Ожоги (СИ) [agross] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. Пустыня. ==========

Свет не всегда приносил столько страданий.

Когда-то он освещал путь заблудшим странникам, помогал увидеть истину во тьме. Даруемый солнцем, он наполнял наши сердца легкостью и воодушевлением. Отбрасываемый полной луной, он успокаивал нас своим присутствием и избавлял от чувства одиночества. Рождаемый крошечным пламенем свечи, он сопровождал слова наших молитв, помогая им найти своего адресата.

Но все боги мертвы.

Они погибли в тот день, когда люди дерзнули вершить судьбы человечества. Погибли от рук тех, кто в них верил.

Всего поворот двух ключей.

У Апокалипсиса не четыре всадника. Их всего два. И одного маленького, практически незаметного движения руки каждого из них хватило для погребения этого мира во тьму вечного безумия.

Вспышки смертоносного света окутали Землю, выжигая все живое на своем пути. Навсегда застывая в глазах тех, кто стал свидетелем гибели человечества и не смог отвернуться от завораживающей жатвы.

С тех пор прошло немало сотен лет. Мы потерялись во времени, выпустив из рук вереницу элементарного календарного счета. Вместе с целыми цивилизациями погибли и все года, что оставляли за собой наши предки. Жизнь не делилась на «до» и «после». Потому что теперь кажется, что никакого «до» никогда не существовало.

Кажется, что мы всегда пытались выжить под лучами жестокого всевыжигающего солнца, искренне не понимая, для чего так отчаянно цепляемся за эту никчемную жизнь в моменты смертельной опасности. Кажется, что глаза наших стариков всегда были белы, отражая в ослепших зрачках саму смерть.

Боги мертвы.

А нам все же удалось выжить. Но для чего мы живем, если лучи солнца больше не способны согревать? Они способны лишь убивать, по крупице забирая у нас жизнь, изматывая страшными болезнями, лишая воды, об обилии которой слепые старцы слагают легенды.

Мору и этого было мало. Последним, что у нас отобрали, стало самое дорогое и сокровенное. То, за что мы держались из последних сил. То, что сейчас мне кажется невероятной чушью.

Смерть забрала с собой надежду, взамен навсегда поселив в наших сердцах безумие. И если ты не будешь сопротивляться, если ты позволишь себе наплевать на все рамки, моральные устои, от которых в результате не осталось и следа, то ты сможешь прожить еще несколько бестолковых, никому не нужных дней, превратившись в животное, ведомое лишь врожденными инстинктами. Главный из которых — выжить.

***

Сколько я уже здесь?

Я шла, волоча ноги по песку, утопая в нем огромными ботинками, снятыми с чужой ноги. Я уже давно не различала дороги. Песок был везде: в глазах, во рту, в носу, в волосах… Чувствовалось, как он пересыпался между стертыми пальцами в безразмерных ботинках. Я вспомнила труп, найденный на дороге день назад. И то, как обрадовалась, увидев, что с него есть, чем поживиться. Кем был этот человек? Тогда эта мысль мне даже в голову не пришла. Я просто торопливо стягивала с него обувь и тряпки. А после, когда мои глаза заприметили в песке фляжку, я даже издала какой-то невнятный восторженный звук, кинувшись к драгоценной для меня вещице. Но она была пуста.

От досады я пнула полуразложившиеся останки и вяло подумала, что даже съесть кусочек от них не смогу.

Но флягу я все же решила примотать к поясу, перед этим насыпав в нее песка. Сейчас я бы не смогла объяснить, зачем, а тогда мне казалось, что емкость, ударяющая меня по бедру при каждом моем вялом шаге, до краев наполнена не проклятым песком, а водой. И что стоит мне только захотеть, я откручу крышку и промочу горло и высохшие до волдырей губы. Это невероятно придавало сил. Как и ботинки на ногах. И плотная, насквозь пропахшая потом грязная кофта. Разорвав ее и обмотав голову и лицо, оставив открытыми только глаза, я вдыхала запах этого мертвого человека. Наверное, все, что от него осталось, я унесла с собой. И только сейчас в голове, словно мухи, роились ленивые уставшие мысли.

Кем был этот человек?

Куда он шел?

Как он встретил свою смерть?

Как встречу ее я?

Приступ кашля согнул меня пополам, и ладони коснулись раскаленного песка. Кожа на них давно загрубела и полопалась, а боль чувствовалась слишком отдаленно. Зато горло тут же стало жечь огнем. Казалось, сейчас меня вырвет песком. Но вместо этого глотку сдавило, словно стальными тисками, и воздух затерялся во мне, так и не наполнив собой легкие.

Как я встречу свою смерть?

Вот так.

Руки сами потянулись к тяжелой алюминиевой фляге на поясе и, дрожащими пальцами раскрутив крышку, не обращая внимания на скрежещущий песок, я высыпала ее содержимое себе на голову, представив, что перед смертью я использую весь свой запас «воды» именно таким образом. Дикий хохот разлился вокруг меня, и я лишь с трудом сообразила, что смех принадлежит мне самой. Как я могу смеяться? Ведь минуту назад я задыхалась…

Почему смерть лишь вышагивает со мной рядом? Ведь она всегда находится настолько близко, что мне остается только удивляться, почему именно я снимала ботинки с того трупа, а не наоборот?

Последние силы я потратила на то, чтобы просто перевернуться на спину. И забытье заботливо приняло меня в свои ласковые объятия.

Сколько я уже здесь?

***

С наступлением ночи меня привычно начала колотить дрожь. Но на этот раз мне даже не хотелось шевелиться. Уж лучше замерзнуть здесь и погибнуть от жажды, чем скончаться под жестокими всепоглощающими солнечными лучами. Разлепив уставшие веки, я мутным взглядом уставилась в бесконечность неба, усыпанного звездами. Раньше, когда наши земли еще не высохли до конца, а радиоактивный яд не пропитал почву, мне доверяли заступать в дозор вдвоем с кем-нибудь из Матерей и я украдкой любовалась этой далекой холодной красотой проносящихся над нашими головами галактик. Но сейчас они не вызывали во мне вообще никаких чувств. От меня не осталось ничего. Все свое сознание я расплескала вместе с песком из своей фляги, и теперь оно точно так же утекает сквозь мои пальцы.

Как я встречу свою смерть? Уголок губ дрогнул в попытке улыбнуться. Мое сознание ликовало, найдя нехитрый ответ на этот вопрос.

Я давно мертва.

Я слышу их шепот. Я чувствую их сухие мозолистые руки. Я вижу их добрые глаза. Они смотрят на меня с жалостью, роняя свои слезы звездным дождем на Землю.

Я слышу вас…

Он заполнял собой все вокруг. Шепот тысячи матерей, что растили меня под своим покровительством, что с детства обучали меня выживать в условиях жестокости этого безумного мира. Они заботились обо мне, радовались моим успехам, строго наказывали за промахи, четко объясняя, что всегда есть только один шанс. Одна возможность. О чем бы речь ни шла, есть только одна попытка. И либо ты победишь, либо умрешь.

Они учили меня никогда не сдаваться.

Простите меня. Мне так стыдно за свою слабость. Но я ведь не сдалась, да? Как я могу сдаться, если я уже мертва?

Наверно, я скоро смогу увидеть отца. Мама говорила мне, что последний раз я его видела, когда была крошечным младенцем. Естественно, я этого не помню. Он был одним из последних мужчин, отдавших жизнь за свое племя, когда другие поселенцы нападали на Земли Тысячи Матерей. С тех самых пор женщины держались сплоченно, избегая мужчин, которых я за свою жизнь так ни разу и не увидела, только изредка встречалась с ними в схватках.

Я даже не знаю, как выглядел мой отец… Хоть постоянно слышала рассказы матерей о нем.

Где же вы?

******

Тело словно налилось свинцом, а глазам больно было смотреть на розоватое зарево рассвета. Проклятое солнце. Снова это проклятое солнце.

Тихое мелодичное шипение заполнило слух, и сердце гулко забилось, разгоняя по жилам вязкую кровь.

Змея.

В предвкушении получить хоть какую-нибудь пищу, я перехватила полупустую флягу в ладони и, не разбирая, куда бью, из последних сил ударила фляжкой в то место, откуда раздавался звук. Вполне возможно, что змея приползла сюда с целью поживиться поджаренной на солнце человечинкой, но фортуна сегодня была на моей стороне. С яростью я стала добивать своего противника, придавив ее ботинком, который она так отчаянно пыталась прокусить.

Через несколько минут я уже жадно вгрызалась в мертвую плоть эфы, благодаря судьбу за такой щедрый подарок. Это даст мне сил продержаться еще какое-то время под этим палящим солнцем. Вот только… зачем?

Звук иного рода грохотом прокатился по затуманенному сознанию. Этот звук я не спутаю ни с чем. Рев двигателя. Уставшая голова напрочь отказывалась понимать, откуда он раздается.

Вымазав руки в остатках тушки, я обтерла ими шею и веки, стараясь хоть как-то привести себя в чувство. Было слишком опасно пытаться захватить машину, напав на ее хозяина, ведь неизвестно, кому она принадлежит: воинам-полураспадникам или тварям пострашнее. Но с другой стороны, я ведь мертва. А если я мертва — значит, мне больше нечего терять.

Вяло улыбнувшись своим простым мыслям, я открыла глаза и оглядела местность вокруг. Ничего нового перед моим взором не появилось. Все те же нескончаемые барханы, плавящиеся в дрожащем воздухе. Но кое-что все-таки было не так. В одном месте пыль вздымалась, следуя ровным строем за машиной, окутывая собою линию горизонта. На мою удачу, вскоре машина остановилась.

Ноги понесли меня к месту опасности раньше, чем я попыталась хоть что-то сообразить, раньше, чем моя одуревшая голова смогла выдумать хоть какой-то план. Воображение услужливо начало рисовать, что можно найти в этой самой машине помимо нее самой. Надо только убить ее хозяина. Или хозяев. И тогда средством передвижения, тенью над головой и едой я точно буду обеспечена. Пересохшее горло с трудом сглотнуло, когда я представила теплую кровь на своих руках. И на своих губах.

Если бы меня видел такой кто-то из Матерей, наверное, мне было бы стыдно. Но я потеряла их всех в раскаленных солончаках. А если верить тому, чему они меня учили, то отставший — значит погибший. И меня не станут искать. И пусть разум мой давно мертв, но безрассудные инстинкты несли меня к машине, стирая из памяти все понятия о гуманности.

Нечего терять. Мертвецам нечего терять. В самом крайнем случае, я, наконец, встречусь с отцом.

Это была моя последняя адекватная мысль, перед тем, как я, пересыпав во флягу еще песка, бросилась к одинокой фигуре, стоящей рядом с машиной. Пелена безумия и жажды застелила мои глаза, и я даже не заметила, как напряглись плечи человека еще до того, как я подбежала ближе и замахнулась тяжелой флягой. Но фигура пригнулась, ловко избежав удара и, схватив меня за запястья, повалила спиной на капот. От досады я зарычала, словно зверь.

Пытаясь вырваться из стальной хватки, я свирепо отбивалась и брыкалась ногами в переполненных песком ботинках. Но, человек, перехвативший мои запястья над головой одной своей широкой ладонью, навалился сверху, заблокировав любое движение и, быстро юркнув рукой за спину, поднес к моему подбородку обрез.

Я замерла и вгляделась в лицо того, кто принесет мне, наконец, долгожданное избавление от моих блужданий по пустыне. Мужчина, хрипло дыша, смотрел на меня без тени каких-либо эмоций. В тот момент у меня не осталось сомнений — он выстрелит. У него нет причин оставить меня в живых.

Последняя попытка освободиться была такой отчаянной и глупой, словно я пыталась уговорить его не медлить, стрелять скорее. Освободить меня от всех этих мук. Ну же… С моих губ, будто в бреду сорвалось какое-то слово, но я давно не отдавала отчет своим действиям. А уж словам и подавно. Но вместо выстрела он с силой ударил меня головой об капот, и мое сознание, словно получив долгожданную свободу, растеклось вокруг и погрузилось во тьму.

========== Глава 2. Перехватчик. ==========

Лицо полоснуло обжигающей болью, и я невольно дернулась, но руки оказались закинуты над головой и крепко привязаны к дверце машины. Разумно. Пожалуй, так даже лучше. Спустя пару секунд до меня дошло, что это боль из-за обгоревшей кожи, ведь кто-то снял с моей головы грязную тряпку и…

Брызнул в лицо водой!

Глаза затравленно заметались, пытаясь сфокусироваться, но это было не так легко, как хотелось бы. Пересохший язык жадно облизал влажные губы. Кажется, я застонала, прикинув, что целый глоток воды только что был потрачен впустую. Но вот к губам поднесли горлышко фляги, и блаженное ощущение влаги, стекающей по подбородку, заставило меня окончательно прийти в себя. Закрыв глаза, я жадно глотала воду, не обращая внимания на обжигающую боль, которой сопровождался каждый глоток. Мне казалось, что после всего пережитого насытиться будет просто невозможно, но внезапно флягу отняли от моих губ.

— Еще, — прошептала я.

— Нет, — в ответ я услышала тихий хриплый мужской голос. События, предшествующие моему пробуждению, замелькали в памяти, напоминая, что этот человек хотел меня убить. И убил бы. Но только что-то его остановило. Что?

Рассмотреть его по-прежнему не получалось: перед глазами все плыло. Я могла только различить силуэт высокого широкоплечего мужчины, который, судя по движениям, приложил руку к фляге и, намочив ее, потянулся к моему лицу. Я снова машинально дернулась, хоть его жест не выглядел угрожающим.

Мокрая рука скользнула мне за ухо и намочила шею. То же самое он проделал и с другой стороны. К моему удивлению, это помогло немного сбросить дурман, окутавший меня после отключки. Когда глаза вновь обрели зрение, первым, что я увидела, была моя фляжка, судя по всему, все еще наполненная водой, которую держал в руке мужчина. Посмотрев выше, на испачканную в дорожной пыли куртку, я остановила взгляд на его лице, но, встретившись с внимательным взглядом ясных голубых глаз, я быстро отвернулась, сама не зная, почему. Возможно, меня отпугнуло то, что, судя по его лицу, он все еще не решил, что со мной делать. Пристрелить — быстро и надежно. Бросить умирать в пустыне — тоже вполне неплохо, но более жестокий вариант. Или… Или что? Существует ли третий вариант? Но в любом случае, поделиться водой — слишком милосердный поступок для любого обезумевшего под палящим небом жителя пустыни. Хотя как по мне, так это милосердие вполне сродни глупости.

— Еще, пожалуйста, — мой голос казался мне грубым и чужим.

Мужчина смерил меня оценивающим взглядом, видимо раздумывая, стоит ли ему тратить на меня драгоценную воду или проще просто прикончить? Окажись мы на месте друг друга, мое решение было бы очевидным. Возможно, это все из-за адской жажды и удушающей жары, которая выжгла меня изнутри, но думаю, что так поступили бы многие из тех, кого я знаю. Или знала…

Но, подойдя ближе, он стал развязывать мои руки и, освободив их от тонкой веревки, вручил мне мою флягу. Тогда, вцепившись в нее ослабевшими пальцами, я припала к горлышку и жадными глотками стала ее осушать. Сколько я бродила в одиночестве по пустыне? Я не могла ответить на этот вопрос с уверенностью, но казалось, что пила последний раз я настолько давно, будто бы это было в прошлой жизни. Когда не хватало воздуха, я старалась отдышаться, не отрываясь от фляжки, чувствуя, как намокает ворот моей рубахи. Мысль о том, что это могла бы быть последняя вода здесь, даже не пришла ко мне в голову. Мне было абсолютно все равно.

— Эй, эй! — негромко запротестовал мужчина, но было уже поздно. Жуткий спазм скрутил мой желудок, и меня вывернуло всем, что я выпила, и еще съеденной змеей в придачу. Отплевываясь, я услышала над собой досадливый вздох. Теперь меня точно прикончат, со злости.

Несмотря на это, я все равно решила сделать еще глоток, но и он тут же полез обратно. Глупо. Я даже не могу объяснить этот поступок.

— Хватит, — приказал мужчина, забирая у меня из рук фляжку, когда я опять бездумно поднесла ее ко рту. — Отдай.

Пришлось практически заставить себя разжать пальцы и отдать ему тару, приложив невероятное усилие. Где-то глубоко внутри меня жалобно заскулил зверь, когда мужчина закрутил крышку. Что будет дальше? Я ему без надобности, это понятно. Судя по тому, как он переводит на меня самое дорогое, что существует в этом мире, после бензака, вода у него с собой в запасе. И, если он не намерен меня убивать, может, я смогу просто уйти?

Вот только… Куда?

Да и сейчас, когда я прекрасно понимаю, что в этой машине и вода, а возможно, и еда, как я могу просто взять и уйти? Может, все-таки попытаться убить его?

Мой взгляд помимо воли опустился на ручку обреза, что виднелась у него из-за спины, а потом перекинулся на кинжал, привязанный к ноге. Я уже стала прикидывать, до чего будет проще дотянуться, как вдруг…

— Я дам тебе еще. Позже.

Его низкий голос звучал так, словно он ни с кем не говорил уже несколько дней. Мне стало невероятно стыдно, ведь я только что думала, каким образом мне будет проще убить его, всадить пулю в лоб или заколоть, а он говорит, что поделится со мной водой. Он говорит, что отдаст мне свою воду.

— Я ищу… — зачем-то начала я, словно стараясь себя отвлечь, но вместо слов изо рта вырвалось сиплое блеяние. Глупая. С чего я вообще взяла, что ему есть до меня дело? Надо дождаться, когда он даст воды, и уходить, пока во мне еще осталось хоть какое-то самообладание, пока разум помнит хоть что-то о человечности. Но промелькнувшая мысль о том, что меня, наконец, выслушает живой человек, а не раскаленная пустынная пыль, заставила мой язык развязаться. — Я ищу жителей племен Зеленых Земель. Женщины, — неуверенно уточнила я, с сомнением глядя на своего неразговорчивого собеседника.

— Они мертвы.

— Знаю, — я отмахнулась, по-своему расценив его ответ. — Там теперь болота, но мы ушли, а потом… — я запнулась. С момента, как я пришла в себя одна в пустыне, я даже не старалась восстановить в голове хронологию событий. — А потом, я ушла на разведку, и на меня напали, я… — события по крупице восстанавливались в моей голове, четко выстраиваясь друг за другом. По-моему, я только сейчас осознала, как все было на самом деле. В пылу схватки я выстрелила несколько раз в воздух, ведь под напором нападавшего падальщика мне никак не удавалось направить в его сторону ствол. Затем раздался клич нашего племени, и он, ударив по голове, потащил меня к своему мотоциклу. А очнулась я уже одна, без оружия и воды. Судя по тому, что, кроме головокружения от удара и страха, меня больше ничего не беспокоило, скорее всего, я просто свалилась с байка.

— Женщины Зеленых Земель мертвы.

— Я искала их, я шла… — продолжала я свой рассказ, но, поняв, что именно имел в виду мой собеседник, не смогла больше произнести ни слова. – Что?

— Они погибли.

— Как? — выдохнула я, чувствуя, что дышать становится все труднее.

— Защищая себя и других, — единственное, что ответил он. Больше мне ничего и не нужно было услышать.

— Нет, — проговорила я, вглядываясь в лицо мужчины. Это не может быть правдой. Они ведь так сильны, они… — Это какая-то ошибка.

— Мы все здесь — ошибка, — зло бросил он и, обойдя машину, открыл дверцу.

Что теперь? Они все мертвы. Что мне теперь делать? Выходит, я бесцельно бродила все это время, все это было зря. Зеленые Земли канут в историю вместе со своими жителями. Если, конечно, будет, кому эту историю рассказать. Они все это время слышали меня. Они все видели. Мне не показалось тогда, они действительно разговаривали со мной своим тихим шепотом. Почему я не поняла это сразу?

— Здесь целая обойма, — к моим ногам упал небольшой пистолет. — И вода.

Я подняла глаза на мужчину, который протягивал две мне фляги. В одной из них я узнала свою. Какое-то время назад я бы не задумываясь перегрызла бы глотку любому за такие простые радости, как оружие и вода, но сейчас… Зачем мне это?

— Знаешь, как пользоваться? — он уверенным движением схватил мое запястье и нацепил на него компас, крепко привязав к руке. Я растерянно кивнула. – Там, — мужчина показал пальцем, но я даже не повернула голову. — Цитадель. Воды хватит.

Он отошел на несколько шагов, а я подняла с песка пистолет. Маленький, но ощутимый по весу в руке. Он теперь был совершенно никчемной вещью. Как и две фляги воды. Хотя для одного пистолет все-таки сгодится.

Когда я зарядила пистолет и раздался щелчок патронника, мужчина резко выхватил свой обрез ружья и наставил на меня. Но по его расширившимся глазам стало ясно, что он никак не ожидал увидеть, что целиться я буду не в него, а в себя.

Я приставила ствол к виску, задыхаясь, не в силах даже уронить хотя бы одну слезу из-за своих родных, ведь пустыня опустошила меня полностью. Забрала все, без остатка. Включая желание жить. Я и раньше-то не могла понять, какое наследие мы сможем передавать в своем племени друг другу, из поколения в поколение. Но теперь не будет ничего. Ни наследия, ни племени. Ни земли, ни родных.

Ни меня.

Не успела я сделать еще хотя бы один судорожный вздох, как он в одно мгновение оказался рядом со мной и, выхватив пистолет, грубо повалил прямо животом на машину. Слух уловил звук расстегивающегося ремня, и через мгновение мои руки были крепко, до боли, стянуты им за спиной. Бесслезные немые рыдания все еще душили меня и, в конце концов, я снова зашлась в раздирающем глотку кашле. Было бы лучше, если бы он убил меня тогда. Почему он этого не сделал?

Его широкая ладонь размашисто растерла пригоршню воды по моему лицу несколько раз, а потом, когда меня рывком поставили на ноги и развернули к себе, он подался вперед и заглянул в мои глаза, словно пытаясь понять, действительно я неадекватна или это солнце выжгло остатки мозгов в моей голове?

— Руки не развяжу, — отпрянув, он открыл дверь машины и жестом велел садиться.

***

В первый день моих скитаний по пустыне я не раз задавалась вопросом: для чего мы здесь? Почему ядерная война не уничтожила все человечество без остатка? Почему мы вынуждены барахтаться в этом океане песка, который некогда был морем, и наблюдать за разложением своего сознания? Что мы такое? Новый вид животных, отдельные особи которых умеют себя морально истерзывать? Или существует какая-то высшая цель?

Сейчас, сидя рядом с незнакомым мужчиной, который дважды не дал свинцу вонзиться в мою плоть, устало откинувшись на спинку сиденья, я отчаянно боролась со сном, который внезапно навалился на меня вместе с дикой усталостью. Я быстро глянула на загорелую руку мужчины, спокойно лежащую на рычаге коробки передач, а затем на свое колено, находящееся совсем рядом. Когда мои ступни стерлись в кровь, во время моих скитаний, я обмотала их сначала своими разорванными рукавами, а потом оторванными штанинами. Так что кожа на коленке обгорела и стерлась настолько, что кое-где была видна запекшаяся кровь. Сейчас уже не могу припомнить точно, но, похоже, что я ползала по пескам…

— Потом промоешь, — мне до сих пор было непривычно слышать чей-то голос рядом с собой, тем более голос, принадлежащий мужчине. Он проследил за моим взглядом, а я убрала колени подальше от его руки. Мысль о том, что он может нести не только смерть, но и опасность иного рода, только сейчас посетила мою затуманенную голову. Но он мои действия никак не прокомментировал.

— Куда ты едешь? — почему-то я не осмелилась сказать «мы». Мои соплеменницы всегда учили меня быть осторожной в разговоре с неизвестным человеком. Меньше говорить, больше слушать. Лишний раз не раздражать.

— В город, — лаконично ответил мужчина, а затем, помолчав несколько секунд, добавил: — Посмотрим, что можно выручить за тебя.

Сердце бешено заколотилось в груди, а по голове словно ударили чем-то тяжелым. Он хочет меня продать? Лучше бы сразу убил! Известно, кто заплатит за женщину самую высокую цену — Людоед. Он славился тем, что скупал молодых девушек, щедро расплачиваясь с работорговцами или охотниками за наживой и после того, как пресыщался любовными утехами с несчастной, просто съедал ее, велев слугам подать человечину ко столу.

— Людоед не позарится на грязную оборванку, чья кожа покрыта ожогами.

— Отмою тебя после заката, — в голосе мужчины не было и намека на то, что он может шутить.

Он ответил, даже не отрывая внимательного взгляда от дороги, а я, к своему позору, только подумала о том, сколько же у него с собой воды в запасе, что он готов ее потратить, чтобы отмыть с меня многодневную пыль.

Мысли путались в голове. Хотелось найти хоть какой-то выход, но из-за усталости голова совсем отказывалась соображать. Поэтому я и сама не заметила, как сон сморил меня. Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на заднем сиденье. В щеку упиралось что-то жесткое и, приподнявшись, я поняла, что моя голова покоилась на запасе оружия и патронов. Прежде чем подумать о последствиях, я резко села и попыталась онемевшими пальцами достать из мешка что-нибудь, чем я смогу оказать сопротивление. Но мешок ускользнул раньше, чем мне удалось хоть за что-то зацепиться.

Сильные руки, грубо, выворачивая мое предплечье, потянули меня из машины. Я изо всех сил старалась сопротивляться, но этот мужчина был во сто крат сильнее меня. Все мои попытки оказались просто смешными. А чем сильнее я пыталась освободить руки, тем сильнее затягивался на них ремень.

Он повалил меня на колени и, размотав с моей поясницы отрез грубой ткани, стал лить воду на спину. Мой спутник не соврал, сейчас он отмоет грязь, а к утру приедет в город и продаст меня, если не Людоеду, так кому-то другому за канистру бензака. Неужели ничего нельзя сделать? Назло ему я стала кататься в песке, стараясь, чтобы как можно больше песчинок прилипло к мокрой рубахе и телу. Если ты решил отмыть свой товар, то уж я постараюсь, чтобы на это у тебя ушла вся припасенная вода! И когда ты ослабнешь от жажды, я задушу тебя собственными руками.

— Ты хотела выстрелить себе в голову два часа назад, — подняв меня с колен, он практически прошипел эти слова мне в ухо. — Тебе ж все равно. Боишься быть проданной?

— Я и тебя боюсь, — отчаянно выпалила я, прежде чем подумать, что говорю, и услышала в своем голосе жалобные всхлипы. — Умереть не страшно. Страшно не знать, за что ты умираешь, — я сомкнула челюсть и почувствовала хруст песка на зубах. Образ темноволосой женщины с голубыми глазами сразу же был услужливо подкинут моей памятью. Я будто снова услышала ее слова. — Она всегда так говорила.

Дрожь колотила мое мокрое тело, но я уже не обращала на нее внимание. Сейчас казалось, что я дрожу больше от страха. Почему ты не прикончил меня сразу? Хотя с другой стороны, может, он и прав. Лучше пусть выручит за меня несколько канистр бензака, чем я умру просто так. Тогда хоть вода, потраченная на меня, окупится.

Подумав об этом, я внезапно ощутила какое-то удивительное чувство отстраненности. Словно все, что происходит, на самом деле происходит с кем-то другим. А я – так, сторонний наблюдатель. Тот вариант, где я вообразила, что давно умерла, вдруг показался мне по-настоящему привлекательным! Если так легче, то лучше действительно считать себя мертвой. А если я мертва, то какая разница, как будут измываться над моим живым трупом? Тем более, если за мертвеца кого-то будет ждать награда.

Я покорно опустилась на колени и стояла так несколько минут, молча пялясь на его ботинки, прежде чем почувствовала, как мужчина начал смывать с моей шеи грязь. Я отрешенно подумала, что единственные прикосновения мужчины, которые я когда-либо чувствовала, были лишь в жестоких схватках. И когда он, запрокинув мою голову, смывал песок с лица, в котором я успела вымазаться сполна, больно проводил грубой ладонью по моим щекам, я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что будет впереди.

— Хочешь умереть? — хриплый голос прозвучал тихо и внезапно. Будто я отключилась на мгновение. Я опустила глаза и поняла, что грязь смыта только с шеи и лица и, судя по намокающей рубахе, с волос. Я промолчала, облизав мокрые губы и поняла, что, если бы я могла, то разрыдалась бы в голос. Но вместо этого я просто снова начала задыхаться. Хочу ли я умереть? Нет. Нет. Нет. Нет…

— Не хочешь, — это был не вопрос. Наверное, где-то в глубине меня проглядывала эта яростная жажда жизни через выдуманную мной маску полного безразличия. — В следующий раз будешь думать, прежде чем приставлять к виску ствол.

Следующего раза не будет. Дальнейшая судьба стала ясной, как солнечный день в пустыне.

— Людоед мертв, — мой спутник опустился на песок рядом со мной, придерживая меня за предплечье. — И Несмертный Джо. И хозяин Свинцовой фермы тоже.

— Как? — в это верилось с трудом, но чутье подсказывало мне, что он не врет. — Кто убил их? — больше всего мне хотелось услышать, что они пали от рук моих соплеменниц, но его ответ меня откровенно удивил.

— Я, — он помолчал какое-то время, а затем добавил: — И Фуриоса.

Кто это такая, я понятия не имела и решила пока не расспрашивать, но если словам этого незнакомца можно верить, то это великая новость, которая может перевернуть жизни многих племен с головы на ноги. И это объясняет, откуда у него с собой столько воды.

— Значит, ты не продашь меня в городе?

Мужчина скользнул по моему телу оценивающим взглядом и, отвернувшись, посмотрел вдаль, куда совсем недавно зашло солнце. После голодных скитаний по пустыне, максимум, как я могла бы заинтересовать представителей противоположного пола — так это исключительно в качестве еды. Хорошо поджаренной, но суховатой еды.

— Нет, я блефовал.

— Зачем?

— Им бы это не понравилось, — он сделал неопределенный жест рукой, который был похож на выстрел в голову. А под «им», как я поняла, мой спутник имел в виду Матерей. А ведь он прав. Что бы они сказали, увидев, что я решила натворить? Они бы даже не стали наказывать за это, так велико бы было их разочарование.

— Ты можешь помочь, — он глянул на меня исподлобья, видимо, предполагая, соглашусь ли я на его предложение. — Метко стреляешь?

— Только из винтовки. Я долго целюсь. Но, в общем, принцип понимаю, — добавила я в конце, вспомнив, как дрожал палец на курке пистолета, что он мне дал, который упирался в мой висок.

Мужчина торопливо кивнул и, скрестив ноги под собой, продолжил:

— Нужно прикрыть мою спину.

— Хочешь кого-то убить?

— Не хочу, — его губы дрогнули в жалком подобии улыбки. – Но, возможно, придется.

— Это сделка? — на самом деле, меня это не особо интересовало, но привычка из всего извлекать выгоду вылезла наружу, и я не заботилась о том, как это звучит со стороны.

— Гарантирую, что я не продам тебя, — слова прозвучали грубо, но уверенно. — Или кто-то другой.

Теперь пришла моя очередь кивнуть. Такой расклад меня вполне устраивал. В конце концов, у меня появилась цель помимо элементарного выживания. А чувство нужности кому-либо невероятно воодушевляло. Именно на этом строились принципы нашей общины. Каждый из нас знал свое дело. И знал, что вся система, годами выстроенная нашими предками по завершению ядерной войны, попросту рухнет, если хотя бы один элемент даст сбой. Каждый из нас был нужным и важным звеном, занимающим свое бесценное место. Так было всегда.

До тех пор, пока наши мужчины не отдали жизни за своих детей и жен. А женщины стали убивать чаще, чем дарить жизнь. Ядом пропиталась не только почва, но и все наше существование.

— Повернись, — тихо приказал мужчина, и я развернулась к нему спиной. Меня до сих пор трясло, а зубы стучали друг о друга, противно похрустывая песком. Но через пару секунд мои плечи были плотно закутаны в сухой отрез ткани, что раньше обматывал мою поясницу, а поверх нее он набросил еще что-то тяжелое. Куртка. Его куртка.

— Водить умеешь?

— Да, — неуверенно ответила я. — В основном мотоциклы, но мне объясняли, как водить машину.

— Тебе надо выспаться. Поедем в объезд…

— А почему не по тракту? Так ведь быстрее, — я его перебила, неуклюже забираясь на заднее сиденье машины. Сухие вещи не сильно спасали, но в целом стало ощутимо теплее.

— Можем нарваться на засаду. Утром, если успокоишься, — он бросил взгляд на мои руки, все еще стянутые ремнем за спиной. — Сменишь меня за рулем.

Он сел на водительское сиденье и привычным движением завел двигатель. Я не сильно разбиралась в подобных машинах. В племени мне не доверяли заниматься механикой. Максимум, я, как и все женщины Зеленых Земель, умела ездить на байке. В остальном, я проводила свои ночи в дозоре, а отоспавшись с утра, помогала врачевателям. Наше племя славилось искусными лекарями, и почти все они были слепы. Старики обладали самыми полными знаниями о медицине. А мы, молодые ученицы, были их «глазами».

— У тебя есть имя? — спросила я, не особо надеясь на ответ.

— Да, — отозвался мужчина, поворачивая руль и надавливая на педаль газа. — Меня зовут Макс.

— Почему ты дал мне оружие, Макс? — вежливее было бы назвать свое имя в ответ, но почему-то у меня вырвался только этот вопрос, застрявший в голове. — Ведь я могла бы сразу застрелить тебя.

Я приподнялась на сиденье, насколько это позволяли связанные руки, и посмотрела на его отражение через зеркало на лобовом стекле. Взгляд голубых глаз встретился с моим, а его губы тронула тень полуулыбки.

— Нет, не могла, — уверенно ответил Макс. — Не успела бы.

========== Глава 3. Призраки. ==========

Трудно сохранить остатки рассудка, когда мир вокруг тебя рассыпается на миллионы осколков. Кажется, тебя уже ничто не сможет удивить или как-то выбить из колеи, но нет, судьба с завидной регулярностью умудряется положить тебя на лопатки и очередным ошеломляющим событием выбить из легких весь воздух. И после всего этого надо постараться собрать себя по крупице и как-то жить дальше.

Все мои убеждения, что я не буду стараться угробить свою, а заодно и его жизнь, Макс первое время даже не слушал. И только потом, когда я, наконец, замолчала и стала просто смотреть на тающие в раскаленном воздухе солончаки, он остановил машину и, велев мне дать ему руки, перерезал ремень на моих запястьях. Я машинально потерла саднящую кожу. Больно. Но уже который день любая боль больше была похожа на глухое эхо. Вроде она есть, но к ней настолько привыкаешь, что уже просто не представляешь себе существования без нее. Зато руки больше не связаны за спиной.

С рассветом Макс сказал мне, чтобы я сменила его за рулем. Судя по его виду, ему действительно нужен был отдых. Он то и дело мотал головой, словно отгоняя от себя усталость. А может, и что-то иное… Нас всех преследуют свои призраки прошлого. Взглянув на Макса, я не могла сказать, что это за человек. С одной стороны, хочется верить, что благородства в нем больше, чем циничности, которая охватывает сердце каждого из нас, когда дело касается наживы. И по идее, едва ли я могу ему доверять. Но что мне остается делать? От одной мысли снова оказаться одной в этой пустынной бесконечности я просто начинаю задыхаться.

Я старалась не смотреть на него, лежащего на заднем сиденье, потому что, как мне казалось, он сильно пожалел, что пустил меня за руль. Автомобилем я не управляла никогда. Только в теории знала, как это делается. В почете у племени были байки, а я сама большую часть времени проводила с лекарями.

— Двигатель мне убьешь, — мрачно заметил он после того, как я в очередной раз бросила сцепление.

Солнце клонилось к закату, когда очередной приступ кашля скрутил мое горло. Я старалась сдерживать его, чтобы не разбудить спящего спутника, но головокружение и нехватка кислорода сделали свое дело. Почувствовав слабость, я вжала педаль тормоза в пол, при этом в очередной раз бросив сцепление. Машина заглохла так резко, что мы оба больно ударились. Но мне было все равно. Кашель безжалостно душил меня, не давая вздохнуть.

На мое счастье, Макс быстро сообразил, в чем дело, и через несколько секунд выволок меня из машины. Упав на четвереньки, я еще долго старалась успокоить дыхание, и далось мне это с большим трудом.

— Давно это у тебя? — Макс полез в машину, убедившись, что я снова стала спокойно дышать.

— Я не знаю. С тех пор, как потерялась.

Слишком много песка и пыли попадало в меня с каждым вздохом во время моих блужданий. Я это прекрасно понимала. Жаль только, что сразу не догадалась закрыть нос и рот тряпьем. У моего спутника на этот случай на шее был намотан плотный широкий платок.

Повернувшись к Максу, я увидела, как в его руке блеснуло лезвие кинжала. Он не спеша разворачивал небольшой сверток. В моем желудке жалобно заурчало. Давно ли я ела? О-о-о… Целую вечность назад. Последний раз — как раз перед тем, как напасть на него.

Макс бросил на меня скептический взгляд, видимо, вспомнив, что лично видел на песке остатки моей былой трапезы. Давно, когда я еще была совсем ребенком, и родной край только-только начал заболачиваться, в племенах Зеленых Земель обитало самое большое количество животных. Наши родные получали пищу, более-менее пригодную к употреблению, воды было больше, чем в других местах, даже если сравнивать с той же Цитаделью. Всем известно, что Несмертный Джо ни с кем не делится водой. Его показушная щедрость заключалась лишь в том, что изредка он сливал какое-то количество добываемой воды на головы своих несчастных «поданных». По сравнению с ними, мы жили просто роскошно! Хоть на самом деле это давалось нам большим трудом. Жители племен Зеленых Земель прикладывали все свои усилия, чтобы сохранить пригодные для жизни условия и не дать вездесущему солнцу забрать это и у нас. Но радиация беспощадна, когда набирает такие глобальные обороты на пути уничтожения всего живого. И прежняя жизнь осталась для меня лишь воспоминанием детства. Так как всю свою сознательную жизнь я, как и другие, была занята выживанием.

— Что это? — спросила я после того, как положила в рот небольшой красноватый ломтик непонятной пищи, протянутый мне моим спутником. Он оказался очень жестким и пресным на вкус, но, в отличие от острой пищи падальщиков, которой они стараются притупить себе аппетит, он был вполне съедобен.

— Просто ешь, — ответил Макс, зажав между зубами небольшой ломтик и убирая остатки в машину.

— Это мясо? — на самом деле, я спросила просто так, но, задав вопрос, тут же пожалела об этом.

— Хочешь, чтобы я рассказал? — Макс приподнял одну бровь и вопросительно посмотрел на меня.

Я же только торопливо помотала головой в ответ. Просто ешь. И на этом — достаточно. Не думаю, конечно, что меня очень уж шокировал его ответ. Животных пустыни ели все, по-другому просто не выжить. Сама я не так давно ела сырую змею… И ведь серьезно думала, что буду есть хозяина машины, которого собиралась с легкостью убить. Даже не знаю, что из этого кажется мне более наивным? То, что я считала себя способной победить Макса или то, что собиралась съесть человека? Голод и жажда способы свести тебя с ума так легко, что ты и глазом моргнуть не успеешь, как переступишь последнюю черту человечности.

Лениво пережевывая ломтик неизвестного бедолаги, я отрешенно наблюдала, как Макс, достав из машины небольшую консервную банку, сделал отверстие в крышке и, опустив туда небольшой кусок тонкой веревки, поджег ее, словно фитиль свечи. Масло. Это горит масло! Откуда у него это все?! Не знаю, насколько близко мы подобрались к городу, но похоже, что в ближайшие несколько часов мы никуда не поедем. У Макса были явно другие планы.

— Зачем ты едешь в город? Ты наемник? — осторожно начала спрашивать я, глядя, как Макс устраивается рядом с масляной горелкой. Любопытство — не самая лучшая человеческая черта, но я до сих пор не могла взять в толк, откуда в нем столько человеколюбия. Если я вообще правильно оценила ситуацию. Ведь по сути, я больше обуза, чем реальный помощник. Не спорю, позаботиться о собственной безопасности, когда у тебя есть, что предложить на обмен — вполне разумно. В городе, если верить слухам, каждый жаждет легкой наживы, а потому преступность там почти не карается. Только когда это выгодно «верхушке».

— За топливом.

— Будешь меняться? Вода, еда… — я скорее говорила это для себя, стараясь понять, чего ожидать от этого мужчины, когда мы приедем в город.

— Была возможность выручить и больше, — ответил он, намекая на меня. Не думаю, что намного больше… Канистра, в лучшем случае, две.

— И ты предлагаешь мне защитить твою спину, вместо того, чтобы самому действительно продать меня, — подвела итог я, а затем добавила: — Макс, ты либо врешь мне, либо ты невероятно глуп.

В ответ я получила лишь едва слышную усмешку. Больше всего меня раздражало не полное неведение, а то, что его мотивы абсолютно мне не понятны. Да, он не похож на жителя Цитадели. Судя по нему вообще можно предположить, что он не задерживается на одном месте надолго. Но на Земле уже давно забыли о благородстве. И почему он предлагает мне роль своего «телохранителя», когда есть варианты, гораздо более выгодные для него?

Такие отношения могут быть между соплеменниками. Мы всегда стояли друг за друга стеной. Наши мужчины легко могли загородить Матерей собой от пуль. Раньше в наших поселениях преследовались благородные цели: сохранить жизнь, заботиться о детях и стариках. Но я успела уловить лишь отголоски этих моралей. И я не виню никого за это. Тяжело сохранять силу духа, когда вокруг тебя умирают нетолько близкие тебе люди, но и родная тебе земля.

Мы выросли, впитывая в себя те тлеющие остатки нравственности, которые с таким трудом старались сохранить наши предки. Но и их недостаточно, чтобы просто так довериться незнакомому человеку, который сохранил тебе жизнь. Пусть даже дважды.

— У тебя ведь с собой полно бензака, — это был не вопрос. Я просто хотела, чтобы он подтвердил мои догадки.

Макс лениво повернул ко мне голову и бросил на меня усталый взгляд.

— И в город ты едешь вовсе не за ним, — я уселась напротив, глядя прямо ему в глаза. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на его лицо. Мне на какое-то мгновение стало немного не по себе. Что я вообще о нем знаю? Могу я ему верить?

— Нет, — спокойно ответил Макс то ли на мой невысказанный вопрос, то ли подтверждая, что в город он направляется совсем с другой целью.

— Тогда зачем?

Он невероятно устал, это было видно по напряженным плечам и опущенному взгляду. Но я твердо решила, что не отстану от него, пока не получу ответы. Причем хотелось бы, чтобы они были честными и понятными. Устало облокотившись о машину, Макс закрыл глаза и просидел так несколько секунд. Я уже собралась снова атаковать его своими вопросами, но это оказалось без надобности.

— Ты покидала раньше Зеленые Земли?

— Нет, — призналась я, не понимая, при чем тут это.

— Значит, ты могла только слышать о том, что творится вокруг.

— Да.

— Это был не вопрос.

Меня стала порядком раздражать вся эта ситуация. Безусловно, я благодарна ему за все, но «прикрывать спину», как он выразился, значит все-таки рисковать собой. А я имею право знать, с какой целью пойду на это. Ведь Валькирия всегда говорила, что страшно, когда не знаешь, за что ты умрешь.

— Несмертный Джо мертв, — напомнил Макс. — А гибель таких, как он, не проходит бесследно, — Макс снова замолчал и прикрыл глаза. Но в этот раз молчал он недолго. — На Свинцовой Ферме и в городе у Джо были заключены выгодные для них сделки. И никто не хочет так просто менять свои порядки, — он даже не повернулся в мою сторону, когда я опустилась на камни рядом с ним. — Мне надо разобраться кое с кем, чтобы не нашелся новый Несмертный идол.

— Откуда ты знаешь, что так будет лучше?

— Я не знаю, — кивнул Макс. — Стаду нужен загонщик, и сейчас у них есть шанс получить вменяемого человека на эту роль.

— Ни за что не поверю, что такие остались, — перебила я, широко улыбнувшись. Пересохшая кожа губ тут же больно треснула, и во рту появился солоноватый привкус крови.

— Остались, — Макс покосился на меня, когда я приложила пальцы к губам. Несколько минут мы провели в молчании, пока я обдумывала его слова. Теперь все стало немного понятнее. Не ясно, правда, кому может выпасть такая честь, как сменить «очень даже смертного Джо». Хотя, есть одно предположение…

— Фуриоса.

— Да, — Макс согнул ноги в коленях, положив на них локти.

— Ты не очень-то похож на альтруиста. Почему ты ей помогаешь?

— Это не твое дело.

Возможно, меня должны были задеть его слова, но если подумать, он прав. Я и так задаю слишком много вопросов.

Старухи в лазарете всегда учили нас быть благодарными. За каждую мелочь, которой смог порадовать нас день. И даже если ни о чем хорошем к вечеру вспомнить не удаётся, то можно быть благодарной просто за то, что сегодня ты выжила. Макс не убил меня. Да, я действительно не понимаю, почему. Но он не убил меня сам и не дал это сделать мне, когда подобное решение показалось мне вдруг единственно правильным. Наверное, стоит просто быть благодарной за это. «Просто ешь» И все. Не проси лишнего. Жизнь и так любит тебя больше, чем других…

В этот раз ночь выдалась не такая холодная. Может быть, потому, что тело не колотило от недостатка сил, а может, предстоящая неизвестность нашего пребывания в городе настолько забила мою голову, что ни о чем другом я не могла думать. Мы молча смотрели на мигающие звезды, пока Макс не посчитал нужным нарушить молчание.

— Где вы прятались до того, как ты отстала?

— С чего ты взял, что мы прятались?

— Твоя кожа, — он кивком указал на мои ноги, которые я вытянула перед собой. — Солнце обжигает только тех, кто редко ему показывается. Когда ваша земля заболотилась, вы спрятались. Иначе бы цвет твоей кожи был бы, как мой.

Я снова опустила взгляд на его загорелые руки, а затем, посмотрев на свои, красные, с облезлой кожей, подумала, как же легко меня можно раскусить. Я словно открытая книга.

— В скалах, далеко отсюда, были небольшие пещеры… — небрежно ответила я. — Макс, — позвала я, и услышала тихое мычание в ответ. Я вдруг поняла, что именно меня смущало в его голосе. Отсутствие агрессии. Те враги противоположного со мной пола, которые мне встречались, только рычали, словно дикие звери, стараясь отвоевать свое право на существование, свое место под этим ядовитым солнцем. А он отозвался на свое имя так спокойно. Мужчина всегда воспринимался мной как объект повышенной опасности, который, как правило, сильнее меня. И самое разумное, что может прийти тебе в голову при встрече с ними — держаться от них подальше. Только отец, напротив, был для меня тем оплотом уверенности и надежности, о котором рассказывали мои соплеменницы. И которого я никогда не видела и знала только по этим рассказам.

— Чего тебе? — хрипло спросил Макс, пока я погрузилась в раздумья. Я и не заметила, что позвала его и замолчала.

— В городе любой поймет, что мы не местные.

— Закутаем тебя чем-нибудь.

— А ты?

— Ко мне никто не сунется.

— Я смотрю, ты не стремишься быть незамеченным?

На мое удивление, Макс тихо усмехнулся, показав кривоватые передние зубы. Я несмело растянула саднящие трескавшиеся губы в ответной улыбке. Удивительное чувство витало вокруг. Старицы в лазарете всегда говорили мне, что плачут те, кто жалеет себя. Как бы ты не выгораживала свои слезы, ты в первую очередь оплакиваешь то, что хотела для себя. Но это и делает нас людьми. Слезы и смех. Они говорили, что мы смеемся тогда, когда нам уже нечего терять. Когда мы потеряли все, чем дорожили, и перед тем, как враг захочет забрать у тебя последнее — жизнь, улыбнись. Тебе нечего бояться. Ты свободна от всего. С этими принципами на устах мы сражались, словно умалишенные. И именно это давало нам силы держать падальщиков подальше от себя.

Но эта улыбка Макса, такая искренняя, но в то же время вымученная, будто он не улыбался уже много лет, дорогого стоила. Любая бы из нас поняла, что этому человеку больше нечего терять. Почему? Да потому что он, похоже, потерял все, что у него когда-то было.

— Знаю, это не мое дело, но перед кем ты пытаешься загладить вину?

— О чем ты?

— Когда делаешь что-то для кого-то… — я попыталась объяснить, но никак не могла подобрать нужные слова. — Ты не просто так помогаешь людям в Цитадели обрести здравомыслящего правителя. Ты делаешь это для себя. Ты хочешь спокойствия.

— Ты верно подметила, — тихо ответил он, со вздохом подложив сложенные ладони под голову. — Но это не твое дело.

Больше я не произнесла ни слова. Зря, наверное, я решила спросить его об этом. Ведь решила же не лезть в душу. Зачем?

— Я просто хочу, чтобы этот проклятый хаос, который творится вокруг меня, в один прекрасный день рухнул, — голос Макса прорезал тишину. Мне вдруг стало невероятно жаль его. Да, мы все бежим от чего-то. От былых воспоминаний, какими бы они не были, хорошие или плохие. Или же от себя самих. Потому что те существа, которыми мы стали, далеки от бывших представлений о человеке разумном.

— Взгляни на хаос по-другому, может, это именно то, что ты ищешь?

Под пристальным взглядом Макса мне стало не по себе. Невольно захотелось спрятаться, провалиться прямо под этот проклятый остывший песок. Но вместо этого я только подтянула к себе ноги и натянула на колени край туники.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросил Макс, продолжая сверлить меня все тем же прищуренным взглядом.

— Астилив.

— Астилив?

— Да. Или просто Лив. Отец дал мне имя. Оно означает «любовь к жизни».

— Астилив, — снова повторил Макс, и, сдвинув брови к переносице, посмотрел на мерцающие в дали звезды. — Надо ложиться спать, Лив. Нам нельзя заезжать в город на машине.

— Оставим ее неподалеку? — уточнила я, подумав, что меньше всего на свет хочу снова шагать по раскаленному песку, пусть и в компании Макса. И в ответ я опять услышала такое тихое утвердительное мычание. Снова это тихое «да». От звука его голоса становится так спокойно…

***

Я сама не заметила ночью, как сон сморил меня. Но, проснувшись, я резко вскочила, потому что поняла, что солнце уже давным давно взошло, я, должно быть, проспала уйму времени и, скорее всего, задерживаю своего спутника.

Но то, что я обнаружила, повергло меня в абсолютное замешательство.

Макс пропал.

Машина, полные баки бенказа, небольшой сверток с вяленым «беднягой», вода в таком объеме, что дух захватывало, консервная банка с торчащим из нее обгоревшим фитилем. Все это было на месте. Даже тряпичная сумка с огромным количеством оружия и боеприпасов все так же лежала на заднем сиденье. Только вот хозяина всего этого нигде не было.

Не думаю, что он стал бы дожидаться зенита, чтобы выдвинуться к городу. Странно это все. Может, он ушел на разведку? Наверное, надо подождать его здесь.

Еще раз осмотрев машину, я убедилась, что все то, что мне запомнилось, осталось в неизменном виде. Несколько фляжек, валяющихся на дне машины, говорили о том, что, даже если он ушел осматривать окрестности, он ушел без воды. Такое возможно?

Прошло еще несколько часов, прежде чем ко мне в голову пришла мысль, что Макс оставил машину и меня не по своей воле. Падальщики? Возможно, но тогда почему все добро осталось здесь нетронутым? Какую именно засаду Макс боялся встретить на тракте? Проклятье! Куда же подевался?!

Я могу сбежать.

Что за нелепая мысль! Сбежать от кого? Макс представлял для меня угрозу, но он ни разу не тронул меня. Нападала на него только я. Но теперь у меня есть и машина, и оружие, и столько воды и бензака, что я могу теперь шикарно прожить еще несколько недель! Только если падальщики не перережут мне горло во сне.

А может правда сесть в машину и уехать за горизонт? Что, если он специально оставил меня здесь, чтобы я скрылась, ведь неизвестно, вернется ли он живым, зная, что он явно хочет убить кого-то из «верхушки».

Что бы сделал на моем месте Макс? Он бы уехал. Точно уехал. Он бы выстрелил в мой подбородок тогда. Он бы дал мне застрелиться, какое ему до меня дело? Только вот я до сих пор жива. Похоже, что я очень крупно ошибаюсь на его счет.

Сев за руль, я завела двигатель и нажала на педаль газа. Город уже был виден отсюда. Осталось только немного проехать, оставить машину и дойти до него пешком. Как он и планировал. Но я развернула автомобиль в противоположную сторону, вдавливая педаль газа, разгоняясь, спеша за бешеным ритмом своего сердца.

Я свободна.

Я свободна!

Я одна.

По моей щеке скатилась крошечная слеза. Благодарна ли я? Отец, наверное, проклинает меня сейчас, глядя с далеких звезд, засвеченных смертоносным солнцем. Свободна ли я? Бросив Макса в неизвестности, я навсегда останусь жить с тяжким грузом вины, который будет следовать за мной по пятам. А ближайшая засада, на которую я рискую наткнуться, оставит меня лежать мертвой на раскаленном песке. И умру я за то, что буду защищать свое добро, которое на самом деле вовсе не мое?

— Будь ты проклят, Макс, — злобно выпалила я, оскалившись в нервной усмешке и выворачивая руль, чтобы направиться прямиком в город.

========== Глава 4. Город. ==========

Информация.

Это своего рода звонкая монета, которой можно так же уверенно расплачиваться, как бензаком, водой или едой. Она ценится не меньше, чем старые лекарства. Она может быть полезной, а может быть абсолютно никчемной. Можно выдать всю подноготную самого важного секрета, который затрагивает чужие жизни, а можно попросту соврать, но получить в обмен при этом не меньше. А иногда она сама течет к тебе в руки, даже если ты этого не желаешь.

Но, пройдя через укрепленные ворота города, я больше всего на свете желала поскорее узнать, что же именно случилось с Максом и куда он запропастился. Потому что каждый взгляд, брошенный в мою сторону, был сопровожден неприкрым подозритением. Казалось, тряпье, в которое я укуталась на манер падальщиков, совершенно не спасало от вездесущих дозорных местной знати. Создавалось впечатление, что любой из встретившихся тебе на пути жителей сейчас же кинется докладывать, что в городе девчонка, которой есть, что скрывать.

А мне есть, что скрывать?

Кроме машины, которую я решила оставить дальше, чем планировалось ранее, и которая битком набита всем необходимым для выживания, а также сумки, полной боеприпасов? Наверно, только обгоревшую светлую кожу. Которую я и прячу. А еще винтовку. Настолько древнюю, что я таких раньше вообще никогда не видела. Хорошо только то, что этот вид оружия претерпел минимум изменений, а потому стрелять из нее будет несложно.

На мое счастье, та информация, в которой нуждалась я, нашла меня сама и обрывками разговоров донеслась откуда-то сбоку, поразив до глубины души. А потом еще раз звонко прозвучала у самого уха. А затем еще и еще… Да что там говорить, Макс в городе был настоящей знаменитостью. И я действительно не знала, радоваться мне или расстраиваться, когда я поняла, что он в городе. И он находится под стражей.

— …сумасшедший, я тебе говорю! — приземистая женщина с полуоблезшими черными волосами с таким остервенением пыталась убедить свою собеседницу в невменяемости пленника, что периодически брызгала на нее слюной. — Водил их за собой несколько часов. А потом все!

— Что все? — собеседница облысевшей в изумлении округлила глаза.

— Все, — довольно повторила первая. — Надоело им, оглушили, и сюда! А ведь он пришел, чтобы убить нас всех! Говорят, у него с собой были эти…

— Взрывчатки!

— Взрывчатки! — ухватилась за забытое слово облысевшая. — Он подорвет город! Подорвет, да! Они спасли всех нас, — женщина притворно всхлипнула и так же притворно улыбнулась.

— Спасли! — словно эхо, отозвалась вторая. — Надеюсь, его казнят! Эта тварь умрет и мы снова сможем спать спокойно!

— Нет! — выдохнула я, прежде чем сообразила, что могу быть услышанной. Облезлая смерила меня презрительным взглядом и, стараясь заглянуть в мое лицо, прищурила глаза.

— Казнят! Даже судить не будут! — прошипела она, чуть подавшись вперед, а я, радуясь, что чувство ненависти у местных преобладает над элементарным любопытством, поспешила убраться от них подальше.

Соблазнительная возможность бросить Макса в городе и уехать со всем его добром навязчивой мухой кружила в моей голове, но я ее старательно отгоняла от себя. Никто из матерей так бы не поступил на моем месте. Другое дело, что у меня не было ни единой догадки о том, как мне действовать. И что вообще можно предпринять? Если о нем толкуют в городе, значит, наверняка местная власть захочет устроить публичную казнь. Это логично и по-своему мудро. Ничто так не удерживает стадо людей, как страх и показательные наказания. Грустно то, что это говорит о полном отсутствии хотя бы намека на интеллект у этого самого стада. Мои соплеменники всегда старались дать хотя бы какое-нибудь образование своим детям, чтобы те могли его передать своим и так далее, из поколения в поколение. А здесь обозленные, голодные, ожидающие «обсосанных косточек»… Кощунство этим не воспользоваться.

Примерно после часа блуждания по городу, пресытившись злобными рассказами о Максе и о том, как именно им бы хотелось, чтобы его казнили, я стала ловить на себе все больше любопытных взглядов. Узкая улочка, сплошь усыпанная различного рода мусором, выглядела подозрительно пустой. Здесь, как ни странно, разговоры о пленнике стихли. Честно говоря, здесь вообще никто не произносил ни слова. Косматые седые старухи, хитро прищурив глаза, оборачивались, когда я проходила мимо, а пара верзил недвусмысленно толкнули меня плечом, поравнявшись со мной. Конечно же, я сделала вид, что ничего не заметила, ведь они явно напрашивались на конфликт, но похоже, что это разозлило их еще больше.

— Эй, ты! Падальщик! — один из здоровяков больно впился пальцами в мое плечо. Следующим, что я увидела, когда обернулась, был его огромный кулак, летящий прямо в мое лицо, и, даже не успев толком испугаться, я поднырнула вниз, стараясь вывернуться. К счастью, мне это удалось, видимо, амбалы привыкли получать свою разрядку, и никто прежде не выказывал ни сопротивления, ни попыток к бегству.

Против таких парней я была абсолютно бессильна, будь я даже таким же яростным воином, как Валькирия из нашего племени. А вот убежать — это реальный шанс сохранить свой нос целым и невредимым. Проблема только в том, что я понятия не имела, где можно было бы укрыться.

— Сюда! — звонкий детский голос раздался откуда-то сбоку, заставив меня обернуться. Судорожно ища глазами того, кто меня окликнул, я подумала, что это, должно быть, ловушка, ведь верзилы уже сокращали расстояние между нами, но тоненькая фигурка, закутанная с головой в грубую холщовую ткань, подбежала ко мне и, потянув за штанину, увлекла за собой.

— Быстрей!

Это может быть действительно ловушка. Где гарантия, что этот ребенок не заодно с ними? Но, с другой стороны, есть ли у меня выбор? Надо решать сейчас. Другого шанса не будет.

Тоненькая, удивительно холодная ручка крепко схватила мою ладонь и с несвойственной ребенку силой потянула за собой в проход настолько узкий, что я с трудом могла протиснуться в него. Я уж молчу, что, проходя через него, я вытерла собой стены плотно стоящих домов с обеих сторон.

Ребенок вел меня за собой, не оборачиваясь, с легкостью, в отличие от меня, проскальзывая в проходе. Внезапно остановившись, он резко обернулся ко мне, показав острый носик, выглядывающий из-за капюшона и, дважды подпрыгнув на месте, отошел в сторону, толкнув меня назад.

Прямо в том месте, где прыгал ребенок, песок провалился вниз, открыв под нами чернеющую дыру.

— Прыгай, — тихо скомандовал ребенок, и я, недолго раздумывая, поспешила исполнить его команду.

На удивление, посадка была мягкая. Перекатившись с кучи тряпья, на которую я приземлилась, я быстро отскочила в сторону, и ребенок, ловко соскочив вниз, откинулся на спину и звонко рассмеялся.

— Спа… — начала я, но тут же согнулась в очередном приступе кашля.

— Пожалуйста, — устало выдохнуло дитя, стараясь перевести дыхание. А затем, внимательно рассматривая, как я, сложившись пополам, отплевывала пыль, тихо добавило: — Ты ведь не местная, да? И не падальщик. Они не умеют так быстро бегать.

— Нет, — промолвила я, успокоив кашель. — Я здесь…

На этих словах я осеклась. Стоит ли вот так прямо говорить, кто я такая и что забыла в этом проклятом городе? В таких местах можно ожидать ножа в спину от кого угодно, даже от маленького тощего ребенка.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь, — ребенок подтянул к себе коленки и, обняв их руками, слегка склонил закутанную голову на бок. Этот жест получится совсем девичьим, так что, видимо, я должна быть благодарна за свое спасение маленькой девочке.

— Прости.

— Ничего, это разумно, — размышления у нее совсем не детские. — А вот появляться в этой части города очень и очень неразумно! Айя из-за этого и подумала, что ты не местная. Ни одна женщин сюда не сунется.

— А что это за место? — я кивнула, указывая взглядом наверх, давая понять, что я имею в виду улицу, на которой мне посчастливилось встретить амбалов.

— Это самое гнилое место во всем нефтяном городе! — девочка опустила глаза и на несколько секунд замолчала. — Здесь заправляют порядками работорговцы, а сама улица сплошь усеяна публичными домами.

Теперь понятно, почему встретившиеся мне люди так таращились на меня. Эта девочка действительно спасла меня. Возможно, не только от сломанного носа.

— Что же ты здесь делаешь?

— Прячусь, разве не заметно? — немного резко ответила девочка. — Айя сбежала! — девочка гордо ударила себя кулаком в грудь. — Айя никогда не вернется и ее никогда не поймают! Потому что Айя прячется прямо под их гнусными носами! Им никогда не найти Айю!

Да, а еще потому, что Айя настолько тощая, что может спрятаться за шлангом для слива бензака… Я устало присела на пыльные камни и облокотилась спиной о холодную стену.

— Айя покажет тебе, как выбраться из города, здесь есть проход, он выведет тебя прямо к окраинам, — девочка стала ловко разматывать тряпку на лице, показав бледную, почти белую кожу. — Айя часто выходит туда прогуляться. Люди там совсем больные, они не причинят тебе вреда, ты сможешь легко уйти.

Легко уйти.

Я посмотрела на частые лучики солнца, пробивающиеся вдоль той узенькой улочки, по которой мы протискивались. Видимо, она вся сколочена из досок. Иначе здесь не было бы так светло. Иначе сюда не проникало бы столько солнца. Пылинки кружились, поднимаясь кверху, изредка колеблясь от моего дыхания.

Я бросила на девочку быстрый взгляд и тут же закрыла глаза. Айя сбежала. Трудно представить себе, что пришлось пережить бедному ребенку. Но силе духа Айи можно только позавидовать. Чего не скажешь обо мне. Легко уйти. Как же это соблазнительно звучит…

— А почему ты не ушла из города?

Айя посмотрела на меня расширившимися от удивления глазами, которые казались особенно большими из-за глубоких синюшных кругов под ними. По ее взгляду можно было бы подумать, что она только что услышала от меня редкостную глупость.

— Айя живет здесь, — нахмурившись, она снова ударила себя кулаком в грудь. — Айя прячется у них под носом! Им никогда не найти Айю!

Я устало вздохнула. Похоже, девочка не представляет себе другой жизни. Это странно, но я даже немного завидовала ей. У нее все так четко и ясно. А у меня…

Время идет. А у меня по-прежнему ни плана, ни храбрости.

— Ты не хочешь уходить, — уверенно проговорила девочка, поднимаясь с тряпья. — У тебя здесь дело. Айя права?

— Да, Айя. И я понятия не имею, как мне с этим делом быть.

— Расскажи Айе. Айя поможет! Айя не выдаст! Айя прячется у них под носом. Им…

— Им никогда не найти Айю, — тихо отозвалась я, грустно улыбнувшись. Девочка поджала губы, но не от обиды, а скорее от гордости, и уверенно кивнула. Какой же храбрый ребенок…

— Мой друг попал в беду, Айя. И я не знаю, как ему помочь.

— Твой друг? — малышка нахмурила белесые бровки. — Не понимаю. Д-руг?

— Да, мой…

— Твой воин? — переспросила девочка.

— Да, воин, — подтвердила я. — Мой воин — мой друг. Он дорог мне, понимаешь? Он спас меня.

— Как Айя?

— Да, как Айя.

— Он хороший, раз он помог тебе! — девочка на четвереньках подползла ко мне и, прикоснувшись ледяными ладонями к моим щиколоткам, заглянула в мои глаза. — Его схватили они? Работорговцы? Поэтому ты здесь его ищешь?

— Нет, Айя. Все гораздо хуже.

— Как зовут твоего друга?

— Его зовут Макс, — севшим голосом отозвалась я, а девочка, испуганно вздохнув, прижала тоненькие ладошки ко рту.

— Он хотел убить нас всех! — возмущенно воскликнула девочка и тут же испуганно подняла глаза наверх. Видимо, она сказала это громче, чем хотела.

— Нет, — я покачала головой. — У него не было с собой оружия, он… — я замолчала, догадавшись, наконец, о чем говорили эти две женщины на площади. — Он водил воинов за собой, чтобы увести их от меня…

Лицо девочки, до этого исказившееся от злости, внезапно разгладилось, и яркие голубые глаза подернулись влагой. Тоненькие ручки потянулись к тряпкам, которые закрывали мое лицо и, размотав их, девочка несмело провела рукой по моим волнистым черным волосам.

— Твой друг спас тебя от воинов, — подтвердила Айя. — Они бы точно продали тебя. А здесь тебя бы продавали за литры бензака…

— Поэтому я должна ему помочь, понимаешь?

— Да, Айя понимает! — девочка снова уверенно кивнула и куда-то пропала, а затем, вернувшись с небольшим ножиком в руке, сделала два показательных выпада, будто атакуя невидимого противника. — Айя поможет тебе! Айя убивала раньше, ты можешь положиться…

— Айя, ты очень храбрая, но сомневаюсь, что мы сможем силой освободить его.

Девочка разочарованно опустила руки и тяжело вздохнула. Такие, как она, кого угодно способны заставить кинуться в бой. Любому воину станет стыдно, когда они увидят эту маленькую воительницу, вооружившуюся лишь перочинным ножичком. Она так хочет помочь, но и ее подвергать опасности не хочется, хотя…

— Ты можешь помочь мне, — я слегка понизила голос, после чего малышка подалась ко мне вперед. — Ты можешь стать моим проводником и оруженосцем. Есть предположения, где держат моего друга?

— Д-руга, — озорно повторила девочка. — Айя знает! Весь город знает! Он в городских казематах. Ему запрещено давать воду до казни. А после казни вода никому не нужна, — девочка оскалилась в жутковатой улыбке, но тут же нахмурилась, словно вспомнив, что этот человек дорог мне. Что ж… Я не могу ее винить в этом.

— Ты проведешь меня к нему?

— Айя проведет! — девочка вскочила на ноги и снова стала размахивать ножичком. — Айя хитрая! Айя умная! Айя прячется у них под носом! Им никогда не найти Айю!

***

Идти к казематам с маленькой девочкой и иметь при себе только винтовку и перочинный ножик показалось мне немного рискованным, так что сначала пришлось воспользоваться тайным выходом из города и добраться до машины Макса, чтобы прихватить боеприпасы и заодно немного воды. По дороге девочка то и дело повторяла, что мне необходимо запомнить, как идти, потому что бежать из этого города вместе с нами девочка наотрез отказывалась.

Казематы были расположены практически в самом центре города. Было обидно осознать, что я была так близка к Максу в самом начале моего путешествия по городу. Совсем рядом с площадью располагались «позорные» клети, в которых были заточены несчастные, денно и нощно получая от прохожих долю порицания в виде гнилых отходов производства, отходов жизнедеятельности или же просто бранных слов. А чуть дальше, под сколоченными из сухих стволов деревьев, располагались клети тех, кого велено охранять особо. Туда, по словам Айи, и отвели Макса ждать своего смертного часа.

Сделав пару жадных глотков из фляги, девочка смачно плюнула прямо в горлышко и, уловив мой шокировано-удивленный взгляд, примирительно сжала мое запястье.

— Все в этом мире покупается, — снова проговорила она совсем не детскую истину. — Даже воины, что охраняют Макса. А Айя ненавидит воинов! Они поймали Айю и продали! Но Айя хитрее! — улыбнулась девочка и, не став продолжать свой рассказ, еще разок плюнула в воду во фляге.

— Подонки, — примирительно ругнулась я на тех, кто продал крошечную Айю работорговцам и, поймав на себе взгляд голубых глаз, полный одобрения, поспешила пригнуться, чтобы как можно незаметнее пересечь расстояние между клетками.

— Храбрые воины! — выйдя к самому светлому проходу, я выпрямилась во весь рост и, щелкнув затвором пистолета за спиной, прошла к трем худощавым мужчинам, сидевшим недалеко от клетки с толстыми прутьями. — У меня к вам предложение!

Мужчины тут же повскакивали со своих мест, но я, успев спрятать пистолет за пояс на спине, показала раскрытые ладони. Воины замешкались.

— Я дам вам воды, если вы дадите мне поговорить с вашим пленником.

— Он, считай, мертвец, зачем тебе говорить с ним? — один из бойцов, злобно оскалившись, вышел вперед. Худощавыми они казались только на первый взгляд. По выделяющимся на белой коже рельефам мышц несложно было догадаться, что я вряд ли смогу составить достойную конкуренцию им в рукопашном бою.

— Тем более, ни ему, ни вам нечего терять, — я шире развела руки, стараясь убедить, что абсолютно не опасна.

— У тебя есть вода? — другой боец, чуть ниже ростом, с сомнением окинул меня взглядом с ног до головы. А я повернулась чуть боком, продемонстрировав флягу, висящую на моем бедре.

— Пусть говорит с ним, — третий, который казался крупнее остальных, смело подошел ко мне и сдернул флягу и моего пояса, тут же начав нетерпеливо откручивать пробку.

Пока они не передумали, я бросилась к прутьям клетки и, вцепившись в них дрожащими руками, тихо позвала:

— Макс, Макс!

В ответ я услышала неспешное копошение, и вскоре Макс сжал мои руки в своих ладонях.

— Убирайся!

— Макс, я пришла за тобой! — пропустив его ругательство мимо ушей, я с досадой подумала только о том, что мой голос предательски дрожит.

— Я же увел их, — сквозь сжатые от злости зубы проговорил он. — Чтобы ты уехала! У тебя же было все! Зачем ты пришла? Почему?!

— Потому что я не могу тебя здесь бросить, — еле слышно шепотом проговорила я и прислонилась лбом между прутьями к его лбу.

Сколько мы там молчали, я не могу вспомнить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышала слово, хлесткое, словно пощечина.

— Уходи.

— Я не уйду без тебя, — не унималась я.

— Эй, ты! Наговорились уже! Проваливай, — раздался голос воина полураспада недалеко от меня.

— Ты слышала их, я уже мертвец. Уходи. Уезжай в Цитадель! Найди Фуриосу! Скажи ей, что я не смог… Машину мою береги!

— Но я… — не успела я сказать еще хоть слово, как меня схватили поперек и оттащили от клетки, грубо вышвырнув только на улице.

Я заснула ближе к рассвету. Все ночь я выла от собственного бессилия, роняя слезы на свернувшуюся у ног Айю, искренне не понимая, почему Макс опустил руки и не пытался вырваться.

Может, он устал бежать от своих призраков? Может, ему надоело быть вечно преследуемым самим собой, своими поступками, своими решениями? Ведь все мы бежим от чего-то. Может, он ищет в своей смерти… искупления?

С первыми лучами солнца я тихонько, стараясь не разбудить девочку, собрала оружие, оставив припасенную воду в каморке, и направилась к выходу из города. Я уйду. Я твердо решила, что не смогу смотреть в лицо Максу, когда свинец вонзится в его грудь. Я сделаю так, как он велел мне. Я запомнила дорогу. Я уйду.

— Как тебя зовут? — тихий, немного хриплый голос Айи заставил меня оглянуться. Девочка сидела, подтянув коленки к подбородку и смотрела на меня печально-осуждающе.

— Меня зовут Лив, — ответила я, почувствовав, как к горлу снова подступает комок слез.

— Я буду звать тебя д-руг.

Я закусила губу, почувствовав, как по щеке стекает очередная влажная соленая дорожка слез. Д-руг.

— Тебе не обязательно слушаться своего воина, правда?

— Правда, — прошептала я, сунув руку в карман и нащупав там три толстых патрона для обреза.

На площади собралось столько народу, что протолкнуться удавалось с трудом, но, чувствуя, как в висках гудит сердце, я распихивала локтями злобных горожан, которые наперебой обсуждали, сколько пуль заслужил Макс.

Когда к белой каменной стене, изрытой множественными следами от предыдущих казней, вышел невысокий лысоватый мужчина, разодетый так, словно все богатые ткани, что когда-либо были в городе, хранились только у него в гардеробе, народ стал расступаться, а разговоры постепенно стихли. В след за ним выступали два приземистых воина-полураспадника, хищно поглядывая на окружающих. Телохранители. Наверняка лучшие из лучших.

Я обернулась, чтобы убедиться, что моя маленькая спутница не затерялась в толпе, и в этот момент масса людей взорвалась возмущенными криками.

На цепи, словно разъяренного зверя, закрыв лицо плотным намордником, Макса вели к стене, чтобы публично обвинить в том, чего он делать не собирался. Да, безусловно, он ехал в город, чтобы убрать кого-то из «верхушки», но против горожан он преступления не совершал. Он просто увел засаду за собой…

Глаза Макса смотрели словно сквозь людей, не выражающие ни единой эмоции. Он будто был уже далеко отсюда, там, где его призраки подарят ему долгожданное прощение. Там, где он сможет обрести покой. Нет, Макс, не сегодня. Самоубийством нельзя получить искупление.

— Ты дашь Айе пистолет? — девочка дернула меня за рукав.

— Дам, Айя, но обещай мне, что ты будешь стрелять только в случае опасности и ни в коем случае не полезешь за мной, — я шептала, потому что толпа снова притихла, а «разодетый» начал зачитывать свой вердикт. Перезарядив пушку, я протянула ее девочке, показав, куда надо нажимать и, увидев, с каким восторгом девочка приняла оружие, подумала, что зря, наверное, втянула ее во все это.

— Не волнуйся, д-руг! — чуть громче проговорила девочка. — Айя не полезет за тобой! Айя должна помогать! Айя пойдет первой!

И с этими словами она бросилась на охрану, ловко воткнув лезвие своего ножика в основание шеи одному и, наскочив на другого, прострелила ему щеку. Воины, что вели Макса, бросились к ней, но девчонка уже затерялась в толпе.

Понимая, что это единственный шанс, я бросилась к Максу, глаза которого словно ожили и заметались, не понимая, что именно пошло не так и кто является тому причиной. Но, увидев меня, в одной руке сжимающую заряженный обрез, а в другой — болторез, он уверенно вытянул руки, чтобы я как можно скорее освободила его от цепей.

Металл разомкнулся с мягким щелчком, который показался невероятно громким среди оглушительного визга толпы. Люди явно не желали просто так отпускать того, кого они так сильно боялись. И только передав в руки Макса обрез и почувствовав на своем плече его теплую руку, я увидела дуло пистолета, наставленное на грудь Макса.

Решение было принято мною за считанные доли секунды. Страшно не умереть, а не знать, за что ты умираешь. Но я точно знала.

Загородив Макса собой, я услышала два выстрела. Две пули вонзились в меня, обдав сначала ледяной волной страха, а затем жаром боли. Широкая рука подхватила меня, не дав упасть, а последнее, что я услышала — выстрел из обреза Макса, который, я уверена, забрал жизнь палача в обмен.

========== Глава 5. Агония. ==========

Пару шагов в темноте —

Как прекрасны все вещи, когда на них смотришь в последний раз…

Пару шагов в темноте —

А потом между нами даст трещину земная кора.

Лопнут все меридианы и разорвётся на двое занавес неба…

Не говори ничего — всё и так понятно без слов,

Каждый из нас однажды делает выбор. ©

Я падаю. Падаю. Падаю…

Это бесконечное падение никогда не закончится. И тело скручивает от страха, что оно вот-вот встретится с долгожданной твердью, влетев в нее на бешеной скорости, но ничего подобного не происходит. Просто вечный полет в бездну, который заставляет всю меня трястись.

— Не трогай! На, вот, держи.

Отвратительное шипение заполнило слух. Прерывистое, мерное, но ужасно надоедливое. Что это? Может, это песок разлетается от меня, пока я, все еще падая, погружаюсь в пыльное небо необъятной пустыни?

— Их нельзя доставать сейчас. Иначе она умрет.

— Она и так умерла, — детский голос так звонко раздается в моем сознании, что хочется зажмуриться, закрыть уши руками, закричать…

Что это за шипение? Проклятье, когда же прекратится это отвратительное шипение?!

Я открыла рот, пытаясь хотя бы своим голосом заглушить этот противный звук, но вместо этого он лишь усилился. Я кричала. Громче, изо всех сил, но шипение заполнило меня всю и разъяренной змеей сдавило мне глотку. Возможно, это и было моей ошибкой, потому что все мое тело словно охватило огнем.

— Тихо-тихо.

— Она мертва, Айя видела, как ее подстрелили.

— Тихо-тихо-тихо, — я горю. Я сгораю заживо под аккомпанемент этого дикого шипения. И падаю вниз мертвой звездой, не дав исполниться чьему-то безумному желанию.

— Я горю! — закричала я изо всех сил, пытаясь тем самым саму же себя вернуть. Убедить, что я еще способна побороться. Но… Черт, этот паршивый звук, это пламя …

— Она что-то шепчет.

— Молчи, береги силы.

— Айя слышит шепот мертвеца. Айе страшно, — детский голосок всхлипнул. Кажется, я поморщилась. — Айя хочет вернуться.

— Слышишь?

Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш…

— Да, Айя слышит.

— Она дышит. Мертвые не дышат. Она не мертвец. Но она должна быть в сознании. Мы едем очень быстро, Айя. Но мне надо, чтобы ты следила, что она здесь, с нами. И дышит.

Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш…

Я устала, я не хочу больше падать. Я не хочу… Ш-ш-ш-ш-ш… Мне страшно. Папа…

Звуки стали ярче, а голоса перешли на совершенно незнакомый для меня язык. Иногда я понимала какие-то отдельные слова. Но общий смысл был для меня непонятен. Я осталась наедине со своим адским пламенем и отвратительным шипением.

Ш-ш-ш-ш-ш… Один. Два. Три. Четыре. Ш-ш-ш-ш-ш… Один. Два. Три. Ш-ш-ш-ш-ш… Один…

— Д-руг! Д-руг! Айя ничего не трогала! Айя не трогала пули!

Один…

— Отойди!

Па-да-ю…

***

Иногда тебе удается воспроизвести в голове моменты, которые, как казалось ранее, твое сознание давно стерло из памяти. Ощущения теплых маминых рук, вкус ее молока, улыбка папы и такая успокаивающая вибрация его голоса, монотонно растягивающего один и тот же звук.

При жизни я бы никогда не смогла этого вспомнить.

Память подкидывала моему сознанию не только самые сокровенные дорогие и счастливые моменты моей жизни, но и те, от которых душа плачет незримыми слезами.

Мама пришла в тот день ко мне, израненная, грязная и обняла дрожащими руками, уткнувшись носом в мой живот. Она плакала так долго! А я сама не произносила ни звука. Я боялась и не понимала, почему мама расстроена. Когда она, наконец, подняла голову и, посмотрев в мое лицо, провела дрожащей ладонью по голове, я тихо сказала единственное слово, которое на тот момент умела произносить — мама.

— Теперь мы с тобой одни, моя маленькая, — ответила мне мама и, сомкнув губы, завыла…

Эти воспоминания были утеряны мной, хотя сейчас я могла поклясться, что чувствую, кожей ощущаю наше с мамой горе. Хотя мне всегда казалось, что это боль сидит теперь настолько глубоко внутри меня, что…

— Папа? — ощущение тепла, исходящее от человека, сидящего рядом, было каким-то особенным и родным. Это сложно описать словами, но легко можно почувствовать.

Мужчина не повернул ко мне своего лица, но обнял за плечи и крепко прижал к себе. На спину упало что-то очень маленькое и холодное и… мокрое! А затем еще и еще… Я слышала, как папа тихо смеется, запрокинув голову вверх, а мое дыхание становится все легче и легче.

Все позади.

Безмолвный шепот плачущего неба переплетался со смехом папы, и мои губы невольно тронула легкая улыбка.

— Что это, папа?

— Это дождь… — тихо отозвался отец.

***

Фуриоса говорила, что, когда Макс привез меня, я одной ногой уже была в загробном мире. Что из моего раскрытого в агонии рта издавалось лишь сиплое шипение, и каждый вздох давался мне с невероятным усилием. За мою жизнь долго боролись. Док сначала сказал, что не может воскрешать людей из мертвых, но, по рассказам Фуриосы, приставленный к виску обрез и тихие слова Макса «ты уж постарайся» сотворили чудо.

Теперь Док — настоящая легенда в Цитадели, что, несомненно, придает ему уверенности в его нелегком деле.

Когда пули были вытащены, я так и не пришла в сознание. Моим зрачкам было все равно, день теперь или ночь, и глаза были обращены к смерти. Но, по рассказам Фуриосы, я не сдавалась. Я дышала ровно, хоть и поверхностно. Для меня освободили светлый закуток, рядом с плантациями. Там было достаточно влаги, которой орошались листья растений, а главное — там воздух был гораздо чище, чем за пределами Цитадели. Живительный воздух, в котором я так нуждалась.

Вспоминая сейчас, я думала, что каждый день, в одно и то же время, я чувствовала прикосновение горячей ладони на своем запястье, а затем всего одно слово, сказанное низким хрипловатым голосом. «Привет».

Он всегда здоровался, но никогда не прощался. Словно если бы он попрощался, то я сама поняла бы его слова буквально. Словно я могла бы уйти. Уйти туда, куда мне так не хочется отправляться. Я чувствовала его рядом с собой, но ничего не могла ответить. Хотя сама, услышав его приветствие, начинала улыбаться. Наверняка это было не так.

Только однажды мне удалось на пару миллиметров поднять мизинец той руки, к которой Макс прикоснулся.

С тех пор он больше не появлялся.

Когда я пришла в себя, те люди, что меня окружили, сказали, что сегодня я получила настоящий подарокнебес — новую жизнь, и теперь все будет по-другому. По началу мне было тяжело даже сфокусировать зрение хотя бы на одном из улыбающихся мне лиц. Вдобавок ко всему, тело ныло, будто меня переехала боевая фура.

Высокие девушки, прекрасные, словно звездная ночь, рассказали мне о том, как погибли мои последние соплеменницы. Хоть по моим щекам текли слезы, я чувствовала невероятную гордость. Каждая из них знала, за что умерла. А когда мне на колени аккуратно положили тяжелую полотняную сумку, я ахнула. Все те семена, что мы таскали с собой на протяжении долгих лет, те самые, что Хранительница не выпускала из рук, остались целы и невредимы.

— Ты же поможешь нам, да? — приподняв белесые брови, спросила меня девушка по имени Даг. Я лишь коротко кивнула, крепко прижав сумку к себе.

Целое наследие, ожидающее плодородных земель, воды и барьера от солнечной радиации, здесь, у меня в руках. Оно изменит мир, они всегда так говорили. Все начнется с малого: с крошечного росточка, который сможет прижиться в новой почве. А закончится здоровыми поколениями, которые будут беречь то, что мы им оставим. Будут беречь друг друга. Они обязательно должны стать лучше нас. Иначе зачем оно все?

***

День сменялся днем, таким же солнечным, но уже не настолько угнетающим, как раньше. Через месяц я уже вовсю работала на грядках, заботливо ухаживая за каждым растением, общаясь с ними и с теми, кто эти растения для всех хранил. Как-то Даг призналась мне, что услышала, что я разговариваю со своими соплеменницами. Я смутилась, но она обняла меня и сказала, что они хорошо слышат меня, ведь я уже была на той стороне.

Спустя еще три месяца я поняла, что тот небольшой объем знаний, которым я обладала, я полностью передала другим людям, работающим на плантации рядом со мной. Большему научить их я не могла.

Поэтому я предложила Доку свою помощь в нелегком деле врачевания. Поначалу мне казалось, что он не в восторге от этой идеи, но все же он согласился. И еще месяц я помогала ему вытаскивать из рук смерти болеющих жителей Цитадели.

Никто не говорил со мной о Максе с тех пор, как я пришла в себя. Да и я не напрашивалась обсуждать это с кем-то. Единственное, что я спросила — жив ли тот, чью жизнь должен был забрать Макс в Нефтяном Городе. Мне сказали, что он погиб тогда в перестрелке, в которой чуть не умерла я. А на вопрос, что стало с маленькой девочкой, которая ехала вместе с нами сюда, мне сказали, что в Цитадель прибыли только двое — я и Макс.

Странно, ведь я так отчетливо слышала ее голос… Была ли это просто предсмертная галлюцинация? Может, и так. А может, она просто захотела вернуться домой.

Еще через несколько недель мне предложили заняться врачеванием в городе. Фуриоса решила, что пора налаживать отношения с соседями и прекращать междоусобицы. Тем более, что хороших лекарей в городе было мало, а я успела набраться какого-то опыта. Да и за это могли хорошо заплатить. Бензак по-прежнему был в цене.

Для меня собрали байк. Он был почти такой же, как те, на которых разъезжали мои родные. Рано с утра, когда солнце еще не раскалило пески, я выезжала в город, а с закатом покидала его, привозя в Цитадель оплату за мою работу. Признаюсь, мне не нравилось то, чем я занималась. Люди в городе были невероятно озлобленными, особо циничными и с недоверием относились к врачевателю из Цитадели.

А однажды кто-то узнал во мне ту, кто помог сбежать Максу. Ту, кто помешал его казни. В меня полетели все подручные средства лавочника, который, громко крича, тыкал в меня пальцем и призывал остальных горожан немедленно со мной расправиться.

Я вскочила на свой мотоцикл и дала деру, даже не оборачиваясь. Судя по догоняющему звуку двигателей, за мной устроили погоню. Страшно подумать, какая смерть могла бы меня ожидать, но на мое счастье, я была подготовлена к долгой дороге, а они отстали сразу же, как топливо в их баке иссякло.

Вот только, не разбирая дороги и летя на бешеной скорости от жестокой расправы, я понятия не имела, где я оказалась теперь…

Усталость навалилась тяжким грузом, так что я решила, что самое разумное сейчас — накрыться с головой длинным плотным отрезом, обнять руками винтовку и задремать, облокотившись о своего «коня». Еще раз осмотрев горизонт и жадно вслушиваясь в пустующую даль, не думая о риске, я провалилась в пустоту, которая заботливо приняла меня в свои объятия.

Рев двигателя прорезал тишину сквозь завесу сна. Сначала я подумала, что мне просто показалось, потому что, резко вскочив и осмотревшись, я не нашла ни единого источника этого угрожающего звука. А затем я увидела машину, остановившуюся недалеко от меня. Страх охватил мое сердце, и руки сами потянулись за винтовкой, лежащей рядом. Но выстрел, проскочивший по песку, заставил меня одернуть руку к себе. Я сжалась в комок за своим мотоциклом, в панике пытаясь придумать хоть что-нибудь. Вытащив из-за пояса кинжал и крепко сжав его в кулаке, я собралась, чтобы приготовиться к броску на своего противника, ведь судя по звуку приближающихся шагов, он был уже совсем рядом.

Сердце гулко ударилось о ребра.

Я шумно выдохнула, прежде чем почувствовала, что враг достаточно близко подошел, и резко рванула прямо на него, стараясь воткнуть лезвие кинжала в его тело. Но мужчина увернулся от удара и, крепко схватив мою руку, одним ударом выбил из нее кинжал. А затем, ловко перехватив вторую руку, толкнул на песок и уселся верхом, держа мои руки за спиной. Через секунду в мой затылок уперлось дуло пистолета. Я замерла.

— Радует, что теперь ты нападаешь не с алюминиевой флягой, а хотя бы с ножом, — насмешливый голос показался мне настолько знакомым, что я не сразу догадалась, кому он принадлежит. А поняв это, я попыталась вывернуться или хотя бы повернуть голову, чтобы убедиться в своем предположении.

Убрав от моей головы дуло и освободив руки, он медленно слез с меня, позволив мне перевернуться.

В предрассветном зареве я точно узнала силуэт Макса, который аккуратно стягивал с моего носа и рта плотный платок, не сводя с меня внимательного взгляда голубых глаз. Он выглядел все таким же уставшим, но где-то в уголках его губ притаилась едва заметная полуулыбка.

— Привет, — прошептал он тихо. Так же, как и тогда, в Цитадели, когда я не могла ответить на его приветствие.

— Привет, — прошептала я в ответ и широко улыбнулась. Дыхание сжало тисками, но не из-за очередного приступа кашля, а просто оттого, что сердце внутри меня разрывалось на части. Меньше всего на свете я ожидала снова его увидеть. И я впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему счастливой…

Теплая рука Макса отодвинула край моей рубашки, и его пальцы коснулись затянувшегося круглого белого шрама под ключицей, а затем скользнули ниже, ко второму шраму, находящемуся на четыре пальца выше солнечного сплетения. Его прикосновения были такими аккуратными, едва ощутимыми, но они заставили мое сердце пропустить очередной удар. Наверняка он чувствует ладонью тот набат, который разрывает мою грудную клетку.

— Я слышала тебя… Там, в Цитадели, — шепотом выдохнула я, сама не зная, зачем. Но мне казалось это таким важным! Я понимала, почему он ушел, почему больше не появлялся, и не винила его, но мне так хотелось сказать ему это! Эти слова тогда, в Цитадели, жгли меня изнутри, но я не могла произнести и звука, потом, когда он оставил меня одну, я говорила их вслух, зная, что он меня не услышит. Но теперь, когда я чувствую его горячее дыхание на своей коже, его руки на своих шрамах, мне хочется повторять и повторять… — Я слышала тебя. Каждый день. Я слышала. Мне было так страшно, но я слышала твой голос, я…

Почувствовав, как его теплые губы прикоснулись к моим, я невольно прикрыла глаза. Волна какого-то странного чувства захлестнула меня, оставив наедине с новыми, неизведанными ранее ощущениями.

— Я слышала… — снова прошептала я, когда он прервал поцелуй, чтобы перевести дыхание. Макс посмотрел мне в глаза и прежде, чем его губы вновь накрыли мои, хрипло прошептал:

— Я знаю.