Семья и школа 1994 №11 [журнал «Семья и школа»] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]



Увеличивается ли количество случаев
жестокого обращения с детьми?
Этого никто не знает. Известно, одна­
ко, что количество случаев жестокого
обращения с детьми, которые стано­
вятся достоянием гласности, увеличи­
вается, как и количество детей, кото­
рым оказывается помощь. Увеличение
числа известных случаев жестокого
обращения с детьми (особенно, сексу­
ального) безусловно связано с тем, что
и профессионалы и общество в целом
стали лучше осведомлены и больше
склонны сообщать о своих подозрени­
ях Например, часты обращения по
п: f 'ду жестокого обращения с детьми
на Телефон доверия для детей и под­
ростков. Неизвестно, больше ли наси­
лия по отношению к детям существует
сейчас, чем 30, 50 или даже 100 лет
назад, но оно существует и многие
дети нуждаются в помощи.
Каковы последствияжестокого обращения с детьми?
Физическое насилие может привести к
синякам, трещинам, переломам, ожо­
гам, черепно-мозговым травмам, пов­
реждениям внутренних органов. Все
это может привести к нарушению нор­
мальной жизнедеятельности организ­
ма. Но детям может потребоваться
меньше времени на физическое выздо­
ровление, чем на эмоциональное вос­
становление после насилия. Ребенок
может чувствовать себя никчемным и
несчастным всю оставшуюся жизнь. Это
может привести к наркомании и пре­
ступлению. В ряде случаев, становясь
родителями, такие люди истязают соб­
ственных детей.
Дети, которыми пренебрегают, стал­
киваются с целым рядом трудностей.
Они могут быть излишне замкнутыми
или необычайно агрессивными. У них
могут быть проблемы с едой и обме­
ном веществ, многие страдают хрони­
ческими болезнями. Такие дети могут
быть грязными, неприятно пахнуть, у
них трудности в школе. Эти проблемы
у могут закрепиться на долгое время.

Сексуальное насилие также оставля­
ет след на долгое время. У людей,
подвергшихся в детстве сексуальному
насилию, на всю жизнь могут сохра­
ниться депрессивные состояния, при­
ступы тревожности, проблемы со сном,
чувство изолированности и отсутствие
самоуважения. В некоторых случаях
проституция может возникнуть в ре­
зультате перенесенного сексуального
насилия. Мужчины и женщины, обра­
щающиеся на Телефон доверия, гово­
рят о проблемах сегодняшнего дня.
При более глубоком знакомстве с
жизнью позвонивших выясняется, что
пережитое в детстве сексуальное наси­
лие становится источником целого
ряда личных проблем: трудностей в
общении как с мужчинами, так и с
женщинами, в установлении нормаль­
ных сексуальных отношений, конфлик­
тов с собственными родителями и деть­
ми и т. д.
Могу ли я дотронуться до моего ребенка?
Когда общество стало больше знать о
жестоком обращении с детьми, многие
родители, особенно отцы, стали пере­
сматривать свое обычное поведение с
детьми. Стоит ли отцам купать детей и
пеленать их? Стоит ли родителям ще­
котать детей? — Да, конечно! Все это
вполне нормально и не имеет отноше­
ния к насилию. Дети нуждаются в
родителях, в тепле, любви, безопас­
ности — для родителей естественно
кормить, одевать и мыть своих детей.
Точно также естественно обнимать,
целовать, похлопывать ребенка, прояв­
ляя любовь и нежность. Детям может
нравиться «возня», но если вы видите,
что ребенку неприятно — значит, пора
остановиться.
Взрослые не вправе подвергать ре­
бенка сексуальным действиям для соб­
ственного удовольствия. Если вас на­
чинают беспокоить ваши сексуальные
чувства по отношению к ребенку —
вам нужна помощь специалиста.
Тревожные признаки
сексуального насилия
Страдания детей, испытывающих сек­
суальное насилие, чаще всего отража­
ются на их поведении.
Если признаки физического насилия
чаще всего очевидны, то свидетельства
сексуального насилия чаще всего скры­
ты. Во многих случаях внешние при­
знаки могут исчезнуть через несколько
дней, а такие, как ласки или оральный

секс, обычно не оставляют физических
следов. Дело взрослого — понять, что
происходит с ребенком, что он чув­
ствует. Ниже приводятся некоторые
особенности поведения и состояния
детей, которые должны насторожить
вас. Конечно, эти признаки не обяза­
тельно означают, что ребенок испыты­
вает сексуальное насилие. У него мо­
гут быть другие серьезные причины
для такого поведения. Но оно показы­
вает, что ребенок нуждается в помощи
и одной из причин этого может быть
сексуальное насилие.
Признаки сексуального насилия:
Агрессивное поведение, вспышки раз­
дражения.
Ощущение отчужденности, наплева­
тельское отношение ко всему.
Излишняя уступчивость.
Излишняя осторожность.
Излишняя сексуальная осведомлен­
ность (слова, поведение и игры, не
соответствующие возрасту ребенка).
Продолжительная открытая мастур­
бация, агрессивные сексуальные игры.
Боли в животе (непонятного проис­
хождения).
Проблемы с едой — от переедания
до полной потери аппетита.
Беспокойный сон, ночные кошма­
ры, ночное недержание мочи.
Возврат к более раннему поведению,
депрессия, отрешенность.
Секретность в отношениях между
взрослым и ребенком, попытка исклю­
чить из отношений других людей.
Страх перед каким-то человеком, ос­
трое нежелание оставаться с кем-то.
Ребенок не принимает участия в
школьных делах. У него мало или нет
друзей.
Ребенок стал хуже учиться.
Ребенок не доверяет взрослым, осо­
бенно тем, которые находятся близко.
Ребенок бежит из дома, совершает
попытку самоубийства, наносит себе
ранения.
Разные дети справляются с этими
проблемами по-разному. Ответы на
другие вопросы подскажут вам, что
делать, если ваш ребенок ведет себя
так, как описано выше.
Как я могу помочь моему ребенку
рассказать обо всем?
Известно, что сексуальное насилие над
ребенком держится в тайне. Часто он
ничего никому не рассказывает просто
потому, что ему так велели. Другой
ребенок, хоть и понимает, что проис­
ходит, не может никому об этом ска-

зать потому, что насильник держит его
в страхе. Ребенок может бояться при­
чинить вред своей семье и чувствовать
себя очень несчастным.
Вы можете помочь ребенку открыть
вам свои тревоги, если отношения меж­
ду вами будут строиться на доверии.
Важно, чтобы ребенок, рассказывая,
чувствовал себя в безопасности. Опыт
показывает, что дети очень редко лгут
о сексуальном насилии. Будьте внима­
тельны к тому, что говорят вам ваши
дети, они могут пытаться рассказать о
своих тревогах.

Если ребенок рассказывает вам о
жестоком обращении, пожалуйста:
Верьте ему.
Сдержите ваш ужас — ребенок не
должен его почувствовать.
Скажите ему, что его никто не обви­
няет в том, что произошло.
Скажите ему, что он не один и что
вы защитите его.
Скажите ему, что вы позаботитесь о
том, чтобы насилие не было соверше­
но вновь.
Убедите его в том, что вы верите
ему, что вы его друг и вам можно
доверять.
Дети рассказывают о своих труднос­
тях по-разному. У маленьких детей
просто не хватает слов, для того чтобы
объяснить, что произошло.
Наши советы о том, как помочь
ребенку рассказать о происшедшем сек­
суальном насилии, могут быть вам пол­
езны, если вы пытаетесь помочь ре­
бенку рассказать о любой другой фор­
ме жестокого обращения с ним.

Как я могу помочь моему партнеру
рассказать обо всем?
Если вы предполагаете, что ваш парт­
нер осуществляет сексуальное насилие
по отношению к вашему ребенку, пер­
вое, что вы должны сделай, это пре­
кратить насилие. Известны семьи, в
которых один из родителей в течение
многих лет практиковал насилие над
ребенком, а другой родитель видел
это, но не знал, что сказать или пред­
принять. Легко понять причины такого
бездействия. Встать лицом к лицу с
такой проблемой очень трудно, так
как это сразу нарушит ваши отноше­
ния с партнером. Вам, вероятно, при­
дется сказать о своих подозрениях парт­
неру и добиться того, чтобы насилие
было прекращено. Вы объясните ему
(ей), какой вред наносится ребенку и
какое влияние может оказать насилие
на всю дальнейшую жизнь ребенка. В

Телефон Доверия
для тех, кто живет
в Москве:
160- 03-63
(для подростков и детей,
круглосуточно)
169- 03-03
(для детей до 12 лет,
с 15 до 21 часа)
По этим телефонам
могут звонить и родители.
Редакция готова обнародовать
сведения о Телефонах Доверия
в других городах
любом случае, после того как вы от­
крыто заговорите о ситуации, разре­
шить ее станет легче.
Насилие должно быть прекращено
до всяческих консультаций и во время
консультаций не должно продолжать­
ся.
Интересы ребенка стоят на первом
месте, и вы должны защитить его вне
зависимости от того, как это отразится
на ваших отношениях с партнером.
Это очень трудно, и вам может потре­
боваться срочная помощь специалиста.
Он поможет вам пережить все, что
прозойдет в вашей семье после пре­
кращения насилия. Может быть, стоит
обсудить ваши подозрения с близким
другом или родственником.
Жизненно важно прекратить наси­
лие.
Имейте в виду, что насильником
может быть другой член вашей семьи,
а также няня или гувернантка (гувер­
нер). Любой человек, имеющий доступ
к ребенку, может обращаться с ним
жестоко. Вы должны действовать в
любом из этих случаев.
Если жестокое обращение с ребен­
ком не связано с сексуальным насили­
ем, о нем также следует говорить с
вашим партнером. Вы вполне можете
воспользоваться нашими советами, ка­
сающимися сексуального насилия.

Кому я могу сообщить
о жестоком обращении с ребенком?

Вам может быть трудно решить, к
кому обратиться. Важно, чтобы вы всетаки обратились к кому-то, кто вызы­
вает ваше доверие. Если он не помо­
жет, продолжайте искать, пока не по­
лучите реальную помощь.

Как я могу помочь моему ребенку
преодолеть последствия насилия?
Все дети нуждаются в любви и тепле,
а дети, испытывающие жестокое обра­
щение,— тем более. Эти переживания
травматичны для детей и для того,
чтобы возместить нанесенный ущерб,
требуется терпение и упорная работа.
Необходимо убедить ребенка в том,
что насилие над ним не повторится,
что он находится под защитой. Такой
ребенок насторожен по отношению ко
всем взрослым. Необходимо заново
завоевать его доверие.
Дети, испытавшие сексуальное наси­
лие, часто обвиняют в случившемся
сами себя, считая, что они спровоци­
ровали насильника. Такие дети тегЛтг
чувство собственного достоинс^.а,
склонны пренебрегать своими правами
и плохо ориентируются в нормах пове­
дения. Они плохо представляют себе,
какие отношения являются нормаль­
ными. Это делает -их уязвимыми для
нового насилия. Такому ребенку необ­
ходимо вернуть самоуважение, самоут­
вердиться и получить четкое представ­
ление о том, что является правильным
и нормальным. Важно убедить ребенка
в том, что в происшедшем нет его
вины и что насильник не должен был
так поступать. Насколько это возмож­
но, надо помочь ребенку «вернуться в
нормальное детство».
Убедите ребенка в том, что вы его
защитите от насилия и что оно не
повторится.
Добейтесь того, чтобы ребенок был
окружен заботой и чувствовал себя
нужным и любимым.
Если вы испытываете трудности, об­
ратитесь к специалистам.

Что мне делать,
если меня несправедливо обвинили
в жестоком обращении с ребенком?

Если вы чувствуете или подозреваете,
что с вашим ребенком жестоко обра­ Если вас обвиняют несправедливо, вы
щаются, вам будет нужна помощь.
можете:
В трудной ситуации поддержку семье
— требовать повторного расследова­
могут оказать родственники, друзья или ния;
соседи, если они отнесутся к вам с
— требовать повторного медицин­
сочувствием. Если этого будет недо­ ского освидетельствования ребенка;
статочно, необходимо обратиться к спе­
— обратиться за юридической Кон­
циалистам.
сультацией.

Чем можно помочь виновному
в жестоком обращении с детьми?
В последнее время все больше внима­
ния уделяется психологической помо­
щи насильнику. Стало понятно, что
это не только в его интересах, но и в
интересах ребенка и всей семьи. Но
прежде чем помощь может быть оказа­
на и может произойти реабилитация,
виновный должен признать факт жес­
токого обращения с ребенком.
В зависимости от ситуации и лич­
ности виновного методы помощи ему
могут быть различными. Это может
быть консультирование, психотерапия,
групповая работа, семейная терапия и
изменение поведения. Чем дольше су­
ществует проблема, тем более интен­
сивная терапия может потребоваться.
При этом не только виновный, но и
вся семья должны принять на себя
обязательство по исправлению ситуа­
ции. Такой подход может принести
успех и сохранить нормальную жизнь
семье.

Клк предотвратить
насилие над ребенком
в детском саду, в школе
или в детском лагере?

или детском саду с ребенком жестоко
обращаются, не бегите туда с жалоба­
ми, а сообщите о своих подозрениях в
милицию или социальные службы.
Поговорите с родителями других де­
тей, чтобы выяснить, не замечали ли
они что-либо необычное в поведении
или здоровье их детей.
Помните, что важно предпринять все
возможное, чтобы защитить детей.

Как мне лучше говорить с ребенком,
чтобы предотвратить
жестокое обращение с ним?
Действительно, лучше предотвратить,
чем потом исправлять. Родители могут
сделать многое для того, чтобы насто­
рожить детей, предупредить их об опас­
ности жестокого обращения с ними и
научить избегать его. Для этого необ­
ходимо, чтобы между вами и детьми
существовали доверительные, откры­
тые отношения. Разговор с ребенком о
жестоком обращении и, особенно, о
сексуальном насилии может быть труд­
ным и потребует времени. Но если это
защитит вашего ребенка, дело этого
стоит. Что именно вы скажете ребен­
ку, зависит от его (ее) возраста, но
даже самые маленькие могут понять
такие правила, как «не разговаривай с
незнакомыми людьми», «не р о д и с
незнакомыми людьми», «не соглашай­
ся делать то, что тебе неприятно».
Объясните ребенку, что некоторые
взрослые могут попытаться сделать ему
больно и заставить его делать что-то
неприятное. Убедите ребенка, что его
тело принадлежит только ему и он
имеет право сказать «нет» любому, кто
хочет к нему дотронуться. Объясните
ребенку, что взрослые могут угрожать
ему или его родителям, чтобы заста­
вить его соблюсти тайну. Ваш ребенок
может понять, что есть «нехорошие»
тайны, которые нельзя соблюдать.

Отдавая ребенка в какое-либо детское
учреждение, убедитесь, что оно имеет
хорошую репутацию и каковы его тра­
диции. Выясните, не было ли инци­
дентов в прошлом.
Узнайте как можно больше об учи­
телях и воспитателях. Поговорите с
родителями детей, посещавших это за­
ведение. Узнайте, как в этом учрежде­
нии принимают учителей или воспита­
телей на работу, интересуются ли их
прежней работой и рекомендациями.
Узнайте, допускаются ли родители к
участию в делах детского учреждения,
приветствуют ли это его сотрудники.
Вы можете составить «свод правил»,
Открытость — важный признак. Убе­
дитесь, что вы в любое время можете которые помогут защитить ребенка.
Например:
увидеть своего ребенка.
Вы всегда будете верить своим детям
Вы должны знать о любой отлучке
детей. Никогда не давайте воспитате­ и помогать им. Они не должны сомне­
лю права р о д и ть ребенка на какие- ваться в том, что вам можно все ска­
нибудь мероприятия без вашего ведо­ зать.
ма.
Если детей не сопровождает взрос­
Запретите давать о вашем ребенке лый, лучше, если они везде, где воз­
любые сведения, письменные характе­ можно, будут ходить парами или груп­
ристики кому-либо без вашего разре­ пами. Детям следует идти домой всег­
шения.
да одной и той же дорогой.
Нельзя разрешать бывать маленько­
Убедитесь, что в школе или детском
саду каждый день точно знают, кто му ребенку в общественных местах
(например, в туалете) одному.
будет забирать ребенка домой.
Необходимо удостовериться в том,
Если вы предполагаете, что в школе
2 Семья и школа № 11

что няне или другому воспитателю
можно доверять.
Если ребенку что-то угрожает, он
вправе делать все, что угодно: убежать,
визжать, кричать, лягаться, драться ку­
лаками, лгать. Важна лишь безопас­
ность ребенка.
Ребенок сам решает, кому он позво­
ляет целовать и обнимать себя. Нельзя
заставлять ребенка делать это против
его воли, особенно, если он чувствует,
что это неправильно.
Добейтесь того, чтобы ребенок твер­
до знал: если кто-то предлагает ему
что-то неприятное, показывает пор­
нографические картинки, фотографи­
рует его обнаженным или делает под­
арки — об этом надо обязательно рас­
сказать родителям. Убедите ребенка в
том, что его не будут обвинять или
ругать, что бы ни делал с ним взрос­
лый.
Дети должны точно сообщать вам, с
кем они уходят, куда идут и когда
вернутся.
Итак, говорить с ребенком об опас­
ностях жестокого обращения надо в
соответствии с его (ее) возрастом. Не
стоит употреблять термин «сексуаль­
ное насилие» в разговорах с маленьки­
ми детьми. Не стоит также запугивать
детей. Они должны знать, что боль­
шинство взрослых заботятся о детях и
не причинят им вреда. Если вы узнали,
что ваш ребенок испытал жестокое
обращение или был изнасилован, под­
держите его, убедите ребенка в том,
что он не виноват и немедленно обра­
титесь за помощью.

ТРУДНОСТИ

...принесённые из дома
М. Безруких, С. Ефимова

Естественно искать причины школь­
ных трудностей — в школе. Естествен­
но — но не всегда правильно. Иногда
начало обучения проявляет, высвечи­
вает те болезненные проблемы, те беды
в жизни ребенка, которые существова­
ли задолго до школы, но — не замеча­
лись или считались несущественными.
Причиной их часто оказываются те
или иные дефекты в укладе жизни
семьи — и потому она, увы, с особен­
ным рвением «кивает» на школу...
О чем идет речь?
...С первых школьных дней на этих
детей обращаешь внимание. В чем-то
они — разные; но сходного, общего —
гораздо больше. Непоседливые, сует­
ливые, рассеянные, невнимательные,

расторможенные, возбудимые... Иной
раз — удивляют странной взрослостью;
но гораздо чаще — озадачивают: бедна
речь, бедны и знания, и бытовые на­
выки, а навыки общения — грубы... И
опытный учитель, предположив, не
ошибется: в семье взрослые — пьют;
ладно, если еще один из родителей, а
не оба...
В первые школьные дни и недели
такие дети ведут себя «как дети» — на
уроках часто играют, и не могут по­
нять, почему этого делать нельзя; мо­
гут начать громко разговаривать или
рассказывать о чем-то совсем посто­
роннем; к ошибкам и неудачам отно­
сятся беспечно, да, собственно, и не
воспринимают их хак неудачи. И мо­

гут быть и раздражительными, агрес­
сивными — ведь они быстро утомля­
ются, а утомление может «вылиться»
не только в вялость, но и в расторможенность.
Мы сказали: «опытный учитель пой­
мет...» Но далеко не все — опытны, да
и понимание может не сработать... А
поведение детей требует незамедли­
тельной коррекции; и может статься,
что учитель позовет на помощь роди­
телей...
Ошибкой было бы думать, что
пьющие родители безразличны к успе­
хам детей. И такое бывает, на стадии
«распада личности»; но ведь большин­
ство пьющих алкоголиками себя не
считает; а к успехам детей может отно­
ситься с ревнивой настороженностью:
«Чтоб был не хуже других!» И в этой
ситуации учительский призыв «при­
нять меры» может лишь обрушить на
ребенка поток родительских попреков,
брани и наказаний. И он, ребенок,
оказывается в полной безысходности:
и в школе корят, и дома ругают. j r
Конечно, с такими детьми т;

Фото В. Воронова

ШКОЛЬНЫЕ

но и учителю, и тем домашним, кому
их судьба не безразлична, надо понять:
единственный выход из подобной си­
туации — в терпении. Недопустимо на
«срыв» ребенка отвечать собственным
срывом! Попробуйте успокоить малы­
ша, переключите его внимание на чтото для него радуюгце-значимое, позво­
ляющее хотя бы на время «уйти» из
конфликтной ситуации. Надо спокой­
но, без агрессии и «надрыва» указать
ребенку, в чем он неправ; предпол­
ожить, например, как поступил бы в
подобной ситуации его любимый ге­
рой из мультфильма. Если мама (в
таких семьях именно матерям часто
приходится «тянуть весь воз») встрево­
жена его школьными неуспехами —
так пусть больше с ним разговаривает,
играет, ободряет, успокаивает... А по­
минутно напоминать ему о неудачах,
бранить, наказывать, заставлять часа­
ми сидеть за уроками — дело пустое.
Только окончательно подорвете его веру
в себя, вызовете отвращение к школе,
к .1вам, к себе — и еще большую агрес^ ц о ст ь и неуправляемость. А нужно
М№ прямо противоположное — спо­
койствие, терпеливость, способность к
целенаправленной работе... Консульта­
ция у детского психолога или психо­
невролога тоже не повредит; возмож­
но, он рекомендует какие-то специ­
альные занятия или лечение.
«Обыкновенные» "семейные нелады
кому-то могут показаться по сравне­
нию с пьянством небольшой бедой —
у кого их не бывает. А между прочим,
постоянное, хоть и «вялотекущее» на­
пряжение в семье может быть весомым
источником школьных трудностей дет£й. Самое очевидное: в таких семьях
не могут найти (а часто — и не ищут;
напротив...) единую линию поведения
с ребенком: мать наказывает, отец жа­
леет, и наоборот... Ребенок очень быс­
тро находит выгодный для себя стиль
поведения; потом переносит его на
общение со сверстниками; а затем и в
классе, с учительницей, пробует реали­
зовать свои «умения и навыки». К
такому ребенку будет нелегко найти
подход; он насторожен, недоверчив,
«себе на уме»... Беда еще в том, что
взрослые зачастую подвержены иллю­
зии «он еще ничего не понимает...» —
и весьма беспечны в проявлении своих
конфликтных эмоций при ребенке.
Может быть, он и «не понимает» сути
ваших разногласий; но зато так остро
чувствует напряжение, взаимную аг­
рессивность, эмоциональный неуют до1 1 машней жизни. Ради него — попро­
2*

буйте все же как-нибудь с этим спра­
виться; и уж, во всяком случае, «не
делите» его — здесь, в конечном итоге,
вы оба останетесь «ни с чем»...
Свои ошибки в воспитании, способ­
ные вызвать школьные трудности, мо­
гут быть и в «бесконфликтных» семьях.
Казалось бы, что плохого в том, что
мама принимает близко к сердцу все
школьные дела, сопереживает и волну­
ется за ребенка? А поводов для волне­
ния — множество: а вдруг он опоздает
в школу? А если не успеет написать
упражнение в классе? А почему это у
его приятеля Коли отметки гораздо
лучше?.. Вот два «микроинтервью»:
Мама: «Да я его не ругаю, ничего
даже не говорю! Но когда откроешь
тетрадь, а там опять двойка — не
удержишься, и хоть вздохнешь... А ему
вроде всегда все равно...»
Сын (второклассник): «Я боюсь ее
расстроить, так боюсь, что даже когда
пишу диктант, все время думаю: вот
сделаю ошибку, поставят двойку — а
она потом почти плачет...»
Вот так: мама — из лучших побужде­
ний — «переключает» внимание ребен­
ка с его работы на последствия этой
работы (словно предсказывая — они
непременно будут неудачными). И, в
сущности, не помогает, а мешает ему.
Взрослые «давят» на детей по-разно­
му. Кто — «бьет на жалость», на эмо­
циональную детскую отзывчивость; кто
— пугает: выгонят из школы, оставят
на второй год, отправят учиться вместе
с умственно отсталыми... Не бьют; но
это — такое же битье, только — пси­
хологическое: страх, как и «обьиные»
побои, парализует волю ребенка, пре­
вращает в ничто его уверенность в
себе.
Главная проблема для родителей: как
суметь соединить требовательность с
уважением к детям, а «сердечное отно­
шение» — с твердостью? Каждому при­
ходится решать это самостоятельно,
потому что соотношения здесь опреде­
ляются и укладом семьи, и характера­
ми взрослых и детей, и обстановкой в
школе. Думаем все же, что эмоцио­
нальный контакт всегда сохранится,
если ребенок, говоря «детскими» сло­
вами, будет чувствовать, что вы «за
него» — вместе с ним; и не воюете, а
помогаете.
Закончим своего рода «конспектом»
тех основных причин, которые порож­
дают принесенные из дома трудности.
Непонимание. Взрослые не понима­
ют, или (злокачественный случай... «за­
ранее знают») причины школьных не­

удач (ленив, не старается и т. п.). На
чьей здесь они стороне — понять не
трудно: на стороне собственной ду­
шевной лени, косности, невнимания к
ребенку...
Несоответствие требований и воз­
можностей. Благие намерения взрос­
лых научить ребенка всему и сделать
первым во всем (музыке, спорте, учебе
и т. д.) наталкиваются на «маленькое»
препятствие — размер детских воз­
можностей. Трудности растут; но и
родители без боя не сдаются... Не
кажется ли вам, что ребенок однажды
«дорастет» до невеселой мысли: взрос­
лым важен не он сам, а связанная с
ним «показуха»?
Неприятие детей. Это — один из
самых тяжелых случаев, потому что
родители редко признаются себе, что
ребенок им не нравится: он не такой,
как хотелось бы... А ему — каково ему
живется с ощущением, что он — не
такой? Негибкость взрослых. Иногда луч­
шая воспитательная мера — не заме­
тить ошибку, неудачу, даже проступок
ребенка. Но как не заметить, если в
доме живут «по правилам», из которых
нет исключений (во всяком случае,
для детей; позже-то они обнаружат,
что к себе взрослые не так строги...).
Понятны ли, посильны ли, справедли­
вы ли, наконец (а у детей свое понятие
о справедливости...), эти правила —
судить детям не позволено. И они
понимают — взрослые — «не за них»,
они — лишь за эти самые «правила»...
Впрочем, в семьях, где нет никаких
правил, а живут «как придет в голову»,
детям не намного легче...
Повторим: все эти перекосы отно­
шения к детям школа проявляет, как
сильный реактив; потому что начало
учения — это действительно перемена
во всей жизни ребенка, а не только в
его «умственной деятельности». Пос­
тараемся же эти наши перекосы и
недоработки не закрепить еще больше,
а устранить. Поступление в школу,
когда весь прежний уклад жизни для
ребенка, а, во многом, и для нас,
меняется — самое подходящее для этого
время.
Марьяна Михайловна Безруких, доктор
биологических наук, Светлана Петров­
на Ефимова, кандидат медицинских наук;
научные сотрудники Консультативного
центра НИИ физиологии детей и под­
ростков Российской Академии образова­
ния.

СЕМЬЯМ

ШКОЛА

У вас конфликт
с учителем
Ольга Крушельницкая
Три года я работаю психологом в шко­
ле. И все эти три года наблюдаю «ве­
ликое противостояние» учителей и ро­
дителей.
Впрочем, впервые я столкнулась с
этим явлением гораздо раньше, когда
после окончания школы пошла рабо­
тать в детский сад. Запомнились сето­
вания воспитательниц: «С детьми ла­
дить можно. С начальством — труднее.
Но родители — это же стихийное бед­
ствие!»
Должна повиниться, я готова была
разделить этот взгляд на вещи. Но тут
моя работа прервалась на несколько
лет: учеба на факультете психологии,
аспирантура, и когда я вернулась к
работе с детьми (а значит, и с их
родителями), то смотрела на все уже
чуть-чуть другими глазами. Глазами
человека, который занимает в какомто смысле особое положение в школь­
ном коллективе.
На первых порах меня буквально
шокировало то, что одни родители
могут считать какого-то учителя чуть
ли не эталоном, правдами и неправда­
ми стремиться устроить к нему в класс
своего ребенка, а другие этого же учи­
теля будут проклинать и стараться сво­
его ребенка забрать, потом годами вспо­
минать с дрожью отвращения. То же
разнообразие отношений свойственно
и детям. Впрочем, больше всего пора­
жает не то, что к учителю относятся
по-разному, а то, что отношение всег­
да — за редким исключением — ока­
зывается справедливым.
Родитель А хвалит учителя за то, что
он строгий, но справедливый. Побла­
жек никому не дает, уровень требова­
ний высокий, поэтому у детей хоро­
шие знания.
Родители же В и С недовольны стро­
гостью и требовательностью учителя.
Почему?
У ребенка В недостатки произноше­
ния. Занимается у логопеда. Но извест­
но: даже когда такие дети начинают
совершенно правильно говорить, они
часто продолжают совершать логопе­

дические ошибки при письме. Такие
ошибки очень плохо поддаются кор­
рекции. Учитель это знает и по-чело­
вечески сочувствует ребенку. Но ошиб­
ки в диктанте налицо! И учитель ста­
вит тройку или двойку в соответствии
с нормами и требованиями.
Ребенок С пришел к этому учителю
в середине второго класса. В школе,
где он учился до этого, уровень пре­
подавания был значительно ниже. Ре­
бенок старательный, но способностя­
ми и интересом к учебе не блистает.
Попав к новому учителю, ребенок ес­
тественно и «справедливо» скатился в
непролазные двойки. Очень скоро стал
бояться школы и потерял последнее
желание учиться. Подчеркнем, что в
обоих случаях детей не клеймили и не
позорили.
Ученик Д боится и ненавидит своего
учителя потому, что тот кричит, может
стукнуть по столу, наказать всех за то,
в чем виноват один. На этого ребенка
дома никто и никогда не поднимал
голоса. В садик он не ходил. Естест­
венно, и родители ребенка не в вос­
торге от учителя.
Родители же Е и Ж — в восторге. Он
единственный, кто не только справля­
ется, но и ладит с их детьми. А их дети
привыкли не только к крику, но и к
подзатыльникам. Поэтому видят в учи­
теле человека даже доброго. Наоборот,
если эти дети окажутся в классе у
учителя, который не привык повышать
голос, серьезных конфликтов, по край­
ней мере первое время, не избежать.
Но и когда кончится первая притирка,
на взаимную симпатию семей и учите­
ля вряд ли стоит рассчитывать.
Читатель может сказать, что учитель
должен быть гибким и уметь найти
подход к любому ребенку. Но это было
бы реально, если бы' он общался с
ними по отдельности, по очереди. Не
выставлять же за дверь одного, когда
на другого вам необходимо прикрик­
нуть! А всегда ли легко объяснить не
только детям, но и их честолюбивым
родителям, почему у их драгоценного

чада и у «того дурачка» одинаковые
оценки за контрольную? Видимо, уго­
дить всем нельзя в принципе.
Учителю редко удается угодить даже
самому себе. Принимая решения, он
часто балансирует на краю, прекрасно
понимая, что любое из решений будет
неудовлетворительным. Учитель хоро­
шо знает, что, позволяя детям бегать и
играть, он рискует: того и гляди, ктонибудь ушибется. Но от свободы дви­
гаться и кричать зависит физическое
развитие и моральное здоровье детей.
Воспитатель, который все пресекает,
ибо не желает нести ответственность
за то, что может случиться,- тиран.
Тираном станет и воспитатель, неуме­
ренно заботящийся о нравственности
детей. Опасностей, от которых их хо­
чется уберечь,— не счесть. Учителю
надо бы уследить, предостеречь, убе­
речь... Но не будет ли его контроль
озлоблять? Восприниматься как навяз­
чивость? Как признак недоверия? Не
лучше ли дать ребенку возможность
приобретать опыт самостоятельной^
Если жизнь требует осм отрительно^,
способности защищаться, умения про­
тивостоять соблазнам, вправе ли мы
воспитывать в детях лишь доверчивое
послушание?
Есть ошибки, которые учитель будет
совершать просто потому, что он чело­
век. Грустный, усталый, больной, он с
горечью замечает в ребенке лживость,
холодный расчет, ксенофобию. Не пос­
тупит ли он опрометчиво? Один уче­
ник опоздал (или прослушал), а теперь
громогласно требует повторить объяс­
нение: «Так я не понял, что надо
делать?» Другой, тот, что вчера про­
болтал весь урок, требует дополнитель­
ные задания, чтобы исправить оценку.
Третий, красный и потный, пьет хо­
лодную воду, хотя только что пришел
после ангины. Кому хватит мудрости,
терпения, мгновенной сообразительно­
сти, чтобы найти единственно верный
способ отреагировать?
И какую удобную мишень для кри­
тики являет учитель для того, кто смот­
рит со стороны и имеет время пораз­
мыслить! Даже если учителю кажется,
что он поступил верно, не окажется ли
у коллег и администрации другой взгляд
на вещи?
Мир устроен сложно. И все мы,
слава богу, достаточно разные. Взаим­
ные разногласия, а временами и вза­
имная антипатия неизбежны. Даже двум
людям, соединившим свои жизни по
любви, не прожить без конфликтов.
Тем более, будут трения там, где лю-

J

а другая нет, то дальше — дело техни­
ки.
Если виноваты вы (и ваш ребенок)
— извинитесь. Не бойтесь, что это вас
унизит. Если хотя бы раз в жизни у вас
хватило сил признать свою вину, вы,
конечно, помните, что в результате ис­
пытали облегчение и усиление чувства
собственного достоинства, а вовсе не
унижение. На этот раз испытаете то же
самое, можно поручиться.
Если виноват учитель, постарайтесь
смягчить ситуацию. Не вынуждайте его
становиться перед вами на колени.
Если учитель не находит в себе сил
повиниться — простите его. Конечно,
это выставляет его не в лучшем свете.
Но учителям, особенно учителям со
стажем, действительно труднее, чем
людям многих других профессий, при­
знать свою вину. Слишком долго им
твердили, что учитель должен быть
безгрешен, что ошибка учителя — по­
зор. Почти наверняка, несмотря на
отсутствие формального признания
своей вины, поведение учителя в отно­
шении вашего ребенка изменится. Если
же нет — значит, в ваших отношениях
есть еще какие-то скрытые проблемы,
которые кто-то из вас либо еще не до
конца осознал, либо постеснялся вы­
сказать. Подумайте, что бы это могло
быть.
Однако выяснением того, кто прав,
кто виноват, и взаимными извинения­
ми дело не заканчивается. Если неправ
был учитель, вам это нужно как-то
объяснить своему ребенку. Мой вам
совет — не мудрствуйте.

дей больше, и свела их не любовь, не
симпатия, а необходимость.
Как же быть, если у вас возник
конфликт с учителем? Прежде всего —
постараться понять.. Всех: учителя, себя,
своего ребенка. И не забудьте при
этом, что ваши цели и желания и цели
и желания вашего ребенка совпадают
гораздо реже, чем приятно думать ро­
дителям. С учителем надо встретиться.
Ни в коем случае не вынашивайте в
себе тайную обиду. Не начинайте раз­
говор с высказывания своих требова­
ний (как будто вам уже все ясно).
Сначала спросите, как видит ситуацию
учитель. Очень вероятно, то, что вы
услышите, несколько изменит ваш
взгляд на вещи. Бывает, учитель сразу
встает в оборонительную позицию или
начинает нападать на вас. Часто это
следствие его богатого (и печального)
опыта. Постарайтесь убедить его, что
вы хотите понять ситуацию, а не ищи­
те козла отпущения. Вот один из про­
стых, но действенных приемов достигэтого. После того как собеседник
высказал свою точку зрения, вы, пре­
жде чем высказать свою, спросите:
«Правильно ли я вас понял?» — и
кратко воспроизведите то, что вам толь­
ко что говорили. Только после того
как собеседник подтвердит, что он
понят правильно, начинайте высказы­
вать свое мнение. Уже одно это часто
не только смягчит ситуацию, но распо­
ложит учителя к вам и вашему ребенку
на всю оставшуюся школьную жизнь.
Если в результате вам удастся прий­
ти к согласию, что одна сторона права,

Рассуждения о том, что признание
вины взрослого может подорвать его
авторитет,— это измышления мораль­
но незрелых людей, которые живут с
иллюзией, что есть (или были, или
могут быть) люди, которые никогда не
ошибаются. Но вы-то знаете, что всем
людям свойственно ошибаться. Так вот,
это должен узнать и ваш ребенок. И
чем раньше — тем лучше. Это сделает
его и вашу жизнь гораздо счастливее.
Во-первых, каждый раз, когда он
сам будет ошибаться, он не будет чув­
ствовать себя неполноценным. Во-вто­
рых, когда ошибетесь вы, у вас не
будет необходимости выдумывать вся­
ческую ложь, чтобы скрыть свой про­
мах. В-третьих, если ошибется кто-то
из людей, окружающих ребенка, он с
пониманием отнесется к ошибке, а это
несомненно сослужит ему добрую служ­
бу.
Итак, если ваш ребенок еще не по­
нял, что ошибаться — это нормально,
у вас есть счастливая возможность ему
это объяснить. Так что говорите про­
сто: учитель ошибся. Потому, что был
усталый, расстроенный. Потому, что
спешил. Потому, что очень разозлил­
ся, обиделся, был оскорблен. Потому,
что не может уследить за всеми. Пото­
му, что не сразу понял, как ему посту­
пить. В общем, говорите как было.
Большинство детей выслушивают та­
кие объяснения с пониманием и впол­
не ими удовлетворяются. Они уже и
сами если не знали, то догадывались
— учитель тоже человек. Если же вы
раньше внушали ребенку обратное, вам,

41AALANDf.fl AMflt
11

0

Мебель и учебные пособия
из Дании и Норвегии
для школ и детских садов России

^

Школьная мебель для класса, столовой,
раздевалки, учительской
Школьные доски
М узыкальные инструменты для детей
и другие пособия





Ч
SUZUKI"

13

Представитель в М оскве — фирма Эллог Л тд.
Телефон: (0 9 5 ) 1 1 0 -4 7 -6 3

-У /

1

возможно, придется попотеть с пер­
вым объяснением. Причем трудностей
будет тем больше, чем больше вы шпы­
няли и позорили ребенка за его ошиб­
ки и чем менее охотно признавали
собственные. Ну что же, лучше позд­
но, чем никогда. Попробуйте, и будете
чувствовать себя в жизни и в общении
с ребенком гораздо лучше.
Бели неправ был ребенок, спокойно
разберите с ним ситуацию. Обсудите,
как можно поправить сложившееся
положение, как сделать так, чтобы
подобное не повторялось.
Нежелательно заставлять ребенка идти
на какие-то шаги, которые он внут­
ренне не приемлет, считает унизитель­
ными. Внимательные родители обычно
могут предсказать, что окажется непо­
сильным для их ребенка. Поэтому еще
в разговоре с учителем вы можете
предупредить его, что ребенок пока не
способен пойти на определенные шаги,
извиниться за него и попросить учите­
ля не настаивать. Возможно, вам удас­
тся найти путь к примирению, кото­
рый устроит и учителя, и ребенка.
Более сложная ситуация возникает,
если никто не ошибся, просто каждый
действовал в соответствии со своим
пониманием вещей. Например, учи­
тель считает, что детей полезно воспи­
тывать в страхе, а вы с таким подходом
не согласны. Здесь для вас существует
по крайней мере три способа поведе­
ния.
Первый способ. Забрать ребенка из
класса или из школы. Способ, конеч­
но, крайний. И потому, что еще неиз­
вестно, что вы найдете в той школе
или в том классе, куда уйдете. И — это
важнее — потому, что за свою жизнь
ваш ребенок не раз столкнется с людь­
ми, взгляды которых будут для него
неприемлемыми, а общение — мягко
говоря, затруднительным. И что же,
всякий раз ему «убегать»? Всегда ли
найдется, куда? И тем не менее, есть
ситуации, когда ребенка нужно заби­
рать. Если вы чувствуете, что возни­
кшее психическое напряжение ему не
по силам — уходите. Таков ли ваш
случай — решайте сами.
Второй способ. Поставить учителю
условие: если вы еще раз допустите
подобное по отношению к моему ре­
бенку, то я... Дальше должно следо­
вать хорошо продуманное перечисле­
ние мер, которые вы собираетесь пред­
принять. Способ опасный. Он может
спровоцировать учителя померяться с
вами «кто-кого», особенно если вы не
учли каких-то особенностей его харак­

тера или обстановки. Но — бывает
полезен.
Третий способ. Самый естественный
и универсальный: если нельзя изме­
нить ситуацию, нужно изменить свое
отношение к ней (в Данном случае, не
столько ваше, сколько вашего ребен­
ка). Разговор с учителем сводится к
констатации разногласий и к выраже­
нию уверенности во взаимном уваже­
нии и доброй воле. Его можно провес­
ти примерно по следующей схеме. Как
и при всяком выяснении отношений,
вы начинаете разговор с выслушива­
ния позиции оппонента и демонстра­
ции того, что поняли его точку зрения:
«Если я вас правильно понял, вы счита­
ете... Вероятно, у вас есть веские осно­
вания так думать...», или «Я понимаю
ваши чувства...». После этого перехо­
дите к высказыванию собственной по­
зиции: «Но я не могу согласиться с
вашим решением. Мои чувства, мой
опыт подсказывают мне другое...» И
завершаете уверением в вашем уваже­
нии и доброй воле (с выражением
надежды на взаимность): «Я постара­
юсь объяснить сыну (дочери), на чем
основаны ваши требования. Но я про­
шу вас по возможности учесть мою
просьбу...»
И все-таки главные разговоры — не
с учителем, а с ребенком. Цель их —
помочь ребенку сохранить нормальную
самооценку. Объясните, что отноше­
ние к нему не всегда зависит от его
достоинств и недостатков. Обстоятель­
ства, независимо от его личных ка­
честв, могут сделать его «конкурен­
том», или «лишним», или «белой воро­
ной». Люди, которые по воле случая
составят его окружение, могут не лю­
бить молчаливых или говорунов, ум­
ных или тех, кто «не высовывается»,
рыжих или блондинов. На всех, как
известно, не угодишь. Если ребенок
это поймет, он гораздо менее болез­
ненно и гораздо правильнее будет ре­
агировать на многое.
Объясните ему, чем в данном случае
вызвано поведение учителя. Почему
это не стоит принимать близко к серд­
цу. Почему нельзя делать вывод, что
учитель плохой человек.
Помогите ребенку увидеть и другую
сторону медали — он и сам бывает так
же пристрастен и несправедлив. Объ­
ясните — человек имеет право любить
или не любить любого, но он должен
контролировать способы, какими он
проявляет свои чувства.
Одновременно нужно помочь ему
найти и поддерживать свой круг обще­

ния. Природа человека такова, что для
поддержаниянормального самоощуще­
ния ему нужно, чтобы другие люди его
«принимали» (то есть уважали, ценили
и любили таким, каков он есть). Если
такие люди есть (хотя бы один), то
человек способен сохранить веру в себя
в тяжелых ситуациях.
Может их проанализировать и оце­
нить, в чем причина и где искать
выход. У него хватит сил пережить
недостаточно теплое, или даже не со­
всем достойное поведение учителя;
холод или даже травлю со стороны
группы сверстников.
Конечно, он будет переживать, но
не сорвется в отчаяние. Будет искать
причину своих несчастий.
И хорошо. Пусть ищет. Помогите
ему советом (он обязательно придет
посоветоваться с вами, если ваши от­
ношения нормальные), но не навязы­
вайтесь без спросу.
Он будет пытаться переломить ситу­
ацию: нагрубит учителю или будет п р о ­
гуливать, пожалуется классному руко­
водителю или директору, поколотит
одноклассника или постарается сде­
лать то, что соученики ценят. Не всег­
да он будет выбирать самый лучший,
достойный и законный способ. При­
глядывайте за ним.'
Но не пытайтесь без крайней нужды
решить проблему за него. Во-первых,
это неэффективно. Во-вторых, и это
главное, в этой борьбе ребенок учится
понимать других людей и себя самого.
Учится завоевывать любовь и защи­
щаться. Учится уживаться с людьми. В
общем, приобретает незаменимый жиз­
ненный опыт.
В заключение еще несколько слов.
Тот факт, что у ребенка случаются в
жизни тяжелые моменты (тогда как их
сверстники выглядят со стороны более
благополучными) многие родители вос­
принимают либо как факт личного
поражения, либо как свидетельство
неприспособленности, «неполноценнос­
ти» детей. Ни то, ни другое не верно.
Все люди сталкиваются с трудностями.
Но — в силу множества обстоятельств
— в различном возрасте и в разных
ситуациях. Свой жизненный опыт и
взгляды всегда полезно переосмыслить,
тем более если возникли проблемы.
Но не корите себя. Вы окажетесь на
высоте там, где с трудностями столк­
нутся другие.

Ольга Игоревна Крушельницкая, психо­
лог, работает в 16-й школе города
Мытищи под Москвой.

ПОПЫТКА

СЛОВАРЯ

ТРУДНОСТЕЙ

С. Степанов

Курение
История несчастной лошади, которую
убила капля никотина, рассказана уже
столько раз, что сегодня едва ли кто
решится выступить в защиту курения.
Тем не менее миллионы людей про­
должают отравлять себя и окружающих
табачным дымом. При этом большин­
ство из них курит не потому, что это
доставляет большое удовольствие, а
потому, что у них сформировалась силь­
ная потребность в курении, которая,
если ее не удовлетворить, обрекает
человека на душевные и телесные муки.
Мало найдется таких курильщиков, кто
хоть раз не задумывался: «Надо бы
бросить...» Увы, далеко не все обладащ д л я этого достаточной силой воли.
И*лродолжают курить, выискивая не­
уклюжие оправдания. Впрочем, даже у
заядлых курильщиков порой возникает
горькая мысль: «Не надо было начи­
нать...» Такие мысли, к сожалению, не
посещают человека в юные годы, ког­
да рука впервые тянется к сигарете.
Долг взрослого — предотвратить пере­
растание детской «забавы» в изнури­
тельное пристрастие. Как этого до­
биться?
Прежде всего родители должны от­
давать себе отчет вот в чем: если ктото из взрослых членов семьи курит,
ребенка очень нелегко убедить в па­
губности курения. Исследователи
установили, что дети курящих родите­
лей вдвое чаще, чем некурящих, сами
становятся курильщиками. Поэтому
родителям в поисках внутренних сил
для отказа от вредной привычки стоит
вспомнить об очень важном аргументе:
сделать это надо ради блага детей.
Родители (как курящие, так и неку­
рящие) бывают огорчены, узнав, что
их сын или дочь попробовали ядовито­
го дыма. Первая и, казалось бы, естес­
твенная реакция — строго наказать.
Но лучше разобраться в ситуации спо­
койно. В каком возрасте ребенок мо­
жет позволить себе эту «шалость»? Как
выясняется, в любом.
Считается, что курение — одна из
многих проблем подросткового воз­
раста. Однако иногда приходится стал­
киваться и с тем, что сигарету берет
15 младший школьник или даже дошколь­

ник. Зачем он это делает? Ответ, как
правило, прост: ребенок, стремящийся
в игре приобщиться к миру взрослых,
желает ощутить себя стреляющим, ве­
дущим машину, строящим дом и... ку­
рящим. К многочисленным атрибутам
игры добавляется еще один — сигаре­
та. В доме, где кто-то курит, сигарету
добыть нетрудно. Да и в ином случае
при известной изобретательности (а ее
детям не занимать) это не проблема.
Тут, наверное, не стоит бить в набат

в опасении, что рождается вредная
привычка. Чисто по-детски ребенок
может попробовать сыграть и в ку­
рильщика. Будьте уверены, никакого
удовольствия эта игра ему не принесет.
Организм человека устроен очень ра­
зумно, он не приемлет вредных ве­
ществ. Даже если малышу удалось креп­
ко затянуться, ничего, кроме отвраще­
ния, он не испытает. Родительское
наказание послужит лишь необязатель­
ной добавкой к той весьма ощутимой

неприятности, которую маленький эк­
спериментатор доставил себе сам.
Узнав о таком опыте, родители до­
лжны стараться исключить возможность
его повторения — именно неоднократ­
ное повторение может привести к тому,
что здоровая реакция отторжения пос­
тепенно угаснет. Нежелательно, чтобы
ребенок имел возможность уединяться
для проведения своих экспериментов.
Даже если в доме есть сигареты, они
не должны соблазнять малыша своей
доступностью.
Курящие близкие должны избегать
того, чтобы своим поведением прово­
цировать ребенка следовать нежела­
тельному примеру. Если же вы застали

ребенка с сигаретой (или так или ина­
че узнали о его поступке), не торопи­
тесь судить и карать. Объясните ему,
что табак не приносит удовольствия (в
это он охотно поверит, опираясь на
свой опыт), что некоторые взрослые
привыкли к сигаретам, но страдают от
этого. Воспринимая курение как от­
клонение от нормы, ребенок по край­
ней мере на несколько ближайших лет
воздержится от него.
Однако чем старше ребенок, тем
более серьезной становится для него
проблема курения. В каком-то смысле
курение и для школьника еще игра.
Однако сам он это так не воспринима­
ет. Для школьника, особенно подрост­

ка, уже недостаточно изображать взрос­
лого, осознавая в глубине души всю
условность этой игры. Дошкольник
может курить «понарошку», пользу­
ясь предметом-заместителем, например,
карандашом или бумажной трубочкой,
изображающей сигарету. Подросток уже
стремится действительно быть как
взрослый или по крайней мере макси­
мально походить на него. Легче всего
кажется (и оказывается) перенять внеш­
ние приметы взрослого мира, явно
отличающие взрослого от ребенка.
Большинство исследователей убеж­
дены, что при обращении к курению
дело скорее в психологии. Потреб­
ность в никотине не естественна для
человеческого организма, то есть мож­
но сказать, что биологического побуж­
дения к самоотравлению человек не
испытывает (лишь впоследствии, на­
сильно включенный в обмен веществ,
никотин становится властным дикта­
тором). Главный механизм курения
подростка — подражание (взрослым
или тем сверстникам, кто уже «прич 1 /~ Х ч pm /

V

ЯНГРЛПТ1 ,не
нр п&члгш--'
Р аяшшАФ^ бгёйз ' ' ангелов
обхода,- У 'ХЧ.
лось Уш одно Дозвдесдво. Всфл^ним у ,& ю ка:'\/1^

На р'азшра&ейнуюъту
И на играющих де$ц$ л
г
Сусалъныйчан&л смотри1п щ елку /
Закрытых наглух^двереи.к1

27

го все это было вкусно именно
на рождественской еже!» Это
вспоминает художник Мстислав
Добужинский. А это Александр
Вертинский:
«Сначала вешали на елку
крымские румяные яблочки,
потом апельсины и мандарины
на красных гарусных нитках,
потом золотые и серебряные оре­

хи, потом хлопушки, потом кон­
феты и пряники — все по по­
ряжу. Ночью, когда все засы­
пали, я тихонько вставал и тас­
кал апельсины, конфета и пря­
ники, которые и съедал туг же,
вынимая из-под подушки»...
Может быть, стоит вернуть
эту добрую русскую традицию —
пряник на еж е?

Продавались ангелочки- "из
фарфора, воска, сахара, в а ш и
поля, шелка и кружев, из бума­
ги и блесток.
Мы привыкли к тому, что
верхушку новогодней е ж и тра­
диционно венчает пятиконечная
звезда, а ведь существует по­
верье, чтобы Новый год был
счастливым и удачным, на вер­
хушке елки обязательно должен
быть ангел. Видите, как много
зависит от этого нежного сущест- ва.
/~
Так что и у нас на празднике
непременно должны быть анге­
лы.

Поскольку купить .ангела сдс-орее всего не удастсярприф;ется
сделать самим.
'" ‘ 7

_ / " 4 ■"Можно взять небольшого пуп- %
(
сика,-сшить ему игбелбй, рЬао-,/Л
\ ; - / вой иди голубой' Дйгкбй ткани
\ ' о ДЩйщое одеяние,. йа'ГолбвуприV \ '-jcpgitob нимб из- белой бумаги^ - •
4 -раскрасив епСзрлоченой крас­
кой и приклеив блестки. Кры'
лышйи сделать из поля или кап4 у рона, придав мщ жесткость крах/ мадбм^иДи крвдкиу раствором
Д ' " "сахара.
/
ч/
Можно л ы резать ангела из
ч фольги,^Наклеить на картон и
'затем раскрасить гуашью. Воло­
сы должны быть непременно бе­
локурые.
По нашему рисунку можно
сделать различные шаблоны: и
дая украшения комнаты, и что­
бы наклеить на окно, и для
того, чтобы по нему вырезать
пряники.

_

ч- /
7,

Jr t

ш я

at"-'

Wr . йЗВЯЕЙИЯГ '

Потирая руки от радости, Эдик тут же решил
поменять руководящий состав телевидения, как
только он появится целиком на экране.
Потом ему пришло в голову сменить правитель­
ство, послав его в джунгли неведомого царства
(столица город Ньянма), а в министры сунуть
десяток продавцов с рынка, самых толстых и
усатых.
Только надо было дождаться какого-нибудь тор­
жественного заседания с трансляцией по телеви­
дению — и одновременно репортажа с базара.
А Валькирия, почесавши под мышкой, сказала:
— Эх, раньше не додумались! Мы бы эту куклу
Барби Машу перекинули в какой-нибудь действу­
ющий вулкан!
— Свободно! — ответил Эдик.— Можно и в
кипящий суп. Только надо ее еще раз показать по
телевизору.
— А вот как бы вызвать мастера Амати сюда,
чтобы он увидел ее на экране? — озабоченно
сказала Валька.— Он ведь не выносит чужих
страданий. Как только мы ему пригрозим, что
Барби Маша сгорит, — он сразу же отдаст нам
весь мир за одну свою куклу.

О

е

а

Тут Валька перешла на крик:
— А вот то, как я погибала столько лет у него
в рабах, ваньку валяла во дворце в Гималаях, не
пила — не курила, тратила свою молодость на
книги, работала как бобик с компьютером, сидела на диете без соли, сахара и водки, каждый
день по два раза принимала душ и плавала в
бассейне, эти мои страдания его не колыхали!
Эдик, необыкновенно поумневший, предложил
план действий.
Надо было украсть куклу Барби Машу и какнибудь запятить ее в передачу телевидения.
И пригрозить мастеру Амати, что если он не
отдаст Вальке и Эдику власть над Землей (Эдик
настаивал также и на власти над Луной), то кукла
Барби Маша во время передачи будет засунута
куда-нибудь в горячую точку планеты.
Тут же колдунья Валька торжественно произ­
несла:
— Отныне тебя будут звать Сила!
И счастливый Эдик ответил ей:
— Меня будут звать Сила Грязнов!
Валька на радостях оторвала взгляд голодного
Эдика от экрана и повела его вниз с целью
организовать банкет в соседнем ресторане, после
чего туда были вызваны силы спецотряда по
борьбе с бандитизмом.
Дело в том, что Эдика и Вальку швейцар не
пустил в ресторан из-за их дикого вида, и они,
обидевшись, начали скандалить, и Валька мигом
приволокла на себе из музея Красной Армии
боевую ракетную установку «Катюша» времен
второй мировой войны.
Первым же залпом сопротивление охраны было
сметено, но и от ресторана мало что осталось.
Вместо двери красовалась большая яма, в кото­
рой сидел и таращился охранник.
Голодные, закопченные и злые, Валька и Эдик
(Валькирия и Сила Грязнов) снова сели перед
своим волшебным телевизором, желая развлечь­
ся, но во всем районе Из-за взрыва вырубилось
электричество.
Говорят же — не рой другому яму, сам попа­
дешь.
А кукла Барби Маша, которая в это время жила
у старого столяра Ивана на подоконнике в спе­
циально построенном домике, готовилась к тяже­
лым временам: она все знала, но спасти себя
была не в силах.
Что касается мастера Амати, то он, сидя в
своем хрустальном дворце, был целиком занят
новой скрипкой и не знал, что ему угрожает.
Посмотрим, какие их ждали приключения.

Книга Беатрисы Поттер «Кролик Питер и другие истории»
вышла, как вы уже знаете, в нашей «Детской библиотеке».
(Дорогие читатели! Мы огорчены, что многие из вас не смогли
вовремя подписаться на это приложение к журналу.
Напишите нам, какие книги вы хотели бы получить;
мы всеми силами постараемся вам помочь.)
Сегодня мы публикуем —в пересказе Михаила Гребнева —
еще одну сказку знаменитой английской писательницы

Сказка
про миссис
Стефани Фанни
Беатриса Поттер

На ферме Крохтон жила девочка Джули. Джудц
была хорошая девочка, но то и дело теряла
носовые платки!
Как-то раз Джули вышла во двор вся в слезах.
— Где мой любимый платочек? — хныкала
она.— Куда подевались три платка и передник?
Тереза, ты не видала моих платков и передника?
У мисс Терезы Коттер не было настроения
разговаривать, она молча умывала свои белые
лапки.
Тогда Джули спросила у крапчатой курицы:
— Энни-Пенни, тебе не попадались три пла­
точка?
— Что мне твои платочки! — возмутилась
Энни-Пенни,— Мне нечего надеть! Посмотри,
как я хожу — босиком! Боси-ко-ко-ко! — обиу
женная Энни-Пенни скрылась в курятнике.
Тут Джули заметила на ветке дрозда Робина.
— Робин, тебе не попадались мои платочки?
Робин блеснул огромным черным глазом, взмах­
нул крыльями и улетел за каменную стену,
окружавшую ферму Крохтон.
*
В той стене был ступенчатый лаз. Джули под­
нялась на несколько ступенек, и перед ней
открылся вид на высокую-превысокую гору —
вершина терялась в облаках. Ей почудилось, что
на траве, под самыми облаками, лежали какие-то
белые вещицы...
Через две минуты Джули была у подножия
горы. Вверх вела крутая тропинка. Джули стала
карабкаться по ней так быстро, как только поз­
воляли ее крепкие ножки. Когда она вскоре
посмотрела вниз, ферма Крохтон показалась ей
крохотной, домики были далеко-далеко внизу,
прямо под ногами у Джули.
Из небольшой пещерки, нежно журча, выби­
вался ручеек. Кто-то подставил бидон, но он уже 40

переполнился. А бидон тот был не крупнее
рюмочки для яйца! И еще на мокром песке
виднелись следы какой-то очень маленькой осо­
бы.
Джули торопливо поднималась вверх.
Тропинка заканчивалась под большой скалой.
Здесь, на зеленой лужайке, стояли воткнутые в
землю сучки с натянутой на них камышовой
веревкой и лежала целая куча крошечных прище­
пок, но не было видно ни одного носового
платка!
Зато здесь было еще кое-что — дверь! Прямо в
скале. И за дверью кто-то пел:

Джули толкнула дверь и оказалась в чистой
уютной кухне с деревянными балками под потол­
ком и с кафельным полом — в общем, в самой
обычной кухне, как на любой ферме. Только
потолок был очень низкий — прямо над головой.
И совершенно крохотные были кастрюли и ско­
вородки, как, впрочем, и все остальное.
Пахло теплой гладильной доской. У стола,
приподняв утюг, стояла низенькая полная особа
с подоткнутым платьем и озабоченно глядела на
Джули. Поверх полосатой нижней юбки у нее
был повязан большой фартук; глаза часто морга­
ли, крохотный черный нос посвистывал и по­
Белое, крахмальное,
фыркивал: с-стуф, сстуфф, ффа, ффа. А из-под
в порошке стиральное,
чепчика маленькой особы торчали самые взап­
равдашние ИГОЛКИ!
глажено-утюжено
— Кто вы? — спросила Джули.— Может, вам
от зари до ужина!
Джули постучалась — тук-тук-тук... Песня пре­ попадались мои платочки?
— А как же, барышня! Меня зовут,— маленькая
рвалась, и тихий испуганный голосок спросил:
особа сделала книксен,— меня зовут Стффф...
— Кто там?


41

Рисунок Беатрисы Поттер

i

миссис Стефани Фанни, если позволите. А то как
же! Я отличная прачка, если позволите! — Тут
она вытащила что-то из корзины и разложила на
столе для утюжки.
— Что это у вас? — спросила Джули,— Это не
мой платок?
— Ах нет, барышня. Это красный жилет дрозда
Робина, если позволите!
Она отутюжила его, сложила и убрала в сторо­
ну.
Затем она сняла что-то с деревянной рамы для
сушки белья.
— Это не мой передник? — спросила Джули.
— Ах нет, барышня, это скатерть мисс Скворч,
вся залита смородинным вином, если позволите!
Поди, отстирай такую-у-уфф!-Ффа...
Миссис Стефани Фанни взяла из очага второй
утюг и брызнула на него водой.
— Стфф! — ответил утюг, он уже достаточно
накалился у огня. Глаза у хозяйки то и дело
моргали, а черный нос свистел и пофыркивал:
— Сстуф, стффф! Ффа-фффа-а...
— Это мой платок! — воскликнула Джули.— А
вот и мой передничек!
— Ффа! — вздохнул утюг, опускаясь на перед­
ник.
Миссис Стефани Фанни выгладила его, нагоф­
рировала и расправила по краям кружево.
— Замечательно! — поблагодарила Джули.— А
для чего эти длинные, желтые, с пальчиками как
у перчаток?
— А, это пара чулок Энни-Пенни, если позво­
лите. Продрала до дыр, зачем-то скребет пятками
землю. Скоро будет ходить босая! — сказала
Стефани Фанни.
— Ага, здесь еще платок, но он красный, это не
мой.
— Это платок старушки миссис Пуш, если
позволите. Он так провонял луком, что пришлось
стирать его отдельно. Но запах остался.
— А вот мой второй платок,— сказала Джули.—
А это что у вас, такие смешные, беленькие?
— Это митенки мисс Терезы Коттер, я их
только глажу — стирает она сама.
— Вот мой последний платок! — сказала Джу­
ли.— А что вы макаете в миску с крахмалом?
— Манишки Никки Рокфора. Ну и грязнуля же
этот мышонок! — воскликнула миссис Стефани
Фанни.— Ну, я все погладила, теперь надо
проветрить кое-какие одежки.
— Что это за пушистые вещицы? — спросила
Джули.
— А, это меховые курточки ягнят из Барандора.
— Значит, они снимают курточки?
— Да, барышня, если позволите. Видите, здесь
на плече овечье клеймо или метка. На этой
курточке стоит клеймо «Малкастер», а вот три
куртки с метками «Крохтон». Овчину всегда
клеймят перед стиркой,— объяснила миссис Сте­
фани Фанни.

И она стала развешивать для проветривания
самую разную одежду — мышиные замшевые
курточки, черный бархатный жилет мистера Кроттерли-Роя, рыжий бесхвостый фрак бельчонка
Чоппи, сильно подсевшую голубую куртку Пите­
ра Пуша и нижнюю юбку без метки, которая
затерялась в стирке, — наконец корзина освобо­
дилась!
Миссис Стефани Фанни сделала чай, чашечку
себе и чашечку — Джули. Они сели у огня на
скамейку, потягивали чай и поглядывали друг на
друга. Левой рукой миссис Стефани Фанни дер­
жала на весу чашку, а правой размешивала са­
хар — руки у нее были темно-коричневые от
загара и ужасно сморщенные от стирки. А сквозь
платье и чепчик у нее везде торчали шпильки,
острым концом наружу; поэтому Джули старалась
сидеть подальше.
После чая они связали одежду в узлы, а платки
Джули были аккуратно сложены, завязаны в
чистый передник и сколоты серебряной булав­
кой.
Они подложили в огонь сухого торфа, вышли и
заперли дверь, а ключ спрятали под порогом.
С узелками одежды в руках побежали под гору
Джули и миссис Стефани Фанни.
Из зарослей папоротника выходили встречать
их разные лесные обитатели. Но прежде других
на тропинку выпрыгнули Питер Пуш и Олли
Кроллет.
Миссис Стефани Фанни отдала им чистые
одежки. Все звери и птицы очень благодарили
дорогую, славную тетушку Фанни.
Когда Стефани Фанни и Джули спустились с
горы и оказались у каменной ограды, в руках у
них уже ничего не было — только Джули несла
свой крохотный узелок.
Джули влезла по ступенькам на стену и оберну­
лась — попрощаться и сказать прачке «спасибо»...
Но какое странное дело! Миссис Стефани Фанны
вовсе не ждала благодарности, не дожидалась она
и оплаты стирки по счету...
Она уже мчалась по тропинке обратно в гору —
но куда делся ее накрахмаленный чепчик? Куда
делась шаль? Но, позвольте, где ее платье? И где
же ее полосатая нижняя юбка?
И какая она стала крохотная, и какая бурая —
и вся обросшая ИГЛАМИ!
Да, миссис Стефани Фанни оказалась обыкно­
венным ЁЖИКОМ.
Кое-то поговаривает, что маленькая Джули за­
дремала на каменной ограде и всё ей приснилось.
Но скажите на милость, откуда взялись три
чистых платка, завязанные в передник и заколо­
тые серебряной булавкой?
К тому же я сама видела маленькую дверцу —
на горе, известной под названием Кошачьи Ко­
локольчики, и к тому же... я сама очень хорошо
знакома с миссис Стефани Фанни!

Главное,
что улыбка на устах
Фильм Патриса Шеро «Королева Марго»
по мотивам романа Александра Дюма
Кажется, только ленивый (из писав­
ших об этом замечательном фильме)
не повторил слова режиссера: «Я сни­
мал все что угодно, только не истори­
ческий фильм». А критик «Коммерсанть-DAILY», тот даже воскликнул:
«Как вообще можно снимать истори­
ческий фильм в конце двадцатого века,
когда отношения человека и Истории
непредсказуемы и смертельны?»
(Тут, положим, нетрудно возразить,
что искусство на то и рискованное
занятие, чтобы стремиться к невоз­
можному, а делать вещи заведомо воз­
можные настоящему художнику скуч­
но.
Возразить нетрудно, однако вопрос,
что же все-таки снимал Патрис Шеро
«по мотивам» знакомого с детства и
полузабытого романа, все равно оста­
ется. Конечно, не исторический фильм
в костюмно-бутафорском смысле. И не
«экранизацию классики». От Дюма-отца
только перья летят. Ни тебе героики,
ни романтики. К тому же Шеро и его
соавтор сценария Даниэль Томпсон
. Корее всего не преминули перелистать
другой полузабытый роман из той же
эпохи — «Юность Генриха IV» Генриха
Манна, куда как более, чем Дюма,
реалистический. Так все же. К чему
эти призраки Варфоломеевской ночи,
непреклонный адмирал Колиньи, ка­
толики и гугеноты?
Патрис Шеро, 1944 г. р., имя сравни­
тельно новое для нас. Это французский
режиссер театра и кино, много лет
руководивший Национальным театром в
Париже, где ставил либо Шекспира,
Марло, Мариво, либо скандальных совре­
менников типа Жана Жене или Б.-М.
Кольтеса, который (по словам Шеро)
писал «на несуществующем французском
языке» и «восставал решительно против
всего». Несколько лет назад Шеро осу­
ществил в Байрейте нашумевшую пос­
тановку тетралогии Вагнера «Кольцо
нибелунга». Снял несколько фильмов.
Сыграл еще в нескольких (в частности,

Демулена в «Дантоне» Вайды). Говорит,
что снимать кино учился у Висконти,
Копполы и Скорсезе. С 90-го года, з а ­
бросив остальные дела, занимался съем­
ками «Королевы Марго» с Изабель Ад­
жани в главной роли, фильма, впервые
показанного только на Каннском ф ес­
тивале в этом году.

Ничего не знаю о «взглядах» Патри­
са Шеро, однако по возрасту он при­
надлежит к поколению бунтарей 68-го
года, для которых отношения с Исто­
рией были в числе наиболее сущест­
венных. В смысле желания упразднить
Историю ради утопии «вечного настоя­
щего», «здесь и теперь». Так что, воз­
можно, «Королева Марго» знаменует
собой финал утопии. Крушение иллю­
зий. Восстановление Истории в правах.

Й

?

Кадр из фильма

© @@@ © © ® © ©

Поначалу Марго со своей наперсницей
Анриетгой (Доминик Блан) напомина­
ют «детей-цветы» XVI столетия, чья не
признающая узды галльская чувствен­
ность накаляется порой до злой похо­
ти. В обстановке оголтелого флирта,
кулачных боев, повального вероломст­
ва и прочих примет разлагающегося
двора. Придворного благолепия нет и в
помине. Католичке Марго плевать на
политический пасьянс, заставивший ее
выйти замуж за гугенота, тем паче на
;лигиозные распри. Встречу Марго с
а Молем (Винсен Перез) Шеро решил
в брутальном ключе. Терзаемая похотью
королева ночью, в маске, выбирается
из дворца на парижскую улицу и как
последняя шлюха отдается приглянув­
шемуся красавчику. Это потом уже както вспыхнет Великая Любовь, сначала
будет сексуальный экстаз в подворот­
не. «Здесь и немедленно».
На хрупкие плечи красавицы Аджани
Шеро возложил нелегкое бремя: сыгать примирение с жизнью, т. е. с
[сторией, какая есть: жестокой, крова­
вой, омерзительной. Больше, чем при­
мирение,— капитуляцию. Капитуляция
перед Историей и есть, мне кажется
скрытый сюжет «Королевы Марго».
Какой уж тут «исторический фильм».
Это в значительной мере фильм пор­
третный. Лица, лица. Имитируя мане­
ру старых мастеров (например, испан­
ца Веласкеса и француза Фуке) Шеро
долго и пристально портретирует глав-

ных персонажей: кроме самой Марго,
это Генрих IV, ее нелюбимый муж
(Даниэль Отей), Карл IX, царствую­
щий брат (Жан-Юг Англад), наконец
королева-мать, Екатерина Медичи, сыг­
рав которую, Вирна Лизи получила в
Канне приз за лучшую женскую роль,
и как ни хороша Аджани, получила
заслуженно: нужно было суметь сыг­
рать в застылом обличье мумии клоко­
чущую страсть, преступную волю и
пагубную слепоту безумной мечты, пре­
вращающей мать в убийцу сына. Эта
магия портретов, магия великолепной
актерской игры сильнее хитросплете­
ния интриг, отчасти, но не до конца
разреш аю щ ихся В арф олом еевской
ночью, держит в напряжении нервы и
кружит голову. Ход событий припоми­
нается по Дюма. Решительное расхож­
дение с Дюма в том, что эти порой
ужасные, страдающие, полусумасшед­
шие люди в фильме Шеро заряжены
витальной силой много больше, чем
благородно-несгибаемый гугенот Л а
Моль, и Марго, вопреки, разумеется,
сознанию, все больше втягивается в
бездонную воронку их мучительных вза­
имоотношений, которые и есть, со­
бственно, жизнь.
Не возьмусь описывать, как снята
Варфоломеевская резня. Подробно.
Беспощадно. Завораживающе. Как ра­
неная птица мечется королева Марго
по узким улочкам, забитым трупами.
Вспомните, кто видел, Ночь длинных
ножей в «Гибели богов» Висконти,
Шеро не зря называет его своим учи­
телем.
Но если не самое страшное, то са­
мое безнадежное начинается потом.
После Варфоломеевской ночи Марго в
Наварре, где царствует ее супруг, встре­

тится с преследуемым Ла Молем и в
относительной безопасности останется
наедине со своей Великой Любовью.
И в этом идеальном «здесь и теперь»
поймет, что на самом-то деле это не
Великая, а Иллюзорная Любовь, толь­
ко сострадание и только воспомина­
ние. А настоящая жизнь настоящей
королевы Марго, с любовью или без
любви, как получится,— там, в Пари­
же. Горька их последняя ночь, а рас­
ставание окончательно. Все кончено,
не успев начаться. Одной иллюзией
меньше, только и всего. Такой пово­
рот Дюма, разумеется, и не снился.
Потом, как известно, нераскаянный
гугенот и заговорщик Ла Моль, про­
шедший через фильм (едва ли случай­
но) бледноватой тенью, погибнет на
эшафоте, несмотря на попытки Марго
спасти его, вызванные скорее всего
благодарностью памяти, имеющей свои
правила. Подкупив палача, она полу­
чит его кровоточащую голову. С осун рш им ся, но по-прежнему прекрас­
ным лицом, с головой Ла Моля в узле
на коленях, королева Марго возвраща­
ется во дворец. «Ваше платье в крови,
мадам»,— говорит паж, сопровождаю­
щий королеву. О чем она думает, отве­
чая: «Неважно. Главное, что улыбка на
устах»?
Жизнь сильнее любви. История силь­
нее жизни. Смерть сильнее всего.
Только улыбка, непонятно чья. И
ничего больше.

В. Алексеев
Р. S. Если кому-то в этой современной
беспросветице все-таки станет жаль
старика Дюма, читайте для утешения
обзор С. Конева на странице 54.

В. А.

ВИДЕОДОМ

И снова
все жанры
Бытует мнение, что на видеорынке можно
встретить только развлекательное кино не
слишком высокого уровня. Мнение глубоко
ошибочное: кино на видеорынке разное,
разных жанров, разного уровня, разной сте­
пени привлекательности для разных катего­
рий зрителей. Поэтому в очередной обзор
я, как обычно, постарался включить филь­
мы разных жанров - от исторической дра­
мы до боевика, от комедии до мистического
триллера. Уверен, что каждая из этих кар­
тин найдет свою аудиторию, хотя их уро­
вень может кому-то показаться спорным.
Начнем со старого фильма "АУСТЕР­
ЛИЦ".
"АУСТЕРЛИЦ" ("БИТВА ПРИ АУСТЕ­
РЛИЦЕ") ("Austerlitz”). 1960 г., ФранцияИталия-Югославия, 166 минут. Реж — Абеш
Ганс ("НАПОЛЕОН" 1927 г. и 1934 г.,
"БОНАПАРТ И РЕВОДЮЦИЯ"). В ролях:
Пьер Монди ("НЕ ПОЙМАН - НЕ ВОР",
"ПОДАРОК”). Клаудиа Кардинале ("КРАС­
НАЯ ПАЛАТКА", "ОДНАЖДЫ НА ДИ­
КОМ ЗАПАДЕ"), Мартин Кароль ('НОЧ­
НЫЕ КРАСАВИЦЫ", "ВАНИНА ВАНИНИ"), Лесли Кэрон ("АМЕРИКАНЕЦ В
ПАРИЖЕ", 'ВАЛЕНТИНО"), Випорио де
Сика ("ГОЛУБОЕ НА ГОЛУБОМ", "РЕ­
Орсон Уэллс ("ГРАЖ1ГУЛИРОВЩИК"),
у л и р о ы ц и к '), ирсон
(Г раж ­
д а н и н КЭЙН", "ЧУДОВИЩНАЯ ДЕКА­
ДА"), Джек Пэлэнс ГТАНГО И КЭШ",
"ГОРОДСКИЕ ПИЖОНЫ”) и др. Худ. оц.
3,5 (из 6). Комм, оц.— 2,5 (из
' 5).
Выдающийся французский режиссер Абель
Ганс не раз обращался к эпохе и личности
Наполеона, поставив, между прочим, один
из шедевров 20-х годов - немой "колосс"
(1927-й год). Тем обиднее);
что его "АУСТЕРЛИЦ", снятый в 1960-м
году совместно с Роже Ришбе, оказался
удивительно безвкусным, затянутым, пере­
груженным необязательными сценами и
диалогами фильмом. Главные достоинства
ленты, посвященной самой славной победе
Бонапарта при Дустерлице в 1805-м году,’эТб цвет, роскошь постановки, оператор­
ская работа Анри Алекана и колоссальный
актерский состав: Пьер Монди (Наполеон),
Клаудиа Кардинале, Мартин Кароль, Лесли
Кэрон, Витторио Де Сика, Жан Марэ,
Орсон Уэллс, Джек Пэлэнс, Жорж Мар­
шал, Мишель Симон, Этторе Манни, Даниэлла Рокка, Жан-Луи Ришар, Жан-Луи Трен­
тиньян. Фильм непереносимо длинный (2
ч. 46 мин.), но еще чудовищнее то, что с
ним сделали в американском прокате: вер­
сии в 120 и даже... 73 минуты!
"ОТПРАВНАЯ ТОЧКА" ("Breaking Point").
1989 г., США, 100 минут. Реж .- Питер
Маркл ("БЭТ*2Г, "ВСПЫШКА ВО ТЬМЕ").
В ролях: Корбин Бернсен ("ВЫСШАЯ
ЛИГА", "СТРЕЛКИ ЧЕСТИ"). Иоанна Па­
кула ("ПАРК ГОРЬКОГО", ‘ПОЦЕЛУИ').

45

Это кадр из упоминаемого в тексте "Наполеона" Абеля Ганса.
Справа, кстати, сам режиссер в роли Сен-Жюста
Джон Гловер ("ГРЕМЛИНЫ 2", "ЭД И ЕГО
ПОКОЙНАЯ МАМАША”), Дэвид Маршалл,
Эктою Дивофф ("ИГРУШЕЧНЫЕ СОЛДА7;*КИ, ''ГОНКОНГ, ГОД 1997"). Худ. о ц ,4,5. Ком. оц .- 4.
В 1944-м году в Лиссабоне фашистская
разведка похищает американского шпиона
Джефферсона Пайка (Бернсен) и пытает
его, надеясь выведать место и время буду­
щей высадки союзников. При допросе Пайк
теряет сознание... и приходит в себя через
два года. По крайней мере, так сказал врач.
Пайк лежит в чистенькой палате в амери­
канском военном госпитале, на столе газе­
та, помеченная 1946-м годом, рядом симпа­
тичная медсестра. Но все-таки что-то здесь
неладно... "ОТПРАВНАЯ ТОЧКА” (более
точным был бы иной перевод названия
фильма: "Предел прочности . - Ред.) — хо­
роший шпионский триллер, но... Зачем же
авторы сразу раскрывают все карты? Зачем
ffe дают зрителю помучиться и поломать
голову над ВОЗМОЖНЫМИ вариантами
разгадки и развития событий? Фильм, сня­
тый для кабельного ТВ, был бы еще инте­
реснее, если бы не являлся просто римей­
ком картины 1964-го года *36 ЧАСОВ”
Джорджа Ситона с участием Джеймса Гар­
нера, Рода Тэйлора и Эвы Марии Сент.
"ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ОТКАЗЫВАЛ­
СЯ УМИРАТЬ" ("The Man Who Wouldn't
Die"). 1993 г., США-Канада, 89 минут. Р е ж Билд Ковдон. В ролях: Роджер Мур ("МУНРЭИКЕР", "ОСЬМИНОЖКА"), Мэлкодм
МакДауэлл ("КАЛИГУЛА", "ЦАРЕУБИЙ­
ЦА), Нэцси Аллен ("КЕРРИ", "ОДЕТАЯ
ДЛЯ УБИЙСТВА"), Джексон Дэвис, Эрик
Мак-Кормэк ("ЗАТЕРЯННЫЙ МИР", "ВОЗ­
ВРАЩЕНИЕ В ЗАТЕРЯННЫЙ МИР"). Худ.
оц.— 4,5. Ком. оц,— 4.
Писатель пишет приключенческие рома­
ны про злодея и его преследователя. Реаль­
ный злодей берет книгу писателя и начина­
ет следовать его "рецептам"... Расхожий сю­
жет, несколько раз воплощавшийся в кине­
матографе, скажем, в фильме "ТЬМА"
("Tenebrae") Дарио Ардженто, вдохновил и

создателей этой телевизионной ленты. Пи­
сатель Томас Грэйс (Мур) пишет книгу
"Человек, который отказывался умирать".
Кровожадный убийца Бернард Дрэйк (Мак­
Дауэлл) настаивает, что главный злодей в
книге — Морисси — списан именно с него,
с Дрэйка. А чтобы подкрепить это "доказа­
тельствами", начинает совершать преступле­
ния точно как описано в книге. Грэйс и
девушка-экстрасенс Джесси (Аллен) начи­
нают борьбу... Увлекательная стилизация
под "черные триллеры" с налетом мистициз­
ма. Авторы умудряются извлечь из не очень
богатого сюжета максимум выразительно­
сти.
"С ПИСТОЛЕТОМ НАГОЛО 33 1/3:
ПОСЛЕДНИМ ВЫПАД" ("ГОЛЫЙ ПИС­
ТОЛЕТ 33 1/3") ("Naked Gun 33 1/3: The
Final Insult"). 1994 г., США, 83 мин. Р е ж Питер Сигал. В ролях: Лесли Нилсен ("С
ПИСТОЛЕТОМ НАГОЛО 1 и 2", "РЕЦИ­
ДИВ"). Присцилла Пресли ("С ПИСТОЛЕ­
ТОМ НАГОЛО 1 и 2"). Джордж Кеннеди
("С ПИСТОЛЕТОМ НАГОЛО 1 и 2", "ПОД­
РАЗДЕЛЕНИЕ "ДЕЛЬТА"), 0. Дж. Симп­
сон ("С ПИСТОЛЕТОМ НАГОЛО 1 и Г ,
"ОГНЕВАЯ МОЩЬ”), Фред Уорд ("МАИАМИ-БЛЮЗ", "ГЕНРИ И ДЖУН") и др.
Худ. оц.— 5. Комм, оц,— 4,5.
3-й фильм комедийно-пародийного сери­
ала "С ПИСТОЛЕТОМ НАГОЛО" о похож­
дениях бравого и непрошибаемого тупого,
но все равно неотразимого полицейского
Фрэнка Дребина (Нилсен), есди не считать
телесериала "ПОЛЙЦЕЙСКЙЙ ОТДЕЛ" с
тем же героем. Снова там же знаменитая
продюсерская группа Закер-Эбрахамс-Закер,
но режиссерский "руль" Дэвид Закер отдал
на сей раз Питеру Сигалу... Итак, Фрэнк
Дребин женился на Джейн (Пресли) и вы­
шел на пенсию. Но кто же, как не старина
Фрэнк, может справиться с зловещим тер­
рористом Рокко Диданом (Фред Уорд), за­
мышляющим взорвать церемонию вручения
премии "Оскар"?.. Пусть эта серия чуть-чуть
и уступает предыдущим, но смеяться вы все
равно будете до коликов в животе. Огром­

ное количество звезд: Кэтлин Фримэн,
Анна Николь Смит, Эллен Грин, Пиа Задо­
ра и — см. церемонию "Оскара", где самих
себя играют голливудские знаменитости. А
еще в фильме снялся чернокожий спорт­
смен и актер 0. Дж. Симпсон, которому в
настоящее время грозит электрический стул
за убийство жены.
"НАГРАДА ПОБЕДИТЕЛЮ - ЖИЗНЬ"
("ВЫЖИТЬ В ИГРЕ* / "ИГРА НА ВЫЖИ­
ВАНИЕ") ("Surviving The Game"). 1994 г.,
СШД, 95 мин. Реж .- Эрнест Р. Дикерсон
("КАЙФ"). В ролях: Рутгер Хауэр ("ПЛОТЬ
И КРОВЬ", "СЛЕПАЯ ЯРОСТЬ"), Айс-Ти
("РИКОШЕТ', "ЧУЖАЯ ТЕРРИТОРИЯ"),
Гэри Бьюзи ("ХИЩНИК 2", В ОСАДЕ" ,
Ф. Мюррэй Эбрахам ("АМАДЕЙ", "ИМЯ
РОЗЫ"), Сарлз С. Даттон ("ЧУЖОЙ 3") и
др. Худ. о ц ,- 4,5. Ком. о ц ,- 4,5.
Негр-бомж по имени Мэйсон (его играет
знаменитый рэппер Айс-Ти) живет на ули­
це, питается чем попало, роется в мусорных
баках и за двадцатку готов хоть до Аляски
добежать. Бородатый белый джентльмен по
имени Бернс (Рутгер Хауэр) предлагает ему
не двадцатку, а гораздо больше за участие в
охоте. Мэйсон быстро соглашается, не по­
дозревая, что охота в горных лесах на севе­
ро-западе, куда они прилетели на самолете,
развернется не на дичь, а на самого Мэйсо­
на... Да, это очередная вариация на тему
"ТРУДНОЙ МИШЕНИ" Джона By, которая
уже, похоже, становится шаблоном для бо­
евиков в стиле "охота на человека". Но
режисер Эрнест Р. Дикерсон делает упор на
мрачность повествования, в отличие от
Джона By, бьющего в основном на внешние
эффекты. Великолепный актерский состав:
Гэри Бьюзи, Чарлз С. Даттон, Ф. Мюррэй
Эбрахам, Джон С. МакГинли, Уильям Мак­
Намара, Джефф Кори.
"фИОРИЛЬ: ДИКИЙ ЦВЕТОК" ("ДИКИИ ЦВЕТОК’) ("Fiorile"), 1993 г.. Италия-Франция—ФРГ, 118 мин. Реж.- Пао­
ло и Витторио Тавиани ("АЛЛОНЗАНФАН",
"ПОЛЯНА , "НОЧЬ СВЯТОГО ЛАВРЕН­
ТИЯ'). В ролях: Клаудио Бигальи ("НОЧЬ
СВЯТОГО ЛАВРЕНТИЯ"), Галатея Ранвд,
Микаэль Вартан, Лино Каполиччио. Худ.
о ц .- 5. Комм, оц.— 3.
Родители везут детей на землю своих
предков, которых издавна, перефразируя
фамилию Бенедетги, зовут "Маледетги", что
значит "проклятые". Почему? И камера уно­
сит нас в эпоху наполеоновских войн, когда
девушка по имени Элизабетга из деревушки
в Тоскане и офицер оккупационной фран­
цузской армии Жан полюбили друг друга, а
в это время брат девушки украл у французов
ящик с золотыми монетами. За что Жана
были вынуждены казнить его же товарищи
по оружию... Отсюда истоки. Последующие
поколения Бенедетги были словно обрече­
ны снова и снова делать выбор между
подлостью и благородством. Очень жесто­
кий выбор... Удивительно красивый и мудро
грустный фильм неразлучной пары братьев
Паоло и Витторио Тавиани — о семье, чья
история, кажется, повторяет историю всего
человечества, вкусившего "запретный плод",
познавшего "первородный грех", а затем
мучительно и тщетно пытающегося понять
смысл двух имен: Авель и Каин.
Михаил Полежаев

ПРОЗА

"Как-то раз в Алеппо...

ff

рассказ Владимира Набокова
Дорогой В. Среди прочего это письмо должно сообщить
вам, что я, наконец, здесь, в стране, куда вели столь
многие закаты. Одним из первых, кого я здесь встретил,
оказался наш добрый старый Глеб Александрович Гекко,
угрюмо пересекавший Колумбус-авеню в поисках petit cafe
du coin*, которого ни один из нас троих никогда уж
больше не посетит. Он, похоже, считает, что так ли, этак
ли, а вы изменили нашей отечественной словесности, он
сообщил мне ваш адрес, неодобрительно покачав седой
головой, как бы давая понять, что получить весточку от
меня — это радость, которой вы не заслуживаете.
У меня есть сюжет для вас. Что напоминает мне — тоесть сама эта фраза напоминает мне — о днях, когда мы
писали наши первые, булькающие, словно парное моло­
ко, вирши, и все вокруг — роза, лужа, светящееся окно,—
кричало нам: "Мы рифмы!”, как, верно, кричало оно когдато Ченстону и Калмбруду: "I'm rhyme!". Да, мы живем в
удобнейшей вселенной. Мы играем, мы умираем — igrhyme, umi-rhyme. И гулкие души русских глаголов ссужа­
ют смыслом бурные жесты деревьев или какую-нибудь
брошенную газету, скользящую и застывающую, и шарка­
ющую снова, бесплодно хлопоча, бескрыло подскакивая
вдоль бесконечной, выметенной ветром набережной. Впро­
чем, именно теперь я не поэт. Я обращаюсь к вам, как та
плаксивая дама у Чехова, снедаемая желанием быть опи­
санной.
Я женился — позвольте прикинуть
— через месяц, что ли, после вашего
отъезда из Франции и за несколько
недель до того, как миролюбивые не­
мцы с ревом вломились в Париж. И
хоть я могу предъявить документаль­
ные доказательства моего брака, я ныне
положительно уверен, что жена моя
никогда не существовала. Ее имя мо­
жет быть вам известным из какого-то
иного источника, но все равно: это
имя иллюзии. Я потому и способен
говорить о ней с такой отрешенностью,
как если б я был персонажем рассказа
(одного из ваших рассказов, говоря точнее).
То была любовь скорее с первого
прикосновения, чем с первого взгляда,
ибо я и раньше несколько раз встречал
ее не испытывая никаких особенных
чувств: но однажды ночью я провожал
* маленького кафе на углу (франц.)

ее домой и какой-то сказанный ею забавный пустяк
заставил меня со смехом склониться и легко поцеловать ее
волосы,— что говорить, всем нам знаком тот слепящий
удар, который испытываешь, подбирая простую куколку с
пола тщательно заброшенного дома: сам солдат ничего не
слышит, он ощущает лишь экстатическое беззвучие и
безграничное расширение того, что было во всю его жизнь
игольчатой точкой света в темном центре его существа.
Собственно, и причина, по которой мы мыслим смерть в
небесных понятиях, в том-то и состоит, что видимая нами
твердь, особенно ночью (над нашим угасшим Парижем с
сухопарыми арками бульвара Эксельманс и непрестанным
альпийским плеском безлюдных его писсуаров), есть наи­
более точный и вечный символ того огромного безмолвноего взрыва.
Но я никак не могу ее разглядеть. Она остается туман­
ной, как лучшее из моих стихотворений — то, столь
жестоко осмеянное вами в "Литературных Записках". Пы­
таясь представить ее, я вынужден цепляться рассудком за
крохотную бурую родинку на ее пушистом предплечье,—
как в непонятном предложении сосредоточиваешься на
знаке препинания. Может быть, если б она почаще прибе­
гала к гриму или прибегала к нему с пущим постоянством,
я смог бы теперь увидеть ее лицо или хотя бы нежные
поперечные борозды сухих, жарко румяных губ; но ничего
не выходит, хоть я все еще ощущаю порой их уклончивое
касание, словно чувства играют со мною
в жмурки, в том всхлипывающем сне,
где мы с ней неуклюже цепляемся друг
за дружку посреди надрывающего серд­
це тумана, и я не различаю цвета ее
глаз из-за пустого сияния слез, пере­
полнивших их и утопивших райки.
Она была много моложе меня,— не
как Натали дивных плеч и длинных
серег в сравненье со смуглым Пушки­
ным,— но все-таки и у нас имелся
зазор, достаточный для той ретроспек­
тивной романтики, что отыскивает от­
раду в подражании судьбе неповтори­
мого гения (по ревности, по грязи, по
острой боли, с которой видишь, как
миндалевые глаза за павлиньими перь­
ями веера обращаются к ее белокурому
Кассио),— раз уж не получается под­
ражать его стихам. Правда, мои ей
нравились, вряд ли она раззевалась бы,
как делала та, другая, всякий раз что
стихотворению мужа случалось пре-

взойти длиною сонет. И если она для меня осталась
фантомом, то, верно, и я тем же был для нее: думаю, ее
привлекли лишь потемки моей поэзии; а там она продрала
в завесе дыру и увидела неприятноелицо чужака.
Как вам известно, уже в течение долгого времени я
собирался последовать примеру вашего счастливого бегст­
ва. Она описала мне своего дядю, жившего, по ее словам,
в Нью-Йорке: он преподавал в колледже на юге верховую
езду и в конце концов женился на богатой американке; у
них была дочка, глухорожденная. Она говорила, что дав­
ным-давно потеряла их адрес, но несколько дней погодя
адрес чудесным образом нашелся, и мы написали драмати­
ческое письмо, на которое так и не дождались ответа. Да
это было не так уж и важно, поскольку я тем временем
получил солидный аффидевит от профессора Ломченко из
Чикаго; однако, совсем еще немногое успели мы сделать
для получения нужных бумаг, как началось вторжение, а
между тем, я предвидел, что если мы застрянем в Париже,
то раньше ли, позже, но какой-нибудь участливый соотечест­
венник укажет заинтересованной стороне несколько мест в
одной моей книге, где я говорю, что Германия, при всех ее
черных грехах, все же обречена навек остаться всесветным
посмешищем.
Так начался наш злополучный медовый месяц. Сдавлен­
и е и сотрясаемые в гуще апокалипсического исхода,
ожидающие поездов, которые вне расписания шли неиз­
вестно куда, бредущие сквозь затхлые декорации абстракт­
ных городов, живущие в вечных сумерках физического
изнурения, мы бежали; и чем дальше мы убегали, тем
ясней становилось, что понукает нас нечто большее, чем
дуролом в сапогах и пряжках, оснащенный набором поразному приводимого в движение хлама — нечто иное,
чего он был только символом, нечто чудовищное и
неуяснимое, безвременная и безликая масса незапамятного
ужаса, который и здесь, в зеленой пустоте Центрального
Парка, еще наваливается на меня со спины.
О, она сносила все достаточно стойко — со своего рода
изумленным весельем. Впрочем, однажды ни с того ни с
сего она принялась вдруг рыдать посреди соболезнующего
ь^гона.
— Собака,— говорила она,— мы бросили собаку. Я не
могу забыть несчастной собаки.
Неподдельность ее горя поразила меня, потому что
собаки у нас не было.
— Я знаю,— сказала она,— но я попыталась представить,
что мы все же купили того сеттера. Только подумай, как бы
он теперь скулил за запертой дверью.
И о покупке сеттера никогда разговоров никаких не
велось.
И еще не хотелось бы мне позабыть отрезок большой
дороги и семейство беженцев (две женщины, ребенок), у
которого умер в пути старик отец или дед. На небе в
беспорядке толпились черного и телесного цвета тучи,
уродливый солнечный луч бил из-за шапки холма, а покой­
ник лежал на спине под рыжим платаном. Женщины
попытались руками и палкой вырыть при дороге могилу, но
земля оказалась слишком тверда, они отступились и сидели
бок о бок среди малокровных маков, чуть в стороне от
трупа и его задранной вверх бороды. И только мальчик все
скреб и скоблил, и дергал траву, пока не отвалил плоского

камня и не замер на корточках, забыв о цели своих важных
трудов: вытянув тонкую выразительную шею, подставляв­
шую все позвонки палачу, он с удивленьем и упоением
наблюдал тысячи мелких, бурых, бурлящих муравьев, ме­
тавшихся в стороны, разбегавшихся, мчавших к безопас­
ным местам в Гар, в Од, в Дром, в Вар, в Восточные
Пиренеи,— мы с ней ненадолго остановились лишь в По.
Попасть в Испанию оказалось трудненько, и мы решили
отправиться в Ниццу. В городке по имени Фожер (останов­
ка десять минут) я вытиснулся из поезда, чтобы купить еды.
Когда через пару минут я вернулся, поезд ушел, а сварливый
старик,, отвечающий за зиявшую передо мной жестокую
пустоту' (угольная пыль жарко сияла меж голых равнодуш­
ных рельсов и одинокий кусок апельсиновой корки), грубо
заявил, что я вообще не имел права тут выходить.
В лучшем мире я добился бы, чтобы мою жену отыскали
и объяснили бы ей, как поступить (билеты и большая часть
денег остались при мне), но в тех обстоятельствах моя
бредовая борьба с телефоном оказалась бесплодной, и я
оставил в покое стаю слабеньких голосков, облаивавших
меня издалека, послал две-три телеграммы, которые, веро­
ятно, только сейчас и отправляются в путь, и поздно
вечером поехал местным поездом в Монпелье, дальше
которого вряд ли доплелся бы ее поезд. Там я ее не нашел,
и пришлось выбирать между двух вариантов: продолжать
намеченный путь, поскольку она могла сесть на марсельс­
кий поезд, к которому я едва-едва не поспел, или ехать
назад, потому что она могла вернуться в Фожер. Не помню
уже, какие путанные рассуждения привели меня в Марсель
и в Ниццу.
Помимо таких рутинных действий, как препровождение
ложных сведений в некое количество маловероятных мест,
полиция ничем мне помочь не смогла; один полицейский
наорал на меня за надоедливость, другой рернулся от
дела, усомнясь в подлинности моего брачного свидетельст­
ва, поскольку печать на нем стояла с той стороны, какую
он предпочел счесть для нее непригодной; третий, жирный
"комиссар” с водянисто-карими глазками, признался, что
он, когда не на службе, тоже пишет стихи. Я перебрал
различных знакомых среди многочисленных русских, оби­
тающих в Ницце или выброшенных на ее берега. Я слушал,
как те из них, в чьих жилах оказалась еврейская кровь,
рассказывают о своих обреченных сородичах, вбиваемых в
поезда, идущие в ад; и пока я сидел в каком-нибудь битком
набитом кафе, глядя на млечно-синее море, а из-за моей
спины доносился, как из пустой раковины, шелест, снова
и снова повествующий о резне и разлуке, о сером рае за
океаном, о повадках и прихотях суровых консулов, в
собственном моем положении проступало по контрасту
нечто пошло жовиальное.
Через неделю после моего приезда сюда ленивый сыщик
зашел за мной и отвел по кривой и смрадной улочке к
дому в черных подтеках, с которого время и грязь почти
уже стерли слово "отель"; здесь, сообщил он, отыскалась
моя жена. Девушка, которую он предъявил, оказалась,
конечно, совершенно мне неизвестной, однако мой друг
Холмс несколько времени пытался принудить ее и меня
признаться, что мы женаты, а ее молчаливый и мускулис­
тый соложник стоял рядом и слушал, скрестив голые руки
на полосатой груди.

Когда я наконец отвязался от этих людей и поплелся
назад в свой квартал, мне случилось пройти мимо плотной
очереди ожидавшей у входа в продуктовую лавку; с самого
краю очереди стояла моя жена, приподымаясь на цыпочки,
чтоб разглядеть, что же в точности продают. По-моему,
первые ее слова, обращенные ко мне, были о том, что она
рассчитывала на апельсины.
Ее рассказ казался немного путанным, но вполне зауряд­
ным. Она вернулась в Фожер и вместо того, чтобы спра­
виться на станции, где я для нее оставил записку, пошла
прямо в Комиссариат. Компания беженцев предложила ей
присоединиться к ним; ночь она провела в велосипедном
магазине, где не было велосипедов, на полу, вместе с тремя
пожилыми женщинами, лежавшими, по ее словам, в ряд,
словно три бревна. На следующий день она сообразила, что
ей не достанет денег добраться до Ниццы. В конце концов
она кое-что заняла у одной из бревенчатых женщин. Она,
однако, ошиблась поездом и заехала в город, названия
которого не запомнила. В Ницце она появилась два дня
назад и встретила в русской церкви каких-то друзей. Те ей
сказали, что я где-то поблизости, ищу ее и вскорости
наверное ей подвернусь.
Некоторое время спустя я сидел на краешке единствен­
ного в моей мансарде стула и придерживал ее за стройные
юные бедра (она расчесывала мягкие волосы, откидывая
голову при каждой отмашке), неожиданно смутная улыбка
ее сменилась странным подергиваньем, она опустила руку
мне на плечо, глядя на меня сверху вниз, как будто я был
отражением в пруду, впервые ею замеченным.
— Я наврала тебе, милый,— сказала она.— Я лгунья. Я
провела несколько ночей в Монпелье с одним скотом, мы
познакомились в поезде. Мне вовсе этого не хотелось. Он
торгует жидкостью для волос.
"Назначьте день и совершите казнь. За веером, перчатка­
ми и маской.” Эту ночь и много других я провел, вытягивая
из нее кроху за крохой, но так всего и не вытянул.
Странная навязчивая идея овладела мной: что сначала я
должен выяснить каждую мелочь, восстановить все по
минутам, а уж там решить, смогу ли я это вынести. Но
граница желанного знания оказалась недостижимой, да я и
не мог предсказать точку, приближения, за которой сочту
себя насытившимся, потому что знаменатель любой дроби
знания, разумеется, потенциально так же бесконечен, как
и число интервалов между ее полями.
Ах, в первый раз она была слишком усталой, чтобы
противиться, а потом не противилась, уверясь, что я ее
бросил; она, видимо, полагала, что такие объяснения
должны стать для меня своего рода утешительным призом,
а не бессмыслицей и пыткой, чем они являлись на деле.
Так продолжалось целую вечность; порой она теряла тер­
пение, потом опять собиралась с силами, бездыханным
шепотом отвечая на мои непотребные вопросы или пыта­
ясь с жалкой улыбкой ускользнуть в полубезопасность не
относящихся к делу толкований, а я давил и давил на
обезумелый коренной зуб, пока мои челюсти чуть не
взрывались от боли, от жгучей боли, почему-то казавшейся
мне предпочтительней тупой, гудливой муки смиренного
долготерпения.
И заметьте, прерывая это дознание, мы пытались полу­
чить от неохочих властей некие документы, которые в свой

черед дадут законные основания для подачи прошения о
бумагах третьего рода, каковые могли послужить ступень­
кой к получению разрешения, позволяющего его обладате­
лю подать прошение о получении еще одних документов,
которые, глядишь, и дадут, а может и не дадут ему средства
открыть, как и почему это случилось. Ибо сумей я даже
вообразить ту мерзкую возвратную сцену, я не смог бы
связать ее острые гротескные тени со смутными членами
моей жены, содрогающейся, хрипящей и тающей в моих
яростных объятиях.
Так что ничего нам не оставалось, как только мучить
друг друга, часами ожидать в Префектуре, заполнять фор­
муляры, совещаться с друзьями, уже знакомыми на ощупь
с сокровеннейшими потрохами всевозможных виз, уламы­
вать секретарей и вновь заполнять формуляры, и в итоге ее
похотливый и многоликий разъездной торговец потонул в
призрачной мешанине огрызающихся чиновников с кры­
сиными усиками, истлевших кип полустершихся записей,
вони фиолетовых чернил, взяток, засунутых под гангреноз­
ные пятна промокашек, жирных мух, щекотавших влажные
шеи холодными подушечками проворных лапок, свежеснесенных, неуклюже вогнутых фотографий шести двойниковнедочеловеков, трагических глаз и терпеливой учтивости
просителей, родившихся в Слуцке, в Стародубе, в Бобруй­
ске, воронок и блоков Святой Инквизиции, ужасной улыб­
ки лысого мужчины в очках, которому объявили, ^'ГО
паспорт его никак не отыщут.
Признаюсь, как-то вечером, после особенно гнусного
дня, я рухнул на каменную скамью, плача и проклиная
издевательский мир, в котором липкие лапы консулов и
комиссаров жонглируют миллионами жизней. Тут я заме­
тил, что и она тоже плачет, и сказал ей, что все это в
сущности было бы пустяком, когда бы она не сделала того,
что сделала.
— Ты станешь думать, что я ненормальная,— сказала она
с силой, которая на секунду почти превратила меня в
реального для нее человека,— но я не сделала этого,
клянусь тебе, не сделала. Может быть, я живу несколькими
жизнями сразу. Может быть, я хотела тебя испытать.
Может быть, эта скамейка — сон, а мы с тобою сейчас в
Саратове или на какой-то звезде.
Было бы скучно возиться с различными стадиями, через
которые я прошел, прежде чем окончательно принять
первую версию ее задержки. Я не разговаривал с ней, был
все больше один. Она мерцала и меркла, и вновь возникала
с каким-нибудь пустяком, который, думалось ей, я, быть
может, приму,— с пригоршней вишен, с тремя драгоцен­
ными сигаретами либо с чем-то в этом же роде — она
обхаживала меня с ровной, немой мягкостью сиделки, что
ходит за брюзгливо выздоравливающим пациентом. Я пере­
стал навещать большую часть наших общих друзей, потому
что они утратили всякий интерес к моим паспортным
делам и, казалось мне, стали вдруг неопределенно враж­
дебными. Я написал несколько стихотворений. Я пил ви­
но — столько, сколько удавалось добыть. В один из дней
я прижал ее к моей стенающей груди, и мы уехали в Кабуль
на неделю и там лежали на круглой розовой гальке узкого
пляжа.
Странно сказать, чем счастливее казались наши новые
отношения, тем сильнее я ощущал потаенный ток горькой

* выездными визами (франц.)
** здесь: излишеством

имеет право сказать, что я хам и подлец.
Вообразите сцену: маленький, гравистый сад с одиноким
кипарисом и синим кувшином из 'Тысячи и одной ночи",
треснршая терраса, на которой дремал, укрывши пледом
колени, отец старухи, когда оставил пост новгородского
губернатора, чтобы провести в Ницце несколько последних
своих вечеров; бледно-зеленое небо; запах ванили в густею­
щих сумерках; металлический свирист сверчков (две октавы
выше среднего до); и Анна Владимировна — складки на
щеках резко подрагивают, она осыпает меня материнскими,
но совершенно мной не заслуженными оскорблениями.
В несколько последних недель, дорогой мой В., всякий
раз что она в одиночку навещала три-четыре семейства,
знакомых нам обоим, призрачная моя жена по капле
вливала в нетерпеливые уши этих добрых людей удивитель­
ную историю. Вкратце: что она безумно влюбилась в
молодого француза, способного дать ей дом с башенками
и знатное имя; что она молила меня о разводе, и я отказал;
будто бы даже сказав, что скорее застрелю ее и сам
застрелюсь, чем один отплыву в Нью-Йорк; что ее,—
сказала она,— отец в подобном же случае повел себя
джентльменом; что мне,— сказал я,— наплевать на ее соси
de реге*.
Нелепые подробности этого рода имелись в избытке, и
все зацеплялись одна за другую столь замечательным обра­
зом, что нельзя дивиться требованию старой дамы, дабы я
поклялся не гоняться за любовниками с возведенным
пистолетом в руке. Они уехали, сказала она, на виллу в
* рогоносца (франц.)

Эмилио Тадини. Беженец

печали, но говорил себе, что это — родовая черта всякой
подлинной благодати.
Тем временем что-то сместилось в подвижном узоре
наших судеб и наконец я вышел из темной и жаркой
канцелярии с двумя пухлыми visas de sortie*, лежавшими в
чаше моих дрожащих ладоней. В должное время им впрыс­
нули сыворотку США, и я понесся в Марсель и ухитрился
добыть билеты на ближайшее судно. Я воротился и отгро­
хал по лестницам вверх. На столе я ридел розу в бока­
ле — розовая сахаристость ее очевидной красы, паразити­
ческие пузырьки воздуха, прилипшие к стеблю. Два запас­
ных ее платья исчезли, исчез ее гребень, исчезло клетчатое
пальто и муаровая головная лента, вместе с муаровым
бантиком служившая ей шляпкой. Не было приколотой к
подушке записки, не было во всей комнате ничего, что
могло бы меня просветить, ибо, конечно, роза являлась
попросту тем, что французские рифмоплеты зовут une
cheville**.
Я пошел к Веретенниковым, которые ничего не смогли
мне сказать; к Геллманам, которые отказались сказать чтолибо; и к Елагиным, которые колебались, говорить мне
или не стоит. В конце концов старуха — а вы знаете,
какова Анна Владимировна в решительные минуты —
потребовала, чтобы подали ее трость с резиновым наконеч­
ником, тяжело, но решительно вытащила свое крупное
тело из любимого покойного кресла и отвела меня в сад.
Здесь она сообщила, что, будучи вдвое старше меня, она

Лозере. Я осведомился, попадался ли ей когда-нибудь на
глаза этот мужчина. Нет, но ей показывали его фотогра­
фию. Я уж было ушел, когда Анна Владимировна, несколь­
ко поутихшая и даже протянувшая мне пять пальцев для
поцелуя, вдруг вспыхнула снова, ударила тростью о гравий
и произнесла глубоким и сильным голосом:
— Но одного я вам никогда не прощу — ее собаки,
несчастного существа, которую вы своими руками удавили,
прежде чем покинуть Париж.
Превратился ли господин с достатком в коммивояжера,
или метаморфоза была обратной, или опять-таки был он
ни тем ни другим, но неразборчивым русским, который
приволакивался за ней перед нашей женитьбой,— все это
решительно не имеет значения. Она ушла. Конец. Я
оказался бы идиотом, предайся я сызнова бредовым поис­
кам и ожиданиям.
На четвертое утро долгого и гнетущего морского вояжа
я повстречал на палубе важного, но приятного старого
доктора, с которым в Париже игрывал в шахматы. Он
спросил, не слишком ли беспокоит бурное море мою жену.
Я ответил, что плыву один, вследствие чего он приобрел
вид ошарашенный и сообщил мне, что дня за два до
отплытия и именно в Марселе видел ее бродившей по
набережной — довольно бесцельно, как ему показалось.
Она сказала, что я Вот-вот подойду с багажом и билетами.
Вот тут, сдается мне, и содержится главная соль расска­
за,— хотя, если вы возьметесь его писать, пусть лучше
будет не доктор,— с этим персонажем уже изрядно пере­
усердствовали. Именно в ту минуту я вдруг наверное
осознал, что ее вообще не было, никогда. Скажу вам и еще
кое-что. Приехав сюда, я поспешил удовлетворить отчасти
болезненное любопытство: я отправился по адресу, некогда
данному ею, и обнаружил анонимный пролет меж двух

конторских домов; я поискал имя ее дяди в адресной
книге, там его не оказалось; я навел кой-какие справки, и
Гекко, который знает все, сообщил мне, что этот человек
и его наездница-жена и вправду существовали, но перееха­
ли в Сан-Франциско после того, как умерла их глухая
дочурка.
Рассматривая прошлое графически, я вижу наш искром­
санный роман поглощенным глубокой долиной тумана,
залегшей между скалистых отрогов двух образованных
фактами гор; жизнь была реальной прежде, жизнь, наде­
юсь, будет реальной и отныне. Хоть и не завтра. Может
быть, послезавтра. От вас, счастливого смертного, с вашей
прелестной семьей (что Инесса? что ваши двойняшки?) и
множеством разнообразных занятий (что ваши лишайни­
ки?), вряд ли следует ждать, что вы сумеете распутать мое
несчастье в понятиях людского сообщества, но вы могли
бы кое-что прояснить, пропустив его сквозь призму вашего
искусства.
"Но ведь жалко!" Черт бы побрал ваше искусство, я
отвратительно несчастен. Она еще бродит туда-сюда там,
где бурые сети расстелены для просушки на горячих
каменных плитах и крапчатый свет воды переливается на
борту рыбачьей зашвартованной лодки. Где-то, в чем-то я
совершил роковую ошибку. Бледные крохи ломаной чешуи
там и сям посверкивают в бурых ячейках. Если я не Ь щ
осторожен, все это может завершиться "в Алеппо". Побере­
гите меня, В.: вы отягчите вашу игральную кость свинцом
непереносимого смысла, если возьмете это слово в загла­
вие.
Бостон, 1943
• Перевод С. Ильина
* См. предсмертный монолог Отелло в трагедии Шекспира.

Ослиное чудо
«•

рассказ пола гэллико
Если вы едете в Ассизи мимо олив и кипарисов, по белой
пыльной дороге, с которой то виден, то не виден этот
маленький город, вы должны, достигнув развилки, выби­
рать между нижним и верхним путем.
Если вы решите ехать низом, вы довольно скоро увидите
арку, сложенную еще в XII веке. Если же вам захочется
подойти поближе к синему итальянскому небу и охватить
взором дивные долины Умбрии, и вы и ваша машина
попадете в самую гущу волов, козлов, мулов, осликов,
свиней, детей и тележек, толпящихся на рыночной площа­
ди.
Именно здесь, вероятно, вы и встретите Пепино с
Виолеттой, предлагающих свои услуги всякому, кому могут
понадобиться маленький мальчик и выносливая ослица и
кто готов заплатить им немного денег, чтобы они могли
поесть и переночевать в хлеву у Никколо.
Пепино и Виолетта очень любили друг друга. Жители

Ассизи привыкли встречать на улицах и за городом худень­
кого босого мальчика с большими ушами и серого как
пыль ослика с улыбкой Моны Лизы.
Десятилетний Пепино уже не первый год как осиротел,
но сиротою он был необыкновенным, ибо в наследство ему
досталась Виолетта. Работящая и смирная ослица с мягкой
темной мордочкой и длинными бурыми ушами отличалась
от своих собратьев и сестер одной особенностью: уголки ее
губ были чуть-чуть приподняты, словно она деликатно
улыбалась. Потому какая бы тяжелая работа ей ни выпада­
ла, казалось, что она довольна. Улыбка ее и сияющие глаза
Пепино могли умилить кого угодно, и мальчик с ослицей
не знали особой нужды, даже откладывали немного про
черный день.
Работали они тяжко — таскали воду, хворост, тяжелые
корзины, помогали вытянуть из грязи повозку, нанимались
на уборку олив и даже доставляли домой слишком много

Что делать дальше, он знал; однако он все же пошел
выпивших сограждан (Пепино придерживал седока, чтобы
тот не свалился). А ночью, свернувшись на соломе, Пепино сначала к своему другу и наставнику, отцу Дамико.
Священник — такой широкоплечий, словно его и созда­
прислонялся головой к ослиной шее, и думал иногда, что
Виолетта — и мать ему, и сестра, и подружка, и помощница. ли для того, чтобы нести чужие бремена,— сказал ему:
— Да, сынок, ты имеешь право пойти к настоятелю, а
Люди, бывало, и били, и обижали их, но Виолетта всегда
слушала его жалобы и нежно зализывала раны. Когда он он — согласиться с тобой или отказать.
Говорил он это не по лукавству, ибо не совсем понимал,
радовался, он пел ей песни, когда горевал — плакал,
уткнувшись в мягкий серый бок.
что же станет делать настоятель с такой простодушной
Зато и он кормил ее, поил, мыл и чистил, вынимал из ее верой. Ему казалось, чтот этот достойный монах слишком
копыт камешки, словом — очень о ней пекся, особенно много думает о том, привлекают ли туристов базилика и
когда они были одни, но и на людях не обижал. Виолетта крипта. Сам отец Дамико пустил бы к гробнице и осла, и
же боготворила своего хозяина со всею верностью, неж­ мальчика, но это зависело не от него. «Интересно,— думал
он,— что же сделает настоятель?» — и ему казалось, что он
ностью и покорностью, на какие способны ослы.
И вот, когда она заболела ранней весной, Пепино себя это знает наперед.
Однако опасениями своими он с Пепино не делился,
не помнил от горя. Она стала безучастной, не хотела
вставать, худела, а хуже всего, что исчезла ее кроткая и только сказал напоследок:
— А если ее не пустят там наверху, есть еще один ход,
тонкая улыбка. Погоревав с неделю, Пепино пересчитал
снизу, через старую церковь, только его заложили много
деньги и пригласил к ней доктора Бартоли.
Ветеринар добросовестно ощупал ее и выслушал, но лет тому назад. Но можно его открыть. Ты попроси
настоятеля, он знает.
толком не помог.
Пепино сказал «спасибо» и пошел к базилике, чтобы
— То ли кишечная инфекция,— сказал он,— то ли кто
укусил, не знаю... Был такой случай в Фолиньо. Пускай повидать настоятеля. Настоятель был милостив и, хотя в то
лежит, корми ее полегче. Будет на то Божья воля — время беседовал с епископом, велел пустить Пепино,
который, войдя в монастырский сад, стал ждать, пока
полравится. А нет так нет, чего ей страдать.
Т огда он ушел, Пепино припал к ее тощему боку и долго такие важные люди кончат свою беседу.
Епископ и настоятель гуляли по дорожке, и Пепино с
плакал. Что делать дальше, он знал. Если ей нельзя помочь
на земле, надо обращаться выше. Они должны пойти надеждой глядел на епископа, ибо он казался помягче, а
вместе в крипту, под церковью святого Францисха, к настоятель немного походил на лавочника. Говорили они,
самым мощам того, кто так любил Божьи твари, что вроде бы, о святом Франциске.
— Он слишком далеко ушел от этого мира,— со вздохом
называл их братьями и сестрами.
Рассказывал об этом отец Дамико, и говорил он так, сказал епископ,— Урок его понятен тем, кто имеет уши.
словно святой Франциск жив, и может показаться — в Но кто в наше время захочет к нему прислушаться?
— Многие ездят в Ассизи посмотреть на гробницу,—
бурой ряске, подпоясанной веревкой,— из-за угла, или изза поворота узенькой мощеной улочки. Кроме того, Пепи­ сказал настоятель,— Однако в святой год не помешала бы
но и сам знал об одном чуде. Друг его, сын Никколо, реликвия. Нам бы прядь его волос, или ноготь, что
понес в усыпальницу кошку, попросил Франциска, и тот ее угодно...
вылечил - во всяком случае, подлечил, задние ноги у нее
Епископ глядел вдаль и покачивал головой.
не совсем окрепли, но она осталась жива.
— Весть, вот что нам нужно, дорогой мой отец. Весть
M e без труда уговорил он подняться свою больную через семь столетий, которая напомнила бы, чего он от нас
подругу и, гладя ее, повел кривыми проулками к базилике хотел.— И он замолчал и закашлялся, потому что был
святого. У входа в нижнюю церковь он со всем почтением вежлив, и заметил, что Пепино ждет.
попросил фра Бернардо, который там дежурил, пустить
Тогда обернулся и настоятель.
Виолетту к Франциску, на лечение.
— Ах да, сын мой! — сказал он,— Чего ты от меня
Фра Бернардо постригся совсем недавно и, обозвав хочешь?
Пепино богохульником и нахалом, приказал немедленно
— Простите, отец,— отвечал Пепино,— Мой ослик забо­
уйти. Не говоря уж о кощунстве
лел, Виолетта. Доктор Бартоли го­
самой затеи, осел и не пройдет по
ворит, помочь ей нельзя, она умрет.
винтовой лесенке, на которой едва Книги американского писателя Пола Гэллико Можно, я ее отведу к святому Фран­
помещается человек; так что Пепи­ (1897—1979) любимы детьми и взрослыми во циску и попрошу, чтобы он ее вы­
но не только мерзавец, но и кретин. многих странах. Хорошо, что его имя становится лечил? Он очень любил зверей, а
наконец известным и в России. Возможно, вы
Пепино послушно отошел, обни­ читали его чудесную «Томасину». Только что осликов — больше всего.
мая Виолетту. Он был огорчен и журнал «Юность» напечатал «Снежного гуся» — Как тебе в голову пришло?! —
даже обижен, но надежды не поте­ повесть, принесшую писателю славу еще в спросил настоятель.— Осла, в свя­
рял. Давно, когда он стал сиротой, 1936 году; готовится к изданию сборник его тилище... Нет, что же это такое!
рассказов... Гэллико прожил долгую славную жизнь;
ему досталась в наследство не толь­ рядом с ним были преданные близкие; его окружа­
Пока Пепино рассказывал про
ко ослица — один их друг, напо­ ли опекаемые им кошки, собаки и птицы. Мотив котенка, епископ глядел в сторону,
ловину ирландец, звавшийся Фран­ любви ко всему сущему, звучащий в публикуемом скрывая улыбку. Но настоятель не
ческо Ксаверио О’Халлоран, научил нами рассказе,— благодарная дань писателя фран­ улыбался.
его мудрому правилу: «Нет — не цисканской традиции, столь сильной в западной
— Как это Джанни пронес кота к
культуре.
ответ».
гробнице? — спросил он.

Дело было прошлое, и Пепино честно ответил:
— Под курткой, отец.
— Ну что ж это такое! — вскричал настоятель,— А другой
понесет щенка, а третий — теленка или там козу, или,
помилуй Боже, свинью. До чего же мы дойдем? Это
церковь, а не стойло.
Искоса взглянув на епископа, он добавил:
— Да и вообще, она там не пройдет. Ничего у тебя не
получится.
— Есть и другой ход, отец,— сказал Пепино,— через
старую церковь. Можно его открыть для такого дела.
Тут настоятель рассердился.
— Ты в себе или нет? Ломать церковную стену ради
какого-то скота!
— Знаешь что,— сказал епископ,— пойди домой и
помолись святому. Он и там тебя услышит.
— Он ее не увидит! — закричал Пепино, стараясь не
заплакать— Он не увидит, как она улыбается! Правда,
теперь она больная, но для него улыбнется. А он увидит,
и вылечит ее, я точно знаю!
— Мне очень жаль, сын мой,— твердо сказал настоя­
тель,— но отвечу я «нет».
Даже в таком горе Пепино помнил, что «нет» — не ответ.
— Кто выше его? — спросил он отца Домико.— Кто
может приказать и ему, и самому епископу?
Отца Дамико даже зазнобило, когда он представил все
ступени иерархии, от Ассизи до Рима. Однако он объяс­
нил, что мог, и завершил свой рассказ словами:
— А на самом верху — Его Святейшество Папа. Он очень
хороший человек, но у него много забот, и тебя к нему не
пустят.
Пепино пошел к Виолетте, покормил ее, напоил, обтер
ей морду, вынул из-под соломы свои деньги и пересчитал
их. Оказалось почти триста лир. Сто он оставил Джанни,
чтобы тот кормил Виолетту, пока он, Пепино, не вернется.
Потом он погладил ее, поплакал, что она так отощала,
надел куртку и вышел на дорогу.
Вскоре грузовик подвез его до Фолиньо, откуда шла
дорога в Рим.
Рано утром он стоял на площади св. Петра — растерянный,
несчастный, босой, в рваных штанах и старой куртке.
Здесь, среди огромных домов и храмов, он не так сильно
верил в успех; но перед внутренним его взором стояла
больная ослица, которая уже не улыбалась. И , перейдя
площадь, он несмело приблизился к какому-то из боковых
входов в Ватикан.
Огромный гвардеец в разноцветной и яркой форме —
алой, желтой, с ш е й — держал алебарду и выглядел грозно.
Однако Пепино подошел к нему и сказал:
— Простите, можно мне пойти к Папе? Нам надо
поговорить про осла Виолетту. Она больная, и не дай Бог,
умрет, если Папа не поможет.
Гвардеец улыбнулся довольно добродушно, ибо привык к
нелепым просьбам, а глазастый и ушастый мальчик опас­
ности не представлял. Однако он покачал головой и
сказал, что Святейший Отец очень занят, а потом опустил
алебарду, перегораживая вход.
Но Пепино знал, что «нет» — не ответ, а значит — надо
подойти еще раз. Пока же, оглядевшись, он увидел старуш­

ку под зонтом, которая продавала весенние цветы —
фиалки, анемоны, подснежники, белые нарциссы, ланды­
ши, анютины глазки и маленькие розы. Многие покупали
их, чтобы положить на алтарь своего любимого святого.
Цветы были совсем свежие, на лепестках сверкали капли
росы.
Посмотрев на них, Пепино вспомнил о доме и об отце
Дамико, и о том, как святой Франциск любил цветы. Если
святой их любил, подумал он, их должен любить и Папа,
который даже и начальник над всеми святыми.
Тогда он купил многоэтажный букетик: серебристые
ландыши вздымались фонтаном из темных фиалок и ма­
леньких роз, ниже лежали обручем анютины глазки, а
хвостики, обложенные мхом и папоротником, были обер­
нуты в бумажное кружево. У лотошницы, продававшей
открытки и сувениры, он попросил карандаш, листок
бумаги, и составил не без труда такую записку:

«Дорогой и святой отец! Вот Вам букет. Мне очень нужно
Вас видеть и рассказать про моего ослика Виолетту. Она
умирает, а мне не дают отвести ее к святому Франциску.
Живем мы в Ассизи, и я сюда пришел с Вами поговорить.
Любящий Вас Пепино».
Потом он снова подошел к дверям, протянул ш вейцару
букетик и записку, и попросил:
— Пожалуйста, передайте это Папе. Когда он прочитает,
что я написал, он меня пустит.
Швейцарец этого не ждал. Отказать, когда на него так
доверчиво смотрят, было очень трудно, но он знал свое
дело: надо попросить другого гвардейца, чтоб тот подежурил
за него минутку, пойти на пост, выбросить цветы в корзину,
а потом сказать этому мальчишке, что Его Святейшество
благодарит за подарок, но принять не может, дела.
Начал он бодро, но, увидев корзину, понял, что не в
силах кинуть туда букет. Цветы как будто прилипли к
пальцам. Перед ним встали зеленые долины Люцерна,
белые шапки гор, пряничные домики, кроткие коровы
среди цветущих трав, и он услышал звон колокольчиков.
Сильно этому удивляясь, он пошел по коридорам, не
зная, куда же деть цветы. Навстречу ему попался делови­
тый тщедушный епископ — один из бесчисленных служа­
щих Ватикана — и тоже удивился, что дюжий гвардеец
беспомощно глядит на букетик.
Так и случилось маленькое чудо: письмо и подарок
нищего мальчика пересекли границу, отделявшую мирское
от вечного и установленную священством. К великому
облегчению гвардейца, епископ взял злосчастное послание
и тоже умилился, ибо цветы, хотя растут они повсюду,
напоминают каждому о том, что он любит больше всего.
Букетик переходил из рук в руки, со ступеньки на
ступеньку, и ему умилялись поочередно все, до папского
камерленго. Роса высохла, цветы потеряли свежесть, но
чары свои сохраняли, и никто не мог выбросить их как
мусор.
Наконец они легли на стол того, кому и предназнача­
лись, а рядом с ними легла записка. Он прочел ее и
посидел тихо, глядя на букет. На минуту он закрыл глаза,
чтобы не так скоро исчез городской римский мальчик,
впервые увидевший фиалки на пригородных холмах. От­
крыв глаза, он сказал секретарю:
— Приведите его ко мне.

Так Пепино предстал перед Папой, и обстоятельно рас­
сказал про свою беду, с самого начала и до конца, доброму
толстому человеку, сидевшему за письменным столом.
Дерез полчаса он был счастливейшим мальчиком на
свете, ибо нес домой не только папское благословение, но
и два письма — к настоятелю и к отцу Дамико. Спокойно
проходя мимо удивленного, но обрадованного гвардейца,
он жалел лишь о том, что не может одним прыжком
долететь до Виолетты.
Автобус довез его до того места, где Виа Фламиниа
становится проселочной дорогой, а оттуда, на попутках, он
добрался к вечеру до Ассизи.
Виолетте хуже не стало, и ее хозя­
ин гордо пошел к отцу Дамико,
передать письма, как велел Папа.
Священник потрогал послание к на­
стоятелю, а свое прочитал, сильно
радуясь, и сказал:
— Завтра настоятель пошлет ка­
менщиков, старую дверь взломают,
и ты пройдешь с Виолеттой к гроб­
нице.
В письме к отцу Дамико было,
кроме прочего, написано так:
.‘Несомненно, настоятель знает,
что при жизни святой Франциск
входил в храм вместе с ягненком.
Разве asinus — не такая же Божья
тварь, если уши у него длиннее и
шкура толще?»
Кирка звенела, ударяясь о старин­
ную кладку, а настоятель, епископ,
священник и мальчик ждали немно­
го поодаль. Пепино обнимал Вио­
летту, прижавшись к ней лицом.
Она еле стояла.
Стена поддавалась туго, и камен­
щик бил долго, прежде чем люди
увидели сквозь первую дыру мерца­
ние свечей у раки святого.
Пепино шагнул вперед, или то
шагнула Виолетта, испугавшись вне­
запного шума? «Постой!» — сказал
священник, и Пепино придержал
ее, но она вырвалась, кинулась к
стене, и боднула ее с налета.
Выпал еще один кирпич, и что-то
затрещало.
Отец Дамико успел оттащить маль­
чика и осла, когда камни обвали­
лись, обнажив какую-то нишу, мгно­
венно исчезнувшую в пыли.
Когда пыль осела, онемевший
епископ указывал пальцем на ка­
кой-то предмет. Это была малень­
кая серая оловянная шкатулка. Даже
оттуда, где все стояли, были видны
цифры «1226» и большая буква «F».
53 — Господи! — сказал епископ,—

Быть не может! Завещание святого Франциска!... Брат Лев
пишет о нем, но его не могли найти семь столетий...
— Что там? — хрипло проговорил настоятель,— Посмот­
рим скорее, это огромная ценность!..
— А не подождать? — сказал епископ.
Но отец Дамико вскричал:
— Прошу вас, откройте! Все мы тут — простые, смирен­
ные люди. Господь нарочно привел нас сюда.
Настоятель поднял фонарь, а каменщик вынул ларец
осторожными рабочими руками. Крышка открылась, являя
то, что было скрыто семь столетий.
Лежала там грубая веревка, слу­
жившая когда-то поясом, а в узел ее
были воткнуты колос, прозрачный
цветок, похожий на звезду, и пе­
рышко птицы.
Люди молча смотрели на послание,
пытаясь разгадать его смысл, а отец
Дамико плакал, ибо видел, как поч­
ти ослепший, усталый, немощный
Франциск, подпоясанный этой ве­
ревкой, поет, проходя среди колось­
ев. Цветок, наверное, он сорвал,
когда только стаял снег, и назвал:
«сестра моя фиалка», и поблагода­
рил за красоту. Птичка села на его
плечо, пощебетала и улетела, оста­
вив перышко. Отец Дамико по­
думал, что не вынесет такого бла­
женства.
Чуть не плакал и епископ, пере­
водя про себя: «Да, именно так —
бедность, любовь, вера. Вот что он
завещал нам».
— Простите, сеньоры,— сказал
Пепино,— можно мы с Виолеттой к
нему пойдем?
Отец Дамико отер слезы, и отве­
чал:
— Ну конечно. Идите, и да пой1ет с вами Господь.
Копытца процокали по старым
плитам. Виолетта шла сама, Пепино
не поддерживал ее, только поглажи­
вал по холке. Он держал высоко
]фуглую кудрявую голову, и уши его
победно торчали, а плечи были рас­
правлены.
Когда паломники, чающие чуда,
проходили мимо него, отцу Дамико
показалось, что тень былой улыбки
лежит на устах ослицы. И контуры
ушастых голов исчезли в мерцаю­
щем золоте светильников и свечей.
Перевод Натальи Трауберг
Святой Франциск Ассизский.
(Фрагмент триптиха.
Сиенский художник. XIV век.)

К

н

и

Ж

Н

Ы

Й

Ш К А ФФ

Неумирающий
Дюма
Новые издания
старого классика
По последним данным газеты «Книж­
ное обозрение», Александр Дюма-отец
сегодня лидирует среди всех издавае­
мых у нас авторов и по числу назва­
ний, и по сумме тиражей. Собрания
сочинений Дюма выходят теперь одно
за другим, хотя лишь первые из них —
15-томные — доведены до конца. Если
же говорить об отдельных изданиях, то
нельзя не отметить в последнее время
некоторую «смену репертуара»: сегод­
ня чаще выходят не пресловутая «муш­
кетерская серия» или «Граф МонтеКристо», а двухтомный роман «Жозеф
Бальзамо», посвященный событиям,
предшествующим Великой французс­
кой революции, и его продолжения:
«Ожерелье королевы», «Анж Питу» и
«Графиня де Шарни», а также сюжетно примыкающий к ним роман «Ше­
валье де Мезон-Руж», известный еще
под заглавием «Кавалер Красного За­
мка». В первом из этих романов ав­
стрийская принцесса Мария-Антуанет­
та только приезжает во Францию как
невеста герцога Орлеанского — буду­
щего короля Людовика XVI, а в пос­
леднем, после казни своего августей­
шего супруга, уже сама ожидает подо­
бной участи. Отчаянно смелый ше­
валье де Мезон-Руж предпринимает
последнюю попытку освободить коро­
леву — тщетно! Заговор раскрыт, и не
только участники его, но и сочувству­
ющие заговорщикам один за другим
гибнут на гильотине.
Другой весьма популярный нынче у
российских издателей (а прежде почти
неизвестный у нас) роман Дюма —
«Луиза Сан-Феличе», вместивший в
свои три тома короткую, но захватыва­
юще драматичную историю Неаполи­
танской республики, возникшей на

гребне Французской революции, в са­
мом конце XVIII века. Главная герои­
ня, подарившая роману свое и м я фигура вымышленная, но это чуть ли
не единственное отступление писателя
от исторической правды. А что такое
историческая правда в сравнении со
слащавой легендой, можно судить по
двум персонажам романа — знамени­
тому английскому адмиралу Нельсону
и его подруге леди Гамильтон, знако­
мой вам, вероятно, по одноименному
фильму с участием обаятельнейшей
Вивьен Ли. В отличие от героини филь­
ма, вызывающей сочувствие и жалость,
а у многих и слезы, в романе Дюма мы
видим холодную, черствую и расчетли­
вую фаворитку сразу двух господ: того
же Нельсона и неаполитанской коро­
левы — умной, но крайне неприятной
особы. А Нельсон — тот вообще со­
вершает поступок откровенно подлый:
вместо того чтобы дать отплыть в из­
гнание сдавшимся в плен республи­
канцам (как было предусмотрено усло­
виями капитуляции), он по наущению
королевы и по просьбе возлюбленной
нарочно удерживает корабль в гавани
и предает доверившихся ему людей в
руки «королевского правосудия», обре­
кая их на мучительную смерть... Нет,
это не придумано для остроты сюжета:
увы, так было в жизни.
Как известно, количество переходит
в качество. Новые книги Дюма, кои
получил за последнее время русский
читатель, не просто расширяют наши
представления о популярнейшем авто­
ре — сам Дюма становится иным в
наших глазах. Вот в московском изда­
тельстве «Ладомир» только что вышли
прекрасно иллюстрированные трехтом­
ные мемуары Дюма о длившемся более
полугода (1858—59) его путешествии
по России. Называются они — «Путе­
вые впечатления. В России». В 3-м
томе этих мемуаров, к слову сказать
написанных остроумно и задушевно, в
качестве приложения даны отклики
тогдашней русской прессы на путешес­
твие Дюма по российским городам и
весям (помимо обеих столиц, Дюма

проехал почти по всей Волге, до Ас­
трахани, а оттуда завернул на Кавказ).
Отклики были разные — восторжен­
ные и раздраженные. Авторы отрица­
тельных мнений считали Дюма писате­
лем легковесным и фальшивым, а че­
ловеком вздорным и непорядочным,
хотя судили о нем обычно с чужих
слов и не раз попадали впросак.
А в тех же мемуарах как раз видно,
с какой творческой жадностью окунал­
ся писатель в почти неведомую ему
русскую жизнь, с каким искренним
волнением и интересом изучал Петер­
гоф или остров Валаам, Петропавлов­
скую крепость или Бородинское поле,
тихий Углич, где совершилась великая
трагедия XVI века — убийство цареви­
ча Димитрия, или озеро Эльтон, одно
из крупнейших соляных озер России.
Все это явно не вяжется с обликом
легкомысленного и беспечного флане­
ра, каким любят изображать Дюма его
российские и иноземные недруги, не
признающие за ним дарования серьез­
ного исторического писателя.
Вскоре, кстати, должен выйти еУ.е
«Кавказ» (воспоминания о той же рос­
сийской поездке, только по кавказско­
му региону) и обширные «Мои мему­
ары». Все эти вещи, как обещает мос­
ковское издательство «Светоч», войдут
в состав 80-томного (неподписного)
собрания сочинений Дюма, кое наде­
ется выпустить это издательство в со­
временных переводах и с подробным
историческим комментарием. А пока
из этих 80 томов вышел лишь первый,
с романом «Исаак Лакедем»,— вари­
ант сюжета о так называемом «вечном
жиде», когда-то обидевшем Христа,
ведомого на казнь, и за это обречен­
ном скитаться по земле до скончания
века.
«Заставляет ли Дюма думать? Редко.
Мечтать? Никогда. Лихорадочно пере­
ворачивать страницы? Всегда». Это еще
одна неправда (вернее, полуправда) о
Дюма, хотя и высказанная его сооте­
чественником и биографом, писателем
Андре Моруа.
Ну, насчет переворачиваемых стра­
ниц спору нет: каждый, открывший
хоть одну книгу великогофранцуза,
знает это по себе. Но — почти не
заставляет мечтать? Да кто такой
Д’Артаньян, если не мечтатель? А его
друзья мушкетеры? А виконт де Бражелон? А граф де Бюсси («Госпожа
Монсоро»)? А граф Монте-Кристо?
А если у романиста действует столь­
ко мечтателей, можно ли сказать, что
он не заставляет мечтать?

Ну а на вопрос, учит ли Дюма ду­
мать, вы ответите сами, обратившись к
тем книгам, о которых мы вели речь.
Клирам, которые с большим удоволь­
ствием и не меньшей пользой прочтете
вы сами и ваши дети-подростки. А
впрочем, вышел недавно в Москве (в
издательстве «Интерфейс») и сборник
сказок Дюма. Так что вскоре можно
ожидать у нас поклонников француз­
ского классика и среди детей младше­
го возраста.
С. Конев

Как в старой
гимназии
Ю. Айхенвальд. Силуэты русских писате­
лей. Предисловие В. Крейда. М ., «Рес­
публика», 1994.
«Диктатура, где твой хлыст?» — так
недвусмысленно называлась статья в
«Йравде» от 2 июня 1922 года, подпи­
санная инициалом О., хотя заинтере­
сованные лица знали, что написал ее
сам Троцкий. Хлыст пролетарской дик­
татуры призывался на голову критика
и публициста Юлия Исаевича Айхенвальда (1872—1928), названного «под­
колодным эстетом», после чего арест и
высылка за границу последовали почти
автоматически.
Непосредственно взбесил Троцкого
хвалебный очерк Айхенвальда об уже
расстрелянном тогда поэте Гумилеве,
но, по совести говоря, за пять лет

большевистской власти Айхенвальд дал
ей достаточно поводов быть им недо­
вольной. Пуще разгромленного (к
22-му году) белогвардейского сопро­
тивления большевизму власть должно
было бесить (и бесило) не политиче­
ское, а философское, так сказать, точ­
нее даже этическое неприятие больше­
вистского переворота, который Айхен­
вальд, например, считал чем-то вроде
исторической Немезиды, чудовищной
расплатой за грехи императорской Рос­
сии, и вряд ли верил в осмысленность
политической борьбы. Он не собирал­
ся эмигрировать, избегал «фронды»
(видимо, не чувствуя права на нее), но
зато не сделал ни единого шага на­
встречу «новому миру», не «поклонил­
ся» (было тогда в ходу такое выраже­
ние) и не отказался от своих заветных
верований.
А верил Айхенвальд в русскую лите­
ратуру, ее людей и ее предания, в
созданное ею представление о челове­
ческом достоинстве. Верил истово.
Почти религиозно.
«Силуэты русских писателей» — луч­
шая книга Айхенвальда — с 1906-го по
28-й год выдержала шесть изданий; он
постоянно работал над ней, дополнял,
уточнял, переписывал,— можно без
преувеличения назвать ее делом всей
жизни. Это портреты-характеристики
63 русских писателей, по большей час­
ти из числа «классиков» — от Карам­
зина до Ахматовой. Характеристики,
скажем, достаточно прихотливые с точ­
ки зрения метода их написания. Вообще-то Айхенвальд и впрямь был эсте­
том (только «подколодного» Троцкий

Щ. В. Гоголь читает «Ревизора» литераторам
и актерам Малого театра. 5 ноября 1851 года

подпустил зря). Он отказывался счи­
тать литературоведение «наукой», в чем
расходился с большинством коллег (от
замшелых позитивистов разных мастей
до начинающих в пору его зрелости
«формалистов» — Тынянова, Эйхенба­
ума, Шкловского). Будучи поклонни­
ком Шопенгауэра, чьи произведения
он переводил на русский язык, Айхен­
вальд исповедовал Тайну Писательст­
ва, недоступную истолкованию в по­
нятиях, и «покорялся таланту как бла­
годати» (по выражению редактора бер­
линской газеты «Руль», где он печатался
после высылки из России). Способ
проникнуть в замкнутый мир писателя
Айхенвальд видел в «интуиции, догад­
ке, размышлении», что, как он, конеч­
но, понимал, слишком напоминало
сотворчество. Поэтому он призывал
толкователя (прежде всего — самого
себя) к добросовестной осмотритель­
ности своих интуиций, чтобы не впасть
в субъективистский произвол. Самой
структурой творческого сознания, счи­
тал Айхенвальд, писатель связан с «ми­
ровой сутью», т. е. основополагающи­
ми началами бытия, а потому должен
рассматриваться «вне исторического
пространства и времени».
Вместе с тем этот Эстетствующий
Критик был на протяжении многих лет
Учителем Словесности в русских гим­
назиях, и только слепой не разглядит
на страницах его «Силуэтов» тень гим­
назической программы со всем, что
ей, как правило, было свойственно.
Тут и «общественное значение» того
или иного писателя, и раздельный ана­
лиз «формы» и «содержания», и, разу­
меется, сочувствие «униженным и ос­
корбленным» и «освободительному дви­
жению». Короче, весь набор традици­
онных интеллигентских представлений
о литературе, который, если чем-то и
бедноват, то все-таки не вовсе уж не
имеет достоинств. Айхенвальд был клас­
сический русский интеллигент, и взаи­
модействие его эстетизма с его же
интеллигентской дидактикой образует,
если угодно, драматургию «Силуэтов».
Даже когда он, казалось бы, совершает
святотатство, посягая на «благочести­
вое сказание» о Белинском, и указыва­
ет на несамостоятельность и перемен­
чивость его мнений, все равно, это
«свой» говорит о «своем». Ибо пред­
ставление о «правде во что бы то ни
стало» тоже в конце концов чисто
интеллигентское.
«Силуэты» — умная и острая книга,
правда, на современный вкус, напи­
санная слишком красиво и многослов-

но. Пожалуй, ее многословие можно
уподобить скуке, по определению при­
сущей уроку в школе. А если серьезно,
то не стоит забывать, что в своем
многословии Айхенвальд часто догова­
ривался до формулы, яркого образа,
тонкой мысли, вопроса, задевающего
ум, и т. д., что, естественно, лучше
показать на нескольких примерах, взя­
тых почти наугад.
О Пушкине: «Сама действительность,

Так вот. Незачем доказывать, что в
наше послесоветское время никакой
связной истории (никакого академи­
ческого курса) русской литературы
попросту не существует; нет, соответ­
ственно, и хороших учебников литера­
туры. Те, что были, были плохие, но
хороших все равно нет. Может быть, в
«Семье и школе» уместно выразить
робкую надежду, что при таких обсто­
ятельствах «Силуэты» Айхенвальда по­
если бы захотела рассказать о себе, падут в поле зрения учителей-словесзаговорила бы умной прозой Пушкина». ников — конечно, не в качестве мето­
О старике Аксакове, авторе «Багро- дического пособия, а как пример не­
ва-внука»: « Чья душа вместит страсть простого умения думать самостоятельно.

в полноту мгновений наряду с отчетли­
востью прошедших образов? Здесь необ­
ходим выбор, и надо поступиться на­
пряженностью настоящего, для того
чтобы остаться верным прошлому. Ак­
саков и был мирен, спокоен, добродушен
в каждый данный момент, оттого и
далась ему памятливость чувства, нрав­
ственная археология. Он глубоко запом­
нил, и облики умерших людей так выра­
зительно обрисовались как раз на фоне
его духовной тишины».
Об Огареве, друге Герцена: «...он полон
беспредметных желаний, «давно уга с­
шего стремления»; его сердце безотчетливо ноет и не сознает, чего оно хо­
чет... Огарев — ищущий без объекта
исканий; можно ли в таком случае най­
ти?»
О Салтыкове-Щедрине: «Можно не
любить Салтыкова, но с ним нельзя не
считаться. Не только автор, но и ав­
торитет, он в литературе какой-то
«сам»; и если бы в своей частной жизни
он был самодуром, то это бы только
соответствовало его художническому об­
лику... Конечно, на ловца и зверь бежит;
и Щедрин, ловец • специфический, видел
только то, что мог видеть?— и, несо­
мненно, к свойствам его таланта при­
способлялись факты, к зрению — зрели­
ще; но во многом был он прав и правдив,
и порою было неизвестно, что к чему
иллюстрация: Салтыков ли к русской
жизни, или русская жизнь к Салтыко­
ву».
Наконец, о Гумилеве (из того само­
го крамольного очерка): «Грубое... не

для него писано; он поэт высокой куль­
турности, он внутренне знатен, этот
художник-дворянин. Если понимать под
дворянством некоторую категорию, не­
которую уже достигнутую и осущес­
твленную степень человеческого благо­
родства, ту, которая обязывает (no­
blesse oblige), то в этой обязывающей
привилегированности меньше всего от­
кажешь именно Гумилеву».

Б. Шугрин

Пионерский
декаданс
Поэма Тимура Кибирова «Солнцедар»
в газете «Сегодня» (1.10.1994).
Волею судеб Тимур Кибиров и Д. А.
Пригов два самых не скажу лучших,
два самых заметных современных поэ­
та. Бродский далеко и высоко, о про­
чих умолчу, эти же двое вот, рядом.
Поэтолюбивые немцы имели резон
вручить им не так давно одну на двоих
Пушкинскую премию. Оба вышли из
лона поэтического концептуализма
(т. е. Д. А. Пригов так и не вышел).
Тут, пожалуй, кончается хилое сходст­
во между ними. Д. А. Пригов мерцает
в зеркалах хитроумных имиджей, Ки­
биров же рвется на простор лиричес­
кого высказывания, ловит звуковую
волну. Хочет, видимо, быть доступным
поэтом. Так вот, о Кибирове. О поэме
«Солнцедар».
Лет сколько-то тому назад Кибиров
запомнился поэмой-плачем на смерть
незабвенного К. У. Черненко, напи­
санной в образе и от лица «советского
юноши», вчерашнего пионера, что было
талантливо и смешно. И зло. И над­
садно. Многие, наверное, запомнили
(хотя бы из-за скандала в раннеперес­
троечной прессе). То был так называ­
емый «концепт».
С тех пор Кибиров стал моден и
знаменит. Теперь, в «Солнцедаре»,
читаем:
«Старшеклассники, мы с дембелями
якшались, / угощали их нашим вином
/ и, внимая их россказням, мы приуча­
лись / приблатненным болтать матер­
ном. / Как-то там уживалась Прекрас­
ная Дама / с той, из порнографических

карт, / дамой пик с несуразно больши­
ми грудями. / На физ-ре баскетболь­
ный азарт / сочетался с тоскою, такою
тоскою, / с роковою такою тоской, /
что хоть бейся о стенды на стенах
башкою / или волком Высоцкого вой!»
Пусть читавшие «Солнцедар» про­
стят эту длинную выписку, сделанную
для того, чтобы нечитавшие смогли
оценить и тему, и стиль, и блоковскую
просодию означенной поэмы, суть коей
в том, что взрослый автор, ностальги­
чески хватив «Солнцедара», вспомина­
ет себя школьником, воображающим
себя Блоком, и все такое в обстановке
70-х годов (эка невидаль, честно гово­
ря!).
Не знаю, кого как, меня поэма Ки­
бирова огорчила своей слабостью (мно­
го слабей и наивнее прежних его ве­
щей). По-видимому, все в ней правда,
порой даже лишняя, вроде «Светы К.»
и отроческих сексуальных затрудне­
ний. Или выглядит правдой, что то же
самое. Есть версификационная хватка,
но нет холодка мастерства. «Исповедь»
не отличается от «автобиографии».кл
хуже всего убийственная серьезность
(с квазиблоковским надрывом в кон­
це). Будто поэт не сознает, что не все
«что было» заслуживает быть «воспе­
то». Что пионерско-комсомольское
детство, отошедши в прошлое, не ста­
новится поводом плакать и декадентствовать. Можно ведь и дух перевести.
Все помнят школу в начале жизни,
однако не о всякой пишутся великие
стихи. Школа, выпавшая нашим поко­
лениям, «не есть предмет пиитичес­
кий», сказали бы в старину. Во всяком
случае, требующий непрямого угла зре­
ния. Без надрывающей (якобы) дугё'у
полугадливой ностальгии. Лауреату
Пушкинской премии не худо бы вспом­
нить пушкинское «и с отвращением
читая жизнь мою». Именно «отвраще­
ния», т. е., собственно, дистанции,
ракурса, создающего иное отношение
между поэтом и жизнью, нет в «Солн­
цедаре» (поэме), сколь бы отвратите­
лен ни был «Солнцедар» (вино).
Повторю, эта заметка продиктована
огорчением. Не один будущий концеп­
туалист в отрочестве мечтал быть Бло­
ком. Блок не Блок, а Кибиров, даже
перестав быть концептуалистом, все
равно человек талантливый. Но поис­
ки доступности на путях «Солнцедара»
не сулят ему, боюсь, ничего, кроме
перспективы стать новым Евтушенко
или, упаси бог, Эдуардом Асадовым.
Так себе перспектива.

'Б. Ш.

В 1894 году, то есть сто лет тому
назад, умер Роберт Льюис Сти­
венсон, писатель гораздо более
актуальный, чем большинство его
современников. Он как будто
предвидел основное затруднение
сегодняшней литературы, не
умеющей справиться с просто­
той / сложностью действитель­
ности и т о и дело впадающей то
в элементарность, то в заумь, а
то и в заумную элементарность,
что хуже всего. Конечно же, он
намного крупнее своей репута­
ции «автора приключенческих
романов». С авантюрной повер­
хности своей прозы Стивенсон
уходил в таинственную глубину
человеческой души и законов,
управляющих ею. Не будучи
снобом, не боялся ни простоты,
ни занимательности. Однако
какая-то врожденная меланхо­
лия заставляла его высвечивать
сложное в простой, а в динами­
ке занимательной интриги чув­
ствовать трагический привкус
тщеты. Это был очень хороший
писатель, знавший, что литера­
тура и действительность не одно
и то же: «Роман существует не
за счет своего сходства с жизнью,
а напротив, за счет бесконечно­
го^ отличия от нее».

57

Это пример, если так можно
выразиться, антропологической
живописи — художник Серж
Ошен выпустил весной в Пари­
же альбом из 16 картин, иллюс­
трирующих жизнь первобытного
человека; мы воспроизводим
одну из них. Так, согласно пред­
ставлению художника, сложив­
шемуся, понятно, не без зна­
комства с данными науки, про­
текали труды и дни Хомо эректуса, который жил на земле от
400 000 до 1,5 миллионов лет
назад и на лестнице эволюции
непосредственно предшествует
Хомо салиенсу, то есть нам с
вами. Красиво и познавательно

Визель, тоже лауреат Нобелев­
ской премии мира, 63-летний
писатель с необычайной судь­
бой.
В 44-м году мальчиком 13-ти
лет из еврейского поселения в
Румынии он был депортирован
нацистами в Бухенвальд, пере­
ж ил гибель близких, сам выжил,
а после освобождения в 45-м на
долгое время оказался лицом
без подданства, так сказать, веч­
ным апатридом (и только недав­
но стал гражданином С Ш А ). В
своей худож ественной прозе
Визель описал жестокие реалии
послевоенной Европы: перекрой­
ку границ, лагеря для переме­
щ енных лиц, беженство, став­
шее привычкой. Утрата оседлос­
ти, утрата идентичности, утрата
памяти, утрата Бога — вот, п р и ­
мерно, кр уг его тем.
Впрочем, сам он остался ве­
рующ им иудеем. А иудейская
религия, по его словам, «лишает
права выбирать страдание», то
есть упиваться своим отчаянгфк
и опускать руки, ибо запрещает

Японские писатели умеют, что
называется, «уйти красиво».
П окончил с собой, совершив
харакири, «последний самурай»
Ю кио М исима. Умер как монах,
в затворе и молчании, Кобо Абэ.
Долгое время разделявший с
Абэ славу лучшего писателя со­
временной Я п о н и и 60-летний
Кэндзабуро Оэ, чьим незабыва­
емым «Футболом 1860 года» мы
зачитывались лет 25 назад, упа­
си бог, не собирается расста­
ваться с жизнью — только с
писательством. О своем реше­
н и и навсегда положить перо, за­
кончив роман, находящийся в
работе, Оэ объявил задолго до
присуждения Нобелевской пре­
м ии по литературе за 94-й год и,
должно быть, заставил членов
Нобелевского комитета поломать
голову, стоит ли присуждать

премию писателю, который сам
считает себя фактически «быв­
шим».
Т ак или иначе, не в пример
ряду прошлых лет, Нобелевский
комитет оказался на высоте и
все-таки присудил премию Оэ.
Таким образом, Оэ уходит из
литературы триумфатором. Ка­
ковы же причины решения уйти?
Это, оказывается, давняя исто­
рия. В 63-м году сын Оэ Хигари
родился с опухолью на голове и
врачи сказали, что он не вы ж и­
вет. Тем не менее Оэ настоял на
операции, Хигари остался жить,
но стал эпилептиком с расстро­
енной речью, а значит и с огра­
ниченной возможностью выра­
зить себя. С тех пор Оэ ж ил с
сыном в одной комнате, зани­
мался с ним, работал у него на
глазах и всячески старался п о ­
мочь его адаптации к жизни.
Дело казалось безнадежным, но
в конце концов Хигари Оэ на­
шел себя в музыке. В 91-м году

компакт-диск с записью его про­
изведений попал в список луч­
ш их. Вскоре выходит второй
диск. С ы н писателя становится
композитором. А писатель, на­
верное, просто устал. Он сделал
почти невозможное - вырвал
своего сына у смерти и безумия.
И можно ли рассказать об этом
словами?

Есть люди, влияющие на поли­
тику исключительно силой нрав­
ственной безупречности. Их,
разумеется, немного, и это, ра­
зумеется, лиш ь повышает их
ценность. Не имеющие полити­
ческой власти и не стремящиеся
к ней, они осуществляют мо­
ральную власть.
Таким, например, был у нас
Андрей Сахаров. Таков Эли

вообще любые привилегии. Тут,
видно, и следует искать разгадку
неутомимой правозащитной де­
ятельности Визеля. «Пожалуй,
уже лет 20, как я стараюсь вме­
шиваться в любой инцидент,
если нарушаются права челове­
ка». Конечно, он помогал своим
единоверцам (в том числе и в
бывшем СССР). Однако не им
одним. Кажется, «горячие точ­
ки» стали его привычным мес­
топребыванием. Проблеме ближ­
невосточного урегулирования,
жертвам апартеида в Ю АР, п о ­
литзаключенным в А р ге н т и Ш л
т. д. Визель отдал годы своей
жизни. Недавно, например, был
в Сараево под эгидой О О Н (см.
фото) и в Руанде.
В связи с выходом к н и ги сво­
их мемуаров Визель только что
дал обширное интервью фран­
цузскому еженедельнику «Нувеяь
обсерватер».
В частности, сказал Визель, я
писал эту к н и гу для того маль­
чика, которым был когда-то и
которого больше нет. Мальчика,
имевшего все: родителей, сес­
тер, дом, корни, уверенность в
будущем. Боявшегося только
Бога, а не людей. Теперь мне
кажется, этот мальчик спраши­
вает меня:
«Что же ты сделал со своей
жизнью?»
Журналистка Николь Лейбо­
виц спросила, чем объясняется

58

удивительная точность воспоми­ разговоры Сартра, М ерло-Поннаний Визеля о далеком про­ ти и Мартина Бубера; о своей
шлом?
пламенной приверженности ха­
— А я с 45-го года все запи­ сидизму (направлению в иуда­
сывал, каждый день, кроме суб­ изме, повелевающему славосло­
бот и праздников. А пропущен­ вить мир), что не помешало ему,
ное в эти дни потом восстанав­ однако, в свое время подумы­
ливал. Вообще, страх забвения, вать о самоубийстве. Он расска­
знакомый каждому интеллекту­ зал, как с образованием госу­
алу, заставил меня взяться за дарства Израиль в 48-м решился
мемуары. Знаете, я много лет было обосноваться там, а в ре­
изучал так называемую болезнь зультате оказался многолетним
Альцхеймера — выпадение па­ парижским корреспондентом из­
мяти. Как-то, давно, я встретил раильской газеты. Рассказал, как
жену друга, страдавшую этой бо­ престарелый Франсуа Мориак в
лезнью. Она не узнала меня. Я 58-м пристроил в печать его
был потрясен. Похоже на то, первую повесть «Ночь» (о кон­
как из книги каждый день вы­ цлагере) и благословил на даль­
дирают по странице. Мемуара­ нейшее писательство.
ми я хотел доказать, что не все
— Мемуары заканчиваются
еще погребено в беспамятстве.
сценой вашего бракосочетания
Бизель рассказал собеседнице в Иерусалиме в о9-м году...
оей ранней юности в Пари- Да. Рождение сына как бы
после войны, где в кафе надвое поделило мою жизнь. Я
Л атинское квартала он слушал
больше не чувствовал себя вправе

Г

59

оставлять юное поколение в
мраке безнадежности. Я начал
искать просветы. Не для себя для него, для них. Знаете, вся­
кий раз именно фото страдаю­
щего ребенка заставляет меня
ввязываться в очередную право­
защитную акцию.
- Как вы расцениваете ны ­
нешний «мир» на Ближнем Вос­
токе?
— О, тут я большой оптимист!
Начавшийся процесс кажется
мне необратимым.
Перспективу же «объединен­
ной Европы» Визель считает
«красивой мечтой».
- Осуществима ли она? Это
вопрос. Скажем, после 45-го.в
Германии утвердилась демокра­
тия. Браво. А в то же время,
сколько там еще нацистов, сколь­
ко ненависти, не только к евре­
ям, вообще к чужакам! И с
Францией, тоже великой демок­

ратией, далеко не все ясно. Де
Голль был Францией, но и Петэн был ею. А недавние разо­
блачения о Франсуа Миттеране
еще больше замутили картину.
Собственно говоря, не следует
придавать слишком много зна­
чения проявлениям малодушия,
нужно только помнить о них.
Кстати, Визель знаком с пре­
зидентом Франции и глубоко
взволнован атакой печати на него
за давние связи с вишистским
правительством.
— Для меня не сочетаются
имена Петэна и Миттерана, не
верю, что Миттеран - антисе­
мит. Думаю, я хорошо его знаю.
Это друг еврейского народа. Я
отказываюсь его судить. Наде­
юсь увидеться с ним на днях... и
внимательно выслушать.

г

Перед вами - в состоянии ле­
витации - самый знаменитый
маг-иллюзионист Америки Д э­
вид Копперфильд.
А по-настоящему - Дэвид
Кожин, 1956 г. р., сын средне­
обеспеченных еврейских выход­
цев из России. Копперфильдом
он стал, во-первых, из любви к
Диккенсу, а во-вторых, из стра­
ха перед нищетой, описанной
Диккенсом. Зачурался, так ска­
зать. На всякий случай.
Разные магические штучки
Дэвид начал практиковать ре­
бенком с невинной целью попу­
гать сестер. В 15 лет получил
звание профессора магии Ньюйоркского университета, что, как
меланхолически заметил некий
французский журналист, мыс­
лимо только в Америке. И всетаки в одном из последних ин­
тервью полушутливо признался,
что если бы его матушка не
служила страховым агентом, он,
может быть, так и не рискнул
сделать риск своей профессией.
Дэвид Копперфильд - чаро­
дей нового стиля, маг-постмодернист. Отнюдь не допотопный
фокусник, таскающий кроликов
из цилиндра. Сей Мефистофель
в курже на «молнии» (еще ци­
тата из того же журналиста) во­
обще не работает с животными.
Он за экологию и против наси­
лия. Предпочитает левитацию и
«развоплощение предметов».
Рискуя прослыть плохим патри­
отом, он, как пишут в газетах,
особенно любит осмеивать таг
называемые Символы Величия
Америки: большие самолеты,
например, или национальные
памятники. Движением пальцев
он заставляет «исчезнуть», ска­
жем, «боинг», летящий в небе.
Сам неоднократно летал (то есть
левитировал) над Большим Кань­
оном. А недавно, с благослове­
ния Билла Клинтона, «развоплотил» святая святых американ­
цев - статую Свободы.
В последнее время Дэвид дает,
как правило, до 500 представле­
ний в год и зарабатывает 46 млн
долларов, то есть больше, чем
Шварценеггер, Майкл Джексон

или Мадонна. Этой осенью он
обручился с красавицей топ-мо­
делью Клаудией Шиффер. На
вопрос, учит ли он свою невесту
левитации, ответил: нет, зачем?
она сама возносит меня на седь­
мое небо.
Как секреты его ослепитель­
ных шоу, так и степень связан­
ного с ними риска сохраняются
в строжайшей тайне. У Дэвида
десятки помощников, но даже
ближайшие из них не знают до
конца разгадки тех или иных

трюков. Есть также масса тех­
нических приспособлений. Це­
лая Фабрика Иллюзий на пол­
ном ходу. Правда, кое-кто пред­
почитает называть компанию
«Дэвид Копперфильд Инк.» сво­
его рода Новой Церковью: он-де
вышел за грань иллюзии и всту­
пил в область чуда. Но это уж
кому как верится.
В сентябре-октябре с огром­
ным успехом прошли гастроли
Дэвида Копперфильда в Пари­
же. Впрочем, парижский мэр

Жак Ширак не позволил ему
подступиться к Эйфелевой баш­
не, которую он тоже собирался
было «развоплощать». Осмотри­
тельные французы предпочли
обойтись без экспериментов с
непредсказуемым исходом.
Теперь, говорят, он собирает­
ся выпрямлять Пизанскую баш­
ню.

60

-

У деда Джима Шепфера было
хобби - набивал, чучела. Чуче­
лам тоже нужны глаза; приходи­
лось заказывать их в Германии
и везти оттуда в Нью-Йорк. На­
конец дедушке надоело - и в
начале прошлого века в Брукли­
не появилась фабрика Шепфера
по производству искусственных
глаз.
Сегодня этот бизнес, пере­
местившийся в Калифорнию,
процветает. Глаза для кукол?
Пожалуйста; хотите получить их
к Рождеству, закажите в конце
дета. Глаза для манков? К ва­
шим услугам, любители утиной
охоты. Глаза для монстров из
АЛгьмов ужасов? И это тоже.
^Единственное, чего здесь не
делают, это глазных протезов.
Те из акрила, а шепферовские
глаза - стеклянные.
Дюжина мастеров, работаю­
щих на фабрике,- настоящие
художники. Некоторые глаза не
отливают, а выдувают,- так что
перед нами, по сути, подлинные
произведения искусства, рожден­
ные игрой огня и воздуха.

61

Оранжевое небо. Очень краси­
во.
Жители Сиднея могут любо­
ваться этой безмятежной карти­
ной с холма Давер, что вблизи
гавани.
Да, безмятежной - если за­
был. о том, что видишь отблеск
чудовищных лесных пожаров. К
северо-западу от города огнем
охвачены миллионы акров. Ты­
сячи людей покидают дома.
Из своих нор, ища спасения,
разбегаются скрытные вомбаты.
Прыткие кенгуру пытаются до­
браться до влажных лесов, не­
подвластных огню. Дотла сгора­
ют в кронах эвкалиптов медли­
тельные коала.
Никто не может понять, в чем
причины этого огненного Армаггедона.
Австралийский историк Джеф­
фри Блейни признает и сегодня
пятый континент остается зем­
лей неведомой.

ОБРАТНАЯ
Ноябрь — унылый месяц. Унылыми были и
ноябрьские газеты 1904 года, несмотря на
явные признаки цензурных послаблений. Види­
мо, одно другому не помеха. Общий мотив
публикуемых на этот раз заметок — унылая
пошлость. Даже в первой из них

О боязни
показаться
смешным
говорящей, точнее, намекающей на хорошо
организованную как раз в ноябре т. н. банкет­
ную кампанию, где «представители общес­
твенности», собравшись якобы по посторон­
ним поводам, раз за разом поднимали бокал за
конституцию и только за конституцию, ав­
тор, радикальный публицист Гр. Старцев,
говоря, с одной стороны, вещи явно подстрека­
тельские, призывающие сильнее «давить» на
власть, а с другой — посмеиваясь над робостью
и косностью российского обывателя (и нельзя
сказать, что безосновательно), выглядит тем
не менее пошляком,— может быть, в силу
чрезмерной уверенности в правоте своих слов
и своего дела.

ПЕРСПЕКТИВА

>
И молчит русский человек, всю жизнь
молчит. «Слово - серебро, молчание золото». Только подлое время, только раб­
ский Восток мог сочинить эти подлые сло­
ва.
Но бывает и так, что не выдержит рус­
ский человек, замучает совесть и начинает
говорить. Но как говорить! Помните у Гл.
Успенского в очерке «Заячья совесть»? Там
дается прекрасная формула обывательских
речей.
«Всё соблюди, под козырек сделай, и
ножкой шаркни, и в бумаге шебарши пером
что следует, да свое-то слово вверни,- если
ты человек с совестью... Извивайся, коли
так, перед высшими, ползай, да изловчайся
же сказать и свое!»
И козыряет обыватель, шаркает ножками,
ввертывая словечки, подсказанные ему его
лакейской совестью.
Я видел адрес, поднесенный профессора­
ми одного учебного заведения. Адрес самый
невинный. Мысли и пожелания самые скром­
ные. Нынче в любой «передовице» любой
газеты смелее пишут. Но профессора умуд­
рились составить адрес в таких эзоповских
выражениях, что правды и не видно совсем.
Как хочешь — так и понимай: либо севрю­
жина с хреном, либо — правовой порядок.
Несколько лет назад в городе, в котором
я жил, кружок молодежи послал сочув­
ственную телеграмму осужденному Золя. Что
тут смешного? Ничего. А ведь какой смех, я
помню, поднялся тогда среди пошлых и
глупых людей!
И почему это, когда читаешь, положим,
что общественное мнение Англии высказа­
лось так-то по данному вопросу, ничего
смешного в этом нет. Как будто и быть так
должно. Но стоит, скажем, Самаре, Харько­
ву или Пошехонью завести речь о свободе
печати — и смешно становится?
Всю-то жизнь свою проживает в сторонке
пошехонец, как пескарь Щедрина. Ну и
смешно, конечно, когда выползает из мурьи
своей на свет Божий и пропищит:
— Я полагаю...
- Цыц! Пошел! Куда лезешь!
■ И спрячется пошехонец. А там могучим
потоком бежит жизнь... Смутно доносится
шум ее. Жадно прислушивается к нему
пескарь-пошехонец и тяжко вздыхает:
- Politique jamais!*
«Вот в этаком-то виде,— как выражается
один из героев Гл. Успенского,— и всуну­
лись мы рылом в леформы». Смешно, ко-

— Как бы не попасть нам в смешное
положение! — Слова эти были сказаны на
заседании самарского общества охранения
общественного здравия, когда был поднят
вопрос о необходимости донести до сведе­
ния высших властей о «ненормальности
условий, в которые поставлена у нас всякая
общественная самодеятельность».
Золотые слова! Только русский человек и
мог их сказать. Ужасно боится он очутиться
в смешном положении.
Он не может работать, ему мешают, ста­
вят всякие препятствия, а когда предлагают
заявить об этом ясно и громко, русский
человек конфузится:
— Как бы... того... не сделаться смеш­
ным!..
Является сомнение в праве говорить о
жизни, о нуждах ее, об обидах своих.
— Наше дело маленькое... Чего ради
соваться туда, где нас не спрашивают?
Я помню такой случай.
В харьковской думе группа гласных пред­
ложила поднять вопрос о свободе печати.
Вся дума так и встрепенулась от страха.—
Что вы, что вы! Да разве возможно и
говорить-то об этом? — И вопрос провали­
ли.
Харьковские гласные в простоте сердеч­
ной полагали, что дальше помойных ям
компетенция их не может идти.
* О политике — никогда! (франц.)

нечно, и опасения самарца не лишены,
пожалуй, оснований. Боится он: к лицу ли
ему все эти «леформы»?
Не так-то скоро и легко, оказывается, из
обывателя можно состряпать «сшуаена».
Гр. Старцев
(«Новости», 11 ноября 1904 года)
Многие театры в ноябре поставили пьесу
драматурга на все руки Григория Ге по «Вос­
кресению» Толстого. И хотя само это пред­
приятие имело, конечно, конъюнктурный ха­
рактер, все-таки, наверно, трудно было не
передернуться, услышав глумливо-ерничающий
тон остроумца из «Петербургской газеты».

Драма
об украденных
калошах
v
Переделка «Воскресения» заполнила наши
частные театры, послужит скоро сезонным
гвоздем для казенной сцены и затем рас­
пространится на провинцию.
Нельзя не порадоваться этому явлению,
ибо в основе произведения великого писа­
теля лежит глубоко нравственная идея. Пьеса
несомненно будет иметь влияние на подъем
нашей общественной нравственности и пе­
ревоспитание молодого поколения в более
нравственных началах.
— Эго каким образом? — слышу возраже­
ния скептиков.— Девица в арестантском
халате, сидевшая на скамье подсудимых
(допустим, невинно) за убийство кутЦдг
пьянствующая в острогах с арестантагёи,
может служить воплощением нравственного
Идеала?
Но если и допустить даже, что чистую
женскую душу нет нужды купать в омуте
порока (т. е. на сцене, в реально-художест­
венном изображении), то все же пьеса Тол­
стого полна исправительного значения для
другой половины человеческого рода: для
мужчин! Вот почему на представлениях этой
пьесы мужчин бывает абсолютно больше,
чем дам.
Соблазнитель, глядя на потрясающую
драму, невольно призадумается. Соблазн
получает характер тяжкого преступления.
- Позвольте, но где же мои калоши? слышу я энергическое требование, предъяв­
ляемое какою-то дамою к капельдинеру. Калоши мои подменили. Прошлый раз ста­
щили шерстяной платок, а теперь, оказыва­
ется, и калоши. Это, наконец, ни на что не
похоже!
Оказывается, что соблазн, только что
побежденный одною нравственною идеею,

вступил уже в борьбу с другою. Честь жен­
скую похищать воочию становится уже под­
ло, но калоши - это еще вопрос.
.А потому необходимо было бы и эту идею
борьбы соблазна против чужой собствен­
ности вообще и резиновых калош в час­
тности облечь в живые образы с великолеп­
ными декорациями полицейского участка,
камеры мирового судьи и арестного дома.
Так, например.
Без калош, в одних тонких сапожках,
жертва коварного похитителя направилась
домой.
— Извощик, в Свечной переулок, 40
копеек.
— Помилуйте, сударыня, целый час ждем.
Восемь гривен положив!
— Тогда давай по таксе.
Но извощик хлестнул кнутом лошаденку
и отъехал, а бедная «жертва» попала в
сугроб первого снега и промочила ноги.
Тиф. Больница. Подлые вожделения фель­
дшера, который насмотрелся в анатомичес­
ком театре красивых женских тел и поддал­
ся эротической чувственности.
Угрызения совести похитителя, который
приходит в тифозное отделение больницы и
прилагает своей жертве уже не резиновые
кМрши на байке,.а бархатные сапоги на
иску.
— Не надо,— говорит она,— а лучше
подите внушите всем своим знакомым, что­
бы они прекратили гнусный промысел подменения и даже похищения чужих калош.
И еще одно нравственное начало востор­
жествует, но у соблазна так много завистли­
вых глаз, что никакого репертуара нравоу­
чительных пьес не хватит, чтобы все их
выколоть.
Одиссей
(«Петербургская газета»,
1 ноября 1904 года)
Читая следующую заметку, имейте в виду,
нте описанное происходило не где-нибудь в
дЩ'-мучей Чухломе, а в московском Литературн(^художественном кружке на Дмитровке,
где собирались, так сказать, «сливки общест­
ва».

Побеседовали

63

В последний вторник в Литературно-худо­
жественном кружке беседовали об А. П.
Чехове.
«Вступление в беседу» началось с того,
что референт, г. Балталон, предложил нам
утереть слезы о Чехове: довольно, дескать,
мы о нем плакали, довольно его славосло­
вили, договорились даже до того, что пре­
вознесли его превыше всех писателей.
Пора и опамятоваться, пора посмотреть на
то, что же, в самом деле, такое этот Чехов?
Он, видите ли, рисовал все пошлых, бес­
принципных, неразвитых людей, да полоум­
ных. Возьмите Раневскую: что она делает?
Глотает пилюли, пьет кофе, ездит по загра­

ницам, галлюцинирует, не понимает того,
что ей говорят, сходится с любовником,
присваивает себе присланные пятнадцать
тысяч, имеет молодого лакея и забывает в
заколоченном доме старика Фирса. Пред­
осудительная личность.
Или Лопахин: в первом действии говорит
одно, во втором - другое, в третьем третье, и ничего ни с чем не вяжется.
Притворно разыгрывает роль жениха и по­
купает имение.
А то еще Трофимов: приехал неизвестно
зачем; четыре месяца ничего не делает; ни
до кого и ни до чего ему нет никакого дела,
и говорит глупые слова то о планетах, то о
человеке, то о том, что будет через триста
лет.
Или, не угодно л и ,- Астров и дядя Ваня:
все время пьяны и все к чужой жене
пристают.
Об Иванове и говорить нечего: и жену
уморил, и ничего-то не делал, и уставать
было не от чего.
Одним словом, Чехов рисовал исключи­
тельно ничтожных людишек.
Но ведь и ничтожных людишек можно
рисовать превосходно.
И рисовал он прескверно. Нагромождал
совершенно непонятные слова, притягивал
за волосы всевозможные символические
эффекты. Тут оказалось, что референт счи­
тает символизмом всякие звуки: играют на
гармонике, раздался звук оборвавшейся на
шахте бадьи - по его мнению, все это
символизм.
Автору, по словам референта, только того
и хотелось, чтобы заставить публику видеть
в этих совершенно бессмысленных вещах
какую-то несуществующую глубину. Произ­
вести настроение — и действительно полу­
чается настроение - недоумения, непони­
мания, тоски и скуки.
Здесь г. Балталон не нашел для Чехова
другого сравнения, как с господином, кото­
рый поднял над головой сломанную спичку
и таинственным голосом произнес: — Зна­
ете ли вы, господа, что значит эта спичка?
- Настроение (?) получилось, а господин и
сам не знает, что означает эта спичка.
Таким образом, Чехов сознательно одура­
чивал своих читателей.
— Какую же художественную или куль­
турную ценность могут иметь подобного
рода художественные упражнения? - имен­
но этими словами спрашивал референт.
Было тяжело, стыдно и оскорбительно.
Казалось, что словно подошел в нашем
присутствии к Иванову прямолинейно-бли­
зорукий доктор Львов и, не видя, не пони­
мая, не чувствуя души его, продолжает
наносить ему в своей деревянной честности
оскорбление за оскорблением.
Нет — хуже, потому что Чехов для нас
ближе Иванова, лучше его, благороднее, и
потому, что мы так недавно еще хоронили
этого Чехова, хороня вместе с ним свои
лучшие надежды, хороня в нем своего луч­
шего друга.
Сергей Яблоновский
(«Русское слово», 26 ноября 1904 года)

Наконец, заметка Тэффи

Маленькая
подлость
в пояснениях не нуждается.

На Невском громко и радостно выкрикива­
ли разносчики каких-то листков: «Конец
войны! Конец войны с Японией!» Листки
раскупались нарасхват. Я видела малень­
кую, закутанную в платок старушонку. Она
долго прислушивалась к выкрикам, потом
подошла и робко, словно не смея верить,
переспросила разносчика: «Так, значит,
конец? Правда, конец?» — Конец, конец,
бабушка. Давай три копейки.
Старушонка повернулась лицом к востоку
и долго крестилась дрожащей сморщенной
рукой. Потом вытянула из-за пояса ситце­
вый пдаток и старательно развязала, помо­
гая себе зубами, туго затянутый узелок. В
узле было две медных монеты. Она вынула
одну из них, внимательно осмотрела и отда­
ла разносчику. Врученный ей листок она
взяла обеими руками и, держа перед собой,
благоговейно понесла его.
- Конец войны! Конец войны! - про­
должал разносчик. И к нему подходили
новые покупатели и робко и радостно отда­
вали свои медяки.
Дома меня встретила улыбающаяся гор­
ничная и поздравила с окончанием войны.
- Ей-Богу, правда,- уверяла он а.- Ку­
харка сейчас газету купила. Сидит, и от
радости плачет. У нее ведь двух сыновей на
войну забрали.
Я вошла в кухню. Кухарка, и смеясь, и
плача, подала мне листок, на котором с
нелепыми выкрутасами, огромными буква­
ми было напечатано: «Конец войны». Под
этим заглавием следовало длиннейшее без­
грамотное стихотворение! Без рифмы, без
размера, без смысла.
Я прочла эту мерзость, взглянула на праз­
дничное лицо прислуги, вспомнила старуш­
ку с узелком. И мне стало стьщно за этого
гнусного торгаша-сочинителя, спекулирую­
щего нашим общим горем и выманивающе­
го обманом последние медяки у страдающих
и обиженных.
Многие плакали сегодня ночью, потому
что после вспыхнувшей надежды сильнее и
острее чувствуется горе. И помочь им не­
чем.
Тэффи
(«Биржевые ведомости»,
6 ноября 1904 года)

Музей как дом
Напротив Павелецкого вокзала, в самом
начале улицы Бахрушина, бывшей Лужецкой, обращает на себя внимание особняк в
псевдоготическом стиле, модном в эпоху
модерна. Строил его для своей семьи Алек­
сей Александрович Бахрушин, один из вла­
дельцев кожевенного завода «Товарищества
Алексея Бахрушина и сыновья». Официаль­
но его именовали так: «Потомственный
почетный гражданин, мануфактур-советник,
московский представитель Императорского
русского театрального общества, член коми­
тета по сооружению музея 1812 года, город­
ской гласный (с 1901 года)». Его знали как
организатора благотворительных вербных
базаров, как администратора и антрепрене­
ра летнего театра в Сокольниках, создателя
городского народного театра, но прежде
всего как владельца известного не только в
Москве, но и за рубежом театрального му­
зея. Сначала это была коллекция театраль­
ных редкостей. Ей отвели три полуподваль­
ные комнаты дома, но уже через несколько
лет коллекция размещается в жилых комна­
тах дома, в коридоре, буфетной, в детских
комнатах. В 1894 году Алексей Александро­
вич принимает решение открыть свой дом и
свою коллекцию для всех желающих. В
субботу и воскресенье устраиваются обеды и
завтраки, на которые заранее рассылаются
приглашения, после обеда или до него ус­
траивались просмотры всей коллекции. В
1913 году музей был передан городу Москве.
Возможно именно это спасло его во время
революции, но и, конечно, хлопоты и связи
Алексея Александровича. В 1919 году музей
перешел в ведение Наркомпроса, а Бахру­
шин был назначен его почетным директо­
ром (с жалованием 43 рубля). Правда, в
1937 году особняк приглянулся кому-то и
последовало решение перевести коллекцию
в подвальные помещения Политехническо­
го института. Самого Алексея Александро­
вича уже не было в живых, он умер в 1929
году, но была жива его жена, Вера Василь­
евна, к которой перешло звание почетного
попечителя музея. Благодаря ее самоотвер­
женности музей удалось отстоять.
Коллекции музея приумножались, изда­
вались альбомы, устраивались лекции, регу­
лярно проходили школьные экскурсии. Но
тот холодок официоза, который был харак­
терен для всех советских музеев (за очень
редким исключением), присутствовал и здесь.
Уникальность этого музея в том, что этот
дом-музей, музей, создававшийся семьей. И
очень важно было бы сохранить атмосферу
этого дома. Между тем еще при жизни Веры
Васильевны сдирались и сбивались потол­
ки, рушились камины, перестраивались ком­
наты. В издававшихся альбомах очень скупо
сообщалось о личности его создателя, она
как бы выносилась за скобки — главное его
коллекция, которая стала достоянием госу­
дарства. Почти сорок лет пролежала в руко­

писи книга воспоминаний Юрия Алексее­
вича Бахрушина, сынаАпексея Александро­
вича. Она была бесценным материалом для
сотрудников музея, при всем том они были
уверены, что книга эта едва ли увидит свет.
Разумеется, в ней не было никакого крими­
нала, добрейший Юрий Александрович не
способен был ни на критику, ни на иронию.
Просто он писал, отрешившись от реаль­
ности, не думая об издателе. В тихом углу
коммунальной квартиры, в голодные после­
военные годы, он вспоминал свое детство,
свою родню, уклад жизни в доме дедов - с
отцовской и материнской стороны, дом от­
ца; писал достаточно подробно, что для нас
так важно, без ностальгических всхлипыва­
ний ивозвышенных пассажей.
Патриархальный купеческий уклад пре-

Н. А. Андреев.
Портрет А. А. Бахрушина. (1923 год)

красно уживался с нововведениями на фаб­
рике, с европейской образованностью де­
тей. И в стильном доме на Лужецкой патри­
архальность время от времени давала о себе
знать, во всяком случае, «правила», усвоен­
ные Алексеем Александровичем с детства,
были в нем достаточно крепки. Вот, напри­
мер, такая странность: стремясь заполучить
на свои обеды всех знаменитостей, Алексей
Александрович никогда не приглашал Ша­
ляпина. Те, кто был в музее, никогда не
забудут «шаляпинскую» комнату, где хра­
нятся театральные костюмы артиста, пор­
треты Шаляпина кисти многих замечатель­
ных художников, его собственные рисунки
и шаржи. Несомненно, Бахрушин прекло­
нялся перед Шаляпиным и все про него
понимал, но... в дом все-таки не приглашал,
объяснял, что присутствие Шаляпина в доме
слишком большое испытание для его не­

рвов - он будет все время бояться, как бы
Шаляпин не учинил скандала. Никогда не
бывал в доме Бахрушина и Горький. «Ну
его! Он какой-то мрачный, неразговорчи­
вый, глядит на все исподлобья!» - так
говорил Алексей Александрович сыну. Только
впоследствии Юрий Алексеевич понял, что
дело было в другом. Бахрушины были друж­
ны с Желябужскими, и они не смогли
примириться с тем фактом, что Мария
Федоровна Желябужская, мать семейства,
бросила мужа и вышла замуж за Горького.
Собирание музея было основным делом и
страстью Алексея Александровича. Между
тем он со всеми братьями, будучи совла­
дельцем большого кожевенного предпри­
ятия, участвует в большой благотворитель­
ной деятельности: на Софийской набереж­
ной строится дом бесплатных квартир для
вдов и учащихся девушек, для детей вдов
устроены школы — начальная и две ремес­
ленные, детский сад; туг же бесплатная
столовая для девушек-курсисток; в Соколь­
нической роще устраивается приют для детей-сирот, при приюте школа и мастерские
дня обучения ремеслам; полмиллиона руб­
лей было пожертвовано для беспризорных
детей в Тихвинском имении. Это бы;,о в
традиции семьи — во всех коммерчески
предприятиях главным было не личное обо­
гащение, а польза для людей, помощь бед­
ным. Причем в личной жизни, в домашних
расходах братья любили, чтобы был счет
каждой копейке.
Это были какие-то фантастические люди...
Поражает в Алексее' Александровиче его
вкус и колоссальное чутье собирателя. По
личным симпатиям, по всей видимости, он
был приверженцем театра традиционного.
Недаром завсегдатаями его дома были ар­
тисты и режиссеры Большого театра, Мало­
го, театра Корша (здание для театра Корша
в Богоявленском переулке было построено
дедом - Александром Алексеевичем Бахру­
шиным). Между тем в коллекции Бахруши­
на достаточно полно представлены худож­
ники круга «Мир искусства»: Бенуа, Сомов,
Добужинский, Головин, Серов,— опреде­
лившие направление театрально-декоратив­
ного искусства в XX веке. Представлены
лучшими своими вещами. Уникален публи­
куемый нами эскиз декораций Головина к
спектаклю «Маскарад» по Лермонтову в
постановке В. Э. Мейерхольда в Алексан­
дрийском театре. Премьера этого спектакля
состоялась в исторические дни февральской
революции 1917 года. Тема рока, неизбеж­
ности трагедии и пышность, сумрачный
блеск декораций и костюмов...
Алексей Александрович стремился к пол­
ноте своего собрания, думая о будущих
историках театра и любителях с самым
широким кругом интересов. Невозможно
себе представить, но только живописный
фонд музея насчитывает 70 тысяч экспона­
тов...
Л. Осипова

А. Я. Головин.
Бал у баронесы Штраль.
Эскиз для 8-й картины драмы Лермонтова "Маскарад".
(1917 год)

вернисаж
в компании
с давидом

ж

— на

% .л

I

18-й странице

v