Третья дорога [Ванда Колодзей] (fb2) читать онлайн

Ванда Колодзей

Третья дорога

Роман

(Фантастические картинки реальной жизни)

Пролог

Белые башни излучали яркий свет. Сегодня он был особенным. Виру казалось, что эти два Маяка Вселенной растворились в собственном сиянии, их очертания едва улавливало его сознание. Вспышка озарила Пустоту – и перед глазами юного Бога возник Дворец. Белоснежные колонны соединяли Небеса: одно было бледно-голубым, с легкими полупрозрачными облаками, второе – ультрамариновым, с волнами, доходящими до самых ступеней, до предела понимания. Во Дворце между колоннами Небеса смешивались, и в центре их проникновения формировалась Сфера, словно живой алмаз, покрытый легкой паутиной золотых огней.

«Братья творят», - подумал Вир. И ему захотелось принять участие в Творении, о котором вот уже несколько дней говорил весь Мир Богов и боялся своим голосом помешать Великому Эксперименту. И как ответ Миру Золотая Сфера зазвучала, и вместе с ней зазвучала и душа Вира, как может звучать свет, сконцентрированный в одной точке пространства. Юный Бог посмотрел вперед и увидел, что между ним и Сферой существует нить, тонкая сияющая нить, он ощутил ее прочность и понял, что разорвать этот луч может только он сам. Он знал, что готов отдать Золотой Сфере всего себя, но та не готова была принять его полностью и вмещала маленькую часть его света, маленькую часть его жизни.

«Какую часть жизни ты можешь отдать?» - услышал Вир в глубокой Тишине собственный голос.

«Ее начало, самое начало», - ответил он себе и направил поток мыслей в Сферу.

Нить порвалась…

Вир обрел реальные черты: сильные руки, готовые держать меч, крепкие ноги, твердо стоящие на небесах, лицо, полное решимости и отваги. Сфера отражала его. И не только его. Тысячи других Богов и Богинь, любящих себя и Сферу, улыбались Миру, улыбались Виру…

Дорога 1

Мир Богов

- Я не буду творить. Зачем? Сколько их было! Какое это по счету? Совет еще не рассмотрел предыдущее.

- Земля переполнена, ты знаешь. Твои же бабочки достойны воплощения. Подари их мне, Вир. А лучше сотвори свою планету и выпусти их на свободу.

- Глория, мы с тобой часть Великого Эксперимента. Мы свободны, да… но если я исчезну в собственной Пустоте, то исчезнешь и ты, и Золотая Сфера…

- Тогда ни о чем не думай и твори. Радость безгрешна.

- Иногда мне кажется, что в этой радости я начинаю ненавидеть свои творения, по крайней мере, я не наполняю их собой.

- А радуга?

- Что радуга? Я ей живу…

Вчера и сегодня Вир подбирал краски для своей радуги, подбирал не спеша. Золотая Сфера предлагала ему семь цветов, но для Бога этого было недостаточно. Первые творения приносили Виру радость и умножали его силу, все последующие потеряли свою значимость и стали просто игрой. И только радуга еще напоминала ему о величии творений. Он пообещал себе, что это будет последнее прикосновение его мыслей и рук к Золотой Сфере. А потом… Что потом?.. Боги творят. Он не будет Богом. Он волен сделать свой выбор. Вир не торопился, его радуга будет жить даже тогда, когда он уже не будет Богом. Глория смеется над ним: «Ты забавный… Творение бессмертно бессмертием Творца». Вот и сейчас Вир слышит ее смех. Любит ли он ее? Несомненно. Именно она станет самой яркой краской его радуги!

Все свое внимание юный Бог сконцентрировал на Сфере. Та максимально приблизилась и завладела им. Краски смешались со звуками. Образы Мира Богов пульсировали в пространстве, самые сильные и яркие становились частью радуги. И радуга росла. И когда она обогнула дугой Золотую Сферу и достигла Верхнего Неба, Вир уловил чей-то пристальный взгляд. Кто-то был там, на Вершине. Глория? Но это было лицо не Глории. Это были глаза не Глории, и Бог посмотрел в эти глаза…

Там была надежда… Там была Земля. На земле стояла маленькая девочка и смотрела на радугу, широко раскрыв чистые, как безоблачное небо, глаза. Там было ожидание…

Через мгновение радуга исчезла, а Золотая Сфера излучала свой свет на прежнем месте. Игра воображения? Ловушка Сферы? Возможно… Юный Бог повернулся к Золотой Сфере спиной и уверенно зашагал прочь от Дворца в реальный Мир Богов.

Прошло 12 лет

Твердыни Мира Богов стояли на прежнем месте. На прежнем месте была и Золотая Сфера. Ледяные горы отражали ее лучи, а она отражала каждого Бога, сидящего на вершине горы, изредка сходящего вниз для утверждения своих творений в Совете Воплощений. Да, Боги нисходят для… общения, для ощущения рук и тела. И если спросить у Богов, где высшая точка их мира, каждый ответит: высшая точка – на вершине его горы. И будет прав. Нет ничего во Вселенной величественней и прекрасней образа Бога, вознесенного до Верхнего Неба, момента прикосновения мыслей…

Когда наступал вечер, Глория невольно искала глазами на соседней горе Вира. Там его не было. Она несколько раз видела его в Долине, но не решалась подойти: Вир был уже не просто Юным Богом, мечтавшим сотворить для нее радугу, он стал во главе Совета Воплощений. Боги говорили о Великой Жертве, Глория не понимала, в чем она, это Жертва, но знала точно одно: на вершине Вира не было, его Твердыня была пуста… а Вир… Вир? Где ты?.. Он был ей так нужен… Нет, она не произнесет эти слова… никогда. Завтра, ближе к полудню, Глория будет в Совете, принесет свое очередное творение, и в очередной раз она не увидит его. И забудет до… нового творения. Но как же манит к себе покинутая Богом Твердыня! И не Твердыня вовсе, а Кристалл, Чистый Кристалл, без единого творения, без Творца…

Полный оборот Золотой Сферы – и наступает новый день. Совет Воплощений сообщает Богам о принятом вчера решении, и волна восторга передается от Твердыни к Твердыне. Боги знают, что воплощенное творение расширяет до Галактики, и каждый мечтает создать свой Мир, стать великой Пустотой, в которой Боги рождаются сами.

Вир не стремился и не мечтал. Утром он объявит решение Совета, увидит, как в Воплощенном Мире меняется Лента Событий: старая форма уступает место новой, бесследно исчезая в Едином Сознании. Вызовет ли это у него восторг? Он по-настоящему видит только радугу и глаза девочки, так глубоко… чтобы поверить в их существование…

- Богиня Глория, Вас вызывает Совет Воплощений.

Глория вошла в Пространство Совета. Она впервые переступила Порог и оказалась в центре. Со всех сторон на нее обрушился невероятно чистый и прохладный свет. Богиня ожидала пристальных взглядов участников Совета, но никого вокруг не было, а из потоков света вышел один Бог. Это был Вир.

- Почему радуга? – спросил он.

- Ты обещал…

- Обещал?.. Твоя радуга чудесна. Совет принял творение, и сегодня же его увидят жители Мира Воплощений.

- А как же ты, Вир?

- Я рад за тебя.

- Твердыня помнит и ждет… и я…

- Мое место здесь. Радуга существует. Боги ее не видят… Я не Бог, я в Долине. Я вижу суть твоего творения – оно порадует людей и раскрасит их Мир. Хороший результат.

- Я хочу видеть ее…

- Ты опять предлагаешь мне разорвать Золотую Сферу?

- Неужели это единственный способ?

- Нет… Возвращайся на вершину и смотри на Нижнее Небо. Твоя радуга воплотится, и это стоит того, чтобы быть Богом. Прощай.

Вир повернулся и исчез, как будто и не появлялся, как будто Глория видела всего лишь мираж в Пустыне собственных ожиданий…

Вечером на Нижнем Небе появилась радуга, яркая, насыщенная. У Глории перехватило дыхание от величия и красоты, и она забыла… забыла о том, что видела Вира, о том, что Вир есть.

Вир любовался радугой Глории, как, впрочем, и любым творением Богов, но, возможно, любовался иначе, хотя знал, что она уже и не вспоминает о нем. Память Богов так непостоянна. А он любил ее. Любил как не-Бог.

А в это время Чистый Кристалл, Кристалл без Творца ожил и прорезал Мир Богов лучом. Боги его не видели: они смотрели на радугу Глории…

Не-Бог ступил на луч. Вир не знал, куда идти и где будет конец дороги. Все воплощенные образы появлялись перед ним и пропускали вперед, все невоплощенные – смотрели на него из легкой туманной дымки. Дорога поднималась вверх, и Вир незаметно для себя поднимался вместе с ней. Когда же он оглянулся, чтобы с высоты полюбоваться радугой Глории, то был удивлен: облака Верхнего Неба плыли над Золотой Сферой, а он стоял над облаками.

«Я в Верхнем Небе?» - Вир не поверил своим глазам, но не остановился, а пошел дальше. Почему он здесь, не-Бог решит потом, а сейчас ему нужно идти, идти вперед. Дорога сужалась, образы исчезали. Луч стал тонкой нитью. Где-то вдалеке вспыхнул огонь. Огненный шар вырвался в пространство. Вир двинулся ему навстречу. Когда расстояние между ними стало минимальным, не-Бог увидел в огне свою радугу, глаза, излучающие любовь, и дверь, старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. Он дотронулся до нее… Шар оказался позади, а из Мира доносились радостные возгласы: Боги видели, как с Верхнего Неба по тонкому лучу спускался Вир. Слава о Высшем, самовознесенном Боге прокатилась по Миру. Великая Жертва уступила место Великому Подвигу. Боги замерли от восхищения, а Вир спустился в Долину, в Совет Воплощений…

Всю ночь Боги не могли сомкнуть глаз: их мучили вопросы, а ответов не было.

Как Вир оказался на Верхнем Небе?

Почему он, а не я?

Зачем Вир вернулся?

Мир Богов не спал. Твердыни качались от шума голосов. Богам казалось, что горы не выдержат и рухнут, и рухнет весь Мир.

- Вир смеется над нами.

- Смеется над нашими творениями…

- Да, смеется, ведь он не-Бог.

- Что там, на Верхнем Небе?

- Пусть Совет решает, что нам делать.

Боги то замолкали, погружаясь в глубины себя, то вновь говорили о дерзком и невероятном поступке их брата. И только Вир крепко-крепко спал, не подозревая о том, что принесет ему новый день.

Этой ночью Виру снился очень странный сон: он шел по бесконечной дороге, уходящей в никуда, в лицо дул сильный ветер, такой сильный, что приходилось одной рукой держать плащ, внезапно появившийся на плечах, а другой… А другой не-Бог сжимал меч, обагренный кровью. Вир оглянулся – дорога обрывалась, посмотрел вперед и… проснулся.

«Все изменилось. Прошлое исчезло из памяти. Навсегда». Вир знал, что сегодня наступил решающий день, что его «путешествие» не осталось незамеченным, а это катастрофа для Мира. Боги по-разному отнесутся к его поступку: одни искренне порадуются и своим восхищением возвысят его еще больше, но будут и те, кто назовет его выскочкой. Какую бы позицию ни занимали и первые, и вторые, ясно было одно: в Мире Богов появилось неравенство. «Слово за Советом». И Совет ждал брата.

Утро для Богов принесло надежду: все должно оставаться по-прежнему. Все будут сидеть на своих Твердынях, творить и любить свои творения, а Вир будет во главе Совета, пусть нетворящим, но он в любую минуту может творить вновь, братья даже ждут этого. Утро надежду и отняло: мысли утверждали, что ничего не останется прежним. Они сами уже не прежние Боги…

- Совет желает знать причину.

- Я ступил на луч и пошел по дороге.

- Что видел ты?

- Воплощенное и невоплощенное.

- Зачем спустился?

- Дорога привела назад.

- Ни долг? Ни честь? Дорога?

- Прошел я сквозь себя. Вот я и здесь.

- Мы рады, брат, что ты вернулся. Велик твой Подвиг. Скрывать его не сможешь ты: Мир наблюдал, Мир говорил всю ночь о нем.

- Боялся рухнуть Мир.

- Боялся? Не думал я, что мой непродолжительный уход посеет в сознании Богов тревогу и страх. Вы вправе изгнать меня.

- Изгнать? Нет-нет. Ты будешь возглавлять Совет и далее.

- Достойных много.

- Достойных много – ты один… И знаешь сам, что выше нет тебя.

- Твои творения невидимы для нас, а значит, тебе легко увидеть истинность творений наших.

- И дело не в доверии, а в плотности сознания.

Так говорили Боги. Так говорил Совет. Вир знал их правоту, но также знал и то, что уйти и не вернуться он сейчас не может, что в плотности этого Мира он занимает место, он родился в этом Мире, он часть его, и если кто-то из Богов исчезнет – Мир рухнет. Нельзя сохранить алфавит, удалив из него хотя бы одну букву, если только все слова, содержащие ее, не перестанут существовать. Но Вир оставил столько следов!!! Отказ от творений – это всего лишь попытка не наследить далее. Чужие следы… Теперь на Дороге Богов он оставляет чужие следы.

Вир вышел из Совета, чтобы принять для себя окончательное решение. В Долине, на площади Согласия его остановил Иларий, участник Совета. Брат что-то прятал за спиной, а потом, немного поколебавшись, протянул Виру меч, укрытый плащом.

- Возьми. Он твой. Я хранил его долгие годы. В архиве есть запись, старая запись, со времен еще до Золотой Сферы, где указано на рождение саморожденного, для него с Верхнего Неба упал меч. Хозяина меча узнают по тонкому лучу, на котором он будет спускаться с высот, недоступных для Богов. Нет сомнений: хозяин меча – это ты. Предсказание сбылось.

- Ты ничего не утаил?

- Этим мечом прольют кровь, кровь Бога, и будет открыт новый путь.

Вир вспомнил свой сон и взял меч. Нижнее Небо озарила вспышка молнии, а раскаты грома сотрясли Мир Богов…

«О, Вир! Знал бы ты о замысле Богов. Бросить в Золотую Сферу до полного растворения. Доводы веские: в Мире нет места для разрушений. Предупредить? Предать тебя или Мир?» Крупные капли дождя упали на лицо Глории. Она все-таки любила Вира…

После Совета Мир погрузился в молчание. Каждая капля дождя в тишине звучала ударом. Вир рассматривал меч. «Что хочет от меня Золотая Сфера? Это ее меч, я уверен. Я когда-то уже держал его». Все, что было до Золотой Сферы, Вир не помнил. Меч же был реален. Долго не думая, не-Бог решил спрятать его на своей Твердыне.

Кристалл встретил хозяина ослепительным пульсирующим сиянием, как будто хотел сказать о радости встречи, о полном слиянии, которое возможно только при возвращении домой. Вир взошел на Твердыню. Весь Мир был перед ним как на ладони. Боги молчали. «Боятся даже посмотреть на Кристалл. Тем лучше. Свет Твердыни скроет от чужих глаз меч. Кровь Бога не будет пролита». Вир повернулся лицом к Золотой Сфере и крикнул:

- Я бросаю вызов тебе, Золотая Сфера! Ты дала мне меч – смотри: у меня его нет.

Золотая Сфера на мгновение погасла, а затем вспыхнула вновь. В ней Вир увидел отражение Мира, отражения Богов. Не было только одного отражения – его, не-Бога. Он посмотрел на себя: руки, ноги, тело существовали, но они не отражались в Сфере.

«Вызов принят», - подумал Вир и решил спуститься. Вместо себя на вершине он оставил меч, еще раз окинул взглядом Мир, чтобы унести его красоту с собой в Долину, и увидел, как на соседней Твердыне за ним внимательно наблюдают. «Это Глория», - подсказало сердце и застучало сильней.

Кристалл выбросил в пространство световую волну – Твердыня Глории зазвучала. Вир сделал шаг вперед, Глория шла ему навстречу: полупрозрачный мост соединил горы. На середине моста не-Бог и Богиня встретились.

Впервые их тела прикоснулись. Впервые соединились их души. Впервые переплелись их мысли.

- Не уходи! – кричало сердце Глории.

- Я не могу остаться, - ответил Вир.

- Но почему? Почему?

- Потому что есть радуга… Там, на Верхнем Небе. Потому что этого хотят Боги.

- Боги боятся тебя.

- Боги могут бояться? И ты, Глория?

- Я люблю, я здесь, потому что люблю.

- Мост прекрасен. Это твое лучшее творение, ты воплотила его без Совета.

- Этот мост для нас двоих…

- Мост для влюбленных… Что ж, отныне он будет существовать.

- Ты вернешься?

- Не знаю…

- Ты можешь чего-то не знать?

- Я не знаю, вернусь ли я…

- Мост будет ждать…

Их мысли переплелись. Их губы прикоснулись. Огонь вырвался из сердец – мост воспламенился. Над огнем возвышались две фигуры: их держали объятья.

Золотая Сфера отразила поцелуй.

- Пора. Надо идти, - сказал Вир.

- Возьми меня с собой, - попросила Глория.

- Ты откажешься от творения? Ты откажешься от Мира?

Ответа не было… Глория стояла на вершине своей Твердыни. Вир быстро спускался с Кристалла вниз.

- Я не смогла… - прошептала сама себе Глория.

Вир был уже очень далеко. Глория посмотрела на Кристалл, стараясь навсегда запомнить эту встречу. На вершине лежал меч…

В Долине лил сильный дождь. Стена воды отделяла Твердыни и пространство Совета, словно пыталась приостановить замысел Богов. Вир, весь промокший, переступил порог. Внутри никого не было. «Странно. Обычно Совет полон Богов». Не-Бог снял плащ, в камине горел огонь. Волна тепла пробежала по телу. Мысль о Великой Пустоте завладела сознанием. «Стать Пустотой? Сотворить новый мир? Населить его Богами? Это реально. Из Мира можно выйти, заменив себя своим же творением. И не важно, что будет с ним. Не важно?..» Мысли поплыли. Из огня на Вира смотрели глаза, полные светлой тоски. Пламя поглотило их и создало новый образ: дерево, Дерево Жизни. Корнями оно уходило в Воздушный Океан, а кроной касалось той Пустоты, о которой вот уже несколько лет думал не-Бог. Дерево было огромным и сильным, таким огромным, что Вир не мог охватить его полностью своим взглядом. Тогда он сосредоточил внимание на середине, на месте, где смешивались Воздушный Океан и Пустота, и опять увидел дверь, старую, увитую плющом, с железными, ржавыми засовами. Вир попытался их открыть, но резкая боль пронзила его мысли, резкая боль пронзила его тело. «Боги не знают боли. Ты не Бог». Боль стучала в висках. «Ты не-Бог», - эхом вторило сердце.

Сквозь боль Вир почувствовал запах гари и ощутил, как чьи-то руки пытаются вернуть его в реальный Мир Богов.

- Вир, очнись!

Вир встрепенулся. Рядом стоял Иларий, опаленный плащ лежал на полу.

- Готовь меч! Мир восстал против тебя. Завтра после Совета на Нижнем Небе ты будешь воплощать пустынные миражи. Они станут для тебя ловушкой. Боги откроют вход в Золотую Сферу и закроют проход в Мир. Они хотят, чтобы Сфера поглотила и растворила тебя…

- Зачем ты здесь? Зачем хочешь спасти меня?

- Мир Богов иногда меняется, я прочел об этом в архиве. Меняются Боги.

- Их меняет Золотая Сфера?

- Да, но… Падение одной капли порождает круги. Боги хотят, чтобы этой каплей стал ты.

- Какая честь для моей персоны!.. Великая Жертва… О ней тоже есть запись в архиве?

- Она существует со времен до Золотой Сферы. В Мире Воплощений ее называют распятием.

- Распятием… Круги уже пошли. Что ты предлагаешь, Иларий?

- Завтра во время воплощений мы создадим свой портал, связывающий Верхнее и Нижнее Небеса. Ты уйдешь в Верхнее Небо и станешь Великой Пустотой, а с Нижнего Неба мы поднимем твое творение, твоего земного двойника. Ты отдашь ему свой меч. Золотая Сфера не примет его. Будет война, и в этой войне Боги будут повержены человеком.

- Ты хочешь войны, Иларий? У меня нет меча… И кто тебе сказал, что я хочу стать Пустотой?

- Твой огонь. Стать Пустотой – это стремление Бога. Исчерпать себя в своем мире, что может быть лучше?

- Исчерпать себя до ноля. Да, да… Как же я не подумал об этом? Хорошо. Я создам портал. И человек станет Богом…

В камине потрескивал огонь. Нектар блаженством разлился по телу. В этом году напиток был сладким и в меру выдержанным, пьянил сознание и расширял его границы. После второй чаши нектара завтрашний день не казался уже таким значительным ни для Илария, ни для Вира. Вот только Великая Пустота оставалась все также Великой да Дерево Жизни по-прежнему манило к себе своей тайной. Когда была выпита третья чаша, Вир ощутил, что разгадка тайны Дерева Жизни близка. Иларий говорил что-то о пользе нектара и его влиянии на поиск новых форм, но Вир его не слышал, он всем своим сознанием был в другой реальности…

В этой реальности было только дерево, Дерево Жизни. Каждая ветвь представляла собой мир, непохожий на все остальные. Вир мысленно просматривал их: остров Пробуждения насыщен водопадами и белоснежными колоннами, там ветер играет грохотом падающей воды; остров Познания есть безбрежное море, и по нему плывут мысли-корабли; остров Созерцания полон ночной тишины и светом фонарей, освещающим самые тайные желания; остров Просветления трепещет огнем, постоянно меняющим формы бытия. Все острова соединяет один крепкий и могучий ствол, видимый ровно до середины, а потом переходящий в звездный путь. Не-Бог последовал за мыслью по пути – и звезды растворились в Океане, Вир сам растворился, а когда достиг корней, то растворилась и сама жизнь. Вир «услышал» собственный голос:

- Я отдаю всю жизнь, я возвращаюсь.

Воздушный Океан пришел в движение, и вверх по стволу к кроне направился поток света. Острова ожили. Они ждали возвращения своего творца, и вот теперь, питаемые его силой и любовью, стали новыми реальными мирами, но без Богов, без Золотой Сферы.

«Я есть Дерево. Я есть проводник. От себя к себе».

Огонь потрескивал в камине. «Неужели Иларий тоже видел свое Дерево Жизни?» Вир посмотрел на Бога, тот говорил о своих юных творениях и о том, как он попал в Совет. Вир понял: Иларию не нужно Дерево Жизни. Дерево Жизни прорастает в собственном Воздушном Океане. И этот Океан навсегда растворен в Едином Океане Духа…

Мир находился в состоянии грозы. От сильного вращения Золотой Сферы энергия не концентрировалась на Твердынях, а опускалась в Долину и ударяла в пространство Совета. После очередного удара Сфера так быстро набрала обороты, что Боги не успели отразиться в ней – и время остановилось. В отсутствии времени Боги ощутили плотность своих окаменевших Твердынь, и впервые страх овладел ими: горы изначально были застывшими формами.

«Надо запустить время», - эта мысль передавалась от Бога к Богу. «Как? – вопрос задало само время и тотчас же ответило: - Необходимо создать иллюзию и перейти в нее сознанием. Твердыни вновь обретут прежнюю форму, и начнется новый отсчет».

- Кто может создать иллюзию? – спрашивали участники Совета друг у друга.

- Вир!

- Его Кристалл не окаменел!

- Его сознание не имеет плотности…

- Он спасет Мир!

- Он вернет время!

- Что ты можешь сделать, Вир?

- Всю энергию, что опустилась в Долину, я направлю в пространственные ловушки, Золотая Сфера начнет снижать обороты и вернется в состояние нормального движения.

- Где будут ловушки?

- В Мире Воплощений. Это будут пустынные миражи. В них прогремит гроза. Люди не пострадают, они даже не заметят ее. Возможно, что-то могут увидеть бедуины, только им одним пустыня открывает свое лицо.

- Новую эпоху мы назовем в твою честь, Вир, - Эпохой Преодоления!

- Воплощай, весь Мир в твоих руках.

Нижнее Небо изменило цвет: ультрамариновый стал черным. И в этой кромешной тьме возникла желтая пустыня. Мир затаил дыхание. В тишине стали слышны раскаты грома. Среди пустыни то тут, то там вспыхивали молнии, собирая вокруг себя темные тяжелые тучи. Боги услышали, как зашумел в миражах дождь. Песок пустыни был таким горячим, что капли испарялись, не достигая земли. Когда же вспыхнула последняя молния и прогремел последний гром, черные тучи стали подниматься вверх и перешли границу Нижнего Неба. Крик ужаса пронесся по Миру: тьма подступала к золотой Сфере.

- Вир, соединяй Небеса, - кричал Иларий, стараясь заглушить всех Богов. – Твой двойник готов к переходу!

Тьма достигла Верхнего Неба и остановилась. Мир оказался во тьме. Вир был в центре тьмы. Ни звуков, ни образов… Только стук сердца… Вир прислушался к тишине – это стучало не его сердце, это стучало не сердце Бога: у Богов нет сердца. Стук позвал к себе – и не-Бог пошел вслепую. Сделав несколько шагов, Вир очутился перед дверью. Он не видел ее, но знал, что это старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами дверь. Вир не пытался ее открыть. Дверь открылась сама…

Дорога 2

Мир Воплощений

Холодным февральским вечером, на закате, старая женщина шла в церковь, шла на службу. Завтра праздник, а сегодня она хотела помолиться за свою внучку: ее забрали в роддом. Женщина попросила всех домочадцев двигать мебель, переставлять любые предметы с места на место, чтобы облегчить роды, а сама, взяв свечи, отправилась на предпраздничную вечерню. Церковь стояла на горе. Ступеньки деревянной лестницы обледенели, подъем для старых больных ног оказался трудным и создавал ощущение бесконечности. Голова закружилась, в глазах потемнело – старая женщина потеряла сознание и упала… В это же мгновение в роддоме раздался громкий крик новорожденного, сообщающий миру о приходе еще одной души… «Свершилось. Правнучка», - мысль вернула прабабушку в реальный мир. Женщина поднялась на ноги и продолжила свое восхождение по крутой деревянной лестнице…

- Вандзя, Вандзечка, девочка моя, домой, пора обедать! – позвала мама дочку, выглянув в окно.

Девочки во дворе не было. Мама не беспокоилась. Она знала: Старый замок, вернее, те руины, что от него остались, был местом игры для мальчишек и девчонок, когда-то и она сама, будучи ребенком, пропадала там целыми летними днями, пока голод не брал верх да в животе не начинало урчать громче, чем эхо в развалинах, и тогда дорога домой была самой короткой в ее жизни. «Ничего, проголодается – прибежит. Обед покажется еще вкуснее», - улыбалась сама себе молодая женщина…

Днем руины замка собирали детвору, вечером становились местом для свиданий, и не раз камни слышали первые слова любви, радостный смех и смелые обещания детей и влюбленных.

Ванда собирала вокруг себя друзей, устраивала на развалинах соревнования, победителей награждала медалями, нарисованными собственной рукой. Иногда она убегала в замок, чтобы побыть одной. Здесь слезы высыхали очень быстро, обиды забывались, и каждый раз можно было проводить «раскопки» и находить интересные предметы.

Сегодня Ванда была одна, но не слезы были тому причиной: она ждала чудо. И, как любое чудо, девочка хотела его не только увидеть, но и сохранить в памяти навсегда… Дорога в замок была обычной. Голубое небо, легкие белые облака, запах полевых цветов. «Вот уже и замок показался, а чуда нет». Как только Вандзя это произнесла про себя, три белых мотылька закружились перед ее носом. Девочка побежала за ними по дороге. Бабочки поднялись вверх, в небо, Ванда посмотрела (о чудо!): облака точно копировали руины замка. Можно было разглядеть и мост, и две башенки…

Девочка остановилась, чтобы на мгновение «остановить» чудо.

- Облака, задержитесь, пожалуйста, - тихо попросила она.

Облака замерли, солнце скрылось. Ванда смотрела в небо. Небо ответило ей улыбкой: над облаками появилась радуга, такая яркая, такая живая.

- Я нарисую тебя, - прокричала Вандзя и больше слов не нашла, дыхание перехватило, комок счастья подступил к горлу.

На земле стояла маленькая девочка и смотрела на радугу, широко раскрыв чистые, как безоблачное небо, глаза. В них была надежда, в них было ожидание…

- Я вернусь к тебе, радуга, - прошептала Ванда, лицо ее сияло светом солнца, светом любви…

Домой Ванда прилетела стрелой, не забегая на кухню, она устремилась в свою комнату, быстро нашла лист бумаги и краски и села за рисунок. Сегодня она решила, что станет художницей…

Прошло 12 лет

«Не то». Ванда без сожаления стерла все масло с холста – день ее работы превратился в грязную тряпку. «Краски не те». Руки перебирали тюбики с масляной краской, а в ушах звучал голос:

- Ванда Колодзей, Академия искусств гордится Вами и вместе с дипломом об окончании вручает направление на стажировку в Рим. Мы надеемся, что поездка укрепит веру в талант, а новые полотна прославят не только страну, но и станут достоянием мировой живописи.

Рим позади. И что же?.. Новые полотна? Да. Новые краски? Да. Новый взгляд на живопись? Да… Но… нет радуги. Нет главной картины ее жизни. «Как оживить ее руками? Перед глазами она такая живая!» Мысли прервал телефонный звонок. Звонили из художественного салона, приглашали приехать на предварительный просмотр: завтра открытие ее выставки «Бессмертные Боги. Вечный город». Завтра вернисаж…

После посещения салона художница не отправилась ни в кафе, ни домой, ее позвали руины, ее позвал Старый замок. Чем ближе она подходила, тем отчетливей слышала музыку. Это играла скрипка, да-да, скрипка. Нежная и одновременно сильная мелодия вырывалась из души скрипача. Смычок парил над инструментом и прикасался к… радуге, ее радуге – и радуга была такой же яркой и живой, как когда-то, в первый день их встречи…

Солнце садилось. «Какие же здесь неповторимые закаты». Ванда посмотрела на теплое оранжевое небо и на его фоне увидела силуэт скрипача. Музыкант играл самозабвенно, но когда заметил девушку, мелодия резко прекратилась, а руки мгновенно опустили и смычок, и скрипку.

- Ванда, ты!.. Не может быть, это не сон? – произнес Гостеслав. Их глаза встретились. Их тела встретились. Их мысли переплелись.

- Гостек, ты ли это? Совсем взрослый стал. Черт возьми, прекрасен, как юный Бог. И часто ты здесь бываешь? – спросила Ванда. Радость звучала в ее голосе.

- Летом часто. Я здесь сочиняю музыку и жду… ее..ее одну.

- Бессердечная, как она может не придти, когда ее так ждут?

- Не говори о ней так. Она пришла, она уже здесь. Это ты, Ванда.

Наступила тишина, и в этой тишине полилась музыка. В ней звучал ветер и облака, лучи солнца и деревья, замок и долина. Это звучало признание, признание в любви, а то, что это признание, Ванда не сомневалась…

По дороге они шли вместе. Ощущение неизбежности стучалось в их сердцах.

- Приходи завтра в салон, на открытие. Увидишь мои картины. Рим – прекрасный город. Ты увидишь его моими глазами и полюбишь навсегда.

- Я уже полюбил его. Хотя без тебя мне не нужен ни один город на свете.

- Давай купим билеты на поезд или на самолет, все равно, и уедем.

- А как же твоя выставка? И у меня концерт. Нет, только не завтра, но я обещаю: мы обязательно уедем, вдвоем.

Ванда знала, что этого никогда не произойдет. Сердце было наполнено до предела любовью, поэтому ничто уже не могло омрачить радость.

«Как неожиданно приходит любовь и поражает мгновенно. Правда, Гостек утверждает, что любит давно. Мне больше нравится слово «вечно»…

С самого утра Ванда волновалась. Дрожь пробежала по телу от осознания того, что душа будет «оголена» перед… перед людьми. Ждала ли она признания таланта? Возможно, да… Слава – это не ее состояние, не ее страсть. Картины попросили – и она их покажет. «Неужели творение приносит творца в жертву?» - художница задала вопрос и не ответила. Чтобы отвлечь себя и успокоить душу, Ванда взялась за новую работу, но руки не слушались ее, мысли блуждали далеко-далеко, во вчерашнем дне, на закате… И мелодия… Она уже внутри и пустила корни. Корни? Дерево… Дерево Жизни? Это будет Дерево Жизни! Ветви соединяются в могучий ствол, переходящий в звездный путь. Звезды падают, но не на землю, они падают в небо, в легкие белоснежные облака. А над кроной – радуга. Радуга, ее радуга! «Что-то здесь есть, что-то важное зацепила моя мысль и подняла со дна колодца».

Ванда ухватилась за образ и стала писать. Энергия рывками попадала на полотно. Это были уже ни ветви, ни листья – это были острова, миры, живые миры.

Художница вернулась в действительность только к обеду, когда на городской ратуше пробили часы и голубь влетел в окно. Птица села на подоконник, постучала в раму, посмотрела на хозяйку квартиры и улетела. «Это к любви. Посланник Гостека. Пора». Ванда завесила полотно, быстро собралась и вышла из дому. Улица встретила шумом голосов – и чувство волнения исчезло. На вернисаж обещал придти Гостек…

Если бы вернисаж проходил в Старом замке, Ванду выбрали бы королевой, королевой вернисажа, и не потому, что она была хозяйкой картин, а потому, что сегодня она была настоящей Королевой! Уверенный шаг, гордый и открытый взгляд и глаза, полные невероятным светом. В этих глазах Гостеку хотелось утонуть, утонуть навсегда. Скрипач прятался за спины гостей: хотел преподнести сюрприз в финале. Он видел, как Ванда искала его глазами. Польщенный ее беспокойством, музыкант стал за колонну и уловил на себе пристальный взгляд: на него смотрел римский Бог глазами Ванды. Гостек отвернулся и вновь посмотрел на картину – определенно на него взирала женщина, которую он любил, но с такой внутренней силой и свободой, что скрипач остолбенел: Ванда была внутри этого Бога или Бог был внутри Ванды? Еще не раз потом Гостеслав вспомнит это полотно и это мгновение, стараясь в сотый раз ответить на вопрос, но ответа не будет.

- Оригинальные работы! Особенно вот этот юный Бог. Кажется, что всего лишь один шаг отделяет его от нас…

- Необычный взгляд! Боги полуреальны, но реальны…

- Рим прекрасен в любую погоду! Пожалуй, стоит купить эту работу.

- Только классическая живопись может гордиться своими Богами, а это – так, жалкая копия.

Голоса посетителей открыли глаза Гостеку – и все исчезло: с картины смотрел римский Бог, непохожий на своего творца.

Ванда Колодзей давала интервью местным газетам:

- Что дала Вам поездка в Рим?

- Именно в Риме я ощутила всю красоту и глубину прикосновения к полотну, именно в Риме я стала художником.

- Почему героями Вашей Римской серии стали Боги?

- Бытует мнение, что каждый из нас ребенок, открытый миру и жизнерадостный. Я бы добавила: в каждом из нас присутствует Бог, личный Бог, и от нас зависит, проявит ли он себя или мы в состоянии вечного сна будем ждать его и всю жизнь превратим в томительное ожидание.

- Если не секрет, ваша любимая картина?

- Все работы по-своему любимы.. Вероятно, вы хотели спросить, более значительная для меня? Это «Юный Бог. Взгляд сквозь время». В ней я хотела объединить внешнюю и внутреннюю силу и красоту Бога. Это полотно стало последним в серии, оно и вернуло меня на Родину.

- Каковы Ваши дальнейшие планы и темы новых творений?

- План у меня один – творить, совершенствовать технику. А темы? Темы подскажет сама жизнь. Буквально сегодня я начала работу над «Деревом Жизни» и нашла для себя совершенно новую форму его существования.

- Что Вы можете пожелать художникам и ценителям живописи?

- Первым – никогда не останавливаться на достигнутом результате, вторым – видеть суть работы, а форме предавать наименьшее значение…

Ванда улыбалась и принимала поздравления. Среди гостей она наконец-то увидела Гостека: в руках у него был букет огромных, шикарных белых роз. Скрипач протянул ей цветы:

- Поздравляю! Твои работы великолепны! Ты талантливый художник!

- Где ты пропадал? Я думала, что ты уже не придешь.

- Я был всегда рядом, невидим для тебя, как и в прежние годы. Меня захватили твои полотна, а по-настоящему интересует одно: под названием «Ванда Колодзей».

- Бессовестный лгунишка!

Гостек подошел ближе и прошептал Ванде на ухо:

- Я украду тебя у всех на виду, пускай мне завидуют.

Потом взял Ванду за руку, и они вместе направились к выходу.

Вместо выхода перед глазами Ванды возникла дверь, старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами. И не художница шла навстречу, а дверь приближалась к ней. Ванда крепко сжала руку Гостека: он был рядом. Значит, реальность здесь, и дверь тоже реальна. В отличие от Ванды музыкант шел уверенно, и дверь в его сознании не существовала. Когда же расстояние между дверью и художницей стало минимальным, Ванда зажмурила глаза и сделала шаг вперед. Ничего не произошло: она шла рядом с любимым человеком, а когда оглянулась назад – двери не было. «Я прошла сквозь нее», - Ванда была в этом абсолютно уверена…

В июле и августе в душе Ванды Колодзей царил рай. Всюду была жизнь, словно вырвалась на свободу и заявила о себе во весь голос: летние грозы укрепляли силу, ветер врывался в сознание и очищал его, шепот деревьев и трав эхом отзывался в сердце, солнце ласкало тело теплом, свет звезд отражался в глазах, как в зеркале мира. Необыкновенная любовь творила обыкновенные чудеса…

Две недели они не виделись: филармонический оркестр, в составе которого был Гостек, уехал на гастроли, Ванда писала «Дерево Жизни». Телефонные звонки иногда соединяли их голоса, но что можно было сказать по телефону? «Люблю» превращалось в самое банальное слово.

Выставка завершила свою работу, половина картин была продана, вторую половину художница подарила Академии искусств. Работа «Юный Бог. Взгляд сквозь время» осталась у хозяйки. Она ни за какие деньги не продала бы ее никому: полотно было слишком личным и живым, чтобы стать предметом интерьера или учебным пособием для студентов. Иногда девушке казалось, что с портрета смотрит она сама, вот и сейчас картина излучала любовь.

«Дерево Жизни» почти завершено: корни, звездный путь, ствол, ветви-острова… радуга не та. Сколько раз Ванда пыталась ее передать, но все попытки не давали ожидаемого результата. «Я думала, что любовь откроет радугу, даже была уверена в этом… Может, радуга за дверью, той дверью… Любовь не ключ… На двери нет замка, там засовы, железные, ржавые засовы. Значит, дверь нужно открыть руками», - решила для себя Ванда.

Чтобы найти и открыть дверь, Ванда отправилась в Старый замок. День стоял теплый. Вчера лил дождь – дорогу размыло, а долина была местами залита водой. «Ищи свой путь», - сказала себе Ванда и свернула налево. Трава была такой мягкой, что ноги тонули в ней. Удачно перейдя затопленный участок, художница двинулась вперед. Там, впереди, блеснула поверхность новой воды, не поверив своим глазам, Ванда продолжала идти.

«Стоп! Ловушка!» - выдало сознание: вода разлилась полукругом и отрезала дорогу. «Ищи свой путь», - повторила себе Ванда и повернула направо. Ноги вывели на сухое место. «Это не дорога». Девушка оглянулась: прежняя жизнь была позади.

«Ищи свой путь», - в третий раз прозвучал внутренний голос Ванды. Она заметила узкую тропинку («Кажется, по ней ходили люди») и без сомнения пошла по ней. Из-за сплетенных ветвей выросших деревьев показалась невысокая стена. Ванда посмотрела, что находится за ней: экспериментальная станция, двор, двор людей, во дворе – никого. Художница пошла вдоль стены… Узкая тропинка то появлялась, то исчезала, идти было трудно: бурелом, крутые обрывы создавали новые ловушки. Ванда упорно шла вперед: идти назад смысла не было. Когда появился просвет, то появилась и надежда выйти на широкую протоптанную дорогу. Ванда знала, что она совсем рядом. Вот и конец стены – новый поворот и остановка. «Здесь должна быть очередная ловушка, самая большая». Ванда прислушалась – тихо, посмотрела на ноги – грязная обувь не давала покоя. Художница согнулась и стала вытирать влажными салфетками ботинки, а когда поднялась во весь рост, увидела, как на нее быстро движется большой черный пес. Ванда повернула назад, но не пошла по пройденной тропинке, а спустилась с размытого дождем обрыва вниз. Земля была вязкой, дорога полностью отсутствовала. Ванда стала пробираться сквозь высохший борщевик, не прокладывая себе путь и не оставляя следов. Широкая дорога сама появилась впереди, как только девушка перестала о ней думать. А став на дорогу, Ванда тотчас же оказалась перед воротами Старого замка, вернее, перед дверью, старой, увитой плющом, с железными, ржавыми засовами. Как только попыталась открыть ее – резкая боль пронзила тело и душу. Боль стучала в висках: «Все позади. Все позади». Что позади?

- Ванда, где ты? – отчетливо услышала она голос Гостека, а потом и сам скрипач появился из-за двери, которой уже не было…

- Как ты здесь оказался?

- Твой сосед сказал мне: Ванда Колодзей пошла в Старый замок. У меня не возникло и тени сомнения – и вот я здесь.

- Долина затоплена водой. Как ты сюда добрался?

- Как обычно, по широкой дороге. Ванда, я безумно скучал эти две недели без тебя и не мог уже просто сидеть и ждать твоего возвращения, зная, что ты совсем рядом.

- Ты не видел здесь дверь?

- Какую дверь? О чем ты говоришь? В этих развалинах нет двери. Ты заработалась, моя любовь… Дай мне руку, - попросил Гостек, и Ванда протянула ее.

В руке оказалась маленькая коробочка из красного бархата. Ванда открыла ее: серебряный перстень с черным камнем привлек к себе внимание художницы.

- Я где-то читал, что перстень с черным камнем на указательном пальце левой, а затем правой руки носила одна русская поэтесса. Камень назывался вороний глаз. Так почему его не может иметь польская художница Ванда Колодзей?!

- Польская художница Ванда Колодзей может все, - сказала Ванда и надела перстень на указательный палец левой руки. - Я, конечно, не русская поэтесса, но есть вещи, которые просятся на бумагу. Суждено: я буду писать. Гостек, ты случайно не прихватил с собой скрипку? Я хочу, чтобы ты сыграл для меня одной.

- Скрипка со мной: я знал, что ты меня попросишь об этом. Старый замок не может быть без мелодии, а мелодия не может жить без Старого замка.

Смычок прикоснулся к скрипке – и полились звуки… Мягкие и плавные, как ход Луны в ночном небе, яркие и пульсирующие, как звезды в ясную погоду, нарастающие и сильные, как волны в океанском шторме, грозные и протяжные, как раскаты грома в воробьиную ночь. И в этой мелодии Ванда услышала плач ребенка и треск огня (трещали сухие ветки). Сквозь пелену дыма художница посмотрела на скрипача: тот стоял не один – рядом с ним была женщина, его жена, она победноулыбалась, а из глаз Гостека катилась слеза. И тут Ванда осознала, что она на костре, она горит в центре площади. Пылающая женщина окинула взглядом толпу.

- Ведьма! Сжечь ведьму! – кричали люди.

Маленький мальчик ухватился за подол юбки пожилой горожанки и плакал. Это его плач услышала Ванда! «Это мой сын», - мысль болью пронзила душу…

Мелодия, вырвавшись на свободу, присмирела, как укрощенный дикий зверь, и вновь полились мягкие, плавные звуки.

«Я сошла с ума, - подумала Ванда и решила: - Все это плод моего больного воображения. Отдых! Нужен отдых…»

Отдыха не было. Головная боль не отступала ни днем, ни ночью. Ванда уже и не помнила, когда ей удалось уснуть, наверное, дней пять назад. Крепкий кофе держал на ногах. Ванда писала!!! Много писала, мелким почерком, без остановки. И только на седьмые сутки художница свалилась от усталости на кровать и проспала целый день.

- Ванда, что случилось? Почему ты не отвечаешь на звонки?

- Ушла головой в творчество. На звонки не хватало времени.

- Я нашел тебе работу в Академии искусств, будешь обучать студентов живописи. Ответ необходимо дать сегодня. Согласна?

- Какой с меня учитель, Гостек? Я слишком люблю свободу.

- Я думаю о тебе, мое счастье. Это разумный выбор.

- Делай, как знаешь. Я хочу тебя видеть. Приедешь?

- У меня мало свободного времени. Через полчаса репетиция, вечером выступление, открываем фестиваль классической музыки.

- Успеть хотя бы на минуту встречи…

- Что ты говоришь?

- Так. Ничего. Вечером я буду в замке…

Ванда смотрела на римского Бога: рядом с любовью в нем жила и боль. Боль натянула струны души до предела, а Гостек-скрипач водил смычком по этим струнам. Сознание выдавало новые сюрпризы: змея, большая змея извивалась на полу кольцами. В руках Ванды внезапно появился меч, и она безжалостно стала рубить им голову гада! Потом стала рубить на куски и тело змеи. «Вир, остановись!» - в ушах звучал чей-то крик. «Кто этот Вир? – задала себе вопрос Ванда и посмотрела на юного Бога. – Он? Да, он. Странное имя для античного Бога».

Ванда вспомнила о новом полотне и открыла «Дерево Жизни». Одна ветвь-остров пылала огнем, словно была обагрена кровью. Звездный путь утонул во тьме, и тьма спускалась дальше вниз, приближаясь к корням. Художница одним рывком закрыла полотно и выбежала из дому на улицу. Она спешила, спешила в Старый замок. «Опасность! Миру грозит опасность? Виру грозит опасность!» Мысли опережали тело, и Ванда падала, вставала, продолжала свой бег и снова падала. В полном бессилии она добралась до замка.

«Время есть», - Ванда рухнула на землю и посмотрела в небо. На голубом небе плыли легкие облака, яркое солнце слепило глаза. Ванда захотела пронзить солнце взглядом, как будто именно там, на солнце, был Вир и ему грозила опасность.

Вдруг небо потемнело. От резкого порыва ветра зашумели листья на деревьях, загудел Старый замок. «Что случилось? Затмение?! И день стал ночью…» Все вокруг замерло. В полной тишине Ванда услышала стук своего сердца. Она лежала на земле и смотрела в черное небо. Не видела, но знала, что там вместо солнца дверь, старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами. Ванда не пыталась ее открыть, дверь открылась сама.

Перекресток Дорог

Тьма жила собой. Поглощала любую мысль, любой образ, любой луч. И ей было все равно, какую мысль, какой образ, какой луч. В ней не было ничего, кроме самой себя. Вир был в ней. Тьма не поглотила его. «Тьма поглотила Золотую Сферу, Чистый Кристалл, Глорию – все, чем я был, все, что я любил. Она должна была поглотить и меня, но я слышу, слышу стук сердца, я вижу, вижу поток света из открывшейся двери. Нет тела моего, нет глаз моих, но я вижу и слышу. Кем я стал? Кем я был? Зачем я задаю вопросы, ведь мне не нужны ответы? Тьма живет собой. Тьма живая, в ней существует жизнь и будет существовать. Она также бессмертна, как бессмертны Боги! Неужели? Неужели она всего лишь тень Богов, их временный сон, сон?.. А когда они проснутся, то в памяти ее (тьмы) не будет. Что останется в памяти Богов? Ничто не может нарушить их совершенство, даже собственная тень», - так размышлял Вир, не-Бог, единственное существо, не поглощенное тьмой.

В какой мир ведет старая, увитая плющом дверь? В Верхнее Небо? Нет. Вир точно знал: она ведет в Мир Воплощений. Он ранее искал за ней радугу, чтобы стать самой яркой краской, чтобы собой заменить все краски! Боялся ли он полного растворения? Он желал его, как может желать безумец. Растворения в Золотой Сфере? О, нет, какой смысл в новом рождении? Он родится Богом, как думают все остальные? Не, нет и нет. Он родится не-Богом, он вновь откажется от творений, даже если память почистить, даже если Глории не будет…

«Куда идти? Вокруг тьма. Остаться в ней и обречь себя на бездействие? Нет. Подняться в Верхнее Небо и стать Пустотой? Нет. Забыть своего двойника и через него навсегда быть связанным с Миром Богов? Нет. Свет ведет в Мир Воплощений. Там стучит сердце. Еще шаг – и оно будет моим…»

Не-Бог шел во тьме, прорезая тьму, к открытой старой двери, увитой плющом…

Ванда лежала на земле. Черное небо не внушало страха, только сердце все равно учащенно билось, словно отсчитывало последние удары и старалось успеть сосчитать их все. Небо смешалось с землей. Тьма стала реальней, чем весь мир, чем она (Ванда) сама. Тьма сжимала со всех сторон, холодом наполняя разум, огнем сжигая душу. Ванда точно знала: она может исчезнуть во тьме, навсегда, и тьме абсолютно все равно, Ванда она, художница, или торговка с городского рынка. Она не исчезнет! Вместо солнца Ванда видит свет, он льется на землю из мира, что за дверью…

«Гостек», - кричит душа. «Гостек», - цепляется разум за образ. В потоке света Гостека нет, он остался и исчез во тьме. «Я не останусь во тьме. Я хочу наполниться жизнью, силой, любовью до предела, от корней до ветвей Дерева Жизни! Там Дерево, за дверью. Там все краски моей радуги! Жить на земле с вечной болью? Нет. С вечной неутолимой жаждой жизни? Нет. Прощай, юный Бог, тебя, тебя одного я еще хотела бы увидеть…»

Ванда встала. Дверь заскрипела – свет с силой рванул ее и широкой дорогой опустился к ногам художницы. Ванда сделала шаг, второй… Невесомость… Полет…

Свет жил собой. Проявляя любую мысль, любой образ, любое слово. И ему было все равно, какую мысль, какой образ, какое слово. В нем было все, и все было Светом.

В Свете навстречу друг другу по Дереву Жизни двигались Ванда и Вир. Они дышали одним воздухом, они слышали одни звуки, они видели одни образы. Их движение – это движение от кроны к корням и от корней к кроне. Звездный путь на границе перехода встретил обоих метеоритным дождем, вспышками новых звезд и сверхзвезд, рождением новых Галактик и звездных систем. И над всеми системами, над всеми Галактиками была радуга, их радуга!

- Я иду к тебе, - крикнул Вир.

- Я иду к тебе, - произнесла Ванда.

И, сделав последний шаг, они прошли сквозь друг друга. Они вошли друг в друга, так и не увидев друг друга, перейдя желание видеть…

Тьма отступила…

Время пошло. Золотая Сфера вращалась и как прежде отражала Богов, а те смотрели на Мир новыми глазами и уже не видели и не помнили того, что осталось за гранью тьмы, в том пространстве, где рядом с ними жил не-Бог. Не хотели помнить? Не помнили… Немногие из Богов что-то пытались рассказать о своих снах, полных страха, отчаяния, тьмы и надежды на спасение, но их не слышали: новые творения привлекали к себе куда большее внимание, чем все попытки восстановить часть истории Мира. Один Бог, Иларий, все видел и помнил. Он был тем Богом, что не уснул, а наблюдал за действиями Вира и терпеливо ждал, когда тот уйдет в Верхнее Небо. Этот Бог хотел первым встретить двойника из Мира Воплощений и подчинить его себе в обмен на молчаниие о переходе. Иларий ничего во тьме не видел, на какое-то время тьма даже поглотила его, но миг поглощения был так краток, а «пробуждение» вселило уверенность в положительном исходе всей операции. Иларий был уверен: Вир стал Пустотой (он бы поступил именно так!).

Внезапно тьма отступила. Иларий наблюдал, как Твердыня за Твердыней возрождалась и сияла новым светом. На вершине каждой просыпался Бог. На Чистом Кристалле стоял Вир. «Вир ли это? Может, это та девочка, которую я увидел в Огне Вира? Выбора нет: иди и узнай все сам», - Иларий принял для себя окончательное решение.

Ванда навсегда запомнит свои первые ощущения в новом теле, в новом Мире. Невероятная легкость, открытость, сила. «Тела и нет вовсе», - слегка испуганно прошептала она. И не только тело было новым – новыми были и мысли, новыми были и образы. Красота Мира завораживала: под ногами – ультрамариновый океан, глубокий и бездонный; над головой – полупрозрачное голубое небо с белоснежными трепещущими облаками; в центре – ослепительный Золотой шар, покрытый звездной паутиной; вокруг – хрустальные горы, отливающие разными цветами, и на вершине каждой – существо, совершенное во всем. Когда Ванда посмотрела на то место, где стояла, то увидела Кристалл, Чистый Кристалл, он был таким живым, что выпустил из себя в пространство лучи в знак радостной встречи с ней. Весь Мир был наполнен такой любовью, что хотелось любить еще больше, чем она любила на земле.

- Иларий, - представился Бог и протянул ей руку.

- Ванда, - ответила художница рукопожатием.

- Ты уже не Ванда, ты Вир, смотри, - Иларий повернул ее лицом к Золотой Сфере.

Из Сферы смотрел Бог. Черты его были реальны: сильные руки, готовые держать меч, крепкие ноги, твердо стоящие на небесах, лицо, полное решимости и отваги.

- Ты Бог, и имя твое Вир! – с радостью заявил Иларий и посмотрел в Верхнее Небо: «Ты сдержал слово, Вир. Когда-нибудь и я так уйду, а пока…»

- Я Бог, и имя мое Вир! – повторила Ванда…

Яркое солнце слепило глаза. Первые мгновения в Мире Воплощений Вир запомнит навсегда: плотное тело; дыхание, которое переполняет и сжимает грудь так, что хочется крикнуть, как кричит душа, появившаяся на свет в свой первый миг прихода; звуки, резкие и обрывистые; мысли, тяжелые и неподвижные; образы то четкие, то размытые; шум в ушах и боль в голове, острая и блуждающая.

«Вот оно, падение», - подумал Вир и сделал шаг вперед.

Первые шаги были мучительны: не-Богу казалось, что он проходит сквозь толщи воды, давящей на него со всех сторон. Потом давление воздуха перестало беспокоить, но тяжесть и тупая боль в ногах не утихали и не собирались утихать, как будто претендовали на роль спутников в новом и опасном путешествии.

Вир остановился и посмотрел вокруг. Земля была прекрасна: ясное голубое небо, яркое солнце, деревья, утонувшие в зелени листвы, дорога, старая, утоптанная путниками, бродившими по ней из конца в конец, стены замка, величественные даже в своем разрушенном виде.

«Я узнаю его, это мой замок, - озарение поразило Вира. – Это одно из моих первых воплощенных творений. Его разрушило время? Здесь нет времени… Наверное, мой сознательный отказ от творения и «разрушает» все мои воплощенные образы».

- Хорошее и тихое местечко, - произнес Вир.

- Только что делать в этом хорошем и тихом местечке? – отозвался внутренний голос.

- Я пришел, чтобы отдать себя, всего себя, полностью.

И тут Вир обратил внимание на свое новое тело: тонкие изящные руки и пальцы, ноги, крепко стоящие на земле, длинные русые волосы и глаза (о, эти глаза он видел не раз в своей радуге!), чистые, как безоблачное небо. Это было тело молодой женщины.

- Ванда! – к нему навстречу бежал молодой человек и взволнованно кричал: - Я тебя люблю! Люблю!

У Вира громко застучало сердце. «Мое имя Ванда. Ванда Колодзей, я художница. Вир, поздравляю тебя: получилось! Что ж, действуй…»

Параллельные Дороги

Прошло 5 лет

15 апреля Ванда ждала гостей. В зале Академии искусств она разыграет образно-звуковое шоу – и зрители исполнят в нем не последнюю роль. Месяц художница готовилась к показу: костюмы, свет, запись фонограммы, отбор полотен, сценарий и приглашение гостей. В списке приглашенных друзья (а их было немало) занимали верхние строчки. Ванду не беспокоила реакция публики на ее (по замыслу) появление в самом конце шоу-программы, но она волновалась: не подвели бы студенты, «12 апостолов», и не провалили заключительную и самую важную часть показа. Репетиция первая и она же генеральная состоялась незадолго до открытия шоу.

Ванда встретила гостей приветственным словом:

- Я рада, что сегодня вы пришли ко мне. Я приглашаю Вас в необычное путешествие в мир образов и звуков. «Жители Ночи» приветствуют Вас! – художница открыла широкую дверь, зрители оказались во тьме, в ограниченном темном пространстве.

Ударил колокол, вспыхнул огонь. Юноша в черном плаще с капюшоном в одной руке держал факел, а другой рукой указал на путь следования по залу. Фонограмма голоса Ванды (она читала свои стихи под музыку) сопровождала гостей и раскрывала смысл полотен. За голосом шел юноша в черном плаще, за голосом шли приглашенные гости. Картины «вспыхивали» друг за другом и «гасли», словно фрагменты новой жизни, запечатленные разумом и рукой художника, и эти же моменты вновь уходили в Ночь, когда творец разжимал руку, а разумом искал новый миг, новый образ. Освещенная картина не только приковывала внимание, она захватывала душу и не отпускала до тех пор, пока свет трепетал, и ему в ответ трепетала и душа. Из потоков воздуха сплелась прочная нить между творением и зрителями. Чьи руки сплели ее? Творца-художника? Нет. Творений-картин? Конечно, нет. Силы, направляемой от Творца к творению? Да. Словно Святой Дух, она завладела пространством и душами людей и создала пятое измерение, неподвластное времени и законам внешнего мира.

Ванда владела этим измерением. «Мое действие я посвящаю тебе, Ванда. Я в твоем теле, под твоим именем. Этот дар – для тебя!»

Жители Ночи открывали свои лица: это были духи стихий и силы самой Жизни. Ванда через щель противоположной двери наблюдала за юношей в черном плаще, за лицами и поступками людей. «Океанида» заворожила каждого, слова художницы о нетленном океане и о песни Океаниды затронули волны в сердцах гостей, и те стояли вне времени и пространства, в живых потоках «святого духа», становясь Святым Духом.

Среди гостей Ванда заметила лицо Гостека. «Как, он здесь? Я его не приглашала. Он пытается в Океаниде найти Ванду? Глупое занятие. А впрочем, он был глуп всегда. И не любил ее, ни-ког-да. Он испугался и тени любви человека, а как насчет любви Бога? Ванда не видела его: Гостек прятался за колонны. Я его вижу, и здесь нет колонн. Его появление преподнесет сегодня мне сюрприз».

Музыка изменилась, погас огонь у последней картины. Настало время выхода. Ванда раздала огонь верным студентам и широко распахнула новую дверь. Процессия живых огней двинулась в пятое измерение. Это был не ход, это был полет, свободный полет 12 апостолов за своим 13 Учителем, полет птиц клином за своим вожаком.

«Птицы» покружили над землей, а потом разлетелись в свои миры, отраженные на полотнах Ванды.

Учитель погасил огонь в своих руках, чтобы воспылать внутренним светом, каждый апостол по цепочке повторил подвиг Учителя. Когда погас последний огонь – вспыхнул свет, яркий и сильный, залил все пространство и обнажил души зрителей. Те в недоумении стояли и смотрели то на Ванду, то на картины, то друг на друга и боялись сделать шаг. Настоящий голос творца вернул их в реальность:

- Я рада, что вы сегодня пришли ко мне! Пришли, чтобы увидеть мои картины, а значит, увидеть саму Ночь, пришли услышать мой голос, а значит, услышать саму Ночь. Возможно, каждый из Вас нашел свое место в Ночи, узнал себя. Я же наполняю тьму светом и Ночь делаю Днем. В Полдень сон исчезает. Но это уже совсем другая история.

Мгновение – и тишину помещения взорвали аплодисменты. Гостек с букетом белых роз первым оказался возле Ванды, она приняла цветы и раздала студентам. Потом были речи: Гостек, друзья, директор Академии поздравляли, хвалили и желали больших творческих успехов. Ванда их не слышала, она всем сознанием была не здесь, а под палящим солнцем, в Огненной Пустыне…

Под палящим солнцем, в Огненной Пустыне стоял Вир. Сегодня он впервые, без помощи Илария, воплощал. Правда, воплощал не день, а ночь, звездную, ясную, теплую, с новыми созвездиями и движением новых планет. Почему ночь? Ночью менее заметны ошибки. Хотя Вир и рассчитал все до мелочей, но мало ли… Сбой возможен, ведь он не Бог, а человек, поверивший в то, что стал Богом.

Месяц тайной, кропотливой работы позади. Вир возглавляет Совет Воплощений, формально возглавляет, Советом управляет его друг, Иларий, но сколько же можно зависеть от Бога, пора воплотить свое творение. На схемах-шпаргалках четкие линии и образы, яркость звезд и формы планет. Ночь увидят Боги на Нижнем Небе, и пусть она будет сотой, а может быть, тысячной ночью, воплощенной внизу, но именно эта ночь добавит красоты в уже прекрасный Мир. Вир недавно сделал для себя открытие: красота безгранична. «Иларий рядом, в его руках животворящий огонь! Значит, на помощь можно рассчитывать!»

Вир соединил потоки Золотой Сферы и направил их в одну точку Нижнего Неба. Точка пересечения стала расти – и звездная ночь накрыла своим крылом Мир Воплощений. «Вир, свое первое творение я посвящаю тебе. Я в твоем теле, под твоим именем. Этот дар – для тебя!»

Иларий от радости потирал руки: схемы были его. Он уже ждал благодарных слов от Вира. Еще больше Иларий ждал, когда линии искривятся и звезды погаснут. Боги увидят несовершенство Вира и сами поймут, что он не Бог, он человек, и вернут двойник назад, в Мир Воплощений, а он, Иларий, станет во главе Совета и взойдет на Чистый Кристалл, Кристалл без творений и осуществит тайное желание любого Бога, не дерзнувшего на его осуществление. «Пять лет, пять долгих лет я шел к цели. Сегодня или никогда», - думал Иларий.

- Никогда, - в ответ сияли яркие звезды.

- Никогда, - в ответ вращались планеты.

Еще мгновение – и выверенная схема стала давать сбой. Линии не искривились, а переплелись между собой. Звезды погасли, но вспыхнул свет, яркий и сильный и залил все пространство Нижнего Неба, и обнажил мысли Богов. Те в недоумении сидели на своих Твердынях и смотрели то на Вира, то на Нижнее Небо, то друг на друга. Наступила полнозвучная тишина, волна радости и восхищения взорвала Мир Богов. Вир купался в этой волне и даже не видел искаженное гневом лицо Илария. Вир не видел его, он не слышал, как Иларий объявил ему войну, он всем сознанием был не здесь, а под палящим солнцем, в Огненной Пустыне…

После показа Ванда собрала всех друзей. Шумная застольная беседа в этот раз не ладилась. «Обнаженные» души гостей искали внешнее «прикрытие», а не найдя, просто молчали. Ситуацию изменила сама Ванда – она внесла большую чашу с белым вином и пустила ее по кругу, первой отпив глоток. С каждым новым глотком круг становился теснее, а голоса громче. «Зацепило», - заметила художница. Показ никого не оставил равнодушным: все обсуждали картины, не обращая внимание на то, что их автор сидит с ними рядом, живет с ними рядом. За одним столом, в одном кругу оказались Гостек и Марек – две любви соединились, старая, вечная, и новая, изменчивая, как порывы ветра. И обе претендовали занять свое место в сердце Ванды. И обе даже пытались вытеснить «конкурента» из сердца, которое им не принадлежало.

Гостек и Марек возненавидели друг друга с первой минуты знакомства. Как они оказались за столом рядом, Ванда не знала. Да и стоит ли ей замечать такие мелочи, когда сегодня она сделала первый шаг на «крест», озарив тьму Мира внутренним светом. Это серьезное заявление, это выход из пятилетнего плена собственного труда: изучения всеобщего Дерева Жизни и работы над собой. Это точка перехода на звездный путь. И когда открылись звезды не потому, что этого захотели или разрешили Боги, а потому, что ты сделал это сам, не обращая внимание на свой Вечный дом, тогда Ванду уже не могла интересовать борьба Гостека и Марека за обладание ее вниманием и любовью, но и останавливать, а тем более мирить кого-либо она не хотела. «До крови не дойдет, а остроумием своим пускай повоюют. Может, инфантильные души надумают повзрослеть? Сюда бы меч Илария, но он остался на вершине Кристалла. Ванда возьмет его в руки. От него человек не откажется, и даже Бог не откажется. Вот и я не уничтожил его, а спрятал на горе. Зачем? Знал, что без дела он не останется. Оставил же…»

Чаша пошла по второму кругу. Марек предложил каждому из собравшихся, отпивая глоток, говорить Ванде комплимент, а тот, у кого в руках чаша окажется последней, выполнит любое желание хозяйки. И зазвучали комплименты. Когда банальные слова восхищения и уважения закончились, друзья с улыбкой «покидали поле боя». Круг сужался, и вот друг напротив друга сидели Гостек и Марек и продолжали игру, превратившуюся в войну двух людей, двух миров.

- Чистый кристалл неба!

- Крылья великой свободы!

- Океан белоснежных идей!

- Огонь полуденного края!

- Хватит. Остановитесь, - вмешалась Ванда, думая о том, что спор может продлиться несколько часов, а остальные друзья будут утомлены игрой слов, хотя никто (ни полемисты, ни слушатели) и не подозревали, что это уже не игра слов…

- Я присуждаю победу обоим. В честь польской художницы Ванды Колодзей я прошу исполнить танец шаманов. Бубен победителям!

Звуки и голоса заполнили комнату. Гостек первым взял в руки бубен и стал выбивать ритм. Марек голосом подхватил мелодию. Две фигуры закружились, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга. Ритм возрастал. Голос стал гортанным, звучал то обрывисто, то непрерывно. Круг расширялся. Зрители, оказавшись во власти танца, сами стали отбивать ритм ногами. И тут в круг вошла Ванда. Она взяла у Гостека инструмент и ускорила ритм. Скрипач смотрел на художницу, но видел не Ванду, а римского Бога, который мчался на своей квадриге по Огненной пустыне. Марек же Бога не видел, он реально различал лица вокруг, лицо Ванды было для него самым значимым, самым родным, но в руках художницы почему-то оказался меч, и она размахивала им в воздухе, словно сражалась с невидимым для Марека врагом.

Вир рассекал воздух Мира мечом, словно сражался с невидимым врагом. Он обнаружил меч на вершине Кристалла и принял его как неизбежность, и принял свою судьбу как неизбежность. «Это меч Вира. Значит, я должна владеть им, хотя думаю, что Богу для этого не надо учиться». И каждую ночь, пока Боги спали, Вир учился владеть мечом, не подозревая о том, что этим мечом будет пролита кровь Бога.

Рассекая воздух мечом, Вир думал, что обучение в Мире завершено, что узнал уже многое для того, чтобы принять свое высшее происхождение, что сделает еще больше, чтобы доказать самому себе свое высшее происхождение. «Все любят Вира. Иларий утверждает, что сам Вир никого не любил. Не думаю, что Иларий прав. Здесь какая-то тайна. И я ее разгадаю».

- Вир, ты все-таки взял в руки меч, - пред ним появилась Богиня. – Я Глория. Ты забыл меня? Не поверю. Не-Бог не мог уснуть так, как уснули Боги, а ведь сон – это твоих рук дело. Что ты видел во тьме, Вир?

- Это было затмение солнца. Открылась дверь. Я сделал шаг.

Глория посмотрела в глаза Вира.

Их глаза впервые встретились.

«Открытые, чистые, излучающие свет. В них нет Вира. Это не Вир!» - мысль молнией пронзила сознание Глории.

Вир пристально смотрел в глаза Глории, как будто в них искал что-то близкое, искал себя. И что-то действительно близкое и родное было в том, как эти глаза улыбались, что-то слишком знакомое Вир увидел в том, как эти глаза стали печальными. «Гостек! У него эти же глаза, такая же манера держать голову и такие же руки – руки скрипача. Гостек – двойник Глории?! Вот мы и встретились, - Вир не знал, то ли радоваться, то ли бежать от этой встречи. – Разве можно скрыться в мире Богов? Я открыт как на ладонях, на ладонях Глории».

- Ты не Вир! – крикнула Глория. – Кто ты? И где, где Вир?

- Я не Вир, я человек, двойник Вира. Где Вир я не знаю. Дверь открылась, и мы прошли сквозь друг друга. Иларий говорит, что Вир стал Пустотой.

- Пустотой…- произнесла Глория. – Ты Ванда Колодзей, художница?

- Да.

- Тогда ты должна знать Гостека. Он любит тебя. Вир не позволял мне любить его здесь, в Мире Богов, и я создала свой двойник в Мире Воплощений, чтобы хоть так любить Вира.

- Глория, ты думаешь, он действительно стал Пустотой?

- Вероятно, ведь это мечта каждого Бога…

Их глаза встретились, их тела впервые прикоснулись. Золотая Сфера отразила поцелуй.

В Золотой Сфере отражалась Богиня Глория и новый Бог Вир, Бог с человеческим сердцем.

Мелодия прозвучала в пятый раз. Гостек перестал танцевать и вышел из круга. Ванда опустила бубен – и наступила тишина. Марек стоял рядом с Вандой. В его глазах художница прочла: «Я готов повторить еще пять раз, только не исчезай». Вместо улыбки и слов благодарности Ванда у всех на виду искренне, отчаянно, страстно поцеловала Марека. Лица друзей отразили этот поцелуй. В них отразился счастливый Марек и новая Ванда, художница без человеческого сердца, Бог, переставший быть Богом.

Двери громко хлопнули. Это ушел Гостек, ушел в гневе.

- Навсегда? Навсегда, - сама себе ответила Ванда.

Ванда с головой ушла в работу. Академия – мастерская, мастерская – академия. Между ними – публикации, лекции, выступления, научные и творческие командировки и… сон. И если бы в сутках было больше, чем 24 часа, Ванда сказала бы «спасибо». «Что ж я не воплотила сутки на 28, а лучше на 32 часа. Хотя это нецелесообразно, люди не знают, чем заполнить 24 часа, не говоря уже о большем времени». В одном из таких «между» Марек предложил Ванде издать книгу избранных стихов. Художница не приняла эту затею серьезно: книга автоматически вешала на нее новый ярлык – поэт, и новая роль тоже требовала бы времени на ее исполнение. А ее, Ванду, более интересовало «распятие», о котором она узнала в Мире Богов, Огненная пустыня, в которой находилось ее сознание последние две недели, да и встречи с поэтами не оставили в ее душе приятных воспоминаний для того, чтобы стать «собратом по перу». Марек все же был настойчив: Ванда делилась с ним своими новыми мыслями, читала новые стихи, слушая, он пророчил ей великую славу поэта. Ванда улыбалась в ответ, но не переставала писать.

Чем больше событий происходило во внешней жизни, чем больше людей встречалось ей на пути, тем глубже сознание уходило в Огненную пустыню, тем ярче там пылал огонь.

«Что хочет мне сказать Пустыня? Что горит в ее огне?»

Чтобы разобраться в себе и ответить на вопросы, Ванда попросила в ректорате две недели на отдых и променяла столицу на родное тихое местечко, на Старый замок.

Ванда сняла обувь и босыми ногами зашагала по дороге. День был жарким – вечер стал теплым. На дороге ни души. На небе – огненный закат. Ванда пошла на огонь. Вот уже и Старый замок растворился в огненном тумане, а Ванда все шла и шла.

Огонь сошел с неба на землю и соединил два пространства. Огонь жил над головой, огонь жил под ногами, Ванда вдыхала в себя огонь. Она видела Мир через огонь, неопаляющий, живой. Она видела землю через огонь, она видела небо через огонь. На небе, как на экране, горела книга, еще не рожденная, ее книга. Можно было даже разглядеть каждую пылающую строчку. Ванда мысленно стала «листать» страницы, они были заполнены ее словами и мыслями, некоторые из них уже давно записаны ее рукой на бумаге, а некоторые не успели даже зародиться в ее голове.

«Миры соединились, жизни соединились», - подумала Ванда. И как только она приняла это соединение, открылись последние страницы книги. Там не было текста, не было слов. На правой странице Ванда отчетливо увидела пылающий крест. Ужас сковал тело художницы: крест не был пустым, на нем висел распятый мужчина. Руки и ноги прибиты к огню ржавыми гвоздями, голова покорно опущена вниз, губы шевелятся, пытаются что-то произнести. Шепот такой тихий, что Ванда не может разобрать ни одного слова. «Кого распяли? Кого я распяла?» - мысль пытается пробиться сквозь шепот распятого. Тот поднимает голову и направляет свой открытый взгляд на художницу. «Это Вир! На кресте распят Вир!» - прозрение пришло через резкую боль.

На левой странице – рыночная площадь, в центре – эшафот. На столбе горит женщина. Она не кричит, широко открытыми глазами она смотрит вокруг, как будто ищет кого-то, и этот поиск куда важней, чем ее казнь; как будто пытается запомнить все, что происходит, чтобы найти за пределами своей жизни того, кого оставила; как будто не ее жизнь и смерть сейчас переплелись, а бессмертие постучалось, и женщина открыла ему сердце. Боль выдают слезы, но они очень быстро высыхают от жара костра. «Кого казнила святая инквизиция? Кто горит на костре?»

- Ванда! Это ее лицо. Это ее костер! – ответ болью застучал в висках.

Две страницы пылали. Распятый мужчина и любящая женщина смотрели друг на друга.

Ванда закрыла книгу. Под ногами – твердая земля, над головой – чистое небо, вдалеке – Старый замок. Знакомая мелодия, слишком знакомая, доносится из замка и зовет к себе, зовет за собой. «Книга будет», - решила Ванда и пошла на зов мелодии.

Скрипка то плакала, то смеялась. Звуки, поблуждав среди руин, вырывались на простор и стремились за горизонт, туда, где пылал закат. Боль и радость переплетались в них, и в этом мощном союзе звучал призыв к свободе.

Звуки «струились» в воздухе, как в горном ручье, Ванда хотела опустить в этот «ручей» руки, зачерпнуть холодной и чистой воды и пить, пить, пока не будет утолена жажда жизни. Не в Мире Богов, а здесь, в Мире Воплощений, она испытывала эту жажду ежедневно, ежеминутно и в десять, нет, в сто раз более сильную, чем испытывают Боги на своих вершинах…

В лучах заката, в «океане» мелодии Гостек увидел архангела. Тот сиял ярче солнца, свет был таким сильным, но не слепил глаза. Архангел приближался. Как звезды, сияла его одежда. Огромные белые крылья на фоне заката отливали оранжевым цветом. Архангел не летел, не спускался с небес, он шел в огне, шел по огню босыми ногами, в руках нес огромный шар – Сферу, покрытую легкой паутиной золотых огней.

Гостек опустил скрипку и посмотрел в лицо архангела. Что-то близкое, родное было в решительном и совершенном взгляде.

- Ты пришел, чтобы забрать меня? – спросил Гостек.

- Нет, я пришла, чтобы проститься с тобой, - ответил знакомый женский голос.

Видение исчезло, перед Гостеком стояла Ванда.

- Почему? Почему? Господи, я так люблю тебя…

- Посмотри мне в глаза. Что ты видишь в них? Я не Ванда.

- Ты не любишь меня?

- Люблю, но я уже давно не та девочка, для которой ты здесь сочинял мелодии. Я уже не та художница, которой ты здесь признавался в любви. Я не Ванда.

Ванда посмотрела в небо: «Глория, я не могу принять твою любовь. Ты не можешь остановить меня. Книга будет».

- Прощай, Гостек. Наша встреча была восхитительной. Я хочу, чтобы на самой высокой ноте мы простились.

- Не уходи. Мне больно…

- До встречи в вечности…

- Ты думаешь, мы там встретимся?

Вместо ответа Гостек увидел улыбку, улыбку польской художницы Ванды Колодзей, улыбку его любви.

«Почему линии не искривились, а переплелись? Я ведь все рассчитал. Откуда взялся свет? Не мог человек изменить замысел Бога! Кто-то помог! Но кто? Боги не вмешиваются в воплощение и не воплощают одновременно. Вмешался не-Бог… Вир? Как? Став Пустотой, он потерял связь с Миром Богов. Он населяет свою Пустоту новыми Богами, а это куда интересней, чем наблюдать за действиями двойника, да и не двойника уже… Прежнего Вира нет. Кто может быть двойником новой Пустоты? У Пустоты нет двойника. Может, Вир не ушел в Верхнее Небо? Здесь его нет. Он в Мире Воплощений, вместо девочки? Нет, какая глупость… Что делать Богу среди людей? Обучать? Вир не-Бог. Что делать не-Богу в Мире Воплощений?» - сомнения не давали покоя Иларию.

- Глория, ты видела последнее воплощение Вира? – Иларий взошел на Твердыню Богини.

- Ты имеешь в виду ночь, ставшую самым ярким днем?

- Воплощение достойное Вира, правда?

- Вира? Иларий, ты всегда был рядом с ним в последние годы, не думаешь ли ты, что я поверю в твое незнание?

- Так свет – это твоих рук дело, Глория?

- Ошибаешься, а нет ли об этом записи в твоем архиве?

- Архив молчит, молчит и Вир, что может сказать двойник… Глория, ты его любишь?

- Кого? Вира или двойника?

- Второго.

- Я согласна его любить. Я знаю, что это все равно, что любить маленькую часть его, оставленную мне в утешение, но это лучше, чем если бы ничего не осталось, кроме боли…

- Ты можешь возглавить Совет.

- Я сделаю его Богом, равным мне. Ты хочешь помешать?

- Что ты, Глория?! Как может архивариус помешать Великой Богине? Ты не боишься, что Вир выдаст себя и Боги вернут его назад. Он так и не успеет стать настоящим Богом.

- Не хочешь ли ты сказать, что тьма не должна была стать светом?

- Да. Да! И ему кто-то помог!

- Но кто?

-Этот вопрос я задаю себе много раз, версии есть – ответа нет. Обещай, Глория, если ты что-то узнаешь, то сообщишь мне – я сделаю запись в архиве.

- Предлагаешь мне стать предателем? Ты смеешься?

- Ты и так уже предала Вира. Вспомни Мост Влюбленных! Если хочешь любить, скажешь…

- Теперь я понимаю, почему твое место в архиве…

- Богиня Глория, Вас вызывает Совет Воплощений. Ваш новый способ передачи информации рассмотрен, - строго официально произнес Иларий и оставил Глорию в гордом одиночестве сидеть на вершине своей Твердыни.

В Долину пришла весна не потому, что в Мире существует зима, а потому, что все внизу жаждет перемен и меняется мгновенно на глазах у Богов. Изменился и Вир. Сила, энергия, осознание, и если бы не стук человеческого сердца, то Глория назвала бы его Богом, но сердце стучало и с каждым ударом отсчитывало отведенное смертному человеку время в бессмертном Мире Богов.

Второе свое воплощение «новый Бог» решил совершать без схем-шпаргалок. Это будет закат, огненный закат.

- На Нижнем небе я создам книгу и огненными буквами запишу там слово «бессмертие», - пообещал Вир Глории.

Боги ожидали новое воплощение Вира, ожидали как непредсказуемое чудо: так огненно признаваться в любви мог только Вир.

- Тебе не нужна моя помощь? – спросил Иларий у Вира.

- Спасибо, друг, на этот раз я сам!

- А если не получится?

- Что получится – то получится. Мир Богов наполнен светом, вы привыкли к нему и не замечаете, мне же есть с чем сравнивать. Каждая минута пребывания здесь наполняет меня им. Не скрою, мне хотелось бы надолго остаться в Мире, вернее вовсе не возвращаться к людям, но… Может ли человек стать Богом? Я не знаю, но попытаюсь им стать, хотя бы попытаюсь. Посмотри вечером на Нижнее Небо, Иларий. Я обещаю порадовать Мир Богов новым, необычным воплощением.

Конечно, Вир волновался: второе воплощение по сути было первым, самостоятельным, как говорили бы люди, экзаменом на взрослую жизнь. Человек привык к телу Бога и старался ему соответствовать, а это было несложно: в совершенной форме содержание хотело быть совершенным. Откуда было знать Виру, что гнев и зависть Богов тоже могут быть совершенны, как радость и любовь.

Наступил вечер. В Мире Воплощений он был теплым и тихим.

«Глория говорила, что последним воплощением Вира были пустынные миражи, в них гремела гроза. Значит, я сотворю пустыню, Огненную пустыню, и в огне родится книга, Книга Вира».

Уверенный в своей правоте Вир приступил к воплощению. Нижнее Небо стало оранжевым, а затем вспыхнуло живым огнем. Вир смотрел на Мир Воплощений через огонь, на лица Богов через огонь, на Золотую Сферу через огонь. Неожиданно для себя «новый Бог» почувствовал, что огонь как-то связан со Старым замком, о существовании которого он уже и забыл, что огонь не опускается в Мир Воплощений, а поднимается вверх, в Мир Богов, что он сам вдыхает его полной грудью и ничем иным дышать не может.

Боги затаили дыхание: на Нижнем Небе из океана огня поднялась книга, большая, в старом кожаном переплете, с золотыми печатями. Вир открыл ее – строчки пылали, их автор был неизвестен. Когда не-Бог снял последнюю печать, Мир погрузился в тишину: на правой странице в огненном воздухе висел крест, на левой – на костре горела женщина. Крик ужаса сковал Богов: на кресте был распят Вир, в пылающей женщине двойник узнал Ванду Колодзей…

Марек звал Ванду в Прагу. Он знал, что это любимый город художницы, а теперь уже и поэта Ванды Колодзей. Он надеялся, что пражское небо соединит их души навсегда.

- Надо выбирать, - говорила Ванда, - между поездкой и книгой, на все просто не хватит средств.

- Продай своего «Юного Бога». На 250 экземпляров книги денег хватит, а Прага будет моим подарком для нас двоих.

- Не обещаю, но подумаю… За твой счет в Прагу я не поеду.

- Но почему, Ванда?

- Потому что не поеду… Марек, а 250 экземпляров – это не многовато ли?

- Думаю, издательство не пойдет на меньшее количество. Не переживай, Ванда, у тебя друзей и студентов намного больше. Если каждый приобретет по одному экземпляру, то книг еще и не хватит. Так мы поедем в Прагу?

- Намного больше… Ладно, пусть будет, как будет, а Прага? Прага подождет.

Шесть месяцев Ванда Колодзей готовила книгу. Это должна быть книга-путешествие, все дороги обязательно приведут в Старый замок, где вместо крыши и стен будет Солнце и Луна. А когда дух взлетит над пространством, то исчезнет и Солнце, и Луна, и сердце станет свободным. «Я назову книгу «Свобода Сердца» и переверну ей весь мир», - решила для себя Ванда.

Мир понял, что Вир не Бог. Ни один Бог не станет воплощать свой образ на кресте. Отправить на крест своего двойника, своего «сына» - это реально, так было и будет, но распять самого себя? Нет, такого не желал и не мог желать Бог! Значит, Вир не-Бог! Вир никогда не был Богом! Вся история Мира до сна восстановилась в памяти. Боги вспомнили жизнь до сна! Это было впервые со времен существования Пустоты, но это было! Боги вспомнили о быстром вращении Золотой Сферы, о своих «окаменевших» горах, о воплощении Вира.

Совет экстренно собрался в Долине, чтобы принять важное решение: объявить новую эпоху Эпохой Преодоления и воплотить в Мире людей новое учение, отражающее великий подвиг спасения Богов. По случаю восстановления справедливости всем Богам необходимо спуститься с Твердынь в Долину и провозгласить Вира Великой Пустотой с правом создания своих Богов в этом Мире.

Вир сидел на Кристалле и ни о чем не подозревал. Он думал о том, что увидел в Книге. В Мире Воплощений, будучи Вандой Колодзей, он слышал плач ребенка и видел себя на костре, но крест… на кресте была не Ванда, а Вир. «Я не творил это! Или я не знаю, как происходит настоящее творение!? Я чувствую, что Вир где-то рядом…»

Мысли прервало появление Глории. Ее приход сегодня был торжественным и, как Виру показалось, важным, важным для обоих.

- Мир ликует. Боги перешли барьер памяти. Как человеку это удалось? – не скрывая гордости и любопытства, спросила Глория.

- Это мог сделать только настоящий Вир! Огонь поднимался вверх из Мира Воплощений сюда, в Мир Богов. Думаю, что Вир там, вместо меня. Мы поменялись телами!

- Невероятно! Ты уверен?

- Не знаю. Спроси у Гостека.

- Канал закрыт. Сердце Гостека сейчас полно боли, а не любви. Он оплакивает потерю тебя.

- Тогда как узнать?

- Если Вир там, он проявит себя, надо только подождать.

- Глория, я хотел спросить, как долго мне суждено здесь быть, ведь я человек, смертный?

- Ты можешь остаться навсегда, если уберешь из сознания жизнь и смерть.

- А Боги могут уйти?

- Могут.

- А что тогда будет с Миром?

- Пустота населит его новыми Богами, а новые Боги сотворят новых двойников. Вот тебя, Вир, хотят назвать Пустотой для того, чтобы гармонию Мира можно было восстановить мгновенно, не дожидаясь ухода всех Богов.

- А они знают, кто я?

- Нет. Они знают только то, что ты не Бог, а человек ты или кто-то другой, им все равно. Вир, я пришла за тобой. Совет Воплощений и весь Мир желают видеть тебя.

- Идем, Глория, с тобой мне ничего не страшно…

- Вир в Мире Воплощений! Помоги мне вернуть его! – Глория не пришла, влетела в пространство архива.

- Доказательства?

- Крест и костер! Их воплощал не двойник.

- Весомо! Спроси у Гостека.

- Ванды нет с ним рядом.

- Тогда спровоцируй Вира на действие. Вспоминай, чего он больше всего желал? Думай, Глория, думай!

- Радуга… Он желал сотворить радугу!

- Так помоги ему! – сказал Иларий и закрыл книгу Летописи Мира.

Для Ванды наступил рай, ее рай. Электронный вариант книги уже существует. В раю надо сделать выбор: идти ли дальше?

Марек решил заработать денег на продаже старых немецких авто в Россию. После удачной сделки он уехал на два месяца в Германию и устроился на работу в автомастерскую, пообещав Ванде, что заработает и на книгу, и на грандиозный праздник в честь великого поэта, и на поездку в Прагу. Ванда во второй раз не приняла затею Марека серьезно.

Дни шли. За весной пришло лето. Приняв экзамены у студентов, Ванда попала на работе в «штиль». Настало время подумать, настало время сделать следующий шаг. В Огненной пустыне она была одна, в Мире Воплощений она была одна. И в Пустыне, и в Мире Ванда проверяла себя на желания. В руки ей попалась книга Гете «Фауст». Художница «проглотила» ее как никогда быстро и сделала вывод: для нее наступило время Фауста – пойдет ли онадальше или произнесет:

- Остановись, мгновенье, ты прекрасно!

Фауст все же эти слова произнес, Ванда – нет, и вряд ли согласится произнести. Колодзей знала, что книга ничего не изменит в ее внешней жизни, что книга не нужна этому Миру, книга нужна только ей, ей одной, что она (книга) лишь шаг к «распятию», очередной шаг.

Ванда не могла уснуть: в душе жила гроза. «Как тогда, в момент перехода… - художница вспомнила свои ощущения, когда была Виром, не-Богом в Мире Богов. – Как давно это было, в прежней жизни, словно и не было. Какие разные возможности, и какой разный результат!»

Гроза бушевала всю ночь. Не осталось ни одного уголка души, куда б ни ударили стрелы разума, они беспощадно разили человеческое сердце, пока оно не загорелось и не сгорело дотла. Последняя молния была такой огромной, что озарила всю душу, и Ванда увидела в ее свете, что сердца больше нет.

Гроза прекратилась, как только наступили сумерки. Ванда встала с кровати и сделала шаг, шаг к «распятию»…

Гроза забрала не только сердце, в ней сгорел и рай…

Утром Ванда в последний раз посмотрела на «Юного Бога».

- Таким меня видела художница, - сказала Ванда ему и добавила: - Прощай, юный Бог, настал твой звездный час, ты для этого и был создан.

Плотно укрыв картину, Ванда отправилась в антикварную лавку, хозяином которой был коллекционер классической живописи. Он предлагал ей неплохую сумму за это полотно. Может, он не изменил своего намерения, и сегодня ей повезет.

- Вы нуждаетесь? – спросил старый еврей у художницы. – О, не отвечайте, я и так все вижу по вашим глазам. Иначе я не смог бы созерцать столь прекрасное создание в своем маленьком мире.

- Я принесла «Юного Бога». Купите?

- Вы серьезно, милочка? Не пожалеете?

- В ваших надежных руках ему будет лучше, чем на стенах музея Академии или в холле английского лорда.

- Вы умеете уговорить старое еврейское сердце. Давайте картину сюда.

Через десять минут Ванда шла по улицам Варшавы. Рука в кармане сжимала деньги.

«Нет, это не сон. Сейчас же я пойду в издательство. Время не ждет».

Рука в кармане сжимала еще и визитную карточку «Тимур Красневски. Издательство книг и брошюр. Календари, визитки». Это маленькое частное издательство Ванде посоветовал коллега по работе. Искать долго не пришлось. Она на пороге…

«250 экземпляров? Пусть будет 250», - Ванда, не задумываясь, согласилась. Тимур держал в руках диск с электронным вариантом книги. После просмотра стороны пришли к соглашению: 100 страниц, предоплата, предварительный просмотр первого экземпляра, самостоятельная доставка, без участия издательства.

25 августа родилась книга: у Ванды был первый экземпляр. Завтра она заберет 249 экземпляров, а сегодня… она не верила своим глазам: вот книга и такая реальная. «Так много в ней моей жизни, и она такая живая». Ванда пыталась осознать исторический факт в своей биографии. Радость, как шторм на море, захватила автора, и не творец нес книгу – книга несла творца над землей. Энергия чистого рождения! Что есть выше тебя в этом мире? Ради тебя приходят сюда Боги! И от тебя же отказываются. Ты есть первая искра Пустоты, которой творец придает форму.

Ванда растворилась в этой энергии, растворилась в океане жизни. Мелкие капли летнего дождя прикоснулись к лицу.

- Ангелы плачут слезами радости, - произнес поэт.

Теплый дождик моросил над землей, а в небе, на все небо раскинулась радуга! Все семь цветов были такими яркими и насыщенными. Ванда Колодзей посмотрела на радугу и крикнула:

- Глория, это твоя радуга! Ты знаешь, что я здесь. Тебе мало любить двойника?! – Ванда повернулась к радуге спиной. – Ты опоздала, Глория, я не думаю о радуге: она давно живет над Верхним Небом. То, что меня интересует, боюсь, не приведет тебя в восторг.

Ванда посильнее прижала к себе книгу: завтра ее ждал интересный день.

- Девять месяцев книга жила во мне, словно ребенок в утробе матери. Я слышала стук ее «сердца», оно заменило мое и сгорело дотла. Книга родилась не в муках, а в глубокой тишине, переходящей в шепот летнего дождя и громкий первый крик радости. Так радоваться может только жизнь, - говорила Ванда себе и слышала не свой голос, а голос самой Тишины, голос самой Жизни.

В ночь с 25 на 26 августа крепко спал самый счастливый человек в Мире Воплощений – польский поэт Ванда Колодзей.

Глория выбрала самые яркие цвета для радуги: красный резко пульсировал в пространстве Нижнего Неба; оранжевый ласкал душу теплом; желтый улыбался, как ребенок; зеленый утолял жажду открытий; голубой и синий чередовались набегающими волнами и растворялись в глубокой фиолетовой бездне. Краски заиграли в обратном порядке – и родилась вторая радуга, выше и шире первой. Глория пристально смотрела на свое творение и искала в нем ответ на призыв своей мечты и любви. «Вир утверждал, что Боги не мечтают. Любят, но не мечтают. Как же он был не прав: я мечтаю плыть вместе с ним на одном корабле в вечном океане жизни. На корабле с тремя мачтами, под белыми парусами, не опуская якорь, доверив не-Богу штурвал. Ветер станет попутным, свет – маяком во тьме чистых желаний».

Радуга смотрела на Глорию.

В радуге не было никого и ничего, кроме ее самой.

- Вир, ты молчишь, но ты там, за радугой. Я знаю: ты вернешься, - крикнула Глория, и ее голос утонул в Тишине, заглушенный голосами Жизни.

Провозгласить брата Великой Пустотой – это грандиозное событие, достойное происходить в Мире Богов. Такого праздника, пожалуй, не было со времен возникновения Золотой Сферы. Боги даже думали, что выше Сферы, масштабней Сферы нет ничего в Пустоте, в которой они – высшее воплощение.

Появление Вира в Мире Богов было вначале воспринято как сбой программы, затем Бог, отказавшийся творить, показался дерзким выскочкой, потом Боги привыкли к существованию иной формы сознания рядом с ними, не понимая, зачем ее породила Пустота, и только после того, как Вир запустил время и восстановил их память, Боги оценили неоценимый подвиг не-Бога и признали его стоящим выше самих себя. А что может быть выше Богов? Пустота.

По просьбе Совета все Боги оставили свои Твердыни и спустились в Долину для принятия участия в сверхреальном празднике по случаю провозглашения Вира Великой Пустотой и коронации его алмазной короной.

Миф об алмазной короне знал каждый Бог. До Золотой Сферы Боги жили одной большой семьей: вместе радовались и вместе печалились, вместе творили, не имея рук, вместе созерцали творения, не имея глаз. Не было Мира Воплощений, как и не было Мира Богов. Зачем двойники тем, кто не имеет тел? Не было и Дерева Жизни. Был один бесформенный океан, а в нем – семена жизни. Что из них прорастет, зависело от одной искры Пустоты, проявляющей весь Мир в едином выдохе и поглощающей весь Мир в едином вдохе. Выдох и вдох Боги назвали Светом и Тьмой. И появились сторонники Света и сторонники Тьмы. Все они знали, что как выдох невозможен без вдоха, а вдох - без выдоха, так и Свет не существует без Тьмы, а Тьма без Света. Знали, но… Разделив сознание, Боги разделили себя и уже радовались и печалились не вместе: кто в Свете, а кто во Тьме. Чтобы объединить разделенное сознание, Пустота родила Счастливого Бога, он то и предложил сотворить алмазную корону и короновать ей того Бога, в ком Тьма и Свет растворятся друг в друге, кто овладеет первоначальной искрой Пустоты и проявит Мир без выдоха и вдоха.

- Это будет другой Мир, - звучал голос Счастливого Бога среди голосов других Богов. – А пока пусть каждый из вас принесет алмаз, мы соединим их все, корона будет прочной и сияющей, достойной нового сознания.

Боги задумались и приняли предложение Счастливого Бога. Вот только алмазы принесли разные: сторонники Света – светлые, сторонники Тьмы – темные.

Черно-белая корона гордо возвышалась над Башнями Времени и ждала прихода своего нового Бога.

Шли годы, затем столетия. Свет и Тьма сами соединились в сознании Богов. От этого соединения родилось Дерево Жизни, а потом Боги придумали и сотворили Золотую Сферу, отразились в ней и обрели реальные черты. Получив глаза, Боги отделили Верхнее Небо от Нижнего, получив руки, – Мир Богов от Мира Воплощений. Алмазная корона все ждала того, кто сможет овладеть первой искрой Пустоты, и черно-белыми алмазами напоминала Богам о выдохе и вдохе, о возможном противостоянии Света и Тьмы, и все так же гордо возвышалась, но уже в Долине над храмом Совета Воплощений.

Новый Бог так и не пришел. Бессмертные Боги уже и не верили в реальность его прихода, а алмазная корона стала мифом, красивым мифом. Втайне каждый Бог надеялся, что корона когда-нибудь окажется на голове, и мысленно примерял ее на себя…

Завтра наступило: книги ждали автора.

«Я заберу их сама. Только как? Такси? Нет. Весь дом будет знать о моей затее… Какая же здесь тайна?.. А что если позвонить Агнешке? У нее отличная тележка для перевозки продуктов. Книги упакую в ящик и сумку».

Через полчаса рядом с тележкой стояла сама Агнешка и предлагала свою помощь, так как была уверена, что автору не следует утруждать свои тонкие поэтические руки, для этого есть она. Радость Ванды передалась ей, и так хотелось взлететь над землей, растворится в лучах теплого, но не палящего августовского солнца. И если все это счастье подарила книга, то Агнешка готова бежать за ней на край земли, поднять любую тяжесть, лишь бы это счастье задержалось в ее душе подольше.

Ванда помощь приняла. Ей самой так хотелось разделить радость с друзьями, но Марек был далеко, Гостек – в прошлой жизни, Анжела и Вацлав – на работе, и только Агнешка, верная Агнешка, была всегда рядом, как брат, вернее, сестра по оружию.

Дорога вперед была обычной. Половина Варшавы еще спала, вторая половина уже приступила к работе. И те, и другие Ванде не мешали и не могли мешать.

«Роль поэта сыграна. Посмотрим, что она может мне сказать», - думала Ванда, переступая порог издательства.

Тимур встретил Ванду улыбкой. Книги лежали везде: на столах, на стульях и даже на полу. Ванда и представить себе не могла, что их будет так много. Цифра 250 в голове казалось небольшой, а вот 250 книг напоминали архив городской библиотеки.

Ванда не стала пересчитывать, оплатила работу и упаковала книги.

- Тяжела ноша поэта, - шутила Агнешка. – Сюда еще бы третьи руки.

Третьи руки предложили себя сами на площади. Сестра Агнешки бежала домой и принять участие в таком важном событии была даже рада. Тележка покатилась по улицам города. Дорога назад была легкой и незаметной.

Когда все книги заполнили часть пространства квартиры, Ванда осознала: теперь она не одна, рядом с ней, вместе с ней будут жить и ее книги…

На коронацию Вир взял с собой меч (в последние месяцы он с ним не расставался) и спрятал в архиве Илария.

Боги все прибывали и прибывали в Долину. Свет их мыслей был таким ярким и интенсивным, что пространство, насыщенное им, напоминало Золотую Сферу, но не вращалось, как это совершала Сфера, а постепенно расширялась до размеров Долины. Когда с Твердыни в Долину спустился последний Бог, праздник начался.

Мир Богов заполнил свет: от самого предела Нижнего Неба до самой высшей точки Верхнего Неба. В этом свете возник Храм-мираж. Его размытые черты проявили Боги и без Золотой Сферы. В нем было все из света, из внутреннего света Богов. Свет струился плавными потоками и уплотнялся на алтаре, на котором лежала огненная книга, открытая ровно на середине. Страницы были пусты и чисты. Боги знали, что могут записать на них только одно свое слово, и каждый искал в себе самое важное, самое близкое слово и молнией ударял в книгу, чтобы произвести запись в огне.

«Радость», «Свобода», «Творение» - слова сияли голубым светом на фоне белого огня. Еще несколько мгновений – и две страницы пылали словами Богов. Вир совершал запись последним. Боги замерли в ожидании его слова, но вместо ожидаемой «Пустоты», они прочли слово «Ванда» и удивились: то ли это имя новой любви Вира (среди Богинь не было Ванды!), то ли это имя его двойника в Мире Воплощений, но тогда, что не-Бог пытается сказать этим именем? Вир молчал и, сделав запись, закрыл огненную книгу.

Огонь, исходящий из книги, волнами катился в пространство. По мере расширения волн Храм-мираж уплотнялся и приобретал видимые черты: четыре башни-шпиля, соединенные двумя (верхним и нижним) мостами, в центре – пятая, увенчанная алмазной короной, три затемненные арки-проема, пирамидами устремленные вверх, винтовая лестница, ведущая к вершине центральной башни, круговые колоннады боковых башен, освещаемые внутри факелами с живым бело-голубым гнем. Возле Храма – фонтан. Свет пульсирует в нем всеми цветами и каскадами прокладывает себе путь дальше, заполняя всю Долину.

Видимые черты здания уплотнялись дальше: стены, колонны, шпили – все стало каменным. Между Нижнем и Верхнем Небесами стоял реальный Храм с деревянными дверями и железными кольцами-ручками. Три двери открылись, и Боги вошли внутрь. В Храме звучала музыка, торжественная и глубокая, на самой высшей ноте ее подхватил голос, голос Богини Глории. Она славила Пустоту, Мир Богов, Золотую Сферу и новое сознание – Вира. Она пела о бессмертной любви, о едва уловимом единении душ, побуждающем Богов спуститься со своих Твердынь и творить себя, Мир, саму любовь. Ей вторили другие чистые голоса Богов и Богинь. Низкие ноты добавил Иларий, он натянул струны своей души и резко ударил по ним, свободно подбирая аккорды. Импровизация Глории и Илария вызвала восторг у Богов, которые на мгновение уже и забыли в честь кого и чего устроили праздник, но помнил Вир! Он уверенно направился к алтарю, туда, где пылала закрытая книга, дотронулся до нее руками – музыка и голоса умолкли, Храм стал терять видимые черты, превращаясь в здание из песка.

Песок с башен по стенам сбегал вниз. Лестница, колонны, арки – все рушилось на глазах у Вира. Из Нижнего Неба поднялась волна и размыла песчаные «руины» Храма.

Вир стоял на желтом песке у реки и пристально смотрел вдаль…

Воды быстрой реки уносили с собой воспоминания жизни в Мире Воплощений. Ванда осталась в прошлом, в том прошлом, которое навсегда исчезло из памяти Вира. Теперь был только Вир, и это его будут короновать. Тело, душа, мысли – в них не было ничего от той прежней Ванды, которая, возможно, сгорела на костре, но что было в них от настоящего Вира? Тело, одно тело. Оно бессмертно, оно не изменилось, все остальное – это новая Ванда, не желающая ей быть.

- Ванды нет, есть Вир? – спросил у реки не-Бог.

- Ванда есть в книге, - ответила ему река и, не задерживаясь, понесла свои воды дальше.

- В книге?

Только сейчас Вир заметил, что в его руках книга. Он поднял ее высоко над головой, размахнулся и бросил в реку. В месте падения вода закипела и приобрела красный оттенок. На мгновение книга скрылась, воды поглотили ее, затем со дна поднялся водяной столб и выбросил книгу на берег, к ногам Вира.

- Верни на алтарь, - сказала река. – Это книга Вира, и только он вправе решать ее судьбу.

Песок побежал вверх по лестницам, колоннам, башням. Между Верхнем и Нижнем Небесами стоял каменный Храм, в нем звучала музыка. Богиня Глория славила Вира, Иларий и множество других чистых голосов вторили ей.

Вир прижал книгу к себе, не решаясь войти в Храм. Он еще бы долго стоял у открытой двери, если бы не пошел дождь, огненный дождь, прожигающий душу и мысли насквозь. Дождь лил одной сплошной стеной, в нем утонул Храм и весь Мир Богов. Музыка уже не так громко звучала: шум дождя заглушал ее. Среди этого огненного шума Вир отчетливо услышал знакомый голос:

- Крещен огнем.

Этот голос некогда принадлежал ему, вернее ей, когда она жила в Мире Воплощений и ее звали Ванда Колодзей.

- Крещен огнем, - голос повторил.

Вир все еще не мог переступить порог Храма: как вернуть книгу, не принадлежащую ему? Он что, воришка? Нет, но действовал, как вор: быстро, тихо, незаметно. Дождь усилился.

- Крещен огнем, - в третий раз услышал Вир голос Ванды…

В Храме Боги славили Золотую Сферу и не видели, как с алтаря исчезла книга, как за стенами хлестал огненный дождь. Когда же Глория пропела последнее слово гимна, Боги вернулись в реальность и заметили: у алтаря стоит новый Вир и держит огненную книгу в руках…

Мир Воплощений книгу не принял, но она просилась в Мир и терзала своего творца.

Утро начиналось с того, что Ванда нагружала сумку книгами, вечер заканчивался тем, что только четвертая часть книг не возвращалась в дом автора.

- Книги, научитесь ходить сами, - говорила Ванда.

Но может ли ходить ребенок, которому две недели от роду? Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, Ванда решила отдать Богу Богово, а кесарю кесарево и понесла книгу в храм. Теплым сентябрьским днем поэт переступил порог костела и пошел наугад. Прихожане собрались на службу, чтобы в очередной раз отпить глоток «крови» Христа, подержать любовь и покой в своих руках и передать их по цепочке своим соседям. Взглянув на людей, Ванда пошла дальше, ища глазами ксендза Станислава, добрая слава о котором разнеслась по всей Варшаве, а не найдя, повернула в боковой коридор и улыбнулась: в конце коридора выносили крещеного младенца. «Мне туда», - поняла Ванда и сделала шаг вперед.

- Что тебе нужно, сестра моя? – спросил священник. – Ты опоздала… Обряд завершен.

- Святой отец, я принесла в храм книгу, - ответила Ванда.

- Какую книгу? – удивленно произнес молодой ксендз.

- Свою. Я поэт. Это моя первая книга. Я хочу ее отдать в костел. Благословите!

До конца не осознавая, что происходит, святой отец неожиданно, резким движением вытащил из-под сутаны крест и поднес к губам поэта.

- Благословляю, пиши!

Ванда поцеловала крест и вложила книгу в руки священника.

- Что мне с ней делать? – спросил ксендз.

- Оставьте в храме, - сказала Ванда и указала рукой на подоконник.

Ксендз положил книгу на подоконник и поспешил к выходу. Через пять минут начнется служба, а у него сегодня особая миссия: ксендз Станислав уехал в Краков и просил провести мессу без него.

Ванда осталась в «купели» одна.

- Крещена огнем, - тихо произнесла она и посмотрела на книгу. Та молча лежала и уже ни о чем не просила своего творца.

- Крещена огнем, - повторила Ванда, когда услышала слово «молимся».

- Крещена огнем, - потрескивали свечи у алтаря.

Ванда улыбнулась и вышла из костела. Город встретил ее уличным шумом – внутри же поэта жила тишина, сотканная из множества голосов, среди которых она отчетливо различила голос Глории, славившей Мир Богов, Золотую Сферу и ее, некогда носившую имя Вир.

- Виват Виру! Виват Виру! – восторженные возгласы Богов Вир слышал со всех сторон в Храме. – Он держит в руках искру Пустоты! Он держит в руках искру Пустоты!

Книга постепенно сжималась в размерах, и вот уже маленькой змейкой она стала извиваться в руках Вира. «Удержать ее невозможно», - думал каждый Бог. Вир не думал, в его ушах звучали слова «крещен огнем». Не-Бог громко, на весь Храм повторил их – змейка-искорка покорилась ему и вошла ударом в тело. Вир покачнулся, но удержался на ногах. Ударная волна пронеслась по Храму, и он рухнул. Боги стояли на площади перед Советом Воплощений, над головой светилось Верхнее Небо, под ногами, словно океан, дышало Нижнее Небо.

- Великий Вир! Совет в честь твоей коронации проводит шоу воплощений: каждый желающий Бог без утверждения получает возможность проявить свое творение на Нижнем Небе, но есть одно условие: творение должно быть посвящено празднику и не нарушать вращение Золотой Сферы. Нижнее Небо станет зеркалом, и ни один образ не увидят люди, ни один образ ничего не изменит в Мире Воплощений. Я, Иларий, по праву друга начну шоу, а Богине Глории по праву возлюбленной Вира предлагаю завершить парад проявлений.

Нижнее Небо изменило цвет: ультрамариновый стал голубым, а затем белым. Верхнее Небо отражалось в зеркальном экране, вместе со счастливыми лицами Богов и Богинь.

- Вир, ты когда-то думал о Дереве Жизни. Посмотри, оно ли это?

Дерево Илария отразилось в зеркале Нижнего Неба: могучий ствол, множество ветвей и пышная зелень, похожая на шапки-острова, корни не видны, но можно реально представить, как они крепко цепляются за Нижнее Небо, чтобы удержать и ствол, и ветви. В кроне пели птицы на разные голоса. Половину Дерева освещало солнце, над второй половиной светила луна и горели звезды. По стволу бежал ручей и уходил в «землю». Возле Дерева суетилась семейка ежей и фыркала своими маленькими носиками, вокруг ствола бегал дикий кабан и, пытаясь найти желуди, раскапывал корни.

Вир улыбался: в Мире Воплощений он видел огромное количество подобных деревьев и не думал, что именной такой земной образ имеет Дерево Жизни…

Прошел месяц. В этот период книга заняла центральное место в жизни Ванды и затмила всех, кто был рядом с художницей до появления печатной версии. Ванда даже не заметила, как из Германии вернулся Марек. Он не показывался на глаза и не звонил. Ни о чем не думая, Ванда позвонила ему сама. После обычного слова «привет» Марек не дал возможности поэту спросить «как дела?», поделиться радостью выхода книги и заявил:

- У меня совсем нет времени.

- Хорошо, я позвоню завтра, - недоумевая, сказала Ванда.

- И завтра у меня не будет времени, и послезавтра, а на следующей неделе я вновь буду в Германии.

- Нет и минуты? У меня…

- Нет, я работаю.

- Когда появится свободная минута, позвони, - все еще сохраняя отношения, предложила Ванда.

- Конечно, мы увидимся.

Ванда прекратила разговор первой. Она все поняла. Ей уже самой не нужна была эта свободная минута. Их дороги разошлись: она сделала шаг на крест, Марек, заработав деньги, проявил элементарную трусость и навсегда сделал шаг от креста, чтобы никогда на нем не оказаться. И все-таки Ванда была благодарна Мареку, ведь это он зародил в ней идею книги, это он предложил ей продать «Юного Бога».

- Он достоин радости чистого проявления, но бежит от нее. Беги, Марек, ни я, ни книга догонять не станут. Забавно даже, ведь ты никогда и не узнаешь, что книга вышла, что книга есть.

Боль пробежала по телу Ванды, а потом ей стало жаль Марека, просто жаль: он всю жизнь будет бегать от нее и нести совсем другой «крест» - свое невыполненное обещание.

- Может, выслать ему книгу почтой? Нет, не стоит, примет как пощечину. Прощай, Марек, захочешь – узнаешь все сам, - произнесла Ванда и перевернула страницу книги…

Богов, желающих проявить свое творение в зеркале Нижнего Неба, оказалось много.

«Так не хватит и всей моей жизни, - подумал Вир и посмотрел на алмазную корону. – Я понимаю, Боги не спешат: они бессмертны, но тороплюсь я. Я должен все понять и все воплотить. Я просто обязан это сделать».

Вир смотрел в зеркало Нижнего Неба, одно из следующих воплощений «приковало» взгляд не-Бога. Бутоны белых роз зарождались, росли, раскрывались. В каждом бутоне звучала своя мелодия, в каждом бутоне жил свой мир, свой маленький, но живой мир. Нежный розово-голубой рассвет раскрасил первый бутон. Радуясь первым лучам, из него выпорхнули бабочки. Второй бутон приобрел насыщенную голубую окраску, и из него полилась река, легкой лентой обвивая стебель и листья. В третьем бутоне кружила метель, белая, плотная, как кисея. Снег можно было зачерпнуть ладонями и подбросить до Верхнего Неба. Золотисто-оранжевый четвертый бутон заката излучал тепло, медленно раскрывая лепесток за лепестком, завораживая глубоким покоем. На сине-фиолетовом пятом бутоне сияли яркие звезды и светила Луна. Лунный свет струился и водопадом низвергался по каменным лепесткам. На каждом каменном лепестке сидел мотылек, маленький ночной мотылек, чтобы потом превратится в бабочку и выпорхнуть из нежного розово-голубого цветка. Богиня хлопнула в ладоши – розы стали белыми и сплелись между собой, соединившись, растворились друг в друге, образуя один цветок. В нем могла уместиться вся Вселенная.

- Этот Цветок Жизни ближе к Дереву, но все же это только цветок, - отметил для себя Вир и посмотрел на корону: светлые алмазы ожили и заиграли собственным светом…

В новой жизни Ванды появился театр: лавина судьбы поставила ее на сцену. Театр-студия «Геликон» (так назвала ее Ванда) объединила талантливых юношей и девушек в один небольшой творческий коллектив и поставила Колодзей во главе его. Новая «роль» захватила Ванду полностью, хотя и старая «роль» (поэта) требовала выйти на «бис». «Их необходимо совместить, иначе… иначе они разорвут меня. Книга больше сцены. Книга – это жизнь. А сцена? Сцена – это ощущение жизни».

Юные актеры репетировали часами. Ванда Колодзей была не только режиссером, но и стояла на сцене рядом в качестве актера.

- Чтобы понять, что такое театр, нужно жить театром, нужно быть на сцене, - говорила Ванда студентам. – Нужно творить сообща.

И они творили вместе. На сцене. Чистая энергия зарождалась внутри, в сознании мгновенно появлялся мысле-образ и через движение души вырывался в пространство, перемещая актеров, словно фигуры в шахматной партии.

«Сцена – это шахматная доска? И да, и нет. Сегодня на ней кружатся маски, отражаясь друг в друге своей противоположностью, как Верхнее Небо отражается в Нижнем в том далеком полузабытом Мире Богов. Маскарад? Да. У каждого Бога – своя маска. Может ли Бог сорвать ее, поменять? Человеку это под силу – я сорву ее», - думал уже не поэт, а режиссер и актер Ванда Колодзей.

Маска Радости отражалась в маске Печали, маска Гнева – в маске Покоя, маска Смеха – в маске Слез, маска Восхищения – в маске Разочарования, маска Победителя – в маске Побежденного, маска Признания – в маске Обиды. И только маска Бесстрастия не отражалась ни в одной другой маске. Именно ее выбрала для себя Ванда, именно она и начинала вращение, приводя в движение все остальные. Бесстрастие делало первый шаг, и к нему навстречу с разных сторон «летели» актеры, руки соединялись, образуя круг. С «приходом» новой маски круг расширялся, вращение ускорялось. Скорость достигла предела, когда маски «потеряли свое лицо», стали абсолютно бесстрастными. Теперь не отдельная маска, а круг имел значение, в нем заключалась вся жизнь. Круг то разрывался, то вновь соединялся, меняя положение актеров на сцене. Маски в кругах проживали свои жизни и, отдавая свою энергию, усиливали ее так, что Ванда могла вытянуть ее в длинную нить, намотать на палец и подбросить вверх, «подбрасывая» вверх и всех участников маскарада, и всех его зрителей. Когда «нить» стала «стрелой» и достигла цели, Бесстрастие первым сорвало с себя маску, за ним – Радость и Печаль, Гнев и Покой, Смех и Слезы, Восхищение и Разочарование, Победа и Поражение, Признание и Обида. Сорвав маски, актеры покинули сцену. Последней со сцены ушла Ванда. Актеров нет, но сцена не пуста – на ней лежат маски и ждут прихода новых актеров. На сцене осталась и энергия – при новом вращении ее можно вновь вытянуть в тонкую прочную нить, намотать и подкинуть вверх. Сцена ждет своих актеров. Актеры выходят на поклон…

Лицо Вира сияло внутренним светом, как светлые алмазы в короне. Воплощение сменялось новым воплощением. Вир не мог оторвать от них взгляда. В глазах не-Бога, как в зеркале, отразилось восхищение.

Ударил колокол. В океане Нижнего Неба появился корабль, он летел над волнами под белыми парусами. Колокол ударил во второй раз. За кораблем показались два других, меньших по размеру. Они догнали большой корабль и выстроились с ним в одну линию. О, это уже эскадра! Ветер надул паруса и заставил трепетать флаги. «Кто ведет корабли? Кто капитан?» - задал сам себе вопросы Вир. За штурвалом большого корабля стоял молодой капитан и уверенно вел судно вперед. Вир присмотрелся внимательно и (о, чудо!) в капитане узнал себя: да, это было его лицо, это были его руки!

Боги прочли удивление на лице Вира и улыбнулись. Эскадра мчалась вдаль, чтобы раствориться в легком вечернем тумане. Колокол ударил в третий раз…

Три монаха уверенным шагом шли по сцене. Жизнь их связала прочной веревкой. Казалось, что никто и ничто не сможет разрубить ее. Лица скрывали капюшоны. Первый монах, что по левую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. На сцене появился его призрак-мечта: девушка в белом легком одеянии с цветком белой лилии в руке «разбудила» монаха, протянула ему цветок, и, сделав несколько «па», они замерли в любовании друг другом. Второй монах, что по правую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. Его страсть вырвалась на сцену: девушка в красном одеянии с цветком красной розы в руке захватила в плен сердце монаха. Дождь из лепестков роз обрушился на их головы, плечи, руки, и фигуры замерли в полном слиянии друг с другом. Третий монах, центральный, открыл лицо, потрогал веревки, убедившись, что остался один, посмотрел в зрительный зал, ища в нем живые души, а найдя, жестами правой и левой рук пригласил их на сцену. Через мгновение рядом с монахом стояли крылатые люди и звали его с собой в полет, в небо. И монах «взлетел». На вершине его горы стояла Богиня, укрытая полупрозрачным сияющим покрывалом. Монах сорвал покрывало – Богиня спустилась с горы в мир, на сцену, где замерли любовь и страсть. Ведомая третьим монахом, Красота оживила левого и правого и, забрав с собой любовь, страсть и свободу, вернулась на вершину. Три монаха уверенным шагом уходили со сцены. Жизнь их не связывала прочной веревкой, но они шли рядом…

Ванда переступила порог и оказалась в комнате, разделенной перегородкой на два кабинета: штатных корреспондентов и главного редактора. Первый кабинет был пустым, стулья не стояли, стол укрыт стойким налетом пыли. Кабинет главного редактора «ударил по голове» серыми стенами и тусклым светом, льющимся из единственного в комнате маленького окошка. Ванда сразу и не заметила, что в помещении кто-то есть. Она вначале услышала голос, как будто кабинет говорил с ней, а потом из-за стола встал, словно отделившись от стен, человек в сером пиджаке и направился к ней навстречу.

- Здравствуйте, - ответила на приветствие Ванда. – У Вас моя книга.

И тут Ванда заметила возле стены на маленьком столике свою книгу. Обложка была яркой и сияла, как солнце среди туч в пасмурный день.

- Я ждал Вас. А Вы знаете, что такое быть поэтом, настоящим поэтом? – спросил редактор и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Поэт – это не профессия, и даже не призвание, и даже не талант. Поэт – это точка соединения разных миров, точка переплетения разных миров. Поэт – это вечный странник, через него говорит душа мира, через него выходят мысли, меняющие облик планеты и сознание людей. Он шаман, открывающий портал. Он смертный в бессмертном мире и бессмертный – в смертном.

«Какое глупое сравнение, просто набор красивых фраз», - думала Ванда и уже не слышала, а видела редактора. Он напомнил ей паука и упорно ткал паутину. Книга лежала в сторонке и была похожа на бабочку, попавшую в сети.

- Настоящий поэт – это всегда шаман. А Вы имеете представление о рифме и ритме в стихосложении? – «паук» задал очередной риторический вопрос и, наконец, открыл книгу. – Вы складно пишите… Хм, и рифма неплохая. Образы довольно оригинальные.

«Паук» листал страницы книги. Ванда молчала. Она терпела и знала только то, что пришла сюда за книгой.

- Ваши стихи хороши, но это средний уровень. Вот смотрите, - редактор открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшую книжку в черном переплете. – Это лучшие польские стихи. Это лучшая польская поэтесса. Она моя ученица. Работала здесь, со мной. Я учил ее писать статьи, затем – владеть поэтическим словом. Вы способны и можете стать настоящим поэтом. Станьте моей ученицей. И мы пойдем дальше: вы станете не просто лучшей польской поэтессой, вы станете лучшей поэтессой в мире. Я научу Вас владеть словом, я знаю, что сейчас требует душа мира.

Ванда взяла книжку в руки и открыла наугад. Красивые слова, стройная рифма… Стихи ни о чем. Когда же ей на глаза попались имена греческих Богов, Колодзей улыбнулась и произнесла:

- Что Вы, я и не думала претендовать на роль поэта и даже представить себе не могла, что мои стихи будут стихами среднего уровня. Я не поэт, но теперь, после Ваших слов, после Вашего предложения, я подумаю: почему бы мне и не стать поэтом, не стать Вашей ученицей?!

Лицо «паука» засияло радостной надеждой и удовлетворенным самолюбием:

- Да, да, подумайте. У Вас большое будущее. Я буду ждать, не опоздайте…

Ванда уверенно пошла к выходу. Оглянулась:

- Непременно. Я вернусь, - попрощалась Ванда и еще раз окинула взглядом кабинет главного «паука» города: серые стены, тусклый свет, льющийся из единственного маленького окошка, столик у стены, на нем – книга, книга Ванды Колодзей.

«Ты останешься здесь, непрочитанной, но здесь», - решила Ванда и закрыла за собой дверь комнаты…

На сцене стоял человек, человек в черном. Он думал, куда идти дальше. Ответ не приходил в голову, и тогда человек пошел наугад и резко повернулся. Поворот был таким неожиданным, что мужчина наткнулся на собственную тень, отразившую удивление на лице хозяина. На секунду замерев, тень стала выполнять команды человека. Ощутив полную власть, хозяин увеличил и ускорил «приказы». Тень уже не успевала их выполнять, вышла из-под контроля мужчины и осознала, что может быть свободной и жить без хозяина. Но тени было мало свободы.

- Я хочу, чтобы мы поменялись местами, чтобы ты стал тенью, а я - твоим хозяином.

Человек попытался сбежать, но Тень позвала на помощь две черные тени, и те спутали мужчине ноги. Затем человек стать кричать, тогда Тень позвала на помощь две серые тени, и те наложили печать на его уста. Человек не сдавался: он взял перо и бумагу и стал писать. Тень в третий раз позвала на помощь белую тень, та соединила все тени в кольцо, в центре которого стоял человек. Он хотел вырваться из кольца, но чем больше делал попыток, тем сильнее сжималось кольцо, тем более узким становился круг. Бумага выпала из рук человека. Перо стало мечом, и мужчина стал рубить им кольцо, но разрубить не смог. Обессилев от борьбы, человек остановился и, сделав вид, что перестал сопротивляться, написал пером в воздухе слово «СВОБОДА» - кольцо исчезло, тени исчезли. Человек оглянулся и увидел собственную тень: на шее у нее была веревка, ее конец тень протягивала своему хозяину.

На сцене стоял человек, человек в черном. Он думал, куда идти дальше. Подумав, взял конец веревки, повернул направо и, уводя за собой тень, ушел со сцены…

Волны ударялись о скалы. Брызги воды долетали до Верхнего Неба. В бурном и грозном Нижнем Небе открылся Путь. Белой тонкой нитью он бежал по темному океану. Тьма породила светлую дорогу и проявила ее, чтобы та не утонула в иссиня-черных глубинах, надежно скрывающих в себе все формы, способные подняться на поверхность. На дороге никого не было: ни человека, ни Бога, ни тени одного и второго. Путь то поднимался, то опускался в такт дыхания Нижнего Неба.

«Ожили темные алмазы», - подумал Вир.

- Ожили темные алмазы, - эхо повторило его мысль и разнесло по океану Нижнего Неба.

По светлому Пути в черных водах шел отшельник. Куда он шел? К себе. Откуда? От себя. Свет его души был невелик. Свет его разума еще не проявлен. Он шел по зыбкой дороге, играющей под ногами пеной Мирового Океана. Иногда отшельник боялся сделать следующий шаг: в сознание проникала мысль, что под ногами не земля, а вода. Иногда он летел над дорогой, не замечая ее, не замечая и темных вод Вселенной. Он был вечно молод, но волосы поседели от поиска и борьбы внутри себя, невидимой, но меняющей душу войны. Одинок в черных глубинах, свободен на поверхности океана.

«Как долог будет его Путь? – размышлял Вир. – Реален ли отшельник?»

- Реален ли отшельник? – эхо вторило мыслям не-Бога.

Огромная волна поднялась вверх, над океаном, за ней – вторая, третья… Шторм соединил Верхнее и Нижнее Небеса. Фигура отшельника еще разделяла их собой и то исчезала в волнах, то появлялась над водой. И вот уже девятая волна с грохотом и ревом неслась на отшельника.

- Остановись, погибнешь! – закричал Вир.

Отшельник оглянулся на крик. Вир протянул ему руку, но… девятая волна накрыла одинокую фигуру. Океан ревел, смешивая между собой все непроявленные формы. Вир смотрел в темное зеркало и видел в нем свое лицо.

Темные алмазы на короне играли собственной тьмой…

Ванда в последний раз утром укладывала книги в сумку. Что будет с ними дальше, она не знала. Что будет с ней дальше, она знала. Вот только в Мире Богов распятие не было таким реальным, как здесь. Знать о нем – это одно, а идти на крест – это совсем другое. Сегодня у нее две встречи – две встречи с читателями. Она должна успеть на каждую, а значит, необходимо забыть себя и все силы отдать книгам. Когда исчезла ночная мгла, в душе появилась надежда, что эти встречи последние. Надежда широко расправила крылья за ее плечами, и Ванда «полетела».

В Академии проходил семинар по вопросам современного искусства. Ректор попросил Ванду Колодзей выступить на нем, высказать свое мнение о новой живописи и литературе, в качестве примера рассказать о книге и предложить ее участникам научной конференции. Ванда слегка волновалась, хотя причин для волнения не находила.

Докладчики с серьезными и умными выражениями лиц пытались объяснить свое существование в мире, связывая его с постмодернистскими тенденциями, психоделикой, поп-артом и кичем. Кандидаты, профессора и просто преподаватели высшей школы разделились на два лагеря: первые говорили о тупике, в котором находится современное искусство, о коммерческом, потребительском подходе во всех сферах деятельности, о предметах искусства как товаре, подлежащем немедленной продаже; вторые восторженно высказывались о свободе творчества, о соединении восточной и западной философии, о положительном результате этого союза, о том, что каждый житель планеты может прикоснуться к творению, открыть в себе таланты и стать творцом. Выслушав друг друга, участники в полемику не вступили: крайние точки зрения и остались крайними. Ванда должна была выступать последней, и она не знала, с чего начать свой монолог. Ее симпатия была на стороне вторых, но сама она как поэт и художник жила вне этих крайностей и на диалог не рассчитывала. Устав от высокопарных слов, докладчики с радостью приняли предложение о переносе семинара в непринужденную обстановку, о задушевной беседе с поэтом за чашкой кофе. Ванда захотела уйти из Академии и больше никогда сюда не возвращаться, но посмотрела на сумку, в которой лежали книги, и осталась.

Колодзей молчала, за нее говорили стихи. Участники семинара пили кофе, ели конфеты и пирожные и не обращали внимания на автора. И это было лучше, чем если бы Ванда прочла в их глазах ненависть, злость и зависть, которые поэт видел неоднократно после выхода книги.

Колодзей как можно быстрей завершила свое выступление, отдала книги в Академию, для желающих, но выйти спокойно не успела: ее догнал мужчина средних лет и среднего роста, на его губах еще были крошки от пирожного, он держал в руках книгу Ванды и декламировал:

Святых убивает бесовское пламя,

Отчизна горит вместе с ними. В огне

Святые встают под бесовское знамя:

Святые и грешники там наравне.

- Объясните мне, объясните, пожалуйста, я понимаю первую и вторую строчки и согласен, что нет пророка в своем Отечестве, но почему «Святые встают под бесовское знамя»? Это неправильно, так быть не должно, какие же они после этого святые?

Ванда подумала, посмотрев на своего «читателя», что она сейчас с удовольствием стала бы под бесовское знамя, а вслух произнесла:

Они, умирая, рождают стихи,

Но не на бумаге, не в келье – на воле,

На воле, где ветер – им преданный брат.

Встречают судьбу в диком поле,

Свободы вдохнув аромат.

Произнесла и, не обращая внимания на реплики «читателя», вышла из Академии искусств.

Свобода встретила ее ветром и гулом автомобилей. В сумке лежали оставшиеся книги. Ванда посчитала их – всего лишь четыре. Закрыв сумку, поэт посмотрел по сторонам и не узнал места, на котором стоял. Ванда делала шаги вправо и влево, но все время возвращалась в исходную точку.

«Тупик? Как можно заблудиться в городе, исхоженном вдоль и поперек своими ногами?» - недоумевала Ванда. Когда она ощутила реальность «тупика», по лицу пробежал свет фар автомобиля. Ванда пошатнулась: огромная лавина неведомой ей силы швырнула ее под колеса машин. Поэт едва удержался на ногах.

- Спокойно, девочка, это уже серьезно, - прошептала себе под нос Ванда и спросила у прохожего: - Вы не подскажите, как пройти на остановку?

Пожилой мужчина что-то буркнул ей в ответ и рукой указал путь. Ванда пошла: в сумке лежали книги, во Дворце культуры ее ждали очередные «читатели».

«Это в последний раз, это в последний раз», - в голове звучала только одна мысль.

Во Дворце культуры ее встретили организаторы вечера, поблагодарили за приход, объяснили, что она будет выступать перед польской молодежью, которая по случаю праздника собралась в Белом зале, и что будет и «хлеб» и «зрелище». Ванда оказалась на сцене с микрофоном в руках. Прочитав небольшое стихотворение, поэт спустился в зал. Путь по залу был похож на прохождение через шеренги солдат с нагайками в руках: за столиками сидела пьяная молодежь, громко смеялась, парни целовали девушек, некоторые молодые люди удостоили Ванду своим похотливым, ничего не понимающим взглядом, некоторые просто пили и ели, зачем в общем-то сюда и пришли. Вандаперестала различать лица. В Белом зале было одно лицо: большое, красное, со стеклянными глазами и жующим ртом.

«Зачем, зачем я здесь?»

- Мы благодарим Вас за выступление. Это было великолепно. Присядьте, отдохните, через 15 минут Ваш второй выход.

- Зачем, зачем я здесь, зачем Вы меня пригласили?

- Успокойтесь, не стоит так волноваться. Теперь мы знаем, что в нашем городе есть такой замечательный поэт, как Вы.

- Но я не хочу знать Вас. Прощайте.

Ванда выбежала из Дворца. Свобода встретила ее ветром и гулом автомобилей. Ванда нащупала в сумке книги: их было четыре.

- Это в последний раз, - Колодзей произнесла так громко, что невольно испугала влюбленную пару, мирно сидящую на скамейке под городскими фонарями…

На сцене стояли люди-роботы. Их движения были скованными, их лица были одинаковыми. Каждый шаг четкий, каждый шаг распланированный. Электронная музыка звучала на сцене, электронная музыка звучала в них, электронная музыка звучала в зрительном зале. Люди-роботы не смотрели друг на друга, люди-роботы не смотрели в зал, люди-роботы смотрели на свои ладони, там были зеркала, маленькие зеркала. Люди видели свое отражение? Возможно. Они показывали зеркала рядом стоящим, зрителям, отражая их взгляды и мысли. Отразив в четвертый раз, «роботы» четко выстроились в два ряда и чеканным строевым шагом ушли со сцены…

Нижнее Небо напоминало бездну, в ней образовалась воронка. Все, что было когда-то воплощено в Мире людей, вращалось в ней и «строило» ее – и воронка росла. Новый виток, новый круг. Все образы в бездне. И сразу они еще даже видны на первом витке, но появляется новый виток – и образы исчезают. Они навсегда остаются в бездонных глубинах. Силой мысли их можно «извлечь» и воскресить в реальности памяти, но для этого нужно создать еще одну воронку.

- Воронка для Вира! – торжественно объявил Иларий. – Вир, все, что ты когда-то воплотил, ты можешь извлечь из бездны и решить судьбу воплощений во второй раз: воплотить еще раз, ликвидировать без права на восстановление или забрать с собой, вернее в себя, в Пустоту. Решай, Вир, Мир Богов примет любой твой выбор.

- Иларий, а Боги могут быть там, внутри, спуститься по спирали воронки в бездну?

- Боги могут все, но что им там делать, Вир? Там образы «замерзают» и становятся неподвижными. И чтобы их изменить, нужно «окостеневшие» формы ломать.

- Не хочешь ли ты сказать, Иларий, что в Мире Воплощений есть один путь – через боль?

- Да, это очевидно. Испытывать боль – это безумие. В Мире Богов все образы динамичны и боли нет. Так зачем быть безумцем?

Вир всматривался в темную воронку. Сотни образов возникали и исчезали перед глазами. Среди них – образ польской художницы Ванды Колодзей, от тела которой он отказался в самом начале праздника, от образа которой он отказался в своем сознании. И это была уже не художница, а Вир, настоящий Вир. Но кто тогда он, жадно всматривающийся в темные глубины бездны? Вир? Нет. Ванда? Уже нет. Он не человек, он не Бог, и это его будут короновать. А прошлую жизнь он вычеркнет из памяти, навсегда.

- Я не буду извлекать ни один образ, - заявил Вир Богам. – Свою Пустоту я наполню новыми образами, отличными от этих.

Ладонями Вир дотронулся до воронки и ощутил прохладу воды. Тогда не-Бог зачерпнул воду руками и подбросил вверх. Капли темными алмазами падали к ногам Богов. Воронка набрала обороты, и великая бездна поглотила ее. Капли-алмазы катились по площади в Долине. Темные алмазы на короне играли собственной тьмой…

Глория ступила на площадь, подошла к Виру.

- Великий Вир, твой отказ от прежней жизни еще больше заверяет нас в правильности выбора: ты достоин короны, ты обладатель искры Пустоты, ты сама Пустота. Мое воплощение я посвящаю тебе, я отдаю тебе, в нем – вся моя любовь.

На темном небе встретились солнце и луна. Они сияли каждый своим светом: солнце – сильным, ярким, насыщенным, солнечным; луна – слабым, бледным, полупрозрачным, лунным. Они не стояли на месте, они плыли навстречу друг другу, сокращая и сокращая расстояние между собой. Когда же солнце и луна прикоснулись своими дисками, восторг вырвался из груди Вира, восторг вырвался из груди Богов. Солнце сливалось с луной, а луна с солнцем. В полном слиянии получилась новая звезда, звезда с огненно-водным телом. Огненная вода закипела и полилась к ногам Вира. Пар белым облаком поднялся вверх и обнял, словно руками, не-Бога. Пар не обжигал, он ласкал душу Вира.

Виру захотелось остаться в этих объятиях навсегда, он даже боялся пошевелиться, чтобы не нарушить это прикосновение, эту любовь Глории. Облако таяло само. Когда дымка рассеялась, Вир посмотрел под ноги и увидел меч, свой меч. Глория улыбалась, она уже знала, что сделает Вир, но ждала, как будто ожидание давало ей неуверенность и неожиданность в развитии событий.

Вир поднял меч, поцеловал и протянул Глории.

- Ты отдаешь мне свой меч? Свою силу?

- Я отдаю силу Любви. Только она может владеть ей. Отдав меч тебе, Глория, я возвращаю все воспоминания, все воплощения, весь Мир Богов. Отдав всю свою силу Любви, я обретаю свободу…

- Вир, почему, почему ты не воспользовался мечом и не отрубил Иларию голову? – спросила Глория, оставшись наедине с Виром.

- Разве можно убить Бога? Ведь вы бессмертны! – ответил Вир.

- Убить нельзя, но можно изменить, пролив кровь Бога. Можно отсечь память – и это будет уже другой Иларий, непомнящий, не знающий, что ты двойник Вира.

- Иларий мой друг. Он первым встретил меня в вашем Мире, он научил меня владеть силой, он открыл мне тайны Богов. Он мой Учитель. Зачем мне проливать его кровь?

- Он хочет занять твое место и готовит тебя в жертву.

- Мое место? Я и сам уступлю его после коронации. Хочешь, Глория, я уступлю его тебе? Мой меч у тебя!

- Ты не понимаешь, Вир! Вспомни, вспомни свое первое воплощение!

- Ночь, ставшую ярким днем? Что ты хочешь этим сказать, Глория?

- Линии переплелись, а должны были искривиться по замыслу Илария. Он хотел твоего позора. Он предатель.

- Но ведь ночь стала днем, и никто не смог помешать этому. Не смог и Иларий.

- Да, но лишь потому, что тебе помог Вир, настоящий Вир. Я не знаю, как это у него получается, но вы воплощаете вместе, хотя неизвестно, воплощаешь ли ты? Он там, внизу (безумец!), но его присутствие я ощущаю и здесь, и немудрено: ты его творение. И он не оставит свое творение в беде.

- Так вот почему ты хотела сделать меня убийцей! Ты думаешь, Вир вернется? В это же тело? Ты плохо знаешь его, Глория. Он ушел из этого тела на крест. А сошедшему с креста разве нужно тело?

- Что можешь ты знать о распятии Бога? Ты смертный, ты человек!

- Да, я смертный, я человек, удержавший искру Пустоты. Человек ли? Во всяком случае, не Бог: Богам огонь Пустоты не подчиняется.

- Ты хитер и силен, Вир!

- У меня прекрасный Учитель и всемогущий Творец!

- Я ненавижу тебя, Ванда Колодзей, ты украла у меня Вира!

- Так убей меня, у тебя есть мой меч.

- Я не могу этого сделать, и ты сам знаешь почему.

- А, тело… Понимаю. Оно дает тебе надежду. Тогда тебе, Глория, остается только одно: пролить кровь Илария, - сурово сказал Вир и направился к Богам, снимающим с Храма Совета Воплощений алмазную корону.

Долина наполнилась голосами Богов. Мир был готов к чудесам, Мир был готов к коронации. Жизнь ярким светом заполнила все пространство между Верхним и Нижним Небесами. Золотая Сфера едва успевала вращаться от интенсивности и силы этого света. Жизнь чистой водой струилась по камням Нижнего Неба и легкими облаками плыла в Верхнем.

Боль позади. Та боль, которая словно клеймо, поставленное жизнью на душу Ванды Колодзей. Иногда боль прожигала холодом, иногда палила невыносимым жаром. То кричала: «Убей меня». То приказывала: «Убей себя». Ванда не слушала и не слышала ее. Бог знал, зачем он пришел в Мир Воплощений. Затем, чтобы навсегда уйти с Дерева Жизни, а для этого нужно взойти на «крест», распять себя – отказаться от роли, сыграв ее до конца. И вот он, крест, внутри себя, видимый только тобой, невидимый всеми. И боли на нем нет (осталась на дороге), и победы нет. Ничего нет. Никого нет. Тела нет. Души нет. Разума нет.

Голос есть, твой настоящий Голос, и он говорит с тобой. Свет есть. Свет вокруг. Свет внутри, белый, как солнце, прозрачный, как вода в источнике. И крест из него (света), и ты сам есть этот свет. На голове венец из ярких лучей, видимый внутренним взором, сияющий и освещающий всю душу до самого предела наготы. Все одежды Бог оставлял по дороге, вот и последние (из света!) исчезают безвозвратно.

- Кто ты? – спрашивает Голос.

- Вир!

- Кто ты? – спрашивает Голос.

- Бог…

- Кто ты? – спрашивает Голос.

Ответа нет. И нет вопроса. Есть ожидание, ожиданием не являющееся.

Крест за пределами себя. Крест за пределами Мира. Жизнь за пределами Жизни. Смерть за пределами Смерти.

Свет сам оттолкнет тебя и вернет разум, и тогда вновь зазвучит Голос. Свет сам оттолкнет тебя и вернет душу, и тогда ты увидишь крест. Свет сам оттолкнет тебя и вернет тело, и тогда ты сойдешь с креста. Все это будет не раньше, чем свет оттолкнет тебя, и поэтому ты ждешь и в ожидании своем умираешь.

Сколько дней и ночей Бог был на кресте, он не знал. Все дни и ночи смешались в безвременье. Когда свет иссяк, наступила тьма и с креста сошла Пустота, поглотившая эту тьму. В Пустоте возникло Дерево Жизни, неповторимое Дерево Пустоты.

Когда наступило утро, Ванда открыла глаза – вставало зимнее солнце, яркое, алое, новое. Колодзей смотрела на зарю глазами ребенка, глазами новорожденного.

- Я в Мире, но почему осталась? – задала сама себе вопрос Ванда и тотчас же ответила: - Вир! Дело в нем! Ищи дверь, старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами!

Ванда сделала первый шаг.

Золотая Сфера направила в Долину яркий луч. Прикоснувшись к земле, он стал широкой дорогой, пересекающей всю Долину, в центре которой возвышался Храм Совета Воплощений. По обе стороны луча стояли Боги, никто из них, по всеобщему мнению, не достоин был даже ступить на эту дорогу, не то, что идти по ней. Боги ждали, когда Вир, их герой, достойнейший из всех, оставит на луче свой невидимый след, когда корона будет венчать его голову. Ожидание объединило всех.

Вир посмотрел в лица Богов – в них отражалась радость, бесстрашие и жизнь. Как прекрасны были эти лица, божественно красивы! Пораженный красотой и силой, Вир ступил на луч. Земля уплывала, голова кружилась, ноги шли сами.

- Слава Виру! Слава Великому Виру!

Вир шел по лучу дальше.

- Слава не-Богу! Слава Великой Пустоте!

Вир шел по лучу дальше.

- Вир, мы тебя любим! Вир, мы тебя любим!

Вир шел по лучу дальше и видел, как глаза Богов излучали любовь, и тысячи маленьких лучей были направлены к нему и хотели занять в его сердце свое место. Не-Бог их невольно впускал в себя и светился любовью, любовью к Миру, Богам и самой Жизни.

Излучая свет, Вир не заметил, как подошел к Храму. Дорога за его спиной сузилась до луча и вернулась назад в Золотую Сферу. На пороге Храма Вира встретил Иларий:

- Прежде, чем корона увенчает тебя, Вир, ты должен принести клятву. Текст клятвы я хранил в архиве вместе с мечом. Меч ты отдал Глории, это твое право, но слова клятвы ты произнесешь в честь Пустоты, Богов и себя как новой Пустоты. Повторяй за мной:

Я, творение Великой Пустоты, двойник Духа, не-Бог, перешедший границы Миров,

клянусь, что, став Пустотой, буду стоять на защите Мира Богов при любом вторжении чужеродной силы;

клянусь, что буду любить всех его жителей независимо от их отношения ко мне;

клянусь, что все творения, создаваемые в своей Пустоте, я отдам во благо Мира, во благо Богов;

клянусь, что, уходя из Мира навсегда, я найду преемника и соединю свою силу и силу его во славу бессмертия и могущества Богов.

Если я нарушу клятву, то пусть кара Золотой Сферы обрушится на меня и не будет мне покоя ни в Верхнем, ни в Нижнем Небе.

Клянусь. Клянусь. Клянусь.

После последних слов клятвы в Мире наступила тишина, даже Золотая Сфера свой поворот совершила бесшумно, словно боялась нарушить торжественность происходящего момента. И в этой абсолютной тишине, играя светлыми и темными алмазами, корона увенчала голову Вира. Не-Бог уловил взглядом, как руки Илария подняли вверх сияющий предмет и опустили его ему на голову. Корона обхватила кольцом и сжала затылок, виски и лоб, да так сильно, что Вир едва устоял на ногах.

«А корона-то тяжела», - подумал Вир и тихо спросил у Илария:

- Что мне делать дальше?

- Иди по дороге назад, смотри по сторонам и улыбайся: Боги заслужили твою улыбку. Когда обойдешь Долину, вернешься в Храм Совета, я там буду тебя ждать.

Вир сделал первый шаг. Ступни пылали неведомым огнем, но не жгли землю. Руки просились в полет, но не взлетали, а укрывали душу от порывов ветра, доносящихся из Мира Воплощений. Губы шептали: «Ванда». Глаза видели в Верхнем Небе крест, крест на солнце, крест из солнечного света.

Боги с восхищением смотрели на брата, а тот с восхищением – на крест, как будто искал на нем Ванду Колодзей, но ее там не было, и Вир шел дальше.

Обойдя Долину, Вир направился к Храму. На подступах не-Бог услышал сильный удар и звон стекла – окно первого этажа здания треснуло, и осколки разлетелись в разные стороны.

Часы на Башне Храма Совета Воплощений показывали 0 часов, 0 минут, 0 секунд нулевого года, месяца и дня.

Вир вошел в Храм…

Пирамида. Я влетаю в нее через вершину. Спуск быстрый, без преград, по узкому туннелю. Темно. Я лечу на свет и знаю, что он (свет) в точке пересечения всех линий, всех миров, всех жизней. Резко останавливаюсь. Комната с множеством открытых дверей, бело-голубой свет льется водопадом сверху в ее центр. Свет живой, словно прозрачная вода. Я дотрагиваюсь до водопада – руки проходят сквозь воду, душа наполняется величием и всеобъемлющей радостью. Из бело-голубого света на меня смотрят глаза, и вот я уже вижу лицо, шею, руки, тело. Прекрасная Богиня стоит в потоках свето-воды и пронзает взглядом пространство комнаты. Я узнаю в ней себя. Это я! Я дотрагиваюсь до своего лица, поворачиваю голову на бок и протягиваю руки. Богиня в точности повторяет все движения. Это мое отражение? Внутренний голос говорит, что нет. Она совершенна! Я совершенна! Я в ней? Я здесь, в комнате, в пирамиде, я вижу ее!

- Стань на колени, поклонись мне, - я слышу голос Богини.

На колени? Я говорю себе стать на колени? Никогда! Это не я!

- Это не я! – крик вырывается из моей души.

Образ Богини растворяется в бело-голубом свете. Свет бледнеет, становится похожим на туман и рассеивается.

Я быстро ищу выход. Первая дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Вторая дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Третья дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Нет выхода? Неправда! Выход всегда есть. Выход там, где вход. Я смотрю вверх и вижу, как светятся звезды на ночном небе. Маленькое окошко на вершине пирамиды. Я взлетаю…

Ванда открыла глаза. Нет, это был не сон. Электронные часы на правой руке показывали 0 часов, 0 минут, 0 секунд нулевого года, месяца и дня…

«Почему в Храме темно? В Храме, полном света Богов?» - спрашивает себя Вир, но отвечать некогда. Холодная вода поднимается к ногам все выше и выше. Тьма сжимает со всех сторон. Животный страх наполняет душу: в кромешной тьме кто-то есть, и этот кто-то обязательно нападет. Вир ожидает удара со всех сторон, словно невидимый враг специально выжидает удобный момент, чтобы застать врасплох.

- Тьма полна сюрпризов, - Вир пытается успокоить себя неуместной шуткой, но ничего не выходит.

Вода прибывает. Вир идет по колено в морской воде. Черные стены. Он ощупывает их руками и так продвигается вперед. Вперед ли? Виру кажется, что он движется по кругу. Тьма не пропускает ни звука, даже стук собственного сердца не слышен, боль в висках пульсирует бесшумно.

Вода прибывает. По пояс в воде Вир идет и ощущает, как бездна, неизвестная, неразгаданная, открывает перед ним пасть. Один неверный шаг – и ты там.

- Нет, нет, я не один. Вот стоит Глория и зовет за собой. Глория, я здесь. Помоги мне!

Вир ускоряет шаг. Бушующие воды океана, черные стены.

- Нет, нет, я не один. Иларий, мой друг, ты где? Помоги мне!

Вир рассекает воду руками, но она все прибывает и прибывает, как будто ее источник в глубинах души и памяти. Черные стены. Тишина.

- Вир! Помоги! – захлебываясь, кричит не-Бог, и его крик тонет во тьме, тонет и он сам.

- Ты не один. Корона! – слышит он голос и видит Вира, настоящего Вира. Тот снимает с его головы корону и протягивает ему. Светлые алмазы вспыхивают в темноте ярким светом.

- Вир, почему ты снял корону? Что случилось? – спросил Иларий.

- Человек умер, - ответил Вир и увидел свое отражение в каждом алмазе на короне. – Я не человек…

- Двойник стал бессмертным? – в разговор вмешалась Глория, внезапно появившаяся в Храме Совета Воплощений.

- Я последовал твоему совету: убрал из сознания понятие смерти. Для этого пришлось изменить и сознание, - ответил Вир.

- Ты способный ученик! Правда, Иларий? – в гневе спросила Глория. – Но ты не Вир. Верни мне его! Отправляйся в свой Мир, в Пустоту, в Бездну, куда пожелаешь, но верни мне его!

- Боюсь, Глория, что это уже невозможно, - сказал Иларий (слова прозвучали как приговор), а потом добавил: - Перед нами новое существо, а обмен произошел не с ним!

- Не хочешь ли ты сказать, что человек стал Богом?

- Нет, человеком и Богом надо родиться.

- Вир, не-Бог, жил среди нас, а потом ушел в Мир Воплощений. Значит, и этот сможет уйти.

- Дорогой Вира, Глория? Теперь он должен создать себе двойника, как это сделал Вир, и поменяться с ним местами. Только так и не иначе.

- Не иначе? Отдай корону, она не твоя! – Глория выхватила у Вира корону.

- Верни ему корону. Она ждала его!

- Мне короновать? Короновать его? Не бывать этому!

Глория бросила на пол корону, выхватила из-за спины меч. Вир видел, как меч, рассекая воздух, приближался к нему.

«Да будет так», - решил Вир.

Иларий бросился на защиту Вира. Занесенный над головой меч оказался в руках архивариуса, но лезвие все же дотронулось до тела Вира, зацепив кожу на шее. Выступила кровь. Меч был в крови!

- Предсказание сбылось, Иларий? – спросил Вир.

Иларий не ответил. Он подобрал с пола корону и надел ее на голову Вира.

- Возьми меч, на нем твоя кровь. Теперь он по праву твой. Иди, Вир, иди. Боги ждут тебя!

Разорвав плащ, Вир обмотал куском ткани шею и направился к выходу. У двери оглянулся – по лицу Глории катились слезы, Иларий достал из сумки книгу и открыл ее наугад.

Когда Вир переступил порог Храма, в Долине хлынул дождь. Он лил одной сплошной стеной, соединяя Верхнее и Нижнее Небеса. Капли ударялись о поверхность воды и брызгами разлетались в разные стороны. Вир шел по воде. Под ногами, над головой была жизнь. Жизнь в каждой капле дождя! В океане жизни шел счастливый Вир и улыбался. Рука крепко сжимала меч…

«Темные алмазы наполнят бесстрашием душу и укрепят тело, светлые – освободят разум. Коронованный сотворит Новый Мир, Боги заселят его, но перед этим Старый Мир изменит свой облик. Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба», - прочитал вслух Иларий и закрыл книгу.

- Глория, я не узнаю тебя. Зачем ты подняла меч на Вира? Неужели любовь ослепила тебя?

- Иларий, тебе не понять меня, ты никогда не любил.

- Не любил? Любовь – это естественное состояние для Бога. Вот только у каждого Бога она своя. Я люблю Мир, и ради него я спас тебя от непоправимой ошибки, я спас Мир от катастрофы. Ты хочешь, чтобы Твердыни рухнули? Ты хочешь быть изгнанной в Мир Воплощений?

- Да, Иларий, там у меня появится шанс встретить его.

- Опомнись, Глория. Ты уверена, что Вир там остался прежним? Ты уверена, что он все еще любит и помнит тебя?

- Что ты мне предлагаешь?

- Прими нового Вира. Забудь о прежнем. Боги поймут тебя.

- А если он вернется?

- Куда? В его теле – бессмертный. Да и ты сама, Глория, не примешь его. Боги не примут его. Корона на голове нового Вира.

- Возможно, ты и прав.

- Я всегда прав. В Долине идет дождь. «Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба». Пойдем, Глория, посмотрим на радугу Вира.

- А как же ты, Иларий?

- А что я? Я люблю Мир. Мое время еще не пришло…

Ванда заболела. Тело не подчинялось ей. Оно не успевало реагировать на внутренние изменения. Болели ноги. Колодзей вспомнила свои первые ощущения в момент перехода в Мир Воплощений - первые шаги были мучительны: не-Богу казалось, что он проходит сквозь толщи воды, давящей на него со всех сторон. Потом давление воздуха перестало беспокоить, но тяжесть и тупая боль в ногах не утихали и не собирались утихать, как будто претендовали на роль спутников в новом и опасном путешествии. Именно с этой болью Ванда жила последние две недели, словно кто-то приковал ее ногами к земле, чтобы она не взлетела, чтобы была еще здесь, в мире людей. Наводя порядок в квартире, разбирая старые записи, она нашла листки, исписанные рукой настоящей Ванды Колодзей. Мелким почерком в каждой клеточке художница писала о белой моли, пожирающей Твердыни Богов, о Книге Желаний в Театре Жизни и о приходе Ребенка, меняющего ход всей пьесы. Небольшие символические рассказы не оставили равнодушной новую Ванду.

«Мы говорим на одном языке, языке символов. Ванда действительно была моим творением. Как она там? Человеку быть Богом куда как тяжелее, чем Богу – человеком. Ее уже должен был признать Мир Богов, иначе… Я не могу ей помочь. Бог умер. Кто я? Не знаю, у Пустоты нет имени. Знаю одно: свое Дерево Жизни я «посажу» здесь. Для этого мне не стоит возвращаться в Мир, мне не нужна Золотая Сфера, она меня не отражает, не видит, а я – ее. Дерево будет иным. Пришло мое время», - решила для себя Колодзей.

«Началась новая жизнь, с чистого листа, и в ней нет места для прошлого, нет места для будущего. Бесконечно долгая дорога, а ты на ней – архитектор, создающий чертежи своей Вселенной. Что ты построишь – зависит только от тебя. И пусть Галактики и их звезды здесь не видны, но они светят, они реальней, чем эта реальность, созданная в умах Богов и воплощенная руками людей. Иларий когда-то говорил, что в Новой Пустоте обязательно рождаются Новые Боги. В моей Пустоте их не будет».

Боль, приковав ноги к земле, отрезала от земли разум. За две недели Ванда перечеркнула все прошлое: книгу, картины, театр, любовь и жизнь – и засела за новые полотна. Они должны были стать маленькими кирпичиками ее нового дома…

Дождь прекратился. Золотая Сфера, омытая живой водой, казалась еще более золотой. Вир шел по дороге, устланной лепестками белых роз, шел к Золотой Сфере. Боги с нетерпением ожидали от него не слов, а реального действия, посвященного им и всему Миру. Боги не знали, что это будет за поступок, не знал и сам Вир. Нижнее Небо волной ударилось о ступени Храма и утихло. Не-Бог посмотрел в Верхнее Небо и увидел там глаза Вира.

«Как он там, на земле? Богу в человеческом теле куда как тяжелее, чем человеку – в теле Бога. Я не могу больше принять его помощь. Человек умер. Кто я? Не знаю, но я буду воплощать здесь. Я вижу Золотую Сферу, я отражаюсь в ней, я овладею ее энергией. Пришло мое время».

Золотая Сфера, сделав полный оборот, выпустила четыре луча. Вир направил два луча в Верхнее Небо, два – в Нижнее Небо. Над ультрамариновым океаном появилась радуга, яркая, живая, прозрачная. Состояла она из тонких мыслей Вира, его душевных переживаний и зарождающейся любви к своему творению. Радуга стала расти. Вот она уже поднялась до Золотой Сферы, еще несколько мгновений – и мост из фантастических картинок реальной жизни достиг границы Верхнего Неба. И тут из него вылетели белые птицы, они покружились над радугой и, сделав последний круг, влетели в Нижнее Небо, оставив вместо себя белое перышко. Оно, словно маленькая лодочка, поплыло по радуге и исчезло в ее свете. Боги стояли затаив дыхание.

«Он сделал то, что обещал Вир», - слеза радости покатилась по счастливому лицу Глории…

Первым образом, появившимся из-под кисти художницы, была радуга, и появилась она на свет в Старом замке. Целый день Ванда работала над полотном, радуга менялась на глазах неоднократно: эмоции переходили в мысли, мысли – в чистые образы. Колодзей вспомнила свою радугу в Мире Богов, в памяти это творение еще существовала. Вместе с радугой ожили и глаза маленькой девочки, полные любви и восторга. Тогда Ванда поняла, что она напишет радугу глазами ребенка. Образ обрел окончательную форму, когда художница ощутила свое отсутствие у картины и доверила руку свободе. Радуга родилась в лучах заката. Когда Ванда нанесла последний мазок синей краски и вытерла кисти, она уловила на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрела по сторонам – никого, но ощущение не исчезало.

- Кто здесь? – громко спросила она.

Тишина. Только слышно, как гудит ветер в развалинах замка.

- Кто здесь? – повторила вопрос Ванда.

Из-за стены появилась фигура Гостека.

- Ты стал привидением этого замка? – засмеялась Ванда.

- Я стал привидением своей жизни, - ответил Гостек.

- У тебя жена, ребенок, о каком привидении ты говоришь? Я не поверю, что ты все еще любишь меня. Посмотри на картину. Что скажешь?

- Я всегда восхищался твоими полотнами, и эта не исключение. Почему радуга?

- После потопа Бог людям подал знак прощения – радугу. Гостек, а где твоя скрипка?

- Со мной. Ты хочешь услышать ее голос?

Ванда кивнула головой.

Скрипка заиграла протяжно, с надрывом. Гостек натянул струны своей души и именно по ним водил смычком. Ванда слышала то печаль, то борьбу, но одна нота звучала особенно – нота боли.

- Как много в тебе боли, - тихо произнесла Ванда.

Гостек играл. Боль нарастала. Она неслась лавиной и хотела проглотить Старый замок и свою причину – Ванду Колодзей. Скрипач резко оборвал музыку, бросил скрипку на землю, быстрым шагом подошел к художнице и поцеловал ее. Солнце садилось за горизонт, а Гостек все целовал Ванду и шептал ей самые нежные слова своей любви.

- Как же я люблю тебя, как же я люблю. Стоит мне только увидеть тебя, и я понимаю, что люблю тебя.

Ванда молчала.

- Что ты молчишь?

- Когда видишь… Не встречай меня, не смотри на меня. Я скоро уеду назад, в Варшаву.

- Но есть Старый замок и дорога к нему.

- Бесконечно долгая дорога, - прошептала Ванда.

Гостек обнял Ванду покрепче.

- Не надо, Гостек. Нельзя.

Ванда попыталась вырваться из объятий скрипача, но тот еще сильней прижал ее к себе и стал целовать губы, лицо, шею. Ванда рванулась во второй раз, хотела закричать, но не смогла: сильные руки Гостека сжали ей горло.

«Да будет так», - решила для себя Ванда.

Последний луч заходящего солнца скользнул по лицу художницы, Гостек увидел ее глаза и посмотрел в них.

- Это не ты, Ванда! Юный римский Бог!..

Ужас охватил душу Гостека, он разжал руки и с криком ненависти к себе пустился бежать по бесконечно долгой дороге. Радуга смотрела ему вслед.

Ванда дотронулась до шеи: кровь пульсировала по жилам. Уложив краски и забрав картину, Колодзей быстро зашагала прочь от Старого замка…

Варшава встретила Ванду светом фонарей. Колодзей любила вечернюю столицу: Суета приобретала иную окраску, можно было свободно думать и воплощать любые, самые дерзкие, образы. Ванда шла по улицам города и думала: «Это будет новый мир. Я найду свои формы, отличные от форм Мира Богов. Другая Вселенная, с другими звездами, другим солнцем. Ты уже существуешь – в моих мыслях, в моих глазах».

Из-под кисти художницы появились новые пирамиды, новые замки, новые города, новые планеты. Не каждый образ просился на полотно, не каждый образ Ванда выпускала на свободу из своего разума. Только тот, который становился «плоть от плоти», «кровь от крови» творца, она воплощала яркими красками. И (о чудо!) выпущенный образ, будучи картиной, вновь притягивался к автору, чтобы быть неразлучно связанным с ним, и возвращал ту часть жизни, которую творец без сожаления отдавал творению в момент его создания.

Четыре земных года из жизни Ванды Колодзей ушли на создание Дерева Жизни. Это были годы упорного труда и веры в то, что бесконечно долгая дорога, пролегающая через туманности души и лабиринты разума, приведет к желанному солнцу, в котором есть выход, есть старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами.

«Ты плывешь в океане своей жизни на плоту, без паруса. Жажда достигнуть заветной цели управляет крепко сплетенными между собой мыслями, силой ветра и течением воды. Корабли-миражи встают на твоем пути, нагруженные мечтами, славой и богатством. Корабли величественны и прекрасны, плывут они, как белые птицы, по безбрежному океану. Иногда хочется остановиться и смотреть на них, не отрывая глаз. Но это всего лишь желание, и оно мимолетно, как легкое дуновение ветерка в полный штиль. Чтобы не стоять на месте, ты создаешь сам себе ураган и вступаешь в борьбу со стихией, и эта борьба служит новым рывком в твоем движении. И в этой борьбе корабли-иллюзии терпят крушение, бесследно рушится и путь позади тебя. Нет дороги назад, впереди – солнце, и ты мчишься к нему еще быстрей, не замечая ни новых кораблей, ни буревестников. Приближаясь к солнцу, вначале ты думаешь, что сгоришь в его огне, но потом, ощутив себя огнем, понимаешь: в огне огонь сгореть не может. Огненный шар притягивает тебя, горит путь в океане. Ты плывешь в огне в центр шара и видишь, что солнца нет, что солнце – это ворота в Пустоту, Великую Пустоту», - записывала свое путешествие Ванда.

«Солнце – это Золотая Сфера! Я создала свою Золотую Сферу! Вир, иди в Золотую Сферу, не бойся, там твой выход. Слышишь ли ты меня?» - мысленно обращалась Колодзей к своему двойнику.

Из-под пера поэта вышла вторая книга и создавалась третья. Слова, записанные и произнесенные после распятия, приобретали иную ценность – они раскрывали суть нового Мира. Только перестав быть Богом, можно творить по-настоящему, не прикасаясь к своему творению руками и мыслями, творить, рождая из себя, рождая самого себя. Вторую книгу Ванда верстала и печатала сама просто потому, что она должна была существовать, не выполняя никакой другой функции при этом. Быть как пройденный путь. «Бесконечно долгая дорога» - ее имя. Дорога, освещаемая луной, навстречу солнцу. Эта книга – результат борьбы и работы.

«Какой борьбы? – писала Ванда. – Борьбы с собственной памятью. Какой работы? Вечной работы над собой».

Дух-воин, Дух-огонь стал героем книги.

«Пять экземпляров – численный предел для такой книги», - решил поэт.

Один экземпляр Ванда оставила себе, остальные четыре разлетелись быстрее молнии. Две книги попали в руки парням-студентам, которые видели в своем преподавателе не просто художника, поэта и философа, а нечто большее, чему не могли дать имени. Ванда сама не могла дать себе имя.

«Разве у Пустоты есть имя? Она существует без имени, у нее нет имени», - факт, который не оспаривал и сам поэт.

Студент Владек сочинял песни под гитару, он и пригласил Ванду на свой первый концерт.

Ванда пришла незадолго до начала выступления. Владек встретил ее и усадил на лучшее место – напротив себя. Комната студенческого общежития временно превратилась в концертный зал: ряды стульев, журнальный стол, на нем – гитара. Автор волновался и не потому, что сегодня его сольный дебют, а потому, что все песни он исполнит для нее, только она может решить их судьбу, а значит, и его судьбу. Творить ли ему дальше? Или это всего лишь игра?

Гитара пела, смеялась, рыдала. Владек вещал о вечной борьбе света и тьмы, о собственном выборе и о ночных кошмарах, подстерегающих разум на пути просветления.

Ванда слушала и улыбалась. Она видела в юной душе себя, себя до падения и распятия, одержимою жаждой выхода. На мгновение ей показалось, что никого в комнате нет, лишь она и этот маленький мальчик, протягивающий на ладонях свою судьбу и ожидающий приговора. Это была его первая настоящая радость, и Ванда радовалась, сорадовалась. Слова, вылетающие из детских уст, связывали их сердца одной нитью, и пока они (слова) свободно летали в пространстве, нить существовала и крепла. Когда расстояние между душами стало минимальным, улыбка исчезла с лица Колодзей: напротив ее сидел двойник. Двойник не того Вира, не-Бога из Мира Богов, а Вира, распятого в Мире Воплощений.

«Я создала двойника, будучи здесь? Невероятно, но он рядом, говорит моими словами, смотрит моими глазами и ждет, ждет крещения».

Ванда, не дожидаясь окончания концерта, мысленно собрала весь огонь в своей душе и направила его на «сцену» автору-исполнителю. Лицо Владека покраснело, голос задрожал. Нить оборвалась. Перед Учителем сидел счастливый ученик и знал, что в приговоре написано одно слово – Жизнь.

На следующий день в кафе за столиком сидели два парня и молодая женщина. Владек был окрылен своим счастьем, много говорил и жестикулировал. Когда же была выпита третья чашка кофе, Ванда неожиданно произнесла:

- Ты когда-то хотел вступить в мой Орден Огня? Я отдаю тебе Огонь. Бери. Впрочем, ты его уже вчера взял. Это огромная сила. Она может и разрушать, и созидать. Учись владеть Огнем сам. Хотя… ты можешь им и не пользоваться.

- Пришло время? Я достоин?

- Ты хотел его получить.

- Я думал, что когда-нибудь… А как же книги?

- Какие книги? Я отдала все. Ты напишешь их сам.

- Я уже не демон?

- Ты все еще демон, Владек. Вот только я уже не в Огне…

Вечером свобода напоила душу Ванды несказанной радостью: она вне Творящего Огня. Отказаться от творения в Мире Богов, а Огонь отдать в Мире Воплощений и для этого создать двойника…

«Все очень просто. Чаша пуста. Ты свободен, мой двойник. Ты уже не двойник! Я даю себе обет молчания».

Третья книга по имени «Пустота» так и не родилась в Мире Воплощений. Она была и не была. Она существовала в электронном варианте, и одного щелчка компьютерной мыши хватило бы, чтобы решить ее участь. «Пустота» оставалась в Пустоте. Ванда молчала. Звучала пустота своим чистым, как горный ручей, голосом. Сияла Пустота своим едва уловимым, но ослепительным светом…

Вир прошел через Жизнь. Четыре года в Мире Богов полностью изменили его. Коронованный (это новое имя дали Виру Боги и забыли старое) возглавлял Совет Воплощений. Все идеи и образы Богов проверялись теперь на их функциональность и стопроцентное практическое применение в Мире Воплощений. Время эстета и философа Вира ушло безвозвратно, наступила новая эпоха – Эпоха Коронованного, Эпоха Рационализма. Боги спускались со своих Твердынь уже не для общения, а для отчета в Совете Воплощений о проделанной образной работе, приносящей пользу всему Миру. Заслужить одобрение Коронованного – стало целью существования. Высшем же достижением всей жизни Бога считался образ, использованный не-Богом в создании Пустоты. Вир был одержим идеей строительства нового Дома для себя и Богов. Последние не называли его Домом, а Коронованный не называл его Пустотой.

В Долине перед Храмом Совета Воплощений не-Бог установил зеркало, Зеркало Мира. В нем отражались не только Боги, но и Золотая Сфера. Прежде, чем войти в Храм, Бог оставлял на его пороге свое отражение. Зеркало крепко держало его, пока Бог представлял Совету свое очередное творение. Уходя из Храма, Бог снова смотрелся в Зеркало, и отражение возвращалось к своему хозяину.

Вначале Боги с опаской приняли изобретение Коронованного, но потом заинтересовались и даже полюбили Зеркало во имя строительства нового Мира, новой Пустоты.

За четыре года рациональных воплощений Мир Богов достиг предела своего могущества. Твердыни гордо возвышались. Золотая Сфера, совершив полный оборот, утверждала приход нового дня.

Новый день настал.

- Ты сегодня сам не свой. Что случилось? – обратилась Глория к Виру.

- Не знаю, что со мной. Тревожно как-то, - Вир посмотрел на корону.

- Из-за нее? Она твоя. Никто, кроме тебя, не может пользоваться ей.

- Нет, дело не в короне.

- Тогда успокойся, на Совете ты должен быть уверенным и абсолютно бесстрастным.

- Ты права, Глория. Иларий говорил, что сегодня на Совете будут рассматриваться очень важные идеи для Дома и что одна идея будет лично его.

- Я буду тебя ждать на нашем мосту. Приходи поскорей. У меня тоже есть идея.

Вир набросил плащ, надел на голову корону. Потом странно заметался по комнате, как будто что-то искал. Глория хотела предложить ему помощь и сделала шаг навстречу. Вир пролетел, как стрела, но Богиня все же заметила в правой руке не-Бога меч…

В Центральном зале Храма Совета Воплощений царил мягкий свет. Он лился сквозь окно в стеклянной крыше, он проникал из всех открытых дверей, ведущих в зал и выходящих из него. В точке пересечения потоков света находился круглый стол. Двенадцать совершенно одинаковых стульев-тронов ожидали участников Совета для принятия и утверждения новых творений. Тринадцатый или нулевой трон возвышался над остальными, но стоял с ними рядом, в одном замкнутом кругу. Это было место для Коронованного. Первым всегда приходил Иларий, он проверял зал, стол, стулья и раскладывал предварительную информацию для каждого участника Совета – она светилась на прозрачном, невидимом экране и меняла свое изображение при едва уловимом движении мысли. Проверка перед началом Совета стала традицией в Мире Богов, и архивариус с гордостью выполнял ее.

Иларий эту традицию не нарушил и в этот раз, но когда он появился в Центральном зале, то обнаружил, что на троне уже восседает Вир и что-то очень быстро записывает.

- А, это ты, Иларий!

- Что ты здесь делаешь так рано? Коронованный должен появиться последним, как ему и подобает. Его должны ждать, а не он!

- Все условности выдуманы и глупы. Иларий, сегодня Совет ты проведешь без меня.

- Как же так, Вир? Именно сегодня мы завершим «крышу» нашего Дома, твоего Дома, и тебе даже не интересно?

- Интересно, но есть дела более важные

- Более важные? Ты шутишь? Целых четыре года было отдано на переустройство Старого Мира и создание Нового, четыре года Совет воплощал только те образы, которые наполняли твою Пустоту. И вот теперь, когда цель как никогда близка, ты своей выходкой открыто заявляешь о безразличии к общему делу, к своему делу.

- Ты серьезно так думаешь?

- Не хотелось бы, но…

- Послушай, Иларий, ты мой друг, ты спас мне жизнь, я тебе полностью доверяю и знаю, что ты примешь только те идеи, которые пойдут на благо Нового Мира, ты ведь так любишь Мир Богов. Поверь и мне: я не могу сегодня быть на Совете, не должен. Это не бегство. Вот возьми. Этот листок, не читая предварительно, ты пустишь по кругу в самом конце Совета. Каждый участник сам прочтет мою информацию, листок вернется к тебе, и ты последним прочтешь мою запись. Обещаешь?

- Обещаю, но, Вир, как же моя идея о сверхпотоках света и их концентрации в шары-кристаллы, подобные Золотой Сфере?

- Ты мне уже ее и изложил. Утверждаю. Ты как всегда гениален и прост.

- Что скажут братья, когда…

Сильный удар сотряс Долину. Волна из Нижнего Неба поднялась к ступеням Храма. В Верхнем Небе ветра смешались и ураганом пронеслись над Долиной. Иларий выскочил из Храма: на земле лежало Зеркало Мира темной стороной вверх.

- Вир, упало Зеркало!

Иларий влетел в Храм, но Вира там уже не было, зал был пуст.

Долго не думая, Иларий принялся за переустановку Зеркала Мира. Сделать это было нетрудно: Зеркало при падении не пострадало.

«Скоро Совет. Боги должны отразиться в Зеркале. Надо спешить».

Архивариус справился быстро и даже не заметил, что Зеркало установил неправильно, перевернув его, а когда увидел свою ошибку, исправлять было уже некогда…

- Братья, сегодня Совет мы проведем без Коронованного, но он мысленно с нами и передал для нас информацию. По его просьбе, о ней мы узнаем в самом конце нашей беседы. Что ж, приступим, - торжественно заявил Иларий.

Образы появлялись из потока света, льющегося из окна крыши в центр стола. Они приобретали видимые черты, когда приходящие на Совет Боги начинали говорить о своих идеях, и растворялись в свете, когда информация была исчерпана. Так в лучах света появилась машина с плоским экраном, посылающая сигналы на маленькие датчики-экраны и таким образом связывающая всех Богов, где бы они ни находились в Мире. Затем машина, концентрирующая поток мыслей и создающая из них зрительный образ-проект любого объекта Нового Мира. В числе предлагаемых совету образов были и шарики-кристаллы Илария, дающие возможность воплощать и без непосредственного участия Золотой Сферы, но заряжаемые от прикосновения к ней.

Когда все образы были рассмотрены. Совет замолчал, чтобы принять окончательное решение. В тишине раздался голос Илария:

- Что бы мы ни надумали, Коронованный примет наш выбор. А вот и послание от него.

Листок Вира переходил из рук в руки. Лица после прочтения бледнели и искажались. Боги в большом недоумении передавали листок по кругу. Послание довольно быстро вернулось к Иларию, и тот прочел:

«Коронованный –самозванец. Он не Вир. Он Двойник Вира, человек».

- Не может быть, но это его почерк, он и писал при мне.

- Он что написал сам на себя донос?

- Ты знал об этом, Иларий?

- Что нам делать, братья?

Боги вопросами перебивали друг друга. Иларий молчал. В его голове звучал один единственный вопрос: «Зачем он открыл себя?»

Звук от удара падения Зеркала, разлетевшегося в дребезги, остановил поток слов и мыслей Богов. Осколки ударная волна разбросала по Долине. Вырвавшиеся отражения метались в Долине возле Храма Совета Воплощений…

Вир сидел в Пустыне и поднимал в сжатой ладони песок, а он тонкими струйками сквозь пальцы возвращался на землю.

«Кто я? Коронованный? Возомнил и поверил. Чей Дом? Богов! Это не Пустота, это обман!»,

Вир поднял голову и посмотрел на небо: белое солнце слепило глаза и жаром палило тело. Человек снял обувь, затем одежду – пустыня сдавила его со всех сторон, огонь пробежал по телу и вырвался наружу. Крик о помощи утонул в море песка, так и не услышанный никем, даже самим не-Богом. В горле пересохло, губы потрескались. Жажда становилась невыносимой, состояние – полуобморочным.

«Вот он кто я – безжизненная пустыня. Ни капли воды, ни капли жизни. Дом… Где он? Где Дом? Среди людей его нет, среди Богов – тоже».

Солнце ударило в голову. Ноги стали тяжелыми и неподвижными. Мысли путались в голове и раскалывали ее на две части. Одна часть говорила: «Это твоя пустыня. Ты в ней – Бог». Вторая шептала: «Ты безвольное существо. Слабак. Игрушка в руках Богов».

Сколько длилась эта внутренняя борьба, Вир не знал, но диалог закончился, когда сквозь горячее марево пустыни человек увидел мираж. Белый дворец гордо возвышался над песком, ослепительно белый и легкий, как солнце пустыни, величественный и прекрасный, как давняя мечта. Вир реально ощутил, что шагает по дороге вдоль фонтанов и белоснежных скульптур полубогов-полуживотных к центральному входу. Двери нет. Дворец давно ждет своего архитектора. Вир даже слышит, как стучит его сердце – сердце Дома. Радость окрыляет человека, и он уже не идет, а бежит к своему счастью, боясь спугнуть его. За два шага до входа черные тени преграждают путь. Вир выхватывает меч и рубит им головы. Головы падают, но прилетают новые тени. И чем больше меч отсекает голов, тем больше теней слетается, и черная стена встает между творцом и его творением. Вир продолжает борьбу, уверенный в своей победе. Стена падает, но вместе с ней рушится и Дворец. И вот уже человек стоит на руинах Дома. Душа наполняется гневом. О, лучше бы она зарыдала, но слезы высыхают от пустынного зноя, так и не появившись.

Поднялась песчаная буря. Песок стал резать глаза. С каждым новым выдохом вдох было сделать все труднее и труднее. Вир сидел на бархане и жадно всматривался вдаль. В вихре песка он увидел, как вспыхивают и гаснут звезды, как вращаются планеты, как вращается Земля, как тьма проглатывает Землю, планеты, звезды и неудержимо притягивает и его самого. Во тьме – жуткий страх безвозвратности. Человек хватается за свои воспоминания, но ни картины, ни Гостек, ни корона, ни Глория не ослабевают это притяжение. Черная воронка расширяется, не-Бог летит в ее центр. «Вир!» - кричит душа, и человек в центре воронки видит улыбающееся лицо Вира.

Буря улеглась. Выглянуло солнце, оно садилось за горизонт, свет его был мягким и спокойным. Вир посмотрел на свои руки: правая крепко сжимала меч, а левая – калейдоскоп, детский калейдоскоп.

«Ищи старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами», - решил для себя Вир и уснул, не выпуская из рук ни меч, ни калейдоскоп.

Виру снился сон. Перевернутое Зеркало Мира разлетелось на осколки. Вырвавшиеся отражения метались в Долине возле Храма Совета Воплощений….

- Братья, мы должны вернуть наши отражения, - кричал Иларий, но его голос утонул в общем шуме.

Над Долиной пронеслась песчаная буря. Ветер пытался ворваться в Храм и песком засыпал все окна и двери, как будто кто-то не желал, чтобы отражения вернулись в Богов, и специально устроил ловушку. Песок, словно пыль, стоял в воздухе, резал глаза, дышать с каждой новой минутой становилось все труднее и труднее. Отрезанные стихией от Мира, Боги впервые задумались над своим бессмертием и осознали, что их отражения также бессмертны, а значит, могут натворить множество бед.

- Иларий, в твоем архиве есть план Храма. Вспоминай его, - сказал один из двенадцати Богов.

- Что тебя интересует в нем? – ответил архивариус.

- Есть ли в Храме точка его разрушения?

- Падет Храм – падет и Мир, ты прекрасно знаешь. Надо искать другой выход из сложившейся ситуации.

- Где он, твой выход? Двери и окна засыпаны песком, возможно, что и стены. Ветер гудит, буря еще не улеглась.

- Есть два выхода: первый – пройти под Храмом, через землю, второй – через Творящий Свет из верхнего окна. Он все еще льется, значит, окно свободно.

- Создать проход под Храмом – риск оказаться в Мире Воплощений, а Мир Воплощений – куда большая ловушка, чем наш Храм. Проходя через Творящий Свет, мы неизбежно изменимся и также рискуем, но рискуем попасть в Верхнее Небо, а Верхнее Небо – это абсолютная неизвестность для нас. Впрочем, ни один Бог еще там не был.

- Был Вир, но его с нами нет.

- Иларий, почему ты не сказал нам правду о двойнике? Почему ты допустил его коронацию?

- Вы бы все равно не поверили, в это трудно поверить: Вир пал, а вместо себя возвысил человека. Скажите, хоть один Бог совершил бы такое? Если, конечно, он не безумен. А меня вы все равно бы обвинили в сообщничестве и изгнали бы в пустыню.

- Теперь весь Мир стал пустыней.

- Братья, неужели Боги не заметят нашего исчезновения? – спросил один из участников Совета.

- Вместо нас – отражения. Пока Боги разберутся, Мир рухнет.

- За четыре года мы и так его разрушили. Вы и сами уже не те. Вы не Боги Эпохи Вира, вы Боги Эпохи Коронованного! Вы сами создавали новую Пустоту. Что не так? – резко произнес Иларий истину, о которой Боги и не хотели вспоминать.

- Но ведь и ты строил Дом!

- Да, строил! Да, знал! Да, короновал! «Коронованный сотворит Новый Мир, Боги заселят его, но перед этим Старый Мир изменит свой облик. Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба. Второй знак – песчаная буря. Двенадцать из тринадцати попадут в вечное заточение. Один из них пройдет через Творящий Свет», - цитировал по памяти Иларий. – Я архивариус и знаю, что записано – то воплощено.

- Вот ты и пойдешь. А мы пока поищем точку разрушения!

- Опомнитесь, не разрушайте Храм, - Иларий поспешил в Творящий Свет.

Архивариус отодвинул нулевой трон от стола. На троне лежала корона, корона Вира. Ничему не удивляясь, Иларий взял ее в руки, стал на трон, с трона поднялся на стол и уверенно ступил в Творящий Свет.

Боги наблюдали, как свет трансформировал тело Илария, как на лице их брата отразилась боль, о которой они только слышали, но никогда не испытывали, как на его голове появилась корона и как, став едва различимым, он вознесся вверх.

Ванда молчала. Рука иногда (по привычке!) хотела взять перо и прикоснуться им к чистому листу бумаги, чтобы оставить на нем след Пустоты.

«Следов много, и без меня. Пришло время их стирать», - говорил внутренний голос. Ванда откладывала в сторону блокнот и ручку. Все сказано, все записано, все воплощено – в этом она была абсолютно уверена.

«Я посадила Дерево Жизни, и оно выросло, с шапками-островами, могучим стволом, преходящим в звездный путь. Я сама и есть это Дерево, и проросла я в самой себе, - думала Ванда. – Я срываю плод с Дерева, держу его в руках, вижу его. Он концентрирует все мое внимание. Проявленная часть Пустоты в сознании замещает всю Пустоту. Я теперь хорошо понимаю Глорию и Гостека: объект любви загораживает собой саму любовь. Написанная строка в момент прочтения важнее целой книги. Хотя, может быть, я и писала книгу, чтобы найти эту строчку, это главное для себя слово, а скрипка Гостека пела о любви, чтобы прославить Ванду… Творение делает невидимым Творца! Творец по-настоящему свободен всегда: и до творения, и после – он невидим. Значит, я как Пустота невидима другой Пустотой и не вижу ее сама. Воплощенные, проявленные части Пустоты ее не видят, но Пустота их видит и держит, как плод, на своих руках. Да, все так, но в моих руках нет старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами. Я ее не вижу. Где она?»

И Ванда действительно ее не видела. Перед глазами периодически возникал совсем другой образ. Он терзал ее душу тяжестью необъяснимой ностальгии, состраданием и жаждой помочь. Что же лишало Ванду покоя?

Пустыня. Желтый песок. В песке – лица. Из песка лица. Лица-маски. Совершенные лица, достойные быть лицами Богов. Их глаза закрыты. Вечное заточение, вечное бездействие… Сколько их? С каждым новым видением одной «маской» становится больше. Восемь, девять, десять, одиннадцать… Одиннадцать Богов в вечном ожидании, одиннадцать Богов смотрят на нее своими закрытыми песком глазами. И когда Ванда уже готова откликнуться на их молчаливый зов, тогда резкая, острая боль искажает лица, ветер проносится над ними, сметая песок, сметая и их самих. Пустыня. Белое солнце, слепящее глаза, выпаливающее жажду помощи и необъяснимую ностальгию.

Ванда молчала. Рука ее держала кисть. На полотне появилась пустыня. Белый всадник на солнечной колеснице пролетал над землей. Белые гривы лошадей трепал ветер. Колесница оставляла длинный узкий след, и он горел, горел белым огнем. За всадником пылала его дорога.

Академия искусств направила Ванду Колодзей в Прагу с выставкой ее работ и работ студентов. Среди полотен, воспевающих красоту Польши, гармонию мира и вечный поиск Творца, был и «Белый всадник». Он летел над Прагой, чтобы туда не вернуться. Никогда…

Творящий Свет возносил все выше и выше. Иларий уже ничего из того, что было и в чем он был уверен, не помнил и не знал. Невероятную легкость ощущало его тело, как в тот день, когда он впервые обрел видимые черты, отразившись в Золотой Сфере.

«Да, конечно, чтобы Творящий Свет возносил тебя, нужно быть легче его!»

Но не только тело и мысли изменились у Илария, изменилась и его неизменная любовь к Миру Богов. Свет проявлял все мысле-образы, все чувства, и они мгновенно менялись на глазах у Бога: приобретали иную окраску, иную форму, иной смысл. Желание владеть и управлять, используя мудрость тысячелетий, исчезло, жажду перемен и созидания утолил Творящий Свет, проникая в каждую клеточку души и тела, а главное – Иларий больше не стремился спасать Мир от разрушения, судьба Храма Совета Воплощений его не беспокоила. Теперь Бог любил Мир без стремлений и желаний, в полной свободе от него (Мира Богов).

В своем безмыслии Иларий достиг Верхнего Неба.

Океан дышал ровно и спокойно. Волны накатывались на берег. Верхнее Небо было темно-ультрамариновым. Да, да, темно-ультрамариновым!

«Странно, в Мире Богов мы видим его светло-голубым», - удивился Иларий и посмотрел под ноги: «земля» светилась, «земля» освещала Небо! Хотя «землей» этот светящийся берег назвать было нельзя. Бог ступил на него и пошел, скорее бесшумно полетел.

Глубокий покой. Тишина. Никого. Никого здесь нет. Молчаливые камни смотрят на Илария своим неподвижным взглядом. Бог приближается к одному из них. Камень излучает свет и молчит. Бог прикасается к нему. Пальцы ощущают слегка шероховатую поверхность. Тень… Чья-то тень на камне. Иларий оглядывается – никого. Поворачивает голову – тень на месте. Она существует, она на камне!

- Она не моя, - шепчет Бог. – Кто здесь?

Глубокий покой. Тишина. Никого.

- Вир! – Иларий рукой дотрагивается до тени…

Долина ровно и спокойно дышала. Золотая Сфера вращалась. Верхнее Небо было светло-голубым, Нижнее – ультрамариновым. Иларий держал в руках осколок Зеркала Мира. За спиной Бога стоял Храм Совета Воплощений и своим новым обликом напоминал огромную пирамиду.

Часы на городской ратуше пробили полдень. Смерть позвонила в свой маленький колокольчик, словно еще на один час отняла жизнь у всех пражцев и гостей города. Двенадцать апостолов появились и исчезли в окошках над часами, символизируя замкнутый круг времени. Вращались звезды, вращалось солнце, а земля оставалась неподвижной. На своем месте стояла и Прага.

Ванда шла по старой мостовой. Когда-то по этим камням ступала нога великих королей и реформаторов, героев и мучеников, алхимиков и лжепророков. Все они когда-то шли в Градчаны и оставляли на дороге следы, но толпы туристов их давно уже затоптали и превратили Прагу в мертвый город – город-музей. И Ванда шла в Градчаны и не потому, что хотела полюбоваться костелом святого Вита или Королевским дворцом, а потому, что идти нужно было старыми узкими улочками, улочками ремесленников и художников. Прага – это порог, порог Чехии, порог земли, ее порог, а за порогом должна быть дверь.

Невысокие домики, маленькие окошки, низкие двери. Магазинчики, частные лавочки, кафе, пивные бары и… туристы, туристы… Ванда пересчитала наличность:

- Да… Сегодня на пиве придется сэкономить.

Колодзей решила проверить, не завалялась ли мелочь (несколько лишних монет ей бы не помешали), но карманы были пустыми. Просматривая последнее денежное пристанище, Ванда и не заметила, как увлеклась этим бессмысленным занятием. Вывернув карман наизнанку, Колодзей подняла голову: о, Боже, прямо перед ее носом была старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. На пороге сидел большой рыжий кот. Ванда ступила на порог, дверь была не заперта и легко открылась.

От пола до потолка – полки, на них – книги, много книг, старых, в кожаных переплетах, на разных языках.

- Вас какая книга интересует? Какой автор? – спросил продавец. – Я хозяин. Мое имя Богуш, я торговец старыми книгами. Все они подлинники, издавались при жизни авторов. Что Вам предложить?

- Мне нужен Майринк, Густав Майринк.

- У Вас неплохой вкус. Вот, пожалуйста, «Голем». К сожалению, других его книг у меня нет. Но здесь тоже Прага, и этот старый еврей, возомнивший себя Богом. Кстати, Вы были на его могиле?

- Нет, но думаю побывать. Сколько с меня? – Ванда выложила на стол все свои деньги. – Это все, что у меня есть. Мало?

- Что Вы, что Вы! Двадцатый век не такая уже и древность. Вполне достаточно.

Колодзей забрала книгу и направилась к выходу.

- Будете в Праге, заходите еще, - услышала она голос за своей спиной.

Дверь за ней закрылась, старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами.

- Лжедверь, лжепорог, - откровение озарило разум, и художница зашагала прочь от двери, прочь от Градчан.

Весь оставшийся день она была в своем номере в гостинице, читала Майринка. Когда наступил вечер, Колодзей уже стояла на Карловом мосту. Каменные короли смотрели на нее со всех сторон своим молчаливым взглядом. Влтава спокойно и размеренно несла свои воды. Солнце садилось за горизонт. Одна из башен стобашенного города гордо возвышалась на фоне заката, как будто она и не башня вовсе, а Твердыня, Твердыня Бога.

- Прощай, Прага! Прощай, несуществующий порог! – тихо, но гордо произнесла Ванда.

Колодзей достала из сумочки «Голема» и бросила в реку. Влтава быстро поглотила книгу, затем подняла ее на поверхность и понесла вниз, по течению….

Белое солнце село за горизонт.

«Белый всадник» пролетел над Прагой, чтобы сюда не вернуться. Никогда…

Виру снился сон: песчаная буря отрезала Храм от Мира. Боги оказались в ловушке, Боги оказались во тьме. Творящий Свет вознес Илария и больше не освещал Центральный зал: верхнее окно засыпал песок.

- Точка разрушения! Братья, мы ищем точку разрушения! – кричал один из одиннадцати Богов, стараясь перекричать стук собственного сердца.

Боги исследовали каждый сантиметр Храма: нажимали, стучали, ударяли, но все было бесполезно – Храм стоял нерушимо. В жертву поиска были принесены стулья-троны – Боги разбивали их о стены, которые даже не содрогнулись при этом.

После двухчасовых бессмысленных попыток вырваться на свободу Боги осознали, что осталось два выхода: или сидеть и ждать помощи, или уходить через Нижнее Небо, прорыв проход под Храмом. Вот тут и произошел раскол: первая половина Богов была готова рискнуть своим положением, вторая – ожидать, хоть и целую вечность.

Чтобы прийти к единому мнению, Боги решили тянуть жребий: какое действие окажется последним, так они и поступят. Десять меток со словами «Нижнее Небо» и «Ожидание» лежали на столе, одиннадцатая осталась пустой, резервной. Это была метка судьбы, метка Великой Пустоты, ее невидимый голос. Боги поочередно тянули метки: «Ожидание» - «Нижнее Небо», «Нижнее Небо» - «Ожидание». Пустая метка все еще лежала на столе, как будто давала шанс подумать и открыть ловушку. Когда на столе остались две метки (одна была пустой), один из Богов предположил:

- Братья, а что если все это: и песок, и ловушка, и жребий – только плод нашего сознания? Что если в каждом из нас существует своя точка разрушения, а единой точки нет?

- Тогда почему мы все слышим, как гудит ветер, мы все ощущаем, как песок режет глаза?

- Боги, ведь это сама Великая Пустота смеется над нами! Вспомните: Вира нет, Вир – двойник. Нет Новой Пустоты! Новой Эпохой мы разрушали Мир. Разве Мир можно разрушить? Мы можем разрушить только свои Твердыни! В них – точка разрушения! Так пусть они рухнут, раз и навсегда!

Виру снился сон: рушились Твердыни, одна за другой, стремительно, безвозвратно. Мир сотрясался от каждого удара. Волны Нижнего Неба поднимались до Верхнего, а облака Верхнего Неба опускались до глубин Нижнего. Золотая Сфера вращалась, но вращалась неравномерно, то замедляя, то ускоряя темп. Камни рухнувших Твердынь дробились на глазах, превращались в песок и пылью оседали в Долине.

Боги стояли возле Храма, похожего своим новым обликом на огромную пирамиду. Иларий собирал в Долине осколки Зеркала Мира и не обращал внимания на Храм, Богов и новое вращение Золотой Сферы. Он не видел, как Сфера выпустила в Мир луч и им же, словно молнией, поразила себя. Сильный толчок изменил ее вращение. Поменяв направление своего движения, Сфера преобразилась: выпустив одновременно тысячи лучей, вместе с ними она отдала и все «золото», сконцентрированное в ней, и на глазах у Богов светлела. Затаив дыхание, Боги наблюдали это быстрое превращение – Желтая Сфера, Белая Сфера, Прозрачная Сфера, как алмаз, с ровными гранями, отливающими всеми цветами, существующими в Мире Богов. Сфера «окаменела», вобрав в себя всю пыль исчезнувших Твердынь, став новой Твердыней – Светлой, Алмазной. Храм-Пирамида отразился в ней и потемнел – черный алмаз возвышался над Долиной. Боги увидели свое отражение в Алмазной Сфере и удивились: на голове Илария была корона, корона Вира! Архивариус же, подобрав последний осколок, уверенной походкой направился к Пирамиде. Перед входом в нее он разложил все осколки на свои места, они соединились, образовав новое Зеркало. Иларий поднял его и установил перед дверью…

Перед старой, увитой плющом дверью, с железными, ржавыми засовами. Да, да, перед старой, увитой плющом дверью. Вир это видел отчетливо и уже не понимал, то ли это сон, то ли явь. Пальцы нащупали ржавые железные засовы. Дверь открылась…

Ослепительная, яркая радуга смотрела из нового Мира в пустыню, а на вершине ее сиял ключ. Вир видел каждый завиток на нем, каждый изгиб. Мастер выковал его, настоящий Мастер! Вир точно знал: это был ключ, открывающий любую дверь. Это был ключ от всех дверей! Это был ключ от старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами! Рука потянулась за ключом…

- Вир, очнись. Твердыни рухнули! Мир изменился! – Глория схватила не-Бога за руку и вытащила из-под развалин его Твердыни.

Вир открыл глаза. Сон был реальней реальности – реальность же показалась ему сном. Пальцы сжимали не ключ, а руку Глории, слепила глаза не радуга, а Алмазная Сфера, над Долиной возвышалась Черная Пирамида.

- Глория, в Храме Боги. Им нужна помощь!

- Тебе не до них. Надо бежать. Боги знают, кто ты!

- Куда? Куда, Глория? Ведь ты нашла меня в моей пустыне!

- Я это я. Бежим на Мост, наш Мост. Необходимо выиграть время.

В иной реальности был Мост – в их сердцах был Мост. Ни о чем не думая, они сделали шаг…

- Зачем? Зачем ты сказал им правду?

- Я не мог больше врать.

- Кому? Им? Они прекрасно жили твоим обманом и даже строили Новый Мир!

- Себе! И это был не настоящий Мир! Рано или поздно он бы все равно рухнул!

- Ничего, к этому времени мы бы придумали новый.

- Это говоришь ты, Глория? Та, которая любит Вира, настоящего Вира?

- Я люблю тебя. И мне все равно, кто ты. Ты часть его! Я принимаю его любого!

- Я хотел им стать! Я искренне этого хотел!

- Не стоит. Будь собой! Иначе…

- Что иначе?

- Иначе ты тоже уйдешь, как он…

Вир посмотрел под ноги.

- Красивый Мост, но не стоять же на нем всю жизнь!

- Мы бессмертны, ты забыл, хотя… ты прав. Стоять вечность – это многовато. Смотри!

Глория повернула голову направо – Боги толпились в Долине возле Черной Пирамиды, Алмазная Сфера вращалась против часовой стрелки. Вир посмотрел налево – Храм Совета Воплощений стоял на прежнем месте, Золотая Сфера совершала свой обычный оборот.

- Глория, ты соединила времена?

- Да. Один шаг – и мы в Старом Мире. Ты по-прежнему возглавляешь Совет. Ты для них – Коронованный, ты Вир!

- В чем смысл возврата?

- Мы не будем строить Новый Мир. Мы исправим свои ошибки. Твердыни не рухнут. Боги останутся прежними, неизменно-прежними.

- А если я выберу правую сторону?

- Ты там – человек. И будешь изгнан. Вир, подумай, я люблю тебя.

Под Мостом океан играл своими волнами. Бездонный, ультрамариновый океан!

«Там ключ! Там дверь!» - подумал Вир и сделал шаг направо…

Дверь Черной Пирамиды открылась. На пороге показалось одиннадцать Богов.

- Братья, мы на свободе! Иларий освободил нас!..

Прошло три года

Пустота завершена. Пустота воплощена. Ванда держала ее в руке, Ванда-звезда, а второй рукой водила смычком – Пустота звучала, и в звуке рождалась первая ее форма – цветок лотоса. Звездой изобразила себя Ванда условно, хотя этот автопортрет художнице действительно нравился. С зеркала же на нее смотрел Вир, его взгляд появлялся все чаще и чаще. Это означало, что тело двойника уже не могло скрыть того, кто в нем был, а ты сам волей-неволей менял его под себя. Колодзей знала, что вскоре проявится ее истинное лицо и останется таким навсегда, и радовалась, когда ее не узнавали старые знакомые и друзья. Даже тело двойника ощущало ее внутреннюю силу и стремление к свободе.

Пустота воплощена, но дверь не открыта, и где ее искать, Ванда не знала. Вот тогда ей и открылась третья дорога. Ванда писала:

«Первая дорога – это дорога Всеобщей Пустоты. На ней ты рождаешься и неважно кем – человеком или Богом. По ней ты идешь и изучаешь ее досконально. Пытаешься творить на ней, только пытаешься, хотя тебе кажется, что ты творишь, на самом же деле творит Пустота, но твоими руками. Если останешься на этой дороге, тебя ждет слава, ибо ты славишь Пустоту, тебя ждет богатство, ибо ты обогащаешь Пустоту новыми образами. Первая дорога – это предел для Бога и человека.

Вторая дорога – это дорога твоей Пустоты. Попадешь ты на нее, когда откажешься от первой дороги, а значит, пройдешь через собственное распятие. На этой дороге ты по-настоящему творишь. Творишь сам, своими руками. Ты здесь есть Великий Зодчий, ибо «строишь» свою Пустоту, «населяешь» ее своими образами. Вторая дорога – дорога бунтарей-одиночек, вероотступников и Мессий. Кто-то высаживает на ней райский сад, кто-то выжигает огнем и идет через тьму души к свету разума. На этой дороге нет славы и богатства – вся слава и богатство внутри тебя, в твоей Пустоте, которой ты становишься и которую в себе вмещаешь. Вторая дорога – это предел для Творца, владеющего разрушением и созиданием, соединяющего их в себе.

Третья дорога – это дорога между первой и второй, между Всеобщей Пустотой и твоей Пустотой, дорога Абсолютной Свободы. Станешь ты на нее не раньше, чем пройдешь первые две. Раньше ты не постигнешь Свободы. Третья дорога как Мост между первой и второй. Ты идешь по ней условно вперед, а Мост остается, ты стоишь на нем и можешь всегда сделать шаг в любую сторону, но не делаешь и идешь дальше, до следующей развилки. Оглянешься назад, а дороги нет, Моста позади нет – есть только тот Мост, на котором ты стоишь, да едва уловимые очертания новой развилки. Ты вроде даже идешь и не идешь по третьей дороге, а видишь ее со стороны, смотришь на нее сверху. Куда ведет она, ты не знаешь. Бесконечна она? Возможно, а возможно, и у нее есть предел, предел беспредельного тебя».

Третья дорога Ванды Колодзей появилась из райского сада. Заказ на него был отменен, и художница закрасила полотно лилово-фиолетовой краской, а дорога к райскому дереву превратилась в беспредметный путь с островами-дорогами по обе стороны. Новый этап – остановка – острова-дороги. Следующий этап – остановка – острова-дороги. Третья дорога уходила «вглубь» картины, не достигая конца. Над дорогой неожиданно для самой художницы появились два едва различимых образа. Похожие на два крылатых создания, они созерцали третий путь, возвышаясь над ним. Колодзей узнала их – это были настоящие Вир и Ванда.

«Как там мой ненастоящий Вир?» - подумала ненастоящая Ванда…

Вир сидел на камнях и слушал шум прибоя. Вот уже три года, как он не покидал развалин своей Твердыни, от остальных не осталось не следа ни в Мире, ни в памяти Богов. Вир был изгнан и с радостью принял это изгнание. Он строил свой Дом, невидимый для других, но видимый им.

«Я вижу его – его увидит и Вир. Я строю Дом для него, я строю Дом для нас», - решил не-Бог и повернул калейдоскоп, изменив в нем картинку.

- Вир, хватит мечтать! – сказала Глория, ступив на камни. – Иларий хочет видеть тебя.

- Пусть придет сам. Я занят.

- Чем же? Не собственной ли ленью?

- Строительством…

- Строительством? На развалинах? Ты меня рассмешил!

- Что ему нужно? Корона у него! Он возглавляет Совет! Мир – в его руках!

- Он говорит о каком-то третьем знаке.

- Первый знак, второй, вот теперь третий – все это его выдумки, он сам сочиняет эту легенду.

- Не знаю, не знаю… Иларий говорит о ключе и о старой, увитой плющом двери…

- О ключе? Я уже в пути, Глория.

Вир отбросил в сторону калейдоскоп и стрелой помчался в Долину, к Черной Пирамиде.

- Мне нужен меч, отдай его мне, - заявил Иларий, стоя на пороге Пирамиды.

- Ты не пропустишь меня в Храм? – спросил Вир.

- Нет. Ты не отражаешься в новом зеркале, тебе нет места в Пирамиде.

- Я отдам меч, если скажешь, где ключ?

- Я могу забрать его у тебя силой.

- Попробуй. Он попал в безвременье, он на Мосту. Найди его сам.

- Ты мне в этом и поможешь.

Иларий набросил на Вира сеть. Вир «окаменел».

Жара сковала столицу. Каждый новый день в точности повторял предыдущий. Неподвижный горячий воздух. Палящее солнце. Ванда просыпалась рано, хотя в эти душные ночи нельзя было сказать, что она спала, и бралась за кисти. Работа продвигалась медленно, в полдень, когда жара становилась невыносимой, художница слегка нервничала, так как полотна быстро сохли, а писать их было крайне тяжело, да еще подгоняло время: новая выставка назначена на октябрь, а половина работы еще впереди. Сегодня на нее смотрело черное солнце, поражающее лучом фигуру на шахматной доске – белый король падал на глазах у черной королевы, падала и его корона. Солнце наблюдало за ходом собственной игры и улыбалось внутренней улыбкой, как Будда в непальской ступе. Ванда смотрела на черное солнце, долго смотрела – воспоминания яркими картинками всплывали в сознании и крепко держали ее душу…

Карлов мост позади. Она шла на вокзал. Ноги словно налились свинцом и не слушались ее. Ванда переставляла их медленно, шаг за шагом. Рюкзак казался таким тяжелым, что давил на плечи, сгибая их к земле.

- Оглянись, - говорил ей город.

- Остановись, - шептала ей Прага.

Ванда шла, шла на вокзал.

«Я буду там, даже если мне придется ползти». И Ванда «доползла». На перроне перед отходом поезда, сидя в вагоне, она услышала сильный взрыв. Рабочие, проводя ремонтные работы, взорвали старое прочное покрытие. Поезд тронулся, из окна на уходящую Прагу смотрела Ванда и улыбалась…

Черное солнце улыбалось и играло своими лучами…

15 ноября Ванда Колодзей собрала все свои рукописи: и старые, и новые – положила в сумку, взяла спички и после обеда вышла из дома. День стоял теплый, но пасмурный. Берег Вислы и сама река готовились к зимнему сну: тишина царила вокруг. В этой осенней тишине Ванда слышала легкий треск огня – пылали рукописи, Колодзей подбрасывала в костер листок за листком, пока в огне не оказалось все: слова, мысли, образы – вся ее жизнь. Пламя навсегда забирало с собой и светящийся крест Вира, и сожженную на площади душу Ванды Колодзей, и вечно горящую книгу Единой Судьбы. Огонь глядел в глаза художницы и искал в них милосердия и защиты, но Ванда была непреклонна: внутри себя она уже давно сожгла все рукописи, а вместе с ними – и себя, прежнюю, «до» и «после».

«Нет ничего прекрасней и трогательней момента, когда автор сжигает свои рукописи. Рукописи не горят? Неправда. Горят, еще как горят! Одним росчерком спички! Из огня их уже не извлечь! Это все равно, что вернуть и прежнюю жизнь, и себя прежнего. Невозможно. И не нужно».

Строчки лизало пламя. Рукописи сгорали быстро. Вместо них появились три розы, одна за другой. Розы из пепла. Задержавшись в этом мире на несколько мгновений, они соприкоснулись с ветром, и тот поднял их над землей и унес в иное измерение, откуда розы и появились…

Черное солнце смотрело на Ванду закрытыми глазами и улыбалось. Оно поглотило все, даже последние воспоминания своего создателя, своего Творца.

Жара сковала столицу. Варшава «окаменела». Ванда Колодзей «окаменела», превратившись в неподвижного Будду…

- Ты не был на Совете, Вир. Позволь мне продемонстрировать одно из изобретений Богов, предложенное для Нового Мира и принятое тобой на веру. Проверку машины я проведу на тебе.

- Каким образом? Я в твоих сетях, я неподвижен.

- Тем лучше, ничто не будет отвлекать тебя, так как этот аппарат концентрирует поток мыслей и создает из них зрительный образ-проект. Я проникну в твое сознание и найду меч.

- Зачем столько усилий ради одного предмета? Скажи, Иларий, ведь легенда о том, как человек изменит Мир Богов, написана тобой? Я прав?

- Отчасти. Все могло быть именно так, но мой замысел изменил Вир, тот Вир, в теле которого ты находишься. Он все еще здесь, в Мире Воплощений, и я не знаю, что от него можно ожидать.

- Так тебе нужен Вир? И ты думаешь найти его в моем сознании? Я ведь его даже не видел, мы прошли друг друга насквозь. Его кристалл рухнул, от него ничего не осталось!

- Ты ошибаешься. Часть его жизни в Сфере, часть его жизни в тебе. Он держал в руках меч!

- Ты сам ему его и отдал.

- Да. Да! Но это был предмет, способный «отсечь» его от Мира, предмет-символ, декорация для пьесы.

- Тогда что изменилось? Пьеса не сыграна? Зачем тебе меч? Его оставил Вир мне. Меч уже был в твоих руках, ты отдал его дважды…

- Ты в самом деле ничего не понимаешь?

- Что я должен понять?

- Вир изменил значение символа. Теперь меч выполняет другую функцию.

- Всезнающий Иларий разочаровал меня. Ты не знаешь, зачем меч?

- Знаю, поэтому ты и здесь, иначе сидел бы на своих развалинах и созерцал бы набегающие волны.

- Откуда ты знаешь про дверь? Или это очередная твоя уловка?

- Это не моя дверь, это дверь Вира. Я был в Верхнем Небе и видел его тень. Он оставил там тень. Творящий Свет вернул меня в Мир. Я всего лишь хочу изучить Верхнее Небо. Я открою для Богов новые знания, я изменю Мир, я, а не ты. Дверь – это точка перехода.

- Но как ты сможешь открыть чужую дверь? Для этого хотя бы нужен ключ. Ключ?! Вот оно что! Меч – это ключ! И как же я раньше…

- Наконец-то! Есть образ! Машина уловила его! Держи крепче, не отпускай!

- Ничего не выйдет, Иларий. Боюсь, что я тоже нарушу твой замысел. Я не буду думать.. о ключе…

Образ-проект стал медленно исчезать с прозрачного экрана машины. Вир старался ни о чем не думать. Машина отобразила дверь, корону, радугу, Старый замок, скрипку, лицо Вира. Это был последний образ. Далее аппарат щелкнул и экран погас. Иларий посылал сигналы «меч» и «ключ» в сознание не-Бога, но машина не получала потока мыслей в ответ. Тогда Иларий решил подождать, ведь не может же Вир все время не думать.

«Ничего, время есть – впереди вечность»…

Иларий ждал час, два, три… После пятичасового ожидания архивариус ощутил, как воздух стал теплым, словно Бог находился возле самой Сферы. Вир не думал. Прошел день. Алмазная сфера совершила полный оборот. Машина молчала. Температура воздуха росла. Стало жарко, невыносимо жарко. Иларий дышал с трудом, но все еще ждал окончание своего эксперимента. Волна жаркого воздуха, исходящего от Вира, достигла границ Алмазной Сферы и остановилась. Сфера приняла, впустила в себя волну, словно проверяла ее, «считывала» написанную на ней информацию, замерла на мгновение и выпустила ее назад. Горячий воздух струей вернулся в тело Вира и, как молния, поразил его. Аппарат затрещал, экран расплавился.

«Какую часть жизни ты можешь принять?» - услышал Вир в глубокой Тишине собственный голос.

«Ее начало, самое начало», - ответил он себе, открыл глаза, посмотрел на Илария, затем на сеть.

Одного взгляда было достаточно, чтобы сеть разорвалась. Не-Бог встал, сделал шаг и рухнул на землю…

Иларий увидел огненный шар, в который вошел Вир и исчез в нем…

- Где я? – спросил Вир и посмотрел по сторонам: маленькая комната напоминала склад старых вещей, а он восседал на троне, троне из Центрального зала Храма Совета Воплощений, едва уцелевшем после песчаной бури.

- В Черной Пирамиде. Не волнуйся, здесь тебя никто не будет искать.

- Кто ты?

- Я Артрей, Бог. Архивариус и готовлю Храм к Совету.

- Зачем ты помогаешь мне? Я не Вир.

- Я знаю, ты его двойник. Вир учил меня, учил не по книгам. Он учил меня искать знания в себе и творить без Золотой Сферы. Я восхищался им. Потом я восхищался тобой.

- Что тебе нужно? Мне нечему тебя научить… Скажи лучше, что произошло?

- Тебя оттолкнула Сфера. Она вернула тебе тебя же, то есть ту часть, которую отдал Вир на ее создание, на Великий Эксперимент.

Вир встал с трона.

- Прощай, Артрей.

- Остановись. Куда ты пойдешь? Здесь самое безопасное для тебя место.

- У меня больше нет времени. Я и так его много потерял и зря. Ответь мне напоследок, Артрей, где сейчас живут Боги? Твердыни-то рухнули…

- У каждого Бога теперь свой Дом, своя Звезда.

- Значит, все-таки человек изменил Мир Богов. Не ищи меня. Я ухожу на Мост.

- А как же…

- Ах, да, Глория. Передай ей вот это и скажи, что теперь в ее жизни появился новый капитан.

В руке Артрея оказался якорь, маленький якорь. Белый алмаз сиял в его верхней части, а внизу, по бокам – свой свет излучали два черных. Бог засмотрелся на якорь, а когда поднял голову, Вира уже не было: его трон был пуст…

Концерт группы «Грегориан» был назначен на 25 октября, и Ванда Колодзей в означенный день сидела в зрительном зале. Она не была фанатом этой группы, но голоса этих людей напоминали ей голоса Богов из далекого забытого Мира и вызывали уважение. Ванда была уверена, что пришла на выступление артистов не слушать, а видеть, и жадно всматривалась в игру света на сцене. Свет подчинился ей, и Колодзей ставила уже свою пьесу, написанную тотчас же и видимую только ей.

Насыщенный синий свет заполнил пространство сцены, в нем, как в тумане, появились фигуры монахов. В их движении и голосах Ванда видела поиск, и ожидание, и покой, покой вечного созерцания жизни.

Пульсирующий белый свет внес в души монахов сомнения, тревогу и… любовь.

Красным светом наступила борьба между жизнью и смертью, созиданием и разрушением. Души монахов терзались, бились. Силы созидания и силы разрушения были равны. Борьба шла на полное уничтожение.

В звуках ударных и электрогитар сотрясался весь Мир: и Мир Богов, и Мир Воплощений. Ванда видела, как рухнули Твердыни, как рухнул белый кристалл Вира, излучая голубой свет. В этом свете появилась Мировая душа, в ней Колодзей узнала себя. Душа остановила борьбу, соединив силы между собой, вернув их друг другу, и сама, вспыхнув ярким, чистым, новым светом, растворилась в нем.

«Мое распятие было в свете. Из него я вернулась в Мир, чтобы строить Пустоту. Я возвращаюсь в свет», - решила Ванда и сделала новый шаг…

Дни летели. Ванда «летала». Ощущения левитации вызывали испуг в ее теле, но с ним художница справилась быстро, после показа своей новой выставки. Картины, как и их творец, тоже «парили» над землей.

Вернисаж состоялся в том же художественном салоне, где впервые увидели свет картины Ванды Колодзей из серии «Бессмертные Боги. Вечный город». Круг приглашенных был избранным, сама художница отказалась давать интервью и комментировать свои работы.

- Говорить о «Пустоте» не стоит. Ее нужно просто видеть, - это была единственная реплика автора по поводу своих полотен, объединенных одной общей темой.

Колодзей более не интересовало, что напишут корреспонденты в средствах массовой информации и критики в научных статьях о современной живописи. На одном из полотен Ванда изобразила каменного Будду. Его листья-желания пожелтели и падали на землю с Дерева Жизни. Рука Будды листья не ловила, глаза Будды их не видели. Будда сиял собственным светом и ничего не искал…

Дорога 3

Мост

Меч был на Мосту и ждал своего хозяина. И хозяин пришел. «Вир изменил значение символа. Теперь меч выполняет другую функцию», - голос Илария звучал в голове не-Бога.

Вир взял в руки меч, поднял высоко над собой, размахнулся и вонзил в середину Моста. Меч вошел легко, как будто в заранее приготовленную щель. Левый и правый берег исчезли из поля зрения Вира, прошлое и будущее перестали существовать в его сознании, он оказался в ином измерении, в котором нет ничего другого, кроме Моста, в полном одиночестве.

«Здесь и будет дверь. Здесь я буду ждать. Здесь я сотворю Новый Мир – свой Вечный Дом. Я должен успеть, пока не открылась дверь», - это было окончательное решение Вира.

Не-Бог потрогал меч: он прочно сидел в расщелине. Вир сел на Мосту и посмотрел вверх и вниз: Верхнего Неба и Нижнего Неба не было, а был один могучий океан, бездонный и безбрежный.

«Нужен корабль, - подумал не-Бог. – Когда откроется дверь и вернется Вир, Мост перестанет существовать, и мы вместе поплывем по безбрежному океану. Да, корабль необходим. Поплывем вместе. Хотя зачем я ему, тому, кто превзошел Бога? Я, тот, кто Богом не стал, не смог, и не человек уже. Нет, нет, надо отбросить все сомнения: он придет, он не может не прийти – во мне его часть жизни, вернее, две части. Он придет за мной, я знаю».

- Я здесь, Вир, - крикнул не-Бог.

Радость пробежала по глади воды.

В радости Вир стал творить, творить без зрителей, без ожидаемого результата, творить по-настоящему, творить Вечный Дом. Какой он будет и с чего начать, Вир не знал. Не-Бог, еще живя среди людей, мечтал о своем, настоящем Доме, но творить по образу земному здесь, на Мосту, не было смысла: слишком маленьким и смешным Дом казался с высоты Богов. Создавать его подобным на Твердыню или Звезду тоже не хотелось: человеку они чужды, да и истинный Вир вряд ли согласится жить в нем, ведь он осознанно оставил в Мире Богов даже свой кристалл.

«С чего начать и каким образом? Весь Дом целиком или выхватить значимую деталь, главную часть? Отпустить на свободу или оставаться вечным его хозяином?» - эти вопросы не-Бог задавал сам себе и ответы пока не находил.

«А как творил Вир? Как он творил меня? Он отдал мне часть своей жизни. Значит, и я в свой Вечный Дом отдам часть своей жизни. Я увидела впервые Вира через радугу, тогда решила, что стану художником, настоящим художником. Кто такой художник? Это кисти и краски, образы, к которым он же подбирает цвета и комбинирует их, как в калейдоскопе. В калейдоскопе? Да, конечно же, вот ответ – разноцветные стеклышки калейдоскопа. Когда я уходила, он разбился, и стеклышки упали на камни, каждое отдельно от других. Вечный Дом – это все тот же калейдоскоп, а его комнаты – разноцветные стеклышки, соединив их, скомбинировав, я получу общий образ Дома», - догадалась Ванда-Вир и принялась за творение.

Сине-голубой океан, белоснежные колонны, башни, беседки, мосты и арки, замок и храм…

Одного пространства мало, нужны целые острова, планеты, Галактики.

«Да будет так! Я творю новую Вселенную по аналогии с той, в которой я жила, но это будет моя Вселенная! В ней будет продуман мной каждый предмет, каждый штрих, каждая линия и точка. Вечный Дом будет полон жизни, радости и счастья. На одной планете меня ждет отдых, на другой – открою мастерскую, о какой на земле я могла только мечтать, на третьей – воздвигну Храм, на четвертой – Замок, пятая планета станет планетой детства и веселья… Сколько будет планет? Нужноподсчитать. 12, 13, 14, 15… Да, именно 15, и не одной планетой больше или меньше».

Башни Времени появились первыми. Они, как два маяка, освещали и отсчитывали время, которого у не-Бога было мало. Театральная площадь, Шарохрам, Камни просветления говорили об игре, проводимой жизнью, о ее бесконечных комбинациях. Беседки объединяли четыре стихии и служили для пятой. Волны счастья пробегали блаженством и негой по телу, достигая высоты разума. Виноградные винтовые башни, соединенные живым мостом, воспевали любовь и единение противоположных начал. Огромная лестница, выходящая из океана, вела гостей в Замок, где царили гармония, сила и величие. Храм прославлял своего Творца и уводил разум за пределы Вселенной, служа местом для Книги Вира.

Вечный Дом ожил в сознании не-Бога. Вечный Дом рождался из тела, души и разума в ином измерении, на Мосту, без прошлого и будущего, в ожидании открытой двери, в ожидании прихода Вира, как вместилище Духа, как сам Дух.

«Мой Вечный Дом – это я сама, мой Бог, что ожил внутри меня, и которого я сотворила в себе своими руками! Вот он – целая Вселенная! Его можно создавать бесконечно! Он сам может творить себя! Я отпускаю тебя на свободу, мой Вечный Дом! Ты отпускаешь меня на свободу, мой Вечный Дом! Как когда-то отпустил меня Вир, а я прошла сквозь него, не замечая творца. Я не прощаюсь с тобой, мой Вечный Дом, но ты можешь жить без меня! Я могу жить без тебя! Мы можем жить вместе! Я люблю тебя, мой Вечный Дом!»

Вечный Дом также любил не-Бога, улыбался ему и открыл все свои двери. Ванда-Вир поднялась и сделала шаг к старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами. Дверь открылась…

Свет

- Я здесь, я снова здесь, - произнесла Ванда, и ее голос утонул, растворился в Свете.

- Кто я? Пустота? – спросил себя не-Бог.

- Да, но ты должен отпустить ее, она должна отпустить тебя, - ответил внутренний голос и замолчал.

В собственном молчании Вир-Ванда оказался наедине со Светом. В нем не-Бог видел все, слышал все, все символы, которыми он владел и менял, существовали уже в новом, прямом для себя значении и были реальны в своей непроявленности. Каждая мысль, зародившаяся в его сознании, каждый образ, выпущенный им из себя на свободу, сияли здесь в истинном свете, не прячась за другие, но и не затмевая их.

Невесомость и бесстрастие – вот те два состояния, которые характерны всем, кто попадет в Свет, с ними ты и появляешься в нем, сюда ведут все твои дороги.

- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос.

- Да, - ответил себе Вир-Ванда.

«Я уже слышал этот голос, здесь я слышал этот голос. Тогда я забывал, кто я, исчезал из Великой Пустоты, но вернулся, будучи никем, за двойником».

- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос во второй раз.

- Да, - ответил себе Вир.

«Истинная причина моего возврата – Пустота. Ее я создавал своими руками, ей я отдал последнюю часть своей жизни».

- Ты готов выпустить Пустоту? – в третий раз услышал не-Бог свой голос.

- Да, - ответил себе не-Бог.

«Настал час рождения».

Великая радость пробежала по невесомому телу не-Бога, душа затрепетала и раскрылась, как цветок лотоса, пробив толщу своих воспоминаний, разум просветлел настолько, что стал равным Свету и продолжал светлеть, выпуская лучи, едва различимые в этом измерении.

Не-Бог на какое-то мгновение перестал существовать вообще, существовала только та радость, что наполняла, переполняла и отделялась от него.

Пустота отделялась от не-Бога. На его глазах она росла, менялась, переливалась, загоралась и гасла, взлетала и падала, дышала и замирала – она училась быть собой. Создатель терял форму – она приобретала. Он умирал – она рождалась.

Не-Бог закрыл глаза, доверив свое несуществующее тело Свету, а тот держал его собой, став колыбелью для того, кто, отпустив, стал легче, чем он сам, светлее, чем он сам. Свет знал, что когда рождается Пустота, рождается и тот, кто ее родил, и все что он мог – это стать колыбелью для того, кто обретал новое имя, окрестив его не водой и огнем, а светом, непроявленным светом.

Пройдя не-Бога насквозь, свет открыл ему глаза.

- Вот она, твоя Пустота! Непроявленная Вселенная! Она существует! В ее любом потенциальном образе часть тебя, а значит, и тот, кто может «родить» свою Пустоту, стать ей отцом-матерью, глотнув свободы и непроявленного света.

- Она может быть без меня?

- Да.

- Я могу быть без нее?

- Да.

- Мы можем быть вместе?

- Да.

- Я знаю, что проявится первым в этой Пустоте и кто проявит, - сказал не-Бог. – Это будет Ванда.

Вир вспомнил радугу, глаза девочки, лицо Ванды. Свет расступился широкой дорогой, на которой не-Бог увидел Мост, меч и стремительно идущую к нему навстречу художницу Ванду Колодзей в теле Вира, человека, ставшего Богом его Пустоты…

Встреча

- Это ты? – спросила Ванда-Вир.

- Я, - ответил не-Бог и сделал шаг навстречу.

Двойник увидел своего создателя: полупрозрачное тело, тело из света, воздушные, невесомые одежды, искрящиеся, словно иней в солнечный морозный день, спокойный и уверенный взгляд.

«Бездна, - подумал двойник. – Целая бездна, неуловимая, безграничная. Как принять ее? Как понять?»

И тут он услышал стук сердца, такой знакомый, такой родной. Так стучало сердце Вира, так стучало сердце в теле Ванды.

- Это ты! – двойник узнал своего создателя.

- Я! – радостно ответил не-Бог.

Ванда-Вир дотронулась рукой до лица не-Бога и увидела, как он приобретал видимые черты: тело уплотнялось: сильные руки, крепкие ноги – на третьей дороге стоял Вир. Двойник мгновенно перенес взгляд на себя: тонкие руки, стройная фигура – на третьей дороге стояла Ванда.

«Вернулась», - подумала она.

«С возвращением!», - мысленно произнес он.

- Ну, здравствуй, Ванда, - сказал Вир.

- Здравствуй, Вир, - ответила Ванда.

- Что ты здесь делаешь?

- Тебя жду.

- И долго?

- Целую вечность! Успела построить Вечный Дом и отпустить его на свободу.

- Я знаю, я даже знаю, где он теперь.

- И где же? Я стала беспокоиться: а вдруг его больше не увижу?

- Он в моей Пустоте. Ты смогла проявить его только там.

- Так это твой Дом?

Вир улыбался.

- Я так и знала. Я всего лишь твои руки!

- Ты создатель Вечного Дома! Ты Бог! Бог моей Пустоты!

- А здесь? Кто я здесь?

- Ты не человек, но и не Бог. Я не Бог, но и не человек. На третьей дороге мы равны.

- Покажи мне картины. Те, что ты подписывал моим именем.

В небе, на все небо, как на экране, появлялись и исчезали картины.

- Они твои, Вир, только твои.

- Ты хочешь вернуться в Мир Воплощений?

- Нет. Это уже не мой Мир!

- Правильно! Смотри!

Мимолетное видение затронуло Ванду до глубины души: в тихом городке, в маленькой комнате, за столом сидел юноша и читал книгу, со стены на него смотрел отшельник, «Отшельник» Вира…

- А ты, ты не вернешься в Мир Богов?

- Ты смеешься, Ванда?

- Я просто боюсь тебя потерять…

- Не бойся.

Новое видение успокоило душу Ванды: Центральный зал Черной Пирамиды молодой Бог Артрей готовил к Совету Воплощений, Алмазная Сфера совершила свой полный оборот – Мир Богов стоял нерушимо!

- Что нам делать дальше, Вир?

- Дай мне меч, Ванда!

- Меч? Он прочно сидит в расщелине на Мосту!

- Дай мне меч!

Ванда вернулась на Мост, дотронулась до меча: он легко поддался и быстро оказался в ее руках.

- Возьми. Иларий утверждал, что он стал ключом от двери, и хотел овладеть им.

- Умный и догадливый Иларий! Как и всегда он знает не все!

Вир взял меч и, словно перо, обмакнул его в Свет, в тот свет, откуда явился, затем дотронулся им до Моста, на котором сидела Ванда, и передвинул его на третью дорогу. Мост засиял и стал радугой. У Ванды перехватило дыхание:

- Это и есть та радуга, о которой говорила Глория?

Вир улыбался.

- Ванда, вот тебе ключ, закрой им дверь.

Вир протянул меч. Ванда была уверена, что брала именно меч, но когда он оказался в ее руках, пальцы нащупали резьбу ключа, глаза увидели железные завитки.

- С удовольствием! Закрою надежно, чтобы никто не проник сюда!

Вир улыбался. Она оглянулась – была позади старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. Ванда повернула в скважине ключ – дверь закрылась, океанская волна ударилась о нее и навсегда унесла в бездонные глубины… Вслед за дверью в глубинах исчез и ключ…

Корабль

- Такой красивый был ключ, - вздохнула Ванда.

- Двери нет, она больше не нужна. Не думай о ней! Поторопись, Ванда. Нам пора! – сказал Вир.

- Куда мы спешим?

- Радуга не вечна, а у меня есть еще дело.

- Дело? Я думала, что все позади, что мы уже пришли.

- И мне так казалось, но третья дорога – это не место, а состояние, в котором ты не выбираешь, что делать, а делаешь то, что необходимо. Мне нужно написать Книгу, Книгу о наших приключениях. Не спрашивай «зачем?», просто нужно и все.

- Книгу так Книгу. Главное, что ты рядом.

Они ступили на радугу и начали свой новый путь. Вокруг шумел океан. Радуга была полупрозрачной. Ноги тонули в ярких красках и не чувствовали ее. Ванда посмотрела на Вира – он «летел» над дорогой, обернулась – радуга растворялась, исчезала, и назад пути не было.

«Все впереди», - она была уверена в этом и прибавила шаг, чтобы догнать Вира.

Они все шли и шли, а радуга-дорога не кончалась.

- Вир, как ты будешь писать Книгу, если мы все время идем?

- Мы не можем остановиться, Ванда. Что ты предлагаешь?

- Когда я сидела на Мосту, то вместе с Вечным Домом создала и корабль, чтобы мы плыли на нем. Он блуждает в океане. Может, воспользуемся им? Ты будешь сидеть на палубе и писать Книгу, а корабль тем временем будет мчаться вперед.

- Замечательная идея, Ванда!

На гребне волны появился корабль: трехмачтовый, с белыми парусами, богиней Победы на корме. Поравнявшись с Вандой и Виром, он остановился, и они взошли на палубу…

Корабль летел вперед. Вир писал Книгу. Ванда рисовала Вечный Дом.

Книга росла, листок за листком, и оживала на корабле – память создавала образы, и они появлялись на палубе как призраки тех, кто был когда-то рядом с Вандой и Виром и сыграл свою роль в бесконечном маскараде жизни. Глория, Иларий, Гостек, Марек заняли свои центральные места по праву главных героев. Яркой голограммой они светились в разных частях корабля в зависимости от страницы, на которой их записывала рука Вира. Корабль стал напоминать сцену: события следовали одно за другим, то взлетая в Мир Богов, то падая в Мир Воплощений.

К главным героям присоединились второстепенные, те, кто не влиял на ход игры, но в какое-то время был рядом и менялся сам под влиянием Ванды и Вира.

Проникнув на корабль, герои-призраки не собирались покидать его, а претендовали на бессмертие.

- Я записан в Книгу – я бессмертен, - шептал каждый призрак, будучи уверенным в том, что без него Книги не было бы, что именно он и определял жизнь не-Бога.

Вир всматривался в лица героев и переживал заново все события своей жизни, но по-новому, с позиции третьей дороги, словно переписывал моменты и заменял их другими. Ванда, отбросив рисунки в сторону, также писала, как она называла, опус № 3, и Вир обещал, что ее литературный труд будет приложением Книги, в Мире Воплощений не-Бог читал ее творения, прикасаясь к ним своим пером.

Ванда писала как всегда – быстро, мелким почерком, в каждой клеточке, без пробелов и знаков препинания. Вир не торопился, выжидал, чтобы Миры приняли то, что он выпускал из себя, и писал, как ему казалось, уже не пером, а лучом, и не на бумаге, а на зеркале, не замечая ни корабля, ни героев-призраков.

Обделенные вниманием автора, герои взбунтовались, решив, что смогут вполне прожить и без творца, что корабль принадлежит им, и они сами поведут его, а Вир и Ванда должны покинуть судно, покинуть навсегда.

Ванда забеспокоилась. Беспокойство усиливалось, когда она видела, что Вир даже и не замечает разыгравшейся революции, а сосредоточен только на Книге и в ответ на ее попытки обратить внимание на бунт (как и всегда!) улыбается.

- Нет, никто не займет мое место на корабле! – сказала себе Ванда и решила действовать самостоятельно.

Она разместила всех призраков по каютам. На дверях повесила таблички с номерами тех страниц, на которых жили герои, пообещав отдельно каждому, что в полночь отведет к штурвалу и отдаст управление корабля в его руки. Призраки разошлись по своим местам, уверенные в том, что станут капитанами Вечного Корабля.

Каюты не хватило одному призраку – молодому Богу Артрею. Ванда обратила на него самое пристальное внимание, так как он ни на шаг не отходил от Вира, стараясь заглянуть в Книгу.

Вир улыбался и продолжал писать.

В полночь Ванда направилась в рубку, к штурвалу, и решила: «Без боя корабль не отдам, а, одержав победу, разберусь, что делать с Артреем».

Призраки, вырвавшись на свободу, летели со всех сторон, но Ванда крепко сжимала штурвал и вела корабль вперед.

«Вир, оторвись же ты от Книги, иначе твои герои овладеют кораблем», - тысячу раз про себя произносила Ванда и (на всякий случай) мысленно попрощалась с кораблем, Виром и собой.

Призраки стучались в рубку – Ванда вела корабль.

- Океан, заклинаю тебя, приди на помощь! Ветер, заклинаю тебя, приди на помощь! – шептала Ванда.

Океан послушался Ванду и заревел. Ветер послушался Ванду и поднял в Океане бурю. Волны стали ударять о борт корабля, холодные брызги воды упали на Книгу Вира…

Вир оторвал взгляд от Книги и посмотрел по сторонам.

- Ванда, что ты наделала? – крикнул Вир, но его голос утонул в грохоте падающей воды.

Не-Бог посмотрел за борт: условное небо смешалось с условной землей. Удары молнии и раскаты грома сотрясали третью дорогу. Вир закрыл Книгу и взял ее в левую руку, а правой схватил молнию и ударил ей в корабль…

Корабль раскололся пополам и пошел ко дну, забирая с собой героев-призраков.

- Помоги мне, Вир, я тону, - кричала Ванда.

- Помоги мне, Вир, я тону, - кричал Артрей.

Вир протянул руку Артрею и поднял его над водой.

- Призрак Артрея! Возвращайся в Мир Богов к своему хозяину! Он ждет тебя!

Призрак исчез, растворился в брызгах воды…

- Ванда, утонуть на третьей дороге невозможно! Тебе все еще нужен плот? Вот он, залезай!

Маленький деревянный плот шириной в три доски плыл в Океане. У Ванды стучали зубы: от промокшей одежды было холодно. Вир сидел рядом и писал Книгу. Одного его взгляда было достаточно, чтобы в душе засияло солнце и навсегда исчез страх…

Предел

- Ванда, знаешь, я Автор. Все, кто был когда-то рядом с нами, всего лишь герои этой Книги. Все, что было когда-то с нами, всего лишь события этой Книги. Вся наша жизнь – это маленький деревянный плот, на котором я пишу Книгу, и вечно бушующий Океан…

- Вир, так значит, ничего и не было?!

- И было, и не было. Ты ведь есть! Ты на плоту, рядом! А они? Они в ней и только в ней! – Вир швырнул Книгу в Океан. – Они делали то, что я написал для них! Я делал то, что написал самому себе! Даже это «прозрение» я написал и знал о нем заранее! Я давно уже написал Книгу!

- Так ты знаешь, что ждет нас? – спросила Ванда.

- Не знаю и не хочу знать. Все, что у нас есть – это третья дорога. Ванда, ты пойдешь со мной в неизвестность?

- И ты еще спрашиваешь? Спрашиваешь ты, Вир, Автор двух Миров?

- Я, Ванда, я. Я больше не Автор! Я отпускаю Миры на свободу!

- А как же наша Книга? Каков ее финал? Как же тот юный Артрей, которого ты отправил в Мир Богов?

- У жизни не может быть конца! У Книги не будет конца. Хотя… у нее будет эпилог…

Океан вернул Книгу. Во тьме в руках Вира она сияла, каждое слово, записанное в ней, пылало огнем. Вир писал тонким лучом, исходящим из сердца, писал быстро, чтобы успеть. Океан бушевал, сильные порывы ветра бросали плот то влево, то вправо. Молнии временами освещали третью дорогу. Дописав последнее слово, Вир направил луч вниз, тот, вобрав в себя Книгу, перенес ее в Мир, Мир Богов, на руины кристалла…

Наступила полная тьма. Только было слышно, как шумит Океан, все затихая и затихая. Буря улеглась. Плот покачивался на воде.

- Вир, смотри, там Предел, он светится белой тонкой нитью!

- Предел? – Вир встал и сделал шаг.

- Осторожно, Вир, вода! – закричала Ванда.

Вир оглянулся и протянул ей руку.

Ванда сделала шаг навстречу, вложив свою ладонь в ладонь Вира.

Они шли по воде.

Они шли к Пределу.

Их тела стали терять свои видимые черты. Их тела стали терять свою форму.

Они перешли Предел и взлетели…

Две яркие вспышки озарили тьму и слились воедино, став Новым Светом…

Эпилог

Артрей сидел на руинах кристалла и ждал. Чего или кого он не знал. За несколько дней, проведенных на обломках, юный Бог многое переосмыслил. Идти дорогой Илария он не хотел, идти дорогой Богов он не мог: слова и мысли Вира не давали ему двигаться в этом направлении. Творения Богов не приносили ему радость, свои воплощения лишали его покоя. По-настоящему его манила только Твердыня Вира (единственное уцелевшее свидетельство о пребывании не-Бога в Мире Богов!), но и ее скоро не будет: кристаллы раздробят, чтобы наполнить ими тысячи корон и раздать всем Богам как знак полной и незыблемой власти Илария.

«Где ты, Вир? Куда мне идти? Сижу я на твоем месте и ищу ответ, вернее, хочу забыть вопрос. Новый Вир отдал мне якорь для Глории, я передал, и что же? Капризная Глория назвала меня мальчишкой и швырнула его в развалины. Вот я и здесь и не уверен, что найду. Знать бы, хоть с какого корабля этот якорь?» - подумал Артрей, встал и пошел искать якорь.

Он уже не раз обходил все руины, но результата не было.

- Не опускать руки, Артрей! Да, замкнутый круг! Да, бессмыслица, но именно в ней есть смысл! – последние две фразы он прокричал громко, повернувшись лицом к Долине, затем полушепотом произнес: - Пусть на это уйдет вся жизнь, но я найду его…

Сегодня Бог обратил внимание на камень, на котором сидел последнее время новый Вир и смотрел на набегающие волны. Вчера была гроза. Артрей видел, как молния ударила в камень и расколола его пополам. Трещина была большой, и Бог решил обследовать ее.

- Молния лишила меня камня, но что-то же она приготовила мне взамен? – Артрей задал вопрос Верхнему Небу.

Верхнее Небо ответило легким порывом ветра и сильным потоком яркого света.

Артрей нагнулся к расщелине и не поверил своим глазам: на самом ее дне лежала Книга. Бог осторожно поднял ее и раскрыл. Глаза наполнились слезами радости. Артрей читал:

ЮНОМУ БОГУ ОТ ВАНДЫ КОЛОДЗЕЙ КНИГА ВИРА

Артрей перевернул страницу:

ТЫ ЧАСТЬ МЕНЯ!

ТЫ РОЖДЕН МНОЙ! - пылали слова Ванды.

ТЫ ГЕРОЙ КНИГИ!

ПРЕВЗОЙДИ МЕНЯ! – пылали слова Вира.

Артрей не только видел эти слова, Артрей слышал их, Артрей уже жил ими!

Слова вспыхнули, соединились и погасли. На странице почерком Вира была сделана запись:

Ванда Колодзей

Третья дорога

Роман

(Фантастические картинки реальной жизни)

Артрей углубился в Книгу. Он читал медленно, останавливался, смотрел по сторонам, потом снова возвращался, но уже к новой странице. Бог представлял, как произнес бы эти слова Вир. Артрею даже казалось, что он слышит его голос, но автора рядом не было, и Бог сам проговаривал слова вслух, словно заучивал их наизусть.

Алмазная Сфера совершила свой полный оборот, а юный Бог все читал и читал. Он даже не заметил, как обломки кристалла соединились и выросли, как над Долиной поднялась Твердыня – Белый Кристалл – на вершине которой сидел он, юный Бог Артрей.

Дочитав эпилог, Бог закрыл Книгу, взял ее в левую руку и сделал шаг в Долину. Он не мог видеть, как преобразилось его тело, он не мог видеть, как изменилась его душа, но он точно знал, куда идти.

Он точно знал, что он Бог и его имя ВИР.

1