Формула счастья [Ирина Тарасова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ирина Тарасова Формула счастья

Самолет набирал высоту. Через несколько часов она будет в Москве. Светлана, не отрываясь, смотрела в иллюминатор, прощаясь с таким дорогим ей Парижем. В последнее время Света работала во многих городах — в Лондоне, Нью-Йорке, Токио, но в Россию летела впервые после трехлетнего отсутствия. Она смежила веки. Прошлое встало перед ее глазами.


Светлана неимоверно устала. Вот уже больше семи часов она стояла на морозе, защищенная от резких порывов ветра только полотняным пологом синей палатки, расположенной рядом с входной дверью продовольственного магазина. Она торговала газетами, журналами и дешевыми книжками в обложках. Торговля совсем не шла: потенциальные покупатели, уткнувшись в меховые воротники, спешили в тепло своих домов, где они, приготовив горячий ужин из продуктов, закупленных в магазине, включат телевизор и будут мерно дремать под стенания героев скандальных «Окон» или вполглаза наблюдать кровавые разборки бандитских группировок в очередном боевике.

Полуголые красотки на глянцевых обложках журналов, что были разложены у нее на лотке, казалось, тоже затосковали: сгущались сумерки, еще полчаса — и их кричащий эротизм скроет темнота. День был неудачным, выручка — минимальной. С утра еще кое-кто покупал стандартный ежедневный набор: «Аргументы и факты», «Московский комсомолец» и «Сканворды». Ближе к обеду, когда школьницы возвращались из школы, она продала все экземпляры нового выпуска «Лизы», да очень полная дама заставила ее пересмотреть обложки всех журналов в поисках материалов о Николае Баскове. В конце концов Светлане удалось отыскать небольшую заметку об этой «восходящей звезде» в одном из толстых журналов, и дородная дама с восторгом на лице удалилась, прихватив с собой несколько дешевых изданий Норы Меллон.

Стоять на морозе больше не было ни сил, ни смысла — темнота наступала, и Светлана стала потихоньку складывать свой товар в большие и легкие полосатые сумки, что неизменно выручают всех торговцев на необъятной территории России. Сами по себе они ничего не весят, а вмещают в себя, кажется, все что захочешь. Когда она почти доверху наполнила первую сумку газетами и дешевыми журналами и осторожно застегивала «молнию», на обочине дороги остановился изящный «опель», и из него вышел молодой, широкоплечий парень в дорогой светлой кожаной куртке и норковой шапке, открыл заднюю дверь — из машины показалась сначала обутая в легкий, изящный ботильон женская ножка, подчеркнутая белыми ажурными колготками из ласкающей кожу мягкой ангорской шерсти, а затем и вся девица: высокая, длинноногая, в короткой шубке из чернобурки. Ее лицо, яркое, как с обложки журнала, оттенено было белым ореолом песцового меха.

Светлана поежилась: маленькая, в задубевшей от мороза искусственной шубе, которую носила еще ее мать, в высоких, не по размеру больших валенках, в дешевых вязаных перчатках, она выглядела как заморыш воробей рядом с жар-птицей. Широкоплечий парень закрыл за девушкой дверцу машины, и они направились к палатке.

— О! Смотри, Анюта на обложке! Это еще прошлогодняя съемка, а сейчас она, кажись, в Лос-Анджелесе, — обращаясь то ли к рыжеволосой девице с обложки, то ли к стоящему рядом парню, воскликнула девушка в белых колготках. — Вот везунчик! Главное — угадать, с кем вовремя трахнуться, — и весь мир у тебя в кармане!

Светлана невольно усмехнулась, уловив в ее реплике плохо скрываемую зависть к более удачливой приятельнице.

— Сколько? — небрежно спросила девица, кивнув на журнал «Космополитен» с «везунчиком» на обложке.

— Пятьдесят рублей, — сказала Светлана, едва шевеля губами, застывшими от мороза.

— Полтинник за Аньку! Дешевка! — хохотнул стоящий рядом парень и стал небрежно перебирать журналы: — Вот это мне больше нравится!

Он вытянул из пачки журнал «Пентхаус» и стал раздирать полиэтилен.

— Нельзя! Надо сначала купить, а потом смотреть! — поспешила напомнить Светлана, но было уже поздно. Парень с ехидной улыбкой рассматривал журнал:

— Как я куплю, может, мне не понравится.

— Не встанет, скажи! — И стоящая рядом девица надрывно захохотала.

— Заплатите, пожалуйста, сто рублей, вы уже нарушили упаковку. — Светлана испугалась, что парень, полистав журнал, может уйти, не заплатив. Такое уже бывало, и ей приходилось или дома восстанавливать с помощью горячего утюга разорванный полиэтилен, или платить из своей зарплаты, когда ей не удавалось остановить тех, кто благодаря своему физическому превосходству и полному отсутствию совести уносил журналы, не расплатившись. Обычно эротические журналы она держала около себя, но тут, готовясь к окончанию рабочего дня, положила на прилавок. — Заплатите, пожалуйста. — Глаза Светланы наполнились слезами.

«Какой неудачный день! И так выручка маленькая, и промерзла до мозга костей, а тут еще эта вульгарная парочка издевается надо мной», — с обидой подумала она.

— Заплати, не обижай девчушку, видишь, она и так дрожит, как зайчонок.

Светлана подняла глаза. Рядом с лотком стоял высокий, красивый парень. Он, вероятно, вышел из той же машины позднее, и Света не заметила, как он подошел. Его темные глаза смотрели на нее спокойно, на лице не было ни тени усмешки, и она невольно прониклась к нему симпатией. В его фигуре было нечто, говорящее о скрытой силе: высокий, худощавый, он держался легко и непринужденно. Короткая дубленка, несмотря на мороз, была распахнута, на голове не было шапки, но пышные, слегка вьющиеся темные волосы, казалось, легко защищали от холода.

— Да не трясись ты из-за какой-то сотни. — Парень в норковой шапке вытащил из кармана деньги, небрежно бросил одну мятую сотенную на прилавок. Светлана непослушной от мороза ладонью поспешила накрыть купюру, но порыв ветра опередил ее, подхватив легкий клочок бумаги.

Темноволосый, быстро наклонившись, поднял деньги и протянул Свете, которая с благодарной улыбкой взяла их. Правда, эта улыбка, наверное, была больше похожа на гримасу. Замерзшие губы уже не подчинялись ей.

— Слушай, девушка, сколько тебе для счастья надо? — со щелчком открыв банку пива, вдруг спросил парень в кожаной куртке.

— За деньги счастье не купишь, — неожиданно для себя ответила Света, — разве что комфорт. А минимальный план выручки у меня на день пять тысяч.

Парень с девушкой недоуменно переглянулись. Они хотели посмеяться над нелепой продавщицей, но шутка почему-то не удалась.

— Как тебя зовут? — спросил темноволосый парень. Его, видимо, тоже поразил ответ этой бледной худышки, казавшейся очень маленькой и жалкой под этим синим тентом, рядом с громадной сумкой, доверху набитой газетами.

— Светлана, — почти шепотом, не отводя взгляда от его лица, сказала она.

— Вот тебе, Светлана, — и он протянул ей пятидесятидолларовую купюру. — Ты разрешила наш спор и помогла мне выиграть пари, это твоя часть, так что не смущайся — бери. Счастье не купишь… А я бы заплатил, — грустно добавил он и отвернулся.

Света растерянно смотрела на купюру с портретом серьезного бородатого мужчины. Потом осторожно сложила ее маленьким квадратиком и засунула глубоко в карман своей старой шубы. Побыстрее собрать все, отнести в отведенный закуток — и домой, в горячую ванну!

Не гнущимися от холода пальцами она собрала журналы и книги в другую сумку и, сгибаясь под их тяжестью, потихоньку побрела к магазину. Она открыла дверь и вошла в небольшое сухое помещение, освещаемое лишь одной тусклой лампочкой, свисавшей с потолка, поставила сумки и поспешила опять на улицу. Разобрав тент, она сложила лоток. Все это она перетащила в то же помещение, сложила рядом с сумками и закрыла дверь на ключ. Потом зашла в такую же каморку рядом, где ее уже ждал тяжелый пакет с десятью банками просроченной тушенки. Она заплатила за консервы половинную стоимость подруге своей мачехи, той, что и устроила ее продавщицей периодики. Это тоже входило в обязанность Светы — покупать продукты и приносить их домой. Конечно, эти банки предназначались ее мачехе. Для себя она купила в гастрономе замороженные овощи, шампиньоны и банку майонеза. Она мечтала, что, как только придет домой, сразу же примет горячую ванну, а потом приготовит себе настоящий праздничный ужин: тушеные овощи с шампиньонами!


Вот уже несколько месяцев она жила впроголодь. Мачеха ее всегда была скупой женщиной, но, когда алкоголь стал для нее каждодневной необходимостью, вместе стало жить совсем трудно. Заработанных Светой денег на двоих никак не хватало. Светлана задалась целью купить себе более-менее приличную зимнюю одежду и стала потихоньку откладывать на это из своей зарплаты, но однажды, возвратясь домой, она застала веселящуюся на кухне дружную компанию — мачеху с подружкой и молодого парня с наколками на обеих руках. Она вряд ли когда-нибудь забудет, как бросилась тогда в свою комнату и застала безобразнейшую картину: все ее книги были сброшены на пол, а деньги, которые она прятала в томик Франсуазы Саган, конечно, исчезли. Счастливая троица гуляла на ее деньги все выходные, но к вечеру второго дня женщины устроили самую настоящую драку, видимо не сумев поделить счастливого обладателя татуировок. Когда схватка закончилась многочисленными синяками и разбитыми носами подружек, то, оглядевшись, они не нашли своего «плейбоя». Захватив початую бутылку, он, увы, ретировался. Вероятно, парень только что «откинулся» с зоны и встреча с представителями власти, которых в любой момент могли вызвать соседи, не входила в его планы.

Света тогда долго плакала, ей очень было жалко денег. Но не потому, что она была жадной, нет, но ведь деньги — это эквивалент труда. А ее труд был утомительным и однообразным, к тому же небезопасным для ее хрупкого здоровья.

С трудом подняв сумку с продуктами, она поспешила на остановку. Из-за угла показался автобус, и Света попыталась ускорить шаг, но тяжелая сумка оттягивала руку и больно ударяла по ногам, мешая бежать. Когда же она, запыхавшись, добралась до автобуса, он с шумом захлопнул двери и, выпустив струю едкого, синего дыма прямо в ее раскрасневшееся лицо, с натугой набирая обороты, тронулся с места. От досады Света чуть не расплакалась. В лучшем случае придется ждать еще с четверть часа, а ей так хотелось побыстрее добраться до дома и погрузиться в ванну, до краев наполненную горячей водой и белоснежной, пахучей пеной!

Рядом с остановкой притормозила машина, передняя дверца распахнулась прямо перед ней.

Уже знакомый темноволосый парень, выигравший пари, вышел из машины, легко подхватил ее громоздкую поклажу, погрузил в багажник и небрежно бросил:

— Садись.

Она неловко протиснулась на переднее сиденье. В машине было тепло, и стекла ее очков сразу запотели; не снимая, она протерла их закоченевшими пальцами, спрятала озябшие кисти рук под мышки и осторожно огляделась. Сиденья покрывала мягкая кожа, в салоне витал изысканный аромат парфюма, и она показалась себе еще более жалкой и нелепой в этой обстановке.

— Я вас сейчас подброшу к клубу, — обращаясь к сидящим сзади приятелям, сказал парень, поворачивая ключ, — затем отвезу ее домой, а потом мне нужно к матери, она неделю назад приглашала меня в гости. Вы же знаете, какая она у меня странная — навыдумывала свои особенные праздники и отмечает.

— И какой сегодня праздник? — подкрашивая губы, осведомилась девушка в белых колготках.

— День рождения кого-то из французских писателей, кого точно — не помню. Я разве не рассказывал: моя мать — большая поклонница литературы. Когда-то она любила устраивать «литературные вечера». Отец часто бывал в командировках и, зная ее пристрастие ко всему «изысканному», привозил ей в утешение за свое отсутствие духи, платья, вина, пластинки и книги, конечно. А потом опять исчезал. Мать играла роль хозяйки салона. Кого она только не приглашала к себе — и забытых художников, и начинающих поэтов, и никому не известных музыкантов, охочих до комплиментов «светских дам», но в гораздо большей степени, как мне кажется, до заморских вин и закусок. Она чувствовала себя звездой, особенно когда садилась за рояль и начинала петь. У нее в детстве была нянька-француженка, поэтому она любила петь французские старинные романсы. Она всегда говорит, что опоздала родиться и что более всего ей нравится эпоха Пушкина…

— А моя мама чудесно пела песни Эдит Пиаф, — встряла в разговор Света и тут же почувствовала нелепость сказанного. Неловкая тишина повисла в салоне.

— Ну и? Продолжай, раз уж начала, — сказала девушка в чернобурке.

— Она была балериной и в училище хорошо научилась говорить по-французски, — еле слышно ответила Света.

— Надо же! Плясала и пела, и звали ее Любовь Орлова, — грубо засмеялся парень в кожаной куртке.

— Приехали, вылезайте, — раздался резкий голос прямо у нее над ухом.

Света вздрогнула и судорожно попыталась открыть дверцу машины, но сидевший за рулем парень жестом остановил ее:

— Ты сиди, я тебя до дома довезу.

— Жаль, что ты не с нами, — выйдя из машины, а затем наклонившись и заглянув в салон, сказала девушка в белой пушистой шапочке, обращаясь к нему. — Отметишься у маман — приезжай. Мы потом к Костику поедем. Отец привез из загранки кучу компактов. Будем тебя ждать. — И Белые Колготки послала ему своими ярко накрашенными губами воздушный поцелуй. — Я не прощаюсь.

— Ну куда тебе, Светлана? — спросил парень, когда они остались одни.

— Здесь недалеко, несколько кварталов. — Светлана назвала адрес, и он вывел машину на шоссе.

Минут через десять она попросила остановиться у ничем не примечательной хрущевки. Он достал из багажника ее сумку.

— Спасибо, дальше я сама, — с благодарностью сказала Света.

— Да ладно, раз уж привез, помогу, в доме-то точно нет лифта, а ты наверняка живешь на пятом этаже.

— На четвертом.

— Вот видишь, почти угадал. — Закрыв машину и подхватив ее вещи, он направился к ближайшему подъезду.

— Подожди, не туда! Во второй подъезд, — еле догоняя его, прокричала Света.

Они вошли в обшарпанный, пахнущий кошками подъезд и, стараясь не дышать, быстро поднялись на четвертый этаж. Здесь запах жареной картошки перебивал все остальные запахи — и можно было уже перевести дух.

— Спасибо, вы очень любезны, — робко подняв глаза, поблагодарила Светлана. — Извините, я даже не спросила, как вас зовут.

— Павел Викторович, — с улыбкой ответил парень, — в обыденности Павел. А ты можешь называть Пашей. — Его глаза смеялись, и ей показалось, что вот сейчас он назначит ей свидание. Но чуда не произошло. Павел протянул ей руку, и она пожала ее. Его ладонь была теплой, а кожа — упругой и гладкой. Ей стало стыдно за свои некрасивые, шершавые и холодные руки.

— Еще раз до свидания и большое спасибо, — сказала она и, только когда ее новый знакомый начал спускаться по лестнице, достала ключ.

Не успела Светлана переступить порог, как мачеха в грязном халате и с тлеющей сигаретой во рту накинулась на нее:

— Что-то ты нынче рано. Тушенку принесла?

— Принесла, — ответила Света и прошла с сумкой на кухню. Сложив замороженные овощи и грибы в морозильник, поставила на полку майонез. Железные банки с просроченной тушенкой она оставила в сумке.

— Светланка, мне денежки нужны за квартиру платить, — заискивающе пропела мачеха. Светлана только вздохнула: понятно, все заначки кончились, нужны деньги на горючее.

— У меня нет денег, — устало ответила девушка.

— Давай деньги, — протягивая руку, потребовала мачеха. — В квартире живешь, а платить не хочешь!

— Я тебе уже два раза за последнюю неделю давала деньги «на квартиру», забыла, что ли? — возмутилась Света.

— Нам квартплату повысили, не знаешь, что ли?! — Мачеха почти перешла на крик.

— Твоя квартплата — это бутылка, опять напьешься как свинья! Ничего не дам, надоело твое пьянство!

— Ну-ка вытряхивай карманы! — Глаза мачехи налились кровью, а руки со скрюченными от артрита пальцами потянулись к карману Светиной шубы.

— Не смей! Я не позволю себя обыскивать!

От мысли о том, что эта мерзкая женщина залезет сейчас к ней в карман, Светлану замутило. Она никогда ничего не скрывала от матери, и, хотя жили они небогато, она по крайней мере не голодала.

— Скажи фифа какая! Быстро вытряхивай карманы, а не то пожалеешь, что на свет родилась!

Тяжелое и потное тело мачехи уже нависало над ней. Но тут раздался резкий стук в дверь. Света, словно спасаясь, даже не задав дежурного вопроса «Кто там?», сразу открыла. На пороге стоял Павел, держа в руке блокнот:

— Ваша фамилия?

— Коробейникова, — растерянно ответила девушка.

— Светлана, правильно?

— Да.

— Вы прошли первый тур конкурса на замещение вакантной должности секретаря-референта фирмы «Промэлектрикинтернэшл». Возьмите с собой паспорт и документ об образовании, вас ждут на собеседование, машина внизу, — быстро и уверенно сказал Павел.

Мачеха недоуменно взглянула на Свету, потом на хорошо одетого молодого мужчину и направилась к окну, чтобы проверить, там ли машина. Света быстро достала из кармана шубы деньги и протянула Павлу:

— Подождите меня, пожалуйста, в машине, я мигом.

Павел вышел. Светлана сняла шубу и юркнула в ванную комнату. Она знала, что мачеха сейчас роется в ее карманах, и усмехнулась. Принимать ванну сейчас нет времени, но она успеет принять душ и переодеться. У нее есть хороший костюм, в котором она сдавала экзамены, импортные ботиночки без меха, не слишком старые и из натуральной кожи. А куда, интересно, он ее повезет? Впрочем, неважно куда, а главное — отсюда!

Пока она одевалась и в спешке кидала документы и кое-какую одежду в свою единственную, видавшую виды сумочку, мачеха подозрительно смотрела на нее.

— Зарплата в валюте будет? — как бы между прочим поинтересовалась она.

— Нет, по курсу, — быстро сориентировалась Света.

— Сколько?

— Меня еще не приняли.

— Все равно должна будешь отдавать в семью.

— Посмотрим, — бросила Света и захлопнула дверь.

Стук закрываемой двери гулом отозвался в ее груди, она почувствовала горячий ком в горле, сердце бешено забилось, а колени чуть не подкосились. Чтобы не упасть, она прислонилась к грязной стене подъезда, где еще, наверное, до нашей эры было нацарапано самое распространенное короткое слово. «Я сюда больше не вернусь», — подумала она, усилием воли заставляя двигаться ставшие как будто чужими ноги. Она поправила ремешок сумочки на плече и, глубоко вздохнув, поспешила вниз.


Павел сидел в машине. Что заставляло его помогать этой нелепой девчонке, он и сам не понимал. Она напоминала ему маленького, затравленного щенка. Захотелось вдруг отогреть и накормить. Увидев грязный подъезд, обшарпанную дверь и услыхав хриплый женский голос, он понял, что у девчонки совсем не сладкая жизнь и что вряд ли она сегодня сможет отдохнуть дома после своей изнуряющей работы. Неужели ему трудно устроить маленький праздник для этой девчушки! К тому же мать давно просила познакомить ее с «его девушкой». Интересно, как она отреагирует, увидев эту простушку?!

Девушка открыла дверь машины и села на заднее сиденье, прервав его размышления. Она расстегнула шубу, как будто ей было жарко, втайне стесняясь давно свалявшегося и потемневшего от времени искусственного меха, но, заметив дырку в подкладке, опять запахнула полы. Стараясь казаться веселой, она спросила:

— Это правда?

— Что?

— Насчет собеседования?

— Ах да… Конечно, нет. Но ведь нужно было как-то тебя выручать, — ответил он и протянул ей деньги. — Возвращаю в целости и сохранности.

— Спасибо, — ответила Светлана. — Здесь вся выручка, а моя мачеха — больная женщина.

— Что, клептоманка?

— Хуже… — Светлана вздохнула с горечью. — Алкоголичка. Когда она работала, так еще не так пила, а сейчас ужас какой-то… Но я не хочу об этом.

— А работа твоя тебе нравится? — чтобы сменить тему, спросил Павел.

Светлана возмущенно взглянула на него: уж не издевается ли он?

Павел смотрел на дорогу. На его лице не было усмешки.

— Конечно, нет, — ответила Светлана. — Что в ней хорошего? Целый день на улице, да и утомительна она своей примитивностью.

— Ты не беспокойся, мы поможем тебе найти работу. — Он пристально посмотрел на свою случайную знакомую и спросил: — Ты совершеннолетняя?

— Профессия интердевочки меня не привлекает, — выпалила Светлана.

Павел, усмехнувшись, оглядел с ног до головы ее щуплую фигурку, скользнул взглядом по растрепанным, чуть влажным, плохо подстриженным волосам и ненадолго задержался на лице — оно было очень худым и бледным. На тонком прямом носике восседали очки в тяжелой, громоздкой оправе.

— Я думаю, у тебя мало для этого данных, — сказал Павел.

Светлана от таких слов вспыхнула. Когда-то мама, любуясь ею, называла ее фарфоровой Златовлаской. Но мама умерла вот уже шесть лет как, и с тех пор она не слышала ни от кого таких ласковых слов.

— Да ты не обижайся, — стараясь загладить невольно причиненную обиду, быстро заговорил Павел. — Ты очень мила, но в тебе нет того, что нравится мужикам. Ты больше ребенок, чем женщина. Так все же сколько тебе лет?

— Двадцать, скоро будет двадцать один.

— Вот это да! — искренне удивился он. — Я бы дал не больше семнадцати.

— А куда мы едем? — спохватилась Света.

— К моей матери. Она давно хочет познакомиться с «моей девушкой». Так что ты как раз кстати.

— А как же твоя настоящая подруга, как потом ты ее представишь?

— У меня они так часто меняются, что я не успеваю никого из них с ней познакомить.

Машина остановилась у большого каменного здания в стиле «сталинский ампир».

Они вошли в холл с широкой лестницей.

— Здравствуйте, Клара Владимировна, как ваше здоровье? — вежливо спросил Павел пожилую женщину с вязаньем в руках, сидящую в комнатке рядом с лестницей.

— Здравствуй, Пашенька. Да ничего, не жалуюсь, вот только к непогоде суставы ломит, да поясница постоянно о себе знать дает.

Пока женщина говорила, ее глаза жадно осматривали Светлану; она с удивлением отмечала про себя, насколько не соответствует бедно одетая спутница элегантному парню. Она неодобрительно покачала головой. Не дожидаясь расспросов, Павел пошел по направлению к лифту. Через несколько неловких минут, проведенных в принужденной близости, они уже стояли перед высокой, статной и все еще красивой женщиной, которая ждала их в проеме распахнутой двери.

— Проходите, проходите, я очень рада, — улыбаясь, проговорила она, хотя взгляд выражал скорее удивление, чем восторг. Светлана заметила краем глаза, как женщина приподняла бровь, безмолвно спрашивая сына: «Кто это?»

— Мама, это — Светлана, а это — Майя Станиславовна, — коротко представил их друг другу Павел.

— Паша, ты помоги Светлане раздеться, найди тапочки, а я на кухню — мне нужно заправить салат. Вы как раз вовремя, у меня почти все готово. — Одарив девушку вежливой улыбкой, хозяйка заторопилась на кухню.

Света робко огляделась вокруг. Прихожая была просторной и казалась уютной, почти как жилая комната. Вся верхняя одежда находилась во встроенных шкафах, обувь — в галошницах. У стены напротив входа стояло старинное трюмо темного дерева, рядом — огромная напольная ваза с сухими цветами. Но что более всего потрясло девушку — огромные, от пола до потолка, стеллажи с книгами и журналами.

Поймав ее взгляд, Павел, не дожидаясь вопроса, пояснил:

— Мой отец был учеником отца моей матери, то есть моего деда. Дед был профессором математики. Мой отец хоть и пренебрег научной карьерой, но был большим любителем философии, так что в этом доме собраны книги чуть ли не трех поколений. Так что не удивляйся, книги у нас везде: в гостиной, в спальне, в кладовых и даже в прихожей.

— Ну проходите, проходите, не задерживайтесь — все готово, — донесся из глубины квартиры голос Майи Станиславовны.

Света быстро сняла с себя шубу, ботиночки и внезапно остановилась, будто споткнувшись, увидев свое отражение в зеркале. Мелькнула мысль: «Что я здесь делаю? Я совершенно лишняя», — но из комнаты веяло теплом и чем-то давно забытым, но удивительно вкусным. Голова закружилась. Действительно, она очень голодна. Кроме куска черного хлеба, посыпанного сахаром, она сегодня ничего не ела. На работу она брала с собой термос сладкого, крепкого чаю, тем и спасалась от голода и холода.

— Ну что же ты, Паша, веди Светлану в гостиную.

Павел открыл тяжелые двери, и они вошли в большую комнату. Таких она никогда еще не видела, даже в специальных журналах по интерьеру: первое, что бросилось в глаза — большой коричневый рояль с поднятой крышкой; у одной из стен стояли телевизор и старинный комод с изящной восточной вазой с одной молочно-белой хризантемой; у другой стены, рядом с книжным стеллажом, темнеющим корешками старых книг, широко раскинулся огромный, мягкий диван с обивкой под леопарда. Красная, желтая и голубая подушечки были аккуратно разложены около спинки. Эти яркие пятна придавали чопорной комнате элемент несерьезности и, самое примечательное, оптимистичный вид и совсем не гармонировали с торжественным видом остальной обстановки. На стенах висели картины (именно картины, как она поняла, а не репродукции), одни были большими, в массивных золоченых рамах, другие — совсем маленькими, и что изображено на них, можно было рассмотреть, только приблизившись вплотную. Около тяжелых штор, прикрывавших большое окно, стоял овальный стол, накрытый китайской скатертью с изящной вышивкой. У них, когда еще была жива мама, была точно такая же, и ее стелили только по большим праздникам.

— Проходите, садитесь, — вежливо пригласила хозяйка, — подвигайте к себе прибор. Паша, — обращаясь к сыну, сказала она, — я очень рада, что день рождения Вольтера мы встречаем вместе. Но о Вольтере мы поговорим позднее, а сейчас — пища для тела.

Хозяйка открыла крышку большой фарфоровой супницы, и у Светланы закружилась голова от пряного, чуть кисловатого аромата солянки. Ах, как вкусно, божественно! Голод и восторг при виде еды на какое-то время лишили ее способности владеть собою, и она накинулась на суп с остервенелостью дикарки. Опомнившись, только когда тарелка оказалась пуста, и робко подняв глаза, она поймала напряженный взгляд хозяйки, которая еще не успела наполнить свою тарелку.

Пристально наблюдая за ней, Павел внезапно застыдился своего поступка: привести незнакомую девчонку с улицы в этот чопорный, но такой привычный для него дом, где может жить, а вернее, царствовать только его мать.

— Вам понравилось? Может, хотите добавки? — подчеркнуто спокойно спросила Майя Станиславовна.

— Да, спасибо.

«Надо взять себя в руки, а не вести себя так, как будто неделю не ела», — подумала Светлана. Хотя, по правде говоря, не ела она по-настоящему по меньшей мере полгода.

— Расскажите, милая девушка, немного о себе. Где работаете, учитесь, где вы познакомились с Павлом? — удостоверившись, что гостья уже в состоянии отвлечься от еды, начала беседу хозяйка.

— Познакомились мы с Пашей недавно. — Она решила, что будет говорить правду, ничего не приукрашивая. — Сейчас у меня временная работа, а до этого я училась на филологическом, три курса закончила, но сейчас взяла академический отпуск. Я долго болела…

— Сейчас проверим, насколько это правда, — переходя на французский, сказала Майя Станиславовна. И уже по-русски, обращаясь к Свете, спросила: — Как вы относитесь к философским воззрениям Вольтера?

Светлана прекрасно поняла сказанную по-французски фразу: ее мать в совершенстве владела французским и дома с дочерью говорила на двух языках, читала ей сказки Перро, а позднее и романы Гюго и Бальзака. Вольтера Светлана прочла позднее, в классе десятом, когда готовилась поступать в университет. Она хотела ответить на вопрос хозяйки по-французски, пояснив ей свое отношение к противоречивости взглядов Вольтера, но резкий голос Павла помешал ей:

— Мам, мы не на экзамене, к тому же я хотел бы попробовать паштет.

— Pate de foie gras, — величественно произнесла хозяйка и придвинула изящную серебряную паштетницу.

— Паштет из гусиной печенки — это деликатес, обожаемый французами, — уточнил Павел. — Ему было неловко за мать, которая, чтобы подчеркнуть свою образованность, любила пересыпать свою речь французскими выражениями.

— Какая замечательная вещица! — искренне восхитилась паштетницей Светлана, про себя отметив тактичность Павла; взяла свою вилку и положила немного паштета на край тарелки, но тут же поняла, что допустила оплошность, когда Павел стал ножом намазывать паштет на маленький кусочек подсушенного хлеба.

— А кем работают ваши родители? — спросила Майя Станиславовна, и явное неодобрение читалось в ее взгляде.

— Моя мама была балериной, — робко ответила Светлана.

— И какие партии она исполняла, в каком театре?

— Мама рано осталась сиротой, воспитывалась в интернате, поэтому у нее было слабое здоровье и на сцене она не выступала, — как бы извиняясь, начала рассказывать Светлана. — После окончания училища преподавала в самодеятельном кружке. Как-то в клубе познакомилась с папой, он был иллюзионистом. Потом она работала его ассистенткой, пока не родилась я…

— Madam, — обращаясь к матери, перебил Свету Павел — ему осточертел весь этот невольный экзамен и поскорее захотелось высвободиться из сковывающего условностями визита, — можно десерт? А потом мы пойдем, нам еще нужно заскочить к друзьям. Давай я тебе помогу принести чай, — и, не дожидаясь ответа, встал из-за стола.

Майя Станиславовна, недовольно поджав губы, тоже поднялась:

— Что ж, пойдем на кухню.

Когда они вышли, Света откинулась на спинку стула и невольно перевела дух. Оглянувшись на дверь и удостоверившись, что за ней никто не наблюдает, она положила себе на тарелку салат и, почти не чувствуя вкуса, торопливо съела. Сардины! Когда жива была мама, она часто подавала к вареному картофелю такие же. Ой! В спешке она опрокинула блюдце, и тягучее, жирное масло полилось на скатерть. В ужасе она смотрела, как масло растекается по белоснежному полю скатерти, образуя огромную темную лужу. Что делать? Чтобы скрыть следы своего преступления, Светлана переставила супницу и прикрыла пятно. Как раз вовремя — Павел вошел в комнату, держа перед собой поднос с печеньем, тремя темно-синими с золотом чайными парами и хрустальной сахарницей. Майя Станиславовна шла рядом, бережно неся вазочку с конфетами.

— Светлана, помогите, пожалуйста, собрать тарелки. Будем пить чай.

Девушка не могла сдвинуться с места: сейчас обнаружатся следы ее преступления.

— Можно мне в туалет? — вдруг спросила Светлана.

Она по-детски боялась гнева хозяйки и в отчаянии готова была провалиться сквозь землю, чтобы избежать неловкого положения.

— Пожалуйста, прямо и направо, — объяснила Майя Станиславовна. — Mon Dieu! — подняв супницу воскликнула она. — Посади свинью за стол…

— Извините, я нечаянно, я не хотела, — залепетала в свое оправдание Светлана.

— Да знаешь, сколько этой скатерти лет?!

— Сорок…

— Да, не меньше — и никто за все сорок лет так по-свински не гадил!

— Но я не хотела…

— Imbecile! — переходя на французский и не скрывая своего презрения, воскликнула хозяйка. И, обращаясь к сыну, продолжала, явно не рассчитывая, что гостья хоть слово понимает из ее гневной тирады: — Только не говори, что знаешь ее давно. Скорее всего, подобрал только что на улице, чтобы досадить мне. Посмотри на нее: уродина, никаких манер, одета хуже бродяжки. Мать — балерина! — так я и поверила. Грязная поломойка, наверное, ее мать, а отец клошар какой-нибудь.

Светлана, обмерев, стояла рядом с разъяренной женщиной; девушка готова была снести любые оскорбления, но упоминание о матери обидело до глубины души, и горячая волна гнева захлестнула ее.

— Разве я виновата, что не ваших родителей, а родителей моей мамы репрессировали и моя мать вынуждена была жить в интернате, постоянно недоедая. В детстве она переболела туберкулезом и поэтому рано умерла, — со слезами в голосе ответила Света. — Знакомо ли вам чувство голода и стыда за то, что носите одно и то же платье несколько лет подряд? Вряд ли! Иначе не презирали бы меня за это. А знаете ли, что такое жить рядом с алкоголиком, терпеть унижения каждый день, пытаться найти выход из тупика и опять натыкаться на каменную стену безысходности?!

Чувство жалости к самой себе перехлестнуло через край, и слезы брызнули из глаз — она бросилась в переднюю. Быстро натянув ботинки, Света схватила шубу и попыталась открыть двери, но запуталась в сложной системе замков, задвижек и цепочек — и это было последней каплей, что прорвало плотину отчаяния: глухие рыдания сотрясли ее маленькое, тщедушное тельце. Скорчившись, она присела около порога и уткнулась лицом в ладони.

Павел стоял рядом, смотрел сверху вниз на этот жалкий, вздрагивающий комочек и сожалел о том, что привел сюда эту странную девушку. Он всегда знал, что рядом существует параллельный мир, с его грязью, нищетой и низостью, но его это мало волновало — он был баловнем судьбы. Отец — начальник отдела сбыта одного из крупных предприятий, мать — преподаватель музыки в музыкальном училище. В детский сад, как все советские дети, он не ходил — с ним сидела няня, затем была престижная школа с изучением иностранных языков. Отец часто ездил в командировки за границу — и привозил всегда самые модные и фирменные вещи. Даже когда какой-то подонок подбросил ему фотографии отца, где тот был запечатлен обнимающим молодую, симпатичную голышку, — это не явилось для него потрясением. К тому времени им уже были прочитаны многие из книг по технике секса, с которых позднее начался книжный бум перестройки… «Лолита» Набокова уже не шокировала, и его первые сексуальные опыты с девушками оказались вполне успешны. Он позвонил отцу на работу и договорился о встрече.

— Я знаю, что ты мне хочешь показать, — сказал тогда отец, — один человек меня шантажирует, но я предпочитаю правду. Ты уже большой, к тому же мужчина, и поймешь меня. Майя — замечательная женщина, прекрасная хозяйка и отличная, судя по твоим успехам, мать. Я ее глубоко уважаю, ценю наш дом, нашу семью. Но понимаешь, у нас с твоей мамой уже давно нет никаких сексуальных отношений. У меня были разные женщины, в том числе и та, что на этих фотографиях. Но сейчас я встретил другую женщину и искренне, может последний раз в жизни, полюбил. Пойми, я не хочу уходить ни от тебя, ни от твоей мамы, вы мне очень дороги. Но наша культура не предполагает двоеженство, поэтому я принял решение. Твоя мама — сильная женщина, ты — взрослый парень, а я — как был твоим отцом, так им и останусь.

После того разговора действительно мало что переменилось. Отец часто навещал их, привозя с собой подарки: то кинокамеру, то музыкальный центр, а после школы, которую Павел закончил с золотой медалью, подарил машину. Так что в институт он уже ездил не на метро, чему несказанно завидовали сокурсники. Не было отбоя и от подружек — мало того что он был красив (а он прекрасно осознавал свою внешнюю привлекательность), он был одним из немногих счастливчиков, которым светила вполне благополучная карьера. И действительно, после окончания экономического факультета его пригласили на один из самых крупных московских заводов. Потом отец помог организовать совместное русско-немецкое предприятие, где Павел стал одним из соучредителей.

Ему ничего не стоит найти этой крошке работу. Подождав, пока стихнут рыдания, он протянул ей свой носовой платок. Девушка промокнула глаза и поднялась.

— Отвези меня домой, — еле шевеля губами и еще всхлипывая, попросила она, робко посмотрев на него. Павел впервые увидел ее без очков. Ее глаза поразили: припухшие от слез, они были чудесными — ярко-бирюзовые, чуть раскосые, с удивительно длинными и еще влажными от слез ресницами; широко распахнутые, наивные и доверчивые, они растерянно и испуганно смотрели на него.

Он без труда открыл дверь, взял стоящую на трюмо потрепанную сумочку Светланы и, пропустив ее вперед, вышел из квартиры.

В машине они ехали молча, а расставаясь, только кивнули друг другу.

Вот и опять ее обшарпанный, почти не освещенный подъезд. Какая она была наивная! Назад, в старую жизнь. Она тяжело поднялась по ступенькам. Узкая полоска света пробивалась из-под двери их квартиры. Светлана достала из сумочки ключ и открыла дверь.

Как только она вошла, сразу очутилась лицом к лицу с мачехой. Та как будто все время ее отсутствия торчала у двери.

— Что, не приняли?! — злорадно воскликнула она, дыша на Светлану смесью перегара и дешевого табака. — Плевать всем на твой французский, им нужны только крутые титьки да ноги от шеи, а на тебя, заморыша, никто даже не посмотрит!

У девушки не было сил как-то отреагировать на слова пьяной мачехи, она только устало подумала, что, вероятно, та снова заняла денег у кого-то из соседей и завтра ей опять придется отдавать долг.

Она стянула с себя одежду, прошла в свою комнату, закрылась на ключ и без сил упала на кровать, сразу забывшись тяжелым, без сновидений сном, не слыша, как мачеха еще что-то кричит у нее под дверью.


Утром она проснулась, как от толчка. Было еще темно. Светлана села в кровати, опустила ноги в тапочки и тут же вспомнила все, что произошло с ней вчера. Чувство унижения и жалости к самой себе опять захлестнуло ее. И тут же волна злости смыла все прежние чувства. Нет, она выкарабкается из этой ямы! Но теперь будет умнее, еще одной иллюзией стало меньше. Она не примет помощи от этого молодого, холеного парня, но настанет день, когда она придет к нему победительницей — красивой, богатой, преуспевающей — и не чувство жалости, а восхищение и желание прочитает в его глазах. Но как начать свое восхождение? — в который раз она задала себе этот вопрос и опять не нашла ответа.

Настойчивый звонок заставил ее встать и, накинув халат, подойти к входной двери.

— Кто там?

— Светка, открой! — раздался громкий голос ее школьной подруги Полины.

Едва она повернула замок, как распахнулась дверь, и большая фигура почти полностью заслонила дверной проем.

— Светка, выручай! Я уезжаю, меня взяли запасной в сборную Москвы по лыжам. А там собака. Собака ничего не ест и может скоро сдохнуть. И вообще, там бедлам, а мне некогда. А я не могу. Мне надо на соревнования, — безостановочно тараторила Полина.

— Поль, остановись. Пойдем ко мне в комнату, пока я буду одеваться, ты мне обо всем расскажешь.

— Слушай, мне вообще-то некогда, и там меня ждет машина, и все горит, а собака ничего не ест…

— Остановись, давай по порядку, отвечай на мои вопросы. О какой собаке ты говоришь? Только не торопись. И все же пойдем ко мне в комнату, так получится быстрее.

Полина, не раздеваясь, прошла в маленькую, темную комнату, которая служила Светлане спальней, местом для занятий, гостиной и столовой, и плюхнулась на единственный стул, который стоял рядом с еще не убранной кроватью.

— Собака моей тетки. Тетя улетела в Штаты. Она тренер по гимнастике, будет там месяц делиться опытом. Моя кузина, то есть двоюродная сестра, а ее дочь, внезапно вышла замуж и тоже слиняла, оставив мне овчарку. Собака ничего не ест и никого к себе не подпускает. А я уезжаю, — уже не так быстро сказала подруга.

Ее манера говорить так, как будто слова, стараясь вырваться на свободу, давили друг друга, веселила Свету. Полина всегда начинала свою речь на всем ходу, выпаливая самое, на ее взгляд, главное, так, что слушатели обычно ничего не понимали из ее сбивчивого рассказа, и только Светлана могла регулировать этот словесный поток. Они так и подружились в школе. Полина была завзятой троечницей; она все делала быстро, но с кучей ошибок. Учителя старались вообще не спрашивать ее. В начальных классах они были неразлучны, но потом Полина увлеклась спортом — и они стали общаться реже, а после школы почти совсем не встречались. И вот Полина, бесследно исчезнувшая на четыре года, врывается к ней домой и сразу несет чушь о какой-то собаке, как будто они расстались только вчера.

— А я-то тут при чем? — улыбаясь, спросила Света. Она с удовольствием смотрела на подругу и радовалась ее неуемной энергии.

— Как — при чем, как — при чем! Без тебя собака точно сдохнет! А моя тетка сойдет с ума! А я покажу плохой результат, и меня не возьмут в сборную!

— Значит, я могу спасти сразу троих?

— Конечно! Собирайся! Всего-то на месяц. Только бегом! Давай помогу собрать вещи. — И она вскочила со стула и закружила по комнате: — Что брать?

— Лучше сядь, так будет быстрее.

Света заправила кровать, взяла сумку, проверила, там ли деньги. Купюра с серьезным президентом и пачка с выручкой за продажу газет и журналов за вчерашний день были на месте.

Она быстро написала записку мачехе и поймала себя на том, что улыбается. Целый месяц она будет одна! Она уже решила, что по дороге забежит к Николаю, отдаст выручку и ключ от каморки и уведомит, что с сегодняшнего дня она у него не работает.

Светлана быстро натянула куртку, обулась и весело тряхнула волосами. Последний раз она оглядела себя в зеркале: глаза, еще немного припухшие от вчерашних слез, сегодня ярко сияли. Вот он, шанс! И она использует его.

— Ну пойдем, — весело сказала Света, и они стали быстро спускаться: Полина, как в детстве стуча каблуками по ступенькам так, что звук, казалось, раздавался по всему подъезду; Светлана — легко и почти беззвучно.

На улице было нехолодно. Ноябрьская погода в Москве неустойчивая: вчера было около двадцати мороза, а сегодня вот-вот пойдет дождь. Подруги сели на заднее сиденье «Волги», и машина тронулась. Полина что-то сбивчиво стала рассказывать о предстоящих соревнованиях, но Светлана была занята своими мыслями. Сегодня ее радовало все: и тяжелое, темное, грозящее разразиться то ли дождем, то ли снегом небо, и большой поток машин, и болтовня любимой подруги, так внезапно вновь появившейся в ее жизни.

— Собака у нее привередливая, но незлобная, хоть и немецкая овчарка. Если накормишь, я выиграю это чертово соревнование — и меня возьмут в сборную. Вся надежда на тебя, — продолжала меж тем Полина.

— Успокойся, чемпионка, давай лучше подумаем, чем ее покормить, — остановила ее Светлана.

— Да в холодильнике полно еды! Я вчера сварила ей импортную курицу, а она даже нюхать ее не захотела. Лежит себе около теткиной тахты и смотрит на меня как собака.

Светлана улыбнулась такому сравнению. Она почему-то была уверена, что сможет сделать то, что не смогла Полина. Ведь они такие разные, и что не получается у одной, обязательно получится у другой.

По дороге они заехали к Светиномуработодателю. Николая не было дома, и Светлана с большим облегчением передала деньги и ключ его жене. Все, этот этап жизни у нее позади, теперь она начинает другую жизнь!

Машина со спортивной символикой, петляя между домами, наконец остановилась у одного из подъездов большого дома-муравейника.

— Подожди, — бросила Полина водителю, — я или скоро, или никогда. Застрелюсь, если это животное продолжит голодовку, — уже обращаясь к Светлане, со вздохом добавила она.

Они вошли в подъезд и поднялись на лифте на шестой этаж. Полина открыла тяжелую, обитую деревом железную дверь, и они очутились в небольшой прихожей.

— Пойдем, покажу тебе наше сокровище, — на ходу стягивая яркую спортивную курточку и вбегая в комнату, выпалила она. Светлана, немного покопавшись со своей старенькой, громко шуршащей, дешевой курткой, где постоянно заедал замок, вошла за ней следом.

Красивая, породистая собака, лежавшая около большой тахты, покрытой ярким шотландским пледом, медленно подняла голову и тихо зарычала.

— Скорее на кухню, — прокричала Полина, открывая холодильник. — Вот курица. Давай корми.

При виде аппетитного белого мяса Светлана опять почувствовала резкий приступ голода: желудок, видимо, раздразненный вчерашним обильным ужином, требовал добавки.

— Давай немного подогреем, — предложила она, судорожно сглатывая слюну.

— Делай что хочешь, только накорми.

Светлана достала сковородку, положила в нее большой кусок мяса, добавила немного воды, закрыла крышкой и поставила на медленный огонь. Раздражающе вкусный запах заполонил ее сознание. Сняв сковородку с огня, она быстро отщипнула кусочек — попробовать, потом еще один и еще… да она уже и забыла, что должна сначала накормить животное. Света опомнилась, увидев две пары изумленных глаз: Полина и собака остолбенело стояли рядом и смотрели ей в рот. Светлана протянула остатки куриного мяса овчарке; та, понюхав, еще раз посмотрела задумчивым, влажным взглядом на неизвестную ей девушку и отошла.

— Возьми, это очень вкусно, — стыдясь за себя, сказала Светлана и положила кусок мяса рядом с собакой. — Давай выйдем, чтоб ей не мешать, — предложила она Полине, и девушки вышли с кухни, прикрыв за собой дверь и напряженно прислушиваясь: решалась их судьба, и они готовы были закричать от радости, когда услышали тихие чавкающие звуки.

— Как зовут овчарку? — шепотом спросила Света, боясь спугнуть удачу.

— Стелла, так же шепотом ответила Полина и осторожно заглянула на кухню. — Все съела, — доложила она обстановку, — дай ей еще, чтобы мне было спокойней.

Светлана уже уверенней подошла к собаке.

— Давай еще поедим, — обращаясь к Стелле, сказала девушка. Она достала еще один кусок мяса и, разделив его на две части, одну поднесла к своему рту, а другую протянула собаке. Та, чуть наклонив морду, неуверенно подошла, обнюхала протянутый кусок, приоткрыла пасть, взяла мясо и засеменила в угол.

— Ура-а-а! — громким шепотом пропела Полина. И опять заметалась по квартире. — Ну все, договорились. Собаку зовут Стелла, ей лет пять, не меньше. Кормить ее надо один или два раза в день, выгуливать. Что непонятно — есть справочники, прочитаешь. Деньги вот тут. — Девушка, открыла дверцу буфета и достала несколько банкнот. — Семи тысяч должно хватить и тебе, и собаке. За квартиру и телефон я заплатила, тете позвоню за счет спортклуба. Если что… думай сама. Кстати, разогревать можно и в микроволновке. Пару минут — и горяченькое. Только железное не ставь. Там есть инструкция, разберешься. Я знаю, ты умная и со всем справишься, но я убегаю. — И чмокнув подругу в щеку, Полина бросилась в коридор, но тут же вернулась, шурша курткой: — Вот ключ. Никому не открывай, никого не принимай, сделай уборку, тетю зовут Катерина Афанасьевна Прыгунова, перед приездом позвонит. Еще раз пока. — И Полина исчезла, только тяжелый звук шагов разнесся гулом по всему подъезду: забыв о существовании лифта, она быстро спускалась по лестнице.


Когда шаги стихли, Света закрыла дверь, прошла в комнату и села на тахту. Собака прилегла возле ее ног. Светлана робко потрепала ее по загривку, и Стелла удовлетворенно хмурилась. Впервые за долгие годы Света чувствовала себя в безопасности.

Она огляделась. Комната казалась маленькой из-за большого количества вещей: роскошная тахта, накрытая пестрым шотландским пледом, была, конечно, главной в этом царстве вещей. Около нее, прижавшись вплотную, стояла низенькая тумбочка, заваленная журналами, газетами, баночками с кремом и прочей мелочью. Поодаль стоял большой платяной шкаф, а напротив — кажущийся еще меньше из-за громоздкого соседа — миниатюрный столик. Светлана подошла к столику и стала разглядывать вещи, стоящие на нем. Ее внимание сразу же привлекли две фотографии в деревянных рамках. Света взяла их, сдула пыль и стала внимательно рассматривать. Красивая темноволосая девушка в гимнастическом купальнике, улыбаясь, играла с лентой. На другой — она же, но гораздо старше, обняв за шею овчарку, пристально смотрела вдаль. «Это хозяйка квартиры, — подумала Светлана, — внимательно вглядываясь в черты ее лица. В них читалась доброжелательность и какая-то скрытая сила. Вдруг она заметила на столике монету — железный рубль. Положив его на ладонь, она загадала: решка — я на коне, орел — все впустую; легко подбросив монету вверх, с замиранием сердца проследила за ней взглядом — решка! Света подняла серебристый кружок и спрятала к себе в сумочку. Это будет моим талисманом, решила она, он обязательно принесет удачу.

И когда в углу комнаты она, откинув простыню, которая укрывала от пыли вещи, стоящие на письменном столе, обнаружила под ней компьютер с принтером, то поняла, что колесо судьбы, тяжело поскрипывая, стало поворачиваться: это именно то, с чего она начнет свой взлет. Давно мечтая стать переводчицей, Светлана с детства говорила на французском, в школе быстро освоила английский так, что могла читать Голсуорси и Твена на языке оригинала, а в институте она стала посещать и курсы испанского. Дома у нее не было ни телефона, ни даже пишущей машинки, да и когда в квартире вместе с тобой живет алкоголик, работать нет никакой возможности. Теперь же необходимые «орудия производства» были у нее под рукой, а главное — были тишина и покой.

Светлана нажала чуть выступающую кнопку на серой панели, и компьютер ворчливо загудел, еще одно нажатие кнопки — и монитор подмигнул ей голубым экраном. Она нашла значок W — единственно ей известной текстовой программы — и, как школьник-первоклассник, нажимая одним пальцем на клавиши клавиатуры, напечатала: «Счастье — это осуществленная возможность».

Прочитав фразу вслух, удивилась: откуда пришла к ней эта мысль. Она включила принтер (как хорошо, что в университете она смогла закончить компьютерные курсы!) и пустила «документ» в печать. Иголка принтера легко заскользила по бумаге, потом остановилась, и принтер выдал страницу. Светлана вытащила листок, где вверху белого поля сиротливо виднелась всего одна фраза.

Машинально скользнув взглядом по напечатанной строке, она зажмурилась, а пальцы, казалось, независимо от ее желания стали рвать страницу на мелкие кусочки. Она открыла глаза. На столе виднелась горка мелких обрывков бумаги. Света взяла их в ладони и во внезапном порыве подбросила вверх. Легкие бумажные клочки, кружась, как конфетти, рассыпались по комнате. Стелла подняла морду, удивленно глядя на свою новую хозяйку, и потянула ее за подол.

— Стелла, милая, ты хочешь гулять? — присев на корточки и заглянув в глаза собаке, спросила Света. — Хорошо, я уже одеваюсь.

Найдя поводок в коридоре на крючке, Светлана прикрепила его к ошейнику, и они, спустившись вниз, вышли из подъезда. На улице шел снег и начинало уже подмораживать. Собака уверенно вела девушку за собой мимо детского городка, продовольственного магазина, районной библиотеки. Остановившись на специально приспособленной для выгула собак площадке, Стелла вопросительно посмотрела на девушку, как будто говоря: «Неужели не понятно — здесь меня нужно отпустить, я хочу гулять». Света неуверенно огляделась вокруг. Стелла нетерпеливо дергала поводок, и ничего другого не оставалось, как исполнить ее молчаливую просьбу. Собака радостно помчалась по площадке, подбрасывая вверх задние лапы и задирая морду, радуясь снегу и простору. Девушка села на скамейку. Она была одета довольно легко, поэтому скоро замерзла, минут через двадцать она неуверенно позвала Стеллу. Та сделала вид, что не слышит.

— К ноге! — услышала девушка у себя за спиной и, повернувшись, увидела молодую женщину, которая вела на поводке маленькую рыжую комнатную собачку.

— К ноге! — громко крикнула Светлана. Стелла остановилась и, не повернув морды, повела ушами. — К ноге! — еще раз, уже увереннее, повторила девушка и добавила: — Домой!

Овчарка как будто только этого и ждала: весело перебирая лапами, она подбежала к девушке и стала спокойно ждать, когда та пристегнет к ошейнику поводок.

После морозной прогулки в комнате казалось особенно тепло и даже немного душно. Собака, довольная собой и новой хозяйкой, прикорнула рядом с тахтой, а Светлана продолжила осмотр своего нового пристанища.

Из небольшой прихожей были видны несколько дверей. Открыв одну, она увидела сверкающую белым кафелем ванную, за другой был туалет; распахнув третью дверь, девушка застыла в изумлении; ничего подобного она не ожидала увидеть: перед ней была большая, совершенно пустая комната, кажущаяся еще больше и просторней из-за громадных, во всю стену, зеркал. В комнате, кроме музыкального центра, скромно стоящего на небольшой тумбочке в углу, ничего не было. Широкий, во всю комнату, старый, почти до дыр протертый в некоторых местах ковер покрывал пол.

Девушка робко вошла и тут же остановилась, смущенная собственным отражением: ее маленькая, сутулая фигурка показалась ей столь нелепой в роскоши зеркального пространства, что ей невольно захотелось побыстрее выскочить обратно. Но из этой комнаты, служившей хозяйке, скорее всего, гимнастическим залом, вела еще одна дверь, заглянув в которую девушка немного успокоилась. Комнатка была крошечной, без окна и выглядела бы вполне уютной, если б не куча постельного белья, сваленная прямо на пол в углу, да книг, разбросанных по незастланной кровати. Светлана взяла одну из них. «Психология успеха» — гласило название. Она открыла наугад страницу и прочла: «Если вы испытываете скрытое удовольствие от жалости к самому себе — эта книга не для вас. Бросьте себя жалеть — и вы не будете зависеть от обстоятельств, а сами будете строить свою жизнь».

Жалость к себе… Действительно, последние годы это чувство трясиной засасывало ее; тяжелое и в то же время сладостное, как она сейчас внезапно поняла, оно не покидало ее со дня смерти матери. Веселая, смешливая и раскованная, она за год превратилась в скучную, меланхоличную и замкнутую.

Светлана вышла в зеркальный зал и внимательно, как на незнакомку, посмотрела на свое отражение. «Бог не дал роста, так почему она еще и сутулится?! — отстраненно, как будто о какой-то другой девушке, осуждающе подумала она. — И что за одежда на ней — как мешок!» Она с отвращением скинула серый, неопределенного размера растянутый пуловер, с ожесточением стянула мужскую рубашку с закатанными по локти рукавами и старенькие, трижды заштопанные колготки. Оставшись в одних легких голубых трусиках, она пристально, как врач больную, стала разглядывать саму себя. Невольно выпрямив спину, она отметила, что ее фигура вовсе не так дурна: небольшая грудь с маленькими ярко-розовыми сосками, ровные ноги, тонкая талия. Но уж очень она показалась себе худой: кости таза выпирали, ребра торчали. Особенно ее огорчили волосы: когда-то пышные, волнистые, золотисто-медного цвета, теперь они выглядели тусклыми и неопрятными. К тому же из-за болезни у нее стало падать зрение, так что пришлось надеть очки, совершенно, надо признать, не красившие ее.


Год назад, когда Светлана еще училась в институте и подрабатывала ночной нянечкой, она каждые три месяца сдавала кровь на анализ. Она всегда чрезвычайно боялась маленькой жестко-колючей лопаточки, которая так больно надрывала нежную кожу ее безымянного пальца. Через эту злосчастную лопаточку и попал в ее кровь вирус гепатита. Тогда только чудо ее спасло.

Неделю она почти не приходила в сознание и потом выздоравливала мучительно долго. Женщина-врач, лечившая ее, видимо узнав, что она сирота, взяла над ней опеку, следила за ее питанием; как Светлана догадалась позднее, она носила из дома необходимые ей продукты, а когда выписывала — дала ей точную и подробную инструкцию «по выживанию», снабдила целым пакетом с импортными, вероятно, очень редкими и дорогими лекарствами. «Помни, — сказала она ей на прощание, — если не хочешь стать калекой в двадцать лет — строго следи за диетой, вовремя принимай лекарства. И не забывай, что когда-нибудь ты захочешь стать матерью. Поэтому к черту тряпки — все деньги трать только на продукты».

Света так и делала. О ней давно никто не заботился, и было приятно, что ее здоровье так волнует эту женщину с усталыми глазами и пахнущими мылом руками. Почти год, пока ее врач не переехала на работу в Сочи, получив место в престижном санатории, Светлана приходила к ней на прием и получала от нее лекарства, а самое главное — моральную поддержку. За это время Светлане пришлось продать все золотые украшения, оставшиеся ей в наследство от матери: цепочку, кулон и колечко с опалом, и хотя она старалась быть экономной, ей приходилось кормить не только себя, но и мачеху, которая к тому времени уже перебивалась случайными заработками концертмейстера и давала частные уроки музыки. Деньги в конце концов закончились. Клуб, где мачеха работала, закрыли и кружки распустили. Остались только частные уроки, но однажды, уйдя в запой на две недели, она потеряла и этот свой последний заработок. Так что Светлане, несмотря на то что она не совсем еще оправилась от болезни, пришлось выйти на работу. Работа продавцом периодики приносила ей три-четыре тысячи рублей в месяц, и на эти деньги худо-бедно еще как-то можно было жить, если бы не алкоголизм мачехи…


Света еще раз взглянула на себя в зеркало — жалкое зрелище: болезнь превратила ее в экспонат для студентов-медиков. «Опять начала себя жалеть, — зло накинулась она на саму себя, — хватит! Все в моих руках». Она почувствовала насущную потребность принять ванну, ей захотелось смыть остатки прошлой жизни и выйти из пены Афродитой. От такого сравнения ей стало веселее, и она поспешила в ванную комнату.

Открыв краны, она взяла с полочки в углу флакон с названием «Bubble Bath», отвинтила колпачок и вылила немного тягучей жидкости в воду. Вода на ее глазах стала покрываться мягким, пузырящимся пенным ковром.

Светлана с удовольствием растянулась в ванне, чувствуя, как расслабляются все мышцы. Она закрыла глаза и предалась наслаждению покоем и тихой радостью, которую она ощущала каждой клеточкой своего тела.

Всю оставшуюся часть дня потратила на уборку: даже если она будет жить здесь всего месяц, ей должно быть комфортно. Вечером еще раз прогулявшись со Стеллой до магазина, она купила кое-какие продукты для себя и собаки и несколько газет с бесплатными объявлениями. Разложив газеты на столе, она стала внимательно читать. Она отметила три объявления, по которым требовались переводчицы, выписала телефоны, чтобы завтра с утра позвонить, и стала заполнять купоны для бесплатных объявлений словами: «Перевожу с английского, французского, испанского». Она выключила лампу с твердой уверенностью, что следующий день ей обязательно улыбнется удачей.


Утро выдалось хмурым, но Светлана не заметила этого. Выгуляв собаку, она включила в комнате с зеркалами музыку и стала делать гимнастику, чувствуя каждую свою мышцу и ощущая радость от ритмичного движения. Стелла сидела в проеме двери и, наблюдала за ней: все, казалось ей, пришло в норму — у нее была хозяйка, которая, как всегда, по утрам включает этот серебристый ящик и беспорядочно бегает по своей площадке.

Приготовив завтрак и накормив собаку, Светлана села за телефон, ощущая, как сердце глухо колотится в груди: она всегда испытывала легкий трепет, разговаривая по телефону с неизвестным и невидимым ей человеком. Но тут еще решалась, как она думала, ее судьба. Первый номер ответил ей длинными гудками; по второму, узнав, что у нее нет диплома, ей сразу отказали, но, набрав третий номер, она узнала, что нужно всего лишь перевести с французского какой-то документ объемом десять страниц. Ну и что? Это тоже заработок. Узнав адрес и подробно записав, как можно туда добраться, Света засобиралась. Прежде всего, она должна выглядеть прилично. «Что ж, — заглушив в себе голос совести, решила Светлана, — придется воспользоваться гардеробом хозяйки, ведь встречают по одежке». Вчера, увидев на вешалке зимнее пальто с чернобуркой, она примерила его: хоть и длинновато, но она в нем смотрелась, как ей показалось, солидно. Надев беретик, она подняла воротник и, мельком взглянув на себя в зеркало, осталась вполне довольна своей внешностью.

На встречу она опоздала: долго проплутав по незнакомым улицам, наконец нашла нужный номер дома и, только обойдя его дважды, увидела вывеску над подвальным помещением — «Клондайк». Мысленно улыбнувшись столь явному несоответствию, она спустилась по серым, выщербленным ступеням. От стен веяло холодом и сыростью. Везде громоздились ящики с бутылками.

Ее встретил громадный, широкоплечий мужчина с бритым затылком.

— Ты куда? — рявкнул он.

— Я переводчица, — снимая очки и пряча их в карман, ответила Светлана.

— А-а-а, — равнодушно, как бы зевая, сказал мужчина и скрылся где-то в глубине коридора. — Серега, тут к тебе.

Из темноты вышел Серега, тоже плотного телосложения парень, но пониже ростом, держа в руках прозрачный файл с вложенным документом. Он оглядел ее сверху донизу и спросил:

— А ты сможешь? Ты уже переводила?

— Конечно, — уверенно ответила Света, хотя до сего времени она имела дело только с художественными текстами.

— Быстро сможешь?

— Покажите, что нужно, тогда назову сроки и цену, — по-деловому и уже ощущая настоящую уверенность, ответила Света. Взяв бумаги, она поняла, что это деловое предложение о поставке французских вин: лексика очень легкая, и это ей примерно на три-четыре часа работы. — Если сможете сегодня к вечеру подъехать ко мне, все будет готово. Возьму пятьсот. За срочность надбавка, — добавила она, — увидев легкую тень замешательства на лице мужчины.

— Хорошо, — ответил тот. Приедем в восемь. Говори адрес.

Она назвала адрес библиотеки, рядом с которой находилась площадка для выгула собак.

— Только не опаздывайте, у меня еще встреча, — стараясь казаться очень занятой, немного приврала Света.


Ровно в восемь она повела Стеллу на прогулку. Минут через десять к библиотеке подъехала «Нива», и парень, которого звали Серега, вышел из машины.

— Здравствуйте, я вас жду, — подбежав, выпалила Светлана, помахивая папкой, где лежал файл с документом и несколько листов с переводом.

Она действительно легко и быстро справилась с работой и большую часть времени затратила на борьбу с компьютером, который то и дело выдавал какие-то замечания и никак не хотел сохранять текст. Методом тыка она нажала какую-то клавишу, открыла новый документ и работа пошла без сбоев. Конечно, она пока плохо знала клавиатуру и очень устала от постоянного поиска нужных букв.

— Давай, — сказал Серега, вырвал папку из ее рук и дернулся обратно к машине.

— А гонорар? — испуганно спросила Светлана и, стараясь удержать парня, схватила за рукав.

Серега, легко поведя плечом, толкнул девушку так, что она потеряла равновесие и упала.

— Стелла, ко мне! — в отчаянии закричала Светлана. — Фас!

Повторять дважды ей не пришлось. Стелла стрелой ринулась на помощь. Несколькими быстрыми прыжками она догнала мужчину, остановилась рядом и угрожающе зарычала.

Света быстро вскочила и подбежала к парню.

— Гонорар, — твердо сказала она и протянула руку.

— Ну и скупердяй! — вылезая из машины, проворчал другой мужчина. — Девчонка и так почти задаром работала. — Он вынул из внутреннего кармана толстый бумажник, отсчитал пять сотенных купюр и протянул Светлане. — А тебе урок, пока не получишь деньги — всю работу не отдавай и старайся иметь дело только с приличными людьми, — добродушно поучал девушку «бизнесмен». — Собака у тебя молодец, свое дело знает, — добавил они грузно опустился на сиденье машины.

— Стелла, к ноге, — все еще возбужденная произошедшим, громко позвала Света собаку.

Овчарка, удостоверившись, что с хозяйкой все в порядке, отошла от мужчины. Серега, выругавшись, сел в машину.

— Молодец, молодец, — Светлана ласково потрепала собаку. — Ты моя опора и защита. — Она готова была расцеловать это милое существо. Завтра она будет искать более надежных заказчиков.


…Утром она зашла в книжный магазин. Отобрав несколько книг в мягких обложках, она поспешила домой. Дома, внимательно изучив выходные данные, она выписала адреса издательств, которые появились не так давно и начали выпускать так называемые книги массового спроса. «За переводы книг должны платить неплохие деньги, да и для меня это привычнее и интереснее», — подумала она.

Целый день Света ездила из одного конца Москвы в другой, от одного издательства к другому в поисках заказа — в лучшем случае ее выслушивали, но чаще всего сразу заворачивали назад, категорически отказываясь от ее услуг, узнав, что у нее нет диплома. Когда начало смеркаться, почти в отчаянии, не чуя ног от усталости, она переступила порог издательства «Пресс-ультра».

Неуверенно открыв дверь, она увидела небольшое помещение, в недавнем прошлом бывшее, вероятно, квартирой. Она вошла комнату, где стояли два стеллажа, а за письменными столами, сплошь заваленными папками, сидели двое мужчин и одна молодая девушка с ярко-желтыми волосами и искусным макияжем. Перед ними, как на экзамене, стояла средних лет женщина и, размахивая руками, кричала:

— За такие деньги я не работаю, я переводчик с двадцатилетним стажем. И не подсовывайте мне всякую порнуху! — Она бросила на стол книгу в мягкой обложке, повернулась и, почти сбив с ног Светлану, ринулась к выходу и громко хлопнула дверью.

— Хорошенькое дельце! Водила нас за нос два месяца и оставила ни с чем, — вскочив из-за стола и нервно вышагивая вдоль пачек с книгами, почти кричал высокий немолодой мужчина с лицом преподавателя университета. Очки в роговой оправе возмущенно съехали на кончик его громадного носа и уже готовы были сорваться, но тут мужчина остановился напротив Светланы, схватил их за дужку и резко спросил: — А вы откуда?

— Я… Я тут… — От неожиданности вопроса она растерялась. Темные, очень близорукие глаза смотрели на нее осуждающе. Светлана взяла себя в руки. — Я могу вам помочь, — почти умоляюще сказала она. — Я делаю литературные переводы с английского и французского, подстрочники — с испанского.

— А с японского? — в разговор включился молодой, судя по голосу, парень, который сидел спиной к окну поэтому Светлана видела только его силуэт. Повернувшись к нему, она сняла очки, положила их в сумочку и, вдруг успокоившись, словно не замечая издевки, ответила:

— Нет, японским я не владею. Можно я сяду? — спросила она уже мужчину в очках и, не дожидаясь ответа, тяжело опустилась на стул. — У меня был тяжелый день.

Мужчина молча протянул ей брошенную уходящей женщиной книгу и сказал:

— Можешь с листа перевести?

Она прочла название и вся как-то сразу подобралась, сконцентрировавшись, чтобы показать себя в лучшем виде.

— С какой страницы начать?

— С первой. — Парень встал из-за стола и подошел к ней. Вблизи он оказался старше, чем она предполагала, — лет тридцати, с начинающей уже лысеть макушкой. Его светло-серые глаза пристально, чуть насмешливо смотрели на нее.

Светлана бегло просмотрела страницу и начала: «Никогда не гнал он автомобиль так быстро. Никогда не срывался в подобную поездку по телеграмме, оставляя на солнечных берегах итальянского озера Камо свое счастье, о полноте которого он не мог и думать несколькими неделями ранее…» — девушка читала медленно, иногда делая паузы, выстраивая фразы по правилам русского языка и в то же время стараясь быть точной в переводе.

— Почти как у нашей маститой переводчицы, — глядя на лист бумаги с машинописным текстом, сказала блондинка, — только той, для того чтобы перевести одну страницу, понадобилось два месяца, а девчонка читает прямо с листа.

— У тебя есть переводческий опыт? — спросил мужчина в очках в роговой оправе. — Кстати, меня зовут Виктор Васильевич, его, — указывая на лысеющего мужчину, — Леонид, это, — он кивнул в сторону блондинки, — Татьяна. А вас как величать, молодая леди? Как постигали языки?

— Светлана Коробейникова, — представилась она. — Я читала в подлиннике классиков. В пятнадцать лет, после смерти мамы, чтобы не сойти с ума, я стала переводить Мопассана. У меня было два сборника: один — на французском, другой — на русском. Сначала я переводила абзацами; переведу — сверю с русским изданием. Потом, когда стала переводить увереннее, сверяла только по окончании: было интересно — у кого точнее. С первым рассказом я возилась почти месяц. Потом пошло быстрее. За летние каникулы я перевела двенадцать рассказов, а когда заболела и почти три месяца лежала в больнице, подруга принесла мне роман Франсуазы Саган, недавно изданный во Франции. За этот перевод мне даже поставили автоматом экзамен по французскому языку.

— Милая девочка, не могла бы ты принести нам баночку растворимого «Нескафе»? — перебил ее Леонид, доставая из кармана деньги и протягивая сотенную бумажку. — Здесь рядом есть небольшой магазинчик. А Танюша, — обернувшись к блондинке, продолжал он, улыбаясь, — пока вскипятит чайник.

— Хорошо, — с готовностью ответила Светлана, понимая, что сейчас, намеренно отослав ее, они должны принять решение и, судя по тому, что ей сразу не ответили отказом, у нее был явный шанс получить эту работу.

Выйдя в коридор, она осталась у двери, стараясь через приоткрытую дверь узнать итоги переговоров.

— Слушай, шеф, — начал Леонид, — разве у нас есть другие варианты? Через три — максимум четыре недели мы должны сдать эту книгу в работу. Старая стерва уверила нас, что у нее все готово, а что оказалось? Гонорар, видите ли, слишком мал! Хорошо еще, что Татьяна предупредила, что видела ее в «Динтрейде»! Наверняка на них работает. У нас ведь и бумага закуплена. Если сорвем сроки, типография возьмет в работу другую книгу. Это отсрочка почти на два месяца. А наша разведка доложила, что издательство «Динтрейд» тоже готовит перевод «Плутовки», но только в сборнике и в переплете. Если опередим их и выкинем на рынок нашу книгу в мягкой обложке задешево — перехватим у них покупателей. Так что, я считаю, эта девушка послана нам свыше.

— Вы звонили Мишелю? — раздался усталый голос Виктора Васильевича.

— Уже три недели, как он гуляет по Парижу.

— А Лидочке?

— Она на третьем месяце, — ответила Татьяна, — и страшно мучается от токсикоза.

— А Илье Николаевичу?

— Ну я вам уже объяснял, что все варианты мы проработали и остается брать только человека со стороны. — В голосе Леонида явно слышалось нарастающее раздражение.

— Насколько я разбираюсь в людях, — вновь послышался низкий, немного хрипловатый, но уверенный голос Татьяны, — а у меня большая практика, несмотря на мой юный возраст, эта девушка принадлежит к той категории людей, которые склонны скорее преуменьшать свои возможности, чем преувеличивать. И если она говорит, что справится с работой, значит, есть большая доля вероятности, что это действительно так.

— Ну что, кофе-то мы сегодня будем пить? — неожиданно сменил тему шеф. — Может, наша спасительница скрылась, довольствуясь сотенной?

Светлана как ошпаренная отпрянула от двери. Магазинчик действительно был в соседнем доме. Купив кофе, она бегом побежала в редакцию.

— Извините, я, вероятно, пошла не в ту сторону и не сразу нашла магазин.

— Да ничего, — любезно ответил Леонид, приглашая ее присесть и наливая в чашку кипяток из пластмассового электрического чайника. — С сахаром?

— Да, спасибо. — Она старалась утихомирить колотящееся от нервного напряжения сердце и выровнять дыхание, мысленно успокаивая себя.

— Вот что мы решили, Светлана, — начал Виктор Васильевич. — Для начала вы переведете страниц десять. Если нас устроит ваша работа — будете получать хорошие деньги. Но все, как вы понимаете, зависит от качества и сроков. Через день мы вас ждем.

— Через два.

Мужчины от неожиданности даже переглянулись, а Светлана пояснила:

— Один день мне нужен для ознакомления с текстом: надо хотя бы приблизительно составить общее впечатление о романе в целом, а на другой день я займусь собственно переводом.

— Хорошо, нас это устраивает, — поспешно ответил Леонид.

— Послезавтра к вечеру вы должны быть в редакции. Принесете то, что успеете сделать, — спокойно, но в то же время твердо, вставая из-за стола и показывая, что на этом разговор закончен, сказал Виктор Васильевич. — Вы где живете?

— В районе ВДНХ, — немного растерявшись от неожиданного вопроса, пробормотала Света.

Татьяна подошла к ней. Оказалось, она почти на две головы выше Светланы. Записав ее точный адрес и телефон в блокнот, блондинка воскликнула:

— Как здорово! Это точно перст судьбы! — И, уже обращаясь к коллеге, замурлыкала: — Ленчик, она так устала, подвези девушку домой, ты ведь такой добрый, хороший, милый…

— Ну что ж, мне нетрудно, — «Ленчику» явно доставляло удовольствие выслушивать комплименты.

— А заодно подбросишь и меня, мы с ней почти соседи, о’кей? — И не дожидаясь возражений, девушка накинула легкую беличью шубку и, достав зеркальце из элегантного портфеля, стала подкрашивать губы.

Леонид снисходительно улыбнулся:

— Ну как не порадеть родному человечку, — пропел он и добавил, переходя на прозу: — Я вас жду в машине. До свидания, шеф. — Надев уже на ходу замшевую куртку и кивнув на прощание, он удалился, захватив с собой кожаную папку ярко-желтого цвета.

Татьяна, натянув почти на самые глаза кепку и бросив «прощайте, милый друг» в сторону шефа, подхватила Светлану под руку, и они вышли из комнаты редакции.

Расположившись на заднем сиденье, Татьяна закурила тонкую сигарету. После нескольких затяжек она начала:

— Светлана, ангел, ты действительно была послана нам с небес. Мы с Леней идем сегодня в ночной клуб, и я голову сломала, что наговорить предкам, чтобы не шумели. Но ты нас выручишь. Я тебя представлю своим родичам. Папа у меня военный, а я — генеральская дочь и, по его понятиям, должна всегда ночевать дома. Легенда наша такова: моя подруга, то есть ты, плохо себя чувствует после вчерашнего приступа и нуждается в присмотре. На это они должны клюнуть. Твой вид внушает доверие. Я дам им твой номер телефона, а если они решат проверить, скажешь, что я в ванной. Я потом перезвоню тебе из бара и узнаю обстановку. Да? — И она с веселыми искорками в глазах, наклонясь к Светлане, чмокнула ее в щеку: — В знак скрепления нашей дружбы.

Света понимала, что ее используют, но была искренне благодарна судьбе за то, что оказалась вовремя в нужном месте. Эти люди дали ей шанс, почему бы и ей не помочь им?

Только после полуночи, совершив ритуал знакомства с Татьяниными родителями, выгуляв собаку и приняв ванну, она с наслаждением растянулась на тахте. Ей хотелось немного отдохнуть, а потом начать работу, но, закрыв глаза, она сразу забылась сном.


Пронзительный звонок заставил ее проснуться, резко вырвав из плена чудесного сна, который она в тот же миг забыла, сохранив прекрасное настроение. Светлана протянула руку к телефону, но, услышав лай Стеллы в коридоре, поняла, что звонят в дверь. Она посмотрела на часы — четыре утра. Скорее всего, это кто-то ошибся адресом.

— Кто там? — спросила Светлана и, услышав голос Татьяны, отворила дверь.

— Скоты, мерзавцы, подонки! — Устало ругаясь, Татьяна с трудом стащила с себя шубку и бросила ее прямо на пол. Шатаясь, она побрела по коридору; но, увидев постель с откинутым одеялом, издала какой-то гортанный звук и рухнула на нее, даже не сняв одежду.

Светлана раздела ее и накрыла пледом. Ничего страшного, сегодня она начнет день пораньше.


Ровно в девять, прочитав около полусотни страниц, она услышала, как зазвонил телефон; с трудом растолкав Татьяну, она передала ей трубку.

— Все хорошо, сегодня у нее опять ночью был приступ, поэтому я еще сплю, на работу пойду попозже. Целую, — стараясь четко выговаривать слова, сонным голосом сказала Татьяна и, бросив трубку, повернувшись на другой бок, опять засопела.

Когда Светлана, устроившись на кухне, начала переводить, было уже почти пять часов вечера. Пронзительный визг Татьяны, а затем лай собаки заставили ее сорваться с места. Вбежав в комнату, она увидела довольно забавную картину: Татьяна с взлохмаченными волосами, отчаянно визжа, стояла на тахте, прижавшись спиной к стене, а Стелла бегала вокруг и громко лаяла.

— Убери зверя! Я боюсь!

— Стелла, ко мне, — позвала Светлана овчарку и, гладя ее по спине, добавила: — Свои, это свои.

— Где это я? — опустившись на колени и приходя в себя, стала оглядываться Татьяна. — Который час? Господи! Весь день проспала. Надеюсь, Ленька позвонил на работу и предупредил, что меня не будет. Где телефон? — И, увидев трубку, набрала номер. — Да, Виктор Васильевич, ужасно болит голова, но завтра будет все о’кей. Вы самый хороший шеф на свете. До завтра. — И, положив трубку, опять легла на тахту. — Родичи не звонили? — потянувшись, тихо спросила она.

— Звонили, ты что, не помнишь? — удивилась Света. — Ты сама с матерью разговаривала.

— Хорошо, дай мне, пожалуйста, анальгин, он у меня в сумочке, — жалобно простонала она и, запив таблетку водой, опять со стоном откинулась на подушку.

Только часа через два, выпив несколько чашек кофе, приняв ванну и выкурив сигарету, Татьяна повеселела.

— Как твои дела, мой ангел-хранитель? — спросила она, присаживаясь рядом.

— Вот уже три страницы перевела, — неохотно отрываясь от работы, коротко ответила Света.

— Да, почерк у тебя неважнецкий, — взглянув на исписанную мелким убористым почерком страницу, протянула блондинка. — Замаешься разбирать. Компьютер есть?

— Рядом с тахтой.

— Надо тебе как-то отплатить за услугу — давай я наберу. Шеф не любит напрягать зрение.

Татьяна схватила исписанные листы. Уже через несколько минут Светлана услышала еле слышный стук клавиш.

Примерно час спустя раздался звонок в дверь. Светлана открыла. Перед ней стоял высокий, чуть полноватый мужчина с военной выправкой:

— Татьяна у вас? — и, не дожидаясь ответа, прошел в коридор.

Стелла напряглась, вглядываясь в незнакомца.

— Свои, — успокоила собаку Светлана, но все же взяла ее за ошейник и отвела в дальнюю комнату.

— Папа, какими судьбами? — услышала она возглас Татьяны. — Проверять пришел, ты что мне, не доверяешь?! — В ее голосе слышались нотки недовольства и чуть ли не оскорбленного достоинства.

— Присаживайтесь, — вернувшись, пригласила Света, включая верхний свет. — Мы с Татьяной работаем. Мне заказали срочный перевод, а Татьяна помогает мне, она так быстро набирает!

— Так-так, — чуть смущенно, усаживаясь на тахту, проговорил мужчина. — Раз у вас срочная работа — мешать не буду. Я, собственно, по делу.

Он поправил стрелку на брюках, огляделся по сторонам и вдруг спросил Светлану:

— Вы действительно больны?

— Да нет, сейчас я уже выздоравливаю, — смущаясь, ответила Света, чувствуя неловкость за то, что ей приходится участвовать в обмане. — Татьяна преувеличивает.

— Я могу помочь. У нас замечательная больница, и, если необходимо, мы организуем вам обследование, — сказал мужчина. — Вы давно знакомы с моей дочерью?

— Я же говорила — мы вместе работаем, — вмешалась Татьяна.

— Дело, собственно, вот в чем. Вчера мне пришло письмо — через недельку-другую приедут мои друзья еще по Суворовскому училищу, хотят остановиться у меня. Не могли бы вы, Светлана, на день-два приютить у себя Татьяну. Мои друзья — люди шумные… Тем более у вас срочная работа, — добавил он после некоторой паузы, — я в этом убедился собственными глазами.

— Конечно, пожалуйста, — неуверенно залепетала Света.

— Ну и хорошо! — с явным облегчением сказал мужчина, вставая. — Ты когда домой? Много еще у тебя на сегодня работы? — обращаясь к дочери, спросил он.

— Часа на два, — ответила Татьяна, — ты не беспокойся, Света с овчаркой меня проводят.

Когда дверь за отцом закрылась, Татьяна запрыгала по комнате, хлопая в ладоши:

— Ура! Несколько дней полной свободы! Да здравствуют все вояки на свете! — и, немного успокоившись, добавила: — Папаньке захотелось оттянуться. Представляю, какая у них намечается крутая пьянка. Пусть, мы тоже тут от скуки не пропадем. А сейчас — за работу: враг будет разбит, победа будет за нами! — И с этими словами она плюхнулась на стул так, что тот жалобно скрипнул под ней. Она, как профессиональная пианистка, вскинула руки, опустила их на клавиатуру и опять мерно застучала.


На следующий день, сдав пятнадцать страниц перевода и получив добро, а заодно и аванс, Светлана начала новую жизнь строго по плану: утром прогулка с собакой, гимнастика, три часа работы, затем обед, пять часов работы, прогулка с собакой за продуктами и опять работа допоздна; на сон она отвела не более пяти-шести часов. Каждый день Татьяна забегала за рукописью и приносила деньги; Светланину работу оценили в тысячу двести за авторский лист, пообещав премию в случае сдачи работы в срок.


Дней через десять, когда уже большая часть перевода была сделана, Татьяна, забежав к ней утром, спросила:

— Помнишь тот приход моего папаши?

— Конечно.

— Так я сегодня вечером к тебе нагряну. Отец собирает мальчишник. Маманьку еще три дня назад отправил к бабуле, а я перекантуюсь у тебя. — Татьяна поморщила нос, и лукавые огоньки зажглись в ее глазах. — Перестройка открыла «железный занавес», который скрывал от наших предков правду о жизни. Теперь мужики, испугавшись грозящей импотенции, ринулись на освоение высот сексуального искусства. Я как-то принесла домой книгу, которую мы только что выпустили, — «Исповедь проститутки». Мать начала орать, а отец втихую прочитал, я точно знаю, сама склеивала страницы!

Это все она быстро выпалила, стоя в коридоре и запихивая листы с переводом в свой изящный портфельчик.

— Ну, до вечера!

Наклонившись к Светлане и по привычке чмокнув ее в щечку, Татьяна пропела:

— «Жди меня, и я вернусь, только очень жди».


Звонок раздался, когда Светлана нежилась в ванне. Она находила особое удовольствие в этом ежевечернем получасовом блаженном ничегонеделании под успокаивающий шум текущей из крана воды. Завернувшись в большое махровое полотенце, она побежала открывать. Татьяна вихрем ворвалась в коридор и с облегчением поставила на пол большую дорожную сумку.

— Меня до самого подъезда сопровождал эскорт из высших офицерских чинов. — И пристально оглядев полуобнаженную фигурку Светы, которую она уже записала в приятельницы, присвистнула: — Мать моя, да ты, оказывается, красавица!

— Раздевайся, проходи, — стушевалась Света и юркнула обратно в ванную, — я только ополоснусь и выйду.

— Не торопись, — услышала она голос подруги, — я пока ужин приготовлю. Тут нам кое-что перепало от щедрот вольных казаков.

Когда минут через двадцать, облачившись в широкий хозяйский халат и наподобие тюрбана обернув вокруг головы полотенце, Светлана вошла в комнату, то невольно застыла от удивления: свечи в хрустальном подсвечнике освещали стол, уставленный деликатесами. Филе красной рыбы, курица-гриль, сыр с зелеными прожилками, баночка черной икры, коробка импортного печенья, конфеты в блестящих обертках и даже виноград — такого изобилия она никогда не видела.

— Гулять так гулять, — жестом приглашая к столу и весело подмигивая, проворковала подруга и достала бутылку шампанского. Уверенно хлопнув пробкой, она разлила пенящуюся золотистую жидкость по бокалам. — «Новый свет».

Света поражалась, с какой удивительной легкостью ее подруга манипулирует окружающими ее предметами и даже людьми, заставляя их беспрекословно подчиняться себе. Она поймала себя на мысли, что тоже с радостью подчиняется этой веселой и беззаботной девушке, а Татьяна, не дожидаясь ее, осушила первый бокал и уже наливала второй.

— Давай-давай не отставай, — подбадривала она Свету и, подбросив куриное крылышко, крикнула собаке: — Бобик, лови!

Стелла, поведя носом, вопросительно посмотрела на Светлану.

— Бери-бери, это тебе, — подтвердила Светлана, и собака с явным удовольствием присоединилась к пиршеству.

— У тебя есть телевизор или хотя бы магнитола? — оглядываясь по сторонам, спросила Татьяна.

— Телевизора нет, но есть музыкальный центр, — ответила Света и прошла в зеркальную комнату, включила свет и поставила кассету с негритянскими блюзами.

— Вах! — услышала она за спиной удивленный возглас подруги. — А я и не знала, что у тебя есть такая шикарная, как говорили в девятнадцатом веке, зала. Класс!

— Это не мой дом, — заметила Светлана, робко встретив ее изумленный и восхищенный взгляд. — Я здесь буду еще недели две, не больше, — с грустью добавила она.

Татьяна придирчиво стала разглядывать свое отражение в зеркале. Она втянула живот, выпрямила спину, сделала задумчивое выражение лица. Наконец, довольная своим отражением, оглянулась на Светлану и подозвала к себе. Света подошла и остановилась рядом.

— А ведь ты действительно красавица, — в голосе Татьяны сквозила искренняя симпатия, — по сравнению с тобой я настоящий крокодил, — глядя на оба отражения, вздохнула она.

Светлана застенчиво хихикнула:

— Да что ты, не шути так, от тебя же все мужчины без ума, а меня никто вообще не замечает.

— Мужики как быки: видят только то, что бросается в глаза. Конечно, я упакована классно, а тебе вот нужно подумать о новом имидже. Хватит косить под серую мышку. Глаза у тебя замечательные даже без косметики, а фигурка прямо как у восточной женщины — такая изящная. А я могу похвастаться разве что длиной ног да модными шмотками. И, рассмеявшись, закончила: — У меня скоро, глядя на тебя, разовьется комплекс неполноценности.

Девушки посмотрели друг надруга и расхохотались. Из музыкального центра полилась веселая, ритмичная мелодия, и они, не удержавшись, закружились в танце; они чувствовали себя очень хорошо в компании друг друга.


— Знаешь, я сегодня была по-настоящему счастлива, — глубокой ночью, уже погасив свет и лежа в темноте, призналась Татьяна. — По большому счету, я ведь одинока: у меня никогда не было настоящих подруг. Родители считали, что у меня должно быть все только самое лучшее, поэтому все, кто оказывался даже случайно рядом, как им казалось, не были достойны меня… — Татьяна замолчала. Казалось, воспоминание о прошлом поглотило ее.

— А ты любила кого-нибудь? — стараясь отвлечь ее от грустных размышлений, спросила Света.

— Да, — глухо выдохнула Татьяна, — у меня стойкая прививка от этой болезни.

— У тебя была неразделенная любовь? — удивилась Светлана, которая даже и представить себе не могла, что ее новая подруга, всегда веселая и кажущаяся легкомысленной, когда-то могла испытать настоящее чувство.

— Еще какая разделенная! — Татьяна зажгла торшер, нашла сигареты и закурила. — Увидела его, — голос ее зазвучал глуше, — и перестала существовать. Жила как во сне, летала, словно на карусели: вверх-вниз, и в животе то ли страх, то ли восторг. Одним словом, полный улет, и башка без мозгов. Все началось в июне. Мне тогда было пятнадцать, и я готовилась к экзамену по русскому. Стояла жуткая жара, больше тридцати каждый день, — свихнуться можно. Позвонил папанька, предупредил, что привезут паек. Я открываю — молодой лейтенант вносит сумки. Выложив все содержимое в холодильник, оборачиваюсь, и — как будто током по позвоночнику — горящие глаза навстречу. Это трудно описать словами, еще труднее понять, почему и как это произошло. Его губы, руки, горячее, мускулистое тело… — Татьяна прикрыла глаза и несколько минут молчала. Потом вытряхнула из пачки новую тонкую сигарету, чиркнула зажигалкой, глубоко затянулась и продолжила: — Он даже не раздел меня, а только гладил и целовал мои ноги. Все выше и выше… Я даже испугалась, что упаду, присела на диван и сама скинула трикотажное платье. Я дрожала как в горячке, а он все ласкал меня и шептал: «Не бойся, не бойся, все будет хорошо…» Можешь себе представить — я в первый же раз вот тогда от одних его рук испытала оргазм?! — обращаясь то ли к Светлане, то ли к самой себе, прервала свои воспоминания Татьяна и села на кушетке, скрестив руки под коленями. — Мы встречались почти полгода. Ни особых разговоров, ни прогулок, ни цветов, ни подарков. Ничего, кроме наших постельных поединков до крови на губах и полного изнеможения. Опомнилась я столь же быстро, как и впала в безумие, когда увидела его вдвоем с женой. Она была страшно некрасивой от тяжелой беременности, вся обезображенная пигментными пятнами… И эта ее походка гусыни! — Татьяна с силой вдавила еще тлеющую сигарету в пепельницу. — От неожиданности я, кажется, даже дышать перестала, помню только, как кровь бросилась в лицо и сердце застучало где-то у подбородка. Я тогда остановилась, вроде как даже немного пришла в себя и ждала, когда они ко мне поближе подойдут, чтобы мило так поздороваться: здравствуй, мол, мой дорогой любовничек. Но прочитала в его глазах даже не страх, нет — ужас — и в тот же миг как проснулась. Стою как дура, и реветь хочется, и сил нет, как будто воздух кто из меня выкачал. В общем, выздоровела я от своей любови в момент и на всю оставшуюся жизнь. Я-то, идиотка, думала — у нас любовь до гроба, а он меня просто использовал как молодую самку. Еще небось и гордился собой, как все хорошо устроил: и жену не беспокою, пусть выращивает потомство, и сам в своем жеребцовом деле не застоялся! Заботливый отец семейства, говнюк! — Лицо Татьяны побледнело, глаза зажглись ненавистью, губы повело от брезгливости. — А то, что мне всего пятнадцать, — это его не волновало. Ну я его отблагодарила! Отцу, конечно, ничего не сказала: он бы убил его на месте, но с матерью поговорила по душам. Мол, влюбилась в молодого офицера, хочу за него замуж… Отец быстро нажал на нужные педали — и мой бывший возлюбленный скоренько направился служить Отечеству куда-то в Забайкалье. С повышением по службе…

Татьяна зло хохотнула и потушила лампу.

Подруги лежали в полной темноте, думая каждая о своем.

— Меня тоже использовали… — внезапно заговорила Светлана, — и ничего кроме омерзения я не испытала. — Светлана смотрела в темноту открытыми глазами и в который раз переживала минуты своего унижения. Это случилось, когда ей было семнадцать. Мачеха и отец тогда принимали гостей (а это у них обычно затягивалось чуть ли не до утра). Она спала в своей комнате, как вдруг холодное, скользкое, потное тело накинулось на нее; она хотела закричать, но мягкие, липкие губы заткнули ей рот и тяжелые пальцы сдавили горло… Если бы она тогда не потеряла сознание, то, наверное, умерла бы от ужаса и омерзения. Она даже не знала, кто это был… С тех пор даже мысль об интимной близости с мужчиной вызывала в ней панику.

— Я много читала о любви. Я знаю, что кто-то испытывает страсть, блаженство, но, видимо, это не для меня… — Светлана грустно улыбнулась в темноту, стараясь проглотить тяжелый комок в горле и сдерживая слезы.

— Ерунда! — прервала ее Татьяна. — У тебя еще все впереди: ты образованна, умна и красива. К тому же у тебя сильный характер, а это самое главное для удачной карьеры. Я уверена: ты сможешь многого добиться в этой жизни. И я тебе в этом помогу — я буду твоей феей, милая Золушка! Принца не обещаю, но прикид обеспечу. — Она зевнула. — Ну ладно, дорогая, пора бай-бай… — Татьяна, удобно устраиваясь на ночь, натянула на плечи одеяло. — Завтра будет новый день.


На следующее утро, убегая на работу, Татьяна пообещала Свете отпроситься пораньше, чтобы пройтись с ней по магазинам, но уже около двенадцати прозвонил телефонный звонок.

— Светка, срочно бери все деньги, что у тебя есть. Я посылаю к тебе нашу редакционную «газельку», лети сюда! — И ничего не объясняя, Татьяна бросила трубку.

Меньше чем через полчаса Светлана уже была в задней комнате редакции, где стояли пачки с книгами. Прислонив к ним узкое, потемневшее во многих местах зеркало, когда-то бывшее, видимо, частью платяного шкафа, Татьяна вытащила из угла большой бумажный пакет.

— Свет, тебе повезло несказанно: не успела я прийти на работу, как мне позвонила Тоська. Она когда-то была фарцовщицей, а это никакой кислотой не вытравишь. Она где-то поймала американку, которая пыталась по старой памяти, видимо в Москве была еще при Советах, сбыть свои шмотки. Тоська сунула ей баксы и завладела целым состоянием. Почти все шмотки разошлись моментально (кстати, и мне кое-что перепало), но застряли маломерки; я сразу схватила все без разбора, благо у меня с собой была пара сотен баксов. — Рассказывая, она доставала вещи и раскладывала на пачки с книгами. — Примеряй: джинсы «Рэнглер», немного потертые, но еще ничего; чудная кофточка из натурального шелка, одна пуговица потеряна, но это не страшно, нижнюю можно перешить наверх… Но вот это писк, о таком можно только мечтать, — черные кожаные шорты и жилетка, и, наконец, самое главное… — И она с восторгом на лице достала ярко-рыжую приталенную кожаную куртку с шикарным воротником из крашеного песца и на магнитной застежке. — Эту куртку кто только ни примерял — мала, черт побери! Если тебе подойдет, считай — родилась в сорочке, вернее, в куртке. — И она засмеялась своей шутке.

Светлана надела джинсы. Они были ей чуть велики в талии, но, подтянутые ремнем, смотрелись неплохо. Блузка, шорты и жилет вызвали у Татьяны бурный возглас восторга. А когда Света примерила куртку, Татьяна даже заплясала вокруг:

— Класс! Как будто на тебя сшита! С джинсами — полный отпад!

Светлана смотрела на себя в помутневшее зеркало и не верила, что все эти замечательные вещи будут принадлежать ей.

— Тань, а денег хватит?

— Не хватит, так прокурор добавит, — пошутила Татьяна. — Да ты не беспокойся, договоримся, как-никак подружки. Кстати, я договорилась, завтра идем делать тебе прическу. У меня есть знакомая Ритка — талант: она и стилист, и парикмахер; сейчас пытается попасть в престижный салон, и ей нужны модели. Я ей помогаю: привожу девчонок, фотографирую их до стрижки, потом — после. Разница — как небо и земля. Ритка никого не слушает, а делает так, как считает нужным, — и получается классно! За это она меня бесплатно обрабатывает. Тебе нравится моя прическа?

— Конечно, — ответила Света, которая уже в первый день знакомства отметила великолепный цвет ее волос и безупречную стрижку.


Днем Света занялась покупками самостоятельно: ходила по магазинам, присматривая новую обувь, заказала на Арбате итальянские, в легкой металлической оправе очки, купила косметичку и с помощью скучающей продавщицы подобрала карандаш для бровей, тушь и помаду.

После работы Татьяна привезла ее к Рите. Постучав в деревянную дверь, они вошли в однокомнатную квартиру, плотно заставленную серийной мебелью пятидесятых годов. Около окна стоял комод с трельяжем, заставленный яркими импортными баночками, флакончиками, бигуди и расческами. Хозяйка, полная женщина в грязном халате и небрежно собранными в пучок волосами, внимательно посмотрела на незнакомку так, что Света невольно сжалась.

— Рита, — обращаясь к ней, сказала Татьяна, — мы пришли, как договаривались. Я взяла с собой все необходимое.

— Это твоя подопечная? — спросила хозяйка Татьяну.

— Да, — ответила та, — очень талантливая девушка, говорит на четырех языках, хорошо танцует…

— Стиль одежды? — прервав дифирамбы и повернувшись к Свете, спросила Рита.

— Скорее спортивный, — быстро ответила за подругу Татьяна.

— Так-так… — внимательно глядя на смущенную посетительницу, задумчиво произнесла Рита. — Вы подождите здесь, я закончу на кухне, а потом начнем.

— Она всегда такая, — шепотом сказала Татьяна, когда хозяйка скрылась на кухне. — Ей нужно время, чтобы обдумать. Давай я пока тебя сфотографирую.

Она достала тяжелую фотокамеру, положила ее на колени Светлане и стала возиться с лампами для освещения и специальными белыми зонтиками для отражения света. Установив все это, Татьяна сделала несколько снимков.

— Ни о чем не волнуйся, — выходя с кухни, — обратилась к Светлане Рита, — лицо у тебя замечательное, стильное, так что сделать из тебя конфетку — одно удовольствие. — И она, напевая, обернула вокруг Светланиной шеи полоску белой гофрированной бумаги, повязала поверх нее легкую, но плотную накидку-пеньюар и взяла в руки ножницы. Около часа она манипулировала своими расческами, баночками, ножницами и просто пальцами. Во время стрижки Светлана было запаниковала, но Рита, не обращая внимания на ее слабые протесты, продолжала воплощать задуманное.

Сразу же, после того как Рита закончила, за Светлану взялась Татьяна. Она легкими мазками теней и туши подчеркнула ее чуть раскосые глаза, провела кисточкой с сухими румянами по скулам и завершила макияж, подкрасив розовой помадой губы. Включив осветительные лампы, она вновь защелкала фотоаппаратом.

— Можно я подойду к зеркалу? — робко спросила Света после того, как Татьяна закончила свою работу и стала собирать аппаратуру в сумку. — Я немного близорука.

— Смотри, — явно довольная результатом, ответила Рита.

Светлана в легком волнении приблизилась к зеркалу. Происшедшая с ней в результате Ритиных манипуляций метаморфоза приятно удивила ее. Она провела рукой по волосам, ощущая их мягкость и шелковистость. Медный оттенок подчеркивал лазурь ее глаз и молочную белизну кожи. С тех пор как она стала вести размеренную жизнь с каждодневными прогулками, гимнастикой и хорошим питанием, цвет лица изменился в лучшую сторону, и даже впалые щеки слегка округлились. Короткая челка открывала легкий взлет бровей, что придавало ее лицу немного наивный вид. Возможно, впервые в жизни Светлана почувствовала себя уверенно и, подмигнув своему отражению, отошла от зеркала.

— Свет, нам пора, пойдем, — услышала она за спиной Татьянин голос и, поблагодарив Риту, поспешила к выходу.

— Светка, — заговорщически зашептала Татьяна, когда они спускались в лифте, — за нами сейчас должен приехать один мой знакомый, я брала у него аппаратуру для фотосъемки. Если получится, я к тебе сегодня не приду. Условия конспирации остаются прежними: позвонит отец — я в ванной. Вот тебе номер телефона, — в спешке она что-то черкнула в блокноте, вырвала страницу с номером телефонам передала Светлане, — если что — звони.

Выйдя из подъезда, они увидели сверкающий серебром «опель». Не успели девушки подойти, как передняя дверь открылась, и Татьяна села в машину на переднее сиденье.

— Павел, подвези сначала девушку, — попросила она, открыла дверцу машины и пригласила: — Залезай быстрей.

Света села на заднее сиденье и, уловив знакомый запах парфюма, быстро взглянула на водителя. Сердце ее бешено заколотилось и в горле сразу пересохло: в нем она узнала своего недавнего темноволосого знакомого. Повернувшись, он пристально посмотрел на нее.

— Познакомься, это моя подруга, — в голосе Татьяны появились мелодичные нотки.

Света хотела сказать, что они уже знакомы, но Татьяна торопливо защебетала:

— Это Мари, она недавно из Парижа, изучала классическую французскую литературу в Сорбонне.

— Меня зовут Павел, и я преклоняюсь перед вашей образованностью. — Светлане было приятно увидеть дружелюбный огонек в его бархатистых светло-карих глазах. — Может быть, Мари поедет вместе с нами? У меня есть чудное французское вино и настоящий швейцарский сыр.

— Нет-нет, — торопливо за Свету ответила Татьяна, — ей нужно поскорее попасть домой. У Мари чудный пес, он очень скучает без хозяйки. Да и ей нужно завтра сдать перевод. Ты помнишь об этом, Мари? — И не дождавшись отвела, включила магнитофон. Мажорная мелодия знаменитого шведского квартета прекратила дальнейшее развитие разговора, и Светлана с облегчением откинулась на спинку сиденья. Она была благодарна подруге за ее вмешательство, чувствуя, что не сможет сказать что-либо вразумительное. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, и закрыла глаза, чтобы не видеть мужчину, о встрече с которым она, не отдавая себе отчета, втайне мечтала.

Остановив машину у подъезда, Павел хотел было выйти, чтобы помочь девушке, но Светлана опередила его и быстро выскользнула из машины.

— Большое спасибо, — поблагодарила она срывающимся от волнения голосом и заспешила к подъездной двери.

— Надеюсь, еще встретимся. Кстати, в пятницу я приглашаю к себе друзей и обязательно жду вас, — все же выйдя из машины, прокричал ей вслед Павел. — Ровно в семь я заеду за вами.

Света растерянно оглянулась и быстро юркнула в подъезд.

«Не узнал, — немного успокоившись, подумала она, поднимаясь на свой этаж. — Неужели я так сильно изменилась? Значит, нет прежней Светланы, а есть новая Мари — красивая, умная, уверенная в себе. Да будет так!» И она решительно открыла дверь.

Стелла радостно бросилась ей навстречу. Действительно, она очень скучала без хозяйки, «Вот собаку не обманешь, — почесывая овчарку за ушами, — думала Светлана, с удовольствием наблюдая за Стеллой, которая от удовольствия легла на спину и прикрыла глаза.

— Ну что ж! Пойдем гулять! И собака, вскочив, завиляла хвостом и ринулась по лестнице вниз.


— Проходи, — сказала Светлана и помогла подруге снять пальто.

Татьяна пришла рано, еще не было и десяти, растерянная, притихшая и какая-то удивленная. Пройдя в комнату, она села на тахту и долго-долго молчала, чем сначала удивила, а потом испугала подругу.

— Да скажи же, что случилось, Танюша?

— Ничего, — ответила та с неожиданным раздражением, — в том-то и дело, что ничего. — И какой-то странный блеск, доселе неизвестный Свете, промелькнул в ее взгляде. — Я, кажется, влюбилась…

— В кого? — спросила Светлана и невольно почувствовала укол ревности.

— Да в того парня, что тебя сегодня подвез.

— В Павла? — Ее голос предательски дрогнул.

— Да. Он не похож на других… Меня к нему тянет… Он такой прикольный… — И она невольно улыбнулась своим воспоминаниям. — А я, дура, все сама испортила!

Она дотянулась до сумочки и, вытащив пачку сигарет, закурила. Светлана слегка поморщилась от дыма, но возражать не стала. Жгучее любопытство подбивало закидать подругу вопросами, но она не смела, боясь того, что может узнать.

— Ведь я хотела сегодня соблазнить его… Он недавно расстался с прежней подружкой и считается свободным.

Эта реплика разозлила Светлану: несмотря на простоту, она показалась ей очень вульгарной.

— Свято место пусто не бывает, — ехидно заметила она. — И ты решила его занять?

— Да, — не замечая раздражения в голосе подруги, ответила Татьяна. — Я даже целый план разработала, но все с самого начала пошло наперекосяк. Во-первых, у него дома опять оказалась целая свора гостей. Сначала он целый час беседовал с одной тощей немкой, а потом вообще уединился с пузатым мужиком — какие-то дела решать. Я так разозлилась, что накурилась всякой дряни и дала первому попавшемуся… Прямо в туалете на стульчаке. Пузатый немец чуть не описался, пока дожидался… — И она рассмеялась злым, циничным смехом.

Светлана растерялась от таких слов, не зная, как утешить подругу, и не имея особого на это желания. Она даже почувствовала облегчение, как будто преодолела кажущееся непреодолимым препятствие и вышла на финишную прямую. Когда раздался телефонный звонок, Света с явным облегчением схватилась за трубку.

— Мне Татьяну. — Безапелляционный голос не хотел ждать. — Быстрее.

Она молча передала трубку подруге и вышла на кухню. Изредка до нее доносилось: «да, пап», «хорошо, пап», «ладно, пап».

Вернувшись в комнату, Светлана увидела, что подруга лежит на тахте ничком. Вдруг Татьяна резко поднялась и принялась собирать свои вещи.

— Плевать! И что из-за него убиваться? Самец как самец, только богатый. Неплохо, конечно, было бы слинять к нему от предков, да пока не получилось. Ну и что! Сейчас у меня есть дела поважнее — труба зовет, папаша хочет видеть любимое чадо!

В прихожей она легко скользнула губами по щеке подруги и перекинула через плечо ремень своей громоздкой дорожной сумки.

— Мы прекрасно провели время, разве нет? — обернувшись на пороге, спросила она и добавила: — А теперь пора за работу, пчелка: шеф вчера уже нудел по поводу задержки с переводом, но ты, я надеюсь, к пятнице наверстаешь? Кстати, ты не забыла о приглашении? — И Татьяна пристально посмотрела на Светлану, женским чутьем уловив, что этот вопрос почему-то смутил ее.

Действительно, Света весь вечер думала о Павле, страшась и втайне надеясь, что он вспомнит об их встрече в ноябрьских сумерках. Она представляла себе, как он удивится произошедшей с ней перемене и обрадуется, узнав, что она не какая-нибудь необразованная дурочка, а работает переводчиком в издательстве. Светлана вдруг поняла, что, меняя свой облик, приобретая новую одежду, обувь, очки, невольно думала, понравится ли это Павлу, сможет ли она в новой своей оболочке вписаться в его круг; и каждый раз, критически оглядывая себя в зеркале, то находила, то опять теряла те неуловимые признаки, по которым должна обязательно привлечь внимание человека, который когда-то пожалел ее. Но ей не нужна его жалость, она хочет… Она боялась признаться себе в том, что в ней, помимо ее боли, пробуждаются новые чувственные желания.


Весь день и почти всю ночь пришлось работать, чтобы к утру наверстать упущенное и сдать положенное количество страниц, и только когда за Татьяной, которая, как всегда, в половине десятого зашла за переводом, закрылась дверь, Светлана поняла, как она смертельно устала. Не чувствуя ног, она с трудом преодолела небольшое расстояние, отделявшее ее от вожделенной тахты, и, не раздеваясь, провалилась в черноту сна.

Проснулась она около шести, когда уже начинали надвигаться ранние сумерки. Быстро приготовив завтрак, который проще было назвать ужином, Света поела и покормила собаку. Уже возвратясь с прогулки, она вспомнила о приглашении и заволновалась: а что, если это была всего лишь случайно брошенная, ничего не значащая фраза? Она взглянула на часы и ужаснулась: большая стрелка уверенно тянула маленькую за собой в сторону семерки. Светлана торопливо натянула тонкие колготки и «упаковала» себя в черную кожу нового костюма. Потом взялась за макияж: легкий мазок по векам, еле заметный карандашный штрих по бровям, взлет ресниц под властью кисточки с тушью, немного помады… Не успела она убрать косметичку, как звонок в дверь возвестил о том, что Павел нетрадиционно пунктуален.

— Мари? Я рад, что ты приняла мое приглашение, — непринужденно переходя на «ты», воскликнул Павел. И сразу же добавил: — Очень хорошо, что ты уже готова — я не люблю ждать. Но ты просто молодец. Пойдем. — Его голос звучал твердо и уверенно.

Пока Павел вызывал лифт, Света быстро схватила новую изящную сумочку и закрыла дверь. Минута, проведенная вместе с ним в лифте, показалась ей вечностью, но зато она наконец-то нашла в себе силы взглянуть ему в глаза, и, к своему разочарованию, не увидела в них ничего, кроме дежурной вежливости случайного попутчика.


Павел вел машину и размышлял о том, чем эта девушка так неудержимо притягивает его. Он давно привык к постоянному вниманию со стороны женщин, и тронуть его видом изящной ножки и миловидного лица было очень трудно. Нет, внешность Мари словно напоминала ему о чем-то давно забытом, но очень важном…

Его память превратилась в свалку ненужных воспоминаний, в которых он не любил копаться. Лишь единственным своим воспоминанием Павел дорожил по-настоящему.

Это было жарким июльским летом в Крыму, когда, возвращаясь из похода, он отстал от отряда и, пытаясь срезать путь, провалился в какую-то яму. Падая, он ударился головой о камень и потерял сознание. Придя в себя, увидел рядом с собой девчонку. Она была сиротой-детдомовкой и попала в элитный пионерский лагерь за какие-то особые свои успехи, которые, правда, никого не интересовали. Она сидела рядом с ним и внимательно смотрела на него ярко-зелеными, но по-восточному раскосыми глазами. Он не мог идти, потому что подвернул ногу, и она волоком вытащила его на дорожку. В тени деревьев, дожидаясь подмоги, они провели чудесные часы, возможно лучшие в его жизни. Он лежал на пожухлой траве, положив голову ей на колени. Ее легкая, прохладная ладонь скользила по его волосам. Запах обожженной на солнце травы и нежный аромат юного девичьего тела до сих пор преследовали его…

Последние десять дней артековской смены они не расставались, не замечая насмешек, прикрывавших легкую зависть мальчишек, прозвавших их Ромео и Джульеттой. Он учил ее плавать, испытывая большое удовольствие от возможности каждый раз прикасаться к ней, ощущая гибкость, упругость и нежность ее тела. Однажды во время ночного купания, когда, удрав от отнюдь не бдительных вожатых, они барахтались в море (несмотря на все свои усилия, Павел так и не смог побороть ее отчаянную боязнь воды), он почувствовал все нарастающее возбуждение. Подойдя к ней сзади, он обхватил ее железной хваткой за талию и прижался к ее хрупкому телу; легкие конвульсии оргазма, впервые в жизни потрясшие его, заставили забыть обо всем на свете. Он помнил, как, повернувшись к нему всем телом и немного склонив голову набок, испуганно и как-то вопрошающе-серьезно она на него смотрела. Ставшие черными то ли от темноты, то ли от удивления, ее глаза медленно наполнялись слезами…

Действительно, что-то неуловимое в этой Мари напоминает ему ту его первую возлюбленную: изгиб шеи, разрез кажущихся чуть-чуть испуганными глаз, твердость линии подбородка, нежный овал лица…

…Машина свернула к дому, построенному, вероятнее всего, в начале века, но сияющему свежеотреставрированным фасадом.

— Дом после капитального ремонта, раньше здесь были коммуналки, а сейчас во всем доме всего квартир сорок, не больше. Я недавно купил здесь квартиру, — рассказывал Павел, пока они поднимались на третий этаж по широким мраморным ступеням.

— Сколько будет гостей? — полюбопытствовала Светлана, когда они остановились около массивной двери с большим глазком посередине.

— Не знаю, человек десять, наверное, — Павел приобнял ее за плечи, будто стараясь ободрить, — все мои старые знакомые, но, думаю, они будут рады новому и столь милому лицу.

— А Татьяна будет? — нерешительно спросила она.

— Конечно, она здесь давно, готовит закуски и накрывает на стол. Я полагаю, мы последние, — добавил Павел, увидев, когда они вошли, большое количество разнообразных шуб, пальто и курток.

Они прошли в просторную гостиную, освещенную только пламенем свечей в изящных керамических подсвечниках. На большом столе, полном всяких закусок, возвышалась батарея высоких винных бутылок. Неяркое, колеблющееся пламя свечей отражалось в стеклах трех больших окон. Огромный угловой диван и два кресла под стать ему стояли у стены, стулья, стоящие вокруг стола, были пока свободны. У окон виднелись едва различимые силуэты гостей.

— Всем привет! Я вам веду нашу изящную француженку! Мари — прошу любить и жаловать, — крикнул с порога Павел и вытащил из сумки бутылку шампанского. — Друзья! Призываю вас — забудем о делах праведных и неправедных и повеселимся! — Держа бутылку шампанского за горлышко и, замахнувшись ею, как гранатой, он приветствовал гостей, затем, открутив легкий запор проволоки, выстрелил пробкой вверх. Из бутылки вырвалась шипящая пена, которую Павел умелой рукой направил в искрящиеся отраженным светом хрустальные бокалы; белая пена пузырилась и исчезала, уступая место золотистой жидкости игристого вина.

— Камраден, — продолжил Павел, обращаясь к смутным силуэтам, — пора за дело!

Присутствующие подтянулись к столу, и Светлана с любопытством принялась разглядывать гостей. Их было одиннадцать — пять девушек и шесть мужчин. Одну девушку и парня она узнала, это была парочка, которая у нее покупала журналы холодным вечером ее прошлой жизни.

Выпитое шампанское сразу же ударило ей в голову; она почувствовала небольшое головокружение и легкость во всем теле, вот только ноги вдруг сразу стали ватными. С бокалом, вновь наполненным шампанским, она присела в большое кресло, почти утонув в нем. Не успела она оглядеться, как высокая черноволосая девушка, по-восточному скрестив под собой ноги, присела на ковер напротив нее:

— Что нынче носят во Франции? Какие в моде прически? Кто правит в модельном бизнесе? Как можно быстрее получить визу? Можно ли устроиться на приличную работу? — Вопросы пулеметной очередью следовали один за другим.

Выпитое вино и полумрак, окружавший Светлану, сделали ее раскованной и спокойной.

— Француженки, по крайней мере те, с кем я была знакома, а это в основном студентки, одеваются очень просто: джинсы, рубашка, пиджак. Влияние феминизма велико, поэтому как молодые девушки, так и почтенные матроны почти не пользуются косметикой. Одежда — это своего рода пропуск в определенные круги; студенчество — демократично, доступ — всем желающим, а вот на особых приемах — свои правила, поэтому и другая одежда; чем выше общество — тем престижней должна быть одежда. О дороговизне говорит качество ткани, линия кроя, строгость строчки… Париж очаровал меня своей архитектурой, сочетанием истории и современности. Но в Париже жить очень дорого. Мы на троих снимали одну небольшую квартирку. Представляете, там ванна стояла прямо в комнате?!

Конечно, она никогда не была в Париже, но очень любила французские фильмы, особенно не обезображенные русским переводом. Как-то она смотрела на одном из фестивалей фильм, где переводчик вместо фразы «она хороша в постели» перевел «она хороший повар», а вместо «у тебя так горячо внутри», «с тобой тепло, как у печки». Эти глупые, намеренные ляпы ее чрезвычайно смешили, и она заливалась неожиданным для остальных зрителей смехом. И сейчас она вспоминала сцены из фильмов, и рассказ ее становился все более разнообразным, вдохновенным и ярким.

Пока она делилась своими «впечатлениями», около нее собиралось все больше слушателей. Ее бокал не бывал пустым, она то и дело маленькими глотками отпивала приятную, веселящую жидкость, и бокал волшебным образом опять наполнялся. Когда зазвучала зажигательная музыка в стиле диско, она с удовольствием приняла участие во всеобщем веселье. Танцевать она всегда любила, и теперь под воздействием громкой музыки, шампанского и полумрака чувствовала себя прекрасно, с удовольствием откликаясь на потребность своего тела в движении. Потом зазвучала музыка более спокойная и томная, и она оказалась в объятиях незнакомого молодого человека, который цепко, наподобие лассо, обвил руками ее талию. Откинув голову, она беспомощно посмотрела вверх — на его узкое лицо с изящной бородкой.

— Вы великолепны! — с жаром воскликнул ее партнер. — Никогда еще я не встречал столь занятную рассказчицу. Я очарован вами, и, если вы не против, мы можем продолжить вечер у меня. — И, не дожидаясь ответа, впился в ее губы долгим влажным поцелуем, который мгновенно отрезвил ее.

— Извините, я слишком много выпила, и у меня кружится голова. — С трудом разомкнув его объятия, Светлана поспешила ретироваться. Открыв дверь в другую комнату, она остановилась: большой светящийся куб аквариума, стоящий в самом центре комнаты, привлек и заворожил ее. Она опустилась в мягкое кресло, стоящее рядом, и погрузилась в созерцание загадочной и тягучей жизни водного царства. Не замечая времени, она впала в забытье, ощущая приятную теплоту легкого опьянения и наслаждаясь красотой движений экзотических рыб и плавного покачивания водных растений.

Из блаженного состояния ее вывел звук открываемой двери. В проеме возникли две фигуры, в которых она узнала Татьяну и Павла.

…Павел как загипнотизированный весь вечер наблюдал за Мари, восхищаясь ее особой грацией, естественностью и отсутствием всякого жеманства. Эта девушка пробуждала в нем чувственность. Тяжесть физического желания навалилась на него, и, чтобы немного отвлечься от мыслей о ней, он вышел на лоджию покурить. Сразу вслед за ним вышла Татьяна и, приблизившись вплотную, прикурила от его зажигалки свою ментоловую сигарету.

— Ты бы накинула шубу, здесь довольно прохладно, — оглядев ее пышную фигуру, плотно обтянутую легким, искрящимся трикотажем, стараясь казаться участливым, сказал Павел.

— А ты обними меня, и мне будет тепло, — с чувственным придыханием ответила Татьяна, обхватив его за талию и крепко прижавшись. Напряжение, вызванное мыслями о зеленоглазой Мари, еще не отпустило Павла. Но Татьяна приняла это на свой счет. «Итак, цель близка», — с иронией подумала она.

Павел скрипнул зубами.

— Все же ты рискуешь простудиться. — Затушив сигарету, он отстранился от Татьяны и вернулся обратно к гостям. Тщетно он искал глазами миниатюрную фигурку очаровательной «француженки», а когда заметил, что в комнате не видно еще и Константина, его партнера по бизнесу, горячая волна гнева бросилась ему в голову. — Пойдем, — он грубо потянул Татьяну за руку и, чувствуя ее податливость, крепко поцеловал в губы. Дрожь пробежала по всему ее телу, спина выгнулась, и она вплотную приблизила свои бедра к его. Он рывком открыл дверь спальни, сорвал с нее мерцающее платье-кожу и повалил на кровать. Экстаз Татьяны удивил его и заставил переключить все свое желание на укрощение трепещущего тела случайной любовницы.

Первым порывом Светланы было желание покинуть свой укромный уголок, но она побоялась помешать Татьяне и Павлу. Каждое их движение, каждый вскрик, каждый шорох рождали в ее душе горький отклик, и она вся сжалась, стараясь исчезнуть в глубине кресла. Глухие стоны бьющейся в любовном поединке пары буквально заполонили сознание невольной свидетельницы, и Светлана почувствовала себя обманутой, забытой и чужой. Горечь сковала ее дыхание; она задыхалась в плотном воздухе спальни, наполненном страстью слившихся воедино тел. Лишняя на чужом празднике жизни…

Когда случайные любовники покинули спальню, она, с трудом преодолевая подступающие к горлу рыдания, выбралась из своего потайного уголка. И уже в коридоре, с трудом застегивая куртку дрожащими пальцами и подняв капюшон, отороченный рыжим мехом, она дала волю слезам.

Обессиленный грубым и изматывающим проявлением собственной физиологии, Павел свалился на диван, закурил и огляделся. Он заметил рядом с собой Константина, сжимающего в объятиях жгучую брюнетку. «Значит, я ошибся, — с грустью подумал он. — Мари, по-видимому, ушла, ни с кем не попрощавшись, растворилась, как будто ее и не было». Татьяна села рядом и с выражением блаженства на лице наклонилась вперед, коснувшись его губами, и Павел прикрыл глаза, пытаясь скрыть свои истинные чувства.

— Ты страстная и порочная женщина, — обнимая ее за талию, лениво произнес он, продолжая играть роль, навязанную Татьяной.

— Да, я порочная самка, если ты считаешь любовь пороком! — с вызовом удовлетворенной женщины ответила Татьяна.

— Милая, что ты знаешь о любви?! — с нескрываемой досадой выдавил из себя Павел и, дотянувшись до бутылки вина, наполнил бокал. — Давай лучше выпьем! Жизнь продолжается!

Обиженная его словами, Татьяна резко встала:

— Я ухожу.

— Зачем? Тут тепло и пьяно и продолжается комедия жизни. — Павел потянул ее за подол платья так, что она опять плюхнулась рядом с ним. Павел самодовольно хмыкнул, но на его лице не отразилось никакой радости: добыча сама шла к нему в руки, лишая его тем самым азарта охоты.


Светлана добралась до дома быстро. Ей повезло: не пройдя и десяти шагов, она увидела вдалеке зеленый огонек такси. Она подняла руку, и машина притормозила около нее. Договорившись о цене, она распахнула заднюю дверцу и опустилась на мягкое сиденье. Колени под легкой паутинкой нейлоновых колготок горели от холода, из глаз все еще катились слезы.

— Что? Клиент не заплатил? — равнодушно усмехаясь, спросил таксист.

— Как вы смеете?! — Неожиданность такого предположения сначала возмутила Свету, а потом заставила рассмеяться: значит, она теперь вполне соответствует всем необходимым критериям продажности!

Внезапно ее охватила усталость, словно она долго плыла против течения. Назвав адрес, Светлана достала из сумочки платок и вытерла слезы. Все, что с ней произошло, показалось нелепым — она вступила в игру, не зная правил, вот и получила по носу. И что она может иметь общего с компанией молодых людей, что предпочитают заменять любовь сексуальными играми! Благодаря родителям они могут получить любую необременительную для себя профессию и не слишком заботиться о своем настоящем и будущем. Сытый голодного не разумеет, но и голодный не поймет сытого. И, найдя в этом выводе успокоение для себя, она устало и чуть грустно улыбнулась.


Утро выдалось холодным, снежным и солнечным. Москва, казалось, прихорашивалась к предстоящим новогодним праздникам. Светлана накануне закончила переводить последние страницы. Она уложилась в оговоренные сроки, и редактор попросил ее лично завезти оставшуюся часть работы, освободив таким образом Татьяну от необходимости забирать по утрам листы и файлы с переводом, что вполне устроило Светлану, которая втайне страшилась встречи с подругой, ей было бы неприятно услышать подробный рассказ о развивающихся любовных отношениях победительницы.

Надев свои любимые джинсы и ярко-голубой пуловер, Света накинула легкую серую кроличью шубку, свое последнее приобретение, доставшееся ей очень дешево на китайском рынке. Подол полушубка был надорван, и продавец отдал вещь за полцены. Светлана сама починила его, и теперь полушубок смотрелся на ней по-королевски. Она застегнула сапожки, подняла воротник и подмигнула своему отражению: она себе положительно нравилась. Она положила в сумочку книгу-оригинал, сложенные вдвое последние страницы перевода и дискету с авторским текстом. Взяла она с собой и свой талисман, рублевую монетку, предсказавшую ей удачу. Погладив Стеллу на прощание, Света закрыла за собой дверь и поспешила в редакцию.

Прямо у дверей редакции на нее вихрем налетела раскрасневшаяся Татьяна, из-за плеча которой выглядывал улыбающийся Леонид. Они радостно приветствовали ее и, на ходу помогая раздеться, потащили к столу, где на месте, расчищенном от многочисленных папок, стояла бутылка шампанского, окруженная высокими стеклянными стаканами и большими ярко-оранжевыми апельсинами.

— С окончанием многодневных трудов, наша милая пчелка, — ласково замурлыкал Леонид, восхищенно глядя на девушку. — Вы чудо как похорошели, можно ли узнать причину?

— Не можно! — вмешалась Татьяна, ставя на место завзятого ловеласа.

С того памятного вечера у Павла подруги больше не встречались: Светлана, ощущая некоторую неловкость от случайно подсмотренной сцены и чувствуя себя в положении проигравшей, боялась обнаружить свои чувства перед победительницей, которая в свою очередь была слишком поглощена новой страстью, чтобы заметить это.

На пороге своего кабинета появился Виктор Васильевич с букетом белых хризантем и внимательно, как на экспонат в музее, посмотрел на Светлану, отмечая про себя произошедшие изменения во внешности девушки: она была очень хороша. Чувственность, вероятно, еще не проснулась в этом милом существе, но уже сейчас можно было предполагать, что, когда это произойдет, мало кто из мужчин сможет устоять перед ней. И счастлив будет тот, с кем она решит связать свою судьбу.

— Действительно, это совершенно невероятно. — В голосе шефа звучало искреннее восхищение.

— Утенок превратился в лебедя, — со смешанным чувством удовлетворения и легкой зависти констатировала Татьяна.

— Значит, ты не только умница, но и красавица! — не столько спрашивая, сколь утверждая, сказал шеф и протянул Светлане цветы. — Поздравляю с окончанием работы, — вполне официально добавил он. Тут же раздался хлопок — Леонид, с гусарской легкостью открыв бутылку шампанского, наполнил стаканы.

— Давайте выпьем за нашу спасительницу, за ее талант, расцветший на ниве бульварной литературы, — поднимая свой стакан, иронично-торжественным тоном произнес Леонид.

Света застыла от удивления. В носу безжалостно защекотало, и на глаза навернулись слезы. Она никак не ожидала такого приема и растерялась, не зная, как реагировать. Предательски всхлипнув, она села на первый попавшийся стул.

От неожиданности Леонид застыл со стаканом в руке, а Татьяна, присев перед ней на корточки, мягкими движениями ладоней вытерла ее слезы.

— Какая же ты все-таки дурочка, — ласково, почти по-матерински сказала она. — Давай лучше поставим цветы в вазу. — И быстро встав, потянула Светлану за собой.

Виктор Васильевич молча наблюдал эту мелодраматичную сцену, очищая апельсин. Женские слезы, всегда вызывавшие у него лишь раздражение, неожиданно тронули его. Положив апельсин на тарелку и вытерев носовым платком липкие от сока пальцы, он вытащил из внутреннего кармана пиджака голубой конверт.

— Кстати, у меня есть приглашение на двоих на празднование Нового года в ресторане «Европейский», и вас, Светлана, я прошу быть моей спутницей.

Еще минуту назад он и не помышлял о таком повороте событий, но, увидев радостное удивление и блеск в глазах девушки, понял, что не ошибся. Ее глаза лучились искренней признательностью, и он невольно почувствовал себя счастливым. Эта девушка скрасит ему скучный полуофициальный прием, куда были приглашены работники ведущих издательств столицы.

— Здорово! — удивленно выдохнула Татьяна. Конечно, сама бы она не хотела провести новогоднюю ночь с шефом, которого, несмотря на свою браваду, слегка побаивалась. Но какова малышка?! С такими способностями ее явно ожидает взлет карьеры, если, конечно, она научится понимать свои преимущества. Мало быть красивой, важно уметь использовать свою красоту, густо приправленную шармом, как крючок с наживкой. Хотя, впрочем, первая жертва уже на крючке. И Татьяна посмотрела на улыбающегося шефа. Пожалуй, такое выражение на его лице она видела впервые.

— Я счастлива, — выдохнула Светлана, — я всегда мечтала работать с интересными и отзывчивыми людьми. Вы столько сделали для меня…

— Не больше, чем ты для всех нас, — ответил Виктор Васильевич, подавая ей стакан с пузырящейся жидкостью. — За наше процветание!


Четыре дня провела Светлана, рассеянно гуляя по московским улицам, разглядывая хмурые лица прохожих. Она заходила в магазины, даже несколько раз осмелилась заглянуть в бутики с их фантастическими ценами и неприступными продавщицами. Света с удовольствием рассматривала нарядную одежду, изящную обувь, украшения. Но все это пока было ей не по карману. На выданный аванс она купила себе новое платье в небольшом магазинчике рядом с метро. Маленькое, черное (о, Коко Шанель!), с большим вырезом, открывающим плечи, оно плотно облегало ее фигуру. Примерив его дома перед зеркалом, она удивилась своей смелости: ей пришлось надеть его прямо на голое тело, и твердые горошины ее сосков дерзко выпирали из-под мягкой матовой ткани, а обнаженные плечи казались вызывающе эротичными. Решив изменить макияж, она подвела глаза темным карандашом и обильно покрыла ресницы тушью, нанесла немного персиковых румян на чуть выступающие скулы и накрасила губы красной помадой. Припудрив нос, она подошла ближе к зеркалу и с удивлением обнаружила, что на нее смотрит вполне зрелая, уверенная в себе и одновременно очень соблазнительная женщина. Незнакомка приподняла бровь и заговорщически улыбнулась ей.

«Как же здорово все складывается!» — думала Светлана. Она даже и представить себе не могла, что светлая полоса ее жизни может так затянуться. Дело в том, что вчера ночью хозяйка квартиры по телефону уведомила ее, что остается в Америке еще на четыре недели, подписав небольшой контракт и продлив визу. Света не успела даже ответить, как голос в трубке превратился в короткие гудки. Еще почти месяц свободы!

С большим трудом Светлана приучила себя мыслить сегодняшним днем, стараясь не заглядывать в отдаленное будущее, но то, что оно будет прекрасным, уже не сомневалась.


Тридцать первого декабря ровно полвосьмого за нею заехал Виктор Васильевич, чисто выбритый, веселый и, как ей показалось, помолодевший. Он вышел из машины и галантно приоткрыл перед ней дверцу. Светлана осторожно села на сиденье, стараясь не зацепить тонкую сетку колготок и в то же время играя роль уверенной в себе дамы, привыкшей ко вниманию и комфорту.

— Я вам так благодарна, ВикторВасильевич….

— Просто Виктор, — вежливо улыбаясь, попросил шеф. — К тому же это вы делаете мне одолжение. У меня свои эгоистические планы: хочу, чтоб мне завидовал каждый мужчина на этом вечере.

Виктор Васильевич был удивлен: он видел эту девушку в третий раз, и в третий раз она его восхищала своими метаморфозами; в первый раз он повстречался с неуклюжим подростком, потом перед ним предстала юная, очаровательная девушка, а сейчас — роскошная женщина. Он был доволен. Вечер, который мог стать похожим на все остальные, где единственным развлечением были свежие анекдоты да икра под водку, начинался вполне удачно. По крайней мере, вместо всегда раздраженной, вечно ворчащей жены, которая уехала на праздники к дочери в Коломну, рядом с ним очаровательная спутница.

Когда они вошли в банкетный зал, где уже собирались стайками его старинные знакомые: маститые журналисты, издатели, чиновники и появившиеся сравнительно недавно владельцы издательств, газет и журналов, — ему показалось, что все повернули головы, как только они переступили порог, и внимательно, как будто только этого и ждали весь вечер, стали разглядывать его спутницу.

— Виктор, представь меня этой милашке, — тут же подлетел редактор спортивного отдела одной из крупных газет. Благодаря своей моложавости он все еще претендовал на роль сердцееда, но по причине преклонного возраста и большой, во всю голову, лысины шансов на это у него было немного.

— Светлана, — представил свою спутницу Виктор Васильевич, — а это Константин Сергеевич, чемпион по бегу на длинные дистанции.

— Очень рада, — пробормотала Света, стараясь вспомнить что-нибудь из последних спортивных новостей, чтобы начать беседу. Но ей не пришлось напрягать память, так как старый бегун, очевидно привыкший к монологам, стал детально расписывать ей свою спортивную биографию. Она вежливо делала вид, что внимательно слушает, оглядываясь по сторонам и рассматривая присутствующих. В основном это были люди старше ее: худощавые либо полные дамы, которых трудно было назвать элегантными, много курили; мужчины в строгих костюмах и при галстуках о чем-то горячо спорили. Обстановка ожидания делала людей немного напряженными, а их разговоры — натянутыми и чуть более громкими, чем им следовало бы быть.

Виктор Васильевич принес вино, и Светлана с явным облегчением взяла бокал, ощущая приятную прохладу тонкого стекла.

— Вам здесь нравится? — поинтересовался шеф, когда бывший чемпион переключил свое внимание на жилистую даму у стойки, с удовольствием поглощающую бутерброды.

— Занятно, хотя пока не слишком весело.

— Ничего, от скуки есть очень хорошее лекарство, и оно у вас в руках. Вино неплохое, хоть я и предпочитаю коньяк, а за неимением оного пью, как всякий русский человек, водочку. Может, и вам чего-нибудь покрепче?

— Нет-нет, спасибо, все отлично, — отказалась она, хотя вино показалось ей чересчур кислым. Но чтобы почувствовать себя уверенней, она выпила весь бокал.

— Не вздумайте робеть, вы сегодня слишком красивы для этого, — шепнул он ей на ухо, подводя к оживленно болтающей компании из трех мужчин и одной женщины, высокой, крупной брюнетки с большим носом.

Мужчины с откровенным любопытством смотрели на подходящую к ним пару, стараясь угадать, какие отношения их связывают: родственные, деловые или любовные, — и, узнав, что Светлана — работник редакции, заметно оживились, силясь привлечь ее внимание и показаться в лучшем свете перед молодой, очаровательной дамой. Только нос некрасивой брюнетки недовольно поморщился: ее-то не проведешь, и что за мода водить на закрытые вечера «для своих» этих пустоголовых девушек из сопровождения!

— Да этот Лимонов просто хам, — продолжила прерванный разговор экзальтированная дама. — Его мат не может не коробить любого нормального, интеллигентного человека. Причем эти площадные слова звучат не только в диалогах, а, что больше всего раздражает, в авторской речи! И кто только читает такие книги?

— Но вы же прочли, — вступила в разговор Светлана и тут же осеклась: ее замечание хоть и было высказано мимоходом, но прозвучало с вызовом, «в стиле Лимонова» (как она внутренне сама определила), и, чтобы сгладить неприятное впечатление, она решила добавить: — Ведь язык Лимонова, согласитесь, продукт нашего времени, а сам он «зеркало маргинального общества». Разве вы не заметили, насколько стала раскованней русская речь и как много появилось американизмов? То, что раньше считалось признаком дурного тона, теперь воспринимается как непринужденность и открытость. И разве вы сами, чтобы придать колорит своей речи, не употребляете жаргонизмы?

Брюнетка от такой наглости опешила: эта потаскушка еще смеет вмешиваться в профессиональный разговор со своими рассуждениями?! Хотя, впрочем, она права.

— Кстати, Ирина Николаевна, ваше издательство в начале девяностых каким тиражом выпустило «Эдичку»? — стараясь поддержать свою спутницу, спросил Виктор Васильевич.

— По-моему, пятьдесят тысяч… — неуверенно ответила дама и вдруг рассмеялась, отчего черты ее лица стали казаться не такими хищными. — Классно вы меня трахнули! Ваша взяла, блин!

Дружный хохот завершил дискуссию. Разговор перешел на обсуждение тиражей и прочие профессиональные темы. Светлана чувствовала себя так, словно попала в высший свет, о котором только читала, и, скользя взглядом по залу, видела — а скорее всего, по причине своей близорукости представляла себе блестящую публику — в стиле картин французских импрессионистов. Она не замечала, что сама является объектом внимания со стороны многих гостей, вызывая подчас удивленный, заинтересованный шепот.

Наконец всех пригласили за стол. Блюда были восхитительными, или, по крайней мере, Светлане так показалось после третьего бокала вина. Слева от нее сидел Виктор Васильевич, справа — бывший бегун, который, видимо утомившись от долгих разговоров, молча поглощал закуски, время от времени опрокидывая регулярно наполняющуюся рюмку. Играла тихая инструментальная музыка, где основную мелодию вел саксофон, изредка уступая мажору фортепиано. Светлана наслаждалась каждым мгновением вечера, с удовольствием откликаясь на шутки соседей по столу, участвуя в общем разговоре о произведениях авторов русского зарубежья. Ее шеф оказался великолепным собеседником и галантным кавалером, с удовольствием подливая ей вина, он всякий раз рассказывал о необыкновенных вкусовых качествах то шартреза, то бордо, то божоле, так что у нее создавалась иллюзия, что она пробует изысканные напитки.

Постепенно ее неуверенность проходила, уступая место безотчетной радости; ей все было внове: большой, немного официозный зал с массивной дубовой стойкой, столы, накрытые белыми крахмальными скатертями, разговоры о судьбах мировой литературы и тиражах будущих изданий; ей нравилось чувствовать себя сопричастной этому доселе недосягаемому для нее миру. Из веселой задумчивости ее вывел бой курантов. Все дружно подставили бокалы рвущемуся на свободу из темных бутылок шампанскому.

— С Новым годом!

— С новым счастьем!


Светлана улыбалась от переполнявших ее чувств; гулкий шум поздравлений, смешанный со звоном бокалов, наполнял ее душу трепетом предчувствия счастья.

Как только шум начал стихать, зазвучала танцевальная музыка, и гости с резвостью табуна, рвущегося на весенний простор, устремились в центр зала. Шеф подал ей руку, с трудом протискиваясь между танцующими, нашел небольшое свободное пространство и, размахивая руками, весело затоптался на месте, стараясь попасть в ритм всеобщему веселью.

Она танцевала легко и непринужденно и казалась особенно подвижной рядом с неуклюжим партнером. Бурный ритм диско сменился тягучим блюзом, и толпа, расколовшись на пары, медленно заколыхалась в чувственных объятиях. Шеф крепко прижал ее к себе, его объятия становились все теснее и теснее, так что она стала задыхаться. Тогда, сделав усилие, Света попыталась вытянуть руки так, чтобы увеличить дистанцию между ними, скрашивая свой жест легкой, чуть извиняющейся улыбкой. Виктор Васильевич немного ослабил хватку, но не выпустил девушку, и она, прекратив сопротивление, отдалась на волю партнера. Пары медленно толклись под томные завывания негра. Через плечо партнера она попыталась оглядеться. Все казалось ей туманным, только иногда в поле ее зрения попадали то тяжелая рубиновая брошь на пышной, обтянутой бархатом груди, то отражающая разноцветные световые блики лысина, то лоснящийся от пота двойной подбородок, то замысловатая, чуть растрепанная прическа. Она почувствовала легкое головокружение и закрыла глаза.

Резкий, вызывающе пряный запах заставил ее прийти в себя. Ярко-рыжая женщина явно старалась привлечь внимание ее шефа. Ее обнаженная рука с большим браслетом на запястье и массой колец на пальцах неожиданно оторвалась от плеча танцующего с ней молодого человека и легла на плечо Виктора.

— Извините, — обращаясь к Светлане, сказала она и с вежливой улыбкой предложила: — Давайте поменяемся партнерами.

Виктор Васильевич, недовольно вскинув голову, сквозь толстые стекла очков уставился на женщину с львиноподобной прической.

— В чем дело?!

— Ты что, не узнаешь, старый медведь? — И женщина, растянув губы в деланной улыбке, хлопнула его по плечу.

Тот остолбенел. Он узнал в этой увядающей женщине первую красавицу курса, когда-то золотоволосую блондинку с чудными, по-кошачьи зелеными хищными глазами, в которую был влюблен. Как безжалостно время к женской красоте! Перед ним стояла холеная, худая женщина со впалыми щеками и обжигающе-рыжей гривой волос. Тонкая сеть мелких морщинок неумолимо указывала на ее возраст. Какой замечательной, нежной, прозрачно-матовой была ее кожа! Как он любил ласкать ее тело, такое мягкое и податливое, страстное и неистовое под его ласками! Неужели это она, его первая возлюбленная, когда-то божественно красивая и непостоянная, предательски бросившая его ради безликого карьериста?!

— Людмила… — удивленно выдохнул он. — Это ты?

— Да, это я, как ни странно. Давай оставим этих молодых людей, а сами пойдем поболтаем.

Светлана не возражала. Она подумала, что в компании незнакомого молодого парня она будет чувствовать себя более свободно.

В холле Людмила и Виктор присели на большой мягкий кожаный диван и закурили.

— Какими судьбами? — прервав затянувшееся молчание и стараясь быть непринужденным, спросил Виктор. — Ты с мужем?

— Нет, я вдова, — ответила Людмила и отвела взгляд.

— Извини, я не знал, — чтобы скрыть неловкость, торопливо сказал Виктор.

— Все нормально. — Людмила повернула голову, и он не увидел ни тени скорби в ее глазах. — Меня пригласила подруга. Она имеет большие виды на меня. Ты же знаешь, я много лет прожила за границей, и у меня по сегодняшним временам неплохие связи. Я была замужем за дипломатом, и мы долго прожили во Франции, а теперь я почти персонаж оперетты — богатая вдовушка. А ты как? — Резким движением она сняла с него очки и заглянула в его глаза. Лишенные стеклянной защиты, они казались беспомощными. — Ищешь приключений?

— Ты это о чем?

— Да о той милой девчушке, которую ты чуть не затоптал, Я ведь помню, что ты никогда не был хорошим танцором. Мне кажется, что мои ноги до сих пор не отошли от синяков, полученных от твоих танцевальных упражнений. — И она медленно провела холеными пальцами, унизанными кольцами, по своим гладким, длинным, все еще прекрасным ногам.

Он смотрел на нее беззащитным, близоруким взглядом, и она опять казалась ему самой красивой и соблазнительной женщиной.

— А, это… Это моя сотрудница… Переводчик с французского.

— Врешь! Старую любовницу нельзя обмануть!

— Да нет, это правда. Очень талантливая и трудолюбивая девушка.

— Что ты говоришь?! Особенно в постели!

— Не говори глупостей, она еще девчонка, хотя не скрою, очень мне симпатична.

— И ты не прочь утащить ее в постель.

— С большим удовольствием в постель я утащил бы тебя.

От неожиданности собственного признания он даже поперхнулся, но потом, встряхнув головой, взглянул в ее кошачьи глаза. А почему бы и нет?

— Поедем ко мне, — предложила Людмила.

— А Светлана? Я не могу бросить ее здесь одну.

— Она не ребенок. Можешь предупредить, что через час у подъезда ее будет ждать серый «мерседес» с шофером.

Виктор, водрузив очки на обычное место, пошел обратно, с трудом отыскал в танцующей толчее маленькую фигурку в черном платье и отвел Светлану в сторону. Молодой, смазливый парень остался дожидаться ее поодаль, не скрывая своего раздражения.

— Света, вы не будете против, если я вас покину, — неуверенно и чуть ли не заискивающе спросил Виктор Васильевич. Светлана растерянно смотрела на него снизу вверх.

— Хорошо, — сказала она и, видя как отражается ее paстерянность в глазах шефа, добавила ободряюще: — Конечно, не беспокойтесь, мне здесь очень нравится. — На секунду в ней вспыхнуло чувство страха: остаться одной на этом большом и шумном сборище незнакомых людей! И в то же время безотчетное веселье и жажда новых впечатлений были сильнее, она чувствовала себя Наташей Ростовой, попавшей на свой первый бал.

— Ну и хорошо, — с нескрываемым облегчением вздохнул шеф. — Кстати, домой вы можете добраться на машине моей подруги.

— Серый «мерседес» с шофером будет ждать… И Сергей тебя проводит, не так ли? — повелительно, не терпящим возражения голосом добавила Людмила, которая только что вернулась в банкетный зал в накинутом на вечернее платье голубом норковом манто.

Молодой человек отделился от стены и подошел к ним.

— Конечно, не волнуйтесь, я за девушкой присмотрю, — поспешно заверил он.

Виктор вопросительно посмотрел на Свету, и она, чтобы успокоить шефа, улыбнулась, помахала ему рукой, подхватила под руку Сергея, и они скрылись за спинами танцующих.


— А помнишь, на третьем курсе мы тоже удрали с новогодней вечеринки? Твои родители ушли праздновать к друзьям, и мы до утра занимались любовью на их широкой кровати у тебя дома, — включив ночник в виде большого спрута, плавно двигающего щупальцами, и глубоко затянувшись дымом сигареты, заговорила Людмила. Ее мысли кружили в водовороте старых воспоминаний. С тихим вздохом она откинула голову назад, и ее медные волосы рассыпались по плечам. Одна рука на отлете держала сигарету, а другой она теребила жесткую поросль на его груди. Она во все глаза смотрела на его полуопущенные веки, стараясь поймать его взгляд. Людмила была счастлива вновь ощутить блаженство близости, и ей казалось, что можно опять начать сначала, вернее, вернуться к началу и продолжить свою жизнь с по-настоящему близким ей человеком.

Она никогда не обманывала себя, сознавая, что вышла замуж по расчету только для того, чтобы жить, как она считала, в достойных условиях, и ни разу не пожалела о своем решении, заменив любовь к мужчине на громадную, сильную, непреходящую любовь к большому и красивому городу — Парижу, где она провела почти двадцать лет. А теперь, вынужденная жить в Москве, она снова попробует вернуть живую, плотскую любовь. Если не поздно… Нет, без боя она не сдастся.

Утром, наливая ему горячий кофе в изящную позолоченную чашку начала девятнадцатого века с изображением идиллической пасторали, она вдруг спросила:

— Значит девочка, с которой ты вчера был, хорошая переводчица?

— А что? — удивленно приподняв брови, вопросом на вопрос ответил Виктор.

— Я хотела попросить у тебя помощи, — усаживаясь на легкий плетеный стул, начала Людмила.

Она больше не даст им возможности встречаться, пусть ей только показалось, что он слишком чувственно обнимал эту малышку; она пустит в ход всю свою тяжелую артиллерию, чтобы удержать его около себя. Как многие красивые женщины, она больше всего на свете боялась старости и одиночества.

— Дело в том, — продолжала она уже деловым тоном, — что сразу после рождественских каникул в Москву приедет Антуан Журэ, представитель одной известной французской фирмы, которая открывает в Москве свое представительство. Один раз он уже приезжал, но был очень недоволен организацией подбора персонала. Теперь он просил меня, по отарой памяти, взяться за это дело. Но мне нужна толковая, пунктуальная и воспитанная переводчица. Как ты считаешь, твоя сотрудница обладает этими качествами?

Виктор задумчиво уставился в чашку. Он понял маневр своей старой подруги и втайне одобрил ее тактику. Он был не прочь помочь молодой девушке.

— Я думаю, что лучшей кандидатуры тебе не найти. Кстати, давай ей позвоним, и ты можешь поговорить с ней напрямую.


Что-то мокрое ткнулось Светлане в щеку.

— Стелла, дурочка, дай поспать, — пробормотала Светлана, стараясь натянуть одеяло на голову. Но пронзительный звонок телефона окончательно лишил ее возможности заснуть снова. Она приложила трубку к уху, стараясь удержаться на зыбкой грани между сном и явью. — Алло, — еле слышно прошептала она.

Громкий женский голос вызвал в голове у Светланы болезненный резонанс: она приехала домой уже на рассвете, и сейчас, взглянув на часы, застонала — еще не было и двенадцати.

— Я тебя разбудила?

— Нет-нет, — пробормотала она, с трудом разжимая веки.

— Как тебе моя машина?

— Какая машина?.. Ах да, машина… — И сев в постели, Светлана попыталась собрать вчерашние воспоминания воедино, но пелена сна туго стягивала память. — Большое спасибо, хорошо, — ответила она.

— Я вижу, вы вчера хорошо погуляли, но, если ты хочешь получить престижную работу, сейчас же проснись, — переходя на французский, заговорила Людмила.

Эта фраза привела Светлану в чувство лучше холодного душа.

— Я вам очень благодарна за заботу; машина великолепная, комфортная, быстрая, — не замечая, что без труда принимает новые условия разговора, отвечала она по-французски, смутно вспоминая плавное покачивание машины на ходу, тепло салона и мягкость сидений.

— Реакция у тебя хорошая, да и трудностей с языком не наблюдаю. Записывай адрес. Страстной бульвар… Встречаемся десятого января ровно в двенадцать часов. Одежда и макияж — деловой. — И, не дожидаясь ее ответа, трубка загудела.


Десятого января без четверти двенадцать Светлана была около административного здания. Она открыла стеклянную дверь и оказалась в большом холле. За столом у вертушки, защищающей вход, сидел рослый, широкоплечий мужчина в форме цвета хаки и рассматривал журнал с обнаженными девушками. Большая широкая лестница находилась прямо у него за спиной. Светлана решительно двинулась к нему.

— Меня ждут… — И вдруг осеклась: ведь она не знала ни фамилии, ни отчества Людмилы, ни номера офиса, ни даже названия фирмы!

— Предъявите документ, — спокойно сказал мужчина, убирая журнал в ящик письменного стола и придвигая большую амбарную книгу для регистрации посетителей.

— Вот, пожалуйста. — Светлана достала из сумочки паспорт и протянула ему.

Сличив фотографию с оригиналом и записав данные паспорта в книгу, охранник позвонил куда-то по телефону и только потом нажал какую-то кнопку. После чего Светлана смогла войти, легко толкнув железку вертушки.

— Вам на второй этаж, офис двести одиннадцать, — вдогонку сказал охранник, опять доставая журнал.

…Она поднялась на второй этаж и очутилась в небольшом, холле, где висело огромное зеркало. Светлана взглянула на свое отражение. Она сняла берет и спрятала в сумку, расстегнула полушубок, поправила деревянные бусы, которые хорошо смотрелись на бежевом свитерке, машинально поправила чуть сползшие очки и пошла по коридору. Она нашла дверь с табличкой «211», тихо постучала и, не дожидаясь ответа, потянула ручку, двери вниз, переступила порог и остановилась, озираясь вокруг. Красивые женские лица, улыбаясь, глядели на нее с рекламных постеров, развешанных по всем стенам, в углу стоял большой стол с компьютером. Поодаль она разглядела журнальный столик и два низких кожаных кресла; у окна стояла Людмила, в ее пальцах дымилась сигарета.

— Ты пунктуальна. Проходи, садись, — вместо приветствия сказала она и указала на кресло.

Поискав глазами вешалку и не найдя, Светлана сняла полушубок и положила его на подлокотник кресла. Людмила, оставив сигарету на краю хрустальной пепельницы, стоящей в центре журнального столика, подошла к девушке, взяла ее полушубок и повесила на плечики, спрятанные в глубине встроенного шкафа. Сев напротив, она снова взяла было недокуренную сигарету, но, увидев, что та дотлела почти до фильтра, резким движением погасила ее. Наконец она пристально взглянула на девушку. Лишенная вечернего макияжа, она показалась ей совсем юной и беззащитной, не помогали даже очки, которые делали ее чуть строже, но не старше.

— Вы что закончили? — уже по-французски спросила Людмила, чуть наклонив голову и опять закуривая.

— Я училась на филологическом факультете университета, — неуверенно начала Светлана, но, как будто опомнившись, быстро и четко, как на экзамене, продолжила: — Моя мама с рождения говорила со мной по-французски, поэтому я хорошо владею разговорным языком.

— О, это интересно! А кто ваши родители?

— Я сирота, — чуть потупив взор, словно говоря что-то неприличное, ответила Светлана.

Она не лгала. Действительно, она давно считала себя полной сиротой: вечно пьяный, быстро деградировавший отец не вызывал у нее никаких чувств, кроме омерзения, и, когда в очередной пьяной драке он убил случайного собутыльника и попал в тюрьму, Света даже вздохнула с облегчением. Ее память хранила воспоминания о другом отце — веселом, красивом и щедром человеке, которого так любила ее мать, а опустившееся до звериного состояния существо, в последнее время жившее с ней рядом, не имело ничего общего с этими воспоминаниями.

На лице Людмилы отразилось недоверие: уж не ломает ли девочка комедию? Но, заглянув в ее пронзительно грустные глаза, поняла, что та говорит правду. Что ж, Людмила как никто другой могла понять эту девушку. Ее родители пропали без вести во время целинной эпопеи, замерзнув в степи или растерзанные голодной волчьей стаей. Воспитывала ее бабушка, поэтому ей пришлось познать настоящую нужду, и она сделала все возможное, чтобы забыть об этом навсегда. Рано узнав силу своей красоты и переспав с некоторыми «нужными» людьми, она поступила на факультет журналистики МГУ, где и познакомилась с Виктором, тогда еще застенчивым мальчишкой, одним из самых талантливых на факультете, но предпочла ему лысеющего, преуспевающего дипломата, который женился на ней сразу после сорокадневного траура по жене, тихо умершей в онкологической больнице. Вскоре после регистрации брака она оказалась в Париже.

Людмила поперхнулась дымом от сигареты и закашлялась.

— Работа предстоит несложная, — отпив глоток воды из хрустального стакана, стоящего рядом с пепельницей, начала она. — Нужно будет подготовить перевод десяти резюме, а когда приедет Антуан Журэ, быть его переводчиком. Кстати, каким парфюмом ты пользуешься? — неожиданно меняя тему, спросила Людмила.

— Не помню, — неуверенно ответила Светлана и вопрошающе посмотрела на строгое лицо экзаменаторши. Недавно она купила себе небольшой флакончик с нежным ароматом в небольшом ларьке на рынке. Она, конечно, понимала, что этикетка «Шанель» явно не соответствует наполнению, но запах ей понравился.

Людмила поморщилась, как учительница от неправильного ответа прилежного ученика. Она встала, выдвинула ящик стола, достала небольшую белую коробочку и протянула Светлане. Это «Guerlain», легкий дневной запах. Попробуй.

Света отвернула колпачок и вдохнула нежный аромат.

— Это великолепно! Большое спасибо. — В ее глазах было столько детской радости, что Людмила сама испытала удовлетворение, какое, вероятно, испытывает мать, угодив своему чаду. И ей вдруг захотелось рассказать этой полуженщине-полуребенку о своей жизни.

Людмила вернулась опять в свое кресло, чиркнула зажигалкой, закурила и после нескольких глубоких затяжек начала:

— Смотрю я на тебя и вспоминаю свою такую недалекую юность. Кажется, только моргнула — и треть жизни пролетела как один миг. Я приехала в Париж такой же девчонкой, как и ты. Ничего не знала, ничего не умела. Муж целыми днями был на работе, а я бродила по городу. Тоска и наслаждение слились тогда для меня воедино…

Она говорила медленно, не торопясь о своей страсти к Парижу, о его старинных и современных кварталах, о многочисленных кафе и клубах, о картинных галереях и театрах, о званых вечерах и дипломатических приемах… Казалось, она помнит каждый дом, каждую улицу, по которой ей когда-то приходилось ходить; образы случайных и неслучайных прохожих наполняли ее рассказ трепетом живых воспоминаний, прошлых встреч и дружеских бесед. Наконец она остановилась, глубоко вздохнула и потянулась, как будто пробуждаясь от приятных сновидений.

— Но это мало относится к делу, — закуривая новую сигарету, продолжила она.

— «Guerlain», фирма, имеющая множество филиалов по всему миру, готовит к открытию филиал в Москве. Мне поручили подготовить все к приезду представителя фирмы. Я отобрала около десятка претендентов на должности менеджеров, и около пятидесяти девушек хотят получить работу продавщиц-консультантов фирменного магазина. Окончательный отбор сделает Журэ: нужен один менеджер и шесть продавщиц. Директором-распорядителем филиала назначена я, и остальных сотрудников я смогу набрать без согласования с фирмой. К тому же Антуан, возможно, заинтересуется и моделями. Я знаю, что идет работа над новым ароматом и для рекламной кампании потребуется новое лицо. Правда, этот привередливый француз не очень-то любит работать с русскими моделями, хотя сам, говорят, наполовину славянин: то ли поляк, то ли белорус, но признает, что русские девушки очень красивы и неординарны. Так что, возможно, нам придется подготовить ему кастинг, но об этом он сам скажет по приезде. Твоя задача заключается в точном и быстром переводе. Будь тактична, аккуратна и особо не лезь на глаза. Прежняя переводчица так его раздражала своим громким голосом и вызывающими манерами, что ее пришлось заменить. Но когда Антуан узнал, что его переводчиком будет мужчина, то вообще взбеленился: он, как оказалось, предпочитает иметь дело с женщинами, считая мужчин грубыми, невежественными и примитивными. В этом он, конечно, прав, поэтому на эту работу я и пригласила тебя.

— Но вы ведь сами хорошо владеете французским, почему же вы не стали переводить?

Людмила смерила девушку презрительным взглядом. Но в глазах Светланы было столько ребячливой наивности, что Людмила опять снисходительно улыбнулась:

— Конечно, французский я знаю сейчас, наверное, лучше русского, но я директор, не забывай об этом, милая девушка.

— А… — Светлана смутилась, и краска залила ее лицо. И чтобы справиться со своим смущением, она спросила: — Как долго представитель фирмы пробудет в Москве?

— Пять дней. Один — знакомство с документацией, просмотр анкет, характеристик, фотографий. Два дня на личный отбор персонала и два дня для официальных встреч с чиновниками, формирования ассортимента магазина. Кстати, магазин почти готов, эскиз готовили французские дизайнеры. Ты должна будешь сопровождать мсье Журэ. Эта работа не столь денежная, сколь престижная, хотя две-три сотни франков, я думаю, тебе не помешают.

«Конечно, не помешают», — думала девушка, прикидывая, что на эти деньги она сможет на первое время снять квартиру, чтобы не возвращаться домой.

— Вот тебе анкеты и резюме. Где будешь работать, здесь или дома?

Светлане было как-то неуютно рядом с этой самоуверенной женщиной, поэтому она предпочла взять работу на дом.

— Итак, шестнадцатого числа ровно полдевятого за тобой заедет машина, будь готова. И не робей, ты справишься, а если сможешь угодить Антуану, это будет постоянный доход, к тому же в валюте; мне совсем не хочется заниматься рутиной, поэтому работой я тебя загружу: в ближайшее время нужно выпустить рекламный каталог на русском языке, подготовить агрессивную рекламную атаку в газетах, журналах, на телевидении, и радио. Как только утвердят бюджет, ты забудешь, что такое спокойная жизнь.

От этих слов Светлана вся собралась в комок, как бы готовясь к мгновенному старту: она любит работать, ей это интересно.

Людмила мысленно улыбнулась, увидев выражение лица Светланы.

— Ты мужественная девушка, — уже с теплотой в голосе продолжила она. — Этот мир — дикие джунгли, где требуется немало смелости и ловкости, чтобы выжить. Но я верю в тебя и в твое будущее. В бизнесе нет твердых правил, и женщине, чтобы добиться чего-то, важно использовать свое оружие: знания, обаяние, красоту, интуицию. Причем вести бой придется всеми видами оружия сразу. Но не забывай — это я тебе говорю как старый опытный боец, — не смешивай бизнес и любовь. Ты можешь использовать свое тело в качестве самого тяжелого орудия, но не позволяй манипулировать своими чувствами, а научись сама использовать чувства других.

От таких внезапных откровений Светлане стало не по себе, и ей захотелось остаться одной: слишком много впечатлений! Шаг за шагом она поднималась все выше и выше по социальной лестнице, оставляя далеко внизу ту беззащитную, маленькую девочку, какой она себя ощущала еще месяц назад. Еще одно усилие — и она станет сотрудницей всемирно известной французской фирмы! Какое счастье! Но сердце отчего-то тихо сжалось, и легкий холодок пробежал по позвоночнику. Что ждет ее впереди? И как будто в поисках ответа, она вопрошающе взглянула на работодательницу.

Людмила, внезапно почувствовав нежность к этой немного испуганной девочке, подошла к ней, наклонилась и тихо обняла за плечи:

— Не бойся, все будет хорошо.

Вдыхая легкий пряный запах, исходящий от ее теплого тела, Светлана невольно испытала потребность прижаться к ней, спрятать голову на ее груди, как когда-то девочкой, когда искала защиты у матери, но она подавила в себе это желание. Людмила — ее директор, а она — работник по найму, и это то правило, которое нельзя нарушать.

Людмила отстранилась и отошла к столу.

— Я могу быть свободна? — неуверенно спросила Светлана.

— Возьми вот это. — И протянув черную папку, Людмила ободряюще подмигнула: — Готовь оружие к бою.

Света благодарно улыбнулась в ответ:

— No pasaran!

Она подняла вверх на вытянутой руке сжатый кулак. Теперь она знала: у нее есть союзник: опытный командир-стратег в борьбе за выживание.


Она стояла у окна. На часах было почти девять. Светлана уже спускалась вниз и ждала у подъезда, но машины не было, и ей пришлось вернуться. Плохо, что она не записала номер телефона Людмилы, и теперь ей приходится сидеть как на иголках. Она с нетерпением ждала встречи с Антуаном Журэ, представляя его солидным, чуть полноватым мужчиной с сединой на висках и обязательно с усиками, наподобие тех, что носил Дюруа, персонаж мопассановского «Милого друга». Она репетировала перед зеркалом, как она войдет в кабинет, как подаст руку для приветствия, как сядет, как возьмет в руки карандаш; ей казалось, что каждое ее движение, каждый жест должен быть четким, правильным, без суеты и неуверенности — она должна выглядеть профессионалом. Ей очень хотелось получить эту работу, которая даст ей не только финансовую самостоятельность, но и откроет дверь в доселе неизвестный и заманчивый мир.

И вот машина не пришла за ней. Может, Людмила передумала и взяла на работу кого-нибудь другого, более знающего и умелого? От этой мысли она почувствовала, как холодеет в груди и немеют ноги. В квартире стояла тишина. Стелла тихо лежала у ее ног. Овчарка иногда приподнимала голову, с сочувствием глядя на нее умным, всепонимающим взглядом.

Светлана вздрогнула от звонка, как будто он был для нее неожиданным. Сердце учащенно забилось. Она схватила сумочку и поспешила к двери.


Антуан с раздражением выслушал «приговор». После рождественских праздников он опять должен лететь в Москву: холодную, неуютную, грязную, а главное — бестолковую.

Более всего в людях он ценил профессионализм, а в России, как он понял, вообще не было профессионалов, и это жутко его раздражало. Он был не последним человеком в фирме. Именно ему доверяли открытие новых магазинов не только во Франции, но и в Италии, Греции, и у него было достаточно опыта, чтобы контролировать и направлять работу своего отдела. Антуан был довольно скрытным человеком, но все же кто-то прознал о его происхождении, и это было главным аргументом для начальства, чтобы послать именно его.

«Никто, кроме вас, не сможет лучше понять специфику русского рынка, ведь отец ваш был, кажется, русский?»-так безапелляционно аргументировал шеф его назначение, и бесполезно было объяснять, что он никогда не был на родине своего отца и вообще мало что понимает в особых рыночных отношениях в постсоветской России.

К тому же шеф ошибся: его отец был малороссом, то есть украинцем, по воле рока попавшим во время Второй мировой войны в Германию. Ни холода, ни голода в годы войны его отец, как он позднее рассказывал, не испытал: будучи красавцем, умницей и трудягой, он стал любимцем местных женщин; обделенные мужской арийской лаской, они были вполне довольны ласками молодого и веселого славянина.

Но когда союзные войска освободили «пленника», тот незамедлительно воспользовался представившимся случаем, чтобы перебраться в Париж, стараясь избежать возможности возвращения домой под крылышко к «великому кормчему» и не без основания опасаясь ответственности за случайное отцовство: за четыре года жизни в баварском селении от него родилось по меньшей мере три младенца.

В Париже он быстро нашел работу, так как был хорошим плотником и столяром. Мать Антуана, в те годы щупленькая девятнадцатилетняя девушка с хорошим образованием и блестящими перспективами, однажды увидев широкоплечего, высокого красавца с кудрявыми, черными как смоль волосами и ярко-синими глазами, каким был в те годы его отец, влюбилась в него сразу и, несмотря на возражения родителей, вышла за него замуж, отдав ему и свое сердце, и свое неплохое приданое, и свою фамилию. О чем, впрочем, никто и никогда не жалел: парень был хоть куда — трудолюбив, весел, хорош, а самым его большим достоинством была нежная, бескорыстная любовь к своей жене — «цыпоньке», как он ее ласково называл.

Даже когда у них родился сын Антуан, они, казалось, этого не заметили, поглощенные своей страстью. Родители сначала отдали Антуана на воспитание деду с бабкой, а позднее полностью препоручили системе государственного образования. Может, поэтому, не познав родительской любви, он стал по-настоящему любящим отцом.

Брак с Мадлен у них не получился, но Антуан поддерживал с ней дружеские отношения, чтобы почаще видеть свою дочь. Каждый год он проводил с Кати рождественские каникулы, и в этом году они вдвоем отдыхали на швейцарском курорте. За последний год его малышка Кати очень выросла, и он по праву гордился своей расцветающей дочерью, унаследовавшей от него васильковые глаза, обрамленные черными ресницами, и густые темные волосы. Правда, его огорчало, что она слегка сутулится, стараясь скрыть большую, не по годам развитую грудь, которая действительно казалась слишком тяжелой для такого хрупкого, маленького тела. И теперь, раскладывая вещи в московской гостинице, он первым делом достал фотографию в легкой пластиковой рамке, где он и Кати стояли в обнимку на фоне Швейцарских Альп: все еще моложавый отец и его взрослая дочь. Красивые, загорелые, счастливые.

На следующее утро проснулся с жуткой головной болью. Он плохо спал, не привычный к гулу московских улиц и свету ярких фонарей, пронзительно бьющему прямо в глаза сквозь тонкую ткань гостиничных штор. Накануне попросил дежурную по этажу разбудить его ровно в восемь по местному времени — и был неприятно удивлен, что о его просьбе забыли. Он принял душ, съел яичницу из трех яиц в местном буфете, запив таблетку пенталгина минеральной водой.

Москва с первой же минуты начала его раздражать. Машину ему подали с опозданием почти в час, и, когда начал работу в дурно обставленном офисе, он еле сдерживал себя. Правда, на этот раз русские подготовились лучше: были готовы досье на всех кандидатов, причем на двух языках. Из десяти кандидатов в менеджеры он, по большому счету, забраковал бы всех, но в конце концов остановил выбор на двадцатипятилетней женщине с высшим педагогическим образованием и курсами менеджеров, делая скидку на то, что в Москве сейчас невозможно найти готового специалиста. Придется поручить Людмиле «дообразовать» девушку, только после полугодовой стажировки ее можно будет подучить и в Париже.

Когда счастливый новоиспеченный менеджер покинул офис, Антуан, откинувшись на спинку кресла, сладко потянулся, случайно задев рукой сидящую поодаль переводчицу и неловким движением руки смахнул с ее переносицы очки в легкой металлической оправе. Совершив невероятную дугу, они бесшумно скрылись под маленьким журнальным столиком. Он забыл о присутствии переводчицы! В основном кандидатки неплохо говорили по-французски, только иногда тихий, спокойный голос помогал им правильно понять поставленный вопрос или, наоборот, разъяснял ответы кандидаток. Но это было так тактично и естественно, что Антуан почти не замечал присутствия третьего лица.

Оглянувшись, он встретил удивленный и испуганный взгляд молодой девушки.

— Очки, мои очки… — присев на корточки и озираясь вокруг, лепетала она.

— Сейчас я вам помогу. — Антуан с готовностью соскочил с кресла и попытался достать очки. Он протянул руку, шаря под столом по жесткому ворсу искусственного покрыли, но столик был слишком низеньким, поэтому для успеха операции ему пришлось лечь на пол.

Именно такую сцену и застала Людмила, вошедшая в офис: Антуан лежал на полу, а Света стояла на коленях рядом с ним. От удивления Людмила не знала, что сказать.

— Я вам не помешала?

— Нет-нет, — перевернувшись на спину, весело ответил Антуан, — мы почти закончили. Вот они, целехоньки, на наше счастье. — Он протянул очки Светлане, но, увидев застывшее выражение ужаса на лице Людмилы, рассмеялся звонким, мальчишеским смехом. Действительно, картинка была забавной — сорокалетний мужчина в деловом костюме отдыхает после трудового дня, лежа на полу и разглядывая коленки сидящей рядом девочки. Смех его был настолько заразительным, что Светлана невольно тоже рассмеялась.


Все вышло не так, как она себе представляла. Опоздав из-за поломки машины почти на час, она тем не менее приехала в офис раньше всех. Где-то через четверть часа подъехал представитель фирмы, сопровождаемый Людмилой. Антуан был явно в плохом настроении. Он, скользнув взглядом по лицу юной переводчицы и даже не подав ей руки, сел в кресло и попросил пригласить первого кандидата. Так начался их первый совместный рабочий день. Людмила через некоторое время была вынуждена уйти, и они в течение четырех часов работали без нее.

И вот этот, как показалось Светлане, серьезный и солидный мужчина сначала чуть не уничтожил ее очки, а теперь лежит у ее ног и смеется как мальчишка.

— Я думаю, что пора обедать, Антуан, — дождавшись, пока он прекратит хохотать и поднимется с пола, сказала Людмила строгим голосом няни, заставшей ребенка за баловством. — Я отвезу тебя в ресторан, где неплохая французская кухня.

— С удовольствием, — отряхивая свой серый, с серебристым отливом костюм, радостно ответил мужчина. — Девушка тоже поедет с нами.

В его фразе Людмила не почувствовала вопроса. Что ж, ей все равно, платить будет Антуан.

Светлана мужественно терпела едкие замечания Людмилы за обедом, с удовольствием поглощая «Coq au vin», блюдо, по сути представлявшее собой тушеную курицу в винном соусе, жюльен и какой-то безумно вкусный сыр, поданный на десерт. В течение всего обеда Антуан, усердно ухаживая за дамами, подливал им «Макон руж», а затем к кофе предложил попробовать настоящий коньяк, достав из портфеля маленькую плоскую фляжку, обтянутую золотистой кожей.

— Пожалуй, нам надо идти, — промокнув салфеткой поблекшие без помады губы, сказала Людмила и встала, ожидая, что ее сотрапезники последуют за ней.

— Мы еще тут побудем, правда, Света? — и Антуан заговорщически улыбнулся. — Я еще не попробовал вашего «Советского» шампанского.

— Ну что ж… Завтра встретимся, — недовольно кивнув головой, Людмила удалилась, покачивая бедрами. «Этой девочке слишком легко все удается», — подумала она с ревностью стареющей женщины.

С уходом Людмилы Светлана почувствовала себя свободней и уверенней. Она с удовольствием смеялась, отвечая звонким смехом на его шутки, и чуть не поперхнулась, когда тот, изображая в лицах всю сегодняшнюю череду кандидаток, выставил ноги в проход, томно глядя на нее, выпятил грудь и, поглаживая свои колени, воскликнул:

— Я так люблю Париж, и парфюм, и па-де-труа, и па-де-де…

Он сидел напротив нее, в его глазах мелькали чертенята, казалось, что это мальчишка, готовый на любые проделки, чтобы понравиться ей.

Когда принесли шампанское, Антуан, сделав глоток, поморщился:

— Почему русские называют этот напиток шампанским? Я бы назвал это сидром, если б был уверен, что он сделан из яблок. — И предложил: — Давайте выпьем на брудершафт, надо уважить местное вино.

Увидев его лицо так близко от своего, Светлана смутилась, но не успела ничего сказать, как почувствовала его жаркие губы на своих губах. Его уверенный язык бесцеремонно раздвинул ее мягкие губы. Светлана от неожиданности, судорожно вдохнув, с силой оттолкнула его.

— Извините, мне, наверное, пора. — Она резко встала, но от легкого головокружения почти потеряла равновесие и опять опустилась на стул.

Антуан недоверчиво смотрел на нее. Она не была похожа ни на одну из женщин, что он когда-либо знал. И, может, именно поэтому чувствовал себя легко и свободно рядом с ней.

— Погода хорошая, пойдем погуляем, — предложил он.

Помогая ей встать, он еще раз убедился, что эта девушка определенно его волнует. Он даже ощутил некий трепет от прикосновения к ее руке и мысленно усмехнулся: «Как юнец на первом свидании».

Они вышли из ресторана, он взял ее под руку, и они несколько минут шли молча. Погода была прескверная. Едкий, колючий ветер гнал поземку, было скользко, и Антуан с трудом поддерживал ее маленькую, неустойчивую фигурку. Она чувствовала нежную доверчивость к этому человеку и поймала себя на мысли, что хотела бы всегда ощущать рядом с собой твердый, уверенный локоть сильного мужчины.

Светлана слегка поежилась.

— Ты не замерзла? — спросил Антуан, стараясь заглянуть ей в лицо и увидетьотблеск собственной беспричинной радости.

— Там было так уютно и весело, и мне жаль расставаться с теплом и хмельной легкостью. Этот мороз нас быстро отрезвит. И вам, наверное, пора в гостиницу, — внезапно погрустнев, сказала она. — К тому же меня ждут.

Антуан представил молодого, мускулистого парня, что ждет ее в маленькой комнате многоквартирного дома. Этой девочке, наверное, еще придется оправдываться за свое опоздание, а может быть, еще хуже — защищаться от побоев. Эти русские такие жестокие!

Увидев растерянность в его глазах, Светлана успокаивающе добавила:

— Я живу одна, мне нужно накормить собаку и вывести ее на прогулку.

— Собака?.. Ах да, собака! Конечно! Собака хочет гулять, — обрадовавшись такому простому объяснению, воскликнул Антуан и, схватив ее в охапку, закружил, но, поскользнувшись на заснеженном тротуаре, неловко упал на спину. Светлана с трудом устояла на ногах.

— Вы не ушиблись? — Ее встревоженное лицо склонилось над ним.

Глядя ей в глаза, он улыбнулся в ответ.

— Я хотел бы так лежать вечность… — И тут же со смехом добавил, вставая: — Если б не было так холодно. Ну что? Веди к своему животному.


Они добирались до дома, где жила Светлана, на метро, а потом им пришлось еще долго идти пешком мимо однообразных блочных домов, похожих на гигантские бараки. Светлана, разгоряченная вином и вниманием собеседника, не замечала холода, но ее спутник, хоть и был весел и всю дорогу болтал не умолкая, сильно продрог. Опасаясь за его здоровье, она буквально силой заставила его залезть в горячую ванну, а сама пошла выгуливать овчарку. Вернувшись, она застала Антуана на кушетке в маленькой комнате без окон: он спал, уткнувшись носом в пушистый мех игрушечного голубого зайца.

Антуан заметил эту игрушку за решеткой ларька около остановки метро. Заяц восседал рядом с какими-то бутылками, шоколадками и жевательными резинками.

— Давай вырвем его из заточения? — игриво спросил Антуан. — К тому же вы с ним очень похожи.

— Как близнецы, — рассмеялась она, но была рада игрушке. Заяц действительно был очень забавным: с хитрой, лукавой мордашкой, раскосыми глазами, растопыренными лапками и мягким животиком.

Светлана вспомнила, с каким серьезным видом Антуан протянул ей игрушечного зверька. Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на спящего: лицо его было спокойным, тело расслабилось, и он напоминал ей большое, еще таящее угрозу, но уже прирученное животное. Она бережно накрыла его пледом и тихо вышла, распахнув двери настежь.


…Она быстро схватила телефонную трубку, прервав первый же резкий звонок.

— Ты не знаешь, где Антуан? — Голос Людмилы был по-настоящему тревожным.

— Он спит.

— Где? У тебя?

— Да, он сильно замерз и не захотел возвращаться в гостиницу, — как будто оправдываясь, объяснила Светлана.

— Ты всегда так быстро действуешь?

— Не поняла…

— Да ладно, надеюсь, ты не строишь особых планов, бедная сиротка? — В голосе Людмилы слышалась издевка и раздражение.

— Строю, неожиданно для себя резко ответила Света. — Я переполнена планами. Но сейчас я тоже иду спать. До завтра. — Первой положив трубку, она постаралась успокоиться. Никому и никогда она больше не позволит оскорблять себя!

Вернувшись в свою постель, она улыбнулась воспоминаниям этого дня: интересная, неутомительная работа, вкусная еда, великолепное вино, искреннее внимание со стороны галантного партнера, — она попала в волшебную сказку. Светлана с радостью подумала о завтрашнем дне. Какое счастье жить такой жизнью!.. Она еще долго ворочалась в своей постели, воскрешая приятные часы и мечтая о будущем.


Антуан проснулся и огляделся по сторонам. Было темно и тихо. Нашарив в темноте кнопку настольной лампы, он включил свет. Впечатления вчерашнего дня приятными волнами нахлынули на него, и ему пронзительно захотелось вновь увидеть ее, эту милую девочку со светлым русским именем, ощутить теплоту ее дыхания и нежный аромат юного тела.

Она спала, как спят послушные маленькие дети, положив голову на ладошку и тихо посапывая во сне. Было еще темно, но неяркий свет зажигающихся окон стоящего напротив дома неровными бликами освещал комнату. Он подошел и сел рядом с тахтой на ковер. Он любил смотреть, как спят его женщины. Во сне с них спадала пелена притворства, и они казались естественными, не защищенными ни маской макияжа, ни забралом кокетства. Он не был ни однолюбом, ни ловеласом; однажды сделав неудачную попытку жить только с одной женщиной в браке, таких экспериментов больше не повторял. Его женщины приходили и уходили, оставляя за собой легкий шлейф воспоминаний. Но почти каждая хотела стать единственной, взять его целиком, приручить, подчинить, заставить жить по ее правилам. Поэтому в последнее время он старался иметь дело только с замужними дамами, скучающими в браке и ищущими легких, без обязательств, отношений. Но они не оставались на ночь…

Антуан смотрел на это полудитя-полуженщину и ощущал в себе нарастающее желание. Он протянул вперед руку и легко прикоснулся к ее обнаженному плечу: оно было теплым и бархатным; его пальцы, зажив своей собственной жизнью, потянулись к ее лицу. Боясь ее разбудить, он отдернул руку. Он осторожно встал, прошел в ванную, умылся теплой водой, почистил зубы; дорожная зубная щетка, как всегда, была у него с собой в портфеле. Проведя рукой по подбородку, недовольно поморщился: придется все же заехать в гостиницу, чтобы побриться.

Он вернулся в комнату и увидел, что девушка проснулась. У него перехватило дыхание. «Почему я так волнуюсь? Что значит для меня эта русская девушка?» Светлана приподнялась на локте, одеяло соскользнуло, приоткрыв маленькую грудь, любопытно выглянувшую из спущенной на плечо сорочки. Лицо ее было в тени, а свет ореолом окружал голову.

— Пора вставать? — сонным голосом спросила она и села.

— Нет-нет, еще очень рано.

Она радостно потянулась:

— Как здорово проснуться и узнать, что еще рано! Можно просто лежать, наслаждаясь теплом и ловить остатки сна.

Светлана опять легла и натянула одеяло до подбородка. 

— И вы ложитесь, Антуан. Утром сны такие яркие!

Он стоял рядом с тахтой, где под большим одеялом спряталось хрупкое, нежное девичье тело, и не мог, да и не хотел, никуда уходить. Его сновидение было рядом, настоящее, дышащее жизнью. Он сел на тахту, склонившись к ее лицу, и ее глаза просияли лаской и нежностью. Его губы потянулись к ее губам, и ее глаза закрылись с тихой покорностью зовущего наслаждения.

Антуан был зрелым, привлекательным мужчиной, познавшим, как она предполагала, множество женщин. И она не могла не понимать, какую опасность он представляет для нее, но впервые в жизни она не хотела слушаться голоса разума. Он был нежен с ней. В блаженном забытьи Светлана почувствовала, как его ладони скользнули по ее лицу, шее, плечам, обхватили талию, словно удивляясь, до чего она тонка. Он получал удовольствие от прикосновения к ее матовой, шелковистой коже. Его ласки становились настойчивее, а поцелуи увереннее; наконец, ощутив на себе тяжесть его тела, она забылась в беспамятстве нарождающегося первобытного желания, с удивлением ощущая, как ее тело бьется в конвульсиях страсти.


Весь день они пребывали в состоянии блаженного лунатизма, воспринимая мелькающих перед ними кандидаток на должности продавщиц элитного магазина как представительниц неизвестной им жизни. Все они были слишком, слишком ярки и слишком безлики, слишком зажаты и слишком раскованны, слишком старались, чтобы вызвать интерес. Антуан задавал какие-то вопросы, раздавал анкеты, но Светлане казалось, что все эти действия подчинены одному — почаще слышать ее голос, ощущая ее рядом с собой. И это волновало ее, заставляя сердце учащенно биться. Она чувствовала себя красивой и желанной. Пристально глядя на него, она стремилась уловить в его поведении, жестах, словах подтверждение своих ощущений и, заглядывая в его посветлевшие от счастья глаза, с радостью находила в них яркие огоньки внезапно вспыхнувшего чувства. Ощущение счастья переполняло ее; ей казалось, что все, что с ней происходило раньше: болезнь, голод, унижения, — было когда-то очень и очень давно; так давно, что происходило даже не с ней, а с кем-то, кого она хорошо знала, но старалась забыть, ибо воспоминания причиняли ей только боль.

— Где мы будем обедать? — Голос Антуана звучал бодро и весело. Казалось, семичасовой просмотр нескончаемого потока девиц, как будто воспроизведенных по одному трафарету, ничуть не утомил его.

— Может, хочешь попробовать русскую кухню? — устало спросила Людмила. Она провела жуткий день, ощущая нарастающее раздражение от нескрываемой радости этих новоявленных влюбленных. Она отлично понимала, что для них она лишняя, но, как капризный ребенок, не хотела считаться с желаниями других. С Виктором она больше не встречалась. Она охладела к нему почти сразу, не найдя в нем и признаков пылкой юношеской влюбленности, на что втайне надеялась. А теперь она сама отдала в руки этой юной кокетке свою потенциальную добычу! Людмила не признавала и не хотела признать, что потерпела поражение, не начав сражения. Она выбрала не тот вид оружия; ее увядающая красота и «французский шик» могли еще кого-то пленить, только не Антуана, равнодушного к искусственным женским ухищрениям.

— Вчерашний ресторанчик мне очень понравился, — робко вступила Светлана.

— И мне, — поддержал ее Антуан. — У меня будет много шансов попробовать и икру, и пельмени, и водку во время официальных встреч.

— Да, завтра запланированы встречи в администрации и поездка на фабрику «Свобода». Кстати, Светлана не понадобится, пусть отдыхает, — обращаясь к Антуану, строгим голосом сказала Людмила, как бы не замечая, что девушка стоит рядом.

— А сейчас будем чревоугодничать! — воскликнул он. — К тому же я заметил в их карте вин хорошее «Пино». Неплохо бы заказать к нему мидии! Вперед, мои милые дамы. — И Антуан галантно распахнул перед ними дверь.

…Ужин прошел весело и легко. Людмила молча ела, запивая кролика по-сентонжски изысканным вином, искоса поглядывая на беспричинно смеющихся Антуана и Свету и чувствуя все нарастающее раздражение: «Красное «Пино де Шарант» 1988 года ради этой девчонки-несмышленыша! Разве она сможет оценить дорогое вино по достоинству, ей вполне хватило бы какого-нибудь «Шепота монаха»! Но ничего не скажешь, эта выскочка выглядит довольно изящно с бокалом в руке. А счастье любую женщину делает неотразимой».

В машине Людмила села рядом с водителем, предоставив внезапно посерьезневшей паре наслаждаться объятиями на заднем сиденье. Но Антуан и Светлана сидели молча, слегка отстранившись друг от друга, и только сплетенные кисти рук говорили о едва сдерживаемой страсти.

Переступив порог квартиры, где жила Светлана, Антуан хотел заключить ее в объятия, но не успел: овчарка, бросившись под ноги, радостно закружилась вокруг ног хозяйки, бурно радуясь ее приходу. Светлана присела на корточки.

— Стелла, соскучилась, милая. Сейчас, сейчас. — Виновато глядя на гостя, Светлана погладила собаку. — Придется опять идти на улицу, Стелла хочет гулять.

Что ж, он подождет… Минуты тянулись как часы. Он молча стоял у окна, глядя, как в соседнем доме то зажигались, то гасли огни. Как долго ее нет! Впервые Антуан задумался о будущем: эта девочка сможет сделать его счастливым, он знал это, он верил в это. Без нее его прошлая жизнь показалась серой и суетливой, как старое немое кино, лишенное красок, с мельтешащими случайными фигурами и искусственными страстями.

Светлана вернулась веселая, с легким румянцем на щеках. Шутя она приложила свои холодные ладошки к его щекам. От неожиданности Антуан вскрикнул и, дурачась, замахал руками.

— Снегурочка! Мороз! Валенки! Самовар! — по-русски, но с чудовищным акцентом выпалил он.

— А самовар-то тут при чем? — рассмеялась Светлана. — Действительно, я замерзла. Поставь, пожалуйста, чайник и завари чай. Я скоро, только приму горячий душ.

Антуан не удивился просьбе. Он знал, что русские всегда пьют чай: и утром, и днем, и даже вечером, перед отходом ко сну. Он зажег конфорку газовой плиты и поставил чайник на огонь. Когда вода закипела, залил кипяток в заварочный чайник и посадил на него тряпичную куклу, нарезал батон на тонкие ломтики и открыл баночку с джемом. Он был доволен, что сделал все правильно и ждал похвалы от Светланы.

Света вышла из ванной в большом махровом халате, полностью скрывавшем ее маленькую фигурку. Она села за стол, придвинула чашку и ласково и счастливо улыбнулась ему. Антуан состроил важную физиономию и, подобострастно наклонившись, спросил:

— Вам с молоком, мадемуазель?

— Нет, с виски. И побольше, — вступая в игру, серьезно ответила Светлана, но, не выдержав, прыснула. — Не дурачься, садись, бери чашку.

Он сидел напротив нее и с удовольствием смотрел, как она ест, откусывая большие куски бутерброда. Ему нравилась ее простая и непринужденная манера держаться.

— Вкусно?

— Да, я люблю абрикосовый джем.

Антуан удовлетворенно кивнул, как будто это была его заслуга.

— А ты почему ничего не ешь? — немного смутившись от его пристального взгляда, спросила Светлана.

— Я с удовольствием съел бы тебя. — И, протянув руку, он нежно провел пальцами по ее щеке.

Лицо ее стало серьезным, оно показалось ему взрослым и вместе с тем испуганным, но очень красивым. Было в нем что-то глубокое и таинственное, как бывает, если женщина чувствует приближение желания. Светлана вскочила, стараясь скрыть свои чувства, но Антуан, с силой притянув ее, посадил к себе на колени, обнял девушку за талию. От нее исходил нежный аромат, теплый и легкий. Его это заворожило, ведь это был запах ее кожи, не сравнимый ни с каким ароматом даже самых дорогих духов. И чем ближе он притягивал ее к себе, тем прекрасней казалась ему ее кожа и нежнее аромат. Она попыталась встать, но он крепко держал ее в своих объятиях. Светлана напряглась как пружина, готовая в любой момент выскочить, как только ослабнут тиски. Но мягкие, скользящие поглаживания по спине успокоили ее, она расслабилась и, движимая неосознанным порывом, обхватила его за шею.

Она не могла более противиться ему. Пусть это ее слабость, пусть она только случайно встретилась на его пути и нечего и думать, что она сможет остаться рядом с таким мужчиной, как Антуан. Но зачем загадывать на будущее, если настоящее так прекрасно!

Антуан незаметно развязал пояс ее халата, и полы разошлись, открывая его взору прекрасное тело. Его прохладная рука дотронулась до ее маленькой груди. Большим пальцем он стал медленно гладить розовый кружок соска, напряженно вглядываясь ей в лицо: закрытые глаза, чуть подрагивающие ресницы и слегка приоткрытый рот говорили о нарастающем желании. Светлана вскрикнула от словно накрывшей ее тело горячей волны. Антуан легко подхватил ее, перенес на тахту и, раздеваясь, упивался видом ее прекрасного обнаженного тела, готового к любви.

Она открыла глаза. Зрачки были настолько большими, что глаза казались бездонными, как темная и влажная южная ночь.

— Антуан! — В интонации ее голоса отразилось удивление, желание, призыв. Он наклонился к ней и ласково поцеловал в губы:

— Не бойся, милая девочка.

— Я хочу тебя, — нерешительно, почти умоляюще прошептала она.

Он лег рядом с ней и, тесно прижавшись, ощутил теплоту ее тела, провел пальцами по ее шее, плечам, груди; потом его пальцы соскользнули на ее живот и ниже, нежно поглаживая самое чувствительное место. Она тихо застонала от этой сладкой пытки. Ее тело реагировало на каждую его ласку, на каждое движение рук, губ, языка. Лихорадка несдерживаемого более желания захлестнула ее.

— Я хочу тебя, — уже требовательно выдохнула она, устремись всем телом вперед, призывая его к более решительным действиям. У нее перехватило дыхание, и она замерла, ощущая, как он входит в нее. Какое наслаждение! Ничего, кроме наслаждения, сильного, как боль.

Антуан был несколько удивлен, с какой страстью принимает его ласки это юное существо. Он, как гитарист-виртуоз, исполняющий темпераментную джазовую композицию, сначала еще контролировал свои действия, но постепенно, аккорд за аккордом, мелодия чувственности захватила и его. Чувство восторга разрасталось в нем с такой силой, что, казалось, он сейчас взорвется. И этот взрыв, потрясший его тело, произошел. Светлана, застонав, сильно сжала руками его плечи и отпустила только тогда, когда прошли последние судороги исступленного освобождения. Она отвернулась, поджав под себя ноги, и зарыдала, не выдержав силы нахлынувших чувств, стыдливо прикрывая лицо руками. Антуан привстал на локте и нежно провел рукой по ее спутанным волосам. Только когда рыдания прекратились, он нежно повернул ее к себе и, отстранив руки от лица, поцеловал в веки, чувствуя влагу ее слез.

— Тебе было хорошо?

Она ничего не сказала, только, виновато пряча глаза, кивнула:

— Мне так стыдно… Я была такой развратной…

— Глупая, ты самая лучшая. И я благодарен тебе. Мне давно не было так хорошо. А теперь спи, моя Златовласка.

Сердце Светланы сжалось от этих слов. «Милая мама, знала бы ты, как я сейчас счастлива», — подумала она, и невольные слезы опять набежали на глаза.


— Я обязательно тебе позвоню, — прощаясь утром, пообещал Антуан. — У меня будет сегодня трудный день, но я постараюсь освободиться пораньше.

Когда за ним захлопнулась дверь, Светлана опять забралась в постель и, уткнувшись в подушку, вдохнула его терпкий, немного с горчинкой, запах. Она закрыла глаза, стараясь сохранить ощущение блаженства. Невольно она опять задремала.

Долго нежиться в постели ей не пришлось. Стелла стащила с нее одеяло, напоминая о себе, а внизу у лифта Света столкнулась с Татьяной: та принесла ей халтурку, нужно было к вечеру перевести из французского журнала небольшую статью о новой коллекции «Шанель». Работа была нетрудной, но заняла почти весь день. Так что, когда прозвенел звонок входной двери, на часах было без четверти шесть. Светлана радостно бросилась в прихожую, но, открыв, застыла на пороге. В проеме двери стоял Павел, из-за плеча которого выглядывала Татьяна.

— Светлана, мы к тебе в гости, — звонко заговорила она и, не спрашивая хозяйку, пригласила: — Проходите, ребята.

Она растерянно посторонилась, пропуская гостей. Сначала вошел Павел с громоздкой сумкой в руке, затем еще двое парней внесли какой-то большой ящик. Стелла недовольно залаяла.

— Убери зверя! — испуганно воскликнула Татьяна.

Света взяла Стеллу за ошейник и отвела на кухню. Вытащив из кастрюли куриное крылышко, дала собаке и только потом закрыла за собой дверь.

Нежданные гости вели себя бесцеремонно. Один парень уже скатывал в зеркальной комнате ковер, другой распаковывал ящик, а Павел, устроившись в кресле, уже откупорил бутылку пива и шарил глазами в поисках стакана.

Татьяна, отозвав подругу в сторону, объяснила:

— Света, ты не сердись, что без спроса, ты сама знаешь, чем ты мне обязана.

Это замечание Татьяны Светлану покоробило, но это было правдой.

— Мы с ребятами снимаем клип. Паша — продюсер. Мы в основном все сняли, остались какие-то мелочи, крупные планы, проходки и прочая ерунда. Каждый час студии стоит бешеные бабки, поэтому я подумала о твоей большой пустой комнате.

— Но квартира не моя, — постаралась возразить Светлана.

— Мы не нагадим. Это работа на вечер. Все необходимое мы с собой привезли: лампы, отражатели, ткань для драпировки, монитор, ведь у тебя даже телевизора нет. Шумно не будет, звук будем записывать в студии. Так что, по рукам?

Перспектива провести весь вечер в компании Татьяниных друзей, может, еще два дня назад взбудоражила бы Светлану, но сегодня она ждала Антуана. Поэтому она не знала, что сказать, но, когда увидела, что ребята втащили в комнату еще один громоздкий ящик, поняла, что ее согласия никто и не ждет.

— Ладно, снимайте, я вам не помешаю.

— Танька! Стаканы для пива! — требовательно крикнул Павел.

— Сейчас-сейчас, — засуетилась Татьяна и устремилась к кухне, но, услышав рычание Стеллы, тут же отпрянула.

Светлану неприятно поразило поведение подруги: еще недавно веселая и независимая, она теперь полностью была в подчинении.

Татьяна умоляюще посмотрела на Светлану и попросила:

— Принеси, пожалуйста, стаканы, я собаку боюсь.

Зайдя на кухню, она успокаивающе погладила Стеллу, вымыла руки, сполоснула холодной водой лицо и взяла стаканы.

Поставив стаканы на низкий столик, Света решила опять скрыться на кухне: ей было неуютно рядом с Павлом. Она не могла понять себя, почему она испытывает волнение рядом с ним, почему она боится смотреть ему в глаза? Неужели она страшится разоблачения! Ведь так просто подойти к нему и просто сказать: «Здравствуй, это я, Светлана Коробейникова, помнишь?» И вся эта двусмысленная ситуация исчезнет. Все казалось очень просто, но почему-то она не сделала это.

— Светлана, подай скотч.

Татьяна, стоя на лестнице, какие обычно бывают в библиотеках, закрывала поверхность зеркал тканью. Светлана с облегчением включилась в общую работу. Задрапировав зеркала, Татьяна стала расставлять лампы для освещения, крепя их на специальные треноги и направляя на раскрытые белые зонты-отражатели.

— Свет, встань в центр, попросила она, — нужно отрегулировать освещение, чтобы не было теней.

Тем временем парни, которых Татьяна представила как Костика и Влада, режиссера и певца, расстелили на полу тонкий пластик и закопошились около видеокамеры.

Только Павел сидел в кресле развалясь и потягивал пиво, а девушка с жидкими, почти прозрачными волосами разложила на столике косметику и начала накладывать макияж на свое бледное от худобы лицо.

— Баланс проверил? Света хватает? — спросил Костик Влада.

— Все нормально. Сейчас начнем снимать.

— Девочки, переодеваться! — скомандовал Константин. — Влад, готовь кассету.

Павел снисходительно смотрел на всю эту суету. «Дети. С каким удовольствием они занимаются этой ерундой. Как мало им для счастья надо». Он только что провернул одну очень выгодную финансовую операцию, и на него свалилась куча денег. Почему бы немного не отстегнуть для забавы своим приятелям! Он рассчитывал, что съемки и его немного развлекут, но с горечью осознал, что ощущает только безмерную скуку.


Сначала его деятельность в качестве исполнительного директора совместного предприятия казалась ему очень интересной; он планировал наладить производство бытовой техники в Москве, но, поняв, что это очень долгая перспектива, а деньги нужны сейчас, пустился в различные махинации. Буквально за полгода он заработал больше миллиона в свободно конвертируемой валюте. Азарт захватил его. Деньги приносили деньги. Предприятие было только ширмой для его обогащения. Но постепенно он стал привыкать к большим деньгам. Правда, пришлось вытеснить из бизнеса двух соучредителей. Одного было не жаль: лентяй и бездельник. А вот женщина, которая смогла получить крупный кредит в самом начале их деятельности и найти первые два крупных контракта, принесшие стопроцентную прибыль, чуть не сошла с ума, узнав о том, что ее отстранили от дел. Ему до сих пор было стыдно за свой поступок. Но это закон капитализма — выживает сильнейший. Чтобы справиться со своей совестью, он стал ежемесячно выплачивать ей по пять сотен баксов, помог отправить за границу дочь на обучение. Бывшая соучредительница даже прослезилась от его «щедрот». Знала бы она о его прибылях!

И теперь, спрашивал он себя, куда же исчезло это удовольствие от бизнеса? Или все, что слишком легко дается, быстро надоедает? Вот и женщины. Не было ни одной, что когда-либо ему отказала. Любая, только помани. Кстати, с кем он поедет в Грецию? От Ксюхи он избавился месяц назад, купив ей шубу из чернобурки и сережки с бриллиантами. С Татьяной будет сложнее, эта, кажется, влюбилась по-настоящему, тут трудно будет откупиться. А если взять ее с собой в Грецию — не так поймет. К тому же он уже не может сдерживать раздражения от ее слишком громкого голоса, суеты и резкого смеха.

А почему бы не взять с собой подругу Татьяны? Была в ней какая-то загадка, что завораживала его. Какие грациозные движения, никакой суеты! Благородный профиль, лучистый взгляд, волевое лицо. Но кого все же она ему напоминает?

Взгляды их встретились, и он уловил в ее красивых глазах напряженность в сочетании с осторожностью. Она чуть покусывала свои мягкие, чувственные губы, и он чувствовал во всем этом непонятную ему нервозность.

— Таня, Вика, на площадку! — позвал режиссер.

Девушки вышли в центр комнаты, в одночасье превратившейся в студию. Они выглядели потрясающе: длинные ноги, обтянутые черными колготками, были обуты в ярко-красные туфли на высоченных каблуках, пурпурные платья как вторая кожа облегали стройные тела и едва прикрывали трусики, волосы покрывали парики из переливающихся черных нитей. У них был озорной и немного вульгарный вид, как у танцовщиц кабаре.

— Девочки, вы должны под музыку двигаться так, как работают манекенщицы. Надменный вид, чувство превосходства, понятно? Сейчас рот открывать не надо, только движения. Мы снимаем крупные планы. Понятно?

Девушки закивали.

— Влад, включай кассету. Снимаем только ноги. Девочки, начали.

Новоиспеченные актрисы не обладали непринужденной грацией, что приобретается долгими тренировками, поэтому их движения на экране монитора казались неуклюжими и тяжелыми. Музыка, льющаяся из динамика, не имела ни малейшего отношения к тому, что происходило на площадке, и девушки никак не могли войти в ритм.

— Девочки, легче! Ксюха, не выбрасывай ты так далеко ноги! Ты не цапля, а фламинго! Да не скачи ты так! Пошли! — Режиссер то и дело останавливал съемку. Константин сам попытался показать, как нужно двигаться. Но у него вышло так неуклюже, что Светлана невольно рассмеялась.

— Забавляешься? Сама попробуй! Давай-давай, думаешь, это так просто? — И, слегка подталкивая, он вывел Светлану под взгляд объектива. Влад включил фонограмму, и Светлана чуть смущенно улыбнулась:

— Ребята, я не готова к съемкам…

На экране были видны ноги Светланы в мягких домашних тапочках. Оператор слегка поднял объектив, и на экране показалось лицо девушки.

— Здорово! — выдохнул Влад. — Ты на редкость киногенична. — Костя, дай только лицо.

Действительно, на экране монитора ее лицо было восхитительным: нежное, загадочное, лукавое.

— Сделаем так, — предложил Влад. — В песне есть слова: «Много девушек, но я мечтаю об одной. Мечта, моя мечта». Света будет моей мечтой. У тебя есть вечернее платье?

— Да, маленькое, черное.

— Сойдет. Иди переодевайся и сделай, пожалуйста, макияж поярче. А мы продолжим.

Светлана подчинилась. Почему бы не попробовать! Ей это интересно.

Надев то самое платье, в котором встречала Новый год, она внимательно рассмотрела свое отражение. Потом слегка наклонилась вперед и причесала свои отливающие медью волосы, положила на веки серебристые тени, чтобы ее обычный открытый взгляд изменился на томный и глубокий, подкрасила ресницы, сделав их еще гуще и длиннее, и накрасила губы помадой цвета чайной розы, выделив блеском нижнюю губу, вспомнив слова Татьяны, что это придает лицу более соблазнительный вид. Вот, кажется, все. Ах да! Конечно, тапочки надо сменить на туфли. Ноги, зрительно удлиненные высокими, тонкими каблуками выглядели безупречно. Еще раз взглянув на себя в зеркало, Света не могла не признать, что выглядит потрясающе — оставалось надеяться, что и на экране это будет смотреться хорошо.

Когда она вышла из ванной и прошла мимо Павла, тот даже привстал. Скучающее выражение моментально улетучилось с его лица. Удивление и восторг читались в его глазах. Светлана остановилась на пороге «студии», Павел остановился рядом. Съемка продолжалась. Татьяна и Ксения двигались уже гораздо лучше: накапливающаяся усталость делала их грациознее и естественнее.

— Все, девочки, отдыхайте. Снято, — наконец сказал Константин, и девушки без сил опустились прямо на пол.

— Светлана, на площадку! — приказал режиссер. — Музыка! Пошла!

Светлана сначала несколько раз прошлась вдоль стены, задрапированной тканью. Затем стала выполнять команды режиссера.

— Голову направо, чуть наклони. Закрой глаза, теперь медленно поднимай веки. Хорошо! Голову налево, чуть ниже. Улыбнись. Так! Замечательно! Пройдись. Хорошо. Сядь на пол. Здорово!

Светлане казалось, что все, что она делает, — это просто и легко. Лукавое настроение. Дубль. Задумчивость. Дубль. Веселье. Неуемная радость. Час пролетел как минута.

Наконец Константин попросил:

— Покажи грусть, легкие слезы.

Павел с удовольствием смотрел, как она работает, выполняя задачи режиссера. Ничего лишнего, лаконичность движений. На экране монитора она казалась еще красивей, чем была в жизни, но красотой его не удивишь, в ней чувствовалось что-то настоящее, притягательное и зовущее.

Когда он увидел на ее ресницах слезы, его как будто обожгло изнутри: Татьяна сначала представила ее как Мари… А это Светлана… Светлана Коробейникова. Маленький, затравленный зверек. Как, с помощью каких сил произошло это превращение?! Павел верил и не верил своим глазам. Нет никаких сомнений — это она. И почему он сразу этого не заметил? Он обязательно узнает, что с ней произошло: не прошло и двух месяцев со дня их знакомства, и маленькая простушка превратилась в соблазнительную красавицу. Она должна принадлежать ему! Разве она сможет устоять перед ним, тем более если впереди прекрасное путешествие в Грецию?! Он решил: они посетят древние Афины, он покажет ей Крит, купит норковое манто. В Греции, говорят, норку можно купить почти задаром.

Съемка закончилась. Собрав все свое «имущество», все поспешили к выходу. Светлана открыла им дверь, но тут же вернулась в комнату, услышав телефонный звонок.

— Алло! — с волнением в голосе закричала она.

Но трубка молчала.

— Алло, алло, Антуан, тебя не слышно.

На другом конце провода слышалось только чье-то дыхание.

— Говорите, прошу вас, — чуть не плача попросила она.

— Света, это я, — растягивая гласные, проговорил женский голос. — Антуана можешь не ждать, он улетел.

— Он что-то передал? — заикаясь от неожиданности, спросила Света, узнав голос Людмилы.

— Последнее «прости».

— Этого не может быть… — Дыхание сорвалось, слезы брызнули из ее глаз, и она всхлипнула.


Людмила положила трубку. Она была удовлетворена. Пусть девчонка поплачет. Непонятно откуда в ней поднялась горячая волна радости. Она подошла к бару, достала бутылку «Хенесси» и удовлетворенно сделала глоток. «Я без боя не сдамся! — самоуверенно подумала она. — Это мой шанс, и я им воспользуюсь».

Жгучая влага дорогого коньяка распаляла воображение женщины, она уже представляла себя опять гуляющей по Парижу, ей казалось, что она ощущает неповторимый запах своего любимого кафе, где она встречалась со своими многочисленными друзьями, запах дорогих сигарет, парфюма и еще чего-то непонятного, но волнующего. И Жан, она опять увидит Жана, своего дорогого шоколадного мальчика!

Она прилегла на кровать, рука потянулась к тому месту, где огнем полыхало ее женское желание. Она закрыла глаза… Она вспомнила миндалевидные глаза своего молодого любовника, его тренированное, словно литое, тело и ту сладостную боль, которую он ей доставлял, когда входил в ее горячее лоно никогда не рожавшей женщины. Ее пальцы скользили все быстрее и быстрее… Горячий толчок, еще, еще! Тело выгнулось дугой, она вскрикнула. Несколько секунд она лежала в полном блаженстве, пальцами ощущая горячее сокращение между ног. Потом, не раздеваясь, накинула на себя плед и уснула, мысленно поблагодарив свое послушное тело.


…«Прости… Значит все, что у них было, — всего лишь случайность, ошибка».

Она внутренне сжалась. Затем, встряхнув волосами, попыталась улыбнуться. Что ж, она уже благодарна судьбе за минуты счастья, что подарил ей Антуан. Просто слишком многое разделяет их: возраст, расстояния, положение в обществе. Он на вершине карьеры в далекой и прекрасной Франции, она же только начинает свой путь. И все у нее впереди.

Светлана поспешила закрыть входную дверь. Сделала два оборота ключом, вернулась в комнату, скинула платье и пошла в ванную. Открыв воду и наполнив ванну теплой водой, она с облегчением вытянулась в ней. Воспоминания нахлынули на нее. Сильные руки Антуана, его мужественное тело, улыбка… Неужели она больше никогда не увидит его?! Но почему он даже не позвонил, не попрощался. Нет, она не верит, что он так мог поступить. Не хочет верить!

К тому времени, как Светлана, накинув махровый халат, вышла из ванной, она была убеждена, что это всего лишь ошибка, досадная ошибка, и Антуан обязательно ее найдет в следующий свой приезд.

Войдя комнату, она едва не вскрикнула. На тахте сидел Павел.

Света ошеломленно уставилась на него.

— Я думала… — От неожиданности она смутилась. — Я думала, все ушли.

Видя ее смущение, Павел снисходительно улыбнулся. Светлана дрожала с головы до ног, не в силах справиться с нарастающим волнением. Он встал и приблизился к ней. Она в ужасе отпрянула:

— Уходите, пожалуйста, я очень устала.

— А я ведь к тебе потом приезжал, Светлана Коробейникова, — уверенно начал Павел. — Я нашел тогда для тебя работу.

— Кладовщицы?

Павел удивился ее прозорливости. Действительно, он собирался ввести в штатное расписание новую должность — помощника кладовщика — и был очень горд собой, что сможет помочь этой жалкой девчушке. Но вот оно как обернулось! Девчушка оказалась образованной, красивой (и как это он раньше этого не заметил?!) и сильной. Такой, что и без его помощи смогла начать успешную карьеру. Но теперь она от него не уйдет. У него много денег, хватит еще на пару-тройку клипов.

— Ты петь умеешь?

Неожиданность вопроса застала ее врасплох.

— Не пробовала, но танцую неплохо, — растерянно ответила она. — А что?

— Хочу сделать из тебя звезду.

— И ты не хочешь узнать мое мнение? Может, я не хочу?

— Ну и дурочка, — ответил он и, положив руки ей на плечи, резким движением привлек ее к себе. Светлана почувствовала прикосновение его сильного, мускулистого тела даже сквозь махровую ткань халата. Инстинктивно она попыталась отстраниться, Павел легко, словно котенка, поднял ее на руки и осторожно опустил на тахту. Светлана попыталась вырваться.

— Пусти меня! Я не игрушка!

— Ты зайчик, почти такой же, как этот. — И Павел положил рядом с ней игрушечного голубого зайца.

Невольное напоминание об Антуане остановило сопротивление Светланы. Она взяла игрушечного зайца и, как будто пытаясь найти ответ в его раскосых глазах, внимательно посмотрела на него. Павел расценил этот жест как ее согласие. Его загорелые руки потянулись к ее лицу, легко коснулись щек, еще влажных волос, а потом резким движением распахнули полы халата.

От неожиданности Светлана охнула, и краска гнева бросилась ей в лицо. Она хотела опять запахнуть халат, но его сильные руки не позволили ей сделать этого. Он с силой привлек ее к себе и прижался к ее губам, заглушая слова протеста. Поцелуй становился почти нестерпимым. Его язык проник в ее рот. Она все еще пыталась сопротивляться, но ее попытки он принял за игру, не веря в то, что может быть отвергнут. Светлана извивалась в его объятиях, стараясь вырваться из его железных тисков, осыпая его грудь и плечи ударами кулачков. Он схватил ее за запястья и опрокинул на спину, вдавив в подушки всей своей тяжестью.

Он торопился удовлетворить свою страсть. В тишине слышалось только их дыхание, короткое, прерывистое, возня борющихся тел да слабые стоны Светланы. Сопротивление ее слабело, и ее тело покорилось его воле, предательски реагируя на его грубые ласки. Раздвинув ее ноги, он вошел в нее, торжествуя. Он был хозяином, она — рабыней, покорной рабыней его прихотей. Еще одна жертва.

Она не знала, сколько это продолжалось, обеспамятевшая, потерянная. Наконец с его губ сорвался полустон-полурычание, и конвульсии его тела прекратились внезапно вслед за этими звуками. Медленно он, скатился с нее, машинально проведя рукой по ее груди:

— Извини, я увлекся. Но твое сопротивление завело меня.

Светлана молча смотрела на его красивое тело и не испытывала ничего, кроме смертельной усталости.

Он повернулся к ней:

— Я был несколько груб, прости. Но ты меня задела за живое.

Она равнодушно посмотрела на него:

— А мое мнение тебе не интересно?

— Нет, почему же… Но ведь нам было хорошо…

— Нам? Ты уверен?

По его лицу скользнула тень сомнения.

— Я же попросил прощения. В другой раз будет лучше.

— Другого раза не будет.

Она заметила, как он напрягся. Торопливо он забормотал:

— Ты не бойся, я смогу заботиться о тебе. Ты получишь все, что захочешь: новые платья, шубу; мы с тобой будем ходить в театры, рестораны, поедем за границу…

Светлана похолодела: он ничего не понял. Не захотел понять. Не смог… Она встала и накинула халат, завязав пояс узлом.

— Мне ничего не надо, — ее голос прозвучал резко, — уходи и не возвращайся.

Павел был удивлен не столько ответом, сколько выражением решимости на ее ставшем еще красивее от гнева лице. Эта нищенка отвергает его!

— Ты пожалеешь об этом! — хрипло ответил он и стал быстро натягивать джинсы.

Пока он одевался, Светлана вспомнила то мгновение, когда впервые увидела лицо Павла в морозных ноябрьских сумерках. Могла ли она предполагать тогда, что эта случайная встреча принесет ей столько боли и разочарований. Но это произошло, и она чувствовала себя обманутой. Светлана скрылась в другой комнате. Быстро вернувшись, она протянула руку и разжала кулак. На ее ладони лежала смятая пятидесятидолларовая купюра.

— Мне от тебя ничего не надо. Подари на счастье кому-нибудь еще.

В недоумении он уставился на деньги. Значит, она помнила о нем, раз берегла эту купюру. Растерянно взглянув в ее ставшие холодными глаза, он машинально сунул деньги в карман и повернулся к выходу. Впервые он осознал, что, так и не приобретя, потерял что-то очень важное и ценное. И опять гнетущее чувство пустоты заполонило его душу.


Антуан лежал неподвижно, его тело было плотно стянуто белыми простынями. Он попытался пошевелить руками и не смог. Попытался встать. Ноги ему не повиновались. Нет возможности двинуться, даже пошевелиться. От ужаса и беспомощности его спина покрылась потом. Он огляделся: белый потолок, белые стены. Силуэты в белых одеяниях бесшумно скользили вокруг него, он не различал лиц, а только ощущал, как холодные, липкие руки прикасались к нему. Он попытался спросить, что с ним и как он сюда попал, но не смог даже разомкнуть губы. Его нервы были натянуты до предела. Чье-то лицо наклонилось к нему. «Узнать, надо узнать». Ему почему-то показалось, что оттого, узнает ли он это лицо или нет, зависит его жизнь.

— Нужно за все платить, — леденящим шепотом произнесла зловещая маска, и тонкие губы сложились в едкую усмешку.

— За что? — с силой разомкнув губы, еле слышно прошептал он.

— За мои страдания.

— И за мои.

— И за мои.

Он лежал неподвижно в удушливом пароксизме страха, наблюдая, как лица-маски менялись одна за другой. Вот-вот, казалось, он узнает. Это Мадлен, его бывшая жена?.. Нет! Маска расползается в ужасной гримасе, обнажая гнилые зубы. Людмила?! Нет! Рыжая шевелюра опадает клочьями, оставляя голый, желтый череп. Он в ужасе закрывает глаза, но что-то меняется вокруг него, знакомый нежный аромат заставляет его опять напрячь зрение. Он различает силуэт девичьей фигурки, склонившейся над ним. Легкими прикосновениями она разворачивает простыни. Кати! Его дочь несет ему освобождение! Он протягивает к ней руки, дотрагивается до ее груди, твердой маленькой груди юной девушки, чуть раскосые бирюзовые глаза, обрамленные темными ресницами, укоризненно смотрят на него. Нет, это не Кати, это…

«Светлана!» — Антуан, вскрикнув, проснулся в холодном поту. Несколько минут он лежал неподвижно, ослепленный ужасом сна. Он опять был в гостинице, рядом с кроватью валялся его костюм, рубашка и галстук. Вчера он был настолько пьян, что не смог повесить одежду в шкаф.

Он взглянул на часы. Пол-одиннадцатого. Головная боль пронзила виски, во рту пересохло. Эти жуткие приемы. Всегда много алкоголя, много тяжелой пищи. И скука, подобострастие, скрытая зависть. Он постепенно стал приходить в себя, вспоминая вчерашний день. Все начиналось как обычно. Официальный прием в администрации. Обильный завтрак, красная и черная икра, коньяк. На этот раз они постарались, где-то раздобыли «Хенесси». Потом знакомство с дирекцией московского предприятия, выпускающего дешевую косметику, поход по цехам. Ужин в ресторане «Прага».

Он помнил, что все время пытался позвонить Светлане и предупредить о том, что задерживается. Но позвонил ли?.. Почему он так напился? Он не мог в точности вспомнить, чем закончился день. Помнил только, что Людмила чуть ли не силой заставила его сопровождать себя на какое-то закрытое шоу «для своих», где опять был коньяк, икра и «стриптиз по-русски»: юные девушки пытались танцевать народный танец, постепенно скидывая с себя одежду. Это было наивно и вульгарно. Людмила в открытом платье. Ее тесные объятия в танце.

«Хорошо, что я проснулся один, — с облегчением подумал Антуан. — Сейчас приму душ и позвоню Светлане. На сегодня — никаких дел. Куплю ей цветы и красивую куклу». — С этими мыслями он пошел в ванную.

После трех чашечек кофе в буфете он вернулся в номер, расположился в кресле и, опустив руку в карман, достал портмоне. В специальном отделении лежали визитки. Перебрав все, похолодел: он точно помнил, что положил сюда клочок бумажки, где Светлана записала свой телефон. Вскочив, он выложил на кровать все содержимое портмоне. Мелкие монеты, денежные купюры, визитки, фотография дочери. С ужасом он подумал, что потерял телефон Светланы. В рисках бешено стучала кровь. Он должен вспомнить номер телефона, обязательно должен вспомнить…

В дверь постучали.

— Вас внизу ждет машина.

Антуан опомнился. Похоже, это его спасение. Людмила наверняка знает, где живет девушка. Быстро одевшись, он спустился вниз.

Людмила ждала его в машине. Ее тщательный макияж не мог скрыть темные круги под глазами и немного припухшие веки — следы вчерашних излишеств.

— Милая, — обращаясь к ней, начал Антуан, — мне нужно заехать к Светлане. И где здесь продают розы?

— Мы не можем, — резко оборвала Людмила. — На двенадцать назначена встреча у министра. Будет и посол Франции.

— Тогда дай мне ее телефон, — потребовал Антуан.

Людмиланедовольно сощурила глаза. Она вчера вытащила из портмоне записку этой маленькой шлюшки, надеясь, что за вечер, проведенный на стриптизе, сможет соблазнить француза. Пока ей это не удалось, но своих позиций она так просто не сдаст. Поняв по решительному лицу Антуана, что тот ради своей прихоти может сорвать очень важную встречу, Людмила наспех нацарапала на листке блокнота семь цифр. Это был еще не подключенный номер телефона нового магазина. Она вырвала листок и протянула его капризному французу. Антуан радостно улыбнулся и, сосредоточившись, напряженно впился глазами в бумажку. Только после того, как уверился, что запомнил комбинацию цифр, он свернул вчетверо листок, спрятал во внутренний карман пиджака и весело воскликнул:

— Я готов! Поехали!

При первой же возможности он позвонил, телефон ответил ему длинными гудками. «Наверное, гуляет с собакой, — подумал он, — позвоню позднее». Но и во второй, и в третий раз к телефону никто не подходил.

День прошел по-деловому результативно: встреча с министром была приятной, он почувствовал, что у русских есть заинтересованность в сотрудничестве. Поэтому, когда министр пригласил его вечером посетить Большой театр, Антуан не посмел отказаться и предупредил, что будет со спутницей: он решил пригласить с собой Светлану. Но телефон лишь протяжно гудел.

— Может, ты ошиблась? — спросил Антуан Людмилу. — Проверь, к телефону никто не подходит.

— Она, вероятно, уехала в Суздаль. Я слышала, что ей предложили сопровождать группу иностранных туристов. А она всегда не прочь подшабашить, — ехидно заметила Людмила, и ее глаза злобно сверкнули.

Но Антуан этого не заметил. Людмила явно ошибается. Светлана должна ждать его, ведь он обещал позвонить. И чувство стыда кольнуло его: вчера он не сдержал обещание, но сегодня они обязательно должны встретиться.

После приема он долгое время провел в здании будущего магазина, просматривая эскизы интерьера, беседуя с ответственным исполнителем. Пришлось вносить некоторые изменения — помещение оказалось чуть меньше, чем предполагалось вначале. Время пролетело так быстро, что перекусить пришлось в буфете театра, куда он прибыл в сопровождении Людмилы: до Светланы он так и не сумел дозвониться. От духоты в зале, терпких духов Людмилы, а главное — от жгучего чувства одиночества среди этой многоликой толпы он стал задыхаться. Еле сдерживая дурноту, он вышел из театра.

Падая с ног от усталости, Антуан вернулся в гостиницу и первым же делом набрал номер телефона. Длинные гудки. «Светлана, спаси меня, мне так одиноко», — мысленно молил он. Но трубка безжалостно выдавала лишь длинные гудки… С тяжелым сердцем он провалился в сон.


Сегодня он улетает. В задумчивости Антуан смотрел на телефонный аппарат. Стоит ли опять набирать врезавшиеся в намять семь цифр? Он в равной степени боялся услышать и длинные, нудные гудки, и голос Светланы. Он чувствовал свою вину в том, что им так и не пришлось встретиться за эти два дня. Он вздохнул и набрал номер телефона Людмилы.

— Машина в пять. Самолет в семь пятнадцать, — машинально повторил он и поспешно добавил: — Людмила, пригласи, пожалуйста, Светлану. Мне нужен сегодня переводчик, я хотел бы пройтись по магазинам и курить кое-какие сувениры.

На другом конце провода воцарилась пауза. Людмила тщательно взвешивала его слова. Это ее последний шанс, надо его использовать.

— Я с удовольствием тебе помогу, — ответила она.

— Нет-нет. Не беспокойся. Пусть приедет Светлана, — чуть более торопливо, чем было необходимо, ответил Антуан. — К тому же мне нравится эта девушка, — зачем-то прибавил он.

— Почем нынче ее услуги? Не слишком дорого берет? — грубо хохотнул голос на другом конце провода.

Все, это поражение! Шансов больше нет, значит, можно быть и грубой.

— Людмила, вы забываетесь! — ледяным тоном остановил ее Антуан. — Дайте мне ее адрес.

Голос его звучал жестко и требовательно.

— Нет, — ответила Людмила, бросила трубку и судорожно схватила сигарету. Волна отчаяния захлестнула ее. Ей плевать было на этого француза, но она не привыкла к поражениям.

Она дала отставку Виктору, но была несколько уязвлена тем, что тот даже не сделал попытки вернуть ее. Вероятно, он уже свыкся со своим серым прозябанием в качестве верного мужа, расценив случайную встречу с ней как приятный эпизод в жизни стареющего мужчины. А может, он даже и обрадовался, ведь удовлетворить ее сексуальный темперамент не так-то легко мужчине, которому перевалило за сорок.

Она подошла к зеркалу, приблизила свое лицо к холодному стеклу и стала внимательно всматриваться в свое отражение. «Надо сделать подтяжку», — подумала Людмила. Это решение ее несколько успокоило. Она не привыкла впадать в панику. Ничего, вчера на приеме к ней клеился какой-то московский банкир. «Надо примерить этот вариант», — примирительно решила она.


…Антуан медленно отвинтил крышку фляжки и отпил большой глоток коньяка. Он знал, что сейчас не сможет побороть беспричинную ревность увядающей женщины, но если Людмила не уступит, то он поставит вопрос о смене директора-распорядителя московским филиалом. Он никому не позволит вмешиваться в его личную жизнь!

Приняв горячий душ и выпив чашку кофе в буфете, он немного успокоился. Он обязательно найдет Светлану в следующий приезд. Сведения о всех работниках отправляются в фирму с бухгалтерской отчетностью, а его Света проработала по крайней мере два дня и получила зарплату. В оставшиеся до отъезда несколько часов он решил прогуляться по Москве. Выйдя из гостиницы, он пошел по улице, глядя по сторонам. Его гостиница «Космос» была недалеко от бывшей Выставки достижений народного хозяйства СССР, сейчас превратившейся в большой комплекс скучных магазинов. Ему посоветовали купить подарки для близких в павильоне «Культура»: там продавались изделия русских промыслов. Он купит посадский шерстяной платок для Кати, а ее матери — гжелевский сервиз. Антуан представил, как его дочь накинет на плечи легкий цветастый платок и уютно устроится у камина рядом с ним…

Но тут его как током ударило. С фотографии загадочно улыбалась Светлана. Антуан бросился к двери и влетел в маленькое помещение, принадлежавшее, судя по едкому запаху и стоящей прямо у входа старой сушилке для волос, парикмахерской. Женщина в голубом синтетическом фартуке и с ножницами в руках вышла на звук дверного колокольчика, и он, старательно подбирая слова, заговорил:

— Модель… Фото… Телефон…

— Вам нужно позвонить по телефону? — спросила женщина. Она сразу определила, что перед ней иностранец, и старалась быть предельно вежливой с гостем. Она указала на нишу, где на тумбочке стоял телефонный аппарат: — Пожалуйста.

Антуан яростно замотал головой.

— Non! Модель… Фото…

— Вам нужно сделать модельную стрижку для фото? — И женщина зацокала ножницами.

Тогда Антуан схватил ее за руку и вывел на улицу. Он показал на фотографию и произнес:

— Светлана. Телефон. Cherchez la famme!

— А! Вам нужно узнать телефон этой девушки? — догадалась женщина. — Сейчас.

Они опять вошли в помещение парикмахерской.

— Рита! — закричала она. — Выйди сюда.

Показалась Рита. На ней был такой же синтетический фартук, но только красного цвета. Она недоуменно уставилась на незнакомого мужчину:

— Вы ко мне?

— Ему нужна девушка, что изображена на фотографии. Помнишь, модельная стрижка, что заняла первое место в конкурсе?

— А, понятно!

При поступлении на работу Рита показала фотографии своих стрижек, и хозяин салона отобрал для конкурса, что проводил один женский журнал, фотографию подруги Татьяны. Первую премию присудили ей.

— Садитесь в кресло, ждите, сейчас узнаю, — успокоила она Антуана, подошла к телефонному аппарату и стала нажимать кнопки. — Татьяна! Здесь один иностранец интересуется твоей подопечной. Вроде Светланой назвал. Говори, я запишу. Адрес знаешь? Хорошо. Кстати, ты мне тогда очень помогла, я теперь работаю в салоне рядом с гостиницей «Космос». Здесь часто клиенты платят «зелеными». Так то я твоя должница. Приходи — обработаю в лучшем виде. Ну пока.

Рита положила трубку, подошла к застывшему в напряженной позе Антуану и протянула листок:

— Возьмите, здесь телефон и адрес Светланы.

— Адрес… — повторил Антуан и впился глазами в листок.

— Я сейчас вызову такси, — снисходительно сказала Рита, — и через пять минут вы будете у нее.

Антуан не верил в свое везение. Он понял, что эта полная женщина с добрым лицом настоящей славянки сотворила для него чудо. Он радостно вскочил и порывисто обил ее. Нужно как-то отблагодарить… Он достал из своего элегантного портфеля подарочный парфюмерный набор и протянул его Рите:

— Спасибо. Пожалуйста. Снегурочка.

Рита рассмеялась:

— Значит вы — Дед Мороз, что подарки нам принес?

— Подарки… — закивал француз.

У входа остановилась машина и просигналила. Рита проводила Антуана и подала шоферу листок с адресом:

— Мишка, отвези его сюда, да не петляй, ему нужно быстро, он на свидание торопится. Заплатит валютой. — И, обернувшись к Антуану, сказала: — Двадцать франков.

Антуан сделал знак, что согласен, и машина отъехала.

— Подарок девушке будешь брать? — фамильярно спросил водитель.

Антуан увидел в стеклянной витрине изображение большой пунцовой розы и резко схватил водителя за руку.

— Дурак, что ли! Так и в аварию с тобой попадешь! — возмутился шофер, резко затормозив.

Через несколько минут Антуан вышел из магазина с большим букетом белых роз и, удовлетворенно плюхнувшись на заднее сиденье, закрыл глаза, блаженно улыбаясь.

Но когда он вышел из машины у знакомого ему подъезда, его охватило волнение. А что, если ее нет дома, или еще хуже — если она не будет ему рада? Множество «если» замелькало у него в голове.

Он нажал кнопку дверного звонка, его сердце заметалось в груди, как только что посаженный в клетку дикий зверь. Он услышал шорох открываемой двери. На пороге стояла Светлана, рядом, настороженно глядя на него, застыла Стелла.

— Стелла, свои, — выдохнула Светлана и отступила, давая проход Антуану.,

Ее лицо изменилось: синеватые тени залегли под глазами, веки чуть припухли, лицо побледнело. Но глаза по-прежнему были прекрасны — глубокие, ясные и большие. Он протянул ей букет.

— Какие чудесные розы, — растерянно сказала она и поспешила в комнату, радуясь возможности на время скрыть свое замешательство. Розы действительно были замечательными: на длинных стеблях, белые, изысканные, с еле заметными матовыми прожилками. Она вдохнула их нежный аромат.

Антуана не было два дня. Он не позвонил, не предупредил, а просто исчез, и она проплакала вчера весь вечер, чувствуя себя обманутой. И вот он здесь, рядом, и она даже не знает, что сказать. Светлана поставила цветы в большую хрустальную вазу, полученную хозяйкой квартиры, вероятнее всего, в качестве приза на каких-то соревнованиях.

— Как у тебя хорошо, — с облегчением сказал Антуан и присел на тахту. — Извини, я не мог до тебя дозвониться.

Светлана оглянулась. Ее чуть раскосые глаза выражали недоверие и боль.

— Я была дома…

— Не понимаю, я десятки раз набирал… — Он придвинул телефонный аппарат и осекся. Это не тот номер. Людмила! Это она все подстроила. Нет ничего хуже беспричинной женской ревности! — Светлана, не сердись. Это ошибка, дурацкая ошибка. Я набирал не тот номер! Сжалься! — Опустившись на колени, он по-киношному протянул к ней руки. В его голосе звучало искреннее сожаление. Но Антуан не был бы сам собою, если б не попытался все обратить в шутку: — Я умру от разрыва сердца, если ты не простишь меня.

— Коварный, ты завлек меня в свои сети и бросил, — решила она ему подыграть. — Только кровь может смыть твой грех.

— Так убей меня! — И театральным жестом он опустил голову. — Я с радостью приму смерть от твоей руки!

Он был трогателен и смешон. Светлана улыбнулась. Боль уходила из ее взгляда, уступая место… желанию. Она наклонилась к Антуану, и лицо ее уже светилось лаской и нежностью, ее губы потянулись к его губам.

Она вздрогнула от телефонного звонка и резко отпрянула. Антуан машинально снял трубку и подал Светлане.

— Он у меня, — тихо ответила она и протянула трубку Антуану: — Это Людмила.

— Ты просил помочь тебе с выбором подарков, но вижу, что твои планы изменились. — Голос Людмилы звучал устало. Она проиграла.

— Пусть возьмут мой чемодан из гостиницы и к пяти часам подадут машину сюда, — по-деловому приказал Антуан и, не дождавшись ответа, повесил трубку.

Светлана стояла у окна и любовалась цветами. А Антуан любовался ее тонким профилем. Она казалась ему хрупкой и беззащитной. Он подошел к ней и прижал ее к себе.

— Я. так боялась, что никогда больше тебя не увижу. — Светлана подняла к нему свое лицо. Ее губы дрожали.

Антуан молча сжал ее в своих объятиях и поцеловал в губы. Его поцелуй на этот раз был бережным и нежным. От прикосновения его губ у нее перехватило дыхание. Он опять был рядом, сильный, мужественный… ее мужчина.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я люблю тебя, — эхом повторила она.

Он медленно, не спеша раздел ее и перенес на тахту. Никто, ни одна женщина не пробуждала в нем таких чувств: глубокую нежность и в то же время бурную страсть. Она отдавалась ему с доверчивостью и нарастающим желанием. Она исчезала в потоке блаженства. Не было ничего вокруг: ни времени, ни пространства — все сконцентрировалось на острие наслаждения.

Потом они долго лежали, вдыхая запах разгорячённых страстью тел, боясь разомкнуть объятия.

— Я так счастлива, — выдохнула она.

Он взглянул в ее большие, обрамленные густыми ресницами бирюзовые глаза. Она сказала всего три слова, но в этих словах сконцентрировались все ее ощущения. Когда она была с ним, она чувствовала себя под его защитой. Она уже не помнила, когда испытывала это в последний раз — наверное, только в далеком детстве, когда, обиженная мальчишками, искала утешение на коленях матери…

— Я вернусь к тебе, — сказал Антуан. — Обязательно вернусь. Я не могу без тебя. — Ему хотелось сказать многое, но было трудно найти слова, выражающие полноту его чувств. Он знал одно — они обязательно будут вместе. Всегда вместе.

— Я верю, я буду ждать, — ответила Светлана. Она протянула руку к своей сумочке, открыла и достала рублевую монетку. — Это тебе, мой талисман счастья.

Антуан бережно взял с протянутой ладошки металлический кружок и сжал его в кулаке.

— Теперь он и мне принесет счастье, потому что ты будешь рядом.

ЭПИЛОГ

Через час Антуан был в Шереметьеве. А через два месяца Светлана и Антуан, удобно расположившись в креслах самолета, летели в Париж.

Клип, в котором снялась Светлана, неожиданно получился интересным и был замечен и зрителями, и критиками. От прежнего замысла ничего не осталось: не было ни пошлых слов, ни традиционного мелькания длинных ног, круглых попок и натянутых улыбок. За кадром звучала джазовая композиция, крупные планы Светланы перемежались сюрреалистическими картинами фантастического города, в который была превращена Москва после компьютерной обработки.

Светлане посыпались предложения от киностудий и модельных агентств. Приглашение принять участие в съемках русского сериала она отвергла сразу же, как только открыла сценарий. Жестокие сцены, убийства, примитивные диалоги. Но на предложение известного во всем мире фотохудожника из Японии она с удовольствием согласилась. Тем более что к тому времени хозяйка квартиры вернулась из своего длительного вояжа и Стелла опять была под присмотром.

Неделю Светлана провела на Курилах, затем две недели она снималась для каталога модельной одежды в Германии. Потом у нее был контракт на три месяца с фирмой «Guerlain». Она рекламировала новый дневной аромат. Она много, напряженно работала, съемочные дни были расписаны по часам. Но она радовалась этому. Новая работа, новые люди, новые впечатления… И с ней рядом был Антуан, надежный, умный, сильный и мужественный.

Что же до Татьяны, то она тоже в определенном смысле добилась своего. Но не все у нее сложилось удачно — не успев выйти замуж, она через несколько месяцев овдовела: Павел был убит в собственном офисе. Убийцу так и не нашли. Заказные убийства редко раскрываются.

А Людмилу Светлана как-то встретила на одном из официальных приемов. Та была изысканно хороша: свежее, гладкое лицо, прямая спина, выглядывающая из смелого выреза платья. Она, как показалось Светлане, даже обрадовалась их встрече. Коротко рассказала, что опять вышла замуж за владельца сети кафе быстрого питания и вполне счастлива.


И вот, после трехлетнего отсутствия, Светлана опять летит в Москву. Она получила приглашение, на открытие нового магазина элитной парфюмерии на Сретенке. Света только что закончила работу с одним дорогим модельным агентством, и изображение ее лица с чуть удивленным взглядом бирюзовых глаз и легкой улыбкой широко растиражировали на многочисленных постерах и рекламных щитах. Вероятно, ее слава достигла и Москвы.

Интересно, как изменился ее родной город, по-прежнему ли суетлив и величав одновременно? — подумала она. И внезапно она почувствовала, что соскучилась по родине. Ей захотелось побродить по знакомым улицам столицы, услышать русскую речь. И, несмотря на бурные возражения Антуана, она дала согласие.

«В Москву! В Москву!» — Светлана легко улыбнулась, вспомнив волнующую чеховскую цитату.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.


Оглавление

  • ЭПИЛОГ