Первые дерзания [Вадим Дмитриевич Охотников] (fb2) читать онлайн

Вадим Охотников ПЕРВЫЕ ДЕРЗАНИЯ

Глава первая

Высокая дверь в кабинет начальника конструкторского бюро, как показалось Семену Бурыкину, приоткрылась необычайно тихо.

И вообще решительно во всем Семену чудилась какая-то зловещая настороженность. Как перед бурей. Взять хотя бы секретаря начальника, Елену Павловну, светловолосую девушку с крохотными часиками на руке. Вместо того, чтобы встретить его добродушной улыбкой и громким восклицанием вроде: «Добрый день, товарищ Бурыкин — Мурыкин!» или: «Привет молодому поколению рабочего класса!», она только мельком взглянула на Семена, невнятно пробормотала «здравствуйте» и принялась переставлять на столе пишущую машинку с такой сосредоточенностью, словно это была не машинка, а какая-нибудь посудина из стекла, наполненная до краев драгоценной жидкостью.

Из кабинета начальника до Семена доносился приглушенный разговор, тихий и сдержанный. Казалось, что там договариваются о чем-то недобром, не предвещающем ничего хорошего. А когда в дверях показалось усатое лицо мастера Ивана Никаноровича Греся и он взглянул на Семена строгим взглядом, то уже никаких сомнений не осталось.

— Ну, что ж, заходи, — не спуская глаз с Семена, проговорил мастер таким тоном, будто предупреждал: «Попробуй только не зайти! Натворил — изволь бриться-стричься! Увиливать нечего…»

В кабинет начальника конструкторского бюро Семен входил впервые. А как он мечтал увидеть эту комнату! Еще бы! Ведь в ней работал знаменитый инженер-изобретатель, выдумщик новых, необыкновенных машин! Вероятно, чтобы лучше работалось такому заслуженному изобретателю, как Александр Андреевич Дуплов, ему созданы особые условия! Семену казалось, что кабинет инженера должен быть обставлен не так, как у всех. Как именно — он не знал, но иногда ему мерещилось что-то вроде оранжереи, устланной коврами, в которых утопает нога, а среди цветов — сложнейшие приборы и аппараты с блестящими кнопками и рукоятками.

К разочарованию Семена, рабочий кабинет изобретателя оказался самым обыкновенным. Он даже походил немного на хорошо знакомый Семену кабинет директора ремесленного училища: большой письменный стол, заваленный чертежами и книгами, несколько мягких кресел, два шкафа с книгами. На полу действительно лежал мягкий ковер, но ни цветов, ни каких-либо особых аппаратов в комнате не было. Правда, в углу, рядом с письменным столом, стоял какой-то шкаф с никелированными рукоятками и белыми кружками электроизмерительных приборов на черно-муаровой стенке, но вид этого аппарата не представлялся Семену необычным. Ему показалось забавным, что на стене, за письменным столом висит обыкновенная классная доска.

«Точно, как у нас в классе…» — вспомнил Семен.

Откинувшись на спинку кресла, за столом сидел инженер Дуплов в той самой синей рабочей куртке, в которой он иногда проходил по цехам и с любопытством смотрел на Семена, остановившегося в нерешительности посреди комнаты.

Только ли с любопытством? Семен еще раз исподлобья взглянул на инженера. Не написано ли на его смуглом лице с большими, умными глазами негодования? Как будто бы нет… Взгляд инженера спокойно скользит по вошедшему, словно измеряя рост или проверяя, достаточно ли опрятно сидит форменный костюм.

— Так вот, Александр Андреевич, — каким-то проникновенным и глухим голосом, словно сообщая тайну, начал мастер Гресь, наклонившись к начальнику. — Чертеж детали я ему вручил и напутствовал, как полагается. И насчет допусков пояснил — на всякий случай, хотя допуски были указаны в чертеже, согласно ОСТ… Потом я его спрашивал: «Есть у тебя, Семен, какие-нибудь хотя бы малейшие сомнения?» «Нет, — отвечает. — Все ясно».

Иван Никанорович выпрямился, нахмурился и, приглаживая правой рукой левый ус, как он обычно делал, когда был не в духе, спросил:

— Ну, объясни, наконец! Что это за дикая фантазия пришла тебе в голову? Как ты смел так поступить! Знаешь ли ты, что такое чертеж, когда на нем стоит подпись главного инженера и главного конструктора? А ты что сделал?

— Хотел попробовать… Конечно, я виноват… — нерешительно начал было Семен, потупившись и озабоченно разглядывая свои ботинки, начищенные, в связи с вызовом к начальнику конструкторского бюро, до ослепительного блеска.

Но мастер нетерпеливо махнул рукой и перебил язвительно:

— Попробовать, попробовать! Да какое ты имеешь право пробовать, а тем более принимать самостоятельные решения при наличии чертежа, утвержденного начальством! Разве тебе поручили сделать что-нибудь сложное? Обыкновенная планка с тремя отверстиями! Не что иное, как рычаг, передающий поступательное движение от одной детали механизма к другой. А ты самовольно исказил смысл этой простой вещи и начал делать изогнутую планку, похожую на куриную лапу. Зачем? А?

— Я думал, она лучше будет работать… А потом… Я же в неурочное время…

— Ишь ты, какой умник! Лучше… Рационализация, брат, дело очень хорошее, сам этим занимаюсь и всемерно поддерживаю. Но должен быть соответствующий порядок! Надумал что-нибудь — заяви в бюро по рацпредложениям. По всем правилам. А то — самовольничать!..

Мастер вынул из кармана носовой платок и принялся вытирать им свою лысину, поглядывая при этом на инженера и словно спрашивая: «Ну, как? Довольно его отчитывать? Или еще?»

— Вопрос ясен, Иван Никанорович. Можете идти, — сказал инженер, чуть наклонив голову.

— Тогда пойдем, — озабоченно произнес Гресь, обращаясь к Семену.

— Бурыкина я хочу с вашего разрешения задержать у себя на несколько минут, Иван Никанорович, — проговорил инженер, искоса поглядывая на мальчика.

— Конечно, конечно, Александр Андреевич! Если у вас есть время, то побеседуйте с ним. Внушите ему по-отечески, чтобы он не самовольничал. Ведь парень в общем толковый и руки золотые, — забеспокоился Гресь, неловко поднимаясь с кресла.

Когда мастер вышел из кабинета своей немного переваливающейся походкой и за ним с глухим стуком закрылась массивная дверь, Семен заметил, что начальник конструкторского бюро смотрит на него, стараясь сдержать улыбку.

— Что же это ты! — весело сказал он мальчику.

— С изогнутой планкой не будет заклинивания, ручаюсь вам, товарищ инженер, — приободрившись, пробормотал Семен.

— Так почему же не пришел и не сказал об этом мне? Зачем, не посоветовавшись, начал изготовление детали, не существующей в чертежах?

— С вами посоветоваться? — удивленно спросил Семен.

— Конечно, со мной! Или с мастером!

— Я думал, что это будет неудобно… Чего это какой-то там ученик ремесленного училища лезет с советами… Оно, конечно, я нехорошо поступил. Но как-то так получилось… Дай, думаю, сделаю по-своему. Когда машину соберут и будут испытывать, то внимания, наверно, не обратят, что передаточная планка сделана иначе. Если она будет хорошо работать, конечно… А работать она должна замечательно.

— Подожди, подожди, — перебил инженер, внимательно приглядываясь к Семену. — Да чего же ты стоишь! Подходи и садись. Значит ты хотел сделать, чтобы было лучше, так сказать, тайком. Правильно я тебя понимаю?

— Получается так, — глухо проговорил Семен, усаживаясь на самый кончик мягкого кресла.

— Расскажи, что ты имел в виду, делая изогнутую планку, — попросил инженер, пододвигая к Семену лист чистой бумаги и большой, тщательно отточенный карандаш, который с одной стороны писал красным, а с другой — синим цветом.

Семена охватило волнение. Ему, ученику ремесленного училища, приходится объяснять свою идею инженеру. Да не какому-нибудь инженеру, а Александру Андреевичу Дуплову, тому самому, который создает такие чудесные, умные машины, автоматы, действующие от одного прикосновения человеческих рук!

— Эта планка должна толкать вот этот рычаг… — начал Семен, дрожащей рукой выводя на бумаге полукруг. — Здесь вот стоит собачка… Она не пускает планку обратно, пока вот этот шпенек не выйдет изнутри…

Семен старался говорить как можно короче. Но все почему-то выходило так, что надо было повторять уже сказанное. Красный кончик карандаша, к ужасу Семена, сломался и пришлось писать синим.

«А красным выходило как-то убедительнее. Синий цвет не такой яркий, что ли…» — пронеслось в голове Семена, когда он дорисовывал рычаг, придуманный им самим.

— А вот здесь стоит такая маленькая пружинка. Помнишь? — вдруг оживился инженер, до сих пор молча слушавший сбивчивое объяснение Семена. — Ты прав, предполагая, что планка, предусмотренная нашим чертежом, может заклиниваться. Но так происходило бы в случае отсутствия этой пружинки. Согласен? — и инженер принялся дорисовывать на чертеже новые подробности.

Несколько быстрых движений карандаша инженера окончательно смутили Семена. Ему вдруг стало ясно, что совсем не обязательна изогнутая планка. Маленькая пружинка решает все дело крайне просто. И как это он не учел наличия пружинки? И зачем вообще полез не в свое дело! Конечно, он опозорил себя и своих товарищей по ремесленному училищу, прибывших вместе с ним в распоряжение особого конструкторского бюро на практику.

«Нарушение трудовой дисциплины…» — подумал Семен.

— Думал, как лучше… А про пружинку забыл, товарищ инженер… — не зная, куда девать свои руки, казавшиеся теперь длинными и неуклюжими, забормотал Семен. — И вообще поступок мой из ряда вон выходящий. Конечно, начал я делать эту деталь в неурочное время, после работы, но все-таки без согласия мастера, так сказать, начальника цеха… Не подумайте только, что у нас все ребята такие… — продолжал он оправдываться, не отрывая глаз от листа бумаги. — У нас ребята дисциплинированные и работники хорошие: наше ремесленное училище известное. Это на меня, как говорится, нашло затмение… Мне всегда хочется все по-своему сделать, как лучше, изобретать, рационализировать… Вот и получилось. Не утерпел. Вы уж простите…

Семен поднял глаза и замер от удивления. Инженер смотрел на него не только не строго, но даже как-то особенно ласково.

— Все время хочется, говоришь, изобретать и выдумывать что-нибудь новое? тихо спросил он.

— Хочется… Очень хочется… — ответил Семен.

В это время дверь отворилась, и в кабинет торопливо вошла Елена Павловна. Вид у нее был крайне озабоченный.

— Александр Андреевич! — обратилась она полушепотом, тревожно поглядывая на Семена. — Только что звонили с третьего опытного участка…

— Неутешительная сводка? — перебил Дуплов.

Девушка наклонилась к самому уху инженера и зашептала что-то совсем тихо, продолжая коситься на Семена.

О чем говорила Елена Павловна, Семен разобрать не мог. Но ему стало ясно, что речь идет о какой-то неожиданной неприятности. Лицо Александра Андреевича стало хмурым и обеспокоенным.

— Как же это так могло случиться? Очень странно… — тихо произнес Дуплов, быстро поднимаясь с кресла. — Очень странно… Очень странно… — продолжал он, нервно роясь в кармане своего пиджака. — Немедленно соедините меня с третьим участком, как только оттуда позвонят. Очень странно…

Когда девушка вышла, шурша подолом своего шелкового платья, и за нею глухо хлопнула массивная дверь, Дуплов снова сел в кресло.

— Так на чем мы остановились? — спросил он, рассеянно поглядев в окно. Ах да, насчет планки… Так вот какое дело, Семен: во всей этой истории меня больше всего огорчает, что ты так скоро сдался… Стоило мне только указать на эту самую пружинку, как ты немедленно согласился, что затеянная тобой рационализация совсем никуда не годится! Почему же ты не споришь со мной? А?

— С вами спорить? Да что вы, Александр Андреевич!

— Спорить со мною никому не запрещается.

Лицо Семена расплылось в широчайшую улыбку. Вот так история! Мало того, что знаменитый изобретатель теряет время на разговоры с ним, учеником ремесленного училища, ему еще предлагают спорить!

— Ну, если так уж хотите… — начал Семен робко, снова пододвигая к себе лист бумаги, исчерченный красными и синими линиями. — Предположим, что вот эта пружинка давит сюда. Это ж верно? Она, конечно, отжимает планку. А разве при большом отклонении планки тоже так будет? Пружинка-то перекосится! Ведь верно?

— Верно, — подтвердил инженер.

— Вот видите! — продолжал Семен с увлечением. — А если планку сделать изогнутой в этом месте… Тут-то нагрузки на подшипник не будет даже при самом сильном отклонении! Значит меньше вероятности, что ее заест! А потом, мы с вами, Александр Андреевич, можем установить еще такую скобку… Эх, чтоб тебе!..

Волнуясь, Семен с силой надавил на карандаш, и синий кончик сломался с тихим треском. Семен принялся глазами искать новый карандаш и уже было протянул руку к бокалу с перьями.

— Ясно! Ясно, Семен! Мне уже все понятно! — предупредил его намерение инженер.

— Как же так? Я ведь еще не все нарисовал! — удивился Семен.

— Да не в схеме дело! Мне ясно… ну, как бы тебе сказать… Ясно, одним словом, что ты такой, как нужно. Техническая сметка у тебя есть, фантазия также. И последнее, очень важное для изобретателя качество — страстность и упорство — налицо, — улыбаясь проговорил Дуплов.

— Значит мое предложение вам пригодилось? — дрожащим от волнения голосом спросил Семен.

Но ответа не последовало. Раздался звонкий щелчок дверного замка, и в кабинет снова вошла Елена Павловна. Семен обратил внимание на то, что в ее руках находился какой-то металлический предмет, очень похожий на никелированный электрический утюг. От него чуть ли не до самого пола свисал черный провод со штепсельной вилкой на конце.

— Ну, что? — обеспокоено спросил Дуплов.

— Пока еще не звонили. А это вам передали из седьмой лаборатории, проговорила Елена Павловна, осторожно опуская на письменный стол утюгообразный прибор.

Инженер молча взял в руки утюг, внимательно его осмотрел, а затем быстрым движением руки воткнул болтающуюся на конце провода вилку в розетку на металлическом шкафе. Вслед за этим щелкнул выключатель, и в круглом окошечке, обрамленном широким никелированным ободком, вспыхнула красная сигнальная лампочка.

«Если бы это действительно был обыкновенный утюг, то Александр Андреевич не поставил бы его прямо на письменный стол, без подставки. Сразу сукно прожжет»… — решил про себя Семен, наблюдая за действиями инженера.

— Такие-то дела, брат… — протянул Дуплов, когда Елена Павловна вышла из кабинета.

— Так мое предложение вам пригодилось? — повторил Семен свой вопрос. — Я вот решил так… — хотел он продолжать, не дождавшись ответа, но в это время вдруг почувствовал нечто очень странное, заставившее его оборвать свою речь на полуслове. Лежавший на столе кулак Семена, в котором все еще был зажат сломанный карандаш… Нет, это было совершенно невероятно! Семен даже заглянул под стол в поисках какого-нибудь нагревательного прибора, ну, предположим, электрической плитки или рефлектора! Отчего бы это поверхность письменного стола, покрытая добротным красным сукном, вдруг стала горячей? Семен ясно чувствовал, что от сукна идет тепло и разливается по всей руке от кулака до ключицы!

Что это значит?

Не спуская удивленных глаз с инженера, Семен прикоснулся к столу левой рукой. Ему даже как будто немного обожгло кончики пальцев. Семен снова заглянул под стол, но кроме плетеной корзины для бумажного мусора ничего не увидел.

Увлеченный этим загадочным явлением, Семен даже не заметил, как инженер встал с кресла, медленно обогнул стол и, подойдя к Семену, положил руку ему на плечо.

— Ты спрашиваешь, пригодится ли нам твое предложение? — промолвил он, дружески похлопывая Семена по плечу. — Нет, дорогой. Не пригодится, к сожалению.

— Почему же! Ведь трения будет меньше! — встрепенулся Семен, сразу забыв про стол, странным образом излучающий тепло.

— Не мог ты в данном случае придумать что-либо полезное. Согласись, дружище! Ведь тебе совсем неизвестно, для чего служит деталь, которую ты собрался видоизменять и совершенствовать. А она — только часть машины, в которой, как и во всякой машине, все должно быть согласовано до конца, ответил инженер.

Семену в этот момент показалось, что какой-то груз опустился ему на сердце и придавил так, что оно стало биться медленнее. Только что все оборачивалось так хорошо, и вдруг…

— Ты не огорчайся! — произнес инженер примирительно, поняв настроение своего гостя. — В жизни всякое бывает — и радости, и неприятности. Нужно во всех случаях проявлять мужество и сохранять присутствие духа, а не вешать нос на квинту…

«Это он про меня», — со стыдом подумал Семен и решил заверить инженера, что вовсе не собирается вешать носа.

Но Дуплов, не дав ему раскрыть рта, неожиданно предложил:

— Хочешь, будем с тобой дружить, а?

— Это, как же, товарищ главный инженер? — с трудом проговорил Семен. — Мне дружить с вами?

— А почему бы тебе со мной не дружить? Я, например, с тобой дружить согласен. И думаю, что это будет интересно нам обоим…

Семен заерзал на своем месте и уставился на инженера глазами, полными удивления. Что это? Посмеяться что ли собрался над ним прославленный на всю страну изобретатель? Как будто бы нет. Не похоже. Лицо Александра Андреевича было отечески добрым и ласковым. Даже следа хитрой улыбки не видно.

— Вообще, конечно… — смущенно пробормотал Семен.

То, что ему предлагал сам известный изобретатель Дуплов, тот самый Дуплов, портрет которого вырезан из газеты и сейчас лежит в кармане Семена вместе с комсомольским билетом, казалось невероятным.

Словно спохватившись, инженер быстро поднес к глазам своя ручные часы и тотчас же стал внимательно присматриваться к стрелке измерительного прибора на шкафе. Семен тоже повернул голову и увидел, что стрелка покачивается рывками, словно кто-то, балуясь, подталкивает ее пальцем.

— Почти четырнадцать ампер при частоте двадцать тысяч периодов в секунду. Неплохо. Молодцы… — пробормотал Дуплов про себя, поднимаясь.

Только теперь Семен вспомнил про странное явление. Заслушавшись инженера, он даже не заметил, что и пол уже стал горячим! Конечно, даже ступни через подошвы ботинок ощущают тепло!

— Александр Андреевич! Кажется, это самое… Пожар? Пол горячий, а письменный стол уже давно… — проговорил Семен, стараясь скрыть охватившее его волнение.

И словно в подтверждение его слов дверь в кабинет с шумом распахнулась, и на пороге появилась Елена Павловна.

— Александр Андреевич! — тревожно воскликнула она.

— Я же говорил, что пожар! — заволновался Семен. — Что тут спасать самое ценное? — продолжал он, хватая со стола в охапку рулон с чертежами.

К его удивлению, Александр Андреевич только молча подал знак рукой, предлагая не шуметь, и быстро снял с аппарата телефонную трубку.

— Дуплов слушает… Добрый день, Сергей Петрович… Значит, говорите, только ходовая часть?.. Так… Так… Очень странно… — голос Дуплова звучал совершенно спокойно.

«Вот так штука. Значит мне все это показалось…» — думал Семен, не зная, положить ли обратно чертежи на стол, или подождать.

Закончив разговор, инженер попросил секретаря подойти к столу. Казалось, он совершенно забыл о присутствии в кабинете ученика ремесленного училища, все еще продолжавшего стоять в нерешительности с рулоном чертежей в руках. Углубившись в блокнот, Дуплов принялся вслух перечислять имена начальников цехов, инженеров, конструкторов, мастеров и рабочих, которых Елена Павловна должна была пригласить завтра.

— Чугунцева вы вызывали на пять тридцать. По поводу объекта ЗР-2. Вы не забыли, Александр Андреевич? — напомнила Елена Павловна.

— Да! Еще Соколов должен информировать меня о ходе работ по КЛ-34! сказал инженер.

До Семена доносились непонятные слова — шифры машин и разработок: ВС-18, БЖК-28. Их было много. Перечислялись фамилии конструкторов, инженеров, начальников цехов, мастеров. За всем этим таился огромный размах большого научно-исследовательского учреждения, в кабинете руководителя которого находился Семен. Тем более странным казалось ему, что знаменитый инженер, время которого было дороже золота, нашел нужным разговаривать с ним, никому не известным учеником ремесленного училища и даже предлагал свою дружбу.

— Так мне идти, что ли? — спросил Семен, выбрав момент, когда инженер и его секретарь на минуту умолкли.

— Да. Иди. Сегодня, к сожалению, я не могу уделить тебе больше ни одной минуты, — ответил Дуплов, подняв глаза на Семена.

— А как же… насчет этого самого… Ну — пожара! Ведь пол-то горячий!

Инженер улыбнулся. Выйдя из-за стола, он подошел к Семену и, положив руку на его плечо, проговорил:

— Настоящий изобретатель должен обладать не только наблюдательностью, но и умением делать правильные выводы из своих наблюдений. Я мог бы объяснить тебе все в трех словах. Но не сделаю этого нарочно. Понимаешь? В следующий раз я подскажу тебе кое-что, но объяснение ты должен будешь найти сам. Сейчас же запомни только одно слово: звук. То, что ты заметил у меня в кабинете, связано со звуком. А теперь — иди и думай.

Семен медленно положил на стол чертежи, исподлобья посмотрел на Елену Павловну, которая, как показалось ему, очень уж насмешливо улыбалась, и попрощавшись, пошел к выходу, мучительно соображая, какое отношение может иметь звук к нагреванию письменного стола и пола.

— Что это вы с ним тут затеяли? — спросила Елена Павловна, когда за Семеном закрылась дверь. — Чуть ли не полчаса разговаривали!

— Что значит полчаса! — с улыбкой проговорил инженер, усаживаясь в кресло. — Придется ему уделить еще значительно больше времени. И я это сделаю обязательно.

— У вас его не так уж много! Ничего не понимаю… — проговорила Елена Павловна, явно недовольная, что ее начальник теряет время на разговор с мало интересным посетителем.

Дуплов посмотрел на нее внимательно, на минуту задумался и ответил:

— Дело в том, что я люблю таких ребят. Понимаете? И страстно хочу, чтобы таких, как Бурыкин, было у нас побольше! Конечно, я очень перегружен, Елена Павловна: не мне вам говорить об этом. Но несмотря на это, представьте себе, буду заниматься с ним. Да! Непременно буду уделять ему время. Буду потому, что это мой долг.

— Но у вас такие важные дела!.. И так мало времени…

— Это правда, Елена Павловна, но парнишке я обязан помочь, как помогали в свое время мне самому. — Дуплов на мгновение задумался и продолжил: — Я, например, очень обязан одному профессору — он много сделал для того, чтобы воспитать во мне качества настоящего изобретателя, упорного искателя нового в технике, не боящегося трудностей и неудач. Профессор уделял мне много времени, хотя это и не входило в его прямые обязанности. Он поверил в меня, в мои способности и достиг своего: я стал тем, чем являюсь сейчас. Теперь — долг за мной. Общественный долг коммуниста, если хотите… Я об этом уже давненько подумывал. Вы понимаете?

— Но почему именно этот ученик ремесленного училища?.. Разве вы не могли выбрать себе более достойного ученика из числа наших сотрудников, людей с высшим образованием? — удивилась Елена Павловна.

— Не спорю с вами: среди сотрудников нашего ОКБ много талантливых людей. Даже очень много! — согласился Дуплов. — Но Бурыкин почему-то больше всего мне пришелся по душе. Чувствую, что это как раз тот человек, который мне нужен.

— Но вы же его почти не знаете! Он совсем недавно приехал к нам, — не сдавалась секретарша.

Дуплов молча протянул руку к черному шкафу и щелкнул выключателем. В окошке, обрамленном никелированным ободком, медленно погасла красная сигнальная лампочка.

— Рыбак рыбака видит издалека, Елена Павловна, — шутливым тоном ответил инженер, внимательно приглядываясь к никелированному утюгу, стоящему на столе. — А кроме того, — продолжал он уже серьезно, — об этом ученике ремесленного училища говорил мне секретарь нашей комсомольской организации: он к нему уже успел присмотреться. Мастер Гресь тоже поделился своими наблюдениями. И наконец, я получил личное и довольно длинное письмо от директора ремесленного училища, откуда Бурыкин прибыл к нам на практику.

Елена Павловна пожала плечами, словно давая понять, что главный инженер ОКБ волен в данном случае поступать, так, как ему заблагорассудится. За дверьми уже слышались голоса людей, собравшихся на очередное техническое совещание, и продолжать разговор на эту тему было неудобно.

Глава вторая

Это была беспокойная ночь.

Незадолго до того, когда юным практикантам полагалось ложиться спать, разразилась гроза. Могучий ливень барабанил в оконные стекла, озаряемые вспышками молний, а грозовые разряды громыхали так близко, что казалось, какой-то великан сорвал железную крышу и трясет ее в воздухе перед самыми окнами.

Семен первый разделся и, улегшись, укрылся с головой одеялом. Ему очень хотелось остаться одному, все передумать и дать себе отчет в случившемся.

Однако ребята, товарищи по общежитию, не разделяли его настроения. Гроза подействовала на них возбуждающе, и они дурачились, отпуская разные шутки то по поводу молнии, то по поводу грома, и, видимо, не скоро собирались угомониться.

Вообще с товарищами сегодня у Семена получилось не совсем складно. После окончания работы Ваня Быков, Сережа Чердаков и Шурик Пышной окружили его в полутемном коридоре и с нетерпеливым любопытством расспрашивали о том, что именно произошло в кабинете главного инженера. Неужели Дуплов, такой занятой человек, счел нужным сам «отчитывать» мальчика за самовольное изготовление детали, не существующей в чертежах. Семен отмалчивался. А что он миг ответить? Сказать, что знаменитый изобретатель предлагал ему свою дружбу? Подумают, что хвастается! Засмеют! Да и удобно ли говорить такие вещи? Если, предположим, Александр Андреевич узнает об этом, то наверное подумает, что он болтун, не умеет держать язык за зубами. Тут надо все взвесить. Разве рассказать для начала про то, как он обнаружил в кабинете «пожар»? И Семен, постояв немного в нерешительности, произнес:

— Главный инженер говорил со мной относительно предложения. С этой самой планкой. И объяснил, почему предложение не годится.

— Так это и мастер мог объяснить! — недоверчиво вставил Шурик Пышной.

— Ругал за самовольничание? — строгим, не допускающим возражения тоном спросил Степан Кириллин.

— Так это и мастер мог обругать! — снова иронически заметил Шурик.

— Ты что-то хитришь, Семен! — недовольно пробасил Кириллин, заметив смущение товарища.

— Там, в кабинете, произошла такая история… — неуверенно начал Семен. Прикоснулся я рукой к письменному столу, а он горячий. Пол — тоже! Огня нигде нет! А главный инженер объяснил мне, что это… от звука.

— Прямо какие-то чудеса… Выражаясь научно, — фантасмагория. Для чего это понадобилось главному инженеру нагревать свой письменный стол в летнее время и демонстрировать это перед тобой? — хитро улыбаясь, спросил Чердаков.

— Говорю вам, что был горячий! Что же, я врать буду? — обиделся Семен. Обыкновенный стол: деревянный, с красным сукном… а прикоснуться к нему нельзя — жжет.

— Хитришь, Семен! Хитришь и сказки рассказываешь. А положение дела скрываешь. Не хочешь поделиться с товарищами? Разве мы этого не видим? Зря ты загордился. Идемте ребята! Ну его! — Произнес Чердаков, трогаясь с места.

— Да, Семен, ты что-то того, не договариваешь. Но надо надеяться, что со временем ты придешь в себя. Видно тебе здорово влетело, — проговорил Ваня Быков, уходя вслед за Чердаковым.

Семен посмотрел вслед уходящим товарищам и только поморщился от незаслуженной обиды.

Прямо из цеха он направился в техническую библиотеку и долго рылся там в каталоге, просматривая карточки на букву «З». Ему хотелось выбрать какую-нибудь книгу о звуке.

«Причем тут звук? Какое отношение может иметь звук к нагреванию? Да и звука никакого не было слышно!» — мучительно думал Семен, перебирая картонные карточки с мудреными названиями, вроде: «Звуковая интерференция и ее практическое применение» или «Звукоанализаторы как элементы акустической аппаратуры».

Наконец, он выбрал себе научно-популярную книжку «Звук в природе и в технике» и тут же в зале углубился в чтение.

В общежитие Семен вернулся поздно. Ребята встретили его не очень приветливо. Они делали вид, что не заметили его прихода. Но как только Семен разделся и улегся в кровать, Сережа Чердаков, зачинщик всех шуток, подошел к кровати Семена и схватил за край одеяло.

— Товарищи, граждане! — закричал он, поднимая над головой одеяло и размахивая им. — Прошу внимательно осмотреть нашего изобретателя при вспышке молний. Именно в данную минуту легко можно заметить, что он изобретает машину для улавливания атмосферного электричества. От него даже озоном немножко пахнет…

— Оставь, Сережка, — попросил Семен.

— Гениальный изобретатель Семен Бурыкин просит не мешать ему думать над своим новым изобретением, а также над тем, как с помощью чертежа обыкновенного болта сделать реактивный самолет! — не унимался Чердаков.

К шалуну подошел Ваня Быков, коренастый серьезный мальчик с плотно сжатыми губами и выдающимся волевым подбородком, сосед Семена по кровати.

— Закругляй свои шутки-прибаутки и закрой Семку с головой, как было, внушительно проговорил он.

— Пожалуйста! — с деланной радостью ответил Чердаков и принялся тщательно укрывать Семена, приговаривая: — Спи, паинька, баиньки-баиньки, не простудись, дорогуша, как бы тебе не надуло в уши и мечтай про изобретения — за мое почтение…

— Прекрати свои глупые насмешки! Семен еще свое покажет. Будет знаменитым изобретателем, вспомнишь мои слова, — процедил сквозь зубы Быков, осторожным движением отстраняя Чердакова от кровати.

— Что? — удивился Чердаков, ставший сразу серьезным. — Изобретателем будет? Это что же, на лбу у него написано? Мало ли чего он хочет! Я, например, хочу быть знаменитым художником, а все складывается так, что буду токарем по металлу.

— На лбу у тебя написано, что быть тебе токарем только по хлебу, — ответил Быков.

— Ну, ну! Эти шутки ты брось! Я, например, сегодня вместо восемнадцати втулок сложнейшей конфигурации двадцать три сдал, и ни одной не забраковали, похвалился Чердаков. — Не то, что некоторые изобретатели, изготовляющие загогулину вместо детали, положенный по чертежу, — продолжал он, выходя на середину комнаты и смешно раскланиваясь в сторону накрытого с головой Семена.

— Для того, чтобы быть настоящим изобретателем, нужно все-таки высшее техническое образование, — заметил Шура Пышной, как обычно, нараспев, тоненьким и нежным голосом. — Высшую математику надо знать назубок, чтобы уметь все рассчитывать. А нам, грешным, если к тому имеются наклонности… рационализаторами разве… — закончил он, зевая.

— И то верно! — обрадовался Чердаков. — Прав Шурка! Наше дело маленькое. Предложить, например, пользоваться двумя резцами вместо одного! Как-нибудь похитрее зажать обрабатываемую деталь в патроне! Инструменты поудобнее разложить возле рабочего места! Рационализация — одним словом! А Семен все мечтает, фантазирует, какие-то необыкновенные машины собирается выдумывать и, обратите внимание, ребята, ко всем лезет со своими фантазиями! Знаете, когда он больше всего меня рассмешил? Рисует в тетрадке какую-то башню. Что это? спрашиваю. Хочу, говорит, придумать такую станцию, которая бы улавливала атмосферное электричество и с помощью его освещала город и приводила в движение станки на заводах. Вот чудак!

— Не он к тебе лез со своим проектом, а ты к нему приставал с вопросами, хмуро вставил Быков.

— А я ему говорю, — продолжал Чердаков, — почему ты, Семен, не обращаешь внимание на обыкновенных кошек? Ежели их гладить, то они тоже излучают электричество! Сам видел неоднократно! В темноте из-под руки искры сыплются. Придумай специальное приспособление, к которому можно было бы привязывать кота за хвост! Твоих знаний вполне хватит — можешь спроектировать подобную электростанцию! Нужно сделать очень простое устройство, основанное на свойстве кота кричать и вырываться! Ну что тебе стоит сконструировать токособирательную щетку? Кот будет об нее тереться, пытаясь освободиться, и все в порядке! Как, ребята, проект? Стоящий?

Шурик громко расхохотался. Семен перевернулся на другой бок, попробовал сосредоточиться, но сквозь байковое одеяло было слышно, как расходившийся Сергей продолжал:

— Незачем было поступать в ремесленное, если мечтаешь изобретать и делать открытия. Каждое образование имеет свое точное назначение.

— Сережа! А, Сережа! А разве из рабочих большие изобретатели не выходили? — примирительным тоном спросил Шурик Пышной, который уже успел раздеться и сидел на кровати, поджав под себя ноги по-турецки.

— Конечно, — буркнул Быков.

— Э-эээ… сказал тоже! — вскипел Чердаков. — Тут дело не обходилось без самообразования. Изобретатель из рабочих сам добывал себе недостающие знания. Бился, как рыба об лед. Это в дореволюционное время так было. А у нас теперь для каждого пути ко всем образованиям открыты! Изобретателем хочешь быть? Ученым? Исследователем? Учись, пожалуйста, по соответствующему курсу. А раз в ремесленное пришел — баста — квалифицированным рабочим будешь. Ну, может быть, рационализатором производства…

«Сейчас Шурка Пышной согласится с доводами Чердакова», — подумал Семен. И действительно, услышал певучий голос Шурика:

— Ремесленное училище, конечно, готовит квалифицированных рабочих, а не научных сотрудников, инженеров или, предположим, профессоров.

Шурик Пышной, полный и светловолосый мальчик, очень редко имел свое собственное мнение и быстро менял его в зависимости от обстоятельств.

— А по-моему, ребята, если у человека есть призвание быть изобретателем, выдумщиком новых машин, и твердость характера у него имеется, то он станет им независимо от того, где он учился и на кого учился, — пробасил Быков, подходя к окну. — По-моему, самое главное — это сила внутри человека, та, что заставляет его бороться, добиваться своего. Какое, например, образование было у Ползунова, а он паровой двигатель изобрел. Так что образование, по-моему, дело наживное. Семен свое возьмет… Будет дальше учиться…

— Это верно. Семен может своего добиться, потому как… — начал было Пышной, укладываясь в постель, но тут же добавил неуверенно: — Только как он дальше учиться будет? Ведь по окончании ремесленного ему в обязательном порядке придется работать на заводе четыре года?

— А работать и учиться разве нельзя? — возмутился Быков. — Сколько рабочих у нас ежегодно Сталинской премией награждают за изобретения! Да у нас ведь многие рабочие вечерами учатся!

Совсем рядом прокатился громовой удар. Задребезжало стекло.

— Во-оо! Силища какая! Это тебе не кошку натирать… — провозгласил Чердаков.

— Ребята! — начал Быков, выходя на середину комнаты. — Может быть, Семену надо как-нибудь помочь выкрутиться из истории с изготовлением детали. Начудил он — это верно, но сделал он это не из-за хулиганства или от лени, а хотел показать свою выдумку!

— А пусть не показывает, что он умнее всех! — с жаром отозвался Чердаков. — Прославиться захотел! Пусть, мол, все знают, какой такой Семен Бурыкин у нас изобретатель!.. Самому инженеру Дуплову нос утер! Надо думать, что инженер ему указал, как следует себя вести.

Семен медленно поднялся на постели и медленно нашел глазами Чердакова. Чувствовалось, что он на что-то решился. Ребята притихли. Стал отчетливо слышен шум дождя и скрип ставни, раскачиваемой ветром.

— Вот и обиделся… — нерешительно начал Чердаков. — Неприятно стало, когда напомнили о том, как инженер его отчитывал.

— Слушай, Сережа, — начал Семен внезапно охрипшим голосом. — Никому я не думал нос утереть. Я прошу тебя, когда говоришь об инженере Александре Андреевиче, таких слов, как «нос утер», применять вообще не смей… Слышишь!!!

— Может быть, ему расскажешь? — огрызнулся Чердаков.

— Рассказывать не буду, а могу стукнуть. И крепко. Понятно?

— На тебя это непохоже. Никогда ты забиякой не был!

— Говорю, стукну, не сдержусь…

— Ну-ну…

— Вот тебе и ну…

— Тогда действительно «прославишься», — закончил Чердаков.

В комнате снова воцарилась тишина. Гроза стихала. Гром погромыхивал вдалеке. Семен некоторое время продолжал неподвижно сидеть, положив руки на колени и наклонив голову. Через некоторое время, натягивая одеяло, он заговорил уже миролюбивым тоном:

— Когда я решил немного видоизменить эту самую деталь, то, поверь, Сережа, не думал о славе. Это ты зря говоришь.

В коридоре послышались торопливые шаги. В дверях появился высокий широкоплечий юноша. На его широких скулах играл румянец.

— Почему не спите, ребята? — полушепотом проговорил он, отряхивая свою насквозь промокшую фуражку. — Няньки вам не хватает, что ли? Уложить некому?

— А ты, Кириллин, где так долго ходишь? Тебе сторож, может быть, нужен? в тон ему тоже шепотом спросил Чердаков.

— Тут дискуссия разгорелась насчет Семена, — сказал Шурик Пышной, зевая и дотягиваясь в постели.

— Так, так, — продолжал Кириллин все тем же полушепотом. — С Семеном дело забавное. Семка! Ты спишь?

— Спит, спит, — ответил за Семена Быков. — Сейчас его, Степа, трогать не нужно. Он немного не в духе. Завтра утром поговорим.

— Тут дело сложное… — продолжал Кириллин еще тише. — Ведь мы все Семена знаем прекрасно. Дисциплинированный. Требовательный к себе. И вдруг такое… Надо будет разобраться как следует. Зря в обиду, конечно, не дадим. Выручим…

— А как его выручишь, когда он считает себя изобретателем не хуже Дуплова? — прошептал Чердаков, будто бы он верил, что Семен спит и не слышит происходящего разговора.

— Выслушаем объяснение… Обсудим… — пробубнил Кириллин, с трудом стягивая отсыревшую от дождя рубашку. — Вообще, ребята, нам нельзя забывать, что Семен не с последнего года обучения, как мы с вами. Как бы он нас не подвел с этой самой деталью, на которую теперь все обращают особое внимание. Согласны? Нам придется проследить за этим делом. Ну, а если надо будет помочь? Согласны? В сущности работы всего на два часа, не больше!

— Это, конечно… — со вздохом согласился Чердаков. — Как бы Семен опять не начудил. От такого изобретателя всего можно ожидать. Разве вот что сделать?.. Я еще подумаю, конечно…

Ребята начали укладываться.

— Спать, спать… — прошептал Кириллин, направляясь босиком к выключателю, чтобы погасить свет.

Как только комната погрузилась в темноту, Семен открыл глаза. Наконец-то он может сам обо всем подумать. Мальчик любил этот момент, когда гасла яркая лампа, висевшая под самым потолком, и в комнате оставался только сумеречный свет от окон, через которые проникали лучи уличных фонарей. Удивительно хорошо мечталось в этой обстановке!

Но сегодня трудно было сосредоточиться. Неспокойно вел себя сосед слева, Шурка Пышной. Он вообще часто бормочет во сне, а иногда отчетливо выговаривает даже целые фразы, с кем-то спорит, на чем-то настаивает. Сегодня Пышной то и дело переворачивался с боку на бок и упорно повторял одно и то же: «Двенадцатимиллиметровый метчик не годится… Говорю тебе — не годится!».

Почему-то не спалось и соседу справа, Ване Быкову. Семен слышал, как он долго вздыхал, поправлял подушку и, наконец, обратился к нему шепотом:

— Не спишь, Семен?

Семен промолчал. Однако Иван прекрасно понимал, что Семен не спит.

— А попасть на одну из великих строек коммунизма, конечно, было бы лучше… — зашептал он, словно продолжая прерванный разговор. — Я понимаю, что тут народ тоже важным делом занимается. Но все, знаешь, не то… Придумывают разные новые машины, испытывают их, переделывают иногда, говорят, по десять раз, возятся, возятся… Другое дело на стройках!.. Если, например, я работаю помощником монтажника какого-нибудь экскаватора или бульдозера, то уж будьте спокойны: как заработала машина, так любо смотреть… Когда ковш зачерпнет землю, — знай, что маленькая часть канала уже готова. И ты к этому делу руки приложил. А потом вода по каналу побежит; от нее все кругом зацветет… Или на монтаже гидроэлектростанции работать!.. Тоже дело живое! Непосредственное, как говорится! На передовой линии фронта находится… Не люблю я, Семен, в тылу воевать: не по мне это дело…

— Не всем же быть на фронте. Надо кому-нибудь и в тылу, — прошептал Семен.

— Ишь ты… Ишь ты какой… — вдруг громко забормотал Шурик Пышной, а спустя некоторое время громко добавил: — Мо-ло-дец!

— Это к тебе относится или ко мне? Непонятно, что он хочет сказать, удивился Быков.

— Ваня. Слушай… — осторожно начал Семен. — Ну неужели ты не понимаешь… Очень нужно, чтобы у нас было как можно больше совершенных машин: гигантских экскаваторов, земснарядов, гидромониторов, электрических тракторов… чтобы скорее коммунизм построить. Руками что ли каналы рыть! Сколько тогда людей понадобилось бы! Ведь совсем недавно у нас не было всех этих машин, ты вспомни, Ваня! А теперь — сам знаешь… Правда же? И, по-моему, очень неправильно думать, что техника достигла предела! Именно теперь, когда идут великие стройки. — От волнения голос Семена прерывался. — Я вот, например, уверен, что теперь надо выдумывать все новые и новые машины, еще более совершенные, еще более хитрые. Иначе — отстанем. А жизнь-то идет вперед, требует… Согласен?

— Согласен. Только ты тише говори. Ребят разбудишь.

— Я доволен, что нас послали на практику именно сюда… Тут новые машины выдумывают и строят… Дело очень серьезное… — теперь уже совсем шепотом продолжал Семен.

— Это все верно… Только обидно, что во всей этой работе мы с тобой, Семен, как бы тебе сказать… мельчайшие помощнички, что ли… Совсем незаметные никому! Занимаемся, можно сказать, самой незначительной работой в тылу. Вот возьми хотя бы деталь, которую я обрабатывал два прошлых дня. Что это за детали? Для чего она? Мастер не объясняет: экспериментальная, говорит! Для опыта необходима! А опыт — дело известное: попробуют, попробуют, не подойдет — выбросят на свалку. Вон у нас на заднем дворе сколько всякой чертовщины ржавеет. Нет, что ни говори, не по душе мне это.

— Не прав ты, Ваня, совершенно не прав! — неожиданно громко произнес Семен. И словно в ответ на его возглас послышалось ворчание спящего Шурки Пышного:

— Заворачивайте свои гайки, ребята… Две тарелки супа съел и больше ничего не хочу…

— Давай в самом деле «завернем свои гайки», — поворачиваясь набок, прошептал Быков. — Еще разбудим кого-нибудь. Спать давно пора…

Глава третья

Семен повернулся на правыйбок и укутался одеялом. Но спать не хотелось. Прислушиваясь к затихающему шуму дождя, он стал вспоминать свое детство, деревню, отца — колхозного тракториста.

«Хорошая речка протекает у нас… — думал он. — Вода прозрачная, течение быстрое, рыбы много, дно у берега песчаное, а над рекой вербы стоят. Хорошо прыгать в воду с этих верб…»

Вспомнил Семен, как строил с ребятами небольшую плотину, отводившую часть воды в вырытую канавку. Маленькая струйка воды, журча, бежала по канавке к сараю, стоявшему на берегу реки. Здесь Семен соорудил из дерева мельничное колесо. «Турбина» — с гордостью называли ее ребята. Турбина вращалась на своей деревянной оси, а приводила в движение «динамо» — магнето от старого трактора. Тонкая проволочная обмотка у магнето, по совету отца, была заменена более толстой. К удивлению всего колхоза, в котором в то время еще не было электрического освещения, в избе тракториста Бурыкина загорелась крохотная электрическая лампочка.

Много народу приходило посмотреть на маленькую гидроэлектростанцию, построенную сыном тракториста, и большинство не верило, что все это сделал двенадцатилетний мальчик.

— У Семена необычайные технические способности. Их нужно развивать. Он и по арифметике — первый, — сказал отцу школьный учитель и подарил Семену переплетенный комплект научно-популярного журнала.

Вспомнилось еще Семену, как под его руководством ребята мастерили паровую машину. Особенно трудно было изготовить цилиндр из охотничьего патрона. Поршень отливался из свинца, а материалом для плавки послужила горсть дроби. Паровой котел, в котором должна была кипеть и бурлить вода, заменяла ребятам большая консервная банка. Семен отчетливо вспомнил, что на банке была нарисована серебристая длинная рыба с широко раскрытым ртом…

Когда машина заработала и маленький маховичок, также отлитый из свинца и насаженный на вязальную спицу, закрутился с бешеной скоростью, радости конструктора не было границ. Но неожиданно тонкостенная консервная банка треснула, и из отверстия со свистом вырвался горячий пар. Конструктору обварило руку, а его два помощника смертельно перепугались.

— Перед тем, как строить машины, надо научиться их рассчитывать, — строго говорил врач, перевязывая руку Семена. — Какое, например, давление пара в атмосферах ты запроектировал в своем котле?

— Не знаю, — пролепетал Семен, стараясь скрыть боль.

— То-то! — сказал врач. — Есть такая наука. Называется сопротивлением материалов, или сокращенно — «сопроматом». Знал бы ты ее, так и рассчитал бы, выдержит котел давление пара или нет. — Он посмотрел на огорченное лицо своего пациента и, подобрев, заключил: — Учиться тебе надо, дружок, и обязательно по технической специальности. Получится замечательный инженер. Ты парень с характером. Своего добьешься! Я ведь вижу, как ты сейчас скрыть от меня хочешь, что тебе больно! Молодец!

Но наиболее яркие воспоминания Семена были связаны с мечтой о создании совершенно необыкновенной машины. Она должна была выглядеть очень простой с виду, но ее появление освободило бы все тракторы, все паровозы, все электростанции и все двигатели от необходимости расходовать топливо. Ни бензина, ни угля, ни дров, ни торфа не нужно будет двигателям, если только ему, Семену, удастся осуществить свой замечательный замысел. А почему не удастся? Ведь все так просто! Даже смешно, как это механики раньше не додумались…

Для воплощения этой мечты в ход были пущены все те же консервные банки с нарисованными на них рыбами. Две круглые — одна большого размера, а другая поменьше — насаживались рядом на одну ось, словно два колеса — большое и маленькое. На деревянной доске с деревянными же подставками укреплялись две пары таких свободно вращающихся устройств друг против друга. При этом большое колесо одной пары находилось напротив маленького колеса второй пары. Два бесконечных ремня соединяли колеса между собой.

Расчет был необычайно прост. Предположим, большое колесо первой пары приводится в движение рукой. Ремень передаст вращение маленькому колесу второй пары и, конечно (Семен это точно знал), маленькое колесо должно завертеться быстрее. Ведь всем известно, что при ременной передаче от большого колеса к маленькому — маленькое начинает вращаться быстрее! А рядом с маленьким, на одной оси, прочно прикреплено большое, которое, конечно, будет вращаться с той же скоростью, что и маленькое, поскольку оно находится на одной оси. Теперь остается надеть бесконечный ремень на большое колесо второй пары, и пусть оно вращает маленькое колесо первой пары. Скорость еще больше увеличится! Первая пара завертится еще быстрее! Увеличенная скорость передается второй паре в еще более увеличенном виде! Так и будут колеса вращать друг друга, все время набирая скорость. Получится двигатель, не требующий для своей работы никакого топлива.

Семен был очень удивлен, когда несложный механизм отказался работать. Сколько ни старался мальчик, ремни буксовали, несмотря на тугую подтяжку, и совершенно стерли изображения рыб на банках. Колеса упорно не хотели вращаться…

Долго бродил Семен в одиночестве по лесу, размышляя о причинах неудачи. Один раз даже чуть не заблудился и вернулся домой так поздно, что ему влетело от матери. Наконец, он решил, что причина неудач лежит в исполнении механизма. Действительно! Консервные банки — то есть колеса — были насажены на деревянные оси неточно. Они болтались при вращении; как говорят механики, — «били». Качались также и деревянные стойки, на которых покоились оси. Разве может машина работать при таких ненормальных условиях!

На следующий день Семен собрал ораву малышей, своих безропотных помощников, и объявил, что задумал строить новый, более простой механизм. Теперь основной деталью было старое колесо от телеги. Оно тщательно очищалось от грязи и укреплялось на ось от брички так, чтобы могло свободно вращаться. К ободу колеса привязывались веревками деревянные планки, на концах которых находились грузила: увесистые обломки кирпичей.

Расчет был и на этот раз несложен. Кирпичи должны были перевешивать колесо с одной стороны и заставлять его таким образом вращаться. Когда же кирпичи попадали на другую сторону колеса, то они свешивались на деревянных планках в сторону и потом, поднимаясь вместе с ободом колеса вверх, совсем немного тормозили движение. Стоило лишь кирпичам очутиться на прежней стороне колеса, как они, перевалившись на планках, начинали тянуть обод опять вниз и, таким образом, своей тяжестью ускорять вращение.

Вначале машина упорно отказывалась работать. Кирпичные грузила со скрежетом переваливались, как им и полагалось, но колесо, сделав пять-шесть оборотов после того, как его запускали руками, медленно останавливалось. И только один раз оно заработало как следует… Но случилось это при не совсем обычных обстоятельствах.

Среди товарищей Семена был шустрый и хитрый мальчуган, носивший редкое имя Нил. Именем этим он очень гордился и уверял, что его дедушка, служивший матросом, во время своих многочисленных путешествий посетил необыкновенную страну, Египет. В этой стране круглый год жарко, по деревням, так же как у нас куры, ходят страусы, а в реке, называемой Нилом (в честь нее якобы и получил мальчик свое редкое имя), плавают крокодилы — большие ящерицы, которых матросы приучили нападать на всех, кто не носит матросской формы.

Однажды Нил разыскал приунывшего изобретателя и, хитро улыбаясь, заявил, что колесо неожиданно начало вертеться само по себе и все еще вертится, не останавливаясь. Взволнованный Семен бросился к своему сооружению. Темный сарай, заваленный дровами и сеном, показался ему теперь сказочным дворцом. В углу грохотало и поскрипывало его колесо. С восхищением смотрел он на это чудо техники, созданное собственными руками.

Счастливый изобретатель пулей выскочил из сарая. Ему хотелось немедленно позвать кого-либо из взрослых, чтобы они засвидетельствовали событие, знаменующее переворот в технике.

Отец в это время работал в поле, а матери не было дома. Мальчик мигом перемахнул через забор и помчался кратчайшим путем к беленькому домику школы, окруженному высокими тополями. По счастливой случайности учитель оказался дома, и вместе с ним сидел на веранде и пил чай сам председатель колхоза. Оба они с удивлением выслушали несвязное объяснение Семена и, поразмыслив немного, согласились посмотреть на его изобретение.

— То, что ты нам рассказываешь, — говорил по дороге учитель, — есть не что иное, как «вечный двигатель», машина, работающая без источника энергии. Такую машину построить нельзя. Это стало ясно с тех пор, как наш великий русский ученый, сын крестьянина. Михайло Васильевич Ломоносов открыл замечательный закон природы — закон сохранения энергии. Много столетий тысячи изобретателей во всем мире пытались построить вечный двигатель. И всегда эти попытки кончались неудачей.

— А я построил! Все дело в таких грузиках из кирпичей… они переваливаются и крутят колесо… К нему можно будет приделать шкив и… пожалуйста! Молотилку будет крутить, веялку и мельницу, наверное… задыхаясь от волнения, настаивал Семен.

— Не верю, — возражал учитель. — Вероятно произошла какая-нибудь ошибка.

По дороге к председателю и учителю присоединилось несколько колхозников. Один из них, седой старик с длинной клюкой, узнав в чем дело, тут же выразил уверенность, что Семен все может придумать, поскольку у него такая светлая голова, каких он, старый человек, не встречал за всю свою жизнь.

Входя через калитку во двор, Семен заметил, как Нил и еще два мальчугана наперегонки бросились к сараю, весело подпрыгивая и издавая радостные возгласы. Не утерпев, помчался за ними и Семен. Его беспокоила мысль, не остановилось ли колесо и не зря ли он пригласил таких почтенных людей посмотреть, как работает его «вечный двигатель».

Сомнения, казалось, были напрасны. Колесо вращалось, как ни в чем не бывало. Даже быстрее, чем раньше. Рядом стоял Нил и, приплясывая на одной ноге, приговаривал: «Вертится! Вертится! Вертится!..».

Гости вошли в темный сарай после яркого солнечного света и не сразу могли рассмотреть, что тут происходит.

— Это просто удивительно! — заявил председатель колхоза, наконец, увидевший колесо с кирпичными грузилами, вращающееся без всякой причины. Просто чудо какое-то! Как же это?

— По-моему, тут не чудо, а какой-то фокус, — холодно заметил учитель и принялся тщательно осматривать изобретение.

— Все дело в этих переваливающихся кирпичах… — начал было объяснять Семен, но его прервало восклицание учителя:

— А это кто такой? Ну-ка, вылезай оттуда!

Тогда, к удивлению Семена, из укромного и незаметного снаружи уголка под телегой вылез один из его помощников, крайне, смущенный и весь в пыли.

— Это меня Нил научил, чтобы я колесо вот этой палочкой подталкивал незаметно… — сказал он, ухмыляясь и считая, по-видимому, что шутка, придуманная его товарищем, должна радовать всех.

Но Семен не радовался. Он готов был сгореть от стыда.

— Ничего, Семен, — подбодрил несчастного изобретателя председатель колхоза, догадавшийся о его душевных переживаниях. — Ты нас не обманул, так как, конечно, не знал, что над тобой подшутили. Где этот самый Нил?

Но озорник уже успел заблаговременно скрыться.

— Учиться, Семен, надо. Хорошо учиться! С твоей любовью к технике и твоим упорством из тебя замечательный инженер получится! — сказал на прощанье учитель.

Глава четвертая

Вспомнил Семен, как на следующий день, рано утром, стараясь никому не попадаться на глаза, он ушел вниз по течению реки, захватив с собой удочку. Ему хотелось наедине как следует разобраться во всем. Почему же колесо не хочет вертеться? Конечно, раз учитель говорит, что есть такой закон природы, не позволяющий строить эти самые «вечные двигатели», то тут уж ничего не поделаешь. Значит нельзя. Очень трудно было все-таки поверить, что колесо с переваливающимися кирпичами не может вертеться само по себе. Ведь все казалось так просто!

Вот и знакомое место. Тут река, заросшая с обеих сторон тенистым лесом, разливается особенно широко. Здесь редко кто бывает. Тихо. Только птицы щебечут на все лады, да кукушка нет-нет да начнет отсчитывать свое протяжное «ку-ку».

Однако на этот раз у места, излюбленного Семеном, на толстых корнях, спускающихся с глинистого обрыва прямо в воду, сидел мальчик в красивой форменной фуражке и черной блузе с блестящими на солнце пуговицами. Семен хотел незаметно пройти мимо и поискать себе другое место, но незнакомец обратился к нему:

— Спички есть? Небось куришь?!

— Нету спичек, и я не курю, — ответил Семен, останавливаясь.

— Врешь, наверное, — хмуро заметил незнакомец.

— А ты разве куришь? — спросил Семен после некоторого размышления.

— Я? — удивился мальчик. — Ну и деревня же тут, как посмотрю я на тебя… — продолжал он насмешливо. — Да ты, что! Первый раз видишь ученика ремесленного училища?

— Видел. Только разговаривать не приходилось, — признался Семен.

— Тогда простительно, — начал незнакомец, теперь уже примирительным тоном. — А то у нас в городе за такие вопросы знаешь что делают? За оскорбление мундира! Запомни раз навсегда: ученик ремесленного училища не должен курить. Понятно? Знаешь, что такое ремесленное училище? Не знаешь? То-то… Это, брат, такое… Это, брат, такое почетное… Да чего же ты стоишь? Садись! — закончил он, так и не подобрав подходящего слова для выражения высокого значения ремесленного училища.

Семен сел рядом и стал внимательно осматривать фуражку своего собеседника. На ней красовался замечательный значок — молоток и разводной ключ инструменты, из которых первый, а именно — молоток, у Семена был, а о втором разводном ключе, он только мечтал.

— Нравится? — спросил незнакомец, заметив восхищенный взгляд Семена. Тогда вот… возьми в руки да посмотри как следует.

С этими словами он снял с головы свою фуражку и подал ее Семену.

— А зачем тебе понадобилась спичка, раз ты не куришь? — спросил Семен, глядя в лицо своего собеседника, выражающее задор и явное превосходство перед деревенским мальчиком, не удостоенным чести носить форму ученика ремесленного училища.

— Поплавок отремонтировать надо. Вообще можно какую-нибудь палочку подвязать, но со спичкой это удобнее сделать. Более технично будет…

— А как ты к нам попал?

— К тете в гости приехал. Отпуск получил на десять дней. Послезавтра уезжаю. У нас, брат, строго в ремесленном…

Затем он начал рассказывать о своем училище. Семен подозревал, что его новый знакомый иногда перехватывал через край, слишком хвастался, но делал он это с таким вдохновением и азартом, что слушать его было приятно.

Из того, что говорил приезжий, выходило: важнее ремесленного училища нет в нашей стране учебного заведения.

Окончивший ремесленное училище пользуется таким почетом, какой ни одному инженеру не снился. Инженеры и техники ничего не могут сделать без квалифицированных мастеров, а бывают такие мастера, к которым за советом приходят не только инженеры, но и знаменитые ученые.

Когда же рассказчик начал описывать мастерские и учебные комнаты училища, у Семена захватило дух. Перед его умственным взором поплыли светлые, сплошь застекленные залы, полные чудесных станков и необыкновенных машин.

— Есть такой токарный станок ДИП, — с увлечением говорил рассказчик, на которого вид Семена, сидевшего с полуоткрытым от восхищения ртом, действовал возбуждающим образом. — Ты, конечно, не знаешь, что такое ДИП? Это, если расшифровать по буквам, означает: догнать и перегнать. Станок замечательный, но немного устаревший. Оно и понятно! Лозунг догнать и перегнать иностранную технику появился давно. Ну и станок тогда назвали на основании этого лозунга. Теперь мы перегоняем иностранную технику на полный ход… (при этом рассказчик сделал ударение на слове «мы» и небрежно махнул рукой, словно давая понять, что именно благодаря их училищу запросто перегоняется иностранная техника и он к этому делу имеет непосредственное отношение).

— Сейчас у нас есть такие станки, полуавтоматы, что только стой да кнопки нажимай! Нажмешь одну кнопку — произойдет замена резца! Другую нажмешь готовая деталь из патрона вываливается!

— А если я захочу сам построить какую-нибудь машину по собственной выдумке, то — разрешается? — спросил Семен, вспоминая про свою неудачу с колесом.

— Сделай одолжение! — важно заявил ученик ремесленного училища. — У нас даже комната такая есть! Называется кабинетом изобретателя! Ребята там все время что-либо мастерят, выдумывают разные штуки. Даже кружок изобретателей создан.

Это заявление окончательно покорило сердце Семена. Может быть, окажись в его руках станки и соответствующий инструмент, да научись он как следует обращаться с этим инструментом, он бы сумел все-таки осуществить свою идею «вечного двигателя» или, по крайней мере, построить какую-нибудь другую машину, вроде этой?.. Эти мысли пронеслись в голове Семена.

— А трудно попасть в ремесленное?.. — спросил Семен, затаив дыхание.

— Смотря кому, — с важностью ответил ученик. — Если заметят, что ни на что не способен, — ни за что не примут. А если подаешь надежды, если увидят, что из тебя можно сделать, предположим, квалифицированного слесаря или токаря тогда пожалуйста: общежитием обеспечат, форменный костюм и шинель выдадут. Питание трехразовое в день, в баню водят каждую неделю, одним словом, все, что полагается по закону.

— А ты не слышал, на инженера там у вас не учат? — спросил на всякий случай Семен, вспомнив многочисленные и настоятельные советы — учиться обязательно на инженера.

— Вот ты чудак какой! — возмутился новый знакомый. — Допустим, ты закончишь десятилетку и станешь учиться в каком-нибудь институте на инженера. Так что ж из тебя получится! Только инженер! Своими-то руками ты ничего сделать как следует не сможешь! То ли дело, если окончишь ремесленное! Тогда пожалуйста! Поступай на какой-нибудь заочный факультет и занимайся себе без отрыва от производства! Окончишь факультет, сдашь экзамены и получишь диплом инженера, за мое почтение! Во какой из тебя инженер получится! И инженер, и механик. Ясно?

Для Семена все стало ясно. Ясно стало, например, что теперь цель его жизни заключается в том, чтобы как можно скорее поступить в ремесленное училище. Там он сразу столкнется с инструментами, станками и машинами! Какое же может быть сомнение, когда так хочется мастерить, придумывать и строить новые механизмы…

Мальчики еще долго сидели на берегу реки, совсем забыв про рыбную ловлю. Семен несколько раз пытался рассказать ученику ремесленного училища про свои удачные и неудачные изобретения, про то, как он почти без всяких инструментов мастерит разные машины, но его собеседник при всяком удобном и неудобном случае переводил разговор на свое ремесленное. Видно, он был убежденным и неугомонным патриотом своего училища.

Когда солнце поднялось высоко и у берега уже не осталось тени, где можно было бы укрыться, новый знакомый вспомнил, что уже пора домой. Семену вдруг стало жалко расставаться с этим задорным мальчуганом. Ему показалось, что вместе с ним исчезнет и его мечта — мечта поступить в ремесленное и ходить в таком же красивом костюме с блестящими пуговицами, на которых были выдавлены инструменты: молоток и разводной ключ.

— Как тебя звать? — вдруг спохватился Семен.

— Николай. По фамилии Краснореченский. А тебя как?

— Семен Бурыкин, — ответил Семен, протягивая руку.

— Ну что ж, Бурыкин! Будем знакомы, — произнес Николай и тут же покровительственно добавил: — Так в ремесленное поступай обязательно. А пока что — всего хорошего!

И он зашагал вдоль берега какой-то четкой и уверенной походкой, означавшей, по всей вероятности, что этот человек знает себе цену, что его место в жизни уже определено и не должно у кого-либо вызывать каких-нибудь сомнений.

— Коля! — окликнул Семен удаляющегося мальчика. — У меня к тебе просьба.

— Какая? — послышался удивленный вопрос.

— Ты не сможешь поговорить в своем ремесленном… Насчет этого… Ну, одним словом, чтобы меня обязательно приняли! Понимаешь? Скажи, что встретил, мол, такого в колхозе… Ну, скажи, что он и машины любит и с некоторыми инструментами уже обращаться умеет. Сможешь это сделать?

— Вот ты чудак какой! — еще больше удивился Николай.

— Значит не сможешь…

Николай постоял некоторое время в раздумье, прикидывая, как тут быть. Затем неторопливой походкой вернулся к своему новому знакомому и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

— Напрасно, чудак, волнуешься. О том, что тебя примут — могу даже поручиться. Вот тебе моя рука! Я, брат, сразу по лицу вижу, с кем имею дело! Да ты не грусти! Знаешь, что? Хочешь я подарю тебе на память?.. У меня как раз лишняя имеется…

И Николай, порывшись в кармане, извлек оттуда новенькую, блестящую форменную пуговицу ремесленного училища.

— На, возьми. Только не вздумай пришивать раньше времени. Это, брат, строго преследуется по закону. Понимаешь? Форма ремесленного училища — это ведь знаешь, что такое? Это, брат, такое… Это такое почетное…

Вернувшись домой, Семен сейчас же заговорил о поступлении в ремесленное училище. Вначале отец встретил эту затею довольно холодно. Слишком много ему приходилось слышать похвал относительно необычайных способностей сына, слишком свыкся он с мыслью о том, что Семену предстоит будущее талантливого инженера. Но видя непреклонное упорство мальчика, тракторист решил, что насиловать волю сына в отношении выбора профессии нельзя, и согласился.

— Быть рабочим в нашей стране — дело очень почетное. Иной мастер на заводе выше инженера ставится. Примеров сколько хотите, — сказал он.

И вот, наконец, Семен — ученик шестьсот тридцать восьмого ремесленного училища в районном городе Сущеры. Сбылась его мечта, возникшая так неожиданно и овладевшая им с такой силой. Он ходит в опрятном форменном костюме, которым гордится и который считает самым красивым в мире. Он слушает объяснения учителей, с азартом и вдохновением работает в хорошо оборудованных мастерских.

Семен — один из примерных и способных учеников. И преподаватели и ученики были уверены, что ему необыкновенно легко дается теория, а еще легче практика. Но это только казалось со стороны. Семен настойчиво учился и временами ему бывало очень трудно.

А все свободное время мальчик отдавал занятиям в «комнате изобретателя», где ребята мастерили различные модели машин и всевозможные хитрые приспособления, придуманные ими самими. Тут Семен построил интересный радиоприемник с кнопочной настройкой, конструкция которого восхищала не только ребят, неискушенных в радиотехнике, но и старых заядлых радиолюбителей. Гордостью всего коллектива юных изобретателей был аппарат из целлулоида для записи звука на граммофонные диски. Его также смастерил Семен и его товарищи!

На втором году учебы его приняли в комсомол. Выступая на памятном комсомольском собрании перед товарищами, которые должны были за него голосовать, Бурыкин сказал:

— Обещаю быть примерным комсомольцем. Обещаю овладевать своей профессией механика как можно лучше и стать не простым механиком, а рационализатором и изобретателем. Потому что теперь, когда мы строим коммунизм, не только инженеры, но и все рабочие думают над усовершенствованием производства и добиваются больших успехов в труде.

Ребятам понравилось что выступление, и они встретили его бурными аплодисментами.

Весной того же года среди ребят прошел слух, что пять лучших учеников последнего года обучения будут направлены летом на практику в мастерские особого конструкторского бюро, где строятся и испытываются новые машины. Этот слух глубоко взволновал Семена.

Увидеть то место, где изобретатели строят новые машины, где рождается новая техника! Неужели ему, Семену, не удастся туда попасть?

Однажды он явился к директору ремесленного училища и, заикаясь от волнения, изложил ему свою просьбу. Это ничего, что он не подходит под категорию учеников последнего года обучения. Он не опозорит чести своего училища. Он будет не хуже, чем старшеклассники.

— Там новые машины выдумывают… говорят ребята… Мне обязательно надо посмотреть, как это они выдумывают! — настаивал Семен, умоляюще глядя на директора, который, как ему казалось, улыбался необычайно хитро.

Директор объяснил Семену, что в разнарядке министерства сказано ясно: откомандировать на практику пять учеников последнего года обучения, и нарушать это распоряжение он никак не может. Но мальчик твердо стоял на своем, уверяя директора, что будет работать не хуже старшеклассников.

Настойчивость Семена, наконец, покорила директора. Когда ученик ушел, в кабинет был вызван заведующий учебной частью.

— А-аа! Уже был орленок здесь! — воскликнул он, услышав от директора о настойчивой просьбе Семена.

— Кто это прозвал его орленком? — со вздохом осведомился директор. Почему его не назвали, например, тигренком или львенком! Вот он сейчас буквально впился мне в глотку! Отправляй его на практику в особое конструкторское бюро вместе со старшеклассниками, да и только! Чувствую, что не отстанет, пока не добьется своего.

— Летает! Летает, представьте себе! — ответил заведующий учебной частью. Все изобретает что-то! Да этак с фантазией! Вообще, есть кой-что дельное. Прямо скажем, — не по своему возрасту летает! И назвали его орленком после того, как Бурыкин придумал небольшое приспособление, упрощающее заточку резцов. Очень способный паренек.

Ребята, с которыми Семену предстояло вместе ехать на практику в особое конструкторское бюро, весть о назначении в их группу ученика третьего года обучения встретили по-разному.

— Смотри ты мне! — внушительно пробасил Степан Кириллин, для убедительности хватая Семена за ворот гимнастерки и тряся его. — Знаю, что работаешь ты неплохо, но если хоть малейшую тень наведешь на училище, — не жалуйся, что еще маленький.

— Хочешь там предложить какое-нибудь изобретение? Ну что ж! Пожалуйста! сказал Сергей Чердаков — любитель рифмованных шуток и прибауток, которые он сочинял мгновенно, но не всегда «впопад».

— Не понимаю тебя, Семен, — глядя куда-то в сторону, уныло произнес Шурик Пышной. — Ведь самому трудно будет работать с нами наравне… Неужели ты действительно думаешь там тоже изобретать? Там же профессиональные изобретатели работают, которые этому делу особо обучались. А ты кто? Чудак!

— Я рад за тебя, Семен, — проговорил Ваня Быков. — Для тебя это место самое подходящее. А я бы лично с большим удовольствием поехал не в это самое ОКБ, а на одну из великих строек коммунизма: говорят, тоже будут посылать.

От Сущер до места назначения ребятам пришлось ехать по железной дороге. Впрочем, путешествие не было продолжительным: около четырех часов.

На станции ребят встретил мастер Иван Никанорович Гресь. Опознав учеников ремесленного училища по форменной одежде, он подошел к ним и крикнул.

— Трудовые резервы? В мастерские конструкторского приехали?

Услышав утвердительный ответ, он проверил приехавших подростков по спискам, внимательно вглядываясь в каждого. Когда эта процедура была закончена, мастер усадил ребят на дощатые скамейки в кузове грузовика и, отказавшись от предложения шофера сесть в кабину, с трудом перевалился за борт машины.

— Полный вперед! — крикнул он.

Грузовик быстро пересек пригород, резко свернул в сторону и почти сразу очутился среди густого и прохладного леса.

— Как посмотрю на вас, ребятки, — заговорил Иван Никанорович добродушным, вибрирующим от тряски грузовика голосом. — До чего же вы красиво наряжены! Пуговицы блестят… Бляха на поясе форменная. Кокарда над головой… А интересно знать: что у вас в голове? Тоже блеск есть?

— Есть кое-что, — важно ответил Сережа Чердаков.

— Известно вам, например, что такое кронциркуль?

— Кронциркуль, товарищ мастер, — начал Ваня Быков, — представляет из себя старинный измерительный инструмент, в настоящее время редко применяемый.

— Более удобным инструментом является штангенциркуль, — добавил Семен.

— Ишь ты! Какие профессоры! — обрадовался Иван Никанорович, — интересно будет еще посмотреть, что у вас за руки… Как это в вашей песне поется?..

— Вот эти руки, руки молоды-и-ее… Руками зо-лоты-ми назовет… — пропел Сережа Чердаков.

— Скажите, а над какими изобретениями работают в вашем конструкторском бюро? — спросил Семен, пристально глядя на мастера.

— Что? — удивился Иван Никанорович. — А тебе что до этого, собственно говоря? Тут у нас, знаешь, дело такое, что иногда даже я плохо понимаю, какая машина разрабатывается!

— Как это «разрабатывается»? — осведомился Шурик, не понимающий смысл этого слова.

— Ну, вот! — укоризненно сказал мастер. — Видать не до полного блеска начищена ваша голова… Небось, думаете, изобрести какую-нибудь новую машину, — раз, два и готово! Конструктор начертил, а мы сделали и иди себе, механизм, гуляй по стране! Нет, милые мои, совсем не так дело-то делается! Испытания различные проходят, всякие проверки, опыты, доделки, переделки, а все это вместе называется разработкой. Понятно?

— А вам приходилось выдумывать какую-нибудь новую машину? — снова спросил Семен.

— Что? — опять удивился Иван Никанорович. — Разве это мое дело! Что ты, милый! Конечно, никому не запрещено, да ведь не так-то оно просто, как ты думаешь… Для этого в нашем конструкторском бюро существуют специальные люди: инженеры-конструкторы. А главным над ними является Александр Андреевич Дуплов. Слышали про такого или, может, в газетах читали?

Грузовик выехал из леса и теперь уже мчался вдоль берега довольно широкой речки. Лесная чаща, словно стена, стояла справа от дороги. На противоположной стороне, за речкой, виднелось поле.

— А если я… конечно, поработав немного у вас и приглядевшись, придумаю какую-нибудь машину, то… можно будет обратиться к товарищу Дуплову? смущаясь, снова спросил Семен.

На этот раз Иван Никанорович удивился настолько, что даже его усы зашевелились.

— Что? — переспросил он удивленно. — Ты машину придумаешь! А разреши-ка спросить: есть у тебя высшее техническое образование? А? Или, может быть, ты многолетним практическим опытом располагаешь? А? Может, тебя сразу зачислить начальником какого-нибудь отдела? А? Не стесняйся — говори! Тогда ты каждый день будешь видеть главного инженера товарища Дуплова. Так сказать, в силу своего служебного положения…

Старик явно рассердился на ученика, и ребята решили его успокоить.

— Он у нас, знаете, помешан на изобретениях. Только и думает про разные новые машины, — словно извиняясь за своего товарища, проговорил Степан Кириллин и тут же, немного подумав, добавил: — Вообще-то это неплохо…

— Это он среди нас один такой. Другие ребята и вот я, в частности, изобретениями не увлекаемся, — вставил Шурик Пышной.

— Да, пожалуйста! Увлекайтесь сколько хотите, — заявил мастер. — Если к этому есть наклонность, так отчего ж не увлекаться? Только во всем надо знать порядок и чувствовать свое место. Вот, к примеру, где вы теперь будете работать? В известном на всю страну Особом конструкторском бюро, где собраны лучшие инженеры-изобретатели. Предположим, играют на футбольном поле известные на всю страну футбольные команды. Народ на трибуне! Шум, крик — все очень довольны соревнованием. И вдруг бы вышел из числа зрителей какой-то гражданин и заявил капитану одной из команд: «Хочу играть вместе с вами!» — «Что такое? Кто ты такой?» — спрашивает капитан. — «Очень просто… Считаю, что играть я умею и потому к вам обращаюсь с категорическим требованием», — отвечает этот самый товарищ.

Иван Никанорович покрутил усы, испытующе посмотрел на Семена и, убедившись, что он слушает внимательно, продолжал:

— Так вот и с тобой получится. Играть в футбол у нас умеет любой мальчишка, а на центральных стадионах играют все-таки самые лучшие игроки, специально обученные. И неудобно каждому мальчишке требовать, чтобы его приняли в профессиональную команду. Засмеют! Такая же картина, по-моему, получится, если ты станешь предлагать свои услуги товарищу Дуплову. Неудобно даже отнимать у главного инженера драгоценное время!

— Конечно, Семен! — примирительно сказал Шурик. — Вернешься в училище и опять все свободные часы будешь проводить в комнате изобретателя… Обращаясь к мастеру, он продолжал: — Знаете, Семен этим изобретательством здорово увлекается. Модели самолета с махающими крыльями строил, затем какую-то мельницу без жерновов, потом приспособление для заточки резцов.

— Это приспособление оказалось дельным, — добавил Ваня Быков. — У нас пользовались им в мастерских. Описание и чертеж были посланы в министерство с сопроводительной бумажкой за подписью директора.

— Ишь ты какой! — добродушно проговорил мастер, теперь уже благосклонно поглядывая на Семена. — Насчет разных приспособлений, упрощающих работу, и у нас будет тебе где развернуться. А насчет изобретения новых машин, вроде тех, что разрабатываются в конструкторском бюро, не знаю. Дело тонкое.

Неожиданно внимание мальчиков было привлечено очень странным зрелищем. На противоположном берегу реки, среди поля, быстро двигалась странная машина. Она немного напоминала по форме вытянутую в длину черепаху. На верху этого сооружения находилось что-то вроде капитанского мостика с перилами.

Мальчики замерли от удивления. Вокруг машины поднимались высокие столбы земли. Казалось, что стальная черепаха расковыривает поле своими лапами и разбрасывает комья земли во все стороны.

— Ой! Что это такое? Смотрите, ребята! Смотрите! — закричал Семен, вскакивая со скамейки. Затем уцепился руками за борт грузовика и, стоя, продолжал: — Товарищ мастер! Это не из нашего конструкторского бюро? Это, наверное, пробуют новую машину!..

— Да сиди ты! Свалишься вниз, а мне отвечать за тебя придется!

— Так это же, наверное, какое-нибудь новое изобретение! — не унимался Семен, словно недоумевал, как можно беспокоиться о таком пустяке, как падение с грузовика, когда перед глазами — чудо! Новая машина! Изобретение!

— Сядь, неугомонный! — крикнул, совсем потеряв терпение, Иван Никанорович. Он схватил Семена сзади за пояс и усадил на скамейку.

— Бурыкин! — строго проговорил Кириллин. — Тебе ли напоминать о дисциплине! Позоришь нас всех!

Между тем грузовик мчался дальше. Асфальтированная дорога теперь шла уже возле самой реки, расширяющейся в этом месте. Впереди показались белые каменные строения. Вдруг внимание ребят привлекла маленькая моторная лодка с красным флажком, развевавшимся на ветру, которая мчалась по реке. Они не успели налюбоваться лодкой, как увидели совсем недалеко от берега нечто куда более интересное. Это был… пароход — не пароход. Баржа — не баржа. Скорее это походило на какое-то сказочное морское чудовище. Впереди, как и полагается всякому чудовищу, находилась поблескивающая на солнце голова. Она со скрипом и скрежетом, которого не смог заглушить даже шум автомашины, открывала огромную пасть. Чудовище разгонялось в воде, оскалив пасть, и врезалось ею в глиняный берег реки, затем, проглотив глину и стиснув пасть, отплывало от берега, чтобы разогнаться еще раз и снова впиться в берег. За машиной сзади, словно хвост, тянулась толстая и гибкая труба. Она, по-видимому, держалась на воде с помощью поплавков, растянувшихся вдоль трубы, как бусы на нитке.

— Эге, ребята! — вскричал Сережа Чердаков. — Этак она весь берег съест! Посмотрите, сколько уже отгрызла!

— Что это, Иван Никанорович? Объясните! — взволновался Семен.

— A вскакивать и свисать с борта не будешь? — хмуро осведомился мастер.

— Конечно, не буду.

— Это, брат, такая машина, что только держись. В последней проверочной стадии находится. Очень возможно, что скоро пойдет на великие стройки коммунизма.

Подобное объяснение, конечно, не вполне удовлетворило Семена. Но переспрашивать было некогда. Недалеко от шоссе с пронзительным жужжанием ползло что-то похожее на гусеничный трактор. Странно было видеть на тракторе несколько ажурных радиомачт с изоляторами и антеннами…

Сильно застучало сердце Семена. Как-то даже трудно стало дышать. Чудеса! Чудеса на каждом шагу! И он, Семен, едет в это царство чудес, где создаются новые невиданные механизмы и необыкновенные машины…

Хотелось снова задать вопрос усатому мастеру, но вместо этого, глубоко вздохнув, Семен восторженно произнес:

— До чего же тут хорошо у вас, Иван Никанорович!

— Очень интересно, — добавил Шурик.

— Забавно… — выдавил Сережа Чердаков, оглядываясь по сторонам.

— Ладно, ребята! — вмешался Ваня Быков. — Суть дела не в том, интересно здесь или нет, а в том, насколько мы будем полезны этому делу.

— Наибольшую пользу человек приносит там, где ему работать интересно, рассудительно заметил Степан Кириллин.

Машина остановилась перед высокими воротами, кованными из толстых квадратных прутьев. Из будки вышел вахтер и просмотрел какие-то бумажки у Ивана Никаноровича. К удивлению Семена, вахтер не пошел, как обычно открывать ворота, он только взмахнул рукой — и они сразу же быстро и бесшумно распахнулись, словно их открыла какая-то невидимая рука.

— Вот так фокус! — не удержался от восклицания Сережа Чердаков.

— Сам ты фокус! — почему-то обиделся Иван Никанорович. — Явление вполне естественное. Телемеханика и автоматика… Неужели ты думаешь, что конструкторское бюро, которое занимается разработкой разных автоматических машин, не может позволить себе такого удобства, как самооткрывающиеся ворота!

Быстро поворачивая голову то направо, то налево, Семен старался получше рассмотреть территорию конструкторского бюро, по которой медленно проезжал грузовик. Это был огромный тенистый парк с прямыми и широкими аллеями, посыпанными золотистым песком. Кое-где, как и полагается во всяком благоустроенном парке, виднелись клумбы с цветами. На зеленых крышах ослепительно белых зданий (как заметил Семен, самые большие были в четыре этажа) высились различные радиоантенны и какие-то ажурные вышки, и это напоминало о том, что здесь не место для гуляния, а нечто более серьезное. Вот возле маленького домика стоят три металлические башни, а на верху их устроены толстые, блестящие на солнце, серебряные цилиндры. Вот огромная машина с длинным хоботом, состоящим из выпуклых стальных колец. Машина стоит посреди полянки, а ее огромный хобот поднялся вверх и изогнутся над плоской крышей двухэтажного здания. А дальше — что-то совсем смешное. По виду как будто трактор, но гусениц нет. Вместо них четыре ступни с широчайшими подошвами из стали. Heподалеку, прямо на земле лежит яйцевидный стальной цилиндр, сияющий, словно его только что натерли полировочной пастой. У более широкой части цилиндра виднеются «зубы» — ряд стальных резцов, а сзади — могучие плавники, как у рыбы.

— Ребята! Смотрите! — вдруг радостно кричит Семен, вскакивая с места. Смотрите, это же подземная лодка! Машина, в которой можно путешествовать под землей, как в воде на подводной лодке! Помните, мы читали книжку? На ее обложке была нарисована в точности такая же машина! Товарищ Гресь! Правда же, это подземная лодка?

— Да сиди ты! Ну лодка! Действительно подземная… Подумаешь, невидаль! Этот образец как раз устаревший. Она у нас усовершенствуется по самому последнему слову техники. Вот если бы ты последнюю модель увидел — тогда, другое дело: есть чем восхищаться, — деловито проговорил мастер, зорко следя за тем, как бы не в меру пылкий юноша не свалился за борт машины, как раз поворачивающей очень круто.

Даже когда ребят привели в общежитие — просторную и светлую комнату — и предложили устраиваться, Семен не мог успокоиться. Ему хотелось как можно скорее выйти в парк. Он то и дело подходил к окнам, раздвигал широкие кремовые шторы и глядел во двор, прислушиваясь к спору товарищей, переставлявших кровати и тумбочки по собственному вкусу.

Много интересного, захватывающего дух, пришлось увидеть Семену и тогда, когда он приступил к работе в мастерских. Но первый день навсегда остался у него в памяти как самый праздничный, солнечный, радостный.

Глава пятая

Семен проснулся рано и сразу же вспомнил о всех происшествиях вчерашнего дня: о разговоре с главным инженером, о странном явлении с нагреванием письменного стола и о том, как обиделись на него товарищи, поняв, что он от них что-то скрывает.

«Придется объяснить им все, как есть», — решил Семен, поднимаясь с постели.

Ребята еще спали. Только кропать Сергея Чердакова была пуста и прибрана самым тщательным образом.

«Куда это он так рано мог уйти?» — подумал Семен.

Стараясь не шуметь, он быстро оделся, умылся и вышел во двор. Он часто вставал раньше положенного времени, чтобы до завтрака побродить немного по парку или посидеть на скамейке, раздумывая о событиях, происшедших накануне.

Его встретило чудесное утро. От вчерашней грозы не осталось и следа. На небе не было ни единого облачка. Весело щебетали птицы, беззаботно прыгавшие по веткам, еще мокрым от дождя и потому казавшимися необычайно чистыми и опрятными.

Медленно прохаживаясь по песчаной аллее, вдоль которой росли могучие клены, Семен неожиданно заметил, что на полянке стоит тот самый трактор с четырьмя лапами вместо гусениц, который он так и не успел в день приезда рассмотреть как следует.

Он свернул с дорожки и, раздвигая ветви, начал пробираться к полянке кратчайшим путем.

— А-а-а! Здравствуй, здравствуй! С добрым утром, — вдруг послышался знакомый голос. — Да ты, я вижу ранняя птица!

Семен вспыхнул от неожиданности. Возле шагающего трактора стоял Александр Андреевич Дуплов, одетый в синий рабочий комбинезон.

— Чего же ты остановился, как вкопанный? — продолжал инженер. — Вот и хорошо, что мы снова встретились. Вчера ведь нам помешали поговорить как следует.

— Здравствуйте, Александр Андреевич… — пробормотал Семен. — Я вот гулял, а потом вижу — машина… А вас я не видел…

— А если бы увидел, то не подошел бы?

— Конечно, — твердо ответил Семен.

Инженер заложил руки за спину и начал ходить вперед и назад. Семен заметил, что лицо его стало сосредоточенным.

— Так-то, брат… — забормотал инженер как бы про себя. — Такие-то дела… Раннее утро — вещь замечательная. Поутру самые лучшие мысли в голову приходят… Не помню точно, кто это сказал, кажется, Гёте: «Янаучился работать по утрам, чтобы снимать сливки всего дня, а остальное время использовать для приготовления творога». Хорошо сказано, правда?

— Конечно, — согласился Семен. Он был очень смущен и никак не мог придумать, куда девать свои руки.

— Обязательно старайся по утрам думать о самом важном, на свежую голову… — продолжал между тем инженер, не глядя на своего собеседника.

— Так я пойду, чтобы вам не мешать… — проговорил Семен.

Он уже сделал шаг, так как был совершенно уверен, что инженер хочет побыть один. Но, к его изумлению, Александр Андреевич сказал:

— Ты мне нисколько не мешаешь. Наоборот. Я поджидаю тут одного человека. И пока он не подойдет, я даже прошу тебя побыть немного со мной. Идет?

— Идет, — робко ответил Семен. — Только зачем я вам нужен?..

Инженер подошел к мальчику, взял его под руку и, увлекая за собой, заговорил.

— Когда ты будешь изобретателем, но слишком надейся на уединение. Некоторым кажется, что только наедине лучше думается. Это, конечно, бывает. Но еще лучше, когда рядом с тобой человек, с которым можно поспорить, который может подсказать, помочь советом. Вдвоем думается лучше. Вот мы сейчас решаем задачу особого применения ультразвука. Представляешь, что это такое?

— Нет, — честно ответил Семен, шагая рядом с Дупловым. Он все еще не пришел в себя от смущения.

— Верно, знать тебе пока и неоткуда… — сказал инженер и умолк, погрузившись в свои мысли.

— А почему вы, Александр Андреевич, все время повторяете, что я… буду изобретателем? — вдруг расхрабрившись, спросил Семен.

Инженер, улыбаясь, посмотрел на своего собеседника и сказал:

— Конечно, будешь! Для меня это совершенно ясно! Мне кажется, что голова у тебя устроена прямо-таки специально для изобретательской и конструкторской деятельности. У тебя есть страсть ко всему новому в технике, ты любознателен, ты обладаешь прекрасными свойствами комбинационного мышления.

Семен не знал значения слов: «свойство комбинационного мышления» и решил про себя, что это, вероятно, способность комбинировать в голове разные части, из которых получается какая-нибудь новая машина.

Инженер посмотрел на ручные часы, почему-то вздохнул и продолжал, увлекая Семена вперед.

— Я люблю молодежь, проявляющую с ранних лет задатки изобретателей. Когда общаешься с ней, то на душе становится как-то теплее. Вот ты, например… Ведь мы с тобой будем дружить? Я тебе уже это предлагал, но ты так мне толком и не ответил — согласен?

— А от Ивана Никаноровича я понял, что вы совершенно недоступный, вспомнил Семен. — Он даже говорил, что вы, Александр Андреевич, вроде как профессиональный футболист, а я, значит, — мальчишка, гоняющий мяч по двору…

— Что такое? — удивился инженер. — Я никогда не был футболистом. В теннис немного играю. Откуда он взял, что я футболист?

— Это он к примеру говорил! — забеспокоился Семен. — Как этому самому мальчишке неудобно проситься в профессиональную команду, так и мне нельзя обращаться к вам, к известному изобретателю…

— Вот в чем дело! — наконец понял инженер.

— А у меня в голове очень много проектов. Даже сейчас могу рассказать… совсем расхрабрился Семен и уже соображал, о чем бы таком, самом важном, рассказать в первую очередь.

Но Александр Андреевич понял намерение своего юного друга и постарался его предупредить.

— Вот какое дело, Сережа, — начал он.

— Не Сережа, а Семен. Сережкой у нас зовут Чердакова. Он ничего не изобретает, а только шутки все время отпускает по моему адресу, — поправил Семен.

— Прости, пожалуйста… Так вот что, Семен, — продолжал инженер. — О твоих проектах мы еще успеем поговорить. А сейчас давай лучше поговорим о другом. Ты догадался, отчего письменный стол в моем кабинете показался горячим?

— Значит, это мне показалось? — удивленно промолвил Семен.

— Ну, как бы тебе сказать… Отчасти это тебе показалось, а на самом деле была, конечно, причина. Не могло же тебе показаться ни с того, ни с сего! Помнишь, я тебе подсказал одно слово: звук! Ты думал над тем, какое отношение имеет звук к тому, что ты заметил у меня в кабинете?

— Думал. Даже очень много думал. И в библиотеку вчера ходил. Там я начал читать книжку, которая называется «Звук в природе и технике». Только мне не верится, будто все это, что мне как вы говорите, «показалось», происходило от звука. Разве от него что-нибудь может нагреться? Да и звука ведь никакого не было слышно! — ответил Семен.

— А разве все звуки, существующие в природе, слышит человеческое ухо? спросил Александр Андреевич, внимательно приглядываясь к своему собеседнику.

— Не все. Очень высокого тона, конечно, не слышит, — ответил Семен.

— То-то оно и есть, Семен, — заметил инженер. — А звук, брат, дело серьезное. Многие даже не догадываются, какие интересные штуки можно делать в технике, используя звук: думают, что звук — это только человеческая речь и музыка… Очень жаль, что я не смогу в ближайшее время показать тебе одну машину. Она, мой друг, творит просто чудеса именно с помощью звука.

Инженер остановился и снова с беспокойством посмотрел на свои часы.

— Такой аккуратный человек, а опаздывает. Просто не похоже на Леонида Карповича! Все математики обычно очень аккуратны, а он в особенности, — проговорил он, внимательно глядя на дорогу, идущую от полянки к белому трехэтажному зданию.

— Это самое последнее дело, когда человек опаздывает, — сурово заметил Семен.

Что-то ёкнуло у Семена под самым сердцем от его собственных слов. Только сейчас он сообразил, что за разговором совершенно забыл о времени. Его оставалось мало до начала работы. А еще надо было позавтракать. Бегом и то едва-едва успеешь! Но как же можно прервать такой интересный разговор с Александром Андреевичем Дупловым!

От этих тревожных мыслей глаза Семена широко открылись и выразили ужас. Это заметил Дуплов и с беспокойством спросил:

— Что с тобой?

— Уходить надо…

В это время послышались торопливые шаги. Семен оглянулся: по песчаной дорожке шел высокий и худой человек в очках. Казалось, что человек не только идет, но и беспрерывно здоровается — его корпус при каждом шаге чуть наклонялся. Чувствовалось, что человек чем-то очень недоволен, но старается это скрыть.

— Леонид Карпович! Здравствуйте! — закричал инженер, обращаясь к вновь пришедшему. — Что случилось?

— Прошу простить, Александр Андреевич. Задержка произошла из-за механика, который должен вместе с нами ехать к объекту ЗР-2. Мы условились с ним встретиться в проходной, а его, представьте себе, там не оказалось! Может быть, он уже уехал на испытательную площадку, не дождавшись меня? К. величайшему моему прискорбию, я подошел к проходной на семь с половиной минут позже, — немного картавя, сказал подошедший.

— Вот еще история! Как же нам ехать без механика? А если он туда не попал? Придется взять кого-нибудь другого, — нахмурившись, проговорил Дуплов.

— Так я пойду, Александр Андреевич, — переминаясь с ноги на ногу и с тоской поглядывая то на инженера, то на Леонида Карповича, проговорил Семен.

— Подожди! — вдруг спохватился Дуплов. — Пожалуй… — продолжал он задумчиво, прикидывая что-то в уме. — Пожалуй, я могу освободить тебя на сегодня от работы в мастерской. Поедешь со мной к месту испытания объекта ЗР-2. Там тебе найдется небольшая работенка, да и признаться… расставаться мне с тобой жалко.

Тяжесть, давившая сердце Семена, сразу скатилась куда-то вниз, и оно забилось быстро-быстро. Но оставался еще один нерешенный вопрос.

— Не могу, — опустив глаза, печально проговорил Семен. — Я бы с удовольствием, но никак нельзя.

— Поехать со мной не можешь? Это почему же? — удивленно спросил инженер.

— Прежде всего, простите, вы не являетесь моим непосредственным начальником. Без разрешения Ивана Никаноровича я не имею права отлучиться с работы. А во-вторых, планку эту самую… что я начудил… изготовить надо к двенадцати часам.

— Ты окончательно начинаешь мне нравиться! — весело произнес инженер.

Он тут же вынул из кармана блокнот, быстро набросал карандашом несколько строк, вырвал хрустящий под пальцами листок и протянул его Семену.

Это был личный бланк инженера. Сверху находился напечатанный красивыми буквами штамп:

ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР

ОСОБОГО КОНСТРУКТОРСКОГО БЮРО

А.А. ДУПЛОВ

Ниже было написано карандашом что-то неразборчивое. Только слова «Начальнику мастерской тов. И.Н. Гресь…» Семен разобрал без труда. Дальше следовало как будто бы: «Прошу отпустить с работы Семена Бурыкина» и уже ясно: «…он мне необходим».

— А планку сделают и без тебя, — сказал инженер, решив, по-видимому, что Семен уже все прочитал.

— Так мне сбегать что ли к мастеру? Я это мигом… — предложил Семен.

— Нет. Мы сделаем иначе. Зачем тебе зря носиться, — ответил инженер, пристально вглядываясь вдаль. — Вон, видишь, идет девушка в сиреневом платье? Это сотрудница планового отдела. Подойди к ней и скажи, что я очень прошу передать бумажку заведующему мастерской. Ей все равно приходится видеть Ивана Никаноровича каждое утро.

Семен бросился догонять сотрудницу планового отдела. В его руке был важный документ.

— Вот… Эта бумажка от самого Александра Андреевича Дуплова… Тут насчет меня написано… Главный инженер просит вас передать товарищу Гресю… задыхаясь от быстрого бега, проговорил Семен, поравнявшись с девушкой.

К его удивлению, сиреневая девушка только мельком взглянула на исторический, по мнению Семена, документ, небрежно засунула его в свою крохотную сумочку и, проговорив:

— Вы меня просто испугали! Прошу больше так не делать… — медленно пошла своей дорогой.

Бегом возвращаясь на полянку, Семен еще раз оглянулся на удаляющуюся сотрудницу планового отдела. Может быть, хоть теперь она полюбопытствует и прочтет замечательный документ, на котором изобретатель Дуплов собственноручно вывел имя Семена? Нет. Девушка продолжала идти спокойно и медленно, совершенно забыв о своей сумочке, которая болталась на длинном и узком ремешке, переброшенном через левое плечо.

Все случившееся Семен считал необычайным происшествием и уже мечтал, как со временем он будет рассказывать о сегодняшнем утре своим товарищам. Между тем самое необычное и даже до некоторой степени таинственное предстояло ему еще впереди.

Глава шестая

Иван Никанорович Гресь остановился перед рабочим столом и замер от удивления. То, что он увидел, было настолько неожиданным, что он даже прошептал:

— Какая-то чертовщина…

Что же так поразило старого мастера?

Он пришел сегодня в мастерскую не как обычно, за четверть часа до начала работы, а несколько раньше. Для этого было много причин. Сегодня с середины дня предстояло заняться сборкой узла Б-28 — очень важной части ответственной экспериментальной машины. Необходимо было просмотреть детали, изготовленные бригадой, оставленной работать на ночь, проверить исправность всех необходимых инструментов и продумать наилучший порядок работы.

Больше всего почему-то беспокоила Ивана Никаноровича деталь 2836. В сущности говоря, это очень простая и мелкая деталь. Всего-навсего небольшая соединительная планка — хорошему слесарю работы на час. Но не подведет ли ученик ремесленного училища Семен Бурыкин? Сможет ли он изготовить порученную ему деталь за четыре-пять часов времени, остающегося до начала сборки? Вообще работает он как будто быстро. А вдруг подведет! И опять что-нибудь выкинет.

«Быть может поручить эту деталь кому-нибудь другому, более взрослому?» думал Иван Никанорович, входя в цех и хозяйски окидывая взглядом длинный ряд верстаков.

Мастер снова задумался над поступком Семена Бурыкина. Иван Никанорович вчера был страшно возмущен неслыханным в его практике происшествием.

Сегодня что-то вроде раскаяния мучило Ивана Никаноровича, человека доброго и снисходительного. Может быть не следовало рассказывать Дуплову о проступке парнишки, в общем неплохого, трудолюбивого и исполнительного?

Но все получилось как-то само собой… Инженер стал расспрашивать о работе и жизни учеников ремесленного училища, прибывших на практику, ну и пришлось мастеру рассказать обо всех по очереди, в том числе и о Бурыкине…

Узнав о самовольном поступке юного изобретателя, который Иван Никанорович оценил как недопустимое нарушение трудовой дисциплины, инженер к удивлению старого мастера нисколько не рассердился. Наоборот, Дуплов внимательно стал расспрашивать о Бурыкине, совершившем такую странную выходку. Как он выглядит? Сколько ему лет? Какие еще «странности» замечены за ним?

Самому Ивану Никаноровичу инженер Дуплов тоже казался в какой-то степени человеком со странностями. Он любил, например, переодевшись в рабочий комбинезон, работать у станка, как обыкновенный токарь. Мастер помнил случай, когда однажды во время испытания машина застряла в болоте и ее вытащили оттуда такой грязной, что на нее даже противно было смотреть, а инженер вооружился лопатой и принялся очищать грязь вместе с чернорабочими. Подобные действия Дуплов почему-то называл «отдыхом», уверяя всех, что голова лучше всего отдыхает во время физического труда.

Вот и в истории с Бурыкиным инженер поступал как-то странно. По мнению Ивана Никаноровича, ему не следовало даже обращать внимания на такой пустяк, как недомыслие ученика ремесленного училища. Известно, что время такого человека, как Александр Андреевич Дуплов, стоит дорого! А он чуть ли не четверть часа расспрашивает про какого-то там Семена Бурыкина и при этом что-то прикидывает в уме.

Потом, вызвав к себе в кабинет провинившегося мальчика, инженер поступил странно! Вместо того, чтобы помочь ему, мастеру, и отчитать Семена, инженер молчал. И наконец — оставил зачем-то Семена Бурыкина у себя. О чем они там говорили после ухода мастера?

Все эти мысли проносились в голове Ивана Никаноровича, когда он с изумлением смотрел на верстак Семена. На видном месте, рядом с рихтовальной доской, находился чертеж злополучной детали, из-за которой вчера разгорелась вся эта история. Но не чертеж удивлял старого мастера. Дело в том, что на нем лежала и сама деталь, изготовленная на этот раз точно и аккуратно…

Вскоре еще одно обстоятельство обеспокоило Ивана Никаноровича. Все рабочие находились на своих местах, а Семена не было.

Не появился Семен и тогда, когда гулко пронесся под застекленной крышей механического цеха серебристый звон часов, отсчитывающих восемь ударов, а вслед за этим зажужжали электромоторы, загудели станки и весь цех наполнился сложной гармонией звуков.

Глава седьмая

Когда Семен возвратился к шагающему тягачу, инженер Дуплов и математик Чугунцев были настолько увлечены разговором, что, казалось, совершенно не обратили внимания на его приход. Медленно прохаживаясь возле машины, они о чем-то горячо спорили. Инженер говорил с увлечением, громким голосом. Речь Чугунцева была удивительно ровной. Ни одной фразы, ни одного слова он не произносил тоном выше или ниже. Лицо его при этом все время оставалось сухим и недовольным. Произнося слово «машина», Чугунцев слишком долго тянул букву «а» и делал ударение на букве «и», выговаривая ее очень явственно.

«Несимпатичный какой-то, — решил про себя Семен. — И почему он беспрерывно сыплет какими-то мудреными словами?»

— Коэффициент сцепления гусениц при идентичной почве, — говорил математик, — независимо от эластичного прогиба всегда равнозначен модулю упругости, который мы с вами…

— Подождите! Подождите! Прошу прошения… — вдруг спохватился инженер. Семен! Подойди поближе!

Семен покосился на математика и сделал два шага к машине.

— Семен! Тебе приходилось лазить по рвам и оврагам? — спросил Дуплов. Представь себе степь или поле, сплошь изрытое рвами. Ты идешь по этому полю и тянешь за собой маленькую тележку с каким-нибудь грузом, не слишком тяжелым, таким, что и на руки его можно взять. Если нужно перейти поле поскорее, что ты предпочтешь: тащить груз в тележке через овраги и рытвины или перемахнуть с ним, взвалив его на спину?

— На спину, конечно. С тележкой только намучаешься. Если бы по дороге, тогда другое дело, — ответил Семен, не задумываясь.

— Александр Андреевич! Это несерьезно… — монотонно проговорил математик, покачивая головой, что, по-видимому, должно было окрашивать его фразы оттенком укоризны. — Гусеница — это не колесо. Условный угол между касательной и окружностью…

— Понимаю вас, Леонид Карпович, с полуслова! Но вы, конечно, согласитесь, что любую гусеницу на тракторе или тягаче можно уподобить колесу большого размера. По проходимости маленькая гусеница заменит огромное колесо, но даже огромная гусеница не может сравниться по проходимости с шагающим устройством. Высокопроходимые машины будущего должны быть шагающими.

— Бывают тракторы с такими широченными гусеницами, что просто… во-о-о! решил вмешаться Семен, показывая руками размер гусениц.

— Подожди, мальчик. Нехорошо вмешиваться в разговор взрослых, когда тебя не просят, — спокойным голосом проговорил Леонид Карпович.

Улыбка сползла с лица Семена. Он в одно мгновение пережил глубочайшее разочарование. Казалось, инженер дал ему повод считать себя почти равным среди равных. И вдруг ему напомнили, что он всего-навсего «мальчик». Семен решил, что более неприятного человека, чем этот сухой математик, не может быть на свете.

Спор между тем продолжался. Много Семен не мог понять, но общее представление о характере разногласий он все-таки получил. Приблизительно оно сводилось к следующему.

Особое конструкторское бюро разрабатывает машину для передвижения по песку, по болотам, по полю, изрытому оврагами и рвами. Проходимость этой машины должна быть больше, чем у гусеничного трактора. У нее четыре ноги с широчайшими металлическими ступнями, которые она передвигает наподобие животного, и ей не страшны никакие неровности на земле. Зачем нужна такая машина, судить было трудно. Но Семен сам догадался: прежде всего, чтобы переносить всякие груды через болота и пески. Ведь такая машина очень пригодится на стройках каналов и при осушении болот!

Конечно, Семен знал о шагающих экскаваторах, которые работают на великих стройках коммунизма. Но из статей в научно-популярном журнале ему было известно, что у шагающего экскаватора только две «ноги». С их помощью экскаватор приподнимается над землей, передвигается на несколько метров вперед и снова ложится на «брюхо». И так шаг за шагом. Машина же, о которой спорили Дуплов и Чугунцев, по-видимому, построена на другом принципе. Она «ходит» в буквальном смысле этого слова. Ходит, подражая движениям четвероногого животного…

Разговор шел о причинах каких-то неполадок, выявленных при испытаниях. Математик связывал неполадки с принципиальными особенностями механизма и, как понял Семен, считал идею создания подобной машины не особенно удачной. Инженер же, наоборот, доказывал, что дело в каком-то просчете во время конструирования. Оба то и дело подходили к механизму, нагибались, чтобы удобнее было заглянуть под машину, что-то записывали в блокноты и снова начинали спорить.

Поглощенные своими вычислениями, они не заметили, как на полянку пришел человек в кожаном шлеме. Семен с любопытством смотрел на человека, который показался ему похожим на танкиста. Заметив, что увлеченные спором инженер и математик не обращают на него никакого внимания, пришедший сказал:

— Здравствуйте. Явился точно в назначенное время.

— Чудесно! — обрадовался инженер. — Прошу вас сесть на коня и прогарцевать на нем. Только, пожалуйста, как можно ближе от нас!

Семен сообразил, что это водитель. И действительно, человек в кожаном шлеме быстро забрался на машину. В следующую минуту раздалось жужжание стартера, как у грузовика, когда его заводят, затем приглушенный шум мотора.

— Присматривайся, Семен, как будут передвигаться ноги. Не заметишь ли чего-нибудь такого… Одним словом, мне интересно знать твое мнение, послышался голос Дуплова.

Семен хотел было спросить, что именно «такое» он должен заметить, но было уже поздно. Машина зашагала, плавно опуская и поднимая свои широченные ступни.

Удивительное это было зрелище! Теперь, когда машина бежала, делая круги по полянке, она еще больше напоминала животное, но какое именно, сообразить было трудно. Стальные, поблескивающие на солнце ноги изгибались на шарнирах, ступни бесшумно выпрямлялись, скользили вперед и уверенно опускались на землю. Равномерное движение ног было каким-то своеобразным. Его нельзя было сравнить с работой ног какого-либо известного животного. Это были особые, экономные и скупые движения, математически рассчитанные человеком.

У Семена захватило дух.

«Эх!.. Если бы это увидели ребята! — билась и голове назойливая мысль. Ну, хоть бы Ванька Быков… А Сережка Чердаков, вероятно, стал бы острить что-нибудь насчет хвоста, которого нет…».

Мысль эта была настолько неотвязной, что на минуту ему показалось, будто ребята здесь, стоят рядом и смотрят, а инженера и математика нет.

Забывшись, он вдруг закричал радостным и звонким голосом и бросился бежать рядом с машиной.

— Лучше лошади ходит! Во-о-о-оо!

Конечно, он не стал бы вести себя так, если бы не забылся на минуту! В присутствии сухопарого математика, назвавшего его «мальчиком», ни за что!.. Но так уж вышло…

Неожиданно Семен вспомнил о просьбе инженера понаблюдать за металлическими ногами, «не заметит ли он чего»?

Вначале ему казалось, что ноги работают, как им и полагается, — лучшего желать нечего. Но на втором круге Семен заметил нечто, с его точки зрения не совсем правильное. Ему показалось, что ступня передней пары ног, опустившись на траву, вместо того чтобы сразу стать твердо, некоторое, самое незначительное, время скользит по траве вперед. Элементарная логика и чутье механика подсказывали мальчику, что такое движение излишне: оно притормаживает машину и, следовательно, вызывает лишний расход энергии.

Чтобы быть точным в своих наблюдениях, Семен не поленился пробежать еще один круг. При этом он приблизился к шагающей машине настолько, что даже получил замечание водителя.

— Раздавит тебя лапой! Чего ты притираешься? Отстань!

Забеспокоился и инженер. Он принялся громко звать Семена, предлагая ему прекратить соревнование в беге с машиной. Да и бесполезно было теперь это соревнование. Видно, водитель, получив соответствующее указание, дал своему «стальному коню» большую скорость. Машина быстро засеменила ногами и понеслась по поляне, развивая на ровном участке скорость мчащегося автомобиля.

— Заметил… Александр Андреевич… Заметил! — задыхаясь от быстрого бега, проговорил Семен, подходя к инженеру.

— Что заметил?

— Елозит… Передней ногой по траве елозит…

— Как это «елозит»? Ну-ка объясни!

Семен опустился на колени и со всего размаху ударил ладонью по траве.

— Вот это ступня… — весело, еще задыхаясь, говорил он. — Вот она стала… Ей, конечно, надо твердо держаться на земле, чтобы продвигать машину вперед, а она… самую малость в противоположную сторону двигается. Вот так… Вот так… — при этом Семен задвигал ладонью по траве, наглядно демонстрируя, как именно ведет себя непокорная деталь.

— Ты это проверил или, может быть, тебе показалось? — забеспокоился Александр Андреевич.

— Точно! Елозит!

— А я уверен, дорогой, что это тебе показалось, — вмешался математик. Александр Андреевич! — продолжал он. — Почему мы должны считаться с субъективными наблюдениями ремесленника, когда у нас объективные данные! Производилась же замедленная киносъемка! Рапид-съемка! И при тщательном, визуальном исследовании кадров никакого отрицательного скольжения или, как выразился наш молодой друг, «елозения» не было!

В том, что Семена назвали «мальчиком», было что-то неприятное, но протестовать против этого было бесполезно. В самом деле, рост у него маленький, на вид неказист. Но то, что математик назвал его «ремесленником», было не только оскорбительно, но и неправильно по смыслу.

И Семен не выдержал. Он поднялся с травы, отряхнул штаны и сказал, стараясь, не выдать волнения:

— Простите, товарищ профессор. Называть «ремесленником» ученика ремесленного училища — нехорошо. Ремесленники — это разные кустари-одиночки.

— Да, Леонид Карпович, Семен прав, — поддержал мальчика инженер и подал рукой знак водителю, чтобы тот остановил шагающую машину.

— В таком случае, милый, прошу меня извинить, — сказал математик, обращаясь к Семену и пытаясь при этом изобразить на своем лице улыбку. Больше называть тебя ремесленником не буду. А что касается твоих наблюдений относительно этого самого «елозения», то с достоверностью этого факта согласиться не могу. Тебе, конечно, этого не понять, но есть такая кинокамера, называется «Рапид». С ее помощью можно исследовать самые быстрые движения. Даже полет пули. Вот с помощью этого аппарата мы и проверили в свое время, как ведут себя ступни ног.

— Леонид Карпович! — заговорил вдруг радостно инженер. — Признаться, когда я просил Семена понаблюдать за движением ног, то не придавал этому большого значения. Просто думал, что это будет для него интересно. А ведь Семен, кажется, подсказал нам кое-что! Может быть, коэффициент полезного действия машин низок именно из-за явления, замеченного Семеном? Вы будете снова ссылаться на рапид-съемку, произведенную сразу после постройки машины? Так я понял вас? Я согласен с вами, что кинокамера — самый точный и объективный наблюдатель. Но какая мысль напрашивается сама собой? Сразу по изготовлении машины ступни ног передвигались правильно, и кинокамера это зарегистрировала. А с течением времени, пока шли различные испытания, почему-то очень быстро износились фигурные обоймы, управляющие движением ног, и впоследствии, когда мы приступили к проверке коэффициента полезного действия машины, оказалось, что он значительно ниже запроектированного! Ведь это же так просто!

— Хм-м… Возможно… — угрюмо протянул Леонид Карпович.

— Я дам распоряжение еще раз заснять на киноленту движение ступней, разобрать масляный картер, в котором находятся фигурные обоймы, — сказал инженер. — Придется их переконструировать. А Семену Бурыкину, — инженер повернул голову к Семену, — выразим благодарность.

— Спасибо… Да я ничего такого не сделал… — смутился Семен.

— А теперь времени терять не будем, — продолжал инженер. — Вы, Леонид Карпович, идите с Семеном к проходной и садитесь в мою машину. А я на минутку забегу к себе, чтобы дать распоряжение, и мы сразу же поедем.

— Конечно! Разве вы не видите, какой это ценный помощник!

Семену показалось, что Леонид Карпович поморщился. А может быть, это ему только показалось? С лица математика не сходило недовольное выражение.

Чугунцев и Семен направились по тенистой аллее к проходной будке. Леонид Карпович шел первым, а Семен, стремясь быть вежливым, чуточку сзади. Утренний солнечный свет, по-видимому, был неприятен Леониду Карповичу, и он старался все время находиться в тени. Семену, наоборот, всегда нравилось ходить по солнечной стороне. А сегодня мальчику казалось, что солнце светит как-то особенно празднично. И птицы щебечут как-то весело, звонко.

— Знаешь, я ведь тоже мог на тебя обидеться, — неожиданно произнес монотонным голосом Леонид Карпович, не поворачивая головы к Семену. — Ты назвал меня профессором, а я не профессор, а кандидат математических наук.

— Тогда простите, — ответил Семен, стараясь сообразить, что такое кандидат математических наук и почетнее ли это профессора, или нет.

На асфальтированной площадке возле проходной стоял новенький ЗИМ. Поверхность кузова была так отполирована, что Семен увидел в ней свое отражение, как в зеркале. Многое бы дал он теперь за то, чтобы его товарищи посмотрели, как он, ученик ремесленного училища, садится в такую шикарную машину!

Александр Андреевич пришел минут через десять. Шофер нажал пусковую кнопку стартера, и машина тронулась, увозя Семена навстречу новым событиям этого дня, полного необыкновенных приключений.

Глава восьмая

Пока машина бежала по асфальтированной дороге вдоль речки, инженер и «кандидат» (так Семен мысленно называл теперь Леонида Карповича) разговаривали о совершенно непонятных вещах. Слова Дуплова были Семену кое-как понятны. Что же касается речи математика, то она по-прежнему изобиловала очень мудреными выражениями.

Семен молчал и, высунувшись из окна, подставлял лицо ветру. Александр Андреевич, казалось, совсем забыл о его существовании. Только когда машина свернула с асфальта и, переваливаясь, стала медленно пробираться по узкой лесной дороге, инженер заговорил с Семеном.

— Видишь, как неприятно ездить на колесах по плохим дорогам!

— Безусловно. Качает, — кратко резюмировал Семен.

— А с шагающими машинами ездить по таким дорогам будет удобнее.

— А если споткнется?

— В том то и дело, что не споткнется, — возразил инженер. — У нас разработано очень простое автоматическое устройство, которое регулирует поднятие и опускание каждой ноги в зависимости от места, на которое она ступает. Понятно? Представь себе, что по дороге встретилось углубление. В этом случае нога, ступающая в это углубление, как бы удлиняется благодаря изменению изгиба колена, и вся машина продолжает движение на прежнем уровне. Даже не колыхнется! А если встретится холмик, нога поднимется выше. Понятно? Возле каждой ноги сделано специальное автоматическое устройство с фотоэлементом электрическим глазом, который прекрасно «видит» профиль дороги и подает электрическую команду, как действовать той или другой ноге. Понятно?

— Понятно, — подтвердил Семен. — Такую машину, конечно, ни с колесной, ни с гусеничной не сравнишь.

— А тебе известно, кто изобрел гусеничный трактор?

— Федор Абрамович Блинов, волжский крестьянин, живший еще в царской России, — ответил Семен.

— А шагающую машину?

Семен смутился.

— Наверное… Вы? — наконец проговорил он, настороженно глядя на инженера.

— Нет, брат, — рассмеялся Александр Андреевич, — коллектив нашего ОКБ и, в частности, я только усовершенствовали эту машину. Довели ее, так сказать, до современного уровня техники, применив автоматику и телемеханику. А изобрел ее замечательный русский механик и математик Чебышев. В математическом отделении Академии наук до сих пор хранится модель шагающей машины Чебышева. Она даже действующая. По полу может шагать.

— Совершенно верно. Первый шагающий механизм изобрел Пафнутий Львович Чебышев в середине девятнадцатого века. Ему также принадлежит первое научное обоснование шарнирно-рычажных механизмов, — монотонно, словно читая скучную лекцию, подтвердил Леонид Карпович.

Семен оживился. Ему очень хотелось сказать инженеру, что неплохо бы изобрести еще такую машину, которая бы не только ходила, но и прыгала через рвы, словно собака или лошадь. Но ЗИМ подъехал к речке и остановился возле сооружения, напоминающего пристань.

Высунувшись из окна, Семен заметил, что рядом с пристанью плавает та самая «зубастая» машина, отгрызающая берег, которую он видел, когда ехал в ОКБ со станции.

— Выйди, да посмотри как следует! — предложил Семену инженер, вылезая из машины.

Семен не замедлил воспользоваться предложением.

— Эта машина предназначена для расширения русла реки, — говорил инженер, когда они вместе шли к пристани. — Тебе, наверное, известно, что существует плавающая машина, называемая земснарядом. Она также предназначается для расширения русла реки или канала. У нее есть мощные гидромониторы, с помощью которых сильная струя воды размывает берег. Работа нашей экспериментальной машины основана, брат, на другом принципе. Видишь, какая у нее впереди стальная пасть? Машина разгоняется и вгрызается этой пастью в берег, отгрызает его, проглатывает и снова разгоняется. Разрыхленная почва, перемешанная с водой, отправляется в указанное место по трубам. Понятно?

— Я уже видел, как она работает. Когда со станции ехал, видел, — сообщил Семен.

— Тогда постой здесь, — сказал инженер, указывая на пристань, — пока мы вернемся.

Инженер и математик ушли в небольшой домик, стоявший неподалеку от берега и долго не возвращались.

Семен вволю налюбовался зубастым плавающим механизмом. Вскоре к мальчику подошла женщина в белом халате и, осведомившись, тот ли он самый ученик ремесленного училища, который приехал с главным инженером, предложила ему пойти в столовую и пообедать. Это было как нельзя более кстати. Ведь он так и не успел позавтракать.

Вернувшись из столовой, Семен снова принялся осматривать плавающую машину.

— Ну, как! Ничего она работает? — деловито спросил он у проходившего мимо рабочего в высоких резиновых сапогах и брезентовом плаще.

Рабочий с удивлением посмотрел на неизвестно откуда появившегося ученика ремесленного училища, но все же остановился и ответил:

— Жаловаться не приходится. Работает похлеще, чем земснаряд. Знаешь, что такое земснаряд?

— Знаю, — приняв независимую позу и стараясь говорить басом, ответил Семен.

Вскоре на берегу появились инженер и математик. Они пригласили Семена сесть в ЗИМ.

— Понравилась тебе зубастая машина? — спросил инженер, когда они снова катились по лесной дорожке.

— Забавная. Только она обязательно должна быть очень тяжелой. Чтобы после разгона как можно сильнее врезалась в берег, — ответил Семен.

— Совершенно верно! — почему-то обрадовался Леонид Карпович. — Мысль правильная! Масса машины действительно служит аккумулятором кинетической энергии! А сейчас, Семен, ты увидишь нечто другое. Я бы сказал, более интересное, чем эта машина. Скажи пожалуйста, вот ты книгу читал о звуке, я помню… Ответь мне подробнее, как ты представляешь, что такое звук и какими свойствами он обладает?

— Ну… звук — это колебание воздуха.

— Не совсем точное у тебя представление о звуке, — улыбнулся инженер. Почему ты говоришь только о воздухе! Разве звук не может возникать и распространяться в воде, в металле, в дереве и, наконец, в земле? Прекрасно может! В твердой среде он даже быстрее распространяется и идет дальше. В старину, например, был такой способ определять приближение вражеской конницы: приложат ухо к земле и слушают. Конницы еще не видно и топот лошадиных копыт еще не доносится по воздуху, а через землю слышно. — Он замолк на мгновение, потом спросил: — А что такое звуковой резонанс, знаешь?

— Знаю! — обрадовался Семен своей осведомленности. — Это если, например, дрожит струна и, следовательно, издает при этом звук, то другая струна, настроенная на этот же тон, отзовется. Тоже, значит, начнет колебаться.

— Не очень складно ты объясняешь, но в общем правильно, — согласился инженер. — К этому надо еще прибавить, что не только струны или какие-нибудь другие детали музыкальных инструментов способны резонировать. Ведь каждый предмет обладает собственной, совершенно определенной частотой звучания! Любой упругий материал обладает способностью отзываться на звук, если только этот звук подобрать в резонанс с его собственной частотой. Согласен?

— Согласен, — поспешил заверить инженера Семен, с интересом слушавший его слова.

— Если ударить, предположим, — продолжал Дуплов, — по короткой железной трубе, то она издаст один звук, а если по длинной — то другой. Замечал ты это?

— Да, — коротко ответил Семен, боясь прервать объяснения.

— И если подобрать звук, в точности соответствующий тому, какой издает данный предмет, то он от этого звука начнет дрожать, словно по нему чем-нибудь стукнули.

— Конечно! — обрадовался Семен. — Я как-то наблюдал такой случай: под окном, что выходит из нашего кабинета изобретателя на двор, стоял грузовик. А водитель регулировал обороты мотора. Как только звук мотора совпадал с резонансом одного стекла, видно, не очень хорошо замазанного, так сразу оно начинало дребезжать, хоть из комнаты беги. А как только мотор немного сбавлял обороты или наоборот увеличивал, то со стеклом все в порядке: тишина. Я сразу сообразил, что это от резонанса получается.

— Молодец, — похвалил инженер. — В рассказанном случае ты проявил наблюдательность и сумел сделать правильные выводы. А теперь мне очень хочется, чтобы ты самостоятельно разобрался в явлении, которое ты наблюдал у меня в кабинете.

— Это насчет нагревания?

— Конечно.

— Тут дело сложное, Александр Андреевич. Ведь звук все-таки не греет, а вы все намекаете насчет звука… — смутившись, пробормотал Семен.

— Все-таки, как я погляжу, в ремесленном училище проходят физику в довольно широком объеме, — не то удивляясь, не то просто констатируя факт, произнес Леонид Карпович.

— Еще как преподают! У нас физический кабинет, наверно, получше, чем при каком-нибудь инженерном факультете, — с гордостью проговорил Семен. И тут же, немного подумав, добавил: — Я еще с ребятами для него особый наглядный прибор сделал. Сам придумал.

— Какой? — заинтересовался инженер.

— Для измерения силы звука. Только мне пришлось потом его разобрать из-за некоторых несознательных ребят. Они из него шутку для себя устроили…

— А ну-ка расскажи, это должно быть очень интересная история…

— Дело было просто! — оживился Семен. — Я взял микрофон от обыкновенной телефонной трубки и соединил его с усилителем для проигрывания граммофонных пластинок. Затем, вместо громкоговорителя подключил вольтметр с большой такой стрелкой! Ну, вот, значит, как только скажешь слово перед микрофоном, так сразу стрелка отклоняется. Если тихо скажешь — немного отклоняется, всего на несколько делений. А если громко — то больше.

— Почему же такой хороший прибор пришлось разобрать? Ведь он, несмотря на свою примитивность и недостаточную точность показаний, в общем, по своей принципиальной схеме выполнен правильно! — заинтересовался Леонид Карпович.

— Да вот, начали приходить в наш кабинет ребята. Разрешите, говорят, товарищи изобретатели, измерить силу своего голоса! В начале все было чинно и благородно: каждый подходил к микрофону, что-либо говорил или кричал и смотрел при этом, на сколько делений передвигается стрелка. Рекорд все время ставил Степа Кириллин: у него голос как из бочки, очень низкого тона. Бывало, как рявкнет! Так стрелка сразу на самый конец измерительной шкалы отскакивает. А потом, видно, это развлечение ребятам приелось, ну и начали… Сережка Чердаков, например, стал проверять силу своего чихания. Натужится, да как чихнет! Нарочно, конечно! Шурик Пышной стал блеять по-бараньи. А один раз собралось человек десять и устроили кошачий концерт. Хотим, говорят, посмотреть, Семен, выдержит ли твой прибор подобное испытание? Не согнется ли стрелка?

— И прибор выдержал? — спросил инженер, улыбаясь.

— Выдержать-то выдержал, да только на шум прибежал заведующий учебной частью, страшно рассердился и приказал мне спрятать прибор, чтобы больше не было подобных безобразий. Ну, я подумал, подумал и разобрал измеритель звука: как раз усилитель требовался для других опытов…

Леонид Карпович, до сих пор слушавший Семена с невозмутимым выражением лица, вдруг разразился каким-то отрывистым хихикающим смехом. Семен, который почему-то был уверен, что этот человек не способен смеяться или улыбаться, в упор посмотрел на математика с нескрываемым удивлением.

— Ой! Не могу! Вот так история! Подумайте только! — невнятно выговаривал при этом Леонид Карпович. — Вот озорники! Представляю себе, как это все выглядело… А с другой стороны, их ведь и винить нельзя! Правда, Александр Андреевич? Ведь молодежь! Не могут же они в самом деле жить без шуток!

Семен так и не понял, что особенно смешное нашел математик в его рассказе, но тут же подумал, что Леонид Карпович не такой уже плохой человек, каким показался в начале знакомства.

Веселое настроение математика Александр Андреевич, очевидно, разделял не в полной мере. Инженер только чуть улыбался.

— А что такое ультразвук? Знаешь? — спросил он, когда математик закончил свою речь в защиту шуток.

— Знаю. Это звук очень высокого тона. Настолько высокого, что его даже наше ухо не слышит, — уверенно ответил Семен.

— А какими он обладает свойствами?

— Ну… вот он не слышен… А так, кажется, больше ничего особенного, — на этот раз смутился Семен.

— Ультразвук, брат, очень и очень интересная вещь. И не только интересная, но и полезная. Мы собираемся его широко использовать на благо народного хозяйства. В частности, в сельскохозяйственной индустрии, — задумчиво проговорил инженер.

— Как это! Звук? — удивился Семен.

— Да. Звук и ультразвук. А то, что ты наблюдал у меня в кабинете, было связано с ультразвуком. Вот теперь и догадывайся дальше…

— Но ведь звук же не греет!

— Почему ты так думаешь? — спросил инженер. — Только что мы выяснили, что звук, а следовательно и ультразвук, может привести в колебание любой материал в случае резонанса. А там, где существуют механические колебания, возможно возникновение тепла. Ведь верно? Во время колебания упругого тела в нем обязательно происходит трение между частицами материала. Все дело в том, насколько сильны эти колебания и вызовут ли они достаточно заметное выделение тепла! А современная техника с помощью специальных электрических вибраторов располагает возможностью возбудить звуковые и ультразвуковые колебания такой силы, что некоторые, даже довольно прочные материалы, разрушаются! Важно только подобрать частоту звука, совпадающую в резонансе с частицами этого материала.

— Надо же… — протянул Семен, заерзав от удивления. — Только, простите, Александр Андреевич, зачем все это? — продолжал он возбужденно. — Нам ведь не разрушать нужно, а наоборот, создавать, строить! Вы вот только что сами сказали, что собираетесь поставить звук и ультразвук на службу народному хозяйству!

— Правильно, мой дорогой друг! Только строить! Только создавать! Других задач у нас нет. Но опять же я не отвечу тебе прямо, а заставлю немного поломать голову. Ты уж меня прости… Тебе известен, например, такой опыт: берется стакан, наполовину наполненный водой, а наполовину каким-либо жидким маслом. Сколько бы ты не взбалтывал содержимое стакана — все равно масло с водой не смешивается. Через несколько минут все масло снова всплывет на поверхность, а вода останется внизу. Правда?

— Обязательно так произойдет в силу разнородности молекулярнойструктуры воды и масла, — сухо подтвердил математик, снова ставший очень серьезным.

— Это конечно, — согласился Семен.

— Так вот, дорогой, — продолжал инженер. — Представь себе, что мы опускаем в наш стакан мощный ультразвуковой вибратор — устройство, излучающее ультразвуковые колебания. Мельчайшая дрожь, словно буря, микроскопическими волнами начнет дробить масло и воду на мельчайшие частицы. Понимаешь? Разрушать жидкости! В течение нескольких секунд или минут, в зависимости от мощности вибратора, жидкости перемешаются между собой настолько прочно, что потом отделить их будет почти невозможно. Эта смесь может простоять в стакане многие месяцы, и масло так и не всплывет на поверхность. Получится очень прочная механическая смесь, состоящая из двух жидкостей, раздробленных ультразвуком на мельчайшие частицы веществ.

— А зачем будет нужна такая смесь? — полюбопытствовал Семен.

— Не «будет», а уже теперь нужна, — поправил инженер. — То, о чем я тебе рассказываю, очень давно применяется, например, для производства искусственного молока, маргарина. Для составления специальных эмульсий. Это только один наглядный пример, из которого ты видишь, как разрушающее действие ультразвука используется в технике на благо народного хозяйства.

— До чего же это все интересно! — не выдержал Семен. — Я очень люблю разную такую аппаратуру… С приемниками люблю возиться, с радиолампами… Мы с ребятами однажды такой супер построили, что один моряк, старый радист, приходил смотреть! Очень хвалил!..

Некоторое время ехали молча. Семен повернулся к окну и стал наблюдать, как широкие ветки могучих сосен, чуть ли не касаясь машины, мелькали перед самыми стеклами.

— Леонид Карпович! — вдруг заговорил инженер. — У нас в лаборатории номер пять работает, откровенно говоря, один довольно беспомощный лаборант. Он плохо справляется с изготовлением и сборкой электроакустических приборов, обыкновенного шурупа не может завинтить как следует в дерево! Что это за лаборант, если ему по малейшему пустяку приходится бегать в механическую мастерскую? И никакой технической выдумки у него нет. Стоит подумать: не перевести ли туда Семена? На таком ответственном участке работы изобретательные задатки парнишки могут очень пригодиться.

— Не знаю, — ответил Леонид Карпович, — ремесленники… то есть, простите пожалуйста, — ученики ремесленного училища присланы к нам на практику в механическую мастерскую. Они, безусловно, должны работать в узких рамках своей будущей специальности. Иначе — какая же это практика! Не знаю, существует ли положение, так сказать, буква закона, разрешающая использовать практикантов именно таким образом, как вы предлагаете…

«Сухой все-таки этот „кандидат“, — с обидой подумал Семен. — Все у него „положение“, „буква закона“, „узкие рамки“… Сам он — узкая рамка»…

— Это можно будет узнать, а в крайнем случае списаться с директором училища, — сказал инженер.

— Наш директор знает, что я люблю изобретать и даже обещал мне помогать, вмешался Семен, исподлобья поглядывая на «кандидата».

— А сам то ты хочешь, чтобы я перевел тебя в лабораторию? — спросил инженер.

Семен ответил не сразу. Он вспомнил о своих товарищах. Удобно ли ответить, не посоветовавшись с ними. Они хоть и подсмеиваются часто над его изобретательскими увлечениями, но все-таки друзья приехали вместе.

— А можно будет мне не одному перейти, а вместе с Ваней Быковым? Да и остальные ребята у нас… ничего. Способные…

Инженер посмотрел на Семена как-то рассеянно и ничего не ответил. Леонид Карпович попытался улыбнуться.

Семен открыл было рот, чтобы задать инженеру следующий вопрос, но сделать этого не успел. То, что он увидел, было настолько удивительным, что он так и остался с открытым ртом.

Действительно, было чему удивиться. Плавно покачиваясь на своих рессорах, ЗИМ уже выехал из лесу и, замедлив ход, двигался по открытому полю, прямо к странному механизму, стоявшему недалеко от лесной опушки. Если бы Семена попросили рассказать, как выглядит эта необыкновенная машина и что она напоминает, то он едва ли смог бы это сделать. В некотором отношении машина походила на танк. Гусеницы, даже башня, как у танка! Только из башни не торчит орудие, и танк этот какой-то приплюснутый, словно огромная черепаха, на спину которой прикрепили овальную башенку с круглыми окнами-иллюминаторами. А сзади и по бокам, словно неуклюжие лапы, торчат прижатые к земле какие-то продолговатые утюги.

«Очень похожи на те, что я видел в кабинете Александра Андреевича, только тут они большие»… — вспомнил Семен.

Пока он сидел с полуоткрытым ртом, собираясь спросить инженера, что это за машина, ЗИМ резко затормозил и остановился. Александр Андреевич повернул голову к Семену и, хитро улыбаясь, проговорил:

— Вот и приехали! Тут, Семен, богатая пища для наблюдений и размышлений. Когда ты сообразишь, на каком принципе основана работа этой машины, расскажи мне. Помни только, что наш предыдущий разговор имеет к этой машине прямое отношение.

Приехавших встретил пожилой человек в черной кожаной куртке и в такой же кепке, с широким, блестевшим на солнце козырьком. Он сразу очень энергично заговорил, все время размахивая при этом большим разводным ключом, который держал в правой руке и орудовал им, словно дирижер палочкой. Поодаль стоял старик в брезентовом плаще, из-под которого виднелась форма охраны ОКБ.

— Муфта сцепления шалит! — горячо объяснял инженеру человек в кожаной куртке.

— Как же это так, Сергей Петрович? — удивился инженер.

— А очень просто! — продолжал объяснять Сергей Петрович, протягивая свой разводной ключ к гусеницам машины. — Сдает упорный подшипник! Мы с помощником Подвескиным уже разобрали коробку сцепления и установили это совершенно точно. Сейчас Подвескин поехал в ОКБ за новым подшипником. Вы его не встречали по дороге?

— Надо обязательно исправить, Сергей Петрович! Завтра утром к нам может приехать представитель министерства, которому нужно показать машину. А в остальном все в порядке? — спросил инженер.

— В полном! Можно хоть сейчас запустить!

Семену показалось странным, что машину, которая не могла двигаться по полю, благодаря неисправности ходовой части, можно было «хоть сейчас запустить». Но прислушиваться к дальнейшему разговору, из которого, быть может, удалось бы что-либо, узнать, не пришлось. Медленной и степенной походкой к Семену подошел сторож и спросил:

— Значит, работать тут будешь? Не на место ли Васьки Подвескина? Подвескин-то, это значит помощник механика, Сергея Петровича, в общем неплохой работник. Это верно… Но только слишком воображает по своей глупости! Глуповат он немножко — это верно. Хотя, опять же тебе говорю, работать может неплохо. Вот недавно…

Семену не удалось дослушать, что было недавно с Подвескиным, так как к нему подошел механик и обратился с вопросом:

— Подшабрить баббитовую втулку можешь?

— Могу, — ответил Семен.

— А не испортишь?

— Постараюсь.

— А отверстия в держателе подшипника сможешь просверлить точно по разметке?

Семен кивнул головой. Даже как-то обидно было доказывать, что такие простые вещи он уже давно может делать.

Сергей Петрович возвратился к Дуплову, о чем-то с ним посоветовался и тотчас же полез по маленькой железной лесенке, укрепленной вдоль овального бока машины. Через секунду он скрылся за маленькой дверью кабины. Вышел обратно он уже с деталями, о которых только что был разговор.

— Пойдем, я тебя провожу в нашу подсобную мастерскую. Это недалеко отсюда, — проговорил он, обращаясь к Семену.

Семену очень жаль было отходить от необыкновенной машины, но делать было нечего: работа — прежде всего.

Он торопливо шагал, стараясь не отставать от механика.

— Сергей Петрович! — прокричал им вдогонку инженер. — Не забудьте рассказать Семену о предупредительных сигналах! Возможно, нам придется запустить машину, как только вы вернетесь.

— А я разве не вернусь? — удивился Семен.

— Конечно, вернешься! Мы же с тобой не прощались! Но возможно, что тебе придется задержаться в мастерской дольше, чем Сергею Петровичу. А как работает машина — увидишь обязательно.

Эти слова главного инженера Семен хорошо запомнил. Однако случилось так, что он не увидел, как работает странная машина. Дальнейшие приключения помешали ему самым неожиданным образом.

До опушки леса было близко, не более трех минут ходьбы. Шагая по земле, заросшей травой и мелкими колючими кустиками, они нечаянно спугнули по пути несколько маленьких птичек, быстро шмыгнувших вверх с веселым щебетанием.

— Не дело вам тут гнездиться… — как бы про себя пробормотал Сергей Петрович. — Не понимаете, что участок испытательный и можете горя хватить…

— Конечно, машина их гнезда гусеницами передавит, — проговорил Семен.

— Да что гусеницы! Если бы для птиц страшны были одни только стальные гусеницы. Тут, мой милый, дело посерьезнее. Слышал, что инженер говорил насчет предупредительных сигналов? Это, конечно, и тебя касается. Ты вот не сможешь взлететь на воздух… как эти пташки. Дело может обернуться плохо.

Семен хотел расспросить механика поподробнее, но тот, обеспокоенный неполадкой с машиной и предстоящим исправлением, перебил его, упрекнув в излишнем любопытстве, и перевел разговор на другую тему. Он захотел выяснить, насколько квалифицирован подросток, присланный ему в помощь, и какую работу можно ему доверить. Семен вскоре снова попытался спросить механика, что это за машина, оставленная в поле и каково ее назначение. Сергей Петрович отмахнулся и на этот раз. По всей вероятности, главный инженер, заинтересованный в том, чтобы юный изобретатель разобрался в этом сам, дал механику соответствующие указания.

— Называется она ЗР-2. А больше про нее я тебе ничего рассказывать не буду. Дело секретное, — хитро улыбаясь, ответил Сергей Петрович на последнюю просьбу Семена. — Помни только, что если ты услышишь три продолжительных свистка, то к машине приближаться не следует. Наоборот: старайся отойти от нее как можно дальше, — добавил он, когда они уже подходили к лесной опушке.

Глава девятая

Посреди небольшой полянки стоял одноэтажный дом дачного типа, огороженный невысоким забором.

Когда механик и Семен вошли в ворота, навстречу им с лаем бросились две собаки: одна черная и кудлатая, а вторая тоже черная, но с гладкой, лоснящейся шерстью.

— Свои! — закричал Сергей Петрович. — Познакомьтесь с новым человеком…

Собаки начали осторожно обнюхивать Семена.

— Вот эта, лохматая, с одним подбитым глазом — Шарик. А эта, словно начищенная ваксой, — Жучка. Так сказать — помощники сторожа Ермолаича, который тут живет. Вообще, они не кусаются! Ты не боишься собак?

— Нет, — твердо ответил Семен, протягивая руку к лохматому Шарику.

Но собаки очевидно решили, что такая фамильярность со стороны незнакомого мальчика еще преждевременна и, подозрительно оглядываясь, пошли под навес, стоящий рядом с сараем.

Мастерская, расположенная в двух комнатах, показалась Семену очень маленькой, но он заметил, что в ней находилось все необходимое для ремонта любой машины.

— Это у нас называется ПМР, то есть пункт мелкого ремонта. Такие пункты всюду разбросаны по испытательной территории. Построены они недавно по предложению одного слесаря и оправдали себя, я тебе скажу, в полной мере, объяснил мастер, видя, что Семен с нерешительностью новичка оглядывает помещение.

— А ты давно у нас?

Семен ответил на вопрос и тут же вкратце объяснил, как он сюда попал. Смуглое лицо механика, чуточку испачканное машинным маслом, внушало доверие. Звали механика, как уже было известно Семену, Сергеем Петровичем, а фамилия у него была хоть и несколько необычная, но зато легко запоминающаяся Понедельник.

— Вот так оно и получается, — недовольным голосом говорил Сергей Петрович, раскладывая принесенные детали на верстаке. — Ходовая часть машины — дело давно известное в технике. Мудрить тут было нечего. Поэтому силы конструкторов и были направлены на новые, еще неизвестные детали. А теперь эта самая ходовая часть вроде как бы мстит за невнимание к себе. Выходит, все детали, как самые новейшие и нигде не существующие, так и давно известные, требуют к себе одинакового уважения… Это конструкторы из пятого отдела подвели так Александра Андреевича!

— Постыдились бы! Разве можно такого человека… — искренне возмутился Семен.

— Александр Андреевич действительно золотой человек, — согласился Сергей Петрович, завинчивая железную трубу в тиски. — Он ведь из рабочих. Говорят, специального инженерного образования у него нет, а всего достиг самообразованием. Поддержи-ка вот в этом месте… Человек он замечательный. Как коммунист — огромным авторитетом пользуется среди беспартийных… Теперь я буду керном ставить метку, а ты тем временем заправляй в дрель сверло три и четыре десятых миллиметра… Рационализаторов и разных изобретателей он любит… Ты штангель ищешь? Вон он, справа, возле рихтовальной доски… А тот, что приехал с Александром Андреевичем…

Но Семен уже не слушал высказываний механика по поводу Леонида Карповича. Мысль о том, что знаменитый изобретатель Дуплов, главный инженер особого конструкторского бюро, не имеет специального инженерного образования, вначале как-то удивила его, а затем обеспокоила.

«Как же это так? — думал Семен. — Не инженер, а главный инженер?»

— Значит, у него нет, этого самого… диплома? — спросил он.

— Как же без диплома? — рассудительно заметил Сергей Петрович. — Диплом есть! Александр Андреевич сделал много важных изобретений, сдал соответствующий экзамен и диплом получил, а до этого работал где-то механиком, вроде меня. В свободное время занимался самообразованием. Ну, конечно, — это не всякий может… Ударь-ка маленьким молоточком, вот здесь!..

— Значит и я могу так?.. — невольно вырвалось у Семена.

Сергей Петрович снисходительно посмотрел на своего нового помощника и, не отвечая на его вопрос, продолжал:

— Я не хочу сказать, что у нас инженеров теперь обучают плохо. Вот у меня сын всего только в прошлом году окончил Ленинградский политехнический. Замечательный инженер получился! Попробуй с ним поговори — все знает и во всей технике разбирается прекрасно. Сейчас в Донбассе на шахте работает и там им довольны — это мне точно даже из газет известно! Но, должен тебе сказать, хоть он и сын мне, а рядом его не поставлю с том инженером, что прошел еще, как говорится, жизненную школу обыкновенного рабочего. Я не о практике говорю, которую на разных заводах проходят студенты. Нет! Ты поработай-ка со станками да с разными машинами! Вот это уж будет инженер — и теоретик и практик! Подожди, подожди! Что это ты делаешь?..

— Чтобы точнее просверлить отверстия, вот здесь зажмем ручными тисками, а тут подложим такую пластинку с метками. Я ее сейчас вырежу из кровельного железа.

Механик отложил трехгранный напильник в сторону и, нахмурившись, полез в карман за портсигаром.

— Мудришь ты что-то… — проговорил он, зажигая спичку. — Никто тебя не просил…

Семен с жаром принялся доказывать, что придуманная им маленькая рационализация значительно ускорит работу. Ведь это же так просто! Имея под руками специальную пластинку, не нужно будет терять лишнего времени на разметку! Но механик смотрел на него неодобрительно.

Потом, невольно улыбнувшись энтузиазму, с которым ученик ремесленного училища настаивает на своем, Сергей Петрович сдался и махнул рукой:

— Ну, попробуй! Убедишься сам! Уж больно ты горячий…

Семен был уверен в своей правоте, но очень скоро, даже раньше чем ожидал опытный механик, мальчик понял, что его затея кончается крахом. Вырезанная самым тщательным образом из кровельного железа пластинка не прилегала, да и не могла прилегать плотно к детали сложной конфигурации.

— Если бы можно было ее изогнуть соответствующим образом… — наконец смущенно проговорил юный рационализатор, вопросительно поглядывая на Сергея Петровича.

— Если бы, да кабы! Разве сразу тебе не было ясно, что с прямой пластинкой ничего не выйдет? Не подставить под сверлильный! А как ты ее изогнешь? Я же говорил тебе! — ответил механик, бросая окурок в пепельницу.

Дальше продолжали работать молча. Сергей Петрович, словно для того, чтобы наверстать упущенное время, делал все, как казалось Семену, подчеркнуто торопливо. Он быстро передвигался от верстака к сверлильному станку и обратно и не брал, а буквально «хватал» со стола нужные инструменты.

«Рассердился…» — пронеслось в голове Семена.

Но это было неверно. Сергей Петрович Понедельник от природы был ловок, проворен и не любил разговаривать, когда нужно было поторапливаться.

— А живешь-то ты где? Может быть, тебе скучно по вечерам? Так ты приходи в гости ко мне. Познакомлю со своими ребятами: у меня дома сын, чуть постарше тебя, и дочь в плановом отделе ОКБ работает, — сказал механик, когда уже решительно все было закончено, и он заворачивал тщательно промазанную солидолом муфту в обрывок газетной бумаги.

Семен поблагодарил Сергея Петровича за приглашение и спросил, где можно вымыть руки.

К удивлению Семена механик не сразу ответил. Он постоял некоторое время в нерешительности, зачем-то искоса поглядывая на токарный станок и, наконец, словно пересилив себя, сказал:

— Ты что, со мной идти хочешь? К машине? А что тебе там делать? Муфту я сам могу установить.

Механику видно не хотелось расставаться с парнишкой и одному возвращаться к машине, но он был обязан как можно лучше использовать его тут для работы.

— Главный инженер обещал показать мне машину, — возразил Семен.

— Так ты ее еще увидишь! А я тебя честно должен спросить… (Сергей Петрович понизил голос и продолжал уже тоном заговорщика). Не выручишь ли ты меня в одном деле? Вон, в патроне токарного станка зажата латунная втулка… В ней нужно прорезать два паза. Чертеж имеется: на суппорте лежит. Тут дело такое… Точность нужна большая! Допуски в три треугольника поставлены. А ты, как я вижу, парнишка хоть и с фантазией, но аккуратный… Возьмешься? А?

— Вот не знаю… Как с машиной получится. Главный инженер обещал показать… — говорил Семен.

— Говорю тебе, что машина от тебя не уйдет! — настаивал механик. — А деталь очень важная. Для машины же необходима! Каждую минуту может потребоваться! А может быть ты боишься, что не справишься с этой работой? Запорешь? Тогда так и скажи…

Последние слова задели Семена за живое. Он не заметил, как механик, рассчитывавший на их магическое действие, хитро улыбался.

— В ремесленном нас еще не такие вещи приходилось делать. У нас учеба поставлена как следует, — буркнул Семен.

— Ну вот и прекрасно! — обрадовался Сергей Петрович. — Так я пойду.

Он уже пошел к дверям, но, уловив печальный взгляд, каким его провожал Семен, добавил:

— Ты не грусти. Работы тут не больше чем на час, если только не затеешь, конечно, какой-нибудь «рационализации». Как кончишь — приходи сам и приноси втулку к машине! Как к ней добраться, ты, наверно, помнишь. А я за это время муфту поставлю, так что к твоему приходу машина будет готова к действию. Только запри мастерскую: ключи в замке. А может быть, мой помощник тебя тут еще застанет, тогда приедешь с ним на мотоцикле.

— Ладно, — сказал Семен, подходя к токарному станку.

К его удивлению механик не торопился уйти. Он остановился в дверях. Затем приблизился к Семену и, глядя на него, задумчиво сказал:

— А лучше было бы, если бы ты, Семен, дождался моего помощника и не подходил к машине один. Все-таки ты у нас человек новый. Может случиться…

— Что может случиться? — спросил Семен, обеспокоенный тем, что Сергей Петрович на последних словах запнулся.

— Да так, ничего особенно страшного… Вообще, запускать ее там не должны. Но на всякий случай напоминаю тебе еще раз: если услышишь три длинных свистка — старайся отбежать обратно хотя бы метров на двести. Успеть всегда можно. Только ни в коем случае не беги к машине! И в лес не беги. Понятно? А то был тут как-то случай: забрел один человек в самую глубину леса, черт знает куда…

От предупреждения механика, говорившего вполголоса, на Семена повеяло чем-то таинственным. Ему снова очень захотелось расспросить, что это все значит. Что это за машина, которой надо остерегаться, убегая за двести метров?

— Значит машина, которую вы тут испытываете, опасная в действии? Взрыв какой-нибудь может произойти? — спросил Семен нарочито спокойным тоном.

— Зачем взрыв! Машина вполне проверенная, — кратко объяснил механик.

Семен еще раз попытался вызвать Сергея Петровича на более подробное объяснение, но механик, словно угадав его намерения, заторопился и, высказав еще несколько мелких наставлений относительно изготовления втулки, покинул мастерскую.

Прорезать две фигурные канавки в латунной детали было несложным делом. Быстро сообразив, как удобнее всего выполнить задание, Семен с жаром принялся за работу, чтобы побыстрее разделаться с поручением. Ему скорее хотелось увидеть машину. Таинственные предупреждающие свистки волновали его воображение. Что это за машина? Почему ее надо бояться и отбегать от нее? Может быть, инженер и механик решили подшутить над ним?

За работой время бежало незаметно. Блестящая втулка с тщательно обработанными прорезами уже лежала на столе в совершенно готовом виде. Семен укладывал инструменты и убирал рабочее место.

«Надо быть упорным, настойчивым и смелым»… — думал Семен, вытирая руки.

Его настроение вдруг стало воинственным. Оставшись на минуту без дела, он зашагал из угла в угол, не зная, куда приложить свои силы. Ему очень хотелось за что-нибудь взяться, но ничего подходящего не было.

Вдруг издалека послышался приглушенный, но явно приближающийся треск мотоцикла. Через несколько минут мотор затарахтел совсем рядом, два раза «чихнул» и остановился. В дверях показался молодой, чуть курносый и долговязый парень, в кожаной, как у Сергея Петровича, кепке. Она была сдвинута набекрень и из-под нее торчал лихой вихор. По поведению вошедшего немедленно становилось очевидным, что этот совсем еще молодой парень старается изо всех сил казаться более взрослым, чем он есть на самом деле.

— Ты что тут делаешь? — строго спросил вошедший чуть сипловатым голосом.

Семен кратко объяснил, как и зачем он сюда попал, добавив в конце, что порученная ему деталь уже готова.

— Та-ак!.. — снисходительно протянул обладатель вихра, вынимая из кармана металлический портсигар. — Куришь?

— Ученикам ремесленного не полагается, — гордо ответил Семен.

— Известное дело! Ты меня извини, конечно, — там еще молокососы, послышалось надменное замечание, сопровождаемое эффектным щелканьем крышки портсигара. — Ну, будем знакомы! Меня зовут Василием Ермолаевичем. А для некоторых, конечно, постарше меня, — просто Вася. Я старший помощник механика. Слышал про такого?

Семену очень хотелось сказать, что он уже имел удовольствие слышать от сторожа о помощнике механика Васе Подвескине. Но, вспомнив, что сторож не назвал Василия «старшим», решил не портить отношения и промолчал.

— Ну-ка, покажи, что ты тут натворил? — продолжал тем временем помощник, приближаясь к верстаку разболтанной походкой.

Семен показал свою работу.

— Ну, что ж, неплохо, для твоего возраста, конечно, — похвалил Вася, выпуская такой огромный клуб дыма, что верстак скрылся под его пеленой. Видно, кое-чему ты все-таки научился в этом самом твоем ремесленном!

— Осторожнее в выражениях! Наше училище считается одним из лучших, неожиданно для Василия огрызнулся Семен.

— Подумаешь! А задору ты тоже там научился? — нахмурив брови и понизив голос, спросил Вася.

— И задору…

— Тогда вот что… Тогда вот что… — начал свою речь помощник механика, но продолжать не смог, так как от дыма его начали душить приступы кашля. Тогда… Вот что… Я попрошу тебя выпилить из семимиллиметрового железа вот эту деталь. Чертеж висит на стене… Видишь?

— А это тоже нужно для машины? — спросил Семен.

— Что за вопрос?

— Может быть не срочно?

— А тебе какое дело! Рано еще рассуждать и перечить старшим!

— Мне нужно доставить уже готовые детали к машине.

— Милый мой! — весело сказал Вася, снова затягиваясь папиросой. — Раз тебя прислали сюда работать, так уж мне, старшему помощнику, изволь подчиняться беспрекословно. Я ведь говорил главному инженеру: невозможно, Александр Андреевич, при такой ответственнейшей работе обходиться единственным помощником! Надо обязательно прислать второго. Вот, видишь, — так и получилось. А детали: ты не беспокойся, я сам мигом свезу на мотоцикле. У меня, дружище, мотор несколько усиленный — сам этого путем переделки добился. Этак сил под двадцать! Понимаешь, какая мощность? Так говоришь, главный инженер в поле?

— Да. Там, — сухо ответил Семен: перспектива оставаться в мастерской была ему не очень по душе.

— Вот и хорошо! — заявил Вася, собирая обработанные Семеном детали. — Мне как раз необходимо с ним поговорить. Давненько мы с ним не встречались. Небось, обрадуется, увидев меня. Как-то раз подходит главный инженер, конечно, протягивает руку, и говорит…

Что именно сказал Александр Андреевич Подвескину, Семен так и не узнал. Вася разразился страшным кашлем. Горящая папироса при этом пулей вылетела у него изо рта и пронеслась над верстаком, рассыпая искры, словно ракета.

— Ну, да ладно… Поеду… — проговорил Подвескин, отдышавшись… — До скорого свидания…

Через минуту за окном послышалось приглушенное фырканье, а затем удары, словно кто-то забарабанил палкой по пустой консервной банке, и Вася умчался на своем усиленном моторе, оставив в душе Семена горечь обиды.

Через окно мастерской виднелись густые ветви деревьев. Семену показалось, что они стали сильнее раскачиваться. Видно, подымался ветер. Да и солнце, в это время уже склонявшееся к горизонту, то и дело скрывалось за тучами.

«Не было бы дождя и грозы, как вчера вечером»… — подумал Семен с тревогой, боясь, что непогода помешает испытанию машины и ему так и не удастся повидать ее в действии.

Еще около часа пришлось повозиться ему над выпиливанием очень сложной по форме железной пластинки. Но вот все закончено, приведено в порядок рабочее место, и тщательно вымыты руки. Тихо насвистывая какую-то бодрую мелодию, Семен запер дверь мастерской, положил ключ в условленное место и быстро зашагал по лесной дороге.

Солнце, светившее так ярко с утра, спряталось за темные тучи, уже покрывшие почти все небо. В лесу стало прохладно, сумрачно. По-видимому, снова собирался дождь. Семен вспомнил, что точно так же было вчера: с утра ясно, с середины дня появились облака, к вечеру хлынул грозовой дождь.

Держа в руке фуражку, Семен шел быстро.

Вот и маленькая прогалина, у которой нужно свернуть влево. Семен легко разыскал сравнительно узенькую дорогу, прорубленную среди могучих елей, и зашагал еще быстрее.

Вдруг почти из-под самых ног мальчика выскочил заяц и помчался, странно подпрыгивая, сначала вдоль дороги, а затем метнулся в сторону, в лес. Заяц бежал с трудом, переваливаясь с боку на бок и волоча заднюю ногу.

Нетрудно было догадаться, что у животного повреждена задняя лапа. Когда Семен подошел к тому месту, где косой юркнул в лес, послышался непродолжительный шорох. Видно обессилевший заяц сделал несколько движений и теперь лежал неподвижно.

В сердце Семена шевельнулась жалость. Он очень любил животных. В детстве у него был ручной еж. Однажды Семен нашел упавшего из гнезда галчонка с вывихнутым крылом. Галчонок вырос и долго жил у мальчика в сарае. Мысль о том, что рядом находится раненое животное, быть может, умирающее с голоду, заставила Семена остановиться. Не отдавая себе отчета в том, что он будет сейчас делать с зайцем, он решил поймать его во что бы то ни стало. Положив на землю фуражку, чтобы освободить руки, Семен углубился в лес.

Три раза он подкрадывался к зайцу, но каждый раз животное выпрыгивало почти из-под самых ног и скрывалось в густой траве. Семен ласково звал зверя, уговаривая его не бояться. Но заяц уходил все дальше в густую чащу.

Прыгнув вперед, Семен неожиданно почувствовал сильную боль в левой ноге. Только спустя несколько мгновений он сообразил, что нога застряла в ямке, которая была незаметна в густой траве.

Вначале Семен даже не понял, что именно произошло. При малейшей попытке освободить ногу он ощущал острую боль. Но что делать? Не сидеть же в лесу в таком странном, полусогнутом положении!

Раздвигая руками густую и высокую траву, Семен начал детально изучать причину своего странного плена и, наконец, убедился, что дело обстоит совсем не так просто, как могло показаться вначале. С ним произошел один из тех, крайне редких случаев, о которых принято говорить: «Такое даже придумать трудно!».

В ямке находилось два довольно толстых оголенных корня. Надо же было случиться, чтобы нога угодила в развилку между ними! Во время прыжка корни немного спружинили, раздвинулись и тотчас же зажали ногу! Трудность положения усугублялась еще тем, что изогнуться, протиснуть руки в узкую ямку и достать ими природный капкан было почти невозможно. А раздвинуть корни больной ногой нечего было и думать. Резкая сверлящая боль появлялась сразу, как только Семен начинал вытаскивать ногу…

«Мое положение хуже, чем у зайца… — мелькнуло в голове мальчика. — Он хоть немного передвигаться может… Зачем только я погнался за ним? Что теперь делать?..»

Между тем раненый заяц, словно понимая, что ему уже не угрожает опасность, лег поблизости. Было ясно видно, как дрожат его уши и шевелятся усы.

Семен собрался позвать на помощь, но в эту же минуту по лесу прокатился продолжительный вибрирующий свисток. За ним второй, третий.

— На помощь!!! — закричал Семен. — Товарищи!!!

Откуда-то издалека послышалось слабое отражение его же собственного голоса: — Ши-и-и… Затем все стихло. А по лесу уже гуляли те самые, особые порывы ветра, изредка шевелящие верхушки деревьев, какие обычно бывают перед грозой и бурей.

Семен собрался с силами и крикнул несколько раз подряд. Ему было видно, что раненый заяц почти не реагировал на крик. Он только высоко поднимал и опускал уши, не делая при этом ни малейшей попытки бежать.

Вдруг Семен замер от неожиданности. Что это? Откуда-то, по всей вероятности из самой глубины земли, послышался глухой рокот. Не землетрясение ли? Рокот равномерный, похожий на звук гигантского контрабаса, когда по самой толстой струне беспрерывно водят смычком.

Рядом затрещали ветки. Семен повернул голову и увидел, что животное пытается вскочить на ноги. Преодолев боль, заяц с трудом поднялся, пошевелил ушами и, хромая, скрылся из глаз Семена. Бегство раненого зверя очень обеспокоило мальчика.

«Заяц не испугался моего крика, а гудящий звук, видимо, привел его в ужас, — лихорадочно думал Семен. — Значит в этом звуке есть „что-то“, заставляющее животное испытывать страх. Наверное, здесь, где производятся опыты с этой самой машиной. (Семен уже твердо верил, что после сигнальных свистков машина пущена в ход), обитатели леса познакомились с ее действием и боятся странного гудения, за которым что-то должно последовать».

Между тем «что-то» явно приближалось к Семену. Звук становился все более сильным.

Мальчик, с трудом изогнувшись, прикоснулся рукой к толстому корню и отчетливо почувствовал, что дерево дрожит мелкой дрожью. Семену показалось, что ладонь, которой он сжимает корень, начинает нагреваться.

«Что-то» меняет свой голос. К рокоту гигантского контрабаса прибавляются новые звуки. Теперь слышится тягучий писк, неприятно сверлящий ухо. А вот появился звенящий пронзительный, все время меняющий тон звук. Целая гармония, странная и необычная…

Но Семена беспокоили не столько звуки, сколько то, что нога, застрявшая между корнями, стала болезненно воспринимать это странное звучание. Она начала ныть, как больной зуб.

Вцепившись руками в толстый ствол орешника и стиснув зубы, Семен принялся освобождать ногу, твердо решив добиться этого во что бы то ни стало.

Словно перекликаясь с рокотом, порождаемым землей, с неба скатился громовой удар.

Начиналась гроза.

«Эх, фуражка-то моя осталась на дороге…» — почему-то вспомнил Семен, стирая ладонью первые капли теплого дождя, сползавшие по лицу вместе с каплями холодного пота.

Глава десятая

Как и вчера, в темные окна барабанил дождь. Раскаты грома слышались издалека, но все время усиливались. Гроза приближалась.

Ваня Быков стоял у окна, Шурик Пышной и Сережа Чердаков сидели на своих кроватях.

Степан Кириллин расхаживал по комнате, глубоко засунув руки в карманы.

— Что-нибудь более возмутительное… даже трудно представить, — говорил он хмуро. — Так опозорить наш коллектив… Опозорить свое ремесленное училище!

— Конечно, — согласился Шурик.

— А я-то, дурак, попал впросак, — в рифму пробормотал Чердаков.

— В какой просак? — строго спросил Степан, задерживаясь возле кровати Чердакова.

— В самый обыкновенный, не очень почтенный, — скороговоркой ответил Сергей, не глядя на Степана.

— Что ты мелешь! Неужели нельзя разговаривать по-человечески, без дурацких шуток, когда… вопрос серьезный! Решается судьба нашего товарища-комсомольца, может быть нужно ему помочь, а ты только зубы скалишь!

— Ну, это еще как сказать, ничего тебе неизвестно… — с обидой в голосе и как-то вызывающе процедил сквозь зубы Чердаков.

Степан постоял некоторое время, словно собираясь с мыслями, а затем махнул рукой, отошел от кровати и пробормотал угрюмо:

— Ты даже в цирковые клоуны не годишься… Клоун тоже в коллективе работает и у него должно быть чувство товарищества…

— Ребята! Куда же все-таки девался Семен? Не мог же он, в самом деле, сбежать? С ним что-нибудь серьезное произошло, — проговорил Быков, усаживаясь на подоконник.

Степан прекратил хождение и уселся на кровать, подперев голову обеими руками. А Быков продолжал:

— Ведь мы хорошо знаем Семена! Есть у него кое-какие странности, конечно, но в общем парень дисциплинированный.

— Дисциплинированный? — язвительно спросил Шурик. — А самовольное изменение детали — это дисциплинированность?

— Да это как раз мелочь. Делал в неурочное время. Изобретательский дух в нем взыграл, вот и все, — пробовал защищать своего друга Быков.

— А не явиться на работу и исчезнуть на целый день — это дисциплинированность? — не унимался Шурик, все более распаляясь.

Возражать против этого Быкову было нечего. Всем ясно, что подобный поступок не может совершить дисциплинированный ученик.

— Надо предпринимать какие-то меры, ребята, чтобы разыскать Семена, — со вздохом проговорил Кириллин. — Администрация обо всем знает и поиски начались, но этого мало. Мы сами, товарищи Семена, должны что-то предпринять. Только я не знаю, с чего начать.

В эту минуту в комнату ввалился вахтер, весь мокрый от дождя, и, остановившись у дверей, спросил:

— Не приходил? Не появлялся?

— Нет! — хором ответили ребята, и вахтер скрылся за дверью, невнятно бормоча какие-то проклятья не то по поводу исчезнувшего ученика ремесленного училища, не то по поводу дождя, который лил как из ведра.

— Надо действовать… — начал было Степан, но не успел договорить фразы. В дверях послышался робкий стук.

— Войдите! — закричали ребята.

На пороге появилась молодая девушка, закутанная в большой шерстяной платок, который плотно облегал ее голову и свисал концами до самых колен. Сиреневое промокшее платье, видневшееся из-под платка, прилипало к ногам.

— Я ищу Бурыкина, — тихо проговорила вошедшая.

— Очень даже похвально с вашей стороны, — вежливо улыбаясь, заметил Кириллин. И не менее вежливо добавил: — Ну и как, нашли?

— Некогда с вами шутить, — ответила девушка. — Где мне его найти?

— Сами ищем, свищем, — сказал Чердаков. — А по какому делу он вам понадобился? Может быть мы вместо него будем вам полезны?

Девушка внимательно осмотрела комнату, словно желая убедиться, что ее не обманывают и среди присутствующих действительно нет Семена.

— У меня к нему очень важное дело… — смущаясь, промолвила она. — Вообще неприятное и немного секретное… Я потеряла сегодня бумажку, которую передал мне ваш Бурыкин. Хочу попросить его, чтобы он уговорил главного инженера написать новую… Такую же… Так вы, значит, не знаете, где сейчас Бурыкин? Тогда простите…

— Какую бумажку? Подождите! Куда же вы уходите! — вскакивая с постели, прокричал Кириллин. — Одну минутку! Гражданка! — и он бросился догонять девушку, схватив фуражку и на ходу надевая пояс.

Минут через пять Степан возвратился расстроенный и обозленный. Из его объяснений следовало, что девушку он не смог догнать только потому, что ему показалось, будто бы она стала подниматься по лестнице. Он помчался вверх и увидел, что ногами шаркала старушка, мать одного инженера, живущего на третьем этаже. Пока Степан спускался обратно, девушка, конечно, могла уйти далеко, тем более что дождь заставил ее, вероятно, бежать.

— Мрак глубокой тайны сгущается. Таинственная незнакомка сообщила о не менее таинственной бумажке и тут же превратилась в старушку… — проговорил Чердаков.

— Отстань со своими шутками! — оборвал его Степан.

— Ребята! Я предлагаю идти немедленно на поиски Семена. Зайдем к дежурному по ОКБ, спросим разрешения и тронемся, — сказал Быков, с решительным видом надевая на голову фуражку. — Надо пройтись вдоль речки. Особенно тщательно исследовать то место, где мы видели зубастую машину, отгрызающую берег. Семен очень интересовался этой машиной. Может он туда пошел и там…

Быков не договорил и остановился посреди комнаты в нерешительности. Действительно, трудно было догадаться, что там могло произойти.

— Неужели в такой дождь пойдем? Что вы, ребята! — с тоской глядя за окно, проговорил Пышной.

— Да ты что? — грозно спросил Быков.

— Так не годится! — добавил Степан Кириллин.

— А из-за чего, собственно говоря, такие беспокойство? Ну-ка, разберемся! — принял воинственную позу Шурик. — И на работу не явился и опозорил нас…

— Это раз, — в рифму добавил Чердаков.

— Исчез неизвестно куда!

— Что есть и горе и беда, — подхватил Сергей.

Степан Кириллин решительным движением напялил свою фуражку еще глубже на голову и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Ты, Шурка, товарищ, так сказать… липовый. И ты, Сергей, как я вижу…

— Зря так думаешь, Степан, — обиделся Чердаков. — Не имеешь никакого основания! Пойми, что шутить я буду даже перед самой своей смертью. А когда потребуется — шутки прочь… — закончил он, медленно поднимаясь со своей постели. — Разве я подводил когда-нибудь товарища?

— Бракодела и прогульщика покрыть хотите! — взвизгнул Пышной тягучим фальцетом.

В это время дверь снова отворилась и на пороге появился, отряхиваясь от воды, Иван Никанорович Гресь.

— Говорят, что Семен не только не вышел на работу, но и домой не явился? спросил он тревожно.

— Точно! — тонким, срывающимся голосом подтвердил Шурик. — Ему плевать на то, что о нем беспокоятся товарищи! Совести у него нет! Не мог прийти в мастерскую пораньше да исправить свою ошибку. А его защищают тут…

— Позвольте, ребята! — перебил Шурика мастер. — По-моему, рано утром Семен был в мастерской! Когда я пришел, деталь уже лежала на его верстаке, изготовленная в самом лучшем виде! Я даже удивился, как это он мог так быстро ее сделать?

— Что? Деталь Семен изготовил? — переспросил Кириллин.

— Конечно, — продолжал мастер, также с удивлением глядя на Степана. Прихожу — деталь лежит! Ну, думаю, молодец! А тому, что Семен не пришел на работу, я особого значения не придавал: решил, что заболел и завтра пришлет бюллетень. Да и день у меня сегодня был суматошный! Вы же знаете, все время приходилось торчать в сборочном отделении.

— Что же это все значит? — задумчиво проговорил Быков.

— Еще одно таинственное происшествие… — буркнул Чердаков.

— Опять ты со своими шутками? А только что говорил о товариществе и дружбе! — набросился на него Кириллин.

Мастер быстро вышел, сказав, что пойдет к дежурному по институту узнать, не слышно ли там чего-нибудь насчет Семена.

Чердаков стал одеваться, почему-то хитро поглядывая на Степана.

А Степан, между тем, рассуждал:

— Подождите ребята. Тут надо все-таки разобраться… Давайте попробуем восстановить общую картину. Начнем с того, что Семен встал раньше всех и пошел в мастерскую, где еще продолжала работать ночная смена. Там он изготовил деталь, из-за которой его вчера вызывал к себе главный инженер. Точно?

— Неверно, — сухо проговорил Чердаков.

— Опять со своими шутками? — закричал Кириллин. — Что ты мне мешаешь!

— Я не мешаю, а помогаю тебе. Говорю, что твои рассуждения неверны. Семена утром не было в мастерской. Я это точно знаю.

— Что ты болтаешь? Кто же за него сделал деталь? — вмешался Быков.

Чердаков задумчиво посмотрел на Кириллина, явно не решаясь открыть ему какую-то тайну.

— Ну что ты на меня смотришь? Шутку какую-нибудь никак не зарифмуешь? язвительно спросил Кириллин.

— Да, действительно я утром опять немного пошутил… — смущенно начал Чердаков. — Вообще об этом не следовало бы рассказывать, но для восстановления истинной картины, как видно, придется.

— Что такое?

— Деталь сделал я.

— Ты? — удивленно, в один голос спросили мальчики.

— Да. Вчера я разошелся больше чем следует и, кажется, обидел Семена. Так вот, чтобы, с одной стороны, загладить свою вину, а с другой… ну, поскольку на эту деталь должны все обратить внимание, а у меня все-таки опыта больше чем у Семена… Понимаете? Одним словом, встал рано, когда вы все, в том числе и Семен, еще спали и… это, значит… А ты, Степан, зря меня упрекаешь, будто бы я из-за своих шуток забываю о товариществе… — смущенно закончил Чердаков, обводя присутствующих несколько виноватым взглядом.

— Вот оно что… — пробормотал Кириллин. — Ну, тогда прости.

— Надо, ребята, действовать, действовать! — напомнил Быков.

— А ты пойдешь? — угрюмо обратился Кириллин к Пышному.

— Ну… раз все, так и я, конечно… — обиженно проговорил Шурик, медленно поднимаясь с постели.

В это время под окнами послышался громкий треск мотоцикла. Мотор взревел на больших оборотах и заглох. Через полминуты в комнату ввалился долговязый парень в мокрой от дождя кожаной куртке. Из-подкожаной кепки на лоснящийся от влаги лоб свисал длинный чуб. По замыслу владельца, это украшение должно было придавать ему очень лихой вид, но в данную минуту, по случаю непогоды, мокрый чуб приклеился ко лбу и производил довольно жалкое впечатление.

— Здрасте, ребята! — подчеркнуто небрежно сиплым голосом проговорил вошедший. — У вас тут жил Семен Бурыкин?

— То есть, как это «жил»? — испуганно спросил Быков. С ним что-нибудь случилось?

— Конечно, — подтвердил гость таким тоном, словно иначе и быть не могло. Исчез в районе испытания объекта ЗР-2. Это за восемь и четыре десятых километра отсюда по спидометру моего мотоцикла, а вообще считается девять.

— Только подумайте, куда его занесло: — удивился Кириллин. — Как он туда попал?

Мотоциклист ответил не сразу. Он полез в карман своих брюк, вынул оттуда портсигар, достал папиросу и, постукивая ею по крышке, принялся осматривать ребят с видом явного превосходства. Все его движения как бы говорили: «Я, конечно, не то, что вы, мальчишки, и потому должен делать все неторопливо, степенно, с полным сознанием своего достоинства».

Ребята, растерявшись, сбились в кучу и внимательно смотрели на вошедшего. Всех глубоко волновала судьба Семена, но никто не решался заговорить первым, боясь услышать какую-нибудь страшную весть.

— Трусливый он у вас был, что ли? — наконец спросил мотоциклист, пуская облако дыма.

— Как будто нет! То есть… ничуть не трусливый! А-а-а что? — выговорил Быков, оглядываясь на ребят.

Мотоциклист помолчал немного, затянулся еще раз и только после этого снисходительно произнес:

— С мальчишками это часто бывает. На вид будто не трус, даже задористый, а на проверку все выходит наоборот.

— Так как же насчет Семена? Может быть вы, товарищ, объясните как-нибудь поподробнее и побыстрее? — угрюмо проговорил Быков. Медлительность вихрастого парня начинала всех раздражать.

Рассказ мотоциклиста, очень длинный, не вносил, к сожалению, никакой ясности в положение дела. Приехавший подробно рассказал, что работает старшим помощником механика подсобной мастерской при объекте ЗР-2. Работа эта необычайно ответственная и ее не доверят какому-нибудь бездельнику. Механику Сергею Петровичу Понедельнику пришлось сменить двух помощников, пока наконец, нашли его. И правильно сделал товарищ Понедельник: теперь механику решительно нечего делать, всю самую ответственную работу выполняет он, старший помощник. Сегодня после полудня, например, пришлось поехать в ОКБ, чтобы подобрать на складе кое-какие инструменты и материалы. Ну и еще были дела, лицо мотоциклиста при этом стало особо надменным: не объяснять же в самом деле мальчишкам, какие именно важные дела приходится ему улаживать в ОКБ!

Ребята слушали, выражая явное нетерпение. Наконец, Кириллин не выдержал и потребовал рассказать покороче.

— Вы же просили подробнее! — нахмурился мотоциклист. — А если хотите, так я в двух словах. Возвращаемся мы к мастерской: главный инженер, Леонид Карпович и Сергей Петрович в машине, а я, естественно, сзади на мотоцикле. Вдруг… гляжу — форменная фуражка лежит прямо на дороге! Выжимаю сцепление: налегаю на оба тормоза. Что это значит? — думаю. Надо захватить фуражку с собой! А когда приехали в мастерскую, сразу выяснилось, что ваш трусливый товарищ сбежал неизвестно куда.

— Как сбежал? — удивился Шурик Пышной.

— А очень просто! — продолжал рассказчик, все более входя в азарт. — У нас дело такое, что от неожиданности кто угодно может удрать! А мальчишка какой-нибудь, да еще трусливый, за милую душу.

— А откуда стало известно, что фуражка принадлежит нашему товарищу? — с нетерпением спросил Быков.

— А кому же еще? Никаких сомнений нет! Обращается ко мне главный инженер и говорит: безобразия тут происходят, Вася! Придется тебе вмешаться в это дело. Поезжай обратно в ОКБ, да поговори с администрацией, чтобы прислали сюда человек пять на поиски этого исчезнувшего мальчика. Да позаботься, чтобы электрические фонари захватили, поскольку уже мрак сгущается! Ну, я, естественно, помчался, подкручивая акселератор под сто километров! Дело-то не шуточное! Речь идет, может, о спасении жизни! Знаете, ребята, в одном месте по лесной дороге имеется такое углубление, ров, который в обычной обстановке приходится объезжать, проезжать медленно… А тут, я… как поднажал!.. Разогнался… И перепрыгнул, представьте себе… Метров пять пролетел в воздухе! Эх, думаю, за спасение человеческой жизни и пострадать можно…

— Э-э-э, дружище! Да ты, я вижу, мне родня! — вдруг воскликнул Чердаков, уже давно следивший за рассказчиком с нескрываемым любопытством.

Но Чердакова перебил Кириллин:

— Если ты действительно так волновался за судьбу нашего Семена, так чего же ты сейчас тянешь? Вот уж сколько времени мы слушаем твои басни, а ведь каждая минута дорога. Действовать надо! — и с этими словами он подступил к гостю.

— Спокойно, ребята, спокойно, — с достоинством ответил Вася. — Для розысков вашего озорника уже давно приняты все необходимые меры. Администрация распорядилась, как надо. Автобус с пятью людьми из охраны, вооруженными аккумуляторными фонарями, только что уехал. Дежурный по ОКБ, посоветовавшись со мной, предложил мне заехать к вам в общежитие, чтобы, с одной стороны, информировать вас о происшествии, а с другой, предложить вам также отправиться на поиски. Если, конечно, вы этого пожелаете! Как известно, поиски исчезнувших сокровищ не входят в обязанности практикантов. Поедете? Мотоцикл у меня большой, с усиленным мотором, с коляской. Мы это мигом!

Договорить Вася не смог. От чрезмерной затяжки папиросой он задохнулся дымом и разразился таким отчаянным кашлем, что с полминуты, вытаращив глаза, вертелся на месте, хватаясь руками то за спинку кровати, то за стену.

— Тоже, курильщик… — презрительно проговорил Кириллин, подавая гостю стакан воды.

Мальчики выбежали во двор гурьбой, толкая друг друга. Больше всех почему-то торопился Шурик. Он даже чуть не упал, зацепившись за порог. Во всяком случае, Шурик первым подбежал к мотоциклу и быстро уселся в коляску. Очень возможно, что он беспокоился, как бы это, с его точки зрения, самое удобное место не занял кто-нибудь другой.

Скоро обнаружилось, что Шурик явно просчитался. На его вытянутые ноги пришлось усесться довольно грузному Кириллину. Быков примостился на перекладине между коляской и мотором. На багажник взгромоздился длинный Чердаков.

У проходной пришлось на минутку остановиться. Чердаков сбегал за фонарями и, раздав их ребятам, снова уселся на свое высокое место, возвышаясь над остальными, как пожарная каланча.

Мотоцикл помчался по асфальтированной дороге, рассекая острым лучом электрического света мелкий моросящий дождь.

— А что это за машину у вас там испытывают? — спросил Кириллин.

— Тут, брат, дело тонкое, некоторым образом опасное. И необычайно эффектное, — ответил мотоциклист, лихо повернув голову в сторону Степана. Представь себе: стоит в поле машина. Сначала — ничего. А потом, сразу ка-ак… да-аст! Ка-ак… взревет!

— И все летят от нее вверх ногами, — насмешливо добавил Чердаков.

— А что ты думаешь! — продолжал Вася, пытаясь теперь повернуть голову назад.

— Вперед смотри! — забеспокоился Быков, подталкивая водителя в бок.

— А что ты думаешь! — не унимался Вася. — Действительно! Если рядом стоишь, так будь уверен, вспомнишь папу и маму, как миленький! А кругом что творится! Земля дрожит…

— Летают огненные стрелы и попадают прямо в рот тому, кто врет, — перебил Чердаков, наклоняясь к самому уху водителя.

— Нашла коса на камень, — заметит Степан.

До места они доехали благополучно, несмотря на лихость водителя, развившего на своем мотоцикле очень большую скорость. Основания для жалоб были, пожалуй, только у Шурика Пышного: по дороге машину часто подбрасывало вверх, и он жалобно взвизгивал, когда грузный Степан обрушивался на его колени.

Глава одиннадцатая

Когда мотоцикл остановился возле мастерской, ярко освещенные окна которой выделялись на фоне темного леса, дождь уже совсем прекратился. Временами порывистый ветер разгонял тучи, и тогда все вокруг заливалось серебристым светом полной луны.

Ребят встретил Сергей Петрович. Узнав, что прибыло подкрепление, он очень обрадовался.

— Это я виноват, — волнуясь, признался он Кириллину, который показался ему самым солидным из подростков. — Надо было его забрать к машине! А то что получилось? Погода начала как-то сразу портиться. Главный инженер, увидев, что собирается дождь и откладывать нельзя, приказал запустить машину. Ну, как полагается, подали предупреждающие сигналы и включили генераторы. Ваш товарищ, наверное, в это самое время и подходил! Конечно, с непривычки бросился бежать, и вот теперь его искать приходится… Да хорошо, что на обратном пути Вася нашел фуражку! Скажите, а он у вас очень того… трусливый?

— Да нет, никогда этим не отличался, — ответил Быков. — Напрасно вы с Васей так про него думаете.

— А то у нас тут и взрослый может струхнуть, были такие случаи…

Все эти разговоры совершенно сбивали с толку рябит. В рассказах мотоциклиста и в недомолвках механика было столько таинственного, что вопрос о том, как попал сюда Семен, как-то само собой отходил на задний план. Тут творились какие-то невероятные чудеса, и среди них такой эпизод, как появление Семена в этих местах, казался сущим пустяком. Однако Степан все-таки счел долгом расспросить механика, но его несмелая попытка выяснить этот вопрос осталась бесплодной, потому что механик торопился как можно скорее отправить прибывших ребят на поиски, страшно суетился, говорил при этом без умолку и не давал никому открыть рта.

Ребят выстроили по ранжиру. Решили идти цепью. Друг от друга держать дистанцию около десяти метров, беспрерывно перекликаться. Прочесывать фонарями все кусты и все ложбинки: очень возможно, что, убегая, Семен ударился обо что-нибудь и теперь лежит без сознания. Правофланговым назначался помощник Сергея Петровича Вася, как знающий местность. Ему же вручался компас. На всякий случай Сергей Петрович счел долгом предупредить ребят, что в этом лесу не водится никаких хищных зверей — бояться нечего.

В это время вдали послышались голоса, и среди деревьев замелькали огни. Возвращалась первая партия, производившая розыски.

— Не нашли? — закричал механик.

— Нет! — ответил чей-то зычный бас.

— Живее, Вася, живее, — сказал Сергей Петрович. — Забирай свою команду и трогайся. Обследуешь часть леса вдоль левого берега ручья и бегом сюда, за дальнейшими инструкциями.

Пройдя некоторое расстояние по лесной дороге, ребята построились цепью и углубились в лес.

Мальчики шли медленно, обшаривая каждый куст. Небо почти очистилось от туч, и через густую листву виднелась полная луна. Иногда, громко хлопая крыльями, с деревьев срывались потревоженные птицы и, покрутившись немного, снова садились на ветви. Примерно через каждые тридцать секунд лес оглашался криками: как было условлено, ребята по очереди называли свои фамилии. Ваня Быков, чаще чем остальные, принимался звать Семена, сложив ладони рупором.

Минут через десять после начала поисков Шурик Пышной неожиданно взбудоражил всю цепь. Еще бы! Он увидел Семена, лежавшего в глубокой ложбине!

— Нашел! Ко мне, ребята! — закричал он радостно.

Все бросились к Шурику. Однако никто ничего не увидел там, куда Пышной указывал рукой.

— Да вот он! Неужели ослепли? Лежит на спине, головой к нам, ноги раскинул… — продолжал настаивать Шурик дрожащим от волнения голосом.

Хватаясь руками за ветви кустарников, все спустились по крутому откосу вниз.

— Галлюцинация в связи с игрой лунного света, — сухо констатировал Вася, подбегая к черному обрубку дерева.

— И следствие пошаливания нервной системы в связи с некоторой трусостью, витиевато добавил Чердаков, с досадой пихнув ногой дерево, сыгравшее шутку с воображением Шурика.

Наконец маршрут, намеченный Сергеем Петровичем, был пройден. Командир отряда, Вася, созвал ребят, вынул свой портсигар и заявил чрезвычайно авторитетным тоном:

— Небольшой перекур, ребята… Я обязан явиться в штаб с донесением и получить инструкции, а вы отдохните. Только никуда не расходитесь. Слышите! И кроме того…

Закончить свою наставительную речь полностью ему не удалось. С ним повторилась старая история. Он так лихо затянулся папироской, что чуть не задохся. Последовавший за этим кашель был настолько сильным, что даже три галки, мирно спавшие на вершине дерева, взлетели, отчаянно хлопая крыльями.

Такие «перекуры» Вася устраивал часто. К удивлению ребят, он ухитрялся очень быстро доходить до «штаба» и возвращаться обратно. Видно, ему очень хорошо была знакома эта местность.

Но вот четкая работа командира отряда нарушилась. Прошло уже более получаса с того момента, как Вася отправился в очередной рейс к мастерской, а «старший помощник механика» все еще не возвращался.

Ребята расположились вокруг большого дуба, присев на корточки и опершись спинами о его ствол. Длительное отсутствие командира отряда начинало их беспокоить.

Они разговаривали полушепотом, настороженно прислушиваясь к тихому шуршанию ветра в листьях.

— Странная история… — протянул Кириллин, внимательно всматриваясь через заросли в лунный диск, склонявшийся к горизонту.

Чердаков начал рыться в кармане, а затем молча протянул Шурику завернутый в бумагу кусочек булки.

— Чтобы не подавиться, надо всегда с товарищем поделиться, — произнес он, когда Шурик, развернув бумагу, начал вопросительно посматривать на сидящих рядом.

Обычная шутка Сергея была произнесена на этот раз без всякого энтузиазма. Очевидно, даже ему было не до смеха, и он пошутил только для сохранения присутствия духа.

— Ребята! Где же это наш… орленок? — тревожно спросил Ваня Быков, нетерпеливым жестом отказываясь от булки. — Неужели с ним что-нибудь…

— Да-а… Орленок… — как-то неопределенно протянул Кириллин.

— Уж очень он беспокойный, этот орленок, — промямлил Шурик, пережевывая булку.

— А вообще, конечно, — орленок, — мрачно заметил Чердаков.

— Орленок и должен быть беспокойным, — продолжал Быков. — Душа у него должна быть мятежная, ищущая. А ошибок не делает только тот, кто ничего не ищет, ни к чему не стремится. И вообще ничего не делает…

— А, по-моему, настоящий орел это тот, кто настолько силен и мудр, что предвидит возможные ошибки и умеет их избегать, — проговорил Кириллин.

— Ты про орла, а я про орленка, — со вздохом возразил Быков.

— Зря мы подсмеиваемся над Семеном… Вот теперь мне его жалко… проговорил Шурик, пережевывая последний кусок булки.

Над головами ребят прошуршала крыльями какая-то большая птица, полетевшая в сторону чуть порозовевшего востока.

Быков уселся поудобней и тихо запел:

Кириллин подтянул, его примеру последовал сначала Чердаков, а затем и Пышной. С каждым тактом песня становилась все громче и громче. Наконец ребята запели уже полными голосами, а Ваня Быков даже поднялся и начал дирижировать.

Но вот пропели ребята последний куплет. Быков поднял было руку, чтобы повторить снова любимую песню, а Шурик Пышной уже приоткрыл рот, как откуда-то издали донесся еле слышный крик.

— Что это?.. — прошептал Быков, с тревогой глядя на товарищей.

— Наверное, возвращается наш начальник… — так же шепотом ответил Кириллин, осторожно приподнимаясь. Но Быков перебил его и заговорил возбужденно:

— Вася ушел в эту сторону и вернуться должен оттуда же… А кто-то кричал совсем с другой стороны. Кроме того… даю вам честное слово, что это Семен…

Крик повторился. Он был очень слабый и расплывчатый, как и полагается всякому далекому звуку в лесу, многократно отраженному деревьями и превратившемуся в продолжительное эхо. Нельзя было разобрать, что за слово несется через густую чащу. Однако ребята теперь уже безошибочно уловили в тончайших интонациях этого звука далекий голос Семена.

— О помощи зовет, ребята! Надо идти немедленно! — задыхаясь от волнения, произнес Сергей, быстро вскакивая на ноги.

Глава двенадцатая

После нескольких безуспешных попыток освободить ногу Семен окончательно понял безнадежность своего положения. Нога ныла острой сверлящей болью, как только он начинал ее освобождать. Собравшись с силами, Семен крикнул еще раз. И это не принесло никаких результатов. Голос тонул среди странного рева, от которого дрожала земля.

Семен зажал уши руками, бессознательно закрыв глаза. Да и смотреть, в сущности говоря, было не на что. Черные тучи затянули небо, и лес погрузился в непроглядную тьму.

Но что это? Семену показалось, что, несмотря на плотно сомкнутые веки, он что-то видит… Да, да, конечно! Вот лес. Только он не зеленый, а какой-то серый. И травы нет. Вместо нее белеет снег, яркий, слепящий глаза. А в снежном сугробе шевелится человек… Вот он поднимается. С трудом, опираясь руками, пытается стать на ноги, снова падает лицом в сугроб…

«Что это такое? — мучительно думает Семен, открывая глаза. — Где это я видел и почему так необычно отчетливо все это вспоминается?».

Стоило ему закрыть глаза, как снова представилась та же картина; словно галлюцинация, только удивительно реальная.

«Человек со страшными усилиями идет по сугробам какой-то деревянной походкой, слышно, как он отсчитывает вслух свои шаги: сто двадцать три… сто двадцать четыре… сто двадцать пять… тысяча двести двадцать… две тысячи триста сорок… Кто этот человек? Куда он идет? — продолжает вспоминать Семен. — Где это я видел?».

И вдруг вспоминает. Он, Ваня Быков и Шурик Пышной в зале кинотеатра. Гаснет свет, и на экране они видят такое, чего не забудешь никогда в жизни.

В снежный сугроб упал самолет. Советский летчик, раненный в обе ноги, не хочет остаться на вражеской территории. Он пробирается к своим, отсчитывая каждый мучительный шаг, падает, снова поднимается и снова идет, идет, идет. Он преодолевает боль, напрягает силы во имя жизни. Он будет жить. Он будет еще полезен Родине!

Эта картина произвела на Семена потрясающее впечатление. Когда мужественному летчику ампутировали изуродованные ноги, им овладело отчаяние, но нашелся друг, старый командир-коммунист, вдохнувший в него новые силы. И летчик так хорошо научился владеть протезами, что снова стал летать на боевом самолете и разить врага.

— Вот это человек! — говорил Семен при выходе из кинотеатра. Действительно, настоящий…

— Да, брат, — согласился Быков. — Настоящий человек, настоящий коммунист.

— Каждый из нас должен быть таким, — тихо и торжественно произнес Семен, словно давая клятву.

Ваня рассказал тогда, что читал в газете о летчике-герое, послужившем прообразом писателю Полевому, автору «Повести о настоящем человеке».

— Его фамилия не Мересьев, а Маресьев, — рассказывал Ваня. — И таких героев в нашей стране очень и очень много. Только про всех не напишешь в книгах и не сделаешь кинофильма…

— Конечно, — с увлечением промолвил обычно флегматичный Шурик Пышной, если потребуется, все будут такими…

— Даже ты?.. — недоверчиво улыбнулся Быков.

— А что… — обиделся Шурик. — Что я хуже всех?

— Да ты не обижайся, — примирительно сказал Семен. — По-моему, мы все сейчас чувствуем одно и то же…

Эти воспоминания почти мгновенно пронеслись в голове Семена. Теперь он осознал, почему перед его закрытыми глазами так отчетливо пробежали кадры любимой кинокартины. Герой-летчик смотрел на него в упор, стоя на своих искалеченных ногах по колена в снегу. Он словно говорил Семену: «Ну, ты! Сдаешься? Застрявшую ногу не можешь вытянуть из-за какой-то пустяковой боли! А мне каково было? Думал, что будешь таким, как я! Эх, ты…».

Семен впился пальцами обеих рук в сырую землю. Надо расширить ямку, в которой находится нога. Нужно освободиться из капкана во что бы то ни стало!

Через несколько секунд Семен снял пояс и пустил в ход широкую медную бляху с выдавленными на ней буквами РУ. Он использовал ее, как маленький скребок.

— Раз, два, три… Двадцать восемь… Сорок… Шестьдесят четыре… принялся считать Семен при каждом движении бляхи, поднимавшей вверх фонтанчик земли.

Когда широкая грозовая зарница осветила лес, Семен увидел, что рядом с ним образовался уже довольно широкий земляной вал. Это удвоило энергию. Мальчик еще быстрее заработал бляхой-скребком, все время натыкавшимся на мелкие и крупные корни. Выше полетели комья земли.

Когда яма стала достаточно широкой, оказались, что освободить ногу можно легко. Откопанный толстый корень подался в сторону. Семен осторожно пошевелил ногой и медленно пополз вперед.

Тут же выяснилось, что состояние ноги не так уже безнадежно. Нога немножко ныла, но на нее можно было наступать. Семен даже осторожно подпрыгнул, чтобы окончательно убедиться в своей способности передвигаться.

Между тем странный звук, сотрясавший землю, стал как будто понемногу ослабевать. Он изменил тон и стал каким-то рокочущим, словно захлебывающимся.

Но это продолжалось недолго. Звук снова усилился, и Семен почувствовал, как сильнее задрожала земля.

Определив, с какой стороны доносится звук, Семен побрел в противоположном направлении, раздвигая ветви и осторожно наступая на больную ногу.

Он не торопился. Странное звучание было неприятным, но не причиняло какого-либо вреда, как и предупреждал в свое время механик. Семен даже пожалел немного, что уходит все дальше и дальше от необыкновенной машины, порождающей эту необыкновенную музыку. Но ничего другого делать не оставалось. Не идти же, в самом деле, на звук! Мало ли что может произойти!

Семен долго брел, обходя глубокие ложбины и густые заросли. Странный звук становился тише и тише. Наконец, он резко оборвался совсем. В это же время среди наступившей тишины как-то особенно отчетливо зашуршал дождь в листьях. Теперь уже начинался настоящий ливень.

Могучий дуб оказался надежным пристанищем от водяных потоков. Широкое дупло у самой земли скрыло мальчика от дождя. В этом убежище он простоял все время, пока хлестал ливень.

«Как это все нескладно получилось, — думал Семен, прислушиваясь к монотонному шуму воды. — Что делают теперь мои товарищи? И как теперь найти дорогу к мастерской?».

Он мечтал о теплой комнате, о встрече с товарищами и о том, как расскажет им о событиях этого дня.

Почему-то вспомнилась родная деревня, чистая и уютная изба. Совершенно отчетливо представилась мать, вынимающая из горячей печи пухлые пирожки, от которых идет такой ароматный запах.

«Первый, для пробы, всегда мне давала… Ласковая она… — размышлял Семен. — А отец никогда не садился за стол, пока не позовут меня…».

Когда, наконец, прекратился ливень, Семен осторожно продолжал путь. Он надеялся найти дорогу, ведущую к мастерской.

Но случилось совсем не так, как он рассчитывал. Ориентироваться в незнакомом лесу, в темноте было очень трудно. Даже когда появились первые проблески лунного света, положение нисколько не улучшилось. Постепенно Семен убедился, что идет он совсем не туда, куда нужно. Определить же, где именно он находится, не было никакой возможности.

Вскоре лес, теперь уже хорошо освещенный луной, начал редеть. Семен очутился на опушке. Впереди показалось открытое поле, а на расстоянии всего не более трехсот метров (Семен даже замер от неожиданности) стояла огромная, серая черепаха с утюгами вместо ног. Яркие лунные блики играли на круглых окнах-иллюминаторах. Это была машина, которую Семен видел днем, но теперь, при лунном освещении, она казалась еще более фантастической.

Семену вдруг показалось, что в иллюминаторе башенки горит свет.

Семен приложил ко рту ладони и крикнул:

— Э-ей! Есть там кто-нибудь!

Рядом с черепахой зашевелилась человеческая фигура в дождевом плаще. Вслед за этим послышался ответ:

— Кто такой? Чего надо?

— Нет ли там Александра Андреевича Дуплова или Сергея Петровича? — снова прокричал Семен.

— Давно уехали! Еще вечером! А ты кто такой?

— Ученик ремесленного училища! Тот самый, что приезжал с главным инженером!

— Так иди сюда! Или ты думаешь, что из-за тебя я глотку обязан драть! продолжал ворчливый голос, принадлежавший, как уже догадался Семен, знакомому старику — сторожу.

Семен зашагал к машине. Но странное дело! Сначала почва, на которую приходилось ступать, была обычной: немного мокрой и местами скользкой от дождя. Но чем дальше он шел, тем труднее и труднее было идти.

«Что это значит?» — Семен даже оглянулся на лес. Теперь он ясно представлял себе, что идет по тому же участку поля, на котором вчера днем он был вместе с Сергеем Петровичем. Но ведь тогда же не было этого! Почва была обычной, твердой, поросшей колючей порослью. (Семену даже отчетливо вспомнились птицы, выпорхнувшие из-под самых ног). Что же случилось? Было такое ощущение, что нога становится не на землю, а на какую-то только что взбитую перину…

— Застрял ты там, что ли? Чего стоишь! — прокричал вахтер, видя, что Семен нагнулся и пробует руками землю.

Но голоса старика Семен почти не услышал. Догадка, с быстротой молнии мелькнувшая в его голове, была настолько поразительной, что Семен на минуту забыл обо всем на свете.

— Вот оно что… — бормотал Семен, ковыряя пальцами землю.

— Долго я буду наблюдать за тобой? — недовольным голосом крикнул вахтер.

«Научись наблюдать, сопоставлять и делать выводы»… — почему-то вспомнил Семен наставление Александра Андреевича, не обращая внимания на крики сторожа.

Семен побежал к машине. Это было очень трудно. Казалось, вокруг песок. Ноги проваливались до лодыжек. Ныла больная нога. Но Семен бежал вперед, преодолевая боль.

— Дедушка! — прокричал он, задыхаясь. — Машина все время стояла на месте? Правда, она не двигалась с тех пор, как я ушел! Правда?

— Конечно, не передвигалась! — ответил сторож, с удивлением присматриваясь к подбежавшему мальчику. — А как она могла передвигаться, когда ходовую часть вчера так и не исправили! Ты что? Разве не знаешь?

— Значит, она действовала, стоя на месте! Правда ведь?

Сторож молча вынул из кармана курительную трубку, несколько раз стукнул ею по деревянной коробке аккумуляторного фонаря, висевшего у него через плечо, и только после этого проговорил, не глядя на Степана:

— Удивляюсь я Сергею Петровичу! Человек он добрый, и у самого дети есть. А тут такое недомыслие допускает. В такую-то рань ребенка послать в поле! До рассвета, небось, уже часа два осталось, а этот… Извольте видеть… Ну, если уж так срочно нужно, так послал бы своего Ваську! Вот, как только я его встречу, так уж покажу ему… Тебе, мальчик, что? Наверное, нужна эта самая штуковина, которую Василий вчера привез на мотоцикле? Так я ее от дождя под машину спрятал. Полезай — сразу увидишь. Сергей Петрович говорил мне, что утром за ней пришлет. А в такую рань разве можно заставлять ребенка работать?

Семен подошел к стальным «утюгам», укрепленным по бокам черепахи.

— Выходит, машина может работать даже не передвигаясь по полю, — продолжал он бормотать, прикасаясь рукой к скользкой стальной поверхности.

— Вот пристал! — рассердился сторож. — Известное дело: ревет и работает. Только толку от нее в этом случае мало. Вон вчера Александр Андреевич как распекал механика! Начальство, говорит, должно завтра приехать, а вы не предусмотрели всего, как следует! Хорошо, если представитель министерства только к вечеру подъедет! А если в середине дня? Обязательно, говорит, чтобы машина была в полном порядке к полудню! — Он помолчал некоторое время, а потом, словно вступая с кем-то в спор, проговорил: — Но только все равно из этого не следует, что ребенка надо выгонять на работу в этакую рань. Уж я ему покажу, как увидимся… А почему это у тебя штаны и блуза так измазаны глиной? Падал, что ли?

Слова сторожа доносились до Семена, как будто издалека. Происходило это не потому, что Семен устал от пережитых приключений. Дело было в том, что Семен мог думать только о чудесном, почти сказочном изобретении, рядом с которым он находился и сущность которого он, кажется, разгадал самостоятельно. Его волновало, что он прикасается рукой к этой замечательной машине, реальному свидетельству могущества человеческой мысли.

Сторож, который, видно, соскучился и был рад живой душе, говорил то о машине, то о вчерашней грозе, то о каком-то товарище Куницыне, который должен был на прошлой неделе прислать плотника для ремонта сарая, но обещания своего не выполнил. Многое из всего этого Семен пропускал мимо ушей, потому что был в состоянии воспринимать только то, что сторож говорил о машине. Прежде всего мальчику стало ясно, что исправить ходовую часть машины вчера не удалось. Решено было заменить какие-то две детали новыми, а их предстояло получить на центральном складе.

Одну из них Вася вчера уже привез, а вторая срочно изготовляется в главных мастерских ОКБ и должна быть готова только к утру.

Особенно отчетливо дошла до ушей Семена та часть рассказа, где старик говорил о главном инженере. Александр Андреевич очень опечалился. Ему было очень обидно, что из-за пустяковой неисправности машину не удастся показать представителю из министерства.

— Так чего же ты стоишь, словно завороженный! — наконец не выдержал вахтер. — Полезай под машину, да бери чего тебе надо! Давай я тебе посвечу.

Семен собрался было объявить сторожу, в силу каких обстоятельств он сюда попал. Однако перспектива заглянуть под кузов необыкновенного механизма показалась ему настолько заманчивой, что он промолчал. Старик подошел к машине, скинул с плеча ремень, на котором болтался массивный электрический фонарь, и наклонился, опираясь рукой на стальную гусеницу, ворча при этом по поводу вчерашней непогоды.

Семен мигом очутился рядом с вахтером. Завладев фонарем, он быстро полез под кузов машины.

— Подстилку бы взял! Она в кабине, подстилка-то. Зачем тебе зря мазаться. И без того на дьявола похож! Принести, что ли? Чего же ты молчишь?

— Вот так штука!.. — послышался из-под кузова приглушенный возглас Семена, в котором чувствовалось необычайное удивление.

— Чего там? — спросил сторож.

— Да тут… даже странно как-то…

— Так значит, подстилка тебе не нужна?

— А вы не беспокойтесь. Я сейчас сам принесу, здесь сухо. Только очень уж странно… — пробормотал Семен.

Глава тринадцатая

Что же там поразило Семена? Что такое необычайное увидел он при свете электрического фонаря, ползая под кузовом черепахообразной машины?

Необыкновенная машина полностью захватила воображение мальчика и оттеснила на далекий задний план все невзгоды. Он забыл о больной ноге, о желании поесть, об усталости.

Существуют люди, страстно любящие живопись. Они способны часами простаивать на выставке перед каким-либо произведением искусства, не замечая ни усталости, ни голода. Есть рыболовы, просиживающие целый день на лютом морозном ветре, возле лунки, прорубленной во льду. Но наиболее примечательна категория людей, страстно любящих технику.

Для некоторых, например, паровая машина — это пышущее жаром стальное чудовище, грязное и замасленное настолько, что на него противно смотреть. На других эта же машина может произвести чарующее впечатление: в беге стальных деталей, обильно смазанные маслом, в оглушительном реве вырывающегося пара и даже в облаке едкого дыма, расстилающегося вокруг, они увидят нечто поэтическое. Коэффициент полезного действия машины, форма котла, размеры цилиндров, расположение золотников и прочие детали послужат прекрасной темой для рассуждения по поводу высокой или низкой степени инженерного искусства.

А самые неспокойные люди это те, которые не только любят технику, не только любуются ею, как зрители, но и сами стремятся ринуться на арену беспрерывной и увлекательной борьбы за ее дальнейший прогресс. Их много в нашей стране. Взрослые, юноши, девушки, мальчики и девочки. И увлекаются они техникой не ради самой техники. Нет! Они видят в изобретении новых машин и аппаратов, в новых научных открытиях путь к усилению могущества Родины. Необычайный интерес к научным открытиям, технике, изобретениям и рационализации в нашей стране — это романтика созидания коммунизма…

Именно таким страстно влюбленным в технику юношей и был Семен Бурыкин.

Скорчившись на четвереньках и затаив дыхание, он теперь сидел под машиной, щупая ярким лучом своего электрического прожектора сложные механизмы ходовой части.

Брюхо машины находилось довольно высоко над землей, и передвигаться под ним было сравнительно легко. Обнаружить место поломки Семену удалось сразу. Еще бы! Ведь ходовая часть этой необыкновенной машины совершенно ничем не отличается от ходовой части обычного трактора! Это даже удивило Семена! Он ожидал увидеть нечто новое, необычное, присущее только этой машине, творящей такие чудеса! А перед ним было устройство обыкновенного трактора, именно такого, с каким Семену уже приходилось иметь дело во дворе ремесленного училища, принимая участие в ремонтных работах.

Другой на месте Семена, может быть, успокоился бы и подумал о том, как поскорее попасть в теплое общежитие. Но не таков могучий дух истинно страстного изобретателя и рационализатора. Внимание Семена целиком направилось на решение интересной задачи, только что возникшей в его голове.

«А нельзя ли быстро исправить ходовой механизм, если, предположим, попробовать следующее…» Он стал припоминать нечто подобное из опыта своей работы в стенах ремесленного училища.

Перед умственным взором Семена уже проплывали разные технические комбинации в виде сочетания труб, фланцев, муфт и болтов. Детали соединялись, свинчивались, принимали разнообразные формы, то удлиняясь, то укорачиваясь. Это был творческий процесс изобретателя, напряженный и прекрасный, приносящий безграничную радость, как всякое творчество.

«Тут уже лежит новая соединительная муфта, которую, по-видимому, вчера привез Вася… — соображал Семен. — Установить ее без замены подшипника, испорченного во время аварии, конечно, нельзя… Но что… если поставить железную подпорку… Изогнуть ее вот так… Конечно, это решение будет временным. Долго механизм сцепления в таком виде не проработает, но… для того, чтобы машина проходила несколько дней, вполне достаточно. Александр Андреевич сможет показывать машину представителю даже рано утром, если сейчас не откладывать дела ни на минуту».

— Задохся ты там, что ли? Почему не отвечаешь? — донесся до него голос вахтера.

— Дедушка! А инструменты при машине имеются? — ответил Семен вопросом.

— Конечно имеются! Принести тебе чего или ты сам пойдешь посмотришь?

— Сам, дедушка! — радостно ответил Семен, выкарабкиваясь из-под кузова.

Через минуту они поднялись по металлической лестнице, укрепленной на стальной броне черепахи, и открыли массивную дверь.

Семен оглядел кабину. Она была не такой просторной, как это казалось при взгляде снаружи. Удивили Семена и круглые окошечки: проникающий через них лунный свет хорошо вырисовывал двойные стекла значительной толщины. Именно по устройству окошек-иллюминаторов Семен догадался, что стенки кабины двойные, а промежуток между стенками очень широкий: этим и объясняется, что снаружи кабина кажется большой, а изнутри — маленькой.

— Как броня… — протянул Семен, прикасаясь пальцами к стеклу.

— Броня не броня, а толстое для того, чтобы сюда рев не доносился, объяснил вахтер.

Далее внимание Семена сосредоточилось на электроизмерительных приборах, вмонтированных в стенку как раз над знакомыми ему в тракторе рычагами и педалями.

— Вот где лежат инструменты, — продолжал сторож, дергая задумавшегося Семена за рукав.

Семен осветил лучом своего фонаря инструментальный ящик и облегченно вздохнул. В нем были не только все нужные инструменты, но даже на самом видном месте рядом с мотками проволоки, болтами, гайками и обрезками труб лежала железная планка толщиной около восьми миллиметров и разрезной бронзовый вкладыш как раз подходящего диаметра, славно нарочно его кто-то положил в угол.

Семен неторопливо принялся вынимать из ящика все необходимое для осуществления задуманного им плана. Соображая, как лучше использовать инструменты и подручные материалы, он продолжал в то же время внимательно осматривать кабину. Прав ли он? Действительно ли он догадался, каким образом работает машина?

Было удивительно уютно в этом маленьком помещении. Пятна лунного света вырывали из полумрака часть неизвестных Семену приборов, и они таинственно искрились своими никелированными частями. Сизый дым вился из трубки деда и лениво полз сначала вверх, а затем в открытую дверь. Где-то отчетливо тикали часы.

— Главный инженер, Александр Андреевич, очень хороший человек. Это верно, — тем временем говорил сторож, стараясь перебороть зевоту. — Забот у него много… Всюду надо поспеть. А вот не доглядел — извольте. Да помощник у Сергея Петровича, с моей точки зрения, не совсем подходящий! Наверно он и виноват… Вообще парень как будто работящий, ничего не скажешь, да только воображает много, и это его губит… Может быть, теперь ты вместо него будешь работать? Как, не говорил тебе насчет этого ничего Сергей Петрович?

— Может быть и буду, дедушка, если справлюсь сейчас с работой, — ответил Семен, соображая, что действительно было бы неплохо научиться управлять этой замечательной машиной.

Захватив с собой все необходимое, Семен снова полез под брюхо стальной черепахи. Работать под кузовом оказалось нелегким делом: от неудобного положения руки быстро уставали. При ударе молотка сверху сыпались крошки земли и попадали в глаза.

— Вылез бы да отдохнул! Чего это ты там завозился! — время от времени увещевал его старик. И тут же добавлял нелестные замечания по поводу механика, пославшего мальчика в такую рань на работу.

— Ничего, дедушка! Я сейчас… — отвечал Семен. — Вот только еще одну дырку просверлю.

Вдруг Семеном овладело малодушие. Ему показалось, что он не сможет осуществить задуманного дела. Улегшись спиной на брезентовую подстилку, чтобы немного передохнуть, он вспомнил о своих товарищах: «Если бы они были здесь! Все можно было бы сделать мигом! А одному тяжело». Наконец-то сказалась усталость сегодняшнего дня. Заныла больная нога.

Что же делать? Отступить? Оставить разобранные детали тут на земле и пойти спать? Семен вспомнил при этом, что в кабине есть широкое кожаное сиденье и на нем можно очень удобно устроиться, свернувшись калачиком.

Мальчик плотно закрыл глаза. Теперь он уже сознательно хотел вызвать образ героя-летчика, воспоминание о подвигах которого помогло ему освободиться из капкана. Но вспомнить лица летчика почему-то не мог.

Встрепенувшись, Семен снова принялся за работу. Быстро заходил в его руках напильник, поднимая тонкую металлическую пыль, похожую на искры при свете электрического фонаря. Пронзительно завизжало сверло ручной дрели.

Но нового прилива энергии хватило ненадолго. Семену внезапно стало нечем дышать, и он прилег на брезент.

«Отчего это иногда звенит в ушах? — думал Семен, прислушиваясь к шагам сторожа, ходившего рядом с машиной. — Говорят, от усталости иногда бывает».

Но что это? Почему кроме назойливого звона в ушах, шагов вахтера и его покашливания откуда-то издалека послышались звуки песни?

— Это любимая песня Вани Быкова, — вспомнил Семен. — Вот мне и кажется…

Семену представилось, как уютно сейчас в общежитии, как богатырски храпит Ваня Быков и, вероятно, по обыкновению бормочет во сне Шурик Пышной. А Сережа Чердаков спит всегда так тихо, что и дыхания не слышно.

— А все-таки работу я закончу! — твердо решил Семен.

— Где-то поют в лесу! Слышишь, парень? — вдруг крикнул старик, предварительно откашлявшись. — Ишь, полуночники!

Семен открыл глаза и поднял голову.

— Необыкновенное дело… Слышишь? — приглушенным голосом продолжал сторож. — У нас тут территория закрыта и охраняется очень хорошо. Кто же это петь в таком случае может? Наши из подсобной мастерской не запоют среди ночи… Это точно… Так что видишь, какое положение…

Семен быстро вылез из-под машины, поднялся с земли и стал рядом с вахтером.

Небо на востоке уже посветлело и на его голубовато-румяном фоне как-то особенно отчетливо вырисовывалась зубчатая стена леса.

Оттуда тянулись слабые, еле заметные порывы ветра. Это они доносили чуть слышную, но хорошо знакомую песню.

Глава четырнадцатая

Александр Андреевич Дуплов был в плохом расположении духа. Сидя рядом с шофером, он всю дорогу молчал, сосредоточенно всматриваясь в переднее стекло автомашины. Зато Леонид Карпович Чугунцев, обычно не очень разговорчивый, казалось, отводил душу, не умолкая ни на одну минуту. Причин для плохого настроения у Александра Андреевича было много. Во-первых, не ладилось с шагающим механизмом. Киносъемка движения ног машины показала, что ученик ремесленного училища Семен Бурыкин прав — происходит непроизводительная отдача ступней назад. Это свидетельствовало о серьезном недостатке конструкции.

Было бы еще полбеды, если бы недостаток механизма обнаружился сразу после его изготовления. Новая машина подверглась бы переконструированию — и дело с концом! Но до чего же неприятно изобретателю, когда вначале все идет хорошо, а затем портится! Сколько трудов приходится положить на разгадку этой причины и на решение задачи!

Машина ЗР-2 работала хорошо. Она чудесно вспахивала землю новым, совершенно поразительным способом, предложенным Дупловым. Каждый, кто впервые видел эту машину в работе, будь это инженер, агроном или колхозник, приходил в восторг. Но мелочь, сущий пустяк, о котором даже смешно говорить, портил все дело. Шалила ходовая часть, давно и хорошо известная в технике, применяемая в любом гусеничном тракторе.

Дуплов понимал, что во всем этом виноват он сам. В свое время все его внимание было сосредоточено на механизме, производящем пахоту. Он-то и представлял собой неслыханную новость в технике сельского хозяйства. Примеру главного инженера, по-видимому, следовали остальные сотрудники ОКБ, конструкторы, инженеры, расчетчики. Никто не обращал достаточного внимания на ходовую часть, занимаясь более сложным механизмом.

Ведущие сотрудники посчитали заботу о ходовой части не только делом второстепенным, но и принижающимих собственное достоинство. Расчет ее оказался в руках малоопытных конструкторов. И вот результат. Техника начала мстить за невнимание к мелочам, лишний раз доказывая, что «мелочей» не существует вообще! Механизм, передающий движение от мотора к гусеницам, вчера испортился. Дуплову стало ясно, что не только механизм сцепления, но и вообще вся ходовая часть требуют серьезного переконструирования и для этого потребуется много времени. Между тем была получена телеграмма, извещающая о предстоящем приезде представителя из центра сегодня около полудня.

Дуплов уже давно ждал этого посещения, а теперь, получив телеграмму, серьезно огорчился.

Уж очень напряженное создалось положение. Вчера вечером машина осталась в поле в состоянии, совершенно непригодном для демонстрации, а представитель уже летел на самолете и через несколько часов мог прибыть сюда с аэродрома.

За ЗИМом, в котором сидели конструктор и математик, следовал маленький автобус. В нем находилось несколько опытных механиков ОКБ. Они должны были помочь Сергею Петровичу исправить сцепление. Другого выхода не было. Во что бы то ни стало нужно было, хотя бы временно наладить ходовую часть машины до приезда гостя. Это, конечно, являлось полумерой.

«Может случиться так, что машина пойдет, а во время демонстрации неожиданно испортится в самый ответственный момент… — с грустью думал Дуплов. Временные меры всегда могут подвести…»

Кроме всех этих забот, была еще одна мысль, крайне неприятная. Куда-то исчез ученик ремесленного училища, которого Дуплов привез вчера на испытательную площадку.

Мальчика разыскивали всю ночь, но совершенно безрезультатно. Дуплов поднялся с постели в шесть часов утра (на семь был назначен отъезд на испытательную площадку) и первым делом позвонил в подсобную мастерскую. Сергей Петрович ответил, что он не ложился спать всю ночь, все были подняты на ноги. Две группы исходили все кругом, но безрезультатно.

— Забежал от страха к черту на кулички, — с досадой сказал механик в конце телефонного разговора.

Эти слова неприятно было слышать Дуплову. Ученик ремесленного училища с задумчивыми глазами и упрямым лицом ему очень нравился. Нравилось его сильное стремление что-то изобретать, совершенствовать, переделывать, заинтересовала несомненная сообразительность юноши.

Но больше всего привлекала Дуплова смелость и решительность Семена. Эти качества еще граничили с некоторым безрассудством: конечно, переделка детали по своему усмотрению — шаг более чем смелый, просто — нарушение дисциплины. Но Семен еще молод. Со временем безрассудство отойдет в сторону, а смелость, решительность и упорство останутся. Эти замечательные качества так необходимы изобретателю!

Дуплов видел в Семене себя в молодости и разговор о трусливости Семена был ему неприятен.

Все эти рассуждения волновали Дуплова, и он настолько был погружен в них, что почти не слышал, как Чугунцев рассказывал о новейшем методе математического анализа перенапряжений металлических ферм.

— Дифференцирование эквивалентных систем… — говорил Чугунцев, как всегда употребляя множество научных терминов.

«Жалко, если с Семеном что-нибудь случилось…» — думал инженер.

— Эмпирические предпосылки, даже адекватные… — бубнил Чугунцев.

«Если не удастся к полудню исправить ходовую часть, то придется отложить демонстрацию на несколько дней. Представителю же придется подождать. Большого преступления тут не будет…» — продолжал размышлять Дуплов.

Когда Александр Андреевич приехал на площадку подсобной мастерской, его встретила новая неприятность. Взволнованный и весь взъерошенный от бессонной ночи, Сергей Петрович сообщил, что ночью исчезла целая группа учеников ремесленного училища, принимавших участие в поисках Семена.

Помощник механика Вася, разводя руками, начал пространное объяснение:

— Я, Александр Андреевич, несколько раз возвращался сюда для связи, а они оставались в лесу. И ничего! Все было в порядке! Вообще, конечно, народ такой — мальчишки! Но искали правильно… ничего… А вот когда пошел я к ним последний раз, перед рассветом, так их вообще на месте не оказалось. Звал, кричал — безрезультатно…

Дуплов понимал, что тут, конечно, какое-то недоразумение. Вскоре все выяснится, но, тем не менее, тревожное состояние, в котором он находился с самого утра, еще больше усилилось.

— Прямо наказание с этими ребятами… — пробурчал Сергей Петрович.

— Конечно, не взрослые. Оттого так все и получается. Взрослые… так те… — начал было Вася, успевший закурить папироску. Но этот процесс кончился как обычно. Василий глубоко затянулся, покраснел, словно собираясь заплакать, и разразился сильнейшим кашлем.

— Выбросьте папиросу! И прошу вас больше не курить в моем присутствии, возмущенно сказал Дуплов. — Пока сами не станете взрослым, — добавил он несколько мгновений спустя.

Вася, сконфуженный и красный, отошел чуть в сторону, исподлобья поглядывая на механиков, выходивших из маленького автобуса.

Дуплов принялся объяснять Сергею Петровичу создавшееся положение. Машину нужно привести в порядок к полудню во что бы то ни стало!

Неожиданно речь инженера была прервана возгласом Сергея Петровича:

— А это кто такой? — радостно закивал он, указывая рукой в сторону лесной дороги, по которой только что прибыли ЗИМ и автобус.

По ней, озираясь по сторонам, торопливо шел Шурик Пышной.

— Остальные где? — прокричал Сергей Петрович, когда Шурик подошел ближе.

— Не знаю! — ответил Шурик, разводя руками и заметно волнуясь. — Мы все вместе ожидали прихода Васи… А его почему-то долго не было…

— Ну и что же? — не выдержал механик.

— Потом Быков затянул «Орленка».

— Ну!..

— А потом послышалось, будто бы нас Семен зовет.

— Так!

— Мы посоветовались и решили, что надо немедленно идти к нему на помощь… Может быть он там погибает…

— А дальше что? Дальше?

— Трое пошли, значит, в направлении, откуда слышался голос, а меня оставили на месте, для связи, чтобы я сообщил Васе, когда вернется…

— Так где же Семен и остальные твои товарищи? — спросил Дуплов.

— Не знаю! Я ждал Васю, ждал, а он не приходил долго… Решил сам сюда дойти, чтобы сообщить, да и заблудился… Иду все время; иду, вдруг вижу поле. А на нем какая-то машина стоит. Ну, я подумал, что та самая… Побежал, конечно, обратно… Бродил, бродил, пока услышал, как автомашины прошли. Пошел на звук и вышел на дорогу…

— Совершенно в противоположную сторону забрел! Только подумайте! — с досадой сказал Сергей Петрович. — Вот так, наверное, и Семен!

— Какая-то все чепуха получается. Как это некстати, — вздохнул инженер.

— Не нужно было связываться с мальчишкой. Я так и знал, что будут лишние хлопоты, — наставительно зашептал над ухом инженера Леонид Карпович Чугунцев.

— Они, видать трусы, — безапелляционно вставил Вася. — А этот Семен, небось, из всех трусов трус.

— Это еще неизвестно, — сдержанно ответил Дуплов. — А вас я попрошу пока не вмешиваться. И так неприятностей достаточно.

Вася отошел, поглядывая на Шурика. Как это неудачно получилось! Он изображал себя перед ребятами чуть не закадычным другом и непременным советником главного инженера, и вдруг такой позор! С чего только инженер так защищает этого самого Семена…

А неприятности продолжали сыпаться на голову инженера Дуплова. Не успел он открыть рта, чтобы продолжить разговор о срочном ремонте, как послышалось глухое ворчание мотора, и на полянку выбежала коричневая «Победа». Из машины вышел человек в светло-сером костюме и в шляпе. В руках он держал увесистый портфель с никелированными пряжками. Изобретатель узнал в приехавшем своего близкого друга Бориса Николаевича Кириченко, но даже встреча со старинным знакомым не исправила Дуплову плохого настроения.

— Александр Андреевич! Не ожидали так рано? — радостно закричал гость, заключая инженера в объятия. — Как говорилось в старину, благодарите всевышнего, что мой самолет не смог сесть на Колчинском аэродроме, и я, представьте себе, опустился на вашем чуть свет. Как поживаете, дорогой! Давненько я вас не видал. Приезжаю в ОКБ, а мне говорят, что вы уже ускакали сюда! В этакую рань! Дай, думаю, разыщу этого непоседу! Кстати, и времени у меня в обрез: дело так складывается, что в два часа дня я обязательно должен лететь дальше. Ведь позже самолета уже не будет! Понимаете? А у вас в проходной мне вручили свеженькие телеграммы: необходимо побывать еще в двух ОКБ, в одном научно-исследовательском институте, а послезавтра докладывать министру. Темпы, как видите. Все темпы!

Это был представитель министерства, которого Дуплов ждал к полудню, в душе надеясь, что он прибудет только с вечерним самолетом.

Глава пятнадцатая

Дуплов взял гостя под руку и отвел в сторону. По тому, как приехавший энергично жестикулировал, явно протестуя, Сергей Петрович и Вася поняли, что инженеру не удается уговорить его остаться до вечера.

— Вот что наделали проклятые мальчишки… — наставительно процедил сквозь зубы Вася.

— Довольно! При чем тут они? Мы с тобой виноваты! И я в первую очередь… — с раздражением ответил механик.

— Если бы точно было известно, что он приедет так рано, то, конечно, что-нибудь можно было бы сделать… — продолжал Вася мечтательно. — Поработали бы ночью. Конечно, сделали бы не так, как полагается, а временно, чтобы машина смогла походить по полю хоть несколько часов.

— Да. На этот раз ты прав, — согласился Сергеи Петрович. — Временный ремонт можно было бы сделать. И за ночь успели бы. Так кто ж его знал, что он так рано появится!

— А может быть попробовать! А? Сергей Петрович!

— Что?

— Пока они тут разговаривают… Мы это быстренько туда, — тоном заговорщика зашептал Вася. — Захватим с собой нескольких человек из тех, что приехали на автобусе: многих не надо — мешаться только будут. А? Сергей Петрович! Может быть за час или два успеем! Неужели он не сможет подождать три часа?

Дуплов понял, что гость действительно не сможет остаться до вечера, и вкратце сообщил Борису Николаевичу о несчастье, происшедшем с машиной. Было решено, что представитель министерства посетит ОКБ еще раз через некоторое время.

Все это было крайне неприятно для Александра Андреевича. Представителю, конечно, придется докладывать министру, что машина ЗР-2 оказалась в неисправности. И как бы ни был расположен к Дуплову его старый друг, Борис Николаевич, и как бы он ни старался объяснить, что поломка машины случайная, в сущности пустяковая, не имеющая принципиального значения, какая-то тень все равно упадет на изобретение.

Предложение механика и его помощника попытаться исправить сцепление на скорую руку не вызвало у Дуплова особого доверия. Наспех все равно ничего не сделаешь! Лучше уже отложить демонстрацию. Дуплов предложил своему гостю пройтись к полю пешком. Действительно — погода была замечательная, а по пути друзья смогут спокойно поговорить.

— А как же с ребятами и Семеном? — расхрабрившись, спросил Шурик, когда все уже тронулись с места.

— Это ты насчет чего, мальчик? — заинтересовался представитель министерства.

— Тут у нас один ученик ремесленного училища сбежал от страха, так что до сих пор найти не можем, — начал пояснять Сергей Петрович. — Машина при своей работе издает такой звук, что если человек не предупрежден, не знает в чем дело и слышит его впервые, то бывает так…

— Не сгущайте краски, Сергей Петрович, — перебил механика Дуплов.

— Э-ээ! Дорогой Александр Андреевич! Об этом уже был шутливый разговор в министерстве. Настоящее положение дела запутывать не следует. Раз мальчишка сбежал, так значит сбежал, — дружески похлопывая по плечу Дуплова, засмеялся Борис Николаевич.

— И еще трое исчезли: Степан Кириллин, Иван Быков и Сережа Чердаков. Все из одного ремесленного… — совсем некстати добавил Шурик.

Лицо Бориса Николаевича стало серьезным.

— Что же это, Александр Андреевич, положение, кажется, не шуточное, сказал он, удивленно поглядывая на инженера.

На голову Дуплова свалилась еще одна очередная неприятность. Теперь его друг уедет, не только не повидав машину в действии, но еще с впечатлением, что все вокруг неблагополучно. Дуплов предвидел, что возможны разговоры о том, что машина эта чем-то опасна, пугает народ так, что он даже разбегается. Но у него всегда были убедительные аргументы в защиту машины.

Конечно, звук, издаваемый ею, не был приятным. Но он, как и всякий звук, был совершенно безвредным. В конце концов, совершенно не обязательно находиться рядом с работающей машиной! Не придет же в голову кому-нибудь надолго останавливаться рядом с паровозом, когда машинист дает продолжительные свистки! Теперь опять возобновятся эти толки…

Когда Шурика успокоили и заверили, что поиски исчезнувших товарищей будут продолжаться, вся компания, наконец, тронулась по лесной дороге.

Впереди шли Сергей Петрович и Вася. В некотором отдалении от них — инженер Дуплов с гостем. Чугунцев брел сзади, наклонив голову и углубившись в какие-то вычисления, стараясь, как всегда, попасть в тень.

Вдруг откуда-то, словно из-под земли, перед ним вырос ученик ремесленного училища.

— Что тебе, милый? — спросил Чугунцев. Он был без очков и потому принял подростка в форменном костюме за Шурика, с которым только что разговаривал на площадке.

— Скажите, пожалуйста, как мне попасть на полянку, где находится подсобная мастерская? — проговорил ученик.

— Ты же только что там был? — удивился Чугунцев.

— Совсем не только что, а ночью. Поэтому и трудно дорогу найти. Меня ребята послали сообщить, что наш товарищ нашелся. Кроме того, я должен десятимиллиметровую гайку принести, а я вот уже часа два-три блуждаю.

— Ничего не понимаю… — забормотал Чугунцев, останавливаясь. — Только что я тебя видел на площадке, а теперь ты говоришь, что не знаешь, как туда пройти… Только что ты жаловался, будто твоего товарища никак найти не могут, а теперь утверждаешь, что он уже нашелся… фантасмагория какая-то!

Сергей Чердаков оторопело смотрел на Чугунцева, который производил впечатление человека рассеянного и витающего в облаках.

— Иди, милый, обратно и не мешайся. Сейчас тут не до тебя, — строго произнес Чугунцев, осторожно обходя Чердакова, чтобы следовать дальше.

Сергей Петрович и Вася первыми подошли к машине. Возле нее, насупившись, расхаживал сторож. На приветствия механика он ответил сухо, считая, что имеет достаточно веские основания быть им недовольным.

— А может быть все-таки попытаться исправить! А, Сергей Петрович! стиснув кулаки, взволнованно проговорил Вася.

— Вот был бы фокус! Разрешите я все-таки полезу да посмотрю. Я ведь не видел, что вы успели без меня сделать и на чем там дело остановилось.

— Полезай! Конечно! Если считаешь себя фокусником… Только это совершенно бесполезно: могу тебя точно заверить. Ни за несколько минут, ни за час, ни за два ничего там не сделаешь, — ответил механик с грустью в голосе.

Сторож, внимательно слушавший разговоры, вдруг встрепенулся.

— Что же это вы, окаянные, задумали! — набросился он на механика и его помощника. — Да как вам не стыдно! Вон главный инженер идет, так я ему все расскажу! Когда вы явились на работу, я нас спрашиваю? Ишь, бездельники!

— Что с тобой, Ермолаич? — удивился механик, на которого с решительным видом продолжал наступать вахтер, замахиваясь курительной трубкой.

— Не догадываешься? Дурачка тут не ломай! Небось дрыхнул всю ночь, а теперь пришел… Вон идет главный инженер, он-то уж сразу сообразит в чем дело…

Не дожидаясь окончания непонятного спора, Вася быстро юркнул под машину.

— Ты думаешь, что охраны труда на тебя не найдется? — с новым приливом энергии заворчал сторож. — Ты что же это заставляешь делать! — продолжал он, указывая курительной трубкой под кузов.

— Да ничего особенного! Полез человек под машину, да и только! Что ты в самом деле пристал! — уже не на шутку рассердился Сергей Петрович.

Каково же было его удивление, когда секунду спустя, из-под кузова машины, рядом с гусеницей, появилась взлохмаченная голова Васи.

— Сергей Петрович! — произнес он таинственно. — А вы ведь скромничаете, как я посмотрю! Тут уже вами много кой-чего сделано! Остается сущий пустяк! Я в десять минут берусь все докончить. Вот только бы найти три десятимиллиметровые гайки… Надо порыться в кармане: у меня, кажется, были…

— Что ты мелешь? При чем тут десятимиллиметровые гайки? — с раздражением произнес механик.

Но Вася быстро скрылся под кузовом, ничего не объяснив растерявшемуся механику.

В это время к черепахообразной машине подошел Дуплов со своим гостем.

— О чем вы тут спорите? — спросил инженер.

— Да вот мой помощник говорит какую-то чепуху… Полез под кузов и уверяет, что берется исправить сцепление за несколько минут. Не понимаю, что с ним произошло…

— Разрешите доложить, Александр Андреевич! — вмешался вахтер. — Сей механик, товарищ Понедельник, на вверенной ему машине превышает власть и попирает бессовестно положение об охране труда для молодежи… О чем я и должен вам доложить, с одной стороны, как главному начальнику, а с другой, как человеку сердечному и доброму… — вдруг заметив чужого, смутившись, проговорил старик.

— Полный порядок! Гайки нашлись в кармане, и через три минуты машину можно будет приводить в действие. Маленький разводной ключ со мной! — послышался из-под кузова победный крик Васи.

— Что это все значит? — тревожно спросил инженера представитель министерства.

— Ничего не понимаю. Какой-то балаган… — хмуро ответил Дуплов и тут же, повернувшись к вахтеру, спросил:

— Где доказательства того, о чем вы только что говорили?

— Пожалуйста! — снова заволновался старик. — Они спят наверху, в кабине… Умаялись бедные… Обязательно, Александр Андреевич, поговорите с ними! — и, махнув рукой, вахтер отошел в сторону.

— Он, наверное, того… немного рехнулся… — с искренним сожалением проговорил Сергей Петрович, провожая старика испуганным взглядом.

В это время из-под кузова быстро выкарабкался Вася. Его в достаточной степени перемазанная маслом физиономия сияла и выражала безграничное самодовольство.

— Сделал все не более чем в пять минут, ремонт закончен, и машину можно демонстрировать, — проговорил он небрежно, отряхивая свои брюки.

Инженер строгим взглядом смотрел то на механика, то на его помощника, стараясь понять, что это все значит. Если коробку сцепления действительно можно было так легко исправить, то зачем поставили его, главного инженера, в такое дурацкое положение перед представителем из министерства?

Тем временем Борис Николаевич, поняв, что ему все-таки удастся посмотреть машину в действии, пришел сразу же в хорошее настроение. Чтобы сказать приятное помощнику механика, который по его мнению был героем этого маленького события, он счел нужным заявить:

— Мне кажется, Александр Андреевич, что этот юноша, — представитель министерства кивнул при этом головой на Васю, — обладает недюжинными способностями! Вы удивительно умело подбираете людей.

От полученного комплимента Вася зарделся, как красная девица, и это совсем не вязалось с его самоуверенными и размашистыми движениями. Он полез в карман за портсигаром.

Лихо стукнув папиросой о крышку, помощник механика произнес, деланно сиплым голосом:

— Александр Андреевич меня знает. У нас в ОКБ малоспособных не держат. Работа очень ответственная! Так сказать, — исследовательская.

Однако уловив строгий взгляд инженера, Вася торопливо спрятал портсигар в карман, а папиросу отшвырнул в сторону с чрезвычайно небрежным видом.

— Вот только курить мне не разрешает Александр Андреевич! Сердится! Будто я маленький.

— Так как же, Сергей Петрович? Действительно ли ходовая часть машины в порядке или Подвескину показалось? Посмотрите, пожалуйста, сами! Не понимаю, что у вас тут происходит…

Дуплов мельком взглянул при этом на вахтера, продолжавшего стоять в стороне с видом крайне обиженного человека.

— Да, попросите Ермолаича немного задержаться, если подойдут его сменять; мне необходимо с ним поговорить.

И он предложил гостю начать осмотр машины с кабины, где было сосредоточено все управление.

Борис Николаевич выразил свою полную готовность и, держась обеими руками за перила, начал быстро подниматься по лестнице. За ним последовал инженер. Каково же было его удивление, когда представитель министерства, дойдя до приоткрытой дверцы кабины, вдруг проговорил:

— Какие то странные звуки, представьте себе, уже слышатся… Скажите, дорогой Александр Андреевич, их уже следует бояться или они еще не представляют смертельной опасности?

— Какие там могут быть звуки? — холодно спросил инженер — эти шутки начинали его злить.

— Извольте прислушаться! Очень напоминает обыкновенный храп, извините…

Дуплов быстрым и привычным движением распахнул дверцу. Перед его глазами предстала совершенно неожиданная картина: на широком кожаном сиденье в самых разнообразных позах спали три ученика ремесленного училища. Семен лежал, свернувшись в клубочек, скрестив на груди руки. Его лицо было серьезным и сосредоточенным. Положив голову на бок Семену и вытянувшись на спине, лежал парень могучего вида и громко храпел. Откинув голову на спинку сиденья, полулежа, спал третий.

— Друзья! Придется встать! Простите, конечно, за беспокойство, — говорил инженер, осторожно расталкивая всех поочередно.

Семен и Ваня почти сразу открыли глаза. Кириллин хоть и перестал храпеть, но долго отмахивался, бормоча:

— Это… ты, Сережка… Десятимиллиметровые гайки принес?.. Так, завинчивайте, ребята, а я еще немного посплю…

И только когда Быков сильно толкнул товарища в бок, Кириллин открыл глаза и осмотрелся по сторонам.

— Что это все значит, Семен? Где ты был и как вы тут очутились? — стараясь сохранить серьезность, спросил инженер.

Речь Семена, еще не проснувшегося окончательно, лилась крайне несвязно. Он говорил про такого-то раненого зайца, затем про какой-то капкан… А к машине он попал потому, что не нашел в темноте дороги. А потом услышал, как ребята поют «Орленка» и позвал их сюда… Чердакова послали сообщить, где они находятся, но он еще не вернулся. А Шурик остался в лесу.

В его объяснении отсутствовала только одна подробность. Он ни слова не сказал о том, что взялся чинить механизм сцепления под машиной и как это было трудно.

— Так это и есть трусишка, испугавшийся звука машины? — спросил Борис Николаевич, все еще не до конца понимая, что тут происходит. — Почему же они снова вернулись к машине, да еще улеглись в ней спать!

По инженеру уже все стало ясным.

Ребята, щурясь от утреннего солнца, спустились вниз. Сергей Петрович встретил их с расширившимися от удивления глазами.

— Вот в чем дело… Так это вы чудеса тут наводите… Так, так… А мы вас ищем по всему лесу! — проговорил он тихо.

— Горе с этими мальчиками, — сокрушенно заметил только что подошедший Чугунцев. — От беспорядка, который они производят, больше неприятностей, чем пользы от их работы.

— Простите, пожалуйста… — сонным голосом начал было Кириллин, но не докончил задуманного возражения. Услышав голоса, подошел Вася. Он сначала растерялся, но решил вести себя по-прежнему, степенно подошел к ребятам и перебил Кириллина:

— Появились! — сказал он тоном, в котором по его замыслу должны были сочетаться холодность и презрение. — А я тут в одно мгновение ремонт сцепления докончил, — он вынул портсигар. — Даже уполномоченный из министерства этот необыкновенный факт отметил… — продолжал он, зажигая спичку. Вслед за этим он щелкнул крышкой своего портсигара, будто выстрелил из игрушечного пистолета.

— Фокус не получился, дорогой… — проговорил механик, хмуро оглядывая своего помощника.

Глава шестнадцатая

Сергей Петрович заводит мотор. Раздается глухой стук мощного дизеля, и машина начинает дрожать. Все наблюдают за тем, как механик лезет в кабину и захлопывает за собой массивную дверь. Теперь лицо Сергея Петровича, серьезное и сосредоточенное, виднеется через круглые стекла иллюминаторов, на которых ослепительно играют солнечные блики.

Мотор усиливает обороты, стучит чаще и громче. В лад с ним чаще и отчетливее стучит сердце Семена; он волнуется за механизм сцепления, отремонтированный им вместе с товарищами этой ночью.

К Семену подходят Кириллин и Быков. Они тоже озабочены.

— Ты все там осмотрел? Ничего не забыл? — громко, стараясь перекричать шум мотора, спрашивает Кириллин у Семена.

— Надо было бы гайки тоже самим завинтить… А то этот Вася, по-моему, только хвастаться умеет… — волнуясь, произносит Быков.

— Сергей Петрович лазил под машину. А Сергей Петрович это тебе не Вася… — отвечает Семен.

— И зачем только держат таких помощников?.. — недовольно пробурчал Быков.

В это мгновение машина вздрогнула и медленно поползла по полю.

Кириллин схватил Семена за руку, но удержать его не смог. Паренек сорвался с места и побежал за машиной, медленно переваливающейся по ухабам.

— Семен! Бурыкин! Назад! — громко закричал главный инженер.

Пришлось вернуться.

— Отчаянный малый! — произнес представитель министерства.

— Весь в меня! — шутливо заметил Александр Андреевич.

Сергей Петрович, видимо, переключил машину на вторую скорость, так как она побежала быстрее. А через несколько секунд она уже мчалась с почти невероятной быстротой.

Машина то уменьшала ход, то снова увеличивала, то останавливалась и пятилась задом, то кружилась на одном месте волчком. Сергей Петрович, по-видимому, испытывал прочность и надежность отремонтированного сцепления.

Извинившись перед гостем, Александр Андреевич оставил на минуту его одного и подошел к ученикам ремесленного училища.

— Не подведет, ребята? Как следует сделали? — спросил он.

— Не сделали, а сделал… Это, в основном, Семен… — смутившись ответил Кириллин. — Мы подошли уже к самому концу работы…

— Но за качество отвечаем, конечно, все вместе, — спохватившись, гордо добавил Быков.

Инженер, дружелюбно взглянув на Быкова, хотел, казалось, что-то сказать, но потом раздумал и только произнес:

— Ну, спасибо, ребята…

Вася тоже подошел к ученикам ремесленного училища и вмешался в разговор, заискивающе глядя на Дуплова:

— А ничего себе ходит! Гроверные шайбы никогда не надо забывать ставить. Гроверная шайба, в сущности, дело простое, стальная шайба, разрезанная и немного изогнутая, а никакой гайке не даст отвинтиться на ходу!

— Правильно, Вася! Молодец! — улыбаясь, сказал Александр Андреевич, дружески хлопнув при этом помощника механика по плечу.

Когда инженер отошел, на лице у Васи появилось гордое выражение: «Видели? — словно спрашивал он. — Видели, как со мной главный запанибрата. Что я вам говорил? Запросто!..»

— Да ты что? На самом деле думаешь, что, завинтив три последние гайки, исправил ходовую часть? — не утерпел Кириллин.

Вася насупился и полез в карман за портсигаром. Однако ни закурить, ни чего-либо ответить ему не удалось. Машина резко остановилась невдалеке с выключенным мотором, и из открывшейся дверцы кабины раздался голос Сергея Петровича, зовущий своего помощника.

— Вот нахал какой! — волновался Быков, недоброжелательным взглядом провожая Васю. — Ты бы его поставил на место, Семен!

— Да не все ли равно! Пусть себе думает, что хочет. Главное то, что машина работает… — ответил Семен.

Он сейчас не думал ни о Васе, ни о том, что помощник механика может присвоить себе славу исправления механизма. Его волновало нечто более важное. Главный инженер, гость и Чугунцев медленно подходили к машине, а Сергей Петрович вместе с Васей уже открывали кожух одного из «утюгов».

«Надо обязательно посмотреть, что там находится… — решил Семен. Наверное, гостю будут объяснять устройство».

Семен подошел к машине и, стараясь никому не попадаться на глаза, стал сзади всех. На него никто не обращал внимания. Все сосредоточенно слушали объяснения инженера. Один Вася, сидя верхом на толстой металлической трубе, с папиросой в зубах, презрительно посматривал сверху на Семена, словно говоря: «Зачем ты сюда подошел? Что ты понимаешь? Молокосос еще…».

Тихонечко, стараясь не шуметь, к машине подошли и стали поодаль товарищи Семена.

Объяснения главного инженера, хотя и не до конца понятные Семену, позволили ему, однако, усвоить основное.

Поднявшись на цыпочки, он увидел стройный ряд высоких стеклянных баллонов. По словам инженера, это были электронные генераторные лампы. Александр Андреевич сказал, что они в точности такие, какие применяются на обычной радиостанции для получения колебания электрического тока с огромной частотой.

Ему, как заядлому радиолюбителю, это хорошо было известно. Он твердо знал, что все радиостанции работают при помощи тока высокой частоты, меняющего свое направление несколько миллионов раз в секунду. Такой ток, проходя по антенне передающей станции, возбуждает вокруг антенны электромагнитные волны радиоволны. Но ток высокой частоты, вырабатываемый генераторными лампами в машине, служил совсем не для производства радиоволн.

— Энергия генератора подводится вот сюда, к магнитострикционным излучателям ультразвука, — объяснял инженер.

Что такое магнитострикционный излучатель ультразвука, Семену тоже было немного известно. Некоторые металлы, а в особенности никель, обладают удивительной способностью расширяться и сжиматься под влиянием магнитных сил. Если, например, никелевый стержень вставить в середину катушки, по которой идет переменный электрический ток, то под влиянием образующегося переменного магнитного поля стержень начнет удлиняться и укорачиваться. Эти изменения никелевого стержня будут, правда, незаметными на глаз, но их можно «услышать», так как колебания стержня, происходящие в такт с переменным током, заставят колебаться окружающий воздух, и получится звук.

Конечно, для превращения колебаний электрического тока в звук существует много и других устройств. Некоторые из них работают, например, в телефонных трубках и в громкоговорителях. Но магнитострикционный способ отличается тем, что может превращать в механические колебания, в звук переменный ток очень высокой частоты. С его помощью получают ультразвук — звук настолько высокого тона, что его не слышит человеческое ухо. И еще одно качество имеется у магнитострикционного способа: с его помощью можно вырабатывать ультразвук огромной мощности.

Осторожно протискавшись вперед, Семен увидел ряд массивных катушек, расположенных в остром носу «утюга». В середину этих катушек были вставлены толстые стержни, по-видимому, из никеля.

Вместе со всеми наклонившись под машину, Семен увидел, что никелевые стержни заканчиваются массивными плитами, плотно соприкасающимися с землей.

— А как добывается электроэнергия, необходимая для ваших ламповых генераторов? — спросил представитель министерства.

В это время Семен, позабыв обо всем окружающем и поддавшись овладевшему им чувству «следопыта», быстро просунул руку в щель между открытым капотом и корпусом и, задыхаясь от волнения, проговорил:

— Вот она динамо!.. Я ее заметил еще, когда лазил под кузовом… Она соединяется с мотором вот в этом месте… От нее идет ток к ламповому генератору… Это так просто…

Семен вдруг опомнился и замолк.

Неожиданное выступление ученика ремесленного училища, до сих пор скромно стоявшего сзади, произвело различное впечатление на присутствующих. Представитель министерства смотрел на него с любопытством, Чугунцев — широко открытыми от удивления глазами. Сергей Петрович, выдвинувшись из кабины, хитро улыбался. Главный инженер тоже улыбался, однако не хитро, а очень добродушно и доброжелательно. Только помощник механика, свесившись через перила, смотрел на Семена строго.

— Отошел бы ты, парень, подальше и не мешался… — деловито процедил он сквозь зубы. — Довольно бестактно вмешиваться в разговоры взрослых…

— Иди сюда, Семен! — позвал товарища Кириллин.

— Почему же он должен уйти? — неожиданно вступился за Семена представитель из министерства. — Ведь он, кажется, правильно объяснил. Горячий парнишка! Однако позавидуешь вам, Александр Андреевич. Удивительно вы умеете подбирать людей! Откуда вы его взяли?

— Этот еще себя покажет… — тихо, стараясь, чтобы не услыхал Семен, ответил Дуплов.

Но Семен услышал. И голова у него закружилась не то от радости, не то от смущения.

— Может быть учеников ремесленного училища отправить сейчас в ОКБ? Чего им тут болтаться? Там по ним, вероятно, Иван Никанорович Гресь скучает, — услышал Семен сзади себя голос механика.

— Нет, пусть побудут. После демонстрации поедут в автобусе с остальными, ответил инженер.

— А дальше что происходит с током высокой частоты? Куда он направляется! Ты можешь нам объяснить? — обратился к Семену Борис Николаевич, похлопывая его по плечу.

— Могу… — смущенно произнес Семен, весь красный от волнения. — Ток идет вот по этим проводам в кабину… к разным там измерительным приборам и, конечно, регуляторам… Потом к утюгам. А в них смонтированы ультразвуковые вибраторы. Да вон они видны… с чугунными башмаками на концах… — Семен шагнул к открытому капоту и, перевесившись через стальную стенку, протянул свою руку к массивным катушкам.

— До чего сообразительный парнишка… — прошептал Борис Николаевич, обращаясь к инженеру.

Александр Андреевич шепотом стал что-то рассказывать гостю.

— Это же интересно! — воскликнул представитель министерства, когда Дуплов кончил. — Догадаться самому путем сопоставлений! И вы думаете, что он справится с этой задачей? Прямо не терпится тут же проверить. Нет, право же, это очень интересно…

По обрывкам фраз, которые удалось расслышать, Семен догадался, о чем идет речь. Ему вдруг страстно захотелось еще раз доказать, что он во всем разобрался. Теперь Семену все было ясно: и то, что происходило в кабинете главного инженера, когда Семен обнаружил «пожар», и что за звук он слышал в лесу, когда сидел в капкане, и как работает машина, и для чего она предназначается.

— Если только ты можешь, то постарайся, Семен, очень кратко объяснить нам принцип работы машины, — проговорил инженер, как бы угадывая желание мальчика.

— Отчего же! Тут все сравнительно просто… — начал Семен неуверенно.

Однако чем дальше он говорил, тем свободнее лилась его речь. Правда, в ней отсутствовали многие технические термины, но их с успехом заменяли образные сравнения, и все присутствующие отлично понимали его.

Пораженный всем происходящим, помощник механика даже забыл о своей потухшей папиросе, и она, вывалившись из рук, бесшумно заскользила по броне черепахообразной машины.

— Тут, значит, оттого что ток идет по катушкам, образуется очень мощный звук и ультразвук, — говорил Семен. — Вот эти чугунные башмаки, приваренные к вибраторам, плотно прижимаются к земле. Вот они и дрожат! А дрожь передается земле и расходится по ней, ну… ну как волны в воде. Ведь по земле звук идет хорошо. В старину был даже такой способ узнавать приближение конницы…

— Это мы знаем, — улыбнулся инженер. — Ты ближе к делу.

Семен все же не удержался и рассказал о резонансе и о явлениях, с ним связанных.

Удивленные и гордые за своего товарища, слушали и друзья Семена.

Конечно, им тоже было известно, что такое резонанс! Каждый, хоть сколько-нибудь внимательно проходивший физику, должен знать о резонансе. Вот качаются обыкновенные качели. Частота, с которой качели ходят вперед и назад, всегда одинакова, как бы сильно их ни раскачивали. То же самое и у маятника часов. Частота колебания зависит только от длины качелей или маятника. Если раскачивать маятник или качели беспорядочным подталкиванием, как попало, ничего хорошего не выйдет, сколько ни затрачивай сил. Они даже остановиться могут! Совсем другое дело подталкивание, согласованное с колебательными движениями! Даже незначительных усилий достаточно, чтобы раскачать их до возможного предела. В этом случае говорят, что подталкивание производилось «в резонанс» с собственными колебаниями маятника или качелей.

Явления резонанса почти всюду встречаются в природе. В звуке, который является колебанием воздуха, они особенно заметны. Всем хорошо известно, что если дернуть струну у гитары, то у второй гитары, находящейся недалеко, струна, настроенная на тот же тон, зазвучит сама. Она будет «резонировать».

Ребята слышали о разрушительном действии резонанса. Учитель физики рассказывал, как в дореволюционное время в Петербурге рухнул мост, через который в ногу шагал взвод солдат. Равномерные и одновременные удары сотни ног случайно совпали с собственным резонансом конструкции моста, и он разрушился, хотя при других обстоятельствах выдерживал значительно большее количество народа. Рассказывал учитель и о том, как однажды электрическая лампочка, лежавшая на крышке рояля, внезапно лопнула оттого, что ударили по клавише, звук струны совпал с резонансом стеклянного баллона.

Все эти знания о резонансе весьма пригодились ребятам. Теперь они тоже во всем разбирались без особого труда.

А Семен продолжал:

— Вибраторы излучают в землю не какой попало звук, а такой, который резонирует с частицами земли! Но этот звук, конечно, очень мощный, такой, что частицы почвы, попавшие в резонанс со звуком, сразу разрушаются. От этого земля разрыхляется, распадается на мельчайшие комья. Машина идет по полю, а вокруг нее — спереди, сзади и по бокам — земля вспахивается… Так как частицы земли неоднородны и неодинаковы по размеру, то машине приходится излучать не один звук, а несколько, чтобы на каждую из частиц пришелся свой резонирующий звук. Когда я лежал в лесу, то слышал прямо музыку какую-то! Тут и очень низкий звук, и средний, и очень высокий, и, наверное, излучался в землю такой, который совсем не слышен ухом и называется ультразвуком.

— Молодец, Семен! — похвалил Дуплов. — Ну, все! Больше от тебя сейчас ничего не требуется.

— Молодец! Молодец! — похвалил мальчика и Борис Николаевич, поглядывая при этом на часы. Видно, он уже начинал бояться, что экзамен ученика ремесленного училища, устроенный по его же предложению, чрезмерно затянулся.

Но Семен никак не мог остановиться:

— Я думаю, что вибраторы, излучающие звук, можно устроить еще проще, чем эти. У нас в ремесленном мы делали в комнате изобретателя такие опыты: брали обыкновенный электрический звонок…

— Хватит, Семен, хватит! — не утерпел Дуплов.

— Товарищ Бурыкин! Тебя твои друзья подзывают, — степенно проговорил Вася, слезая с перил и наступая на Семена. Так решил незадачливый помощник механика восстановить расположение Дуплова. Обращение «товарищ Бурыкин», вместо обычного «Семен», было пущено в ход из предосторожности, чтобы инженер, которому мальчик явно нравился, не подумал, что Вася чересчур фамильярен.

Бросив виноватый взгляд на Александра Андреевича, Семен пошел к ребятам.

— Молодец, Семка… — прошептал Кириллин.

— Здорово ты это… — добавил Быков.

— Вот это да-а-аа… — тихо пропел Шурик Пышной, вытаращив на Семена свои голубые глаза и часто моргая веками. — Это просто… событие…

— Чистый блеск! — заметил Чердаков, щелкнув при этом пальцем с такой силой, что Вася Подвескин даже повернулся в сторону ребят и осмотрел их с надменным видом: дескать, «что это за шум!»

Между тем инженер продолжал свои объяснения, и Семен с товарищами стали внимательно слушать Дуплова.

— Итак, вы видите, каким образом мощный ультразвук попадает в землю, говорил инженер. — Сильные пружины прижимают пластины к земле. Вибрация никелевых стержней передается в землю почти полностью.

— А почему, Александр Андреевич, они не одинакового размера? — спросил представитель министерства. — Ведь это должно усложнить массовое производство?

— Одинаковыми их сделать никак нельзя, Борис Николаевич, — отвечал Александр Андреевич. — Каждая из них излучает звук определенной частоты. Самая маленькая пластина — самый высокий ультразвук. Пластина среднего размера звук средней частоты. А вот эти, самые большие, вибрируют с такой низкой частотой, что получается звук, уже слышимый ухом. Нам ведь важно подобрать определенную гамму звучания, которая бы совпадала с резонансными данными частиц почвы. Меняется почва — мы соответственно меняем гамму звучания. Как вам, вероятно, уже известно, было произведено очень много опытов, прежде чем нам удалось разрыхлить почву с помощью звука.

— А какова мощность, затрачиваемая на это звучание? Вероятно, колоссальная?

— Нет. Не очень, — отвечал инженер. — Представление о мощности звука у очень многих людей, не соприкасающихся непосредственно со звуковой техникой, очень часто неверное. Как вы думаете, какова мощность звука, который мы слышим в зрительном зале кинотеатра, этак человек на пятьсот, когда на экране показывается бой, и даже стулья немного дрожат под зрителями? Всего вольт пятнадцать, двадцать! Меньше мощности самой маленькой электрической лампочки, применяемой в быту! Мощность нашего генератора тоже не очень велика. Даже мотор трактора вырабатывает значительно больше энергии, чем потребляет наш генератор. Но наша машина при этом обрабатывает участок поля в одиннадцать раз более широкий, чем пятилемешный плуг! Значит, она приблизительно в одиннадцать раз более производительна при том же расходе топлива.

Закончив свои объяснения, Дуплов предложил гостю направиться на опушку леса, откуда будет удобнее всего наблюдать за работой машины.

На некотором расстоянии от них побрели через поле и ребята. Наконец-то они снова все вместе и наедине. О многом нужно им поговорить, чтобы вникнуть во все подробности происшествий! Куда девался Шурик после того, как его оставили в лесу связным? Почему он не сообщил, в каком направлении ушли ребята, услышавшие голос Семена? Почему задержался Чердаков? А Семен тоже хорош! Сколько раз рассказывал историю своей неожиданной поездки на испытательную площадку с главным инженером, а куда девалась записка об освобождении его от работы — никому непонятно.

— Ребята! А помните девушку, что приходила к нам и спрашивала Семена? Ту, что я догнать не мог? Она, кажется, говорила насчет какой-то потерянной бумажки! Еще хотела попросить Семена, чтобы он уговорил инженера написать новую! — спохватился Кириллин.

— Не в сиреневом платье? — спросил Семен.

— Ну, да! — обрадовался Быков.

— А не очень страшно будет, когда эта самая машина заработает? — спрашивал Шурик, придвигаясь поближе к Семену.

— Замолчи ты, нюня, и не позорь остальных… — зловещим шепотом ответил за Семена Кириллин.

Когда все расположились на опушке, инженер подал знак рукой, и Вася, вынув из кармана свисток, пронзительно просвистел подряд три раза. При этом он взмахнул палкой по направлению машины, словно кондуктор, отправляющий поезд.

Семен вспомнил, как он слышал эти предупреждающие свистки, находясь в лесу. И точно так же, как тогда, послышался уже знакомый Семену странный звук. Он все время нарастал, меняя свои оттенки. Начала немного дрожать земля.

ЗР-2 — звуковой разрыхлитель — заработал.

Это было удивительное зрелище. Машина быстро понеслась по полю — настолько быстро, насколько это позволял гусеничный ход, — а сзади нее и по ее бокам, словно чудо, появилась широкая вспаханная полоса земли.

Словно «вспаханная» даже как-то не подходило к этому случаю. Известно, что плуги оставляют после себя широкие комья земли, идущие бороздами. Нужно еще бороновать такую поверхность почвы, размельчать комья и равномерно распределять их по полю. Новая машина как бы сразу выполняла эти две операции. Земля измельчалась сразу. Обработанный участок годился для посева.

Глядя на эту чудесную машину, каждый невольно сравнивал ее с трактором, который двигается по полю и тащит за собой многолемешный плуг! Конечно, трактору тяжело! С полным напряжением сил тянет он плуги, вгрызающиеся широкими лемехами в землю. Особенно быстро двигаться он не может. По-видимому, и сам процесс резания и переворачивания земли не может быть слишком быстрым. Существует норма скорости наиболее рационального резания, после увеличения которой сильно возрастет сопротивление земли и работа станет неэкономичной, вызовет непроизводительную затрату энергии.

Как разительно отличалась от трактора новая машина! Она быстро и свободно бежала по полю, и даже неискушенному глазу было видно, что ее бег ничто не тормозит. Вот она резво взбирается на холмы и еще быстрее спускается вниз. Проворно, словно танк в бою, разворачивается обратно. И всюду, где она проходит, — чернеет обработанная земля…

— Ребята! Во-оо! Ребята! Видите? — в исступлении кричал Семен, хватая всех поочередно за руки.

Звук его голоса тонул в вибрирующем свисте и клокочущем реве, но ребята и без приглашения Семена, как зачарованные, не отрывали глаз от чуда новейшей техники. Даже Шурик Пышной стоял с горящими от восхищения глазами и с немного открытым ртом…

Наконец, машина остановилась, и рев сразу утих. Инженер пригласил гостя осмотреть обработанную землю. Сзади пошли ученики ремесленного училища.

Трудно было поверить, что раньше тут была твердая, уже несколько лет никем не обрабатываемая земля. Рука свободно опускалась в мягкую, пушистую почву, словно перемолотую на мельнице и аккуратно рассыпанную по полю. Вася без всяких усилий втыкал свою палку в эту землю, измеряя таким образом глубину «вспашки». Длинная палка погружалась в почву чуть ли не вся — вспашка была значительно более глубокой, чем у плуга.

— О, ребята! Если бы вы только знали, что произойдет с нашим сельским хозяйством, когда эта машина пойдет по полям! — тихо, волнуясь, говорил Семен товарищам. — Сколько рабочей силы освободится! А земля как родить будет! Хлеба-то сколько будет!.. — сами понимаете…

— Да… — восхищенно согласился Кириллин.

— Можно будет оказывать еще большую помощь странам народной демократии, продолжал, мечтая, Семен. — Вот как дело у нас пойдет!

— Это правильно. Таким странам надо помогать, там у власти народное правительство, — высказал свое мнение Быков.

— Конечно! — подтвердил Шурик Пышной. — Не жалко…

Стоя поодаль от остальных, они долго, как полагается заправским хозяевам, решали судьбу новой машины и думали, как рациональнее ее использовать не только на благо своей родины, но и всего человечества.

— Вот если бы нам что-нибудь дали делать для этой машины! Вероятно, она еще совершенствоваться будет. Какие-нибудь детали к ней мастерить… Вот бы поработали, ребята! А? — высказал предположение Быков.

— А в самом деле, Семен! Не поговорить ли тебе по этому поводу с главным инженером? — спохватился Кириллин.

— Дельная мысль… — подтвердил Чердаков.

— Конечно! — счел нужным добавить Шурик.

— Мы образуем особую стахановскую бригаду… — начал с увлечением Семен, поглядывая в сторону, где находился главный инженер.

Ему казалось, что сегодня как-то особенно ярко светит солнце, озаряя поле, обработанное чудесной машиной, необыкновенным, праздничным светом.

Среди поля в ореоле этого праздничного света стоял Александр Андреевич Дуплов, замечательный изобретатель, бесконечно дорогой для Семена человек.

«Как у него должно быть радостно на душе… — думал Семен, не отрывая глаз от инженера. — Ведь это он придумал и осуществил это чудо!»

— Знаете что, ребята! — вдруг спохватился Семен, наконец, оторвав свой взгляд от Александра Андреевича. — Ультразвук, наверно, можно еще для чего-нибудь применить! Ведь он при резонансе обладает очень многими свойствами. Вот, например, масло с водой смешивает. И ультразвуковой микроскоп давно существует… — он взволнованно оглядел товарищей. — Я к чему это все говорю? Давайте подумаем! Может быть и нам удастся, ну… изобрести или там предложить что-нибудь такое… Одним словом, придумаем еще какую-нибудь машину, в которой бы использовался ультразвук. Согласны?

Еще вчера товарищи, быть может, несерьезно отнеслись бы к такому предложению. Кириллин, вероятно, пожал бы плечами. Быков Ваня выслушал бы Семена, внимательно и даже поощрил бы его каким-либо советом, но потом заявил бы, что это не его дело. Что сделал бы Чердаков, тоже Семену было известно: отпустил бы какую-нибудь рифмованную шутку. А Шурик? Что же мог ответить Шурик! Наверное удивленно захлопал бы глазами и протянул: «Чего это ты, Семен, все витаешь в облаках!».

Но сегодня было другое дело. Самоотверженный поступок Семена поднял его авторитет на значительную высоту. То что он так свободно разбирается в устройстве почти сказочной машины, было совсем невероятным! Кроме того, главный инженер, известный на всю страну изобретатель Александр Андреевич Дуплов уделяет ему особое внимание. По-видимому, допускает, что Семен может стать изобретателем! А мало разве в нашей стране изобретателей, рационализаторов — простых рабочих, не имеющих высшего образования!

Все эти соображения промелькнули у каждого из товарищей Семена. И всем стало ясно — шутить над его предложением не следует.

— Отчего ж! Надо будет подумать… — сказал Кириллин.

— Может быть, и в самом деле? — произнес Ваня Быков. — У Семена голова устроена вроде как специально для изобретательства. Но его голова, по-моему, не лишена недостатков. А если мы все будем соображать вместе… Понимаете?

— Дело было бы не шуточное… — вздохнул Чердаков.

— Да и я не против! Только бы получилось из этого что-нибудь! — протянул Шурик.

Между тем звукоразрыхляющая машина продолжала быстро бежать по полю, оставляя за собой широкую полосу черной земли. Теперь Семен, чуть прищурив глаза от солнца, смотрел на нее не только с восхищением. Его фантазия дорисовывала контуры машины, меняла форму, и ему казалось, что по бескрайнему полю несется какая-то другая, новая, еще более чудесная машина. Какая именно и для чего предназначена — этого он еще не знал.

По окончании демонстрации ребят посадили в автобус, и он, переваливаясь с боку на бок, покатился мимо высоких сосен и столетних дубов, которые, как стража, выстроились вдоль узенькой дорожки.

Машина отчаянно прыгала и тряслась, но не сбавляла хода. Она будто торопилась везти ребят навстречу необыкновенным событиям и новым, еще более необыкновенным приключениям.

Глава семнадцатая

Несколько дней спустя главный инженер вызвал Семена к себе.

В приемной, где сидела светловолосая Елена Павловна с крохотными часиками на руке, Семену пришлось прождать очень долго. Массивная дверь, обитая черной клеенкой, часто открывалась и закрывалась. Входили и выходили какие-то люди. Некоторые из них с папками и свертками чертежей подмышкой имели солидный вид, другие в рабочих комбинезонах выглядели не такими важными, но все казались очень озабоченными и серьезными. Беспрерывно звонил телефон. Елена Павловна передавала какие-то распоряжения, кого-то просила зайти, кому-то сообщала, что сегодня главный инженер его не сможет принять — слишком занят.

Из кабинета вышел Чугунцев. Передав Елене Павловне какие-то бумажки, он уже направился было к выходу, но заметив ученика ремесленного училища, примостившегося на краешке дивана, остановился.

— Здравствуй, здравствуй, Бурыкин! — проговорил он, пряча свои очки в футляр. — Зачем это ты тут сидишь?

— Вызвали, — приподнявшись и поклонившись, ответил Семен.

— Не можешь ли ты на минутку выйти со мной в коридор? Есть небольшое дело.

Семен покорно последовал за математиком.

— Ох уж, Александр Андреевич… Увлекающаяся натура… — проговорил Чугунцев, как бы рассуждая сам с собой. — Как будто кто-нибудь возражает против перевода практиканта в лабораторию! Стоит терять время на вызов мальчика к себе, нельзя ему об этом сообщить через секретаря!

От этих слов Семена покоробило, и чувство неприязни к математику, родившееся с самого начала знакомства, усилилось.

— Вот что, дорогой! — продолжал Чугунцев. — Ты имел когда-нибудь дело с часами? С будильниками, со стенными?

— Вообще, пробовал разбирать и чинить, — угрюмо ответил Семен.

— И удачно?

— Удачно.

— Это на тебя похоже. Я, знаешь, начинаю склоняться к мнению Александра Андреевича насчет твоих способностей! Тут вот какое дело… У меня дома имеются очень старинные стенные часы. Они забавные. Вот придешь — увидишь. Не только время, но и дни, и недели, и даже месяцы показывают! Местные часовые мастера их чинили, но неудачно. Интересно, как вот ты к ним отнесешься! Твоя голова действительно приспособлена для комбинационно-абстрактного мышления, с одной стороны, и эмпирическому подходу к механике, с другой… Зайдешь, а?

— Зайду.

Семен с подчеркнутой учтивостью поклонился математику, сжав при этом губы от злости, которая им неожиданно овладела.

«Ишь, как он об Александре Андреевиче!.. — с обидой думал Семен. Увлекающейся натурой его обзывает! Да какое он имеет право!».

Мысли о Дуплове целиком завладели им.

Вот он — инженер ОКБ, знаменитый изобретатель… Сколько раз печатались его портреты! С каким огромным уважением писалось о нем в газетах и разных журналах! Можно было предположить, что он гордый, недоступный для простых смертных.

А оказалось, что Александр Андреевич очень простой, сердечный и очень добрый человек.

Семен почему-то раньше представлял, что знаменитый изобретатель «только изобретает», сидит у себя в кабинете и все время «выдумывает». А уже десятки помощников, стараясь предугадать каждое его желание, бегают по цехам и присматривают, так ли строятся вновь изобретенные машины, чтобы потом с величайшим почтением докладывать Дуплову о ходе работ.

А оказалось, что Дуплов большую часть своего времени проводит в цехах и в лабораториях, нередко надевает рабочий комбинезон и принимается за самую черновую работу.

Семен, наконец, думал, что всеми признанный и очень знаменитый изобретатель совершенно огражден от каких бы то ни было волнений и неприятностей. А на деле выходило иначе…

Вспомнив вдруг о Чугунцеве, Семен снова помрачнел…

— Как он смеет… «Увлекающаяся натура»! А сам-то он!..

Мальчик так и не подобрал достаточно обидного слова по адресу математика, потому что его захватила внезапно нахлынувшая тревожная мысль: и почему Александр Андреевич дружит с ним, не расстается с ним ни на минуту, советуется по любому пустяку? Может быть он не знает, что сухопарый «кандидат» посмеивается над ним?

Семен был молод и находился в том периоде жизни, когда представления об окружающем бывают еще не слишком точными и подвергаются беспрерывным и значительным изменениям. Каждый день приносит что-нибудь новое, иногда резко противоречащее старым понятиям.

Так произошло и сегодня.

В кабинет Семен вошел спокойно и уверенно. О том, что он вызван к главному инженеру в связи с переводом в лабораторию, он теперь уже знал и был бесконечно рад предстоящему интересному разговору.

— Здравствуй, дружище! — весело проговорил Александр Андреевич, протягивая Семену руку. — Временно переводим тебя в лабораторию номер три механиком-лаборантом. Помнишь, мы как-то говорили об этом? Там ты будешь помогать монтировать опытные экземпляры ультразвуковых вибраторов. Понятно?

— Понятно, — тихо ответил Семен.

— Понятно, понятно… — передразнил инженер. — Ничего тебе не понятно! Слушай внимательно: ультразвуковые вибраторы применяются у нас, например, в машине ЗР-2. Там применяются магнитострикционные вибраторы. Так вот, значит…

— Они вырабатывают звуковую частоту для резонанса с частицами почвы. От этого почва разрыхляется и машина вспахивает землю, — вставил Семен, пользуясь минутой раздумья инженера.

— Не удивишь. Можешь не стараться, — прервал его инженер. — Мне и без твоего объяснения ясно, что ты все это понял. Ты лучше удиви меня, знаешь, чем?

— Не знаю.

— Покажи им там, как говорится, «класс» работы. В этой лаборатории очень много знающих и способных людей. Но недостаточно толковых технических исполнителей. Нужно переделать какой-нибудь механический пустяк — сразу бегут в центральные мастерские. А экспериментальная работа, знаешь, какая? То и дело приходится что-то быстренько видоизменять. То винты переставить, то что-нибудь подпилить ножовкой… Я решил послать туда тебя, потому что ты не только хорошо работаешь руками, но и знаком с радиотехникой. У тебя есть выдумка, а это все крайне важно для лаборанта. Обещаешь помочь?

— Конечно! — с готовностью ответил Семен. — Только вот еще что…

— Говори, — подбодрил инженер.

— Самому можно будет там что-нибудь выдумывать? И пробовать, конечно… Мы вот с ребятами решили…

Семен запнулся, так как сам толком не знал, что именно было решено с ребятами. Были, конечно, разговоры на эту тему по вечерам в спальне. Но, в сущности, ничего конкретного…

— Придумывать, конечно, можешь! — продолжал инженер, так и не дождавшись объяснения, что именно решили ребята. — И делать опыты — тоже. Только — прошу тебя — с разрешения старшего научного сотрудника Елизара Иннокентьевича Мурашова. Вообще, поле деятельности у тебя будет большое. Вот, например, некоторые задачи, стоящие перед лабораторией: необходимо выяснить, почему коэффициент полезного действия вибраторов ниже теоретического. Что можно сделать, чтобы его увеличить? Ведь теоретически для обработки определенного участка поля можно затрачивать энергии в два раза меньше. Или, наоборот, энергия, затрачиваемая на работу вибраторов, теоретически должна обрабатывать участок поля, в два раза больший, чем получается на самом деле. Понятно?

— Наверное, не вся сила звуковых колебаний попадает в землю, — вставил Семен.

— Возможно. А может быть, энергия теряется в стальных башмаках, через которые вибрация попадает в почву, или дело в конструкции самих вибраторов… Повторяю, не воображай, пожалуйста, что я назначаю тебя научным сотрудником. Ни в коем случае! Твоя задача — подчиняться безусловно и выполнять все поручения старшего научного сотрудника, делать мелкую слесарную работу, связанную со сборкой и прочее. Но голова у тебя буйная и светлая: подумай! В случае появления каких-нибудь интересных идей — обращайся ко мне. Ты радиолюбитель, с электрическими радиосхемами знаком, значит, разобраться в действии вибраторов тебе будет не очень трудно. Ведь целый ряд значительных изобретений, помогающих радиотехникам шагнуть вперед, сделали не радиоспециалисты, а радиолюбители, слышал?

— Слышал, — гордо ответил Семен. — Сверхгенеративный супергетеродинный приемник и практическое использование коротких волн изобрели радиолюбители.

— Правильно… Я тоже ломаю голову над тем, как улучшить коэффициент полезного действия вибраторов. К сожалению, у меня не одна только эта забота. Есть и другие… Так вот: какая-то мелочь тормозит все дело. И это несмотря на то, что исследования поставлены очень солидно. Одни математические работы Чугунцева чего стоят! А ты посмотри на это дело по-своему, по-простому. Быть может, какая-нибудь очень несложная мысль изменит все положение. Только еще раз повторяю: все это между делом! Не вздумай отлынивать от каких-либо поручений! — Он задумался на мгновение и добавил: — Надеюсь, ты не будешь ни перед кем хвастаться нашим сегодняшним разговором…

— Это даже напрасно вы меня предупреждаете… — буркнул Семен.

— Должен сказать тебе честно, что мое поручение, вероятно, не так полезно ОКБ, как лично тебе. Если ты нам и не поможешь, а это вполне может случиться, то тебе самому пребывание в лаборатории пойдет на пользу.

Все сказанное очень взволновало Семена. Конечно, инженер не придает серьезного значения изобретательской «помощи» Семена — он просто ставит перед ним интересную и увлекательную задачу, помогающую развивать изобретательские способности. Но это еще как сказать… Будущее покажет! Если подумать как следует…

Семен вспомнил, как Александр Андреевич лестно отозвался в этом разговоре о Чугунцеве: «Одни математические работы Чугунцева чего стоят!». Как бы объяснить инженеру, что Леонид Карпович к нему плохо относится? Не ябедничать же в самом деле!

Но к великой радости Семена инженер сам завел разговор о «кандидате».

— Расчеты магнитострикционного вибратора, — сказал он, — связаны с высшей математикой, которой ты не знаешь. Ты можешь выдумывать и комбинировать в своей голове только то, что доступно твоему пониманию и твоему изобретательскому чутью, но проверить свои соображения математически, конечно, тебе будет не под силу. В этом случае обращайся за помощью к Леониду Карповичу.

— Да он, наверное, только смеяться будет, — заметил Семен.

— Почему ты так думаешь?

— Он всегда подсмеивается… Вообще, он какой-то сухой, как будто ни во что не верит…

— Знаю, — отрывисто проговорил инженер. — Этим он и ценен. Понятно?

— Нет, — чистосердечно признался Семен.

Александр Андреевич посмотрел на часы. Видно, он куда-то спешил или просто считал, что уже достаточно времени уделил молодому изобретателю. Тем не менее он сказал торопливо:

— Изобретательский коллектив, Семен, хорош только тогда, когда состоит из людей разных творческих качеств. Что было бы, если бы все оказались совершенно одинаковыми? Не было бы борьбы мнений, не было бы критики! Согласен? Вот, например, я. Увлекающийся человек и фантазер! Что бы я делал, если бы со мной рядом не было такого сухого и педантичного человека как Леонид Карпович! Он сдерживает меня, часто словно из ушата обливает холодной водой. Спорим мы с ним и даже часто ругаемся! Он при всех иногда называет меня «увлекающейся натурой», а то и похуже. А все это в конечном итоге идет на пользу дела. Не всегда бывает приятно, когда тебя критикуют, а тебе кажется, что ты безусловно прав. Но ведь иначе нельзя! Ни в каком деле нельзя! В споре рождается истина. Критика и самокритика необходимы, как воздух, везде, а в особенности там, где рождаются и осуществляются новые технические или научные идеи. — Он внимательно посмотрел на своего юного друга и, как бы убедившись, что тот понимает его, продолжал. — Я знаю, что Чугунцев кажется тебе несимпатичным. Временами и я его недолюбливаю. Но несмотря на все это, Чугунцев и ему подобные — нужные люди в изобретательской работе. Очень ценные! Можешь ты это понять?

— Могу, — тихо ответил Семен, поднимаясь со стула: главный инженер уже взялся за телефонную трубку.

— Кстати, Леонид Карпович не такой плохой человек, как тебе это, вероятно, кажется, — проговорил инженер, набирая помер.

Семен ушел от Дуплова со странным чувством. С одной стороны, ему было необычайно лестно, что главный инженер ОКБ уделил ему столько внимания и говорил с ним почти как со взрослым. С другой стороны, подростку было досадно, что он еще так мало знает людей и не умеет в них разбираться. Ведь действительно, такой человек, как математик Чугунцев, которого он считал чуть ли не личным врагом главного инженера и своим собственным, может быть очень нужным и полезным!

«А все-таки лучше было бы с ним не встречаться», — промелькнула в сознании мальчика назойливая мысль.

Глава восемнадцатая

Вначале лаборатория номер три встретила Семена очень неприветливо. В просторных комнатах, уставленных длинными столами, возле сложных измерительных приборов хлопотали сотрудники, не обращая никакого внимания на нового механика. Ему указали на рабочее место — прочный стол с небольшими параллельными тисками — и сразу же поручили очень скучное и неинтересное дело — очищать от ржавчины железные пластины небольшого трансформатора.

Сотрудники говорили о совершенно непонятных вещах, иногда о чем-то советовались друг с другом, а затем садились на свои столики и принимались за книги и чертежи.

Вскоре, чтобы хоть немного осмотреть лабораторные приборы, Семен решил на несколько минут прервать работу. Заложив руки за спину, он собрался было пройтись вдоль столов. Но это заметил старший научный сотрудник Мурашов, высокий и стройный человек со следами оспы на лице, и тотчас же спросил недовольным голосом:

— Ты что, мальчик? Уже закончил зачистку пластин?

Семен ответил, что не закончил, но решил сделать перерыв на две-три минуты.

«Попробуйте сами скоблить ржавчину напильником…» — подумал он.

— Нет, дорогой! — продолжал Мурашов. — Нам нужно срочно собрать трансформатор. Когда кончишь зачистку и быстренько покроешь пластинки лаком, сразу сядешь за сборку.

Семену стало как-то обидно. Главный инженер разговаривает с ним, как со взрослым. А здесь ему говорят: «мальчик», да еще прибавляют «дорогой», «милый»…

«Вот рассказать бы им, как ко мне относится Дуплов», — мелькнула в голове Семена гордая мысль.

Но ему тут же вспомнился Вася, помощник механика у машины ЗР-2, который хвастался, что с главным инженером он запанибрата.

«Нет. Я докажу им иначе», — решил Семен.

— Вам очень срочно нужно собрать сердечник для трансформатора? — спросил он, стараясь придать своему голосу как можно более солидный оттенок.

— Да, да, дорогой! — не отрывая глаз от чертежа, словно делая одолжение, ответил сотрудник. — Этот трансформатор приходится перематывать уже пятый раз. К сожалению, обмотку необходимо подбирать экспериментальным путем, так же как и у остальных трансформаторов этого прибора. Лаборант, работавший тут до тебя, ухитрялся делать такую перемотку за один день. Три четверти рабочего дня у него уходило на зачистку пластин, а одна четверть на перемотку. Ты, пожалуйста, уж не задерживай нас. Чтобы сегодня трансформатор был готов.

Сотрудник холодно взглянул на Семена, словно говоря: «Думаешь, легко тебе будет здесь работать?».

— Три четверти дня на зачистку? — спросил Семен, с тоской поглядывая на груду желто-бурых пластин, напоминающих букву «Ш». Их было так много, что рассчитывать на окончание работы до вечера было невозможно.

— Да, — сухо ответил Мурашов и принял на стуле такое положение, которое говорило ясно: «углубился в чертеж и нет времени для разговора по пустякам».

Семен медленно подошел к своему рабочему месту.

«А что, если…» — сверлила его назойливая мысль…

Через минуту он собрал пластины в пачку и связал ее проволокой.

— Разрешите мне сходить в механический цех на десять минут? — снова обратился он к старшему научному сотруднику.

— За каким-нибудь инструментом, что ли? — послышался недовольный вопрос.

— Напильник тут у вас очень плохой…

— Можешь идти и принести сюда, если найдешь нужным, хоть блюминг, лишь бы к вечеру трансформатор был готов, — буркнул сотрудник.

Кто-то хихикнул.

«Подождите… Я вам еще докажу…» — с обидой думал Семен, когда шел по коридору, сжимая в руках тяжелую пачку железа.

Он пришел в механический цех, поздоровался с мастером Гресем, приветливо помахал рукой своим товарищам и тотчас же направился в маленькую смежную комнату. Тут был гальванический цех, где с помощью электричества покрывались никелем и хромом разные металлические детали. Семену было известно, что перед покрытием все детали подвергали химической обработке для очистки от окалины, ржавчины, масла и прочей грязи. Иначе ни хром, ни никель не пристанут к детали или будут плохо на ней держаться.

Все оказалось даже проще, чем ожидал Семен. Рабочий в резиновом фартуке указал Семену на большой эмалированный бак, в котором кипела и бурлила какая-то жидкость.

— Можешь сунуть сюда свои погремушки, и ржавчину моментально как рукой снимет, — проговорил он весело.

Через десять минут Семен уже возвращался в лабораторию с гордым и независимым видом. В его руках находилась пачка трансформаторного железа, которое блестело, как новое. На нем не было и следа ржавчины.

Семен собирался молча пройти к своему рабочему месту и немедленно начать сборку трансформатора. Но его остановил старший сотрудник.

— Позвольте! — удивленно воскликнул он, обращаясь не столько к Семену, сколько ко всем находившимся в комнате. — Это наше трансформаторное железо?

— Наше, Елизар Иннокентьевич. Уже очищено, — скупо проинформировал Семен.

— Позвольте! — продолжал Мурашов. — Насколько я понимаю, наш лаборант сходил в гальванический цех и там протравил пластины раствором азотной кислоты! Просто удивительно!

— Ничего удивительного нет. Самая простая химическая реакция, безразличным голосом проговорил кто-то.

— Да не реакция удивительная, а то, что нашему прежнему лаборанту такая простая вещь не приходила в голову! — продолжал старший сотрудник, поднимаясь со стула.

Семен торжествовал. Не обращают внимания на «мелочи», не хотят подумать над самыми простыми вещами, а потом удивляются… Только умеют «мальчиком» называть. Он еще покажет, на что способен! Подойдя к столу, он быстро принялся за сборку пластин в определенном порядке, чтобы затем можно было вставить железо в прессшпановый каркас катушки.

«И сборку надо будет сделать побыстрее, чтобы показать себя…» — соображал Семен, проворно работая руками.

Когда работа была окончена, старший научный сотрудник и все остальные присутствующие в лаборатории действительно удивились. Но совсем не тому, чего ожидал Семен. Видно травящая жидкость съела не только ржавчину, но и часть железа. Поэтому пачка, собранная и свинченная Семеном, оказалась несколько тоньше, чем следовало, и не заполняла полностью все отверстие каркаса. В таком виде трансформатор уже не мог работать. Нарушался электрический расчет, да и железо невозможно было укрепить в обойме, вмонтированной на приборе.

— Надо было меньше травить… Это я передержал его в ванне… — смущенно ответил Семен, когда Мурашов объяснил ему в чем дело.

— Такая рационализация похуже медведя в басне! — заметил кто-то. Придется выписывать со склада новое железо.

Это был страшный позор. Семен смущенно стоял посреди комнаты с испорченным трансформатором в руках и не знал, куда ему деваться от стыда. Запорол первую же работу, которую ему поручили!

Еще расскажут об этом Александру Андреевичу…

Семену казалось, что в этой просторной комнате, заставленной замечательными приборами, нет ни одного человека, который бы отнесся к нему сочувственно. Однако очень скоро выяснилось, что он не прав.

К нему подошел Елизар Иннокентьевич и тихо проговорил:

— Вижу, что ты очень расстроился. С одной стороны это хорошо: болеешь за дело, а с другой — плохо: из-за пустяка очень сильно расстраиваться не следует. Не нарочно же ты так сделал! Хотел как лучше и побыстрее, не правда ли? А с теми, кто ищет, ошибки иногда бывают. Хочешь, я познакомлю тебя с работой всего нашего коллектива?

— Да, хорошо бы. Если я немного буду в курсе, то и пользы от меня будет больше… — смущенно ответил Семен.

— Ну это, положим, не совсем так, — продолжал старший научный сотрудник. Твоя работа у нас — чисто механическая. Тебе, конечно, трудно будет как следует разобраться, что мы тут делаем. Но поскольку ты парень не плохой, то придется удовлетворить твое любопытство. Так сказать, — в порядке дружбы.

Эти слова снова немного покоробили Семена. Но он не показал виду.

Вот перед ним на столе магнитострикционные вибраторы. Их много. Они самого разнообразного вида. Огромные, с толстыми катушками и широкими подошвами для контакта с разрыхляемой почвой. Маленькие, с широкими и, наоборот, с продолговатыми катушками. У одних никелевые сердечники, вибрирующие под влиянием электромагнитных сил, — квадратные, у других — круглые. Это все опытные образцы. Их испытывают, разбирают, переделывают и снова испытывают.

Тут же стоят сложные измерительные приборы — звукоанализаторы. Рядом осциллографы — приборы, позволяющие видеть на фосфоресцирующем экране незримые электрические процессы. Вольтметры, омметры, амперметры — красивые, в пластмассовых ящиках, с хромированными деталями и тончайшими стрелками, бегающими под застекленными рамками.

— А это что такое? — спросил Семен, указывая на устройство, по виду напоминающее уже знакомый ему «утюг», только очень маленького размера.

— Это очень уменьшенная модель вибратора. Она служит нам для измерения коэффициента полезного действия. К сожалению, тебе, вероятно, непонятно, что такое коэффициент полезного действия, — заметил научный сотрудник.

— Как игрушечная… — заметил Семен, решив не вступать в спор по поводу своих знаний. — А как она работает?

— Вот любопытный какой! — со вздохом проговорил Мурашов. — Ну, так и быть. Идем. Покажу тебе «игрушечную» почву.

Они вошли в смежную комнату, заставленную длинными и низкими деревянными ящиками. В них находилась утрамбованная земля.

— Здесь собраны почвы различных типов, — начал объяснения Мурашов. — Вот в том, самом крайнем ящике находятся даже каменные глыбы, но, к сожалению, нам еще до сих пор не удалось их разрушить с помощью резонансного вибратора. Теперь посмотри, что с этой глиной получится. Подойди поближе к ящику!

Мурашов подошел к мраморной распределительной доске и включил рубильник. В комнате послышался знакомый Семену звук. Это пришел в действие маленький вибратор, стоящий в ящике с глиной.

Звук был очень пронзительным. Он резал уши и создавал в голове такое ощущение, будто на нее надели свинцовый котел и давят изо всех сил. Видно Мурашов рассчитывал поразить нового сотрудника лаборатории этим необычайным и неожиданным эффектом. Может быть, он даже предполагал, что ученик ремесленного училища выскочит пулей из опытной комнаты, зажав уши. Во всяком случае, в то время как он включал рубильник, на его тщательно бритом лице сияла настороженная улыбка. Но ока вскоре сползла с лица. Семен не обратился в бегство.

В первую минуту работы вибратора он вздрогнул: не ожидал, что вибратор заработает так быстро, затем подошел еще ближе к ящику и начал сосредоточенно следить за тем, что происходит с почвой.

Это была замечательная картина. Сырая глина пучилась и разбухала на глазах: казалось, что гребень волны ползет по глине от маленького вибратора вдоль длинного ящика. И там, где прошел этот гребень, глина становилась пористой и взрыхленной настолько, что это прекрасно было видно даже на глаз, без прикосновения рук.

Тут Семен не утерпел. Ему очень захотелось потрогать обработанную почву. Он быстро опустил руку в ящик и… подпрыгнул.

— Что ты делаешь? — закричал над самым ухом подбежавший Мурашов. — Без руки хочешь остаться!

Действительно, палец, коснувшийся почвы рядом с маленьким вибратором, получил сильный ожог. Он заныл, как будто его ошпарили кипятком. Но что это? Забыв о боли, Семен с любопытством глядел, как от вибратора поползла по глине другая волна. Небольшой столб пыли медленно передвигался по ящику.

Мурашов выключил вибратор, и звук резко оборвался.

— Пойдем, смажу тебе руку раствором таннина, — забеспокоился старший научный сотрудник. — Какое место обожжено?

— А разве это ожог? Высокой температуры тут же нет? — спросил Семен, продолжавший, не отрываясь, смотреть в ящик.

— Вот какой ты! — удивился Мурашов. — Не все ли тебе равно? Говорю тебе, что ты получил ожог.

— Сотрясение, а не ожог, — упорствовал Семен.

— Да что же ты в самом деле! — рассердился Мурашов. — Первый раз вижу такого! Идем на перевязку.

Им пришлось проходить через комнату, из которой они пришли.

— Ну как? Конечно, драпанул? — спросил Мурашова один из сотрудников тоном, не допускающим возражений.

— Нет, паренек не последовал вашему примеру, который мы имели удовольствие наблюдать в день вашего поступления в лабораторию, — с некоторым раздражением ответил Мурашов. — Вместо этого, представьте себе, засунул палец в самый вибратор…

— Мо-ло-дец! — протянул кто-то. — Не испугался!..

— Почему же все-таки ожог? — снова спросил Мурашова Семен, когда тот принялся мазать его палец раствором таннина в маленькой комнатке перед белым шкафом с красным крестом.

— Ну и лаборант нам попался… — стараясь придать своему голосу оттенок недовольства, проговорил старший научный сотрудник. — Хоть курсы для него специальные открывай! Тут палец, небось, ломит, а ему теорию подавай! Ну, слушай. Только не вертись… Мощные ультразвуковые колебания обладают огромной энергией… Вытяни руку. Вот так… Мельчайшие колебания иногда производят самые невероятные действия. Известен ли тебе опыт со стаканом, наполненным наполовину водой, а наполовину маслом?

— Конечно, известен, — небрежно ответил Семен, у которого лицо готово было перекоситься от боли.

— Не туго я затянул повязку? Ну, посмотри… — продолжал Мурашов. — Так вот, с помощью ультразвука удается получать смеси из таких веществ, которые в природе никогда в смешанном виде не встречаются, и смешать их вообще было бы невозможно без ультразвука.

— Значит, ультразвук взболтал в моем пальце кровь? Все-таки это не ожог… — проговорил Семен.

— Не тяни руку вниз! Держи ее выше… Опять ты не веришь, что ожог? Дослушай до конца. Ультразвуковые колебания, распространяющиеся в каком-либо твердом теле, есть не что иное как механика колебания частиц этого тела. Понятно? А там, где существуют колебания, там существует и трение. Попробуй быстро изгибать проволоку туда и обратно. Разве ты не знаешь, что она нагреется в месте изгиба от трения, происходящего между микроскопическими участками проволоки? То же самое бывает и с любым телом, через которое проходят ультразвуковые колебания. Когда тело вибрирует, то оно, следовательно, сжимается и расширяется тысячи раз в секунду. Происходят микроскопические изгибы и выпрямления. Следовательно, в теле возникают трения между частицами. Неужели тебе непонятно, что температура тела должна в этом случае повышаться.

— Значит, меня обожгла глина, к которой я прикоснулся? — осведомился Семен, свободно вздохнув, так как процесс перевязки закончился.

— Нет. Не глина. Она, конечно, тоже нагревается. Ты, вероятно, заметил, что вначале от нее пошел пар, а затем, когда она подсохла, стала превращаться в мельчайшую пыль? Но температура глины поднялась не так высоко, чтобы обжечь тебе палец. Кончик твоего пальца сам нагрелся в момент контакта с глиной, вибрирующей с ультразвуковой частотой. Тут то же самое явление, что и с контактом электрических проводов: известно, что у места плохого соединения они сильно нагреваются.

«Вот почему мне показалось, что письменный стол в кабинете Александра Андреевича был горячим!» — вспомнил Семен.

Ему очень хотелось еще расспросить старшего научного сотрудника о нагревании с помощью ультразвука, но вместо этого он спросил:

— А почему все-таки, по-вашему, коэффициент полезного действия вибратора пока еще ниже теоретического? Может быть, оттого, что много силы уходит на нагрев при плохом контакте вибратора с почвой?

Старший научный сотрудник с удивлением посмотрел на юного лаборанта. Неужели он разбирается в таких тонкостях? И откуда он уже знает, что коэффициент полезного действия вибраторов мал?

— Вот что, Семен, — нахмурившись, сказал Мурашов. — Ты мне определенно нравишься. Тебе удалось слишком быстро завоевать мое расположение. Между делом я или кто-нибудь другой расскажем тебе и о коэффициенте полезного действия, и о другом, что тебя будет интересовать. Но не забывай — ты все-таки лаборант-механик, а не научный сотрудник!

«Больное место задел… — решил Семен. — У них ничего хорошего не получается с этим самым коэффициентом полезного действия — вот он и обиделся».

Конечно, подобных соображений Семен не стал высказывать вслух. Вместо этого он постарался улыбнуться.

— А книжки относительно ультразвука у вас в лаборатории имеются? — спросил Семен, когда они шли по длинному коридору обратно в лабораторию.

— Вот это похвально! — оживился Мурашов. — Бери любые из общего книжного шкафа. Только не испачкай и не порви. Я не очень уверен, что ты в них что-либо поймешь, но почитать попробуй.

— Спасибо, — поблагодарил Семен.

— Это знаешь, будет очень здорово! — проговорил старший научный сотрудник. — Ты будешь у нас ученый механик… Может даже впоследствии прославишься!.. Читай обязательно! В свободное время я тебе помогу.

Мурашов говорил это искренне и добродушно, но скорее в шутку. Ему, конечно, не могло прийти в голову, что идущий рядом с ним подросток действительно вскоре прославится и прославит всю лабораторию совершенно необычайным делом.

Глава девятнадцатая

Необычайно лучезарным и ласковым было это воскресное утро. На небе ни облачка. А воздух совершенно прозрачный и теплый. Когда ребята спустились к берегу, на песчаном пляже было много любителей загара и плавания.

Сережа Чердаков, считавший себя пловцом высокого класса, выбрал самое подходящее, с его точки зрения, место, поближе к воде, и ребята принялись раздеваться.

Семен улегся на спину и зажмурил глаза.

Хорошо поваляться на песке, когда обнаженное тело ласкают утренние лучи солнца, а рядом тихо плещется вода! И звонкие восклицания купающихся приятно слушать — ощущаешь радость здорового и беспечного отдыха.

А пляж заполнялся все новыми людьми. Они приходили то веселыми стайками, то по одному, но неизменно, устроившись на песке, вскоре вступали между собой в разговор: на отдыхе, как известно, люди быстро сближаются.

Недалеко от ребят расположились какие-то три девушки. Они видно сговорились и нарочно надели купальные костюмы одинакового, ярко-зеленого цвета. Девушки улеглись на животы и, болтая ногами, принялись весело хохотать, украдкой поглядывая в сторону ребят.

С надутой до предела мотоциклетной камерой на пляж явился Вася Подвескин и, быстро раздевшись, немедленно начал показывать на воде, пользуясь своим резиновым кругом, различные эквилибристические фокусы. Он вздымал тучу искрящихся на солнце брызг и беспрерывно призывал к вниманию.

— А верхом прокатиться можешь? — прокричал ему Чердаков, искренне обрадованный появлением еще одного балагура.

— Конечно! Смотрите! — ответил Вася и принялся карабкаться на круг, вертикально установленный на воде.

Конечно, из этой затеи ничего не получилось, но во время единоборства с камерой, Вася умудрился каким-то образом попасть туловищем в середину круга, и над водой стали болтаться одни только ноги.

Рассекая руками воду, на спасенье неудачливого фокусника бросился Чердаков. Ему с трудом удалось придать Васе естественное положение. На берегу зааплодировали.

— Товарищи! Внимание! — объявил Чердаков, все еще держа Васю за руку. Наш фокусник признался, что в своей жизни всего три раза купался! И плавает, как топор — вот какой разговор!

— Неудачные стихи! Совсем неудачные! — прокричала одна из ярко-зеленых девушек.

— Сочиняю как могу. А больше — баста — ни гу-гу, — весело ответил Чердаков, выходя из воды.

— Довольно тебе смешить людей… Когда ты, наконец, станешь серьезным человеком? — пробурчал Кириллин, когда Чердаков, тяжело дыша, улегся рядом.

— Когда нужно, я всегда серьезный.

— Довольно вам ворчать! Отдыхать пришли сюда или нет? — вмешался Ваня Быков.

— Конечно! — согласился Семен, переворачиваясь на бок.

«А у самого в голове все время ультразвуковые вибраторы…» — тут же признался он самому себе.

Прошло уже более двух недель с тех пор как Семен впервые переступил порог лаборатории номер три — царства специальных ультравибраторов. За это время он освоился со своей новой работой и даже успел завоевать расположение почти всех сотрудников. Читая в свободное время научно-популярные книги по электроакустике, Семен быстро, хотя и не без труда, ознакомился с этой увлекательной областью техники. Теперь он уже свободно разбирался в деталях магнитострикционных, пьезокварцевых, пьезосигнетовых и прочих излучателей ультразвука и имел о них свое собственное суждение.

Не двигалось с места лишь изобретение какой-нибудь новой машины, где бы применялся ультразвук. Желание, так страстно овладевшее им в поле при демонстрации звукоразрыхляющей машины, так и осталось беспредметной мечтой.

Семен часто рассказывал ребятам о работе лаборатории номер три, очень щедро делился с ними добытыми знаниями. Он надеялся: может быть не ему, а кому-нибудь из товарищей вдруг придет в голову неожиданная идея. Но все было безрезультатно.

— Изобретать надо только в кабинете, — авторитетно заявил Шурик Пышной. Сядешь в удобное кресло, перед тобой на столе — разные справочники, чертежные принадлежности… А разве в общежитии можно изобретать!

Лежа на песке, Семен пытался не думать ни о чем, связанном с работой и изобретениями. Но из этого ничего не получалось. Нет, нет, да и вспомнится какая-нибудь катушка из тончайшей проволоки, изолированной желто-золотистой эмалью.

Семен принадлежал к тем счастливым творческим натурам, у которых творческий процесс протекает беспрерывно и всегда: на работе, во время обеда, во время прогулки, во время разговора с товарищами, во время свидания и даже во время сна.«Отдых» для таких — понятие очень своеобразное. Гуляя в лесу или купаясь в речке, они прекрасно отдыхают, ни на минуту не расставаясь с обуревающей их творческой идеей.

Именно так было с Семеном в этот день.

Все началось с пустяков.

Стуча выхлопными трубами своего дизель-мотора, вниз по реке проплыла машина, «отгрызающая берег». Ребята знали, что испытания этой машины происходят даже по воскресеньям — их нужно было срочно закончить. Тем не менее, Ваня Быков, увидев машину, счел нужным заметить:

— Даже в выходной день испытывают. Вот что значит нужная вещь для великих строек коммунизма. Это вам не ЗР-2.

— Звуковой разрыхлитель — тоже машина нужная, — вставил Семен.

— Для сельского хозяйства, конечно. Но она же не может прокладывать каналы!.. А каналы теперь очень важны для нашей страны! Они и посевную площадь позволят увеличить, и электроэнергию дадут, и климат изменят! — мечтательно проговорил Быков с зажмуренными глазами.

— Отдыхать надо, ребята! А вы все про технику, да технику! — сонливо заметил Шурик Пышной, медленным движением руки отбрасывая в сторону горсть песка. Но, помолчав несколько секунд, он тут же добавил:

— Семен! А нельзя будет приспособить этот самый ультразвук для строительства каналов?

— Что ты глупости говоришь! — даже вскипел Семен.

Действительно было на что рассердиться! Этот мямля Шурик совершенно ничего не соображает! Проплывшая мимо машина специально сконструирована для расширения русел рек и каналов. А звукоразрыхлитель при чем? Он только вспахивает поле! Никакого отношения ни к рекам, ни к каналам, ни к воде, конечно, машина не имеет!

— Да-а-а-а… ребята… — все также мечтательно продолжал Ваня Быков. — А я все-таки жалею, что не попал на великие стройки… Может быть попроситься, чтобы меня отправили вместе с этой зубастой машиной? А? Семен! Ты поговоришь обо мне с главным инженером?

Но Семен уже не слышал вопроса. Странная, какая-то далекая и очень смутная мысль начала копошиться в его голове.

«Звукоразрыхляющая машина для великих строек коммунизма… Для строек… Для каналов…» — слышал он слова, словно их кто-то повторял над самым ухом назойливо и властно.

Перед умственным взором Семена прошла какая-то несуразная машина, которая вырисовывалась только смутными контурами и скорее походила на облако, быстро меняющее свою форму.

Семен приподнялся и сел на песок. Теперь ему открылась блестящая на солнце рябь реки. Смутно доносились до слуха веселые крики купающихся и всплески воды. Семен пытался снова вызвать в своем воображении образ странной машины, но из этого ничего не получалось.

А тут, как нарочно, со своим резиновым кругом притащился Вася и, распластавшись рядом на песке, принялся рассказывать какую-то историю.

Но этого было мало. Все словно сговорились помешать Семену мечтать о какой-то новой и необыкновенной машине. Три девушки в ярко-зеленых купальных костюмах по приглашению Васи перенесли свою одежду и расположились рядом. Поднялся веселый хохот. Это Сергей и Вася начали соревноваться в остроумии.

— Вы меня наверно не узнаете? — спросила одна из девушек, усаживаясь рядом с Семеном.

— Нет, — буркнул Семен: он был застенчив и не сразу находил, о чем можно разговаривать с девочками.

— А я вас искала! Не верите? Вот спросите своих товарищей, — весело болтала девушка, подбрасывая вверх и ухитряясь ловко ловить на лету горсть песку.

— А зачем я вам понадобился?.. — выдавил Семен, сосредоточенно следя за полетом песка.

— Какой вы смешной! Голову поверните и посмотрите на меня хорошенько.

— Ну, повернул…

— Все не узнаете? Вы же передавали мне бумажку от главного инженера. А я ее потеряла. Я в плановом отделе работаю.

Семен сообразил, в чем дело, и улыбнулся.

— Да. Беспокойство было из-за этого. Никто не знал, куда я девался в тот день.

— Хорошо, что главный инженер у нас такой добрый! — продолжала щебетать девушка. — Я его на следующий день встретила и во всем призналась, так он меня почти не ругал! Вынул блокнот и тут же написал новую бумажку. А вам нравится наш главный инженер?

— Конечно, — угрюмо протянул Семен. Ему казалось, что если бы девушка не тарахтела над ухом, то образ новой машины появился бы перед ним немедленно.

— Ой! Какой вы неразговорчивый! А я о вас много слышала от папы. Знаете, кто мой отец? Его зовут Сергей Петрович, он работает механиком на машине, которая называется ЗР-2. А знаете, как вас папа хвалил? Он такое про вас рассказывал!

— Простите. Как вас зовут? — спросил Семен, чтобы хоть на минуту остановить этот словесный поток.

— Людмила. А можно просто Мила. Фамилию мою вы, конечно, не забыли? Она же у меня смешная. Девчата часто в шутку называют меня то вторником, то средой… Ну и над вашей фамилией можно подшутить. Елена Павловна, секретарь главного инженера, называет вас знаете как? Бурыкин-Мурыкин.

— Знаю… — сдавленно проговорил Семен.

Ему очень хотелось отделаться от чрезмерно жизнерадостной и разговорчивой соседки, но как это сделать, он положительно не знал. Семен повернул голову к ребятам, как бы прося у них защиты. Но все были увлечены каким-то веселым разговором и не обращали на него внимания.

— Да! Неплохо было бы, Степан, приспособить звукоразрыхлительную машину для великих строек, — громко проговорил Семен, обращаясь к Кириллину.

— Так за чем же остановка! Думай! Ты же у нас самый главный изобретатель, — ответил за Степана Чердаков.

Шутка Чердакова показалась Васе очень смешной. Он громко хохотал, приговаривая:

— О-о-й!.. Не могу… Изобретатель!..

Вдруг Семен увидел, что девушка усаживается поудобнее и уже приоткрыла свой маленький ротик, чтобы снова держать большую речь. Спасение он видел в одном: заговорить с ребятами.

— Вася! А, Вася! Что это ты сегодня совсем не куришь? — спросил Семен, искоса озираясь на свою соседку.

Вася сел на песок и сразу стал мрачным.

— Это серьезный вопрос, товарищи, — проговорил он задумчиво. — Представьте себе — бросил!

— Как? Почему? — спросили сразу несколько человек.

— Тут действовало три причины, так сказать, комплексным образом.

— Какие? Расскажи! Интересно!

Вася поджал ноги по-турецки, обвел унылым взглядом ребят и начал приглушенным голосом.

— Прежде всего — влюбился. Да! Представьте себе! Чего вы смеетесь? Понравилась мне одна девушка. А она заявила твердо: до тех пор, пока ты не перестанешь сосать эту гадость и давиться при мне дымом, не буду с тобой разговаривать!

— Ой, как это замечательно! — воскликнула соседка Васи, всплеснув ладонями.

— Это одна причина и не самая главная, — степенно продолжал Вася. — Вторая — новую рубашку насквозь прожег в трех местах. Очень обидно! Это уже посущественней…

— А третья? — нетерпеливо спросил Ваня Быков, видя, что рассказчик медлит.

— Третья, пожалуй, самая серьезная. Встретил меня как-то главный инженер, похлопал по плечу и говорит: — Что это ты, Вася, над собой вытворяешь? Зачем ты куришь? Хочешь казаться более солидным? Так ты и так очень солидный и представительный! Зачем же портить свое здоровье? Очень мне жаль тебя, поскольку ты, с моей точки зрения, человек весьма дельный! Таких способных людей как ты — считанные единицы! Сейчас ты молод и бросить курить тебе будет легко. А дальше — труднее! Очень прошу тебя — прекрати это бессмысленное занятие!

— А перестать врать он тебя еще не просил? — язвительно осведомился Чердаков.

Все ожидали, что Вася обидится. Но он только небрежно махнул рукой и ответил шутливо:

— Об этом у нас будет разговор в следующий раз.

— Это неправильно, девочки! — разочарованно протянула соседка Семена.

— О чем ты? — спросил Чердаков.

— Ну, как же! Главными причинами он считает разговор с инженером и свою прожженную рубашку, а благородное влияние любимой девушки ставит, нахал, на последнее место. Разве это не противно слушать?

Во время этого разговора Семен получил полную возможность снова углубиться в разгадку странной идеи, скорее смутного предчувствия, настойчиво бродившего в его голове. Разговорчивая соседка, по-видимому, сочла поведение Семена невежливым, обиделась и демонстративно улеглась на песок, уткнувшись носом в свой локоть, так что перед Семеном торчали только ноги.

«Что же это может быть за машина?» — мучительно думал Семен.

Он медленно водил головой по сторонам, рассеянно вглядываясь в окружающие предметы, как будто они могли подсказать решение. В сущности говоря, он почти ничего не видел. Творческий процесс целиком поглотил его внимание. Как сквозь дымку, перед ним поблескивала водная гладь. Кажется, где-то далеко плыла лодка. Рядом резвились купающиеся, брызгались, ныряли, шумели. Но все это ощущалось смутно. Воображение Семена, создающее и быстро ломающее какие-то еле уловимые контуры каких-то деталей, заслоняло собой реальный мир.

Но что это? Подсознательное чувство, иногда помогающее творчеству, вдруг подсказало Семену, что он перед собой видит нечто интересное. Это уже не была игра воображения. Нет! Перед ним было нечто явно реальное, очень простое и удивительно интересное!

Взгляд Семена остановился на ступне ноги рядом лежащей девушки. Она беспрерывно шевелила пальцами, чуть передвигая ногу. Благодаря этому в песке образовалось маленькое продолговатое углубление.

Что-то магическим образом притягивало внимание Семена к этой канавке. Вот пальцы ноги углубляются в песок… Быстрым движением небольшое количество песка отбрасывается в сторону… Часть песчинок снова осыпается в углубление…

Что тут интересного? Такое очень часто можно увидеть! Но изобретательская мысль Семена работала лихорадочно, в глубине сознания формировалась какая-то техническая идея, быть может имеющая только косвенное отношение к видимому.

Счастлив тот, кто на минуту может увлечься творчеством настолько, что забудет об окружающем. Но, к сожалению, с такими людьми бывают иногда неприятности. Так произошло и с Семеном.

Он забыл, что перед ним чужая нога. В движении пальцев ему сейчас чудился только технический процесс отбрасывания песка. А сами пальцы, вероятно, казались неясными контурами какого-то скребкового приспособления.

Семен нагнулся, поднял лежавшую рядом широкую щепку и, протянув руку, собрался подковырнуть немного песка под воображаемый скребковый механизм. При этом он нечаянно задел щепкой ногу девушки.

— С ума сошли, что ли! Кто разрешил вам царапаться? — взвизгнула девушка, вскакивая. — Это что за шутки такие? Разговаривать еще не умеете, а царапаться уже научились!

Семен отрезвел моментально. Механизм машины, идея которой уже начала смутно вырисовываться в его воображении, рассеялся, как пар, быстро вырвавшийся из паровозной трубы. Перед ним стояла совершенно реальная и очень разгневанная девушка, которую он нечаянно обидел. Семен хотел попросить прощения и объяснить, в чем дело, но вдруг растерялся, не зная, как лучше ее назвать: Людмилой или Милой.

«Людмила получится слишком сухо и официально, — думал он, — а Мила — как-то чересчур фамильярно, мы же плохо знакомы…».

— Что это значит, Семен? — строго спросил Кириллин.

— Да тут, понимаешь… одна идея пришла мне в голову, — растерянно ответил Семен, роняя щепку.

— Довольно странные идеи у вас появляются! — язвительно вставила обиженная девушка. — Царапали бы свою собственную ногу…

— Да я нечаянно! — наконец взмолился Семен, повернув голову к Людмиле.

Но она не захотела его слушать, схватила в охапку свою одежду, мохнатое полотенце и торопливо удалилась. За ней молча последовали ее подруги.

— Товарищ Понедельник! Одну минутку! — закричал Семен вслед. — Я не собирался с вами шутить! Мне нужно было посмотреть, как будет скатываться песок. Понимаете?

Но дело было испорчено еще больше. Услышав свою фамилию, а не имя, девушка решила, что над ней просто издеваются, и ускорила шаг.

— Что это за ерунда? — с обидой спросил Ваня Быков.

— Действительно, Семен! Ты не умеешь прилично себя вести! — добавил Шурик.

— Ребята! Даю честное слово… Если бы вы знали, какая идея пришла мне в голову! Мила шевелила пальцами по песку… Понимаете? Ведь мы с вами можем придумать ультразвуковую машину для великих строек. Вот увидите! Все получилось только потому, что она шевелила пальцами! — взволнованно проговорил Семен.

— А по-моему, все это получается от чрезмерного воображения, переходящего в прямое недомыслие… Всего хорошего, — хмуро заявил Вася и, вскинув на плечо свою резиновую камеру, побрел в том направлении, куда ушли девушки.

— Придется тебе, Семен, пойти да извиниться, как следует. Только сначала ты хоть нам объясни, как было дело, — проговорил Кириллин.

Семен схватил щепку и тут же принялся чертить на песке какую-то удивительно замысловатую фигуру.

— Вот, тут, предположим, стоит ультразвуковой вибратор, только с особым, удлиненным сердечником… Вот такой формы, — волнуясь объяснял Семен. — А здесь скребок, все время двигающийся вперед и назад. Ведь разрыхленная земля осыпается вниз? Правда же? Когда Милка шевелила ногой, то получалось вот что…

Семен принялся быстрыми движениями пальцев рыться в песке, все время оглядываясь на обступивших его товарищей и повторяя:

— Видите? Видите?

Долгое время никто ничего не понимал. Вопросы, которые были заданы Семену, показались ему настолько неуместными, что он даже рассердился.

— Эх, вы! — вскричал он с досадой, ломая пополам ни в чем не повинную щепку. — Все с начала объяснять прикажете?

— Не кипятись, пожалуйста, — проговорил Быков, поднимая с песка половинку щепки, отброшенную Семеном. — А кроме того, вот смотри сюда.

Рядом со схемой Семена Быков принялся тщательно рисовать свою.

— Ты утверждаешь, что земля должна осыпаться сюда и подхватываться здесь вот такой планкой. А почему ты думаешь, что она не будет сваливаться вот сюда? Это точно! Тут никаких сомнений быть не может! Вот смотри… — продолжал Быков, тщетно пытаясь отобразить свою мысль на песчаной поверхности.

— Да ты меня не так понял! — воскликнул Семен. — Разве я такую планку рисовал! Эх, ты! Это, наверное, получилось потому, что рисунок неясный.

— Это верно, — пробасил Кириллин. — Семен, конечно, имел в виду, что планка должна быть изогнута.

— Идемте-ка лучше поближе к реке! — предложил Чердаков. — Там песок мокрый и на нем удобнее будет разводить каллиграфию.

Все согласились и направились к берегу. На месте задержался только Шурик Пышной и принялся тщательно затирать ногой только что нарисованное изображение.

— Надо соблюдать секретность! — бросил он вдогонку удалявшимся товарищам.

На влажном песке, почти рядом с водой, дело пошло значительно лучше. Схематические изображения получались, конечно, не такими отчетливыми, как на чертежной бумаге, но в них все-таки можно было свободно разбираться.

По всей вероятности со стороны казалось, что ребята затеяли у берега какую-то игру. Они энергично спорили, стирали пятками только что начерченные линии, то и дело вырывали друг у друга кусочки щепки. Во всяком случае, всем происходящим очень сильно заинтересовалась маленькая девочка лет пяти, и, приблизившись к ребятам, проговорила, заложив руки за спину:

— Неужели, дяденьки, прыгать будете? А такие большие…

— Нет! Без специального ленточного транспортера не обойтись, честное слово, не обойтись! — горячился между тем Кириллин. — Если бы тут шла такая вот цепь с ковшами — тогда другое дело. Вот таким образом… — продолжал он, вычерчивая большим пальцем ноги длинную зигзагообразную линию чуть ли не до самой воды.

— Ты не веришь, что вибрирующее устройство может подбросить землю на такую высоту? Вот к этой площадке? — горячо говорил Семен.

— Не верю, Семен! Не верю! — упирался Кириллин. — Если бы существовал транспортер — тогда другое дело.

— Эх, ты… Знаешь, кто ты? Ты — Чугунцев. Он никогда ничему не верит и ко всему относится скептически.

— Братцы! А как же будет с электрическими проводами, которые должны подойти к вибратору? Вот к этому, что Семен изобразил пяткой… забеспокоился Шурик. — Ведь они же будут тереться о землю! Изоляция-то испортится!

— Вот еще неуч! — обозлился Ваня Быков, выхватывая у Шурика чертежную принадлежность — кусочек щепки. — Придется провода заключить в железные трубы! Разве для тебя не ясно? Тут вот еще что. Смотрите… Если действительно вибратор будет разрыхлять землю только в этих направлениях, то тогда зачем, спрашивается, нам устанавливать здесь стальные стенки? Вы только подумайте! Вот смотрите…

В это время по воде мимо спорящих, обнявшись, проходили три подружки в ярко-зеленых костюмах. Одна из них глядела куда-то в сторону, с гордым и независимым видом. Это была обиженная Людмила Понедельник. Несмотря на горячий спор, Семен тотчас же узнал ее.

— Людмила… Сергеевна! Прошу простить меня. Я должен вам все объяснить… Вот, посмотрите сюда! — волнуясь, проговорил Семен, вспомнив о своем грехе.

Подруги остановились в выжидательной позе.

— Я ведь не хотел вас царапать, а все это получилось случайно. Но зато, взгляните на этот чертеж! — продолжал Семен радостно. — Когда я смотрел, как ваша нога разрывала песок, то мне в голову пришла идея. Понимаете? Это так иногда бывает… да вы только полюбуйтесь на то, что мы после этого придумали! Видите на песке чертеж? Если хотите — я могу вам все объяснить.

— Ты с ума сошел… — тихо, над самым ухом прошипел Шурик, толкая Семена в бок. — Разве можно первым встречным!..

— Ну, я конечно, не все смогу объяснить, а так — в общих чертах, — уже смущенно продолжал Семен. — Это будет замечательная машина! Совершенно чудесная! Понимаете?

— Гордитесь, девушки, что вы видите этот первоначальный чертеж! — с хорошо разыгранным пафосом проговорил Сергей Чердаков, протягивая обе руки сначала к зрительницам, а потом к замысловатым изображениям на песке. — Этот рисунок войдет в историю техники и останется там навеки…

В это время с резиновой камерой, надетой на шею, подобно хомуту, по воде совсем близко от берега промчался с радостным гоготом Вася Подвескин. Волны хлынули на отлогий берег и начисто слизнули с песка исторический чертеж.

— Ах, что б тебе! Принесла же нелегкая! — не удержался Семен, сжав кулаки.

Девушки весело расхохотались.

Глава двадцатая

В этот же день, сразу после ужина, прихватив с собой маленькую кожаную сумочку с мелким инструментом, Семен направился через парк к трехэтажному корпусу, который тут почему-то назывался «профессорским».

В передней квартиры Чугунцева Семена встретила высокая женщина в длинном и узком платье, с ожерельем на шее и подозрительно начала осматривать его ноги.

— Вытерли как следует? — спросила она мягким грудным голосом, как-то не соответствующим ее сухопарой фигуре.

«Наверное — жена, — решил Семен. — Такая же аккуратная и строгая, как и сам математик».

Убедившись, что на ботинках не заметно следов грязи и поразительной чистоте, царившей даже в прихожей, не угрожает никакая опасность, женщина провозгласила нараспев:

— Ленечка! К тебе пришли-иии!

Даже как-то страшно было ступать по совершенно новеньким дорожкам, идеально уложенным на блестящем паркетном полу. Чистота и порядок резко бросались в глаза всюду, куда только ни посмотришь.

«Вообще — замечательно! — думал Семен, стараясь ступать на ковер как можно аккуратнее. — Неплохо было бы пригласить эту гражданку в гости в наше общежитие! Она бы быстро приструнила Шурку Пышного, который иногда вешает свои штаны на спинку кровати так, что одна их треть волочится по полу…»

Математик обрадовался приходу Семена. Он радушно пригласил его сесть в кресло рядом с письменным столом. Теперь этот сухой и всегда сосредоточенный человек не казался Семену несимпатичным. Наоборот! На него даже приятно было смотреть.

«Будем спорить с ним! — вспомнил Семен разговор в кабинете главного инженера. — Он, вероятно, станет доказывать, что из моей идеи ничего не получится, я ему должен доказывать обратное. В споре и выясняется настоящее положение дела…»

Математик не подозревал, что Семен явился к нему не только для того, чтобы починить часы. Он не догадывался, что в его уютном кабинете появился не столько механик, сколько изобретатель, обуреваемый могучей идеей, недавно пришедшей в голову. Иначе он, может быть, отказался бы от починки старинных часов, которые стояли на полу в этой же комнате в длинном ящике с перламутровой инкрустацией.

— Ну, как дела, Семен? — спросил Чугунцев, поудобнее усаживаясь в кресло.

— А вот как, Леонид Карпович… Найдется у вас кусочек бумажки и карандаш?

— Еще бы! Что за странный вопрос? — вмешалась жена Чугунцева, с любопытством наблюдавшая за Семеном, стоя у дверей.

— Кисанька, не мешай! — мягко сказал Чугунцев, повернув голову к супруге.

Как-то удивительно было слышать из уст этого необычайно серьезного человека по-детски ласковое слово «кисанька». У Семена даже немного открылся от удивления рот. Он почему-то считал, что Леонид Карпович может называть свою жену только по имени и отчеству и, вероятнее всего, на «вы».

«Оказывается, может быть ласковым… А я то думал, что он всюду сухой и дотошный…» — с удивлением констатировал Семен.

— Вот если сделать такой вибратор… — начал Семен, вырисовывая на бумаге какую-то сложную линию. — Причем тут будет катушка… А вибрация будет передаваться в землю через такой длинный и острый клин из стали!

— Позволь, позволь! Это что такое? Это к чему? — спросил Леонид Карпович недовольным голосом.

Может быть, в другое время эти нотки недовольства могли бы смутить и обескуражить Семена. Но сейчас он не мог оставить в покое Чугунцева. Как известно, увлекающиеся творческие натуры становятся смелыми и даже отчаянными, когда речь идет о борьбе за право на жизнь их детища.

— Этот клин будет идти под землей впереди машины, — с блестящими от возбуждения глазами продолжал Семен. — Даже не один клин! Их будет целый набор! Я так думаю — штук десять или двадцать. Все будет зависеть от того, какой ширины канал нам нужно прорыть.

— Какой канал? Зачем нам его рыть? — пробурчал математик.

— Ленечка! Это все нужно для ремонта часов? Неужели для их исправления требуется ка-аа-на-ал? Довольно стра-аа-нно… — пропела супруга.

— Милочка! Умоляю тебя не мешать! Ты же видишь, что я сам ничего не понимаю!

— Вы не знаете, зачем нам нужны каналы? — строго спросил Семен, обращаясь к даме. — Да ведь это же так просто! Все засушливые районы страны должны покрыться сетью каналов! По ним побежит вода, и она вместе с лесонасаждениями изменит климат! Великие стройки коммунизма это только начало грандиозных работ по преобразованию природы! Представьте себе машину, с помощью ультразвука вгрызающуюся в почву. А за ней, сзади, вздымается целый буран земли… Она идет быстро…

— Ленечка! Я боюсь тебя оставить наедине с этим молодым человеком! У него так странно блестят глаза, мне даже страшно… — теперь уже сдавленным голосом проговорила супруга математика, тихонько пятясь к дверям.

— Дорогая! Разве ты не видишь, что перед тобой обыкновенный изобретатель! Ты бы посмотрела, какими становятся глаза у Александра Андреевича, когда он рассказывает о своем новом изобретении! — спокойно ответил супруге Чугунцев.

— Это ужасно! Теперь я понимаю, милый, как тебе трудно ра-аа-ботать… тихо произнесла жена математика и скрылась за дверью.

— Ну-с! А теперь поговорим по-настоящему, — строго сказал Чугунцев, пододвигаясь с креслом поближе к письменному столу. — Выкладывай…

Семен принялся с прежним увлечением излагать суть своего проекта. Ультразвуковые волны, по его мнению, можно легко заставить разрыхлять почву на большой глубине. Для этого необходимо сделать стальные острые клинья, соединенные с вибратором. Они будут вонзаться в землю с помощью простого механизма, подниматься и снова опускаться на новый участок. Когда небольшой участок канала будет прорыт, машина станет на его дно и будет ползти вперед, врезаясь теперь уже неподвижными клиньями.

— А куда, по-твоему, будет деваться разрыхленная земля? — спросил Леонид Карпович.

— Выбрасываться транспортерами на любую сторону канала! Разве за этим будет остановка?

— Так, так… Хорошо-с… А какое будет преимущество у этой машины перед какой-либо другой, применяемой для прорытия каналов?

Этот вопрос ошарашил Семена. Над этим ни он, ни его товарищи не задумывались. На них произвела сильное впечатление новая машина, вспахивающая почву, и им просто казалось, что ультразвуковое разрыхление — замечательная вещь. Значит, решили они, следует применить этот принцип и для прорытия каналов.

— Вот видишь! — торжественно произнес математик, убедившись в беспомощности своего собеседника. — Изобретать разные фантазии очень легко! А попробуй рассчитать и обосновать математически! В полном смысле слова адекватный случай был у меня совсем недавно. Так что же тебе еще сказать… Молод ты! С образованием у тебя тоже не блестяще обстоит дело…

Семен не знал, что означает слово «адекватный». Очень хотелось спросить. В то же время было невыгодно сейчас ударить лицом в грязь перед человеком, который так любил употреблять замысловатые научные слова, вставляя их туда, где можно было обойтись и без них.

— Раз случай адэкватный, то может быть вы попробовали бы немного подсчитать? — теперь уже робко спросил Семен, употребив совершенно непонятное ему слово.

К его счастью, слово адекватный, означающее однотипный, подобный или сходный, оказалось на своем месте. Математик даже попытался чуть улыбнуться.

Видно этот научный термин, произнесенный не слишком образованным учеником ремесленного училища, доставил ему удовольствие.

— Времени, дорогой, нет! — проговорил Леонид Карпович со вздохом. — Если бы я занимался расчетом всех фантазий, какие только приходят в головы в нашем ОКБ, меня бы давно уже не было в живых! Тенденциозность твоего проекта мне, конечно, понятна. Но очень уж скрупулезного штудирования он потребует.

— А вы хоть немного прикиньте… Даже не по скорпулезному! — продолжал просить Семен. — Мне почему-то кажется, что это будет экономная машина… А часы я вам обязательно исправлю. И еще, если что-нибудь нужно будет сделаю…

— Ладно, — сдался Леонид Карпович. С тех пор, как он узнал о самоотверженном поступке Семена, отремонтировавшего со своими товарищами ночью механизм сцепления ЗР-2, ему понравился этот горячий и пылкий мальчик.

— Я займусь часами, а вы чуточку подсчитайте, — сказал Семен, вынимая из кармана брюк плоскую сумочку с инструментами. — Только имейте в виду, что стальные клинья должны быть как можно длиннее! Ведь ультразвук по металлу проходит хорошо, без потерь; это я давно вычитал в книжке, а на днях видел в лаборатории такой опыт…

— Ладно, ладно… — снова пробурчал Леонид Карпович, пододвигая на столе пачку чистой бумаги и одновременно вынимая из кармана логарифмическую линейку.

— Только смотри, осторожно с часами… Не испорти — вещь очень дорогая…

— Они и так уже испорчены! — заметил Семен.

— Да… это верно… — рассеянно пробормотал Чугунцев: видно его мысли уже были в плену у сложнейших математических формул.

— Мне бы посветить… Какую-нибудь лампу надо, — осторожно проговорил Семен, боясь потревожить математика и отбить у него охоту заниматься вычислениями.

— А? Что?.. Лампу? — спохватился Леонид Карпович. И тут же закричал: Сонечка! А, Сонечка! Принеси, милая, настольную лампу из гостиной и помоги тут товарищу. Он будет чинить часы. Слышишь?

Через минуту в кабинет вошла жена Леонида Карповича с лампой в руках. Семен открыл массивную застекленную дверцу и полез на стул, на который хозяйка, разумеется, предварительно подстелила лист газетной бумаги.

Семен работал быстро и с увлечением. Ему очень хотелось обязательно найти повреждение, чтобы сделать приятное Леониду Карповичу.

— А я вас, право, испугалась… — шепотом говорила супруга математика, внимательно наблюдая за каждым движением молодого механика. — У вас были глаза какие-то странные… А теперь — ничего: нормальные.

— Это оттого, что у меня душа горела… Так интересно изобретать, разбираться в механизмах… — также шепотом отвечал Семен.

— Я, знаете, с детства очень боюсь сумасшедших и всего таинственного, улыбаясь, продолжала шептать высокая дама. — Вот эти старинные часы, представьте себе, иногда тоже наводят меня на разные размышления. Когда я вхожу сюда в темноте, то мне почему-то кажется, что они вот-вот пойдут сами… Понимаю, что это глупо, но вот, представьте себе!..

— Так это было бы очень хорошо! — ответил Семен, не склонный к таинственной романтике.

— Что вы говорите! — ужаснулась дама. — Дело в том, что в детстве я слышала столько легенд о старинных часах! Композитор Пуонкиэли даже музыку написал, которая называется «Танец часов». Представьте себе… Ночью вот эти часы начинают скользить по полу и танцевать, покачиваясь… Правда — это страшно? А эти часы — очень старинные, очень старинные… Если бы они ни с того ни с сего заработали или зазвонили сами, я бы ни за что не осталась с ними в квартире!

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите… — прошептал Семен: его начинала раздражать странная склонность к мистике у жены такого почтенного и старого ученого, как Чугунцев.

«Дамочка еще очень старинного склада… — с досадой думал Семен. — Некому заняться ее перевоспитанием».

В это время произошла совершенно неожиданная история. Семен нечаянно задел отверткой спиральную пружину, служившую для часового боя и по комнате пронесся басовитый и дрожащий звон. Жена математика громко вскрикнула от неожиданности и чуть было не уронила лампу.

— Что такое? — встрепенулся Чугунцев, недовольный тем, что его математические размышления прервали.

— Милый! Ленечка! Я так испугалась… Я ведь не ожидала, что они зазвонят! — жалобно проговорила жена, продолжая пятиться от часов.

— Не понимаю, что в этом страшного? А почему зазвонили? — обращаясь к Семену, спросил математик, любящий во всяком деле точность и ясность.

— Отвертка сорвалась и зацепила звонковую пружину, — забормотал Семен, немного смутившись, что нарушил работу Леонида Карповича. — Это часто бывает, что отвертка срывается, если ее приходится держать косо по отношению к головке винта…

— Тогда починку часов придется прекратить.

— То есть как? Механику надо уйти, не окончив ремонта? — удивилась супруга.

Стоя на стуле, Семен с восхищением смотрел на математика. Теперь его лицо преобразилось и совсем не было похоже на прежнее, уже знакомое. Глаза горели и остро глядели вперед. Они, конечно, в это мгновение видели перед собой особый мир — царство формул, бесконечно больших и бесконечно малых величин, запряженных в интегралы и дифференциалы. И трудно было мириться возбужденному воображению, попавшему в это царство, с существованием каких-то там испорченных часов и истерических криков.

«Вот он еще какой…» — подумал Семен, осторожно слезая со стула.

— Ты прости меня пожалуйста, — продолжал Чугунцев, обращаясь к Семену. Как-нибудь в другой раз придешь! Тут получается интереснейшая задача! Я не могу допустить, чтобы мне кто-нибудь мешал! Кстати, почему ты решил, что клинья должны быть из обыкновенной стали? А если мы возьмем специальный сплав, такой же прочный, как сталь, но еще лучше проводящий ультразвуковые колебания?

Семен простился и на цыпочках удалился из кабинета.

— Горе мне с Леонидом Карповичем, — сокрушенно жаловалась жена, провожая Семена в переднюю. — Я уже по его глазам вижу, что теперь будет сидеть за столом всю ночь! Как это ужасно!!!

Сердце Семена радостно колотилось. Ему очень хотелось сказать на прощанье жене математика что-нибудь теплое, задушевное, разъяснить ей, что это совсем не ужасно, а, наоборот, — замечательно! Что может быть лучше труда, которым увлекаешься!

Но вместо этого он почему-то сказал: «спасибо» вместо «до свиданья» и вприпрыжку бросился вниз по лестнице.

Глава двадцать первая

Семен бурей ворвался в комнату общежития.

— Ну как? Ну что? Разговаривал с математиком? — одновременно спросило несколько голосов.

— Разговаривал… Он так увлекся нашим проектом, что даже прогнал меня… — задыхаясь от быстрого бега, проговорил Семен.

Ребята с недоумением глядели на него. Ведь если математик увлекся, значит проект понравился. Но тогда почему же он выгнал Семена?

— Чуяло мое сердце, что так и будет… — разочарованно произнес Шурик, опускаясь на стул с усталым видом.

— Да как он смел тебя прогнать? — возмутился Кириллин. — Может быть, ты неправильно нас информируешь? Он, вероятно, вежливо отказал?

— Нет. Выгнал, — твердо ответил Семен, наливая из графина воду в стакан.

Он уже собрался объяснить товарищам, в чем дело, но отказался от своего намерения под влиянием внезапно осенившей его мысли. Ему захотелось узнать, как будут в дальнейшем вести себя товарищи, соратники по задуманному делу.

— Да. Представьте себе — выгнал. Уходи, говорит, и не мешай мне работать, — хмуро подтвердил Семен, торопливо глотая воду.

— Это возмутительно! — вскипел Степан. — Но мы еще ему покажем, как душить новое, молодое, комсомольское дело… Не на таких напал! Надо будет поставить вопрос…

Где и как надо будет ставить «вопрос», Кириллин не договорил. Его возмущение было настолько сильным, что он лишь махнул рукой и отвернулся к окну.

— До некоторой степени профессор, конечно, прав, — сказал Быков. — Ну, в самом деле! Почему он должен тратить свое время, да еще у себя дома, да еще в воскресенье? Вот если бы он отказался консультировать проект после того, как ему поручили вышестоящие товарищи, тогда другое дело.

— А все-таки это в своем роде свинство, — буркнул Чердаков.

— Да, братцы. Тут уж ничего не поделаешь. Я все же думаю, что если бы проект был интересный и стоящий, то все было бы иначе, — тоскливым голосом произнес Шурик и тут же добавил, зевая: — Спать пора-а-аа…

Теперь для Семена картина стала ясной. Ничего другого он, откровенно говоря, и ждать не мог. Своих товарищей он знал хорошо. Правда, было немного обидно за Ваню Быкова. Все-таки от него можно было бы ожидать большей активности.

— Ну, вот что, ребята, — улыбаясь, сказал Семен. — Сядем-ка за стол, да поговорим. Дело обстоит не так уж плохо, как вы это поняли.

Выслушав все подробности, ребята сразу повеселели. Только Шурик, все еще продолжавший сидеть на своем стуле, заметил уныло:

— А все-таки окончательного ответа он еще не дал! Может быть, из этого ничего и не выйдет!

Однако когда все примостились к маленькому столику, стоящему рядом с кроватью Кириллина, и Семен начал чертить на страницах ученической тетради, Шурик немедленно подсел ближе и с жадностью принялся наблюдать.

— Не так нарисовал. Придется сначала, — с досадой проговорил Семен, вырывая и комкая испорченную страницу.

— Не выбрасывай! Что ты делаешь? — возмутился Шурик. — Все это надо сохранять! Зачем вырвал? Разве страница помешает, если останется в тетради! Давай я ее спрячу…

Чердаков тут же назвал Шурика «начальником канцелярии» и предложил товарищам утвердить его в этом звании.

Проект новой машины не был сложным. В сущности говоря, в нем не было ничего невероятного или неосуществимого. Из своих наблюдений над опытами в лаборатории Семен знал, что ультразвуковой вибратор с чуть удлиненным сердечником излучает звуковую волну главным образом в глубь почвы. Этим свойством пользовались, чтобы подобрать глубину вспахиваемой земли. Звукоразрыхляющая машина, которую ребята видели в поле, должна была распространить ультразвуковые волны главным образом в сторону, чтобы захватить как можно более широкий участок поля. Поэтому большое распространение волн в почву было даже вредным, так как в этом случае совершенно непроизводительно расходовалась энергия.

Семену же пришло в голову воспользоваться «плохо сконструированными» вибраторами, непригодными для вспашки земли, и применить их для другой цели, видоизменив их так, чтобы они распространяли волны только в глубину.

По замыслу Семена, впоследствии значительно видоизмененному и усовершенствованному всем коллективом молодых изобретателей, группа мощных вибраторов должна была разрыхлять и превращать в мельчайшую пыль почву — в глубину. Расположенные рядом с вибраторами механические приспособления в виде транспортеров или ленточных эскалаторов — поднимать разрыхленную почву вверх. Таким образом, должна была получиться новая машина, позволяющая рыть каналы.

Ребята продолжали горячо обсуждать технические детали будущего механизма. Ленточные транспортеры легким движением карандаша мгновенно заменялись цепочными, с ковшами, а ультразвуковые вибраторы рисовались то маленькими, но в большом количестве, то их оказывалось всего лишь два, но огромные.

— Стойте! Да я вижу, вы снова забыли об основных свойствах вибраторов, разрабатываемых в нашей лаборатории! — вдруг спохватился Семен после вопроса, неумело заданного Чердаковым. — Разве это годится? Слушайте.

Семен принялся еще раз рассказывать ребятам о резонансном действии ультразвука. Его объяснения были очень просты и носили поверхностный характер. В сущности говоря, он сам знал очень мало и не слишком точно разбирался во всем. Но ребятам казалось, что рядом с ними сидит, по крайней мере, профессор физики: Семей говорил с увлечением и с тем необыкновенным подъемом, который гипнотизирует слушателей и прочно приковывает их внимание. Могучая страсть, бурлившая в сердце юного изобретателя, совершенно преображала его в эту минуту. Даже Ваня Быков, лучше остальных знавший Семена, поглядывал на своего друга с удивлением: он впервые видел, как горят у Семена глаза, а голос звучит с каким-то металлическим оттенком.

Кое-что из объяснений Семена ребята уже слышали неоднократно. Но никто не решался перебить речь товарища и напомнить ему об этом.

Наконец, Семен перешел к основному. Вот башмаки ультразвуковых вибраторов, применяемых в ЗР-2. Они очень широкой ступней соприкасаются с землей и потому разрыхляют почву неглубоко, только поверхность. Чем шире ступня, тем при прочих одинаковых условиях шире будет захват взрыхляемой почвы. Если ступню сделать уже, то захват обрабатываемой почвы будет меньше. Зато глубже будут действовать ультразвуковые колебания: это хорошо известно Семену из опытов, производящихся в лаборатории. Для сельскохозяйственной машины, обрабатывающей почву, выгодно делать ступню вибратора как можно более широкой, чтобы сразу обработать широкий участок земли. Но существует предел. Чрезмерно широкая ступня вибратора будет передавать энергию только на самую поверхность земли, и почва окажется недостаточно глубоко вспаханной.

А что будет, если вместо широкой ступни приделать к вибратору острый и длинный стальной клин, глубоко впивающийся в почву? Тогда ультразвуковая энергия уже не станет распространяться по поверхности почвы, а уйдет вглубь!

— Вот это наша машина, — продолжал рисовать Семен. — Она ходит на гусеницах. Вот посмотрите, где они должны быть расположены… А может быть на стальных ногах? Как у шагающей машины, о которой я вам рассказывал?.. Впереди такой щит… Очень прочный! А на нем, как зубья, укреплены стальные клинья вибраторов. Ясно вам? Садимся на эту машину, заводим мотор. Нажимаем рычаг щит с зубьями наклоняется вниз, так что клинья упираются в землю… Дальше машина трогается вперед! На полный! Вибраторы дрожат и превращают твердую землю в мельчайшую пыль… А тут вот такие экскаваторы с ковшами. Они отбрасывают размельченную породу в сторону, а машина все идет и идет вперед. Мы с вами оглядываемся и видим, что сзади нас уже широкий канал! Представляете?

— А какой глубины? — не вытерпел Быков.

— Какой нужно! Наклонишь щит с зубьями вниз — машина еще больше углубится в землю! Выправишь щит, поставишь его вертикально — пожалуйста, машина идет ровно, на установленной глубине…

— А если по дороге попадутся камни?

— А что ж, камни? — вдруг взял инициативу в свои руки Кириллин. — Камни трудно выковыривать только из твердой земли! А если почва вокруг камней разрыхлится, то камни легко подхватятся ковшами экскаватора.

— Конечно! — подтвердил Быков.

— И еще знаете что? — вмешался Чердаков. — Возле экскаватора можно будет установить такую решетку, чтобы, значит, камни отсеивались. Правда же можно? Крупные и мелкие камни будут сваливаться в сторону, за мое почтение… Как, Семен?

— Можно и решетку…

— Стойте, ребята! Одну минуточку… — забеспокоился Ваня Быков. — Мы с вами не учитываем одну вещь. Почва-то обычно сырая! Нужно будет поставить вот тут… (Ваня выхватил из рук Семена карандаш и ткнул им в тетрадь). Поставить вот тут такие резаки, что ли… Чтобы почва еще подрезалась, а то ковшом экскаватора будет трудно ее захватывать.

— Чудак! — воскликнул Семен, вырывая у Быкова свой карандаш. — Никаких резаков! Вот, смотри, я зачеркиваю их совершенно спокойно… Зачем резаки? Я же вам объяснял вначале, что порода не только разрыхляется, но и нагревается! Разве я даром обжег себе палец! Помните? Можно будет подобрать такой режим работы вибраторов, что от сырой земли даже пар пойдет! Она будет высыхать моментально и превращаться в сухой порошок!

— Тогда действительно никаких резаков не надо, — пробасил Кириллин. Сухой, мягкий порошок ковши должны захватывать запросто.

— Вот что еще надо было бы предусмотреть, ребята! — закричал Быков, снова пытаясь овладеть карандашом Семена. — Почему Семен думает, что такая машина годится только для прорытия каналов? Ничего подобного! А если, предположим, перед нами холм, который надо снести! А?

— Причем тут холм? — удивился Чердаков.

— Как? Ты еще не соображаешь, что такая машина может сделать с холмом? Она подъедет к нему и начнет вгрызаться в него. Понятно? Если надо, она проделает в нем широкий проход для железной или, предположим, автомобильной дороги. Ясно? А если надо, так машина может постепенно снести весь холм! С поверхностью земли его сравнять…

— А ведь верно! — обрадовался Семен.

— Что верно, то верно, — подтвердил Кириллин. — Такую машину можно будет применять для самых разнообразных работ.

Бурная страсть, горевшая в душе юного изобретателя, сделала свое дело. Она породила в Семене ту силу воли и ту уверенность, перед которой не устоялиребята. Словно искра, поджигающая порох, она взорвала у них творческую энергию и жажду созидания нового — то, что заложено в большей или меньшей степени в каждом человеке, но иногда остается долго неразбуженным. Подростки совершенно забыли, что они всего-навсего ученики ремесленного училища, а не инженеры. Словно государственные деятели, которым подчинено не только ОКБ, но и все технические ресурсы страны, они обсуждали, как лучше всего построить новую машину и как ее наиболее рационально использовать на благо Родины.

— Если наша машина покажет себя на великих стройках, ребята… — кричал Быков, постукивая время от времени для убедительности кулаком по столу.

Но объяснить, что именно произойдет, если машина действительно будет работать превосходно на великих стройках коммунизма, Быкову так и не удалось. На голову молодых новаторов был вылит отрезвляющий ушат холодной воды.

Сделал это Шурик.

— Ребята! А кто, собственно говоря, разрешит нам строить такую машину? Кто отпустит средства? — жалобным голосом проговорил он, поочередно заглядывая в глаза всех присутствующих.

— Как кто? Особое конструкторское бюро, конечно! В котором мы находимся! рявкнул Кириллин.

— Ага… Так и ждите… — продолжал язвительно Шурик. — Разве это шуточное дело? Это вам не фитюльку какую-нибудь сделать, а целую машину размером с дом! Придем мы, предположим, с нашим проектом к главному инженеру, а он и скажет: «Спасибо, товарищи, за идею, возможно, что она пригодится. А может быть и не пригодится! Это наши инженеры и конструкторы разберутся, а потом кое-что используют в будущем. А вы ступайте к себе в мастерскую и продолжайте орудовать напильниками да молотками, как вам укажут. Одним словом — не суйтесь не в свое дело».

Сразу рухнул чудесный замок, построенный фантазией и волей Семена. Лица ребят потускнели. В творческом пылу ребята забывали, какую небольшую роль они, ученики ремесленного училища, играли здесь, в ОКБ. В великолепной картине грандиозного строительства машины они почему-то отводили себе роль не только исполнителей, но и каких-то командиров!

В комнате стало тихо. Только ночная бабочка непрерывно билась о стеклянный баллон, шуршала своими мохнатыми крылышками.

Глава двадцать вторая

На следующий день, с самого утра Семен с нетерпением ждал случая поговорить с Чугунцевым. Обычно математик довольно часто бывал в лаборатории номер три и заходил сюда даже по несколько раз в день. А сегодня, как нарочно, он не показывался.

На сердце у Семена стало тревожно. Занимаясь сборкой маленького экспериментального вибратора, он думал о том, что его предложение уже постигла неудача. Вероятно, если бы расчеты дали положительные результаты, математик немедленно сообщил бы ему об этом.

«А может быть он еще не кончил рассчитывать?» — мучительно соображал Семен, свинчивая болтами массивную пачку никелевых пластин.

Наконец, он не вытерпел и попросил у старшего научного сотрудника разрешения поговорить по телефону.

Жена Чугунцева ответила, что Леонид Карпович только что вышел из дому и пошел в ОКБ.

— Он, бедненький, совсем не спал! — продолжала супруга, искренне обрадованная возможностью поболтать. — Вы знаете! Мне так стыдно, что я вчера испугалась! Когда вы еще придете? Да, кстати! Утром я нашла на полу возле часов совсем-совсем маленький шурупчик или гвоздик — я уж не помню, как он точно называется. А когда я взглянула на часы без циферблата, то они показались мне такими странными, такими странными…

Семен нетерпеливо топтался у телефона. Он не знал, как прервать разговор. А между тем это было совершенно необходимо. Если немедленно выскочить из лаборатории, то, быть может, еще удастся перехватить математика по дороге. Потом искать его по всему ОКБ будет труднее.

— Простите меня, но мне очень срочно нужно идти работать, — сказал Семен.

— Конечно, конечно! Я не буду вас долго задерживать! У меня тоже есть срочное дело — небольшое поручение Леонида Карповича. Он скоро должен уехать на целый день и боится, что ему не удастся повидать одного человека. На всякий случай он просил кое-что передать этому человеку по телефону. А скажите, после исправления часы всегда будут бить так громко, как вчера? Раньше, по-моему, звон у них был более мягким…

— Это я отверткой задел пружину, потому так резко и получилось… ответил Семен, сжимая от досады телефонную трубку с такой силой, что даже хрустнули пальцы.

— Вот что я хочу еще у вас спросить…

«Надо положить трубку, да и все… — пронеслась в голове Семена отчаянная мысль. — Ведь бывает же так, что станция сама разъединяет… Пусть думает, что так и произошло… Надо обязательно поймать Леонида Карповича…»

Он собрался выполнить свое намерение, но в это время услышал нечто совсем неожиданное:

— Леонид Карпович поручил разыскать по телефону некоего Бурыкина. Не правда ли, смешная фамилия?

— Это я! Это я и есть! — заорал Семен в трубку.

— Вы-ы-ы?

— Я!

— Тогда извините… Ваша фамилия, собственно говоря, совсем не смешная… Это мне так показалось… Почему же мне Леня не сказал сразу, что звонить нужно именно вам! Он бывает иногда такой рассеянный, такой рассеянный… Вы говорите сейчас из лаборатории номер три?

— Да, да! Честное слово, я и есть Бурыкин! Очень прошу скорее сказать, что просил передать Леонид Карпович… — заволновался Семен.

— Сейчас… Одну минуту… Извините, пожалуйста, я должна разыскать бумажку…

До чего же мучительны были эти минуты ожидания, казалось, вот-вот кто-то должен произнести роковое слово, от которого, быть может, зависит судьба изобретения.

Семен прижал к голове трубку с такой силой, что начало ныть ухо. А чей-то далекий голос, слышимый по индукции среди шорохов и потрескивания, назойливо повторял одно и то же: «Позовите товарища Чепикова, это говорит Контрабасов. А? Что? Чепикова, говорю! Контрабасов спрашивает! Не слышите? Чепикова! Чепикова! Это — Контрабасов!..»

Наконец, в трубке что-то лязгнуло и раздался знакомый голос:

— Вы слушаете? Сейчас вам прочту записку Леонида Карповича.

— Слушаю, слушаю… — сдавленным от волнения голосом ответил Семен.

— Ла-бо-ра-то-рия но-мер три, Эс Бу-ры-кину… — начала читать жена Чугунцева, растягивая каждое слово по складам. — Расчеты не о-кон-чил из-за от-сут-ствия не-ко-то-рых экс-пе-ри-мен-таль-ных данных об… — подождите, тут дальше неразборчиво… Совсем не могу разобрать! Что же это за слово? Ага… При-су-ча-ры… Есть такой технический термин «присучары»?

— Кажется, нет, — тихо ответил Семен.

— А здесь, по-моему, так и написано: присучары. Может быть, это слово к высшей математике относится?

— Возможно… — со вздохом согласился Семен: он вспомнил, что Леонид Карпович любит замысловатые и редко употребляемые слова.

Мальчик отошел от телефона с двойным чувством. «Прежде всего, не так уж плохо, что математик не закончил вычислений, — думал он. — Могло быть и хуже. Например, вычисления были бы готовы, а ответ оказался отрицательным. Отсутствующие экспериментальные данные можно будет получить… — думал Семен. — Но что это за непонятное слово? Может быть, Леониду Карповичу нужно найти экспериментальные данные явления, которое так странно называется?»

Семен подошел к старшему научному сотруднику и робко спросил:

— Не объясните ли мне, Елизар Иннокентьевич, что означает в физике или математике слово присучары?

— Первый раз слышу! Какая-то ерунда… Где это ты вычитал? — уставившись на Семена недоумевающим взглядом, проговорил Мурашов.

— Так… послышалось… А можно мне уйти из лаборатории на полчаса… по личному делу?

Взяв с Семена слово, что к концу рабочего дня он закончит сборку вибратора, Мурашов отпустил его из лаборатории: это был первый случай, когда исполнительному механику потребовалось отлучиться на короткий срок по личному делу. Тем более, что скоро должен начаться обеденный перерыв.

Семен вихрем промчался по длинному коридору, сбежал, перепрыгивая через три ступеньки, с лестницы и очутился в парке.

Его усилия оказались не напрасными. Через минуту он увидел Чугунцева, идущего своей кланяющейся походкой по широкой аллее. Надо было торопиться. Математик направляется к выходу с территории ОКБ.

Всего на несколько секунд опоздал Семен. Дверцы автомашины захлопнулись за Чугунцевым именно в тот момент, когда Семен выбегал из дверей проходной будки. Может быть удастся добежать до машины, прежде чем она тронется? Кажется, мотор еще не заведен…

Но и тут не повезло. Семен бросился бежать, но почти одновременно тронулась и машина.

— Леонид Карпович! — закричал Семен, не сбавляя бега.

Словно в ответ, из выхлопной трубы вырвался сизый клуб дыма и обдал Семена, бежавшего уже совсем недалеко от машины, бензиновой гарью.

Это почему-то разозлило Семена.

«Догоню…» — решил он, ускоряя бег.

Чугунцев не любил быстрой езды и всегда, когда находился в машине один, требовал от шофера маленькой скорости. Только этим и можно было объяснить, что разгоряченный изобретатель мог некоторое время гнаться за машиной, лишь постепенно отставая от нее. Наконец, шофер заметил в зеркале, что его машину кто-то упорно преследует, и решил остановиться.

— Леонид Карпович! — закричал Семен, поравнявшись с машиной и просовывая голову в открытое окно. — Простите… Здравствуйте… — говорить ему было трудно, так как требовалось отдышаться. — Скажите, что такое присучары?

— Какие такие присучары? — удивился математик.

— Вы написали в записке… Ваша жена мне прочла по телефону.

— Не писал я такого слова!

— Ну, как же… В самом конце записки… Объяснение присучары…

— Позволь, позволь… Что я там писал в конце? — задумался математик. Ага — кажется вспомнил. Ну, да! Объясню при случае! Да откуда ты появился? Мы чуть ли не полкилометра проехали! Неужели догнал?

— Догнал… Очень хотелось узнать поскорее… Вы уж простите… — все еще тяжело дыша, проговорил Семен. — А может быть сейчас объясните?.. Это ведь такой случай…

— Действительно, невероятный случай. Подумать только! Автомашину догнал! Я, брат, вижу, что с тобой шутки плохи. С этаким характером никому не справиться… — заворчал Чугунцев.

— Так объясните? Это же можно быстро…

Чугунцев тяжело вздохнул и открыл дверцу, приглашая Семена сесть рядом.

— Прежде всего, — начал он трескучим монотонным голосом, — необходим порядок. Легковые автомобили существуют для того, чтобы перевозить людей, а не для того, чтобы за ними люди бегали. Это — раз. Во-вторых, ты уже вышел из того возраста, когда позволительно бежать с автомобилем вперегонки…

— Да это никогда нельзя! — вставил Семен.

— Не возражай, — потребовал математик, раздосадованный обнаруженной неточностью в его педагогическом наставлении.

Семену пришлось терпеливо все выслушать до конца. Только высказав все свои соображения, касающиеся порядка, аккуратности и точности, Чугунцев перешел к делу.

Да, предложение представляет интерес. Предварительный расчет показал, что клинообразные контакторы могут быть сконструированы так, что действительно будут направлять ультразвуковую энергию вибраторов глубоко в землю. В этом отношении сомнений нет. Однако коэффициент полезного действия такого устройства рассчитать невозможно без предварительных опытов. Надо построить образцы маленьких вибраторов и испытать их в земле.

От радости Семен чуть не подскочил на пружинном сиденье.

— Так я побегу… — заволновался он, не зная, за какую ручку ухватиться, чтобы открыть дверцу.

— Да сиди, сиди! — проговорил Чугунцев. — Я подвезу тебя обратно. Неудобно же тебе, в самом деле, бегать по дороге, словно какому-нибудь маленькому мальчишке!

Но Семен не послушался. Открыв дверь, он выпрыгнул из машины и помчался по асфальту со скоростью, которой мог бы позавидовать неплохой профессиональный бегун.

В эту минуту он не считал себя взрослым.

Глава двадцать третья

С видом делового человека, обремененного заботами государственного масштаба, Семен вошел в приемную главного инженера. Кроме секретаря, тут никого не было.

«Вот и чудесно! — решил Семен. — Александр Андреевич сразу же меня примет».

Деловито поздоровавшись с Еленой Павловной, он тут же приступил к объяснению причин своего неожиданного посещения.

Обязательно и тотчас же необходимо увидеть Александра Андреевича! Увидеть во что бы то ни стало! Немедленно! Дело необычайно важное! Вчера появилась идея нового, очень важного изобретения… Совершенно необычная машина! И обо всем этом Александр Андреевич должен узнать сразу же.

Как ни старался Семен придать своему лицу солидность, соответствующую такому важному разговору, Елена Павловна все-таки ответила ему хоть и добродушной, но чуть насмешливой улыбкой.

— Кто изобрел? — спросила она, отрываясь от своих бумаг.

— Я и мои товарищи! Это значит: Степан Кириллин, Ваня Быков, Сережа Чердаков, ну и отчасти, конечно, Шурик Пышной, — ответил Семен, нетерпеливо теребя в руках фирменную фуражку.

— Не думаю, чтобы Александр Андреевич смог тебя сегодня принять, — как показалось Семену, немного презрительно поджав губы, ответила секретарь.

— То есть, как же! — опешил Семен. — Это же изобретение! Ведь Александр Андреевич просил меня обращаться к нему немедленно в этом случае! Разве он вас не предупреждал?

— Занят! Очень занят Александр Андреевич! Он просил сегодня никого к себе не пускать, дорогой Бурыкин-Мурыкин. Пойми ты такую простую вещь! Загляни как-нибудь в другой день, ну так в четверг или в пятницу.

— Что? — вскипел Семен. — Это значит отложить разговор на три-четыре дня? Нет… Вы меня уж простите, но тут изобретение, очень важное для страны! Поймите сами! Уже товарищ Чугунцев… Сам товарищ Чугунцев, кандидат физико-математических наук, дал почти положительный ответ. Разве это шутка? А вы что собираетесь сделать? Затормозить изобретение?

— Сегодня — нельзя, — сухо ответила Елена Павловна и принялась перелистывать свои бумаги с необычайно сосредоточенным видом.

— Ах, вот как вы? Ну, хорошо… — с трудом преодолевая душившее его волнение, проговорил Семен и твердым шагом направился к дверям кабинета.

— Бурыкин? Что ты делаешь? — испуганно проговорила Елена Павловна, торопливо вскакивая. — Я же русским языком объяснила тебе, что нельзя…

Но Семен уже не слышал ничего. Волнение, овладевшее им, соединилось с бурным ребяческим задором. Не отдавая отчета в своем безрассудстве, Семен продолжал идти и уже ухватился за массивную дверную ручку.

— Что это такое? Как тебе не стыдно? — услышал он над своим ухом голос Елены Павловны, пытавшейся силком оттащить его от дверей. — Вот как ты можешь себя вести?.. Ну хорошо же… Я расскажу об этом Александру Андреевичу… Вот увидишь… Что ты упираешься, как бык? Бурыкин! Ты пользуешься тем, что я физически слабее тебя!.. Неужели ты хочешь, чтобы я вызвала кого-нибудь из охраны?

Неожиданно дверь отворилась, и на пороге появился инженер.

— Что за возня? Вы же мешаете мне работать! В чем тут дело? — строго проговорил он.

— Простите, Александр Андреевич. Это я виновата… Мы тут немного шутили… — смущенно ответила Елена Павловна, все еще не выпуская локоть Семена из своей руки.

— Очень странно, — хмуро заметил инженер, внимательно приглядываясь к Семену.

— А ты что тут делаешь?

— Изобретение, Александр Андреевич… Оттого так и получилось… совершенно расстроенным голосом проговорил Семен, осторожно освобождая свой локоть от руки Елены Павловны.

— Ага, понятно… Тебя не пускали, и ты пытался ворваться ко мне сам. Так, что ли?

— Уж очень важное изобретение, Александр Андреевич…

— А ты думаешь, что отчет нашего учреждения за весь год — дело менее важное?

— И отчет, конечно, важное… — согласился Семен, потупив глаза, но тут же, спохватившись, заговорил торопливо, словно опасаясь, что обитая черной клеенкой дверь может захлопнуться, инженер исчезнет и ему не удастся доказать важность своего дела. — Чугунцев уже познакомился и дал почти положительный ответ… Понимаете, Александр Андреевич? Чугунцев ответ дал! Он всю ночь просидел над нашим проектом… Разве это шутка? Там, знаете, будут такие вибраторы с длинными сердечниками… Это те, что не годятся для ЗР-2. Помните? Они будут разрыхлять землю в глубину и получится машина, чтобы рыть каналы. Мы уже с ребятами все обдумали… Понимаете.

— Понимаю, — хмуро ответил инженер. — Мы поговорим по этому поводу, когда я освобожусь. А в дальнейшем — я попрошу тебя не врываться ко мне в кабинет без моего согласия. Понятно?

— Понятно… — сгорая со стыда, опустив голову, ответил Семен.

Почти в то же мгновение дверь захлопнулась с глухим стуком и отчетливым щелчком металлического запора.

Когда Семен повернулся, чтобы уйти, он увидел, что в приемной уже находятся люди. Человек низенького роста с черной, как смоль, бородой смотрел на Семена в упор, сверля его своими неподвижными глазами, в которых выражалось и удивление, и возмущение, и презрение одновременно. Девушка в синем рабочем халате широко улыбалась, теребя в руках какую-то бумажку. Но лучше бы она не улыбалась: до чего это показалось обидным Семену.

Пробормотав какое-то извинение Елене Павловне, Семен вышел в коридор, окончательно расстроенный и обескураженный. Куда девалось бодрое и воинственное настроение, в котором он находился со вчерашнего дня… Даже немного хотелось плакать. Как это иногда бывает, длительное приподнятое и возбужденное состояние, дойдя до критической точки, под влиянием самого незначительного толчка прекратилось в свою противоположность — в усталость и упадок сил.

Даже когда Семен очутился на дворе, ему казалось, что все — решительно все! — против него. И откуда они успели узнать о происшедшем скандале? Вот проходит мимо какой-то человек в светло-сером костюме и с портфелем в руках. Отчего он так хитро смотрит на идущего навстречу ученика ремесленного училища? Определенно хитро и насмешливо! А вот рабочий из сборочного цеха, в синем комбинезоне и с каким-то свертком подмышкой. Ведь он ответил на приветствие Семена только кивком головы, несмотря на то, что хорошо знает Бурыкина и обычно здоровается с ним приветливо…

Перейдя двор, Семен очутился в просторном помещении механического цеха, где он раньше работал. И тут происходило что-то неладное… Какая-то настороженная тишина… Не слышится деловитого шума станков и звонкого металлического стука. Семену кажется, что весь цех отвернулся от него и притаился в каком-то ожидании…

— Ты что? Ищешь кого-нибудь? — услышал Семен голос мастера Греся, которого он раньше не заметил, несмотря на то, что остановился почти рядом.

— Где мои товарищи? — тихо выдавил Семен.

— Как где? Обеденный перерыв — известное дело!

Это Семен как-то совершенно упустил из виду.

Заметив досаду на лице подростка, Иван Никанорович решил, по-видимому, его утешить и сказал:

— А я, кажется, видел твоих ребят на заднем дворе, где лежит разный металлический хлам. — Помолчав немного, он спросил с участием: — Ты чем-то расстроен? Что-нибудь случилось?

Семен не ответил на вопрос, поблагодарил мастера и направился к выходу из мастерской. Ему обязательно хотелось найти своих товарищей. Он не мог оставаться в таком состоянии один. Нужно было поговорить, посоветоваться.

«Как же я им все это объясню? — вдруг промелькнула в голове неприятная мысль. — Рассказать, как я нахулиганил в приемной главного инженера. Вел себя, как мальчишка… До чего стыдно и нехорошо… И какое будет настроение у ребят, когда они узнают, что главный инженер, рассердившись, даже не захотел со мной разговаривать, хлопнул дверьми?»

Действительно, положение было крайне затруднительным. С одной стороны, Семен чувствовал необходимость облегчить свою душу и поделиться с товарищами, а с другой — он опасался, что после этого упадет в глазах ребят его авторитет вдохновителя и руководителя задуманного изобретательского предприятия!

«Все равно…» — решил Семен, мучительно соображая, что именно заставило ребят находиться на заднем дворе — месте, совершенно непригодном для отдыха.

Вот, наконец, задний двор — широкая площадка, огороженная дощатым забором, с несколькими сараями и деревянными навесами. Странная вещь! Ребята действительно тут. Все четверо. И занимаются совершенно непонятным делом…

Что же их заставило прийти сюда?

Прежде, в первые дни своей работы в ОКБ, Семен неоднократно посещал это место. Его привлекали сюда необычайно интересные веши. Здесь была свалена разная техническая рухлядь, а под навесами стояли всевозможные полуразобранные экспериментальные машины, в свое время отслужившие свою службу. Вот, к примеру, механизм, с виду чем-то напоминающий маленький гусеничный трактор. Какое-то неизвестное устройство, ранее возвышавшееся над машиной, по-видимому, снято, так как кое-где осиротело торчат поржавевшие болты. Но вся машина, хоть и покрыта местами темно-коричневой окраской ржавчины, находится в сравнительно хорошем состоянии. На машине сидят еще прочные и совсем не разработанные гусеницы. А если поднять за ручку железную крышку, то в глубине механизма можно увидеть маленький шестицилиндровый мотор, совсем новый. Наверно, не оправдало надежд неизвестное устройство, для передвижения которого предназначался маленький трактор. Под навесами можно было увидеть и миниатюрные образцы шагающих машин: вероятно, первые опытные экземпляры. Они были устроены очень примитивно, как видно, на скорую руку, чтобы с их помощью провести какую-то проверку, а затем оставить без использования. Надо сказать, что они мало походили на то замечательное устройство, которое Семену удалось видеть бегающим по полянке. Какие-то транспортеры с ковшами необычайной формы, стальные станины с бесконечным количеством роликов и зубчатых колес, электромоторы необычного вида и даже небольшая паровая турбина.

Семен любил бродить по этому своеобразному кладбищу неудачных образцов новой техники. Интересно было размышлять о том, что имели в виду инженеры и конструкторы, создавая эти обреченные на бездействие причудливые машины.

Но при чем тут ребята? Они же не увлекались до сих пор техникой так страстно и безраздельно, как Семен. Что делает, например, Шурик, который стоит рядом с хорошо известной Семену моделью маленького трактора, и держит какую-то тетрадку в руке? Вот он что-то записывает, что это значит?

Товарищи, наконец, заметили Семена и стали звать его к себе радостными криками и энергичными жестами.

— Семен! Скорее сюда! — закричал Кириллин. — Тут, брат, такое творится!

— Мы обнаружили золотые россыпи! Только бери да разрабатывай! — заявил Чердаков, когда Семен уже приблизился.

— Как же это раньше нам не пришло в голову! Что ж ты, Семен! А еще считаешься среди нас самым главным изобретателем! — проговорил Кириллин, но внезапно замолк, внимательно приглядываясь к подошедшему товарищу. — Да ты, кажется, чем-то расстроен?

— Так просто. Ничего… — ответил Семен, стараясь улыбнуться.

— Да нет, ты не хитри… Вид у тебя, прямо скажем, не того… — продолжал Кириллин, легонько подталкивая Семена в бок, что иногда служило у него способом выражения дружеской нежности. — Посмотри, на кого ты похож? Осунулся, побледнел. А утром был — сравнительно ничего! Что случилось?

— Это все тебе кажется. Немного устал, конечно… А что вы тут делаете?

— Видишь вот это устройство? — проговорил Кириллин, протягивая руку к маленькой тракторообразной модели. — Оно тебе ничего не говорит? А мы без тебя тут решили… Вот, слушай: зачем делать сразу большую машину?

— Действительно! — с жаром вмешался Шурик. — Кто на это пойдет!

— Вот гляди сюда, — захватил инициативу Быков, подталкивая Семена к тракторному устройству. — Почти готовая вещь! Согласен?

— Ну, естественно, отремонтировать немного придется, как в этом случае обычно ведется, — весело проговорил Чердаков, тихонько отбивая ногами что-то вроде чечетки.

— Вот тут можно будет приспособить транспортирующее устройство. Для этого потребуются самые небольшие переделки, — продолжал Быков. — Этот выступ придется удалить, срубить зубилом: он тут ни к чему, а здесь просверлить отверстия и нарезать резьбу для болтов…

— А потом изготовить этакую дугообразную штуковину, чтобы к ней прикрепить транспортер! — перебил Чердаков.

— А ты может быть думаешь, что мы не подыскали уже почти готового транспортирующего приспособления? — забасил Кириллин, хватая Семена под руку. — Пойдем-ка сюда… Вон, в пяти шагах отсюда, лежит — почти готовое.

— Уж очень поржавевшее. Я его первый увидел, но решил, что с таким ничего сделать нельзя, — проговорил Шурик, торопливо забегая впереди Кириллина и Семена.

— Отчистим! Не велика важность! Для первого опытного образца годится. Не насквозь же он проржавел! Конечно, переделок потребуется много, но это другой разговор, — заметил Ваня Быков.

Ребята наперебой старались овладеть вниманием Семена. Они водили его от одной машины к другой, споря при этом, кому принадлежит честь открытия той или иной детали, которой можно было бы воспользоваться при создании будущей модели.

— Остановка, Семен, только за твоими маленькими вибраторами. К сожалению, они тут нигде не валяются, — заявил в конце Кириллин, покровительственно похлопывая Семена по плечу. — Но это уже твое дело. Я думаю, что если ты только заикнешься перед главным инженером — он сразу же разрешит тебе изготовить их в лаборатории.

— Да и вообще придется, Семен, прежде всего поговорить с Александром Андреевичем! Надо же, чтобы кто-то разрешил нам заниматься этим делом в неурочное время! — сказал Быков, как показалось Семену, таким тоном, в котором не чувствовалось и тени сомнения относительно благополучного исхода подобных переговоров.

— Еще было бы неплохо, Семен, — заискивающе сказал Шурик, пряча в карман свою тетрадь с записями, — если бы ты договорился с главным инженером, чтобы нас освободили от работы в мастерских, ну не на все время, а хотя бы так на два-три дня в неделю.

До сих пор покорно и почти молча выслушивавший объяснения ребят Семен вдруг рассердился. Уставившись на Шурика взглядом полным негодования, он закричал, потрясая в воздухе кулаком:

— Так вот о чем ты, бездельник, мечтаешь! Ага… Жди! Так тебя и нас всех Александр Андреевич и освободит от работы! Подумаешь, какие изобретатели нашлись! Нет, дружок, — дудки! Хорошо будет, если он вообще еще разрешит возиться с нашей машиной в свободное время…

Он снова совершенно отчетливо вспомнил о скандале, только что произошедшем в приемной главного инженера, и ему очень хотелось сказать своим товарищам, что из затеянного дела, наверно, вообще ничего не выйдет, но он с большим трудом взял себя в руки и воздержался от этого намерения.

Однако настроение вожака изобретательского коллектива и его странное поведение не ускользнуло от наблюдательного Кириллина. Он, внимательно посмотрев на Семена, проговорил:

— Что-то там у тебя неладно, Семен. Так я чувствую… Наверно, Чугунцев уже сообщил тебе об отрицательных результатах своих расчетов. Или что-нибудь в этом роде. — При этих словах он выжидательно посмотрел на Семена, надеясь дождаться ответа.

Но ответа не последовало.

Тогда Кириллин тихо сказал:

— Но ты… не падай духом! Сообща обсудим и что-нибудь придумаем…

Глава двадцать четвертая

Потекли дни, обычные, мало чем отличающиеся один от другого. Семену казалось, что его товарищи уже почти забыли о намерении строить машину, так как о ней почти никто не вспоминал. Правда один раз, когда он открыл дверь в общежитие, ему показалось, будто Кириллин, что-то доказывавший Чердакову, произнес слово вибратор. Однако ребята тотчас же умолкли, как только Семен подошел к ним.

— Это вы насчет чего? — настороженно спросил Семен, внимательно приглядываясь к Кириллину.

— Да, так! Вообще и в частности… — неопределенно ответил Кириллин.

Были и еще случаи, показавшиеся Семену немного подозрительными. Как-то поздно вечером, когда он уже давно лежал в постели, в комнату торопливо вошли Кириллин и Быков.

— Разговаривали? — полушепотом спросил их Чердаков.

— Да. Было такое дело… Семен уже спит? — тихо проговорил Кириллин. А после небольшой паузы, которая, по-видимому, должна была убедить его, что Семен действительно ничего не слышит, добавил еще тише: — У него под сомнением мощность, необходимая для разрыхления… Понимаешь?

— Это вы насчет какой мощности? — вмешался Семен, быстро поднимаясь с постели.

— А-ааа! Ты еще не спишь? А это, знаешь, мы тут поспорили, одним словом. Тебя это вовсе не касается, — виноватым тоном ответил Кириллин и принялся торопливо раздеваться.

После истории в приемной главного инженера Семеном вдруг овладело какое-то безразличие к задуманному делу. В глубине души он сознавал, что это нехорошо, что так нельзя, что надо бороться с подобными настроениями и научиться их побеждать, но ничего поделать с собой не мог. Семен вспомнил наставления Александра Андреевича, который говорил, что изобретатель должен быть настойчивым, упорным и самоотверженным при решении поставленной задачи, не бояться трудностей и неудач, но все эти рассуждения были как-то сами по себе, а настроение, с которыми Семен не мог совладать, — само по себе.

«Что в этом случае нужно делать? — мучительно рассуждал Семен. — Ведь для того чтобы нам разрешили построить маленькую модель машины, необходимо не только согласие главного инженера, но и его желание помочь! А ведь он когда-то обещал мне помогать… Теперь, наверное, обиделся на меня…»

Для последнего предположения у Семена были очень веские основания. Он уже трижды заходил в приемную к Елене Павловне и робко спрашивал, когда же, наконец, Александр Андреевич сможет с ним поговорить. И все три раза Елена Павловна молча поднималась, шла в кабинет и возвращалась с одним и тем же ответом:

— Занят. Сегодня не сможет. Когда освободится — неизвестно.

Елена Павловна говорила с Семеном необычайно вежливо и как будто даже ласково. Но от этого, к сожалению, не становилось легче. Семен с обидой и завистью смотрел на людей, ожидающих приема. Это были конструкторы с папками и толстыми рулонами чертежей, начальники лабораторий и цехов, какие-то неизвестные люди с портфелями и без них, рабочие в комбинезонах. А однажды даже уборщица, хорошо известная Семену тетя Паша, с каким-то заявлением в руке скрылась на глазах юного изобретателя за заветной дверью.

Может быть потому, что Семен не делился со своими товарищами подлинным положением дела, ему было вдвойне тяжело. Только один раз он как бы между прочим сказал Быкову:

— Сегодня опять пытался попасть к Александру Андреевичу, но он не принял. Видно, очень занят…

— Конечно, — согласился Быков. — Сейчас ему не до тебя. Я слышал, что наше ОКБ получает дополнительное задание. Очень срочное.

— Да. Очень и очень срочное… — смущенно пробормотал Семен, так как на самом деле о существовании подобного задания он услышал впервые.

Что-то не совсем ладное происходило и с математиком, Леонидом Карповичем Чугунцевым. Вначале он очень горячо взялся произвести расчет вибраторов с удлиненными клинообразными сердечниками, позволяющими направлять всю энергию ультразвукового излучения вглубь земли, а потом остыл и, по-видимому, совершенно забыл о своем обещании. Первые дни, после того как Семен нагнал его в машине, Чугунцев обещал вот-вот закончить расчеты. А затем, при встречах в лаборатории, он даже перестал вспоминать об этом. Последний раз, чуть не столкнувшись с Семеном в коридоре, Чугунцев спросил:

— Мурашов у себя?

Семен ответил, что старшего научного сотрудника нет на месте.

— Тогда — вот что: передай ему, что в отделе информации лежит письмо из главка, с которым ему обязательно необходимо ознакомиться. Не забудешь?

И математик сразу же удалился, так и не заикнувшись о расчетах вибраторов.

«Письмо… Информация… — промелькнуло в голове Семена. — Ну да! Это же так просто! Необходимо написать Александру Андреевичу письмо, чтобы информировать его…» — тут же решил Семен…

В этот же день, сразу после окончания работы, поспешил он в общежитие и принялся за составление письма.

Долгое время юный изобретатель никак не мог решить, с чего именно начать свое послание. Однако исчеркав изрядное количество строчек, он начал писать быстро и торопливо, опасаясь как бы бурно нахлынувшие мысли не испарились из памяти, прежде чем они улягутся на бумаге.

«Сначала начерно, как придет в голову, а потом уже обработаю черновик как следует…» — решил Семен.

«Дорогой Александр Андреевич! — писал Семен. — Мы все заботимся о своей Родине и думаем, как бы сделать так, чтобы она стала еще более лучшей (слово „лучшей“ зачеркнуто), сильной (тоже зачеркните), могущественной. Советские люди отдают этому все свои силы. Советские изобретатели выдумывают новые машины, чтобы облегчить труд людей и принести пользу своей горячо любимой Родине. Чтобы, как можно скорее страна пришла к коммунизму, где всю черновую и тяжелую работу будут выполнять машины, труд будет интереснее, и у людей останется больше времени заниматься спортом, искусством и выдумывать еще более совершенные машины, чтобы окончательно покорить природу и целиком и полностью поставить ее себе на службу.

Александр Андреевич! Вы всем известный изобретатель и сделали так много, что даже ни с каким другим изобретателем сравниться не можете. Я же только еще хочу стать изобретателем и чувствую, что это обязательно так и будет. И Вы говорили мне, что я должен стать изобретателем, а мои товарищи Ваня Быков, Степан Кириллин, Сережа Чердаков, а также отчасти Александр Пышной решили мне помогать, и теперь уже так получилось, что изобретаем мы все вместе. Правда, Шурик колеблется, но это пока нам еще не мешает. Если так будет и дальше продолжаться, и перевоспитанию он не поддастся, то мы его просто выгоним из нашего коллектива.

Вы, Александр Андреевич, строите большие машины и решаете большие вопросы. Для этого у Вас есть большой институт, и все к Вам относятся с большим уважением. Мы же решили построить маленькую модель машины, для пробы, конечно, которая бы копала каналы и ровняла поверхность земли с помощью ультразвука и таким образом приносила бы пользу нашей великой стране. Если поставить на вибраторы удлиненные сердечники, вроде как бы с клином на конце, то вся сила пойдет в глубину земли. Вы, наверное, это уже знаете, а если нет, то можете посмотреть у нас в лаборатории, так как они не годятся для вспахивания почвы.

Мы хотим пристроить эти вибраторы на маленькую модель трактора, ту, что валяется на заднем дворе, а также небольшой транспортер приспособить, который тоже валяется и отчасти уже поржавел, а также приспособить к нашей машине разные приспособления и посмотреть, что из этого получится. Для Вашего учреждения никаких расходов от этого не будет. Всю работу мы собираемся сделать в свободное время, не портя каких-либо материалов, кроме тех, что почти не нужны и лежат на заднем дворе и отчасти ржавеют. Да и эти материалы можно будет вернуть на место, как были, в случае, если машина не заработает, или когда мы кончим с ней свои опыты. Конечно, мы еще не можем рассчитать все по-научному и руководствовались при составлении своего проекта только своими собственными техническими соображениями и догадками, с помощью наблюдательности, о которой Вы мне говорили. Конечно, если Вы нам немного поможете, а также попросите математика Леонида Карповича Чугунцева, чтобы он честно сдержал свое первоначальное обещание и рассчитал нам вибратор с удлиненным сердечником, то все это можно будет сделать. Такая маленькая машина заработает в поле, и Вы и все Ваши конструкторы сразу увидят, можно ли на основе этого опыта построить настоящую машину для практического применения. А если из нашей машины ничего не получится, то для Вас (зачеркнуто для Вас), то для Ваших инженеров-конструкторов тоже будет польза, так как они узнают, что ломать голову над подобной идеей нет никакого смысла. Что же касается скандала, устроенного мною в Вашей приемной, когда Елена Павловна совершенно справедливо оттаскивала меня от дверей, то я очень переживаю и мне стыдно, так как получилось все это не потому, что я какой-нибудь хулиган и хотел воспользоваться Вашим добрым расположением ко мне и доказать, что мне все можно. Все так получилось только потому, что я погорячился и считал, что наше предложение Вас сильно обрадует. Больше никогда так делать не буду.

Ученик 638-го ремесленного училища

Семен Бурыкин».

Когда Семен прочел черновик, написанный с налету, почти без всякого обдумывания, он готов был провалиться со стыда. Сколько в нем нескладного! Как часто повторяются одни и те же слова! А ведь он умеет писать грамотно!

«Видно, волновался, потому так и получилось…» — решил Семен, собираясь сочинять все заново.

Пришлось переписывать четыре раза, пока письмо не стало, с точки зрения Семена, полностью соответствовать своему назначению. Письмо получилось безупречным в грамматическом и стилистическом отношении, но зато сухим, почти официальным. Оно почему-то очень напоминало Семену заявление, которое он писал когда-то директору ремесленного училища о предоставлении ему трехдневного отпуска для поездки домой на похороны бабушки.

На следующий день, во время обеденного перерыва, Семен отнес письмо в приемную главного инженера и вручил его секретарю. Каково же было удивление мальчика, когда Елена Павловна, принимая из его рук тщательно заклеенный конверт, вдруг сказала:

— Вообще, Семен, мне бы не следовало принимать от тебя это письмо, поскольку сегодня, в семь тридцать, ты сам увидишь Александра Андреевича. Надеюсь, что тебе было бы не трудно вручить ему этот пакет собственноручно! Но я заранее угадываю, что дело у тебя, конечно, необычайно срочное и не терпящее ни минуты отлагательства. Правда же?

— Это как же так… Я вас не понимаю… — оторопело пробормотал Семен, заметно краснея.

— А тут и понимать нечего, — продолжала секретарь, чуть улыбаясь. Александр Андреевич вызывает, — Елена Павловна начала рыться в каких-то бумажках, и, наконец, разыскав необходимую, прочитала: — Семен Бурыкин, Степан Кириллин, Иван Быков и Александр Пышной, ученики ремесленного училища, практиканты, в семь тридцать должны прибыть на техническое совещание, захватив с собою проектные чертежи и расчеты предлагаемой ими машины… Понятно?

— Ясно! Ясно, Елена Павловна! Ой, как это здорово…

Семен уже хотел броситься к дверям, но секретарь, угадав его намерение, остановила его:

— Подожди! Подожди! Выслушай меня! Вот ты как-то требовал, чтобы главный инженер принял тебя немедленно. Шумел тут так, что я еле смогла с тобой справиться… Помнишь? — При этих словах Елена Павловна дружески взяла Семена за руку, как бы давая ему понять, что она больше не сердится… Представляешь ли ты, насколько был занят главный инженер в эти дни? Готовился годовой отчет — это раз. Проходили утверждения проектов двух новых, очень срочных разработок — это два. Комиссия по приему объекта Д-728 у нас тут работала — это три. И еще тысяча срочных дел! Теперь ты понимаешь, как был загружен Александр Андреевич?

— А как же с чертежами, этими самыми… проектными? — вдруг спохватился Семен.

— С какими чертежами?

— Ну вот с этими, о которых вы мне прочитали… Те, что мы обязательно должны представить сегодня в семь тридцать! У нас ведь их нет! Да и расчетов тоже! Как же быть?

— Вот это я уж не знаю, — ответила секретарь, разводя руками. — Принесите хоть какие-нибудь, приблизительные, что ли…

— Очень хороший чертеж у нас получился на песке, Елена Павловна, проговорил Семен, волнуясь.

— Песок в кабинет главного инженера не вздумайте тащить, ни в коем случае! — испуганно проговорила Елена Павловна, подозрительно приглядываясь к юному изобретателю.

— Да нет же! Я вам забыл сказать, что его смыло набежавшей волной! А затем мы кое-что зарисовывали в тетрадке! Знаете? Она у Шурика находится… Он у нас называется начальником канцелярии…

— Вот тетрадку и принесите.

— Ладно. Мы еще что-нибудь такое придумаем. Можно будет еще кое-что нарисовать…

Продолжая смотреть на секретаря оторопелым и восторженным взглядом, Семен вдруг проговорил:

— Елена Павловна! Вот вы… У вас такие замечательные часики на руках…

Семену хотелось сказать, что «вы очень хорошая и напрасно я думал плохо о вас…», но оробев и не решившись высказать эту мысль, он перевел разговор на крохотные часики, которыми уже давно восхищался.

Уже очутившись на дворе, Семен вспомнил, что теперь уже было ни к чему оставлять у секретаря письмо к Александру Андреевичу.

«Да и сухо оно написано! — мучительно соображал по дороге Семен. — Не стоит ли ему возвратиться в приемную главного инженера?». Но, махнув рукой, он быстро зашагал через двор, к столовой, где по всей вероятности еще находились его товарищи.

Теперь Семену казалось, что все встречающиеся по пути люди смотрят на него с огромным уважением. Вот прошел монтажник из сборочного цеха. Разве не заметно, как он доброжелательно улыбнулся? А вот навстречу, с голубой папкой для бумаг, идет Людочка Понедельник. Разумеется, она улыбнется Семену необычайно ласково. Даже попытается с ним заговорить!

И правда, когда девушка поравнялась и ответила на приветствие Семена, она сказала:

— Вы сегодня какой-то сияющий! Что это с вами?

— Проект… Проект, Людмила Сергеевна, будет утверждаться у главного инженера. Нашего изобретения проект! Понимаете?

— Уж не того ли, которое было нарисовано вами на песке? — спросила девушка, мило улыбаясь.

— Вот, вот! — обрадовался Семен. — А мы только что вспоминали с Еленой Павловной об этом забавном случае! Я еще хотел ей объяснить, что Вася Подвескин, пробежав по воде, все испортил.

— Кстати, он здесь. Если вы идете к столовой, то вы Васю встретите. За углом вон того дома стоит его мотоцикл.

— Главный инженер приглашает нас всех на семь тридцать… Еще надо сделать кой-какие чертежи… Вы меня простите, но я тороплюсь… — сказал Семен, не пытаясь скрыть своего желания расстаться с девушкой.

— Ну что ж! Желаю вам и вашим товарищам полной удачи. Все это очень забавно, извините, — немного разочарованным голосом проговорила Людмила, провожая ученика ремесленного училища чуточку насмешливым взглядом.

Недалеко отвхода в столовую Семен действительно увидел Васю Подвескина с мотоциклетными очками на лбу. Он сидел на корточках перед своей машиной.

— Здравствуй! — весело бросил ему Семен.

— Здорово, — угрюмо ответил Вася, не поворачивая головы и продолжая копаться в своем усиленном моторе. — Выпускной клапан немного барахлит… Надо было бы его притереть… Да! Кстати! Нет ли у тебя случайно с собой ключа двадцать четыре на двадцать восемь?

Семен не спеша приблизился к мотоциклисту и ответил, стараясь придать своему голосу солидный оттенок.

— Откуда же у меня такой ключ! Я теперь работаю, как ты знаешь, в лаборатории. Там преимущественно приходится иметь дело с более мелкими инструментами.

— Подумаешь… Заважничал… — буркнул Подвескин, не поворачивая головы.

— А потом у меня дело сейчас очень срочное! — не утерпел Семен. — На семь тридцать главный инженер вызывает нас всех к себе в кабинет по поводу нашего изобретения. Надо еще подумать относительно чертежей, схем, расчетов и прочего.

— Что-оо? — удивился Вася, теперь уже повернув голову и поправляя сползающие на глаза очки. — Главный инженер будет заниматься вашим изобретением? Тратить на это время? Рассказывай кому-нибудь другому…

— А вот и будет! Если не веришь, то можешь пойти да спросить у секретаря Елены Павловны. Техническое совещание назначено на семь тридцать. Проверь!

— С ума можно сойти… Какое-то недоразумение, которое позволяет тебе воображать больше чем следует.

— А вот и будет заседание! — продолжал Семен, у которого вдруг пропала всякая степенность, уступив место мальчишескому задору.

— Смотри! — покровительственно произнес Вася, похлопывая Семена по плечу. — Я обязательно зайду к Елене Павловне, чтобы проверить. И если узнаю, что ты беспредметно хвастаешься, используя для этой цели высокое звание главного инженера Особого конструкторского бюро, то… имей в виду…

— Что имей в виду? — запетушился Семен.

— А вот увидишь… — пробурчал Подвескин, демонстративно поворачиваясь снова к своей машине. — Подумаешь, какие изобретатели нашлись… — и он принялся угрюмо, с остервенением отковыривать отверткой слой глины, приставшей к алюминиевой поверхности картера. — Знаю я подобных хвастунов, царапающих на пляже без всякой причины девушек грязной щепкой…

Глава двадцать пятая

Задолго до назначенного времени ребята сидели в приемной главного инженера.

Больше всех почему-то волновался Шурик. Он то и дело заглядывал в свою ученическую тетрадь, куда были тщательно записаны всевозможные технические мысли ребят по поводу проекта новой машины, где имелись зарисовки схем и даже какие-то ориентировочные расчеты, построенные на основе четырех действий арифметики.

Когда кто-нибудь выходил из дверец кабинета главного инженера, Шурик немедленно вскакивал с дивана и почему-то почтительно становился во фронт.

— Да, сиди ты… — наконец не вытерпел Кириллин, осаживая на место чрезмерно взволнованного члена изобретательского коллектива.

— А если он спросит насчет болтов, которыми надо будет прикреплять транспортирующее устройство?.. — продолжал беспокоиться Шурик, озирая своих товарищей.

Через приемную торопливо прошел математик Чугунцев и, молча ответив поклоном на приветствие ребят, скрылся за дверью кабинета. Пришел и старший научный сотрудник лаборатории, в которой работал Семен, Елизар Иннокентьевич Мурашов. Он с удивлением посмотрел на Семена и его товарищей и, перебросившись несколькими словами с Еленой Павловной, тоже ушел в кабинет главного инженера. Но каково же было удивление Семена, когда в приемной появился Вася Подвескин. Небрежно, с видом явного превосходства он поздоровался с ребятами. Неторопливо, как человек знающий себе цену, подошел к секретарю и проговорил:

— Я не опоздал? А то, знаете, Елена Павловна, не люблю неточность. Раз главный инженер назначил мне на семь тридцать, так хоть в лепешку разбейся, а приходи вовремя.

— Что это значит? — шепотом спросил Кириллин, обращаясь к Семену.

Приглашение Васи на техническое совещание по поводу изобретения ребят показалось Семену настолько невероятным, что он даже не смог что-либо ответить Кириллину.

Между тем Вася уселся на стуле, поодаль от ребят, и принялся смотреть на них с видом, который, казалось, говорил ясно: «Удивлены? Это ничего… Привыкайте. Конечно, ни одно серьезное совещание у главного инженера не может обойтись без меня!».

В кабинет инженера ребята входили гуськом, почтительно оглядываясь по сторонам и легонько подталкивая друг друга. Затем, поздоровавшись с Александром Андреевичем, долго не могли рассесться. Шурику не хватило места, и он, испуганно озираясь, попытался было подсесть на краешек стула к Чердакову. Но его намерение предупредил Дуплов, предложив сесть на диване, рядом с письменным столом.

— Все тут? — спросил Александр Андреевич. — А где же мастер Гресь? Не вижу Ивана Никанорыча…

И словно в ответ на эти слова, в дверях появилось усатое лицо мастера.

— Итак, начнем, товарищи! — торжественно провозгласил Дуплов, когда Гресь уселся на диване рядом с Шуриком. — На повестке дня нашего сегодняшнего технического совещания — один вопрос. Мы должны рассмотреть проект коллектива авторов, предлагающих осуществить каналокопающую машину особого типа. Но замыслу изобретателей, работа машины основана на принципе ультразвука.

— Простите, Александр Андреевич. Каналокопающую или канавокопающую? угрюмо и с ехидством в голосе переспросил Чугунцев.

— Конечно, каналокопающую, дорогой Леонид Карпович! Мелкие масштабы, как вы сами понимаете, нам не по душе, — ответил Дуплов, строго взглянув на математика.

— Угу… — неопределенно протянул Чугунцев, вынимая из футляра свои очки и усердно протирая их носовым платком.

— Итак, — продолжал инженер, — мы попросим, так сказать, вдохновителя и организатора коллектива изобретателей, Семена Бурыкина, доложить нам по существу дела. Прошу вас, товарищ Бурыкин.

Семен поднялся со своего места и поджав губы, умоляюще поглядел на Дуплова.

— Смелее, товарищ Бурыкин! Смелее! Вы захватили с собой схемы, чертежи?

— Вот они! Тут у нас все записано… Правда не все, но самое главное… заторопился Шурик, подскакивая к столу и подсовывая инженеру довольно измятую ученическую тетрадку.

— А можно своими словами, чтобы проще? — упавшим и сдавленным голосом спросил Семен.

— Пожалуйста! Как хотите, — ответил Дуплов.

— Как же это так без чертежей? — хитро улыбаясь, проговорил Гресь, одновременно медленным движением правой руки подкручивая ус. — Это не годится, ребята…

«Неважно мы подготовились к совещанию», — подумал Семен и посмотрел на Елизара Иннокентьевича Мурашова, который, казалось, посмеивался над неопытностью юных изобретателей, но пытался выглядеть серьезным. Тоже самое, по-видимому, старался сделать Леонид Карпович.

— Товарищи! Прошу отнестись к этому делу с возможной серьезностью! проговорил главный инженер, лицо которого тоже невольно расплывалось в улыбке.

— Конечно, тут надо разобраться со всей строгостью, на основе сложнейших математических выкладок, которыми, к сожалению, так называемые изобретатели не располагают, — сильным голосом заметил из угла Вася Подвескин, произнося слово «изобретатели» с каким-то ехидным оттенком.

Семен медленно подошел к черной доске, висевшей позади письменного стола. Постояв с секунду в раздумье, он схватил мел и провел дрожащей рукой, чуть ли не через всю доску, горизонтальную белую линию.

— Это, значит, поверхность земли… А вот тут, над ней, я буду рисовать машину… — начал Семен дрожащим голосом, нажимая на мел изо всех сил так, что от него откололись довольно крупные крошки.

Чем дальше говорил Семен, тем больше возвращались к нему уверенность и спокойствие. Рука, продолжавшая рисовать схему машины, перестала дрожать. Уже белая пыль не порошила доску, а мел скользил по черной поверхности почти бесшумно.

— Вот здесь будут укреплены такие вибраторы, — продолжал объяснять Семен. — Их сердечники, имеющие клинообразную форму, должны впиваться в землю, вот в этом месте. А тут будет укреплен транспортирующий механизм с такими ковшами… Он уже валяется на заднем дворе и если его немного переделать, он вполне подойдет…

— Да ты не так рисуешь! — вдруг перебил Семена Быков. — Товарищ главный инженер! Разрешите мне его немного поправить? У транспортера, о котором он говорит, совсем не там стоят ролики…

— Пожалуйста, — сказал Дуплов.

Быков подошел к доске и, по-ученически подтянув сзади свою рубашку, начал стирать тряпкой детали схемы, которые ему казались неточными. Затем он выхватил из рук Семена мел и принялся рисовать.

Принять участие в исправлении чертежа попытался и Шурик Пышной. Но главный инженер заявил, что рисовать один чертеж сразу нескольким людям не полагается.

Не более чем за пятнадцать минут Семен не только успел начертить схему, но и изложить все основные соображения по существу дела. Чтобы дополнить только что сказанное, слова попросил Степан Кириллин. Он добавил, что Бурыкин упустил самое, главное: маленькую модель машины можно будет построить без всяких затрат, используя некоторые готовые детали из числа имущества, подлежащего ликвидации и лежащего без всякого дела на заднем дворе. Кроме того, коллектив юных изобретателей берется провести работы безвозмездно, в свободное время. Нужно только, чтобы инженеры и конструкторы чуточку помогли с расчетами. В частности, ему например, не ясно, выдержит ли нагрузку чугунный консоль на модели маленького трактора, если на нем укрепить болтами транспортирующее устройство. И не требуется ли в этом случае изготовления дополнительной опоры.

— Какие будут вопросы, товарищи? — торжественно спросил Дуплов, когда Кириллин закончил свою речь. — Кто хочет высказаться?

— Вообще интересную штуку задумали ребята! — проговорил Гресь.

— Не вижу в только что изложенном проекте никаких таких научно-математических обоснований… — раздался из угла голос Васи. — То же самое, не вижу никаких синусов или косинусов относительно вот того угла, что нарисован на самом краю доски.

— Да. К сожалению, это так, — согласился Дуплов. — И мне вполне понятно законное недовольство помощника механика, товарища Подвескина, по-видимому, большого любителя и знатока высшей математики. Но это еще не беда. Я думаю, что Леонид Карпович Чугунцев, как и всегда, не откажется помочь в этом деле. У кого еще есть какие-либо замечания?

— Очень интересный проект. Очень… — проговорил Мурашов, сдерживая улыбку. — Только мне неясно одно. Какими именно типами вибраторов собираются изобретатели оснастить свою машину?

— Прошу, товарищ Бурыкин, ответить на этот вопрос, — сказал Дуплов.

— С удлиненными сердечниками! Вот такими… — Семен снова схватил мел и принялся рисовать в углу доски изображение вибратора.

Несмотря на то, что Чугунцев то смотрел весьма угрюмо, то чуточку улыбался, а старший научный сотрудник лаборатории Мурашов еле сдерживал смех, Семен уже чувствовал себя победителем. Разумеется! Разве можно возражать против таких ясных и простых доводов! Александр Андреевич Дуплов, конечно, благожелательно относится к проекту, иначе бы он не устраивал этого заседания. Мастеру Гресю предложение понравилось. А с Подвескиным, неизвестно как и зачем попившим сюда, конечно, никто считаться не будет.

Выбрав удобный момент, Семен заговорил о будущем предлагаемой машины. В нем взыграл буйный дух новатора-изобретателя, и от этого взволнованная речь потекла быстро, без запинки. Он говорил об эффектной работе новой машины, прокладывающей, через необъятные пространства страны широкие водные каналы. Говорил о преимуществе этого нового вида техники перед уже существующими машинами, которые по его мнению были более громоздкими и менее производительными.

Семену удалось полностью овладеть вниманием маленькой аудитории. Даже Чугунцев перестал хмуриться и глядел на юного изобретателя с большим вниманием.

— Здорово объяснил! — констатировал мастер Гресь, когда Семен закончил свое взволнованное выступление.

— Честно могу сказать, что я прослушал все это совершенно неожиданно для себя с большим интересом! — выразил свое мнение Мурашов.

— Говорить-то он действительно умеет… — буркнул из своего угла Вася Подвескин.

— Ну, вот видите, товарищи! А вы вначале относились с недоверием к нашему молодому коллективу изобретателей, — сказал Дуплов. — Теперь нам только остается выслушать мнение Леонида Карповича по поводу предложенного Бурыкиным нового типа вибраторов.

— Леонид Карпович уже занимался этим вопросом! Он уже рассчитывал и дал почти положительный ответ! — не утерпел Семен.

Вот тут-то и произошла страшная вещь, от которой не застрахован ни один изобретатель. Чугунцев неожиданно для Семена заявил, что он действительно производил предварительные расчеты и что идея, выраженная Семеном, ему вначале очень понравилась. Но, к сожалению, чем дальше он углублялся в дебри математических расчетов, тем картина становилась все более и более безотрадной. Вибраторы с удлиненными клинообразными сердечниками, предложенные учеником ремесленного училища Бурыкиным, не смогут работать экономно. Ультразвуковое излучение клинообразного вибратора будет действительно направляться в глубь земли, как и предполагал автор, но коэффициент полезного действия всего устройства не может быть высоким. Одним словом, практического применения такие вибраторы иметь не могут.

От этого заявления у Семена потемнело в глазах.

С ужасом оглядел он своих товарищей и увидел на их лицах укоризну. А Шурик Пышной, так тот смотрел на него явно презрительно.

— Это, конечно, обидно, но тут уж ничего не поделаешь, — со вздохом проговорил мастер Гресь и заворочался на диване, словно собираясь подняться и уйти.

— Против высшей математики ничего не поделаешь! — победно заявил Подвескин. — Это вам не дважды два — четыре…

— Что вы на это ответите, товарищ Бурыкин? — строго спросил Семена главный инженер.

— Я уж не знаю… — смущенно пробормотал тот. — Теперь, по-видимому, ничего не выйдет… — добавил он дрогнувшим голосом, не зная куда девать свои руки, изрядно испачканные мелом.

— Что-оо? Ты не знаешь, что делать? — еще более строго проговорил инженер, поднимаясь с кресла и переходя на «ты». — Разве так поступает настоящий изобретатель? Вот уж не ожидал от тебя этого, Семен! Ты готов сдаться при первых же трудностях. А дальше как же ты будешь себя вести?

— Александр Андреевич! Я же не умею рассчитывать! Раз Леонид Карпович говорит, что ничего не получится, значит действительно ничего не выйдет… ответил Семен, дрожащими руками отряхивая с себя мел.

— Не годится так, товарищ изобретатель! Не годится! — возмущался Дуплов. Не вышло — надо придумывать что-нибудь другое, новое. Опять не получилось снова бороться, снова придумывать. А как же иначе! Если бы все советские изобретатели поступали как ты, у нас и новых машин не было бы…

Дуплов уселся в свое кресло и продолжал уже более спокойно:

— На этот раз вам повезло, товарищи изобретатели. Вибратор, вполне пригодный для вашей машины, конечно, совершенно другого типа, я смогу вам дать. Так что за этим остановки не будет. Мне просто хотелось проверить, как вы будете вести себя в случае первого серьезного препятствия. И должен прямо сказать, что ваш руководитель вел себя плохо… На единицу с минусом… И вы все, ребята (инженер при этом внимательно оглядел товарищей Семена), запомните навсегда: хотите быть изобретателями и рационализаторами — поймите, что изобретательская и рационализаторская работа состоит из преодоления трудностей и неудач, которые обязательно должны встретиться на вашем пути. Ясно?

— Ясно. Понятно… — почти хором ответили ученики ремесленного училища.

— А теперь — по существу дела, — продолжал инженер. — Для того чтобы как следует строить машины, подобные предложенной вами, необходимо иметь достаточное техническое образование. Ведь тут придется решать целый комплекс вопросов, связанных и с электроакустикой, и с электротехникой и, наконец, просто с механикой. Но я не хочу этим сказать, что вам, при некоторой помощи, совершенно недоступна постройка действующей модели. Если уж вы очень хотите, я, пожалуй, разрешу вам осуществить задуманное дело. Не передумали?

— Нет, не передумали, Александр Андреевич! А трудности мы будем преодолевать сами изо всех сил… — выпалил за всех Семен.

— Конечно, будем строить! Раз вибраторы дадите, то остальное мы все-таки сделаем… Сделаем! — перебивая друг друга, заявили товарищи Семена.

— Вот и чудесно! — продолжал инженер. — Таким образом, принимаем основное решение: постройка маленькой модели машины для прорытия каналов с помощью ультразвука разрешается коллективу молодых изобретателей. О подробностях проведения намеченного плана договоримся особо. Считаю техническое совещание закрытым. В кабинете у меня прошу задержаться товарища Чугунцева, товарища Мурашова и товарища Греся. Остальные свободны. Спасибо, товарищи…

Когда ребята ушли и за ними затворилась дверь, Дуплов облегченно вздохнул и проговорил широко улыбаясь:

— От такого технического совещания устанешь, пожалуй, более чем от настоящего!

— И охота же вам, Александр Андреевич, разыгрывать всю эту комедию… недовольным голосом заметил Чугунцев.

— Простите, Леонид Карпович, но тут все-таки не комедия. Я с вами не согласен, — ответил Дуплов, усаживаясь на свое место. — Речь идет о воспитании у ребят интереса к изобретениям и самостоятельному техническому творчеству. Почему у себя, в ремесленном училище, они могут заниматься в комнате изобретателя и строить всевозможные придуманные ими аппараты или машины, а мы не можем предоставить им эту же возможность? Пусть себе строят свою машину! Я даже согласен на небольшие расходы! Уверяю вас, что они с лихвой окупятся в будущем. Каждый новатор и рационализатор стоит в тысячу раз дороже, чем хлам, валяющийся у нас во дворе без дела.

— Так им, наверное, еще потребуются и дополнительные детали! Опять же инструменты будут амортизироваться, — проговорил Гресь.

— Ничего, ничего, товарищи. Пойдем и на это, — ответил Дуплов.

— Какие же вибраторы вы намерены им предоставить, Александр Андреевич? спросил Мурашов. — Неужели из числа моделей от разработки объекта ЗК-Т?

— Конечно! — подтвердил Дуплов. — Подберите парочку, не слишком потрепанных во время опытов, и заставьте Семена привести их в порядок.

— Надо подумать, Александр Андреевич, где они будут собирать свою машину. Не тесновато ли у нас в мастерской? — сказал Гресь, глубоко вздохнув. — Может, лучше перевести их в одну из пустующих подсобных мастерских при испытательных площадках? Вот, например, при испытательном участке ЗР-2 сейчас мастерская совершенно свободна. Правда, это далековато от общежития.

— Подумаем. Обсудим и это предложение. Если юные изобретатели будут мешать нам тут, придется перевезти их машину туда, — сказал Дуплов.

— И охота же вам, Александр Андреевич… — снова пробурчал Чугунцев, пожимая плечами. — Можно подумать, что у вас очень много свободного времени… Я, конечно, от участия в этом деле не откажусь, а вашего времени мне определенно жалко.

— Ничего, Леонид Карпович! Все окупится, все окупится, уверяю вас. Мы должны готовить кадры будущих изобретателей и рационализаторов всеми средствами, всеми способами, какие только нам доступны, — проговорил Дуплов, поднимаясь из-за стола.

В этот же вечер Семен обнаружил, что в те самые дни, когда главный инженер не хотел его принимать, товарищи не сидели сложа руки. Кириллин и Быков, как выяснилось, ходили и советовались с секретарем комсомольской организации ОКБ, и тот обещал помочь. Выполняя свое обещание, секретарь разговаривал с главным инженером и таким образом ускорил все события.

После разговора с ребятами о предстоящей работе Семену захотелось побыть одному, чтобы обдумать все как следует.

Он отправился в парк побродить по любимой кленовой аллее. На душе у него было легко и ясно.

Листья деревьев уже давно серебрил свет месяца, а на песчаной дорожке лежали причудливые лунные тени, но Семену казалось, что все вокруг озарено сиянием солнца. Только нестройный хор лягушек, доносившийся с ближайшего пруда — то умолкающий, то снова возникающий с удвоенной силой, — напоминал нашему мечтателю, что уже скоро ночь, которая обещает быть очень холодной.

Неожиданно на одной из скамеек Семен заметил фигуру девушки. Он ускорил шаг, чтобы поскорее пройти мимо, но его окликнул знакомый голос:

— Это вы, товарищ Бурыкин?

— Да, я, — ответил Семен, останавливаясь. — Вы не знаете точно, сколько сейчас времени? У меня часы остались дома.

— Да так, наверное, около десяти.

— Какое безобразие! — возмущенно воскликнула Людмила Понедельник (это оказалась она). — Значит я тут сижу и мерзну более получаса! Возмутительно!

Семен хотел направиться дальше, но девушка снова остановила его.

— Вы, наверное, прогуливаетесь? Так, может быть, немного посидите со мной? А то мне как-то скучно.

Сообразив, что отказаться от предложения неудобно, он неуклюже приблизился к скамейке и сел на другой ее конец.

— Замечательный вечер… — пробормотал Семен, немного ежась от холода.

— Да. Конечно… — ответила Людмила, поплотнев укутываясь в шерстяной платок, наброшенный на плечи.

— И луна даже светит… — выдавил Семен, стараясь сообразить, о чем следует вести разговор в таких случаях.

— А вы любите поэзию? — спросила девушка.

— Да, так вообще, конечно.

— А я — очень! Вот Вася, например, иногда стихи пишет и как только что-нибудь новое сочинит, сразу мне читает. Мы и сегодня условились с ним встретиться, но он, как видите…

— Это вы говорите про Васю Подвескина? — удивился Семен. Ему показалось необычайно странным, что такой человек, как Вася, может любить поэзию и даже сочинять стихи.

— Да. Подвескин… — вздохнула девушка.

Некоторое время сидели молча: Людмила, искоса поглядывая на своего молчаливого соседа, а Семен сосредоточенно уставившись глазами в землю.

— А я больше всего люблю технику. Разные изобретения и прочее. Это для меня тоже вроде поэзии… — наконец пробормотал Семен.

— Да! — вдруг спохватилась Людмила. — Расскажите, если только это не секрет, чем закончилось совещание у главного инженера? Помните, вы говорили, что состоится по поводу вашего изобретения!

— Решено строить новую машину! — встрепенулся Семен. — Вот, как собственно говоря, обстоит дело! — продолжал он радостно, подсаживаясь поближе к Людмиле.

Теперь, когда появилась возможность говорить о любимом деле, он словно преобразился и принялся с жаром излагать все подробности заседания: и как возражал математик Чугунцев, и как то и дело пускал недружелюбные шпильки Вася Подвескин, неизвестно зачем присутствовавший на заседании, и как, несмотря на все это, было решено разрешить ученикам ремесленного училища строить маленькую опытную модель. Не давая девушке открыть рот, Семен переключился на описание действия будущей машины и ее замечательных свойств. Вот уже мощные ультразвуковые агрегаты мчатся по выжженной солнцем земле, оставляя за собой глубокие каналы, наполненные живительной влагой. А вокруг каналов, словно в сказке, зацветают поля и сады… Семен говорил с таким вдохновением и верой, что и девушку захватила поэзия творчества и созидания.

Затем Семен рассказал Людмиле о трудностях, которые предстоит преодолеть при постройке маленькой опытной модели.

— Вот ваш Вася совершенно справедливо упрекал нас, что мы не знаем высшей математики, — продолжал Семен.

— Почему это «мой» Вася? Кто дал вам право так его называть? — вдруг обиделась девушка.

— Ну, простите… Значит не ваш, а просто Вася Подвескин… — смутился Семен.

— И как только ему не стыдно! — волновалась девушка. — Сам ведь тоже высшей математики не знает! Лучше бы вместо того чтобы критиковать — взялся помочь! Вот я его увижу, так все скажу… Что он еще там говорил? — спросила Людмила по-хозяйски строго.

— Да так… ничего. Вообще он парень хороший. С ним весело бывает…

— Весело? Этого еще очень мало для настоящего человека.

— Он иногда напускает на себя, ну как бы вам сказать… чрезмерную солидность, что ли…

— Вот, вот! — обрадовалась Людмила. — Я сейчас только тем и занимаюсь, что стараюсь выбить из его головы эту дурь. Курить он, например, по моей просьбе бросил… Думаю, и в остальном мне удастся подействовать на него… Иначе вся наша дружба пойдет врозь…

Девушка подсела поближе к Семену и продолжала уже полушепотом:

— Семен! Ведь он парень неплохой. Я это чувствую. У него же золотые руки… Папа сколько раз говорил, что если бы Василий бросил дурачиться, то давно бы стал человеком. Ты согласен с этим?

— Согласен… — тихо ответил Семен: девушка высказывала свои соображения относительно Васи настолько убежденно, что возражать ей было просто опасно.

— Вот, что, Семен, — продолжала Людмила тоном заговорщицы. — Давай сделаем так: я попробую поговорить с ним по-серьезному, а в конце заявлю, что перестану с ним дружить, если только он не начнет вам помогать. Пусть работает вместе с вами. Я уверена, что вы окажете на него хорошее влияние.

Семен только собрался с мыслями, чтобы ответить девушке, как вдруг совсем рядом послышались шаги.

— Довольно забавная картина! — проговорил Вася, приближаясь. Романтическое уединение на фоне лунной ночи…

— Что случилось? Почему ты так опоздал? — перебила его Людмила.

— Все дела, дела! — важно заявил Вася. — Дела срочные и неотложные…

— Когда ты перестанешь врать, хвастаться?..

— Так я, пожалуй, пойду… — пробормотал Семен, поднимаясь.

— Вообще-то спать тебе уже пора, — наставительно произнес Вася. — Но ты нам нисколько не мешаешь! Можешь сидеть, сколько угодно!

— Нет. Я уж пойду… Простите… Желаю вам всего доброго, — ответил Семен и направился в глубину аллеи.

— Задержал главный инженер! Вызвал и задержал на целый час! Понимаешь? услышал позади себя Семен горячее оправдание Васи.

— Неправда, я знаю! Когда ты, наконец, перестанешь строить из себя важного человека? Не мог главный инженер тебя вызвать. Зачем ты ему нужен? — гневно говорила Людмила.

— Честное слово! Провалиться мне сквозь эту скамейку! Да, было время, когда я действительно хвастался кое перед кем, что будто бы дружу с главным инженером и с ним запанибрата. А теперь, Людмила, поверь мне! Клянусь чем хочешь! Можешь спросить у Елены Павловны, если не веришь! Вызвал меня — да и только! А разговор у нас с ним был совершенно секретный…

«Совершенно неисправимый… — подумал Семен. — Врет да еще клянется, что правда. Зачем действительно он мог понадобиться главному инженеру, да еще в такой поздний час!..»

Глава двадцать шестая

Через несколько дней после совещания у главного инженера подготовка к строительству маленькой машины развернулась полным ходом.

Уже трижды вместе с ребятами побывал на заднем дворе мастер Гресь, осматривая облюбованный механизм на гусеничном ходу — основу будущей экспериментальной модели. Вместе с двумя молодыми инженерами-конструкторами приходил сюда и Мурашов. Тут же юным изобретателям давались технические инструкции, небольшие расчеты и ценные советы.

Наконец наступил торжественный день, когда ребята принялись за очистку от ржавчины и ремонт механизма, долгое время стоящего под навесом без всякого дела.

«Начальник канцелярии» Шурик Пышной снова взял на себя роль бесстрастного регистратора, записывая в свою тетрадь решительно все, начиная от количества свинченных гаек и кончая всеми замечаниями, высказанными кем-нибудь при разборке. Но ребята быстро положили этому конец, потребовав, чтобы Шурик оставил свою тетрадь в покое и вооружился молотком, отверткой, набором ключей, как все.

Уже темнело, когда возле разбираемой на части машины неожиданно появился Вася Подвескин.

— Здравствуйте! — проговорил он довольно дружелюбно. — Приступили? Ну, что ж! Это очень хорошо. Молодцы все-таки! Добились своего!

— Да. Как видишь! — ответил Кириллин, еще выше засучив рукава своей гимнастерки.

— А у меня, ребята, есть к вам предложение, — продолжал Вася, загадочно при этом подмигивая.

— Какое? Хорошее или плохое? — не удержался от рифмованной шутки Чердаков.

— Решил вам помочь! Убедился, так сказать, что вы ребята дельные. Ну от чего же не помочь? Вечера у меня свободные. На испытания в поле ездить придется не скоро, поскольку наша ЗР-2 находится на капитальном усовершенствовании. После того раза, когда вы помогли отремонтировать ходовую часть, я твердо решил с вами подружиться. Знаете, вы нас прямо-таки от позора спасли… Ну так как же? Согласны дружить?

Ребята растерянно переглянулись. Только Семен продолжал копаться в машине, делая вид, что все это его не касается. Ему-то были известны подлинные причины, заставившие Подвескина обратиться с подобным предложением.

— А зачем ты нам нужен? — вдруг гневно спросил Шурик. — Когда мы изобретали, так ты над нами только посмеивался! А теперь, извольте радоваться — я к вашим услугам.

— Действительно чудак! — добавил Чердаков.

— Подождите, ребята, — пробасил Кириллин. — Тут надо разобраться. Как твое мнение, Семен?

— Как решат все, — сухо ответил глава изобретательского коллектива.

— Только будем решать без посторонних. Это обязательно, — снова забеспокоился Шурик, недоброжелательно поглядывая на Подвескина.

— Пожалуйста! Я могу уйти, если вы этого хотите, — безразличным тоном заявил Вася.

Засунув руки глубоко в карманы и тихо насвистывая какую-то мелодию, он отошел в сторону, делая вид, что его не интересует разговор ребят. На самом же деле он всеми силами старался подслушать, о чем идет речь?

— Зачем нам лишний человек! — между тем кипятился Шурик. — На готовое хочет прийти! Чтобы разделить с нами нашу славу. Мы изобрели, а он…

— Мы изобрели, мы пахали… — вставил Чердаков.

— Зачем ты, Шурик, мелешь чепуху! По-моему, самое трудное еще впереди! заявил Кириллин.

— Конечно, впереди, — подтвердил Семен.

— Я не против Подвескина, — начал Чердаков. — Меня только смущает одно обстоятельство. Не слишком ли много у нас будет балагуров. Как бы это не помешало работе!

— Вообще Вася нам может пригодиться, — взял слово Ваня Быков. — Имейте в виду, ребята, что в этой машинке имеется маленький бензиновый мотор. Хотя он, по уверению Ивана Никаноровича, в полном порядке, но все же у Подвескина имеется опыт.

— Чего это он вздумал? — хмуро спросил Кириллин, обращаясь неизвестно к кому. — Ведь Вася, как правильно говорит Шурик, только и делал, что посмеивался над нами! Считал нас мальчишками, а тут вдруг неожиданно… Как ты считаешь, Семен? Что это все значит?

Семен внимательно посмотрел в сторону Подвескина, и, сделав ребятам знак подойти ближе, начал тихо:

— Тут дело такое… Как говорится, это самое… интимное…

— Что значит — интимное? — угрюмо осведомился Кириллин.

— Да, так… Есть такое… К сожалению, я не могу, как говорится, открывать чужие личные тайны. Мне пришлось присутствовать при одном разговоре… В этом-то и вся беда… Если бы я был уверен, что Вася по-честному захотел с нами работать и помогать делу. А тут такое дело… Одним словом — интимное…

— Да говори, какое? Не тяни! — забеспокоился Быков.

— Что значит — какое? — удивился Семен. — Это значит лично касающееся только Васи и еще одной всем нам известной особы. Понятно?

— Вот это уже интересно! — заметил Чердаков. — Заявление Семена придает всей истории таинственную окраску. Ну-ка, выкладывай поскорее!

— Какие-то глупости! — обиженным голосом вставил Шурик.

— Ну и дела… — вздохнул Кириллин. — Да ну его, ребята, к черту! — вдруг добавил он. — Если мы не уверены, что он действительно по-настоящему хочет с нами работать, зачем нам брать на голову такую обузу?

— Ас мотором мы и без него справимся, — заявил Быков, — подумаешь, какой специалист по моторной части нашелся! А ты, Семен, расскажи все-таки, что там за история?

— Не могу. Не имею права, ребята…

— Для дела же, Семен! Для дела! Не ради любопытства спрашиваем! — попросил и Кириллин.

— Дело общее — прежде всего! Оно имеет, так сказать, государственное значение, а личные дела в этом случае надо в сторону, — наставительно добавил Шурик.

— Ну ладно… — сдался Семен. И еще раз внимательно посмотрев в сторону Васи, зашептал. — Это его Люда Понедельник заставила. С которой он дружит… Понимаете? Вот курить, например, по ее просьбе бросил… И Люда надеется, что мы на него окажем хорошее влияние. Но я думаю, что нам придется ему отказать, так как у нас тут не школа для перевоспитания, а изобретательская работа.

— Вот оно что-о-о!.. — удивленно протянул Кириллин, поворачивая голову в сторону романтического героя, который еще глядел в сторону ржавой машины.

Семен ожидал, что ребята отвергнут предложение Подвескина, но все вышло наоборот.

Кириллин размахнулся и швырнул на землю разводной ключ, размером в тридцать миллиметров, точь-в-точь, как это проделывали в старину цыгане с шапкой, когда покупали лошадь.

— Ладно! Берем! Раз такое дело получается, то отказать ему нельзя, пробасил он при этом внушительно.

— Нельзя отказывать, конечно! — присоединился Быков.

— Ни в коем случае! — испуганно добавил Чердаков. — Большой грех будет лежать на нашей душе. Давайте вспомним: курить он бросил? Бросил! Может быть под влиянием этой девушки он окончательно человеком станет! А если ему откажем? И любимая девушка оттолкнет его от себя?

— Ну, ладно… Давайте удовлетворим его просьбу, как говорится, примирительно заметил Семен. — Только меня несколько смущает еще одно обстоятельство…

— Какое? — заинтересовался Кириллин.

— Когда он опоздал на свидание к своей девушке, то наврал ей, будто его задержал у себя в кабинете главный инженер. А ведь мы знаем, что никаких дел у Александра Андреевича с Васей не может быть. Значит он не поддается перевоспитанию и продолжает хвастаться небылицами, чтобы казаться важным и взрослым! Это ему еще можно было бы простить. А вот то, что он обманывает любимую девушку — простить нельзя ни в коем случае!

— Действительно, свинство! — вдруг вспылил Быков.

— Дело серьезное… — протянул басом Кириллин.

— Тогда пусть идет на все четыре стороны и не мозолит нам глаза, — твердо заявил Чердаков.

— Конечно! — обрадовался Шурик.

— Ребята! — вдруг спохватился Кириллин. — Давайте сделаем так… Пригласим его сейчас сюда и спросим, был он в этот вечер у главного инженера или нет! Если честно признается, что не был, и раскается, — то примем. А не признается — тут же объявим об отказе. Ладно?

Предложение Кириллина получило всеобщее одобрение, и Вася был приглашен на свой окончательный приемный экзамен. Смущаясь, Кириллин вкратце объяснил, что от него требуется.

Заданный вопрос, несомненно застал Подвескина врасплох. Он оторопело посмотрел на ребят и принялся что-то мучительно соображать.

— Да ты не виляй, — угрюмо заметил Кириллин. — Говори правду: вызывал тебя главный инженер вечером после нашего совещания или нет? Отвечай сразу! Чего тут раздумывать!

— Был такой факт или его не было? Тут гадать нечего! — язвительно добавил Шурик.

— Не был, ребята… — со вздохом ответил Вася, опуская в землю глаза.

— А зачем же ты говорил Людмиле Сергеевне… Помнишь, поздно вечером в парке! Говорил, что задержался у главного инженера. Значит — хвастался! Обманывал Людмилу Сергеевну? — гневно проговорил Семен.

— Нет! Не обманывал… — вдруг заявил Подвескин.

— Значит, ты обманываешь нас сейчас! Одно другого не легче… — подступая к парню с грозным видом, произнес Чердаков.

— Нет. Не обманываю… — к удивлению всех, вдруг ответил Вася.

— Что же это все значит? — забеспокоился Быков, разводя руками. — Будешь ты с нами говорить по-человечески или нет?

— Ну… вот что, ребята… — начал Подвескин, стараясь принять непринужденную позу. — Так и быть! Я вам все сейчас объясню и покаюсь перед вами. Да… Действительно… Это значит я немножко приврал, будто бы главный инженер вызывал меня к себе и разговаривал со мною в кабинете целый час. Тут такое положение, довольно щекотливое получилось… Понимаете? Вам это, конечно, трудно понять! Но у меня другого выхода не было! Пришлось соврать! Понимаете? Чтобы отношения окончательно не испортились… Но, даю вам честное слово, что больше это никогда не повторится. Вот вам моя рука…

— Честно? — грозно спросил Кириллин.

— Честно…

— Ну, как ребята? Примем? — спросил Семен, вопросительно оглядывая своих товарищей.

— Ладно… Примем… Если он честно раскаялся и обещает… Пускай, проговорило несколько голосов.

Ребята молча принялись пожимать руку только что утвержденному в своих правах новому члену изобретательского коллектива.

Семен забыл вскоре об этом малозначительном случае. Его увлекла работа и вспоминать о том, как помощник механика вначале противоречил самому себе, а потом признался в своем грехе — было просто некогда. Между тем, именно эта небольшая история и послужила началом некоторых событий, которые вскоре развернулись вокруг строительства маленькой модели машины.

Как известно, монтаж этой модели вначале предполагалось производить в той самой мастерской, в которой когда-то работал Семен и сейчас продолжали работать его товарищи. Однако когда выяснилось, что это помешает производству, было решено перенести поле деятельности юных изобретателей во временно пустующую подсобную мастерскую при опытном участке ЗР-2, где Семену довелось испытать уже известные приключения.

Это, конечно, усложняло все дело. Ребятам предстояло ежедневно ездить после окончания работы почти за девять километров, а к вечеру возвращаться обратно домой. Однако автобус, регулярно курсирующий между ОКБ и испытательным участком номер пять, проходил совсем рядом с мастерской участка номер три, и таким образом вопрос транспорта не вызывал каких-либо особых затруднений. Зато маленькая подсобная мастерская целиком предоставлялась в распоряжение юных изобретателей, и они могли чувствовать себя там полными хозяевами.

— Это только считается девять километров. А на самом деле, по спидометру моего мотоцикла — восемь и четыре десятых, — напомнил ребятам Вася. — А то, что автобусы ходят чуть ли не через каждые сорок минут, для нас не имеет значения: Мой мотоцикл с усиленным мотором и коляской — в полном нашем распоряжении.

В один из ближайших дней по приказу главного инженера юным изобретателям был предоставлен небольшой грузовик для перевозки модели маленького трактора, старого транспортера и прочего имущества.

Вместе с присланными на помощь тремя грузчиками ребята немедленно принялись за погрузку.

Кроме намеченных механизмов, на платформу грузовика стали грузиться всевозможные металлические рейки, обрезки листов железа, какие-то ролики, чугунные отливки и прочий хлам, который, как уверял Быков, обязательно пригодится. Особенно усердствовал Шурик. Он неутомимо таскал на грузовик немыслимое количество всевозможных деталей, валявшихся под навесом, чем даже вызвал неудовольствие наблюдавшего за погрузкой мастера Греся.

— И куда это только ты набираешь столько дряни! — заворчал мастер. — В подсобной мастерской, куда вы едете, ее и так очень много. В сарае лежит! Под навесом лежит! Зачем, к примеру, ты тащишь вот эту чугунную болванку? Что вы с ней там будете делать?

— Пригодится… — тужась изо всех сил, чтобы перевалить через борт машины облюбованную им деталь, отвечал Шурик. — А вы не беспокойтесь! Я все это потом, когда закончим погрузку, в тетрадочку перепишу и вам сообщу, Иван Никанорович.

— Очень нужно. Отсюда материалы у нас поступают на утильбазу только по весу, — буркнул мастер.

Еще задолго до захода солнца юные изобретатели вместе со своим имуществом подъехали к мастерской третьего опытного участка. Кортеж, состоящий из мотоцикла Васи и полуторатонного грузовика, встретили одноглазый Шарик и Жучка. Собаки радостно лаяли, кидались под переднее колесо мотоцикла и, волчком кружась на одном месте, выражали свой восторг по поводу прибытия знакомых людей: им уже давно наскучило безмолвие пустующей мастерской.

Встретить ребят вышел и сторож Ермолаич.

— Работать будете? Это хорошо. А то скучновато мне тут одному! проговорил он с удовлетворением, попыхивая своей трубкой. — А я вас вчера еще поджидал!

Семен вылез из мотоциклетной коляски, поздоровался с Ермолаичем и осмотрелся вокруг. Вот это место, где месяц назад с ним произошли столь необычайные приключения! Все как будто по-старому. Впрочем, не совсем. Чуть поблекшие листья на кленах под самыми окнами мастерской напомнили Семену, что уже не за горами осень.

Семену не терпелось взглянуть на новые производственные владения, временно дарованные юным изобретателям щедрой рукой Александра Андреевича. Но товарищеский этикет требовал, чтобы и он принял непосредственное участие в разгрузке грузовика.

Ребята притащили из сарая толстые доски и, наладив помост между автомобильной платформой и землей, принялись быстро стаскивать вниз свое имущество…

Дружно работали все. Вася Подвескин принялся было командовать, но вскоре инициативу перехватил Кириллин. Ермолаич принес веревки и два лома, и с их помощью ребята быстро справились с работой. Через полчаса маленькая модель трактора стояла под навесом рядом с благополучно спущенным вниз ленточным транспортером. Освободить грузовик от остального имущества было уже значительно легче. Его попросту сбрасывали на землю, к великому удовольствию одноглазого Шарика, который заливался звонким лаем.

Когда изобретатели вошли в помещение мастерской, Семен сразу же принялся с видом хозяина осматривать оборудование и проверять наличие инструментов. Вася, которому техническое оснащение мастерской было знакомо лучше, принялся ему помогать.

— Жаль, что тут нет маленького настольного токарно-винторезного станка, со вздохом заметил Семен, когда осмотр был закончен.

— По типовой номенклатуре такие станки в подсобных мастерских не полагаются, — официальным тоном информировал Вася.

— А зачем он тебе? — спросил Быков. —Вот же стоит ДИП-3 — очень неплохой станок!

— Не говори. Есть такие маленькие настольные, вот забыл как они называются… — продолжал Семен. — При всевозможных доделках и переделках такой станок нам очень бы пригодился.

— Как-нибудь обойдемся, — примиряющим тоном заметил Кириллин, внимательно осматривая станок.

— Очень жаль, но тут ничего не поделаешь. Не станут же в самом деле тащить сюда из-за нас еще один станок, — снова вздохнул Семен.

— А по-моему, Семен прав, товарищи, — высказал свое мнение Чердаков. Настольный тут бы пригодился, да еще как!

— Очень жаль, но тут уж ничего не поделаешь, — снова вздохнул Семен.

— Да чего разговаривать по-пустому! — возмутился Шурик. — Нет, значит нет! И следовательно не будет! Давайте, товарищи, трезво глядеть в глаза действительности, а не мечтать о несбыточном. Не приставать же с такими просьбами к Дуплову!

— Не вижу запаса новых ножовочных полотен! — провозгласил Быков, уже давно открывший дверцу инструментального шкафа. — Может быть, они в каком-нибудь другом месте? Не знаешь, Вася?

— Да нет. Все инструменты должны находиться тут, в этом шкафу, — ответил Подвескин. — Где это у меня опись имущества? Сейчас посмотрю, ребята… продолжал он, роясь в карманах.

— Вася-то уж должен знать, что есть, а чего нет! Имущество мастерской лежит на его ответственности! — проговорил Шурик, заглядывая через плечо Подвескина в развернутый список.

Ознакомившись как следует с мастерской, ребята тут же принялись за составление плана предстоящих работ. Спорили долго и упорно. Кириллин непоколебимо отстаивал мысль, что в первую очередь необходимо заняться сочленением транспортера с маленькой гусеничной машиной. Вася же считал, что прежде всего необходимо привести в порядок бензиновый моторчик, — без него машина не могла тронуться с места.

— Надо, ребята, чтобы эта машинка начала самостоятельно двигаться! Понимаете? А потом уже, наблюдая за тем, как она ползает по земле, можно будет решить, на какой высоте следует укреплять транспортер…

— Одним словом — чистый эмпиризм… — заметил Кириллин, выслушав Васю.

— А что это значит, эмпиризм? — забеспокоился Подвескин. — Ты вроде Леонида Карповича Чугунцева!

— Одним словом, будем подбирать расположение деталей, производя опыты и выясняя при этом, как лучше их пристроить, — пояснил Семен.

— А я и не знал, что такое простое и обычное дело называется таким мудреным словом, — проворчал Вася, разводя руками.

— Вообще — это не дело. Так настоящие инженеры не поступают. Они все рассчитают с начала и до конца, а затем уже начинают строить машину, — сказал Кириллин.

— Так то же настоящие! — заметил Шурик с большим сожалением в голосе.

— Ты не совсем прав, Степан, — возразил Семен. — В экспериментальных лабораториях бывает часто, что только опытным путем удается выяснить наиболее подходящее расположение деталей. Вот, например, у нас в лаборатории.

— Да это все понятно! — перебил его Кириллин. — Только вот обещали нам дать расчет крепления между машиной и транспортером, а его до сих пор нет. Хотя я сам немного в этом виноват. Мне нужно было перед тем как ехать сюда обязательно еще раз спросить у Ивана Никанорыча Греся. Может быть расчет ему уже принесли…

— Эмпиризм… Экспериментальная работа… Подумаешь, какие мудрые слова! А по существу ничего такого особенного из себя не представляющие… — недовольно пробурчал Вася, поднимаясь и подходя к окну. — А знаете что, — продолжал он, повернув голову. — Сегодня, как видно, день уже не рабочий. Так сказать разгоночный. Не пойти ли нам побродить всем по лесу? Возможно, что даже искупаться удастся! А? Тут совсем недалеко этакое превосходное озеро! Посмотрите, какой день! Тепло! Ведь скоро осень наступит. Может получиться так, что купаться уже совсем не придется. Пошли?

— Правильно! Пойдемте, ребята! — обрадовался Шурик.

Семен принялся доказывать, что именно приближение осени заставляет их торопиться с осуществлением изобретения, так как скоро придется возвращаться обратно в ремесленное училище. Следовательно, разгуливать по лесу непозволительная роскошь!

Но ребята отнеслись к его возражениям не слишком доброжелательно. Почти все склонялись к предложению Васи. Пришлось подчиниться воле большинства, и уже через несколько минут, под предводительством Васи и в сопровождении собак, ребята направились в лес.

Когда вся ватага уже вышла на хорошо знакомую Семену проселочную дорогу, Вася неожиданно вспомнил, что он забыл оставить ключ от мастерской сторожу Ермолаичу.

— Согласно существующим правилам так делать не полагается, — пояснил он, останавливаясь. — Вы идите себе потихоньку по этой дорожке, а я мигом…

И Вася бегом бросился назад к мастерской. За ним, высунув язык, погнался Шарик. А его черномордая подруга Жучка после некоторого размышления поплелась за ребятами в лес.

— А помните, товарищи, как мы тут бродили ночью? — спросил Кириллин, осматриваясь по сторонам.

— Тебя искали, Семен, — добавил Шурик.

— Хорошо все же здесь! — вдохнул полной грудью Ваня Быков. — Спасибо Александру Андреевичу, что послал нас строить машину именно сюда.

— Так-то оно так. Природа здесь восхитительная. Но все-таки имеется один недостаток. Далековато от ОКБ! — начал Чердаков. — Это неудобно для работы. Потребуется неожиданно какая-нибудь мелочь, а ее нет под руками. Надо ехать за девять километров. Да сколько времени еще ее проищешь!

— Это верно, — согласился Быков. — Если бы мы строили свою машину там, на месте, можно было бы сразу и консультацию получить и быстро достать все, что нужно.

— Вот расчета крепления нет у нас в данный момент и — пожалуйте! присоединился к мнению Чердакова и Быкова Степан. — А разные мелочи будут встречаться на каждом шагу в любой час. Не смог, значит, Александр Андреевич предоставить нам наилучшие условия, как обещал…

— По мелочам, да по пустякам, да еще через каждый час тревожить людей тоже не годится, ребята! — ответил Семен. — Имейте в виду, что мы все-таки представляем из себя самостоятельный изобретательский коллектив и должны стараться по возможности без посторонней помощи обходиться. А иначе — нам будет грош цена…

Вскоре позади послышалось шуршание раздвигаемых веток и громкое отрывистое дыхание. Из кустов выскочил Шарик и бросился облизывать физиономию Шурика, изо всех сил подпрыгивая на задних лапах.

— Все в порядке! — прокричал Вася, нагоняя ребят. — Быстро я? Свернем-ка вот сюда… Тут должна быть тропинка…

Они пробродили по лесу почти до самой темноты. Подходили и к маленькому озеру, но вода в нем оказалась настолько холодной, что кроме Шарика, которого Вася заманил в воду, бросив палку, никто купаться не решился.

По возвращении в мастерскую юные изобретатели тотчас же столкнулись с неожиданным и очень загадочным явлением.

Когда открылась дверь, Семен даже воскликнул от удивления:

— Смотрите! Просто чудо какое-то! Словно в сказке…

Действительно было чему удивляться. На верстаке, возле самого окна, стоял новенький токарно-винторезный станок настольного типа, тот самый, о котором Семен мечтал всего два часа назад.

А через минуту выяснилась и еще одна поразительная вещь. Заметив, что дверца инструментального шкафа не плотно закрыта, Чердаков, большой любитель порядка даже в мелочах, подошел к шкафу и. перед тем как прихлопнуть дверцу, раскрыл ее настежь.

— Кто это говорил, что у нас нет новых ножовок! Вот они лежат! Целые, три пачки!

— Что за наваждение! — провозгласил Кириллин, приближаясь к шкафу. — Ведь я же очень внимательно осматривал! Ну-ка покажи, где они?

— А это что за бумажка такая лежит на столе? По-моему, ее тут раньше не было… — послышался удивленный голос Быкова. — Да это же расчет крепления! Тот самый, о котором, по-моему, ты, Степан, беспокоился?

— Действительно чудеса… — пробормотал Кириллин, приглядываясь к тонкому, хрустящему в руках, листу бумаги, который поднес к нему Быков.

Семену было, конечно, понятно, что маленький токарный станок и пачка ножовочных полотен, завернутых в плотную промасленную бумагу, и расчет крепления — не могли упасть с неба. Ясно, что все это во время отсутствия ребят кто-то доставил из ОКБ. Но спрашивается, кто это смог так безошибочно предупредить его желание? Ну, с ножовочными полотнами, предположим, дело обстояло так: возможно, что мастер Гресь, заглянув в список инструментов, имеющихся в наличии в подсобной мастерской, обнаружил недостачу ножовочных полотен. А маленький токарный станок? Ведь его не полагается иметь в мастерской! А на центральном складе оборудования имеется, вероятно, не меньше чем десять-пятнадцать типов! Как же так получилось, что для посылки в мастерскую был выбран именно тот станок, который Семену казался наиболее удобным для работы! Кто же об этом позаботился?

— Рабочий привез! А кто именно его послал, я и не спрашивал… — ответил Ермолаич, когда Семен, выйдя во двор, обратился к нему с вопросом. — Приехал он, значит, на полугрузовой машине. Здоровый парень! Взял на руки этот самый станочек, словно полено из ольхи, и понес себе к мастерской! Расписываться надо? — спрашиваю. — Без тебя, дедушка, распишутся, — отвечает. Так что вот какое дело, голубчик…

— Как могли узнать, что мы захотели иметь именно такой станок? — не унимался Семен, обращаясь к Кириллину.

— Не иначе как… те-ле-па-тия… передача мыслей на расстояние… зловещим полушепотом проговорил Чердаков.

— А что ж! Может быть… — угрюмо подтвердил Вася. — Дело действительно того… Немного таинственное… Заметьте: сразу это все появилось!

Закрыв мастерскую и попрощавшись с Ермолаичем, ребята уселись в мотоцикл. Как обычно, Вася обещал их доставить к общежитию с наивысшей скоростью.

Глава двадцать седьмая

Юные изобретатели трудились упорно и самоотверженно. Не пропуская ни одного дня, сразу же после окончания работы они садились на мотоцикл Васи Подвескина и мчались к своей мастерской.

Иван Никанорович Гресь довольно часто наведывался к ним в вечерние часы. Обычно он приезжал неожиданно, заранее не предупреждая ребят, и тут же принимался сурово критиковать проделанную работу. К его советам все прислушивались внимательно. Старого мастера, ворчливого, но в общем добродушного, ребята очень любили.

Посещал лесную резиденцию юных изобретателей и старший научный сотрудник лаборатории Мурашов. Обычно он молча выслушивал их немного пуганые объяснения и при этом, как казалось Семену, хитро улыбался. Но заподозрить Елизара Иннокентьевича в недоброжелательном отношении ни у кого не было никаких оснований. Мурашов добросовестно объяснял все, о чем только спрашивали у него изобретатели, и был точен в выполнении своих обещаний.

Ребят очень часто забавляло «популярное» объяснение научным сотрудником сложных вопросов, связанных с физикой и высшей математикой. Он умудрялся находить при этом такие смешные сравнения и примеры, что было просто удивительно, как это могло прийти ему в голову. Так, например, для того, чтобы объяснить закон распространения ультразвуковых волн, он требовал полное ведро воды. Затем, усевшись перед ним на корточки, принялся щелкать пальцем по стенке ведра, предлагая своим слушателям присматриваться, как бежит по водной поверхности мелкая рябь.

В другой раз, объясняя, как работает ламповый генератор с самовозбуждением, он неожиданно потребовал, чтобы к нему подозвали Жучку.

— Представьте себе, — говорил он, — что вот эта собака во время драки нечаянно ухватила зубами свой собственный хвост. Ей стало больно. Но она, придя в ярость, начинает еще сильнее кусать «врага». Собаке становится еще больнее. Она приходит в еще большую ярость и еще сильнее стискивает зубы. Увеличивающаяся боль заставляет животное разъяриться в еще большей степени, и так до бесконечности. Вот это, ребята, очень похоже на принцип самовозбуждения и генерации в радиолампе. Сначала на сетку лампы попадает слабый электрический заряд и он, как вам уже известно, увеличивает анодный ток радиолампы. Но анод через конденсатор соединен с сеткой. Следовательно, слабое напряжение на сетке увеличивается. А это увеличение повлечет за собой еще большее увеличение анодного тока! Вследствие этого еще больше увеличится заряд на сетке. Правда же, радиолампа в этом случае походит на собаку, кусающую свой собственный хвост!

Конечно, для Семена, опытного радиолюбителя, такое объяснение было слишком примитивным. Но остальным ребятам, не слишком искушенным в радиотехнике, оно показалось поразительно наглядным. Когда Мурашов ушел, Шурик даже попытался подсунуть в зубы Жучки ее же собственный хвост. Но смелого экспериментатора постигла неудача: собака укусила его за руку.

Приезжал как-то раз к ученикам ремесленного училища и механик Сергей Петрович Понедельник. Он внимательно осмотрел работы и, пользуясь отсутствием Васи, осведомился, как тот ведет себя.

За последнее время пожаловаться на Подвескина ребята не могли. Работал он хорошо и очень часто давал дельные советы. Поэтому они без всякого раздумья с восторгом отозвались о нем.

Однажды посетила мастерскую и Люда Понедельник. Она была в красивом голубом платье, с букетом цветов, которые она собрала по пути от остановки автобуса.

Ее неожиданное появление совершенно преобразило Васю Подвескина. Он стал вдруг необычайно вежливым и предупредительным.

— Разрешите, товарищи, показать Людмиле Сергеевне, как бегает по двору наша машина? — обратился он к ребятам, скромно и застенчиво улыбаясь.

Конечно, согласие было дано немедленно, и ребята тоже вышли во двор. Через несколько минут раздалось тарахтение небольшого мотора, и маленькая модель гусеничного трактора выползла из-под навеса. За ней, регулируя рычаги управления, словно священнодействуя, шел Вася.

— Ну и что ж тут такого особенного, — обратилась к ребятам девушка, разочарованно поглядывая на медленно передвигающуюся машину. — Маленький гусеничный трактор, да и только! И какая-то штука у него спереди пристроена. А почему я не вижу канала, который должна прорывать эта машина?

— Еще не все готово! — прокричал Кириллин, так как машина проходила совсем рядом и мешала разговаривать. — Это только движущаяся часть! На ней еще не поставлены ультразвуковые вибраторы!

— Но это как раз пустяк. Мы их через несколько дней уже установим, вмешался в разговор Шурик.

— Вот, трудно было переделывать и укреплять транспортирующее устройство, то самое, что впереди возвышается.

— Да и мотор очень много времени отнял, — заявил Семен. — Хорошо, что с нами работает такой опытный механик, знаток в бензиновых двигателях, как Вася! Без него мы бы просто пропали.

Семен заметил, что при этих словах глаза девушки вспыхнули лучистым огнем, а на губах заиграла гордая улыбка.

— Да, да! Я серьезно, — продолжал Семен, — Вася у нас проделал огромную работу. Если бы знали, какие дельные советы и предложения он давал!

— А мне он говорил, что ничего особенного тут не делает, — стараясь придать своему голосу оттенок безразличия, проговорила девушка.

Между тем, маленькая машина, управляемая Васей, продолжала выписывать по двору сложные зигзаги и полукруги. Иногда ей прибавлялся ход, и она начинала бежать быстро, забавно подпрыгивая на бугорках, а затем, повинуясь еле поспевавшему за ней Васе, снижала свою скорость и ползла медленно, солидно переваливаясь с боку на бок.

— Нам, действительно, остались сущие пустяки! — продолжал объяснять Семен гостье. — Генераторная часть уже установлена. Вон, видите над корпусом машины такой металлический ящик? Там — генераторные радиолампы. Сбоку машины — ящик, в котором находятся аккумуляторы. А внизу под транспортером — можно даже отсюда увидеть — железная платформа, на которой будут привинчены ультразвуковые вибраторы. Я думаю, что так дня через три мы уже все закончим и тогда пригласим вас посмотреть, как действует наше изобретение.

— Да вы особенно не торопитесь! А то чего-нибудь не так сделаете. Знаете, как это бывает при спешке! — заметила девушка, восторженным взглядом наблюдая не то за движением машины, не то за гордо шествующим сзади Васей.

— Что вы говорите! — заволновался Семен. — Нам нельзя терять ни одного дня. Ведь практика-то наша кончается. Обязательно нужно успеть до отъезда не только закончить машину, но и испытать ее как следует в поле!

— Вероятно, комиссия какая-нибудь будет назначена главным инженером, важно заявил Шурик.

— Это, конечно, — согласилась девушка. — У нас тут ни одно важное изобретение не выходит из ОКБ без того, чтобы его не проверила комиссия. Вас еще отчет заставят написать.

— Ну, с отчетом будет проще, — заметил Шурик, заложив при этом руки назад. — У меня очень многое уже записано в тетрадке.

— Да. Нам необходимо торопиться, — вступил в разговор Кириллин. — Не знаю, Семен, почему ты думаешь, что остались только пустяки! А по-моему, впереди самое трудное…

Эти слова оказались пророческими. Через несколько дней, когда, наконец, были установлены вибраторы, и Семен, волнуясь, включил рубильники генераторного устройства, выяснилось, что никаких ультразвуковых или иных колебаний вибраторы не производили.

По уверению Семена, земля, к которой прикасались вибраторы, должна была немедленно разрыхляться и рассыпаться на мельчайшие пылинки. Но все оставалось по-прежнему, как ни вертел подстроечные ручки генератора руководитель изобретательского коллектива.

— Возможно, что колебания очень слабые и потому так… — смущенно пробормотал Семен, опускаясь на колени рядом с машиной. — Ну-ка я попробую коснуться вибратора рукой… Интересно — обожжет или нет…

— Ты с ума сошел!!! — закричал Кириллин, хватая товарища подмышки и пытаясь оттащить от машины. — Хочешь опять проходить с перевязанным пальцем целую неделю?

— Но как же быстро проверить! Самый простой способ… коснуться вибратора… — настаивал Семен, вырываясь из объятий Кириллина.

— Самоотверженность! — торжественно воскликнул Шурик.

— Не самоотверженность, а сумасбродство! — сердито проговорил Кириллин.

— Конечно, Семен, нельзя так делать, — категорически заявил Быков. — Надо попросить специальный измерительный прибор и привезти его завтра сюда. А потом уже определять, слабые колебания или не слабые…

— Дайте-ка я коснусь! У меня на пальцах кожа необычайно грубая… — вдруг заявил Чердаков, делая шаг к машине.

Кириллину пришлось урезонивать и другого «самоотверженного» члена изобретательского коллектива.

Вопрос о наличии или отсутствии ультразвуковых колебаний вскоре был с большой точностью решен кудлатым и одноглазым Шариком. Собака уже давно сидела недалеко от машины, с любопытством наблюдая за всем происходящим. Неожиданно она поднялась с места, скромно виляя хвостом подошла к машине и принялась обнюхивать вибраторы. Быть может, ей показалось, что ребята, долгое время возившиеся возле этих штучек, оставили там что-нибудь вкусное. Не станут же, в самом деле, умные люди заниматься с предметами, не имеющими никакого отношения к съестному! А может быть. Шарика толкало на опасный эксперимент обыкновенное собачье любопытство, по законам которого нужно обнюхивать все, что привлекает внимание.

Заметив под транспортером кудлатое животное, уже направившее свой нос к стальным наконечникам вибраторов, Семен резким движением вырвался из объятий Кириллина и закричал срывающимся голосом:

— Назад, обожжешь нос, дурак… Назад, тебе говорят!

Но было уже поздно. Все увидели, как черный лоснящийся нос Шарика прикоснулся к стальной поверхности.

— Вот видите… Ничего такого и не произошло. Значит никаких, даже самых слабых колебаний, нет. Ведь нос-то у собаки куда более чувствительный, чем наши пальцы, — разочарованно проговорил Шурик.

Словно для того, чтобы окончательно подтвердить правильность только что высказанного Шуриком научного предположения, Шарик два раза подряд лизнул вибраторы своим бледно-розовым языком и только после этого отошел в сторону с видом полного разочарования.

Все это происходило в субботу. Когда уже начало темнеть и наступило время уезжать в общежитие, Семен вдруг заявил своим товарищам, что намерен ночевать тут, в мастерской. Он мотивировал это тем, что завтра воскресенье, день нерабочий и приезжать придется все равно с утра, так как неудача с запуском вибраторов его сильно беспокоит. Ему очень хочется еще немного повозиться с электрической схемой генераторного устройства, проверить соединения и правильность монтажа. Кроме того, ему необходимо остаться одному, чтобы в тиши сосредоточить внимание на причинах неисправности.

Ребята дружно запротестовали:

— Одного оставлять тебя здесь нельзя, — внушительно говорил Кириллин. Хорошо, что собака взяла на себя роль, так сказать, подопытной крысы. А то ведь ты сам полез бы нюхать вибраторы и лизать их языком!

— Ребята! А жаль, что завтра воскресенье. Ведь необходимого прибора мы достать не сможем! Все будет закрыто! — вдруг вспомнил Быков.

— А если сейчас поторопиться? Может быть, мы еще кого-нибудь застанем? забеспокоился Шурик.

— Ничего не выйдет. Я уж порядки знаю, — хмуро заметил Вася.

— Как это все обидно… — упавшим голосом проговорил Семен. — И завтра нельзя будет достать. Пропадет целый день. До чего же некстати подвернулось это воскресенье.

Закатив машину в сарай, ребята принялись мыть руки и приводить себя в порядок перед отъездом. На дворе задержался только Вася, в обычную обязанность которого входило запереть замок и посмотреть, не осталось ли что-нибудь валяться неприбранным или не спрятанным.

— Почему это Вася задерживается? — недовольно проговорил Шурик, последним вытирая руки.

— Да, действительно, — обратил также внимание Чердаков. — Может быть, ему нужно помочь?

Но Вася тут же появился в дверях и дал объяснение.

— Замок от сарая ведет себя безобразно. Не хочет закрываться и только! Насилу с ним справился. Поржавел он, что ли?

— Но ты все-таки закрыл? — хозяйственным тоном спросил Шурик.

— Конечно! Иначе я бы сюда не пришел, — ответил Вася, засучивая рукава и почему-то смущенно поглядывая на ребят.

Только наблюдательный Кириллин обратил внимание на то, что Подвескин, рассказывая историю об испортившемся замке, ведет себя странно. Но значения этому не придал и он.

— Так как же, Семен! Тут останешься или с нами поедешь? — спросил Вася, как показалось Кириллину, очень настороженно.

— Поеду… — вздохнул Семен.

— Вот и хорошо… — тоже почему-то облегченно вздохнул Вася, энергично натирая руки мылом.

Но Семен не сдержал своего обещания. Когда мотоцикл отъехал около полукилометра, он вдруг спохватился и, дергая Подвескина за штаны, потребовал немедленной остановки.

— Не могу, товарищи! — заявил он решительным тоном. — Хочу остаться в мастерской! Все равно я дома спать не буду! Не возражайте. Очень прошу вас. Даю честное слово, что прикасаться к вибратору ни руками, ни ногами не буду. Даже Александр Андреевич мне как-то говорил, что настоящему изобретателю иногда требуется одиночество, — закончил свою речь Семен ссылкой на авторитет главного инженера.

— Может быть и мне с тобой остаться? — спросил Быков.

— И я бы мог! — проговорил Шурик Пышной.

Но Семен категорически отверг эти предложения. Ему требуется одиночество. Он хочет остаться один.

Ребята поспорили еще некоторое время, но в конце концов согласились уступить желанию товарища.

— Ведь считанные дни остаются, ребята! — продолжал оправдывать свой поступок Семен, принимая из рук Васи ключи от мастерской и сарая.

— Смотри! — грозно пробасил Кириллин, прощаясь с ним. — Нам всем за тебя отвечать придется, если что-нибудь случится…

— Да что ты! — успокаивал Кириллина Семен. — Ведь ультразвуковые вибраторы, да еще такие маленькие, как у нас на машине, большой опасности не представляют. Самое худшее — это ожог, который, как тебе уже известно, заживает через несколько дней. Но я и этого не допущу.

Когда за поворотом исчез красный сигнальный огонек мотоцикла, и шум мотора стал постепенно утихать, Семен пожалел, что не уехал с товарищами. Темный лес, обступивший дорогу, показался ему необычайно мрачным, тихим и словно притаившимся. От влажной земли потянуло сыростью, которой Семен раньше не замечал. Собственно говоря, можно было пройти какие-нибудь двести метров и, дождавшись автобуса, уехать в уютное общежитие. Но Семен решил, что такой поступок товарищи могут истолковать как малодушие, и зашагал обратно.

У самой мастерской он встретил темную фигуру сторожа Ермолаича.

— Кто же это опять заставляет тебя работать ночью? — возмутился старик, узнав в чем дело.

— Любовь к нашей Родине, дедушка… — тихо произнес Семен и тут же застеснялся своего ответа.

«Уж очень это напыщенно прозвучало… — подумал он. — Сколько у нас людей самоотверженно трудится для родины и никогда они этим не хвастаются…».

Зайдя в мастерскую, Семен зажег свет. Пустым и неуютным показалось ему помещение без привычного шума ребячьих голосов.

«И совсем не требуется изобретателю одиночество… Зря это я соврал товарищам, да еще ссылаясь на Александра Андреевича, который мне как-то говорил совершенно обратное…» — думал Семен, подбирая в шкафу необходимые инструменты.

В сарае, где находилась машина, было очень светло, под потолком горела яркая электрическая лампочка, но Семену все-таки казалось, что вокруг мрачно и неуютно.

Вот уже снята железная крышка лампового генератора, и перед глазами изобретателя обнаженная паутина большого количества проводников, конденсаторов и сопротивлений. Семен проверяет надежность контактов и правильность соединений. Но не клеится работа. Неуютно как-то! Нехорошо тут одному…

Возле открытых дверей послышался какой-то шорох, и мальчик вдруг увидел четыре светящиеся голубовато-фосфорическим светом точки. Они двигались, мигали, а иногда пропадали на секунду совсем. Затем послышался какой-то писк. Семен сразу догадался, что к дверям подошли собаки: это их глаза отсвечивают от яркой электрической лампочки.

Одинокий изобретатель попробовал зазвать Шарика и Жучку в сарай, но собаки только на минуту просунули морды в полосу яркого света, а затем исчезли совсем.

«Зря я тут остался один… — снова и снова думал Семен, продолжая ковыряться в электрической схеме. — Все равно без омметра проверить все как следует не удастся. Да и трудно одному…»

Уже несколько раз Семену казалось, что он обнаружил причину неисправности, но присматриваясь более внимательно, он каждый раз убеждался в своей ошибке.

Провозившись около часа и выбившись из сил, Семен отложил инструменты в сторону, потушил свет, запер сарай и направился к мастерской. Он решил подремать часок-другой, чтобы потом снова приняться за работу уже на свежую голову. Разостлав на верстаке листы газетной бумаги и приспособив вместо подушки надутую мотоциклетную камеру, Семен потушил свет и улегся.

Однако спать ему совершенно не хотелось. Лежа на боку, Семен глядел в окно. Сквозь ажурный узор темных листьев клена виднелись звезды, яркие и все время подмигивающие. Слышно было, как по двору ходит Ермолаич, изредка покашливая. Но вскоре звезды стали тускнеть, а переплеты рамы расширились и, наконец, заслонили собой и листья и звезды. Семен задремал. Откуда-то издалека ему еще слышался треск мотоциклетного мотора, но очень уж неясно и расплывчато.

— Точно как у Васи… — подумал он, поворачиваясь на другой бок и засыпая окончательно.

Ему трудно было представить, произошло ли это сразу же после того как он сомкнул глаза или прошло значительное время. Разбудил Семена какой-то шум на дворе. Возможно, что там лязгнуло что-то металлическое. А может быть громко заскрипело. Какой именно громкий звук заставил его открыть глаза, он не знал. Вот, как будто, послышались шаги… Приглушенный разговор…

«Что это значит?» — старался сообразить Семен, протирая руками глаза.

Однако хорошо знакомый кашель сторожа заставил его успокоиться.

— Не спится ему… — пожалел старика Семен, закрывая глаза.

Когда он открыл их снова, то увидел, что в комнате уже светло, и лучи восходящего солнца нарисовали на стене красно-желтое расплывчатое изображение окна.

Семен быстро вскочил со своего твердого ложа и, ежась от утренней прохлады, побежал к сараю.

— Теперь на свежую голову дело пойдет совсем иначе, — вслух пробормотал он, снимая железную крышку генераторного ящика.

Но что это? В глубине ящика, под проводами, виднеется какая-то бумажка. Как она сюда попала? Почему он не заметил ее раньше?

Юный изобретатель засунул руку и вытянул плотный, сложенный вчетверо, листик ватмана. На нем была нарисована, по-видимому, чернилами автоматической ручки, электрическая схема генератора.

Семен принялся соображать, каким образом этот схематический чертеж мог тут очутиться.

«Наверное, Шурик в свое время получил его от Мурашова и засунул его, растяпа, сюда, когда помогал мне монтировать генератор. Только странно, что я эту бумажку не замечал раньше…» — подумал Семен, присматриваясь к чертежу…

А вот еще одна неожиданность. На самом видном месте он вдруг увидел обрыв проводника, идущего к аккумулятору. Значит, действительно вчера он был настолько усталым, что даже не обратил внимания на такую простую, сразу бросающуюся в глаза неисправность!

Рядом послышались медленные шаги, и в сарай заглянул Ермолаич.

— Уже проснулся, значит… — проговорил он, останавливаясь у дверей. — А я, значит, посмотрел сегодня на это самое… Ну, на подоконник и вспомнил, что ящик-то я ребятам не передал… Его привезли сюда как-то в вашем отсутствии, очень давно… А память-то у меня немного того, старческая, ну и забыл… Это, конечно, возможно… Вот возьми, может быть он тебе нужен?

И старик протянул Семену хорошо знакомый прибор для измерения мощности ультразвуковых колебаний.

— Память у меня теперь неважная… Это известно… — продолжал тихо бормотать сторож, отходя от сарая.

«Как это все кстати!» — думал Семен, быстро орудуя перочинным ножом и плоскогубцами…

Когда оборванный проводник был соединен, Семен тотчас же включил пусковые рубильники генератора. И почти сразу же послышалось знакомое гуденье.

— Ура-а-а! Работает! — закричал Семен.

К его возгласу присоединился громкий лай Шарика и Жучки, которые уже мчались через двор к сараю, к месту неожиданного нарушения тишины.

— Назад! Шарик! Жучка! Наза-а-д!! Вибраторы работают, бестолковые вы животные! — заволновался изобретатель, отгоняя собак от дверей сарая.

Для радости у Семена были все основания. Вибраторы действительно работали так, как им и полагалось. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что земляной пол сарая давно уже вспучился под машиной, стал рыхлым, пескообразным. И даже если бы под руками у Семена теперь не было измерительного прибора, ему все равно было бы ясно, что ультразвуковая установка выделяет значительную энергию.

Как и ожидал Семен, ребята приехали в мастерскую раньше, чем это они делали обычно по воскресеньям.

— Работает! Работает, товарищи! — закричал Семен, подбегая к мотоциклу. Сегодня нужно будет только проверить транспортер… а завтра выедем в поле на окончательное испытание… — продолжал он взволнованно, хватаясь руками за коляску, словно собираясь ее трясти, чтобы приехавшие ребята поскорее из нее высыпались.

Все тотчас же ворвались в сарай и принялись ощупывать руками земляной пол, недавно изуродованный звукоразрыхлителями до неузнаваемости.

— А это что такое? Чья это? — вдруг проговорил Чердаков, поднимая с земли красивую самопишущую ручку с золочеными кольцами на синем пластмассовом корпусе.

— Кто же это мог тут уронить? У нас с вами такой как будто не было, заинтересовался Шурик.

— Да ты что!! — вдруг рассердился Семен, гневно посмотрев на Шурика. — Тут такое событие, а ты интересуешься безделушкой!

Действительно, разве им всем было сейчас дело до такого пустяка! Даже если бы все существующие на свете автоматические ручки вдруг каким-то образом очутились в маленьком сарае, все равно это не отвлекло бы надолго внимания юных изобретателей от радостного события. Ведь они осуществили почти самостоятельно замечательное изобретение. Машина уже работает!

Глава двадцать восьмая

Вечером следующего дня было назначено генеральное испытание звукокопающей машины в поле.

— У меня есть предложение, — заявил Семен, когда ребята уже вытаскивали свое изобретение из сарая. — Давайте доставим машину именно к тому месту, где мы приняли решение заняться изобретательством. Помните? Это недалеко от опушки леса, откуда мы наблюдали, как работает ЗР-2.

— Это еще зачем!.. недовольно буркнул Кириллин. — Выведем ее из леса, да и все… Мы же не сентиментальные барышни…

Но за Семена вступился Чердаков. Совершенно неожиданно для всех он оставил свой шутливый тон и очень серьезно и торжественно промолвил:

— Ребята, Семен прав. У нас сегодня особенный день, даже можно сказать исторический, который запомнится на всю жизнь. Так пусть же в этот день каждое событие будет наполнено особым смыслом и значением, ну, так сказать, как символ больших дел в нашей жизни. Поэтому я за то, чтобы начать с исторического места…

Эта речь произвела на ребят довольно большое впечатление.

— В таком случае, если быть точными, нам придется тащить машину к речке, на пляж… Надеюсь, вы понимаете меня? — хитро подмигивая, проговорил Вася.

К юным изобретателям подошел Ермолаич. Он был в брезентовом плаще, в том самом, в котором Семен увидел его впервые, возле машины ЗР-2. Создавалось впечатление, что старик собрался в дальний путь и надел плащ на случай дождя.

— Значит, в поле потащите? — спросил он, попыхивая трубкой. — Как же вы туда доставите свою тарахтелку?

— Своим ходом пойдет, дедушка, — пояснил Чердаков.

— Вот, пожалуйста… — обрадовался Семен случаю похвастаться совершенством механизма. — Видите этот рычаг? Стоит лишь его нажать, как ультразвуковые вибраторы, те, что упираются в землю, немедленно поднимутся кверху и машина сможет свободно передвигаться.

— Это факт, — согласился сторож. — Молодцы, ребята, молодцы… Уж кому-кому, а мне-то известно, что вам почти никто не помогал! Это точно… А гляди, какая штуковина получилась! Словно настоящая машина…

— Конечно, настоящая! — обиделся Шурик. — Она сегодня будет прорывать у нас небольшой канал.

— Мы бы показали вам, дедушка, как эта машина работает, но сегодня, к сожалению, нельзя.

— Это почему же? — удивился Ермолаич.

— Сегодня мы проводим первое испытание — секретно ото всех. Понимаете? Чтобы в случае неудачи не получилось бы позора, — пояснил Чердаков.

— О том, что мы сегодня выходим с ней в поле, никто не знает и не должен знать, — оглядываясь, добавил Семен. — А вот завтра или послезавтра, если все пройдет благополучно, мы торжественно доложим главному инженеру, что изобретение готово и можно назначить комиссию.

— Комиссия, это верно… У нас без комиссий ничего не обходится… заворчал старик. — Вот я просил заведующего хозяйственной частью огородить забором мой огород, а он говорит, что комиссия еще не утвердила какую-то смету… Это точно… Значит, сегодня мне никак нельзя посмотреть?

— Нет, Ермолаич, — твердо заявил Семен. — И если кто-нибудь сюда приедет и будет спрашивать, где мы, ни в коем случае не говорите! Ладно?

— Как вам сказать, ребята! Я все-таки на службе тут нахожусь! — ответил старик раздумчиво и добавил: — Да чего вы, собственно говоря, так беспокоитесь! Коли не надо, никто сюда не приедет. А коли потребуется кому, не выгонять же его…

В это время торопливо затарахтел заведенный Васей маленький мотор, словно кто-то закрутил ручку игрушечного пулемета. Машина вздрогнула и рванулась вперед, кланяясь торчащим кверху ленточным транспортером. Рядом зашагал Вася, то и дело протягивая руки к рычагам, управляющим движением машины. Сзади пошли ребята. Предварительно отчаянно облаяв со всех сторон тарахтящий механизм, Шарик и Жучка побежали вперед, с явным намерением возглавить процессию.

Когда была пройдена почти половина расстояния, Семен почему-то оглянулся и заметил, что, держась поодаль, за ними следует Ермолаич.

— За нами нельзя! — прокричал ему Семен, сложив рупором ладони.

Старик ответил взмахом руки и тотчас же свернул куда-то в сторону.

Вот, наконец, и знакомая опушка леса. Отсюда ученики ремесленного училища наблюдали когда-то, как бегала ЗР-2, вспахивая землю. А немного дальше — то самое место, где они решили во что бы то ни стало сделать важное изобретение. Семен побежал вперед, чтобы уточнить, где именно находится «историческое» место, как его все теперь называли.

— Сюда! Сюда! — закричал он, подзывая ребят.

Наконец наступил торжественный момент. Проведена последняя тщательная проверка машины. В землю опущены ультразвуковые вибраторы.

— Ну… Как же быть? Подавать команду или немного подождать? взволнованно проговорил Семен, оглядывая своих товарищей.

— Конечно, давай! — произнес Быков, тоже волнуясь.

— Страшно как-то… А вдруг ничего не выйдет…

— Ну, вот еще! Расчувствовался… — недовольно проворчал Кириллин. Заводи, Вася, мотор.

— Погодите, ребята… — забеспокоился Семен. — Так нельзя! Это же такое событие… Такое событие… Его нужно отметить чем-то очень и очень важным… Вот что я придумал… Давайте дадим клятву перед тем как приступить к испытаниям.

— Зачем ты тянешь! И сам нервничаешь и нас мучаешь! — нетерпеливо перебил его Шурик.

— Мы поклянемся… — продолжал Семен, сверкая глазами. — Поклянемся, что если нас постигнет сейчас неудача и наша машина не заработает, мы не опустим руки, товарищи… Будем бороться… добиваться своего… Согласны?

— Согласны, конечно… — ответило сразу несколько голосов.

— Но нам ведь скоро уезжать отсюда, — заметил Шурик, в душе которого, кажется, совсем не было романтики. Но Семен даже не услышал этих слов.

— Поклянемся, что даже не тут, а в другом месте. Пусть не сейчас, а после того как мы закончим училище и станем работать… Все равно не оставим нашу идею и будем бороться за ее осуществление! Поклянемся, что даже через пять, через десять лет мы снова, все вместе, или каждый в отдельности, будем добиваться того, чтобы такая машина работала на пользу нашей Родины… торжественно закончил Семен.

— Хорошо ты говоришь, Семен, — проговорил растроганный Быков. — Мы даем такую клятву!

— Клянемся! Клянемся! — подхватили остальные торжественно.

— Ну, а теперь уже как-то не страшно, — облегченно вздохнул Семен. Можешь заводить мотор, Вася…

И тут произошло чудо, которого так долго ждали юные изобретатели. Машина вздрогнула и впилась острыми наконечниками своих ультразвуковых вибраторов в твердую почву. Вслед за этим раздробленная на мельчайшие комья земля заполнила ковши транспортера и стала ссыпаться сбоку, в навал. Маленький механизм уверенно двинулся вперед, оставляя за собой довольно глубокую канаву…

Трудно описать радость, овладевшую ребятами. Они бросились качать своего руководителя Семена Бурыкина, стараясь подбросить его вверх как можно выше. Затем все почему-то набросились на отбивавшегося изо всех сил Кириллина. Через минуту в воздух полетел Быков. Решив, что ребята затеяли какую-то веселую игру, собаки подняли лай и начали тоже прыгать, приседая на все четыре лапы.

Когда же дошла очередь качать Васю, неожиданно выяснилось, что он куда-то исчез.

Однако через две минуты он выскочил из густых кустарников и стал рассказывать неправдоподобную историю: оказывается, сопровождая машину сюда, он нечаянно уронил свою любимую отвертку и, чтобы не задерживать всех, решил подобрать ее позже, когда будет свободен.

— Вот она! — проговорил Вася, почему-то вынимая из кармана метчик. — Я ее сразу нашел! Заметил место и сразу увидел…

В другое время ребята заметили бы, что в этом объяснении Васи что-то неладно. Ведь машина не проходила мимо того места, откуда Вася выбежал. А кроме того, ему так и не удалось разыскать в карманах отвертку.

— Значит опять ее потерял… — смущенно проговорил он, вынимая из кармана то маленькое зубило, то сверло, то перочинный ножик.

Между тем машина шла все дальше и дальше.

Вдоволь налюбовавшись ее движением, изобретатели перешли по предложению Семена к «более серьезным опытам». Надо было проверить, как ведет себя звукокопающий механизм, поднимаясь на возвышенность, и не произойдет ли каких неполадок при спуске. Выключив вибраторы, ребята направили свой механизм к расположенному неподалеку холму. Долго возились они возле машины, не замечая ни времени, ни того, что делается вокруг. А между тем Шарик и Жучка уже давно обратили внимание на то, что на опушке леса творится что-то неладное и, навострив уши, глядели туда. Наконец, они залаяли и бросились бежать.

Только теперь Семен заметил, что из-за кустарников за испытанием машины наблюдали какие-то люди.

— Посмотрите… Там кто-то стоит… — с беспокойством проговорил Семен, дергая Кириллина за рукав.

Все словно по команде повернули головы в сторону леса.

— Да их там много… — прошептал Шурик.

Тогда притаившиеся за высоким кустарником люди поняли, что их присутствие обнаружено, и вышли на открытое место. Это были Александр Андреевич Дуплов и тот самый представитель из центра, который приезжал на испытание звукоразрыхляющей машины. За ними шли старший научный сотрудник Мурашов, мастер Гресь и механик Понедельник.

— Почисти, Семен, штаны… Они у тебя все в глине… — пробормотал Кириллин, не спуская глаз с приближающихся людей.

— Здравствуйте, ребята! — весело проговорил Дуплов, подходя к смущенным изобретателям. — Значит, вас можно поздравить? Мы видели, как ваша машина копает канаву! Вы уж простите, конечно, что мы явились сюда без спроса. Но дело в том, что мой друг Борис Николаевич, как обычно, очень торопится и сегодня же должен улететь в Москву. А ему очень захотелось посмотреть, что вы тут изобрели.

— А как же, Александр Андреевич, вы узнали, что мы… что машина уже действует? — смутившись, спросил Семен.

— В этом, дорогой Семен, нет ничего удивительного, — ответил Дуплов. — Я тут хозяин и мне полагается знать точно, что происходит на вверенной мне территории.

По просьбе прибывших ребята снова запустили машину, и она гордо прошламимо стоящих людей, оставляя за собой канаву.

— Какие молодцы! Подумать только, какие молодцы! Обязательно расскажу об этом министру! — с восхищением проговорил представитель из центра, обращаясь к Дуплову.

— Мало того, что у них возникла идея подобной машины, так они ее самостоятельно, заметьте, почти совершенно самостоятельно, осуществили! При самой незначительной нашей помощи! — сказал главный инженер.

— Значит, это очень талантливые ребята? — спросил Борис Николаевич, внимательно присматриваясь к юным изобретателям, сбившимся в кучку.

— Нет. Самые обычные. Такие, как все, — улыбаясь, ответил Дуплов. — А в будущем они обязательно станут талантливыми изобретателями и рационализаторами, за это я могу поручиться…

После испытания машины ребята завели ее в подсобную мастерскую и принялись мыться и чистить свою одежду. Радуясь большой победе, они восторженно обсуждали события знаменательного дня.

— Когда вернемся в ремесленное, то всем будем рассказывать с мельчайшими подробностями! Ведь правда, ребята? Хорошо, что у меня кое-что записано для памяти? — кричал Шурик, протискиваясь к умывальнику.

— Самое главное теперь — это учиться еще лучше! Иначе настоящих изобретателей из нас все равно не получится! — настаивал Ваня Быков, подступая к Сергею Чердакову.

— Да что ты на меня лезешь? Разве я возражаю? — шумел Чердаков, отмахиваясь от Быкова полотенцем. — После такой истории, конечно, каждому из нас захочется учиться еще лучше! Шуточка ли сказать! Сами изобрели и сами сделали новую машину! По этому поводу даже никакой шутки отпустить невозможно.

— Братцы! — забасил Степан Кириллин, — знаете, что я думаю? Наш успех зависел прежде всего от коллектива. Ведь каждый из нас в отдельности может быть ничего и не сделал! Согласны? Давайте и в будущем изобретать что-нибудь вместе! Так и объявим себя ударным изобретательским и рационализаторским коллективом. Согласны?

— Согласны! Конечно, согласны! — ответило сразу несколько человек.

— А что вы думаете! Еще не такие машины будем изобретать! — дрожащим от радостного волнения голосом заговорил Семен, которого расшумевшиеся ребята, сами того не замечая, то и дело «оттирали» от рукомойника. — Будем такое изобретать, чтобы в нашей стране были машины самые лучшие! А почему нам не изобретать? У нас каждый рабочий должен беспрерывно изобретать и рационализировать производство! Это дело его чести! Слушайте, ребята, слушайте! Вот стоит, предположим, рабочий у станка. Работает он на полный ход, а сам между делом соображает как бы рационализировать свой труд. Вы думаете, он занимается только физическим трудом? Ничего подобного! Он работает и головой. У нас физический и умственный труд — в единстве.

— Уррр-ааа, ребята! — вдруг взревел Кириллин, хватая упирающегося Семена подмышки. — Давайте его еще раз качнем, поскольку он правильные вещи говорит!

И ребята, качая Семена, подняли такой шум, что собаки, стоявшие у дверей и с любопытством наблюдавшие за всем происходящим, залились громким лаем.

— Внимание, орлы! — провозгласил Вася Подвескин, когда наконец Семена спустили на пол, и шум немного утих. — Скажите, пожалуйста, не замечали ли вы чего-нибудь таинственного во время работы над своим изобретением? — проговорил он, загадочно улыбаясь.

— Чего таинственного? — удивился Шурик.

— А вот вспомните… кое-какая невидимка приходила в трудную минуту. Я ее, например, сколько раз замечал… Кое-что появлялось у нас неожиданно, как в сказке… — добавил Вася, понизив голос.

— И охота тебе с какой-то бессмысленной чепухой лезть в такую торжественную минуту! — заявил Чердаков, тяжело дыша.

И более уже никто не вспоминал о странной шутке Васи. А зря. В его словах была доля правды. Кое-что «таинственное» действительно было. И чтобы убедиться в этом как следует, необходимо поинтересоваться, о чем говорят между собой Александр Андреевич Дуплов и его гость Борис Николаевич — представитель министерства…

Инженер Дуплов и его гость прогуливались по парку.

— Скажите, Александр Андреевич, неужели ребята так и не обратили внимания на некоторую таинственность, окружавшую их во время работы над изобретением?

— Может быть, и заметили, Борис Николаевич, но они были увлечены работой настолько, что не придавали этому никакого значения. Вы обратили внимание на вихрастого юношу с мотоциклом? Это один из главных героев истории.

— Ну-ка, расскажите поподробнее!

— Должен вам сообщить, — продолжал Дуплов, — что, узнав о намерениях ребят, я прежде всего, устроил, как говорится, у себя в кабинете техническое совещание. Объяснил своим сотрудникам, в чем дело, и попросил их, конечно, держать себя серьезно, как и полагается на таком совещании.

— И ребята не догадались, что это все подстроено?

— У них не было никаких оснований думать так! Они, разумеется, понимали, что все присутствующие относятся к ним не совсем серьезно, не как к взрослым. Но это же вполне естественно!

Вначале я думал, что буду помогать молодым изобретателям сам, в свободное время. Но потом решил, что времени для этого у меня не найдется. Кроме того, я сообразил, что в воспитательных целях будет лучше, если я предоставлю ребятам видимую полную самостоятельность… Как вы понимаете, Борис Николаевич, с помощью преподавания можно научить человека решительно всему. Но чтобы обучить человека творить, дерзать, выдумывать новое, с моей точки зрения, одного преподавания мало. Нужно тем или иным путем создать стимул для самостоятельного творчества. И предоставить ему такую возможность, чтобы появилась уверенность в своих силах. Пусть в творческих исканиях работает не только голова, но и руки!

По этому поводу очень хорошо высказался на Первом съезде советских писателей Максим Горький. Я приведу сейчас дословно цитату из его выступления. Только прошу вас не удивляться, что я знаю ее на память. Уж очень интересовал меня этот вопрос…

«Процесс социально-культурного роста людей развивается нормально только тогда, когда руки учат голову, а затем поумневшая голова учит руки, а умные руки снова и уже сильнее способствуют развитию мозга».

— Правда же, здорово сказал?

— Да, действительно, прямо в адрес воспитания изобретательских наклонностей! — удивился Борис Николаевич.

— Еще до начала нашего так называемого технического совещания, — продолжал рассказывать Дуплов, — я встретил в приемной вот этого самого мотоциклиста, помощника механика Подвескина. Неплохого работника, но немного заносчивого и хвастливого парня. Оказывается, видите ли, он пришел проверить, действительно ли будет совещание, посвященное каким-то там мальчишкам! У меня же появилась одна идея, и я попросил его также присутствовать на совещании. А поздно вечером этого же дня я вызвал его к себе в кабинет, объяснил, что от него требуется, и тут же с ним договорился.

— А вы, Александр Андреевич, — отчаянный выдумщик! — не выдержал гость.

— Позвольте! Какие же тут выдумки! Я просто считал себя обязанным помочь развитию явно выраженных способностей у Семена Бурыкина, о котором говорил вам давно! А кроме этого, мне самому хотелось убедиться, насколько правильны мои положения о методе воспитания юных изобретателей! Ну вот… Предоставил я им, значит, пустующую подсобную мастерскую на опытном участке номер три и распорядился, чтобы телефон был перенесен из мастерской в комнату живущего в этом же домике сторожа. Мне хотелось, чтобы ребята не слышали, как мой помощник Подвескин информирует меня о ходе работ и рассказывает мне о том, какие трудности возникают у коллектива юных изобретателей. Мне нужно было помогать им незаметно, чтобы они чувствовали себя как можно более самостоятельными. Ну, конечно, небольшие консультации оказывались моими людьми открыто. Но основное, направляющее влияние на ход всей работы я оказывал с помощью моего тайного помощника Васи Подвескина. Иногда мне казалось, что этот парень, как говорится, пересаливает и даже мистифицирует ребят, но, к счастью, все обошлось благополучно. Днем, в отсутствие ребят, Подвескин часто привозил в мастерскую опытных специалистов, которые внимательно следили за всем ходом работ. Я был против того, чтобы под руками у ребят неожиданно и таинственным образом появлялись нужные материалы, книги, чертежи, инструкции. Но мой помощник, большой шутник, кажется, не всегда меня слушался.

— Воображаю, какими приятными неожиданностями были эти шутки! — усмехнулся Борис Николаевич.

— Один раз, во время напряженного положения у изобретателей, когда у них не ладилось с пуском вибраторов (а времени для окончания работы было в обрез), Вася Подвескин ухитрился привезти в мастерскую даже ночью одного молодого специалиста по вибраторам и ламповым генераторам! Это было нелегко потому, что на этот раз Семен Бурыкин, расстроенный неудачами, остался ночевать в мастерской. Но все обошлось благополучно. Подвескин договорился со сторожем, что-то там придумал с ключом от сарая, где стояла машина, и приехавший специалист незаметно устранил все неполадки в электрической схеме, которую ребята смонтировали не совсем точно.

— Но это уже противоречит вашему методу! — заявил Борис Николаевич.

— Вы правы, — продолжал инженер, — на этот раз мне пришлось немного поступиться своими принципами. Если бы ребята не торопились с окончанием машины в виду отъезда, я бы их заставил самостоятельно возиться со схемой. Но, как я уже вам говорил, времени у них оставалось мало! Нельзя было допустить, чтобы они уехали отсюда, не закончив работы над своим изобретением! Для того, чтобы не вызывать подозрения у юных изобретателей, специалист по генераторам нарочно оставил маленькую неисправность, которую юные изобретатели смогли бы сами заметить. Позже этот специалист мне сознался, что потерял во время работы в сарае свою самопишущую ручку. Пришлось ему, однако, примириться с этой потерей, чтобы поиски ручки не вызвали какого-нибудь подозрения у изобретателей.

— Прямо материал для какого-нибудь рассказа или повести… — пробормотал Борис Николаевич, добродушно улыбаясь.

— И вызов наш в поле был подстроен мною, — тоже улыбаясь, продолжал Дуплов. — Вы же понимаете, что нельзя было терять времени. Вы улетаете сегодня, а я по всей вероятности — завтра или послезавтра… Мы условились с Подвескиным, что как только машина заработает, он немедленно даст мне знать. И действительно, как вы вероятно помните, мне позвонил в кабинет сторож Ермолаич, и я тут же предложил вам поехать в поле. Ведь для воспитания изобретателей еще важно признание их успехов! И мы с вами, как мне кажется, обставили это дело достаточно торжественно. Да! Кстати! Знаете, что еще интересно? У меня имеются довольно точные сведения, что Подвескин, в прошлом страшный хвастун, совершенно исправился! Я уверен, что на него тоже оказали благотворное влияние ученики ремесленного училища, с которыми он в конце концов подружился.

— А как вы оцениваете работу, проделанную ребятами?

— Должен вам признаться, что идея подобной машины возникала неоднократно у многих наших сотрудников. В плане будущих разработок даже стоит такая тема. Ребята же, построив свою модель, конечно весьма примитивную и несовершенную, все же сделали большое дело. Они, как говорится, подтолкнули нас на скорейшее осуществление этой темы. Ну, и кое-что из их опыта можно будет почерпнуть! А самым главным я все же считаю, то что мы завербовали новые кадры будущих упорных изобретателей и рационализаторов. Я уверен, что это действительно самое главное.

— Даю вам честное слово, Александр Андреевич, что если всю эту историю рассказать какому-нибудь литератору, то он обязательно напишет научно-фантастическую повесть или даже роман!

— Это было бы большой наградой для Семена Бурыкина и его товарищей… ответил Дуплов.

— В таком случае, с вашего разрешения, я постараюсь предпринять кое-что в этом направлении. У меня есть один знакомый писатель, работающий в области научно-фантастического жанра. Правда, он сам считает себя страшным лентяем и мало пишет. Но на этот раз ему не удастся отделаться только одним обещанием, проговорил Борис Николаевич, вынимая из кармана маленькую записную книжку.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая