Полдник генералов [Борис Виан] (fb2) читать онлайн

Борис Виан
ПОЛДНИК ГЕНЕРАЛОВ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Генерал Джеймс Одюбон Вильсон де Петардьер-Френую

Мадам де ля Петардьер, мать генерала

Ролан Прикол, архиепископ Парижа

Генерал Дюпон-д’Извини

Генерал Оторви де Бросс из Генерального штаба

Генерал Июль

Робер, слуга Одюбона

Леон Плантен, Председатель Совета

Генерал Коркилов, военный атташе СССР

Генерал Джексон, военный атташе США

Генерал Свинг-Шланг-Гонг, военный атташе Китая

Франсина, секретарша Плантена

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната в доме генерала Джеймса Одюбона Вильсона де ля Петардьер-Френую.

Претенциозная, но вышедшая из моды мещанская обстановка — чувствуется присутствие старухи матери, ее вонючий запах изо рта. Занавес поднимается, и мы видим справа открытую дверь в ванную, откуда слышится пение генерала Одюбона, приводящего себя в порядок. Спустя несколько минут он появляется на сцене. Это весьма хрупкое, но достаточно резвое, нервное создание лет пятидесяти пяти. На нем рубашка с расстегнутым воротом и брюки с подтяжками. Насухо вытирает лицо и вешает полотенце на спинку стула. Продолжает мурлыкать что-то себе под нос, пытаясь при этом застегнуть воротничок и завязать галстук, ему это не под силу — он проделывает операцию пять-шесть раз подряд, но безрезультатно. В конце концов рычит от ярости, в гневе топает ногами и орет.

Сцена I

Одюбон, его Мать.

Одюбон. Чтоб его разорвало! Мама! Мама! Ух, как я зол! Я разъярен! Мама!

Мадам де ля Петардьер (из-за кулис). Ну что еще случилось, малыш? (Входит нечто мерзкое, надменное, седое.) Что с вами произошло?

Одюбон. Невыносимо! Мерзкий галстук! Никак не могу завязать.

Мать. Ладно, ладно, Одюбон, не нервничайте. Вам достаточно попросить маму.

Одюбон. Ненавижу, когда вещи вот так сопротивляются! Это унизительно!

Мать. Что вы, Одюбон, в этом нет ничего унизительного, просто речь идет о ручной работе. Вы созданы для того, чтобы думать, размышлять, а не для того, чтобы портить руки подобно какому-нибудь мужику.

Одюбон. Мама, но я генерал...

Мать. Вы должны быть головой вашего армейского торса.

Одюбон. Моего армейского корпуса, мама. Надо говорить «армейский корпус». Генерал армии командует армией. Бригадный генерал командует бригадой, а дивизионный генерал командует дивизией.

Мать (завязывает сыну галстук). Так вот, Одюбон, как говорил ваш покойный отец, вы должны быть для вашего армейского корпуса головой, которая отдает приказы и которой беспрекословно подчиняются бесчисленные механизмы организации, чей ход смазывается и смягчается тем добродетельным маслом, что представляет собой дисциплина. Вот, ваш галстук завязан.

Одюбон (целуя ей руку). Матушка, вы чудо.

Мать. Ах, Одюбон, Одюбон, если бы не я, у вас были бы вспышки ярости по десять раз на дню. Вы правда вымыли ноги?

Одюбон. Конечно, мама.

Мать. А уши? (Одюбон кивает.) Позвольте мне проверить, Одюбон. Я помню, когда вам было шесть лет, вас невозможно было заставить вымыть уши. (Проверяет.) М-да. Чистота этого уха представляется мне сомнительной, сын мой.

Одюбон. Мама, вы посмотрите получше. Попробуйте кончиком полотенца. (Он снимает полотенце и протягивает ей; она смотрит, качает головой и откладывает его в сторону.)

Мать. Ах, Одюбон, какие же у вас были миленькие ушки. А теперь вы превратились в вояку-верзилу и делаете еще больше глупостей, чем в том возрасте, когда макали кошку в суп, чтоб ее закалить. (Она смеется — он смущен.)

Одюбон. Мама, неужели вы еще помните эти старые истории?

Мать. Ну, ну, Одюбон, я знаю, молодые люди не любят, когда вспоминают их детство. Но мы одни, и обижаться не стоит. Вы всегда останетесь маленьким мальчиком, который не умеет сам завязывать шнурки.

Одюбон. Но сейчас я их сам завязываю, мама.

Мать. Шнурки — но не галстук! (Звонок в дверь.) Надо же! К вам должен был кто-то прийти?

Одюбон. Нет, мама.

Мать (грозит ему пальцем). Одюбон, Одюбон, вы по-прежнему легкомысленны. Опять какая-нибудь юбочка.

Одюбон. Мама! Как вы могли подумать? (Тем не менее он польщен и смеется.) Робер! (Снова зовет.) Робер! Может быть, ты откроешь? (Слышны шаги, чье-то «слушаюсь», звук открывающейся и закрывающейся двери.)

Мать. Я оставляю вас, сын мой. (Выходит. Входит Леон Плантен.)

Сцена II

Одюбон, Робер, Леон Плантен.

Робер (идя за Леоном). Господин Председатель Совета, мой генерал. (Встает по стойке «смирно»)

Одюбон. Вольно. (Леону.) Дорогой Председатель... (Робер выходит.)

Сцена III

Одюбон, Леон Плантен.

Леон. Мой славный Одюбон. (Обнимаются.)

Одюбон. Какой приятный сюрприз!

Леон. Не для меня.

Одюбон. Как это не для вас? (В сторону.) До чего невежлив.

Леон. Мм... Я хотел сказать, что для меня это не сюрприз, поскольку я знал, что зайду к вам.

Одюбон. Ну да, ну да. Присаживайтесь, дорогой Председатель. Хотите что-нибудь выпить? Лимонад? Сладкий оршад?

Леон. Ммм... А пастиса у вас нет?

Одюбон. А... нет, у меня только анисовка... но еще слишком рано для крепких напитков.

Леон. Я, конечно, предпочел бы «рикар», но так и быть... покажите вашу анисовку. Скажите, Вильсон, вы способны сориентироваться в случае какой-нибудь напасти?

Одюбон. Если речь идет о противнике... (Гордо расправляет плечи.) Вильсон де ля Петардьер всегда способен напасть на...

Леон. Что вы, что вы, как вы подумали, положение не столь серьезно (вздыхает.) пока...

Одюбон. Ну хорошо. Вы меня обнадежили. (Суетится.) Сейчас приготовлю вам анисовку.

Леон. Пожалуйста, поменьше воды. (Одюбон протягивает ему стакан, Леон пьет.) Фу! Какая гадость! Это же не анисовка!

Одюбон. О! Извините! Я вам дал мой оршад. Это по невнимательности. (Меняет стаканы, садится.)

Леон. Я бы предпочел пастис, но раз уж... (Пьет, содрогается.) Это не лучше. (Ставит стакан.) В сущности, пить я, наверное, не хочу. (Осматривается.) Слушайте, а у вас очень мило...

Одюбон (скромно). О... У нас все просто. Это моя холостяцкая комнатка. Тут я принимаю друзей... так гораздо спокойней. (Подмигивает.) Живу с матерью, но она — женщина широких взглядов... раз в неделю... устраиваем вечеринку... друзья приходят...

Леон. Черт возьми! Вы не скучаете... А... женщины бывают?

Одюбон. Конечно, иногда... кое-кто женат, а есть и такие, кто часто с мамами приходят. Очень весело.

Леон (разочарованно). О да! Это, должно быть, очаровательно! Итак, мой дорогой Вильсон, я не буду ходить вокруг да около: положение в Европе весьма серьезно.

Одюбон (мрачнеет). А...

Леон. Да. (Уверенно.) В настоящий момент мы оказались перед стечением абсолютно непредвиденных и крайне неожиданных обстоятельств. Я полагаю, вы постоянно следите за экономической конъюнктурой?

Одюбон (серьезно). Господи, ну естественно, интересуюсь, как и подобает всякому, на кого судьба возложила определенную долю ответственности.

Леон. Мне нравится ваша основательность. Короче, вы видели, что получается от коров?

Одюбон. Коров?

Леон. А от кур?

Одюбон. Как это, кур?

Леон. От шахтеров?

Одюбон. При чем тут шахтеры?

Леон. Мой дорогой Вильсон, от коров получаются телята, от кур — яйца, а от шахтеров — уголь.

Одюбон. Но... мм... насколько это серьезно?

Леон. Так вот, в обычное время в этом нет ничего серьезного, потому что действует закон спроса и предложения, не правда ли...

Одюбон (ничего не сечет, но делает вид). О да, закон... Естественно. Действует... Таким образом... (Изображает качели.)

Леон. Совсем по-другому... вот так. (Изображает гармошку.) Однако при том, что в настоящий момент это невозможно, возникает исключительно затруднительная ситуация, складывающаяся таким образом, что обстоятельства оказываются конгруэнтными.

Одюбон (в растерянности). Послушайте... ммм... я в таких вопросах не разбираюсь... Вы не могли бы мне объяснить поподробнее? Видите ли... мм... я солдат...

Леон. Действительно, извините меня. (Смеется с довольным видом.) Я постоянно забываю о том, что начинаю изъясняться на языке своей бывшей профессии...

Одюбон. Действительно, вы же были...

Леон. Я заведовал финансовым отделом «Орор». Короче говоря, чтобы нарисовать вам общую картину положения вещей, в настоящий момент мы страдаем от кризиса перепроизводства. В обычное время при росте сельскохозяйственной продукции можно добиться сокращения промышленного производства, вследствие чего сельскохозяйственные цены снижаются, а промышленные — растут; в этот момент фермерам предоставляют субсидии, чтобы они могли переждать и поддерживать цены на прежнем уровне, а в промышленности повышают заработную плату, чтобы рабочие могли воспользоваться создавшимся изобилием товаров; полученные субсидии фермы используют для закупки техники и инвентаря; соответственно, сверхприбыли, реализованные промышленниками, возвращаются к нам в виде социальных выплат, налогов на производство и различных штрафов, взимаемых специальными бригадами контроля под эгидой министерства. Круг замыкается, и все довольны.

Одюбон (так ничего и не понял, но произносит решительным тоном). А военные за все расплачивайся.

Леон. Не больше, чем другие служащие. Сожаление тут неуместно. Я излагаю вам методы балансировки бюджета, применяемые в течение многих лет, и я не помню, чтобы военные когда-либо жаловались на сумму в конечном счете предоставляемого им кредита.

Одюбон. Беру свои слова назад. Впрочем, я все равно не вижу, в чем серьезность настоящего положения.

Леон. Это ужасно. В настоящий момент сельскохозяйственное и промышленное производство растут одновременно. Вы прекрасно понимаете, что балансировка в подобных условиях невозможна.

Одюбон. А может, парочку зачинщиков расстрелять?

Леон. Ну что вы, это было бы лишь паллиативным решением. Необходимо найти выход для этой продукции, придумать новые рынки сбыта.

Одюбон. А через потребителей?

Леон. Потребители — это неплохо, однако опасно приучать их к изобилию. Опасно и непорядочно. Изобилие размягчает, Одюбон. Чтобы нация была здоровой, ей нужны лишения. Но вы на верном пути. Думайте. Так кто является идеальным потребителем?

Одюбон (просветленный, думает, затем восклицает). Армия!

Леон. Конечно! Армия чрезвычайно выгодна, ибо потребитель содержит армию, а армия потребляет. Отсюда — постоянная нестабильность, дающая возможность стабилизировать. Поскольку стабилизировать можно только при наличии нестабильности. Это всем понятно.

Одюбон (восхищенно). Видите ли, нам, людям военным, свойственно недооценивать способности государственных деятелей, то есть ваши... но то, что вы мне здесь говорите... крепко сказано.

Леон. Вы очень любезны.

Одюбон. Повторяю, крепко сказано. Чуть-чуть анисовки?

Леон. Она-то, наоборот, вовсе не крепкая... впрочем, раз пастиса у вас нет... (Протягивает свой стакан.)

Одюбон (вдруг опомнившись). Однако, Леон! Вы же не хотите сказать!..

Леон. Да. Война.

Одюбон. Война. (Оставляет свой стакан и тяжело опускается на кресло.)

Леон. Ну... ну... бодрее, старина... Вильсон! Право же...

Одюбон. О... Леон... Это невероятно... А... быстро... дайте мне сладкого оршада... вон... там... (Леон оборачивается и протягивает ему стакан с анисовкой. Одюбон пьет залпом, прищелкивает языком.) О... хорошо...

Леон. (Пьет.) Ну! За ваше здоровье, старина... (Пьет.) Боже! Какая мерзость! Опять ваш оршад! А вы выпили мою анисовку.

Одюбон. Тем хуже... хватит скупердяйничать. Устроили вы мне встряску с вашей войной. Больше так шутить не стоит, честное слово...

Леон. Послушайте, Вильсон, это не шутка...

Одюбон. Значит, я сплю!

Леон (холодно). Я с вами дурака валять не собираюсь.

Одюбон. Я тоже.

Леон. Производители на вас рассчитывают. Нужно сориентироваться и взять на себя ответственность.

Одюбон. Если на то пошло, генерал за войну ответственности не несет. И вообще, ее всегда штатские объявляют.

Леон. Чего вы боитесь? За вами будут стоять пять миллионов промышленников.

Одюбон. А впереди кто будет стоять? Толпа народа с ружьями, пушками, саблями, — и вы считаете, что это остроумно.

Леон. В конце концов, вести войну — ваша профессия, черт побери.

Одюбон. Моя профессия — быть генералом, и, поверьте, в подобных условиях это совсем не весело. То ли дело в мирное время: регулярное продвижение по службе, никакой тебе газетной шумихи, молодые не могут тебя обскакать только из-за того, что приняли участие в драке, или по какой-нибудь еще более идиотской причине!... А на войне численный состав вечно меняется, полнейший беспорядок и все такое прочее! Это тяжкий труд, клянусь вам.

Леон. Но за вами будет вся страна!

Одюбон. Только что были все промышленники, а теперь вся страна. Скажите... разве во время последних выборов количество непроголосовавших не составило семьдесят пять процентов?

Леон. Так тем более! Молчание — знак согласия!

Одюбон. Знаете, что я вам скажу, вы просто сумасшедший.

Леон. Передайте мне анисовку.

Одюбон. Больше нет.

Леон. Тогда пошлите адъютанта, пусть он принесет литровую бутылку пастиса. (Одюбон пытается возразить.) Давайте, плачу я.

Одюбон (зовет). Робер! (Входит Робер.)

Сцена IV

Робер, Леон, Одюбон.

Робер. Слушаюсь, мой генерал.

Леон. Смотри, Робер, тут триста франков, сбегай за бутылочкой пастиса.

Робер. Она стоит восемьсот, господин Председатель.

Леон. Экие вы оба прижимистые! Так ведь и расхочется вам кредиты выбивать. (Дает еще тысячу, остальные деньги забирает.) Вот тысяча, сдачу вернешь!

Робер. Слушаюсь, господин Председатель Совета. (Выходит.)

Сцена V

Леон, Одюбон.

Леон. Мм... так на чем мы остановились?

Одюбон. Я вам сказал, что вы сумасшедший, и в доказательство моей правоты вы попросили у меня анисовки.

Леон. Вашей дрянной анисовки.

Одюбон. Неважно. Мне сдается, что вы совсем потеряли голову. Впрочем, войну любят только те, у кого проблемы с потенцией.

Леон. С миром то же самое, особенно если его любят генералы.

Одюбон (в отчаянии). Вы понимаете, что это, в конце концов, опасно! На последней войне несколько генералов даже погибло.

Леон. Так то немецких.

Одюбон. Но теперь-то мы с немцами союзники. Кое-кого даже в плен взяли, например Гиро, чего раньше никогда не случалось! Дерлана убили, и потом было полно скверных историй — с Эстева, с Гамеленом... он, впрочем... выкрутился, но генералом быть — не подарок. Можно сказать, расплачиваешься собственной персоной.

Леон. Ладно, ладно, есть и такие, кто потом неплохо устроился. Возьмем, к примеру, Июля. Во всяком случае, главное, чтобы вы сегодня же дали мне согласие.

Одюбон. Я вам вот что скажу: когда речь заходит о жизни человека, тут важно одно — я, естественно, говорю о военных — никуда не торопиться. Вот, скажем, Первая мировая. Достойная война. Окопы! Там, по крайней мере, у нас было время, было понятно, что к чему! А потом был тыл, союзницы-очаровашки... Охо-хо, такой замечательной войны, как в четырнадцатом, больше не будет.

Леон. А чем вы занимались в тысяча девятьсот четырнадцатом?

Одюбон. Был адъютантом у генерала Робера при Генштабе. Уверяю вас, я очень скучаю по тем временам.

Леон. А я вас уверяю, что, когда к вам приходят и предлагают начать войну, вы слишком долго раздумываете!

Одюбон. Что-то не припомню ни одного генерала, который подтолкнул бы свою страну к войне. Возьмите любого. Гамелена, например. Он тоже об этом говорил.

Леон. А Бонапарт?

Одюбон. Бонапарт? Хитрюга корсиканец! Ему было наплевать, что французы сражаются! Не будете же вы утверждать, что в тысяча восемьсот двенадцатом Россию захватила корсиканская армия, а?

Леон. Вы мелете чушь.

Одюбон. Вы уверены? Между прочим, в наше время, когда весь мир погружен в глубокие раздумья, это единственный способ доказать, что ты мыслишь свободно и независимо.

Леон (встает). Я вижу, что теряю время на ненужные споры. За этот проект уже проголосовали. Я хотел воззвать к вашему разуму, но, поскольку это безнадежно, считайте, что это приказ.

Одюбон. Приказ?

Леон (сухо). Приказ... Государственный.

Одюбон (радуется тому, что наконец-то понял). Тогда другое дело. Вы меня прикроете?

Леон. Естественно.

Одюбон (с непосредственностью). Согласен. Когда?

Леон. Чем раньше, тем лучше.

Одюбон (услужливо). Отлично. (Входит Робер.) Рассчитывайте на меня.

Сцена VI

Робер, Одюбон, Леон.

Одюбон. А! Пришел! Откупори пастис. Это надо обмыть. Давай, дубина, поживей.

Леон. Начиная с этой минуты, вы берете на себя полную ответственность.

Одюбон. Вы меня точно прикроете?

Леон. Точно.

Одюбон (уверенно). Тогда я все беру на себя.

Робер. Ваш пастис, господин генерал.

Одюбон. Дай-ка и мне стаканчик! (Чокаются.) Выпей, солдат, с нами! (Робер себе наливает.) За наши победы! (Пьет и страшно давится, Леон и Робер колотят его по спине.)

Леон. Потише.

Одюбон. Мощная штука! (Протягивает свой стакан.) Плесни-ка еще, Робер. (Со знанием дела опрокидывает второй стакан.)

Леон. Смотрите, как у вас хорошо получается!

Одюбон. Да уж... (Роберу.) Что ты здесь торчишь?

Робер. Я принес сдачу, господин генерал.

Одюбон. Оставь ее себе.

Леон. А почему, собственно...

Одюбон. Не будьте занудой! Война все-таки!

Леон (ворчливо). Дорого она мне обойдется!...

Одюбон. А теперь дайте мне поработать.

Леон. Вы все обсудите со своими коллегами?

Одюбон. Без промедления.

Леон. В добрый час! (Встает.) Робер, шляпу.

Робер. Слушаюсь, господин Председатель Совета. (Бежит за шляпой и пальто.) Извольте, господин Председатель Совета. (Одюбон погружается в себя, принимая позу Наполеона.)

Леон. Робер! (Вполголоса.) Отдай мне двести франков, мне нужно на такси. (Делает знак, чтобы тот отдал ему деньги.)

Робер (громко). Вы что-то сказали, господин Председатель? (Одюбон вздрагивает и подходит ближе.)

Леон. Ничего! Ничего! До свидания!..

Одюбон. До свидания!

Робер. Сюда, пожалуйста, господин Председатель Совета.

Сцена VII

Одюбон (один). Война! Ну и тип! Будто мне больше делать нечего! (Проходит мимо низкого столика, где еще стоят стаканы, бутылка и все остальное, и, боясь, что его застигнут врасплох, быстренько наливает себе и тут же выпивает.) Хм. Неплохо. (Рассматривает этикетку.) Если налить воды, то по цвету почти как оршад. (Берет бутылку, прячет ее в платяной шкаф, возвращается. Снова берет стакан, раздумывает, наливает еще и снова возвращается.) Мама! Мамуля!

Мать (из-за кулис). Вы меня звали?

Сцена VIII

Одюбон, его Мать.

Одюбон. Мама, у меня к вам одна просьба.

Мать. Слушаю, сынок. Я буду рада ее удовлетворить, если речь идет о разумном желании.

Одюбон. Мама, я хотел бы пригласить к себе нескольких ребят. Можно?

Мать. Это воспитанные мальчики?

Одюбон. Конечно, мама. Они все генералы. Очень даже хорошо воспитанные.

Мать. Одюбон, если это милые мальчики, у меня нет причин вам отказывать. Пригласите ваших ребят на полдник.

Одюбон. Мамочка, а может, вы пирожок испечете?

Мать (снисходительно). Я вижу, к чему вы клоните. Пользуетесь моей добротой.

Одюбон. Мамочка, вы прелесть.

Мать. А все-таки по какому поводу сей прием?

Одюбон. Просто хочется поболтать, повидаться... Это мои хорошие приятели.

Мать. Вы что-то скрываете от меня, Одюбон. (Принюхивается.) Подойдите сюда. (Он подходит.) Дыхните. Сильнее. (Он выдыхает ей прямо в нос.) Какая гадость! (Дает ему пощечину.) Вы пили! От вас разит абсентом.

Одюбон (хнычет). Мамочка, я не хотел... Это Плантен!..

Мать. Какой Плантен?

Одюбон. Леон Плантен, Председатель Совета...

Мать. Его должность не причина, чтобы с ним водиться! И фамилия у него плебейская!

Одюбон. Он сам пришел, напоил меня, почти силком, а потом заставил начать войну.

Мать. Как! И вы согласились?

Одюбон. Он мне приказал, мамочка.

Мать. Есть приказы, которым подчиняться недостойно.

Одюбон. Я не мог поступить иначе.

Мать. И заставил вас выпить эту мерзкую микстуру!

Одюбон. Да, мама. Я не хотел, меня фактически принудили.

Мать. Хорошенькое дело! А я-то позволяю вам приглашать друзей.

Одюбон. Мама, но это правительство...

Мать. Правительство, правительство! Ну погодите, сударь. В качестве наказания вы останетесь без пирога.

Одюбон. О! Мамочка, все-таки...

Мать. А потом, опять эта дурацкая война, на которой вы портите одежду?

Одюбон. Обещаю вам, что не буду часто отлучаться... воевать будут солдаты...

Мать. Вас одного на пять минут нельзя оставить: сразу безобразничать начинаете. Сегодня, Одюбон, вы доставили мне много неприятностей. Так и быть, пригласите ваших друзей, но если подобная выходка повторится, вы будете строго наказаны.

Одюбон. Хорошо, мама. Можно мне позвонить друзьям?

Мать. Вы вольны пользоваться телефоном как вам заблагорассудится, но в мое время приглашения рассылались с денщиком.

Одюбон. Робер не пойдет. Я лучше пошлю его за крекерами.

Мать. Вы преступно потакаете этому молодому человеку. (Выходит.)

Сцена IX

Одюбон, затем Робер.

Одюбон. Робер! Робер. Жалко, что мама не испечет пирог, придется купить крекеров на собственные деньги. (Пожимает плечами.) Что ж. У меня идея. (Входит Робер.) Робер!

Робер. Слушаюсь, мой генерал.

Одюбон. Выйди и купи полфунта крекеров. Подешевле. Знаешь, таких кругленьких с дырочкой посередине.

Робер. Слушаюсь, мой генерал. Прикажете получить деньги?

Одюбон. Купи на свои, я тебе потом отдам.

Робер. У меня нет, мой генерал.

Одюбон. То есть как! У тебя же сдача осталась!

Робер. У меня ее больше нет... У меня ее забрали. Оставил на кухонном столе, а мадам...

Одюбон. Это уж слишком... мог бы со мной поделиться.

Робер. Что правда, то правда, мой генерал. Свинство с моей стороны. Если мой генерал пожелает, я возьму из своих сбережений.

Одюбон. О, ты слишком великодушен...

Робер. Если мой генерал отклоняет предложение...

Одюбон. Нет, ты слишком великодушен, но я его принимаю. Ступай.

Робер. Слушаюсь, мой генерал. (Выходит.)

Сцена X

Одюбон (один). Вот как должны любить тебя подчиненные. (Идет к телефону.) Позвоню-ка друзьям... Пять... четыре... три... девять... Алло... Алло... Алло... Это вы, д’Извини? Это Вильсон... очень хорошо, дорогой, а вы... Я хотел вас спросить, не могли бы вы ко мне сейчас зайти... Все будет очень скромно, только друзья... Пополдничаем.

Занавес

КАРТИНА ВТОРАЯ

Действие может происходить в той же комнате либо в столовой Петардьер, обставленной по-мещански отвратительно, на стенах портреты. Занавес поднимается. Одюбон деловито накрывает на стол к полднику, ставит уродливую вазу с цветами. Звонок в дверь.

Сцена I

Одюбон. Робер! Ты откроешь?

Голос Робера. Иду, иду, мой генерал.

Приглушенные голоса. Появляется генерал Дюпон д’Извини, сопровождаемый Робером.

Сцена II

Дюпон, Одюбон.

Дюпон. Мой дорогой Вильсон!

Одюбон. Мой дорогой д’Извини!

Дюпон. Дюпон д’Извини. Если вас не затруднит, называйте меня полным именем или вообще никак меня не называйте и больше ко мне не обращайтесь.

Одюбон. Поверьте, у меня и в мыслях не было...

Дюпон (холодно). Это не имеет никакого значения!.. (Осматривается.) Как у вас очаровательно! Прелестная обстановка. (В сторону.) Какая гадость.

Одюбон. Моя мама прекрасно со всем справляется. Она такая заботливая!..

Дюпон. Ах! Матери! Настоящие подруги воинов.

Одюбон. Как правильно то, что вы говорите. Это очень мудро, хотя таковым не кажется, знаете ли.

Дюпон (обиженно). А мне кажется...

Одюбон. Садитесь! Чуточку анисовки?

Дюпон. Мне кажется, лучше подождать остальных...

Одюбон. Они вот-вот должны прийти... (Прислушивается.) Нет... (Звонок в дверь.) Да... Все вместе. А вот и они... (Робер вводит генералов Оторви и Июля.)

Сцена III

Одюбон, Дюпон, Оторви, Июль.

Одюбон. Дорогие друзья!.. Какая точность!

Дюпон (обиженно). Получается, я раньше всех пришел!

Оторви. Нет, это мы опоздали!...

Одюбон. Послушайте, мой славный Дюпон, нельзя же быть таким ранимым!

Дюпон. Мое имя Дюпон д’Извини. (Нарочито произносит оба «д».)

Оторви. Оторви де Бросс! Очень приятно.

Июль. Июль! Весьма польщен. (Рукопожатие.)

Одюбон. Ну вот — все в сборе! Если хотите, можем пополдничать. Садитесь, пожалуйста!.. (Все садятся.) Каждый располагается где хочет. Без церемоний!..

Июль. Мммм! Как все аппетитно!

Одюбон. Мама все-таки сделала пирог. Но я с трудом ее уговорил. Представьте себе: она страшно рассердилась, когда увидела, что я пью пастис... (Смеется, гордый собой.) Ух... Как я несносен.

Оторви. Очень плохо! (Июлю, тихо.) Он что, придурок?

Июль (так же). У него есть, наверное, и свои положительные стороны. (Вслух.) Вы собрали нас, чтобы объявить важную новость. Не пора ли ее сообщить?

Одюбон. Давайте сначала пополдничаем.

Дюпон. Но мы сгораем от нетерпения.

Оторви. Надо же! Вы сказали «сгораем», а я бы сказал «вскипаем»!

Дюпон. Как это — вскипаем?

Оторви. Я говорю, что мы вскипаем от нетерпения.

Июль. Чудно́, но я бы сказал «засыхаем» от нетерпения.

Одюбон. Гореть — это когда что-то делают на сковородке, сохнуть — это на противне, а кипеть — в воде...

Дюпон (оторопевший, в сторону). Я перестаю что-либо понимать! Он полный идиот!

Июль. И все же, мой дорогой Одюбон, меня гложет нетерпение.

Оторви. Да вы сами себя гложете!

Июль. Черт, мне даже есть захотелось от ваших кулинарных споров.

Одюбон. Послушайте, перед тем, как приступить к делу, нам все же позволительно начать со светских разговоров! Мы так мало видимся! Воспользуемся встречей, чтобы получше узнать друг друга! В конце концов, это первое заседание Генерального штаба. Прежде всего, хорошо бы нам называть друг друга по именам, было бы гораздо симпатичней. (К Оторви.) Вас как зовут?

Оторви. Мишель.

Одюбон. Какая прелесть.

Оторви (скромно). Покровитель воинов.

Одюбон. Это его единственный недостаток, но все равно очень удачно. (Июлю.) А вы кто, дорогой?

Июль (мрачно). Филипп! (Все встают.)

Все вместе. Слава мужеству обреченных. (Снова садятся.)

Оторви (с ностальгией). Ах! Где то время, когда все могли рассчитывать на звание генералиссимуса и не бояться разоблачения!

Июль. Для нас-то количество звездочек нормировано, а любая влюбленная парочка имеет их в любом количестве.

Все вместе. О, восхитительно! Какое тонкое высказывание! Как поэтично!

Июль. Какие пустяки; вот уже шесть лет, как я перевожу александрийским стихом учебник по начальной военной подготовке, поэтому стоит ли...

Одюбон. Мой дорогой Филипп, я полагаю, что выскажу общее мнение, если замечу, что в листве вашего дуба таится хорошенькая крошечная лира... (Смеется.)

Все вместе. Превосходно. Прямо в точку. Как остроумно!

Одюбон. Вы слишком добры ко мне. (К Дюпону.) А вас, дорогой Дюпон д’Извини, как зовут?

Дюпон. Хм!.. Мне ужасно не нравится мое имя... Меня зовут Жорж.

Оторви. Ого! Святой Георгий, побеждающий дракона...

Июль. А воинство Святого Георгия!

Одюбон. Сколько у вас народу в подчинении!..

Дюпон. Этого недостаточно. Я горжусь собой. (Смеется.) И не скрываю. В этом мое обаяние. А знаете, у меня была когда-то безумная идея. Я хотел, чтобы меня все звали Богом. (Всеобщее молчание. У кого-то вид отсутствующий, у кого-то — презрительный, у кого-то — смущенный.)

Одюбон. Послушайте, Дюпон...

Оторви. По-моему, вы слишком далеко зашли!..

Июль. Мы же не палачи.

Дюпон (обиженно). Хорошо, молчу.

Одюбон. Ладно, ладно, не будем ссориться. (Предлагает печенье.) Давайте лучше закусим. (Звук жующих челюстей, наполняющихся стаканов.) Мишель, анисовки? Жорж, анисовки?

Оторви, Июль (хором). Охотно. С удовольствием.

Одюбон. Давайте, Дюпон д’Извини, выпейте с нами, не сердитесь.

Дюпон (надуто). Я не обижаюсь, я дуюсь.

Июль. Ладно, давайте веселиться. (Одюбону.) Я знаю загадку.

Одюбон. Она, по крайней мере, пристойная?

Июль. О, конечно. Но вы над ней голову поломаете!

Оторви. Говорите скорей.

Июль. Да я пожалуйста, только не хочу быть навязчивым.

Одюбон. Прошу вас, если она приличная, то мы были бы очень рады ее услышать!..

Июль. Теперь я чувствую себя неловко, даже как-то нелепо.

Все вместе. Ну, расскажите. Давайте, давайте. Соберитесь.

Июль. Так вот. Нужно придумать слово, не очень длинное, первая буква Ж, вторая О и которая связана со славой французской армии. (Ледяное молчание.) Ой! Что-то мне теперь самому стало стыдно...

Одюбон. Хм... дорогой мой... однако... я понимаю, вы начальник казарм, но даже в казарме есть какие-то пределы...

Июль (ядовито). Так я и думал! Мне не хотелось эту загадку рассказывать. Так и думал, что вам не понравится... Имеет отношение к Первой мировой войне и славе французской армии... это генерал Жоффр.

Оторви. Бесподобно! (Дюпон по-прежнему бледен.)

Одюбон. Замечательно, старина. Замечательно. Как изощренно... Добавьте еще анисовки, у вас пустой стакан.

Июль. Спасибо. (Пьет.)

Одюбон (остальным). Печеньица? Еще чуть-чуть анисовки? Жорж? Нет? Мишель? Правда не хотите?

Все вместе. Все. Спасибо. Наелись досыта.

Одюбон (кладет салфетку и отодвигает стул). Ну-с, теперь, когда мы подзаправились, можно серьезно поговорить.

Июль. Наконец-то.

Оторви. Я умирал от нетерпения.

Дюпон. Вы что, умираете?

Июль. Он умирает! Странно!

Одюбон. Значит, так. (Молчит, собирается с духом.) Отсюда только что вышел Леон Плантен.

Дюпон (сухо). У вас особые отношения.

Одюбон. Поверьте, что я к ним не стремлюсь. Тем не менее мы не можем закрывать глаза на то, что он мне только что предложил. (Хихикает.) Долго он не протянет. В двух словах — Леон Плантен требует войны.

Все встают.

Все вместе. Но это же безумие!

Одюбон. Увы.

Дюпон. Что ж, хорошо, что мы перекусили.

Оторви. Такая новость запросто аппетит перебьет. А он вам сказал, зачем?

Одюбон. Как же. Рассказывал какие-то несусветные истории. В общем, я полагаю, все потому, что кастрюльки плохо продаются.

Оторви. Это же чушь, можно продавать что-нибудь еще...

Одюбон. Все остальное тоже плохо продается.

Июль. Ну, это уж чересчур, послушайте, опять мы за все расплачиваемся. А Плантен ваш в стороне: я не я, и лошадь не моя.

Одюбон. Я думаю, что лошади продаются с таким же скрипом, как и все остальное.

Оторви. Какой ужас! Послушайте, ведь ничто так не дезорганизует армию, как война.

Июль. А может, хотя бы коротенькую развяжем?

Одюбон. Плантен будет в бешенстве. А потом, короткая война... Опять выскочит куча молокососов, которые нас оставят с носом... Нет, ничего не поделаешь, нужна война настоящая. Поверьте, я испробовал все средства, чтоб его урезонить.

Дюпон. Нет, в конце концов, мы не можем на это согласиться. Серьезно, Вильсон. Надо убедить Плантена. Давайте ему позвоним.

Одюбон. Невозможно. Он упрямый. Если вы хотите моего совета — не связывайтесь с ним, он заморочит вам голову своими абсолютно бредовыми экономическими теориями... Я ничего в них не понял.

Июль. Я отказываюсь. Никакой войны.

Оторви. Никакой войны.

Дюпон. Я разделяю ваше мнение. Никакой войны.

Одюбон (встает). Господа, это приказ.

Гробовое молчание.

Июль. Вы все берете на себя?

Одюбон. Все.

Оторви. На таких условиях я согласен. (Знаки одобрения.) Но все же это очень досадно. Налейте мне анисовки, я что-то разволновался.

Одюбон. У меня есть кое-что получше. (С загадочным видом.) Пастис. (Встает и начинает искать бутылку.)

Июль. Какая замечательная идея!

Дюпон. Мой дорогой Вильсон, мне кажется, вы делаете успехи. (Хихикает.) Еще две-три войны, и вы станете настоящим солдатом.

Одюбон. Вы все такой же язвительный! (Разливает пастис.) Достаточно воды? Столько? (Остальные смешивают каждый по-своему. Одюбон наливает себе и садится.) Господа, у меня к вам одна просьба: не говорите об этом моей матери.

Июль. О войне! Конечно, не скажем!

Одюбон. Нет, не о войне, это пустяки, ее-то в любом случае я буду с ней обсуждать, я имею в виду пастис. (Смущенный.) Она мне запрещает его пить. (Хитро.) А я тихонько попиваю. Прямо проказник какой-то, честное слово.

Дюпон (в сторону). Я был не прав. Он клинический идиот.

Оторви. Скажите мне, вы точно обо всем подумали?

Одюбон. Ммм... Вам надлежит продумать детали, не так ли... мы рассмотрим проблему в общих чертах... Один вопрос надо решить немедленно: на что мы можем рассчитывать?

Июль. Как на что?

Одюбон. Я, например, не представляю себе численности войск. Сколько у нас сформированных дивизий? К примеру, в вашей армии, Дюпон?

Дюпон. Хм... Видите ли, на самом деле, дивизия — понятие растяжимое... Я, со своей стороны... Ммм... Да... У меня должно быть не то две, не то девять дивизий... а теперь со всеми увольнениями, демобилизациями, велосипедными гонками и прочим наскребется, я думаю, тысяч двенадцать.

Одюбон. В каждой?

Дюпон. Нет! Всего!

Одюбон. Ай-ай-ай, не густо. Ничего, до поры до времени... а там, глядишь, уладится.

Дюпон. Как это до поры до времени? До какого, собственно говоря, времени?

Одюбон. Не знаю, вам решать. Вы ведь Генеральный Штаб. В любом случае, по мнению Плантена, чем раньше, тем лучше.

Оторви. Плакаты готовы?

Июль. Какие плакаты?

Оторви. О всеобщей мобилизации.

Одюбон. Ой! Правда! Еще это! Кошмар! Впрочем, должны быть готовы.

Дюпон. Плакаты нужны.

Одюбон. С другой стороны, с помощью плакатов мы могли бы пополнить армию.

Оторви. Да, но на это клюют только любители. Какая война противная. Налейте мне пастиса.

Одюбон (обращается к Оторви). А у вас, Оторви, сколько имеется в данный момент?

Оторви. Не имеет значения, я всегда выкручусь. Самолеты, знаете ли, обычно во вторую очередь...

Одюбон. Я того же мнения. Зря на пехоту наговаривают, она классно смотрится, черт бы ее побрал! Что я такое говорю! (Берет бутылку.) Ну что, друзья, еще разочек по кругу? (Все знаком выказывают согласие. Июлю.) А у вас, Июль, как обстоит с танками?

Июль. Моими танками? (Хихикает.) Благодарю вас, все в порядке. В прежнем состоянии. Абсолютно ржавые.

Одюбон. Как, все те же?

Июль. Да, собранные в сорок пятом с полигонов. Есть, само собой разумеется, опытные модели, но мы ждем, что будут делать другие. Во всяком случае, на данный момент нет ни одного танка, который мог бы уцелеть после применения противотанкового оружия, следовательно, не имеет смысла их проектировать. Старые отлично сгодятся... Без лишних расходов обойдемся. Обсудим это с промышленниками, им решать.

Одюбон (оптимистично). Таким образом, все выглядит не так уж плохо?

Дюпон. Несомненно! Я бы даже сказал, что все выглядит лучше некуда.

Одюбон. Впрочем, все сводится к образованию, не так ли? В конечном счете исход войны решает пехота, а у французских прапорщиков образование — слава Богу, можно только позавидовать. (Потирает руки.) Теперь, когда мы выяснили суть проблемы, хорошо было бы перейти к частностям. Перед лицом общественного мнения мы окажемся в щекотливом положении... Войны ведутся столь часто, что люди просто не обращают внимания; нужно придумать нечто новенькое, выигрышно представить ситуацию... Короче говоря, пропаганда тоже нужна.

Июль. Тут мы можем положиться на журналистов. Они всегда отводили нам самые жирные заголовки. Что их, понятно, устраивает, меньше для писанины остается.

Одюбон. Так-то оно так, но, надо сказать, никто газет и не читает; впрочем, все это ерунда; то, что я подразумеваю под пропагандой, не газеты, а оплачиваемая реклама. Здесь надо людей заинтересовать... Есть над чем поработать.

Дюпон. Как бы то ни было, есть один момент первостепенной важности, я хотел бы убедиться, что вы тут со мной заодно; так вот, я полагаю, нам абсолютно необходима поддержка архиепископа.

Оторви. Мне кажется, вы попали в точку.

Июль. Важный момент.

Дюпон. Архиепископ — единственный, кому еще продолжают верить, у него так много денег, что никто не осмелится обозвать его продажной шкурой... Он скорее сам купит всех и вся. В глазах общественного мнения это придает ему солидный вес. Поверьте, я прошел через много войн; если архиепископ пойдет с нами, победа в наших руках.

Оторви. Может быть, попросить его прийти? Вы хорошо знаете архиепископа?

Одюбон (смотрит на часы). Терпение, господа, я его уже вызвал. Но ему нужно кое-что купить. Дурацкая покупка... Представьте себе, что в Сен-Сюльпис оказалось невозможно найти фиолетовые носки под цвет мантии, студенты все раскупили... и несчастному Ролану пришлось обегать все магазины Парижа и окрестностей! Он должен скоро прийти... По моим подсчетам, через пять минут... (Встает и идет к двери.)

Дюпон (в сторону). Он идиот, но профессионал!

Оторви (Июлю). Что вы на это скажете?

Июль (указывая на Одюбона). Если он все берет на себя, мне все равно.

Дюпон. Это его война, и нас она не касается.

Оторви. Что ни говори, а в наше время война связана с определенным риском. Вспомните беднягу Роммеля.

Июль. Конечно, неприятная была история, однако попробуйте вразумить тупицу Плантена.

Оторви. А тут ничего и не скажешь. Гражданские — смерть для армии.

Дюпон. Не стоит заблуждаться насчет Плантена — в данном случае он сильно рискует.

Июль. Только не надо мне мозги пудрить, всяк горазд на рожон лезть, когда рискуешь не своей шкурой!

Оторви. Как ни крути, а нам не везет.

Июль. А я вам гарантирую, что Одюбон нас выручит. В любом случае, идея с архиепископом удачна, мой дорогой Дюпон.

Дюпон. Я извиняюсь, но меня зовут Дюпон д’Извини.

Оторви. Очень удачна! Но я постоянно думаю о Роммеле. Что-то тут не то. В свое время меня это поразило.

Дюпон. Да вы по-настоящему контуженный! Послушайте, вы бы сходили к моему доктору, он просто чудо. Мгновенно избавил меня от всех комплексов.

Одюбон (возвращается). Должен скоро прийти. (Дюпону.) Скажите, дорогой друг, у вас были комплексы, у вас, у солдата?

Дюпон. Жуткие. Представьте себе, превращался в полного неврастеника. Глупо, поддаешься чужому влиянию. А потом я очень страдал от того, что педераст.

Одюбон. Правда? Что вы хотите этим сказать?

Дюпон. Мне было стыдно; на улице я краснел, завидев молодого слесаря... именно слесаря. Почему, разрази меня гром? Поди пойми, что скрывается в глубине души у офицера... Напрасный труд, все равно не разберешься. Тем не менее мой врач завершил лечение, и на сегодняшний день я совершенно здоров.

Июль. Слава Богу!

Дюпон. Да, теперь я абсолютно не стыжусь, что педераст. По-моему, это более чем нормально. (Оглушительный звонок.)

Оторви. Звонят!

Одюбон. Спасибо! Это, наверное, Ролан! Пойду посмотрю. (Удаляется.)

Июль. В таком звонке есть нечто обнадеживающее. (Кричит на Робера.) Кретин, нашел момент!

Одюбон (возвращается). Это дебил Робер проверял свой будильник.

Оторви. Какая странная мысль. (В сторону.) Решительно, в этом доме — одни идиоты. (Страшные удары в дверь.)

Голос Робера. Иду, хозяин.

Одюбон. На этот раз с места не тронусь.

Сцена IV

Те же и Его Святейшество архиепископ Ролан Прикол.

Ролан. Слушай, твой слуга — придурок!

Одюбон (вставая). Ролан! Наконец-то...Разреши представить тебе мой Генеральный штаб. Генерал Оторви де Бросс, генерал Июль, генерал д’Извини.

Дюпон. Генерал Дюпон д’Извини, если вам угодно...

Одюбон. Извините меня, дорогой друг, генерал Дюпон д’Извини... или, если быть точным, Филипп Дюпон д’Извини.

Июль. Нет, это я — Филипп.

Все вместе (стоя). Слава мужеству обреченных.

Одюбон (продолжает). А это — его святейшество Ролан Прикол.

Ролан (с ковбойским видом). Зовите меня Роланом, друзья. (Садится.) Что вы тут пьете?

Одюбон. Пастис...

Ролан. Великолепно! Мне тоже. (Одюбон ему наливает.)

Одюбон. Кому еще? Давайте, давайте, не каждый день такой случай выдается! (К нему тянутся руки.)

Ролан (пьет). Ммм! То, что нужно. Устал. Невероятно, весь город объехал.

Июль. Ваше Святейшество! Вы ведь на машине!

Ролан. Умоляю вас, не надо говорить мне «Ваше Святейшество»! Ролан. На машине, но шофер архиепископа ездит как чайник.

Оторви. У вас какая машина?

Ролан. «Тальбо», здоровая колымага... я предпочел бы что-нибудь поменьше, но мой жезл туда не влезает. Знаете, дареному коню в зубы не смотрят.

Июль. На Тальбо ничего не стоит проехать по всем окрестностям.

Ролан. Говорю вам, что мой шофер — лопух. Он никогда никого, кроме монашек, не возил. Если старушка улицу переходит, обязательно ее пропустит.

Дюпон. Как бы то ни было, вы здесь, и теперь мы сможем серьезно поговорить.

Одюбон. Я просил тебя прийти, поскольку у нас тут есть одно дельце, и мы бы хотели знать твое мнение.

Ролан. Вы считаете меня слишком важной персоной, дети мои... Может, все-таки обойдетесь без моего мнения?

Одюбон. Нам необходимо, скорее, твое одобрение. Не будем ходить вокруг да около, речь идет о том, что... Леон Плантен хочет начать войну.

Ролан. Подумаешь, все об этом знают. У него мания.

Одюбон. Он действительно хочет ее начать, и прямо сейчас. А мне, естественно, расхлебывать.

Ролан. Старина, я тебе искренне сочувствую...

Одюбон. У меня есть намерение выбраться из всего этого по возможности в приличном виде, и я хочу использовать в этой игре все козыри. Поэтому я попросил тебя прийти. Скажи мне без обиняков, что такое Пий?..

Июль. Пи? 3,1416, как всегда... Извините, школьная привычка.

Ролан. Пий? То есть как настроена церковь? Понятное дело — однозначно. Суть проблемы состоит в следующем. С одной стороны, есть те, кто прав, а с другой — те, кто не прав.

Дюпон. Действительно, наконец-то все встало на свои места.

Ролан. Наш тезис заключается в том, что правые должны победить.

Оторви. Естественно.

Июль. Да, это замечательно.

Одюбон. Дорогой мой, вот кто решил вопрос. (Молчание.) Хм. Но... как узнать, кто прав?

Ролан. Кто победит, тот и прав!

Июль (с воодушевлением). Восхитительно!

Ролан. Но будьте осторожны! (Пьет.) Опыт показывает, что надо остерегаться путать видимую победу с реальной.

Оторви (разочарованно). Тогда... Вопрос встает снова... Как отличить одну победу от другой?

Ролан. На глазок. (Дотрагивается до глаза.)

Одюбон. Не понял.

Ролан. От глаза зависит. Сразу видно. Издалека.

Одюбон. Мне кажется, это слишком смело.

Ролан. Считается, что через пять — шесть лет можно будет выявить истинного победителя. Тогда, если даже и произойдет ошибка, можно сослаться на то, что условия уже не те.

Одюбон. Итак, подытожим: как отреагирует Пий?

Ролан. Я вам вот что скажу: начинайте-ка вашу войну, а там все само собой утрясется... Что бы ни случилось, на начальном этапе я вас поддерживаю. В противном случае он лишает меня сана... и тогда? Это не помешает мне стать кардиналом. Церковь не в ответе за человеческие ошибки...

Одюбон. Ролан, ты настоящий друг. Другого я от тебя не ожидал.

Ролан. Ладно, ладно, хватит нежностей. Дай мне выпить, дубина.

Одюбон. Послушай! Ты меня так не называй! То ты любезничаешь, то обзываешься...

Ролан. Да что ты, дубина — это в порядке вещей. Не надо было такую профессию выбирать.

Одюбон. Тогда долой попов...

Ролан (веселится). Какой же болван!

Дюпон (в сторону). По правде говоря, он меня утомляет.

Ролан. Вместо того чтобы паясничать, лучше бы о войне подумал; я полагаю, вам ведь необходимо уточнить некоторые детали. Ну и как это устроено?

Одюбон. Что?

Ролан. Ну, все... а первого отдела больше не существует?

Одюбон. Он больше так не называется, им руководит Оторви, он сможет тебе сразу объяснить.

Ролан (обращается к Оторви). Ну? Как там дела в вашем отделе?

Оторви. Спокойно, совершенно спокойно; не перетруждаемся.

Ролан. Что-то вы все-таки знаете! Что бы вы могли нам поведать?

Оторви. Всякую чепуху; кстати, вы в курсе, что адмирал Флоралин — рогоносец?

Одюбон. Оторви! Если бы сейчас вошла моя мать... Поосторожней в выражениях...

Оторви. Извините... Я привык изъясняться терминами... но признайтесь, что это сенсация.

Ролан. О! Да... Флоралин... Просто невероятно... Обычно он наставлял рога другим. Но послушайте, у вас, вероятно, есть другие сведения о составе ваших войск. А правда, что Плантен спит с дочкой Моллетона?

Оторви. Это всем известно. Сведения из «Говорите, мы вас слушаем».

Ролан. Потрясающая профессия. Сколько секретов можно узнать...

Оторви. У вас, положим, тоже есть свои плюсы.

Ролан. Что вы, исповедь — совсем другое дело... к нам люди приходят сознательно... пропадает прелесть запретного плода. Скажите, а больше вы ничего не знаете? А Браттон? Что там безнравственного? Поподробнее, пожалуйста.

Оторви. Не знаю. Видите ли, я стараюсь работать как можно незаметнее... иногда мне неудобно все время подслушивать под дверью.

Ролан. Но это ведь так интересно. Безобидное занятие.

Оторви (с надутым видом). Было бы интереснее, если бы я сам этим занимался, а то все узнаю через посредников.

Одюбон. Гм... друзья мои, мне кажется, мы несколько удалились от темы.

Ролан. Да ладно, девственник, не красней...

Одюбон. Слушай, Ролан!

Дюпон. Ролан хотел пошутить, Одюбон. (В сторону) Какое убожество!

Одюбон. Нет, он не хотел пошутить, я его знаю, он всегда ко мне цеплялся. И в школе тоже. Злюка противный.

Июль. Не надо, не надо, выпьем по стаканчику пастиса и не будем спорить. Обнимите друг друга, и кто старое помянет, тому глаз вон.

Одюбон. Ну нет! Я его обнимать не желаю!

Ролан. Экий ты обидчивый... Иди сюда, упрямый осел. Обними меня сейчас же.

Одюбон (дуется). Нет. (Встает и с опущенной головой неохотно направляется к Ролану.)

Ролан. Не будем об этом. (Обнимает его.) Вот видишь, дубина. (Одюбон бормочет нечто неразборчивое.) Что?

Одюбон (та же игра).

Ролан (ужасается). Я тебя поздравляю! Очень удачно, Одюбон...

Одюбон (идет и садится с довольным видом). Будешь теперь знать.

Июль. Что он тебе сказал?

Ролан. Мерзавец! Он сказал: «Кадил я на тебя!»

Дюпон. Неплохо!...

Оторви. Вполне... допустимо...

Одюбон (торжествующе). А! Фиг вам с маслом, фиг вам с маслом!

Ролан. Макаки несчастные. Если б я не сдерживался...

Одюбон. А ты сдержись!.. Моя мать может войти сюда в любой момент. (Встает, потягиваясь.) Я думаю, нам пора сделать небольшую передышку, у меня такое ощущение, что ваше внимание рассеивается... Итак, подытожим: ты с нами?

Ролан. Слушай, старина, я тебе уже ответил: мы всегда с вами. Что за вопрос!

Одюбон. Это облегчает дело. С завтрашнего дня можно будет приступить к разработке деталей...

Июль (встает). Господа, необходимо выяснить очень важную вещь. (Ударяет кулаком по столу.)

Все вместе (взволнованно). Что? Вы меня напугали. Июль, что случилось?

Июль. Кто будет нашим святым покровителем?

Оторви. Действительно!

Дюпон. Да, задачка!...

Ролан. Надо же! Точно! Непросто! Так, посмотрим. (Считает на пальцах.) Святая Одилия?

Дюпон. Нет, святая Одилия уже была.

Ролан. Святая Жанна д’Арк?

Оторви. Ну нет, святая Жанна д’Арк уже замазана.

Ролан. А... вот... святой Лаврентий?

Июль. Святой Лаврентий? Вы что? Пройденный этап.

Одюбон. Ура! Эврика! Друзья мои, это замечательно!

Все вместе. Кто? Что? Кого?

Одюбон (встает). Святой Филипп!

Все (встают). Слава мужеству обреченных!

Ролан. Святой Филипп? Смотрите-ка... хм... вроде ничего, а что он такого натворил?

Дюпон. Ролан, вспоминайте!

Ролан (нетерпеливо). Да знаю я, знаю, я о другом говорю, о настоящем!

Июль (бубнит, будто вызубрил). Начнем с того, что их было трое. Святой Апостол Филипп родился в Вифсаиде, проповедовал во Фригии, в восьмидесятом году был подвешен за ноги и распят за то, что противился культу змей. Его праздник отмечался первого мая до тех пор, пока тот день, к несчастью, не оказался связанным с известным вам выходным. Есть святой епископ Филипп Гераклийский, приговоренный к сожжению в Андринополе в триста четвертом году отцом Севером и дьяконом Гермесом, двадцать второго октября. Есть, наконец, дьякон святой Филипп, родившийся в Цезарее, крестивший евнуха из Кандасы, проповедовавший в Самарии и умерший в семидесятом году до нашей эры. Заметьте, что его день — шестое июня!

Оторви. Шестое июня! Это знак свыше! А на самом деле, что произошло шестого июня? (Вспоминает очень сосредоточенно.) Какой я болван. Спутал с Варфоломеевской ночью.

Ролан (Июлю). А вы ничего, разбираетесь! Какого берем?

Дюпон. Епископа Гераклийского, его сожгли, значит, он огнеупорный. Будет покровителем огнеметчиков.

Одюбон. Отлично, Июль, я награжу вас тунисским орденом с желтой лентой и двумя красными перевязями.

Июль. Спасибо, у меня таких уже одиннадцать... Увольте... А знаете, я бы с радостью... не то чтобы я был очень верующим, но все-таки, Ролан, вы можете мне дать ваше благословение?

Ролан. Послушайте... Я с удовольствием, да народу маловато. Может, пойдем лучше выпьем в «Митру набекрень»? Это такая забегаловка около Сен-Сюльпис, мы там всегда встречаемся после торжественных тусовок.

Одюбон. Нет, нет, давайте здесь... Благословение будет дано, а Робер сфотографирует! (Зовет.) Робер!

Робер (приходит). Я тут.

Сцена V

Те же и Робер.

Одюбон. Робер, принеси все необходимое, надо сфотографировать благословение.

Робер. Хорошо, хозяин. (Выходит, приносит аппаратуру и прочее.)

Одюбон (зовет). Принеси музыку! (Остальным.) Подойдите сюда, встанем здесь. (Робер приносит фисгармонию.) Прямо как ангелы Кранаха, играющие на музыкальных инструментах.

Оторви. Можно я буду на дудочке? Я очень хорошо на дудочке играю!...

Одюбон. Нет, нет, давайте хором. (Он устраивается и пробует голос — возвращается Робер, расставляет лампы, установки — все принимают картинные позы.) Ну! Раз, два, три!

Хор. Спаси, спаси Европу.

Во имя всех святых.

Вспышка.

Робер. Великолепно! Еще раз.

Хор. Спаси, спаси Европу.

Во имя всех святых.

Дюпон (в экстазе). Ах, эта музыка! Она уносит вас! (Появляется Мать Одюбона. Гробовое молчание.)

Сцена VI

Те же плюс Мадам де ля Петардьер.

Мать. Так, так, мне кажется, маленькой компании весело! (Сыну.) Представь мне своих товарищей, Одюбон.

Одюбон. Хорошо, мама. (Представляет.) Ролана вы знаете. Это Жорж, Мишель и Филипп.

Все вместе. Очень приятно, мадам. (Один за другим подходят и вежливо целуют ей руку.)

Мать. Вкусный был пирог?

Дюпон. О да, мадам.

Ролан. Первоклассный.

Оторви. Великолепный.

Июль. Изумительный, правда, изумительный.

Мать. Продолжайте веселиться, детки. Чем вы тут занимались?

Одюбон. Мы... мм... музицировали, мама.

Ролан. Извините, мадам. (Одюбону.) Слушай, мне надо идти.

Дюпон. Мне тоже.

Оторви. И мне надо домой, за папой жена осталась присматривать...

Июль. Я с вами, мне нужно быть на площади Этуаль в шесть часов.

Одюбон. Вы все уходите?

Мать. Вы, по крайней мере, не из-за меня убегаете? (Судя по интонации, ей этого очень хочется.)

Все (протестующе). Вовсе нет. Что вы, мадам. Конечно, нет. Ни в коем случае... (Они направляются к матери, и каждый весело и смущенно прощается. Затем, чуть повеселее, — с Одюбоном.)

Ролан (сильно хлопает по плечу Одюбона). Ладно, дубина, пока, до скорого. (Мать хмурится, все выходят.)

Одюбон. Робер! Открой! (На мгновение выходит и возвращается. Мать нюхает стаканы.)

Сцена VII

Одюбон, его Мать.

Мать. Ну, во что вы играли?

Одюбон. В игры всякие, болтали.

Мать. Одюбон, вы опять пили водку.

Одюбон. Нет, клянусь вам!

Мать. Я понюхала ваш стакан.

Одюбон. Это не мой. Я не выпил ни капли.

Мать. Я не верю вам ни на грош, ну да ладно. Неудивительно, что вы позволяете себе водиться с такими хулиганами, как этот Ролан.

Одюбон. Это мой школьный товарищ, мама...

Мать. Я сожалею о репутации такого лицея, как Жансон де Сайи, теперь он уже не тот... Я запрещаю вам видеться с этим мальчиком, он может дурно на вас повлиять.

Одюбон. Дело в том, что... по роду моей деятельности я вынужден общаться с некоторыми...

Мать. Вроде этого гнусного Плантена! Не понимаю, что вы могли в нем найти.

Одюбон. Но, мама...

Мать. Держу пари, что вы играли в войну. (Одюбон опускает голову.) Так я и знала. Кому пришла в голову эта дивная идея?

Одюбон. Плантену, мамочка. И все согласились.

Мать. Естественно. Ваш Плантен — грубиян. А с кем вы будете воевать?

Одюбон. С кем? (Его вдруг осеняет.) С кем! Правда ведь! Черт побери!

Мать (крик ужаса). Одюбон! Вы забываетесь! (Он не слушает ее и бросается к телефону.) Ну, погодите, сын мой! (Выходит.)

Сцена VIII

Одюбон.

Одюбон (один). Алло! Алло! (Кладет трубку и снова набирает номер.) Алло! Черт! Черт! Алло! Алло! Леона Плантена, пожалуйста! По личному вопросу... Генерал Одюбон Джеймс Вильсон де ля Петардьер Френую... да... по личному, говорю! Вы дадите мне Плантена или нет... а... Плантен... Что? Я не сомневаюсь, что вы не имеете отношения к Вильморену-Андрие, если я звоню в Президиум Совета... Что? Гробы? Вы продаете гробы? У вас какой номер, а? (Тишина.) Дерьмо!.. (Вешает трубку, ворчит.) Слишком я нервничаю. Попробуем... (Медленно набирает номер.) Е... Л... И... ноль... ноль... один... девять... Алло!... Елисейский ноль ноль девятнадцать. Уф. Говорит генерал Одюбон Джеймс Вильсон де ля Петардьер. Aлло?.. Де ля Петардьер Френуйу? Да, естественно, вы же не будете утверждать, что есть еще один с таким же именем... Алло... Леона Плантена, пожалуйста... Председателя Совета... Что?.. Он больше не Председатель Совета?.. Ах, это шутка... Знаете ли, идиотская шутка, друг мой... Алло... Плантен? Да.. Одюбон у телефона... Да... Старина, мы кое-что забыли... С кем? С кем воевать будем?.. Что?.. Я не задаю вам дурацкие вопросы, я задаю вам существенный вопрос... Могли бы об этом подумать? Послушайте, наше дело воевать, а не противника выбирать, мне кажется, это ваша забота... вы, по-моему, носите портфель министра иностранных дел... вам наплевать, так и мне тоже... Хорошо... Нужно решить это безотлагательно... завтра утром? Согласен... тогда предупредите Коркилова, Джексона и Свинг-Шланг-Гонга... в десять... хорошо... до свидания... (Кладет трубку.) Охо-хо... ну и история... и мать моя будет весь вечер строить из себя... что за профессия... в тот день, когда на земле останутся одни военные, станет гораздо спокойнее... и войны больше не будет... (Зовет.) Мама!.. Мама!.. (Выходит, продолжая зевать.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Зал заседаний у Плантена, разделенный посередине занавесом. Перед занавесом стол, стул, телефон. Около телефона — секретарша Плантена Франсина. Денщик Одюбона Робер сидит на столе слева от сцены и явно флиртует с секретаршей.

Сцена I

Франсина, Робер.

Франсина. Говорите что хотите, все равно вы меня не настроите против Луиса Мриано.

Робер. Я не собираюсь вас настраивать. Я к нему равнодушен.

Франсина. Он так замечательно поет.

Робер. Нужны не слова, а действия. (Переходит к действиям.)

Франсина. Вы что! Перестаньте! Сюда кто угодно может войти!

Робер (отпускает ее). Конечно, но, может, кто угодно и не войдет... и в этом прелесть момента...

Франсина. Вы всегда говорите то, чего никто не понимает.

Робер. Так поэтому... именно потому, что я по-идиотски говорю, я предпочитаю переходить к действиям. (Целует ее, появляется генерал Коркилов, невероятно русского вида.)

Сцена II

Франсина, Робер, Коркилов.

Коркилов (смущенно кашляет). Простите великодушно! Товарищ Леон Плантен здесь находится?

Франсина. Он сейчас придет, если хотите, пройдите туда, он к вам вскоре присоединится... (Провожает его и закрывает за ним дверь. Коркилов скрывается.) Как я его испугалась...

Робер. Это генерал Коркилов.

Франсина. Все равно испугалась.

Робер (задумчиво). Форма у него красивая...

Франсина. Вам бы она больше пошла!

Робер (польщенный). Хе! Вероятно... (Снова целуются. Входит Джексон, говорит с американским акцентом.)

Сцена III

Джексон, Франсина, Робер.

Джексон. Прошу прощенья! А Леона Плантена здесь нет? Он просил меня зайти сегодня утром.

Франсина. Да, месье... мм... мой генерал... please... сюда... (Провожает его.) Very well! Сюда...

Джексон. Спасибо... (Франсина возвращается к столу и погружается в работу — небольшая пауза — входит Ринг, все повторяется — занавес открывается, и виден стол для заседаний.)

Сцена IV

Коркилов, Джексон, Свинг.

Коркилов. Товарищ Свинг! Рад вас видеть.

Джексон. Так это Свинг! Какая неожиданность. Значит, вас можно встретить у Плантена.

Свинг (обоим). Меня зовут Свинг-Шланг-Гонг, если угодно...

Джексон. О! Извините!..

Коркилов. Тысяча извинений, товарищ...

Свинг. Ничего, ничего, прошу вас простить мне это маленькое чудачество. Но я удивлен не менее вас, генерал Коркилов! Прекрасно выглядите! Дорогой Джексон, вы, как всегда, в роскошной форме. (Жмут друг другу руки.) Вы знакомы? Коркилов, Джексон. (Коркилов и Джексон обмениваются рукопожатием.)

Коркилов. Мне кажется, мы уже виделись в посольстве Сан-Марино.

Джексон. Сан-Марино или Андорры?

Коркилов. Сейчас уже не помню: все посольства похожи друг на друга. А американцев везде полно.

Свинг. Я счастлив, что внес свой скромный вклад в соединительный союз двух героев.

Коркилов. По-моему, вы несколько преувеличиваете.

Джексон. Да, это уж слишком, Свинг... А потом, генерал Коркилов вовсе не герой.

Коркилов. Ха-ха! Экий вы хитрован, вы после плана Маршалла так шутить научились?

Джексон. Ну, не надо, отнеситесь с юмором к сказанному, товарищ.

Коркилов. С юмором! Начнем с того, что юмор придумал инженер Бубличкин в тысяча семьсот тринадцатом году в городе Москве. Научно доказано.

Свинг. Друзья мои, друзья мои, не позволяйте мыслям бежать позади языка.

Коркилов. Как будто у америкашек есть чему бежать.

Свинг. К несчастью, да. Но нам следует немного поговорить о том, что привело нас сюда: я предполагаю, что нас созвали здесь не просто так! Я лично получил особое уведомление из моего посольства, в котором мне предписывалось явиться в распоряжение Леона Плантена для срочной конференции.

Коркилов. И я тоже.

Джексон. И я тоже.

Свинг. Как вы думаете, о чем будет конференция?

Коркилов. Гм...

Джексон. О-о-о?

Свинг. Хм... Я вижу, мы пришли к одинаковым выводам. Отдаете ли вы себе отчет в трудностях, связанных с этим планом?

Коркилов. До малейших деталей.

Джексон. С полной ясностью.

Свинг. Тогда у вас есть передо мной некоторое преимущество, поскольку я абсолютно не понимаю, что от нас хочет Плантен.

Коркилов. Я как раз собирался об этом сказать.

Джексон. Свинг, вы перехватываете у нас инициативу... не даете слова вставить.

Свинг. Бесспорно, мне не дано знать, что происходит в загадочной западной душе Плантена...

Коркилов. Да, французы никогда не знают, что им надо. И вообще, автомобиль изобрели русские.

Джексон. А у вас ванн нет в гостиницах. (Франсина вводит Одюбона.)

Сцена V

Те же и Одюбон.

Одюбон. Господа... (Все почтительно кланяются.) Леона Плантена еще нет?

Свинг. Ждем.

Одюбон. Эти штатские понятия не имеют о пунктуальности...

Коркилов. Что верно, то верно.

Джексон. Но ведь только что пробило...

Одюбон. Ни что такое дисциплина...

Джексон. Штатским она не очень-то нужна.

Одюбон. Вы, надеюсь, не собираетесь их защищать?

Коркилов. Когда американские генералы о гражданских рассуждают — то хоть святых вон выноси.

Одюбон. У них отсутствует та вековая традиция, которая делает кадровых военных в Европе предметом гордости...

Свинг. Позвольте... у нас тоже богатый опыт военных действий на территории Азии.

Одюбон. Конечно, конечно!.. В мои намерения отнюдь не входило... а потом, вы порох изобрели!

Коркилов. Неправда! Его придумал в средние века один поп по фамилии Шварценко... стахановец...

Джексон. Хорошо, неважно, штатский Плантен или нет, сегодня он опаздывает. Однако скажите нам все-таки, дорогой Одюбон, может быть, вы знаете, по какому поводу нас собрали?

Свинг (Коркилову). Что в них хорошо, это практичность.

Одюбон. Видите ли... военная тайна...

Коркилов. А вдруг по поводу войны? Обычно столько разных поводов, чтобы собраться... показы... антрепризы... трапезы...

Одюбон. В некоторой степени это касается войны... но самую важную роль играет не то, о чем идет речь, а то, о чем я уже много размышлял, то есть о следующем: не думаете ли вы, что, пока не поздно, стоит проголосовать за международный закон, предписывающий судить генералов, обвиняемых в совершении преступлений во время войны, таким же, как они, генералам?

Джексон. Послушайте, на Нюрнбергском процессе генералы не очень-то пострадали...

Одюбон. Какая разница, неприятно само сознание того, что тебя судят штатские...

Свинг. Ваш проект заслуживает рассмотрения.

Одюбон. Если когда-либо об этом зайдет речь, вы уж меня поддержите.

Сцена VI

Плантен, Франсина.

Плантен входит к своей секретарше.

Плантен. Здравствуйте, дети мои... (Чувствуется, что он торопится.) Франсина, все готово?

Франсина. Эти господа здесь, господин Плантен.

Плантен. Как! Уже! (Смотрит на часы.) Я действительно сильно задержался. Они все здесь?

Франсина. Их четверо, господин Плантен... по-моему, все генералы...

Плантен. Все правильно... только четверо, вы уверены?

Франсина. Да, господин Плантен... Во всяком случае, входило четверо.

Плантен. Да, такие размножаются медленно... Скажите мне, какой будет антоним к слову генерал?

Франсина. Понятия не имею... Солдат?

Плантен. Дегенерат. Генерал, дегенерат. Как для адмиралов: вице-адмирал — девица-адмирал. (Хохочет.) Идиотизм, правда?

Франсина. Конечно, господин Плантен. О! Извините, господин Плантен... Я хочу сказать...

Плантен. Возьмите специальную книгу для записей и идите за мной. (Присоединяются к генералам.)

Сцена VII

Плантен, Франсина, четыре генерала.

Плантен. Все в сборе! Отлично! Господа, вас приветствует Французская республика. Что пьете? (Франсина открывает огромную книгу, которая оказывается коробкой с ликерами.) Коньяк, пастис, божоле? (Пожимает всем руки.)

Коркилов, Свинг, Джексон. Божоле!

Одюбон. У вас нет водки с колой?

Плантен. Одюбон, может, вы будете божоле, как все? (Секретарше.) Франсина, бутылку божоле и пять стаканов. (Указывает на стулья.) Садитесь, пожалуйста... Одюбон, вы не могли бы рассказать господам о цели нашего заседания?

Одюбон. Слушайте, вы же прекрасно знаете, о чем идет речь. Вот сами и объясняйте.

Леон. Одюбон, это приказ.

Одюбон. Вы меня прикроете?

Леон. Конечно.

Одюбон. Хорошо. Тогда подпишите мне одну бумагу.

Леон. Какую бумагу?

Одюбон. «Трех мушкетеров» читали?

Леон. Я не могу одновременно управлять Францией и читать.

Одюбон. Вот именно, поскольку вы ничем не управляете, вам только и остается, что читать.

Леон. Одюбон, прекратите язвить. (Остальным.) Прошу извинить, господа, за сей незначительный инцидент, но вы ведь знаете, что к этому дураку непросто найти подход.

Коркилов. Я вас умоляю...

Свинг. Ну что вы...

Джексон. Можно еще немного божоле? Полстакана божоле, полстакана сгущенного молока, если есть, конечно! (Секретарша в ужасе наливает ему.)

Одюбон. Так вот, читайте «Трех мушкетеров». Нет, лучше я вам продиктую. Берите бумагу.

Леон. Франсина... (Она берет бумагу и карандаш.)

Одюбон. «То, что сделал предьявитель сего, сделано по моему повелению и для блага государства»; подпись: «Леон Плантен». Напечатайте в двух экземплярах.

Леон. Это в «Трех мушкетерах»?

Одюбон. Да.

Леон. Франсина, пометьте: купить мне «Трех мушкетеров». (Одюбону.) И много там такого, в «Трех мушкетерах»?

Одюбон. Постоянно.

Леон. Потрясающе!

Джексон. Чудесная книга.

Леон. Вы читали?

Джексон. Естественно, с субтитрами.

Леон (Коркилову и Свингу). А вы?

Вместе. Конечно!

Франсина печатает.

Коркилов. Бабушка Александра Дюма была русской. Я все прочел.

Леон. А! Значит, я один такой. Неудивительно, что Франция всегда остается в дураках во время дипломатических переговоров.

Одюбон. Вы мне бумагу подписали?

Леон. Мне лестно подписывать столь необычный текст.

Одюбон. Хорошо, налейте мне божоле. Теперь, если я приду домой пьяный, я всегда смогу показать матери эту бумагу.

Леон. Великолепная идея. (Наливает ему.) А сейчас изложите суть дела этим господам.

Одюбон (встает). Война, господа! (Все встают.)

Коркилов. На вас такое часто находит?

Свинг. Не сразу же со всеми нами воевать все-таки.

Одюбон (садится). Садитесь, господа, прошу вас, вы неправильно поняли мою мысль.

Леон. Потому что вы объясняете как дурак.

Одюбон. Тогда сами объясняйте!..

Леон. Послушайте, Вильсон, вы просто несносны. В следующий раз я назначу командовать Генштабом Дюпона.

Одюбон. Ну нет! Только не этого грязного педика!

Леон. Тогда объясняйте как следует!

Одюбон. Итак, господа, центральная проблема... э-э... связана с современной конъюнктурой. Э-э... это... первостепенно. Одним словом — Работа, Семья, Родина, слава неизвестному солдату, сплотимся под трехцветным знаменем. (Снова встает.) Война, господа.

Леон. Одюбон, вы невыносимы.

Одюбон. Я же вам говорил, что не умею объяснить.

Леон. Хорошо... ладно, садитесь. Я беру это на себя. Итак, господа, Франция, ее промышленники и фермеры оказались зажатыми в тиски жестокой ситуацией, и они вынуждены прибегнуть к войне, чтобы ликвидировать ненужное перепроизводство. Поэтому я поручил генералу Вильсону де ля Петардьер, начальнику Генерального штаба, принять все надлежащие меры. А этот кретин все уладил, но не спросил, с кем мы будем вести эту войну. Вот почему я взял на себя смелость созвать вас, чтобы честно задать вам вопрос: кто хочет с нами воевать?

Свинг. Только не я. Слишком далеко.

Коркилов. Петушки... Вы ведь знаете, мы еще не выполнили предыдущих обязательств!

Джексон (указывая на Коркилова). Да... в конечном счете мы оба согласны.

Леон. Господа, слишком долгое время Франция играла второстепенную роль в международной политике. Вы прекрасно понимаете, что с таким историческим прошлым, как у нас, мы никак не можем ждать до тех пор, пока вы примете решение. В этой области, как, впрочем, и в кулинарии, в моде, шампанском или духах, мы должны оставаться первыми в цивилизованном мире и брать на себя инициативу. Я повторяю: с кем?

Одюбон. Еще чуть-чуть божоле. Пожалуйста, Плантен.

Франсина ему наливает.

Коркилов. Слушайте, меня это не интересует.

Джексон. Мы не готовы.

Свинг. Это невозможно. Вы слишком далеко. Возьмите кого-нибудь еще.

Леон. Ну, подумайте...

Коркилов. А может, вам найти какую-нибудь страну типа Венесуэлы. Или Огненной Земли.

Одюбон. Позвольте! Скажите еще, княжество Монако! А наш престиж!

Свинг. А если Англию?

Леон. К сожалению, это нереально. Пагубная политика Антанты уже давно свела на нет подобную возможность.

Одюбон. Может, еще вспомнить Жанну д’Арк? Или историю с Верхней Вольтой?

Леон. Верхняя Вольта? Бррр... Тогда почему не Трафальгар? Нет. Не пойдет.

Коркилов. А Италия?

Леон. Для начала военных действий нужно все-таки, чтобы противников было двое.

Джексон. Слушайте, в любом случае мы не годимся. Наши ребята не согласятся топать до Франции. Их слишком явно надули в сорок четвертом. А потом, все французы безбожники.

Леон. Ах, вот оно что... тогда положение безвыходно.

Свинг. Безвыходно? Не смешите меня, глубокоуважаемый Плантен. А Африка?

Леон. Что Африка?

Свинг. Объявите, наконец, войну Марокко или Алжиру! Ваш народ выиграл достаточно сражений для того, чтобы разобраться сам! И территория значительная.

Леон (смотрит на Одюбона). А ведь он прав!

Одюбон. Он прав!

Леон. А ведь потрясающе!

Одюбон. Потрясающе!

Свинг. И мне пришла в голову еще одна маленькая скромная мысль...

Одюбон. Просим вас, Свинг!

Свинг (кланяется). Свинг-Шланг-Гонг, если сия просьба не слишком для вас обременительна.

Леон. Говорите, говорите, Свинг-Шланг-Гонг-Конг!..

Свинг. Так вот, если это будет происходить сейчас и в Африке, то моя смиреннейшая страна только мечтала бы о том, чтобы быть в центре событий... Мы пошлем туда дивизию.

Коркилов. По рукам, мы тоже пошлем!

Джексон. Великолепно! Надо обдумать!... Можно выслать вам отдельный контингент чернокожих! Не останавливайтесь на Алжире и Марокко!... Всю Африку... и это автоматически решит расовый вопрос... Мы вам посылаем наших, они уничтожают ваших и там остаются... А кто останется в живых...

Леон. Хм... По-моему, более чем гениально.

Одюбон. Конечно! Конечно! (Распаляется.) Сражение! Резня! Война! Пехота! Пух! Пух! А-А... Плантен, божоле...

Леон (встает). Господа! От имени правительства Республики я имею честь поблагодарить вас за ценнейший вклад, внесенный вами в решение важнейшей проблемы государственного значения. Генерал Свинг-Шланг-Гонг, для меня будет большим удовольствием представить вас к большому кресту Ордена Почетного Легиона.

Свинг. Ранее мне была оказана большая честь быть представленным к этой награде пять раз.. но приму... с не меньшей радостью.

Леон. Франсина!... Напечатайте, пожалуйста, прокламацию за номером три на восковке, а пропуски забьете черным.

Одюбон (в восторге от придумки). Удивительно ловко придумано!

Франсина (убитым голосом). Хорошо, господин Плантен.

Коркилов (Джексону). Наконец-то увидим вашу последнюю модель танка.

Джексон. Да... Очень подходящий момент для испытаний вашего быстроходного двести пятого. Идея Свинга оказалась очень удачной. Немного пропаганды, и все образуется само собой...

Коркилов. Хм. Пропаганды. Пожалуй. Скорее всего. А вы на чем пропаганду строите?

Джексон. На медицине улучшенного образца. Безотказная штука. (Декламирует.) «Раненые в наши дни не погибают».

Коркилов. Такие истории годятся для штатских. В России — не выйдет. У нас не бывает, чтоб военные предлагали кого-то вылечить.

Свинг. А потом, с научной точки зрения, позвольте мне высказать мои скромные соображения: в сущности, если лечить солдата с поля боя, то получается инвалид, а ему надо платить пенсию, а это дорого, к тому же неприглядное зрелище, а следовательно, для пропаганды не подходит. Как тонко заметил мой достойный друг Коркилов, я также нахожу, что лучше развивать гражданскую медицину; вылеченный штатский хочет стать солдатом, чтобы доказать, что он здоров. И это великолепно.

Плантен. Все это мелочи. Суть ясна. Все согласны?

Коркилов. Уи.

Джексон. О’кей.

Свинг. Согласны, глубокоуважаемый Плантен.

Плантен. Тогда мы подпишем одно маленькое соглашение... Франсина... (Она входит.) Милочка... принесите мне то, что нужно... вы знаете...

Франсина. Сию минуту, господин Плантен.

Одюбон. Как... вы предугадали ход событий с такой степенью точности? Ну, Плантен, сильно! Очень сильно! (Остальным.) Он очень силен! (Поднимает свой бокал.) Что ж, друзья мои, выпьем! Выпьем за спасение Империи, за тех, кто погибнет, за счастливый конец нашего приключения и за родинку малышки Франсины! Так выпьем! Выпьем! (Все встают и чокаются.) Господа, я имею удовольствие заявить вам, что Плантен ведет нас всех обедать в ресторан «Серебряная башня»!

Плантен (тихо Одюбону). Но я ничего подобного не говорил, послушайте, вы меня разорите!

Одюбон (та же игра). Вы сами себе выбьете дополнительные расходы на нужды секретариата! (Встает.) Вперед! Равняйсь, смирно! (Они выстраиваются в ряд и гуськом выходят. Одюбон — замыкающий — напевает.) Встаем, поднимаемся, в «Башню» идем...

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Вырытое крытое укрытие, в котором находятся уже всем известные сквозные, как пулевое ранение, персонажи: Одюбон, Оторви, Июль, д’Извини. Перед ними карта военных действий, на самом деле представляющая собой маршрут велосипедных гонок Тур де Франс, разложенный на участке «Швеция». То есть речь идет о карте Швеции. Занавес поднимается. В укрытии стоят четыре походные койки. На трех лежат Дюпон, Оторви и Июль. Одюбон, уже одетый, лихорадочно описывает круги в свободном пространстве, впрочем относительно свободном, поскольку оно загромождено столом и различными предметами разговора, а сцена маленькая, ибо предполагается, что пьеса никогда не будет сыграна в серьезном театре.

Сцена I

Одюбон, Июль, Дюпон, Оторви.

Одюбон (разговаривает сам с собой). Охо-хо-хо-хо... ну и горазды вы спать! (Хихикает.) Тоже мне военные! (Мечется как дикий зверь или, вернее, ходит взад-вперед по воображаемой четырехугольной клетке.) Дрыхнут как колоды.

Июль (сонно). Надо же... как колоды, говорите... Я бы сказал, как убитые. (Снова раздается его храп.)

Одюбон. Что?.. (Пожимает плечами.) Как колоды...

Дюпон (та же игра, что у Июля). А я... я бы сказал, как сурки... (Заваливается, Одюбон поворачивается к Оторви.)

Одюбон (в ярости). Ну и? Давайте, давайте? Не стесняйтесь... Как вы сказали... Колоды? Убитые? Сурки? Хорьки? Зверьки? (Расходится.) Кульки? Крендельки? (Приходит в ярость и топает ногами.) Как блаженные? Дрыхнут сном праведника? Ну, погодите! Я вам теперь покажу генералов! Держите! (Швыряет об пол какой-нибудь предмет, книгу или металлическую вазочку.) Получайте! (Все лежат без движения.) Вам этого мало? Опа! (Сталкивает на пол часы, они разбиваются с диким грохотом, он смотрит на генералов.) Хоть бы что! С ума сойти... (Берет рожок, дует в него, не извлекает ни одного звука и бросает.) Чертова железка! (Утомленный, садится за стал.) Как же я устал!.. (Снова встает, ложится на кровать, зевает.) Ааааааааа! (Потихоньку ложится.) Бай-бай, Одюбон... (В ту же секунду раздается громкий щелчок, остальные трое садятся, поворачиваются как по команде, спускают ноги с кровати, встают и надевают фуражки. Все трое становятся вокруг Одюбона.)

Июль. Эй, Вильсон? Еще не проснулся?

Одюбон (разомлевший). Что? (Тоже встает.) О-хо-хо... ну, а вы...

Дюпон. Мы... да, а что, собственно, мы?

Одюбон. Довольно...

Июль. Что довольно?

Одюбон. Довольно, и все!

Дюпон. В конце концов, какая муха вас укусила?

Июль. Ладно, ладно, вы же видите, что Вильсон недоволен... Что случилось, старина?

Одюбон (обиженно). Ничего...

Июль. Тут все свои... вы можете нам довериться...

Одюбон. Я спал как свинья.

Июль. Слушайте... нельзя сказать, чтобы нам здесь было плохо...

Одюбон. Пусть вам это покажется смешным, но я совершенно не могу спать, если мама не подоткнет одеяло.

Дюпон (раздраженно). Ну и ну...

Июль. Дюпон!..

Дюпон. Он меня в гроб вгонит со своей матерью...

Оторви. Что вы сказали?

Дюпон. Я сказал, что он меня в гроб вгонит...

Оторви. Значит, я правильно понял. (Берет большую копилку.) Штраф!

Июль. Вы ведь знаете, что есть слова, которые мы здесь не произносим...

Дюпон (пожимает плечами и опускает деньги.) Я воздержусь от комментариев!

Одюбон. А мне разрешите уж прокомментировать! Когда вчера утром вы разрыдались из-за того, что ваш слесарь не дал о себе знать, я ничего не сказал... Если кто-то смешон, так это вы!

Дюпон. Вильсон, то, что вы командующий, не дает вам права на нескромные замечания!

Одюбон. Какой омерзительный склад ума! Подумайте только! И мы еще обязаны жить с таким врединой!

Июль. Господа... Прошу вас...

Оторви. Если мы позволим нашим мелким разногласиям перерастать в крупные ссоры, то, принимая во внимание состояние бездеятельности, в котором мы пребываем, я, скорее, придерживаюсь мнения Июля... Это плохо кончится.

Июль (в сторону). Ничего подобного я не говорил... но я сожалею об этом... хорошо сказано.

Дюпон. Что это за история с бездеятельностью? Что за инсинуации? Это я-то не выполняю свою работу?

Оторви. Видите ли, Дюпон... д’Извини... я говорил от имени всех четверых... вы прекрасно понимаете ситуацию...

Одюбон. На фронте не происходит передвижений, это очевидно...

Дюпон (сухо). А в сорока метрах от поверхности земли вообще ничего примечательного.

Одюбон. Слушайте, вы становитесь все противнее и противнее! Те, что сидят напротив, тоже сидят на глубине сорока метров!

Июль. Внемлите нашему разуму, Дюпон... Минуло время патронов и штыков! Нам в первую очередь надлежит сохранить командиров для наших войск...

Дюпон. А в это время на нас нападают с тыла. (Топает ногами.) Возмутительно!

Одюбон (подмигивает). Сейчас я его успокою. Дюпон...

Дюпон. Вот черт! Послушайте! Я вам предлагаю следующее. Помните, два года назад? Когда мы пили у меня пастис...

Июль (мрачно). Помним... (Остальные — подыгрывают.)

Одюбон. Давайте организуем полдничек... как тогда.

Дюпон. Ну нет! Скукота смертная!

Оторви. Простите?

Дюпон. Смертная! А я не хочу!

Июль. Штраф! (Протягивает копилку Дюпону, который, ворча, кладет деньги.)

Дюпон. Заплатить — заплачу, но от полдника меня увольте.

Одюбон. Какой же вы, право, некомпанейский.

Дюпон. И что вышло из вашего первого полдника! С меня хватит!

Одюбон (обиженный). Не хотите — не надо... Я не настаиваю, я не настаиваю... если вы такой хитрый, придумайте что-нибудь другое! Больше не буду вас развлекать! Ну, давайте, давайте!

Дюпон. Есть еще ровно тридцать шесть способов устроить развлечение на четверых.

Июль. Дюпон, ваши моральные устои — не причина, чтобы предлагать нам непристойности...

Дюпон. Что вы себе позволяете! Если бы я хотел предложить вам непристойности, то, во-первых, сказал бы о тридцати двух способах. А потом, ничего не получится! Вы все слишком уродливые!

Оторви. А ваш слесарь, конечно, красавчик.

Одюбон (потирает руки с саркастической усмешкой). Я вижу, ваше предложение пользуется таким же успехом, как и мое!

Дюпон. Какие вы свиньи!

Июль. Мне кажется, можно было бы сыграть в одну игру.

Оторви. Наконец-то удачная мысль!

Одюбон. Удачная?.. Смотря какая игра.

Оторви. Очень веселая. Я помню, мы всегда в нее дома играли. Меня научил отец, и мне думается, она вам понравится. Называется «скольковлезет».

Июль. Восхитительно!

Одюбон. Название многообещающее!

Оторви. Уверен, что вы развеселитесь. И так, занимаем места.

Июль. Каким образом?

Оторви. Гм... как в белоте, все четверо вокруг стола...

Июль. Тогда вы ошибаетесь... это как в бридже...

Одюбон. Друзья мои, не надо валять дурака, это как в «гусек», очень просто...

Дюпон (вспыхнув). Как на поле битвы! (Июль встает, берет копилку.)

Июль. У вас решительно, дорогой мой, слишком много денег... давайте... двадцать!...

Дюпон. Охо-хо. (Платит и угрюмо садится.)

Июль. Отлично, старина... вот каким надо быть... мы тут по пустякам не обижаемся...

Одюбон. Вы правы... пустяки... пожмем другдругу руки, Дюпон д’Извини.

Дюпон (машинально). Повторяю, что меня зовут... (Спохватывается.) Гм... ну, хорошо. (Жмут друг другу руки.)

Июль (возбужденно). Так как играем?

Оторви (все садятся). Погодите, старина, я пытаюсь вспомнить... подождите... сначала нужно выбрать придиру...

Одюбон. Ой! Я хочу быть придирой!

Оторви. Если никто не возражает, тогда я буду... Давайте... хорошо... придира берет двадцать колод по пятьдесят две карты, тщательно тасует и каждому сдает по двести тридцать три... по одной... через десять кругов начинает сдавать в обратном порядке... нет... через семь кругов... гм...

Одюбон (испуганно). Еще кто-то хочет быть придирой?..

Дюпон. Нет, спасибо.

Июль. Вы уж сами, старина...

Оторви. Дайте секундочку подумать... (Бормочет.) Если за красной двойкой идет четверка красной масти... придира дает семнадцать карт тому игроку, который ходит сразу после того, кто возьмет подряд две взятки... нет... три взятки подряд... — при условии, что хотя бы в одной из взяток будет туз красной масти... а... да-да-да, припоминаю... сначала надо выяснить, кто первый ходит... а для этого мне нужен бузодрал... Кто хочет быть бузодралом?..

Одюбон. Я!

Оторви. Нет... вы уже придира... Дюпон, может, вы?

Дюпон. Спасибо, нет.

Оторви. А вы, Июль?

Июль. Я, пожалуй...

Оторви. Тогда я буду. Хорошо. Начинаем с того, что каждый из игроков дает бузодралу пятьсот франков для оплаты услуг...

Одюбон. Скажите на милость! А придире как же?

Оторви. О, это совсем разные вещи... вы сами вызвались... а так бы жребий бросали... а бузодрала кооптировали... Одна из прелестей этой игры — абсолютная несправедливость.

Одюбон (бурчит). Пятьсот франков... Хорошо, хоть военное жалование есть, а то бы... (Все трое платят.)

Июль. Дальше, Оторви, это начинает становиться все увлекательнее...

Оторви. Не торопитесь... Это все-таки больно запутанно.

Одюбон. И вы это называете «скольковлезет»?

Оторви. Да... просто так это у нас в семье называлось. Гм... ну вот... бузодрал начинает с того, что выходит из игры и обходит вокруг стола три раза, держась за нос. (Он проделывает это и резко останавливается.) Я вот подумал... а у нас есть двадцать колод по пятьдесят две карты?

Июль. Ей-Богу... не знаю... Одюбон, как вам кажется?

Одюбон. Конечно, нет, мама никогда не разрешала мне играть.

Дюпон. А лично мне карты отвратительны.

Оторви. Тогда, наверное, не стоит продолжать. Тем более, я и правил не помню.

Одюбон. Уф! Перерыв.

Оторви. Но если вы настаиваете, есть еще «таладыз-татзынка».

Июль. Хм...

Дюпон. М-н-да...

Одюбон. Мне кажется это менее многообещающим, чем «скольковлезет».

Оторви. Кстати, я тех правил тоже не помню, но вроде это было действительно весело. (Молчание. Каждый тарабанит все громче и громче по столу. Дверь резко открывается. Входит Робер в военной форме, держа сложенную газету.)

Сцена II

Четверо генералов, Робер.

Робер. Газета!

Все набрасываются на газету.

Одюбон (делает волевой жест). Разрешите! (Остальные садятся, он берет газету.) Спасибо, Робер!

Робер. Не за что, мой генерал.

Одюбон. Вольно! (Робер уходит.)

Дюпон. Новости! Быстро!

Июль. Что нового?

Оторви. Ну, читайте! (Одюбон с благоговением разворачивает газету — «Фигаро» без единого слова, белый номер, прошедший через цензуру.)

Одюбон. Сами смотрите! (Переворачивает газету.)

Дюпон. Что ж... слава Богу! По крайней мере цензура работает...

Июль. Только она, наверное, и работает! (Бросают взгляд на Оторви.)

Одюбон. Оторви... а ваша служба, случайно, не переусердствовала?

Оторви. Хм. Знаете... народу нельзя все говорить... есть новости, которые могут его взволновать...

Одюбон (показывает на газету). А вы не думаете, что...

Оторви. Нисколько! Нет новостей — хорошие новости!

Июль. Верно!

Одюбон. Совершенно верно!

Оторви. А кстати, в таком виде бумага может быть отлично использована для будущего номера... Потрясающая экономия! И вы можете убедиться в том, что это позволяет читателям получать газету на двенадцати страницах.

Одюбон (считает). Действительно, двенадцать!

Оторви. Очень важно с психологической точки зрения...

Одюбон. Я вас уверяю... (Дюпон углубляется в газету. Тишина. Та же игра, что и несколько минут назад, барабанная дробь пальцев по столу, все громче и громче, затем она резко обрывается.) Можете вы мне сказать наконец, почему нам никак не удается сделать так, как раньше?

Июль. Это вы у нас спрашиваете?

Одюбон. Я в полном изумлении.

Июль. Так ведь война, что ж вы хотите... (Дюпон встает и протягивает ему копилку. Июль подчиняется общей повинности.)

Одюбон. Ну, конечно, как же я забыл... А во всем Плантен виноват. Мне мама говорила, что не нужно с ним водиться. (Слышны пушечные выстрелы.) Что такое? Что происходит?.. Боже мой! Можно подумать, что...

Июль (взволнованно). Похоже на...

Дюпон (в восхищении). А! Наконец-то!

Оторви. Наконец-то? Вы окончательно взбесились! Вам не кажется, что уже достаточно неприятностей такого рода? (Снова появляется Робер.)

Сцена III

Те же и Робер.

Робер. Мой генерал... к вам гости...

Одюбон. Какие гости... Ты мне сначала скажи, что там за шум?

Робер. Капитан, комендант форта решил произвести салют в честь гостей... ммм... Пушки начали ржаветь, и он подумал, что неплохо было бы пустить их в дело, а солдатам размяться...

Одюбон (в ярости). Пойди скажи ему, что это кретинская идея... только разбазаривать все... и доведи до его сведения, что я этого слышать не желаю. Фантастика. Кто здесь командует?.. Он будет оштрафован... пятьдесят франков в копилку!

Робер. Я ему передам, мой генерал...

Одюбон. Ты мне лучше скажи, что за гости?

Робер. Господин Председатель Совета, мой генерал... с ним еще офицеры... генерал Коркилов... Его Святейшество Прикол... генерал Свинг...

Одюбон. А Джексон?

Робер. Я его не видел, мой генерал...

Одюбон. Неслыханная неразбериха! (Робер собирается уйти.) Подожди. (Идет к карте.) Кто сегодня вечером выиграл этап?

Робер. Роби́к, мой генерал... Бартали пришел вторым!..

Одюбон. А с Кобле что случилось, а? Начал, как два года назад... Охо-хо... (Втыкает в карту флажок.)

Июль. А я уверен, что Бике сойдет с этапа Стокгольм—Мальме...

Одюбон. Вы смеетесь, Июль... Бобе запросто выиграет...

Оторви. С тех пор как Тур де Франс стали проводить в Швеции, я перестал что-либо понимать... раньше хоть можно было сориентироваться: Галибье, Изоар... А теперь поди разберись...

Дюпон (саркастически). Уж не сложнее, чем «скольковлезет»...

Июль. Радоваться надо, что шведы согласились! А если бы пришлось гонки в Азербайджане проводить...

Робер. Простите, господа... (Обращается к Одюбону.) Мой генерал... Я могу пригласить?

Одюбон. Конечно... давай скорее... Погоди... У тебя есть что-нибудь выпить?..

Робер. Ой, нет, мой генерал... У меня денег нет...

Одюбон. Между прочим! (Протягивает руку.) Оторви... раз вы уже не бузодрал... (Обращается к Дюпону и Июлю.) Я предлагаю вам принять участие в покупке напитков...

Дюпон. Только не анисовку!..

Оторви (Одюбону). Извините, пожалуйста... вот тысяча пятьсот франков... И еще пятьсот от меня...

Одюбон. Гм... купи бутылку портвейна... тысячи хватит...

Робер. Слушаюсь, мой генерал... (Выходит.)

Одюбон. Отлично! (Третью купюру прикарманивает.) Давай-ка в столовую... принеси пирожных... (Потирает руки.) Все-таки маленький полдничек соорудим...

Дюпон. Просто страх берет, сколько в вас штатского, генерал...

Одюбон (суетится). Все приготовим! Скатерочку... Ни у кого нет скатерочки?

Дюпон (в отчаянии). И что прикажете делать со скатерочкой?

Одюбон. У мамочки всегда во всех комодах лежали скатерочки — очень удобно было. (Ищет.) Так... что же взять вместо скатерочки? (Июлю.) Июль... Вы по-прежнему носите желтый шарф?

Июль. Вообще-то да.

Одюбон. Очень хорошо... Вы мне его не одолжите?

Июль. Послушайте, как-то неудобно... он весь запачкается...

Одюбон. Вы отказываетесь?

Июль. Должен ли я считать это ультиматумом?

Одюбон. Июль, дайте мне ваш желтый шарф. Это не ультиматум, а приказ.

Июль. Раз приказ, тогда другое дело! (Идет за шарфом.)

Одюбон. Цветы... цветочков надо бы. Ничто так не радует глаз, как букет ноготков.

Оторви (в задумчивости). Может, кто-нибудь из них вспомнит все правила «скольковлезет»...

Дюпон. Надеюсь, этого не произойдет.

Одюбон. Что бы придумать... Дюпон, у вас нет, случайно, китайских фонариков?

Дюпон. Чтоб вас разорвало и прихлопнуло, мне больше делать нечего, как носиться вдоль линии фронта и размахивать китайскими фонариками?!

Одюбон. А у меня всегда были... На мой день рождения их всегда вешали в столовой вокруг люстры.

Дюпон (в бешенстве). Слушайте, долго вы будете нам кишки на руку наматывать со своими воспоминаниями юного маразматика? Сдохнуть можно!

Июль. Хм... штраф, старина... (Передает ему копилку.)

Дюпон (в ярости). Черт бы вас побрал! (Собирается выйти, но сталкивается с Робером, который перед тем, как войти, пропускает небольшую группу людей.)

Сцена IV

Те же и Плантен, Коркилов, Свинг и Робер.

Плантен (своим товарищам). Вот и мы. (Обнимая Одюбона.) Вильсон! Мой дорогой! Как я рад, что вы все живы!

Одюбон. О! Плантен... Мне неловко... ничего не готово... Вы приехали совсем неожиданно: так долго добирались — и в подобный кавардак!

Плантен. Старина.. удовольствие видеть вас с лихвой возмещает все неудобства!

Одюбон. Мне, правда, неловко... (Приветствует остальных.) Дорогой генерал Коркилов... Свинг-Шланг-Гонг... вы еще не знакомы с моим Генеральным штабом... Джексон, Оторви де Бросс, Июль... (Рукопожатия, приветствия и тому подобное. К концу церемонии приходит Ролан Прикол, в руках у него бутылка.)

Ролан. Я застукал твоего придурка-денщика за дегустацией содержимого бутылки... тебе давно пора бы избавиться от этого осла... Вот что осталось... (Входит Робер с двумя тарелками крекеров.)

Одюбон. Робер! Ты, что ли, в вино вник?

Робер (архиепископу). Я им сейчас правду расскажу, ваше Святейшество!

Ролан. Молчи в тряпочку, дурак... Я изложил свою версию... правильную. (Сует ему деньги — Робер раскладывает печенье и уходит, Ролан, Коркилов и Ринг начинают тихонько класть еду в кулек.)

Плантен. Мой дорогой Вильсон, у нас слишком мало времени, и я буду очень краток. В данный момент мы объезжаем линию фронта с инспекцией, и я не смог не воспользоваться случаем, чтобы навестить вас. В целом, все хорошо.

Одюбон. Понятно.

Плантен. Но вы должны быть в курсе.

Одюбон. Видите ли, в газетах ничего особенного не вычитаешь, а мы никуда не выходим. По-моему, если всякие там партии начинают шевелиться, работать как следует невозможно. И мы довольствуемся минимумом.

Плантен. Да... старые добрые соревнования... (Все ностальгически кивают.)

Дюпон. Господин Председатель Совета, скажу вам откровенно, мне кажется, что скука тут невыносимая.

Плантен. А... и вы туда же? Заметьте, мне ведь тоже невесело.

Оторви. А как вы с этим боретесь?

Плантен. Вот, инспектирую. В обществе этих господ, честно говоря, не соскучишься. (Указывает на обжирающуюся троицу.)

Одюбон. А поконкретней?

Июль (тихо, обращаясь к Оторви). Смотрите, настоящий начальник... Прямо к делу.

Плантен. Как я уже говорил вам, новости великолепные. Экономика Франции наконец-то в полном упадке.

Одюбон. Хм. А так и надо?

Плантен. Что вы имеете в виду? Тут мы, политики, и сможем показать, на что мы способны... Вот как я себе все представляю: вы быстро заканчиваете войну — естественно, нашей победой, — а мы приводим все в порядок. (Июль подходит и протягивает Плантену копилку — тот в недоумении.)

Плантен. Это что такое?

Июль. У нас тут штрафы... за запрещенные слова...

Плантен. Ой, не могу вам сказать... меня тоже оштрафуют... не расстраивайтесь, вас предупредят, если что.

Одюбон. Ну уж ладно... (Плантену.) Так... хорошо... ваша точка зрения мне ясна, но как только вой... хм... войска прекратят свои действия... естественным образом (Июль каждый раз стоит наготове с копилкой и всякий раз разочарованно ее убирает.) вы срежете наши во... возросшие кредиты?

Плантен. Само собой разумеется.

Одюбон. И вы хотите победы?

Плантен. Что за вопрос!

Одюбон. Послушайте... сожалею, но боюсь, что сейчас это вряд ли возможно...

Плантен. То есть как? Вы что, Вильсон! Неслыханно! Меня не интересует ваше мнение!

Одюбон. Это приказ? Вы меня прикроете?

Плантен. А чем я все время занимаюсь?

Одюбон. Тогда согласен! (Остальным.) Будем считать, что она... что все закончилось, ребята... (Июль с расстроенным видом держит копилку.)

Дюпон (в ярости). Ну нет! Не так быстро!

Одюбон. И все-таки... в принципе... после следующей победы...

Дюпон. Вы меня обнадеживаете! С демобилизацией чуть-чуть подождем!

Одюбон. Мой дорогой д’Извини... Я предлагаю вам взять на себя выполнение предстоящей операции...

Дюпон. Согласен... Я пойду соберусь?

Одюбон. Идите, идите! Большой ребенок!

Дюпон. Уф! (Прощается и выходит.)

Плантен. Ваши подчиненные удивительно держатся!

Одюбон. Да... мм... они у меня под присмотром...

Плантен. Я на вас рассчитываю!

Одюбон. К вашим услугам!

Плантен. Я полагаю, что это надо спрыснуть...

Одюбон. Давайте спрыснем... если только эти три олуха все не выдули. (Рассаживаются.) Робер! (Выскакивает Робер.)

Робер. Мой генерал?

Одюбон. Сбегай еще за одной!

Робер делает характерный жест — потирает большой палец об указательный.

Одюбон. Денег, опять денег! Сколько можно! Возьми у Плантена! Или у Ролана. (Ролан встает.)

Ролан. Что-что? Что он у меня собирается просить?

Одюбон. Башлей...

Ролан (прыскает). Башлей! Слушай, дубина, твой жаргон устарел, как рваная ряса... (Достает из кармана купюры.) Вот тебе бабки.

Робер (обиженно). А я всегда говорил «капуста».

Ролан. У меня-то должность поважнее твоей. Ну, живо!

(Робер убегает, потом появляется с бутылками и снова уходит.)

Одюбон (с чувством). Ты по-прежнему на меня бочку катишь, а я ведь рад видеть тебя, кретин!

Ролан. Осталось только всплакнуть!

Одюбон. Как ты меня бесишь...

Ролан (хлопает его по спине). Пошли выпьем. (Присоединяются к остальным.)

Оторви. Представьте себе, было настолько скучно, что я пробовал научить их играть в «скольковлезет» (громкий смех), но ничего не вышло!..

Плантен. Сочувствую вам, друзья... к счастью... все скоро кончится!.. (Июль приготовил копилку, пораздумал и поставил ее назад.)

Июль. Смотрите-ка! Быстро вы научились!

Коркилов. О да, ужасно, стратегические просчеты, да, да, понимаю...

Свинг. Почему вы так думаете? Вы полагаете, у нас людей на кусочки режут?

Оторви. Конечно... первый раз, наверное, здорово... но я предпочитаю менее шумные игры...

Одюбон. А вот я всему предпочитаю полдники, как сейчас, с добрыми друзьями...

Коркилов (обращаясь к Оторви). Русский народ... всегда славился салонными играми!..

Оторви (заинтересованно). Да? Надо же!

Ролан. Дети мои, а не спеть ли нам песенку?

Одюбон. Восхитительная идея! (Июлю.) Июль, вы можете оставить в покое вашу копилку? Давайте споем какую-нибудь песню!

Ролан. А...

Коркилов (продолжая разговаривать с Оторви). А вы... русскую рулетку знаете? (Показывает револьвер, вынимает пули.)

Одюбон. Ребята, я первый... (Почесывает шею.)

Коркилов. Оставляете внутри один патрон... крутите барабан... как в лотерее...

Оторви. Ну и...

Коркилов. Хватит! Не жульничать! Игра так игра! Крутите барабан, и оп! (Стреляет себе в висок — никакого результата. Все покатываются со смеху.) Ха-ха!

Оторви (зеленеет). Да... и что...

Коркилов. Попробуйте! (Протягивает пистолет. Оторви страшно волнуется, возится с револьвером, а Одюбон тем временем затягивает песню.)

Одюбон.

Аплодисменты.

Все (топают). Бум! Бум! Бум! Бум! Бум! Бум! Бум! Бум!

Ролан. Теперь я! (Чешет шею. В это время Оторви решается, стреляется — без результата и, обрадованный, заразительно смеется вместе с Коркиловым.) Минуточку внимания!

Остальные топают ногами. Оторви передает револьвер Свинг-Шланг-Гонгу, который хлопает себя по ляжкам, берет оружие и тихонько просит объяснить, как им пользоваться.

Июль. Теперь я, теперь я, я отлично придумал!

Одюбон. О! Июль! Вам пора поступать в Академию... (Всеобщее воодушевление. Свинг спускает курок, раздается выстрел, Свинг падает.)

Одюбон. Что случилось?

Коркилов. Ничего особенного! Мы играем в русскую рулетку!..

Одюбон. А! Великолепно! Теперь вы, Леон... Можно я буду вас так называть?

Леон. Буду очень рад! (Поет.)

(Та же игра. Ролан берет револьвер, стреляется и падает замертво. Коркилов и Оторви корчатся от смеха.) Скажите пожалуйста, а занятная получается эта ваша игра... дайте взглянуть. (Берет револьвер.)

Коркилов (поет).

Весь скрючивается. Леон падает замертво, пуля задевает Коркилова, который тоже обрушивается на пол.

Одюбон. Восхитительно! Двоих одним ударом! Теперь вы, Оторви! (В это время Июль хватает револьвер, с ним происходит то же, что и с предыдущими в конце куплета.)

Оторви.

Одюбон. Потрясающе... (Берет револьвер.) Объясните мне, как тут надо... сами веселитесь...

Оторви. Детские игрушки! Кладем пулю в барабан... крутим... и стреляем... вот так... (Падает замертво.)

Одюбон. Восхитительно! Теперь я! (Заряжает, крутит барабан.) Раз... два... три... (Ничего не происходит.) Ха-ха-ха! Мимо! (Стреляет еще раз, с гвоздя падает картина.) Хе! Перелет! (Пробует еще раз застрелиться, падает замертво с криком: «Я выиграл!» Внезапно раздается мелодия Марсельезы, наигрываемая на дудочке, через сцену проходит Дюпон в парадной форме, с саблей через плечо и тащит за собой пушку на колесиках.)

Дюпон (напевает).

Занавес

1951

Оглавление

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  КАРТИНА ПЕРВАЯ

    Сцена I

    Сцена II

    Сцена III

    Сцена IV

    Сцена V

    Сцена VI

    Сцена VII

    Сцена VIII

    Сцена IX

    Сцена X

  КАРТИНА ВТОРАЯ

    Сцена I

    Сцена II

    Сцена III

    Сцена IV

    Сцена V

    Сцена VI

    Сцена VII

    Сцена VIII

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  Сцена I

  Сцена II

  Сцена III

  Сцена IV

  Сцена V

  Сцена VI

  Сцена VII

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  Сцена I

  Сцена II

  Сцена III

  Сцена IV