Теперь Сулу звали Люси Добрак. Все члены команды номер четыреста девяносто один носили новые имена.

— Да, Патрик?

— Ты ходишь, как флотский офицер. Спина прямая, плечи назад. Постарайся сутулиться хоть немножко, а то и переодеваться нет смысла.

Сула благодарно улыбнулась через плечо. Бывший пастух из горной деревушки был совсем не дурак.

— Спасибо, — сказала она, сгорбившись и засовывая руки в карманы.

В доме не было ни консьержа, ни привратника, лишь престарелый дворник-даймонг, который обитал внизу под лестницей и показывал квартиры новым жильцам. В подъезде стоял запах плесени, мебель рассыпалась на части, стены покрывали непристойные надписи, а настенный дисплей украшала большая царапина.

— Мы снимем, если вы все покрасите, — поморщилась Сула.

— Я дам вам ведро краски и кисти, — музыкально фыркнул даймонг, — красьте сами. — С видимым удовольствием он содрал с шеи полоску гнилой кожи и уронил под ноги.

— Сколько, вы говорите?

— Три в месяц.

— Чего, зенитов?! — возмутилась Сула.

Дворник издал гнусавый протяжный звук, означавший презрение.

— Тогда сами звоните хозяину и торгуйтесь.

Менеджер, лысый терранец, настаивал на своей цене, но Сула быстро поставила его на место.

— Вы сами-то здесь были? — спросила она, прекрасно зная, что не был года три, а может быть, и никогда. Потом взяла ручную камеру от компьютера и обвела ею комнату. — Какой дурак станет платить за это три зенита? Вы видите эти пятна? А может, показать кухню?

Сбив цену до двух зенитов с месячным залогом и платой за три месяца вперед, она оплатила услуги дворника, доставая из кармана одну за другой пластиковые монетки и отчаянно торгуясь. Потом потребовала расписку.

Наконец старый даймонг зашаркал прочь, оставляя за собой сладковатый запах гниющего мяса. Сула повернулась к товарищам. И у Макнамары, и у Спенс лица были кислые.

— Слушай, Люси, — начал, помявшись, Макнамара. — Зачем нам эта дыра?

Сула усмехнулась.

— Вычистим, покрасим, и будет конфетка. Вы заметили, что здесь есть второй выход из кухни, на заднюю лестницу?

— Но тут вокруг такое… — Спенс покрутила носом.

Сула подошла к окну. Внизу шумела оживленная улица.

Хриплая музыка, крики разносчиков, детский визг… Время словно повернуло вспять.

— Все отлично, лучше не придумаешь, — сказала она, вытаскивая из кармана ещё одну монетку и протянула Макнамаре. — Только здесь мы можем по-настоящему затеряться… Вот, возьми и купи на углу выпивки покрепче, на сколько хватит. Бери что подешевле — лучше всего ярогут.

Неохотно взяв деньги, Макнамара вскоре вернулся с шестью пластиковыми бутылками, в которых плескалось бурое отвратного вида пойло. Этикетки были приклеены криво и поцарапаны. Сула поставила одну бутыль на полку, а остальные вылила в раковину. Воздух наполнился резким запахом сивухи и травяных экстрактов. Пустые бутылки в прозрачном пакете Макнамара выставил за дверь на лестницу.

— Теперь вопросов ни у кого не будет, — удовлетворенно заметила Сула. — Патрик, ты отвечаешь за пустые бутылки — каждый день выставляй от трех до пяти штук.

Макнамара вытаращил глаза.

— Так много? Нас всего трое.

— Для нормального алкоголика три бутылки в день — это норма, — объяснила она со знанием дела, — а мы только начинающие. — Да, ещё одно. Купи тех курительных палочек — знаешь? — которые с запахом гашиша.

Шона Спенс вдруг странно посмотрела на нее.

— Люси, что у тебя с голосом?

— С голосом?

— Ты стала говорить совсем как местные. Впечатление, что родилась здесь.

Сула с улыбкой пожала плечами.

— Наверное, у меня дар подражания. Наслушалась и сама не заметила, как заразилась.

Когда-то она забавляла Кэролайн Сулу, изображая ее сестру-близняшку Марго с Терры… а потом семь лет изображала саму Сулу.

Квартиру они вымыли, вычистили и покрасили, сменили сантехнику и мебель. На логово пьянчуг она теперь никак не тянула, но Сула не могла заставить себя жить в грязи.

Купив яркий пластиковый горшок с вьющимся цветком, она поставила его на южное окно.

— Это значит «здесь никого, будьте осторожны». — Передвинула на противоположный край. — Это значит «кто-то здесь, все чисто». — Переставила на северное окно. — «Надо срочно встретиться». — Другой край окна. — «В условленном месте оставлено сообщение».

Сула обернулась к Макнамаре и Спенс.

— Так, далее. Если цветка нет совсем или он на кухонном окне, это означает опасность, нужно уходить и устанавливать связь подругам каналам… Если вы здесь и вас придут арестовывать, отбивайтесь до тех пор, пока не собьете горшок, будто случайно. Сделайте, к примеру, вид, что хотите выпрыгнуть в окно.

Оба кивнули.

— Есть, командир.

— Теперь ещё одно. Мы будем использовать эту квартиру только для встреч. Жить будем в разных местах. Каждый снимет себе отдельное жилье, так, чтобы другие не знали, и воспользуется там отдельным паспортом.

— Снимать обязательно в этом квартале? — спросила Спенс.

Сула задумалась.

— Квартира должна быть тайной, иметь больше одного выхода, и расплачиваться вы должны только наличными. — Она улыбнулась. — Если найдете такую в квартале почище, то пожалуйста.

— А как насчет цены? — спросил Макнамара.

— Главное — анонимность, — ответила Сула. — Не следует привлекать к себе лишнего внимания. Я бы заплатила больше трех, только если место очень уж удобное…

Она дала каждому по десять зенитов мелочью.

— И вынимайте понемногу. Помните, что честный человек, который вне подозрений, всегда беден… Так, теперь… Патрик, ты ведь рос в деревне?

— Да, в горах.

— С деревом приходилось работать, с металлом?

Он кивнул.

— Я хороший плотник и трубы могу паять.

— А можешь, например, сделать где-нибудь тайник?

Макнамара озадаченно моргнул.

— Да, наверное.

— Отлично.

Сула огляделась. Похоже, здесь предстоит ещё немало работы…

Отправившись ночевать в свою новую крошечную квартирку, также вычищенную до блеска, она долго лежала без сна, прислушиваясь к пьяным выкрикам соседей за тонкой перегородкой. Сколько таких же ночей пришлось ей провести в детстве? Грохот опрокинутого стула, треск разбитого стекла, удары кулака о мягкую плоть… Однако теперь все это ее не пугало. И вовсе не потому, что Сула провела без малого два месяца, обучаясь выпускать людям кишки, и не только людям. Со своим страхом она справилась гораздо раньше, справилась раз и навсегда — проломив ему голову ножкой кресла и сбросив в реку. Пугало другое — ошибка, разоблачение, страшная правда. Правда хранилась в Генном банке пэров и неумолимо напоминала, что Сула на самом деле никакая не Сула, а Гредель, которая родилась на Спаннане и выросла в точно такой же панельной трущобе, слушая каждую ночь такие же звуки за тонкой перегородкой.

На следующий день, отправляясь на встречу с группой, она на секунду замешкалась у подъезда, подставив лицо теплому утреннему солнцу.

— Привет, красотка! — раздался вдруг незнакомый голос.

Неподалеку, лениво прислонившись к стене, стоял потертого вида парень в помятой вельветовой кепке. На его лице играла хитроватая кошачья ухмылка, угольно-черные глаза зазывно блестели, и Сула решила, что не будет большим грехом побыть ещё несколько мгновений в центре мужского внимания.

— Привет, — отозвалась она с улыбкой.

Парень с готовностью отлепился от стены.

— Что-то я не видел тебя здесь раньше.

— Я с кольца, только недавно перебралась, — объяснила Сула.

— Стало быть, осталась без крыши над головой? — сочувственно произнес парень, подобравшись поближе и дотронувшись до ее руки. — Не бойся, крошка, Скачок позаботится о тебе. Покажу тебе Риверсайд, у нас тут есть классные местечки. Накуплю тебе гостинцев, сколько захочешь…

— У тебя что, есть работа? — проявила интерес Сула.

Молодой человек скорчил презрительную гримасу.

— Работа, работа… Причем тут работа? Будь спокойна, для такой красотки Скачок не поскупится. Все, что есть, на тебя потрачу, будешь как сыр в масле кататься.

Она решила сменить тему.

— Почему этот район называется Риверсайд? Я не видела здесь никакой реки.

Усмехнувшись, парень многозначительно топнул по мостовой толстенной подошвой.

— Вот она, река, крошка, — ты стоишь прямо на ней.

Сула зябко вздрогнула, представив себе медленный ледяной поток там, внизу, лениво перекатывающий мертвые забытые предметы. Знай она прежде, может, и разделила бы сомнения группы по поводу нового места жительства.

Скачок, мгновенно уловив смену настроения незнакомки, снова погладил ее по руке.

— Ну да, ты же с кольца, какие у вас там реки… Не переживай, в воду не свалишься, построено надежно, а если случается наводнение, они в колокол заранее бьют.

Она с вежливой улыбкой высвободила руку.

— Мне надо идти — сегодня интервью насчет работы.

— Понятно, — кивнул он. — Пойдем, провожу тебя на поезд.

Сула решительно покачала головой.

Я сама знаю дорогу.

Скачок вздохнул.

— Ну ладно, удачи тебе. Если понадоблюсь, я всегда в офисе.

Он кивнул на свое обычное место у стены. Сула снова улыбнулась.

— Буду знать. Спасибо.

С облегчением она двинулась дальше по улице, такой знакомой, казавшейся почти родной. Здесь можно раствориться. Исчезнуть для всех, стать такой, как прежде, давным-давно, перестать наконец разыгрывать постылую роль, разрушившую ее жизнь.


В первое утро на борту «Прославленного» Перри принес на завтрак соленую рыбу, фрукты в сладком имбирном соусе и горячие оладьи. По договоренности с поваром леди Миши они делили ее личный камбуз, готовя еду каждый для своего начальника. Ещё не допив кофе, Мартинес включил тактический дисплей и начал разрабатывать программу учений для эскадры.

Учения с успехом прошли на следующий день. Что бы ни творилось в его голове, свое дело капитан Флетчер знал отлично — «Прославленный» выполнил поставленную задачу с блеском, как и остальные суда. Мартинес невольно позавидовал великолепной выучке экипажей эскадры, сравнив ее с более чем сомнительными успехами «Короны». К тому же корабли леди Чен уже участвовали в боевых действиях в самый первый день мятежа на Харзапиде, когда стрелять антипротонными лучами пришлось почти в упор, едва отчалив от кольца. Страшнее этого быть уже ничего не могло.

Новые тактические схемы достаточно прижились и не вызывали особых трудностей. Дофаг давно поделился с леди Чен разработками Мартинеса и Сулы, дополнив их записями своих собственных учений.

На следующий день Мартинес повысил сложность упражнений, и эскадра выполнила их так же успешно, после чего капитан Флетчер потратил ещё день на тщательную инспекцию состояния флагманского корабля. Мартинес непосредственно не подчинялся капитану, и его апартаменты не подлежали проверке, в отличие от каюты Алихана, отчет которого вызвал у него усмешку.

— Капитан Флетчер — настоящий знаток своего дела, милорд, — начал ординарец. — Оказывается, он обходит «Прославленный» с носа до кормы каждые шесть или семь дней да плюс ещё каждый день куда-нибудь нагрянет, где его не ждут.

— И много находит? — поинтересовался Мартинес.

— Удивительно много, милорд! — Алихан уважительно округлил глаза. — Пыль по углам, непорядок в одежде, поцарапанные росписи на стенах… каждый раз что-нибудь.

— Думаю, последнее особенно его бесит.

Лицо слуги приняло бесстрастное выражение.

— У него в штате есть художник, он тут же все поправляет.

— Поддерживать свое достоинство… — пробормотал Мартинес под нос.

Алихан поднял брови.

— Простите, милорд?

— Да нет, ничего.

На четвертый день, после очередных учений, Мартинес получил приглашение на ужин в кают-компанию. Лейтенанты наперебой задавали вопросы о героическом спасении «Короны» и битве при Хон-баре. Мартинес, имея уже немалый опыт таких бесед, охотно отвечал. Леди Фульвия Казакова, украсившая по такому случаю свой пучок на голове новыми шпильками, выполняла роль хозяйки и следила за тем, чтобы младшие офицеры вели себя прилично и не перебивали гостя. Чандра Прасад, которую Мартинес помнил отчаянной болтушкой, сидела на удивление тихо, не отводя от него темных огромных глаз. К концу застолья она получила послание от капитана Флетчера, поспешно извинилась и выскользнула за дверь. Последовала неловкая тишина, некоторые офицеры переглянулись.

Когда Чандра и Мартинес впервые встретились, проблема у обоих была одна и та же — отсутствие покровителей во флоте. Теперь Мартинес пользовался поддержкой Ченов, а у Чандры, как он подозревал, не было никого… кроме разве что старшего капитана лорда Гомберга Флетчера. Прямого запрета на интимную близость между капитаном корабля и одним из офицеров в уставе не существовало, однако неписаные флотские законы, направленные против всякого рода любимчиков, были крайне строги. Слуга или служанка в такой роли допускались, офицеры — никогда.

Мартинес вздохнул. А может, это любовь?

Он писал Терзе каждый день — от руки, по старинке, не пользуясь видео, — делясь воспоминаниями о Ларедо, куда она теперь направлялась, описывая родителей, свой дом, историю семьи. Родную планету Мартинес покинул двенадцать лет назад, но не забыл ничего. Летняя вилла в Буэна-Висте на склонах Сьерра-Орьенте, окруженная тополями. Столичный дворец из белого и шоколадного мрамора, его сады и фонтаны. Ещё один дом в субтропической дельте Рио-Хондо, где семья проводила зимы, аллеи в парке с могучими вечнозелеными дубами, на которые Мартинес так часто лазал ребенком. Отец, его коллекция самолетов и машин. Мать, так любившая по вечерам читать вслух романтические стихи…

Письмам, преобразованным в цифровые изображения, требовалось несколько дней, чтобы достичь «Энсенады» через цепочку ретрансляционных станций, но как только Терза получила первое, она начала отвечать. Читая строки, выведенные изящным каллиграфическим почерком, Мартинес узнал о ее первом учителе музыки Джулио, его остром носе и раздражительном нраве, о вилле-пирамиде на Хон-Рейче, построенной первым из Ченов, чтобы добиться известности и стать депутатом, о ещё одной драме Коскинена, случайно найденной в записи на борту «Энсенады». Терза много писала о своей беременности, об ощущениях, об изменениях, происходящих в ее теле.

Мартинес представлял, как она, склонившись над листом бумаги и отбросив пышные черные волосы за плечо, выводит ровные строки стеклянным каллиграфическим пером. Он писал, что скучает и что ей не стоит волноваться, если его письмо по какой-то причине задержится. Эскадра движется, впереди много дел, а битв пока не предвидится. «Люблю, Гарет», — добавлял он в конце, сам удивляясь, что эти слова больше не звучат фальшиво. А по мере того как одно письмо следовало за другим, перестал и удивляться.

Он регулярно обедал с леди Чен, и даже раз с капитаном Флетчером, когда тот пригласил к себе весь офицерский состав, был частым гостем в кают-компании, а потом, понимая, что должен ответить на гостеприимство, попросил разрешения использовать для приемов «Нарцисс» и получил одобрение командира. Первой была приглашена на обед сама леди Миши, затем лейтенанты, а потом и весь офицерский состав. Эспиноза и Аютано стояли у шлюза в белых перчатках, помогая приглашенным подняться на борт. Кулинарные способности Перри были оценены по заслугам, а капитан Флетчер, как знаток, особо похвалил вино из погребов Ченов, о запасах которого позаботилась Терза. После этого «Нарцисс» превратился в своего рода клуб для младших офицеров, где можно было выпить, поболтать и перекинуться в карты и куда никто не требовал приходить в парадной форме. Однако, несмотря на неформальную обстановку, Мартинес старался как можно меньше общаться с Чандрой Прасад, как, впрочем, и с другими членами команды противоположного пола.

К концу месяца к эскадре леди Чен присоединился ещё один тяжелый крейсер, поврежденный во время мятежа на Харзапиде и стоявший с тех пор в доке на ремонте. Теперь эскадра включала восемь кораблей, половина из них тяжелые. Чтобы новички освоили новую тактическую схему, пришлось немало поработать всем вместе, но в остальном мало что изменилось. Учения, проверка отсеков, обычная флотская рутина. Светская жизнь по вечерам. Казалось, «Прославленный» будет вечно кружить по орбите Сейшо, ожидая неизвестно чего. Угроза наксидов начала забываться, как старый смутный сон.

Пробуждение наступило внезапно.

Когда пришел вызов, Мартинес записывал очередное письмо Терзе. С нарукавного дисплея смотрела леди Миши Чен, лицо которой превратилось в суровую маску.

— Они идут, — кратко сообщила она. — Ко мне, срочно.

Вскочив из-за стола, Мартинес вылетел в коридор. Впереди бежал трусцой капитан Флетчер. Едва не наступая друг другу на ноги, они ворвались в офис командующего.

— Новости с Заншаа, — объявила она, небрежно отсалютовав. — Поданным трансляционных станций, замечены факелы сорока трех кораблей, направляющихся с Магарии в сторону столицы. Если учесть, сколько сообщение шло до нас, получается, что наксиды пройдут тоннель номер три и достигнут Заншаа через два с половиной дня.

— Сорок три, — повторил Мартинес. — Должно быть больше.

— Возможно, остальные охраняют Магарию, — сказала леди Чен. — Если же нет, то у нас есть шанс найти их и уничтожить. Думаю, у нас получится. Я верю в наших людей.

— Спасибо, миледи, — ответил капитан Флетчер за всех.

Леди Миши взглянула на карту.

— Подготовьтесь к смене курса, пойдем к Протипану… Капитан Мартинес, у вас ещё осталось время для дополнительных учений. Меч никогда не бывает слишком острым, не так ли?

— Да, миледи.

Она оглянулась через плечо.

— Вандервальк!

Служанка вошла с подносом. В запотевших бокалах переливался золотом кайлас — густое и очень сладкое десертное вино.

Миши Чен подняла бокал. На ее лице появилась хищная улыбка.

За удачную охоту, милорды!

У Мартинеса заколотилось сердце. Где-то глубоко внутри него первобытный косматый предок вздымал к небу окровавленные руки, прославляя кровь и смерть.

Он поднял бокал.

— За удачную охоту!

Через полчаса сопла двигателей всех восьми кораблей выбросили гигантские факелы антиматерии, включая ускорение. Перегрузка набирала силу, но даже невыносимая тяжесть, сдавившая ребра, не могла никому испортить настроение.

План Мартинеса начал действовать!

Глава 13

Пользуясь привилегией доступа к файлам Управления государственной регистрации, Сула тщательно заметала следы. Ее первоначальные документы на имя Джилл Дурмановой, проживающей в уютной квартирке в Грандвью, были настолько скомпрометированы неуклюжими действиями военной полиции, что понадобились срочные меры. Владелицей компании по торговле запасными частями, за которой числились ящики с кофе и какао, отныне значилась некая Люси Добрак из нищего Риверсайда, причем компания принадлежала ей с самого начала, уже двенадцатый год. Кроме того, подправленная программа в базе данных Управления пересылала теперь все новые пароли на электронный почтовый ящик Люси.

Поменяй ключ и замок… и напиши на замке, что он был всегда.

Близилась середина лета, от раскаленной мостовой волнами поднимался удушливый жар. С подоконников свисали пышные гирлянды темно-красных и оранжевых цветов, и с наступлением вечера на улицах было не протолкнуться от гуляющей публики. Наксиды пока никак себя не проявляли. Выжидают? Боятся?

В отсутствие врага подпольщики проводили время в прогулках по Нижнему городу, сидели в барах и кафе, слушая разговоры. Результаты мало обнадеживали: большинство публики искренне полагало, что бегство правительства и отступление флота означает конец войны. Перспектива владычества наксидов никого особенно не пугала.

— Думаешь, они будут хуже шаа, красотка? — усмехнулся раз Скачок.

— Их намного больше, чем шаа, — нахмурилась Сула, — их миллиарды. Они захватят все посты, все рабочие места.

Он пожал плечами.

— Пусть волнуются те, у кого работа есть.

Этим летом в моду вошла песенка «Сезон надежды» в исполнении крейской певицы Поли Пониаби, призывавшая оставить заботы и вернуться к простой жизни, любви и радости. Простенькая, но навязчивая мелодия то и дело слышалась из окон, уличных балаганов, распахнутых дверей баров. Обитатели Заншаа, похоже, были рады последовать совету Поли: рестораны и клубы ломились от посетителей, в театры стояли очереди за билетами, будто война не имела к городу и его жителям никакого отношения.

Враг пришел словно из глубин давнего полузабытого сна. В жаркий полдень, во время сиесты, когда Сула лежала, раздевшись, перед открытым окном, чтобы легкий ветерок обвевал разгоряченное тело, воздух вдруг задрожал, вибрируя, от мощных ударов набатного колокола. Выпрыгнув из постели, она дала команду видеоэкрану включиться.

Суровый диктор объявил, что через цепочку ретрансляционных станций получено сообщение о приближении наксидского флота. От системы Заншаа мятежников отделял лишь день пути. Населению предписывалось сохранять спокойствие, все клубы и театры закрывались до получения дальнейших распоряжений, а предприятиям получили указания привести в порядок все дела и прекратить работу не позднее полудня следующего дня.

Самое время для торгового ажиотажа, подумала Сула, и не ошиблась. Местный рынок не закрывался всю ночь, люди тащили продукты мешками, и к утру на прилавках не осталось ничего. Сама Сула давно уже позаботилась о припасах. Она задумчиво погладила полированную стенку книжного шкафа, сработанного Макнамарой, и дотронулась до незаметного рычажка, открывая тайник. Прохладная тяжесть пистолета успокаивала.

Нет, это не сон. Сезон надежды определенно подходил к концу.

На конспиративной квартире уже сидела Спенс, снова и снова слушая сообщение диктора. Вскоре подошел и Макнамара. Каждому хотелось ощутить молчаливую поддержку товарищей, чтобы обрести уверенность в мире, который вот-вот должна была поглотить вечная тьма.

Следующий полдень они встретили на крыше, откуда ничто не мешало видеть планетарное кольцо. Сула держала в руках коммуникатор, настроенный на канал новостей. Вокруг в креслах с напитками в руках, обмахиваясь веерами, сидели соседи, и по мере того, как солнце Заншаа клонилось к закату, число их росло. Казалось, все население города превратилось в беженцев, спасаясь от катастрофического наводнения. Даже дворник-даймонг сидел поодаль, бледный и зловещий на фоне смуглых загорелых терранцев.

С наступлением вечера колокол зазвучал снова, и флот наксидов ворвался в систему, заглушая радиошумом речь губернатора Пан-Ко, который уверял захватчиков, что ни кольцо, ни планета не собираются оказывать сопротивления. Последнее, однако, не касалось тысяч ракет-ловушек, по-прежнему патрулировавших орбиту, и к ночи темное небо с отдельными искрами звезд озарилось россыпью ослепительных аннигиляционных вспышек. Над головами зрителей поплыл аромат гашиша, люди ахали и охали, словно наслаждаясь невиданным фейерверком. Сборище стало превращаться в вечеринку, молодежь кое-где уже приплясывала под музыку.

Но вот в приемниках снова прорезался голос губернатора, и множество голосов зашикало, призывая к тишине.

— В системе Заншаа происходят взрывы боевых ракет, — говорил Пан-Ко, престарелый лайон с блестящей лысиной над круглыми оранжевыми глазами и клювом, начиненным вставными зубами. Над выпиравшей килевой костью темно-красный депутатский мундир был украшен губернаторской лентой. — К сожалению, у нас есть основания опасаться за сохранность планетарного кольца, и я прошу всех граждан сохранять спокойствие в случае, если на него будет предпринята атака. Мною отдан приказ в чрезвычайной ситуации демонтировать секции кольца таким образом, чтобы исключить всякую опасность для поверхности планеты.

— Гениально! — выдохнула Сула, обернувшись к друзьям.

Возложив таким образом вину за возможное разрушение кольца на наксидов, губернатор продолжал:

— Благодарю вас всех за сознательность и лояльность, проявленную до сегодняшнего дня, и хочу выразить уверенность в том, что вы останетесь такими же преданными гражданами империи и в будущем. Помните, что правительство рано или поздно вернется, и тех, кого уличат в сотрудничестве с преступной наксидской шайкой, ждет самое суровое наказание.

Интересно, подумала Сула, многие ли этому поверят?

Губернатор закончил обращение. Минут через двадцать колокол снова загудел — в третий раз, — и под его скорбный гул, доносившийся словно из самого чрева планеты, кольцо Заншаа прекратило свое существование. Серебристая дуга, опоясавшая небо, озарилась яркими вспышками, и отдельные ее части начали расходиться в стороны. Послышались всхлипы, сдавленные рыдания. На лицах, запрокинутых к небу, читался священный ужас. Сула, как завороженная, наблюдала за претворением в жизнь плана давно умерших древних инженеров, едва веря своим глазам. И все-таки это случилось!

Секции кольца поднимались ввысь — очень медленно, потом быстрее, — расходясь все дальше друг от друга и исчезая в черном небе. Удары колокола прекратились. Протрезвевшая толпа застыла в молчании, глядя, как монументальный символ мирового владычества и процветания Заншаа уходит в небытие. Кольцо было построено грозными шаа ещё в те далекие времена, когда человеческая раса, разделенная на примитивные нации-государства, по большей части развлекалась, лупя друг друга по головам железными палками. И вот теперь…

Столица империи осталась один на один с врагом.

Город квартал за кварталом начал погружаться во тьму. Большая часть электричества производилась аннигиляционными реакторами на кольце и передавалась на поверхность планеты по кабелям подъемников или с помощью микроволновых излучателей, нацеленных на приемные поля антенн-выпрямителей. Управление логистики успело перебазировать запасы антиматерии на склады внизу, однако дальнейшее производство топлива не предвиделось, и нормирование электроэнергии было неизбежно.

В бледном свете аварийных лампочек люди начали покидать крышу. Сула продолжала стоять, высматривая в черном небе последние вспышки ракет-ловушек. Благоговейный ужас в душе постепенно сменялся неожиданным чувством удовлетворения.

Они приняли и осуществили ее план!

Оставалось лишь ждать, что теперь предпримут наксиды.

Глава 14

На следующий день после гибели кольца Сула взяла чайник жу-яо со склада и поставила у себя дома на книжную полку у окна, где неяркий северный свет лишь слегка серебрил изысканную сетку трещин на зеленоватой глазури.

Маленькая уютная квартирка теперь стала ее домом, первым в жизни настоящим домом. Прежние апартаменты в Верхнем городе в счет не шли, потому что были сняты не для себя, а фактически для Мартинеса. Здесь же все принадлежало только ей, каждая мелочь. Сула сидела, скрестив ноги, на кровати и любовалась чайником, этим реликтом глубокой древности, который казался совершенно неуместным в грубом бедняцком квартале. Сквозь окно проникал густой аромат горячего масла и специй с уличных лотков, разбавленный резкими нотами свежей краски и лака от недавнего ремонта. Запах дома, ее дома — крошечной комнатки, которую она делила со старым чайником, чудом выжившим ровесником давно павших династий. Сула надеялась, что он станет добрым предзнаменованием.


— О, я совсем забыл, четыре-девять-один, — вы ведь не пьете… Приказать Элрою подать чай?

— Нет, спасибо, Бланш, — ответила Сула, — я обойдусь.

— Ну что ж, как скажете.

«Бланш» — руководитель группы капитан-лейтенант Хонг — взял с подноса стаканчик коньяка, который разносил слуга.

Хонг никогда не забывал о кодовых именах, хотя как раз сейчас это было вовсе не обязательно. Общая встреча группы происходила у него в квартире, шикарном пентхаусе с террасой и садом, а за время спецподготовки все уже, конечно, успели перезнакомиться.

А теперь, дамы и господа, — провозгласил Хонг, — предлагаю выпить за наш парламент!

— За парламент! — послышались ответные голоса.

Сула, не ожидавшая тоста, ограничилась одобрительной улыбкой.

Хонг продолжал:

— Я созвал вас, чтобы обсудить, что мы можем предпринять против наксидов, когда они высадятся на планету. Теперь, когда кольца нет, им придется использовать челноки на химических двигателях, для которых необходимы обширные посадочные площадки…

Это было всем очевидно: аннигиляционные двигатели при посадке выжигали слишком большую территорию.

— …Вблизи столицы имеется лишь два поля достаточного размера, и лишь одно из них оборудовано, чтобы принимать челноки с орбиты и обеспечивать техническую поддержку. Я имею в виду аэродром Ви-хун. Таким образом, мы знаем точно, где приземлятся наксиды. — Хонг самодовольно улыбнулся. — Однако им пока не известно, что наземное оборудование будет демонтировано ещё до их прибытия.

Он дал команду, и настенный дисплей высветил карту — участок города между центром и полем Ви-хун.

— Можно предположить, что сразу после высадки вражеские войска двинутся к Верхнему городу с целью занять акрополь и здание парламента и правительства. У них в распоряжении три возможных маршрута… — На карте засветились зеленые линии. — Наша группа отвечает за шоссе Акстатл. Получив от наших источников сигнал, что наксиды грузятся в машины, мы должны будем занять позиции и нанести удар по врагу, как только он войдет в город. Затем отступим и ляжем на дно до получения новых распоряжений.

Лидер одной из команд поднял руку.

— Как насчет заминированной машины?

— Отличная идея, — кивнул Хонг. — Мы можем припарковать ее у шоссе и подорвать в нужный момент. Затем открыть огонь с удобных точек в близлежащих домах, прикончить как можно больше выживших наксидов и в общей суматохе скрыться.

Перейдя к детальному планированию, Хонг тщательно распределил обязанности отдельных команд и назначил ответственных за подбор и оборудование огневых точек, а также подготовку грузовика с взрывчаткой. Суле было поручено проработать маршруты отхода — после того, как будет выбрано место для засады.

— Завтра я ещё раз встречусь с вами, чтобы принять отчеты и утвердить окончательный план, — подытожил Хонг. — Теперь уходите по одному, не привлекая лишнего внимания.

В тот же день Сула отправилась на прогулку вдоль Акстатла. Широкая дорога в шесть полос была обсажена амматовыми деревьями с густыми стреловидными листьями, которые отбрасывали на тротуары плотную тень. Вдоль шоссе располагались в основном терранские кварталы, что и объясняло выбор группы Бланш для этого маршрута. Здания все старые, но добротные, с высокими крышами и мансардами: магазины, учреждения, жилые дома. В целом район производил впечатление процветающего.

Шоссе Акстатл представляло собой высокоскоростную магистраль, снабжавшую самое сердце Заншаа. Дорожное полотно было приподнято, и въездов на него имелось немного. Большая часть мелких улиц начиналась в стороне, что должно было сыграть на руку нападавшим. Преследователям пришлось бы догонять их пешком.

Сула улыбнулась. Бланш будет доволен.

Глава 15

Прапорщик Северин думал о масле, которое хранилось в камбузе. Масло было нескольких сортов, каждый в отдельном контейнере, защищенном от перегрузок, и каждый сорт содержал сто процентов отличного жира.

Командир спасательной шлюпки думал о том, как поднимает контейнер к губам и пьет его содержимое, словно изысканное вино.

Жир. Жир — это хорошо. Жир дает тепло.

Северин уже представлял себе, с каким наслаждением облизывает жирные губы, когда резкий сигнал тревоги заставил его вскочить с кресла и кинуться в рубку, неуклюже перелетая от стены к стене в почти нулевой гравитации астероида номер 302948745AF. Поспешно отскребая заросшее инеем окошко дисплея, он разинул рот от удивления. Факелы! После нескольких месяцев томительного ожидания флот империи наконец-то прибыл, ворвавшись в систему через тороидальные ворота тоннеля Протипан-два. И прибыл далеко не с мирными намерениями: детектор прочирикал данные, согласно которым по корпусу шлюпки, пришвартованной к астероиду, уже несколько раз прошлись радарные лучи. Корабли метрополии ожидали встретить врага… только едва ли знали, что враг может им преподнести.

Рубка быстро заполнялась неуклюжими фигурами, закутанными с головы до ног. Северин отмахнулся от подплывшего по воздуху термоодеяла, слетевшего с чьих-то плеч, и скомандовал:

— Все по местам! — потом повернулся к помощнику, уже закреплявшему ремни кресла перед дисплеем связи, и добавил: — Граст, готовьтесь передавать. — А затем, с трудом сдерживая счастливый смех, рвущийся с губ, отдал приказ старшему инженеру: — Начать запуск двигателя! Пора нам немного согреться.


Командир эскадры леди Чен отдавала приказы из собственного хорошо укрепленного центра управления, расположенного в центре тяжести крейсера. Таким образом, она была точкой опоры флагманского корабля не только в переносном, но и буквальном смысле. Помощник по тактике капитан Мартинес сидел в амортизационном кресле лицом к командиру, позади него располагались двое лейтенантов, отвечавших за связь. Четвертым был мичман, который следил по мониторам за состоянием крейсера.

Через две переборки в переднем отсеке находилась командная рубка капитана Флетчера, полностью укомплектованная лейтенантами и мичманами, откуда непосредственно контролировался сам флагман «Прославленный» и его системы вооружения. Во вспомогательном центре управления на корме распоряжалась первый помощник лейтенант Казакова, которой предстояло принять командование кораблем в случае гибели капитана.

Флетчер умудрился найти применение своему художественному вкусу даже в командной рубке. Благодаря настенным росписям скромный по размерам отсек казался частью огромного зала, уставленного колоннами, где разномастные граждане империи в античных одеяниях, вооруженные сетями и копьями, преследовали фантастических животных. Иллюзию, правда, несколько портила площадка с навигационным оборудованием и оружейными дисплеями, которую охотники и их дичь вынужденно обходили. В целом центр управления выглядел менее удачно, чем прочие творения капитана.

Игнорируя живописные сцены охоты, Мартинес не сводил взгляда с тактических дисплеев, хотя на них было пока мало что видно. Красный карлик Протипан светился еле заметно для человеческого глаза. Ранее в своей истории, будучи ещё красным гигантом, он успел поглотить все внутренние планеты, а остальные разрушил мощным гравитационным полем. В результате возникло множество астероидов, а четыре уцелевшие планеты — бывшие газовые гиганты, теперь почти потерявшие атмосферу и сохранившие лишь твердое ядро — находились на очень дальних орбитах и в данный момент были сильно рассредоточены.

Эскадра двигалась по направлению к ближайшему из них, Пеломатану, намереваясь совершить вокруг него разворот, пройти мимо следующего, Окирая, и далее к тоннелю номер три, ведущему на Маздан. Условия позволяли проложить курс напрямую от тоннеля к тоннелю, но Мартинес и леди Чен единодушно отвергли такой вариант, поскольку кружной путь давал больше возможностей в случае присутствия здесь врага. Скорость была заранее сброшена, и путь к воротам должен был занять не менее восьми дней.

— Сообщение! — Размышления Мартинеса прервал изумленный возглас Коэна, рыжеволосого лейтенанта-сигнальщика. — Входящее сообщение, ваша светлость.

— Откуда? — встрепенулась Миши. — Со станции?

Эскадра только что миновала ретрансляционную станцию, которая давно уже не подавала признаков жизни. То, что наксиды не обратили на нее внимания, оставив команду лоялистов в покое, казалось слишком фантастическим предположением.

— Нет… — Коэн приложил руку к шлему, словно это могло помочь ему лучше слышать. — Передано коммуникационным лазером с астероида… От прапорщика Северина из поисковой службы.

— Давайте послушаем, — распорядился Мартинес и тут же смущенно замолк, вспомнив, что не он тут главный.

Не дожидаясь, пока леди Чен подтвердит приказ, Коэн переслал файл. В углу тактического дисплея появилось миниатюрное изображение бородатого взъерошенного человека в мундире станционного персонала. Мартинес увеличил картинку, и мужчина заговорил:

— Я прапорщик первого класса Шушаник Северин, обращаюсь к военным кораблям империи. В момент мятежа моя команда обслуживала ретрансляционную станцию тоннеля номер два. Когда сторожевой корабль «Корона» проходил систему по пути на Сейшо, капитан Мартинес предупредил меня, что за ним в нескольких часах полета следует эскадра наксидов. Я приказал сместить межпространственные ворота на несколько диаметров из плоскости эклиптики, затем погрузил команду на спасательную шлюпку и пришвартовался к астероиду. С тех пор мы сидим и наблюдаем за врагом, снизив до минимума расход энергии…

Бородач наклонился к камере, лицо его исказилось от волнения.

— Милорды, эскадра мятежников так и не покинула систему Протипана! К первым восьми кораблям присоединились ещё два, и они установили примерно сто двадцать ложных целей. Мы повторяем наблюдения каждый час, я прилагаю к сообщению стандартную навигационную карту с последней информацией. Позиции кораблей и ловушек указаны приблизительно, потому что мы опасаемся использовать радар и обходимся оптическими детекторами, но данным можно доверять.

Дыхание вырывалось у него изо рта белым паром.

— Мы будем находиться на связи, чтобы ответить на ваши вопросы, однако прошу разрешения покинуть систему и уйти на Сейшо, поскольку теперь наксиды должны нас засечь, а мы не вооружены и совершенно беззащитны. Жду ответа, прапорщик первого класса Северин…

— Сообщение от капитана Флетчера, миледи! — раздался голос второго лейтенанта-сигнальщика Иды Ли, дальней родственницы погибшего жениха Терзы. — Капитан предупреждает, что сообщение с астероида может оказаться дезинформацией, подброшенной наксидами.

— Не думаю, миледи, — возразил Мартинес, наблюдая, как Северин на экране закутывается в серебристое термоодеяло. — Я хорошо запомнил Северина, когда мы проходили здесь на «Короне», — это тот самый человек.

Пять месяцев морозить задницу на железной глыбе! — подумал он с восхищением, глядя на иней, застывший на усах и бороде прапорщика.

Леди Чен кивнула.

— Передайте капитану Флетчеру, — сказала она Иде Ли, — что капитан Мартинес знает Северина и ручается за него.

Вообще-то Мартинес сказал не совсем то, но начальника поправлять не стал. Леди Миши продолжала:

— Пошлите ответ Северину. Подтвердите получение. Приказ — ждать дальнейших распоряжений.

— Подтвердить получение, — повторил Коэн. — Северину ждать распоряжений… Миледи, я проверил приложенный файл, — добавил он. — Вирусов и вредоносных программ не обнаружено.

Мартинес ввел файл Северина в тактический компьютер, и темная полупустая система Протипана мгновенно расцвела яркими красками условных значков с указанием курса, скорости и класса судов. Их было так много, что пришлось включать виртуальный дисплей, чтобы увидеть картину в объеме.

Вражеская эскадра находилась на другом конце системы между планетами Олиманду и Аратири, вращаясь вокруг Протипана практически по той же орбите, что и эскадра леди Чен. При должном ускорении враг мог через четыре-пять дней оказаться рядом, зайдя с тыла. Остальные значки относились к ракетам-ловушкам: они были разбросаны по системе более-менее равномерно и вращались вокруг красного карлика в разных направлениях. Ракеты располагались группами численностью примерно в одну эскадру, и если верить выкладкам Северина, первую из таких «эскадр» предстояло встретить через четырнадцать часов.

Оставалась, впрочем, проблема подтверждения полученных данных. Лучам радаров ещё предстояло достичь всех этих целей и вернуться, а до тех пор версию о дезинформации поневоле приходилось рассматривать всерьез.

Мартинес дал команду, и виртуальная вселенная растаяла перед его внутренним взором. Он кратко изложил командующей свои наблюдения и выводы.

— Если мы увеличим ускорение, то достигнем ворот номер три прежде, чем наксиды успеют нас остановить, — сказал он.

Миши покачала головой.

— Нет, я не собираюсь отправляться выполнять задание с врагом, висящим на хвосте. Будем бить их здесь.

Мартинес взглянул в ее темные горящие глаза и вновь ощутил волнение в крови. «За нашу охоту!»

— Есть, миледи, — кивнул он, переводя карту со своего дисплея на большой настенный. — Если Северин ничего не напутал, у нас в запасе ещё несколько дней до встречи с неприятелем, но одно решение надо принять как можно скорее. — Он навел курсор на первую группу ложных целей-ловушек. — Покажем, что мы идентифицировали их как ловушки или нет? На реальные корабли приходится тратить гораздо больше ракет.

Миши прищурилась.

— Какой смысл скрывать, что мы знаем?

— Не могу сказать определенно, — признался Мартинес, — это зависит от того, как наксиды собираются их использовать.

— Тогда подождем час-другой, — решила Миши. — Пока нужно подтвердить информацию Северина.

— Сигнал! — воскликнул Коэн. — Передача на радиочастоте со станции тоннеля номер два. — Он нахмурился, глядя на дисплей. — Пока одни лишь фрагменты и низкого качества… информация закодирована.

Радиосигнал с трудом пробивался сквозь радиоактивный «хвост» аннигиляционного двигателя. Наксиды с ретрансляционной станции решили передать информацию о прибытии противника на всю систему.

— Отправить сигнал дешифровщикам, — приказала леди Чен. — Пускай попрактикуются. — Она взглянула на Мартинеса. — Теперь ещё одно…

— Да, миледи?

— Нам придется уничтожить все три станции, — жестко произнесла она. — Я не хочу, чтобы командование наксидов получало данные о наших маневрах.

Мартинес молчал, представляя, как экипажи станций обреченно смотрят на несущуюся к ним смерть. Наконец он кивнул.

— Есть, миледи. Попросить Северина подтвердить, что все три захвачены противником?

— Сначала уничтожим вторую, они уже показали, на кого работают.

— Есть, миледи.

Мартинес передал приказ Хусейну, офицеру-оружейнику Флетчера, и когда тот попросил подтверждения, сослался на командующую эскадрой. Затем вывел на дисплей панель связи. Северин на экране отдавал приказы, выдыхая облака белого пара.

— Прапорщик Северин, — обратился к нему Мартинес, — рад видеть вас снова. Говорит капитан Мартинес, тактический офицер командующего эскадрой леди Чен. Советую вам оставаться на месте, пока не рассеется облако плазмы у станции номер два, а пока укрыть команду в радиационном убежище. Прошу также подтвердить, что все три ретрансляционные станции заняты наксидами.

«Прославленный» находился в нескольких световых минутах от шлюпки Северина, и Мартинесу пришлось подождать, пока тот отвернется от другого дисплея и начнет прислушиваться к новому сообщению. Вначале на лице прапорщика отразилась искренняя радость — Мартинес понял, что, в свою очередь, узнан, — затем удивление, сменившееся глубокой озабоченностью и тревогой. Взгляд Северина метнулся в сторону командного дисплея, хотя увидеть запущенную ракету он ещё не мог.

— Капитан Мартинес, — сказал наконец прапорщик, — добро пожаловать в систему Протипана. Очень рад встрече, поверьте. Ваше сообщение принято, мы немедленно перейдем в укрытие. Все три ретрансляционные станции, насколько я могу судить, находятся под контролем наксидов… — Он снова взглянул на дисплей. — Вижу ваши ракеты. Мы приостанавливаем отсчет двигателей и переходим в укрытие… Удачи вам и вашей команде, ждем дальнейших распоряжений.

Мартинес усмехнулся. Тесное радиационное убежище на шлюпке предназначалось лишь для краткого пребывания во время солнечных вспышек, что представлялось крайне маловероятным в системе почти выгоревшего красного карлика. Скорее всего Северин использовал лишнее помещение для хранения продуктов. Впрочем, времени, чтобы его освободить, оставалось вполне достаточно. Запущенной ракете требовалось сначала погасить первоначальный импульс, сообщенный кораблем, и лишь потом, наращивая скорость, начать двигаться в нужном направлении. Подготовиться к встрече с ней успеют даже наксиды. Они могут ускользнуть через тоннель — если только будет на чем. Впрочем, что беспокоиться о наксидах… Мятежники заслуживают смерти. На Хон-баре приказы Мартинеса привели к гибели тысяч, и он отдавал их без колебаний. Хотя… там враг мог сопротивляться, а час за часом ожидать неминуемую смерть, не имея возможности ничего предпринять, — совсем другое дело.

Леди Миши, похоже, моральные дилеммы не слишком беспокоили. Отстегнув ремни, она наклонила амортизационное ложе и ступила на палубу.

— У нас есть несколько часов, — объявила она. — Пойду немного разомнусь и перекушу… Лейтенант Коэн, передайте по эскадре, что сейчас самое время накормить команды — посменно. А вы, капитан, до моего возвращения следите за развитием ситуации. Немедленно сообщайте обо всех новостях.

— Есть, миледи.

В следующие часы на экранах радаров один за другим появлялись огоньки далеких факелов. Согласно данным Северина, все это были ложные цели, хотя из их поведения это никак не следовало. В положенное время на месте станции номер два стал распухать гигантский огненный шар — ракета попала точно. Мартинес решил, что такая новость не относится к разряду срочных, и не стал тревожить командира, сообщив ей лишь через полчаса, по возвращении.

Леди Чен небрежно кивнула.

— Что-нибудь еще?

Мартинес указал на дисплей.

— Наксидская эскадра должна как раз сейчас нас заметить… Может быть, они летят на Заншаа, чтобы присоединиться к силам с Магарии? Или на Сейшо, чтобы сторожить наш основной флот? Тогда мы могли бы просто разминуться и избежать драки.

— А как мы это узнаем? — усмехнулась леди Чен.

Мартинес снова указал на экран.

— Минут через двадцать они пройдут Аратири, а потом либо двинутся дальше ко второму тоннелю, либо повернут к Пеломатану следом за нами… но мы узнаем об их решении только через полтора часа.

— Интересно. — Она наклонила кресло и стала забираться в него. — Что слышно от Северина?

— Пока ничего, миледи. К счастью, он находится достаточно далеко от места взрыва.

— Я намерена представить его к награде, — объявила леди Чен. — Мерзнуть здесь пять месяцев, да ещё по собственной инициативе, — настоящий подвиг.

— Согласен с вами, — кивнул Мартинес, — только как передать вашу рекомендацию правлению флота? Мы не будем иметь связи с ними несколько месяцев. Придется Северину сообщить самому.

Миши Чен нахмурилась.

— Это будет выглядеть не слишком хорошо. Появиться на кольце Сейшо и заявить: «А вы знаете, я представлен к медали!» — Кресло, приняв ее вес, со скрипом качнулось, занимая нейтральное положение. Леди Чен включила дисплеи. — Ну хорошо, — подумав, сказала она, — поскольку в военное время поисковая служба подчиняется флоту, мы можем этим воспользоваться. Сообщите Северину, что приказом командующего эскадрой он повышен до полного лейтенанта… — Она повернулась к сигнальщику: — Ли, подготовьте все, как полагается, я подпишу. Копию пошлите Северину.

Мартинес слушал с удивлением. Повышения на поле боя были невероятной редкостью, тем более когда офицерское звание доставалось не пэру. Такого не случалось уже целые столетия.

Он включил панель связи.

— Северин, это Мартинес. Командующий эскадрой леди Чен доводит до вашего сведения, что за мужество и проявленную инициативу вы произведены в полные лейтенанты. — И с улыбкой добавил: — Разрешите мне первым назвать вас «милорд». Я считаю, что вы вполне заслужили такое повышение. Желаю приятного возвращения домой. Конец связи.

Леди Миши слушала, улыбаясь.

— Почему бы вам не отдохнуть, капитан? — предложила она. — Я сообщу, когда наксиды пройдут Аратири.

— Хорошо, миледи. Спасибо.

С трудом выпутав из ремней затекшие ноги, Мартинес ступил на палубу и заковылял к двери, не забыв на всякий случай переключить тактические данные на нарукавный дисплей.


Шушаник Северин, расплывшись в улыбке до ушей, повернулся к товарищам.

— Ну что, кто-нибудь хочет стать вторым человеком, который обратился ко мне «милорд»?

Команда встретила его слова ошарашенным молчанием.

— Правильно, — кивнул он. — Тогда продолжаем диагностику двигателя.

Хотя опасная радиация едва ли задела кого-либо экипажа в укрытии, случайный пучок гамма-лучей от взрыва вполне мог повредить электронику системы управления, и проверка представлялась не лишней.

Под размеренное тиканье программы диагностики новоиспеченный лейтенант предался размышлениям об ожидавшем его будущем. Поисковая служба была крайне немногочисленной, и теперь он одним скачком одолел практически весь путь до карьерной вершины, тем более что в военные времена звания приобретали куда более важное значение. Отныне Северин мог отдавать приказы флотскому персоналу, включая офицеров флота рангом ниже его, то есть всем младшим и даже полным лейтенантам, которые получили звание менее — он сверился с хронометром — двух минут назад.

Теперь он мог приказывать пэрам, сам не будучи таковым, — обращение к офицерам «милорд» предписывалось уставом, ничего более не означало. Интересно, как это понравится настоящим лордам?

«Едва ли они когда-нибудь пригласят меня на светский пикник», — подумал он с усмешкой, прекрасно понимая, впрочем, что ситуация может оказаться куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Не говоря уже о том, что проблемы грозили возникнуть почти сразу. Весь экипаж шлюпки — сотрудники ретрансляционной станции — состоял из призванных на службу гражданских, и отношения между ними всегда были дружескими, без намека на формальность. Хотя Северин и отвечал за все, он не отдавал приказов, а лишь говорил о необходимости что-то сделать и мог больше не беспокоиться. Даже решив в свое время остаться в системе Протипана, чтобы следить за действиями врага, он прежде всего посоветовался с командой, поскольку ему мало улыбалось сидеть на замороженном астероиде в компании людей, которыеэтого не хотят.

Теперь Шушаник Северин стал хоть и не пэром, но офицером флота, в то время как даже в поисковой службе разрыв между офицерским корпусом и срочнослужащими был огромным. Как общаться с людьми? Кто он в конце концов — представитель элиты или простой человек?

В рубке становилось все теплее. Иней, покрывавший приборы, начал таять, собираясь в лужицы. Северин с облегчением стряхнул с плеч тяжелое одеяло и расстегнул комбинезон.

— Диагностика закончена, все системы в норме, — доложил старший инженер.

— Тогда нечего здесь больше ошиваться. — Командир с облегчением потер руки. — Отдать концы.

Электромагнитные захваты, приковывавшие шлюпку к железоникелевой глыбе номер 302948745AF, разжались — впервые за пять месяцев. Сквозь оттаявший иллюминатор виднелось красноватое сияние Пасти.

— Пилот, отчаливаем, — скомандовал Северин. От воя включившихся двигателей и полузабытого ощущения перегрузки сердце его радостно заколотилось. — Курс на ворота, ускорение один g.

В глазах пилота мелькнули веселые искорки.

— Есть, милорд!

Лицо Северина внезапно обдало брызгами оттаявшей воды с экрана дисплея. Он невольно расхохотался, протирая глаза. Добро пожаловать в офицерский корпус!


Как всегда перед боем, судовая кухня тяготела к блюдам в горшках и кастрюлях, которые можно без проблем держать в печи по несколько часов. На этот раз Перри принес рагу из вяленого бизоньего мяса с картофелем и овощами, а также корабельные сухари, отдававшие на вкус жестянкой, в которой, без сомнения, хранились долгие годы. Мартинес ел без аппетита, не отрывая глаз от тактического дисплея на стене. Окружавшие экран крылатые детишки уставились туда же с таким видом, будто их взору открывалось чудесное представление. Вопрос о том, можно ли считать таковым вид вражеской эскадры, мчащейся в космосе, оставался открытым. Во всяком случае, зрелище было живописное: факелы двигателей пылали, в углу непрерывной чередой сменялись цифры. Отодвинув пустой горшочек, Мартинес продолжал смотреть, напоминая себе, что происходящее на экране имело место больше часа назад.

Группа факелов, обозначенная Северином как эскадра наксидов, поравнялась с Аратири, развернулась и легла на курс к Пеломатану. С губ Мартинеса сорвался вздох облегчения. Стало быть, все-таки битва…

Нарукавный дисплей зазвонил.

— Да, миледи? — ответил Мартинес, даже не взглянув, от кого вызов.

Леди Чен не выказала удивления.

— Вы видели?

— Да, миледи.

— У нас ещё много времени, чтобы все обдумать. Приходите ко мне ужинать.

— Почту за честь, миледи. — Он бросил взгляд на стену и нахмурился. — Если верить Северину, у них прибавилось два корабля. Хотелось бы знать, какого класса, — легче будет планировать.

— О! — Леди Чен смущенно моргнула. — Я забыла вам сказать. Скорее всего это те сторожевики, что строились на Лоатине — средний объем, от двенадцати до четырнадцати пусковых установок.

— Они строили корабли на Лоатине? — изумленно вытаращился Мартинес.

— Да. Простите, что не упомянула. Вам следовало получить эту информацию… — она сделала извиняющийся жест, — лишь в случае необходимости.

Ее пояснение предупредило следующий вопрос, вертевшийся у капитана на языке: «Сколько ещё кораблей они построили?»

— Спасибо, миледи, — кивнул он.

Отключив связь, Мартинес вновь принялся вглядываться в настенный экран. Интересно, какие ещё удивительные тайны открывались глазам крылатых детишек?

Сторожевики, подобные «Короне», представляли собой самый маломощный класс военных кораблей, не считая, конечно, катеров. За это следовало благодарить судьбу. Первоначальная же восьмерка была Пятой легкой эскадрой с Феларуса — семь сторожевиков и легкий крейсер в качестве флагмана. Таким образом, общее вооружение врага составляло чуть меньше двух сотен ракетных установок — против двухсот девяноста шести у лоялистов. Неплохой перевес, однако у врага на две маневренные единицы больше, а кроме того, и с такими силами наксиды вполне могли нанести миссии леди Чен невосполнимый урон… и даже победить, допусти Мартинес хоть одну серьезную ошибку.

Факелы на экране разгорались все сильнее, вражеская эскадра наращивала ускорение. Капитан прикинул в уме и получил больше двенадцати Однако! Едва ли у наксидов на борту кто-то ещё оставался в сознании — они выдерживали длительные перегрузки немногим лучше терранцев.

Мартинес поднял к губам чашку кофе, вдыхая густой аромат. Теперь предстоит разгадать тактику мятежников. Он вызвал базу данных и стал искать капитана «Отважного», флагмана Пятой легкой эскадры. На легком крейсере нет места для отдельного командующего, так что его обязанности должен выполнять командир корабля. Так… Капитан Блескот. Закончил с отличием академию на Фестопате, происходит из известной семьи… леди Блескот — депутат парламента, если не была сброшена вместе с другими со скалы… в академии издавал газету… активно занимался лигманией, капитан команды. Блестящая карьера: ещё будучи лейтенантом, несколько месяцев командовал сторожевым кораблем «Квест» и получил звание капитана всего через девять лет после выпуска. Три года прослужил помощником леди Фанагии, ставшей затем во главе мятежников Магарии. Владелец яхты «Фиолетовое смещение», на которой дважды подряд выиграл кубок Магарии. Назначение на «Отважный» через головы более старших офицеров и командование целой эскадрой явно означало, что продвижение Блескота по службе обещает и дальше быть столь же стремительным.

Становилось ясно, что служба у Фанагии не прошла даром для молодого, подающего надежды наксида. Наверняка, отправляясь служить на Феларус, Блескот уже знал, что именно ему предстоит разнести антипротонными лучами большую часть Третьего флота.

Мартинес отхлебнул кофе, продолжая размышлять. Итак, молодой, энергичный, честолюбивый… Ещё и спортсмен, капитан команды. Лигмания, любимая командная игра наксидов, представляла собой сложную позиционную стратегию, перемежавшуюся яростными схватками. На Феларусе Блескот действовал без колебаний… Хороший яхтсмен, а значит, привык к жестким перегрузкам и способен к импровизации.

Все ясно. Мартинес вернул чашку на поднос и встал.

— Наксиды хотят убедить нас, что их эскадра — всего лишь группа ложных целей, — сказал он, вернувшись в рубку. — Потому и пошли на такое длительное и опасное ускорение, не считаясь с возможными потерями.

Леди Миши задумчиво барабанила пальцами по подлокотнику кресла.

— В таком случае какая-то группа ловушек должна вести себя как настоящая эскадра. Которая, как вы думаете?

Мартинес помрачнел.

— Пока не могу сказать…

А они не могли догадаться, что Северин их выдал?

Мартинес самодовольно улыбнулся.

— Я прикинул время. Когда свет от двигателя шлюпки дошел до них, все на борту должны были быть в отключке, а когда очнутся, им придется просматривать записи, чтобы обнаружить след.

— Если только у них не работает автоматическая система тревоги, сообщающая о появлении новых кораблей.

— Вообще-то должна работать, — вздохнув, признал Мартинес, — но нас они не ожидали, так что в спешке могли и не включить. — Видя сомнение на лице командующей, он заторопился: — Однако если наксиды и заметили шлюпку Северина, то вполне могли принять ее за какой-нибудь наш катер, запущенный в систему для разведки… Так или иначе, сигнал тревоги должен заставить их сбросить ускорение, чтобы оценить ситуацию, и минут через двадцать мы сами сможем судить… — Он перевел дух. — Во всяком случае, если даже они и предупреждены, но не остановятся сразу, то потом менять что-то будет слишком поздно.

— Что ж, вы неплохо подготовились, логика безупречная, — с усмешкой заметила леди Чен.

Мартинес вытянулся и отсалютовал, насколько позволял громоздкий скафандр.

— Стараюсь в меру моих скромных способностей, миледи.

Она слегка приподняла брови.

— Скромных? В самом деле?.. Вольно, капитан.

Лейтенанты-сигнальщики подавили улыбки. Опускаясь в скрипящее кресло, Мартинес и сам довольно усмехнулся. На этот раз ему определенно повезло с командиром.

Он потянулся за инъектором и ввел себе в сонную артерию стандартный коктейль из средств, регулирующих кровяное давление и укрепляющих стенки сосудов — перегрузки в ближайшее время обещали быть тяжелыми. Затем пристегнул шлем и перевел дисплеи в боевую позицию.

— Напоминание от капитана Флетчера, — доложила лейтенант Ли. — Двадцать шесть с половиной минут до включения ускорения.

— Принято, — отозвалась леди Чен. Она взглянула на Мартинеса, который возился с ремнями. — Капитан, вы что-то говорили о том, что нам выгодно прикинуться обманутыми их уловкой.

— Да, миледи… — Мартинес замолчал, собираясь с мыслями.

— К нам как раз направляется несколько ракет, — напомнила она.

Мартинес включил тактический дисплей.

— Разумеется, мы должны их уничтожить, — начал он. — Вопрос в том, как это сделать. Если мы знаем, что перед нами ложные цели, то подпустим их достаточно близко, если же подозреваем, что это боевые корабли, будем бить ракетами, и не одной.

— Не стоит зря тратить ракеты, — поморщилась Миши. — Впереди большой бой, и он не последний. — Она снова забарабанила по ручке кресла. — Я прикажу, как только дистанция позволит, открыть лазерный огонь. Если повезет и мы собьем хотя бы одну ракету, то наксиды легче поверят, что мы и корабли их приняли за ловушки.

Мартинес согласно кивнул. Не идеально, но лучшего плана в голову не приходило.

— Хорошо, миледи.

Он продолжал наблюдать за дисплеями. Свет от двигателей шлюпки уже должен был дойти до вражеских кораблей, но их невероятное ускорение не снижалось. Очевидно, никакая автоматическая система тревоги не работала или же столь незначительная цель просто не привлекла ничьего внимания.

После перехода к невесомости и разворота «Прославленный», вновь увеличив ускорение, взял курс на Пеломатан. Навалилась тяжесть, вдавливая тело в кресло и мешая дышать. Переборки стонали, металлические детали кресла дрожали и пели в резонансе с мощной вибрацией двигателя. Поле зрения начало затягиваться тошнотворной темной пеленой. Мартинес изо всех сил сжал челюсти, увеличивая приток крови к мозгу, но тьма продолжала расти. Последним пятном света на экране мелькнула алая полоса, потом она раздвоилась, превратилась в крутящуюся спираль и исчезла. В наушниках слышался сдавленный хрип леди Чен, которая столь же отчаянно боролась с перегрузкой… Затем сквозь мутный туман донесся, будто издалека, сигнал невесомости и тяжесть начала отступать. Мартинес жадно глотнул воздуха. Темный тоннель перед глазами расширялся, наполняясь светом, пока не превратился в рубку управления с осоловело моргающими и багровыми от удушья людьми.

«Прославленный» разворачивался по широкой дуге, потом сирена зазвучала снова и двигатели включились, на сей раз обеспечив скромное ускорение в один g.

Мартинес взглянул на дисплей. Пятая легкая эскадра под командованием капитана Блескота по-прежнему шла с почти смертельной перегрузкой, явно намереваясь обогнуть Пеломатан за восемь-девять часов и перехватить эскадру лоялистов где-то по ту сторону Окирая.

На экране вспыхнуло сообщение — ракетный удар по ретрансляционной станции номер один достиг цели. Мартинес доложил информацию командиру.

— Отлично, — кивнула леди Чен, подавляя зевок.

Новая серия вспышек — восемь целей, обозначенных Северином как ловушки и обогнувшие Пеломатан раньше, поменяли курс и включили ускорение, также направляясь в сторону Окирая.

— Вот они, миледи! — воскликнул Мартинес, выводя данные на настенный дисплей. — Те самые, которые должны играть роль настоящей эскадры. — Он указал ещё на несколько световых пятен. — А вот и сопровождение. Они располагаются между нами и Блескотом, дополнительно отвлекая внимание и наш защитный огонь… Неплохо задумано!

Мартинес невольно восхитился выдумкой врага. Если в будущем придется оборонять какую-нибудь звездную систему, этой идеей надо будет обязательно воспользоваться. Если, конечно, у наксидов не найдется свой Северин…

Через два часа Миши Чен отдала приказ активировать защитные лазеры, и корабли эскадры открыли огонь по ловушкам. Расстояние ещё не позволяло как следует прицелиться, ракеты маневрировали, и для офицеров-оружейников это служило хорошей тренировкой. Тем временем леди Чен пригласила Мартинеса на ужин. Передав командование «Прославленным» лейтенанту Казаковой, к ним присоединился и капитан Флетчер. Парадный этикет, включая белые перчатки, был соблюден, однако от обычая ограничиваться за столом светскими беседами пришлось отказаться. Миши Чен не терпелось обсудить со старшими офицерами план действий.

— Я хочу понять, что делать, когда мы пройдем Окирай, — начала она. — Двигаться напрямик к тоннелю номер три или свернуть к Олиманду и сделать полный оборот вокруг солнца? В последнем случае сражение неминуемо, но мы сильно задержимся в системе Протипана. Если же направиться к воротам, то у Блескота появятся дополнительные возможности улизнуть либо надолго сесть нам на хвост.

Флетчер изящно помешивал суп ложкой, наслаждаясь ароматом имбиря и жареного лука.

— Согласен с вами, миледи, что бить наксидов надо здесь и сейчас. Наша победа будет представлять огромную ценность для правительства и сильно укрепит лоялистские настроения, особенно после падения столицы.

— Но как парламент и правительство узнают, что мы победили? — спросил Мартинес. — Придется послать кого-нибудь к ним, не иначе.

Флетчер пожал плечами.

— С этим легко справится пилот катера, — сказал он, надменно вскинув бровь, — а можно отослать и «Нарцисс»: он все равно не нужен, да и пилоту удобнее.

— Я бы не рекомендовал посылать кого-либо, пока в системе остаются сотни ракет-ловушек, — возразил Мартинес. — Мы не знаем, как они запрограммированы, а катер и тем более яхта против них беззащитны.

— Если мы останемся на орбите вокруг системы, — поджал губы Флетчер, — пилот может вылететь после прохождения Аратири, а путь оттуда к тоннелю номер два совершенно свободен.

Мартинес решительно покачал головой.

— При всем уважении к мнению капитана Флетчера, — сказал он, — я считаю, что нам следует двинуться напрямую к выходу. Блескот не для того подвергает свою команду такому убийственному риску, чтобы дать нам уйти. Он твердо намерен сражаться. Разойтись с миром не в его характере.

— Не в его характере? — задумчиво повторил Флетчер. — Вы лично знакомы с капитаном Блескотом?

— Нет, просто читал его досье. Он молод, честолюбив, увлекается спортом. На Феларусе ему удалось успешно уничтожить наш флот. Агрессивность и решительность — вот его главные черты. Вы только посмотрите, какую он развернул охоту!

Флетчер снова задумался, помешивая суп.

— Я потому спрашиваю, — проговорил он, — что сам лично с ним встречался. Блескот служил лейтенантом на новом «Квесте», когда я командовал «Быстрым». Он вовсе не показался мне агрессивным, наоборот, только и делал, что лизал пятки начальству. За капитаном Рензаком бегал, как собачка. Впрочем, наксиды — они все такие.

— А кто командовал эскадрой?

— Фанагия.

— Понятно. — Мартинес повернулся к командующей: — Вот почему она так продвинула его на Феларусе. Блескот с самого начала участвовал в заговоре.

Миши кивнула.

— Вполне вероятно… Капитан Флетчер, вы хорошо успели узнать Блескота?

— Мне регулярно приходилось иметь дело с Рензаком, а Блескот вечно перед ним вытанцовывал.

Именно вытанцовывал, усмехнулся про себя Мартинес. Постоянные подергивания и покачивания наксидов в присутствии начальства выглядели не столько смешно, сколько жутковато. «Пожалуйста, не обращайте внимания на такое недостойное существо, как я, но в то же время оцените, как изящно я пресмыкаюсь и как искренне раболепствую».

Леди Миши задумчиво пожевала губами.

— Ну что ж, у нас ещё есть время для принятия окончательного решения… Однако если Блескот не изменит курса, я склонна одобрить предложение капитана Мартинеса.

Флетчер пожал плечами.

— Вам решать, миледи. Однако заметьте, его план дает противнику шансы уйти, а мой нет.

— Тоже верно…

Она замолчала, сосредоточив внимание на тарелке с супом. Мартинес, немного поколебавшись, решил продолжить обсуждение.

— Какой бы маршрут мы ни избрали, — начал он, — Окирая нам не миновать — его гравитационное поле необходимо для разворота. Однако то же самое справедливо и в отношении противника… — Он вывел на карту увеличенное изображение планеты с гладкими кривыми возможных траекторий. — У наксидов выбор вообще минимален — слишком уж они разогнались. Вот я и подумал: что, если разместить здесь, в критической точке разворота, наши ракеты?

Леди Чен с сомнением взглянула на карту.

— Они засекут их и вовремя уничтожат, только и всего.

— Дело как раз в том, миледи, — оживился Мартинес, — что совсем не обязательно увидят… За нами следуют одиннадцать ложных целей, замаскированных под вражескую эскадру. Запустив навстречу дополнительные ракеты, мы создадим мощный щит, который исключит всякую видимость.

Флетчер открыл было рот, но Мартинес опередил его:

— Конечно, нашим ракетам потребуется сначала погасить начальную скорость, затем ускориться и достигнуть точки перехвата. Обычно это дает противнику возможность подготовиться, но в данном случае… мы можем устроить засаду на той стороне планеты!

В столовой наступила тишина. Все трое разглядывали карту.

— Очень трудно рассчитать время, — проговорил наконец Флетчер.

Мартинес кивнул.

— Совершенно верно, милорд. Очень трудно.

Флетчер с сомнением покачал головой. Леди Миши прищурилась, в глазах ее мелькнул интерес.

— Пожалуй, этот план стоит обдумать как следует.


Когда отужинавший посменно экипаж устроился в креслах, прозвучал сигнал невесомости и «Прославленный», а с ним и вся эскадра, произвел новый разворот, чтобы начать торможение при одном g.

«Рассчитать время…» Мартинес проводил час за часом у тактического дисплея, выверяя скорости, направления и траектории. План и в самом деле требовал чрезвычайно точной подгонки. Эскадра уже выпустила залп из шестнадцати ракет по группе ловушек, направлявшихся навстречу с Окирая. Лазерным батареям так и не удалось ни одной сбить, и, согласно замыслу Мартинеса, торможение якобы давало лоялистам возможность обследовать неизвестные цели на случай, если это корабли противника, и подготовиться к встрече.

Миши сняла экипаж с боевых постов и возобновила нормальную смену вахт: ракетам предстояло лететь ещё не один час. Мартинес продолжал наблюдения. Заметив залп, эскадра мятежников приглушила двигатели, чтобы выяснить, против кого он направлен. Ускорение возобновилось через двенадцать минут. Что интересно, все остальные наксидские объекты в разных концах системы Протипана в точности воспроизвели маневр. Едва свет от ракетного залпа достигал их, они сбрасывали ускорение, а ровно через двенадцать минут включали. Не получи лоялисты информацию от Северина, они едва ли смогли бы отличить ловушки, следы которых отлично имитировали факелы боевых кораблей, от вражеской эскадры.

Покинув рубку, Мартинес вернулся в каюту. Алихан помог ему освободиться от скафандра и принес чашку горячего какао.

— У команды хорошее настроение, милорд, — сказал он. — Все говорят, что мы победим.

— Постараюсь их не разочаровать, — устало вздохнул капитан.

Алихан серьезно кивнул.

— Уверен, что не разочаруете, милорд.

На самом деле хотелось большего. Мартинес верил, что сможет переиграть Блескота, но надеялся сделать это еще и «всухую», сохранив силы эскадры для выполнения будущей миссии. Победить, как при Хон-баре, — вот задача… но тогда в его распоряжении имелся отличный козырь — эскадра тяжелых крейсеров, которую он, как фокусник, вытащил в нужный момент из-под плаща. Теперь такого преимущества не было… Погасив свет, капитан улегся в койку и включил дисплей на потолке.


Через пять часов наксидские ловушки, не имевшие никаких средств защиты, кроме хитрого маневрирования, были уничтожены двенадцатью из шестнадцати запущенных ракет. Остальные четыре разделились и пошли, выполняя обманные движения, к единой цели — ретрансляционной станции третьего тоннеля. Станцию с ее передатчиками следовало уничтожить до того, как начнется подготовка действий в районе Окирая.

После завтрака Мартинес мог наблюдать, как вражеская эскадра с авангардом из одиннадцати ложных целей закончила крутой разворот в гравитационном поле Пеломатана и легла на курс преследования. Снизив ускорение до двух наксиды, по-видимому, некоторое время анализировали последний маневр лоялистов, потом снова ускорились до восьми g — невыносимо тяжких, но уже не столь опасных для жизни.

Остаток дня прошел спокойно, даже скучно. Тревога не объявлялась, даже когда был выпущен ещё один залп — по очередной порции ловушек, шедших навстречу с Окирая. И снова, едва заметив ракетные следы, наксидская эскадра и каждая их ловушка аккуратно приглушали двигатели ровно на двенадцать минут…

Команда «Прославленного», оставив боевые посты, драила палубу, проверяла оборудование и скафандры, отдыхала. Капитан Флетчер, как обычно, рыскал по судну с проверками, поражая всех своей способностью отыскивать грязь в самых неожиданных местах. Корабельные старшины и техники, настроенные более практически, усиленно проверяли роботов-ремонтников, от исправности которых в случае боевых повреждений зависела судьба корабля. Мартинес тайком от капитана Флетчера поговорил с начальниками отсеков, которые с удовольствием приняли под свою команду Алихана, Эспинозу и Аютано. Поддержать достоинство своего начальника они могли и потом, после битвы.

Мартинес отправился бродить по кораблю, без всякой цели — просто чтобы отдохнуть от навязчивых мыслей о цифрах и тактических ходах. Теперь оставалось только ждать, а ждать он не любил и не умел. Члены команды, встречавшиеся по пути, выглядели необычно. Казалось, они постоянно прислушиваются, стараясь уловить хоть словечко из офицерских разговоров и понять, что их ждет. Даже после ужина, к которому Флетчер приказал выдать по порции спиртного, общее настроение осталось сдержанным и каким-то задумчивым.

Прохаживаясь по коридорам и отсекам в парадном мундире с жестким воротничком, Мартинес встретил Чандру Прасад, одетую столь же формально. Девушка направлялась в каюту капитана Флетчера, очевидно, чтобы поужинать. Она, задрав подбородок, вытянулась в церемониальном приветствии, затем вдруг широко улыбнулась.

— Три года прошло, кто бы мог подумать…

Мартинес вздохнул. Беседы, которой он так опасался, похоже, на сей раз не избежать.

— Кавалер Золотого шара, — продолжала Чандра, — герой империи, супруг наследницы Ченов… — В ее глазах сверкнуло лукавство. — Капитан считает тебя капризом природы, ты знаешь об этом?

Мартинес промолчал. О капитане он и сам мог бы высказаться не слишком лестно.

— Его эстетическому чувству претит, когда гениальные идеи высказываются с твоим акцентом, — хихикнула она. Потом, заметив раздражение собеседника, ободряюще похлопала его по плечу. — Кстати, он и в самом деле думает, что ты гений, только жалеет, что тебе не повезло родиться в нормальной семье.

— А он знает, что такое нормальная семья? — не удержался Мартинес.

Чандра цинично усмехнулась. Затем, вздохнув, развела руками.

— А я… Все как было, так и осталось. По-прежнему ищу покровителя.

Так-таки и не нашла? А как же Флетчер?

Она снова усмехнулась.

— Там, случайно, не осталось свободных Ченов?

У леди Чен есть сын, но он ещё ходит в школу, так что придется подождать, — в свою очередь улыбнулся Мартинес, однако Чандра, похоже, шутку не оценила.

— Гарет, я серьезно, — сказала она. — Мне срочно нужна помощь, правда.

— Я пока никак не могу продвинуть тебя, Чандра, — развел он руками. — Вот дадут мне командующего, тогда и поговорим… только вряд ли это будет скоро.

— Но свой корабль ты можешь получить очень скоро, ведь так? Там будет место первого лейтенанта, а потом ты совершишь ещё что-нибудь гениальное, и дело в шляпе. Я буду продвигаться вместе с тобой. — Она прищурилась. — Я готова все поставить на тебя, Гарет, ты лучше всех, это видно.

В мозгу Мартинеса прозвенел сигнал тревоги. Чандра в роли первого лейтенанта? Бред. Во-первых, ему нужен кто-нибудь поспокойнее, и потом… Нет, ни в коем случае. Не то чтобы он возражал против ее амбиций или не сочувствовал — сам меньше года назад был в той же ситуации, — но…

— Я подумаю, что можно сделать, — осторожно ответил он, — а пока… ты же знаешь, что нам предстоит. Победим наксидов, и каждый получит награду, тем более здесь, на флагмане.

Чандра презрительно скривилась.

— Ты-то получишь… и леди Чен, и эта сучка Казакова. — Черные глаза сверкнули ненавистью. — А что получит жалкая провинциалка, которой приходится ждать повышения годами?

Сочувствие в душе Мартинеса начало иссякать. Он пожал плечами.

— Пока я ничего не могу, к сожалению. Разве что потом, когда обстоятельства изменятся.

— Знаю, что сможешь. — Чандра взяла его за локоть и быстро поцеловала в щеку. — Я надеюсь на тебя, Гарет.

Она повернулась и пошла прочь. Мартинес стоял, вертя головой, как флюгер, — не видел ли кто этого поцелуя. Опасно, очень опасно! — кричало все у него внутри.

Расслабиться ему удалось лишь во время ужина у командующей. Представив последнюю версию своего боевого плана, он получил полное одобрение.

Я собираюсь держать курс на межпространственные ворота, — сказала леди Чен. — Ваш анализ характера Блескота достаточно убедителен.

Мартинес с облегчением вздохнул.

— Вы уже говорили Флетчеру? — спросил он.

— Скажу завтра утром.

Проспав ночью всего несколько часов, Мартинес поднялся гораздо раньше обычного и снова отправился бродить по кораблю, молча обмениваясь кивками с офицерами. Он старался выглядеть бодро и уверенно, надеясь, что мысль «мы победим» светится в его глазах. Однако, осознав вдруг, что кивает бодро и уверенно одному и тому же члену команды в третий раз, предпочел вернуться к себе в каюту и долго сидел за столом, разглядывая стены с голыми младенцами, чьи лица в полутьме казались странно мрачными. Потом взгляд его упал на лицо жены, украшавшее настольный дисплей. Мартинес взял перо и написал: «Через несколько часов мы вступим в битву, но ты можешь не волноваться. Раз мое письмо дошло, значит, мы победили…»

Он остановился и задумался. После такого начала дежурные вопросы о здоровье и семье звучали бы глупо и банально. Впереди были огонь, взрывы, несущие гибель тысячам, — это требовало каких-то особенных слов. Вздохнув над собственной литературной беспомощностью, он стал писать о тишине, царящей на корабле, сосредоточенном спокойствии экипажа, о том, как все верят в его тактический план и надеются на благополучный исход…

«Меня часто называют хитрым, и не всегда в хорошем смысле. Не слишком-то приятно… однако это все же лучше, чем слыть дураком».

Он перечитал последние строки. Прежде чем посылать такое, надо узнать, кто будет проверять личную почту: Миши или Флетчер.

Что же написать дальше? «Бывшая любовница поцеловала меня вчера, но я больше не хочу ее»?

С дисплея на письменном столе глядела Терза. Мартинес попытался представить себе голос жены, ее движения, но получалось плохо. Те немногие дни, что они пробыли вместе, отодвинулись в прошлое, как полузабытый сон. Вместо Терзы вдруг вспомнилась Сула — блеск изумрудных глаз, тяжелый шелк золотистых волос в его руке, вкус кожи на губах. Пьянящий аромат «Сумерек Сандамы» вдруг вспыхнул в мозгу, пронзая сердце стальным мечом. «Бывшая любовница поцеловала меня вчера, но это не та бывшая любовница».

Ничего, боль пройдет, сказал он себе и снова взялся за перо.

«Я с удовольствием читаю твои письма, но к следующему сообщению приложи, пожалуйста, небольшой видеофайл, чтобы я мог на тебя поглядеть».

И подписался:

«Люблю, Гарет».

Посылать письмо цензору он не спешил — перенес в личную папку и выключил дисплей. Потом лег и стал смотреть в потолок. Крылатые детишки вовсю ухмылялись со стен.


Торжественный обед подошел к концу. Леди Чен встала и подняла бокал, наполненный на сей раз лишь водой.

— За победу!

— За победу! — подхватило множество голосов.

В столовой собрались все офицеры «Прославленного» за исключением командиров вахт. Мартинес ел не глядя, пил кофе чашку за чашкой и не сводил глаз с нарукавного дисплея. В висках стучало, лицо словно лизали языки пламени. Он должен был выиграть эту битву, и не просто выиграть, а так, чтобы ее помнили долго!

— Милорды, все по местам! — скомандовала леди Чен. — Надеюсь на вас.

Вернувшись в каюту и переодевшись, Мартинес со шлемом под мышкой отправился в боевую рубку, салютуя по пути членам экипажа. Вытягиваясь по стойке «смирно» вдоль стен, они улыбались, и капитан кивал в ответ. На него надеялись, верили в его удачу. Победа, и только победа!

Мартинес обошел рубку, обменявшись рукопожатиями с Козном, Ли и Францем — дежурным мичманом, следившим за контрольным монитором. Леди Миши, появившись следом, последовала примеру капитана.

— Удачи! — улыбнулась она, пожимая руку Мартинесу.

Он взглянул в прищуренные карие глаза, окруженные морщинками.

— И вам, миледи.

Амортизационное кресло просело с привычным скрипом. Пристегивая ремни, Мартинес взглянул на светящиеся экраны дисплеев. Сорок шесть минут до ближней орбиты Окирая и шесть до запуска ракет. Все суда эскадры уже получили соответствующие приказы, и Мартинес с трудом подавил желание повторить их.

Секунды ползли одна за другой. Есть! Точно в назначенный момент каждый из кораблей выпустил по две ракеты, которые, успешно включив аннигиляционные двигатели, легли на курс к одиннадцати ловушкам — боевому заграждению Блескота.

Мартинес, подавшись вперед, жадно вглядывался в экраны. Как поведут себя преследователи, сбросят ли ускорение на двенадцать минут, как делали уже дважды? А что им остается делать? Перепрограммировать ловушки нет времени, значит, придется имитировать их поведение, чтобы не выдать себя…

Точно! Капитан испустил вздох облегчения. Блескот выполнил все, как по нотам. Теперь не нужно корректировать вычисления.

«Прославленный» вздрогнул, развернулся и включил двигатели, притормаживая, чтобы выйти на орбиту. Мартинес сжал зубы и напрягся изо всех сил, начиная мучительную борьбу за каждый глоток живительного кислорода. Чернота наваливалась сплошной завесой… Очнувшись, он понял, что пропустил момент очередного залпа, однако тактический компьютер не мог подвести. «Прославленный», а с ним и остальные суда эскадры выпустили в общей сложности сто двадцать восемь боевых ракет, а также два катера с кадетами для коррекции управления.

Перегрузка спадала, уже позволяя двигаться, и Мартинес подтянул дисплеи ближе — в глазах ещё стояла муть. Он раздраженно тряхнул головой, стряхивая оцепенение. Ракеты выдерживали заданный курс, оставляя основную массу планеты между собой и противником. Пока все нормально.

Через несколько минут шестнадцать первоначально выпущенных ракет начали находить цели. В пространстве между наксидской эскадрой и Окираем стали расти одна за другой переливающиеся огненные сферы. Они перекрывались, создавая непроницаемую плазменную завесу, надежно прикрывающую следы последнего залпа. Насколько надежно? Не догадается ли Блескот, что поджидает его в тени планеты?

— Всем кораблям эскадры повысить торможение до трех g, время 18:14:01, — отдал приказ Мартинес.

— «Властный» подтверждает, — начал перечислять Коэн. — «Прославленный» подтверждает. «Челленджер» подтверждает… Все подтвердили, миледи.

Новая перегрузка вдавила капитана в спинку кресла. Эскадра снижала скорость, перестав уходить от преследователей и сокращая дистанцию. Минута проходила за минутой. Ловушки наксидов разворачивались, имитируя маневры боевых судов. Другие, наоборот, отбросив маскировку, включали двигатели на полную мощность и мчались из дальних уголков системы к месту схватки, чтобы послужить оружием. Корабли Блескота наконец прорвались сквозь остывающий плазменный щит, впервые обнаружив, что лоялисты вовсе не собираются ложиться на орбиту вокруг системы, а движутся напрямик к тоннелю номер три и намерены драться.

Наксиды приглушили двигатели — им предстояло принять решение, а для этого требуется свежая голова. Мартинес, удовлетворенно ухмыляясь, передавал по лазерной связи последние указания для ракет. Когда факелы вражеских судов снова вспыхнули, он взглянул на леди Чен.

— Команда на разлет, миледи?

Она кивнула.

— Разрешаю, милорд капитан.

— Всем судам эскадры рассредоточиться! Модель номер один, время 18:22:01.

Коэн начал перечислять полученные подтверждения. Перегрузка резко упала — «Прославленный» разворачивался, — затем тяжесть снова стала нарастать, и амортизационное кресло тяжело осело на рессорах, уже в новом положении. Корабли эскадры начали расходиться. Их траектории выглядели случайными, в то же время подчиняясь уравнениям хаотической динамики.

Тем временем наксиды вышли на ближнюю орбиту Окирая и развернулись, входя в гравитационный колодец. Теперь, даже разгадав планы лоялистов, они не могли уже ничего изменить.

— Всем бортам: общий залп! — скомандовал Мартинес.

— «Прославленный» подтверждает. «Челленджер» подтверждает…

К моменту, когда ещё сто шестьдесят ракет зажгли двигатели и легли на курс, все наксидские экипажи уже потеряли сознание от высоких перегрузок. Если повезет, подумал Мартинес, они могут уже никогда не очнуться…

Экран дисплея покрылся рябью от концентрированных выбросов гамма-излучения и горячих нейтронов, исходящих из облака раскаленной плазмы. Очевидно, автоматическим лазерным системам наксидских кораблей удалось перехватить часть атаковавших из засады ракет, вызвав цепную детонацию остальных, стремящихся к той же цели. Неужели ни одна не прорвется?

В наушниках послышался странный треск. Мартинес вздрогнул и огляделся, не сразу осознав, что это скрежет его собственных зубов. Лишь усилием воли он заставил себя разжать челюсти.

Секунда проходила за секундой… У капитана упало сердце, когда он увидел корабли, выходившие один за другим из остывающего облака. Три… четыре… семь. Все.

Семь из десяти. Засада позволила уменьшить силы врага почти на треть.

Могло повезти и больше! Мартинес сжал кулаки.

Всем судам эскадры! — раздался в наушниках голос леди Чен. — Общий залп.

Ещё сто шестьдесят ракет. Снова невесомость, тяжесть, разворот… «Прославленный» выполнял маневры в точном соответствии с моделью разлета.

Один из кораблей мятежников стал удаляться от основной группы. Его двигатели погасли, однако факелы только что выпущенных ракет говорили о том, что экипаж из боя не вышел. Остальные шесть продолжали преследование. Мартинес оказался прав: Блескот с самого начала планировал сесть лоялистам на хвост и драться насмерть. Наксиды снизили ускорение и выпустили ракетный залп, затем развернулись и стали резко тормозить, уменьшая скорость сближения. Очевидно, Блескот понял, что дела его плохи.

Мартинес расплылся в улыбке. Все шло великолепно.

В наушниках раздался голос леди Чен:

— Ещё залп!

Враг отчаянно защищался, выплевывая ракету за ракетой с бешеной скоростью, частью в качестве заграждения, частью для атаки. Бесчисленные ловушки, получив новые указания, устремились к целям. Лоялисты в ответ усилили защитный лазерный огонь.

Мартинес следил за ходом битвы по виртуальному дисплею, одновременно поражаясь непривычной тишине и сосредоточенности в центре управления. Прежде, когда ему приходилось вести корабль в бой, на мостике царил кавардак: восклицания наблюдающих операторов, рапорты с других судов эскадры, команды офицеров-оружейников и штурманов, наконец его собственные приказы, которые приходилось выкрикивать. Здесь же, кроме ровного гула двигателей, редких приказов командующей и их подтверждений, зачитываемых сигнальщиком, почти не слышалось никаких звуков. План осуществлялся как по нотам, и Мартинесу оставалось лишь наблюдать динамическую картинку, к тому же с запаздыванием во времени. Он мог, конечно, в случае сомнений, дать совет командиру, но леди Миши, похоже, прекрасно справлялась и сама… разве что ракет, с его точки зрения, расходовала многовато.

Лучи вражеских лазеров встретили новый залп, и тьма космоса озарилась ослепительными аннигиляционными вспышками. Вскоре корабли наксидов исчезли с дисплеев, заслоненные гигантским радиоактивным облаком. Оно находилось существенно ближе к мятежникам, и те старались как можно быстрее преодолеть огненную завесу, ослеплявшую их датчики, в то время как лоялисты, напротив, уходили все дальше. Мартинес с триумфом в душе представлял, как облако поглощает врагов одного за другим, делая их беззащитными перед новыми залпами.

Лазерным системам эскадры пока удавалось сдержать натиск наксидских ловушек и ракет, однако к ним вскоре присоединились убийственные серебристые стрелы антипротонных пучков. Ракеты устремлялись к целям по фантастически закрученным траекториям, виляя и увертываясь, сотни лучей метались и пересекались в черной пустоте, сверкая, словно древние мечи, а дальше мерцала и переливалась ослепительным блеском безбрежная плазменная завеса.

Внезапно справа вырос целый столб пламени. Несколько ракет полыхнули разом, образовав отдельное удлиненное облако — казалось, огненная рука чудовищной длины указала туда, где находился сторожевой корабль «Ведущий».

— Залп! — вновь скомандовала Миши.

Вспышки появлялись одна за другой — яркие пятна на более тусклом фоне остывающей плазменной завесы. Пульсирующее облако мешало что-либо разглядеть, и Мартинес не сразу понял, что под прикрытием нового облака к «Ведущему», взяв его в кольцо, идет сразу десяток вражеских ракет. Сердце тревожно застучало. Капитан резким жестом рассеял виртуальную картинку и решительно ткнул пальцем в красный квадрат на пульте с надписью «общий сигнал».

— Всем судам эскадры: сосредоточить лазерный огонь на «Ведущем»! Повторяю: «Ведущий» подвергается массированной атаке!

Однако прежде чем оборонительные системы успели создать вокруг терпящего бедствие корабля защитную лучевую сетку, одна из атакующих наксидских ракет получила боковой удар в корпус и отлетела в сторону, бешено вращаясь. Горящая антиматерия рассыпалась веером, словно брошенная горсть песка, и образовала сплошную сверкающую завесу, полностью отрезав видимость и лишив «Ведущего» помощи других судов эскадры. Хорошо тренированная даймонгская команда успела уничтожить одну за другой четыре ракеты, прежде чем пятая и шестая достигли цели, превратив корабль в адскую печь.

— Нет! — взревел Мартинес, яростно молотя по поручням кресла. — Черт, черт, черт!..

Не сразу вспомнив, что все ещё говорит по общей трансляции, он отключил связь. Ему хотелось задушить Блескота собственными руками. Мерзавец, из-за него он нарушил обещание, данное самому себе, — обещание выиграть бой без потерь!

Потеря «Ведущего» нарушила общую структуру обороны, что привело к новым жертвам. Одна из наксидских ловушек, прорвавшись сквозь защитный огонь, укрытая от большинства судов маревом предыдущих взрывов, подобралась слишком близко к «Небесному» и была уничтожена лишь в последнюю секунду. Волна раскаленной плазмы хлестнула по корпусу, и ослепительный огненный смерч охватил корабль под новый поток ругательств Мартинеса.

Сжав кулаки, капитан с ненавистью вглядывался в плазменный щит в поисках вражеских кораблей. Все мысли его поглощала жажда мести. Лишь в этот момент он вдруг заметил, что следов ракет на экране дисплея стало гораздо меньше. Лазерные батареи работали уже не с той нагрузкой, что прежде, легко поражая одну цель за другой. Ни один корабль эскадры больше не подвергался реальной угрозе.

Прошло ещё две минуты — новые ракеты не появлялись. Почему они не стреляют? Осознание ответа приходило постепенно.

— Миледи… — начал Мартинес и осекся. Он включил связь и начал снова: — Миледи, мне кажется, бой закончен. Мы победили. Все наксиды мертвы.

Его слова совпали с очередной сменой курса в соответствии с хаотической программой модели номер один. Покачиваясь в креслах во внезапно наступившей невесомости, Миши и Мартинес молча смотрели друг на друга.

— Мои поздравления, миледи, — снова заговорил он. — Победа!

Леди Чен, помолчав, опустила глаза и нажала красную панель.

— Всем судам эскадры: прекратить атаку.

Первым, что увидел Мартинес, взглянув на дисплей, был «Небесный», выплывавший из остывавшей плазменной сферы. Двигатели работали, факел исправно пылал. Капитан чуть не заорал от радости.

— Связь, сообщение для «Небесного», — раздался голос командующей. — Капитану Элди доложить о состоянии корабля.

Капитан продолжал изучать экран, высматривая врага, но наксиды так и не появились. У них оставался лишь один корабль — тот, что потерял двигатели на подходе к Окираю и отстал от основной группы. Остальные сгорели в адском пламени антиматерии, и никто из лоялистов даже не видел, как это произошло.

Последний корабль мятежников не мог маневрировать и не запускал ракеты, очевидно, полностью израсходовав боезапас. Что теперь, оставить его вечно плавать в холодной пустоте необитаемой системы? Вот именно, пусть подохнут с голоду, мстительно подумал Мартинес.

— Все оставшиеся ракеты перенацелить на одинокий корабль, — распорядилась Миши.

Судя по тону, мысль о мести также не была ей чужда, но леди Чен, видимо, решила, что смерть от голода слишком хороша для мятежников.

Ракеты одна за другой разворачивались и ложились на новый курс. Обреченные наксиды принялись сбивать их лазерами, но Миши, не долго думая, скомандовала дать ещё залп. Последние выжившие из Пятой легкой эскадры умерли на добрых полчаса позже своих товарищей, сражаясь с храбростью и умением, которых ни одному из их сородичей не суждено было увидеть и оценить.

— Всем судам эскадры: торможение половина g, — прозвучала команда. — Подготовиться к приему катеров и ракет.

— Сообщение с «Небесного», по радио, — доложил сигнальщик. — На связи лейтенант Горат из вспомогательного центра управления.

Поскольку пострадавший корабль продолжал маневрировать в точном соответствии с программой разлета, о нем пока никто серьезно не беспокоился.

— Повреждены четыре передних отсека, — перечислял Коэн. — Капитан Элди и весь экипаж главной командной рубки погибли. Судно управляемо, производится замена вышедших из строя датчиков. Лазерные системы не отвечают. Одна ракетная батарея, возможно, уничтожена — данные проверяются.

Миши кивнула.

— Лейтенанту Горат — благодарность за службу. Передайте ей, что мы готовы оказать любую помощь. Капитан Мартинес, распорядитесь, чтобы все суда произвели внешнее обследование «Небесного» с помощью своих датчиков. Результаты переслать лейтенанту.

— Есть, миледи.

Эскадра развернулась, взяв курс на третий тоннель Протипана, и включила ускорение. До цели оставалось пять дней пути. Из четырнадцати катеров, вылетевших для коррекции ракет, уцелело восемь. Восьмым был принят на борт флагмана единственный выживший член экипажа «Ведущего». Кадет-даймонг, испытавший тяжелое потрясение, сменил погибшего пилота с «Прославленного». Носы остальных кадетов быстро почувствовали разницу, однако никто не жаловался. Любой из них мог оказаться в его положении, превратись флагманский корабль в радиоактивную пыль, остывающую на солнечном ветру.

Продолжая корить себя за потерю, Мартинес утешался мыслью о том, что теперь мятежникам придется потратить немало времени, разбираясь в причинах своих неудач. С исчезновением уже второй эскадры они наверняка заподозрили, что у лоялистов появилось новое секретное оружие. Станции третьего тоннеля предстояло вот-вот взорваться — задолго до того, как свет от места битвы успеет ее достичь. Даже когда эскадра леди Чен, пройдя тоннель, появится в системе Маздана, ни один из наблюдателей врага не сможет узнать, каким именно образом погиб отряд Блескота.

Лежа в койке, капитан вглядывался сквозь наплывающий сон в дисплей на потолке, где тускло мерцала багровая громада Пасти с ее загадочными вихрями и россыпями темных облаков. Он боялся закрыть глаза, зная, что увидит: темное пространство космоса, разорванное вспышками раскаленной плазмы, и гибнущий корабль с сотнями товарищей на борту.


Сидя в притихшей рубке, подсвеченной сиянием Пасти, лейтенант Северин наблюдал за отдаленными перекатами огненных волн, захлестнувших вражескую эскадру. Он заранее высчитал, когда произойдет столкновение, и вернулся через тоннель в систему Протипана, заглушив двигатели и активировав все датчики, чтобы ничего не упустить.

Три дня экипаж спасательной шлюпки провел на той стороне, в Сейшо, пополняя запасы на покинутой ретрансляционной станции, наслаждаясь теплыми постелями, наедаясь до отвала. Начальство оказалось в растерянности. Северин, будучи начальником второй станции в Протипане, допустил чудовищное нарушение инструкции, сместив вход в тоннель, и заслуживал самой суровой кары. С другой стороны, его действия фактически спасли систему Сейшо от вторжения врага, не говоря уже о добытой информации и невиданного повышения в звании, которое он получил из рук самой леди Чен. Во всяком случае, ссориться с командующей никто не захотел — Северин получил многочисленные благодарности, а в придачу ещё и почетную медаль поисковой службы. Остальные члены экипажа могли утешиться знаком «За достойное поведение».

Другие новости оказались менее утешительными. Наксиды взяли столицу. К удивлению многих, это вовсе не означало конца войны. Северин усмехнулся, легко догадавшись о планах леди Чен: массированный рейд по тылам противника, основные силы которого завязли на Заншаа, напрашивался сам. Такая война была по вкусу предприимчивому лейтенанту. На Протипан он вернулся по собственной инициативе, не спрашивая разрешения, а лишь проинформировав начальство — возражения на ту сторону все равно некому было бы передать.

Убедившись, что запись битвы надежно сохранена и продублирована в памяти компьютера, Северин дал команду пилоту развернуть шлюпку носом в тоннель и начинать отсчет двигателя. Сам же включил радиосвязь.

— Говорит лейтенант Северин из поисковой службы. Сообщение для леди командующей Чен. — Он улыбнулся в камеру. — Разрешите поздравить вас с блестящей победой! Я прибыл в систему как наблюдатель и, вернувшись на Сейшо, предоставлю властям подробную запись сражения… — Лейтенант смущенно откашлялся. — Надеюсь, вы простите мне мое нахальство, но советую заранее проверить координаты входа в тоннель. Мятежники могли последовать моему примеру и сдвинуть его… К моменту получения вами этого сообщения я уже покину систему Протипана. От души желаю вам успешного выполнения миссии. Конец сообщения.

Рывок включившихся двигателей откинул лейтенанта на спинку кресла. Он инстинктивно поднял руку, чтобы защититься от холодных брызг с дисплея, хотя оттаявшая вода уже давным-давно испарилась. Северин рассмеялся. Жизнь не просто хороша, она, оказывается, и интересна, а это лучше всего!

Глава 16

Наксиды заявили о себе лишь на десятый день после разрушения кольца. Переступив через гору пластиковых бутылок у порога, Сула вошла в риверсайдскую квартиру. Спенс и Макнамара смотрели телевизор.

— Уже час передают, — кивнул Макнамара на настенный экран. — Они меняют администрацию Заншаа.

Диктор-даймонг с привычной трагической миной снова и снова зачитывал длинное сообщение. Хороший выбор, подумала Сула, — лицо без эмоций, выражение которого могут разгадать разве что единоплеменники.

—..леди Кушдай, губернатор Заншаа, назначенная Комитетом спасения Праксиса, отдала следующие распоряжения. Лорд Актан назначается вице-губернатором с резиденцией во дворце лорда-предводителя. Он будет осуществлять управление планетой до тех пор, пока леди Кушдай не займет свой пост лично. Лорд Актан наделяется правом самостоятельно назначать и смещать всех государственных служащих. Леди Ик-Джагирин назначается министром внутренних дел, лорд Уммир — министром полиции, леди Кулукраф — военным министром с правом управления всеми ресурсами флота в системе Заншаа…

— Теперь мы знаем имена всех заговорщиков на планете, — угрюмо фыркнул Макнамара, сжимая пальцы на горле воображаемого наксида. — Вот они, предатели!

Сула с сомнением покачала головой.

— Вовсе не обязательно, — задумчиво проговорила она. — Все они пробыли на гражданской службе много лет, а после мятежа потеряли свои высокие посты. Скорее всего, леди Кушдай просто хочет сохранить прежний порядок, пока не возьмет дело в свои руки.

Теперь, когда планетарное кольцо исчезло и попасть на поверхность Заншаа стало не так-то просто, назначение временной администрации из местных наксидов и в самом деле представлялось единственно верным решением. Судя по задержке, леди Кушдай послала запрос на Магарию и ждала ответа.

— Может, их того… пока не успели наладить охрану? — прищурился Макнамара.

Сула пожала плечами.

— Пускай Бланш решает.

Идея казалась неплохой. Даже если только что назначенные чиновники и невиновны, их судьба заставит других подумать дважды, прежде чем соглашаться на высокий пост.

Даймонг продолжал вещать:

— Ниже перечисленным лицам следует явиться в полицию во избежание насильственных мер. Это бывший губернатор Пан-Ко, бывший министр полиции лорд Джазарак…

Сула слушала с колотящимся сердцем. Наконец длинный список подошел к концу. Ее имя, как, впрочем, и имена Хонга, а также других членов группы Бланш, так и не прозвучало. Все данные, касавшиеся подпольных групп, были стерты из штабных компьютеров, а пустые места заменены случайным набором цифр.

До поры до времени можно чувствовать себя в безопасности.


— Лорд губернатор благополучно покинул столицу и укрылся в заранее подготовленной тайной резиденции. Таким образом, законное правительство Заншаа по-прежнему действует, располагая необходимым исполнительным аппаратом и ресурсами…

Пока Хонг говорил, его слуга Элрой, как всегда, разносил напитки, однако на сей раз в несколько стесненных обстоятельствах. Руководитель группы успел сменить документы и переехать в запасную квартиру, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он уже успел пожаловаться, что больше не может посещать клубы. Сула скептически усмехнулась, ощущая тем не менее удовлетворение. По крайней мере хоть какая-то предосторожность.

— Бланш, — перебила она. — Теперь стало известно, кто из наксидов намерен сотрудничать с оккупантами. Их пока никто не защищает, кроме немногочисленной полиции из своих, и мы с нашей подготовкой легко с ними справимся. Получится громкая акция и хороший пример для прочих потенциальных коллаборационистов…

Хонг довольно кивнул.

— Очень неплохо, четыре-девять-один. Наши люди уже держат под наблюдением несколько возможных целей. Однако лорд губернатор пока считает, что поддержание гражданской морали и патриотизма — лучший способ предотвратить сотрудничество с оккупантами. Мы должны в первую очередь информировать население о деятельности законного правительства, одновременно противодействуя вражеской пропаганде. Сегодня наша задача — организовать первый выпуск газеты «Лоялист».

Названьице так себе, подумала Сула. Итак, военные действия откладывались. Предстояло поработать разносчиками газет.

На Заншаа новости обычно распространялись в электронном виде и распечатывались лишь для подписчиков или посетителей кафе. На каждого жителя планеты приходилось в среднем по две сотни компьютеров, встроенных в мебель, стены, машины и даже одежду. Шаа прекрасно понимали опасность появления независимых информационных сетей, поэтому каждое хоть сколько-нибудь разумное устройство, произведенное за последние десять тысяч лет, имело встроенную идентификационную систему, постоянно сообщавшую в центральный банк данных о своем местонахождении. В управление цензуры поступали каждый текст, каждая картинка, переданные или полученные на планете. Содержимое сканировалось с помощью высокоскоростных секретных алгоритмов, и в случае чего, агенты легиона справедливости брали нарушителя на месте преступления в течение нескольких минут.

Легион справедливости, как и управление цензуры, эвакуировался вместе со всеми госучреждениями, однако наксиды, безусловно, должны были первым делом создать их эквиваленты, взяв под контроль все электронные сети. Оставалась бумага.

Впрочем, возможно, губернатор Пан-Ко не так уж и не прав, решила Сула. Даже если и удастся убить нескольких высокопоставленных наксидов, кто об этом узнает? Без средств пропаганды в нашем деле никуда.

— Первый номер будет содержать важную новость… помимо традиционного летнего обращения губернатора, конечно. Новость о нашей победе — эскадра леди Чен только что уничтожила десять вражеских кораблей в системе Протипана…

Сула вздрогнула. Слушая восторженные возгласы собравшихся, она старалась не выдать волнения. Снова Мартинес! Ещё десять… Наверное, ему нравятся круглые числа. Она чуть не рассмеялась. Ну почему любая мысль об этом человеке превращает ее великолепно организованный мозг в пышущее жаром месиво из ярости и страсти? Ну сколько можно?

— Какие у нас потери? — спросил кто-то.

— О потерях ничего не сообщалось, — уклончиво ответил Хонг.

Неужели снова «всухую», как при Хон-баре? Нет, иначе не только сообщили бы, но раздули до небес. Значит, потери есть… Только он наверняка выжил — счастливчик, черт бы его побрал!

Распространение газеты оказалось весьма простой, но чрезвычайно нервной работой. Грузовики с тяжелыми ящиками, на которых значилось «фруктовые консервы», разгружались в частном гараже, и каждая из команд забирала свою долю, после чего, разложив кипы тонких листков в сумки, рюкзаки и портфели, подбрасывала их к дверям баров и кафе, на скамейки в парках, приклеивала к фонарным столбам. Напряжение не оставляло Сулу ни на минуту. Ей всюду чудились силуэты наксидских жандармов и тайных агентов. Завалить всю миссию из-за такой ерунды, как разноска газет, казалось чудовищной глупостью.

Тираж «Лоялиста» подошел к концу лишь через три дня, и эффект проявился сразу. Леди Кушдай издала указ, согласно которому распространители подрывной литературы подлежали высшей мере наказания. Тем не менее люди открыто обсуждали новость о победе, подобные разговоры можно было услышать в любом кафе. Суле не раз попадались на видных местах номера первого выпуска, явно перепечатанные с оригинала.

Новости из Управления госрегистрации, где место леди Аркат занял ретивый служака лейтенант Раштаг из наксидской полиции, становились все интереснее. От помпезных указов, насаждавших секретность и грозивших все той же высшей мерой за малейшие нарушения, наксидская администрация перешла к более практическим действиям, реквизируя для своих чиновников отели, дворцы, а также наиболее шикарные квартиры — в первую очередь принадлежавшие «беглым предателям». Однако реквизиции происходили и в Нижнем городе, в особенности в районах железнодорожных станций и подвесной дороги. Склады, ремонтные мастерские, гаражи — все подлежало учету на предмет использования. В частности, новому правительству потребовались сразу сотни машин — количество, достаточное для перевозки примерно двух тысяч наксидов.

Прочитав последнее, Сула присвистнула. Вот оно!

В тот же вечер она незаметно провела мелом косую черту на фонарном столбе на углу сто тридцать четвертой улицы, и на следующий день в 16:01 встретилась с Хонгом, как было заранее условлено, в парке Постоянства перед Розовым павильоном. Они подошли друг к другу с радостными улыбками, изображая старых друзей, не видевшихся сто лет. Хонг взял ее под руку и повел по аллее меж старыми вязами. Солнце жарило вовсю. Неподалеку компания торминелов запускала воздушных змеев, готовясь к традиционному летнему фестивалю, дальше молодые наксиды носились по огороженному спортивному полю, сражаясь в лигманию.

— Вот тебе телефон, — шепнул Хонг, незаметно бросая Суле что-то в сумочку. — Будешь пользоваться только во время операции, потом сразу выброси, а лучше уничтожь.

— Сула кивнула, прислушиваясь к шуму ветра в древесных кронах. Хонг продолжал:

— Есть данные, что наксиды приказали очистить от прежнего персонала пять аэродромов, оставили только своих. Все пять поблизости, вокруг столицы, один из них Ви-хун. Мы по-прежнему уверены, что именно его они используют для посадки. — Хонг нахмурился. — С сегодняшнего дня мы должны быть в состоянии полной боевой готовности. Ночуйте все в одной квартире, там же храните экипировку. Как только они высадятся, ты получишь сообщение на телефон о том, что твоя кузина Марсия родила. Вес младенца будет означать число челноков в час. Если скажу, что родился мальчик, значит, садятся в Ви-хуне и наш план приводится в действие.

— Понятно.

— После получения сообщения квартиру не покидать. Когда меня известят, что наксиды готовы двинуться в город, я пошлю тебе приглашение в ресторан. В указанное там время вы должны занять позиции возле шоссе Акстатл.

— Ясно, — кивнула Сула. — Кстати, их перемещение должно быть очень заметным. — Она положила в сумку, висевшую на плече Хонга, конверт с данными из компьютера управления и кратко изложила суть дела. — В отелях и квартирах возле подвесной дороги скорее всего будут казармы, а элиту разместят в Верхнем городе. Высшее руководство, думаю, поселят в отеле Великого Предназначения — там больше всего номеров, оборудованных для наксидов, и ресторан специализируется на их кухне.

— Очень возможно. — Хонг взглянул на Сулу с уважением.

Они задержались возле фонтана, глядя, как крутящиеся струи то заслоняют, то открывают знаменитую статую, аллегорию Преемственности, которая удивительно напоминала одного из Великих господ. Как ни странно, именно у шаа с преемственностью дело обстояло неважно.

— Как бы ни прошла акция на Акстатле, — продолжала Сула, — надо подумать об отеле. Хорошо бы раздобыть ещё один заминированный грузовик, загнать его в холл и взорвать их всех к чертовой матери. Такое скрыть не удастся: взрыв увидит полгорода.

Порыв ветра бросил в лицо Хонгу мелкую водяную пыль. Он заморгал, прикрываясь рукой.

— Взрывчатку трудно доставить наверх.

— Вот почему второй грузовик надо начинать готовить прямо сейчас… У тебя ведь есть люди в Верхнем городе.

Хонг нахмурился.

— Это тебя не касается, четыре-девять-один.

Сула лишь пожала плечами. Она сама слышала, как лейтенант Юнг жаловался, что живет через улицу от своего старого клуба и не может зайти туда покурить кальян.

Лицо Сулы застыло от водяной пыли, стоявшей в воздухе. Они двинулись дальше по аллее. Сула протянула Хонгу пакет.

— На, возьми, это кофе, горный, с Деваджио.

Хонг уважительно поднял брови.

— Откуда ты его достаешь?

Она загадочно улыбнулась.

— Военная тайна. Когда понадобится еще, скажешь.


Пронзив облако радиоактивной пыли, некогда бывшее ретрансляционной станцией тоннеля номер три, эскадра леди Чен прошла из Коэля в систему Аспа-Дарла. Коэль, распухший красный гигант, холодный и почти погасший, мрачно висел в центре необитаемой системы, словно клещ, напившийся крови. Единственными обитателями здесь были экипажи тоннельных станций, которые все как один погибли в последние несколько дней от ракет, выпущенных Миши Чен ещё с Маздана. К смерти их привело стратегическое положение Коэля: здесь открывалось сразу четверо ворот, через которые шел непрерывный поток грузов. Мартинес прекрасно понимал хладнокровно-убийственную логику, которой руководствовалась леди Чен, однако станций было жалко — и не столько из-за наксидских экипажей, которые он сам бы, может, и пощадил. Ретрансляционные станции не только обеспечивали связь между дальними уголками империи — эту роль мог выполнить любой корабль, снабженный достаточным оборудованием, — но и следили за стабильностью самих тоннелей. Теперь, без своевременной компенсации перемещенной массы, корабли, путешествовавшие через Протипан и Коэль, рисковали никогда не вернуться назад.

С другой стороны, миссии леди Чен такая опасность лишь способствовала, ещё больше стопоря торговлю в областях, захваченных наксидами.

В целом у Мартинеса постепенно создавалось впечатление, что империя, созданная шаа, представляет собой далеко не столь несокрушимую скалу, как принято было считать. Гражданская война могла легко прервать связь между ее частями, причем навсегда. Пока, впрочем, непосредственной опасности для тоннелей никто не ощущал: в момент прохождения эскадры в системе Коэля находилось шестнадцать торговых кораблей, которых постигла та же участь, что и станции. Лишь малой части экипажей удалось улизнуть на спасательных шлюпках. Подрыв наксидской экономики и военного строительства по-прежнему оставался главной целью лоялистов.

В системе Аспа-Дарла кораблей могло встретиться гораздо больше, не говоря уже о других целях. Ретрансляционные станции на сей раз в их число не входили: тоннелей здесь открывалось всего два, и единственный путь вел на Бай-До.

Ворвавшись в систему, «Прославленный» выстрелил в эфир приказ, адресованный администрации двух главных планет, изобиловавших металлами, — Аспы и Дарлы:

Все корабли, пришвартованные на кольцевых станциях, следует немедленно освободить и выпустить в свободное пространство, где они будут уничтожены без причинения ущерба кольцу. Все ремонтные цеха и верфи разгерметизировать и также освободить от находящихся в них судов. Любой корабль, попытавшийся уйти, будет уничтожен вместе с командой. Выполнение приказа будет проверено, и любое отклонение повлечет за собой разрушение кольца.

Четыре катера вылетели вслед за приказом, по два на каждую планету, для проведения инспекции. Ответы на сообщения следовало ждать через несколько часов, а тем временем Мартинес, вглядываясь в дисплеи, пытался оценить вероятность нахождения в системе боевых кораблей противника, но кроме множества торговых судов, сновавших туда-сюда, никаких возможных целей не обнаружил. Судя по всему, операция предстояла несложная. Не ожидая врага, торговцы вовсю пользовались радарами, что сильно облегчало поиск.

Семь кораблей эскадры летели в жестком традиционном строю, чтобы не выдавать без надобности врагу тактические новинки. В центре под защитой остальных шел «Небесный». Экипаж торминелов с помощью ремонтных бригад с других кораблей успел совершить настоящие технические чудеса, а капитана Элди со старшими офицерами обнаружили целым и невредимым в оплавленном лишь снаружи командном отсеке. Однако «Небесный», оставшийся без одной ракетной установки, большей части защитного оборудования и четверти команды, представлял собой жалкое зрелище.

Флагман «Прославленный» передал новое сообщение:

Командир эскадры леди Миши Чен обращается ко всем судам, находящимся в системе Аспа-Дарла. Всем экипажам немедленно покинуть корабли. Все корабли в системе будут уничтожены. Спасательные шлюпки мы трогать не будем.

Подтверждая приказ, «Прославленный» произвел ракетный залп.

Время шло. Постепенно стало ясно, что наксидских боевых сил в системе нет.

— Миледи, на связи капитан Хансен с «Лорда Мэя», — доложила Ида Ли. — Он, похоже… весьма раздражен.

Губы леди Чен искривились в жесткой улыбке.

— Давайте послушаем.

Лицо Хансена представляло собой живописную картину в красных тонах: всклокоченные рыжие волосы и борода, багровое лицо, выпученные, налитые кровью глаза. По-видимому, сообщение лоялистов застало его за обильным возлиянием.

— Не смейте трогать мой корабль, черт бы вас побрал! — загремел он раскатистым басом, заставив Мартинеса болезненно поморщиться и уменьшить громкость в наушниках. — Я сам ненавижу этих грязных насекомых и удираю от них со всех ног! Дайте мне только уйти в первые ворота и скажите, куда лететь дальше!

«Лорд Мэй» действительно шел прямым встречным курсом на Коэль, находясь к эскадре ближе всех остальных купеческих судов. Выпущенные ракеты должны были вот-вот поразить его.

Не прекращая улыбаться, Миши нажала на клавишу и подняла глаза к камере.

— Капитан Хансен, вам следует двигаться по маршруту Коэль — Маздан — Протипан — Сейшо. В случае отклонения от курса вы будете уничтожены. Далее можете уходить на Змеиный Хвост — Сейшо находится в опасной близости к врагу. — Она взглянула на Мартинеса. — Капитан, распорядитесь, чтобы ракеты перенацелили.

— Сию минуту, миледи.

Похоже, после Аспа-Дарлы не придется мучиться кошмарными снами.

За время долгого пути через Маздан и Коэль Мартинес уже достаточно оправился от ужасов последней битвы и потери «Ведущего». Экипаж «Прославленного» пребывал в победном настроении, всячески превознося удачливого новичка. Даже лорд Гомберг Флетчер стал частенько приглашать его на обед и не морщился, слушая по два часа кряду варварский провинциальный акцент. Говорили они по большей части о спорте — оказалось, что Флетчер, как и Мартинес, в академии занимался фехтованием.

Спасение «Лорда Мэя», с которым заодно отправили письма домой, оказалось последним отклонением от плана боевых действий в системе Аспа-Дарла. Правительство планет и не думало сопротивляться. Всего к концу рейда было уничтожено сто три корабля, и лишь несколько успели ускользнуть через ворота номер два в Бай-до, однако их судьба представлялась незавидной: теперь путь эскадры лоялистов лежал как раз туда.

Напоследок Миши отдала приказ непрерывно транслировать ее обращение по всем каналам связи в течение пяти дней — до тех пор, пока эскадра не покинет систему. Само обращение звучало так:

Мы покидаем вашу систему, чтобы уничтожать мятежные силы везде, где их встретим, но вскоре обязательно вернемся. Те, кто будет уличен в сотрудничестве с самозваным преступным правительством, понесут тяжкую кару, лояльные же граждане империи могут рассчитывать на достойное вознаграждение.

Глава 17

Кузина Марсия разрешилась от бремени мальчиком через два дня после встречи Сулы с Хонгом. Вес младенца в сообщении не упоминался. Сула уже знала, что наксиды высадились — об этом трудно было не догадаться, слушая с самого утра, как содрогаются окна и стены от звуковых ударов.

Челноки стандартного флотского типа садились группами по восемь, каждый вмешал по восемьдесят солдат с полным снаряжением. При таких темпах полноценную военную силу быстро не наберешь. По-видимому, челноков, взятых с Магарии, должно было хватить лишь, чтобы обезопасить посадочные площадки для переброски основных сил через подъемники — никто не ждал, что правительство столицы пойдет на разрушение кольца.

После четырех рейсов грохот смолк. Все запасы топлива при аэродромах были уничтожены заранее, и наксиды, очевидно, вернулись на орбиту для дозаправки. Каков был запас у прибывшего с Магарии флота, оставалось лишь гадать.

Сула знала из книг по древней истории, что на Терре когда-то применялись боевые ракеты земля-воздух. Вот бы заполучить хоть одну такую батарею! Однако флот империи, которому не приходилось действовать с поверхности планет, не имел понятия о подобных вещах. Внутренние силы при поддержании порядка обходились личным оружием, а в экстренных случаях призывали на помощь все тот же флот, который обрушивал на смутьянов небесный огонь, превращая их в горстку пепла.

Команда четыреста девяносто один собралась на риверсайдской квартире. Телевизор постоянно работал, показывая новости или спортивные матчи, до которых Макнамара был великим охотником. Наксиды всячески поощряли различные зрелища, отвлекавшие измученных обитателей Заншаа от дефицита продуктов и перебоев в электроэнергии. Бывший пастух проводил целые сутки перед настенным экраном, расстелив перед собой клеенку, на которой разбирал и смазывал оружие, предназначенное для операции.

Шона Спенс предпочитала смотреть романтические сериалы и с утра до ночи сидела в спальне, где тоже был телевизор. Суле хотелось заткнуть уши — она-то хорошо знала, чем кончаются в реальной жизни подобные приключения.

Окна снова задрожали. На этот раз шестнадцать ударов. Потом наступила тишина — видимо, топливо снова закончилось. Вздохнув, Сула взяла в руки любимую книгу «Европа, век королей», но тут телефон издал коротенькую трель. Некто Бланш приглашал свою подругу позавтракать в 5:01 в ресторане натуральных продуктов в Нижнем городе. С трудом подавив желание вскочить и бежать, Сула встала и, аккуратно ступая ватными ногами, вышла в гостиную.

— Завтра утром, — сказала она в ответ на вопросительные взгляды товарищей. — Через девять часов.


Супруги Гуэй сидели бок о бок на диване, держась за руки, и смотрели расширенными от ужаса глазами, как команда четыреста девяносто один превращает их уютную гостиную в боевую точку. На коленях у отца дремал младенец, а девятилетняя дочка играла в видеоигры на настенном дисплее, сердито оглядываясь на чужих дядь и теть, не дававших ей покоя с самого рассвета.

Запуганные до смерти хозяева и не думали вызывать полицию или хоть как-то мешать. Им объяснили, что планируется акция против мятежников, и обещали безопасность в случае безоговорочного сотрудничества.

Прибыв к шоссе Акстатл среди ночи, подпольщики оставили машину на стоянке и явились к коменданту здания. Показали распоряжение законного губернатора, получили ключи от нужной квартиры и занялись обустройством. Семья коменданта, надежно запертая и лишенная связи с внешним миром, осталась сидеть у себя.

Расположиться на крыше, высокой и остроконечной, оказалось невозможно — там было просто негде укрыться, к тому же один неловкий шаг грозил падением.

Облаченные в бронежилеты и активный камуфляж, при включении делавший фигуру прозрачной даже с близкого расстояния, вооруженные бесшумными пистолетами, винтовками, гранатами и боевыми ножами, члены команды имели самый внушительный вид. Шлем с пластиковым забралом был оборудован внутренним дисплеем и поддерживал безопасную радиосвязь с остальными членами группы. В распоряжении Макнамары был также большой армейский пулемет на треноге, который мог управляться на расстоянии и даже сам стрелять по всем движущимся объектам в рамках заданной территории.

Горизонт уже окрасился бледными яшмовыми оттенками. Сула в окно наблюдала поверх амматовых деревьев за движением машин по шоссе Акстатл — по большей части тяжелых грузовиков, доставлявших в город продовольствие. Чуть дальше виднелся транспортный мост на перекрестке, металлический парапет сверкал зубчатым орнаментом, в котором ясно различались торминелские мотивы. Всего в четырех высоких зданиях по обеим сторонам шоссе находилось одиннадцать боевых команд, готовых обрушить огонь на выживших наксидов, оглушенных взрывом.

Сула вздрогнула, первой заметив грузовик, вывернувший из-за угла по боковой улице. Неповоротливый двенадцатиколесник медленно въехал под мост и там остановился. На лбу девушки выступил пот. Внезапно захотелось сорвать шлем и вдохнуть всей грудью прохладный утренний воздух. Она знала, что на другой стороне шоссе в такой же квартире капитан-лейтенант Хонг стоит у окна с пультом в руке.

В углу внутришлемного дисплея замерцал красный огонек. Шоссе стремительно пустело, машины тормозили и выстраивались у выездов, ожидая своей очереди — дорожные компьютеры расчищали путь.

Вдали за окном показались новые огни, их было много. Приглядевшись, Сула опознала проблесковые маяки полицейских машин. Прижавшись щитком шлема к стеклу, она наблюдала, как целая вереница огней ползет по всем шести полосам шоссе, образуя сплошную массу. Через несколько минут мимо уже текла настоящая река, выплескиваясь из берегов, оставляя вдоль шоссе посты через каждые несколько сотен шагов. Из машин выскакивали полицейские-наксиды в черно-желтой форме, шлемах и бронежилетах и проворно расползались в обе стороны, извиваясь всем телом и образуя непрерывную цепь. Специальные комбинезоны вспыхивали цветными искрами, дублируя безмолвный язык чешуи. В передних конечностях каждый держал автоматическую винтовку.

Вот и все, подумала Сула. Даже если взрывной заряд сработает, о дальнейшем не может быть и речи. Их слишком много. Только под окнами дома она насчитала больше наксидов, чем было людей во всей группе Бланш, а машины все прибывали, высаживая новых и новых.

Сейчас в наушниках прозвучит приказ отходить… где же он? Неужели Хонг не понимает, что шансы равны нулю? Сула сорвала шлем и рукавом смахнула со лба пот. Отправить сообщение Хонгу? Она представила его презрительный взгляд… Нет, лучше ещё подождать.

Сула быстрым взглядом окинула комнату. Макнамара молчал, нервно сжимая и разжимая кулаки, готовый взяться за пулемет. Шона Спенс, смертельно бледная, смотрела так, словно мечтала оказаться в одном из своих любимых романтических сериалов, где конец обязательно оказывался счастливым.

А она сама? Ведь ей ни разу в жизни не приходилось вести людей в бой. С наксидами приходилось драться, полагаясь лишь на себя и на ракеты. У ракет нет плоти, нет сердец, с ними все просто и ясно. Это не Спенс, не Макнамара… не супруги Гуэй, чья дочка все ещё следит за игровым экраном внимательными глазами, которым вскоре предстоит наблюдать кровавую бойню… Нет, лучше быть в таком деле одной. Собственная жизнь не стоит ничего, ответственность за других — ноша куда более тяжелая.

Снова мелькающие огни, теперь слева… По боковой дороге подъехали две полицейские машины и скрылись под мостом — там, где должен был стоять якобы сломавшийся грузовик с бомбой.

Черт! Черт! Черт!.. В висках застучала кровь, вторя рвущимся из груди ругательствам. Сула наклонилась и подхватила стоявшую у стены винтовку. Восприняв это как сигнал, Макнамара шагнул к пулемету и положил руку на приклад.

— Поставь на автоматический огонь, — распорядилась Сула. — Наведи на улицу и тротуар прямо под нами.

Макнамара кивнул и принялся возиться с пультом. По крайней мере есть чем прикрыть отход…

Сула вздрогнула, услышав писк телефона, и полезла за ним, путаясь в складках камуфляжа. Зачем, если все, что нужно, можно передать по рации? К тому времени как она поднесла трубку к уху, там уже шел разговор. Агент два-пять-семь, изображавший водителя грузовика, объяснял Хонгу, что полиция приказывает убрать машину под угрозой ареста. Он поступил правильно, подключив к разговору всю группу во избежание паники и непродуманных действий, однако, будучи пэром, настолько неумело изображал простецкий выговор, что у Сулы защемило сердце. Неужели наксиды настолько тупы, что не догадаются?

— Хорошо, — сказал наконец Хонг, — уезжай оттуда и за первым поворотом жди, мы приедем… Четыре-девять-девять, вы слышите?

— Да, Бланш.

— Мне нужна ваша машина с шофером. Пусть захватит снаряжение и ждет меня у грузовика… Остальным сидеть тихо и следовать плану.

Сула убрала телефон в карман, безуспешно гадая, что задумал командир. Так или иначе, с бомбой ничего не получится. Самое разумное — всем немедленно уходить.

Она наблюдала, как грузовик медленно выехал из-под моста и исчез за углом. Полицейские машины, пропустив его, развернулись, перекрыв путь назад.

— Всем, всем: сообщите мне, когда колонна въедет на мост, — раздался в шлемофоне голос Хонга.

В ответ посыпались подтверждения. Сула промолчала.

Новые огоньки на шоссе.

На этот раз, включив увеличение, она разглядела за полицейскими машинами первые грузовики.

Сула повернулась к дивану, где сидели хозяева. Девочка все так же напряженно следила за настенным дисплеем, где мелькали, перепрыгивая друг через друга и издавая смешные возгласы, какие-то зверюшки.

— Всем лечь на пол! — скомандовала Сула. — Лечь и ползти, поняли? Подальше отсюда. В прихожую или к соседям на другую сторону дома.

— Хорошо, миледи, — послушно ответила женщина, хватая дочь за руку.

Сула отвернулась к окну. Наксиды ехали быстро, и через полминуты первые машины полицейского кортежа уже оказались на мосту. За ними, растянувшись длинной колонной, шли грузовики и автобусы, тяжелые, переполненные. Хвоста ее не было видно даже при максимальном увеличении.

— Бланш, они на мосту! — передала Сула. — Повторяю: они на мосту.

Из грузовиков кое-где торчали длинные стволы гранатометов. Оптические прицелы вертелись во все стороны, осматривая окна близлежащих домов. Сула невольно отшатнулась. Только бы не гранаты с антиматерией! Впрочем, какая теперь разница…

— Бланш, у них тяжелое вооружение и их много! — воскликнула она. — Думаю, нам…

Из-за угла вывернул знакомый грузовик. На этот раз он несся почти на предельной скорости, включив электромоторы на полную мощность. Следом, не отставая, шел голубой седан, очевидно, принадлежавший команде четыре-девять-девять. Разметав полицейский заслон, как кучу сухих листьев, грузовик въехал под мост. Один из уцелевших наксидов поднял винтовку, но очередь из голубой машины буквально разорвала его пополам.

Через несколько секунд седан вылетел из-под моста, уже по другую сторону, и вскоре исчез между домами. Колонна наксидов продолжала медленно ползти. Никто наверху, казалось, ничего не заметил, а скорее всего просто не успел отреагировать.

Всем приготовиться, — скомандовал Хонг. В его голосе звучал триумф. — Взрыв по моей команде…

Сула быстро отступила в глубь комнаты.

Ложись! — заорала она, сама падая на живот и откатываясь в противоположный угол.

Оглушительный треск, от которого в буфете зазвенела посуда, слился с тяжким ударом — казалось, чудовищный молот врезался в стену, заставив дом содрогнуться. Пол заходил ходуном, острая боль пронзила череп, готовый, казалось, взорваться. Волна вибрации прошла по телу, безжалостно перетряхивая все внутренности. Окно на мгновение выгнулось дугой, и Сула инстинктивно зажмурила глаза, защищаясь от смертельного града осколков, однако прозрачный материал оказался прочным, и панель, качнувшись, стала на место.

Пора! Под грохот обломков, бомбардирующих стену дома снаружи, Сула вскочила на ноги. Мост взлетел на воздух, в разорванном пополам шоссе зияла черная пропасть, окаймленная бесформенными зубьями вздыбленной мостовой и перекрученными кусками перил. В зеленоватом утреннем свете мерцал гигантский столб пыли и дыма, зловеще окрашенный у основания языками пламени. Трудно было сказать, насколько пострадала автоколонна — машины двигались не очень плотно, и в момент взрыва на мосту могло находиться две-три, не больше. Один из автобусов лежал опрокинутый на бок по ту сторону моста, стекла были выбиты. Грузовики останавливались, наксиды вытекали из них черной рекой.

— Всем постам: огонь! — пропел в шлемофоне бодрый голос Хонга. — Огонь! Огонь! Огонь!

Сула бросила взгляд через плечо. В комнате трудно было что-то разглядеть: мешал то ли дым, то ли туман в глазах. Спенс лежала на полу, обхватив руками шлем. Макнамара полусидел с очумелым выражением на лице.

— Подъем! — скомандовала Сула, внезапно переполнившись энергией. — Наша очередь!

«Отстреливаем по одному магазину, — подумала она, — и делаем ноги, пока не поздно». Даже с учетом фактора внезапности тридцати с небольшим членам группы Бланш смешно пытаться предпринимать что-то против такой орды.

В этот момент окно с грохотом взорвалось. Выстояв против ударной волны, оно тут же превратилось в крошево под градом наксидских пуль, как и все окна домов, выходившие на шоссе. Сула снова бросилась на пол, осыпаемая дождем битой штукатурки и осколками стекла. Даже сквозь бронежилет она чувствовала, как пол дрожит от пуль, врезающихся в потолок нижнего этажа. По ушам снова ударил грохот, стены затряслись — где-то неподалеку взорвалась граната.

Сула выкатилась в коридор и, поднявшись на корточки, заглянула в дверь. Макнамара стоял на коленях, согнувшись над пулеметом, и что-то налаживал. Его плечи и шлем стали белыми от мела, сыпавшегося с потолка.

— Давай, быстрее! — поторопила она.

Макнамара вдруг вскинул руки и отлетел, опрокидываясь навзничь. У Сулы захолонуло сердце. Лишь потом она с облегчением поняла, что удар пули принял бронежилет. Макнамара потряс головой и снова стал подниматься.

Воздух в комнате звенел от пронзительных воплей хозяйки. Склонившись над мужем, она придерживала его голову — один глаз был залит кровью, выбитый пулей или осколком стекла. Дочка уже успела выползти в коридор, сжимая в руках орущего младенца, лицо ее было так же мрачно и сосредоточенно, как прежде за компьютерной игрой.

В шлемофоне зазвенел ещё один женский голос, резкий, срывающийся:

— Четыре-девять-один, это два-один-один! Огонь слишком плотный, мы уходим.

Команда двести одиннадцать находилась этажом ниже в том же доме.

— Принято, — подтвердила Сула. — Мы за вами.

Макнамара каким-то чудом уже успел установить пулемет, но толку от этого не оказалось никакого. Едва успев выпустить очередь, машина отлетела в угол, покореженная ответными пулями. Макнамара, с жалостью глядя на испорченное оружие, потянулся за винтовкой. Удары пуль о стены и дождь штукатурки не прекращались.

— Все, хватит! — рявкнула Сула. — Уходим!

Макнамара на корточках добрался до двери и выскочил. Сула подтолкнула его вперед. Шона Спенс уже бежала по коридору, сильно хромая и оставляя на полу кровавые следы. Пули долетали и сюда. Добравшись до кухонной двери, Спенс, пригнувшись, нырнула в нее и кинулась вниз по черной лестнице, Макнамара за ней. Сула в последний раз оглянулась на семью Гуэй — окровавленного мужа в объятиях истерически всхлипывающей жены и дочь с младенцем на руках. «Постарайтесь не слишком ненавидеть нас», — мысленно попросила она. Затем, уже на лестнице, включила связь.

— Бланш, это четыре-девять-один. Мы уходим.

Ответ прозвучал через несколько секунд, под плеск воды, брызгавшей на шлем из сработавшей пожарной системы:

— Четыре-девять-один, даю разрешение отступить.

«Черт побери, можно подумать, кто-то просил разрешения!» Стены снова вздрогнули от близкого взрыва фанаты. По шлему ударил кусок штукатурки, вылетевший из стены. Под ногами хлюпала вода — натекшая сверху, а может, из разбитой трубы.

Внизу в холле толпились люди, полуодетые, только что из постели. Многие были ранены. В воздухе стоял плач и проклятия. Никого из команды двести одиннадцать Сула так и не заметила.

— Убирайтесь отсюда сейчас же! — крикнула она перепуганным жильцам, указывая на заднюю дверь. — Уходите подальше от шоссе и ждите там, потом вернетесь! Кому надо, окажут помощь.

— Что случилось? — спросил кто-то.

— Война! — выкрикнул в ответ сердитый голос. — Вот что!

— Разве она не кончилась?..

Быстро! Все вон! — заорала Сула. — Шевелитесь, сейчас будет ещё хуже!

«Идиоты!» — добавила она про себя. Потом повернулась к Шоне, обращаясь по кодовому имени:

— Арделион, тебя сильно задело?

Спенс взглянула на свою ногу и пожала плечами.

— Не очень, но болит сильно.

— Помочь?

Не надо, все нормально, лишь бы не очень бегать.

— Хорошо. Ты и Старлинг, накиньте капюшоны и спрячьте винтовки под плащ. Включите маскировку и отряхнитесь, выходим. Двигаться будем вместе с толпой, главное — добраться до машины…

Во дворе тоже толпились люди, вышедшие поглазеть — идиотов всегда хватает, — а может, помочь раненым соседям. Ошеломленные взрывами и стрельбой, они метались, не зная, куда деваться. Пробегая мимо, Сула на секунду скинула маскировочный капюшон.

— Уходите отсюда! В глубь квартала, подальше! Это война!

— Наксиды! — крикнул кто-то.

Сула оглянулась через плечо. Черно-желтые один за другим выскакивали из-за угла, очевидно, пытаясь отрезать путь к отступлению тем, кто ещё остался в доме.

— Уходите, скорее! — в последний раз выкрикнула Сула, бросаясь прочь.

Вдвоем помогая Шоне, они добрались до машины. Макнамара сел за руль, Шона — рядом. Распахнув заднюю дверь, Сула бросилась на сиденье.

— Выезжай на улицу, только медленно, вместе с толпой, — сказала она, потом включила связь: — Два-один-один, где вы? Здание окружено.

— Мы снаружи… бежим к машине, — ответил задыхающийся голос.

Его перебил другой, с трудом прорываясь сквозьгрохот стрельбы:

— Всем, всем! Это три-шесть-девять. Мы вместе с три-один-семь, нас отрезали! Один убитый, остальные ранены!

— Всем командам! — подхватил Хонг. — Всем командам, говорит Бланш. Кто может, помогите три-шесть-девять! Три-шесть-девять, сообщите, где вы…

Сула хорошо знала где. На той стороне шоссе и через две боковые улицы, кишащие полицией. Даже если удастся добраться, что толку? Погибнут все.

— Старлинг, гони! Второй поворот налево после этого перекрестка.

Однако прежде чем показался второй поворот, призывы на помощь затихли. Команда три-шесть-девять погибла или попала в плен. Другая, сто пятьдесят первая, была захвачена, когда бежала к машине, неся раненого товарища. Сто шестьдесят седьмая пыталась помочь и также оказалась в руках наксидов. Двоих из четыреста девяносто девятой схватили на улице — их голубой седан вместе с шофером ещё раньше забрал Хонг, когда взрывал мост.

План провалился. Почти половина группы Бланш погибла или была захвачена оккупантами. Все произошло в течение нескольких минут. Команда двести одиннадцать, преследуемая наксидами, разбила машину и успела лишь сообщить, что уходит пешком. Потом связь прервалась. Возможно, именно они, отвлекая погоню на себя, дали возможность Суле и ее товарищам так легко скрыться.

В последнем сообщении Хонг приказал всем выжившим ложиться на дно, затем замолк и он.

Сула сняла шлем и отключила связь. Достала телефон, высунулась из окна машины и с силой швырнула об асфальт. Потом откинулась на спинку сиденья, позволяя усталости и горькому чувству поражения овладеть собой.

Из этого можно извлечь немало уроков, подумала она.

«Если мы выживем».

Глава 18

К тому времени когда они добрались до Риверсайда, Шона уже не могла идти сама и Макнамара повез их на общую квартиру. Сула отперла дверь на черную лестницу и помогла Макнамаре взвалить раненую на спину, а сама осталась сторожить машину со снаряжением.

— В подъезде играли дети, — сказал Макнамара, вернувшись. — Я сказал, что мы катались на лодке и Арделион защемила ногу между бортом и причалом.

— Как тебе только пришло такое в голову, — усмехнулась Сула, засовывая пистолет за пояс и прикрывая курткой. — Поезжай домой, я займусь Шоной. Если придешь, не забудь посмотреть, как стоит цветок на окне. — Поколебавшись, она добавила: — Да, если заметишь сигнал, что нам оставлено сообщение, не забирай его сам, найми какого-нибудь бродягу, а потом проследи, нет ли за ним хвоста.

Макнамара удивленно взглянул на нее.

— Но так я выдам почтовый ящик…

— Ящиков много, а ты один.

Сула махнула на прощание рукой и взбежала по лестнице, провожаемая взглядами малышей, устроивших на ступеньках игрушечное чаепитие. Проскользнув через заднюю дверь на кухню, первым делом пошла в гостиную и передвинула горшок с цветком на противоположный край подоконника — в позицию «кто-то здесь, все чисто». Потом открыла дверь в спальню, где лежала Спенс.

Рана оказалась не опасной, пуля пробила навылет икру без особого кровотечения, однако нога сильно распухла, и угроза заражения оставалась. Сула обработала рану антибиотиками и гормонами для быстрого заживления, наложила повязку. Потом достала инъектор, чтобы ввести в вену стандартное болеутоляющее средство фенилдорфин-2.

Спенс запрокинула голову, подставляя шею, и Сула прижала инъектор к сонной артерии. Сердце вдруг подпрыгнуло в груди, руки затряслись, в глазах потемнело…

— Ты не могла бы сделать это сама? — попросила она Шону.

Ей пришлось выйти из комнаты, чтобы не слышать зловещего шипения инъектора. Подойдя к окну, Кэролайн Сула смотрела на оживленную улицу с прохожими, разносчиками и тележками. Никто из этих людей не имел понятия о том, что битва за Заншаа началась и закончилась сегодня утром. Возможно, никогда и не узнает, разве что наксиды соизволят им сообщить.

Семья Гуэй в разбитой квартире, рвущие воздух пули вокруг. Голоса гибнущих товарищей в шлемофоне. Лицо Кэролайн Сулы, обмякшее от наркотика, золотистые волосы, рассыпанные на подушке. Лучшая подруга, вводящая ей дозу за дозой фенилдорфин-2…

Сула изо всей силы ударила кулаком по подоконнику, скривившись от боли. Она вернулась в комнату, пропахшую лекарствами. Спенс лежала, зажав в руке инъектор и глядя в потолок. Веки ее были полуприкрыты.

Приготовить что-нибудь? — спросила Сула.

Нет, я не могу есть. — Шона расслабленным жестом указала на стену. — Может, включишь сериал?

Сула присела рядом и стала смотреть. Все как всегда. Красивый благородный пэр, мужественный и немного циничный. Юная героиня, невыразимо прекрасная и нежная, осыпаемая неожиданными подарками. Роскошь, наряды, бриллианты, путешествия в экзотические уголки далеких планет… Герой, явно сойдя с ума, бросает жену и поселяет девушку во дворце. Ошарашенная такой щедростью и вначале чувствуя себя не в своей тарелке, та в конце концов привыкает к новой жизни и соглашается выйти за пэра замуж.

Повидав в своей жизни пэров более чем достаточно, Сула глядела на смехотворное действо с раздражением. Вот матери наверняка понравилось бы, думала она, такая жизнь как раз в ее вкусе. Сколько лет они уже не виделись? Увидятся ли вообще?

Сула беспокойно заерзала. Зачем она сидит тут, чего ждет? Мужественного пэра с подарками и цветами? Толпу наксидов с винтовками? Мартинеса, который увезет ее в свой рай на небесах, во дворец, свадебный подарок лорда Чена?

Заботливо укрыв раненую одеялом, Сула вышла на улицу. Вокруг раздавался смех и веселые возгласы, в ушах звучали выстрелы, взрывы, стоны умирающих. Группы Бланш больше нет. В Верхнем городе теперь новые хозяева.

От нечего делать Сула направилась в район Грандвью на первую конспиративную квартиру. Путь туда занимал не меньше часа. Осторожно осмотрев здание снаружи, она решила зайти, чтобы забрать кое-какие оставшиеся вещи. Едва ли наксиды появятся здесь так быстро.

В каморке консьержа горел свет, и Сула, которой пришла в голову идея, решила заглянуть. Купив на углу газету, она постучала в дверь.

— Господин Грейджин?

— Да, миледи?

Старик, шаркая, вышел из кухни. В скрюченной руке он держал тарелку с поджаренной лепешкой.

— Здравствуйте, можно вас попросить об одной услуге?

— Да?

Сула вошла, плотно прикрыв за собой дверь.

— Господин Грейджин, вы помните, как приняли меня за офицера флота?

— Ещё бы, конечно, — прошамкал старик. — Вы не возражаете, если я… — Он кивнул на тарелку.

— Пожалуйста… Так вот, на самом деле я и есть офицер флота.

— Вот как? — Грейджин надкусил лепешку и принялся жевать, что сделало его речь ещё менее разборчивой. — Признаюсь, я так и думал… — Слеповато прищурившись, он обвел комнату водянистыми глазами. — Может, присядете, миледи?

— Спасибо.

Устроившись на краю полуразваленного кресла, Сула объявила:

— Я осталась здесь, чтобы драться с наксидами.

Старик молча кивнул.

— Они могут прийти сюда за мной, — продолжала она.

— Пожалуй, — снова кивнул Грейджин.

— Так вот, если придут… — Она протянула газету. — Не могли бы вы положить это на подоконник, чтобы было видно снаружи?

Грейджин взял белый пластиковый листок.

— На подоконник, вы говорите?

— Да. Можете держать где-нибудь рядом, а когда они появятся, незаметно передвинуть.

Старик, с трудом передвигая ноги, двинулся на кухню. Подойдя к подоконнику, он пристроил газету между стеклом и горшком с престарелым фикусом.

— Вот так, миледи?

— В самый раз, — улыбнулась Сула. — Но только если придут наксиды.

— Да, конечно, я понял. — Он вытащил газету и заткнул под горшок. — Пока пусть лежит здесь.

— Огромное спасибо, господин Грейджин.

Он пожал плечами и откусил ещё кусок лепешки.

— Не за что, миледи, это не трудно.

Сула достала из кармана монету в двадцать зенитов и положила на тарелку.

Старик вытаращил глаза.

— Двадцать зенитов? Вы не ошиблись, миледи?

Он в жизни не видел столько денег сразу, подумала Сула.

— Все правильно, — серьезно кивнула она. — Теперь вы работаете на правительство. Законное правительство.

Несколько секунд Грейджин любовался золотым чудом, лежавшим на тарелке, потом взял монету и сунул в карман.

— Я всегда мечтал о государственной службе, — усмехнулся он беззубым ртом. — Только образования не хватило.


Проникнув из системы Аспа-Дарла в Бай-до, корабли эскадры сразу же принялись маневрировать, прощупывая пространство радарами. Радиоэфир был пуст, как и следовало ожидать, за исключением фона звезды и слабых источников на единственной населенной планете. Мартинес переключился на оптический и инфракрасный спектр и лишь тогда кое-что обнаружил. Целый выводок купеческих грузовиков на всех парах направлялся к ближайшим тоннелям, пытаясь уйти из системы.

— Вижу цели, — кратко доложил Мартинес, ставя обозначения на тактический дисплей.

— Передайте координаты всем судам эскадры, — распорядилась Миши. — Выпускать ракеты по мере готовности.

Одновременно в эфир ушло стандартное обращение, повторяясь каждые несколько минут:

Все корабли, пришвартованные на кольцевых станциях, следует немедленно освободить и выпустить в свободное пространство, где они будут уничтожены без причинения ущерба кольцу. Все ремонтные цеха и верфи разгерметизировать и также освободить…

Здешние наксиды были предупреждены о скором появлении эскадры и успели подготовиться. Впрочем, лоялистам, прошедшим в систему через самые отдаленные ворота, пока не о чем было беспокоиться.

Любой корабль, попытавшийся уйти, будет уничтожен вместе с командой…

С первого взгляда все здесь напоминало Аспа-Дарлу. Никаких военных судов, одни лишь торговые, вскоре уничтоженные. Большинству экипажей удалось уйти на спасательных шлюпках. Пьяных капитанов, желавших защитить любимый корабль, не нашлось ни одного.

На «Прославленном» гремели тостами дружеские вечеринки и званые обеды, хотя количество спиртного на них и было ограничено по приказу командования — все-таки корабль находился во враждебной системе. Мартинес принимал лейтенантов на борту «Нарцисса», бывал и у капитана Флетчера.

Выполнение приказа будет проверено…

Двое кадетов отправились на проверочную миссию в приподнятом настроении. К планете следовало приблизиться не более, чем на четверть световой секунды, предоставив остальное мощным сканерам, от глаза которых в открытых по приказу верфях и доках ничто не могло укрыться.

Устроившись после сытного ужина за дисплеем, Мартинес расслабленно слушал болтовню лейтенантов-связистов. От тепла скафандра клонило в сон. Автоматические системы катеров уже начали перекачивать на флагман полученную со сканеров информацию. Мартинес не торопясь выводил данные на дисплей, когда вдруг заметил в углу контрольного экрана мигающие огоньки.

— Вижу факелы! — изумленно воскликнул он. — Следы ракет у кольцевой станции!

Сонливость как рукой сняло. Волна адреналина ударила в мозг, как цунами. Мартинес убрал данные сканеров и увеличил окно тактического дисплея. С планетарного кольца действительно шли две ракеты, направляясь прямо к катерам.

— Всем судам эскадры! Нацелить лазерные системы, огонь по ракетам!

Такой очевидный приказ он имел право отдать и без одобрения командующей. Леди Чен торопила сигнальщиков:

— Сообщение для кольцевой станции: отверните ракеты, немедленно!

Слишком поздно, подумал Мартинес. Дисплей показывал то, что случилось двадцать три минуты назад. Пока сообщение дойдет до станции, ракеты заведомо достигнут цели. Теоретически существовала слабая вероятность, что их удастся сбить лазерами, но определить, где находится непрерывно виляющая цель, по данным двадцатитрехминутной давности — задача скорее для гадалки, чем для офицера-оружейника.

В наушниках раздались голоса пилотов, сообщавшие об опасности. Звучали они с удивительным спокойствием. Кадеты доложили, что предпримут обманные маневры, пытаясь уйти от ракет, и одновременно продолжат сканирование кольца. Однако все понимали, что обмануть ракеты на такой дистанции невозможно — потребуются слишком большие ускорения, которых не вынесет ни один человек. Оставалась лишь слабая надежда, что ракеты запрограммированы не на поражение, а на создание экранирующей завесы, чтобы воспрепятствовать инспекции.

Любое отклонение повлечет за собой разрушение кольца.

Слова приказа вспыхнули в мозгу Мартинеса. Угрожать легко, но любая угроза ничего не значит в отсутствие воли, достаточной для ее осуществления.

— Капитан Мартинес, — сказала Миши как-то особенно бесстрастно, — составьте план атаки. Цель — планетарное кольцо Бай-до.

— Есть, миледи.

План был составлен давным-давно, когда эскадра ещё находилась на орбите Сейшо. Мартинесу оставалось лишь адаптировать его к теперешней ситуации. Бегло взглянув на тактический дисплей, леди Чен сухо кивнула.

— Передайте план всем кораблям. Исполнение по моей команде.

— Есть, миледи.

Прикрыв глаза, Миши устало откинула голову на спинку кресла.

— Решили проверить нас на вшивость, не иначе, — проговорила она чуть слышно. — После Коэля у них было время доложить начальству и получить ответный приказ.

— Мы ведь уничтожили кольцо Заншаа, — напомнил Мартинес. — Почему они думают, что не решимся здесь?

Леди Чен лишь молча пожала плечами. Глаза Мартинеса были прикованы к дисплею. Катера выбросили мощные факелы, бешено маневрируя в последней попытке уйти от гибели. Управлявшие ими кадеты давно уже потеряли сознание. По крайней мере их ждала легкая смерть.

Мучительные секунды тянулись одна за другой. Когда наконец на экране начали расплываться мерцающие огненные сферы, Мартинес взглянул на Миши. Ее темные глаза пылали гневом, губы дрожали, страшась произнести роковые слова.

— Капитан Мартинес, я приказываю уничтожить кольцо Бай-до.

— Есть… миледи.

Он нажал панель общей связи и стал передавать.

Ракетный залп последовал незамедлительно. Планетарное кольцо представляло собой большую цель, и ракет требовалось немного. Маломощные лазерные системы станции предназначались в основном для уничтожения метеоров и отдельных кораблей, вышедших из-под контроля. Против скоординированной атаки они были бесполезны.

К удивлению Мартинеса, у кольца появились новые ракетные следы. За первым ответным залпом последовал второй, потом третий, но все ракеты удалось уничтожить лазерами ещё на дальней дистанции. Ситуацию прояснил анализ данных с погибших катеров, проведенный старшим лейтенантом Казаковой.

— На кольце Бай-до обнаружены недостроенные военные суда, милорд капитан, — доложила она, — три тяжелых крейсера и столько же легких или сторожевиков. По-видимому, один из крейсеров успели оснастить ракетными батареями.

Наксиды были готовы пожертвовать целой планетой в попытке сберечь половину эскадры, так или иначе обреченную на уничтожение. Мартинес в гневе сжал кулаки.

Вражеский крейсер успел сделать ещё несколько залпов, и все было кончено. Ни одна из ракет на таком расстоянии не представляла серьезной угрозы. Две трети ракет, выпущенных лоялистами, также взорвались, не достигнув цели, но и оставшихся оказалось вполне достаточно.

«Прославленный» находился в трех световых секундах от кольца, когда первая из его ракет попала в цель. Затем последовало ещё несколько взрывов, уничтожавших отдельные секции. Гигантские серповидные обломки внешнего кольца, наполненные трупами, отделялись один за другим, продолжая вращаться и удаляясь от планеты под действием центробежной силы. Гораздо опаснее была оставшаяся нетронутой часть на противоположной стороне. Там внешнее кольцо, вращавшееся быстрее внутреннего, отделиться не могло, и вся конструкция начала рушиться в атмосферу. Сотни миллионов тонн астероидного материала, используемого на внешнем кольце для защиты от радиации, посыпались смертельным градом на поверхность Бай-до.

Мартинес наблюдал, как зеленовато-голубые пространства внизу заволакиваются мощными выбросами водяного пара, пыли и дыма. Планете предстояло на целые годы лишиться солнечного света, а значит, и продовольствия. Поскольку с разрушением кольца внешние поставки станут невозможны, тем обитателям Бай-до, которые погибнут сегодня, очень повезет.

— Сколько здесь населения? — спросила полушепотом Ида Ли. Лицо ее было искажено ужасом.

Четыре и шесть десятых миллиарда. Мартинес знал это точно. Планируя рейд, он изучил данные обо всех системах. Плюс десятки миллионов, жившие ещё несколько минут назад на кольце.

— Экипажу оставить боевые посты, — прозвучал голос леди Чен.

Мартинес поднял глаза. За последний час она, казалось, постарела на десять лет.

Он отодвинул дисплеи, отстегнул ремни и поднялся с кресла, с отвращением ощущая запах едкого пота, смешанного с адреналином. Себя он чувствовал ещё старше, чем выглядела Миши.

В мозгу раскаленной иглой засел вопрос: «Сколько ещё раз нам придется пройти через это?»


Сула вернулась в Риверсайд на поезде, забрав со старой квартиры тюк с одеждой и приняв кое-какие меры предосторожности. Она нашла Шону спящей, с инъектором, зажатым в руке. Настенный телевизор продолжал работать, только теперь он показывал новости… и диктором был наксид.

Леди Кушдай, новый губернатор, заняла резиденцию в Верхнем городе, и Заншаа теперь ожидала новая эра мира и процветания под сенью Комитета спасения Праксиса. Кучка анархистов и диверсантов предприняла утром попытку атаковать правительственные силы, но была быстро обезврежена. Все члены подрывной группы уничтожены или арестованы, однако результатом их безумной акции явились многочисленные жертвы среди мирного населения.

Следующая новость заставила Сулу ахнуть. Правительство распорядилось взять пятьсот пять заложников, по сто одному от каждой расы, осененной светом Праксиса, каковые заложники будут казнены, если проявления анархии и терроризма продолжатся.

Пятьсот пять. От каждой расы, хотя в акции участвовали одни лишь терранцы.

«Мир и процветание… Заложники». Они хоть сами понимают, что творят?

Сула вышла за продуктами. Люди на улице узнали новость ещё раньше, и в глазах их сверкали ярость и ужас. Всем было понятно, что заложников станут хватать прямо на улице, без разбора. Судя по всему, наксиды не слишком старались заслужить всеобщую любовь.

Следующие три дня Макнамара аккуратно появлялся каждое утро, сообщая, что никаких новых сигналов не поступало. Сула в основном занималась хозяйством и уходом за раненой, а ночью проводила много времени за компьютером, пристально изучая деятельность Управления госрегистрации и запасаясь впрок новыми документами для тех, кто мог выжить и спастись после теракта. Фотографий она не имела и копировала их из других досье, хранившихся в сети, подбирая похожие.

Во главе управления стоял уже новый администратор, только что с Наксаса. Каждого сотрудника принудили дать клятву верности Комитету спасения Праксиса. Отели и склады продолжали один за другим переходить в руки новых хозяев, включая, как и предполагала Сула, отель Великого Предназначения.

На четвертый день Макнамара принес сообщение.

— Ты не сам его забирал? — с подозрением спросила Сула, бросая взгляд за окно.

— Нет, я сделал все, как ты сказала, — заверил бывший пастух. — Бродяга принес мне его на другой конец переулка, и слежки за ним не было, я проверял. Потом ещё на велосипеде повилял, на всякий случай.

Сула снова выглянула в окно и взглянула на листок.

«Вести от Артемиуса», — было напечатано на нем.

Это означало встречу с Хонгом на старой квартире в Грандвью на следующее утро, в 11:01.

Сула задумалась. Прежде Хонг никогда не назначал встреч у нее на квартире, предпочитая публичные места. Она поднесла тонкий пластиковый листок к носу. Ни листок, ни само сообщение Хонгом не пахли.

Получив необходимые инструкции, Макнамара отбыл, а Сула взяла такси и отправилась в Грандвью. Проезжая мимо дома, она мельком бросила взгляд в окно. Белый листок ярко выделялся на фоне горшка с фикусом, подтверждая ее подозрения.

На следующий день они встретились с Макнамарой на углу в трех кварталах от конспиративной квартиры и, не торопясь, пошли по направлению к ней по разным сторонам пустынной улицы. Белый листок по-прежнему торчал в окне, но никаких следов полиции издалека не наблюдалось, разве что… Впрочем, два больших фургона, припаркованных неподалеку, выглядели вполне невинно.

Сула вдруг засомневалась. Что, если она неправильно оценила ситуацию? Сердце в груди колотилось, в висках стучало… Отдаленный звуковой удар заставил стекла в доме задрожать. Внезапно решившись, она словно машинально провела рукой по черным стриженым волосам. На другой стороне улицы Макнамара сунул руку в карман и нажал кнопку.

Из окон конспиративной квартиры вылетел столб пламени, сопровождаемый оглушительным грохотом и криками. Взрывчатка, заложенная Макнамарой в тайниках, сработала, взметнув смертельный вихрь стальных гаек и гвоздей.

Стенки мирно стоявших фургонов откинулись, и из темного нутра полился поток извивающихся членистоногих, облаченных в черно-желтые мундиры. Полицейские бежали со всех сторон, окружая дом.

Сула повернулась и пошла прочь, едва передвигая ватные ноги.

Итак, Хонг схвачен. Подпольные каналы провалены.

Команде четыреста девяносто один предстояло действовать в оккупированном городе без поддержки, без связи, с ограниченными ресурсами. И без начальства.

Кэролайн, леди Сула, едва ли справилась бы с подобной задачей. Требовалась совсем другая личность, с другим набором навыков…

Теперь это моя война, подумала Гредель.

Война

Глава 1

Женщина, носившая имя Кэролайн Сула, смотрела, как умирает ее командир. Не доверяя приказам капитан-лейтенанта, она в то же время хорошо относилась к Октавиусу Хонгу, поэтому благодарила судьбу, что мучиться ему пришлось не долго. Очевидно, его ранили во время захвата и уже пытали, стремясь заполучить секретные сведения, поэтому он был слишком слаб, чтобы долго протянуть под ножами. Как только Хонгпотерял сознание, палач затянул петлю на его шее, и он умер.

Казнь захваченных лоялистов, как это было принято, шла в прямом эфире на канале, специально выделенном для показа наказаний. Долгий летний день, полный крови и пыток, мог стать развлечением только для садистов и анатомов. "И кем считать меня?" — размышляла Сула, сидя перед экраном, откуда неслись стоны, крики и потусторонние звенящие всхлипы умирающего даймонга. Даже звук убавить нельзя — необходимо услышать список имен приговоренных. Иногда Сула не выдерживала и отворачивалась, но потом брала себя в руки и смотрела — смотрела, записывая имена погибших.

Насколько она могла судить, в этот день казнили всех, кто имел отношение к подпольному правительству, от военного губернатора Пан-ко до последнего из слуг. Когда она впервые услышала о секретном правительстве, то вообразила подземный бункер, напичканный всяческой аппаратурой, или одинокая пещера в горах, куда можно попасть лишь тайной тропой. Но оказалось, Пан-ко арестовали на загородной вилле в окрестностях Заншаа.

"И это секретное убежище? — не веря собственным ушам, усмехнулась Сула. — Он бы еще выложил на крыше особняка ПОДПОЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО большими белыми буквами".

Военные силы правительства умерли вместе со своим командиром. Младший командующий флотом лорд Эшрук, глава групп сопротивления, добровольно вызвавшийся остаться в оккупации, умирал долго. Возможно, серое узловатое тело даймонга оказалось слишком выносливым, а может, об этом позаботились палачи: один из отрядов Эшрука напал на наксидов прямо во время их торжественного въезда в захваченный город.

Но в основном казнили быстро: на почти две сотни осужденных мучителей не хватало. Поэтому после незатейливых пыток приговоренных душили — милосердная смерть по сравнению с тем, что могло причинить государство, когда у него находилось больше времени и желания.

Из спальни раздавалось воркование и томные вздохи на фоне негромкой сентиментальной мелодии — это одна из подчинённых Сулы, инженер первого класса Шона Спенс, лежала раненая на кровати и смотрела мелодраму, включив звук так, чтобы не слышать, как умирают соратники.

Сула ее не винила.

В комнате было жарко и душно, пахло пылью и оружейной смазкой, дезинфекцией и тоской. Стены словно сжимались, обрушивая на Сулу груз мертвого воздуха. Стало совсем невыносимо, и она распахнула окно. В помещение ворвался свежий ветер, принося с собой дразнящий аромат жареного лука из кафе внизу, уличный гвалт, музыку, смех и крики многолюдного Риверсайда.

Сула, высунувшись из окна, рассматривала прохожих и жадно дышала всей грудью. Она насторожилась, когда из толпы вынырнули серые мундиры и белые фуражки городского патруля. Ее губы по привычке скривились. Воспитание, полученное в далекой Спэнии, дало разные всходы, но только не уважительное отношение к служителям закона.

В таких местах, как Риверсайд, полицейские ходили по двое. Эти оказались терранцами, что совсем не означало, что им стоит доверять. Пока их самих не трогают, они будут подчиняться кому угодно. В их обязанности всегда входило отдавать граждан под суд, что при старом режиме, что при наксидах.

Да и выглядели они весьма подозрительно. Все еще прислушиваясь к голосу диктора, Сула напряженно наблюдала за парочкой: вот один из них получил взятку от продавца лотерейных билетов на углу, вот второй схватил с лотка, не заплатив, жаренную лепёшку со специями. "Чтоб ты подавился", — подумала Сула и сразу отошла от окна.

Казни продолжались. Стило Сулы беспрестанно двигалось, записывая имена, выводя цифры. Капитан-лейтенант Хонг командовал группой Бланш, включавшей одиннадцать команд из трех терранцев, штаб из шестерых человек плюс слуги, курьеры, техники. Всего тридцать девять единиц личного состава. Существовало пять действующих групп, по одной на расу; членов групп креев, даймонгов, лайонов и торминелов она не встречала лично, но предполагала, что организованы они были примерно по тому же принципу, что и Бланш. Итого, под командованием Эшрука находилось сто девяносто пять человек плюс его собственный штаб.

Членов групп, или "анархистов и саботажников", как их именовали наксиды, Сула отделяла от просто "бунтовщиков", которыми руководил Пан-Ко. В прямом эфире казнили сто семьдесят пять "анархистов". Диктор утверждал, что десять погибли при задержании, то есть во время провальной операции Хонга на шоссе Акстатл.

Считалось, что группа Сулы — Команда 491, то есть еще трое, — уничтожена при взрыве квартиры на Грандвью. Выдумка, конечно, но наксиды, по какому-то невероятному совпадению, обнаружили в развалинах три обгоревших тела, принадлежавших терранцам. Так почему бы не воспользоваться возможностью и не скрыться с глаз, считаясь мертвыми официально?

Но даже вместе с их командой выходило сто восемьдесят. Оставалось по меньшей мере пятеро живых лоялистов. Сула сравнила числа — похоже, что все они торминелы.

Немного отлегло от души. Они не одиноки: где-то есть по крайней мере еще пятеро соратников, вооруженных и, вероятно, готовых отплатить наксидам. Кому-то торминелы могли показаться ожившими плюшевыми игрушками, неуклюжими и толстозадыми, — кому-то, кто не видел их клыков. Обладателей такого арсенала лучше иметь на своей стороне.

К сожалению, она не знала, как с ними связаться. Запасные каналы связи не надёжны, ведь именно через них были пойманы многие ее товарищи. Она боялась ими пользоваться и предполагала, что торминелы на это тоже не решатся.

Не могла она связаться и с командованием: на планете никого из них в данных момент не было, впрочем, как и подходящих для этих целей передатчиков. Когда-то у Хонга один имелся, но его захватили вместе с каплеем.

Пытки становились все небрежнее и кровавее — палачи тоже устают. Сула приказала экрану выключиться. Она узнала все, что собиралась.

Незаметно подкралось отчаяние. Во рту пересохло. Она поплелась на кухню, налила стакан воды и заметила неаккуратно расставленные на полке бутылки ярогута. Дешевле этого пойла не было — сивуха с мерзкой травяной отдушкой, самое дрянное горячительное — но в голове тут же запульсировало желание выпить. Одна или две бутылочки, и весь этот кошмар скроется в алкогольном мареве…

Сердце пыталось выскочить из груди. Колени подгибались. Она повернулась и направилась в гостиную, судорожно сжимая стакан с водой. Глоток, еще один.

В окно врывалась пронзительная музыка, а из спальни доносились истеричные крики: "Это ты, ты! У меня никого, кроме тебя, не было!"

Сула приоткрыла дверь и взглянула на Шону Спенс: та лежала на кровати — раненая нога на одной подушке, светловолосая голова на другой.

— Все закончилось, — сказала Сула. — Можешь сделать потише.

Слова прозвучали резковато: за последние несколько дней Сула подустала от постоянно идущих мелодрам.

— Да, миледи! — по-военному ответила Спенс и прямо с постели приказала экрану замолчать. Сула почувствовала себя неловко — не ожидала, что Шона так остро прореагирует на просьбу.

— Люси. Называй меня Люси. — Это было ее конспиративное имя. — Тебе что-нибудь принести?

— Не надо, Люси, спасибо. — Спенс поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Хорошо. Крикни, если что понадобится.

Сула закрыла дверь и вернулась к цифрам, набросанным в планшете. Раздался стук, и в комнату заглянул констебль второго класса Гэвин Макнамара. Высокий и кудрявый, этот умница и красавец служил курьером Команды 491: мотался по улицам на мотоцикле, развозил и собирал корреспонденцию. Но не сейчас — прошло то время, когда было кому писать. Теперь он просто слонялся по Нижнему городу, собирая крохи информации, которые еще удавалось найти.

Входя, он с опаской посмотрел на экран.

— Закончилось?

— Да.

— И как оно?

— Сто семьдесят пять причин не сдаваться, — Сула взглянула на товарища. Макнамара кивнул и сел на стул.

— Что говорят о расправе? — спросила она.

Дружелюбное и открытое лицо Гэвина вмиг помрачнело.

— Стараются об этом не думать, как мне показалось. Убеждают себя, что казнили только военных и лично их это не касается.

— Как же тогда заложники?

Оккупировав город, наксиды сразу схватили более четырехсот прохожих и заявили, что при малейших признаках сопротивления их повесят.

— Горожане разозлились, но и сильно перепугались, — ответил Макнамара.

— Ничего неизвестно о судьбе тринадцати торминелов, то есть минимум о трех командах и старшем офицере, — сказала Сула.

Новости заставили Макнамару задуматься.

— Как нам их найти?

Сула пожала плечами.

— Покрутимся в торминельских районах. Может, что-нибудь услышим.

Это была попытка пошутить, но Гэвин воспринял слова всерьез:

— И нас тут же арестуют. Торминельских легавых, наверняка, заинтересует, что мы там делаем.

Особенно если учитывать, что торминелы ведут ночной образ жизни. Терранцев в их районах заметят в любом случае: и в темное время суток в толпе торминелов, и днем на опустевших улицах.

Сула подумала еще и сказала:

— Наверное, от попыток связаться пока воздержимся. У них есть все необходимое для борьбы. У нас тоже. Ничего не знаем друг о друге — ничего не скажем наксидам, если вдруг схватят.

Макнамара кивнул.

— Значит, продолжим воевать, — произнес он.

У них была возможность остаться в стороне — сиди и не высовывайся, жди результата. Никто не осудит, тем более после казни командования.

— Конечно, — ответила Сула, чувствуя, что слова даются с трудом. — Мы не побеждены. Я знаю, что нам делать.

— И что же?

— Начнем с верховного судьи лорда Макиша, — сказала Сула. — С наксида, вынесшего нашим товарищам смертельный приговор.

Лицо Макнамары просветлело.

— Так точно, миледи, — откликнулся он.

* * *
Особняк верховного судьи Макиша находился в Верхнем городе. Без навыков альпиниста, в гранитный акрополь Заншаа можно было попасть только двумя способами — на общественном фуникулере или по серпантину на автотранспорте. Правительство заседало там же, в самой гуще враждебно настроенного населения, следовательно, как рассуждала Сула, наксиды пускают в Верхний город не всех.

Купив еды для Спенс у лоточников, Макнамара и Сула направились на ближайшую станцию подъемника. Они выбрали вечернее время, когда многочисленные работники и прислуга возвращаются из акрополя в Нижний город. Торговцев и уличных артистов близко к станции не подпускали, к тому же на крыше напротив входа наксиды выставили охрану, и хотя поток частного транспорта казался нормальным, было непривычно мало автобусов и такси.

— Поговори с кем-нибудь на остановке, а я зайду на станцию, — приказала Сула.

— Уверена?

Трогательные попытки Макнамары защитить командира раздражали. Конечно, уверена. Сула пошла вдоль автострады.

В вестибюле она встала в сторонке, у самого края блестящих ониксовых перил, притворяясь, что кого-то ждет. Вход внутрь охранялся подразделением вооруженных винтовками наксидов, которые в защитных доспехах выглядели черными кентаврами. Младший офицер с переносным устройством ввода данных сверялся с каким-то списком, а его подчиненные проверяли у всех документы.

"Только одно подразделение", — подумала Сула, но где-то рядом еще наксиды, не зря же они реквизировали часть отелей и домов в округе: вероятно, там расквартированы военные.

Почти половину пассажиров составляли наксиды: торопливо и деловито семенили они по полированному полу, рассекая толпу. Многие носили коричневую форму государственных чиновников. Теперь у них явно не было проблем с карьерой.

Сула притворилась, что встретила нужного человека, и пристроившись к незнакомцу, вышла на улицу, где ждал Макнамара.

— Прямо сейчас наксиды составляют список жителей Верхнего города, — сказал он. — Все не прописанные там работники обязаны предоставить справку от работодателя о том, что им необходимо ездить туда. Поговаривают о введении особых пропусков.

Сула обдумала новость.

— Ладно. Надо заполучить письмо от настоящего работодателя, чтобы он был в списке и наксиды могли это проверить. Так будет легче достать пропуска.

Она знала, как раздобыть поддельные документы в Управлении госрегистрации.

В голове начал созревать план.

* * *
Тем же вечером Сула залезла в базу данных Управления и обнаружила, что лейтенант Раштаг придумал очередной девиз — "Бдительность!" Новый глава госрегистрации был помешан на броских повестках дня, и в них всегда присутствовало подобное лаконичное восклицание, призванное вдохновлять служащих.

План работы на завтра был уже составлен, и там красовалось слово "Сотрудничество!" В какой-то момент Суле мучительно захотелось изменить его на "Саботаж!", но она поборола искушение: отложить задуманное до тех пор, когда над Заншаа появятся корабли лоялистов и наступит конец владычеству наксидов.

Она уже представила, какое восклицание вырвалось бы у Раштага, узнай он о том, что она свободно залезает в компьютеры Управления, используя его же собственные пароли. Она научилась этому еще до вторжения наксидов: немного удачи, чуть-чуть упущений в системе безопасности со стороны прежнего начальства, одна длинная ночь наедине с компьютером и литрами кофе — и у Сулы свободный доступ к системе. Глава отдела безопасности менял пароль — ей он высылался автоматически, и даже если бы ее засекли и заменили все пароли, она по-прежнему оставалась бы в курсе.

Сула могла получать, изменять и вводить любые данные. Свидетельства о смерти и рождении, о браке и разводе, аттестаты и дипломы, сведения о прописке и о работе, паспорта, пропуска, удостоверения личности…

Удостоверение личности. Сейчас без него не выжить — враг не дремлет. Все в ее руках. В нем не только фотография и идентификационный номер, но и медицинская страховка, принадлежность к клану, кредитная история, налоговые выплаты. Оно же служит водительскими правами и электронными деньгами, используется при банковских операциях, без него нельзя попасть на поезд и в автобус.

Да без него и в библиотеку не пустят! Задолго до восстания наксидов Империя шаа с помощью такого удостоверения прослеживала, какие книги и фильмы выписывает и загружает гражданин.

Удостоверения никогда не были полностью надежны, и их частенько подделывали. Но, конечно, даже мастер фальшивок мог ошибиться, поэтому лучше получить документы официально.

А выдавались они Управлением госрегистации.

Именно там команда 491 обзавелась удостоверениями. Сейчас у Сулы имелись документы на имя Люси Добрак, безработной преподавательницы математики, эвакуированной с кольца до его уничтожения. Макнамара и Спенс, записанные как супруги Мэтью Гэрин и Стейси Хаким, тоже якобы прибыли оттуда. Эта удобная легенда объясняла, почему они недавно появились в Заншаа.

Сула проверила, готовы ли их пропуска в Верхний город, но в компьютере их пока не оказалось. Заодно просмотрела, что есть в базе данных на верховного судью Макиша и его семью. Как юрист он не блистал, но, благодаря статусу высшего пэра, получил место в одном из судов низшей инстанции. Когда планету захватили наксиды, Макиш сразу переместился в верховный суд и вынес свой первый приговор — пытки и смерть для более чем двух сотен лоялистов.

Сула представила, как Макиш лежит в луже собственной крови на проспекте Праксиса в Верхнем городе, а над ним она с пистолетом в руке.

"Но узнает ли кто-либо об этом?" — подумалось ей. Наксиды контролируют новости. Даже если она застрелит Макиша, это увидят лишь несколько свидетелей. А если поползут слухи, наксиды все свалят на аварию, разбойное нападение или начнут отрицать сам факт смерти судьи. То, что это была казнь предателя и убийцы, осуществленная офицером флота, не узнает никто.

Сула почувствовала, что решимость покидает ее. Подпольное правительство и подчиненная ему армия создавались для того, чтобы гражданское население понимало, что с захватом столицы война не закончилась, что законное правительство, Парламент и Флот по-прежнему не прекратили своей деятельности — они вернутся, и мятежники с их прихвостнями не уйдут от наказания.

У подпольного правительства был печатный орган — газета "Лоялист". В обязанности команды Сулы входило ее распространение: они разбрасывали листок на улицах Нижнего города, оставляли в ресторанах, барах, в подъездах домов. Конечно, теперь это в прошлом.

Сула посмотрела на Спенс: та, прихрамывая, вышла из спальни. Ее ногу прострелили во время провала на шоссе Астатл, к счастью, пуля не задела артерии, а заражения удалось избежать. Опухоль на лодыжке постепенно спадала, но ходить было трудно. Сула следила, чтобы Шона не забывала выполнять упражнения на растяжку и время от времени прогуливаться по квартире, чтобы разработать ногу.

Спенс уже могла выходить наружу, но Сула запрещала ей подобные прогулки: сначала надо залечить ногу окончательно. Хромота могла привлечь внимание, послужить ненужной приметой. В их ситуации приходится сидеть тихо, а то чего доброго ими заинтересуется городской патруль или доносчик.

Почему девушка хромает? Сула не хотела, чтобы подобный вопрос начал волновать соседей, тем более сейчас, когда выпуски новостей продолжают восхвалять успешную операцию наксидов на шоссе Астатл, и любой может связать перестрелку с ранением.

Некоторым подобные предосторожности могли бы показаться излишними, но только благодаря им Суле удалось выжить и сохранить свою команду.

— Как нога? — спросила она Спенс.

— Уже лучше, ми…Люси. — Шона прошлась по комнате и задумчиво посмотрела в окно. — Жаль, что выйти нельзя. Денек-то какой хороший.

— Ходи побольше, не забывай про растяжку и выйдешь, — сказала Сула.

"Душевная теплота мне не положена", — тут же подумала она.

— Кальмар невкусный?

Сула удивленно глянула на стоящую рядом с ней тарелку: приготовленный на шампуре кальмар давным-давно остыл.

— Я про него забыла, — проговорила она.

— Давай подогрею, — предложила Спенс и понесла шампуры с кальмаром и грибами на кухню.

Сула услышала, как загудел аэрогриль. Спенс вернулась в гостиную и опять начала прохаживаться по ней.

— Ты постоянно работаешь над чем-то, — заметила она.

— Я была бы счастливее, если бы ещё получалось. — Сула еще раз посмотрела на встроенный в стол дисплей и отключилась от Управления госрегистрации. — Хочется найти способ обратиться к горожанам, пусть узнают, что не всё кончено. Нужна замена "Лоялисту".

Спенс задумалась, наморщив курносый нос, а потом покачала светловолосой головой.

— Даже не знаю, что посоветовать. Мы газету по несколько дней разбрасывали, — тут ее осенило: — Люси, у тебя же доступ к компьютеру Управления госрегистрации. Может, посылать электронку через него?

— Если у меня будет желание пообщаться со службой безопасности, а они наверняка меня выследят, то конечно, — ответила Сула. — В каждом письме есть невидимые маркеры, показывающие, откуда оно пришло. К тому же копия каждого сообщения отправляется цензорам. Сама представь, что будет, если они получат десять тысяч копий "Лоялиста".

Спенс перестала ходить и вновь задумалась, скривив рот.

— Люси, — сказала она, — у тебя же высший допуск. Разве нельзя обмануть систему через него?

Презрительная насмешка уже была на губах Сулы, но она сдержалась. На кухне раздался негромкий звон, и Шона похромала туда за ужином. Когда она вернулась, Сула сидела за столом, снова подключившись к Управлению госрегистрации.

— Сначала поешь. — Спенс поставила перед ней тарелку, закрыв мерцающие символы, всплывающие из глубин монитора. Кальмар еще скворчал. Сула съела кусочек. Из-за того, что еду повторно разогревали, мясо приобрело фактуру резины, что не могло не сказаться на вкусе. Сула отодвинула тарелку, когда на экране появилось меню Управления.

— Воспользуйся файлами помощи, — посоветовала Спенс.

Сула дожевала ужин, запив сладким кофе, принесенным Шоной. Выяснилось, что вся почта Управления, исключая сообщения с грифом для внутреннего пользования, проходит через сервер, очень мощный,способный справиться с валом информации, ежедневно исходящим из конторы. Каждое сообщение перед его отправкой помечается особым кодом, а также и создается копия для Службы цензоров. Попадая к ним, письмо проходит проверку с помощью засекреченных алгоритмов поиска запрещенного содержания.

Возможно ли перепрограммировать сервер? Как и советовала Шона, Сула обратилась к файлам помощи.

Все оказалось довольно просто. Сула даже удивилась. Каждый пользователь с нужным статусом мог изменять настройки буквально одним щелчком.

От долгих часов, проведенных за компьютером, глаза словно присыпало песком. Сула прошла в ванную и вынула карие контактные линзы, скрывавшие истинный цвет радужки — зеленый. Она посмотрела в потемневшее от времени зеркало над ржавой раковиной, проверила корни волос, пощупала кожу: натуральная блондинка, она перекрасилась в черный и принимала каротиновые добавки, чтобы сделаться смуглее. Волосы отросли — скоро опять краситься.

Она непроизвольно вздрогнула, когда открылась входная дверь, ведь оружие осталось в комнате. Пытаясь успокоиться, она твердила себе, что это вернулся Макнамара. Так и оказалось.

"Надо и в ванную пистолет положить", — подумала она, возвращаясь в гостиную.

— Мне лучше переночевать здесь или у себя? — спросил Гэвин.

Раньше каждый жил в своей квартире, приходя в Риверсайд только на совещания, но ранение Шоны изменило заведённый порядок.

— Можешь ехать к себе, со Спенс останусь я, — сказала Сула.

Макнамара бросил взгляд на монитор.

— Над чем-нибудь работаешь?

— Да. Над связями с общественностью.

Молодой человек подумал и произнес:

— Надеюсь, это проще, чем то, чем ты занималась в прошлый раз.

Перепроверив программу, Сула дала команду последовательно выполнить несколько действий.

Отключить протокол узла связи, чтобы не осталось следов последующих операций.

Отключить функцию, маркирующую сообщения.

Отключить функцию пересылки копии сообщения цензуре.

Отправить сообщение.

Включить функцию пересылки копии сообщения цензуре.

Включить функцию, маркирующую сообщения.

И снова включить протоколирование.

Затем программа самоуничтожится.

Она протестировала результат, отправив сообщение: "Отдел не может предоставить запрашиваемую информацию" — на собственную почту. Все работало. В базе Управления не осталось следов ни сообщения, ни иных действий, выполненных программой.

Можно было заняться рассылкой, лишь бы знать, кому и что посылать.

Прежде чем отключиться, Сула проверила повестку дня и обнаружила, что очередным девизом, пришедшим в голову Раштагу, было "Темп!"

"Точно", — подумала она.

Спенс давным-давно отправилась в постель, но Суле, выпившей слишком много кофе, не спалось. Она выглянула в окно, глубоко вдохнув теплый летний воздух.

Смолкли машины, торговцы убрали прилавки и тележки. Из-за ограничения энергии вывески не горели, и светил лишь каждый третий фонарь. В ближайшем освещенном месте, примерно в квартале от их дома, Сула разглядела несколько оживленно беседующих терранцев. Они яростно жестикулировали.

Сула усмехнулась. В столь поздний час уличным кидалам оставалось лишь кидать друг друга.

Она вышла из квартиры через заднюю дверь на кухне и забралась по пожарной лестнице на крышу. Чердак оказался открыт — кто-то в доме очень любил своего кота — и она беззвучно выскользнула на залитую битумом плоскую кровлю. Обычно через яркое освещение ночного города пробивается лишь пяток-другой звезд, но теперь на темном бархатном покрывале неба она могла любоваться слепящей бриллиантовой россыпью.

Ночную тьму рассекали параллельно установленные серебристые арки — одинокие останки разрушенного кольца ускорителя, еще недавно опоясывавшего планету: там производили двигатель государственной экономики — антиматерию; оно служило портом прибытия космических кораблей и домом для восьмидесятимиллионного населения; туда свозились товары из всех отдаленных уголков Империи. Когда стало ясно, что нападения наксидов не избежать, жителей эвакуировали, а ускоритель уничтожили, постепенно выводя обломки на более высокую орбиту.

Кольцо было величайшим и наиболее продвинутым техническим достижением Империи шаа. Просуществовав десять тысяч лет, оно пережило последнего шаа меньше, чем на год. Останки некогда грандиозного сооружения, застывшие в небе молчаливым упреком и видимые отовсюду, являлись горестным напоминанием о том, что цивилизация хрупка, а войны приносят лишь беды.

"И всё это моя идея", — она первая предложила уничтожить кольцо, чтобы наксидам было сложнее управлять планетой. Кому-то высокопоставленному идея приглянулась, и Сула с группой Хонга осталась в столице.

"Мое место там, — думала Сула, глядя на звезды, — в корабле, несущем смерть и страдание врагу. А вместо этого я затаилась и затравленно перебегаю из одной норы в другую."

Она вспомнила о человеке, летящем сквозь космос вместе с Флотом, и к горлу подкатил комок: "Мартинес, сукин ты сын."

Глава 2

Он мог коснуться бледной шелковистой кожи Сулы, почувствовать мягкость и тепло ее волос. Изумрудно зеленые глаза нежно смотрели на него. Голову кружил пряный аромат "Сумерек Сандама", ее любимых духов. Вкус ее губ сводил с ума. Она что-то прошептала ему на ухо, и он напрягся, пытаясь уловить слова.

Он так и не понял, что она сказала. Лорд Гарет Мартинес с криком проснулся в темноте каюты, все еще пытаясь удержать ускользнувшее видение.

Он услышал ровный гул корабельных двигателей: "Прославленный" покидал систему Бай-до. Он услышал шепот воздуха в вентиляции. Услышал шаги за дверью каюты и почувствовал, как на затылке высыхает пот.

Мартинес отстегнул эластичную сеть, удерживающую его на кровати на случай наступления невесомости, и опустил босые ноги на прохладный паркет. Потом встал и прошел из спальни в кабинет. Там он уселся в кресло и пристально посмотрел на женщину на заставке рабочего стола — на леди Терзу Чен, свою жену.

Рафинированная красавица, умная и эрудированная, Терза являлась наследницей клана Чен, а более родовитый и высокопоставленный клан было трудно найти. При нормальных обстоятельствах она в сторону Мартинеса и не взглянула бы: богат, но провинциален, с неустранимым варварским акцентом. Отец Терзы был членом Совета правления флота, и от него зависела карьера Гарета Мартинеса. Тетя Терзы командовала эскадрой. Их семьи договорились о браке спустя несколько часов после размолвки, разрушившей его отношения с Кэролайн Сулой, и до возвращения на службу он провёл с Терзой всего семь дней.

За это время она забеременела.

Гарет смотрел на изображения жены — нет, он не заслуживает ее. И не желает.

Мартинес провел пальцем по губам, все еще помнящим Кэролайн Сулу.

— Свет, — произнес он и невольно прищурился от внезапной яркости ламп, а потом моргнул от вида фресок на стене — по какой-то непонятной причине оттуда на него смотрели голые крылатые младенцы. Вызвал навигационную карту: вскоре им предстоял межпространственный переход из Бай-до в Термейн.

Семь кораблей эскадры Миши Чен, тети Терзы, обошли флот наксидов, отправленный на захват Заншаа, и сейчас были в глубоком тылу врага. Они уничтожили эскадру из десяти вражеских кораблей на Протипане, а затем промчались через несколько звёздных систем, разрушая торговые суда, межпространственные ретрансляционные станции и недостроенные военные корабли наксидов.

И уничтожив несколько миллиардов гражданских. Все шло как по маслу, пока не добрались до Бай-до, где наксиды, вопреки ультиматуму Миши Чен, дали ракетный залп с кольца ускорителя. В ответ командующая приказала его уничтожить.

Десятки миллионов проживали на кольце — и почти пять миллиардов внизу. Гигантские обломки обрушились на Бай-до и, должно быть, погребли под собой миллионы обитателей планеты, поставив под угрозу жизни остальных. Тучи пыли и мусора поднялись высоко в атмосферу, закрыв солнце и похоронив надежды на урожай. Доставка больших объемов продовольствия без подъемников кольца тоже стала невозможна. Большинство тех, кто пережил падение кольца, умрут медленной смертью от холода и голода.

Кошмара на Бай-до было уже достаточно, но в будущем все могло обернуться еще ужаснее.

Через несколько дней эскадре предстояло совершить переход через один из тоннелей Бай-до в систему Термейн, богатый мир с развитой промышленностью и сельским хозяйством, экспортирующий разнообразную продукции. Обычно на кольце Термейна стояла по меньшей мере сотня торговых судов. Возможно, сейчас на его верфях строятся наксидские корабли.

А что если вновь прогремят залпы? Кольцо разрушат, похоронив под ним миллиарды жизней.

Мартинес посмотрел на трехмерную карту и нашел маленький голубой шарик с серебряным колечком — Термейн. Он помнил, как выглядел голубой шарик Бай-до, когда кольцо задрожало и медленно, с трагической величественностью погрузилось в атмосферу. Он помнил, что было после — яркое сияние антиматерии среди огромных клубов дыма, и пыль, и руины.

"Пусть в этот раз они поверят нам", — думал Гарет. Не исключено, что тогда верховное командование наксидов проверяло, хватит ли у них смелости пойти на массовое убийство. Убедившись, они, конечно, не станут жертвовать еще одной планетой.

Хотелось проникнуть в глубину экрана, вытащить маленький мир, унести в безопасное место.

На корабле раздался сигнал, предупреждающий о невесомости. Мартинес глянул на хронометр и убедился, что это запланированное изменение курса и пристегиваться не стоит. После повторного сигнала затих гул двигателей и Гарет поплыл в невесомости. Одной рукой он держался за кресло, благо оно не нуждалось в командах, чтобы присосаться к полу при первом же предупреждении. Волнение в желудке подсказало, что "Прославленный" ложится на новый курс. Через секунду последовало сообщение о восстановлении гравитации, а еще через пару мгновений заработали двигатели. Мартинес упал на сиденье.

Корабль жил по обычному распорядку: по графику менялся курс, дежурные заступали и сменялись, палубы драились, своим чередом проходили плановый ремонт и тренировки.

Не соблюдал распорядок один лишь Мартинес: должен был спать, но не спал, а сидел, уставившись в монитор. Он убрал карту, монитор на мгновение потемнел, а потом заполнился снимками Терзы.

Терза улыбается. Терза составляет букеты. Терза играет на арфе.

Терза, чей тихий голос он едва мог вспомнить.

Гарет выключил свет, вернулся в постель и забылся тревожным сном.

* * *
Верхний город выглядел полупустым, в неухоженных садах под закрытыми окнами роскошных дворцов буйно разрослись летние цветы. Даже на широком проспекте Праксиса почти не было движения. Половину оставшихся пешеходов составляли наксиды, по большей части в мундирах. Самым заметным был изумрудный цвет флота, мелькала серая форма городского патруля и желто-черная автоинспекции.

Город приспосабливался к завоевателям. Рестораны вместо терранских и торминельских блюд теперь рекламировали наксидские и даже заменили привычные стулья короткими низкими лежаками ради удобства кентаврообразных тел. В витринах ателье красовались манекены-наксиды в парадной униформе из хамелеоновой ткани, которая высвечивала узоры, вспыхивающие на чешуе. Ритмичное звучание полых палочек калледэджай, ударного инструмента наксидов, гремело из музыкальных магазинов.

Все встретившиеся военные и полицейские были наксидами. Но действительно много их оказалось возле правительственных учреждений, сосредоточенных вокруг купола Великого Пристанища в восточной части акрополя, где были контрольно-пропускные пункты, а на крышах некоторых зданий стояли вооружённые наксиды. По остальному Верхнему городу ходили патрули. Небольшие отряды полиции охраняли важнейшие перекрестки.

— Выбраться отсюда будет сложно, — сказала Сула. — Даже сложнее, чем осуществить сам план.

Они с Макнамарой остановились у Сада Ароматов недалеко от проспекта Праксиса. Проспект замечательно просматривался с этой точки, и они видели и знаменитую статую Великого Мастера, приносящего Праксис народам, и находящийся в другой стороне дворец Макиша, старинное здание с пятью резными башнями, увенчанные луковками куполов, придающими постройке неуловимое сходство с артишоками.

Спустя два дня после их вылазки на станцию фуникулера вышло постановление правительства о том, что вход в Верхний город разрешается только проживающим или работающим там и лишь по специальным пропускам. Сула нашла необходимые формы в компьютере Управления госрегистрации, заполнила заявления на себя и членов команды, сама же одобрила от имени властей и отослала на квартиру в Риверсайде. По документам они числились работниками несуществующей фирмы, находящейся по выдуманному адресу, но наксиды, якобы владеющие предприятием, были вполне реальны — все они приходились близкими родственниками леди Кушдай, губернатору Заншаа и самой высокопоставленной наксидке в столице. Вряд ли полиция, увидев такие имена, осмелится совать нос в дела Сулы.

Пропуска пришли, и Сула задним числом изменила адрес отсылки на вымышленный.

Документы оказались безупречны, и одетые в рабочие комбинезоны, ботинки и кепки Сула и Макнамара с ящиками с инструментами в руках беспрепятственно поднялись в акрополь.

— Можем застрелить Макиша отсюда, — предложил Макнамара. На их курсе он считался одним из лучших снайперов. Сдвинув кепку на затылок, он внимательно посмотрел на рощицу впереди — высокие деревца, усыпанные благоухающими розовыми цветами. — От тех деревьев я не промахнусь.

— Тогда придется как-то протащить в Верхний город винтовку, — сказала Сула. Оружия при них не было, и они не знали, смогут ли пронести его через детектор на станции.

— Может, попробовать взрывчатку, — не растерявшись, выдал идею Макнамара. — Заложить прямо у входа в дом, а когда объект появится, нажать на кнопку на пульте.

Этот план Суле понравился.

— Будет много шума. Окна повылетают. Умолчать о таком наксидам не удастся.

— Кто-то идет. Может, наша цель.

Сула надвинула кепку на глаза и сделала вид, что копается в инструментах, но сама незаметно поглядывала на идущих по дороге наксидов. Их было трое: двое в изумрудной флотской форме, точно повторяющей цвет неба Заншаа, с красной перевязью и нарукавными повязками военной полиции, третий в коричневом мундире чиновника со знаками высокого ранга и с оранжево-золотой лентой Верховного суда через плечо.

— Надо же, пешком домой ходит, — сказала Сула.

— День хороший, что ж не пройтись?

— За ними?

Они подняли инструменты и вышли из Сада Ароматов. Наксиды на своих четырех ногах передвигались удивительно быстро — медленно, по наблюдениям Сулы, двигались только раненые. Поэтому, когда Сула с Макнамарой выбрались из парка, троица оказалась далеко впереди. Одна из флотских оглянулась посмотреть, кто выходит, но терранцы ее не заинтересовали; она вновь повернулась к судье, и на мундире-хамелеоне вспыхнул какой-то узор.

— Знать бы, что она ему сказала, — пробормотал Макнамара.

Черные округлые чешуйки на груди и спине наксидов могли вспыхивать красным и служили для невербального общения. Хамелеоновая ткань, из которой шилась форма, дублировала изменения чешуек, и наксиды могли разговаривать на языке узоров, малопонятном для остальных.

— Вряд что-то интересное, — ответила Сула.

— Ты уверена, что это наш судья? — спросил Макнамара. — Я наксидов почти не отличаю друг от друга.

— Вполне уверена. Видела лицо, когда проходил. По-моему, он. — Сула холодно улыбнулась. — Даже если и нет, все равно важная шишка, зря что ли с двумя охранниками. Уже поэтому цель достойная.

Наксиды перешли через дорогу и направились к дворцу Макиша. Сула с Макнамарой остались наблюдать издалека, искренне надеясь, что выглядят не слишком заинтересованно. Судья прошел за аккуратную серебристую ограду и, миновав палисадник, скрылся в доме. Один телохранитель проследовал за ним, наксидка осталась в саду.

Сула принялась рассматривать соседнее здание, такое же роскошное, как и дворец Макиша: особняк из золотистого песчаника, весь фасад которого покрывал сложный резной узор из перевитых между собой лучей. Там явно никто не жил — об этом говорил запущенный палисадник.

— Из охраны, кажется, только эти двое, — сказал Макнамара.

— Прошу прощения?

Макнамара повторил. Сула вновь посмотрела на заброшенный дворец.

— Есть идея, — сказала она.

* * *
Перед Сулой распахнулась позолоченная дверь частного клуба, и в облаке табачного дыма появился хорошо одетый терранец с расшитыми лацканами и в модных плиссированных брюках. Он остановился и огляделся, поправляя манжеты.

Дверь захлопнулась за его спиной. Тут же у мужчины открылся рот.

— Леди Сула, — вырвалось у него.

Сула сделала шаг вперед, взяла терранца за локоть и повела вдоль по улице. Макнамара следовал за ними, не спуская внимательного взгляда.

— Вы же погибли, — воскликнул ПэДжи.

— Ради всего святого, ПэДжи, — сказала Сула, — не нужно из-за этого так волноваться.

Глава 3

— Ларедо слишком далеко, — сказал командующий флотом Торк. Звук его голоса был похож на перезвон воздушных колокольчиков, и требовалось усилие, чтобы отвлечься от мелодии и уловить смысл слов. — Сообщение будет идти восемь дней до Чиджимо и десять до Заншаа. Мы Совет правления Флота и не имеем права его покидать.

Лорд Чен не горел желанием присоединяться к Парламенту, сбежавшему на Ларедо, родную планету его наглых родственничков. Ему претила мысль быть гостем лорда Мартинеса и получать ежедневные напоминания о том, как он от него зависит! Он не хотел видеть свою дочь Терзу в окружении этих выскочек, которым ее сам же и продал.

С другой стороны, предложение лорда Торка было не из лучших — прими его и общества Торка не избежать.

Восемь членов Совета правления Флота путешествовали вместе на "Галактике", роскошной пассажирской яхте, специально предназначенной для перевозки высокопоставленных сановников из одной системы в другую. Судно было немаленьким, тем не менее, забили его под завязку: с Заншаа эвакуировали весь штат, и на одном корабле оказались секретари и связисты, разведчики и следователи, министерские чиновники и прислуга, то есть все те, кто обслуживал лордов Флота и с кем лорд Чен не особо хотел жить бок о бок.

В замкнутом пространстве лорду Чену оставалась лишь работа, и ему это не нравилось. По настоянию лорда Торка, все подчинялись единым правилам — слуга есть, но один, и никаких родственников для сопровождения. Но это неважно, ведь леди Чен так расстроилась из-за вынужденного брака своей единственной дочери и Мартинеса, что все равно бы не поехала на Ларедо. С самого отлета на "Галактике" лорд утешал себя только тем, что часто связывался с Терзой. Она путешествовала на "Энсенаде", яхте Мартинесов, и опережала корабль отца на несколько дней.

— Что вы предлагаете, милорд? — спросил он Торка.

От командующего на лорда Чена пахнуло разлагающейся плотью, и терранец был вынужден незаметно вдохнуть аромат одеколона, предусмотрительно нанесенного на запястье. Заседания Совета проходили в помещении, предназначенном для наиболее высокопоставленных гостей Флота. Стены украшала яркая мозаика, изображающая прыжки кораблей по туннелям. Сейчас в комнате, занимая практически все пространство, стоял длинный стол, и было довольно душно.

Даймонг посмотрел на Чена своими круглыми черными зрачками на черной радужке и произнес звенящим голосом:

— Мы развернемся и направимся в Чиджимо. Останемся там вместе с основным флотом, пока не появится возможность вернуть Заншаа.

Лорд Чен сомневался, что идея стоящего над душой Совета порадует лорда Эйно Кангаса, командующего основным флотом.

— Милорд, не будет ли разумнее остаться с Парламентом? — сказала леди Сейкиин. — Им может понадобиться наше мнение по многим важным вопросам и, конечно, понадобятся наши голоса.

Торминелка леди Сейкиин входила в Совет, являясь гражданским лицом. Будучи депутатом Парламента, она слабо разбиралась в делах Флота, но великолепно знала, как делать политическую карьеру.

— Голосование по всем важным вопросам уже проведено, — ответил Торк. — Основной курс выработан, ответственные лица назначены. Наш долг проконтролировать исполнение директив и удостовериться, что дислокация вооруженных сил проведена успешно.

Чен подумал, что Кангас будет в восторге.

— Осмелюсь внести предложение, — сказал он. — Не лучше ли будет, если Совет останется представлять интересы лорда Кангаса в Парламенте? Практически ни у кого из членов Парламента нет нашего опыта в…

— Лучше будет, если Совет подготовит уничтожение мятежников и вернет Праксис в столицу! — объявил Торк. Члены Совета всегда боялись, когда он говорил таким тоном — резким, лязгающим, не терпящим возражений. Лорду Чену стоило труда не поморщиться: клацающие звуки вонзились ему прямо в мозг.

Еще один терранец, младший командующий флотом Пеццини, судорожно чихнул. Наверное, попал в волну запахов председателя.

— Милорд, — начал он, — если мы так резко насядем на комфлотом, он может подумать, что ему не доверяют.

— Мы проконтролируем процесс дислокации основного флота! — Голос Торка, как лезвие бритвы, кромсал нервы Чена. Он еще раз понюхал запястье.

— Размещение войск — обязанность лорда Эйно, — твердо возразил Пеццини. — В наши задачи не входит надзор за каждым его действием.

— Мы не можем рисковать! — В небольшом помещении голос оглушал, как пожарная сирена. — Флот и без того ослаблен подрывными идеями и нездоровыми теориями!

— Флот, — спокойно сказал Пеццини, — будет ослаблен недоверим, если мы в течение многих месяцев начнем отслеживать каждый шаг лорда Эйно.

Лорд Чен с благодарностью посмотрел на Пеццини. Им доводилось часто сталкиваться в спорах, отстаивая противоположные мнения, но, по крайней мере, Пеццини был действующим офицером и понимал, как будет воспринят такой назойливый контроль.

Торк, тоже служил но, либо забыл, либо никогда не думал об этом.

— У Кангаса нет такой самостоятельности! — надрывался Торк. — Он должен действовать, как завещали наши предки, и не задавать вопросов!

Лорд Чен сделал глубокий вдох. Подобно тому, как флотские новобранцы постепенно привыкают к перегрузкам, у членов Совета вырабатывался иммунитет к вспышкам председателя.

— Кангас не ребенок, — сказал Чен. — Ему не нужна нянька, тем более целый совет нянек.

Когда Торк начал поворачивать к нему побелевшее, ничего не выражающее лицо, Чен с силой ударил ладонью по столу — остальные подпрыгнули от похожего на выстрел хлопка. Не только Торк может давить звуком.

— Мы должны блюсти заповеди Праксиса! — продолжил терранец. — Праксис устанавливает строгую иерархию от командующего флотом до последнего новобранца. Вмешательство Совета в этот порядок является нарушением основного… закона… империи..! — Он сопроводил свои слова еще тремя оглушительными хлопками. На столе подпрыгнули чашки и стаканы. Торк смотрел на Чена — открытый рот и круглые глаза на невыразительном лице председателя выдавали его невероятное удивление.

— Так может полетим на Ларедо? — немного жалобно спросила леди Сейкиин.

Вскоре они пришли к компромиссу, решив обосноваться на Антопоне, лежащим между Ларедо и Чиджимо. Это также давало возможность контролировать постройку трех крейсеров на верфях кольца Антопона.

"Галактика" пришвартуется на кольце, и у лорда Чена наконец-то появится возможность хотя бы чуть-чуть побыть подальше от коллег. Пара его знакомых сбежали с Заншаа на Антопон, и он мог рассчитывать на радушный прием.

Следовательно, ему не придется мириться с пребыванием на Ларедо и обществом клана Мартинесов с их жутким акцентом и провинциальными манерами. И у него будет несколько часов свободы от Торка и остальных. Лорд Чен с нетерпением ждал прибытия на Антопон.

Жаль, что с ним не будет Терзы. Ее тихое присутствие напомнило бы о старых добрых временах на Заншаа, когда в его жизни не было ни наксидов, ни кошмарных Мартинесов.

Потом, в безумной рабочей суете, они несколько недель добирались до Антопона. У Торка имелось множество недостатков, но руководитель он был отменный: его серая лысая голова хранила мельчайшие подробности вербовки и обучения, судостроения и ремонта, логистики и поставок для всего флота. Он зачитывал рапорты и выносил резолюции. Он контролировал снабжение подразделений. Он знал все о тренировочных лагерях, казармах, квартирах для офицеров и даже о верфях.

Освобожденный от излишнего надзора, лорд Эйно Кангас со своим основным флотом по-прежнему оставался в системе Чиджимо, хотя что это был за флот. Количество кораблей в нем сильно уменьшилось: в битве при Магарии уцелели лишь пять судов, все тяжелые крейсеры; к ним можно было прибавить еще семь лайонских кораблей из эскадры под командованием Дофага. Итого, флот из двенадцати единиц боевой техники — слабый соперник для ближайшей эскадры наксидов, ведь по разведданным на Заншаа стояли сорок три вражеских корабля.

Задумай противник перейти в наступление, Кангас будет вынужден отступать, сдавая территории на милость врага. Но наксиды наступать не спешили. Они оставались на Заншаа, охраняя столицу, пока там обустраивалось правительство. Кажется, они не сомневались, что рано или поздно лоялисты сдадутся.

Только лоялисты сдаваться не собирались. Половина их флота — эскадра Миши Чен и Четырнадцатая легкая эскадра под командованием торминела Альтаца — совершали диверсионные рейды в занятые врагом системы: пусть наксиды помнят, что, хотя они захватили столицу, они не в безопасности.

Эта стратегия получила название План Чена и включала в себя отказ от Заншаа, прекращение сопротивления и использование выигранного времени для вылазок в тыл врага и мобилизации сил. На самом деле, план разработали капитан Мартинес и леди Сула, но они не обладали достаточным весом в обществе и были слишком непокорны, чтобы удостоиться чести внесения их имен в стратегические планы Флота. Лорд Чен, имя которого стала носить стратегия, первым представил ее Совету, и теперь карьера терранца зависела от результатов осуществления Плана.

Итак, Торк руководил Флотом, немногочисленные силы Кангаса бороздили Чиджимо, на верфях разных систем строились новые корабли, представители Следственного комитета соревновались в изощренности с Разведуправлением, наксиды сидели в столице, Миши Чен и Мартинес вели эскадру в неизведанное… лорд Чен переписывался с друзьями на Антопоне.

Как же он хотел повидаться с ними!

* * *
"Да уж, хорошо замаскировалась", — думала Сула. Была блондинкой — стала брюнеткой, вместо зеленых глаз карие, бледная от природы кожа потемнела, но даже не отличающийся большим умом ПэДжи Нгени не обманулся.

ПэДжи несколько пришел в себя, и в нем тут же проснулись замашки светского льва.

— Вы просто обязаны поужинать в моем клубе, — заявил он.

Сула отпустила его руку, посмотрела на свой серый комбинезон и сказала:

— Мы для этого не одеты, ПэДжи.

Мужчина погладил усики.

— Можем заказать ужин на дом.

Сула почувствовала желание нервно рассмеяться. Выброс адреналина, произошедший, когда ПэДжи выкрикнул ее имя, прошел, и теперь требовалось как-то снять напряжение, например, через смех.

— Вам нельзя показываться с нами, — едва сдерживая улыбку, сказала она. — Наксиды объявили нас в розыск. Если нас поймают вместе, пыток и казни не избежать.

ПэДжи всплеснул руками.

— Вот как.

Лорд Пьер Джи Нгени был стройным, но уже не молодым, начинающим лысеть франтом. Говорили, что он промотал состояние, предаваясь порокам, свойственным его классу, и сейчас этот обедневший пэр жил на подачки своего клана.

Сула знала ПэДжи, ведь когда-то он собирался жениться на Семпронии, сестре Гарета Мартинеса. Мартинес дал Суле понять, что помолвка фиктивная; таким образом его семья в очередной раз планировала оставить в прошлом свое провинциальное происхождение и пробиться в высшее общество Заншаа. И не было лучшего способа сделать это, чем породниться со своими патронами, кланом Нгени. Заняв место среди высших пэров, Мартинесы расторгли бы помолвку, позволив Семпронии, "к своему ужасу", узнать о скандальном прошлом ПэДжи.

Не предусмотрели одного: ПэДжи Нгени так и не понял, что это лишь фарс. Он действительно влюбился в Семпронию, а девушка, в свою очередь, взбунтовавшись против разыгрываемой комедии, сбежала с одним из лейтенантов Мартинеса. Разразившийся скандал мог привести к тому, что истинные отношения между кланами Нгени и Мартинесов выплывут наружу. Пришлось пожертвовать еще одной сестрой, и вместо фиктивной помолвки получилась насмешка над браком.

Прямо перед нашествием наксидов Мартинесы, как и Нгени, покинули планету, не взяв с собой молодожёна, что подчёркивало благополучие его брака.

— Нам принесут чудный ужин, — любезно говорил ПэДжи, — откроем бутылочку вина… Простите, совсем забыл, что вы не пьете.

— ПэДжи, — сказала Сула, — что вы тут делаете?

Он лишь пожал плечами:

— Вызвался не улетать с Заншаа и защищать интересы клана. Не то чтоб тут много чего осталось, но кое-какая собственность есть. Связи с клиентурой, выплата пенсий старым слугам. Пытаюсь быть полезным, — он посмотрел на Сулу, а потом оглянулся на Макнамару. — Мы с вашим другом знакомы?

— Не думаю. Зовите его Старлингом. — Это было кодовое имя Гэвина.

ПэДжи казался воплощением дружелюбия:

— Рад знакомству, мистер Старлинг.

Макнамара сдержанно кивнул.

— Милорд.

ПэДжи замешкался, вглядываясь вдаль.

— Если уж я задумал угостить вас ужином, нам… в другом направлении, — и он показал в обратную сторону.

— Вы живете во дворце Нгени?

— Он закрыт. Слуг распустили, пенсионеров отправили в загородное поместье. Живу в домике для гостей.

— Без поваров? Без прислуги?

— Из агентства приходит горничная. Питаюсь я или в одном из моих клубов, или заказываю еду с доставкой.

Сула посмотрела на Макнамару. "Решай сама", — прочитала она в его красноречивом взгляде.

— Звучит неплохо, — произнесла она, поворачиваясь к ПэДжи. — Идите вперед, мы за вами. Если пойдем вместе, будем выглядеть странно.

ПэДжи удивился, но послушался. Он провел их мимо клуба, перевел через проспект, а потом миновал дворец Макиша. Сула старалась вести себя как можно непринужденнее; у самого дома судьи она приостановилась и переложила ящик с инструментами в другую руку. Она рассматривала пустующее здание по соседству не менее аккуратно и пристально, чем наксида до этого. Буквы над дверью, органично вписанные в изображение солнечных лучей, гласили "Ургходер", из чего Сула заключила, что дом принадлежал торминельскому клану.

Дворец Нгени располагался в нескольких кварталах от проспекта Праксиса и стоял прямо у обрыва — все ради захватывающего дух вида на Нижний город. Это высокое здание, облицованное розовым мрамором, напоминало куб. С улицы были видны огромные застекленные окна его крытой галереи. ПэДжи провел гостей через боковой вход мимо дворца, потом мимо огромного баньяна, такого старого, что казалось, дерево с незапамятных времен растет в Верхнем городе.

В "домике" было три этажа и не меньше двадцати комнат, хотя ПэДжи занимал лишь небольшую часть. Он пригласил гостей в залу, выходящую на каменную террасу. Оттуда открывался прекрасный вид на Нижний город. ПэДжи подошел к панели коммуникатора, искусно укрытой в комоде из дерева аркул, и заказал ужин на троих — в ресторане его явно знали — потом закрыл комод и вернулся к гостям.

— Надо же, — просиял он, — леди Сула, вы живы!

— Надо же. — Сула наконец позволила себе рассмеяться. — Сама не думала, что встречу знакомых.

— Удачно, не правда ли? — ПэДжи выглядел довольным. — Рад, что могу помочь. — Он потянулся к тележке с напитками: — Что вам предложить? Виски, мистер Старлинг?

Сула взглянула на него.

— Что-нибудь безалкогольное. Что вы подразумеваете под "помочь"?

ПэДжи посмотрел на Сулу.

— Вы явно в… стесненных обстоятельствах. Можете остановиться у меня, и я оплачу любые счета от портного, — он похлопал себя по карманам: — Деньги нужны?

Сула опять не удержалась и расхохоталась. ПэДжи смутился, было видно, что он почти обиделся. Сула взяла себя в руки.

— ПэДжи, вы неподражаемы! — воскликнула она, и обида сменилась удовлетворением. — Деньги нам не нужны. Мы так одеты, потому что, как бы это сказать, мы здесь осматриваемся и не хотим привлекать внимания.

ПэДжи кивнул и снова засомневался. По его лицу было заметно, что он пытается осмыслить эту необычную ситуацию.

— Вот что! Понял! — Он ткнул пальцем в гостей: — Вы здесь на задании! У вас поручение от подпольного правительства!

Сула задумалась, стоит ли говорить ПэДжи, что, насколько она знает, она сама теперь подпольное правительство.

— По правде говоря, мы просто осматриваемся. — Она выбрала нейтральный ответ. — Мы не на задании.

— Если я вам все-таки понадоблюсь, — сказал ПэДжи, — дайте знать. — Он взглянул на Макнамару: — Вы хотели виски, да, мистер Старлинг?

Макнамара посмотрел на Сулу.

— Не стесняйся, — сказала она.

ПэДжи налил виски себе и Макнамаре и "Лимонного флинга" Суле. Подвинув свое кресло поближе к девушке, он наклонился к ней.

— Леди Сула, знайте, я в вашем распоряжении. С самого начала войны я хотел записаться добровольцем, хотел доказать, что достоин… — он помолчал, — некоей особы.

"Он все еще влюблен в Семпронию, — подумала Сула, — даже после ее бегства с другим. Но не стоит думать о людях с высока", — тут же оговорила себя она: если брать присутствующих в этой комнате, не только ПэДжи совершил ошибку, влюбившись в члена клана Мартинесов.

— Я уже думал, что могу предпринять, — продолжил ПэДжи. — Шевелил мозгами. Но военного образования у меня нет, карьеру чиновника делать поздно. Даже подумывал, не стать ли информатором или шпионом.

Сула старалась не показать, насколько ее удивило последнее признание. "Так вот о чем он тогда говорил", — подумала она, вспомнив его пьяные откровения на приеме.

ПэДжи откинулся в кресле и счастливо заулыбался:

— Все сбывается. Я могу быть вашим информатором. Вашим шпионом. Буду выведывать секреты врага прямо тут, в самом сердце столицы.

Сула не на шутку забеспокоилась.

— Нет, — быстро сказала она. — Не надо ничего выведывать. Вас поймают, убьют, а мы окажемся в опасности.

ПэДжи помрачнел, поэтому Сула добавила:

— Просто живите своей обычной жизнью. Вы уже знаете много ценного. Расскажите, что вам известно.

ПэДжи удивился.

— О чем это вы?

— Какие новости? Что говорят в клубах? Чем сейчас заняты наксиды?

— Ну, — пожал плечами ПэДжи, — они повсюду. Захватили власть в Верхнем городе. Твердят, что все будет как раньше, при шаа, но это не так. — Он глотнул виски. — Рассадили своих по министерствам, во всех отделах.

— И как к этому относятся в городе?

— Злятся, конечно. Но… растеряны, — он опять пожал плечами. — Никто не знает, что делать. Например, Ван. Я говорил с ним в клубе. Это я о лорде Вандермере Такахаши.

Сула чуть не подавилась напитком.

— Продолжайте, — сказала она.

— Он служит в Департаменте метеорологии, — произнес ПэДжи. — У них новая начальница — наксидка, и Ван в растерянности. Конечно, он лоялен, но если он будет исполнять ее приказы, его ведь не обвинят в измене?

— Его расстреляют, если он не будет, — ответила Сула.

— Вряд ли в Департаменте метеорологии, — предположил ПэДжи, — но в где-нибудь на более ответственном посту, как мой друг Сан в Министерстве полиции, то очень даже может быть. Наксиды постоянно запрашивают у него сведения, и он не знает зачем: то ли это стандартная процедура, то ли информация им нужна для борьбы с лоялистами. Конечно, он был вынужден присягнуть новому правительству, но это же не делает его предателем? Его же не будут судить, не убьют, когда победим? — Он моргнул. — Прежнее, то есть законное, правительство резко осуждало сотрудничество с наксидами. Ван тоже беспокоится, ведь рано или поздно придется присягать и в Департаменте метеорологии.

— Понятно, — сказала Сула. У нее возникла идея: теперь она знает, о чем напишет в первом обращении к населению.

* * *
Во время прыжка в Термейн Мартинес находился в командном центре эскадры: одетый в скафандр, сидел пристегнутый в амортизационном ложе. "Прославленный" был в полной боевой готовности, что, впрочем, являлось стандартной процедурой на случай, если на другом конце тоннеля их поджидает враг. Место Мартинеса как тактика эскадры располагалось прямо перед креслом командующей леди Миши Чен.

Капитан корабля, лорд Гомберг Флетчер, вел "Прославленный" из рубки на другой палубе. Из центра отдавались приказы всей эскадре, и к непосредственному управлению флагманом они отношения не имели.

Когда вошли в "опасную зону", радары и лазеры начали сканировать пространство с целью обнаружения противника. Наксиды знали о приближении эскадры и могли напасть.

Но в зоне досягаемости никого не оказалось, хотя, если наксиды отключили свои приборы, это прояснится через несколько часов. Первый тоннель располагался довольно далеко от главной планеты, за пределами гелиопаузы, и эскадра приблизится к ней только через несколько дней. Не исключено, что наксиды еще нападут.

В то же самое время требования Миши Чен передавались на Термейн с помощью мощных лазеров телеметрической связи и дублировались на радиочастотах для встречных судов. Все корабли в системе будут уничтожены; покиньте корабль, если хотите сохранить свои жизни. Распустите команды и уничтожьте все суда на кольце; оставьте доки и ангары открытыми для проверки; сбросьте недостроенную технику со всеми деталями в вакуум. Обращение командующей эскадрой Миши Чен должно периодически ретранслироваться во всех СМИ системы — никто не может сомневаться, что Флот еще силен и способен покарать мятежников…

Требования не обсуждаются. Уничтожение Бай-до служит тому подтверждением.

Ультиматум должен был дойти до командующего кольцом Термейна через полсуток, еще столько же потребуется для получения ответа. На сенсорах все было по-прежнему тихо. Радары видели только собственные корабли, мчавшие с максимально допустимым для экипажей ускорением. Пока им ничего не угрожало.

— Передайте, что режим полной боевой готовности может быть снят, — сказала командующая эскадрой Чен, ритмично постукивая пальцами о подлокотник ложа. — Корабли остаются в режиме готовности, системы защиты перевести на автомат.

Вероятность появления ракет противника не исключалась, и автоматическая лазерная защита была наиболее эффективна при подобной угрозе.

— Да, миледи, — сказала леди Ида Ли, одна из двух адъютантов Миши.

Мартинес взглянул на командующую.

— Будут ли еще приказания, миледи?

— Нет. Вы свободны, лорд капитан.

Мартинес закрыл тактический экран и с силой задвинул дисплей за себя, чтобы он защелкнулся. Потом расстегнул замки ремней амортизационного ложа и, ухватившись за опору клетки, начал двигаться вперед, пока ноги не коснулись палубы. Наконец встал, потянулся, разогнав застоявшуюся кровь, снял шлем и полной грудью вдохнул свежего воздуха — ну, по крайней мере, более свежего, чем в скафандре.

Оставаясь на месте, Миши Чен сняла шлем и убрала его в специально предназначенный сетчатый мешок. Она с усилием слезла с ложа, и Мартинес, как истинный штабной офицер, приготовился подать руку, если понадобится.

Но леди Чен, красивая, статная женщина с седеющими темными волосами и прямой челкой, не нуждалась в помощи. Она посмотрела на Мартинеса.

— Пока все в порядке. Даже не знаю, ожидает ли нас вражеский флот.

Мартинес, которого интересовало, прикажут ли ему убить ещё четыре миллиарда, вежливо кивнул.

— Полагаю, они все на Заншаа — зависли над столицей и ждут, что мы сдадимся.

Леди Чен слабо улыбнулась.

— Наверное, вы правы. Но быть начеку моя обязанность.

Она поставила ворот скафандра в более удобное положение и направилась к выходу из командного центра. Мартинес последовал за ней, гадая, пригласит ли его кто-нибудь пообедать.

Есть пришлось одному в кабинете, грустно взирая на пухлые попки и щекастые лица голых крылатых детишек, неизвестно зачем оказавшихся на стенах. Перри, его повар, прислуживал за столом, и он поглощал пищу в одиночку.

Он часто ел один. Должность тактика, как правило, занимал лейтенант, питающийся в кают-компании, своеобразном клубе для младших чинов. Капитанское звание Мартинеса не позволяло ему заявиться туда без приглашения. У командующей Чен, как и у капитана "Прославленного" Гомберга, были собственные столовые. Особое положение Мартинеса делало его одиноким: либо приглашает он, либо приглашают его.

Относительно беззаботная лейтенантская жизнь осталась в прошлом, и ему не хватало приятелей, которых тогда было в избытке. Он с радостью променял бы одиночество командного состава на дружеское общение, но правда была сурова: настоящим командиром он не стал, а обедал все равно один.

Перри убрал тарелку Мартинеса и предложил еще вина. Гарет накрыл бокал ладонью:

— Спасибо, Перри.

Перри забрал бокал и молча удалился.

Мартинес вызвал настенный тактический экран, чтобы убедиться, что ничего не происходит. И хотя голые младенцы, казалось, завороженно уставились в монитор, никаких перемен не было.

Гарет закрыл экран и посмотрел на стол, по которому, рассекая звездное небо, плыли изображения Терзы. Он подумал о ребенке, зачатом в медовый месяц, и его вдруг охватило крайнее возбуждение, желание, не сравнимое даже с голодом. Он с удивлением понял, что скоро станет отцом. Как же сильно он желал этого ребенка, хотя и никогда не питал подобных чувств к Терзе.

Отчаянно захотелось оказаться в кругу семьи на борту "Энсенады", увозящей Мартинесов из павшей столицы на безопасную планету Ларедо. Оказаться рядом с Терзой, нежась в лучах ее спокойной улыбки и наблюдая, как внутри нее растет дитя. На краткое, но мучительное мгновение он был готов отказаться от всех амбиций ради тихого счастья семейной жизни.

В дверь постучали — на пороге стоялалейтенант Чандра Прасад, единственный человек на корабле, с которым он не хотел оставаться наедине.

— Слушаю вас, — сказал он.

Чандра вошла, закрыла за собой дверь и приблизилась к столу. Она выполнила воинское приветствие — плечи оттянуты назад, голова запрокинута, горло обнажено: ритуал, навязанный завоевателями-шаа всем покоренным народам — перережьте нам глотки, если на то будет ваша воля.

— Вольно, лейтенант.

Она расслабилась и протянула толстый конверт.

— От лорда капитана Флетчера.

Бумага плотная, гладкая, с легким розовым оттенком — несомненно, спецзаказ в лучшей мастерской Харзапида. Геральдический щит на печати со множеством гербов — свидетельство прославленного происхождения капитана "Прославленного".

Мартинес сломал печать и вынул открытку: завтра он приглашался к капитану на торжественный обед в честь дня рождения командующей эскадры Чен. Конечно, если не будет неожиданностей.

Гарет взглянул на Чандру — каштановые волосы, острый подбородок и чертики в миндалевидных глазах.

— Безусловно, я буду, — сказал он.

— Подождать ответа? — спросила лейтенант.

Не имело значения, что судовые апартаменты капитана в нескольких шагах и ни один здравомыслящий офицер не посмеет отказаться от подобного приглашения: правила обязывали отвечать на письменное послание в письменной форме.

— Если вас не затруднит, — сказал он.

Озорные глаза Чандры сверкнули.

— Я полностью в распоряжении капитана.

Что являлось абсолютной правдой. Лейтенант леди Чандра Прасад была любовницей капитана Флетчера — положение, чреватое интригами и заговорами. Осложнялась ситуация тем, что когда-то, когда и Чандра, и Гарет были малозаметными лейтенантами из провинции, у них случился довольно бурный роман, сопровождавшийся взаимными изменами и закончившийся, к облегчению Мартинеса, разрывом.

Гарет не знал, в курсе ли капитан Флетчер, и эта неопределенность заставляла нервничать. К тому же Чандра обладала большими амбициями и беспокойным и взрывным характером.

Поэтому Гарет предпочитал краткие и прилюдные встречи с ней.

Он взял открытку и конверт из ящика стола и старательно написал ответ. Запечатывая послание, Мартинес ясно представил, как чуткие пальцы Флетчера касаются открытки и как капитан покачивает головой из-за весьма посредственного качества бумаги.

Мартинес протянул конверт Чандре. Та наклонила голову, критически поглядывая на изображения Терзы на столе.

— Все-таки несправедливо, что жена у тебя и красивая, и богатая, и влиятельная, — произнесла она.

— А еще талантливая, храбрая и очень умная, — сказал Мартинес, держа конверт так, чтобы лейтенант наконец взяла его.

Пухлые губы Чандры сложились в усмешку. Она взяла послание, а потом обвела взглядом голых крылатых мальчишек, порхающих на стенах кабинета.

— Фреска нравится? — спросила она. — Капитан говорит, что они называются амурчики и это древний, еще со времен Терры, живописный сюжет.

— Жаль, что Террой все дело не ограничилось.

— Да уж, ты бы предпочел голых девушек, — сказала Чандра. — Помнится, они тебе очень нравились.

Мартинес взглянул на нее и понял, что с ним заигрывают. Он неожиданно остро ощутил ее близость, почувствовал аромат духов. И отвернулся.

— Не в таких количествах, — ответил он.

— Ты себя недооцениваешь. Тогда, на Зарафане, ты с нами ловко управлялся.

Он опять посмотрел на нее:

— Мы не на Зарафане.

Теперь отвернулась Чандра. Ее взгляд скользнул по щекастым детям.

— И все же, — добавила она, — это милее, чем те страсти в каюте капитана.

Мартинес подумал, что ему все равно, что там Чандра видела у Флетчера, но вслух сказал:

— Правда?

— О да, — Прасад приподняла бровь. — Совсем не то, что в столовой и гостиной.

"Порнография", — сообразил Мартинес. Мысль удручила его.

— Спасибо, лейтенант, — сказал он. — Не смею больше задерживать.

— У меня полно времени, — ответила девушка. — До дежурства еще несколько часов.

— У меня есть дела, — отрезал капитан. Чандра пожала плечами и четко отсалютовала.

Мартинес вновь вызвал тактический экран. Лейтенант удалилась.

Гарет посмотрел на монитор — ничего нового. По сути, дел у него не было: приказов из эскадры не поступало, на экране неожиданностей не наблюдалось.

Жаль. Ему было просто необходимо чем-то занять себя.

Можно было подумать о том, что произойдет с Термайном, если губернатор откажется выполнять ультиматум Миши. Или поразмышлять о собственном браке. Или помечтать о Чандре, близкой, доступной — и опасной. Или, что совсем нежелательно, подумать о Кэролайн Суле.

Пытаясь заполнить долгие часы до ужина, Мартинес решил немного отвлечься и с головой погрузился в виртуальную стратегию и абстрактные войны. Играл сразу за себя и за противника. Проиграл.

Глава 4

Это официальное обращение лоялистского правительства в изгнании. Мы посылаем его вам по рекомендации лояльного друга. Надеемся, что вы размножите этот документ и разошлете другим лояльным гражданам. Не пользуйтесь электронной почтой! Нашу рассылку нельзя отследить, но у вас нет безопасных каналов. Если станете распространять это обращение в электронном виде, мятежники найдут вас и схватят.

Чтобы вас не обнаружили, распечатайте и размножьте текст на чужих дубликаторах. После создания копии постарайтесь удалить образ и \ или текст из буфера дубликатора. Распространите обращение среди знакомых или оставьте в общественных местах.

Если не можете скопировать текст, перескажите его друзьям.


Что мы должны сделать для нашего правительства.

В оккупации даже лояльные граждане сомневаются в своих действиях и задаются вопросом, как им следует себя вести. Они не знают, чем ответить мятежникам, которые захватили столицу и заставляют исполнять свои требования, угрожая арестом, пытками и расправой. Они не уверены, нужно ли давать клятву верности наксидам. Мы, представители подпольного правительства, подскажем, как поступать.

Как лояльные граждане, мы полностью доверяем правительству в изгнании. Мы не сомневаемся, что оно продолжает сражаться, и не имеет значения, что пишут и говорят наксиды через свои СМИ. Мы верим, что наше правительство вернется, победит мятежников и восстановит законность. Мы знаем, что мятежники и их пособники будут наказаны. Мы также уверены, что тех, кто сопротивляется наксидам, вознаградят, когда законная власть будет восстановлена.


Чем еще мы обязаны помочь нашему правительству?

Мы должны выжить! Мы не сможем сопротивляться узурпаторам, если погибнем. Поэтому мы должны избегать любых излишних действий, ведущих к аресту и казни. Это не означает, что надо покориться наксидам. Это значит лишь то, что любой шаг должен быть осознанным и осторожным.

Для успешного сопротивления важна сплочённость и обмен информацией. Для начала распространите этот текст среди доверенных друзей и близких. Если знаете что-то потенциально полезное подпольному правительству, постарайтесь поделиться информацией с тем, кто сможет умело ее использовать. Разглашайте сведения, которые скрывают наксиды.

Будьте бдительны! Следите за наксидами. Обращайте внимание, от кого из них исходит тот или иной приказ. Наблюдайте, кто из коллег и соседей и насколько охотно подчиняется мятежникам. Не забывайте ничего! Возможно, после войны вам придется давать показания.

Мы должны бороться с захватчиками! Врагу можно сопротивляться. Не только с помощью оружия, но и другими средствами. Срывайте плакаты наксидов. Пишите лоялистские лозунги на стенах. Рассказывайте анекдоты про захватчиков.

Если можете, нападайте на наксидов-чиновников. Они смертны, их можно убить. Но не рискуйте напрасно, нападайте, если уверены, что вас не поймают.


Как вести себя с наксидами?

Исполняйте их приказы только под угрозой смерти. Вся власть мятежников основана на насилии. Поэтому сотрудничайте только тогда, когда вам серьезно угрожают.

Если наксиды требуют присяги, присягните. Клятвы, данные под угрозой ареста или увольнения, недействительны. После войны вас не осудят ни за них, ни за вынужденное сотрудничество с врагом.

Если наксид спрашивает, вы не обязаны знать ответ.

Если наксид попросит опознать соседа или друга, можете притвориться, что не знакомы с ними.

Если наксид запросит информацию, которой вы не можете не обладать, дайте ответ. Но строго следуйте служебным инструкциям: давайте только требуемые в запросе сведения. Вы не обязаны добровольно давать дополнительную информацию, и, если сведения содержат ошибки и нельзя доказать, что они допущены вами, вас ни в чем не обвинят.

Если спросят о коллеге, скажите наксидам, что он их друг. Но если он действительно симпатизирует захватчикам, можете бросить на него подозрение.

Если вы вынуждены принять участие в облаве или аресте лиц, заподозренных наксидами в пролоялистских акциях, вас вряд ли обвинят, если из-за ваших ошибочных сведений арест не состоится и подозреваемый сбежит.

Если наксиды привлекли вас к сотрудничеству, можно заниматься вредительством, особенно если нельзя возложить вину на вас. Неправильное обслуживание техники может привести к ее поломке. Поставки можно отправить на другой адрес или даже континент. Пищевые продукты могут испортиться или в них могут завестись паразиты. Видеозаписи могут быть случайно удалены. Ярлыки и бирки можно перепутать. Со складов может пропасть оружие и взрывчатка и оказаться в руках лоялистов.

Не верьте наксидской пропаганде! Говорят, что законное правительство готово сдаться, но это не так. Говорят, что флот терпит одно поражение за другим, но это не так. Говорят, что подпольного правительства Заншаа больше нет, но доказательство их лжи сейчас перед вами.


Помните, правлению мятежников скоро придет конец. Мы ничего им не должны — мы их ненавидим.

Помните, законное правительство вернется. Мы должны в это верить.

Помните, каждый может приблизить поражение врага. Делайте все возможное для подрыва власти мятежников.

Помните о том, что мы пишем, и сделайте так, чтобы все знали о наших словах.

Помните, подпольное правительство всюду. Мы сражаемся с врагом за вас.

Победа близка.

* * *
Сула перечитала текст. Она закусила губу, дойдя до самого опрометчивого заявления: "подпольное правительство всюду" — и подумала, сколько жизней оно унесет.

Даже если отбросить намеренное искажение фактов, ее сомнения были гораздо глубже, чем можно было подумать, прочитав послание. До сих пор правительство лишь всё портило, а успехи, на которые оно могло претендовать, были заслугой горстки смельчаков, достаточно удачливых, чтобы оказаться в нужном месте, и достаточно талантливых, чтобы успешно воевать с наксидами. Да и их было так мало, что почти всех она знала лично.

Обращение должно вдохновлять граждан на борьбу с наксидами, но Сула сомневалась, вдохновит ли. Из тех, кто последует призывам, многих ждёт неудача, арест и казнь. Остальные, скорее всего, не нанесут никакого вреда.

Даже если так, выбора у Сулы не было. Подпольное правительство и почти все подчиненные ему военные были замучены и казнены. Её целью, поставленной правительством, в которое она так мало верила, было организовать сопротивление наксидам. Раз военных она использовать не могла, всё придётся делать гражданским.

"Умрут, так умрут. Душевная теплота мне не положена", — Сула повернулась к Шоне Спенс, читавшей текст из-за ее плеча:

— Что-нибудь добавишь?

Шона отрицательно покачала головой.

— По-моему, получилось отлично. Здесь все, о чем мы говорили.

— Листок надо как-то озаглавить.

Гэвин Макнамара, выливавший бутылки ярогута в раковину, крикнул с кухни:

— Наш последний выпуск назывался "Лоялист".

— И название принесло неудачу, — ответила Сула.

— "Герой", — предложила Спенс. — "Смельчак", "Антинаксид".

Макнамара с тремя зловонными бутылками в пакете прошел через гостиную к прихожей.

— Ну и назовите его "Что мы должны".

Прикрыв бомбу простыней, чтобы кто-нибудь не заметил ее из коридора, Гэвин открыл входную дверь и выставил бутылки для утилизации.

Ежедневно выставлять за дверь бутылки придумала Сула — соседи решат, что в квартире живут алкоголики, и не станут чересчур любопытствовать.

— "Боец", — сказала она. — "Горн".

— "Набат", — продолжила Спенс.

— Неплохо, — одобрила Сула. В последний раз набат раздавался на Заншаа, когда уничтожили кольцо ускорителя.

Макнамара закрыл дверь и, скрестив ноги, уселся перед разобранной бомбой, лежавшей на столике у дивана.

— "Бомба", — предложил он.

Сула подумала "Саботажник", но вслух произнесла "Анархист" и тут же засмеялась:

— А что? Они нас так называют.

В поисках вдохновения она вновь пробежала глазами текст:

— Вот оно!

Над верхней строчкой большими буквами она вывела одно слово — "Сопротивление".

Первую копию "Сопротивления" отправили Спенс, чтобы проверить, работает ли программа. Через полсекунды письмо пришло на наручный коммуникатор Шоны.

Следующие десять тысяч были разосланы гражданам, выбранным наугад из базы Управления госрегистрации. Сула сама написала алгоритм сортировки. Программа автоматически отклоняла адреса наксидов и всех проживающих за городской чертой.

Сула отправляла "Сопротивление" после обеда, в самый разгар рабочего дня, полагая, что мало кто в это время сможет заметить мимолетную задержку в работе сервера — иное дело, когда такое происходит среди ночи. Вся рассылка заняла менее двадцати пяти секунд.

Пока Сула готовила обращение, в голову пришла неплохая мысль: если программа с легкостью удаляет маркеры Управления госрегистрации, то легко сможет и заменить. Она залезла в почтовый ящик Раштага и обнаружила там письмо от его коллеги из отеля "Спартекс", в котором разместили наксидских полицейских. Кодом сервера отеля было легко пометить каждую копию "Сопротивления", указывая таким образом на "Спартекс" как на место отправки.

Она усмехнулась, представив, как власти в поисках приспешника подпольного правительства переворачивают отель вверх дном. Особенно если учесть, что там исключительно наксиды.

С чувством выполненного долга Сула пила чай и просматривала входящие сообщения Раштага. Ничто не говорило, что рассылку заметили, и Сула почувствовала, как внутри растет возмущение. После всего проделанного результат разочаровывал. Она хотела, чтобы противник запаниковал.

"Десять тысяч копий, — размышляла она. — Совсем ничего по сравнению с тремя миллионами пятьюстами тысячами жителей Заншаа и тремя миллионами обитателей пригородов. Наверное, надо разослать еще десять тысяч."

Сула отправила еще пятьдесят тысяч писем, и нервы окончательно сдали. Из Управления госрегистрации не поступало никаких сигналов, но она почувствовала себя уязвимой и решила сегодня больше не рисковать.

Она выключила компьютер и встала из-за стола. Спенс с Макнамарой по-прежнему собирали бомбу.

Сула подошла к окну и, облокотившись о подоконник, выглянула наружу. На улице было полно народу, а воздухе носились запахи кинзы, чеснока и раскаленного асфальта. Она наконец расслабилась. Никто из прохожих не смотрел на нарукавные дисплеи. Ее так и подмывало крикнуть: "Так мне удалось изменить мир или нет?"

Сула повернулась к команде:

— Объявляю выходной.

Спенс и Макнамара уставились на нее.

— Уверена? — спросила Шона. В ее тоне читался другой вопрос: "С тобой все в порядке?"

Обычно Сула не отличала выходных от будней.

— Да. Абсолютно. — Она закрыла окно и передвинула горшок с хлорофитумом в правый угол подоконника. Этот условный знак говорил о том, что в доме никого и следует быть осторожным. — Хватить работать, пора гулять и развлекаться.

Сула достала из внутреннего кармана по несколько зенитов для каждого и, протягивая их, сказала:

— Это такая разведка. Чтобы почувствовать, чем живет город.

Шона неуверенно переспросила:

— Мне тоже можно идти? У меня же…

— Пока не устанешь, ты не хромаешь. Береги себя, покатайся на такси.

Спенс завизжала от радости и вскочила на ноги. Детали взрывного устройства спрятали в потайные ящики, встроенные Макнамарой в мебель, и переоделись. У выхода мгновенно разлетелись в разные стороны, как осколки одной из своих бомб: они слишком долго отсиживались вместе в маленькой квартире.

Сула направилась в увеселительный квартал у старых каналов под Верхним городом. Прошлась по клубам и кафе: сидела в баре, перекидываясь парой слов с посетителями, или за столиком, вслушиваясь в чужие разговоры. Иногда к ней подсаживались мужчины, предлагали угостить. Она потягивала минералку, время от времени пытаясь перевести их болтовню в нужное русло — на наксидов.

На эту тему говорили неохотно — мало ли, кто перед тобой, но алкоголь развязывал языки. У некоторых появились новые начальники-наксиды, но пока было неясно, к чему это приведет. Одного понизили в должности, посадив на его место в Министерстве транспорта наксида; мужчина пил уже шестой или седьмой стакан и явно погружался в депрессию. Большинство злилось, вспоминая, что наксиды держат заложников.

— Но что мы можем сделать? — сказал очередной новый знакомый. — Приходится сотрудничать. Целая планета теперь в заложниках.

Казалось, о первом выпуске "Сопротивления" никто не слышал, не говоря уже о тех хитростях, которые, как Сула надеялась, ей удалось в нем написать. К этому времени настроение девушки тоже упало, и ноги сами привели ее в клуб дериву — в таких заведениях ее всегда утешала мысль о том, что есть люди, которым хуже, чем ей.

Исполнительница дериву с выбеленными руками и лицом стояла в огнях рампы и пела печальные песни. Предательство, разбитые сердца, смерть, насилие, несчастные случаи, самоубийство, кошмары — вкус любителей дериву не отличался жизнерадостностью. Суть состояла в том, что несмотря на все мировые скорби, дериву могли петь о них. Им грозят всевозможные катастрофы, ужасы памяти подавляют их, но они несгибаемы и сообщают всей вселенной о своей решимости сопротивляться. "Меня бьют, я в крови, но я жива…"

Выступление всегда напоминало беспощадное сражение страсти и разума: чуть больше страсти — трагедия обернётся мелодрамой и абсурдом; споёшь сдержанней — и песня лишится души. Эта певица умела пройти по лезвию между пламенем и льдом, и Сула чувствовала, как в ответ закипает её кровь. Она видела, как в Магарии пылает внутренний флот, как антиматерия наксидов расщепляет его на ионы. Она вывела свою команду из неудачной засады на шоссе Акстатл, когда пули наксидов буквально разрывали здание, где они укрывались. Она смотрела, как ее соратники умирают под пытками.

Но Сула не только страдала — она заставляла страдать. Уничтожила в Магарии пять наксидских кораблей вместе с экипажем. Кричала наксидам: "Это сделала Сула! Запомните мое имя!"

Она выкрикивала "Сула", сделав имя своим, хотя ей оно не принадлежало. Давно, когда она была совсем юной и ее звали Гредель, она прижала подушку к лицу Кэролайн, леди Сулы, присвоив и имя, и титул, и небольшое состояние убитой.

Сула не знала, было ли это трагедией. Наверное, было — для Кэроль Сулы, хотя долго та бы все равно не прожила. Как-то она чуть не умерла от передозировки — случилось однажды, повторится потом.

Сула не знала, было ли это трагедией для нее лично. И склонялась к мысли, что не было. Если она и участвует в трагедии, то это трагедия наксидов.

Она вышла из клуба с чувством, что обрела какое-то знание о мире, что-то несущее одновременно радость и отчаяние, и до дома неслась как на крыльях — восторг открытия не оставлял ее. Сула мчалась домой — не во временное пристанище, в котором она с командой планировала нападения и взламывала базу Управления госрегистрацией, ведь это всего лишь место сбора, а домой, в однокомнатную квартирку, купленную лично для себя.

Улицы быстро пустели в тусклом, экономном свете фонарей. Припозднившийся торговец на углу спешил продать последние кукурузные початки, чтобы собрать гриль и уйти, и Сула помогла ему — купила один и с удовольствием съела, чувствуя аромат дымка и вкус кристалликов соли.

Горело лишь несколько ламп, и Сула очень удивилась, наткнувшись в полутьме на кого-то у лестницы. Сердце бешено забилось, она автоматически приняла защитную стойку, зажав початок, как нож, в кулаке…

— Это ты, прекрасная госпожа?

Сула узнала голос и расслабилась, хотя сердце все еще колотилось.

— Скачок? Ты что здесь так поздно?

Скачок гордо ответил:

— Нельзя предугадать, когда и кому захочется заглянуть сюда, в мой офис.

Говорил он о куске тротуара у подъезда, где он проворачивал какие-то дела. Но Сула с радостью прощала Скачку все на свете за необычайные черные глаза, лучистые и блестящие. К сожалению, сейчас в темноте их было не видно.

— Ты давно не показывалась, прекрасная госпожа. Я в отчаянии, — в голосе прозвучал упрек.

— Подвернулась работенка в другой части города.

— Работа? — чуть радостнее переспросил он. — Какая?

— На складе. Временная. Теперь ее уже нет.

— Гуляла, кутила, разве нет? Кутила без Скачка? — Это было похоже на обвинение.

— Ходила слушать дериву, — сказала Сула.

— Дериву? — презрительно бросил Скачок. — Как же это мрачно. Позволь Скачку развлечь тебя. Я бы угостил тебя достойно, как знатнейшего пэра из Верхнего города. Как королеву. Ты никогда бы не пожалела, что пошла со Скачком.

— Может в другой раз. Сейчас очень хочется спать.

— Сон туманит разум. У меня есть кое-что, что не даст заснуть.

Он сунул ей в ладонь какой-то листок. В желтом свете, льющемся из подъезда, она попыталась рассмотреть, что это. "Сопротивление", — прочитала она.

Скачок уже давно, с самой первой их встречи, ухаживал за Сулой, но все равно ему не удалось скрыть удивление, когда она радостно обняла и поцеловала его.

— Прекрасная госпожа, — сказал он, — ты не пожалеешь…

— Не пожалею, — откликнулась она, убегая в сторону подъезда. — Поосторожнее тут это раздавай, ладно?

Он бросил в ее сторону укоряющий взгляд.

— Скачок всегда осторожен.

Сула с легким сердцем вошла в дом, поднялась на свой этаж и проверила, нет ли следов взлома на двери. Потом зашла в квартиру, включила свет и посмотрела на копию "Сопротивления", напечатанную на вполне приличном пластике. На листке не оказалось ни даты, ни адреса типографии, ни водяных знаков.

"Лояльный друг предложил вручить это вам"… Чудненько!

Спасибо, Скачок, лояльный друг.

В квартире было жарко и пахло запустением. Сула подошла к оконной нише и прикрепила "Сопротивление" к вазе на широком подоконнике. Потом распахнула окно, проветривая комнату, проверила оружие и гранаты в тайниках, и, поджав под себя ноги, уселась на койку полюбоваться, как бледный пластик листовки отражается в фарфоре старинной вазы цвета морской волны.

Эта китайская ваза была сделана еще на Земле во времена Империи Сун и стоила столько, что если бы соседи узнали, забили бы друг друга насмерть фомками, наперегонки пытаясь взломать дверь. Она купила ее до нашествия наксидов, практически сразу после того, как получила состояние бедняжки Кэроль; купила за бешеные деньги — четырнадцать тысяч зенитов, но за такую вещь можно было отдать и больше.

Сула обожала фарфор. У нее никогда не было ничего ценного, но раз уж ей приходится тратить жизнь на вероятно тщетные попытки противостоять наксидам, можно позволить себе хотя бы один каприз.

Остальную сумму она вложила гораздо разумнее.

Еще пару минут Сула наслаждалась созерцанием вазы, а потом приняла душ и хотела идти спать. Но в комнате для нее, отъявленной аккуратистки, оказалось слишком грязно, и пришлось потратить несколько минут, вытирая пыль. Напоследок она почти благоговейно протерла фарфоровую вазу и отправилась в постель.

Утром "Сопротивление" было везде: на фонарных столбах, на столиках в кафе, на ступенях под старыми железками или кусками кирпича. В ближайшей кондитерской Сула полакомилась сладкой булочкой и запила чашкой чая из самовара. В очереди к самовару две женщины обсуждали листок:

— Теперь я знаю, как отбрить этого мерзкого Кларваша с его запросами сведений.

К явочной квартире Сула шла в замечательном настроении, но вдруг заметила, что цветок на окне передвинут: "Кто-то внутри, все чисто". Все равно Сула поднялась по черной лестнице и осторожно заглянула в кухню: Шона сидела на полу у маленького столика, разложив перед собой детали взрывного устройства. Она смотрела на настенный экран и беззвучно плакала.

У Сулы внутри все оборвалось.

— Что случилось?

Спенс подняла полные слез глаза.

— Они казнят заложников. Пятьдесят пять, по одиннадцать от каждой расы. Из-за распространения подрывной литературы. И расстреливают всех, кого хватают. Говорят, что уже многих поймали. — Она полезла за платком. — Это мы виноваты, — рыдала она.

"Соберись, — хотела сказать Сула. — А как ты думаешь, зачем бомба?"

Вместо этого она вошла и попыталась успокоить Шону:

— Это не наша вина. Это всё враг. Они виноваты, не мы. Мы не стреляли в заложников.

На экране на казнь вели группу даймонгов. "Если нам повезет, — думала Сула, — по-настоящему повезет, то наксиды не прекратят расстрелы в ближайшее время. "

Глава 5

— Всегда считал трагедию самым человеческим из искусств, — сказал старший капитан лорд Гомберг Флетчер. — Иным расам ее не понять.

— А как же "Посланник" Лакаджа Траллина? — возразила первый лейтенант Фульвия Казакова.

— Хор там звучит великолепно, для даймонгов, конечно, — неохотно согласился Флетчер, — но сами образы лорда Гармина и леди Опподы не раскрыты.

Казалось, обед у капитана никогда не кончится. На огромном столе каждую тарелку, блюдце, чашку, бокал и солонку украшал герб Флетчеров, и сам стол окружало другое празднество — на фресках. Со стен смотрели пирующие гости: раскинувшиеся на ложах древние терранцы в простынях, бесчинствующие среди виноградных лоз пьяные рогатые гуманоиды с волосатыми ляжками и раздвоенными копытами, высокий важный юнец в венке из листвы среди дев, несущих деревянные фаллосы. По углам комнаты стояли статуи — изящные полуобнаженные женщины с кубками. В центре стола возвышалась массивная золотая скульптура — вооруженные до зубов воины неизвестно зачем охраняли сверкающие груды металлических фруктов и орехов.

Капитан слыл покровителем искусств — отпрыск таких именитых и до неприличия богатых кланов, как Гомберги и Флетчеры, мог позволить себе такой каприз. Он не поскупился на украшение "Прославленного", потратив уйму денег на создание корабля-шедевра на зависть всему флоту. На обшивке судна красовался сложный геометрический рисунок — сочетание ослепительно белого, бледно зеленого и розового. Внутри флагман был отделан еще более разнообразно: абстрактными узорами, невероятными пейзажами, оптическими иллюзиями, сценами охоты и балов, лесами и виноградниками, причудливой архитектурой и штормами на море. В основном это была компьютерная графика: картины распечатывались на длинных рулонах, а потом клеились, как обычные обои, но стены апартаментов капитана были расписаны вручную седеющим и вечно растрепанным коротышкой-художником Монтемаром Джуксом, привезенным на корабль самим Флетчером в качестве слуги и тут же получившим звание такелажника первого класса.

Сейчас Джукс обедал в кают-компании, потому что на празднество капитан пригласил только офицеров и пэров. Все были при полном параде, впрочем, как во время любого приема пищи на "Прославленном": капитан всегда следил за соблюдением этой давней традиции. Она сложилась задолго до появления Мартинеса на судне, но и тому удалось внести несколько неожиданную лепту в ритуал: на обеды он приходил со всеми своими регалиями, точнее с одной-единственной своей наградой.

Это была "Золотой шар" — резной жезл, увенчанный шаром с золотой переливающейся жидкостью, высший почетный знак империи, полученный Мартинесом за похищение "Короны" прямо из-под носа наксидов в Магарии. При виде ее все — офицеры и рядовые, члены Парламента и представители правительства — были обязаны отдать честь.

Поэтому при первом же появлении Мартинеса на званом обеде у капитана, лорд Гомберг Флетчер был вынужден вскочить и отсалютовать. Это тоже вошло в традицию. Капитан весьма любезно отнесся к нововведению — он никогда не выходил из рамок приличия, но что-то в выражении его холеного лица говорило, что мироздание уже не кажется ему совершенным. Никогда прежде ни один Флетчер не вытягивался в приветствии перед Мартинесами, и капитана угнела мысль о том, что он стал первооткрывателем.

Сегодня во главе стола сидела виновница торжества, леди Миши. Остальные гости были рассажены с учетом субординации: Флетчер и Мартинес рядом с командующей, по другую руку от Флетчера — первый лейтенант Фульвия Казакова. Ее темные волосы были тщательно заплетены и убраны в изысканный пучок на затылке, закрепленный двумя деревянными палочками с золотой отделкой.

Рядом с Мартинесом Чандра Прасад бесцеремонно прижималась к нему коленом. Далее сидели четыре лейтенанта, корабельный врач и кадеты. В самом конце стола было место единственного на "Прославленном" не-терранца: этот кадет-даймонг командовал разведывательным катером во время битвы в системе Протипана ипоэтому уцелел, когда погиб его фрегат "Ведущий" вместе со всей командой.

Как и другие кадеты, даймонг не решался произнести ни слова в присутствии старших по званию, поэтому его взгляды на раскрытие образов лорда Гармина и леди Опподы остались неизвестны.

— Но есть же еще "Новая династия Го-тула", — вмешалась Миши. — Всегда считала, что это очень трогательное произведение.

— По-моему, тут и обсуждать нечего, — возразил Флетчер. Глубоко посаженные голубые глаза холодно блестели на худом лице. Седеющие волосы были уложены неестественно правильными волнами. В манерах капитана сочетались уверенность офицера, чьи команды не обсуждаются, и безупречный светский лоск высокородного пэра.

Он был законченным самодуром, но его это не волновало.

— В "Новой династии" рассказывается о провинциалке, приехавшей на Заншаа и чуть не пробившейся в высшее общество, — продолжил капитан. — Но у нее ничего не выходит, и в конце она вынуждена вернуться домой, где ей и место. — Флетчер вопросительно взглянул на леди Миши: — И в чем тут трагедия? Вот если бы кто-то по праву крови принадлежащий к высшему обществу был изгнан из него, вот это была бы трагедия.

Под столом рука Чандры скользнула на бедро Мартинеса и сильно сжала его. Гарет постарался не подскочить.

— А что трагичнее, лорд капитан, — громче, чем надо, заговорила Прасад, — провинциалка, пытавшаяся войти в элиту, но потерпевшая поражение, или та, у которой получилось?

Флетчер бросил на нее колючий взгляд, но тут же взял себя в руки.

— Полагаю, последняя, — сказал он.

Чандра вцепилась в ногу Мартинеса. Ее трясло от злости. Гости замерли, следя за сценой, разыгрывающейся между Прасад и капитаном. Все знали, что они любовники, и напряженно ждали, что сейчас их отношения взорвутся.

"Критический момент, — подумал Мартинес. — Это как несчастный случай: и остановить нельзя, и отвернуться невозможно."

— То есть провинциалам нечего и пытаться войти в высшее общество? — спросила Чандра. — Сидеть бы им дома да оставить семьи из Верхнего города в покое? Те самые семьи, что сдали империю мятежникам? — Она бросила взгляд на Гарета. — И где сейчас был бы Флот, если бы капитан Мартинес последовал вашему совету?

Хотя Гарет не мог не согласиться, что Флоту от его присутствия хуже не стало, он предпочел бы, чтобы в пример привели кого-нибудь другого. Мартинес понимал, что, несмотря на заслуги, для Флетчера он был ошибкой природы, кем-то вроде бородатой женщины или говорящего пса.

Как же ему не хотелось, чтобы тему поднимали еще и на обеде в честь леди Миши, тем более, мнение капитана уже не изменить.

— Что произошло бы, не будь капитана Мартинеса? — настаивала Чандра.

— Капитан Мартинес, — спокойно ответил Флетчер, — не герой трагедии, насколько мне известно. Мы обсуждаем театр, а не действительность. — Он изящно наклонил голову в сторону Гарета. — Если бы кто-нибудь написал пьесу о Мартинесе, это был бы героический эпос, а не история падения великих.

Чандра злобно смотрела на Флетчера.

— Великие бросили Заншаа и теперь поджав хвосты удирают от врага, — сказала она и добавила, презрительно усмехнувшись: — А об этом трагедию напишут? Или это будет фарс?

— Думаю… — начала Миши, явно намереваясь пресечьспор, но ее прервал звонок нарукавного дисплея. Все замерли, зная, что без серьезной причины банкеты командующей эскадры не прерывают.

Мартинесу с его места было видно, что на хамелеоновой ткани левого рукава мундира леди Чен появилось изображение дежурного офицера из командного пункта.

— Миледи, получен ответ губернатора Термейна, — сказала она.

— Показывайте, — ответила Миши.

— В нем только текст: "Ввиду временного преимущества вашего пиратского флота и уже произошедшего по вашему приказу уничтожения миллионов жителей Бай-до, я вынужден уступить вашим несправедливым и тираническим требованиям." Подпись — командующий флотом Джексет, военный губернатор.

Миши выслушала оскорбительные заявления с нервной улыбкой и, узнав имя губернатора, расхохоталась:

— Джексет вдруг стал командующим флотом? Да он никогда выше капитана не поднимался!

Мартинес почувствовал, как все расслабились. Он даже был немного благодарен войне, отвлекшей их от перепалки между капитаном и Чандрой.

— Ответьте губернатору, — сказала Миши. — Только текст, как ему нравится. "Поздравляем командующего флотом с новым назначением. Надеемся, он добьется тех же успехов, каких достиг, командуя "Чемпионом".

Теперь засмеялся Флетчер. Мартинес дождался, пока Миши закончит разговор, и произнес:

— Простите, миледи, но я не совсем понял ваш ответ.

— Последним кораблем Джексета был "Чемпион", — объяснила она. — Однажды на Комадоре он очень неудачно пристыковался: не вписался в док, нанес многомиллионный ущерб. Потребовались все семейные связи, чтобы дело не дошло до военного суда. С тех пор ему даже катер не доверяли. — Миши выглядела довольной. — А теперь у него целая планета! Спасибо мятежникам.

Флетчер жестом приказал стюарду наполнить бокалы:

— Выпьем же за удачу новоиспеченного командующего!

Все поддержали шутливый тост и выпили за капитана "Чемпиона". Далее последовала смена блюд: подали карпа в ягодном соусе с гарниром из водорослей.

В дверь тихо постучали. В проходе столпились старшины флагмана.

— Просим нас извинить, миледи командующая эскадрой, — сказал старший оружейник Гулик, — но нам бы хотелось поздравить вас днем рождения, если дозволите.

— Буду очень польщена, старший оружейник, — ответила Миши.

Невысокий крепкий мордастый Гулик протиснулся в комнату, чуть не уронив одну из статуй, и подошел к креслу леди Чен. За ним последовал старший инженер Тук, мускулистый грубоватый терранец с эспаньолкой и завитыми усами, столь популярными среди унтер-офицеров.

За ними прошли старший механик, электрик, связист и остальные старшины.

— Мы хотели бы преподнести вам этот сувенир в память о днях на "Прославленном", миледи, — сказал Гулик и протянул модель флагмана с тщательно проработанными деталями и точной копией зелено-розово-белого рисунка обшивки. Она стояла на медной подставке, тоже сделанной в корабельных мастерских.

Миши поблагодарила за подарок и подняла бокал за пришедших. Делегация ушла, и обед возобновился: одно блюдо следовало за другим, сопровождаемые тостами и комплиментами — шеф-повар Флетчера постарался на славу.

Мартинес чувствовал, что Чандра все еще злится: ее нога беспокойно ерзала под столом.

— Мог бы сам за себя постоять, — сказала она Гарету, когда все расходились после банкета.

— На меня никто не нападал, — ответил он. — Худшее, что я услышал, это то, что не являюсь трагической фигурой, и, черт побери, это правда.

— Флетчер много про тебя говорил, — не унималась Чандра.

— Да, — сказал Мартинес, открыл дверь своей каюты и повернулся к девушке: — Но мне этого знать не положено, правда? Я же не состою в близких отношениях с подружкой капитана, так ведь?

Он закрыл дверь прямо перед гневным лицом Чандры, подошел в столу и сел. Положив "Золотой шар" на черную поверхность столешницы, Гарет расстегнул пуговицы мундира.

После четырехчасового обеда он чувствовал себя, как нафаршированная для жарки индейка.

Крылатые дети бросали со стен голодные взгляды.

На следующий день в центре управления Мартинес наблюдал, как от "Прославленного" отделяются два разведывательных катера, одним из которых командовал тот самый выживший даймонг. В их задачи входило пролететь над Термейном и с помощью мощных камер и сенсоров проконтролировать, как исполняются приказы леди Миши: открыты ли доки и ангары, все ли корабли, включая недостроенные, сброшены в вакуум. "Прославленный" должен был подобрать разведчиков с другой стороны системы.

На Бай-до наксиды расстреляли их катера, убив находящихся в них кадетов, — леди Миши отомстила за сопротивление, уничтожив кольцо. Из-за смерти двоих погибли миллиарды, чтобы показать наксидскому командованию, что Флот настроен весьма решительно.

В этот раз разведчики пойдут с поддержкой. Вокруг каждого катера полетит по двадцать четыре ракеты с антиматерией, управляемых пилотами катеров. Ракеты могут атаковать сами или перехватывать вражеские, запущенные с кольца. Потом их можно подобрать вместе со катерами или пилоты смогут потратить заряды на другие мишени, например, на торговые суда, пытающиеся скрыться от кораблей эскадры Чен.

Мартинес наблюдал, как ракеты выходят из установок, как химические двигатели уносят их на безопасное расстояние от флагмана, прежде чем заработают антиводородные. Потом с флагмана ушли сами катера — двигатели включились, унося их по длинной дуге на другую сторону Термейна.

Когда катера и ракеты стартовали, все в командном отсеке поднялись с мест. Мартинес, захватив шлем, прошел к себе в каюту; там Халид Алихан, его ординарец, помог ему освободиться от скафандра.

Алихан тридцать лет прослужил во Флоте и вышел в отставку в звании старшего оружейника, но по-прежнему с гордостью носил унтер-офицерскую эспаньолку и завитые усы. Он знал уйму анекдотов, технических хитростей и лазеек в традициях и уставе, и Мартинес выбрал его среди остальных кандидатов не без умысла — тридцатилетний опыт службы дорогого стоит.

Алихан убрал скафандр в шкаф и налил капитану кофе из вакуумной кофеварки.

— Милорд, хотелось бы попросить у вас аванс в счет жалования, — обратился он к Мартинесу, поставив кофе на стол.

Гарет так и замер от удивления с чашкой в руке. Алихан никогда ни о чем подобном не просил.

— Да. Да, конечно. — Он встал, открыл сейф и протянул Алихану пять зенитов: — Этого достаточно?

— Даже более чем достаточно, милорд. Благодарю.

Мартинес закрыл сейф.

— В унтер-офицерском клубе что-то затевается? — спросил капитан. Он не мог придумать другого объяснения: они уже несколько месяцев не заходили в порт и в буфете почти ничего не осталось. Потратить деньги Алихан мог разве что на Термейне.

— Нет, милорд, — сказал ординарец. На суровом лице читалось замешательство. — Я проигрался в карты.

Мартинес опять удивленно посмотрел на него:

— Не знал, что ты игрок.

— Рискую время от времени, милорд.

Алихан встал по стойке смирно, явно надеясь, что разговор окончен. Мартинес тоже решил не расспрашивать.

— Можешь идти, — сказал он, и Алихан вышел.

Гарет сидел за столом, пил кофе и смотрел на тактический экран.

Похоже, мятежники на Термейне подчинились приказам. Вокруг планеты дрейфовали брошенные корабли, которые вскоре уничтожит эскадра Чен.

Но тревога не покидала Мартинеса.

Поначалу на Бай-до ультиматум тоже был принят, пока не прозвучали первые залпы.

Глава 6

Детали бомбы Команда 491 пронесла в Верхний город в ящиках для инструментов, а потом спрятала в гостевом домике ПэДжи позади дворца Нгени. Саму взрывчатку могли засечь датчики на фуникулёре, поэтому ее изготавливали на кухне ПэДжи из компонентов, купленных в хозяйственных магазинах.

Когда бомба была почти готова, ПэДжи, весь вне себя от нетерпения и предвкушения, начал кружить у стола в кабинете, отвлекая от работы, и Суле пришлось вывести его в другую комнату и напоить виски, чтобы хоть как-то утихомирить.

Случайно Сула упомянула, что пронести оружие мимо детекторов на станции, наверное, не получится, и ПэДжи предложил воспользоваться коллекцией спортивных ружей и пистолетов клана Нгени. Оружие наверняка было зарегистрировано и могло вывести наксидов прямо на ПэДжи. Немного подумав, Сула направилась к ближайшему компьютеру.

Войдя в систему Управления госрегистрации, она проникла в базу учета оружия и стерла все записи, связанные с именем Нгени.

У полиции имелись данные пулегильзотеки на любое законно купленное огнестрельное оружие, но ничего не было на раритеты, из которых давно не стреляли. Именно таким антиквариатом Сула вооружила свою команду.

В день операции в изумрудном небе сияло солнце-Шаама — лорд Макиш обязательно пойдет домой пешком. Это было на руку Суле, хотя и увеличивало шанс, что теплолюбивых наксидов на улицах будет больше обычного.

Умрут, так умрут. Она не собирается рисковать своей жизнью ради спасения нескольких случайных прохожих.

Сразу после обеда Спенс отправилась на наблюдательный пункт в Сад Ароматов. Сула и Макнамара прикрепили ящики к багажнику мотоцикла и затарахтели по полупустому городу. Они проехали по Лазурной улице, которая тянулась на север параллельно проспекту Праксиса, и остановились у пустующего дворца Ургходеров по соседству с домом Макиша.

Сула убрала волосы под бандану и сверху надела рабочую кепку. Взяв инструменты, они прошли мимо роскошного входа во дворец Ургходеров к кованой серебристой ограде особняка судьи. Сула вошла во двор, направилась к парадной двери, по форме перекликающейся с артишоками башенок, и нажала на кнопку звонка. Внутри раздался перестук, похожий на звучаниепалочек-эджай.

Макнамара как бы в нерешительности топтался возле ворот. Он уже успел спрятать один из ящиков в кустах.

Служанка в ливрее, открыв дверь, попятилась — то ли от отвращения, то ли от удивления. Даже стоя на цыпочках, коротконогая кентаврообразная наксидка была на голову ниже Сулы.

— Надо было заходить с черного входа, — взвизгнула она.

— Извините, — сказала Сула, — нас наняли для работы в саду. Это же дворец Ургходеров?

— Вам в соседнее здание, — ответила служанка. — Убирайтесь отсюда!

— Значит, мы ошиблись, — бодро сказала Сула. — В любом случае, спасибо!

— Вон! — повторила наксидка.

"Надеюсь, твой зад зашвырнет до самого кольца", — подумала Сула. Под взглядом красно-черных глаз служанки Сула с Макнамарой покинули палисадник и аккуратно закрыли сверкающую калитку. Наксидка наблюдала, как они прошли к особняку Ургходеров и скрылись в густой растительности запущенного сада: за желтой стеной, заросшей плющом, их уже не было видно от парадной двери Макиша.

Там они открыли ящики и приготовили инструменты. Вставив наушники и прицепив к воротникам микрофоны, Сула и Макнамара вышли на связь со Спенс, проверив все ли в порядке. Весь оставшийся день они проработали в саду; Сула не ожидала, что будет так тяжело. Она воспитывалась в городе, взрослела на кораблях и в казармах и слабо представляла, каково работать на земле. К счастью, Гэвин вырос в сельской местности и в детстве даже был пастухом. Под его руководством Сула подрезала ветки и разросшуюся зелень и была счастлива, что хоть не пришлось пасти овец. Макнамара помогал ей, если попадался особо упрямый сук или корень и для его укрощения требовалась мужская сила, но в основном возился в дальнем конце сада, копая узкую траншею.

Сула считала, что во время взрыва нужно спрятаться поблизости. Они долго спорили о том, надо ли оставаться рядом, ведь действительно умелый диверсант, уверенный в надежности дистанционных взрывателей и собственной удаче, не подойдет ближе Сада Ароматов. Но у Сулы такой уверенности не было. Если слуги Макиша найдут спрятанный в кустах ящик, лучше быть рядом и забрать его, пока бомбу не обнаружили.

К тому же Макиша, возможно, не убьет при взрыве и придется доделать работу, а для этого тоже надо быть поблизости, в безопасном месте.

Макнамара весь взмок, работая лопатой и проклиная попадающиеся корни. С Сулы тоже пот бежал градом, и она жадно хватала ртом напоенный ароматом цветов воздух, продолжая подрезать кусты чучу и стараясь не напороться на острые как ножи шипы пираканты. Но труд отвлекал от грызущих сомнений, от внутреннего голоса, шепчущего, что она не профессионал, ее план нелеп и, если что-то не получится, их ждет участь Хонга.

Ее научили изготавливать бомбы и всё необходимое для диверсий. А вот как и когда взрывать, на курсах не объясняли. "Возможно, — подумала она, — инструкторы сами не знали этого".

Они с Макнамарой присели отдохнуть — пили воду, ели перезрелые ягоды чучу, как вдруг Спенс прошептала в наушник, что идет Макиш с охраной.

Часы показывали четыре. Понаблюдав за Верховным судом, Сула выяснила, что рабочий день там может закончиться в любое время, и решила ждать у дворца Макиша весь день.

— Комм: подтверждаю, — ответила Сула. — Комм: отправить.

Сообщение ушло, но команды напомнили провал на шоссе Акстатл, и Сулу охватило дурное предчувствие. Их с Макнамарой пробил пот, когда, укрывшись в траншее за кустами, они достали оружие.

— Кажется, это ваше! — раздался пронзительный голос. У Сулы чуть сердце из груди не выскочило. Она поспешно засунула пистолет в карман и раздвинула ветки куста чучу: у невысокой стены между улицей и садом Ургходеров стояла служанка судьи и держала ящик, положив его на ограждение.

— Ротозеи, вы забыли инструменты в саду у Макиша, — кричала наксидка.

"В укрытие, — скомандовала Спенс в наушник. — Где-то через полминуты".

— Спасибо. — Сула побежала вперед, вытянув руки, чтобы схватить ящик со взрывчаткой.

Тут она заметила прислоненную к забору пилу — остро заточенное полотно в металлической рамке с удобной ручкой.

— Вы из какой фирмы? — пристала наксидка, когда Сула поставила ящик на землю. — Я хочу пожаловаться вашему начальству.

— Пожалуйста, не надо, мисс, — сказала Сула, а сама, убедившись, что на улице никого, взялась за ручку пилы.

"Двадцать пять секунд", — продолжала отсчет Шона Спенс. Четверть минуты — ни больше, ни меньше.

— Вы грубите, и вам наплевать на собственность хозяина. — Служанка почти перевесилась через забор. — У вас…

Сула полоснула пилой по ее горлу. Наксидка попятилась, совсем как тогда у двери, и схватилась руками за шею.

— Комм: отмена! Задержка! — сказала Сула.

На самом деле, "отмена" и "задержка" были разными командами, но Суле было некогда размышлять. Что бы ни произошло, Спенс переведет бинокль с Макиша на сад дворца Ургходеров.

Запутавшись в ливрее сложного покроя, служанка упала на тротуар, дергая ногами в начищенных туфлях. Сула выглянула из-за ограды и посмотрела на проспект Праксиса: судья, телохранители и еще один наксид в изумрудном мундире флота уже были там. Погоны, указывающие на его высокое звание, сверкали на плечах офицера, а на груди блестели медали.

"Задержка", — послышался голос Спенс.

Сула увидела, как из укрытия показался Макнамара — пистолет он предусмотрительно спрятал за спину.

Сула подхватила бомбу и перепрыгнула через ограду. Служанка задыхалась и что-то невнятно бормотала у ее ног; чешуйки мигали красным, и Сула надеялась, что это агония, а не предупреждение. Она повернулась к приближающимся наксидам и решительно пошла в их сторону.

— Сэр! — кричала она, привлекая внимание. — Милорды!

Телохранители настороженно выступили вперед, хватаясь за оружие.

— Вашей служанке плохо! — продолжила Сула. — Нужна помощь!

Наксиды пошли быстрее, теперь используя для ходьбы и нижнюю пару рук. Сула была вынуждена отпрыгнуть, чтобы не попасть им под ноги. Она удивленно смотрела на их удаляющиеся спины, на черные чешуйки, блестящие в ослепительном свете Шаамы. Сула поставила ящик и, нащупав в кармане пистолет, бросилась за наксидами. Телохранители, безусловно, обученные оказывать первую помощь, склонились над раненой, разрывая ее униформу.

В плоской голове наксидов размещались только органы восприятия, мозг располагался в гуманоидной груди, а сердце и другие жизненно важные органы были ниже, в четырехногом теле. Конечно, сначала лучше застрелить охрану, но между Сулой и телохранителями стоял офицер — по меньшей мере, младший командующий флотом — поэтому она выбрала военного как наиболее опасного противника и всадила ему две пули в спину.

Пока она прицеливалась во вторую жертву, прозвучали еще чьи-то выстрелы — сердце бешено колотилось от каждого из них. Неужели телохранители так быстро достали оружие? Сула выстрелила в Макиша и напряглась, ожидая, что пули врага разорвут ее тело, но этого не произошло, и она догадалась, что вторым стрелком был Макнамара, стоящий за каменной оградой и удерживающий наксидов перекрестным огнем.

Потом все смолкло, остался лишь звон в ушах после оглушительных выстрелов — пистолеты ПэДжи, оказались очень громкими. Тела наксидов лежали в лужах фиолетовой крови.

— Бежим! — быстро сориентировавшись, скомандовала Сула и тут же перепрыгнула через трупы, не выпуская пистолета из руки. Макнамара, перескочив через ограду, ринулся за ней.

— Комм: задержка! Готовность в любой момент! Комм: отправить!

Для убийства бомба уже не нужна, а вот для пропаганды еще пригодится. Правительство может молчать о паре преступников с пистолетами, но скрыть мощный взрыв на проспекте Праксиса, в самом центре Верхнего города, не получится.

Неожиданно на встречу вышла стайка одетых в аккуратную форму наксидов-школьников, спешащих куда-то под присмотром классной дамы.

Конечно, Суле и в голову бы не пришло убивать детей, пусть и детей врага, но судьба решила за нее, времени на объяснения не оставалось.

— Бегите! — крикнула она, проносясь мимо. — Тут опасно!

— Подождите, — окликнула ее учительница, сверкнув расширившимися черно-желтыми глазами. Сула даже не оглянулась.

Она промчалась мимо дворца Ургходеров и свернула в узкий проулок. Прохладная тень переулка была особенно приятна после дневной жары. Сула замедлила бег. Макнамара не отставал, чуть задержавшись, чтобы достать из кармана дымовую шашку, зажечь ее, чиркнув о каменную стену, и бросить позади себя. Их отступление скрыли клубы красного дыма.

Сула прислонилась к стене дворца, стараясь отдышаться. Сама думала о том, сколько времени понадобится школьникам, чтобы покинуть место взрыва. Досчитала до десяти и заговорила:

— Комм: взрыв. Комм: отправить.

Секундой позже желтая стена под пальцами очень сильно затряслась и земля ушла из-под ног. Взрыв Сула не просто услышала, а почувствовала всем телом — от ударной волны внутри задрожал каждый орган. Красные клубы у входа в проулок почти развеялись, превратившись в алую дымку, а потом с крыши дворца Ургходеров на Сулу и Макнамару обрушился ливень из камешков и обломков. Они опять побежали, и Сула старалась отряхнуться прямо на ходу.

Она расстегнула серый комбинезон, как только выскочила из пыльного облака. У мотоцикла они тут же сбросили рабочую униформу, оставшись в нарядной дорогой одежде. Спецовки спрятали в багажнике, Гэвин сел за руль, и они влились в транспортный поток — богатая парочка решила прокатиться по городу. Вблизи любой заметил бы, что одежда на них взмокла от пота, но юркий мотоцикл такой возможности не давал: лавировал среди машин, петлял по аллеям и переулкам.

Темной тучей, предвещающей беду, над Верхним городом висело серое облако, поднятое взрывом.

* * *
— План оказался слишком сложным, — сказала Сула, прищурившись от лучей солнца. — Надо было просто заложить бомбу где-нибудь на пути Макиша или проехать мимо него на машине и расстрелять.

— Ты же хотела пошуметь, — возразила Спенс.

— Только шум и получился. Остальное мы просрали. — Сула бросила взгляд на Макнамару: — И если бы ты вовремя не сообразил, что делать, быть нам по уши в дерьме.

— Все недостатки плана выплыли наружу — жаль, что так поздно.

Команда 491 стояла в тени на широкой террасе дворца Нгени и смотрела на пропускной пункт у подножия скалы — там начинался серпантин, ведущий в Верхний город. Теперь внизу растянулась длинная очередь из автомобилей — наксиды полностью закрыли въезд.

Наверное, и фуникулер не работает. Пока не найдут террористов, в Верхний город никого не пустят.

— Кому коктейлей? — предложил ПэДжи Нгени, входя с подносом.

Одной рукой Сула взяла стакан "Лимонного флинга", а второй поворошила мокрые волосы на затылке. Вернувшись во дворец Нгени, она настояла на ванне и чистой одежде, прежде чем проводить разбор полетов. Ванна ПэДжи могла вместить целый взвод; Сула добавила лавандового масла в горячую воду и нежилась в ней, пока не сморщилась кожа на пальцах ног.

Макнамара и Спенс взяли коктейли и одобрительно хмыкали, потягивая их. ПэДжи улыбался.

— Что в новостях, милорд? — спросила Шона.

— Ничего, мисс Арделион, — таково было ее кодовое имя. — Ни слова ни на одном из каналов.

— Пока не знают, как преподнести, — сказала Сула. — Но не станут же они отрицать, что был взрыв и въезд в Верхний город закрыт.

— Что они сделают? — Темные глаза Спенс глядели с тревогой. — Обыщут весь район?

— Не думаю, что у них хватит на это сил. Верхний город большой, а наксидов здесь мало.

Когда разрушили кольцо и подъемники, наксиды спускались на планету на челноках с химическими двигателями, а их оказалось немного. Поэтому мятежники прибыли в относительно небольшом количестве, а новых присылали лишь в случае необходимости.

— Они могут задействовать не только городскую полицию, — сказала Спенс.

Сула взглянула на замерший на шоссе транспорт.

— Отсюда мы увидим, будет ли подкрепление. Скорее всего, не будет. — Она отхлебнула "Флинга" и холодно улыбнулась. — Отрезав въезд в Верхний город, наксиды сами себя заперли. Вряд ли их надолго хватит.

Еще около часа оставались на террасе, потягивая коктейли, а потом перешли в залу посмотреть новости и дождаться заказанного ужина. Предзакатные зеленовато-розовые лучи Шаамы проникали в комнату, когда наксидский диктор сообщил, что на проспекте Праксиса перевернулся грузовик с опасными химикатами, что привело к взрыву и стало причиной смерти судьи Верховного суда лорда Макиша и младшего командующего флотом лорда Рензака.

Сула рассмеялась:

— Хотят отвертеться. Отлично!

Ничего не сказали и о группе школьников, погибших при взрыве, из чего Сула заключила, что они серьёзно не пострадали.

Воспользовавшись паролями Раштага, Сула зашла в систему Управления госрегистрации прямо с нарукавного коммуникатора. Пара минут ушла на то, чтобы перед отправкой обновить заранее написанный текст.


"Сопротивление"


СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЯ


Сегодня лоялистскими силами, действующими на территории Верхнего города Заншаа, была осуществлена казнь судьи Верховного суда лорда Макиша. Смертный приговор лорду Макишу вынесен трибуналом подпольного правительства после того, как Макиша признали виновным в казнях лорда губернатора Пан-ко и других лоялистов.

Вместе с лордом Макишем был казнен предатель, офицер флота лорд Рензак.

Приговор был приведен в исполнение лоялистами-военными с помощью взрывного устройства. Исполнители приговора находятся в полной безопасности и сейчас отчитываются об операции перед командованием.

Правительство мятежников утверждает, что смерти стали результатом аварии грузовика с взрывоопасными химикатами. Но разве такие грузы возят по проспекту Праксиса? Тысячи лояльных граждан, слышавших и видевших взрыв, теперь знают, что лоялистские силы свободно действуют даже на территории Верхнего города.

После взрыва мятежники должны запомнить, что их тоже ждёт суд. Все, кто убивает лояльных граждан, уже в списке — им отомстят.


Кто мы?

"Сопротивление" — это официальное обращение лоялистского правительства в изгнании. Мы посылаем его вам по рекомендации лояльного друга…


Дальше повторялся текст первого выпуска, для тех, кто его пропустил.

День уже закончился и служащие Управления госрегистрации разошлись по домам, поэтому обращение рассылалось небольшими партиями, по несколько тысяч в каждой, чтобы в работе сервера не было заметно ничего подозрительного. Как и прежде, было разослано пятьдесят тысяч. Как тогда, копию получили жители Заншаа, не являющиеся наксидами.

Зазвонил коммуникатор ПэДжи. Он ответил, а потом сообщил всем:

— Это из моего клуба. Их на несколько дней закроют на ремонт.

— Никто не пострадал? — спросила Сула.

— Порезы от разбитых стекол, пара растянутых лодыжек и одна сломанная ключица.

Сула отослала еще пару тысяч копий "Сопротивления".

— Вы не спросили, что произошло у дворца Макиша?

ПэДжи растерялся:

— Мне даже в голову не пришло. — Он направился к коммуникатору.

— Не беспокойтесь, — быстро сказала Сула. — Это не так важно. Когда они опять откроются, вам обязательно все расскажут.

Тут принесли великолепный ужин на четверых: хрустящую утку в соусе из ягод тасвы и с гарниром из эсвода. ПэДжи предложил Спенс и Макнамаре лучшие вина из погребов Нгени, а потом достал сигары.

— Кстати, — начала Сула, — где ваш клуб сейчас берет табак, ведь кольцо разрушено?

ПэДжи невесело пожал плечами:

— По-моему, подсовывают местный сорт.

Климат Заншаа не способствовал разведению элитных сортов табака. Или какао. Или кофе. Еще до разрушения кольца Сула потратила почти половину своего состояния на закупку этих товаров. Их успели спустить на планету, и теперь они лежали на складах.

— Я могла бы помочь с этим, — предложила она. — И нет, спасибо, я не курю.

Чуть позже Команда 491 неохотно разошлась из дворца Нгени хоть как-то устраиваться на ночь. Предполагалось, что они рабочие, из-за сложившихся обстоятельств вынужденные остаться в Верхнем городе, поэтому логичнее было заночевать в какой-нибудь недорогой гостинице и иметь при себе чеки оттуда, чтобы их рассказ выглядел убедительнее.

Задача оказалась не из простых: по городу бродило множество настоящих рабочих, а полицейские патрули проверяли удостоверения почти на каждом шагу. Суле наконец удалось найти место, хотя и за бешеные деньги, каких, как она подозревала, у простого работника быть не могло. Она опять приняла ванну, чтобы смыть с себя запах сигар ПэДжи, и растянулась на широком, слегка надушенном матрасе.

Посреди ночи Сула услышала скрип половиц, а потом почувствовала, как ее голову с силой накрыли подушкой. Она пыталась дышать, но воздуха не было. Пыталась отодрать подушку от лица, но кто-то держал ее руки.

Она вскочила, хватаясь за горло. Пульс канонадой гремел в ушах. Сула уставилась в темноту, стараясь разглядеть нападавшего.

— Свет, — произнесла она, и лампы зажглись.

В комнате никого не было.

Остаток ночи она не спала: свет не выключала, смотрела какую-то невинную мелодраму, одну из тех, что любит Спенс.

Когда Сула встала, дорогу и фуникулер уже открыли. На станции она показала пропуск и чек из гостиницы и спокойно покинула Верхний город. Из такси, в котором она ехала в Риверсайд, она видела, что на некоторых столбах висят копии "Сопротивления" и около каждой толпятся читатели.

Покупая завтрак у торговца возле явочной квартиры, она узнала, что наксиды решили расстрелять оставшихся заложников и набрать новых на улицах.

Глава 7

Чандра вошла в кабинет Мартинеса во время дневной вахты и закрыла за собой дверь. Она посмотрела, во что играет Гарет на своем рабочем столе, и произнесла:

— Ну, наконец-то я избавилась от ублюдка.

Мартинес поднял взгляд, всё ещё обдумывая тонкости игры.

— Поздравляю, — сказал он.

Щеки Чандры раскраснелись, глаза гневно сверкали. Она расхаживала перед столом, словно тигрица, которой на полчаса позже принесли обед.

— Я все-таки спросила у него! — продолжила она. — Прямо спросила, когда получу повышение, а он сказал никогда!

— Сочувствую, — неохотно ответил Гарет. — У капитанов нет полномочий присваивать звания лейтенантам.

— У этого есть, — прорычала Прасад. — Сам знаешь, какие у офицеров из Верхнего города связи. Стоит ему только договориться с одним из своих родственников — и Флетчер продвигает какого-нибудь кадета-племянника, а там продвигают меня.

А вот это правда: Флетчер мог провернуть подобное. Именно таким образом высокородные пэры сохраняли влияние в своих руках.

— Ублюдок хочет, чтобы я оставалась на своем месте, — бешено меряя шагами комнату, бушевала Чандра. — Но я не останусь. Низачто!

— Я вообще не понимаю, зачем ты с ним связалась.

Она остановилась. В глазах засверкало презрение:

— Я единственная попала на корабль не по его выбору. Флетчер выбрал кого-то другого на моё место, но война началась раньше, чем этот человек смог добраться до Харзапиды. Поэтому перед вылетом эскадры на борт прислали меня. Я тут никого не знала, — Чандра пожала плечами, — и была по возможности любезна с капитаном. — Она усмехнулась. — Казалось, у него острый ум. — Она коротко рассмеялась. — Острый ум! Тупой, как ржавый нож.

Они помолчали, глядя друг на друга. Потом Чандра подошла поближе, провела кончиками пальцев по поверхности стола, на которой до сих пор шло виртуальное сражение.

— Ты мог бы мне помочь, Гари, — сказала она.

— Я тоже не могу повысить тебя в звании. Сама знаешь.

Ее глаза снова вспыхнули:

— А вот твои родственники могут! Твой тесть в Совете правления Флота, а Миши Чен его сестра. Вдвоём они могут добиться запоздалого повышения для лейтенанта.

— Я тебе уже объяснял, — ответил Мартинес, — что тут я бессилен.

Чандра спокойно посмотрела на него:

— Когда-нибудь и тебе в служебных делах понадобится друг, и им могу быть я. Я буду самым лучшим, самым преданным другом, какого только может пожелать офицер.

Мартинес подумал, что дружба Чандры может ему дорого стоить.

Хотя с профессиональной точки зрения препятствий для её повышения не было. Кроме непредсказуемости, импульсивности, ну и, конечно, любвеобильности.

" Разве всё это так уж плохо?" — подумал он. По сравнению со многими знакомыми ему капитанами, Чандра — образцовый офицер.

Неверно поняв молчание, она наклонилась и взяла его за руку. Гарет почувствовал теплоту её пальцев на своей ладони. Голограмма игры отблесками мерцала на её форме.

— Пожалуйста, Гарет, — сказала она. — Ты ведь можешь сейчас помочь.

— Я поговорю с леди Миши, — сдался Мартинес. — Не знаю, послушает ли она, но я попробую.

— Спасибо, — она присела на стол и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. Её запах будоражил… Он поднялся и выпустил руку:

— Это лишнее, лейтенант.

Ещё миг Чандра смотрела на него своими миндалевидными глазами, потом в них появилась жесткость. Она выпрямилась.

— Как вам угодно, капитан. — Она вскочила и резко вскинула подбородок. — С вашего разрешения?

— Вы свободны, — сказал Мартинес. Во рту у него пересохло.

Она подошла к двери и открыла ее:

— Я предлагала вполне серьезно. Свою дружбу.

Уходя, она не закрыла дверь. Мимо проходил лорд лейтенант Шейн Коэн, рыжий связист Миши, и бросил любопытный взгляд в кабинет.

Мартинес сухо, как он надеялся, по-военному ему кивнул, сел за стол и возобновил виртуальный бой. Правда, сосредоточиться удалось не сразу.

* * *
КТО УБИЛ ЗАЛОЖНИКОВ?


Наксиды хотят заставить вас поверить, что причина смерти более чем пятисот заложников — действия лоялистов. Но кем они были захвачены? Кто отдал приказ расстрелять их? Кто стрелял? Чьи пули оборвали их жизни?

Все это сделано по приказу правительства мятежников!


Стило Сулы замерло в воздухе. В висках стучало. Она чувствовала, что не может написать ничего убедительного.

Хуже того, она прекрасно представляла доводы наксидов. Законное правительство, правительство шаа, основавших империю, тоже без колебаний использовало заложников. Брало в заложники целые миры. И действовало весьма решительно: бомбило антиматерией города, а как-то в назидание стерло в порошок планету, на которой всего несколько жителей замыслили заговор. Единственным законом империи было право силы.

Эта война ничем не отличалась от других. Планеты сдавались то одной стороне, то другой, боясь бомбардировки и уничтожения. Мартинес утверждал, что однажды без единого выстрела, просто испугавшись угроз, врагу чуть ли не перешел Хон-бар, но силы лоялистов, со своими ракетами и угрозами, подоспели вовремя и предотвратили капитуляцию.

По сравнению с этим и, тем более, с последствиями военных столкновений, пятьсот заложников не значили ничего.

Сула продолжила писать. Она указала на то, что наксиды расстреляли заложников, потому что не смогли поймать врагов, в то время как подпольное правительство уничтожило вполне конкретные цели. Она пообещала, что возмездие грядет.

Сула опять просмотрела текст, местами изменив его, и пожалела, что не нашла более убедительных слов. Ее красноречие, к несчастью, сводилось в основном к сарказму, а он не слишком подходил, когда речь шла о скорби по погибшим гражданам.

Угнетало и то, что убийство Макиша могло оказаться последней операцией Команды 491. Все подпольное правительство и его силы — это только три человека, которых поймают, если они продолжат серьёзно рисковать.

Команде, безусловно, необходимо подкрепление, а это означало, что придется кому-то доверится и, вполне возможно, довериться кому-то, кому доверять не стоит. Да и надёжных могут поймать, заставив под пытками выдать остальных.

Логичнее затаиться и дождаться, когда с наксидами расправится Флот.

Но Сула не хотела прятаться. Даже когда она просто смотрела на текст, призванный обернуть смерть заложников на пользу лоялистам, кровь закипала от ненависти к наксидским палачам.

Она встала из-за стола, приказала настенному экрану включиться и стала смотреть канал, транслирующий казнь. Пятьсот жертв быстро не убьешь, поэтому передача все еще шла. К пустой тюремной стене сгоняли торминелов, терранцев, креев, даймонгов и лайонов, а потом раздавались залпы автоматического оружия, и жертвы падали, истекая кровью.

Можно было рассмотреть и палачей: мрачных солдат в шлемах за треногами пулеметов; надзирателей в травянисто-зеленой, более светлой, чем у флотских, форме, электрошокерами гнавших заложников к стене; и, самое главное, командующего расстрелом офицера с худым лицом и горящими глазами, явно гордящегося возложенной на него миссией.

Все палачи были терранцами. Наксидам даже не пришлось выполнять грязную работу — они нашли тех, кто охотно сделает ее.

И если палачи нервничали, бледнели и просто пытались исполнять служебные обязанности, то с офицером все было иначе. Глаза горели, в громком голосе слышались истеричные нотки. Сула поняла, что он упивается происходящим. Это был его триумф, возможность учинить расправу перед лицом всей планеты. Он выдавал сам себя, периодически заглядывая в камеру, словно хотел удостовериться, что минута славы еще длится.

Когда пулеметы смолкли, офицер медленно прошелся между трупов, добивая выживших из пистолета. Он вышагивал, гордо выпятив грудь, наслаждаясь собственной важностью, ощущая себя звездой.

"Извращенец, — подумала Сула. — Чего только люди не делают, лишь бы попасть на экран."

Дверь открылась, и вошла Спенс, как раз тогда, когда раздалась новая очередь. Она вздрогнула и прошла по комнате, стараясь не смотреть на дисплей.

— Слышала о заложниках? — спросила Сула.

— Да. Только о них и говорят.

— Проблемы с выездом из Верхнего города?

— Нет, — Шона напряглась, когда офицер прокричал, чтобы трупы грузили в машину. Она сжала губы. — Мы ведь достанем этого ублюдка, да, миледи?

— Да, — сказала Сула, тут же принимая решение.

К чертям предосторожности.

Сердце Сулы пело от неудержимого чувства вседозволенности. В её полной опасностями жизни эта затея станет самой безумной.

Она не знала ни имени офицера, ни места проведения казни. Ясно было лишь одно — это тюрьма где-то на планете Заншаа. Сула сосредоточилась, начала смотреть гораздо внимательнее и вскоре была вознаграждена: над тюремной стеной мелькнули барочные украшения башни Апсзипар, значит, все происходило где-то в юго-западном районе города.

По картам в базе Управления госрегистрации выяснилось, что в этой части Заншаа находится лишь одна тюрьма — так называемые Синие Решетки; там же нашелся список служащих.

Начальником числился старший комендант Лораджин, и с фотографии в его удостоверении на Сулу смотрело худое лицо того самого офицера, который даже сейчас, когда по его приказу убивали группу торминелов, не переставал радостно щериться. Лораджину исполнилось сорок шесть лет; восемнадцать из них он был женат на пухленькой миловидной учительнице младших классов. Типичные представители среднего класса, живущие с тремя детьми в районе Нижнего города среди людей своего уровня.

"Иногда убийство является потребностью", — подумала Сула.

Макнамара вошел, когда она, узнав адрес Лораджина, на всякий случай просматривала планы его дома. Гэвин поставил пакет с бутылками сивушного ярогута на стол и через плечо Сулы стал рассматривать трехмерное изображение Лораджина, вращающееся в углу дисплея рядом c чертежами архитектора.

— Наш следующий? — спросил Макнамара.

— Да.

Молодой человек ответил кратко:

— Хорошо.

Он забрал бутылки и отправился на кухню.

"Этот старший комендант ездит домой на общественном транспорте? — подумала Сула. — Или у него машина? Подловить бы гада на остановке, когда он из трамвая выходит, и пристрелить. Немудрено, но эффективно."

У Лораджина был автомобиль, по записям — лиловый семейный седан марки "Делвин". Ездит ли он на нем на работу? Оказалось, у жены водительских прав нет, а вот у Лораджина имеется парковочный пропуск в Синие Решетки.

Сула встала из-за стола, потянулась и пошла на кухню, где Спенс и Макнамара болтали, выливая ярогут в раковину и наполняя воздух резкой травяной вонью.

— Расправимся с ним сегодня, — сказала она. — Пока к нему охрану не приставили.

Шона с Гэвином удивленно переглянулись, а потом Макнамара рассмеялся. Глаза Спенс зажглись диким огнём. Они оба заразились ее куражом.

К черту предосторожности.

Так как во время первой операции распределение ролей сработало, они решили, что стрелять опять будут Сула и Макнамара, а Спенс станет наблюдать. Гэвин достал из тайников оружие, почистил, собрал и зарядил его; Шона по подложным документам взяла на прокат серый шестиколесный грузовой фургон. Пока не улеглось общественное возмущение, Сула отредактировала и разослала третий выпуск "Сопротивления", а потом принялась изучать найденные в компьютере Управления госрегистрации планы Синих Решеток и окрестностей.

Была проблема с фургоном: его бортовые компьютеры регулярно отсылали информацию о местонахождении в Управление цензуры. Так что, если сообщалось о преступлении, легко было выследить любой автомобиль.

Когда Команду 491 снаряжали, им достался седан "Ханхао", в котором эта функция отключалась. Он был идеальной машиной для бегства, и Сула берегла его на этот случай, поэтому не взяла для убийства.

Все надели перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Спенс отдала фургон Макнамаре — он водил лучше всех, а сама повела "Ханхао" по шоссе к башне Апсзипар и припарковалась в четырех кварталах от тюрьмы. Там она запрыгнула в фургон, в котором уже сидела Сула с оружием, и автомобиль остановился на безопасном расстоянии от лазурных стен тюрьмы.

Во время нападения на Макиша Команда 491 была на взводе. Сейчас они вели себя спокойнее, почти весело. Они явно заразились сумасшедшинкой Сулы. Два убийства за сутки — почему бы и нет? Первое тщательно готовили, на второе отправились вообще без плана. Отбросили все, чему учились в течение долгих месяцев, и свобода пьянила, как вино.

У тюрьмы царило столпотворение: там беспокойно метались безутешные родственники, ожидая возможности забрать тела. Сула сразу же отметила расположение широких главных ворот, большого гаража и отделенного от него бетонированной площадкой здания администрации. Фургон подъехал к толпе, и Спенс вышла, тут же смешавшись со скорбящими. Макнамара повел автомобиль дальше и припарковался там, где можно перехватить Лораджина по пути домой. Открыв окна, они устроились на передних сиденьях и стали ждать, изнывая от жары.

Все происходило в районе, населенном лайонами. Высокие тонкокостные нелетающие птицы не обращали внимания на чужаков — то ли были слишком заняты, то ли сами страдали от зноя. Из ближайшего ресторана доносился едкий запах: в больших железных сковородках разогревался особый протеиновый соус, с которым лайоны всегда готовили мясо и овощи.

Из дома на противоположной стороне улицы вышел молодой лайон, обильно помочился на косяк, поправил одежду и ушел.

— Ах, эта юношеская влюбленность, — прокомментировала Сула. Макнамара хмыкнул.

За голой тюремной стеной смолкли залпы. Сула включила канал с наказаниями на нарукавном мониторе, где уже начался повтор.

— Вот какая кара постигла народ Заншаа из-за действий гнусных саботажников и убийц, — надрывался диктор. Сула презрительно фыркнула. Разве он не читал третий выпуск "Сопротивления"?

Чьи пули сразили заложников?

У главных ворот тюрьмы раздавался гул сотен голосов. Спенс сообщила, что первым двадцати семьям разрешено войти и опознать казненных, поэтому все бросились к входу.

"Это он! — удивленно сказала Шона. — В своей машине, с парой приятелей. Едет в вашу сторону!"

Лораджин воспользовался тем, что все столпились у ворот, и беспрепятственно выехал из гаража. Макнамара надавил на акселератор, электрические моторы набрали обороты, и фургон бесшумно влился в транспортный поток. Сула проскользнула в кузов, проползла по черному композитному полу, чтобы сначала приготовить свое оружие, а потом положила пистолет Макнамары рядом с ним на пассажирское сиденье.

— А вот и он! — объявил Макнамара, и Сула поняла, что пора. Ее охватило дикое возбуждение. Сердце наполнилось буйной радостью и уверенностью в успехе.

На всякий случай, чтобы обезопасить себя, она спросила Спенс, нет ли рядом второго автомобиля — с охраной.

Нет. Наксиды оставили убийцу без защиты.

Сула приготовила винтовку.

— Надо пристрелить его, пока не выехали на автобан, — сказала она Гэвину. Движение транспорта по скоростной магистрали контролировалось центральным компьютером, а это означало, что близко им не подобраться.

— Запросто, — сказал Макнамара и прибавил скорость. — Они будут слева.

Он открыл окно и положил массивный автоматический пистолет на колени.

Они повернули, потом еще раз. Поехали сначала быстрее, потом медленнее.

— Давай, — сказал Макнамара. Сула нажала на кнопку, и задняя дверь бесшумно открылась. Порыв горячего ветра растрепал волосы. Перед ней, буквально на расстоянии вытянутой руки, оказался лиловый "Делвин".

В машине было трое терранцев — Лораджин и две женщины, все в травянисто-зеленой форме. Мужчина сидел за рулем. Все смеялись, а Лораджин рассказывал что-то, активно жестикулируя. Его лицо лучилось весельем.

Он по-прежнему радовался неожиданной известности, не подозревая, что его звезда вот-вот погаснет. Он посмотрел направо как раз в ту секунду, когда Сула прицеливалась в него, и по его озадаченному выражению нельзя было понять, что он увидел в момент выстрела.

Патроны были безгильзовые. От них нет отдачи, да и винтовка стреляет быстрее. Менее чем за две секунды Сула выпустила около сотни пуль. Макнамара, поддерживая огнем из окна, тоже полностью опустошил чуть меньший магазин.

Шум стоял такой, словно по железу барабанили десятки молотков. Машина Лораджина разлетелась в хлам, хрустальные брызги разбитого стекла сверкали на солнце, композитный кузов превратился в ничто. "Делвин" повело, и Макнамара, бросив оружие на колени, вновь сосредоточился на дороге. Сула нажала на кнопку, закрывая заднюю дверь.

В окно она наблюдала, как лиловый автомобиль медленно пересек три полосы и вылетел на тротуар, чуть не задев оказавшегося там и испуганного происходящим даймонга.

Макнамара несколько раз свернул и остановился на официальной парковке. К этому времени Сула разобрала и спрятала в футляры оружие. Оба спокойно вылезли из фургона, прошли по раскаленной улице, повернули за угол, туда, где их ждала Спенс, подъехавшая другим маршрутом на "Ханхао".

Через несколько часов они откуда-нибудь позвонят в прокат автомобилей и скажут, где остался фургон. Если его маячок не работал во время нападения, никто не свяжет машину с убийством.

К настроению беспечности и сумасшествия теперь добавилось чувство облегчения. Оставив позади башню Апсзипар, они безудержно болтали, охваченные лихорадочным весельем. Сула вдруг подумала, что они ведут себя так же, как Лораджин с сослуживицами. Как дети, которым удалась шалость.

— Кто отдал приказ расстрелять их? — спросил Сула.

— Леди Сула, — дружно ответила команда.

— А кто спустил курок?

— Леди Сула!

— Чьи пули полетели в них?

— Леди Сулы! — закричали они и расхохотались.

"Пора прекращать, — сказала Сула сама себе. — Или добром дело не кончится."

И неплохо бы выпустить новое "Сопротивление" — с заголовком "Смерть предателя".

Ужинали они в первоклассном ресторане "Семь пажей" с молчаливыми и степенными официантами и картой вин, включающей сотни позиций. Праздновали несколько часов — каждые десять минут им подавали крохотные порции очень изысканные блюд на почти прозрачных фарфоровых тарелках. Сула была уверена, что раньше ее друзья в таких заведениях не бывали.

Да и она тоже, хотя, может, пару раз и была. Когда настоящая Кэролайн брала с собой девчонку по имени Гредель.

— Не хотите ли заказать десерт? — спросил официант. — У нас есть все, что указано в меню, кроме "Шоколадной фантазии" и "Спирального мокко".

— А почему их нет?

Он покачал сверкающей лысиной:

— К величайшему сожалению, сейчас не достать какао подходящего качества. Могу ли я предложить вам персики фламбе?

— Ну, — Сула глянула на Гэвина и Шону. Друзья, разморенные двумя бутылками вина, улыбались. — Не представляю жизни без "Шоколадной фантазии". Хотя мы можем кое-что придумать.

Перед уходом Сула поговорила с шеф-поваром, поинтересовавшись, сколько та предложит за какао высшего сорта.

Женщина нахмурилась и закусила губу:

— Дела идут не очень, сами понимаете. С тех пор, как пришли они.

— Дела начнут потихоньку налаживаться, если в меню вновь появится хороший шоколад.

Глаза повара сузились:

— Насколько хороший?

— "Кабила". Шестьдесят пять или восемьдесят процентов какао. Завезен с Преовина.

Шеф безуспешно пыталась скрыть алчный огонек в глазах:

— А сколько у вас есть?

— Сколько вам надо?

Они договорились о цене, в семь раз превышающей ту, что Сула заплатила за какао на кольце.

— Доставлю товар завтра, — сказала она. — Готовьте наличные.

Шеф-повар вела себя так, словно подобные сделки заключались ежедневно. Возможно, и заключались.

— Как у тебя это получилось? — спросила Спенс по дороге домой.

— Что это?

— Вот так вот изменить акцент. Когда мы в Риверсайде, у тебя один голос, в официальной обстановке — другой, а с официантом и шеф-поваром ты вообще иначе говорила.

Сула оглянулась на ресторан.

— Я даже не заметила, — сказала она. — Наверно непроизвольно подражаю собеседникам.

Ни официант, ни шеф-повар не растягивали слова, подобно пэрам из Верхнего города, а пользовались удобным общепринятым произношением.

— Эх, мне бы так уметь, — мечтательно сказала Спенс.

* * *
— Опять гуляла, — услышала Сула знакомый голос, когда возвращалась домой. — Опять гуляла без Скачка.

— Угадал, — весело ответила она и запрыгнула на ступеньку, зажав в руке тонкий пластиковый ключ от двери.

Скачок вышел из тени на свет, льющийся из окон квартиры на первом этаже, и Сула сразу же утонула в темном сиянии его черных глаз.

— Ты могла бы провести со Скачком такой чудесный вечер, с сегодняшним не сравнить, — сказал он. — Только дай Скачку шанс.

Сула не знала, что ответить. Что не встречается с молодыми людьми, говорящими о себе в третьем лице?

— Погуляем, когда найдешь себе работу, — выкрутилась она. — Не хотелось бы отнимать у тебя последние деньги.

— А я бы все отдал, лишь бы ты была счастлива.

За личное местоимение Сула наградила его улыбкой.

— Что слышно? — спросила она.

— Бунт у Синих Решеток, там, где расстреливали заложников, — ответил Скачок. — За убийство тюремного офицера арестовали группу скорбящих.

Сула задумчиво помолчала.

— И в новостях показали?

— Нет. Скачок слышал от… коллеги.

Сула знала, что слухи разносятся быстро, но при этом обрастают ложью.

— Кого-нибудь убили? — спросила она.

— Мой друг не знает. Может, было несколько смертей. Здесь постоянно кого-то убивают.

Он подошел поближе и протянул что-то, в неясном свете из окна отливающее желтым. "Сопротивление".

— Я уже читала.

Он убрал листок.

— Будь осторожнее, — сказал Скачок. Он стал поразительно серьезен. — Выходишь на улицу — смотри, нет ли полиции. Едешь на поезде, идешь на рынок — смотри, нет ли полиции. Убедись, что всегда есть куда бежать.

Сула посмотрела на Скачка:

— А у тебя есть куда?

Его черные глаза блеснули, и он опять вынул бледный пластик.

Сопротивление.

Сула повернулась:

— Спокойной ночи, Скачок.

Она вставила ключ в замок, и металлические запоры раздвинулись.

— Спокойной ночи, мисс. Удачи.

"Он умрет, — думала Сула, медленно поднимаясь к себе на этаж. — Будут стрелять в меня, а умрет он."

Сегодня днем ей было предназначено много пуль, но в результате убили пятьсот заложников.

Глава 8

За три вахты ничего интересного не случилось, Мартинес играл в гипертурнир, смотрел на тактический экран, где ничего не менялось, или на изображения Терзы. Обедать его не пригласили. Он хотел устроить для лейтенантов вечеринку на "Нарциссе", бывшей гражданской яхте, на которой он прибыл на "Прославленный", а потом превратил в подобие клуба для неформальных встреч, столь необходимых в качестве альтернативы парадным обедам Флетчера, но понял, что тогда придется позвать Чандру, и передумал.

В любом случае, всем было не до развлечений. Они приближались к Термейну, а воспоминание о Бай-до не давало покоя.

На следующий день после завтрака Мартинес погрузился с головой в Список дозволенных имен. Когда шаа только завоевали территории, они составили списки имен, которыми было разрешено называть детей. Подрывные имена, например, Свобода или Государь, запрещались, как и имена, отражавшие предрассудки и суеверия, противоречащие Праксису.

Прошли тысячи лет со времени завоевания, человечество изменилось до неузнаваемости, лишь имена остались неизменны.

Не то, чтобы это доставляло какие-то неудобства: выбор был велик, власти одобрили тысячи и тысячи имен. Мартинесу нравилась внушительная длина списка, потому что он мог читать его часами, читать — и думать о своем будущем ребенке.

Может, назвать девочку Пандорой, "Всем одаренной". А мальчика Родериком, "Прославленным правителем". Или Эсме, что значит "Возлюбленный" или "Возлюбленная".

Еще мальчика может стать Маурицием в честь отца Терзы или в честь его отца — Марком, но непонятно, что означают эти имена. "Мавр" и "Отданный Марсу" — это ясно, но кто такие эти мавры и Марс?

Если родится девочка, будет она, конечно, красавицей и ей подойдут Кайла, Линетт или Дамалис.

Жаль, что нельзя назвать ребенка Гением — ему, наверняка, это имя подошло бы лучше всего.

У двери кабинета послышались уверенные шаги, и Мартинес, оторвавшись от списка, увидел капитана лорда Гомберга Флетчера. Он был при полном параде, в белых перчатках и с серповидным ножом на поясе.

Мартинес вскочил и отсалютовал:

— Лорд капитан!

Глубоко посаженные глаза Флетчера смотрели нанего.

— Буду весьма признателен, если вы присоединитесь ко мне, капитан Мартинес.

— Конечно, милорд. — Мартинес вышел из-за стола, но замешкался: — Мне переодеться в парадную форму, милорд?

— Не обязательно, лорд капитан. Пойдемте же.

Гарет вышел из кабинета и присоединился к капитану, а также четвертому лейтенанту лорду Сабиру Мерсенну и Марсдену, лысому коротышке-секретарю Флетчера. Оба были при полном параде. Не говоря ни слова, Гомберг Флетчер повернулся и пошел по длинному коридору — остальные за ним. Мартинес думал о том, что нужно было одеться по полной форме, даже завтракая в одиночестве, или, по крайней мере, вовремя выразить смущение, что не оделся.

Богато украшенные серебром ножны Флетчера позвякивали на цепочке. Мартинес никогда не видел, чтобы тот носил клинок, даже во время званых обедов.

Они спустились на две палубы ниже, не завернув ни к офицерам, ни к срочнослужащим. У одной из дверей капитан остановился и постучал. Ему открыл старший инженер Тук, чья внушительная фигура почти полностью закрыла проем, но он тут же посторонился, пропуская комиссию в диспетчерскую машинного отделения. Под изображениями мускулистых терранцев, перемещающих рычаги какого-то невероятно древнего механизма, по стойке смирно стояли механики — все безупречно одетые.

По всей вероятности, капитан Флетчер взял Мартинеса в один из своих частых обходов. Он был помешан на всяческих осмотрах и проверках, и, если на "Прославленном" не происходило ничего необычного, он устраивал их то тут, то там каждый день. Сегодня настал черед машинного отделения, но по-прежнему было неясно, зачем капитану Мартинес. Он штабной, Флетчеру не подчиняется, и ему не обязательно знать, в каком состоянии двигатели "Прославленного".

Пока Гарет смотрел, как Флетчер с двумя подчиненными ползают по отделению и водят пальцами в белых перчатках по полированным поверхностям, он недоумевал, зачем его позвали наблюдать эту процедуру, и вскоре почувствовал, что в мозгу начинает бегать на паучьих лапках паранойя. Конечно, все это из-за Чандры Прасад. Флетчер заподозрил, что они любовники, а эта проверка часть изощренной мести.

Недостатки были найдены: подозрительные скрипы в электромагнитном ускорителе, указывающие, что что-то износилось; царапина на прозрачном корпусе измерителя; небрежно сложенный защитный костюм. Офицеры проверили личные шкафчики механиков, осмотрели хорошо защищённые ячейки с антиматерией, после чего, надев наушники, направились к массивному реактору, обеспечивающему энергией весь корабль, и огромным турбонасосам системы термального обмена.

Мартинес знал, что около реактора жуткий шум, но наушники автоматически испускали волны, подавляющие его, и в них слышалось только слабое шипение. Хотя тело на звук реагировало: он чувствовал, как вибрируют кости и органы, а также стены и трубы, если до них дотронуться.

Флетчер провел белой перчаткой по насосам, грязи не обнаружил и вернулся в диспетчерскую, где можно говорить и быть услышанным. Тук покорно и молча следовал за капитаном, по большей части оставаясь сзади, но иногда молниеносно опережая, чтобы открыть дверь или шкафчик.

— Вы ведь недавно меняли фильтры главного насоса.

— Сразу после вылета с Протипана, милорд, — сказал Тук. — Следующие надо будет ставить через два месяца.

— Очень хорошо. А сам насос?

— Поменяем через… — Тук задумался, глядя куда-то за левое плечо капитана, — тридцать восемь дней, милорд.

— Хорошо. — Капитан подтянул перчатки, разгладив тонкую лайку над пальцами. — А теперь проверим команду.

Он прошел перед строем, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать замечание по поводу формы или выправки. В конце линии капитана уже ожидал Тук — Флетчер осмотрел его и кивнул.

— Очень хорошо, Тук, — сказал он. — Оценка "отлично", как всегда.

— Спасибо, лорд капитан. — Легкая улыбка коснулась губ инженера.

А потом все произошло так быстро, что Мартинес даже толком не заметил движения Флетчера и мог воссоздать, что же случилось, только из обрывочных воспоминаний. Раздался металлический звук вынимаемого из ножен оружия, потом свист рассекаемого воздуха — и серпообразный клинок впился в горло Тука. Брызги алой крови разлетелись по фреске за головой инженера.

Тук был слишком массивен, чтобы упасть сразу. Сначала опустились его плечи, потом подкосились колени. Бочкообразная грудь опала, живот расслабился, и, как только Флетчер вынул нож, поникла голова. Затем он рухнул на пол, подобно деревянной пирамидке, сломанной небрежным ребенком.

Сердце Мартинеса заколотилось, в ушах гремел пульс. Он ошарашенно глядел на Флетчера.

А тот бросил равнодушный взгляд ледяных глаз на тело и немного отступил, чтобы не попасть в расползающуюся красную лужу. Легким движением он стряхнул нож.

Запах крови ударил в ноздри Мартинеса, и он стукнул себя по животу, чтобы унять рвотные позывы.

— Марсден, — сказал Флетчер, — вызовите доктора, пусть осмотрит тело и возьмет с собой санитаров — его надо унести. Чоу, — обратился он к застывшему унтер-офицеру, — теперь вы глава машинного отделения. Когда доктор закончит, вызовите тех, кто не на дежурстве, чтобы убрать… беспорядок. А сейчас я бы был благодарен за полотенце.

Чоу подбежал к одному из шкафчиков, вернулся и бескровными пальцами протянул полотенце капитану. Флетчер вытер клинок, промокнул пятна на мундире и бросил тряпку на палубу.

Один из новобранцев зашатался и упал в обморок. Флетчер, не обращая на это внимания, вновь обратился к Чоу:

— Искренне надеюсь, что вы сохраните высокие стандарты инженера Тука.

Капитан кивнул остальным, развернулся и вышел.

Мартинес, все еще на грани нервного срыва, последовал за ним. Ему хотелось бежать прочь от Флетчера, забаррикадироваться в своей каюте с пистолетом и несколькими бутылками бренди — оружием для защиты, алкоголем для успокоения.

Он посмотрел на Марсдена и Мерсенна: в их лиц читались те же мысли.

— Капитан Мартинес, — сказал Флетчер. Гарет вздрогнул при звуке его голоса.

— Да, лорд капитан. — Он был несколько удивлен, что смог произнести три слова и не заикнуться, не закричать или просто не промолчать.

Флетчер дошел до лестницы, ведущей вверх, и повернулся к Мартинесу:

— Знаете, зачем я пригласил вас с собой сегодня утром?

— Нет, милорд.

Ему вновь удалось членораздельно ответить. Да он делает успехи. Скоро даже сможет ходить без поддержки и завязывать шнурки.

Гарет непроизвольно следил за правой рукой капитана, той самой, которой он потянется за ножом. Он был готов в любой момент податься вперед и схватить Флетчера за предплечье, если тот попытается достать оружие.

И он надеялся, что капитан не заметил столь пристального внимания к правой руке. Он заставлял себя не смотреть на нее.

— Я попросил вас сопровождать меня, чтобы было кому дать отчет командующей эскадрой Чен, — продолжил Флетчер, — и подробно описать, что только что случилось.

— Да, лорд капитан.

— Я не хочу, чтобы она узнала об этом по слухам или получила искаженную версию.

Искаженную версию. Как будто бы Мартинес понял, что произошло на самом деле.

Онемевший Гарет попытался осмыслить ситуацию, и у него возник вопрос, но пары-тройки слов для его формулировки было недостаточно, и пришлось повременить, чтобы привести мысли в порядок.

— Милорд, не желаете ли вы, — наконец спросил он, — объяснить мне, чтобы я передал леди Миши, причину вашего… вашего поступка?

Капитан несколько напрягся. А потом его губ коснулась улыбка превосходства.

— Я просто мог сделать это, — ответил он.

По спине Мартинеса прошел холодок.

— Так точно, лорд капитан.

Флетчер повернулся и стал подниматься по лестнице. Навстречу ему попался судовой врач, лорд Юнтай Цзай: он как раз спускался со своим помощником, несущим чемоданчик.

— Вам в диспетчерскую машинного отделения, лорд доктор, — сказал Флетчер. — Там произошел несчастный случай.

Медик с любопытством взглянул на капитана и кивнул.

— Спасибо, лорд капитан. А не подскажете ли…

— Сами все увидите, лорд доктор. Не смею вас задерживать.

Цзай погладил седую бородку, опять кивнул и пошел дальше. Флетчер поднялся на три палубы, туда, где располагались судовые апартаменты его самого и командующей эскадры, а потом обратился к офицерам:

— Благодарю вас, милорды. Можете быть свободны.

Затем повернулся к секретарю:

— Марсден, вы мне нужны. Необходимо внести в журнал запись о смерти.

Мартинес дошел до апартаментов командующей вместе с Мерсенном. Внутри все дрожало, словно оставалась вероятность, что капитан неожиданно вонзит клинок ему в спину. Он не смел взглянуть на лейтенанта и подозревал, что тот тоже не может посмотреть на него.

У двери комэскадрой Мартинес молча остановился и постучал.

Ему открыла Вандервальк, ординарец леди Миши, и Мартинес спросил, примет ли его командующая. Вандервальк ответила, что сейчас узнает, и, вернувшись через несколько минут, сообщила, что леди Чен будет в кабинете.

Вскоре пришла леди Миши, в руке она несла свой утренний чай в чашке, украшенной золотой каймой и фамильным гербом Ченов. Мартинес вскочил из кресла и вытянулся по стойке смирно. Оттого что он ощутил прохладный воздух на обнаженном горле, его пробила дрожь.

— Вольно, — сказала леди Миши. Она думала о чем-то своем, глядя на разложенные на столе бумаги. Потом села на стул с прямой спинкой. — Так чем я могу помочь, капитан?

— Лорд капитан Флетчер… — начал Мартинес, но голос не слушался. Он прочистил горло и попытался вновь: — Лорд капитан Флетчер просил проинформировать вас, что он только что казнил старшего инженера Тука.

Леди Чен вся превратилась во внимание. Она очень аккуратно поставила чашку на фетровый костер и подняла взгляд на капитана:

— Казнил? Как?

— Своим ножом. Во время обхода. Все было… так неожиданно.

До него дошло, что Флетчер долго тренировался. Без подготовки так ловко горло не перережешь.

Он представил, как капитан один в своей каюте вновь и вновь достает клинок и рассекает воображаемое горло — холодные голубые глаза горят, на губах презрительная усмешка.

Миши все внимательнее смотрела на Мартинеса, задумчиво барабаня пальцами по столу:

— Капитан Флетчер объяснил свой поступок?

— Нет, миледи. Лишь сказал, что просто мог сделать это.

Миши тихо вздохнула.

— Понимаю, — сказала она.

Формально Флетчер был прав: любой офицер в любое время и по любой причине имел право казнить подчиненного. Не делали этого по чисто практическим соображением, например, опасаясь гражданского судебного разбирательства по иску патронов жертвы, но даже когда такое случалось, у офицера находилось веское оправдание.

Флетчер просто воспользовался своим правом. Очень, очень редкий случай.

Миши медленно отвела взгляд и сделала глоток чая.

— Хотите что-нибудь добавить? — спросила она.

— Только то, что действия капитана были тщательно спланированы. Он вызвал меня в качестве свидетеля, чтобы я мог доложить вам.

— Ничего во время проверки не могло спровоцировать такой поступок?

— Нет, миледи. Капитан отметил успехи Тука — а потом убил его.

И вновь Миши вздохнула. Она задумалась:

— По-вашему, не было никакой причины?

Мартинес замешкался:

— Капитан и лейтенант Прасад… вчера… расстались. Но если из-за этого ему нужно было кого-то убить, я не знаю, почему он выбрал Тука.

"Возможно, Тук попал под руку", — подумал он.

Миши обдумала его слова.

— Спасибо, капитан, — наконец сказала она. — Весьма благодарна за ваш отчет.

Она явно отпускала его, и Мартинес хотел возразить. Он думал, что Миши попросит его остаться и они вместе попытаются осмыслить, что случилось и почему, а потом решат, что делать дальше. Но леди Чен не оставила ему выбора — вставай, салютуй и уходи.

По пути в свою каюту Мартинес был вынужден пройти мимо апартаментов капитана. Дверь оказалась закрыта. Гарет прислушался, не происходит ли чего внутри.

Чего он ожидал? Взрыва сумасшедшего хохота? Лужи крови, сочащейся из-под двери?

Ничего подобного не было.

Он вошел в свой кабинет и оставил дверь открытой на случай, если с ним захотят переговорить.

Никто не пришел.

Глава 9

С четвертым выпуском "Сопротивления" планету облетела весть о том, что по приговору трибунала подпольного правительства были казнены Лораджин и две его сослуживицы. Сула включила в текст их имена, взяв их из свидетельств о смерти в компьютерной базе Управления госрегистрации.

"Трибунал вынес и другие приговоры, и скоро предателей казнят", — писала Сула.

Это должно их напугать.

В предыдущих трёх выпусках были скрытые метки указывающие, что сообщения рассылали из отеля "Спартекс", занятого наксидами. Сула решила, что "Спартекс" уже достаточно пострадал от служб безопасности, поэтому просмотрела коды сообщений в почте Раштага и заменила код отеля меткой узла флотского штаба.

Пусть мятежники теперь проверяют собственный флот. "Флот сойдёт с ума от счастья", — подумала она.

Пока отправляла привычные пятьдесят тысяч копий, Сула жевала сладкий пирожок с начинкой из красной фасоли, потом облизала пальцы, вышла из базы Управления и повернулась к Спенс и Макнамаре, играющим в только что купленную у уличного торговца головоломку. Это был спутанный проволочный клубок, по которому двигались бусинки, преодолевая перекрестия и иногда перепрыгивая с одной проволочки на другую.

Усевшись на пол и оперев голову на кулак, Сула устроилась перед головоломкой.

— Что должно получиться? — спросила она.

Спенс нахмурилась.

— Точно не знаю. Когда ее показывал продавец, все казалось простым. А теперь…

Сула провела бусинку по проволоке до пересечения, но не смогла продвинуть дальше. Потом попробовала в другом направлении, и неожиданно клубок с лязгом распался, превратившись в звенящую кучу деталей.

Она отдернула палец и посмотрела на остальных.

— Так и надо?

— Сомневаюсь, — моргнула Спенс.

Сула встала.

— Может, займемся чем попроще?

Шона взглянула на нее.

— Чем?

— Выиграем войну.

— Точно. — Спенс неохотно поднялась с пола.

— А пока нам надо доставить какао.

В этот раз грузовик брал напрокат Макнамара, и они втроем направились на склад, где Сула хранила запасы шоколада, кофе и табака, упакованные в ящики с расхолаживающими воров надписями: "Металлолом, для переработки".

— Мы не можем сражаться в одиночку, — сказала Сула, ведя машину вдоль одного из почти неподвижных зеленоватых каналов Нижнего города, опоясывающих акрополь. — Нам нужна армия. Проблема в том, что у нас ее нет.

Изначально Сула и Мартинес предлагали собрать войска для защиты Заншаа от наксидов, ведь мятежники, убивающие без сожаления всех подряд, никогда не пошли бы на уничтожение столицы, символа законности власти. Но правительство эту часть стратегии не одобрило и вместо нее начало тренировать команды Сулы и Эшрука, большинство из которых давно развеялось прахом по улицам Нижнего города.

"Исходный план сработал бы лучше", — подумала Сула.

— Можем попробовать вербовку, — предложил Макнамара. — Мы с Арделион могли бы организовать по новой ячейке.

В ячейках, как и в команде Сулы, было по три бойца. Глава ячейки знал только своих товарищей и одного члена ячейки над ним — все ради безопасности. Участники выступали под кодовыми именами во избежание возможности предательства. Контакты между ячейками велись через посредников или депеши, но не по электронной связи, которую легко отследить.

— Правильно, — сказала Сула, — будем вербовать. Я начну с ПэДжи.

Макнамара фыркнул. Сула покачала головой.

— Да, слишком медленно. Подготовим первых, они еще нескольких, те других, и так пока не наберётся сеть, мы успеем поседеть, а наксиды… А, чёрт!

Они встали за грузовиком, принимающим товар с лодки на канале. Сула вытянула шею, но не видела, можно ли проехать между ним и торговцами одеждой для лайонов.

— Высунь голову и посмотри, хватит ли места, — сказала она Макнамаре.

Тот открыл окно, и в нос ударило гнилостным запахом грузчиков-даймонгов, ароматом зелени и йодистой вонью канала. Сула вздрогнула от внезапно нахлынувших воспоминаний. "Да пошло оно всё!" — она полностью перевела свой автомобиль на ручное управление и проскочила в зазор. Железная вешалка с одеждой ударилась о кирпичную стену и слегка погнулась. Макнамара сморщился, отпрянув назад в кабину и закрывая окно, чтобы не слышать воплей продавца. Сула прибавила скорости, и их грузовик поехал дальше.

— Тебе б опять на водительские курсы, шеф, — сказал Макнамара.

— Слишком медленно. — Продолжала размышлять Сула. — Нам их вовремя не подготовить. Так пусть готовятся сами.

Все задумались, а потом Спенс кивнула:

— Через "Сопротивление".

— Точно.

Они отвезли какао в "Семь пажей". Хозяйка, расплачиваясь, спросила:

— Слышали, что опять казнили заложников?

— Сколько? — сказала Сула.

— Тридцать. И все они родственники убитых вчера.

— Десять заложников за каждого терранца. И по пять сотен за наксида. — В уме Сула уже начала готовить новый номер "Сопротивления".

Хозяйка "Семи пажей" кисло кивнула.

— Именно. Я бы сказала, замечательный пример будущих порядков.

— Нас бесплатным десертом угостят? — спросила Сула.

— Слишком рано, нет. Уходите, мне пора за работу.

Дверь грузового отделения загудела, закрываясь. Макнамара убедился, что она заперлась, и залез в кабину к Суле и Спенс.

— У нас осталось какао, — сказал он. — Зачем?

— Пробники, — ответила Сула. — Сейчас объедем с ними все рестораны. И в Верхний город заедем.

"Самое то для сбора информации, — подумала она. — К тому же, у них контакты с кофейнями и клубами курильщиков."

Спенс, сидящая в середине, повернулась к Суле:

— Люси… Ты ведь "Люси", пока мы занимаемся доставкой? Если мы будем использовать это имя перед незнакомцами, оно может раскрыть наше инкогнито. Мы с Макнамарой своими кодовыми именами не пользуемся и зовем друг друга Старлингом и Арделион, но твое кодовое — "четыре-девять-один", как у команды. Не можем же мы так тебя называть.

— Не можете. — Сула оглядела улицу. Под деревьями, усыпанными белыми цветами, гуляли горожане. Из тени кого-то крикнули, и она улыбнулась.

— Зовите меня Гредель, — сказала она.

* * *
Вечером, когда последние лучи Шаамы мерцали, отражаясь в фарфоре вазы, а под окнами Скачок раздавал копии "Сопротивления", Сула водила стило по приглушенно светящейся поверхности стола: она писала инструкцию, как создать подпольную ячейку. Она продумала каждую деталь, призванную обеспечить безопасность — от кодовых имен до обмена сообщениями.

Она осознала, что работа частично завершена. Копии "Сопротивления" уже передаются из рук в руки в некоем подобии самопроизвольно созданной сети. То есть можно воспользоваться уже готовым, нужно лишь сделать сеть профессиональнее.

"Все, кто проколются, будут схвачены и убиты", — думала она. Убиты пулями, предназначенными ей.

С теми, кто справится, она свяжется чуть позже. И они будут убиты, но уже за дело.

Глава 10

Мартинес вывел тактический дисплей на стену, но все равно редко смотрел туда. Ему не сиделось, и он вышагивал по кабинету, ведя воображаемые разговоры со всеми офицерами на корабле.

Когда Алихан принес обед, Гарет был уже на грани помешательства.

— Что там происходит? — Он сразу бросился к ординарцу. — Что говорят люди?

Алихан не торопясь поставил перед Мартинесом тарелку с крышкой и разложил салфетку и приборы. Потом выпрямился и сказал:

— Милорд, могу я закрыть?

— Да, — кратко ответил Мартинес, с трудом удержавшись от крика.

Алихан закрыл дверь и продолжил:

— Леди Миши попросила у доктора Цзая отчет о происшествии. Он доложил. Потом она спросила капитана Флетчера, и он тоже представил рапорт.

— Знаешь, что он сказал?

— Нет, милорд.

Мартинес заскрежетал зубами. Ему очень хотелось узнать, что Флетчер рассказал командующей.

— А как унтер-офицеры все восприняли? — спросил он.

— Собираются группками, перешептываются.

— И что думают?

Алихан подтянулся и со спокойным достоинством ответил:

— Со мной таких разговоров не ведут, милорд. Я среди них новенький. Они обсуждают случившееся только с теми, кому действительно доверяют.

Мартинес разочарованно побарабанил пальцами по ноге. Алихан неспешно поднял крышку с тарелки капитана, открыв восстановленное филе, сдобренное одним из изысканных соусов Перри. Мартинес посмотрел на ординарца.

— Им не кажется, что капитан сошел с ума? — сказал он.

Алихан немного подумал, прежде чем отвечать.

— Они его не понимают, милорд. И никогда не понимали. Но сошел ли он с ума? Я не знаю, что сказал бы доктор, но не думаю, что они считают его психом, милорд.

Ответ огорчил Мартинеса.

— Ладно. Спасибо, Алихан.

Ординарец ушел. Несколько секунд спустя Гарет посмотрел на пустую тарелку. Видимо, сам не заметил, как всё съел.

Он подумал о вечеринке для лейтенантов на борту "Нарцисса". Хотя можно просто позвать первого лейтенанта Казакову на ужин. Поговорят, обсудят вероятные последствия.

Но нет. Это привлечет внимание Флетчера к лейтенантам. Благодаря своей должности в штабе Миши Чен, Мартинес являлся одним из тех немногих на "Прославленном", кого Флетчер не вправе убить. Лейтенантам не так повезло. Если Флетчер заподозрит Казакову в сговоре с ним, она в опасности.

Гарет глотнул воды, пресной и безвкусной из-за многократной переработки в очистительной системе, и позвал Алихана убрать со стола. Как только тот ушел, звякнул нарукавный коммутатор.

— Мартинес, — ответил он на звонок, и сердце ёкнуло при виде лица командующей на дисплее.

"Наконец-то", — подумал он. Миши вызовет его на совещание, и они вместе подумают, что делать с Флетчером.

— Лорд капитан, — начала командующая, — буду благодарна, если вы организуете флотские учения… лучше эксперимент… дня через три, когда Термейн останется позади.

Мартинес поборол свое удивление.

— Слушаюсь, миледи. Будут ли особые указания по поводу эксперимента?

— Просто сделайте так, чтобы учения длились по меньшей мере одну вахту, — сказала Миши. — Эскадра не должна ржаветь.

— Не должна, миледи. — Он сделал паузу, надеясь, что командующая что-нибудь скажет об убийстве, но она промолчала, и он с надеждой спросил:

— Будут ли еще приказания, миледи?

Голос Миши звучал категорично:

— Нет, милорд. Благодарю. Конец связи.

Мартинес задержал взгляд на оранжевом значке на рукаве, а потом выключил коммуникатор.

У эскадры не было учений с самого Бай-до, возможно, настало время отполировать военные навыки экипажей. Корабли, связанные коммуникационными лазерами в единое виртуальное пространство, будут сражаться с врагом или, если их разделить на две части, друг с другом.

Обычно учения проходили по заранее прописанной схеме с предопределенным исходом, а корабли и экипажи оценивались по степени мастерства, с которым выполняли команды. Миши же потребовала именно "эксперимент", то есть подвид учений, разработанный Мартинесом и командующим эскадрой Дофагом после битвы в Хон-баре. В эксперименте исход учений не был запланирован загодя, и командирам кораблей разрешалось импровизировать и менять тактику. Миши проявила великодушие, предложив подобное: большинство командующих сразу бы настояли на заранее оговоренной собственной победе.

Сейчас на первый план выходило еще одно преимущество учений, ведь пока они проходят, Флетчеру будет не до проверок и, следовательно, не возникнет желания кого-либо казнить.

Флетчер не сможет устраивать обходы и в те два дня, когда эскадра будет вблизи Термейна. Все по десять-двенадцать часов проведут на боевых постах, ожидая возможной атаки.

Но завтра обычный день, и капитану, свободному от дополнительных обязанностей, ничто не помешает провести еще одну инспекцию. Мартинес удивлялся, почему Миши не назначила учения на завтра, а отложила на три дня.

"Возможно, она проверяет Флетчера, — размышлял он. — Еще один мертвый старшина, и она что-нибудь предпримет."

Он посмотрел на голых крылатых детишек на стенах кабинета и поразился, как один и тот же человек мог заказывать такие фрески и замышлять хладнокровное убийство.

Мартинес погрузился в планирование эксперимента. Он несколько раз менял состав сил и одержимо прорабатывал мельчайшие детали. Работа отвлекала от мыслей о Флетчере и воспоминании о Туке с хлещущим из горла фонтаном крови.

Ночью он надел виртуальный шлем и спроецировал космический пейзаж, окружающий "Прославленный", надеясь, что сможет наконец успокоиться и заснуть. Это почти сработало, но внезапно чернота пространства стала кроваво-красной и он очнулся с бешено колотящимся сердцем.

На завтрак было другое блюдо, но Мартинес опять не заметил как опустела тарелка. Он с ужасом ожидал, что в коридоре зазвучат уверенные шаги и к двери подойдут Флетчер, Марсден и Мерсенн, приглашая на очередной осмотр.

Ему удалось почти смириться с этой мыслью, но все равно, едва он их услышал, душа ушла в пятки. Он уже стоял по стойке смирно, когда в открытой двери появился Флетчер — при полном параде, в белых перчатках, с клинком в сверкающих изогнутых ножнах.

— Капитан Мартинес, буду весьма признателен, если вы присоединитесь к нам.

Холодный ужас, словно намокший плащ, облепил Мартинеса.

— Конечно, милорд, — ответил он.

Он шел к дверям, чувствуя легкое головокружение, уверенный, что теперь ничего не изменить, ему суждено стать беспомощным свидетелем еще одной необъяснимой трагедии, о которой через пару часов доложит Миши Чен, в то время как где-нибудь на корабле будут отмывать палубу от крови.

Капитану опять нужен свидетель. Жаль, что Флетчер не пользуется камерой.

Как и в тот раз Флетчера сопровождали двое. Первым был его секретарь Марсден, но вторым, вместо Мерсенна, оказался лорд Ахмад Хусейн, офицер-оружейник. Мартинес сразу догадался, куда они идут, и не удивился, когда Флетчер спустился на две палубы вниз и направился в Третью ракетную батарею.

Там их уже ожидала стоящая навытяжку команда с похожим на крысу старшим оружейником Гуликом во главе. И вновь Мартинес наблюдал, как Флетчер проводит тщательнейшую проверку не только ракет-носителей и пусковых установок, но и системы лифтов, предназначенной для персонала, огромных паукообразных роботов для контроля повреждений, используемых при ремонте в условиях перегрузки, когда вся команда лежит в амортизационных креслах, едва способная дышать и думать, не то что двигаться. Флетчер посмотрел гидравлические системы роботов, слазил в антирадиационный бункер, в котором во время боя сидят оружейники, а потом велел извлечь из пусковой установки две ракеты. Они были покрашены в те же цвета, что и обшивка корабля: в зеленый, розовый и белый — и напоминали не оружие, а странные дизайнерские изыски, арт-объекты, заказанные эксцентричным меценатом, или даже яркие леденцы для детей-великанов. Капитан провел по ним пальцами в белых перчатках, ожидая, что ракеты будут чисты, как его собственный обеденный стол, а потом приказал убрать их на место и спросил Гулика, когда в последний раз ремонтировались установки.

Наконец Флетчер осмотрел саму команду — безупречно одетых солдат и мичманов, выстроенных по старшинству.

Восприятие Мартинеса обострилось, и он обозревал сразу все в батарее, до последнего проводка, до мельчайшего переключателя. Казалось, что он замечает каждую деталь происходящего: запах смазки на тросах подъемников; нервное движение рук Хусейна, увидевшего, что Флетчер отводит взгляд от полоски пота, выступившего над верхней губой Гулика.

Гулик, вытянувшись, стоял в конце строя. Флетчер хладнокровно вышагивал перед его командой, не пропуская ни потертого шва на рабочем комбинезоне, ни криво вставленного в гнездо инструмента, ни торчащей из-под воротника петли вешалки.

Мартинеса бросало то в жар, то в холод. Флетчер остановился перед Гуликом и мучительно долго смотрел на него синими глазами.

— Очень хорошо, Гулик, — сказал он. — Держите марку.

А потом случилось невероятное: капитан отвернулся и быстро пошел прочь, тихо позвякивая ножнами. Плохо соображая от головокружения, Мартинес молча последовал за всеми.

Уже у люка уголком глаза он заметил, как расслабился Гулик.

Поднявшись на свою палубу, Флетчер обратился к Мартинесу:

— Благодарю вас, капитан. — Он едва сдерживал усмешку. — Я ценю, как трепетно вы относитесь к моим слабостям.

— Да, милорд, — ответил Мартинес, не в силах произнести "Всегда к вашим услугам".

Гарет отправился в свой кабинет, сел за стол и задумался об увиденном. Флетчер пригласил его на обход, но ничего не произошло.

"У него десятки проверок каждый год, — размышлял он. — Но убит только один старшина. Просто блажь?"

Примерно через час пришел лейтенант Коэн, рыжеволосый адъютант Миши, с приглашением на обед у командующей. Мартинес явился туда, и за тарелкой прохладного фруктового супа доложил, что ничего необычного во время утренней инспекции не произошло.

Миши не отреагировала на сказанное и лишь спросила, как продвигается подготовка предстоящих через два дня учений. Мартинес кратко изложил свои планы, но недовольство продолжало грызть его.

Хотелось спросить: "Что вы собираетесь предпринять?" Но Миши продолжала говорить об эксперименте и о завтрашнем полете над Термейном.

К концу обеда Мартинес был даже в большем недоумении, чем прежде.

Ночью он очнулся от какого-то обрывочного сна и обнаружил, что парит. Он взглянул на янтарные цифры хронометра, мерцающего в углу настенного экрана, и понял, что настало время корректировки курса и они находятся возле одного из газовых гигантов Термейна, последнего пункта перед рывком эскадры к занятой врагом планете.

Мартинес наблюдал за отсчетом секунд, а потом включились двигатели и он упал на матрас.

Через два часа Алихан принес завтрак: кофе, соленую рыбу и свежую булочку, только что испеченную Перри. Потом ординарец помог надеть скафандр, так как Мартинес готовился идти в командный центр.

Все на корабле знали, когда объявят тревогу, поэтому сейчас многие одевались или собирались одеться.

Скафандр проверил свои системы и вывел результат на нарукавном мониторе — все в норме. Мартинес сделал последний глоток кофе, взял у Алихана шлем и отпустил ординарца на кубрик, где тот с помощью товарища тоже наденет скафандр.

Мартинес неуклюже протопал на две палубы вниз, к командному центру. Там уже была Миши в сопровождении адъютантов Ли и Коэна. Она стояла к нему спиной, без шлема; волосы были убраны в подшлемник с наушниками и проекторами виртуальной сети. Ремешок пока не был застегнут под подбородком и болтался у плеча. Миши наклонила голову и прижимала наушник, словно хотела что-то расслышать.

Даже в громоздком скафандре было заметно, как она напряжена.

— Ждите, — сказала Миши и повернулась к Мартинесу. На ее лице застыла маска крайней сосредоточенности. Мартинес отсалютовал:

— Миледи.

— Срочно примите командование "Прославленным". С капитаном Флетчером что-то случилось.

— Он… — начал Мартинес, но замолчал, не зная, чем закончить фразу. Не скажешь же: "… слетел с катушек и гоняется за всеми с ножом"?

Слова Миши звучали кратко и даже дико:

— Докладывают, что он мертв. Примите командование, пока все не полетело в тартарары.

Глава 11

С неспокойным сердцем, Мартинес вошел в рубку, зажав шлем под мышкой.

— Я принимаю командование, — громко объявил он. — По приказу леди Миши Чен.

Все повернулись и уставились на него поверх воротов скафандров. Чандра Прасад смотрела с капитанского места. Из подшлемника на лоб выбился каштановый локон.

— Передаю командование капитану Мартинесу, — подтвердила она.

Мартинес шагнул к ней.

— Лейтенант, не желаете подтвердить приказ у комэскадрой?

— Я только что связывалась с ней, лорд капитан. — Чандра сдержала улыбку. — Она предупредила, что вы идете.

Мартинес почувствовал, что принесенное с собой напряжение начало развеиваться.

— Хорошо, — сказал он.

Чандра подвинула ложе вперед и встала.

— Курс два-два-пять к ноль-ноль-один в абсолютном исчислении, — доложила она. — Ускорение 1 g, скорость 0,341 с. Время подлёта к Термейну примерно сто десять минут. Боевая тревога пока не объявлена.

— Можете объявить, — сказал Мартинес.

— Боевая тревога! — скомандовала Чандра.

Зазвучал сигнал. Все застегнули сети, удерживающие на амортизационном ложе, достали шлемы и начали крепить их к вороту скафандров.

Чандра тоже начала надевать шлем, но потом приостановилась и сказала:

— Обычно мое место за пультом связи.

— Тогда займите свой пост, леди Чандра.

— Слушаюсь, милорд. — И, проходя мимо, добавила шепотом: — Удача тебя любит, капитан.

Мартинес бросил убийственный взгляд, но ее рядом уже не оказалось. Он занял скрипнувшее под ним ложе и закрепил сеть. Из-за головы он выдвинул командный дисплей и зафиксировал перед лицом.

Потом надел шлем и словно отрезал себя от "Прославленного". Пропали все шумы рубки — и скрип амортизационных клеток, и звуковые сигналы мониторов, и отдаленный гул двигателей. Более отчётливым стало шипение поступающего воздуха и синтетический запах скафандра. Мартинес включил микрофон и настроился на волну передатчика.

— Комм: проверка, проверка, — сказал он.

— Слышу вас, лорд капитан.

Он осмотрел рубку. На выбранных Флетчером фресках шли древние сражения: офицеры в странной многослойной одежде, похожие на взбитые подушки, верхом на лошадях вели в бой солдат, вооруженных винтовками, к дулам которых зачем-то приделали страшные длинные ножи. Под нарисованными военными Мартинес видел только шлемы экипажа, занявшего боевые посты. Если бы он давно командовал "Прославленным", он знал бы всех по именам, но сейчас он был лично знаком лишь с тремя лейтенантами.

Интересно, известно ли им, почему его прислали сюда. Хотя неважно, определенно все сгорают от любопытства.

Мартинес переключился на общий канал связи с рубкой и немного помолчал, собираясь с мыслями. Сложно рассказывать о том, чего сам не знаешь. Он решил говорить как можно проще.

— Это капитан Мартинес. Довожу до вашего сведения, что я принял командование "Прославленным" по приказу леди Миши Чен, так как ей доложили, что капитан Флетчер болен. Я не знаю подробностей, но уверен, капитан Флетчер примет командование, как только позволят обстоятельства.

"Ну, это самое осторожное объяснение, которое я смог придумать", — пронеслось у него в голове. Вряд ли оно развеет любопытство.

Потом Мартинес вызвал Миши, чтобы сообщить, что принял командование. Ему ответила адъютант леди Ида Ли и, вероятно, передала его слова леди Чен.

Он переключился на тактический экран и ознакомился с обстановкой: эскадра приближалась к Термейну, впереди летели два окруженных ракетами разведывательных катера, а на орбите планеты дрейфовала россыпь покинутых кораблей. Если командующий флотом Джексет намерен оказать сопротивление, то более подходящего момента не будет.

— Лорд капитан? — раздался знакомый голос, и на дисплее возникло лицо оружейника Хусейна.

— Слушаю, лейтенант, — ответил Мартинес.

— Хотелось бы знать, не следует ли приготовить орудия к бою?

Вопрос был задан очень тактично, и Мартинес мысленно похвалил офицера. Сейчас ни Мартинес, ни Хусейн и вообще никто на "Прославленном" не смог бы направить смертоносные орудия на населенную планету. Хотя нельзя сделать это в одиночку, а только при соблюдении определенного порядка.

Три офицера — капитан с двумя лейтенантами или три лейтенанта — должны тремя ключами активировать пульт запуска ракет, и по меньшей мере два из трех нужно поворачивать одновременно в разных отсеках корабля.

Ключ Мартинеса для этого не подходил, так как он не был подчиненным Флетчера и не обладал соответствующими полномочиями. Поэтому он должен был отдать приказ трем лейтенантам.

— Вас понял, лорд лейтенант, — ответил он и вызвал первого лейтенанта Фульвию Казакову из вспомогательной рубки, где та находилась, готовая принять командование "Прославленным", если основной пункт управления и вышестоящих офицеров разнесет в клочья. Он приказал ей вставить ключ вместе с Хусейном и Чандрой Прасад.

— Поворачивайте по моей команде, — сказал Мартинес. — Это не учения. Три, два, один, поворот.

Оружие разблокировалось, и экран Хусейна засветился.

— Благодарю, — сказал Мартинес. — Оставайтесь на связи.

Эта процедура стала самым запоминающимся событием за весь день. Часы ползли, как израненный зверь, выискивающий тихое местечко, чтобы умереть. Время от времени какой-нибудь значок на тактическом экране чуть-чуть менял свое положение, и снова всё было спокойно.

Катера пролетели над Термейном, обшаривая сенсорами кольцо планеты в поисках спрятанного оружия и кораблей и отсылая информацию капитану и во вспомогательную рубку. Лейтенант Казакова сверила данные и доложила, что, по всем признакам, командующий флотом Джексет выполнил требования леди Миши. Наксиды строили на кольце не менее шести крейсеров, но ни один не закончили, и теперь все они плавали на орбите.

Мартинеса так и не попросили уничтожить несколько миллиардов населения. Вместо этого он с облегчением приказал нацелиться и расстрелять брошенные корабли. А чтобы корабельные арсеналы опустошались равномерно, цели распределили между эскадрой.

На экране расцвели вспышки взрывов, расширились и слились воедино раскаленные плазменные шары, скрыв поверхность Термейна и кольцо. Когда плазма остыла и рассеялась, кольцо осталось на месте, без сомнения, к радости Джексета.

Мартинес еще с полчаса понаблюдал за происходящим, а потом вызвал Миши, чтобы спросить об отмене боевой тревоги. В этот раз он говорил с ней лично.

— Тревога отменяется, — сказала она.

— Что с капитаном Флетчером?

— Он мертв. Оповестите об отмене тревоги, и жду вас вместе с лейтенантом Казаковой у себя в кабинете.

— Слушаюсь, миледи. — Он помолчал, ожидая, не добавит ли она чего-нибудь, но Миши опять ничего не сказала.

— Могу ли я спросить, как именно умер капитан? — наконец спросил он. Мартинес был готов поспорить, что Флетчер повесился.

Голос Миши казался раздосадованным:

— Видимо, упал и разбил голову об угол стола. Точно неизвестно, ведь когда тело нашли, все готовились к боевой тревоге. Доктор Цзай проследил, чтобы капитана отнесли в лазарет, и тоже занял своё место, поэтому вскрытия пока не было.

— Должен ли я сообщить об этом команде?

— Нет. Я объявлю сама. А теперь идите ко мне в кабинет.

— Слушаюсь, миледи.

Разговор был окончен, и Мартинес переключился на общий канал.

— Отбой! — объявил он. — Хорошая работа, благодарю всех.

Он снял шлем и глотнул воздуха без запаха скафандра. Под звук корабельной сирены он отстегнулся от ложа и встал.

— Кто обычно дежурит в это время? — спросил он.

Чандра стащила с головы шлем и перчаткой смахнула пот со лба.

— Первый лейтенант, лорд капитан, — сказала она.

— Лейтенанта Казакову вызывают к командующей. Если вы не слишком устали, лейтенант Прасад, то буду признателен, если эту вахту возьмете на себя.

Чандра кивнула:

— Слушаюсь, милорд.

— Лейтенант Прасад заступает на дежурство, — Мартинес сказал это довольно громко, чтобы услышали все.

— На дежурство заступила, — так же громко подтвердила Чандра.

Мартинес покинул рубку. Всадники на фресках провожали его недобрыми, оценивающими взглядами.

* * *
— Я назначаю вас командиром "Прославленного", — сказала Миши. — Больше никого с капитанском званием на борту нет.

Жаль, приказ прозвучал, будто его назначение было последним средством спасения, но нахлынувшая радость, что он снова будет командовать кораблем, смыла все неприятные впечатления.

— Слушаюсь, миледи, — ответил он, светясь от удовольствия.

— Дайте свой ключ, — сказала она. Он снял ключ с цепочки на шее и передал Миши, чтобы та опустила его в прорезь на столе и ввела нужный код.

— Отпечаток большого пальца, пожалуйста.

Мартинес поставил. Миши вернула ему ключ, и он вновь прикрепил его к цепочке и спрятал под мундир.

— Поздравляю, милорд, — сказала Фульвия Казакова. Она сидела рядом с Мартинесом у стола командующей эскадрой. Ее темные волосы, как всегда, были убраны в пучок, но переодеваясь в спешке после отбоя тревоги, она не успела украсить его парой инкрустированных палочек.

— Благодарю, — ответил Мартинес и понял, что выглядит неуместно счастливым. — Печально, что это случилось после такой трагедии, — добавил он.

— Действительно, — сказала Миши, а потом сделала вызов по коммуникатору. — Гарсиа уже пришел?

— Да, миледи, — послышался голос Вандервальк.

— Пусть войдет.

Такелажник первого класса Гарсиа зашел и отсалютовал. Формально подчиняясь офицеру военной полиции, на деле Гарсия возглавлял констеблей на "Прославленном". Это был моложавый усатый мужчина, начинающий полнеть. В кабинет командующей его вызвали впервые, о чем можно было догадаться по удивлению, с которым он смотрел на роскошные глянцевые колонны, бронзовых обнаженных женщин, держащих корзины с фруктами, и фрески, на которых застыли фигуры людей и фантастических животных.

— Расследование закончили? — спросила Миши.

— Я допросил подчиненных капитана Флетчера. Кого не смог увидеть лично, с теми поговорил по коммуникатору во время тревоги, — ответил Гарсиа.

— Докладывайте.

Гарсиа посмотрел на нарукавный экран, где явно были записаны точные данные, и начал отчет:

— Вчера до 25:01 капитан и мичман Марсден работали. Последним, кто видел Флетчера, был его ординарец Нарбонн. Он помог капитану раздеться и взял форму и ботинки, чтобы почистить. Это было около 25:26.

Гарсиа вежливо кашлянул, давая понять, что можно задавать вопросы, но таковых не последовало, и он продолжил:

— Нарбонн вернулся в 05:26 утра, чтобы разбудить капитана, принести его форму и помочь одеться, но, войдя в спальню, обнаружил, что капитана нет. Он предположил, что тот уже в кабинете, поэтому повесилформу рядом с кроватью и вернулся к себе, ожидая вызова. Через несколько минут Бака, повар капитана, принес в столовую завтрак. Капитана там тоже не оказалось, но это было не в первый раз, и Бака спокойно ушел.

— Никто из них не заглянул в кабинет? — спросила Миши.

— Никто. Капитан не любит… не любил, когда его отрывали от работы.

— Продолжайте.

— Около 06:01 Бака вернулся и увидел, что к завтраку не притрагивались. Он знал о предстоящей тревоге и послал капитану Флетчеру сообщение с вопросом, будет ли тот есть, но ответа не получил, поэтому пошел в кабинет, где и обнаружил мертвого капитана.

И вновь Гарсиа тактично кашлянул, сделав паузу в рассказе. В этот раз Миши спросила:

— И что же Бака?

— Отправил сообщение Нарбонну. Они посовещались и вызвали меня.

— Вас? — поразился Мартинес. — Но почему они позвали полицию? Подозревали неладное?

Гарсиа, кажется, смутился:

— Думаю, они испугались, что в смерти капитана обвинят их. Они хотели, чтобы я пришел… и убедился, что в случившемся нет их вины.

Мартинесу это объяснение показалось приемлемым. Гарсиа продолжил:

— Я прибыл на место в 06:14. Тело капитана остыло, и было ясно, что он мертв уже несколько часов. Я вызвал доктора и санитаров с носилками, а потом обратился к леди Миши. — Он посмотрел на командующую: — Вы поручили мне провести расследование. Я приказал Баке и Нарбонну вернуться к себе, а сам дождался врача. Доктор Цзай пришел, удостоверил смерть капитана и забрал тело в лазарет. Я осмотрел кабинет и… ну понятно, что там случилось.

— Что именно понятно? — уточнила Миши.

— Среди ночи капитан Флетчер встал, прошел в кабинет, упал и ударился головой. На виске четко очерченная рана, на углу стола кровь, волосы и немного эпителия, — по какой-то причине Гарсиа с трудом произнес последнее слово, выговорив его с третьей попытки. — Подозреваю, что во время смены курса рано утром, в 03:46, капитан потерял равновесие. Сила тяжести пропала, а когда включилась опять, он неудачно упал. Или плыл в невесомости, а возобновление притяжения застало его врасплох. Доктор Цзай, наверняка, уточнит время.

Краем глаза Миши заметила, что Гарет озадачен.

— Капитан Мартинес, есть ли у вас вопросы? — сказала она.

Он вздрогнул и быстро ответил:

— Нет, миледи. Я просто вспомнил, что и сам проснулся при смене курса. Интересно… может, что я что-то услышал.

Он задумался, но так и не вспомнил, что именно его разбудило.

— Думаю, что вы очнулись от сигнала о невесомости, — сказала Казакова.

— Возможно, миледи.

Миши опять обратилась к Гарсиа:

— Капитан был в форме?

— Нет, миледи. В пижаме, халате и тапочках.

— У меня нет вопросов, — сказала Миши и посмотрела на Мартинеса и Казакову: — А у вас?

— У меня есть, — сказал Мартинес. — Вы не видели, над чем работал капитан?

— Работал?

— Он же был в кабинете, и я предположил, что он работал.

— Ни над чем. Экран был выключен, никаких бумаг на столе.

— А где был ключ капитана?

Гарсиа открыл рот, закрыл, а потом опять открыл.

— Не знаю, милорд.

— Не был ли он вставлен в стол?

— По-моему, нет.

Мартинес посмотрел на Миши:

— Кажется, всё.

Миши повернулась к унтер-офицеру.

— Благодарю вас, Гарсиа, — сказала она.

Тот отдал честь и вышел. Миши обратилась к Мартинесу:

— Это вы хорошо заметили, я про ключ. Он подходит практически ко всему. — Она повернулась к столу и начала набирать код. — Я запрещаю доступ с его ключа.

Это оказалось излишним, потому что пришедший с отчетом доктор Цзай сразу положил ключ Флетчера на стол перед командующей эскадрой. Кусок пластика на цепочке.

— Это было у него на руке, — сказал Цзай.

Невысокий, с пивным животиком, Юнтай Цзай носил холеную белую бородку и седеющие волосы до плеч. Клану Цзай покровительствовали Гомберги, и он с детства знал капитана. Голос у доктора был высокий, но ровный, а в карих глазах застыла грусть.

— Из-за того, что в течение нескольких часов на корабле была объявлена тревога, я смог провести лишь поверхностный осмотр тела. На правом виске обширная вмятина, кожный покров поврежден, причиной смерти стала трещина в черепной коробке. Других ран не обнаружено. Я сделал небольшой разрез в правом подреберье и измерил температуру печени; по полученным данным вычислено, что смерть наступила 04:01, плюс-минус полчаса.

Мартинес обратил внимание, что 04:01 это всего лишь семь минут спустя смены курса, когда Флетчер, видимо, и разбил голову.

— Благодарю, лорд доктор, — сказала Миши. — Думаю, что возникнут еще вопросы и понадобится вскрытие.

Цзай опустил веки и вздохнул:

— Так точно, миледи.

Он ушел, а Миши взяла ключ Флетчера и задумчиво держала его в руке.

— Следует ли мне сделать объявление для команды? — спросил Мартинес.

— Нет, я сама. — Она выбросила ключ в мусорную корзину. — Какое жуткое совпадение.

— Да, миледи, — сказала Казакова. На ее лице тоже читалась задумчивость.

— Совпадение? — повторил Мартинес.

— Сначала Козинич, — объяснила Казакова. — А теперь и капитан Флетчер.

Козинич служил офицером-тактиком. Он умер при перелете эскадры Чен из Харзапиды на Заншаа, и его смерть открыла вакансию, которую незамедлительно занял Мартинес, новоявленный родственник Чен.

— Совпадение? — опять произнес он. — Все равно не понимаю. Я думал, что лейтенант Козинич скончался от ранений, полученных на Харзапиде.

— Нет, упал и ударился головой. — Глаза Миши горели от ярости.

* * *
Когда Мартинес вернулся к себе, ординарцы — Алихан, Эспиноза и Аютано — собирали его вещи.

— Я полагаю, что мы переезжаем в апартаменты капитана, милорд, — сказал Алихан, глядя на замершего в дверях Мартинеса.

— Наверное, — ответил Мартинес. Он пока не думал над этим.

А вот удивляться, откуда Алихану известно, что апартаменты Флетчера освободились, не стоило. Хотя официального объявления еще не было, все на корабле знали, что капитан мертв.

— Мы убрали знаки отличия с ваших мундиров, кроме того, что на вас сейчас, — сказал Алихан. — Не желаете отдать его мне, милорд?

Мартинес расстегнул воротник и зашел в спальню. Ординарцы практически закончили с упаковкой, управившись удивительно быстро, учитывая огромное количество вещей, которые офицер обязан перевозить с собой.

— А вещи капитана уже убрали? — спросил он.

— Да, все, кроме тех, что в кабинете. Его охраняет констебль, — ответил Алихан.

— Отлично, — сказал Мартинес, повернулся, застегнул воротник и направился по коридору к кабинету Флетчера.

— Следуйте за мной, — сказал он женщине-констеблю и прошагал вглубь кабинета, старательно отводя взгляд от кровавого пятна на столе. Он остановился в дверях спальни Флетчера и с изумлением посмотрел внутрь.

После слов Чандры он ожидал откровенной эротики, но Флетчер украсил спальню более необычно. Вместо ярких плиток или классических фресок стены были обиты почерневшими от времени деревянными панелями. Даже скорее грубо обструганными, растрескавшимися досками, не знавшими ни лака, ни краски. Вероятно, они были термостойкими, как требовал флотский устав, но выглядели так, словно их взяли из неизвестно когда построенной и давным-давно развалившейся бревенчатой халупы. Панели на потолке казались столь же старыми, хотя смотрелись иначе: такие же потемневшие и плохо обтесанные, но отполированные до блеска. Пол покрывала землистого цвета плитка с бледно-желтым геометрическим узором. Свет шел из выкованных вручную медных канделябров. На стенах висели небольшие темные картины в тусклых металлических рамах, отливавших золотом или серебром.

На дальней стене Мартинес увидел большую, в человеческий рост, фарфоровую статую — зверски замученного и прибитого к дереву мужчину. На будто светящемся изнутри фарфоровом теле зияли кровавые порезы и следы от раскаленных щипцов, с безупречной скрупулезностью переданные художником. Невзирая на многочисленные раны и явную агонию, с чисто выбритого лица с неземной безмятежностью смотрели огромные темные глаза. Его длинные локоны рассыпались по плечам. Подойдя ближе, Мартинес заметил, что мужчина прикручен толстой металлической проволокой к настоящему стволу дерева.

Он перевел потрясенный взгляд со статуи на двух слуг, вытянувшихся по стойке смирно у открытых кофров, в которые складывали вещи капитана.

— Что это? — не удержался он от вопроса.

— Часть коллекции капитана Флетчера, милорд, — ответил тот, что постарше: седеющий, длинноносый, с влажными подвижными губами.

— Вы Нарбонн? — предположил Мартинес.

— Да, милорд.

— Подождите минутку.

Мартинес отправил сообщение Марсдену, секретарю капитана. Когда тот пришел, Мартинес обратился к нему:

— Мне нужен полный инвентарный список вещей капитана Флетчера. Подписанный вами и всеми присутствующими, включая… — Он кивнул констеблю: — Как вас зовут?

— Хуань, милорд.

— Включая Хуань.

Марсден кивнул лысой головой:

— Слушаюсь, милорд.

— Когда я получу доступ к сейфу, сделаем опись его содержимого.

— Так точно, милорд.

Открыть сейф Флетчера оказалось сложнее, чем ожидал Мартинес. Он думал, что знает код, но выяснилось, что Флетчер менял комбинацию как минимум однажды, и сейф не открывался. Мартинес взял у Миши капитанский ключ Флетчера, но и он не помог. В конце концов ему пришлось вызвать старшего машиниста Гобьяна. Этот обладатель шикарнейших завитых усов, доходящих почти до бровей, прибыл вместе с помощником и ящиком с инструментами. Когда сейф наконец открыли, внутри не оказалось ничего интересного: немного денег, изящно инкрустированный пистолет с коробкой патронов, банковские счета, акции и пара шкатулок. В первой была старинная книжечка на непонятном древнем языке. Во второй — белая нефритовая статуэтка, обнаженной шестирукой женщины, танцующей на черепе, что уже не так шокировало после распятого на дереве человека.

Мартинес решил, что книга и статуэтка, возможно, довольно ценные и стоит временно поместить их свой сейф, пока Гобьян не устранит повреждения, которые сам же причинил при взломе.

— Запишите, что я беру на хранение книжку и статуэтку, — сказал Мартинес Марсдену.

— Так точно, милорд, — секретарь внес запись в планшет.

Мартинес отнес вещицы и, возвращаясь обратно, столкнулся у лестницы с пахнувшим дезинфекцией доктором Цзаем, поднимающимся наверх. Неловко отсалютовав, Цзай сказал:

— Я как раз с отчетом к леди Миши.

— Да?

Грустными глазами доктор посмотрел на Мартинеса, а потом серьезно предложил:

— Если хотите, пойдемте со мной.

Их провели в кабинет Миши, и Цзай вновь неуклюже вытянулся по стойке смирно.

— Я провел вскрытие, — начал он, — но в нем не было необходимости, потому что с самого начала стало понятно, что это убийство.

Миши с силой сжала губы, а потом сказала:

— Убийство? Вы уверены?

— Я прикрепил сенсоры к голове лорда капитана и получил трехмерное изображение черепа. Капитану нанесли три удара в правый висок. При поверхностном осмотре это незаметно, но трехмерное изображение все расставило по своим местам.

— То есть его трижды ударили об стол? — спросила Миши.

— Или дважды ударили тупым предметом, а потом об стол, чтобы было похоже на несчастный случай.

Миши произнесла в настольный коммуникатор:

— Вызовите такелажника первого класса Гарсиа в мой кабинет. — Она взглянула на Мартинеса: — Как зовут офицера военной полиции?

— Корбиньи, миледи.

Миши повернулась к столу.

— А также Корбиньи.

Мартинес обратился к Цзаю:

— Полагаю, что тела лейтенанта Козинича уже нет на корабле.

— Оно еще в морге. Его не кремировали.

— Возможно, вам стоит на него взглянуть.

Цзай отвернулся и уставился на стену над головой Миши. Он поджал губы, а потом сказал:

— Думаю, да. Жаль, что я не сделал этого сразу.

— А почему не осмотрели?

За доктора ответила Миши:

— Потому что причина смерти была слишком очевидна. В день мятежа на Харзапиде Козинича ранили, в том числе в голову. На борту он настаивал, что здоров, но из госпиталя сообщили, что его мучают мигрени, головокружения и обмороки. Когда нашли тело, всем было ясно, что он потерял сознание и ударился головой.

— А где его нашли?

— В командном центре.

Мартинес удивился:

— Что он там делал в одиночку?

Миши задумалась.

— Ли и Коэн говорили мне, что иногда он ходил туда поработать, потому что, в отличие от кают-компании, там его никто не отвлекал.

— Он работал над чем-то определенным?

— Он был тактическим офицером. Я велела ему спланировать маневры эскадры и сосредоточиться на защите Заншаа.

Мартинес оглянулся, услышав шаги за спиной. Гарсиа вошел в комнату и замер по стойке смирно.

— Такелажник первого класса Гарсиа прибыл, миледи.

— Благодарю. Вольно. Если надо, ведите запись.

Почти тут же пришла Корбиньи; она явно смущалась в присутствии командующей эскадрой. Эта стройная темноволосая девушка была самым младшим офицером на корабле и выполняла все, от чего отказывались другие. Так ей достались обязанности офицера военной полиции и теоретический надзор за констеблями. Если бы Корбиньи действительно руководила ими, то при желании быстро научилась бы изворачиваться, унижать и угрожать не хуже любого флотского захребетника, качества весьма полезные для карьеры.

Гарсиа настроил нарукавный дисплей.

— Я все записываю, миледи.

Миши говорила сжато и четко, словно хотела поскорее завершить дело:

— Вскрытие показало, что капитана Флетчера убили. Вам поручается расследование.

Глаза Гарсиа расширились, а Корбиньи побледнела. Гарсиа попытался что-то сказать, но Миши сразу продолжила:

— Кабинет капитана Флетчера необходимо опечатать и тщательно обыскать. Ищите остатки ткани, волоски, отпечатки пальцев, все, что мог оставить преступник. Обратите особое внимание…

— Миледи! — почти отчаянно воскликнул Гарсиа.

Миши сделала паузу.

— Да, Гарсиа?

— Но я же не умею ни снимать отпечатки, ни проводить анализы, — сказал он. — К этому готовят следователей, а не констеблей!

Мартинес неожиданно для себя пожалел его. Констебли расследовали случаи хулиганства и мелких краж, разнимали дерущихся или задерживали перебравших самодельной браги. Все остальное было вне их компетенции.

Миши опять поджала губы, побарабанила пальцами по столу и расслабилась.

— Наверное, я насмотрелась детективов, — сказала она. — Думала, есть профессионалы, способные справиться с этим.

— Есть. Но вряд ли на этом корабле, — ответил Гарсиа.

Миши потерла лоб под прямой челкой.

— И все же тщательно обыщите кабинет.

Доктор Цзай улыбнулся в седую бородку и сказал Гарсиа:

— Я бы мог из того, что есть в лаборатории, сделать дактилоскопический порошок. Посмотрим, что получится.

— Хорошо, — сказала Миши. — А почему бы вам не заняться этим прямо сейчас?

— Конечно, — Цзай чуть подтянулся, изобразив воинский салют, и пошел к выходу. Потом остановился, как будто что-то вспомнил, порылся в карманах и вытащил прозрачный пластиковый коробок, в каком обычно хранят образцы.

— Я снял с тела капитана драгоценности. Кому их передать? — спросил он.

— Я составляю инвентарный список вещей капитана, — сказал Мартинес. — Если позволите, я заберу коробочку.

Мартинес взял ее и посмотрел сквозь прозрачную крышку. Внутри лежала пара перстней, массивная эмалевая печатка из золота со слитыми воедино гербами Гомбергов и Флетчеров, серебристое колечко с изящным резным узором и брелок на цепочке. Подойдя поближе к свету, он разглядел, что брелок выполнен в форме цветущего дерева аяка и усыпан великолепными бриллиантами, рубинами и изумрудами.

— Необходимо выяснить, кто где находился во время убийства и не видели ли кого-нибудь поблизости от места преступления, — продолжила Миши.

И вновь вид Гарсиа говорил, что его схватили за горло.

— На "Прославленном" около трехсот человек, а у меня только двое констеблей, — произнес он.

— Большая часть экипажа спала, — сказала Миши. — Пусть старшины напишут отчеты, и вам не придется допрашивать каждого в отдельности.

— Чуть позже я разошлю всем инструкции, — добавил Мартинес.

Миши спокойно взглянула на Гарсиа.

— Начните прямо сейчас с внимательного осмотра места преступления.

— Слушаюсь, миледи.

Он отдал честь и с явным облегчением покинул кабинет. Миши подождала, пока он уйдет, и, иронично улыбаясь, повернулась к Мартинесу:

— Есть мысли, капитан?

— Не понимаю, как связаны три смерти. Будь их две… — ответил Мартинес.

Миши удивленно подняла бровь.

— Три смерти?

— Если бы убили только Козинича и Флетчера, — продолжил капитан, — я бы сказал, что у кого-то зуб на офицеров. Если бы это оказались Тук и Флетчер, значит, отомстили за старшину. Но что общего в трёх случаях…

— Возможно, ничего.

Мартинес подумал и возразил:

— Мне в это не верится.

Миши откинулась на спинку кресла, искоса разглядывая полуголую бронзовую женщину с фруктами, помещенную Флетчером в угол кабинета. Подсказки там не нашлось.

— Не знаю, как быть… налью-ка себе коктейль. Присоединитесь, капитан? — она вновь посмотрела на Мартинеса.

Он почти согласился, но передумал:

— Наверное, будет лучше, если я прослежу, чем там занимается Гарсиа.

— Наверное, — пожала плечами Миши. — Если что найдете, дайте мне знать.

Мартинес четко выполнил воинское приветствие и развернулся к дверям, где весь разговор молча простояла Корбиньи.

— Вопросы есть, лейтенант? — спросил он.

Она широко распахнула глаза.

— Нет, милорд.

— Можете идти, — отпустила её Миши. Корбиньи отсалютовала и быстренько скрылась.

— Завтра проводим маневры? — спросил Мартинес, задержавшись в дверях.

— Отложите.

— Слушаюсь, миледи.

* * *
В кабинете Флетчера почти ничего не нашли: Нарбонн и слуги слишком хорошо там убирались. Полазив на четвереньках, Гарсиа с Мартинесом обнаружили несколько волосков, упаковали их в пакетики для вещественных доказательств и отправили доктору Цзаю. Когда врач появился с бутылочкой самодельного дактилоскопического порошка, они обработали все твердые поверхности и сняли несколько дюжин отпечатков, большинство из которых оказались достаточно четкими, чтобы их распознал обычный сканер на столе Марсдена.

Пока они работали, Миши Чен объявила экипажу, что капитан Флетчер погиб, а на его место назначен Мартинес. Сам Мартинес, стоя на коленях и пристально глядя на подобранную пинцетом ресничку, почему-то не почувствовал торжественности официального назначения.

"С огромным сожалением довожу до сведения всех на борту "Прославленного", — продолжала Миши, — что смерть капитана Флетчера не была случайной. Если кто-то из членов экипажа знает подробности произошедшего, прошу доложить об этом констеблю или офицеру. Лорд капитан был убит между 03:01 и 05:01. Сведения обо всём подозрительном, имевшим место в этот промежуток, могут оказаться чрезвычайно важными."

Неожиданно голос Миши стал твердым, почти жестким: "Эскадра без поддержки со стороны продвигается вглубь вражеской территории. Мы слишком уязвимы для удара и не можем позволить ни малейшего нарушения порядка и закона в собственных рядах. Любая наша слабость делает врага сильнее. Я решительно, — она почти перешла на крик, — решительно настроена найти и покарать убийцу или убийц капитана Флетчера. Еще раз, — более спокойно подытожила Миши, — прошу тех, кто что-либо знает, сообщить об этом пока не совершено новых преступлений. Вы слушали обращение командующей эскадрой Чен от имени Праксиса."

Выступление впечатлило Мартинеса. "Коктейли пошли на пользу", — подумал он.

Он уже начал жалеть, что не присоединился к ней. Если все так пойдет и дальше — со сравнением отпечатков пальцев, анализом волосков и волокон, то расследование займет прорву времени, которого у него не было.

Зато были обязанности капитана крейсера.

Наконец они закончили, Мартинес поднялся и осмотрел кабинет: изысканная плитка, изящные панели, статуи рыцарей в доспехах, стеклянные шкафчики с красивыми вещицами — и все это в отпечатках пальцев и порошке. Если бы он поставил перед собой задачу свести на нет то прекрасное и совершенное, чем Флетчер наполнял свою жизнь, вряд ли справился бы лучше.

— Лорд капитан, могу ли я получить доступ к базе отпечатков пальцев экипажа? — спросил Цзай.

— Да, как найду, перешлю вам.

— Я вернусь к себе, постараюсь продвинуться дальше, — сказал доктор.

Мартинес опять вспомнил о коктейлях Миши.

— Могу ли я сначала предложить вам пропустить стаканчик?

Цзай согласился. Мартинес позвонил Алихану и сказал налить доктору коктейль в своем старом кабинете.

— Я присоединюсь к вам через пару минут. Надо кое-что закончить, — объяснил он Цзаю.

Затем взял у Марсдена заверенную копию описи имущества капитана и убрал вещи в шкафчик, воспользовавшись собственным ключом и новым паролем. Слугам Флетчера он поручил незавидную уборку и вернулся в свою каюту, где на фоне амурчиков, бросив собранные улики на стол и попивая виски, уже расположился доктор Цзай.

Алихан предусмотрительно оставил на столе поднос с еще одним стаканом, графином виски и кувшином с охлажденной водой. На кувшине застыли блестящие капельки конденсата. Мартинес налил себе выпить и сел в кресло.

— У виски интересный привкус, милорд, — начал Цзай. — Дымный.

— Привезли из моих родных мест, с Ларедо, — сказал Мартинес. Отец присылал ему лучшие образцы в надежде на расширение рынка сбыта.

— Ему не хватает мягкости, но есть свой характер, — продолжил Цзай.

Мартинес с наслаждением посмаковал запах напитка и поднял стакан:

— За характер!

Горло словно обожгло огнем. Он посмотрел на темную жидкость сквозь хрустальные грани стакана и вспомнил, каким долгим и необычным оказался день.

— Что вы думаете обо всем случившемся, милорд? Есть какие-то мысли?

Кажется, Цзай понял, на что намекает капитан.

— Хотите знать, кто за этим стоит? Понятия не имею.

— А из-за чего все это?

— Тоже не знаю.

Мартинес поиграл с напитком в стакане.

— Вы знали капитана Флетчера много лет.

— Да, помню его еще мальчишкой.

Мартинес поставил виски и посмотрел на сидящего напротив седобородого человека.

— Расскажите мне о нем, — попросил он.

Цзай ответил не сразу. Его пальцы побелели, сжимая стакан. Потом ослабили хватку.

— Лорд Гомберг Флетчер был исключительно знатен и исключительно богат. Как правило, люди, рожденные в знатных и богатых семьях, не думают, что им просто повезло, а считают свое происхождение проявлением высшей мировой справедливости, иными словами, если человек красив и добродетелен, как они, он, естественно, родится в благородном семействе. — Доктор нахмурил брови. — Но, по-моему, капитан Флетчер полагал, что его высокое положение скорее обуза, чем награда.

Мартинес удивился:

— Мне… мне так не показалось.

— Жить в соответствии с ожиданиями других — тяжкий труд, и я думаю, что он старательно нес свою ношу, — сказал Цзай. — И весьма преуспел в этом. Но не был счастлив.

Мартинес посмотрел на порхающую на стене розовощекую крылатую ребятню.

— А его коллекция? Все это? — Он показал на летающих детишек. — Разве оно не приносило ему счастья?

— С его статусом выбор ролей невелик. Пожалуй, роль эстета самая интересная. — Между бровей Цзая пролегла крестообразная морщинка. — Любовь к прекрасному стала частью его жизни, поглотив все, что не поглотило военное дело. Разрываясь между двумя этими предназначениями, он не задумывался о счастье, у него вообще не оставалось времени на раздумья. — Доктор посмотрел на Мартинеса. — Вас удивляли все эти проверки, постоянная муштра? Соблюдение традиций — парадная форма во время приемов пищи, письма вместо простого вызова по коммуникатору? Причиной тому, если хотите знать мое мнение, была боязнь остаться наедине со своими мыслями.

" Тупой, как ржавый нож", — слова Чандры звучали в ушах Мартинеса.

Он глотнул виски, размышляя над словами Цзая.

— Вот вы говорите, — осторожно начал он, — он не жил, а играл роль.

— Человек познает себя, попадая в трудности, или сталкиваясь с сопротивлением, или пожиная плоды неверно принятых решений. У Флетчера не было ни трудностей, ни сопротивления, ни удручающих последствий. Ему дали роль, и он старался более или менее убедительно играть ее, не отступая ни на шаг. А жаль. — Доктор наклонил голову и погрузился в созерцание стакана, стоящего у него на круглом животике.

Мартинес опустил свой стакан на стол. Получилось чуть громче, чем надо, и Цзай вздрогнул.

— Без последствий, пока он не убил инженера Тука, — сказал капитан.

Цзай промолчал.

— Он заполнил свою пустоту этим? — спросил Мартинес. — Перерезав человеку глотку?

Цзай бросил взгляд на Мартинеса из-под опущенных седых бровей, сверкнув темными глазами.

— Знаете, я спрашивал его. В тот же день, по просьбе леди Миши. Кажется, она надеялась, что я признаю Флетчера невменяемым и она сможет отстранить его от командования. — Он скривил рот. — Боюсь, я ее разочаровал. Капитан Флетчер был в абсолютно здравом уме.

Мартинес почти сорвался на крик:

— Так почему же он убил Тука?

Цзай быстро облизал губы.

— Сказал, что убил, потому что того требовала честь "Прославленного".

Мартинес уставился на врача. Слова замерли на языке. Он глотнул виски.

— Что он имел в виду? — наконец выговорил капитан.

Цзай пожал плечами.

— Вы дружили?

Цзай покачал головой.

— На корабле у Гомберга не было друзей. Он полностью погрузился в свое дело и ожидал того же от остальных.

— Но вы же отправились за ним на "Прославленный".

Цзай чуть улыбнулся и потер ногу.

— У этой работы свои преимущества. Моя практика на Сандаме процветала, но было скучно, так скучно, что моя жена ушла к другому. Дети почти взрослые. Когда молодой Гомберг получил корабль и предложил мне место, я понял, что не видел ни Заншаа, ни Пасти, ни Торговых рядов Харзапиды. И я посетил все это и даже больше.

Мартинес неожиданно разозлился. Ответы доктора не приблизили к разгадке смерти Флетчера, запутывая всё сильнее, а ведь единственное, что он действительно хотел узнать о капитане, было имя его убийцы. Даже плевать на мотивы. Он просто хотел найти преступника и забыть об этом деле.

— А что там висит у Флетчера в спальне? — спросил Мартинес. — Что за человек привязан к дереву?

На губах доктора заиграла легкая улыбка.

— Часть коллекции, которую нельзя показывать чужим. У капитана Флетчера было специальное разрешение от Управления цензуры, позволявшее собирать религиозное искусство.

Мартинес онемел. Религии давно запретили — во благо общества. Праксис гласил, что верования приводят к иррациональным и бездоказательным умозаключениям по поводу устройства вселенной. Под запрет попали и произведения искусства, вдохновленные такой верой. Обычно их можно было увидеть только в музеях предрассудков, построенных в главных мегаполисах империи.

Конечно, всегда существовали коллекционеры и ученые, которым доверялось иметь дело со столь опасным материалом. Но то, что на борту "Прославленного" оказался не только один из них, но и с частью такой коллекции, в голове не укладывалось.

— Его интересовали какие-то определенные культы? — наконец спросил Мартинес.

— Те, после которых остались замечательные образчики живописи и скульптуры, — ответил Цзай. — Не знаю, знакомы ли вы с искусством древней Терры…

— Нет.

— Множество произведений, особенно относящихся к ранней эпохе, было связано с той или иной религией. Конечно, сегодня многие из тех культов позабылись и связанные с ними предметы выставляются в обычных музеях.

— Вот как. — Мартинес побарабанил пальцами по столу. — А почему капитан Флетчер повесил это… этот предмет… на стену, ведь каждый раз, засыпая, он видел именно его?

Цзай казался искренним.

— Не знаю. Но хотел бы знать, лорд капитан.

— Ведь это никак не связано с эротикой, нет?

Вопрос развеселил доктора.

— Вряд ли Гомберг увлекался гомосексуальным бичеванием. — Он пожал плечами. — Но люди такие разные, вы меня понимаете?

Ещё одно разочарование. Мартинес рассердился.

— Кажется, да.

Цзай поставил пустой стакан на поднос.

— Благодарю, лорд капитан. Жаль, что почти не помог вам.

Мартинес многозначительно посмотрел на вещественные доказательства:

— Зато нам поможет это.

— Надеюсь. — Цзай встал и собрал коробочки. — Пойду делать анализы. С вашего разрешения.

Мартинес вздохнул:

— Удачи, лорд доктор.

Цзай поплелся к двери, даже не пытаясь салютовать. Мартинес проводил его взглядом и вызвал Алихана.

— Передай Перри, что можно подавать ужин, если все готово. До завтрашнего дня я останусь в своей каюте, распакуй вещи, которые понадобятся мне до завтрака.

— Хорошо, милорд. — Алихан наклонился и наполнил стакан Мартинеса. — Будут еще указания, милорд?

Мартинес посмотрел на него.

— Что слышно?

Алихан ответил извиняющимся тоном:

— Я весь день провел здесь, милорд, упаковка и так далее. У меня просто не было возможности поговорить с кем-либо на корабле.

— Ясно, — пробормотал Мартинес. — Спасибо.

Алихан ушел. Гарет просмотрел файлы, доступные с его капитанского ключа, и послал Цзаю разрешение для базы отпечатков пальцев экипажа. Через несколько минут Перри принес ужин. Мартинес ел левой рукой, а правой держал стило, перелистывая документы на столе.

Он просмотрел все необходимое для командования кораблем.

* * *
После того как Перри убрал посуду, Мартинес разослал сообщения всем старшинам и главам отделов с приказом отчитаться о действиях подчиненных этим утром. Лучше сделать это сразу, пока свежи воспоминания. Потом он вызвал первого лейтенанта Фульвию Казакову.

— Вы на вахте, лейтенант?

— Нет, милорд. — Она явно удивилась вопросу.

— Буду признателен, если вы зайдете в мой кабинет.

— Будет сделано, милорд. — Она помешкала. — В который из них, милорд?

Мартинес улыбнулся.

— В прежний. В ваш.

Когда он попал на корабль третьим по старшинству офицером, ему предоставили третью по роскоши каюту, которую до него занимала первый лейтенант. Казакову переселили в каюту другого лейтенанта, того — в другую и так далее, пока самый младший лейтенант не был перемещен к кадетам. "Завтра, — подумал Гарет, — все вздохнут с облегчением, получив свои места обратно."

Кроме, конечно, капитана Флетчера, чье тело медленно кристаллизовалось в морге "Прославленного".

Казакова пришла, наполнив воздух резким ароматом духов. Она была при полном параде, высокий воротник подчеркивал длину шеи. Лицо по форме напоминало сердечко. Перламутровая инкрустация, украшавшая палочки в пучке волос на затылке, переливалась.

— Присаживайтесь, миледи, — сказал Мартинес в ответ на приветствие. — Вина? Может, чего покрепче?

— Что нальете, милорд, спасибо.

Он налил вина из бутылки, открытой Перри к ужину. Она взяла бокал, сделала небольшой глоток и поставила вино на стол.

— Я не такой, как капитан Флетчер, — начал Мартинес.

Казакову это высказывание не удивило.

— Да, милорд.

— Но я постараюсь быть похожим на него, по крайней мере, в первое время, — продолжил Мартинес.

Казакова задумчиво кивнула.

— Понимаю, милорд.

Преемственность была необходима. Флетчер много лет командовал "Прославленным", и его привычки и причуды стали неотъемлемой частью корабельного распорядка. Неожиданные перемены могли нарушить баланс огромного организма, каким стал экипаж судна, а его и так после событий последних дней постигли потрясения.

— Я продолжу строгие проверки, которые проводил капитан Флетчер, — сказал Мартинес. — Не подскажете, была ли в его обходах система или он выбирал спонтанно?

— Кажется, спонтанно. Я не видела какого-либо плана. Но каждый раз перед самым выходом он сообщал старшине о том, что идет. Хотел, чтобы проверка была внезапной, но не неожиданной, предпочитая не прерывать проведение важных работ.

— Понятно. Спасибо.

Он глотнул вина. Оно показалось ему кисловатым. Терза отправила ему лучшие сорта из погребов клана Чен в Верхнем городе, но он все равно не понимал, что в этом вине особенного.

— Не сообщите о состоянии корабля? — спросил Мартинес. — Неофициально, без всех этих цифр.

Казакова улыбнулась и настроила нарукавный дисплей.

— Я и с цифрами могу, если надо, — сказала она.

— Не сейчас. Просто устный отчет, пожалуйста.

Состояние "Прославленного" оказалось хорошим, в чем не было ничего удивительного. Он не пострадал ни во время мятежа на Харзапиде, ни в сражении на Протипане. Еды, воды и топлива имелось в количестве более чем достаточном для предполагаемой продолжительности полета. Хотя ракет оказалось маловато: во время битвы и рейда они опустошили арсеналы на две пятых.

Это может стать проблемой, если они столкнутся с более многочисленными силами или наксидские корабли будут не в столь плотном строю, как при Протипане.

— Спасибо, леди Фульвия, — поблагодарил Мартинес. — А что насчет офицеров? Я с ними просто знаком, но не по работе.

Казакова улыбнулась:

— Счастлива сообщить, что на борту замечательный офицерский коллектив. Все, за малым исключением, отобраны капитаном Флетчером. Многие из нас дружили задолго до этого назначения. Мы очень хорошо сработались.

По мнению Мартинеса, то, что команду выбирал Флетчер, не являлось рекомендацией, но он кивнул.

— А кто исключение? — спросил он.

Казакова чуть задумалась, но ответила:

— С этим офицером тоже никаких проблем. Она очень компетентна.

Мартинес не подал вида, что понял, что это одобрение не вполне искренне. Ему понравилось, что Казакова достаточно преданна команде, чтобы не воткнуть нож в спину Чандре при первой возможности.

— Расскажите о каждом офицере, — попросил капитан.

Из слов Казаковой стало ясно, что три лейтенанта принадлежали к кланам-клиентам Флетчеров или Гомбергов и делали карьеру с их помощью. Двое, Хусейн и сама Казакова, попали в команду в результате сложной системы взаимных услуг и обменов, принятой среди пэров: они становились офицерами на "Прославленном", а в обмен их кланы продвигали друзей и клиентов Флетчеров.

Мартинес осознал, что скорее всего Казакова считает семейные отношения и обязательства чем-то особо важным или, заглядывая в будущее, намекает на готовность ее родни помочь друзьям Мартинеса в обмен на те же услуги, какие им оказывал Флетчер. Он был благодарен, но спросил, насколько хорошо офицеры справляются со своими обязанностями.

Казакова заверила, что очень хорошо. Самые младшие, лорд Филлипс и Корбиньи, неопытны, но подают большие надежды, а остальные выше всяких похвал. У Мартинеса не было основания не верить ей.

— Живете дружно? — спросил капитан.

— Удивительно дружно, — очень уверенно сказала Казакова.

— Как отношения с адъютантами леди Миши? С Коэном и Ли?

— Очень приятные люди.

— А Козинич? Как он вписывался в коллектив?

Казакова моргнула.

— Козинич? Он был новичком на корабле, но, по-моему, он хорошо ладил с остальными, учитывая обстоятельства.

Мартинес вскинул брови:

— Обстоятельства?

— Ну, он простолюдин. В этом нет ничего плохого, — быстро исправилась лейтенант, возможно, поняв, что сболтнула лишнее, — лично я ничего против не имею, но его семья была бедна, а сам он жил на жалование. Козиничу приходилось брать аванс, чтобы платить взносы в кают-компанию, и на деликатесы, выпивку и прочее денег у него не хватало. Да мы бы за него заплатили сами, но было видно, он слишком щепетильно относится к этому: отказывался от бокала вина или другого алкоголя, не заказывал самые дорогие блюда. И никогда не играл в азартные игры… хотя и ставки-то у нас не очень велики, — вновь поправила она себя, — просто играем по-дружески на карманные деньги, но даже этого Козинич позволить себе не мог. — Казакова потянулась за бокалом и глотнула вина. — А потом, конечно, был мятеж, и Козинича ранили. Ранение что-то изменило в нем, он стал угрюмым и каким-то озлобленным. Иногда сидит на стуле, а сам весь кипит — желваки играют, жилы на шее вздулись, глаза горят. Даже страшно становилось… Очень хорошее вино, милорд.

— Рад, что вам нравится. Как вы думаете, почему Козинич злился?

— Не знаю, милорд. Не думаю, что это из-за шуточек в кают-компании. — Она слегка улыбнулась, и вновь стала серьезной. — Ранение казалось мне достаточной причиной. Но, в любом случае, Козинич замкнулся, почти всё время просиживал и работал в командном центре.

Мартинес тоже отпил из своего бокала. Кажется, он отлично понимал Козинича.

Сам он был пэром и отнюдь не бедным. Но оставался провинциалом, о чем напоминал его акцент. Он знал, как высокородные аристократы относятся к менее знатным людям: кто-то снисходительно, кто-то намеренно унижает, или видит в них слуг, или просто игнорирует. Даже если офицеры не показывали своего превосходства, мнительный и чуткий простолюдин мог увидеть пренебрежение там, где его не было.

— А почему леди Миши взяла Козинича в свой штаб? — поинтересовался Мартинес мнением Казаковой.

— Кажется, он был кадетом в ее прежней команде. Он ей понравился, и после сдачи лейтенантских экзаменов она взяла его с собой.

"Какое отсутствие предрассудков", — подумал капитан. Она могла предложить это место любому из клиентов своего клана или другого могущественного семейства в качестве услуги, как это делал Флетчер. Вместо этого леди Чен из клана, не менее древнего и благородного, чем Гомберги или Флетчеры, предпочла отдать одно из самых престижных мест при штабе бедному простолюдину.

И теперь, когда прошло время, можно сказать, что затеянный Миши эксперимент по смешению социальных групп потерпел крах.

— Козинич был хорошим тактиком? — спросил Мартинес.

— Да. Очень. Конечно, он не привнес ничего нового, как вы.

Мартинес опять отпил вина. Даже после комплимента Казаковой, оно казалось ему кислятиной.

— Что скажете об унтер-офицерах?

Казакова объяснила, что, подбирая старшин, Флетчер руководствовался исключительно их опытом. Количество новобранцев было сведено к минимуму, поэтому на корабле оказалась чрезвычайно умелая команда настоящих профессионалов.

— Но капитан Флетчер своими руками казнил одного из них, — сказал Мартинес.

— Да, милорд.

— Не знаете почему?

Лейтенант покачала головой.

— Нет, милорд. Инженер Тук был одним из самых опытных старшин на корабле.

— Капитан Флетчер в вашем присутствии когда-нибудь упоминал о своих намерениях казнить его?

Вопрос застал ее врасплох.

— Нет. Никогда, милорд. Но вы могли бы спросить… — Она наморщила лоб и опять покачала головой. — Нет, это нелепо.

— Продолжайте.

— Лучше спросите лейтенанта Прасад. — Она говорила очень быстро, будто хотела поскорее покончить с темой. — Вы, наверное, слышали, что они с капитаном были любовниками. Он мог сказать ей то, что не говорил остальным, — произнесла она на одном дыхании.

— Спасибо, — произнес Мартинес. — Я побеседую со всеми лейтенантами по отдельности.

Он не мог вообразить, что Флетчер одновременно нашептывал слова любви и планы убийства, если он вообще был способен шептать о любви. Не мог Мартинес представить и того, что Чандра сохранила все в секрете, особенно в припадке гнева после разрыва с Флетчером.

— Благодарю за прямоту, — сказал Мартинес, прекрасно понимая, что Казакова не договаривает. В целом, он одобрял ее сдержанность и думал, что легко сработается с ней.

В завершение они поговорили о карьере Казаковой. Ее продвижение, казалось, исключало любые случайности: была запланирована сделка, в результате которой друг ее семьи обещал назначить Фульвию капитаном фрегата, но в первый же день мятежа наксиды захватили и друга, и фрегат.

— Бывает, — сказал Мартинес. — Если вам что-то понадобится, буду рад помочь.

Лицо Казаковой просветлело.

— Спасибо, милорд.

Клан Казаковых был из тех, кто не забывал своих долгов.

* * *
Когда Казакова ушла, Мартинес закупорил бутылку, допив бокал вина. Воспользовавшись капитанским ключом, он залез в базу персональных данных, намереваясь просмотреть личные дела офицеров. Потом ему пришло в голову, что Флетчер мог оставить пометки, объяснявшие казнь Тука, и Мартинес открыл дело старшего инженера.

Там не оказалось ничего нового. Тук служил во Флоте двадцать два года, восемь лет назад сдал экзамен на получение звания старшего инженера, пять лет назад попал на "Прославленный". Флетчер много о нем не писал, но хвалил.

Мартинес просмотрел файлы остальных старшин, а потом перешел к лейтенантам, беспорядочно пролистывая то одно дело, то другое. Стало ясно, что Казакова дала весьма точные отзывы. Конечно, она не знала, что писал Флетчер о компетентности этих людей. Характеристики капитана отличались сухостью и лаконичностью, но были благоприятными, как если бы аристократ Флетчер считал расхваливание безвкусным и с тонкостью, словно дорогой десертный соус, добавлял свое одобрение. Вот что он написал о Казаковой: "Офицер является опытным администратором и обладает широкими техническими познаниями. Препятствий для ее дальнейшего повышения до ранга капитана корабля не имеется".

Фраза "препятствий не имеется" не слишком походила на слова о том, что Казакова заслужила отличную репутацию или что ей можно легко доверить командование судном, но осмотрительность была неотъемлемой частью сдержанного стиля Флетчера. Возможно, он находил похвалу излишней, полагая, что его офицеры обладают достаточно хорошими связями для карьерного роста.

На фоне сухих, но сдержанно-одобрительных характеристик, запись о Чандре была громом среди ясного неба: "Хотя данный офицер не продемонстрировала какой-либо заслуживающей замечания некомпетентности, ее непредсказуемое импульсивное поведение разрушает слаженность коллектива. Ее эмоциональная незрелость не соответствует высоким стандартам Флота. Повышения в звании не заслуживает".

Замысловатое начало со словом «некомпетентность» и продолжение, источающее чистый яд. Мартинес долго смотрел на характеристику, а потом заглянул в журнал, чтобыпроверить, когда Флетчер в последний раз работал с файлом. В 27:21, за шесть часов до смерти.

В горле пересохло. Чандра порвала с Флетчером, а тот, поразмышляв пару дней, одним росчерком уничтожил ее карьеру.

Несколько часов спустя его убили.

Мартинес подумал о связи. Для того, чтобы это не оказалось простым совпадением, надо быть уверенным, что Чандра знала о бомбе, заложенной в ее характеристику. Он заглянул в коммуникаторы Флетчера: вечером капитан сделал только один звонок — в рубку, вероятно, проверяя перед сном обстановку. Мартинес просмотрел список дежурств и убедился, что вахту несла не Чандра, а шестой лейтенант леди Джульетта Корбиньи.

Доказать, что Прасад знала о записи в деле, было нельзя. Хотя Флетчер мог зайти к ней и поделиться новостью.

Или у Чандры мог оказаться доступ к документам из-под пароля капитана. В конце концов, она офицер связи и умна.

Мартинес подумал, что эту безумную версию подсказал выпитый за вечер алкоголь, и так и не смог представить, что Чандра повалила рослого Флетчера на колени и несколько раз стукнула головой об угол стола.

* * *
Он встал и потянулся, бросив взгляд на хронометр — 27:21. Именно в это время Флетчер хладнокровно сделал последнюю запись о пригодности Чандры.

Совпадение неприятно кольнуло. Он решил прогуляться по палубе. По дороге назад он прошел мимо запертой двери капитанского кабинета, но неожиданно для себя вернулся к ней и открыл собственным ключом. Шагнув внутрь, включил свет.

В кабинете царил изначальный порядок, от дактилоскопического порошка не осталось и следов, темный экран рабочего стола слабо светился. Пахло полиролью. Бронзовые рыцари бесстрастно смотрели на вошедшего.

Серебристый сейф был водружен в нишу. Гобьян явно его починил.

Мартинес проскользнул в спальню и уставился на кровавую фарфоровую статую с ее неестественно большими глазами. Потом посмотрел на картины: на длинноволосого флейтиста с синей кожей; на бездыханного бородача, обвисшего в руках одетой в голубое женщины; на чудовище, напоминающее огненно рыжего мохнатого торминела, рычащего и высовывающего язык, пронзенный зазубренным копьем.

"В самый раз полюбоваться на сон грядущий, — подумал он. — Жуть какая!"

Ему понравилась только изображение купающейся девушки, но даже эта приятная сцена была испорчена мерзкими стариками в тюрбанах, тайком подглядывающими за ней.

— Комм: вызовите Монтемара Джукса в кабинет капитана, — сказал Мартинес.

Любимый художник Флетчера приковылял к нему в неформенном комбинезоне и отсалютовал так расхлябанно, что за такое получил бы взбучку даже от старшины. Судя по нему и по Цзаю, Флетчер смотрел сквозь пальцы на отсутствие военной выправки у своих приближенных.

Джукс был коренастым мужчиной с растрепанными седыми волосами и слезящимися голубыми глазами. Щеки у него ненормально раскраснелись, а дыхание отдавало хересом. Мартинес одарил художника неодобрительным взглядом и вернулся в спальню.

— Пройдите сюда, мистер Джукс.

Тот молча дошел до порога, а потом слегка откинулся назад, словно оценивая огромную фарфоровую фигуру, привязанную к дереву.

— Что это, мистер Джукс?

— Нараянгуру. Шаа привязали его к дереву и замучили до смерти. Он всевидящий, поэтому у него такие глаза, — объяснил Джукс.

— Всевидящий? Забавно, что он не увидел, что с ним собираются сделать шаа.

Джукс ухмыльнулся, сверкнув желтыми зубами:

— Да. Забавно.

— Зачем он здесь?

— Зачем капитан Флетчер повесил Нараянгуру в спальне? — Джукс пожал плечами. — Может быть, больше негде. Он собирал религиозное искусство, а выставить не имел права.

— Капитан был верующим?

Вопрос поставил Джукса в тупик.

— Возможно. Но во что? — Он прошелся по комнате и ткнул в рычащего зверя. — Это Траномакой, бог грозы. — Потом показал на синекожего человека. — Это Кришна, кажется, индуистское божество. — Рука Джукса скользнула по шершавым панелям в направлении безжизненного мужчины. — А это пьета, "скорбь", она христианская. Еще один бог, убитый тем же живописным способом.

— Христианство? — Мартинес был заинтригован. — На Ларедо, моей родине, есть христиане. По определенным праздникам они надевают белые балахоны с капюшонами, обматываются цепями и хлещут друг друга.

Джукс вздрогнул.

— Зачем?

— Не знаю. Говорят еще, что иногда они выбирают одного из своих, называют богом и приколачивают к кресту.

Джукс поскреб в затылке.

— Веселенькая религия.

— Это считается большой честью. К тому же большинство выживает.

— И власти молчат?

Мартинес пожал плечами.

— Они же только себя уродуют. И Ларедо от Заншаа далеко.

— Наверное, поэтому.

Мартинес посмотрел на истерзанное полупрозрачное тело Нараянгуру.

— Ну уж нет. Я не верующий и не эстет и спать под этой кровавой жутью не буду.

Художник ухмыльнулся:

— Как я вас понимаю.

— Не могли бы вы… переставить… коллекцию капитана? Перенести Нараянгуру, чтобы никому не мешал спать, а вместо него повесить вещицу поприятнее? — попросил Мартинес.

Джукс оценивающе посмотрел на него.

— Да, милорд. Могу ли я предложить вам свои услуги? Мне легко распечатать все, что захотите.

Мартинеса никогда в жизни не спрашивали, чем украсить его комнату, и готового ответа у него не оказалось, поэтому он задал встречный вопрос:

— Ищете нового патрона, мистер Джукс?

— Всегда. — Художник одарил его желтозубой улыбкой. — Не забывайте, что скорее всего вы еще долго будете командовать "Прославленным", коллекция Флетчера отойдет его семье, а нынешние плитка и фрески вам наскучат. Это же крейсер, а не замок с привидениями.

Мартинес посмотрел на него.

— Разве не вы автор всего этого? И не станете возражать, если я сдеру плитку и закрашу настенные росписи?

— Ничуть, — с беспечностью пьяного заявил Джукс. — Все эскизы сохранены в компьютере, к тому же это не лучшая моя работа.

— Флетчер не требовал лучшего? — нахмурился Мартинес.

— Тут все сделано, как нравилось ему, а не мне. Пропорционально, классично, скучно. Когда-то я действительно творил, но за это никто не хотел платить, и я… — Он пожал плечами. — И вот я тут, на военном корабле. Поверьте, не о таком будущем я мечтал, когда впервые открыл графическую программу.

Мартинеса сказанное повеселило.

— А какое звание вам присвоил Флетчер?

— Такелажника первого класса.

— Вы даже не знаете, что это такое.

Художник покачал головой.

— Не имею ни малейшего понятия, милорд. Поэтому мне нужен покровитель.

— Ладно. — Капитан посмотрел на синекожего музыканта. — Для начала снимите весь этот кошмар и повесьте вместо него что-нибудь повеселее. О вашем… гонораре поговорим позже.

Джукс обрадовался.

— Приступать сразу, милорд?

— Лучше после завтрака.

— Так точно, милорд, — еще больше оживился художник. — У меня есть инвентарный список коллекции Флетчера на "Прославленном", сегодня же внимательно прочитаю его.

Мартинеса позабавило выражение "внимательно прочитаю".

— Отлично, Джукс. Можете идти.

— Слушаюсь, милорд.

Джукс почти пристойно отсалютовал и пошагал прочь. Мартинес вышел из капитанских апартаментов и запер за собой дверь.

Беседа подняла настроение. Он зашел в собственную каюту и отпрянул, увидев, что один из его слуг, такелажник Эспиноза, разложил на полу кабинета подушки и прямо в одежде растянулся на них.

— Что ты тут делаешь? — спросил Мартинес.

Эспиноза вскочил и вытянулся в воинском приветствии. Это был молодой человек, подтянутый и мускулистый, с крепкими руками.

— Меня прислал Алихан, милорд.

Мартинес уставился на него.

— Зачем еще?

— Кто-то убивает капитанов, милорд. Я тут для охраны, — прямо ответил Эспиноза.

Убивает капитанов. Под этим углом он на проблему пока не смотрел.

— Ладно. Оставайся, — согласился Мартинес, потом прошел в спальню, где Алихан уже разложил всё нужное. Взял зубную щетку, намочил ее в раковине и посмотрел на себя в зеркало.

"Капитан "Прославленного", — подумал он.

И на миг забыв о смертях, о висящем на дереве Нараянгуру и о затаившемся на корабле убийце, он не мог удержаться от улыбки.

Глава 12

После завтрака Мартинес надел парадный мундир с серебряными галунами и высоким воротником, но уже без красных штабных нашивок, которые Алихан отпорол накануне. Натянул белые перчатки и вызвал Марсдена и Фульвию Казакову. Пока их ждал, попросил Алихана достать из футляра "Золотой шар".

Но брать с собой изогнутый офицерский клинок не собирался. И так обстановка напряженная.

Марсден с Казаковой тоже явились при полном параде. Мартинес обратился к первому лейтенанту:

— Миледи, пожалуйста, предупредите старшего машиниста Гобьяна, что мы направляемся к ним с проверкой.

Казакова позвонила, а когда Мартинес с сопровождающими подходил к машинному отделению, у входа их встречал запыхавшийся Гобьян, только что примчавшийся из старшинской кают-компании.

Мартинес внимательно осмотрел помещение, поговорил с командой о работе и сделал замечание насчет мусора. Случись судну сменить курс, прекратить ускорение, и в момент невесомости всё разлетится по отделению.

Гобьян, шевеля роскошными усами, стойко воспринял критику, но его мясистое лицо говорило о том, что, как только капитан уйдет, кому-то из подчиненных несдобровать.

Закончив обход, Мартинес обнаружил, что успеет сделать ещё один осмотр. На этот раз они направились во Вторую ракетную батарею. На проверку ракетных установок и наблюдение за операторами ремонтных роботов ушло больше времени. Присутствие офицеров и проверка почти не сказывались на команде и не напоминали Мартинесу позавчерашнюю атмосферу страха и предчувствия беды во время инспекции Флетчера.

Видя бодрое настроение подчиненных, он начал подозревать, что его воспринимают легкомысленно. Он хотел более серьезного отношения и, если нужно, готов был стать настоящим тираном. Хотя чутье подсказывало, что это излишне. Экипаж просто рад смене власти.

В конце концов Матинес победитель. Благодаря ему дважды разбили наксидов. И быть под его началом людям нравилось больше, чем служить Флетчеру.

Покинув батарею, капитан сказал Казаковой:

— Хотелось бы после ужина встретиться с лейтенантами. Поговорим неофициально на "Нарциссе". Пожалуйста, поручите вахту какому-нибудь квалифицированному унтер-офицеру или кадету.

— Слушаюсь, милорд.

— И переезжайте на прежнее место. Благодарю за гостеприимство, хотя и невольное.

Она улыбнулась в ответ.

— Спасибо, милорд.

Мартинес вернулся в старый кабинет, выгреб все из сейфа и оставил дверцу незапертой для Казаковой. Бросил прощальный взгляд на амурчиков, надеясь, что вновь увидеть эти милые мордашки не доведется, а потом прошел в кабинет капитана — свой кабинет — и посмотрел на невозмутимых и высокомерных рыцарей, на стеклянные шкафы, на фрески, где элегантные терранцы записывали что-то перьями или читали, развернув свитки перед восторженной публикой. Он открыл свой новый сейф, сменил код и положил принесенные бумаги рядом с книгой Флетчера и женщиной, танцующей на черепе.

Порадовали перемены в спальне. Исчез жуткий Нараянгуру, и пьета, и рычащий зверь, и купающаяся девушка. Синекожего музыканта перевесили на более освещенное место. Рядом поместили морской пейзаж с экранопланом, застывшем в брызгах пены над гребнем волны. Над туалетным столиком теперь было изображение заснеженных горных пиков и затерявшейся среди них деревушки с лохматыми обитателями и еще более лохматым скотом.

На самом видном месте висела потемневшая старинная картина, мрачная и почти пустая. Композиция удивляла: по краям было изображено подобие рамы или скорее авансцены, так как через все полотно тянулся трос для нарисованного красного занавеса, сдвинутого вправо. Слева из темноты проступала фигурка юной матери, только что взявшей из колыбели дочку. Старомодное платье женщины тем не менее было узнаваемо — она определенно принадлежала к среднему классу. На ребенке была красная пижамка. Никто из них не обращал внимания на кота, подобравшегося к костру в центре картины. Животное недовольно смотрело на красный котел, содержимое которого ему явно не нравилось.

Мартинеса потряс контраст изысканности обрамления и повседневности сцены. Красный занавес, красный котел, красная пижама. Круглое лицо молодой матери. Сердитый кот с прижатыми ушами. Странный огонь, разведенный в земляном полу в центре комнаты. Капитан продолжал смотреть на картину, не понимая, почему так сложно оторвать взгляд.

Краем глаза он заметил, что в спальню кто-то вошел. Это оказался Перри.

— Обед готов, милорд, — сказал он. — Когда подавать?

— Сейчас, — ответил Мартинес и, в последний раз оглянувшись на картину, прошел в столовую обедать в одиночку за огромным столом Флетчера с золотой скульптурой в центре и длинными рядами пустых стульев по бокам.

После обеда Мартинес направился к Миши слушать отчеты о расследовании. Там уже сидели одетая в парадную форму Казакова и Цзай, выглядящий на ее фоне еще более помятым и рассеянным. Через несколько минут подошел Гарсиа с записями по делу.

Цзай отчитался по отпечаткам пальцев, найденным в кабинете Флетчера:

— Большинство принадлежит самому капитану. Остальные — Марсдену и слугам, Нарбонну и Баклу, убиравшим помещение за день до убийства. Также обнаружены три отпечатка Гарсиа, предположительно, оставленные им в ходе расследования. — Лицо Цзая скривилось; наверное, он так улыбнулся. — Пять отпечатков принадлежат мне. А еще четыре, найденные под столешницей у переднего края стола, — для наглядности доктор приложил ладонь к внутренней стороне столешницы Миши, — оставила лейтенант Чандра Прасад. Конечно, это могло произойти в любое время, ведь слуги не каждый день протирают стол снизу.

Мартинес подумал, что отпечатки могли быть поставлены, когда Чандра, держась за стол левой рукой, правой била Флетчера головой об угол.

Миши не подала виду, что подобная мысль могла прийти и ей.

— А что анализ волос и волокон?

— Пока не делал, да и без других улик он бесполезен.

Миши обратилась к Гарсиа:

— Что-нибудь известно о передвижениях экипажа?

Гарсиа заглянул в свои заметки, впрочем, для его отчета это было совсем не обязательно.

— Миледи, почти все, кроме вахтенных, спали. А они ручаются друг за друга. Те, кто все же вставал ночью, говорят, что ходили в туалет.

— Иными словами, кубриков никто не покидал?

— Никто, миледи. — Гарсиа нервно облизнулся. — Конечно, мы вынуждены верить на слово, пока… — он прочистил горло, — не найдем осведомителя.

Миши помрачнела, побарабанила пальцами по столу и повернулась к Казаковой:

— Лейтенант?

— То же самое с лейтенантами и унтер-офицерами, миледи, — чуть виноватым тоном доложила Казакова. — Те, кто был на вахте, подтверждают местонахождение друг друга, а те, кто спал, — она хотела пожать плечами, но сдержалась, — спали. Информации, противоречащей этой, нет.

— Проклятье! — Правая рука Миши сжимала воздух. Она гневно осмотрела присутствующих. — Так не пойдет. Что-то же мы можем сделать, — она рычала. — Как бы на нашем месте поступил настоящий детектив? — И это была не шутка.

— Обыщем корабль и экипаж, — предложил Мартинес.

Миши нахмурилась.

— Мы же нашли кровь, — продолжил капитан. — Немного, но возможно, убийца испачкал манжеты или брюки. Или же вытер руки платком. Если сначала капитана ударили каким-то предметом, надо поискать его. И преступник мог взять и припрятать что-нибудь из вещей.

— Капитан сопротивлялся, не мог не сопротивляться. Может, следы остались, — сказал Гарсиа.

— Сообщите прачечной, пусть проверят вещи, — предложила Казакова.

Неожиданно Миши встала. Она посмотрела на остальных, будто удивляясь, почему они ещё сидят:

— Чего ждем? Мы должны были это сделать еще вчера.

* * *
Обыск "Прославленного" и экипажа занял весь день. Вся свободная от дежурств команда была отправлена в кубрики, офицеров и старшин разделили на группы, и они подвергли подчиненных внимательному досмотру. В поисках вещей Флетчера перерыли личные шкафчики и складские помещения. В завершение офицеры обыскали друг друга. Мартинес с Миши стояли в коридоре у кают-компании и ждали результатов.

Улики не находились, и командующая становилась всё раздражительней. Сделав недовольное лицо и сжав кулаки, она то быстро поднималась на цыпочки, то опускалась на пятки.

Мартинес решил отвлечь Миши, прежде чем нелепые подскоки сведут его с ума.

— Команде такое не по нраву. Надо бы их успокоить. Можно завтра провести отложенные учения.

Миши наконец остановилась, задумчиво посмотрев на капитана.

— Отлично. Так и поступим. — И тут же нахмурилась. — Но у меня нет помощника по тактике.

— А как же Ли или Коэн?

Она покачала головой.

— Им пока рано. Их опыт ограничивается исполнением поручений.

Мартинес почувствовал, что обязан внести еще одно предложение:

— Можно попробовать Чандру Прасад.

Миши с подозрением спросила:

— Почему именно Прасад?

— Она старший лейтенант после Казаковой, а свою помощницу я отдать не могу. Пока не могу.

Это звучало приличнее, чем "она вынудила меня помогать ей", и гораздо лучше, чем "если она действительно убила Флетчера, с ней лучше считаться, а то убьет и нас".

— Я попрошу ее подготовить эксперимент. И остальных тоже. Посмотрим, кто лучше справится, — решила Миши.

Когда Казакова с Хусейном доложили, что ничего не найдено ни в кают-компании, ни в каютах лейтенантов, Миши обратилась к Мартинесу:

— Ваша очередь, капитан.

— Моя? — удивленно переспросил он.

— Вы тоже подозреваемый. Смерть Флетчера больше всего дала вам, — сказала Миши.

С этой стороны он на ситуацию пока не смотрел. Хотя, рассуждая беспристрастно, в словах комэскадрой был смысл.

— Когда умер Козинич, я еще не попал на борт, — подчеркнул он.

— Знаю, — ответила Миши. — Но какое отношение это имеет к делу?

Явно никакого. Мартинес без возражений позволил Хусейну, Мерсенну и лорду Филлипсу обыскать комнаты и вещи. Алихан, застыв в дверях, с негодованием следил за каждым движением пэров, словно подозревая, что во время осмотра они стащат что-нибудь ценное.

Из-за бесполезной дневной суеты ужин подали позже обычного. Следовательно, встреча Мартинеса с лейтенантами в неофициальной обстановке на "Нарциссе" тоже состоялась позднее запланированного.

Вечер не удался. Офицеры устали весь день рыться в чужих вещах и еще не определились, как вести себя с новым капитаном. Такие междусобойчики проводились и ранее, но тогда Мартинес был просто штабным, пригласившим к себе на яхту строевых офицеров отдохнуть в не такой чопорной обстановке, как на приемах Флетчера. Мартинес являлся старшим по званию, но не их непосредственным командиром, и лейтенанты чувствовали себя довольно свободно. Теперь отношения поменялись, и все держались настороже. Мартинес не скупился на алкоголь, но выпитое лишь подавляло большинство из собравшихся.

Только пребывающая в отличном настроении Чандра Прасад болтала и громко смеялась, не обращая внимания, что раздражает окружающих. Мартинес подумал, что она его не опасается и считает, что между ними что-то есть.

И надеялся, что это не так.

Наконец он объявил вечер завершенным и, прощаясь, предупредил, что во время утренней вахты ожидаются учения.

В спальне его встретил Алихан, чтобы забрать форму на еженощную чистку. Мартинес спросил его:

— Что слышно на корабле?

— Ну, милорд, говорят, вы ничего, — ответил Алихан, не собираясь развивать мысль.

Мартинес подавил усмешку.

— А что слышно про Флетчера?

— Покойного капитана не упоминали.

Мартинес разозлился.

— Жаль. — Он протянул мундир ординарцу. — Тебе не кажется, что они знают больше, чем говорят?

— Это опытные унтер-офицеры. Они всегда знают больше, чем говорят, — самодовольно произнес Алихан.

Мартинес сердито развязал ботинки, снял их и отдал Алихану:

— Ты ведь мне скажешь, если услышишь что-то важное? Например, имя убийцы.

Ординарец бросил обувь в пакет.

— Постараюсь держать вас в курсе, милорд, — ответил он, застегивая замок. — Кстати, милорд, надо решить, что делать со слугами Флетчера.

— Ну да.

Офицеру в звании капитана разрешалось держать четырех слуг, переезжавших вместе с ним при каждом назначении. У Мартинеса, как и у Флетчера, они уже были. Но сейчас остался только один капитан, и четверых слуг стало нужно куда-то пристраивать.

— Люди Флетчера на что-нибудь годны? Кроме обычных обязанностей? — спросил он.

Алихан слегка усмехнулся, как настоящий флотский служака, которого попросили охарактеризовать младших по званию.

— Нарбонн был слугой и на гражданке. Бака шеф-повар. Джукс художник, а Бакл делал капитану прически, маски и маникюр.

— Да уж, — скептически произнес Мартинес. — Бака может работать в общей столовой.

— Если старший кок Яу позволит. Вряд ли ему понравится, что этот жирный пончик будет толкаться на его кухне и лезть со своими соусами, — ответил ординарец.

Мартинес внимательно посмотрел в зеркало над раковиной:

— Алихан, а не нужен ли мне косметолог?

Тот опять усмехнулся.

— Вы слишком молоды, милорд.

— Я надеялся, что ты скажешь именно это, — улыбнулся Мартинес.

Алихан забрал брюки и мундир, перевесив их через руку. Мартинес кивнул в сторону кабинета:

— Там опять кто-нибудь спит?

— Аютано, милорд.

— Что ж. Если убийцы пройдут через столовую, постараюсь крикнуть его.

— Он оценит это, милорд. — Все еще держа одежду Мартинеса и ловко орудуя одной рукой, Алихан открыл серебряный термос с горячим шоколадом.

— Спасибо, Алихан. Приятных снов.

— Вам тоже, милорд.

Ординарец вышел через столовую. Мартинес надел пижаму, расположился с чашкой на кровати и посмотрел на старинную темную картину. Мать держала ребенка, огонь горел, кот с прижатыми ушами злился, и все они застыли то ли в нарисованной раме, то ли на сцене.

Полотно еще долго стояло перед глазами Гарета, даже когда он выключил свет.

* * *
Утром Мартинес распечатал приглашения на ужин на особой гербовой бумаге Флетчера и через Алихана разослал их всем старшинам. Он сомневался, стал бы Флетчер звать к себе на прием срочнослужащих — скорее всего нет — но был уверен, что такую бумагу для этих целей он бы не использовал.

Ну и ладно. Она ж не его.

Потом начался эксперимент. Коммуникационные лазеры связали эскадру Чен в единое виртуальное пространство, в котором, пока корабли летели своим курсом, их встречали превосходящие силы противника в системе Оссера, следующей после Термейна в их маршруте. В слабо заселенной системе с парой станций связи и несколькими шахтерскими колониями на богатых рудой лунах ничто не осложняло столкновение с наксидами.

Эскадра применила тактику рассеивания, изобретенную Мартинесом, Кэролайн Сулой и офицерами фрегата "Корона". Корабли, держась на большом расстоянии друг от друга, двигались по якобы беспорядочным траекториям, на самом деле точно просчитанным по сложной математической формуле, выведенной Сулой, иными словами, скользили по кривым орбитам нелинейной динамической системы.

Силы противника использовали классическую имперскую схему, по которой корабли держались плотным строем, позволяющим командующему как можно дольше сохранять контроль над ними.

Между сближающимися эскадрами огненными радиоактивными шарами взрывались вольфрамовые ракеты с антиматерией. Их преследовали лазеры и антипротонные лучи, и ракеты маневрировали, увертываясь. Корабли гибли в потоках нейтронов и невыносимом жаре.

Эскадра Чен не избежал потерь: из семи судов три были уничтожены, а одно сильно пострадало. Из десяти наксидских кораблей не выжил ни один.

Впервые за свою карьеру, пусть и в виртуальном бою, Мартинес командовал тяжелым крейсером. Ему достался дисциплинированный и опытный экипаж, мгновенно и безупречно исполнявший приказания.

Когда учения закончились, Мартинес был доволен и собой, и своими людьми. Потом он вернулся в кабинет, где Марсден уже приготовил множество документов, каждый из которых следовало просмотреть, обдумать или просто подписать.

Отпустив Марсдена, он сел обедать, одновременно просматривая документацию.

Не прошло и минуты, как пришла Чандра Прасад, словно ждала, когда он наконец останется один. Услышав стук, Мартинес отложил стило и разрешил ей войти. Он неожиданно подумал, не явилась ли она убить его, но отмел эту мысль. Счастливая улыбка Чандры делала его предположение нелепым.

— Слушаю вас. — Он поднял бровь.

— Комэскадрой только что назначила меня помощником по тактике. Я сразу поняла, что без вас тут не обошлось, и пришла поблагодарить, — сказала Чандра.

— Да, я упомянул ваше имя. Но говорилось только о временном назначении. Кажется, она собирается попробовать несколько кандидатур.

— Я первая из них. Если я понравлюсь, остальные не понадобятся.

Мартинес ободряюще улыбнулся.

— Удачи.

— Мне понадобится не просто удача. — Чандра закусила губу. — Не намекнете, как произвести на нее впечатление?

— Если б я знал. По-моему, у меня это так и не получилось, — ответил Мартинес.

Чандра прищурилась, словно решая, стоит ли рассердиться.

Он взял стило и сказал:

— Приходите завтра на обед. Мы обсудим ваши планы.

В миндалевидных глазах мелькнул расчет.

— Так точно, капитан.

Она отсалютовала и ушла, а Мартинес вернулся к работе и обеду. Едва он закончил и с тем, и с другим, пришла Казакова с новыми документами.

Ближе к вечеру он с ними разобрался и сел посмотреть личные дела унтер-офицеров, приглашенных на ужин. Как говорила Фульвия, все они были опытными профессионалами, отлично сдавшими старшинские экзамены и имеющими хорошие рекомендации от прежнего начальства. Обо всех них высоко отзывался и Флетчер — а потом казнил Тука.

Мартинес также просмотрел документацию, которая, по идее, должна была подтвердить положительные характеристики, данные Флетчером, и почти сразу обнаружил нечто, поразившее его.

"За ужином не просто пообщаемся", — мрачно подумал капитан.

Мартинес открыл ужин традиционным тостом за Праксис и словами о том, как он рассчитывает на своих гостей и верит, что они продолжат верную службу на корабле, несмотря на случившиеся несчастья. Не забыл упомянуть, что видел личные дела собравшихся, характеризующие их исключительно с положительной стороны.

Он посмотрел на каждого из восьми старшин: на круглолицего Гобьяна и похожего на крысу Гулика, на мускулистую и широкоскулую Франсис, старшего такелажника, и долговязого Чоу, занявшего место Тука. Все они выглядели довольными.

Ужин прошел в благожелательной атмосфере. Перри подавал блюда, Мартинес расспрашивал гостей об их работе. Старший системотехник Амелия Чжан рассказала о состоянии и возможностях бортовых компьютеров. Старший такелажник Франсис осыпала миллиардом подробностей — от устройства крепежей в складских помещениях до особенностей воздухоочистителей. Со старшим связистом Ньямугали обсудили появившиеся после наксидского мятежа военные шифры, вопрос действительно важный, так как поначалу обе стороны использовали одну и ту же систему кодировки.

Беседа оказалась приятной и полезной, а когда Перри подал кофе, лица старшин светились от удовольствия.

— За последние дни я убедился в мастерстве экипажа "Прославленного", — сказал Мартинес, как только на столе появились чашки. — И не сомневался, что в этом большая заслуга опытных старшин.

Он неторопливо глотнул кофе и поставил чашку на блюдце:

— По крайней мере, так мне казалось, пока я не увидел журналы 77–12.

Хорошее настроение старшин тут же улетучилось.

— Но, милорд… — начал Гобьян.

— Да уж, — сказал Гулик.

— Они давным-давно просрочены, а это значит, что ни один отдел не может предоставить точную картину текущего состояния корабля, — продолжил Мартинес.

Старшины переглядывались. На лицах читались досада, раздражение и замешательство.

"Ну-ка помучайтесь", — подумал капитан.

Журналы 77–12 велись в каждом отделении. Туда унтер-офицеры и экипаж записывали данные об исполнении обязанностей, уборке, ремонте, смазке, проверке печатей, фильтров и жидкостей, герметичности прокладок в переборках и шлюзах и наличии запасных частей. У каждой детали на "Прославленном" был просчитан срок износа, иногда излишне строгий, но до его истечения было необходимо провести замену или техобслуживание. Любой осмотр, ремонт и замена должны были быть зафиксированы в журнале 77–12.

Ведение столь подробных записей затрудняло работу ответственных лиц, и все ненавидели эту обязанность, по возможности уклоняясь от нее. Правильно заполненные журналы являлись самым эффективным способом узнать о состоянии корабля, и для только что назначенного капитана были просто необходимы. Если что-то сломается, они подскажут капитану, была ли поломка следствием неправильного техобслуживания, ошибки персонала или чего-то еще. Без записей о том, что привело к ней, о причине можно лишь догадываться, а выяснение нарушит работу целого отделения.

В военное время, когда каждая жизнь на счету, на подобное отвлекаться нельзя. К тому же Мартинес терпеть не мог неосведомленность.

— Понимаете, милорд… — опять заговорил Гулик. Он явно нервничал, и Мартинес вспомнил, как оружейник застыл во главе строя в ожидании Флетчера и пот блестел над его верхней губой. — Все дело в том, как капитан Флетчер командовал кораблем.

— Все эти проверки, милорд, — сказала старший такелажник Франсис, крепкая женщины с сеткой лопнувших сосудов на щеках и поседевшей рыжей шевелюрой. — Вы же знаете, каким дотошным он был. Подходил к любому оборудованию и выспрашивал разные мелочи, и попробуй не ответить. Даже времени заглянуть в записи не давал.

Старший кок Яу, облокотившись худыми руками о стол, выглянул из-за ее широкого тела:

— Нам ничего не надо было записывать, мы всё знали наизусть.

— Ясно. — Мартинес кивнул. — Наизусть. Значит, легко заполните журналы. Подготовьте их мне, скажем, через два дня.

Как ни странно, Мартинеса порадовали унылые взгляды, которыми обменялись старшины. "Да, да. Самое время вам понять, какая я скотина", — подумал он.

— Что у нас сегодня? — бодро спросил капитан. — Девятнадцатое? Двадцать второго утром журналы должны быть у меня.

А проверки продолжатся, так как надо убедиться, что записи в 77–12 не фикция. "Подгонка данных" тоже была старой флотской традицией.

Так или иначе, но он узнает о "Прославленном" и его экипаже всё.

Мартинес в гнетущей тишине дал старшинам допить кофе, попрощался и направился в спальню, где заснул сном праведников.

* * *
— Алихан, как понравился мой ужин старшинам? — спросил он утром принесшего форму ординарца.

— Те, кто не костерит вас на чем свет стоит, перепуганы. Некоторые по полночи заполняли журнал, гоняя своих туда-сюда, чтобы записать то, что они якобы помнят, — отчитался тот.

Мартинес ухмыльнулся.

— Всё еще считают, что я "ничего"?

Алихан посмотрел на него, пряча в усах усмешку:

— Я считаю, что вы ничего, милорд.

Во время завтрака Мартинес получил письменное приглашение на обед от мичманов. Прочитав его, улыбнулся. Те явно узнали что-то от старшин. Поэтому не стали ждать, пока их пригласят и разнесут на чужой территории, а позвали к себе, приготовившись к атаке.

Молодцы.

Он с удовольствием согласился и сообщил Чандре, что их обед откладывается на день. Новость ей не понравится. А следующее его сообщение придется не по нраву и остальным лейтенантам, так как это приказ обновить журналы 77–12 в течение двух дней.

Затем вызвал Марсдена и пятого лейтенанта — лорда Филлипса Палермо.

Младший лейтенант Палермо, он же лорд Филлипс, был коротышкой, более чем на голову ниже Мартинеса. С тонкими руками и ногами, он казался скорее хрупким, чем стройным. Его маленькие кисти выглядели изящно, на бледном лице темнели редкие усы. Говорил он очень тихо, почти шепотом.

Филлипс отвечал за работу всей корабельной электроники, от силовых кабелей и генераторов до навигационных и контролирующих двигатели компьютеров. Поэтому Мартинес начал обход с отделения старшего системотехника Чжан. Темноватая комнатка с мерцающими экранами содержалась в безупречном порядке. Мартинес спросил, как идут дела с заполнением 77–12, и Чжан показала, что успела сделать за вчерашнюю ночь. Проверка двух выбранных наугад пунктов подтвердила, что записи в порядке.

— Отличная работа, Чжан, — похвалил он и отправился проверять старшего электрика Строуда.

Невысокий широкоплечий крепыш Строуд с гордостью демонстрировал свидетельства побед на любовном фронте, вытатуированные на бицепсах. Русые волосы были острижены под горшок, а затылок с висками выбриты. Роскошные усы все же смотрелись не столь впечатляюще, как у Гобьяна. Мартинес ожидал, что и в этом отделении будет царить безупречный порядок, так как предупредил о проверке. И он не ошибся.

— Как продвигается заполнение 77–12?

— Хорошо, милорд.

На одном из мониторов выплыл файл с записями. Мартинес скопировал его на свой нарукавный дисплей и отправился осматривать нижнюю палубу. Они остановились у люка, над которым Джукс изобразил ложную нишу с изящным кувшином. Капитан сверился с журналом.

— По записям, здесь должен быть главный трансформатор № 8-14. Откройте, проверим.

Строуд с недовольным видом набрал код, и крышка поднялась. Палуба завибрировала. Из люка пахнуло смазкой и озоном, включилась подсветка.

— Лорд Филлипс, не могли бы вы посмотреть регистрационный номер трансформатора?

Филлипс молча спустился вниз. Едва умещаясь в узком пространстве, все же нашел номер и зачитал его.

В журнале Строуда было записано другое.

— Благодарю, лорд лейтенант. Можете выбираться, — сказал Мартинес, пристально глядя на недовольного старшину.

Филлипс поднялся, отряхивая брюки.

Люк можно закрывать, — сказал Мартинес старшине, и когда Строуд его закрыл, продолжил: — Вы получаете выговор за фальсификацию записей. Когда я буду проверять журналы 77–12, вашему уделю особое внимание.

Глаза старшины излучали угрюмую злобу.

— Милорд, я записал серийный номер… временно. У меня не было возможности уточнить.

— Надеюсь, временных записей больше не будет. Лучше не получить никаких сведений, чем получить заведомо ложные. Вы свободны. — Мартинес внес выговор в компьютер. Строуд ушел, а капитан обратился к Филлипсу: — Вам придется перепроверить все журналы, лейтенант. Или там будет сплошной обман.

— Слушаюсь, милорд, — пробормотал Филлипс.

— Пойдемте ко мне, выпьем кофе, — сказал Мартинес.

Разговор не клеился. Филлипс из клана-клиента Гомбергов был одним из протеже Флетчера и даже родился на Сандаме, а жил на Заншаа, как и сам Флетчер. Но поговорить о Флетчере не удалось. Филлипс отвечал так тихо, кратко и неохотно, что Мартинес махнул рукой и вскоре отпустил его.

После чего отправил два сообщения: первое — старшинам, подчеркнув важность журналов 77–12, и второе — лейтенантам, чтобы проконтролировали старшин.

Обед в унтер-офицерской кают-компании прошел гораздо веселее, да и стол не подкачал, благодаря мичману первого класса Туту, который заведовал продовольствием. Мичманы были специалистами: пилотами, навигаторами, операторами техники, снабженцами и интендантами — и заведовали не столь крупными отделениями, как старшины. Их журналы 77–12 были не так сложны для заполнения.

А у некоторых их не было вовсе, что подтверждалось широкой улыбкой и приподнятым настроением Туту.

Стюард как раз разливал в рюмки десерт, сладкую ягодную настойку, когда зазвонил коммуникатор Мартинеса.

— Капитан, жду вас в своем кабинете. — По голосу Миши было ясно, что опозданий она не потерпит.

— Уже иду, миледи, — ответил Мартинес, поднимаясь со стула. Остальные тоже встали.

— Сидите, — сказал он им. — Благодарю за гостеприимство. Как-нибудь повторим.

* * *
Доктор Цзай уже был в кабинете командующей. А Гарсиа пока не пришел.

— Расскажите ему, — тут же потребовала Миши, даже не дав Мартинесу команды "вольно".

Цзай перевел кроткие глаза на капитана.

— Просматривая ссылки по методам снятия отпечатков пальцев, я наткнулся на информацию о том, что отпечатки, оставленные на коже, можно высветить лазером. Я попросил нужное оборудование у старшины Строуда, и он мне его прислал.

Мартинес, застывший по стойке смирно, углом глаза наблюдал за Цзаем.

— На теле были отпечатки? — спросил он.

Тут на Мартинеса посмотрела и Миши, раздраженно сказав:

— Ради всего святого, не стойте столбом, сядьте.

— Слушаюсь, миледи.

Цзай вежливо дождался, пока Мартинес сядет на стул, и продолжил:

— Я нашел отпечатки — мои, Гарсиа и санитаров. И всё.

Мартинес не знал, что ответить.

— Потом я достал из холодильника тело лейтенанта Козинича и с помощью сенсорной сетки сделал трехмерную схему повреждений. Он умер от одного удара по голове, и это прекрасно подходит к версии несчастного случая.

"Одним убийством меньше, неплохо", — подумал Мартинес.

— А потом я лазером поискал отпечатки. Нашел свои, санитаров и еще один — отпечаток большого пальца под челюстью с правой стороны, — доктор дотронулся до нужной точки. — Прямо там, где должен был оказаться палец нападавшего, если бы кто-то схватил Козинича за голову и размозжил ее о косяк. — Цзай слегка улыбнулся. — С распознаванием пришлось повозиться. Просто так не снимешь, но, пока отпечаток светился, я сделал несколько фотографий, перевел их в формат…

— Без подробностей, — сказала Миши.

То, что его лишают шанса блеснуть интеллектом, расстроило Цзая. Он облизал губы и продолжил:

— Отпечаток принадлежал инженеру Туку.

У Мартинеса отвисла челюсть.

— Будь я проклят!

Мускулистый гигант Тук с легкостью раскроил бы Козиничу череп с первого удара.

— Значит, Тук убил Козинича. — Мартинес посмотрел на Миши. — А Флетчер об этом узнал и казнил Тука.

— Похоже на то, — кивнула она.

— Он сказал, что убил Тука, защищая честь корабля. Флетчер всегда был щепетилен в этом отношении и мог решить, что официальное расследование с оглаской ударит по его репутации, когда выяснится, что принятый им на корабль старшина убил офицера, — предположил Мартинес. — Поэтому лично казнил виновного.

— Продолжайте, — опять кивнула Миши.

— Но если это так, то кто же тогда убил Флетчера?

Миши одарила его пристальным взглядом.

— А кому это выгодно?

— Если вы ждете, что я расколюсь и признаюсь, то разочарую вас, — с досадой ответил Мартинес.

— Выгодно было не только вам, — заметила Миши. — Например, кое-кто знал, что с Флетчером она карьеры не сделает, а вот с вами возможно.

Мартинес подозревал, что местоимение «она» было выбрано не случайно.

— Возможно, у Тука был сообщник, который опасался, что он следующий в списке Флетчера, — сказал он.

— Вы знаете, что в Дорийской академии лейтенант Прасад великолепно освоила торминельскую борьбу? — спросила Миши.

— Нет. Пока не было времени прочитать ее файл.

Хотя в этом виде единоборства удары в голову были запрещены, борьба была агрессивной, со всевозможными удушающими и болевыми приемами. Он мог представить, как Чандра, применив какой-нибудь болезненный захват, подтаскивает Флетчера к столу и бьет виском об острый угол, оставляя отпечатки пальцев под столешницей.

— Еще мне известно, — продолжила Миши, — что несколько лет назад вы вместе учились на офицеров связи.

— Это так. Но, насколько я знаю, в то время она никого не убивала.

Командующая угрюмо улыбнулась.

— Я учту эту хвалебную характеристику. Вы видели, что Флетчер очень ядовито отозвался о Прасад в ее личном деле?

— Да, но не уверен, что она тоже видела это.

— Возможно, она хотела помешать Флетчеру сделать запись, но опоздала. — Миши побарабанила по столу. — Расспросите ее как можно деликатнее о том, чем она занималась во время убийства.

— Разве можно расспрашивать о таком деликатно? К тому же Гарсиа уже предоставлял отчет о передвижениях каждого.

— Гарсиа не офицер и поэтому не мог нажать на старших по званию. А вот вы можете.

Мартинес решил, что попытается. Он сам не знал, зачем защищает Чандру.

— Ну, так или иначе, я хотел поговорить с каждым из лейтенантов. Расспрошу о той ночи, но вряд ли узнаю что-то новое.

— Я ем в кают-компании и мог бы тоже поспрашивать, — предложил Цзай.

— Мы должны найти какой-нибудь ответ, — сказала Миши.

По пути к себе Мартинес размышлял, почему Миши сказала "какой-нибудь".

Неужели ей все равно и она готова принять любое подходящее объяснение? Какое-нибудь, лишь бы покончить с сомнениями и вопросами на корабле, помочь экипажу принять нового капитана и переключить внимание и "Прославленного", и всей эскадры с происшествия на их истинную цель — борьбу с наксидами.

Миши готова пожертвовать офицером, но не любым, а чужаком, пэром из захолустного клана, не принятой остальными и не выбранной собственной рукой Флетчера. Офицера, которого все недолюбливают.

Офицера, так похожего на Мартинеса, каким он был еще год назад.

Решение Миши не понравилось капитану и поэтому, и по ряду других причин. Смертей было три, но командующая слишком быстро посчитала первые две разгаданными. Мартинес чувствовал, что все они связаны, только не знал как.

В кабинете его уже терпеливо ждал Марсден с отчетами. Мартинес попросил кофе и в течение часа работал, пока не раздался стук в дверь. Это была Чандра.

Пока она входила, Мартинес пытался избавиться от навязчивой мысли, что у нее на груди мишень.

— Да, лейтенант?

— Жаль, что не удалось поговорить… — тут она заметила лысую макушку Марсдена, склонившегося над документами, — за обедом.

— Завтра поговорим, — ответил Мартинес.

— Будет поздно. — Она беспокойно сжимала кулаки. — Леди комэкадрой приказала завтра провести мой эксперимент.

"Захотела перед арестом посмотреть, на что ты способна", — невольно подумал Гарет и вздохнул.

— Даже не знаю, чем помочь, лейтенант.

Она хотела что-то возразить, но он поднял руку.

— Чтобыдостигнуть желаемого, нужно придумать что-то необычное. Необычное и для меня, и для других, если вы понимаете, о чем я. Только ваши собственные идеи, не похожие на то, что уже было по крайней мере недавно.

Ее кулаки опять сжались и так и застыли. Сквозь стиснутые зубы она ответила:

— Понятно, милорд.

— Извините, но других полезных идей у меня для вас нет. — Он вспомнил последние события. — Сейчас у меня вообще нет никаких идей.

Не разжимая кулаков, Чандра отсалютовала, по-военному развернулась и вышла из комнаты.

Глядя ей вслед, Мартинес с нездоровым любопытством спрашивал себя, достаточно ли зла на него Чандра, чтобы убить.

Глава 13

Мартинеса убили на следующее утро, во время маневров Чандры. Он как раз прогуливался по палубе после завтрака, когда во всех динамиках раздался ее голос: " Учебная тревога. Занять боевые посты. Это учение. Всем немедленно занять боевые посты."

Мартинес сразу же вернулся к себе и с помощью Алихана надел скафандр. Если бы тревога была боевой, он бы бросился в рубку, надеясь, что позже Алихан принесет скафандр.

Со шлемом под мышкой, Мартинес вошел в командный пункт корабля, и вахтенный Мерсенн уступил ему капитанское место, пересев к себе за пульт управления двигателями. Заняв свое амортизационное ложе, Мартинес вызвал доклад о положении дел и стал следить, как на дисплее загораются значки готовности.

Когда засветился последний символ, он сообщил Миши, что "Прославленный" к учениям готов. После небольшой задержки, видимо, ждали докладов с остальных кораблей, в наушниках зазвучал голос Чандры. Чтобы команда полностью посвятила себя учениям, Мартинес передал управление "Прославленным" Казаковой во вспомогательную рубку.

— Условия эксперимента: мы уже шесть часов летим по системе Оссера, — начала Чандра.

"Опять Оссер", — подумал Мартинес. Как будто Чандра пытается повторить его предыдущие маневры; не лучший ход, если она жаждет поразить Миши.

— Эскадра вошла в систему вслепую и успела просканировать пространство не более чем на три световых часа. Кораблей противника не замечено. Вопросы есть?

Их не было, и она продолжила:

— Учения начнутся по моей команде. Три, два, один, начали.

На экранах развернулась карта Оссера.

— Нас засек поисковый лазер, милорд, — доложил один из наблюдателей, мичман Пэн.

— Откуда?

— Откуда-то спереди. Сигнал слабый, не думаю, что близко… Милорд! Ракеты! — почти выкрикнул Пэн.

— Активировать защитные лазеры! Активировать антипротонные излучатели! — сказал Мартинес.

Но они уже были мертвы, а через несколько секунд вся эскадра Чен превратилась в мерцающее облако радиоактивных частиц и растворилась в холодной бесконечности космоса. Сердце Мартинеса пыталось вырваться из груди от запоздавшего выброса адреналина.

Он понял, что ракеты наксидов разогнались до релятивистских скоростей в другой системе, а затем, пройдя через тоннель, легли на их предполагаемый курс и выключили двигатели. Отраженный луч поискового лазера, пущенный откуда-то в Оссере, лишь уточнил координаты.

Несмотря на шок, Мартинес усмехнулся. Нечего сказать, Чандре удалось поразить комэскадрой.

Он просмотрел запись атаки, замедлив последние секунды. Автоматическая лазерная защита сбила только две ракеты. Но не всем кораблям хватило времени ее активировать, а постоянная готовность лазеров требовала частой замены комплектующих.

Мартинес перешел на канал связи с командным центром:

— Прошу повторить упражнение. Хотелось бы попробовать с уже активированными противоракетными орудиями.

— Подождите, — откликнулась Ида Ли, адъютант Миши.

Немного времени спустя пришло разрешение. Эскадра Чен повторила упражнение с включенными орудиями, но это не помогло. Сбили на две наксидских ракеты больше, но сами продержались лишь двенадцать секунд.

В наушниках Мартинеса раздался голос Миши:

— Пусть экспериментом командуют офицеры из запасной рубки. Посмотрим, как справятся они.

У Казаковой и первых лейтенантов с других кораблей вышло не лучше, что слегка утешило Мартинеса.

— Жду всех офицеров к обеду у себя в 15:01, — приказала Миши. — Капитан Мартинес, придумайте какое-нибудь упражнение, чтобы занять оставшееся время.

— Хорошо, миледи.

Мартинес оглядел рубку и сказал:

— Чой, Бевинс, пожалуйста, ложитесь на палубу.

Мичманы удивленно переглянулись, осклабились, но распластались между ложами.

— Связист, сообщите в лазарет, пусть пришлют санитаров в главную рубку. У нас двое раненых, — сказал Мартинес.

Следующий звонок старшему такелажнику Франсис он сделал сам.

— Декомпрессия в Седьмом отсеке. Питание выключилось. Немедленно пошлите спасательный отряд в командный центр: он не отвечает. Так как электричества нет, дверь взломать вручную.

Миши Чен повеселится, когда ее будут вытаскивать спасатели.

Потом Мартинес позвонил старшему электрику Строуду:

— После атаки от радиации сгорели все предохранители на Второй кабельной линии. Пошлите людей на их замену, а пока перенаправьте энергию через Первую запасную линию.

Это могло привести к отключению электричества в некоторых отсеках, но Мартинес был готов рискнуть, лишь бы проверить Строуда в деле.

Следующее указание было для оружейника Гулика:

— В Третьей пусковой установке Первой батареи перегрелась ракета. Переднюю крышку заклинило, автоматический зарядник поврежден горячими газами. Нужно срочно извлечь ракету из шахты, пока не взорвалась антиматерия.

Все утро Мартинес выдумывал одну катастрофу за другой. Из-за чьего-то промаха санитары пришли без носилок, но в целом учения прошли гладко. Электричество нигде не отключилось, робот для контроля повреждений извлек снаряд до детонации. С остальными заданиями тоже справились, даже Миши понравилось, как ее спасали: Франсис поручила руководство операцией на редкость симпатичному такелажнику.

Мартинесу разрешили дать отбой за час до обеда. Он прошел к себе, снял скафандр и тут же помылся, чтобы избавиться от его запаха.

Учения его развеселили, но теперь он вновь помрачнел, вспоминая результат эксперимента Чандры и свой ужас при гибели эскадры. Он не знал, как предотвратить подобное в действительности.

За обедом настроение стало еще хуже. Офицеры вымотались, словно после долгих часов перегрузок.

Еду готовили на офицерской кухне, а подогревали и раскладывали в кухнях капитана и командующей, пока все были на постах. По приказу Миши открыли и просто поставили на стол несколько бутылок вина — разливайте сами.

— Прошу офицера-тактика прокомментировать утренний эксперимент, — сказала Миши.

"Офицер-тактик". Чандра поднялась, миндалевидные глаза светились триумфом.

— Я всегда опасалась внезапной атаки. Мы придерживались стандартной флотской стратегии для рейда в тылу врага, но я сомневалась в ее эффективности. — Она пожала плечами. — Теперь вы понимаете почему.

Она включила настенный экран, и стало ясно, что по эскадре было запущено тридцать ракет из Архан-Дохга, системы-соседки Оссера.

— Примерное время нашего прибытия в Оссер можно было просчитать, потому что мы явно летели из Первого тоннеля во Второй. Это позволило противнику подготовить атаку. Маршрут и ускорение эскадры легко уточнялись по данным на станциях, и по ним корректировались траектории ракет. Для точного попадания наксидам осталось лишь задействовать поисковый лазер или радар. — Она развела руками. — А если мы будем придерживаться определенного маршрута и постоянной скорости, даже они не понадобятся.

— Нам остается только почаще менять маршрут и ускорение, — подытожила Миши, глядя на офицеров. — Милорды, если есть какие-то идеи, предлагайте.

— Можно не выключать противоракетную защиту, — неуверенно предложил Хусейн, так как эта тактика не сработала во время маневров.

— Миледи, а что если всегда прочесывать пространство прямо перед собой и между эскадрой и тоннелями поисковыми лазерами? По крайней мере, если что-то появится, у нас будет несколько секунд форы, — сказала Чандра.

— Ложные цели. Запустим перед эскадрой несколько приманок. Ракеты будут нацелены на них, а не на нас, особенно если у них мало времени на выбор мишени, — сказал Мартинес.

Приманками называли ракеты, запущенные из обычной установки, но сконструированные так, чтобы радары принимали их за полноценные боевые корабли. Конечно, если присмотреться, то спутать сигналы было невозможно, но при дефиците времени для распознавания ошибка гарантировалась.

— Сколько приманок нам понадобится? — засомневалась Миши.

Мартинес попытался посчитать, но не получилось.

— Пока не знаю.

Миши обратилась в Чандре:

— Попробуйте сделать симуляцию.

— Слушаюсь, миледи.

— Держите меня в курсе.

— Так точно, миледи.

Чандра обратилась к остальным:

— Сигналом об опасности при выходе из пространственно-временного тоннеля послужат обнаруженные радары или то, что нас самих взяли на прицел, пусть даже из отдаленного уголка системы.

С тех пор как эскадра Чен проводила рейды в тылу врага, наксиды выключали все свои радары и навигационные приборы, поэтому Чандра не ошиблась, что любой сигнал станет предупреждением об опасности.

Миши наполнила бокал янтарным вином и, барабаня пальцами по столу, любовалась цветом.

— Лучшей защитой будет уничтожение пространственно-временных станций на нашем пути, — сказала она. — Тогда наксиды не смогут корректировать маршруты своих ракет. Не хочется уничтожать станции, это дикость. Но ради моей эскадры я пойду на всё.

Мартинес вспомнил, как горело и рушилось кольцо Бай-до.

Миши подняла бокал:

— Почему никто не пьет?

Мартинес налил себе вина и молча поднял его за Чандру. Она доказала свою ценность, теперь на неё не повесят убийство Флетчера.

* * *
На следующий день Мартинес наконец пообедал с Чандрой. Такой необходимости в этом уже не было, но капитан на всякий случай предупредил Алихана, что не надо слишком долго оставлять их наедине.

В парадной форме Чандра выглядела великолепно. Серебристый аксельбант мерцал на ее темно-зеленом мундире. Каштановые волосы спадали на высокий воротник, на котором красовались красные нашивки штаба Миши.

— Поздравляю, лейтенант.

— Спасибо, капитан. И вас с новым назначением. — Чандра улыбнулась. — Вам удивительно везет. Людей убивают, а вы занимаете их место.

Тема смертей Мартинесу не понравилась. Слишком мало времени прошло с последнего убийства. И ему совсем не хотелось обсуждать, сколько человек погибло, чтобы он стал капитаном "Прославленного".

— Вот мы и встретились. Парочка подозреваемых, — отшутился он.

— Точно. За сговор! — откликнулась развеселившаяся Чандра.

Заговорщики из них вышли так себе. Мартинес сидел во главе стола, Чандра справа от него. Пока Алихан разливал вино и ставил тарелки с орешками и соленьями, они обсуждали, кем из кадетов лучше заменить Чандру. Капитан раздумывал, не сказать ли Чандре, что Миши собиралась пожертвовать ею, обвинив в убийстве, но все-таки промолчал.

— Что там с журналами? — спросила Чандра. — Кроме паники в рядах старшин, конечно.

— Утром получил последние. Сейчас просматриваю. Некоторые даже заполнены целиком, — ответил Мартинес.

По крайней мере фальшивые сведения вписывать перестали; если не могли заполнить какую-то ячейку, не скрывали этого, вбивая фразу "Данные уточняются", возможно, потому что она солидно звучала.

— Наверняка, связист Ньямугали заполнила всё целиком, — предположила Чандра.

— Точно. — Мартинес улыбнулся и подал знак Алихану нести первое. — Ваши бывшие подчиненные молодцы. Конечно, я всё равно их проверю.

— И ошибок не найдется. Я их держала в ежовых рукавицах.

— Связистам проще, чем остальным. Франсис придется отчитываться за каждый насос, вентилятор и термостат.

— Вдруг стало их жалко? — В голосе Чандры звучало недоверие.

— Не особо.

Вошел Алихан с тарелками теплого тыквенного супа, сдобренного сливками и корицей. Чандра попробовала ложку.

— Повар здесь лучше, чем наш, хотя и у нас неплох.

— Я передам ему.

— Еда была хоть чем-то хорошим в отношениях с Флетчером. Всегда вкусно кормил, прежде чем задолбать до смерти.

Мартинес ел суп и думал, что Чандра могла хотя бы притвориться расстроенной — все-таки любовника убили.

— Чем же? — спросил он.

— Помимо секса?

Когда Мартинес не улыбнулся шутке, она продолжила, пожав плечами:

— Болтал обо всем подряд. О еде, вине, увлекательнейших отчетах, подписанных им за день. И об искусстве. И всегда занудно. — В глазах Чандры мелькнули чертята. — Понравилась штуковина в спальне? Навевала сладкие сны?

— Я сразу от неё избавился. Джукс подобрал не столь угнетающую вещицу. А зачем в спальне Нараянгуру? Флетчер говорил?

Чандра демонстративно вздохнула.

— Мне пересказать его теории?

— Почему бы и нет?

— Ну, он говорил, что если когда-нибудь выберет себе религию, то станет нараянистом, потому что только они по-настоящему цивилизованны.

— То есть?

— Дай вспомнить поточнее. Я старалась в это не вникать. — Она скривила пухлые губы. — Кажется, потому что нараянисты считали, что жизнь это страдание. Всё истинное совершенно, прекрасно и бессмертно, но существует только вне нашего мира, и мы можем приблизиться к этому лишь через созерцание красоты.

— Страдание, — повторил Мартинес. — Гомберг Флетчер, неприлично богатый и невероятно знатный, верил, что жизнь это страдание. Что его жизнь это страдание.

Чандра покачала головой:

— Я тоже удивлялась. Может, он и страдал, но не при мне. — Она презрительно усмехнулась. — Конечно, он же весь такой возвышенный, вот и вообразил, что его страдание столь высоко, что остальным не понять.

— Теперь ясно, почему шаа убили Нараянгуру, — сказал Мартинес. — Если ты веришь, что иной мир существует и не можешь этого доказать, при этом полагая, что он более совершенен и реален, чем наш мир, существование которого легко доказывается, ты, безусловно, идешь против Праксиса и Легион справедливости распнет тебя, даже чихнуть не успеешь.

— Тут не только вера в невидимый мир. Еще и чудеса. Когда после казни Нараянгуру сняли с давно засохшего дерева — с аяки, она зацвела.

— Да, чудеса тоже вряд ли понравятся Легиону справедливости.

Вечером, устроившись на кровати с чашкой какао и глядя на мать, ребенка и кота, Мартинес представлял, как на этом же месте, созерцая жуткого Нараянгуру, сидел и думал о страдании Флетчер. Доводилось ли этому знатному пэру из чуть ли не самого прославленного терранского клана Империи действительно страдать и какое утешение он мог получить, глядя на окровавленного человека, привязанного к дереву.

По словам доктора Цзая, Флетчер добросовестно делал, что должен, но тяготился навязанной ролью. Он играл сноба, но не был им.

"Флетчер заполнял свою пустую жизнь формальностями и искусством, — думал Мартинес. — Он ничего не создавал — ни скульптур, ни картин, а просто собирал их. Даже его манера командования не несла ничего нового и оригинального; он лишь полировал умения и навыки экипажа подобно тому, как полируют старинную серебряную статуэтку.

Но он страдал. Возможно, понимая, насколько пуста его жизнь".

И Флетчер сидел, как сейчас сидит Мартинес, и смотрел на предметы, наполненные святостью в глазах других.

Мартинес решил, что хватит думать про Флетчера. Поставил чашку в сторону, почистил зубы и забрался под одеяло.

Глава 14

"Сопротивление" с инструкциями по созданию партизанской сети быстро разошлось среди жителей Заншаа. За ним последовали выпуски с небольшими заметками о самодельных зажигательных бомбах и пластиковой взрывчатке, что не представляло особого труда, а также о более сложном изготовлении детонаторов.

— Если хочешь учить народ работать с пикриновой кислотой, не забудь об оторванных пальцах, — предупредила Спенс.

Сула пожала плечами.

— Напишу, чтоб были осторожны.

Не может же она стоять у них за спиной, контролируя каждое движение.

Жаль, что не получится дать чертежи огнестрельного оружия.

К этому времени у наксидов появились изображения двух терранцев, сбежавших с места убийства лорда Макиша. Это были фотороботы, составленные, как подозревала Сула, по большей части со слов встреченной тогда классной дамы.

Портреты оказались совершенно неузнаваемыми и при этом были мужскими.

Суле даже захотелось обидеться. Да, фигурка у нее изящная, но не мальчишечья. Это заметно даже в рабочем комбинезоне.

Вероятно, все терранцы для наксидов на одно лицо, прямо как наксиды для терранцев.

Пока она рассылала "Сопротивление" по несколько тысяч за раз, на улице раздались крики и грохот. Она подошла к окну. Пытаясь скрыться от полиции, черноволосый терранец петлял между торговцами, но был пойман. Такими же терранцами. Был ли этот человек преступником? Очередным заложником? Обреченным на казнь лоялистом?

Сула видела, что эти же вопросы задают себе и люди на улице, хотя они и старались выглядеть равнодушно. Мир изменился. Раньше задержание было делом обыденным, но сейчас, когда властям требовались заложники, любой арест таил смертельную опасность.

Жители Риверсайда любили проводить свободное время на улице, а не в тесноте своих квартир. Теперь же каждый раз приходилось взвешивать, стоит ли рисковать жизнью ради глотка свежего воздуха.

"Пока наксиды у власти, страшно всем", — думала Сула.

В последнее время Команда 491 развозила шоколад, табак и кофе по клубам и ресторанам. Дело приносило прибыль, но не только, так как у них появилась возможность посплетничать с персоналом о происходящем в городе.

На выручку они купили грузовичок. Формой он напоминал пузырь, по бокам которого были встроены хамелеоновые панели. После разрушения кольца рекламные электрощиты были запрещены в целях экономии энергии, и теперь за небольшую плату Сула могла сдавать панели под объявления.

Пусть до свержения режима наксидов еще далеко, Команда 491 хотя бы могла гордиться своими успехами в бизнесе.

Активных действий против мятежников больше не предпринимали, но даже за рулем грузовика Сула не переставала присматривать возможные цели. "Надо что-то делать", — невольно думала она.

Что-то делалось и без них. Старшеклассники из частной школы Грандвью попытались, хоть и неудачно, напасть на наксидского офицера, возвращавшегося домой на поезде. Официально об этом умалчивалось, но по слухам они собирались его оглушить и забрать оружие. Двоих убили прямо на месте, остальных поймали. На допросах они признались, что входили в "анархистскую ячейку", и, вероятно, назвали других, потому что потом наксиды арестовали их учителей и одноклассников.

В школе Грандвью провели чистку. Предполагаемых анархистов пытали до смерти в прямом эфире, а их семьи расстреляли.

"Сопротивление" почтило их память, назвав мучениками за дело законного правительства и Праксиса.

Крей, доставлявший рыбу в один из ресторанов Грандвью, рассказал Суле, что в торминельском районе, кажется, в Старой Трети, убили наксида. Это случилось ночью, а наутро полицейские окружили район и прямо на улице отстреливали прохожих. Возможно, убили несколько сотен торминелов.

— А я почему об этом не слышала? — удивилась Сула. Обычно подобные новости распространялись с ураганной скоростью.

— Они же об этом молчат, — мелодично протрещал крей, пожалуй, слишком радостно для такой темы.

— Такие громкие новости тут же разлетаются по всему городу.

Крей подвинулся поближе. Сула всем телом почувствовала идущую от него инфразвуковую волну.

— Еще разлетятся, любопытная терранка. Это случилось только утром. Я сам слышал выстрелы.

Слышал, но не видел. Креи близоруки, и он все равно ничего бы не рассмотрел на расстоянии, но их огромные уши не могли обмануть.

Старая Треть была далеко, на другом конце города, но по скоростному шоссе с ограниченным въездом на дорогу ушло меньше часа. Уже в окрестностях стены были выщерблены пулями, окна разбиты, а на тротуарах растеклись лужи крови. Сула решила, что дальше ехать не стоит.

Подробности она узнала позже, просматривая свидетельства о смерти в базе Управления госрегистрации. Убитая наксидка оказалась санитарным работником, закончившим свою смену не в том районе. Полиция расстреляла не сотни, а около шестидесяти жителей.

А потом наксиды направились в местную больницу и расстреляли всех в отделении скорой помощи, приняв за аксиому, что там сидели те, кого ранили во время только что прошедшего рейда. Не повезло сломавшим ногу именно в этот день. Еще тридцать восемь трупов.

В следующем выпуске "Сопротивления" публиковался частичный список жертв: перечислять всех было нельзя, потому что стало бы понятно, что у лоялистов доступ к базе данных. Сула не скупилась на трагические подробности, описывая мать, прикрывшую грудью своих детей, но погибшую вместе с ними, рассерженного торговца, пытающегося отогнать полицейских метлой и павшего под их пулями, кровавые отпечатки на стенах тупика, в который наксиды загнали обезумевших от страха торминелов.

Сула понимала, что кривит душой. Но всё равно эти трогательные сцены не шли ни в какое сравнение с ужасом произошедшего. С беспомощностью и паникой жертв, треском автоматов, стонами умирающих и криками раненых…

Она помнила, как это было на шоссе Акстатл. Ее выдумка меркла по сравнению с реальными воспоминаниями.

"Умрут, так умрут. Душевная теплота мне не положена", — думала она.

Она написала в "Сопротивлении", что наксиды, как обычно, не смогли найти настоящих нападавших и расстреляли всех попавшихся под руку. И добавила:

"Торминелы ошиблись, убив не того наксида. Нужно совсем не уметь считать, чтобы подумать, что гибель одного санитарного работника стоит еще ста смертей.

Граждане, в следующий раз выбирайте чиновника, полицейского, надзирателя, инспектора, бригадира или судью. И позаботьтесь, чтобы тело не нашли".

Два дня спустя пенсионерка-торминелка взорвалась в собственной квартире, пытаясь изготовить бомбу. По всей видимости, зажигательную, так как сгорело полдома.

Наксиды нашли ее детей и расстреляли их.

Пока Сула искала подробности происшествия в базе Управления, выяснилось, что другим взрывом, приписанным "анархистам и саботажникам", убило наксида. Он был мелкой сошкой в Министерстве финансов, и его не охраняли. Ему подложили маленькую бомбу, начиненную гвоздями.

В следующем выпуске "Сопротивления" торминелку объявили истинной лоялисткой, пытавшейся отомстить за убийства в Старой Трети, а про чиновника написали, что его осудил Тайный трибунал, а приговор исполнили члены группы Октавиуса Хонга, входящей в Повстанческую лоялистскую армию.

В отместку был расстрелян сто один заложник; наксиды, как обычно, предпочитали простые числа. Сула сразу обратила внимание, что наксиды казнят в ответ не на само действие, а на его огласку. То есть они убивали заложников не потому, что им сопротивляются, а потому что стремились не потерять лицо. Этим можно воспользоваться.

Присмотревшись внимательнее к свидетельствам в базе, Сула обнаружила, что многие старики умирают при необычных обстоятельствах. Интересно, можно ли использовать и это, например, приписав естественные смерти действиям лоялистов, хотя что-то она расфантазировалась.

Воображение разыгралось не только у нее. В средствах массовой информации появилось сообщение об аресте и казни членов группы Октавиуса Хонга и их семей.

"Я же их выдумала!" — возмутилась Сула.

Но когда она зашла в базу Управления госрегистрации, там оказались настоящие свидетельства о смерти.

* * *
На улице парило после летнего ливня, из-под колес грузовика разлетались фонтаны брызг. Макнамара остановил машину рядом с кафе на Торговом проспекте и нажал на рычаг, открывая грузовой отсек. Задняя дверь поднялась, осыпав дождевыми каплями. Сула вышла, прищурилась от яркого солнца и вдохнула свежий воздух, наполненный запахом опавших во время грозы цветков аммата.

— Пахнет деньгами, — сказала она Спенс.

Курносый носик Шоны втянул воздух.

— Хорошо бы.

Внутри Сула забрала деньги у хозяина кафе, худого унылого терранца в белоснежном накрахмаленном фартуке, и дала знак Макнамаре заносить герметично упакованную коробку харзапидского кофе и положить ее у бара.

— Спасибо, — сказал хозяин и недовольно посмотрел на мокрые следы Гэвина, оставленные на блестящем кафельном полу. — Кстати, тут с вами хотели поговорить.

Сула заметила, как двое мужчин встали из-за мраморного столика.

— Хороший кофе, — сказал первый, и Сула сразу почувствовала неладное. Громила был одет в цветастый пиджак и брюки-клеш, натянутые чуть ли не до подмышек и почти скрывающие тяжелые ботинки. Его толстая серебряная цепь с таким же браслетом переливались искусственными рубинами.

— Очень хороший кофе, — поддакнул его спутник, чья безупречно уложенная прическа напоминала петушиный гребень. Он был меньше, с бочкообразной грудью и мускулистыми руками культуриста.

— Вопрос в том, есть ли у вас разрешение им торговать? — продолжил первый.

Сула почувствовала, что Макнамара приблизился, прикрыв ей спину. Чуть отступив, она встала поудобнее, а Спенс, почуяв беду, озабоченно шагнула вперед.

Сула пристально взглянула на того, что повыше:

— А вы, собственно, кто такие?

Он дернул рукой, словно собирался отвесить пощечину и проучить за наглый вопрос. Но он имел дело с человеком, прошедшим флотский курс боевой подготовки. Сула перехватила его руку и двинула кулаком по лучевому нерву, и громила невольно дернулся вперед, открыв горло. Ребром ладони Сула ударила по гортани и, когда он согнулся, схватившись за шею, ткнула пальцами в глаза. Потом просто дернула его за голову и с размаху врезала коленом.

С приятным хрустом сломался нос. Мужчина корчился, задыхаясь, и Сула с легкостью добила его локтем, стукнув по шее. Он распластался на полу.

Макнамара дрался с культуристом. Они были на равных, пока Спенс не швырнула в лицо качку горячий кофейник, а затем пнула его сзади под колено.

После они втроем пинали его, пока он не затих на полу.

Макнамара обыскал бандитов, забрав два пистолета, которые те не успели достать. Единственная пара посетителей кафе с ужасом следила за дракой, посматривая на свои нарукавные коммуникаторы, но не решаясь вызвать полицию. Сула подошла к барной стойке и схватила хозяина за волосы, притянув к себе:

— Кому это ты нас продал?

— Улице Добродетели. Я отдаю им долю. — Глаза мужчины расширились от страха.

— Больше тебе кофе от нас не видать, — сквозь стиснутые зубы проговорила Сула.

Она забрала кофе и понесла его в грузовик. Злость и адреналин сделали коробку легкой как перышко.

— Черт! — выругалась Сула, когда машина отъезжала. — Черт! Черт!

Злясь на себя, она несколько раз ударила по подлокотнику сиденья.

— Всё обошлось. — Макнамара пощупал царапины, оставленные на щеке перстнями культуриста.

— Да я не о том, — прорычала Сула. — Забыла про долю! Черт! — Она стукнула себя ладонью по лбу, а потом опять шарахнула по сиденью. — Ведь знала же! Чёртова дура!

Она отменила оставшиеся поставки и бушевала всю обратную дорогу, выплескивая злость по малейшему поводу. При виде Скачка, расположившегося в тени возле ее подъезда, наконец успокоилась. Скачок поднялся навстречу и, лучезарно улыбаясь, продекламировал:

— Прекрасная госпожа! Вот и ты — ярче солнца, нежнее цветка.

— Хочу кое о чем спросить, — сказала Сула.

— О чем угодно. — Скачок приглашающе взмахнул рукой. — Спрашивай, прекрасная госпожа.

— Расскажи о банде с улицы Добродетели.

Скачок погрустнел.

— Ты ведь не связалась с ними, моя прелесть?

— Они связались с фирмой, где я работаю.

— Работаешь? По-настоящему? — неожиданно оживился Скачок.

— Занимаюсь доставкой. Но вернемся к Улице Добродетели.

Скачок развел руками.

— Что тут рассказывать? Обычная городская шайка. Собирают дань по обе стороны улицы Добродетели.

— Только там?

— Более или менее.

К счастью, улица Добродетели располагалась в другом конце города. Сула немного расслабилась.

— А кто собирает дань в Риверсайде?

Скачок опасливо посмотрел на нее.

— Даже не связывайся с ними, милашка.

— Я просто хочу знать.

— Риверсайдская группировка, — ответил Скачок с каменным лицом. — Они не изощряются с названиями. Я у них кое-что покупаю, и меня не трогают.

— А они хуже или лучше других?

С пристани раздавался звук отбойных молотков. Скачок неуверенно пожал плечами.

— Смотря что тебе от них надо.

— С кем поговорить, если захочу начать свое дело?

— Какое дело? — Скачок подозрительно глянул на нее.

— Не хочу всю жизнь водить грузовики, — сказала Сула.

— Денег надо просить у своих патронов, прекрасная госпожа.

Сула усмехнулась.

— Мои патроны дали деру, когда пришли наксиды. И патроны патронов. И их патроны.

— Война не время для открытия дела.

— Смотря какого.

Она молча ждала, пока Скачок не начал переминаться и не продолжил сам:

— Можно поговорить с Казимиром. Он не такая сволочь.

— С Казимиром? С каким Казимиром?

— С Малышом Казимиром, потому что был еще один, постарше. Но того казнили.

Сула сдержала улыбку.

— Значит, стучу в дверь и спрашиваю Малыша Казимира?

— Казимира Масуда. В клубе на Кошачьей улице, но он не слишком часто бывает там.

— Почему?

Скачок осмотрелся и зашептал:

— Полицейским приказывают набрать заложников, так? Если они откажутся делать это, их расстреляют, если согласятся, будут ненавидеть свои же. Поэтому полицейские хватают тех, кого все недолюбливают, понимаешь? Тех, кто уже в тюрьме, всяких преступников, а заодно чокнутых и бродяг, то есть всех, за кого их будут ненавидеть не слишком сильно.

Сула вспомнила человека, арестованного прямо под ее окнами. Возможно, это был бандит, схваченный как раз тогда, когда явился за деньгами к торговцам.

— Разве такие, как Казимир, не откупаются от полиции? — спросила она.

Скачок улыбнулся и кивнул.

— Сама все понимаешь, прекрасная госпожа. Главари откупаются, и полицейские хватают разную мелочь, подручных. Воров, бандитов, рэкетиров. Но от этого и денег всё меньше. Постепенно у Казимира они закончатся, и его отправят в Синие Решетки, чтобы расстрелять после очередного взрыва, устроенного подпольщиками.

Начал накрапывать дождь. Скачок моргнул, когда тяжелая теплая капля попала ему в глаз. Сула думала, не обращая внимания на начинающийся ливень.

У нее есть то, что нужно Казимиру. Если правильно разыграть карту, откроются огромные возможности.

* * *
Для убедительности Суле понадобились документы, и поэтому она отправилась к Казимиру лишь спустя два дня. За это время в городе прогремела пара довольно сильных взрывов; хотя жертв не было, наксиды не могли промолчать о них. И расстреляли пятьдесят три заложника.

Пока ждали бумаги, заглянули в клуб на Кошачьей улице. Он был огромен — с двумя танцевальными залами, несколькими площадками для подвижных игр, черно-серебристой изогнутой барной стойкой и невероятным выбором компьютерных развлечений. Официантки в шортиках с заниженной талией и бутылками на портупее ходили между столиками и вливали алкоголь прямо в рот клиентам. Многие курили, и под потолком висело густое облако дыма от сигарет и косяков.

Сула ограничилась газировкой, но не могла не улыбнуться, осматривая клуб. Когда-то Гредель часто ходила в такие места со своим парнем, Хромушей, занимавшимся почти тем же, что и Казимир. На Заншаа их назвали бы группировкой, но на Спэнии считали шпаной. Мало кто доживал до зрелости, не попав на плаху или исправительные работы. Это ждало и отца Гредель, который, правда, смог вовремя улизнуть, когда запахло жареным, и, расплачиваясь за его грехи, мать Сулы несколько лет отработала в сельскохозяйственной общине.

Гредель росла в среде, не способной дать ничего хорошего. Она старалась не повторять ошибок матери и поэтому наступала на собственные грабли.

Ее оглушали звуки ночного клуба — музыка, смех, шум электроники. Сула совсем недавно стала совершеннолетней, отметив двадцать третий день рождения, но почему-то клуб казался местом для еще более молодых. Тут был рай для любителей плотских утех и танцев, для ищущих общения или забвения. Для террориста, планирующего взрывы и убийства, атмосфера была немного пресной.

Скачок осуждающе посмотрел на Сулу, когда она возвращалась домой, благоухая людскими пороками.

— Со Скачком тебе было бы веселее, — сказал он.

— Скачку… — начала Сула и чихнула. Она не привыкла к запаху табака и поклялась перед сном вымыть голову, а пропахшую одежду сразу засунуть в герметичный мешок.

— Скачку нужна работа, — сказала она, шмыгая заложенным носом.

— Казимир даст тебе денег, а ты, возможно, дашь работу Скачку.

— Возможно, — улыбнулась Сула.

Она признала, что в идее Скачка была неуловимая привлекательность.

— Сегодня опять брали заложников. Пора мне сматываться с улицы, — сказал Скачок.

"Здравая мысль", — подумала Сула.

— Посмотрим, вдруг смогу помочь, — пообещала она.

Что бы про Скачка ни говорили, с людьми он общаться умеет.

* * *
Для встречи с Казимиром Сула выбрала вульгарный уличный стиль одежды. Широкое жабо блузки закрывало грудь и плечи приталенного жакета с геометрическими узорами. Расклешенные брюки практически скрывали туфли на высокой платформе. Дешевые пластиковые и керамические побрякушки сверкали всеми цветами радуги. Золотая заколка с огромным искусственным бриллиантом придерживала лихо заломленный бархатный цилиндр.

Риверсайд притих. От тротуаров еще веяло дневным зноем. Освещенные полосы чередовались с местами, погруженными в тень высоких домов, отчего улица напоминала тюремную решетку. Ни наксидов, ни полиции не наблюдалось.

Вечер только начинался, и клуб на Кошачьей улице пустовал, если не считать пары-тройки посетителей, забежавших перехватить стаканчик по пути домой или с работы. Администратор сказала, что Казимира пока нет. Сула присела за видеостолик, заказала газировки и включила новости. Как всегда, бесстрастный даймонг зачитывал обычные скучные сообщения о счастливых и довольных гражданах, трудящихся во имя мирного будущего под властью наксидов.

Она не заметила, когда пришел Казимир. Ей об этом сообщили и провели вглубь помещения, вверх по железной лестнице к полированной черной двери. Сула оглядела свое отражение в гладкой как зеркало поверхности и поправила шляпу.

Внутри, взъерошив серый мех и выставив белые клыки, сидели два телохранителя-торминела. Должно быть, Казимир нервничает. Хромуша обычно ходил один, взяв охрану лишь в конце, когда его выслеживал Легион справедливости.

Прежде чем охранники разрешили ей войти в следующую полированную дверь, ее обыскали — пистолет она оставила дома — и просканировали в поисках жучков.

Она оказалась в большом номере-люксе, выдержанном в черно-белой гамме — от ромбиков плитки на полу до ониксовых колонн, подпирающих романские арки из белого мрамора, красивые, но чисто декоративные. Кресла манили мягкостью подушек. За клубом можно было наблюдать через настенные экраны, один из которых показывал столик, за которым только что сидела Сула.

Казимир встал из-за стола, чтобы поприветствовать ее. Это был неприметный молодой человек, на пару лет старше Сулы, с зачесанными назад и заправленными под воротник отросшими темными волосами. Он был одет в угольно-черный бархатный пиджак, фиолетовую шелковую рубашку и модные брюки-клеш. Свои длинные бледные руки с казавшимися хрупкими запястьями Казимир неловко свел вместе на уровне груди, переплетя пальцы в замок.

— Вы за мной наблюдали, — сказала Сула, давая понять, что увидела камеру.

— Ты здесь впервые. Мне стало любопытно, — ответил он неожиданно низким голосом, похожим на шум волн, бьющихся о скалы.

Его карие глаза горели, предвещая опасность — ей, ему самому, целому миру. Наверное, он и не подозревал об этом, подчиняясь только сиюминутным порывам.

Суле стало не по себе, и это помогло сохранить самоконтроль.

— Я тут недавно. Несколько месяцев назад эвакуировалась с Кольца.

— Работу ищешь? — Он оценивающе наклонил голову. — Ты хорошенькая, могу что-нибудь предложить.

— У меня уже есть работа. Хочу лишь стабильной оплаты. — Она достала из внутреннего кармана жилета два удостоверения.

— Это что? — Казимир подошел поближе, чтобы рассмотреть их. А когда рассмотрел, удивился: на обоих были его изображения и стояло имя Майкла Салтилло.

— Удостоверение личности плюс пропуск в Верхний город.

Нахмурившись, он подошел с документами к столу и посмотрел их на свет.

— Неплохо. Кто делал? — спросил он.

— Правительство. Они настоящие.

Казимир усмехнулся и кивнул:

— Работаешь в госрегистрации?

— Нет. Но у меня связи.

Он прищурился.

— Расскажешь, какие?

— Нет, не могу, — покачала головой Сула.

Он скользнул к ней. Угроза нависла над Сулой холодной тенью.

— Мне надо знать имена.

Она посмотрела на него, сжав волю в кулак, чтобы не задрожать от прилива адреналина в венах.

— Во-первых, она с тобой работать не будет, — тихо сказала Сула, скрывая дрожь в голосе. — Во-вторых…

— Я очень убедителен, — глухо, словно из-под земли, прервал Казимир. Теплое влажное дыхание коснулось ее щеки.

— Во-вторых, — как можно спокойнее продолжила Сула, — она не из Заншаа и вызовет полицию, как только ты появишься на пороге. Там у тебя нет никакого влияния, ты беспомощен.

У Казимира задергался глаз: он не привык, что ему противоречат. Сула приготовилась к худшему, соображая, сможет ли дать отпор торминелу.

Но сначала надо было избавиться от неудобных туфель. Они, конечно, модные, но для драки совсем не годятся.

— Как, говоришь, тебя зовут? — спросил Казимир.

— Гредель, — ответила она, глядя в прищуренные глаза.

Он шагнул прочь и, резко повернувшись, протянул ей удостоверения:

— Забирай. Я не приму их неизвестно от кого. За это меня могут убить прямо здесь.

Сула убедилась, что ее пальцы не дрожат, и лишь потом взяла документы.

— Рано или поздно они пригодятся. Когда наксиды придут за тобой.

Эти слова Казимиру тоже не понравились. Он отошел подальше, опустил голову и длинными пальцами стал приводить в порядок бумаги на столе.

— Да, с наксидами я не справлюсь.

— Убей их, пока они не убили тебя, — сказала Сула.

Он смотрел на бумаги, но уже с улыбкой.

— Наксидов много, я один.

— А ты начинай потихонечку. Рано или поздно что-нибудь выйдет, — посоветовала она.

— Да ты провокатор, — с улыбкой сказал он.

— Пятьдесят за удостоверение личности, двести за пропуск.

Казимир удивленно переспросил:

— Двести?

— Многим он не нужен. А вот если кому понадобится, за ценой не постоят.

— Да кому этот Верхний Город сдался, тем более сейчас? — усмехнулся Казимир.

— Тем, кто хочет работать на наксидов. Или воровать у них. Или их убивать. Правда, последним пропуски выдаем бесплатно, — улыбнулась Сула.

— Боевая, да? — Он отвернулся, пряча усмешку.

Сула не ответила. Казимир постоял в раздумье, а потом резко опустился в крякнувшее под ним мягкое кресло, закинув ноги в начищенных ботинках на стол.

— Еще увидимся? — спросил он.

— Зачем? Поговорить о делах? Давай сейчас.

— Конечно, о делах, — кивнул он. — Просто потом мы можем и развлечься.

— Все думаешь, что я провокатор?

Он осклабился и покачал головой:

— При наксидах полиции больше не нужны улики. И провокаторы остались без работы.

— Да, — сказала Сула.

— Что "да"? — Он моргнул.

— Да. Мы еще увидимся.

Его улыбка стала шире. Блеснули ровные, ослепительно белые зубы. Сула мысленно поздравила его дантиста.

— Я дам номер своего коммуникатора. Включи прием.

Они активировали нарукавные дисплеи, и Сула переслала номер, который специально приготовила на этот случай.

— До встречи. — Она направилась к двери, но остановилась. — Кстати, я к тому же доставкой занимаюсь. Если понадобится что-нибудь перевезти, сообщи. — Она изобразила улыбку. — Документы у нас отличные. Куда надо, туда и привезем.

Она поспешила уйти, стараясь не выдать радость.

Снаружи под фонарем она заметила Макнамару и поскребла в затылке — это был условный знак, что все прошло хорошо.

И даже после этого она немного попетляла по пути домой, чтобы убедиться, что за ней нет хвоста.

Казимир позвонил глубокой ночью. В темноте она сползла с кровати и нащупала нарукавный коммуникатор на блузке.

На глядящем с хамелеонового экрана лице застыла небрежная ухмылка. Сзади гремела музыка и взрывы смеха.

— Привет, Гредель. Приходи — повеселимся, — сказал он.

Сула потерла глаза.

— Я сплю. Позвони завтра.

— Просыпайся! Еще рано.

— Вообще-то я работаю. Позвони завтра!

Она закончила разговор и вернулась в постель. Казимир все же проглотил наживку!

Глава 15

Утром нужно было отвезти товар в Верхний город, и Сула решила, что заодно неплохо бы узнать последние клубные сплетни у ПэДжи. Помня, как он любит понежиться в кровати, она дождалась полудня и лишь потом позвонила, воспользовавшись общественным коммуникатором. Она верила ПэДжи, но понимала, что он легко проболтается по глупости, и позаботилась о том, чтобы он не знал, как ее найти, и ожидал, что она свяжется с ним первая.

— Да? — промямлил он, отвечая на звонок. Глаза были сонные, а редеющие волосы растрепались — Сула явно подняла его с постели.

— Привет, ПэДжи? Как настроение? — бодро начала она.

Узнав голос, он резко преобразился и уже осознанно глядел на экран:

— Да. О! Настроение, э-э, отлично. Просто отлично.

Если бы он сказал "первоклассно", это бы значило, что он попал в лапы наксидов и Суле не стоит доверять его словам и тем более назначать встречу.

— Да, леди… ну, то есть, мисс… Вам надо встретиться кое с кем. Прямо сейчас.

— Через полчаса пойдет?

— Да! Да! — его лицо стало странно задумчивым. Он потёр подбородок. — Если подъедете ко дворцу, я провожу вас к его… конторе.

— Он же не знает…

"Ну, что я подпольное правительство".

— Безусловно, — он подмигнул. — Не сомневайтесь. Он даже не знает, что мы придем.

"Вот те раз, — подумала Сула, закончив разговор. — ПэДжи что-то придумал."

Ей оставалось лишь надеяться, что он ничего без ее ведома не навзрывает.

Доставив последнюю партию сигар и кофе и узнав в клубе несущественные слухи, команда 491 въехала во двор Нгени через заранее открытые боковые ворота. Хозяин уже стоял в гигантской тени древнего баньяна, небрежно облокотившись о мощные корни, и курил сигарету.

— Мисс Арделион! Мистер Старлинг! Леди, нет, мисс Люси! — возбужденно поприветствовал он пришедших.

— Что стряслось? — спросила Сула.

Он просиял.

— Сами увидите, что там у Сидни в магазине! Запрыгаете от радости!

Он бросил окурок и повел всех в город, не забыв запереть за собой вход. Идти пришлось довольно далеко, даже по прямой. ПэДжи почти подскакивал от возбуждения. На некоторых перекрестках полупустого города стояли полицейские патрули. Каждый раз при виде наксидов Сула отводила взгляд, вспоминая, что под курткой пистолет. Потом, правда, одергивала себя, зная, что ее поведение вызывает подозрения. Но успокаивала расшалившиеся нервы, твердя, что ей показалось, никто на них не смотрит. И вообще наксиды теперь подозревают всех.

Она шла мимо полицейских, а они даже не пытались остановить ее.

Из половины магазинов доносился перезвон эджай. Стояла невыносимая жара без малейшего ветерка, и они жутко вспотели, когда наконец добрались до своей цели — магазинчика в пешеходной зоне торгового квартала. Вывески и витрины предлагали различные сувениры, антиквариат, элитное мясо, униформу, даймонгские деликатесы…

"Первоклассное оружие Сидни", — гласила одна из вывесок. Дверь пересекала лента: "Закрыто по приказу лорда Уммира, министра полиции".

Сула почувствовала дрожь предвкушения: "Неплохо. Надо будет подарить ПэДжи на день рожденья что-нибудь особенное."

— Узнал в клубе, что Сидни закрывается, — объяснял ПэДжи, пока они шли к черному входу. — Вчера я к нему зашел поболтать и провести рекогносцировку, а потом мне лишь осталось ждать вашего звонка.

ПэДжи остановился у зеленоватой металлической двери и постучал. Некоторое время они простояли в раскаленной тишине, наслаждаясь видом и ароматом трупика канамида, по всей видимости, убитого кошкой и оставленного лежать шестью скрюченными лапками вверх между серыми мусорными баками.

Дверь отъехала с тихим гудением. Суле пришлось прикрыться рукой от яркого света, чтобы рассмотреть стоящего в темном помещении худого человека. Он носил седую эспаньолку и завитые унтер-офицерские усы. Из помещения доносился запах дыма.

— Милорд, это ваши друзья? — хрипло спросил он.

— Да, мистер Сидни. Мисс Люси, мисс Арделион и мистер Старлинг, — торжественно представил их ПэДжи.

Мужчина оценивающе осмотрел пришедших. Его зрачки его были так расширены, что напоминали ружейные дула.

— Проходите, — пригласил он и шагнул назад.

Они оказались в удивительно компактной мастерской, заполненной токарными станками с компьютерным управлением, полками с инструментами и различным оружием с начищенными стволами и необычной деревянной или костяной инкрустацией. Суле понравился безупречный порядок, в котором всё содержалось.

Но не порадовал витающий в комнате запах гашиша, источником которого служила еще дымящаяся металлическая трубка, которую Сидни подобрал, проходя мимо одного из верстаков.

— Пойдемте в магазин, — сказал он и провел в узкую комнату с прилавком. На полках и в полированных деревянных витринах блекло мерцало оружие. Сидни остановился у угольно-черного металлического футляра с длинноствольным охотничьим ружьем, достал его и продемонстрировал гостям. По всей длине ствола, изящно переплетаясь в сложный орнамент, напоминающий клубок змей, шли серебряные и черные полосы. Приклад, украшенный цветами из слоновой кости, был сделан из полированного красного дерева. К ружью прилагался оптический прицел с темно-желтым экраном ночного видения, но имелась и железная мушка для тех, кто предпочитает классику.

— Я его сделал для лорда Ричарда Ли, — сказал Сидни, не выпуская трубки изо рта.

Сула вздрогнула, услышав имя. Лорд Ричард был капитаном ее корабля — "Неустрашимого" — и погиб в битве при Магарии. Он собирался жениться на Терзе Чен, той коварной сучке, выскочившей замуж за Мартинеса.

Она очнулась от внезапно нахлынувших воспоминаний.

— Вас закрыли наксиды? — спросила она.

Конечно, не самое умное замечание, но по крайней мере она выдавила из себя хоть что-то.

— Даже странно, что они так долго тянули. Наверное, сначала просто было не до того. Теперь уже не понять, — Сидни положил ружье обратно в футляр и задумчиво затянулся гашишем. — Можно, конечно, подать заявление на повторное открытие магазина, но придется подписать согласие на продажу оружия исключительно наксидам, а мне даже думать не хочется, что эти гады будут из моих ружей убивать заложников. К тому же оружие, сконструированное для других рас, все равно продавать нельзя.

Он запер футляр. Повернувшись, он стал необычайно серьезен.

— Короче, эти ружья я все равно не продам. Но не в одном законе не прописано, что я не могу их отдать.

Сула онемела от удивления. С застенчивым видом Сидни вынул изо рта трубку.

— Простите, я был не вежлив. Кто-нибудь желает покурить?

ПэДжи явно собирался принять приглашение, но Сула ответила за всех:

— Спасибо, не сейчас. — Она перевела взгляд на Сидни: — Вы хотите отдать нам оружие?

— Если с толком им воспользуетесь, — сурово ответил он.

У Сулы пересохло в горле.

— Это… очень щедро.

Сидни пожал плечами.

— Мне оно без надобности. И на завод я его уже не верну — всех производителей прикрыли. Я разрываю договор аренды: оплата магазина мне не по карману, и хранить товар больше негде. Можно, конечно, дождаться, когда у меня все конфискуют, но зачем? — Он опять пожал плечами. — Лучше пусть приносит пользу. — Он хотел еще что-то добавить, но передумал и опять стиснул зубами мундштук. — Не надо мне знать, что вы с ним сделаете.

Он повернулся к прилавку и положил руку на металлический футляр.

— Я бы хотел кое-что у себя оставить, то, что сделано на заказ. Случись у вас… провал, это оружие сразу выведет на меня.

Он сделал шаг назад и показал на стекло витрины, за которым мерцал ряд пистолетов, приспособленных для лайонов:

— Это всё спортивное оружие. Не самое подходящее для боя, но в умелых руках…

Он сделал затяжку, выпустив густое облако дыма. Сула по неосторожности вдохнула и закашлялась.

— Извините, — вежливо сказал Сидни.

Откашлявшись, Сула попыталась собраться с мыслями, но в голове стоял туман. Ей надо было срочно глотнуть свежего воздуха.

— Мистер Сидни, я правильно поняла, что вы сами конструируете оружие? — наконец сказала она.

— Это так, — Сидни выпустил еще клуб дыма, и в этот раз Сула отошла.

— Вы могли бы мне помочь, — сказала она и опять закашлялась. Из глаз выступили слезы, но она сумела продолжить: — Мне нужно определенное оружие.

Сидни заинтересовался.

— И?

— Ничего особо сложного. Даже наоборот. То, что дешево и легко собрать.

Сидни фыркнул, но тут же задумался над проблемой.

— Если токарный станок правильно запрограммировать, на нем можно делать чудесные вещи.

— Прямо скажем, в этом мои навыки несколько ограничены.

Сидни улыбнулся:

— Кажется, сейчас у меня полно свободного времени. Я подумаю и, мисс… Люси, не так ли?

— Люси. Да.

— Перезвоните мне через пару дней, может, чем помогу.

* * *
— Здорово! — сказала Спенс во время первой из нескольких поездок для перевозки оружия в подвал ПэДжи. — Даже не верится, что он все это отдал. Да еще с патронами!

— Он смелый. — После часа погрузки в клубах гашиша из трубки Сидни улыбка ПэДжи выглядела даже глупее, чем обычно.

— Он не смелый. Он самоубийца, — сказала Сула.

ПэДжи сразу перестал улыбаться.

— Миледи, то есть Люси, то есть… — он пытался что-то сказать, но лишь по-рыбьи разевал рот.

— Думаете, у производителя не записаны серийные номера? — спросила Сула. — Не говоря о данных баллистических испытаний, проводимых на заводе? Как только мы выстрелим, наксиды сразу же направятся к Сидни и выбьют из него признание. А потом попадетесь вы, ПэДжи.

— Ой, — побледнел он.

— Вероятно, Сидни надеется, что, когда за ним придут, он прихватит с собой нескольких наксидов. А может, ему на всё наплевать. Или он полагает, что сможет скрыться. Пока мы не выясним его планы и он не перестанет рисковать, оружие будет лежать в подвале и никто к нему не притронется. — Она следила за дорогой и за преувеличенно осторожными движениями Макнамары, который вел машину не менее одурманенный гашишем, чем остальные.

— Кроме того, у меня на нашего Сидни другие виды, и я не дам ему испортить всё самоубийством, — добавила она.

К вечеру она уговорила Сидни вновь открыть магазин исключительно для наксидов.

— В любом случае ваше оружие слишком дорого для обычных покупателей, — сказала она. Налог в сотню зенитов за каждую проданную единицу, то есть в половину среднестатистической годовой зарплаты, автоматически переводил ружья в разряд роскоши. — Доставляя оружие новым владельцам, вы сможете пройти через их систему безопасности.

— Я буду ассасином? — мрачно улыбнулся Сидни.

— Нет. Для этого у нас есть другие. — Сула надеялась, что не обманывает. — Я бы предпочла, чтобы вы тщательно записывали детали системы безопасности и расположения постов. Любая мелочь может пригодится.

— С этим справлюсь. Как будем связываться? — спросил Сидни.

Сула задумалась. Она скрывала свое местоположение от ПэДжи, опасаясь, что он случайно проболтается. Если она даст свои координаты в присутствии Нгени, он обидится. Ее мало волновали его чувства, но не хотелось, чтобы он считал себя задетым.

— Мы сообщим об этом позже. А пока мы сами свяжемся с вами, — ответила она.

Она рассказала Сидни о простейшем коде, научив, как и ПэДжи, говорить "первоклассно", если наксиды возьмут его на прицел. В ответ оружейник глубокомысленно кивал, хотя если учесть, сколько гашиша он выкурил за день, следовало усомниться, что он может самостоятельно стоять, не то что запоминать инструкции.

Но видно будет.

* * *
Вернувшись на явочную квартиру, Сула проверила коммуникатор Гредель. Казимир звонил трижды, приглашая ее в клуб. Она долго плескалась в восхитительной ванне с водой, ароматизированной сиренью, и обдумывала ответ. Потянувшись к нарукавному коммуникатору, она отключила передачу картинки и перезвонила.

— Почему бы и нет? — сказала она хмурому Казимиру. — Если ты, конечно, не передумал.

Он сразу перестал дуться и, безрезультатно вглядываясь в экран в поисках картинки, спросил:

— Гредель? Почему тебя не видно?

— Я принимаю ванну.

Его глаза лукаво блеснули.

— Мне бы тоже помыться. Пригласишь?

— Встретимся в клубе. Просто скажи когда.

Он назвал время. Она еще сможет понежиться в ванне, а потом пару часов вздремнуть.

— Что надеть? — спросила Сула.

— Приходи в том, в чем сейчас.

— Смешно. Как вчера пойдет?

— Конечно.

— Тогда увидимся.

Она завершила звонок и приказала добавить горячей воды. Но аудиодатчик барахлил, и ей пришлось наклониться и открыть кран вручную. Пока вода лилась, заполняя комнату паром, Сула вновь расслабилась, закрыв глаза и вдыхая аромат сирени.

Она думала о фарфоре. Селадон, фаянс, роз Помпадур. Она мысленно касалась пальцами своей китайской вазы.

День начался неплохо. Продолжение должно быть еще лучше.

* * *
Сула поправила жакет и выглянула в окно. Последние торговцы закрывали ларьки или уезжали на трехколесных мотороллерах с тюками на багажнике. Экономное освещение улиц и захват заложников больно ударили по делам. С наступлением темноты город быстро пустел, и продавцам оставалось только сворачиваться.

— Я пойду с тобой, — настаивал Макнамара.

— На свидание? — засмеялась Сула.

Он по-детски надул губы.

— Ты знаешь, кто он. Это небезопасно.

Она поправила свои выкрашенные в черный волосы.

— Это неизбежный риск. Я знаю, как с ним справиться.

Макнамара презрительно фыркнул. Сула оглянулась на Спенс, которая, сидя на диване, делала вид, что не прислушивается.

— Он преступник, — твердил Макнамара. — И наверняка убийца.

"Вряд ли он убивал столько, сколько я", — подумала Сула. Перед ее глазами пять наксидских крейсеров разлетелись пылью в огненной вспышке. Она не стала напоминать об этом Макнамаре.

Она отвернулась от окна и посмотрела на него.

— Представь, ты хочешь начать бизнес, а у тебя нет денег. Что сделаешь?

Макнамара стал подозрителен, почувствовав ловушку.

— Пойду к главе клана.

— А если он не поможет?

— К кому-нибудь из патронов. К пэру, например.

Сула кивнула.

— А если у племянника пэра такой же бизнес и ему не хочется конкуренции?

— Ну уж точно к Малышу Казимиру не пойду, — опять надулся Макнамара.

— Возможно. Но многие идут и начинают свое дело, а Казимир защищает их от нападок племянника пэра и его клана. И получает пятьдесят или сто процентов на вложенные деньги и клиента, который может отблагодарить услугой.

Гэвин выглядел, словно надкусил лимон.

— Если они не заплатят сто процентов, их убьют.

— Вряд ли, — сказала Сула, немного подумав. — Если не попытаются обдурить Казимира. Скорее всего просто лишатся бизнеса, который Казимир передаст кому-нибудь из своих, а должник окажется на улице.

Макнамара хотел поспорить, но она остановила его жестом:

— Я же не утверждаю, что он образец добродетели. Он хочет лишь денег и власти. И пойдет на всё, даже не сомневаюсь. Но в нашей системе, когда за пэрами и капитал, и закон, такие, как Риверсайдская группировка, необходимы.

— Не понимаю. Ты сама пэр, а система тебе не нравится.

Сула пожала плечами.

— Знаешь, есть пэры, по сравнению с которыми Казимир просто сопляк.

Например, покойные лорд и леди Сула.

Голосовой командой она включила камеру на видеостене и внимательно посмотрела на себя на экране. Надела мягкую бархатную шляпу и поправила ее, придав нужный угол.

Ну вот. Слегка вызывающе, но кто тут этого боится.

— Все равно пойду с тобой, — настаивал Макнамара. — На улицах опасно.

Сула вздохнула и сдалась:

— Ладно. Проводишь меня до клуба, но держись подальше, и когда войду, чтоб больше тебя не видела.

— Да, — согласился он. И добавил: — Миледи.

Стремление Макнамары во что бы то ни стало защитить ее, навело на мысли, нет ли в его собственнических замашках эмоционального или сексуального подтекста.

Суле даже показалось, что есть. В конце концов, все ее знакомые мужчины вели себя так, почему Макнамара должен быть исключением?

Хорошо бы не пришлось его одергивать.

Он следовал за ней по темным улицам до клуба, как послушное тяжеловооруженное привидение. Из дверей сочился желтоватый свет, слышались музыка и смех, пахло табаком. Она оглянулась на Макнамару, показывая, что пора уходить, а потом заскочила на выложенное черно-серебристой плиткой крыльцо и, кивнув двум вышибалам, прошла внутрь.

Казимир с двумя гостями ждал в кабинете. На нем была серая шелковая рубашка с жестким многослойным воротником-стойкой, заставляющим высоко держать подбородок, начищенные массивные ботинки и длинный мягкий плащ — черный и, словно звездами, усыпанный крошечными треугольными зеркалами. Длинными бледными пальцами он держал черную, доходящую почти до середины груди трость с серебряным набалдашником — когтистая лапа сжимала хрустальный шар.

Когда Сула вошла, он засмеялся и преувеличенно вежливо поклонился. Трость добавила куртуазности его движениям. Она оглядела его наряд, не зная, что сказать.

— Очень оригинально, — наконец выговорила Сула.

— Ческо, — пояснил Казимир. — Через год у нее все будут одеваться. А это Жюльен и Вероника, — представил он своих друзей. — Проведем вечер вместе, если не возражаешь, конечно.

Жюльен был моложавым мужчиной с острыми чертами лица, а Вероника — сексуальной блондинкой в парче и с переливающейся цепочкой на лодыжке.

"Интересненько, парное свидание", — подумал Сула. Возможно, Казимир не хочет ее смущать и показывает, что один на один с хищником она не останется.

— Рада знакомству. Я Гредель.

Казимир дважды щелкнул пальцами, и отделанная плиткой стена отъехала, открывая шикарный бар с изящными бутылками, наполненными янтарными, зелеными и алыми жидкостями.

— Выпьем перед ужином? — предложил он.

— Я не пью, но пусть вас это не беспокоит, — сказала Сула.

Казимир, направляющийся к стойке, резко остановился.

— Может, чего-нибудь еще? Гашиша или…

— Газировки, пожалуйста.

Казимир помедлил, но все же наполнил тяжелый хрустальный бокал из серебряного сифона и протянул ей.

Себе и гостям он смешал коктейли, и все уселись в огромные и слишком мягкие кресла. Сула старалась вести себя естественно.

Говорили о не известных ей композиторах и музыкантах. Казимир хвастал коллекцией записей, включая то одну, то другую. Он предпочитал энергичные, даже агрессивные ритмы.

— А тебе что нравится? — спросил Сулу Жюльен.

— Дериву.

Вероника хихикнула, а Жюльен скорчил гримасу.

— Для меня слишком холодно, — сказал он.

— Совсем не холодно, а очень даже эмоционально, — возразила Сула.

— Там всё про смерть, — вставила Вероника.

— Почему бы и нет? Смерть — спутница жизни. Все страдают и умирают. Дериву не пытается смягчить правду.

На какое-то мгновение беседа прервалась, и Сула осознала, что вряд ли неизбежность страданий и смерти является подходящей темой для разговора при первой встрече с такими людьми, а потом взглянула на Казимира, в темных глазах которого плясали бесенята. Он взял свою трость и поднялся.

— Пойдем. Если не допили, возьмите стаканы с собой.

Огромный лимузин Казимира, напоминавший по форме тыквенное семечко, был выкрашен в персиковые тона с салоном тех же оттенков. Два торминела сели рядом с водителем, отлично видя огромными, приспособленными для ночи глазами, что происходит на плохо освещенных улицах. Зал ресторана, в который они приехали, был обит темными деревянными панелями, на столиках лежали хрустящие плотные скатерти и салфетки, а из латунных светильников лился мягкий свет. Сквозь изысканную резную ширму Сула видела, что в соседнем кабинете ужинают несколько лайонов, удобно расположившихся на специально приспособленных для них стульях.

Блюда выбирал Казимир, но пожилой официант всем видом показывал, что на своем долгом веку встречал много таких гурманов, и предлагал что-то другое взамен. Сула воспользовалась рекомендацией Казимира и не прогадала: страусовый стейк оказался сочным и ароматным, а клубни крека с кусочками трюфеля немного маслянистыми, но восхитительно вкусными.

Мужчины заказывали редкие напитки и многочисленные закуски и десерты, словно соревнуясь в умении кутить. Половину из принесенного никто даже не попробовал. Жюльен был нахален и многословен, Казимир — остроумен и язвителен. Вероника по-детски хлопала огромными глазами и постоянно хихикала.

Из ресторана они проехали в клуб на самой вершине одного из небоскребов в Грандвью, недалеко от прежней квартиры Сулы, которую она взорвала вместе с наксидскими полицейскими. Сквозь прозрачную стену бара они видели, как над районом нависает огромный гранитный купол Великого Пристанища, самого высокого здания Верхнего города. Казимир и Жюльен опять тратили деньги, покупая напитки и раздавая чаевые официантам, барменам и музыкантам. Было незаметно, что наксидская оккупация уменьшила их доходы.

Сула понимала, что они хотели произвести впечатление. Но даже в юности, встречаясь с Хромушей, ей было плевать на напускную расточительность. Она слишком хорошо знала, откуда берутся такие деньги.

Ей больше понравилось танцевать с Казимиром. Он нежно обнимал ее изящными руками, но она чувствовала, что за всей этой нежностью скрывается сильная мускулатура и твердая воля. Казимир полностью сосредоточился на Суле, вглядываясь ей в лицо серьезными карими глазами и чутко отзываясь на каждое ее движение.

"А он не так прост", — удивилась она.

Это может как облегчить, так и усложнить дело. В любом случае его уже не просчитаешь.

— Откуда ты? Почему я тебя раньше не встречал? — спросил он, когда они вновь сели за столик. Жюльен с Вероникой все еще были на танцполе. Выверенная грация Вероники подчеркивала неуклюжесть ее усердно вытанцовывающего партнера.

— Жила на кольце. А потом его взорвали, — ответила Сула.

— Чем ты там занималась?

— Учила детей математике.

Казимир удивился.

— Испытай меня, придумай задачку, — предложила она, но он не ответил. Сула не знала, почему ее выдуманная работа так шокировала его.

— Когда я учился в школе, у нас не было таких учителей, как ты.

— Не думал, что учителя тоже ходят в клубы?

Он задумался, потом придвинулся поближе и, прищурившись, произнес:

— Одного не понимаю. Если ты с кольца, почему у тебя риверсайдский акцент?

Сула напряглась, но заставила себя рассмеяться.

— Разве я говорила, что всю жизнь провела на кольце? Не помню такого.

— Я бы мог проверить твои документы, но раз уж ты занимаешься их подделкой, это вряд ли поможет, — еще серьезнее сказал он.

Между ними змеей, готовой к удару, свернулось напряжение. Сула подняла бровь.

— Все еще считаешь, что я подослана. Я же тебя пока не спровоцировала ни на одно преступление.

Он постучал указательным пальцем по матовой столешнице.

— Я считаю, что ты опасна.

— Ты прав, — глядя прямо ему в глаза, сказала Сула.

Казимир выдохнул и откинулся на кожаные подушки.

— Почему ты не пьешь? — спросил он.

— Выросла среди пьянчуг. Не хочу стать похожей.

Она не соврала, и, видимо, Казимир почувствовал это, кивнув в ответ.

— И жила ты в Риверсайде.

— На Заншаа, пока моих родителей не казнили.

Он пристально посмотрел на нее.

— За что?

— Наверное, имелись причины. Но я была ребенком и не задавала вопросов. — Сула пожала плечами.

Казимир бросил беспокойный взгляд на танцующих.

— Моего отца тоже казнили. Задушили.

— Я видела, что ты понимаешь, почему я люблю дериву, — кивнула Сула.

Не отводя глаз от танцпола, Казимир ответил:

— Понимаю. Но все равно думаю, что эта музыка депрессивна.

Вдруг Сула широко улыбнулась.

— Пойдем потанцуем.

— Да, пойдем, — ответил он, тоже улыбнувшись.

Они танцевали до изнеможения, а потом отправились в другой клуб и опять танцевали, пили и сорили деньгами. В конце концов Казимир потребовал передышки, и инкрустированный перламутром лифт поднял их в пентхаус отеля "Дары судьбы".

Казимир приложил большой палец к сканеру, и дверь открылась. Комната, заставленная низкой удобной мебелью, буквально тонула в обилии яркой драпировки. Стол ломился от закусок: мясной нарезки, сыра, пресных хлебцев, маринадов, чатни, великолепных пирожных и печений. На подносе с колотым льдом лежали бутылки. Приход сюда явно не был сюрпризом.

Сула соорудила себе бутерброд и обратила внимание на тарелки — неплохая керамика, современная, с четкими линиями — и начала обдумывать предлог, чтобы уйти. Конечно же, две спальни в одном номере тоже не были случайностью.

"Мне с утра на работу". Да, это лучше, чем "Надо срочно организовать восстание".

Казимир отправил свою трость в явно изготовленную специально для нее подставку и достал две коробочки в блестящей обертке со сверкающими алыми лентами. Он протянул их Суле и Веронике.

— Благодарю за чудесный вечер.

Внутри оказались хрустальные флакончики сенгры, содержащей мускус редких животных атауба с Пэйкахпа. Крохотный сосуд в пальцах Сулы стоил Казимиру двадцать, а то и больше, зенитов: кольцо планеты уничтожено и поставки еще долго не возобновятся.

Вероника распаковала подарок и, завизжав от восторга, опять широко распахнула глаза — лет в пятьдесят она будет выглядеть комично, если не отучится от этого. Сула вела себя сдержаннее, просто поцеловав Казимира в щеку.

Она укололась о щетину. Казимир оценивающе посмотрел на нее. От него приятно пахло.

Сула уже хотела завести речь о том, что ей рано вставать, когда зазвонил коммуникатор Казимира. Он недовольно поморщился, но ответил.

— Казимир, у нас неприятности, — сказал незнакомый голос.

— Подожди, — он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Пока все молча ждали, Сула съела оливку.

Казимир вернулся с недовольным лицом. Даже не пытаясь извиниться, он взглянул на девушек и сказал:

— Вечер закончен. Кое-что произошло.

Вероника надулась и потянулась за жакетом. Казимир взял Сулу за руку и повел к двери.

— Что случилось? — спросила она.

Он бросил на нее раздраженный взгляд — не ее это дело, в конце концов, — но потом опомнился и пожал плечами.

— Не случилось, но скоро случится. Наксиды вводят продовольственные карточки.

— Они что?.. — Сулу передернуло от негодования. Казимир нервно открыл дверь, но она задержалась на пороге.

— Поздравляю. Тебя только что сделали богатым.

— Я позвоню.

— И меня заодно. Карточки обойдутся тебе по сто за каждую.

— По сотне?! — теперь возмутился Казимир.

— Подумай. Посчитай, сколько они принесут тебе.

Они застыли, глядя в глаза друг другу, а потом расхохотались.

— Оговорим цену позже, — сказал он и выпроводил девушек в коридор. Вероника показала Суле купюру в пять зенитов.

— Жюльен дал на такси, — похвасталась она. — Сдачу можем оставить себе!

— Скорее таксист оставит себе сдачу, — ответила Сула, заставив Веронику задуматься.

— Разменяем в вестибюле.

Пока ночной портье-даймонг разменивал деньги, Вероника сморщила носик от его запаха. По дороге домой Сула узнала, что девушка бывшая модель и сейчас работает в клубе.

— А я преподавала математику, — сообщила Сула.

Вероника вновь сделала круглые глаза.

— Ух ты!

* * *
Высадив Веронику у ее дома, Сула доехала до Риверсайда, отпустив такси за два квартала до явочной квартиры, а потом прогулялась при свете звезд. Высоко над головой, на фоне слегка мерцающего неба, виднелись черные изогнутые силуэты арок уничтоженного кольца. У подъезда Сула остановилась, вглядываясь в темноту, но потом различила смутные очертания белого керамического горшка на подоконнике: "Кто-то внутри, всё чисто".

Замок на входной двери, считывающий отпечатки, иногда не срабатывал, но в этот раз дверь, как ни странно, открылась сразу. Сула поднялась и вставила ключ в замочную скважину.

Макнамара спал на диване, положив на столик рядом с собой два пистолета и гранату.

— Привет, папочка, — сказала Сула, пока он пытался проморгаться. — Малыш меня не тронул, прямо как и обещал.

Гэвин выглядел смущенным, а Сула улыбалась.

— Зачем тебе граната?

Он не ответил. Она направилась к компьютеру.

— Я поработаю. А ты поспи, утром надо кое-что сделать.

— Что? — Он встал, ероша спутанные волосы.

— Рынок открывается в 07:27?

— Да.

Сула села за стол.

— Купи продуктов столько, сколько сможешь унести. Консервы, сухофрукты, напитки, полуфабрикаты. И самый большой мешок муки, и мешок бобов. Хорошо бы сгущенки. Возьми с собой Спенс, поможет нести.

— Что происходит? — не понимал Макнамара.

— Вводят продуктовые карточки.

— Что? — Он тоже возмутился. Сула вызвала меню.

— Вижу две причины, — сказала она. — Во-первых, оформляя карточки, наксиды перепроверят личные удостоверения… неплохо при борьбе с бунтовщиками и саботажниками. Во-вторых, — она сделала движения рукой, словно подбрасывая воображаемые монеты, — искусственные ограничения принесут некоторым наксидам много-много денег.

— Проклятье, — выдохнул Макнамара.

— Но для нас хорошо, — заметила Сула. — Цены поднимутся минимум в четыре раза, в том числе и на табак. Мы разбогатеем.

— Проклятье, — повторил Гэвин.

Сула строго посмотрела на него.

— Спокойной ночи. Папочка.

Макнамара вспыхнул и поплелся спать. Сула вернулась к работе.

— А введут ли талоны на алкоголь? — вырвалось у нее. Тогда во всех ванных Заншаа будут стоять самогонные аппараты, перерабатывая картофель, кожуру тасвы, яблочные огрызки и прочую муру.

Следующие несколько часов она набрасывала "Сопротивление" с осуждением продовольственной политики наксидов. Прежде чем встать на убийственную стезю партизанского движения, Сула работала в сфере логистики и разбиралась в учете и распределении ресурсов. Праксис требовал от планет продовольственного самообеспечения, поэтому введение карточек не имело под собой материальных причин. Многие данные она приводила по памяти, иногда заглядывая в различные источники за уточнениями.

Когда закончила, восход окрасил небо в зеленоватые тона. Она приняла душ, смывая с себя запах табака, и свалилась в кровать одновременно с трелью будильника Макнамары.

Проснулась в полдень, уже изнывая от накалившего квартиру ослепительного летнего солнца. Она терла не желающие разлипаться веки кулаками и вспоминала, каково быть подружкой бандита.

Потом ее осенило. Команда 491 торговала ее собственностью — дело нестабильное, но законное. Но когда в силу вступят карточки, продажа шоколада и кофе, в них не входящих, станет нелегальной. И они превратятся из частных предпринимателей в преступников.

Им понадобится защита. А такую защиту предоставляет Казимир.

"Чёрт!" — выругалась Сула.

Глава 16

Накупить продуктов про запас не получилось. Полицейские с утра обошли торговцев, предупредив, чтобы те не продавали много в одни руки. Макнамара мудро рассудил, что лучше не привлекать внимания, и ограничился обычными покупками на семью из трех человек.

Когда объявили о карточках, Сула еще спала, но на рынках было полно народу. Продажу табака не ограничили, но не всё же сразу. Жителям дали двадцать дней на обращение в полицейский участок для оформления бумаг. Правительство оправдывало свои действия разрушением кольца и сокращением поставок.

В новостях сообщали, что некоторые высокопоставленные наксидские кланы, руководствуясь исключительно гражданскими чувствами, взяли на себя все расходы по обеспечению планеты продовольствием. Среди них числились клан Джагирин во главе с временно назначенным министром внутренних дел, клан Уммир, возглавляемый министром полиции, Ушгаи, Кулукрафы, то есть все те, кто поддерживал новый режим, пусть и не с начала мятежа.

Сула частично переписала "Сопротивление", добавив список сотрудничающих кланов и назвав законными военными целями всех ответственных за ограничение продовольствия.

"Наксиды создали новый класс мишеней", — подумала она.

В каждом полицейском участке появились наксиды в черной форме Легиона справедливости, который теперь — вместо расследования преступлений против Праксиса — занимался надзором за оформлением карточек. Перед прибытием флота наксидов на Заншаа всех членов Легиона эвакуировали с планеты; в участках явно сидели ставленники нового правительства, набранные в реформированный Легион из полиции.

"Еще мишени", — решила Сула.

Как обычно, пятьдесят тысяч копий "Сопротивления" разошлись через сервер Управления госрегистрации. Следующие несколько дней развозили товар по клубам и ресторанам, поругиваясь с управляющими из-за выросших цен, и заодно наблюдали, как растет недовольство среди населения. Наксидов начали ненавидеть открыто, и даже солидные и процветающие горожане не боялись возмущаться на публике.

Сула не знала, каким образом такие, как Скачок, получат свои карточки. Что, например, он сообщит о роде своих занятий?

Она по-прежнему просматривала свидетельства о смерти в базе Управления госрегистрации. Выяснилось, что взрывом был убит какой-то член клана Ушгай, а одного наксидского полицейского переехали его же собственной машиной. Подробностей не упоминалось, но в следующем "Сопротивлении" надо будет приписать эти смерти подпольщикам лорда Ричарда Ли.

Она обвела вокруг пальца и полицию, и Легион справедливости, выписав продовольственные карточки на команду прямо через Управление госрегистрации, скопировав подписи и резолюции реально существующих должностных лиц. Причем карточки были сделаны на все имеющиеся удостоверения и высланы на риверсайдскую квартиру. После получения она просто заменила адрес в базе, чтобы никто не заподозрил неладное, увидев сколько человек проживает в одном и том же месте.

Не забыла и про новые документы Казимира, выписав карточку на имя Майкла Салтилло. Когда-нибудь пригодится.

Через три дня она вновь развозила товар по Верхнему городу и позвонила Сидни. Он пригласил к себе, сказав, что дело движется.

Она пока плохо знала этого человека и решила подстраховаться, оставив Спенс и Макнамару ждать в машине на другом конце улицы.

— Если там засада, постарайтесь меня вытащить. Если не получится, пристрелите.

Спенс сделала вид, что ничего не слышала. Макнамара пришел в ужас, но потом молча кивнул, показывая, что всё понял.

В этот раз Сула зашла с парадного входа. Магазин вновь открылся, на витринах и стендах было исключительно наксидское оружие.

Сидни с ухоженными и тщательно завитыми усами стоял за высоким прилавком.

— Быстро добрались, — сказал он.

— Скорость — мое второе имя.

Прямо со своего места Сидни заблокировал дверь и включил знак "Откроемся через час".

— Сюда, — пригласил он в мастерскую.

Как и несколько дней назад, всё было в абсолютном порядке, только гашишем пахло не так сильно. На безупречно чистом верстаке Сула увидела короткоствольную винтовку. Сидни включил лампу и поднес оружие к свету.

— Модель Сидни Один. Предельно проста, без сложных деталей и технологий.

Винтовка чуть отливала матово-черным. Она была собрана из карбонового приклада, ствола, который, возможно, раньше был водопроводной трубой, и металлических деталей ударно-спускового механизма.

— Быстро сработано, — сказала Сула.

— Если не гнаться за изящными решениями, всё легко. Хорошо, что регистрировать не надо, а то бы помучались с кодировкой и считыванием отпечатков. Всё сделано на запрограммированном токарном станке. Самое сложное — патроны.

Он вытащил из ящика стола похожий на трубку магазин и с щелчком вставил его на место.

— Будем использовать обычную взрывчатку с окислителем. И безгильзовые патроны, с ними проще.

Он еще раз покопался в ящике, выложив на стол желтые цилиндрики, похожие на сигаретные фильтры.

— Со взрывчатым веществом всё просто. Стандартное флотское ДД6, годное для использования и в атмосфере, и в вакууме, и под водой. Все компоненты легко достать, а готовится оно прямо на кухне, была бы духовка.

Он дал Суле несколько цилиндриков, сухих и зернистых. Она тут же представила, как бабушки по всему Заншаа раскладывают их на противни для печенья, и улыбнулась.

— Вытачиваете пули из металла или твердого пластика и клеите их эпоксидкой к этим штучкам, — объяснял Сидни. — К сожалению, полицейские бронежилеты они не пробьют, но незащищенные участки запросто.

Сула еще раз посмотрела на цилиндрики ДД6.

— А как же детонатор? — спросила она.

Сидни грустно улыбнулся.

— Не хотелось бы использовать опасные вещества, например, гремучую ртуть. У кого-нибудь обязательно пальцы оторвет.

— У нас те же проблемы с изготовлением взрывчатки.

— Но я кое-что придумал. ДД6 загорается при высоких температурах, и в казенную часть ствола я встроил стандартный лазерный диод. — Ловким движением он разобрал винтовку и поднес диод к свету. — Это самая важная часть, но собирается из деталей, имеющихся в любом передатчике. Коммуникаторы, плееры, телевизоры… и всё продается без ограничений. Да и работает от самой распространенной микробатарейки. После нескольких сотен залпов диод нужно менять, но это так просто, что делается прямо на месте.

Сидни собрал оружие.

— Легко разбирается и так же легко собирается. Детали не слишком прочные, поэтому не слишком хорошо притерты и быстро изнашиваются, но и не заедают. Не скажу, что винтовка безопасна, но можно запереть затвор. А вот этот рычажок, — он щелкнул им, — переключает с одиночных выстрелов на очереди.

— Я подержу?

— Конечно, — улыбнулся Сидни.

Оружие приятно холодило руки. Она подняла его к плечу и прицелилась. Рамочный приклад для мягкости был обработан пеной и обвит яркой изолентой, отчего винтовка становилась похожей на игрушку.

— Хотите пострелять?

— Прямо здесь? — удивилась Сула.

Сидни произнес несколько слов. Послышалось механическое гудение, и в полу открылось отверстие, выпуская небольшую кабину лифта.

— Грузовой, — пояснил Сидни и шагнул внутрь. Сула, аккуратно положив винтовку на плечо, последовала за ним. По команде лифт поехал вниз.

Темная комната под магазином пахла плесенью и металлом. Сидни включил свет, и Сула увидела почти пустой склад, а по совместительству и тир с двумя широкими полимерными трубами с мишенями в дальнем конце. Сидни жестом указал на одну из них, достал пару защитных наушников с полки и надел их.

— Чувствуйте себя как дома.

Сула тоже надела наушники, приложила винтовку к бедру и большим пальцем отщелкнула затвор. Подняла оружие, прицелилась, вдохнула, сделала медленный выдох и нажала на спусковой крючок. Звук выстрела в маленьком помещении оглушил, но отдачи почти не чувствовалось, что было нормой с безгильзовыми патронами. В тонком пластике мишени примерно на ладонь от центра появилась дырочка.

— Неплохо. Хотя есть проблемы с точностью, — сказал Сидни.

Сула выпустила еще несколько одиночных выстрелов, а потом переключилась на очереди. Она уже приготовилась к привычному со времен академии ровному огню автомата, способного выдавать более ста выстрелов в секунду, но вместо этого раздалось довольно медленное тарахтение, позволяющее держать мишень на мушке.

Она сделала несколько очередей, опустошив рожок и опустила винтовку, а Сидни нажал на кнопку за ее спиной. Мишень автоматически подъехала. Центральный сектор был похож на решето.

— Разброс великоват… С флотским или полицейским оружием не сравнить, но для неожиданного нападения или покушения самое то, — прокомментировал Сидни.

Сула вынула рожок и посмотрела на винтовку.

— Покажете, как разбирается?

— Конечно. А пока показываю, скажите, сколько у вас людей.

— Не могу, даже если бы знала.

Сидни мрачно смотрел на нее.

— Вряд ли много. Иначе незачем обращаться ко мне за оружием. А уж к ПэДжи Нгени и близко бы не подошли, — улыбнулся он.

Суле хотелось рассмеяться, но она ответила серьезно:

— Ну, просто скажу, что нас стало меньше после засады на шоссе Астатл.

Сидни не отводил пристального взгляда.

— Ясно. И нет никакого подпольного правительства?

— Буду очень благодарна, если вы не станете развивать эту тему. Особенно в присутствии ПэДжи, — после некоторых колебаний сказала она.

Сидни опять улыбнулся.

— Ему безумно нравится быть тайным агентом.

Сула почувствовала, что напрягается.

— Насколько безумно?

Сидни сразу понял ее и ответил:

— Он довольно осторожен. Но иногда приходит сюда и начинает болтать. Кажется, он очень рад, что наконец может выговориться. Его бросила девушка?

— Да, бросила.

Сидни опустил глаза.

— На что только не идут ради любви.

— А зачем это вам? — нахмурилась Сула.

Он опять посмотрел на нее, из-под завитых усов сверкнули зубы.

— Ненавижу этих ублюдков.

"Любовь и ненависть. Как всегда", — подумала Сула.

Она не была уверена, зачем сама ввязалось во все это. Подпольное правительство не существовало, леди Сула официально погибла. Можно было отсидеться в тихом уголке, продавать какао и табак, ждать конца войны.

Она бы так и сделала, если бы не любовь и ненависть. Она ненавидела наксидов, она любила Мартинеса — и ненавидела его. Ненавидела дышащую на ладан конструкцию под названием Империя и, наверное, ликовала бы при ее окончательном падении. Она любила вести за собой, вдохновляя на подвиги, любила опьянение боя и радость побед. Ненавидела себя и любила менять роли и маски одну за другой. Любила игру ума, похожую на решение математических задач, сложных уравнений с переменными: Казимир и Управление госрегистрации, доставка и теракты, "Сопротивление" и ПэДжи, винтовка Сидни Один…

Сидни разобрал оружие и с интересом наблюдал за Сулой. Сула взяла себя в руки, собрала винтовку, но затем вновь её разобрала.

Сидни начал чистить ствол.

— Возьмете ее с собой?

— Нет, мы и так хорошо вооружены.

— Я не о том. У меня готов чертеж, и когда вы опубликуете его в "Сопротивлении", мой магазин обязательно обыщут, как и заведения остальных оружейников. Не хотелось бы попасться.

— Понятно.

— Разобранную винтовку легко провезти в Нижний город. Тех, кто уезжает из акрополя, наксиды не досматривают.

— Мы и сюда вполне спокойно заезжаем. Наш грузовик уже узнают и уверены, что мы возим только продукты.

— Теперь, из-за карточек, будет строже.

Вот об этом она не подумала.

Придется еще поработать с документами, чтобы не придирались на постах. "Чёрт, опять идти к Казимиру!"

Сидни положил винтовку в футляр, провел Сулу в мастерскую и отдал оставшиеся патроны и лазерные диоды.

— Уходите через черный ход, — сказал он. — Наксидов может заинтересовать, почему из моего магазина выходит терранец с коробкой.

— Хорошо.

Сидни передал чертежи со своего компьютера на коммуникатор Сулы.

— Там еще схема глушителя. Прикручиваешь его к стволу, и примерно на десять выстрелов хватает. Не было времени доработать.

Он открыл ящик стола, достал трубку и забил ее гашишем из зеленой кожаной табакерки.

Сула заметила пару голограмм на стене — юноша и девушка в мундирах Флота.

— Ваши дети? — спросила она.

Сидни потянулся за зажигалкой. Он казался неестественно спокойным, явно борясь с душевной болью.

— Соня погибла при абордаже "Судьбы" на кольце Заншаа в первый день мятежа. Йоханнес — в Магарии, на "Славе Праксиса".

— Сочувствую. А жена?

Прежде чем ответить, он затянулся:

— Ееуже нет, это случилось много лет назад, до моего ранения и отставки. Я только-только начал ближе узнавать своих детей… — Он нервно потеребил трубку. — Но потом началось это.

Любовь и ненависть. Он отдал все оружие, не боясь, что оно выведет на магазин. Теперь Сула поняла почему.

Она даст ему подходящее дело, он будет жить и приносить пользу. Надо лишь пообещать, что он отомстит.

— Мистер Сидни, давайте поедем к ПэДжи и пообедаем, он угощает.

Он выпустил голубое облако дыма и кивнул.

— Почему бы и нет? Скоро еду на дом доставлять перестанут. Дадим людям подзаработать.

Глава 17

Днем марево растекалось по всей улице и становилось достаточно плотным, чтобы разноцветные вывески и палатки вещевой ярмарки, раз в пять дней проходящей рядом с домом Сулы, выглядели размыто-искаженными. Грузовики и мотороллеры торговцев съезжались еще до рассвета, и с первыми лучами солнца товары ждали своих покупателей. Ярмарка заканчивалась на закате, когда жара спадала и прилавки тонули в фиолетовых тенях. Продавцы складывали вещи и разъезжались, чтобы с утра развернуться в другой части города.

Пока Сула с винтовкой в футляре шла домой, ее со всех сторон соблазняли купить дешевую женскую и детскую одежду, туфли, чулки, шарфы, резиновых зверюшек Бого, недорогих кукол, игры и головоломки. Предлагались удивительно низкие цены на ткани, музыкальные и развлекательные записи, лосьоны для загара, панамы и даже на неуместные в такую жару свитера из натуральной шерсти.

Несмотря на зной, ярмарка кишела покупателями. Измучившись от жары и устав за день, Сула нетерпеливо продиралась сквозь толпу к своему подъезду. Скачка на обычном месте не оказалось. Сула зашла в дом и, услышав, как за дверью ее квартиры гудит коммуникатор, поспешила к себе. Бросив футляр в угол, она схватила аппарат со стола и, все еще запыхавшись, ответила.

С экрана внимательно смотрел Казимир. Он бесцеремонно обшаривал взглядом картинку.

— Облом. Думал опять застать тебя в ванне.

— Может, в следующий раз тебе повезет.

Она включила кондиционер. Раздалось гудение старенького компрессора, и в комнате стало слегка прохладнее. Держа коммуникатор в одной руке, Сула опустилась в кресло рядом с фарфоровой вазой и начала развязывать шнурки.

— Встретимся вечером. Я заскочу за тобой в 21:01. Пойдет?

— А почему я не могу прийти сразу в клуб?

— Там нечего делать в такую рань. Не хочешь, чтобы я узнал, где ты живешь? — нахмурился он.

— У меня нет своего жилья, — легко соврала Сула. — Останавливаюсь у друзей.

— Ладно, — проворчал Казимир. — Приходи в клуб.

У нее было время принять ванну, перекусить и немного поработать над следующим выпуском "Сопротивления", посвященным самодельной винтовке. Потом оделась, нанесла на шею капельку сенгры и с футляром под мышкой вышла из квартиры. Солнце уже садилось, удушливая жара пока не спала, но народу на ярмарке было по-прежнему много. "Им кажется, что в толпе безопаснее", — подумала Сула, хотя ищи она заложников, в первую очередь пришла бы в парк или на такой открытый рынок, как этот.

Скачок в мешковатых шортах и потрепанном кожаном жилете был на своем месте.

— Привет, Скачок, — поздоровалась Сула.

Он лучезарно улыбнулся.

— Здравствуй, прекрасная госпожа. Как твои дела в такой чудный вечер?

Пахло от него, словно он не мылся несколько невыносимо жарких дней, но Сула постаралась не обращать на это внимания.

— Ты знаешь парня по имени Жюльен? Друга Казимира?

Улыбка тут же померкла.

— Скачок советует тебе держаться от таких людей подальше, милашка.

— Раз так, объясни почему.

Скачок помрачнел.

— Жюльен — сын Сергия Бакши. Сергий возглавляет Риверсайдскую группировку. Непросто найти кого похуже Сергия.

Сула понимающе кивнула. Сергий не только был главарем банды, но и ухитрился так долго избегать правосудия, что вырастил взрослого сына. Обычно жизнь таких типов короче.

— Спасибо, Скачок.

— Ты ведь не послушаешься Скачка? — Он побледнел. — И пойдешь сегодня с Жюльеном.

— Меня позвал не он. Доброй ночи, Скачок. Спасибо!

— Ты рискуешь, — мрачно сказал Скачок на прощание.

Сула выбралась из ярмарочной толпы и пошла по залитой солнцем улице, стараясь держаться теневой стороны. Она изнывала от жары. Наконец, повернув за угол, очутилась в восхитительной прохладе квадратного склада, стоящего в тени огромного Риверсайдского крематория. Сунув фальшивый пропуск охраннику-крею, Сула поднялась на лифте на несколько этажей и открыла одну из камер хранения Команды 491. Положила туда футляр с винтовкой: пусть лежит вместе с другим оружием, патронами, гранатами и броней.

После секундного колебания открыла один из ящичков, достала что-то небольшое и спрятала в карман.

Нетерпеливо улыбаясь и поигрывая тростью, у клуба на Кошачьей улице ее ждал Казимир. На нем была мягкая белая рубашка, искусно расшитая тесьмой. При появлении Сулы он нажал на кнопку, и блестящая персиковая дверь лимузина поднялась вверх.

— Ненавижу ждать, — глухо прорычал Казимир и грубо дернул Сулу за руку, усаживая в салон.

"Быть подружкой бандита непросто", — вспомнила Сула.

Она опустилась на светло-оранжевое сиденье напротив Жюльена и Вероники. Та сегодня надела легкомысленное платьице и тоже благоухала сенгрой. Казимир уселся рядом с Сулой и закрыл дверь.

— Я пришла на три минуты раньше, — посмотрев на хронометр, заявила Сула, стараясь придать голосу учительские интонации. — Простите, если испортила всем вечер.

Казимир лишь хмыкнул. Вероника выкатила голубые глаза и пролепетала:

— Мальчики везут нас по магазинам!

Суле это тоже было знакомо.

— По каким?

— Сюрприз, — сказал Жюльен и открыл дверцу бара. — Кто что выпьет?

Сидящий за рулем торминел мягко вывел шестиколесный лимузин с обочины. Сула пила "Лимонный флинг", а остальные предпочли "Кайован". Автомобиль проехал через Грандвью к Малой Горе у акрополя, прямо под Вечным Покоем, в котором урны с прахом шаа ждали конца времен. Это был пестрый район бутиков, баров, кафе и магазинчиков, предлагавших предметы народного промысла, антиквариат и старинные драгоценности. По улицам гуляли не только терранцы, но и креи с лайонами.

Машина остановилась под вывеской "Одежда Ческо", и персиковые двери отъехали вверх. На пороге их встретила даймонг, чье серое тело было обтянуто атласным платьем-футляром, как ни странно, выгодно подчеркивающим ее угловатые формы и похожие на спички руки. Мелодичным голосом она приветствовала Казимира, обратившись к нему по имени.

— Гредель, это мисс Ческо, — сказал он Суле, всем своим видом показывая, что они здесь хозяева положения.

— Рада с вами познакомиться, — сказала Сула модельеру.

Трехэтажный магазин, словно явившийся из сказки, был заполнен роскошными тканями всех цветов радуги, особенно ярких на фоне пастельных стен из полупрозрачного материала, пропускающего лучи закатного солнца. Ненавязчиво звучала приятная крейская музыка.

Сула никогда не слышала, чтобы даймонги шили одежду для терранцев. Должно быть, в магазине была отличная вентиляция или Ческо носила что-то поглощающее характерный запах разлагающейся плоти, потому что Сула его не почувствовала.

Войдя внутрь, Казимир сразу повеселел. Он перемещался от вешалки к вешалке и выбирал одежду для Сулы и Вероники, критично рассматривая каждый предмет и ощупывая блестящие шикарные ткани. Веронике предлагал то, что помягче, поярче и с блеском, а Суле — атласное, потемнее, со светлыми деталями в виде шарфа, лацканов или воротника.

"Одевает меня, как женщину-загадку", — подумала Сула.

Отличное чутье.

Она смотрела на себя в настенном дисплее и понимала, что у него неплохой вкус, но в полной мере оценить не могла: у нее самой вкус был не столь развит, чтобы об этом судить.

Ей нравилось разыгрывать из себя манекенщицу, демонстрируя один наряд за другим. Казимир уместно комментировал каждый выход, иногда поправляя на ней одежду и сортируя на "да", "подумаем" и "нет". Похожим на колокольчики голосом Ческо почтительно предлагала, что еще можно посмотреть. Продавцы с ворохами одежды в руках сновали туда-сюда.

С Хромушей было не так. Как только он появлялся в магазине с Гредель, им тут же несли всё самое броское и дорогое, а он покупал не глядя, щедро раздавая купюры.

Казимир, в отличие от Хромуши, не пытался никого впечатлить своим богатством. Он демонстрировал вкус, а не власть и деньги.

— Тебе бы с Ческо работой поменяться, — пошутила Сула.

— Неплохо бы. Но у меня не то образование.

— Мамочка в куклы запрещала играть? — сказал Жюльен. Он тихо сидел в кресле в углу, стараясь не вмешиваться. Снисходительно улыбаясь, потягивал бренди, предложенное хозяйкой.

— Я проголодался, — не выдержал он через полтора часа.

Казимиру реплика не понравилась, но он пожал плечами и, пробежав взглядом горы нарядов, выбрал что купить. Жюльен поднялся, поставил стакан и приказал продавщице:

— Вон ту стопку. Целиком.

Вероника завизжала от радости и бросилась ему на шею.

— И вот это. — Казимир добавил к покупкам жилет. Потом вытащил из другой стопки вышитый жакет и протянул его Суле: — Нравится? Будешь носить?

— По-моему, тебе стоит выбрать из этой кучи что-нибудь одно, и этого хватит.

Его темные глаза вспыхнули, в рокочущем голосе послышалась злость:

— Отказываешься от моих подарков?

Сула знала, что Вероника смотрит на нее как на сумасшедшую.

— Я приму подарок. Просто мы слишком мало знакомы, чтобы ты дарил мне целый гардероб.

Она видела, что Казимир кипит, но тот быстро успокоился и решил обратить всё в шутку.

— Ну что ж, — напряженно улыбнулся он, опять посмотрел на отобранное и вытащил черный бархатный костюм с атласной лентой и серебряными бусинками на лацканах пиджака и лампасах свободных брюк.

— Пойдет? — спросил он.

— Очень красиво. Спасибо.

Сула заметила, что там были вещи и подороже, и мысленно поставила Казимиру еще один плюс. Он ценит ее и не пытается купить дорогой ерундой.

— Сегодня наденешь? — Он засомневался и спросил Ческо: — Его ведь не надо подгонять по фигуре?

— Нет, сэр.

Ее ничего не выражающее бледное лицо с вечно распахнутыми глазами не изменилось, как будто она только что не потеряла прибыль в несколько сотен зенитов.

— С удовольствием надену, — сказала Сула. Она взяла костюм с собой в примерочную, переоделась и посмотрела в старомодные зеркала. Пожалуй, это лучшая вещь в магазине.

Ее старую одежду упаковали, а когда она вышла, в глазах Жюльена читался восторг. Казимир был сдержаннее.

— Повернись, — покрутил он пальцем.

Она сделала пируэт, и он кивнул, скорее себе, чем ей.

— Тебе идет.

— Теперь-то мы можем поесть? — спросил Жюльен.

Снаружи в наступивших сумерках бледно-зеленой громадой нависал мраморный Вечный Покой. От улиц веяло жаром, как от разгоряченного бегом атлета.

Они ужинали в кафе, сверкающем яркой красно-белой и хромовой отделкой. Было шумно и многолюдно, словно все вдруг решили в последний раз наесться до отвала. Их кавалеры хорошо проводили время, болтали и смеялись, но Сула заметила, что время от времени Казимир бросает оценивающий взгляд на ее наряд, будто одобряя свой выбор.

Он определенно восхищался тем, как она выглядит в его подарке.

Они прошли в столь же переполненный бар. Там играла живая музыка и танцевали. Тогда ночью Казимир был достаточно серьезен, но сейчас его переполняло веселье и он откровенно резвился, выписывая с Сулой невероятные па. В первый вечер он упивался своей силой и контролем ситуации, но теперь он словно хотел, чтобы вся столица развлекалась вместе с ним.

"В тот раз я для него была одной из многих. Сегодня всё по-другому", — подумала Сула.

* * *
Из бара ушли глубоко за полночь. На улице, освещенной лишь звездами, темнели две странные гигантские фигуры. Скрипнула кожа. Сула уловила запах какого-то животного.

Казимир улыбнулся:

— Отлично. Забирайся.

И сам тут же уселся во что-то квадратное, словно парящее над землей. Опять послышался скрип и шорох, запах усилился. Из темноты вынырнула бледная рука.

— Смелее!

Она сжала протянутую руку, позволяя Казимиру втащить себя внутрь. Ступенька, бортик, сиденье. Она устроилась рядом с ним и только потом с удивлением поняла, что это.

— Коляска с пайкарой?

— Точно. — Он рассмеялся. — Наняли на вечер. Поехали, — крикнул он, стукнув по кожаному облучку.

Возница свистнул, хлопнул поводьями, и повозка тронулась. Ее тянула пайкара, огромная бескрылая птица, неразумный хищный родственник лайонов, один из которых как раз управлял ей. Экипаж стоял на двух больших серебристых колесах, покрытых резным орнаментом, а кузов из кожи особой выделки украшали яркие металлические пластинки с вензелем владельца. Путь освещали висящие по бокам фонари, которые включились, как только началась поездка.

Они спустились с Малой Горы. Мимо проплывали кварталы Нижнего города. Сула прижалась к Казимиру. Темные здания высились над ними, как утесы. Эхо повторяло тяжелую поступь и громкое дыхание пайкары. Дороги были пусты, лишь, держась на небольшом расстоянии, вслед ехал персиковый лимузин с телохранителями. Фары не горели, потому что огромные глаза шофера-торминела и так отлично видели путь.

— Это законно? — спросила Сула.

— Конечно, нет. — В свете звезд сверкнула белозубая улыбка Казимира. — Этим экипажам запрещено выезжать из парков.

— Не боишься полиции?

Он заулыбался еще шире.

— Полиция пыхтит, работая над миллионами заявлений на карточки. Весь следующий месяц хозяйничаем на улицах мы.

Звонко засмеялась Вероника. Сула услышала топот еще пары лап, и рядом появился грозный зубастый клюв пайкары, везущей Жюльена с подружкой.

— Ставлю сотню, что мы домчимся до Лекарской улицы первыми! — крикнул он, пьяно взмахнув руками.

Сула почувствовала, как напрягся Казимир, когда лицо Жюльена скрылось в темноте впереди. Он приказал вознице ехать быстрее, и тот хлестнул вожжами, понукая птицу. Повозка скрипнула, наращивая скорость.

Спереди послышался подзадоривающий смех Вероники. Казимир наклонился и прорычал:

— Быстрее!

Сулу охватило предчувствие опасности.

В нескольких окнах офисных зданий был свет: там шла уборка. Одинокий уличный фонарь выхватил из тьмы двух о чем-то спорящих торминелов в коричневой форме чиновников. Они мгновенно замолкли, уставившись огромными глазами на пронесшиеся экипажи.

Фонари Жюльена были всё ближе.

— Быстрее! — глухо смеясь, закричал Казимир и повернулся к Суле. Она тоже не сдержала улыбку.

" Это безумие. Настоящее сумасшествие", — подумала она.

До них донеслись подбадривающие выкрики Жюльена. На повороте из-под колес полетели искры, когда коляски занесло. Сулу отбросило на Казимира, и он обнял ее, защищая.

— Быстрее!

Смех Вероники всё приближался. Казимир то справа, то слева выглядывал из-за спины возницы, пытаясь получше разглядеть экипаж соперника. Они проскочили перекресток и попали в белую полосу света от фар уборочной машины. Сулу ослепило. Ночной воздух холодил лицо. Сердце пыталось вырваться из груди.

Коляски поравнялись, и Жюльен выругался. Потом был еще один поворот, колеса заскользили, и они чуть не врезались друг в друга. Возница заложил чуть более широкий вираж, и Жюльен вновь вырвался вперед.

— Проклятье! — Казимир вскочил с места и перебрался на облучок.

— Двадцать зенитов, если обгонишь его! — Он достал деньги и опустил в ящик для оплаты. На двадцатку можно было дважды купить экипаж и пайкару с возницей в придачу.

В ответ послышался дикий свист. Пайкара тоже вошла в раж и с криком рванула быстрее.

Они мчались через канал по узкому мостику, наступая на пятки соперникам. До Сулы донесся запах затхлой воды, потом вскрикнул кто-то на набережной, и ее затрясло, как горошину в бутылке, когда они наскочили на кочку. Затем был очередной поворот, и ее вдавило в кожаную стенку.

Сула усмехнулась, осознав, что здесь всё может окончится и она умрет в странном дорожном происшествии или ее арестуют, и достигнутое — "Сопротивление", борьба с наксидами, Команда 491 — пойдет прахом из-за безрассудной выходки…

"И поделом мне".

Сбившееся дыхание пайкары эхом отражалось от стен домов.

— Еще двадцать! — Монеты с грохотом упали на дно ящика.

Экипажи поравнялись. Жюльен стоял во весь рост и пытался заставить возницу ехать быстрее, но пайкара выбилась из сил. Неожиданно дорогу осветили фары, раздался звук электронного предупреждения о столкновении, возница Жюльена резко натянул поводья, пытаясь затормозить, и вильнул в сторону коляски Казимира, чтобы не врезаться в такси, везущее домой группу весело распевающих креев.

Жюльен выругался. Казимир победно рассмеялся вслед удаляющемуся хору.

Они выехали из тихого делового района в более оживленный Грандвью. Сула провожала взглядом прохожих и припаркованные на обочине такси. На перекрестке загорелся запрещающий сигнал светофора.

— Не останавливайся! — закричал Казимир, доставая очередную монету. Возница сверкнул золотыми глазами, но послушался.

Спереди доносилось гудение мотора, и дорога осветилась белым. Светофор, стоящий там, показывал, что путь открыт. Кровь стучала в висках.

Экипаж пронесся по перекрестку. Казимир хохотал. Потом был яркий свет фар, пронзительный вой, предупреждающий о столкновении, визг тормозов. Испуганно закричала пайкара. Сула закрыла руками голову.

Их отбросило в сторону, и она больно ударилась ребрами о бортик. Вдребезги разбился боковой фонарь. Огромное серебристое колесо, оторвавшись, покатилось вперед, и повозку перекосило. Сломанная ось волочилась по асфальту, рассыпая искры. Перепуганная насмерть птица, всё еще запряженная в экипаж, пыталась убежать прочь.

Скрежет раздавался прямо над ухом Сулы. Она вгляделась в темноту и увидела, как потерявший равновесие Казимир, размахивая руками, падает с облучка в ее сторону. Ей удалось увернуться, забравшись повыше, и он тяжело свалился на ее место.

Всё еще придерживаясь за бортик, она посмотрела на него. Казимир безудержно заливался глубоким грудным смехом, похожим на скрип сорванной оси. Сула скатилась по сидению к нему, обняла и заставила его замолчать поцелуем.

Задохнувшаяся пайкара наконец остановилась. Она рычала и неистовствовала, пытаясь укусить похожим на пилу зубастым клювом своего хозяина, а он привычно усмирял ее ударами. Грузовик, попавшийся навстречу, перевернулся, экипаж Жюльена остановился, и Сула слышала, как все побежали посмотреть, что случилось.

Сердце Казимира громко билось.

— Кажется, обошлось без жертв, — пробормотал какой-то крей.

Теперь уже Сула не сдержала смех. Они с Казимиром выползли из того, что осталось от повозки. Сзади бесшумно подъехал персиковый лимузин, как раз вовремя, чтобы торминелы смогли удержать рвавшегося в драку разозленного даймонга, водителя грузовика. Жюльен и Казимир раздали достаточное количество денег, и никто, особенно возницы, не ушел обиженным. А компания села в лимузин и направилась в отель "Дары судьбы".

Сула устроилась на коленях Казимира, и они всю дорогу целовались.

У Казимира не было ничего общего с Мартинесом. И это нравилось ей больше всего.

Прежде чем отправиться в постель, Сула настояла на душе. Казимира она тоже заставила помыться.

— Давай вместе, — проворчал он.

— И побрейся, — добавила она.

Он недовольно направился в ванную, а Сула осталась в комнате, накинув на себя его бархатный халат. Зря она не пошла с ним, потому что в голову сразу начали лезть всякие мысли, от которых становилось страшно.

Всю ночь она играла, потому что роль Гредель была не менее надуманна, чем роль Сулы, но она не могла притворяться в постели. Слишком мало опыта. Когда она встречалась с Хромушей, она была слишком юна, а с Мартинесом… ну, там всё было по-особенному.

Через пару минут Казимир увидит неопытную девчонку, сильно отличающуюся от уверенной и заносчивой дамы, с которой провел вечер.

Сула уже хотела одеться и сбежать, но подумала о последствиях. Потом вспомнила, как смеялся Казимир, когда убегающая пайкара тащила за собой разваливающийся экипаж, и что она почувствовала, обняв его. Сердце бешено застучало.

Она почти полностью приглушила свет. Может, в темноте он не заметит перемену.

Дверь ванной открылась, в квадрате желтого света стоял Казимир. Ей стало жарко. Боясь передумать, она шагнула к нему и потянула в постель. Он помылся, побрился и пах цветами тасвы.

Его длинные пальцы ласкали ее кожу. "Совсем не похож на Мартинеса", — с облегчением подумала она. Мартинес был нежен и терпелив, Казимир — порывист и алчен.

Это хорошо, она тоже может быть порывистой и жадной.

— Ого! Да ты блондинка! — удивленно сказал он.

— Это наименьшая из моих тайн, — тихо засмеялась Сула.

Страх исчез. Необычное ощущение, потому что раньше ей всегда было немного страшно. Возможно, Мартинес освободил ее от этого.

Или она просто знала что-то, чего не знал Казимир. У нее остались козыри. Она пока главная, пусть Казимир об этом и не догадывается.

Примерно через час она решилась на следующий ход и зажгла свет. Казимир вздрогнул и прикрыл глаза рукой. Сула вылезла из кровати и начала искать сверток со своей одеждой, той, в которой пришла на встречу.

— Гредель, что ты делаешь? — проворчал Казимир.

— Надо тебе кое-что показать.

Сула надела жакет и включила нарукавный коммуникатор. Затем активировала настенный экран и передала на него информацию.

— Посмотри-ка.

Казимир неуверенно рассматривал чертежи Модели Сидни Один.

— Что это вообще такое? — поморщился он.

— Завтрашний выпуск "Сопротивления".

— Завтрашний? Как у тебя… — Он замолк, поняв, в чем дело. На лице читалось изумление.

Сула порылась во внутреннем кармане и достала то, что заранее взяла из ячейки на складе. Она открыла тонкий пластиковый футляр и показала свое флотское удостоверение.

— Я Кэролайн, леди Сула. Я представляю подпольную армию.

На какое-то мгновение повисло молчание. Казимир зажмурился, словно доказывая себе, что это не сон, а потом открыл глаза.

— Вот дерьмо, — выругался он.

— Еще не передумал купить мне новый гардероб? Купи, если хочешь, — улыбнулась Сула.

Глава 18

В пасмурный полдень, спустя три дня после безрассудной гонки, Сула встретилась с отцом Жюльена. Она до мелочей продумала свой облик, добиваясь наибольшего сходства с собственным изображением в офицерском удостоверении: выбрала зеленый пиджак военного покроя, немного отличающийся оттенком от изумрудной флотской формы, вынула из глаз цветные линзы и купила светлый парик с волосами до плеч. Для Макнамары, сопровождавшего ее то ли в роли помощника, то ли телохранителя, специально купили костюм, напоминающий мундир. Сула напомнила себе не сутулиться, как она делала, притворяясь Гредель, а держаться прямо и подтянуто, как подобает офицеру.

Ее пистолет был сзади за поясом. Макнамара предпочел кобуру под мышкой.

Они не собирались использовать оружие для самообороны, но приготовились застрелить себя или друг друга, если всё пойдет не так.

В последнее время стреляли часто. Наксиды казнили более шестидесяти распространителей "Сопротивления" — видимо, схема винтовки Сидни стала последней каплей. В Старой Трети, где еще не улеглось негодование, бросили зажигательную бомбу в дорожный патруль. За это наксиды расстреляли одиннадцать торминелов и много больше взяли в заложники.

Встречу назначили в частном клубе "Шелковый бриз" на втором этаже офисного здания в лайонском районе. Казимир, в длинном плаще и с тростью в руке, встретил Сулу у входа. Он удивился, увидев ее, но потом улыбнулся и изящно поклонился. Замерев в поклоне, он бросил взгляд вверх:

— Все равно на учительницу математики не похожа.

— Так и задумано, — по-аристократически растягивая слова, произнесла она, снова удивив выпрямившегося Казимира.

— Ночью в постели голос был другим.

Сула почувствовала, что идущий сзади Макнамара напрягся. "Великолепно. Нам в команде как раз не хватало потрясенных и оскорбленных".

— Не будь вульгарным, — одернула она Казимира, стараясь сохранять аристократические нотки.

— Мои извинения, миледи, — вновь поклонился тот.

Он провел ее внутрь. В огромном вестибюле, блиставшем полированной медью, возвышалась бронзовая фигура лайона, ростом вдвое выше обычного. Сула не имела ни малейшего представления, что символизирует большой тетраэдр в руках статуи. Лайоны-охранники в синих мундирах и высоких киверах внимательно оглядели вошедших, но остались на месте. Втроем они поднялись на эскалаторе на второй этаж, к сверкающей медной двери клуба с табличкой, что он закрыт для проведения частного мероприятия.

Казимир распахнул дверь и повел Сулу и Макнамару в полутемный клуб. Мутный свет пасмурного дня мерцал на металлических поверхностях и полированной древесине. Из полумрака появились лайоны-телохранители, на сей раз без дурацких головных уборов, и проверили, нет ли на пришедших подслушивающих устройств. Они нашли, но не тронули оружие, не сомневаясь, что Сула и ее спутник не были наемными убийцами.

Казимир, поправляя плащ после обыска, провел всех вглубь зала. Там он постучал в неприметную дверь.

Сула провела рукой по лацканам, расправила плечи и приготовилась вести себя, как старший офицер на осмотре доков. Она не вправе приказывать, но может давить авторитетом. Ее единственными козырями были титул пэра и офицерское звание. Она должна стать воплощением истинной аристократии, олицетворением Флота и законного правительства — и до всех донести это впечатление, невзирая на собственные сомнения.

У Жюльена, открывшего дверь, глаза на лоб полезли при виде Сулы. Засуетившись, он тут же посторонился.

Держась прямо и сцепив руки за спиной, Сула шагнула в комнату. "Это моя комната", — внушала она себе, но вся уверенность улетучилась, когда на ней скрестились взгляды присутствующих.

В темной комнате, за столом, напоминавшим скорее кусок асфальта, сидело четверо: два терранца, лайон и даймонг. Последний по своей природе не умел выражать эмоции, но у других были неподвижные, словно высеченные из гранита, лица.

Сула услышала, как за правым плечом шевельнулся Макнамара, — хоть какая-то поддержка. Казимир вышел вперед и встал поодаль.

— Джентльмены, — начал он, отвесив поклон, — представляю вам лейтенанта леди Сулу.

— Я Сергий Бакши, — произнес один из терранцев. Он был абсолютно не похож на сына — круглолицый, с куцыми усиками и ледяным взглядом хищной рыбы. — А это Ам Тан-до, любезно согласившийся принять нас здесь, — он показал на лайона.

Тан-до совсем не выглядел любезным. Он развалился в мягком кресле, опершись на него острой грудиной. Яркая модная одежда смялась, как на набитом пухом тюфяке. Кожа была землистого цвета, а мигательные перепонки почти закрывали глаза. Он походил на столетнего старика, но темные кустики перьев на голове говорили об обратном.

— Здесь собрались друзья, готовые с интересом выслушать любое ваше предложение, — продолжил Бакши. — Это мистер Пател. — Он показал на молодого терранца с блестящими волнистыми волосами, ниспадающими на воротник. Пател даже не моргнул в ответ на легкий поклон Сулы.

Даймонга звали Сагас. На его лице навечно застыло выражение неизбывного страдания.

По словам Казимира, все четверо были чем-то вроде неофициального правления, контролирующего преступность на юге Заншаа. Главным считался Бакши, наверное, потому что дожил до зрелости, а его так и не убили.

— Джентльмены, позвольте представить вам моего помощника Макнамару. — Сула не забывала по-аристократически растягивать слова.

Четыре пары глаз скользнули по Макнамаре и опять устремились на Сулу. В горле пересохло, и она с трудом сдержалась, чтобы не прочистить его, выдав свою нервозность.

Бакши заговорил, положив на стол свои толстые лапищи:

— Чем можем быть полезны, леди Сула?

— Помогите уничтожить наксидов, — быстро ответила она.

И даже после такого резкого заявления лица сидящих остались бесстрастны.

Бакши степенно скрестил руки перед собой, не отводя взгляд от Сулы.

— Предположим, чисто для интереса, что подобное возможно. Зачем нам рисковать там, где проиграл даже Флот?

Сула смотрела ему в глаза. Если он хочет поиграть в гляделки, почему бы не предоставить такую возможность.

— Флот продолжает сражаться, — ответила она. — Это далеко не конец. Не знаю, сможете ли вы проверить то, что я скажу, но сейчас наши корабли действуют в глубоком тылу врага. Они подрубают корни мятежа, пока основные силы наксидов застряли здесь, пытаясь удержать столицу.

Бакши слегка повел плечами, что следовало расценить как жест недоверия.

— Вполне вероятно. Но это не меняет того факта, что сейчас здесь наксиды.

— Откуда нам знать… — пробормотал Тан-до. — Откуда нам знать, что ее не подослали наксиды, желая спровоцировать нас?

Было непонятно, кому задан вопрос, поэтому Сула решила перехватить инициативу.

— Я уничтожила пару тысяч наксидов при Магарии. Вы, наверное, помните, как меня награждали за это. Сомневаюсь, что мне позволили бы переметнуться на их сторону, даже если бы я захотела.

— Сообщали, что леди Сула погибла, — опять в никуда произнес Тан-до.

Сула позволила себе усмехнуться.

— О правдивости наксидов известно всем…

— Откуда нам знать, что она действительно… — Тан-до застыл, не закончив фразы. Сула подождала, но вскоре стало ясно, что продолжения не последует.

— Ниоткуда. — Она достала из кармана флотское удостоверение. — Проверьте мои документы, хотя и они могут оказаться наксидской подделкой. Но я думаю, что вам и без того ясно… — она посмотрела в глаза каждому, — …что если бы наксиды пожелали расправиться с вами, они бы сделали это и без меня. Объявлено военное положение. Они просто пошлют за вами, и больше вас никто не увидит в живых.

Ее молча выслушали.

— Так зачем же нам навлекать на себя такие неприятности? — наконец произнес Бакши.

Сула три дня готовилась к этому вопросу. Она постаралась не выпалить заготовленное разом, а ответить спокойно, солидно, выдержав все паузы.

— Во-первых, вы выберете сторону победителя. Это всегда себя окупает. Во-вторых, подпольное правительство готово предложить прощение и амнистию любому, кто нам поможет.

Она словно говорила со стеной. Хотелось скакать, махать руками, кричать, лишь бы достучаться, получив хоть какой-то отклик. Она сдерживалась, по-прежнему демонстрируя превосходство, но все крепче сжимая руки за спиной. Здесь она представляет власть: покажет слабость — проиграет.

Тут впервые заговорил Сагас. Голос даймонга мелодично переливался:

— Почему вам кажется, что нам нужна эта амнистия?

— Она означает, что больше не будет никаких расследований, рассмотрений жалоб, допросов и прочих процедур. Это касается не только вас, но и ваших друзей, клиентов, подручных, если они станут помогать правительству. Даже если вам лично амнистия не нужна, некоторым из ваших знакомых не так повезло.

Она опять посмотрела на слушателей. Никакой реакции.

— И наконец, вы все богаты и влиятельны. Все вас знают и уважают. Считаются с вами. Но не любят.

И тут она заметила ответную эмоцию. Глаза Сергия Бакши расширились от удивления, и даже бесстрастный Сагас дернул головой.

— Если выступите против наксидов, станете героями. Возможно впервые о вас заговорят как о достойных и благородных гражданах. Вас полюбят, потому что поймут, что вы защищаете их, восстав против наксидов.

Неожиданно Пател расхохотался:

— Боритесь с наксидами ради любви! Знатно! Я за! — Он шлепнул по столу ладонью и с широкой улыбкой посмотрел на Сулу. — Я с вами, принцесса! Да здравствует любовь!

Сула решила посмотреть на Казимира. Он бросил на нее повеселевший взгляд — это, конечно, не одобрение, но и не осуждение.

Бакши нетерпеливо махнул рукой, и Пател успокоился, мгновенно став серьезным. Последовала пауза.

— Что именно, — начал Бакши, — хочет от нас подпольное правительство… за народную любовь? — В его голосе мелькнула холодная ирония.

— По всему городу формируются ячейки сопротивления, но они не могут держать связь друг с другом, — сказала Сула. И опять посмотрела на каждого: — У вас уже сложилась почти военная структура. И есть способы связи, не контролируемые властями. Мы бы хотели помощи в этом плане. Передача сведений и приказов, снабжение, если понадобится… Все в таком духе.

Вновь тишина. Потом Бакши постучал указательным пальцем по столу. Для столь тихого и сдержанного человека этот жест был равносилен выстрелу из пистолета.

— Мне нужно знать одно, — сказал он. — Лорда губернатора Пан-ко схватили и казнили. Кто конкретно стоит во главе подпольного правительства?

Сула сжала зубы, чтобы не застонать от отчаяния. Этого вопроса она боялась больше всего.

Она знала, что при необходимости может врать всем вокруг, но только не сидящим перед ней. Последствия такого обмана могут оказаться слишком горькими.

— Я единственный выживший старший офицер, — произнесла она.

Пател был ошарашен. Он открыл рот и замер. Тан-до покосился на Бакши.

— Вы лейтенант, — сказал тот. — Вы молоды и лишь недавно получили повышение.

— Это так. — Сула почувствовала, что под париком собираются капельки пота. — Но я пэр из древнего рода, и я убивала наксидов.

— Сдается мне, — ни к кому не обращаясь, сказал Тан-до, — что она ведет войну в своих целях. Так что же она может дать нам?

Сула в отчаянии бросила вызов.

— Мой опыт, мое имя и мое умение сражаться с наксидами.

Бакши посмотрел на нее.

— Уверен, это бесценный дар. Но вы солдат. — Он взглянул на своих и развел руками. — А мы, напротив, мирные коммерсанты. Нам надо думать о делах и семьях. Присоединимся к борьбе против наксидов — рискнем всем.

Сула хотела ответить, но Бакши остановил ее жестом.

— Вы утверждаете, что флот лоялистов вернется и освободит Заншаа от наксидов. Если это так, зачем вам местная армия? Если вы ошибаетесь и наксидов не изгнать, то всё подполье столицы обречено. — Он медленно покачал головой. — Мы желаем вам удачи, но я не понимаю, зачем нам ввязываться в это. Слишком большой риск.

Опять повисла тяжелая пауза. Сула была на грани срыва.

— Вы тоже так думаете? — обратилась она к остальным.

Тан-до и Сагас не ответили. Пател грустно улыбнулся.

— Простите, принцесса, что любовь не сработала. Хотя могло бы быть забавно.

— Наксиды уже вмешиваются в ваши дела, — возразила Сула. — Когда введут карточки, весь ваш бизнес, связанный с продовольствием, столкнется с конкуренцией со стороны поддерживаемых правительством кланов. Как только встанете на их пути, они вас растопчут.

Бакши посмотрел на Сулу пустым взглядом.

— Почему вы считаете, что мы будем действовать нелегально?

— Это неизбежно. Если не возьмете черный рынок под контроль сразу, его поделят без вас.

Снова замолчали. Бакши развел руками.

— Ничем не можем помочь, миледи. — Он повернулся к Казимиру и предостерегающе посмотрел на него: — И наши люди тоже ничем не могут помочь.

— Конечно, нет, — пробормотал Казимир.

Сула свысока оглядела присутствующих, но больше ничего сказано не было. Она сжала кулаки за спиной, почувствовав, как ногти впиваются в ладони. Хотела добавить что-то еще, пусть и не столь убедительное, но видела, что спорить бесполезно.

— Большое спасибо, что согласились выслушать меня, — сказала она и обратилась к Тан-до: — Благодарю, что предоставили клуб для встречи.

— Да не покинет вас удача, миледи, — высокопарно ответил он.

Кажется, пожелание запоздало и фортуна уже ушла от нее. Она коротко кивнула присутствующим и по-военному развернулась к выходу.

Макнамара сделал шаг назад и открыл дверь. Сула удалилась с расправленными плечами и гордо поднятой светлой головой.

"Сволочи", — думала она.

Сзади раздался глухой стук: Макнамара закрывал дверь, как раз когда за ними шел Казимир. Гэвин с негодованием посмотрел на него, а тот, распахнув дверь плечом, догнал Сулу прямо у порога.

— Все прошло лучше, чем я ожидал, — сказал Казимир.

— Обойдемся без иронии, — ответила Сула.

— Никакой иронии, — успокоил он. — Все могло бы быть гораздо хуже.

— Даже не представляю, каким образом.

— Я был уверен, что сразу они не согласятся. Но тебя выслушали. И получили пищу для размышлений. Теперь начнут обдумывать сказанное. — Он глянул на нее с веселым одобрением. — Ты та еще штучка. Стоит перед ними и смотрит, как будто все только что выползли из канализации и воняют. Даже не знаю, как у тебя получается менять свой голос. — Он покачал головой. — Готов поклясться, что когда мы встретились, ты говорила, как риверсайдская девчонка.

— Меня выбрали для этой работы не просто так, — ответила Сула.

Но способность легко менять произношение в причины выбора не входила. Тогда она только что порвала с Мартинесом и решила, что убивая людей или погибнув сама, получит желанное избавление от своих страданий. А ее дебильное начальство приняло заявление, и вот она здесь.

Они дружно замолчали, выходя из клуба. В этот раз Макнамара хотя бы не пытался прищемить Каземира дверью. "Один-ноль в пользу вежливости", — подумала Сула.

Вскоре их догнал Жюльен. Он немного запыхался, но в обитом медью коридоре отдышался и сказал ей:

— Прости, что всё так вышло. В следующий раз получится.

— Уверена, что ты сделал все возможное, — ответила она, едва не зарычав.

— В прошлом году Тан-до пытались убить, но только ранили, и теперь он старается не влезать в новые авантюры. Сагас слишком расчетлив. А батя, — он грустно улыбнулся и покачал головой, — батя не занял бы такое место, если бы любил подставлять свою шею.

— А Пател? — спросила Сула.

Жюльен рассмеялся.

— Он за тебя, сама слышала. Уже готов сражаться с наксидами ради любви, как и сказал. Но совет все решает сообща, и он не может пойти против всех.

Они спустились на эскалаторе. Сула прошла к выходу. На тротуаре блестели лужи, а в воздухе пахло свежестью: во время встречи прошел ливень.

— Где тут такси? — спросила она.

— За углом, — произнес Жюльен, показав направление. Потом добавил: — Мне действительно жаль. Я правда хочу помочь.

"Армию мне соберешь?" — раздраженно подумала Сула. Но сказала:

— Буду очень тебе благодарна.

— Как насчет завтрашнего вечера? Приглашаю поужинать в свой ресторан. Он называется "Два жезла" и находится на площади Гармонии. У нас замечательный повар-крей, — сказал Жюльен.

Суле стало интересно, а знает ли сам шеф-повар, что ресторан принадлежит Жюльену, а не ему, но решила, что сейчас не время для таких вопросов. Она согласилась прийти в 24:01.

— За тобой заехать? Или, как всегда, новый адрес? — спросил Казимир.

— Я вечно в разъездах, — соврала Сула, — сам понял почему. Встретимся в клубе.

— Хочешь пойти сегодня вечером?

Сула подумала, что слишком зла, чтобы разыгрывать из себя подружку гангстера.

— Не сегодня. Мне еще надо пристрелить судью.

Казимира поразил ее ответ.

— Не промахнись, — сказал он.

Она поцеловала его на прощание.

* * *
Сула и Макнамара прошли на стоянку такси. В машине они сидели рядом. Макнамара молчал, скрестив руки и уставившись перед собой. Его щека слегка подергивалась.

— В чем дело-то? — спросила Сула.

— Ни в чем, миледи.

— Замечательно, потому что мне меньше всего на свете нужны еще и эти долбаные проблемы.

Больше они не обменялись ни словом. Сула вышла из такси за две улицы до своей квартиры. Опять начался дождь, и она бежала домой, укрывшись пиджаком. Скачок, спрятавшийся под торговым навесом вместе с другими застигнутыми ливнем прохожими, удивленно уставился, когда она, с развевающимися на ветру светлыми волосами, промчалась мимо.

Дома она повесила парик на спинку стула и принялась расчесывать свои короткие крашеные волосы. Она не стала включать выпуск новостей, зная, что раздражение лишь усилится.

Лучше принять расслабляющую ванну. А потом развлечься последним выпуском математических головоломок. Или почитать свое недавнее приобретение — "Историю европейской дипломатии времен Наполеона". Она купила эту явно самодельную книгу в дешевом переплете, напечатанную для собственных нужд каким-нибудь студентом-историком, на книжном развале пару дней назад. Она обожала подобное чтение.

Она захватила "Историю" с собой в ванну и почти успокоилась, листая ее. По сравнению с Павлом Первым или Годоем, ее командиры были просто… гениями.

Сула встала, надела халат и прошла в комнату. На улице по-прежнему лило. Она остановила взгляд на потрескавшемся фарфоре вазы, в котором отражались бегущие по оконному стеклу струйки.

Неожиданно в голову пришла идея.

"Точно!" — воскликнула Сула. Может, получится. Она обдумала разные варианты, будто пробуя мысль на зуб.

Идея казалась всё лучше и лучше. Она схватила ручку и чистый лист и набросала схему со всеми предполагаемыми последствиями.

Вроде всё верно. На нее не выйдут.

Кажется, это благотворное влияние Меттерниха, Каслри и Талейрана. Впрочем, так могла подействовать и встреча с Сергием Бакши, акульи глаза которого не выдавали ни намека на то, что происходит в его голове.

Или же она додумалась до всего сама, просто глядя на то, как стекают отраженные в глазури капли. Тогда она может гордиться своим умом.

Она порвала листок, уничтожая улики, и посмотрела на большой палец правой руки с выжженным отпечатком.

Только бы не оставить следов.

Глава 19

Утром развозили товары. Макнамара выглядел немного хмурым, но, по крайней мере, не слишком заметно дулся.

Днем Сула пробежалась по магазинам Малой Горы и надела трофеи на свидание с Казимиром на Кошачьей улице. Она опоздала и, когда подходила к клубу с огромной сумкой, при каждом шаге ударявшей ее по бедру, Казимир нетерпеливо расхаживал перед своим персиковым лимузином. Опустив голову, он сердито шагал туда-сюда, и ветер раздувал его плащ, словно парус.

Увидев Сулу, он облегченно вздохнул. Она пришла в новом длиннополом черном плаще, усыпанном сверкающими шестиконечными звездочками всех цветов радуги.

— Прямо как уменя, — удивился он.

— Да. Надо поговорить.

— Поговорим в машине. — Он жестом указал на дверь.

— Нет. Один на один. Лучше в твоем кабинете.

— Мы и так опаздываем, — раздраженно ответил он.

— Жюльен не расстроится. У него отличный шеф-повар.

Казимир кивнул, как будто ее замечание убедило его, и они прошли в клуб. Там почти никого не было, кроме пары тихих пьяниц в баре да рабочих, не успевших домой к ужину. Сула начала подниматься по металлический лестнице.

— Как дела с судьей? — спросил Казимир.

Она ответила не сразу, припоминая, что за историю выдумала.

— Пока отложили.

Он впустил ее в кабинет.

— Хочешь об этом поговорить? Пусть Сергий и запретил мне помогать, я могу кое-что сделать, а он даже не узнает. Потому что… Чёрт!

Они вошли в безупречно убранную черно-белую комнату. Сула швырнула сумку на диван и распахнула пальто, под которым ничего не оказалось, кроме чулок и туфель.

— Чёрт, — повторил Казимир, ощупывая ее глазами. — Чёрт, какая же ты красивая.

— Столбом не стой.

Впервые в жизни она так самозабвенно и долго отдавалась мужчине. Двигалась от одного предмета мебели к другому. Воспользовалась всеми возможностями огромных мягких кресел. Действовала губами, языком и пальцами, прикосновениями и запахами, шептала и смеялась. Она никогда не позволила бы себе такого с Мартинесом — в его присутствии она терялась. Она думала, что ведет себя как шлюха, хотя ее краткое, но жестокое знакомство с настоящим развратом было гораздо более горьким и грязным, чем то, что она делала сейчас.

Она не давала Казимиру продыху в течение полутора часов, пока ему не начали без перерыва звонить. Он выбрался из-под Сулы, встал с дивана и прошел к столу.

— Только звук, — скомандовал он коммуникатору. — Отвечаю. Да, что?

— Жюльен арестован, — произнес незнакомый голос.

Сула озабоченно села.

— Когда? Где? — пролаял Казимир.

— Несколько минут назад, в "Двух жезлах". Он там был вместе с Вероникой.

Казимир обдумывал сказанное.

— Его арестовала полиция или флот?

— Легион. Взяли всех. — Голос почти срывался на крик.

Казимир пристально смотрел на дальнюю стену, будто на ней было написано уравнение, которое необходимо решить. Сула встала и прошла к своей сумке с одеждой.

— Сергий в курсе?

— Его нет в офисе. А других номеров я не знаю.

— Хорошо. Спасибо. Позвоню ему сам.

Без изображения Сергию звонить было нельзя, и Казимир надел рубашку и причесался. Они говорили очень тихо, и Сула почти ничего не слышала. Она закончила одеваться, достала из сумки пистолет и засунула его за спину.

Казимир договорил и мрачно посмотрел на девушку.

— Тебе лучше исчезнуть. Могут охотиться на всех вас, — сказала Сула.

— Сергий говорил то же самое.

— Или, — глаза Сулы сузились, — конкретно на тебя, и они уже приходили в "Два жезла", считая, что ты там.

— Или на тебя, а мы с Жюльеном попали под руку, — предположил Казимир.

— Об этом я не подумала.

Казимир начал натягивать одежду.

— Хреново. Но, может, ты наконец получишь, что хотела.

Она посмотрела на него.

— Войну, — объяснил он, — между нами и наксидами.

— А вот это мне в голову приходило.

Именно о войне думала Сула вчера вечером, пока смотрела на отражение дождевых капель в фарфоре вазы. Поэтому с утра она направилась в будку общественного коммуникатора. Она надела рабочий комбинезон, светлый парик и широкополую шляпу, почти закрывающую лицо, которой и завесила камеру в будке, прежде чем набрать номер линии доверия Легиона справедливости.

— У меня есть информация. Сегодня вечером в ресторане "Два жезла" на площади Гармонии собирается анархистская ячейка. Они замышляют саботаж. Встреча состоится в 24:01 в частном кабинете. Не сообщайте местной полиции, потому что она куплена и предупредит их.

Она говорила с земным акцентом, который когда-то так смешил Кэроль Сулу. Оставив шляпу висеть, она вышла из будки.

Должно быть, ей поверили, раз Жюльена арестовали.

— Как с тобой связаться? — спросила она Казимира.

Он поправил брюки, а потом сказал номер.

— Ясно. — Кивнула Сула.

Он вопросительно посмотрел на нее:

— Даже не запишешь?

— Я составила алгоритм и теперь точно его не забуду, — объяснила она. — Я так запоминаю все числа.

— Ловкий трюк, — сказал он.

— Да, — сказала она, поцеловав его. — Это очень ловкий трюк.

* * *
На следующий день наксиды словно взбесились. Снайпер с винтовкой засел на крыше у шоссе Акстатл, соединяющего Заншаа с космодромом в Вай-хуне, дождался колонны наксидов и застрелил водителя головного грузовика. Управление переключилось на автоматическое, и убийства никто не заметил. Потом он снял еще несколько шоферов.

Пока выяснилось, что происходит что-то не то, было ранено множество наксидов и по крайней мере восемь убито. Снайперу, чье оружие явно превосходило Модель Сидни Один, удалось скрыться.

Наксиды обещали расстрелять по пятьдесят одному заложнику за каждого погибшего. Сула не поняла, почему они выбрали именно это число. Оно же не было простым.

Наверное, отдавший приказ об этом не думал.

Казимир, первым услышавший новость, позвонил Суле ранним утром и предупредил, что выходить на улицу нельзя. Она перезвонила остальным членам команды, а потом высунулась из подъезда и крикнула Скачку, чтобы спрятался.

Она сидела дома, читала историю дипломатии, решала задачки. В полдень пришло сообщение о том, что Раштаг, глава безопасности Управления госрегистрации, сменил пароль. Новый пароль был там же, Сула вошла в базу и узнала, что наксиды наконец поняли, как распространяется "Сопротивление".

Раштагу приказали сменить все пароли и наблюдать за любой подозрительной активностью сервера. Сулу происходящее не беспокоило: новые пароли ей тут же высылались, маркировка при отправке "Сопротивления" отключалась, не оставляя следов. Надо было очень постараться, чтобы вычислить ее.

Хотя это только вопрос времени.

Казимир позвонил ночью.

— Мы можем встретиться? — спросил он.

— Разве выходить безопасно?

— Полиция уже набрала новых заложников вместо казненных сегодня и опять занялась карточками. Но на всякий случай я вышлю машину.

Она сказала, что будет на ближайшем вокзале. Они договорились о времени. Казимир прислал темный седан "Ханхао" с одним из своих торминелов за рулем. Он отвез ее в крейский район. Там мужчины-креи выгуливали своих четвероногих самочек, скакавших вокруг них, как большие щенки.

Казимир пережидал суматоху в квартире улыбчивой престарелой пары, которая явно не бедствовала, сдавая свою свободную комнату как безопасное убежище. Там было просторно и уютно: на подоконниках цветы, под ногами циновки с бахромой, везде ароматные сухоцветы, на стенах семейные фото, а вокруг большого дисплея макраме. На подносе стояли остатки ужина и полупустая бутылка игристого вина.

Сула поцеловала и обняла Казимира. Он был горячий и приятно пах терпким одеколоном.

— Кажется, ложная тревога, — сказал он. — Легион мной не интересуется. Никем не интересуется, кроме Жюльена. Больше арестов не было. Ничего не вынюхивали. Никакого наружного наблюдения.

— Это может измениться, если Жюльен заговорит.

Казимир отпрянул и стал серьезным, словно она только что усомнилась в мужественности всей Риверсайдской группировки.

— Он не заговорит. Он молодец.

— Ты же не знаешь их методов. Наксиды не шутят. Неизвестно, чем всё обернется.

Казимир презрительно скривил рот:

— Сергий Бакши выбивал дерьмо из подрастающего сына дважды в неделю — иногда без причины, просто для профилактики. Думаешь, Жюльен теперь напугается наксидов?

Сула вспомнила мертвые акульи глаза и бледные ручищи Сергия и поняла, что Казимир говорит дело.

— Значит, от Жюльена ничего не добьются. Но есть еще Вероника.

Казимир покачал головой.

— Она ничего не знает. — Он многозначительно посмотрел на Сулу. — Ничего не знает про тебя.

— Но она знает, что Жюльен ждал нас. А наксиды видели, что стол был накрыт на четверых.

Казимир пожал плечами.

— Узнают мое имя и половину твоего. На меня уже заведено дело, а ты чиста. Тебе ничего не грозит.

— Я волнуюсь не за себя.

Он задержал на ней взгляд и оттаял.

— Я осторожен, — тихо сказал он и огляделся: — Я ведь здесь, да? Из маленькой комнатки контролирую свою преступную империю.

Они улыбнулись друг другу.

— Что-нибудь съешь или выпьешь? — спросил он.

— Подойдет всё безалкогольное.

Он взял поднос и вышел. Сула побродила по комнате, убрала пару небрежно брошенных вещей Казимира, сняла туфли и уселась на полу. Казимир вернулся с двумя бутылками "Лимонного флинга". Он удивленно посмотрел на Сулу, но все же сел рядом, передал ей одну бутылку, чокнувшись с ней своей. Глухой удар по пластику был не очень похож на звон хрустальных бокалов. Казимир поморщился.

— За чудесный вечер, — сказал он.

— Творить чудеса наша обязанность, — отозвалась Сула.

Его глаза сверкнули.

— Точно. — Он отпил глоток и задумчиво посмотрел на нее. — О леди Суле я знаю еще меньше, чем о Гредель.

— Что ты хочешь узнать?

— Как казнили твоих родителей? — с беспокойством спросил он. — По-моему, ты упомянула об этом только для того, чтобы я раскрылся.

Сула покачала головой.

— Я была совсем юной. С них содрали кожу и четвертовали.

— Разве? — удивился Казимир.

— Если хочешь, можешь проверить. Я пошла в армию, потому что только туда меня и брали.

— Но ты все равно пэр.

— Да. Но по сравнению с другими пэрами, я бедна. Всё имущество семьи конфисковали. — Она подняла глаза. — У тебя в разы больше денег, чем у меня.

— У меня не слишком много знакомых пэров, но ощущение такое, что они купаются в деньгах, — еще более удивленно произнес он.

— Мне бы так искупаться, — засмеялась она, хлебнув "Флинга". — Лучше скажи, что будет, если Жюльен не признается?

— Легион постарается запугать его до смерти и отпустит.

Сула обдумала это.

— Разве наксиды кого-нибудь отпускают? Разве все арестованные не становятся заложниками?

Он потер подбородок большим пальцем.

— Этого я не учел.

— К тому же, им будет выгодно держать его у себя, чтобы контролировать отца.

Казимир не ответил.

— Куда его переведут? — спросила Сула.

— Не знаю. В Синие Решетки, в Коллектор. В любую тюрьму или участок. — Он нахмурился. — Из некоторых полицейских участков его бы тут же отпустили.

— Будем надеяться, он попадет в один из них.

— Будем.

Он явно переживал.

"Отлично", — подумала Сула. Она подкинула ему пищу для размышлений.

* * *
Новость о первом использовании Модели Сидни Один пришла на следующее утро. К двум наксидским патрульным подкатил автомобиль, и раздались выстрелы. К сожалению, водителю не удалось скрыться и в перестрелке погибли трое молодых терранцев, но в ней же ранили еще двух полицейских.

Несмотря на то, что нападающие были убиты, наксиды расстреляли семьдесят двух заложников. "Почему семьдесят два?" — задавалась вопросом Сула.

Предупрежденная Казимиром Команда 491 опять весь день не выходила из дома.

К этому времени Сидни сконструировал вторую модель. Сула звонила ему во время очередной доставки продуктов, и он сказал, что всё "отлично", не "первоклассно", и она может забрать свои вещи.

Модель Два оказалась маленьким пистолетом, великолепно приспособленным для покушений, с теми же патронами, что у Сидни Один. К нему прилагались чертежи глушителя.

Сула чмокнула Сидни в пропахшие дымом усы, выдала денег на арендную плату и разрешила ПэДжи накормить всех обедом.

* * *
Казимир позвонил Суле и сообщил, что Жюльена признали невиновным, но оставили в заложниках.

— Проклятье, он в Коллекторе. Оттуда его не вытащить.

Суле в голову сразу пришла идея.

— Может и получится, надо подумать.

После минутного молчания Казимир предложил:

— Лучше встретимся и подумаем вместе.

Она знала, что не все можно говорить по коммуникатору и они и так играют с судьбой.

— Не сейчас. Сначала кое-что проверю.

Она просидела за компьютером, изучая тонкости законов, а потом читала "Юридический вестник", выпускаемый Союзом юристов Заншаа. Выяснение того, кто из Союза покинул планету вместе со старым правительством, а кто остался, тоже заняло некоторое время.

Узнав все необходимое, она позвонила Казимиру и попросила организовать встречу с Сергием. Ожидая ответного звонка, Сула занялась следующим номером "Сопротивления".

Она включила туда чертежи Модели Сидни Два, отметила успехи снайпера с шоссе Акстатл, "стрелка из партизанской армии Эйно Кангаса", и написала некролог для убитых при нападении на полицейский патруль, назвав их "солдатами "Боевого порядка", организации, сотрудничающей с подпольным правительством". Сула надеялась, что известие о том, что подпольных армий уже две, сведет наксидов с ума.

Казимир перезвонил и сказал, что встреча назначена. Сула сняла контактные линзы, надела светлый парик и отправилась на Кошачью улицу.

После того как Жюльена отправили из Легиона в тюрьму, Сергий Бакши с Казимиром занялись своими обычными делами. Поэтому Сулу отвели прямо в офис Бакши на втором этаже неприметного здания в центре Риверсайда.

Они с Казимиром миновали вестибюль, в котором толпились шестерки и накаченные боевики. Сула посмотрела на них с поистине аристократической надменностью. В кабинете Сергий поднялся ей навстречу, приветствуя. Помещение было столь же скромно, как и дом, в котором оно находилось: пошарпанные полы, подержанная мебель, в углах давно не убиравшееся старье.

"Тем, кто действительно у власти, нет необходимости ее демонстрировать", — подумала Сула.

Сергий легонько пожал ей руку, но Сула почувствовала, что его хватка может быть гораздо сильнее.

— Чем могу помочь, леди Сула?

— Пока ничем. Но я сама могу оказать вам услугу.

Сергий строго посмотрел на Казимира, который в ответ своим видом дал понять, что предложение Сулы он уже слышал.

— Ценю, что вы не забываете обо мне. Садитесь, пожалуйста, — пригласил Сергий, снова переключив на нее внимание.

"Надо же, в этот раз предложил стул", — отметила Сула. Сергий прошел на свое место.

— Думаю, я могу вытащить Жюльена из Коллектора, — начала она.

Сергий застыл, и впервые за их знакомство что-то мелькнуло в его темных глазах, и эта черная дыра подавляемых желаний испугала Сулу больше, чем обычное для него равнодушие.

Неважно, любил он сына или приравнивал арест Жюльена к покушению на свою собственность, в его глазах горел голодный огонь, первобытная жажда, как у пантеры при виде добычи.

Сергий не отводил от Сулы пылающего взгляда, а потом выпрямился на дряхлом стуле и сцепил бледные кулаки перед собой на столе. И опять принял равнодушный вид.

— Это интересно, — сказал он.

— Сразу предупреждаю, что освободить Жюльена я не в силах. Но могу добиться его перевода в один из полицейских участков Риверсайда или в любой другой, указанный вами. Оттуда вытаскивайте сами. Я же обеспечу его официальным удостоверением, позволяющим свободно передвигаться, но, конечно… — Она посмотрела в непроницаемые глаза. — Пока наксиды у власти, он будет вне закона.

Сергий не отрываясь смотрел на нее, а потом кивнул.

— Как мне отблагодарить вас за эту услугу? — спросил он.

Сула сдержала улыбку. Список был готов заранее.

— Подпольное правительство перевозит оружие под видом доставки продуктов. Скоро продовольственные перевозки станут нелегальными, но я бы хотела продолжить их под вашей защитой без обычных взносов.

Суле показалось, что на губах Сергия Бакши мелькнуло что-то вроде улыбки.

— Будет сделано, — сказал он.

— И десять наксидов должны умереть.

У Бакши дернулась бровь.

— Десять?

— Десять наксидов определенного ранга. Полицейские, флотские или из Легиона; если это будут штатские, то чиновники высокого уровня. И чтобы было понятно, что это именно убийство, а не несчастный случай.

— Когда это должно произойти? — холодно спросил он.

— Точные сроки не важны. После освобождения Жюльена, но сильно не тяните.

— Вы провоцируете наксидов на очередную бойню. — Казалось, Сергий немного оттаял.

Сула пожала плечами и постаралась, чтобы ее взгляд стал таким же жестким, как у него.

— Это мелочи, — произнесла она.

Сергий криво усмехнулся. Принимая во внимание присущую ему невозмутимость, эффект был не меньший, чем от хохота.

— Согласен. Но цели выбираю я.

— Безусловно, — ответила Сула.

— Что-то еще?

— Нужна группа для эксфильтрации, если дела пойдут не по плану. Не думаю, что это понадобится, но всё же.

— Для эксфильтрации? — Сергий напряженно повторил незнакомое слово, но потом его лицо приобрело выражение, по всей видимости, обычное для него, но от этого не менее пугающее.

— Вам лучше посвятить меня в свои планы, — сказал он.

* * *
Изучая правовую систему, Сула выяснила, что приказы о переводе заключенных могут отдавать три инстанции. Во-первых, администрация тюрьмы, в которой они содержатся, обеспечивает их перемещение на допросы и суды и обратно, а также на бесчисленные фабрики и в сельскохозяйственные общины. Всё начальство с правом подписи было наксидским. Сергий явно никого из них не подкупил, иначе Жюльен не сидел бы в Коллекторе.

Во-вторых, таким правом обладают судьи верховного и апелляционного судов, но они все эвакуировались еще до прибытия наксидов. Новое правительство тут же поставило на их место своих.

В-третьих, это могут делать судьи низшей инстанции, вызывая заключенного для допроса. Они не считались важными персонами, поэтому некоторые не смогли эвакуироваться. У Сергия не было подхода даже к ним.

Леди Мицуко Инада осталась на Заншаа. Жила в Зеленом Парке, тихом богатом квартале в западной части столицы. Там не было показной роскоши и излишеств Верхнего города, даже дома казались не очень большими — всего на пятнадцать или шестнадцать комнат. Оставшиеся в них владельцы старательно делали вид, что жизнь по-прежнему безопасна и приятна, но неухоженные сады и закрытые ставнями окна особняков, чьи хозяева сбежали в другие звездные системы или просто затаились в загородных поместьях, говорили об обратном.

Дом леди Мицуко располагался на западе Парка, там, где подешевле и попроще. Он был сложен из серого камня и увенчан зеленой металлической крышей с медной башней-луковкой и двумя изящными рядами труб. В саду, заросшем мхом и папоротниками, сверкали пруды и фонтаны, а ивы за домом говорили, что и там есть водоемы.

Пэры составляли два процента населения империи, но контролировали более девяноста процентов ее средств. Среди них тоже наблюдалось расслоение. Некоторые правили целыми звездными системами, пока другие прозябали в нищете. Леди Мицуко принадлежала к последним. Ни должность, ни статус среди членов клана Инада не дали ей права на эвакуацию.

Всем пэрам, даже бедным, гарантировались образование и место на флоте, в системе управления или в суде. Возможно, леди Мицуко добилась получения должности самостоятельно, начав с низов.

Сула даже надеялась на это. Если леди Мицуко чувствует шаткость своего положения, это только на руку.

Макнамара подвез Сулу к дому. Он оделся как профессиональный шофер — в темный костюм и круглую шапочку. Он поспешил выйти и открыть дверь автомобиля для Сулы, помогая выбраться затянутой в кожаную перчатку рукой.

— Жди здесь, — сказала она, хотя об этом договорились заранее.

Никто из них даже не взглянул в сторону маячившего в дальнем конце квартала фургона, в котором наготове сидели вооруженные боевики Риверсайдской группировки.

Сула расправила плечи — в светловолосом парике она снова превратилась в офицера флота — и направилась по тропинке и декоративному мостику ко входу в дом. В перчатках, чтобы не оставлять следов, она подняла палец к бронзовой голове чудовища у двери и дотронулась до светлого пятнышка звонка, оповещающего о приходе гостей. Она услышала раздавшийся в помещении звук и надела форменную фуражку, которую до этого держала в руке. Сула взяла из ячейки на складе свою изумрудную флотскую форму и была в ней, с лейтенантскими погонами, начищенными ботинками и двумя медалями — "За заслуги" второго класса за участие в спасении Блитшарса и "Созвездие" с бриллиантами за уничтожение наксидской эскадры в Магарии.

На поясе было оружие.

Чтобы не привлекать излишнего внимания, она надела обычный плащ, который сняла, как только услышала шаги в прихожей. Им же закрыла пистолетную кобуру.

Охватившее ее напряжение помогало держать спину прямо, а голову гордо поднятой. Нельзя забывать, что она пэр. И не просто пэр, презрительно взирающий на бандитов, а пэр, общающийся с представителем своего класса.

Притворяться, что она родилась аристократкой, казалось тяжелее всего.

Дверь открыла служанка, терранка средних лет. На ней была не униформа, а аккуратное строгое платье.

Сула сделала вывод, что леди Мицуко не претенциозна.

Она прошла мимо удивленной служанки в коридор. На бежевых стенах висели миниатюры в шикарных рамках. Каблуки стучали по темно-серой плитке.

— Леди Кэролайн пришла повидаться с леди Мицуко, — сказала она, сняв фуражку.

Горничная закрыла дверь и протянула руки за головным убором и плащом. Сула посмотрела на нее.

— Доложите немедленно.

Служанка помешкала, но потом поклонилась и засеменила вглубь дома. Сула осмотрела себя в зеркале из полированного метеоритного никеля, поправила одну из наград и стала ждать.

Леди Мицуко вышла быстрым шагом. Она оказалась моложе, чем ожидала Сула: чуть за тридцать — и очень высокая. Ее фигура была угловатой, губы тонкими и жесткими, а волевой подбородок говорил, что судья просто так арестованных не отпускает. Длинные русые волосы она собрала в конский хвост на затылке. Одежда была самая обыкновенная. Мицуко пыталась стереть салфеткой поставленное на блузке пятно.

— Леди Кэролайн? — начала она. — Извините. Кормила близнецов ужином. — Она протянула руку, но сосредоточенное лицо выдавало, что судья мучительно вспоминает, где они встречались.

Сула почти напугала ее воинским приветствием.

— Леди магистрат, я здесь официально. Мы можем поговорить с глазу на глаз?

— Да, — ответила леди Мицуко, все еще не отдернув протянутую руку. — Конечно.

Она провела Сулу в кабинет, небольшую комнату, слегка пахнущую полиролью, которой протирали полки и мебель из светлой древесины.

— Присядете, миледи? — сказала Мицуко, закрывая дверь. — Могу ли предложить вам напиток?

— Не обязательно. Я ненадолго. — Сула встала около стула, но не села, а дождалась, пока судья пройдет на место за столом. — Вы немного неправильно назвали меня, — заговорила она вновь. — Я не леди Кэролайн, а просто Кэролайн, леди Сула.

Леди Мицуко бросила на нее пронзительный взгляд и застыла с удивленно приоткрытым ртом, так и не убрав руку со спинки кресла.

— Узнаете меня? — спросила Сула.

— Я… не знаю, — Мицуко говорила неуверенно, словно на чужом языке.

Сула залезла в карман и достала флотское удостоверение.

— Если хотите, проверьте мои документы. Я по поручению подпольного правительства.

Леди Мицуко прижала салфетку к груди. Другой рукой она потянулась за документами.

— Подпольное правительство… — тихо прошептала она и медленно опустилась в кресло, не отрывая взгляда от удостоверения. Сула тоже села, сложив плащ и фуражку на коленях. Она подождала, пока леди Мицуко дочитает, и сказала:

— Нам требуется ваше сотрудничество.

Мицуко медленно вернула Суле документы, спросив:

— Что вы… Что хочет подпольное правительство?

— Правительству нужно, чтобы вы перевели двенадцать заключенных из Коллектора в следственный изолятор полицейского участка в Риверсайде. У меня готов список. Могу ли я выслать его на ваш коммуникатор?

Словно под гипнозом, леди Мицуко настроила свой аппарат. Сула переслала имена Жюльена, Вероники, девяти случайно выбранных из базы заложников и повара-крея из "Двух жезлов", внесенного просто так, из чистого озорства.

— Приказ следует отправить завтра, — деловито продолжила Сула. — Я уполномочена передать, что после возвращения законного правительства вы будете награждены за верность. Но если перевод не состоится, вас казнят.

Мицуко выглядела шокированной. Она долго смотрела на Сулу, а потом впервые заметила пистолет у ее бедра. Судья резко перевела взгляд, явно собираясь с мыслями.

— Какова причина перевода? — спросила она.

— Решать вам. Возможно, допрос по каким-то делам. Уверена, вы что-нибудь придумаете. — Сула поднялась. — Не смею вас задерживать.

"И привет близнецам", — чуть ли не добавила она, откровенно угрожая детям, но передумала.

Лучше считать, что они с Мицуко поняли друг друга.

Судья задумчиво проводила ее до двери, двигаясь неуверенно, как будто нервная система сопротивлялась происходящему. По крайней мере было ясно, что она не побежит в панике к коммуникатору, как только захлопнется дверь.

Сула набросила плащ.

— Позвольте пожелать вам доброго вечера, леди магистрат, — сказала она.

— Гм… доброго вечера, леди Сула.

Макнамара, ожидавший в машине, выскочил, чтобы открыть перед Сулой дверцу. Она старалась не бежать по мостику и дорожке, но шла быстро, по-военному.

Автомобиль рванул с места и тут же свернул на другую улицу. Не успели они миновать и двух кварталов, как Сула скинула изумрудный мундир и брюки с серебряными лампасами. Под ними оказалась легкая летняя рубаха и тонкие цветные шаровары. Форма и парик тут же были спрятаны в мешок. Кобуру она передвинула за спину.

Фургон с боевиками с ревом несся следом, пока машины не свернули к обочине, и Сула с Макнамарой, прихватив одежду, не пересели к ним. В оставленный автомобиль сел один из сопровождающих, чтобы отогнать его на парковку у вокзала.

Перебравшись в фургон, Сула посмотрела на ожидающих там Спенс, Казимира и четырех качков из банды Жюльена. Все были в бронежилетах и держали оружие наготове. Еще двое сидели спереди. Внутри оказалось очень накурено. Сула расхохоталась, увидев их мрачные физиономии.

— Спрячьте оружие. Вроде не понадобилось.

Сула ликовала. Она втащила в фургон Макнамару и, так как свободных мест не осталось, села на колени Казимира. Когда дверь закрылась и автомобиль тронулся, она обняла Казимира за шею и поцеловала.

Сула знала, что ни Сергий, ни кто-либо из Риверсайдской группировки не смогли бы сделать то, что провернула она. Они бы рыскали у залов суда, выискивая, кому дать на лапу, а, может, уже безуспешно пытались подкупить кого-то, но никому из них не удалось бы убедить пэра и судью подписать приказ добровольно. Заявись они к леди Мицуко, она бы вышвырнула их, а стали бы угрожать, мигом оказались бы в тюрьме.

Только пэр мог убедить пэра, не подкупив, а лишь напомнив о законе и классовой общности.

Губы Казимира были нежны, и от него хорошо пахло. Макнамара, которому тоже не досталось места, устроился на полу позади водителя и старался смотреть куда угодно, лишь бы не на Сулу с Казимиром. Боевики подталкивали друг друга и ухмылялись. Спенс же уставилась на них не скрывая интереса. Наверное, даже в ее мелодрамах не показывали, как аристократка сидит на коленях у бандита и целует его взасос.

Водитель избегал контролируемых компьютером шоссе и ехал по второстепенным дорогам. Но даже там собралось много транспорта. Они едва тащились, а потом он выругался:

— Чёрт! Впереди полиция!

Сула тут же спрыгнула с коленей Казимира. Через лобовое стекло она видела наксидов в черно-желтой форме дорожного патруля. Семеня на своих четырех ногах, они ходили туда-сюда вдоль рядов автомобилей, вглядываясь в лица сидящих внутри. Один грузовик остановили и начали проверять, что он везет. На забитой машинами улице было одностороннее движение, и их фургон не мог развернуться.

Сердце Сулы забилось так сильно, как никогда прежде, ни при встрече с Сергием, ни с леди Мицуко. Она пыталась сообразить, что делать, и с ее губ срывались обрывки фраз.

— Парковаться? К мастерам? Развозим товары? — перебирала она.

Ничего не подходило. Парковка тут запрещена, станций техобслуживания нет, магазины уже закрыты.

Казимир тоже выбрался посмотреть, что происходит, задев ее плечом.

— Сколько их?

— Я вижу семерых, — ответила Сула. — Полагаю, еще двоих или троих нам отсюда не видно. Скажем, десять. — Она показала на грузовик с открытым кузовом, чуть заехавший на тротуар. Там стоял наксид с пулеметом. На его черной чешуе плясали солнечные блики.

— Старлинг, возьми пулемет на прицел, — сказала она Макнамаре.

Во время обучения он был одним из лучших стрелков, поэтому она доверила ему главное: того наксида необходимо снять первым. Полицейскому было даже необязательно притрагиваться к оружию, надо лишь навести прицел на фургон и нажать на кнопку пуска, а пулемет всё доделает сам, изрешетив автомобиль парой тысяч пуль.

А потом следует убить водителя, потому что в кабине тоже есть система управления пулеметом.

Для Сулы заранее прихватили винтовку, которая сейчас может пригодиться. Запасного бронежилета не взяли, и она представила, как пули впиваются в грудь.

— К нам идут два полицейских. По одному с каждой стороны ряда. Вы двое, — она показала на водителя и сидящего рядом с ним боевика, — стреляйте, как только начнут приближаться. Остальные выходят через заднюю дверь. Первым идет Старлинг, чтобы у него было время снять пулеметчика. Остальные переходят в наступление — мы вооружены не хуже, и на нашей стороне неожиданность. Если не сработает, разделимся на группы. Со мной Старлинг и Арделион. Выбираемся на соседние улицы, угоняем машины и скрываемся.

У Сулы пересохло во рту, и она облизала губы жестким языком. Казимир улыбнулся ей.

— Может сработать.

"Полная жопа", — сказала себе Сула, но в ответ ободряюще кивнула. Она устроилась на резиновом полу и приготовила оружие.

— Включи маячок, — произнес Казимир, и водитель отдал команду компьютеру фургона.

Местонахождение всех транспортных средств империи отслеживалось и передавалось в центральную базу данных. В этом фургоне маячок был перенастроен и мог отключаться. Во время операции в Парке он не работал. Автомобиль без сигнала, конечно, рисковал привлечь внимание патрульных.

— Правильно, — выдохнула Сула.

— А вот и они. — Казимир пригнулся за спинкой сиденья. Его щеки горели, а глаза сверкали, как бриллианты. Улыбка тоже была ослепительной.

Сула почувствовала, что ее охватывает возбуждение. Она улыбнулась в ответ, но этого показалось мало, и она потянулась к нему, чтобы крепко поцеловать.

"Жизнь или смерть", — промелькнула в ее голове. Что бы ни случилось, она готова.

— Они прощупывают нас, — прорычал водитель. Один из полицейских поднял нарукавный коммуникатор, принимая сигнал маячка.

Фургон проехал вперед и встал. Сула услышала, как опускаются боковые стекла — там готовились стрелять.

От напряжения и табачного дыма першило в горле. Ей было видно, что водитель держит пистолет, сжимая рукоятку побелевшими пальцами. Сердце гремело, пытаясь вырваться из груди. В голове прокручивались варианты развития событий.

Она услышала шаги патрульного у самой кабины и уставилась на оружие. Как только он дернется, начнет действовать и она.

А потом водитель удивленно хмыкнул, и фургон проехал вперед. Рука, сжимавшая пистолет, расслабилась.

— Нас пропустили, — сказал шофер.

С секунду все ошарашенно молчали, а потом десять напряженных и перепуганных бойцов шумно перевели дух.

Фургон набрал скорость. Сула медленно выдохнула и аккуратно положила винтовку рядом с собой. По меньшей мере шестеро закурили, и она рассмеялась, бухнувшись на пол.

Казимир повернул к ней ошалевшее от неожиданности лицо.

— Вот так повезло, — сказал он.

Она не ответила, а только посмотрела на бьющуюся жилку на его шее, слегка блестящей от пота, и в его бешеные сверкающие глаза. Ее охватило сумасшедшее желание.

— Повезло, — повторил он.

Фургон прибыл в Риверсайд и остановился у отеля "Дары судьбы". Не беспокоясь об оружии, Сула покинула автомобиль вслед за Казимиром, стараясь не коснуться его, и поднялась в его люкс.

В номере она разорвала на нем рубашку и страстно впилась в разгоряченную адреналином кожу.

Он ответил с тем же пылом. Кровь кипела от пережитой опасности, и единственным способом погасить жар было разделить его.

Они смеялись. Кричали. Рычали. Кувыркались, как резвящиеся львята. Прижимались друг к другу так сильно, что, казалось, сольются в единое существо.

Их яростное пламя начало стихать уже глубокой ночью. Казимир заказал в номер еду. Суле безумно хотелось шоколада, но его не оказалось. Ей даже пришла идея съездить на свой склад, лишь бы утолить желание.

— А вот теперь, — сказал Казимир, деля омлет и перекладывая половину в тарелку Сулы, — ты говорила не как риверсайдская девчонка.

— Разве? — Она подняла бровь.

— И не как леди Сула. А совершенно с другим акцентом. Я такого и не слышал.

— Значит, он только для тебя, — ответила она.

На самом деле, так говорили на Спэнии. Так говорила настоящая Гредель.

* * *
Леди Мицуко подписала приказ о переводе утром. Днем искали транспорт, и Жюльена с одиннадцатью другими заключенными привезли в Риверсайдский полицейский участок лишь под вечер, около шести.

Сергий Бакши давно сотрудничал с капитаном местной полиции. Свобода Жюльена стоила отцу двести зенитов. Веронику отпустили за пятьдесят, а крея-повара всего за пятнадцать.

Жюльен был бы на воле уже к семи, но пришлось ждать, пока из участка не уйдет наксид, следящий за оформлением продовольственных карточек.

Пострадавший на допросах Жюльен, прихрамывая, вышел из изолятора той самой ночью, когда наксиды объявили, что их правительство, Комитет по спасению Праксиса, уже летит с Наксаса на Заншаа, чтобы продолжить управлять Империей из Верхнего города. Готовился к созыву и новый парламент, состоявший из наксидов и представителей других рас.

— Надеюсь, мы подготовим им теплую встречу, — сказала Сула. Она как раз была в гостях у Бакши, дававшего званый ужин в честь возвращения Жюльена. Там же была и жена Сергия, высокая тощая женщина, холодная, как статуя, но разрыдавшаяся при виде сына.

Вероники не было. На допросе ей сломали скулу и повредили глаз, и Жюльен вызвал хирурга и теперь пытался достать обезболивающие.

— Уж я их встречу, — мрачно твердил он опухшими и разбитыми губами. — Разорву сволочей на части.

Сула посмотрела на Сергия, сидящего на другом конце стола, и беззвучно произнесла: "Десять". Он ответил улыбкой и перевел взгляд на Жюльена. Улыбка превратилась в оскал.

— Десять, — повторил он. — Но зачем на этом останавливаться?

Сула снова улыбнулась. Наконец-то у нее есть армия. Трое в ее команде плюс жестокие дисциплинированные головорезы, которые в конце концов, после должного сопротивления, решили воевать — ради любви.

Глава 20

Шло время. В последующие дни Мартинес обедал в компании Хуссейна и Мерсенна, и были восемь часов проведенных в рубке, когда "Прославленный" совершал пространственно-временной прыжок в Оссер. Впереди эскадры запустили ракеты-приманки, в надежде отклонить возможную вражескую атаку. Рядом с ними летели катера, прочесывавшие пространство поисковыми лазерами. Все противоракетные установки были наготове и нацелены вперед.

За час до момента перехода корабли скорректировали курс, чтобы в Оссере выйти не совсем на прямой траектории к Архан-до, следующей точке их маршрута.

Мартинес лежал в амортизационном ложе, стараясь не кусать губы, пока вглядывался в экраны в ожидании вспышки, предупреждающей о появлении вражеских ракет. Напряжение постепенно спадало по мере того, как радары и лазеры показывали, что впереди чисто, но потом его охватила новая тревога.

Наксидов должна насторожить неожиданная смена тактики, тем более настоящего сопротивления после Протипана эскадра не встречала. Если наксиды проанализируют все изменения и задумаются об их причине, то догадаются, что Миши Чен опасается ракетной атаки на релятивистских скоростях.

Если наксиды еще не додумались до подобного, теперь у них будет подсказка.

Но об этом можно поразмышлять позже. Пока достаточно того, что лазеры ничего не находят, показывая всё большие и большие свободные от противника пространства, а значит, нападения не предвидится.

Спустя восемь часов после вхождения в новую систему, Мартинес наконец попросил у Миши разрешение дать отбой, переведя "Прославленный" на обычный уровень готовности. Он отправился работать с документами, чтобы занять себя и не звонить каждые пять минут на посты, осведомляясь, не грозит ли эскадре опасность.

Сменялись дни. Мартинес совершал регулярные обходы, чтобы поближе узнать корабль и экипаж, сверял данные в журналах 77–12. Он обедал то с лордом Филлипсом, который по-прежнему предпочитал отмалчиваться, как при их первой встрече; то с лейтенантом леди Джульеттой Корбиньи, чья нервная болтовня разительно отличалась от молчания в присутствии комэскадрой; то с временно исполняющим обязанности лейтенанта лордом Тембой Мокгатлом, заменившим Чандру после ее перехода в штаб Миши.

Однажды вечером Мартинес пил какао и любовался картиной с изображением женщины, ребенка и кота. Неожиданно он разглядел на ней еще одну фигуру — мужчину, сидящего на кровати с другой стороны разведенного в земляном полу костра. До этого капитан его не видел, потому что полотно потемнело от времени и нуждалось в реставрации, к тому же, мужчина был в неосвещенном углу. Мартинес заметил его внезапно. Он появился, как призрак, из-за красного занавеса, оперев голову то ли на трость, то ли на палку, зажатую в руках.

Наверное, если бы кот с картины прыгнул Мартинесу на колени, он и то меньше бы удивился.

Но темная фигура на полотне оказалась единственным открытием Мартинеса за эти дни. Убийца или убийцы Флетчера по-прежнему оставались неуловимыми фантомами. Миши всё больше раздражалась, срываясь и на него, и на Гарсиа. Иногда Мартинес ловил на себе ее взгляд, говорящий: "Не был бы ты моим родственником…"

Мартинес начал постепенно привыкать к обязанностям капитана, и перед ним вновь встал вопрос, что делать с излишне большим количеством слуг. Он заставил Гарсиа зачислить такелажника Эспинозу и машиниста Аютано в штат полиции с одной-единственной обязанностью патрулировать офицерские палубы. Стилист Бакл отправился помогать корабельному парикмахеру. Нарбонна приняли на службу помощником Алихана, и он с возмущением воспринял это как понижение.

Остались Бака, жирный повар, с которым никто не хотел работать, и Джукс. В конечном счете для Баки нашлось не сильно обрадовавшее его место помощника повара леди Миши, и Мартинесу осталось лишь определиться со своим личным художником.

Капитан вызвал Джукса в кабинет, чтобы сообщить эту новость, и тот явился одетый в повседневную флотскую форму и вполне сносно отсалютовал. Мартинес решил, что поймал Джукса до того, как его поманила бутылочка хереса.

— Я обдумываю дизайн "Прославленного", — начал Джукс. — Остановился на фольклорных мотивах Ларедо. Хотите посмотреть?

Мартинес согласился. Джукс через нарукавный коммуникатор вывел данные на настенный экран, и перед ними открылась трехмерная модель крейсера, покрытая зазубренными ярко-красными, ядовито-желтыми и черными геометрическими фигурами. Нельзя было и представить большую противоположность тонкому замысловатому узору Флетчера из розового, белого и бледно-зеленого.

Мартинес удивленно рассматривал вращающийся корабль.

— Очень сильный… контраст, — наконец выговорил он.

— В том-то и дело. Любой, кто взглянет на "Прославленный", сразу поймет, что теперь командует капитан Мартинес — отважный шкипер, не боящийся выделиться из рядов обычных офицеров.

Мартинес подумал, что и так выделился дальше некуда. Лорд Торк, глава Совета правления Флота, ни за что не простит ему такого стремительного карьерного взлета, особенно если учесть, что сама флотская структура основана на хитросплетении семейных связей и интриг по продвижению тех, кому и так при рождении досталось немало. Совет настолько беспокоило, что из-за дальнейших успехов Мартинеса придется наградить в обход других, более достойных пэров, что благоразумнее удовольствоваться уже имеющимися наградами и положением и с радостью снова кануть в безвестность, из которой он вынырнул.

Если он появится на таком вызывающем красно-желтом корабле во владениях Торка, всё будет выглядеть, как будто он нарывается на конфликт с начальством, которое и слышать о нем больше не желает. Словно он сам себя выставит напоказ.

"Расположить к себе Торка — дохлый номер, — подумал Мартинес. — Немного саморекламы ничего не изменит. Почему бы и нет?"

— А интерьер продумали? — спросил он.

Джукс был готов и к этому вопросу. Мартинес просмотрел эскизы кабинета и столовой, не менее броские, чем обшивка "Прославленного". Кабинет был сделан в тонах тропической зелени, а темно-красная с охрой столовая напоминала скалы из песчаника, возвышающиеся над пустыней.

— Продолжайте в том же духе, — сказал Мартинес. — И если в голову придет что-то другое, не стесняйтесь, прорабатывайте тему. Времени у нас много. — Прибытия в док и ремонта пока не предвиделось: рейд в тылу наксидов продлится еще пару месяцев, а потом Флот воссоединится для взятия Заншаа.

На пути к перекраске стоит целая война.

Тем не менее, Мартинес не видел причин отказываться от планирования своего триумфа и его последствий, например, он мог бы украсить "Прославленный", словно это его собственная яхта. Тут либо громкая победа, либо безвременная гибель, и Мартинес предпочел бы первое.

— Следовало вам напомнить, милорд, что капитан Флетчер платил мне ежемесячно по шестьдесят зенитов, — сказал Джукс.

— Я видел счета капитана, он платил двадцать, — ответил Мартинес. — Со своей стороны, предлагаю вам пятнадцать.

Пока он говорил, самодовольная уверенность на лице художника сменилось досадой и страхом. Он смотрел на Мартинеса, будто тот превратился в клыкастого дракона. Капитан же с трудом сдерживал смех.

— Мне не нужен личныйхудожник, — пояснил он. — Я бы предпочел опытного такелажника, но…

Джукс сглотнул.

— Да, милорд.

— Я вот что подумал, — продолжил Мартинес. — Когда у нас появится больше времени, можно начать портрет.

— Портрет, — глухо повторил Джукс. Он явно не пришел в себя от огорчения, потому что спросил: — Чей портрет, милорд?

— Портрет отважного шкипера, не боящегося выделяться из толпы обычных офицеров, — сказал он. — Я должен выглядеть романтично, решительно и очень импозантно. В руке у меня будет "Золотой шар", а рядом — "Корона" и "Прославленный". Остальное додумаете сами.

Джукс заморгал, будто пытался перепрограммировать свой разум, а мигание было частью кода.

— Так точно, милорд.

Мартинесу захотелось сказать ему что-то хорошее, чтобы отвлечь от грустных мыслей:

— Благодарю, что сменили картины в моей спальне. Эти гораздо лучше.

— Всегда рад помочь. — Джукс перевел дыхание и явно пытался наладить контакт с сидящим перед ним человеком. — А что понравилось больше всего? Чтобы я знал ваши вкусы для дальнейшей работы.

— Женщина и кот, — ответил капитан. — Хотя раньше я ничего подобного нигде не видел.

Джукс улыбнулся.

— Картина и правда нестандартная. Старое североевропейское полотно.

Мартинес посмотрел на него.

— А Северная Европа это где, собственно?

— На Терре, милорд. Картина написана еще до прихода шаа. По крайней мере ее оригинал, потому что это, возможно, копия. Сложно утверждать. Вся документация на языках, на которых уже не говорят и почти не читают.

— Выглядит она достаточно старой.

— Нужна реставрация. — Джукс сделал многозначительную паузу. — У вас хороший вкус, милорд. Капитан Флетчер купил ее несколько лет назад, но она ему не понравилась именно своей непохожестью ни на что другое, поэтому он убрал ее в хранилище. — Его рот презрительно скривился. — Не знаю, зачем он взял ее с собой на войну. Это полотно уже ничем не заменишь, если погибнет вместе с кораблем. Может, хотел держать рядом из-за стоимости, не знаю.

— Из-за стоимости? Сколько же эта картина стоит? — спросил капитан.

— Думаю, что он заплатил за нее не меньше восьмидесяти тысяч.

Мартинес присвистнул.

— Вы могли бы ее выкупить, милорд.

— Нет, не по такой цене.

Джукс пожал плечами.

— В любом случае, вам бы понадобилось разрешение на предметы религиозного искусства.

— Религиозное искусство? Разве это оно? — поразился Мартинес.

— Рембрандт. "Святое семейство с кошкой". Если бы не название, никто бы не догадался, что она связана с религией.

Удивленными глазами Мартинес внимательно посмотрел на картину. Он бывал в музеях предрассудков и видел, что висело в каюте у Флетчера, поэтому знал, что религиозное искусство возвышенно, или роскошно и благородно, или в крайнем случае чрезвычайно умиротворяюще, но некрасивая мать, кот и ребенок в красной пижаме выглядели так успокаивающе обыденно.

— Кошек ведь редко рисуют на картинах со Святым семейством?

— Никогда. Только не их. — Джукс улыбнулся.

— А раму? Красный занавес?

— Это все вклад художника.

— И красная пижама?

Джукс рассмеялся.

— Она хорошо сочетается с красным занавесом.

— Может, название неверное?

Джукс покачал головой.

— Непохоже, милорд, хотя всё возможно.

— Так почему же это религиозное искусство?

— Святое семейство обычная тема для таких картин, хотя чаще всего Деву Марию изображают в синем платье, ребенка — голым, а рядом всегда кто-нибудь, ну… — он искал подходящее слово, — …парит. Конкретно эта трактовка непривычна, хотя твердого и неизменного канона не существовало. Например, Нараянгуру традиционно висит на аяке, потому что зелено-красные цветы этого дерева очень красивы, но Нараянгуру капитана Флетчера распят на вел-трипе, а не на аяке.

Эти слова навели Мартинеса на кое-какие мысли, и он сел, подняв голову.

— … а "Мадонна в скалах" да Винчи произвела…

Мартинес жестом попросил Джукса замолчать. Тот закрыл рот и уставился на него.

— Дерево аяка, — пробормотал Мартинес. Джукс мудро не прерывал его.

Мартинес напряженно думал, мучительно вспоминая что-то. Упоминание об аяке вызвало цепочку ассоциаций, приведшую к определенным выводам, но из головы тут же испарились исходные факты. И сейчас он сознательно и осторожно отматывал ход мыслей назад, чтобы докопаться до идеи, послужившей начальной точкой.

Он молча поднялся и прошел к сейфу. Расстегнул пуговицу на мундире, достал висящий на шее ключ, вставил его в замок и набрал код. Печати треснули, когда открылась дверца, и на Мартинеса пахнуло застоявшимся воздухом. Он вынул прозрачную коробочку, в которую доктор Цзай положил драгоценности Флетчера, открыл ее и аккуратно разложил печатку, серебряное кольцо и цепочку с золотой подвеской. Подняв последнее украшение к свету, он рассмотрел кулон, сделанный в форме дерева и сверкающий изумрудами и рубинами.

— Это аяка? — спросил он.

Джукс прищурился, рассматривая раскачивающуюся подвеску.

— Да, именно она.

— Можно ли сказать, что этот кулон очень редок, или необычайно красив, или имеет иные, характерные только для него, черты?

Джукс моргнул, а потом нахмурился.

— Это очень изящная работа, довольно дорогая, но ничего необычного.

Мартинес сжал в кулаке украшение и вернулся к столу.

— Комм: вызываю лейтенанта Прасад.

В дверях замаячила чья-то тень, Мартинес поднял голову и увидел Марсдена с планшетом в руках.

— Милорд, если вы заняты…

— Нет. Входите.

— Лорд капитан, вызывали? — С настольного дисплея на Мартинеса смотрела Прасад.

— У меня к вам вопрос. Капитан Флетчер носил кулон в форме дерева?

Чандра недоумевающе ответила:

— Да.

— Он носил его все время?

— Да, насколько я помню. — Чандра посмотрела с возросшим интересом. — Хотя он снимал его, направляясь, ну, в постель.

Мартинес поднял сжатую в кулак руку так, чтобы ей было видно, и разжал, выпустив кулон, повисший на цепочке.

— Это он?

Чандра прищурилась и поднесла свой нарукавный коммуникатор поближе.

— Похоже на то, милорд.

— Благодарю, лейтенант. Конец связи.

Экран погас, скрыв изумленное лицо Чандры. Мартинес, чувствуя, как в крови закипает адреналин, рассматривал подвеску, но потом вспомнил, что он в кабинете не один и на него молча глядят Джукс и Марсден.

— Немного посидите. Мне нужно время подумать, — сказал он.

В голове бурлили мысли.

Он открыл на экране стола инструкцию по безопасности, предназначенную для констеблей и следователей. Одна из глав была посвящена описанию культов и их признакам.

"Нараянизм — религия, основанная на учении Нараянгуру (Баламбодады Сета), осужденного за веру в высший порядок и за то, что якобы творил чудеса. Идеи Нараянгуру напоминают философию терранца Шопенгауэра, которого в свое время обвиняли в нигилизме. Хотя приверженцы культа верят, что Нараянгуру был распят на аяке, документально установлено, что его пытали и казнили на Терре способом, более распространенным в год 5581 от Торжества Праксиса. Введенные в заблуждение верующие иногда узнают друг друга по цветущим веточкам аяки, которые носят в определенные дни, или по посаженным возле дома деревьям этого вида, или по бижутерии, фарфору и другим предметам, украшенным орнаментом, имитирующим это растение. Они также выработали собственную систему опознавательных жестов.

Нараянисты не воинственный культ и не представляют другой угрозы Праксису, кроме распространения ложных идей. Представители культа были недавно замечены на Терре, Преовине и Сандаме, где иногда целые кланы тайно участвовали в обрядах нараянистов."

Мартинес посмотрел на Джукса и опять поднял болтающийся на цепочке кулон.

— Почему капитан Флетчер носил это? — спросил он. — Кулон не представляет из себя особой ценности, ведь так?

Джукс казался озадаченным.

— Нет, милорд.

— Допустим, он действительно верил, — сказал Мартинес. — По-настоящему верил в Нараянгуру.

К удивлению Мартинеса на лице Марсдена появилась гримаса ужаса. Несколько мгновений секретарь подыскивал слова, а когда заговорил, капитану показалось, что его голос дрожит от гнева.

— Капитан Флетчер сектант? — выдавил Марсден. — Вы сами-то понимаете, что несете? Член клана Гомбергов и Флетчеров — сектант? Знатнейший пэр, чей великий род насчитывает тысячи лет…

Мартинеса поразила эта напыщенная отповедь, но у него не было настроения выслушивать помпезную лекцию по генеалогии.

— Марсден, — прервал он секретаря, — вы знаете, где хранятся личные вещи Тука и Козинича?

Марсден дернул кадыком, словно проглатывая свое негодование.

— Да, милорд.

— Принесите их сюда, пожалуйста.

Марсден встал, положил планшет на стул и отдал честь.

— Слушаюсь, лорд капитан.

Секретарь вышел на негнущихся от злости ногах. Джукс проводил его изумленным взглядом.

— Странный человек. Никогда не думал, что он такой сноб. — А потом, подняв бровь, обратился к Мартинесу: — Вы правда думаете, что капитан Флетчер был нараянистом?

— А зачем еще ему это носить? — ответил капитан, разглядывая кулон.

— Может, ему его подарил кто-то дорогой?

— Дорогой ему сектант, — пробормотал Мартинес.

Он сел и вновь прокрутил цепь рассуждений. Ничто по отдельности не выглядело неправдоподобно, значит, это пока что наилучшая его версия.

Он отталкивался от взглядов Праксиса на верования и от особенностей толкования этих взглядов служителями Праксиса.

Шаа много во что верили, но только не в сверхъестественное. Таким образом, любая подобная вера по определению нарушала Праксис и считалась преступной. Когда шаа покорили Землю, они столкнулись с многочисленными культами этой планеты, и понадобилось много веков, чтобы постепенно искоренить их. Молитвенные дома сносили, отдавали в ведение светских учреждений или превращали в музеи. Не разрешали верующим поступать на государственную службу или преподавать. Изымали и запрещали печатать религиозную литературу. Распускали церковные организации, увольняли клириков и закрывали их школы.

Если верующий хотел стать мучеником, ему давали осуществить свою мечту.

Конечно, религии не исчезли. Возможно, проницательные шаа и не стремились к этому. Но ограничивая распространение учений, уничтожая профессиональных служителей культа и храмы и запрещая религиозную литературу и искусство, они низвели то, что могло считаться процветающей сферой деятельности, до уровня простого увлечения. Верующие собирались, но делали это маленькими группками и дома. Священниками становились самоучки в свободное от основной работы время. Религиозные книги печатали тайно и передавали из рук в руки, что привело к частичной утрате текстов и появлению новых ошибок.

Верующих перестали преследовать, потому что со временем они научились не привлекать внимания к своим обрядам и отказались от обращения в веру других. Хотя искоренить религии не удалось, влияние их ослабло и стало сложно отличать культы от предрассудков, представляющих из себя тайные и необъяснимые с точки зрения разума практики, призванные привлечь на свою сторону неизвестные силы, способные защитить от ударов судьбы.

В Империи по-прежнему можно было столкнуться с разными религиями, но большинство из них старались оставаться в тени, зачастую скрываясь в наиболее удаленных уголках владений шаа. Члены общин предпочитали браки между своими и избегали государственной службы. Время от времени какой-нибудь губернатор или местный чиновник пытались поправить карьеру, затеяв на них гонения, казня непокорных и заставляя остальных отречься от веры, но такое случалось редко.

В преследовании не было смысла. С течением времени вера в сверхъестественное просто перестала угрожать Империи.

Марсден вернулся очень быстро, принеся с собой пару серых пластиковых контейнеров.

— Полагаю, что одежда вас не интересует, милорд, — сказал он. — Но ее тоже можно посмотреть. Мне сделать запрос, чтобы принесли кофры?

Он имел в виду сундуки Козинича, в которых хранились его многочисленные форменные костюмы, полагающиеся каждому офицеру, и личный скафандр. У Тука столько вещей не было, к тому же скафандр он надевал казенный.

— Карманы проверяли? — спросил Мартинес.

— Да, лорд капитан. И карманы, и всё, во что можно спрятать небольшие предметы, а найденные вещи находятся в этих коробках.

— Тогда одежду не надо. Поставьте коробки на стол.

Мартинес начал с контейнера лейтенанта. В нем лежали кольцо Нельсоновской академии, которую закончил сам Мартинес еще до поступления в нее Козинича, и красивое подарочное стило из полированного алюминия с унакитовой и яшмовой инкрустацией и гравировкой "Лейтенанту Хавьеру Козиничу от гордого отца". Там же был набор для бритья, недорогой одеколон и полупустой флакон антибактериального аэрозоля, наверное, выписанного врачом для обработки ран. Мартинес обнаружил пачку хорошей бумаги, кисти и акварельные краски, а также несколько незавершенных рисунков, в основном пейзажей с реками и деревьями, но был там и портрет Фульвии Казаковой, сидящей за столом в кают-компании. Работы показались любительскими даже неискушенному Мартинесу.

В небольшом футляре хранились аккуратно подписанные музыкальные и развлекательные файлы, а на дне коробки Мартинес нашел планшетный компьютер. Он включил его, но требовался пароль. Гарет попробовал вставить капитанский ключ, но планшет был штатским, не флотским, и не подчинялся ему. Мартинес выключил его и положил обратно в контейнер.

Эти скромные пожитки — одеколон, кольцо из академии и любительские акварели — говорили о том, что жизнь у Козинича вышла невеселая. Всё, что имело для него какое-то значение, было не здесь: все его пристрастия остались тайной, умершей вместе с лейтенантом. Мартинес посмотрел на стило, подаренное отцом, который, вероятно, даже сейчас не знал о смерти сына, и закрыл крышку.

Распечатав контейнер, подписанный "Тук, Х.С., старший инженер (покойный)", он сразу нашел, что искал.

Маленький эмалевый кулон в форме дерева с зелеными и красными цветами, висящий на цепочке из блестящего металла.

* * *
— Полагаю, что на "Прославленном" была группа нараянистов, — объяснял Мартинес Миши Чен. — Капитан Флетчер входил в нее. На шее он носил их знак, а в спальне держал огромную статую Нараянгуру. Скорее всего, он начал собирать религиозное искусство только для того, чтобы ему официально разрешили хранить предметы культа нараянистов, и свой истинный интерес он скрывал, коллекционируя артефакты из разных верований.

— Если вы продолжите настаивать на этой теории, то навлечете на себя негодование Гомбергов и Флетчеров, — сказала Миши. — Они даже могут обратиться в суд.

— Если я прав, ничего не случится, — возразил Мартинес. — Если в этих семьях действительно есть нараянисты, они предпочтут промолчать.

Миши кивнула:

— Продолжайте.

Он сам пригласил Миши в свой кабинет, сославшись на деликатность вопроса, и она немало удивилась, увидев там Марсдена и Джукса. Мартинес попросил Перри принести кофе и приказал Марсдену записывать встречу на видео и вести протокол.

— Я считаю, что на корабле была или еще есть группа нараянистов, — говорил Мартинес. — Капитан Флетчер покровительствовал им. Каким-то образом правду или ее часть узнал Козинич, хотя он мог и не подозревать о причастности капитана. Это стало угрожать всем нараянистам, и один из них — Тук — убил его.

— Звучит логично, — отозвалась Миши.

— Это было умело спланированное убийство, и мы бы никогда ни о чем не догадались, если бы похожая смерть Флетчера не навела нас на подозрения.

Перри и Алихан внесли кофе и треугольное печенье, и пока они предлагали всем перекусить, Мартинес молчал. Он попробовал кофе и сразу почувствовал, как его обдало жаром. В голове крутились мысли, которыми так не терпелось поделиться, что он с трудом поблагодарил Перри за напиток. Наконец ординарцы ушли, и он смог продолжить:

— Мы знаем, что Тук был нараянистом, потому что он носил их знак. Думаю, когда Козинича убили, капитан Флетчер начал понимать, что оказался в затруднительном положении. Если старшина проговорится, он тоже окажется втянут в дело об убийстве офицера — и не просто офицера, а члена штаба командующей эскадрой. Он не мог предъявить Туку официальное обвинение, так как при публичном процессе может обнаружиться, что он сам нараянист. Поэтому он воспользовался своим служебным положением и казнил Тука во время инспекции.

Мартинес пожал плечами.

— А вот дальше пойдут исключительно догадки, — продолжил он. — Скорее всего, капитан Флетчер решил в порядке самозащиты избавиться от всех остальных нараянистов, но возможно, хотел убить только Тука. В любом случае, другие приверженцы культа решили, что Флетчер охотится и за ними, и нанесли удар первыми.

Миши выслушала его спокойно.

— Вы уже знаете, кто на корабле может верить в Нараянгуру?

Мартинес покачал головой.

— Нет, миледи. Я лишь знаю, что к ним не относятся оружейник Гулик и Третья ракетная батарея. В день своей смерти капитан Флетчер проводил осмотр их отделения и никого не казнил.

— Осталось еще три сотни подозреваемых.

— Я бы мог начать проверку с уроженцев Сандамы, родины капитана, и с клиентов Флетчера. С доктора Цзая, например.

— С Цзая? — поразилась Миши. — Но он же очень помог.

— Он с готовностью помог объяснить, откуда взялись его собственные отпечатки в кабинете капитана Флетчера.

— Но он лично доказал, что это именно убийство. Если бы был замешан, молчал бы.

Мартинес открыл рот, но тут же закрыл его, подумав: "Я же не сыщик из сериала".

— Ладно, Цзая пока не тронем, — сказал он.

Какое-то мгновение Миши смотрела ему прямо в глаза, а потом выдохнула и ее плечи опустились.

— Мы топчемся на месте. У вас любопытная теория, но даже если она верна, нам она не поможет.

Мартинес взял цепочки Флетчера и Тука в руку и поднял кулоны над столом.

— Мы уже обыскивали корабль, но тогда мы не знали, что искать. А теперь знаем. Мы ищем вот это. Осмотрим шкафчики и шеи экипажа.

— Милорд. — Мартинес и Миши повернулись, услышав злость в бесцветном голосе Марсдена. — Начните с меня, милорд. Я с Сандамы, и я был клиентом Флетчера. Очевидно, я вдвойне подозреваемый.

Мартинес посмотрел на секретаря, и ему стало не по себе. Марсден обижался за Флетчера и явно обиделся за команду. Обыск членов экипажа был оскорблением их достоинства, и Марсден принял это близко к сердцу. Он настаивал, что раз уж Мартинес намерен нанести такое оскорбление, пусть сделает это собственноручно и прямо сейчас.

— Хорошо, — ответил Мартинес, не видя другого выхода. — Пожалуйста, снимите мундир, расстегните рубашку и выньте всё из карманов.

Марсден так и сделал, жилка на его виске пульсировала от сдерживаемого гнева. Мартинес рассматривал содержимое карманов, а секретарь вертелся перед ним, подняв руки на уровень плеч и показывая, что ему нечего скрывать. Никаких предметов культа найдено не было.

Мартинес стиснул зубы. Он унизил еще одного человека — и опять напрасно.

Хуже того, он чувствовал, что унизил самого себя.

— Благодарю, Марсден, — сказал он. "Ну ты и скотина", — беззвучно добавил он.

Не говоря ни слова, секретарь повернулся к нему спиной и надел мундир. Застегнув его, вернулся на место, положил планшет на колени и взял стило.

— Прошлый обыск прошел слишком суетливо, — сказала Миши. — И занял очень много времени. В этот раз все будет организованнее.

Они еще посовещались по этому поводу, и Миши поднялась. Остальные встали и отсалютовали.

— Собираюсь пообедать, — сказала она Мартинесу. — А потом отправим экипаж по местам и начнем обыск с офицеров.

— Так точно, миледи.

Она посмотрела на капитана и Джукса, который всю встречу тянул кофе и отправлял в рот одно печенье за другим.

— Поешьте с этими двумя у себя. Не хочу, чтобы новости попали в унтер-офицерскую кают-компанию.

Мартинес сдержал вздох. Вряд ли Марсден будет приятным гостем.

— Слушаюсь, миледи.

Миши шагнула к двери, но остановилась. Сдвинув брови, она взглянула на Джукса.

— Мистер Джукс, а почему вы здесь?

Мартинес ответил за него:

— Он оказался в комнате, когда меня осенило.

Миши кивнула:

— Ясно. — И опять пошла к двери, но вновь задержалась, посмотрев на художника. — У вас крошки на груди, мистер Джукс.

Джукс моргнул.

— Да, миледи, — сказал он.

* * *
Сначала обыскивали каюты офицеров. Это делали Мартинес, Миши и три штабных лейтенанта. Личного досмотра избежал только лорд Филлипс, дежуривший в командной рубке.

— Мы ищем вот это, — сказал Мартинес, показав всем кулоны. — Это предметы культа, изображающие аяку. Их носят на шее, хотя подобные символы можно найти на кольцах, браслетах и других украшениях или ими можно декорировать посуду, рамы картин, да всё что угодно. Нельзя ничего упустить. Понимаете?

— Да, милорд, — ответили они. Казакова и Мерсенн были настроены решительно. Хусейн и Мокгатл выглядели не столь уверенно. Корбиньи казалась взволнованной. Все молчали.

— Приступим.

Лейтенанты, Мартинес, Миши и штабные вместе пошли проверять старшин и их помещения. Аяку так и не нашли — ни на украшениях, ни в других местах. После этого, получив новое подкрепление, отправились к другим унтер-офицерам.

Те уже стояли по стойке смирно в коридоре, в сторонке, и пытались сохранять невозмутимость. Леди Корбиньи замешкалась, когда начался обыск личных шкафчиков. Белые ровные зубки впились в нижнюю губу. Мартинес навис над ее плечом.

— Проблемы, лейтенант?

Она невольно дернулась, словно он вывел ее из глубокой задумчивости, и повернулась к капитану, широко распахнув карие глаза.

— Могу ли я поговорить с вами наедине, лорд капитан?

— Конечно. — Они вышли в коридор. — Слушаю вас.

Она все еще кусала губу. Перестала только для того, чтобы неуверенно сказать:

— Этот культ, который мы ищем, плохой?

Мартинес задумался.

— Я не специалист по части религий, хороших или плохих. Но я полагаю, что его приверженцы виноваты в смерти капитана Флетчера.

Корбиньи опять прикусила губу. Мартинеса почти трясло от нетерпения, но чутье подсказало, что лучше промолчать и дать Корбиньи столько времени, сколько понадобится.

— Я уже видела такой медальон, — выговорила она наконец.

— На ком? На ком-то из вашего отделения?

— Нет. — Она заглянула ему в глаза. — На офицере. На лорде Филлипсе.

"Филлипс? Не может быть", — это было первое, что пришло в голову Мартинесу. Он не мог вообразить, как маленький Палермо Филлипс бьет Флетчера головой об угол стола своими крохотными ручками.

Но потом он подумал: "Возможно, ему помогли".

— Вы уверены? — спросил Мартинес.

Корбиньи нервно кивнула.

— Да, милорд. Я его видела близко. Точно помню, как Филлипс выскочил из душа в день проверки, когда вы вызвали его. Он так торопился, надевая мундир, что цепочка с кулоном зацепилась за пуговицу. Я помогла распутать ее.

— Вот как, — сказал капитан. — Благодарю. Можете присоединиться к остальным.

Мартинес взял кадета Анкли, который был достаточно подготовлен, чтобы принять вахту, и Эспинозу, своего бывшего слугу, теперь переведенного в военную полицию, и направился в командную рубку.

— Лорд капитан в рубке, — отрапортовал лорд Филлипс, когда он вошел. Он уступил Мартинесу командирское кресло, если тот вдруг пожелает его занять.

Но капитан подошел прямо к самому Филлипсу, вытянувшемуся по стойке смирно, но все равно едва дотягивающемуся ему до подбородка.

— Милорд, вынужден попросить вас расстегнуть мундир.

— Милорд? — Филлипс уставился на него.

Неожиданно Мартинесу захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Грызло ощущение, что все это ошибка. Но он стоит здесь, добавив к своим служебным обязанностям еще и роль детектива, и уже никуда не деться, надо идти до конца, каким бы этот конец ни был.

— Расстегните мундир, лейтенант, — повторил он.

Филлипс задумчиво смотрел в сторону. Он медленно поднял руку и начал расстегивать серебряные пуговицы. Мартинес заметил нервно бьющийся на шее пульс, а когда лейтенант расстегнул воротник, увидел золотую цепочку.

В Мартинесе закипела ярость. Он схватил цепочку и грубо потянул, вытаскивая медальон. Красные и зеленые камни переливались на изображении аяки.

Мартинес опустил глаза на Филлипса. Цепочка впилась лейтенанту в шею, и он стоял на цыпочках. Мартинес отпустил кулон.

— Пройдемте, пожалуйста, за мной, лейтенант, — сказал он. — Ваша вахта закончена. — Он повернулся и обратился ко всем в рубке: — Анкли назначается дежурным офицером.

— Конец вахты, милорд, — повторил Филлипс. — Анкли — дежурный офицер.

Когда Анкли подошел, Мартинес прошептал ему на ухо:

— Не давайте покидать помещение. Никто не выйдет из рубки до обыска.

Анкли облизнул губы.

— Так точно, милорд.

По пути в корабельную тюрьму Мартинеса знобило от нехорошего предчувствия. Сзади молча следовал Филлипс, застегивая мундир; Эспиноза, держащий электрошокер наготове, замыкал строй.

Он вошел в помещение гауптвахты "Прославленного", и в нос ударила знакомая вонь. Все тюрьмы пахнут одинаково — грязными телами и дезинфекцией, скукой и отчаянием.

— Сдайте мундир, ремень, ботинки и лейтенантский ключ, — сказал Мартинес. — Выложите содержимое карманов на стол. — Он был офицером военной полиции на "Короне" и знал процедуру.

Филлипс со стуком положил то, что было в карманах, на стол из нержавейки. Потом снял с запястья привязанный лейтенантский ключ и вручил его Мартинесу.

А у того темной тучей засела мысль, что все происходящее лишь ужасная ошибка. Этот застенчивый, хрупкий Филлипс и конфеты украсть не сможет, не говоря уж о том, чтобы убить капитана.

Но он сам предположил, что смерти связаны с культом, а религиозные символы укажут на убийц. Это его затея. И жребий брошен.

— Ваши драгоценности, пожалуйста, — сказал Мартинес.

Филлипс с заметным усилием стянул кольцо академии, а потом расстегнул воротник и обеими руками взялся за цепочку. Он посмотрел на капитана.

— Могу я узнать, зачем всё это?

— Двое людей, носящие такие же медальоны, умерли.

Филлипс уставился на Мартинеса.

— Двое?

Зазвонил коммуникатор. Мартинес ответил и увидел, как на хамелеоновой ткани рукава появилось застывшее лицо Марсдена.

— Леди комэскадрой желает знать, где вы.

— Я на гауптвахте и сейчас доложу ей. Нашли что-нибудь?

— Ничего. Мы уже заканчиваем.

— Передайте леди Миши, что я сейчас вернусь.

Мартинес закончил разговор и посмотрел на все еще изумленного лейтенанта.

— Не понимаю, — проговорил Филлипс.

— Ваши драгоценности, лейтенант.

Филлипс снял с шеи цепочку и передал ее Мартинесу. Тот выдал пару мягких тюремных шлепанцев и отвел его в узкую камеру. Металлические стены были покрыты несколькими слоями зеленой краски, а сверху светила одинокая лампочка. Почти все пространство камеры занимало амортизационное ложе, служившее и кроватью, и туалетом, и раковиной.

Мартинес закрыл тяжелую дверь с глазком и приказал Эспинозе стоять на страже. Положив кулон в пустую коробочку для улик, он направился в помещения унтер-офицеров. Каюты уже обыскали и успели перейти к личному досмотру: женщины обыскивали женщин в столовой, а мужчины мужчин в коридоре.

Ничего не нашлось. Мартинес подошел к Миши и передал ей контейнер с медальоном. В ее глазах застыл немой вопрос.

— Лорд Филлипс, — пояснил Мартинес.

Сначала она удивилась, но потом в ее глазах блеснула жесткость.

— Жаль, что Флетчер не достал его первым, — сказала она.

Во время досмотра выражение лица Миши так и не поменялось, и Мартинес понял, что она напряженно думает, потому что обыск экипажа ничего не дал — не нашли ни предметов культа, ни орудий убийства, ни подозреваемых.

— Вызовите доктора Цзая на гауптвахту, — приказала Миши и посмотрела на Матинеса. — Пора допросить Филлипса.

— Не думаю, что он убил Флетчера, — ответил капитан.

— Я тоже, но он знает, кто сделал это. Он знаком с остальными нараянистами. — Ее зубы блеснули, словно в оскале. — Пусть лорд доктор даст ему сыворотку правды, чтобы вытянуть из него имена.

Мартинес подавил дрожь.

— Она не всегда действует, — сказал он. — Лишь понижает сопротивляемость и может дать непредсказуемый эффект. Филлипс будет бормотать случайные имена, и всё.

— Посмотрим, — ответила Миши. — Может, не на первом допросе, но если повторять их день за днем, правда всплывет. Она всегда в конце концов всплывает.

— Надеюсь на это.

— Пусть Корбиньи тоже придет. Я возьму ее с собой в тюрьму. Вы и… — она взглянула на Марсдена, — ваш секретарь можете вернуться к своим обязанностям.

Мартинес был потрясен.

— Я… — начал он. — Филлипс мой офицер и… Я хочу видеть, как вы используете препараты, которые вытащат из него все секреты и лишат достоинства. Он оказался там из-за меня.

— Теперь он не ваш офицер, — отрезала Миши. — Он ходячий мертвец. Честно говоря, не думаю, что он захочет видеть вас там. — Она посмотрела на Мартинеса и уже несколько мягче добавила: — Вы должны управлять кораблем, капитан.

— Слушаюсь, миледи. — Мартинес отсалютовал.

Они с Марсденом провели остаток дня в привычной круговерти мелких обязанностей. Марсден казался молчаливым и враждебным, а мысли Марстинеса блуждали, не давая сосредоточиться на делах.

Он поужинал в одиночестве, выпил полбутылки вина и отправился искать доктора.

* * *
По пути к лазарету Мартинес столкнулся с выходящей оттуда леди Джульеттой Корбиньи. Она была бледна, а огромные глаза казались еще больше.

— Простите, лорд капитан, — сказала она и почти бегом поспешила прочь. Мартинес проводил ее взглядом и вошел в лазарет. Доктор Цзай развалился за столом и, подперев подбородок кулаком, созерцал полупустую мензурку с прозрачной жидкостью. Его дыхание отдавало резким запахом хлебного спирта.

— Боюсь, лейтенанту Корбиньи нездоровится, — сказал Цзай. — Дал ей кое-что для успокоения желудка. Ее вырвало на пол посреди допроса. — Он поднял мензурку и мрачно посмотрел на жидкость. — Кажется, она не создана для работы в полиции.

В Мартинесе закипела дикая, но бессильная ярость.

— Что удалось узнать? — спросил он.

— Практически ничего, — ответил Цзай. — Филлипс сказал, что не убивал капитана и не знает, кто это сделал. В принадлежности к культу тоже не признался. Кулон с аякой был подарен ему в детстве старой нянюшкой, что, кстати, подтвердить уже нельзя — няня умерла. Еще сказал, что понятия не имел о значении аяки, просто думал, что это красивое дерево, популярное среди садоводов.

Цзай опять рухнул на стол, отпив из мензурки.

— Когда сыворотка подействовала, он продолжал твердить то же самое, пока не начал подводить мозг. Тогда он запел. Гарсиа, комэскадрой и Корбиньи, пока не блевала, пытались вернуть его к теме смерти капитана, а он всё пел одно и то же. А может, разное. Трудно сказать.

— А что он пел?

— Не знаю. На каком-то древнем языке, мы не поняли на каком, но все услышали слово "Нараянгуру", значит, это было что-то ритуальное. Вот займутся им следователи, разберутся, что это за язык, и тогда лорду Филлипсу несдобровать. А если Следственный комитет на этой неделе свяжется с Легионом и передаст ему дело, то полклана лорда Филлипса тоже будут арестованы и им придет конец, потому что у Легиона гораздо больше средств убеждения, чем у нас, и врачи у них гораздо хуже меня — они гордятся, что у них признаются абсолютно все. — Он взглянул сначала на мензурку, а потом на Мартинеса.

— Извините, капитан. Я плохой доктор и плохой хозяин. Разделите со мной напиток утешения?

— Нет, спасибо, я уже достаточно выпил. И у вас будет жутчайшее похмелье.

Доктор устало улыбнулся.

— Не будет. Глотну то, глотну сё, и очнусь новым человеком. — Он погрустнел. — А потом комэскадрой опять превратит меня в плохого доктора, заставив вкалывать препараты в сонную артерию беззащитного бедняги, по-моему, пальцем никого не тронувшего, но мое мнение никого не интересует, он всё равно умрет… и кто ж меня за язык тянул, когда зашла речь о ранах капитана. — Он добавил спирта в мензурку. — Я-то думал, буду отличным детективом, выискивая улики, как в полицейских сериалах, а вместо этого вляпался во что-то грязное, мерзкое и низкое, и честно говоря, хочется, чтобы вырвало и меня, а не только Корбиньи.

— Продолжайте пить, и вас вырвет, — сказал Мартинес.

— Стараюсь, — ответил Цзай, подняв стакан. — До дна.

Мартинес почувствовал горький привкус поражения. Он вышел из лазарета, поклявшись, что когда его в очередной раз осенит, он будет молчать.

* * *
Вызов от Гарсиа заставил Мартинеса подскочить на кровати и броситься на гауптвахту, на ходу застегивая мундир, надетый прямо на пижаму.

— Его всю ночь охраняли, лорд капитан, — быстро доложил Гарсиа, как только Мартинес вошел. — К нему никто не мог приблизиться.

Мартинес заглянул в камеру лорда Филлипса и тут же пожалел об этом.

Ночью Филлипс порвал подкладку амортизационного ложа, служившего ему постелью, вытащил поролоновый наполнитель, и пихал его себе в рот, пока не задохнулся.

Задохнулся и умер. Филлипс почти вывалился из ложа, изо рта торчал поролон, лицо почернело. Глаза остались широко открыты, словно он смотрел на лампочку в клетке. Кусочки поролона летали в воздухе, как пыль.

Доктор Цзай склонился над ним. Глаза покраснели, а руки дрожали, когда он проводил поверхностный осмотр.

— Он знал, что расколется, — заявила пришедшая Миши. — Рано или поздно он бы проговорился. Поэтому решил умереть, выгораживая друзей. — Она покачала головой. — Не думала, что у него хватит смелости для этого.

Мартинес обернулся, но гневные слова застыли на языке.

— Мы опять топчемся на месте! — закричала Миши и ударила кулаком о железную дверь.

Этим же утром Мартинес придирчиво и дотошно проверял Первую ракетную батарею и склады, но даже после ему не стало лучше.

Глава 21

Коммуникатор лорда Чена пронзительно зазвенел.

— Глупи, извини. — Он поставил коктейль и полез в карман пиджака.

Звонок застал его на террасе у моря, в доме своего друга лорда Стэнли Лу, еще в школе прозванного Глупи. На сцене, словно созданной кружевницей, весело играл крейский оркестр. Бриз приносил освежающий запах соли и йода; рокот волн, бьющихся о скалы, иногда заглушал музыку. Красное небо Антопона придавало морю зловещий оттенок.

— Чен, — сказал он, отвечая на звонок.

— Милорд, лорд Торк срочно вызывает вас на борт "Галактики".

Лорд Чен узнал тщательное произношение лорда депутата Монди, одного из членов Совета правления Флота. Этот торминел всегда следил за тем, чтобы не шепелявить из-за своих клыков.

— Но встреча же должна состояться через три дня, — ответил Чен. Он потянулся свободной рукой за коктейлем и поднес его к губам.

— Милорд, вы можете говорить? — спросил Монди.

По спине Чена пробежал холодок. Он поставил стакан и отошел в сторону от собравшихся на террасе.

— Да, полагаю. Рядом никого нет.

После небольшой паузы Монди продолжил:

— Наксиды уходят с Заншаа. Похоже, они с большим ускорением летят к Зарафану.

Лорд Чен знал, что от Зарафана прямой путь до Ларедо, новой резиденции Парламента.

Туда же в любой момент прилетит его дочь.

— Да, понял, — сказал он. — Буду, как только смогу.

Под рокот прибоя Чен убрал коммуникатор и вернулся к гостям.

— Планы изменились, Глупи. Не знаешь, кто подбросит меня к орбитальному лифту?

* * *
— Боевая тревога! Объявляется боевая тревога! Это не учения!

По панике, звучащей в усиленном динамиками голосе кадета Цина, Мартинес сразу понял, что тревога не учебная. Сообщение не успели повторить, а капитан, перемахнув через стол, стрелой летел к командной рубке, оставив растерянного Марсдена в кабинете.

Отключение гравитации настигло его посреди трапа. Двигатели умолкли, не стало слышно ни звука, лишь сердце громче, чем сирена, стучало в груди. Притяжение исчезло, но осталась инерция, и он сильно ударился коленями и локтями о ступеньки. Несмотря на смягчающее покрытие, было очень больно. Как огромный резиновый мяч, он отскочил от лестницы, но ухитрился остановить полет, схватившись за перила.

Его ноги тянуло в сторону коридора, и это означало, что "Прославленный" меняет курс. Надо было подняться по лестнице и попасть в рубку, прежде чем двигатели заработают опять. Он напряг руку, чтобы подтянуть себя назад к крутой лестнице, оттолкнуться и выпрыгнуть на следующую палубу.

Не вышло. Двигатели неожиданно включились, вернулось притяжение. Рука не смогла выдержать вес тела и подвернулась. Он врезался плечом в перила. И рухнул навзничь на ступени. Их края впились ему в спину.

Мартинес попытался встать, но тут начала расти гравитация… 2 g. 3 g… Боль пронзила запястье, когда он схватил поручень. Ступени ножами впивались в тело. 4 g… Он судорожно ловил воздух ртом. И понял, что ему не сдвинуться с места.

Понял и остальное. Он лежал на твердой поверхности. А таблеток, позволяющих переносить сильные перегрузки, давно не принимал. Он может умереть прямо тут — ступени порежут его на ломтики, как сыр.

По-крабьи перебирая конечностями, Мартинес спускался вниз. Каждая ступенька отзывалась болью в спине и затылке. Но когда задом он ударился о палубу, легче не стало: ступени всё еще врезались в спину… 5g… В глазах потемнело.

Дернувшись, Мартинес съехал чуть ниже. Стукнувшись головой, почувствовал, будто внутри взорвалась бомба, но сильнее сжал челюсти, чтобы улучшить приток крови к мозгу, и… соскользнул дальше.

"В точности кошмар Чандры", — понял он. По релятивистским траекториям запущены ракеты, и ему надо в рубку. Будет очень глупо, если он умрет здесь, испарившись при взрыве или сломав шею о ребро ступени.

Он шлепнулся на ступеньку ниже. Теперь на лестнице оставалась только голова, повернутая под углом, пережимающим трахею и давящим на позвоночник… 6 g… Он уже ничего не видел. Даже дышать стало сложно. Без таблеток терранцы обычно теряют сознание при 6,5 g. Надо срочно сползти на палубу, или вес его собственной головы переломит шею.

Из последних сил капитан пробовал перекатиться и бился ладонями и пятками по плитке, сражаясь со своим весом, пригвоздившим его к полу, как серебряная булавка прикалывает насекомое к пробковой подкладке. Перед глазами всё плыло. Каждый вздох давался с трудом. Напрягая мускулы, он набрал воздух в легкие.

Голова со стуком упала с лестницы на палубу. Несмотря на боль и вспышки, озаряющие темноту перед глазами, он ликовал.

Гравитация росла. Мартинес попытался не потерять сознание.

Но отключился.

* * *
Когда Мартинес очнулся, перед ним было окно, а за окном — сельский пейзаж. Две дамы в полупрозрачных платьях смотрели на практически нагого мужчину, зависшего в пронзительно голубом небе. Чуть выше кружил гордый орел, а на траве, у ног женщин, сидела пара животных, собака и кто-то мелкий и пушистый с длинными ушами, тоже с любопытством глядящая на парящего человека.

Мартинес вдруг понял, что в небе мужчина не один. Он сам тоже парит.

Сердце грохотало в груди как сломанный паровой двигатель. Голову и тело пронзала острая боль. Он моргнул и вытер пот, заливающий глаза.

Мужчина плыл в воздухе, невозмутимый и невероятно безмятежный, как будто ничего не происходит.

Только потом до Мартинеса дошло, что он смотрит на настенную роспись, один из тромплеев, оптических иллюзий, которыми Монтемар Джукс украсил коридор.

Двигатели опять отключались. И ничего не весящего Мартинеса незаметно подняло с палубы к этой фреске.

Капитан вздрогнул и начал отчаянно озираться. Расстояние до трапа, ведущего к рубке, было примерно два его роста. Насколько он понял, авария, бой, или что там еще произошло, не закончились.

Он взмахнул руками, разворачиваясь в нужную сторону, и оттолкнулся ногой от парящего человека. Правое запястье по-прежнему болело, но он направил себя с помощью рук, и инерция понесла его по коридору к трапу.

Он коснулся ступеней ногами, сгруппировался и оттолкнулся опять, в этот раз в сторону выхода на следующую палубу.

Оттуда было недалеко и до тяжелой двери в рубку. Она была бронированной на случай взрыва или радиации и запиралась при первых звуках тревоги. Мартинес парил перед ней, держась левой рукой за скобу на косяке, а правой тыкал в панель коммуникатора.

— Это капитан! — сказал он. — Откройте!

— Ждите, — послышался голос Мерсенна.

Ждать? Мартинес возмутился. Что там четвертый лейтенант себе вообразил — что разговаривает с сопливым кадетом?!

— Впустите меня в рубку! — рявкнул Мартинес.

— Подождите. — Эта возмутительная реплика оказалась брошена таким равнодушным тоном, будто у Мерсенна были дела поважнее, чем исполнение приказов капитана.

Ну, может, и были. Вероятно, критическое положение поглотило всё его внимание.

Но разве долго разблокировать эту хренову дверь?

Мартинес ждал, скрипя зубами и вцепившись мертвой хваткой в скобу. Со стороны трапа появился лейтенант Хусейн и присоединился к нему. Из носа лейтенанта выплывали шарики крови, иногда задерживаясь на его усиках, а губа была разбита.

Обязательного звукового предупреждения при усилении гравитации или ее исчезновении так и не прозвучало. Наверное, было не до того. Мартинес подумал, сколько ран приходится обрабатывать доктору Цзаю.

Через минуту дверь зашипела и открылась. Капитан оттолкнулся от скобы и проплыл к командирскому месту.

— Командование принял! — крикнул он.

— Капитан Мартинес командование принял! — подтвердил Мерсенн. С явным облегчением. Он уже направлялся к своему обычному посту у пульта управления двигателями.

Подплывая к амортизационному ложу, Мартинес огляделся. Вахтенные уставились в экраны, словно из тех сейчас полезет когтистое нечто.

— Ракетная атака, милорд, — сказал Мерсенн, как только капитан добрался до места. Клетка качалась в такт движениям Мартинеса, когда он, сгруппировавшись, влезал туда.

— По меньшей мере тридцать ракет. Извините, что не впускал вас, но не хотелось разблокировать дверь, пока не разделаемся с ними. Боялся облучить всю команду,если рванет где-то поблизости.

Скрепя сердце Мартинес признал его правоту.

— Потери есть?

— Нет, милорд. — Мерсенн отплыл к ложу рядом с мичманом, исполнявшим его обязанности во время тревоги, закрыл себя сетью и включил дисплеи. — Мы дали максимальное ускорение, как только заметили ракеты, но на восьми g что-то случилось с двигателями.

Мартинес как раз пристегивал себя сеткой к ложу.

— С двигателями? — спросил он, замерев.

— С первым. Автоматическая система безопасности тут же застопорила и остальные два, прежде чем я перешел на ручное управление. Постараюсь запустить второй и третий снова, а потом выясню, что произошло с первым.

Итак, с невесомостью прояснилось. Отказали двигатели, возможно, сами по себе, прямо посреди боя.

Он выдвинул экраны, закрепил их и начал разбираться, в чем дело.

Наксиды не атаковали их в Оссере, в отличие от учений Чандры. Они дождались эскадру в системе Архан-Дохг, где на Архане, влажной и жаркой планете, жило полмиллиарда теплолюбивых наксидов, а на Дохге, покрытом ледниками, больше миллиарда мохнатых торминелов.

В Оссере эскадра Чен не сделала ни выстрела, да и в Архан-Дохге кораблей пока не наблюдалось. Наксиды знали об их прибытии и заранее убрали все звездолеты с пути.

Но даже не уничтожая ничего, эскадра наносила огромный ущерб экономике мятежников. Сотни кораблей, скрываясь от лоялистов, перестали доставлять грузы. Что-то всё же перевозилось по непрямым маршрутам, но склады оказались забиты товарами, ожидающими отправки, а многочисленные заводы и фабрики простаивали из-за нехватки сырья.

Наксиды попытались напасть на эскадру через два дня после входа в систему Архан-Дохг. Неожиданно заработали вражеские поисковые лазеры. Мерсенн объявил боевую тревогу и приказал "Прославленному" как можно быстрее отделиться от остальных кораблей. Пока они меняли траекторию, на экранах сенсоров появились короткие вспышки, показывающие, что ракеты противника производят финальную корректировку курса.

Большинство из них нацелились на ракеты-приманки, летящие перед эскадрой, но несколько всё же направились на корабли и были уничтожены противоракетными орудиями. К этому времени на "Прославленном" засбоил первый двигатель, корабль лег в дрейф, а покрытый синяками капитан плавал без сознания в коридоре.

Битва при Архан-Дохге, с объявления тревоги до уничтожения последней вражеской ракеты, длилась менее трех минут.

— В противоракетной обороне оказалась одна брешь, — отрапортовал Хусейн из оружейной. — Третье антипротонное орудие вышло из строя после единственного выстрела.

— Прямо как на Харзапиде, — пробормотал Мерсенн.

— Сколько у нас приманок в пусковых? — спросил Мартинес Хусейна.

— Три, милорд.

— Немедленно запустите их. Они должны лететь перед эскадрой на случай повторной атаки наксидов.

Возможность повторной атаки не обрадовала экипаж.

— Приманки запущены, милорд. Установки пусты. Химические двигатели отнесли ракеты на безопасное расстояние.

— Зарядите установки еще одной партией приманок, — добавил Мартинес.

Команда в полном составе влетела в рубку и спокойно заняла свои места. Прибыл Алихан, волоча за собой на ремне скафандр Мартинеса. Капитан приказал ему отправиться в оружейный отсек, повесив скафандр в шкафчик, потому что сейчас было не до переодеваний.

— Я начал обратный отсчет до запуска второго и третьего двигателей, — доложил Мерсенн. — У нас пять минут и двадцать одна секунда.

— Продолжайте.

— Милорд, включились двигатели приманок, — сказал Хусейн. — Там все в порядке.

— Милорд, "Судья Арслан" спрашивает, все ли у нас нормально, — сказал связист Ро.

— Передайте, что преждевременно отключился двигатель, — ответил Мартинес. — И скажите, что скоро всё будет в порядке.

— Так точно, лорд капитан. И да, комэскадрой Чен желает поговорить с вами.

— Соедините.

— Так точно, милорд.

Мартинес не стал надевать подшлемник с наушниками, виртуальным проектором и медицинскими сенсорами, поэтому голос Миши раздался из динамика на тактическом дисплее и все в рубке слышали его:

— Капитан Мартинес, что, черт возьми, случилось?

Мартинес доложил в нескольких словах. Миши внимательно выслушала.

— Отлично, — сказала она. — Прикажу остальным кораблям занять вокруг нас оборонительную позицию, пока не восстановим ход.

Мартинес кивнул.

— Могу ли я рекомендовать дополнительный запуск приманок?

— Лейтенант Прасад уже позаботилась об этом. — Миши, склонив голову, посмотрела на экран: — Капитан, вид у вас, словно вы попали под стадо бизонов.

— Ускорение размазало меня по лестнице.

— Вы точно в норме? Или стоит вызвать доктора Цзая в рубку?

— Думаю, у него и так забот хватает.

Комэскадрой согласилась с ним.

— Найдите, откуда пришел луч поискового лазера, и разнесите всё к едрене матери.

— Так точно, миледи.

— И уничтожьте пространственно-временные станции. Не хватало, чтобы противник обнаружил нас через них.

"Это дикость". Так говорила Миши, когда впервые встал вопрос об уничтожении станций. Иногда, если было необходимо сохранить передвижение эскадры в тайне, они делали это, но по большей части станции оставались невредимы.

Мартинес понял, что настал решающий момент. Ничто так легко не стирает все колебания, как угроза жизни.

На экране загорелся оранжевый значок конца связи.

— Наблюдатели, мы все еще под лучом поискового лазера? — спросил Мартинес.

— Нет, милорд, — ответил Пэн. — Лазеры отключились, когда взорвалась последняя ракета, а так как перемещение информации ограничено скоростью света, наксиды пока не знают, что здесь произошло. А значит, им заранее сообщили, когда подсвечивать и когда прекратить.

— Смогли запеленговать?

— Надо взять данные с других кораблей и произвести триангуляцию.

— Выполняйте. — Мартинес обратился к Хусейну: — Оружейник, цель — Тоннельные станции Один, Два и Три. Уничтожьте их. Один выстрел на каждую. Не ждите моего приказа, просто стреляйте.

— Так точно, лорд капитан.

На миг позволив себе всплыть и удерживаясь с помощью защитной сетки, Мартинес обдумал свой приказ. Настоящая дикость. Станции не только поддерживали связь между мирами, но и стабилизировали положение тоннелей, уравновешивая массы при перемещении в обе стороны. Товарооборот замедлится до скорости улитки, если тоннели станут опасны из-за нарушения баланса.

Они только что успешно заблокировали Архан-Дохг. Чтобы восстановить прежнее положение, придется строить новые станции и оснащать компенсаторными установками для переброски огромных астероидных глыб, без чего невозможно поддержание равновесия в тоннелях. Война может длиться еще очень долго, и только после нее в Архан-Дохг вновь начнут прибывать торговые суда.

— Одна минута до включения двигателей, милорд, — предупредил Мерсенн.

— Отложите на десять секунд. — Мартинес поколебался и добавил: — Сможем ли мы благополучно продолжать полет на двух двигателях?

— Да, милорд, — уверенно ответил Мерсенн.

— Ракеты запущены и разгоняются на химических двигателях, — доложил Хусейн. — Установки свободны.

— Ро, соедините меня с комэскадрой.

— Слушаюсь, милорд.

На экране Мартинеса появилась Ида Ли.

— Вы что-то хотите передать леди Миши?

— Только то, что менее чем через минуту включатся два двигателя. Будут указания от леди командующей?

— Подождите.

Экран померк, а потом на нем появилась Чандра Прасад.

— Посылаю координаты курса вашему пилоту. Ускорение 0,1 g, пока не убедимся, что двигатели в порядке.

— Понял. Мерсенн, дайте сигнал об ускорении.

Все напряженно ждали завершения обратного отсчета, за которым последовали удаленный гул и легкий толчок: камеры ускорителей медленно вращались, приходя в стартовое положение. Компьютеры отрегулировали осевую тягу двух двигателей, скомпенсировав отсутствие третьего. Ускорение постепенно нарастало, пока не достигло 1 g.

— Работа двигателей в норме, — сказал Мерсенн.

— Отлично.

— Милорд, — сказал Пэн. — Мы проследили сигнал поискового лазера. Третья станция Архана.

На Архане, планете с относительно маленьким населением, отсутствовало полноценное кольцо ускорителя, но было три геостационарные станции, соединенные с экватором системой подъемников. Первую станцию, как золотое обрамление бриллианта, окружало небольшое кольцо.

— Хусейн, уничтожьте Третью станцию, — приказал Мартинес.

Капитан подумал, что наксиды должны пенять на себя. Их предупреждали, что при малейшем неповиновении их уничтожат. И неважно, будет ли это корабль, станция или кольцо.

По крайней мере, сейчас не Бай-до. И не надо ронять целый ускоритель, весящий миллиарды тонн, в атмосферу населенной планеты.

Была надежда, что наксиды эвакуировали тысячи обитателей станции, прежде чем подставить их под удар. Но Мартинес сомневался. Насколько он мог судить, наксиды никогда не полагались на запасной вариант и, если что-то шло не так, лишь упорнее продолжали следовать основному.

— Милорд, сообщение от такелажника Джукса, — сказал Ро.

— Да? — Мартинес понятия не имел, что может понадобиться художнику.

— Он просит разрешения зайти в ваши апартаменты, чтобы проверить, в порядке ли картины.

Мартинес подавил улыбку. Все произведения искусства были в автоматизированных рамах, предохраняющих от перегрузок, но тем не менее желание Джукса защитить картину, стоившую восемьдесят тысяч зенитов, показывало его приоритеты.

— Разрешаю, — сказал он.

— Милорд, — начал Мерсенн после запуска ракеты, — мы выяснили причину неполадки в двигателе.

— Докладывайте.

— Ей стал насос высокого давления из Первой системы охлаждения. Он сломался, а это послужило толчком для целого каскада неполадок, приведших к полной остановке двигателя.

— Сломался? — переспросил Мартинес. — Как сломался?

— Отсюда сложно судить. Но по какой-то причине он не сработал, предохранительный клапан не открылся — и двигатель заклинило. Компьютер не был на сто процентов уверен, что корабль сможет поддерживать ускорение в 8 g с помощью двух двигателей, поэтому он застопорил их.

— Ясно. Благодарю, Мерсенн.

Это надо было обдумать.

Как только боевая тревога закончится, он сразу пойдет в машинное отделение и выяснит, что произошло.

* * *
— Подгонка данных, — сказал Мартинес с холодной яростью. — Вы вносили в журналы ложные записи, скрывая, что плановый ремонт не производился, и в результате подвергли корабль опасности.

Старший такелажник Франсис тупо смотрела на стену за спиной Мартинеса и молчала.

— Разве я не достаточно ясно вас предупреждал? Нельзя было догадаться, что случится, если я поймаю вас на этом?

Гнев бурлил в Мартинесе, отдаваясь мучительной болью в голове и запястье. Впервые за свою карьеру он понял, как офицер может пойти на крайние меры и достать изогнутый клинок из ножен, чтобы полоснуть им по горлу подчиненного.

Улики против Франсис нашлись сразу. Она и ее такелажники частично разобрали огромный блестящий турбонасос, перекачивающий охладитель из теплообменника в Первый двигатель. Пустые металлические стены камеры пахли хладагентом, ботинки и манжеты Мартинеса тоже пропитались им. В насосе разорвало требующую тонкой настройки турбину, и осколки перекрыли аварийный клапан, который останавливал поток охладителя в случае поломки. Первый клапан заело, а второй, запасной, не открылся. И автоматика отключила двигатель.

Было сложно представить, почему со столь важным оборудованием случилась такая авария. Насос и все другие ключевые механизмы намеренно создавали с расчетом на больший срок износа, чем предусматривали инструкции. Насос мог выйти из строя только в одном случае — при нарушении правил эксплуатации.

Но это было лишь теорией. Настоящим гвоздем в крышку гроба старшего такелажника стал серийный номер насоса, не совпавший с записью в журнале 77–12. Как понял Мартинес, номер в журнале оказался чистой выдумкой.

— Что ж… такелажник второго класса Франсис, полагаю, что пора вашей команде заменить насос, — сказал капитан.

Услышав о своем понижении, Франсис сверкнула глазами и сжала челюсти так, что заиграли желваки.

Мартинес посмотрел на Марсдена, аккуратно вставшего на темную пластиковую решетку, чтобы не намочить туфли хладагентом.

— Кто теперь старший такелажник? — спросил Мартинес.

— Первый такелажник Рао. — Секретарю даже не понадобилось заглядывать в планшет.

Капитан посмотрел на Франсис.

— Попрошу нового главу отделения проверить все записи в журнале 77–12. Мы же больше не хотим загадочных поломок?

Франсис ничего не ответила. Из-за влажности ее кожа блестела, и капельки стекали по крыльям носа.

— Можете оспорить свое понижение в звании, — сказал Мартинес. — Но на вашем месте я бы и не пытался. Если о случившемся узнает командующая эскадрой Чен, она, вероятно, прикажет вас задушить.

Мартинес вышел, прошлепав по лужам хладагента. Каждый шаг отдавался болью в голове и запястье. Марсден, не забывая смотреть под ноги, следовал за ним.

* * *
Следующей была ракетная батарея, где Гулик и Хусейн уже осматривали внутренности давшего сбой антипротонного орудия. Механизм вынули из турели, и теперь полным ходом шел осмотр деталей, разложенных на палубе на защитном чехле.

Когда капитан вошел, Гулик вскочил и вытянулся по струнке. Под мышками расплылись темные круги, а со лба градом лил пот. Мартинес не видел его таким напряженным со времени последнего обхода Флетчера, когда тот медленно вышагивал перед оружейником и его подразделением с кинжалом, позвякивающим на цепочке.

Интересно, знает ли Гулик, что произошло с Франсис. У унтер-офицеров существовала собственная, неофициальная система связи, и Мартинес уважал ее за эффективность, но все равно верилось с трудом, что она может сработать так быстро. Наверное, Гулик всегда нервничает в присутствии старших по званию.

Или у него нечистая совесть.

Мартинес открыл на нарукавном дисплее журнал 77–12 и спокойно сверил серийные номера. Они совпадали, Гулик не подгонял данных.

— Выяснили причину? — спросил Мартинес.

— Электронный инжектор вышел из строя, милорд, — отрапортовал Гулик. — Обычная неполадка, особенно у этой модели.

Антипротоны переносились лучом электронов, не дающим им рассеиваться до момента попадания в цель, поэтому электронный инжектор был самой важной частью системы.

— Я продолжу осмотр, но по всей видимости дело в техническом допуске. Это слишком точная аппаратура, а в турели она подвергается воздействию экстремальных температур, космической радиации и всего такого. Обычно турели убраны, но сейчас они постоянно находятся в боевой готовности с полностью заряженной лазерной защитой. Критические настройки могут легко дать сбой.

Мартинес вспомнил слова, произнесенные кем-то в рубке, и повторил их:

— То же самое случилось при Харзапиде?

Гулик вздрогнул. За него твердым голосом ответил Хусейн:

— Определенно нет, милорд.

Мартинес чувствовал, что упускает что-то важное, но не мог сообразить что.

— Так что было в тот раз? — спросил он.

И Хусейн, и Гулик промолчали, задумавшись о прошлом, и эти воспоминания им были явно не по душе.

— Было плохо, милорд, — проговорил Хусейн. — Наксидов оказалось в пять раз больше, и они пытались заставить нас сдаться. Они заняли штаб кольца и приказали нам не оказывать сопротивления. Командующий Флотом Кринган организовал штурм штаба, отдав приказ оставшимся верными ему подразделениям приготовить антипротонные орудия для ближнего боя.

Никто из нас никогда не держал запас антипротонов в орудиях, пока корабль был в доке, — сами знаете, какие они чувствительные. Поэтому лейтенанта Козинича с помощниками отправили за баллонами. Но когда он их привез и орудия привели в готовность, выяснилось, что баллоны пусты.

Мартинес пораженно посмотрел на Хусейна.

— Пусты?

— Наверное, наксиды проникли на наш склад и подменили баллоны. Комэскадрой послала Козинича за антипротонами на "Властелина", стоявшего рядом, но завязался бой. Переходной шлюз подорвали, Козинича ранили. — Хусейн зло поджал губы под усами. — За несколько минут ближнего боя от Четвертого флота остались одни ошметки. Все корабли наксидов погибли, но и лоялисты понесли огромные потери, некоторые корабли было уже не восстановить. Умерли тысячи. Но наксиды в нас не стреляли! Они знали, что "Прославленный" беспомощен.

Голос Хусейна сорвался при этом воспоминании. Мартинес явственно представил, что творилось в штабе: Флетчер приказывает стрелять, а стрелять нечем, офицер-оружейник, то есть сам Хусейн, в ярости бьет кулаком по пульту. Козинич с готовыми на любой риск подручными мчится по переходному шлюзу, толкая тележки с антипротонными баллонами. И долгая беспомощная тишина, ведь битва уже началась и экипаж ждет, что вот-вот раздастся залп и разорвет всех на части, а потом они с ужасом осознают всю глубину презрения, с которым к ним относятся наксиды, великолепно знающие, что "Прославленный" бесполезен, и не утруждающие себя даже выстрелом в его сторону.

"Абсолютно беспомощны, — думал Мартинес. — Наверное, это так же унизительно и жутко, как чувствовать себя капитаном, пригвожденным к лестнице перегрузками, пока корабль сражается за жизнь — без него".

— Капитан Флетчер приказал улетать с кольца, — продолжил Хусейн, — и маневрировать как при атаке. Мы надеялись перевести огонь на себя, но наксиды не обратили на нас внимания. Мы стреляли по ним из лазерных пушек, но лазер ничто по сравнению с антиматерией и… — Он снова поморщился. — Они так и не напали на нас. Мы наблюдали за сражением со стороны. Капитан Флетчер был в ярости, никогда его таким не видел, никогда не замечал, что он способен проявлять эмоции.

— А где была командующая эскадрой Чен?

— На планете, милорд. На званом ужине.

Вряд ли происшедшее с "Прославленным" понравилось Миши.

— Мы даже обрадовались стычке с наксидами при Протипане, милорд, — сказал Хусейн. — Наконец-то мы с ними поквитались.

— Да, — ответил Мартинес. — "Прославленный" хорошо показал себя в этом бою. Вы все себя проявили.

Он перевел взгляд с Хусейна на все еще застывшего Гулика. Пот струился по лицу старшины, а глаза словно всматривались во что-то жуткое.

"Неудивительно, что они молчали о таком", — подумал Мартинес. Он-то полагал, что "Прославленный" участвовал в этом тяжелом, но победоносном бою бок о бок с другими лоялистами Четвертого флота и вышел из него целым и невредимым. А на деле крейсер просто остался в стороне и под огонь попала только небольшая команда Козинича, застигнутая вне корабля.

— Ясно, — тихо сказал капитан. — Попробуем провести серию пробных выстрелов и проверок, чтобы убедиться, что противоракетная оборона больше не подведет.

— Так точно, милорд.

— Продолжайте.

Он шагал к выходу, чувствуя, как широко раскрытые глаза Гулика буравят ему спину. Интересно, на что же он так смотрит.

Мартинес прошел в лазарет и выслушал доклад доктора Цзая о том, что туда поступили двадцать два члена экипажа с переломами и еще двадцать шесть с вывихами и ушибами, все повреждения были получены во время неожиданных перегрузок. Отключение Первого двигателя, возможно, уберегло многих и даже спасло их жизни.

Цзай осмотрел затылок капитана и прописал обезболивающие и миорелаксант перед сном. Потом просканировал запястье, обнаружив мелкую трещину в основании ладони. Он наложил повязку и сделал заживляющий укол, снабдив Мартинеса еще несколькими шприцами с препаратом.

— Три инъекции в день до полного выздоровления. Зарастет примерно через неделю, — сказал он.

Мартинес прошел по лазарету, поговорив с пострадавшими, а затем вернулся в свой кабинет, где его ожидал Джукс, радостно отрапортовавший, что произведения искусства не пострадали. Капитан отпустил Джукса, написал приказ о понижении Франсис в звании, добавил пару отрицательных абзацев в ее личное дело и поужинал.

Он не ложился, до тех пор пока не заработал Первый двигатель, к тому же убедился, что новый турбонасос соответствует всем техническим характеристикам, и только после этого попросил Алихана принести вечерний шоколад.

— Что теперь слышно, Алихан?

Ординарец осуждающе посмотрел на ботинки Мартинеса, испачканные в хладагенте и грязи из теплообменника.

— Франсис в бешенстве, — ответил он. — Собиралась после войны в отставку, и теперь ей существенно срежут пенсию.

Мартинес поднес чашку к носу и вдохнул насыщенный сладкий аромат.

— Значит, ищет сочувствия?

Алихан чинно приосанился и бросил грязную обувь в пакет.

— В жопу ее, — произнес он. — Корабль едва не погиб. Вы могли бы ей глотку перерезать и, может, зря не перерезали. Правда, ударили по больному месту. Она помешана на деньгах.

— Понятно. — Мартинес сдержал улыбку. — Спасибо, Алихан.

Проглотив таблетку, капитан нырнул в кровать и, глядя на женщину, ребенка и кошку, прихлебывал шоколад.

С каждым днем "Прославленный" становился ближе и уже принадлежал ему, а не Флетчеру, унтер-офицерам или Четвертому флоту. Сегодня он шагнул особенно далеко.

"Через пару месяцев, — довольно размышлял Мартинес, — корабль станет мне родным домом".

* * *
Эскадра Чен ускорилась, облетая солнце Архан-Дохга, и направилась к Третьему тоннелю, вход в который все еще можно было просчитать по радиоактивной пыли на месте уничтоженной станции. Наксиды больше не стреляли.

На другом конце тоннеля располагался Чойн, богатая система с пятимиллиардным населением и развитой промышленностью. С кольца планеты были спущены и уничтожены четыре недостроенных средних военных корабля, то ли большие фрегаты, то ли легкие крейсеры, и шесть торговых судов, не сумевших вовремя скрыться.

Наксидских атак не предвиделось, но все равно на всякий случай Миши разрушила станции, не желая оставлять следы.

Мартинес полностью погрузился в учения, осмотры и другие мелочи флотской жизни. Заменивший Франсис Ро проверил и исправил ее журналы 77–12, и при повторном прочтении Мартинес убедился, что данные верны.

Кадет Анкли, после самоубийства Филлипса временно произведенный в лейтенанты, закатил истерику, когда инспектирование его подразделения выявило беспорядок с инвентаризацией. В результате он опять стал кадетом, а лейтенантское место занял кадет Цин.

Но эта неудача уравновешивалась успехами Чандры Прасад. На учениях она со всех сторон атаковала эскадру ракетами, заставляя корабли противостоять врагу в разнообразных ситуациях на разных скоростях. Особенно поразила виртуальная схватка, во время которой наксидские войска молниеносно воспроизводили тактику Мартинеса, заставляя эскадру Чен исполнять ведущую роль в смертельной битве, закончившейся взаимным уничтожением. Мартинес некоторое время остро переживал это унижение, но постепенно пришел к выводу, что если война окажется долгой, наксиды будут вынуждены менять тактику, используя новые приемы, и Флот должен быть готов противостоять им.

Еще бы придумать как.

После Чойна они направились в Кинаво, систему двух звезд: желтой и бело-голубой. Там была сильная радиация, поэтому в этом мире никто не селился, хотя и построили две хорошо защищенные от излучения станции, которые эскадра тут же уничтожила. Корабли прошли систему за шесть дней, а потом улетели в Эль-Бин с двумя населенными планетами, промышленной и скотоводческой.

В Эль-Бине было четыре тоннеля, что оставляло возможность выбора. Перед эскадрой встала необходимость принятия решения, которое могло повлиять на исход войны.

* * *
Мартинес пригласил леди Миши на ужин за день до прыжка в Эль-Бин. Он приказал Перри не скупиться и приготовить ветчину, утку в собственном соку и клецки с сыром, грудинкой и травами. Миши пришла, когда на столе уже стояли коктейли, маринады и сырная тарелка. Мартинесу показалось, что командующая несколько изменилась, стала привлекательнее. Приглядевшись, он понял, что дело в прическе. Она по-прежнему носила волосы до плеч и челку, но теперь ей это шло больше.

— Вы изменили прическу, только не пойму как, — сказал он.

Она улыбнулась.

— Это всё Бакл. Он теперь не при Флетчере, и я воспользовалась его мастерством.

— Он постарался на славу. Вам очень к лицу.

Она провела рукой по волосам.

— Сейчас Бакл штатный парикмахер, и вот увидите, экипаж станет симпатичнее.

— Жду с нетерпением.

Мартинес усадил Миши на почетное место в столовой, а Алихан откупорил бутылку вина. Нарбонн приносил блюда, и Миши поражалась обилию пищи на столе.

— Если я всё это съем, моей красотой долго любоваться не придется, — отметила она.

— Если бы вы всё это съели, я бы начал опасаться за ваше здоровье, но Перри может отправить то, что не попробуете, к вам на кухню. Уверен, он будет рад утереть нос вашему повару.

— Лучше моего повара не злить, а то отравит. Но всё равно спасибо.

После кофе и жареного мороженого начали обсуждать утренние учения, во время которых эскадра по воле Чандры попала под перекрестный обстрел наксидов.

— Прасад доказала свою пригодность, — сказала Миши. — Я полностью изменила мнение о ней.

— Вот как?

— Раньше я ее не любила. Сейчас, познакомившись поближе, поняла, что терпеть не могу ее своенравность. — Миши хмуро свела брови. — Она амбициозна, беспринципна, прямолинейна и плохо воспитана. Но полезна, черт побери. Я не могу ее лишиться.

Мартинес не стал спорить с этой оценкой, и хотя он был доволен, что удалось сбагрить Чандру командующей, старался не выдать этого, боясь показаться бестактным.

— Жаль, что она такая заноза, — сказал он.

— Даже не знаю, что Козинич в ней нашел, — пробормотала Миши.

Мартинес уставился на нее:

— Козинич и Чандра были?..

— Да. Все началось больше года назад, когда Козинич только появился в моем штабе, а Прасад служила на кольце Харзапиды. Не уверена, что связь продолжилась после ранения Козинича, ведь Чандра как раз попала на "Прославленный" и закрутила с капитаном. — Она нахмурилась. — Думаю, что у Козинича была кишка тонка ей сопротивляться.

Мартинес сделал вид, что без ума от кофе. "Неужели Чандра убирает своих бывших любовников?" — промелькнула мысль, и он засомневался, достаточно ли ему одного часового по ночам у дверей.

— Интересно.

— Вы думаете? А по-моему, отвратительно.

— Одно другого не исключает. — Он еще не перестал удивляться новости о романе Чандры и Козинича, когда заметил, что реакция Миши тоже нетипична. Неужели она влюбилась в своего юного протеже? Он с трудом заставил себя не думать об этом. У него и так есть чем заняться.

Он взглянул на Миши.

— У меня кое-какие мысли по поводу тактики, миледи.

Ее губ коснулась легкая улыбка.

— Даже так? Разве это не просто ужин?

— Я надеялся порадовать вас угощением в обмен на беседу о своих задумках, хотя задумка-то у меня всего одна.

— Клецки сделали меня доброй. Продолжайте.

Мартинес отпил кофе, горький вкус которого оказался особенно приятным после сладкого десерта, и аккуратно поставил чашку на блюдце.

— Я хочу попробовать напасть на Наксас.

Миши улыбнулась.

— А я-то гадала, когда вы предложите атаковать столицу врага. Даже заключила с собой пари.

— В наксидском флоте пятьдесят кораблей, из которых сорок три участвовали в захвате Заншаа, — продолжил Мартинес. — Выходит, в Магарии и Наксасе осталось семь. В начале войны Наксас охраняла небольшая эскадра из пяти кораблей, и, скорее всего, они еще там. Но готов поспорить, что подкрепления не приходило. В эскадре Чен семь кораблей, хотя "Небесный" был поврежден при Протипане и не может сражаться в полную силу. Арсеналы на треть пусты, но на нашей стороне новая тактика, хороший настрой и воля к победе. Атака на Наксас может ошеломить обороняющихся, и вражеское правительство окажется у нас в руках. Это будет решающий удар.

Миши глубоко вздохнула.

— Вы даже не представляете, насколько заманчиво это звучит. — Она положила ладони на стол, растопырив пальцы. — Но мы не знаем, осталось ли вражеское правительство на Наксасе. Возможно, оно уже летит к Заншаа.

— Есть такой риск, — допустил Мартинес.

— К тому же наксидам могут быть известны наши передвижения. И, вероятно, они уже послали подкрепление к Наксасу. Даже если мы прибудем первыми и уничтожим пять кораблей, прилетят новые и опять завяжется бой, а арсеналы-то у нас будут уже пусты.

— Это верно.

— А еще наксиды могли построить новые корабли и послать их к Наксасу. Тогда нам точно не повезет. И, конечно, мои приказания строго запрещают мне отправляться на Наксас.

— Конечно. — Мартинес кивнул.

Она смотрела на него из-под челки:

— Вам нечем возразить?

Капитан почувствовал, что очень хочется вздохнуть, но сдержался.

— Нет, миледи.

Он уже сам давно думал об этом и не находил убедительных доводов.

Миши казалась разочарованной.

— Я надеялась, что есть. Я же тоже размышляла о нападении на Наксас.

Мартинес подыскивал слова.

— У меня нет веских аргументов, — начал он. — Всего лишь предчувствие, что надо отправляться к Наксасу. Я считаю, что мы справимся с пятью кораблями, почти не рискуя. А если наксиды не сдадутся, мы всегда можем отступить и продолжить наш рейд.

Миши вновь посмотрела на свои руки.

— Нет. Слишком много неизвестных. И дела у нас сейчас идут замечательно. Если мы проиграем при Наксасе, мы не только собственноручно отдадим наксидам победу и даже наши сторонники не узнают, что произошло, но поменяются все стратегические планы Флота. — Когда она посмотрела на Мартинеса, в глазах мелькнула искорка. — Но раз уж это вы негласный автор стратегии флота, полагаю, вы должны ей дорожить.

— Так точно, миледи. — Мартинес почувствовал, как теснит в груди, — следующий шаг был неизбежен. — Мой долг предложить атаковать наксидов их же способом. Разгоним ракеты до релятивистских скоростей и отправим на Наксас. Это может обрушить кольцо планеты прямо на голову их правительству.

Миши опять покачала головой.

— Война на этом не закончится. А только разгорится. Наксиды воспользуются тем же приемом, а мне не хочется наблюдать, как рушатся кольца Харзапиды, Зарафана и Феларуса.

Мартинесу стало легче дышать.

— Как камень с плеч, — сказал он. — Я знал, что следует упомянуть об этой возможности, но сердцем такого не желал.

— Да. — Миши сделала глоточек кофе. — Если бы мне пришлось таким образом уничтожать нашу цивилизацию, я бы предпочла сделать это по прямому приказу командования, а не по собственной инициативе.

Мартинес улыбнулся, но в голове вертелся вопрос, насколько охотно подчинилась бы Миши приказу. В прошлом она была довольно безжалостна.

Растревоженный этими мыслями, он продолжал рассуждать:

— Ладно, если мы не собираемся в родной мир наксидов, возможно, нам удастся убедить врага, что мы направляемся именно туда.

— Кажется, у вас есть предложение?

— В Эль-Бине четыре тоннеля. Мы входим в систему через Первый. Если выйдем через Второй, значит, летим прямо на Наксас, а Третий приведет нас к Сейшо через Феларус, это очень длинный маршрут. Переходим через Четвертый тоннель — начинаем петлю, возвращающую нас к основному флоту. Сейчас наш курс от Первого тоннеля к Четвертому с небольшими отклонениями на случай предполагаемой атаки наксидов. Но если мы сделаем петлю вокруг солнца Эль-Бина, это будет выглядеть так, словно мы разгоняемся ко Второму тоннелю, ведущему в Наксас. И если они и правда направили туда подкрепление, то уже не свернут, а лишь увеличат скорость, стремясь домой, на планету, которой ничто не угрожает.

— Это на несколько дней отвлечет их, — пробормотала Миши. — Да, я так и сделаю.

Дальше разговор перешел на мелочи. Наконец Миши зевнула, поднялась и поблагодарила за угощение. Он проводил ее до двери, а там комэскадрой неожиданно обняла его за талию и положила голову на плечо.

— Не был бы ты женат на моей племяннице, — прошептала она ему на ухо, — и если б я по-настоящему не любила ее, я бы прямо тут сделала из тебя неверного мужа.

Мартинес чуть не открыл рот от удивления.

— Уверен, это было бы восхитительно, — выговорил он, — но от имени Терзы благодарю вас.

Миши улыбнулась, подмигнула и ушла. Мартинес подождал, пока закроется дверь, и тяжело опустился на ближайший стул.

"Мы слишком долго пробыли на этом корабле", — подумал он.

* * *
Рейд продолжился. Эскадра Чен зашла в Эль-Бин и произвела обманный маневр, облетев его солнце. Так как двигались с ускорением в десять g, экипаж лежал в забытьи в амортизационных ложах. Сначала было непонятно, удалось ли обвести наксидское командование вокруг пальца, но миновав две системы, в третьей, Аниче, они наткнулись на большое количество спасающихся бегством торговых судов. Выяснилось, что наксиды перенаправили их в эту систему, убирая с предполагаемого маршрута лоялистов к Наксасу.

Эскадра Чен уничтожила сто тридцать одно судно в Аниче и еще множество в следующей системе, куда тем удалось бежать.

Но великое уничтожение кораблей в Аниче было исключением, так как по большей части жизнь "Прославленного" заполнялась привычными обязанностями, осмотрами, учениями и тренировками. Офицеры устраивали друг для друга званые обеды, но это веселье казалось натужным. Было ясно, что они слишком долго пробыли на этом корабле.

Теперь Мартинес видел, что журналам 77–12 можно доверять. Из них он наконец черпал достоверные сведения, к тому же учения эскадры проходили всё лучше, поэтому количество инспекций сократилось, и капитан надеялся, что экипаж благодарен за это. Он стал иногда позволять себе вольности в плане парадной формы, например, пришел на осмотр в повседневном флотском комбинезоне и прополз по трубам и шахтам доступа, в которые Флетчер даже не заглядывал, опасаясь замарать свой серебряный аксельбант.

Флетчер навел на корабле лоск, но так и не узнал его по-настоящему. Даже проводя частые проверки, он мог только догадываться, что творится в механизмах и системах крейсера. Он видел лишь поверхность и не подозревал, какая грязь скрыта под толстым слоем глянца.

Мартинес изучал корабль от и до. Осматривал каждый насос, каждую пусковую установку, каждую трубу. "Прославленный" станет его кораблем!

Он много работал. Запястье зажило. Иногда он просыпался по ночам, чувствуя призрачный запах Кэролайн Сулы на подушке.

Время от времени капитан встречался с Джуксом и обсуждал новое оформление "Прославленного". Он начал привыкать к мысли о том, что корабль послужит ему ярким рекламным плакатом, ничуть не похожим на то, что задумывал Флетчер.

В это же время Джукс написал его портрет. Художник хотел воспользоваться компьютером, а потом распечатать картину, но Мартинес настоял на настоящем портрете маслом на холсте, и Джукс нехотя согласился. Он поставил мольберт в кабинете капитана и работал там по ночам.

Портрет вышел романтичным и величественным: Мартинес при полном параде, в руке "Золотой шар", взгляд устремлен куда-то вдаль, поверх правого плеча зрителя. Вторая рука на столе, а рядом модель "Короны". За спиной картина — "Прославленный" в пекле битвы. Джуксу картина в картине казалась ловким трюком. Мартинес не понимал почему, но не стал спорить с профессионалом.

Они немного подискутировали о том, надо ли изображать "Прославленный" таким, каков он сейчас, с абстрактным рисунком в розовых, белых и салатовых тонах, или стоит нарисовать его дерзким, каким он станет после войны.

Мартинес колебался, но в итоге остановился на раскраске Флетчера. Если будут военные успехи и слава, то добьется он их в этих цветах, а он хочет отпраздновать именно победы.

"К тому же, — думал он, — вряд ли мы остановимся на одном портрете. Обновленный "Прославленный" можно увековечить в следующий раз."

Мартинес стал замечать, что на учениях и осмотрах команда кажется привлекательней. Казакова как-то раз пришла на обед с распущенными волосами вместо пучка, и Мартинес поразился ее красоте.

Наверное, Бакл не просто парикмахер и косметолог, а волшебник. Даже подстриженные под горшок волосы электрика Строуда лежали аккуратнее. Мартинес пригласил Бакла к себе в кабинет и постригся, после чего не мог отрицать, что выглядит симпатичнее.

Он заставил Джукса переписать портрет с новой прической.

Стало больше проблем с дисциплиной, включая драки и алкоголь. У экипажа появилось слишком много свободного времени. Чтобы управлять кораблем, требовалось чуть больше тридцати человек, и еще тридцать оружейников были необходимы для боеготовности. Остальные оставались частично в запасе для возмещения при потерях, частично обслуживали офицеров как ординарцы, но в основной массе держались на случай ремонта при повреждениях. Произойди непредвиденное, и сотни пар умелых рук не дадут кораблю погибнуть. Офицеры были вынуждены придумывать для них работу: чистка и полировка, построения и церемонии, исполнение и повторное исполнение повседневных обязанностей.

Все — и команда, и офицеры — устали от этого.

Но под общим утомлением Мартинес начал ощущать растущий оптимизм. Эскадра Чен возвращалась к Основному флоту, а когда они воссоединятся, двинутся на Заншаа и отобьют столицу. Они чувствовали, что скоро конец войне, а с ней и рутине.

Даже опасность столкновения с безжалостным противником казалась лучше повторений и монотонных дел.

Как-то ночью Мартинес пил шоколад и смотрел на мать, кошку и ребенка в красной пижаме. Ему показалось, что для Святого семейства, кем бы оно ни было, всё просто. У них есть огонь, постель, удобная и добротная одежда, ребенок сыт и в тепле, а едой они даже могут поделиться с кошкой.

Совсем не похоже, что они боятся смерти, таящейся за нарисованной рамой, или в антиматерии летящих на релятивистских скоростях ракет, или в опасности фальшивых данных в журналах.

Допивая шоколад, Мартинес позавидовал жизни людей с картины. Они простые, они праведные, они беззаботные.

Они абсолютно на него не похожи.

Глава 22

Возможно, именно скука монотонных занятий заставила Мартинеса вновь задуматься об убийствах. Он много размышлял об этом, пока однажды, в середине долгого нудного дня, не пригласил в кабинет Чандру.

— Хотите выпить? — спросил капитан, когда она поприветствовала его. — Я имею в виду кофе.

— Да, милорд.

— Присаживайтесь. — Он подвинул чашку на блюдце и налил кофе из термоса, привычно оставленного Алиханом.

Насыщенный аромат напитка поплыл по комнате. Чандра явно чего-то ожидала — ее глаза ярко горели из-под каштановой челки.

— Я хотел расспросить о Козиниче, — начал Мартинес.

Чандра, потянувшаяся за кофе, отдернула руку и удивленно моргнула.

— Могу я спросить почему?

— Потому что мне пришло в голову, что мы всё время выбирали неверный подход. Мы отталкивались от смерти капитана Флетчера и пытались выяснить мотив убийцы. Но первым погиб Козинич, отсюда и надо начинать. Это из-за него убили Тука и, как я полагаю, Флетчера. Если поймем, почему погиб Козинич, всё встанет по своим местам.

Чандра нахмурилась, обдумывая сказанное, и вопросительно посмотрела на капитана.

— Вы уже не считаете, что всё сводится к Филлипсу и сектантам?

— А вы?

Она промолчала.

— Вы знали Козинича лучше всех, — сказал Мартинес. — Расскажите мне о нем.

Чандра никак не отреагировала на замечание, только взяла чашку и обдумывала ответ, вертя в руках пакетик с сухими сливками — на "Прославленном" давно не видели свежего молока. Она сделала глоток, нахмурилась и опять глотнула.

— Хавьер был умным, — наконец сказал она, — симпатичным, молодым и, наверное, более амбициозным, чем разумно для такого человека, как он. У него было две беды — незнатное происхождение и отсутствие денег. Пэры общаются с простолюдинами, только если те достаточно богаты, чтобы соответствовать их обществу. И они будут терпеть рядом с собой бедного пэра, если он достаточно знатен. А простолюдина без денег просто похоронят в безличной бумажной работе, а если и доверят командование, то совсем в безнадежном случае, после того как все пэры откажутся.

Она опять отпила кофе.

— Но Хавьеру повезло — командующей эскадрой Чен понравился его доклад о возможности взаимодействия сетей, случайно попавший к ней на стол, и она взяла Козинича в штаб. Хавьер не мог упустить такой шанс, знал, что она может повысить его до капитана, надо лишь произвести впечатление. Он стремился быть идеальным штабным офицером, но вспыхнула война и его ранили. — Она вздохнула. — Не надо было его отпускать из госпиталя. Он не поправился. Но он знал, что в штабе Чен у него есть возможность проявить себя в важном деле под крылом влиятельного покровителя, и конечно, его горел желанием убивать наксидов, мы все горим, но он особенно.

— Его ранили в голову, — сказал Мартинес. — Слышал, это отразилось на личности.

— Он всё время злился. И это правда было грустно. Он настаивал, что случившееся с "Прославленным" в Харзапиде — часть коварного наксидского заговора, что, впрочем, верно, но поиск заговорщиков стал его навязчивой идеей. Это было бессмысленно, ведь к тому времени все харзапидские наксиды погибли, и разве важно, кто и что делал тогда?

Мартинес отпил кофе и задумался.

— "Прославленный" стал единственным кораблем, не способным участвовать в битве, — произнес он. — Не из-за этого ли помешался Козинич?

— Да. Он принял близко к сердцу то, что антипротонные баллоны оказались пустышками. Ну и ранение во время поиска баллонов сделало этот вопрос ещё более личным.

— Антипротонные баллоны хранились на специально выделенном складе?

— Да.

Каждому кораблю, стоявшему в доке, обычно предоставлялся охраняемый склад для провианта, запасных частей и прочего груза; было проще держать всё там, откуда это легко достать, чем заставлять такелажников выискивать место в хранилищах, не всегда удобных для доступа. Корабли, вооруженные антипротонными пушками, тоже предпочитали оставлять баллоны на надежно запертом складе, так как они считались нестабильными даже по сравнению с антиводородом, топливом для двигателей и ракет. Вряд ли кому-нибудь захотелось бы видеть, как неуклюжий салага роняет такой баллон себе на ногу.

— У наксидовбыли коды доступа и на склад, и в хранилище антипротона, — продолжила Чандра. — Нам уже не узнать, что произошло, да и зачем. Но для Хавьера это было важно, а если ему кто возражал, он сразу краснел, орал и устраивал сцену. — Продолговатые глаза Чандры погрустнели. — Было больно смотреть. Такой умный и интересный — и такой псих после ранения. С ним старались не заговаривать. К счастью, он и сам избегал общения, почти всегда сидел у себя или во вспомогательной рубке.

— По рассказам он выглядит параноиком, — сказал Мартинес. — Но давайте предположим, что он, пытаясь докопаться до истины, и правда столкнулся с заговором. Не с целью помочь наксидам, а с другим.

— И в этот заговор был вовлечен Тук, ведь Козинича убил он, так? — удивленно спросила Чандра.

— Да.

— Но Тук был инженером, а Хавьер служил при штабе. Как они могли пересечься?

Мартинес не знал.

Вдруг Чандра с загоревшимися глазами наклонилась к нему.

— Точно! Я вспомнила, что мне как-то сказал Мерсенн! Однажды он был на нижних палубах и заметил, как из открытого люка поднимается Хавьер. Он спросил, в чем дело, а тот ответил, что выполняет поручение комэскадрой. Но вряд ли леди Миши посылала кого-нибудь рыскать в нутре корабля.

— Да, вряд ли ей это интересно, — пробормотал капитан. — Вопрос в том, оставил ли Козинич записи о том, что искал. — Он взглянул на нее. — У него был гражданский планшет, но у меня нет паролей. Вы ведь их не знаете?

— Боюсь, что нет. — Чандра задумалась. — Он редко носил планшет с собой. Хавьер подолгу просиживал на посту во вспомогательной рубке, так что если существуют записи, то они, наверное, в его журналах, и вы можете получить доступ…

Мартинес понял, к чему она ведет, и они договорили фразу хором:

— … с помощью капитанского ключа!

Мартинес ощутил, что начинает волноваться. Он расстегнул воротник и вынул цепочку с ключом. Вставил ключ в скважину в столе и включил экран. Чандра вежливо отвернулась, пока он вводил пароль. Он зашел на рабочий стол Хавьера Козинича и просмотрел длинный список папок.

— Можно включить настенный экран? — спросила Чандра. — Я помогла бы искать.

Настенный дисплей вспыхнул, и они начали совместный поиск, проверяя разные файлы. Они вместе работали в тишине, нарушаемой лишь когда Мартинес просил Алихана принести еще кофе.

Капитан просматривал документ за документом и почти впал в отчаяние: на столе была лишь стандартная текучка, планы учений, которые Козинич составлял как офицер-тактик, да неоконченное письмо отцу, начатое за день до смерти и содержавшее лишь какие-то мелочи и ничего похожего на описанные Чандрой озлобленность и одержимость.

— Он специально всё спрятал! — наконец взорвался Мартинес.

Он сжал правую руку в кулак. Флетчер тоже скрывал свою сущность, но он до нее докопался.

"И Козинича расколю", — поклялся он себе.

— Я проверю судовой журнал, — предложила Чандра. — Если посмотрим, чем он ежедневно занимался, сможем найти зацепки.

На настенном экране засветился судовой журнал, в котором автоматически записывались все обращения Козинича к корабельной компьютерной системе.

Их были десятки тысяч. У Мартинеса заболели глаза, пока он просматривал длинные столбцы записей.

— Вот здесь, — сказала Чандра. Она передвинула курсор на одну из строк. — Он сохранял данные в папку "Мятеж". Видели такую?

— Нет.

— Она очень большая. Вложена в папку "Личное". — Курсор Чандры метался по экрану. — Вот еще одно сохранение в нее. И еще.

Хотя Мартинес знал, что напрасно, он опять проверил рабочий стол Козинича и не нашел ничего.

— Наверное, всё стерто.

— Или куда-то перенесено. Я поищу, — сказала Чандра.

Поиск в объемной общей базе данных корабля занял двенадцать секунд.

— Если папку перемещали, ей дали другое имя.

Мартинес уже просматривал журнал событий.

— Найдем последнее обращение к этой папке.

Через пять секунд он пораженно смотрел на результат поиска.

— Папка удалена.

— Кем? — спросила Чандра. Он не ответил, а она, вывернув шею и читая с его настольного монитора, тихо вскрикнула от удивления.

— Капитаном Гомбергом Флетчером, — выдохнула она.

Они переглянулись.

— Вы же не считаете, — начала Чандра, — что Флетчер был замешан в заговоре наксидов, Хавьер узнал об этом и Флетчер приказал его убить?

Мартинес обдумал предположение и покачал головой.

— Мне в голову не приходит, чем наксиды могли подкупить Флетчера.

Чандра усмехнулась.

— Картиной, о которой он мечтал.

— Нет, по-моему, Козинич узнал про нараянистов. Или о чем-то подобном, а Флетчер скрыл эту информацию, защищая сектантов. — Он посмотрел на всплывающие данные, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди при виде даты.

— Секундочку. Флетчер удалил папку в день своей смерти. — Он внимательнее вгляделся в цифры. — И, кажется, сделал это примерно во время убийства.

Чандра вскочила с места и склонилась над столом, чтобы убедиться. Мартинес почувствовал запах духов — насыщенный палисандр с лимонными нотами. Светящиеся колонки данных отражались в ее глазах, когда она проверяла информацию.

— Папку стерли с этого стола, — заметила она. — Убийца сидел на вашем месте, и пока Флетчер истекал на полу кровью, стер файлы.

Мартинес изучал журнал.

— Флетчер вошел в систему на три часа раньше и не выходил из нее. Возможно, просматривал документы Козинича, когда пришел убийца.

— А какие еще файлы он смотрел? — Чандра сползла со стола обратно на стул. Потом быстро дала несколько команд настенному экрану. — В ту ночь он что-то добавлял в папку "Азартные игры".

— Он играл? — удивленно спросил Мартинес.

— Пока я с ним встречалась, нет.

— А Козинич?

— Он не мог себе этого позволить.

— Как и многие игроки, — вставил Мартинес.

— Хавьер не из таких. Азартные игры он считал недопустимой слабостью. — Она перевела взгляд на капитана. — Почему, по вашему мнению, он рисковал здоровьем, не залечив ребра и травму головы? Он не мог смириться со своей слабостью и делал всё, чтобы забыть о том, что ему надо в госпиталь. — Она вернулась к экрану. — Папку "Азартные игры" удалили одновременно с "Мятежом".

Мартинес проверил, куда заходил Флетчер за два дня до смерти. Отчеты старшин, складская статистика, проверка состояния робота контроля повреждений, вышедшего из строя из-за неполадок в гидравлике, доклады из лазарета и хранилищ… ежедневная капитанская рутина.

Ничего необычного, за исключением этих двух папок — "Азартные игры" и "Мятеж". Именно их и стер убийца.

И, как выяснилось, сделал это очень тщательно. Обычно файлы удаляют, просто убирая их из списка, и пока их место на накопителе не заполнится другой информацией, файлы еще можно восстановить. Но пропавшие папки были стерты безвозвратно с помощью перезаписи на их место случайного набора цифр. Узнать содержимое, стало невозможно.

— Вот ведь хрень! — Мартинесу безумно хотелось швырнуть кофейную чашку и размозжить ей нос одному из рыцарей Флетчера. — Мы были так близко!

Чандра мрачно взглянула на настенный экран.

— Один шанс остался. Система автоматически делает свою резервную копию. Такие копии сохраняются во временном файле, а потом замещаются самой системой при очередном дублировании. Папок там уже нет, но могут остаться следы, если та копия еще на месте.

— Вероятность найти эти следы…

— Не так уж и мала. — Она скривила рот, подсчитывая. — Я могу поискать в свободное время, но потребуется более широкий доступ к системе.

Раздумывая над предложением, Мартинес подогрел себе кофе. У нее был роман с обеими жертвами, теоретически Чандра остаётся подозреваемой. Но ей незачем тратить свое время, добровольно отслеживая трек за треком.

Если только она не пытается скрыть собственные преступления.

Размышления прервал вежливый стук в дверь. Пришел Перри, его повар.

— Хотел поинтересоваться, когда подавать ужин, милорд.

— Ну… — Он заставил себя переключиться. — Через полчаса?

— Слушаюсь, милорд. — Перри отсалютовал и вышел, закрыв за собой дверь.

Мартинес посмотрел на Чандру, с опозданием сообразив, что было бы вежливо пригласить ее на ужин.

И тут же понял, что решение принято. Он не считал Чандру убийцей, да и никогда в это не верил. К тому же был согласен с леди Миши, что эскадре без неё не обойтись.

Даже если она хочет потратить свободное время, копаясь в базе данных корабля и уничтожая улики, ему всё равно.

— Давайте свой ключ, я посмотрю, что можно сделать.

Он расширил ее доступ к корабельному компьютеру и вернул ключ. Она с дразнящей улыбкой засунула его себе под китель.

— Помнишь, я обещала, что буду самым верным твоим другом?

И Мартинес вновь остро ощутил аромат палисандра, увидел три расстегнутые пуговицы на ее форме и вспомнил, что уже много месяцев одинок на этом корабле.

— Помню.

— Я это доказала. — Она застегнула пуговицы, одну за одной. — Как-то леди Миши спрашивала меня, не мог ли ты быть убийцей Флетчера. Я её разубедила.

Мартинес онемел.

— На то, что женат на дочери лорда Чена, сильно не рассчитывай, — продолжила Чандра. — У меня такое впечатление, что если ты тут умрешь, это будет на руку лорду Чену. К примеру, у него опять появится дочь на выданье.

Мартинес с тревогой подумал, что это похоже на правду. Лорду Чену не хотелось отдавать дочь даже в обмен на миллионы клана Мартинесов, и его брат Роланд почти силой принудил его к этому браку. И если Гарета приговорят к смерти за преступление, особенно за преступление против клана Гомбергов-Флетчеров, лорд Чен плакать не будет.

— Интересно, — выговорил он.

Чандра встала и наклонилась над столом.

— И в разговоре с леди Миши я подчеркнула, что ты сыграл важную роль во всех наших немногочисленных победах над наксидами и что без тебя нам действительно не обойтись, даже если ты убийца.

Мартинес улыбнулся такой формулировке.

— Тогда могла бы уж совсем избавить ее от подозрений. В конце концов, может, я Флетчера и не убивал.

— Не думаю, что ее интересовала правда. Ей просто хотелось закрыть дело. — Она присела на стол, скользнув пальцами по полированной поверхности. В глазах горел победный огонь. — Так я тебе друг, Гарет?

— Друг. — Он посмотрел на нее и улыбнулся в ответ. — А я друг тебе, потому что, когда леди Миши пыталась повесить убийство на тебя, и с куда большими основаниями, между прочим, я отговорил ее почти теми же словами.

Он видел, насколько Чандра поражена. Она пыталась что-то сказать, но лишь открывала рот. Наконец она произнесла:

— А она безжалостна.

— Она — Чен, — ответил Мартинес.

Чандра медленно встала и отсалютовала.

— Благодарю, милорд.

— Всегда пожалуйста, лейтенант.

Он смотрел, как Чандра уходит немного неуверенной походкой, а затем вызвал Мерсенна. Когда пухлый офицер появился, капитан пригласил его сесть.

— Как-то, еще до моего появления на корабле, вы видели, что лейтенант Козинич выбирается из люка на одной из нижних палуб. Можете вспомнить на какой?

Мерсенн удивленно заморгал.

— Я уже несколько месяцев не вспоминал об этом. Надо подумать, милорд.

Мартинес дал ему время, и Мерсенн, пощипывая нижнюю губу пальцами, вспомнил.

— На Восьмой. Четвертый люк возле хранилищ такелажников.

— Отлично. Можете идти.

Когда озадаченный Мерсенн встал и отсалютовал, Мартинес добавил:

— Буду благодарен, если вы никому не расскажете о нашем разговоре.

— Так точно, милорд.

"Завтра, — подумал Мартинес, — устрою проверку на Восьмой палубе, и, что бы я там ни нашел, свидетелей будет полно".

* * *
После завтрака Мартинес организовал проверку, в ходе которой осмотрел Люк 4 на Палубе 8. Из-под настила шел ровный гул вентиляции. С планшетом Марсдена в руке, он спустился, протиснулся между вентиляторами и трубой охлаждения, замотанной в ярко-желтый изоляционный материал, и сверил серийные номера оборудования с теми, что такелажник первого класса Рао записал в журнал 77–12.

Они совпали.

Скрючившись под палубой, Мартинес сравнил номера еще раз. Всё было в порядке.

Он выпрямился, высунувшись до плеч из люка, и посмотрел на обеспокоенного Рао.

— Когда в последний раз меняли эти вентиляторы?

— Прямо перед войной, милорд. По плану следующая замена через четыре месяца.

Значит, это те же вентиляторы, которые проверял Козинич. Если дело не в номере, то в чем?

Мартинес вновь присел и пробежал пальцами по трубам и проводке, надеясь, что там что-то есть, таинственное послание или зловещий знак. Но ничего не было, кроме пыли, попавшей ему в горло и заставившей кашлять.

Может, Мерсенн ошибся и Козинич был не здесь. Мартинес приказал открыть несколько соседних люков и убедился, что там тоже всё в норме.

Разочарованный, он похвалил Рао за хорошее ведение дел и ушел, чувствуя, что что-то упустил.

Его озарило несколько часов спустя, когда он на ужин доедал бутерброды с ветчиной, приготовленные еще для обеда с Миши.

"Франсис помешана на деньгах".

Так сказал о ней Алихан, и сейчас он вспомнил тот давний разговор.

"Азартные игры", — подумалось ему.

Он захватил тарелку в кабинет, а там включил дисплей и с помощью капитанского ключа зашел в записи складов и проверил банковские счета.

Во время рейда экипажу не платили наличными: средства хранились в электронном виде в корабельном банке, формально считающимся филиалом Имперского банка, главной функцией которого была денежная эмиссия. За все покупки команда расплачивалась по карточке, и проигрыш просто переводился со счета на счет.

Экипаж получал жалование раз в двадцать дней. Мартинес просмотрел счет такелажницы Франсис, на котором лежало почти девять тысяч зенитов, сумма, вполне достаточная для покупки имения практически на любой планете.

Больше на этом счету денег не было. Но могли быть счета в других банках, акции или имущество.

Мартинес вызвал Алихана. Ординарец, пришедший сначала в столовую, очень удивился, обнаружив капитана в кабинете.

— Вы хотите, чтобы я забрал тарелку, милорд?

Мартинес перевел недоумевающий взгляд на принесенную с собой посуду.

— Да… то есть нет, это потом.

— Слушаю, милорд. — Алихан смотрел на него.

— Как-то ты попросил меня, — начал Мартинес, — выдать аванс для оплаты карточного долга.

Алихан осторожно кивнул.

— Да, милорд.

— Я бы хотел узнать, с кем ты играл.

Алихан замешкался.

— Милорд, я бы не стал…

— Они жульничают?

Алихан долго молчал, прежде чем заговорить.

— Не думаю, милорд. По-моему, просто опытные игроки, может, иногда играют сообща.

— Они играют с рядовыми, ведь так?

Мартинес заметил, как сердито Алихан сжал губы перед ответом.

— Да, милорд. В столовой, каждый вечер.

"Помешана на деньгах", — эхом прозвучало в памяти Мартинеса.

Азартные игры, конечно, были против флотских правил, но следили за этим не строго. Редко что предпринималось, когда унтер-офицеры играли между собой в карты, или лейтенанты затевали партию в тинго в кают-компании, или рядовые бросали кости в машинном отделении. Игры и шулерство были повсеместным явлением на флоте.

Но азартные игры между разными по званию представляли опасность. Стоило унтер-офицерам начать играть с рядовыми, открывалась возможность для злоупотреблений. Старший по званию мог навязать схему выплаты долга, нагрузить дополнительной работой или даже подвергнуть телесному наказанию. Проигравший начальнику рисковал потерять не только все имеющиеся деньги, но и будущие начисления, как прямо, так и через проценты. Можно было принудить его расплачиваться подарками или сексом, свалить на него чужие обязанности и даже заставить воровать.

Они отбыли с Харзапиды много месяцев назад, и пройдет еще много месяцев, прежде чем они встанут в док. За это время зажатый в тиски долга рядовой может проиграть жалование за весь рейд, а возможно и больше.

— Кто принимает в этом участие? — спросил Мартинес.

— Гм, милорд, мне не хотелось бы ни на кого навлекать проблемы.

— Не навлечешь. У них уже проблемы. Но, назвав виновных, ты сможешь избавить от проблем остальных.

Алихан несколько секунд привыкал к такой логике и наконец кивнул.

— Хорошо, милорд. Франсис, Гобьян и Гулик организаторы. Тук тоже занимался этим, но уже мертв.

— Отлично, — сказал Мартинес, повернулся к столу, а потом опять посмотрел на ординарца: — Надеюсь, всё останется между нами.

— Конечно, м..

— Свободен.

Мартинес уже думал о другом. Он посмотрел на счета Франсис, Гобьяна, Гулика и Тука и заметил, что в день выплат суммы на них растут гораздо быстрее, чем при простом начислении жалования. Переводы со счетов сослуживцев составляли примерно две трети их дохода. Мартинес отследил поступления, обнаружив, что минимум девять рядовых полностью переводили свое жалование старшинам. И делали это уже давно. Остальные тоже платили, хотя и менее регулярно.

Мартинес кипел от злости. "Ребятки, раз уж вам так нравится играть с рядовыми, — думал он, — то не походить ли вам самим в рядовых?"

Он их растопчет. Отберет и переведет деньги на общий счет корабля или в кассу взаимопомощи флота.

Он посмотрел расходы. Гулик спускал деньги так же быстро, как и получал. Оружейник явно был азартным игроком и постепенно проигрывал всё своим друзьям. Сейчас он практически был на нуле.

До ноздрей капитана донесся аромат кофе, он оторвался от экрана и увидел, что рядом стоит чашка свежего кофе и тарелка с бутербродами. Мартинес не заметил, как Алихан их принес.

Он съел бутерброд, запив кофе.

"Помешаны на деньгах".

Открыл журнал 77–12 и снова посмотрел на серийный номер вентиляторов. Проверил изменения — Рао исправил номер, целиком придуманный Франсис.

Мартинес знал, у каждой детали на "Прославленном" своя история. У каждого насоса и трансформатора, у каждой турели и робота, у каждого процессора и утилизатора отходов был длинный и сложный путь, отражавшийся в записи даты изготовления или сборки, покупки Флотом и установки, даты ремонта или замены.

Мартинес открыл историю вентиляторов с Восьмой палубы и выяснил, что они были уничтожены вместе с "Квестом", наксидским фрегатом, во время харзапидского мятежа.

"Папка «Мятеж»", — вспомнил он.

Он проверил записи по турбонасосу, отказавшему в Архан-Дохге. Насос списали три года назад, заменили новым, только что с фабрики, а старый сдали в лом.

У Мартинеса пересохло в горле. На него неожиданно обрушилась тишина кабинета, он почувствовал слабое биение пульса и ощутил прохладу воздуха.

Он знал, кто и за что убил Козинича и Флетчера.

Глава 23

"Галактика" стартовала с кольца, как только на борту оказался Совет правления Флота со штатом сотрудников, и стала наращивать скорость, стремясь уйти до возможного появления наксидов. Спустя несколько часов вслед за яхтой отправились два абсолютно новых тяжелых крейсера. Обе даймонгские команды состояли сплошь из новобранцев, а крейсеры даже не были оснащены орудиями. Сражаться они не могли, поэтому были вынуждены улететь.

Эскадра из восьми наксидских кораблей отделилась от флота, охраняющего систему Заншаа, и с ускорением в 4 g мчалась ко Второму тоннелю. Такими темпами они прибудут в Зарафан максимум через десять дней.

От Зарафана они могут добраться до Ларедо за три месяца, если не будут мучить себя высокими ускорениями. Или выберут тоннель в Антопон, а потом в Чиджимо, или пролетят через ряд незаселенных систем в Сейшо, откуда рукой подать до Заншаа.

Но в последнее верилось слабо. Хотели бы в Сейшо, направились бы туда сразу из столицы.

— У нас научились, — как всегда категорично заявил Монди. Он поправил темные очки на чувствительных к свету глазах. — Наверное, мы их достали рейдами, вот и организуют свой.

— Уверены, что это всего лишь рейд? — спросил Пеццини. — Может, они хотят прощупать нашу оборону, чтобы позже подготовить сильный удар, например, по Харзапиде или остаткам Четвертого флота.

Лорд Чен, рассматривающий яркие корабли, выныривающие из тоннелей на настенной мозаике, покачал головой.

— Не имеет значения, милорды, — произнес он. — У нас нет кораблей противостоять чему-то большему, чем простой рейд. И в любом случае необходимо защитить Ларедо.

Ему, не офицеру флота, а простому политику, это было очевидно. Он уже представлял, как Парламент судорожно засыпает Флот требованиями спасти их от наксидов.

— Хорошо, — сказал лорд Торк. — Мы прикажем лорду Эйно направить корабли на защиту Парламента, если это необходимо.

Торк диктовал приказ секретарю, когда пришло сообщение от лорда Эйно Кангаса, что Основной флот уже направляется в Антопон.

Кангас оценил ситуацию и пришел к тем же выводам, что и Совет.

Каждый час приходили сводки, и лорд Чен вместе с остальными был прекрасно осведомлен о всех передвижениях сторон. Наксиды добрались до Зарафана за десять дней, а не за месяц, как делалось обычно. Прибыв туда, они уничтожили пару-тройку не успевших скрыться гражданских судов и заставили планету сдаться. Была надежда, что наксиды оставят часть кораблей в системе — и там их чуть позже удастся перестрелять, но вместо этого они сбросили ускорение и свернули в Третий тоннель, который в итоге приведет к Антопону. Теперь их маршрут стал ясен: Зарафан — Антопон — Чиджимо и назад к Заншаа. Довольно скромно по сравнению с рейдами Миши Чен и Альзатца по наксидским тылам, но, возможно, так наксиды готовились к более решительным действиям.

Узнав о передвижениях противника, Кангас увеличил скорость и ринулся к Антопону, по пути встретив "Галактику" и пытающиеся скрыться крейсеры, мчащиеся в противоположную сторону. Кангас намеревался прибыть на Антопон раньше наксидов, чтобы защитить верфи на кольце планеты.

Его корабли были готовы к бою. Пять переживших битву при Магарии экипажей горели желанием отомстить за поражение, а семь кораблей Дофага не сомневались в победе, после того как разнесли наксидскую эскадру в Хон-баре, родном мире лайонов.

Кангас успел первым и занял позицию между кольцом и прибывающими рейдерами. Семь наксидских фрегатов во главе с легким крейсером обнаружили, что столкнулись с двенадцатью тяжелыми крейсерами, заранее выпустившими в них ракеты.

В конференц-зале на "Галактике" Совет правления Флота наблюдал за мельчайшими деталями развития событий, высылаемыми с датчиков на кольце Антопона и проецируемыми в виде трехмерной голограммы прямо над длинным столом для совещаний. Эффект присутствия поражал воображение, и лорду Чену приходилось напоминать себе, что на самом деле сражение состоялось пятнадцать часов назад. Они видели, как ракеты полетели в сторону пока не появившейся из тоннеля цели, как наксиды вошли в систему в состоянии полной боевой готовности с включенными радарами и поисковыми лазерами, а затем началась чехарда противоракетного огня и перестроений, когда наксидский командующий попытался уйти из-под удара.

— Наксиды наложили в штаны, — удовлетворенно заметил Пеццини.

— Нет! — закричал Торк. Лорд Чен никогда не думал, что этот мелодичный голос может быть настолько пронзительным. Он отвлекся от сражения, бросив взгляд на даймонга.

— Рассеиваются! — Пеццини выглядел недовольным. — И чертовски рано.

Плотный строй кораблей Кангаса разлетелся, подобно осколкам бомбы.

— Из-за Кангаса мы проиграем войну! — сказал Торк звенящим от злости голосом. — Он покрыл нас позором перед предками!

Чен знал, что обычно корабли держатся плотным строем, позволяющим командующему сохранять с ними связь, и что в определенный момент строй "рассеивается", чтобы противнику было сложнее попасть по мишенями. Он также помнил, что его зять, капитан Мартинес, разработал новую тактику, основанную на более раннем разделении кораблей и маневрировании по каким-то мудреным математическим формулам. Лорд Торк, как и другие консервативно настроенные офицеры, противился этим веяниям.

— Дофаг развратил Кангаса! — заявил Торк. — Дофаг, развращенный Мартинесом, сам применял эти новшества! Комфлотом пал жертвой опасной моды!

— Основной флот брал числом, — заметил Пеццини. — Кангас пошел другим путем. Корабли разделились, каждый сам за себя.

Чен молчал. "Битва давно закончилась", — напомнил он себе.

Противники мчались навстречу друг другу, быстро сокращая расстояние. Между ними сталкивались ракеты и вспыхивали расширяющиеся шары раскаленной плазмы. На радиоволнах царила неразбериха. Неожиданно изображение наксидов пропало из-за разрыва снаряда, скрывшего их от сенсоров на кольце Антопона. Но в промежутке между несущимися флотами все чаще мельтешили взрывы, плазменная завеса становилась шире и плотнее.

Наконец Основной флот полностью влетел туда и исчез, стертый невидимой рукой.

— Чёрт! — воскликнул Пеццини.

Остальные молчали. Даже Торку было нечего сказать.

Раскаленная завеса начала остывать и рассеиваться, постепенно превращаясь в голографический рой разлетающихся светлячков, и, корабль за кораблем, появился сбрасывающий скорость Основной флот, удаляющийся от планеты.

Лорд Чен считал уцелевших. Один, два, три… пять. Восемь! Десять!

Десять кораблей Основного флота сближались друг с другом, направляясь к тоннелю, который унесет их в направлении Зарафана.

И ни одного наксида.

— Мы их уничтожили! — выпалил лорд Чен. — Победа!

— Чертов Кангас! — сказал Торк. — Будь он проклят! Потерял два корабля!

Вскоре на "Галактике" получили доклад командующего флотом Дофага. Основной флот уничтожил восемь вражеских кораблей, потеряв два собственных.

Один из них был флагманом. Лорд Кангас погиб, обеспечив Основному флоту его единственную победу.

* * *
Утром все старшины получили приглашения на аперитив с новым капитаном за час до ужина. По флотским правилам отказываться было не принято, и они не отказались. Последнее подтверждение пришло через несколько минут после рассылки приглашений.

"Вот он, момент истины. Драматическая развязка", — подумал Мартинес.

Унтер-офицеры явились в столовую почти одновременно: круглолицый Гобьян с роскошными усищами, стриженный под горшок Строуд, дородная Франсис, задерганный худышка Чоу. Некоторых удивило присутствие Марсдена с планшетом в руках.

Гости выстроились по старшинству, и самые старшие оказались рядом с Мартинесом во главе стола. Гулик по правую руку, напротив старший кок Яу, дальше Гобьян и Строуд — одни шикарные усы против других, а за ними Чжан и Ньямугали. В дальнем конце — разжалованная Франсис.

Мартинес оглядел унтер-офицеров. Франсис, серьезная и сосредоточенная, смотрела куда угодно, но не на капитана. Яу выглядел так, словно его силком вытащили с кухни. Строуд будто выполнял не слишком приятный, но неизбежный приказ, а Гулик, так нервничавший во время осмотров, приободрился.

Мартинес поднял бокал. Бледно-зеленое вино плескалось в хрустале Флетчера, отбрасывая хризолитовые блики.

— За Праксис, — сказал капитан.

— За Праксис, — откликнулись гости и выпили.

Мартинес, глотнув вина, сел. Остальные последовали его примеру, включая Марсдена, устроившегося за отдельным столиком и приготовившегося записывать встречу. Он взял стило на случай, если в запись разговора придется вносить правки.

— Наливайте себе вина, — пригласил Мартинес, кивнув на стоящие на столе хрустальные графины. — Разговор будет длинным, не хочу, чтобы у вас пересохло в горле.

С дальнего конца послышался одобрительный шепот, к вину потянулись несколько рук.

— Разговор будет долгим, — начал капитан, — потому что он, как и в прошлый раз, об отчетности.

Гости дружно замерли, а затем так же дружно вздохнули.

— Если хотите, вините Флетчера, — сказал Мартинес. — У него был очень своеобразный стиль управления. На проверках он спрашивал и ожидал мгновенных ответов, но никогда не требовал документации. Не смотрел журналы 77–12 и не поручал этого никому другому.

Мартинес взглянул на свой бокал и легонько поправил его, поставив на воображаемую разделительную полосу, проведенную по комнате.

— Вся проблема с отсутствием документов в том, — сказал он, не отрывая глаз от хрусталя, — что люди особого склада видят в этом возможность обогатиться. — Он почувствовал, как слева напрягся Яу, а справа вздрогнул Гулик.

— Потому что, — продолжил Мартинес, старательно подбирая слова, — в конце концов капитан Флетчер знал только то, о чем вы ему докладывали. Если всё было в порядке и звучало правдоподобно, как он мог узнать, обманывают его или нет? Особенно если речь идет о флотских стандартах эксплуатации оборудования. Политики веками сетуют на эту «пустую трату денег», но Совет Флота настаивает на повышенной прочности, и думаю, он прав.

— Но это означает, — объяснил он, — что старшины, могли бы, с небольшим профилактическим ремонтом, сохранять оборудование в рабочем состоянии гораздо дольше, чем положено. — Он впервые поднял глаза и заметил, как удивленно и задумчиво смотрит на него Строуд, явно меняя уже сложившееся мнение. Франсис, чьи седые волосы частично скрывали лицо, уставилась в пустоту перед собой. Чоу, кажется, рассердился.

Гулик побледнел. Мартинес видел, как на его шее бьется жилка. Поймав взгляд капитана, старшина потянулся за бокалом и сделал большой глоток.

— Если продлить срок жизни старого оборудования, — сказал Мартинес, — и знать, кому продать новое, то можно выручить много денег. К примеру, продажа вентиляторов, холодильников и насосов даст хорошую прибыль. Все знают о качестве флотской техники — надежная, неприхотливая, прочная. И новенькая, только что из упаковки.

Мартинес взглянул на угрюмую Франсис.

— Я проверил турбонасос, сломавшийся в Архан-Дохге, через его настоящий серийный номер, а не тот, что такелажница Франсис пыталась мне всучить, и выяснил, что его надо было списать три года назад. Но вместо того, чтобы сдать его в металлолом, им продолжали пользоваться.

Мартинес повернулся к Гулику. По лицу оружейника катился пот. Ему было так же плохо, как во время последней инспекции Флетчера, когда, с ножом на поясе, к нему подошел капитан.

— Еще я проверил серийный номер антипротонного орудия, давшего сбой в том же сражении. Его следовало списать тринадцать месяцев назад. Надеюсь, что замену не продали кому-то, намеревающемуся из него стрелять.

— Это не я, — прохрипел Гулик и вытер пот с верхней губы. — Ничего об этом не знаю.

— Кто бы это ни сделал, он не хотел навредить кораблю, — произнес Мартинес. — Тогда мы не воевали. "Прославленный" простаивал в доке Харзапиды уже три года, даже не меняя причал. Тяжелое оборудование постоянно вносилось и выносилось через охраняемые склады, чтобы произвести текущую замену, не привлекая внимания.

Мартинес обвел взглядом сидящих унтер-офицеров.

— Чтобы провернуть это дело, вам был необходим склад. И услуги машиниста первого класса с полным доступом в механические мастерские, где подновлялось старое оборудование перед повторной установкой.

Строуд уставился на старшего машиниста. На мясистом лице Гобьяна губы были сжаты в тонкую линию. Его усы торчали как клыки. Огромная толстопалая рука вцепилась в ножку фужера.

— Дела пошли в гору. Нашей счастливой шайке злодеев улыбалась удача. Они взяли в дело партнеров. И этими партнерами стали наксиды.

Для некоторых это прозвучало неожиданно. Яу и Чоу вытаращили глаза. У Строуда отвисла челюсть.

— И особую роль играли, — сказал Мартинес, — наксиды с фрегата "Квест", стоявшего рядом с "Прославленным" на кольце. Думаю, шайка сдружилась с наксидскими унтер-офицерами, прежде чем предложить взаимовыгодное сотрудничество. Начали вместе пользоваться оборудованием, меняться запчастями, и вот так техника с "Квеста" появилась на "Прославленном". Менялись деталями, пришлось обменяться и кодами доступа на склад. Тут всё вышло боком, потому что наксидам удалось заполучить пароли для антипротонного хранилища — может, рассказали правдоподобную историю о том, что нужно поменять баллоны, а может, установили скрытую камеру около замка и записали комбинацию, — но в результате перед самым наксидским мятежом выяснилось, что все наши антипротонные баллоны заменили пустыми.

Он специально сказал "наши", хотя его не было тогда на борту. Мартинес хотел подчеркнуть, что на войне есть только "мы" и "они", и указать, кто есть кто.

— В итоге "Прославленный" оказался беззащитен в бою и не смог прийти на выручку нашим товарищам. Уверен, вы все помните, как это было.

Они помнили. Было видно, как они опять переживают свою беспомощность, как глаза туманит гнев, как зубы сжимаются при воспоминании об унижении.

— Суки, — произнесла Ньямугали с горящим от ненависти взглядом. И повторила: — Суки.

"Мы и они, — подумал Мартинес. — Правильно, старший связист".

— "Прославленный" пережил битву, но не благодаря ворам, — продолжил капитан. — Мятеж поставил шайку перед проблемой. До войны они были преступниками, а с первыми выстрелами стали изменниками. Праксис сурово наказывает за хищения у государства, но кара за измену гораздо, гораздо страшнее. У воров проблем стало еще больше, когда один из офицеров начал собственное расследование, пытаясь узнать, почему баллоны оказались пустыми. Может, ранение дало толчок навязчивой идее, а может, когда он бежал на склад за антипротонами, заметил что-то подозрительное. Но как только Козинич начал проверять оборудование, залезая в люки и осматривая технику, стало ясно, что он ищет улики против нашей шайки. Поэтому Козинич должен был умереть.

— Это всё Тук, — прохрипел Гобьян. — Тук убил Козинича из-за культа. Вы же сами сказали.

— Я был отчасти прав. Тук действительно убил Козинича. Но не потому что был сектантом. А потому что был вором, и действовал он не в одиночку.

Воцарилась тишина. В дальнем конце стола старший системотехник Чжан опустошила бокал и вновь налила себе из графина.

— Смерть Козинича, как и было задумано, списали на несчастный случай, — продолжил Мартинес. — И всё шло хорошо, пока не случилось самое страшное. Капитан Флетчер лично заподозрил неладное. Возможно, пришел его черед задуматься, почему во всем Четвертом флоте пустыми оказались только его антипротонные баллоны; или понял, что его система проверок не так уж действенна; или же, к своему ужасу, обнаружил, что группа старших унтер-офицеров каждый вечер в столовой обдирает рядовых в карты.

"В яблочко", — понял Мартинес. Даже те, кто не играл, об играх знали, и у большинства хватило совести смутиться.

— Капитан Флетчер был гордым. Его честь и так пострадала, когда корабль оказался безоружен в решающей битве. В более спокойных обстоятельствах это повлекло бы официальное расследование; возможно, оно было бы в любом случае, не будь у Флетчера связей, я не знаю. То, что его корабль не только унизили при Харзапиде, но и сделали прибежищем для мерзкой шайки воров, еще сильнее ударило по гордости капитана. Любое официальное расследование выявило бы, насколько Флетчер выпустил из рук управление своим кораблем. А такого несмываемого пятна не вынесла бы ни его честь, ни его карьера. Поэтому он решил всё по-своему. Он казнил Тука, воспользовавшись правом капитана. Не сомневаюсь, казнь ждала и остальных.

— Я тут ни при чем, — встрял Гулик. — У Флетчера была возможность меня казнить, а он не казнил.

Мартинес посмотрел на оружейника и покачал головой.

— Флетчер проверил ваш банковский счет и увидел, что он пуст. Он не подозревал вас, потому что не смог найти прибыли. Когда счет просмотрел я, то сразу понял, что вы явно один из шайки, но к тому же вы азартный игрок. Деньги утекают как вода, как только попадают к вам в руки.

В глазах Гулика читалось отчаяние. От него невыносимо пахло потом, страхом и спиртным.

— Я никого не убивал. Я тут ни при чем.

— Но вы знаете, кто убил, — сказал Мартинес.

— Я… — начал Гулик.

— Молчи! — рявкнула Франсис. — Не видишь, что он делает? Да он пытается нас стравить. — Она грозно посмотрела на каждого из старшин. — Он старается поссорить нас! Запугать нас так, что мы сами оговорим друг друга! — Она усмехнулась, взглянув на Мартинеса. — Разве мы не знаем, кто на самом деле убил Флетчера? Человек, занявший его место!

Она опять перевела глаза на старшин и зарычала:

— Мы все в курсе, как Мартинес стал капитаном. Женился на племяннице комэскадрой, а потом размозжил голову Флетчеру и завладел кораблем. А когда до этого докопался Филлипс, арестовал и убил его, чтобы заткнуть.

Мартинес старался не взорваться. Он аккуратно положил ладони на стол, скрывая дрожь, спокойно посмотрел на Франсис и вежливо улыбнулся.

— Хорошая попытка, такелажница Франсис. Можете предъявить официальное обвинение, если пожелаете. Но вам не хватает улик. А также объяснения, каким образом вентиляторы с "Квеста" попали на Восьмую палубу.

Она с ненавистью посмотрела в глаза капитана и отвернулась.

— Гребаные офицеры! Гребаные пэры!

В звенящей тишине раздался невозмутимый голос Мартинеса:

— Итак, Флетчер должен был умереть. И раз убийцам всё удалось, они вновь порадовались, что ускользнули. Но тут я занял место Флетчера и потребовал заполнить журналы 77–12. — Он позволил себе чуть улыбнуться. — Наверное, заговорщики спорили, как лучше это сделать. Если внести точные данные, всплывет и старое оборудование, и взятое с "Квеста". А если мухлевать, проверка может выявить обман.

Он посмотрел на Франсис.

— Злоключения такелажницы Франсис с ее турбонасосом показали всю глупость подгонки данных. Поэтому остальные записали правильные сведения и понадеялись, что в историю оборудования заглядывать не станут. — Мартинес пожал плечами. — А я, хотя и не сразу, заглянул. — Он окинул взглядом собравшихся. — И пришел к выводу, что старшины всех отделений, в которых будет найдено оборудование с "Квеста", виновны. Я уже видел достаточно, чтобы знать, что такое оборудование имеется у Тука, Гулика и Франсис.

Такелажница презрительно прищелкнула языком и отвернулась. Гулику словно бросили ядовитую змею на колени.

Мартинес обратился к Гобьяну:

— Без вас они бы такого не провернули. Вы тоже виновны.

Гобьян чуть расслабил сжатый в тонкую линию рот.

— Наксиды, — выдал он. — Им могли помогать наксидские инженеры.

Мартинес обдумал сказанное и признал, что это возможно, но маловероятно.

— Ваш счет тщательно проверят, — сказал капитан, — и посмотрим, есть ли у вас таинственные доходы, как у ваших товарищей. Это, по-моему, послужит достаточным доказательством.

Глаза Гобьяна высокомерно блеснули.

— Я никого не убивал, — скороговоркой выпалил Гулик. — Я вообще не хотел ввязываться, но меня уговорили. Сказали, что частично верну проигранные деньги.

— Заткнись, трус крысомордый, — сказала Франсис, но уже спокойнее, будто потеряв интерес к делу.

— Гобьян и Франсис убили капитана! — закричал Гулик. — Флетчер уже показал, что не собирается убивать меня, у меня не было причин желать ему смерти!

Франсис лишь одарила Гулика презрительным взглядом. Мартинес заметил, как Гобьян сжал огромные кулаки.

И тут же подумал, что если бы все происходило в столь любимых Миши детективах, то как раз сейчас убийцы достали бы оружие и набросились на него или захватили бы заложников, пытаясь сторговаться. Но ничего подобного не случилось.

Мартинес просто вызвал Алихана, и тот вместе с Гарсиа и четырьмя констеблями, среди которых оказались Аютано и Эспиноза, вышел из кухни. У всех были электрошокеры и пистолеты.

— Арестуйте Гобьяна, Гулика и Франсис, — сказал Мартинес.

На виновных надели наручники. Никто не сопротивлялся, лишь Франсис насмешливо посмотрела на Алихана.

— Капитан, подождите! — кричал Гулик, когда его вели к двери. — Это несправедливо! Меня заставили!

Алихан остался в кабинете, встав позади Мартинеса, а тот, чувствуя, что напряжение спадает, поднял бокал, сделал большой глоток и поставил вино на стол.

Он это заслужил.

— На корабле перешли границу допустимого. Четверо старшин сговорились обирать рядовых, но все терпели и не пытались ничего изменить. Эти же старшины торговали имуществом Флота, опять и опять подвергая корабль риску. Из-за этих четверых на Харзапиде столько погибших. И не только из-за них. Капитан Флетчер тоже действовал неприемлемо, и, возможно, именно поэтому другие думали, что им всё дозволено.

Оставшиеся гости либо просто глядели перед собой, либо сидели, задумавшись. Чоу и Чжан злились. Ньямугали чуть не плакала.

— Если кто-то из вас замешан в афере, мне нужно это знать сейчас. Я хочу услышать всё, что вам известно. Поверьте, будет лучше, если вы признаетесь, чем если я выясню что-то самостоятельно. Пока я лишь частично проверил журналы и не очень тщательно просмотрел финансовые документы. Но за этим дело не станет. Теперь, когда я знаю, что искать, времени уйдет немного.

Первой заговорила Амелия Чжан:

— В моем отделении всё в порядке, милорд. Можете просмотреть мои счета и убедиться, что я живу на жалование, большая часть которого идет на оплату образования моих детей.

— Мое отделение чисто, — сказал Строуд, пригладив ус пальцем. — Я не спорю, я подгонял данные, но не как остальные, особенно Тук и Франсис, и что бы они мне там ни говорили про заработки, я не слушал.

Мартинес кивнул.

— От вас зависит судьба "Прославленного", — начал он. — Для корабля вы нужнее офицеров. Вы профессионалы и отлично знаете свое дело, и я говорю это с уверенностью, иначе капитан Флетчер не взял бы вас. А те, другие… они враги. Ясно?

Наверное, это не было его лучшей речью. Но капитан надеялся, что ему удалось провести границу "мы и они", столь необходимую во время войны. Он говорил "мы" о людях, в которых действительно нуждался. "Прославленный" пострадал, но не в битве, а изнутри, и без оставшихся старшин его не излечить. Он мог бы взять преступников прямо в постелях и потащить на гауптвахту, ноэто не оказало бы должного эффекта на их сослуживцев. Началось бы не нужное Мартинесу судебное разбирательство. Он стремился показать старшинам всю тяжесть вины убийц, их длительное и продуманное предательство, всю опасность, нависшую над кораблем. Он хотел отделить "их" от "нас".

Мартинес почувствовал внезапную усталость. Он сделал, что намеревался, а сказал даже больше, чем хотел. Он встал. Заскрипели отодвигаемые стулья, старшины вскочили ивытянулись по струнке.

Капитан поднял бокал.

— За Праксис, — сказал он, и остальные повторили тост.

Все выпили.

— Больше вас не задерживаю. С новыми главами отделений поговорю завтра утром.

Он проводил их взглядом и вновь наполнил бокал. Залпом выпил половину и обратился к Алихану:

— Передай Перри, поужинаю в кабинете, после того как доложу комэскадрой.

— Слушаюсь, милорд.

Алихан вышел, поправляя кобуру и электрошокер. Мартинес взглянул на Марсдена.

— Вы всё записали?

— Да, милорд.

— Выключите устройство, пожалуйста.

Лысый и невозмутимый Марсден остановил запись и ждал дальнейших приказаний.

Я сожалею о Филлипсе, — сказал Мартинес.

В глазах секретаря мелькнуло удивление.

— Милорд?

— Я знаю, вы бы спасли его, будь это в ваших силах.

Марсден удивился еще больше, но, овладев собой, принял равнодушный вид.

— Милорд, я не понимаю вас.

— У вас есть особые сигналы или условные знаки, ведь так? — спросил Мартинес. — Не будь Филлипс на вахте, вы бы предупредили его. — Он задержал дыхание и выдохнул. — Жаль, что не смогли.

Марсден пристально посмотрел на него карими глазами, но промолчал.

— Я недавно понял, — продолжил Мартинес, — что, возможно, Тук и был убийцей, но он не был нараянистом. А кулон нашелся в вещах, потому что вы подложили его туда, Марсден, когда я отправил вас за ними. Вы поняли, что я начну разыскивать членов культа, и пытались избавиться от улики. Вы сняли с шеи медальон и подбросили его в драгоценности Тука.

У секретаря задергались мускулы на шее, он холодно посмотрел на Мартинеса.

— Милорд, у вас нет доказательств.

— Я всё не понимал, почему вы так странно себя ведете. Разозлились, когда я впервые упомянул о культе, а потом обвинили, что я посмел оскорбить кланы Гомбергов и Флетчеров. Заставили меня обыскать вас на месте, ведь вы, конечно, успели избавиться от медальона. Я подумал, что вы невыносимый сноб. Но так и не понял, что я только что оскорбил ваши тайные верования.

— Проблема в том, — продолжил капитан, — что кулон помог обвинить Филлипса. Вы же не знали, что отпечаток пальца Тука был найден на теле Козинича. Но это навело меня на мысль о связи убийства с нараянистами, и я начал на них охоту. Ведь именно так изображают сектантов в драмах — они убивают людей, приносят детей в жертву фальшивым богам. Я всю жизнь смотрел такие фильмы и поэтому ошибся. Я забыл, что нараянисты — мирная вера.

— Я не понимаю вас, милорд, — осторожно проговорил Марсден.

Мартинес пожал плечами.

— Хочу, чтобы вы знали, мне жаль, что всё так обернулось. Уверен, вы меня не простите, но надеюсь, поймете. — Он сделал большой глоток вина. — Это всё, Марсден. Буду очень благодарен, если вы как можно скорее сделаете копию записи и приложите протокол.

Марсден отсалютовал.

— Слушаюсь, милорд.

— Вы свободны.

Марсден вышел, держа спину очень прямо и стараясь смотреть только вперед.

"Извинение не принято", — подумал Мартинес, когда закрылась дверь.

Он опять глотнул вина, прошел в кабинет, оставил там бокал и направился в коридор.

Пора доложить Миши.

Глава 24

Волнения, вызванные наксидским рейдом, сказались на внешности лорда Торка. Плоть отмирала быстрее, чем раньше, и сухие куски кожи свисали с рук и серого невыразительного лица. От него несло разложением. Но каким бы хрупким ни казалось его тело, разум был как никогда ясен и тверд.

— У нас лишь один выход. Совет должен назначить меня командующим Основным флотом.

Глаза леди Сейкиин расширились под темными очками.

— Разве вы не в отставке, милорд?

Голос лорда Торка зазвенел от негодования:

— Совет может восстановить меня на действительной военной службе. Я приму назначение, пусть и с сожалением. Думал мое время давно миновало, но…

Лорд Чен засомневался, что сожаление лорда Торка может сравниться с его собственным.

— Не понимаю, милорд, — попытался он. — Вам доверили управление Флотом, и не только кораблями, но и кольцами и всем, что на планетах. От вас зависит наша победа. Неужели вы можете отказаться от целого ради командования одной его частью?

Чен опасался, что подобные слова спровоцируют очередную обличительную тираду Торка, но председатель остался спокоен.

— Больше доверить некому. Подумайте сами — лишь офицер определенного звания вправе возглавлять Основной флот. Большинство этих офицеров пали при Магарии, а остальные слишком далеко от военных действий. Крингану из Четвертого флота три месяца возвращаться с Харзапиды. Пел-то в Феларусе, и между нами несколько систем, занятых наксидами. Трепэтай в Сейшо, но ее здоровье пошатнулось в начале войны и она уже месяцами не вставала с постели. Лорд Иван Сноу подходит, но он почти всю жизнь просидел в Следственном отделе и никогда не командовал крупными частями, и опять же, он в трех месяцах пути на Ларедо, где отчитывается перед Парламентом. Тогда как я…

Повисла пауза. Лорд Чен прикрыл ладонью рот и нос, спасаясь от тошнотворного запаха падали, вновь достигшего его ноздрей.

— Я на месте, — продолжил Торк. — И звание у меня будет подходящее, если меня вновь призовут. Я даймонг и могу воспользоваться двумя новыми крейсерами с Антопона, чьи даймонгские команды легко примут меня.

— Разве не проще повысить кого-то в звании? — спросила леди Сейкиин. — На счету лорда Па Дофага выигранное сражение. Мы вряд ли найдем более опытного офицера.

Чен закрыл глаза и пожалел, что не может заткнуть уши, чтобы выдержать бурю криков, которая последует за разумным, но наивным предложением леди Сейкиин, и вновь удивился, когда даймонг промолчал, а на вопрос ответил Пеццини:

— Дофаг поддерживает новшества, стоившие Кангасу жизни. Мы не можем доверить Основной флот ему, он только погубит множество хороших офицеров и, вероятно, лишит нас надежды на Заншаа. Флоту нужен сторонник железной дисциплины и традиционной тактики. — Он кивнул на Торка. — Такой, как лорд председатель.

— Я уже не молод, но по-прежнему здоров, — сказал Торк. — В любом случае это не продлится дольше нескольких месяцев.

После таких слов выбора не было. Торк и его сторонники помешают любым попыткам продвинуть Дофага или какого-нибудь другого офицера.

При голосовании лорд Чен поднял руку вместе с остальными, и лорда Торка единогласно назначили командующим Основным флотом, в задачи которого входило завоевание Заншаа и подавление мятежа.

Торк с присущим ему рвением окунулся в работу. Он не сразу разместился на даймонгских крейсерах, а остался на месте, где хорошо обученные помощники держали его в курсе любых передвижений Флота по империи.

Даймонгские корабли продолжили свой путь на Чиджимо, в доках которого их оснастят вооружением. Торк убедился, что всё необходимое уже отправлено с Антопона. Основной флот под командованием Дофага не спеша долетел до Зарафана, развернулся вокруг его солнца и тоже отправился обратно к Чиджимо.

На подходе было и подкрепление. Три корабля из Четвертого флота отремонтированы после битвы у Харзапиды. На верфях Мартинесов на Ларедо столь быстро построили три новеньких фрегата, что впечатленный Парламент заказал им еще пять. На других оставшихся верными планетах достраивался тридцать один корабль и планировалось запустить в производство еще шестьдесят.

На Харзапиде комфлотом Кринган при новости о гибели Кангаса явно услышал звук фанфар. В три дня он собрался и оправился в Чиджимо на не совсем готовом фрегате, прихватив бригаду ремонтников. Он надеялся прибыть как раз к своему назначению командующим Основным флотом, но, к несчастью, фанфары слышал только он, и не успел фрегат вылететь из системы, как Торк получил все полномочия.

Тем не менее, лорд Чен не отказался бы от присутствия Крингана. Было бы неплохо иметь под рукой высокопоставленного офицера на случай, если Торк загонит себя до смерти.

А даймонг не сбавлял оборотов. Он худел и облазил с неимоверной скоростью, но внутри него горел не свойственный его возрасту пыл. Лорд Чен вынужден был признать, что никто другой не сравнится с ним в самоотдаче.

Наксиды больше не предпринимали рейдов.

— Они научились держаться вместе, — сказал лорд Монди как-то вечером, когда они беседовали в гостиной на "Галактике". — Каждый раз, посылая одиночные группы, они теряют их. Хон-бар, Протипан, Антопон — и наксиды не знают, что случилось, ведь все их корабли погибли.

— Значит, всё решится в одной большой битве, — предположил Пеццини. — На Заншаа.

* * *
Предателей казнили через два дня после ареста. По указу Парламента в первые часы мятежа, государственная измена каралась пытками и смертью через падение с большой высоты. Мартинес отговорил Миши от пыток, сославшись на отсутствие на борту профессиональных палачей, ведь любители могли всё испортить. Он так и не понял, охотно или нет согласилась Миши.

Сбрасывать приговоренных было неоткуда, но комэскадрой нашла компромисс. "Прославленный" сбавлял скорость, чтобы обогнуть голубой гигант Алекас и зайти в следующий тоннель, и она решила сбросить предателей через шлюз. Оказавшись снаружи, преступники попадут в раскаленный след из антиматерии, оставляемый крейсером.

Их выбросят без скафандров.

— Будь я проклята, если потрачу на них скафандры! — рычала Миши. Скорее всего, они погибнут от удушья еще до того, как антиматерия распылит их на атомы. Мартинес не знал, какая смерть хуже.

Гобьян держался стойко даже на пороге казни. Франсис всем видом выражала презрение, а Гулик, наговаривавший на себя и на других во время бесконечных допросов, впал в ступор. Он, кажется, считал свою казнь несправедливой. Он же помогал следствию и сразу признался и отказывался понять, почему благодарная империя не вознаградила его.

Казнь проводили по всем правилам. У шлюза выстроились Мартинес, Миши со штабными и лейтенанты, за исключением Корбиньи, дежурившей в рубке. Все при полном параде. Там же стоял конвой и свидетели, а когда предателей в комбинезонах выводили с гауптвахты, корабельный оркестр заиграл "Бесславную смерть".

Констебль Гарсия сорвал с осужденных погоны и нашивки. Конвоиры скрепили им лодыжки белыми траурными лентами, а руки связали по швам. Приговоренных подтащили к шлюзу и погрузили в приспособление, предназначенное для сброса тел погибших при авариях и боевых действиях. Мартинес знал, что живых так пока не выбрасывали, но принцип, наверное, тот же.

Тихо открылась внутренняя дверь шлюза. Гарсиа шагнул к пульту управления. Оркестр смолк, барабанщик начал медленно отбивать дробь на барабане в форме песочных часов.

— Откачать воздух из шлюза, мистер Гарсиа, — сказал Мартинес.

— Есть откачать воздух из шлюза, милорд. — Гарсия повернулся к пульту. Даже если снаружи слышалось шипение или гудение насосов, его заглушал барабан.

Мартинес подумал, что на месте приговоренных он бы задержал дыхание и пожелал себе быстрой эмболии.

— Воздух откачан, милорд, — сказал Гарсиа.

— Открыть внешние шлюзовые двери, мистер Гарсиа.

Дробь ускорилась. У Мартинеса вдруг жутко зачесалось под правой лопаткой.

— Внешние двери открыты, милорд.

— Продолжайте, мистер Гарсиа.

Нажатие одной кнопки отправило приговоренных в космос. Мартинес надеялся, что они уже мертвы. Гарсиа заглянул в шлюз через смотровое окошко и отрапортовал:

— Шлюз пуст, милорд.

— Закрыть двери и восстановить давление. Лейтенант Мокгатл?

Исполняющий обязанности лейтенанта Мокгатл, наделенный впечатляющим голосом, вышел из строя и зачитал отрывок из погребальной службы.

— Жизнь коротка, но Праксис вечен. Да утешит нас мысль о том, что всё действительно важное уже известно, — закончил он и шагнул обратно в строй.

К этому времени приговоренные стали ионами, плывущими в пустоте. На какое-то мгновение Мартинес почувствовал покой. Преступников осудили по закону и казнили со всеми полагающимися флотскими церемониями. Сослуживцы либо лично присутствовали при казни, либо следили за ней через экраны в столовой и отделениях корабля. Все знали, что казнь проведена по правилам, точно так же как знали о воровстве, приведшем к цепочке смертей.

Немые свидетели — в обоих случаях. С рядовыми не советовались, когда старшины сговорились их ограбить, их не спрашивали и сейчас, когда Мартинес нашел виновных, которых Миши приказала казнить.

Возможно, пришло время обратить внимание и на рядовых.

Миши деликатно кашлянула, показывая, что устала ждать, пока что-нибудь произойдет.

Мартинес вышел вперед и посмотрел в камеру, записывающую церемонию.

— Трое приговоренных и их сообщник, инженер Тук, в течение долгих месяцев открыто грабили членов экипажа "Прославленного", вовлекая их в азартные игры. Этого долго не замечали, к тому же никто не подавал официальной жалобы. Их деятельность привела к хищениям, измене и убийству двух офицеров, в том числе капитана корабля.

Он заглянул в камеру, представляя, что происходит в столовой, где по стойке смирно вытянулся экипаж, а на видеостенах шла трансляция. В столовой, в которой каждый вечер шулеры обдирали сослуживцев.

— Все смерти можно было предотвратить, — продолжил Мартинес, — если бы кто-то вовремя доложил, что творится, и были бы предприняты меры. Но по неизвестной причине все, даже жертвы, предпочли промолчать. Возможно, донесения о нарушениях никогда не поощрялись должным образом. Я бы хотел изменить ситуацию.

Он глубоко вдохнул.

— Я уверяю весь экипаж корабля, что теперь моя дверь всегда открыта. Любой может прийти к капитану и рассказать о деле, которое ему кажется важным. — Он оглядел стоящих рядом офицеров. — Я надеюсь, что мои офицеры будут столь же отзывчивы. — Лейтенанты начали неловко переминаться.

Мартинес вновь посмотрел в камеру.

— Когда капитан Флетчер казнил инженера Тука, он сказал, что затронута честь корабля. Он не лгал. Преступная шайка ежедневно пятнала честь нашего корабля. На "Прославленный" по-прежнему брошена тень, но будь я проклят, если позволю позорить корабль дальше.

Он умолк, размышляя, сказал ли он слишком мало или слишком много.

— Все свободны.

Экипаж начал расходиться, а оркестр медленно заиграл траурную версию марша "Все мы ведомы Праксисом". Миши, стаскивая перчатки, подошла к Мартинесу.

— Вы много на себя взваливаете, — сказала она.

— Надеюсь, что нет, — ответил капитан.

— Любой рядовой сможет прийти к вам со своими проблемами. Любой симулянт начнет клянчить деньги или выходной. — Она покачала головой. — Вас замучают.

— Возможно, но я поделюсь. — Он многозначительно посмотрел на офицеров. Миши усмехнулась и ушла. Стоявшая рядом Чандра сначала дернулась за ней, но потом вернулась к Мартинесу.

— Вы только что доказали, что корабль ваш. Обращайтесь с ним хорошо.

Услышав это, Мартинес почувствовал, как его распирает от гордости.

— Благодарю. — А потом огляделся и наклонился к ней поближе со словами: — Кстати, мне понравилось, как ты пишешь.

Она не удивилась.

— Да, думаю, я неплохо справилась с его стилем.

— Слишком много наречий. Я их вычеркнул.

Предыдущей ночью он перечитывал личные дела арестованных, внося новую информацию. Копаясь в базе данных, он решил залезть в файл Чандры и убрать ядовитую характеристику Флетчера.

В конце концов, это недостойно. Не хотелось думать, что последним делом капитана было очернение обидевшего его офицера.

Открыв файл, Мартинес с удивлением обнаружил, что характеристику уже переписали. Теперь в ней подчеркивался профессионализм Чандры и восхищение капитана ее талантами и личными качествами. Флетчер когда-то писал, что " Повышения в звании не заслуживает", теперь вместо этого было "Повышение горячо рекомендуется".

Мартинес стер "горячо". Потом аннулировал дополнительный доступ Чандры к файлам, а то вдруг ей стукнет в голову переписать что-нибудь еще.

* * *
На следующий день наксиды дали по эскадре Чен прощальный залп, запустив четыреста ракет по следу.

Из-за приказа Миши уничтожать станции,0 ракеты не смогли провести финальную корректировку траектории и начали собственный поиск. Наведение на цель заняло время, и их скорость оказалась существенно ниже, чем в Архан-Дохге. Когда эскадра засекла сигналы поисковых лазеров, на подготовку обороны осталось почти двадцать шесть минут. Были запущены противоракетные снаряды и включены орудия.

Всё прошло идеально. Снаряды уничтожили боеголовки, успевшие приблизиться к кораблям, а лазеры и антипротонные пушки расправились с остальными. Самой близкой к эскадре ракете оставалось лететь еще две минуты. Но настроение в рубке не улучшилось. Даже аплодисменты по поводу последней уничтоженной ракеты звучали неуверенно.

Больше о противнике ничего не слышали. Эскадра летела по контролируемой наксидами системе, но целей не было. Затем вошли через Первый тоннель в почти не заселенную систему Энан-даль.

Предполагалось, что Тоннели 1 и 2 в Энан-дале контролируются лоялистами.

Одетый в скафандр Мартинес сидел в рубке и смотрел на дисплеи, пока лазеры посылали запросы на станции.

Станция Один не отвечала, что наводило на подозрения о ее захвате. Миши отправила предупреждение, что, если молчание продолжится, ее уничтожат, и словно в ответ на это от станции отделилась спасательная шлюпка, предположительно, с персоналом на борту и с большим ускорением понеслась к тоннелю. Миши приказала расстрелять и станцию, и шлюпку.

Сообщение, отправленное на Станцию Два, шло десять часов, и почти столько же пришлось ждать ответа. Через несколько часов, когда стало ясно, что за огромным красным солнцем системы не скрывается никаких сил противника, Миши отменила боевую тревогу, и всё еще напряженный Мартинес покинул рубку.

Эскадра почти четыре месяца не выходила на связь, за это время могла исчезнуть сама цель, за которую они сражались. Наксиды могли на голову разбить остатки Основного флота, или лоялисты просто сдались после падения Заншаа. Оставалось лишь гадать, было ли эскадре Чен куда возвращаться.

Мартинес пришел в командный пункт очень рано, стараясь не пропустить ответ со Станции Два. Обычно в это время он еще спал, но сегодня сидел с чашкой кофе, прислушиваясь к разговорам в рубке.

— Ответ со Второй станции, милорд! — Сердце забилось, когда Мартинес услышал обрадованный голос исполняющего обязанности лейтенанта Цина. — Оно правильно закодировано. Его уже дешифруют.

На тактических экранах появилось бледное лицо даймонга с вечной гримасой ужаса.

— Добро пожаловать в Энан-даль, леди Миши, — сказал даймонг. — Я младший офицер Кассуп из поисковой службы. Нам приказано ждать вашего прибытия. Мы уже сообщили Флоту, что вы здесь. Высылаю новостную сводку и перешлю почту и все инструкции из штаба Флота, какие будут для вас.

Мартинес почувствовал облегчение и осознал, что даже не подозревал, насколько был напряжен. Он почти не слушал, что отвечает Миши, и только ждал ее приказаний. Но она так ничего и не приказала ему.

Миши закончила доклад: отчиталась о битвах в Протипане, Архан-Дохге и Алекасе и состоянии эскадры, перечислила потери — свои и противника, описала разрушение кольца Бай-до, рассказала о смерти капитана Флетчера, двух лейтенантов и четырех старшин. Зашифрованный доклад отослали через Вторую станцию в Совет правления Флота.

Почти сразу после этого были отправлены приготовленные заранее личные сообщения команды, вместе с которыми ушло длинное и насыщенное событиями письмо Мартинеса Терзе и более короткие письма отцу, матери, тестю и двум сестрам, не отказавшимся от общения с ним. Отцу он также выслал копию своего портрета.

Мартинеса не вызывали. Он передал управление кораблем Цину и отправился к себе, где провалился в сон без сновидений и встал гораздо позже, чем обычно.

Мудрый Алихан решил не будить его.

Четыре дня спустя эскадра Чен пролетела по Второму тоннелю Энан-даля, а на следующий день пришла почта. Мартинес дал всему экипажу два свободных часа на ее просмотр.

Он тоже воспользовался собственным разрешением, закрывшись в кабинете. На рабочем столе скопился длинный список сообщений. И ни одного от Кэролайн Сулы. Он, конечно, не ожидал иного, но все равно отметил, что письма нет.

Знать бы, где она и чем занимается.

Мартинес поискал последнее по времени послание — одиннадцать дней назад, видео от Терзы. Он открыл его.

Беременность леди Терзы Чен, семь месяцев — по подсчетам Мартинеса, сразу бросалась в глаза. Терза стояла перед камерой в длинном фиолетовом платье, подчеркивающим красоту ее бледного лица и рук, скрещенных на круглом животе. Длинные черные волосы были убраны в два хвоста, переплетенных лентой и перекинутых на грудь. Она, как обычно, была прекрасна и спокойна, и это ее невероятное спокойствие всегда волновало Мартинеса, затруднявшегося сказать, что на самом деле скрывается за безмятежной маской.

И тут он с изумлением понял, где она стоит. В кабинете его родного дворца на Ларедо, изящного здания из бело-шоколадного мрамора в центре столицы. Он узнал громоздкие и шершавые старинные полки из темного дерева и аккуратные светильники.

Когда-то это была его комната. Полуоткрытая дверь за спиной Терзы вела в спальню, где он спал до семнадцать лет, пока не поступил в академию. Наверное, родители отдали Терзе его старую комнату — один из сентиментальных жестов, которые так по душе его матери.

Он лишь надеялся, что старая мебель, побитая целой ватагой озорных детей, не слишком шокирует жену.

А еще совсем не хотелось, чтобы Терза обнаружила изображения ню его старой подружки, дочки лорда Далмаса, спрятанные им в шкафу перед самым отъездом в академию.

"Привет, — сказала Терза. Она встала боком и расправила складки платья, показывая округлившийся живот. — Посылаю тебе видео, чтобы ты знал, что сын растет".

Сын. Сердце попыталось выпрыгнуть из груди. Когда они уходили в рейд, было неизвестно, мальчик это или девочка.

"Он такой непоседа и обожает пробовать новое. Мы думали, как его назвать и, ввиду его поведения и отсутствия каких-либо указаний от отца, остановились на Гарете. — С легкой улыбкой она посмотрела в камеру. — Надеюсь, ты одобряешь".

— Лишь бы его не стали звать Младшим. — Мартинес понял, что говорит вслух, но при этом почувствовал, как по телу горячей волной разливается гордость.

Терза выдвинула стул из-за исцарапанного старого стола, расправила платье и села. Запрограммированная камера проследила за ее движениями.

"Видишь, я всё еще на Ларедо. Твои родители и Роланд, — с братом Мартинес предпочитал не разговаривать, по крайней мере добровольно, — принимают, ммм, целую толпу важных гостей, которых будут чествовать, развлекать и всячески ублажать, пока не добьются своего".

Мартинес понял, что этими очень важными гостями были члены Парламента, сбежавшего с Заншаа в дальнюю систему, до которой не дотянутся наксиды. Хотя их нахождение там держалось в секрете, наверняка известном всем на Ларедо, Терза не могла выразиться точнее, не привлекая внимания Управления цензуры, контролировавшего отправку корреспонденции.

В любом случае, сейчас Парламент в руках лорда Мартинеса, Роланда и остального семейства. И если бы именно некомпетентность членов Парламента не стала одной из главных причин войны, Мартинес их бы даже пожалел.

"Я тут кто-то вроде запасной хозяйки, — сказала Терза, — и это не так утомительно, как может показаться, и даже немного развлекает меня, не давая киснуть в детской. Многих из гостей я знаю с пеленок. И раз уж моего отца тут нет, я не только представляю тебя, но и выступаю за клан Чен, правда, пока не знаю, хорошо ли у меня получается".

Мартинес поставил видео на паузу, удивляясь, почему лорда Чена нет в Парламенте. Терза не в трауре и, кажется, не печалится, когда говорит о нем, поэтому вряд ли он умер или в опале.

Наверное, выполняет какое-то задание.

Эта информация может попасться в одной из новостных сводок, которые он пока не смотрел. Мартинес вновь запустил видео.

Терза многозначительно посмотрела на него.

"Я, конечно, не могу вдаваться в подробности, но вокруг столько важных гостей и столько интересной информации. Военные новости вселяют надежду, и время работает не на наксидов".

Она подняла руку.

"Надеюсь, вы нанесли достаточный ущерб без особого риска для себя. Возвращайся ко мне и юному Гарету поскорее".

На экране появился оранжевый значок окончания сообщения. Мартинес уставился на него, глубоко задумавшись.

Она решила назвать сына в его честь. Это может означать, что она не разведется с ним, даже если ее отец и его предприятия перестанут получать солидную материальную поддержку от Мартинесов.

И женщина, купленная для него семьей и с которой война разлучила его через семь дней, останется с ним на всю жизнь.

Зазвенел нарукавный коммуникатор. Он ответил и увидел изображение Миши на хамелеоновой ткани.

— Слушаю, миледи.

— Вам надо знать, что мы только что получили приказ отправляться к Чиджимо. Это там же, где мы изначально собирались воссоединиться с Основным флотом.

— За время нашего отсутствия мало что изменилось, — сказал Мартинес.

Миши помолчала и продолжила:

— Не уверена. Приказы подписаны главнокомандующим Флота Торком, верховным главнокомандующим так называемого Единственного Праведного Флота Мщения.

Мартинесу понадобилось время, чтобы осознать сказанное.

— Торком? — спросил он. — Не Кангасом?

— Нет, не Кангасом. Я тоже не знаю, в чем дело.

— Торк ненавидит меня, — сказал Мартинес. — Вы сами об этом говорили.

Она подняла брови и не ответила. Мартинес вздохнул.

— Терза передает привет, — произнес он, надеясь, что это будет где-нибудь в ее сообщениях, даже если в просмотренном видео этого не было.

— Как она?

— По всей видимости, отлично. Представляет интересы Ченов на Ларедо в отсутствие своего отца.

— Мауриций не на Ларедо? — Настал черед Миши удивляться.

— Может, с Кангасом.

— Мауриций прислал мне несколько писем, но я пока их не смотрела. Наверное, там есть объяснение.

— Мне тоже расскажите, если… — он понял, что влезает в семейные дела клана Чен, — если сочтете уместным, — закончил он.

— Коммуникатор: конец связи, — сказала Миши.

На рукаве Мартинеса появился оранжевый значок. Он выключил дисплей и вернулся к длинному списку сообщений на рабочем столе.

Он решил начать с верхних писем, постепенно передвигаясь вниз.

А потом вернется к самым важным сообщениям.

"Сын, — подумал он и улыбнулся. А затем: — Торк меня ненавидит. И сейчас он верховный главнокомандующий чего-то там".

Глава 25

Всё встало на места, как только к делу подключился Сергий Бакши. Наладили контакт с группами, сражающимися против наксидов, с теми, кто хочет бороться и кто пока еще не решился, но подумывает об этом. Теперь все они, пусть во многом теоретически, подчинялись Суле. Рискни кто описать получившуюся организационную структуру, то обнаружил бы запутанную схему, ничуть не похожую на идеальную сеть ячеек из трех бойцов. В подполье вливались целыми компаниями, и даже если бы их разбили на ячейки, они бы всё равно знали, из кого те состоят. Это могло привести к катастрофе, но Сула сделала всё возможное, чтобы держать такие группы особняком от остальной армии.

Для связи использовали секретные каналы группировок. Сами бандиты, закаленные столкновениями и смертями и обладающие стоическим и практичным отношением к убийству, стали основой партизанской армии, новым членам которой понадобились бы долгие месяцы, а то и гораздо больше, чтобы приобрести такие же навыки. Бандиты пока не заслуживали любви, но определенно заслуживали уважения.

Как и требовала Сула, Сергий убил десять наксидов, сделав это исключительно профессионально и на чужой территории. Наксиды мстили за каждое убийство, но расстрелы заложников лишь увеличивали число потенциальных добровольцев и обостряли отношения между наксидами и местными группировками.

Настала безумно жаркая летняя пора перестрелок, взрывов, нападений и конспирации. Особенно доставалось системе продовольственных карточек как самому яркому и уязвимому символу наксидского режима. Чаще всего покушались на наксидов, ответственных за распределение карточек в полицейских участках. После того как убили пятерых и троих ранили, они начали передвигаться исключительно в бронированных автомобилях с охраной. Но к этому времени Сидни успел разработать гранатомет, и предосторожности наксидов сыграли на руку лоялистам, позволяя уничтожать несколько врагов одним выстрелом. Всё больше группировок втягивалось в войну за контроль над торговлей продовольствием, и, как и предполагала Сула, они не пожелали делить рынок ни с кем, в том числе и с наксидскими кланами, пытавшимися действовать в рамках закона.

Сидни творил. Из его мастерской выходили чертежи маленьких пистолетов, которые легко прятать, снайперских винтовок, намного превосходящих Модель Сидни Один по точности, бомб и кустарных, но на редкость эффективных гранат. Все чертежи тут же распространялись через "Сопротивление". И как один незамедлительно использовались.

Сула разъезжала по городу, большую часть времени координируя группировки, или убеждая их присоединиться к борьбе, или разрешая территориальные конфликты. Поездка в Зеленый Парк показала всю неразумность передвижения с вооруженной охраной, поэтому чаще всего она была пассажиром на мотоцикле Макнамары, легко объезжающем блокпосты и другие опасные места. Иногда она отправлялась по делам с Казимиром на его персиковом лимузине или в одиночку. Она всем представлялась леди Сулой, но летом в парике было жарко и неприятно. Ее собственные волосы отросли, и наконец она сделала прежнюю прическу и перекрасилась в более или менее похожий на натуральный цвет. Всё равно враги леди Сулу не разыскивают.

Про Жюльена, казалось, тоже забыли. Был выдан ордер на арест, но никто так и не пришел. Возможно, Легион справедливости считал, что он по-прежнему в тюрьме, а влияние Сергия Бакши удерживало местную полицию от розысков.

Транспортная компания Сулы расширилась, и теперь целая армия неприметных автомобилей развозила контрабанду по городу. Скачка взяли экспедитором. Сула уже скучала по его вечному присутствию около ее дома.

Хотя она по-прежнему редко бывала у себя. Длинные летние ночи они с Казимиром проводили в темных душных комнатах среди молодых головорезов, на многолюдных дискотеках и на чистых прохладных простынях. Поздно ночью, тесно обнявшись в номере-люксе какого-нибудь отеля, они планировали покушения, выбирали мишени, исполнителей и стратегию.

Не поднимая особого шума, Казимир с Жюльеном собрали собственную группу из молодых и рисковых парней и объединились с группировкой Патела, главаря, первым вызвавшегося сражаться с наксидами "во имя любви". Они назвали себя "Бого", в честь детской игрушки, которую практически невозможно сломать.

Бого выходили на самые опасные задания. Они ликвидировали двух судей, один из которых, принадлежавший клану Ушгай, был убит по дороге домой из загородного поместья. Они же сожгли продовольственный склад клана Джагирин, а также убили трех наксидских чиновников средней руки, одного Джагирина и двух Кулукрафов, вместе с их телохранителями.

Сула лично в операциях не участвовала.

— Ты теперь генерал, — напомнил ей Казимир, — и не должна сражаться на улицах вместе с войсками.

Она целиком посвятила себя планированию нападений, продумывая мельчайшие детали отступления и стараясь не потерять ни одного бойца.

Когда мятежное правительство наконец прибыло с Наксаса, Сула наотрез отказалась от идеи Жюльена атаковать их, пока они торжественно проходят по шоссе Акстатл в Верхний город. Враг наверняка ожидает этого. Она не ошиблась, наксиды собрали тысячи полицейских со всей округи и расставили их по крышам домов и по обочинам шоссе.

Вместо этой операции она приказала всей подпольной армии совершать нападения в других частях города. Она подчеркнула, что выбор мишени не имеет особого значения, главное — взрывы и огонь. И в воздух полетели машины и грузовики, запылали пустые здания, на улицах и в парках зажглись костры из мусорных куч. Все наксидские силы стянули к шоссе, поэтому беспорядки в городе было некому остановить. Комитет спасения Праксиса двигался к Верхнему городу в клубах дыма и под эхо взрывов, отражавшееся от домов.

Комитет и его жалкий парламент, не досчитавшийся множества депутатов и состоявший лишь из тех, кого удалось убедить или принудить представлять в нем родные миры, занял свое место во Дворце собраний и принес клятву новому режиму. Сквозь стеклянные стены этого возвышающегося над столицей здания они смотрели на Нижний город, а огромные столбы окутывающего улицы дыма походили на прутья клетки, в которую они себя добровольно посадили.

Наксиды с удвоенным рвением начали ставить блокпосты и проводить обыски, наводнив столицу полицейскими, привезенными из других городов и размещенными в гостиницах. Сула считала, чем больше наксидов, тем больше мишеней, но в то же время теперь приходилось более аккуратно продумывать атаки и пути отступления.

Стало сложнее нападать на высокие чины, и лоялисты переключились на мишени попроще. Атаковали любых наксидов, как в коричневых мундирах госслужащих, так и без них. В результате, в парках, на площадях и в общественных местах почти не было видно наксидов. Они отсиживались дома, выходя только по делам.

И лишь в Верхнем городе они могли спокойно разгуливать по улицам. После убийства судьи Макиша Суле не удалось провести там ни одной успешной операции. Слишком много полиции, негде скрыться, практически нет ненаксидского населения. Единственная дорога на вершину перегорожена хорошо вооруженным блокпостом, и ее, и фуникулер постоянно держат под прицелом антипротонных орудий, установленных в Верхнем городе.

Она продолжала регулярно бывать там, доставляя предметы роскоши новой правящей касте. Судя по всему, наксидами овладела страсть к безудержной роскоши. Верхний город превратился в цитадель, куда стекалось всё богатство империи. Ее транспортная компания везла на акрополь позолоченную мебель, ковры, украшения, картины и скульптуры. Все чаще и чаще наксиды конфисковывали дворцы и перестраивали их под собственные вкусы.

Даже знаки и вывески в Верхнем городе начали переделываться под наксидов. Их зрение было устроено иначе: они не видели красного, но воспринимали ультрафиолетовое излучение и, в отличие от большинства терранцев, ощущали разницу между темным пурпуром и индиго. Поэтому многие вывески на новых магазинах и ресторанах выглядели для Сулы как серые пятна на серых пятнах или как те же пятна, но в синих тонах. По ним можно было сразу определить, что заведение только для наксидов.

Лоялисты проводили по пятьдесят операций в день в разных частях города. Потом по семьдесят. Потом по восемьдесят. В Риверсайде Спенс управляла целой фабрикой по производству взрывчатки, рассылая ее упаковками по столице. Наксидских офицеров, заведующих местным отделом распределения продовольственных карточек, убивали так часто, что отдел пришлось перевести в полицейский участок соседнего района.

Но не всё шло гладко. Подпольная армия продолжала терять бойцов — при арестах, неудачных операциях или несчастных случаях. Репрессии наксидов не становились мягче. Заложники гибли сотнями.

В ответ на участившиеся атаки, наксиды создали группы быстрого реагирования, не дающие нападающим скрыться. Им удалось схватить несколько лоялистских отрядов, некоторые члены которых были убиты на месте, а остальные арестованы. Оставшиеся на свободе были вынуждены затаиться вместе со своими семьями, опасаясь, что пойманные их выдадут.

Сула решила преподать наксидам урок. Она выбрала удобно расположенный полицейский участок в торминельском районе и убила наксидку, возглавляющую отдел продовольственных карточек, как только та пришла на работу. Участвовавшая в операции группа из тридцати девяти лоялистов не скрылась после убийства, а осадила участок, стреляя из укрытия и забрасывая примыкающую стоянку гранатами. Полицейские обратились за помощью, вызвав две группы быстрого реагирования.

Зная город, Сула предположила, по каким дорогам поедут наксиды, и заранее расставила там засады. Перегородившие широкую улицу в деловом районе грузовики в последний момент остановили одну из групп, а лоялисты, стреляющие из окружающих зданий, целиком уничтожили ее, оставив наксидов в желто-черных мундирах лежать среди горящих автомобилей. Сула вместе с Макнамарой и Спенс была на одной из крыш и, поливая огнем попавшего в ловушку врага, кричала от радости, глядя, как умирают наксиды.

Другой маршрут к осажденному торминельскому участку шел по главной автостраде. Казимиру и Бого на грузовиках удалось перегородить все полосы перед наксидами. Грузовики замедлили ход, распахнули задние двери, открыв крупнокалиберные пулеметы на треногах, взятые из хранилища Команды 491 возле Риверсайдского крематория.

Наксиды передвигались на бронированном транспорте, но он не был рассчитан на такую огненную бурю. Бого быстро скрылись, оставив за собой пылающие обломки.

Лоялисты, осаждавшие полицейский участок, тихо ушли с позиций. Здравомыслящие торминелы даже не высунулись из здания, отказавшись от преследования.

Ярость, овладевшая Сулой в бою, кипела в крови, пока они с Казимиром не выплеснули ее друг на друга, сражаясь на простынях в отеле "Дары Судьбы". Они были молоды и горячи, они ликовали, почувствовав вкус победы. Оба не надеялись на долгую жизнь, и победа от этого становилась слаще.

Даймонги Сагаса провели еще одну успешную, пусть и менее кровавую, операцию. Они угнали колонну грузовиков, перевозивших продовольствие со склада Кулукрафов, и оставили ее с открытыми дверями для жителей даймонгского района на всю ночь.

"Сопротивление" восхваляло одержанные победы и прославляло героев и мучеников из подпольной армии. Хотя Сула, как обычно, отправила только пятьдесят тысяч копий через систему Управления госрегистрации, бумажные листовки оказались повсюду: на столбах, на столиках ресторанов, в подъездах домов. Жители города открыто читали их в трамваях, на работе или за завтраком в кафе, пока на экранах над их головами дикторы мрачно бубнили официальные новости.

Наксиды быстро поняли, что операции организуются группировками, и ударили неожиданно, намереваясь одним махом срубить все головы. Но они не учли тесные связи преступных лидеров с полицейским и судебным начальством.

Главарей предупредили загодя, и когда городская полиция и Легион справедливости ворвались в скромный офис Сергия Бакши, там никого не было, а все данные в компьютерной системе оказались стерты. В результате, им удалось арестовать только главаря Улицы Добродетели, слишком пьяного, чтобы читать входящие сообщения и не знавшего про облаву.

Казимиру польстило, что наксиды выписали ордер на его арест, он и не подозревал, что настолько значителен. Ему было всё равно, что опять придется мотаться по конспиративным квартирам; раздражал лишь вынужденный отказ от костюмов Ческо и персикового лимузина. Он не привык сливаться с толпой, поэтому и расстроился.

Сула наоборот предпочитала анонимность, и ее ошеломило, что как-то утром, завтракая кофе с булочкой, она увидела собственное лицо на видеостене ресторанчика. К щекам прилила кровь, она втянула подбородок в воротник и поспешила в безопасное место, нервно оглядываясь.

Казимир едва проснулся и лежал, свесив руки и ноги с узкой койки. Сула вошла, бросила завтрак на стол, включила видеостену и начала метаться по каналам, пока вновь не увидела себя.

Ее изображение взяли из старого новостного выпуска, посвященного награждению после битвы при Магарии. Сула при полном параде стояла перед командующим Флотом Торком, а тот надевал ей на шею медаль.

"За терранку, выдающую себя за леди Сулу, — звенел голос диктора-даймонга, — назначена награда в три тысячи зенитов".

Внутри все оборвалось, колени подкосились, и она тяжело опустилась на кровать.

"Выдающую себя за леди Сулу? — думала она. — Неужели они узнали про Кэроль?"

— Выдающую себя? — повторил Казимир и рассмеялся. — Не хотят признаться, что ошиблись?

— Ошиблись? — Она прижала руку к груди, пытаясь унять колотящееся сердце, и разозлилась, когда Казимир рассмеялся во второй раз. Она почти испепелила его взглядом.

— Считают тебя самозванкой! — объяснил он. — Они же сами твердили, что настоящая леди Сула погибла при взрыве, правильно? Значит, ты ненастоящая!

Сула уставилась на него. Перед глазами поплыли круги — она слишком задержала дыхание. Сула наполнила легкие и опять повернулась к экрану, а в голове скакали мысли. Кэроль мертва. Она не восстала из вод Иолы, с ее золотых волос не капает тинная муть, она не погубит ее. Страшная тайна прошлого не должна раскрыться.

Казимир наклонился и обнял девушку.

— Не волнуйся, — прошептал он. — Жизнь в подполье не так уж и плоха. С тобой буду я.

Сула нервно рассмеялась.

— Я уже жила в подполье. Много месяцев.

Если не лет…

Она понимала, что к себе на квартирку уже не вернуться. Ее там знали слишком многие. Но надо забрать китайскую вазу и вещи из тайников… а лучше послать свой грузовик с фальшивой накладной на перевозку и вывезти всё, если за домом уже следят. И обязательно взять вооруженную поддержку, вдруг кто попытается вмешаться.

Сула поняла, что также надо отказаться от конспиративной квартиры, и уже была готова отправить сообщение Макнамаре и Спенс, чтобы они уходили оттуда. Но пришла яркая, словно вспышка взрыва в пустоте, идея.

— Мы им этого просто так не спустим, — подумала она вслух. — Мы ответим.

Казимир повеселел.

— И что сделаешь? Взорвешь телебашню?

— Хорошо бы. Но нет, будет кое-что погромче.

* * *
Суле пришлось всех убеждать. Макнамара был в ужасе, но подчинился ее приказам. С Казимиром было сложнее, но в итоге Сула сумела надавить на его склонность к озорству и идея начала казаться ему весьма забавной.

Через два дня она в военной форме и с медалями на груди появилась на Риверсайдской ярмарке. Ошарашенным продавцам и покупателям Сула раздавала последний выпуск "Сопротивления", размахивая при этом вышедшим накануне наксидским"Спасением", на котором все видели ее изображение на первой полосе и объявление о награде.

Всё это снимал на камеру идущий перед ней и очень довольный Казимир. То, что Сула раздавала газету с собственной фотографией, указывало на дату происходящего, подчеркивая, что даже после объявления награды, она может свободно разгуливать по многолюдным улицам.

Она была без оружия, но за объективом камеры ее сопровождали головорезы Казимира, молча шагающие с оружием наизготовку, чтобы никому даже в голову не пришла глупая мысль заполучить обещанные три тысячи зенитов. Сула продолжала идти, вынуждая себя не спешить, останавливаться и улыбаться торговцам или перебрасываться парой фраз с покупателями. Она купила себе ванильный коктейль и не взяла сдачу. Посмотрела шелковый отрез или то, что продавец называл шелковым отрезом. Погладила ребенка по голове.

На выходе с ярмарки она обернулась, помахала рукой и нырнула в ожидающий седан. Сула уехала за восемь минут до появления первых наксидов.

Следующий выпуск "Сопротивления" содержал краткий видеоотчет и фотографии, иллюстрирующие прогулку Сулы. Окружающие ее лица были тщательно закрашены.

"Мы хозяева улиц", — такое послание нес выпуск "Сопротивления".

Через три дня наксиды сделали всё возможное, чтобы доказать, как сильно ошибается подпольное правительство.

* * *
Бомба с антиматерией взорвалась примерно в полдень, в начале обеденного перерыва. Сула как раз ехала с Макнамарой на мотоцикле, когда увидела вспышку и почувствовала, что лицо обожгло жаром даже через шлем.

Небо мгновенно побелело. Прохожие застыли бледными силуэтами на фоне угольно черных теней. Сула ткнула в бок Макнамару.

— Тормози! Давай к обочине! Спрячемся в доме!

Все уставились на небо. Мотоцикл петлял среди пораженно замедлившего ход транспорта, проскочил между двух припаркованных автомобилей, перепрыгнул через бордюр и поехал по тротуару, огибая пешеходов. Макнамара остановился у сверкающих латунью дверей.

Сула мельком заметила отражение своего испуганного лица на стене из красного полированного мрамора.

Она подняла забрало шлема, громко крича:

— В укрытие! Быстро прячьтесь!

Гироскопический стабилизатор мотоцикла не дал ему упасть, когда пассажиры бросились к дверям. Сула и Макнамара вбежали в лайонскую галантерею. Высокие, хорошо одетые птицы недоумевающе глядели на вломившихся терранцев, судорожно ищущих место, где можно укрыться от осколков стекла.

— Прячьтесь! Прячьтесь! — повторяла Сула.

За последнее время в городе так часто гремели взрывы, что у лайонов выработался рефлекс бывалых солдат. Не жалея нарядной одежды, все тут же залезли под прилавки и столы. Сула захлопнула забрало, и они с Макнамарой встали по обе стороны дверей, прижавшись спиной к толстым стенам.

В поисках укрытия прохожие вбегали с улицы в магазин. Кто-то с грохотом врезался в мотоцикл, тот устоял, а вот пешеход упал.

Ослепительная вспышка меркла.

По усиливающейся дрожи металла, бетона и мрамора Сула почувствовала приближение ударной волны. Она сжалась в комок, спрятав голову в коленях и обхватив ее руками.

Латунные двери распахнуло взрывом. Звук был настолько оглушителен, что завибрировали кости и давление сначала хлопком обрушилось на уши, а потом упало до нуля и у Сулы закружилась голова. Кто-то споткнулся и рухнул на пороге. Вихрь пыли трепал вешалки с одеждой. Товары с витрин посыпались на землю, но звук падения утонул в яростном реве ветра.

В ушах звенело. Она осмотрела помещение: окна и витрины уцелели. В воздухе стоял странный запах гари и пыли.

Она было подумала, что всё кончено, но пошла новая волна и Сула опять съежилась. В этот раз удар шел снизу, сотрясая нутро.

"В почве ударная волна движется медленнее", — вспомнила она.

Латунные двери начали закрываться, но, натолкнувшись на распростертого на пороге прохожего, распахнулись вновь. Сула добралась до лежащего крея, взяла его за руку и помогла отползти от прохода к стене.

— Оставайтесь здесь! — сказала она. — Могут быть другие взрывы!

Большие уши крея повернулись на голос. Мышцы под фиолетовой кожей дрожали. Но он сидел спиной к стене, быстро глотая воздух.

Сула включила новостной канал на нарукавном дисплее.

"Комитет спасения Праксиса, — услышала она, — постановил, что в связи с многочисленными актами мятежа против Порядка Праксиса город Ремба должен быть уничтожен. По городу выпущена одна ракета с пролетающего над Заншаа корабля. Других взрывов не последует. Население окружающих районов должно вернуться на работу и вести себя так, словно ничего не произошло".

Ремба… Голова Сулы шла кругом. Ремба была городком недалеко от столицы. Помнится, ее жители никогда активно не сопротивлялись наксидам. По сути дела Сула, не знающая, пользуются ли другие города планеты неприкосновенностью столицы, всегда возражала против убийств и взрывов там, убеждая сторонников ограничиваться сбором данных и ненасильственными видами саботажа.

Сула выключила дисплей и встала.

— Закончилось, — сказала она Макнамаре. — Уходим отсюда.

Крей сделал неуверенную попытку подняться. Сула помогла ему. Он повернулся, направив на нее большие уши. Сула почувствовала необычную вибрацию, когда он издал инфразвуковой крик.

— Вы это она, — твердо сказал крей.

— Как скажете, — ответила Сула.

Крей наклонился и энергично прошептал:

— Вы Белый Призрак.

Сула почувствовала, как от этих непостижимых слов по спине пробежала дрожь. Мысли спутались, и она не знала, что сказать.

— Пошли, — позвала она Макнамару.

Они смахнули пыль с мотоцикла, откатили его с тротуара и двинулись через едва движущийся транспортный поток. В дверях стоял крей и, не произнося ничего вслух, посылал Суле не уловимые для уха сигналы.

"Белый Призрак", — мысленно произнесла она.

* * *
Вечером Сула сидела с Казимиром и Жюльеном в помещении за кухней одного из ресторанов Риверсайда. Комната с дешевой мебелью и клеенкой на столах использовалась в качестве столовой для персонала и пропахла чесноком и прогорклым маслом. Несмотря на то что хозяин показал себя как истинный лоялист, Сула поклялась, что ноги ее больше тут не будет.

— Это было предупреждение, — с волчьей улыбкой проговорил Жюльен. — Они не посмели тронуть Заншаа, но ударили так близко, что здесь не могли не увидеть и не почувствовать страх.

— Пытаются запугать нас, — сказал Казимир и посмотрел на Сулу: — У них получилось?

Она даже не потрудилась ответить. На город с населением в шестьсот тысяч наксиды сбросили бомбу без полагающейся вольфрамовой оболочки, поэтому огня как такового не было, весь материальный урон нанесла ударная волна, а почти все потери среди жителей стали результатом радиационной атаки. Лучевая болезнь излечима, но охранникам правопорядка приказано не пускать пострадавших в больницы.

— Готовят пустой город для передачи клиентам, — сказал Жюльен. — Хорошая попытка купить друзей.

— Хочу добраться до сволочей, отдавших этот приказ! — произнесла Сула.

Казимир сплел длинные бледные пальцы в замок.

— Кто ж этого не хочет, — сказал он. — Но мы же не знаем, вдруг они все на орбите.

Сула бросила взгляд на картину на стене. Под слоями кухонного жира и грязи, десятилетиями ложившимися на ее поверхность, был сильно отретушированный снимок Верхнего города с неестественно изумрудным небом и слишком яркими зданиями.

— Наксидский флот не стал бы принимать такие решения самостоятельно, — возразила она. — Это приказ их хренова комитета. А до них мы можем дотянуться.

— До всех них? — спросил Казимир. Он взял предложенный хозяином стакан дешевого просяного вина. — Наверное, некоторых достанем. Наши в Верхнем городе помогут их найти. Но там хорошая охрана, и отступать…

— До всех. — В голове Сулы уже кипели идеи. — И я говорю не о том, чтобы убрать их по одному. Будет настоящая чистка. Достанем антиматерии и снесем их прямо с горы.

— Где ж взять антиматерию? — удивился Жюльен. Подобные запасы были лишь у военных и силовиков и строго охранялись.

— И как мы соберем ракету? — вставил Казимир. — Сидни в этом не понимает.

Они обсудили другие варианты. Грузовики со взрывчаткой, если удастся поставить хотя бы один из них достаточно близко. Катапульты и мешки с аммонитом.

— Построим пушку, — вдруг предложила Сула. — Даже лафет не нужен, только ствол. Будем строить прямо на крыше, только прикроем чем-нибудь для маскировки. Прицелимся в зал заседаний Комитета и разорвем его на клочки одним выстрелом.

К этому времени все были достаточно пьяны, чтобы радостно одобрить такое. Они еще час обсуждали предложение, а затем разошлись.

Подъезжая к временному жилью, Сула протрезвела. Казимир вышел из душа, который Сула заставляла его принимать перед сном, и увидел, что она сидит на стуле с фарфоровой вазой, вывезенной из старой квартиры. Она смотрела на собственное отражение в неровной поверхности, а пальцы слепо скользили по трещинкам.

Казимир подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Сула поставила вазу на изрезанный старый стол, обхватила обеими руками его ладонь и потерлась щекой о костяшки пальцев.

— Мы правда понимаем, что делаем? — спросила она. — Ремба погибла из-за нас. Десятки тысяч. А сегодня мы готовили очередное несчастье, заранее зная, что в результате разрушат еще один город.

Он сжал ее пальцы.

— Скоро прилетит Флот.

— Тогда зачем нам продолжать? — произнесла Сула. — Исход войны будет решаться не на планете.

— Мы убиваем наксидов. Я думал, ты сама этого хочешь. — Длинная белая рука погладила ей волосы. — Я и не собирался жить так долго, как Сергий. Всегда знал, что мне и тридцати не стукнет, когда меня будут пытать и казнят. Если мы оба погибнем на войне, для меня это ничего не изменит. Но это лучше, чем умирать в одиночку.

Слезы жгли Суле глаза. Она встала и прижалась к Казимиру, вдыхая запахи мыла и вина. Он обнял ее в ответ.

— Не грусти, — сказал он. — Наксиды боятся нас. Поэтому они уничтожили Рембу.

Руки Сулы за его спиной сжались в кулаки.

— Хочу, чтобы это было не зря. Хочу сделать что-то, что не сделает Флот, даже если миллион кораблей подойдет к Заншаа.

— Построй свою пушку. — В его голосе слышался смех. — Отправим Комитет с их парламентом прямиком к кольцу.

Его слова немного привели Сулу в себя. Она оперлась на Казимира, как на стену, и вытерла льющиеся слезы.

Пытаясь сглотнуть подступивший к горлу горячий комок, она ответила:

— Сначала планировалось создать армию, способную удержать Заншаа. Но правительство отказалось от этой идеи, а сейчас ее воплощаем мы. Давай воспользуемся тем, что имеем. Захватим Верхний город.

Казимир опять повеселел.

— Захватим Верхний город? Почему бы и нет?

Сула разозлилась, услышав в его словах насмешку.

— Оставь свою снисходительность!

— Снисходительность? — Он отодвинулся, и Сула заметила искры гнева в его глазах. — Мы захватим Верхний город. Хорошо. Или построим пушку. Хорошо. Или сделаем еще что-то. Мне плевать. Но что бы мы ни делали, сделаем это, не задавая себе вопросов.

Она долго смотрела в его темные глаза и поцеловала в губы.

По жилам растекалось странная, неожиданная радость. "Я дома, — думала она. — После всех долгих лет я наконец дома".

Дома, а вокруг война, хаос и нестабильность, опасность и ужас. Дома в этом временном пристанище с ветхой мебелью. Дома в объятиях Казимира.

Она прервала поцелуй. В голове крутились мысли.

— Да, захватим гору и убьем их всех.

Глава 26

Эскадра Чен промчалась сквозь тоннель, чтобы присоединиться к Единственному Праведному Флоту Мщения на орбите вокруг звезды Чиджимо, и на выходе их встретила целая армия ракет, рванувшая навстречу, как адская свора на бойню. Но потом ракеты замедлились, развернулись и окружили корабли, подобно овчаркам, загоняющим стадо в хлев. Их подобрали, пополнив опустевшие арсеналы.

Спустя шесть дней корабли соединились с Основным флотом, заняв оставленное для них место рядом с флагманской эскадрой. К ним сразу послали катера снабженцев со свежими продуктами, алкоголем и деликатесами для офицеров. Даже пополнили запасы антиматерии, хотя оставшегося в топливных баках антиводорода хватило бы на годы.

С эскадрой Чен в Праведном Флоте стало двадцать восемь боевых звездолетов, половину из которых только что достроили и укомплектовали. Такого количества собранных вместе лоялистских кораблей Основной флот не видел со времен полета к Магарии.

Дав несколько часов командам на то, чтобы насладиться довольно свежими фруктами и овощами, лишь чуть попорченными ускорением, главнокомандующий Торк вызвал Миши Чен, капитанов и первых лейтенантов на свой флагман "Судья Уруг".

Мартинес вместе со всеми облачился в парадную форму и посетил доктора Цзая, раздающего спрей для притупления вкуса и обоняния — дыхание на заполненном даймонгами корабле становилось пыткой.

Собравшись на "Нарциссе", с вылетом на встречу с Торком тянули до последней минуты. Мартинес заметил, что другие терранские и торминельские капитаны также не спешили на флагман.

У входного шлюза мелодичный хор даймонгских голосов радостно приветствовал гостей. Звук одновременно оглушал и восхищал, но невыносимый запах разложения уже достиг ноздрей Мартинеса. Штабной офицер провел прибывших вдоль обвитых проволокой и проводкой коридоров в апартаменты Торка, и там все, включая главнокомандующего, вытянулись по стойке смирно перед "Золотым шаром" Мартинеса.

В помещении стоял стол из прозрачного пластика на железном каркасе и пластиковые стулья, приспособленные под даймонгов. Металлические стены были окрашены в раздражающий цвет, который Мартинес назвал "правительственным зеленым". На них висели портреты предков Торка, грамоты и сертификаты, полученные им за время долгой военной службы, а также изображения кораблей, которыми он когда-то командовал.

Ничто не напоминало о роскошных флагманах недавнего прошлого с паркетными полами, росписями, сделанными известными художниками и дизайнерами, и изысканными предметами ручной работы. "Судью Уруга" строили быстро, покрасив самой дешевой краской и заставив стандартной мебелью, интеллекта которой хватало лишь на то, чтобы не взлетать при наступлении невесомости. Это был максимум, доступный в военное время.

— Присаживайтесь, милорды, — пригласил Торк. С лица свисали клочки отмершей кожи. Застывшая гримаса казалась свирепой, но мелодичный голос напоминал перезвон далеких колокольчиков.

Мартинес положил "Золотой шар" на стол и попытался устроиться в кресле, предназначенном для более худых даймонгов. Мерзкий запах комом застрял в горле. Он попытался сглотнуть, запив водой, стоявшей перед каждым офицером.

— Я ознакомился и с отчетом командующей эскадрой Чен, и с теми, что предоставили капитаны, — сказал Торк. — Должен заметить, что ни разу с таким не сталкивался.

У Мартинеса немного поднялось настроение. Возможно, за прошедшие месяцы Торк смягчился. Или успехи в рейде убедили его, что эскадра Чен достойный пример для подражания.

— Эскадра Чен уничтожила множество станций, от которых зависит наша цивилизация, — продолжил даймонг. — Разрушила планетарное кольцо ускорителя, погубив часть, возможно, большую часть, населения Бай-до. На флагмане экипаж убивает офицеров — даже капитана! — а убийцы разгуливают на свободе и долгие месяцы безнаказанно продолжают творить свои мерзости. Та же самая шайка вовлечена в бесконечную цепь преступлений, вымогательства и предательского сотрудничества с наксидами. Кроме того, есть свидетельство о деятельности на корабле сектантов, что служит неопровержимым доказательством бессилия офицеров, не сумевших внушить экипажу основные положения устава и Праксиса.

Мелодичные переливы голоса Торка превратились в невыносимый монотонный скрежет, действующий на нервы и заставляющий шевелиться волосы на затылке. Мартинеса душил поднимающийся гнев.

— Я спросил себя, — говорил Торк, — так ли надо действовать на войне. Конечно, пират может хвастать уничтожением станций, гибелью планеты, убийствами и принадлежностью к культу. Но достойно ли это пэра и офицера флота?

Он вскинул бледную лысую голову и уставился на сидящих.

— Не мне судить. Меня там не было. Я лишь скажу, что Единственный Праведный Флот Мщения не потерпит подобного. Мы не нападаем на планеты. Мы не убиваем беспомощный персонал пространственно-временных станций. У нас одна цель — сразить вражеский флот в бою, в честном бою, и, победив в нем, покончить с войной, разрывающей империю. Отклоняться от этого единственного курса немыслимо и недопустимо.

Он ткнул длинными пальцами в прозрачную столешницу.

— Мы сразимся с противником и победим его с помощью стратегии и тактики, завещанной нам предками, нашими великими предшественниками, по сравнению с которыми мы лишь бледные тени. Мы не допустим никаких отступлений, погубивших командующего флотом Кангаса. Лоялисты будут тщательно следовать правильной тактике, и она гарантирует победу.

Он пальцем показал на каждого из офицеров:

— Никакого преждевременного рассеивания, милорды! Любой корабль, желающий отделиться от строя, перед выполнением маневра обязан получить разрешение от главнокомандующего.

И вновь голос заскрежетал по нервам:

— Всё важное уже известно! Всё совершенное собрано в Праксисе! Всё новое является отклонением от Высшего Закона! Отклонения не допустимы!

* * *
— Никогда не думала, что меня назовет пиратом мое командование, — сказала Миши Чен, как только "Нарцисс" отделился от "Судьи Уруга".

— Не ему судить, — ответил Мартинес. И подумал, что зря Торк не упомянул о развеянных в прах двухстах торговых судах врага, о непоправимом вреде экономике наксидов и о том, что двадцать с лишним кораблей противника не примут участия в битве при Заншаа.

— Ну, мы хотя бы можем сами отрабатывать новую тактику, — продолжил капитан. — Торку не обязательно знать о каждом нашем шаге.

Но он ошибся. На следующий день Торк расформировал эскадру Чен. Легкий крейсер "Небесный", поврежденный при Протипане, отправили в доки Антопона на починку. Еще один легкий крейсер на пару с фрегатом поступили в распоряжение новой легкой эскадры. Крейсеры с торминельскими экипажами вошли в торминельскую флотилию, а два оставшихся корабля терранцев стали ядром только что созданной Девятой эскадры, в которую также включили три выживших терранских корабля Основного флота, три новых крейсера, пока не долетевших до Чиджимо, и "Бомбардировку Дели", сильно поврежденную в битве при Магарии и с тех пор находящуюся в ремонте.

Одинокий кадет-даймонг, выживший во время гибели "Ведущего" при Протипане и, как привидение, слонявшийся по "Прославленному", был переведен на флагман Торка, и Мартинес сразу подумал, что теперь там узнают гораздо больше обо всех "отклонениях" на флагмане Миши.

Утешало лишь, что Миши назначили командующей нового подразделения, а "Прославленный" его флагманом.

Новая тактическая система осталась неосуществимой мечтой по простой причине: ни Миши, ни Мартинес не доверяли своим подчиненным, опасаясь доносов. Эскадра Чен, сплоченная победой и верой в командира, была единым целым. Миши могла проводить запрещенные учения, имея все основания думать, что о них не сообщат Торку. Девятая эскадра доверия не заслужила. Миши с Мартинесом так и не решились предложить запрещенные эксперименты новому экипажу.

— Торк делает это намеренно, — сказала Миши капитану. — Пытается разделить всех неугодных ему, окружив их незнакомцами.

— Надеюсь, в результате он получит не карантин, а рассадник инфекции, — ответил Мартинес.

Ежедневно Торк, пользуясь старыми инструкциями, проводил учения. Казалось, его штаб пишет сценарии по двадцать девять часов в сутки. Все мелочи планировались заранее — каждый маневр, каждый выстрел, каждая потеря. Корабль судили не по эффективности в бою, а по способности подчиняться приказам.

Для всех знакомых с новыми методами и свободной формой экспериментов, придуманных Мартинесом, Миши и Дофагом, учения Торка стали тягостным разочарованием. Мартинес думал, что тот, кто участвовал в настоящем бою, знает, что там нет сценария, и считает, что муштра Торка лишь бездарная потеря времени.

Но сам главнокомандующий ни разу не был ни в настоящем бою, ни на экспериментах Мартинеса. Учения следовали одно за одним, ничем не отличаясь друг от друга. Оставалось надеяться, что главнокомандующий наксидов такой же доктринер, как Торк.

Правда, Мартинес не мог отрицать, что учения позволяют новым кораблям попрактиковаться в основных построениях. Умения необстрелянных офицеров и в спешке набранных рядовых оставляли желать лучшего. Даже Мартинес, став капитаном "Короны", был более умел, чем они.

Четырнадцатая легкая эскадра Алтажа вернулась из рейда через три дня после расформирования эскадры Чен. Когда-то Мартинес командовал ей и теперь смотрел на тактический экран со смешанным чувством ностальгии и смирения. На борту уже не было тех, с кем он шел в бой при Магарии и Хон-баре. Знакомые корабли вели незнакомцы.

Миши хотела знать, как Четырнадцатая эскадра решила проблему ракетных атак на релятивистских скоростях, и спросила об этом лично у Алтажа. Тот ответил, что просто уничтожал все пространственно-временные станции на своем пути.

— У Торка опять появится возможность употребить слово "пират", — предсказала Миши, и ее предсказание вскоре сбылось.

Деятельность при штабе Торка не ограничивалась скучной муштрой и дисциплиной. Офицеры постоянно посещали друг друга, обменивались обедами, вечерами и приемами. Прибывали новые корабли, и их тут же навещали или приветствовали старые знакомые. Леди Элисса Далкейт, первый лейтенант Мартинеса на "Короне", позвала его на шикарный ужин на новый фрегат "Отвага". Маленький блондин Вондерхейдте, которого Мартинес продвинул по службе, когда "Корона" летела из Магарии, пригласил на обед к себе в кают-компанию и поразил всех собравшихся офицеров подробным рассказом о спасении "Короны". Ари Абача прибыл на "Прославленный" с бутылкой вина Чен и вяло жаловался, как его, второго лейтенанта, заваливают работой на "Доблестном". Суровый старший инженер Махешвари, по-прежнему красивший роскошные усищи в невероятный оттенок рыжего, прислал вежливую открытку с приветствиями и поздравлениями из машинного отделения своего нового фрегата. Командующий эскадрой Дофаг, победивший при Хон-баре благодаря советам Мартинеса, сделал его почетным гостем на большом приеме, а там капитан натолкнулся на сияющую улыбкой кадета Келли, с которой они славно порезвились в постели, после того как наксиды чуть не распылили их на атомы.

Тереза почти каждый день присылала письма или видео. Мартинес смотрел на ее растущий живот с благоговением, желанием и опаской.

На одной из записей он увидел свой портрет, который гордый отец распечатал и повесил в холле дворца.

От Кэролайн Сулы не было ни слова. Хотел бы он знать, что с ней.

Широкий круг общения дал Мартинесу возможность побольше рассказывать о своей тактической системе. Сотни офицеров Праведного Флота, некоторые даже очень высокого звания, ни разу не были в бою и, конечно, хотели послушать тех, кто был. Мартинес десятки раз пересказывал ход битвы при Хон-баре и Протипане на обедах и приемах, не забывая подчеркнуть, что нового в плане тактики он вынес оттуда. Однажды он объяснял математические принципы боя только что прибывшему с Харзапиды капитану, самодовольному мужчине с рыжими бакенбардами, и увидел, что его понимают.

— Ах да, — сказал тот. — Выпуклое множество динамической системы. Формула Фути.

Мартинес приподнял бровь.

— Простите?

— Формула Фути была разработана одним из светлых умов Четвертого флота при Харзапиде, лордом Джереми Фути. Он объяснял эту систему своим товарищам, пока Четвертый флот летел с Заншаа, а когда прибыли, и всем желающим. Она очень популярна среди молодых офицеров. Жаль, что лорд Торк от нее не в восторге.

Мартинес ушам не верил. Он прекрасно помнил этого Фути. Высокий и красивый, с белокурым чубом, уложенным на правую сторону, и выражением высокомерного презрения, с которым он, вероятно, родился; и хотя он был младше по званию, при каждой встрече заставлял Мартинеса чувствовать себя провинциалом.

— Лорд Джереми правда разбирается в математике? — спросил он.

Капитан удивился:

— Он же вывел формулу, разве нет?

— На самом деле нет. — В голосе Мартинеса звучало возмущение. — Когда я работал над системой, я советовался с другими офицерами, например, с леди Сулой — если вы помните, она героиня Магарии.

Капитан внимательно слушал.

— И с лордом Джереми?

— Нет. — Мартинес не сдержал злую усмешку. — Лорд Джереми служил цензором на корабле леди Сулы. Он полностью читал переписку и, возможно, распространил информацию среди друзей в Четвертом флоте, называя идею "формулой Фути".

Капитан некоторое время переваривал эту новость, после чего стал очень серьезен.

— Определенно нет, — твердо сказал он. — Я знал отца лорда Джереми как достойного наследника безупречного рода. Не верю, что кто-нибудь из такой семьи способен на подобное.

Мартинес вновь свирепо ухмыльнулся.

— Обязательно спрошу его сам, когда увижу.

Случай представился десять дней спустя, на приеме в честь прибытия "Великолепного". Крейсеру, настоящему летающему дворцу старого Четвертого флота, очень подходило это название. Он был сильно поврежден в начале мятежа, но его починили и вернули в строй. Фути служил на нем одним из младших офицеров.

Мартинес не подошел к нему в начале приема, а дождался, пока младший лейтенант Фути расслабится в кругу приятелей. Это был торжественный обед, и Мартинес нес "Золотой шар", поэтому Фути с товарищами вытянулись по стойке смирно.

— Фути! — обрадованно воскликнул капитан. — Давненько не виделись! — Он переложил "Шар" в левую руку и протянул правую. Ошарашенный Фути пожал ее.

— Очень рад встрече, капитан. — Он попытался отдернуть руку, но Мартинес не отпускал, встав поближе.

Да, это был всё тот же Фути. Высокий и красивый, с белокурым чубом справа и выражением высокомерного презрения, с которым он, вероятно, родился.

— Все кругом твердят о формуле Фути! — сказал Мартинес. — Вы непременно должны рассказать мне о ней!

Фути вспыхнул. И опять попробовал отдернуть руку, но Мартинес притянул его к себе.

— Я никогда ее так не называл, — проговорил лейтенант.

— Скромничаете! — Мартинес повернулся к остальным офицерам, высокородным юнцам, которых Фути считал себе ровней.

— Лорд Джереми, — начал он, — вы просто обязаны объяснить своим друзьям, как вы столкнулись с этой идеей впервые!

По глазам было видно, как судорожно Фути ищет выход из положения. Наконец он вытянулся во весь свой немалый рост, и, когда заговорил, привычно растягивая слова, в голосе промелькнула насмешка.

— Конечно, я столкнулся с ней, когда по долгу службы следил за вашей перепиской с леди Сулой, милорд. Я поразился, с какой легкостью формула могла решить тактические проблемы, выявленные в битве при Магарии, поэтому поделился ей с кем только мог.

Мартинесу понравилось изящество, с каким Фути вышел из щекотливого положения. Тот сразу понял, что любая попытка присвоить открытие обернется унижением, и предпочел роль популяризатора.

Капитан широко улыбнулся и сказал, все еще сжимая руку Фути:

— Неплохо было бы при этом упомянуть и настоящих авторов формулы. Так вышло бы разумнее.

— Я бы так и сделал, — спокойно ответил Фути. — Если бы точно знал, кто авторы. Но я знал лишь вас и леди Сулу, а по письмам было ясно, что и другие офицеры внесли свой вклад, а их имен я не знал. К тому же… — он оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, — …я понимал, формула вызовет разногласия. Некоторые высокие начальники не одобрят тех, кого с ней связывают.

— Как же предусмотрительно вы поступили, не назвав меня! — воскликнул Мартинес с намеренно преувеличенным дружелюбием. — Но больше так делать не надо, всё равно мнение лорда Торка обо мне уже не изменится.

Фути лишь высокомерно поднял бровь. Капитан бросил взгляд на его товарищей, на лицах которых застыли разные эмоции — от недоверия до удивления и понимания.

— Не смею больше вас задерживать, — сказал Мартинес, отпуская руку лейтенанта. Фути подвигал ей, а потом размял другой рукой. Мартинес оглядел его приятелей.

— Поосторожнее со своими формулами, — сказал он, — или Фути и о них расскажет, кому только сможет.

Он улыбнулся, махнул "Шаром" и ушел.

Зная, как часто общаются офицеры друг с другом, он не сомневался, что в Праведном Флоте еще долго будут говорить об этом.

"Месть, как правило, мелкое чувство, — подумал он, — но иногда так греет душу. А в организации под названием Праведный Флот Мщения она должна поощряться командованием".

* * *
Сидение Сулы дрогнуло, когда фуникулер со скрипом начал подъем. Поезд проходил между орудийных башен из почти непробиваемого пластика, размещенных по обеим сторонам подъемника. Из башен глядели стволы антипротонных орудий, готовых расщепить любого нарушителя на субатомные частицы.

Сула вышла из вагона в Верхнем городе и шагнула на мощеную платформу. Порывистый ветер хлестнул ее по лицу. И здесь перед ней была приземистая турельная установка, безликая и страшная. Там едва умещалось орудие, стрелки и поворотный механизм. Верхушку башни покрывали слегка выступающие вентиляторы, перископы и антенны. Низенькая задняя дверца, рассчитанная на наксидов, была закрыта.

Охранники-наксиды либо семенили туда-сюда, либо прятались за башней от ветра. Сула притворилась, что поправляет длинный шарф, потом взяла сумку и пошла в город.

"Ранцы с фугасом", — подумала она. Хватит мощности уничтожить орудие и стрелков, даже если башня устоит. К сожалению, могут сдетонировать чувствительные антипротонные баллоны, что приведет к взрыву, который… ну, что бы там ни вышло, проблема-то уже решится.

Хотя неплохо бы захватить орудия.

Знать бы, как стрелкам доставляют еду. Конечно, двери при этом открывают.

Но даже если обезвредить или захватить антипротонные орудия, всё равно не было реального способа собрать наверху много бойцов. Гора слишком крутая, лоялисты выдохнутся, пока медленно вскарабкаются. Да и верхнюю станцию подъемника легко оборонять малыми силами.

Любому крупному отряду придется продвигаться по горной дороге на другой стороне акрополя, маршрут сам по себе проблемный, а теперь еще и под прицелом орудий.

Сула размышляла об этом, пока шагала по Верхнему городу, выйдя через Врата Достойных — две колонны на выезде с горной дороги на плато. Их тоже охраняла пара антипротонных орудий в турельных установках. С этого места был виден большой купол дворца Нгени, его задняя терраса и баньян, в тени которого стоял гостевой домик ПэДжи.

Ей сразу пришло в голову, что оттуда можно будет понаблюдать за сменой караула и тем, как привозят обед.

К тому же она продрогла.

ПэДжи просиял, когда она появилась на пороге, и предложил чай и суп.

— Хочется приносить пользу, — сказал он, пока она ела. — Теперь толку от меня мало. Клубы опустели, там больше слуг, чем посетителей. Все, кто мог, уехал.

— Но вы же еще здесь. И что бы вы нам ни рассказали, всё пригодится. — Подбадривать ПэДжи стало для нее так привычно, что она смогла бы делать это и во сне. — Я рассчитываю на то, что вы в Верхнем городе и держите ухо востро.

— Я хорошо стреляю, — с надеждой произнес ПэДжи. — Мог бы переехать в Нижний город и стать снайпером.

Сула промокнула мякишем остатки супа, приправленного лимоном и шафраном — необычное, но очень удачное сочетание.

— Вы нужны здесь, — сказала она.

— Зачем? — мрачно спросил ПэДжи. — Суп можно поесть и в ресторане.

— Полагаю, у вас найдется бинокль.

— Естественно, найдется.

— Следите за антипротонными орудиями у Врат Достойных. Необходимо наблюдать постоянно. Узнайте, когда кормят и сменяют стрелков. Во сколько открывают и закрывают орудийные башни.

— Хотите их атаковать? — загорелся ПэДжи.

— Думаю, нам не помешает парочка антипротонных пушек, да. Или хотя бы боеприпасы.

Ее команду учили стрелять из таких орудий, и у остатков армии командующего флотом Эшрука они были в арсенале, но Сула не знала, где они теперь. Возможно, достались наксидам.

Вполне вероятно, что четыре пушки, стоящие в Верхнем городе, когда-то принадлежали подпольному правительству. Раз так, лоялисты вправе вернуть их.

— И еще, ПэДжи, — добавила Сула. — Не знакомы ли вы с опытными скалолазами?

* * *
Первый отчет ПэДжи поразил своей тщательностью. Суле показалось, что он проверял посты каждые полчаса и не спал всю ночь, продолжая наблюдение. Он записал время смены караула и приемов пищи, количество стрелков и офицеров и на чем их привозят и увозят в казармы.

Сула регулярно ездила в Верхний город, наблюдая за стоявшими у фуникулера башнями, и ее сведения совпадали с данными ПэДжи, поэтому она решила больше не тратить время, посчитав, что расписание стрелковых батарей одно и то же.

Как только холодный ветер, обдувавший Верхний город, подрастерял силу, Сула узнала, когда открыты двери турельных установок, — в хорошую погоду. Внутри было очень тесно, и стрелки предпочитали стоять снаружи, по крайней мере если осенний ветер не завывал у серых гранитных укреплений акрополя.

— Значит, будем атаковать в хорошую погоду, — сказала Сула на планерке. — Надо лишь посмотреть долгосрочный прогноз.

— С этим справимся, принцесса, — хмыкнул Пател. — Меня беспокоит подъем по этому проклятому склону.

Встреча проходила в люксе Патела, с изящным столом с хромовой отделкой, великолепно сочетающимся с шикарными лакированными сервантами, коллекциями безделушек и яркими букетами благоухающих цветов. Комната, со всеми ее странностями и ароматами, казалось, идеально подходит для человека, предложившего сражаться ради любви.

— Надо где-нибудь потренироваться, — сказал Жюльен. — Мы же не просто полезем на гору, но и оружие потащим. — Он криво усмехнулся: — Не люблю высоту.

Стало ясно, что с наскока акрополь не взять. Позиции, контролирующие оба пути в Верхний город — фуникулер и горную дорогу, — нужно было атаковать с тыла, а значит, собрать бойцов тайком наверху.

В мирное время восхождение тут же было бы обнаружено, так как все подступы ярко освещались прожекторами. После разрушения кольца прожекторы из экономии отключили. Не горели и многие фонари, с темнотой превращая Верхний город в царство теней.

До нужного момента два отряда можно было спрятать в достаточно вместительном дворце Нгени.

— Потренируемся в настоящих горах, — предложил Макнамара. — Отправим всех туда, и пусть учатся.

Жюльен с ужасом посмотрел на него. Он был парнием городским, и сама мысль о сельской местности пугала его.

— В городе нельзя? Залезть на какую-нибудь высотку?

— Это привлечет внимание. — Сула улыбнулась, а потом сказала Макнамаре: — Составь график выездов за город и тренировок. Надо, чтобы каждый совершил минимум по два подъема.

— А как же змеи и прочая дрянь? — в отчаянии спросил Жюльен.

— Будут, а как же, — заулыбался Казимир. — Особенно большие и ядовитые!

Макнамара фыркнул, делая пометку в планшете. Ему по-прежнему не нравились бандиты, чего он даже не пытался скрывать. Бого отвечали на его чувства добродушным снисхождением, показывая, что их ненавидят люди и посолиднее Макнамары.

Сула глотнула минералки и заглянула в повестку.

— Меня заботит безопасность. Операция крупная. Малейшая утечка, и многие из нас умрут.

— Не будем никого посвящать в планы, — сказал Казимир. — Конечную цель должны знать только мы.

Спенс стряхнула сигаретный пепел в одну из изящных пепельниц Патела. Вращаясь среди бандитов и занимаясь поставками табака, она сама начала курить.

— Я думала над этим, — начала она. — Спрячем нашу большую операцию за другой большой операцией. Скажем, что готовимся к одному, а потом, в последний момент, все получат новые приказы.

Сула удивленно посмотрела на нее.

— Что может быть грандиознее захвата Верхнего города?

— Атака Вай-хуна, — ответила Спенс, назвав космодром, где базировались наксидские челноки. — Это могло бы выманить силы безопасности за город.

— Нет, — возразил Казимир. — Лучше скажем, что освободим заложников из тюрем.

Сула бросила на него восхищенный взгляд.

— Великолепно. Такой штурм потребует тех же навыков, что и подъем на акрополь, а это объяснит тренировки. И установим наблюдение за тюрьмами, пусть записывают количество охранников, время смены и так далее, и если вдруг наксиды узнают об этом, у них будет подтверждение легенды.

— Полицию выведут из акрополя, — сказала Спенс. — В центре-то тюрем нет.

— И хотелось бы, если получится, полностью изолировать Верхний город, — продолжила Сула. — Там во дворцах всё полицейское и военное начальство. А в реквизированных отелях, особенно в "Великом Предназначении", расположились командиры помладше. Рядовые же в большинстве своем ночуют в отелях Нижнего города рядом с фуникулером. Если сможем отделить офицеров от подчиненных, то, прежде чем начать действовать, им придется восстановить командную цепочку.

— Принцесса, разве нельзя как-то убить офицеров, пока они спят? — спросил Пател.

— Когда-то я хотела сначала взорвать "Великое Предназначение" грузовиком с бомбой, — сказала Сула, — но Хонг настоял на операции на шоссе Акстатл.

И это обернулось концом для Хонга и всей подпольной армии, за исключением Команды 491.

— Почему бы сейчас не воспользоваться этим планом? — предложил Пател.

— Не выйдет. Вокруг отеля заграждения.

— Их можно снести, — произнесла инженер Спенс.

— Для этого нужна тяжелая техника, — сказала Сула. — Как мы затащим ее на гору?

Спенс бросила окурок в пепельницу и пожала плечами.

— Есть разные способы. В Верхнем городе идут стройки, это можно использовать как прикрытие.

— Организуешь?

— Конечно, — опять пожала плечами Спенс.

— А грузовик с бомбой?

— Легко. — Спенс усмехнулась. — Как раз бомбы это по моей части.

Пател с улыбкой посмотрел на Спенс.

— Я помогу с нужной техникой. Рядом с одним из моих предприятий правительственный склад. По-моему, его и ночью не охраняют.

— Сначала я поеду в Верхний город проверить, что нам нужно.

— Знаете, — Жюльен окинул взглядом на всех за столом, — я начинаю верить, что дельце выгорит.

Казимир посмотрел на Сулу и громко хмыкнул. Его глаза сверкали.

— Нас ведет Белый Призрак, — сказал он, — разве мы можем проиграть?

* * *
За взрывом наксидской ракеты пришла осень. Холодный северо-западный ветер завывал в проулках, словно плакальщица, скорбящая по погибшей Рембе. Ветер не прекращался целыми днями. Листья деревьев стали коричневыми и хрупкими, осыпавшись на землю, так и не успев порадовать столицу золотом и багрянцем.

Сула, надев ветровку и спрятав светлые волосы под шарфом, бродила по Верхнему городу, проверяя данные, полученные от ПэДжи, Сидни и других информаторов. Она брала на заметку все оборонительные сооружения, блокпосты и маршруты полицейских патрулей, а также отели и дворцы, занятые силами безопасности.

План действий приобретал правдоподобные очертания. Оборона наксидов оказалась чрезвычайно слабой. Основные войска располагались вне акрополя — в гостиничном комплексе у станции фуникулера в Нижнем городе. Если подпольная армия атакует ночью и захватит оба пути в акрополь, у них будут все шансы, пусть и на время, удержать Верхний город.

Сула не хотела, чтобы название операции могло подсказать настоящую цель плана, считая, что незачем искушать судьбу. Она придумала название "Проект Далян" в честь похода Сунь Биня, китайского генерала времен царства Ци. Когда царство Вэй напало на царство Чжао, Чжао обратилось за помощью к Ци. Все ждали, что Сунь Бинь отправиться в Чжао, чтобы изгнать захватчиков, но его войска пошли прямо на столицу Вэй, город Далян, и вражеская армия в панике покинула Чжао.

Сула так никому и не объяснила происхождение названия. Это тоже было бы искушением судьбы.

Ледяной ветер затих, и солнечная, но холодная осень вступила в свои права. Взрывы и перестрелки по-прежнему сотрясали столицу, а Сула всерьез взялась за планирование.

Раз уж наксиды оказались слабее, чем ожидалось, она сосредоточила внимание на подготовке собственной армии. Ее солдаты никогда не были в бою, и Сула не знала, смогут ли они сражаться. Другой проблемой стала безопасность: она понимала, что в их рядах должны быть доносчики, а так как для операции требовалось участие многих отрядов, было сложно избежать утечки.

Решая эти проблемы, она еще дважды появлялась на публике в военной форме. Один раз в тайной клинике, где украденными лекарствами лечили от лучевой болезни выживших в Рембе, а другой — на Празднике Урожая в Старой Трети. На довольно унылый из-за нормирования праздник она прибыла с конвоем украденного продовольствия, вручила несколько копий "Сопротивления" ошарашенным торминелам, не забывшим о недавнем массовом расстреле, и исчезла, не дожидаясь полиции.

Вылезая из кабины головного грузовика к горожанам, Сула услышала, как клыкастый торминел назвал ее Белым Призраком.

Каждый ее визит освещался в "Сопротивлении". На стенах начали появляться надписи: "Да здравствует Белый Призрак! За Белого Призрака и Праксис! Долой наксидов! С нами Белый Призрак!"

Таинственный снайпер с шоссе Акстатл появлялся опять, не всегда в том же районе, но каждый раз стрелял в наксидский транспорт с крыши. Он успел совершить шесть нападений, когда был ранен ответным огнем. Семья привезла его в одну из подпольных больниц.

Стрелком оказался пожилой даймонг по имени Фер Туга, егерь из Амбрамасского заповедника, расположенного на другом конце континента. Время от времени он навещал живущую в Заншаа дочь и стрелял по наксидам из охотничьей винтовки, которую хранил в ее квартире.

В последний раз что-то пошло не так, и наксиды ответили на первый же выстрел шквалом прицельного огня. Ему едва удалось спастись.

— Это что-то новенькое, — сказал Туга. — Или наксиды заметилименя через затемненное окно, или засекли пулю прямо в полете.

Вторая версия подтвердилась. Наксиды использовали небольшую переносную радарную установку, связанную компьютером с пулеметами.

Снайперская тактика теперь грозила большим риском. Зато начали больше взрывать. Бомбы стали мощнее и сложнее, их приспособили под разные цели.

Наксиды стянули в столицу еще больше сил охраны правопорядка, но это только прибавило подпольщикам мишеней.

* * *
Много путей могло привести "Проект Далян" к провалу, и Сула постаралась перекрыть их заранее. На долгие часы она погрузилась в карты и графики, до мелочей просчитывая этапы операции. С государственной стоянки угнали два грейдера. Поставили наблюдателей у тюрем. По всему подполью разошелся слух о предстоящей операции со штурмом и удержанием зданий. Производились и прятались в тайники запасы бомб, гранат и ракет. Бабушки по всему городу стряпали пули для ружей Сидни.

Промозглая морось сделала плиты платформы темными и скользкими. Сула приехала в Верхний горд посмотреть, сгодится ли пустой дворец Нгени, чтобы укрыть Бого и другие ударные отряды.

ПэДжи радовался сильнее обычного.

— С удовольствием покажу вам дворец, — сказал он. — Когда он понадобится?

Сула замешкалась, почувствовав, что вопрос задан неспроста.

— А что?

— Меня выселяют. Какой-то наксидский клан реквизировал нашу собственность. Два дня назад я получил уведомление, что через десять дней меня и моих вещей тут быть не должно. — Он ослепительно улыбнулся. — Наконец я смогу быть полезен. Мне больше не надо жить в Верхнем городе. Я перееду из акрополя и стану солдатом подпольной армии.

Сула сразу начала просчитывать варианты.

— Можно посмотреть прогноз погоды? — спросила она.

Он провел Сулу к столу, и, отдав несколько команд, она узнала, что еще пару суток будут холодные дожди, а потом с юго-запада придет антициклон. Обещали по меньшей мере четыре ясных и по-летнему теплых дня.

"А вот и просвет!" — подумала она, надеясь, что шести дней им хватит.

Сула расправила плечи и посмотрела на ПэДжи.

— Надеюсь, что для перевозки имущества вы воспользуетесь нашей транспортной компанией.

Он пожал плечами, сказав:

— Особо перевозить нечего. С тех пор как отец разорился.

— Вы забыли про оружие, доставленное сюда от Сидни и всё еще лежащее в хранилище.

— Ой. — Глаза ПэДжи расширились.

— И, конечно, клану Нгени не захочется дарить наксидам мебель и прочее имущество. Или наксиды настояли, чтобы всё осталось на месте?

ПэДжи явно об этом не подумал.

— Нет, — ответил он. — Кажется, я могу забрать что угодно.

— Значит, мы перевезем все вещи вашего клана. И надо всё же осмотреть дворец, если, разумеется, вы разрешите нам использовать его для последней операции.

— Разумеется. Конечно. Но я правда смогу присоединиться к подпольной армии после переезда из Верхнего города? — с тревогой спросил ПэДжи.

— ПэДжи, — Сула посмотрела на него, — вы всегда были в подпольной армии. Вы мой первый доброволец.

Он еще беспокоился, но казался польщенным.

— Ну да. Спасибо. Но я хотел бы быть настоящим солдатом.

— Вы всегда были настоящим солдатом.

ПэДжи разрумянился от ее слов.

— Я лишь хотел быть… быть достойным.

— Вы более чем достойны, — сказала Сула. — И, по-моему, вам лучше без нее.

Вытянутое лицо ПэДжи погрустнело, и он сказал:

— Ну, не знаю. Она была такой яркой и живой, а я… — Он замолчал.

Сула вспомнила, о чем он только что упомянул.

— ПэДжи, вы сказали, что ваш отец разорился.

— Да. Азартные игры и… — он вздохнул, — и не менее рисковые биржевые вложения. Акции, фьючерсы, дебентуры, что бы это слово ни значило. Мой отец долго скрывал свой крах, и я некоторое время продолжал вести легкую жизнь — машины, наряды, развлечения и… — он задумался, как лучше сказать, — … и прочее. Но всё было в долг. Мне исполнилось тридцать пять, а потом… — Он развел руками. — Потом всё закончилось.

Сула удивилась. Она всегда считала, что это ПэДжи растратил состояние. А он просто вел типичный для своего класса образ жизни, забывая обо всем, что творится вокруг, пока сама жизнь кардинально не изменилась и он не превратился в жалкого изгоя, которого родственники попытались продать клану Мартинесов. Закончилось тем, что его отвергла женщина, в которую он влюбился, и жениться ему пришлось на другой.

Наверное, ее собственная жизнь казалась даже проще, ведь у нее никогда не было денег.

— ПэДжи, мне жаль.

Но он остался безутешен.

— Я знаю, что брак с Семпронией был по расчету. Но я оказался таким жалким и смешным, что верил и… — В его глазах блеснули слезы. Он отвернулся. — А давайте посмотрим дворец? Ключи у меня с собой.

Сула прошла с ним через двор в гулкий, пустой дом, наполненный лишь тишиной, призраками и пылью. Ей хотелось утешить ПэДжи, но он ждал утешения не от нее.

Еще одна жертва амбиций Мартинесов. Как и она.

* * *
Три дня лихорадочной работы, и подпольная армия стала похожа на новорожденного великана, который, стряхнув с себя прах, неуклюже выпрямился на гигантских ногах, готовясь сделать первый шаг. Грузовики вывозили из Верхнего города мебель Нгени и возвращались во дворец с краской, полотном, медикаментами и скалолазным снаряжением. Сула ездила с ними, отмечая на карте дворцы с охраной, а значит, и с кем-то, кого стоило охранять. Останется охрана на своих постах во время штурма или бросится в бой? Скоро она узнает ответ.

Тайники с оружием открыли, и грозный арсенал Команды 491 перешел в нужные руки. Друзья из полиции передали со склада подпольщикам четыре сотни новейших автоматических винтовок, столько же бронежилетов, пистолетов и гранатометов с боекомплектом. Полицию даже не пришлось подкупать.

Наксиды поймали пару наблюдателей за тюрьмами, и те выдали известные им ложные сведения. Воспользовавшись тесными связями группировок с правоохранительными органами, Сула узнала, что тюремную охрану без особого шума усилили, а полицию и армию перевели из центра города для предотвращения попыток штурма тюрем.

Наксиды явно гордились ловко поставленной ловушкой. Как и Белый Призрак. Время покажет, кто из них прав.

Наконец последнюю поправку к плану утвердили, последнее сообщение отправили, а последнее оружие зарядили. Как только солнце коснулось горизонта, Сула отправилась на квартиру, где они скрывались с Казимиром. Он ждал ее, одетый в длинный плащ от Ческо, тот, что с треугольниками зеркал, в начищенных сапогах, держа трость с сияющим набалдашником из горного хрусталя.

В комнате странно пахло лавандой, и Сула удивленно замерла на пороге. Казимир повернулся к ней, взмахнув полами плаща, и изящно поклонился, сказав:

— Добро пожаловать, леди Сула. У нас сегодня свидание.

— С ума сошел. Ты понимаешь, сколько…

— Обо всем уже позаботились. Солдаты на постах, генералу можно расслабиться. — Он отошел, показывая на аккуратно разложенное на кровати вечернее платье из зеленого муара. — Для этого выхода нужна подходящая одежда.

Сула закрыла дверь и сделала пару неуверенных шагов вперед.

— Казимир, я совершенно разбита. Несколько дней не спала. Держусь только на сладком кофе. На такое у меня просто не хватит сил.

— Я приготовил расслабляющую ванну. Машина заберет нас через полчаса, — и демонстративно посмотрел на часы.

Всё еще удивляясь, Сула прошла в ванную, сбросила одежду и опустилась в благоухающую лавандой воду. Она легла на спину, приказав крану сделать ванну погорячее. Над поверхностью поднялся пар, и она разомлела, прикрыв глаза. Но почти сразу дернулась от стука Казимира.

— Машина придет через десять минут, — предупредил он.

Она быстренько помылась, вытерлась, причесалась, накрасилась и надушилась. И прямо нагишом отправилась в комнату одеваться. Казимир с улыбкой знатока наблюдал за ней из кресла в углу. Платье сидело идеально. Казимир приблизился и поцеловал ее обнаженные плечи, скользнув губами по ключице, отчего по телу пробежала приятная дрожь.

За ними приехал длинный седан с двумя торминелами-телохранителями. Казимир воспользовался их услугами впервые после ухода в подполье, когда, решив остаться незаметным, перебросил их на другие дела.

Автомобиль ехал в сгущающихся сумерках и остановился перед боковым входом в клуб на Малой Горе. В зале было темно, лишь в нескольких местах тускло горели лампы — на столе, застеленном кипенно-белой скатертью, на мерцающем танцполе и на пустой сцене. В полутьме у столика их встретил высокий лайон-официант.

— Сэр, мадам, — поприветствовал он, налил Казимиру шампанского, а Суле минералки и исчез в полутьме.

— Это всё для нас? — спросила Сула.

— Не только, — ответил Казимир, и она услышала смех Вероники.

Та вошла вместе с Жюльеном. Оба разоделись, пусть и не так стильно, как Казимир. На щиколотке Вероники блестела цепочка. Сула не видела ее, с тех пор как девушку вытащили из тюрьмы. Вероника приближалась к столику, удивленно распахнув глаза.

— Говорят, ты пэр! А еще говорят, что ты Белый Призрак и командуешь подпольной армией! — Вероника небрежно взмахнула рукой. — Я всем рассказала, что знала тебя, когда ты еще учила детей математике!

Официант принес напитки и еду. Когда в конце ужина подали кофе, вышел крейский квартет и начал настраивать инструменты. По спине Сулы пробежал холодок: в памяти всплыло, как крей в галантерейном магазине впервые назвал ее Белым Призраком. "Вы это она".

Обладающий очень тонким слухом крей, по-видимому, узнал ее по голосу, припомнив короткие видеорепортажи в "Сопротивлении". Теперь Сула сомневалась, стоит ли разговаривать при квартете.

Она дотронулась до бедра Казимира и, наклонясь, прошептала:

— Мы точно здесь в безопасности?

— Снаружи две команды боевиков, — улыбнувшись, ответил он. — Они никого не подпустят. — Он чмокнул ее в мочку уха. — И я спланировал отступление. Всё как ты учила.

— После войны окажется, что Риверсайдская группировка умеет много лишнего, — сказала Сула.

Квартет заиграл. Две пары вышли на танцпол, и Сула расслабилась. Она медленно двигалась, прижавшись к Казимиру, положив голову ему на плечо и закрыв глаза, полностью отдавшись чувствам: музыке, бьющейся в унисон сердцу, покачиванию в такт движениям партнера, насыщенному мускусом запаху его теплого тела. Когда играла мелодия побыстрее, Сула позволяла Казимиру вести, как он и делал весь этот вечер, относясь к взятым на себя обязанностям с молчаливой серьезностью. Он целиком сосредоточился на ней, следя за малейшим желанием и не отводя темных глаз от ее лица.

Музыка смолкла. Аплодисменты танцоров растворились в пустоте огромного зала. Казимир взял Сулу за руку и отвел к столику.

— Следующий подарок исключительно для тебя, — сказал он.

Шурша оборками юбок, на сцену вышла терранка с напудренными белыми руками и лицом и ярко красными кругами румян на щеках. Она держалась по-военному, высоко подняв подбородок, с гордым блеском в глазах.

Дериву. Сердце Сулы екнуло, и она сжала ладонь Казимира.

— Спасибо, — шепнула она ему.

Жюльен поднял бровь.

— Надеюсь, ты понимаешь, на какие жертвы мы идем, — прокомментировал он.

Дериву встала в свет рампы, один из креев взял аккорд, и она запела. Сильный голос зазвенел, рассказывая, как любовь оборачивается разбитыми надеждами, а любящее сердце превращается в камень. Каждый звук находил отклик в душе Сулы, каждое слово обжигало. Терранка воспевала противостояние одинокого сердца и Пустоты, не сомневаясь, что победа Пустоты предопределена.

Следующие полчаса звонкий голос рисовал ужасные картины: печаль, одиночество, смерть, потерю любви, жестокость, страх. Мир дериву не знает жалости, но никто не просит пощады. Дериву гордо шагает в царство смерти и погибает с презрительной усмешкой на устах.

Выступление было прекрасно. Сула застыла в немом восторге, лишь иногда аплодируя до боли в руках.

Она даже представить не могла такого чуда — услышать все эти песни перед решающим боем со смертью. Это было хорошим напоминанием, что жизнь лишь вспышка во тьме, настолько краткая, что неважно, продлится ли она еще миг, прежде чем погаснуть навсегда.

Закончив петь, дериву на мгновение задержалась на сцене, словно бросая вызов, а потом повернулась и растворилась в темноте. Сула рукоплескала и кричала, но певице претила сама мысль о выходе на бис.

— Это было чудесно, — выдохнула Сула.

— Да, чудесно. — Казимир взял ее за руку. — Я весь концерт наблюдал за тобой. Никогда не видел у тебя такого лица.

— Спой так же и увидишь опять. — Она повернулась к Веронике с Жюльеном: — А вам как выступление?

Вероника хлопала глазами.

— Даже не представляла. Никогда не видела дериву вживую.

— Для меня немного чересчур, — Жюльен ослабил воротник, — но поет потрясно, это точно.

Пары расстались. Казимир с Сулой сели в седан с торминелами, а за ними поехал автомобиль с вооруженной охраной. Добравшись до квартиры, всё еще пахнущей лавандовым маслом, Сула обняла Казимира и поблагодарила долгим поцелуем.

— Это лучший вечер в моей жизни, — сказала она, чувствуя тепло его тела.

— Хотелось подарить тебе незабываемое свидание, прежде чем окончится наше время.

У нее внутри всё оборвалось.

— О чем ты?

В низком голосе Казимира звучала излишняя хрипотца, словно пересохло горло, но слова поражали безупречной логикой:

— "Проект Далян" либо провалится, либо нет. Если мы проиграем, то думать нечего, потому что умрет или кто-то из нас, или мы оба. Но если всё получится, ты опять станешь леди Сулой, а я останусь самим собой. Мир леди Сулы не пересекается с моим. — Он попытался усмехнуться. — Но всё верно. Так и должно быть. У меня нет права жаловаться на то, кто я есть.

Растерявшись, она запротестовала:

— Это неправда.

— А что ты сделаешь? — засмеялся Казимир. — Представишь меня своим друзьям-пэрам? И кем я для них буду? Экзотическим животным?

Сула отшатнулась, почувствовав, что злится.

— Это совсем не так.

В голосе Казимира появилась нотка презрения:

— Конечно так. Я бандит. Я могу попасть в Верхний город только одним способом — с оружием в руках вместе с армией.

Суле захотелось сказать что-то обидное, но в последнюю секунду она сдержалась. "Не надо всё портить", — подумала она. В прошлом она испортила много прекрасных вечеров и погубит и этот, если не станет сдержаннее.

— Я тоже иду туда с оружием в руках, — произнесла она.

— Да. И я знаю, что тебе пришлось сделать ради этого.

Сулу ошеломила догадка, что Казимир узнал про Кэроль. "Но откуда?" — с отчаянием пронеслось в голове.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.

— Вечер ареста Жюльена, — ответил Казимир. — То представление, которое ты устроила у меня, придя голой под плащом. Тогда ты просто свела меня с ума. — Его прохладный палец коснулся обнаженного плеча Сулы. — С тех пор ты такой не была, но это и не нужно. Ты получила, что хотела: меня не арестовали вместе с Жюльеном, а его схватили по твоей указке, чтобы ты могла заполучить старого Сергия на свою сторону.

— Кто еще знает об этом? — Она похолодела.

— Я сам догадался только потому, что видел тот шикарный спектакль в мою честь. Жюльен никогда не додумается, а вот до Сергия может постепенно дойти.

Сула протяжно выдохнула. У нее кружилась голова.

— Да. Поначалу я манипулировала тобой. — Она нервно хохотнула. — А почему бы и нет? Я же тебя не знала. — Она посмотрела на Казимира. — Но знаю сейчас. И больше не могу тебя просто использовать.

Он нахмурился.

— Что это за акцент?

— Что? — Сула непонимающе уставилась на него.

— Ты говоришь по-другому. Не по-риверсайдски и не как в Верхнем городе.

Она мысленно вернулась в прошлое и попыталась объяснить:

— Так говорят на Спэнии. В Фабах. Я там ро… росла. Пока жила там.

— Ты жила на Спэнии достаточно долго, чтобы говорить, как они, но потом уехала, став леди Сулой и заговорила с аристократическим произношением. И заговоришь опять, если мы победим. — Он отвернулся, схватившись за виски. — Прости. Я расстроил тебя. Не надо было этого затевать, да еще накануне броска на Верхний город. Сосредоточься на штурме, забудь, что я наговорил.

В душе Сулы бушевало отчаяние.

— Послушай меня. Мне противно быть леди Сулой. Из меня совершенно никудышный пэр. — Она шагнула к нему и взяла за руку. — Мне лучше быть Гредель. Быть Белым Призраком.

Казимир с горькой улыбкой посмотрел на ее руку.

— Можешь ненавидеть, но ты леди Сула. Станешь ею, если мы победим. А я останусь Казимиром Масудом, бандитом из Риверсайда. А где же мне быть, когда все пэры вернутся на свои места?

"Я не леди Сула!" — в отчаянии подумала она. Но не смогла произнести вслух, а если бы и произнесла, ничего бы не поменялось.

Сула отпустила его руку и выпрямилась — с вызовом, как дериву.

— Ты будешь лордом Сулой, если захочешь.

От удивления у него отвисла челюсть, он заглянул ей в глаза.

— Ты же не всерьез!

— Почему? Ты вряд ли станешь еще более плохим пэром, чем я.

— Меня засмеют, — презрительно сказал он. — Я буду уродом, бандитом во дворце Верхнего города. Пока кто-нибудь не докопается до моего прошлого, и меня будут судить и казнят.

— Ошибаешься! — Она выпалила это слово. — Помнишь, я обещала амнистию? Получишь ее, и не придется возвращаться к старой жизни. Станешь достойным предпринимателем, может, даже с медалью и благодарностями от империи.

Он одарил ее скептическим взглядом.

— А потом? Сидеть и гнить во дворце?

— Нет. Станешь делать деньги. — Сулу охватил истерический смех. — Ты ведь не понимаешь? Не представляешь, откуда у пэров деньги? Они их крадут. — Она опять фыркнула. — Только делают это по закону! Если у тебя правильные связи и имя, ты вклиниваешься в легальный бизнес и всю жизнь стрижешь купоны. И это называется уже не крышевание и вымогательство, а отношения между патроном и клиентом. Просто выучи правильную лексику!

Она не могла стоять на месте и принялась ходить — два шага до стены, обратно и опять.

— Есть два способа попасть в Верхний город. — Она всё ходила и ходила. — Первый с оружием в руках, как мы и сделаем через два дня. Второй — с помощью правильного имени, а Сула одно из таких имен. Ты не представляешь, сколько в империи барахла. От него ломится весь Верхний город, и не только потому что наксиды с ума сошли от жадности. Не станем церемониться, ограбим и оставим за собой дымящиеся развалины. Что скажешь?

Она остановилась и улыбнулась ему. На лице Казимира поочередно читалось изумление, замешательство, разочарование и неохотное понимание.

— Кажется, у тебя получится, — несколько удивленно сказал он.

— У нас получится. Мне понадобится помощь. Говорю же, мне не по душе быть пэром.

— Жизнь это странное приключение, — отметил Казимир и покачал головой, а потом протянул руки: — Как я могу сказать "нет" на предложение стать лордом?

Сула шагнула в его объятия.

Оставалась лишь проблемка с Генным банком, ведь если она соберется замуж, ей придется отослать туда каплю крови, и выяснится, что Сула самозванка. Та же капля крови, что встала между ней и Мартинесом.

Но этот банк расположен в Верхнем городе, и если победа будет за лоялистами, все генетические данные клана Сула исчезнут. А с ними и всякое препятствие для брака.

"Не только бандиты сражаются сегодня ради любви", — подумала она.

Глава 27

Единственный Праведный Флот Мщения разросся до тридцати кораблей, потом до тридцати пяти, а затем и до сорока. Флот наксидов при Магарии насчитывал тридцать пять кораблей, и многие лоялистские офицеры горели желанием сразу напасть на них, но Торк продолжил тренировки на орбите Чиджимо. Мартинес нехотя соглашался с Торком: раз он предпочитает использовать замшелую тактику против наксидского флота, который этим же способом уже одержал крупную победу, то разумно позаботиться о численном превосходстве.

Когда у наксидов стало тридцать семь кораблей, Праведный Флот состоял из сорока шести. Торк оставался на месте, продолжая муштровать эскадры и требуя от офицеров безусловного подчинения. Он заваливал Парламент многочисленными запросами на строительство новых кораблей, и не просто боевых звездолетов, а вспомогательных судов, шаттлов для десантников, также настаивая на призыве этих самых десантников.

Вскоре разведка сообщила, что наксидский флот увеличился до сорока двух кораблей, а так как предполагалось, что больше судов у них нет, все пришли к выводу, что все они стянуты к Заншаа. К этому времени у лоялистов было пятьдесят два корабля. Мартинес жаждал действия. "Выступить бы сейчас, — думал он, — пока наксиды не заменили то, что было уничтожено эскадрой Чен и Четырнадцатой прямо в доках".

Но Торк не ведал подобных порывов. Флот наксидов вырос до сорока восьми кораблей, что означало наличие верфей там, куда не дошли рейды, скорее всего на Наксасе и Магарии. Торк получил четыре новых фрегата и четыре тяжелых крейсера типа "Послушание" — "Послушание", "Подчинение", "Покорность" и "Повиновение".

Посмотрев названия, Мартинес заподозрил, что главнокомандующий раздает их лично.

— Логично, если следующее название будет "Капитуляция", — сказал Мартинес Миши.

Невзирая на пополнение, Торк не спешил к Заншаа. Миши, по-видимому, связывавшаяся с братом, намекала Мартинесу, что правительство и Совет правления Флота потеряли всякую надежду на Торка и готовы принять меры, как только определятся заменить ли Торка на Крингана, бывшего командующего Четвертым флотом, или просто приказать Торку атаковать.

Торк, наверное, тоже слышал об этом, потому что заявил, что выступит, как только к Флоту присоединятся три фрегата, уже вылетевшие с Ларедо. Но когда это случилось, наксиды получили пять новых кораблей, и преимущество Торка сократилось с двенадцати до десяти.

После прибытия фрегатов операцию отложили еще на четыре дня. По мнению Мартинеса, этого было достаточно, чтобы послать запрос в Совет на Антопон и получить однозначный ответ. Вот тут-то наконец Торк сдался. Были отданы приказы командующим эскадрами и капитанам кораблей, отправлены распоряжения в другие системы, где находились базы Флота.

Двигатели Единственного Праведного Флота Мщения зажглись могучими факелами антиматерии, и корабли, разгоняясь, в последний раз обогнули Чиджимо и устремились к Первому тоннелю, навстречу врагу, ожидающему в Заншаа.

* * *
Сула въехала в Верхний город во главе колонны грузовиков и превратила дворец Нгени в свою штаб-квартиру. Карты и оборудование разложили на обеденном столе. Со стен пораженно смотрели семейные портреты Нгени.

Во внутреннем дворе, скрытом от прохожих деревьями, кустами и статуями предков, лоялисты перекрасили грузовики в цвета Флота. На платформах уже стояли два грейдера с огромными ножами и колесами выше человеческого роста. Бойцы авангарда прилаживали к кабинам листы пластика, призванные заменить броню.

Шона Спенс с помощниками потрошила салоны двух автомобилей и собиралась чуть позже набить их взрывчаткой. По ее расчетам, грузовика для их целей было бы слишком много, а вот легковые машины подходили идеально.

ПэДжи Нгени слонялся повсюду, пытаясь помочь, но постоянно кому-то мешая.

Где-то в столице готовились к бою отряды. По крайней мере, Сула надеялась на это.

Солнце медленно уходило за кроваво-красный горизонт, знаменуя конец ясного осеннего дня. В темнеющем небе мерцали фрагменты кольца Заншаа. В неподвижном воздухе витали городские запахи — пахло невывезенным мусором, увядающими цветами и едой. Сула позвала всех на террасу за домиком ПэДжи, и там они разложили скалолазное снаряжение: веревки, страховочные системы и подъемники, необходимые для бойцов и вооружения.

До начала подъема Сула осмотрела местность в светочувствительный бинокль. Кажется, никто из наксидского караула у Врат Достойных не интересовался происходящим внизу.

Нарукавный коммуникатор звякнул. Суле пришло сообщение: "Хочешь встретимся завтра у пекарни?"

Отряд у подножия горы был готов.

Сула ответила: "В котором часу?" — и приказала перекинуть длинные веревки через парапет. На каждой из них была обвязка и конец страховочного троса, с помощью которого боец на террасе контролировал подъем товарища.

Пришло новое сообщение: "В 13:01". Это значило, что все три веревки достигли земли, не зацепившись за выступы или кустарник. Менее чем через три минуты Сула услышала тихое жужжание электромоторчика, и через считанные секунды над перилами показалась первая голова. На темном лице сияла белозубая улыбка.

— Привет, принцесса, — сказал Пател, и двое из авангарда поспешили подхватить его под руки и втащить на мощеную террасу. Обвязку быстро открепили и опять сбросили вниз. Пател ослабил ремень на винтовке и опустил тяжелый груз на пол.

— Тебе через двор к большому дому. — Сула показала на дворец Нгени. — Там ждет ужин.

— Благодарю, принцесса.

Звук моторчиков оповестил о прибытии еще двоих. Мощности моторчиков хватало, чтобы подтягивать груз со скоростью пешехода, а это не требовало особых навыков для подъема: просто не выпади из обвязки, отталкивайся от скалы ногами и не урони свое снаряжение.

Первым поднялся отряд Бого из тридцати девяти бойцов. Среди них был Казимир, который тут же прижал Сулу к себе и страстно поцеловал.

— Жюльен с арьергардом, — сказал он. — Наверно, просто не хочет забираться на гору.

— Я его понимаю, — ответила Сула.

На подъемниках сменили батареи. Дальше вверх затаскивали оружие, патроны, взрывчатку и детонаторы, то есть всё то, что невозможно пронести мимо химических анализаторов на блокпостах. Спенс со своими инженерами набивала голые салоны автомобилей взрывчатыми веществами. Между шпилями Верхнего города подул холодный ветер, заставив Сулу поежиться.

Казимир исчез в темноте и, вернувшись, укутал ее в пальто.

— Взял из шкафа ПэДжи, — прошептал он ей на ухо.

— Спасибо. — Она поцеловала его.

С биноклем Сула продолжала вглядываться в ночь. У Врат Достойных стояли часовые, но смотрели по большей части на дорогу у подножия.

Пришла последняя партия вооружения, и подъемники вновь начали привозить солдат — из крыла лорда командира Эшрука, которое состояло преимущественно из торминелов, набранных в Академии промышленного дизайна. Студенты проявили себя как беспощадные террористы, может, в силу юного возраста и гибкости психики, а может, из-за хищной природы торминелов. Сегодня их ночное зрение будет очень кстати.

После крыла Эшрука прибыл очередной отряд Бого, а за ними наконец Жюльен. Побледневший и дрожащий, он потребовал, чтобы через парапет его втаскивали втроем. Трясущимися руками он зажег сигарету, покачал головой и произнес:

— Больше я в эту упряжь не полезу. Ни за что.

— Если всё пойдет по плану, то и не понадобится, — сказала Сула.

Она бегло осмотрела бойцов, большинство из которых развалились на кроватях, столах и коврах, пока не перевезенных из дворца Нгени в хранилище. Многие по привычке чистили и проверяли оружие. Некоторые играли в карты. Сидни сидел в антикварном кресле с капюшоном, окутав себя облаком гашиша. Фер Туга, снайпер с шоссе Акстатл, хромал комнаты в комнату, с удивлением глядя на бойцов. До этого он сражался в одиночку, и то, что у него так много соратников, стало откровением.

ПэДжи, совсем не похожий на элегантного пэра, сидел в гостиной. Он натянул на себя крепкие галифе с кожаной вставкой и потрепанный коричневый свитер. На полированном столике периода Заселения лежало длинное охотничье ружье с прикладом, украшенным слоновой костью и серебром, и небольшой пистолет. Он так нервно и старательно чистил их, что не заметил, как Сула остановилась в дверях.

Ей хотелось остановить ПэДжи и отправить его спать до конца войны, а потом он снова сможет надеть шикарный костюм и продефилировать в один из своих клубов. Хотелось рассказать ему, что он уже тысячу раз доказал, что стоит многого, и что смерть в уличном бою не заставит Семпронию Мартинес полюбить его. Хотелось отослать в Нижний город, чтобы в каком-нибудь баре он снял девчонку посговорчивее и трахал, пока не выветрятся все мысли о Семпронии.

Она так хотела сказать ему всё это, но не сказала. Просто еще мгновение посмотрела на него и молча ушла.

В любом случае все слова были бы зря.

* * *
Несколько часов Сула, не раздеваясь, лежала в объятиях Казимира на старом диване на втором этаже гостевого домика. Возможно, даже засыпала на какое-то время. Однако еще до рассвета она была на ногах, желая убедиться, что транспорт не подведет, а бойцы позавтракали и правильно поняли свои задачи.

С рассветом Сула вышла на террасу. Солнце поднималось в зеленое небо столицы из того же кроваво-красного марева, в которое кануло на закате. В бинокль наксидские позиции казались такими же, как вечером.

Смена заканчивалась в 07:36, когда флотский персонал поднимался на фуникулере к своим офицерам, расположившимся в отелях Верхнего города. Сула предпочла не дожидаться их приезда в акрополь и назначила выступление на 07:01, за полчаса до смены караула и через двадцать минут после восхода.

Верхний город медленно просыпался, и она слышала утреннее пение птиц и шум одиноких машин на шоссе. Нижний город пока тонул в темноте, иногда разрываемой огнями фар проезжающих между зданиями автомобилей. Сула прошла среди бойцов, отдав команду садиться по машинам.

Отряды в тишине исполнили приказ. Сула смотрела как Казимир забирается в один из грузовиков, неловко двигаясь в броне, к которой так и не привык. Он обернулся и, заметив ее взгляд, ответил немного грустной и ироничной улыбкой. Подняв руку он послал Суде шутливый салют, коснувшись пальцами лба, а потом исчез в кузове вместе с отрядом Бого.

Суле хотелось сесть вместе со всеми, но она не шелохнулась. Она генерал, не солдат. Чувствуя ком в горле, она смотрела, как закрываются борта грузовиков.

"Да не оставит вас удача", — бессильно подумала она. В конце концов ей не на что больше надеяться.

Машины завелись и разъехались. Интересно, что подумают прохожие, если увидят, как дворец Нгени покидают флотские грузовики, несколько гражданских седанов и два грейдера на платформах.

Ворота с шумом закрылись. Во дворе засел торминельский патруль, вооруженный винтовками Сидни, остальные незаметно заняли оборону во дворце. Склонив лысеющую голову и прижав к груди автомат, вдоль стены вышагивал ПэДжи, ожидая своего звездного часа.

В домике Сула надела бронежилет и шлем — не потому что боялась выстрелов, а потому что на них были передатчик и батареи. Подняв забрало и прихватив бинокль, она вышла во двор, чтобы продолжить наблюдение за наксидами.

Над головой пронзительно заголосили эскатары, четвероногие чешуйчатые птицы с Наксаса, как будто хотели предупредить своих дальних сородичей о творящемся внизу безобразии. На Сулу посыпались сухие листья и ветки.

Сначала отряды соблюдали режим радиомолчания. Потом пошли первые сигналы.

"Четыре-девять-один, Гром готов", — раздался немного повышенный от волнения голос Спенс.

"Четыре-девять-один, Дождь готов", — отрапортовал Макнамара.

"Четыре-девять-один, Ветер готов", — сердце Сулы подпрыгнуло от хрипотцы Казимира.

Во рту пересохло. Сула сглотнула и отдала первый приказ:

— Комм: Дождю. Начинаем, Дождь. Комм: отправка.

— Комм: Ветру. Начинаем, Ветер. Комм: отправка.

Дождь и Ветер должны были атаковать оба въезда в Верхний город. Слова Сулы кодировались и микросекундными импульсами выстреливали со скоростью света. В наушниках зазвенело краткое подтверждение.

И опять тишина, но Сула могла поклясться, что слышала даже через наушники и шлем, как в спящем городе свернувшие за угол грузовики едут к заграждениям у Врат Достойных.

В висках пульсировала кровь. Мягкая кромка бинокля до боли давила на лоб.

Это были изумрудно-зеленые флотские грузовики привычной марки "Солнечный луч", и они появились у Врат, как раз когда наксиды ожидали грузовики со следующей сменой. Караульные привычно пошли к выехавшим на широкую площадку автомобилям, те подняли боковые двери и спустили трапы.

И оттуда, поливая огнем и забрасывая гранатами, выскочили Бого. Несмотря на неожиданность, наксиды оказали сопротивление, но, даже обладая хорошим вооружением и навыками, они были на открытом месте и быстро полегли. Всех, кто пытался приблизиться к открытым дверям турельных установок, снимал Фер Туга, засевший над Вратами в камуфляже из хамелеоновой ткани, делающим его практически невидимым.

Перестрелка заставила эскатаров умолкнуть, словно они понимали, что сородичи проиграли.

— Дождь очистил цель, — несколько запыхавшись, передал Макнамара.

— Комм: Дождю. Можете выстрелить из антипротонных орудий? Комм: отправка.

— Проверяю.

Ушей Сулы достигли далекие залпы. Бой у фуникулера еще продолжался. Во главе отряда стоял Казимир, снайпером был Сидни.

Где-то разорвалась граната, и отзвуки взрыва сотрясли дома и улицы Верхнего города. Потом тишина. Наконец хрипловато заговорил Казимир:

— Это Ветер. Мы захватили фуникулер. Пытаемся заставить оператора загнать поезд на верхнюю станцию, где мы его запрем.

Радость затопила сердце Сулы. Она хотела послать Казимиру слова любви, но ограничилась кратким подтверждением и побежала к парапету отправлять другое сообщение.

— Запускаем Гром. Повторяю, запускаем Гром.

Задачей Грома было атаковать отели "Великое Предназначение" и "Империю". По команде Сулы Спенс дала отмашку, чтобы грейдеры съехали с платформ и смели заграждения вокруг зданий.

Сула перевела бинокль на подножие гранитного акрополя посмотреть, как наксиды на посту между двух бункеров в начале горной дороге среагировали на перестрелку наверху. Они явно услышали выстрелы, но, казалось, не были уверены, откуда точно. Некоторые залегли, подняв оружие, остальные тормозили транспорт, направляющийся в Верхний город. Наверное, были еще наксиды в бункерах.

Пока Сула наблюдала за ними, приходили голосовые сообщения от Спенс — краткие обрывочные фразы, когда та вспоминала, что надо отчитаться, или когда выпадала спокойная минута:

— Грейдер снес заграждение! Пу… Слышали? Это пала первая баррикада!.. Остались только цементная пыль да перекрученная арма… Отъезжает, чтобы опять… слышно, как второй грейдер… наксиды засуетились… Не давайте им подняться!

Сула вновь посмотрела на Врата Достойных. Отряд Макнамары занимал позиции в ближайших зданиях, готовясь отразить возможную контратаку сзади. Спенс продолжала комментировать происходящее, стараясь перекричать оружейные залпы:

— Второе заграждение пало! Наксиды бегут!.. Запускайте машины!.. Давай! Давай! Она внутри! Вкатила прямо в фойе отеля!.. Из "Империи" стреляют. Не видно, что там… Прикройте ее! Прикройте!.. Она выскочила из машины, выбралась! Она за грейдером, прячется… Всем приготовиться! Отходим!..

Сула опустила бинокль, задумавшись, спрятаться ли при взрыве отеля в укрытие или остаться на открытой террасе.

Взрыв прошел в три быстро сменяющих друг друга этапа: сначала улицы сотряс невообразимый грохот, после краткого затишья ударила взрывная волна, подобная порыву ветра, и затем гранитные недра Верхнего города вздрогнули от мощного рокота. Над акрополем, переливаясь в сияющем рассвете, взметнулся фонтан из осколков и пыли.

"Это точно разбудит наксидов", — подумала Сула.

— Получилось! — Взволнованный голос Спенс тонул в непрекращающемся звоне в ушах Сулы. — Мы взорвали "Великое Предназначение".

Вместе с шестью сотнями наксидских офицеров: флотских, полицейских, из Легиона справедливости — а также министерских чиновников…

Планируя операцию, Казимир пошутил, что наксидское правительство работало бы эффективнее, если б уничтожило своих же бюрократов среднего звена, но Сула знала, что именно эти чиновники обладают профессиональными навыками и являются опорой правительства. Высшие чины получили места за счет семейных и политических связей, но реальные приказы отдают сошки помельче.

— Комм: Грому. Молодцы! Что происходит в "Империи"?

— Пока не знаю. Мы в огромном пыльном облаке. Они, наверное, тоже. Сообщения запутанные, и нет связи с водителем грейдера.

Картина постепенно прояснялась. У второй половины Грома дела шли не так хорошо. Грейдер застрял в ограждениях и пока пытался развернуться, водителя скорее всего застрелили. В любом случае он не отвечал, а грейдер застыл на месте. Спенс отправила туда другой грейдер, но огромная машина сначала должна была объехать гору обломков, бывших когда-то "Великим Предназначением", и затерялась в облаке пыли. Легковушку со взрывчаткой, идущую за грейдером, обстреляла охрана отеля, и когда машину скрыло облако пыли от "Великого Предназначения", водитель бросил ее и убежал.

В конце концов команда Спенс отступила и взорвала автомобиль из укрытия. Взрыв сам по себе получился зрелищный, но повреждений отелю почти не нанес. Наружные стены пострадали, стекла выбило, но жертв среди наксидов должно быть немного. Облако пыли и осколков смотрелось бледной тенью на фоне первого взрыва.

Сула приказала продолжать обстрел. Так они хотя бы задержат наксидов на месте, не давая им приступить к своим обязанностям.

— Четыре-девять-один, это Дождь, — оглушенная Сула услышала спокойный голос Макнамары. — Оба антипротонных орудия были уже активированы, но не заряжены. Я открыл арсенал с помощью офицерских ключей и вставил баллоны на место. Мы готовы стрелять.

— Великолепно! — ответила Сула. — Открываем шлюзы!

Сула вновь посмотрела на дома у подножия акрополя, где охранники, задрав головы, взирали на гигантское светящееся облако праха, которое когда-то было их товарищами. Но тут раздался громкий взрыв, и ошеломительная вспышка поглотила ближайший бункер, швырнув наксидов на землю.

Помня, что при взрыве выделяются быстрые нейтроны и гамма-излучение, Сула спряталась за парапетом и прислушалась к последовавшим выстрелам Макнамары, превратившим заграждение и охрану в субатомные частицы и раскаленный шлак. Ее охватил дикий восторг, когда она поняла, что рухнула последняя преграда на пути к успеху "Проекта Далян".

— Комм: всем отрядам, — приказала она. — Запускаем Потоп! Запускаем Потоп! Повторяю, запускаем Потоп! Комм: отправка.

Она опять подошла к парапету, и через несколько минут внизу показалась колонна грузовиков и легковых автомобилей, ползущая из Нижнего города к разрушенному посту. Это был первый из приготовившихся к штурму тюрем отрядов, осторожно собранных и ночью подтянутых к акрополю. Сейчас их посвятили в настоящие цели операции, и колонны по узкой дороге направились к Вратам Достойных.

Сула понаблюдала, как несколько колонн грузовиков, ярко освещая путь фарами, едет в гору, и побежала в дом писать обращение:

"Сопротивление

Это послание Белого Призрака.

Сегодня мы вернули наш город!

Долгие месяцы мы ждали, что Флот обязательно прибудет на Заншаа, прогонит наксидских захватчиков и вернет власть законному правительству.

Хотя этот день уже близок, теперь не надо ждать. Всё это время мы собирались с силами, вооружаясь и проводя тайные учения. Флот нам больше не нужен. Мы всё можем сделать сами.

Мы призываем сражаться каждую команду, ячейку и отряд. Бейте бунтовщиков! Нападайте на чиновников, убивайте их охранников, уничтожайте технику!

Если вы ждали сигнала к действию, вот он. Если у вас есть оружие, стреляйте! Если можете разрушить станок или машину, ломайте! Если есть камень, бросьте его! Через несколько часов вся столица будет нашей!

Если вы работаете на службы безопасности, то это предупреждение. Подумайте, как вам сегодня поступить. Решайте, на чьей вы стороне. Сделайте правильный выбор".

"Больше хаоса", — подумала Сула. Не все противники наксидского режима присоединились к армии, не все подпольщики подчинялись ее приказам, многие даже не осмелились озвучить свои взгляды. Хотелось, чтобы начали действовать все сразу. Чем больше забот у наксидов, тем лучше.

И если кто и правда по недомыслию пойдет против захватчиков с булыжниками, то пусть лучше наксидские пули вопьются в них, а не в нее и ее соратников.

Им пригодится любая помощь. По подсчетам Сулы, в подпольной армии было шесть или семь тысяч лоялистов, а наксидов на планете немногим более восьмисот миллионов. Всё придется кстати, лишь бы сделать соотношение менее абсурдным.

Вместо обычных пятидесяти тысяч она отправила через узел Управления госрегистрации миллион копий "Сопротивления". Она подозревала, что у дежурных там сейчас хватает срочных дел, и ее вмешательство не заметят.

Как всегда, она отключила метки, чтобы никто не отследил рассылку. И, как всегда, вложила фальшивый код источника сообщения.

Теперь сообщение якобы исходило из Великого Пристанища, огромного здания Верхнего города, откуда шаа правили империей.

Всё выглядело, будто шаа воскресли, чтобы покарать наксидов.

Она добавила Великих Господ к огромному перечню масок, за которыми скрывалась в последние месяцы: леди Сулы, Белого Призрака, Джилл Дурмановой, Гредель и 491, как обращались к главе ее команды. Бесполезно спрашивать, какая личина настоящая.

Главное, что все они убивали наксидов.

Когда закончится время убивать, тогда она с собой и разберется.

Дождавшись, пока на рабочем столе ПэДжи появится подтверждение успешной рассылки, она вышла из системы Управления госрегистрации и вернулась на террасу. Утренний ветерок постепенно разгонял облако пыли. По горной дороге поднимались колонны, везущие бойцов для захвата Верхнего города.

Сула вернулась к картам в столовой дворца Нгени. Штурмовые группы поднимались на акрополь без определенного порядка. Первые отряды были тут же отправлены оборонять позиции у фуникулера и Врат Достойных. Следующих послали на помощь солдатам Спенс, залегшим у "Империи" с запертыми там наксидскими офицерами, которых было в двадцать раз больше, чем осаждающих.

Подкрепление подоспело вовремя. Положение отряда Спенс быстро становилось критическим. Командование сил безопасности наксидов получало разные данные, но одно было ясно: сотни наксидов в "Империи" дружно звали на помощь.

Помощь немедленно пришла в виде двух военизированных подразделений Легиона справедливости. Наксиды в черной броне поверхчерной формы, вооруженные матово-черными стволами, прибыли на собственном транспорте черного цвета. Их сопровождали полицейские из мотопатруля и из местного участка. Они легко прорвались через тонкую линию обороны Спенс к отелю и тут же организовали эвакуацию.

К счастью, от Сулы прибыло подкрепление. Лоялисты заполнили бреши в обороне Спенс, прежде чем наксидский командир осознал проблему.

У наксидов не хватало транспорта для эвакуации, а подогнать городской автобус не представлялось возможным. Они решили прорываться к Великому Пристанищу, возле которого располагались все министерства. Осталось неясно, хотели наксиды расчистить коридор для машин или планировали прорваться пешим марш-броском, потому что их замысел сразу провалился. Как только страшный Легион справедливости высунулся из отеля, его встретил ураганный огонь из окружающих зданий. Гранаты, ракеты и бомбы сыпались на автомобили. Оставив за собой три горящие машины, наксиды откатились обратно еще быстрее, чем атаковали.

Через двадцать минут они повторили попытку в другом месте. И опять отступили в отель.

Сула решила, что всё складывается неплохо. Она порадовалась, что Легион справедливости застрял в "Империи" и не будет участвовать в защите министерств и парламента. Пришло время открыть второй фронт, и очередные отряды, достигшие Врат Достойных, получили приказ собраться у дворца Нгени.

"Проект Далян" предусматривал разные цели. Министерство мудрости, контролировавшее основные средства массовой информации. Министерство цензуры, просматривавшее всю корреспонденцию в Заншаа на предмет антинаксидской пропаганды. Штаб флота наксидов, контролировавший военные силы, и Министерство верховного права, стоящее и над командованием, и над флотом. Министерство полиции. Министерство защиты Праксиса, в чьем ведении находился Легион справедливости.

И конечно сам парламент, через который Комитет спасения Праксиса, правительство мятежников, принимал угодные себе законы.

Все эти важнейшие ведомства находились в одном районе, в тени гранитного купола Великого Пристанища. Именно эти улицы Сула решила захватить.

Командиров Сула пригласили в столовую. Расспрашивая, она попыталась определить, насколько они опытны и как хорошо готовы их отряды. Самых многообещающих она оставила для штурма правительства. Других послала на захват больницы "Слава гигиене" обеспечить раненым медицинскую помощь. Наименее опытные отправились по конкретным адресам и должны были ворваться в дома влиятельных наксидских чиновников и захватить их.

— Не убивать, понятно? Это заложники, с помощью которых мы сможем контролировать остальных наксидов. Они нужны нам, чтобы выжить.

Отряды умчались брать заложников, и Сула понимала, что без грабежа и вандализма не обойдется. Оставшиеся в комнате командиры склонились над картами, планируя нападение на Великое Пристанище с разных направлений.

— Бойцы пойдут по обеим сторонам улиц, — сказала Сула. — За ними транспорт, готовый выдвинуться вперед и оказать поддержку. Ясно? Вопросы есть?

Молодая лайонка подняла руку:

— А вы настоящая леди Сула? Или самозванка, как они говорят?

Сула усмехнулась.

— Такая же настоящая, как и вы. Вы настоящая?

Она послала всех на позиции, назначив операцию на 08:26. Сула надеялась, что хотя бы один из отрядов сработает как надо и она сможет закрепить успех, послав подмогу. Непрофессиональная армия имела свой недостаток: разведки у нее не было и приходилось атаковать широким фронтом, надеясь, что где-то повезет. К тому же она была вынуждена организовывать атаку в одиночку, общаясь с отрядами по рации или через наручные коммуникаторы, ведь рации есть не у всех. Спенс с Макнамарой могли бы помочь, но у них своих забот хватает, а другим Сула не доверяла.

Пока свежие силы готовились к атаке, пришли вести от Казимира о ситуации у фуникулера. Наксидские силы безопасности в гостиницах Нижнего города наконец пришли в себя и отправили оператору приказ послать за ними поезд. Оператор, пожилой даймонг, десятилетиями занимавший эту должность, ответил, что у него строгие указания задержать поезд на верхней станции. Наксиды повторили требование. Даймонг повторил объяснение.

Наксиды связались с кем-то в Министерстве труда, и приказ пришел уже оттуда. Даймонг отказал, сославшись на то, что получил указание от военных. Наксиды обратились в Штаб флота, и на станцию позвонил старший капитан, пытаясь отменить распоряжение. Даймонг сказал, что раз ему приказали не с флота, то не флоту приказ отменять. Когда спросили, какое ведомство ему приказало, он ответил, что не знает.

Звонили из полиции, мотопатруля и Легиона справедливости. Даймонг всем отвечал, что приказ им не отменить, раз приказывали не они.

— Кто из офицеров отдал распоряжение? — наконец спросил наксид.

— Тот, что здесь, — сказал даймонг.

— Я хочу с ним поговорить!

Даймонг отошел от коммуникатора, уступив место Казимиру во флотской броне и с винтовкой в руках. Наксид молча уставился на него, чешуя вспыхнула нечитаемым узором.

— Что вам надо? — спросил Казимир.

Наксид преодолел изумление и отдал приказ:

— Немедленно отправьте поезд вниз.

— Иди в жопу. — Казимир посмотрел прямо в объектив. — Я работаю на Белого Призрака.

Сула смеялась, когда услышала об этом от Казимира. Он с даймонгским оператором задержал наксидов на нижней станции больше чем на полчаса, не давая вступить в бой за Верхний город.

Правда теперь многочисленному отряду противника удалось подняться на акрополь по крутым путям и линиям техобслуживания. Большинство команд Казимира, занявших позиции во дворцах с видом на Нижний город, открыли огонь, и наксиды кубарем покатились вниз. Но некоторые команды так увлеклись обстрелом, что Казимир, жалуясь на их недисциплинированность, переживал, хватит ли патронов.

Через несколько минут наксиды перегруппировались, и стало слышно, как они хором выкрикивают: "Смерть анархистам! Да здравствуют наши вожди! Вперед на Верхний город!"

В этот раз наксиды были лучше организованы и поднялись выше. Солдаты в изумрудной броне флота быстро продвигались вверх, перебирая своими четырьмя ногами. Бойцы Казимира встретили их волной огня, косившей нападающих рядами, но наксиды упорно ползли вперед прямо по телам убитых и раненых. Затем в дело вступили антипротонные пушки, и авангард длинной наксидской колонны замешкался и попятился. Но сзади на них напирали другие, и столкновение рядов привело к тому, что наступающие начали падать вниз, ударяясь об острый гранит и скатываясь к подножию акрополя. Выжившие отступили в укрытие.

— Пусть придумают что-нибудь поумнее, — сказал Казимир Суле.

Сула понимала, что противник, отброшенный у фуникулера, может подняться на акрополь в другом месте. Наксиды были плохими скалолазами, но вероятность оставалась, и сейчас на огромном периметре Верхнего города никто бы их не остановил. Она послала несколько команд осматривать горный склон на случай, если наксидам захочется попрыгать по скалам.

Суле сообщили, что "Слава гигиене" захвачена. Больница охранялась частным ненаксидским агентством, поэтому проблем не возникло. Некоторые охранники присоединились к лоялистам, жаль лишь, что вооружены они были только пистолетами и электрошокерами.

Грохот выстрелов известил, что наступление на министерства началось раньше намеченного. Но шквальный огонь постепенно стих и превратился в хаотичные одиночные выстрелы. Сула лихорадочно связывалась с отрядами, выясняя, что пошло не так. Кажется, все штурмовые группы заняли оборонительную позицию в укрытиях и затаились.

— Заставьте своих людей наступать! — приказала Сула появившемуся на нарукавном коммуникаторе командиру одного из подразделений, моложавому терранцу с небритым покатым подбородком и таким ошарашенным лицом, словно не ожидал, что окажется в подобной ситуации.

Может, так оно и было. Мало кто из ее армии прежде участвовал в настоящем бою. До этого команды лишь обменивались информацией и копиями "Сопротивления", бросали бомбы в дома и машины наксидов или стреляли во врага с безопасного расстояния. И сейчас выяснилось, что на войне враг дает отпор.

— Ну, это будет трудно, — сказал командир. — Мы шли вверх по улице, но когда наксиды открыли огонь, все разбежались по офисам и магазинам. У нас тут неразбериха. Даже не знаю, как опять их собрать вместе или…

— Выходите сами и соберите остальных! — приказала Сула.

— Видите ли, — ответил мужчина, — для этого мне придется высунуться на улицу, а у наксидов, как вы знаете, пулеметы.

— Вызовите транспорт. Пусть прикроют вас огнем!

— Знаете ли, машины вперед не хотят. Тут стреляют, а брони у них нету.

— Подними своих в атаку, трусливый ты сукин сын! — заорала Сула. — Или я приду сама и отстрелю твою говенную башку!

Испуг на лице командира сменился глубоким возмущением.

— Если собираетесь общаться в таком тоне, не вижу причин для продолжения разговора.

С открытым ртом Сула уставилась на оранжевый значок окончания связи.

— Сволочь! — вырвалось у нее, и она чуть не швырнула коммуникатор в открытое окно. Подумав получше, она опустила занесенную руку.

Сула вызвала еще несколько отрядов и добилась обещания атаковать. На какое-то мгновение выстрелы участились, но вновь сменились тишиной. В утреннем воздухе раздавался ожесточенный треск очередей. Это были автоматические пулеметы наксидов, оснащенные датчиками движения. Пока они не исчерпают свой боезапас, невозможно заставить бойцов идти в атаку.

Сула подумала, не отправить ли туда резерв, но побоялась, что и он будет скован огнем. Даже разведчика не послать — все, кому она доверяет, уже заняты. Придется идти самой.

Она собрала карты и вышла из дворца, минуя торминелов у ворот. Только что прибывшие отряды ждали приказаний на улице.

— Кто меня подвезет? — спросила Сула.

Какой-то лайон открыл дверь фиолетового автомобиля, но тут же раздался знакомый голос:

— Я подвезу, прекрасная госпожа.

— Скачок! — улыбнулась Сула.

Бывший риверсайдский бродяга был одет в чистый комбинезон и тяжелые ботинки. На плече висела Модель Сидни Один, а на шее сверкали дешевые стеклянные бусы.

Сула подскочила к его грузовику и обняла друга.

— Скачок давно тебя не видел, — с упреком сказал он. — У красотки не было времени для Скачка.

— А сейчас будет еще меньше, — ответила она.

— Вот. — Он снял с себя одну нить бус и повесил ее на Сулу. — Это оберег.

Сула моргнула.

— Спасибо.

"Вдруг сработает", — подумала она.

Сула заскочила на пассажирское сиденье, Скачок нажал на газ, и автомобиль поехал по оживленной улице.

В течение двадцати минут Сула смотрела на проплывающие мимо места боевых действий с искореженными машинами и разбросанными телами там, где шли особенно ожесточенные сражения. Длинные прямые проспекты идеально подходили для обстрела из тяжелого вооружения, которым наксиды укрепили свои позиции в конце улиц. "С этим надо что-то делать", — размышляла Сула.

Когда они заканчивали объезд, где-то в городе затараторили пулеметы. Сула подождала, пока с ней свяжутся.

"Четыре-девять-один, — в наушниках раздался голос Казимира, — это Ветер. Наксиды что-то замышляют. Они открыли огонь из отелей внизу. Хотят, чтобы мы не высовывали носа. И опять начали орать, значит, скоро перейдут в наступление".

Сула спросила, прислать ли помощь.

"Пока всё в порядке, любимая. Делай, что нужно, и о нас не беспокойся".

Она попросила дать ей Сидни.

"Сидни? Без проблем. Куда его послать?"

Она указала на площадь Ашбар, где ожидали резервы. Там, под цветущими аяками, она развернула карты, разложив их на мраморной скамье под скульптурой Просвещения, приносящего Радость народам. Сидни прибыл, когда у фуникулера уже стоял грохот взрывов.

— Вы живете в Верхнем городе, — сказала Сула. — Как бы вы обошли вот эти наксидские позиции?

Помимо проспектов, в Верхнем городе была масса пешеходных улочек с магазинами, переулками и стоянками для служебного транспорта. Когда-то Сула вошла в мастерскую Сидни именно через такой переулок. Всё имелось на картах, но по ним было сложно разобрать, как попасть в проезды и чего там можно ожидать.

Сидни рассказал об обходах и объяснил, как туда добраться. Сула вызвала нескольких командиров на инструктаж.

— Держитесь подальше от главных дорог. Оставьте машины позади и пешком продвигайтесь переулками. Возможно, там наксидские патрули, но они не на укрепленных позициях, их можно достать. Не останавливайтесь, обойдите пушки и захватите их с тыла. — Она обратилась к Сидни: — Вы ведь возглавите одну из групп?

— Так точно, миледи.

Она отправила отряды на задание, а сама прошла к резервным подразделениям на другой стороне площади. Стрельба у фуникулера постепенно стихала.

"В этот раз полицейские, — доложил Казимир. — Городской патруль. Десантники, похоже, закончились. — Он раскатисто засмеялся. — Будем ждать автоинспекторов".

Воодушевленная Сула прошла мимо фонтана к припаркованным машинам и залезла на грузовик.

— Все сюда! — позвала она, сняв шлем. Она тряхнула белокурой головой и посмотрела на бойцов. Их было три или четыре сотни, и большинство она видела впервые. Перед ней стояли высокие лайоны с перьями вместо волос, коренастые большеглазые торминелы в солнцезащитных очках, бледные даймонги с застывшими лицами, открытыми ртами и запавшими круглыми, словно испуганными, глазами, большеухие пурпурные креи и терранцы, больше похожие на любознательных школьников, чем на бесстрашных солдат.

Сула глубоко вдохнула утренний воздух, наполненный сладким цветочным ароматом, и выкрикнула:

— Кто тут из вас самый смелый?

Миг тишины, и площадь огласили нестройные выкрики, вверх взметнулся лес поднятых кулаков и вскинутых винтовок.

— Хорошо. Ты, ты и ты, вон там… — Указала Сула. Потом посмотрела на мужчину в болтающихся бусах: — Не ты, Скачок. На тебя другие планы.

Отобрав двенадцать бойцов, она пригласила их подняться по гидравлическому откидному борту в кузов: пятеро торминелов, двое даймонгов, трое терранцев и пара лайонов, похожих как две капли воды.

— Мне нужны храбрейшие, потому что вы должны пронестись как ветер по проспекту Праксиса и улице Праведного Мира. Нестись, пока машины не изрешетят пули так, что они заглохнут.

Наксидские орудия с датчиками движения сначала расстреливали ближайшую цель. Нужны были мишени, чтобы принять огонь на себя и позволить остальным продвинуться следом.

— Вы поведете грузовики, — сказала она своей дюжине. — И развернете их задом наперед, так большинство выстрелов соберет кузов, а вы не станете самоубийцами.

"Проживете чуть дольше", — добавила она про себя.

Сула включила записывающее устройство на коммуникаторе и сказала:

— Назовите свои имена, про вас напишут в истории этого сражения.

Добровольцы с гордостью представились.

Сула отдала приказы сначала им, а потом остальному резерву. Надо было сесть в автомобили и ехать за двенадцатью грузовиками авангарда. И не останавливаться в поисках укрытия, пока не погибнет авангард или не подстрелят их собственную машину.

— Двинемся по автомобильному гудку, — сказала Сула. — Выполняйте!

Она обратилась к Скачку:

— Ты вернешься к дворцу Нгени и приведешь отряды оттуда на площадь.

Она знала, что, возможно, не раз придется повторять этот трюк с новым пушечным мясом.

Пока она стояла на проспекте Праксиса, а армия занимала позиции, у фуникулера вновь загрохотали орудия. Казимир доложил, что наксиды опять применяют ту же тактику, открывая огонь перед атакой.

— Может, весь этот шум, чтобы отвлечь нас от чего-то? — спросил он.

Сула как раз над этим размышляла. Она попыталась связаться с командами, патрулирующими периметр, но у них не было ничего нового. Надев наушники, она связалась с Макнамарой.

— Ничего не происходит, миледи, — ответил он. — Наксидов вообще не видно. По дороге едет несколько отрядов. Мы перекрыли ворота грузовиками и не пропустим их, пока не убедимся, что это наши, а потом отошлем к дворцу Нгени, как и было приказано.

Вместо этого она распорядилась направить отряды на площадь Ашбар.

— Слушаюсь, миледи.

— Что с антипротонными пушками? Можно перевезти их на другие позиции? — спросила Сула.

— Да, миледи. Вынуть из башен можно, это те же орудия, что были у нас на тренировках. Сначала перетащим, потом установим антирадиационную защиту. Это только дело времени.

— Хорошо. Вытащите одну пушку и установите в кузове грузовика. Как сделаете, доложите.

Она беспокоилась из-за антипротонных пушек, которые были неуязвимы, пока наксиды не достанут собственные антипротонные орудия и не разотрут всех в радиоактивный порошок. Наилучшим способом сберечь орудия было вытащить их из башен и замаскировать в другом месте.

Впереди внезапно раздались выстрелы. Сула не поняла, откуда они, но предположила, с врагом столкнулась одна из групп, шедших переулками. Ей не хотелось, чтобы наксиды смогли перебросить туда подкрепление, поэтому она решила атаковать немедленно.

— Сигнальте! — закричала она. — Вперед!

Легковушки, фургоны и грузовики загудели на разные лады, от пронзительного бибиканья до низкого, почти органного звука. Авангард самоубийц тронулся задним ходом. Даже так они ехали довольно быстро, хотя у некоторых получалось лучше, чем у других. Сула надеялась, что неровная траектория сохранит им жизни.

Как только авангард достиг запрограммированной точки обстрела, пулеметные очереди разорвали воздух и стали кромсать грузовики. Движение становилось беспорядочнее по мере того, как от автомобилей отлетали куски и хлопались об асфальт.

"Пулеметов минимум три, — поняла Сула, — сразу обстреливаются по три грузовика".

Резерв плотным строем шел следом, поливая огнем окна встречающихся по пути зданий. Сула торопилась за ними, но, наткнувшись на первые тела, нырнула в магазин с изрешеченными витринами.

Из-за стоек с канцтоварами на нее вытаращились пять торминелов.

— Вперед! — крикнула она. — Ваше подразделение должно атаковать, двигаясь перебежками за наступающими отрядами.

Кажется, торминелы поняли ее, потому что выскочили из магазина, стуча в ближайшие окна и двери, вызывая своих товарищей.

На улице царил хаос. От запаха гари было трудно дышать. Над головой свистели пули. Сула перебежала проспект, на входе в овощную лавку перепрыгнув через мертвое тело.

Что-то знакомое в нем заставило ее остановиться. Она прислонилась спиной к двери и посмотрела на лежащее тело. Это был ПэДжи.

Пуля, попавшая в грудь, отбросила его на тротуар. Он всё еще сжимал изысканное охотничье ружье. В глазах застыло недоумение.

Она почувствовала, будто на лицо давит мягкая подушка, и заставила себя сделать вдох.

Ей нравился ПэДжи. Нравилась его любезная доброжелательность, его глупая храбрость и приверженность социальным условностям. В нем соединялось всё хорошее и плохое, что было в старом порядке, который уничтожила война.

Рядом срикошетила пуля. Сула открыла дверь и шагнула в помещение.

На нее смотрели три терранца. Одним из них был тот самый мужчина с покатым подбородком и ошарашенным лицом, отказавшийся выполнять приказ наступать. Рядом стояли женщина с немытыми волосами и прыщавый подросток с перемазанным ягодным соком ртом. Они явно пировали, дорвавшись до продуктов, не выдаваемых по карточкам.

— Соберите своих людей, — приказала Сула. — И на улицу. Следуйте перебежками за атакующими отрядами.

— Ну, — начал он, — это сложно, потому что…

— Плевать мне, что сложно! Выметайтесь и выполняйте.

— Вообще-то, — ответил молодой человек, — мы должны были атаковать тюрьму. Я даже не знаю, что мы делаем здесь, на этом холме.

Сула разъярилась.

— Что делаем? Побеждаем в войне, ты мудак трусливый! Все наружу!

Он кивнул, словно отмечая слабость аргументации.

— Знаете, — произнес он, — я не думаю, что это хорошая мысль, потому что…

Сула вспомнила, что оставила винтовку во дворце Нгени. Она потянулась за пистолетом, вынула его из кобуры и положила палец на спуск, направив дуло на командира отряда.

— Каждую секунду, пока вы здесь прячетесь, на улице гибнут храбрые бойцы. Сейчас ты поведешь людей вперед, или я вышибу тебе мозги, как обещала. Помнишь наш разговор?

Женщина и мальчик разинули рты, уставившись на пистолет, но командир упорствовал:

— Нет, мне еще есть, что сказать, поэтому…

Сула выстрелила ему в голову. Женщина взвизгнула, когда ее забрызгало кровью вперемешку с мозгами. Подросток шагнул назад, наткнувшись на ящик с гранатами. Красные плоды со стуком раскатились по полу.

Сула вспомнила мертвую Кэроль, лежащую в тележке, ее прозрачную белоснежную кожу. Вспомнила, как блеснули золотом волосы Кэроль, когда та исчезла в реке.

На какое-то мгновение, взглянув на труп, она вновь увидела ее лицо с широко распахнутыми глазами.

От медного запаха крови желудок сжался, она согнулась, сдерживая тошноту. Она махнула пистолетом.

— Выходите на улицу! — приказала она. — Сейчас же! Если попытаетесь сбежать или спрятаться, застрелю обоих, клянусь!

Они протиснулись мимо нее, сжимая оружие так, будто делали это впервые в жизни.

— На дорогу! — крикнула Сула. Они добрались до выхода, опасливо перешагнули через ПэДжи Нгени и торопливо побежали в сторону боя.

Сула последовала за ними. Она подобрала ружье ПэДжи и посмотрела на дисплей. Он не сделал ни единого выстрела.

Забросив оружие на плечо, Сула пошла по улице, стуча по пути в двери и окна.

— Вылезайте, трусливые мешки с дерьмом! — звала она. — Пошевеливайтесь! Вперед, гондоны штопаные!

Из укрытий выходили бойцы, и она гнала их в огненный шторм. Все автомобили давно свернули или уже горели. Пулеметные очереди не смолкали.

Собрав как можно больше солдат, Сула вернулась на площадь Ашбар, куда начали подтягиваться новоприбывшие отряды. В случае неудачи, она решила повторить атаку с грузовиками-самоубийцами.

Но этого не понадобилось. Отряд Сидни прокрался лабиринтом улиц и ударил по наксидам сзади. Захватив несколько точек с тяжелым вооружением, они развернули обстрел остальных наксидских позиций. Наступавшие по проспекту рванули вперед и смяли вражескую оборону.

У противника не оказалось ни подкрепления, ни позиций для отступления. Когда защиту сломили, они были вынуждены беспорядочно отходить, лишь бы не быть отрезанными от основных сил. Многие отступить не успели. Солдаты Сулы захватили Министерство верховного права, Министерство полиции, Министерство защиты Праксиса и Верховный суд, из окон которого открывался великолепный вид на окружающий город.

Сулу опьянил триумф. Она вызвала Казимира.

— Мы отразили очередную атаку, — ответил Жюльен. — Мы их просто выкосили. Не знаю, почему они всё лезут.

— Жюльен? Где Казимир? — удивленно спросила Сула. Потом вспомнила о порядке переговоров и сформулировала вопрос как положено.

— Пошел разбираться с отрядами с плохой дисциплиной. Они продолжают впустую тратить патроны. А пока отдал свой коммуникатор мне.

Сула облегченно вздохнула.

— Комм: Ветру. Передайте, что я безумно люблю его. Передайте, что, кажется, мы захватили правительственные здания с этой стороны. Комм: отправить.

— Мы даже не сомневались, — пришел ответ.

Но Сула поторопилась с выводами. Наступая на Штаб, армия встретила серьезное сопротивление.

— Они поставили то же устройство, каким выискивали снайперов, — доложили Суле. — Один выстрел в их сторону, и в ответ шквальный огонь из автоматического оружия.

К счастью, Макнамара доложил, что антипротонная пушка извлечена из турели и смонтирована в кузове грузовика. Сула приказала везти ее к Штабу.

Автоматическая оборонная система могла засечь любую пулю или ракету, выпущенную в ее направлении. Но не заметила бы заряд антипротонов, несущийся по электронному лучу на одной трети от скорости света.

Макнамара снес оборону Штаба за десять минут точечного обстрела. Лоялисты с криком бросились по коридорам в погоню за уцелевшими остатками охраны и захватили все наксидское командование в оперативном штабе.

Министерство мудрости сдалось без сопротивления. Наксидские силы безопасности сделали еще одну попытку отбиться у здания Парламента, но были атакованы со всех сторон и уничтожены.

В разных концах здания захватили сорок пронаксидских депутатов. Председателя Комитета по спасению Праксиса, леди Кушдай, арестовали в кабинете, когда-то принадлежавшем Главе Парламента.

Сула повела свою армию в единственное за всю историю Империи наземное сражение — и победила.

Теперь Верхний город Заншаа и власть в нем принадлежали ей.

Глава 28

Работники Министерства мудрости были в основном ненаксидами, поэтому охотно сотрудничали с лоялистами. Невозмутимый диктор-даймонг прервал монотонный отчет с новейшими данными о сборе урожая в северном полушарии и объявил чрезвычайное обращение.

Изображение переключили на Сулу, сидевшую за столом в соседней студии. На ней всё еще был бронежилет, и, несмотря на поспешные усилия гримера, взлохмаченные волосы несли следы только что снятого шлема. Поверх брони висело ожерелье Скачка. Ее шлем и винтовка ПэДжи лежали перед нею на столе.

Передача шла по всем теле- и радиоканалам планеты.

Вскинув подбородок, Сула посмотрела в ближайшую камеру. Она пыталась вспомнить, как говорила и держалась при первой встрече с Сергием Бакши, как, надменно глядя на собравшихся главарей, потребовала их преданности.

— Я Кэролайн, леди Сула, — произнесла она в истинно аристократической манере. — Я служу Империи военным губернатором Заншаа и командующей подпольной армией. Сегодня утром силы под моим руководством взяли Верхний город Заншаа и захватили мятежное правительство наксидов. После этого мне сдалась леди Кушдай, а вместе с ней и Комитет спасения Праксиса.

Она сделала многозначительную паузу и позволила себе высокомерно улыбнуться одними лишь губами:

— Как леди губернатор я издаю следующий указ:

"Все заложники и политические заключенные, арестованные мятежным правительством, должны быть немедленно освобожены.

Все наксидские полицейские и военные обязаны сдать оружие бойцам подпольной армии или любому капитану городского или дорожного патруля, если он не наксид. После этого они должны вернуться в казармы и ожидать дальнейших распоряжений. Те, у кого на планете есть семьи, могут вернуться домой.

Все назначения в госслужбе, судебной системе и военных организациях, сделанные при правительстве мятежников, отменяются. Те, кто занимал эти должности при старой администрации, могут вернуться на рабочие места с сохранением прежнего оклада.

Всем подразделениям подпольной армии приказываю прекратить действия против любых сил мятежников, подчинившимся моим распоряжениям. Тех, кто не подчинится, можно атаковать по-прежнему. Все подразделения подпольной армии остаются в состоянии боевой готовности".

Она вновь замолчала и постаралась грозно посмотреть в камеру, словно перед ней враг:

— Неповиновение моим приказам будет караться максимально суровым наказанием. От всех граждан требуется содействие восстановлению закона и порядка. Дальнейшие обращения последуют по мере необходимости. Это была Кэролайн, леди Сула. Конец обращения.

"Мы поставим вас на место", — подумала Сула и с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться, пока изображение вновь не перевели на диктора-даймонга.

Наксиды в других частях планеты, вероятно, позаботятся о том, чтобы в их районе передача не транслировалась, поэтому Сула и ее команда стремились распространить информацию сразу как можно шире.

Дикторам и работникам министерства приказали регулярно вставлять обращение в эфир, вместе с выпусками новостей и комментариями, благоприятными с точки зрения лоялистов. В учреждении служили настоящие профессионалы, годами подстраивавшиеся под разные требования, поэтому они на лету поняли свои задачи. Группы операторов отправились снимать бойцов у различных правительственных построек и памятников, а также внутри Дворца Парламента и в здании Штаба.

Сула понимала, что для достоверности не помешает показать, что леди Кушдай действительно сдалась ей в плен. Было приказано привести пожилую наксидку из залитого кровью внутреннего двора Дворца, куда согнали пленных, на трибуну в Зале собраний. За спиной Сулы было огромное окно с видом на Нижний город, над которым поднимались столбы дыма от пожаров, устроенных в ответ на призыв "Сопротивления" к саботажу.

Леди Кушдай под конвоем поднялась на трибуну, и ей вручили официальный акт о капитуляции, написанный Сулой за несколько минут до этого.

— И не сверкайте чешуей, — предупредила Сула. Малопонятные остальным красные вспышки могли быть сигналом для наксидов. Кушдай повиновалась и нацарапала свое имя на бумаге, положенной Сулой на стол одного из парламентариев.

Леди Кушдай подняла красно-черные глаза.

— Надеюсь, вы предоставите мне всё нужное для самоубийства, — сказала она Суле.

— Не надейтесь. Мы вас слишком ценим.

Сула подозревала, что в самоубийстве леди Кушдай проявит оригинальность большую, чем во всех своих распоряжениях во главе правительства.

Она взяла ручку и подписалась одним словом "Сула".

На подписании присутствовала съемочная группа из Министерства мудрости, и его тут же показали по всем каналам, попутно зачитав текст акта, призывающий наксидов по всей Империи к безоговорочной капитуляции.

Суле пришло в голову, что такое требование искушает судьбу, но решила, что попытка не пытка.

Она разместила штаб в Министерстве мудрости. В отличие от Штаба Флота, где служили только наксиды, теперь арестованные или убитые, в министерстве было телевизионное оборудование и персонал, умеющий с ним обращаться. Она как раз направлялась туда, когда на западе раздался очередной взрыв.

Спенс у "Имперского" и Жюльен у фуникулера сообщили о том, что происходит. Наксиды попытались прорваться от отеля к подъемнику, а силы на нижней станции поддержали выступление. Сула послала туда подкрепление, но нужда в нем уже отпала. Хотя обе атаки были решительны, наксидов разбили наголову.

Сулу поражала та настойчивость, с какой мятежники безрезультатно штурмовали фуникулер. Наверное, выполняют чей-то приказ: командование, запертое в "Имперском", требует немедленных действий и не собирается терпеть промедления и отговорок.

Раз так, Суле следует благодарить наксидских офицеров, не дающих своим солдатам времени, чтобы придумать что-то поумнее.

— Комм: Ветру. Где Казимир? — спросила она Жульена после того, как бой затих. — Всё еще вколачивает азы дисциплины в тех вояк? Комм: отправка.

Молчание было таким долгим, что у Сулы по позвоночнику пробежал холодок.

— Прости, Гредель, — наконец пришел ответ. — Он заставил меня пообещать, что не расскажу ничего до самой победы. Кажется, мы уже победили, ведь так?

И опять тишина. Сула почувствовала, как глубоко в груди растет крик, вопль боли и ярости, который она сдержала только потому, что не была уверена, что Жюльен сейчас скажет именно то, чего она боится.

— Утром Казимира ранили, — продолжил он. — Огнем из отелей внизу. Мы отправили его в госпиталь. Он был в сознании, мы разговаривали, и, как я уже сказал, он взял с меня обещание… Не хотел, чтобы ты отвлекалась среди боя.

— Мне нужна машина, — закричала Сула. — Прямо сейчас!

Вокруг засуетились.

Она ответила Жюльену, используя протокол связи:

— Комм: Ветру. В каком он госпитале? Были новости? Комм: отправка.

— Я послал с ним двоих парней, — ответил Жюльен. — Один вернулся и сказал, что врачи им занимаются и всё вроде в порядке. Второй еще там. Я ему позвоню и свяжусь с тобой, как только что-то выясню.

Сула оставила Макнамару в штабе за главного, решать все возникающие вопросы. Скачок отвез ее и пару раненых бойцов в госпиталь. Колеса поднимали удушливые облака пыли, наполнившей улицы после взрыва "Великого Предназначения". Еще до своего прибытия на место, Сула узнала, в какую палату положили Казимира, что его прооперировали и он жив. Доложили, что раны неопасны и он спокойно лежит в постели.

В госпитале творился кошмар. Под сводчатыми потолками, украшенными мозаиками, на которых доктора летели на помощь изящно страдающим гражданам, толпились сотни раненых, в основном жителей Верхнего города, попавших под перекрестный огонь. Они ожидали своей очереди, потому что бойцы подпольной армии, угрожая оружием, проходили к врачу первыми. Перед зданием больницы были свалены в кучу тела наксидов, по большей части представителей сил безопасности, пришедших сюда за помощью, но попавших под горячую руку лоялистам. Среди мертвецов попадались и медики, тем или иным образом не угодившие бойцам, а также гражданские, оказавшиеся в не том месте.

Сам факт столкновения с подобным, когда ей некогда этим заниматься, привел Сулу в ярость. Выходя из грузовика Скачка, она прорычала несколько грозных приказов, потребовав, чтобы все командиры подразделений собрались в палате Казимира.

Госпиталь пропах кровью, страхом и отчаянием. В коридорах лежал толстый слой рыжей пыли, не убранной после взрыва "Великого Предназначения". Бойцы слонялись по больнице, размахивая оружием и бесцеремонно вмешиваясь в работу медиков. Сула шла вперед, вокруг стонали, кричали и звали на помощь раненые. Она спешила, представляя, что и Казимир лежит на полу в пыльной комнате, залитой кровью.

Она с облегчением вздохнула, когда увидела, что он, как и докладывали, в постели в одной из палат. Он бодрствовал, и Сула слышала его хрипловатый бас в непрекращающемся гуле голосов раненых.

Она бросилась к нему. Плечо и грудь Казимира оказались перебинтованы, бледно-голубая простыня закрывала его до пояса. Ему поставили капельницу. Палата была переполнена, и его койку буквально втиснули внутрь. Но для многих раненых не нашлось даже кровати, они лежали на брошенных на пол подушках и тонких матрасах. В изголовье койки стоял телохранитель Казимира, один из его торминелов, с винтовкой у бедра и невозмутимым мохнатым лицом.

Казимир посмотрел на приближающуюся Сулу, в темных глазах появилось удивление и усталая радость. Сула прижалась к нему и поцеловала в щеку, почувствовав холод. Потом отодвинулась и еще раз дотронулась до нее, ощутив щетину под кончиками пальцев.

Взгляд Казимира был мрачен, хотя на губах оставалась тень улыбки.

— Думал, больше тебя не увижу, — пророкотал он. — Я составляю завещание.

— К-к-как? — Слово застряло в ее горле.

— Оставляю всё тебе. Пытаюсь припомнить пароли от спрятанных сейфов.

Она коснулась его груди, его руки. Он был бескровным и холодным. Сула посмотрела на торминела:

— Почему он так говорит?

Торминел неуверенно ответил:

— Доктор сказал, всё будет в порядке. Сказал, что раны легкие и он вытащил все осколки. Но шеф думает, что умирает, и я записываю его завещание на коммуникатор. — Он равнодушно махнул рукой. — Я имею в виду, почему нет? Сам же потом и посмеется.

— Что-то пошло не так. Я чувствую. — Казимир прикрыл мрачные глаза.

Сула посмотрела на мониторы на койке, но ни один из них не горел.

— Почему кровать не работает? — спросила она.

Торминел взглянул на экраны, словно видел их впервые.

— Кровать? — повторил он.

Койка не была подключена к питанию, потому что в переполненной палате не хватало розеток. Чтобы ее включить, надо было кого-то отсоединить. Казимир равнодушно наблюдал, как над ним зажглись экраны и Сула сказала кровати, что пациент терранец.

Сразу зачирикал сигнал тревоги. У Казимира было опасно низкое давление.

— Я же говорил, что что-то не так, — апатично произнес Казимир.

— Доктора сюда! — крикнула Сула торминелу, и тот бросился к двери. — Приведи доктора!

Сула повернулась к Казимиру и взяла его за руку. Он сжал ее пальцы своей прежней крепкой хваткой.

— Когда всё закончится, тебе понадобятся деньги, — сказал он. — Прости, что не стану лордом Сулой и не помогу тебе разграбить Верхний город.

Его слова вывели Сулу из себя. Она видела, каков он в гневе и когда от души смеется, видела удивленным, даже ошеломленным. Знала его обаятельным и в смертельной ярости. Она помнила, какой он любовник, по-мальчишески пылкий и немного жадный. Планируя операции против наксидов, он был хитроумным. И в любой ситуации старался стать лидером.

Но она никогда не видела, чтобы он сдавался. Сула рассвирепела.

— Не смей умирать! — приказала она. — Ты станешь лордом Сулой.

Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век, и на губах мелькнула грустная улыбка.

— Надеюсь, — ответил он, затем его глаза закатились и он потерял сознание. На кровати заверещал сигнал тревоги.

Когда все бросились к нему, Казимир очнулся, приоткрыл глаза и отрешенно наблюдал за суетой, царящей вокруг. Потом перевел взгляд на Сулу, опять улыбнулся и с силой сжал ей пальцы.

Сула свободной рукой стянула с шеи ожерелье Скачка и отдала его Казимиру.

— Это оберег, — сказала она.

Он коснулся бусин, и в глазах под тяжелыми веками промелькнуло удовольствие.

В стерильном халате благородного лилового цвета, пришел доктор-даймонг и долго смотрел на монитор кровати.

— Я вынул все осколки, — произнес он, будто обижаясь на нежелание больного поправляться. — Не понимаю, в чем дело.

Суле хотелось наорать на него, но вместо этого, уловив запах отмирающей плоти даймонга, она почувствовала позыв к рвоте.

Казимир опять отключился. Врач приказал увезти его для дальнейшего обследования. Сула пошла было следом, но доктор был непреклонен.

— Вы только помешаете, — сказал он, окинув ее с ног до головы взглядом немигающих глаз. — И вы нестерильны. — Сула, увидев на себе пятна крови, согласилась с ним.

К тому же в палату, как и приказано, начали подтягиваться командиры подразделений.

— В госпитале настоящая неразбериха, — сказала Сула, когда Казимира увезли. — Наведите полный порядок и заодно приструните своих бойцов.

Двоих, торминела и лайона, она оставила охранять Казимира днем и ночью. Остальных отправила выполнять распоряжение.

— С этого момента и до приказа идти в бой, все ваши бойцы отправляются помогать медикам. Если дежурный врач попросит о помощи, надо помочь. Если скажут вымыть коридор, пусть вымоют, чертовски вежливо попросив инструменты. И срочно убрать груду трупов у входа. В наших же интересах не допустить распространения заразы. Если не получится в морг, погрузите на грузовик и отвезите туда, где их примут.

Что-то в Суле — то ли ее ярость, то ли брызги крови — заставило всех беспрекословно подчиниться. В любом случае, ей больше не пришлось стрелять ни в кого из своих бойцов. И спустя несколько секунд она увидела нескольких терранцев, промаршировавших мимо двери с винтовками за спиной и швабрами и ведрами в руках.

Запах мертвечины возвестил о приходе доктора-даймонга. Он принес огромный планшет с цифровым изображением внутренностей Казимира.

— Я разобрался в проблеме, — сказал он. — Молодой джентльмен был ранен осколками. Ранение несложное. Все сканеры были заняты, но тут сгодится и рентген, так мы и поступили. Я определил положение каждого осколка и все их удалил.

Он показал Суле изображение. Неестественно яркие цвета плыли перед глазами.

— Но беда в том, что на джентльмене во время ранения был бронежилет. И от него откололся кусок и впился в тело, а броня у вас из прочного пластика, который не виден при рентгене. Сканирование, однако, показало, где он застрял, — вот тут.

Сула не понимала, что именно изображено на картинке. В горле стоял ком, и она кашлянула в кулак.

— Объясните, что происходит, — приказала она.

В звенящем голосе даймонга зазвучали высокие, отрепетированные нотки сочувствия:

— Кусок бронежилета у него в печени. Мы не можем достаточно быстро перелить ему кровь, чтобы возместить потери. Как только джентльмена подготовят, я начну операцию, но случай тяжелый.

— Поставьте его на ноги. — Сула смотрела на доктора.

Врач ответил свысока:

— Я сделаю всё возможное, но, пожалуйста, примите во внимание, что для терранцев подобное ранение в печень очень серьезно.

Доктор с достоинством вышел из палаты, оставив Сулу размышлять. Она знала, что придется ждать новостей о Казимире, но ей не хотелось сидеть сложа руки и вариться в собственном соку, поэтому решила проинспектировать госпиталь. Скачок и телохранитель-торминел молча последовали за ней. Дело шло на лад, но в госпитале по-прежнему царил хаос и не хватало квалифицированных врачей. Она позвонила Макнамаре, приказав разместить на всех каналах объявление, что больнице "Слава гигиене" требуется медицинский персонал и помощь добровольцев.

— Немедленно сделаю, миледи, — ответил Макнамара. Подождав, пока он отдаст распоряжения, Сула потребовала отчета о происходящем.

— Наксиды опять атаковали фуникулер, — начал Макнамара, — и с тем же успехом, что и в прошлый раз. Сейчас пытаюсь выяснить местонахождение всех наших отрядов. О многих из них ничего не слышно. — Он замолчал, а после добавил: — Время обеда. Может, ответят, когда поедят.

Сула приказала ему собрать штабных.

— Но кого?

Макнамаре требовались средства связи, а Министерство мудрости как раз предоставляло таких специалистов. Но сейчас ему понадобились курьеры, чтобы убедиться, что отряды выполняют приказы, и кто-то, кто смог бы проверить наличие запасов. Сула предложила начать с Сидни.

— Сделаю, что смогу, миледи, — сказал Макнамара.

Надо было срочно ехать в Министерство мудрости и набрать штаб самой, но Сула не могла побороть себя. Она пошла в палату Казимира, попутно общаясь с ранеными, лежащими в коридоре. Тяжелых случаев не было, все бодрились и винили в своих бедах наксидов. У Сулы начало подниматься настроение.

В палате Сулу встретила терранка в стерильном халате ассистента врача и болтающейся у шеи хирургической маской. Сула видела беспокойство и сочувствие в ее глазах и ощутила, как погибает надежда.

— Примите мои соболезнования, — произнесла женщина. — Он умер до начала операции. Доктор еще полчаса боролся за его жизнь, но всё было уже напрасно.

— Где врач? — спросила Сула. Она хотела услышать это от него, из егонеподвижных губ.

— В операционной. У него другой пациент.

Сула горько усмехнулась. Нельзя прерывать доктора, пока он не убьет очередного больного.

— Его звали Масуд, — сказала Сула. — Казимир Масуд. Запишите это.

— Да, миледи.

— Я бы хотела его увидеть.

Все каталки и носилки были заняты ранеными, поэтому Казимир лежал в морге прямо на холодном полу. На нем были только бинты, оставшиеся после первой операции, и перекрученная бледно-голубая простыня. Дырочки справа, там, куда вставляли аппаратуру для обследования, закрыли аккуратными кружочками из розового пластика, похожими на игрушечные присоски.

Бусы Скачка были намотаны на запястье.

Сула встала на колени у тела и посмотрела на тяжелые веки, закрытые в последний раз. Внутри бушевал ураган эмоций, разрывающих грудь и тут же сменяющихся другими, прежде чем она могла понять, что же чувствует на самом деле.

"Надо было сделать тебя лордом, — думала она. — Мы бы бурей пронеслись по Верхнему городу, и если бы ты погиб, то только лишь потому, что все боялись тебя. И меня. Не знаю, справлюсь ли я в одиночку. Не знаю даже, захочу ли справляться".

Она наклонилась поцеловать его в холодные губы и вдохнуть его запах, но Казимир уже не пах собой. Это стало последней каплей, и Сула заплакала.

Она резко встала и обратилась к ассистентке хирурга:

— Я запрошу тело позже. Сейчас меня ждет война.

— Да, миледи.

В любом случае с Казимиром она еще встретится. Или придет за телом и организует грандиозные похороны со всей экстравагантностью бандитов, морем цветов, даймонгским хором и катафалком с белыми лошадьми. Или сама будет лежать здесь, на холодном полу, рядом с ним.

Сейчас ее устраивали оба варианта.

Она вышла из морга вместе со Скачком и торминелом.

— Как тебя зовут? — спросила она торминела.

— Тургал, миледи.

— Теперь ты работаешь на меня, Тургал.

— Хорошо, миледи.

— Где твой напарник?

— Погиб, миледи.

— Сочувствую, — поколебавшись, сказала она.

— Миледи, завещание Масуда у меня.

Она настроила коммуникатор:

— Можешь переслать его мне.

" Тебе понадобятся деньги", — сказал он, зная, что умирает. Хотел, чтобы после войны она стала влиятельной фигурой в Верхнем городе.

Может, и станет. Или накупит на них драгоценных камней и швырнет с акрополя.

Когда она спускалась по больничному крыльцу, в наушниках раздался необычно настойчивый голос Макнамары:

— Миледи, я знаю, что вы бы предпочли остаться в больнице, но вы срочно нужны в Штабе Флота.

Она ответила, что уже едет, и спросила, что случилось.

— Мы не смогли разобраться с оставшимся после наксидов оборудованием, — объяснил Макнамара. — Но кое-кто из министерских техников побывал там и говорит, что приборы что-то показывают. Что-то в космосе.

— Похоже, Флот вернулся.

Глава 29

Битве при Заншаа предшествовали несколько стычек с наксидами. Когда мятежники захватили столицу, вместе с ней они заняли все восемь пространственно-временных станций в системе Заншаа. Затем наксиды направили по тоннелям вооруженные отряды для захвата станций на другом конце, таким образом выйдя во все системы, дружественные и враждебные, вокруг Заншаа.

Стации давали прекрасную возможность засечь летящий к столице Единственный Праведный Флот Мщения, просчитать его курс, скорость, численность, тоннель, выбранный для атаки, и приблизительное время прибытия. Поэтому главнокомандующий Торк решил отвоевать станции, лишив противника этого преимущества.

Еще до того как Праведный Флот покинул Чиджимо, к пяти тоннелям в пролоялистских системах отправили десантные катера с отборными штурмовыми группами. В их задачи входил не только захват пространственно-временных станций со стороны дружественных систем, но и станций в системе Заншаа, расположенных на выходе из тоннелей, тем самым дав Торку новейшие сведения о наксидских кораблях.

Для боя в невесомости штурмовиков оснастили оружием по последнему слову техники, позволявшим свести к минимуму ущерб станциям: пластиковыми пулями, не пробивающими стен; быстрозастывающей пеной, обездвиживающей врага; дротиками, проникающими в сочленения брони и впрыскивающими нейротоксин, смертельный для наксидов и менее опасный для представителей иных видов. Маневренные установки на бронированных скафандрах давали тактическое преимущество. Специально сконструированные переходные шлюзы катеров позволяли проходить сквозь любые другие двери, а также при необходимости были способны выжечь новый вход непосредственно в оболочке станции.

На случай сильного повреждения станций, штурмовики везли с собой ремонтное оборудование и количество баллонов с воздухом, достаточное для возмещения потерь при декомпрессии. Солдат тренировали не только атаковать и обороняться в невесомости, но и ремонтировать станции и управлять ими после успешного захвата.

Это были лучшие из лучших — верные, умные, беспрекословно подчиняющиеся Праксису. Ими командовали способные офицеры, не теряющие выдержку и обладающие гибкостью мышления. В полном облачении, с введенными инъекциями, помогающими выдержать высокое ускорение и стрессовые ситуации, отряды сели в катера и на девяти и более g помчались к цели.

Ожидалось, что атаку заметят. Когда так и случилось, наксиды со станций доложили своему начальству о приближающихся катерах. В ответ наксидский флот в Заншаа выпустил ракеты, которые пронеслись сквозь тоннель навстречу штурмовикам и разнесли их пыль.

В конечном счете наксидам удалось определить, что флот Торка идет в Заншаа через Восьмой тоннель. Возможно, Торк и не надеялся на многое, но посчитал, что авантюра со штурмовиками стоит риска. Подобный подход показал остальным, что главнокомандующий вынес кое-какие уроки из рейда Чен. Праведный Флот летел вслед за облаком из двух сотен приманок, очень похожих на настоящие корабли, в полной готовности поразить все вражеские ракеты, выпущенные навстречу через тоннель.

Одновременно в других системах в направлении Заншаа устремились сотни ракет-приманок, но уже без боевых звездолетов. Наксидским наблюдателям должно было показаться, что к ним мчатся пять Праведных Флотов со смертоносной миссией мщения.

Наксиды почти пять дней разбирались, где же настоящий флот, и, хотя возможность была, ракеты на релятивистских скоростях так и не запустили.

Оставили их для сражения.

Первыми в Заншаа на околосветовых скоростях ворвались ракеты, выпущенные несколькими днями ранее с колец Зарафана, Чиджимо и Антопона. Они промчались через соседние системы без электронной корректировки курса и должны были приблизиться к Заншаа незамеченными. Их запускали не уничтожить корабли противника, а прочесать частыми импульсами радаров и лазеров всю систему, выяснив, где находится враг, еще до прибытия Праведного Флота.

Силы Торка прорвались сквозь Восьмой тоннель почти одновременно с выходом ракет-приманок из четырех других систем. Наксиды ждали их и заранее выключили радары. Не заметно было и факелов двигателей, видимо, наксидский флот скрывался где-то в системе, двигаясь по инерции. На Флот Мщения не направили ни одного лазера, но в этом не было необходимости, ведь наксиды и так прекрасно знали, где он.

Но благодаря датчикам на ракетах, наводнивших Заншаа в последние десять часов, не только наксиды обладали новейшими разведданными. Вся информация появилась на мониторах лоялистов, как только они прошли через тоннель.

Мартинес сидел в капитанском кресле "Прославленного", не отрывая взгляда от тактического экрана. Девятая эскадра двигалась следом за флагманской эскадрой Торка, соблюдая тщательно продуманное построение, позволяющее компактно идущим кораблям мгновенно реагировать на приказы, не попадая под факел выхлопа антиматерии из двигателей при маневрировании.

Лазерный поиск сил противника занял несколько минут. Пятьдесят два вражеских корабля в окружении пары сотен ложных целей только что обогнули газовый гигант Стендис и мчались к Заншаа по курсу, ведущему к столкновению с Праведным Флотом дня через четыре. По сути дела, корабли должны будут встретиться у Заншаа и над самой столицей сойтись в последнем сражении, призванном решить судьбу Империи.

Для плана Торка курсы флотов сходились идеально. Противники медленно сблизятся, осыпая друг друга ракетами в схватке на истощение, где победит превосходящий числом. Одну из сторон уничтожат полностью, а другая понесет огромные потери.

Мартинес понял, что Торк заранее знал, где наксиды. Наивно верить в совпадения, при которых Праведный Флот врывается в систему, а враг оказывается в нужном месте. Должно быть, у Торка в Заншаа шпионы, снабжающие его точными данными, и главнокомандующий планирует нападение, исходя из передвижений противника.

Впервые за несколько дней Мартинес вздохнул свободно. До сражения пока не меньше трех дней. Капитан снял шлем, потер небритый подбородок и попросил Алихана подать кофе с бутербродами.

Через десять часов, во время которых Мартинесу удалось поспать у себя в каюте, Казакова срочно вызвала его в рубку. Одного взгляда на тактический экран хватило понять, что случилось нечто непредвиденное.

Наксидский флот, вместо того, чтобы идти в том же темпе намеченным курсом, резко ускорился. Они мчались к столице на пяти g, словно подгоняя Торка к планете.

Или убегая.

Мартинес начал натягивать скафандр. Предвидеть дальнейшее было несложно.

Так и вышло. Торк приказал Праведному Флоту набрать скорость и догнать противника.

Но это было уже не осуществимо. У наксидов девять часов форы — именно столько необходимо, чтобы свет от их сопел дошел до Праведного Флота. И такое стремительное ускорение, как у врага, тоже невозможно, потому что хрупкий скелет лайонов не выдержит перегрузок выше двух с половиной g. Торк либо отстанет, либо будет вынужден действовать без лайонских кораблей.

Мартинес, мучаясь от синтетического запаха скафандра, смешанного с вонью его собственного тела, застыл в капитанском кресле, глядя, как улетает враг. Торку никогда не удастся воплотить в жизнь свой решительный и праведный план. Вместо сражения ему придется преследовать наксидов, развернувшись вокруг Заншаа, и лишь потом вступить в бой, если, конечно, сами наксиды сбросят скорость и дадут Торку себя нагнать.

Мартинес не понимал, почему враг так спешит к Заншаа.

Всё прояснилось, когда из столицы был получен радиосигнал. Он слышал, как у старшего связиста Ньямугали от удивления перехватило дыхание и как она радостно хмыкнула, приглашая его посмотреть сообщение:

— Вам лучше взглянуть самому, лорд капитан.

Мартинес тоже не сдержал изумления, когда на экране во всем блеске своей красоты появилась Кэролайн Сула. Его бросило в жар при виде белой кожи, сияющих зеленых глаз и знакомой сардонической усмешки, играющей в уголках губ.

"Леди Сула, губернатор Заншаа, обращается к командующему лоялистским флотом, — произнесла она. — Почему вы так долго?"

* * *
Мартинес мог следить за переговорами Сулы и Торка, потому что они проходили по открытому каналу: у Сулы не было кода, даже простейшего. Он узнал, что она, командуя так называемой подпольной армией, захватила Верхний город Заншаа и наксидское правительство. Сообщение подкреплялось видео с леди Кушдай, подписывающей акт о капитуляции в Зале собраний, и кадрами, на которых бойцы подозрительного вида слонялись по правительственным учреждениям.

"Это была моя идея", — подумал Мартинес. Он изначально предлагал создать армию для обороны Заншаа, пока Флот не придет на помощь, но создание такой армии уже после вторжения наксидов было хорошим выходом.

Торк, чей ответ тоже не мог быть зашифрован, не церемонился: "Это лорд Торк, верховный главнокомандующий Единственного Праведного Флота Мщения. Леди Сула, незамедлительно казните всех вероломных мятежников, сбросив их с акрополя. Пытайтесь удержать город и ждите дальнейших приказаний".

Мартинес немного подумал и связался с Чандрой Прасад в штабе эскадры.

— Заметила, как Торка перекосило, когда он узнал, что Сула взялась за оружие и самостоятельно одержала победу, прежде чем Праведный Флот успел дать первый залп?

— Возможно, она победила в единственном сражении за Заншаа, — ответила Чандра. — По-моему, сейчас враг просто убегает.

Так всё и было. Через три с половиной дня наксиды промчались мимо Заншаа, ни разу не выстрелив даже по Суле, и ускорились по направлению к газовому гиганту Вандрису. Оттуда они могли проскользнуть в Магарию по Третьему тоннелю — или крутануться вокруг Вандриса, пролететь мимо ряда других газовых гигантов и вернуться в систему. Что было бы весьма неразумно.

Торк попытался догнать наксидов, пока не поздно. Всем нелайонским кораблям приказали двигаться с диким ускорением, лишь бы не упустить врага, даже потеряв численное преимущество, но в ответ противник лишь разогнался, оставаясь впереди. Обе стороны пытались стрелять друг в друга с больших расстояний — безуспешно.

Мартинес распластался в амортизационном ложе, прижатый ускорением, словно пирамидой борцов, навалившихся на него стальными мускулами и острыми локтями. Он пытался сосредоточиться на скучных данных тактического дисплея, но Сула не шла из головы. Ее появление было настолько поразительным, настолько великолепным, настолько незабываемым, что отпечаталось в его сознании будто картина, выжженная лазером на сетчатке. Раз за разом он представлял изумрудные глаза, лукавую улыбку, притаившуюся в уголках губ, и золотистые волосы с серебряным отливом. Перед глазами всплывали и другие воспоминания: Сула в постели, ее бледная кожа порозовела от возбуждения; Сула слизывает кончиком языка варенье с губ за завтраком; Сула уходит по темной улице вдоль канала, каблучки стучат по мостовой, а он беспомощно стоит посреди обгоревших руин своей любви.

Но всё затмевается поразительным появлением. Его прекрасная возлюбленная объявляет себя королевой Заншаа, прогоняет наксидов и смотрит свысока на главнокомандующего и всю Империю.

Он с сожалением подумал, что теперь она вряд ли будет молить его о прощении.

В конце концов Торк отказался от погони. Он скомандовал замедлиться и, обогнув Вандрис, идти по широкой дуге вокруг солнца Заншаа, а потом сделал заявление для всех командующих эскадрами и капитанов.

Его кожа посерела больше обычного и лоскутами свисала со лба и подбородка. Ускорение явно не пошло ему на пользу.

"Милорды, — начал он, — основная миссия Единственного Праведного Флота Мщения завершена. Мы изгнали наксидских мятежников из Заншаа. К сожалению, нам не довелось сразиться с их флотом — наша неизбежная победа еще впереди. Некоторые офицеры предлагали преследовать наксидов до конца".

Мартинес поднял бровь — он не входил в их число и предпочел бы не продолжать погоню в надежде, что Торка хватит удар или его отстранят.

"Наксиды отступили в тыл, как и мы, когда оставили Заншаа, — продолжил Торк. — Чем дальше они отходят в свои системы, тем больше подкрепления они получат. Я не хочу вынуждать Флот углубляться в тыл врага и воевать там, на неизвестных территориях с неизвестным числом противника, осознавая, что никто не придет на помощь, потому что никто не сможет определить наше местоположение. К тому же нельзя оставлять столицу без защиты".

В голосе Торка зазвучала категоричность. Он прекрасно знал, что это обращение войдет в историю, поэтому слова звенели набатом, устремленным в будущее. Мартинес мог только восхищаться эффектом.

"К власти вновь придет законное правительство, а верхушку мятежников казнят. Праведный Флот увеличится и выступит против врага. Наша победа предопределена. Истина Праксиса восторжествует!"

Больше расстроенный, чем вдохновленный речью главнокомандующего, Мартинес освободился от скафандра и поплелся к себе выпить кофе и перекусить. Команда, как ему казалось, тоже будет не в восторге. Они готовились к последней битве, настроились победить или умереть — и обнаружили, что триумф или гибель откладываются на неопределенный срок, а им предстоит выйти на орбиту треклятой звезды и долгие месяцы тоскливо нарезать круги вокруг нее, прежде чем всё начнется снова…

Ему тоже будет несладко. На далеком Ларедо, пока "Прославленный" торчит у Заншаа, у него родится сын и, возможно, успеет произнести первое слово, до того как отцу доведется увидеть ребенка, названного в его честь.

К тому же им предстоят несколько дней тяжелейших перегрузок, пока Праведный Флот огибает Вандрис и отправляется на защиту системы.

И никого не интересует его мнение.

Кажется, Суле досталось всё веселье.

* * *
Отправив первое сообщение Флоту, Сула повесила на плечо ружье ПэДжи и отправилась из наксидского Штаба в Министерство мудрости. Флот услышит ее через много часов, еще столько же будет идти ответ, а дел у нее хватало.

Ей надо чем-то занять себя. Чем больше забот, тем меньше времени она будет думать о Казимире, лежащем на холодном кафеле морга.

Пересекая бульвар по пути в штаб, она чувствовала запах пыли от взорванного "Великого Предназначения", которая покрывала всё вокруг и медленно дрейфовала по водостокам. Сула услышала выстрел, приглушенный воем двигателей, идущим сверху, и подняла глаза. Над Верхним городом парил кольцеплан, медленно двигаясь с востока на запад.

Насколько она знала, у наксидов не было военной авиации, — уже тысячи лет никто не вел наземных сражений и в ней не стало нужды, но случается всякое, и по крайней мере кто-то из наксидов думал в нужном направлении.

Размышляя о противовоздушной обороне, Сула запрыгнула на крыльцо министерства и через кованые бронзовые двери прошла в штаб. Когда она оказалась в своем временном командном центре — большом конференц-зале с ониксовыми стенами и сияющим потолком, — Макнамара и Сидни вскочили и отсалютовали. Остальные уставились сначала на них, затем на Сулу. Она ожидающе посмотрела в ответ. Постепенно все неуклюже изобразили воинское приветствие.

— Так-то, — наконец произнесла она, — постарайтесь запомнить, что вы в армии.

— Миледи, разрешите представить штаб, — сказал Макнамара.

Кажется, он не ошибся с выбором. Большинство штабных были профессиональными связистами, и многие отлично знали Верхний город. Сидни позвал кое-кого из знакомых управляющих предприятиями, знающих толк в организации небольших групп, так что штаб начал обретать надлежащий вид.

Первым делом надо было сообщить планете, что прибыл лоялистский флот и вскоре уничтожит наксидские корабли, на помощь которых рассчитывали мятежники. Сула надеялась, заявление поумерит пыл наксидов, желающих сопротивляться.

Следующим пунктом было восстановить порядок в войсках и выяснить, где пропавшие подразделения. Поэтому она организовала поиски недостающих отрядов.

Далее нужно было убедиться, что все дороги в город перекрыты, включая тропы, по которым враги могли забраться на акрополь. Кольцеплан неспроста просматривает район, и Сула должна быть уверена, что брешей в обороне он не обнаружит.

Глядя в карты, она как можно лучше разместила отряды, зная, что позже без личной проверки всё равно не обойтись. Она обратила особое внимание на Врата Достойных, где стояли карандашные пометки о наличии турелей с антипротонными пушками.

— Достаньте пушки из башен, — приказала она Макнамаре. — У мятежников наверняка остались антипротоны, а турели для них идеальная мишень.

— Мне заняться этим немедленно?

— Да.

— В башни можно поместить другие орудия. Например, захваченные пулеметы.

— Хорошая идея. Так и сделайте.

На ее коммуникатор пришло сообщение от Жюльена. Наксиды опять атаковали фуникулер — и опять были отброшены.

Сула понимала, что к противнику постепенно прибывает подкрепление, потому что они наступали большим числом и действовали решительнее. Однако с тем же успехом, лишь горы трупов стали выше.

Когда наступление захлебнулось в крови, в дверь Сулы вежливо постучала молодая лайонка в коричневом мундире государственного служащего.

— Да?

Лайонка вошла и отсалютовала.

— Я Энда Фар-эйн, миледи, из Министерства цензуры. У меня для вас отчет.

Сула посмотрела на нее, недоумевая, зачем охрана пропустила цензора.

— Продолжайте, — сказала она.

— В Министерство цензуры приходят все копии электронных писем, посылаемых по гражданским каналам, миледи. Включая наксидские.

— А-а… Ну конечно. — Сула мысленно обозвала себя идиоткой. — Это может пригодиться.

И правда пригодилось. Наксидские чиновники в Верхнем городе звали на помощь с самого начала штурма, а так как тогда они в большинстве своем сидели дома или в отеле, мало у кого был доступ к военной связи. Они звонили с обычных коммуникаторов, а цензоры не только видели маркировку сообщения, но и двумя нажатиями на кнопки могли выяснить, откуда именно исходит сигнал.

Отследив местонахождение всех наксидских служащих, Сула отправила к ним отряды, чтобы их арестовать, пополнив толпу пленных во дворе Дворца Парламента. Некоторые улизнули, но остальные даже не сопротивлялись.

Фар-эйн нашла, кто отдавал самоубийственные приказы штурмовать фуникулер. Это был полицейский генерал, укрывшийся в "Империи".

— Не перекрывайте этот канал, — сказала Сула. — Мне нравятся его приказы.

Вернулся Макнамара, доложив, что снял орудия. Две антипротонные пушки остались в грузовиках в качестве резервных, а две установлены во дворцах, выходящих окнами на фуникулер и Врата Достойных.

— Я их хорошо спрятал. Теперь наксидам их сложно обнаружить, не то что в башнях.

Что совсем не значит, что орудия уничтожить нельзя, правда, усилий на это уйдет побольше.

— Кольцеплан еще над нами? — спросила Сула.

— Улетел.

— Если вернется, попытайтесь сбить из антипротонов.

— Миледи! — С огромного экрана настольного коммуникатора глядел молодой торминел с острыми клыками хищника. — Это Штаб Флота! Тут передают, что наксиды увеличили ускорение!

Наксиды, как убедилась Сула, сломя голову неслись к Заншаа. Для обстрела столицы ракетами этого не требовалось, поэтому Сула подозревала, что они на самом деле убегают из системы.

"Правда это или нет, но всем мы скажем именно так", — решила она.

И не замедлила сделать официальное видео- и радиосообщение. Она не знала, сколько из ее объявлений добирается до внешнего мира, сколько из них наксидам удалось заглушить. Возможно, сейчас она вещает только на город.

Ночью она не ложилась, а проверяла отряды и перетасовывала резервы. "Самое подходящее занятие", — думала она. Во сне ее ждали Казимир, Кэроль и кровь.

Ответ лорда Торка на ее приветствие пришел за два часа до рассвета, и Сула размышляла над кратким приказом казнить пленных. Они были ее заложниками, удерживающими наксидов от опрометчивых действий, хотя оставалось неясным, работает ли это. Позже, когда появится время, она собиралась допросить их, к тому же пока в ее распоряжении не было квалифицированных следователей.

— Ладно, — сказала она. — Выберите из этой шайки троих чиновников помельче и с первыми лучами солнца сбросьте их со скалы. Не забудьте всё заснять. В передаче подчеркнем, что, если наксиды не будут слушаться, другим членам их правительства выпадет шанс узнать, умеют ли они летать.

Но на заре стало не до этого. Наксиды, как было ясно из сообщений, попавших к Фар-Эйн в Министерство цензуры, замышляли крупный прорыв у фуникулера, с атакой с воздуха, с которой всё должно было начаться. Сула предупредила бойцов и отправила две мобильные антипротонные пушки из резерва прикрывать станцию.

Первыми атаковали военно-транспортные самолеты с автоматическими пулеметами в грузовых отсеках. Они медленно пролетели над южной оконечностью акрополя, поливая огнем фуникулер и его окрестности. После череды промахов, антипротоны всё же подбили два самолета, а остальные скрылись.

Сам штурм, как и раньше, захлебнулся в крови.

После боя Сула вызвала съемочную группу и отправилась во Дворец Парламента, где Макнамара уже выбрал двух депутатов и одного флотского капитана. Пленных связали и сбросили с террасы на камни внизу.

— Казни продолжатся, пока мятежники не признают акт о капитуляции, подписанный леди Кушдай, — произнесла Сула в камеру, потом отпустила группу и прогулялась по террасе. Металлическая мебель была приспособлена под анатомию наксидов, а цветные зонтики казались еще ярче на фоне серого гранита Великого Убежища. Воздух был прозрачен и холоден, небо окрасилось в темно-зеленый. Столбы дыма, днем висевшие над Нижним городом, почти рассеялись. Стояла полная тишина.

Сула положила руку на прохладную и гладкую гранитную стену террасы и посмотрела на крыши внизу. Дороги между домами выглядели темными расщелинами, как ей показалось, абсолютно пустыми. Жители попрятались или ждали очередного обращения у себя в квартирах, или и то и другое разом.

Даже если наксиды наблюдали за этой частью скалы, их не было видно.

Но Сула знала, что они где-то внизу. Наверное, сейчас тысячи наксидских полицейских ждут поездов на вокзалах, и в конце концов они придумают что-то более изобретательное, чем штурм фуникулера.

Она поразмыслила над этим, но решила, что сейчас всё равно. У нее достаточно запасов и бойцов, чтобы отразить любую угрозу Верхнему городу. Надо лишь продержаться, пока вражеский флот не покинет систему, а припасов здесь на это время им хватит.

Она бы еще постояла на террасе, возможно, с чашечкой сладкого крепкого чая и пирожным, но во Дворце Парламента больше не было буфета. Сула вернулась в Министерство мудрости, и ей сообщили, что звонил комиссар Кайдабала, желая вступить в переговоры о капитуляции.

— Сказал, что мятежники заставили его занять эту должность, — сообщил Макнамара, — и что он верный подданный империи.

— Что вы ему ответили?

— Мы сказали, что вы перезвоните.

— А-а… Ну конечно. — Сула почувствовала, что начинает улыбаться.

Она победила.

Глава 30

Сула думала, что воевать тяжело. А сейчас поняла, что управлять планетой еще тяжелее.

Хуже того, теперь постоянно приходилось быть леди Сулой. Играя Гредель, она давала волю чувствам, возвращаясь к старым привычкам. В шкуре Кэролайн Сулы было сложнее. Ее характер казался скорее выдумкой, просчитанной до детали, хитроумным устройством, которое нужно ежедневно скрупулезно собирать.

Она носила мундир леди Сулы. Говорила как аристократка из Верхнего города, по-военному прямо держала спину, ходила, не опуская подбородка, и спокойно и пристально смотрела на остальных из-под козырька фуражки.

Леди Сула рождена править планетами. Она продолжала твердить это себе.

Она призвала под свои знамена столько опытных государственных служащих, сколько смогла, рассадив их по учреждениям. Наксидские силы безопасности были разоружены и отправлены в казармы или по домам, если у них имелись таковые. Наксидской полиции разрешили патрулировать свои районы, правда, без пистолетов. Мятежники, засевшие в "Империи" сдались; примерно треть арестовали, а остальных отправили из Верхнего города, приказав сообщить новые адреса в участок по месту жительства.

Был создан консультационный совет, в который вошли представители министерств, Макнамара и Спенс от подпольной армии и Жюльен с Сергием Бакши как напоминание о суровой действительности.

Сула приказала прекратить аресты, сделав исключение для нескольких полицейских, отличившихся особой жестокостью. Она не удивилась, узнав, что многие из них не пережили поездки в места заключения.

Ее не удивила вспышка мести со стороны горожан, взявшихся сводить старые счеты. Она приказала бойцам не вмешиваться, но сомневалась, что те послушались.

Торк требовал от нее больше крови:

— Все, кто служил врагу, должны умереть! Пусть их головы торчат на каждом углу!

"Все, кто служил врагу? — задавалась вопросом Сула. — Каждый кондуктор трамвая, водопроводчик или охранник во Дворце Парламента?"

Она согласилась сбросить еще несколько бюрократов с акрополя.

Вернулись к работе профессиональные следователи — те же, что прошлые месяцы пытали и казнили лоялистов. Сейчас они занялись высокими чинами из мятежного правительства. Вырванные при допросах компьютерные пароли открыли доступ к наксидским документам.

Ко всем.

Сула выяснила дислокацию наксидского флота: пять кораблей в Магарии, два у Наксаса, восемнадцать строятся на верфях в пронаксидских системах. Она доложила Торку, но в ответ получила лишь взрыв недовольства.

"Вы не провели казни, как я приказывал! — сказал он. — Списки всех, кто сотрудничал с наксидами, должны быть высланы в мой штаб, а аресты произведены немедленно!"

К тому времени связь между ее штабом и главнокомандующим была отлажена. С паролями к мощным коммуникационным системам Штаба Флота она получила доступ к специализированным лазерам на крыше и отправила Торку коды своих каналов. Это ни капли не смягчило его.

"Я полностью согласна, что ответственные за мятеж должны быть казнены за совершенные преступления, — ответила она. Главнокомандующий находился по ту сторону Шаамы и услышит сообщение примерно через одиннадцать часов. — Но пока я послужу Империи, вытаскивая из пленных каждый бит информации. Без допроса офицеров я бы ничего не сообщила вам о наксидских кораблях".

Она составила списки. В первый включила Бого и членов группировок для получения обещанной амнистии; вторым шел список бойцов подпольной армии с их подлинными личными данными, а не конспиративными псевдонимами. Ей нужно было знать бойцов поименно, потому что после войны появится много самозванцев, утверждающих, что участвовали в штурме Верхнего города, а у нее будет доказательство обратного. Она также хотела представить отличившихся к наградам за заслуги перед Флотом и Парламентом, а для этого требовались документы.

Она избавилась от некоторых бойцов за то, что они носились по Верхнему городу на краденых машинах, стреляя в воздух и грабя дворцы. Их распустили по домам, конфисковав обнаруженные трофеи. Этим по ее поручению занимался Жюльен. Остальным бойцам правительство стало платить жалование.

Каждую ночь она спала по несколько часов, но всё равно не высыпалась.

Самым неотложным делом стало обеспечение продовольствием. Большая часть запасов была в руках специализированного ведомства. Население полагало, что с уничтожением власти наксидов уйдут и продовольственные карточки. Сула так и хотела поступить, но вмешался Сергий Бакши.

— Отмените карточки, и еда пропадет со всех рынков Заншаа, — сказал он. — Продукты были отданы на откуп частным лицам. Уберете государственный контроль за распределением, и продовольствие останется в руках у наксидских кланов, подмявших рынок. Они придержат поставки — и цены подпрыгнут до небес; или свяжутся со спекулянтами с тем же результатом, а винить во всем будут вас. — Он посмотрел на нее холодными рыбьими глазами: — Я бы поступил именно так.

Сула подумала и сказала:

— Наверное, мы могли бы ограничить цены.

Сергий хлопнул вялыми ладонями.

— От этого еда не появится. Они придержат запасы и начнут продавать нелегально — через таких, как я.

— В этом случае вы могли бы сильно разбогатеть, — ответила Сула, тщательно подбирая слова. — Я благодарна вам за проявленное чувство гражданского долга.

Выражение лица Бакши почти не изменилось.

— Я уже успел сделать деньги, воспользовавшись ситуацией. И лучший способ их сохранить это убедиться, что от нашей власти обычным людям одна выгода.

Сула подозревала, что Сергий своего не упустит при любом раскладе, но заострять внимание на этом не стала.

Конечно, в какой-нибудь мудреной макроэкономической модели имелось решение и этой проблемы, но Сула ее не знала, впрочем, как и остальные. Она отменила карточки для обычных граждан и ввела фиксированные цены на основные продукты, такие как зерновые, бобовые и определенные сорта мяса, необходимые для плотоядных торминелов. Цены стали чуть ниже довоенных, и Суле нравилась мысль, что каждая проданная упаковка приносит небольшие убытки всем этим Ушгаям, Кулукрафам, Уммирам и иже с ними.

Не было смысла регулировать продажу овощей и фруктов — скоропортящиеся продукты никто не будет придерживать. А рынок деликатесов ее не заботил.

Арестованных глав кланов отпустили, приказав оставаться в Верхнем городе. Чтобы убедиться, что они всё поняли, Сула вызвала каждого к себе, объяснив новые условия договора:

— Пока на рынке в изобилии будут основные продукты питания, я не стану вас преследовать, а лишь отмечу вашу сознательность. Начнется дефицит, я вас казню, назначив новых глав.

Не исключено, что смертей будет много.

Но в результате арестовали и казнили только леди Джагирин из-за частичного исчезновения некоторых продуктов с прилавков южного полушария. Так как в голове наксидов не было жизненно важных органов, кроме органов восприятия, тело долго билось в агонии, колотя конечностями по земле, прежде чем Джагирин наконец умерла от шока и потери крови.

Сула убедилась, что запись казни разослали всем кланам, ответственным за еду. Этого оказалось достаточно. Новый лорд Джагирин охотно сотрудничал с лоялистами.

— Мы продолжим контролировать цены до сбора урожая в южном полушарии, — сказала Сула совету. — А потом частично уберем надзор и посмотрим, что получится. Если всё пройдет нормально, постепенно отпустим цены на остальные продукты.

Пока она говорила это, на миг показалось, что в ледяных глазах Сергия Бакши мелькнуло одобрение.

* * *
Как Сула обещала, похороны Казимира были роскошными. Они состоялись через шесть дней после капитуляции, на одном из кладбищ на окраине города. Она поступила естественно для любого единоличного правителя мира, конфисковав изысканный мраморный склеп, ранее принадлежавший даймонгскому семейству, давно погибшему или покинувшему Заншаа. Его прежних обитателей перевезли на другое кладбище, а снаружи повесили памятную табличку с портретом и именем Казимира и датами.

Его похоронили в костюме от Ческо, украшенном кожей, бархатом, бусинками и зеркалами, и в начищенных ботинках. В длинные бледные руки вложили трость с хрустальным набалдашником. Члены группировок опустошили половину цветочных магазинов города, и гроб несли по аллее из ароматных траурных венков, окутывающих скорбящих своим благоуханием.

Сула была при полном параде: в доходящем до лодыжек плаще, тяжелом кивере с серебряной кокардой, сияющих ботфортах и с изогнутым кинжалом на поясе. В городе уже воцарилась зима: низко нависло серое небо, и ветер пытался сорвать плащ с ее плеч. Изредка моросило. Позади Сулы Жюльен, Сергий и бандиты несли гроб, за ними в ритуальном танце шествовали плакальщики.

Присутствовали камеры — всё, что делает леди губернатор, должно появиться в новостях — но держались, как приказано, вдалеке.

Даймонгский хор исполнял флотскую погребальную службу в интерпретации Орнарака, закончив ее глубоким басом: "Да утешит вас, что всё важное уже известно". Когда звуки растаяли среди могил, Сула наклонилась поцеловать полированную крышку гроба и увидела свое искаженное лицо с тщательно наложенной косметикой, скрывающей смятение и горе.

Она должна была сказать что-то, но слова не шли. Казимир вел жизнь удачливого преступника, наполненную роскошью и насилием, оставаясь счастливым и безжалостным хищником, и погиб, как и многие, в борьбе за то, чтобы одна порочная тирания сменилась другой, не столь откровенной. Они с Гредель, став лордом и леди Сулой, проникли бы во все потайные уголки Верхнего города и вынырнули бы оттуда, нагруженные добычей, довольные и лоснящиеся, как пара красивых молодых животных. Род Сулы воспрял бы, подпитанный грабежом.

Отсутствие совести у Казимира было частью его опасного обаяния. Он брал, что хотел, не думая о последствиях. Сула показала ему, что терпение, пусть изредка, вознаграждается; но он слушал ее только из-за своего странного понимания учтивости — учтивости и, возможно, любви, а также из любопытства, желания посмотреть, что она будет делать дальше. Наверное, они с Казимиром больше любили ощущение риска и бренности бытия, чем друг друга. Что бы то ни было, они получили друг от друга всё, что хотели.

Ничего из этого не могло быть сказано леди Сулой ни сейчас, ни в другом месте.

Она стояла у гроба и глядела на собравшихся: на бойцов, бандитов, Спенс и Макнамару в изумрудной форме, ушастых даймонгов-плакальщиков в странных белых одеяниях. Порыв ветра принес пронзительный аромат цветов, и Сула почувствовала тошноту. Облизнув губы, она начала речь:

— Казимир Масуд был одним из моих командиров и моим другом. Он погиб, сражаясь, чтобы пала власть наксидов. Как и у всех в подпольной армии, у него был выбор, — никто не заставлял его воевать. Дела шли хорошо, и он мог бы отсидеться до конца войны, а потом появиться опять — богатый и… — она на мгновение запнулась, — … и живой, — закончила она.

Сула посмотрела на гроб и ожидающие продолжения лица и почувствовала дрожь в коленях. Она справилась с волнением и продолжила, глядя поверх голов в серое небо.

— И живой, — повторила она. — Я бы хотела присутствовать лично на похоронах каждой жертвы наксидов, но это невозможно. Пусть эта служба будет для всех. Пусть запишут, что Казимир был смелым, умным, преданным своим товарищам и беспощадным к врагу. Он сам выбрал путь и никогда не сожалел об этом, даже умирая в госпитале.

Голос дрогнул, и лишь усилием воли она заставила себя закончить:

— Да пребудет с вами Мир Праксиса.

Из толпы выступили Бого, подняли винтовки и сделали несколько залпов в воздух. Плакальщики начали древнюю пантомиму, гроб подняли и внесли в склеп.

Когда могилу запечатали, поставив перед дверью памятник, Сула почувствовала, как невыносимо на нее давит необходимость быть леди Сулой, каждую минуту переживать последствия безрассудного и жестокого решения, принятого много лет назад, всё время скрываться под маской, нанесенной этим утром на лицо, быть всегда одной…

Потом она, взяв Скачка и Тургала, отправилась в Риверсайд и другие районы Нижнего города исполнить последнюю волю Казимира. Они открывали и опустошали сейф за сейфом, сваливая всё в наволочки. Попутно Сула извлекла все полученные от собственной транспортной компании средства — и даже любимую китайскую вазу — из тайников. После этого пошла в банк, открыла счет и положила всё на него.

Вышло примерно сто девяносто пять тысяч зенитов. Не сравнить с действительно огромными состояниями обитателей Верхнего города, но достаточно, чтобы купаться в роскоши до конца своих дней.

Деньги были залогом комфорта. Но не исключено, что в конце концов она швырнет всю сумму с акрополя.

Пока Скачок отвозил ее в Штаб Флота, Сула держала вазу на коленях, слепо скользя пальцами по растрескавшемуся прохладному фарфору и размышляя о том, что, наверное, и она, совсем как эта ваза, пережила свое время.

* * *
"Я получил ваш список представленных к наградам". Послание Торка была записано семь часов назад и всё это время добиралось до планеты. Сула благоразумно отложила просмотр, пока не пообедает, боясь, что испортит аппетит.

"Я уверен, подумав, вы захотите пересмотреть некоторые из своих рекомендаций. Вы представили простолюдинов к орденам, которыми обычно награждают только пэров. Знаки отличия более низкой степени здесь смотрелись бы уместнее. — В звенящем голосе главнокомандующего появилось дисгармоничное жужжание: — И у меня возникли вопросы, касающиеся амнистии, обещанной вами различным гражданам. Храбро сражаться во имя Праксиса — долг каждого, и он вряд ли исключает ответственность перед законом за совершенные ранее преступления. Я должен тщательно обдумать ваше предложение. А пока…"

Голос Торка стал настолько неприятен, что волосы Сулы поднялись дыбом. Она представила себе, как этот лязг пугает окружающих, потому что и на расстоянии семи световых часов он был почти невыносим.

"…я должен выразить свое негодование по поводу вашего присутствия на похоронах человека, чья жизнь прошла вне рамок закона. Это не согласуется ни с достоинством, ни с серьезностью положения официального представителя власти. И эти «солдаты» на похоронах, — в голосе отчетливо прозвучали кавычки, — не показали должной воинской дисциплины. Надеюсь, что подобное отвратительное мероприятие больше не повторится".

Оранжевый значок окончания сообщения появился до того, как Сула успела выплеснуть на него поток брани, так и оставшийся в груди.

Но потом она подумала: " Откуда ему известно?"

Похороны шли в эфире Заншаа, но как про них узнал Торк, находящийся в нескольких световых часах? Никто не передавал выпуски новостей Флоту.

"У Торка тут осведомитель, — поняла Сула. — Знать бы, кто он".

Подобные мысли смягчили тон ее ответа, хотя и ненамного.

Она делала запись из апартаментов командующего Основным флотом, на фоне блестящего серебряного герба Флота на обитой панелями стене, сидя за огромным деревянным столом.

В кадр также вошла стоящая на краю китайская ваза.

"Я бы с радостью представила пэров к наградам за мужество, милорд, — начала она, — но, к сожалению, большинство из них на полной скорости умчались с Заншаа на своих яхтах, а те, кто остался, отсиживались там, куда не долетают пули. Насколько мне известно, в подпольной армии оказалось лишь два пэра, одним из которых была я. Второй, ПэДжи Нгени, как вы увидите, представлен к медали «За отвагу» первой степени.

Честно говоря, милорд, — Сула смотрела прямо в объектив, — простолюдины показали себя в этой войне гораздо храбрее пэров, и они это знают. Если мы, пэры, хотим, чтобы нам доверяли, то должны по меньшей мере признать мужество, проявленное другими. Рекомендации останутся неизменными — и об этом будет публично объявлено к тому времени, как вы увидите это сообщение".

Она улыбнулась в камеру своей самой милой улыбкой.

"Из-за того, что пэры, как и правительство, бежали, а моих командиров почти сразу схватили наксиды, для продолжения войны я была вынуждена пойти на сделку с теми, у кого осталось влияние в Заншаа. Одним из условий сделки стало обещание освободить их от ответственности за прошлые деяния, как вы изволили выразиться, вне рамок закона. Если слово пэра еще что-то значит… "

Хотя бы значит чутьбольше, чем слово пэров, включая того же Торка, поклявшихся защищать Заншаа до последнего вздоха и сбежавших, поджав хвосты, подумала она.

"Повторяю, если слово пэра еще что-то значит, амнистия состоится. Через час я оглашу и этот список".

Она собралась с силами и немного наклонилась вперед.

"А что касается дисциплины в армии, то бойцы были слишком заняты, убивая наксидов, и не успели научиться правильно маршировать. — И тут же подумала, что про армию Торка можно сказать обратное. — Однако я готова сделать всё возможное, чтобы армия обладала необходимыми навыками.

Конец связи".

Сула побоялась, что передумает, и сразу отослала сообщение, а потом передала списки для награждения и амнистии в Министерство мудрости. Часовой у главного входа в Штаб сказал, что ее ищут.

Под моросящим дождем у подъезда она увидела ожидавшую ее группу военных во флотской форме, возглавляемую высокой торминелкой. Она посмотрела на знаки отличия, отметив, что командир была капитан-лейтенантом, а остальные мичманами.

Она поискала взглядом пистолеты. Их не обнаружилось. Сула ввела пароль, открывая дверь.

— Да? Кто вы, черт возьми?

Командир ответила удивленным взглядом из-под окруженных мехом очков.

— Я ожидала воинского приветствия, — произнесла она, — от лейтенанта.

— От военного губернатора вы не дождетесь ничего, пока не представитесь.

— Капитан-лейтенант леди Трани Крил, Команда 569. — Торминелка достала из кармана и протянула Суле флотское удостоверение.

Сула посмотрела на фотографию, забрызганную капельками дождя. Казалось, всё было в порядке.

— А-а… Ну конечно. — Торминелы отсутствовали во время наксидской засады на шоссе Акстатл, и теперь Сула знала, где все они — она насчитала тринадцать офицеров — пропадали.

Также стало ясно, кто докладывал Торку о каждом ее шаге.

Леди Трани изящно облизала клыки.

— Я бы хотела ознакомиться с рапортом, лейтенант, — прошепелявила она.

— С каким? — Сула вопросительно посмотрела на торминелку.

— С тем, который поможет мне разобраться, что происходит в моих войсках. Ведь я здесь старший по званию офицер.

Сула расхохоталась:

— Вы ведь не всерьез?!

И вновь удивленный взгляд.

— Конечно, всерьез. Могу я уйти из-под дождя?

— Конечно, — со смехом сказала Сула и сделала шаг в сторону от двери. Леди Трани прошла внутрь, стряхивая капли с плеч. Дождь украсил ее очки россыпью мелких бриллиантов. Остальные торминелы протиснулись за ней. В воздухе запахло мокрой шерстью.

— Вы действительно ожидаете, что примете командование моей армией? — спросила Сула.

— Безусловно. И возглавлю правительство, пока Парламент не пришлет настоящего губернатора. — Сула видела свое отражение в темных очках торминелки. — Я всё еще жду вашего приветствия.

— Воинского вам придется ожидать очень долго. Могу я поинтересоваться, где вы были во время войны?

— В Кайдабале, — леди Трани назвала город на юге от Заншаа. — Мы отправились туда, когда узнали, что все арестованы. Жили у нашего клиента, богатого предпринимателя.

— И чем там занимались?

— Прятались. У нас не было выхода, всё оборудование осталось в Заншаа. — Леди Трани вздохнула. — Было так тяжело. Сами понимаете, продовольственные карточки нам не выдали.

— Понимаю. — Сула оглядела Трани, но та мало походила голодающую. Мех лоснился, а зад был не меньше, чем у большинства торминелов.

— Леди Трани, мы можем поговорить наедине? — спросила Сула.

— Конечно.

Сула взяла Трани под руку и провела в приемный покой, в котором когда-то ждали важные гости. На полу по-прежнему лежал толстый ковер, а стены были покрыты панелями, но роскошная мебель исчезла, и вместо нее поставили дешевые диваны, на которых спал сдавший дежурство караул.

— Миледи, пожалуйста, поверьте, я действую в ваших же интересах, — сказала Сула. — Прошу, не выставляйте себя на посмешище.

— На посмешище? — Очередной удивленный взгляд. — Что вы имеете в виду, леди Сула?

— Вряд ли мои войска уважительно отнесутся к командующему, всю войну прятавшемуся в Кайдабале, пока они сражались и умирали здесь, в Заншаа. А что касается правительства, я объявила себя губернатором в день победы, и никто не оспаривал этого.

— Но я старше по званию, — довольно мягко прошепелявила леди Трани. — Никто не салютует личности, все салютуют званию — и подчиняются ему. Вы упорно повторяете "моя" армия, но она вам не принадлежит, она принадлежит Империи, а здесь я старший имперский офицер. Я не оспариваю того, что вы военный губернатор, но и не считаю, что вам следует отказывать в передаче власти мне.

— Вас засмеют. — Сама Сула уже не смеялась, поддавшись нехорошему предчувствию.

— Пусть смеются, но дома, — спокойно ответила Трани. — Как только засмеются при всех или ослушаются, я перережу им глотки.

Сула удержалась и не шагнула назад, напомнив себе, что Трани безоружна.

— Думаю, что здесь должен решать кто-то вышестоящий, — произнесла она.

Отсрочка могла дать ей время на раздумья. Леди Трани уже не казалась такой смешной. Торминелка становилась серьезной проблемой, ведь за ней стояли флотский устав, обычаи и Праксис.

Более того, Сула могла обратиться только к Торку. Но он определенно предпочтет простоватую леди Трани, а уж после получения последнего сообщения, Торк на ее сторону точно не встанет.

"Я не отрицаю, что звание леди Трани выше, чем мое, — сказала Сула в очередном послании Торку. — Тем не менее, я обеспокоена, примут ли войска и учреждения Верхнего города с должным уважением того, кто прятался всю войну, бросив свое оборудование. Я не хочу лезть в первые ряды, но разница в звании действительно является проблемой, вы могли бы ее решить, продвинув меня. Я уже делаю дело, в конце концов".

Как она и ожидала, в пришедшем пятнадцать часов спустя ответе Торка об этом не было и речи.

"Меня давно беспокоило, что такой юный и неопытный лейтенант занимает столь высокий пост, — Торк обращался к леди Трани Крил. — Я не хочу оскорбить леди Сулу, но ей действительно не хватает опыта. Леди Трани, я рад утвердить вас в должности военного губернатора Заншаа. Надеюсь, ваша рука не дрогнет и вы в первую очередь казните предателей, принесших нашему народу столько страданий".

Леди Трани повернулась к Суле, сидящей у огромного выпуклого окна в кабинете командующего Основным флотом.

— Надеюсь, теперь я дождусь воинского приветствия, — произнесла она.

— Да, миледи. — Сула неспешно поднялась из-за стола и отдала честь.

— Большое спасибо, — сказала Трани. Она прошагала через кабинет к столу командующего, бросив взгляд в окно, на омытый утренним светом Нижний город, на свое королевство, отвоеванное без единого выстрела.

— Передайте коды доступа, — потребовала она. — Надеюсь, что пока я вхожу в курс дела, вы будете под рукой, а потом подыщу вам подходящее место. И безусловно, представлю к хорошей награде за то, что вы сделали здесь.

Сула постаралась скрыть дикое разочарование. Трани, несомненно, хотела быть вежливой.

— Благодарю вас, миледи, — ответила она.

Сула уже пятнадцать часов готовила себя к этому моменту.

Торминелка осмотрела стол.

— Мне также нужно встретиться с вашим советом, или кабинетом, или как там они называются.

— Кажется, пока никак. Но я созову их.

— Нет, — твердо сказала Трани. — Я созову их сама. Просто свяжите меня с ними.

— Слушаюсь.

Самообладание леди Трани не могло не восхищать. Она точно знала, что хочет, что необходимо и что ей подобает.

А вот согласятся ли с ней остальные, было под вопросом.

— Я просматривала сообщения, которыми обменивались офис губернатора и главнокомандующий Торк, — сказала леди Трани на состоявшемся чуть позже собрании. — Главнокомандующий выражал свое беспокойство по поводу нескольких пунктов. Во-первых, это наказания. Мы казним недостаточно предателей. По моим подсчетам, — она повернулась к Суле, — у нас около тысячи пленников?

— Их допрашивают, — объяснила Сула. — Когда следователи закончат с ними…

— Лорд Торк приказал просто убить их, — перебила Трани. — Мне кажется, что можно сделать это сразу, расстреляв всех из пулеметов.

— За измену сбрасывают с высоты, — напомнила Сула.

— Проклятье. Совсем забыла. — По мохнатому лицу Трани пробежала досада. — Ну, мы можем сначала всех расстрелять, а затем швырнуть?

На нее во все глаза глядел правящий совет. Они находились в здании Штаба, в мягко освещенном и обитом полированным деревом кабинете, в котором до эвакуации заседал Совет правления Флота. На потолке мерцала карта пространственно-временных тоннелей империи. Система Заншаа с восьмью ее станциями напоминала горящий красный бриллиант. Совет расположился за изогнутым в форме подковы столом, новая леди губернатор заняла место по центру.

— В Верхнем городе недостаточно открытых пространств для казней такого масштаба, — сказала Сула. — К тому же по традиции осужденных сбрасывают живьем.

— Проклятье, — выругалась Трани. — Значит, просто сделаем это побыстрее.

— Так точно, миледи.

Нежелание Сулы казнить пленных не имело ничего общего с состраданием. Убийцы десятков тысяч, они не заслужили ничего, кроме долгих мучений. Она только не хотела казнить, пока из их голов не вытянут всё полезное.

Леди Трани зажгла сигарету, вставила ее в держатель на одном из своих клыков и теперь могла одновременно говорить и курить, не помогая себе руками. Сула невольно подумала, не с ее ли складов этот табак.

Трани оглядела собравшихся.

— Курите, если хочется, ми… то есть дамы и господа.

Жюльен полез в карман за сигаретой. Сидящий рядом с ним Сергий равнодушно смотрел на леди губернатора мертвыми непроницаемыми глазами.

— Во-вторых, — продолжила леди Трани, — награды. Я лично проверю весь список рекомендаций, чтобы убедиться в его обоснованности. Я перепроверю все рекомендации на предмет соответствия. И, наконец, обещанная леди Сулой амнистия за преступления, совершенные до войны. Я тоже пересмотрю каждый случай. Главнокомандующий не видит никаких причин, по которым исполнение обязанности сражаться с врагом должно оправдывать довоенные преступления.

Жюльен усмехнулся, выпустив облако дыма. Сергий Бакши остался равнодушным. Сула закашлялась, когда до нее дошли табачные клубы.

— Леди комиссар, — сказала Трани представительнице полиции в совете, — буду признательна за вашу помощь с полицейскими досье.

— Хорошо, миледи.

Жюльен снова хмыкнул. Комиссар, давно знающая Бакши лайонка, общалась с ними на взаимовыгодной основе. Скоро наверняка выяснится, что многие досье пропали.

Трани выслушала отчеты о запасах антиматерии и энергии, об экономическом положении и вопросах безопасности. Сула делала пометки на настольном компьютере.

Часть из них ушла в Министерство мудрости. Пока леди Трани занималась правительственными докладами, Министерство передавало новость о смене губернатора, сопровождая ее краткими биографиями Сулы и леди Трани. Всем стало ясно, что во время наксидской оккупации Трани пряталась.

Также отмечалось, что амнистию могут отменить, а вопрос о медалях будет решать кто-то, просидевший всю войну в Кайдабале.

Ничто не могло сказаться хуже на популярности нового губернатора.

"Это станет тебе уроком", — подумала Сула. Будь времени и сил побольше, она преподала бы Трани еще несколько, и очень даже возможно, что торминелка приняла бы точку зрения Сулы.

Но времени не было, и определенно не было сил. Значит, пусть уроками занимаются другие.

После совещания Сула ушла с Жюльеном.

— Позаботишься обо всём? — спросила она его.

— Положись на меня, — ответил он с холодной улыбочкой.

* * *
"Милорд, правление нового губернатора продлилось два дня, прежде чем ее убили во время бунта, — доложила Сула Торку. — На данный момент детали неясны, но, кажется, выступая перед горожанами, губернатор посчитала нужным пригрозить толпе, сказав, что любой, кто сотрудничал с наксидами, будет наказан. Боюсь, угрозы оказались неверным ходом. — Она посмотрела в камеру и справилась с желанием пожать плечами. — Конечно, я прослежу за тщательным расследованием. Официальная видеозапись события, вероятно, уничтожена, но, может быть, что-то найдется".

Она вернулась в кабинет командующего Основным флотом с его потрясающим видом на Нижний город. Техники уже меняли пароли ко всем компьютерным файлам. На столе вновь стояла китайская ваза.

"Я еще раз пересмотрела ваши сообщения для леди Трани, — продолжила Сула, — и вынуждена согласиться, что военному губернатору не годится быть лейтенантом. — Она не могла скрыть торжество, чувствуя, как поднимаются в улыбке уголки губ. — По-моему, меня должны повысить по меньшей мере до капитана. Мне в моем положении понадобятся все преимущества этого звания. Народ уже избавился от двух правительств, не устроивших его, и мне не хочется, чтобы это вошло в привычку".

"Пока это не понадобится мне лично", — мысленно оговорилась она.

Завершив сообщение угрозой, ядовитой, словно жало скорпиона, Сула взяла стоящую на столе чашку чая и повернулась к окну полюбоваться Нижним городом. Горячий чай пах кардамоном, и она, как любила, добавила в него сгущенки.

"Иногда надо на всё плюнуть", — подумала Сула. Она могла поставить всё на карту, потому что результат ее не волновал.

Возможно, ее обвинят в заговоре с целью убийства леди Трани.

Возможно, леди Трани всего лишь первый губернатор из тех, что ей придется убить.

Возможно, ей даже дадут звание капитана. Она готова и к такому сюрпризу.

* * *
Торк показал, что урок, преподанный Сулой, не прошел зря, и присвоил ей капитанское звание, хотя и не смог заставить себя сообщить об этом лично, поручив это одному из штабных офицеров. Сула заказала портному новую форму.

Знание компьютерной системы Управления госрегистрации пришлось как нельзя кстати. Были придуманы убийцы, их имена объявили в средствах массовой информации, а полицию послали на поиски.

Сула решила сохранить свой доступ в Управление госрегистрацией и после отставки с должности губернатора. Очень уж полезное знание.

Только сейчас она с удивлением обнаружила существование еще одной лоялистской сети, о которой даже не подозревала.

После разрушения кольца Заншаа, на обломках остались небольшие разведгруппы, месяцами жившие в невесомости, прослушивая эфир и передавая данные Парламенту и Флоту через секретные, не занесенные на карты спутники на дальних концах тоннелей. Сула предположила, что именно через них лорд Торк получал подробнейшие сведения о действиях наксидского флота во время оккупации Заншаа.

Команды попросили Сулу забрать их. Она хотела пойти им навстречу, особенно после того как узнала, что там нет старших офицеров и, следовательно, для нее они безопасны, но чтобы снять их, понадобились бы транспортные челноки, а на планете остались лишь те, что приспособлены под наксидов. Она приказала разведчикам ждать.

Сула подумала, что переоценила леди Трани. Торминелка не докладывала о ней Торку, это делали команды на кольце.

Через два дня после гибели леди Трани, когда на Верхний город падала ледяная крупа, восстановили регулярную связь между Империей и Заншаа. Торк опять послал штурмовые отряды на пространственно-временные станции, но на тех уже не было наксидов, и десантники остались живы.

После долгой изоляции, на Заншаа обрушился поток новостей. Письма, месяцами хранившиеся в отдаленных буферах памяти, рекой полились на коммуникаторы жителей Заншаа, рассказывая о родных и любимых, рождениях и смертях, деньгах и рынках. Столица сходила с ума от радости.

У Сулы почти не было личных сообщений. Пара добрых слов от лорда Дорварда Ли, бывшего клиента клана Сула, чей сын, когда-то бывший ее капитаном, погиб в Магарии. Уведомление о смене адреса от Моргена, выжившего лейтенанта "Дели", произведенного в капитан-лейтенанты.

Два письма от леди Терзы Чен, жены Мартинеса, интересующейся, где сейчас Сула и как она поживает. Терза также обронила, что ждет ребенка от Мартинеса.

Сулу разрывала ненависть. Она стерла сообщения, будто надеясь стереть с ними и Терзу.

Среди новостей мелькнула информация о том, что Парламент назначил лорда Элди новым губернатором Заншаа, он уже два месяца в пути с Ларедо и прибудет в столицу примерно через двадцать дней. Сула поискала сведения о нем в обширных базах данных планеты, выяснив, что этот шестидесятиоднолетний торминел возглавлял парламентский Комитет по энергетике, антиматерии и кольцам. Он разбирался в делах космоса, и его племянник служил капитаном во Флоте, поэтому не исключалось, что он, в отличие от Торка, будет более великодушен к молодому офицеру-выскочке.

Кажется, стоило попытать счастья. Сула отослала ему полный отчет о состоянии дел на Заншаа и краткий перечень своих действий и достижений подпольной армии. К этому она добавила советы по руководству армией с учетом всевозможных интересов.

Такой же доклад, но без приложения, ушел в Парламент и Совет правления Флота. Суле хотелось, чтобы об успехах узнали от нее лично, без посредничества Торка.

К ее изумлению ответ от Элди пришел уже через два дня. Перед камерой в изысканном амортизационном кресле, обитом коричневой кожей и украшенном серебряной фурнитурой, сидел торминел, одетый в простую штатскую жилетку, любимую одежду его мохнатых сородичей, позволяющую избежать перегрева. Он говорил тихо и немного неуверенно. Мех уже начал редеть от возраста. Он напоминал немного потрепанную, но любимую плюшевую игрушку.

"Я на вашей стороне в вопросах, касающихся армии, — сказал он, — и практически согласен со всеми решениями. Я подпишу все находящиеся в моей власти представления к наградам и амнистии. Я считаю, что вы совершили невероятное, и буду рекомендовать Совету правления Флота наградить вас. Не могу не отметить, что вас ожидает блестящее будущее".

Это могло оказаться лестью, смешанной с осторожным расчетом политика, надеющегося выжить, — а может, и нет; но слова были правильными. Сула начала думать, что, вероятно, Парламент не прогадал с выбором.

Узнай Сула несколько дней назад, что кто-то вроде Элди уже в пути, леди Трани осталась бы жива. Возможно, планета потерпела бы ее правление двадцать с небольшим дней.

Но участь Трани занимала далеко не верхнюю отметку на шкале ее сожалений.

Когда стало ясно, что начальство оставит Сулу в живых, пришла пора позаботиться о своем будущем. Она отправилась в аптеку, сдала каплю крови и получила расшифровку генетического кода. Затем с беспечностью, которую дарует власть абсолютного правителя, пошла в генный банк пэров, замысловатое здание из бурого камня, зажатое между двумя учреждениями, и попросила всё ей показать. Засуетившаяся служащая-лайонка рассказала, как собирается генетическая информация для брачного разрешения и что в генетических банках хранятся записи со времени основания Империи. Она показала Суле, как сравнивают собранный генетический материал, если возникает вопрос о принадлежности гражданина к тому или иному роду.

— А есть ли у вас дублирующая база данных? — спросила Сула.

— Да. Внизу в хранилище.

Сула попыталась не выдать изумления. Бесценные записи генетического кода пэров и единственная копия находились в одном и том же здании, подвергаясь одним и тем же опасностям, что служило подтверждением всеобщей уверенности, что Верхний город и Империя вечны.

— Я хочу посмотреть копию, — сказала Сула.

Служащая проводила ее в подвал и открыла хранилище. Сула думала, что оно будет маленьким и, наверное, древним, но оно оказалось огромным и внушительным, из блестящего полированного металла. Сула видела, как ее искаженное отражение мелькнуло в открывающейся двери. Они шагнули внутрь. Слегка пахло смазкой.

Информационная система и управление ей в точности повторяли оригинал на первом этаже.

— Покажите, как всё работает, — приказала Сула.

Служащая показала.

— Отлично. А теперь уходите.

Лайонка непонимающе уставилась на нее золотыми глазами.

— Уйдите. Пообедайте пораньше и захватите с собой остальных. Мне надо изучить генетические данные разыскиваемых наксидов, кровавых убийц, скрывающихся от ответа за совершенные преступления.

Служащая ошарашенно раскрыла рот.

— Миледи. Мы можем сделать это за вас.

— Нет, не можете. Я не позволю вам узнать имена. Это военная тайна.

— Но, миледи…

— Знаете, я бы смогла сэкономить государству кучу денег, просто закрыв вашу контору, — произнесла Сула. — Не похоже, что пэры женятся в последнее время.

Поспешно разобрав пальто и шляпы, работники выскочили в хмурый зимний день. Сула заперла входную дверь и села за пульт. Посмаковав торжественность момента, она удалила все сведения о роде Кэроль Сулы, скопившиеся за три с половиной тысячелетия, заменив их своим генетическим кодом, а потом закрыла программу.

То же самое она проделала с копией.

Возможно, это наконец упокоит душу Кэроль.

* * *
За последующие дни у Сулы и лорда Элди сложились теплые отношения. Он подписал все ее назначения и утвердил амнистии, а также рекомендовал Совету правления Флота наградить всех бойцов из списка Сулы. Она рассказала ему, что столица страдает от нехватки антиматерии для энергоснабжения, и он ответил, что подобное предвиделось и суда с запасом антиводорода уже в пути. Потом поговорили о возникающих трениях между лоялистскими группами, пришедшими к власти в разных городах, и Элди предложил, как их можно уладить.

"Не могу не восхититься, с какой твердостью вы разобрались с наксидами в вопросе продовольственных карточек, — продолжил разговор Элди. — Но вы могли сделать проще, объявив введение твердого налога на торговлю продуктами, вступающего в силу, предположим, через шесть месяцев".

Сула улыбнулась. Это и правда было макроэкономическим решением возникшей проблемы.

"Меня больше изумляют сами наксиды, — сказала Сула. — Они все очень спокойны и охотно сотрудничают с нами, даже находясь в тюрьме. Ладно, заключенные идут на контакт, опасаясь, что мы будем преследовать их родных, но ведь и на воле наксиды не действуют по моей схеме и не похоже, что скоро начнут взрывать и убивать".

Ответ, пришедший на следующий день, поразил ее.

"Полагаю, что после разгрома наксиды станут хорошими и надежными гражданами, — сказал Элди. — Когда вспыхнул мятеж, я не мог понять, почему самые выдающиеся жители Империи, богатые и могущественные пэры, поставили всё на карту. — Он покачал умудренной годами головой. — Я считаю, что истоки наксидского бунта лежат в их родовой психологии: они стайные животные, следующие за явным лидером. Шаа были вожаками стаи под названием Империя, но как только их заменили советом равных между собой, наксидам это не понравилось. Идея показалась им слишком сомнительной. Они не были уверены в своем месте среди остальной стаи.

Война закончилась, и стало ясно, что наксидов разбили на голову, определив их место на самом дне общества, и, по-моему, их это устраивает. Раз они точно узнали свое место в иерархии, они будут счастливы. В другой ситуации это было бы невозможно. Определенность пойдет им на пользу".

Сула удивленно обдумала выдвинутое предположение и решила, что хотя теория интересная, лучше быть готовым к наксидской контратаке. Она настолько погрузилась в эти мысли, что следующее высказывание Элди застало ее врасплох.

"Возможно, пришло время подумать, как вернуть армию к мирной жизни. Охотно выслушаю ваши предложения".

"Ага, вот оно главное", — пронеслось в голове у Сулы. Ее положение в Заншаа зависело от ее небольшой армии, плохо обученной и вооруженной и уже мечтающей о родном доме. С подобными леди Трани, мало что понимающими и не заслужившими уважения, она еще справится. Торк, кругами летающий по системе Заншаа и не способный направить грозное оружие на собственную столицу, тоже не проблема.

Но умный и внушающий доверие лорд Элди, за которым и Парламент, и Империя, дело другое. Как только он приземлится, Сула не просто не понадобится, она станет потенциальной угрозой. И что она сможет поделать, пусть и во главе уже не нужной армии? Она бы взбунтовалась, но против кого?

Сула немного потешила себя мыслью о том, что сможет вернуться в подполье и стать бандитской королевой Заншаа, но здравый смысл не позволил предаваться таким мечтам. У этого нет будущего, такая жизнь лишь поставит под угрозу тех, кто доверяет ей.

У нее оставался широкий выбор, хотя оптимальным вариантом было стать капитаном Сулой, знатным имперским пэром. Она хотя бы выпросила у Торка звание — сложно вновь опускаться до лейтенанта, после того как правила целой планетой.

К тому же единственное, что у нее хорошо получается — помимо несчастной любви, — это убивать.

"Пора опять пригрозить Торку", — решила Сула.

Она отправила ему письменное сообщение, а не видео, так как не хотела, чтобы Торк видел ее довольную улыбку: "Лорд командующий, с радостью доношу до вашего превосходительства новость о том, что в ближайшие дни буду приветствовать лорда Элди на его новом посту в Верхнем городе Заншаа. Так как мое дальнейшее нахождение в городе может представляться в лучшем случае недоразумением, а в худшем — досадной неприятностью, я хотела бы получить немедленный перевод. Я всем сердцем желаю вновь вести лояльных граждан в бой против наксидов и прошу доверить мне командование боевым кораблем в Единственном Праведном Флоте Мщения".

Это, конечно, не "дай мне работу, а то начну гражданскую войну", но пойдет.

Она сделала копии послания для Элди и Совета правления Флота, убедилась, что Торк увидит, кому ушли копии, закодировала и отправила письма. Теперь Торку не удастся незаметно отослать ее на какой-нибудь незначительный пост в Харзапиде или Хон-баре.

Но, увы, пришло время рассказать всё бойцам.

* * *
Сначала Сула поделилась новостями с друзьями во время ужина в восьмисотлетнем ресторане у Нового Моста. Когда-то она уже бывала здесь, отмечая присвоение Джереми Фути звания лейтенанта, и вечер закончился ее обещанием сжечь одного из его приятелей.

В этот раз всё прошло намного спокойнее. Она сняла отдельный кабинет на втором этаже, с древними потолочными балками цвета темного янтаря, камином из красного кирпича и балконом с коваными перилами и полированным бронзовым поручнем. Хлопья снега, крупные и величественные, словно специально заказанные в фирме, занимающейся высококачественными погодными явлениями, с тихим изяществом падали с неба, ложась на балкон роскошным холодным ковром.

В камине потрескивали и постреливали поленья. Старинный пружинный механизм с цепями и шестеренками из темного железа медленно вращал на вертеле хон-барского феникса. Комнату наполняли вкусные ароматы. Пател с Жюльеном пили горячий пунш из чаши на массивном деревянном столе, Сула предпочла чай с тростниковым сахаром.

— После ужина надо будет проверить посты, — сказал Жюльен. — В такую ночку все часовые наверняка попрятались.

Сула улыбнулась. Жюльен просто помешался на дисциплине, этот его новый необузданный порыв уже сберег ей кучу времени.

— Элди предложил подумать о роспуске армии, — начала Сула.

Жюльен презрительно усмехнулся:

— Что сделал Элди, чтобы об этом говорить? Он же из тех, кто сбежал, бросив нас здесь с наксидами.

Но Пател внимательно посмотрел на Сулу и сказал:

— Ты ведь так и сделаешь. Правда, принцесса?

— Да. Я уже попросила перевода на Флот. — Заметив изумленный взгляд Жюльена, она добавила: — Когда они, законное правительство, будут здесь, мы станем угрозой. Но справиться с ними не сможем.

Жюльен вспыхнул от гнева, и на раскрасневшейся коже проявились тонкие белые шрамы, полученные во время наксидских допросов.

— Ты сдаешься!

— Я хорошо бью наксидов. Это я умею. — Она перевела на него взгляд. — Надо уйти, пока мы на коне. Пока врагов не слишком много. Спроси отца — он подтвердит.

Жюльен повернул лицо с резкими чертами к огню, поднял пунш к губам, но тут же опустил.

— Мне нравится в армии. Будет сложно вернуться к прежней жизни.

— Не надо возвращаться, — сказала Сула. — Для этого и придуманы амнистии.

— Мне не поможет. — Он посмотрел на нее. — Батя амнистией воспользуется, а меня поставит на свое место.

— Прости, если ты хотел иного, — ответила Сула.

Жюльен пожал плечами.

— Это не самый плохой вариант. У меня будут деньги и любая хрень, какая только придет в голову, и в этот раз боссом буду я.

Пател поглядел на обоих кроткими темными глазами.

— Проблема в том, принцесса, что мы привыкли, что нас любят.

— Это лучше всего, верно? — улыбнулась Сула.

Ее любили. Писали "Да здравствует Белый Призрак!" на стенах домов; выходили из трамваев, чтобы прочитать новый выпуск "Сопротивления"; смотрели такими глазами, когда она появилась в толпе на вещевой ярмарке при полном параде или когда привезла с собой украденную еду в Старую Треть. И она лежала в объятиях Казимира, вдыхая его терпкий запах. Была центром чего-то грандиозного, а теперь осознала, что такое не повторится.

— Ну а ты? — спросила она Патела.

Его губы сложились в подобие улыбки.

— Я-то вернусь к старому. Как же еще найти деньги на свои пороки?

Сула подняла чашку со словами:

— За новые приключения.

Остальные тоже подняли бокалы и выпили. Жюльен мрачно смотрел на огонь.

— Без Казимира будет не так весело, — сказал он.

Сула проследила за его взглядом, а душу наполнила горечь.

— Верно, — согласилась она.

* * *
Он одновременно был и не был Мартинесом: лицо с такими же впалыми щеками и густыми бровями казалось иным, и черные прямые волосы не походили на русые кудри. Они стояли в прихожей старой квартиры Сулы, той, что за дворцом Шелли.

На этом не совсем Мартинесе был капитанский мундир с серебряными галунами, а в руках гураварская ваза с гладиолусами.

— Ты подарила ее отцу на свадьбу, — сказал он. — А я хотел бы подарить ее на твою.

Сула изумленно уставилась на него, но потом поняла, что это не Мартинес, а его сын от Терзы Чен.

— Наши кланы необходимо объединить, — продолжил будущий лорд Чен. — Если, конечно, ты решишь эту проблемку.

— Какую проблему? — удалось выдавить Суле.

Молодой человек с сожалением посмотрел на нее, сказав:

— Так говорит Гредель. Ты не следишь за собой.

Сула собралась и спросила как пэр из Верхнего города:

— Какую проблему?

— Нам нужна капелька крови. Для генного банка.

Чен поставил вазу и взял Сулу за руки. Она с ужасом увидела красные лужицы на своих ладонях. В ноздри волной ударил запах крови. Чен посмотрел на алые струйки, льющиеся на пол и брызгающие на его начищенные сапоги, и на лице мелькнуло сострадание.

— Так не пойдет. — Он отпустил ее руки. — Свадьбы не будет, пока не разберемся с этим.

Он прошел к уродливому дивану-канапе и взял подушку. С каждого угла свисали золотые кисточки. Он вернулся к Суле, крепко зажав подушку в больших и таких знакомых руках.

— Боюсь, это единственный выход, — сказал он мягко, совсем как Терза, и прижал подушку к ее лицу.

Конечно, она сопротивлялась, но он был гораздо сильнее.

* * *
Сула проснулась от разрывающего грудь крика и с сухим, как пустыня, ртом. Выскочив из постели и слепо размахивая руками в попытке защититься, она хотела приказать свету зажечься, но голос не слушался. Наткнувшись на стену, нащупала сенсорный выключатель и начала колотить по нему кулаком, пока не засверкали лампы.

Огромная безмолвная спальня в здании Штаба засияла зеркалами, позолотой и полированным белым мрамором. Никто не пытался напасть на Сулу. За портьерами не скрывалось ни одного Чена. На широкой кровати было лишь сбитое в кучу изумрудное белье. Посреди комнаты валялась брошенная то ли Ченом, то ли Мартинесом, то ли еще кем подушка.

Дверь распахнулась, и в спальню влетела Спенс с растрепанными соломенными волосами и перекрученной на крепких бедрах ночной рубашке. На ней были белые трусы, и она с бешеным видом держала в руке взведенный пистолет.

— Миледи? — сказала она.

Сула попыталась ответить, но лишь смогла успокаивающе взмахнуть рукой. Спенс неуверенно опустила оружие. Сула потянулась за графином с водой, налила стакан и прополоскала похожий на наждачку рот.

— Прости, — сказала она. — Кошмар приснился.

Спенс посочувствовала:

— У меня тоже бывает. — И посмотрела на зажатый пистолет: — Иногда думаю, стоит ли держать его под рукой. Всегда боюсь, что начну палить в потолок.

Сула оглянулась на кровать и собственное оружие, аккуратно положенное рядом с коммуникатором.

— А я забыла, что и у меня есть пушка, — произнесла она.

Спенс оставила свой пистолет на одном из позолоченных мраморных столиков и расправила подол собранной у талии ночнушки.

— Теперь всё нормально? — Она подошла поближе к Суле, тронув ее теплой рукой за плечо. — Тебе что-нибудь принести?

— Всё в порядке, — ответила Сула. — Спасибо.

Ее сердце по-прежнему пыталось вырваться из грудной клетки.

— Может, мне посидеть здесь немножко?

Суле хотелось рассмеяться. Она обняла Спенс, прижавшись к ней. От волос девушки пахло табаком и чуть-чуть оружейной смазкой.

— Спасибо, но я в порядке, — повторила Сула.

Спенс взяла пистолет и ушла. Сула поставила стакан на прикроватную тумбочку и поправила простыни. Потом легла, приглушив свет, но не выключила его, опасаясь, что в темных углах всё еще прячутся кошмары.

Устроившись на подушке, она подумала, что за страхи могут терзать Спенс, заставляя держать оружие под рукой.

Она была рада, что в ее окружении остался хоть кто-то, кому не чужда душевная теплота.

* * *
Торк ответил Суле на ее просьбу о назначении только через три дня. Возможно, провел всё это время, ведя переговоры с Советом правления Флота и лордом Элди, или просто собирался с мыслями, формулируя ответ.

Как было со всеми хорошими новостями от Торка, о переводе ей сообщил штабной офицер. После того как лорд Элди займет свой пост, капитан Сула должна принять командование фрегатом "Уверенность", заменив капитана- лейтенанта Охту, к его собственному удивлению отправленного на Заншаа в качестве военного советника нового губернатора.

Сула посмаковала свою победу и начала готовиться к отъезду.

У нее еще были солидные запасы какао, табака и кофе, упакованные в ящики с надписью "Металлолом. Для переработки". Она оставила несколько коробок для себя и на подарки, а остальные быстро продала на аукционе, устроенном среди местных оптовиков. Сергий Бакши, не поскупившись, купил всё какао. Наверное, решил заняться законной торговлей. Или попытался таким образом задобрить ее.

Один грузовик, забитый товаром, она подарила Скачку. Если повезет, ему никогда больше не придется вести дела на улице.

Даже после огромных трат на снабжение армии, ее доход от вложенного капитала составил более шестисот процентов. Война неплохо сказалась на ее финансах.

Она спросила Макнамару и Спенс, останутся ли они с ней или захотят другое назначение.

— Если поедете со мной, это будет понижением, — объяснила она. — Вы привыкли командовать подразделениями и служить при штабе, но при мне вы окажетесь всего лишь личной прислугой капитана. — Она пожала плечами. — Конечно, деньги вы получите в любом случае.

Высокий и подтянутый Макнамара стоял спиной к выгнутому окну кабинета Сулы, и свет золотил его кудри, делая их похожими на нимб.

— Конечно, я отправлюсь с вами, миледи, — сказал он.

— Мне тут делать нечего, — ответила Спенс. Она так нежно улыбалась, что казалось невероятным, что когда-то эта женщина взорвала отель "Великое Предназначение".

В душе Сулы потеплело. Ей хотелось обнять их, но, к сожалению, леди Суле не полагается обнимать слуг. По крайней мере не в кабинете.

Она присвоила им звание мичманов первого класса и перевела им по пять тысяч зенитов в качестве их доли в своем ликвидированном предприятии.

— Это… довольно много, — произнесла Спенс, открыв рот от удивления.

— Не надо ложной скромности, как будто вы этого не заслужили, — сказала Сула.

— Так точно, миледи. — Рот Спенс закрылся.

— Не одним же бандитам, — улыбнулась Сула, — наживаться на этом. А сейчас отправляйтесь на поиски повара. Полагаю, мне он понадобится.

* * *
Лорд Элди приземлился на космодром Вай-хун, когда вовсю светило солнце, играя золотом на блестящем металле челнока, расправившего огромные крылья и с шумом опустившегося на длинную взлетно-посадочную полосу. Химические двигатели зашипели, когда он развернулся и проехал мимо ряда транспортных кораблей, когда-то привезших на Заншаа мятежное правительство. Их строили под анатомию наксидов, и сейчас они были лишь военными трофеями, ожидающими переоборудования.

Дюзы вспыхнули и погасли. Пока отъезжала дверь, многочисленный даймонгский хор пел "Славное прибытие" из "Свинцового неба" Ан-тара. Передвижная самоуправляемая трибуна, украшенная красно-золотыми флагами, приблизилась к челноку и распрямилась у выхода. На ее площадке уже стояла Сула в сверкающем серебряными галунами мундире. Ее сопровождали Спенс и Макнамара.

В темно-красном одеянии парламентария, из челнока вышел Элди и оглядел свое владение огромными, чувствительными к свету глазами. Снег почти растаял, оставшись лежать только в самых затененных уголках, а поля вокруг космодрома были темны и безжизненны, особенно там, где наксиды уничтожили посадки, расчищая зону обстрела для оборонительных установок. В воздухе пахло прелой, влажной травой и отработанным ракетным топливом.

Сула замерла по стойке смирно.

— Добро пожаловать на Заншаа, лорд губернатор.

— Благодарю, леди Сула. Приятно вновь видеть настоящий… настоящий мир. — Он глубоко вдохнул, явно не обращая внимания на запах топлива, и его ноздри затрепетали от удовольствия. Он повернулся к Суле: — Вольно, и разрешите представить вас моим помощникам.

Знакомство состоялось. Сула представила лорду губернатору Спенс и Макнамару, а тот немало их удивил, пожав руки.

— Продолжим? — спросил лорд Элди. — Я уже не молод, а день, кажется, предстоит длинный.

— Да, милорд, — сказала Сула.

Все смотрели на трибуну. Сула отдала приказ в нарукавный коммуникатор.

Настало время для первого, последнего и единственного большого смотра войска Сулы.

По взлетно-посадочной полосе маршем шли отряды, неся знамена с выбранными когда-то самостоятельно названиями: Бого, Защитники Праксиса, Торнадо, Отряд Академии промдизайна под командованием лорда Эшрука (их знамя выглядело особенно эффектно), Дикие 17, Мстители лорда Пан-ко…

Вдвоем, с ружьями на плечах, шагали Сидни и Фер Туга, снайпер с шоссе Акстатл. Старый даймонг всё еще прихрамывал.

На бойцах не было формы, хотя некоторые шли во флотских или полицейских бронежилетах, но у всех на рукавах сверкали красно-золотые повязки. Все как один казались воодушевленными, гордо неся оружие и лихо заломив шляпы и фуражки. Четко печатая шаг, они маршировали под звуки крейского оркестра. Даже лорд Торк не смог бы придраться к их подготовке.

После смотра армия развернулась, промаршировала к трибуне и, выстроившись, застыла перед новым губернатором. Лорд Элди, Сула и их сопровождающие спустились по трапу и пошли по взлетно-посадочной полосе. Сула открыла списки на нарукавном дисплее и выкрикнула над замершими рядами:

— Фер Туга!

Снайпер, хромая, вышел из строя, и лорд Элди наградил его медалью "За отвагу" первой степени. Отсалютовав, даймонг, вернулся обратно, а Сула вызвала Сидни и вручила такую же медаль.

Жюльен и Пател были в блестящих костюмах, явно сшитых Ческо, и награды на них смотрелись особенно впечатляюще. Сагас, Сергий Бакши и Тан-до, одетые более консервативно, приняли медали с молчаливым достоинством.

Большинство наградили за отвагу — кажется, одно лишь то, что они были в рядах подпольной армии, особенно в день битвы за Верхний город, требовало изрядного мужества. Из двенадцати водителей грузовиков, посланных принять на себя наксидский огонь, выжили восемь, хотя четверо из них получили ранения. Одна из водителей всё еще находилась в больнице — ее наградят позже. Остальным медали вручил сам лорд губернатор.

Церемония награждения закончилась далеко за полдень. Холодный ветер трепал мех лорда Элди. Его помощники уже начали нетерпеливо переминаться, передавая медали из коробок, положенных Сулой за трибуну. Тени бойцов на полосе сильно удлинились. Потом зажглись фонари, мягко осветив и импровизированный плац, и съемочные группы.

Сула мысленно подсчитывала, сколько медалей уже роздано за эту войну и не получила ли подпольная армия больше наград, чем все остальные вместе взятые. Награждали в основном флотских офицеров, но мало кто из них участвовал в сражениях, да и те, кто участвовал, по большей части мертвы.

Спенс и Макнамара получили медали "За отвагу" и "За заслуги" первой степени. Порозовевшие от удовольствия, они последовали за Элди и Сулой обратно на трибуну, и оттуда Сула зачитала список тех, кто награжден посмертно.

Последним прозвучало имя ПэДжи Нгени. После этого Сула замолчала, вспомнив его — лысеющая голова, приятная улыбка, модный костюм, рассеянный взгляд…

Слова Элди вернули ее к действительности:

— А сейчас, леди Сула, я имею честь наградить вас.

Удивленной Суле вручили "Созвездие", как и за битву при Магарии, но теперь с бриллиантами и молниями, а также Большую медаль "За отвагу". Лорд Элди повернулся к армии и, взмахнув рукой, сказал:

— Троекратное ура Белому Призраку!

Ура прогремело для Сулы раскатом грома. От следующих двух у нее перехватило дыхание. Она ошарашенно застыла на трибуне, беспомощно вглядываясь в море ликующих лиц, в лес поднятых винтовок, которыми размахивали победно кричащие бойцы.

— По-моему, леди Сула хотела бы сказать пару слов. — Лорд Элди отступил назад, оставив ее наедине с войском.

Она заранее приготовила прощальную речь, но троекратное ура начисто стерло ее из памяти. Сула сделала шаг вперед, и еще один. Тысячи глаз следили за ней. Она оглядела шеренги созданных ей же солдат, подумав: "Я сошла с ума, раз отказываюсь от такого".

Всю свою взрослую жизнь она пряталась — скрывала настоящее имя и настоящий характер за едким нравом и безупречной униформой леди Сулы. Но, как нистранно, уход в подполье от наксидов освободил ее от всего, чем она была и есть, от Гредель и Сулы одновременно, заставив забыть прошлое ради своей армии и борьбы с врагом. Армия стала ее продолжением, ее плотью и кровью, и уйти сейчас всё равно что отрубить себе руку.

На нее по-прежнему смотрели бойцы, а она не могла вымолвить ни слова. Сула неожиданно вспомнила про наброски речи в коммуникаторе и вывела их на экран, перебирая непослушными пальцами по клавишам на рукаве, пока перед глазами не вспыхнули слова.

— Друзья, — начала она, и войско вновь взорвалось криками ура. Голова закружилась от вихря любви и восхищения.

— Друзья, — повторила Сула, обретя контроль над армией и своим голосом. — Мы пережили вместе великие события. Не имея ничего, кроме собственных сил и разума, мы создали эту армию, вызвали врага на бой и повергли в пучину унижения и поражения.

Вновь раздались крики. Сумерки сгущались, и в тусклом свете фонарей отдельные лица сливались в смутную массу, которой была ее армия, в единый организм, порожденный ее волей.

— Никто вас не заставлял брать оружие, — продолжала она, — но вы не смогли более терпеть наксидский режим, полный убийств, похищений и грабежа, и вы — все вы, сами — решили нанести удар по преступникам.

Опять послышалось ура, но Сула перекричала его:

— Вы выбрали свою судьбу! Вы уничтожили незаконное правление — и сделали это сами! По собственному выбору вы отвоевали Верхний город! Вы решились и заставили наксидский флот удирать из системы!

У Сулы кружилась голова, словно вихрь из оваций носил ее, как снежинку, по небу. Темная масса из тел, голов и оружия грозным морским прибоем бушевала перед ней. Крики не прекращались, пока она решительно не потребовала тишины.

— От всей души благодарю за то, что позволили мне вести вас. Я никогда не забуду ни вас, ни эту минуту.

Она глубоко вдохнула и сказала то, чего так боялась:

— Но долг зовет меня продолжать сражаться с врагом, и я должна покинуть столицу.

Ошеломленные бойцы, не успевшие осознать новость, закричали "нет".

— Никто не отнимет у вас завоеванное, — произнесла Сула. — Гордитесь тем, что вы совершили, и не забывайте своих товарищей и тех, кто отдал за это жизни. — Она подняла руку. — Да не покинет вас удача!

Громкое ура перешло в скандирование ее имени. Сердце Сулы забилось быстрее в ответ. Она сделала шаг назад, уступив место лорду Элди.

Он выступил с речью, но Сула не услышала ни слова. "Я сошла с ума, раз отказываюсь от такого", — крутилось в голове.

Скрываясь от наксидов, она обрела свободу. Но сейчас она вновь леди Сула и опять скрывается, теперь уже от своих.

После смотра они с лордом Элди поехали в город. Над головами ревели многочисленные челноки, которые везли в Заншаа членов администрации Элди и тысячи имперских служащих.

Чиновников для государственных учреждений, технический персонал для различных служб, палачей для побежденных. Именно так всегда правили на Заншаа.

— Хотелось бы, чтобы вы не подчеркивали, что граждане по своему выбору свергли правительство. Мы не можем себе позволить такие вещи. В остальном, думаю, вы справились отлично.

— Спасибо, милорд, — глухо ответила Сула. Ее разум еще оставался в плену только что пережитых эмоций.

— У вас может быть будущее в политике. — Торминел посмотрел на нее огромными глазами.

— У меня нет таких денег.

— Нет денег? — тихо спросил он. — Что ж, есть и другие способы.

Не будь Сула настолько усталой, она, возможно, и поинтересовалась бы, что у Элди на уме, но сейчас она просто сидела в машине, пока они не доехали до Штаба, где губернатор попрощался и отправился дальше в свою резиденцию.

Этой ночью ей снилась ревущая чернота, словно она оказалась в центре огромной невидимой армии, скандирующей ее имя.

* * *
В свое последнее утро на Заншаа Сула отчиталась перед лордом губернатором Элди, передала пароли от наиболее важных файлов и официально ушла в отставку с поста командующей армией. Она послала Макнамару, Спенс и нового повара Рисаля на космодром Вай-хун, а Скачок отвез ее город мертвых, где в украденной гробнице покоился Казимир.

Ледяной ветер гнал поземку по сухим, коричневым цветам, которыми бандиты завалили могилу. На памятнике перед склепом был трехмерный голографический портрет Казимира, но Суле не хватало в нем знакомой саркастической усмешки и неуловимой угрозы. Она видела лишь бледное, холодное лицо, такое же, как и на полу в морге.

Она постояла немного перед могилой, засунув руки в карманы теплого пальто, а затем достала китайскую вазу. Поднесла ее к тусклому свету и заметила, как лицо Казимира дробится в растресканном сине-зеленом фарфоре. Сердце пронзила острая боль. Сколько же смертей видела эта ваза за тысячелетия, после того как ее вывезли из Хэнаня задолго до Монгольского завоевания? Сколько владельцев подносили ее к глазам, ища успокоения и сил в ее вечной красе?

"Слишком много", — решила она.

Сула обошла памятник и приблизилась к блестящей титановой пластине, запирающей склеп. Отражение колебалось в неясном свете. Она подняла вазу и разбила о металл. Фарфор раскрошился под пальцами. Сула всхлипнула. Растоптав осколки, она бессильно прислонилась к надгробию, прижав лоб к холодной поверхности.

"Эгоистичный ублюдок. Умер и оставил меня одну".

Металл льдом жег кожу. Она взяла себя в руки, оторвалась от могилы и пошла обратно к машине.

Под ногами хрустели осколки вазы.

"Всё старое умерло, — думала она. — Всё новое начинается сейчас".

Глава 31

Лорд Элди любезно предложил Суле "Сиветту", свою личную яхту, которая ему не понадобится, пока он остается в столице губернатором. Сула знала, что яхта названа в честь великого древнего царя торминелов, чем приятно удивила Элди.

По пути на яхту челнок Сулы миновал огромное торговое судно, доставившее на Заншаа персонал и грузы. Его сверкающий, как зеркало, купол выглядел грибной шляпкой, ножкой которого был далеко вынесенный инженерный отсек с двигателями. Намного больше любого военного корабля, звездолет вмещал десять тысяч пассажиров и был лишь одним из шести прибывших к планете. Империя явно решила серьезно взяться за отвоеванную столицу.

Яхта оказалась дворцом в миниатюре, украшенным изысканными мозаиками со сложными, переплетенными между собой геометрическими фигурами, от которых было не оторвать глаз, и чем дольше Сула на них смотрела, тем поразительнее они ей казались. Экипаж состоял из торминелов, но у Элди имелись и советники-терранцы, и на "Сиветте" нашлась удобная мебель и амортизационные кресла, а также повар, помогающий Рисалю, готовить что-то помимо сырого мяса, подаваемого чуть теплым. Перед отлетом Сула выдала Рисалю денег на продукты, и теперь они везли их вместе с большой коллекцией вин и другого алкоголя от благодарных торговцев Верхнего города, — странный подарок для непьющей Сулы, но она наверняка будет устраивать званые вечера и всё это пригодится.

Не то чтобы Сула рассчитывала насладиться комфортом яхты. Ее ждут затяжные перегрузки, пока "Сиветта" догоняет "Уверенность", курсирующую по орбите с Праведным Флотом.

Вместе с информацией из штаба Торка пришли сведения о других кораблях. Просматривая их, она сразу обратила внимание на флагман Девятой эскадры Миши Чен: "Прославленный", капитан лорд Гарет Мартинес.

При виде имени сердце ёкнуло.

Последнее, что она слышала, Мартинеса назначили офицером-тактиком при штабе Миши Чен. Теперь он капитан флагмана.

Сколько же человек должно было умереть или попасть к врагу, чтобы случилось подобное? Обычно Мартинеса повышали именно так.

Ее собственный фрегат "Уверенность" с его четырнадцатью ракетными установками был, наверное, самым маленьким кораблем из всех имеющихся у Торка вариантов, и традиционно им командовал каплей. Торк мог понадеяться, она сочтет назначение ниже своего достоинства и откажется. Если так, то он уже кусает локти от досады.

"Уверенность" входила в Семнадцатую легкую эскадру, состоящую из пяти терранских фрегатов и четырех легких крейсеров торминелов. Всеми ими командовали капитан-лейтенанты, а это означало, что она, являясь полным капитаном, была старшим офицером в эскадре и ее командующей, пока Торк не отдал других приказов.

Она вдруг осознала, что Торк, лишив ее тяжелого крейсера, какие обычно дают капитанам, вручил вместо этого целую эскадру. Сперва в столь неожиданной щедрости Сула заподозрила ловушку, хоть и не представляла, в чем подвох. Неужели Торк вообразил, что она не справится с несколькими кораблями, после того как правила целым миром? Потом пришло в голову, что Торк просто недоглядел. У него слишком много забот, он мог и не понять, что подарил ей девять кораблей.

Подумав еще, она отказалась и от этой идеи. Дотошный Торк так не ошибается.

Увидев поддержку лорда Элди и то, что тот одолжил ей собственную яхту, Торк мог поостеречься идти против столь могущественных покровителей, что объясняло его щедрость. Или он просто давал ей шанс. Клан Сула считался одним из древнейших и — по крайней мере до недавних пор — самых выдающихся семейств. Наверное, Торк предположил, что наследственность себя проявит.

Мотивы главнокомандующего стали яснее, когда Сула связалась со своей новой командой. С "Сиветты" она попросила все корабли отчитаться о статусе и предоставить записи последних учений.

Корабли были в порядке, экипажи, судя по словам офицеров, справлялись отлично. Она не ожидала услышать иного, поэтому и решила, что запись покажет ей реальную картину.

На маневрах корабли двигались плотным строем, как и было прописано в сценарии. Победитель заранее знал о своей победе. Некоторые корабли перестраивались с небольшим опозданием или не очень уверенно, но всё оставалось в пределах нормы.

Ошибкой были сами маневры.

Теперь она поняла, почему Торк отдал ей эскадру. Зажатая в тиски старой тактики, Сула не сможет ничего изменить. В крайнем случае ее собственный фрегат напортачит, но всё равно не выбьет другие корабли из колеи.

"Мартинес, — думала она, — ты когда-нибудь что-то делаешь правильно? Можно подумать, до сих пор нельзя было убедить хоть нескольких офицеров в эффективности новой тактики".

Она вздохнула. Явно всё придется делать самой.

Борясь с двойной силой тяжести, подняла свинцовые руки к экрану своего первоклассного амортизационного кресла и вошла в тактический компьютер "Сиветты". Он был столь же хорош, как и на крейсерах флота, но недоставало некоторых данных и ей пришлось вводить характеристики ракет по памяти.

Она связалась с первым лейтенантом "Уверенности", лордом Аланом Хэзом: "Я хочу провести эксперимент. Это учения без предопределенного исхода. Просто постарайтесь отбиться от угрозы, предусмотренной сценарием. Чтобы провести учения, добавьте в базу тактическую программу, которую я вам вышлю".

Когда Мартинес впервые вводил новую систему в компьютер "Короны", она дала сбой. Один из офицеров — тот самый, что сбежал с невестой ПэДжи, — написал программу, решающую возникшую проблему.

"Вы будете командовать эскадрой с "Уверенности", — продолжила Сула. — Доложите, когда закончите, и вышлите неисправленный материал. Удачи".

Отослав сообщение, сценарий и программу-заплатку, она попыталась расслабиться и забыть о перегрузках. Кресло массировало ей спину, разминая затекшие мускулы и разгоняя кровь.

Ответ пришел через несколько часов. Лейтенант Хэз, ухоженный широкоплечий мужчина, казалось, со школы увлекался спортом. У него был приятный низкий голос, а сшитая на заказ форма казалась мягкой и роскошной даже на видео.

"Благодарю за сценарий, миледи. У лорда Торка на завтра не запланировано учений, тогда мы и проведем ваш эксперимент. — Он стал серьезнее: — Я также ценю, что вы оказали мне доверие, поставив во главе эскадры. Спасибо, миледи".

Сообщение завершилось. Сула полагала, что в следующий раз Хэз не будет ей столь благодарен.

Она посмотрела на хронометр над головой: почти через час они сбросят ускорение до нормального.

Больше часа до следующего перерыва на туалет.

Она, пожалуй, потерпит.

* * *
"Честно говоря, это… это было полным провалом. — Хэз плотно сжал губы от досады. — Нас растоптали. Мы даже не поняли, что делает противник. Мы провели эксперимент трижды. Наилучший результат был, когда эскадра рано рассеялась, — хотя бы захватили с собой несколько вражеских кораблей".

Хэз был настолько подавлен, что Суле стало немного жаль, что так подставила его. Она сама придумала компьютерного противника для Семнадцатой эскадры, он не превосходил эскадру числом, но использовал новую тактику. И вся эскадра угодила в ее ловушку.

"Сочувствую вашим результатам, — отправила она в ответ. — У меня есть другой эксперимент, который следует провести, как только вам позволят основные обязанности. Сценарий высылаю".

Новый сценарий походил на предыдущий с той разницей, что враг нападал спереди, а не под углом. Назавтра Хэз доложил, что результаты прежние, но в этот раз перед поражением Семнадцатая эскадра смогла уничтожить половину кораблей противника.

Сула отправила еще один сценарий, где эскадра пыталась настичь врага. Противник уничтожил преследователей.

После третьего виртуального провала Сула назначила совещание с участием Хэза и капитанов восьми других кораблей. Связь была почти нормальной, потому что в это время Праведный Флот, следуя своим обычным курсом вокруг Шаамы, на большой скорости пролетал мимо "Сиветты".

Сула надела награды, решив напомнить подчиненным, что она побеждала и убивала наксидов. На видеоконференции она общалась со всеми офицерами сразу: перед ней на экране были их лица, по три в ряд, по старшинству и с именами и названиями кораблей, чтобы исключить путаницу. Красивое лицо Хэза исказила тревога. Наверное, он ожидал, что поражения свалят на него.

— Милорды, — начала Сула. — Теперь вы видите, что будет, если против стандартного флотского построения применят непривычную тактику. У меня вопрос: чью сторону вы изберете, победителя или побежденного,?

Последовала полусекундная задержка.

— Мы, конечно, желаем победить, миледи, — сказал один из капитанов-торминелов.

— Все согласны? — спросила Сула.

Все пробормотали, что согласны.

— Эскадра может проводить эксперименты по новой тактике, — продолжила Сула. — Но мне не хочется, чтобы вы думали, что я навязываю нежелательные учения, и не хочу, чтобы вы возмущались по этому или иному поводу. Если мы продолжим проводить эксперименты, желательно, чтобы все вы видели их пользу.

Капитаны задумались. Некоторые выглядели озадаченными — они привыкли получать и отдавать приказы, но еще ни разу никто не просил их выразить собственное мнение. Другие явно размышляли, не отразится ли это негативно на их карьере.

После короткой паузы Хэз прояснил ситуацию:

— Миледи, главнокомандующий запретил нам использовать нестандартную тактику.

А-а… Ну конечно. Может, и не Мартинес виноват в неадекватности Праведного Флота.

Но, честно говоря, лучше было винить Мартинеса.

— Ну, — почти прорычала Сула, — мне-то он ничего не запрещал. Никаких приказов по этому поводу не было. — Она посмотрела на девять лиц на экране. — Однако я хочу услышать ваше мнение. Надо нам проводить такие учения или нет?

— Думаю, что надо, — сказал торминел, обозначенный на мониторе как капитан Айас с легкого крейсера "Челленджер". — Мы уже работали по этой системе, когда "Челленджер" был в эскадре Чен, и только благодаря ей мы одержали победу при Протипане.

— Я поддерживаю капитана Айаса, — твердо сказал Хэз.

Увидев решительный настрой этих двоих, остальные тоже согласились, хотя некоторые и неохотно. Ощущение триумфа было не столь остро, как при скандировании армией ее имени, но похоже. Сула улыбнулась.

— Благодарю, милорды. Начнем с безопасности. Теперь я буду просматривать всю почту офицеров, которая будет высылаться сначала мне, а потом по адресу. Через меня пойдут все отчеты и доклады. Никто не должен говорить или писать о наших учениях ни родным, ни друзьям, ни другим офицерам флота.

Она заметила удивление и испуг на лицах и тут же кротко пояснила:

— Следует избегать всего, что может отвлечь главнокомандующего. У него много обязанностей и забот поважнее, чем эксперименты в одной из эскадр.

Она вновь улыбнулась, и несколько терранцев неуверенно улыбнулись в ответ.

— И простите меня за то, что добавлю. Я пока не знаю вас и заранее извиняюсь, если кого-то обижу, но всё-таки думаю, что должна сказать.

Сула глубоко вздохнула, несмотря на давящие на нее перегрузки.

— Некоторые офицеры могут решить, что их карьере пойдет на пользу, сообщи они лорду Торку о наших учениях. Позвольте вас заверить, что чем бы главнокомандующий ни руководствовался в продвижении по службе, но только не личными достижениями.

Пока они переваривали сказанное, Сула продолжила:

— И учтите еще одно соображение. Любой, кто отвлечет главнокомандующего, долго не протянет. Во-первых, с прежней тактикой наксиды скорее всего уничтожат этого офицера, да и всех остальных вместе с ним. Во-вторых, если у наксидов не получится, — Сула еще раз вдохнула, — будьте уверены, получится у меня. Отрежу чертову башку и скажу, что это по праву капитана.

Немного отдышавшись, она следила, как на экране прокатилась волна реакции на ее слова. По большей части это был шок — пэры не привыкли, что с ними так разговаривают.

— Чуть позже я отправлю вам математическую формулу, лежащую в основе новой тактики. А также запишу лекцию с объяснением ее применения.

— Миледи, у меня сохранились записи учений в эскадре Чен, — сказал Айас.

— Отлично. Пожалуйста, перешлите их мне, когда вам будет удобно, и остальным тоже отправьте.

— Так точно, миледи.

— Милорды, — Сула вновь посмотрела на экран, — есть ли у вас вопросы?

— Да. — Одна из терранцев, как на уроке, подняла руку. — Это будет формула Фути?

— Чья формула?! — завопила Сула.

Капитан объяснила, и Сула разразилась таким длинным и изобретательным потоком брани, что, когда наконец выдохлась, повисло ошеломленное молчание.

— Ну, если это не формула Фути, — произнесла всё та же несчастная терранка, — то как же ее тогда называть?

"Можем назвать тебя никчемной идиоткой", — хотела ответить Сула, но вовремя придержала язык.

Поразмыслив, она решила, что терранка права. Нельзя же называть новую тактику просто новой тактикой, надо придумать что-то получше. "Формула Фути" звучало кратко, четко и быстро запоминалось, но прославляло того, кто этого не заслужил. Надо бы подправить положение.

— Назовем ее Тактикой Призрака, — сказала она. — Через несколько часов пришлю формулу и ее толкование.

"Поделом тебе, Мартинес", — подумала она и, торжествуя в душе, закончила совещание.

* * *
Сула раздала щедрые чаевые команде "Сиветты", покинула яхту и в сопровождении слуг ступила на борт "Уверенности". В небольшом пространстве оглушительно загремела фонограмма "Защитников Империи". Лейтенанты вытянулись по стойке смирно, почетный караул торжественно отсалютовал. Сула пожала руку Хэзу, потом, перекрикивая гремящую музыку, ей представили двух других лейтенантов фрегата, леди Ребекку Джове и лорда Павла Икухару.

Корабль был слишком мал для построения всей команды, поэтому половина экипажа собралась в столовой, а остальные застыли в коридорах и кубриках, пока Сула зачитывала приказ о своем назначении по общей корабельной связи.

"Лорд Торк, главнокомандующий Единственного Праведного Флота Мщения, — произнесла она последние строчки, с усмешкой добавив: — Подписано его заместителем, лейтенантом лордом Элдиром Моньей".

Она вглядывалась в бесстрастные лица экипажа, собранного из желторотых призывников и седых ветеранов, попавших на флот при экстренной мобилизации. Она решила, что им тоже надо видеть своего капитана, и залезла на стол. Голова коснулась потолка, Сула посмотрела на всех сверху и дала команду "вольно".

— Некоторые из вас подумали, не слишком ли я молода командовать эскадрой. Я согласилась на это по очень простой причине… — Сула широко взмахнула рукой. — Я знаю, как убивать наксидов!

В глазах экипажа сверкнуло удивление. Она улыбнулась.

— Я намерена научить вас всему, что знаю о том, как бить врага. Нагрузка прибавится, и легкой жизни не будет, но если постараетесь, то выживете в войне и мы поладим.

Она сделала паузу, выискивая слова попроникновеннее, но решила, что это лишнее.

— Это всё, — кивнула Сула.

В изумленной тишине она спрыгнула со стола. Затем офицеры дали команду "смирно", и перед первым осмотром корабля Хэз представил Суле старшин.

"Уверенность" сильно пострадала во время мятежа на Харзапиде, и это было заметно. Офицерская кают-компания и каюты лейтенантов, обитые роскошным темным деревом, мягко сверкали медью и чуть пахли лимонным полиролем. Но стены поврежденных когда-то частей корабля были закрыты металлическими или пластиковыми листами серого и бледно-зеленого цвета. Проводку и трубы в основном оставили открытыми, а не загородили съемными панелями. Запасы и оборудование хранились в повсюду разбросанных контейнерах, устойчивых к перегрузкам.

Во время проверки Сула не нашла никаких особых нарушений. Она заранее ознакомилась с планом корабля и смогла удивить старшин тем, что знала расположение скрытых полостей и консолей. Она не задавала вопросов, на которые не знала ответ заранее, надеясь так впечатлить всех своим умом.

Инспекция закончилась в ее каюте, спальне размером с гроб и кабинетике с металлическими стенами, полом и потолком, выкрашенными в унылый серый цвет.

Сула не стала тратить времени, оплакивая потерянные при Харзапиде красивые панели и другую роскошь, а сразу села за стол и вставила капитанский ключ. Хэз дал ей пароли, и теперь у нее был полный доступ к кораблю: от сокрушающего планеты оружия до системы утилизации отходов.

— Отлично, — сказала она. — Благодарю.

На стену над столом Макнамара повесил ружье ПэДжи и самую первую винтовку Сидни Один. Затем он и Спенс занялись трудоемкой распаковкой вещей, формы и скафандра, еды и напитков.

Сула не обращала на них внимания. Она уже планировала завтрашние маневры.

* * *
Мартинес следил за успехами Сулы с большим интересом, к которому примешивалась малая толика зависти. Сначала она правит Верхним городом Заншаа, потом целой планетой. Сменивший ее губернатор держится два дня, после чего возвращается Сула, да еще и с повышением в звании. Мартинесу оставалось лишь гадать, как она это провернула.

И вот наконец Суле доверяют эскадру, что, по мнению Мартинеса, лучше всяких планет. Услышав новость, он с ностальгией вспомнил те дни, когда сам командовал Четырнадцатой эскадрой, и вся слава и почет, в которых он купался на флагмане Миши Чен, померкли в его глазах.

Почти каждую ночь Сула приходила ему во снах, зловещих и страстных, заставляя просыпаться со смешанным чувством сожаления и облегчения. Он включал экран над кроватью и смотрел, как грациозная Терза носит в себе его ребенка, но душа требовала другую женщину.

Время шло. Праведный Флот кружил вокруг Заншаа в ожидании подкрепления и новостей о наксидах. Опасались, что враг воспользуется их же стратегией, разделится на малые группы и начнет рейды в тыл лоялистов. Но ничего не было слышно, и стало ясно, что наксиды засели у Магарии, вероятно, собираясь с силами.

В кои-то веки Мартинес радовался затишью. При выступлении Торку придется оставить часть Флота охранять Заншаа, а значит, понадобится большое количество кораблей, чтобы хватило и на разделение, и на противоборство с окрепшими наксидами.

Дисциплинарные нарушения свидетельствовали о воцарившейся на "Прославленном" скуке. Время от времени офицеры навещали другие корабли, рядовые же сидели на месте безвылазно, и Мартинеса всё больше отвлекало разбирательство драк, воровства и хулиганства.

Конечно, это не стало бы его обязанностью, не напросись он сам. Он заверил команду, что к нему можно будет обратиться по любому вопросу, и хотя у большинства хватило благоразумия не приставать к нему, некоторые в полной мере воспользовались обещанием. Пришлось не только разбирать дисциплинарные нарушения, но и высказываться по денежным вложениям и вопросам брака. Такое не входило в его компетенцию, но в конце концов он начал советовать вложиться в Судостроительную компанию Ларедо и жениться. Свадьбы хотя бы давали возможность устроить на корабле вечеринку и поднять дух экипажа, в отличие от тех случаев, когда два призывника сошли с ума, начали бредить и доктору Цзаю пришлось вколоть им транквилизаторы. Один поправился, но второй по всем признакам останется душевнобольным до конца своих дней. Его отправили домой на курьерском судне.

Близилась к концу беременность Терзы. Он писал ей письма, точнее, электронные факсимиле, а внутри росла нежность, поражавшая его самого. Он не считал себя чувствительным человеком, и тем более таким, что будет вспыхивать от одного воспоминания о почти не знакомой женщине, носящей ребенка, которого он, возможно, никогда не увидит. Он постоянно смотрел видео Терзы и даже оставлял их беззвучно идущими на экране стола, когда не работал.

Однако в снах ему являлась Сула. Наверное, скука и одиночество сказывались на нем не меньше, чем на экипаже.

Его сын уже должен был появиться на свет, но новостей не приходило, и Мартинес стал раздражительным. Во время обсуждения нового дизайна "Прославленного" он огрызнулся на Джукса, в другой раз злобно отчитал Туту за неправильное оформление складской документации.

Первым новость сообщил его отец. На видео, светящийся от гордости лорд Мартинес бухнулся в кресло и прогудел: "Большой, красивый мальчик! Назвали в честь нас обоих — Гаретом Марком! Терза справилась отлично, как будто тайно тренировалась. — Он шлепнул кулачищем по мясистой ладони. — Наследник Ченов, рожденный на Ларедо и носящий наши имена. Да его королем надо сделать, а?"

Мартинес был не прочь, чтобы его сына объявили Гаретом Марком Первым. Он послал за бутылкой шампанского и распил ее с Алиханом.

В этот раз Сула не снилась. Наутро, поднявшись с тяжелой головой, он обнаружил сообщение от Терзы. Она лежала на подушках в лавандовой ночной рубашке, застегнутой на все пуговицы. Ее причесали и накрасили. На руках она держала будущего лорда Чена, повернув его круглое личико к камере. Юный Гарет плотно зажмурил глаза, словно решил, что окружающего мира нет, и отказывался верить обратному.

"А вот и он, — произнесла Терза с усталой, но гордой улыбкой. — Не доставил никаких хлопот. Доктор сказал, что не видел таких легких родов. Мы оба тебя любим и ждем".

Сердце Мартинеса растаяло. Он еще раз шесть просмотрел видео и объявил на корабле выходной, освободив всех членов экипажа, кроме вахтенных. Приказал Туту открыть запасы спиртного и поставил выпивку команде. И опять послал за шампанским, которое на этот раз разделил с Миши.

"Мой сын будет главой твоего клана", — подумал он.

* * *
Через несколько дней Мартинеса пригласили на прием на флагман командующего флотом Крингана. В приглашении подчеркнули неофициальный характер вечера, и он оставил "Золотой шар" и белые перчатки в спальне. Для полета туда Миши собрала всех капитанов эскадры на "Нарциссе", и поэтому они немного опоздали. На "Судье Касапе" пахло больше торминелами, чем терранцами. "Касапу" построили шестьдесят лет назад, и он приобрел солидность, свойственную старым кораблям: аллегорические бронзовые скульптуры в нишах были отполированы до блеска руками нескольких поколений, а плитка, немного потеряв изначальное сверкание, выцвела до более благородных оттенков.

Офицеры вошли в столовую командующего флотом, из которой заранее вынесли длинный стол, освободив пространство. Столики с закусками поставили у противоположных стен, чтобы торминельские деликатесы: мозговые косточки и сырое мясо с кровью — не испортили аппетит представителям других видов. Торк, занятый планированием очередного похода, не пришел и не смог испортить вечеринку. Кринган в расшитых изумрудных шортах и жилетке на мохнатом сером теле непринужденно болтал со старшими офицерами в кабинете, примыкающем к столовой. Мартинес взял у одного из ординарцев стакан виски и тарелку с чем-то в кляре в другую руку. Он с удовольствием перекинулся несколькими словами с торминельским капитаном, служившим когда-то под его началом в Четырнадцатой эскадре и теперь командующим новым крейсером, об особенностях и характеристиках его корабля.

Когда группа офицеров расступилась, внезапно открыв его взору Сулу, по коже паучьими лапками пробежала дрожь узнавания. Она стояла в пяти шагах, разговаривая с не знакомым терранским каплеем. Прямая и стройная, в темно-зеленом мундире, Сула чуть улыбалась. Мартинес тут же забыл, что хотел сказать.

— Милорд? — окликнул его торминел.

По тому, как напряглась фигура и застыла улыбка Сулы, Мартинес понял, что его заметили. Он попробовал продолжить разговор, но мысли путались, а сердце гулко стучало в груди.

Так же нельзя. Надо хотя бы попытаться быть вежливым.

— Прошу меня простить, милорд, — сказал он и шагнул к Суле, держа тарелку с угощением словно подношение.

Сула закончила свой разговор и повернулась к Мартинесу. Она казалась ошеломительно красивой, Мартинеса будто огрели дубиной. Волосы казались короче и еще более золотыми, чем он помнил. И духи пьянили сильнее, чем знакомые "Сумерки Сандама". Зеленые глаза смотрели холодно, неприязненно и даже презрительно.

— Поздравляю с повышением, — сказал он.

— Благодарю. — Она наклонила голову и внимательно оглядела его. — Примите и мои поздравления, милорд. Слышала, вы с женой плодитесь.

По нему волной прокатился гнев, но даже в этом обжигающем потоке ярости он нашел ледяной осколок разума и сумел ухватиться за него.

Настал его черед ударить. Она сама дала ему карты в руки.

— Да. Мы с Терзой счастливы. А вы?

Сула с силой сжала губы. Бросив ледяной взгляд, она ответила:

— У меня не было свободного времени.

— Извините, — сказала Мартинес. — Вы, кажется, разок-другой ошиблись в недавнем прошлом.

По ее глазам он понял, что удар пришелся в цель.

— Верно, — ответила Сула. — Например, сильно промахнулась, когда впервые встретила вас.

Она развернулась и, стуча каблуками по плиткам пола, ушла прочь, как делала раньше по меньшей мере дважды. Мартинес почувствовал, как его отпускает напряжение и дрожат колени.

"Почти сравняли счет", — подумал он. Но она сбежала.

Снова.

Чувствуя, что поддержка ему не помешает, он прошел к буфету, чтобы на что-нибудь опереться. Там уже стояла Миши, равнодушно глядя на закуски. Он предложил ей свою тарелку.

— Могу ли я заказать вам что-нибудь выпить, миледи? — спросил он.

— Я стараюсь не пить. Мне не нравятся торминельские туалеты, а до "Нарцисса" идти далеко.

Краем глаза Мартинес видел Сулу. Она стояла очень прямо, повернувшись к нему спиной, и беседовала с лайоном.

Мартинес одним глотком осушил стакан виски. Миши подняла бровь.

— Рискну с туалетом, — произнес он.

* * *
— Слабоумный мудак, — сказала Сула лорду Сори Ургходеру. — В следующий раз попытайся следовать моим указаниям.

К этому времени лорд Сори, как и другие капитаны Сулы, успел привыкнуть к подобным оскорблениям, и его мохнатое лицо осталось бесстрастно.

— Извините, миледи. Я думал, я…

— Предполагалось, что ты будешь следовать определенной траектории в нелинейной динамической системе, а не изображать сбежавший из парка трамвай.

Лорд Сори вздрогнул, но тут же успокоился:

— Так точно, миледи.

Сула понимала, что с пэрами так не разговаривают. Поначалу ее дикие манеры ошеломляли их, но постепенно они начали слушаться, наверное, потому что не понимали, как еще реагировать. Сула действительно умела убеждать. Семнадцатая эскадра, подгоняемая ее острым языком, совершенствовалась в применении Тактики Призрака.

Она никогда бы осмелилась так общаться со своей армией. Добровольцы развернулись бы и ушли. Но пэрам, командующим ее кораблями, было некуда деться, к тому же они слишком сжились с иерархической системой, чтобы возражать против несдержанности начальства.

И Сула с ними не церемонилась. Обзывала идиотами и болванами. Высмеивала их кланы, образование и воспитание. Даже подвергала цензуре их переписку, оказавшуюся на удивление скучной.

Она решила, что без нее они ничего не стоят. Сборище изнеженных аристократов без единой мысли. Но она вправит им мозги.

— Мы готовимся штурмовать наксидскую цитадель, — сказала она. — И я уверена, что мы справимся, потому что уже побеждала раньше.

Одним из преимуществ наплевательского отношения к жизни была, как думала Сулы, возможность самой решать, о чем стоит заботиться. И она решила позаботиться о Семнадцатой легкой эскадре. О ней во Флоте будут слагать легенды.

После вчерашней встречи с Мартинесом, Сула свирепствовала. Она чувствовала, что повела себя хуже некуда. И не потому что старалась поставить его на место, хоть он того и заслуживал, а потому что сделала так в гневе, растерявшись. Она должна была хладнокровно и бесстрастно растоптать его, а вместо этого выплюнула пару гадостей и сбежала.

Она показала свою уязвимость. И та, которой на всё плевать, продемонстрировала, что по-прежнему к нему неравнодушна.

Сейчас ее офицерам приходилось расплачиваться за это открытие своим достоинством.

— Поешь что-нибудь полезное для мозгов на обед, — сказала Сула лорду Сори, — а в 18:01 проведем очередной эксперимент.

Она прервала связь с Сори и с остальными капитанами, наблюдавшими за этой сценой, стараясь не проявлять эмоций, и слезла с амортизационного кресла.

— Отбой тревоги. Пусть экипаж обедает, — приказала она.

— Слушаюсь, миледи, — откликнулась лейтенант Джове.

Пока Джове объявляла отбой, Сула потянулась за ботинками, которые сбросила на палубу перед учениями. Плюсом экспериментов по Тактике Призрака было то, что пока они тренировались в виртуальном пространстве, ее настоящие корабли невинно парили в плотном строю, как того и требовал Торк, и не было необходимости надевать скафандр. А скафандр Сула не любила, со всеми его гигиеническими приспособлениями и забралом шлема, запиравшем ее в замкнутом, герметичном, удушливом мирке. Эксперимент же позволял оставаться в повседневном флотском комбинезоне, сбросить обувь и воплотить любую дерзкую военную хитрость, какая только придет в голову.

На элементарном уровне каждый корабль мог просто следовать изначальной формуле, маневрируя в пределах вложенных фрактальных множеств, максимизирующих как его защиту, так и наступательные возможности, и, что особенно важно, двигался он по случайной, с точки зрения наблюдателя, траектории.

Но, как и в любой системе с фракталами, существовали и более сложные уровни, включающие в себя обозначенный "центр маневрирования" — флагман, точку в пространстве или корабль противника, — вокруг которого должна была держаться эскадра. Выбор центра Сула считала скорее искусством, чем наукой.

Она думала, что, много тренируясь, она овладевает этим искусством всё лучше и лучше, и с нетерпением ждала дня, когда сможет проверить свое умение на враге.

* * *
Мартинес понял, что Сула смогла "очаровать" не только его, но и окружающих, когда Торк объявил, что меняет боевой порядок флота. Семнадцатую легкую эскадру перевели в авангард, назначив лидером. Торк явно ставил ее на передний край, полагая, что она первая вступит в бой и будет продолжать его до самого конца битвы или до тех пор, пока не превратится в межзвездную пыль.

Мартинес гадал, чем Сула ухитрилась так достать Торка, что он поспешил пожертвовать ею ради военной необходимости. Торк дал наксидам отличный шанс уничтожить Сулу со всей ее эскадрой.

— Наконец-то у Торка здравая мысль, — произнес вслух Мартинес, читая приказ в своем кабинете, но тут же разозлился на себя, почувствовав в голосе неуверенность.

Он посмотрел, как по краю дисплея плывет фотография Терзы с юным Гаретом на руках.

Хотя бы во сне он перестал грезить Сулой. Это меньшее, что он может сделать для семьи.

* * *
Терза присылала сообщения почти ежедневно, рассказывая, как растет юный Гарет, а когда была занята и не могла выйти на связь, Мартинес понимал, что скучает без новостей из дома. В ответ он посылал письма и видео, чтобы сын слышал его голос и учился узнавать отца.

Менее желанное сообщение пришло от его брата Роланда. Роланд восседал в кресле с капюшоном, обитом чешуйчатой кожей, по видимости, наксидской. Как и у всех Мартинесов, у него были широкие плечи, тяжелый подбородок, крупные кисти рук и оливковая кожа. Одет он был в темно-красный мундир парламентария.

"У меня хорошие новости", — начал он.

Мартинесу показалось, что Роланд слишком старается спрятать самодовольство.

"Каким бы порокам ни предавался лорд Ода в прошлом, — продолжил он, — они не сказались на его потенции. Випсания беременна".

Мартинес не сразу понял, о чем речь, но наконец до него дошло, что хорошие новости Роланда, или хотя бы первая из них, касаются их сестры, вышедший замуж за наследника высокородного клана Еситоси. Мартинес вспомнил, что в делах сердечных не обошлось без шантажа: Роланд выкупил все закладные, которые лорд Ода надеялся скрыть от семьи.

Впрочем, это немногим отличалось от того выкручивания рук, с которым заключался его собственный брак. Замыслы Роланда оправдались вдвойне: детей Мартинесов, как кукушат, подбросили в колыбели двух самых знаменитых кланов Верхнего города.

К тому же в качестве наследников.

"Не знаю, слышал ли ты, — продолжил Роланд, — но, кажется, ПэДжи Нгени героически пал в битве за Верхний город Заншаа. Вальпурга теперь официально вдова, и, подождав положенное время, мы найдем ей более подходящего супруга. Ты ведь дашь мне знать, если встретишь кандидатов?"

Мартинес сразу подумал, что неплохо было бы обручить его грозную сестренку с лордом Торком. Это точно убьет главнокомандующего быстрее всего.

"В благодарность за наше замечательное гостеприимство, Парламент проголосовал за колонизацию Чии и Холмии под патронажем Мартинесов. Наконец-то сбудется наша многовековая мечта".

Чия и Холмия будут первыми планетами, открытыми для заселения за несколько веков, и обе будут управляться Мартинесами. Теперь уж их никто не выставит из Верхнего города.

"И конечно, — Роланд подошел к главному, — Парламент проголосовал за то, чтобы включить нашего отца в свои ряды. Он отклонил свою кандидатуру в мою пользу. — Роланд развел руки, показывая бордовый мундир. — Парламент милостиво удовлетворил его желание. Я вызвался вступить в комитет, первым возвращающийся на Заншаа, чтобы подготовить предложения относительно организации столицы. Поэтому скоро мы сможем общаться без этих раздражающих задержек".

Роланд положил руки на подлокотники.

"Я уверен, что ты продолжишь бить наксидов, и к нашей встрече добавишь еще больше медалей к своей уже привычной немеркнущей славе. Пошлю следующее сообщение, как только прибуду на Заншаа".

Загорелся оранжевый сигнал окончания. Мартинес в раздражении выключил экран.

Роланд что-то задумал, и раннее возвращение в столицу часть плана. Мартинес не понимал, что это может быть, оставалось только догадываться. Возможно, хочет еще одну свадьбу, не исключено, что свою; или прочесывает Верхний город в поисках нового дворца для Мартинесов, достойного новоиспеченного лорда парламентария; или мечтает прибрать к рукам существенную часть каких-нибудь поставок с орбиты.

Оставалось лишь надеяться, что он сам не является неотъемлемой частью интриги Роланда.

Выяснилось, что Роланд был не единственным членом семьи, уехавшим с Ларедо. В своем следующем видео Терза сообщила, что она с юным Гаретом улетает к своему отцу, — место назначения считалось военной тайной, но предполагалось, что оттуда ближе до Заншаа.

"Пора и моему отцу увидеть внука", — сказала Терза. Как всегда, она выглядела безмятежно, а Мартинес тотчас встревожился. "А не выразил ли лорд Чен недовольства юным Гаретом, и теперь Терза спешит разубедить его или, — мрачно подумал он, — подтвердить его подозрения?"

Он хотел запретить отъезд, ссылаясь на то, что лорд Чен слишком близко от возможной наксидской атаки, но передумал.

Он был чересчур далеко от жены, чтобы приказывать ей, — и не только. По правде говоря, единственная дочь лорда Чена стояла слишком высоко для младшего сына лорда Мартинеса. Юный Гарет был лордом Гаретом Ченом, а не лордом Гаретом Мартинесом-младшим. Он был сыном наследницы Ченов и будущим наследником.

Другими словами, Терза могла везти ребенка, куда ей только заблагорассудится, а он не мог возразить.

Мартинес отправил жене письмо, выразив беспокойство за ее безопасность, но так ничего и не запретил. А еще передал горячий привет лорду Чену.

На большее он не осмелился.

* * *
В самом центре авангарда Сула почти заснула прямо во время очередного учения Торка. После хитросплетений и сложностей Тактики Призрака, стандартные упражнения Торка навевали дрему.

— Вспышки ракет противника, — сказал исполняющий обязанности лейтенанта Мэйтленд, сидящий у радаров. — Вспышки со всех сторон. Сорок — шестьдесят — почти семьдесят ракет, миледи.

Апатия в тягучем голосе Мэйтленда, объявляющего, что противник направил ракеты на эскадру, показала, что и он с трудом следит за происходящим.

— Комм: каждый корабль делает ответный выстрел одной батареей, — приказала Сула и обратилась к Джове за пультом управления орудиями: — Орудия, это учения. Вторая батарея залп по врагу.

— Это учения, миледи, — отрапортовала Джове. — Установки с восьмой по тринадцатую произвели выстрелы. У нас неполадки в тринадцатой установке. Заряд разогрелся прямо в стволе.

Маленькая темноволосая непоседа леди Ребекка Джове была не способна казаться скучающей. Ее резкий голос звучал сиреной, даже когда она докладывала о самой нудной работе.

— Оружейникам убрать дефектную ракету, — сказала Сула.

— Оружейникам убрать дефектную ракету, миледи.

Сула представила, что было бы, случись подобное по-настоящему: на эскадру летят семьдесят вражеских ракет с антиводородными боеголовками, ониоткрывают ответный огонь, но неисправная ракета заполняет оружейный отсек жаром и радиацией, грозя погубить корабль, напряжение рвет нервы, от паники в скафандре усиливается запах…

Но ничего подобного не происходит. "Уверенность" следует сценарию, заранее написанному в штабе Торка. Неисправность ракеты запланирована, чтобы дать оружейникам возможность отработать ее изъятие из ракетной установки.

Сула сидела в скафандре, бубня что-то более или менее близкое к сценарию. Она сняла шлем и чувствовала себя лучше. Встречный залп сбил большинство вражеских ракет, остальные уничтожили лазерами. Оружейники с помощью роботов для контроля повреждений вынули неисправную ракету из ствола. Эскадра перешла в нападение, отбитое приближающимся виртуальным противником.

"Уверенность" погибла почти в начале боя, что позволило следующему по званию выжившему капитану взять командование на себя, пока не уничтожили и его. В результате Семнадцатую эскадру разгромили, пусть и вместе с ее противником.

Потеряв корабль, Сула приказала повару принести в командный центр кофе и прохладительные напитки, добавила в свою чашку клеверного меда и сгущенки и с удовольствием выпила, слушая по радио сообщения о ходе учений.

"Уверенность" уничтожали в трех из четырех последних маневров Торка. Сула была склонна думать, что это угроза.

Как только Семнадцатая эскадра очутилась в авангарде, стало ясно, что Торк планирует вычеркнуть Сулу из своего длинного списка хлопот. Это ведь она испортила его наступление на Заншаа, захватив планету самостоятельно; это она убрала выбранного им губернатора; это она вынудила его дать ей корабль. Наверное, он жалел, что ее нельзя было просто пристрелить. Слишком она для этого яркая, слишком знаменитая. Вместо этого он поймал ее на слове: "Я всем сердцем желаю вновь вести лояльных граждан в бой против наксидов", — и поставил в самое опасное место.

Признаться, нескрываемая безжалостность Торка восхищала.

В конце концов, она ожидала подобного. Она сама вручила ему свою жизнь, как только попросила о назначении в Праведном Флоте.

Но вопрос, как с этим быть, оставался открытым.

С ее точки зрения, существовал только один возможный ответ.

Придется стать легендой.

* * *
Единственный Праведный Флот Мщения продолжал неуклюже крутиться по системе Заншаа. К нему присоединялись новые корабли, по два, по три, а то и по пять сразу. Мартинес получал сообщения от старых знакомых. В одном из них его приветствовал Шушаник Северин, служивший теперь третьим офицером на "Скауте", фрегате Поисковой службы. Когда-то в Протипане он провел несколько месяцев на ледяном астероиде, прицепившись к нему на своей шлюпке, чтобы обеспечить Мартинеса и эскадру Чен новейшими разведдаными прямо перед битвой, за это его и произвели в лейтенанты, несмотря на низкое происхождение. Северин выглядел веселым и довольным своим положением, и Мартинес, помнивший о трудностях простолюдина Козинича, вздохнул с облегчением.

Его также впечатлило, что снабжавшейся в последнюю очередь Поисковой службе удалось заполучить только что сошедший с верфи боевой звездолет. Это первый военный корабль службы за много веков, пусть до конца войны он и будет в подчинении Флота.

Прислала письмо Мартинесу и мичман Аманда Таен, командующая транспортной шлюпкой, доставляющей грузы на военные корабли. Эта потрясающе красивая женщина делила с ним постель прямо перед женитьбой, и ее послание с ностальгией отозвалось в паху.

Он тут же задумался, сколько его бывших любовниц служит в Праведном Флоте, уже без него кружась вокруг Шаамы. Он насчитал четырех и остаток дня провел в подавленном настроении.

Терза и юный Гарет добрались до тайного пристанища Совета правления Флота — еще одно напоминание, что жене известно то, что Мартинесу знать не положено. Поток писем и видео от Терзы приходил постоянно. Мартинес пытался разнообразить ответы, но на корабле почти ничего не происходило. Он начал описывать Терзе сослуживцев, первой оказалась Казакова, а за ней последовали и словесные описания остальных в порядке понижения звания. Он сам не понимал, зачем ей слушать о людях, которых она не знает, но считал, что она должна оценить его старания. Когда закончились интересные для описания люди, он принялся рассказывать о картинах Флетчера, начав со "Святого Семейства с кошкой". Но описание его не удовлетворило. Он подумывал послать вместо этого изображение.

Мартинес еще дважды видел Сулу во время взаимных визитов офицеров. Они держались на расстоянии и не разговаривали.

Роланд прибыл на Заншаа и время от времени посылал ему сообщения. Он вошел в парламентский комитет, но оставалось неясным, чем они там занимаются. Но Мартинес особо и не интересовался.

Праведный Флот рос. Семьдесят кораблей. Восемьдесят один. Девяносто пять. Когда улетал флот наксидов, в нем было сорок семь кораблей. Мартинес спрашивал себя, собирается ли Торк вообще выступать.

Число лоялистских звездолетов дошло до ста девяти, когда из штаба Торка хлынули приказы. Цезуру усилили. Воинскому составу запретили писать домой письма, оставив лишь возможность выбирать стандартные сообщения. Все они являлись вариациями на тему: "Я здоров. Всем привет. Да здравствует Праксис!"

Двадцать два лайонских корабля были поручены старшему командующему Дофагу и оставлены охранять Заншаа на случай внезапной наксидской атаки. Тонкие кости их птичьих экипажей не выдержали бы ускорения, на котором Праведный Флот может преследовать врага.

Остальные корабли, последний раз обогнув систему и проведя еще несколько учений, чтобы привыкнуть к новому боевому построению, ускорились у Вандриса и полетели через тот же Третий тоннель, что и наксиды четырьмя месяцами ранее.

Мартинес отправил Терзе последнее письмо. Даже если он и нарушил границы дозволенного, он был уверен, что его сообщения цензурирует Миши и что Терза и так знает от отца о передвижениях Флота даже больше, чем ее муж.

"Не волнуйся обо мне, — писал он. — Мы уже побеждали и сделаем это опять.

Надеюсь, через несколько месяцев увидеть вас с Гаретом. Вы даже не представляете, как мне жаль, что мы так и не встретились".

Когда он написал слово "люблю", то был совершенно искренен.

Глава 32

Когда в начале мятежа командующий флотом Ярлат шел в Магарию, он мчался, как стрела, нацеленная в сердце врага.

Торк надвигался медленно и неумолимо, как прилив.

В Магарии было хорошо оборудованное кольцо и семь пространственно-временных входов в другие системы. Оттуда противник мог угрожать трети Империи. Наксидам пришлось защищать систему, иначе они рисковали всем.

Заншаа и Магарию разделяло четыре тоннеля и три звезды. Лоялистам удалось захватить только станцию Третьего тоннеля — Торк посылал десант и на другие станции, но наксиды смели его ракетами из соседних систем. Праведный Флот мог заглянуть лишь в первую из трех систем, но не дальше.

Почти наверняка наксиды сосредоточились в Магарии, но Мартинес знал, что они могли дать бой еще на подступах к своей базе. Лоялисты были вынуждены проверять все тоннели, каждую минуту ожидая встречи с врагом. Торк прибег к тактике, проверенной в наступлении на Заншаа. Впереди на околосветовых скоростях в систему устремлялись ракеты, чьи радары и лазеры настроили так, чтобы сразу после перехода лоялисты получили от них точное представление о происходящем вокруг. Между пространственно-временными прыжками Флот и приманки спонтанно меняли курс, стараясь сбить с толку ракеты противника.

Тоннели располагались настолько близко друг к другу, что весь полет к Магарии занял всего шестнадцать дней. Первые восемь они шли с ускорением, затем повернули пылающие антиматерией дюзы к врагу и начали замедляться. Ярлат с Основным флотом действовал стремительно и потерял почти всё; Торк будет медленнее, он неторопливо сожмет противника в тиски и раздавит превосходящими силами.

Большую часть перехода Мартинес провел в рубке, нетерпеливо глядя на тактический экран. Он ел, а зачастую и спал в амортизационном ложе. Внезапное нападение уже заставало его вне капитанского мостика, и он едва не сломал себе шею. Подобное не должно повториться.

Мартинес не отводил взгляд от экрана, наблюдая, как точки, обозначающие Праведный Флот, ползут по огромной пустой поверхности. Приманки были розовыми, корабли красными. Впереди длинной красной колонны двигалась маленькая группа точек — Семнадцатая эскадра. Мартинес гадал, чем занимается Сула, сидя на острие копья Флота. Если она тоже в рубке, наблюдает ли как ее корабли ползут навстречу своей судьбе?

Долгие часы ожидания привели к тому, что Мартинес не мог усидеть спокойно. Если он не пялился в экран, то бродил по коридорам "Прославленного", заглядывая в отсеки, проверяя, как готовится к сражению команда. Он уже знал, чего стоят его люди и корабль, и не устраивал дотошных обходов; если экипаж вставал перед ним по стойке смирно, он быстро возвращал их к работе. Он болтал со старшинами и даже с рядовыми, пытаясь излучать спокойную уверенность в победе, подобно опытному полководцу, ведущему солдат к очередному успеху.

К его удивлению, экипаж, казалось, не нуждался в подбадривании — они и так ни в чем не сомневались. Все были настолько уверены в победе, что даже Мартинес проникся этой убежденностью. Он надеялся поддержать команду и сам заразился их уверенностью. Теперь он не имел права подвести.

Праведный Флот летел через фактически ничейные системы. По пути Торк требовал покориться и сдаться. В первых двух случаях это звучало абсурдно, так как там никого не было, кроме нескольких шахтерских колоний. Те сначала сдались наксидам, мчащимся к Заншаа, а сейчас так же охотно подчинились лоялистам, летевшим в противоположном направлении.

В третьей системе, Бачуне, Торк потребовал, чтобы его обращение слышало всё население. Наксидский губернатор не ответил. Перехваченные с планеты передачи радостно вещали о небывалом урожае и росте промышленности, прославляя эффективное правление нового режима.

Торк направил ракету прямо на столицу Бачуна. Тут же его обращение зазвучало по всем каналам системы. Торк отозвал ракету.

Мартинесу казалось, что всё так и пойдет до самой Магарии.

Он ошибся. Когда завыла сирена, он сидел в скафандре в амортизационном ложе. По одному лишь вою он понял, что случилось, даже до того как мичман Пэн, следящий за радарами, прокричал предупреждение:

— Нас засек поисковый лазер!

— Двигатели, — еще громче крикнул Мартинес. — Сбросить ускорение. Пилот, курс один-два-ноль на ноль-восемь-ноль! Орудия, перевести противоракетные лазеры в автоматический режим! Связь, вызовите леди Миши! Двигатели, включите звуковое предупреждение об ускорении!

Вместе с гулом двигателей исчезла сила притяжения. Корабль менял курс. Внутри скафандра Мартинеса стук сердца казался раскатом грома.

Миши загодя проинструктировала эскадру, как поступать в подобной ситуации. Все корабли рассеялись без дополнительных приказов флагмана.

— Мы всё еще на прицеле, — уже спокойнее произнес Пэн.

Зазвучал сигнал ускорения.

— Всем сделать инъекции, — сказал Мартинес и достал шприц, заранее положенный рядом. Приставив его к сонной артерии, он ввел необходимую дозу, которая, как он надеялся, не даст венам и мозгу лопнуть при перегрузках.

Все в рубке поступили так же.

Корабль закончил маневр.

— Один-два-ноль на ноль-восемь-ноль, — доложил пилот.

— Двигатели, ускорение шесть g.

Рев двигателей заглушил тихий предупреждающий сигнал. В глазах Мартинеса потемнело, когда под ним полностью разложилось амортизационное кресло.

— Капитан, в чем дело? — зазвучал в наушниках хрипловатый из-за перегрузок голос Миши.

— Нас засек вражеский лазер, — сказал Мартинес. — Вы в порядке?

— Я в своей спальне. Вовремя же я добралась до кровати. Что…

Вопрос Миши утонул в крике Пэна:

— Вот они!

— Десять g на одну минуту! — приказал Мартинес.

На тактическом экране замелькали белые вспышки приближающихся ракет, целым потоком вылетевших из Второго тоннеля Бачуна, как ручей в замедленной съемке.

Огромные перегрузки заставили корабль вздрогнуть и затрещать. Мартинес сжал зубы, усиливая кровоток к мозгу. В глазах потемнело, и он, словно в трубу, видел один лишь тактический экран. А там расцветали огоньки, показывая взрывы. Загорелись индикаторы выстрелов противоракетных орудий "Прославленного". Мартинес с трудом дышал и старался не потерять сознание, понимая, что эту битву контролирует не он и что через несколько секунд он может погибнуть, но изменить что-либо не в силах…

Давление на грудь и голову ослабло. Он никогда не думал, что будет радоваться перегрузкам в шесть g.

Расширяющиеся облака плазмы парили в пустоте перед кораблем там, где наксидские ракеты уничтожили часть приманок. Серебряное мелькание на экране говорило, что ракеты быстро уходят дальше, — скорость их появления в системе была слишком велика, и они попросту промахнулись мимо цели. Пока они окончательно затормозят и начнут обратный полет, Вторая битва при Магарии уже завершится, с тем или иным исходом.

Казалось, что новых ракет не будет.

— Снизить ускорение до половины g, — приказал Мартинес.

В наушниках заговорила Миши:

— Я так понимаю, мы выжили, лорд капитан?

— Да, и без потерь. Но, кажется, лишились почти сорока приманок.

— Сообщение для комэскадрой от главнокомандующего, — сказала связистка Ньямугали.

— Перешлите ей.

Мартинес всё же услышал, о чем оно, так как во время просмотра Миши оставила канал связи открытым.

"Командование, — зазвенел голос даймонга, — напоминает комэскадрой Чен, что ни одна эскадра не рассеивается без дозволения главнокомандующего".

Мартинес подумал, что в добродетели Торка хотя бы входит последовательность.

* * *
Возмещая потери от внезапного нападения, вновь запустили приманки. Торк направил ракету в засекший Флот радар, то есть во Вторую станцию.

— Наш старый пират, — фальшиво сказала Миши.

Как и ожидалось, на "Прославленном" были и вывихи, и переломы. Никого не госпитализировали. Наксидский удар пришелся в молоко, но персонал пространственно-временной станции видел передвижения Праведного Флота и хотя бы о некоторых целях сможет судить, приманки это или корабли.

Вероятно, для этого всё и затевалось.

Мартинес снял шлем, избавляясь от запаха адреналина, наполнившего скафандр, и просмотрел запись короткого сражения. На них летело более двухсот вражеских ракет. Большинство прошло мимо. Только две эскадры рассеялись — его и Сулы.

Что-то в рассеивании кораблей Сулы показалось ему знакомым, и он проанализировал траектории. На первый взгляд они были случайными, но при близком рассмотрении стало ясно, что корабли движутся по хаотической системе.

Каким-то образом Суле удалось привнести новую тактику в эскадру, и, по-видимому, Торк об этом не узнал.

Умница. Вот бы и ему с Миши так же.

Мартинес решил не покидать рубку до конца кампании. Он приказал Нарбонну принести кофе и устроился поудобнее, ожидая входа во Второй тоннель Бачуна, закрытый на экране светящейся пылью от уничтоженной станции.

Праведный Флот летел по тоннелю вслед за уже привычным облаком ракет, оборудованных лазерными поисковиками и радарами, и за сотнями приманок. Чтобы не попасть под возможный удар на другой стороне, корабли выполнили внезапную смену курса, задержавшую их вход в систему Магарии и лишь повысившую градус нервного напряжения экипажей.

Перед самым прыжком Мартинес включил режим виртуальной реальности. Перед внутренним взором развернулась система Бачуна с ее белым солнцем и голубой точкой самого Бачуна, опоясанной серебряным кольцом.

Тоннель приближался. Мартинес напрягся, стараясь почувствовать, что ждет Флот на другой стороне. Его переполняло нервное возбуждение. Сердце, казалось, бьется где-то в горле.

Он понял, что прыжок сквозь тоннель завершен, когда система Бачуна в его мозгу растворилась в кромешной тьме. Он потерял ориентацию, но почти сразу сенсоры начали собирать данные с лазеров запущенных вперед ракет, и постепенно перед Мартинесом раскрылась карта Магарии.

Когда-то, во время поражения при Магарии, Ярлату помешали два газовых гиганта, Барбас и Ринконелл, располагавшиеся между Первым тоннелем и Магарией. Сейчас картина поменялась — Барбас с Ринконеллом ушли по своим орбитам, да и Магария была с другой стороны звезды. Праведный Флот мог проскользнуть мимо Магармы, солнца Магарии, и вихрем ворваться в захваченный врагом мир.

Конечно, если бы не было вражеского флота, чьи корабли вспыхнули на экране Мартинеса россыпью огней далекого фейерверка. Наксиды обогнули Ринконелл и теперь направлялись к солнцу.

Курсы обоих флотов постепенно сходились, и если ничего не изменится, дней через пять они начнут обстреливать друг друга.

Вражеский командующий вел корабли прямо на Торка, как тот и желал.

* * *
— Лорд капитан, — обратился связист мичман Чой, — у нас радиосигнал от наксидского командующего. Открытая передача.

Мартинеса поразила точность расчета. Сообщение пришло через три минуты после входа последнего корабля Праведного Флота в систему Магарии. Наксиды примерно представляли, когда появится Торк, и заранее послали сообщение.

— Давайте посмотрим, — сказал он. Он всё еще поглядывал на тактический экран, опасаясь, что послание всего лишь способ отвлечь лоялистское командование от какой-нибудь каверзы.

В углу экрана появилось изображение наксида, и Мартинес увеличил его. Наксид был немолод, с серыми пятнами на голове, там, где отвалились чешуйки. На нем был расшитый тускло поблескивающими серебряными галунами мундир главнокомандующего. Глаза на плоском лице горели темно-красным.

"Говорит командующий флотом Даксад, — прозвучал властный голос. — Во имя Праксиса, требую немедленной и безоговорочной капитуляции мятежных анархистских и пиратских кораблей, только что вошедших в систему Магарии. Вы можете показать, что сдаетесь, выпустив все ракеты в межзвездное пространство. Если откажетесь удовлетворить наше требование, вас тут же уничтожит флот под моим командованием. Ожидаю незамедлительного ответа".

Мартинес уже искал сведения о Даксаде в базе "Прославленного". Наксид оказался даже старше Торка, а в отставку ушел на восемь лет раньше. Вероятно, кризис заставил его вновь надеть форму, чтобы заменить злополучного командующего, сбежавшего из Заншаа после падения Верхнего города.

В другом углу экрана Мартинес увидел текстовое сообщение от Чандры: "Вряд ли Торку понравится, что не он первый потребовал сдаться".

"Вряд ли он обрадуется, что его назвали пиратом", — прокомментировал он.

Мартинес был прав. В ответе, тоже посланном по открытому каналу, чтобы весь флот мог им полюбоваться, Торк объявил мятежников предателями и потребовал сдаться. Он приложил запись капитуляции леди Кушдай как напоминание Даксаду о том, что, продолжая войну, он идет наперекор приказам собственного командования, а также правительства и Флота.

Даксад парировал пространной речью, оправдывающей Комитет спасения Праксиса, осудил Праведный Флот как пиратов, уничтоживших станции тоннелей и кольцо Бай-до, и вновь настаивал на капитуляции.

Торк отреагировал еще более витиевато, с экскурсом в историю провозглашения шаа первой Декларации Праксиса на Заншаа, и повторил требование покориться.

В тот вечер Мартинес поужинал и лег спать у себя. Он не думал, что произойдет что-то интересное, пока командующие продолжают полемизировать об идеологии.

Хотя противники сражались только на словесном фронте, дни после захода в Магарию не были спокойными. Мартинеса увлекла череда совещаний с Миши и штабом, с офицерами и мичманами, со штабом Торка и аналитиками из других эскадр. Они беспрерывно проверяли построение вражеских войск, пытаясь разобраться, где приманки, а где корабли. В какой-то момент Чандра выдвинула шокирующее предположение, что это всё фальшивка, а настоящие боевые звездолеты не здесь и, возможно, несутся к ним вслед за облаком из нескольких тысяч ракет, скрытые солнцем Магарии.

К счастью, полученная позже информация опровергла эту теорию. Сенсорные ракеты проверили пространство за Магармой и не нашли ничего, кроме самой Магарии. Внимательное изучение данных с радаров и лазеров показало, что существует разница по крайней мере между некоторыми наксидскими сигналами, что доказывало, что на Флот идут и боевые корабли, и приманки.

Враг был настоящим.

Два огромных флота шли навстречу друг другу. Праведный Флот, как и до этого, летел по курсу вокруг Магармы к самой планете. Траектория наксидского флота пересекала маршрут лоялистов возле солнца.

Мартинес видел в этом интересную тактическую задачу. В течение нескольких часов оба флота будут палить друг в друга, а затем им предстоит перестроиться для полувитка вокруг звезды. Учитывая большое расстояние между кораблями даже в плотном строю, столкновений удастся избежать, но их ряды смешаются, продолжая вести перестрелку.

И после маневра придется как-нибудь разъединить флоты, пока корабли в упор ведут огонь по противнику.

Торк тоже был в курсе проблемы и приказал флоту ускориться и пройти пересечение раньше наксидов. Он настолько не сомневался в собственном численном превосходстве, что отдал команду авангарду окружать врага по мере приближения. Наксиды тоже ускорились, не допуская подобного. Это продолжалось большую часть дня, экипажи всё больше страдали от перегрузок, пока Торк не сдался, неохотно отдав приказ арьергарду уплотнить ряды.

Но вопрос пересечения оставался. Мартинес надеялся, что они дойдут до точки слияния уже после того, как лоялисты одержат верх.

Торк всё продумал и действовал решительно. Он приказал проходить мимо Магармы тем же боевым порядком, что и при входе в Магарию. Возможно, наксидский главнокомандующий выстроит войска так же. Заранее не угадаешь.

— Это лишь доказывает, что вести бои по учебнику можно лишь, если обе стороны действуют по нему же, — сказал Мартинес Миши за ужином. — Наксиды примерно представляли, когда Торк войдет в систему, и встретили его точно так, как написано в пособии по тактике. Будь иначе, сейчас мы бы импровизировали.

Миши криво усмехнулась:

— Значит, учения Торка не пропали зря.

— Чтобы всё вышло именно так, Торку нужен был наксидский командующий старше и инертнее его самого. — Мартинес подумал о двух длинных цепочках кораблей, движущихся навстречу друг другу в более или менее одинаковой плоскости.

Ни один из командующих, казалось, не интересовался третьим измерением, которое было им доступно. Если б всем руководил Мартинес, то эскадры развернулись бы в трех измерениях и обрушились на врага, как гигантская мухобойка. Но сейчас превосходящие войска Торка медленно, по одному кораблю, вползали в битву. Как будто главнокомандующий намеренно лишал себя преимущества.

За три часа до ожидаемого начала сражения Мартинес, при полном параде, в белых перчатках и с "Золотым шаром" в руке, отправился инспектировать "Прославленный". Его радостно приветствовали в каждом отделении. Всё было на месте. Журналы 77–12 обновили, но он для вида проверил пару-тройку позиций, заранее зная, что ошибок не найдет.

— Так держать, — сказал Мартинес, не придумав ничего более вдохновляющего, но команда и это приняла на ура.

Он вернулся к себе, с помощью Алихана облачился в комбинезон и скафандр и направился в рубку.

— Я на мостике, — сказал он.

— Капитан на мостике, — откликнулся Хусейн. Мартинес помог ему выбраться из амортизационного ложа и сел туда сам. Хусейн вернулся за пульт управления орудиями. Мартинес надел шлем, заперев себя в запахе тела и скафандра.

— Лорд капитан, — сказал Пэн за радарами, — вижу вспышки выстрелов вражеского авангарда.

Вторая битва за Магарию началась.

* * *
Девятая крейсерная эскадра шла вслед за эскадрой Торка, держащейся в самом центре Флота, и пока они не принимали непосредственного участия в сражении. Мартинесу ничего не оставалось делать, как наблюдать за передвижениями Сулы в авангарде, и смотрел он с растущим волнением. Авангарду флотов явно приказали вступить в бой первыми, после них начинали действовать следующие в строю, а потом те, кто за ними, и так далее. Мартинес знал, что у Торка численное преимущество, но почему он не форсирует события? Надо отдать приказ всему Праведному Флоту одновременно атаковать врага и стрелять, пока от противника не останется лишь пыль, мерцающая на солнечном ветру.

Это, видимо, не пришло Торку в голову, а если и промелькнула мысль, то он сразу отказался от нее. Возможно, он очень хотел вычеркнуть из своей жизни Кэролайн Сулу.

Мартинес осознал, что злится из-за Сулы. Он говорил себе, что точно так же разозлился бы из-за любых неоправданных потерь, не только из-за нее.

На экране он видел, что Сула выпустила противоракетный залп, но больше ничего не сделала. Он понял ее тактику. Прошлый опыт подсказывал, что дальняя перестрелка не приносит результатов, и Сула явно не собиралась транжирить снаряды, когда всё складывается не в ее пользу.

Кажется, наксиды тот урок не усвоили, потому что дали еще несколько залпов, на которые Сула ответила одним своим.

Разрывы приближались к Семнадцатой легкой эскадре, окружая ее непроницаемыми для радаров плазменными завесами, за которыми могли скрываться другие ракеты. Мартинес кипел от ярости и бессилия. Он нажал клавишу, связывающую его со штабом эскадры.

— Могу ли я поговорить с леди Миши? — спросил он Коэна.

Изображение Миши появилось на экране.

— Да, лорд капитан?

— Можем ли мы подтолкнуть Торка к действию? Разве так необходимо оставлять Сулу биться в одиночку?

Миши нетерпеливо посмотрела на него.

— Под нами вы подразумеваете меня, полагаю? Вы же должны знать, как главнокомандующий реагирует на подталкивание.

— Попросите разрешения приблизиться к врагу.

— Не сейчас, капитан, — холодно отрезала Миши.

Мартинес стиснул зубы.

— Слушаюсь, миледи, — сказал он и закончил разговор.

Злыми глазами он пристально смотрел на экран. Сула была одна.

* * *
Сула наблюдала, как последний залп наксидской эскадры превращается в безупречные шары раскаленной плазмы под заградительным огнем Семнадцатой эскадры. Надев скафандр, она сидела в своем ложе в рубке — сером безликом металлическом пространстве, заменившем роскошную комнату, уничтоженную при Харзапиде зарядом антипротонов. Шея болела от прилепленного пластыря: Сулу всегда охватывал страх при виде шприца, и она не делала инъекций.

Шлем лежал в сетке за ложем. Она ненавидела проклятый шлем, чувствовала, что задыхается в нем; она была капитаном и могла позволить себе обходиться без него, если хотела.

Она бы и скафандр не надела, но к концу дня ей, возможно, понадобятся его санитарные приспособления.

— Очередной залп, миледи, — сообщил Мэйтленд.

— Орудия, отследить и уничтожить.

— Есть, миледи! Отследить и уничтожить!

Металлические стены зазвенели от взволнованного голоса Джове. Суле захотелось ее угомонить. Сейчас бы немного тишины, чтобы обдумать возможные действия.

Торк послал ее на верную смерть, это понятно. Флот ее поддерживать не собирается, и Семнадцатой эскадре остается лишь сражаться с равными силами противника в условиях, которые приведут к взаимному уничтожению. Через час или два женщина по имени Кэролайн Сула падет смертью храбрых.

Сулу больше интересовало, до чего Торк, по простоте своей, не смог додуматься. Первый акт ее жизненной драмы закончился тем, что она вырвала целую планету из когтей наксидов и правила ей как абсолютный диктатор. Что бы ей ни принесли гипотетические второй и третий акты, вряд ли они сравнятся с первым.

Возможно, она уже злоупотребила гостеприимством в царстве жизни. И ее судьба — мелькнуть яркой кометой по небосводу и погаснуть.

Она не видела разумной причины, оправдывающей ее собственное существование, как, впрочем, и существование других. Жизнь слишком невероятна и не поддается объяснению, и к ней не прилагается инструкции, даже как к сложнейшей технике.

Сула не могла понять, почему остается в живых, и поэтому не смогла придумать причину, чтобы умереть.

— Комм, — сказала она, — сообщение для эскадры. Поочередный залп, интервал пятнадцать секунд.

С другой стороны, надо принять во внимание, у нее есть гордость. Гордость, которая заставила ее превосходно обучить эскадру. Гордость, которая не позволяла пропасть зря ни ее усилиям, ни усилиям других. Гордость, которую радовало ее превосходство над наксидами. Гордость, которая хотела, чтобы Тактика Призрака разгромила врага. Гордость, которая не собиралась подарить Току легкую победу.

"Тщеславие или смерть?" — спросила она себя.

Гордость склонила чаши весов.

— Комм, сообщение для эскадры, — сказала Сула, — рассеивание по Второй схеме. Начинаем в 12:11. Пилот, введите Вторую схему в навигацию.

Через несколько минут компьютер отключил двигатели, и сердце Сулы подпрыгнуло, когда на корабле пропало притяжение и он лег на новое направление, первое в последовательности прыжков и дуг в хаотической системе Второй схемы.

Когда пришло гневное сообщение Торка, она не спешила с ответом.

* * *
— Милорд! — начал Бевинс, сидящий у радаров с Пэном. — Рассеиваются! Семнадцатая эскадра рассеялась!

Мартинес увеличил тактический экран и увидел, как разлетаются корабли Сулы, включив двигатели на полную мощь. Он расхохотался.

Сула их всех удивила. Бросила вызов главнокомандующему и собственному смертному приговору, подав пример остальному Праведному Флоту.

В груди Мартинеса вспыхнул огонь восхищения. О прекрасная! О блистательная! От маневра Сулы ему хотелось слагать стихи.

Он послал текстовое сообщение Чандре: "Почему этого не можем мы?"

Чандра не ответила. Наверное, сама с кем-то спорила.

Не только Мартинес отправлял сообщения, "Прославленный" перехватил ответ Сулы Торку. Это была реакция на какое-то послание главнокомандующего, которое на "Прославленном" не получили, потому что Торк отправил его по коммуникационному лазеру сразу в авангард, а "Прославленный" не мог перехватить узкий луч. Но так как крейсер находился за флагманом Торка, он смог поймать ответ.

"Уверенность" флагману. Выполнить невозможно". Это было всё.

Мартинес не мог не восхититься. А ответ на следующее послание Торка привел его в восторг.

"Уверенность" флагману. Выполнить невозможно". Опять всё.

Радость померкла, как только Мартинес представил, что сейчас сделает Торк. Он может приказать каждому кораблю эскадры встать на место, игнорируя Сулу; или просто прикажет одному из офицеров Сулы перерезать ей горло и принять командование.

Торк молчал несколько минут. Семнадцатая эскадра и противник продолжали поливать друг друга ракетами. В бой вступили и идущие за ними эскадры.

Мартинес ждал, почувствовав неприятные ощущения во внутреннем ухе, когда "Прославленный" совершал небольшую запланированную смену курса. Все звездолеты немного ушли вниз, избегая предполагаемого залпа лучевых орудий.

— Сообщение от главнокомандующего, милорд, — сказал Чой. На экране Мартинеса вспыхнули буквы, а Чой читал вслух:

— Всем кораблям повернуться на ноль-два-пять относительно ноль-ноль-одному. Ускориться на 1.8 g в 11:23:01.

Мартинес с облегчением выдохнул и посмотрел на хронометр. Времени на маневр у него чуть меньше минуты.

Праведный Флот собирался расправиться с врагом. Торк явно решил, что действия Сулы компрометируют либо его честь, либо его тактику, а может, и то и другое, и пытался взять положение в свои руки.

— Предупреждение о невесомости, — сказал Мартинес. — Двигатели, отключить двигатели. Пилот, повернуть корабли на ноль-два-пять к ноль-ноль-одному. Ждать моего приказа ускориться.

Пока корабль поворачивался, а кресло слегка покачивалось на опорах, Мартинес перешел в виртуальную реальность. Перед ним развернулась пустота космоса с планетами и солнцем Магарии, маячившими где-то вдалеке, с двумя огромными группами кораблей и приманок, с ослепительной завесой взрывов антиматерии между передними эскадрами. Звезды, отвлекающие от главного, были убраны. В свободном углу системы мягко светился экран связи, позволяющий общаться с собственным экипажем и запрашивать информацию с любых других экранов рубки.

— По моей команде ускорение 1.8 g, — сказал Мартинес. — Три, два, один, ускорение.

Огромные сопла "Прославленного" зажглись. Металлические петли амортизационного ложа звякнули от появившегося притяжения. Мартинес тяжело вздохнул под навалившейся на грудь растущей гравитацией.

Впереди эскадра Сулы окончательно отделилась от флота, все ее корабли судорожно двигались по неправильным траекториям, постоянно меняя курс и ускорение. Только математические подсчеты могли показать, что звездолеты по-прежнему держатся вместе, что заранее продуманная схема движения позволяет сохранять лазерную коммуникацию между ними и что в любой момент эскадра может сосредоточить огонь на группе кораблей противника или на отдельно взятом корабле, а также образовать защитный экран вокруг пострадавшего товарища.

Вот если б такая согласованность действий была у эскадры Миши Чен!

Мартинес не сомневался, что лоялисты победят. Вопрос лишь, какой ценой. Торк перемелет врага, используя корабли и экипажи как жернов, но новая тактика основывалась на математике и казалась более гибкой. Мартинесу хотелось раздразнить наксидов, окружить и обхитрить их, заманить в западню, как неуклюжего медведя в свору быстрых зубастых гончих. С его тактикой Праведный Флот всё равно победит, но гораздо больше лоялистов доживут до победы.

Мартинеса оскорбляла вялая, догматичная тактика Торка. Оскорбляла его интеллект, профессионализм, его гордость. Его оскорбляла бессмысленная смерть экипажей и потеря кораблей.

"Торк бездарно пожертвует и мной", — думал он.

Он выдвинул коммуникационный экран в виртуальном пространстве и опять вызвал Миши. Ответил Ли:

— Оставайтесь на связи.

Через несколько секунд перед ним возникла миниатюрная Миши, в шлеме и скафандре парящая в беззвездном виртуальном космосе.

— Слушаю, лорд капитан.

— Могу ли я предложить рассеивание, миледи? — спросил Мартинес. — Я знаю, что не у всех кораблей есть формула, но лейтенант Прасад, а также Казакова и офицеры во вспомогательной рубке могут переслать необходимые координаты и…

— Милорд, — невозмутимо прервала Миши, — поговорим откровенно. Во-первых, я не собираюсь нарушать приказы главнокомандующего. Во-вторых, вы больше не мой офицер-тактик. Пожалуйста, сосредоточьтесь на управлении кораблем, а эскадрой займусь я.

Мартинес ткнул в виртуальную кнопку, заканчивая разговор. Внутри бурлила ярость.

Слова Миши казались еще более горькими, оттого что были правдивы. Его забота — "Прославленный". Не его дело предлагать тактику комэскадрой.

Он говорил себе, что другие командиры прислушивались к его советам — и не прогадали. До-фаг следовал его рекомендациям при Хон-баре и победил бескровно. Да и сама Миши при Протипане… хотя тогда он был ее штабным тактиком.

— Залп вражеской эскадры, — доложил Пэн. — Восемнадцать — тридцать шесть — сорок четыре ракеты, милорд. Нацелены на нас.

Мартинес вернулся к экрану. "Верно. Сосредоточусь на "Прославленном".

На том, как остаться в живых самому и сохранить корабль.

И как-нибудь обойтись без тактики. Мартинесу казалось, что ему к ноге привязали пушечное ядро, а разъяренная толпа забрасывает его камнями.

— Продолжайте следить, — сказал он. — Орудия, приготовить Первую батарею к ответному огню.

Хотя здесь должна была командовать Миши. Залп с такого расстояния был делом комэскадрой.

Приказы из штаба пришли на несколько секунд позже. "Прославленный" выстрелит пятью противоракетами в скоординированном залпе всей эскадры.

Ракеты вышли из установок. Мартинес наблюдал, как химические двигатели уносят их на безопасное расстояние, чтобы зажечь двигатели на антиматерии, и как они по изогнутым траекториям спешат навстречу врагу.

Оба залпа столкнулись примерно на середине пути, создав заслон для радаров, временно закрывший Мартинесу обзор эскадры противника. Но он видел другие наксидские корабли, те ничего не предпринимали, и Мартинес предположил, что и его враг не движется.

В авангарде, там, где Сула била наксидов, ракеты взрывались постоянно, создавая беззвучную рябь, непрекращающуюся ослепительную вспышку в темноте. Вокруг поля боя, словно в танце, бесцельно летали облака приманок — обе стороны уже вычислили, где настоящие корабли.

Пришло текстовое сообщение от Чандры: "Пятнадцать ракет по врагу. Срочно".

Пятнадцать. Целую батарею.

— Орудия, нацелить Вторую батарею на врага. Стреляйте по готовности.

— Огонь пятнадцатью ракетами Второй батареи, — спокойно сказал Хусейн. — Мне запустить катер, милорд?

Катера, сопровождающие ракеты, направляли в сторону противника вместе с залпами. Когда-то, кадетом, Мартинес носил серебряные нашивки пилота катера, как и Сула. Это говорило о лихости пилота и открывало дверь в модный мир яхтенного спорта. Пэры соперничали друг с другом, лишь бы войти в круг избранных.

К сожалению, война не пощадила пилотов катеров, погубив около девяноста процентов. Сула оказалась единственным таким пилотом, выжившим в Первой битве при Магарии. По какой-то причине пэры больше не вызывались добровольно пилотировать катера, теперь их места заняли рядовые.

— Орудия, отставить катер, — сказал Мартинес.

— Есть, отставить катер, милорд. — Последовала пауза, а затем: — Ракеты запущены, милорд. Установки пусты. Все ракеты ушли нормально.

— Прикажите Третьей батарее готовиться к ответному огню, — сказал Мартинес. Миши использовала радиопомехи как прикрытие для нового залпа; возможно, наксиды поступят так же.

В голову Мартинеса пришла мысль, от которой по телу пробежал ток. Радиопомехи от взрывов и вопрос Хусейна о катере подсказали свежую, блистательную идею, сверкающую, как бриллиант.

Он еще немного подумал, но затея стала казаться еще привлекательнее.

— Комм, — произнес он, — свяжите меня с пилотами Первого и Второго катера.

— Есть, милорд, — сказал Чой.

Пилоты ответили. Первый был кадетом и пэром, второй — рядовым и простолюдином.

— Я отправлю вас в противоположных направлениях, под прямым углом к плоскости эклиптики, — объяснил Мартинес. — Будете моими глазами, может, увидим поле боя в более широкой перспективе. Пользуйтесь только пассивными средствами обнаружения — радаров и лазеров у нас там достаточно. Посылайте информацию в режиме реального времени, мы сравним ее с нашими данными.

Пилоты были слишком хорошо вышколены и не выдали облегчения при мысли, что их не пошлют вместе с ракетами в самое пекло взрывающейся антиматерии.

— Так точно, милорд, — ответили они.

Катера запустили. В них напичкали сенсоры и передатчики для нахождения дыр в обороне врага и корректировки запущенных ракет. Они станут отличными разведчиками, способными видеть происходящее за взрывами, и, возможно, позволят взглянуть на битву новыми глазами.

Мартинес приказал Чою и Пэну наладить прием информации с катеров и соотнести изображение с них с сенсорной картиной боя. Пока всё налаживали, Миши успела сделать еще залп по врагу, а также выпустить противоракеты.

Теперь перестрелку вели две трети Флота. В авангарде не гасли вспышки взрывов, похожие на бесконечные разрывы фейерверков. Это создавало помехи, и Мартинес не представлял, что там творится, но чувствовал, Сула стоит у переломной точки боя.

Картина битвы перед Мартинесом немного поблекла. Сейчас оба флота пролетали мимо или сквозь плазменную завесу от разрывов ракет Сулы, и хотя вспышки немного остыли, они по-прежнему мешали сенсорам.

Перед Девятой эскадрой даймонгское соединение Торка давало залп за залпом. Мартинес подумал, они слишком часто стреляют. Лично он предпочитал более элегантные решения. Похоже, Торк видит перед собой не флоты, а дикарей с дубинками, колошматящих друг друга. И, кажется, Торку нравится, что у него дубинок больше.

Арьергард лоялистов продолжал лететь на врага. У Торка было больше кораблей и эскадр, чем у наксидов, и он приказал арьергарду обогнуть наксидский флот, зайти с тыла и зажать его в тиски. Наксиды явно знали об этом не самом хитром тактическом решении: их эскадры растянули строй, стараясь вовлечь в сражение как можно больше звездолетов Торка и не давая им разрушить боевой порядок.

Один за другим следовали залпы, так и не достигшие цели, взорвавшись по пути и создав стену помех между сближающимися кораблями. Враг будто исчезал в тучах, скрывающих и его ракеты. На тактический экран начали прибывать сведения с катеров, и Мартинес увидел, что за дымкой противник сделал еще несколько залпов, и смог выстрелить в ответ. Он поздравил себя, что у него есть, пусть и малое, преимущество над врагом.

Учитывая количество мчащихся ракет, оно ему пригодится.

Он улучил минуту и понаблюдал за происходящим в авангарде. Различить что-то сквозь плазменное марево было сложно, но интенсивность перестрелки явно упала. Бой Сулы, по крайней мере сейчас, закончился.

— Смена курса, милорд, — сказал Чой. — Приказ главнокомандующего.

Торк вновь направил эскадру на изначальные координаты пересечения флотов, возле солнца Магарии, и снизил ускорение до нормальной гравитации. Он, несомненно, разглядел летящие в его сторону вражеские ракеты и посчитал, что подошел достаточно близко.

Мартинес почти понимал Торка. Даже если главнокомандующий и не собирается применять тактику — кажется, в этом вопросе Торк непреклонен, — он может, как всегда, просто выбрать промедление.

На экране Мартинес видел, что арьергард отказался от попыток задавить врага числом. Наверное, они так и будут стрелять-стрелять-стрелять, пока не дойдут до точки пересечения, где всё станет гораздо интереснее.

С катеров потоком шли данные. Мартинес постоянно переключался с позиции "Прославленного" на их обзор, пытаясь отследить вражеские ракеты и найти прорехи в обороне противника. Он пересылал информацию Чандре, а та, пусть и не слишком часто,соглашалась с его предложениями.

Наксидские ракеты приближались. Лазеры и антипротонные орудия били без передышек. Взрывы плазмы закрыли Мартинесу почти весь экран. Он вспоминал о Первой битве при Магарии, когда оборона эскадры справлялась на отлично, пока вдруг не дала сбой и через несколько секунд несколько подразделений не разлетелись в клочья. Мартинесу начало казаться, что на грудь ему прикрепили огромную мишень.

— Разрешите рассеяться? — спросил он Чандру. Для этого было самое время.

Она ответила текстом: "Комэскадрой говорит, что не сейчас".

Мартинес подавил отчаяние и вернулся к отслеживанию ракет. Он сверил изображения с катеров с экраном на "Прославленном", прочертил возможные траектории, игнорируя расширяющиеся, закрывая обзор, шары плазмы, возникающие между флотами… и увидел свой шанс, чуть не вскрикнув от радости. Прямо по курсу даймонги Торка вели интенсивный обстрел: через пять или шесть минут между Девятой эскадрой и наксидами повиснет плотное облако плазмы.

Если выстрелить сейчас, ракеты пройдут за вспышками, которые скроют их от наксидов. Ракеты промчатся вперед и приблизятся к противнику сквозь остывающую плазму, оставленную Торком. Пройдут под таким неожиданным углом, что наксиды, скорее всего, их даже не засекут, а если и заметят, то будут видеть их всего несколько мгновений, пока те не скроются в соседнем плазменном облаке.

Почти заикаясь от возбуждения, Мартинес рассказал об уловке Чандре. Ответ пришел немедленно: ударить из пятнадцати пусковых установок по этой траектории и дать по врагу еще один прямой залп, чтобы отвлечь его внимание.

Ракеты стартовали, и в этот раз Мартинес послал с ними Третий катер. Пилот не мог ускориться так же резко, но он отправится вслед и, возможно, сможет увидеть врага с точки, позволяющей произвести важную корректировку курса в последний момент.

На Девятую эскадру обрушилась очередная волна ракет, тут же уничтоженная лазерами и антипротонными излучателями. Мартинес чувствовал, как его острыми, злыми зубами грызет тревога. Вражеские ракеты подбирались настолько близко, что для противоракет не хватало времени: химические двигатели слишком долго уносили снаряды на безопасное расстояние. Придется рассчитывать исключительно на лазеры и антипротонные излучатели.

Он крутил головой, осматривая виртуальное поле боя, когда увидел впереди жуткие, невероятные взрывы. Эскадра даймонгов исчезла в расширяющихся плазменных вспышках. Сердце Мартинеса рвалось из груди. Высока вероятность, что Торк с флагманом и эскадрой уничтожен, мгновенно стерт в порошок, как многие эскадры при Первой Магарии.

Он подумал, насколько горячо будет плазменное облако, когда через несколько минут в него влетит "Прославленный".

В ушах зазвучал голос Чандры:

— Всем кораблям приготовиться к рассеиванию.

"Вовремя", — подумал капитан.

— Двигатели, выключить двигатели, — сказал он Мерсенну. — Пилот, курс два-четыре-пять на ноль-шесть-ноль. Двигатели, готовность к ускорению в 8 g.

Мерсенн включил предупреждение о перегрузках.

— Рассеяться! — закричала Чандра в наушниках Мартинеса. — Всем кораблям рассеяться!

— Двигатели, зажечь двигатели, — приказал Мартинес.

Включение 8 g было похоже на удар копытом под дых. Турбины взвыли как огнедышащее чудовище. Крейсер громко застонал.

Мартинес задыхался. Виртуальный мир в голове начал меркнуть, значки вспыхнули и погасли. Из-за неожиданного маневра наблюдательные катера потеряли связь с крейсером.

— Всем кораблям залповый огонь. — Хриплый голос Чандры почти срывался от перегрузок. Капитан повторил команду.

— Орудия… выстрелили. — Прочирикал Хусейн на октаву выше обычного, хотя перегрузки могли исказить восприятие самого Мартинеса.

— Милорд! — Вот Пэн кричал без напряжения. — Ракеты!

Мартинес едва успел их заметить, когда половина виртуальной реальности вспыхнула белым и тут же погасла, так как на одной стороне крейсера сгорели датчики.

— Повернуть корабль! — Мартинеса охватила отчаянная тревога. Без сенсоров оборонительные лазеры не засекут приближающегося врага.

Пилот развернул крейсер, и темнота уничтоженных сенсоров поменялась местами с белой вспышкой. Взрыв поглотил корабль, заполнив вакуум радиопомехами, и стало совсем ничего не видно. Мартинес взглянул на счетчики радиации. Нейтроны, гамма лучи и пи-мезоны пульсировали вместе с разрывами ракет. Температура корпуса зашкаливала.

Датчики были автоматически заменены, и почерневшая половина космоса медленно побелела.

Мощная радиационная волна вновь спалила половину сенсоров. Явно взорвалась не просто ракета. Так взрываются звездолеты с топливом из антиматерии и арсеналами.

— 12 g на две минуты! — крикнул Мартинес.

Загремели двигатели. Мартинес заорал от возникших перегрузок, чувствуя, как подступает тьма. Он сжал челюсти и сглотнул, пытаясь увеличить кровоток к мозгу. Дыхание хрипло отдавалось в ушах.

Забвение стало долгожданным облегчением.

Несколько мгновений спустя он пришел в себя. В ушах звенел голос Миши:

— Всем кораблям залповый огонь!

Мартинес попытался ответить, но в рот будто засунули резиновый мячик.

— Орудия, слышали? Залповый огонь!

Хусейн молчал. Наверное, всё еще без сознания. Мартинес, заикаясь, произносил серию команд для доступа к панели управления орудиями, когда заплетающимся языком заговорил Хусейн:

— Не надо, лорд капитан, я сам. — Последовала пауза. — Ракеты ушли.

"Прославленный" всё еще находился в плазменном облаке, пусть и не в таком плотном и горячем. Мартинес вновь бросил взгляд на счетчики радиации. Пульсации почти не было, они явно отдалились от источника. Температура обшивки падала.

Радары и поисковые лазеры обшаривали пустоту. Из дымки гамма лучей появлялись звездолеты Девятой эскадры, выжившие в бою.

"Три, четыре, — считал Мартинес. — Вместе с "Прославленным" пять".

Несколько минут назад их было девять.

— Всем кораблям залповый огонь! — В этот раз командовала Чандра. Вероятно, только что очнулась.

Они еще раз выстрелили по невидимому врагу. Мартинес жалел, что нельзя связаться с наблюдательными катерами.

Плазменный туман охлаждался и быстро развеивался. Впереди смутно вырисовывался корабль — по крайней мере один выживший в даймонгской эскадре Торка есть. Перед этим единственным звездолетом продолжали взрываться ракеты. Позади него вспышек было еще больше.

Через несколько секунд плазма вокруг корабля окончательно рассеялась, и на датчики начали приходить сигналы с разных концов флота.

Первым делом Мартинес поискал глазами противника, но вместо него увидел лишь собственные ракеты, пущенные в ту сторону. Наверное, плазма пока скрывает наксидов.

Ну, хотя бы в его сторону ракет не летит.

Позади "Прославленного" эскадры продолжали бить друг друга. Впереди материализовался еще один даймонгский крейсер, и в этот раз компьютер предположительно опознал в нем "Судью Уруга", флагман Торка. В любом случае корабль шел этим курсом.

Впереди, на фоне солнца Магарии, сверкали вспышки битвы. Мартинес видел, как над боем по неправильным траекториям кружат корабли, и сердце чуть не выскочило, когда он понял, что это эскадра Сулы всё еще сражается по новой тактической системе.

Она явно уничтожила авангард наксидов и сбросила скорость, напав на идущую за ним эскадру с тыла, применив то самое классическое окружение, с которым не справился арьергард. Расправившись и с этим врагом, Сула и еще одна лоялистская эскадра вернулись к очередному наксидскому подразделению.

Мартинес насчитал только пять кораблей Сулы, но по их движению мог утверждать, что выживших больше, просто ему их не видно. В душе запело счастливую песнь облегчение: Сула наверняка жива.

— Милорд, — сказал Чой. — Сообщение от Третьего катера. "Атака успешна. Враг уничтожен. Жду приказаний".

Мартинес удивленно уставился в пустоту, туда, где раньше был противник. Даже теперь, когда вспышки плазмы исчезли, наксидских кораблей не появилось. Кажется, "Прославленный" дал несколько залпов по уже уничтоженному противнику.

Капитан почувствовал холодное удовлетворение.

— Третьему катеру вернуться на крейсер, — сказал он. — Орудия, направьте все оставшиеся ракеты на врага позади. Двигатели, снизьте ускорение до половины g.

Облегчение, схожее с эйфорией, прокатилось по телу, когда перегрузки в 8 g исчезли. Корабль опять затрещал и задрожал, словно разминая затекшие конечности. Мартинес нажал на сенсорную панель, связываясь с Чандрой.

— Попросите разрешения снизить ускорение и окружить врага сзади по курсу.

Чандра ответила быстро:

— Уже через двадцать две минуты мы приблизимся к солнцу. Придется подождать, пока не обогнем его.

Мартинес изумленно посмотрел на экран, убеждаясь в ее правоте. Он настолько погрузился в битву, что забыл про Магарму. Первые наксидские выстрелы прозвучали несколько часов назад, а тем временем они почти подлетели к ней.

— Всем кораблям равнение на флагман, — приказал Чандра уже всей эскадре. — "Прославленный", вот вам ваш курс.

Крейсер встал на курс, приготовленный Торком для пролета мимо солнца. Три выживших в битве корабля выстроились рядом на безопасном расстоянии, чтобы не поджариться в раскаленной антиматерии из сопел других звездолетов. Последний выживший, не ответивший ни на одно из сообщений Миши, пошел собственным курсом к Магарме. Он не выходил на связь, но им явно кто-то управлял; наверное, там просто не слышали приказов Миши. Другие корабли держались от него подальше, на случай непредвиденных осложнений.

С "Судьи Уруга" приказов не приходило, а сам он шел прежним курсом. Двигатели были отключены, и Девятая эскадра постепенно нагоняла его. Мартинес подумал, что теперь это корабль мертвецов.

Перед "Уругом" мелькнули последние яростные разрывы, и всё затихло. Эскадра Сулы сломала боевое построение и с огромным ускорением понеслась к Магарме.

Если и остались живые наксиды, то они были скрыты расширяющимися взрывами плазмы.

Двигатели взвыли, и "Прославленный" затрясся, когда Девятая эскадра, ускорившись, полетела вокруг солнца. Мартинес сжал челюсти, борясь с перегрузками, и сумел не потерять сознание. Крейсер несся на полной скорости еще четыре минуты после пролета мимо светила, вставая на курс к Магарии, а Мартинес вглядывался в космос.

Между Девятой эскадрой и Магарией были лишь дружественные корабли. Семнадцатая эскадра Сулы опять рассеялась и, снизив ускорение, пошла по неправильным траекториям, готовая к встрече с врагом. Мартинес насчитал семь звездолетов в ее эскадре и четырнадцать в других лоялистских подразделениях впереди него.

Пролетая мимо солнца, "Судья Уруг" так и не зажег двигатели, не встав на курс, приготовленный Торком для Флота. Флагман парил сам по себе в межзвездной пустоте.

— Готовьтесь снизить скорость, — приказала Чандра всем кораблям. — Окружаем вражескую эскадру, идущую за нами.

"Прославленный" менял направление, и Мартинес повис в невесомости. Он мог только догадываться, что происходит по другую сторону Магармы в точке пересечения двух флотов. Любая ракета, выпущенная там, может погубить как мишень, так и самого нападающего. Наверное, из предосторожности перестрелку прекратили, но это не значит, что схватка окончена. Как только противоборствующие силы выстроятся в цепочку, расстояние между врагами уменьшится и в ход пойдут антипротонные лучи, совсем как во время бойни при Харзапиде в первый день мятежа. Противники, облетая солнце, будут нещадно палить друг в друга, а если разделение на выходе пройдет неудачно, то это продолжится и дальше.

Мартинес не знал, как будет выручать своих, если это случится. Он просто не сможет послать ракеты, боясь зацепить лоялистов.

— По моей команде сбросить ускорение до трех g, — сказала Чандра. — Пять, четыре, три, два, один, сбросить.

Мартинеса словно ударили по спине. Он видел, что большинство выживших одновременно сбросило скорость, но эскадра Сулы замедлялась уже до этого и лишь продолжала начатое, и он спрашивал себя, а не главная ли теперь Миши и не обязаны ли все выполнять ее приказы.

Вообще не сбрасывали ускорение только два звездолета. Во-первых, крейсер, оставшийся без связи и продолжавший следовать по старому курсу, и еще один, чуть дальше в строю, вероятно, с теми же повреждениями.

Мартинес видел точки с горящими соплами, огибающие солнце для полета к Магарии. Было непонятно, лоялисты это или наксиды, и Миши потребовала, чтобы те заявили о себе.

Ответ пришел со скоростью света. Там летела Двадцатая крейсерная эскадра, в которой из десяти кораблей после боя осталось лишь пять.

От солнца отделилась еще одна цепочка звездолетов, похожих на яркие зернышки, парящие в темноте. Они придерживались другого курса, поэтому были приняты за наксидов.

— Всем кораблям залповый огонь, — сказала Чандра. — Нет, подождите. Отставить.

Новоприбывшие шли по странному курсу. Они не пытались догнать лоялистов, но и не вставали между ними и Магарией. Кажется, им было всё равно, куда лететь. Их просто относило в открытый космос.

"Нет, — понял Мартинес. — Не совсем так…"

Он нажал на виртуальную кнопку, связываясь с Чандрой.

— Они убегают! — сказал он. — Летят к Пятому тоннелю.

Он вспомнил, что оттуда наксиды смогут попасть в свой родной мир, в Наксас.

— Надо лететь за ними! — продолжил он. — Весь мятеж держится на этих кораблях. Магария ничто без них.

— Залповый огонь! — приказала Чандра. — Готовьтесь изменить курс.

Вражеские корабли и остатки Двадцатой эскадры уже начали перестрелку. Они находились слишком близко друг к другу, и пространство между ними заполнилось взрывами.

Еще одна эскадра вынырнула из-за солнца и направилась к Пятому тоннелю. Их ракеты уже мчались к Двадцатой эскадре.

— Курс с ноль-шесть-ноль на ноль-ноль-один, — сказала Чандра. — Ускорение шесть g, начинаем в 16:41:01.

— Двигатели, отключить двигатели, — приказал Мартинес Мерсенну. — Пилот, у вас есть новые координаты?

— Да, милорд.

С ускорением, навалившимся на все кости, лоялисты начали преследование убегающего врага. Около солнца появились еще два лоялистских подразделения, перестреливающиеся с идущим следом за ними противником. Между кораблями ослепительно сверкала антиматерия.

Не все звездолеты прошли мимо Магармы невредимыми. За "Судьей Уругом" плыли два корабля, тоже с погасшими двигателями. Было неясно, лоялисты это или наксиды. Еще нескольким кораблям удалось связаться с Флотом, но они были слишком повреждены, чтобы продолжать бой.

Даже если наксиды столкнулись с теми же проблемами, они о них молчали.

Но большинство звездолетов закончили переход благополучно. Облака неиствующей плазмы скрывали одну вражескую эскадру за другой. Счетчик радиации подскакивал при взрывах топлива. Наксиды ускорились, Миши тоже. "Прославленный" застонал под перегрузками. Мартинес задыхался, будто на него сел свинцовый великан. Корабли Миши давали залп за залпом. Начали приходить сообщения о пустеющих арсеналах.

В конце концов Миши отменила преследование. Противник слишком оторвался во время перехода вокруг солнца — эти четыре минуты позволили ему оставить лоялистов далеко позади. Теперь наксиды просто могли соблюдать дистанцию, соотнося свою скорость с ускорением Миши.

— Миши старший выживший офицер? — спросил Мартинес Чандру.

— Наверное, — ответила она. — Все исполняют ее приказы.

Мартинес посмотрел на экран, подсчитывая корабли. В начале битвы у Праведного Флота было восемьдесят семь звездолетов, около сорока выжило — точно неизвестно, зависит от того, принадлежат ли лоялистам три молчащих, неподконтрольных корабля, парящих в пустоте.

Наксиды вступали в бой семьюдесятью двумя кораблями, а сейчас убегало тридцать.

У обеих сторон были поврежденные корабли, но сколько их и насколько серьезны повреждения осталось неясно.

Было несомненно лишь то, что потери среди старших офицеров велики. Корабль Торка молча парил в космосе. "Судья Касапа" Крингана погиб, если конечно не был тем летящим в никуда обломком. Третий по старшинству офицер, действительный младший командующий флотом Ласуип, взорвался вместе с кораблем.

После такого Миши определенно становилась главнокомандующей.

— Капитан Мартинес, — в наушниках зазвучал хриплый голос Миши. — Срочно жду вас в моем кабинете.

— Слушаюсь, миледи.

Мартинес потушил виртуальный экран, и после кратких темноты и вспышки, впервые за много часов, перед глазами поплыла капитанская рубка. Со стен сурово смотрели древние терранские кавалеристы, а под копытами их коней мерцали дисплеи, тусклые, по сравнению с буйством красок виртуального мира.

— Комм, свяжите меня с первым лейтенантом, — приказал Мартинес.

Казакова ответила, и он оставил ее командовать "Прославленным", пока совещается с Миши.

— Слушаюсь, милорд, — сказала она и неуверенно добавила: — Мои поздравления, милорд.

— Благодарю.

Он отстегнул сеть и наклонился, вставая на палубу, затем снял шлем, вдохнув свободнее. Пока на нем еще был микрофон, он обратился ко всем в рубке:

— Молодцы, ребята. Отдышитесь-разомнитесь, но не уходите. Я постараюсь прислать вам еду сюда.

Он встал, остальные развернулись к нему в амортизационных креслах. Мерсенн поднял одетые в перчатки руки и начал аплодировать. Другие вторили ему, ткань скафандра заглушала хлопки. Мартинес улыбнулся.

Он подумал, что неплохо справился, если учесть ошибки его командиров.

Мартинес поблагодарил экипаж и снял подшлемник с наушниками, микрофоном, виртуальным проектором и медицинскими диагностическими датчиками.

Миши ждала его срочно. Он решил, что снимать скафандр некогда.

Со шлемом под мышкой, он покинул рубку и пошагал вниз по трапу в офицерские апартаменты. Вокруг обеденного стола комфлотом собрались Миши, Чандра, Ли и Коэн, неуклюже передвигаясь в скафандрах. Миши с Чандрой смотрели на настенный экран, а остальные — в планшеты. Мартинес вошел и отсалютовал.

— Проходите, — сказала Миши, не отрывая глаз от экрана, но потом повернулась к нему.

— Я намерена преследовать врага, — произнесла она, — и покончить с ним раз и навсегда.

— Да, миледи, — сказал Мартинес.

"Хорошая идея", — подумалось ему.

Глава 33

— Я приказала командующим эскадрами доложить о состоянии кораблей, — начала Миши. — Если соберем достаточно сильный флот, обогнем Магарию и отправимся прямо к Пятому тоннелю на хвосте у врага.

В душе Мартинеса даймонгским хором запела радость.

— Да, миледи.

— Вы не ошиблись, сказав Чандре, что мятеж держится на этих кораблях. Уничтожим их — закончим войну. — Миши опять посмотрела на видеостену. — Да, милорд. Продолжайте.

— У "Покорности" поврежден шпангоут, пробиты две переборки и две орудийные батареи серьезно пострадали из-за высоких температур, — отчитывался капитан "Подчинения". — Сомневаюсь, что она выдержит высокое ускорение; ее еще можно починить в хорошо оборудованном доке, но легче отправить на металлолом и построить новый корабль. На "Повиновении" в двух местах пробит корпус и более шестидесяти погибших, но докладывают, что повреждения исправимы и уже начался ремонт. По мнению капитана, звездолет готов к бою, хотя одна из ракетных батарей наполовину расплавилась в шлак. У "Подчинения" лишь легкие повреждения, и корабль готов к походу прямо сейчас, но арсеналы наполнены на две пятых.

— Не беспокойтесь о ракетах, — сказала Миши. — Вы их получите. Благодарю, лорд капитан.

"Не беспокойтесь о ракетах". Интересно. Наверное, перед походом Миши решила опустошить арсеналы поврежденных кораблей.

Чандра делала пометки на нарукавном дисплее, оттуда сигналы поступали на видеостену, на одном из экранов которой отражался список кораблей с галочками в таблице из трех колонок.

— Присаживайтесь, капитан, — пригласила Миши. — Через минуту принесут еду и кофе.

Мартинес сел и начал слушать следующий отчет. В колонках появились еще галочки.

Докладывала Сула. Ее золотисто-серебряные волосы были убраны назад, открывая изящные ушки. По нежным щекам разлился румянец, зеленые глаза вызывающе сверкали. Вместо скафандра на ней был повседневный мундир. Она успела помыться и переодеться, сменив скафандр на повседневный мундир.

— Семнадцатая легкая эскадра потеряла "Советника" и "Стремительного", — говорила она. — Другие корабли не пострадали и готовы к бою.

Мартинес вытаращил глаза. С настолько высокомерной Сулой он раньше не сталкивался.

— Арсеналы? — спросила Миши.

Сула сообщила точные цифры по каждому звездолету. Стреляя не так расточительно, как остальные, она сохранила почти половину ракет.

— Поздравляю, капитан Сула. Вы проделали блестящую работу.

— Да, миледи, — сказала Сула и исчезла с экрана.

Она сказала "да". Не "спасибо".

"Скромности ни на грамм", — подумал Мартинес.

Двое слуг Миши принесли тарелки, столовое серебро и запеканку, спокойно приготовленную, пока между кораблями рвались ракеты. Почти сразу подали кофе и воду. В воздухе витали приятные запахи помидоров и чеснока, и все приступили к обеду, не отрываясь от цифр на видеостене.

Отчитались все эскадры. К преследованию противника оказались готовы двадцать восемь кораблей. Остальные будут охранять систему Магарии на случай контратаки наксидов, а некоторые из них придется отправить на верфи планеты, если Магария сдастся.

— Двадцать восемь против тридцати, — задумчиво произнесла Миши.

— У наксидов многие корабли тоже повреждены, — сказал Мартинес. — У нас таких лишь треть, у них, возможно, больше.

— Меня скорее волнует, почему они отступают.

— Паникуют? — предположил капитан. — Боятся?

Глаза Миши насмешливо блеснули из-под темной челки.

— Вероятно. Но почему они отступили именно в этот момент? Я не понимаю, куда они так рванули.

— За подкреплением? Но почему его не прислали сюда? В Магарию?

— Уверена, что прислали бы, если б могли. Наверное, частично флот охраняет Наксас, или на их верфях строятся или испытываются новые звездолеты.

— Вряд ли их там много. Если это новые корабли, то на них неопытные экипажи, может, даже совсем желторотые. Мы разнесем их на кусочки.

— Думаю, вы правы, лорд капитан. — Миши позволила себе улыбнуться.

— Время на нашей стороне, миледи. Мы быстро покончим с ними, если не дадим отдышаться.

— Пожалуйста, помните, — улыбка Миши стала шире, — что преследование моя идея. Вам незачем меня уговаривать.

Чандра захихикала. Мартинес решил, что настал подходящий момент сменить тему.

— Для преследования можно взять ракеты с поврежденных кораблей, — предложил Мартинес. — Это восполнит наши арсеналы.

— Нет необходимости. — Миши вернулась к своей запеканке.

— Миледи?

— Страховой полис Торка. — Миши говорила с набитым ртом. — Через четыре дня около двух тысяч ракет на релятивистских скоростях влетят в систему.

Мартинес пораженно застыл. Миши проглотила запеканку, запив водой.

— Не получив правильный код, — продолжила Миши, — они будут сбивать все попавшиеся на пути корабли.

"Страховка", — подумал Мартинес.

— Иными словами, даже если бы наксиды одержали верх, — произнес он, — Торк всё равно уничтожил бы всех выживших.

— А также кольцо Магарии, — добавила Миши, — чтобы наксидам ничего не досталось. — Она опять глотнула воды.

— Он нас из-за Бай-до назвал пиратами, — сказал Мартинес. — А теперь собрался взорвать кольцо Магарии?

— "Пират" — самое мягкое слово, каким называли бы Торка, проиграй он сражение. Уверена, он это понимал.

— Полагаю, у вас есть код управления ракет, иначе мы бы уже неслись сломя голову прочь из системы через ближайший тоннель.

— Точно. Правильный код, и все ракеты станут нашей поддержкой. Мы сбросим скорость, останемся в системе, подберем хотя бы их часть перед переходом через Пятый тоннель.

— Сколько офицеров знает код?

— Все командующие флотом.

— Трое из них, кажется, мертвы. Если б погибли вы все, выжившим пришлось бы несладко.

— К счастью, мы с Алтажем живы, — спокойно сказала Миши. — Что приводит нас к следующему вопросу. Я намерена поставить Алтажа во главе тех, кто останется в Магарии, — что естественно, ведь его корабль тоже поврежден. Двадцать восемь звездолетов наступательного флота разделим на три эскадры. Одной буду командовать я, другой — Сула. — Миши посмотрела на капитана, подняв бровь: — Нет возражений, если третью поручу вам?

Мартинес успел пару секунд погреться в лучах неожиданно залившей душу радости, пока всё внезапно не испортила Ли, склонившаяся к мигнувшему значку связи на нарукавном экране.

— Сообщение, миледи, — сказала она, — от лорда Торка.

Тут, как туча, закрывшая солнце, упал черный занавес.

— Переведите на видеостену. — Миши распрямилась на стуле, глядя на дисплей и в камеру. На одном из экранов появилось большеглазое, серое, невыразительное лицо Торка.

— Да, лорд командующий. Рада видеть вас живым.

Мартинес чуть не зарычал. Не видать ему эскадры как своих ушей.

— Доклад, пожалуйста, леди Миши, — сказал Торк.

— У нас тридцать девять подтвержденных выживших и два корабля, не выходящих на связь, о которых мы ничего не знаем. Я собираю двадцать восемь кораблей, пригодных для преследования врага.

Из-за растущего между "Прославленным" и "Судье Уругом" расстояния, ответ Торка задержался на несколько секунд. Мартинес рассматривал изображение и заметил, что Торк без скафандра. На нем был надувной ярко-оранжевый пластиковый жилет, какие обычно используют флотские медики. Да и сам Торк казался свинцово-серым, как никогда раньше. Отмершая кожа больше не свисала с лица, что говорило о том, что ее убрали врачи.

— Отлично, леди Миши, — сказал Торк. — Даю разрешение на преследование.

Мартинес удивился. Он-то думал, что перед наступлением они будут еще три-четыре месяца нарезать круги вокруг Магарии.

— Будьте любезны, пришлите мне отчет о состоянии флота и отданных вами распоряжениях, — сказал Торк.

Миши так и сделала. Последовала пауза, во время которой они ждали, пока широкие круглые глаза Торка пробегут данные. Если он и сожалел победе, повлекшей потерю половины войска, то не показывал этого.

— Действующий комэскадрой Алтаж возглавит оставшиеся в системе Магарии силы, — произнес Торк. — Вы включите все тяжелые крейсеры в Девятую эскадру, хотя нет, "Великолепный" войдет в Семнадцатую, а его капитан сменит леди Сулу на посту командующей. Другие звездолеты можно объединить в легкую эскадру во главе с… капитаном Танту?

В душе Мартинеса боль от потери собственной эскадры боролась с гневом за Сулу. Возможно, она кровожадная, наглая и ненормальная, но ее эскадра воевала блестяще, потеряла меньше кораблей, чем остальные, нанеся больший урон врагу.

— Танту, конечно, старший по званию, милорд, — сказала Миши. — Но разве не логичнее включить "Великолепный" в тяжелую эскадру?

— Я хочу сменить капитана Сулу. Она ослушалась моих приказов и слишком рано начала рассеивание в бою. И отказалась перестраиваться, когда я приказал напрямую. Мне нужен верный капитан, способный заставить ее подчиняться.

Мартинес видел, что Миши порывалась что-то возразить, но промолчала.

— Милорд, вам нужна помощь? — спросила она. — Послать шлюпку и вывезти вас с "Уруга"?

— Нет необходимости, — ответил Торк. — У меня поврежден позвоночник, и доктор говорит, что я не перенесу перегрузок. Мне доложили, что один из двигателей на "Судье Уруге" починят через двадцать девять часов и мы сможем долететь до кольца Магарии, как раз к этому времени стимулирующие гормоны заживят мои ранения. Связь восстановили, и мы со штабом продолжим командовать Единственным Праведным Флотом Мщения, хотя бы сейчас.

"Торк когда-нибудь исчезнет? — думал Мартинес. — Он что, никогда не умрет, не уйдет в отставку, не ляжет в больницу, не прострелит себе башку?"

Он так и будет продолжать мешать ему жить?

— Потребуйте от Магарии и вражеского флота капитуляции, — приказал Торк. — Я бы сам предъявил ультиматум, но вряд ли требование, исходящее из поврежденного корабля, впечатлит их.

А еще привлечет вражеские ракеты.

Мартинес мрачно просидел весь остаток разговора и последовавшую за ним планерку. В конце концов Миши со стуком поставила кофейную чашку на блюдце и бросила на него суровый взгляд.

— Не унывайте, — сказала она. — Мы живы, мы выиграли одну битву, победим и в другой.

— Да, миледи, — согласился Мартинес.

— И Торк командует нами только до Пятого тоннеля. Затем флотом буду распоряжаться я, а вы станете действующим комэскадрой и приведете наскоро собранную легкую эскадру в чувство, обучив тактике, которая принесет нам победу при Наксасе.

Мартинес промолчал, а в голове колокольчиком звенела радость. Миши улыбнулась.

— Так-то лучше, — сказала она.

* * *
Сула невозмутимо приняла замену. Она бросила Торку вызов, посмеялась над его смертным приговором и посыпала солью раны, уничтожив шестнадцать кораблей противника и потеряв только два своих. Все во Флоте видели преимущество Тактики Призрака на собственных дисплеях.

Она надеялась, что Торк в ярости. Что он рвет и мечет. Надеялась, что каждый раз, вспоминая о ней, он брызжет слюной от злости.

А Торк в ответ на ее вызов всего-навсего поставил над ней пустышку Кармоди с "Великолепного". Если б ее офицер так наплевал на нее, она б придумала что-нибудь поинтереснее.

"Великолепный" втиснулся в Семнадцатую эскадру, как боксер в толпу школьников. Сула пила чай среди голых стен кабинета, когда пришел вызов от нового комэскадрой.

Точнее, от его офицера связи. Сула взглянула на настенный экран и увидела красивое лицо Джереми Фути.

— Привет, Фути, — сказала она. — Как там твоя формула?

Он покраснел.

— Капитан Кармоди желает говорить с вами.

На экране появился массивный человек с рыжими бакенбардами. Он сидел на фоне роскошных деревянных панелей. Наверное, говорил из собственных апартаментов, а значит, можно быть откровенной.

— Да, милорд. Чем могу помочь?

— Хотел поговорить с вами один на один, — начал Кармоди. — Уверяю вас, я не стремился на эту должность и сам удивился назначению.

— Мы все удивились, милорд, — весело сказала Сула.

— М-да… — Кармоди нахмурился, словно потерял нить разговора и пытался вновь нащупать ее. — Я видел Семнадцатую эскадру в деле, — произнес он после короткой паузы, — и надеюсь, что буду сражаться не хуже.

— Не будете, — ответила Сула, — если продолжите подчиняться Торку. — Она глотнула чаю, подслащенного любимым тростниковым сиропом, и посмотрела прямо в глаза изумленному капитану. — Признайтесь, милорд, главнокомандующий проинструктировал вас насчет меня?

Голубые глаза недоуменно моргнули.

— Нет. Ни слова. Что вы имеете в виду?

— Имею в виду, что он хочет моей смерти. Имею в виду, что Семнадцатую эскадру бросили в бой без должной поддержки. Вы, конечно, заметили.

Лицо Кармоди менялось вслед за вскачь несущимися мыслями. Глаза распахнулись, челюсть отвисла. Губы удивленно изогнулись, во взгляде читалось отрицание. Затем нахмуренные брови отразили задумчивость, и наконец плотно сжатые челюсти показали решимость.

— Конечно нет, капитан, — сказал он. — Зачем комфлотом делать такое?

— Это долгая история. Но по-моему, лорду Торку кажется, что без меня империи будет лучше. Избавиться от меня он не может — это тоже долгая история, — но полагает, что неплохо бы наксидам наградить меня лично.

Кармоди заметно успокоился.

— Уверяю вас, главнокомандующий ничего подобного мне не говорил. В любом случае, я бы обязательно отклонил любое распоряжение, подвергающее опасности жизнь офицера.

Сулу тронуло столь братское заявление.

— Благодарю, милорд. Я ценю ваше расположение. — Она сделала глоток чая и решила, что, кажется, только что убедила Кармоди, что свихнулась. Сула поставила чашку.

— Инструктировал ли вас лорд Торк по поводу тактики боя?

— Сказал, что не потерпит новшеств.

Она медленно кивнула.

— Вы служили в эскадре, не использовавшей новшества, эскадре, понесшей такие грандиозные потери, что ее расформировали. Не завидую вашему выбору, милорд.

Кармоди колебался. Разговор принял еще один неожиданный оборот.

— Э-э, может, нет. — Вероятно, и сам Кармоди не знал, что хочет сказать этим ответом.

— Я решилась применить Тактику Призрака, потому что точно знала, что лорд Торк посылает меня на смерть. Мне было нечего терять. В то время как вы, если решитесь не отправлять экипажи на бойню, наживете себе вечного врага в лице главнокомандующего. Но если вы не прибегнете к Тактике Призрака, можете погибнуть вместе с эскадрой.

На лице Кармоди опять заплясали эмоции. Сула старалась сдержать усмешку.

Из всех возможных продолжений разговора, Кармоди выбрал самое безопасное.

— Тактика Призрака? — спросил он.

— Я пришлю вам формулу и лекцию о ней, по которой тренировала эскадру. — Сула улыбнулась. — Даже если вы и не будете ее использовать, хотя бы поймете, о чем говорят другие капитаны.

* * *
Миши потребовала капитуляции, и Магария сдалась. А наксидский флот, у которого был выбор, нет. Из-за того, что никто не ответил на ультиматум, осталось неясным, стоит ли во главе флота Даксад.

Мартинес подумал, что Даксад погиб. Он не обсуждал идеологию и не приказывал Миши сдаться.

Миши поручила Магарию младшему комфлотом Дзиндзе, захваченному здесь в первый день мятежа и с тех пор сидящему в тюрьме. Она также приказала всем наксидам из флота и сил безопасности сдать оружие и эвакуироваться с кольца.

Мартинес не завидовал работенке Дзиндзи. Его единственными подручными были те, кого арестовали вместе с ним — четыре или пять тысяч военных на несколько миллионов наксидов.

Хотя ему поможет Алтаж с оставшимся в Магарии флотом. Алтаж со своими ракетами обеспечит мир и спокойствие на планете и кольце.

Знать бы, как там старые товарищи с "Короны". Фэйд Тарафа, помешанный на футболе капитан, и его первый лейтенант Козловский, талантливый вратарь. И лейтенант Гарсия, единственная, кто верил, что наксиды взбунтуются. В критический момент она передала свой ключ, что позволило ему активировать корабельное оружие и спастись.

Он послал всем письма, сообщая, что "Корона" выжила и сейчас в системе. Ему не ответили, хотя, возможно, остались проблемы со связью или же старый экипаж "Короны" перевели на другую планету.

Мартинес проверил всех своих друзей и любовниц. "Отвагу" леди Элиссы Далкейт слегка задели, но она готовилась к походу. Крейсер Вондерхейте сильно пострадал и останется в Магарии, сам Вондерхейте выжил и вполне резонно выглядел веселым. Кадет Келли была в катере, когда взорвался ее корабль, и попала на "Уверенность" Сулы. Мартинес мог только надеяться, что Сула с Келли не станут коротать время, перемывая ему косточки.

"Доблестный" Ари Абачи хорошо себя показал в Семнадцатой эскадре. Фрегат "Скаут" из поисковой службы, на котором служил Шушаник Северин, был очень поврежден и ждал отправки на верфь. Северин отделался сломанной ключицей.

"Прославленный" выслал ремонтные бригады на помощь другим кораблям. Некоторые из них вернулись в шоке от увиденной бойни. Мартинес с головой погрузился в написание упражнений для своей будущей эскадры, обещанной Миши.

Два молчащих корабля оказались своими. Один из них полностью потерял антипротонные орудия, и его экипаж пересадили на другой, едва способный маневрировать.

Торк послал ракету с официальным отчетом. Она разгонится до околосветовой скорости на пути из Магарии к Заншаа и передаст в столицу закодированное сообщение.

Наступательные силы перегруппировались и начали учения, привыкая к новому боевому построению.

Две тысячи ракет прибыли в систему и, получив правильный код, начали тормозить со скоростью, способной превратить любого человека в фарш. Оружейники несколько часов суетливо собирали ракеты, после чего флот выстроился для прохождения тоннеля.

Флагман Торка сбрасывал скорость для возвращения на кольцо Магарии, и главнокомандующий в надувном жилете звонким голосом обратился с напутствием.

— В прошлом, под руководством шаа и Праксиса, Империя жила в гармонии и совершенстве. Ваши предки были частью этой гармонии. Ваша задача — вернуть утерянное совершенство Империи, уничтожив всё несовершенное и негармоничное.

Докажите, что вы достойны предков! Будьте безупречны, как завещано вам! Очиститесь от отклонений и новшеств! Слава Праксису!

Праведный Флот вылетел сквозь Пятый тоннель и превратился в эскадру Чен. Сердце Мартинеса благодарно запело. Под командованием Чен ему всегда везло.

И теперь у него своя эскадра, а Торк остался далеко позади.

Глава 34

Через несколько часов после тоннеля леди Миши перевела "Великолепный" капитана Кармоди в Девятую крейсерскую эскадру, вновь вернув Суле командование Семнадцатой.

Оказавшись свидетелем разговора Миши с Кармоди, Мартинес поразился, с каким облегчением тот расстался с прежним назначением.

— Пожалуйста, поймите, — сказала Миши, — эта перестановка не в упрек вам. Я внесу в ваше личное дело соответствующую запись.

— Это очень любезно с вашей стороны, миледи, — ответил Кармоди. — По правде говоря, я и сам никогда не понимал, зачем нужен тяжелый крейсер во главе легкой эскадры и…

Кармоди умолк, будто потеряв нить рассуждения.

— И? — подсказала Миши.

Кармоди моргнул.

— Э-э. Да… Ну, леди Сула — личность весьма незаурядная — ведь так?

Мартинес сделал вывод, что Суле удалось впечатляюще быстро запугать Кармоди. И предположил, что Торк не боится ее единственно от недостатка воображения.

Самому Мартинесу пугаться было некогда. Через несколько часов он примет командование Тридцать первой легкой эскадрой.

Прощаясь, он позавтракал с Фульвией Казаковой, занявшей его место на "Прославленном", и передал ей шифр сейфа. Его вещи и портрет упаковали. Напоследок он постригся у Бакла, чтобы выглядеть наилучшим образом при встрече с новыми офицерами.

В обращении к экипажу флагмана Мартинес подчеркнул, что было честью вести их в бой и он гордится ими. Он добавил, что это назначение временно и он вернется, как только леди Миши раз и навсегда покончит с наксидским флотом.

Из коридоров донеслись одобрительные выкрики. Улыбаясь, с "Золотым шаром" в руке, он гордо прошагал к шлюзу, где уже ожидали слуги и кадет Фалана, ставший его личным офицером связи. Мартинес перешел на "Нарцисс" для отправки в Тридцать первую эскадру.

Когда закрывался люк, было слышно, как один такелажник говорит другому:

— Конец нашему везению, уходит оно к этим педикам недоделанным.

Двадцать минут спустя Мартинес уже был на борту "Отваги", где его встречали капитан-лейтенант Элисса Далкейт, полагающийся в таких случаях почетный караул, молчаливый строй офицеров и бравурный марш "Все мы ведомы Праксисом".

На "Короне" Далкейт служила его первым лейтенантом. Уже немолодая и поседевшая, она прозябала в лейтенантах, пока победа при Хон-баре не вывела всех офицеров Мартинеса на первый план. Ей повезло, так как сразу после сражения ее сделали капитан-лейтенантом; в то время звезда Мартинеса сияла особенно ярко, а Торк с прихлебателями еще не бросился ее тушить.

— Добро пожаловать на "Отвагу", лорд капитан, — сказала Далкейт. Мартинес в сотый раз поразился ее голосу, высокому и пронзительному, как у ребенка.

— Рад быть у вас на борту, — ответил он.

Мартинес пожал ей руку. Его познакомили с офицерами и провели в апартаменты.

"Отвага" была крупным фрегатом с двадцатью четырьмя ракетными установками в трех батареях и так напоминала "Корону", что Мартинес удивился, столкнувшись с различиями. На фрегатах не предусматривалось отдельное помещение под штаб, так как обычно легкими эскадрами командовал старший из капитанов и назначения другого комэскадрой не требовалось. Когда-то из-за его прибытия Казакова съехала из каюты на "Прославленном", вот и сейчас он вытеснил Далкейт, а та выселила первого лейтенанта, и так далее по цепочке.

Но больше раздражало то, что на "Отваге" не было командного пункта. Мартинесу придется управлять эскадрой из вспомогательной рубки, из кресла первого лейтенанта, которую перевели следить за состоянием двигателей с перепрограммированного пульта. Неудобство, правда, было незначительным, потому что в бою у первого лейтенанта — которую, кстати, звали Хан — особых дел не было, пока не потребуется заменить погибшую Далкейт.

Да и с каютами проблем не возникло. Мартинес знал, что много ночевать на кровати Далкейт ему не придется, ведь Миши планировала преследование с большим ускорением, поэтому спать он будет в основном в амортизационном ложе.

Мартинес оставил Алихана с Нарбонном разбирать вещи, взял с кухни чашку кофе и отправился во вспомогательную рубку. Пока он делал первый глоток, вдыхая аромат напитка, его новый помощник, кадет лорд Исмир Фалана, наладил связь с капитанами Тридцать первой эскадры.

Это была виртуальная встреча, на экране Мартинеса выстроились четыре ряда по три маленьких портрета. Из двенадцати капитанов трое оказались терранцами, двое даймонгами, четверо торминелами и еще двое креями из немногочисленных крейских эскадр. Креев вообще мало привлекала военная карьера. Те немногие, что соглашались, служили на кораблях с оборудованием, рассчитанным на их тонкий слух и слабое зрение. Терранцам рубки креев представлялись темными комнатами с непонятными и раздражающими звуками.

Говорили, что все креи спят вповалку, офицеры в одной каюте, а рядовые в другой. Прямо как дома, правда, дома с ними спали и самки. Неразумные самки креев были четырехногими и их редко брали с собой на корабли. Самцы тоже первые годы передвигались на четырех конечностях, но потом становились прямоходящими и у них начинал активно развиваться мозг.

Природа — штука странная, особенно в мире креев.

— Рад всех вас видеть, — начал Мартинес. — Я, капитан лорд Гарет Мартинес, назначен леди Миши Чен командовать этой сводной эскадрой. Полагаю, подобный выбор удивил некоторых из вас и теперь вы думаете, достаточно ли у меня квалификации командовать такими опытными офицерами.

Во-первых, я с отличием закончил Нельсоновскую академию. Много работал, был кадетом и лейтенантом, служил на кораблях и при штабе командующего флотом Эндерби. Спас "Корону" от наксидов, за что был награжден "Золотым шаром".

— А затем, — сказал он, — я женился на племяннице нашей комэскадрой.

Он оглядел невозмутимые лица.

— Тут можно смеяться, — пояснил он.

Кажется, шутка развеселила только одного из креев. Мартинес подумал, что карьера комика ему не светит.

— Впереди у нас трудная работа, — продолжил он. — Мне приказали научить эскадру новой тактике.

— Вопреки прямым приказам главнокомандующего?

Это сказал капитан Танту, даймонг с легкого крейсера "Бдительный". Будучи старшим офицером, до этого командовал эскадрой именно он.

— Обстоятельства изменились, милорд, — спокойно ответил Мартинес. — У нас нет связи с главнокомандующим, к тому же мы так близко подошли к врагу, что вряд ли битва будет вестись по всем правилам. Леди Миши считает, что нельзя пренебрегать никакими тактическими возможностями, например, теми, что использовались при Протипане.

Все мысли Танту скрывались за невыразительным даймонгским лицом. Но на лицах, на которых Мартинес мог читать эмоции, был написан интерес.

— Мудрый червь учится у пожирателя червей, — произнес один из креев.

— И древо ликует от ливней ночных, — сказал другой.

— Э… Вот-вот, — только и нашелся Мартинес.

— Милорд?

На него с вопросом смотрела терранский капитан.

— Да, миледи?

— Мы будем учиться формуле Фути?

Мартинес улыбнулся.

— Нет. Кое-чему получше.

— Тактике Призрака? — прошепелявил один из торминелов.

Мартинес удивленно замолк, но тут же понял, что Белый Призрак дала системе свое имя, выдвинув на первый план себя и оставив его в тени.

Что ж, долг платежом красен.

— Не совсем, — сказал он. — Мы будем практиковать Метод Мартинеса.

* * *
Сула с радостью снова приняла командование эскадрой, хотя и жаль было усилий, потраченных на Кармоди. Она могла лишь гадать, как бы он повел себя в конце.

Всё еще оставаясь острием копья, "Уверенность" настигала врага. Наксиды оторвались от преследователей приблизительно на двадцать часов, и Миши хотела сократить разрыв.

Суле нравилась идея. Как и Миши, она спрашивала себя, куда так мчатся наксиды, ждет ли их у Наксаса подкрепление или оно только на подходе.

Что бы ни планировал противник, время являлось решающим фактором. Чем быстрее летят лоялисты, тем труднее будет наксидам придерживаться графика, напрягая до предела корабли, команды и оборудование. Чем больше давление на врага, тем вероятнее, что он наделает ошибок.

Возможно, наксидское подкрепление, если оно существует, не успеет прибыть вовремя.

За попытку сорвать вражеские замыслы приходилось расплачиваться, испытывая тройные перегрузки по пятнадцать часов в день. Все остальное время уходило на тренировки и эксперименты, чтобы два новых корабля, восполнившие эскадру, освоили новую тактику. От учений освобождали лишь поваров, которые готовили пищу и разносили ее прямо на посты.

Миши Чен оставила экипажам только час в день, когда ускорение снижалось до нормального, не планировалось учений и все могли встать из кресел, размяться и вычистить санитарные мешки скафандров. Последнее никогда не было приятным занятием, но теперь дело портили очереди в туалетах и у мусоросборников. Сула радовалась своему отдельному туалету и душу. И не собиралась их ни с кем делить.

Ей почти не приходилось ругать новых капитанов. Они видели, что случилось во время Второй битвы при Магарии, и свято верили в Тактику Призраку.

Сула сталкивалась с Мартинесом на виртуальных совещаниях с Миши и другими офицерами. Она вела себя вежливо. Он был вежлив. Он докладывал об успехах своей эскадры. Она об успехах своей. Перед лицом неизбежной битвы все учились быстро. Сула хотела отточить нужные навыки до того, как постоянные перегрузки сделают всех невнимательными тугодумами.

Между Магарией и Наксасом лежали три солнца: расплывшийся красный гигант, бело-голубая звезда со свирепой радиацией и нейтронная звезда, окруженная обломками планетной системы, разрушенной вспышкой сверхновой. Системы были почти необитаемы, появление флотов увеличивало их население в два или три раза.

Флот Чен нагонял наксидов, сокращая расстояние. Противник не реагировал пять часов и лишь потом ускорился, не пытаясь увеличить разрыв.

На второй день, как только эскадра Чен снизила ускорение, наксиды выслали рой катеров, челноков и других мелких судов к одному из кораблей для эвакуации команды. Миши заметила это и тут же приказала начать преследование. Наксиды закончили эвакуацию и понеслись прочь. Отойдя на безопасное расстояние от пустого звездолета, они взорвали его ракетой.

Один из поврежденных наксидских кораблей не выдержал гонки, устроенной Миши. У врага осталось двадцать девять звездолетов. Суле это понравилось.

Погоня продолжилась. Сула содрала с шеи пластыри и приклеила новые. Она плохо ела и плохо спала, погружаясь в кровавые, удушливые кошмары. Казимир звал ее из украденного склепа.

Однажды она почувствовала его теплое прикосновение. Потянулась за рукой, но дотронулась не до длинной и тонкой кисти Казимира, а до толстых и грубых пальцев Мартинеса — и проснулась, глядя широко распахнутыми глазами на мужчину рядом с ней, не Мартинеса, а почти-Мартинеса, на сына Терзы, который со злорадством уставился на неё исподлобья… и проснулась еще раз. Сердце оглушительно билось. Она огляделась — люди дремали прямо на постах, среди мягко светящихся мониторов, пока Хэз вел корабль из вспомогательной рубки.

Оба флота собирались замедляться, чтобы иметь возможность для маневра в системе Наксаса. Пока они не долетели до точки сброса скорости, Миши продолжала разгоняться. Наксиды неслись впереди. Миши намеревалась разрушить все их планы.

Сула начала думать, что Миши нужно продолжать ускоряться, несмотря ни на что. Гнать наксидов так, чтобы оба флота, лишившись всякой возможности маневра, промчались по системе прямо к следующему тоннелю. Наксидам придется принять бой, не долетая до родной планеты, чтобы не дать флоту Чен взорвать ее по пути куда-либо еще.

Она связалась с Миши и поделилась своим мнением. Та ответила, что несколько часов подумает, и позже прислала Суле отказ:

"Мы не знаем, что нас ждет. Если войдем медленнее, успеем сориентироваться".

Сула пожала тяжелыми от перегрузок плечами, подумав, что Миши, наверное, права.

Флот Чен повернулся вокруг своей оси и начал торможение. Наксиды тоже. Из-за позднего торможения перегрузки возросли. Сула почувствовала, как огромная лапа почти-Мартинеса сжимает ей горло. Сердце забилось в панике. Она пыталась побороть страх. Принимая душ, Сула долго терлась ароматным мылом, пытаясь соскоблить с себя кислый запах адреналина.

Наксиды тормозили более плавно. Флот Чен постепенно нагонял их. Сула проверила траектории и сопоставила их с картой системы Наксаса, на которой вокруг солнца вращались точки одиннадцати планет. Флот нагонит врага на полпути к родине наксидов и пересечет всего три орбиты газовых гигантов.

Но еще остается подкрепление. Вероятнее всего, оно за теми гигантами, летит сломя голову к наксидскому флоту, чтобы успеть до сражения.

Сула поделилась соображениями с Чандрой Прасад. Офицер-тактик ответила, что они с Миши и капитаном Мартинесом уже думали об этом, но в любом случае спасибо.

Сула утешила себя мыслью, что во флоте острый ум есть не только у нее.

В систему влетело облако из сотен наксидских ракет. На мониторах Сулы вспыхнул сигнал тревоги. Ракеты сбросили скорость, приблизились к наксидским кораблям и были взяты на борт.

Не только лоялисты пользовались этим способом пополнения арсеналов.

Приближался тоннель, ведущий в Наксас. Наксиды вытянулись в линию и нырнули в него. Наступая им на пятки, следом к Наксасу нырнули лоялистские ракеты, оснащенные радарами и лазерами, чтобы к моменту прибытия флота передать ему данные о вражеской системе.

Корабли Чен не торопились. Миши сбросила ускорение до трех четвертых g и дала экипажам трехчасовую передышку. Впервые с начала погони еду подали в столовых, и команды пообедали там в несколько смен. Для поднятия настроения всем налили немного алкоголя.

Сула, одна в своей каюте, выпила ароматный чай с клеверным медом, съела обед и целых три десерта. Каждая клеточка ее тела радовалась низкой гравитации. Затем легла в кровать и мирно спала без снов, пока ее не разбудила Спенс, принесшая скафандр.

Уменьшение торможения, конечно, говорило о том, что встреча флотов произойдет раньше, чем ожидалось. Миши по-прежнему рвалась вперед, делая всё возможное, чтобы спутать расписание противника.

Флот Чен влетел в наксидскую систему, все операторы радаров напряглись, высматривая врага. Сула вошла в виртуальную реальность. Прибывшие заранее ракеты слежения сделали свое дело, в голове почти сразу вспыхнула картинка, собираясь по кусочкам, как пазл с россыпью бриллиантов на черном фоне, показывая, куда летят наксиды.

На мгновение душа Сулы ушла в пятки. Ей померещилось, что в системе стоит наготове огромный флот, хотя, конечно, поначалу оно всегда так, ведь настоящие корабли окружены десятками приманок, а лоялистские наблюдатели пока не отсеяли их. Но даже если девяносто процентов вражеских сил ненастоящие, количество кораблей удивляло.

Они были прямо там, где ожидались; обогнув два газовых гиганта, подкрепление мчалось с ускорением в восемь или девять g навстречу уцелевшим после Магарии наксидам, начавшим резкое торможение, чтобы не проскочить мимо подкрепления.

За жестокие перегрузки, которые сейчас испытывали наксиды, им надо было благодарить Миши, наседавшую всю дорогу.

— Сенсоры, направьте поисковые лазеры на появившиеся сигналы, — сказала Сула.

— Уже сделано, миледи.

Ракеты-разведчики двигались слишком быстро и не могли надолго удержать врага в поле зрения.

Однако другие части системы казались пустыми. Перед решающей битвой наксиды убрали всё лишнее.

Леди Миши в открытом эфире повторила требование о капитуляции. Со временем станет ясно, возглавляет ли правительство на Наксасе такой же пустобрех, каким показал себя в Магарии Даксад.

— Миледи, готов предварительный анализ противника, — сообщил Мэйтленд. — И некоторые из отметок на радаре… ну, просто огромные.

— Сейчас взгляну.

Сула увеличила окно сенсоров на дисплее. Некоторые отметки были большими, нет, не большими, а гигантскими, причем и на радарах, и на поисковых лазерах.

Первой мыслью было, что это невозможно. Война столько не длилась, наксиды не успели бы построить эскадру огромных боевых звездолетов класса "Праксис", таких, как те, что погибли при Первой Магарии. Даже если работать в авральном режиме, понадобилась бы масса времени для постройки хотя бы одного.

Она посчитала. Гигантских отметок было девять. Перед войной флот располагал лишь восьмью линкорами, да и те уже уничтожены.

Значит, это что-то другое.

Но раз они здесь, это наверняка военные корабли. Все гражданские суда давно покинули систему. Может быть, гиганты изначально не были военными, их переоборудовали.

Должно быть, это транспортные корабли, подобные тем великанам, которые Сула видела на орбите Магарии.

— Они переделали торговые суда, — произнесла она, и по рубке прокатился вздох облегчения.

"Тогда они не так опасны", — пронеслось в голове. Сразу после Первой Магарии, когда на Заншаа каждую минуту ждали нападения наксидов, Флот скупал или реквизировал небольшие частные звездолеты, оборудовал их пусковыми установками и посылал патрулировать систему Заншаа в качестве "кораблей пикета". К счастью, эти нелепые суденышки быстро списали, даже не дав наксидам шанса перестрелять их.

Но эти вражеские корабли не были ни яхтами, ни катерами, ни торговыми шлюпками. Крупнее их она еще не встречала; они, пусть и не построенные специально для военных нужд, казались даже больше старых линкоров типа "Праксис". Добавь туда ракетные батареи, башни оборонительных лазеров, всяческую электронику и радиационную защиту, и они готовы для боя. Пусть они не слишком маневренны и плохо защищены, размеры компенсируют все недостатки. Как ракетные платформы они годятся.

Переделка, наверное, заняла пару месяцев. Если приказ пришел сразу после потери наксидами Заншаа, то по времени подходит, хотя и поздновато для Второй Магарии. Шаг отчаянный, но довольно практичный.

Сула прикинула, сколько ракетных батарей уместится в корабле, рассчитанном на десять тысяч пассажиров, ведь именно такие суда она видела у Заншаа.

Цифра напугала ее.

Она попросила связаться с Чандрой Прасад.

— Да, миледи? — сказала Чандра. Она была одета по форме, да и шлем оказался на месте. Сула, сидевшая без шлема, вдруг почувствовала себя голой.

— Крупные отметки. Это переделанные гражданские суда.

Из-за большого расстояния ответ пришел с задержкой в несколько секунд.

— Да, миледи, — ответила Чандра. — Мы уже поняли.

В голосе чувствовалась легкая снисходительность. Да, мы в курсе, не беспокойте нас.

— Вы уже поняли, сколько ракетных установок уместятся на таком звездолете? Около шестисот.

Спустя несколько секунд Сула увидела растерянное лицо Чандры.

— Вряд ли на них столько, — сказала Сула. — Хотя бы из-за невероятных сложностей с размещением боеприпасов. Но нам не стоит расслабляться только из-за того, что они строились как торговые.

В голосе Сулы эхом прозвучала снисходительность Чандры. Это самое малое, что она могла сделать.

— Я сообщу комэскадрой, — сказала Чандра.

Через десять секунд к разговору присоединилась Миши.

— Шестьсот? — спросила она. — С чего вы взяли?

Сула объяснила. У огромных полушарий корпуса транспортника была обширная поверхность. Одна пусковая установка займет лишь небольшую часть этой площади. Сложив вместе эти части можно узнать общее количество.

Ракеты дешевые. Установки дешевые. Наступательное вооружение самое дешевое оборудование — двигатели гораздо дороже, но на торговых судах они уже есть.

Ограничение количества установок вопрос не площади, а оснастки, необходимой для перезарядки ракетных батарей. Их надо располагать рядом с арсеналами, к тому же и батареи, и склады необходимо защитить от радиации, а для размещения тяжелых щитов требуется прочный корпус. Сула предположила, что большинство из этих громадин практически пусты, за исключением тех мест, где специально предназначенные опоры позволяют самодельное крепление установок.

— Спасибо за информацию, — сказала Миши. Под челкой, на переносице, виднелась хмурая морщинка. — Я подумаю над этим.

— Как бы ни был велик корабль, его уничтожит одна ракета, — добавила Сула.

— Я учту это, капитан. — Миши устало улыбнулась.

У командующей на раздумье было два дня, именно столько флот Чен будет нагонять врага. Наксиды могут сохранять дистанцию, но им всё равно придется сражаться до того, как покажется Наксас.

Сула понимала, что сражение состоится там, где захотят наксиды. Если бы Миши послушала ее и продолжила погоню, не сбрасывая скорости, она бы настигла врага еще до прибытия подкрепления. Она бы уничтожила беглецов и обрушилась на Наксас, и переделанные суда не успели бы вмешаться.

Но Сула не корила Миши. Та хотя бы могла обосновать свои действия, а не руководствовалась, как Торк, слепыми предрассудками.

На требования Миши сдаться так и не ответили. Сула расценила это как еще одно доказательство гибели Даксада. И понадеялась, что его заменили таким же старым болваном.

Два дня перед битвой при Наксасе оказались напряженными. Офицеры и операторы не отрывали глаз от мониторов, вычисляя по ответному сигналу, где настоящие корабли, а где пустышки. Все знали, сколько звездолетов выжило при Магарии, но количество кораблей подкрепления оставалось неизвестным. Из всех отметок, кроме девяти крупных, настоящими признали по крайней мере еще две, пусть и нельзя было сказать, боевые это звездолеты или переоснащенные гражданские. По размерам они напоминали фрегаты.

Анализ проводился в условиях тяжелых перегрузок, утомляющих тело и притупляющих ум. Сула один за другим меняла пластыри на шее, дергалась от бессвязных кошмарных снов и держалась на кофе и сладостях.

Перед схваткой Миши дала экипажам трехчасовую паузу, благословенное время с нормальной гравитацией, позволившее съесть горячий обед и размять узлы, в которые перегрузки превратили мускулы.

Но Сула предпочла провести учения, беспокоясь, как бы Семнадцатая эскадра не подрастеряла свои навыки во время долгой и нудной прелюдии к бою.

После маневров она не пожалела, что не дала командам передохнуть, так как корабли действовали весьма неровно. Она быстро написала и разослала корректировку и лишь потом разрешила всем поесть прямо на постах.

Сама в амортизационном ложе съела порцию кофейного мороженого, эффективную комбинацию кофеина и сахара, наблюдая за приближением наксидов.

Она была готова к любому исходу. Переделанные суда могут нести огромное количество ракетных батарей, но уничтожаются не сложнее обычных звездолетов.

Сула всё еще летела на острие копья. Она верила в свою звезду и в Тактику Призрака.

Грядет последняя битва, и Сула будет в самом пекле.

* * *
Мартинес смотрел, как приближаются наксиды, и не видел в этом ничего хорошего.

Девять огромных ракетоносцев под прикрытием двадцати девяти или, может, тридцати одного боевого корабля. Хуже того, флот Чен сам летел за ними. Когда начнут стрелять и между флотами появятся плазменные вспышки, они окажутся перед непроницаемой для сенсоров завесой, а наксиды в нее не попадут. Дальше, в разгар битвы, в них полетит еще больше вражеских ракет, а видеть они будут еще меньше.

Он уже сталкивался с подобным, когда был тактиком на Протипане. Но там было всё наоборот, и он намеренно использовал взрывы, чтобы ослепить и сбить с толку врага, скрывая залпы.

Наксиды не пережили того боя. Меньше чем за два часа он уничтожил десять кораблей.

Мартинес отправил Миши сообщение, указав на сходство положения. В результате они с Миши и Чандрой провели настоящее совещание по закрытому каналу.

— Это как-то решается, капитан? — спросила Миши.

— В отличие от Протипана, здесь нет сложно проходимых участков. Там враг использовал эффект рогатки возле Окирая, и нам удалось засыпать их ракетами на подходе. Тут всё иначе — никаких препятствий между нами и Наксасом.

Из-под подшлемника Чандры выбилась каштановая прядь и упала ей на глаза. Чандра усмехнулась.

— Вы предлагаете пойти широким фронтом.

— Почему бы и нет? У нас достаточно времени и пространства. Торк ошибся, посылая эскадры по одной, и потерял больше половины войска. Мы же нападем на врага всеми силами одновременно. Объединим данные со всех сенсоров и, наверное, сможем увидеть, что происходит за плазменной завесой. А еще пошлем катера, расширяя обзор. Все будут действовать по Методу Мартинеса, то есть маневрировать самостоятельно, обеспечивая максимальную защиту каждому кораблю.

— По какому методу? — спросила Миши.

Мартинес моргнул.

— По Методу Мартинеса. — А когда Миши не выдала никаких эмоций, он добавил: — Надо же было как-то его назвать.

Миши нахмурилась и сказала:

— А мысль назвать его в честь очень часто идущего вам навстречу командира в голову не пришла?

У Мартинеса внутри всё упало. Миши и Чандра начали посмеиваться. Он с трудом взял себя в руки.

— Вы бы хотели назвать тактику своим именем, командующая эскадрой? Вас и так ждет слава победителя в этой битве и в войне.

Его слова заставили Миши задуматься.

— Полагаю, в свете моей грядущей славы, я могу позволить себе подбросить несколько лакомых кусочков подчиненным. — Она грациозно взмахнула одетой в перчатку рукой. — Пусть будет Метод Мартинеса.

* * *
Двигатели смолкли. Корабли провели небольшую корректировку курса. Двигатели вновь включились.

Все подразделения тормозили с немного разной скоростью. Эскадра Сулы наиболее резко, Мартинеса — наиболее плавно, Миши — средне. Их курсы начали расходиться.

Техники объединили данные с сенсоров в огромную сеть, охватывающую весь флот Чен. Система была давно известна, но считалась сложной, так как компьютерам приходилось компенсировать разницу во времени, с которой сигналы поступали с кораблей до мельчайшей доли секунды, а для этого поисковые лазеры непрерывно вычисляли положение звездолетов относительно друг друга, посылая данные для полноты картины.

Флот лоялистов пока не рассеялся, но Чандра Прасад выслала каждой эскадре схему, просчитанную по формуле Сулы. Схемы отличались друг от друга, и наксидам будет сложнее понять, что траектории не совсем хаотичны; но каждая эскадра знала схемы остальных, и звездолеты могли по-прежнему передавать друг другу данные.

— Вспышки двигателей! — Баритон Мэйтленда заставил дрожать стены тесной рубки. — Вспышки двигателей у Третьего тоннеля!

Посмотрев на дисплей, Сула увидела, как в систему, сверкая плазменными хвостами, влетело целое созвездие. Наверное, по большей части это были приманки, но среди них оказалось по меньшей мере три настоящих корабля, огромных, как переделанные грузовые суда.

Но если это было подкрепление, то поздно. Даже если корабли полетят со смертельным для экипажей ускорением, они прибудут на место на сутки позже.

Если лоялисты победят, подкрепление станет для них десертом. Если победят наксиды, подкрепление окажется не у дел.

Безумная гонка Миши Чен оправдала-таки себя, спутав наксидам планы.

Лоялисты мчались вперед: две легких эскадры и тяжелая эскадра Миши между ними. В ответ наксиды развернули свой боевой порядок. Экран из кораблей поменьше прикрывал державшиеся вместе девять гигантских вспомогательных звездолетов.

Военные корабли дали залп из более чем трехсот ракет. Сула посмотрела на время — 23:14.

— Сообщение с флагмана, миледи, — сказал Икухара. — Ответный огонь по вашему сигналу.

— Отлично, — ответила Сула. — Давайте постараемся, чтобы этот бой стал последним.

Глава 35

Ринулись вперед противоракеты, и между кораблями вскипели разрывы антиматерии. На встречный курс ложились всё новые и новые ракеты.

На дисплее Мартинеса две легкие эскадры, как крылья, соединялись с тяжелыми крейсерами Миши. Им противостоял боевой порядок наксидов. Как и при Магарии, все до единого корабли развернулись в одной плоскости.

Он отправил сообщение Чандре: "Нам точно надо ограничиться только двумя измерениями?"

Ответа не было, пока следующие ракетные залпы, столкнувшись, не скрыли наксидские корабли за плазменной завесой. Тут же от Чандры посыпались приказы. Легкие эскадры должны вращаться вокруг общей оси, эскадра Миши — присоединиться к ним, держась на равном расстоянии от каждой. При этом кораблям предписывалось рассеяться.

Смена курса заставила заскрипеть клетку амортизационного ложа Мартинеса. Он мог только гадать, как сильно встревожатся наксиды, глядя на новую конфигурацию флота Чен: три эскадры кружились в хороводе, а их корабли метались, хаотично меняя курс, о чем не говорилось ни слова ни в одном учебнике по тактике. Надвигающиеся корабли походили на листья, поднятые беснующимся ураганом и летящие навстречу гибели. Представить реакцию наксидов так и не получилось.

"Надеюсь, они запаниковали", — подумал капитан.

— Сообщение с флагмана, — сказал связист Фалана. — Поочередный залп, интервал пятнадцать секунд.

Множество запущенных ракет создаст плазменные вспышки и поможет скрыть передвижения Миши. Они покажутся более зловещими, если наксидам всё-таки удастся их разглядеть между сферами раскаленной плазмы.

— Выпустить Первый катер, — сказал Мартинес. Суденышко помчалось прочь от массы взрывов между флотами. Оснащенный датчиками катер даст возможность заглянуть за угол плазменной завесы и посмотреть, что происходит на другой стороне.

Наксиды ответили на маневр Миши, и сделали это просто: каждой эскадре лоялистов они противопоставили одну свою. Они по-прежнему сохраняли плотный строй — идеальная мишень для ракет флота Чен.

При смене курса Мартеса охватило предчувствие победы. Битва только начиналась, а у флота Чен на этой стадии уже было гораздо лучшее положение, чем у Торка при Магарии.

— Ракеты, милорд! — Мичман второго класса Гундерсон, сидевший за пультом слежения, старался сохранять выдержку. — Их вроде бы… сотни.

Девять гигантов наконец дали залп, и количество ракет на тактическом дисплее оказалось поистине фантастическим. Сотни, много сотен. Возможно, тысячи.

Мартинеса кольнула тревога.

Всё будет не так просто, как он ожидал.

— Выпустите Второй катер, — сказал он.

Кажется, еще одна пара глаз не помешает.

* * *
Семнадцатая легкая эскадра летела среди хаоса ракет, оружейники выбивались из сил, отвечая на каждый залп противоракетами.

В первом же залпе переоборудованных судов насчитали около тысячи восьмисот ракет, что раз в пятнадцать превышало средний эскадренный залп. Ракет было так много, что атаковали они с разных сторон: некоторые шли прямо, часть заходила с флангов.

За первым мощным залпом последовал второй. Затем третий.

Контрудар затрудняло то, что теперь флот Чен летел сквозь остывающие плазменные вспышки, уже начавшие мешать обзору.

Для наблюдения Семнадцатая эскадра выпустила два катера, но эти хрупкие кораблики ушли так далеко, что их уже нельзя было защитить. Если вражеские ракеты нацелятся на них, Сула ничего не сможет поделать.

— Сообщение флагману, — сказала она. — Запрос: перейти в атаку? Конец сообщения.

Не было никакого смысла и дальше оставаться в этом тире, изображая мишень. Чем раньше лоялисты циркулярной пилой пройдутся по уцелевшим в Магарии наксидам и уничтожат огромные ракетные платформы, тем лучше.

— Сообщение с флагмана, — спустя несколько секунд сказал Икухара. — Подойти ближе к врагу. Конец сообщения.

Сула отдала необходимые приказы, затем повторила их для кораблей эскадры, чтобы не распалась единая сенсорная сеть. Корабли начали перестраиваться. На Сулу вновь навалились перегрузки.

— Всем кораблям, — приказала она, — поочередный залп, интервал пятнадцать секунд. Цель — ближайший враг.

Операторы сенсоров непрерывно обменивались данными с коллегами во вспомогательной рубке и за оружейными пультами, отслеживая и уничтожая ракеты противника. Впереди висела неоднородная, непроницаемая для сигналов стена из плазмы, от которой удалялись наксиды и куда влетали лоялисты.

На виртуальной картинке Сула рассматривала плазменную завесу, оценивая ее форму и пытаясь понять, какие участки уже остывают, а на каких поджидает очередной взрыв. Она направила корабли туда, где скорее всего появятся остывшие участки, позволяющие заглянуть чуть дальше.

Она выпустила вглубь завесы несколько своих ракет, надеясь, что их взрывы ослепят наксидские сенсоры.

Жаль, что у нее нет тактика, способного взять на себя часть работы. Командуя эскадрой и "Уверенностью", она работала за двоих.

Взрывы приближались. Оборонительные лазеры выискивали петляющие и уклоняющиеся от их лучей ракеты.

Еще один мощный залп с переоборудованных транспортников. Сула почувствовала привкус отчаяния.

Следя за действиями наксидов, она услышала баритон Мэйтленда:

— Рассеиваются, миледи! Враг рассеивается!

Корабли перед Семнадцатой эскадрой разлетались, стараясь держаться друг от друга как можно дальше. Напрасно прищурившись — картинка шла не на сетчатку, а прямо в зрительный центр мозга, — Сула внимательно посмотрела на их перемещения.

Наксиды не копировали якобы хаотичные траектории Тактики Призрака, а просто бросились врассыпную.

У Сулы отлегло от сердца. Враг видел, что делала Семнадцатая эскадра при Второй Магарии, но либо так и не понял, что движения не случайны, или не имел возможности проанализировать ситуацию. Наксиды попросту решили, что воевать лучше, рассеявшись.

Каждый вражеский корабль теперь вел бой сам за себя. Корабли Семнадцатой эскадры действовали согласованно, оставаясь единым целым.

Сула расправится с наксидскими звездолетами поодиночке.

Она выбрала вражеский корабль, в виртуальности протянула к нему руку в перчатке и коснулась пальцем. Синяя точка стала белой.

— Сообщение эскадре. Передать всем кораблям. Сосредоточиться на отмеченном корабле, начинаем в… — она посмотрела на хронометр, — 24:49.

Через полминуты "Уверенность" сменила направление, не выключая двигателей. Амортизационное ложе Сулы немного качнулось и вернулось в исходное положение.

Охота началась.

* * *
Мартинес посмотрел на счетчик радиации, когда оборонительные лазеры Тридцать первой эскадры превратили дюжину наксидских ракет в сверкающую россыпь из перекрывающих друг друга шаров, похожих на кляксы от небрежного взмаха кисти.

Пока его эскадре везло. Наксиды бросили на них множество ракет, и всё впустую. Метод Мартинеса позволял кораблям оказывать друг другу поддержку, поля их заградительного огня перекрывались, становясь непреодолимой стеной для вражеских атак.

Во всяком случае, пока.

Батареи стреляли, как только успевали перезарядиться. Операторы сенсоров и оружейники, находящиеся с ним во вспомогательной рубке и обычно не занятые в битве, ожидая, не придется ли им заменить погибших коллег из командного пункта, не теряли ни секунды, отслеживая вражеские атаки и давая им отпор. "Отвага" уже выпустила сорок процентов своих ракет, основная доля которых пришлась на заградительный огонь. Если темп не снизится, последствия окажутся плачевными. Нелепо выйдет, если Мартинес займет превосходную тактическую позицию для разящего удара, а ракеты закончатся.

К ним летела очередная волна ракет. Вспыхнули оборонительные лазеры. Еще одна часть космоса озарилась плазмой. Несколько ракет, петляя и заходя в штопор, прорвались, но вновь были пойманы в прицел и уничтожены за несколько секунд.

"Отвага", с огромным ускорением мчащаяся на врага, сместилась в сторону, чтобы избежать возможной атаки наксидского лучевого оружия. Мартинесу словно врезали кулаком в бок.

Гиганты плюнули еще одним чудовищным залпом, словно перезревшие сорняки, выбрасывающие на ветер облако пыльцы.

Несомненно, обстрел долго не продлится. Несомненно, вот-вот арсеналы иссякнут.

Несомненно…

Мартинес пришел в ярость.

— Сообщение флагману, — сказал он Фалане. — Пусть каждый корабль даст залп по переоборудованным транспортникам. "Бдительному" запустить катер сопровождения.

Пора бы оружейникам с наксидских великанов заняться чем-то другим помимо постоянных атак. Катер поможет скорректировать ракетную атаку.

"Отвага" вновь дернулась в строну. Мартинес клацнул зубами.

— За нами первая кровь, милорд. — В сочном баритоне Гундерсона звучало удовлетворение.

Мартинес бросил взгляд на экран и вместо вражеского корабля увидел плазменную сферу. Эскадра Сулы открыла счет.

Вражеская оборона начала разваливаться. Три наксидские эскадры рассеялись, но их защите было далеко до эффективности обороны лоялистов.

Мартинес наметил атаку и отдал приказ батареям. Ракеты обогнут вспышки плазмы и ударят по врагу под неожиданным углом. Не хочется отдавать все лавры эскадре Сулы.

Он проследил, как его ракеты обходят наксидский заслон, направляясь к гигантским ракетоносцам. Враг выпустил им навстречу сотни ракет. Мартинес стиснул зубы.

"Отвага" перестала ускоряться, и Мартинес испытал облегчение, взлетев под удерживающей сетью. Амортизационная клетка заскрипела в такт смене курса; когда двигатели вновь заработали, капитана пригвоздило к ложу.

Еще один якобы случайный маневр, вычисленный при помощи теории хаоса. Непрерывные метания и скачки, наверное, пугали наксидов, не способных разглядеть в них систему.

Они тоже маневрировали как могли, но без слаженности, продиктованной формулой Сулы. Не рассеялись только суда-гиганты, неумолимо двигаясь вперед.

Мартинес задумался, насколько они вообще маневренны. Такие огромные, они не способны метаться, как фрегаты, обладая куда большей инерцией.

Что, теоретически, означало, что ракетоносцы уязвимы для лучевого оружия.

Самыми грозными лучевыми орудиями лоялистов были антипротонные пушки тяжелой эскадры Миши. Мартинес не мог ими командовать, к тому же они и так не переставая стреляли по врагу.

— Сообщению флагману, — сказал Мартинес Фалане. — Транспортники слабоманевренны. Предлагаю ударить по ним антипротонными излучателями. Конец сообщения.

Тяжелая эскадра Миши сбила второй вражеский корабль, он расцвел свирепой вспышкой антиматерии. Мартинес стиснул зубы и спланировал сложную ракетную атаку.

Дисплей местами рябил, когда эскадра пронзала расширяющееся облака остывающей плазмы. Мартинес не мог уследить за всеми наксидскими ракетами. В ушах грохотало сердце, руки в перчатках стиснули мягкие подлокотники ложа.

Его ракеты ушли во мрак. Он вновь обстрелял транспортники. Отправил контрракеты навстречу вражескому залпу, который был едва виден за помехами. И выпустил ракеты вслепую, навстречу залпу, который не видел, но каким-то образом чувствовал.

Окутавшая эскадру плазма остыла и почти развеялась, и на тактическом экране открылся великолепный вид — ракеты попали в цель.

Безмолвное пламя поглотило три вражеских корабля. Мартинес, в порыве радости, преодолевая приковывающее к ложу притяжение, поднял сжатый кулак.

— Сбили троих! — кричал он. — Мы сбили троих!

Слова не для истории, зато искренние.

Он только что испепелил треть эскадры противника, теперь уничтожить остальных лишь вопрос времени.

И на его счету мертвых врагов больше, чем у Сулы и Миши, сбивших по одному кораблю.

Мартинес спланировал очередную атаку и нажал на пуск.

Жизнь налаживалась.

* * *
Два. Ракеты Семнадцатой эскадры настигли второй наксидский звездолет, и тот вспыхнул ярким и горячим расширяющимся плазменным шаром.

"Красиво, — промелькнуло в голове у Сулы. — Еще одна звезда".

Она выискивала другую цель за пеленой помех. К батареям помчались приказы. В пусковые загрузили новые ракеты.

Сула подумала, что недостаточно просто целиться в одного противника. Надо обстреливать и его соседей, мешая им прикрыть попавший под удар корабль. Лазерную оборону противника надо держать в напряжении — и не просто в напряжении. Ее нужно ошеломить.

Атака началась.

Сула пыталась отразить очередной мощный залп с гигантов, когда на виртуальном экране засияла невообразимая плазменная вспышка.

— Что за?.. — отвлекшись, сказала она вслух.

Один из огромных ракетоносцев взорвался. Его арсеналы и топливо сдетонировали, и раскаленный расширяющийся шар окутал остальные корабли.

Сула не понимала, как всё произошло. Поблизости не было ни намека на ракеты лоялистов.

Вторичных взрывов не последовало, следовательно, остальные гиганты уцелели. Но неистовая бомбардировка гамма-лучами, высокоэнергетическими нейтронами и раскалённой плазмой не сулила им ничего хорошего.

Огромные переоборудованные транспортники прекратили огонь. Вместо этого они предприняли ряд уклоняющихся маневров.

Что-то напугало их. Сула послала залп вдогонку, чтобы не расслаблялись.

Темноту озарило несколько белых взрывов. Вспыхнул и погиб очередной наксидский корабль, оставив еще два без защиты.

Сула выбрала их в качестве мишеней и наметила атаку.

* * *
Мартинес решил, что Миши, должно быть, последовала его совету. Наверное, того гиганта взорвал один из ее антипротонных лучей. Ракеты к нему близко не подходили, но удачно пущенный луч мог задеть хранилище антиматерии.

Или еще более удачный выстрел попал во вражескую ракету, только что вылетевшую из установки, а та за долю секунды уничтожила всё остальное.

Мартинес дал залп в сторону великанов, просто желая проверить, не повезет ли еще разок.

Затем выбрал очередную мишень для Тридцать первой эскадры. Всё подразделение ринулось к ней, плюясь ракетами и двигаясь вверх-вниз и из стороны в сторону, как было прописано по Методу Мартинеса.

Им удалось поколебать врага. Рассредоточенные вражеские корабли действовали несогласованно, и ему хотелось разделить их сильнее, чтобы они утратили остатки скоординированности. Но он не мог запросто ринуться в гущу наксидов, они бы обстреляли его со всех сторон. Так он лишь сунет голову в петлю. Что ему нужно сделать, так это угрожать то с одного фланга, то с другого, растягивать вражеские порядки не ввязываясь в бой с одного единственного направления.

Задача требовала деликатного решения. Лишь бы хватило снарядов.

Он внимательно посмотрел на экран. В другом месте сражения последний ракетный шквал с переоборудованных транспортников схлестнулся с объединенной защитой лоялистов. Миши вступила в яростную схватку с противостоящей ей эскадрой и, кажется, побеждала.

Эскадра Сулы петляла сквозь вспышки плазмы, пролетая через самые старые и холодные участки, чтобы окончательно не закрыть себе обзор. Она отгоняла в сторону два наксидских корабля, намереваясь уничтожить их.

Он взглянул на противника и заметил слабое место в построении эскадры, сражающейся с Сулой. Если ее корабли атакуют немедленно, если она сейчас же двинется туда, удастся изолировать еще двух врагов вдобавок к уже имеющимся.

Мартинес хотел было послать ей подсказку. И тут же представил, как она презрительно сморщится, получив сообщение. Как ее высокомерный ответ прожжет пространство между их кораблями.

Но ей обязательно надо знать. Это важно.

Он уже писал сообщение, планируя снабдить его трехмерной иллюстрацией, на которой стрелочками укажет сложившееся положение, но заметил, что Сула начала двигаться. Она увидела брешь.

— Отставить сообщение, лейтенант Фалана, — сказал Мартинес.

Сула и так справляется.

Как обычно.

Его план тоже удался. Он изолировал вражеский звездолет и стрелял по нему, пока тот не исчез во вспышке плазмы.

Вновь ударили ракетоносцы. Два наксидских гиганта, зацепленные взрывом товарища, так и не выстрелили, но залпы других оказались довольно сильными и на несколько минут отвлекли внимание капитана.

Когда вновь появилась возможность взглянуть на экран, Мартинес увидел, что Сула со всей эскадрой исчезла в громадном огненном шаре.

* * *
Сула просчиталась. Уничтожив два вражеских корабля, она направила эскадру к остывающему, как она думала, участку плазменной завесы, рассчитывая, что сможет разглядеть оттуда противника. Но наксидский залп, вынырнув из горячей части плазменной стены, попал под контрудар прямо у нее на пути. Она летела к раскаленной, непроницаемой, расширяющейся плазменной сфере, и знала, что вскоре ослепнет вместе со всей эскадрой.

Было не видно ничего, кроме пылающей преграды, но "Уверенность" продолжала получать данные от других эскадр и с разведывательных катеров. Угрозы пока не предвиделось, но всё равно оставались белые пятна, к тому же ситуация могла поменяться в любой момент.

Сула всё больше раздражалась из-за белых пятен на радарах. Она дала залп по раскаленному участку, надеясь, что ракеты прорвутся сквозь неизвестность и попадут в противника, возможно, влетающего в облако с другой стороны.

Точно. Шанс есть.

На миг она подумала о рассеивании — настоящем, когда корабли разлетаются на максимальное расстояние друг от друга. В этом случае меньше вероятность погибнуть, прорываясь сквозь плазму, но, выйдя из шара, они растеряют все преимущества Тактики Призрака.

Она отказалась от идеи. Лучше попытаться побыстрее проскочить плазменный шар.

Сула приказала ускориться до десяти g. Разгоняться начали сразу. "Уверенность" стонала от перегрузок. Сулу опять душила невидимая рука. Показатели радиации росли вместе с температурой обшивки.

В глазах потемнело. На лицо легла подушка. Наверное, Сула закричала.

Мгновение спустя тьма рассеялась. Сула парила под удерживающей сетью. В наушниках настойчиво гудело. Во рту стоял привкус железа.

— Принимаю командование кораблем, — сказал голос. С опозданием Сула поняла, что это первый лейтенант Хэз.

Кто-то дотронулся до ее руки, коснулся шеи. Она попыталась отбиться.

— Вы в порядке, миледи? — В голосе Икухары звучала паника.

Сула оттолкнула его. Она услышала, как зазвенела амортизационная клетка, когда он отскочил от прутьев.

— Экран! — сказала она. — Выйти из виртуала!

Бескрайнее пространство виртуального космоса сменилось приглушенными огнями тесной рубки. Икухара, неуклюже двигаясь в скафандре, парил над ее ложем. На лице отражалось беспокойство, смешанное с легким испугом.

В воздухе между ними пролетело что-то темное, круглое и блестящее, как шарики из детской игры.

— Что, черт возьми, происходит? — спросила Сула.

— Ускорение отменено, — ответил Икухара. — Здоровье офицера было в опасности.

При боевой тревоге состояние здоровья команды постоянно проверялось сенсорами в подшлемнике. При угрозе жизни — кровоизлиянии в мозг, резком скачке давления или сердечном приступе — принимались меры, заданные соответствующей программой. Если в бою или на учениях это случалось у рядового, бедняге оставалось лишь посочувствовать, но угроза здоровью офицера могла отключить двигатели.

— Чье здоровье? — спросила Сула. Как только представится возможность, она вышвырнет больного с корабля протирать штаны в канцелярии, желательно на самой дальней планете.

Икухара скривился, словно у него прихватило живот.

— Ваше, миледи. Давление так подскочило, что…

— Ясно, — прервала Сула. — Идите на место, теперь я в порядке.

— У вас кровь из носа, миледи.

Она поднесла руку к лицу и почувствовала влагу. От носа отделился красный пузырь и присоединился к уже парящей в рубке эскадре идеальных шаров. Сула чувствовала, что и по глотке бежит кровавый поток.

— Я справлюсь. — Она посмотрела на экраны. — Хэз!

— Да, миледи.

— Включить двигатели! Что за безумие вырубать их во время битвы, ради всего святого?

Она нащупала бумажный платок в кармане ложа.

— Такова программа, миледи.

— Включениедвигателей через пятнадцать секунд, миледи, — доложил инженер первого класса Маркиос.

— Ускорение три g. — Сула прижала платок к носу.

— Я принял командование, миледи, — сказал Хэз в наушниках. — Ваше давление всё еще…

— В норме, и вы не командуете, — ответила Сула. — Три g, двигатели.

— Так точно, миледи, — послушно сказал Маркиос.

Сула увеличила экран с биопоказателями и отметила, что давление быстро приходит в норму. Сердце пока испуганно билось, но удар ей не грозит.

С ней уже случалось такое, при Первой Магарии. Сула сердито подумала, что у нее что-то не в порядке с сердцем или сосудами и она не сможет переносить тяжелые перегрузки.

И не сможет оставаться на службе.

Двигатели включились и зарычали. Капли крови градом посыпались вниз, забрызгивая скафандр.

Перегрузки волнами накатывали на амортизационное ложе. Опять повысилось давление, но не критично.

На экране загорелись новые значки. Она увеличила их и увидела всплеск излучения, а затем второй.

Где-то, в непроницаемой пелене плазменного пузыря, ракеты нашли свои цели.

* * *
Мартинес затаил дыхание. Из раскаленной плазмы и распавшейся материи, скрывших Семнадцатую эскадру на несколько рвущих нервы минут, вышло лишь шесть, а не девять кораблей. Взгляд на круговые траектории, продиктованные Методом Мартинеса, показал, что в построении есть пустые места. Кажется, Сула потеряла треть звездолетов.

Не вошла ли она сама в эту треть?

Из огромного развеивающегося пузыря выплыл седьмой корабль. Остальные перегруппировались, окружив его, как стая диких гусей окружает подранка.

Мартинес отправил приказы. До этого он выбил пару врагов из строя и собирался покончить с ними, но теперь Тридцать первой эскадре следовало спешить в другом направлении — в сторону Сулы и ее противника. Он не даст наксидам воспользоваться беспорядком в ее эскадре.

Наксиды не ожидали подобного хода и бросились перед ним врассыпную. Два уже отрезанных от остальных корабля были слишком далеко, чтобы воспользоваться отсрочкой казни.

Семнадцатая эскадра, успевшая восстановить строй, тоже полетела навстречу Мартинесу. И ее пара отогнанных кораблей оказалась забытой.

Мартинес и Сула зажали разбегающегося врага меж двух огней. Лоялистские эскадры летели, маневрировали, стреляли. Создавалось впечатление, что они, не сговариваясь, двигались по какой-то иной, более сложной формуле Сулы, охватывающей всю битву.

Изумленного Мартинеса окрылил восторг. Они с Сулой словно читали мысли друг друга.

Корабли метались как ласточки.

Мартинес не сомневался, что Сула жива. Никто иной не мог так его дополнять.

Это было как балет.

Как телепатия.

Как грандиозный секс.

Наксидские корабли вспыхивали и гибли. Те, что выжили, разбегались, но лоялисты могли нагнать их в любой момент.

Только гиганты и эскадра, противостоящая Миши, продолжали сопротивляться. Миши сражалась с тяжелыми крейсерами, лучше вооруженными и защищенными, чем ее корабли, и хотя ей удалось расправиться с четырьмя, она потеряла два своих звездолета.

— Сообщение для капитана Танту, — сказал Мартинес. — Берите Первый дивизион и атакуйте ракетоносцы. Конец сообщения.

В Первый дивизион входили четыре корабля, два из которых были легкими крейсерами. Второй дивизион состоял из пяти фрегатов, включая "Отвагу", и их он задумал бросить на помощь Миши.

Танту коротко поблагодарил за то, что ему вернули хотя бы часть эскадры, и приказал звездолетам с большим ускорением лететь к гигантам, по пути перегруппировавшись, как того требовал Метод Мартинеса.

Мартинес со своими пятью кораблями оторвался от Сулы и направился к наксидским крейсерам. Сердце радостно запело, когда он увидел, что Сула отделила от эскадры четыре корабля и с оставшимися тремя бросилась в противоположном от него направлении, на подмогу Миши.

Атакованные с трех сторон превосходящим числом звездолетов, наксидские крейсеры долго не протянули. После этого, проигнорировав несколько маячивших на флагах наксидов, корабли Чен ринулись к гигантским ракетоносцам.

Великаны продержались недолго, особенно когда рассеялись. Их создавали для нападения, и защита оставляла желать лучшего. К тому же антипротонные излучатели Миши постоянно вырывали из них огромные куски.

Дальше по одному расправились с оставшимися наксидскими боевыми кораблями.

В крови Мартинеса гремел победный гимн.

Флот Чен потерял четыре звездолета, наксиды — сорок. Тридцать первая эскадра вышла из боя невредимой.

За всю войну, пройденную Мартинесом в качестве командующего эскадрой или офицера, способного повлиять на тактику, он потерял лишь один корабль — при Протипане.

Он гордился этим не меньше, чем победами.

Мартинес не учитывал Вторую Магарию, ведь его советов тогда не послушали.

Пусть Торк, если хочет, заберет ту битву себе.

* * *
Последний плазменный шар не успел остыть и развеяться, а Миши уже позвала Чандру, Мартинеса и Сулу на совещание.

На виртуальном экране Миши с Чандрой смотрелись измотанными, но торжествующими. Они устало сутулились в своих скафандрах, но светились от счастья.

Сула появилась забрызганная кровью.

Мартинес в шоке уставился на нее. Вспомнилось появление Сулы в окровавленном бронежилете после битвы за Верхний город. Не пристрастилась ли она к драматическим эффектам?

— Вы в порядке, леди Сула? — спросила Миши.

— Да. От перегрузок из носа пошла кровь.

Сула ответила кратко и небрежно. Миши сменила тему.

— Мне нужны отчеты по каждому кораблю об оставшихся боеприпасах. Нужно знать, сможем ли мы дать отпор трем вражеским кораблям, только что вошедшим в систему.

— У меня уже есть цифры, — сказала Сула. — В моей эскадре арсеналы в среднем заполнены на девять процентов.

— У меня от трех до шести процентов, — сообщила Миши, сверкнув глазами в сторону Мартинеса: — Что в Тридцать первой?

— Э… Надо проверить. Не думаю, что у нас больше.

Миши помрачнела.

— Если эти три больших корабля такие же, как те девять, то у них будет в каждом залпе по шестьсот ракет.

"В таком случае, — подумал Мартинес, — сражение предстоит тяжелое".

Глупо умирать, попав под обстрел трех бывших гражданских судов, из-за того что арсеналы пусты и нечем ответить.

— Миледи, могу ли я предложить сделать требование сдаться очень-очень убедительным? — сказал он.

— Да. — Миши выглядела решительно. — Я прямо заявлю, что если нас обстреляют, Наксас сгорит. Для этого у нас достаточно ракет. — Она бросила взгляд на кого-то за объективом, наверное, на Чандру, потому что та тоже посмотрела не в камеру.

— Дайте мне список двадцати пяти самых больших городов на Наксасе, — сказала Миши.

— Слушаюсь, миледи.

— Лучше пятидесяти. И данные по населению, чтобы убедиться, что уничтожим все наксидские окрестности.

— Слушаюсь, миледи, — ответила Чандра, пряча улыбку.

Требование Миши о безоговорочной капитуляции прозвучало в открытом эфире и для Наксаса, и для приближающихся кораблей. Ответ должен был прийти часа через три. Лоялисты приняли на борт выжившие разведывательные катера, собрали толику ракет, так и не нашедших целей, и начали латать небольшие повреждения, полученные в бою.

Мартинес смыл с себя запах скафандра, приняв душ, и пригласил капитана Далкейт на торжественный ужин. Это казалось справедливым, в конце концов, он ужинал в ее каюте.

— Мне бы вашего повара, — сказала Далкейт своим тихим детским голосом. Она разглядывала темные пятнышки на пышном омлете, положенным Перри на подушку из ароматных консервированных водорослей. — Это трюфели?

Мартинес не знал.

Как можно раньше он вернулся во вспомогательную рубку. От наксидов ничего не было, даже подтверждения, что ультиматум получен.

Бежали минуты. В рубке становилось жарко и душно. Сидящий без скафандров персонал взмок, наполняя комнату кислым, едким запахом пота, соперничающего с тошнотворным цитрусовым одеколоном Хана, злоупотреблявшего парфюмерией.

Мартинес слышал болтовню в фоновом режиме, это Чандра передавала оружейникам информацию по пятидесяти самым большим городам Наксаса. В голове носились мысли о том, как сражаться с тремя гигантами с неограниченными арсеналами.

— Комэскадрой приглашает на совещание, милорд. — Пальцы Фаланы бегали по сенсорному дисплею.

— Включить виртуальную реальность.

Перед Мартинесом появились всё те же три лица. Миши с Чандрой выглядели передохнувшими и освежившимися, но Мартинес лишь мельком взглянул на них. Он не мог оторвать глаз от Сулы. От ее безупречной красоты перехватывало дыхание. На ней был повседневный мундир и темный сенсорный шлем, застегнутый под подбородком и выгодно оттенявший лицо. Он вдруг вспомнил, как пахнут ее духи.

— Я дала им час. — Сердитый голос Миши вывел Мартинеса из задумчивости. — Полагаю, этого достаточно. Мы пустим ракеты на Наксас. Настоим таймеры на сто двадцать минут, начиная с этого момента, чтобы на планете их увидели и смогли хорошенько подумать.

— У них же появится дополнительное время на эвакуацию из городов, — заметила Чандра.

— И живые позавидуют мертвым, — сказала Сула. Голос ее прозвучал жестко.

Мартинес вновь посмотрел на нее, удивляясь, откуда столько холодной злости. Он знал, как она злится, но это всегда был пламенный гнев. Он помнил, как она неуверенна, как неуклюжа в официальной обстановки, как страстна в постели.

Она явно поднабралась социальных навыков.

— Милорд! — крикнул Фалана. — Сообщение с Наксаса!

Остальных, должно быть, отвлекли тем же, потому что все отвернулись от объективов камер.

— Открывайте, — сказал Мартинес.

На него наплыло виртуальное изображение молодого наксида в коричневом мундире чиновника. Он был один и с холодным достоинством смотрел в камеру.

— Приветствую командующую эскадрой Чен. Я лорд Ами Ирамокс, секретарь помощника министра права и власти леди Рундак.

"Секретарь помощника министра", — подумал Мартинес. Ирамокс даже близко не стоял к тем, кто вправе отвечать на такой важный ультиматум, какой предъявила Миши.

— Всё мое начальство совершило самоубийство, — сказал Ирамокс. — Перед смертью они поручили мне передать под ваше командование все военные силы правительства Наксаса. Мы ждем ваших приказов.

Наксид продолжал говорить, но его голос утонул в радостных криках, заполнивших узкое пространство вспомогательной рубки. Даже Гундерсон, такой спокойный и рассудительный в бою, торжествующе взревел.

Миши с Чандрой глядели в стороны от камеры и улыбались, откровенно наслаждаясь царящем в штабе безумным ликованием.

Сула спокойно смотрела в камеру желтовато-зелеными глазами. В ее рубке явно не разрешалось кричать без ее команды.

Несколько часов спустя, когда приказы достигли только что прибывших наксидских кораблей, три ракетоносца начали выпускать сотни, тысячи ракет в пустоту космоса. Отойдя на безопасное расстояние, они взорвались, и длинная череда ярких вспышек была похожа на салют в честь окончания долгой кровавой войны.

Глава 36

У всех было несколько часов на празднование победы — повара приготовили настоящий пир, экипажи поднимали тосты, радуясь, что выжили в этой войне. Большой популярностью пользовались кабинки "для естественного отдыха". Пока Алихан собирал вещи, Мартинес отужинал с офицерами "Отваги", затем официально сдал командование Тридцать первой эскадрой, а вместе с ним и временную должность комэскадрой.

Мартинес похвалил капитанов эскадры за рекордное число уничтоженных врагов без единой потери, после чего попрощался с Далкейт и ее офицерами. На "Прославленном" его ждали прежние обязанности. Коридоры корабля встретили его всё тем же праздничным шумом, который он оставил на борту "Отваги". Но не успели они начать празднование, как включилась сирена и все пристегнулись к ложам на много часов сильных перегрузок. Чтобы остаться в системе Наксаса и не пролететь дальше, флот Чен должен был сменить траекторию, что означало несколько дней резкого торможения.

Экипажу это показалось нечестным. Они же только что выиграли войну, но опять должны страдать под тяжестью гравитации.

Мартинесу и самому это не нравилось. Он только и успел зайти к себе, убедившись, что "Святое семейство" в целости и сохранности с кошкой и очагом, — и сразу облачился в скафандр.

Пока гравитация вжимала экипажи в амортизационные кресла, вокруг начал восстанавливаться мир. Флот с Парламентом заранее разработали план действий. Чиновники-ненаксиды, которые, по последним сведениям, еще оставались на Наксасе, по приказу Миши должны были вернуться на рабочие места, если, конечно, не очернили себя сотрудничеством с мятежной администрацией. Неприлично большой процент служащих на наксидов работали и потому были уволены. Остались, в основном, не самые даровитые, но придется терпеть их на службе, пока не прибудут новые кадры с Заншаа.

К счастью для неожиданно получивших власть, наксиды вроде бы смирились с поражением. Три эскадры с десятками ракет, казалось, гарантировали мирный порядок, к тому же все потенциальные руководители сопротивления совершили самоубийство.

Трем гигантским ракетоносцам наксидов, летевшим слишком быстро, чтобы полностью затормозить, приказали отправиться через пространственно-временной тоннель Наксаса и пришвартоваться в другой системе, сдавшись там. Миши не хотела держать их рядом, чтобы у некоторых наксидов, не смирившихся с происходящим, не возникло соблазна опять взбунтоваться.

В результате неожиданной победы, все пространственно-временные станции оказались открыты. Впервые за полтора года все уголки империи могли связаться друг с другом, за исключением редких направлений, чьи станции были взорваны во время войны.

Через одну из станций Миши послала Торку краткий доклад, текст которого усердно зашифровали самым сложным флотским кодом на случай, если его перехватят наксиды. Она перечислиса лишь основные факты — одержана победа, потеряно четыре своих корабля и уничтожено тридцать восемь наксидских, на планете в ближайшее время начнет работать дружественное правительство. При этом Миши тщательно избегала деталей, промолчав, например, о критической нехватке боеприпасов.

Более детальный отчет был послан менее опасным способом — ракетой на околосветовой скорости. Такая же ракета ушла в Совет правления Флота. В этих донесениях содержались подробнейшие описания сражения и сообщение о том, что арсеналы почти пусты.

На оба послания Миши получила ответы. Первый, с краткими поздравлениями, пришел часов через пятьдесят после отправки доклада. Его написал и отослал один из штабных офицеров.

Второй, примчавшийся в систему на ракете, содержал видеопослание Торка. Миши приказала сбросить ускорение и пригласила Мартинеса смотреть сообщение к себе в кабинет.

Даже при оставшихся небольших перегрузках суставы скрипнули, когда Мартинес отсалютовал, войдя к Миши. Комэскадрой устало осела в кресле. На столе стояла чашечка кофе. За спиной возвышались полуобнаженные бронзовые статуи. От навалившихся в последние дни перегрузок лицо Миши прорезали морщины, но было в нем что-то еще, грусть или разочарование.

— Это касается вас, — сказала она. — И в приступе малодушия я решила, лучше вам непосредственно услышать всё от Торка, чем от меня.

— Вы уже видели?

— Да. Присаживайтесь.

Вандервальк, прислуживающая Миши, налила кофе. Мартинес поблагодарил, сел и взял чашку. В ноздри ударил терпкий аромат напитка.

Он был как во сне. Ничего хорошего не предвидится.

Миши приказала видеостене показать сообщение Торка. На экране сразу возник главнокомандующий. Выглядел он лучше, чем в прошлый раз, — кожа здорового серого цвета, никаких полосок мертвой плоти, свисающих с лица. С него уже сняли поддерживающую повязку, а изумрудный мундир сверкал таким обилием серебряных галунов, как никогда раньше. С тонкой шеи болталась лента с простой золотой медалью.

— Они наградили его "Шаром"? — выпалил Мартинес.

Безразличное лицо Торка смотрело со стены.

"Приветствую командующую эскадрой Чен, — зазвенел его голос. — Я получил ваш полный отчет вместе с просьбой о пополнении арсенала. Здесь у меня лишних ракет нет, но я пришлю, сколько смогу, из какой-нибудь другой системы, о чем дополнительно сообщу".

"Лишних ракет нет. В кого Торк собирается стрелять чертовыми ракетами? " — подумал Мартинес.

"Как видите, — продолжил даймонг, — Парламент наградил меня "Золотым шаром" за отвоевание Заншаа и победу при Магарии, а также оказал мне честь, оставив главнокомандующим бессрочно".

Так вот откуда столько серебра. Мартинесу захотелось плюнуть на пол, но вместо этого он отпил кофе. Торк продолжал:

"Одним из первых приказов я организую Экспертную комиссию для анализа применявшейся во время войны тактики и подготовки ряда рекомендаций для Флота. Ее возглавит командующий флотом Пеццини, а находиться она будет в Штабе Флота на Заншаа".

Тут всё просчитано. Пеццини был комфлотом в отставке, просидел всю войну в Совете, под ракеты ни разу не попадал.

Мелодичный голос Торка звенел и переливался:

"По этой причине я приказываю капитану Суле, капитану Мартинесу и комэскадрой Чен немедленно послать официальный рапорт на Заншаа и предоставить себя в распоряжение Комиссии. "Прославленный" и "Уверенность" встанут в доках Заншаа на плановый ремонт. Экипажи леди Миши останутся в Наксасе под командованием капитана Кармоди, произведенного в действующие командующие эскадрой. Текст приказов вы найдете в приложении".

Мартинес ошарашенно глядел на Торка. "Он отнимает у меня корабль?"

При плановом ремонте корабли переходили в ведение начальников доков и теряли офицеров и команду.

Голос Торка звучал неумолимо:

"Из-за того, что распространение какой-либо информации о ходе битв или тактике до отчета перед Комиссией было бы преждевременным, приказываю считать эти сведения совершенно секретными. Любое обнародование или обсуждение данных станет преступлением и будет караться по Имперскому указу о государственной тайне.

Вы должны отчитаться о получении приказов и немедленно отправиться на Заншаа".

Тут голос Торка стал особенно звонок, и Мартинес заподозрил, что у даймонгов это выражение торжества.

Еще он понял, что они всё утаят. Выводы Комиссии известны заранее. Новое это плохо, а традиционная тактика, приведшая к победе при Магарии, единственно верна. Победам Миши придумают иное толкование или о них забудут вовсе.

Мартинес представлял, что Комиссия скажет о Наксасе. Настоящего сражения не было, была лишь перестрелка со спешно переделанными торговыми судами и кораблями, серьезно пострадавшими при Магарии. И, конечно, бой был односторонним. В тих обстоятельствах потеря четырех кораблей станет выглядеть как преступная небрежность Миши.

Мартинес повернулся к ней.

— Что будем делать?

— Исполнять приказы. — Миши казалась невозмутимой.

— А потом?

Миши с секунду подумала и ответила:

— Дождемся смерти Торка.

— Вы могли бы поговорить с лордом Ченом. Он же в Совете правления Флота.

Она кивнула.

— Конечно, я поговорю с Маурицием. Но изменить приказ главнокомандующего можно лишь большинством голосов, а их он не наберет. Всё, что сделает от нашего имени, будет выглядеть, как стремление оправдать родственников. — Миши толкнула Мартинесу тарелку: — Миндального печенья?

Мартинес кипел от ярости. Он поспешил поставить чашку, опасаясь раздавить ее в кулаке.

— Мы можем потребовать военного суда, — сказал он.

— На каких основаниях? — Миши побарабанила пальцами по столу. — Нас не сажают в тюрьму и не грозят перерезать глотки. Не наказывают и не налагают дисциплинарных взысканий. Это бы привело к общественному резонансу, чего Торк не хочет. Нас всего-то посылают на Заншаа дать показания перед комитетом избранных.

— Я теряю корабль, — заметил Мартинес.

— Плановый ремонт.

Мартинес махнул рукой.

— Никакой не плановый! В боях пострадали десятки кораблей, а на ремонт отправляют "Прославленный"! А этот приказ отправиться в док на Заншаа — да там же кольцо разрушено. Мы его сами взорвали! Корабль оттуда и через несколько лет не выйдет.

Миши смотрела в черное зеркало столешницы.

— Будут другие корабли. Много, много других. Их после войны строить не перестанут — Мауриций говорил, что планируется увеличить флот почти в два раза по сравнению с довоенным.

Мартинес потер подбородок, почувствовав под пальцами щетину, отросшую за много часов в амортизационном ложе.

— Много кораблей… Это славно. А Торк их нам доверит?

Миши иронично улыбнулась.

— Мы хотя бы старше по званию, чем его любимчики.

Мартинес бросил взгляд на бронзовую женщину, уставившуюся на него со зловещим спокойствием. Хотелось встать и двинуть ей по безупречному, безмятежному лицу.

— Вы уже сообщили капитану Суле? — спросил он.

— Нет. Хотя она могла перехватить и самостоятельно расшифровать сообщение. А что?

— А то, что после того как она услышит приказы Торка, не хотел бы я оказаться с ней, Торком и ракетой в одной солнечной системе.

* * *
Реакция Сулы была далека от ярости Мартинеса. Она не сомневалась, что Торк отомстит ей за неповиновение при Магарии и лишь удивилась его сдержанности. Он не то что не приказал перерезать ей горло, а даже не сделал выговор. Наверное, это говорит, что Торк чувствует шаткость своего положения.

Если и есть что-то всем очевидное, так это соотношение потерь. Торк уничтожил сорок с небольшим вражеских кораблей, потеряв сорок своих. Флот Чен тоже уничтожил около сорока, но потерял только четыре.

Выплыви это наружу, способность Торка командовать Флотом окажется под вопросом. Если он хочет сохранить свой "Золотой шар" и бессрочно пребывать главнокомандующим, информацию надо держать в тайне.

Единственное, удивила находчивость Торка. Он оказался более искушенным манипулятором, чем ей казалось.

Просмотрев видео, Сула воспользовалась нормальной гравитацией и приняла душ. Пока капли барабанили по усталому, измотанному перегрузками телу, а тесное пространство металлической кабинки наполнялось сандаловым ароматом прозрачного мыла, она размышляла о будущем.

Сула стала капитаном, а это даже больше, чем она рассчитывала. У нее есть награды. Есть скромное состояние.

Армии уже не было. И вскоре не будет корабля.

Она прославилась, не особенно к этому стремясь. Возросшая популярность может привести к излишнему вниманию к ее персоне, а человеку с ее прошлым это во вред. Несколько лет в тени, на какой-нибудь неприметной должности, были бы гораздо безопаснее.

В целом, жаловаться особо не на что.

Она бросила вызов Торку не из-за желания прославиться, а из гордости. Ее победы были несомненны. Она по праву может ими гордиться. Она сохранила свою гордость, и Торк не сможет ее отнять.

Она выжала из войны всё возможное.

Сула застыла с мочалкой в руке, подумала о Мартинесе и улыбнулась. Вот он-то не отнесется к приказам Торка так спокойно.

Он будет вне себя.

* * *
— Нельзя говорить, что мы выиграли битву. Нельзя говорить, что мы разгромили врага в соотношении десять к одному. Нельзя говорить, что мы использовали новую тактику или что такая тактика вообще существует. Обо всем этом надо забыть, пока Пеццини не обнародует заключение, если это вообще случится. И передайте своим подчиненным, что их это тоже касается. Мы же не хотим, чтобы они попали в беду.

Мартинес окинул взглядом офицеров "Прославленного" и заметил, что поразил их своей горячностью. Он выдавил улыбку.

— Уверяю вас, главнокомандующий настроен очень серьезно. Болтунами займется Следственный комитет. — Он мрачно посмотрел на всех. — На кону карьера. Мне не хочется, чтобы меня обвинили в том, что я не донес до вас всю беспрекословность приказов Торка и подверг риску ваше продвижение по службе. — Он поднял вилку. — Теперь, когда с неприятной частью покончено, давайте насладимся едой. Уверен, Перри сотворил из этой вырезки настоящее чудо.

Офицеры задумчиво ели, сидя под фресками с изображением древнего пиршества. Мартинес дал им много пищи для размышлений.

И для разговоров. Мартинес знал, стоит что-то запретить упоминать — и об этом заговорят все. Приказы лорда Торка, по крайней мере в интерпретации Мартинеса, несомненно оскорбляли гордость каждого во флоте Чен. Когда "Прославленный" и "Уверенность" встанут в док и их команды разошлют по новым назначениям, все разойдутся с уязвленной гордостью.

Нелепо запрещать рассказывать об успехах. Они будут обсуждать победу за ужином в кают-компаниях, за коктейлями в гостиных и за стаканчиком чего покрепче в барах. Они будут хвастать службой во флоте Чен под командованием Миши и Мартинеса и собственными подвигами.

Память о флоте Чен не умрет.

Мартинес намеренно отдавал распоряжения, пока слуги расставляли посуду, чтобы и рядовой состав разнес свое негодование по Флоту.

Кое-что Торку никогда не удастся. Он не сможет установить надзор сразу за множеством пэров, заставив их молчать о войне, и не сможет наказать за разговоры. Он не проследит за каждым из сотен рядовых, разбежавшихся по Флоту, не сможет засудить их всех одновременно или дать им всем расчет. А они, куда бы ни отправились, сделают флот Чен легендой.

Мартинес понимал, что иногда лучший способ саботировать приказы заключался в их слишком буквальном исполнении.

* * *
Это был первый званый обед Мартинеса в череде светских мероприятий, последовавших за длительным и тяжелым торможением, закончившимся, когда флот Чен, вынырнув из-под колец величественного газового гиганта, окруженного бархатистыми лиловыми и зелеными облаками, лег на новый курс и стал замедляться не так резко. "Прославленный" и "Уверенность" еще три дня должны были идти вместе со всеми, и именно этот промежуток времени оказался насыщен взаимными посещениями. Миши дала торжественный прием для капитанов, на котором, приложив героические усилия, Мартинес и Сула не обменялись ни словом. Сула пригласила Миши на обед в ее честь, а Мартинес, не попавший в число гостей, в свою очередь позвал к себе всех подчинявшихся ему когда-то капитанов Тридцать первой эскадры. Он сказал им то же самое, что и своим лейтенантам, и почти с тем же эффектом.

В последний день Миши дала прощальный обед для капитанов Девятой крейсерской эскадры, на котором поблагодарила всех за верность, мужество и дружбу и подняла бокал за новую встречу. Мартинесу, сидевшему в дальнем конце стола и дрожащему от нетерпения вновь произнести гневную речь о приказе Торка, показалось, что в глазах Миши блеснула слеза.

"Прославленный" и "Уверенность" взяли новый курс и начали ускоряться по направлению к Первому тоннелю Наксаса, через который пролегал путь в Магарию и Заншаа. Мартинес подготовился к неизбежному, когда через пару дней Миши пригласила его и Сулу на ужин.

Миши с Мартинесом встретили Сулу у шлюза, где уже, как полагается по уставу, стоял почетный караул. Сула была в парадном мундире, темно-зеленый китель казался слабым отражением ее изумрудных глаз. У Мартинеса перехватило дыхание.

Сула отдала честь комэскадрой; Миши пожала ей руку и пригласила на борт. За правым плечом Сулы маячил высокий пышноволосый ординарец, на которого Мартинес не обратил бы внимания, если б не ленточка медали "За отвагу" на груди. Его отвели в мичманскую кают-компанию, а Мартинес с Сулой поднялись по трапу в апартаменты Миши.

— Интересный декор, — сказала Сула, заметив одну из нарисованных ложных арок в коридоре.

— Всё выбирал капитан Флетчер, — пояснил Мартинес. — Художник еще на борту.

Он предположил, что за сухие факты она ему голову не оторвет.

— На натюрморте фарфор Виго, — заметила Сула.

Миши обернулась.

— Вы увлекаетесь фарфором, леди Сула?

Они обсуждали эту тему по пути в столовую и во время первого коктейля. Сула пила смесь соков, остальные — "Каяву" и "Затмение". Мартинес, прикусив язык и изображая полное равнодушие, стоял у бара и чувствовал, как Сула прожигает его ледяным взглядом.

— Леди Сула, — сказала Миши, — я бы хотела пересмотреть запись момента, когда во время боя вы двинули свою эскадру на тяжелые крейсеры наксидов. Мне интересно, откуда вы знали, в какого врага стрелять.

Сула объяснила. Видео сделало бы объяснение более наглядным, поэтому они перешли в кабинет Миши посмотреть голографическое изображение битвы на рабочем столе. Напряжение между Мартинесом и Сулой начало спадать, и они вновь испытали необычайное слияние разумов, как тогда, в бою, гармонию огня и движения, ловкости и силы. Бледная кожа Сулы порозовела, глаза искрились. Она посмотрела на Мартинеса и улыбнулась. Поймав ее взгляд, он невольно обнаружил, что и сам улыбается.

Все вернулись в столовую и продолжили бой, используя тарелки, бутылки и салфетки вместо кораблей. Миши с Мартинесом описали битву при Протипане, а Мартинес рассказал о Хон-баре. Схемы чертили соусом. Сула поведала о своих приключениях на планете Заншаа.

— Не страшно было связываться с бандитами? — спросила Миши.

Сула на мгновение задумалась.

— Не очень. Я знала таких людей на Спэнии, где росла. — Опять краткое раздумье. — Ну, с ними как со всеми. Главное найти общую выгоду.

Миши недоверчиво спросила:

— Вы не боялись, что они предадут вас и… заберут всё?

Сула поразмышляла и усмехнулась.

— В отличие от благородных пэров, таких как лорд Торк?

Сула не до конца откровенна. Знать бы, о чем она умолчала.

Комнату наполнил аромат кофе. Ужин закончился, но они продолжали разговаривать, даже пришлось принести еще один кофейник. Во время долгой беседы Мартинес, с разрешения Сулы, отпустил почетный караул — она без проблем может улететь и в неофициальной обстановке. Когда Сула поблагодарила Миши и поднялась, взяв фуражку и перчатки у Вандервальк, он вызвался проводить ее до шлюза.

— Будьте любезны, вызовите туда Макнамару.

Мартинес вызвал. Они с Сулой шли по коридору. Было поздно, и по пути никого не оказалось; все уже отправились спать. Каблуки стучали по разноцветным плиткам Флетчера.

Почему-то Мартинес не решался заговорить. Он был уверен, что, открыв рот, всё испортит, прогонит прочь только что обретенное вновь доверие — и им придется враждовать вечно.

А вот Сула не смущалась. Она заговорила, стараясь смотреть перед собой и избегая его взгляда:

— Я решила тебя простить.

— Меня простить? — не сдержался Мартинес. — Ты же сама меня бросила, помнишь?

Сула осталась невозмутима:

— Надо было быть настойчивее.

Она дошла до трапа и быстро спустилась на другую палубу. Мартинес, с громыхающим сердцем, последовал за ней.

— Ты была очень категорична.

— Я была расстроена.

— Но почему?

Вот оно, главное. Той ночью он предложил ей выйти за него, она отказала — резко отказала — и пошагала во тьму.

Сула остановилась и повернулась к нему. Он видел, как на ее горле натянулись жилы.

— Я не умею поддерживать отношения. Я испугалась, а тебе следовало поддержать меня. Когда страх прошел, ты уже был помолвлен с Терзой Чен.

— Мой брат всё организовал, даже не сообщив мне. — После паузы он продолжил: — Я звонил тебе всю ночь.

Она целую секунду глядела на него, потом зашаталась, как от удара.

— Я была расстроена. Я была… — Она покачала золотистой головой. — Впрочем, всё равно, что я там делала. Я отключила коммуникатор.

Они долго смотрели друг на друга. Мартинес почувствовал, как всё внутри сжимается и переворачивается. Словно он опять теряет ее.

— Я… прощаю тебя, — произнес он.

И шагнул к ней, но Сула уже шла по коридору к следующему трапу. Мартинес направился вслед.

Внизу, в нескольких шагах от входа в шлюз, по стойке смирно уже стоял ее ординарец. Все рвущиеся наружу слова замерли у Мартинеса на языке.

Сула обернулась.

— Благодарю вас, капитан. До скорой встречи.

Он пожал протянутую руку. Казавшуюся такой маленькой, изящной и теплой в его неуклюжей лапе. Мускусные духи кружили голову, и он едва не поцеловал ее.

— Приятных снов, миледи, — сказал он.

"Обо мне".

* * *
Но в ту ночь Суле снились только мертвецы. Она очнулась несколько часов спустя с застрявшим в горле криком, зная, что больше ей не уснуть.

Капитанским ключом она открыла базу данных "Уверенности" и подтерла все упоминания о скачке давления, отключившем двигатели во время боя с наксидами. Отключение она свалила на перепад напряжения в трансформаторе, произошедший из-за радиации от близко разорвавшейся ракеты. Этот трансформатор всё равно было пора менять.

В исправленных данных остались дыры и следы ее вмешательства, но следователям придется хорошенько попотеть, чтобы найти их, к тому же, вряд ли это кого заинтересует.

Комиссия будет с головой занята тем, чтобы похоронить любые сведения об "Уверенности". Им будет не до документации.

Работая, она решительно отгоняла мысли о Мартинесе, хотя временами казалось, что он дышит в затылок, заглядывая ей через плечо и наблюдая за длинной цепочкой ее компьютерных преступлений.

— Я еще не такое творила, — сказала она призраку.

И тут же подумала, что и Мартинес шел к своим целям по костям и несчастьям других.

Хотя она тоже сеяла смерть и несчастья. Сделай из них пару, и о последствиях страшно подумать.

"Если будем вместе, — с содроганием подумала она, — смерть не заставит себя ждать".

Она закрыла измененные данные. До завтрака осталось больше часа, но Сула боялась возвращаться в постель. Она села читать "Возрождение Африки", очередную книгу по истории Земли.

Ей по-прежнему казалось, что Мартинес стоит за спиной, молчаливый и укоряющий, как мертвец.

* * *
Мартинес поговорил с каждым из слуг, выясняя, все ли хотят остаться с ним после того, как "Прославленный" встанет на ремонт. Он мог взять их с собой на новое место службы, но он желал убедиться, устраивает ли это их.

Алихан, как и надеялся Мартинес, не возражал. Нарбонну, бывшему слуге Флетчера, всегда не нравилось подчиняться Алихану, и капитан не удивился просьбе об увольнении.

С Монтемаром Джуксом было сложнее.

— Не думаю, что мне потом понадобится художник, — сказал Мартинес. — У меня не будет корабля для оформления.

Джукс пожал плечами.

— Я могу сохранить эскизы, милорд. На Заншаа у вас будет дворец, ведь так, лорд капитан? У вас и вашей жены. Дворцам разве не нужны украшения? Наверняка, портрет леди Терзы в полный рост отлично подойдет к вашему портрету.

— Да… наверное. — Мартинес сам себе не хотел признаваться, что в глубине его сознания таятся мысли о возможном будущем без Терзы.

Джукс остался при нем и начал готовить эскизы оформления большого дома.

Больше всех удивил Перри.

— Я бы хотел просить об увольнении, милорд.

Мартинес недоумевающе смотрел на молодого человека.

— Что-то не так? — спросил капитан.

— Нет, милорд. Просто… ну, хотелось бы уйти в свободное плавание.

Мартинес недоверчиво взглянул на него.

— Значит, что-то не так, да?

Перри колебался.

— Ну, милорд, — нехотя признался повар, — иногда мне кажется, что вам не нравится, как я готовлю.

— Как это? — пораженно произнес Мартинес. — Я же это ем, разве нет?

— Да, лорд капитан. Но… — Перри подыскивал нужные слова. — Вы не оказываете должного внимания пище. Вы всегда работаете во время еды, отправляете запросы или просматриваете отчеты.

— Я занятой человек. Я капитан, в конце концов.

— Милорд, — решительно заявил Перри, — вы помните, что вы ели сегодня днем?

Мартинес немного покопался в памяти.

— Кажется, что-то с сыром.

Перри вздохнул.

— Да, милорд. Что-то с сыром, — сказал он.

Мартинес посмотрел на него.

— Я дам вам расчет, но…

— Да, пожалуйста. Спасибо, милорд.

Чувствуя себя ущемленным, Мартинес написал Перри отличные рекомендации, частично потому, что хотелось остаться на высоте.

За ужином он не без подозрения осмотрел тарелку.

"И что тут особенного?" — спросил он себя.

* * *
В благодарность за прием, оказанный Миши, Сула тоже дала званый обед, пригласив также Мартинеса, Чандру и Фульвию Казакову. Мартинес оказался бы единственным мужчиной в женской компании, если бы не Хэз, первый лейтенант Сулы.

Металлические стены столовой "Уверенности" были окрашены в унылый светло-зеленый. Над головой угрожающе низко висела труба.! Чтобы об нее не стукались головами, на трубе намалевали красным "Пригнись!". Подавали коктейль "Буйный Роджер", а следом вино и бренди. Мартинес заподозрил, что непьющая Сула не знает, сколько можно выпить и не упасть. Алкоголя хватило бы, чтобы напиться в стельку.

Сев за стол напротив Сулы, Мартинес протрезвел. Каждая клеточка его тела, каждый удар сердца стремились к ней. Он не решался взглянуть в ее сторону. Вместо этого он с головой окунулся в беседу, остроумную и смешную, о чем угодно, кроме войны, Флота и политики. Капитаны могут потерять свои корабли, офицеры попасть в черный список, но длинная, кровавая война позади и они живы. Здоровое жизнелюбие брало свое, а на паре скорлупок, парящих между звезд, отдушин для разрядки было маловато.

Возможно, сейчас самое время для алкоголя.

Чем дольше длился полет, тем чаще Мартинес видел Сулу. Кораблей всего два, а офицеры весьма общительны. Ежедневно устраивались вечеринки, хотя капитаны участвовали не в каждой.

Мартинес осмелился пригласить капитана Сулу к себе на обед для двоих лишь спустя полмесяца.

Он встретил ее у шлюза, в этот раз она была с другим ординарцем — светловолосой женщиной, но тоже с медалью "За отвагу" на груди. Мартинес проводил Сулу в свою столовую и предложил широкий выбор прохладительных напитков. Она захотела минералки, и Мартинес, решивший из вежливости избегать алкоголя, тоже налил себе стакан. Увидев портрет Мартинеса, отважного и решительного, висящий на передней стене, Сула заулыбалась.

— Очень реалистично, — сказала она.

— Правда? — забеспокоился он. — Я надеялся на большее.

Сула рассмеялась и переключилась на фрески с пирующими терранцами, рассматривая виноградные грозди, кубки с вином и грациозных людей в простынях.

— Настоящая классика, — сказала она.

— Это только выглядит старым. Позволь, я покажу еще одну картину.

Он провел ее в спальню и включил свет, демонстрируя "Святое семейство с кошкой". Сначала Сула казалась веселой, потом чуть нахмурилась, сощурила глаза и придвинулась к древней картине. Она внимательно разглядывала ее несколько долгих минут.

— Тут какая-то история, — произнесла она. — Но я не знаю, какая.

— Я тоже, но мне нравится.

— Сколько ей лет?

— Написана еще до завоевания. В Северной Европе, где бы это ни было.

Сула искоса посмотрела на него.

— Мартинес, ты ужасающе невежественен в истории собственной расы.

Он пожал плечами.

— До завоевания сплошная эпоха варварства и насилия, разве нет?

Она опять повернулась к картине и сказала:

— Суди сам.

Мартинес посмотрел на уютно устроившуюся у огня семью, и на него нахлынули теплые чувства.

— Сейчас это собственность Флетчеров. Не знаю, разрешат ли мне ее выкупить.

— Ты можешь себе это позволить?

— На мое-то жалование? Только если они не представляют, сколько она стоит.

Сула мельком посмотрела на остальные картины — на голубого флейтиста и на пейзаж.

— Есть другие сокровища?

Он пригласил ее в кабинет. Сула равнодушно оглядела рыцарей и фрески с писцами и глашатаями. Ее взгляд приковал рабочий стол с плывущими по нему фотографиями Терзы и юного Гарета.

Мартинес затаил дыхание. Вот и решающий момент.

Выражение ее глаз немного изменилось, как будто легкое облачко закрыло солнце. Губы скривились в усмешку.

— Наследник клана Чен?

— Да.

— Здоровый малыш?

— Так мне сказали.

— Похож на отца.

Ее взгляд следил за проплывающими по рабочему столу изображениями.

— И как тебе в браке? — Вопрос прозвучал вежливо и весело, но не без тени иронии. Они оба притворились, что ответ ее не волнует.

— Первые семь дней всё было хорошо, с тех пор я был вдали от дома.

— Семь дней? — Она улыбнулась. — Ты фертилен.

— Фертильный, да, — автоматически повторил Мартинес.

Он боролся с желанием обнять Сулу.

"Но только не на флагмане Миши Чен", — одернул он себя.

В столовой послышались шаги Алихана, принесшего закуски.

Сула, задев Мартинеса, направилась к двери.

Он понял, что гроза миновала и не всё потеряно.

Мартинес пошел за ней. Алихан, в безупречной униформе, белом фартуке и белых перчатках, стоял у стола.

— Старший оружейник Алихан! — улыбнулась Сула. — Как у вас дела?

Алихан просиял за завитыми усищами.

— Отлично, миледи. Прекрасно выглядите.

— Вы очень добры. — И позволила Алихану отодвинуть для нее стул. — Что сегодня будем есть?

— Ну, для начала поджаренные рисовые конвертики с пюре из клубней крака, засахаренными копчеными колбасками и шпинатом.

— Звучит прекрасно.

Под благодушным присмотром Алихана Суле и Мартинесу удалось мило и вкусно пообедать. В разговоре, в основном, касались безопасных профессиональных вопросов, хотя после десерта Мартинес всё же выплеснул эмоции по поводу Торка. Довольно напрактиковавшись к этому времени, Мартинес выдал исключительно красноречивую тираду.

Сула пожала плечами.

— Война вернула власть некоторым лицам, и мы, если уж об этом говорить, им не нужны. А ты чего ожидал? Благодарности?

— Я не думал, что об меня вытрут ноги.

— Мы оба капитаны, оба с боевым опытом. Хотя при самом благоприятном раскладе нас бы еще много лет до командующих эскадрами не повысили… нам повезло больше, чем следовало ожидать. — Она сделала глоточек кофе. — Мы им еще понадобимся — для следующей войны.

Мартинес удивленно посмотрел на нее.

— Думаешь, будет еще война?

— А как иначе? — Сула махнула рукой. — Шаа отдали нас в руки собранию шестисот парламентариев. Как думаешь, получится у них управиться с чем-то столь большим и сложным, как империя?

— Не очень. Но у них ведь будет Флот?

— Как знать. Но желание нахапать побольше единственное, что роднит эти шесть сотен. В прошлом шаа держали в узде лордов Парламента, но шаа умерли. Думаю, новая война продлится ещепоколение, — Она аккуратно поставила чашку на блюдце и рассмотрела ее на свету. — Геммельский фарфор. Очень красиво.

— У Флетчера был хороший вкус. Мне так говорили.

— Флетчеру повезло с советниками. — Сула поставила кофейную пару на стол и взглянула на Мартинеса: — Надеюсь, и тебе с этим повезет.

— По поводу фарфора? Я целиком полагаюсь на тебя.

Она пристально посмотрела на него и вздохнула.

— Многое зависит от твоих предпочтений. Придется выбирать самому.

* * *
Сула стояла в убогом металлическом кабинете, смотрела на ружья на стене над столом и считала тех, кого пережила. Кэроль, ПэДжи Нгени, Казимир.

Антоний, почти ставший ее отчимом. Ричард Ли, ее погибший капитан, и вся команда "Неустрашимого".

Хромуша, ее парень на Спэнии, который тоже наверняка умер.

Тысячи наксидов, которые почти не в счет, потому что она не знала их лично.

Каждая смерть как бросок костей. Несмотря ни на что, она выигрывала. К другим удача была не так щедра.

Мартинес опять входил в ее жизнь, и Сула спрашивала себя, осознает ли он, насколько это опасно. Но он был везучим, как она как-то сказала ему, он был самым большим счастливчиком во вселенной. Интересно, пересилит ли его удача то невезение, какое Сула, казалось, несла другим.

Кое-что можно было просчитать. Фертильность Мартинеса сыграла свою роль, Чены получили наследника. Наверное, он семье больше не нужен, по крайней мере пока.

Любопытно, как воспримут Мартинесы, если он разведется с женой, которую знал всего семь дней. Их клан тоже получил свое, войдя в высшее общество Верхнего города и обретя наследника Ченов с генами Мартинесов. Будет ли лорд Чен сейчас возражать, если его выскочка-зять сбежит, развязав руки дочери и дав ей шанс выйти замуж за кого-нибудь поблагороднее?

Сула подумала и о Миши, но та, по воле главнокомандующего, уходит в забвение и больше не сможет карать или миловать. Ее можно не учитывать в этом раскладе.

Даже если клан Мартинесов воспротивится, найдутся обходные пути. Теперь Сула знала, к кому обратиться за такой помощью.

Она представила себя в качестве безупречной, обожающей мачехи, качающей на коленях юного Гарета, пока его пальчики перебирают ее медали. Мачехи, заменившей безвременно погибшую мать, которую он почти не знал…

Сула немного посмаковала эти мысли и отвергла их. Кровь не подходящее начало новых отношений. Лучше начать не с убийства, а с надежды.

К тому же не следует становиться должницей такого, как Сергий Бакши. Это до добра не доведет.

Если отношения продолжатся, то пусть развиваются, как всегда, со слезами и яростью, страстью и злостью, печалью и предательством.

А она, в эпицентре бури, будет бросать кости, испытывая судьбу.

* * *
Оба корабля мчались, поддерживая постоянное ускорение в 1 g. Красили и полировали стены и палубы. Готовили блюда и устраивали приемы. Плановый ремонт шёл по графику. Время от времени проводились учения, просто чтобы держать экипажи в форме. Жизнь по большей части стала легкой.

Связь с внешним миром оставалась ограниченной. Станцию в Бачуне, между Магарией и Заншаа, разрушенную Праведным Флотом, не заменили, впрочем, как и другие, уничтоженные эскадрой Чен и Четырнадцатой легкой эскадрой. Связь была прекрасной только на территориях, во время войны подчинявшихся наксидам, а теперь отданных лорду Торку, сидящему в новом штабе на Магарии, проблем со связью не было. Для отправки сообщений вне этой зоны требовалась ракета, но на "Прославленном" и "Уверенности" не происходило ничего важного, чтобы ее посылать.

На полпути корабли аккуратно развернулись и начали торможение, которое закончится на орбите Заншаа. Сразу после входа в систему Магарии, они послали сообщение, приветствуя главнокомандующего на кольце планеты. В ответ получили стандартное подтверждение от штаба, и на этом вроде всё закончилось.

Но на следующий день пришел приказ от Торка.

Он касался леди Сулы. Дав показания комитету избранных, она должна была отправиться на Терру и продолжить службу в качестве капитана на кольце.

Сула с восторгом поняла, что это и есть ее наказание. Ссылка на пару или больше лет на забытую, захолустную планету, лежащую вдали от торговых путей, которая к тому же оказалась родиной ее расы.

Терра. Земля. Так она сможет собственными глазами увидеть Византию, Сиань, СаСуу. Собственными руками потрогать древний мрамор и прикоснуться к самому хрупкому фарфору империи. Сможет искупаться в океанах, бывших колыбелью бесчисленного множества форм жизни этой планеты.

Там она прогуляется между искусно сделанными памятниками истории Терры, и прах царей будет скрипеть под ее подошвами.

Вот такое наказание.

Сула рассмеялась.

Если б только Торк знал. Если б только знал.

* * *
Целыми днями Мартинес строил туманные планы. Или предавался фантазиям. В царящей на кораблях искусственной, переполненной ритуалами атмосфере становилось сложно отличить одно от другого.

Сула, реальная и прекрасная, была рядом, и он желал ее. Они встречались раз в два или три дня, но уже не оставались наедине. Поцелуй он ее или впервые за долгое время дотронься до руки, кто-нибудь — Миши, Чандра, слуга — обязательно заметит, и через несколько часов об этом будут знать все. При встрече он старался не смотреть на Сулу, опасаясь выдать себя завороженным взглядом.

Не имея привычки сомневаться в себе и своих чувствах, он не доверял и раздражался из-за окружающей его неопределенности. Путешествие из Наксаса в Заншаа было переходом из войны в мир, из славы в безвестность, из долга в безответственность. Так и подмывало забыть, что в конце ждет посадка и будет она довольно жесткой.

Мартинес мысленно торговался с лордом Ченом. " Можете забрать дочь и использовать как пешку в политических играх. В обмен вы с сестрой продолжите поддерживать мою карьеру во флоте. Надеюсь, вы согласны, что это справедливо.

И еще одно, — добавлял он, — ребенок останется у меня".

Эта фантазия, или план, или что бы там ни было, казалась вполне разумной, пока он не подошел к рабочему столу и не увидел плывущие изображения Терзы с сыном, а с ними и всё безумие своих мыслей.

Сула уже дважды отвергала его. Верх безумия давать ей третий шанс.

Потом он сталкивался с ней на званом обеде или ужине, и его опять бросало в жар от чувств.

* * *
"Прославленный" пролетел сквозь Первый тоннель Магарии, оставив изолированную территорию Торка позади. На фантазии Мартинеса обрушился поток скопившихся за это время новостей, писем и видео.

Мартинес получил кучу сообщений от Терзы — от электронных факсимиле ее коротких записок до съемок с юным Гаретом. Когда Терза заговорила в камеру, младенец повернул головку, стараясь увидеть, к кому обращается мама, и явно удивился, что ни к кому. Мартинес замер от умиления.

"Ребенок останется у меня".

Это неизменное условие сделки.

Сообщения Терзы говорили о том, что она с облегчением встретила новости из Магарии и Наксаса. "Даже если мы не можем сейчас тебя увидеть, хотя бы знаем, что, где бы ты ни был, с тобой всё хорошо".

Последнее сообщение пришло с корабля. "Я отправилась с отцом. Совет Флота переезжает из… одного засекреченного места в другое, и я еду с ним как хозяйка, представляющая клан".

Он с горечью подумал, что Терза опять переезжает и Миши знает куда, а он нет. Иногда семейство Чен представлялось ему огромным тайным обществом, целью которого было держать его в неведении.

На следующий день Миши пригласила Мартинеса на коктейль. Роскошные блюда, в течение месяца поглощавшие внимание офицеров и поваров, сменились чаем, коктейлями и азартными играми. Это произошло, потому что, во-первых, все набрали вес, а во-вторых, деликатесы, взятые на борт в Чиджимо и Заншаа, заканчивались.

Мартинес обнаружил Миши в кабинете, а не в большой столовой. Перед ней были тарелочки с хлебом, соленьями и консервированной икрой, над которыми витал запах несвежего оливкового масла. Вандервальк смешала напитки и разлила в охлажденные бокалы. Миши задумчиво смотрела на свой коктейль, временами делая небольшой глоток.

Она выглядела усталый, и даже искусно наложенный макияж не смог полностью скрыть тонкие морщинки, появившиеся у глаз и губ. Она глядела в бокал, словно видела там конец своей карьеры, и это ей не нравилось.

— Я говорила с Маурицием, — помолчав, начала она. — То, что Парламент сделал лорда Торка главнокомандующим бессрочно, беспокоит его не меньше, чем нас. Даже больше, ведь ему придется сталкиваться с Торком на заседаниях Совета, а нам нет.

Мартинес глубоко сомневался, что кого-то Торк беспокоит больше, чем его, но всё равно промычал что-то сочувствующее.

— Мауриций кое-что рассказал мне о закулисных переговорах, — продолжила Миши. — Вы знали, что правительство почти всю войну поддерживало контакт с наксидами?

— Как Торк с Даксадом перед Второй Магарией? — спросил Мартинес. — Обсуждали тонкости Праксиса?

Миши улыбнулась.

— Наверное. Думаю, что в основном обменивались ультиматумами. После потери Заншаа наксиды пошли на серьезные переговоры.

Чувствуя на языке вяжущий вкус коктейля, Мартинес поднял глаза на Миши:

— В самом деле?

— Они пытались заключить мирный договор. Но мы настаивали на безоговорочной капитуляции, а они не видели причин соглашаться, пока у них оставался действующий флот.

После Второй Магарии всё стало еще серьезней. Но, видимо, они поставили на победу в Наксасе, исчезни мой флот бесследно и условия мира были бы иные. Наша победа выбила у них из-под ног последнюю опору.

— Им осталось лишь совершить самоубийство, — добавил Мартинес.

— Да.

— Не буду притворяться, что мне жаль.

Она чуть пожала плечами, показывая, что и ей их не жалко.

— Я получила видео от Терзы, — сказала Миши. — Выглядит отлично. А Гарет просто очаровашка и явно умница.

— Явно гений, — поправил Мартинес.

Миши улыбнулась.

— Да. — Улыбка померкла. — Тяжело не видеть, как растут такие малыши? Я-то знаю.

— От ваших что-нибудь слышно?

— Да. Джеймс поступил в академию, наконец.

— Поздравьте его за меня.

— Поздравлю. Стал курсантом Академии Ченг Хо.

Это была академия Флота для терранской элиты. Миши и Сула учились там. Мартинес заканчивал менее престижную Нельсоновскую академию.

Лицо Миши потемнело.

— Я не уверена, что Флот — мудрый выбор. Не знаю, смогу ли теперь ему помочь, пока наша карьера в руках Торка.

— Конечно, я тоже сделаю всё возможное.

— Конечно. — Мартинес был членом семьи, и такой ответ от него и ожидался. — Как насчет леди Сулы?

Сердце ушло в пятки.

— В смысле?

— Думаете, она согласится взять Джеймса кадетом?

Не было никаких оснований рассчитывать, что Сула будет наслаждаться командованием на несколько лет дольше него. Но Мартинес ответил, что достаточно уверен в ее согласии.

— Хотя вряд ли вам захочется, чтобы карьера Джеймса оказалась в руках тех, кто занесен Торком в черный список, — добавил он. — Разумеется, мы поможем, но вам стоит попытаться найти ему более надежного патрона.

— Я попытаюсь, благодарю. — Миши глотнула коктейль.

Мартинес забеспокоился о собственном сыне. Безусловно, юный Гарет отправится во Флот, даже сомневаться не стоит, и, будучи Ченом, поступит в Академию Ченг Хо. Младшие офицеры, служившие под крылом Мартинеса, как раз будут в силах помочь ему. Следовательно, блистательная карьера юному Гарету обеспечена.

Если не вмешаются недоброжелатели. К тому времени Торк наверняка умрет, но перед этим обязательно назначит преемника.

Мартинес отпил из стакана, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, и подумал, ради сына лучше надеяться, что Сула не ошиблась насчет скорой новой войны.

* * *
— Та винтовка? Самодельное оружие, пригодившееся в битве за Заншаа. А это ружье ПэДжи. — Сула повернулась к Мартинесу. — Оно было при нем в момент смерти.

Он сначала пристально смотрел на Сулу, а потом на инкрустированное серебром и слоновой костью оружие.

— Он добился того, чего хотел, — сказал он. — Он упорно пытался присоединиться к борьбе.

— И до конца жизни любил твою сестру.

Не было необходимости объяснять, кого именно любил ПэДжи. Не свою жену Вальпургу, а бросившую его Семпронию.

Мартинеса пригласили на обед в кают-компании "Уверенности". Лейтенанты фрегата пока не слышали его военных рассказов, и он предвкушал, как поведает о своих подвигах.

Он приехал пораньше, чтобы поприветствовать Сулу.

И поговорить с ней.

И увидеть ее.

И почувствовать жар в крови.

— Чаю хочешь? — спросила Сула. — Я попрошу Ризаля вскипятить воду.

— Нет, спасибо. — Чем меньше слуги будут прерывать их, тем лучше.

— Тогда располагайся.

Он сел в кресло с металлическим каркасом и прямой спинкой, явно закупленное правительством по дешевке. Комнаты Сулы, пустые, маленькие и утилитарные, ничем не напоминали его роскошные, забитые предметами искусства, апартаменты.

— Оружие единственное украшение? — поинтересовался он. — Я бы поделился с тобой картинами, но вряд ли Флетчеры одобрят.

— У тебя же есть художник, так? Может быть, он что-то сделает для меня.

— Возможно, портрет в полный рост, — сказал Мартинес.

Сула улыбнулась.

— Что-то не хочется постоянно на себя смотреть, особенно в такой малюсенькой комнатенке. Я не знаю, как ты это выносишь.

Мартинес уловил в ее словах скрытую критику.

— Мне нравится, как искусно написан портрет. Например, сфумато. — Этот термин он подхватил от Джукса, пока позировал. — Баланс света и тьмы, расположение предметов на столе, помогающее придать картине объемность…

Тут в дверь постучали, и в кабинет вошел первый лейтенант Хэз.

— Прошу прощения, — сказал Хэз Суле, — но кают-компания счастлива предложить капитану Мартинесу свое гостеприимство.

— Увидимся в следующий раз, капитан. — Сула плавно поднялась с места.

Когда Мартинес жал ей на прощание руку, он наконец понял, что чувствовал всё это время, но никак не мог осознать.

Сула сменила духи. Вместо мускусного аромата, привычного с тех пор, как она присоединилась к Праведному Флоту, она благоухала "Сумерками Сандама", ароматом, который он больше года назад ощутил на ее коже, когда они лежали под балдахином огромной, жуткой кровати в арендованной ею квартире.

Не отпуская руки, Мартинес ошарашенно посмотрел на Сулу. Она, намеренно не выдавая интереса, пристально посмотрела в ответ.

Мартинес резко разжал ладонь и пошел за Хэзом в кают-компанию, ощущая прилив чувств, похожий на медленный, неумолимый прибой.

"Она моя", — подумал он.

* * *
Три дня назад, вернувшись с коктейля, которым Миши угощала свой трагично поредевший офицерский состав, Сула решила еще раз бросить кости. Войдя в свой кабинетик и по-прежнему чувствуя, что кожа продолжает гореть даже после того, как она перестала ощущать присутствие Мартинеса рядом, Сула остановилась, чтобы посмотреть на оружие, висящее над столом.

Память о ПэДжи и Сидни.

И в этот момент она осознала, что у нее ничего нет от Казимира, ничего, кроме воспоминаний о безумных ночах, полных адреналина, запаха пота и шума перестрелок. Она похоронила его, принеся в жертву памяти китайскую вазу. И намеревалась присоединиться к нему, найдя забвение в ослепительной, очищающей и уничтожающей вспышке при Магарии, но помешала гордость.

Ладно, пусть гордость ведет ее и дальше. Она бросит кости, поставив на жизнь, а не смерть, на любовь, а не изгнание.

Пусть Казимир мирно спит в своей могиле, а фантастическое везение Мартинеса преодолеет проклятие, довлеющее над ней.

Мысленно Сула торговалась с лордом Ченом. "Я организую возврат вашей дочери. Мы с капитаном Мартинесом любили друг друга задолго до этой свадьбы. Я сделаю так, чтоб вновь расцвела любовь. Брак распадется, но Мартинесы не станут винить в этом вас.

Взамен я прошу вашего покровительства для себя и капитана Мартинеса. И, конечно, мы с Мартинесом воспитаем ребенка, которого, как я понимаю, вы всё равно не захотите видеть в своем доме".

К тому же неплохо держать при себе заложника, чтобы сотрудничество было крепче.

Она взглянула на ситуацию с точки зрения лорда Чена и не нашла возражений.

О сделке с Терзой она не стала и задумываться. Рождение наследника Ченов ясно показало, что главная ценность Терзы это ее утроба. Терза выступала носителем драгоценных генов, которые надо было совместить с не менее ценными генами, избранными ее семьей. То, что к крови Ченов примешалась плазма Мартинесов, с точки зрения первых, являлось досадным стечением обстоятельств.

Пусть Терза с рождения считалась всего только носителем наследственности, этот брак превратил ее в нечто более грозное. На социальной лестнице она стояла выше мужа и очень ценилась за это богатыми и амбициозными Мартинесами, которые не захотят отпускать ее. И теперь, по мнению Сулы, лорд Чен стал той самой пешкой, за которую будут бороться и Мартинес, и неожиданно обретшая власть дочь, мать будущего наследника.

Вряд ли Терза пожелает вернуться к прежней роли ходячего инкубатора. Такой возврат должен быть решен другими людьми. Главное, получить согласие ее отца и мужа.

С этими мыслями Сула по-новому обдумала свои шаги. В любом случае гордость не позволяла ей потерять достоинство. Она не станет волочиться за Мартинесом.

Держа это в голове, Сула придумала новый план. Гордость говорила, что нельзя продешевить. Не надо преследовать Мартинеса самой.

Вместо этого она оставила ему подсказки. Перестала душиться сенгрой, подаренной Казимиром, и вернулась к "Сумеркам Сандама". Как она заметила, это принесло плоды, Мартинес выглядел, словно получил кувалдой между глаз.

Следующая подсказка была наготове. Когда "Уверенность" летела в двух пространственно-временных прыжках до Заншаа, Сула договорилась об аренде роскошных апартаментов на Малой Горе, в тени Верхнего города. Чтобы удалось остаться там одной, она решила подарить Макнамаре и Спенс двадцать девять дней отдыха на озере Транимо в двух часах езды от столицы на сверхзвуковом поезде.

— После стольких месяцев вместе вас уже тошнит от моего вида, — возразила Сула на все их протесты. — И хотя я вас обоих люблю, мне тоже не помешает отдохнуть от вас.

Повара Ризаля она отпустила в увольнение домой, договорившись за дополнительную плату вызвать его к себе для приготовления пищи.

Потом убедилась, что Мартинесу известны все ее шаги и то, что она будет жить одна в удобной квартире, вдали от неусыпных следящих глаз Верхнего города. У нее даже слуг при себе не окажется.

Сулана нарисовала карту, но решать, идти ли по ней, придется Мартинесу. По крайней мере, так говорила гордость.

Как только возобновилась связь со столицей, Сула получила несколько сообщений. Новости с Заншаа были в основном посвящены казням. Они не смотрела их — хватит, насмотрелась уже! — но записывала имена.

С наступлением мира вся информация от военнопленных потеряла свою ценность, и их ежедневно десятками начали сбрасывать с акрополя. Всех членов правительства, не только наксидов; офицеров безопасности; чиновников, ответственных за продовольственную программу, чьи жизни Сула сохранила ради благополучия населения. Теперь все они были обречены, самих их ждала казнь, имущество конфисковывалось, а кланы истреблялись.

"Хорошо", — подумала Сула.

Вернувшаяся крошечная часть флота Чен влетела в систему Заншаа, замедлилась и легла на орбиту планеты. Между ними и бело-голубым шаром Заншаа изгибался обломок взорванного кольца, такой огромный, что никому бы и в голову не пришло, что это лишь часть величайшего памятника межзвездной цивилизации. Сбоку гладкая поверхность была утыкана антеннами, спутниковыми тарелками и огромными солнечными панелями.

Со временем остатки кольца опустят пониже, проведут к ним лифты и соединят вместе. Несколькими крупными астероидами заместят части, разрушенные взрывами антиматерии при его развале.

Но сейчас кольцо по-прежнему лежало в руинах. "Прославленный" и "Уверенность" отбуксировали во флотские доки, где они останутся еще несколько месяцев, если не лет, ожидая капитального ремонта. Кольцо не вращалось, поэтому не было притяжения, и экипажи, отстегнув удерживающие сети, парили в невесомости.

На кольце не предусматривалось жилья ни для офицеров, ни для команд. Не только из-за отсутствия гравитации, но и из-за того, что в огромном пустом помещении не хватало воздуха. К звездолетам приблизились челноки и, пока прилаживались спасательные тросы, парили невдалеке. Команда собралась по отделениям, надела скафандры и малыми группами последовала в шлюзы, откуда цепочкой, держась за тросы, переправилась в челноки. Потом по тросам передали багаж.

Сула встречала экипаж у шлюза и прощалась с каждым. Она стояла у люка в скафандре, но без шлема, и провожала всех рукопожатием.

Прощаться было сложнее, чем она ожидала. Ее самым большим достижением считалось создание подпольной армии и захват Верхнего города, но она никогда о таком не мечтала и специально к этому не готовилась. Партизанская война и битва за Верхний город стали безумной импровизацией, и хотя она гордилась своими решениями, всё оказалось слишком похоже на бросок в неведомое и не грело душу.

Всю жизнь она стремилась командовать военным кораблем, и на "Уверенности" ее мечта сбылась. Маленький фрегат был скучен, и она жила в каморке, но научилась любить этот смертельный и злой проводник ее воли. В этих тесных стенах она одержала много побед — и не только над наксидами.

Последние офицеры и слуги покинули корабль, и наступил ее черед перебраться на челнок. Сула пересилила себя, надев ненавистный шлем, и даже набралась смелости захлопнуть забрало и войти в шлюз. Огромная голубая планета с одной стороны и величественное мерцание звезд с другой успокоили нервы, дав почувствовать простор и заставив забыть о замкнутости надетой на голову коробки.

После перехода на челнок пришлось, лежа в амортизационных креслах, ждать офицеров с "Прославленного", ведь их экипаж был многочисленнее и переход занял больше времени. Сула ненавидела каждую секунду, проведенную в шлеме, и более чем обрадовалась прибывшему в челнок Мартинесу. Она легко узнала его даже в скафандре по длинным рукам и коротковатым ногам.

Когда все пристегнулись, зажглись химические двигатели. Из дюз щедро вылетал огонь, пока, после серии тормозящих поворотов над городом Заншаа, челнок не приземлился на Вай-хуне. Сула наблюдала, как небо в иллюминаторах становится из черного изумрудным.

Она с облегчением сняла шлем, как только челнок вырулил к месту стоянки. Двери открылись, впустив летнюю жару и самый чудесный воздух, каким ей доводилось дышать. Пахло в основном химическими испарениями и выхлопными газами, но сквозь вонь Сула чувствовала аромат зелени и цветов. Хотя воздух на борту "Уверенности" проходил несколько степеней очистки, в нем со временем чувствовался запах пота, омертвевшей кожи, волос, пищи, смазки и полироли, делая его затхлым.

Контраст со свежим воздухом был поистине разительным. Просто чудесным. Лучше самого тонкого вина.

Сула покинула челнок вслед за Миши и Мартинесом. Стыковочные рукава терминала не подходили к люкам флотских звездолетов, поэтому офицеры спустились по металлическому трапу в кузов грузовичка. От жара раскаленного асфальта у Сулы на лбу выступила испарина. Макнамара и Спенс помогли ей выбраться из скафандра и упаковали его в специальный контейнер.

Дальше были последние речи и прощальные слова. Сула сказала до свидания Хэзу, Джове, Икухаре, Макнамаре и Спенс. Часть лейтенантов села в прибывший встречать арендованный транспорт, остальные пошли с рядовыми по зеленой траве к вокзалу.

Для себя и Мартинеса Миши заказала два просторных иссиня-черных лимузина "Победа" — той же модели, что и автомобиль Казимира, покрашенный в одиннадцать оттенков персикового. Миши предложила подвезти Сулу, и та согласилась.

Алихан, Джукс и слуги Миши грузили багаж во второй автомобиль. У Сулы были лишь минимальный набор униформы да пара ружей — и никаких скульптур, статуэток, произведений искусства, никакого фамильного фарфора, хрусталя ручной работы, постельного белья, никаких пенных подушек, специально приспособленных для ее головы и шеи. Она просто попросила Алихана положить ее скафандр, чемодан и чехол с оружием в багажное отделение первой машины, а сама отправилась в салон к Миши и Мартинесу.

Ей вежливо преградил путь молодой лайон. В одной руке он держал хрустящий конверт кремового цвета, с ленточкой и восковой печатью, а в другой — планшет.

— Прошу прощения, леди Сула. Не могли бы вы расписаться в получении?

Она поставила подпись и пригнулась, забираясь в салон. Внутри лимузина стояли хрустальные вазы с живыми цветами. Бордовые кожаные сиденья манили своей мягкостью. Миши как раз доставала бутылку шампанского из ведерка со льдом, и Мартинес помог ее открыть.

Сула надорвала конверт, прочитала письмо и засмеялась.

— Что там? — спросила Миши.

— Блитшартс! — воскликнула Сула. — Еще одно слушание!

Миши непонимающе смотрела на нее. Мартинес усмехнулся.

— Мы так встретились в первый раз, — пояснил он.

Сула с Мартинесом рассказали Миши о своем знакомстве во время операции по спасению знаменитого яхтсмена капитана Блитшартса и его не менее знаменитого пса Апельсина. Они впервые работали вместе, впервые почувствовали единство мысли и действия, заставляющее их быть частью некой высшей сущности.

— Правда, когда я нашла Блитшартса, он уже превратился в окоченевший труп, — сказала Сула.

Флотский трибунал признал смерть Блитшартса несчастным случаем, но страховая компания обратилась с апелляцией в гражданский суд, утверждая, что это самоубийство, и теперь началось новое рассмотрение дела.

Миши снисходительно улыбалась, пока Мартинес с Сулой обсуждали прошлое. Когда поток воспоминаний иссяк, Миши расстегнула верхнюю пуговицу кителя, слизнула пролившееся шампанское с пальцев и подняла бокал.

— Я хочу произнести тост.

— Минуточку. — Сула достала из холодильника баночку газировки, открыла ее и перелила в хрусталь.

— За кампанию, которую мы прошли, — сказала Миши.

Под звон бокалов Сула добавила:

— И за следующую.

Миши удивленно подняла брови, но выпила.

Лимузин объехал всё еще загружающийся второй автомобиль и направился к городу. Сула заметила на границе аэродрома саженцы, заменившие деревья, срубленные наксидами на линии огня.

Терранский шофер вез их в город по шоссе Акстатл. Сула никогда не видела эту дорогу с такой точки и начала искать глазами здание, в котором она с Командой 491 сидела в неудавшейся засаде. Она почти сразу заметила его. Фасад по-прежнему был изрешечен тысячами наксидских пуль.

— Что вы ищете? — спросил Мартинес.

Она описала провалившуюся операцию и лихорадочное бегство. Дорога навеяла и другие воспоминания: засаду Бого на наксидские отряды быстрого реагирования, посещение подпольного госпиталя, созданного для жертв взрыва Рембы, визит к судье в Зеленый Парк и угрозы, чтобы освободить попавшего в тюрьму товарища.

Закончив рассказ, Сула посмотрела на Мартинеса, в глубине глаз которого зажегся огонек понимания.

Кажется, ее рассказы произвели впечатление.

Ну, это хорошо.

— Встретитесь со старыми соратниками по подпольной армии, пока вы на планете? — спросила Миши.

— Да, без сомнения. Хотя завтра начну с визита вежливости к лорду губернатору, дам понять, что не стану его свергать. Потом несколько дней спокойно поживу, отдохну с дороги и привыкну к смене режима.

Еще несколько подсказок для Мартинеса: никаких планов на ближайшие дни, она готова к свиданиям.

Она уже написала Жюльену и Пателу, и через четыре дня у них шумная вечеринка для Бого. Потом, когда получится, она зайдет к Сидни и пригласит к себе Фер Тугу, снайпера с шоссе Акстатл. Она послала сообщение Сергию Бакши, но он должен позвать ее сам.

Интересно, что Мартинес подумает о таких необычных друзьях. И что они подумают о Мартинесе.

Она с нетерпением ждала шанса узнать это.

Шоссе Акстатл выходило на несколько проспектов, ведущих к Верхнему городу, и шофер предпочел объехать акрополь с севера и подняться вверх. Разрушенные наксидские бункеры у подножия горы уже убрали, так же как и уродливые турельные установки у Врат Достойных.

— Куда вас подвезти, леди Сула? — спросила Миши.

— О, я не останусь в Верхнем городе. Нашла местечко на Малой Горе.

Миши удивленно посмотрела на нее.

— Если позволите, я потом спущусь на этом автомобиле, — сказала Сула. — Мне надо завести кое-какие документы, и, раз уж я там, хочу прогуляться по Верхнему городу, поглядеть, что они там наделали.

— Конечно. Забирайте машину, если надо.

Местами Верхний город хранил следы боевых действий, а на месте взорванного "Великого Предназначения" так ничего и не построили. Но все парки и многие дворцы были усыпаны яркими летними цветами, открылись десятки новых магазинов, и ни один из них не специализировался на наксидах.

Лимузин остановился у Штаба Флота, и даймонги-часовые замерли по стойке смирно. Офицеры по традиции заглянули в Архив Флота, оставив там бортовые журналы и официальные записи, а затем вернулись к автомобилю.

Через несколько минут они подъехали к Дворцу Ченов, куда Мартинес был приглашен Миши в качестве гостя, или временного, как надеялась Сула, заложника своих родственников. Ворота бесшумно поднялись вверх. Мартинес вышел во двор и подал руку Миши, помогая выбраться из машины. Сула вылезла с другой стороны, на улицу.

— Милорд!

Сула оглянулась на звук незнакомого голоса, принадлежавшего представительному мужчине средних лет, шагающему от дверей дворца. На нем был пурпурный мундир депутата Парламента, а за ним следовала целая процессия встречающих. По большей части это были слуги, спешащие за багажом.

Сула не стала останавливать взгляд на лорде Чене и прислуге. Ее интересовала высокая темноволосая красавица, идущая рядом с отцом изящной походкой, несмотря на младенца в руках.

Рот вдруг наполнился горечью. Чены явно хотели устроить Мартинесу романтический сюрприз, умолчав, что Терза с сыном на Заншаа.

Конечно, Совет правления Флота вернулся в столицу, как только опасность миновала, еще до прибытия Парламента, которому было дальше лететь. Конечно, все вернулись вместе с семьями. Конечно, молодая мама горит желанием показать ребенка мужу. Было глупо не предвидеть этого.

Семейная засада. По прячущейся в углах губ Миши улыбке Сула догадалась, что комэскадрой знала о заговоре.

Сула поглядела на пораженно застывшего Мартинеса, безвольно повесившего свои большие руки.

Терза Чен с сияющими от торжества глазами приблизилась. Сула никогда не видела ее такой — почти взволнованной.

Мартинес стоял к Суле боком, и на его лице быстро сменялись эмоции — шок, удивление, медленно приходящее осознание ловушки.

А потом он увидел ребенка, и взгляд смягчился от растущего изумления. Лицо засветилось обожанием и священным трепетом. Он протянул руку. Терза подошла и поцеловала его в щеку, но он не отрывал глаз от сына.

Сула поняла, что всё потеряно. Мартинес никогда не пойдет по ее карте.

Она бросила кости — и проиграла.

Сула опять села в лимузин и нажала на ручку, закрывая двери. Включила связь с водителем.

— Поехали, — произнесла она.

Вложение капитала

Машина мчалась на юг сквозь сумерки субтропиков. Рио-Хондо извивалась справа от дороги, то исчезая, то вновь напоминая о себе серебристым мерцанием. Пока путь лейтенанта Северина пролегал по шоссе, взятая напрокат машина, которая ориентировалась на Ларедо куда лучше его самого, трудилась и за штурмана, и за водителя. Северину же оставалось лишь отдыхать да глазеть в окно — на увитые лианами стволы кавелловых деревьев, ярких тропических птиц да изредка проносящиеся по реке корабли на воздушной подушке, которые с тяжелым, басовитым гулом несли свои грузы на юг, в порт Пунта-Пьед-ра. В небе по обеим сторонам от гигантской сверкающей дуги Кольца ускорения уже мерцали первые звезды. Вскоре серебро реки превратилось в пурпур в лучах закатного солнца.

Покидая шоссе, автопилот несколько раз тревожно пискнул, и Северин взялся за руль. Проехав сквозь туннель, он очутился на дороге, обрамленной роскошными дубами. Их черные сплетенные сучья походили на лапы фантастических зверей. Над дорогой возвышались полукружья изящных декоративных ворот — сплошь образцы чугунолитейного искусства, испещренные завитками, пиками и геральдическими знаками. В центре каждой арки был подвешен фонарик в форме капли, бросавший на дорогу неяркий свет. Вскоре в конце дубовой аллеи показался просторный, сияющий огнями дом — два этажа, окруженные верандами, ржаво-рыжего цвета с белыми украшениями.

По верандам и просторным лужайкам прогуливались люди. Все были в вечерних туалетах, и Северину оставалось только надеяться, что его форма достаточно хорошо сшита, чтобы он не слишком выделялся на общем фоне. По его предположениям, практически все гости здесь были представителями местной элиты, то есть пэрами — этим титулом победители Шаа награждали особо отличившихся представителей человечества и прочих побежденных рас.

Северин не принадлежал к этому классу от рождения, однако был близок к тому, чтобы пополнить его ряды. В начале войны он был уоррант-офицером Службы разведки — при других обстоятельствах о большем простолюдин не мог и мечтать. К концу войны он дослужился до лейтенанта и теперь оказался среди людей того класса, который всегда представлялся ему столь же недосягаемым, как сверкающее в вышине Кольцо ускорения.

Он припарковался перед домом и, когда дверца машины втянулась в крышу, выбрался из автомобиля. В воздухе запах табачного дыма волнующе мешался с ароматами тропиков. Двое слуг — мужчина-землянин и женщина, уроженка Тормины — засеменили ему навстречу. Привычные к ночи глаза торминянки скрывались за темными очками.

— Лейтенант Северин? — спросила она, тщательно выговаривая слова клыкастым ртом.

— Он самый.

— Добро пожаловать в Рио-Хондо, милорд.

Северин не был лордом, однако так по традиции обращались к офицерам, которые в большинстве своем носили титул пэров, и Северин успел к этому привыкнуть.

— Благодарю, — ответил он и двинулся было к дому, но тут же остановился в нерешительности. — А мой багаж?

— Блист о нем позаботится, мой господин. А я пригляжу за вашей машиной. Прошу вас, проходите в дом. Или, быть может, желаете, чтобы о вас доложили?

Вообразив удивленно-неловкое молчание, которое последовало бы за докладом о прибытии его скромной персоны, Северин усмехнулся:

— Спасибо, не стоит.

Затем одернул синий мундир и по мощенной кирпичом дорожке направился к лестнице парадного входа. «Пожалуй, — подумал он запоздало, — стоило взять с собой ординарца». Однако за годы военной службы Северин так привык заботиться о себе сам, что никогда не нагружал слугу тем количеством работы, которое хотя бы оправдывало существование последнего. Вот и теперь, вместо того чтобы взять ординарца в Рио-Хондо, Северин отпустил его в увольнительную. Он и сам пока в состоянии отгладить форму и начистить ботинки — впрочем, его слуге и без того нечасто приходилось этим заниматься.

Каблуки Северина звонко цокнули по плиткам астероидного камня, которыми была выложена веранда. От группы гостей тут же отделилась мужская фигура и направилась к нему. Северин не сразу узнал в этом человеке хозяина дома, поскольку никогда прежде не встречался с капитаном Гаретом Мартинесом лично.

— Лейтенант Северин, не так ли?

— Так точно, господин капитан.

Мартинес широко улыбнулся и протянул Северину руку.

— Рад наконец-то с вами познакомиться!

Мартинес был мужчиной высоким и широкоплечим, с длинными руками и большими ладонями. У него были темные вьющиеся волосы и густые черные брови. На нем красовался изумрудно-зеленый флотский мундир с высшим имперским знаком отличия на воротничке — диском Золотой Орбиты.

Во время войны Северин и Мартинес не раз помогали друг другу. Северин подозревал даже, что именно Мартинесу он обязан получением офицерского чина. Они поддерживали хорошие отношения вот уже несколько лет — но исключительно посредством электронных средств связи.

Гарет Мартинес был сыном лорда Мартинеса, главного аристократа планеты Ларедо. Вернувшись на родину и узнав, что корабль Северина находится на ларедском Кольце, капитан пригласил его погостить в своем родовом гнезде.

— К сожалению, вы пропустили обед, — сказал хозяин дома. — Зато, к счастью, и все сопутствующие ему торжественные речи.

Мартинес говорил с сильным ларедским акцентом, и Северин подозревал, что в гостиных Верхнего Города на столичной планете Зан-шаа этот знак провинциального происхождения сослужил ему не лучшую службу.

— Жаль, что я пропустил вашу речь, господин капитан, — ответил Северин нейтральным тоном представителя среднего класса.

Мартинес тяжело вздохнул:

— Не переживайте, вам еще представится такая возможность. Я ведь всегда говорю одно и то же. — Он высоко вздернул подбородок и провозгласил напыщенно: — «Наша империя, управляемая по принципам Порядка, обеспечивает социальное устройство с неограниченными возможностями для каждого гражданина!» — Он взглянул на Северина и продолжил уже обычным тоном: — Надолго вы к нам?

— Думаю, примерно на месяц. «Искатель» должен отправиться вместе с «Титаном», а там еще не закончена погрузка антиводорода.

— И куда же вас посылают теперь?

— На Паркхерст, а может, и дальше. Судя по спектрограммам, там могут находиться два туннеля, вот их-то нам и предстоит разыскать.

Мартинеса, похоже, эта новость очень обрадовала.

— Что ж, удачи! — сказал он с воодушевлением. — Может, Ларедо из межзвездного тупика наконец-то превратится в центр торговли.

Для Службы разведки теперь настали хорошие времена. Изначально она была основана для поиска и стабилизации гипертуннелей, а также для обнаружения новых систем, планет и рас. Однако за последнее тысячелетие правления династии Шаа, когда Великие Повелители потеряли вкус к расширению границ империи, разведка пришла в упадок. Однако после того как последний представитель рода Шаа почил в бозе и началась война, Совет вновь обратился к политике экспансии. Первыми в списке колонизации значились Ши и Паркхерст — две планеты, до которых можно было добраться только через Ларедо. Их досконально исследовали еще несколько веков назад, но так и не колонизировали.

Чтобы справиться с поставленными задачами, разведке пришлось расширяться — а значит, появилось больше денег, новых кораблей и молодых офицеров, которыми мог бы командовать Северин. Служба в разведке теперь таила в себе возможности великих открытий и приключений, и Северин как офицер, заслуживший доброе имя во время войны, был в состоянии извлечь из этой ситуации максимум выгоды.

Из дома тем временем вышел человек с двумя полными стаканами в руках. Очень похожий на Мартинеса, он был одет в темно-красный мундир Совета лордов — комитета из шестисот членов, который управлял империей после исчезновения династии Шаа.

— Вот ты где, — сказал он, подавая стакан Мартинесу. Затем окинул взглядом Северина и, помедлив, предложил ему второй: — Виски с Дельты.

— Благодарю. — Северин взял посудину.

— Лейтенант Северин, — обратился к нему Мартинес, — позвольте представить вам моего старшего брата Роланда.

— Очень приятно, господин советник. — Северину пришлось жонглировать стаканом, чтобы пожать руку Роланда.

— Рад, что вы смогли приехать, — сказал тот. — Брат много говорил о вас. — Он обернулся к Мартинесу: — Кстати, ты не забыл, что вы с Терцей обещали лорду Мукерджи партию в тинго?

Мартинес скривился:

— Может, поищешь кого-нибудь другого?

— Ты — герой, — ответил Роланд. — А потому твои деньги лучше других. Потолковать о былых сражениях вы с господином Северином успеете и завтра, когда разъедутся особо важные гости.

— Вам придется меня извинить. — Мартинес виновато глянул на Северина. — Но здесь присутствуют люди, связанные с развитием Ши, и по законам гостеприимства я должен следить, чтобы они не скучали.

Поскольку под «развитием» Ши подразумевалась колонизация целой планеты, а «особые гости», видимо, за это платили, Северину оставалось только посочувствовать хозяину дома.

— Понимаю, — кивнул он.

Взгляд Роланда устремился куда-то за плечо лейтенанта.

— А вот и Терца.

Обернувшись, Северин увидел на лужайке небольшую компанию: элегантная черноволосая женщина в светлом платье шла, держа за руку мальчика лет трех, и с улыбкой беседовала с другой женщиной — блондинкой, что называется, в интересном положении.

— Кассильда прекрасно выглядит, — заметил Мартинес.

— Беременность ей к лицу, — согласился Роланд.

— Беременная и богатая жена… — промолвил Мартинес. — Что еще мужчине нужно для счастья?

Роланд улыбнулся.

— Покладистая жена, — пробормотал он еле слышно и пошел навстречу супруге, чтобы помочь ей подняться по ступеням. Мартинес приветствовал вторую женщину поцелуем.

Последовал обычный обмен любезностями. Брюнетка, госпожа Терца Чен, была наследницей высокородного клана Чен и женой Мартинеса. Мальчика звали Гарет Младший. Светловолосая женщина, госпожа Кассильда Жикова, хотя и не была наследницей, тем не менее принесла мужу весьма завидное состояние.

— Счастлив с вами познакомиться, — сказал Северин.

— Спасибо, что спасли жизнь моему мужу, — ответила Терца, обладательница стройной фигуры, сдержанного характера и прекрасных миндалевидных глаз. — Надеюсь, вы и дальше будете продолжать в том же духе.

Северин с улыбкой взглянул на Мартинеса:

— По-моему, он справится и без меня.

— Вы ужинали? — спросила Терца.

— Перекусил немного, пока спускался с орбиты.

— Но это же было так давно! — Взяв Северина под руку, женщина повела его к дверям. — Позвольте, я покажу вам буфет и кое с кем познакомлю. А потом… — Она обернулась к Мартинесу.

— Да-да, я помню, — сказал тот горестно. — Тинго с Мукерджи. Терца снова взглянула на Северина:

— А вы, случайно, не играете в тинго?

«Бедность, конечно, не порок, — подумал Северин, — но разорение еще никого неукрашало».

— Нет, — ответил он вслух. — Боюсь, что нет.

Терца обеими руками сжала ладонь Мартинеса и опустила голову ему на плечо.

— Как хорошо, что мы сюда вернулись, — сказала она. — Знаешь, я ведь никогда не видела тебя с твоей семьей.

Он взглянул на нее:

— Теперь моя семья — это вы с Гаретом.

Почти всю беременность Терца провела здесь, на Ларедо, но без мужа: шла война, Совет лордов покинул столицу, а Мартинес сражался во Флоте. Позже, когда мятежников выбили с Заншаа и война подошла к концу, семейство воссоединилось в Верхнем Городе и некоторое время купалось в лучах славы и восторгах благодарного населения. Под патронажем клана Мартинесов началась колонизация Ши и Паркхерста. Тогда же Роланд вошел в состав Совета.

С тех пор прошло три года, и восторгов заметно поубавилось. Управление по контролю полетов, враждебно настроенное к Мартинесу, не поручало ему командования кораблем — да и вообще ничего не поручало. Терца же, напротив, жила весьма активной жизнью, совмещая работу в Министерстве права и власти с плотным графиком столичных развлечений — приемов, балов, концертов, выставок и бесконечной череды вечеринок. Таскаясь за супругой по светским раутам, Мартинес все острее ощущал собственную никчемность.

Собственно, вариантов было всего два: либо возвращаться домой, либо начать писать мемуары. Но… Засесть за воспоминания, уподобляясь дряхлому старику, которому, кроме тусклых слов, уже нечего предложить империи… Такая перспектива казалась Мартинесу столь отвратительной, что, погрузив все семейство и слуг на огромный грузовой корабль «Вай-Хун», он перебрался на родину.

Чтобы получить официальный предлог для отъезда, Мартинес обратился в Управление с просьбой назначить его инспектором Флота на Ларедо, Ши и Паркхерсте. Положительный ответ пришел так быстро, что Мартинес мог себе представить, с какой радостью в Управлении встретили новость о том, что сеньор капитан Марти-нес наконец-то добровольно согласился на бессмысленную должность.

Новое назначение вернуло его к активной жизни. Оно давало ему право вмешиваться во что вздумается. Возможно, он занимался этим, исключительно чтобы доказать: он все еще необходим послевоенному обществу.

— Капитан Мартинес! Леди Терца! Вы идете играть?

Мартинес действительно был необходим обществу — во всяком случае, пока для партии в тинго не хватало пятого игрока.

— Разумеется, лорд Мукерджи, — откликнулся он.

Лорд Мукерджи был невысокий щуплый землянин с жесткими седыми волосами, аккуратной щеточкой усов и огромными связями. Он был назначен президентом «Компании Ши». Колонизация двух миров была не по карману даже весьма состоятельному клану Мартинесов, а следовательно, требовала привлечения инвестиций. К тому же приходилось признать: пэры и коммерсанты в Верхнем Городе предпочитали слышать о возможных вложениях капитала от человека с более привычным произношением, нежели варварский акцент уроженца Ларедо.

Надо отдать ему должное: Мукерджи свое дело знал. Как только он начал расточать обаяние среди обеспеченной публики, деньги полились рекой. Влиятельные кланы обязались стать официальными покровителями поселенцев, городов и даже целых областей промышленности. Акции компании пользовались стабильным спросом на столичной бирже, точно так же, как и облигации.

Мартинес и Терца уже заняли свои места, когда над столом нависла долговязая фигура.

— Вы знакомы с лордом Па? — спросил Мукерджи.

— Виделись лишь мельком перед обедом, — отвечал Мартинес.

Лорд Па Макфан из расы нелетающих птиц лай-оун был председателем некоей частной фирмы, которая являлась одним из основных поставщиков «Компании Ши». С высоты своего огромного роста он смотрел на Терцу и Мартинеса беспокойными, налитыми кровью глазами.

— Все лай-оунийцы знают капитана Мартинеса, — произнес он. — Он спас нашу планету.

— Вы слишком добры ко мне, — пробормотал Мартинес, пока лорд Па устраивал свою птичью грудину в специальном кресле. Его всегда трогало, когда люди помнили о таких мелочах.

— Надеюсь, я не слишком всех задержала?

Госпожа Марселла Жикова торопливо плюхнулась в оставленное для нее кресло. Она была сестрой Кассильды, жены Роланда, и руководителем финотдела «Компании Ши». На этот пост ее назначили, чтобы проследить за деньгами, которые клан Жиковых вкладывал в данное предприятие. Это была коротконогая, суетливая особа тридцати с лишним лет, с заостренным личиком и рыжеватыми волосами, собранными на затылке в неопрятный пучок. Усевшись за стол, она принялась рассеянно стряхивать с жакета пепел.

— Ну что ж, бросим кости? — предложил лорд Мукерджи.

Все игроки поставили по сотне зенитов. Марселле выпало сдавать. Она прогнала плитки сквозь тасовочную машинку и вручила каждому первоначальный расклад.

— Сбрасываю, — объявила Терца, сидевшая справа, и выложила на стол Три Добродетели.

— Беру, — отозвался лорд Мукерджи. Добавив Три Добродетели к собственному раскладу, он довольно улыбнулся в усы. Потом подождал, пока Марселла сдаст новую плитку, после чего коснулся цифровой панели на столе. — Еще две сотни.

По мнению Мартинеса, повышать ставки было рановато, но он все же отдал две сотни за новую плитку — ради того, чтобы увидеть, как пойдет игра. Два круга спустя, когда лорд Мукерджи снова удвоил, Мартинес и Терца вышли из игры. Выиграл лорд Па, который втихаря выстроил Башню и обрушил ее точнехонько на Букет Неподкупности лорда Мукерджи.

— Бросайте кости, — сказал тот.

На этот раз сдавать выпало Мукерджи. Пока он тасовал плитки в машинке, Марселла решила поддержать светскую беседу.

— Я слышала, вы скоро отправляетесь на Ши, капитан Мартинес?

— Как инспектор этой планеты, — отвечал Мартинес, — я обязан осмотреть орбитальный подъемник, станцию и прочее оборудование, принадлежащее Флоту.

— А на Паркхерст?

— Там пока нет ничего, кроме единственного исследовательского корабля. Я дождусь его возвращения.

— Я могу подбросить вас на «Кайенте», — предложила Марселла, — если вы согласны вылететь дней через двадцать. — Она обернулась к Терце. — Таким образом, госпожа Терца сможет сопровождать вас и будет избавлена от всех неудобств путешествия на военном корабле или грузовозе.

Мартинес был приятно удивлен. Он собирался лететь на одном из гигантских грузовых кораблей, направлявшихся к Ши. Они перевозили не только грузы, но и колонистов, и пассажиры не жаловались на условия. Но «Кайента»… «Кайента» была яхтой представительского класса, с роскошными каютами и вышколенной обслугой, среди которой имелись даже массажист и косметолог.

Он взглянул на Терцу. Такое предложение ее, похоже, тоже обрадовало.

— Благодарю вас, — ответил он Марселле. — Мы подумаем.

— А вы сами, леди Марселла? Вы летите на Ши? — поинтересовался Мукерджи.

— Да. В Короне началось строительство новой ветки железной дороги, и нам с лордом Па необходимо посовещаться на этот счет с Аллодормом.

Мартинес заметил удивление, промелькнувшее на лице жены и тут же исчезнувшее.

— Это случайно не Ледо Аллодорм? — спросила она, взяв свои плитки.

Налитые кровью глаза лорда Па уставились на нее через стол.

— Да. Вы знакомы с этим джентльменом?

— Нет, — равнодушно бросила Терца, разглядывая свои плитки. — Просто где-то слышала это имя.

Мартинес с любопытством отметил, что на лице жены заиграла знакомая безмятежная улыбка — верный признак того, что она говорит далеко не всю правду.

— Ну что, бросим кости? — снова предложил лорд Мукерджи. Он удваивал ставки трижды за первые три круга и таким образом вывел из игры всех остальных. Мартинес, обнаружив, что ввязался в соревнование весьма серьезное и рискованное, стал тщательнее взвешивать шансы.

Следующую партию выиграла Терца с Шестью Сторонами Света. Затем победителем вышел лорд Па. Следом за ним — Марселла. Потом снова лорд Па, затем Мартинес с Букетом Удовольствий против Перекрестков лорда Мукерджи.

Мукерджи только успевал повторять свое коронное: «Кидайте кости».

Следующий выигрыш достался лорду Па, затем Терце, а потом Марселле — целых три раза подряд. В очередной игре выпала шестерка, так что ставки были удвоены, а кости брошены снова: на сей раз сдавал Мартинес. Он сбросил Два Заката исключительно ради того, чтобы их забрал Мукерджи — это заставляло усомниться, что тот нацелился на составление Букета Печалей. Мукерджи, в свою очередь, взял новую плитку и сбросил Юг, который Мартинес забрал, чтобы добавить к Востоку и Верху, получив три из Шести Сторон Света. В последовавших затем раздачах Мартинес получил Юг — оставалось только найти Север и Низ. Мукерджи взял Четыре Ночных Ветра, удвоил и взял сданную ему плитку. Снова удвоил, снова взял, сбросил Двух Предков и снова удвоил. Терца и лорд Па тем временем вышли из игры и перевернули свои плитки, продемонстрировав расклады, не сулящие ничего хорошего.

При взгляде на стоявшую на кону сумму у Мартинеса пересохло в горле. Он получал от отца неплохое содержание, но продолжать сейчас игру значило жестоко оскорбить родителя. Отвлекшись на эти тревожные мысли, он упустил ту роковую долю секунды, когда Мар-селла, выходя из игры, сбросила последнюю плитку — Низ.

— Беру! — моментально выпалил Мукерджи.

Сделано это было исключительно для того, чтобы насолить противнику. Мартинесу же оставалось только молча смотреть, как Му-керджи забирает плитку, до зарезу необходимую ему самому.

— Удваиваю, — заявил Мукерджи. Глаза у него горели.

Мартинес внимательно изучил свои плитки, затем окинул взглядом сброшенные и те, что вскрыли другие игроки, выходя из игры. Ни один из двух Северов еще не появлялся, так же, как и второй Низ. Он снова посмотрел на свои плитки. Кроме Сторон Света у него были Три и Четыре Корабля, Солнечный Сад и Дорога из Металла. Если удастся взять Два или Пять Кораблей, то получится Малая Флотилия. А Флотилия плюс Стороны Света — это уже Миграция.

Он еще раз оглядел вскрытые плитки и увидел один из Двух и один из Пяти Кораблей. Это означало, что их двойники все еще находятся в тасовочной машине. Или в раскладе лорда Мукерджи.

Решив, что игра стоит свеч, Мартинес, не говоря ни слова, сдал себе новую плитку. Это были ненужные ему Четыре Корабля, которые он тут же сбросил. Лорд Мукерджи тоже ими не заинтересовался, взял новую плитку и тоже сбросил.

Пять Кораблей. Мартинес забрал их, сбросил Дорогу из Металла и взял новую плитку, которую тоже сбросил.

Только теперь он заметил, что в комнате воцарилась напряженная тишина, а за его спиной сгрудилась целая толпа зрителей. Среди них были и Роланд с нахмуренным лицом, и Кассильда, оберегающим жестом прикрывавшая живот. Красные глазки лорда Па совсем скрылись за мигательными мембранами. Марселла неподвижно застыла в своем кресле и сжала пальцы в кулачки с такой силой, что побелели костяшки. На лице Терцы, стоявшей справа от мужа, блуждала все та же безмятежная улыбка, хотя Мартинес видел, как от напряжения в уголках ее глаз собрались морщинки.

Лорд Мукерджи сбросил только что полученную плитку, после чего Мартинес сдал себе Угол и тоже от него избавился.

— Беру! — в голосе Мукерджи звенел триумф, когда он выложил на стол законченный Букет Печалей, после чего добавил Угол к Точке и Координате, так что в итоге получилась Геометрия. Ухмылка под его усами расплывалась все шире. Он небрежно скинул никчемный Низ в стопку сброшенных плиток. — Сегодня мой день! — триумфально провозгласил он.

— Беру, — негромко произнес Мартинес.

Он перевернул свои плитки, продемонстрировав неоконченную Миграцию, которую завершил, добавив Низ и сбросив Солнечный Сад. По комнате пронесся дружный вздох.

Мартинес взглянул на противника: тот внезапно стал очень бледным.

— Максимальная комбинация… — простонал Мукерджи. Честность не позволила Мартинесу промолчать:

— И на костях, как вы помните, выпала шестерка, так что ставка удваивается. А поскольку я сдавал, то она удваивается дважды.

Лорд Мукерджи окинул стол беспомощным взглядом, затем откинулся в кресле и обмяк, словно знамя в безветренный день. Мартинес услышал, как кто-то спросил вполголоса:

— А какая была ставка?

— Десять тысяч, — ответили ему.

— Ничего себе… — присвистнул первый.

— Отличная игра, — взяв себя в руки, сказал лорд Мукерджи. — Уверен, вы специально сдали мне эту Сторону Света.

— Разумеется, — солгал Мартинес. Мукерджи протянул ему руку.

— Вы должны дать мне возможность отыграться.

— Немного погодя, если не возражаете, — сказал Мартинес, отвечая на рукопожатие.

Зрители разразились аплодисментами.

— Мне нужно в курительную, — заявила Марселла, вставая. Мартинес тоже поднялся из-за стола. Голова у него кружилась,

ноги подкашивались. Терца взяла его под руку.

— Это было ужасно… — прошептала она.

— Десять тысяч, да еще удвоенные дважды… — выдохнул Марти-нес. — За сорок штук можно купить небольшой дворец в Верхнем Городе!

— У нас там уже есть дворец.

— Сегодня я мог его потерять.

Он отер лоб трясущейся рукой. В это время другим его локтем завладел старший брат.

— Тонкий был расчет, — заметил Роланд.

— Спасибо.

— Но тебе крупно повезло. Мартинес смерил брата долгим взглядом.

— Мне вообще везет, — отрезал он. Если б не это везение, его бы вряд ли назначили старшим капитаном, когда ему еще не было и тридцати.

— Однако не стоит все время полагаться на удачу. — В глазах Роланда сверкнул озорной огонек. — Ты ведь не собираешься променять азарт битвы на азартные игры?

— В битве проще, — парировал Мартинес. Потом посмотрел на брата. — Шутка.

— Я понял.

Внезапно в голову Мартинесу пришла одна мысль:

— Скажи, а Мукерджи случайно не на наши деньги играет?

— В смысле, на деньги «Компании Ши»? Нет. Его президентство чисто номинальное, он не имеет доступа к счетам. Он даже не получает жалованья.

Брови Мартинеса поползли вверх.

— О, — Роланд улыбнулся, — у него куча акций. Так что пока процветает компания, с голоду он не умрет.

— Боюсь, после сегодняшней игры часть акций ему придется продать.

Роланд покачал головой:

— Знаешь, сколько еще таких игр он может себе позволить?

— А правда, сколько? — спросила Терца и ласково погладила Мар-тинеса по руке. — Я пойду проверю, лег Гарет в постель или нет. Ты как, в порядке?

— Я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь выпил.

— Ни в коем случае! — возразил Роланд. — Тебе еще играть целый вечер.

Мартинес тяжело вздохнул:

— Пожалуй, ты прав.

Терца с улыбкой потрепала его по руке и удалилась в детскую. А Мартинес с Роландом направились к бару, где капитан заказал себе апельсиновый сок со льдом. Роланд предпочел шампанское.

— Уж не травил бы душу, — обиженно заметил Мартинес и, повернувшись в другую сторону, обнаружил перед собой Северина.

— Ну что, как вы тут проводите время? — поинтересовался он.

— Великолепно. В бальном зале сейчас настраивается оркестр с Ши. Пойду потанцую.

— Отличная мысль.

— Я слышал, вы устроили за игрой целый спектакль. Все только об этом и говорят.

Мартинес был польщен.

— Вначале я совершил ошибку, — признался он, — зато в конце рассчитал все точно.

По пути в гостиную он рассказал Северину ход игры. Они подошли к Мукерджи — тот беседовал с лордом Па.

— Раз отчет геологов неверен, значит, нужно сделать его заново, — говорил он. — Я убежден, что Кассильда…

Завидев Мартинеса, он умолк на полуслове.

— Ну что, господин капитан, — обратился к нему Мукерджи. — Продолжим?

— Похоже, нам не хватает игроков, — заметил Мартинес. — Позвольте представить вам лейтенанта Северина. Он спасал империю в Протипану, а через несколько месяцев во время битвы спас меня.

С высоты своего огромного роста Па опустил взгляд вниз. Его глаза даже очистились от мигательных пленок, пока он с усердной напряженностью разглядывал Северина.

— Не припомню, чтобы об этом упоминалось в истории.

— Просто историю пишут не те люди, — возразил Мартинес. — Те же люди в свое время решили не предавать огласке вклад Северина в победу над наксидами. А дело было в том, что благодаря одному физическому фокусу лейтенанту удалось буквально вытащить гипертуннель из-под носа у вражеской эскадры. А поскольку от этих туннелей, связующих воедино все части империи, напрямую зависело само ее существование, цензоры решили лишний раз не напоминать народу о том, что такое возможно.

— В любом случае, лейтенант, рад с вами познакомиться, — сказал Па Северину.

— Так же, как и я, — добавил Мукерджи. Его роскошные усы дрогнули. — Не желаете ли присоединиться к нам на партию в тинго?

— Спасибо за предложение, — ответил Северин, — но я не играю.

— Не играете в тинго? — воскликнул Мукерджи в непритворном изумлении. — Чем же вы тогда занимаетесь в этих ваших офицерских клубах, или кают-компаниях, или как там это у вас называется?

— Я, в основном, занимаюсь бумагами, — скромно ответил Северин.

— Думаю, нам стоит приступить к поискам пятого игрока, — поспешил вмешаться Мартинес. — Терца пошла укладывать Гарета спать, так что она вряд ли вернется скоро.

Мартинес прекрасно понимал, что вышедший из низов Северин вряд ли располагает большими доходами, обычными для большинства офицеров. Возможно даже, что бедняге приходится жить на одно жалованье. Так что играть по-крупному было бы для него не только неразумно, но и невозможно в принципе. А значит, самое лучшее — поскорее снять его с крючка.

Лорд Па и Мукерджи отправились на поиски недостающего игрока, а Мартинес принялся расспрашивать Северина о последнем полете. «Искатель» несколько месяцев провел в системе Ши, где корабль и его экипаж занимались тем, что, сближаясь с астероидами, ударяли по ним из двигателей малой тяги, заставляя по новым орбитам двигаться к Первой станции туннеля. Там эти гигантские булыжники использовались для уравновешивания массы, которая попадала в звездную систему на огромных грузовозах. Работа была скучная и опасная одновременно — довольно рискованное сочетание. Однако все прошло успешно, и станция теперь была обеспечена материей на год вперед, если не больше.

— К счастью, сейчас эту обязанность переложили на тягач с тамошней луны, — сказал Северин, — так что мы наконец можем заняться другими делами.

— Отлично. Иными словами, полет прошел без приключений.

— У нас прекрасный капитан, — ответил Северин. — Так что за все это время никто не потерял и пальца.

— Я его знаю? — поинтересовался Мартинес.

— Его зовут лорд Го Шикимори. Он потомственный разведчик. Мартинес наморщил лоб, потом покачал головой:

— Нет, имя незнакомое.

Стряхивая пепел с рукавов, из курительной вернулась Марселла. Па и Мукерджи явились с престарелой, растерявшей все клыки тор-минянкой — некоей госпожой Уздиллой.

— Похоже, меня ждет игра. — Мартинес развел руками. — Простите великодушно.

— Кажется, я уже слышу музыку, — улыбнулся Северин.

— Желаю хорошо повеселиться!

«А ведь и правда, чем же он занимается в кают-компании?» — подумал Мартинес. Должно быть, большинство офицерских развлечений были Северину не по карману. И, судя по его мундиру, хороший портной тоже.

Мартинес уселся за игровой стол. У госпожи Уздиллы, видно, началась линька — в воздухе плавал седеющий пух. На сей раз Мартинес играл очень осторожно, частенько позволяя Мукерджи вывести себя из игры настойчивыми удвоениями. Однако когда фортуна подбрасывала ему удачные комбинации, он был тверд и даже ухитрился добавить кое-что к сорока тысячам, выигранным раньше. Лорду Па везло, Марселла тоже не осталась внакладе, а госпожа Уздилла потеряла довольно скромную сумму. Один Мукерджи, который очертя голову бросался из одной авантюры в другую, проигрался в пух и прах. Он хотя и не просадил очередной дворец, но, по подсчетам Мартине-са, на проигранную им за вечер сумму можно было купить, по меньшей мере, роскошную загородную виллу — причем не где-нибудь на Ларедо, а на самой Заншаа.

Через два часа Мартинес решил, что долг вежливости выплачен, и поднялся из-за стола. Мукерджи начал было протестовать, но Мар-селла и лорд Па были вполне довольны своими выигрышами, а потому тоже предпочли ретироваться.

— Слава Богу, что этот тип не занимается финансами компании, — проворчал Мартинес, ложась в постель. — Если он ведет бизнес так же, как играет…

— Готова поспорить, он понятия не имеет о том, что такое бизнес и с чем его едят, — заметила Терца, подходя к кровати. — Для этого есть Марселла.

На ней был синий шелковый пеньюар, черные волосы стянуты лентой, тоже синей, и перекинуты через плечо, что придавало ее облику очаровательную асимметричность. Протянув широкую ладонь, Мартинес нежно погладил жену по бедру.

Это был брак по расчету, плод тщательных и весьма изощренных махинаций Роланда. Впрочем, Мартинес мог сколько угодно обижаться на Роланда за вмешательство в его личную жизнь — это никогда не влияло на его отношение к Терце.

— Так что там с этим Ледо Аллодормом? — напомнил он. Миндалевидные глаза Терцы чуть заметно расширились.

— Ты заметил?

— Я видел, как тебя задело это имя. Впрочем, вряд ли это заметил кто-то еще: они не настолько хорошо тебя знают.

— Подвинься — и я все расскажу.

Мартинес освободил местечко на кровати. Терца скользнула под одеяло и свернулась клубочком, лицом к мужу. Его ноздри уловили тонкий аромат ее тела.

— Об Аллодорме я узнала, когда мне поручили просмотреть кое-какие старые контракты, оставшиеся со времен войны, — начала Терца.

Министерство права и власти, где она служила, хотя и являлось гражданским учреждением, однако в числе прочего занималось контрактами, довольствием, снаряжением Флота, его бюджетом и финансовым обеспечением.

— Аллодорм — даймонец из Деваджо, это в Хоун-Рич, — продолжала Терца. — Во время войны он получил контракт на постройку не то четырех, не то пяти грузовых судов для Флота. Но война закончилась раньше, чем корабли построили, и контракты были аннулированы.

— И что он сделал? — спросил Мартинес. — Перестроил их для мирных целей? Такое ведь, кажется, разрешено, если правительству эти корабли не нужны…

Терца нахмурилась.

— Ходили слухи, что ни один корабль так и не был построен. Мартинес недоуменно заморгал.

— То есть как? Он что, взял деньги и не выполнил своих обязательств?

— Ну, разве что связался с какими-то архитекторами, отпечатал несколько бумажек и нанял самого дорогого адвоката. — Взгляд Терцы был задумчив. — Рассчитать, что война окончится прежде, чем придется сдавать работу, было несложно. Поскольку победили мы, контракты были аннулированы. А если бы победили наксиды, им было бы наплевать, начинал он работу или нет.

— Неужели Служба расследований не прошерстила все его махинации? Министерство могло, по крайней мере, потребовать назад свои деньги.

Терца слегка пожала плечами.

— После войны они слишком увлеклись изобличением бунтовщиков и сочувствующих. Им просто некогда было думать еще и о тех, кто, по идее, должен быть на нашей стороне. Когда это дело наконец легло на мой стол, я порекомендовала провести расследование, но министерство ответило отказом. Почему — не знаю. Возможно, у Ал-лодорма есть высокие покровители.

— А теперь он обосновался на Ши, и Марселла с лордом Па летят туда, чтобы с ним встретиться?

— Вероятно, он один из наших субподрядчиков.

— Не слишком хорошая новость для бюджета компании.

— С «Компанией Ши» как раз все в порядке, — возразила Терца. — Основные подрядчики — лорд Па и компания «Меридиан». Так что если кого и надуют, то, скорее всего, их.

— В любом случае, это деньги моей семьи. — Мартинес придвинулся ближе к теплому боку Терцы, а она положила голову ему на плечо и обняла. — Зато наш семейный бюджет сегодня пополнился. На что потратим деньги?

Он почти физически ощутил ее удовольствие.

— Давай купим что-нибудь совершенно немыслимое. Ты, кажется, всегда мечтал о собственной яхте?

Мартинес почувствовал легкий укол раздражения.

— В «Семь звезд» или Ионский клуб меня все равно не примут, — сказал он. — Провинциалу никогда не пройти в эти августейшие двери, сколько бы медалей он ни заслужил. — Мартинес поцеловал Терцу в лоб. — И на каких бы министерских чиновницах ни был женат.

— Ты можешь вступить в другой клуб, — предложила Терца, — и в каждой регате будешь надирать задницу «Семи звездам».

Мартинес ухмыльнулся в потолок.

— А что, неплохая идея…

Он почувствовал теплое дыхание Терцы на своей шее, когда она спросила:

— Когда ты был маленьким, ты жил в этой комнате?

— В общем, да. Мебель та же, не хватает только моделей кораблей под потолком. Да еще картинок с изображением форменной одежды разных военных академий — этими картинками я обклеивал стены.

Послышался приглушенный смешок Терцы.

— Выходит, это была твоя идея — служить во Флоте?

— О, да… Я вообще фонтанировал романтическими идеями — наверное, пошел в мать. Ну, а отец не возражал. Он считал, что во Флоте меня хотя бы научат чему-то полезному.

Ему вдруг вспомнилось, как однажды, еще до войны, он вот так же разговаривал с другой женщиной… С той, о которой старался не думать. Светлые волосы, молочно-белая кожа и сияющие зеленые глаза… Он тогда поделился с ней своим разочарованием — служба во Флоте казалась ему совершенно бессмысленной, чем-то вроде клуба «Семь звезд», только еще хуже. Клуб этот сплошь состоял из муштры, показухи и угождения безграничному тщеславию военачальников…

Потом началась война. И все изменилось, хотя бы на время. Однако многое осталось прежним — например, связанные с политикой проходимцы, которые облапошивали правительство, небрежно и не в срок выполняя мифическую работу.

Но это, в конце концов, забота правительства. Что беспокоило лично его, Мартинеса, так это то, что если Аллодорм ворует деньги сейчас, то он обкрадывает уже не правительство, а его, Мартинеса, семью. И с этим, разумеется, нужно покончить…

Терца теснее прижалась к мужу и поцеловала его в щеку.

— Интересно, — сказала она, — когда ты лежал мальчишкой в этой постели, представлял ли ты…

Сбросив руку жены со своей груди, Мартинес резко сел на кровати.

— Коммуникатор, — вслух сказал он, — включить настенный экран.

Ткань-хамелеон, из которой был изготовлен дисплей, в отключенном состоянии ничем не отличалась от геометрического рисунка обоев. Теперь же она стала ярче, превратившись в экран с изображением герба Мартинесов.

— Поиск, — распорядился Мартинес. — Ледо, плюс Аллодорм, плюс компания, плюс «Меридиан». Начать.

Через полсекунды на экране вспыхнули строчки с результатами поиска. Мартинес выбрал первую из списка: это была посвященная компании «Меридиан» страница из официального проспекта «Компании Ши». Некоторое время Мартинес молча и жадно поглощал информацию.

— Аллодорм — главный инженер компании «Меридиан», — сказал он наконец. — Он отвечает за все их проекты на планете Ши. Абсолютно все.

Обернувшись к Терце, он заметил в ее глазах печаль.

— Что-то не так? — спросил он.

В ответ лицо Терцы озарилось безмятежной улыбкой — той самой, неискренность которой была так хорошо известна Мартинесу.

— Все хорошо, — отозвалась она.

— Папочка говорит, я гениальный ребенок. Он говорит, меня ждут великие дела.

— Конечно, ждут, — согласился Северин.

— Я разобью всех наксидов. — Темноволосый мальчуган вскинул над головой руку с зажатым в кулачке игрушечным крейсером, а затем с размаху шмякнул корабль об отполированный астероидный камень веранды. — Ба-бах!

— Отличный удар, — похвалил Северин.

Выросший в семье с двумя младшими сестрами, он умел ладить с детьми. Лорд Гарет Чен, унаследовавший отцовское имя и материнскую фамилию (она стояла рангом выше), подобрал кораблик и снова бросил об пол. Сложенные трубочкой губы малыша при этом издавали влажные звуки взрывов.

— А что если наксиды нападут вот отсюда? — предположил Северин, наклоняясь в белом металлическом кресле, чтобы поставить под угрозу правый фланг мальчишки.

— Бац!

— А если отсюда? Атака на другой фланг.

— Ба-бах!

— Или отсюда?

На этот раз нападение сверху.

— Бац!

Лорд Гарет Младший находился на той ступени жизни, когда подобное времяпрепровождение может увлекать довольно долго. За неимением других занятий Северин продолжал игру, хотя мысли его витали далеко.

Он проснулся сегодня утром со странным ощущением, которое осталось после сна и засело в памяти, словно заноза. В этом сне он вновь ехал по дубовой аллее сквозь строй кованых ворот, но в какой-то момент одна из чугунных арок превратилась в авансцену, и сквозь нее он попал в дом — то есть на подмостки.

Дом сиял огнями, вечеринка была в самом разгаре. Гости блистали нарядами и мундирами. Никого из них Северин не знал. Их разговоры были странны и туманны, хотя Северина не покидало ощущение, что их можно понять, стоит лишь как следует прислушаться. А в какой-то момент он обнаружил, что это вовсе не люди, а автоматы, с изящными улыбками произносящие слова, запрограммированные кем-то другим. Во сне это не показалось Северину чем-то ужасным — наоборот, страшно заинтриговало. Он долго бродил по залам, прислушиваясь к беседам марионеток и восхищаясь мастерством их хозяина.

Проснувшись, Северин никак не мог выйти из-под впечатления этого сна. Позавтракав в одиночестве на террасе (хозяева пока не проснулись), он поймал себя на том, что все еще размышляет о странных кукольных разговорах и даже пытается сплести из них связную историю.

Он уже подумывал о том, чтобы вернуться в постель и досмотреть прерванный сон до конца, когда явился Гарет Младший и началась битва с наксидами.

Его вовремя спас Мартинес, который, выйдя из дома, набросился на сына, сгреб его в охапку и завертел над головой под аккомпанемент восторженного детского визга. Следом за Мартинесом на веранде появился и Роланд с чашкой кофе в руке. Оба брата были в штатской одежде, лишний раз напомнившей Северину о потрепанности его собственной формы.

— Надеюсь, и я скоро буду вот так же… — Роланд кивнул на играющего с сыном Мартинеса.

— Разумеется, — отозвался Северин.

Роланд сделал глоток кофе. Мартинес тем временем сунул мальчика под мышку и спросил Северина:

— Этот чудо-ребенок не слишком вам докучал?

— Наксидам пришлось гораздо хуже. Мартинес усмехнулся:

— Подрастающий тактический гений! Вылитый отец!

Не выпуская юного Гарета из-под мышки, Мартинес побежал к дому. Малыш тем временем махал кулачками и заливался смехом.

— Ну, может быть, так я все же не буду… — пробормотал Роланд, глядя на это.

Через несколько минут Мартинес вернулся, сдав отпрыска на попечение няньки. Пригладив волосы ладонью, он рухнул в кресло рядом с Северином.

— Я видел, как вы танцевали вчера, — сказал он, — с какой-то кудрявой девицей.

— С госпожой Консуэло Далмас, — уточнил Северин.

— Далмас… — Мартинес кивнул. — А я-то думаю: кого это она мне напоминает? Я знавал ее старшую сестру… Впрочем, все мы были тогда значительно моложе.

— Она пригласила меня на пикник завтра вечером. Мартинес улыбнулся:

— Что ж, удачи.

— Спасибо. — Северин хотел было печально вздохнуть, однако удержался. — Но, разумеется, рано или поздно девушка или ее родители узнают о том, что у меня нет ни титула, ни денег, и я ее больше не увижу. — Северин сцепил ладони меж колен. — Впрочем, я к этому привык.

Мартинес бросил на него обеспокоенный взгляд.

— Надеюсь, вы не жалеете о продвижении по службе?

— Нет. — Северин помедлил. — Но благодаря этому я узнал, как много дверей передо мной закрыто. Дверей, о существовании которых я раньше и не подозревал.

— Если в моих силах открыть их… — предложил Мартинес.

— Благодарю вас, но я уверен: тут уж ничего не поделаешь.

— Если только не случится новой войны, — вставил Роланд. — Тогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Улыбаясь собственным мыслям, он облокотился на перила и стал любоваться дубовой аллеей, чуть приподнимая голову, когда утренний ветерок доносил до веранды медвяный запах цветов о-пии.

— Вы только не обижайтесь, но в любом случае Консуэло вам не пара, — произнес Роланд, не оборачиваясь. — Слишком молода, к тому же из высшего света. Что вам действительно нужно, так это хорошенькая вдовушка или молодая женщина, уставшая от старого мужа.

Мартинес взглянул на брата.

— У тебя уже есть кто-то на примете?

— Надо подумать.

Мартинес бросил на Северина обеспокоенный взгляд.

— Советую выражать свои желания откровенно. Мой братец имеет скандальный успех в качестве сводни.

В его тоне Северину почудился намек на какую-то давнюю историю, произошедшую между братьями, отчего весь этот разговор приобретал неприятный оттенок.

— Да я здесь всего на месяц, — отмахнулся Северин.

— Шансы, конечно, невелики, — признал Роланд, — но они есть. Мартинес решил сменить тему:

— Кстати, о союзах. Вы что-нибудь слышали о некоем Аллодорме, главном инженере Южной компании?

— Мне доводилось встречаться с ним на орбитальной станции Ши, — припомнил Северин и улыбнулся. — Но ни в какие альянсы я с ним не вступал!

— А я его и в глаза не видел, — сказал Роланд, оборачиваясь и глядя на брата невинными глазами. — Мне льстит твоя вера в мое всеведение, но вообще-то я всего лишь слежу за соблюдением семейных интересов в Союзе лордов. К делам «Компании Ши» я не имею никакого отношения.

— По мнению Терцы, Аллодорм — мошенник, — продолжал Мар-тинес. — И если она права, то для того, чтобы сбежать с кучей денег, лучше места не придумаешь.

Роланд слушал его рассеянно.

— А что именно известно Терце?

— Во время войны он получил деньги на постройку пяти кораблей, но так и не выполнил своих обязательств.

Северин испытал секундный шок. Как офицер правительственной службы он не понаслышке знал, что такое растраты и воровство. Но пять кораблей… Это уж слишком!

На веранде воцарилась тишина, после чего Роланд обернулся к Северину:

— Надеюсь на ваше благоразумие.

— Конечно, — поспешил успокоить его тот.

— Впрочем, быть может, никакого криминала здесь и нет, — заметил Роланд.

— Да, разумеется, — согласился Северин.

Он вдруг заметил, что с увлечением наблюдает за взаимоотношениями внутри этого семейства, за тонкой игрой между орденоносным офицером Флота и его братом-политиканом. Во время своей службы Северин успел повидать немало аристократических семей, но ни одна из них не походила на эту.

— Хотел бы я знать, кто нанял этого Аллодорма, — задумчиво произнес Мартинес.

— Лорд Па, скорее всего, — предположил Роланд. — Вопрос в том, знает ли лорд Па об этих пяти кораблях, и если да, то каково его мнение. — Он придвинул к Северину еще одно кресло и сел. — Расскажите, что вам известно об Аллодорме?

Северин пожал плечами.

— Даймонец. Кажется, довольно молодой, хотя с этими даймонца-ми никогда не знаешь наверняка… Когда мы первый раз причалили к станции Ши, он всегда был рядом — на случай, если что-нибудь понадобится. Мне тогда показалось, что это очень мило с его стороны.

— С вами хорошо обходились? — спросил Роланд.

— Очень. Мне как помощнику капитана постоянно приходилось иметь дело с Аллодормом, и все было по высшему разряду. Все наши нужды удовлетворялись в течение пары часов. Кормили тоже отменно. Аллодорм разместил экипаж в одной из рабочих гостиниц в Порт-Виспании, а как-то раз даже устроил званый ужин для офицеров.

— И ничего странного вы не заметили? — настаивал Мартинес. — Чего-нибудь необычного в том, как обстояли дела на станции?

— Кроме того, что все было по первому классу, ничего необычного. Мы ведь в разведке привыкли к куда более скромной обстановке. Не то чтобы у Флота не хватало денег, но… Там, на станции, все было такое новенькое, сверкающее, с иголочки. Возможно, всего этого было даже с избытком, но ведь планировалось расширение…

Некоторое время братья молча обдумывали услышанное. Наконец Мартинес сказал:

— Не думаю, что стоит посвящать в это отца.

— Да и что мы можем ему сказать? — поддержал брата Роланд. — К тому же на Ши и без того полно инспекторов. Что он сделает такого, чего не смогут они?

Мартинес пожал плечами.

— Ну, например, он не станет брать взяток.

— Через две недели отец должен присутствовать на открытии встречи Совета просителей. — Губы Роланда сложились в чуть презрительную усмешку. — Если он откажется от этой миссии и отправится на Ши, чтобы разоблачить эту аферу, лучшего предупреждения для мошенников и не придумаешь. К тому времени, когда отец туда доберется, они успеют замести все следы.

— А как насчет тебя?

— Пока Кассильда не родит, я никуда не поеду. А после этого мы все вместе отправляемся на Заншаа — меня ждет работа в Совете.

Мартинес вздохнул:

— Что ж, я ведь Главный инспектор, верно? Кому как не мне заниматься инспекцией?

Северин вновь подумал о взаимоотношениях двух братьев. Они прекрасно знали друг друга, вместе работали, у них было общее детство и одинаковый лексикон. И тем не менее Северину казалось, что они друг друга недолюбливают.

— Госпожа Лайао, — сказал вдруг Роланд. Мартинес уставился на него:

— Ты о чем?

Роланд обернулся к Северину:

— Госпожа Лайао, жена судьи Омохундро. Идеальный вариант для вас. Ее муж сейчас на Кольце, участвует в длинной серии слушаний, и я уверен, она не прочь поразвлечься.

Северин был так ошарашен, что мог лишь молча хлопать глазами. Ему хотелось воскликнуть: «И вы на это способны?». Роланд вопросительно посмотрел на него:

— Ну так как? Мне пригласить ее на чай?

— Готовность пять минут, — объявил лорд Го Шикимори, капитан «Искателя».

— Есть готовность пять минут, — отозвался Северин.

«Искатель» ждал последнего разрешения из Центра управления Кольца, чтобы отправиться в путь — мимо Ши и Паркхерста, к предполагаемым туннелям. Окруженный стальными обручами акселера-ционной кабины, Северин взглянул вниз, на лежащую перед ним панель управления. Именно ему предстояло направить корабль прочь от Кольца, в бескрайнюю пустоту. Впрочем, дело это было несложное.

Огоньки приборной доски отражались в перстне, украшавшем средний палец правой руки Северина. Девять крошечных сапфиров поблескивали вокруг крупного опала. Это кольцо было прощальным подарком госпожи Лайао — по сапфиру за каждую ночь.

На мгновение он погрузился в приятные воспоминания. Гладкие прохладные простыни, шелковистая кожа, еле уловимый аромат женского тела, стеклянные колокольчики, приветствовавшие рассвет на балконе ее спальни…

Да, лорд Роланд Мартинес очень, очень умен.

— Господин капитан, сообщение из Центра управления, — доложил лорд Барри Монткриф, сидевший за пультом связи. Благодаря столичной манере растягивать слова лорд Го назначил его официальным голосом корабля. — Получено разрешение на взлет.

— Начать обратный отсчет, — приказал капитан.

— Есть начать обратный отсчет, — это был голос уоррант-офице-ра Лили Бхагвати, управлявшей двигателями.

— Сбросить давление в посадочном рукаве. Предупредить экипаж о наступлении невесомости.

— Есть сбросить давление. — По всему кораблю завыли сирены. — Предупредительные сигналы включены.

Северин проверил панель управления, опустил руки на рычаги и повернул их.

— Маневровые двигатели готовы, — отрапортовал он. — Давление в соплах в норме.

— Давление в посадочном рукаве сброшено.

— Отсоединить посадочный рукав, — приказал капитан.

— Посадочный рукав… — пауза, пока не загорится соответствующий сигнал, — отсоединен, господин капитан.

— Внешние электрические кабели отсоединены, — доложила Бхаг-вати. — Наружные каналы загерметизированы. Автономное энергообеспечение корабля — сто процентов.

— Связные кабели отсоединены, — вторил ей лорд Барри. — Наружные каналы связи загерметизированы.

— Основные двигатели готовы, — продолжала Бхагвати. — Проверка готовности прошла успешно.

— Готовность десять секунд. — Это голос капитана. — Доложить состояние всех систем.

Везде было чисто.

— Старт через десять секунд, — объявил лорд Го. — Пилот, передаю корабль вам.

— Корабль принял, господин капитан. — Северин разжал и снова сжал пальцы на рычагах.

Цифры обратного отсчета в углу экрана дошли до нуля. Вспыхнули огоньки.

— Захваты отключены, — доложил он. — Магнитные крепления разблокированы.

Северин вдруг всплыл в своей кабине, когда корабль освободился от притяжения Кольца ускорения. «Искатель» был пристыкован к нему носом внутрь, и высвобождение центростремительной силы Кольца, вращавшегося в семь раз быстрее самой планеты, придавало кораблю приличный импульс ускорения, защищавший от возможных препятствий для взлета.

Тем не менее Северин на всякий случай проверил навигационный экран — все было в порядке. Он нажал кнопки на рычагах, включая двигатели малой тяги. Возросшая гравитация надавила на грудь. Чтобы увеличить скорость, с которой «Искатель» удалялся от Кольца, ему пришлось еще несколько раз включать маневровые двигатели. Использовать рядом с обитаемым Кольцом основные двигатели, работавшие на антивеществе, с их радиоактивными выхлопами было бы преступлением. Сначала нужно вывести корабль из орбитальной зоны — только после этого «Искатель» сможет отправиться в путь по-настоящему.

Северин снова взглянул на навигационный экран. Там можно было разглядеть «Кайенту» — яхту «Компании Ши», направлявшуюся ко Второй станции туннеля и увозившую Мартинеса и леди Терцу к недавно заселенной планете. «Искатель» последует за ними, только двумя неделями позже. Вереница грузовых кораблей тянулась от Первой станции, унося в своих трюмах технику и колонистов. Все корабли словно бы стояли на огромных огненных столбах, сбрасывая скорость перед стыковкой с Кольцом. Ближайший грузовик был на расстоянии семи часов лета от «Искателя».

Единственным по-настоящему опасным объектом в ближнем космосе была огромная туша «Титана», который из соображений безопасности кружил вокруг Ларедо на значительном расстоянии. Корабль был битком набит антивеществом, предназначавшимся для Ши и Паркхерста. И хотя оно было довольно стабильно (хлопья антиводорода, подвешенные на статическом электричестве внутри крошечных силиконовых капсул — настолько миниатюрных, что онитекли, как густая жидкость), случись что, взрыв уничтожит добрый кусок Кольца, а остальное рухнет на поверхность планеты.

Так что от «Титана» лучше держаться подальше.

Посмотрев на светящуюся точку, отмечавшую на экране положение «Титана», Северин вспомнил тот разговор с Мартинесом и его братом, когда впервые упоминалось имя Аллодорма. Вообще-то «Титан» принадлежал компании «Меридиан», но был взят в долгосрочную аренду Службой разведки. Растущим поселениям на Ши антивещество требовалось для получения энергии, а своего Кольца ускорения там еще не существовало. Станция Ши с ее орбитальным лифтом, который доставлял грузы к поверхности планеты, тоже потребляла немало энергии. Кроме того, туннельные станции Ши и Паркхерста, необходимые для поддержания стабильности туннелей, расходовали энергию в огромных количествах.

Поскольку планета Ши еще не могла создавать антивещество самостоятельно, решили увеличить производство антиводорода на Кольце Ларедо, загрузить им «Титан» и отправить корабль на удаленную орбиту новой колонии — на дальнюю сторону самого большого спутника Ши. Тогда, если случится непредвиденное и «Титан» взорвется, ни нейтроны высокой энергии, ни жесткое гамма-излучение не достигнут планеты. Когда какой-нибудь из установок на Ши потребуется антиводород, они пошлют на «Титан» шаттл и возьмут столько, сколько нужно. К тому времени, когда запасы «Титана» исчерпаются, на орбите Ши уже появится собственное Кольцо ускорения — совсем маленькое, в отличие от того огромного чуда техники, которым окружена Ларедо.

Только теперь Северин стал задумываться: действительно ли есть смысл в использовании «Титана» подобным образом? Или же эта сложная схема послужит лишь для наполнения кошелька Аллодорма сотоварищи?

«Искатель» наконец достиг границы орбитальной зоны, и Северин развернул корабль на новый курс. Во время этого маневра сам он чуть сполз в кресле под обручами акселерационной кабины.

— Задан новый курс, господин капитан, — доложил Северин. — Курс 220–001 абсолютный. План полета введен в автопилот.

— Принимаю командование, — отозвался лорд Го.

— Капитан принял командование, — подтвердил Северин, убирая руки с рычагов.

— Включить основные двигатели, — приказал капитан. — Ускорение две целых три десятых.

Северин почувствовал толчок в спину, кресло под ним качнулось, когда на грудь начали наваливаться перегрузки.

— Ускорение две целых три десятых, — отрапортовала Бхагвати. — Курс 220–001 абсолютный.

Перегрузки не прекратятся, пока они не выйдут на вторую космическую скорость. Потом гравитация уменьшится и большую часть полета будет равна единице, увеличиваясь лишь на час в течение каждой вахты.

Северин посмотрел на экраны и вновь увидел «Кайенту», приближавшуюся к туннелю, который перенесет ее к Ши. Жаль, подумал он, что «Искатель» не зайдет на Ши, а лишь пролетит мимо. Скорее всего, он больше не увидится с Мартинесом и Терцей и так и не узнает, чем закончилась эта история с Аллодормом.

Ну что ж, пора подумать, чем заполнить несколько месяцев полета, и у Северина уже имелись кое-какие мысли на этот счет. Ему так и не удалось забыть увиденный в Рио-Хондо сон. Северин набил свой персональный датафоль статьями о куклах, кукловодах, марионетках, куклах-роботах и театре теней, а также записями кукольных спектаклей.

В долгих путешествиях каждый по-своему проводит свободное время. Кто-то играет, а кто-то пьет, кто-то с головой уходит в работу, а кто-то — в себя. Одни наслаждаются любовью на видео, другие крутят любовь с членами экипажа, третьи играют на музыкальных инструментах, а четвертые — на нервах коллег.

Возможно, думал Северин, он станет первым, кто додумался организовать на корабле кукольный театр. Во всяком случае, здесь есть где развернуться.

— Вы в виртуальности? — спросила астроном Шон-дан. — Переключаю внешние камеры на семнадцатый канал.

— Коммуникатор, семнадцатый канал, — донесся с соседнего кресла тихий голос Терцы.

Мартинес уже настроился на нужный канал, и теперь его сознание заполнилось звездами — такими, какими они были видны с «Кайенты» в финальный момент двадцатидневного ускорения. Виртуальный шлем на голове, проецирующий изображение прямо на зрительные центры мозга, был гораздо легче, чем аналогичный военный прибор, к которому еще и приходилось подключать микрофон с наушниками. Мартинес заметил и другие отличия: глубина изображения оказалась чуть меньше — возможно, потому, что гражданское снаряжение не требовало особой точности.

Звезды были разбросаны по полночному фону, словно горсть бриллиантов — молчаливые, неподвижные и величественные. Под этими звездами Мартинес провел полжизни, и его разум машинально искал успокоения в знакомых созвездиях, застывших на привычных местах. Солнце Ларедо — вон та далекая звезда — сияло теперь ничуть не ярче других крупных звезд. Компьютерная программа автоматически затушевывала сверкающий след «Кайенты», чтобы звезды не терялись на его фоне. Благодаря этому часть экрана занимал дрожащий, тревожно-черный шлейф — путь абсолютной тьмы, которая, казалось, гналась за кораблем.

Мартинес с Терцей находились в благоухающей тонкими ароматами гостиной, являвшейся средоточием общественной жизни на «Кай-енте», и в двадцати днях пути от Ларедо. Шон-дан, астроном из Императорского университета Зарафан, оказавшаяся на борту по приглашению Марселлы, собиралась показать им, почему обсерваторию построили именно на орбите Ши и почему она сама тратит целые месяцы на то, чтобы сюда добраться.

— Осталось десять секунд, — сказала Шон-дан. — Восемь. Пять.

«Кайента» летела слишком быстро, чтобы пассажиры успели заметить туннельную станцию, мимо которой пронесся корабль, или сам туннель — перевернутую звездную чашу, к которой, собственно, они и стремились все эти двадцать дней. Переход произошел мгновенно, и в ту же секунду звездное небо изменилось.

В мозгу Мартинеса внезапно вспыхнула огромная, роскошная звездная сфера, занявшая по меньшей мере треть неба. Звезды здесь теснились так близко друг к другу, что космос казался таким же плотным, как морской берег, усыпанный сверкающими песчинками. У Мартинеса вырвался восхищенный вздох, и в ту же секунду он услышал, как ахнула Терца. Чем пристальнее он всматривался, тем больше звезд видел. Внутри сферы виднелись смутные облака и скопления, состоящие из еще большего множества бриллиантов. Впрочем, Мартинес не знал наверняка, существуют ли эти облака на самом деле. Возможно, это его собственный разум путем поиска знакомых форм пытался навести в этом огромном сияющем хаосе подобие порядка — точно так же, как прежде он искал очертания знакомых созвездий в небе над Ларедо.

Вглядываться в этот исполинский звездный шар было все равно что погружаться в морскую бездну — мимо сложных, причудливых рифов, которые при ближайшем рассмотрении, оказывается, состоят из миллионов коралловых колоний, а те, если присмотреться, составлены из малюсеньких известняковых раковин, и в каждой такой раковине — крошечная крупица жизни. Подобная бесконечная регрессия ошеломляла.

— Теперь вы понимаете, почему мы построили обсерваторию именно здесь. — В голосе Шон-дан, вплывающем в сознание Мартинеса, слышался сдержанный триумф. — Из всех туннелей империи лишь этот ведет в систему, расположенную максимально близко к центру галактики. Для нас это прекрасная возможность изучить строение галактического ядра. Отсюда мы можем наблюдать, как огромная масса черной дыры в центре галактики влияет на близлежащие звезды.

Усилием воли Мартинес переключил внимание с сияющей сферы на остальную звездную оболочку, окружавшую «Кайенту». По сравнению с небом Ларедо местный космос, казалось, буквально кишел звездами. Полоса молочного цвета отмечала диск галактики, спиралью уходящий в бескрайнюю пустоту. Система Ши действительно находилась в галактическом ядре, хотя и на его периферии, и звезды со всех сторон казались близкими и яркими. Солнце Ши по имени Шима излучало теплый желтый свет, однако другие ближайшие звезды ничуть не меркли перед его сиянием.

— Звезды здесь очень плотные, — продолжала Шон-дан, — хотя и не настолько, как там, дальше. В системе Ши семь звезд — или восемь, точно пока неизвестно — и у всех очень сложные орбиты.

— А кто-нибудь знает, в какой галактике мы находимся? — поинтересовалась Терца.

— К сожалению, нет. Мы пытаемся обнаружить цефеиды и другие ориентиры, которые могли бы навести нас на след, но пока информации слишком мало. Так что мы можем быть сейчас где угодно во вселенной, в миллиардах световых лет от пункта отправления.

Мартинес услышал приближающиеся шаги, а затем и голос лорда Па.

— Любуетесь на звезды? — заметил тот скептически. — Ну-ну. Помяните мое слово, скоро вы не будете знать, куда от них деваться. Из-за этого проклятого галактического ядра и других шести звезд на Ши не бывает настоящей ночи. Чтобы люди могли хоть немного отдохнуть, нам пришлось ставить в спальнях поляризующие окна. Нет, лично я больше не смотрю на небо. Центр галактики — довольно скверное местечко, и чем меньше имеешь с ним дела, тем лучше.

— Это правда, милорд, звезды здесь расположены довольно близко друг к другу. — Даже почтение, которое Шон-дан испытывала к состоятельному пэру, не могло полностью скрыть ее несогласие. Было ясно, что она еще очень не скоро устанет от этого зрелища.

— Я просто зашел посидеть и сыграть партию в цинхал, — заявил лорд Па. — Не обращайте на меня внимания.

Мартинес вернулся к созерцанию громадного, сияющего галактического ядра, в то время как лорд Па прошаркал к столу и пробормотал распоряжение подготовить игру.

— До сих пор вы могли наблюдать эту картину лишь в видимом спектре, — продолжила лекцию Шон-дан. — Сейчас я добавлю еще несколько спектров. Цвета могут немного не соответствовать, но я постараюсь это исправить.

Мартинес услышал, как лай-оуниец отдал несколько приглушенных команд, а затем ядро галактики из жемчужного превратилось в мутно-янтарное. Гигантский шар внезапно пронзило нечто вроде огромного копья, вибрирующего и живого — казалось, исполинский столб света протянулся от основания вселенной до самых небес.

Мартинес невольно вскрикнул, эхом ему вторил восхищенный возглас Терцы.

— Да, — в голосе Шон-дан снова звенело торжество, — это поток релятивистских частиц, созданный черной дырой. Если получше приглядеться, можно увидеть, что он имеет тончайшую структуру. Мы не ожидали ничего подобного и теперь работаем над теоретическим объяснением этого феномена.

В виртуальной реальности Мартинес приблизился к величественной, сияющей колонне и заметил, что свет ее пульсирует. Словно захваченные каким-то невероятным потоком энергии, молочно-белые нити скручивались и плясали в гипнотическом танце колоссальной силы.

В течение следующего часа Шон-дан демонстрировала Мартинесу и Терце отдельные детали галактического ядра, в том числе четыре гигантские звезды, которые по крутой спирали неслись навстречу гибели — к черной дыре.

— Она сейчас в стадии поглощения, — сказала Шон-дан. — Иногда черные дыры весьма активно пожирают близлежащие звезды, а иногда нет. Почему и как они переходят из одного состояния в другое, науке пока не известно.

— Я же говорю, отвратительно, — вставил лорд Па. — Должен признаться, я предпочитаю природу менее хаотичную и разрушительную. Мне нравятся игры по правилам. Я люблю удобные кресла, солидные проценты и гарантированный годовой доход. А постоянно думать о том, что какая-нибудь космическая случайность вот-вот выпрыгнет из засады и сожрет все эти удобства… Нет уж, увольте!

— Милорд, черная дыра нам совершенно не угрожает, — возразила Шон-дан. — Мы даже близко не подходим к опасной зоне.

Мартинес тихонько выключил виртуальный шлем, чтобы взглянуть на лорда Па. Склонившись над игровой панелью, тот сидел в лай-оунийском кресле, удобно устроив в нем свою грудину. Свет от экрана бросал отблеск на приплюснутую морду и багровые глазки. За спиной лорда в приглушенном свете ламп мерцали желтые панели из дерева чеж с абстрактными узорами, инкрустированными красным энджо. Под рукой у лорда Па примостилась массивная хрустальная чаша, наполненная лай-оунийским протеиновым бульоном.

«Удобство… — подумал Мартинес. — Гарантированный доход. Все верно».

— Думаю, на сегодня хватит, — сказала Шон-дан, заметив, что Мартинес отключил свой шлем.

— Спасибо вам, — искренне поблагодарила ее Терца. — Это было что-то невероятное. Надеюсь, мы еще сможем полюбоваться подобным зрелищем.

— Конечно, — ответила Шон-дан, вставая. Она тоже была лай-оунийкой, но глаза у нее отливали золотом. Она носила строгую университетскую форму темно-коричневого цвета с несколькими медалями за академические успехи. Для такого количества наград она казалась слишком молодой — перья по бокам головы были по-юношески бурыми. — До Ши еще двадцать три дня, и звезды никуда не денутся.

— Может, завтра? — предложил Мартинес, вставая с кресла, и направился к бару, чтобы налить себе бренди. Затем неторопливо подошел к лорду Па — тот по-прежнему находился во власти игры. Оглядев поле, Мартинес тут же заметил ход, который сейчас следовало сделать. Хотел уже подсказать лорду Па, но передумал.

К двадцатому дню пути пассажиры «Кайенты» начали действовать друг другу на нервы. Первая часть путешествия была настолько приятной и полной общения, что лучшего и желать нельзя — особенно учитывая, что каждого из этой компании Мартинес подозревал в краже денег его семьи. Ежедневно Марселла, лорд Па, Мартинес, Терца и Шон-дан вместе обедали. Пробовали играть в тинго, но интерес к азартным играм быстро пропал, когда выяснилось, что Терца и Мартинес не собираются играть по-крупному, а стипендия Шон-дан не позволяет ей ставить даже такие суммы, которые среди пэров считаются мелочью.

Беседы за обедом и после оного были глубоки и пространны, однако Терца предупредила Мартинеса, чтобы тот не вздумал задавать вопросы, ответы на которые ему не терпелось получить, — то есть не заводил речь о финансовых договоренностях между «Меридианом» и «Компанией Ши». «Иначе это будет походить на допрос», — объяснила она.

Мартинесу пришлось ограничиваться парочкой почти невинных вопросов в день и заходить издалека — начиная с разговоров о развитии колоний на Ши и постепенно переходя к деталям. Марселле и лорду Па, похоже, льстил подобный интерес к их работе, а Мартинес, в свою очередь, обнаружил, что искренне увлекся деталями проекта. Впрочем, заметив, что лицо Терцы хмурится, или почувствовав легкое прикосновение ее руки под столом, он беспрекословно прекращал дальнейшие расспросы.

Шон-дан рассказывала о звездах. Мартинес травил армейские байки. Терца старалась избегать разговоров о работе в министерстве, зато охотно рассказывала о высшем свете, а иногда приносила арфу и исполняла какую-нибудь сонату.

Однако теперь, по прошествии двадцати дней, разговоры несколько увяли. Марселла много времени проводила в своей каюте, занимаясь делами компании, выкуривая одну сигарету за другой и слушая колючую, раздражающую музыку, от которой дребезжала дверь в ее каюте. Лорд Па получал и отправлял приказы своим подчиненным, а остальное время проводил за игровой панелью.

Мартинес старался как можно чаще посылать видеограммы сыну. Три месяца, проведенные на борту «Вай-Хуна» с маленьким и весьма энергичным ребенком, оказались слишком тяжелым испытанием, а потому Гарета Младшего оставили на Ларедо с нянькой и любящими бабушкой с дедом. Видеограммы, которые Мартинес получал в ответ, были исполнены восторга, поскольку старый лорд Мартинес познакомил внука со своей коллекцией старинных гоночных автомобилей и теперь нарезал круги по частному треку с Гаретом Младшим на пассажирском сиденье.

— Больше всего Гарету нравится «Лоди Турбин Экспресс», — сообщил Мартинес Терце. — В его возрасте это тоже была моя любимая, хотя потом я предпочитал «Алого Курьера». — И в ответ на ее взгляд добавил: — Ты же знаешь, у отца не было ни единой аварии.

— Что ж, хоть это утешает, — заметила Терца. Она только что вышла из гардеробной, где готовилась ко сну. Черные волосы были расчесаны до блеска и подхвачены лентой. Чистое, без косметики лицо сияло здоровьем. Поверх ночной рубашки Терца набросила пеньюар из хрустящей золотой парчи.

После устроенного Шон-дан астрономического представления супруги вернулись в каюту. Здесь были стены из блестящего светлого дерева бель с кроваво-красными прожилками, видеоэкран в кружевной рактанской раме и ванна из цельного куска шоколадного мрамора, в которую, дабы купающийся не покрывался мурашками, вмонтировали скрытые нагревательные элементы.

— У моего отца могло быть хобби и похуже, — заметил Мартинес. — Скажем, гонки на колесницах паи-кар.

Глаза Терцы чуть сощурились.

— Хорошо, буду иметь в виду.

Двадцать дней на маленьком корабле, кажется, начали приоткрывать окружавшую Терцу завесу безмятежности, то неземное спокойствие, которым Мартинес всегда восхищался как самым главным достоинством жены. Он поднялся с кресла и, встав за спиной Терцы, принялся своими огромными ладонями массировать ей плечи сквозь ткань пеньюара. Она вздохнула и расслабилась.

— Скучаешь по Гарету? — спросил он.

— Конечно.

— Я тоже.

Они никогда не расставались с сыном так надолго.

— Для тебя все это, должно быть, скучно, — сказал Мартинес. — Наверное, тебе все же стоило остаться на Ларедо.

— Скучно?! — В голосе Терцы послышалось изумление. — Скучно изучать контракты в надежде раскрыть финансовую аферу? Ты шутишь!

Он улыбнулся:

— Представляешь, как будет здорово, если тебе это удастся?

— Да, только вряд ли я что-то найду. Во всяком случае, не на уровне контрактов. Все документы проходят через юристов, чтобы комар носа не подточил. Если что и обнаружится, то на уровне истолкования и применения этих документов.

Мартинес не мог раздобыть ни одного договора, которые «Компания Ши» подписывала со своим основным подрядчиком, поскольку ни он сам, ни Терца, ни Роланд не являлись служащими компании. Зато в качестве Главного инспектора он завладел целым архивом сделок между Флотом и компанией «Меридиан», занимавшейся строительством оборонных сооружений на Ши и ее орбите. Однако Мар-тинесу недоставало опыта, чтобы разобраться во всех юридических тонкостях, а потому за это дело взялась Терца.

— Договоры со «скользящей шкалой» всегда выглядят подозрительно, а их здесь полным-полно, — продолжала Терца. — На крупном объекте существуют тысячи способов скрыть незаконные расходы, а этот объект просто-таки планетарного масштаба. «Меридиан» имеет право корректировать первоначальную смету, если его собственные расходы возрастут из-за непредвиденных обстоятельств, а такие обстоятельства случаются постоянно. Немного правее, пожалуйста.

Мартинес исполнил ее просьбу.

— Но не могут же они бесконечно увеличивать расходы, — заметил он.

— Не могут. Что касается военных договоров, местный представитель Флота должен подтвердить, что эти траты оправданы.

— Судя по записям, она всегда это подтверждала, — проворчал Мартинес. — А теперь ей дали звание капитана и назначили в Четвертый Флот, так что я даже не смогу ее расспросить.

В голосе Терцы снова послышалось удивление:

— А ты думаешь, она бы тут же доложила тебе обо всех злоупотреблениях, которые сама же и одобрила? Думаю, тебе лучше побеседовать с новым начальником. Во всяком случае, он не обязан скрывать грешки своего предшественника.

Терца, вытянув руки над головой, качнулась из стороны в сторону. Мартинес почувствовал, как под его пальцами перекатываются гибкие мышцы. Ему пришлось закончить массаж, когда Терца наклонилась вперед и уперлась ладонями в пушистый ковер. Потом она выпрямилась, глубоко вздохнула и обернулась к нему.

— Спасибо, дорогой. — Терца обняла мужа за шею и прижалась к его груди. — В любом случае, отпуск — это чудесно.

«Я три года был в отпуске», — чуть не вырвалось у Мартинеса. Изучение старых строительных контрактов было самым значительным его достижением за последние несколько лет. Впрочем, он понимал, что имела в виду Терца.

— Постараюсь почаще смотреть на звезды, — пообещал он. Она крепче прижалась к нему.

— Я тут подумала… Мы могли бы с пользой провести это время. Мартинес улыбнулся:

— Возражений не имею.

Терца откинула голову назад, подняв на него свои темные глаза.

— Я имела в виду не только это, — уточнила она. — Я думала, мы могли бы подарить Гарету братика или сестричку.

От избытка чувств у Мартинеса перехватило дыхание. Браки по расчету — нередкое явление среди пэров. Роланд устроил этот союз, не спрашивая мнения брата. И хотя желание Мартинеса иметь ребенка было совершенно искренним, Гарет Младший тоже являлся одним из пунктов брачного договора. Мартинес прекрасно сознавал, что с замужеством социальный статус Терцы понизился (лорд Чен в то время нуждался в серьезной финансовой помощи клана Мартинесов), и часто спрашивал себя, что именно думала Терца о том неуклюжем провинциальном офицере, за которого после нескольких часов знакомства ее заставили выйти замуж.

Впрочем, спрашивал он только себя, но не ее. Мартинес никогда не задавал вопросов, ответы на которые могли ввергнуть его в тоску.

Он с удовольствием наблюдал за тем, как Терца вплывает в его жизнь на корабле совершенного спокойствия — быть может, даже чересчур совершенного. И никогда не был уверен в том, что произойдет, если лорд Чен, поправив свое финансовое положение, прикажет дочери развестись. Ему казалось, что Терца может покинуть его жизнь с той же сверхъестественной безмятежностью, с которой она там появилась. Он никогда не знал наверняка, что таится за этой прекрасной внешностью.

Так было до этой минуты. Но второй ребенок не значился в контракте, заключенном их семействами. Значит, теперь они с Терцей напишут собственное приложение к контракту. И немедленно!

— Конечно, — выдохнул Мартинес, немного придя в себя. — Разумеется. Прямо сейчас!

— Сейчас вряд ли получится, — улыбнулась Терца. — Сначала мне нужно извлечь имплантант. — Она чмокнула мужа в щеку. — Хотя ждать еще двадцать три дня совсем не хочется.

Корабельного врача «Кайенты», угрюмого пожилого лай-оунийца, вряд ли кто-нибудь из пассажиров видел с начала путешествия, когда тот прочитал обязательную лекцию о невесомости, перегрузках и космической болезни. Однако каковы бы ни были особенности его характера, наверное, он все же разбирался в элементарных процедурах межрасовой медицины.

— По-моему, завтра тебе первым делом нужно зайти к этому старому хрычу, — заявил Мартинес. — Однако это вовсе не означает, что мы должны попусту потратить эту ночь.

Она ответила ему откровенным взглядом.

— Я и не собиралась.

Несколько часов спустя, перед утренней вахтой, Мартинес, вздрогнув, проснулся с застывшим на губах криком. Терце не изменило ее всегдашнее спокойствие — она спала, положив голову ему на грудь.

Почти два месяца он не видел этих снов. На какой-то миг в темноте роскошной каюты ему пригрезилось, что на его груди разметались не темные волосы Терцы, а золотистые локоны, обрамляющие бледное лицо с сияющими изумрудными глазами.

Сердце молотом колотилось в груди. Мартинес слышал, как хрипло вырывается из его горла дыхание.

У него были и другие причины не расспрашивать Терцу о ее мыслях по поводу их брака. Он тоже хранил свои секреты. Так что вполне позволительно Терце иметь свои.

С геостационарной орбиты спускался кабель подъемника — ниточка, уходившая в темную зелень экватора, словно рыболовная леска в морские глубины. Пока корабль заходил на посадку, мониторы показывали не сам орбитальный лифт, а только бледно-серую башню из астероидного и лунного камня — массивный противовес. Башню венчали несколько эффектных пиков, напоминавших зубцы крепости, которые на самом деле служили для закрепления дополнительного груза, на случай, если возникнет такая необходимость.

Корабли причаливали к конечной станции подъемника у основания башни, где отсутствовала сила тяжести. Затем по трубе, в невесомости, пассажиры спускались к жилой и торговой зонам станции. Оттуда можно было попасть на одно из двух широких вращающихся колес из белого ламината, где находились жилые помещения для рабочих, личного состава Флота, астрономов и всех тех, кто оказался на Ши транзитом.

Мартинес еще на борту «Кайенты» поблагодарил Марселлу и лорда Па за приятный полет, поскольку догадывался, что на станции его ожидает почетная роль Главного инспектора и куча неизбежных протокольных мероприятий.

Так оно и случилось. Как только Мартинес выплыл из стыковочного рукава, придерживаясь за направляющий канат, натянутый между рукавом и платформой, тут же раздалась команда, почетный караул застыл по стойке «смирно», а динамики взвыли «Нашими мыслями навеки правит Порядок…» — один из самых энергичных военных маршей.

Почетный караул целиком состоял из военных полицейских лай-оунийцев в полной парадной форме. Носки их ботинок цеплялись за эластичный ремень, натянутый вдоль палубы, чтобы удерживать строй в невесомости. Впереди, вскинув руку в приветствии, стоял командир станции капитан-лейтенант лорд Эль Тир-бал со своим штабом.

Лорд Эль был молод и довольно мал ростом для лай-оунийца, так что Мартинес даже мог смотреть ему в глаза, не запрокидывая голову. Представив своих подчиненных, лорд Эль повернулся к мертвенно-бледному субъекту в штатском, стоявшему чуть позади группы офицеров.

— Милорд, — обратился он, — позвольте вам представить главного инженера компании «Меридиан» мистера Ледо Аллодорма.

Мартинес приветственно кивнул.

— Встреча с вами — большая честь для меня, милорд, — произнес Аллодорм.

Как и у всех даймонцев, глаза у него были выпучены, а рот широко разинут — выражение, которое землянином воспринималось либо как изумление, либо как ужас. Впрочем, у него был приятный тенор, звучавший, как пара труб, наигрывающих нежную мелодию. Было видно, как во время разговора за его серыми губами шевелятся части мягкого рта.

Мартинес произвел ритуальный смотр почетного караула, после чего вместе с Терцей, слугами и багажом погрузился в длинный и узкий автомобиль изумрудного цвета, который отвез их к приготовленным апартаментам. Лорд Эль и Аллодорм присоединились к гостям, и пока машина, чуть приподнявшись в воздухе, мчалась по посадочному отсеку, Эль показывал вновь прибывшим местные достопримечательности.

Пост командира орбитальной станции был первым серьезным назначением лорда Эля, и его просто распирало от счастья. Он гордился своей станцией — такой новенькой, сверкающей и, на взгляд Мартинеса, несколько вычурной. Всё здесь, от автопогрузчиков до вентиляции с компьютерным управлением, было самое большое, самое новое и самое передовое.

— Система очистки и циркуляции воздуха спроектирована по индивидуальному заказу, — объяснял тем временем лорд Эль. — Точно так же, как электростанция.

— Конечно, мы могли бы просто достать с полки устройства тысячелетней давности, — добавил Аллодорм. — Но мы не пошли таким путем. На этой станции все продумывалось и разрабатывалось заново, начиная с самых основ.

«Индивидуальный проект стоит немалых денег», — отметил про себя Мартинес. Вслух же произнес:

— Выглядит впечатляюще. Я отвык от новых станций.

— Ничего удивительного, ведь это первая новая станция за девятьсот лет, — отозвался Аллодорм. — Зато теперь, когда Союз начал открывать для колонизации новые системы, можно ожидать, что их появится немало.

— И все это сделано чуть больше чем за два года? — изумился Мартинес. — Быстро же вы работаете…

Пожалуй, даже чересчур быстро — если учесть, что все здесь делалось по специальному проекту. А может, не такой уж он и специальный? Впрочем, как это проверишь? Орбитальных станций не строили уже целую вечность. При желании можно было взять за основу стандартные разработки, изменить кое-что по мелочам и назвать это спецпроектом.

Одно Мартинес мог сказать наверняка: по спецзаказу сделали вентиляцию или нет, но пахло здесь точно так же, как и на любой другой станции.

По соединительной трубе автомобиль устремился вниз, к оси двух колес. Там они въехали в просторный лифт и начали спускаться к жилым отсекам.

— Вы станете первыми постояльцами апартаментов для старших офицеров, — сообщил Эль. — В вашем распоряжении будет полный штат прислуги, поэтому если что-то потребуется, обращайтесь к ним — или прямо ко мне.

Гравитация все настойчивее воздействовала на среднее ухо Марти-неса.

— Благодарю вас, лорд Эль, — ответил он. — Уверен, все будет в порядке.

К тому времени, когда лифт добрался до главного уровня Первого колеса, сила тяжести пришла в норму. Обслуживающий персонал апартаментов выстроился перед входом, как на параде. Затем, повинуясь распоряжениям Эля, слуги засуетились вокруг машины, выгружая багаж и помогая гостям выбраться из кресел. Чемоданы погрузили на моторизованные роботележки, и Мартинес с Терцей прошествовали в апартаменты в сопровождении лорда Эля, прислуги и Аллодорма.

— Милорд, — обратился к Мартинесу последний, — надеюсь, через пару дней вы с госпожой Терцей соблаговолите воспользоваться гостеприимством компании «Меридиан»? Правление и инженеры компании почтут за честь познакомиться с вами.

— С удовольствием, — ответил Мартинес.

Завтра вечером его ждет ужин на станции с лордом Элем и офицерами Флота. Кроме того, он уже ознакомился с насыщенной программой своего пребывания на Ши, куда входили экскурсии на разнообразные флотские сооружения. Он прекрасно понимал: план Эля заключается в том, чтобы за всеми этими экскурсиями, осмотром чудес техники и банкетами как можно меньше времени оставалось для настоящих инспекций. Впрочем, придраться к плану было трудно.

Впереди замаячил ярко освещенный коридор, плавно уходящий вверх. Стены его казались сделанными из светлой керамики, а освещение монтировалось в натяжном потолке. Мартинес пригляделся к полу: из темно-серого полимера, слегка пружинящее под ногами — самое обычное покрытие в сооружениях подобного рода.

— Насколько я помню, с этим полом вышла целая история? — спросил Мартинес. Сам он узнал об этом из флотских контрактов.

— Да, господин инспектор, вы правы, — ответил Аллодорм своим чудным голосом. — Вот что случается, когда пускаешь дело на самотек! Мы вовремя не побеспокоились о том, что будет у нас под ногами. А когда увидели поступившее стандартное покрытие, обнаружили, что оно совершенно не приспособлено к нуждам современной станции, к активному движению транспорта и грузов. Через десять лет его необходимо было бы менять полностью, но, разумеется, мы не могли себе позволить закрыть для этого станцию — при наших-то сроках! Так что пришлось заказывать специальный новый пол с Зара-фана и доставлять на скоростном экспрессе.

— Рабочие-торминянцы, должно быть, потеряли немало лет жизни, пока везли его сюда, — добавил лорд Эль и карикатурно потряс руками — эта раса с полыми костями не выносила перегрузок.

— Что ж, — резюмировал Мартинес, — по крайней мере, теперь проблема решена.

Стараясь говорить непринужденно, сам он тем временем пытался придумать способ посмотреть, как же на самом деле устроен этот замечательный пол.

Предназначенные для гостей апартаменты оказались такими же претенциозными, как и вся станция: со стенами, обшитыми темным деревом, и начищенными до блеска дверными ручками. Вдоль стен сияли бирюзой аквариумы с экзотическими рыбками, а с потолка свисали люстры, похожие на ледяные скульптуры. Все дышало новизной.

Эль и Аллодорм наконец удалились, чтобы дать гостям возможность «отдохнуть от тягот путешествия», как будто прогулка на частной яхте была делом столь же утомительным, как переход через горы верхом на осле.

Мартинес и Терца остались одни. Деревянный паркет под их ногами складывался в карту империи, где Ши обозначалась маленьким диском из малахита, а столичная планета Заншаа — из багрово-красного граната.

Супруги переглянулись.

— Здесь раздельные спальни, — сказала Терца.

— Я заметил.

— Если не возражаешь, я велю Франу перенести мои вещи в твою комнату.

— Обязательно, — ответил Мартинес. — В этой чудовищной спальне без тебя будет пусто.

Даже в их дворце на Заншаа спальни были не такими огромными. Должно быть, Флоту эти апартаменты стали в копеечку. А впрочем, эта организация никогда не скупилась на привилегии для своих офицеров.

До обеда оставалось около часа. Мартинес приказал своему ординарцу Аликхану приготовить ему штатский костюм, переоделся и вышел через кухню, порядком удивив поваров, готовивших обед.

В его распоряжении оставался целый час, и это время хотелось провести с пользой.

На одном из служебных лифтов Мартинес добрался до неоконченного колеса. Здесь он отыскал участок, где продолжалось строительство и рабочие-торминянцы за переносными заборчиками прокладывали трубы и коммуникации. Половое покрытие дожидалось своей очереди, скрученное в огромные бобины выше лай-оунийского роста.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Мартинес сделал кое-какие замеры, а затем через заграждение пробрался туда, где покрытие было снято, обнажив пластиковое нутро станции, наполненное открытыми балками. Если торминянцы и заметили Мартинеса, то виду не подали. Закончив осмотр, он вернулся в свои апартаменты.

— Ничего особенного там нет, это точно, — сказал он жене за обедом. — Они просто кладут второй слой обычного покрытия поверх первого. — Он поднял бокал и пригубил великолепное изумрудное вино с планеты Хай-осо. — А деньги за весь этот чудесный пол прикарманил «Меридиан».

— Вряд ли, — возразила Терца. — Полагаю, покрытие действительно существует. Ведь прибыл же этот корабль-экспресс с каким-то грузом? Вот только суперпокрытие пошло на другие цели — на какой-нибудь проект, целиком принадлежащий «Меридиану».

— Как ты считаешь, многие понимают, что здесь происходит?

— Думаю, да. Конечно, рабочие не в счет, они просто делают то, что велено. Но в аферах такого уровня всегда замешано множество людей. Однако, полагаю, компания нашла способ заставить их молчать.

— А лорд Эль, по-твоему, в курсе? — спросил Мартинес. — Нужно быть удивительно нелюбопытным, чтобы не замечать чудесные метаморфозы с этим покрытием. Но кто знает, может, он и вправду нелюбопытен?

Терца бросила на мужа многозначительный взгляд.

— Не стоит его об этом спрашивать.

Уставившись в тарелку, Мартинес занялся изучением куска жареного фристиго в соусе из лука и ягод кистипа. И ягоды, и овощи были свежие — за сорок три дня пути он уже успел отвыкнуть от такой роскоши. Похоже, сельское хозяйство на Ши развивалось полным ходом.

— Хотел бы я знать, кто владеет «Меридианом». Но это частная собственность, и информация об акционерах закрыта для… — Он не закончил фразу. — Как Главный инспектор, я, конечно, имею право сделать запрос на этот счет, однако не факт, что мне ответят. К тому же тогда расследование из тайного станет явным.

— Одним из владельцев компании должен быть лорд Па, а скорее всего, здесь замешан весь клан Мак-фанов, — сказала Терца. — Но пока мы не получим доступ к конфиденциальным записям по всем планетам, которыми заправляет компания, мы бессильны. Хотя… — Она задумалась. — Знаешь, я могла бы это выяснить.

Мартинес обернулся к жене:

— Каким образом?

— Поскольку «Меридиан» ведет дела с Флотом, закон обязывает их предоставлять министерству список основных владельцев. Предполагается, что их имена останутся в тайне, но… — Она задумчиво устремила взгляд в дальний угол комнаты. — Я пытаюсь придумать, к кому можно обратиться.

— А твой отец? — предложил Мартинес. — Он ведь член Контрольной палаты Флота и должен иметь доступ к этой информации.

Терца покачала головой:

— Он не сможет сделать это незаметно. Послать запрос из Контрольной палаты все равно что выстрелить с орбиты зарядом антивещества. Пойдут слухи. — Она снова надолго уставилась в угол. — Значит, остается Бернардо, — решила она. — У него есть доступ, и он не болтлив. Однако я окажусь перед ним в большом долгу.

— Десять дней, чтобы послать запрос в Заншаа, — прикинул Мартинес. — Еще десять — на ожидание ответа…

Связь между звездными системами осуществлялась со скоростью света, однако Мартинесу даже такая задержка казалась невыносимой. Губы Терцы изогнулись в улыбке.

— А знаешь, я ведь никогда раньше не видела, как ты работаешь. Оказывается, ты то сгораешь от нетерпения, то раздаешь приказы, будто маленький король. В этом есть что-то такое… притягательное.

У Мартинеса от такой характеристики поползли вверх брови, однако он сказал:

— Надеюсь, я смогу сохранить эту притягательность еще чуть-чуть?

— Думаю, да.

Мартинес через стол потянулся к ней, чтобы взять за руку. Терца, склонившись, поцеловала его в щеку, а потом прошептала на ухо:

— Мой врач как-то говорил мне, что у женщины способность к зачатию выше всего сразу после удаления имплантанта. Думаю, мы доказали его правоту. Уже во второй раз.

Мартинеса бросило в жар, а кожа от восторга покрылась мурашками.

— Ты уверена?

— В общем, нет, — ответила Терца. — Пока нет. Но я чувствую себя точно так же, как в прошлый раз, а в таких вещах, мне кажется, опыт имеет значение.

— Конечно, имеет! — горячо поддержал ее Мартинес.

«Беременная жена… — с нежностью подумал он и усмехнулся, вспомнив разговор с Роландом. — О чем еще мечтать мужчине?»

— Что-то в гавани пустовато, — заметил Мартинес. В ожидании завтрака он сидел под зонтиком на террасе Рыболовного клуба планеты Ши. Его только что избрали почетным членом этого общества, где они с Терцей и остановились. Местное правительство сочло, что жить во флотских казармах Главному инспектору не пристало, а единственным элитным жильем на планете располагал этот самый клуб (кстати, собственность отца Мартинеса).

— Рыбаки все в море, а шаттлы больше не прилетают, — объяснил управляющий, землянин с бородой, выкрашенной в пурпурный цвет и заплетенной в две тонкие косицы. На нем красовался пиджак с огромными плечами, сшитый из ярких лоскутков ткани — эдакий колористический винегрет в тропическом вкусе. Мартинес, которому до сих пор не приходилось видеть ничего подобного, подозревал, что этот стиль — собственное изобретение управляющего.

От чашки кофе поднимался пар.

— Теперь, когда не стало шаттлов, у нас совсем небольшая флотилия рыбацких судов да несколько спортивных яхт, — продолжал он. — Со временем будет больше. Здесь можно организовать гигантский промысел — правда, в основном на продажу: в первый год, кроме рыбы, есть было нечего, так что теперь никто из местных на нее и смотреть не хочет…

С вершины пологого зеленого холма Мартинес наблюдал за тремя яхтами, качавшимися на волнах возле серой бетонной громады причала. На двух судах колыхались флаги Рыболовного клуба, третье принадлежало частному лицу — возможно, кому-то из чиновников «Меридиана» или «Компании Ши». По ту сторону гавани виднелся Порт-Виспания — город, названный в честь одной из сестер Мартинеса, а за ним в небесную высь уходил трос, протянувшийся до геосинхронной орбиты и орбитальной станции.

Порт-Виспания, как и другие первые поселения, стоял на берегу моря. Связано это было с тем, что, пока год назад не запустили орбитальный подъемник, людей и оборудование доставляли на планету в шаттлах, которые сначала приземлялись на воду, а затем уже двигались к причалу. Продовольствие тоже сбрасывали в море — в оснащенных старинными тормозами беспилотных контейнерах. Потом местные рабочие на буксире оттаскивали их к берегу. Сами контейнеры, огромные резиновые бочки, тоже шли в ход — в качестве временных жилищ и складов.

С появлением лифта, который мог доставлять на планету грузы и пассажиров с гораздо меньшими затратами, от шаттлов в основном отказались. Впрочем, Порт-Гарет, находившийся на севере и пока не соединенный железной дорогой с остальным континентом, все еще снабжался с помощью шаттлов и контейнеров, сбрасываемых с орбиты.

За каких-то три года поселения на Ши выросли с невероятной скоростью, питаясь еще более невероятными денежными вливаниями. Вложения капитала поражали воображение уже сейчас, а поскольку дело только начиналось, их поток все нарастал. Старания лорда Мукерджи по привлечению инвестиций были жизненно необходимы, так же, как труды множества других, более мелких представителей компании и, разумеется, самого лорда Мартинеса, который вкладывал в колонизацию Ши собственные, и весьма немаленькие, средства.

Через некоторое время ресурсы целой планеты сполна окупят эти затраты, однако отдача наступит лишь спустя годы, а коррупция и воровство угрожают «Компании Ши» уже сейчас. Если же будет потеряно доверие инвесторов, компания разорится.

— Я бы предпочел увидеть у этого причала целую флотилию судов, — сказал Мартинес.

— Я тоже, — отозвался управляющий. — Дела бы пошли куда лучше. — Он усмехнулся. — Столько проблем возникло с этим причалом, что теперь грех ему стоять без дела.

— Проблем? — с интересом переспросил Мартинес.

— Да, прислали не тот сорт цемента для набережной, — объяснил управляющий. — Нужен был специальный де-локовский цемент для подводных работ, невосприимчивый к действию соленой воды. А прислали обычный. Так что пришлось заказывать заново спецрейсом с Ларедо.

— А что сделали с простым цементом? — поинтересовался Марти-нес.

— Списали. — Управляющий пожал плечами. — А вот и ваш завтрак.

Завтрак состоял из жареной рыбы с острыми, как иглы, зубами, парой глаз с обоих концов и аккуратно счищенными пластинками брони. Оторвав взгляд от тарелки, Мартинес посмотрел в сторону Порт-Виспании — туда, где в белых бетонных зданиях жили работники компании «Меридиан».

— Жаль, что хорошему материалу так и не нашлось применения, — заметил он.

Мартинес понял, что не в силах избежать соблазна посетить город, названный в его честь. На десятый день пребывания на планете он, вырвавшись из бесконечной череды официальных приемов и банкетов, взял служебный колеоптер и отправился в Порт-Гарет, на север умеренной зоны.

Колеоптер нес его над землей, однообразной, как униформа. Если местные океаны кишелиживностью во всем ее ошеломляющем разнообразии, то на суше жизнь оказалась весьма примитивной. Фауну представляли лишь черви и многоножки, а флору — различные виды плесени, грибов и множество папоротников, некоторые высотой с двухэтажный дом.

Всем этим аборигенам предстояло жесткое соревнование с чужаками — растениями и животными, ввозимыми колонистами с других планет. Стада портщенов, фристиго, овец, бизонов и коров доставляли на Ши и отпускали на волю. За неимением хищников, которые регулировали бы их численность, копытные плодились невероятно быстро.

В глубине материка, на берегах рек, возле городов и вдоль железных дорог появились огромные фермы, практически полностью автоматизированные. Поскольку никто еще не знал, что здесь будет расти, а что нет, на фермах выращивали все подряд и в гораздо больших количествах, чем того требовали нужды поселенцев. При удачном стечении обстоятельств планета в скором времени могла стать экспортером зерна и начать приносить «Компании Ши» некоторый доход. Правда, удалось подсчитать, что уже через пару веков исконные местные растения можно будет увидеть разве что в музее.

Колеоптер перемахнул через горную гряду, отделявшую Порт-Гарет от остального континента, и начал снижаться над роскошной равниной, где сверкающие серебром ручьи струились среди зелени папоротниковых лесов. Казалось, колеоптер вот-вот упадет в этот сине-зеленый океан, который все выше наползал на горизонт, но потом внизу показались возделанные поля и слепящие блики солнца на прозрачных крышах уборочных машин.

Осмотр Порт-Гарета не входил в полномочия Главного инспектора, поскольку здесь не было флотских сооружений. Однако Мартинес решил, что железная дорога, которой предстояло соединить город с

южными землями, — объект государственной важности, а потому представляет интерес и для Флота.

Колеоптер начал снижаться. На краю посадочной площадки уже выстроилась очередная встречающая делегация.

Широкая грузовая дверь колеоптера откатилась в сторону. Мартинес снял шлем, попрощался с пилотом и выбрался наружу. Волосы взъерошило свежим ветерком. Пока из колеоптера выбирался Алик-хан с багажом, навстречу Мартинесу двинулась делегация во главе с госпожой мэром — давней клиенткой их семьи, которую он смутно помнил еще с детства. Это была торминянка с серо-черным оперением, гораздо более подходящим для бодрящего климата Порт-Гарета, нежели для тропиков Порт-Виспании.

Мартинеса тут же познакомили со всем городским советом, а также с местными представителями «Компании Ши» и «Меридиана». После этого от длинного каплевидного автомобиля отделилась знакомая фигура и подошла к Главному инспектору.

— Помните меня, милорд? — оскалился человек.

Не помнить его Мартинес не мог. Ахмет когда-то служил на «Короне» — первом корабле, которым командовал Мартинес. Большую часть службы Ахмет провел под арестом или на гауптвахте, а все оставшееся время тратил на самогоноварение, запрещенные азартные игры и акты вандализма.

— Ахмет, — произнес Мартинес, — вижу, ты уже не на Флоте. Для Флота это была хорошая новость.

— Я здесь бригадиром на железной дороге, — сообщил Ахмет. — А как услышал, что вы приедете, всем уши прожужжал, что мы знакомы, и упросил взять меня в приветственную делегацию. — Он протер рукавом блестящий предмет, пришпиленный к груди. — Видите, у меня даже медаль «Короны» сохранилась! Так я, стало быть, ваш гид и водитель.

Уже одно то, что Ахмета приняли на ответственную должность бригадира, для Мартинеса являлось неоспоримым доказательством преступной халатности или еще чего похуже. Однако он стойко улыбнулся и со словами «рад тебя видеть» позволил увезти себя во дворец мэра, где был вынужден вытерпеть еще один банкет. Самоуважения (которое некоторые считали тщеславием) Мартинесу было не занимать, но даже он начал уставать от всех этих пиров в свою честь.

Тем не менее он с удовлетворением обнаружил на главной городской площади статую, изображавшую его самого — сурового вояку с «Золотой Орбитой» на груди. Менее приятным открытием оказалась сияющая на солнце новеньким маховиком насосная установка в заросшем парке позади статуи.

— Что качаете? — спросил Мартинес. — Нефть?

— Да, — с готовностью отозвалась госпожа мэр. — Нам повезло: здесь она совсем близко к поверхности, иначе с нашим оборудованием ее бы не добыть.

— И для чего вам нефть?

— Производство пластика. Через несколько лет здесь откроется целая отрасль промышленности.

— А как продвигается строительство железной дороги?

Дорога должна была соединить Порт-Гарет с югом: сверхзвуковые поезда начнут доставлять от подъемника на север поселенцев и оборудование, а обратно — сельхозпродукцию и пластиковые изделия на экспорт. Рельсы прокладывали с двух сторон одновременно, смычка намечалась где-то в горах.

— В прошлом месяце случилась небольшая задержка… — замялась госпожа мэр. — Но мы все еще идем с опережением графика.

— А что за задержка? — поинтересовался Мартинес. — Флот может как-то ускорить дело?

— Спасибо за предложение, но вряд ли. Отчеты геологов оказались неверными, а может, просто недостаточно полными. Инженеры столкнулись с гораздо более твердым слоем породы, нежели ожидалось, и работы временно приостановили.

Мартинес подумал, что хотя он и не слишком силен в геологии, с этим придется разобраться.

На следующее утро он поднялся пораньше, выпил приготовленную ординарцем чашку кофе и вызвал Ахмета.

— Я хочу осмотреть строительство железной дороги, — сказал он. — Можешь это организовать?

— Конечно, милорд.

— Только без лишнего шума. Я сыт по горло всеми этими делегациями. Если мы отправимся вдвоем, будешь моим гидом?

В голосе Ахмета прорезалось ликование:

— Разумеется, господин капитан! Нет ничего проще!

До места они добирались на поезде со стройматериалами. Марти-неса усадили в вагон, предназначенный для дорожных рабочих. Он был в штатской одежде и тяжелых ботинках — к немалому разочарованию Ахмета, который мечтал продемонстрировать своим корешам военного героя при полном параде. По такому случаю Мартинесу пришлось смириться с громогласными воспоминаниями Ахмета о «Короне» и битве при Хоун-баре. Причем по словам Ахмета выходило, что только благодаря его чуткому руководству Мартинесу удалось расправиться с наксидами как раз к завтраку.

— И вот, значит, легли мы на новый курс, а наксидов ослепили огнем из дюз, — сказал Ахмет и заговорщицки подмигнул Мартинесу. — Верно ведь, милорд, так оно и было?

— Да, — устало подтвердил тот. И добавил, выглянув в окно: — Что это там впереди?

Проложенный для сверхзвукового поезда путь, разумеется, должен быть прямым и достаточно ровным. Он приближался к горам по гигантской эстакаде с пробуренными в ней сводчатыми туннелями для будущих автобанов. Чтобы создать ровную поверхность для дорожного полотна, в склонах гор проделали широкие уступы и узкие туннели. Перекинутые через долины мосты, издали похожие на паутинки, вблизи оказывались состоящими из ферм толщиной с автобус и массивных тросов. Сами поезда, парящие над рельсами на магнитной подушке, будут оборудованы гасящими сверхзвуковую волну стабилизаторами, однако туннели все равно приходилось оснащать экранами и звукопоглотителями, чтобы уберечь горы от разрушения.

Прибыв на место строительства, Мартинес смог насладиться зрелищем гигантской бурильной машины, прокладывающей туннель, а также других механизмов, которые дробили камень, укрепляли своды и укладывали рельсы. Все эти приспособления были весьма хитроумны, а их машинисты — достаточно опытны. В общем, ни у кого не возникало сомнений: этот туннель встретится с тем, что бурили с противоположной стороны. Причем с опережением графика.

— И тогда мы получим премию от «Компании Ши», — ухмыльнулся Ахмет. — Верно, милорд?

— Рад за вас, — буркнул Мартинес. Выбрав момент, когда они с Ахметом остались одни, он задал вопрос: — Говорят, около месяца назад в строительстве случилась задержка? Мы можем остановиться в этом месте на обратном пути?

Ахмет снова понимающе подмигнул:

— Я замолвлю словечко машинисту.

В обратный путь они пустились на маленьком локомотиве, который подвозил рельсы к месту стройки, и машинист-лай-оуниец согласился сделать короткую остановку.

— Отметка 593, - сказал ему Ахмет.

Вскоре локомотив замедлил ход и остановился. Ахмет с фонариком в руке спрыгнул на насыпь в темном туннеле, и Мартинес услышал всплеск.

— Осторожнее, милорд, — предупредил Ахмет. — Здесь малость сыровато.

Мартинес слез на насыпь и пошел следом за танцующим лучом фонарика. Движения земной коры когда-то перевернули здесь геологические пласты почти вертикально.

— Говорят, это не то плутоническая порода, не то лакколит, не то еще какая хрень… — пояснил Ахмет. — Один черт — эта штука очень твердая. Буром ее не возьмешь. Вот она. — Он помахал фонариком.

Вдоль пластов тянулась темно-серая полоса, и ручеек слюдяных зернышек поблескивал в луче фонаря, словно звездный поток.

— Это? — спросил Мартинес. Он мог обхватить этот слой двумя руками. Это была явно не плутоническая порода.

— Да, милорд, оно самое. Пришлось менять головку бура.

«А разве нельзя было просто взорвать?» — чуть не вырвалось у Мартинеса.

Конечно, можно, тут же ответил он себе. Но взрывчатка не дала бы нужного объема дополнительных расходов. Ему вспомнилось, как тогда, в Рио-Хондо, лорд Па и Мукерджи о чем-то таком говорили. Что-то об ошибке в геологическом отчете…

Мартинесу вдруг пришло в голову: а что, если Мукерджи, этот азартный игрок, и есть то официальное лицо, которое подписывало явно завышенные сметы «Компании Ши»? В конце концов, Мукерд-жи был официальным президентом компании, вполне возможно, он имел на это право.

Но Мукерджи никогда не бывал на Ши — он бороздил империю в поисках инвестиций. Мукерджи не высаживался на Ши и не мог проверить большинство заявок на дополнительное финансирование. Если только… Если только Мукерджи не являлся частью заговора. А на полученное вознаграждение оплачивал свои проигрыши.

— Так-так, любопытно… — пробормотал Мартинес.

В свете фонаря глаза Ахмета блеснули тем восхищением, которое у вора и мошенника вызывает чистая и профессиональная работа коллеги.

— Потрясающе! — отозвался он. — Верно я говорю, милорд? Вот она, геология!

Вопрос был в том, как раскрыть Мармеладу глаза на отношения между лордом Фаршем и леди Оборочкой. Если он узнает об этом от слуги Кадавра, то это скажет ему о Кадавре нечто такое, что пока должно оставаться в тайне. Но иначе как же Мармелад вовремя узнает о Большом Бале?

Нужен какой-то знак, решил Северин. Загадочный знак, который будет ясен Мармеладу, но непонятен для остальных. Но кто подаст этот знак?

В такт собственным мыслям Северин принялся постукивать перстнем леди Лайао по подлокотнику кресла. Приходилось признать: его фантазия забуксовала. Было три часа ночи по условному корабельному времени, где сутки состояли из двадцати девяти часов, и Северин чувствовал, что ужасно устал. Можно было бы попросить принести из кают-компании кофе, но тогда пришлось бы кого-то будить.

Пожалуй, стоит на время отложить раздумья о кукольном спектакле и заняться чем-нибудь другим. Например, управлением кораблем.

Рубка «Искателя» была оснащена стандартным набором терминалов: для навигации, управления двигателями, связи, для капитана, пилота и оператора аппаратуры обнаружения. Каждый терминал состоял из кресла, тщательно уравновешенного в акселерационной кабине, а к каждому креслу крепилась панель управления.

В данный момент за терминалом обнаружения находился скучающий уоррант-офицер второго класса Чамча. Экран, к которому был прикован его сонный взгляд, показывал не звездные красоты системы Ши, а игру под названием «Мозголом», в которую Чамча проигрывал из-за невнимательности. Вахтенный за этим терминалом нужен был лишь потому, что так предписывал устав. По уставу же кто-то должен был находиться за пультом управления двигателями (сейчас это была Лили Бхагвати), за терминалом связи (связист-стажер Джаи Нкомо) и в капитанском кресле (сам Северин).

Нарукавный коммуникатор Северина давно отмерил тот час, в течение которого увеличивалось ускорение, а до завтрака было еще далеко. Взгляд Северина лениво скользнул по фотографиям улыбающегося семейства лорда Го на командной панели. Капитан сам был не чужд этой слабости и прощал ее другим, а потому каждый терминал в рубке украшали разные сентиментальные мелочи. Здесь располагались семейные фотографии, любовные записки, засушенные цветы, анекдоты, стихи, портреты актеров, певцов и моделей… Чтобы было о чем помечтать, когда находишься в трех месяцах пути от ближайшей орбитальной станции.

Северин поймал себя на том, что уже довольно долго разглядывает фото улыбающейся супруги лорда Го, машущих руками ребятишек, гордых родителей, любимой собаки и тряпичной торминянской куклы. Он хорошенько встряхнул головой, прочищая мозги, и окинул взглядом другие терминалы. Ничто не требовало его вмешательства. Не раздавались сигналы тревоги, не мигали предупреждающие огоньки на дисплеях.

Он вывел на свой экран изображение игры, которой был занят Чамча, увидел, насколько безнадежно его положение, и вздохнул. Возможно, когда Чамча проиграет окончательно, можно будет сразиться с ним в «Гипертурнир» или еще во что-нибудь. А то так и заснуть недолго…

Дожидаясь, пока Чамча завалит игру, Северин подключился к навигационному экрану. «Искатель», направлявшийся прямиком от Первого туннеля ко Второму, находился в стороне от основных торговых путей, ведущих к планете Ши.

Ничего угрожающего. Все чисто.

Северин взглянул на Чамча. Неужели еще держится?

Что-то сверкнуло на экранах, но в тот миг, когда Северин опустил взгляд на свой дисплей, все экраны погасли. Потом включились снова.

— Проверка всех систем! — заорал Северин.

Свет в рубке стал медленно тускнеть, затем снова ярко вспыхнул. Уоррант-офицера Лили Бхагвати словно подбросило в кресле. В ее голосе зазвенели визгливые истерические нотки:

— Скачок напряжения на главной шине номер один! Скачок на главной шине номер два!

Пальцы Северина метнулись к панели, пытаясь вывести изображение систем корабля на свой экран. Свет померк и вспыхнул снова. Изображение на экране исказилось, потемнело…

«Как интересно», — отчетливо пронеслось в его голове.

— Отказ выключателя на главной шине номер один! — пискнула Бхагвати. — Отказ основного двигателя! Аварийная мощность!

Однако что бы ни случилось с кораблем, события менялись настолько стремительно, что Бхагвати просто не успевала обо всем докладывать. Автоматика отреагировала на опасность быстрее, чем человеческий экипаж. Северин лишь уловил слова «отказ основного двигателя» и почувствовал толчок, прежде чем всепроникающий машинный гул прекратился, и он свободно всплыл в своем кресле.

Впрочем, защитные ремни тут же вернули Северина на место. Все экраны и лампы в рубке погасли, оставив его в кромешной тьме с постепенно гаснущим на сетчатке пятном от дисплея.

— Отказ аварийной цепи номер один! — зачем-то крикнула Бхагвати.

В наступившей тишине Северин услышал отдаленный шепот угасающей вентиляции — словно последний вздох умирающего. «Так не бывает», — сказал он себе.

А поскольку такого действительно никогда не бывало, то не существовало и стандартных инструкций, которым нужно следовать в подобных ситуациях. Попытаться запустить все системы корабля, включая те, что таинственным образом вышли из строя?

«Так тоже не бывает», — подумал Северин.

— Всем оставаться на местах! — приказал он. — Не хватало еще, чтобы вы болтались тут в темноте…

Постукивая подарком леди Лайао по подлокотнику, он попытался сообразить, что делать дальше. Тут и там светлячками мерцали маленькие огоньки, обозначая места, где находились фонарики на аккумуляторах. Они были предназначены вовсе не для аварийных ситуаций (на этот случай имелось аварийное освещение), а для того чтобы подсвечивать дальние уголки аппаратуры во время ремонта. Однако в полной темноте это мерцание было таким манящим, что Северин решил раздобыть фонарик.

— Я иду за светом, — оповестил он команду. — Всем остальным ждать меня здесь.

Он отстегнул ремни, которые никогда не застегивал как полагается, затем открепил и сдвинул вверх панель управления — этот маневр отбросил его обратно в кресло. Высвободившись, он протянул руку, зацепился за один из обручей кабины и легонько подтянулся, пока голова и туловище не выплыли наружу.

Стараясь не делать резких движений, Северин сложился пополам, чтобы вытащить из кабины ноги. Кабина при этом слегка качнулась. Когда он выпрямился, подошвы его ботинок коснулись пола.

Чтобы добраться до фонариков, нельзя было просто оттолкнуться от пола — его бы унесло в другую сторону. Вместо этого Северин обеими руками оттолкнул акселерационную кабину, отчего та закружилась на всех трех осях, а сам он плавно отлетел к ближайшей стене. Осталось только протянуть руку и ухватиться за рукоять зарядного устройства.

Северин с удивлением отметил, что запыхался. Неужели его утомило столь незначительное усилие?

Послышался глухой удар. Затем еще один. Северин не сразу сообразил, что это кто-то колотит снаружи в тяжелую бронированную дверь рубки — медленно и словно бы рассудительно.

Северин выдернул фонарик из гнезда зарядника, включил его и посветил в глубь помещения. В ответ на него уставились три пары глаз. Все ждали его распоряжений. Из-за двери рубки послышались приглушенные вопли.

За дверью все еще кричали.

Северин посветил фонариком, чтобы Чамча смог высвободиться из своей кабины и, перелетев через всю комнату, добраться до другого фонарика. Теперь настало время разобраться с дверью. Для начала Северин вытащил и закрепил специально предназначенный для этих целей поручень, затем, придерживаясь за этот поручень, открыл панель доступа, вытащил рукоятку из легкого сплава и вставил в дверной механизм. Одной рукой держась за поручень, Северин приклеил фонарик к стене липкой лентой и, уперевшись ногой в дно панели управления, начал открывать дверь вручную.

Крики прекратились, однако Северин не знал, радоваться этому или нет. К тому времени, когда ему удалось приоткрыть тяжелую бронированную дверь, он еле переводил дыхание и весь покрылся капельками пота, которые, отрываясь от кожи, плавали в луче фонарика, словно капли жидкого золота. Остальные вахтенные сгрудились вокруг него, придерживаясь за прутья кабин и панели управления. Чамча посветил фонариком в коридор. Северин услышал, как кто-то испуганно ахнул, а кто-то вскрикнул: «Господин капитан!».

Выглянув в коридор, в свете фонариков Северин увидел лорда Го в бирюзовой атласной пижаме, висящего в невесомости. Кожа у капитана была ярко-красного цвета, глаза скрывались за пунцовыми отекшими веками. На лице и на руках вздулись волдыри.

«Ожог», — подумал Северин. Однако огня он не заметил, да и запаха дыма не чувствовалось.

— Милорд! — окликнул Северин капитана. Затем, продолжая одной рукой держаться за поручень, качнулся к лорду Го и, дотянувшись, взял его за руку. Немного дальше по коридору неподвижно парил в воздухе еще кто-то из экипажа. Судя по золотистым волосам, которые в отсутствии гравитации рассыпались в воздухе, это была младший лейтенант Максина Велстон.

Стараясь справиться с внезапно нахлынувшей тошнотой, Северин подтянул к себе лорда Го. Кожа капитана скользила под пальцами: казалось, она ничем не прикреплена к плоти и вот-вот сползет, словно перчатка. Северин постарался затормозить движение капитана возможно аккуратнее и наконец остановил его в проеме двери.

— Бхагвати, — позвал он, — привяжите господина капитана к ак-селерационной кабине или еще к чему-нибудь. И постарайтесь к нему не прикасаться.

— Слушаюсь, милорд.

— Нкомо, найдите врача и доставьте сюда.

Судовой врач «Искателя» была вовсе не врачом, а фармацевтом. Ну ничего, сойдет и это.

— Есть, милорд.

Нкомо проворно нырнула в коридор над головой Северина, а тот, оттолкнувшись, подлетел к ее рабочему месту, где Лили Бхагвати поясом привязывала лорда Го к кабине. Северин приблизил свое лицо к лицу капитана, стараясь при этом не смотреть на обожженную, сочащуюся сукровицей кожу.

— Милорд, — обратился он к лорду Го, — вы знаете, что произошло?

Налитые кровью глаза шевельнулись под опухшими веками.

— Не… знаю. — Голос капитана звучал так, словно его язык стал вдвое больше.

— Был пожар?

— Нет… — Лорд Го испустил долгий вздох. — Больно… Северин закусил губу.

— Врач скоро будет.

— Не знаю… — повторил лорд Го и снова замолчал, прикрыв веками измученные глаза. Дыхание вырывалось из его груди с резким хрипом. Северин взглянул на Бхагвати и увидел в ее карих глазах отражение собственного страха.

Нужно во что бы то ни стало восстановить работу корабля.

— Так, — сказал он. — Бхагвати, Чамча, проверьте основные выключатели. Нам необходимо электричество. — В памяти Северина мелькнуло облако светлых волос в коридоре. — Я посмотрю, что там с лейтенантом Велстон.

Оттолкнувшись от пола кончиками пальцев, он выплыл в коридор. Стараясь не смотреть на обожженное, изувеченное лицо женщины, он попытался нащупать пульс на ее шее. Ничего. Возвращаясь в рубку, Северин чувствовал дрожь в коленях.

— Милорд, — обратился Чамча, когда Северин вернулся, — я думаю, это радиация.

У Северина оборвалось сердце. Он взглянул на Чамча.

— Вы следили за датчиками. Спектры были?

— Я видел какие-то всплески, но не успел понять суть происходящего, прежде чем все вырубилось. — Чамча облизнул губы. — Но это точно радиация, милорд. Другого объяснения нет.

Северин почувствовал, как сердце сжимают холодные пальцы. Чамча не ошибался.

На корабле предусматривалось несколько помещений с мощной радиационной защитой. Во-первых, рубка; во-вторых, пункт управления двигателями. Имелись еще специальные камеры, где экипаж мог укрыться на время солнечной вспышки, но в этих маленьких и тесных помещениях никто не спал, если, конечно, не была объявлена радиационная тревога.

— Проверим записи, когда наладим электричество, — сказал Северин. — А пока займитесь тумблерами.

— Есть, милорд.

Радиация, размышлял Северин. Но что за радиация? И откуда? Они находились в космосе одни, на пути из одного туннеля в другой, неподалеку от единственной населенной планеты в звездной системе. Поблизости не отмечалось ни других планет, ни станций, ни кораблей.

Допустим, отказ электроники объяснялся солнечной вспышкой. У быстрых протонов, которые при этом испускала звезда, была отвра-тигельная привычка путешествовать вдоль линий электрических полей в поисках, чего бы еще взорвать. Но какой силы вспышка должна была произойти, чтобы за пару секунд вывести из строя все системы такого корабля и серьезно облучить незащищенный экипаж? В таком случае состоялась самая грандиозная вспышка за всю историю.

Однако все это казалось маловероятным. Обычно при объявлении радиационной тревоги у экипажа оставалось еще достаточно времени, чтобы забиться в тесные защитные камеры. К тому же «Искатель» создавал собственное силовое поле с помощью прикрепленных вдоль корпуса металлических полос. Это поле предназначалось для защиты обшивки от встречных заряженных частиц. Значит, оставались незаряженные частицы…

— Милорд! — окликнула Северина Бхагвати, высовывая голову из-за ремонтной панели. Вид у нее был рассерженный. — Все выключатели сгорели. Сгорели, даже не успев отключиться. Их невозможно запустить заново, все нужно менять.

— Значит, займитесь заменой, — распорядился Северин.

Он обернулся, заметив мерцание фонарика в глубине коридора. В дверной проем вплыла седоволосая женщина и, зацепившись рукой за косяк, остановилась на пороге рубки. Это была инженер первого класса Моджтахед.

— Милорд, разрешите обратиться, — начала она.

Это была дородная женщина средних лет с короткой стрижкой и крупной родинкой на щеке. Увидев ее, Северин испытал облегчение: значит, по крайней мере, один из двух главных инженеров находился в защищенном от радиации отсеке, когда на «Искателе» произошла авария.

— Доложите ситуацию, — приказал Северин.

— Из-за скачка напряжения двигатели вышли из строя, — отрапортовала Моджтахед. — Мы переустановили выключатели, некоторые пришлось заменить, и я приказала начать отсчет запуска. Осталось приблизительно двадцать минут.

— У нас хватит для этого энергии?

— Аварийные батареи еще в порядке. — Она окинула взглядом полутемную рубку и поняла, что Северин пока не в состоянии управлять кораблем. — Но мы можем остановить отсчет.

— В таком случае сохраняйте минутную готовность.

— Есть, милорд. Северин взглянул на нее.

— Сколько членов экипажа находилось вместе с вами в машинном отсеке?

Лицо женщины омрачилось.

— Минимальный вахтенный состав, милорд. Двое.

Значит, по крайней мере, семь человек были защищены от радиации во время удара. Семь из тридцати четырех…

Моджтахед помолчала немного, а затем попросила:

— Милорд, могу я поговорить с вами наедине?

— Конечно. — Северин обернулся к Чамча и Бхагвати, которые все еще парили возле ремонтной панели, и велел им принести выключатели.

Когда они удалились, Северин снова обернулся к главному инженеру:

— Я вас слушаю.

Моджтахед оттолкнулась от двери и придвинулась вплотную к Северину. Затем посмотрела на лорда Го, и взгляд ее стал жестким. Когда она заговорила, в ее голосе звенела ярость.

— Вы не думали о том, что нас могли атаковать?

— Нет, — ответил Северин, хотя этот вопрос нисколько его не удивил. У него просто не было времени об этом подумать, но рано или поздно такая мысль обязательно пришла бы ему в голову.

— Гамма-лучи и быстрые нейтроны, — продолжала Моджтахед. — Все как при взрыве ядерной ракеты.

— Но никаких признаков ракеты не наблюдалось, — возразил Северин. — Ни вспышек, ни светового излучения. И на радаре все было чисто.

— Ракету могли разогнать до релятивистских скоростей еще вне системы, а затем направить на нас сквозь туннель.

Северин обдумал такую возможность.

— Но зачем?

«Искатель» не был военным кораблем и не обладал какой-то особой ценностью. Если кому-то понадобился предлог для начала войны, вряд ли он выбрал бы своей целью именно это судно.

— Зачем, — многозначительно повторила Моджтахед, — и кто? Мозг Северина продолжал лихорадочно работать:

— Если совершено нападение, то первое, что необходимо сделать, это сообщить о случившемся на орбиту Ши и транзитную станцию туннеля. И сделать это нужно до того, как мы запустим двигатели, до того как начнем маневрировать… Потому что если враг заметит на корабле признаки жизни, нас просто-напросто добьют.

Моджтахед с силой втянула в себя воздух сквозь стиснутые зубы и яростно выдохнула:

— Если они нападают на таких, как мы, я бы не стала возлагать большие надежды на станции Ши или туннеля.

На третьей секунде наступившего молчания в дверях появилась голова Нкомо.

— Врач мертв, милорд. Я отыскала его помощника, но… — Нкомо помедлила. — Он не в лучшем состоянии, чем капитан.

— Благодарю вас, — сказал Северин, но Нкомо еще не закончила:

— Милорд, лейтенант Велстон тоже мертва. Она здесь, в коридоре, — сказала Нкомо, вплывая в рубку. — Я заглянула в каюту лейтенанта Монткрифа. Он лежит на своей койке, и он жив, но я так и не смогла привести его в сознание.

— Благодарю вас, — повторил Северин и повернулся к Моджтахед: — Возвращайтесь в машинный отсек и запритесь там — на случай новой атаки. Я же прежде всего займусь восстановлением связи.

— Слушаюсь, милорд. — Моджтахед уже собиралась отчалить, но вдруг остановилась. — А может, это «Титан»? Если бы рванул «Титан», нам досталась бы чертова уйма радиации.

Однако предыдущая теория так удобно все объясняла, что Северину не хотелось от нее отказываться.

— Да, но только в том случае, если бы «Титан» находился рядом,

— возразил он, — а это не так. Он даже еще не в системе. Очевидно, главного инженера теория вражеской атаки устраивала

не меньше, чем Северина.

— Жаль, — сказала она, но тут ей в голову пришла еще одна идея.

— А может, это какое-то природное явление? Мы ведь рядом с ядром галактики. Мог там произойти взрыв такой силы, что излучение добралось и до нас?

— Не знаю. — Северин с сомнением покачал головой. — Я так не думаю, но наверняка ничего сказать не могу.

Моджтахед оттолкнулась от акселерационной кабины — совсем легко, кончиками пальцев. Однако и этого было достаточно, чтобы кабина заколебалась и привязанный к ней лорд Го со стоном очнулся.

— Больно! — закричал он.

У Северина дрогнуло сердце. Он подтянулся поближе к капитану.

— Врач уже близко, милорд.

— Больно!

Опасаясь вновь побеспокоить несчастного капитана, Северин отпустил клетку и носком ботинка коснулся пола. Отлетев к стене, он оттолкнулся от нее и ухватился за порог.

— Мы с вами отправляемся за лекарствами, — объявил Северин, обращаясь к Нкомо. — А потом займемся пострадавшими.

На лице девушки одновременно отразились тревога и облегчение.

— Есть, милорд.

Северин взглянул на бездыханное тело лейтенанта Велстон.

— Нужно перенести ее в каюту, — решил он, и вместе с Нкомо они отбуксировали тело чуть дальше по коридору. Затем, уложив на койку, прикрепили по бокам страховочную сетку, чтобы труп никуда не уплыл.

По дороге к медпункту им встретились Бхагвати и Чамча — они возвращались в рубку с ящиками, полными деталей для замены электрического оборудования. Северин велел им первым делом заняться починкой системы связи, а затем сквозь люк направился к корме. Медпункт находился в защищенной части корабля: если бы корабельный врач, вместо того чтобы спать в каюте, находилась на посту, она осталась бы жива…

Еще двое членов экипажа из последних сил сумели добраться до медпункта, но так и не смогли открыть запертую дверь. Один лежал без сознания, а второй, свернувшись клубочком, тихонько скулил от боли. Воспользовавшись своим лейтенантским ключом, Северин отпер дверь каюты, а затем и шкафчик с медикаментами. Вытащив шприц, он начал просматривать аккуратные ярлычки на белых пластиковых коробках в металлических рамках, призванных предохранять содержимое от перегрузок. Наконец он нашел то, что искал — фенилодорфин-зет. Вытащив одну из коробок, Северин передал ее Нкомо. Затем открыл другую коробку, вставил одну ампулу в шприц, а оставшиеся рассовал по карманам комбинезона.

Когда Северин привел в действие шприц, тот приветливо пискнул и на дисплее замигали огоньки. В прозрачной ампуле вырос крошечный пузырек воздуха, а на экране шприца высветился анализ содержимого и варианты рекомендованных доз. К счастью, эти миниатюрные приборчики были настолько просты в применении, что сделать что-то не так было практически невозможно.

Северин выбрал дозу. Подплыв к ближайшему пострадавшему — той женщине, что стонала с каждым вздохом, — он уцепился ногами за дверной косяк, подтянул к себе несчастную и осторожно приподнял ей подбородок. Потом прижал шприц к нежной шее, дождался, когда сигнал на дисплее подтвердит, что все сделано верно, и ввел дозу прямо в сонную артерию.

Веки женщины сомкнулись, стоны прекратились, а дыхание выровнялось. Северин подплыл к лежавшему без сознания рядовому и повторил операцию, после чего отдал шприц Нкомо.

— Отправляйтесь в женские каюты, а затем проверьте каюты младших офицеров. Я пока займусь мужчинами.

Широко распахнув темные глаза, Нкомо уставилась на шприц, не решаясь до него дотронуться.

— А как же доза? Как насчет…

— Максимальная рекомендованная доза, — перебил ее Северин. — Я уже настроил шприц.

Нкомо не шевельнулась.

— Но, милорд, разве это не опасно? В смысле, они все в таком состоянии…

Северин ощутил внезапную вспышку ярости. Эта девчонка вынуждала его произнести вслух то, о чем даже подумать было омерзительно. Когда он заговорил, злость прорвалась в его голосе, заставив Нко-мо вздрогнуть и испуганно уставиться на него.

— Нкомо, — сказал он, — вы что, думаете, качество жизни этих людей в ближайшее время улучшится?

— Э-э… Нет, милорд, — осторожно ответила та.

— Они умирают, — отрезал Северин. — И мы ничем не можем им помочь — разве что облегчить их страдания. Если вы случайно введете кому-нибудь слишком большую дозу, то, насколько я понимаю, это даже к лучшему. Человек избежит длительной агонии. Но вы можете выбрать ту дозу, которую сочтете нужной. Мне, черт побери, на это наплевать.

Он снова протянул ей шприц. Нкомо помедлила, но все же взяла инструмент трясущимися пальцами.

— Слушаюсь, милорд, — пробормотала она и поспешно ретировалась.

Северин выплыл в коридор, дрожа от ярости и испытывая непреодолимое желание кого-нибудь стукнуть. Но он прекрасно знал: если в невесомости заехать кулаком по стене — запрыгаешь по коридору, как мячик. Джаи Нкомо не виновата, что ей всего восемнадцать и на службе она без году неделя. И не ее вина, что офицер, облеченный грузом ответственности, положения и власти, отдал ей приказ вводить лошадиные дозы наркотика умирающим женщинам… Каких-то несколько часов назад она с ними болтала и шутила, а теперь ей сказали, что если она ненароком убьет кого-нибудь из них — это в порядке вещей. Ни один инструктор не готовил к этому стажера Джаи Нкомо.

Точно так же, как никто не готовил Северина к тому, чтобы отдавать такие приказы. От этой мысли его снова охватила злость. Он вернулся в медпункт, отыскал еще один шприц, зарядил и направился в жилой отсек.

Стоявший там запах не поддавался описанию. Это была не только вонь обожженной кожи и горелого мяса — это был запах десяти умирающих людей, и он наполнял воздух вместе со стонами и криками. Те, кто не кричал, находились в том бесчувственном ступоре, который наступает при огромных дозах облучения. Перебираясь от одной койки к другой, Северин делал несчастным инъекции вещества, аналога эндорфина, а когда закончил, почувствовал, что гнев улетучился. Он просто не имел права тратить энергию на бесполезные эмоции. Все его душевные силы сейчас должны быть направлены на то, чтобы выследить и уничтожить врага. Последнее было нелегкой задачей, особенно с учетом того, что в его распоряжении — только искалеченный, невооруженный корабль и семь членов экипажа…

Северин еще наведался в каюты уоррант-офицеров, а затем к лорду Барри Монткрифу и лишь после этого вернулся в рубку.

Там уже работало аварийное освещение, больше половины экранов мягко светились. Бхагвати сидела возле обнаженных внутренностей терминала связи и заменяла предохранители. Чамча с озадаченным видом склонился над терминалом обнаружения. Оба старались делать вид, что не замечают лорда Го, который скрючился в позе эмбриона и беспрерывно стонал.

Подплыв к капитану, Северин прижал шприц к его шее и нажал на кнопку. Лорд Го испустил долгий прерывистый вздох, и сведенные судорогой мышцы расслабились.

Северин добрался до командной панели, взял фотографию семьи капитана и вложил ему в руку — так, чтобы тот мог увидеть ее, если очнется.

— Доложите обстановку, — распорядился Северин.

— Заменены выключатели в обеих главных шинах, — ответила Бхагвати, — но пока не запущены двигатели, работаем только от аварийных аккумуляторов. Впрочем, на то, чтобы послать сообщение, их хватит, так что я пытаюсь отремонтировать связь.

— Я просмотрел спектры, перед тем как нас поджарило, — добавил Чамча, оборачиваясь к Северину. Курчавые волосы свободно развевались вокруг круглой, как луна, физиономии. — Так вот, сначала не было ничего, а потом сразу бац! — и рентгеновское излучение.

— Рентгеновское? — удивленно переспросил Северин. Такое излучение не мог вызвать удар ракеты. Он оттолкнулся и плавно подплыл к панели обнаружения.

— Лучи шли импульсами. — Вид у Чамча был озадаченный. — Восемь пульсаций за три четверти секунды, а потом полетели предохранители, и запись прекратилась. — Он тревожно глянул на Северина. — Нас могли атаковать рентгеновским лазером?

— Пульсации… — пробормотал Северин, и в груди у него что-то оборвалось.

На разбитом корабле и с семью членами команды с таким врагом ему не справиться. Да будь он хоть главнокомандующим флота с дюжиной эскадронов военных судов — все равно подобного противника ему не одолеть. Этот мог стереть с лица земли целые цивилизации и даже не заметить.

— Чамча, — тихо произнес Северин, — что на свете способно испустить двенадцать вспышек рентгеновских лучей за одну секунду?

Чамча, сощурившись, порылся в памяти. Потом его глаза расширились, а с лица сползла краска. — О, черт… — выдохнул он.

После замены предохранителей в навигационной системе Северину понадобилось пятнадцать минут, чтобы обнаружить неприятеля. Одна из семи (а может быть, восьми) звезд в большой звездной системе, к которой относилось и солнце Ши, около восьмисот лет назад была занесена в звездный каталог как коричневый карлик — крупное газообразное тело, которое, однако, было не достаточно велико, чтобы раскалиться до состояния звезды.

Теперь стало очевидно, что эта классификация оказалась неверной — так же, как неверно было определено количество звезд в системе. Их насчитывалось не семь или восемь, а, скорее, восемь или девять.

Так называемый коричневый карлик оказался вовсе не карликом, а выродившейся звездой. Когда-то она была намного больше и вместе со звездой-спутником, еще более крупной, составляла двойную звездную систему. Эти звезды-компаньоны обращались друг вокруг друга по еще более сложным орбитам, чем остальные шесть или семь звезд системы Ши.

На закате своих дней одна из звезд вспыхнула в сверхновую, выбросив в пространство огромные облака своей внешней оболочки. Большую часть этого вещества поглотила ее соседка, которая от этого сделалась еще крупнее. Звезда-компаньон, умирая, превратилась в нейтронную звезду и начала свое смертельное танго с гравитацией, с каждым оборотом все ближе подбираясь к спутнику. В конце концов они очутились так близко, что нейтронная звезда начала обдирать с компаньона верхние слои водорода, собирая их в аккреционный диск. Затем мощные магнитные поля нейтронной звезды обрушили это вещество внутрь, сжимая его и раскаляя, так что оно, в конце концов, трансформировалось в мощные пучки рентгеновских лучей, исходящих с магнитных полюсов звезды.

Орбита нейтронной звезды все туже и туже закручивалась по спирали, пока практически не совпала с внешней оболочкой звезды-компаньона. Теперь период ее обращения составлял уже меньше трех часов. Она настолько поглотила свою соседку, что та стала неотличима от бурого карлика — особенно если учесть, что наблюдали за ней с большого расстояния, сотни лет назад и притом исследователи, которых больше интересовали пригодные для колонизации планеты.

— Все верно, — кивнул Северин. — Остается вопрос: что еще попадет под удар этого пульсара?

Они с Чамча сидели бок о бок за терминалом обнаружения. Северин вывел на свой экран показания всех остальных дисплеев, чтобы рассчитать угол, под которым пучок рентгеновских лучей настиг «Искателя». Выяснив это значение, можно будет получить угол наклона магнитного полюса пульсара и рассчитать, какие еще объекты может пересечь данный пучок.

Программа, воспроизводящая движение звезд в системе Ши с добавленным теперь пульсаром, ненадолго задумалась и вскоре выдала результат расчетов. Раздался тревожный сигнал.

Планета Ши.

— Ну разумеется, — обреченно изрек Северин. Он даже не удивился.

Планета Ши и восемь (или девять) звезд в ее системе располагались не в одной плоскости. Путь пульсара пролегал к галактическому северу от Ши, и пучок лучей с южного магнитного полюса должен был задеть планету всего на три секунды. Однако этого вполне достаточно, чтобы уничтожить все живое и на планете, и на орбите.

Проанализировав всю информацию, Северин составил максимально сжатое послание.

— Передайте это командиру орбитальной станции, — распорядился он, — и отошлите копии Главному инспектору Мартинесу и в Имперскую обсерваторию, астроному Шон-дан.

— Будет сделано, милорд, — отозвалась Нкомо. Она уже вернулась в рубку и, не говоря ни слова, заняла свое место за терминалом связи. Она взглянула на панель. — Лазер связи номер три к работе готов… И… Его больше нет.

Северин резко обернулся к коллеге.

— Нет? Кого нет?

Вид у Нкомо был растерянный.

— Лазера, милорд. Он… каким-то образом вышел из строя.

— Так попробуйте другой.

Со вторым лазером повторилась та же история. Северину пришло в голову, что, возможно, из-за мощного потока излучения металл на корабле стал хрупким, как стекло, и теперь полупроводники в лазерах просто разваливались на части от проходящего по ним тока.

Когда скончался третий лазер, Северин счел это достаточным подтверждением своей теории.

— Попробуйте коротковолновый передатчик, — посоветовал он. — Используйте аварийный канал связи.

Нужно найти способ связаться с Ши, твердил себе Северин, чего бы это ни стоило. Даже если ему своими руками придется собрать эту чертову антенну.

Когда Мартинес вернулся во дворец градоначальника, госпожа мэр лично поспешила ему навстречу.

— А я-то думаю, куда это вы запропастились, милорд! — воскликнула она, с удивлением разглядывая заляпанные грязью ботинки Мартинеса и его штатскую одежду. — Вас дожидается целая пачка приглашений.

— Рядовой Ахмет показывал мне местные достопримечательности, — ответил Мартинес.

Госпожа мэр не нашлась, что сказать. Мартинес одарил ее улыбкой, и тут раздался сигнал его нарукавного коммуникатора.

— Прошу меня извинить, миледи, — произнес он и ответил на вызов.

Ткань-хамелеон на рукаве замерцала и сменилась изображением лорда Эля. Темные перья на его висках нелепо торчали в стороны, словно от электрошока.

— Милорд, — промолвил лорд Эль, — мы только что получили сообщение с «Искателя», и… э-э… Я был бы чрезвычайно признателен, если бы вы как можно скорее вернулись на станцию.

Когда колеоптер начал снижаться над Порт-Виспанией, Мартинес, глядя на кристально ясное изображение лица Шон-дан на экране, произнес:

— Вы хотите сказать, что несмотря на всю эту оравусупероплачи-ваемых астрономов, вы проморгали два луча убийственной силы, каждый длиной больше светового года?!

Золотистые глаза Шон-дан твердо встретили взгляд Мартинеса.

— Милорд, мы космологи. Это не значит, что мы изучаем всё подряд в радиусе сотни световых лет.

Мартинес мрачно взглянул на Шон-дан и стиснул зубы. С усилием разжав челюсти, он прорычал:

— Вы хотя бы можете сказать, что именно произойдет и сколько у нас времени?

— Девять с половиной дней, милорд. После этого Ши попадет в зону действия луча, и… — Шон-дан нервно щелкнула зубами-колышками. — Всему, что не будет защищено должным образом, грозит болыпая опасность.

— А атмосфера? Она не даст необходимой защиты?

— От излучения такой интенсивности — нет. — Шон-дан постаралась придать голосу нотку оптимизма. — Кстати, мы проверили орбитальную механику планеты: на Ши такое случается всего лишь раз в сорок девять тысяч лет.

Вот вам и объяснение примитивных форм жизни на суше по сравнению с суперизобилием морских глубин, подумал Мартинес. Каждые сорок девять тысяч лет все более или менее сложные виды просто стирались с лица планеты. И эти папоротниковые леса… Они тоже могли многое объяснить тому, кто вздумал бы этим заинтересоваться.

— Итак, — подытожил он, — у нас впереди почти пятьдесят тысяч чудесных лет, при условии, что мы сумеем пережить десять дней.

В голосе пернатой послышались извиняющиеся нотки:

— Э-э… Видите ли, милорд, по прошествии этих десяти дней возникнут некоторые проблемы. Выйдет из строя вся электроника. Погибнет большая часть урожая. Металл станет хрупким. И… я точно не знаю, что станет со станцией и подъемником. Здесь еще надо хорошенько подумать.

— Так думайте! Мне нужно знать, сколько необходимо убежищ.

— Э-э… Слушаюсь, милорд.

Мартинес отключился. Колеоптер уже подлетал к посадочной площадке. Мартинес представил, как, выйдя из бункеров, колонисты обнаружат крах всего наземного мира: сгоревший на корню урожай, отсутствие связи, непригодные для жизни дома, транспорт, готовый развалиться на куски… Даже великолепные железнодорожные мосты — и те рухнут, потому что стальные тросы уже не смогут выдержать их вес.

Скорее всего, погибнет и орбитальная станция. Она снабжена радиационной защитой, но расположена на внешних оболочках жилых отсеков, поскольку должна уберечь персонал от солнечных вспышек. А рентгеновские лучи упадут под углом, с галактического севера — именно там, где барьер минимален.

Оба колеса и другие крупные сооружения станции выстроены из прочного полимера, а потому усталость металла им не грозит. И тем не менее на станции достаточно металлических компонентов, чтобы ее прочность оказалась под угрозой. Если станция развалится от напряжения, канат подъемника упадет в атмосферу и там сгорит. Но если вместе с канатом отломится часть станции, планете предстоит весьма опасная бомбардировка, когда огромные горящие куски посыплются на ее поверхность… А вместе со станцией рухнут и акции «Компании Ши», разорив его отца и всю семью. Мысли Мартинеса пылали бессильным гневом, когда колеоптер пошел на посадку.

Возле взлетной площадки его ждали супруга, огромный автомобиль и водитель. Терца облачилась в коричневую министерскую форму. Мартинес коротко поцеловал ее. Губы Терцы были мягкими, взгляд — твердым.

— Ты уже знаешь? — спросил он, перекрикивая шум турбин.

— Мне сказала Марселла.

Он взял ее за руку, и вместе они направились к машине.

— Ты отбудешь с первым же кораблем.

— Я могу остаться, — возразила Терца. — Не забывай, я ведь официальное лицо и к тому же уверена, для нас найдется надежное убежище.

Они остановились возле машины. Мартинес положил свою большую ладонь на живот жены.

— Я не желаю, чтобы эти рентгеновские лучи даже близко подбирались к новому поколению клана Чен.

Терца состроила недовольную гримасу.

— Но мне так хотелось посмотреть, каков ты в деле, — разочарованно протянула она. — Хотя, пожалуй, осторожность не повредит. Как раз сегодня врач подтвердил, что новое поколение действительно на подходе.

Несмотря на всю гнетущую тяжесть мыслей, в сердце Мартинеса вспыхнула искорка радости. Он порывисто поцеловал Терцу.

— И что теперь? — спросил он. — Знаешь, я не очень-то разбираюсь в этих женских делах. Ведь в первый раз я находился далеко от тебя.

Терца за руку втащила его в автомобиль.

— Боюсь, будет очень тяжело и утомительно, — сказала она деловитым тоном. — Тебе придется меня холить и лелеять — как минимум, несколько лет.

— Уже можно начинать? — спросил он с надеждой. Терца вздохнула:

— Боюсь, что нет. У тебя сейчас совещание.

— Энергообеспечение корабля восстановлено практически полностью, — доложил Северин. — Налажена связь между машинным отсеком и рубкой. Компьютеры удалось запустить не все, но достаточно, чтобы делать все необходимое. В связи с предстоящим торможением пострадавшие устроены с максимальным удобством. С обезвоживанием боремся при помощи внутривенных вливаний. Поскольку мы пока не знаем, как корабль отреагирует на возобновление силы тяжести, будем увеличивать гравитацию постепенно: от одной десятой до единицы.

Северин замолчал и, не дождавшись ответа, продолжил:

— При попытке развернуть корабль с помощью маневровых двигателей они отказали: усталость металла в соединениях не позволяет выдерживать давление. Следовательно, мы можем маневрировать только на основном двигателе — в его конструкции, разумеется, предусмотрена защита от жесткого излучения. Поэтому если вы сначала ощутите непривычное ускорение, не беспокойтесь: так и должно быть.

Северин снова выдержал паузу, после чего облизнул пересохшие губы:

— Милорд, разрешите приступить к торможению? Последовала долгая пауза, прежде чем с уст капитана слетело одно-единственное слово — еле слышно, почти как вздох:

— Приступайте…

— Есть, милорд!

Северин проверил капельницу, подключенную к вене капитана, затем кувыркнулся через голову и, оттолкнувшись ногами, поплыл к двери.

Конечно, неизвестно, что из его доклада дошло до сознания капитана, но на душе у Северина полегчало. Лорд Го был отличным командиром и имел право знать, что происходит на его корабле. Возможно, и самому лорду Го стало от этого чуточку легче.

Прежде чем начать торможение, капитана вернули в койку. Самая серьезная проблема при радиационных ожогах — обезвоживание организма. Последние несколько часов Северин вместе с другими работоспособными членами экипажа занимался тем, что ставил пострадавшим капельницы. Процедура оказалась не из легких — особенно когда приходится осваивать технику с нуля и, следуя инструкциям справочника, практиковаться друг на друге.

Этот шаг дался Северину после напряженной внутренней борьбы.

Сохранять жизнь несчастным — значило продлевать их страдания без возможности повлиять на конечный исход. Но другого выхода не оставалось: Северин обязан был сделать для людей все возможное. Даже если это давало один шанс из тысячи.

Добравшись до рубки, Северин устроился в капитанском кресле, притянул к себе дисплей и закрепил его. Бхагвати, Нкомо и Чамча уже заняли места в своих кабинах.

— Пилот, — обратился он к Бхагвати, — включить сигнал ускорения.

— Есть, милорд.

На корабле завыли сирены.

— Пилот, — отдал команду Северин, — приготовиться к маневрированию на основном двигателе.

— Есть, милорд. — Бхагвати взглянула на свою панель. — Проверка прошла успешно, милорд. Двигатель в состоянии готовности.

— Курс 157–157 относительный.

— Курс заложен в компьютер, милорд.

— Приступить к маневрированию.

Мягкий толчок — и Северин ощутил запуск двигателя как далекий гул, который словно поднимался по позвоночнику. Кресло под ним легонько качнулось, и легкий шепот силы тяжести коснулся среднего уха. Вскоре двигатель смолк, затем загудел снова. Акселе-рационная кабина скрипнула, а желудок Северина дал небольшой крен.

— Ну же, давай… — сквозь зубы пробормотала Бхагвати.

Основной двигатель, действительно, не был предназначен для таких манипуляций. Снова послышался гул — на этот раз более длительный. Северин поймал себя на том, что ждет звуков крушения.

Однако ничего не упало. Двигатель взревывал еще трижды, выравнивая курс. В голосе Бхагвати звенело торжество, когда она доложила:

— Курс 157–157 относительный!

Наконец послышался ровный, сплошной гул — это двигатель заработал в полную силу. Кабина Северина еще раз качнулась, словно чья-то мягкая рука вдавила его в кресло.

— Проверка всех систем, — приказал Северин, чтобы убедиться в сохранности приборов.

Все оказалось в порядке. Северин не особенно беспокоился за внешний корпус, состоявший из прочного полимера, усиленного поликарбонатными бимсами, но помимо этого на корабле было немало металла. Стальные полки, металлические петли, светильники и койки, где лежали раненые. Все трубы и коммуникации были усилены металлическими полосками. Весь корабль пронизывали клапаны, через которые от станций обеспечения поступали вода и электричество, а также выводились отходы.

«Только пробоины в корпусе мне сейчас не хватало», — подумал Северин. Постепенно, по одной десятой, он увеличивал гравитацию, пока не довел ее до единицы. Лишь один раз на корабле раздался грохот — когда в капитанском баре обрушилась полка с бутылками.

— Проверка всех систем, — снова приказал Северин.

Ничего не сломалось, ничего не отказало. Северин начинал гордиться «Искателем». Судно оказалось крепче, чем он ожидал.

Придется отвести корабль обратно к Ларедо, где его хорошенько подлатают. Они были сейчас в двадцати восьми днях пути от Ларедо. Но к этому времени все облученные члены экипажа умрут. Тем же, кто остался в живых, в течение многих дней предстоит ежедневно присутствовать на похоронах. А в довершение всего экипажу «Искателя» достались лучшие места на спектакле под названием «Гибель планеты»…

Северин отцепил экран и отодвинул в сторону. Затем отстегнул ремни и выбрался из акселерационной кабины.

— Бхагвати, передаю корабль вам, — сказал он. — Нкомо, Чамча, пора осмотреть пострадавших и проверить, как они выдерживают гравитацию.

Сам он хотел лично доложить лорду Го, что «Искатель» отлично справился с поставленной задачей. Северин надеялся, что хорошая весть поддержит капитана.

— Жизнь коротка, Порядок вечен, — прочел Северин слова погребальной службы. — Пусть каждый обретет покой и утешение в мысли, что все значительное уже известно. — Затем кивнул инженеру Моджтахед: — Приступайте.

Она нажала кнопку сброса, и из грузового шлюза потоком воздуха вынесло тела капитана Го Шикимори, лейтенанта Барри Монткри-фа и еще четверых членов экипажа. Поскольку во время торможения двигатель «Искателя» оставлял за собой широкий радиоактивный шлейф, а тела покойных, оказавшись вне шлюза, больше не подвергались торможению, капитан вместе с его последней командой были кремированы за несколько секунд.

Северин и еще четверо (двое несли вахту) стояли по стойке «смирно», пока не перестал мигать огонек на дисплее. Моджтахед заглянула через иллюминатор во внутренний шлюз.

— В камере чисто, милорд.

— Закрыть внешний люк, восстановить давление в шлюзовой камере, — распорядился Северин и повернулся к остальным. — Все свободны. — Он уже пошел было прочь, но остановился. — Моджтахед и Чамча, я попросил бы вас присоединиться ко мне за обедом.

Несмотря на то, что Северин был теперь на корабле старшим, он не торопился перебираться в капитанскую каюту. Вместе с Чамча и Моджтахед он прошел в кают-компанию, где все уселись за столом, за которым обычно обедали лейтенанты.

Пульсар уничтожил на «Искателе» всех коков, и теперь команда питалась кое-как, в основном разогретыми консервами. Готовить приходилось в микроволновке: горелки на корабельной плите стали настолько хрупкими, что ломались, как только их пытались включить. Сегодня дежурным по камбузу назначили одного из стажеров машинного отсека — он ретировался раньше, чем Северин и его товарищи успели попробовать его творение.

Северин откупорил бутылку вина из корабельных запасов. До этого ему приходилось пробовать этот напиток лишь изредка. Но сегодня у Северина были вторые похороны за два дня и ему хотелось выпить.

Он осушил два бокала, проглотил несколько солидных кусков тушенки и лишь после этого заговорил:

— Мы славно потрудились, спасая корабль. А теперь предлагаю заняться спасением планеты.

За столом повисла тишина. Затем Моджтахед отерла соус с подбородка и промолвила:

— Простите, милорд?

— Я хочу спасти Ши, — заявил Северин. — Для этого нам нужно отключить пульсар, и я, кажется, знаю, как это сделать.

Снова повисла пауза. Моджтахед и Чамча переглянулись.

Моджтахед — старшая из выживших младших офицеров. Чамча высококлассный оператор, специалист по обнаружению туннелей и единственный человек на корабле, которого можно было назвать ученым, хотя и с натяжкой.

— Это замечательно, милорд, — осторожно сказала Моджтахед.

— Давайте посмотрим вместе, — предложил Северин. Оживив экран на стене кают-компании, он вывел на него модель рентгеновского излучения пульсара, взятую из Каталога астрономических объектов Ан-рэй. — Пульсация рентгеновских лучей вызывается веществом, выпадающим с аккреционного диска. Поэтому если мы сможем отключить этот механизм, излучение тоже прекратится. В отличие от электромагнитных пульсаров, рентгеновский не действует в вакууме.

— Но, милорд, — вмешался Чамча, — речь идет об объекте с массой звезды. Пульсары — одни из самых плотных и самых опасных объектов во вселенной. Каким образом вы собираетесь его отключить?

— Совершенно верно, масса у пульсара колоссальная, — признал Северин. — Но аккреционный диск — это всего лишь газ, водород. Поэтому что мы делаем? Мы выпускаем ракету с антивеществом в аккреционный диск, и антивещество просто стирает его внутреннюю часть. — Он ухмыльнулся. — Пульсар затихает на несколько решающих часов, планета спасена, а мы получаем медали. Ну, что скажете?

Чамча моргнул. Моджтахед оказалась более практичной.

— У нас нет ракет с антивеществом, — напомнила она.

— Можно использовать одну из спасательных шлюпок. Если надо, до отказа забьем пассажирский отсек антивеществом и на автопилоте отправим к пульсару.

Чамча нерешительно поднял руку, словно примерный ученик.

— Что? — спросил Северин.

— Я вижу две проблемы, — начал Чамча. — Во-первых, не думаю, что у нас найдется столько антивещества…

— Мы можем сами пересесть в шлюпки, а затем направить «Искатель» к пульсару, — перебил его Северин.

— А во-вторых, — упрямо продолжал Чамча, — когда антивещество попадет на аккреционный диск, оно его не просто уничтожит, оно превратится в излучение. И это излучение, направленное на пульсар, не «выключит» его, а раскалит, и тогда выброс рентгеновских лучей многократно возрастет. Излучение же, направленное вовне, на аккреционный диск, раскалит этот диск так, что когда это вещество упадет на пульсар, мы получим новую сверхмощную вспышку рентгеновского излучения. — Чамча жестом изобразил подобие взрыва. — Вот тогда Ши действительно не поздоровится.

Северина будто щелкнули по носу. Когда утром эта идея впервые пришла ему в голову, она показалась сверкающей вспышкой молнии и от последующих размышлений становилась лишь ярче. Он в раздумье потер подбородок.

Моджтахед, которая, видно, посчитала дискуссию оконченной, с облегчением глотнула вина.

Северин, однако, не собирался сдаваться.

— Но между этими вспышками, — уточнил он, — не будет ничего, верно? Пульсар все-таки выключится?

На лице Чамча застыло упрямство.

— Да, но лишь на очень короткое время. Сомневаюсь, что этот промежуток будет больше нескольких секунд, даже если мы запустим туда весь «Искатель». А если ошибиться во временных расчетах, Ши поджарится заживо.

— И мы не получим медалей, — резюмировала Моджтахед.

— Несколько секунд… Для Ши этого достаточно, — задумчиво произнес Северин. Он обернулся к настенному экрану, и по его приказу там появились ряды цифр и Дисплей структурной математики. — Перед завтраком я послал запрос в обсерваторию Ши с просьбой сообщить всю имеющуюся информацию об этом пульсаре: его массу, аккреционный диск, мощность излучения. Ответ пришел минуту назад, так что давайте немного посчитаем.

Результаты этого занятия оказались малоутешительными. Даже если бы «Искатель» был до краев набит антиводородным топливом, он смог бы проделать лишь малюсенькую брешь в мощном излучении пульсара.

— Мне очень жаль, милорд, — сказал Чамча. — Идея была хорошая, но ничего не выйдет.

Моджтахед к этому времени уже расправилась со своей тушенкой и позвякивала ложкой в пустой миске.

— Да, милорд, мне тоже жаль. — Она явно уже давно выбросила эту идею из головы.

— «Титан», — сказал вдруг Северин. Остальные уставились на него.

— «Титан» — очень большой корабль, он забит антивеществом и только что вошел в систему, — продолжал Северин. — «Титан» арендован Службой разведки, командует им уоррант-офицер Джунот, и я старше его по званию. Так что… — Он улыбнулся. — Давайте-ка посчитаем заново.

На орбите находилось шестьсот человек. Еще восемьсот сорок тысяч — внизу, на планете. К станции были пристыкованы два грузовых корабля, в которых, если убрать весь груз, могли поместиться четыре тысячи пассажиров — при условии достаточно компактного размещения и установки необходимого количества туалетов.

Следовательно, в опасности оставались восемьсот тридцать шесть тысяч человек, а это означало, что Мартинесу предстояло провести еще немало совещаний.

С орбитальной станции сняли противорадиационные щиты, и местные заводы заявили, что успеют перестроить производство и изготовить еще несколько. Но большинству людей на планете предстояло укрываться от смертоносного излучения пульсара старым дедовским способом — в глубоких бункерах, присыпанных сверху изрядным слоем земли. В технике и материалах для постройки убежищ недостатка не было, однако не было и единодушия среди населения.

— Железнодорожные рабочие хотят вместе с семьями подняться вверх по ветке и укрыться в туннелях, — сообщил Мартинесу Аллодорм. — Им кажется, что под толщей горы они будут в безопасности.

Из окна своего кабинета на орбите Мартинес посмотрел на плывущую внизу зелено-голубую планету. В ответ на него глянуло его собственное отражение — хмурое, с сердито сдвинутыми бровями. Ши медленно вращалась в раме окна, в то время как колесо станции крутилось вокруг своей оси.

— Да, они будут в безопасности, — сказал Мартинес, — пока не попытаются оттуда выбраться. — Голос его задрожал от отчаяния. — Как они собираются спуститься с гор, когда мосты станут ломкими, словно сосульки? Может, на электромагнитном транспорте, который взорвется, как только через него пройдет ток? — Он посмотрел на Аллодорма и закончил тоном, не терпящим возражений: — Пусть отправляются в бункеры вместе с остальными.

— Да, милорд. — С самого начала кризиса в прекрасном голосе Аллодорма не прозвучало ни единой взволнованной ноты. За это Мартинес был ему благодарен. Аллодорм, конечно, мошенник, но он с таким рвением занимается спасением обитателей Ши! Мартинес мысленно благодарил его и за это.

— Я слышала от госпожи мэра Порт-Гарета, — вставила Марселла, не выпуская сигареты из плотно стиснутых губ, — что у нее есть план спасения шаттлов.

Сконструированные для переправки грузов с орбиты на поверхность планеты, шаттлы были не в состоянии развить достаточную скорость, чтобы отлететь подальше от Ши и избежать излучения пульсара. Приходилось оставить их на земле, вместе с прочей тяжелой техникой, под обстрелом рентгеновских лучей. Мартинесу оставалось лишь надеяться, что у «Компании Ши» хорошая страховка.

Он отошел от окна и тяжело опустился в кресло за рабочим столом. Раздался натужный свист пневматики.

— А что, госпожа мэр у нас теперь главный специалист по аэронавтике? — язвительно спросил он. — Она хотя бы проконсультировалась с пилотами кораблей?

Марселла улыбнулась:

— Ответ на первый вопрос — нет, что до второго — то я в этом сомневаюсь. Она хочет поместить шаттлы на геосинхронную орбиту с противоположной пульсару стороны.

— Не выйдет, — возразил Мартинес. — Луч пульсара пройдет не в плоскости эклиптики, он упадет под углом, с галактического севера. Все, что окажется на геосинхронной орбите, поджарится. Чтобы использовать планету в качестве заслона между шаттлами и лучом, нужно попасть на полярную орбиту и тщательно рассчитать время… — Он задумался. — Постойте-ка, а это неплохая мысль! Скажите пилотам, пусть отправляются на полярную орбиту. Но только пассажиров не брать — это слишком опасно.

Когда временное правительство планеты объявило чрезвычайное положение, Мартинес в качестве старшего офицера Флота стал средоточием абсолютной власти в системе Ши. Как будто вся власть победителей Шаа сконцентрировалась в его персоне. Окажись ситуация не столь безнадежной, Мартинес получал бы от такого положения настоящее удовольствие.

— Кстати, — добавила Марселла, — может, сгодится и «Кайента»? Я буду рада предоставить ее властям. Правда, много беженцев на ней не поместится.

— Благодарю вас, — ответил Мартинес. — Я подумаю.

Во время другого совещания, на этот раз с лордом Элем и капитанами двух торговых судов, речь зашла о том, кто попадет на эти корабли, а кто нет.

— В первую очередь мы должны эвакуировать представителей нашей компании, — заявил один из капитанов. — Ну а потом, разумеется, платных пассажиров.

— В первую очередь вы эвакуируете беременных женщин, — отрезал Мартинес, — и детей моложе пятнадцати лет, каждого в сопровождении одного из родителей. А если останется место, его займут дети чуть постарше.

Место должно было остаться: детей на планете было немного. Колонистов набирали, в основном, из молодых и неженатых, так что семьи еще не успели обзавестись пополнением.

— Мои хозяева выразят протест! — возмутился капитан.

— Это их право. — Мартинес обратился к лорду Элю: — Поставьте своих людей у каждого шлюза и каждого люка. И чтобы ни один «заяц» на борт не просочился.

— Будет сделано, милорд. — В голосе Эля послышалось злорадство.

— Ни один военнослужащий Флота не покинет планету, пока все не кончится, — сказал ему Мартинес позже, когда капитаны ушли. — Защищать мирных граждан от опасности — наша работа. И если для этого придется получить дозу радиации, что ж, так тому и быть.

— Э-э… Конечно, милорд. — Кажется, на этот раз в голосе лорда Эля было куда меньше радости.

— Я покину орбитальную станцию последним, — объявил Марти-нес. — Предпоследним будете вы, так что в подъемнике поедем вместе.

— Да, милорд. — В золотистых глазах Эля светился вопрос. — Значит, мы не останемся в орбитальном центре управления? Ведь он защищен от радиации?

— Весьма вероятно структурное разрушение станции. Если этого не произойдет, мы с легкостью вернемся сюда с поверхности планеты.

Мартинесу вдруг вспомнилось предложение Марселлы насчет «Кайенты».

— Нет, постойте, — сказал он. — Это вы отправитесь вниз на последнем лифте вместе с персоналом станции. Я провожу вас, а потом улечу на «Кайенте». Таким образом, как только луч пульсара пройдет мимо, я смогу вернуться на станцию и убедиться, что все в порядке.

Этот план очень понравился Мартинесу. Последним покинуть станцию и первым вернуться… Именно так и должен поступать настоящий офицер в трудную минуту. Мартинес чувствовал, что этот шаг придаст ему веса в глазах окружающих. Что ж, он вовсе не прочь выглядеть благородно…

Стоило Мартинесу выйти из кабинета, чтобы отправиться к себе, как перед ним возникла еще одна проблема — на этот раз в лице землянина с тонкими белесыми усиками и в сером полосатом пиджаке. Подойдя к Мартинесу, тот представился Хэджпатом, биржевым брокером.

— Неужели на Ши есть брокеры? — удивился Мартинес.

— Есть, — ответил тот, — хотя в основном я занимаюсь тем, что помогаю колонистам повыгоднее поместить свои заработки. Но в Порт-Виспании есть маленькая фондовая биржа для местных ценных бумаг. Здесь даже есть фьючерсный рынок.

— Поздравляю, — сказал Мартинес.

— Боюсь, поздравления здесь не вполне уместны. — Хэджпат пригладил свои тощие усики. — На бирже произошла некоторая… э-э… неприятность. Особенно это коснулось фьючерсных контрактов. Незадолго до получения известия о пульсаре много контрактов распродали. Особенно по сельскому хозяйству, хотя продавались и промышленные, и рыболовецкие фьючерсы.

Мартинес машинально кивнул:

— А когда стало известно о пульсаре, эти контракты обесценились.

— Сами понимаете, как были недовольны мои клиенты. А поскольку вы теперь вроде бы не только военная, но и гражданская власть, я решил передать их жалобы вам. — Он снова дотронулся до своих усов. — К сожалению, я не смог добиться встречи с вами официальным путем. Простите, что пришлось останавливать вас прямо на улице.

Мартинес задумался. То, что этого человека к нему не пустили, могло оказаться частью заговора — а могло и нет. Сейчас пробиться к нему на прием пыталось слишком много народу, и приставленный к нему лордом Элем секретарь-лай-оуниец мог просто не придать особого значения визиту какого-то биржевого брокера.

— Я посмотрю, что можно сделать, — пообещал Мартинес. — Но всему свое время. А пока я назову вам несколько имен: Ледо Аллодорм, лорд Па Мак-фан, госпожа Марселла Жикова.

Хэджпата, казалось, удивило лишь имя Марселлы.

— Милорд, могу вас заверить, что госпожа Марселла ничего не продавала, во всяком случае, мне об этом не известно, — сказал он. — Но от других чиновников «Компании Ши» поступили указания о продаже — например, от господ Хер-ринга и Ремузата.

Мартинес не смог припомнить лица этих людей, хотя наверняка встречал их на каком-нибудь банкете.

— Соберите всю информацию о торгах, — попросил он. — И проследите, чтобы все данные хранились как в электронном, так и в бумажном виде. Сейчас у меня есть дела поважнее, но когда опасность минует, я обязательно займусь этим вопросом.

— Хорошо, милорд.

— И оставьте мне свои координаты.

С помощью нарукавного коммуникатора Хэджпат переслал ему свою визитку. Мартинес велел ему оставаться на связи.

— Кстати, — спросил он, — как обстоят дела с акциями «Компании Ши»?

— Сейчас они стоят в три раза меньше, чем два дня назад. За ужином Мартинес рассказал Терце об этом разговоре.

— А я уж начала было проникаться доверием к Аллодорму и лорду Па, — сказала она. — В это непростое время они ведут себя просто героически.

— Еще бы им не геройствовать, когда они знают, что их деньги в безопасности! И потом, они вовсю стараются, чтобы спасти собственные шкуры и активы компании.

Дисплей у него на рукаве тихонько звякнул. Мартинес зарычал: видимо, он забыл отключить коммуникатор перед обедом. Извинившись перед Терцей, он ответил на вызов.

С экрана на него глядели оранжевые глаза секретаря.

— Прошу прощения, милорд. От лейтенанта Северина поступило сообщение с пометкой «Лично, конфиденциально, срочно и безотлагательно».

Мартинес переглянулся с женой. Уж кто-кто, а Северин никогда не стал бы накручивать столько эффектных слов без веской причины.

— Перешлите мне, — приказал Мартинес.

Когда коммуникатор просигналил, что сообщение получено, он разорвал связь с секретарем и включил запись.

«Все это достаточно сложно, — раздался голос Северина, — и я был бы весьма признателен, если бы вы параллельно проверили мои вычисления…»

Северин решил никого не посвящать в свой план. Он подозревал, что, испугавшись сверхмощных вспышек излучения, которые должны были произойти до и после короткого затишья, ему не разрешат действовать. И уж тем более он не собирался ни о чем докладывать своему начальству на Ларедо. Служба разведки веками страдала от недостатка средств: каждый раз, когда правительство вспоминало о существовании этой организации, оно лишь еще больше урезало ее бюджет. Поэтому внутренние традиции Службы были основаны на том, чтобы не привлекать к себе внимания. Со временем бюджет вырос, но традиции остались. Выбросить коту под хвост целый корабль с антиводородом — такое не останется незамеченным. Вздумай Северин предложить свой план командованию, оно тут же откажет.

Однако провести такую операцию втайне от всех было довольно сложно. Громадный «Титан» вряд ли можно было назвать незаметным, и если его команда пересядет в спасательные шлюпки, а сам корабль с немыслимым ускорением помчится к пульсару, кто-нибудь обязательно обратит на это внимание.

Поэтому Северин по старой дружбе решил связаться лично с Мар-тинесом. Параллельно он приказал экипажу «Титана» приготовиться покинуть корабль и установить его на автопилот, а также велел держать эти распоряжения в тайне и не передавать на Ши ничего, кроме стандартных отчетов. Северин вовсе не хотел, чтобы «Титан» обратился за распоряжениями к своему начальству.

Когда пришел ответ от Мартинеса, Северин спал в своей каюте. Ему снились военные корабли, которые на самом деле были подводными лодками. Эти подлодки в гордом одиночестве вели тайную войну в холодных океанах какой-то планеты вроде Хай-Осо. Спросонья Северин не сразу сообразил, что раздающийся в ушах назойливый звон — не звук гидролокатора, а сигнал нарукавного дисплея.

Стационарный коммуникатор в его каюте по-прежнему не работал, поэтому пришлось воспользоваться наручным вариантом. Северин приказал включить свет, но тут же вспомнил, что предохранители еще не заменили, и принялся нашаривать впотьмах форменный китель, висевший на спинке стула. Затем включил дисплей, услышал от Чамча, что от главного инспектора Мартинеса поступило сообщение с пометкой «лично, срочно и конфиденциально», и попросил Чамча его переслать.

— Даю предварительное согласие на реализацию вашего проекта, — произнес Мартинес с экрана. Изображение было почему-то перевернуто вверх тормашками, и, чтобы лучше видеть, Северину пришлось неестественно изогнуть шею. — Приказываю соблюдать строжайшую секретность. Просматривайте все исходящие сообщения «Искателя», а также всю почту с «Титана». Абсолютно ничего не должно просочиться наружу. Я объясню передвижения «Титана» маневрами, предписанными высшим начальством Службы разведки.

Северин молча уставился в перевернутый экран.

В глазах Мартинеса появилось более доверительное выражение.

— Будем надеяться, что вы правы. Я проверю ваши расчеты и буду рад поболтать с вами, когда все закончится.

На рукаве вспыхнул оранжевый значок: «Конец сообщения». Северин в задумчивости добрел до выключателя и включил свет вручную.

«Строжайшая секретность… — подумал он. — Это становится интересным».

Похоже, не он один строил хитроумные планы.

— И соблюдайте строжайшую секретность, — напомнил Мартинес астроному. — Все это должно остаться между нами.

— Да, милорд. — Шон-дан в задумчивости клацнула зубами, а затем спросила нерешительно: — Могу я поинтересоваться причинами такой секретности?

— Если люди решат, что опасность им не грозит, эвакуация и строительство убежищ могут застопориться. А ведь даже если все расчеты верны, слишком многое может пойти не по плану, и тогда убежища будут необходимы.

Шон-дан снова помедлила.

— Ясно, милорд.

— Я хочу, чтобы вы проверили эти цифры, — сказал Мартинес. — Сам я тоже все просчитаю. И больше об этом не должна знать ни одна живая душа. Вы меня поняли?

— Да, милорд.

— Если информация все-таки просочится, я буду знать, кто проболтался, и своими руками выброшу вас под эти рентгеновские лучи.

Выслушав серию горячих обещаний хранить тайну, Мартинес окончил разговор с Шон-дан. Перед ним все еще стояла тарелка с остывшим обедом. Терца поставила на стол чашку.

— Надеюсь, это означает, что мне не нужно уезжать? Мартинес ненадолго задумался.

— Нет, — наконец решил он, — ты летишь в любом случае. Терца сердито поджала губы.

— Почему?

— Потому что ты наследница клана Чен и мать следующего наследника, — объяснил Мартинес. — А это значит, что ты поднимешься на борт эвакуационного корабля и будешь милой, любезной и предупредительной с другими пассажирами, ведь именно этого люди ждут от будущей госпожи Чен.

— Вот черт… — рассерженно проворчала Терца.

— Так же, как я буду последним, кто покинет станцию, — продолжал Мартинес, — и первым, кто туда вернется. Потому что именно этого люди ждут от героя.

Губы Терцы невольно растянулись в улыбке.

— Что-то не заметно, чтобы роль героя уж очень тебя напрягала. Мартинес отхлебнул холодного кофе.

— Ну-у, — протянул он, — пока нет. Но когда я состарюсь и беззубой развалиной буду сидеть в кресле у камина, а толпы штатских прибегут ко мне, умоляя спасти от какой-нибудь космической напасти — думаю, все это будет мне ужасно докучать.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Терца.

Мартинес сделал знак Аликхану принести ему еще кофе.

— Тебе придется меня извинить, — сказал он Терце, — нужно проверить вычисления Северина.

Терца поднялась из-за стола.

— В таком случае, пока ты будешь занят своими делами, я займусь своими. Потренируюсь быть милой, любезной и предупредительной.

Вычисления Мартинеса подтвердили правоту Северина и, что самое главное, полностью совпали с расчетами Шон-дан. Мартинес сообщил в Центр управления Кольца, что «Титан» и «Искатель» будут задействованы в ряде маневров, так что операторы радаров не должны обращать на это внимания.

— И повесьте там какую-нибудь табличку, — распорядился Мартинес. — Чтобы мне не звонили всякий раз, когда на смену заступает новый оператор.

После этого он вновь с головой погрузился в бесконечную череду планерок и совещаний. Колонисты с неистовым рвением рыли ямы для убежищ, которые затем накрывали крышей и закладывали дерном. Постройки были весьма примитивными, но особенных удобств и не требовалось — людям предстояло провести в бункерах меньше часа.

Первый из двух кораблей с четырьмя тысячами беженцев на борту уже отправился в путь. Корабль должен был отойти от планеты на безопасное расстояние, а затем либо вернуться на Ши, либо продолжить путь до Ларедо — в зависимости от того, уцелеет орбитальная станция или нет.

Второй корабль отчалил двумя днями позже. Поцеловав на прощание Терцу, Мартинес проводил взглядом ее фигуру — изящную и сильную, — вплывающую в шлюз. Мартинес с минуту постоял, любуясь супругой, а затем поплыл обратно мимо шеренги беженцев, терпеливо ожидающих своей очереди на посадку. Чтобы не болтаться в невесомости, каждый был привязан к страховочному канату. У некоторых с непривычки лица приобрели болезненно зеленый оттенок. Мимо таких пассажиров Мартинес старался проскользнуть побыстрее, пока неизбежные последствия не дали о себе знать.

По дороге к Центру управления ему встретился покидающий станцию лорд Эль. Проплывая мимо, тот вскинул руку в приветствии, однако сумел вовремя ухватиться за поручень на стене. Нервно взмахнув свободной рукой, он затолкал в карман клочок бумаги.

— Что-то не так? — поинтересовался Мартинес.

— Нет, — ответил Эль. — То есть да. Пришлось кое-кого арестовать — из тех, кто оказался на корабле для беженцев, не имея на то никакого права. Предположительно, чиновники транспортной компании. — Он вытащил бумагу из кармана, но тут же снова вернул ее на место. — Вот список имен, но их еще нужно проверить.

— Моя помощь требуется?

— Нет, милорд, благодарю.

— Отлично. Как только выясните личности этих прохвостов, спустите их на планету и посадите в самое глубокое подземелье.

Насколько ему было известно, подземелий на Ши не было, но, пожалуй, стоит соорудить парочку.

Из Центра управления Мартинес шел вслед за вереницей безбилетников, которых военная полиция выдворяла с корабля. Получив разрешение на взлет, громадное судно начало осторожно удаляться от станции, пока расстояние между ними не позволило зажечь факел основного двигателя.

Когда экраны в Центре управления показали, как корабль набирает скорость, Мартинес еще раз мысленно простился с Терцей, а потом тайком бросил взгляд на «Титан». Тот уже мчался навстречу звезде с ускорением, которого не выдержало бы ни одно живое существо. Иконка, обозначавшая «Титан» на экранах радаров, была снабжена табличкой, которая сообщала о том, что судно участвует в маневрах. Две шлюпки с командой были уже на пути к «Искателю» — под предлогом пополнения запасов продовольствия на поврежденном корабле.

Если бы кому-нибудь в Центре управления пришло в голову проверить курс и ускорение «Титана», он был бы весьма удивлен. Но ситуация сложилась критическая, и никто не обратил на это внимания.

Все экраны были настроены на ужасающую мощь рентгеновских лучей, которые становились все ближе, а далекий корабль, не привлекая к себе внимания, маячил где-то с краю, словно кувшинка в дальнем конце пруда.

Никаких вопросов по поводу «Титана» Мартинесу не поступало. Одно за другим сооружались противорадиационные убежища, население отрабатывало схемы эвакуации. В последний момент мэра Порт-Гарета осенила новая идея: она предложила разместить горожан в больших контейнерах, в которых некогда доставлялись грузы с орбиты, и затопить их в заливе на время катастрофы. Не зная, плакать ему или смеяться, Мартинес объяснил ей, что менять планы слишком поздно, а значит, лучше как следует доделать традиционные убежища.

Лорд Па и Аллодорм были уже внизу, завершая последние приготовления. Практически весь персонал орбитальной станции тоже спустился на поверхность планеты, остались лишь несколько человек. Оба огромных вращавшихся колеса были остановлены, реактор антивещества отключен. На большей части станции отключили даже аварийное освещение — чтобы предупредить выброс напряжения. Один за другим погасли экраны и опустели рабочие места в Центре управления — включенными остались лишь те панели, что могли понадобиться для запуска станции.

«Кайента» ждала наготове у шлюза, с Марселлой и избранными сотрудниками компании «Меридиан» на борту. Эта команда должна была возвратиться на станцию вместе с Мартинесом, прежде чем туда позволят вернуться остальным.

Мартинес, лорд Эль и другие служащие покинули полутемный, погруженный в зловещую тишину Центр управления и вдоль направляющего каната проплыли к огромной кабине подъемника. Мартинес попрощался с отбывающими, пожелал Элю удачи и подождал, пока все загрузятся в лифт. Когда кабина начала опускаться, бесшумно скользя вдоль каната, Мартинес направился к причалу, где стояла «Кайента».

Покинув станцию, яхта, как и шаттлы, отправлялась на полярную орбиту — в точку, рассчитанную так, чтобы на несколько решающих секунд масса планеты послужила щитом между пульсаром и летательными аппаратами. Таким образом, Мартинес мог вернуться на станцию меньше чем через час.

Вентиляторы не работали, и воздух наполнял запах осыпающейся пластмассы. Пустые неосвещенные помещения казались скоплениями загадочной тьмы, огромной, как сам космос. Луч карманного фонарика терялся в этой черноте. Наконец далеко впереди Мартинес заметил отблеск, обозначавший причал «Кайенты», освещенный не станционными прожекторами, а собственными фарами яхты. Мартинес аккуратно поставил подошвы на стену, оттолкнулся и с удовольствием обнаружил, что летит прямиком к шлюзу.

Возле люка темнели две массивные фигуры: придерживаясь ногами за специальные скобы на стене, они протягивали руки к Мартинесу. Подплыв ближе, он разглядел, что это два торминянца. На них были только шорты и жилеты поверх плотного серо-черного меха, а огромные глаза, приспособленные к ночной охоте, поблескивали навстречу Мартинесу.

«Наверное, кто-то из приближенных Марселлы», — мельком подумал он.

Мартинес плыл прямо в руки торминянцам. Те поймали его и с легкостью затормозили. Лохматые ладони сомкнулись на его запястьях и поставили их на поручни возле люка.

— Спасибо, — поблагодарил Мартинес и попытался высвободить левую руку, но торминянин сжимал ее мертвой хваткой. Тем временем у второго в свободной руке появился шприц.

Мартинес даже не успел испугаться, когда кожа ощутила прохладное прикосновение иглы…

Теперь у него была масса времени.

В рубке застыла тишина, нарушаемая лишь шумом дыхания и стуком сердца, отбивающего стремительный марш.

На своем экране Северин наблюдал за тем, как «Титан» мчится к цели, готовый вонзиться в аккреционный диск пульсара под единственно правильным углом.

Колоссальная сила притяжения разорвет корабль на атомы, метнув груз антиводорода во вращающийся диск. Широкая полоса водородного диска аннигилирует в чудовищном выбросе гамма-лучей, энергетических нейтронов и пи-мезонов. Часть этих частиц упадет на нейтронную звезду, вызвав всплеск рентгеновского излучения. Другая часть устремится вовне, к аккреционному диску, разогревая водород до огромных температур, так что когда тот упадет на пульсар, произойдет еще один неистовый мегавыброс излучения.

Но между двумя этими чудовищными взрывами наступят восемнадцать минут тишины. Механизм, который создает разрушительный двойной ланцет пульсара, будет на время выключен.

Если, конечно, расчеты Северина верны.

— Пятнадцать секунд, — зачем-то сообщил Чамча. Взгляд Северина и без того был прикован к таймеру в углу экрана.

«Титан» повис на широком пылающем хвосте аннигилированного вещества. В битве против смертельного врага Северин использовал грузовой корабль в качестве гигантской торпеды.

— Десять секунд, — произнес Чамча.

— Да заткнись же… — пробормотал Северин себе под нос. Должно быть, у Чамча оказался весьма чувствительный слух: после этого он хранил гробовое молчание до тех пор, пока «Титан» на экране не растворился в более крупном пятнышке, обозначавшем пульсар и его бурого компаньона.

Внимание Северина мгновенно переключилось на вращающийся поток рентгеновских лучей, испускаемых пульсаром — на дисплее он был окрашен в мертвенно-зеленый цвет. Результат последовал незамедлительно: пучок лучей, совершавший двенадцать оборотов в секунду, вспыхнул изумрудной яростью. Если бы этот луч настиг Ши сейчас, он прожег бы поверхность планеты до самой мантии.

Оставалосьтолько надеяться, что пульсар отключится вовремя.

И вдруг Северина осенило: статуя!

Да, это именно то, что нужно! Френелла, девчонка-сорванец, пошлет Мармеладу статуэтку лорда Фарша, намекнув таким образом на его отношения с леди Оборочкой.

От удовольствия Северина даже пробрала легкая дрожь. И пока оставалось только ждать, сработает ли его план с «Титаном», он принялся обдумывать, что же Мармелад сделает дальше.

Какая-то легкая серая дымка кружилась в воздухе, и этот назойливый электрический гул в ушах… Пальцы на руках и ногах зудели, будто натертые наждачной бумагой. В горле застряло что-то вроде лохматого зверька…

Содрогнувшись всем телом, Мартинес попытался выплюнуть волосатый ком и лишь после нескольких мучительных попыток понял, что это его собственный язык. Во рту стояла вселенская сушь, язык больно царапал нёбо. Мартинес закрыл рот и попытался смочить пересохшее горло слюной. Пришлось несколько долгих минут шевелить челюстями и шейными мышцами, прежде чем на языке очутилась хоть капля влаги.

Немного облегчив свое состояние, Мартинес попытался понять, где он находится. Серый туман потемнел, а гул в ушах почти совсем затих. Он совершенно ничего не чувствовал — даже движения воздуха, как будто его с ног до головы обложили ватой.

Мартинес ощупал себя — просто чтобы убедиться, что тело все еще на месте. Пальцы ощутили знакомую ткань форменного кителя со знаком Золотой Орбиты на воротнике. Затем, нагнувшись — или подтянув колени? — он нашарил свои ноги в брюках. Ботинки тоже были на месте. На правом запястье что-то назойливо болталось: ощупью изучив загадочный предмет, Мартинес сообразил, что это карманный фонарик, подвешенный на эластичном шнурке.

Только теперь до него дошло: он парит в воздухе. Кругом — тьма и невесомость. Похоже, он все еще на станции, в одном из ее громадных претенциозных помещений… За этой мыслью последовал мощный выброс адреналина — нервы словно обожгло, как только Марти-нес вспомнил о пульсаре. Раз он остался на станции, значит, он все еще может попасть под радиационный удар…

Мартинес поднес к глазам левую руку и прошептал, с трудом ворочая пересохшими губами и языком:

— Экран, показать время.

На рукаве вспыхнули желтые цифры, мигающие в такт отсчету секунд. Сквозь серый туман Мартинес попытался соотнести их с хронологией последних дней и, покрывшись холодным потом, понял: пучок смертоносных лучей должен был настигнуть станцию почти пять минут назад.

Он машинально принялся снова ощупывать себя в поисках ожогов. Довольно скоро осознав всю абсурдность этого занятия, он все же не мог остановиться, пока вновь не убедился, что все части тела находятся там, где им и полагается быть. Нет, он определенно не чувствовал себя облученным. Состояние, конечно, было странное: этот плывущий перед глазами туман, глубокий электрический гул, отдающийся в ушах… Но больным он себя не ощущал…

Мартинес попытался сообразить, как он мог попасть в такой переплет. Он твердо помнил, что выходил из Центра управления вместе с лордом Элем и остатками персонала. Но что произошло потом?

Вздох облегчения отозвался во всем его существе — Мартинес вспомнил о Северине. Ну конечно! Должно быть, ему все же удалось на время отключить пульсар. «Старина Северин! — подумал Мартинес с нежностью. — Он сделал это!» От радости Мартинесу захотелось запеть во все горло какой-нибудь торжественный марш, однако вместо этого он с трудом сглотнул и попытался смочить слюной пересохшее горло.

Желтые секунды продолжали тикать на рукаве, а он все еще не мог восстановить ситуацию. Может, произошла авария, подумал он. Но нет, тогда все обстояло бы куда серьезнее, в том числе и для него…

Мартинес вспомнил о висящем на запястье фонарике, включил его и поднял над головой. Луч света растворился во мраке, так ничего и не встретив на своем пути. Тогда Мартинес медленно, словно кинооператор, повел луч вниз и наконец обнаружил стену, выкрашенную в темно-серый цвет. Луч двинулся вдоль стены, пока не наткнулся на большую раздвижную дверь грузового люка, на котором краской были выведены цифры: 7-03. Склад номер три, седьмой причал.

С седьмого причала отправлялась «Кайента». Значит, он почти добрался до яхты, прежде чем… Прежде чем что? Может, «Кайента» почему-то отчалила раньше, оставив его одного на станции? Однако довольно странно, что он ничего об этом не помнит…

Мартинес заметил, что возле створки люка имеются поручни. Какой толк болтаться в бессмысленном ожидании, если есть шанс добраться туда, где он сам сможет что-то предпринять? С этой мыслью Мартинес принялся неловко кувыркаться в воздухе, пока не повернулся к дверце люка спиной. После этого он стащил с себя ботинок и со всей силы зашвырнул в противоположном направлении. Действие, как известно, равно противодействию, хотя в данном случае массы, к сожалению, были неравны. Мартинес крайне медленно, но все же поплыл в сторону люка, попутно совершая неторопливые плавные перевороты.

Несколько секунд спустя он услышал, как на другом конце ангара стукнулся обо что-то его ботинок. От этих упражнений по метанию обуви он совсем выбился из сил. Похоже, с ним и впрямь не все в порядке… Полет к двери люка должен был занять еще немало времени, а пока, дрейфуя и кувыркаясь в воздухе, Мартинес продолжал размышлять о том, как он здесь очутился и почему ничего об этом не помнит.

«Наркотики, — наконец догадался он. — Меня накачали наркотиками, поэтому я так плохо соображаю».

Возможно, это даже не был какой-то специальный препарат, отбивающий память: у многих наркотиков амнезия являлась побочным эффектом, одной из тех реакций, которые невозможно предсказать.

Во время очередного кульбита сознание Мартинеса немного прояснилось: его одурманили и бросили здесь на верную смерть. Однако тот, кто это сделал, не знал, что «Титан» собирается «отключить» пульсар. Лишь благодаря этому Мартинес выжил. А значит, как только таинственному злодею станет известно, что радиационный удар все же не обрушился на станцию, он вернется, чтобы довершить начатое…

Мартинес чуть не свернул себе шею, оглядываясь по сторонам и пытаясь разглядеть в темноте убийцу. Спрятавшись на станции, в эту самую минуту он мог заряжать пистолет или готовить шприц…

Стена подплыла ближе, и, протянув руку, Мартинес попытался ухватиться за один из поручней возле люка номер 7-03. Из-за наркотического дурмана он едва не промахнулся, но в последний момент все же коснулся поручня кончиками пальцев, слегка замедлив вращение. Ударившись о стену и отскочив от нее, Мартинес сумел-таки схватиться за другой поручень и остановился.

Ему вдруг пришло в голову, что свет фонарика делает его прекрасной мишенью. Он поспешил выключить прибор и попытался собраться с мыслями. Тот, кто пытался его убить, легко мог спрятаться на опустевшей станции, а затем, когда Мартинес направлялся к «Кайенте», нанести удар из укрытия. Однако где бы ни прятался убийца раньше, единственным его теперешним укрытием был защищенный от радиации Центр управления Кольца. Значит, именно туда Мартинесу идти и не стоит. Проблема, однако, заключалась в том, что в Центре находилось все необходимое для связи с внешним миром: управление системами связи, антенны и, наконец, электроснабжение.

Мартинес размышлял о том, где еще на станции можно найти передатчик, когда его ослепил внезапный свет. На одном из причалов в другом конце ангара вспыхнули прожектора. Какой-то корабль только что пристыковался к Кольцу и теперь с помощью электрического соединения открывал впускной шлюз.

«Кайента»! У Мартинеса подпрыгнуло сердце. «Кайента» прилетела, чтобы спасти его!

Он подобрал под себя ноги и прижал подошвы к стене, готовый оттолкнуться от люка и броситься навстречу спасителям, как только они появятся в дверях… И вдруг остановился. Было что-то тревожное в этом далеком шлюзе, окруженном сияющими огнями.

Зачем кому-то его убивать? Странно, что этот вопрос до сих пор не приходил ему в голову. Он обнаружил, что компания «Меридиан» замешана в колоссальных финансовых махинациях. За такое, пожалуй, могут и убить, хотя это все-таки перебор. Как-то дико, нецивилизованно… Могли хотя бы попытаться подкупить для начала.

В любом случае, «Кайента» не имела отношения к «Меридиану» — она принадлежала «Компании Ши», основным владельцем которой являлась семья Мартинесов. К тому же на борту яхты находилась Марселла — управляющая компанией и близкая родственница их клана. Однако кроме нее там были и служащие «Меридиана». Может, это кто-то из них отдал приказ его убить?

Пожалуй, решил Мартинес, не стоит сразу бросаться к «Кайенте». Разумнее сперва спрятаться и посмотреть, кто выйдет из люка и будет ли этот кто-то вооружен.

Он огляделся по сторонам: прятаться было решительно некуда. Налево уходил довольно длинный коридор, который вел к Центру управления, но в эту сторону Мартинесу двигаться не хотелось — убийца мог появиться и оттуда. Справа находились огромные автоматические ворота, ведущие в другой ангар, но они были заперты, и без электричества не открывались. Оставалось только одно — укрыться в одном из складов-ангаров. Склад под номером 7-03 годился для этого не хуже любого другого.

Массивные автоматические ворота склада тоже открывались автоматикой, но в каждом ангаре имелся небольшой люк для персонала, и их дверцы были исключительно хорошо сбалансированы — чтобы можно было пользоваться в невесомости. Оттолкнувшись, Мартинес уцепился за поручень. Люк отворился совершенно бесшумно. Мар-тинес вперед ногами проскользнул внутрь, а затем прикрыл люк, но не до конца — так, чтобы иметь возможность наблюдать за «Кайен-той».

В ангаре стоял душный запах каких-то специй, вроде кардамона. Мартинес посветил фонариком: склад оказался забит стандартными корабельными контейнерами ярких цветов, которые были уложены друг на друга и закреплены веревками. Поскольку состояние невесомости это позволяло, контейнеры располагались вдоль всех шести поверхностей помещения, включая те, что, по идее, являлись потолком и стенами. Свободного пространства здесь оставалось совсем мало — только прямой квадратный туннель, который тянулся от двери к дальней стенке и использовался для перемещения контейнеров.

Спрятаться здесь негде, понял Мартинес. Он уже решил было перебраться в другой склад, когда услышал шипение открывающегося шлюза. Слишком поздно. Притаившись возле щели, он попытался разглядеть что-нибудь в слепящем свете прожекторов. Из корабля вышли, по меньшей мере, три фигуры: судя по мощным туловищам и коротким мускулистым ногам, первые двое были торминянцами.

В голове Мартинеса зазвенел тревожный звоночек. Не нравились ему эти торминянцы, и хотя он не мог вспомнить почему, теперь у него напрочь пропало желание выходить из укрытия.

— Господин инспектор! — позвала торминянка, шепеляво выговаривая слова клыкастым ртом. — Господин инспектор, вы здесь?

Звук ее голоса отозвался эхом и вскоре затих в пустом пространстве огромного причала. Торминянцы включили мощные фонари и начали шарить ими по сторонам. Мартинес вспомнил, как хорошо видят их глаза в темноте, и отшатнулся от люка.

— Смотри-ка! — воскликнул один из торминянцев. — Это его ботинок.

Пока они исследовали ботинок, который в гордом одиночестве плавал в пустоте, Мартинес закрыл люк до конца и запер его. К сожалению, замок можно было открыть и снаружи, но это хотя бы ненадолго их задержит.

Что действительно было ему сейчас необходимо, так это оружие. Пошарив вокруг лучом фонарика, на одной из стен Мартинес обнаружил небольшой ящичек. Он подплыл к нему и заглянул внутрь. В ящике имелись запасные лампочки, стопка наклеек для грузовых контейнеров, парочка огнетушителей, рабочие перчатки, уложенные в бухты веревки и крепкие пластиковые крепления. Однако внимание Мартинеса остановилось на двух блестящих алюминиевых монтировках, которые использовались для распределения контейнеров по местам. Восьмиугольные в сечении, на конце они сужались, превращаясь в плоские, слегка изогнутые лезвия.

Мартинес вытащил одну монтировку из гнезда. Затем, зажав оружие под мышкой, он прихватил еще и моток веревки, в надежде с ее помощью заблокировать замок. После этого он закрыл ящик и поплыл обратно к люку.

Изучив замок и веревку, Мартинес как следует обмотал запирающий механизм. Вконец выбившись из сил, он уцепился за поручень и, тяжело дыша, повис в невесомости. Немного отдышавшись, Мартинес переместился к краю двери, чтобы, если люк откроется, не оказаться в ловушке, словно муха в бутылке. Зацепившись ногами за поручень над люком — ступню в одном носке обжег металлический холод, — он вооружился монтировкой и сделал несколько пробных выпадов. Оружие рассекло воздух с крайне неприятным свистом. Теперь, когда под ногами была надежная опора, Мартинес был уверен, что в случае необходимости сможет нанести противнику немалый урон. Он выключил фонарик и, замерев в темноте, стал ждать.

Время текло — согласно мерцающим на рукаве цифрам, прошло около двадцати минут. Периодически, чтобы разогреть мышцы, Мар-тинес наносил воображаемому противнику пару ударов монтировкой. Чувствовал он себя намного лучше — похоже, действие наркотика закончилось.

Он уже начал надеяться, что торминяне ушли совсем, когда с другой стороны стены послышался глухой удар, а следом за ним — металлический лязг. У Мартинеса екнуло сердце, по телу разлился обжигающий поток адреналина. Убедившись, что ноги надежно закреплены в скобах поручней, он занес монтировку над правым плечом.

Стена ангара снова вздрогнула от удара — Мартинес ступнями ощутил вибрацию. Послышались голоса, но слов было не разобрать. А затем замок начал со скрипом поворачиваться и тут же застрял — сработали веревочные путы. За стеной снова послышались голоса, на этот раз в них прорывалось раздражение. Затем в замке что-то щелкнуло, и люк с треском распахнулся.

Мартинес сощурился от яркого света. Он вдруг почувствовал, что под поднятыми руками расплываются пятна пота, а в горле снова мучительно сухо. И почему это под мышками столько влаги, когда во рту — ни капли?

— Это он, — возбужденным шепотом прошипела торминянка. — Тут замок затянут веревками. Он где-то здесь.

— Милорд? — окликнул другой голос. — Господин инспектор? Уже можно выходить. Все в порядке.

С минуту торминянец ждал ответа, а затем обратился к своей напарнице:

— Придержи меня за ноги, пока я залезу.

У Мартинеса свело судорогой мышцы ног, просунутых в скобы поручней. Он поудобнее перехватил монтировку.

Наконец в люке появился затылок торминянца. Тот вглядывался в длинный туннель, со всех сторон окруженный контейнерами. В одной руке у него был фонарик, в другой — дубинка-парализатор. Огонек на дубинке подмигивал янтарным светом.

Монтировка угодила торминянцу в голову, с силой отбросив его к комингсу люка. Фонарик выпал из ослабевших пальцев и закувыркался в воздухе, озаряя стены склада беспорядочными стробоскопическими лучами. Парализатор отбросило в другую сторону. Несколько алых капель отделились от головы торминянца и на лету превратились в идеально круглые шарики крови.

Кто-то поспешно вытащил его из люка — и тут же раздался дикий вопль, от которого у Мартинеса кровь застыла в жилах. В люке появилась торминянка. Волосы у нее стояли дыбом от ярости, и от этого ее голова напоминала гигантский гриб-дождевик с огромными свирепыми глазами и хищными белыми клыками. Она уже знала, где спрятался Мартинес. Одной рукой ухватившись за край люка, другой она попыталась ткнуть в него парализатором.

Мартинес вырвал из поручня обутую ногу, чтобы избежать контакта с дубинкой, ударил торминянку монтировкой, но той удалось смягчить удар рукой. Правда, ее все же отбросило к комингсу, но она тут же отскочила от него, выставив перед собой парализатор на манер меча.

Неловко балансируя на одной ноге, Мартинес сделал еще один выпад. На этот раз удар пришелся противнице в голову. От толчка нога Мартинеса выскользнула из поручня, и он, кружась, медленно поплыл к боковой стене. Торминянка, обмякнув, повисла в проеме люка. Стоявшие торчком волосы опустились и снова стали гладкими.

Не успев опомниться, Мартинес ударился о ярко-оранжевый контейнер и отскочил в противоположную сторону, но все же сумел кое-как оттолкнуться одной ногой и поймать траекторию, ведущую к люку. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди, оружие скользило в пальцах.

Кто-то вытащил раненую торминянку из люка. У Мартинеса упало сердце: значит, снаружи его поджидает, по крайней мере, еще один противник.

Мимо проплыла одна из дубинок, и он осторожно, стараясь не задеть рабочий конец, схватил ее одной рукой. Судя по показаниям маленького экрана, парализатор был заряжен и установлен на максимальную мощность.

Взглянув на люк, Мартинес понял, что промахнется — проплывет мимо, так и не ухватившись за поручни. К тому же на несколько секунд он окажется в поле зрения того, кто находился снаружи. Потом же придется долго ждать, пока он долетит до дальней стены и сможет оттолкнуться снова.

Пальцы Мартинеса крепко сжали оружие. Взгляд его сосредоточился на приближающемся отверстии люка, в котором плясали беспорядочные отсветы. Он медленно проплыл мимо, сощурив глаза от яркого света.

Там, по другую сторону стены, госпожа Марселла Жикова возилась с бесчувственным телом торминянца, пытаясь привязать того к поручню его же собственным поясом. При виде Мартинеса Марселла с выражением величайшей досады на лице сунула руку в карман и вытащила пистолет. Он был маленький, пластиковый и почему-то красный.

Мартинес метнул в нее дубинку. В ответ его слегка отбросило назад. Раздался оглушительный грохот, и Мартинеса обожгло теплом от пролетевшей у подбородка пули.

Он изо всех сил вывернул шею в попытке разглядеть происходящее. Отдача от выстрела отбросила Марселлу назад, заставив ее вращаться гораздо быстрее, и когда ее ноги взлетели вверх, поменявшись местами с головой, парализатор коснулся бедра женщины. Послышался треск, в воздухе запахло озоном. Марселла вскрикнула и сжалась в комок — более развитые сгибающие мышцы одержали победу над мышцами-разгибателями.

Пролетев мимо люка, Мартинес потерял ее из виду. Через некоторое время он снова столкнулся с контейнером и оттолкнулся от него. Подлетев к отверстию люка, он проверил свою траекторию, нацелился на далекую фигуру Марселлы, танцующую в воздухе, и двинулся к ней, держа монтировку над головой, словно боевой топор.

Однако оружие не понадобилось. Довольно легко нагнав Марсел-лу, Мартинес удостоверился, что она совершенно обездвижена и находится практически без сознания. Приложив некоторые усилия, он вытащил пистолет из ее скрюченных пальцев.

Теперь он знал наверняка, что завладел единственным огнестрельным оружием на всей орбитальной станции. И собирался в полной мере воспользоваться этим преимуществом.

— Просто паника, — сказал Мартинес. — Марселла увидела сообщение и запаниковала.

— Это послание было адресовано мне, от моего друга Бернардо из министерства, — пояснила Терца. В воздухе витал приятный аромат утреннего кофе. — В письме перечислялись основные владельцы компании «Меридиан», в суматохе мы совершенно об этом забыли. А когда сообщение проходило через коммуникационный центр компании, лорд Эль просмотрел содержание письма и перехватил его. -

Она приподняла уголок салфетки, прикрывавшей булочки в серебристой плетеной корзинке, и предложила Северину. — Это последняя. Хотите?

— Не откажусь. — Северин взял булочку и, отогнав двух больших фиолетовых пчел, круживших вокруг блюдца с джемом, намазал ее, а затем обернулся к Мартинесу. — Но зачем лорду Элю понадобилось это письмо?

— В письме называлось и его имя. Ему принадлежит около четырех процентов акций компании, плюс еще сколько-то — его клану. Они клиенты клана лорда Па Мак-фан, у которого тоже вложено туда немало средств. — Терца отхлебнула кофе. — Каждый раз, когда лорд Эль подтверждал перерасход средств на станции Ши, его капиталы росли.

Жуя булочку, Северин смотрел сквозь дубовую аллею на далекую Рио-Хондо. Восходящее солнце обводило каждый листочек серебристой каймой. Тени под кронами дубов были еще совсем темными. Язык щекотал кисло-сладкий вкус джема.

— Полагаю, имя Марселлы тоже значилось в этом списке, — сказал он. — Поэтому она и запаниковала.

— У Марселлы два процента акций, — подтвердил Мартинес.

— Неужели из-за двух процентов можно пойти на убийство? — удивилась Терца.

Мартинес посмотрел на жену.

— Марселлу всегда интересовал результат. Процесс для нее не главное, он — лишь средство для достижения цели. Если предстоит награда — она ее не упустит, если преграда — устранит. Нам стоило обратить внимание на то, с какой ловкостью она избавила лорда Му-керджи от его денег. А когда ее поймали, — продолжал он, — когда я отобрал у нее пистолет и связал, она тут же начала работать на новый результат — то есть на смягчение наказания. Она во всем призналась и свалила всю вину на Па и лорда Эля. Так что когда лорд Эль вместе с военной полицией поднялся на орбиту, я смог арестовать его прямо у дверей лифта.

— Значит, — подытожил Северин, — у этих игроков было по два и четыре процента соответственно. Кому же на самом деле принадлежит «Меридиан»?

— Десять процентов у Аллодорма, — пояснила Терца. — Он получил их, когда «Меридиан» выкупил его машиностроительную компанию. Но самым крупным владельцем был отец Кассильды, лорд Жиков, вместе с другими членами клана.

На лице Северина отразилось удивление.

— Должно быть, не очень приятно, когда тебя грабят родственники, — заметил он.

— И не только грабят, — добавила Терца. — Лорд Жиков планировал обанкротить «Компанию Ши», чтобы потом по дешевке скупить то, что от нее останется.

Северин обернулся на звук приближающихся шагов. С кривой усмешкой на губах к ним направлялся Роланд Мартинес. Он был одет по-домашнему — в белую хлопковую рубаху и полинявшие мешковатые брюки, стянутые шнурком на талии.

— Ну, как там Кассильда? — спросила Терца.

— Врач говорит, это продлится еще несколько часов. Роды у Кассильды начались накануне вечером. Перегнувшись через плечо брата, Роланд заглянул в серебряную

корзинку.

— Вы что, ничего мне не оставили?!

— Мы не знали, выйдешь ты к завтраку или нет, — ответила Терца. — Можешь позвонить на кухню.

— У меня нет с собой коммуникатора, — сказал Роланд. — Гар, ты не мог бы звякнуть на кухню и заказать мне булочек и парочку утиных яиц?

Он тяжело опустился в белое металлическое кресло. Мартинес с покорным видом позвонил по своему нарукавному коммуникатору. Северин тем временем расправился с булочкой и налил себе еще кофе из серебряного кофейника.

— Что? — спросил Роланд в ответ на обращенный к нему любопытный взгляд Северина.

— Прошу прощения?

— У вас вопрос на лице написан.

— Я… — начал было Северин, но затем решил подойти к делу более тактично. — Должно быть, вам очень тяжело сейчас: госпожа Кассильда вот-вот разрешится от бремени, а ее отец сидит на куче денег, которые он у вас украл.

Роланд усмехнулся:

— Нет, на самом деле так намного легче. Он налил себе кофе и взглянул на Северина.

— Все очень просто, — объяснил он. — Не знаю, проклянет лорд Жиков Марселлу или нет, но если он хочет когда-нибудь вновь увидеть младшую дочь или внука, он сделает все, что я ему скажу.

Северин от изумления открыл рот и, спохватившись, снова его захлопнул.

— Ясно… — пробормотал он.

— Понимаете, — продолжал Роланд, — Аллодорм и лорд Па стали чересчур жадничать: они воровали не только у нас, они воровали у Флота. А это уже вопрос не гражданского или корпоративного права, это оскорбление Порядка, и наказание за него — казнь. У Кассильды тоже есть акции «Меридиана», так что мы можем возбудить иск и против нее.

«Неужели ты на это способен?» — снова изумился Северин. Похоже, что так.

— В любом случае, все легко и просто, — продолжал Роланд. — Информации куча: у нас есть инспекторы на планете и другие информаторы, но все они отчитывались перед Марселлой, а она подгребала эту информацию под себя и сообщала остальным, что необходимые корректировки произведены.

— Плюс, разумеется, все заговорщики теперь доносят друг на друга, — вставил Мартинес.

— Поэтому в обмен на то, что мы не выложим всю эту информацию Легиону Усердия, — сказал Роланд, — мы просим половину принадлежащих лорду Жикову акций компании плюс все акции лорда Па, и Аллодорма, и Марселлы. Лорд Па заплатит нам приличный штраф — достаточно большой, чтобы на некоторое время вывести его из игры. А Марселла и Аллодорм какое-то время побудут под замком, пока мы не удостоверимся, что выжали из них все до последнего зенита.

— А первое, что сделаю я, — добавил Мартинес, — это прослежу, чтобы лорда Эля выгнали с Флота.

Роланд пожал плечами — так, будто речь шла о какой-то мелочи.

— Его долю мы, конечно, тоже получим. — Он принял задумчивый вид. — Я вот о чем думаю: может, заставить лорда Жикова обойти старшую дочь и сделать наследницей Кассильду? Тогда в итоге к нам перейдет все его состояние.

Мартинес посмотрел на брата: в его прищуренных глазах читалось неодобрение.

— Как человек, которого пытались убить, — сказал он, — я не очень-то рад, что все обойдется штрафами и взысканиями. Хотел бы я знать, как бы ты поступил, если бы Марселле удалось меня подстрелить.

И вновь Северин почувствовал напряженность в отношениях двух братьев и вновь подумал, что они, должно быть, не слишком-то любят друг друга.

Роланд совершенно невозмутимо поднес чашку к губам.

— Полагаю, после того как мы получили бы от Марселлы все, что нужно, — сказал он, — с ней мог бы произойти несчастный случай.

Мартинес смерил брата долгим взглядом, затем пожал плечами. Терца легонько похлопала его по руке.

— Благодаря капитану Северину, — сказала она примирительно, — эти проблемы нас уже не волнуют.

— Не столько благодаря мне, — смутился Северин, — сколько… Позвольте, вы сказали «капитану»?!

На губах Роланда заиграла сдержанная улыбка.

— Мы не хотим показаться неблагодарными, милорд. С высшей инстанцией Службы разведки уже проведена соответствующая беседа, в которой мы очень подробно разъяснили наше восхищение вашим подвигом. Так что, насколько я понимаю, вы получите повышение, а заодно и «Искатель», как только корабль выйдет из дока.

Северин вытаращился на него. «Неужели ты и на это способен?»

— подумал он в который уже раз.

— Вдобавок, — сказал Мартинес, — мой отец жалует вам несколько участков лучшей земли на Ши. Так что когда вы решите оставить службу в разведке, в вашем распоряжении будет богатое поместье.

— И, полагаю, вам причитается солидное вознаграждение от «Компании Ши», — добавил Роланд. — Хотя, как я понимаю, нам придется сначала получить разрешение вашего начальства.

У Северина голова шла кругом.

— Но, — пробормотал он, — я ведь не сделал ничего такого…

— Всего лишь спасли все капиталовложения «Компании Ши», — улыбнулся Роланд.

— Я обезвредил пульсар, это правда, но настоящая причина того, почему капитан Мартинес не присоединился к Великим Повелителям, заключается в том, что он настоял на сохранении операции с «Титаном» в тайне. Я к этому не имел никакого отношения.

Мартинес ухмыльнулся:

— Я ведь должен был защищать свои инвестиции. Северин непонимающе взглянул на него.

— На выигранные у лорда Мукерджи деньги я скупил все фьючерсные контракты у этих несчастных идиотов Аллодорма и Па, — объяснил Мартинес. — Некоторые из них, безусловно, ничего не стоят, но все равно теперь я богатый человек. — Он откинулся в кресле и довольно улыбнулся — не кому-то в отдельности, а миру в целом.

— У меня никогда прежде не было собственных денег, — мечтательно произнес он. — Они всегда доставались мне от Терцы или от отца. Даже и не знаю, что я буду делать с таким капиталом.

— Перспективы ошеломляющие, — пробормотала Терца. Мартинес взглянул на брата.

— Ну и, разумеется, часть штрафов от заговорщиков пойдет на компенсации обманутым вкладчикам.

— Они знали, чем рискуют. — В голосе Роланда послышалось раздражение. — Так что им не на что жаловаться. В конце концов, это же фьючерсный рынок!

— Роланд! — Голос Мартинеса был тверд. Роланд хлопнул в ладоши.

— Хорошо! Раз ты настаиваешь. Но если ты будешь продолжать в том же духе, я скоро пожалею, что Марселла оказалась плохим стрелком.

Мартинес улыбнулся:

— Я всего лишь борюсь за справедливость во Вселенной.

— А! — радостно воскликнул Роланд. — Вот и мой завтрак! Улыбчивая светловолосая служанка принесла Роланду яичницу и

еще одну корзинку с булочками. Терца посмотрела на Северина из-за ободка своей чашки.

— Вы увидитесь с госпожой Лайао, пока «Искатель» стоит в доке? — спросила она.

Северин бросил взгляд на свой опаловый перстень. «Неужели все уже в курсе?» — подумал он.

— Я посылал ей записку. Но, боюсь, все будет зависеть от ее планов.

И планов ее мужа.

— А какие теперь планы у вас? — поинтересовалась Терца.

— Ну-у… — замялся Северин. — Вообще-то я подумывал о создании кукольного театра.

За столом наступила тишина, которую нарушал лишь пересвист утренних птиц.

— Оригинально, — пробормотал Мартинес.

— Вы так думаете? — оживился Северин. — Если хотите, я расскажу поподробнее.

И поскольку утро впереди было долгое, этим он и занялся.

Приложение Структура календаря шаа

Как всем известно, «год» в календаре шаа представляет собой неясно каким образом выбранный отрезок времени, не совпадающий со временем обращения по орбите ни одной из известных планет или с каким-нибудь другим естественным процессом. Он длится 0,84 земного года, или 306,6 земных дней. Кэролайн Суле, двадцати трех лет по меркам шаа, было всего 20 по земному счету.

У каждой планеты, входящей в империю шаа, имелся свой календарь, по которому отсчитывались локальные годы и смена сезонов; но все официальные расчеты основывались на имперском календаре.

Год шаа разделяется на произвольно выбранное число частей, выбор которого свидетельствует о любви шаа к простым числам. Их год делится на 11 «месяцев», каждый из которых равен 27,9 земным дням, а в каждом месяце содержится 23 дня шаа, каждый длительностью в 1,21 земного дня. День шаа состоит из 29 часов (длительностью 59,98 земных минут) и каждый час делится на 53 минуты (каждая по 67,9 земных секунд). В свою очередь минута шаа делится на 101 секунду, каждая из которых равна 0,67 земных секунд.

В календаре шаа отсутствует такое понятие, как неделя, хотя в локальных календарях многих планет империи такой период имеется.

В данной книге все меры времени, если это не оговаривается особо, приведены в единицах, принятых шаа. Читателя можно утешить тем, что, хотя день шаа немного длиннее, чем двадцатичетырехчасовой земной день, длительности часов и минут в них фактически совпадают.

Notes

1

Праксис здесь — политико-философская система, основанная на принципах жесткой иерархичности общества, праве сильного, возведенном в ранг религиозной доктрины, и примитивном здравомыслии — «прав тот, у кого ружье», «кто первый встал, того и тапки». Смотри, например, словарь иностранных слов: «праксис — практическое отношение к жизни, исключающее какие-либо идеалистические соображения и высокие обоснования». Примеч. ред.

(обратно)

2

О календаре шаа см. в конце книги. Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

  • Праксис
  •   Пролог
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  • Распад
  •   Пролог
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  • Война
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  • Вложение капитала
  • Приложение Структура календаря шаа
  • *** Примечания ***