Тайна рубина [Георгий Михайлович Михайлов] (fb2) читать онлайн

Георгий Михайлович Михайлов
Тайна рубина

ОТ АВТОРА

Передо мной лежит старая рукопись…

Несмотря на добротный переплет, она имеет довольно потрепанный вид. Уголки пожелтевших от времени листов загнуты, на них - отпечатки пальцев неаккуратных и, по всей вероятности, случайных читателей.

Всего в рукописи около четырехсот страниц, исписанных с одной стороны четким каллиграфическим почерком. Рукопись названа «Тайна рубина».

При дальнейшем исследовании рукописи я обнаружил вкладной лист. Вот что было написано на нем:

«К далекому неизвестному другу!

Со времени событий, описанных здесь моей неумелой рукой, пройдет, надо полагать, немало времени, прежде чем ты, более меня удачливый искатель красного самоцвета, откроешь эту рукопись.

Да, мне не повезло. Должно быть - не судьба. Я своими собственными руками держал драгоценнейшие рубины, выбивал их из породы, я открыл их несметное количество, но злой рок оказался сильнее моих упорных стремлений, и тайна красного камня осталась неразгаданной.

Если ты доверяешь моему правдивому рассказу, отправляйся смело в путь и в Таганайских горах отыщи пещеру. В свое время я скитался в лесах Южного Урала, но, повторяю, мне не повезло. Если ты полюбишь лучистый красный камень, то будь моим преемником. Во имя любви к красному самоцвету и своей Родине, в недрах которой до поры схоронен благородный цветок, смело берись за дело, мой далекий незнакомый друг.

Все, что произошло со мной зимой и летом 1913 года, я изложил в форме рассказа.

Я не писатель и по своей специальности далеко стою от литературы. В этом ты убедишься, прочитав мое бесхитростное повествование. В нем ты не найдешь острой фабулы, красивых описаний, драматических положений и прочих атрибутов писательского искусства - не ради них неумелой рукой я взялся за перо.

Чудесный драгоценный камень, обстоятельства, при которых он попал ко мне, и поиски таинственной пещеры - вот что создало неуклюжую, большую рукопись.

Но не приключения в тайге Южного Урала, не таинственные старцы, останки одного из которых я предал земле по христианскому обычаю, не подземные гроты и коридоры - нет, не это должно тебя заинтересовать. Месторождение рубина, драгоценного красного камня, - наше русское месторождение - вот главное.

Я не хочу тебя уговаривать. Да этого, может быть, и нет необходимости делать. В твои времена многое будет иным, и ты не встретишь чиновничьего равнодушия, если обратишься за помощью.

Желаю успеха. Будь счастлив в задуманном!

Н. Морозов

1913 год.

г. Златоуст. Ю. Урал».

Рукопись я прочитал, не отрываясь.

Действительно, передо мной было не произведение фантазии писателя, а рассказ о подлинных событиях. Почти вся рукопись написана деловым языком, порой с протокольной точностью и сухостью, и даже те отдельные места, где автор позволял себе немного помечтать, далеки от лирики.

Тем не менее наблюдения Морозова интересны, а действительные приключения, которые он испытал, не уступят произведению пера изобретательного сочинителя.

Автор старой рукописи «Тайна рубина» по специальности метеоролог. Несмотря на это, он сумел основательно познакомиться с геологией, в те далекие времена довольно сложной и молодой наукой.

Рукопись интересна еще и в другом отношении. Дело в том, что до настоящего времени в Советском Союзе не известно ни одного промышленного месторождения рубинов. Между тем присутствия драгоценных разностей в корундовых скоплениях Урала геологи не отрицают и, в частности, высказываются за большую вероятность их открытия на Южном Урале.

Последнее привело меня к мысли познакомить читателей с рукописью Морозова.

Считаю своим долгом предупредить, что к событиям, описанным их главным действующим лицом, я отнесся с педантичной точностью - ничего мною не изменено и не добавлено. Но, учитывая достижения советской геологии, особенно в области разведок драгоценных камней, я несколько расширил соответствующие пояснения автора.

Глава I
НА ТАГАНАЕ

Высокие сугробы еще не осевшего снега обманчивы. Лыжи часто проваливаются под колодины, где чавкает вода,- на них налипает грязь с травой и листьями. Горные болота Таганая, защищенные от ветров стеной таежного леса и толстым покровом снега, не промерзают до февраля. И охотники и крупные звери обходят заболоченные площади, по которым, на первый взгляд, путь кажется более легким, чем по лесному трущобнику.

Осторожно обходя сугробы и торчащие из-под снега черные корневища валежника, вдоль опушки леса идут два лыжника. Они в коротких полушубках, штанах из овечьих шкур наверх шерстью и валенках.

Идущий впереди щупает землю заостренной палкой. Вот он с силой погрузил палку в снег, вытащил обратно - на конце ее оказался ком льда.

- Опять болото. Обходить будем, Николай Степанович?

- Не знаю, Сергей,- ответил второй.- Обходить не хочется: дорога по лесу меня основательно измотала. Но выдержит ли корка на болоте?

Сергей посмотрел на внушительную фигуру спутника и снова проткнул снег палкой.

- Должна выдержать… Если будем проваливаться, снимем часть вещей.

Лыжники пошли по болоту. Они направлялись к перевалу Таганая, где была метеорологическая станция, заведующим и старшим наблюдателем которой был Сергей.

Метеоролог Николай Степанович Морозов последние три года занимался изучением климата Южного Урала. Данные прежних исследователей для некоторых районов были неточны и нуждались в пополнении. Климатическая карта требует производства наблюдений в течение всего года - ив жаркую погоду, когда июльское солнце накаливает скалы, и в декабрьский сорокаградусный мороз, в который даже птицы не пролетают над скованным морозом лесом.

- Дальше идти опасно,- крикнул Сергей, остановившись. Он воткнул палку глубоко в снег, затем быстро ее выдернул - из проделанной в сугробе скважины брызнула вода. Теперь лыжи глубоко проваливались в снег, его подтаявшая корка не выдерживала веса людей, да еще нагруженных тяжелыми мешками. Посоветовавшись, путники решили сделать попытку пройти по болоту, оставив часть груза. Сбросив свой мешок, Сергей пошел по снеговой поляне, за ним осторожно следовал Морозов, тоже без мешка. Через пять минут оба благополучно вышли к опушке - болото кончилось.

К месту, где были оставлены мешки, пришлось возвращаться не по старым лыжням, а целиной. Каждый мешок переносили вдвоем. Медленный переход по болоту вызвал задержку не меньше часа. Диск солнца уже спускался за частокол леса.

Морозов и Сергей, взвалив на плечи мешки, углубились в чащу.

Начало быстро темнеть.

Подъем становится круче. Лес поредел и постепенно стал переходить в кустарник. Местами из-под снега торчали острые глыбы сахаровидного кварцита. Полоса заката из пурпурной и широкой превратилась в сине-розовую узкую ленточку. В разрывах между облаками уже обозначились звезды, а внизу от болота пополз беловатый туман.

Кустарник кончился. Сергей и Морозов вышли к перевалу Среднего Таганая.

Далеко впереди упиралась в темно-синее небо громада Большого Таганая. Справа к скалам примыкала черная полоса леса, и на самом перевале виднелся полузанесенный снегом домик - метеорологическая станция. За окном горел красноватый огонек.

Лыжники пошли быстрей.

Сергей резко свистнул. От станции отделился черный ком и покатился вниз по поляне.

Ком постепенно стал принимать очертания собаки, она часто проваливалась в сугробы и тявкала.

- Мухтар, ко мне! - крикнул Сергей.

Мухтар - низкорослая уральская лайка-медвежатница - визжал от восторга, хватал снег и прыгал на пришедших.

У станции Сергея и Морозова встретили зимовщики - их было двое. Они с полудня разгребали снег. Недавно прошла метель, и возле станции намело сугробы.

Морозов взглянул на большой наружный термометр на крыльце станции: фиолетовый столбик спирта опустился до тридцати двух градусов. Ясное небо с точками звезд предсказывало дальнейшее падение температуры.

Метеорологическая станция Таганая - одноэтажный небольшой домик с низкими широкими окнами и грибовидной крышей. К станции примыкает просторный дощатый сарай. На открытом возвышенном месте расположена площадка с приборами для наблюдений: на столбах укреплены дождемеры, психрометр и в центре площадки - анемометр.

Помещение станции состояло из двух комнат. В меньшей были расставлены по полкам и развешены на стенах метеорологические приборы и запасные части к ним.

Перед окном стоял небольшой слесарно-плотничий верстак, на котором наблюдатели производили несложный ремонт приборов. Вторая комната, побольше, служила жилищем зимовщиков. Бревенчатые стены изнутри были обиты фанерой, оклеены старыми газетами и черновиками таблиц наблюдений. Пространство между бревнами и фанерой забито хорошо задерживающим тепло мхом. На чердаке устроен склад провизии. Посредине комнаты грузно осела печь, способная выдержать нагрузку хорошей пекарни. Возле стен расставлены кровати. Большой стол около окна завален всем, что только могло на нем уместиться.

- Включите электричество,- сказал Сергей.

Морозов с удивлением посмотрел на стены, по которым тянулись тонкие медные провода.

Один из зимовщиков ушел в аппаратную, и через минуту над столом вспыхнула электрическая лампочка.

- Последнее достижение техники,- не без гордости заявил Сергей.- Ток получаем от элементов Лекланше собственного изготовления.

Ужином послужил убитый накануне огромный глухарь; его мясо было нежным и сочным. Вокруг стола расположились кто как сумел - на табуретках, на ящиках. Яркий глазок лампочки из-под самодельного абажура бросал на стол широкий сноп света.

- Барометр пошел,- сказал Сергею младший наблюдатель.

- Да,- ответил тот,- будет перемена погоды.

- Влияние северного циклона? - спросил второй зимовщик.

- Нет, как раз наоборот - антициклона,- пояснил метеоролог.

Товарищи Сергея были еще новичками, они остались на первую зимовку и не знали климатических особенностей района.

- Циклоны, возникающие у берегов Норвегии или на Ледовитом океане,- объяснил Морозов,- проходят только Пермский район и обычно в южной его части затухают. В районе Южного Урала преобладают среднеазиатские антициклоны, особенно развитые в зимний период. Причем ветры характерны своей силой и устойчивостью; иногда они вызывают здесь сильные метели.

Ужин прошел в разговорах о климатических особенностях южно-уральских гор.

Таганайский хребет, на одном из перевалов которого находится станция, состоит из трех гор: Большого, Среднего и Малого Таганая. У подножья Малого Таганая расположен Златоуст. Высшая точка Таганайского хребта носит название Круглой сопки; она имеет высоту 4000 футов. На юго-восток от Большого Таганая идут Средний и Малый, разделенные небольшой речкой. Южно-уральские горные речки замечательны во многих отношениях: они бурны, маловодны, но очень стремительны в своем течении благодаря значительному уклону местности. Они берут свое начало где-то в ущельях и текут часто в противоположных направлениях. Например, с плоскогорья Малого Таганая стекают две речки: одна, Киолим, несет свои воды к Сибирской равнине, а вторая, Тесьма,- на юг, впадает в речку Ай.

В тихую ясную погоду с одной из вершин Таганая видны далекие Урал-тау, Ильменские горы и ряд хребтов западного склона.

Если бы не высокий Иремельский гребень и Нургуш, то в семидесяти пяти верстах от Таганая, после дождя, когда дым лесных пожаров не туманит даль, можно было бы увидеть великана Южного Урала - красавца Яман-тау который до июня не снимает своей белоснежной папахи.

Скучающие зимовщики были рады гостю и забрасывали его вопросами чуть не до полуночи.

На следующий день с утра, как только растаяли ночные тени» Морозов принялся за работу.

Нагрузив сумку инструментами, метеоролог спустился в долину.

По скованному настом снегу лыжи шли хорошо. До полудня Морозов успел замерить температуру в шести характерных точках. Необходимо пояснить, что его интересовали вопросы микроклиматологии, то есть той области климатологии, которая занимается изучением особенностей непосредственно прилегающего к земле слоя атмосферы. Горные болота оказывают влияние на микроклимат не только, в летний период: Морозову удалось заметить их влияние даже в наиболее холодные зимние месяцы. Этому вопросу, почти совсем не освещенному в литературе, Морозов уделил много внимания.

Замер температур занял у него целый день. Он до темноты бродил по долинам, забирался на склоны и только, когда обозначились первые звезды, пошел к станции.

Следующий день ушел на обработку материалов.

По окончании температурных замеров Морозов перешел к замерам снегового покрова.

В новой работе ему помогал Сергей.

Площадь выбранного на карте района они разбили на сеть треугольников, сторона каждого из которых равнялась версте. В натуре эти треугольники ложились не всегда на ровную поверхность; иногда для измерений приходилось залезать на площадки высоких скал или спускаться в глубокие долины. В треугольниках от вершины к вершине переходили по визирным линиям. Один из наблюдателей, оставшись на месте, давал приблизительное направление. Расстояние измеряли в шагах.

Дважды попадалось болото. Морозов осторожно пробирался от коряги к коряге и, взяв глубину, быстро уходил в безопасное место.

На четвертый день они перешли на открытую площадь с неглубоким снегом, и работа стала подвигаться быстрее. К концу недели Морозов полностью закончил свои дела и мог покинуть станцию. Просмотрев последний раз записи наблюдений, он уложил мешок и утром решил идти в Златоуст.

На исходе короткого дня небо совершенно очистилось от блуждающих редких облаков, и на востоке замигали первые звезды. Как обычно, со второй половины дня температура пошла вниз, но вскоре после захода солнца внезапно столбик спирта стал расти. За какой-нибудь час потеплело на пять градусов. Звезды скрылись в снова набежавших тучах, потянуло леденящим ветерком. Появились характерные признаки метели.

Привычка доверять только приборам заставила Морозова еще раз просмотреть их показания. Температура больше не поднималась, но термометр явно нервничал, как говорят синоптики. Чашечки анемометра то совсем останавливались, то начинали быстро вращаться. Стрелки флюгеров метались из стороны в сторону. Приборы тоже предсказывали надвигающуюся метель.

Началась она с полуночи и с каждым часом свирепела все больше и больше. На разные голоса завывал ветер. Луна ныряла из облака в облако. Таганайская метеорологическая станция, как корабль в штурмовую погоду, выдерживала бешеный натиск разбушевавшейся стихии.

Но избушка была крепка, печь хорошо натоплена, а под свист и вой ветра хорошо спалось…

Морозов проснулся ровно в десять, но в комнате было темно: окно до верха занесло снегом. Дверь из сеней открыли с трудом. Пришлось пробивать в снегу настоящую траншею.

Метель нисколько не утихла, но Морозов решил во что бы то ни стало спуститься в Златоуст.

Выйдя из снеговой траншеи, он был, однако, тотчас опрокинут ветром в сугроб. Острые ледяные кристаллы снега кололи лицо. В сыпучем, как песок, снеге лыжи тонули. Морозов попытался сделать несколько шагов. Он наклонился вперед и, закрыв варежкой лицо, старался подняться на сугроб.

Но такое единоборство с метелью оказалось ему не под силу, и он вернулся на станцию.

При всей настойчивости зимовщиков показания метеорологических приборов также снять не удалось. Обитатели станции были замурованы в своем домике, как в склепе.

Поздно вечером поужинали и улеглись спать.

Морозов не мог заснуть. Он ворочался в постели и слушал завывание ветра. Вот мощная воздушная волна с колоссальной силой налетела на домик станции - звук высокого тона в одно мгновение перешел в рокот и оборвался. В это время возник тонкий подголосок и откуда-то из-под карниза кровли начал подвывать, как голодный волк. В трубе - излюбленном месте музыкальных упражнений ветра - целый оркестр: трели, свистки, шипение, хрип, каскады форшлагов и причудливые фиоритуры.

Долго лежал так Морозов, пока не убедился, что ему не заснуть. Тогда он встал с постели, оделся, включил свет и достал план с намеченными линиями изотерм.

В эту зиму на редкость суровые морозы наступили рано, и к середине декабря они уже хозяйничали в районе гор, загоняя зверей в норы и берлоги.

Все изменения прослежены: температура, давление, облачность - все нанесено на этот разложенный на столе план, записано в таблице, отмечено в графиках.

Вот изотерма минус тридцати градусов обогнула восточный склон Таганайских гор и пошла по крутому подъему - она избегает лесных массивов и охотно петляет по открытым пространствам. Синяя тушь оставляет извилистый прихотливый след на плане.

Сетка изотерм пересекает гряды гор, тайгу, ложится на озера и реки.

Изотермы июля напоминают о приятном холодке в утреннюю пору, в полдень они дышат жаром или разряжаются грозами, исходят дождями.

Изотермы января несут с собой трескучие морозы, могучие азиатские ветры и метели.

Морозов работает, слушая песню ветра и шуршание вьюги за окном.

Рядом сидит Мухтар. Собака широко открыла немигающие глаза и поднимает то одно, то другое ухо…

- Что ты, Мухтар? - спрашивает Морозов и гладит собаку.

Мухтар привстает, виляет хвостом, но опять садится, настороженно поднимает уши, потом подходит к двери и, чуть-чуть скуля, начинает скрести лапами порог…

- Ну, изволь, пущу,- говорит Морозов и выходит с собакой в сени.

Ветер вырывает из рук дверь, на Морозова летят охапки снега, Мухтар тявкает и стремительно прыгает с крыльца в объятия бурана.

Собака долго не возвращается. Морозов ушел в комнату. Минуты через три в сенях послышался лай. Морозов открыл дверь, впустил Мухтара. Собака, отряхиваясь от снега, начала бегать по комнате и лаять. Она подбежала к печке, встала на задние лапы и потянула зубами полушубок Сергея.

- На место! - крикнул тот, проснувшись. Но собака не унималась, она подбегала к койкам, тявкала на зимовщиков, прыгала около Морозова и, с разбегу бросившись в дверь, открыла ее и выскочила в сени.

- Вот пришла дурь…- ворчал Морозов,- пущу, но в последний раз.

- Вы его плетью,- посоветовал Сергей.

Морозов ждал в сенях. Мухтар на этот раз быстро вернулся. С нижней ступеньки крыльца он прыгнул прямо в дверь и вбежал в комнату. В зубах собаки была зажата потрепанная меховая варежка.

- Что за рвань суешь, брось!

Мухтар бросил варежку и, вернувшись, снова потянул с печи тулуп.

- Кончено, всыплю!..- решил Сергей, выведенный из терпения поведением собаки. Он откинул тулуп и спрыгнул с печи. Собака вильнула хвостом и радостно залаяла.

- Сейчас, сейчас,- грозил Сергей.

Вид ремня заставил собаку прижаться к полу, она медленно поползла за ящик в свой угол.

Хлопнув дверью, в комнату поспешно вошел Морозов.

- Сергей, я сейчас слышал чей-то крик,- сказал он.

- Крик?.. Кому здесь кричать? - удивился Сергей.

- Я отчетливо слышал. Кроме того, обрати внимание на поведение собаки.

Мухтар точно понимал разговор; он подался к Сергею и тихо заскулил.

Морозов, надев полушубок, вышел в сени, за ним проскользнула собака. Ветер выл на разные голоса.

- О… оа!..- донеслось вдруг до слуха Морозова.

Это не было похоже на песню ветра. Мухтар сорвался с места и исчез в сугробах. Морозов спустился с крыльца и, с трудом пробиваясь через метель, пошел на крик. При свете вынырнувшей из тучи луны, сквозь мглу метели, шагах в десяти Морозов успел разглядеть темный предмет и возле него собаку.

Чуть не по пояс в снегу, с трудом вытаскивая то одну, то другую ногу, Морозов, наконец, подошел к собаке. Мухтар фыркал и раскидывал лапами снег.

Перед ним, одной рукой обняв столб, неподвижно лежал человек, а ветер делал свое дело, беспрерывно засыпая его снегом.

Морозов начал вытаскивать человека из сугроба. Показались концы лыж. Лыжи пришлось отвязать, так как они, зарываясь в снег, только мешали. Лыжи были грубо выстроганы из толстых колотых досок.

Освободив человека от лыж, Морозов хотел поставить его на ноги, но тот упал. Оставалось тащить пришельца на себе.

Морозов несколько раз падал с тяжелой ношей. Пока он возился с замерзшим, у крыльца надуло целую гору снега, и пройти через нее не было возможности.

Оставив замерзшего на снегу, Морозов пробрался в сени станции.

- Сергей, помоги… там человек! - крикнул он,, вбежав в комнату. Сергея, как ветром, сдуло с печи. Не надевая полушубка, он вслед за Морозовым выскочил на крыльцо. Помороженного затащили сперва в сени, а потом в комнату.

Мухтар вильнул хвостом, несколько раз гавкнул и улегся в угол: мое, мол, дело сделано, теперь вы возитесь с ним…

Человека положили на пол около порога и стали приводить в чувство, оттирая снегом.

Буран отнял почти все тепло его тела, лишенная крови кожа была анемичной. Пальцы правой руки, с которой Мухтар сдернул варежку, побелели и были холодными; левая пострадала, кажется, меньше. И каким-то чудом мороз пощадил лицо - наверное спас сугроб, в который упал несчастный, не дойдя нескольких шагов до станции.

Когда ноги и лицо его порозовели, он тихо застонал.

- Должно быть, шел издалека. Смотри, - показал Сергей на варежку,- вся изорвана лыжной палкой. Пройдено не меньше тридцати-сорока верст.

Оттерев незнакомца и положив на лавку, его накрыли двумя тулупами.

- Сам теперь отойдет,- заключил Сергей.

Но больной не приходил в сознание. Через полчаса Морозов прошел в аппаратную, подошел к незнакомцу и заглянул под тулуп. Керосиновая лампочка осветила серое худое лицо.

«Долго голодал»,- подумал Морозов. Он достал из кармана перочинный нож и поднес никелированное лезвие к губам больного. Блестящая сталь слегка затуманилась.

- Ну как? - подойдя, спросил Сергей.

- Дышит,- ответил Морозов.

Оба ушли. Дверь в аппаратную оставили открытой.

Прошел час. Решили лечь спать. Морозов еще раз осмотрел больного. Тот все так же, без движения, лежал на лавке, хотя лицо его немного порозовело и дыхание стало заметней.

Зимовщики уже храпели, Морозов погасил электрическую лампочку и вышел из аппаратной.

Слушая завывание ветра, он строил различные предположения о причинах странного появления незнакомца. Метеоролог хорошо знал местность в районе Таганайских гор. На север от станции, сразу же за метеорологической площадкой, шли скалы, которые через полверсты кончались десятисаженным обрывом. К Златоусту был довольно крутой спуск. По этому пути, да еще в метель, добраться до станции невозможно. С юга протянулся на несколько верст голый хребет, а по обе стороны от него покрытые снегом осыпи приходили в движение даже от не очень сильного ветра. Следовательно, незнакомец мог подойти к станции только лесом, то есть тем же путем, по которому несколько дней назад пришли он и Сергей. Они, идя от Златоуста, нарочно сделали небольшой обход, чтобы измерить в некоторых местах мощность снегового покрова, и подошли к станции с другой стороны. Внизу, за лесом, по которому они прошли, проходит дорога на Кусинский завод. Немного в стороне расположены старые углеобжигательные печи. Дальше - речка Шум-га и по ее берегу несколько мелких селений. Но все это находится на расстоянии не меньше тридцати верст.

Незнакомец, конечно, вышел еще до метели. Без крайней необходимости едва ли кто рискнет выйти на открытое место в такую погоду. Путника метель застала в дороге. Пока он шел по долинам с подветренной стороны, где таежный лес значительно ослаблял силу ветра, все обстояло благополучно. Но вот он стал подходить к перевалу… Одно оставалось непонятным- зачем одинокий путник пошел на Таганай?

Тихие стоны прервали размышления Морозова. Он поспешил в аппаратную.

Больной лежал, широко раскинув руки, голова его была запрокинута так, что клин бороды торчал почти вертикально. В горле его клокотало, руки судорожно вздрагивали.

Временами незнакомец затихал, потом начинал метаться, делал попытки встать, сбросить тулуп. На короткий срок успокаиваясь, он что-то бормотал, внимательно глядя на Морозова.

Во время одной из попыток встать с лавки незнакомец вынул из-за пазухи какие-то бумаги, стал размахивать ими и, видимо, не сознавая, что делает, бросил в угол комнаты.

Морозов подобрал разлетевшиеся листки, надеясь с их помощью установить личность незнакомца. Но клочки газет, страницы какого-то журнала, пожелтевшие письма с поклонами ничего не прояснили.

Несколько успокоившись, больной с большим трудом извлек из кармана какой-то небольшой предмет и внимательно посмотрел на Морозова.

Метеоролог подошел к лавке, но у незнакомца опять начался приступ. Вынутый из кармана предмет - трубочка из бересты - стукнул об пол, а больной потерял сознание. Морозов машинально сунул трубочку в карман и схватил за руки бившегося в припадке незнакомца.

Только на рассвете тот утих и, кажется, заснул.

Морозов приткнулся около верстака и тоже задремал.

…К утру метель отбушевала. Ветер угнал тучи к Ильменским горам. Порозовели далекие вершины, засинели между ними долины. Где-то далеко, стряхнув с себя снег, на опушку леса вышла стройная, тонконогая сайга. Она настораживает уши и прислушивается, не завоет ли снова ветер. Но ветер уже стих; он вихрит поземок на Ильменских горах. Опустив хвосты и приседая на задние лапы, трусят легкой рысцой по трущобнику отощавшие волки. Ворочает кустарник не засевший с осени в берлогу медведь, и ведет ровную строчку следов лесная мышь…

После метели обитатели тайги принимаются за поиски пищи…

- Ох, и красота же! - выйдя на крыльцо, крикнул Сергей.

Затопив очаг и поставив на плиту чайник, зимовщики пошли разгребать снег. Морозов остался с больным, который теперь был в сознании, но, почти не переставая, тихо стонал. Сквозь стон он повторял по нескольку раз одни и те же слова, должно быть, сознавая, что слушатель его не понимает. Из бессвязной речи больного Морозову все же удалось разобрать, что человека зовут Петром Антиповым, что жил он на Кусинском заводе, но оттуда ушел в Таганайские горы, где был до зимы. В горах он работал; но, что у него была за работа, Морозов не понял. Рано наступившие холода застали Антипова врасплох. Запасы провизии уничтожили мыши. Он был обречен на смерть. Решение уйти с Таганаев им было принято слишком поздно; оставшиеся несколько сухарей могли поддержать в нем жизнь в течение пяти-шести дней, а сильные морозы сокращали и этот небольшой срок. Короче говоря, последней надеждой Антипова была сравнительно недалеко расположенная метеорологическая станция, куда он и направился за сутки до наступления метели. Ночью, когда ветер взрывал снежные сугробы, он вышел к перевалу и увидел освещенные окна. Путник побрел к станции, но, не дойдя до нее, обессилев, упал.

Антипов сильно поморозился. Ему нужна была помощь врача: могла начаться гангрена.

После завтрака Сергей принялся мастерить из пары лыж санки. Через час подобие нарт было готово.

Широко расставленные полозья придавали санкам устойчивость, поперечины из березы, связанные сыромятными ремнями,- прочность, а фанерная спинка позволяла больному, для которого предназначались эти нарты, занять удобное, полулежачее положение. Антипова укутали в тулуп и, положив на нарты, привязали к ним ремнями.

В полдень Морозов и Сергей покинули станцию и через час вышли на Златоустовский склон. Сергей тащил нарты, а Морозов прокладывал лыжню.

Когда по снегу легли длинные синеватые тени деревьев и в морозной дымке потонула громада Таганая, из-за поворота показались первые дома Златоустовского завода.

…В больнице на вопросы Морозова доктор отвечал уклончиво и неопределенно:

- Больной долго голодал, и его организм почти не мог сопротивляться морозу… Хорошо, что вы его привезли ко мне.

- А как руки? - спросил Морозов.

- Прихвачены основательно.

Поздно вечером Морозов и Сергей вышли из больницы. Сергей пошел к знакомым отдохнуть, чтобы завтра утром идти на станцию, а Морозов свернул к гостинице. Ему предстояла охота за изотермами на Ильменских горах.

Глава II
КРАСНЫЙ САМОЦВЕТ

Отшумели метели, прекратились обильные снегопады, мороз разжал свои ледяные объятия - кончилась долгая уральская зима.

Уже по талому насту закончил Морозов последние замеры температуры в районе озера Увильды и на склонах горы Меншангуш. Его последние наблюдения, наконец, завершили цикл исследований микроклимата Южного Урала. Последнее «белое пятно» было уничтожено, и сеть изотерм покрыла карту «нацело», как выражаются метеорологи.

Однако окончание полевых работ не радовало Морозова: предстояла спокойная работа по обработке материалов наблюдений. Обработка материалов - скучнейшее, по его мнению, занятие. Изотермы интересны там, в горах, где их капризный зигзаг еще неизвестен, а пойманные термометром и нанесенные на план, они теряют интерес…

Два дня Морозов бродил по городу, «раскачиваясь» для работы.

Морозов имел привычку подробно записывать свои наблюдения. Так как его записные книжки не могли вместить нескончаемых цифр, то второстепенные мелкие заметки он делал на клочках бумаги и рассовывал их по карманам.

Теперь, приступая к работе, Морозов доставал из своих объемистых карманов обрывки бумаги и аккуратно раскладывал юс на столе. Последним в этой своеобразной коллекции был небольшой сверток, по внешнему виду напоминающий футляр полевого термометра.

«Откуда это?» - спрашивал себя Морозов.

Он развернул шнурок, которым был обернут сверток, и стал разматывать уже сильно истлевшую материю. Пришлось размотать не меньше полуаршина этой материи, прежде чем в руках Морозова осталась берестяная трубочка, заткнутая с одного конца деревянной пробкой.

Береста!.. В памяти Морозова промелькнули лапчатые темные ели, Таганайский перевал… метель и померзший человек. Это он дал ему сверток.

Морозов открыл пробку, и из трубки на стол выпал сложенный гармошкой пожелтевший лист бумаги. На листе было что-то написано синими чернилами. Каллиграфически выведенные мелкие строчки почти стерлись, но по их расположению Морозов определил, что это - какое-то прошение.

«…Кусинский завод… 1911 года… начальнику…

Нижайше прошу Вас не…»

Ничего интересного. Метеоролог уже хотел бросить листок в кучу накопившегося бумажного хлама, но совершенно случайно обратил внимание на другую сторону бумаги. Его опытный глаз сразу схватил характерные линии схематического плана.

Разгладив бумагу, он начал внимательно рассматривать изображенное химическим карандашом.

Берестяная трубочка была ненадежным футляром, она пропускала влагу и плесень - рисунок был сильно попорчен. Кроме того, составитель плана был, очевидно, человеком, совершенно не знакомым с картографией.

- Уж не Антипов ли это составил? - спросил себя Морозов.

Желание узнать о приключениях незнакомца заставило метеоролога заняться расшифровкой плана.

Морозов, привыкший работать не только с печатными картами, но и со схемами топографов, иногда сильно запутанными, на этот раз попал в тупик: на бумаге не было ни одного правильно изображенного топографического знака, хотя это был, несомненно, план - на нем должны были быть и дороги, и реки, и лес.

Морозов задумался:

«Во-первых, что это за широкая линия, тянувшаяся в меридиональном направлении? Это или река, или дорога. Слева к ней присоединяется двойная линия, не такая жирная, но более извилистая. Их пересекает еще одна линия. Вот это, пожалуй, дорога, а те, должно быть, речки или ручьи. Но ниже изображено что-то, не увязывающееся с этими ручьями. Может быть, это - детали, отдельные участки района,- думает Морозов,- или просто составитель ввел какие-то условные обозначения».

На плане имелись надписи. Большинство слов стерлось, некоторые были не дописаны или заменены рисунками.

- Ерунда, не стоит тратить время,- встав из-за стола, сказал Морозов.

План Антипова и берестяная трубочка полетели в корзинку.

Об пол что-то стукнуло.

- Что еще тут? - уже недовольным тоном заворчал Морозов, подняв с пола завернутый в свинцовую бумагу предмет, величиной с горошину. Когда Морозов развернул бумагу, яркий красный огонек блеснул в его руке. Метеоролог от неожиданности вздрогнул: перед ним был рубин. Самоцвет превращал падающий на него свет в кроваво-красные искры и бросал их в разные стороны. Рубин пылал, горел, сверкал благородным огнем.

Морозов не был большим знатоком драгоценных камней, но кое-что в них понимал. Во время метеорологических наблюдений он иногда посещал разработки самоцветов, и там ему показывали редкие образцы камней.

Судя по чистоте и размерам, этот рубин имел огромную ценность.

«Несколько тысяч»,- подумал Морозов, смотря на сверкающий камень.

«Они лежат Каменке… пещере трех… старцев…» - вспомнил Морозов слова Антипова. Он извлек из корзины измятый план и возобновил его расшифровку.

Красный самоцвет лежал на столе рядом с планом. Он служил наглядным доказательством важности изображенного на бумаге. Медленно подвигалась расшифровка стертых временем изображений.

Морозов определил, что жирная меридиональная линия -это река Миасс. На плане был изображен ее участок между Таганаями и Ильменскими горами. Надписи на правой и левой сторонах плана подтвердили это. На севере была обозначена гора Юрма, о чем говорили буква «ю» и полустертое «р». К югу от Ильменских гор расположено озеро Аргази. У правой порванной кромки листа с трудом можно было прочитать буквы: «ар… аз»… - несомненно, это было Аргази.

Морозов был теперь убежден, что перед ним не бессмысленные каракули, а важный документ.

Имея такие исходные пункты, как Таганай, Юрму, Ильменские горы и озеро Аргази, можно было лишь приблизительно определить местоположение участка, где находилось месторождение рубинов, или, точней, корунда. По собственному опыту Морозов знал, что в лесах Урала не всегда удается найти замеченное раньше место, поэтому охотники и разведчики-старатели, не умеющие разбираться в планах, делают очень примитивные схемы, которые служат им дополнением к сохранившимся в памяти приметам.

Для расшифровки деталей Морозов разбил весь план на отдельные участки.

После внимательного изучения каждой детали он установил:

1. Ясно, что на плане - река Миасс, а следовательно, две соединяющиеся с ней линии - ручьи или речки.

Необходимо точно установить: ручьи это или речки. Морозов вспомнил, как Антипов пытался назвать место, откуда он пришел; он сказал: «Каменка».

Можно предположить, что это и есть название одной из речек.

Крестиком на плане показано, конечно, месторождение-так люди, не уговариваясь, почти всегда отмечают главное.

Но речка, на которой поставлен крестик, не Каменка, она имеет другое название. Это название почти

стерто, с трудом можно было разобрать буквы: «ро… ащ… я».

2. Путь к месторождению показан линией от Таганайских гор, а пометка «не ходить на восход», должно быть, сделана на разветвлении дорог. «Идти на липняк» - уточняет направление.

3. Точного положения месторождения на плане нет. Но несколько полустертых строк у правой стороны листа есть не что иное, как объяснение последнего этапа пути. Вот что там можно было прочитать:

…пересе

и итти поле

ой возле кусто

тальника к высо

веннице на б

ень от дер 10

саж

и дальше уже сознательно зашифровано. Или, может быть, составитель плана считал лучше сделать пояснение рисунком.

Первую часть нетрудно было расшифровать следующим образом:

пересе(чь) (что-то)

и итти поле (в)

ой (речке?) возле кусто (в)

тальника к высо (кой)

(лист) веннице на б(елый)

(кам)ень от дер(ева)

10 саж(еней),

а дальше следовал непонятный рисунок.

Прямая линия со стрелкой между круглым предметом и изображением, похожим на куст, означала расстояние, и оно, конечно, равно 10 саженям, как и сказано в пояснении. Но что означает этот круглый предмет?

Морозов еще раз прочел расшифрованные строки.

- Ну, ясно!.. Не может быть другого толкования!- воскликнул он.- На белый камень от дерева… Круглый предмет - белый камень, а куст - изображение лиственницы в плане. А дальше… Это дерево… Ах, чудак этот Антипов! Конечно, он не имел компаса и заменил его деревом, крона которого пышнее развита с южной стороны, а стрелка проведена от стороны, где крона развита беднее. Значит, Белый камень расположен на север от лиственницы.

Главное было разгадано, оставалось выяснить, каким путем Антипов попадал к речкам.

«Липова… Липова..,- повторял Морозов, заметив это слово в верхнем углу плана.- Да это - Липовая гора! Пунктирная линия - путь от какого-то селения… На плане квадратиками изображены избы по обе стороны. Есть! По обе стороны Кусинского пруда. Стрелка «к таг» означает: от Кусинского завода нужно идти к Таганаю, а дальше все понятно».

Утомленный, но довольный, Морозов только под утро окончил расшифровку плана.

Он установил, что к месторождению имеет какое-то отношение изображенная на плане Пещера трех старцев.

«Она чем-то характерна для района месторождения»,- подумал Морозов. Неизвестным осталось только название второй речки.

Просмотрев записи, Морозов в дополнение к схеме Антипова составил свою. Тайна рубина оживила скучную работу по обработке полевых материалов.

В свободное время Морозов стал читать книги по минералогии. Эта наука раньше казалась ему скучной. Профессоров-минералогов, всегда окруженных пыльными обломками камней, он считал маньяками. Но когда он открыл книгу академика Ферсмана «Самоцветы России», то он не мог оторваться от нее, пока не прочитал до последней страницы. Прекрасный знаток мертвой природы, Ферсман сумел оживить камень, он вдохнул в него жизнь.

Запылал рубин, загорелся зеленым огнем изумруд, встала очаровательной легендой судьба священного камня нефрита. Под пером академика ожили древние восточные сказки о драгоценных камнях.

О рубине Морозов прочитал у Ферсмана следующее:

«Красным камнем не богата русская природа. В 1824 году был открыт на Урале первый некрасивый корунд; находка невзрачного камня в россыпях Березовки была правильно определена известным знатоком камней Саймоновым, назвавшим этот камень - корунд, сапфир, рубин. Прошло почти сто лет со времени пророчества профессора минералогии Соколова, но найти на Урале настоящий красный самоцвет не удавалось русскому человеку, и только Полярная Сибирь подарила нас краснобурыми и красными сердоликами… Но искристого, настоящего красного камня мы до сих пор не знаем у нас»

Прочитав это заключение, Морозов достал антиповский рубин и подумал:

«Вот он - искристый, красный камень, настоящий и найденный на Урале. Может быть, там, возле притоков Миасса в отрогах Ильменских гор, находится первое, еще не известное минералогам месторождение этого драгоценного камня».

Немногочисленная литература о самоцветах подтверждала возможность нахождения рубинов на Южном Урале. Но заключение академика Ферсмана оставалось в силе: «еще никто на Урале не находил чистого рубина большого веса, несмотря на то, что корундовые месторождения Урала очень многочисленны. Отдельные находки рубинов и сапфиров - большая редкость».

«После находки в 1858 году в Корниловом логу крупного сапфира начались систематические разведки по реке Шиловке (недалеко от Мурзинки), но удалось найти в галечнике только четыре крошечных рубина и один сапфир. Кусочек сапфира, найденный в 1858 году, был огранен и представлен Александру II, как особая ценность… Вот, пожалуй, и все».

На отмелях рек крестьяне часто находили небольшие гальки, окрашенные в разные цвета. Среди обломков кварца, полевого шпата и граната попадались корунды самых разнообразных оттенков: синие, синевато-красные, фиолетовые, а иногда красные и даже сине-черные. Но цвет их был нечистый, и вес редко превышал половину карата. Очень редко находили рубины в 2-2,5 карата. Таков Средний Урал.

На Южном Урале месторождения корунда, главным образом россыпные, приурочены к реке Каменке золотоносного Кочкарского района. Гальки корунда чаще неправильной формы с почти не сохранившимися кристаллическими гранями. Цвет этих небольших камешков не привлекает внешне своей чистотой и яркостью: преобладают цвета серый, желтовато-синий, с мутными оттенками.

В 1915 году было найдено коренное месторождение корунда. Так же, как и камни Северной Каролины, рубин здесь залегал вместе с хромовой слюдой, но он оказался трещиноватым.

В Кыштымском районе также немало корундовых месторождений.

Перелистывая страницы книг по нерудным ископаемым, Морозов надеялся разыскать описания хоть одного месторождения драгоценного корунда - рубина, яркого и пылающего.

«…Найденный академиком Карпинским в 1871 году на Собачьей горе…»

У Морозова екнуло сердце: он знал Собачью гору, как свою квартиру.

Но… «обломок корундовой породы оказался занесенным туда с другого месторождения…»

…Геолог Клер на Южном Урале обнаружил громадные запасы чистого корунда… «По чистоте материала и запасам,- прочел Морозов,- можно вполне рассчитывать на присутствие большой ценности рубинов». На следующей странице было написано: «Эти месторождения заслуживают самого большого практического внимания. На материале этих месторождений предполагалось построить… фабрику наждачных кругов… а сортов ограночных здесь не встречалось…»

Ильменские горы, знаменитые по разнообразию найденных в них минералов, также пока еще крепко хранят тайну красного самоцвета.

Но академик Ферсман не отрицает возможности нахождения месторождения рубинов, особенно в приконтактовых зонах известняков. И невольно по этому поводу приходят на память слова профессора минералогии Соколова: «отчаиваться в этом могут только те, которые уверены, что климат имеет влияние на образование камней и металлов и что изящные из них могут существовать только под палящим солнцем экватора»

Убедившись л возможности нахождения рубинов на Южном Урале, Морозов добросовестно принялся за трудное дело - он решил изучить происхождение корундовых месторождений.

Совершенно незнакомая область, подчас тяжелый язык авторов, обилие специальных непонятных терминов и определений - все это в первое время приводило метеоролога буквально в отчаяние. Но упорство и настойчивость не позволили ему бросить начатое дело. Много ночей Морозов просидел надкнигами по минералогии и описаниями корундовых месторождений.

Он узнал, что интересующий его рубин это - окрашенная солями хрома и железа наиболее чистая разновидность минерала корунда. А корунд в свою очередь по химическому составу представляет собой кристаллическую окись алюминия. Цвет корунда очень разнообразен: встречаются кристаллы серого, синего, красного, розового, желтого, бурого, зеленого, фиолетового и других цветов. Окраска зависит от примеси различных веществ - солей железа, хрома, титана и соединений других металлов и элементов.

Месторождения корунда обязаны своим происхождением огненно-жидкой гранитной магме, которая в периоды горообразований по трещинам и зонам разломов земной коры поднималась из глубины. При встрече ее с известняковыми осадочными породами, в которых находились прослойки бокситов, происходила кристаллизация окиси алюминия в корундовые массы.

На контакте гранитов с известняками и в кристаллических известняках, близких к этим контактам, могут встретиться красные и синие корунды - рубины и сапфиры.

Вот почему «на берегу бурного Пянджа, в известняковой скале Кух-и-лал, далеко на юг от русских владений, находятся старинные рубиновые копи… В темных и низких ходах добывался красный камень… и верноподданные сыны афганского эмира, ломая твердые известняки и доломиты, выбирали из них рубины…»

Большинство книг было написано специальным языком. Перед глазами Морозова мелькали химические формулы, фотографии шлифов даты открытий месторождений и находок самоцветов.

…Греция, Египет, Индия, Афганистан, Южная Африка… Урал, Северная Сибирь представлялись ему в синих цветах сапфира, василькового кианита, в зеленом сиянии изумрудов и дерзком кровавом свете рубина.

…Авантюрин, гиацинт, лабрадор, лунный камень, солнечный камень, сфен, турмалин, хризоберилл…- это прекрасные цветы мертвой природы, рожденные в недрах земли тысячелетия, а может быть, и миллионы лет назад.

Много дел наделала берестяная трубочка Антипова: метеоролог превращался в страстного любителя-минералога.

Из массы прочитанных страниц Морозов составлял себе конспект, а по нему представление о корундовых месторождениях Южного Урала.

Участок, изображенный на плане, был где-то около Ильменских гор, в долине реки Миасса, а в одной из книг было ясно написано: «… в долине р. Миасса залегают кварциты, кварцитовые сланцы, зеленые сланцы и известняки…»

Известняки!.. Морозов кое-что понял в сложном процессе образования корундовых месторождений. Он знал, что на контакте магмы с известняками могут встретиться рубины.

Но какие породы у Пещеры трех старцев? К какому типу отнести месторождение, отмеченное крестиком? Этого Морозов не знал.

Находясь под впечатлением прочитанных книг и увлеченный возможной перспективой открытия месторождения, Морозов написал письмо начальнику Уральского горного правления и послал его в Екатеринбург.

В письме он подробно рассказал о своей встрече с Антиповым, изложил соображения по поводу возможности нахождения благородного корунда в недрах Южного Урала. Вдаваясь в подробности, только в конце письма, как бы между прочим, он упомянул о рубине.

В письме Морозов просил снарядить экспедицию для поисков месторождения рубинов, в которой он охотно принял бы посильное участие.

Если бы Морозов смог прочитать свое письмо через неделю, когда оно было уже в Екатеринбурге, он бы понял, что обилие в нем восклицательных знаков и самых разнообразных отступлений едва ли склонит начальника правления снарядить экспедицию.

Через полмесяца Морозову пришел ответ:

«Уважаемый г. Морозов!

Настоящим ставлю Вас в известность, что Ваше, извините, несколько странное письмо о рубинах Уральским горным правлением получено сего дня 20 апреля 1913 года.

Прекрасно изучив характер моего непосредственного начальника и Вашего адресата, я, тем не менее, рискнул прочесть ему Ваше письмо. Но, увы! Он не стал слушать до конца и сказал, что еще в детские годы читал что-то подобное у Ж. Верна или Э. По, но там было написано гораздо интереснее.

Кроме того, он, зная Вас как метеоролога, высказал предположение, что письмо сочинил какой-нибудь шутник, подписав Вашу фамилию.

На этом, собственно, и кончается деловая часть моего ответа.

В заключение осмелюсь добавить в приватном порядке:

- Занятно, довольно занятно написано, г. сочинитель! Приглашаю Вас посмеяться со мной за компанию.

Примите мои искренние уверения в совершенном к Вам почтении!

Старший секретарь

Уральского Горного

Правления

Михаил Петров

Апреля 26 дня,

сего 1913 года.

Р. 5. Написал пространный ответ, т. к. и Вы не скупились на сочинительство. Что же касается якобы имеющегося у Вас рубина, так уж этими, извините,

фокусами-покусами нас, старых волков, не приманите. У Вас такового не имеется. М. П.»

На следующий день Морозов опустил в почтовый ящик небольшой конверт. На этот раз он по деловому коротко изложил вновь свою просьбу об экспедиции и в доказательство реальности существования месторождения вторично написал о рубине.

Ответ на второе письмо пришел быстрее, чем ожидал Морозов. Первая же строка заставила его нахмуриться:

«Привет Златоустовскому

Ж. Верну - дражайшему

господину Морозову!!!

Со своей стороны я с восторгом приветствую Ваше оригинальное начинание - я охотно поведу с Вами такого рода переписку. Я Вас прекрасно понял, хотя и незнаком, к сожалению, лично. Конечно, скучно сидеть одному в кабинете и писать о температуре и разных барометрах. Вот Вы и решили развлечься. Повторяю - приветствую!

К сожалению, в настоящее время я очень занят и, таким образом, не имею возможности ответить Вам в стиле Ваших интересных посланий. Но скоро я буду свободен, и тогда Петров постарается сверкнуть своим литературным талантом.

Пока же вынужден ограничиться весьма и весьма короткими замечаниями. Прошу извинить!

Ваше второе письмо я, конечно, не показал начальнику. Не ровен час еще подумает, что я тоже принимаю деятельное участие в «открытии» месторождений рубинов. Я, понятно, очень сожалею, что лишен возможности взглянуть на Ваш рубин.

Но, между прочим, для исследования нового «месторождения» нет необходимости снаряжать экспедицию. Вам, вероятно, известно, что некоторые наши славные геологи, не прибегая к помощи, открыли и дали солидные описания некоторых месторождений? Правда, им посчастливилось меньше Вашего, но тем лучше для Вас.

Счастливый путь к новым открытиям!

Уральское Горное Правление в лице его начальника и Вашего покорного слуги будут рады в скором

времени присоединить к фамилиям знаменитых исследователей и Вашу.

Не забудьте в экспедицию взять с собой томик

Э. По, он Вам более нужен, чем лучший курс петрографии или минералогии.

Еще раз желаю успеха!

Ваш поклонник и почитатель

М. Петров.

Мая 12 дня, сего 1913 года,

г. Екатеринбург.»

Несмотря на столь печальный результат переписки, Морозов не оставил мысли с помощью Горного правления снарядить экспедицию. Следуя русской пословице: куй железо, пока горячо, он быстро собрался и уехал в Екатеринбург.

Первое официальное лицо в Уральском горном правлении, с которым ему пришлось встретиться, был секретарь Петров.

По облику Петров являл собой типичного чинушу: сухонький старичок с бородкой клинышком, в поношенном, но чистом и хорошо отглаженном мундире. Когда метеоролог назвал себя, лицо Петрова расплылось в улыбку, но в следующее мгновение превратилось в бесстрастную маску. Секретарь понял, что Морозов не настроен шутить.

Доложив начальнику о приезде Морозова, секретарь снова принялся за подшивку служебных бумаг, чем он всегда занимался в часы приема посетителей.

Знакомство с начальником Горного правления произошло при крайне неблагоприятных для Морозова обстоятельствах. Это сразу же заметил метеоролог, войдя в богато обставленный, светлый кабинет. За огромным письменным столом, в окружении разнообразных коллекций сидел средних лет толстяк с усами и окладистой бородой. На сильно помятом лице толстяка была смесь выражений скорби, отчаяния и боли: прошедшую ночь он веселился с проезжими купцами и перехватил хмельного.

Безрезультатность первого разговора Морозов отнес за счет состояния начальника правления. Через день встреча состоялась вновь. На этот раз перед метеорологом сидел добродушный, с веселым выражением лица человек. Он внимательно слушал собеседника, но, видимо, твердо решил ограничиться ролью слушателя. Все усилия Морозова, хотя бы только заинтересовать горного начальника, оказались безрезультатными. Перед метеорологом сидел типичный щедринский чинуша, которому на месторождение рубинов было с высокой колокольни наплевать. К такому выводу Морозов пришел, уходя из горного управления.

«А почему мне не воспользоваться советом Петрова и не отправиться на поиски месторождения одному?» - задал себе мысленно вопрос метеоролог, уже сидя в вагоне.

Весь обратный путь от Екатеринбурга до Златоуста он обдумывал эту мысль.

…Разыскать участок он может, пожалуй, не хуже геолога: специальность охотника за изотермами поможет ему ориентироваться в лесу.

Кроме того, он кое-что усвоил из прочитанного материала и сможет разобраться в горных породах. Но у него нет «нюха», свойственного настоящим охотникам за камнями.

Говорят, что геологи видят сквозь землю, а он даже не может сразу отличить известняк от кварцита. Может случиться, что он будет бродить по лесу возле самого месторождения и его не обнаружат.

Морозов колебался. Посмотрев на рубин, он решил, не откладывая, отправиться на поиски месторождения; но, заглянув в учебник полевой геологии, падал духом…

Из затруднения его неожиданно вывели изотермы. Как ни странно, но эти линии помогли ему принять окончательное решение отправиться в долину реки Миасса, к Ильменским горам, на поиски рубинов.

Обрабатывая синоптическую карту склонов Ильменских гор, Морозов обнаружил незначительные аномалии в направлении июньских изотерм. Тщательная проверка наблюдений показала, что эти аномалии могут быть порождены или ошибкой в наблюдениях или изменением климатических условий.

Как в том, так и в другом случае желательно производство повторных наблюдений. Отклонение изотерм было настолько незначительным, что не будь самоцвета, Морозов не был бы так придирчив к таблицам температурных замеров. Но район аномалий был недалеко от реки Миасса, и поэтому проверка направления изотерм могла быть совмещена с поисками месторождения.

Морозов начал решительно готовиться к поездке в горы. Взяв с собой овчарку Нерона, метеоролог поехал на Кусинский завод и, поселившись в запрудной стороне, начал расспрашивать о Пещере трех старцев. Но его настойчивые расспросы, однако, не давали результатов. На Гусинском заводе никто не занимается поисками самоцветов.

Но однажды, в жаркий тихий день, возвращаясь с рыбалки, Морозов нагнал запыленного путника, медленно шагающего по дороге со стороны Липовой горы. За плечами у путника был небольшой, но, видимо, тяжелый мешок. Обменявшись приветствиями, попутчики свернули в тень зарослей черемухи и расположились на полянке отдохнуть. Запыленный путник оказался любителем поговорить.

- Полмешка набрал цветочков,- сказал он, сбрасывая на землю ношу. Раздался характерный стук камней.

- Цветы, а стучат, как камни,- заметил Морозов.

- Так это и есть камни. Хотите посмотреть?

Не дожидаясь ответа, собиратель каменных цветов вытряхнул из мешка содержимое - целую груду различных минералов.

- Вот какие цветочки собрал горщик Ковригин,- назвал себя хозяин коллекции.

Некоторые минералы. Морозов узнал с первого взгляда - это были приметные по виду небольшие, но красивые друзы горного хрусталя; какие-то разновидности оливина в голубоватом кальците; отдельно обломки кальцита и зеленые осколки змеевика.

Порывшись в груде минералов, Ковригин извлек темно-коричневый камень, ничем не примечательный с виду.

Образец оказался бурым железняком из находящегося в Кусинском районе Ахтенского рудника. Ахтенское месторождение железной руды было открыто в 1828 году местным крестьянином при рубке леса. При исследовании оказалось, что руда содержит металлического железа больше 50%.

Образцы знаменитых Максимилиановских копей: красноватый гидраргиллит, черно-зеленые листовые кристаллы клинохлора, в красивом обрамлении розоватого кальцита, желтые кристаллы сфена - все было собрано знатоком камней Ковригиным.

Перебрав коллекцию, горщик рассказал о «повадках» некоторых минералов, не дающихся в руки любому и каждому. Это были интересные короткие рассказы охотника за камнями.

Солнце поднялось еще выше и стало нестерпимо припекать. Морозов и Ковригин забрались глубже в, прохладный черемушник.

Горщик был коренным жителем Кусинского завода, куда его прадед переселился из деревни Медведевки в 1778 году. Ковригин чуть не с пеленок начал интересоваться камнями. Мальчиком он рылся в прибрежном песке, собирая разноцветные гальки; юношей бродил в поисках камней по таежным местам, мечтая разыскать новые месторождения руд, золота и драгоценных камней.

С восемнадцати годов Ковригин работал горщиком при Кусинском заводе и вот уже двенадцать лет тянет казенную лямку искателя руд.

Ковригин хорошо знал район и охотно делился с Морозовым интересными сведениями из его истории.

- А вы по каким делам в наших краях? - безо всякой связи с рассказом неожиданно спросил он.

- Я в Кусу заехал по пути,- ответил Морозов.- Меня интересует одно дело.-И Морозов рассказал, что разыскивает людей, знающих месторождения рубинов.

- Вон оно что! Самоцве-е-ты! - протянул Ковригин.- Умственное это дело… Тонкое дело…

- Меня интересуют только рубины,- уточнил Морозов.

- Могут быть в наших краях красные самоцветы,- сказал Ковригин и добавил: - но мне их проведать не посчастливилось.

- Но кто-нибудь, может быть, знает? - допытывался Морозов.

- Знает один человек,- подумав, ответил Ковригин.

- Кто?

- Есть такой у нас на Кусе непутевый человек… Антиповым прозывается.

- Антипов!? - воскликнул Морозов.- Он жив, здоров?.. Где он находится?

- Да вы, часом, не дружки ли с Антиповым? Что-то больно встрепенулись…

- До дружбы дело не дошло, но встреча была,- и Морозов рассказал про случай на метеорологической станции.

- Не узнаю Антипова,- заключил Ковригин, когда метеоролог умолк.- Как он расстался с рубином?!

- Может, не хотел, чтобы месторождение самоцветов осталось неизвестным,- заметил Морозов.

- Не похоже это на Антипова,- с сомнением покачал головой Ковригин.- Однако, может быть, засовестился он, думая о смерти.

Рассказ Ковригина глубоко взволновал метеоролога и заставил его по-иному оценить играющий красивыми искрами рубин.

Антипов был коренной житель Кусинского завода, хотя к последнему не имел никакого отношения.

Выходец из старообрядцев, он перенял от своих предков страсть копить добро, не особенно разбираясь в средствах. Хлебопашеством, огородничеством, извозом, подрядами - многим занимался Антипов и постепенно богател. В его лесосеках, пчельнике и в поле работали батраки.

Выстроил Антипов каменный двухэтажный дом, на перевале соорудил ветряную мельницу, поставил маслобойку, взял большой подряд на углеобжиг, и стало его хозяйство походить на предприятие мелкого, но преуспевающего заводчика. Антипов уверенно шел по дороге счастливого благополучия и вдруг все пошло прахом. А началось все из-за того дела, которое в стародавние годы мутило многих кусинских жителей.

Среди народа ходили слухи, что в самых непроходимых таежных местах, за Таганайскими горами, в медвежьих урочищах есть потаенные копи самоцветов. Существуют эти копи с древних времен раскола церкви, когда на Урал пришли переселенцы, прозванные кержаками. За горными хребтами, по долинам рек, вдали от дорог, построили они скиты и в них спасались. Однако наиболее энергичные поселенцы - преимущественно молодежь - кроме замаливания чужих и своих грехов, начали постепенно заниматься поисками золота, медных и свинцовых руд. Надо полагать, что этими неопытными, но настойчивыми рудознатцами случайно были найдены и самоцветы.

Добыча и продажа драгоценных камней сохранялись в строгой и глубокой тайне. И только весьма скудные сведения о деятельности таежных горняков время от времени просачивались сквозь щетину лесов. Но дополненные измышлениями фантазии кусинцев эти сведения не представляли ничего существенного,

Антипов внимательно прислушивался ко всякой досужей болтовне о самоцветах, но, несмотря на страстное желание проникнуть в их тайну, практически долгое время ничего не мог предпринять. И вот однажды совершенно случайно произошло событие, сразу подвинувшее дело поисков.

У Антипова на правах полуработника, полуприживалыцика околачивался известный всему заводу мужичонка по прозванию Хорек. Эту меткую кличку он получил за пронырливость, хитрость и своеобразное, вытянутое вперед лицо с острым носиком. Хорек ничем определенным не занимался, исключая регулярных посещений кабаков, но был прекрасный охотник. Он постоянно снабжал Антипова вкусной дичью и взамен получал кров, пищу, а иногда и мелочь на водку.

Вот этот самый Хорек и положил начало длинной цепи событий, участниками которых явились Антипов и Морозов.

По Кусе давно упорно ходил слух, что где-то в Таганаиских долинах живут три святых старца. Один из них иногда появляется на заводском базаре, заходит в контору правления и затем бесследно исчезает. Никто еще из местных охотников не видел скита старцев.

Как-то после изрядной выпивки, на похмелье Хорек ушел в горы. Он решил перемахнуть Таганай и на противоположных его склонах разведать новые места для охоты.

Склоны Таганая оказались богатыми дичью, и Хорек, подстрелив пару птиц, изжарил их, плотно поел и завалился спать. Проснулся он на следующее утро от страшной жажды. Хорек плохо знал местность, и ему пришлось долго искать воду. Лето было жаркое, многие ручьи пересохли. Охотник решил идти по звериной тропе, которая должна привести к речке.

В низине, где раньше протекала речка, оказались редкие лужицы, густо заселенные водяными блохами, да белый мелкий песок. Русло пересохшей речки было очень извилисто, один берег сильно изглодан водой. В некоторых местах белая порода берега превратилась в осыпи и обнажила глубокие сводчатые ниши. Хорек знал, что должна быть где-нибудь поблизости еще «парная» речка. Горные речки часто, встретив на пути массивы пород, делятся и, обогнув возвышенность с обеих сторон, сходятся в одно русло; иногда же, разделившись, отходят одна от другой и уже не сливаются вместе.

Хорек забрался по осыпи на крутой берег и поднялся на невысокую скалу. За скалой местность круто уходила вниз, и сквозь листву липняка виднелась голубоватая поверхность воды.

Хорек не ошибся: за деревьями была «парная» речка.

Измученный жаждой охотник, сминая кустарник, побежал к берегу. Но у самого обрыва к реке кустарник был настолько густ, что ему пришлось снять сумку и ружье, оставить их в кустах и заняться поисками удобного спуска к воде.

Шагов через двадцать тальник окончился, и река, сделав крутой поворот, вышла на большую поляну.

Хорек пересек поляну и, подойдя к берегу, прыгнул вниз. Но не успели его ноги коснуться песка, как раздался крик и перед ним оказался высокий бородатый старик. От ног старика к воде покатилась тальниковая плетенка, из которой посыпались разноцветные гальки.

Хорек оробел, он хотел бежать, но было уже

поздно. Старик протянул руку и схватил охотника за плечо.

- Откуда взялся?

- С берега прыгнул напиться…- заикаясь, ответил Хорек. Старик отпустил охотника и, отойдя, громко свистнул.

Из-за высокого белого камня, лежавшего посредине реки, вышел второй старик, такой же бородатый и страшный.

Хорек осмотрелся. Он заметил откатившуюся к воде плетенку и синий небольшой мешочек на том месте, где стоял первый старик. Недалеко стояло измятое ведро с водой, и валялась лопата с короткой рукоятью.

Видавший виды Хорек сразу определил, чем занимался старик.

«Самоцветы моют»,- подумал он. А потом быстрая, как молния, мысль мелькнула у него в голове:

«Старцы… батюшки, да это они и есть».

Кусинцы думали, что святые отцы просто не хотят, чтобы нарушали их покой, но теперь оказалось другое. Отшельники нашли месторождение самоцветов - вот причина их отчужденности.

«Убьют…» - подумал Хорек.

- Ты откуда, сынок? - спросил старик.

- Я с Кусинского завода. А вы как живете, отцы? - в свою очередь спросил Хорек, стараясь не смотреть на плетенку с гальками.

- Трудимся в поте лица,- неохотно ответил старик, а потом, посмотрев на синий мешок, добавил: - На пригорке святой крест соорудили, так украсу к нему из камешков хотим сделать. А ты кто?

- Охотник.

- Где же у тебя ружье?

- Потерял,- соврал Хорек.

- Ох, лукав ты, сыне…

Старики перемигнулись… И вдруг сильный удар по голове затуманил сознание Хорька, он зашатался и упал в речку.

Около берега было мелко. Вода только освежила охотника, и он быстро пришел в себя.

Несколько минут охотник лежал без движения и сквозь полуоткрытые веки смотрел на стариков. Вода попала ему в уши, и поэтому он не слышал, о чем говорили старцы; но по их жестам можно было догадаться, что они о чем-то спорят.

Воспользовавшись этим, Хорек уперся ногами в песок. Старики перестали спорить. Один из них нагнулся и поднял тяжелый угловатый камень.

Медлить было нельзя. Хорек вскочил и кинулся в сторону. Старик взмахнул рукой, но камень пролетел мимо. Охотник, так неожиданно оказавшись на положении дичи, бросился бежать в лес так быстро, что старцы не могли его догнать. Он убежал от речки версты на четыре, затаился в густом малиннике и просидел в нем до вечера. Когда посинело небо и от опушки легли черные тени, Хорек вышел из малинника.

Хорек не был трусом; он осторожно обошел опушку, спустился обратно к реке и долго ползал по прибрежным кустам, пока, наконец, не нашел ружье и сумку.

Быстро темнело. От речки потянуло сыростью. Хорек раздвинул кусты и стал внимательно смотреть.

Стариков не было. Возле переката лежала опрокинутая плетенка.

Над водой поднялся легкий туман. Противоположный берег потемнел и, казалось, отступил дальше в лес. Контуры окружающих предметов стерлись, и только высокий белый камень ясно выделялся в вечернем полумраке.

Хорек старательно приметил место: изгиб реки, две большие осыпи, белый камень; вылез из кустарника и снова скрылся в лесу.

В Кусу Хорек пришел на следующий день к ночи. Голодный и усталый, он побежал к знакомым рассказать о своей необычайной встрече.

Через неделю пятеро охотников под предводительством Хорька отправились в Таганайские горы. Четыре дня бродили они по тайге, но не обнаружили никаких признаков человеческого жилья. На речке у белого камня только одни осыпи выдавали недавнее присутствие человека. По прежнему журчала вода на перекате, а кусты и травы, примятые Хорьком, выпрямились. За белым камнем, у крутого поворота речки, начиналась непроходимая тайга. Заболоченная местность тянулась на много верст.

Охотники побывали в самых диких местах. В болоте они встретили, тучи комаров, целые кладбища полусгнившего леса, но ни одной свежей порубки, никаких следов человека.

На пятый день, уставшие и злые, охотники вернулись в поселок.

Как Хорек ни божился, ему не удалось организовать поиски вторично.

О приключении Хорька постепенно забыли.

Лет через восемь старцы перестали появляться на Кусе: может быть, они умерли или решили совсем не показываться людям. О трех старцах постепенно совсем забыли, и только Антипов упорно продолжал поиски жилища обладателей тайны драгоценных камней. Он вместе с окончательно спившимся Хорьком обшарил весь район, включая и Таганайские и Ильменские горы. Хорек без возражений сопровождал хозяина, рыскал, как охотничья собака, в поисках скита и терпеливо переносил придирки Антипова, отчаявшегося добиться положительных результатов. Утомительные экспедиции, наконец, закончились возвращением из тайги одного Антипова - Хорек бесследно исчез.

Антипов же неожиданно начал строительство железного рудника: уже вырыли главную траншею и принялись бить две шахты. Вдруг дом Антипова сгорел, и хозяин лишился всего имущества; только небольшая сумма денег в банке да частично заготовленный для строительства материал остались от прежнего, по слухам, большого капитала. Рассчитав на оставшиеся деньги подрядчиков и рабочих, Антипов куда-то уехал.

Через год он появился на заводе и в течение короткого срока построил дом обширнее прежнего, справил хозяйство и возобновил работы на руднике.

Поведение Антипова, некоторые брошенные им по неосторожности фразы и еще ряд признаков навели кое-кого на мысль, что Антипов добился своего - разыскал тайную копь самоцветов.

Но недаром говорили кусинцы, что на самоцветах лежит заклятие трех старцев - Антипов вторично погорел, и его самого еле живого пожарники извлекли из-под рухнувшей кровли. Врачи обнаружили у него, кроме сильных ожогов, серьезную ножевую рану в спине. Больше полугода Антипов пролежал в больнице и, поправившись, вторично исчез. С тех пор вот уже два года он не появляется.

К рассказу Ковригина Морозов отнесся с доверием. Приблизительное описание места, где произошла встреча Хорька со старцами, совпадала с планом Антипова.

Теперь Морозову нечего было больше делать на Кусинском заводе. Он отправился в путь.

Глава III
В ЛЕСУ

В оборванном, похудевшем бродяге кусинцы не сразу узнали Антипова. Появился он на заводе внезапно, вскоре после ухода Морозова.

Бывший богач очень изменился. От прежней самоуверенности не осталось и следа. Целые дни он где-то бродил и только к ночи появлялся в поселке. Огородами, как вор, пробирался к знакомым и шептался с ними - выспрашивал о метеорологе.

Старики-любители поговорить сочиняли про Морозова разные небылицы. Они врали про большую экспедицию, которую будто бы снарядил Морозов. Говорили, будто метеоролог имеет такие инструменты, которыми можно сразу отыскать любое месторождение самоцветов.

Во время сильной грозы и ливня, темной июльской ночью Антипов ушел с завода.

…Пройдя около версты по сравнительно хорошей тропе, Морозов вышел на небольшую полянку, покрытую высокой травой. Такие поляны довольно часто попадаются среди лесной чащи по склонам гор - они представляют собой высохшие болота с толстым слоем плодородного грунта. На полянах в изобилии растет малинник, но местные жители иногда его уничтожают и устраивают покосы. Накошенное летом сено не вывозится до зимы. И только, когда снеговой покров достигнет значительной мощности, сено увозят по тропам на особых санках, имеющих широкие, лыжные полозья.

Морозов прошел поляну, но на другой ее стороне тропы уже не было. Кончилась последняя пешеходная дорога. Морозов рассчитывал, пользуясь тропами, подняться до Круглой сопки Большого Таганая и, обогнув ее по границе распространения леса, перейти на восточный склон. Теперь, встретив абсолютное бездорожье, он решил изменить маршрут.

Морозову оставался один путь - по старой тропе спуститься вниз до первого ее разделения, свернуть на. север и обойти Круглую сопку значительно ниже. В этом случае при достижении перевала Большой Таганай останется на юге, и местность начнет подниматься к Среднему Таганаю.

В обход до перевала было приблизительно около двадцати верст, и Морозов мог рассчитывать дойти до него только к вечеру.

Спустившись от поляны по тропе, Морозов заметил что-то похожее на дорогу, которая шла как раз в нужном для него направлении. При внимательном изучении дорога оказалась руслом пересохшего ручья.

Не имея другого выбора, Морозов свернул с тропы и углубился в чащу по этому руслу. По обе стороны поднимался хмурым неприветливым массивом лес. Кругом была тишина и полумрак. Часто бурелом перекрывал ручей. Спускались бледно-зеленые плети хмеля и лесных вьюнков. С берегов ручья протягивались лапчатые, неимоверно широкие листья папоротников. Над руслом в густом переплете сомкнулись девственные южно-уральские джунгли.

Будь Морозов новичком, он не решился бы продолжать путь по такому дикому лесу. Только Нерон, нимало не смущаясь мрачной обстановкой, бодро бежал вперед.

В сером полумраке не слышно было пения птиц, но птицы были. Они иногда почти из-под ног стремительно шарахались в сторону и исчезали в буреломе. Где-то высоко, по освещенным солнцем вершинам лиственниц перепархивал ветерок, и его шум едва доносился до слуха. В лесу было тихо.

«Дорога» пока шла в нужном направлении и не особенно виляла, берега ручья поднялись довольно высоко, образовав как бы коридор. Мелкий галечник был плотным. Под «крышей» можно было идти не наклоняясь, что особенно было удобно Морозову, нагруженному тяжелым мешком.

В некоторых местах ручей промыл себе настолько глубокую траншею, что берега поднимались выше человеческого роста. Откосы русла покрывал сплошной дерновый слой, разорванный только в некоторых местах. При внимательном осмотре оказалось, что боковые породы и дно русла состоят частично из сланцев, но главным образом из известняков, полуразрушенных и потому подвергающихся размыву.

Впереди, шагах в тридцати, ручей делился на два русла, одно из которых резко поворачивало на восток, второе шло по прежнему в северном направлении.

Выбрав северный ручей, Морозов скоро убедился в ненадежности дороги. Несколько попыток перебраться через бурелом заставили Морозова вернуться обратно и пойти по ручью в восточном -направлении.

После полуверсты сносной дороги ручей исчез, и его заменила извилистая звериная тропа.

Морозов попал в такую глушь, что, кажется, и звери избегали ее посещать.

Деревья боролись здесь за обладание светом - этим редким гостем густой тайги. Хилые, но высокие березы опирались своими слабыми стволами на ветви елей; рябины переплелись с липами, а жимолость и черемушник, казалось, росли от одного корня.

Тропа тянулась едва заметной цепочкой, часто теряясь в кучах валежника и густом мхе.

Морозову надоело вилять из стороны в сторону, и он решил идти прямо, руководствуясь компасом.

Тропа только создавала видимость некоторого облегчения пути; на самом же деле приходилось часто перелезать через кучи гнилого валежника и скользить по известняковым осыпям. Как и предполагал Морозов, идти без тропы оказалось даже легче: теперь, имея свободу в выборе направления, можно было держаться известняковых обнажений.

Морозов переходил от скалы к скале, карабкался по осыпям; иногда ему попадались, прикрытые растительностью ямы.

Морозов прошел уже верст семь. Лес немного поредел и уступил место густым кустарниковым зарослям. Идти стало значительно легче, бурелом исчез, а кустарник можно было не обходить. Справа, в просветах между деревьями, иногда мелькал силуэт Круглой сопки.

Морозов зашел в кустарник и вдруг почувствовал под ногами колебание почвы.

Он хотел отступить, но было уже поздно. Кусты, как ют сильного ветра, низко наклонились, и Морозов вместе с ними полетел вниз, в темное пространство.

Через несколько мгновений ноги Морозова стали скользить по чему-то сыпучему, и падение замедлилось. Скользнув по склону осыпи, Морозов остановился, по пояс погруженный в рыхлый навал дерновика и мелкой щебенки. Посмотрев вверх, он увидел на высоте пяти-шести аршин полоску света; она падала на белую известковую стену ямы. Морозов понял, что попал в большую карстовую воронку.

Карстовые провалы имеют различные объемы и формы: от небольших конусообразных углублений до огромных, в несколько ярусов, пещер. Часто провал земной поверхности образует воронку. Воронки бывают глухими, когда в результате провала почвы перекрывается первоначальный подземный канал, и переходящими в пещеры, когда этот канал остался не засыпанным обвалившейся породой. Из такой воронки выбраться не всегда удается.

Морозов около Уфы видел десятки провалов и знал, насколько опасно оказаться в карстовой воронке.

Электрический фонарик был в мешке, и, как только Морозов сделал движение, чтобы сбросить мешок с плеч, щебенка пришла в движение и посыпалась вниз - под ногами Морозова была пустота.

«Ниже еще провал»,- подумал Морозов и почувствовал, как холодок пробежал по спине.

Нужно было зажечь спичку и, насколько возможно, осмотреться.

Однако желтоватого небольшого пламени спички оказалось недостаточно. Только в момент вспышки удалось рассмотреть вертикальную белую стену и осыпь, уходящую в темноту.

Стараясь не производить резких движений, Морозов достал из кармана тужурки компас, завернутый в восковку. Из восковки он свернул жгут и зажег его. Бумага загорелась и сильно задымила, но света было достаточно, чтобы осмотреться.

Предположение Морозова о существовании провала оказалось верным. Осыпь, в которой он завяз, покрыла незначительную часть конуса воронки. Противоположная стена известняка аршина на полтора ниже уступа, на котором лежала щебенка, обрывалась над темным отверстием, стен и дна которого не было видно. Над провалом лежало полусгнившее, покрытое мхом, дерево. Вершина его упиралась в известняковую стену, а корневище было засыпано щебенкой. Только благодаря этому дереву Морозов и задержался на выступе. Жгут догорел, и Морозов опять остался в темноте.

Нужно было придумать, что предпринять, Сначала для того, чтобы более надежно основаться на выступе, а потом и выбраться из воронки.

Как бы достать свечу? О Фонарике нечего было и думать - он лежал на самом дне мешка. Свеча же была в кармашке мешка, и если запрокинуться назад, то рукой можно попытаться достать кармашек.

Достав, наконец, свечу, Морозов зажег ее и укрепил справа от себя на выступе известняковой стены.

Свеча горела достаточно ярко, и Морозов мог осмотреть внутренность воронки. На уровне уступа она имела диаметр около трех аршин, причем кверху немного суживалась. Когда Морозов стал вылезать из осыпи, он с ужасом обнаружил, что под ним никакого естественного уступа нет. Ниже воронка не сужалась. Значит, он стоял на дереве, а дерево висело над провалом, глубиной, может быть, в несколько десятков саженей.

Известны карстовые провалы до ста и больше саженей, но Морозову достаточно было провалиться еще на пять аршин, чтобы потерять всякую надежду выбраться на поверхность.

Ждать было нечего. Свеча могла еще прогореть не больше часа, и Морозов начал сбрасывать с корневища щебенку. Камни лавиной, с сильным грохотом падали в темный провал. Сбросив всю щебенку, Морозов обнажил корневище. Оно опиралось на небольшую площадку и было сильно зажато.

«Теперь надежно,- подумал Морозов.- До поверхности семь, а может быть, и больше аршин. По стенам выбраться нечего и думать - они отвесны. Остается одно: укрепить где-нибудь на поверхности конец веревки и по ней подняться». Веревка у него была, но как. укрепить конец ее на поверхности? Это решилось бы просто, если бы наверху был человек. Но Морозов был один, если не считать Нерона, оставшегося наверху. Кругом на расстоянии десяти верст нет даже селений.

При свете свечи Морозову было плохо видно устье воронки, и он, чтобы лучше его рассмотреть, погасил свечу. Когда глаза привыкли к темноте, он стал постепенно различать нависший над кромкой воронки кустарник, потом плети какого-то растения, мох и… Да, он не ошибся! Поперек устья лежал ствол толстого дерева. Этот ствол - последняя надежда попавшего в ловушку метеоролога!

Морозов быстро зажег свечу, достал из мешка веревку и, привязав к концу ее камень, стал забрасывать его, стараясь перекинуть через ствол дерева.

Нерон теперь уже не лаял, он тихо скулил и, пригнув голову к валежнику, смотрел вниз.

Когда брошенный Морозовым камень ложился на кромку устья воронки, собака хватала его и, подержав немного, выпускала изо рта. Камень падал обратно.

- Взять!-кричал Морозов, и собака снова хватала камень.

- Пошел, пошел! - кричал метеоролог. - Нерон, пошел! Взять! Не бросай камень. Да ползи же ты, бестолковая собака, к дереву!..

Камень летел обратно.

Собака, конечно, не была бестолковой, но догадаться, что камень нужно отнести за ствол и бросить обратно в воронку, она не могла. Рассчитывать можно было только на случайность.

Несколько повторных попыток заставить Нерона перенести камень через ствол также не привели ни к чему.

Выполняя противоречивые приказания хозяина, собака начала нервничать и брать камень с неохотой - она не понимала, что от нее хотят. Морозов ласковым голосом заговаривал с собакой. Та, наклонив в сторону голову, заглядывала в темный провал воронки и тихо визжала.

Когда огарок свечи погас, Нерон, не видя больше хозяина, громко залаял и, низко припав к земле, передними лапами стал разбрасывать валежник.

- Нерон, я здесь, не волнуйся! - воскликнул Морозов.

Потеряв всякую надежду заставить собаку отнести камень за дерево, Морозов решил испробовать последнее средство. Оно состояло в следующем. Если бросить камень на противоположную кромку воронки, а потом заставить Нерона взять камень, то собака должна будет обойти воронку. Когда камень будет у Нерона в зубах, его надо будет послать на место, не разрешая бросать камень. На прежнее место собака возвратится, обойдя воронку либо со стороны, где лежало дерево, либо с противоположной стороны. В первом случае Морозов был бы спасен; во втором - пришлось бы все повторять снова до тех пор, пока у собаки хватит терпения выполнять приказы хозяина.

- На место! - крикнул Морозов и бросил камень, который удачно упал на кромку борта воронки.- Теперь взять!

Голова собаки скрылась. Сверху полетел мусор. Нерон обошел воронку и лег против камня.

- Взять!

Собака схватила камень и села..

- Держать, держать!..- Морозов легонько дергал веревку. Нерон упирался и не выпускал камень.

- Держи, Нерон, держи. А ну… на место!

Нерон выпустил камень.

- Взять! - опять раздалась команда. Собака гавкнула и схватила камень.

- Держать! Пошел на место!

Веревка натянулась, но… Нерон пошел не в ту сторону.

- Сидеть!

Собака села. Он потянул веревку, и Нерон пополз обратно.

- Так, так. Хорошо! - подбадривал Морозов собаку. Та ползла дальше. Вот уже веревка заскользила по коре дерева. Еще немного… Но собака подползла слишком близко к краю обрыва, и сверху полетели камешки.

- Брось! Назад! - крикнул Морозов. Камень упал в воронку.

Первая неудача не смутила Морозова. Подвергать собаку опасности он боялся. Правда, она ползла очень осторожно. Но кто может ручаться за крепость выветрившихся известняков.

Забросив камень во второй раз, Морозов начал всю операцию сначала. Умная овчарка хорошо понимала опасность своего положения. Она взяла камень, отползла немного назад, так что над обрывом были видны только одни ее уши и, осторожно ощупывая передними лапами валежник, пошла в сторону дерева. Нужное направление она выбрала, конечно, совершенно случайно.

- Держать, держать! - приказывал Морозов, натягивая веревку.

Нерон стал обходить бревно.

- Сидеть! - крикнул Морозов.- Держать!

Нерон сел, не выпуская изо рта камень. Морозов стал понемногу ослаблять веревку. Теперь она была перекинута через ствол дерева.

- Нерон, брось!… Брось!..- тихо сказал Морозов. Собака, не понимая, в чем дело, вытянула голову и стала смотреть вниз. Морозов легонько подергал за веревку, но собака не разжимала челюсти.- Брось! Ты мне провалишь все! Ну, Нероша, брось!

Новое осложнение. Нерон не выполняет приказ. Да и не удивительно. Он десятки раз брал камень, потом бросал его, снова брал - ив конце концов запутался.

- Голос! - крикнул внезапно Морозов.

Услышав новую команду, Нерон разжал челюсти и залаял. Камень упал в воронку. Морозов поймал его на лету. Послушная собака громко гавкала, а Морозов привязывал к одному концу веревки мешок. Желая проверить надежность опоры, он потянул веревку. Вниз полетела лавина щебенки и валежника, но дерево не сдавало.

…Когда голова Морозова показалась над краем воронки, Нерон схватил хозяина за плечо и потянул. Сильная собака очень кстати помогла Морозову забраться на дерево, с которого он уже легко перескочил на почву подальше от края воронки.

Пока Морозов доставал мешок и отвязывал веревку, Нерон вертелся около него, не зная, как выразить свою радость.

Придя в себя от перенесенных потрясений, Морозов почувствовал сильный голод. Было четыре часа, а он не ел с восьми утра.

Отдохнув и подкрепившись едой, человек и собака пошли снова в северном направлении. Теперь идти было легко. Валежник уже не преграждал путь, а осыпи, покрытые мхом, не резали обувь.

Нерон бежал впереди. Движения собаки сковывала тяжелая сумка, укрепленная у неё на спине.

Морозов торопился. В оставшиеся до наступления темноты часы нужно было дойти до перевала и успеть сделать приготовления к ночлегу.

Высокий силуэт Круглой сопки постепенно отступал назад. Впереди, из начинающей розоветь вечерней мглы выступал профиль Среднего Таганая.

Вечер наступал быстро.

Оставшийся внизу лес посинел, и в его массе потонули очертания отдельных деревьев. Сахарные головы кварцита ярко выделялись на фоне покрытых мхом откосов.

До перевала осталось не больше шести верст.

Иногда Морозову приходилось проходить возле отвесных утесов с громоздившимися на их вершинах глыбами пород в несколько сотен пудов весом. При взгляде на выветрившиеся вершины казалось, что эти глыбы находятся в неустойчивом равновесии и легко могут рухнуть вниз.

В половине десятого показалась седловина перевала. Она представляла собой довольно широкий естественный проход между двумя скалами.

Солнце уже коснулось вершин деревьев. Было заметно на глаз, как оно спускалось в чащу леса. Внизу долина горела в пурпуре заката. По скалам медленно ползли тени, синеватые и мягко очерченные.

Большой Таганай скрылся из виду, но на востоке можно было рассмотреть несколько меридионально направленных невысоких горных гряд. Их кварцитовые вершины, как гребни волн, выделялись среди вечернего полумрака.

На горизонте розовело пятно, похожее на легкое облачко. Морозов знал - это был хребет Ильменских гор.

Между ним и перевалом, где-то внизу, в долине, может быть, скрытые густыми зарослями, по перекатам, бежали два притока Миасса. Они хранили тайну красного самоцвета, и к ним стремился Морозов.

Залюбовавшись картиной заката, Морозов не заметил, какскрылось солнце и яркие блики на скалах потухли.

Пользуясь последними минутами уходящего вечера, Морозов быстро пошел вперед, чтобы до наступления ночи достигнуть лесной зоны.

Когда перевал остался позади, стало темней. Из долины поднимались токи нагревшегося за день воздуха.

Но вот, наконец, и опушка леса. В лесу стояла уже такая темнота, что Морозов стал спотыкаться и вынужден был достать фонарик.

Тайга ночью очень своеобразна.

В лесу еще не наступила тишина. Миллионы летающих, бегающих, ползающих живых существ умолкают не сразу. Засыпает на ветке птичка, убаюкивая себя тихим посвистыванием. Издает отрывистый писк, похожий на щелканье ножниц, полосатый зверек - бурундук, скрываясь в норе. Где-нибудь на остывающем камне свернулась в кольцо медянка, стараясь сохранить живительное тепло. По гнилушке ползет огромный жук-стригун. Его хитиновые лапы издают тихие звуки.

Лесная жизнь замирает постепенно.

Между ветвями зажигаются первые звезды.

- До воды бы нам дойти, Нерон,- обращается к собаке Морозов.- Ты мастер искать.

Ага, знакомое слово! Нерон сильно втягивает воздух, прижимает уши и бежит вперед, разыскивая воду. Скоро в тишине леса раздаются булькающие звуки.

- Нашел-таки! Сиди на месте, я сейчас подойду,- крикнул Морозов и зажег фонарь. Он прошел шагов двадцать и увидел Нерона, с морды которого капала вода.

Собрать валежник и развести огонь даже в темноте - дело нескольких минут, если под рукой имеется сухая береста для растопки.

- Ну, повесим чайник и займемся ужином,- оказал Морозов, усаживаясь удобнее у костра.-Чтобы ночью ты не видел страшных снов, не следует перегружать желудок,-обратился он к собаке, бросив ей несколько сухарей и кусок сушеной конины.

Нерон в момент разгрыз сухари, проглотил мясо и, вильнув хвостом, убежал в кусты. Что такое попрошайничество, он не знал.

Какое разнообразие запахов! Нерон нырял в кустах и нюхал воздух.

Вот потянуло чем-то приятным. Нерон вспомнил: этот запах издавала серая курица, на которую он наткнулся сегодня днем. Где теперь затаилась эта курица - не найти. Острые сучья колют бока, а влажные испарения мешают разыскать источник запаха.

А это что? Это другое. Ноздри собаки начинает щекотать, и ей хочется чихнуть. Острый и неприятный запах раздражает: это дым от костра, зажженного хозяином.

Побродив по лесу, Нерон вернулся к костру, но Морозова там не было. Уши собаки поднялись, спина вытянулась, Нерон решительно кинулся в темноту, а через минуту послышался голос Морозова:

- Вот дурной, да я с тобой в прятки играть и не собираюсь. Просто мне нужен мох для постели. Отстань!

Тихо шипели сырые сучья валежника, на углях вспыхивали звездочки, и серый налет пепла уже стал покрывать костер. Морозов задремал. Вдруг совсем рядом раздался звук стригущих ножниц, на березовой гнилушке появился изящный полосатый зверек, похожий на белку.

- На месте! - шепнул Морозов.

Поднявшийся было Нерон присел. Любопытный зверек, нисколько не смущаясь света костра и присутствия огромного черного пса, сидел на стволе и тер лапой мордочку.

- Пошел! - крикнул Морозов и бросил в бурундука сучком.

Зверек скрылся. Нерон по инерции перемахнул березовую гнилушку.

- Ну, довольно, теперь спать. Лежи! - крикнул Морозов на собаку.

Нерон покорно улегся. Минут десять он полежал, потом посмотрел на заснувшего хозяина, неслышно поднялся и ушел в темноту…

Через несколько минут он вернулся и положил к самому лицу хозяина свою добычу.

- Вот спасибо! Зачем мне этот дохлый бурундук? Нечего сказать - удружил,- засмеялся Морозов, проснувшись рано утром.

Для выбора направления при спуске в долину метеоролог залез на высокую скалу кварцита.

Только в утренние часы просторы Южного Урала доступны для наблюдений.

Силуэты Таганаев были резко очерчены. Восточный их склон, освещенный солнцем, не скрывал даже такую мелкую деталь, как кустарник по берегам ручьев. Отчетливо были видны параллельные просеки, поросшие березняком, не прикрытые растительностью сланцевые и известняковые россыпи и поляны, желто-розовые от цветов.

Морозов, опытный в блужданиях по тайге, составил себе маршрут. Он наметил несколько характерных пунктов. Хорошо заметные россыпи, отдельные высокие деревья и поляны будут служить опорными точками маршрута. Расстояние можно определить на глаз и па числу вырубок. Конечный пункт маршрута - ярко-зеленая кайма кустарников, обступивших берега речки.

Еще с перевала Морозов заметил перемену в характере растительности западного и восточного склонов. Раньше он поднимался по угрюмой тайге, окруженной полумраком и тишиной, а теперь все чаще и чаще попадались веселые лужайки. Эти лужайки были прекрасными островками среди мрачного лесного окружения.

Лужайки были покрыты высокой травой, в которой синел аконит, мелькали золотисто-желтые шапки зверобоя; берега ручейков обрамляли купальницы и голубенькие глазки незабудок, розовые цветы сибирского лука были вплетены в ярко-зеленый ковер, а кольца «царских кудрей» еще издали привлекали внимание.

Поляны кишели множеством пчел, шмелей, сотнями бабочек. Целый день здесь слышались пение птиц, треск кузнечиков и жужжание шмелей.

Морозов не мог не задержаться на несколько минут на этих благоухающих и цветущих лужайках.

Вот кружится над цветами синяя «игла» - насекомое, похожее на стрекозу, только значительно меньше - трепещет прозрачными крылышками над желтыми головками зверобоя, а малиновка пулей проносится, охотясь, мимо нее и садится на ветку черемухи.

Вот на высоте аршина от муравейника бойко бегает по разорванной сетке тонких нитей паук.

Паук этот не похож на домашних безобидных сереньких паучков - у него жирное тело и сильная с огромными челюстями голова. Глаза его выпуклы и блестящи, а длинные ноги, с крючками на концах мохнаты. На его спинке светло-серый крест.

Паук чем-то взволнован. Он несколько раз пытается убежать по нитям паутины, но почему-то возвращается обратно.

Присмотревшись внимательнее, Морозов догадывается, в чем дело: искусный охотник теперь сам попал в плен. Его неумолимые враги, муравьи, отрезали ему все пути к отступлению. Где бы паук ни пробовал спуститься на землю, везде его ждут сотни муравьев.

Должно быть, осада длилась долго. Муравьи терпеливы, а паук уже изголодался. Он пробовал и раскачиваться, рассчитывая зацепиться за что-нибудь, но ближайшие кусты были заняты предусмотрительными муравьями.

Наконец, крестовик упал в траву. Его немедленно облепили муравьи. Крестовик брызгал ядом, рвал челюстями. Но муравьи наседали. Умертвив паука, они поволокли его к муравейнику.

Незаметно солнце начало принимать красноватый оттенок. Морозов на первых порах не придал этому значения. Нерон же усиленно нюхал воздух и часто чихал.

- Будь здоров! - смеялся над ним Морозов. Однако и он ощутил во рту горечь, а вскоре обратил внимание на белый туман, наполнявший долину.

Дымом это быть не могло, так как не чувствовалось запаха гари. Скорей всего это испарения, хотя влага обычно сгущается к вечеру, когда температура, понижаясь, конденсирует воду в капельки тумана. Белый, как молоко, туман шел по дну долины. Тусклый диск солнца стал едва виден, и лучи его приобрели желтоватую окраску.

Нерон не бежал впереди, а шел рядом, низко опустив голову и поджав хвост.

Морозов прошел мимо отвесных стен высокого «замка» и, выйдя на поляну, наконец, понял, откуда взялась мгла: по поляне медленно полз зеленовато-белый дым.

«Подземный лесной пожар! Горят торф и корни кустарников!»

Но вот послышался характерный треск. Сквозь дым еще можно было рассмотреть в чаще леса красные звездочки; они то вспыхивали, то гасли. Шел верховой пожар - самый страшный. Этот пожар еще называют повальным, и, действительно, там, где он пройдет, остаются только груды пепла да редкие обгорелые стволы лесных великанов.

Впереди был хвойный лес, и потому огонь приближался быстро. Треск усиливался, но пламени из-за дыма не было видно.

Морозову надо было, не теряя времени, спуститься ниже и липняком обойти район пожара.

Спуск по склону был крутым, и Морозов, хватаясь за кустарники и ветви деревьев, стал скользить вниз. В липняке не было дыма. Нерон убежал вперед, но быстро вернулся, поджав хвост и непрерывно фыркая: саженей через полтораста липняк выклинился, окруженный стеной горящего ельника.

- Назад! - крикнул Морозов. Он знал, что вниз спускаться теперь бесполезно. Липы выросли на вырубке, а за ними - хвойный лес, уже, наверное, охваченный пожаром.

Ну да, так и есть: над вершинами лип виден дым. Одно спасение - обратной дорогой бежать, пока хватит сил, до какой-нибудь речки и в воде переждать пожар.

- Нерон, Нерон!..- кричал Морозов, чтобы не потерять собаку, и бежал по откосу.

Тяжелая сумка и мешок очень стесняли его движения, но дым и треск горящих деревьев гнали вперед. Морозов несколько раз падал, запинаясь. Но вот дым стал реже. «Неужели прорвался?» - подумал Морозов.

Да, нечего сказать - прорвался! Липняк кончился, ко впереди был смолистый горный лес. Между соснами - горы сухого валежника. Стволы, ветви и кустарники объяты пламенем. Здесь верховой и подземный пожары соединились в один свистящий вихрь.

Морозов оказался внутри охваченного пламенем кольца. Липняк начнет гореть последним, но в нем можно задохнуться от едкого, густого дыма.

Стало нестерпимо жарко. Несчастная собака ползала у ствола березы, но кругом не осталось ни одного уголка, где бы было хоть немного прохладней.

Увидев, как пламя налетело на белую голову известняка, Морозов крикнул:

- Нерон, за мной! - и побежал обратно в липняк.

Повинуясь приказу хозяина, собака кинулась за ним. Морозов бежал к известняковому «замку». Там, среди высоких скал и глубоких трещин, найдет он спасение.

«Только бы успеть»,- думал Морозов. Выбиваясь из сил, он старался взять последний подъем.

Спасательные скалы были уже близко. Морозов подбежал к известняковой стене и стал искать места для подъема. Он уже почти не помнил, как ему удалось рассмотреть широкую трещину и по кустам малины взобраться вверх.

«Замок» был достаточно обширным. Морозов залез на самую вершину и сбросил мешок и сумку. Только теперь, спасшись от опасности, Морозов пришел в себя и вспомнил о Нероне.

Вслушиваясь в вой пламени, он уловил собачий лай. Он доносился из-под обрыва.

Морозов подполз к самой кромке скалы и увидел внизу, у подножья стены, бегавшую по не затронутому еще пожаром участку собаку.

- Нерон! - что есть силы крикнул Морозов.

Собака заметила хозяина. Она стала кидаться на известняковую стену, но каждый раз падала обратно. Оставив попытки взобраться к хозяину, собака жалобно завыла.

Морозов вспомнил, как Нерон там, в лесу, полз с концом веревки в зубах по кромке воронки…

- Нерон, сейчас! - крикнул он и, рискуя упасть со скалы, бросился к месту, где лежал мешок.

Спасение за спасение!

В известняковой стене было множество выступов, за один из них Морозов привязал конец веревки. Вниз полетели щебенка, мох, кусты малины, и Морозов, скользнув по веревке, спрыгнул к Нерону. Собака начала радостно лаять и бросаться на хозяина.

- Теперь не время. Дай лапы,- торопил Морозов, продевая веревку под грудь собаки. Нерон словно понял замысел Морозова и сидел смирно, провожая взглядом своего спасителя, поднимавшегося по скале обратно.

- А ну, ко мне! - крикнул Морозов, как только вылез на площадку.

Он потянул веревку, и Нерон прыгнул вверх. На отвесных участках откоса приходилось собаку тащить. Веревка до боли врезалась ей в тело, Нерон не переставал визжать и только втащенный наверх, у ног Морозова немного успокоился.

Человек и собака затаились в трещине, припав к выступу известняка. Не меньше двух часов «замок» выдерживал огненный штурм, и, только спалив близко к нему расположенную растительность, пламя и дым отступили в долину.

Морозов выглянул из трещины. Огненное море теперь разлилось по юго-восточному склону. С вершины скалы был виден район липняка, сильно пострадавший от пожара. Пожар, отступая на север, не прекращался, а скорее наоборот - переходил в мощную огненную реку. Она медленно разливалась, поглощая вырубку за вырубкой и протекая в таежные заросли.

И вдруг внезапно раздался удар грома, и серую мглу прорезала стрела молнии.

Первые капли дождя были крупны и мутны. В пять минут сплошная пелена воды загасила пламя лесного пожара.

«Замок» покрылся туманом мельчайших брызг. Закопченный и покрытый головешками известняк побелел. Набросив брезентовый пиджак на мешок, Морозов смотрел со скалы на долину. Около него сидел Нерон. Им некуда было спрятаться от дождя.

Внизу боролись две стихии: огонь и вода. Но вода побеждала. Тучи концентрировались над пожарищем. Дым постепенно сменялся паром. Пламя исчезло, и потухли смолистые факелы. Морозов вымок до нитки. От его одежды шел пар. Нагретые скалы курились.

Сделав свое дело, тучи ушли на юг. Сквозь их разорванные кромки брызнули яркие солнечные лучи. В долину спускаться было еще рано, и Морозов, раздевшись, стал просушивать одежду.

Над пожарищем поднялись испарения, и подул легкий, теплый ветерок.

Глава IV
ПЕЩЕРА ТРЕХ СТАРЦЕВ

Морозов с сожалением оставил приютившую его в страшный час скалу. Он шел пожарищем и изредка оглядывался туда, где высокий «замок» белел между обгорелыми стволами.

Какое опустошение произвел пожар!

Нужны десятки лет, чтобы черные площади, еще несколько часов назад покрытые прекрасным лесом, изменили свой мрачный вид, чтобы снова поднялись стройные стволы берез, зацвели черемуха и боярышник, зарозовели шапки иван-чая.

Спускаясь в долину, Морозов старался не смотреть на пожарище, но острые сучки и черные стволы сами лезли на глаза. Цветущие, веселые лужайки исчезли, как мираж. Даже солнце, своими яркими лучами обычно скрашивающее дикость тайги, придавало теперь какую-то зловещую окраску окружающим предметам.

Сапоги Морозова и шерсть Нерона скоро покрылись серым налетом пепла. В воздухе еще пахло дымом и горькими испарениями болота. До вечера шли по обгорелому лесу. Восточной границей распространения пожара оказалась небольшая речка, перейдя которую Морозов облегченно вздохнул.

От речки шла широкая тропа вдоль кустов черемушника. Но при проверке компас показал значительное отклонение на север, и, таким образом, удобная тропа оказалась бесполезной. Чтобы не делать обход, Морозов решил идти в южном направлении по берегу речки. Широкая отмель вдоль правого берега тянулась, кажется, без перерыва и избавляла от утомительного лазания по колодинам. Оба берега речки были покрыты густой кустарниковой растительностью. Слева над самой водой склонялся тальник, и плакучие березы своими ветвями почти касались зеркала воды. На отмели, между камнями, пробивалась редкая шелковистая травка. Откосы правого берега также поросли тальником, а выше тонкий слой почвы пронизывали корневища лиственниц и сосен.

Журчащие перекаты и тихие заводи привлекли Морозова. Нерон бросался в воду, поднимая каскады брызг. Он перебегал неглубокую речку, выгонял из кустов птиц, фыркал, разрывал мышиные норы и снова бросался в воду.

Когда солнце встало над Таганайскими горами и в долине речки рассыпались светлые блики, Морозов прибавил шагу. Правый берег значительно понизился, а полоса отмели стала суживаться и переходить в илистые намывы.

Дойдя до широкой заводи, где отмель исчезла, Морозов остановился. Дальше дороги не было. «Придется подняться и идти лесом»,- подумал он.

Но подниматься было некуда: за кустами тальника берег еще понижался. (В полуверсте был низкий сосновый лес, а ровное поле между ним и речкой представляло собой камышевые заросли.

Морозов сбросил с плеч мешок и сумку и, повесив их на сучок березы, углубился в камыши.

Болото у речки было мелким, но дальше к лесу сухие кочки попадались все реже и реже, камыши сменились осокой, между кустами которой просвечивала вода.

Исследование берега не дало ничего нового. Постояв на кочке, Морозов вернулся к оставленным на берегу мешку и сумке, позвал собаку и решил пересечь болото на юго-восток.

Болото это не было похожим на те страшные болота, трясина которых засасывает. Оно имело торфяной слой мощностью всего около метра, а ниже его был материковый, скалистый грунт.

Пройдя болото, Морозов ожидал встретить тайгу, но невысокий сосновый лес был редким, кустов почти не встречалось, только небольшие заросли малинника виднелись между деревьями. Под ногами шуршали мох и бледная сухая травка.

Отсутствие пышной растительности вблизи болота удивило Морозова, и, только обнажив слой почвы, он понял, в чем дело: под толстым слоем мха был плотный известняк.

Открытие обрадовало Морозова. «Полоса известняковых отложений,- подумал он,- это значит где-то недалеко должны быть речки, отмеченные на схеме Антипова». Он не ошибся. Каменные обнажения стали все чаще попадаться на пути. Местность имела незначительный подъем на восток, и, чем дальше, тем лес становился все реже, отдельные деревья были низкорослыми и чахлыми.

«Пройти еще немного, перевалить на ту сторону склона, и в долине будет речка»,-рассуждал Морозов, чувствуя, что близится конец утомительного перехода.

Он поднялся до известняковых обнажений; за ними тропа шла вниз, но не к речке, а исчезала в кустах жимолости. За кустами высокой стеной поднималась тайга. Это означало, что известняки имели сброс, за которым была плодородная почва. С правой стороны тянулись гряды осыпей и за ними невысокие скалы. Отроги известняковых холмов врезались в тайгу.

Пройдя около версты, Морозов оказался в вершине треугольника известняковых обнажений. Справа и слева был лес. Впереди над деревьями виднелись вершины острых скал. Не меняя направления, Морозов пошел лесом. Бурелом лежал высокими кострами, подлесок пробивался где только было можно. Почва была страшно неровной: она то крутым склоном шла вниз, то внезапно поднималась почти вертикально.

Мысль отыскать речки, помеченные на плане Антипова, Морозов не оставил, его не смущала тайга. Морозов не был геологом, но прочитанная им литература и многолетние скитания по лесу помогли разобраться в окружающем рельефе по незначительным признакам. Так он уже знал, что внезапная смена растительности указывает на изменение грунта и даже материковых, подстилающих его пород. По едва заметному понижению местности и характеру распространения кустов он научился определять водоразделы и угадывать присутствие ручьев или речек.

Прекрасно понимая, что Пещера трех старцев может находиться только в пределах распространения известняковых пород, Морозов старался не потерять их выхода в виде небольших скалистых выступов, останцев или обнажений на участках со смытым грунтом.

Перебравшись через довольно широкую каменную стену, метеоролог увидел обширное поле, совершенно лишенное растительности. Перед ним был оригинальный ландшафт со своеобразным рельефом: на совершенно горизонтальной площади безо всякой закономерности разбросаны крупные глыбы известняка; в промежутках между крупными глыбами - более мелкая россыпь.

Однако при более близком и внимательном изучении глыбы оказались верхушками изъеденного водой сплошного массива известняков.

Идти по неровной площадке было очень трудно, даже Нерон часто соскальзывал с гладких шарообразных камней и проваливался в неглубокие воронки. Кроме того, отраженный от светлых камней солнечный свет резал глаза. «Наверное, вот такие же безжизненные пустыни покрывают поверхность луны»,- подумал Морозов. Наконец, метеоролог спрыгнул с последнего известнякового камня на грунт и легко пошел по усыпанной хвоей звериной тропинке.

Опять началась густая тайга с непременными полусгнившими колодинами огромной величины, с густым подлеском и сетью переплетенных корневищ. В приятном полумраке отдыхали глаза, а прохлада влажных испарений позволяла легко дышать.

Но полоса тайги быстро кончилась, и снова пошли каменистые россыпи и обнажения коренных пород.

По пройденному расстоянию, рельефу местности и характеру пород можно было с достаточной определенностью сделать заключение, что участок, отмеченный Антиповым на плане, находится где-то поблизости. Во всяком случае, пещеру нужно искать в закарстованном районе, и поэтому Морозов внимательно следил за выходами известняков, боясь их потерять. Когда тропу стали пересекать узкие канавки, перешедшие затем в пересохшие русла ручьев, метеоролог внимательно стал всматриваться в окружающую его местность.

О близости речки Морозов догадался по крутому спуску. На протяжении нескольких десятков саженей дикий угрюмый лес вначале сменился березняком, а затем перешел в рощу, где различные представители лиственных и хвойных пород спорили за каждый клочок земли. Трава была выше человеческого роста, а кусты достигали трех-четырех метров. Русло речки образовало щель в тринадцатиаршинной стене леса. Морозов раздвинул кусты и пролез в эту щель, но русло не было заполнено водой. Июньский зной высушил последние лужицы.

«Это не беда. Поблизости должна быть вторая речка»,-решил Морозов и спрыгнул на голубоватый песок намыва. Под тонким слоем песка оказался плотный, немного источенный водой известняк. Морозов прошел несколько саженей по руслу и опять разрыл песок: те же серовато-желтые кристаллы. Кристаллическая порода дна не впитывала ни одной капли воды, и тем не менее речка пересохла. Судя по береговой растительности, можно было с уверенностью сказать, что она зачахла еще до весеннего разлива, то есть еще до наступления засушливого времени. Сделав такое заключение, Морозов не придал ему значения: он искал месторождение самоцветов, и ему было безразлично, пересохла речка в мае или в июне.

На схеме Антипова были показаны две речки, одну из которых Морозов нашел. Теперь осталось разыскать вторую, а потом найти месторождение самоцветов.

«Если только я встречу поблизости парную речку, значит, это район, показанный на схеме»,- решил Морозов и пошел по руслу.

Лишенное воды, оно странно выглядело в окружении высоких деревьев, кустов и травы, походя скорей на аллею старого парка.

После резкого поворота вправо русло упиралось в чащу бурелома, заваленного обломками скал. Внизу, под стволом лиственницы, чернел невысокий проход, в котором не замедлил скрыться Нерон.

Морозов посмотрел на крутой откос довольно высокого холма и решил, что прослеживать направление русла в буреломе не стоит. Лучше вернуться и пройти в другую сторону, вниз «по течению». Шагая по плотным намывам и безукоризненно ровной каменной поверхности, Морозов даже не заметил, как расступились стены леса и впереди показалась вода.

Целая зима подготовки, жизнь на Кусинском заводе, лесной пожар и, наконец, тяжелый путь по лесу - все это не пропало даром. Схема Антипова и рассказ Ковригина не оказались вымыслом. Теперь Морозов был у цели. Вот она - парная речка! Неторопливо течет вода в известняковых берегах, журчат перекаты, и тихие заводи отражают облака. Теперь предстоит найти само месторождение, но это уже не так трудно. Во всяком случае, во много раз легче, чем отыскать где-то за Таганайскими горами речку Каменку. Несколько примет Антипова и главным образом Белый камень значительно облегчат дальнейшие поиски.

Он достал схему Антипова и посмотрел на расположение речки. Восточная речка, на берегу которой стоял Морозов, была Каменка, и, значит, пересохшая, есть та самая речка, название которой Морозов не расшифровал. На севере обе они соединялись, и место их слияния было отмечено крестиком.

«Месторождение выше по течению, и, следовательно, надо идти на север до разделения речки на два русла, одно из которых, наверное, и есть западное, пересохшее»,- рассуждал Морозов.

Он не замечал наступающей темноты и не думал о ночлеге. Мысль, что месторождение может быть где-то близко, не давала ему покоя.

…Вот сейчас за поворотом речки покажется Белый камень, о котором рассказывал кусинский охотник Хорек. Морозов пошел по берегу речки.

В полумраке позднего вечера то и дело мерещился этот Белый камень.

Вон у правого берега поднялась тупым клином скала-Морозов всматривается. Наступающая ночь и фантазия помогают ему. Он бежит вперед, но камень исчезает, верней, превращается в ствол березы. Морозов смеется над собой.

На поверхности реки уже задрожали отражения звезд. Кусты и деревья слились в черную массу. Замолкли птицы, а Морозов все еще не замечал наступления ночи. Когда берег, по которому он шел, уперся в подножье скалистого холма, сухая песчаная отмель кончилась. Морозов остановился и с удивлением стал осматриваться.

Только теперь он почувствовал тяжесть ноши и обнаружил отсутствие Нерона. Вспомнил, что пес скрылся в нише под стволом лиственницы и обратно не выбежал.

«Что-нибудь ищет»,- подумал Морозов и, достав фонарик, стал выбирать место для ночлега.

Недалеко от берега в известняковых скалах он скоро обнаружил нишу с прекрасной постелью из мха. Ниша была достаточно вместительной и могла укрыть от дождя.

Через пять минут на перекат упала красная полоска света, забегали по поверхности воды блестящие звездочки, и над речкой поднялся столб дыма.

Долгое отсутствие Нерона не столько беспокоило, сколько удивляло Морозова. Он хорошо знал свою собаку и был теперь уверен: внимание Нерона привлекло что-то особенное и настолько важное, что он забыл даже про ужин.

Морозов почти кончил закусывать, когда эхо гром-кого лая пронеслось по речке. Хозяин свистом позвал собаку. Послышался хруст веток, плеск воды, и Нерон, не рассчитав скорости своего бега, попав в полосу света костра, по инерции пробежал дальше.

- Ну и бешеный же ты, Нерон,- оказал Морозов, когда забрызганная грязью собака выбежала из кустов.- Получай свою порцию!

Морозов собрался спать. Он улегся на моховой постели и стал было уже дремать, как вдруг слух его поразили особые, странные звуки, повторяющиеся через определенные и одинаковые интервалы времени.

«Что за ерунда»,- подумал Морозов. Он достал часы. Короткий глухой звук точно отсчитывал минуты.

«В чем дело, надо узнать»,- подумал Морозов и поднялся. Он бросил на покрытые пеплом угли охапку сухого черемушника, присев около костра, закурил.

Местонахождение странных «часов» даже приблизительно было трудно установить. Удары были слабыми. Морозов отошел к реке и прислушался. Сначала ему показалось, что удары доносятся с правой стороны, и он пошел вниз по течению, но удары стали совершенно не слышны. Пришлось вернуться обратно и идти вверх по течению. Новое направление оказалось правильным: удары стали громче и отчетливей. Шаг за шагом, осторожно, не зажигая фонаря, шел Морозов по отмели. Скоро звуки привели его к кусту шиповника. Морозов обошел куст и оказался перед стволом упавшей березы. Звуки теперь стали настолько отчетливыми, что Морозов без труда определил местоположение их источника. Дальше идти было очень неудобно, но он не зажигал фонарь, боясь, чтобы не остановились «часы». Еще несколько шагов, и Морозов решил быстро раздвинуть кусты и зажечь фонарь. За кустами не было ничего, способного привлечь внимание: крутой поворот берега Омывала спокойная заводь. Редкие перья осоки, сонные листочки молодого тальника - вот и все, что увидел Морозов.

Он погасил фонарь и дальше пошел ощупью. Перед Морозовым оказался большой, покрытый мхом камень. Морозов полез через этот камень и почувствовал его неустойчивость. Морозов уже почти залез на камень и хотел было осветить темное пространство за ним, но раздумал и, спустившись обратно, стал внимательно осматривать береговую осыпь. Звуки теперь доносились откуда-то из-за кустов и были настолько ясно слышны, что, казалось, обнаружить их источник не стоило труда.

Глухой, короткий звук сопровождался каким-то скрипом, похожим на скрип ржавой пружины или скорей всего на бульканье быстро выливаемой из бутылки воды.

Все происходящее казалось Морозову странным и в то же время смешным. Он не раз слышал сильный треск в горах, когда дневной зной сменялся вечерней свежестью и разогретые камни давали трещины. Он знал тихий стон узких ущелий, медленно остывающих ночью. Он мог бы перечислить десятки интересных примеров- курьезов природы, но теперь он не понимал ничего.

Прислушиваясь к звукам, Морозов заметил на камне ровную, тонкую полосу коричневого цвета. Вода, где уровень ее постоянен, часто на скалистых берегах делает такие отметки. В этом, конечно, не было ничего особенного, если бы под первой полоской Морозов не обнаружил вторую. Он направил свет фонаря на поверхность небольшого залива у камня. В это время раздался знакомый звук и уровень воды в заливчике опустился до нижней черты. Что будет дальше, Морозов уже догадался. Уровень воды у камня стал вновь постепенно подниматься, и, как только он достиг верхней черты, секундная стрелка его часов обошла круг. Ребус был разгадан наполовину. Естественные часы своим точным «ходом» были обязаны обширной тихой заводи. В заливчике у камня уровень воды постепенно повышался до известной высоты, а потом быстро падал. Где-то был сток.

Забыв сон, Морозов начал раскидывать валежник и приминать кусты в надежде обнаружить сток воды и узнать, что же производит звук. Морозов долго возился возле камня, прежде чем ему удалось заметить неплотность между стеной скалы и камнем. Щель была шириной в два пальца; в нее и устремлялась вода, достигнув верхней черты. Причем огромный камень, должно быть, под влиянием напора воды немного поворачивался около своей вертикальной оси и, после того как вода спадала, вставал в прежнее положение, производя звук. Желая проверить свое наблюдение, Морозов взял толстый сучок и, как только камень повернулся, просунул его в щель. Камень не отошел обратно, и, как следовало ожидать, звука не получилось.

- Испортил «часы»,- сказал Морозов и выдернул сук.

Он несколько минут наблюдал за водяными часами, стараясь подметить малейшую неточность в работе простого механизма. Его не интересовала щель между стеной и камнем, хотя именно в эти минуты он был у заветной цели своего похода.

Выяснив происхождение заинтересовавших его звуков, Морозов отошел от камня к костру. На тлеющие головешки он бросил смолистое корневище и, улегшись вновь на мох, быстро заснул.

В эти последние часы ночи, когда звезды кажутся особенно яркими, когда с гор спускается приятная прохлада, в тайге все живое спит. Даже хищники спешат закончить свою охоту.

Перед пробуждением сон особенно крепок. Растения и те наслаждаются отдыхом под покровом темной ночи.

Когда на востоке обозначится зубчатая линия горизонта, мрак ночи отхлынет к западу. Но утро еще не наступило. Румянец зари еще не позолотил восток.

Кто сумеет стряхнуть с себя сон и отойти от костра во мрак ночи, тот увидит пробуждение тайги и никогда этого не забудет. Он увидит тончайший переход от черного цвета к синему, когда на востоке начнется борьба дня и ночи. Он услышит крики еще полусонных птиц. Молочный туман обозначится в долинах, выступят конторы лесов.

Первые лучи солнца потушат звезды, зальют небо пурпурным цветом и рассыплются по земле миллионами радужных бликов. Раньше всех пробуждаются птицы. Утренняя перекличка пернатых обитателей леса начнется с отдельных, несмелых голосов и постепенно перейдет в нестройный хор.

Нерона разбудила птичка. Она села на сучок почти перед самым его носом и пискнула. Нерон вскинул голову и щелкнул челюстями, а потом уже проснулся. Птичка перелетела на ветку боярышника.

Нерон чихнул, потом встал, подошел к костру, потрогал лапой холодные угли и пошел к речке напиться.

Когда заблестела на листьях роса и рассеялся туман, проснулся Морозов.

Морозов не собирался проводить время в безделье, он внимательно просмотрел свои материалы - записки и схемы участка - и составил план поисков. В первую очередь он решил осмотреть речку вниз по течению, а потом уже ее окрестности и западный скалистый берег.

Целый день Морозов провел в поисках участка и только к вечеру вернулся обратно.

Морозов сделал разведку, которой позавидовал бы геолог. Вниз по реке он спустился на шесть километров, осматривая чуть ли не каждый кустик и углубление в скалистом береге. Когда началось болото, дальше идти было бесполезно: тучи комаров и гнуса по праву считались единственными обитателями долины. На обратном пути Морозов хотел пройти высохшим руслом, куда его усиленно тянул Нерон, но солнце уже садилось, и он ограничился осмотром известнякового холма и скал, в трещинах которых также не нашел ничего похожего на жилище трех старцев или Антипова. Подробно познакомившись с местностью, Морозов поразился дикости окружавшей его тайги. По звериным тропам даже нога охотника-промысловика ступала не везде. Некоторые тропы были узки и покрыты мягким бархатным мхом. Непроходимые заросли окружали речку с обеих сторон, а на редких полянах трава высотой в рост человека глушила не только цветы, но и малину. Ни пней, ни следов пыли, ни полусгнивших поленниц или хотя бы следов порубки - только лес, могучий, высокий, горы валежника и частокол сухостоя.

Если даже предположить, что жилище старцев бесследно уничтожила тайга, то ведь еще сравнительно недавно где-то поблизости жил Антипов. Он, конечно, имел шалаш, рубил для костра лес…

Морозов себя следопытом не считал, но Нерон по части сыска был опытен.

Исследование верхнего течения реки Морозов отложил до следующего дня. Повесив над костром котелок, он достал схему Антипова и стал ее изучать.

Все ли в этой бестолковой схеме им было расшифровано? Да, все, кроме названия второй речки. Но это название не должно иметь отношения к поискам. «Однако, чтобы уничтожить малейшую неясность, попробую»,- сказал себе Морозов и стал подбирать буквы в дополнение к оставшимся. От названия остались буквы: «ро…ащ…я».

Слово не начиналось с «р», но начальную букву подобрать трудно.

- Между «щ» и «я» должна быть какая-нибудь гласная буква,- рассуждал вслух Морозов.- Пусть это будет «е». Получаем: роащея. Дальше - между «о» и «а» должна быть согласная, но какая?

Морозов перебрал все гласные буквы.

Несмотря на то, что в слове не хватало одной или двух букв, смысла все же не получалось.

Нужно попробовать подобрать к некоторым из полученных слов начальную букву. Предположим, что в слове не хватает только одной буквы. Из тридцати двух букв алфавита определенно бесполезно подставлять: «й», «р», «з», «ы», «ь» и едва ли могут быть буквы: «х», «ц», «ч», «ш», «щ», «э», «я». Итак, остается двадцать букв, одна из которых, подставленная в начале пятнадцати не имеющих смысла слов, раскроет название речки.

Пятнадцать подставок из двадцати букв - это триста вариантов.

Морозов выбрал из оставшихся согласных букв несколько хорошо сочетающихся с «р». Этими буквами были: «б», «г», «д», «п», «с» и «т».

Подставленная в первое слово буква «б» давала что-то не совсем бессмысленное.

- Броащея… броащея…- повторял Морозов, стараясь уловить в этом зашифрованном слове какое-нибудь знакомое название.

Так, так… А ну-ка, поставим вместо «б» букву, близкую по произношению,- «п». Проащея - это уже лучше.

Морозов написал слово: «пропащая», и… название речки было расшифровано. Предпоследняя буква «е» должна быть заменена на «а», и между «о» и «а» сама становилась «п».

Морозов посмотрел на схему Антипова, на исписанный вдоль и поперек лист и вскочил.

- Бестолковый! - воскликнул он.- Да ведь одно это слово стоит целого дня поисков! Что может быть проще? Антипов поставил крестик не на Каменке. Название второй речки говорит о том, что в некоторых местах она пропадает: пропадающая, то есть текущая под землей. Как об этом раньше я не подумал!

Морозов так волновался, что забыл про котелок, содержимое которого бурлило и выплескивалось на костер.

- А Пещера трех старцев? - продолжал Морозов.- Теперь все увязывается самым лучшим образом. Месторождение самоцветов в пещере или близко от нее. Пропащая где-нибудь скрывается в землю - в Пещеру трех старцев.

Лиственница и Белый камень - не маловажные детали, иначе бы их не отметил Антипов.

Морозов очень сожалел, что наступала ночь и он не мог с известняковой скалы осмотреть местность.

Ночью Морозов несколько раз просыпался и, не веря часам, смотрел на восток, надеясь над деревьями заметить полоску зари.

Первые лучи солнца осветили угасший костер да пустую нишу. Ни собаки, ни человека уже не ‘было.

Морозов отправился на поиски лиственницы. Он долго бродил в зарослях, но его преследовала неудача - лиственницы не было. Встречались повсюду березняк, ельник, черемушник, рябинник и снова березняк - причем все это было обвито диким хмелем и покрыто лишайником.

Морозов, расцарапав в кровь руки и лицо, наконец, не выдержал и решительно повернул в сторону «палатки».

Чтобы сократить путь, Морозов пошел напрямик к известняковому холму. В густых зарослях вилась едва заметная тропинка. Пробираясь по ней, обходя костры валежника и пролезая в узкие проходы между переплетенной хмелем чащей, Морозов заметил странного вида узловатые лапчатые ветви, покрытые ярко-зеленым лишайником. Ветви были толсты и кряжисты - они принадлежали, должно быть, лесному великану, поваленному бурей. Раздвинув кусты шиповника, Морозов увидел заваленный хвоей и листьями ствол дерева. По его огромной толщине и сохранившейся кой-где коре в нем не трудно было узнать лиственницу.

Сколько было потрачено энергии и времени на поиски, а упавшее дерево оказалось в нескольких десятках аршин от «палатки»!

«Десять сажен на север»,- вспомнил Морозов пояснение в схеме Антипова.

Высокий пень лиственницы найти уже не составляло труда. От него Морозов шагами отмерил десять саженей и вышел на берег Каменки. Место ему было хорошо знакомо: впереди заводь, под ногами небольшой заливчик и камень…

«Нечего сказать, открыл Америку,- с раздражением подумал Морозов. Хотя, впрочем!..» - блеснула у него мысль, и он бросился к камню.

Будь в лесу еще кто-нибудь, он с удивлением увидел бы человека, сдирающего траву и мох с большого, яйцевидной формы камня. Когда зеленый растительный ковер был снят, перед Морозовым оказалась обточенная водой белая известняковая глыба.

Метеоролог ругал себя за несообразительность и бегал около камня.

- Я где-то у Пещеры трех старцев - кричал он.- А-а, все понятно. Антипов на плане изобразил рычаг!

Со стороны залива, внизу, между стеной берега и камнем, находилось отверстие. Прикрытое мхом и валежником, оно раньше совсем было незаметным. Из отверстия тянуло холодком и пахло плесенью.

Для рычага Морозов выбрал березу с тонким длинным стволом, но достаточно упругую. Трудно было поверить, чтобы усилием одного человека огромный белый камень был сдвинут.

«Не повернуть»,- думал Морозов, заводя нижнюю часть ствола березы в щель. Камень теперь уже не отклонялся под напором воды, и она, лишенная стока, поднимала уровень.

Морозов стал постепенно отводить ствол березы. Камень медленно поворачивался, но чувствовалось большое сопротивление воды. Береза гнулась; с одной стороны ее ствола лопнула кора; где-то, кажется, под камнем, скрипел песок. Морозов напряг последние усилия. Ему не видно было, как вода, поднявшись до верхней черты, хлынула в щель. Камень быстро повернулся, и Морозов вместе с рычагом полетел в заводь.

На шум прибежал Нерон. Случайно принятая Морозовым ванна избавила его по меньшей мере от нервного потрясения, так как, выйдя на берег, он увидел за повернутым им камнем темное отверстие. Нужно ли говорить, что перед ним был вход в Пещеру трех старцев?

По новому руслу устремилась вода, она шумела в камнях, и приглушенное эхо доносилось из глубины пещеры.

Осмотрев вход, Морозов осторожно стал спускаться в отверстие, но его опередил Нерон. Собака легко перескочила водопад и побежала вперед.

«Странно,- подумал Морозов.- Нерон так смело идет только по знакомой дороге».

Глава V
ПЕЩЕРНЫЙ ЖИТЕЛЬ

Вход в пещеру был высотой около двух аршин и шириной не больше полуторых. Повернутый Морозовым камень в новом положении почти не загораживал вход. В расстоянии трех-пяти саженей от входа почва заметно понижалась, благодаря чему высота коридора увеличивалась.

Карстовые известняки изобилуют массой трещин, провалов и прикрытых тонкой коркой пустот. Хорошо зная это, Морозов шел осторожно, освещая стены и кровлю фонариком. Слева журчал ручей. Стены казались сложенными из плитняка, а с потолка свешивались заклинившиеся камни.

Чем дальше, тем коридор становился обширней, высота его достигла угла трех с лишним аршин. Порода почти утратила трещиноватость и приобрела красивый светло-серый цвет. Судя по откосу холма у правого берега Каменки, мощность пород в кровле была не более десяти саженей, и на эту глубину по незаметным трещинам должна была с поверхности проникать вода. Деятельность воды, как и предполагал Морозов, скоро себя показала - свет его фонаря упал на кучу щебенки. Подойдя ближе, Морозов оказался перед горной «мельницей». Так горняки называют вывал, с кровли которого происходит обрушение пород. «Мельница» прекращает свою работу только в том случае, когда свободное пространство под кровлей все будет завалено обрушенной породой или когда потолок примет куполообразную форму, способную выдержать давление вышележащих слоев.

Перед Морозовым была старая «мельница», уже давно прекратившая свою работу. В кровле ее висели заклинившие друг друга камни. Теперь опасаться обрушения было нечего, и Морозов, перебравшись через кучу известняка, пошел дальше. Каменная плотина не преградила путь ручью: прорыв под кучей ход, он бежал дальше в глубь подземелья. Коридор опять сузился, и Морозов уже хотел развенчать легенду о Пещере трех старцев, как внезапно вышел в обширный зал, потолок которого ушел вверх, стены расступились и пол выравнялся почти в плоскость.

Второй зал Морозов прошел, не обратив на него внимания, и только шум воды остановил его. Ручей исчезал в провале, образуя водопад.

Глубину провала Морозову установить не удалось. Свет фонаря не проникал сквозь брызги воды, а звук от падения брошенного камня поглощал шум водопада. За провалом коридор расширялся, образуя в кровле и стенах уступы, а затем настолько суживался, что Морозов в нерешительности остановился.

Идти дальше, пожалуй, было опасно. Известняки не гранит, и полагаться на их крепость не приходится. Внизу проход был завален крупной щебенкой, а вверху переходил в щель.

Из затруднения Морозова вывелНерон. Не смущаясь темнотой подземелья, он вышел вперед и скрылся в узком проходе.

«Похоже на то, что Нерон здесь уже побывал»,- подумал Морозов и, следуя примеру собаки, пошел дальше. Когда навал щебенки поднялся выше, а щель еще больше сузилась, Морозов был вынужден опуститься на колени и дальше уже пробираться ползком. Впереди показалась голубая полоска света, и донесся шум ветра.

Второй выход из пещеры был завален камнями и упавшими деревьями.

Выйдя на поверхность, Морозов понял, почему Нерон вел себя так уверенно. Собака уже побывала в пещере, когда он искал Каменку. Русло Пропащей врезалось в тайгу, выход из пещеры перегораживал ствол дерева, под которым проскользнул Нерон.

Русло по прежнему было сухое.

Морозов задумался.

Пропащая не выходила на поверхность, ручей исчезал в провале. Однако русло речки кончалось у выхода из пещеры и могло быть наполнено водой, вышедшей только из нее, значит, бывают моменты, когда не вся вода ручья стекает в провал. Тогда узкую щель выхода заливает вода, и им пользоваться уже нельзя.

Морозов осмотрел выход, спустился вниз и пошел по руслу. «…Пещера пройдена,- думал Морозов,- но по каким признакам найти месторождение рубинов? Следует ли его искать в пещере?»

Прямых указаний на это в схеме Антипова не было. Там пещера была помечена только как основной пункт. Может быть, она служила лишь убежищем? Если месторождение рубинов коренное, значит, его надо искать в пещере; если же оно россыпное,- то в песках Каменки.

Морозов вспомнил, что самоцветы образуются в приконтактовой зоне. Следует и здесь найти контакт.

Со скалы было видно несколько обнажений пород. Светло-серые известняки на левом берегу Каменки местами сменялись более темными породами, должно быть, другого происхождения. Осмотр показал присутствие гранитов, значит, здесь должно быть коренное месторождение. Вся довольно широкая полоса гранитов имела крутое западное падение, и, следовательно, контакт с известняками можно было ожидать на глубине примерно пятнадцати саженей.

Морозов прекрасно понимал, что первого беглого осмотра пещеры и ее местоположения среди довольно мощной полосы известняков и гранитов совершенно недостаточно, чтобы придти к какому-нибудь заключению.

Предстояла кропотливая и упорная работа поискового характера.

Морозов выбрал наиболее правильный и простой путь - он решил искать следы горных работ трех старцев и Антипова.

Судить о размерах пещеры пока еще было нельзя, и Морозов решил, не теряя времени, начать ее детальное изучение. Он вернулся во второй зал, где был водопад, чтобы использовать провал для спуска на нижние горизонты.

Метеоролог установил, что в провал можно было спуститься, предварительно отведя воду: стоило только с помощью жерди поставить камень в первоначальное положение и этим совершенно осушить русло Пропащей.

Подумав, Морозов решил загородить вход в пещеру. Только случайность не позволила ему выполнить этот рискованный план. По неопытности, метеоролог, конечно, не знал, что стенки провала, сильно изъеденные водой, представляют собой коварную ловушку.

Возвращаясь обратно с намерением загородить камнем вход в пещеру, Морозов в стене первого зала заметил нишу. Она имела довольно большое сечение и была приподнята от пола на высоту примерно аршина. Предполагая, что перед ним обычный «карман», какими нередко изобилуют пещеры, Морозов заглянул в нишу, но вместо задней стенки увидел темное отверстие наклонного колодца.

Метеоролог залез в нишу и осветил принятый им за колодец, идущий круто вниз, коридор почти правильного эллиптического сечения с гладкими стенками и глубокими засечками в форме ступеней. Перед исследователем была горная выработка в сравнительно некрепком известняке.

Открытие обрадовало Морозова.

Спустившись саженей на пять, Морозов увидел расклиненный в стенках ствол лиственницы.

«Лестница»,- подумал он и ударил по дереву геологическим молотком. Раздался глухой amp;apos; звук, ствол переломился и полетел вниз.

Несказанно обрадованный находкой Морозов возобновил свое исследование. Ниже лестницы коридор стал несколько круче и шире, но затем неожиданно закончился небольшой камерой. Ровные стены пещеры и горизонтальный потолок говорили о ее искусственном происхождении. Назначение камеры было непонятным. Камера заканчивалась шахтой, в глубине которой терялся свет электрического фонарика.

О глубине шахты Морозов получил приблизительное представление, бросив в нее камень,- она была не больше двадцати саженей. Это по существу был небольшой подземный колодец, и тем не менее спуск в него составил целую проблему. Пока Морозов ходил за веревкой, затем вторично за распорной стойкой, которую пришлось вырубить из солидной березы, пока велись различные второстепенные, но необходимые приготовления к спуску, прошло три часа. Метеоролог основательно устал, но желание поскорей получить представление о всей пещере заставило его, опоясавшись концом веревки, спуститься на дно колодца. В глубине его Морозов не ошибся - двадцать две сажени с аршином был точный замер. В этой каменной трубе была хорошая вентиляция. При дальнейшем исследовании Морозов старался не отклоняться от главной вентиляционной струи.

Ряд ходов, следующих от дна колодца, поставил исследователя в затруднительное положение, и он после долгих колебаний выбрал самый неудобный путь - узкую щель, идущую на северо-восток к зоне предполагаемого контакта известняков с гранитами.

Чтобы не потерять ориентировку и не запутаться в подземном лабиринте, Морозов делал условные засечки на стенах и вел схематический абрис, беря направление по компасу, а расстояние измеряя в шагах. Сеть карстовых ходов пещеры, должно быть, была очень разветвленной, и метеоролог скоро понял, что пройдет не мало времени, прежде чем он получит представление о пещере в целом. Его в первую очередь интересовали галереи пещеры, расположенные вблизи контакта известняков с гранитами, и он, пропуская ответвления различных направлений, выбирал только северо-восточное.

Схема метеоролога быстро пополнялась; причудливо извиваясь, ложились линии все новых и новых галерей. В общей сложности Морозов прошел под землей уже больше двухсот саженей. Он изрядно устал и решил пока прекратить утомительное исследование.

Когда он вышел из пещеры, был уже поздний вечер. Долина Каменки покрылась синеватой мглой, хотя последние лучи солнца еще золотили высокие перистые облака.

Нерон ждал хозяина у потухшего костра.

На приготовление ужина ушло мало времени: Морозов устал, и, кроме того, он поторопился лечь спать с расчетом на рассвете продолжать исследование пещеры.

Закончив с ужином, метеоролог залил костер и лег на мягкую моховую постель.

Тайга постепенно замолкала. Прекратились крики птиц. Поднявшийся было после захода солнца ветерок утих, и только яркие рассыпанные по темно-синему бархату неба звезды смотрели на охотника за самоцветами. У самых ног тихо плескалась Каменка. Несколько в стороне чернел вход в пещеру.

Морозову не спалось. Он лежал с открытыми глазами и перебирал в памяти события прошедшего дня.

…Пещера была, несомненно, очень древнего происхождения. Прошли сотни тысяч лет, прежде чем вода, пробираясь по трещинам в известняке, расширила их, превратив в коридоры, шахты, колодцы и «карманы». В безмолвии подземелья законсервирована жизнь многих эпох. Теперь уже трудно было сказать, что больше волновало Морозова: месторождение самоцветов или пещера. Во всяком случае, Морозов, окончательно потеряв надежду уснуть, решил, не теряя времени, перебраться в пещеру и продолжать исследования.

Свое имущество он перенес во второй зал и разместил вещи в нишах - этих естественных и очень удобных шкафах и полках. Чтобы обеспечить себя топливом, он натаскал в пещеру сухой валежник.

Когда в углублении, похожем на камин, запылал костер, своеобразная иллюминация из разноцветных звездочек вспыхнула на стенах пещеры и в следующее мгновение начала меркнуть - кристаллическая поверхность известняков покрывалась копотью.

Морозову не было времени любоваться своеобразием окружающей его обстановки; он отпустил Нерона гулять и пошел в первый зал к наклонному коридору, ведущему в нижние этажи.

Минуя лабиринт уже знакомых ходов и сверяя свой путь со схемой, Морозов продолжал исследование. Придерживаясь по прежнему северо-восточного направления, метеоролог вторично обнаружил горную выработку - на одной из ее стен были нанесены каким-то острым инструментом параллельные царапины.

- Следы кирки! - воскликнул он.

Пристроив удобнее фонарь, Морозов начал осматривать выработку по частям.

Почва выработки была покрыта слоем щебенки, конечно, отбитой киркой от стены. Следы царапин группировались там, где была наибольшая кристаллизация породы.

«Пробовали в разных местах»,- подумал Морозов.

Сердце его сильно забилось, на лбу выступил пот, и он, как сыщик, попавший на верный след, начал изучать плоскость стены дюйм за дюймом. Почти белые, сильно измятые известняки имели неравномерную кристаллизацию.

Горевшие в свете фонаря кристаллы Морозов откалывал ножом и пробовал на стекле - в каждом из них он готов был признать рубин. Но кристаллы не царапали стекло - это был всего только известняк, твердость которого значительно меньше твердости корунда. Для Морозова способ определения корунда по твердости был пока единственным.

При дневном свете еще можно заметить скопления корундовых масс, уже не говоря о кристаллах рубинов. Совсем другое дело при искусственном освещении. Корунд иногда по внешнему виду ничем не отличается от известняка (при недостаточном освещении и для неопытного человека), и только по твердости его еще можно отличить.

Отсутствие рубинов в стене грота не смутило Морозова. Он знал, что не только эта драгоценная разновидность корунда, но и другие, не имеющие никакого практического значения, попадаются очень редко. В самых богатых по содержанию самоцветов месторождениях считается обычным явлением, когда десятки и даже сотни пудов горных пород подвергают тщательной обработке и получают драгоценный камень, весящий после огранки немногим больше или даже меньше карата.

Только бы найти несколько рубинов, а там геологи лучше его разберутся во всех тонкостях.

Старые копи были обнаружены, и это главное. Старцы, а после них Антипов не могли вести массовую добычу, они даже едва ли пользовались динамитом, и поэтому копь должна иметь всего одну или две выработки, отыскать в которых гнезда корунда будет, наверное, нетрудно.

На следующее утро Морозов возобновил поиски. Вид стены со следами разработки теперь уже не так волновал его, и он мог проследить направление горных работ. Щебеночный навал в почве грота был распределен неравномерно - в южной части слой его по объему не соответствовал глубине искусственной ниши, значит, насыпанная здесь порода добывалась где-то в другом месте.

Но где?.. После внимательного осмотра восточной стены и потолка грота среди многочисленных углублений Морозову удалось рассмотреть выработку. Морозов поднялся по ступеням на уровень выработки и направил свет фонаря в ее отверстие.

- Прекрасно! - воскликнул он.- Выработка пройдена в восточном направлении, то есть к контакту.

С кучи щебенки до почвы выработки было больше сажени. Морозов пробовал подпрыгнуть и ухватиться за кромку породы, но это ему не удавалось - трещиноватый известняк обрушивался.

Подняться в выработку можно было только с помощью лестницы, за изготовление которой Морозов и вынужден был приняться.

Он, конечно, не собирался плотничать. Выйдя из пещеры, он срубил елку и унес в пещеру. Нижний конец елки он зарыл в щебенку, верхний укрепил в трещине почвы выработки, и примитивная лестница была готова.

Морозов залез в выработку. Она имела длину около пяти саженей, причем на протяжении первых трех саженей шли сравнительно слабые известняки. Забой же выработки упирался в кристаллические плотные породы.

О близости контакта говорили мелкие сбросы и крутые изгибы гранитно-известняковых слоев. Здесь осадочные породы были основательно проплавлены магмой. Стенки небольших пустот оделись красивыми щетками кристаллов. Но не ими интересовался Морозов. Он искал гнезда серовато-желтых скоплений корунда.

Прежним способом - при помощи пробы на стекло - Морозову удалось обнаружить несколько крупинок корунда. Но этим серовато-зеленым мутным камешкам далеко было до рубинов.

Однако уже наличие корунда говорило о многом. Он вспомнил слова Ковригина: «старцы промывали на берегу какие-то гальки».

Это были не гальки, а добытый в пещере и измельченный известняк с включением корунда. Морозов, как и старцы, мог вести лишь весьма примитивную разработку в микроскопических масштабах. Он принялся за дело.

Геологический молоток, к счастью, оказался подходящим инструментом.

Морозов работал долго, но куча отбитой им породы могла легко уместиться в шапку. Корундовые скопления причиняли много хлопот - их приходилось вырубать с большим трудом. К вечеру настойчивый забойщик отбил ведра два породы.

Следующей стадией должна была явиться промывка. В три приема Морозов вынес породу из пещеры и высыпал ее на берегу Каменки.

Щебенка была мелкой и не требовала дополнительного измельчения. Наскоро пообедав, Морозов принялся за промывку.

Чистый, белый известняк не нуждался в проверке, но его было немного. Остальная серая масса с включениями гранатов и каких-то еще минералов должна быть тщательно промыта и осмотрена.

Морозов начал добросовестно промывать щебенку, не пропуская ни одного камешка. Попалось уже несколько кристаллов корунда. Мелкие и трещиноватые, они тем не менее взволновали Морозова.

Взяв несколько камешков, он стал их один за другим пробовать на стекле. Те, которые скользили, не оставляя черты, он отбрасывал, а сделавшие царапину осматривал.

Вот небольшой серый кристаллик дал глубокую черту - это, конечно, корунд. Морозов только мельком взглянул на него и хотел уже бросить, но ровная плоскость излома отразила солнечный луч.

- Рубин! - крикнул Морозов и вскочил.

Рубин оказался небольшим, не больше четверти карата, но был густ по окраске и не трещиноват.

Насмотревшись вдоволь на первую находку, Морозов завернул его в платок и принялся снова за промывку.

Он так увлекся работой, что не заметил наступления грозы. Подул прохладный ветерок, зашелестели листья берез. Спокойная раньше заводь покрылась рябью, и поверхность воды приняла свинцовый цвет.

Пришлось оставить промывку. Едва Морозов успел заготовить на ночь дрова и спуститься в пещеру, как на юге ухнуло, словно из пушки, и в небе метнулась стрела молнии. Раскаты грома вызвали в пещере низкий протяжный гул.

Морозов подбросил в костер дров и, снимая сумку, заметил на дне ее несколько пригоршней галек - это была случайно оставшаяся порода.

Высыпав поближе к подземному потоку содержимое мешка, Морозов снова занялся промывкой. Он не хотел оставлять непросмотренной даже самую маленькую гальку.

Света костра было достаточно, чтобы отличить корунд от известняка.

Морозов промыл всю щебенку и, примостившись у костра, занялся сортировкой породы.

Он почти не пользовался стеклянной пластинкой. Корунд от известняка он теперь уже отличал по цвету, а от граната по строению. Из промытой массы щебенки набралось серых камешков около сотни; среди них были довольно ясные кристаллы красивого синеватого оттенка. Более крупные осколки содержали в себе чешуйки слюды и крупинки полевого шпата; некоторые крошки просвечивали, и попадались участки, слабо окрашенные окислами металлов.

Синие, голубые, зеленоватые оттенки не привлекали внимания Морозова. А рубинов не было! Осталось три самых крупных осколка, трещиноватых, грязно-серых, но очень твердых. Под ударом молотка первый осколок разлетелся на мелкие крошки, среди которых некоторые имели слабо-розовую окраску.

Морозов стал осторожней. Из второго осколка удалось выделить небольшой трещиноватый рубин. Каким-то чутьем Морозов угадал присутствие драгоценного корунда в третьем осколке. По волосяным трещинам он отделял от него корундовую массу и следил за изменением окраски.

Вот зеленоватый цвет стал бледнеть, осколок постепенно приобрел другую окраску. Появились прозрачные розовые области, и уменьшилось число трещин.

Под коркой из мутиорозовой породы, как в скорлупе раковины, было заключено драгоценное зерно - рубин.

Занятый промывкой Морозов забыл о грозе, во время которой Каменка могла выйти из берегов и, повернув камень, хлынуть по руслу Пропащей в пещеру.

Шум подземного ручья напомнил ему об этом, и он побежал к выходу укреплять камень.

При первой же попытке выйти на берег Каменки он должен был изменить свое обычное представление о грозе, хотя и видел настоящие южно-уральские грозы.

Ветер постоянно менял направление, он не дул, а хлестал, как ударами кнута.

Мелкий песок бил по лицу, а пыль тучами носилась в воздухе и смерчем пробегала по берегу речки в круговороте воздушных течений. Стволы деревьев скрипели, и лопалась кора.

Голубые вспышки молнии часто раскалывали туманный полумрак.

Морозов ползком пробрался к вращающемуся камню и укрепил его при помощи ствола березы. Вернувшись в пещеру, он удивился исчезновению собаки. Нерон не мог решиться уйти в лес. Морозов решил, что он побежал из ущелья полюбоваться на грозу.

Прошел час. Раскаты грома не умолкали, эхо по-прежнему наполняло пещеру. Уровень воды в ручье несколько поднялся, а температура ее понизилась - начался дождь.

Потянуло прохладой, ветер раздувал костер, а у самой почвы тянул тонкую полосу дыма.

При свете костра Морозов рассматривал найденные им рубины. Их было пять. По чистоте окраски они мало уступали один другому, но по величине последний превосходил остальные. Общая ценность самоцветов была немалой. Но ведь это были всего-навсего камни,"найденные случайно. О богатстве месторождения можно судить уже хотя бы по тому, что человек, не знакомый практически даже с основами разведывательного дела, сумел найти рубины. При систематических поисковых работах в долинах Каменки и в Пещере трех старцев месторождение красных самоцветов, конечно, даст немало камней громадной ценности.

Морозов вряд ли сознавал всю важность своего открытия. Он, конечно, не знал, что найденное им месторождение способно открыть новую страницу в истории Южного Урала, богатого рудами, золотом, но не открывшего еще до конца свои сокровищницы драгоценных камней.

Счастливый разведчик рассчитывал пробыть в пещере еще дня три, взять пробы из разных участков береговых отложений Каменки и с доказательством в виде нескольких рубинов отправиться в обратный путь…

* * *

Нерон лежал на широком плоском камне у выхода из пещеры и смотрел на стонущий от порывов ветра лес. При каждом ударе грома он вздрагивал, жался к стене, но не убегал в глубину пещеры, где было душно, а теперь еще тянуло едким дымом.

Нерону было видно русло Пропащей, оба ее берега и часть тальниковых зарослей. Вспышки молнии хорошо освещали окрестности. Во время одной особенно сильной вспышки Нерон вскочил и прыгнул с камня, но не в пещеру. Не молния и не гром заставили собаку покинуть наблюдательный пункт. Когда молния на мгновение осветила прижатые ветром береговые кусты, Нерон заметил, как по левой стороне русла, под защитой скалистого берега, к пещере пробирался человек…

Нерон считал себя хозяином района пещеры и поэтому, не обращая внимания на раскаты грома, скользнул вниз по мокрым камням, перемахнул через ствол лиственницы и присел в береговых кустах, ожидая следующей вспышки молнии. Когда ее прихотливый зигзаг расколол небо, резкий силуэт человека проявился на фоне известняковых прибрежных скал.

Нерон в два прыжка достиг зарослей и побежал па тропе. Частые вспышки молнии помогали ему ориентироваться в хаосе склоненных и сломанных бурей деревьев и кустов.

Когда тень человека легла на дно пересохшего русла совсем близко, Нерон присел на тропе и через мгновение прыгнул вниз.

Человек остановился, выдернул из-за пояса топор иг приготовился встретить нападение. Нерон прыгнул, и человек метнул в него топор. Страшное орудие описало дугу и врезалось в комель березы. Потеряв равновесие, человек упал головой к березе.

«Кончено!» - подумал он, почувствовав собаку у себя на спине.

Нерон схватил его за воротник пиджака и прижал лапами плечи.

Человек потянул руку, чтобы ухватиться за топорище, но собака крепче сжала воротник и зарычала.

Гроза между тем бушевала. Деревья, наклонившись в одну сторону, как по команде, вдруг выпрямлялись и затем склонялись в другую. Дождь бешено хлестал, а вспышки молнии и гром следовали друг за другом без промежутков.

Промокший до нитки лежал на земле человек, не ослабляя хватки, в напряженной позе стояла над ним собака. Человек обдумывал, как ему сбросить собаку; он рассчитывал на темноту, а потом, может быть, и на свой топор.

Подождав некоторое время и убедившись, что пойманный лежит спокойно, Нерон немного разжал челюсти и снял лапы с его плеч. Человек лежал по прежнему, не шевелясь. Но вот наступило временное затишье, и все погрузилось в непроницаемую темноту. Человек, воспользовавшись этим, вскочил и кинулся за ствол дерева, выхватив из комля березы свой топор. При новой вспышке молнии Нерон, не раздумывая, снова бросился на него.

Широкий топор блеснул при свете молнии, но Нерон был уже рядом и рванул человека за руку. Тот закричал от боли. Нерон схватил неизвестного за горло. Оба упали на валежник. Толстый кожаный воротник мешал собаке.

Не выпуская его, Нерон подбирался к горлу. Человек уже чувствовал горячее дыхание собаки на своем лице. Не делая резких движений, с большой осторожностью он нащупал у собаки затылок и опустил на него топор.

Но в то мгновение, когда лезвие топора погрузилось в густую шерсть, от страшной боли и от удушья человек потерял сознание. Тем не менее удар топора сделал свое дело. Собака разжала челюсти и упала на землю.

Буря хозяйничала в тайге почти до утра. Свалив массу деревьев и вырвав с корнем береговые кусты, она только перед самым восходом солнца ушла на юг.

* * *

Выйдя утром из пещеры, Морозов был поражен переменой в окружающей местности: Каменка вышла из берегов и разлилась по низкому левому берегу. Далеко виднелась спокойная поверхность воды, не затронутая течением; стволы берез разлиновали воду белыми полосами; кусты походили на острова. В разных местах по основному руслу Каменки выросли песчаные отмели; ниже переката шла коса, почти перегораживая русло. У входа в пещеру намыло песку.

Морозов спустился к заливчику, где вчера он укрепил вращающийся камень. За ночь ствол березы, продетый в трещину скалы, выдержал не один штурм разбушевавшейся Каменки. После такой грозы вполне можно было рассчитывать на крепость «замка».

Только человек мог вынуть ствол и, освободив камень, дать воде прорваться в пещеру.

Позавтракав, Морозов пошел искать Нерона. Осмотр он начал с широкого провала в конце коридора. Собака могла упасть туда, хотя ловкий пес прекрасно лавировал между камнями и, кроме того, хорошо знал весь верхний горизонт пещеры. В провал сбегал ручеек мутной воды. В глубине виднелся широкий уступ, на котором при падении должна была бы задержаться собака. Морозов, наклонившись над провалом, опустил на шнурке фонарик и осветил уступ. На площадке скопилась вода, лежала куча обвалившейся щебенки и больше ничего. В стороне чернела ниша - спуск на второй горизонт.

Убедившись, что не совершилось самого худшего, Морозов повеселел. Найти собаку в лесу ему казалось проще. Да, пожалуй, и искать не придется. Нерон где-нибудь ночью пережидал грозу и теперь сам прибежит.

На вывороченных корневищах еще блестели кристаллы полевошпатовых обломков, разорванные плети вьюнков висели на сучьях, и прибитая ветром трава обнажала каменистый грунт. Солнце уже поднялось над деревьями и сильно парило; холодные токи воздуха веяли из чащи.

Морозов бродил по руслу Пропащей - единственной пока дороге в районе пещеры - и звал Нерона.

К полудню он ушел далеко на юг. Русло опустилось в низину; его обступили болото и тальниковые заросли. Дальше идти было бесполезно. На обратном пути Морозов ушел вправо и, с трудом пробираясь по бурелому, вышел на берег Каменки верст за шесть ниже пещеры. На всем пути он не встретил ни одной дороги; узкие извилистые тропы кончались у реки.

Возвращаясь поздно вечером в пещеру, Морозов надеялся, что собака вернулась.

Вечерние длинные тени легли на поверхность воды, вытянулись стволы берез. На елях возились крикливые пищухи. Моховая полянка над самой водой, где обычно любил лежать Нерон, была пуста.

Морозов с трудом заставил себя съесть обед. Уставший, он лег и быстро заснул.

Утром следующего дня Морозов продолжал поиски.

С Нероном, очевидно, случилось несчастье.

На одной из лесных полян внимание Морозова привлекла беспокойная серая птичка, похожая на кедровку. Она перелетала с куста на куст и кружилась над небольшим овражком. Морозов направился к овражку, но птичка не улетала, она пронзительно кричала и кружилась в воздухе. Около обрыва Морозов остановился. На дне овражка что-то чернело.

- Нерон! - крикнул Морозов, узнав собаку.

Нерон лежал между камнями на правом берегу. Голова его была откинута в сторону, глаза закрыты, нижняя челюсть отвалилась, и свесился бледно-розовый сухой язык. От левого глаза и почти до уха шла широкая, покрытая мухами и мошкарой рана. На камне возле головы были видны капли крови. На шее зияла большая рана.

Со дна овражка Морозов достал пригоршню холодной воды и плеснул ее на голову Нерона.

Собака сделала едва заметное глотательное движение, язык вздрогнул, и приоткрылся один глаз.

Нерон еще был жив. Морозов смочил голову собаки из фляжки. Нерон открыл глаза, подобрал задние ноги и тихо заскулил.

Оставив собаку, Морозов принялся за осмотр овражка.

У подножья крутого откоса он заметил кучу свежей осыпи. Дальше на ровной плоскости илистого намыва ясно отпечатался след сапога. На одном из уступов виднелись красно-бурые пятна. Это были следы крови, но уже не собаки, а человека. Было очевидно, что здесь произошла кровавая схватка Нерона с неизвестным.

Морозов донес Нерона до пещеры на руках.

Промыв рану, он устроил ему подобие конуры на солнечном берегу Каменки. Потом еще раз осмотрел овражек и окончательно убедился в том, что собака преследовала человека по правому берегу Пропащей. Несмотря на довольно ясные следы, места встречи обнаружить не удалось. Выйдя на тропу за овражком, Морозов пошел по следам. По их расположению можно было без ошибки заключить, что человек первые саженей сто бежал, должно быть, он боялся преследования, а затем перешел на неуверенный шаг.

Морозов шел по сравнительно знакомой ему местности. Слева саженях в трехстах тянулось почти меридионально русло Пропащей. Ниже, в версте, начинается низина. Там и без того непроходимая тайга погружена еще в непроходимое болото. Даже в жаркое время голубоватая дымка стоит над лесом. В чаще - полумрак, тучи комаров, а под ногами трясина.

Морозов пробовал пробираться по болоту в надежде найти какой-нибудь островок. Но островка не было- редкие березы, густой тальник и заросли камыша уж никак не могли служить пристанищем человеку. Может быть, человек вернулся обратно? Эта мысль показалась Морозову правдоподобной, но отсутствие обратных следов заставило его отказаться от такой догадки.

Морозов вернулся в пещеру. Он старательно ухаживал за Нероном, уложил его в удобной нише на мягкой подстилке из мха. Собаке стало несколько лучше - эта было видно по блеску глаз и попыткам двигаться.

Между тем запас продуктов был на исходе, оставались фунтов пять сушеного мяса, полбанки масла и сухари. Большим подспорьем были хариусы из Каменки, но рыбная диета уж успела надоесть и Морозову и Нерону.

Судя по состоянию собаки, ее полного выздоровления следовало ожидать не раньше пяти-шести дней.

Вынужденный остаться на этот срок в лесу, Морозов решил заняться детальным обследованием нижних горизонтов пещеры и найти второй выход.

Глава VI
ПОДЗЕМНЫЙ РОБИНЗОН

О существовании обширного грота ниже уровня верхнего коридора Морозов догадывался и раньше, но занятый поисками рубинов не имел возможности проверить свои предположения.

Дело в том, что вертикальный провал в почве второго зала пропускал сильную вентиляционную струю. Здесь воздух буквально свистел и разбивал спокойно падающие струи воды на каскады брызг. Кроме того, брошенный сквозь эту водяную завесу камень продолжал падать в пустоту, и через некоторое время снизу доносился гул.

Теперь, задавшись целью проникнуть на нижние горизонты пещеры, метеоролог в первую очередь стал искать пути, соединяющие верхний коридор с обнаруженным гротом.

Использовать для этой цели знакомые северо-восточные ходы Морозову не хотелось, так как они были в противоположном конце пещеры.

Упорные поиски хода сообщения, наконец, дали результат. В одной из карстовых ниш второго зала оказалась небольшая нора. Морозов опустился на колени и пополз по узкому ходу. Нора скоро превратилась в наклонную трубу, в которой дул сильный ветер. Освещая себе путь фонариком, настойчивый исследователь продвигался дальше. Наклон трубы часто менялся, в некоторых местах, где он принимал почти вертикальное направление, в почве были вырублены ступени.

Саженей через пятнадцать подземный ход несколько расширился. Теперь Морозов мог подняться во весь рост и идти, не рискуя задеть головой за каменные выступы в кровле.

Естественная вентиляция по прежнему действовала безотказно - навстречу исследователю дул устойчивый сильный ветер.

Морозов прекрасно представлял, что идет по какому-нибудь из многочисленных карстовых ходов пещеры и направление этого хода зависит от случайного положения трещины. Поэтому он не удивился, когда каменная труба внезапно изогнулась в виде вертикального колена и вместо почвы у ног оказался черный провал. Перед тем, как преодолеть новое препятствие, Морозов решил отдохнуть. Он сел на кромку уступа и, экономя свет, выключил фонарик.

Как обычно, при резком наступлении темноты зрительный нерв еще некоторое время передает ощущение постепенно слабеющего света. Морозову казалось, что узкий ход, по которому он шел, продолжается: достаточно отчетливо обозначились стены и потолок. Он посмотрел вниз - световое пятно переместилось в колодец и легло на его дно.

Метеоролог знал, что через две-три минуты зрительная галлюцинация прекратится. Действительно, скоро световые круги в глазах стали тухнуть; казавшееся раньше продолжение подземного хода исчезло, и только бледное световое пятно упорно держалось на дне колодца. Теперь оно стало даже несколько ярче. Привыкшие к темноте глаза различали на дне колодца некоторые детали:небольшую кучку щебенки, камень в форме ступени и светлой полоской выделяющуюся кромку гладкой известняковой стены.

Отведя взгляд в сторону и дав отдохнуть глазам, Морозов снова посмотрел в колодец - те же детали с еще большей отчетливостью снова обозначились. Было ясно, что это не зрительная галлюцинация. На дно колодца откуда-то проникал настоящий дневной свет. Конечно, это была не прямая освещенность - уж слишком слабы были очертания замеченных Морозовым предметов, но это был все же свет!

Желая скорей проверить правильность своего предположения и все еще не доверяя, как говорят, собственным глазам, Морозов зажег фонарик и стал искать место безопасного спуска.

Диаметр колодца был не больше полуторых аршин, что при его двухсаженной глубине позволяло без риска спуститься по неровным стенкам.

Морозов, уже достаточно привыкший к лазанию по каменным уступам, это препятствие преодолел без труда - повиснув на кромке порога, он легко соскочил на кучу щебенки.

От колодца снова шел почти горизонтальный ход, достаточно широкий и высотой почти в рост человека.

Как только Морозов выключил фонарик, впереди обозначилось голубоватое пятно. Дневной свет, действительно, проникал в подземелье. Наклонив голову и освещая себе путь фонариком, Морозов почти бежал по наклонному ходу. Чтобы не потерять направления и не свернуть в какое-нибудь боковое ответвление, метеоролог время от времени тушил фонарик и наблюдал за усиливающим свою яркость световым пятном.

Вот он пробежал несколько шагов, затем остановился, потушил фонарик и невольно попятился от удивления. Хотя и далекого, но уже хорошо освещенного выхода из пещеры перед ним не было - яркое световое пятно исчезло. В следующее мгновение оно едва обозначилось, затем стало светлеть и опять потухло. Морозов напряженно всматривался в трубу каменного хода. Вот пятно снова обозначилось и теперь осталось неизменным. Постояв еще некоторое время, Морозов зажег свет и пошел дальше. Теперь он уже не спешил, а шел осторожно, почти крадучись.

Фонарем можно было уже не пользоваться, так как в ход проникало достаточно света. С каждым шагом становилось светлее. Наконец, мрачная каменная труба осталась позади, и Морозов вышел, но не из пещеры, как он предполагал, а… впрочем, он сам долгое время не мог определить, куда он вышел. Перед его глазами была буквально волшебная картина: сочетание объемов, перспективы, цветов, игра светотени и, наконец, обилие настоящего солнечного света, падающего на сахарно-белые известняки и на зеркальную спокойную поверхность воды - было так изумительно красиво, что Морозов невольно попятился. Перед Морозовым, несомненно, была одна из крупнейших карстовых полостей, по размерам не уступающая самым большим гротам знаменитой Мамонтовой пещеры в

Америке. Но основное, на что метеоролог сразу же обратил внимание,- это обилие и разнообразие натечных форм. На верхних горизонтах пещеры вода создавала карстовые формы только своим разрушающим действием - она растворяла, размывала наиболее мягкие слои известняков и уносила выветрившуюся щебенку. Здесь вода была созидательницей: огромные каменные колонны, целый лес сталагмитов, сталактиты и, наконец, ажурная бахрома оторочки карнизов - все это результат осаждения извести из ее водных растворов.

Морозов прошел немного вперед и оказался в колонной галерее. Здесь высокие известняковые столбы, толщиной со ствол сосны, поддерживали потолок со свисающими с него сосульками сталактитов. Между колоннами в форме изящных круглых пьедесталов часто попадались сталагмиты. Дальше грот заметно повышался и, раздаваясь в ширину, переходил в обширный амфитеатр с постепенно понижающейся и уходящей под поверхность воды подземного озера почвой.

Описанная колоннада окружала амфитеатр с трех сторон, четвертая сторона была скрыта за легкой завесой радужных брызг от падающего с кровли небольшого водопада.

Это был созданный природой подземный дворец. Очарование придавали ему два мощных потока солнечного света, падающих наклонно с потолка в воду. Лучи отражались от зеркала воды и падали на кристаллические белые известняки кровли, откуда, многократно преломляясь, распространялись по всему гроту.

Только теперь Морозов понял причину исчезновения светового пятна в сечении хода, по которому он пробирался. Точно в подтверждение его догадки оба световых столба начали постепенно гаснуть, и вызванные ими блеск и многообразные переливы красок сменились серыми, скучными тонами. Но вот облачко - виновник разительной перемены - открыло солнце, золотые столбы упали в озеро, и снова все засверкало, заискрилось и заблестело.

Обходя многочисленные сталагмиты, Морозов подошел к озеру.

Вода имела температуру около пятнадцати градусов и была исключительно чистой. Морозов установил третье качество воды - она оказалась очень приятной на вкус, с той концентрацией известковых солей, благодаря которой так ценится ключевая вода.

Дно озера понижалось постепенно, и, судя по углу наклона, слой воды под водопадом был около двух саженей. Характер изменения дна мог быть, конечно, иным, но это можно было установить только при наличии лодки. Вообще без средств передвижения по подземному озеру сфера деятельности нашего исследователя ограничивалась только небольшим участком берега со стороны хода в грот, так как обе боковые колонные галереи заливала вода.

О лодке, конечно, нечего было и думать, но сооружение легкого плота не представляло больших трудностей. Морозов подсчитал, что пять двухаршинных обрубков из сухостойной ели не потонут под его тяжестью и превращенные с помощью тонких тальниковых лоз в плот вполне заменят лодку.

С большой неохотой Морозов покинул грот и обратной дорогой по многочисленным ходам, колодцам и лазейкам выбрался в верхний зал пещеры.

В приятной прохладе, при слабом свете дотлевающих углей, на мягкой подстилке из мха и травы лежал Нерон. Обстановка благоприятствовала выздоровлению собаки: ее не угнетала жара и не донимали расплодившиеся в июльской жаре мухи.

Морозов развел костер и, осмотрев Нерона, принялся за приготовление обеда.

Сразу после обеда, не теряя времени, Морозов принялся за строительство плота. Изготовление его было более простым, чем доставка на берег подземного озера. Последняя операция заняла у метеоролога три часа, и только к полудню плот был собран на берегу подземного озера. Испытав свое сооружение на плову-честь и убедившись в его относительной надежности, Морозов оттолкнулся шестом от берега и поплыл по ровной поверхности озера.

Метеоролог был готов поручиться, что этот изолированный от внешнего мира водный бассейн совершенно необитаем. Каково же было его удивление, когда мимо плота быстро промчалась стайка небольших рыбок. Внимательно присмотревшись, Морозов увидел на дне каких-то ракообразных и, наконец, на выступе скалы, поднимающейся почти к самой поверхности воды, заметил ровные щетки травы, похожей на осоку.

Оказывается, жизнь проникла и сюда - в подземное царство. Морозов еще раньше обратил внимание на отсутствие в пещере летучих мышей, этих отвратительных существ, обычно выбирающих своим жилищем глубокие ниши, провалы и особенно охотно пещеры.

Предположение метеоролога о постепенном понижении дна озера теперь подтверждалось: шест, заменяющий весло, показывал все увеличивающуюся глубину.

Характер освещенности всего подземного дворца совершенно изменился, как только плот Морозова взволновал поверхность озера. В одно мгновение тысячи зеркальных зайчиков рассыпались по потолку и стенам пещеры, зажигая на кристаллах известняка разноцветные звездочки и освещая самые отдаленные ниши. Зрелище было исключительно красивым, и Морозов, ударяя шестом по воде, вызывал новые световые фейерверки и любовался ими, как маленький ребенок.

Наконец, метеоролог поплыл дальше и оказался во второй половине озера, не менее обширной, чем первая. Здесь расстояние между правым и левым берегами было также около десяти саженей, а берег впереди поднимался из воды в сорока-пятидесяти саженях. Благодаря фильтрующему действию завесы водопада и водяной пыли освещенность здесь была более мягкой и создавала впечатление раннего ясного утра.

Морозов подплыл к берегу и выскочил на ровную известняковую плиту. Натечных форм здесь было больше - сталагмиты не уступали по толщине стволам сосен, саженные сосульки сталактитов почти достигали почвы, а гирлянды известковых трубочек несчетным количеством обрамляли карнизы.

Осматриваясь, Морозов пробирался между сталагмитами; выйдя из-за каменной колонны и повернувшись, он вдруг в ужасе отпрянул назад: прямо на него страшными темными провалами глазниц смотрел высохший, как мумия, старик. Не одно мгновение про-шло, пока Морозов справился со своим испугом и понял, что перед ним - не погребенный труп.

Два могильных холма и мумия - три человеческих останка. Вот где нашли себе последнее пристанище три старца, рассказы о которых уже превратились в легенду! Для Морозова было ясно, что он нашел хозяев месторождения красных самоцветов. Он также понял, почему так тщетны были поиски «скита» трех старцев, почему не были обнаружены их могилы и на долгие годы умерла тайна рубинов.

Детальный осмотр склепа открыл массу интересных подробностей.

Первое - это зеленая нежная травка перед могильными холмами. Морозов разрыл почву этой небольшой полянки и обнаружил почти полуаршинный слой черноземной земли. Нет сомнения, что ее принесли в пещеру три старца, так как естественным путем она попасть сюда не могла.

Солнечного света здесь было достаточно, влажность нормальная, и, таким образом, семена различных растений, занесенных сюда с землей, проросли. Давным-давно уже умерли старцы; двое из них истлели, а третий превратился в мумию, прошел не один десяток лет с тех пор, как отшумела и умолкла жизнь в каменном дворце, но осталась зеленая лужайка с вкрапленными в ее ковер редкими бледными цветочками.

Морозов присел на каменный выступ и уже без боязни стал рассматривать высохшие останки последнего из трех старцев. Старик сидел в узком углублении, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги; руки его лежали на краях каменного выступа, и вся его поза как бы подчеркивала спокойствие, с которым была встречена смерть.

Совершив по отношению к своим товарищам обряд погребения, старец, наверное, начал вырубать себе могилу, но, не закончив, умер.

Метеоролог отодвинул труп старика от стены, положил его на спину в углублении и засыпал мелкой щебенкой и рыхлой землей, взятой с полянки.

Когда третий могильный холм вырос рядом с первыми двумя, Морозов вышел из склепа.

Падающие в озеро солнечные столбы уже заметно изменили угол наклона - время близилось к вечеру. Морозов быстро пошел к берегу озера, встал на плот и поплыл к противоположному берегу.

Перед заходом солнца, как обычно после жаркого дня, на небе появилась мгла, краски подземного дворца стали меркнуть. Морозов быстро подплыл к берегу, соскочил с плота и, пробежав короткое расстояние до подземного хода, скрылся в его темном провале.

После ужина, лежа перед догорающим костром, метеоролог задумался над событиями прошедшего дня.

Вот и перевернута, может быть, последняя страница легенды о трех старцах. Печальный финал по существу проливает свет на немудрую историю жизни трех обитателей подземного дворца.

Надо полагать, что деятельность трех бежавших на Южный Урал кержаков началась с подыскания удобногоместа для жилья. При этом ими совершенно случайно был обнаружен вход в пещеру у круглого известнякового камня. Исследовав подземные ходы, кержаки нашли их вполне пригодными для постоянного жилья: летом здесь было прохладно, зимой - тепло. Кроме того, в пещере было легко скрыться от любопытных глаз. Месторождение самоцветов обитатели пещеры обнаружили также случайно, а открыв, стали эксплуатировать.

Имея в руках огромные ценности, старцы имели возможность приобрести за них только самое необходимое для жизни. Им, таежным жителям, скитникам, нужно было очень мало: одежду, обувь, продукты питания и, может быть, бочонок меда - полакомиться в праздник.

Жизнь старцев протекала однообразно, и за долгие годы пребывания в лесу, или точней в пещере, они окончательно одичали. Не удивительно, что никто из кусинских охотников, кроме Хорька, ни разу не видел их.

Глава VII
НОЧНАЯ ГРОЗА

Прошло пять дней. Рана на шее Нерона окончательно затянулась. Собака была снова энергична и весела.

Можно было отправляться в путь.

Солнце зашло в тучу, и узкая полоса чистого неба на западе приобрела пурпурную окраску. Такой закат предвещал грозу или ветер. Но ни то, ни другое не могло задержать Морозова. Дорожный мешок был уже упакован, ружье вычищено, и драгоценные камни лежали завернутые в промасленную бумагу на уступе стены. Собираясь уходить, Морозов любовался их игрой все чаще и чаще. Теперь, когда задача «экспедиции» была выполнена, и сама она почти закончена, к тому же благополучно, Морозову было жалко покидать ставшие близкими места. И ворчливая речка Каменка, и окружающая ее тайга, и мрачные норы подземелья, и, наконец, карстовый дворец с озером - все в одинаковой степени было дорого пытливому исследователю.

Морозов был горд своим открытием: ему, скромному труженику, по воле случая на время ставшему исследователем-разведчиком, посчастливилось вырвать у природы одну из ее бесчисленных тайн.

Дикий таежный район Таганайских гор - край непроходимых болот с грудами гниющего бурелома, обиталище медведей и змей, рассадник комаров и гнуса, малоизвестный уголок Южного Урала, по существу одно из многочисленных его «белых пятен» - благодаря открытым в нем драгоценным камням превратится в промышленный край с несколькими рудниками, заводами и культурными лесными угодьями.

Так Морозову рисовалось будущее…

Метеоролог на прощанье решил сварить уху из хариусов. Он чистил рыбу и бросал ее в котелок. Нерон растянулся рядом у костра на своей моховой постели- его ждала сытная еда.

После ужина, прежде чем лечь спать, Морозов вышел из пещеры проверить свое предположение о перемене погоды. В темноте был слышен тихий плеск Каменки, дул свежий ветерок. На небе блестели яркие звезды. С запада подымалась туча, но ее, кажется, проносило мимо. Над вершиной далекой горы посветлело небо - над горизонтом всходила луна. Постояв минут десять, Морозов вернулся в пещеру. В грот постепенно пробралась ночная свежесть, и он устроился спать в нише, отделив себя от входа в нее костром, по другую сторону которого лежал Нерон.

Постепенно сгорал легкий хворост, и только сырые толстые стволы тлели, превращаясь в уголья…

В полночь над лесом взошла полная луна и осветила безбрежное таежное море…

Вьется от болота узкая песчаная тропа; на поворотах и прогалинах луна проникает в чащу леса и освещает голубоватые галечниковые намывы. Тропа идет от болота на восток; она пересекает Каменку и по .левому берегу между кустами тальника тянется на несколько верст. Тропу эту Морозов не знает, иначе она бы его заинтересовала. На илистых намывах вперемежку с рисунчатыми отпечатками лапок лесных обитателей видны широкие следы сапог… Они еще свежи - острые кромки не осыпались, и даже сохранились отпечатки шляпок гвоздей…

По тропе ползут тени. Лунный свет то гаснет, то вспыхивает. Быстрые облака скользят по небу, и медленно надвигается тяжелая туча…

Нерон внезапно проснулся и стал прислушиваться. Рядом с ним журчал ручей, потрескивали сырые головни, знакомые звуки наполняли пещеру. Кажется, не о чем беспокоиться, но собака тем не менее насторожилась. Через равные промежутки времени к журчанию ручья присоединялись короткие тихие звуки, походившие на шорох шагов крадущегося человека…

Сгорела высохшая головня, и костер почти погас; куча угольев освещала только спящего Морозова и нависший над ним белый известняковый свод.

Нерон медленно повернул голову в ту сторону, откуда доносился шорох, и стал всматриваться в темноту коридора. Шорох постепенно усиливался. Через некоторое время, когда вспыхнувшая головня озарила грот, Нерон вскочил и бросился вдоль ручья к выходу из пещеры. Добежав до кучи щебенки, он сделал прыжок через ручей, но впереди раздался глухой удар - и камень, повернувшись, загородил выход. Нерон ударился головой о камень и упал в ручей.

Отряхнувшись, он начал лаять и искать выхода, но камень плотно прилегал к стенкам грота. Убедившись в невозможности выйти на поверхность, Нерон побежал обратно. Мимо костра он пролетел стрелой, даже не взглянув на спящего хозяина, перепрыгнул через провал и, миновав узкий коридор, выбежал в лес: по берегу Каменки он обогнул гору и остановился у заводи перед Белым камнем.

На площадке никого не было. Сделав несколько кругов около входа в пещеру, Нерон низко опустив голову, побежал по тропе. Чутье вело его на берег Каменки.

Морозов привык пробуждаться в тот момент, когда последняя головня издавала звук, похожий на птичий писк, рассыпалась на уголья и падала в кучу золы. Отсутствие Нерона не удивило Морозова - собака, верно, где-нибудь носилась в лесу, выгоняя из кустов задремавших птиц.

Поставив на костер пирамидой несколько поленьев и подбросив хворост, Морозов снова лег.

Через час к разгоревшемуся костру подошел мокрый и грязный Нерон. Он часто дышал и отряхивался.

Нерон лег на берегу ручья, по дну которого едва сочилась вода.

Собака уже задремала, когда раздался громкий плеск воды. Волна так сильно ударилась о выступ, что веер брызг поднялся до потолка грота и зашипел костер. Нерон отскочил ближе к стене. В одно мгновение ручей превратился в ревущий поток, вода не умещалась в его русле, и уровень ее быстро поднимался…

Начало заливать площадку, костер, и Нерон, чтобы разбудить хозяина, залаял.

Морозов вскочил. «Камень повернуло!» - сразу мелькнула у него мысль. Но раздумывать не было времени. Грот наполнялся водой. Площадка-ниша представляла собой остров среди бушующего потока.

Новой волной потушило костер, и в гроте стало темно. Нерон жался к ногам хозяина. Едва Морозов успел зажечь фонарик, с которым он не расставался, как его сбросило с площадки. Такое количество воды могло прорваться в пещеру только в единственном случае - при полностью повернутом камне.

Морозова увлекало потоком, рядом с ним плыл Нерон. Впереди был провал, к которому несло человека и собаку. Только чудом можно было избежать стремительного водоворота, который теперь грохочет над отверстием. Морозов несколько раз пытался схватить Нерона за ошейник, но собака не давалась.

Буквально с каждым мгновением вода прибывала и все больше заполняла и без того тесное пространство коридора. Теперь Морозов уже не касался почвы ногами. Не в силах бороться с бешеным потоком, он, прижав, наконец, Нерона к себе, мчался с колоссальной скоростью к провалу.

Сейчас в последние секунды так глупо обрывающейся жизни удивительно четко работали мысли: если сильно оттолкнуться от кромки провала обеими ногами, то поток пронесет его над гибельной пропастью и выбросит из пещеры… только бы сохранить ясность мысли до конца… не удариться головой о каменный выступ кровли…

В ушах загудело - это повысилось давление от сжатого водой воздуха у потолка каменной трубы. Твердая опора под ногами… Вот бы оттолкнуться. Напором воды Морозова переворачивает вниз головой, и в следующее мгновение он ощущает свободное падение. Вместе с Нероном он летит куда-то вниз, затем ударяется о поверхность воды, идет в глубину, встречает дно, отталкивается от него и, как пробка, вылетает па поверхность. Все это происходит в промежуток времени, в течение которого Морозов сдерживает дыхание.

Очутившись на поверхности воды, метеоролог сделал выдох, затем набрал полные легкие свежего воздуха и… был оглушен страшным ударом, от которого сильно загудело в ушах. Когда яркие голубые отсветы разрядили на мгновение темноту, Морозов понял, что ошеломляющий удар был только звуковым- это был удар грома.

Еще колоссальной мощности взрыв, сильная голубая вспышка - и Морозов видит себя на поверхности черной воды, а над ним каменные стены с характерными, хорошо знакомыми сосульками сталактитов. Да, действительно, бывают в жизни чудеса! Подземный дворец, который Морозов покинул только вчера и не рассчитывал в него скоро вернуться, окружал его снова.

Наглотавшийся воды и, видимо, оглушенный, Нерон начал подавать признаки жизни. Когда собака окончательно пришла в сознание, Морозов перестал ее держать, и она свободно и легко поплыла рядом.

Метеоролог ждал очередной вспышки молнии» чтобы ориентироваться и сообразить, куда плыть. Вода была прохладной, и вынужденное купание в ней не составляло удовольствия. Больше того, через некоторое время могут начаться судороги, и тогда так чудесно обретенное спасение окажется ненужным.

Вот снова блеснул похожий на сияние луны свет, и Морозов увидел, что он плывет к месту, где вчера оставил плот.

- Вперед! - крикнул метеоролог собаке почти весело.

Морозов и Нерон доплыли до берега благополучно.

Пользуясь короткими вспышками молнии, метеоролог отыскал плот, вытянул его дальше на берег, затем разделся и выжал одежду. Снова одевшись, он несколько согрелся и, наконец, обрел способность обдумать все происшедшее.

Каким образом Белый камень мог повернуться? При быстром поднятии воды в речке, что могло произойти в связи с сильным дождем, камень, наоборот, мог только плотней прикрыть вход. Без участия человека воды речки никогда не потекут по своему подземному руслу. Однако, кто мог повернуть камень и с какой целью? Надо полагать, это сделал тот человек, который ранил собаку, а затем бесследно исчез.

Гроза между тем пошла на убыль: реже и реже гремел гром, слабее становились вспышки.

Долгие часы до рассвета Морозов провел в составлении плана освобождения из сталактитового дворца, превратившегося теперь в каменную тюрьму.

Давно уже кончилась гроза, ее сменила тишина, но рассвет все не наступал. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем бледные полосы света упали на поверхность озера.

Пришло время действовать, и Морозов быстро пошел к наклонному ходу, через который он два дня назад спустился сюда.

Как он и предполагал, почти четверть сечения каменной трубы хода была заполнена водой. Возможность выбраться из пещеры через этот ход исключалась, и Морозов вернулся обратно. Оставалось еще два пути: провал в кровле «дворца» и сообщение, через которое проникал солнечный свет.

Оба пути были исключительно трудными, и метеоролог пока не имел ни малейшего представления, как к ним подступиться, но, как говорят: утро вечера мудренее. Кстати, утро начиналось ясное и тихое. Когда из-за горизонта поднялось солнце, в сталактитовом дворце стало значительно светлее, и Морозов, встав на плот, поплыл по озеру.

Потоки воды по прежнему низвергались с большой скоростью из широкого отверстия в кровле дворца. Достаточно было беглого взгляда на этот предполагаемый путь спасения, чтобы решительно отвергнуть малейшую возможность воспользоваться им.

Морозов решительно повернул плот и поплыл к ясно обозначившимся световым столбам. К полудню Морозов установил, что можно подняться на каменный выступ и с него перебраться в щелевидную впадину, переходящую в довольно широкий карниз, а затем дальше, по вертикальной, но не ровной каменной трубе выбраться на поверхность. Но все это путешествие, во-первых, нужно было совершать на высоте около трех саженей над поверхностью озера и, во-вторых, нужна была веревка, чтобы забраться на выступ. Веревка - легко сказать! Из всех вещей у Морозова остался только электрический фонарик, да и то теперь уже не действующий.

Нерон плавал вокруг плота, хватал попавшие в озеро с водным потоком куски гнилушек и играл с ними. Стоя на плоту, метеоролог смотрел на беспечного пса и думал, что не только одни гнилушки попали сюда с водой Каменки, наверное, большинство его вещей также попало в озеро. Не исключена возможность, что и веревка змеей свернулась где-нибудь на дне.

Морозову повезло: веревку он нашел в неглубоком месте, недалеко от берега. Попавшая в озеро через провал, она плавала, пока не намокла, а потом потонула.

Переживший так много за эту ночь Морозов держал небольшую бухту найденной веревки, как огромную драгоценность. Теперь он не сомневался в своем спасении.

Морозов завязал на одном конце веревки узел и изготовил петлю - получилось подобие аркана или мексиканского лассо, которым ковбои с изумительной ловкостью ловят диких лошадей.

Метеорологу казалось, что он так же просто, как охотник прерий, забросит лассо на каменный выступ.

Подплыв на плоту к световым столбам и остановившись так, что известняковый рог выступа находился с правой руки, он размахнулся и с силой метнул вверх бухту веревки. Искусство забрасывать петлю оказалось далеко не простым. В этом Морозов убедился, когда конец веревки, даже не задев уступ, упал в воду. После многократных попыток метеоролог добился немногого - петля иногда задевала за каменный выступ, но, скользнув по нему, падала вниз.

Уже несколько раз Нерон подплывал к хозяину и с недоумением следил за его странными занятиями.

Прошло три часа, и выбившийся из сил Морозов был вынужден смотать веревку и отплыть на своем плоту к берегу.

Пообедав и отдохнув, Морозов возобновил свои упражнения с веревкой.

Теперь Морозов ловким взмахом забрасывал петлю на каменный выступ, но при натяжении веревки она соскальзывала вниз и падала в воду. Четыре часа было затрачено только на то, чтобы убедиться по существу в простой вещи: угол наклона верхней плоскости каменного выступа по отношению к горизонту был настолько велик, что при малейшем натяжении петля с него сползала.

Голодный, уставший и удрученный неудачей, Морозов в изнеможении сел на плот и низко опустил голову.

Снова лихорадочно заработала мысль, и уверенность, что только с помощью веревки он выберется из пещеры, неожиданно подсказала новый способ применения аркана. Морозов выловил из многочисленных, плавающих вокруг кусков дерева короткий, но крепкий сучок лиственницы и, набросив на него петлю, крепко затянул: метеоролог рассчитывал забросить его в расщелину, где он заклинится. Сучок довольно легко попадал в щель, но так же легко из нее и выскальзывал.

Морозов без конца повторял попытки, зная, что, может быть, в пятисотый или семисотый раз заброшенный сучок встанет поперек щели. И это, наконец, случилось. Морозов забросил сучок в щель, осторожно потянул веревку и, почувствовав сопротивление, повис на ней всем телом. Веревка натянулась, как тетива лука,- видимо, деревянный якорь крепко заклинился в щели. Морозов с осторожностью и выдержкой циркового гимнаста начал подниматься вверх.

Вздремнувший на берегу Нерон мгновенно очнулся, когда громкое «ура!» потрясло своды пещеры и раскатилось по ее коридорам и закоулкам многоголосым эхо. Повернув голову на крик, собака увидела своего хозяина висевшим под самым потолком пещеры.

Поняв крик Морозова, как призыв помочь ему, Нерон бросился в воду и быстро поплыл к плоту. Но метеорологу не нужна была помощь. Он стоял на каменном карнизе, держась за выступающие на известняковой стене неровности.

Карниз имел ширину около аршина. В направлении кровли пещеры он несколько расширился и заканчивался уступом. В противоположную сторону шел небольшой подъем, который постепенно сужался. В том месте, где ширина его равнялась ладони взрослого человека, каменная труба выхода из «дворца» достаточно расширялась и имела ряд выступов, подобных ступеням.

Внимательно осмотрев последний этап пути, Морозов понял, что те несколько шагов, которые отделяют его от ступеней в каменной трубе, преодолеть нелегко. Здесь необходимы исключительная осторожность и хладнокровие. Положение осложнялось еще тем, что нужно было вытащить вслед за собой собаку.

Но последние препятствия с упорством и бесстрашием настоящего следопыта метеоролог, наконец, преодолел и вместе с Нероном вырвался на свободу.

Лес встретил потерпевших бедствие приветливым шумом. Омытая дождем тайга благоухала. Прохладные токи воздуха легким ветерком порхали в листве.

После всего перенесенного уставший и голодный Морозов свалился в тени ели и мгновенно заснул. Нерон последовал его примеру.

Оба проснулись уже ночью.

Свежий ветер гнал низкие лохматые облака. Морозов пошел вдоль берега бурного ручья. Луна освещала ему путь.

Появление в лесу человека заставило Морозова быть осторожным. Ему было ясно, что повернутый и заклиненный им камень кто-то нарочно поставил в прежнее положение, открыв тем самым Каменке доступ в пещеру.

Когда прибрежные скалы отошли на запад, Морозов тихо позвал Нерона и велел ему идти рядом. Осторожно раздвигая кусты, он подошел к площадке перед входом в пещеру и из-за уступа стал смотреть вниз.

На берегу Каменки ярко пылал костер. Перед костром спиной к Морозову сидел человек. Около костра лежал ствол березы, служивший рычагом для вращающегося камня. Как только Нерон увидел человека, шерсть на его спине встала дыбом, и мускулы напряглись для прыжка.

- Спокойно! - прошептал Морозов и положил руку на голову собаки. Человек не спал, он поправил головни и посматривал на темный вход в пещеру, куда с ревом устремлялась вода. Он выжидал.

Морозов и Нерон тихо стояли за камнем.

Человеку, должно быть, надоело сидеть, и он встал.

«Антипов!» - чуть не вскрикнул Морозов, увидев его лицо.

Теперь все стало ясно. Хищник-старатель, узнав, что метеоролог отправился в Таганайские долины, сообразил, в чем дело, и пошел следом. По пути, недалеко от пещеры, в бурную ночь он встретил собаку. При схватке оба пострадали, но Антипов нашел силы уйти в безопасное место и там укрыться.

Антипов задумал недоброе. Наводнение было делом его рук. Сейчас Антипов подошел к пещере и, действуя стволом, как рычагом, начал поворачивать камень. Поток стал уменьшаться, и через некоторое время освободился проход. Антипов укрепил ствол в трещине, зажег от костра смолистую лучину и скрылся в пещере.

«Пошел посмотреть на мой труп, который, по его предположению, сейчас лежит на уступе в провале»,- сказал себе Морозов, выйдя из-за камня.

В этот же момент раздался треск, и рычаг, сдерживающий камень, сломался. Вода снова хлынула в пещеру. Все попытки Морозова поставить камень на место не привели ни к чему. Обломок ствола был слишком короток. Только после того, как Морозову удалось найти и сломать достаточно прочную березу, русло Пропащей было перегорожено.

Морозов с ярко пылающей головней побежал по коридору пещеры вслед за последней волной.

Около провала поток еще бурлил.

Когда уровень воды понизился, на уступе Морозов увидел тело Антипова. Руки его были вывернуты и неестественно запрокинута голова.

С тяжелым чувством вышел Морозов из пещеры. От его геологических инструментов осталась только стеклянная пластинка, случайно положенная им в карман, а от продуктов не сохранилось даже куска хлеба. Все остальное, в том числе и сверток с рубинами, унесло во время наводнения.

Началось утро. Около костра Морозов нашел старый меховой пиджак, топор и полмешка сухарей. К счастью, этого было достаточно, чтобы отправиться в обратный путь.

* * *

Со времени описанных событий прошло почти под столетия. В нашей стране пока еще не найдено крупного месторождения рубинов, хотя в россыпях, по берегам ручьев и речек встречаются отдельные камни.

Данные современной геологии показывают, что Морозов в своих поисках был на правильном пути и не исключена возможность, что кому-нибудь еще посчастливится найти на Южном Урале, в этом красивейшем и богатейшем крае, красные самоцветы.

Оглавление

ОТ АВТОРА

Глава I НА ТАГАНАЕ

Глава II КРАСНЫЙ САМОЦВЕТ

Глава III В ЛЕСУ

Глава IV ПЕЩЕРА ТРЕХ СТАРЦЕВ

Глава V ПЕЩЕРНЫЙ ЖИТЕЛЬ

Глава VI ПОДЗЕМНЫЙ РОБИНЗОН

Глава VII НОЧНАЯ ГРОЗА