Смерть и побрякушки [Илона Волынская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Илона Волынская, Кирилл Кащеев Смерть и побрякушки
Глава 1
Хороша. Как всегда. Марина почувствовала привычный укол глухой зависти и столь же привычно залюбовалась золотистой волной ухоженных волос и бежевым костюмчиком, безупречно облегавшим столь же безупречную фигуру. Вот только кроваво-красный платок на шее ярким, отвратительным диссонансом разбивал изящный ансамбль. Марина не могла понять, что в платке такого, но он вызывал омерзение и неконтролируемый страх. Марина потянулась, желая сдернуть пакостную вещь с шеи сестры, но ее пальцы лишь хватали пустоту. Алена покачала головой и шагнула навстречу, вытянув напряженные руки, словно держала что-то тяжелое. Но на руках у нее был лишь легкий клуб молочно-белого тумана, а вокруг них, вокруг этого нежного и какого-то очень беспомощного туманного облачка роилась мгла. Липкие, жадные щупальца мглы осторожно, будто пробуя на вкус, касалась облачка. А Алена, прикрывая туманчик, пыталась защитить его от недобрых прикосновений. Ее лицо исказилось гримасой, а широко распахнутые глаза смотрели на Марину настойчиво и моляще. Когда-то Марина уже видела подобное мучительное выражение на лице младшей, но вот только когда? Она на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить, а Алена все так же настойчиво тянулась к сестре, словно пыталась впихнуть белое облачко ей в руки. «Но это же только туман, ничто!» — воскликнула Марина. «Это — все!» — шепнул тихий голос. Когда нахальное поросячье хрюканье раздается возле самого вашего уха, фигушки вы не проснетесь! Марина резко села во взбаламученной постели и уставилась безумными глазами на ходящий ходуном маленький розовый пяточек. Умильные глазки свинки-будильника с укором воззрились на хозяйку. — Выключая, выключаю, — хриплым со сна голосом пробормотала Марина, нажимая кнопочку на мягоньком пузике. Еще на мгновение она вжалась лицом в пушистое тепло подушки, потерла глаза дрожащей рукой. — Приснится же такое, — Марина отбросила одеяло, сунула ноги в тапки и пошлепала в ванную. По утрам она всегда чувствовала себя препаскудно. Утро — время вообще гадостное. Время, когда надо выволакивать свое бедное, так и не отдохнувшее тело из теплой уютной постели, ставить его вертикально и гнать на бесчисленные садистские процедуры, вроде застилания кровати и контрастного душа. Впрочем, кружка горячего крепкого кофе и долгое священнодействие над собственным лицом обычно вносили хоть какую-то приятную ноту в ежеутреннюю тоску. Но только не сегодня. Сегодня кофе убежал и запакостил всю плиту. Марина кинулась вытирать коричневую жижу и, конечно, обожглась о решетку. Мало того, что маникюр недельной давности, так теперь еще и волдырь вскочит. Марина бросила недовольный взгляд на свои руки. Ведь слово же себе давала вечером заняться ногтями! Как же! Приползла в половине двенадцатого, пять минут тупо пялилась в телевизор и отрубилась. Она вытащила из косметички флакончик, наскоро подновила облупившийся лак. Держа пальцы на отлете, приступила к макияжу. Ну хоть тени легли ровно. Полюбовавшись собственными глазами, Марина открутила брасматик, провела щеточкой по ресницам… Рука дрогнула и длинная черная полоса перечеркнула свеженаведенную красоту. Сдавленно ругаясь, Марина швырнула тушь на пол. Вторая черная полоса расцветила светлый ковер. Черт знает что! Все этот жуткий сон. Ну с какой радости ей должна сниться Алена, она ее и в реальной жизни имеет по горло. Сыта уж, хватит! Смывая разводы с физиономии и наскоро красясь заново, Марина понимала, что сегодняшний день безнадежно испорчен. Неприятный сон засел в ней как гвоздь, оставив в душе смутную, тянущую тревогу. С таким настроением в редакции делать нечего. Срочно приступаем к спасательной операции. Нервно поглядывая на часы, Марина полезла в шкаф за любимым костюмом. Та-ак, спаслась, называется! Рукав будто корова жевала. Марина включила утюг, а пока принялась натягивать колготки (ну что за жизнь такая, две пары пустили стрелки прямо под пальцами!). Яростно вцепившись в ручку утюга, она накинулась на ни в чем не повинную ткань, словно перед ней была некстати приснившаяся сестра. Спасибо тебе, Аленушка, жизнь мне поломала, теперь еще и целый день перегадила! Марина дернула за провод и вырвала штепсель вместе с розеткой. Очень хорошо! Просто замечательно! Не глядя на себя в зеркало, она напялила костюм, схватила сумку, провела щеткой по волосам, и вылетела за дверь. Домашний погром пусть ждет до вечера. Марина села за руль своего старенького раздолбанного жигуленка. — Предупреждаю некоторых четырехколесных, — громко заявила она, — У меня сегодня отвратное настроение и если некоторые начнут откалывать свои обычные штучки, я их брошу на фиг и буду ездить городским транспортом! Все понятно? Похоже, понятно было все, потому что обычно капризный жигуль завелся с полуоборота и старательно затарахтел в редакцию. Идеальное поведение лошадки радости Марине не прибавило. С лобового стекла, из зеркальца заднего вида, сквозь обтекающий ее поток транспорта, отовсюду на нее смотрело лицо сестры. Это выражение: смесь ужаса, страдания и отчаянной надежды, сделавшее ангельское личико Аленки почти уродливым! Да такого просто быть не могло, у Алены каждая гримаска отработана перед зеркалом. Она всегда все делает красиво: хохочет красиво, гневается красиво, даже истерики у нее выходят глубоко эстетичными! У Алены не могло быть такого лица. Впрочем, было-было-было, когда же это было? Смутное воспоминание прокладывало себе дорогу к сознанию, но тут на его пути лег полосатый шлагбаум, потому что Марина приехала на работу и ей сразу стало не до того. — Здрассе, Марин Сергевна. Доброе утро, Марин Сергевна. Вот и еще один ежеутренний раздражитель. Ну не любит она детей, ну что поделаешь! Никогда ее не умиляли шум, гам и беготня. И надо же, именно частная школа согласилась предоставить им две комнатенки в обмен на ежемесячную рекламу. Теперь Марине приходится восторженно расписывать то уникальных педагогов (глаза б ее их не видели, грымзы старые, сплетницы!), то необыкновенно умных деток, победителей всех и всяческих олимпиад (конечно, сами олимпиаду провели, сами ее и выиграли!). Каблучки главного редактора бешено популярной газеты «Мнение» отцокали три долгих лестничных пролета. Она прошагала темным коридором, рванула дверь и блаженно окунулась в безумную атмосферу готовящегося номера. — Слышь, Мар-Серг, наш мэр вчерась заявил: плату за проезд не повысят, — перед Мариниными глазами зависла клочковатая Лешкина борода. Марина запрокинула голову, стараясь увидеть что-нибудь кроме буйной растительности своего корреспондента. Вроде бы и сама не маленькая, метр шестьдесят пять, но рядом с Лешкой всегда чувствовала себя карманной женщиной. — Марина Сергеевна одинокая женщина и никому не верит, особенно нашему мэру, — хмыкнула Ленка. Марина раздраженно передернула плечами. Сто лет как уже нет ни МММ, ни рекламной Марины Сергеевны, а все поминают. Марина старалась не показывать, как сильно задевает ее привычная редакторская шуточка. Да, она действительно одинокая женщина. Если бы Алена не была такой красавицей… Если бы Пашка не был такой сволочью… Ладно, проехали. — Не верю! — воинственно бросила она, — И надо чтобы читатель тоже не поверил, — Марина на мгновение задумалась. — Ты! — блестя подновленным лаком, ее палец грозно прицелился в Ленку, и девчонка нервно заерзала, — Поезжай в городскую библиотеку, возьми местные газеты за последние два года и выбери все обещания нашего мэра, ну вроде, «отопительный сезон начнется в срок», «хлеб не подорожает». Еще на телевидение загляни, может там у ребят чего есть, — она повернулась к Лешке, — Сделаете подборочку, после каждого обещание — реальное выполнение. Я имею в виду — НЕ выполнение. Поднатужьтесь-повспоминайте, топить точно начали на месяц позже. Под конец дайте свеженькую заявку насчет транспорта и вопрос к читателю, верит ли он. — Класс! — восхищенно ахнул Лешка, — Бомба! — Будет вам бомба, мэр лично подложит, никому такое дело не доверит, — пробурчала Ленка, пакуя в свою крохотную сумочку невероятное количество каких-то бумажек, косметики, и прочей дребедени, — Если мы не перестанем дразнить городские власти, они нас закрою, как Бог свят, закроют. — А если мы перестанем их дразнить, то разоримся, нас купить эта наглая шарашка «Worldpress» и всех выставит с работы, — парировала Марина и направилась в свой кабинет, где уже разрывался, трещал телефон. В одиночестве она пробыла недолго. Дверь тихонько приоткрылась и не отрывая трубки от уха, Марина приглашающе махнула рукой. Кто-то когда-то сказал про вошедшую женщину, что так должна бы выглядеть стареющая Маргарита. Прозвище прижилось, никто уже и не помнил, что «заместительница за все» из газеты «Мнение» по паспорту числится Тамарой Алексеевной. Мадам Маргарита, и точка! Глядя на подтянутую элегантную мадам Маргариту, Марина подумала, что просто обречена жить в окружении красивых женщин. Мадам Маргарита немолодая, очаровательная и классическая, Ленка юная, очаровательная и спортивная, Алена… Что с Аленой? Почему странный сон так пугает, так мучает? Глупости, немедленно забыть Алену, надо работать! — Что там у нас? — Номер почти готов. Завтра добавим Лешкин материал и новую рекламу. По электронке пришла статья одного бизнесмена об особенностях нашего бизнеса. Факты блестящие, но стиль… — мадам Маргарита покопалась в своих бумагах, — «Встановить всякие контакты до полного созревания самосознания». — Че-его? Мадам Маргарита учительски глянула на Марину поверх очков. — Меня тоже заинтересовал смысл данного выражения, я даже позвонила автору. — И что сие означает? — заинтересовалась Марина. — Сие означает моральное давление на клиента пока он, бедняга, не уразумеет, что предлагаемый товар для него — самое лучшее. — Ага! — глубокомысленно заметила Марина, — А «самосознание», значит, клиент вроде как сам осознает… Потрясающе! Может введем рубрику «Нарочно не придумаешь», была такая в каком-то старом журнале. — В «Крокодиле», — улыбнулась Маргарита, — Но фактаж в статейке хорош, слов нет. — Свяжись с борзописцем, скажи, что статья требует редакторской правки и перепиши ее всю от начала до конца. Кстати, если он бизнесмен, гонорар зажмем, не фиг жиреть за счет нищих журналистов, — Марина снова взялась за телефон. — Куда ты звонишь? — неожиданно спросила мадам. Марина глянула на нее удивленно. Не в характере мадам Маргариты интересоваться чужими телефонными разговорами, тем более разговорами непосредственного начальства. — В «Визаж-клаб», — тем не менее ответила Марина, — Они должны перевести деньги за рекламу, но что-то не торопятся. — Не звони, — тяжко вздохнула заместительница, — Они отказались. «Worldpress» делает им развернутую рекламную кампанию, во всех изданиях, разные виды товаров, скрытая и явная реклама. «Визажисты» прямо захлебывались от восторга. Марина швырнула трубку на рычаг. — С-скотина, — обоими кулаками она стукнула по столу, так что телефон глухо лязгнул, а бесчисленные безделушки тоненько и обиженно зазвенели, — Обкладывает, гад. Вор поганый, комплексная реклама — это же моя идея, я ему рассказывала как ее делать! Моими же идеями меня же и приканчивает! — У него пресс-концерн, а у тебя одна газета, — резонно заметила Маргарита. — Половина его концерна должна была принадлежать мне! — взвизгнула Марина, — Он меня кинул, ясно! — Это уже всем второй год ясно, ты повторяешься. Марина сердито уставилась на невозмутимую мадам Маргариту. — Сегодня пришло новое предложение, — складывая бумаги, сказала заместительница. — Милейший Пашенька опять поднял цену? Мадам Маргарита покачала головой. — Цена остается прежней. Но если ты соглашаешься продать… — она нерешительно замялась, — В общем, он готов оставить тебя главным редактором, подбор людей тоже полностью на тебе, и лицо издания опять таки твое. Он требует только уменьшить, слышишь, не прекратить, а уменьшить давление на областное начальство и, естественно, не трогать его партнеров. — И ты так спокойно говоришь! — Марина в волнении забегала по кабинету, — Всякое… всякий… — так и не найдя подходящего эпитета, она ограничилась весьма энергичным и неприличным жестом, — будет тут указывать, что и как писать, кого можно трогать, а кого нельзя! Да я пошлю его дальше, чем видно! Мадам Маргарита осуждающе покачала головой. — Марина, ну что ты как маленькая девочка! В нашем деле всегда были запретные зоны. В конце концов, у тебя тоже есть люди, которых ты категорически не трогаешь. Хотя ангельских крылышек у них не наблюдается. Мне предложение Павла кажется вполне справедливым. — И ты, Брут! — Марина с укором поглядела на заместительницу. — Я не Брут, я голос разума. Посмотри правде в глаза, дорогуша, мы потихоньку прогораем. — Да нас читают больше всех в области! — Читают, и будут читать, но рекламу мы теряем. Нас может прикончить любой кризис: хоть с долларом, хоть с ценами на бумагу. А «Worldpress» переживет что угодно, у них солидная база и такое уникальное сочетание разноплановых газет и журналов, что потеряют на одном, возьмут на другом. — О господи, ну как же ты не понимаешь! — Марина подчеркнуто бессильно уронила голову на скрещенные руки, — Это уникальное сочетание создала я! Я составила план, разработала базовые типажи, показала как одно издание будет поддерживать другое! Сукин сын Пашенька бегал вокруг меня и подбадривал: «Давай, давай, твои идеи — мои деньги, фифти-фифти, компаньонами будем!» А потом по моим материалам создал свой концерн, а меня выкинул, как линялую тряпку! — Сама дура, надо было заранее соглашение составлять, а не вываливать информацию задарма! — рассердилась мадам Маргарита. Она гневно фыркнула, потом минуту помолчала и ласково-успокаивающим голосом завела, — Мариша, твое негодование вполне понятно. Однако же подумай сама. Сделанного не вернешь, да и Павлу ты уже, считай, отомстила. Твою единственную газету читают больше, чем все его хозяйство. — Преувеличиваешь, — нервно буркнула Марина, меняя местами стоящий на столе крохотный стеклянный кораблик и фигурку рыцаря. — Ну и преувеличиваю, — согласилась мадам Маргарита, — Но деньги он готов платить бешенные, и не за твои красивые глаза, а за твой успех и талант. А теперь, когда еще и работу предлагает, и ребят увольнять не придется… Да ты за год-два всю власть в «Worldpress» перехватишь! — Название дурацкое — «Worldpress»! Надо же, «Мировая пресса». Самомнение у Паши не мерянное! — Так ведь и есть отчего, бизнесмен он от бога. Слушай, Мариш, позвони ты ему, а? Поговори, поторгуйся, на каждый чих официальный документ с него сдери. Это выход, понимаешь! Ну сама подумай, сколько мы еще продержимся в одиночку? Паша с тобой поступил некрасиво, но в конце-то концов, вы с ним родня, муж сестры как никак! — мадам Маргарита небрежно упихала бумаги в папку и пошагала к выходу. У дверей обернулась, словно хотела что-то добавить, но лишь поглядела на задумавшуюся Марину и молча покачала головой. Марина мрачно уставилась в закрывшуюся дверь. Действительно, муж сестры. Жил-был банковский оператор Паша и была у него девушка Марина, журналисточка. Больше года они друг в друге души не чаяли и задумали совместный крутой бизнес. Марина план составила, а Паша деньги достал. Потом пришел Паша к Марине и сказал, что дальше обойдется без нее. Балдея от собственного благородства сунул отступные и исчез с Марининым бизнес-планом в кармане. А через месяц женился на Марининой сестре Алене. Алена стала женой миллионера, а Марина создала самую скандальную газету в области и превратилась в одинокую женщину, которая никому не верит. Марина подорвалась со стула и подскочила к высокому во весь рост зеркалу. Слава богу, ничего в ней нет от жуткой тетехи из старой рекламы МММ. Ни пуховика, ни шапки-малахайки, ни завивки «прощай, молодость!». Из зеркала смотрела высокая стройная молодая женщина. Коротко подстриженные русые волосы красивой блестящей шапочкой обрамляли бледноватое личико с изящными мелкими чертами. Марина критически прищурилась. Может, нос чуть длинноват, но это придает даже своеобразное очарование. И вообще, идеальные физиономии не бывают красивыми, для красоты нужно чуточку неправильности. Зато фигура не подкачала. Марина сжала руками тонкую талию. Самое оно! Грудь, правда, маловата и ноги бы неплохо подлиннее, но с пропорциями все в порядке и зелененький костюмчик из натуральной шерсти сидит как влитой. На шмотки от кутюр она еще не заработала, но на портниху тетю Зину хватает. А тетя Зина — это вам не шишки-дрышки, это и Гуччи, и Риччи, и немножко Версаччи. Марина одобрительно покивала своему отражению. Не такая красавица, как Алена, но тоже вполне, вполне! Черт, но что же все таки с Аленкой? Марина нерешительно потянулась к телефону. Нет, звонить нельзя, она сестре полтора года не звонила, с тех самых пор как родился Сашка. Да и тогда сухо поздравила, и все. Если Марина позвонит сейчас, скотина-Пашенька неминуемо решит, что она сдалась и готова продать газету. Марина вернулась к столу, попыталась сосредоточится на работе. Глупо так переживать. Ну сон, ну и ладно, и ничего страшного, мало ли что кому снится. Она вообще редко сны видит, а уж чтобы Алена приснилась… Ерунда! Никогда в жизни ей Алена не снилась. Вот именно, никогда, а сегодня… Так, немедленно прекратить мистическую чушь и заняться делом, завтра номер сдавать. Марина решительно придвинула к себе клавиатуру и тут, глядя в темные глубины загружающегося экрана, она вдруг вспомнила! Вспомнила, когда она видела на лице сестры мучительное выражение, потрясшее ее во сне. Лицо это смотрело на нее из прошлого, из темной ямы люка, в которую когда-то ухнула десятилетняя Аленка. То же самое выражение ужаса, боли, отчаяния и страстной надежды, с которым она глядела в глаза склонившейся над люком старшей сестры. Марина отчетливо вспомнила ненастный октябрьский вечер и свою злость, бешенную ярость четырнадцатилетней девочки-подростка, вынужденной вместо намеченного свидания со старшеклассником провожать на занятия малявку-сестру. Ох как же Марина тогда рассвирепела! Мать-покойница, земля ей пухом, поймала ее у самых дверей. И ведь Маринка ей честно объяснила, что Вадька Головатый самый шикарный парень в школе, что за ним все девки бегают, и если уж в кино он позвал Марину, то такого шанса упускать нельзя, а фильм начнется через пятнадцать минут. Мама только фыркнула и вручила Марине Аленкину сумку с балетными причиндалами. Оказывается, у отца сегодня важный гость, мама должна готовить, а о том, чтобы Алена пропустила урок, не может быть и речи. Поэтому марш-марш, без разговоров. Марина перла сквозь чертящий сумерки мелкий дождик и только сопела от переполнявшей ее злости. Сзади испуганно шлепала Аленка. Марина не сразу сообразила, что шаги за спиной смолкли, а когда, наконец, обернулась… Младшей нигде не было. Сразу позабыв о погубленном свидании, Марина метнулась назад, пробежала по пустынной улице и тут же наткнулась на распахнутый люк. Алена висела над чернотой, цепляясь хрупкими ручонками за толстую трубу. Услышав шаги она с трудом приподняла голову, глянула старшей в глаза — и это выражение, ах это выражение… Дрожащая, захлебывающаяся слезами Марина плюхнулась на живот, вцепилась в ледяные запястья сестры… Потом они долго сидели на мокром тротуаре, Аленка судорожно обнимала сестру за шею, а Марина прижимала ее голову к своему плечу, гладила влажные пряди и слушала как успокаивается бешеное биение сердца. Нынешняя Марина Сергеевна, 32-летняя дама с положением, решительно встряхнула челкой и взялась за телефон. Черт с ним с Пашкой, пусть думает что хочет, козел! Она должна позвонить Аленке, должна услышать ее голос, убедится, что ничего не случилось, а иначе просто сойдет с ума. Телефон ответил долгими тягучими гудками. Марина нервно повертела трубку. Может, Аленка ушла? Положила малыша спать, а сама решила куда-нибудь смотаться? Перезвонить попозже? Да, конечно. Марина положила трубку, поревела взгляд на экран… На белом вордовском «листе» мгновенной вспышкой проступило пятно, удивительно похожее на женскую головку в ярком ореоле волос. Марина оторопело моргнула. Экран был девственно чист, но она готова голову дать на отсечение, что секунду назад на нем светилось лицо Алены. Отчаяния в этом лице было теперь больше, чем надежды. Марина схватила сумку и принялась судорожно запихивать в нее свои вещи. Пусть бред, пусть глупость, пусть она потом сто раз пожалеет, но она поедет к сестре домой. Она словно наяву представила толстую бронированную дверь, квадратную клавишу звонка. Вот дверь открывается и на пороге… стоит Павел, а из-за плеча у него выглядывает Аленка с маленьким Сашкой на руках. Счастливое семейство взирает на нежданную гостью и у всех троих, включая младенца, брови недоуменно ползут вверх. Марина даже застонала от жгучего стыда и остановилась. Просто перезвонить вечером? Она испуганно покосилась на компьютер. Нет уж, до вечера она как раз удобно устроится в ближайшей психушке. Вот тогда точно стыдно будет. Марина помчалась к выходу.Глава 2
Мотор жигуленка плавно завелся, пару секунд солидно поурчал, суля спокойную поездку, и тут же нагло замолк. Марина прямо чувствовала как нахальный агрегат лучится злорадным удовлетворением: «Эк я тебя надул!» Бешено шарахнув дверцей (пусть и ему не все по кайфу!) Марина выбралась к проезжей части. Как назло маршрутки словно вымерли. Черт с ним, не разорится, лишь бы скорее избавиться от наваждения! Она вскинула руку, останавливая такси. Новенькая дверь с домофоном перекрывала единственный подъезд старинного дома, в котором когда-то жила Марина с сестрой и родителями, а теперь — Алена с мужем и сыном. Да и сам дом сиял словно начищенный пятак: штукатурка свеженькая, выкрошенные деревянные рамы заменены на стеклопакет, фасад бугрится кондиционерами. Марина вгляделась в окна третьего этажа. День на дворе, а жалюзи опущены. Впрочем, какая же она глупая, малый, наверное, спит, вот окна и прикрыты. Марина потопталась у подъезда в смутной надежде, что сейчас вдалеке появится возвращающаяся из магазина Аленка и можно будет успокоится и смыться незамеченной. Потом вздохнула и нажала кнопку. Вот еще наказание, эти домофоны — на всю улицу объясняйся с решетчатой дыркой в стене. Но домофон молчал. Марина тяжко вздохнула: будем ждать, кто-нибудь пойдет в магазин, выведет собаку. Обратно она не поедет, раз уж она здесь, надо разбираться. За спиной послышались шаркающие шаги. Немолодая женщина с тяжелой кошелкой, до и дело подозрительно озираясь на Марину, нажимала кнопки кодового замка. Сумка мешала, женщина неловко перехватывала ее, наконец, поставила на землю, открыла, потянула на себя дверь… Марина скользнула в открывшийся проход и привычно, через ступеньку помчалась наверх. — Девушка, куда вы, девушка! — запоздало ударило вслед, но Марина не слушала. Задыхаясь, она взлета на третий этаж и остановилась перед тяжелой бронированной дверью. Сколько изменений всего за два года. Приглянулся домик новым русским и пожалуйста: на стенах подъезда свежая краска, ни единой надписи, ступеньки свежевымыты, площадки выложены плиткой, висят цветочные горшки. Марина вспомнила загаженный подъезд своей блочной многоэтажки с намертво запаянным мусоропроводом, из которого по сей день сочилась вонь гниющего мусора и лезли тараканы, и поморщилась. Еще говорят, новые русские хамы. Страшное хамство — не пакостить в собственном доме. Марина нажала на кнопку звонка. Тишина, ни единого звука. Она позвонила еще и еще раз. По телефону молчание, в домофоне молчание и дверь не открывают. Логический вывод? Никого нет дома, возвращайся в редакцию и перезвони позже. Или просто заедь вечером, если тебе так неймется. Но уж во всяком случае не стой здесь, как памятник себе, когда у тебя гора проблем и куча несделанной работы. Марина нерешительно спустилась на две ступеньки и остановилась. Стараясь оправдать заминку, она вытащила из сумочки сигарету и принялась разминать ее в пальцах, не закуривая. Снизу доносилось сдавленное пыхтение, тетка с сумкой взбиралась на третий этаж. Вот она поравнялась с Мариной, открыла было рот, и тут же захлопнула, огонек смутного узнавания мелькнул в ее глазах. Тетка подошла к двери напротив Аленкиной и загремела ключами, все также с сомнением поглядывая на Марину. Та кивнула. Она-то ее сразу узнала. Соседка Вера Антоновна, невыносимо вредный бабец, раньше вечно цеплялась: то магнитофон слишком громко, то вежливость не блюдут. Похоже, она единственная уцелела из старых жильцов. Как она выживает в новорусском рассаднике гигиены: ни тебе детвору обругать за исписанные стены, ни с соседями из-за немытой лестницы поцапаться. Совсем небось заскучала. Марина присела на ступеньку: чего не присесть, если такая чистота. Щелкнула зажигалкой, затянулась ароматным дымком. Звук какой-то странный, тонкий, вроде комариного звона. Марина прислушалась, поднялась, вернулась на площадку, прислушалась снова, покачала головой. Звук шел словно ниоткуда, будто в воздухе прямо перед ее лицом тихо-тихо, едва слышно плакал ребенок. Она снова покрутила головой. Непонятно. Ребенок уже не плакал, скорее всхлипывал-выл, все так же отдаленно, на пределе слышимости. Нет, надо немедленно уходить, не то с ума сойдешь! Она оставит записку… О Господи! Марина испуганно моргнула. Ничего, померещилось. Но одно краткое мгновение она отчетливо видела омерзительный красный шарф, болтающийся на ручке Аленкиной двери. Шарф шевелился, извивался, не под дуновением сквозняка, а словно живой, словно змея или спрут. Сорвавшись с места, Марина кинулась к соседской двери и отчаянно затрезвонила. Соседка открыла сразу, на ее лице читалась радостная готовность к скандалу. — Здрасьте, Вера Антоновна, я Марина, жила тут раньше, помните меня? — одним духом выпалила Марина и рванула в квартиру. — Как ты смеешь, куда ты? — заполошно ударило вслед, но Марина уже была в комнате и открывала балкон. Слава богу, балконы двух квартир почти смыкаются, а Аленка всегда забывает запереть балконную дверь. Проклятье, лоджия, Пашка застеклил лоджию! Ла-адно, теперь уже один черт! Наскоро оглядевшись, Марина увидела в углу рыжую от ржавчины гантель. Надо же, Вера Антоновна когда-то мускулы качала. Заржавленная железяка полетела в стекло и глухо шлепнулась на балконный пол. Дзынькающий дождик осколков посыпался вниз. Марина сдернула туфлю и принялась выколачивать острые углы, расширяя себе проход. В комнате отчаянно жужжал диск старенького телефона. — Милиция, алло, милиция! — срывая голос, вопила Вера Антоновна. Набросив какую-то тряпку на край лоджии, Марина поднырнула под заостренные зубья стекла. Аккуратненько, аккуратненько. Осколки хрупнули под ногой. Как всегда, дверь не заперта. Приятно, когда хоть что-то не меняется. Марина шагнула в комнату. Ей казалось, что она кричит, истошно вопит и не может остановиться. Но звука не было, лишь какое-то сдавленное сипение. «Я оглохла» — отстранено подумала Марина. Под ногой громко и отчетливо хрустнул кусочек стекла. «Нет, не оглохла — онемела. А лучше бы — ослепнуть». — Ален… — мучительно выдавила она из разом пересохшего рта и смутно удивилась звуку собственного голоса, — Пашка… Ответа не было, да и не могло быть, это Марина поняла сразу. Не смотреть. Ничего нет, никого нет, это все только продолжение кошмарного сна. Ей кажется, кажется! Злое наваждение. Она шагнула раз, другой, стараясь не глядеть, ни в коем случае не глядеть никуда, кроме отчаянного зареванного детского личика, выглядывающего из-за перильца деревянной кроватки. Она должна, она должна дойти! Словно по натянутому канату Марина шла. Подошвы туфель прилипали к кровавым пятнам на полу. Она протянула руки, подхватывая маленькое легкое тельце. Малыш судорожно забился, скользким угорьком вывертываясь из объятий, из перекошенных губок послышался уже знакомый вой, на лбу вздулись тоненькие венки. Крепко прижав вырывающегося Сашку к груди, Марина почти выпрыгнула в коридор, вбежала на кухню. Схватив чайник, она оглянулась в поисках детской чашечки. Наверное, осталась в комнате. Ладно, сойдет любая. Она неловко прижала стакан к Сашкиным губам. Он замотал головой, принялся колотить ручонками, стакан разлетелся вдребезги. — Еще осколки, — прошептала Марина, словно в забытьи глядя на стекло. Сашка снова рванулся, чуть не упал, захрипел: — Мама, мама! Марина в ужасе вскрикнула, покрепче перехватила малыша, прижала его головку к своему плечу. — Успокойся, маленький, успокойся, Сашенька, все хорошо, все уже хорошо, я твоя тетя… Марина распахнула холодильник. Йогурт, банка сока. Авось сойдет. Смутно подумалось: малышам вроде нельзя холодное. Ладно, не до правил сейчас. Усадив Сашку себе на колени, она впихнула в него первую ложку. Пацаненок ел с жадностью, давясь, Марине приходилось его придерживать. Сок тоже был принят с благосклонностью. Марины он уже не боялся, она почувствовала как крохотные пальчики ухватились за ее руку. Она попыталась поудобнее посадить его, положила ладонь на животик… Сашка закричал отчаянно, словно зверек, дернулся, принялся отпихивать ее от себя. Придерживая его крохотные, беспомощно вырывающиеся ручонки, Марина подняла рубашечку. На выпуклом животике багровели два круглых ожога. — О господи, — не выпуская Сашку из рук она бросилась в ванную. Плакать малыш уже не мог, он только натужно хрипел, пытаясь высвободиться. — Не надо, маленький, не надо, мой хороший, сейчас, сейчас тетя тебе поможет. Розовый тюбик крема лежал на самом видном месте, видно, Аленка им часто пользовалась. Наскоро смазав ожоги, Марина уложила малыша на сгиб руки. — Тяжеленький! На руках Сашка затих. Марина прошла в спальню и попыталась опустить малыша на двуспальную родительскую кровать. Маленькие ручонки немедленно вцепились в вортник костюма и Сашка повис на Марине, чуть не опрокинув ее. — Что ж ты делаешь? — пропыхтела Марина и почти рухнула рядом с ним. Сашка отчаянно жался к ней, суетливо хватаясь за Маринины плечи, руки, лицо… — Ну тихо, тихо, тихо… — прошептала Марина, снова беря его на руки. Она сидела, мерно раскачиваясь и напевала: — А-а-а-а-а, спи, мой мальчик, засыпай, а-а-а-а, усни скорей… — укачивать его, не укачивать, неизвестно. Если бы она хоть общалась с Аленкой, а то ведь ничего о привычках малыша не знает. Впрочем, этот вопрос Сашка разрешил сам. Через минуту он уже спал, доверчиво уткнувшись головенкой Марине под локоть. Она медленно уложила его поверх покрывала, выскользнула в коридор и взяла телефонную трубку. Набрала короткий номер, всего из двух цифр. Милиция приехала на удивление быстро. — Марина Сергеевна, у вашей сестры или ее мужа были враги? — Я не знаю, — Марина нервно затянулась, стряхнула пепел и прислушалась, не проснулся ли Сашка. Нет, умаявшийся малыш спал как уби… Просто спал. — Им кто-нибудь угрожал, может у Павла Афанасьевича были неприятности? — Я не знаю. — Хорошо, расскажите мне о распорядке в семье. — Я не знаю, какой у них был распорядок, мы два года не общались. — Марина Сергеевна, я не вполне понимаю, — следователь был молод и раздражен, — Вы два года не общались с сестрой и ее мужем, и вдруг именно сегодня бросили работу, примчались… Тоже не знаете, почему? — Не знаю, — мрачно буркнула Марина, с неприязнью глядя на следователя. Не про сон же тебе, недоверчивому, рассказывать, а придумывать что-то нет ни сил, ни желания. — По крайней мере, объясните, почему вы решились ворваться к соседке, разбили стекло. Это вы хотя бы знаете? — Знаю. Я сидела на площадке, ждала, а малыш все ревел. Не плакал даже, хрипел. Я услышала, подумала: ненормально, ребенок плачет, а Аленка к нему не подходит. Вот и рванула. — Побойтесь бога, — следователь смотрел на нее со все большим раздражением, — Как вы могли услышать плач? Здесь бронированная дверь, двойная изоляция, ни единого звука не слышно. — Я слышала, — упрямо повторила Марина, — Сашка плакал. — Мальчика зовут Сашей? — Нет, его зовут Кассий-Аристарх-Мария-Гонзалес, а Сашкой я его называю, чтобы ввести в заблуждение следствие, — Марина судорожно, истерически хохотнула, поднялась и вышла из кухни. — Марина Сергеевна… — Оставьте ее, Максим Григорьевич, толку сейчас не будет. Потом повесткой вызовете. — Да врет она, не могла сквозь дверь слышать! — Вы в нашем деле человек новый, — лысоватый эксперт глянул на взъерошенного следователя поверх круглых очков, — Слышала-не слышала, всяко бывает, навидаетесь еще. Одно могу сказать, если бы деваху не принесло, засуетились бы в лучшем случае дня через три. А пацану всего полтора годика, один, без воды и еды. Марина тихонько скользнула в спальню, огляделась, настороженно зыркая на спящего Сашку. Вытащила из шкафа Аленкин теплый свитер, просунула головенку малыша в ворот, подвернула край, укутала. Взяла Сашку на руки. Пошла к входной двери, потом остановилась. Нет, она не может просто так уйти, это трусливо и подло. На всякий случай прикрыв Сашкино личико плечом, она вернулась к центральной комнате. Встала в дверях, поверх головы работающего эксперта глядя на золотистые волосы Аленки, раскинутые, изломанные мукой руки, тонкие запястья, грубым шнуром примотанные к перекладинам детской кроватки и на запекшуюся кровавую черту, рассекающую горло сестры. На второе, бесстыдно изувеченное тело, тело мужчины, когда-то любившего ее, Марина смотреть не осмелилась.Глава 3
— Бога ради, но какое отношение я имею к ребенку? — злобными глазами Марина глядела на сидящую напротив нее накрашенную мымру. — Согласно завещанию Севастьянова Павла Афанасьевича вы назначаетесь опекуном его сына Александра, — адвокатесса тоже рассматривала Марину без малейшей симпатии. — Что значит, назначаюсь? Меня кто-нибудь спросил? Я совершенно не собираюсь обзаводиться детьми, даже собственными, не то что чужими. Я работающая женщина, у меня дел выше крыши, газета, карьера… Мне что, все бросить и пеленки стирать? — явное неодобрение, сквозящее в каждом жесте собеседницы заставляло Марину еще больше заводиться. Да кто она такая, грымза в дорогущем деловом костюме, чтобы осуждать? Сидит тут, в своем кабинетике со стеклянными стенами, прозрачном начальственном аквариуме, позволяющем наблюдать за подчиненными в большом зале — не отлынивает ли кто от нелегкого нотариального труда. Выспавшаяся, надушенная, холеная, брезгливо поглядывает на серую от усталости Марину. Сама бы ты как выглядела, если бы которую ночь возилась с орущим пацаном? — Опекун имеет право распоряжаться всем имуществом ребенка, а Павел Афанасьевич оставил немало. К тому же предусмотрена и очень щедрая оплата опекунского труда, — искушающе сообщила адвокатесса. — Спасибо, не нуждаюсь, — коротко отрезала Марина, — Сама неплохо зарабатываю. У мальчика наверняка есть бабушка-дедушка, вот пусть они и займутся. Будет им утеха на старости лет, — Марина нервно щелкнула замком сумки и вытащила сигареты. — Попросила бы вас не курить, — адвокатесса сурово воззрилась на Марину, — Насколько я знаю, ваши родители умерли. — Я имела в виду Пашкиных родителей, — Марина сунула сигарету в рот и победно выпустила пышный клуб дыма. Ну и что теперь, госпожа адвокат, пожарных вызовете? — У Павла Афанасьевича нет родителей, — госпожа адвокат не стала вызывать пожарных, предпочла проигнорировать Маринину выходку. — Он что, в пробирке самозародился? — Насчет самозарождения ничего сказать не могу, но воспитывался Павел Афанасьевич в детдоме, с его стороны нет никаких родственников. После нашего с вами телефонного разговора я подозревала, что вы можете отказаться от малыша, — по тонким губам скользнула презрительная гримаса, адвокатесса и не пыталась ее скрыть, — Поэтому навела справки. Маленький Саша является единственным наследником, а вы, в свою очередь, его единственной родственницей. — Что же делать? Повторяю, я не могу взять ребенка. У меня нет опыта и вообще… — Марина неопределенно дернула плечом. Ей ужасно хотелось высказать праведнице-адвокатше, что она думает и о ней самой и о ее презрении, но Марина сдержалась. Сейчас только эта элегантная стерва способна подсказать выход из нелепой ситуации. — Если вы отказываетесь от опекунства, малыш поступит в ведение государства. Марина протестующе вскинулась. Что она о Сашке, словно он недвижимость какая? Впрочем, после собственного отказа от ребенка подобный протест выглядел бы глупо. Скрепя сердце Марина выдавила: — Что значит «в ведение государства»? — Детский дом! — холодно объявила дама, постукивая наманикюренным ноготком по толстой книговине жутко официального вида, — Имуществу Павла Афанасьевича найдут опекунов, те все продадут, деньги положат в банк. Украдут половину, конечно. Потом еще парочка кризисов и к совершеннолетию мальчика от состояния отца и следа не останется. — Ничего, будет жить как все! — с еще большей злобой буркнула Марина. Нечего на нее давить, а тем более превращать в злодейку, обрекающую малыша на гибель! Адвокатесса, видимо, почувствовала настроение собеседницы, потому что прекратила обсуждать дела имущественные. Она немного помолчала, давая Марине перекипеть, а потом вполне мирным тоном осведомилась: — Как мальчик себя чувствует? — Спасибо, плохо, — снова буркнула Марина. Она не собиралась принимать перемирие. Все вокруг добренькие, все за ребеночка радеют, одна она мерзкая тетка! А предложи Марина сейчас вот этой добренькой адвокатше: «Возьми опекунство, спаси дитенка от детдома…», вся эффектная прическа дыбом встанет. Руками начнет махать, про личные заботы рассказывать, объяснять, что она человек посторонний. Вот и Марина семейству Севастьяновых тоже посторонняя. И не надо про кровные узы, много та же Аленка про эти узы вспоминала, когда Пашку уводила! Но в самом деле, что же теперь делать с Сашкой? — Вы его с кем оставили? — элегантная адвокатесса все еще пыталась наладить отношения с бездушной девицей, от которой нынче зависела судьба беспомощного малыша. — Ни с кем, — рассеяно обронила задумавшаяся Марина. Тишина, повисшая в кабинете после ее слов, заставила Марину поднять глаза на собеседницу. — Ни с кем? Один? Вы оставили годовалого ребенка одного? — с почти мистическим ужасом переспросила адвокатесса. — Сашке полтора, — еще ершилась Марина, но откровенное изумление на холеном лице юридической дамы вынудило ее занервничать. Действительно, как там малый, вон сколько времени ее нет дома. Адвокатесса тем временем окинула Марину весьма странным взглядом, потом принялась укладывать документы в папку. — Езжайте-ка домой, Марина Сергеевна. Здесь все бумаги, просмотрите на досуге. Возможно, вы правы, вы действительно не созданы для заботы о ребенке. Марину передернуло. Конечно, эта совсем нестарая еще красотка, всего лет на пять постарше самой Марины, все всегда делает правильно: подчиненными командует, дела ведет, бумаги оформляет, с милицией ладит. А дома ее, неверное, ждут муж и двое детей и здесь она тоже идеально в курсе: что приготовить на обед, как решить задачку по математике, и с какого возраста можно оставлять ребенка одного. Что поделаешь, не всем дано. — Если вы всерьез решили отказаться от опекунства, — между тем продолжала адвокатесса, — свяжитесь со мной как можно скорее. Думаю, обойдемся и без детдома, я смогу подыскать порядочного человека, который позаботиться о ребенке, — Она подала папку Марине, — И пожалуйста, когда некому посидеть с мальчиком, я охотно приеду к вам или пришлю кого-нибудь. Он еще слишком маленький, дети в таком возрасте нуждаются в постоянном присмотре. Марина вышла из прозрачного аквариума, прошла между двумя рядами столов — за каждым, погруженные в бумаги, восседали безупречно-офисные господа. Краешком сознание Марина отметила, что при ее появление шелест бумаг стих и поймала несколько любопытных взглядов исподтишка. Похоже, история убийства и наследства здесь известна каждому. Наконец Марина очутилась в коридоре. Дверь за ее спиной захлопнулась, чтобы тут же открыться снова. — Может, мне вас отвезти, быстрее будет, — озабоченно предложила адвокатесса. — Спасибо, сама доберусь, — покачала головой Марина. — Как знаете, — на лице дамы читалось сомнение. И чего переполошилась? Квартира на замке, окна Марина проверила, все колющее и режущее припрятано, да и не будет мальчишка шлятся по дому, даром, она, что ли, выцыганила у соседей деревянную решетчатую «арестант-кроватку». Передернув плечами, Марина зашагала по коридору. С утра не отпускавший озноб трепал ее все сильнее, болела голова, а главное, невыносимо хотелось спать. Кошмар последних дней помнился Марине смутно, мелькали лишь фрагменты, словно рваная пленка старой киношки. Коридоры милицейского морга, белый свет и оцинкованные столы, при одном взгляде на которые начинало ломить кости. Мужчины и женщины с привычными стылыми гримасами положенного по разнарядке сочувствия поверх невыносимо казенных лиц. Кладбищенская контора и оскаленная яростью мадам Маргарита, швыряющая сто баксов поверх пучка справок. Деловитый Лешка с ящиком поминальной водки. Незнакомые люди в строгих костюмах и с венками в руках. Прочувственные речи, ни слова из которых ни доходит до сознания. И поверх всего болезненно ярким пятном — два красных гроба. Но даже дни не были так страшны, как ночи. Марине не раз случалось проводить бессонные ночи. Журналистский хлеб не легок. То вечные разъезды, ожидания на темных холодных полустанках, ночевки черти где, когда возможность вздремнуть на стуле представлялась даром небес! Полуночные светские тусовки: туфли жмут, косточка лифчика вылезла и давит, а ты сквозь застывшую улыбку рассуждаешь об эстетике постмодернизма и роли прессы в современном обществе. Всяко бывало, но такого… Ночь полнилась криком. Стоило Марине закрыть глаза и тихонько поплыть в сон, как из Сашкиной постельки раздавалось требовательное «мама!». Словно подброшенная, Марина срывалась с кровати и бросалась к малышу. Она протягивала руки, Сашка видел, что перед ним вовсе немама и темноту спальни оглашал истошный вопль. Малыш отпихивал Марину ручонками, извивался и тут же воздух наполнялся омерзительным запахом. Скрутив бьющегося ребятенка, Марина меняла загаженный памперс, укладывала, закутывала в одеяло… Измученный битвой Сашка засыпал, Марина на подгибающихся ногах брела к кровати, ложилась… «Мама!» И все начиналось сначала. Щемящая душевная боль, с которыми Марина сперва кидалась к малышу, очень скоро сменилась тупым раздражением. Постоянный крик елозил по истерзанным нервам и ей уже не было жаль Сашку, а хотелось только скорее упихать требовательного монстрика в кроватку и хоть на минутку, хоть на секундочку прилечь. К середине ночи они достигали компромисса. Марина бродила по комнате, а Сашка, плотно охватив ее ручонками за шею, сидел у нее на руках и бессонными глазенками совенка таращился в темноту. Положить его было невозможно — он мгновенно заходился воплем. Марина наматывала бесконечные круги по лысоватому ковру и чувствовала как руки до отказа наливаются болью. Сквозь полусонное отчаяние пробилась мысль, что наплюй она на чертово ночное видение, не помчись к Алене, Сашка сейчас орал бы у себя дома, сам, без нее, а Марина бы спокойно выспалась. Тут же ей становилось стыдно, а оттого — еще гаже. Засыпал Сашка под утро. Уложив, почти уронив его в кроватку, Марина брела в душ. Онемевшие руки никак не желали отвернуть кран. С трудом вымывшись, она варила себе громадную кастрюлю кофе. Помогало, но плохо. Муть в голове все равно не желала расходиться. В этот день, решив, что после ночной баталии Сашка проспит минимум до вечера (сама бы она так и сделала!), Марина положила рядом с ним несколько игрушек. Возле кровати пристроила табуретку, на ней — чашка молока, и пакетик сока с предусмотрительно воткнутой соломинкой, пачка печенья, развернутые карамельками. Эти развернутые карамельки ввергали ее в самоумиление. Надо же, додумалась, догадалась, что малыш сам не сможет развернуть! Молодец! Марина критически прищурилась, прикидывая — дотянется малый? Дотянется! И тихонько выскользнула за дверь. Неверный жигуль так и остался стоять возле редакции. Марина вскочила в троллейбус и поехала просить мадам Маргариту подменить ее на ближайшую пару дней. Затем помчалась в милицию, где молодой следователь битых три часа терзал ее бессмысленными вопросами и взглядами исподлобья, ему самому казавшимися весьма проницательными. А потом затрещал мобильный, звонили из конторы под названием «Де юре» и адвокатесса-праведница сообщила ошеломляющую новость — Пашка назначил Марину новым генеральным директором «Worldpress» и опекуншей ребенку и состоянию! Марина покачала головой. А ведь она не знала, что Пашка детдомовский. Прожила с человеком год, а не знала. Может, сама виновата, никогда не расспрашивала. Честно говоря, неинтересно было — не предлагает Пашка с семьей познакомиться, и ладно, так даже проще. Детством любовника тоже не интересовалась. Ей вообще скучны были любые воспоминания времен соски и горшка. В это время человек еще не личность, а так — личинка, кусок мяса. Интересно, с Аленой он говорил о своем детстве? Господи, о чем она думает! У нее зверски убили сестру — сестру-любимицу, сестру-разлучницу, и зятя — бывшего возлюбленного, нынешнего врага! Она же должна что-то чувствовать! Ну хоть что-то: боль, тоску, да пусть злобную радость! Но не было ничего, кроме гулкой пустоты. В глубинах души ворочались какие-то чувства, но недавний ужас и постоянная усталость поставили на их пути прочнейшую стену измотанности. Поспать бы часиков двенадцать, глядишь, эмоции и очухаются. Только где там поспать, когда дома Сашка. Марина всмотрелась в поток машин. Сейчас быстренько мотнуться в редакцию, наскоро проглядеть номер и забрать жигуленок, а то на такси не наездишься. Марина глянула на часы, с сомнением покачала головой. Невозможно рано, но… Кто его, Сашку, знает, что там с ним происходит, да и адвокатесса чуть в обморок не плюхнулась, услышав, что малый один. Домой! С Сашкой придется что-то решать. Детдом, конечно, ужас, но ведь Марина действительно не может оставить ребенка! Ну вот хотя бы сейчас — надо ехать в редакцию, а она катит домой! Полный абсурд! Да и вообще, о какой работе может идти речь, если каждая ночь станет бессонной? Забежав в супермаркет, она наскоро покидала в сумку стандартный набор продуктов и надолго задумалась возле полок с детским питанием. Вот эти растворимые каши — они годятся, или как? Говорят, дети часто капризничают с едой. В конце концов, откажется — будет ходить голодным! Решительно загрузив в тележку каждого пакета по штучке, она покатила к кассе. Вытащив из ящика почту, Марина заторопилась наверх. Поднимаясь к себе, она опасливо прислушивалась. Рева не слышно. Приободрившись, она вставила ключ в замок… дикий смрад ударил ей в ноздри. Зажимая нос, она наскоро закинула покупки на кухню и помчалась в комнату. Вонью тянуло из кроватки. Уже догадываясь, что произошло, Марина обречено подошла. Посреди кровати, скрутившись невообразимым узлом и зажав в кулаке сплущенный пакетик сока, спал голопопый Сашка. Его головенка покоилась на сорванном памперсе. Ароматное содержимое памперса, видимо, многократно обновлявшееся, распределилось по простыне и подушке, кое-что лужицей застыло на полу. Табуретка перевернута, осколки чашки зубрятся ломкими краями, белые потеки молока вокруг, печенья и карамельки разлетелись по всей комнате. Прежде чем грохнуть табуретку, Сашка, похоже, швырялся игрушками, причем удивительно метко — единственная Маринина ваза, керамический шедевр, привезенный давным-давно из Средней Азии, лежала в осколках. Марина уставилась на спящего малыша с глухой злобой. Почувствовав какие-то изменения в окружающем мире, тот завозился, пошлепал губешками. На замурзанной мордочке четко виднелись две проплаканные дорожки. — Сама виновата, — тихонько прошептала Марина, — Нельзя было его оставлять, — ей снова стало безумно жаль Сашку. Бедный цыпленок, сколько же на тебя свалилось! Она поставила чайник, вооружилась веником и стараясь не шуметь, принялась ликвидировать следы погрома. Вынула из шкафа чистое белье и склонилась над малышом. Памперс удалось вытащить без всяких хлопот, Сашка даже не шелохнулся. Но главные «сокровища кишечника» размазались по простыне. Марина тихонько просунула руку под легонькое тельце, головенка малыша ткнулась ей подмышку. Тоненькие золотистые волосики забавно щекотали кожу, а щечка была удивительно нежной. Марина невольно заулыбалась, вслушиваясь в ровное детское дыхание. Однако рассиживаться нечего, помоет она Сашку потом, когда тот проснется, а простыню надо сменить срочно! Приобняв Сашку, Марина тихонько потянула изгаженную ткань за уголок… Длинные ресницы дрогнули, сине-серые глаза глянули Марине в лицо, четкие, будто нарисованные губки приоткрылись и… ультразвуковой вопль ударил по ушам. От неожиданности Марина выпустила Сашку и отскочила назад. Незамеченная при уборке карамелька подвернулась под ногу, Марина отчаянно всплеснула руками и рухнула навзничь. Так и не выпущенная простыня ужом вывернулась из-под Сашки и накрыла Марину, покрывая плодами детской жизнедеятельности ее халат, а попутно и все окрестности. Лежа на полу, Марина чувствовала как в ней поднимается волна дикой неконтролируемой ярости. Вот ярость залила все тело, наполнила его, и словно воздушный шарик вздернула Марину над полом. Сделав один длинный шаг, Марина нагнулась над кроваткой и залепила орущему монстрику хлесткую затрещину. Сашкина головенка мотнулась на тонкой шее и тут же Марина вскрикнула сама. Она перехватила свою руку за запястье и непроизвольно сунула пальцы в рот, словно детская щека обожгла ее. — Сука, стерва, как стыдно, господи, как стыдно, — Марина плюхнулась на диван. Слезы хлынули ручьем и она заорала в унисон с Сашкой. Хотелось спрятаться, забиться в щель, лишь бы не видеть саму себя, не ощущать изматывающего стыда. Что-то маленькое и верткое скользнуло по плечу. Марина подняла голову. Перевесившись через кроватку Сашка тянулся к ней. Детские пальчики провели по лицу, ухватили Марину за нос, сжали раз, другой… Скосив глаза, неподвижная Марина наблюдала как деловито пыхтящий Сашка пытается высморкать ей нос. Потом Марина снова заплакала, на этот раз тихо, без всхлипов. Сашка пошлепал ладошкой по ее мокрому лицу и сердито покачал пальцем: «ни-ни-ни!». Марина всхлипнула, кивнула, вынула детеныша из кроватки и прижала к плечу, впитывая в себя уютное тепло. В прихожей длинно прозвенел звонок. Сашка вскинулся и снова заплакал. При нынешних малоприятных обстоятельствах звонок мог означать только одно — приперлось Обстоятельство.Глава 4
— Проходи, Вова, — после недолгой паузы пригласила Марина. Ей всегда приходилось сосредоточиваться, вспоминая имя Обстоятельства. В принципе, стоящему на пороге мужчине имя и не к чему. Имя нужно человеку, а это так — еще одно малоприятное обстоятельство Марининой жизни. В грамматике бывают обстоятельства места и времени, а ее личное Обстоятельство всегда не к месту и не ко времени. — Мариночка, ласочка, ласточка, куколка, — загудел Обстоятельство, вламываясь в коридорчик. Навалившись всем телом, он подхватил Марину под мышки, притиснул к стене, обслюнявил затяжным поцелуем, — Быстренько на кухоньку, корми своего зайчика, и марш-марш в постельку, у твоего лапушки очень мало времени, — и заржал, довольный. Видно, еще с лестницы заявочку готовил, да так на ней сосредоточился, что и не видит ничего, не замечает, не чует. Ничего, сейчас учует! Марина злорадно наблюдала как породистый нос Обстоятельства заходил туда-сюда, мужик принюхался, отстранился… и тут увидел загаженный Маринин халат и весьма подозрительные пятна, покрывшие его светло-серый пиджак. Он поднес рукав к носу. — Марин, что это, Марин? Марина коротко и доходчиво пояснила — «что». — Да ты что! Как же так? Дорогой пиджак, между прочим! — Дорогой… Для вещевого рынка, — кивнула Марина. — Какой вещевой рынок, я его из Парижа привез! — Недалеко и вез, «Париж» в двух остановках отсюда, а в другом Париже ты сроду не бывал, — отрезала безжалостная женщина и подтолкнула Обстоятельство к ванной, — Иди сними, потом замою. Она вошла в комнату, оглядела свой испачканный халат, брезгливо поморщилась. Мгновение поколебавшись, сбросила легкий шелк, оставшись в трусиках и лифчике. Не до стыдливости сейчас, да и кружевное белье выглядело лучше, чем халат. Марина быстренько раздела Сашку, и держа попкой наперевес, направилась к ванной. — Это что? — вновь обалдел Обстоятельство. — Это? Дай подумать. Две руки, две ноги, голова, сам маленький… — Марина поставила Сашку в ванную и включила душ. Сашка захныкал, но так, без души, скорее для порядка. Марина взялась за мочалку, — По всем признакам выходит, что ребенок. Скорее всего, мальчик. Нет, определенно мальчик. — Я понимаю, что ребенок! Где ты его взяла? — На зверячьем рынке купила. Там у одного мужика таких — целый лоток, — Марина покосилась на задумавшегося мужчину. Ну надо же, как ей не везет! Фактурный парень: рост, мышцы, усы, и мордель не подкачала, а во всем остальном — Обстоятельство. Обстоятельство неуверенно хмыкнул, покрутил головой: — Вечно ты со своими шуточками! Не можешь по человечески ответить? Марина внимательно осмотрела круглые ожоги на животике, выдавила на палец капельку жирного розового крема, мазнула. Сашка заулыбался — приятно! — а Марина вновь почувствовала как в душу впивается мучительный шип жалости. Она завернула Сашку в полотенце и тихо млея от обнимающих ее маленьких ручек, понесла в комнату. Обстоятельство немым вопросом тащился за ней. — Сашка мой племянник, сын Аленки, — наконец объяснила ему Марина. — А-а, — с облегченным пониманием выдохнул Обстоятельство и тут же поинтересовался, — Когда она его заберет? — Никогда. Ее вчера убили, — усадив Сашку в чистую постель, Марина принялась за уборку. Обстоятельство столбом торчал посреди комнаты, видимо, пытался впитать новую информацию. — Она у тебя проститутка? Неожиданно прозвучавший над головой вопрос заставил Марину испуганно вздрогнуть и выронить мокрую тряпку. Задумавшись, она почти забыла о молчаливом и неподвижном Обстоятельстве, просто протерла пол вокруг него, точно также как обошла тряпкой ножки тяжелого письменного стола. — Почему проститутка? — вскинув голову, Марина уставилась на Обстоятельство. — Ну раз убили, значит, криминальный элемент. Вот я и спрашиваю — проститутка? Марина поднялась с четверенек, присела на краешек дивана. Был бы нормальный человек — за такие слова вот этой самой мокрой тряпкой по роже съездить — и все дела! Но если вместо мужика у тебя Обстоятельство, надо или обидеться раз и навсегда, или раз и навсегда не обижаться. — Нет, не проститутка, просто жена бизнесмена, — терпеливо вздохнув пояснила Марина. — А муж теперь что? — заинтересовался Обстоятельство. — Теперь — ничего, его тоже убили. — А-а, — снова протянул Обстоятельство, — Этого в детдом сдашь? — он ткнул пальцем в Сашку, и добавил, — Не можешь же ты его тут держать. Марина поглядела на Обстоятельство с легким омерзением. Услышать от него собственные мысли было противно. Сама же сто раз повторяла: «Не знаешь как поступить — спроси Обстоятельство и сделай наоборот». А какой «наоборот» может быть в данном случае — оставить Сашку? Интересно, как малыш может жить с тетушкой, которой целый день нет дома! И которая распускает руки по любому поводу? Марина зябко повела плечами — ей все еще было стыдно. — Ладно, ты кормить меня собираешься? — требовательный голос Обстоятельства прервал ее размышления. — Сейчас Сашке кашу сделаю, потом тобой займусь. Ребенок маленький, он ждать не может. Злорадно проигнорировав обиженную физиономию Обстоятельства, Марина принялась разводить в кипятке содержимое яркого пакетика. Навалила подушек на стул и кое-как усадив Сашку, поставила перед ним блюдце с размазней. — Сам есть умеешь? Малыш молчал, лишь любопытно поглядывал на Марину серо-голубыми глазищами. — Ну ты попробуй сам, а тетя пока приготовит что-нибудь вот для этого дяди. Если дядю вовремя не накормить, он нас с тобой съест. Сашка тут же переключился на изучение прожорливого дяди. Ложка так и осталась зажатой в кулачке. — Обычно ты оригинальнее готовишь, — недовольно пробурчал Обстоятельство, брезгливо тыкая вилкой краешек глазуньи. — Ну естественно, — кивнула Марина, — Я нашла свою сестру убитой, хоронила ее, с милицией разбиралась. Но все это время должна была напряженно обдумывать — чем бы таким оригинальным тебя угостить! Не найдя что ответить, Обстоятельство переключился на мальчишку. — Чего не лопаешь? — прошамкал он сквозь набитый рот, — Папа с мамой к черной икре приучили? Ешь давай, в «Доме малютки» и того не будет, туда такие кашки попадают только если срок годности кончился. Марина всерьез призадумалась, не надеть ли блюдце с размазней Обстоятельству на голову. Для Сашки потом можно сделать новую порцию. Вместо этого она забрала у пацаненка ложечку и принялась его кормить. Сашка проглотил одну ложку каши, скривился, но соизволил без скандала съесть еще парочку. Но зато четвертая ложка уперлась в крепко стиснутые зубы. — Сашь, ну ты чего? — расстроилась Марина, — Надо поесть как следует. Давай-ка, ложку за маму, ложку за па… О господи, что я несу! Не слушай меня, Сашенька! Давай… — смертельно побледневшая Марина беспомощно огляделась, — Давай, что ли, за дядю ложечку съедим. За дядю Сашка есть не хотел, считая, что дядя и сам за себя неплохо налопался. И вообще кушать малыш уже не желал. Он болтал ногами, постоянно соскальзывая с наваленных на стул подушек, и норовил дотянуться до всего, что стояло или лежало на столе, в особенности до ножа и горячего чайника. — Надо будет специальный стульчик купить, — пробормотала Марина, в очередной раз подсаживая Сашку повыше. — В детдоме казенный дадут, — отрезал Обстоятельство, — Да что ты его уговариваешь, не желает есть — пусть голодный ходит! Марина вздрогнула: второй раз услышать собственные слова в устах Обстоятельства вдвойне неприятно. Постоянные злорадные напоминания о детдоме стали вызывать у Марины ужас. Малыш не сможет там жить! Марина с сочувствием поглядела на ребенка. В этот момент Сашка сделал «тьфу!» и с таким трудом засунутая ему в рот каша растеклась по рубашечке и столу. — Во! — с удовлетворением заявил Обстоятельство, — Скоро он тебе весь дом загадит: что не засрет, то заплюет. Раздраженно сдернув малыша со стула, Марина потащила его умываться. Когда они вернулись в комнату, Обстоятельство уже сидел на диване, пристально уставившись в телевизор. — Ты вроде торопился? — поинтересовалась Марина. — Так что ж я, зря приходил, что ли? — он прибавил звук, вой сирен и грохот разбивающихся автомобилей заполнил комнату, — Приткни малого куда-нибудь и давай делом займемся. Премилое приглашение. Действует неотразимо, особенно если мужчина сидит к женщине спиной и завороженное изучает подпрыгивающие груди американской полисменши. Марина неприязненно уставилась в затылок Обстоятельству. Надо все таки выкинуть его вон. Эта мысль часто посещала Марину. Да что там часто — мыслишка наведывалась каждые пять минут общения с Обстоятельством. Останавливали две вещи. Во-первых, годы идут, а другого мужика может и не быть. А во-вторых, безуспешно косящее под мужика Обстоятельство работало в пресс-центре Комитета молодежи. Должность аховая — «шестой подползающий», но зато информация к ним поступала — пальчики оближешь. Обстоятельство никогда не умел держать язык за зубами и сколько же административных, ментовских и частных строжайших секретов из его уст выплывали прямо на страницы Марининой газеты. Ну, может быть не совсем прямо, а с пересадкой в Марининой постели. Марина глянула в темнеющее окно. Ночью дети должны спать. Она уложила Сашку в чистую постельку, тот завозился, устраиваясь, обнял подушку, улыбнулся тетке. Марина на мгновение залюбовалась его мягкими кудрями, лукавой улыбкой, повернулась за одеяльцем… Ангелочек уже не лежал, а стоял в кроватке, изучая через перильце разворачивающуюся на экране эротическую сцену. Блики мелькали в восторженно распахнутых глазах. Марина щелкнула пультом. — Эй, ты чего, я же смотрю! — взвился Обстоятельство. — Орет, ребенка не уложишь. И вообще, при детях нельзя такое включать, — проворчала Марина и поморщилась. В собственном голосе ей послышались визгливые нотки «малахольной мамаши». Надо же, ребенок с ней всего-ничего, а она уже принялась воевать со всем миром за свое чадушко. Нет, не сможет Марина взять на себя Сашку. Работа и так сделала из нее «карьерную стерву», а если прибавить стервозность матери-одиночки, она вообще превратиться в неизвестного науке зверя. Еще пристрелят, как опасную для окружающих. Выставив на кухню изобиженного Обстоятельство Марина взяла на руки Сашку и принялась укачивать. Мысли неспешно текли под монотонное топтание по коврику. — А-а-а-а, а-а-а-а — Не понимает она младенцев, — а-а-а-а, — Неужели болтаться на руках удобнее, чем по человечески лечь в кровать? — а-а-а-а, — Сама бы ни за что не уснула под подобный унылый вой, — а-а-а-а, — Зато у Сашки уже глазенки слипаться начали, — а-а-а-а, — Слава богу, кажется засыпает, — а-а-а-а… Марина тихонько положила Сашку в кроватку, облегченно вздохнула. Она панически боялась повторения последних ночей, но, кажется, Сашка решил вести себя прилично. Марина тихонько погладила малыша по головке, прислушалась к ровному дыханию. О детдоме, конечно, не может быть и речи. В конце концов, Пашка оставил сыну кучу денег и за опекунство платят немало. Можно подобрать платного опекуна. Найти человека, который за деньги станет заботится о Сашке и управлять его имуществом. Стоп, а где взять такого, который не проворуется? Обдерет же пацана как липку! Адвокатесса вроде предлагала кого-то честного найти, но с какой радости Марина должна ей доверяться, а уж тем более доверять судьбу ребенка? Холеную юридическую прелестницу она сегодня видела впервые. Ну хорошо, насчет опекунства она подумает. А самому Сашке наймет няньку. И снимет отдельную квартирку поблизости. Малыш переселится туда вместе с какой-нибудь бойкой бездетной теткой. Не будет путаться в Марининой жизни, и в то же время она сможет его навещать, присматривать. Пожалуй, единственно приемлемый вариант. Перед Мариной мелькнула картинка из ее собственного детства. Огромный кухонный стол, мама раскатывает тесто, а преисполненная важности семилетняя Марина наполняет заварным кремом пирожные. Рядом с выжидательным видом переминается Аленка, ждет, когда можно будет облизать ложку. Счастливое у девчонок было детство: теплое, любовное, как мамина выпечка. Жаль, у Сашки такого не будет — лишь заемное внимание и покупная забота. Марина передернула плечами. Что за глупости! Найдем няньку, которая умеет печь пироги. Сашка милый мальчик, нянька обязательно к нему привяжется, может даже полюбит. «Но ты же не хочешь к нему привязаться, только и мечтаешь как выпихать обузу вон? — прозвучал в душе злорадный голосок, — Что же требовать любви от постороннего человека?». Расстроенная Марина потерянно глядела на безмятежно дрыхнущего Сашку. Надо выспаться, как следует выспаться и тогда на свежую, ясную голову принимать решения, а не вертеть в затуманенных мозгах бесконечные варианты. Марина, кряхтя, потянула на себя диван. Все таки раньше, до Сашкиного появления, было проще. Дерг, хрясь, и кровать готова. А теперь попробуй разложить скрипучее произведение отечественной промышленности, да не разбудить ребенка. Больших усилий требует, знаете ли! — Хорошо хоть диван позаботилась расстелить, а то я решил, тебе до меня вообще никакого дела нет, только о малолетнем чудовище и думаешь, а он, между прочим, к тебе никакого отношения не имеет, зато я очень даже имею, а ты на меня ноль внимания, и мне, как мужчине… — не замолкающий бубнеж сочился от двери. Марина мысленно содрогнулась: надо же, второй раз за сегодня напрочь забыла об Обстоятельстве. Ну-ка, ну-ка, что он там как мужчина? Ах, обидно ему как мужчине. Пожалуй, единственное, что он делает как мужчина — это обижается. — Дело, конечно, твое, но я бы на твоем месте подумал… — невразумительно закончил свой оскорбленный монолог Обстоятельство. Ох, как хорошо, что Обстоятельство не на ее месте, уж он бы надумал! Обстоятельство, наконец, засек Маринин отсутствующий взгляд и решил перейти от слов к действиям. — Быстренько иди сюда, — скомандовал он, — Быстренько-быстренько, мне давно домой пора, у меня, завтра, между прочим, рабочий день. Погнать его на фиг, что ли? Сил же никаких нет, Обстоятельство сегодня сам себя превзошел. Впрочем, не стоит, получит свое и отчалит, а иначе всю ночь станет отношения выяснять. Марина обречено подошла. Обстоятельство издал громоподобный рык и потянул с нее халат. Он всегда делал заход на секс так и только так — а как же, настоящий «мачо», дикая любовь самца. Раньше он даже раздирал на Марине белье, пока та не намекнула, что настоящий мужчина, растерзав бедные трусики, должен подарить даме новые. Мужчина ее словам внял — в подарок она, правда, получила шоколадку, но одежду на ней больше не рвал, а аккуратно сдергивал. Хотя рычать не перестал. Вот и сейчас, занудно порыкивая на одной ноте, Обстоятельство пытался у нее на спине расстегнуть лифчик, застегивающийся на груди. Марина равнодушно ждала, пока любовник разберется со сбруей. Почему-то каждый раз как Обстоятельство впадал в порыв страсти, у Марины в голове крутилась одна-единственная мысль: «Для здоровья полезно». Секс с Обстоятельством давно уже превратился для нее во что-то вроде приема лекарства: раз в неделю перед сном. Особого возбуждения она не испытывала, просто не успевала. Один раз она сказала любовнику: «Ты в постели, как гонщик на скоростной трассе». Он не понял, польщено усмехнулся. Вот и сейчас, когда преодолев заслон лифчика, Обстоятельство грубо смял ее груди, она почувствовала напряжение в сосках. Но знала — продолжения не будет, разгуляться ей не дадут. Сейчас Обстоятельство закинет ее на кровать и начнет всухую ломиться во «врата блаженства». Ноль кайфа, да и больновато. Горячий мужчина Обстоятельство с шиком подхватил свою даму под талию, намереваясь словно мешок шваркнуть ее на подушки… «Маама!» — требовательно прогудело из кроватки. Обстоятельство замер, держа Марину навесу. «Ма-ма!» — раздельно протянул Сашка. Марина взбрыкнула ногами, выворачиваясь из рук Обстоятельства, наскоро накинула халат. — Что ты, маленький, спи, — она наклонилась над Сашкиной кроваткой. — Мама! — выкрикнул малыш и зашелся отчаянным ревом. Марина подхватила рыдающий комочек на руки и заходила по ковру. — Хорошенькое дело! — негодующе буркнул Обстоятельство и вытянулся во весь рост на кровати, демонстративно воздев к небесам свою восставшую гордость. Марина с ужасом представила как мучительная ночь повторяется во всех деталях, но с добавлением преследующего ее гневного взора Обстоятельства. К счастью, на сей раз Сашка заснул быстро. Марина уложила его и заторопилась в кровать. — Наконец-то! — выразил свое недовольство мужчина и уже без всяких церемоний завалил Марину на постель. Его руки торопливо шарили по ее телу, просто каким-то чудом минуя все эрогенные зоны. Специально он, что ли? Вдоволь «порадовав руки», Обстоятельство решил приступить к главному этапу. Твердый «придаток к Обстоятельству» ткнулся Марине между ног. Эту позицию Марина про себя называла «взлом с отягчающим Обстоятельством». Обычно Марина напрягалась в ожидании боли, но сейчас она почти не реагировала на курочившего «замок» взломщика. Она вся обратилась в слух, потому что из детской кроватке доносилось шуршание, возня… Через плечо увлеченного Обстоятельства она увидала как зашевелилось одеяло и Сашка уселся в кроватке. — Мама! — требовательно грянуло на всю комнату. Испуганный Обстоятельство охнул и промахнулся. Столкнув с себя мужчину, Марина выпрыгнула из постели и наклонилась над ребенком. Cашка скривился, собираясь захныкать, но потом передумал. Детские ручонки обхватили Марину за шею и Сашкин голосишко безапелляционно заявил: — Писи! Выпутав из ночного памперса и пристроив ребятенка на горшок, Марина переждала журчание струйки, взяла Сашку на руки и снова принялась бродить по квартире. Возмущенный Обстоятельство гневно сопел. — Так импотентом стать можно! — заявил он, когда Марина вернулась в постель. Потом начал с того места, на котором остановился. Толчок… пауза. Марина приподняла голову. Обстоятельство с опаской глядел через плечо на детскую кроватку. Снова толчок и снова пауза, любовник опасливо озирается. Марина почувствовала возбуждение: с таким темпом и если еще принять собственные меры, у нее появились шансы на оргазм. Быстрым движением она подтянула к себе подушку и уткнулась в нее носом. Старый способ, действующий и на мужчин и на женщин: легкое удушье и ты кончил. Суррогат, конечно, но когда нет туалетной бумаги, приходиться брать наждачную. Успокоенный тишиной Обстоятельство задвигался чаще, Марина плотнее прижала подушку к лицу… Ну, еще чуть-чуть! — Мама! Руки Обстоятельства удержали рванувшуюся женщину. — Лежи! — прохрипел он. Под истошный Сашкин рев теплая струя хлынула в Марину, трепетно вздохнув, мужчина поник ей на грудь. Обычно она позволяла ему передохнуть после трудов праведных. Но сейчас, едва дождавшись окончания, она вывернулась из-под тяжелого тела и бросилась к непрерывно орущему мальчишке. Процедура укачивания-укладывания повторилась. Утолкав Сашку в постельку, Марина устало вернулась к кровати. Но ложе любви пустовало, мужик пропал. Удивленная Марина выглянула в коридор. Полностью одетый Обстоятельство уже натягивал ботинки. Завидев Марину, он гневно выпрямился. Общее впечатление величественности несколько портил зажатый в руке туфель с жалобно поникшими шнурками. — Извините, многоуважаемая Марина Сергеевна, но я ухожу. Я человек творческий и не терплю, когда благородный акт любви превращается в жалкий фарс. И меня оскорбляет ваша готовность променять святое чувство двух близких людей на совершенно постороннего ребенка. Обстоятельство требовательно воззрился на Марину в ожидании раскаяния и просьб о прощении. Натолкнувшись на ее иронический взгляд и вздернутую бровь он слегка смешался, но решил не отступать от избранного патетического тона: — Вы ранили меня в самое сердце, — пробормотал он и с размаху впечатал туфель в левую сторону груди. Марина молча подала ему щетку. Суетливо отчистив пятно на лацкане костюма, Обстоятельство надел туфель и шагнул к двери: — Если захочешь возобновить наши отношения, ты знаешь, где меня найти, — бросил он Марине через плечо, — Но не раньше, чем избавишься от чудовища. Все так же не произнося ни слова Марина закрыла за Обстоятельством дверь. Накинула на плечи куртку, тихонько выскользнула на балкон и перегнулась через перила, вглядываясь в темный колодец двора. Далеко внизу раздраженно бухнула дверь подъезда, мелькнула знакомая фигура. Рассыпчатая, словно сухие овсяные хлопья, стайка птиц взметнулась над крышами. Маленький Сашка приподнялся в кроватке, не открывая глаз бормотнул «мама» и снова рухнул на подушку. Марина подошла к кроватке, легонько, чтобы не разбудить, коснулась тонких мягких волос малыша. — Сын моего любовника и моей сестры, — задумчиво прошептала она, в неверном свете ночника разглядывая игру теней на детском личике, — Которая ночь без сна и вся привычная жизнь наперекосяк. Еще и мужика моего выжил. Но знаешь, я на тебя, пожалуй, не в обиде.Глава 5
Спать, как ни странно, расхотелось. Марина соорудила себе успокаивающий горячий чай с молоком и медом и устроилась на кухне, периодически поглядывая на шкафчик в углу. Наконец она не выдержала, и встав на колени, просунула руку между стопками кастрюль. Ищущие пальца нащупали уголок рамки. Отодвинув посуду, Марина выволокла из глубины шкафа фотографию под стеклом. Из темной рамки улыбались две девушки: веселая, уверенная в себе Марина и робкая, казавшаяся чуть-чуть испуганной Алена. С неумирающей ревностью Марина подумала: даже здесь видно — старшая сестра берет куражом, а настоящая красавица младшая. На мгновение перед Мариниными глазами мелькнул увиденный на старой квартире ужас: изувеченные руки, алая черта на горле… Марина потрясла головой: нет, она не станет вспоминать, иначе просто не сможет жить. Она будет смотреть на Аленкину фотографию, восхищаться и завидовать, словно сестра еще жива. Эту фотографию сделали по настоянию Алены. Марина тогда была на четвертом курсе и уже нашла свою первую работу. С восторгом бегала в редакцию заштатной малотиражки, ежедневно ожидая чудес, приключений и невероятных сенсаций. Школьнице Аленке в ту пору казалось, что сестра живет некой загадочной, насыщенной жизнью, недоступной простому смертному. Она с благоговением следила как вечно занятая Маринка, словно майский жук влетает домой, и тут же вылетает, деловито жужжа. Наконец, младшая набралась храбрости, поймала усталую старшую поздно вечером и потребовала сделать фотографию, чтобы хоть на карточке видеть сестру. Умиленная и слегка пристыженная Марина с готовностью отправилась к фотографу, а потом всегда держала свой экземпляр на рабочем столе. Вплоть до того дня, когда благоговение Аленки перед Мариной поубавилось и золотоволосая малышка хладнокровно перехватила мужика у вечно занятой сестрицы. В день свадьбы Алены и Павла Марина долго бродила по квартире с фотографией в руках. Хотела выбросить, но потом передумала, сама не понимая почему, и засунула ее туда, в глубину кухонного шкафчика. Теперь фото снова появилось на свет. Марина рассеянно прихлебнула остывающий чай и внимательно вгляделась в знакомые и забытые черты сестры. Она знала Аленку только такой — юной девочкой-подростком, необычайно красивой, но слегка неуверенной в себе. От знакомства с иной Аленкой — гранд-дамой, женой преуспевающего бизнесмена, домохозяйкой, матерью, наконец, — от знакомства с этой женщиной Марина старательно открещивалась. Какой она была, ее сестра, мать Сашки, женщина, безжалостно убитая у кровати собственного ребенка? Женщина, сумевшая прорваться сквозь смерть, чтобы найти помощь для своего погибающего малыша? Нет, чушь, мистика, мистика! Отбросив фотографию, Марина нервно заходила по крохотной кухне, наткнулась на мусорный бачок и расстроилась окончательно. Вот скотина Обстоятельство, рассорился с ней прежде, чем вынес мусор! Он специально! Ну надо же, мужик был в доме, а мусор остался невынесенным! Спрашивается, зачем приходил? И что теперь, самой тащить тяжеленный мешок с пятого этажа? Причем он у Марины обязательно порвется на лестнице, знаем, были уже случаи. Рассчитывать на чудо Господне — работающий лифт — не приходилось. Да что же это за день такой: сестру убили, ребенка подкинули, любовник бросил, и мусора полный бак! Надо обязательно отвлечься, на что-нибудь переключиться, иначе она рехнется — прямо здесь и прямо сейчас! Марина окинула взглядом кухню, разыскивая подходящий отвлекающий фактор. В коридоре возле зеркала лежала позабытая пресса, Марина так в нее и не заглянула. Что ж, посмотрим, что пишут конкуренты, может, чего полезного надыбаем. Марина развернула газетный ворох и из его середины на пол упал пухлый конверт. Письмо, а она и не заметила. Марина коротко глянула на обратный адрес. Сердце лихо взлетело, толкнулось под горло, ухнуло обратно, и часто-тяжело забухало в груди. Держа конверт на вытянутых руках, словно точно знала, что он до отказа набит спорами сибирской язвы, Марина на подгибающихся ногах вернулась в кухню. Обессилено плюхнулась на табуретку, с трудом разжав зацепеневшие пальцы положила конверт перед собой, и безумными глазами уставилась на простенькую подпись в левом углу «Севастьянов Павел Афанасьевич». Сперва Алена во сне, теперь вот — письмо от убитого Пашки. Еще один родственный покойничек желал побеседовать. Робко потыкав конверт кончиками пальцев, Марина зачем-то поглядела его на свет. Ничего не увидела, кроме бумажных краев и едва видных разводов синих строчек. Марина снова бросила конверт на стол и искоса поглядывая на него, хлебнула остывший чай. Ей было невыносимо жутко. — Какого черта! — громко сказала она, но энергичное восклицание, вместо того чтобы прозвучать решительно и бодро, жалко увяло в испуганной тишине. Марина нервно хмыкнула, еще раз покосилась на конверт, словно ожидая, что тот сам расскажет о своем содержимом. Конверт, естественно, молчал. Лежал, ждал. Имя Павла никуда не делось. Стало еще страшнее. — Ну так, или я сейчас успокоюсь, перестану трусить и прочту это, или опекун понадобится уже не Сашке, а мне, — Марина подтянула к себе зловещий конверт и глубоко вздохнув, рванула краешек. Тонкие листочки, густо исписанные знакомым Пашкиным почерком, посыпались на стол. Дрожащими руками Марина сложила их по порядку. Подровняла пачку, набрала полную грудь воздуха и решительно взялась за верхний.«Дорогая Марина, если ты читаешь это письмо, значит, меня нет в живых. Ой-ей-ей, слушай, Мариш, прямо наяву вижу как презрительно кривится губка и бровки вверх ползут!»Марина оторвалась от письма и бросила взгляд в зеркало. Действительно, брови стоят домиком, а рот исказился брезгливой гримасой. Возмущенно фыркнув, она вернулась к чтению.
«Посмотрела на себя? Ну что, хорошо я тебя знаю, госпожа борец за чистоту слога? Понимаю, понимаю, первая фраза — жуткая пошлятина, заезженный штамп, даже в бульварной литературе уже не употребляется. Но, видишь ли, подруга, фокус в том, что больно точно она отражает реальную ситуацию. Потому что письмо это ты получишь только в самом крайнем случае. Только когда твой бывший бой-френд лажанется по крупному и ты станешь последней надеждой его жены и ребенка».Марина растерянно потянулась за сигаретой. Значит, Пашка знал о грозящей ему опасности, но рассчитывал, что Аленки и Сашки она не коснется?
«Если ты читаешь мое послание, а я — жмур, можешь не задумываться, кто же грохнул меня, красивого. Потому что непосредственную работу проделал злобный дядя-киллер, а заказчик — мой компаньон и совладелец «Worldpress», известный тебе Эдик Макаров. Сама понимаешь, мальчикам из ментовки об этом знать не обязательно! Потому как Эдик на самом деле не фигура, за ним кто-то стоит. Вопрос, кто. Пару месяцев назад я с весьма неприятным удивлением обнаружил, что кроме меня и Эдика завелся в нашей фирме еще и третий, непредусмотренный компаньон. Кто такой, по сейчас не знаю, стеснительный товарищ оказался. Однако намерения у него вполне очевидные, ему нужна моя компания. Не в смысле выпить-закусить, о бабах потрепаться, а в смысле выдавить меня из фирмы без возмещения ущерба и желательно без штанов. Эдик ему, похоже, не мешает, купил он Эдика на корню, что, впрочем, не сложно, Эдик у нас даже не на вторых, а на двадцать вторых ролях. Держу его за вьетнамского космонавта из анекдота — знаешь, по принципу «ничего не трогай»! Одобрить намерения нашего «третьего — лишнего» я не могу, у меня жена-ребенок, им кушать надо. Да и вообще, что за наглость, мою фирму, мое детище отнимать!»Марина горько улыбнулась. А когда ты, Пашенька, мое детище отнимал, мою идею с корнем, с мясом у меня вырвал?
«Знаю, знаю, о чем сейчас думаешь: мол, расплата за грех. Я тебя обокрал, а кто-то — меня. Может и так, но к этому мы еще вернемся. Давай я сперва про новоявленного компаньона закончу, а не то сам запутаюсь и тебя запутаю. Как ты сама догадываешься, а может и не догадываешься, «Worldpress» — это не только пресса, это и немножечко стали, капелька нефти, еще всякого по мелочам, в общем, курочка (петушок) по зернышку клюет, а иначе откуда бабки. И все богатство кому-то занадобилось, да так сильно, что с помощью Эдика тянут фирму прямо у меня из-под задницы. То часть доходов пропадет незнамо куда, то налоговая наедет, то поставщики откажут… Я сперва думал — случайности, а потом собрал все в кучу и понял — нет, ребятки, кто-то крутой и умный под меня роет. Сегодня я закончил приводить дела в порядок, сейчас письмо допишу и выскочу, брошу в почтовый ящик. Если прижмурюсь, верный человечек его тебе переправит. Завтра отправляю Аленку с малым заграницу, у них уже билеты куплены и чемоданы собраны. Провожу и в бой — за свою родную частную собственность!»Сгоревшая до упора сигарета обожгла Марине пальцы. Она отбросила окурок, лизнула ожог. Пашка рассчитывал защитить Аленку, но его противник оказался хитрее и быстрее. Она почувствовала злобу, но не на неизвестного врага, а на Пашку, позволившего себя опередить.
«Однако же соперник у меня серьезный, да и Эденька, казачок засланный, кажется, просек, что я их маневры рассекретил. Поэтому господа заговорщики могут оставить политику безопасного, но долгого выдавливания меня из бизнеса, а перейти к простой и немудрящей мочиловке. Видишь ли, в случае моей смерти проблема решается сама собой: компаньонство оформлено на принципах взаимного наследования, то есть если я помру, Эдик получает все. Но здесь душка-Эдик и его шибко важный закулисный босс меня недооценили! На случай, если не сумею сам с ними справиться, я принял меры. Во-первых, ввел в курс дела тебя, и написал крутому дружбану Кирюхе, он тебе поможет. Во-вторых, сделал копии всего, что мне удалось нарыть про их аферу и закрыл в банковском сейфе (код и атрибуты в конце письма). Там же, в сейфе, и тетрадочка с полной информацией по концерну, вплоть до характеров служащих и их сексуальных привычек (и вовсе я не кобель, как ты подумала, для дела такие сведения бесценны!). Ну и в-третьих, самых главных, даже в случае моей смерти Эдику теперь ничего не отломится! Потому что всего два часа назад я выскочил с работы, забежал в ближайшую нотариальную контору и оформил передачу своей доли Сашке, а себя (или тебя, если я прижмурюсь) назначил опекуном! Документов спрятаны все в том же сейфе, так что этим крокодилам не удастся обокрасть моего ребенка!»Марина отбросила листок, словно тот обжег ее, закрыла лицо руками и глухо застонала. Кретин, какой кретин, господи! Сашку только потому и не тронули, что посчитали его убийство бессмысленным. Младенец. Не наследник, не свидетель, так, комочек плоти, пусть живет. Убийцы просто не знали, что изобретательный папочка своими руками обрек ребенка на смерть! Ведь это же звери, малышу об пузик сигареты тушили! На мгновение перед ее глазами мелькнули оскверненные тела Аленки и Пашки. Марина крепко зажмурилась, пару раз хлопнула себя по глазам ладонью. Не вспоминать, не вспоминать! Нет, только такой помешанный на деньгах идиот как Пашка мог не сообразить — его крутые противники не остановятся перед убийством ребенка. Оставив недочитанное письмо, Марина вошла в спальню, присела возле детской кроватки. Ночь перестала быть доброй. Сейчас она полнилась угрозой, тени наползали на светлый круг ночника, нечто злобное и темное надвигалось, пытаясь захлестнуть кроватку со спящим беспомощным Сашкой. Марина до боли закусила губу. Что же делать? Хватать Сашку и бежать? Уехать к черту на кулички… Она покачала головой. Найдут. Она не знает, какой точно суммой исчисляется Пашкино состояние, но бабки там явно приличные. За такие деньги найдут где угодно. Марина приглушила ночник и вернулась на кухню. Надо все таки дочитать писульку безумного детоубийцы.
«Короче, Мариш, теперь эстафета переходит к тебе. Ты умная и хваткая, журналистка от Господа Бога, а в остальном разберешься, мозгов хватит, да и помощник тебе будет. Возьмешь в банке все материалы, и вперед! Правда, Аленка наверняка разозлится, что ты, а не она назначена опекуном. Но ты на это дело наплюй, какой из нее опекун, ей самой опекун нужен. Боюсь, жена тебе гадостей наговорит, она ведь тебя до сих пор побаивается. Знаешь, какой у нее в скандалах самый убойный аргумент? «Ну конечно, это Марина умница, с ней есть о чем говорить, а я только так, телка для постели!» А потом реветь начинает. До сих пор мне тебя простить не может. И боится, что я к тебе вернусь».Марина сновасхватилась за сигареты, как утопающий за спасательный круг. Ярость забила в ней даже страх за Сашку. Ах гады, Алена ему, значит, не простила! А она, Марина? Жизнь загубил, карьеру едва не поломал… Ворюга паршивый, кто б тебя принял, даже если бы ты вернулся! Да катись ты со своими бабками, врагами, делами и прочей мутотенью! И сыночка своего прихвати, пусть им кто другой занимается! В комнате заворочался Сашка. Марина замерла, ожидая уже привычного боевого клича: «Мама!» Нет, обошлось, перевернулся на другой бок и снова заснул. Марина недовольно покосилась на письмо. Ладно уж, дочитает, что там Сашкин козел-папочка написал, и все, и всем Севастьяновым до свидания!
«Ну-с, а теперь встает самый большой вопрос — зачем ты должна помогать моей семье? Ты ведь нас терпеть не можешь, и что греха таить, за дело. Я тебя и правда кинул. Жил с тобой, а женился на Аленке. Взял твою идею, а компанию основал сам (если не считать гада Эдика). Честно скажу, Мариш, не женился бы я на тебе. Даже если бы Аленку не встретил, даже если бы у нас с тобой ребенок — не женился. Понимаешь, сильная ты слишком. И жесткая. Боец. В работу как в драку, все вокруг тебя горит. Не вышло с первого раза, по мордам получила, ничего, встала, встряхнулась и снова в бой. Даже не хныкала никогда. А я ведь мужик, Мариш. Я сам сильный и хочу чтобы рядом была слабая женщина. Чтобы слезы утирать, защищать, спасать. А тебя зачем спасать, ты сама кого хошь спасешь. Я как представлял себе нашу семью, так дрожь меня брала. Ты бы для меня все сделала, в лепешку расшиблась, а я бы от такой благодати возле тебя сломался, как пластмассовая игрушка под кувалдой».Марина передернула плечами. Ах, кувалда, значит! Ну-ну!
«Не сердись, Мариш, но это правда. Ты бы меня сломала, а потом сама бы за то и презирала. И либо всю жизнь со мной мучалась, либо выкинула на помойку. Был подающий надежды Пашенька, а после твоих шаловливых ручек стал бомж под мостом. И в бизнесе так же. Я ведь бизнесмен от бога, но ты бы меня слушать не стала. Газеты от твоего управления, конечно, стали бы лучше, но корпорации-гиганта не получилось никогда. Я когда от тебя уходил, я ведь себя спасал, мечту свою. И не совсем по подлому ушел, деньги-то за идею я оставил. Ты потом на эти деньги дело открыла. Видишь, какая ты сильная. Я тебя вроде с ног сбил, а ты поднялась. И хоть пресс-концерн у меня, но лучшая газета в области все таки у тебя. Кстати, если живой останусь, я ее все равно для «Worldpress» выдеру, без нее у меня вроде как эскадра без флагмана. Ну а если хана мне, ты всю «Worldpress» к своей газете присобачишь, что тоже для бизнеса неплохо. Ты справишься, Аленка никогда не сможет. Она ведь как раз такая, как я хотел — похожая на тебя, с твоим юмором, только слабая. Ей я нужен, а тебе нет. От тебя вообще мужикам лучше подальше, ты их в бараний рог согнешь и не заметишь, в ничтожество, в кисель превратишь. С тобой я бы мальчиком на побегушках стал, все бы меня знали как «мужа Марины Сергеевны». С ней я — бизнесмен Севастьянов, круче меня только горы да яйца. А Алена — моя жена. Теперь, после всего что я тебе тут наговорил ты, наверное, тем более хочешь узнать, почему должна нам помочь? Честно тебе скажу — не знаю. Может, потому что ты сильная и у тебя инстинкт — слабых защищать? Надеюсь, и сейчас пожалеешь. Нет, не Аленку — Сашку. Он-то ни в чем не виноват. Помоги, Мариш, вытащи ребятенка из дерьма. Только сперва отправь обоих обратно за бугор. Сразу после моих похорон, прямо с кладбища, хватай Аленку и на самолет».Больше в письме не было ни слова. Марина отложила последний листочек и уперлась лбом в сомкнутые ладони. Она не могла отправить Аленку на самолет прямо с кладбища, потому что ее сестра лежала там, глубоко под землей, рядом со своим мужем. Потому что Пашка торопился, но все же опоздал. Потому что это письмо писалось всего за несколько часов до того как супербронированная дверь открылась перед неизвестными. Посреди ночи зажегся свет, недоумевающая Аленка протерла глаза, захныкал проснувшийся Сашка… А потом случился ужас, для которого нет слов в человеческом языке. И беззащитный малыш остался на свете, даже не зная, что он теперь и не человечек вовсе, а так, незначительное препятствие на пути к Пашкиным деньгам. Рукой махнуть, и нет его! Марина крепко стиснула кулаки, ногти больно врезались в кожу. В комнате снова проснулся и захныкал Сашка. Марина подхватила его на руки, зарылась лицом в волосики, утешающе погладила по спинке. — Не бойся, маленький, — сквозь сдавленные рыдания шептала она, — тетя Марина здесь, с тобой, тетя Марина поможет, всех плохих дядек мы прогоним, тетя Марина защитит своего мальчика, тетя здесь, тетя здесь… — Маа-ма! — тихонечко пропел малыш.
Глава 6
— Витька, ты чай пить будешь? — охранник в пятнистой форме выглянул из-за прозрачной двери. Белый электрочайник в его руке пускал носиком легкий парок. — Наливай, — напарник лениво оторвался от притолоки и вошел в караулку. Два плечистых, крепких парня до отказа заполнили собой крохотную, похожую на аквариум комнатенку. — Интересно, долго они еще там? — не отрывая глаз от темного проема проходной, Витька подул на чай и по детски вытянув губы трубочкой, со свистом втянул в себя горячую жидкость, — При Пал Афанасьиче столько не сидели. — Так то при Афанасьиче, — напарник пренебрежительно отмахнулся, пару минут помолчал, задумчиво поигрывая ложкой и неожиданно выдал, — Я вообще новое место ищу. — Думаешь? — Витька глядел на приятеля с настороженным интересом. — Сто процентов. Месяц-два и тут все накроется. — тот убежденно кивнул, — Что менты каждый день таскаются — не беда. Потаскаются и перестанут. А вот Эдик… Он же… Моя бабка таких «шлимазлами» зовет. — Это кто такие? — полюбопытствовал Витька. — Не знаю, но очень уж новому боссу подходит. Ему не то что концерн, ему чистку сортиров доверить нельзя. Оба охранника пригорюнились. Витька сосредоточенно морщил лоб, гоняя под черепной коробкой тяжкую мысль. — Видно, и мне надо… — резкий телефонный звонок прервал его на половине фразы. Витька лениво протянул руку, подхватил трубку. Рвущийся из мембраны взволнованный женский голос затопил тесную караулку. — Кто это, Сергей, да? — кричала женщина. — Не, это Виктор, Сергей вчера дежурил. — Не важно. Витенька, это из бухгалтерии. У нас тут девушке плохо, мы скорую вызвали, вы их не задерживайте, пропустите сразу. Слышите, сразу, ей очень плохо! — Слышим, слышим, пропустим. А кому плохо-то? Но с той стороны уже повесили трубку. — Плохо кому-то в бухгалтерии, сейчас скорая подъедет, — ответил Витька на вопросительный взгляд напарника, — О, вот и они! Быстро как! Истошно завывая сиреной, тяжелая машина скорой помощи резко затормозила возле караулки. Две стройные женщины лихо выпрыгнули из машины. Первая стремительно пронеслась мимо охранников, лишь мелькнул белый халат. — Эй-эй, доктор, вам не туда, бухгалтерия налево! — запоздало крикнул ей вслед Витька. — Поверьте, молодой человек, мы прекрасно знаем, куда нам надо, — неторопливый голос заставил охранника оглянуться. Вторая женщина стояла у него за спиной, чуть насмешливо изучая Витьку сквозь затемненные стекла очков. Витька машинально потянул носом, принюхиваясь к обволакивающему запаху духов. В руках у странной врачихи? медсестры? был не докторский чемоданчик, а строгий деловой портфель. Охранник привычно посторонился. Благосклонно кивнув, дама неторопливо проследовала сквозь проходную и тоже свернула в сторону от бухгалтерии. — Там человеку плохо, а они неизвестно куда поперлись! — досадливо дернул плечом Витька. — Странные, — задумчиво пробормотал напарник, — Разве врачихи на скорой такие бывают? Больше на наших дамочек из директората похожа. И ту, первую, я кажется знаю. Кого-то она напоминает. Охранник задумчиво пожевал губами, потом вдруг растерянно уставился на приятеля: — Понял кого. Эту, Марину, редакторшу из «Мнения». Ну которая к Эдику вчера и сегодня прорывалась, а он ее пускать не велел. Побледневший Витька испуганно дернулся: — Не, да ты что. Из бухгалтерии ведь звонили. И Сережку поминали, откуда посторонней редакторше знать, что у нас Сережа есть. — А где нет хоть одного Сережи? Телефон-то какой звонил? Внутренний или наружный? Витька дико глянул на стоящие рядом аппараты, потом на напарника и вдруг резко рванул с места. Сталкиваясь лбами, охранники принялись настукивать панели телефонов. — Таким образом, проведя полную реорганизацию компании, мы не только не утратим доходов, но удвоим, а то и утроим прибыльность предприятия, — Эдик Макаров эффектным жестом сложил указку, изящным пируэтом развернулся спиной к стене с графиками и склонил голову, словно в ожидании аплодисментов. Взорам членов правления открылся безупречный пробор. — Гениально до невозможности, — злобно пробормотал шеф бухгалтерии, — Сами придумали, Эдуард Викентьевич? — Исключительно сам, — не заметивший издевки Макаров трепетно разулыбался, словно получившая букет примадонна, — Здорово, правда? И главное, никто раньше не делал! На лица правления крупными буквами проступило: «Не делал, и не надо!». Но Эдик по лицам читать не умел, его пухлощекая физиономия продолжала излучать незамутненную радость ребенка. — Я так рад, что вам понравилось. Я всегда знал, что могу серьезно изменить деятельность нашего концерна, — лица сидящих за столом из мрачных превратились в похоронные. Ничего не замечающий Эдик в порыве искренних чувств прижал холеные руки к груди, — Должен сказать, покойный Павел Афанасьевич не ценил моих идей… — О мертвых или ничего, или хорошее, — отрезала сидящая в конце стола женщина. — Так он как раз сказал хорошее, — незнакомый женский голос заставил всех обернуться к двери, — Вот если бы ляпнул, что Пашка слушался каждого его слова… Это ж все равно, что обвинить покойника в полном дебилизме! — Вы, милочка, что здесь делаете? — стараясь казаться грозным, рявкнул Эдик, — Врач нам, собственно говоря, не нужен, у нас все здоровы. — А я, собственно говоря, не врач, — снимая белый халат, Марина вошла в комнату. Краем глаза проверила костюм. После скачек верхом на скорой помощи всего можно ожидать. Нет, все в порядке, блузка не выбилась, юбка не перекосилась. Кажется, очередной шедевр от тети Зины: коричневый костюмчик из шерсти двух оттенков — юбка в складку потемнее, длинный пиджак светлее — производит сильное впечатление. Бабы из правления так и впились глазами. Эдика-громовержца Маринина элегантность не проняла. Величественно сдвинув брови, он вопросил: — Кто вы такая? Немедленно покиньте помещение. — Я — ваш новый начальник. Помещение покинуть никак не могу, без меня вы всю «Worldpress» к чертям разорите, — и стряхнув халат на руки ошеломленному Эдику, Марина решительно опустилась в кресло председательствующего. — Простите, по какому же праву вы теперь начальница? — только что готовое съесть Эдика живьем, правление перестраивалось в поддержку «своего» против чужака. — По юридическому. Марина Сергеевна является опекуном всего имущества вплоть до совершеннолетия Александра Павловича Севастьянова-младшего. И по решению покойного Севастьянова-старшего замещает его на посту генерального директора, — прямо от дверей приняла подачу госпожа адвокатесса. И проследовала внутрь плавным маршевым шагом. Марина никогда не думала, что такой возможен, а вот поди ж ты, увидела воочию. Даже позавидовала: имей она такую походку и умение держаться, ей бы и о костюме заботиться не пришлось. Нотариальная дама подошла к длинному столу совещаний и замерла по правую руку от Марины. Ошеломленный Эдик тупо уставился на обеих женщин. Потом вдруг дернулся и двигаясь механически, словно зомби, промаршировал в угол. Вернулся он уже со стулом в руке. Водрузил его возле адвокатессы. Не поблагодарив, даже не повернув головы, будто стул сам собой явился к ее ногам, юридическая дама опустилась на сидение. Растерянный Эдик яростно тер ладонью лоб, словно мучительно пытался сообразить, какие чары вынудили его усадить нежеланную гостью. — Позвольте, а почему нам ничего не известно! — воинственно топорща усы вмешался бухгалтер, — Что за театральное появление! Неужели нельзя по-человечески: позвонить, предъявить соответствующие документы. — Тц-тц-тц, Эдуард Викентьевич, — пощелкала языком Марина, — Что ж это вы, от ближайшего окружения тайны имеете? Не дело, нет, не дело! Я, любезнейший Степан Петрович, — с самой приятной из всех своих улыбок, Марина повернулась к бухгалтеру, — вторые сутки в вашем офисе телефон обрываю, все пытаюсь по-человечески. Лично приезжала, топталась тут у проходной. К сожалению, кроме «Не мешайте работать!», других слов у Эдуарда Викентьевича не нашлось. А ведь я ваш старший компаньон, непосредственный шеф и главный босс. Плоховато в фирме с дисциплинкой, подраспустились. Рыба, знаете ли, гниет с головы. Если наверху не уважают старших, какой же субординации можно ждать от подчиненных? — «Соответствующие документы», безусловно, имеются, — веско обронила адвокатесса, прерывая расхулиганившуюся Марину. Вертлявое, как собачий хвост, настроение правления снова переменилось. На Эдика теперь смотрели с презрительным недоумением, а на Марину — с глухой злобой. Похоже, сидящие в зале никак не могли решить, кто им омерзительней: свой балбес или пришлая нахалка. — Позвольте, позвольте, — забормотал Эдик, тщетно пытаясь обрести утраченные позиции, — Вы обманом проникли в помещение… Словно в ответ на его слова из коридора послышались крики и топот множества ног. Дверь рванули и комната заполнилась молодыми, плечистыми мужиками в камуфляже. — Они, точно они, которые на скорой прикатили, — протолкавшийся из задних рядов Витька триумфально указал на Марину. Глаза охранника пылали охотничьим азартом. На мгновение испуганной Марине показалось, что на кончике его пальца открывается темное дуло, готовое плюнуть огнем. — Да-да-да, — возликовал Эдик. Появление крепких парней давало шанс избавиться от нежданной и нежеланной компаньонши, — Они-они-они. Вломились сюда, хотят чего-то, сумасшедшие, наверное. — Не волнуйтесь, Эдуард Викентьевич, сейчас выставим, — эффектно поигрывая мышцами, Витька двинулся на Марину. Никогда еще Марина не чувствовала себя так мерзко. Сейчас ее схватят и поволокут, словно бродяжку какую. Забавная эскапада по проникновению в фирму обернется страшным унижением. Конечно, она вернется, но один бог знает, сколько времени займет разбирательство и сколько денег утечет со счетов «Worldpress». Сузившимися от бешенства глазами Марина поглядела в полную радостного предвкушения физиономию охранника. Мужик явно мечтал рассчитаться за обман, за то, что его выставили дураком. Ладно, паренек, сейчас твоя минутка, но за краткое удовольствие оскорбить женщину ты расплатишься работой. И уж Марина позаботиться, чтобы выше дворника ты больше никогда не поднялся. — Натравливать охранников на начальство — крайняя глупость, — адвокатесса, казалось, не обращала на пакостную сцену ни малейшего внимания, полностью уйдя в созерцание собственного маникюра, — Особенно после предъявления всех документов, — на секунду отвлекшись от ногтей, она небрежным жестом уронила на стол прозрачную папку. — Но позвольте, я ничего не понимаю! Долю Павла наследую я! Эта женщина бредит, она самозванка! — Оскорблять начальство — еще большая глупость! — воспрянувшая духом Марина искоса глянула на замерших охранников и переключилась на правление, — От Павла Афанасьевича вы ничего унаследовать не могли, поскольку Севастьянов-старший не является компаньоном фирмы. — С каких же это пор? — Эдик попытался язвительно усмехнуться, но у него ничего не вышло, губы слишком тряслись. — Да уж почти неделю, — невозмутимо заметила адвокатесса. — Глава фирмы — сын Павла, а до его совершеннолетия — ближайшие 17 лет — здесь командую я, — торжествующе резюмировала Марина и шутовски раскланялась. В правлении царила гробовая тишина, отчетливо слышно было, как охранники стараются не дышать. — На вашем месте, господа, — лениво протянула адвокатесса и все головы дружно повернулись к ней. Члены правления готовы были сейчас послушаться любого, кто скажет, что же им делать! — На вашем месте, господа, я бы закрыла заседания, свернула все графики, — юридическая дама скользнула насмешливым взглядом по Эдикову творчеству, — и проводила Марину Сергеевну в ее кабинет. Воцарилась долгая пауза, члены правления украдкой переглядывались, не зная, на что им решиться. Ситуацию переломил сам Макаров. Стараясь спасти хоть какие-то остатки своего авторитета, он не нашел ничего лучше как пробормотать: — У нас сейчас нет свободных кабинетов. Десяток презрительно-жалостливых взглядов уперлись ему в переносицу. — Ничего, Эдичка, — усмехнулась Марина и взялась за портфель, — Кабинет главы корпорации будет мне в самый раз.Глава 7
— Ну вот, Марина Сергеевна, вы и устроились, — адвокатесса бродила по кабинету, разглядывая фотографии и многочисленные финтифлюшки с дарственными надписями. Иногда она легко касалась кончиками пальцев граней какого-нибудь резного кубка или гравировки невероятно вульгарной декоративной шпаги. В ее жестах, кроме любопытства, была и капелька брезгливости. Марина следила за ней с неприязнью. И так не по себе, а тут еще и нахальная адвокатша! Марина сама затребовала кабинет главы корпорации, но сейчас чувствовала себе в нем просто ужасно. Здесь все принадлежало Пашке, все было пропитано им. Это ему дарились жутковатые кубки, это он горделиво позировал на каждом фото: Пашка слева от Киркорова, Пашка справа от губернатора, Пашка сзади от президента… Среди фотографий гордо красовалась икона. Вероятно, имелось в виду, что прямо за спиной у Господа Бога тоже стоит Пашка. Просто его не видно. Марина старательно накручивала себя, распаляя привычное раздражение. Все что угодно, лишь бы не смотреть на стол, на небольшую фотографию в скромной рамке. Аленка и Пашка с маленьким Сашкой на руках. Аленка и Пашка. Красивые. Молодые. Веселые. Живые. Марине страшно хотелось спрятать фотографию в стол, освободиться от ее мучительной власти. Но делать это в присутствии настырной адвокатессы неудобно. — Пожалуй, я вам больше не нужна, — адвокатесса решительно защелкнула замочек портфеля, — Теперь в вашем распоряжении юридический отдел корпорации. Насколько я знаю, там весьма квалифицированные специалисты. — Да-да, конечно, — пробормотала Марина, пожимая протянутую ей руку. Адвокатесса внимательно взглянула в лицо Марине, нерешительно замялась… Марина удивилась, нерешительность была совсем не свойственна этой даме. Марина вопросительно взглянула на нее, адвокатесса даже слегка смутилась и, наконец, выдавила: — Не мое дело, конечно, но… Мальчик опять дома один? Марина уже хотела вспылить и даже чуть не выдала «действительно, не ваше», но успела удержать слова на кончике языка. Она обязана этой женщине, без ее поддержки Марине никогда бы не справиться с правлением. Да и побуждение у нее самые лучшие, о ребенке заботится. — Нет, нет, там ребята из моей редакции посменно дежурят, я им расписала, что делать. — Приспосабливаетесь, значит, — удовлетворенно кивнула адвокатесса, — Видите, а вы боялись. Найдете хорошую няньку и вообще забот никаких, — она шагнула к двери. Марина смотрела ей вслед со странным смешанным чувством симпатии и неприязни. Ей и нравилась эта элегантная холодная стерва и безумно раздражала. Может потому, что из нее выплескивалась спокойная самоуверенность и убежденность в собственной исключительности, так недостающие самой Марине. — Я вам очень благодарна, ваша помощь была просто бесценной… — Не преувеличивайте, Марина Сергеевна, цена вполне умеренная, счет за мои услуги вас не разорит, — усмехнулась адвокатесса. Вот стервочка! Марина почти восхищенно покрутила головой. И снова окликнула юридическую даму: — Кстати, ужасно неловко… Мы с вами почти подельники, вот, обманом проникли в помещение корпорации… (адвокатесса недовольно поморщилась: ага, проняло!), а я даже не знаю как вас зовут? — Меня зовут Ветрова, Алла Ветрова, — недовольно-величественно проронила та, и скрылась за дверью. — Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд, — передразнила Марина и потерянно огляделась. Казалось, адвокатесса унесла с собой всю ее уверенность в собственных силах. Марина побродила по кабинету, пытаясь читать заголовки книг на полках, поняла, что ни единое слово не доходит до ее сознания, и бросила. Подошла к столу, взяла смущающую ее фотографию, и запретив себе разглядывать ее, сунула в ящик. Наконец, решительно уселась за стол, провела ладонью по гладкому дереву, два раза крутанулась в вертящемся кресле… Ну и дальше чего? Вот она здесь, в самом сердце «Worldpress», и вроде даже полная хозяйка. Кабинет пуст, корпорация живет сама по себе, никто не спешит, теряя тапочки, вводить новую директрису в курс дела. Эх, никто ее не любит, никто ей тут не рад. Марина вслушалась в тишину кабинета. Сквозь толстую дверь едва-едва просачивалось дребезжание телефонных звонков, время от времени вроде бы гудели голоса и хлопала дверь. Где-то кипела жизнь. Марина подошла к двери, тихонько приоткрыла ее, выглянула в щелку. И тут же испуганно отпрянула назад. Фух, слава богу, секретарша ее не увидела: стоит спиной, роется в ящике. То-то конфуз: новая начальница в щелку подглядывает за жизнью своей фирмы. Обхохочешься! Марина обиженно шмыгнула носом и все таки решилась выглянуть еще раз. Ага, теперь понятно, откуда слышаться голоса. Через приемную напротив как раз кабинет милейшего Макарова. Дверь нараспашку, оттуда клубами вырывается сигаретный дым. Так, понятненько, небось все правление там собралось. Ее обсуждают, уже и с Эдичкой примирились, он для них теперь не козел полоумный, а свой местный, родной козлик. Кто угодно им хорош, лишь бы новую начальницу в глаза не видеть. Так и будут бегать к Эдику, устраивая Марине молчаливый бойкот. Марина плотно закрыла дверь и вернулась к столу. Она чувствовала глухое отчаяние и безнадежность. Ну скажите на милость, как героини сериалов умудряются: еще вчера свиней посла, полы мыла, а сегодня уже в большом бизнесе командует, будто всю жизнь этим занималась? А тут и газетное дело знаешь досконально, и о самой компании почти все (спасибо Пашкиным записям), а с чего начать — неизвестно. Затребовать, что ли, со всех отделов отчеты? К утру? А потом еще внеплановый сводный отчет, как при визите налоговой, чтоб трое суток все сидели, не поднимая головы. То-то народ счастлив будет, то-то возлюбит новую начальницу. Ага, можно подумать они ее сейчас любят. Потрясенная неожиданной идеей Марина застыла, глядя остановившимися глазами в пространство. Так-так-так, трое суток, не поднимая головы… Она лихорадочно принялась копаться в сумочке, вытащила потрепанную записную книжку. На мгновение неприятное чувство вновь кольнуло ее: Пашкину книжку она нашла в сейфе, вместе с остальными документами. Она прекрасно знала этот зеленый блокнотик, Пашка пользовался им еще когда они с Мариной жили вместе. Он уже тогда начинал бизнесменить и особые приливы делового вдохновения у него случались сразу после секса. Ставил телефон возле кровати и не вылезая из взбаламученной постели, принимался названивать своим партнерам. Удовлетворенная и расслабленная Марина уходила в сон под аккомпанемент кредитов и бартеров. Ну-ка, прочь сопли! Нашла время для воспоминаний. Марина быстро перетрясла записную книжку. Ага, вот! Она набрала номер и даже зажмурилась, представляя, как там, через приемную напротив, в сизом тумане сигаретного дыма затиликала мобилка главного бухгалтера. — Степан Петрович, — сладко пропела в трубку Марина, — Марина Сергеевна беспокоит. Не сочтите за труд, приготовьте мне отчет по бухгалтерии за весь прошедший год. Мне он нужен… ну скажем… на завтра. Марина отключила телефон, быстренько посчитала до шестидесяти и вновь набрала номер. — И еще, Степан Петрович, предложите коллегам не тратить время, обсуждая, что эта стерва совсем рехнулась. Их отчеты мне тоже потребуются. И тоже завтра. С утра. Марина положила трубку и выжидательно уставилась на дверь. Тут же послышался стук и дверь решительно распахнулась. — Уважаемая Марина Сергеевна, не знаю, отдаете ли вы отчет… — Сядьте, Степан Петрович, — переполошенная физиономия бухгалтера была невероятно забавной и Марина почувствовала как к ней возвращается кураж, — И давайте сразу договоримся. В этом кабинете отчет отдаете вы. А я его принимаю. Или не принимаю. Седоусый бухгалтер растерянно плюхнулся на стул, жалобно скрипнувший под немалым весом. — Но годовой отчет — к утру?! Немыслимо! Что ж нам, всех сотрудников на ночь оставлять? У них семьи, дети… Да они просто взбунтуются! Марина усмехнулась: — Ну зачем же. Сотрудники могут идти домой. Вполне достаточно, если ночку посидят члены правления. — Они будут возмущены! — шеф бухгалтерии еще пытался трепыхаться. — Тогда у них есть очень простой выход — они могут уволиться. В редакции моей старой газеты работают опытные люди и я могу сходу заменить любого. Мне проще подождать, пока новый человек освоится, чем бесконечно пререкаться, кто здесь кому обязан отчетом, — Марина внимательно поглядела в лицо бухгалтеру и аккуратно добила, — Я уверена, бывшие сотрудники «Worldpress» без труда найдут работу. Это был удар ниже пояса. Кроме Пашкиной корпорации и Марининой газеты в области еще тихо догнивала административная газетенка, которую в журналистском обиходе прозвали «Под лестницей» — по месту, куда сваливался ее основной тираж. Физиономия бухгалтера медленно менялась: самоуверенность стекала с нее, заменяясь опаской и даже легкой паникой. Когда паника переросла из легкой в тяжелую, Марина наконец смилостивилась и приоткрыла дверь к спасению. — Впрочем, я всегда рада пойти навстречу коллективу. Правление может просто явится сейчас ко мне в кабинет — и господина Макарова прихватите, раз он вам так дорог — и каждый кратко введет меня в курс своей работы. Только, пожалуйста, не говорите мне, что и на это нужна подготовка! А то ведь я могу подумать, что сотрудников и впрямь пора менять. Смущенный бухгалтер поднялся, шагнул к двери, вернулся, потоптался у Марининого стола… Она вопросительно глянула на него. — Наверное, нам сразу нужно было идти к вам… — Степан Петрович, — Марина устало потерла переносицу и уставилась на бухгалтера взглядом из серии «Как вы мне все надоели!» — Подобные вещи бухгалтер крупной фирмы должен понимать сходу. Минут через пять в дверь поскреблись и на пороге появилась вереница сотрудников. По их робким «здрасьте» Марина поняла — бунт на корабле подавлен. — Эх, надо же с новой шефиней так нарваться, — охранник Витька проводил раздосадованным взглядом членов правления, вытягивающимся через пропускной пункт вслед за Мариной, — Придется и мне новую работу искать. Его напарник сквозь стекло полюбовался мужиками из правления, наперебой стремящихся подвезти нового босса, щелкнул кнопкой сигнализации, и неожиданно предложил: — Хочешь, дам тот адрес, где я договорился? — А ты как же? — Погожу пока, может, и не понадобится.Глава 8
Пошатывающаяся от усталости Марина привалилась к косяку и закопошилась в сумке. Подлые ключи как всегда устроили игру в прятки, не желая попадаться в руки. Неожиданно дверь распахнулась изнутри. — Да-а, раскатали горку крутые сивки, — мадам Маргарита посторонилась, впуская Марину в дом. — Еще вопрос, кто кого раскатал, — сладко постанывая, Марина освободила ноги от насточертевших туфель, — Сашка спит? — Что еще может делать ребенок посреди ночи? Ты хоть в курсе, который час? — Раньше не получалось, — Марина с раскаянием глянула на мадам Маргариту, — Надо было сразу все к рукам прибрать, а то потом годами бы разбирались, кто здесь главный. Мадам Маргарита сочувственно кивнула и поманила Марину на кухню. — На, ешь, на тебе лица нет. Да и фигуры скоро не будет, — исходящая паром котлета шмякнулась на тарелку. Марина почувствовала как желудок скручивается голодными спазмами. Стараясь не урчать от жадности, она принялась насыщаться. — Знаешь, Пашка действительно создал гигантское предприятие, — Марина задумчиво болтала ложечкой в чашке с чаем. Блаженное сытое тепло наполнило тело, но тревога и не думала отступать, — Основа по-прежнему моя, но размах ого-го… Не получится у меня и корпорацией руководить, и нашу газету вести, никак не получится. — А ты собиралась? — удивилась Марго, — Вот глупость! Ты теперь глава журналистского концерна, не дело размениваться на одну-единственную газету, пусть даже очень хорошую. Да у тебя «Worldpress» все время сожрет, дай бог, чтобы на Сашку хоть чуть-чуть осталось. — Вот именно что Сашка! — Марина досадливо отбросила ложечку, вытащила сигарету, — Я заброшу «Мнение», переключусь на «Worldpress», потом Сашка вырастет, я ему все передам, а сама что? На паперть с протянутой рукой? Мадам Маргарита покрутила пальцем у виска. — Дорогуша, Сашке полтора года! — Год и семь, — машинально поправила Марина, но Марго только отмахнулась: — Ты соображаешь, сколько лет пройдет, пока он станет совершеннолетним? Да еще пока университет закончит? Я — старая женщина, и то больше чем на полгода вперед загадывать не рискую, а ты прикидываешь, что случиться через 20 лет? У тебя к тому времени совсем другие интересы появятся! — Это какие же? Мадам Маргарита лукаво усмехнулась: — Внуков нянчить. Сашка подрастет, женится, бабушку Марину к делу и пристроят. Бешено фыркнув, Марина замахнулась на Марго ложкой. — Мама, — проныл сзади сонный детский голосок. Марина резко оглянулась и ошеломленно уставилась на стоящего в дверном проеме Сашку. — Ты как из кровати вылез? — пробормотала она. — Как, как! — возмутилась Марго, — Я отвертку нашла и одну стенку у этой твоей камеры младенческого заключения сняла! Ты, подруга, совсем умом тронулась — взрослого мальчика на отсидке держать? Хочешь, чтобы он сам, через перила на волю прорываться стал? — Все, ребята, уморили вы меня! — Марина обессилено поникла на стуле. Сашке на ее эмоции было глубоко наплевать. Еще раз заявив, — Мама! — он принялся сосредоточенно карабкаться Марине на колени. — Я не мама, я тетя, тетя Марина, — поспешно пояснила та, помогая малышу взобраться. Сашка вскинул головенку и уставился Марине в лицо взглядом, ясно говорившим: «Ну и чушь ты несешь» Потом, решив, что Марина хоть и глупая, но все таки своя, он уютненько устроился на ее коленях, прислонился головой к плечу и выдав категорическое: — Мама! — затих. — Похоже, он тебя уматерил, — хмыкнула Марго и отправилась в коридор одеваться, — Ты с нянькой вопрос решай. Сашка чудный мальчик, но если вся редакция будет его нянчить, газета точно зачахнет, — дверь тихонько захлопнулась, Марго умчалась. Уткнувшись носишком Марине в плечо, Сашка уютно посапывал. Она и не заметила, как малыш заснул. Руки уже начинали побаливать, но от детеныша исходили волны нежного тепла, отпускать его ужасно не хотелось. Наоборот, хотелось прижать к себе покрепче, да так и замереть. Надолго. Навсегда. Марина вздохнула. Надо поспать, завтра большой день, предстоит принять столько важных решений. Весь привычный строй ее жизнь изменится завтра, и начнется нечто совсем новое. Она наклонилась, заглянула малышу в лицо. Его тихое дыхание погладило ей щеку. Не выдержав, она потерлась о его нежную щечку. Потревоженный Сашка завозился, недовольно заплямкал губами. Аккуратно-аккуратно Марина поднялась и перенесла Сашку в кроватку. Растворимые кашки он не любит, наверное, перерос уже. Марина смутно пожалела о потраченных деньгах, потом покачала головой — спокойно, эти расходы уж как-нибудь выдержим. А Сашке утром сварит обыкновенную гречку. С молоком. Так, а ребята купили, что она просила? Марина заглянула в кухонный шкафчик и расстроилась. Ну до чего безалаберный народ, ничего поручить нельзя! А еще думают без нее с газетой справиться! Наверняка перепоручали один другому и ни одна зараза так и не сподобилась дойти до супермаркета за углом. И чем она завтра будет Сашку кормить? В холодильнике засохший кусок сыра и банка консервов. Марина опасливо заглянула в комнату. Спит вроде, да и просыпался только что. Должен хотя бы часик продрыхнуть, а до «супера» три минуты ходу. Успеет. Марина накинула плащ и тихонько выскользнула за дверь. Прозрачный куб супермаркета встретил ее приглушенными огнями и пустотой. Скучающие полусонные кассирши лениво провожали взглядом спешащую Марину. — Обычно ночью у нас только спиртное покупают, или закуски, — заметила кассирша, перекладывая в Маринину сумку сигареты, пакеты с кефиром, крупу, курицу и упаковку карамелек. — Спиртное? — Марина на мгновение задумалась. Желание напиться мучило ее уже несколько дней, а если точнее — с того самого, рокового дня. Она знала, пить ей сейчас нельзя, категорически нельзя, но при слове «спиртное» рот наполнился вязкой слюной, а нервы тоненько, предупреждающе дрогнули. Кажется, одна рюмка перед сном не помешает, надо чуть-чуть расслабиться, а то так и рехнуться недолго. Марина обвела взглядам искрящиеся ряды бутылок. Водки? Ее передернуло: нет, не любит она водку, даже сейчас. Коньяк? Вино? Ага, вот что! Купит-ка она себе текилы и тяпнет ее как положено, с лимоном и солью: кислое, соленое, горькое — и на боковую. Содрогнувшись при виде цены, она тут же одернула себя. Она теперь глава пресс-концерна, большая шишка, и должна пить дорогие напитки. А главное, больше одной рюмки такой дорогущей штуки она точно не выпьет — жаба задавит. Марина решительно поставила пузатую бутылку перед кассиром. Не обращая внимания на оттягивающую руки сумку, Марина взлетела на седьмой этаж, торопливо зашарила ключом в замке. Господи, только бы Сашка не проснулся! Она тихонько вошла в темный коридор, неслышно притворила за собой дверь и вдруг замерла, оцепенела… Знание пришло сразу и четко — в квартире кто-то был. Марина застыла, стараясь не дышать, вслушалась. Так и есть, из комнаты доносились тихие шаги. «Это Сашка, Сашка вылез из кроватки и бродит», — с отчаянием последней надежды твердила она, подбираясь к дверному проему. И уже понимала: все кончено, она оставила ребенка одного и предала, погубила его, сейчас она увидит, она увидит… Сашка сонно заплямкал губищами, наконец, тихонько вздохнул и сдался, поплыл в сон. Эхом прозвучал, второй, облегченный вздох. Мужчина поудобнее перехватил тяжелое от сна маленькое тельце, вслушался в сопение Сашкиного носишки. Тихонько наклонившись над кроваткой, полночный гость, бережно, почти не дыша уложил Сашку и наконец удостоил взглядом застывшую в дверях Марину. — Где вы ходите? — злобно процедил он, — Ребенок ночью один! — Кефирчик надо… — растерянно пробормотала Марина и словно в доказательство продемонстрировала набитую сумку. Оказывается, все это время она так и не выпустила из рук тяжеленную кошелку и теперь сведенные мышцы сигналили тупой болью. — Вижу, — сквозь зубы проронил ночной визитер, взором василиска уставившись на торчащую из сумки бутылку текилы. Противная слабость ударила Марину под коленки, и она медленно сползла вдоль косяка на пол. И уже с полу завизжала: — Кто вы такой, черт бы вас… Мужчина судорожно дернулся, словно пытаясь прикрыть спящего ребенка от ее воплей. Марина испуганно захлопнула рот, покосилась на зашебуршившегося в кроватке Сашку и закончила свистящим шепотом: — Как вы сюда попали? Напугали до смерти! В два длинных шага незнакомец пересек крохотную комнатушку и очутился рядом с ней. Марине вновь стало оглушительно страшно. Крепкие, совсем неласковые, какие-то «милицейские» пальцы ухватили под локоть. Ее рывком вздернули на ноги и железный голос произнес: — Поговорим на кухне, Марина Сергеевна. И вот тут Марина поняла, что с нее довольно. Ужас Аленкиной смерти, оказавшийся у нее на руках ребенок, схватка с правлением Пашкиной компании, разбитая вдребезги привычная жизнь, которую теперь надо начинать сначала и по новому… А тут еще по ее собственной квартире среди ночи шастает какой-то придурок, и критику наводит: где была, что пила! Напряжение последних дней сплавилось в гибкий клинок леденящей злобы. Нет уж, пора брать инициативу в свои руки! Марина выдернула руку из цепких пальцев, подхватила свою сумку и шагнула на кухню. Сейчас незваный визитер получит долгую и оч-чень обстоятельную беседу! Рывком вздернув сумку, она водрузила ее на стул, на мгновение заколебалась — вытаскивать бутылку все таки неловко — потом отмахнулась. Какого лешего, вперся без приглашения и еще смущает женщину в ее собственном доме. Марина решительно поставила текилу на стол и принялась вытряхивать из сумки пакеты кефира, гречку и прочую дребедень. И все это время в затылок ей упирался неодобрительный взгляд незнакомца. Не одобряем, значит? Спиртное не одобряем, кефир тоже? А чай? Повернувшись к плите, Марина схватила чайник и молча сунула его в руки полночному гостю. Так же молча ткнула пальцем в сторону крана. На лице мужчины мелькнуло выражение легкой растерянности, но спорить он не стал, пожав плечами, принялся наполнять чайник водой. Страх пропал совершенно. Ни Сашку, ни ее этот человек убивать не собирался. Ну где вы видели убийцу, сперва укачивающего ребенка, а потом шепотом устраивающего его тетке скандальчик? А вот как гад посмел устраивать ей скандал в ее собственном доме! Со злобным весельем Марина уставилась на нежданного визитера. Интересный мужик, но противный. Тощий, длинный, эдакая помесь сыромятного хлыста с леопардом. Пакость! Даже очки и высокий лоб с залысинами не добавляют ему интеллигентности. Марина закинула курицу в морозилку, уселась за стол и с любопытством глядя на гостя, поинтересовалась: — Мафия или спецслужбы? Мужчина брезгливо передернул плечами: — Почему собственно вы решили… Я просто частное лицо… — Ага, гуляли себе по городу ночью, видите, дом стоит, дай, думаю, поднимусь именно на пятый этаж. А там четыре квартиры, дай думаю, зайду в одну. А там ребенок, дай думаю, укачаю… — Ребенок был совершенно один! — Ну почему же один, я была уверена, что какое-нибудь частное лицо забежит, утешит, успокоит… — Сперва вы его бросили, а теперь еще пытаетесь острить! — Если вам не нравится как я веду себя на своей собственной кухне, какого вы сюда вперлись? — Я приехал за ребенком! — Все ясно, не мафия и не спецслужбы, а ближайшая психушка. Санитары уже еду или лучше им позвонить? — Вы дадите мне хоть слово сказать? — Да вы все время трепитесь, и ничего дельного я пока не услышала! Глаза за стеклами элегантных очков стали такими острыми и колючими, что Марина поняла: если раньше он ее убивать не собирался, то теперь такая мысль у него появилась. Она резко поднялась, налила чаю и поставила чашку перед ним так, как ставила бы чашку с крысиным ядом. Кажется, их смертоубийственные чувства были взаимны. — Хорошо, вернемся к вопросу первому и главному — кто вы такой? Мужчина на мгновение прикрыл глаза, потянул носом воздух, кажется, мысленно считал до десяти, и наконец соизволил сообщить: — Меня зовут Валуев, Кирилл Валуев. Марина странно глянула на него. Сегодня она уже слышала, как представляется человек, убежденный, что знакомство с ним если не счастье, то хотя бы честь. Нотариальная Алла и полночный гость — слишком много самоуверенных наглецов на одну замученную комплексами журналистку. — Замечательно! Уверена, многоуважаемый господин Кирилл Валуев, ваше имя широко известно. Просто каждая собака знает. Но я-то не собака. Придется вам еще что-нибудь о себе рассказать. Мужика перекосило, но решив не связываться со стервозной бабой, сообщил: — Я друг Павла Севастьянова. Недавно я получил от него письмо. Как теперь понимаю, предсмертное, — Кирилл вдруг коротко, с испугом и затаенным ожиданием, заглянул Марине в лицо. Словно бы надеялся, до последней минуты надеялся, что сейчас женщина удивиться и скажет что-нибудь вроде: «Какая смерть? Пашка жив-здоров!» Несколько секунд Кирилл всматривался в Марину, а потом снова отдалился, плотно замкнулся в себе. Сухо-официально продолжил: — В письме Павел просит меня позаботиться о его сыне. Вот я и приехал. — Заботиться? Письмо покажите, пожалуйста, — Марина требовательно протянула ладонь. И увидев как гневно вскинулся ее гость, добавила, — Кирилл, нам будет легче разговаривать, если вы вспомните, что не я пришла к вам, а вы — ко мне. Окинув Марину ничего не выражающим взглядом, Кирилл поднялся и молча вышел в коридор. Через минуту вернулся, держа в руке обычный белый конверт. Не любит она таких мужиков, просто терпеть не может. Самая пакостная порода — себе на уме и язык за зубами. Такие даже если и соглашаются на интервью, все равно выходит дохлый номер. Каждая фраза продумана, ни единой оговорки. Хоть зли его, хоть соблазняй, все равно не скажет больше, чем считает нужным. Ладно, что-то много она внимания уделяет визитеру, пора познакомится с очередным посланием с того света. Взявшись за уголок конверта, Марина приняла письмо. В отличие от письма к ней самой, Пашкино послание другу оказалось на удивление кратким. Все та же сакраментальная фраза «Если ты читаешь это письмо, значит, меня нет в живых», и дальше «Помоги моему сыну». — Почерк, действительно, Пашкин. Правда, впервые вижу, чтобы он писал так кратко. И получив сию цидулку, вы все бросили, — Марина глянула адрес получателя на конверте, — И помчались через всю страну? — Я не обязан объяснять, что и почему я делаю. Я здесь и готов снять с вас заботу о Пашином сыне. Можете собрать вещи малыша, — и явно считая дело решенным, Кирилл откинулся на спинку стула и даже соблаговолил глотнуть остывшего чая. Марина смотрела на него почти с восхищением. К невероятной наглости мужской половины человечества она уже привыкла, но это что-то исключительное! Запредельное. Ни о чем не спрашивает, ее мнением не интересуется, выдал заявочку и сидит, ждет, когда Марина кинется исполнять. Таки точно псих! — Вы действительно псих! — Марина повторила свои мысливслух. Брезгливым жестом она отбросила Пашкино послание обратно Кириллу, — Пришли, господин Никто из Ниоткуда, и думаете, я вот так возьму и отправлю с вами беспомощного ребенка? — Марина Сергеевна, не надо лицемерить, — мужчина смотрел на нее тухло-тоскливым взглядом, явно считая, что тратит время на бессмысленный разговор, который все равно кончиться упаковкой вещей и его уходом вместе с Сашкой, — Я в вашем городе уже 6 часов и знаю достаточно. Мои ребята сказали мне, что ребенок вам совершенно не нужен, только лишняя обуза. Я и сам убедился, вам плевать на мальчика. Я предлагаю прекрасный выход из ситуации. Саше будет со мной хорошо. Я старый друг его отца, у меня есть письмо от Павла… — А у меня завещание, в котором именно я назначаюсь Сашкиным опекуном. — Вот теперь мы, кажется, добрались до сути, — губы Кирилла искривила презрительная гримаса, — Деньги, которые вам положены как опекуну и зарплату генерального директора можете оставить себе. Я не миллионер, но человек не бедный, и вполне могу содержать малыша. Я также не претендую на управление предприятием Павла. Говорят, вы специалист, вам и карты в руки. Единственное, я потребую от вас строгой отчетности, чтобы к совершеннолетию мальчик получил компанию своего отца в нормальном, рабочем виде. Марина задумчиво скользнула пальцем по стеклянному боку бутылки текилы, прикинула тяжеленный сосуд на руку, потом окинула своего гостя оценивающим взглядом: — Вы, наверное, спортом занимаетесь? Кирилл недоуменно глянул на нее, не понимая, к чему ее вопрос. Помедлил, но все же утвердительно кивнул. — И форму поддерживаете? — вновь полюбопытствовала Марина. — Я всегда в хорошей форме, но почему вы спрашиваете? Марина с сожалением поставила бутылку на место. — Нет, не буду я вас бить этой штукой. Увернетесь, еще и сдачи дадите, с вас станется. Поэтому просто, пошел вон, козел сраный. Марина уставилась полными слез глазами в окно, потом не выдержала и бросила через плечо: — Вот уж точно, скажи кто твой друг и я скажу, кто ты. Если Пашкин дружок, значит, такая же падаль, как и сам Пашка. Повисшая за спиной тягучая тишина заставила ее обернуться. Гость не щурил зловеще глаза, не строил грозного лица, но что-то невыносимо жуткое и угрожающее было в его немигающем взгляде. — Марина Сергеевна, вы говорите о моем друге, человеке, которого я любил и уважал. Человеке, которого убили, — слова падали тяжело и страшно, и при других обстоятельствах Марина бы поостереглась спорить, прислушалась к предостерегающему голосу, что звучал в ее душе. Но сейчас ей было чихать и на голос и на его предостережения, а страха она просто не чувствовала — только злость, и горечь, и усталость. — Я говорю о человеке, из-за которого умерла моя сестра. Она умирала долго. Эти самые ваши ребята рассказали, что с ней сделали прежде, чем она умерла? — Марина захлебнулась собственным криком, замерла, вцепившись побелевшими пальцами в стол. Бешенным взглядом она уставилась на полночного гостя, и тот не выдержал, отстранился. Нервно потер переносицу, словно чувствовал как по ней ползет алая точка оптического прицела. Марина тяжело перевела дух, и тут же встала, озабоченно заглянула в комнату, проверяя, не проснулся ли Сашка. Вновь прикрывая дверь, усмехнулась. Надо же, проверка Сашки уже стала у нее рефлексом. — Насколько я знаю, вы с сестрой не очень ладили, — пробормотал Кирилл, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Не ваше дело, — огрызнулась Марина, наливая себе стакан воды. Отвернуть кран, включить фильтр, подставить стакан… Простые действия всегда успокаивают. Марина бездумно смотрела на мечущиеся в стакане крохотные пузырьки. — Давайте закончим этот глупый разговор, — устало обронила она, возвращаясь к столу и вынимая сигареты, — Вы говорите, что уважали Павла. Вот и примите к сведению его решение — опекуном своего сына он оставил не вас, такого замечательного друга, а меня. Несмотря на то, что мне, как вы сказали, плевать на ребенка. Поэтому Сашку вы не получите. Я вас знать не знаю… Марина неожиданно остановилась, с новым интересом глянула на собеседника. — Э, нет, вру, кажется, знаю. Это вы тот самый «крутой дружбан Кирюха», который должен мне помочь. Про вас Пашка писал в своем последнем письме. Надо же, я и забыла! — Павел написал вам письмо? — Я вообще последнее время активно общаюсь с покойниками, — сухо усмехнулась Марина. Кирилл пропустил ее слова мимо ушей и точно также как недавно сама Марина, требовательно протянул руку: — Письмо покажите, пожалуйста. — Не покажу, — легко отказала Марина и с удовольствием полюбовалась его вытянувшейся физиономией, — Паша оставил решение за мной, а мне ваша помощь на фиг не нужна. До свидания, господин Кирилл Валуев, и желательно, чтобы я вас больше не видела. Он минуту подумал, прикидывая, признать ли временное поражение или продолжать сражаться. Потом медленно поднялся, вышел в коридор. — Не могу исполнить ваше желание, Марина Сергеевна. Наш разговор не закончен и нам еще придется встретится. Стряхнув с ног тапочки, он принялся натягивать ботинки. Надо же, оказывается ее гость не просто заявился ночью в чужой дом, но еще и разулся, и нашел запасные тапки. Марина и сама-то не помнила, где они валялись! Марина растерянно глядела как он возиться со шнурками. Наверное, это не он псих, это она сошла с ума! Еще сутки назад она бы руки целовала любому, кто избавлял ее от хлопот о ребенке. Тут человек приносит Пашкино письмо, говорит, что позаботиться о Сашке — полное решение проблемы! А она нет, чтобы обрадоваться — злиться, гонит его вон, даже не думает воспользоваться удачей! Отчаянная мысль молнией промелькнула в Маринином мозгу. — Послушайте, Кирилл, — мягко, даже просительно начала она, с надеждой глядя на мужчину, — Вы ведь хотите, чтобы у Сашки все было хорошо? Тот вскинул голову, вопросительно уставившись на Марину. Набрав полную грудь воздуха, она выпалила: — Вынесите, пожалуйста, мусор! Кирилл выпрямился, вперив в нее негодующий взгляд: — Вы издеваетесь, Марина Сергеевна? — Что вы, какие издевательства! — Марина стремительно метнулась на кухню и выскочила оттуда, держа переполненный пластиковый мешок, — Даже в мультиках сказано, что дитенкам чистота нужна, они в грязи жить не могут. Так вынесете? — Ну пожалуйста!Глава 9
Старательно пыхтя, Сашка тужился на горшке. Одетая, накрашенная, благоухающая духами Марина сидела рядом на диване и нервно барабанила пальцами по журнальному столику. — Мы ведь с тобой совсем недолго вместе живем, — успокаивающе произнесла Марина, — Я еще не привыкла. Устала очень: столько дел, и по ночам не сплю. Мужик этот вчерашний… Внимательно глядя Марине в лицо серо-синими глазищами, Сашка согласно попукивал. Марина встала, подошла к окну — хорошая погода закончилась, небо набухло тучами, из которых резкий ветер выбивал брызги ледяного дождя. Раздражение Марины только усилилось. — Спокойно, спокойно, только не срываться на ребенке, он ни в чем не виноват, — пробормотала она себе под нос, — Да сколько же можно сидеть на горшке, ты что, веревку проглотил, никак выкакать не можешь? — срываясь на крик, накинулась она на Сашку. Сашка задумчиво наклонил голову, посовещался с собственным организмом и неторопливо поднялся: — Все, — милостиво сообщил он. Подхватив малыша на руки, Марина бросилась в ванную. Наплескала воды за манжеты лучшего делового костюма, обдала юбку фонтаном брызг и стремительно помчалась обратно в комнату. — Так, родной, быстренько одеваться, — колготки, штанишки, свитерок, курточка, шапочка. Марина с легким удивлением поглядела на дело рук своих, — Надо же, вполне прилично одетый пацан! Сама от себя не ожидала. Что еще? — она обвела взглядом комнату, — Трон! Ну как же без трона! — наскоро запихав горшок в пластиковый пакет, Марина закинула сумку на плечо и ухватила Сашку за руку, — Вперед! Похоже, родители не раз возили Сашку в машине, малыш моментально устроился на переднем сидении. Марина попыталась пристегнуть ремень. Пояс безопасности аккуратно лег поверх Сашкиной макушки. Пацан радостно хихикнул и принялся играться пряжкой. Марина с отвращением окинула взглядом свой жигуленок и принялась сматывать с пальто длиннющий декоративный шарф. — За дурною головою, ни ногам, ни рукам нема покою, — Мягкий шарф лег поперек Сашкиного животика, и Марина стянула концы за спинкой сидения. Увлеченно грызущий пряжку Сашка не протестовал. — Немедленно вынь гадость изо рта, — автоматически буркнула Марина и тронула жигуль с места, — Сейчас приедем и нормально поешь. Вообще-то, надо было дома позавтракать, но тетка у тебя, я, в смысле, — полная идиотка! Ну абсолютно все вчера сделала: компанию штурмом взяла, правление построила, за покупками смоталась, мужика пришлого из дома вышибла… Только вот няньку на сегодня тебе найти забыла! Марина содрогнулась, вспоминая как утром выползла из постели, чуть не пришибив несносную хрюшку-будильник. На чем свет стоит кляня мужиков, не дающих бедной женщине отоспаться, вползла под ледяной душ. Сквозь сонную одурь оделась и даже накрасилась. Потряхивая головой, словно цирковая лошадь, в надежде разогнать муть перед слипающимися глазами, принялась отпирать дверь… когда из кровати послышался громкий зевок и над бортиком появилась улыбающаяся Сашкина мордашка. Марина хрюкнула не хуже своего будильника и привалилась к стене, понимая, что совершенно, напрочь забыла о ребенке и чуть было не ушла, опять оставив его дома одного. — Все таки я отвратительный человек, — искоса виновато поглядывая на Сашку, пробормотала Марина и нетерпеливо посигналила у глухих бронированных ворот «Worldpress». — Тащи в мой кабинет, — она сунула сумку с горшком в руку подскочившему охраннику и нырнула обратно в машину — отвязывать Сашку. — Согласно заведенным Павлом Афанасьевичем правилам охранник ни на минуту не должен оставлять свой пост. Марине даже не нужно было выглядывать, чтобы понять кому принадлежит злорадно-занудный голос. — На случай нападения диких команчей, Эдуард Викентьевич? — поинтересовалась она и распутав, наконец, узел, поставила Сашку на землю, — Ладно, не будем менять установленных порядков, — она забрала пакет у охранника и решительно сунула его в руки растерявшемуся Макарову, — Отнесите вы! — Что вы себе позволяете? — Компаньон судорожно дернулся и пакет глухо шлепнулся об пол, — Люди работают, ребенку здесь не место! — С каких это пор хозяину не место в его собственной фирме? — искренне возмутилась Марина, — Пусть с младенчества приучается к делу, а то вырастет как некоторые — даже горшок доверить нельзя! — она гневным жестом указала на валяющийся пакет, и подхватив Сашку и вещи, пошагала в кабинет. За спиной остался яростно сопящий Эдик и хихикающие охранники. Под градом изумленных взглядов протопав через все здание, Марина добралась до приемной. — Доброе утро, Марина Сергеевна, звонили из… — секретарша замолкла, дежурная улыбка медленно увяла на ее лице, — Марина Сергеевна, а это теперь обязательно? — Что это? — ледяным тоном осведомилась Марина, готовая рвать, метать и увольнять. Мгновенно побледневшая секретарь, уже пожалевшая, что осмелилась задать вопрос, сдавленно пробормотала: — Да вот… тапочки… Марина опустила глаза. У Сашки на ногах красовались хорошенькие вышитые меховые тапочки, осыпанные легкими бисеринками дождя. Марина перевела взгляд на свои ноги. Привыкшая, что в ее родной прихожей всегда стоит одна-единственная пара обуви, она обувалась не глядя. В результате, вместо ботинок на ногах красовались старые «гостевые» тапки, оставленные ночным визитером. Из прорехи торчал большой палец, еще более сиротливый от обтягивающего элегантного чулка. Комната коротко и резко крутанулась у Марины перед глазами, голову повело куда-то в сторону, пол ударил под коленки и Марина обессилено рухнула в бездонный черный провал. Дождь в приемной — уже чересчур! Да еще такой мелкий, противный, леденяще холодный. — Марина Сергеевна! Ну Марина Сергеевна же! Марина прищурилась от падающего в лицо света, помотала головой и тут же резко села, натолкнувшись на немигающий, налитой ужасом взгляд серо-голубых глаз. — Сашь, что ты, маленький, чего испугался? Сжавшись в комочек, Сашка забился в угол кабинета и таращился на нее полными беспредельного страха глазищами. Увидев протянутые к нему руки, он сперва отпрянул, а потом вдруг сорвался с места и стремительно протопотав через всю комнату, почти рухнул Марине на колени. Крохотные ручонки плотно, до боли охватили ее за шею. Сашка вжимался в Марину, напирал головенкой, словно пытался поглубже спрятаться, закопаться в ее объятия. — Ну что ты, что, ну что ты? — беспомощно повторяла Марина, все крепче прижимая его к себе, — Ничего страшного, все в порядке, все хорошо… — Он так испугался… — послышался голос. Марина огляделась. Она лежала на сером ковровом покрытии в Пашкином, теперь — в ее кабинете. Над ней, со стаканом в руке, склонилась секретарша. Ага, понятно, откуда дождь. Только непонятно, как хлопнувшись в обморок в приемной, она очнулась в кабинете. — Я вас втащила, — смущенно ответила секретарша, явно неуверенная позволительно ли столь фамильярное обращение с бесчувственным телом начальства. И поторопилась объяснить, — Сзади Эдуард Викентьевич шел, я подумала, вы не захотите, чтобы он вас… ну, предпочтете быть более подготовленной… Марина на мгновение представила: заинька-Эдичка распахивает дверь и всеми лапами наступает на распростертую по полу соперницу. Жуть какая! — Вы все правильно сделали, — тяжело опершись на плечо секретарши, Марина отскребла себя от пола и переместила собственное тяжелое тело в директорское кресло. Сашка немедленно влез к ней на колени. — И что же мне с тобой делать? — безнадежно вздохнув, Марина погладила Сашку по золотистым волосикам, — Не получается из меня няньки. — Это кто вам такое сказал? — осмелевшая секретарша картинно удивилась, — Вы с ним сколько? Пять-семь дней? Я как своего малого из роддома привезла, села над кроватью и реву, а что с ним делать — не знаю. Как купать — спрашиваю, как кормить — опять спрашиваю. Несколько ночей не поспала, с пеленками-памперсами помоталась, с не выспавшимся мужем поругалась, от свекрови выслушала, какая я плохая мать и жена… — девушка говорила увлеченно, тема была ей близка. — И что? — поторопила ее Марина. Секретарша коротко фыркнула. — На балконе веревку отмотала и в ванну. В комнате пацан мой орет-заливается, а я один конец к крюку прикрепила, а из другого петельку вяжу. И тоже реву: мальца жалко, мужа жалко, себе жалко, и злоба душит. Петлю на шею накидываю и думаю: «Вот сейчас вам мало не покажется! Сами все делать будете, без меня! Посмотрю, как справитесь!» И свекровь перед глазами стоит. Марина сверлила девушку напряженным взглядом. Та на секунду примолкла, шмыгнула носом, улыбнулась. — Влезла на стиральную машину, постояла-постояла, да и слезла. Сына кормить пора было, и вообще… Закрутилась по хозяйству, про веревку забыла, а вечером муж с работы вернулся. Пошел руки мыть, выходит из ванной белый, как стенка, и петлю мою в руках держит. С тех пор все легче пошло. То ли я приспособилась, то ли остальные привыкли. Главное, свекровь замолчала. Ошибусь, что-нибудь не так сделаю, у нее только губы дрогнут, но молчит, — продолжая рассказывать, девушка возилась с кофеваркой, и вскоре перед Мариной уже стояла чашка великолепного кофе по-турецки, с пышной желтой пенкой, — Вы не волнуйтесь, Марина Сергеевна, обморок для новоиспеченной мамаши — дело нормальное, бывает и хуже. — Я не мать, я тетка, — Марина отхлебнула глоточек терпко-сладкого, невероятно крепкого кофе, — И опекунша. Свекрови нет, зато есть старая работа и новый бизнес. — И с этим можно справиться, главное — приспособиться. А на сегодня мы нашего молодого босса пристроим, — секретарша подскочила к телефону внутренней связи и наскоро потыкала в кнопки, — Девочки, скажите, чтоб Юля быстренько к шефине шла. — Погодите, у этой самой Юли наверняка есть работа, — запротестовала Марина, одновременно и благодарная и слегка шокированная. Она не знала, что лучше для начальницы большого концерна: сказать спасибо за инициативу или выругать помощницу за самоуправство. — Да нет у нее никакой специальной работы, — отмахнулась секретарша, — Она стажерка. Павел Афанасьевич всегда берет… ой, то есть, брал… надо же, беда какая, умер молодым и так страшно… — девушка горестно покачала головой, но тут же снова оживилась, — В общем, шеф стажеров нанимал, на испытательный срок, без гарантий приема на работу. Говорил, чтобы было кому за пивом бегать. — Но на работу-то потом брал? — Если быстро бегали, — секретарша плутовски улыбнулась. В дверь тихонько постучались. Прихлебывая ароматный кофе и блаженствуя в кратком мгновении безделья, Марина наблюдала как ее секретарь выдает ценные указания высокой девице, затянутой в слишком узкие для ее толстенькой попки дерматиновые брюки. — Займешь конференц-зал, там кресла мягкие и всякие модельки стоят, их можно вместо игрушек. Саша ел? — Марина отрицательно покачала головой и секретарша скомандовала, — Тогда сперва в буфет. Кашу на молоке, чай и булочку. Улыбающаяся девица протянула Сашке руку, тот слегка попятился, пугливо оглянулся на Марину. — Иди, иди, — ободряюще улыбнулась она, — Тетя Юля с тобой поиграет, а я немножко поработаю. Только от тети Юли никуда! Исподлобья глянув на новоявленную «тетю», Сашка на мгновение задумался, а потом решительно, словно прыгая в пропасть, вложил свою ручонку в ее крупную руку. Юля повела его к выходу, тихонько что-то приговаривая на ходу. Марина поглядела на солидно топающего рядом с провожатой Сашку, на его доверчиво вскинутую головенку, неуверенную улыбку, ямочки на щеках, и вдруг испытала укол острой неприязни к незнакомой девице, уводящей малыша. — Только кашу сперва, а булку потом, а то он булку съест, а кашу не станет, — высунувшись за дверь, крикнула им вслед многоопытная секретарша. — Вы мне потом по таким как Юля стажерам сведения дадите: давно ли работают, характеристики… — лениво пробормотала Марина, не столько реально интересуясь, сколько создавая видимость деловой активности. После обморока тело казалось невесомым, наполненным блаженной усталостью. Кофе радовал желудок, мягкое кресло убаюкивало, существование крепкой стажерки Юли и бойкой секретарши словно освободили ее от всех забот. Теперь бы вздремнуть часиков эдак шесть-семь-восемь… Секретарша ткнула пальцем в выпяченное пластиковое пузо компьютера. Монитор выбросил россыпь цифр, гудя и требовательно попискивая, машина ожила. — Здесь полная картотека. Вот реализация, тиражи, реклама, личные файлы сотрудников… Разлепив смыкающиеся веки, Марина тяжко вздохнула: — Как вас зовут? А то так и не познакомились. — Света… — Вы исключительный секретарь, Светочка, — давя зевок, пробормотала Марина, и взялась за мышку. Света стояла рядом, но что-то в доброжелательной секретарше неуловимо изменилось. Марина настороженно вскинулась, глянула на обиженно поджатые губы девушки и всполошилась: — Эй, вы чего, Свет? Правда, мне понравилось, вон все в каком порядке… Света недоверчиво уставилась на новую начальницу и смущенно пробормотала: — Извините, не хотела… Думала, может, слишком много позволяю себе… Просто… Павел Афанасьевич если гоняет — все хорошо, а хвалить начнет — значит, уволить собрался. Марина ощутила мгновенный укол удовольствия. Стыдно, конечно, но все же приятно слышать, что Пашка-босс не вполне безупречен. Пусть уж сравнения старого и нового начальства сразу будет в ее пользу. — Но мне ведь не обязательно делать все как Павел Афанасьевич? — мягко улыбнулась Марина. Секретарша помотала головой. — Так и договоримся. Учтите сами и передайте другим — я намерена хвалить работников, когда они того заслуживают. — Значит, вы меня увольнять не собираетесь? — по ее тону было ясно, что вот сейчас-то она и задает самый мучительный и животрепещущий вопрос. — Не вижу необходимости, — чуть суховато сообщила Марина, уставшая и выстраивать отношения с секретарем, и бороться с подступающей сонливостью. Радостный блеск глаз, чуть слышный облегченный вздох, и Света вновь преисполнилась деловитости. — Теперь обувь… — Ах, да обувь, — Марина бросила короткий взгляд на ноги. Неловко гонять занятого человека с личными поручениями, но хватит и одного похода в домашних тапках через офисы. Второго появления в драных шлепках ее свежий начальницкий авторитет может и не пережить. — Светочка, выручайте… — Марина потянулась к сумочке. — Кредитка на представительские расходы в верхнем ящике, — предупредительно сообщила секретарша, — Какую обувь вы предпочитаете? Марина на мгновение замерла. Кажется, у них со Светочкой мысли пока бегут по разным рельсам. Собственно говоря, Марина потянулась за ключами, намереваясь попросить Свету смотаться к ней домой за туфлями. Но секретарь концерна «Worldpress» мыслила иными категориями. Забыла туфли? Так в чем проблема, выскочить и купить, не тащиться же ради такой мелочи на другой конец города, теряя бесценное время. Привыкайте, Марина Сергеевна, вы теперь очень большая боссиха. — Что-нибудь итальянское, — старательно сохраняя небрежность тона, бросила Марина. На всякий случай торопливо поинтересовалась: — А покупка туфель — это расходы на представительство? — Ну я лично не представляю себе начальника в домашних тапках. Выходит — на представительство, — Света усмехнулась и тут же осеклась, смущенно покосилась на Марину — не разгневала ли ее шутка начальство. Увидев благосклонную улыбку, просияла и умчалась. Марина посмотрела на закрывшуюся дверь. Ну что ж, по крайней мере один человек в корпорации относится к ней нормально. Значит, постепенно договоримся и с остальными. Стряхнув с ног тапочки, Марина открыла первый файл и углубилась в хитросплетения внутренней политики компании.Глава 10
Резкий требовательный стук заставил ее оторваться от экрана. Марина недовольно покосилась на дверь — жизнь пресс-концерна оказалась даже увлекательней бурной жизни Марининой газеты. Больше бухгалтерии, больше формальностей, зато какой размах! Одни многоплановые рекламные кампании чего стоят! А какие интриги кипят в чистеньких коридорах! Даже сухие цифры отчетов плещут бурями страстей человеческих. Марина чуть не облизывалась — это было по ней! Завороженная обрушивающимися с экрана откровениями, Марина чуть не позабыла про посетителя за дверью, но тот не стал дожидаться разрешения войти. На пороге воздвигся обремененный документацией и обидами Эдичка Макаров. Марина аккуратно подтянула босые ноги под кресло, шелк колготок скользнул по гладкому покрытию. — Что за безобразие, Марина Сергеевна! Второй день вы в руководстве, и такой бардак! Пухленький колобок Эдичка ничем не напоминал мускулистого Обстоятельства, кроме… Кроме разве что гневно-мученического выражения обращенных к Марине глаз. — Эдуард Викентьевич, я не «в руководстве», я и есть руководство. Так какие у вас претензии к руководству? — Даже совещание провести невозможно. Захожу в конференц-зал, а там детский сад какой-то! — Позвольте, что за совещание, о котором мне ничего неизвестно? Эдик поглядел на нее, как на гидру мирового феминизма во плоти, но все же счел нужным оправдаться. — Ничего крупного, просто беседа с парой сотрудников в рамках рабочего процесса… — Ну с двумя-то можно и в кабинете поговорить. Что за барство, каждый раз отправляться в конференц-зал. А потом счета за электричество в километр, и между прочим, износ стульев тоже неоправданный, — в подтверждение своих слов Марина ткнула пальцем в колонку каких-то цифр на экране и строго глянула на Эдичку. Дверь вновь распахнулась, и в кабинет влетела радостно-возбужденная Света с фирменным пакетом в руках. Сквозь пакет проглядывали углы обувной коробки. Марина скорчила недовольную гримаску. Или выставить Свету и остаться босиком — ни встать, ни пройтись. Или забрать коробку и снова нарваться на замечания Эдички. Что-нибудь насчет казенных средств и времени. И то и другое — удовольствие ниже среднего. — Не видите, мы разговариваем, — недовольно бросил секретарю Эдик, и его интонации мучительно напоминали скандальные нотки средних лет бабенок, восседающих на всяких мелких административных постах. Именно таким тоном государственные климактерички выставляют за дверь беспомощных посетителей. Бедная Света, приходится же терпеть такое! Интересно, Пашка тоже общался с ней подобным образом? — Прошу прощения, Эдуард Викентьевич, сейчас уйду, Эдуард Викентьевич, — Света вытянулась в струнку, по-армейски старательно поедая глазами начальство. Только губы, моментально сложившиеся в узкую злую щель, да тлеющие в глубине глаз огоньки раздражения показывали, чего ей это стоило. Впрочем, Эдичка не замечал симптомов недовольства. Или как большинство начальствующих морд, не считал нужным обращать внимание на раздражение какой-то там секретарши. Коротким кивком подтвердив приказание удалиться, он снова развернулся к Марине, явно собираясь выпалить новый блок претензий. Однако Света вовсе не собиралась уходить. Спокойно подойдя, она неожиданно нырнула под стол и прямо у Эдички под носом возникла ее аккуратная попка, плотно обтянутая темной шерстяной юбкой. Света возилась под столом, а попка соблазнительно покачивалась, виляя высоким разрезом. В лучших традициях толстеньких неудовлетворенных сладострастников, Эдичка погрузил в разрез затуманенный взгляд и облизнул пересохшие губы. — Вы еще здесь? — охрипшим петушком выдавил он. — Простите, но мне нужно подключить эту штуку к компьютеру Марины Сергеевны, — чуть запыхавшаяся Света вынырнула из-под стола и демонстративно потрясла коробкой. — Что это? — начальственно полюбопытствовал Макаров. — Перфоратор заангажированных микро-чипов, — не моргнув глазом сообщила Света и лихо накручивая аппетитной попкой, направилась к двери. Ох, ща и получит нахальная девчонка! Марина опасливо глянула на Эдичку. Гладко-розовое поросячье личико выражало полнейшее спокойствие, «перфоратор» был скушан без тени сомнений. Он что, такой дурак? Что-то совсем запредельное, не просто из анекдотов, а из бородатых анекдотов! Где вы в наши дни видели мужчину, да еще какого-никакого, а начальника, которому можно вкрутить про «заангажированные микро-чипы». И вот этот дурной боров убил ее сестру? Марина с отвращением окинула взглядом сидящий напротив бурдючок для высококалорийных продуктов. В этом было что-то унизительное — красавица и умница Алена, да и Пашка не из самых уродливых и глупых. И их замочил придурок, над которым издевается даже секретарша? Такой оскорбительный вариант Марину не устраивал. Одно из двух, подумала она, просовывая ноги в изящные лодочки, поставленные под ее стол молодчиной Светой, одно из двух: или Эдичка гениальный актер, или его действительно использует кто-то умный и очень жестокий. — Вы меня слушаете? — в голосе Эдички слышались столь привычные по разговором с Обстоятельством страдальчески-гневные нотки. Ну как же, не слушают его, любимого, не внимают трепетно! — Совершенно не слушаю, Эдуард Викентьевич, — почему-то откровенность в таких случаях действует убийственно. Вот и Эдичка изумленно заколыхал ресничками, — Но я сделаю над собой усилие. Так что там у вас? Разгневанный Эдичка удивительно походил на взбешенное порося. Нет-нет, не на дикого кабана, а на пережравшего хряка, неспособного под тяжестью собственного веса подняться и покарать обидчиков, а потому лишь злобно потрясающего телесами. — Известно ли вам, многоуважаемая госпожа генеральный директор, что ночной клуб «Нимфа», узнав о смене руководства, категорически отказалась от наших рекламных услуг? Между прочим, они постоянные рекламодатели. Это еще что, скоро вообще все разбегутся… — Почему они отказались? — перекрыла словесный поток Марина. — Они сомневаются в вашей компетентности, — Макаров оскалился в довольной усмешке, — Их не за что винить, они понимают, у вас нет опыта руководства крупной компанией. Вы редактор маленькой газетенки. Марина надменно приподняла брови: — То есть вы хотите сказать, что при известии о слиянии крупнейшей в области пресс-корпорации и лучшей в области газеты, наши клиенты начали разбегаться? — Я себе представляю ситуацию по другому… — Если бы только себе, — тяжко вздохнула Марина и нажала кнопку селектора, — Светочка, проследите, пожалуйста, чтобы Эдуард Викентьевич больше никогда не вел переговоров с рекламодателями. — Как при Павле Афанасьевиче? — хмыкнула Светиным голосом коробка селектора. — Совершенно верно. Будем беречь традиции фирмы. Позже я съезжу в «Нимфу» и исправлю последствия вашей беседы. Надеюсь, это все? Или вы еще с кем-то успели плодотворно пообщаться? — Вас не было на месте. Вы гораздо больше заняты ребенком, чем компанией. Доведете нас до разорения… — обиженно бурчащий Эдичка поплелся к двери. Марина провожала его удивленным взглядом. Неужто у него хватает пороху только на обиду? Да если бы ее кто так выставить попробовал, мало бы не показалось! Эдичка неожиданно обернулся и бросил на нее мягкий примирительный взгляд: — Хотите, я найду мальчику няню? Стараясь заглушить внезапно нахлынувший ужас, Марина всматривалась в его невинно-глуповатое лицо. Неужели он все таки не так глуп, как прикидывается, и весь предыдущий разговор должен только рассеять Маринино внимание. Утомить и разозлить ее настолько, чтобы она согласилась на все, лишь бы избавиться от Макарова. Примет его предложение и сама впустит убийцу к Сашке. — Нет, благодарю вас, — пробормотала Марина, — Пока что меня вполне устраивает стажерка Юля. — Стажерку я отослал на место, — радостно сообщил Эдичка, — На работе делом следует заниматься, а не играть в дурацкие игры. Марина прянула из-за стола. Сзади с грохотом рухнуло отброшенное кресло. Тяжелая дверь отлетела в сторону, из-за спины злобно вякнул прихлопнутый Эдичка. — Что случилось? — вскрикнула Света, но Марина, не оглядываясь, вылетела в коридор. Острые шпильки подламывались на бегу и Марина сдернула их, словно высвобождаясь из капкана. В три скачка она преодолела коридор, затянутые гладкими колготками ноги разъехались на плиточном полу и Марина всем телом вломилась в широченные двери конференц-зала. — Сашка, Сашенька! — почти шепотом позвала Марина, чувствуя как тошнота ужаса подпирает горло. Тишина: ни шороха, ни звука. — Сашка! — заорала она и заметалась по комнате, бессмысленно заглядывая под столы и в шкафы. Она уже понимала, что Сашки здесь нет, но все еще надеялась. — Что, что случилось? — двери разлетелись и в зал вбежала перепуганная Светка. — Сашка пропал, — едва шевеля бесчувственными губами, ответила Марина. На подламывающихся ногах она выбралась в коридор. — Юли на месте нет, девчонки говорят — не появлялась, — нервно доложила вооруженная мобилкой секретарша. И тут же успокаивающе добавила, — Мимо охранников за последний час никто не проходил. — А другой выход? — Нету, чтобы не сматывались бесконтрольно… Марина вскинула голову: — Так искать, может он еще здесь… Из-за коридорного поворота послышался перестук каблуков. Как много оттенков у этого звука! В походке женщины была вороватая торопливость, неуверенность, помноженная на отчаянную спешку. Света удовлетворенно улыбнулась: — Все в порядке, Марина Сергеевна, вон, небось Юлька бежит, сейчас оправдывать станет. Ух, я ей задам! — Сашка! — Марина кинулась на звук. И тут же, словно сбитые ее окриком влет, каблучки споткнулись, замешкались, неуверенно затоптались — и часто-часто затопотали. Прочь. — Эй, кто там бежит, вернитесь немедленно! — властно крикнула Марина, бросаясь в погоню. Она сама не знала, что заставило ее бежать вслед за неизвестной. Сперва Эдичка, полчаса морочивший ей голову и затем сообщивший, что ребенок остался без няньки, потом Юля и Сашка, бесследно растворившиеся в стерильных коридорах «Worldpress», а теперь еще неведомая женщина, в ответ на оклик обратившаяся в бегство. Все неспроста, и все грозило бедой малышу. С неожиданной для самой себя прытью Марина помчалась вслед за беглянкой. Поворот, поворот. Длинный белый коридор, залитый беспощадным светом галогенных ламп, словно вступил в союз с убегающей женщиной. Впереди никого, только затихает, удаляется дробный топот каблуков. Вот он совсем смолк, задыхающаяся Марина остановилась возле лестницы. Пролет вверх — пусто, пролет вниз — тоже, лишь откуда-то из глубины доноситься тихий гул ксерокса и слабый рокот голосов. Незнакомых, взрослых. Сашка исчез. Марина обессилено привалилась к стене. Что делать, если совершенно, абсолютно, категорически не знаешь, что же теперь делать? Полная растерянность, тупой ужас и отчаянная беспомощность сплетались с бурной злостью на Сашку, бестолковую стажерку Юлю, себя, весь мир… — Найдется, выдеру, на всю оставшуюся жизнь в угол поставлю, девчонку уволю к чертям… Господи, только бы нашелся, все прощу! Господи, да сделай же что-нибудь, я ведь сейчас не выдержу, заору! И словно в ответ возмущенный детский ор флагом взвился снизу, от гудящего ксерокса. Оскальзываясь и спотыкаясь, надеясь и не смея надеяться, Марина бросилась вниз. — Я не виновата! Эдуард Викентьевич так кричал! Немедленно, говорит, не за детские игры вам платят, работать, быстро на ксерокс, чтобы через пятнадцать минут копии у меня на столе… Дверь держал, сам проследил, чтобы я сюда пошла. Но я, честное слово, я сразу же вернулась, и мальчика забрала. Он и минуты один не пробыл, даже испугаться не успел… Торопливый Юлин речитатив назойливо бился в уши, а обессиленная Марина пыталась притянуть к себе Сашку. Тот досадливо отпихивался локтями, не отрывая завороженных глаз от яркой полосы света в гудящем копировальном автомате. — Ты дура, Юлька, — озлобленной гадюкой шипела Света, для убедительности размахивая подобранными по пути Мариниными туфлями, — Эдичка на нее покричал, ай, беда какая! Тебе ему хамить нельзя, а слушаться не обязательно. Отменять распоряжения Марины Сергеевны он вообще не имеет права! Чудеса доблести, вернулась она, понимаешь, ребенок минуты один не пробыл! Да в таком возрасте их и на секунду оставлять нельзя! Сказала бы просто: начальство велело, и чтоб Эдичка с тобой сделал? — Оставь ее, Света, не кричи, — Марина решительно пресекла очередную Сашкину попытку сунуть пальцы в лоток для бумаги и подхватила малыша на руки. Рассерженно фыркнув, Света впечатала в пол Маринины туфли. Мимолетно пожалев ни в чем не повинные лодочки, Марина сунула в них ноги и устало двинулась вверх по лестнице. — Марина Сергеевна, — запрокинув голову, стажерка жалобно глядела на Марину снизу вверх, — Я, честное слово… Я бы сразу к вам пришла. Закончила и пришла! Или та женщина отвела бы Сашу в кабинет. — Какая женщина? — стремительно обернувшись, Марина воззрилась на перепуганную Юльку. — Не знаю, — растерянно пожала та плечами, — Я ведь недавно здесь, не всех еще запомнила. Но раз она тут ходит, значит, сотрудница, ведь так? — Юля, вы не рассуждайте, — с грозной ласковостью немецкого фельдфебеля попросила Марина, — Просто скажите, чего хотела эта женщина. — Предложила отвести мальчика к вам. По имени его назвала. Я думала, пусть отведет, раз я не могу им заниматься. Только Саша раскапризничался. Она к нему, а он как заорет! Тут топот, вы бежите. Она наверх глянула и заторопилась. — Как она выглядела? — Обыкновенно. Я ее и не разглядела толком: одни глазом на Сашу, другим на ксерокс… Марина Сергеевна, что-то не так? Марина задумчиво покачала головой и двинулась дальше. Все вроде в порядке. Действительно, почему бы какой-нибудь доброй душе не предложить помощь захлопотавшейся Юльке? Наверняка все знают, что новая начальница притащила ребенка с собой на работу. Что сбежала доброхотка, тоже не удивительно. Когда руководитель компании, встрепанная, босая, юбка перекошенная, как малахольная носиться по лестницам, лучше держаться подальше. И все таки, все таки… Сердце не на месте. Марина вошла в кабинет, усадила Сашку в глубокое кресло. Какая-то мыслишка шебаршилась, не давала покоя. Что-то сегодня она увидела, или услышала… Что-то очень странное, нескладушку какую-то. В компьютере? Когда по коридорам носилась? Нет, не вспоминается. Пожалуй, хватит с нее на сегодня достославного концерна «Worldpress». Душно тут стало, муторно. Поехать, что ли, в «Нимфу», уладить последствия Эдиковой дурости. Дурости ли? Так ли глуп толстячок, или прикидывается, а за всеми его выходками стоит тонкий расчет, дальний умысел? Марина хлопнула себя ладонью по лбу и нервно заметалась по кабинету. Эдичка, ну конечно, вот она, беспокойная мыслишка! — Света, зайди ко мне, пожалуйста! Лучащаяся исполнительностью секретарша материализовалась на пороге и Марина поинтересовалась: — А почему, собственно? В ответ на полный недоумения взгляд пояснила: — Эдуарду Викентьевичу не позволяется принимать никаких решений, его приказания не исполняются, служащие его откровенно в грош не ставят. И тем не менее, ежедневно он здесь: статус компаньона, кабинет, участие в совещаниях. На кой? — Деньги-то его все-таки, — пожала плечами Света. Марина ощупала рукой челюсть — не отпала ли. Вроде на месте. — Вы не знали? — удивилась Света, — Это Эдуард Викентьевич дал Павлу Афанасьевичу деньги на создание компании. Ой, да там целая история вышла! Прямо как в американском кино! — зачастила Света, обрадованная возможностью просветить начальство, — Макаров был такой, весь из себя футы-нуты: и джип у него, и мерседес, и охранник, как говориться, «при делах». Покойный Пал Афанасьич, земля ему пухом, решил, что тот крутой до невозможности, три месяца его окучивал, расписывал перспективы. Макаров млел, балдел, говорит: приезжай, договор подпишем. Шеф наш к нему со всеми бумагами прикатил, Макаров их просмотрел солидно, колпачок у ручки свинтил, подписывать нацелился… Вдруг трах! бах! Дверь вываливается, влетают парни самого бандитского вида, всех кладут на пол. Потом заходит элегантный пожилой господин и небрежно так, с шиком, начинает Эдичку ногами пинать. Сквозь зубы ругательства цедит. Шеф хоть и на полу валялся, а ушки на макушке держал. Выясняется, раздраженный дядечка Макарову папа и к сыночку у него большие претензии. Вроде бы денежки, что Эдичка боссу пообещал, он у своего папаши свистнул, а тому сыновье самоуправство не по вкусу. А Макаров прямо с пола возникать начинает: ты меня не любишь, не уважаешь, в стороне от дел держишь, так я свою компанию вот с этим мужиком открою — и в Пал Афанасьича пальцем тычет. Папаша тут про шефа вспомнил, и велел телохранителям его отмутузить. Дескать, чтоб неповадно было обманывать убогих дуралеев, вроде его сыночка. А Пал Афанасьич давай кричать, что никого он не обманывал, вот бизнес-план, вот проект, смотрите сами. Шефу по зубам все таки дали, а потом вместе с Эдичкой и всеми бумагами с собой увезли. Ночь в подвале продержали, а утром Эдичкин папаша Пал Афанасьича к себе вызвал. Тот думал — убьет, а он ему: бизнес-план хорош, а идея пресс-концерна так вообще гениальная. Он, оказывается, ночью материалы посмотрел и пришел в полный восторг. Марина усмехнулась: — Еще бы, моя идея, все таки. Ну-ну, дальше. — А дальше получил Пал Афанасьич финансирование, даже больше, чем рассчитывал. Но при одном условии. Папаша сказал ему, что сынок у него, в смысле, Эдичка Макаров, никчемушный совсем. В большие дела его пускать нельзя, а пристроить как-то надо. Вот и должен Пал Афанасьич Эдичку при «Worldpress» держать. Права голоса не давать, чтобы не наделал чего, а зарплату и процент выплачивать. Ну и кабинет, служебный автомобиль, то-се… Марина понимающе покивала: — Значит, Эдичка фасад, а негласный компаньон его папа. Надо будет с ним познакомиться поскорее. Не помню я что-то у нас в городе крутого по фамилии Макаров. — А Эдичка по матери Макаров. Папа у него… — и невольно оглядевшись, словно их могли подслушать, Света назвала фамилию. Вот теперь Марине не удалось удержать челюсть на месте. По-дурацки раззявив рот, она взирала на Свету остановившимися глазами. Поняв, что начальница в ступоре, секретарша еще раз повторила непримечательную, простецкую фамилию, почти никому в городе не известную. Кроме, естественно, узкого круга лиц, которым по должности положено знать, кто здесь реальная власть. Одинокая женщина Марина Сергеевна, бывшая редакторша самой популярной в области газеты, а ныне глава пресс-концерна, к этому узкому кругу принадлежала. — Однако… Эдичкин папа — Папа города собственной персоной. Теперь понятно, почему Пашка не написал, кто нас крышует. Вот уж кому крыша без надобности, так это нам, — пробормотала она себе под нос, лихорадочно соображая, какую еще информацию мог позабыть Пашка в своем предсмертном письме. Пропустил же он такую «маловажную» деталь, как имя подлинного хозяина «Worldpress». Марина задумчиво закурила, тут же тревожно оглянулась на Сашку, загасила сигарету. Нет, немедленно прочь отсюда! Надо дать информации отлежаться, обдумать все в тишине, на досуге. Вот только заедет к владелице ночного клуба, уладит вопрос с рекламой, и домой. Она быстро переобула Сашку в купленные Светой новые ботиночки — какие же они крохотные! — запаковала в теплые вещи, и сама накинула пальто. — Марина Сергеевна, еще сумочка и перчатки! Света протянула ей изящный портфельчик. Марина окинула взглядом свой костюм, туфли и чуть слышно вздохнула. Мало того, что туфли, сумка и перчатки идеально сочетались с ее синим костюмом, так они еще и исполняли ее голубую мечту. Света купила комплект! Сколько раз у витрин дорогих магазинов Марина поскуливала от вожделения. Не собирать аксессуары с бору по сосенке — туфли на рынке, сумку на распродаже, перчатки из глубины бабушкиного комода — а купить такой комплектик. И вот они, настоящие, ее: в одном стиле, из одинаковой кожи, а мягкость, а лейбл! Она коснулась нежной кожи сумки, полюбоваласьперчаткой, без единой морщинки обтягивающей руку, и почти сладострастное блаженство охватило ее. Есть все таки в жизни что-то хорошее! И есть в ней что-то плохое! Иметь такой комплектик — блаженство, но самой выбирать его было бы блаженством в квадрате. Копаться в разноцветной горке перчаток, щелкать замочками многочисленных сумочек, изучая внутренние кармашки, выстроить у ног батарею туфелек… Нет в мире совершенства: деньги появились, так время исчезло. Неужели теперь все покупки за нее станет делать секретарша? Между прочим, еще неизвестно, что приятнее — владеть или выбирать. Марина зло тряхнула головой. Вокруг горы трупов, а она о покупках. Сумасшествие! Подхватив Сашку, она помчалась к выходу. И все таки подъем у новых туфель невероятно удобный.Глава 11
М-да, затрюханный жигуль главной начальницы среди лаково сияющих иномарок подчиненных. Есть в этом некий шик. Что ли, машину сменить? Прямо сейчас поехать и купить новую, раз бюджет позволяет. Вот и будет желанный поход по магазинам. Нет, столько эмоций за один день ее душа может и не выдержать. Снова примотав Сашку шарфом к сидению, Марина порулила в сторону известного ночного клуба, чью хозяйку сегодня шуганул Эдичка. То ли по собственной дурости, то ли по приказу умного, богатого и чертовски мафиозного Папы. Появление папули ставит все на свои места. Пашка — чудак на букву «м», половину предсмертной писульки гадал, кто может стоять у Эдика за спиной. Да кто ж, как не родной папочка? Просто до элементарности! Жигуль притормозил у светофора, Марина ждала, рассеяно поглядывая в зеркальце заднего вида. Простейший расклад сил, и Пашка не смог его просчитать? Бывший хахаль, конечно, был глуп, туп и бездарен, но не до такой же степени! Что такого мог учинить Пашка, что мафиозному совладельцу понадобилось его убить? Напечатал нечто недозволенное, или наоборот — не напечатал нужное? Фигня. Уж она-то не девочка, и не первый год в журналистике. С компаньонами, которые сидят верхом на денежках, не заедаются. А уж с такими крутыми — тем паче. Старый мафиозо решил стать единоличным владельцем и принялся ослаблять компанию, чтобы потом выкупить Пашкину долю подешевле? А когда Пашка отказался продавать, просто пришил строптивого компаньона? Может быть, однако опять же возвращаемся к тому, с чего начали — почему Пашка не догадался, что за его неприятностями стоит Папа? Судя по полученному ею письму, Пашка понятия не имел, кто его неведомый враг. Желтый свет сменился зеленым и Марина мягко тронула машину с места. Руки автоматически делали свое дело, жигуль легко катил в непрерывном потоке машин, а мысли гуляли далеко. Что мы имеем? Владельца крупнейшей в городе пресс-компании — убитого. Неприятности, которые преследовали саму компанию незадолго перед убийством и которые сам Пашка определил как «копает под меня кто-то». Имеем также придурковатого компаньона, наверняка замешанного в убийстве, и его папу — главного теневика в городе. Имеем приближающиеся выборы, которые на два месяца превратят каждую газетную полосу буквально в золотое дно, а уж целый пресс-концерн — в сокровища инков, клады пиратов и форт Нокс по совместительству. А еще мы имеем серебристое БМВ, что висит у Марины на хвосте от самой «Worldpress». Марина хмуро зыркнула в зеркальце. Она заметила серебристый автомобиль еще когда отъезжала со стоянки. Пижонски-щегольское, не по осеннему чистенькое авто неторопливо следовало за жигуленком, не приближаясь, но и не отставая, и кажется, вовсе не скрываясь. Ужасно хотелось обернуться и поглядеть на наглую беэмвуху в упор. Марина подавила нелепое желание: преследователь ведь не исчезнет, даже если она грозно выпялиться на него сквозь заднее стекло. Марина озабоченно покосилась на Сашку. Угревшийся на сидении малыш клевал носом. Потяжелевшие веки опускались, опускались… закрылись. Головенка упала на грудь. Ох, дети-дети, вы себе спите, а взрослым голову ломай над проблемами! В данном случае, как смыться от назойливого БМВ. Ишь, как в малыша вцепились: Эдичка няньку предлагает, загадочная незнакомка по офису шляется, Сашку с собой зовет, теперь вот за машиной гоняются. Ребята, вы достали! Хрен вам, а не ребенка! Ты, маленький, спи, а тетя Марина будет убегать. Марина вылетела с оживленного проспекта и бросила жигуль в узкий проулок. По прямой жигулю от БМВ в жизни не уйти, только где вы тут видите прямую? И вообще, будем надеяться, что несмотря на свой блистательный вид беэмвуха у преследователя подержанная — сто лет пробега и уезженная до дыр резина. Жигуленок, как припадочный, заколотился на выбоинах асфальта. Поворот, поворот, и еще поворот. Лабиринт старых улочек втянул Марину в свое запутанное нутро. Да здравствуют километры задворок, некогда истоптанных и изъезженных в поисках эффектного материала. Только человек, знающий каждую яму, смог бы пройти здесь на скорости. Кстати, насчет ям. Марина газанула, спеша свернуть за угол. Раскинувшаяся посреди улицы лужа только казалась безобидной. Под ней скрывалась глубоченный провал, способный поглотить любую машину. Сколько случайно заехавших сюда автомобилей приходилось выволакивать трактором. Несколько лет назад Марина отчаянно воевала с местными властями, требуя заделать дыру. Ничего не вышло, но может и к лучшему. По кромочке, по кромочке, впритирку к забору. Проскочила. Ну, чужак, а теперь ты, добро пожаловать на дно. Марина не удержалась, сбавила ход, оглянулась через плечо. Такое она видела только в мультиках! Вылетевшее из-за угла БМВ тормознуло, по мультяшному эффектно упираясь всеми четырьмя колесами! Липкая осенняя грязь взвихрилась фонтаном, поднятая в луже волна лизнула передние колеса и разочарованно откатилась. Бээмвуха дернулась и остановилась у самой кромки воды. Секундная пауза и серебристое авто подалось назад, нацеливаясь на объезд. — Сообразил, гад. Небось, мои статьи читал, — кляня себя за задержку, Марина вновь ударила по газам. Улепетывающий жигуленок нырнул в темноту арки. Темнота-свет. О, черт! Там, где год назад грибной россыпью торчали сараи, сейчас тянулся засыпанный строительным мусором пустырь. По широкой дуге Марина рванула в объезд, щебень забарабанил в днище машины. Из мрака арки вынырнуло изрядно угвазданное БМВ. Марина испытала мгновенный укол злорадства: вот теперь, дружок, ты больше подходишь для окружающего пейзажа. А сейчас быстро прячемся за ту руину. Скорее, пока неведомый преследователь ее не заметил. Марина свернула в глубину развалин. Жигуленок затаился за одиноко торчащей стеной. Марина опустила стекло и прислушалась. Натужно подвывая мотором, БМВ пробиралось по засыпанной обломками тропе. Похоже, надежды на заезженность машины оказались напрасными, серебристая красотка бойко торила себе путь. Вот она подкатила совсем близко. Марина невольно затаила дыхание и прижала руку к судорожно колотящемуся сердцу, словно водитель мог услышать его отчаянное биение сквозь каменную кладку стены. Мотор БМВ взревел совсем близко, и прямо за стеной мужской голос злобно чертыхнулся. Марина испуганно дернулась. Господи, хорошо, что она остановила мотор! Преследователь едет с открытым окном и даже тихий шорох мог бы ее выдать. Не останавливаясь БМВ поползло дальше. Марина повернула ключ зажигания, мотор успокаивающе заурчал. Марина напряженно прислушивалась. Рокот БМВ удалялся, удалялся, замирал… Исчез совсем… И тут же начал стремительно приближаться. Мамочки, засек, возвращается! Марина ударила по газам, жигуленок взревел, чихнул и затих. — Заводись, быстро! — отчаянно заорала Марина, терзая педаль газа, — Только попробуй не завестись, молотком раздолбаю, стамеской исколочу! Мотор испуганно хрюкнул и затарахтел. Пустив из-под колес щебневый веер, Марина ринулась обратно под арку. Темнота-свет-кромка лужи. БМВ как привязанный летел за ней. Чтоб ты утопился, следопыт чертов, Чингачкуг — Большая Гадина! Ладно, последний шанс. Ландшафт у нас меняется, а люди — никогда. Помниться, письмо в газету пришло, старушки одного проходного двора на свою соседку жаловались… Жигуленок отчаянно крутился в переулках, а упорное, как клещ, БМВ неотрывно следовало за ним. …вроде бы у бабули — клумба, она с ней круглые сутки возиться, и ничему живому в радиусе 100 метров шевельнуться не позволяет, отравляет двор пестицидами. Тогда из жалобы на вредную бабку получилась забавная заметка, а вот сейчас посмотрим, не выйдет ли из бабульки средство спасения. На полной скорости жигуль ворвался в проходняк. Есть! Бабка, вот она! Посреди стандартного при-подъездного пустыря темнел пятачок возделанной земли. Укутанная в пушистый платок поверх драпового пальто бабулька старательно вымакивала кисть в ведре с белой краской и тщательно разрисовывала ограждающие клумбу обломки кирпичей. Неподалеку на скамейке торжественно-неподвижно восседали шарообразные от наверченных на них теплых вещей дворовые старушки, которых даже холода поздней осени не смогли согнать с привычного насеста. Старушечий синедрион неодобрительно пялился в спину владелицы клумбы, изредка обмениваясь краткими уничтожающими репликами. Объект их критики нервно подрагивал спиной, но не оборачивался, продолжая покраску. Впервые в своей долгой автомобильной жизни заразившись азартом хозяйки, жигуленок ринулся к ничего не подозревающей престарелой флористке. В боковом окне мелькнули обалделые лица обсевших скамейку старых сплетниц. Левое колесо жигуля вдавило в землю любовно окрашенный кирпич и дерзновенно вторглось на священное пространство клумбы. Ошеломленная святотатством бабулька вскочила и дикий вопль ярости потряс небеса и землю. Слегка струхнувшая Марина поддала газу, стремясь убраться подальше от жаждущей отмщения бабки. В зеркальце заднего вида она четко лицезрела старушенцию, грозно потрясающую кистью. Остальные бабульки вскакивали с лавочки, торопясь увернуться от разлетающихся во все стороны капель масляной краски и что-то вопили в адрес беснующейся клумбовладелицы. Разъяренная бабка с кистью повернулась, намереваясь дать соседкам достойный отпор… И тут же увидела типичный наглый новорусский автомобиль, явно нацелившийся тоже прокатиться по ее возлюбленной клумбочке. Измаранная краской кисть полетела в лобовое стекло беэмвухи. Водитель ударил по тормозам, из-под колес БМВ в разбегающихся соседок плеснула струя грязи, и теряющая ход машина… медленно накатилась на кружок клумбы. И замерла. Над ним. Бабка-клумбистка крикнула второй раз, и вопль ее был столь страшен, что леденело сердце. Во всяком случае водитель не осмелился выйти из машины навстречу беснующейся бабке. БМВ тихонько заурчал мотором и принялся откатываться, открывая все нанесенные клумбе травмы. Мгновение старушенция безмолвно взирала на испаханную колесами землю и разнесенный вдребезги бордюр, потом решительным движением подхватила свое ведро и вывернула краску на капот беэмвухи. БМВ дернулось, Марина сдавленно ахнула, а со стороны расшуганных автомобильными гонками бабок донесся победный вопль — объединенные общим врагом старухи впервые поддержали свою помешанную на цветочках соседку. Дверца испоганенного БМВ распахнулась и озверевший водитель вырвался наружу… — Ах ты ж гад твою морду! — обозленная Марина стукнула кулаком по рулю, — Так вот кто это! Высокая фигура ее ночного гостя — как его там, Кирилла Валуева, Пашкиного друга и претендента на опекунство над маленьким Сашкой — возвышалась перед разъяренно подпрыгивающей бабкой. — Это он, небось, за Сашкой так присматривает. Перепугал до смерти, по закоулкам заставил гонять. — Марина вырулила на улицу. Позади толпа бабулек зловещим кольцом сомкнулась вокруг нарушителя дворового спокойствия, — Чтоб его там старые карги съели! Нет, ну какой говнюк! — Говнюк! — подтвердил тихий голосок с соседнего сидения. — Замечательно! Лучше бы стишки какие выучил! Разговариваешь еле-еле, а как что тебе знать не надо — вмиг запомнил. Это плохое слово, детям его повторять нельзя. И я тоже больше не буду. Давно не спишь? Сашка лукаво покосился на тетку. — Ясно, давно. Давай сразу договоримся: давить клумбы, как тот противный дядька — нехорошо. И ведрами кидаться, как та старушка — тоже плохо. Ты так, пожалуйста, никогда не делай. Не будешь? Сашка мгновения подумал и с глубокой, нутряной убежденностью заявил: — Буду! Марина тяжко вздохнула: — Вот так вас воспитывай! Ладно, надеюсь в ближайшее время тебе ведро с краской не попадется, а там и забудешь, — автомобиль остановился у роскошного подъезда над которым горделиво парила надпись «Нимфа» — Все, Сашка, вылезаем, приехали. Взяв Сашку за руку, Марина поспешила ко входу.Глава 12
Забавно ночные заведения выглядят при свете дня. Задранные вверх ногами стулья, шустрящая в проходе уборщица, запах мокрой половой тряпки, сплетающийся с кухонным чадом… Днем даже самый кислотный клуб неумолимо превращается в точное подобие ведомственной столовки. Пианист лениво-заученно тычет в клавиши и упражнения наряженной в тренировочные штаны стриптизерки больше похожи на производственную гимнастику, чем на танец утонченного порока. Охранник поднял на Марину по дневному мятую физиономию и старательно преодолевая сонливость, проронил стандартное: — Девушка, вы к кому? — Газета «Мнение». Хозяйка есть? — так же привычно бросила Марина и осеклась. Она ведь больше не редактор газеты, она теперь… Стоп, как же ей теперь представляться? Глава, президентша, боссиха? Не обращая внимания на Маринины раздумья, охранник ткнул пальцем в переговорное устройство: — Хозяйка ждет. Вниз по лестнице, по коридору до поворота и дальше до упора, — объявил он и тут же потерял к визитерше всякий интерес. Марина двинулась на поиски кабинета. Привычная «преддверная» пауза. Надо же, сколько лет она в деле, сколько кабинетов обтоптано: договоры-переговоры, «а-не-хотите-ли-вы-стать-нашим-спонсором», «а-не-дадите-ли-вы-нам-рекламу»… И устало-презрительный взгляд в ответ. Дерьма нахлебалась полной ложкой, должен бы уже выработаться иммунитет, ан не выработался. Все также тошнотворно-муторно просить и тоскливо ждать отказа, и рада бы на все плюнуть, но в спину толкает неумолимое «а куда денешься». Потому что каждый разговор, каждое согласие-отказ — решение судьбы: разоришься? опозоришься? останешься без гроша? Или продержишься еще немного — до следующего кабинета, следующего разговора, следующего рокового «нет» или спасительного «да». Марина встряхнула головой. И опять мысли не из нынешней жизни, перестраиваться пора. Сейчас она ни о чем не собирается просить, и разориться «Worldpress» тоже навряд удастся. Разве что концерн станет чуть беднее. Но не исключено, что и чуть богаче. Нацепив на физиономию улыбку из серии «я пришла к старым добрым партнерам уладить мелкое недоразумение», и мимоходом пожалев, что на Сашку нельзя прикрепить вторую такую же, только маленькую, Марина вдвинулась в кабинет. — Ага, ну наконец-то, — крупная широколицая женщина даже сидеть умудрялась стремительно. Не суетливо, а именно стремительно, словно бравая атаманша возле могучего жеребца — громадного обеденного стола, заменяющего письменный. А стол был заслуженный. Бог весть, сколько ему лет, но за ним много и вкусно кушалось, отчаянно и вдребадан пилось, и вытанцовывалось на нем хоть и неуклюже, зато от души, и… Да-да, фривольно подмигивал облупившийся лак столешницы. И кое-что еще тоже, и именно на мне, вот прямо здесь, между монументальным письменным прибором и легкомысленным календариком. — Че-то у тебя разведка плохо работает, — продолжала атаманша, прерывая Маринины размышления о предметах меблировки, — Явилась, наконец-то, я тебя еще утром ждала. Но учти, по моему мнению твоему «Мнению» хватит и половины от Пашки-покойника. И вот еще, я хочу, чтобы ты мне… Марина поняла, что сейчас ее будут разделывать. Под орех. Или под ободранную тушку. Или под опустошенный банковский счет. Навалятся всей массой, и привет — расплатятся половиной покойника. Испуганно дернувшись, она кинулась отбиваться: — Я не наконец-то, я вообще. Хозяйка на мгновение осеклась, обдумывая загадочную фразу, потом поинтересовалась: — Чего «вообще»? — А чего вас Пашкины газеты не устраивают? — Да там вроде главной теперь какая-то чуть ли не из деревни, главред «Дояркиной правды», — по-крестьянски сочная нижняя губа выпятилась презрительным сковородником, — Так что радуйся, буду своей рекламой поддерживать единственную независимую газету. — А нету, — злорадно сообщила Марина. — Разорилась? — попытка прицельным прищуром замаскировать напряженную работу мысли удалась плохо, все рассуждения словно пот проступили на простецкой физиономии хозяйки кабинета. Зачем Марина приперлась? Продать газетенку? А почем? Просить о спонсорстве? А сколько? И как быть: отказать? Согласиться? — Наоборот, — Марина поспешила притормозить далеко идущие рассуждения, — «Worldpress» вливается в меня. Собеседница окинула Марину настороженным взглядом, хмуро буркнула: — Мелковата ты, весь концерн всосать. — Ну, может и я в него, — легко согласилась Марина, — Факт, что соединяемся, а главной я буду. Никаких доярок-кочегарок. — Ага, — задумчиво протянула владелица ночного клуба и страдальчески поморщилась, — Значит, конкурентов у «Worldpress» теперь нет, одна сплошная монополия. Хрен тебе, больше чем раньше все равно за рекламу не дам! — Ладно, разойдемся по нулям: все как раньше, — деловито подытожила Марина, — Но только до конца года. А потом контракт истечет, новый заключать будем. — До конца года осталось всего-ничего! Марина извинительно-непреклонно развела руками. Собеседница горестно вздохнула: — Без ножа режешь, без суда сажаешь, без хуя ебёшь, — и протянула через стол мощную лопатообразную длань, — Меня Дарьей зовут. Малец твой? — Мой, — уверенно кивнула Марина, но тут же смутилась, поправилась, — То есть не то, чтобы совсем… Племянник, сын Павла. — По-онятно, — протянула Дарья, поглядывая на Сашку с тяжеловесным сочувствием. — Плохо. — Кому? — Марина моментально изготовилась к бою. — А всем. Ему — что сиротой остался. Тебе… В чужие руки отдашь — совесть замучит, что малой без ласки, а самой растить — ребенок, да работа… Туда побежала, сюда побежала, к вечеру хоть ложись и помирай. Чистый дурдом, по себе знаю, двоих подняла. Плохо. Но можно. — неожиданно бодро закончила она, — Он у тебя кормленый? Марина растеряно поглядела на Сашку. Пацан увлеченно елозил пальцами по бугристой авангардной стене, пытаясь отколупать хоть кусочек краски. Краска держалась твердо, но и Сашка не желал уступать. — Утром ел, — неуверенно протянула Марина. Проблемы детского сна и еды ей категорически не давались. Дарья глянула на часы, щелкнула переговорником: — Сейчас мы ему чего-нибудь диетического, а сами по кофейку. Пяток минут «за жизнь», и разбежимся. Поболтать «за жизнь» так и не получилось. Расплескав половину Сашка донес до рта первую ложку супа, Марина отхлебнула первый глоток действительно роскошного кофе, Дарья изготовилась для первого вопроса, но тут дверь распахнулась. — Маленьким детям нечего таскаться по ночным клубам! — миновав хозяйку кабинета, словно ее тут и не было, гневный взор ночного гостя уперся в Марину, — Вы совершенно безответственная особа! Ребенок должен есть и спать! У себя дома, а не черт знает где! — Что значит «черт знает где»? — громыхнула Дарья, возмущенная до глубины своей необъятной души, — Тут не какая-нибудь забегаловка, тут приличный стрип-клуб! Ты вообще кто такой? — Да козел он, Дарья, не бери в голову, — равнодушно бросила Марина, отбирая у Сашки ложку и прикрывая носовым платком закапанный супом свитерок. — Бе-е? — вопросительно проблеял Сашка, уворачиваясь от очередной ложки. — И даже бе-бе-бе, — согласилась Марина, — А суп ешь, жидкое необходимо. Ешь, говорю! — Если так кормить, ни один нормальный человек есть не станет, — презрительно процедил Кирилл. — Нет, ты гляди, специалист по кормлениям нашелся, своей грудью пятерых вскормил, — возмутилась Дарья, взявшая на себя функции Марининой защитницы, — Вот всегда меня удивляло, почему любое г… совершенно уверено, что лучше матери… — Дарья на мгновение запнулась, — Ну или тетки… лучше знает как воспитывать ребенка. Прохожие советы дают, бабки на улице — дают, теперь вот мужики повадились по чужим кабинетам шляться — и тоже с советами. Языком трепать все мастера, нет чтобы помочь. — Я уже говорил, и повторяю, что готов полностью взять на себя заботу о Саше… — Да кто же тебе, такому, ребенка доверит! — с ходу приняла подачу Дарья, но Марина решила застопорит плановое течение скандала. — Так, все. — закинув в Сашку еще ложечку пюре, она поднялась, — Спасибо, Дарья, созвонимся-встретимся, а сейчас мне надо бежать. Свою кучу-малу я, если не возражаешь, прихвачу с собой. Неожиданно легко отказавшись от уже накатанной дорожки большого хая, Дарья повела могучим плечом и кинулась одевать Сашку. — Детям женская рука нужна, — удовлетворенно оглядев упакованного в куртку ребенка, заключила Дарья. Присела возле малыша на корточки, — Ну, поцелуй тетю Дашу на прощание и приходи еще. Сашка на мгновение задумался, стоит ли целоваться с этой шумной теткой, но вовремя всунутая многоопытной Дарьей конфетная взятка сделала свое дело. Сашка милостиво мазнул по ее щеке губешками. — Мировой малец, — заключила Дарья, передавая его Марине, и тихонько добавила, — Мужик, кстати, тоже ничего. Пообломать немножко, и можно употреблять внутрь. — Вот еще, не дай бог, отравлюсь, — фыркнула Марина и направилась к выходу. Сзади непреклонной статуей командора вышагивал Кирилл. Марининого терпения хватило ровно до выхода. — Пойдем, Сашенька, шевели ножками. Но Сашка не хотел ножками. Протестующе взвыв «На ручки!» он принялся подпрыгивать, норовя повиснуть на Марининой юбке. Ткань потрескивала. Торопливо перехватывая цепкие детские ручонки, Марина в ярости повернулась к Кириллу. — Вы что себе позволяете, вы, ненормальный!? Она клиентка, а вы… прямо к ней в офис… Мне что, теперь ей скидку делать, в возмещение за скандал? — Ребенок плачет, а вы о деньгах, — окинув Марину уничижительным взглядом, он потянулся к Сашке. — Руки! — взвизгнула Марина, — Только прикоснитесь, я на всю улицу заору, что вы его похитить пытались! Кирилл вскинул голову, взглянул в бешенные Маринины глаза и на всякий случай спрятал руки за спину. Марина крепко ухватила Сашку и поволокла его, плачущего, к машине. — Да перестань же ты орать! — не следовало, ох, не следовало вымещать зло на ребенке, но происшествия сегодняшнего дня мутили душу, Сашкин вой лупил по нервам, а отвратный мужик пялился в затылок. Сюсюкать ему на показ — ну уж нет! Марина зашвырнула Сашку на переднее сидение, — Замолчи, а то выпорю! — Саше просто опасно с вами оставаться, — констатировал отвратный мужик Кирилл Валуев, — Мало того, что на дороге гонки устраиваете, когда у вас ребенок в машине, так еще и руку на него поднимаете. Марина резко втянула носом воздух: сейчас она просто заорет — на одной ноте, без цели и смысла. Потом поглядела на Кириллову машину с громадным пятном белой краски на капоте. И расхохоталась. — Театр абсурда. Злобная дракониха я и рыцарь на серебряном БМВ. Было бы смешно, если бы не было так грустно, — резко повернувшись, она нырнула за руль. Поправила шарф на уже позабывшем о плаче Сашке и тронула машину с места. Домой, немедленно домой: уложить Сашку спать, спрятаться, отсидеться, успокоиться. В зеркальце заднего вида мелькало серебристое БМВ. Пока доехали, Сашка уже сладко спал. Марина растерянно копошилась у дверцы, стараясь одновременно подхватить папку, сумку с Сашкиными вещами и сонное отяжелевшее тельце. Пару минут понаблюдав за ее возней, Кирилл выбрался из машины, и забрал вещи из ее рук. Марине ужасно хотелось его шугануть, но куча бебехов, пятый этаж, вечно неработающий лифт, Сашка… Ладно, пускай. В конце концов, к ребенку не сунулся, значит, что-то начал соображать. — Вы нарочно подставили меня той безумной старухе! — на уровне третьего этажа обиженно выдавил Кирилл. — Я привязала ваш БМВ к своему жигуленку канатом и волокла за собой через весь город несмотря на слезные просьбы: отпустите, тетенька, что я плохого сделал? — шепотом съязвила Марина поверх Сашкиного плеча. — Я хотел создать для себя полную ясность, а вы убегать принялись. — Вот именно — для себя! А о нас с Сашкой вы подумали? После всего случившегося — какая-то машина сзади тащится. Да я испугалась до полусмерти! Второй раз вы меня пугаете, садист чертов! — стараясь не потревожить Сашку, она принялась вслепую нашаривать в сумочке ключ. Будь на месте Кирилла кто из старых приятелей, можно было бы доверить поиски ему, но с претендентом на Сашку такое панибратство исключено. Дашь ему сумку, а он начнет комментировать: вместо того, чтобы о ребенке заботиться, сумки новые покупаете. Кирилл молчал, но выдуманный ею же самой упрек заставил злится на него еще больше. Отловив верткий ключ, она выпростала руку из-под Сашкиной попы, на всякий случай одарила Кирилла гневным взглядом, и принялась отпирать. — Сумасшедший город — одни проходные дворы и закоулки, — в ответ на ее взгляд пробормотал Кирилл. — Так, продолжается. — со злобным удовлетворением выдавила Марина. Скандалить шепотом было неудобно, но, как говорится, за неимением гербовой… — Теперь заявите, что Сашка должен быть с вами, вы найдете ему другой город, совершенно нормальный. — Я могу найти для него и другой город и другую страну, — серьезно заявил Кирилл. — И другое измерение, — она аккуратно стянула с Сашки одежду. Потревоженный детеныш на мгновение приоткрыл глаза, недовольно бормотнул и снова засопел. Марина уложила его в кровать и укрыла одеяльцем. — Теперь, когда Саша спит, нам надо многое обсудить. — Теперь, когда Саша спит, я, наконец, спокойно поработаю. Кстати, над проблемами его же концерна. Все, господин Валуев, свободны. Выход там. Пожав плечами, Кирилл двинулся к двери: — Я не прощаюсь, может быть не сейчас, но поговорить все равно придется. Слишком многое меня не устраивает в ситуации. — Меня не устраиваете вы. И еще кое-что. Но тут вы можете помочь. Кирилл обернулся. Прямо у него перед носом болтался мешок с мусором. — Опять. Я ведь уже выносил! — Снова накопилось. — Тут же совсем мало! — Вы что, хотите прийти когда наберется больше? — испугалась Марина, — Спасибо, не надо. Она захлопнула дверь и устало привалилась к притолоке. Сейчас надо сесть, надо поработать, надо просмотреть документы, надо решить… Не раздеваясь, Марина вышла на балкон. Холодный воздух должен прочистить затуманенную голову. Наружный пейзаж ей не понравился: зябко, голо, и долговязая фигура маячит у вымазанного краской БМВ. Он что, ночевать тут собрался? Она показала Кириллу язык — высоко, конечно, но вдруг все таки увидит — и вернулась в дом. Сопящий Сашка наполнял комнату сонными флюидами. Тело словно само, вне участия Марининой воли, обошло стул и пристроилось на диване рядом с Сашкиной кроваткой. Только на минутку прикрыть глаза, десять минут полежать, просто полежать… Она поскребла по спинке дивана, застилающий его плед теплой тяжестью рухнул на нее. Тишина, тепло, темнота. Сон.Глава 13
Синий кокон Сашкиной куртки с капюшоном бойко переваливался впереди, периодически притормаживая возле разбросанных там и сям палочек и пучков пожухлой травы. Марина неторопливо вышагивала следом. Осень кончилась резко и сразу, первый хрупкий ледок тронул воды темных, даже на вид холодных луж. Пора влезать в шубу, думала Марина, зябко поеживаясь под широким пальто. Все же воспитание детей — дело мутное. Взять хотя бы нынешнюю прогулку. Маринина воля — носу бы в промозглую дрянь не высунула. Марина тяжко вздохнула. Положено, однако. Дети должны гулять. К тому же совершенно неизвестно, что делать с Сашкой дома. Телевизор посадить смотреть — вредно и оглупляет. Играть? Как не отталкивай от себя печальную истину, но все же прав приставучий сукин сын Кирилл Валуев — плохой из нее воспитатель. Трехминутная возня с многоцветными побрякушками навеяла на нее такую тоску, что Марина согласна была шагать хоть в снег, хоть в дождь. Вот и шагает: образцовая тетушка на прогулке с любимым племянником. И между прочим, критиканы тут же куда-то делись, никто не желает умиляться идиллической картинке. Зато если Сашка вдруг решит чихнуть или кашлянуть — обязательно полезут из щелей, высказывать свое бесценное мнение. На всякий случай Марина вновь внимательно оглядела Сашку. Вроде все на месте: и сапожки, и штанишки, и курточка. Ребенок так тщательно упакован, что ни один сквозняк не просочиться, можно гулять и гулять. Марина бросила досадливый взгляд на часы. Она здесь меряет аллею шагами, а в компьютере еще гора несделанной работы! Она даже толком не знает всех отделов корпорации, где уж там руководить. Бесценное утекающее время словно подталкивало ее в спину, торопило, ей захотелось немедленно сгрести Сашку в охапку и мчаться домой, к компьютеру. Она даже сделала шаг к малышу, увлеченно ковыряющему землю палочкой, и с трудом вынудила себя остановиться. Она действительно очень плохой, отвратительный воспитатель. Слишком долго она жила одна, слишком привыкла самой строить планы. Она просто не в состоянии постоянно прикидывать и рассчитывать: это для Сашки хорошо, это плохо, это его порадует, это огорчит, и вот столько-то внимания ему вынь да полож. Ей скучно с малышом, ей, Марине, взрослой женщине со своими интересами тоскливо с полуторагодовалым ребенком! Ей обидно тратить на него свое рабочее время, да у нее просто и сил не остается после целого дня нервотрепки! Абсолютно непонятно, как другие женщины умудряются и работать и детей воспитывать. Для них что, сутки растягиваются? Или материнская любовь срабатывает и они в обществе ребенка балдеют, радуются и отдыхают. Может быть, хотя сомнительно. В конце концов, они с Сашкой совершенно чужие, глупо требовать с ее стороны необыкновенных чувств. Вот Алена была Сашке мамой, у нее, наверняка, всегда находилось для него и время, и веселая игра, и доброе слово. Марина с отчаянием уставилась в обтянутую прорезиненной тканью Сашкину спину. Алена могла, другие могут, а она, Марина, не может, не в состоянии! Не может и работать, и заботиться о Сашке. Не может его полюбить, не может занять рядом с ним место Алены. Не может, и все! — Марина! — оклик был тихим, почти неслышным. Марина замерла, боясь шелохнуться. Спокойно, спокойно, не обращать внимания, ей просто послышалось. И сам оклик, и голос, так невероятно, так мучительно похожий на голос Аленки. — Ну Марина же! — оклик повторился, в нем слышалась тревога и безошибочно, совершенно отчетливо звучали Аленины капризно-требовательные интонации. Старательно твердя про себя — «Не может быть, этого категорически не может быть!» — Марина медленно обернулась. Через всю аллею, мощными махами тяжелых сильных лап к ним несся громадный пес. Марина почему-то сразу поняла, куда мчится это жуткое, размером с теленка, создание. «Спокойно, только спокойно, — властно сказал рассудок, — Стой на месте, не шевелись, и с тобой ничего не случиться. Только стой, и кошмарный пес пронесется мимо, даже не обратив на тебя внимания, ведь ему нужен Сашка, он бежит именно к Сашке». Она послушалась рассудка, она осталась стоять, она сохраняла полную неподвижность. Только вот полы широкого пальто часто-часто хлестали ее по ногам. Наверное, снова поднялся ветер. А потом Сашкина куртка сама ткнулась в руки, пальцы скользнули по резине, и вот уже Сашка у нее на руках и щечка малыша крепко прижата к ее щеке. И снова Марина замерла, застыла, не оглядываясь, а деревья аллеи сами собой замелькали мимо, асфальт ожившей лентой тек под ногами, а сзади нарастали, неумолимо приближаясь, хриплое дыхание и частый топот лап. Воняющая псиной тяжесть рухнула Марине на плечи и жесткая терка асфальта ткнулась в обнимающие Сашку руки. «Малого раздавлю!» — панически метнулось в мозгу, и вот она уже лежит, подмяв под себя слабо пищащего Сашку, а сверху на нее давит нечто громадное и озлобленно-живое. Смрадный запах собачий пасти надвинулся и Марина с предсмертной ясностью поняла, что толстый жгут шарфа задержит пса лишь на минуту, а потом клыки вонзятся в ее беззащитную шею. Она в ужасе дернулась, судорожно прижимая к животу живой комочек детеныша… и страшная тяжесть вдруг исчезла, отпустила. Марина вскочила, рывком вздергивая Сашку на руки и не оглядываясь, прыгнула вперед. Ее нагнало грозное рычание, тяжелая возня мощного тела… но больше ничего не нагоняло. На бегу она обернулась. Сквозь дымку ужаса и усталости, сквозь застилающий глаза пот она увидела тонкую, высокую фигуру, вставшую между ней и огромным псом. Подавшись вперед, согнув руки в локтях и не отрывая глаз от припавшей к земле бестии, Кирилл медленно пятился назад. И так же медленно и настороженно, чиркая брюхом по асфальту, подбирался к нему пес. Толчок мощных лап, прыжок, торжествующий рев, тут же сменившийся разочарованно-обиженным взвизгом — короткий шаг в сторону, руки Кирилл словно выстрелили вперед и перехваченная за загривок псина отлетела на газон. Чтобы тут же вскочить и снова кинуться в атаку на верткого противника. Таких собачек Марина в жизни не видела! И вот такие хозяевам тапочки приносят? И рычат при этом также, и ярость в глазах, и зубки… Ох и зубки! Непрерывно повторяя: — Собачка Баскервилей! Собачка Баскервилей! Собачка Баскервилей! — Марина рванула вниз по травяному склону, через дорогу, через трамвайные пути — к подъезду. Мокрые от пота пальцы ухватились за ручку… сзади послышался предостерегающий крик. Марина обернулась. По красивой широкой дуге обойдя Кирилла, пес со всего маху несся в их сторону. Коротко взвизгнув, Марина метнулась в подъезд, уронила Сашку на бетонный пол и обеими руками притянула хлипкую дверь. Тут же с другой стороны на деревянную преграду обрушилась беснующаяся туша. Дверь содрогнулась, чуть не вырвавшись из намертво сжатых пальцев. — Эй, ты чего хулиганишь?! Во молодежь пошла! Все пьяницы, наркоманы, нет чтоб работать — бомжуют тут! Накурют, нагадют, еще и с дверьми балуются! А ну пусти ручку сей минут! Оглянуться сил не было — Марина продолжала удерживать тяжело содрогающуюся дверь. — Никакого уважения старому человеку! Ты с ней говоришь, она даже не обернется! — старушечий голос затрепетал в радостной готовности к скандалу, — Знаю, знаю, зачем сюда претесь, небось, пащенка своего поссать завела, а людям потом нюхай после вас! Понарожают безотцовщину в 15 лет… Дверь содрогнулась сильнее, словно к беснующемуся за порогом ужасу присоединился кто-то еще. Послышался короткий гортанный вскрик, всплеск бешенного рыка, но рычал уже не один, а два зверя, вновь толчок, удар… И тишина. Бившаяся, будто живая, дверь бессильно обвисла, вновь превращаясь в безжизненный кусок дерева. — Нормально, можно выходить, — послышался с той стороны мужской голос. Говорящий захлебывался воздухом, словно… словно только что сражался с громадным обезумевшим псом. — Отойдешь ты, или тебя палкой огреть! — яростно, не хуже давешнего пса, взвизгнула бабка. С трудом разжав зацепеневшие пальцы, Марина выпустила ручку. Полоса света вкатилась в подъезд, осветив скорчившегося на полу Сашку и необъятную бабу с клюкой. На втором этаже живет, припомнила Марина. Негодующе посверкивая глазами, бабища протопотала между Мариной и Сашкой: — Совсем охамели, стыд потеряли, детей на дороге разбрасывают, — короткая пауза, — Собак своих поганых на дороге разбрасывают, грязищу развели, повернуться негде… Гневный речитатив, сопровождаемый постукиваньем палки, и топотом монументальных ботинок, удалился. Двигаясь медленно и угловато, словно поломанный робот, Марина подняла с пола тихого, как мышка, Сашку и выбралась наружу. Щурясь от света, особенно яркого после тьмы подъезда, она боязливо огляделась по сторонам. Пес лежал на боку. Только сейчас Марина сумела рассмотреть его короткую рыжую шерсть, все еще вздыбленную на загривке, громадные лапы с мощными когтями, зубы в раззявленной пасти… Продолжая крепко прижимать Сашку к груди, она медленно осела на асфальт. — Да-да, живой, я его оглушил, надо будет — добавлю, но вы поторопитесь. Разобраться надо, что это он в атаку пошел, — вооруженный мобилкой Кирилл подошел к ней, и коротко бросив в телефон, — Да, жду, — попытался подхватить Марину под локоть. — Худо, Марина Сергеевна? Ничего, сейчас… Продолжая сидеть на асфальте, Марина подняла на него безумные глаза и мертвым, безжизненным голосом произнесла: — Сашка погиб. Я не помогла ему, я его бросила, и он погиб. — Марина, вы что? Вот он, Сашка, перепугался, конечно, но жив-здоров. У вас на руках сидит… Марина отрицательно помотала головой: — Я осталась на месте, я стояла, пес меня не тронул, а Сашка погиб. — На месте? Интересно, а кто же тогда несся через всю аллею быстрее собственного визга? — Кирилл наклонился, пристально взглянул ей в лицо, и тяжко вздохнул, — Все ясно, запоздалая реакция. Прошу прощения, Марина Сергеевна. И коротко, без замаха хлестнул ее по щеке. Изумленно ахнув, Марина тут же вскочила, свободой рукой прикрыла пылающую щеку и с достоинством процедила: — Вас, молодой человек, никто не уполномочивал бить меня по лицу. А что, я сейчас и вправду на 15 лет выгляжу? — Какие 15 лет, о чем вы? — сбитый с толку Кирилл недоуменно смотрел на нее. — Та бабка в подъезде кричала: «Понарожают в 15 лет…» Я действительно выгляжу на 15? Склонив голову к плечу Кирилл окинул насмешливым взглядом всю ее встрепанную фигуру, расхристанное пальто, висящий клочьями шарф: — Бабуле в темноте показалось, Марина Сергеевна. — Нет чтоб женщине приятное сказать! Нехороший вы человек, недаром сразу мне не понравились. Ой, у вас кровь на лице! Идемте скорее, замазать надо! И вот тут Сашка, наконец, заревел. Гулко, самозабвенно, эдаким утробным младенческим баском. С периодическими повизгиваниями.Глава 14
Сброшенное с плеч порванное пальто свалилось на пол, застилая крохотную прихожую. — Да заходите же, заходите, — Марина почти вдернула Кирилла внутрь. — Сейчас разденемся, а то вспотеешь, — Марина принялась стаскивать с Сашки варежки, шапочку, шарф, потянулась к тугой пуговице у горла… — Господи, что ж это я, у вас ведь кровь… Протопотав по валяющемуся на полу пальто, она бросилась в ванную и через секунду появилась с бутылочкой спирта, ватой и пакетиком бумажных носовых платков. И не выпуская принесенное, кинулась снова раздевать Сашку. Действовать приходилось только одной рукой, застежки не поддавались, Марина судорожно дергала язычок молнии… — Марина Сергеевна, успокойтесь, — Кирилл забрал у нее все и предъявив пакетик носовичков, поинтересовался, — Это зачем? — Сашке нос высморкать, он плакал. Кивнув, Кирилл принялся высвобождать из пакетика салфетку. — Бросьте, нет, дайте, дайте сюда, — Марина выдернула из его рук пакет, — Идемте в ванную, скорее, в царапине может быть заражение, надо срочно в больницу, бешенство… — Об этом волноваться не стоит, — подняв с полу Маринино пальто, Кирилл аккуратно повесил его на крючок и направился в ванную, — К сожалению, собака не бешенная. — Почему к сожалению? — машинально поинтересовалась Марина, одновременно вспоминая, убрала ли она лифчики после вчерашней стирки, или они так и болтаются на веревке. — Можно, я йод возьму? — Конечно, берите. — Марина заглянула в ванную. Черт, так и есть, висят, родимые. И снять никакой возможности, Кириллу в зеркало прекрасно видна вся ванна. Ладно, слава богу, не рейтузы с начесом. Лифчики хоть и недорогие, но весьма стильные. Правда, старенькие, в последний раз «бельевой парк» обновлялся в честь появления в ее жизни Обстоятельства. Ничего, возраст на них не написан. — Так почему вам жаль, что собака не бешенная? Кирилл поискал, куда выбросить использованную ватку, хлопнул крышкой мусорного ведерка и серьезно поглядел на Марину: — Потому что собаку натравили. Мальчика хотят убить. Согласно кивнув, Марина вернулась в коридор и принялась стаскивать с Сашки теплые штаны. Вот работенка — целый день одела-раздела, запаковала-распаковала! — Вы, кажется, ничуть не взволнованны? — язвительно поинтересовались из-за спины. — Я непременно упаду в обморок, вот только сперва малого раздену и покормлю. — Не хоцу! — категорически заявил Сашка. — Кушать не хочешь? — Марина глянула на часы, — Хорошо, через часик. Она усадила Сашку на ковер, вытащила ящик с игрушками и устроилась рядом. — Кирилл, вы не могли бы минутку посидеть на кухне? — Зачем? — настороженно спросил он. Марине ужасно хотелось придумать какой-нибудь гадостный ответ на нелепый вопрос, но сил не было, поэтому она просто пояснила: — Я же сказала, мне надо ненадолго в обморок. Упаду, очнусь, и приду. Я еще должна вам спасибо сказать. — Вам нет необходимости меня благодарить… — И не буду, черти бы вас драли, если немедленно не выйдите вон! — сдавленно процедила Марина, — Дайте покой! Он поглядел в ее белое, словно простыня, лицо и ретировался на кухню. Она появилась как и обещала — ровно через пять минут. — Выпили бы чего-нибудь крепкого, — неловко предложил он. Марина согласно кивнула, вытащила из кухонного шкафчика так и не начатую бутылку текилы. — Будете? Лимон у меня есть. Кирилл покачал головой: — Я за рулем. — Тогда и я не стану, в одиночку надираться — последнее дело, — она поставила на плиту чайник. Резко брякнул дверной звонок. Марина испугано вздрогнула, шагнула в сторону комнаты, где остался Сашка. Протянутая рука Кирилла остановила ее: — Не волнуйтесь, это мои ребята, — и он по хозяйски пошел открывать. «Ребятенок» был один, но стоило ему ввалиться на Маринину кухню, сразу показалось, что в малогабаритке прием на 200 персон. Эдакая толпа из одного человека. — О, какая женщина! — он поймал Маринину руку раньше, чем она успела ее протянуть, и припал долгим, преувеличенно-галантным поцелуем. — Выприехали с Кириллом? Как ему повезло! — Местная я, — хмуро буркнула Марина. Предполагаемая связь между нею и ее нагловатым спасителем-притеснителем не радовала. — Что вы нашли? — резко потребовал Кирилл. Судя по недовольной физиономии, предположение гостя тоже не пришлись ему по душе. — Не даешь за красивой женщиной поухаживать. Ладно. Вашего милого песика мы увезли, посмотрим, что там у него в крови. Но кое-что могу показать уже сейчас. Он бросил на стол ошейник, Кирилл принялся внимательно рассматривать тугую полоску кожи. Присвистнул: — Ничего себе! — Крутая штучка, правда? — усмехнулся «ребятенок». — Может и мне поясните, в чем дело? — Смотрите… — с охотой принялся показывать гость, — Кстати, как вас зовут? Марина? Морская? Настоящее русалочье имя! Золотой песок, синее море, прибой ш-ш-ш… А я Валера. Тоже, знаете, интересное имя… Кирилл многозначительно кашлянул. — Да-да, о чем это я. Видите, истинная русалка, всегда свернет мужчину с пути. Ошейник, Мариночка, интересный, — Валера придвинулся поближе, прижимаясь плечом к Марининому плечу — потихоньку, словно бы и он — не он, и плечо не его и вообще все чистая случайность. Марина хотела отодвинуться, но тут поймала неодобрительный взгляд господина Валуева — и не шелохнулась. Наоборот, повернула голову, пощекотав волосами Валерину щеку. — Какие у вас духи, Мариночка? Аромат — потрясающий, — немедленно среагировал парень — и Марине сразу стало скучно. Всегда одни и те же фразы, им даже лень придумать что-нибудь новенькое. Впрочем, и сама оригинальностью не блистает. И она все таки отодвинулась: — Чем ошейник интересен? — Радиоуправляемый, — Валера вывернул ошейник, и Марина увидела крохотный прибор, закрепленный на внутренней стороне, — Это приемник. А где-то человек с передатчиком — посылает болевые импульсы прямо в нервную систему. Ваш Шарик, или как его там, просто сатанел от боли. — Такую вещь сложно достать? — Кому как, — вмешался Кирилл, и повинуясь Марининому требовательному взгляду, неохотно пояснил: — Продают их довольно дорого. Но человек, обладающий необходимыми знаниями, соберет такой прибор даже из бросовых деталей. За нападением стоит или крутой денежный мафиозо, или… — Или ваш коллега кагэбешник. — Марина Сергеевна, КГБ давно не существует. Марина удовлетворенно улыбнулась. Своей принадлежности к спецслужбам Кирилл не отрицал. Приятно, когда твои догадки оказываются правильными. Она небрежно отмахнулась: — Не важно, какие буковки на фасаде — суть у вашей организации все та же, — Кирилл хотел что-то сказать, но она его опередила, — Лучше объясните мне, почем собака бросалась именно на Сашку? Только на него! — Тонкое наблюдение, — Валера поторопился вернуться в центр внимания, — Мариночка, вы не только красавица, но и умница, а красивая умная женщина — мечта всей моей жизни! А на мальчика пес бросался потому что… Жестом фокусника Валера выхватил из кармана вышитый тапочек, отороченный мехом… — …его натравили! — Это Сашин? — Кирилл поставил на ладонь крохотную обувку, — Маленький какой! Где вы его нашли? — На тротуаре валялся. Местечко удобное, вся ваша аллея просматривается. Видно, там человек с передатчиком и стоял. — Откуда у них тапочек ребенка? — Еще не выяснили… — С моей работы, — перебила его Марина, — Мы когда уезжали, я Сашу в ботиночки переобула, а тапки в кабинете остались. — Маленький ребенок должен быть дома, а не таскаться по всяким работам! В городе грипп, — раздраженно заявил Кирилл, — Хорошо хоть догадались тапочки взять. — Тапочки — лучшее средство от гриппа, — хихикнул Валера. — Я не имел в виду… Я в целом… С удивлением и несказанным удовольствием Марина наблюдала смущенного господина Валуева. Оказываться, через его маску наглой невозмутимости все-таки можно пробиться. Она не стала пояснять, что не «догадалась взять» тапочки, а просто ничего кроме тапочек не брала — и так противный мужик ей все нервы вымотал, а после такого признания живьем съест. А ее собственное постоянное чувство вины перед Сашкой ему поможет. Вместо признания она поинтересовалась: — Между нашим отъездом и нападением прошло не больше четырех часов. Как они успели натаскать собаку? — Есть разные методы дрессуры, — рассеяно пояснил Кирилл, продолжая задумчиво разглядывать детский тапочек, — Тренируют на атаку вообще, усиливают ненависть болевым импульсом, а конкретный предмет, запах просто указывает цель. Меня другое интересует: кто у вас на работе мог передать обувь малыша дрессировщику? — Да кто ж, как ни чудо-Эдичка, — досадливо дернула плечом Марина. И удивилась, увидев как пристально, испытующе смотрят на нее мужчины. — Марина, вы знаете заказчика? — Валера был непривычно серьезен, отставив даже свою обычную, доведенную до автоматизма манеру говорить комплементы. — Пашка знал. И не заказчика, а его… фасад, что ли. Человека, которого настоящий заказчик использует. Пашка в своем последнем письме рассказал. — Марина Сергеевна, могу я все же прочитать это письмо? — Я уже сказала — не можете, — вовсе ей не хочется, чтобы посторонний мужик читал Пашкины откровения. У него там Марина настоящая гром-баба, апостол мирового феминизма. Не бегать же во время чтения вокруг, приговаривая: «Я не такая!» И еще что-то там дальше про ожидание трамвая. — Ладно, вы тут разбирайтесь, а я пошел. — Валера поднялся, сгреб в карман ошейник и тапочек. — Мне еще надо положить вещественные доказательства туда, откуда я их извлек. Кстати, совершенно незаконно, исключительно по дружбе. — Я ценю, — Кирилл царственно склонил голову, словно сеньор, благодарящий за службу верного вассала. — Я вам тоже очень благодарна, — поторопилась вставить Марина. — Мариночка, да ради вас… Хоть луну с неба, — торопливо вскричал Валера и снова присосался к ее руке, а Марина досадливо дернулась. Не вовремя она вылезла со своей благодарностью. Этот веселый обаятельный парень рисковал карьерой и положением ради хлыщеватого типа в очках, ради Кирилла, а она здесь была не причем. Хоть бы раз в жизни кто ради нее… Ну что за страсть прибедняться! Марина сто раз замечала за собой потребность быть несчастненькой и обиженной. Она гнала паршивое желание прочь, но оно периодически возвращалось. Вот и сейчас снова навалилось. Да есть у нее друзья, и есть кого попросить о серьезной услуге, и журналистское братство — оно покруче любых кагебэшников. Отрубив закрытой дверью нескончаемый поток Валериных комплиментов, она вернулась в кухню. Ей удалось восстановить чувство уверенности в себе и она взирала на Кирилла почти дружески. В конце концов, некрасиво злобиться на человека, который только что спас тебе жизнь. — Письмо не покажу, — она в корне пресекла всяческие уговоры, — Но могу пересказать. И я в самом концерне кое-что выяснила. Рассказ о неведомом противнике, задумавшем перехватить «Worldpress», о Пашкиной запоздалой попытке защитить жену и ребенка, об Эдике Макарове с его мафиозным папочкой и неизвестной женщине, звавшей Сашку с собой и пропавшей при Маринином появлении, занял довольно много времени. Кирилл оказался прекрасным собеседником — он молчал. Не задавал вопросов, не требовал уточнений, а терпеливо вбирал в себя и информацию, и Маринины догадки, и ее сомнения. К концу своего монолога Марина готова была признать, что в кагебэшной подготовке все же было и хорошее. Наконец Марина выдохлась и вопросительно уставилась на Кирилла. — Я переговорил с владелицей нотариальной конторы, в которой Павел оформил документы на передачу собственности, — лицо Кирилла исказилось, словно мужик касторки хлебнул. Странно, а Марине казалось, что уж кому-кому, а господину Валуеву стерва Аллочка должна приглянуться. Типичные два сапога — пара: оба лощеные, надменные, самоуверенные, оба большие мастера без мыла в задницу лезть. Марина на секунду представила, как Кирилл и Алла, стараясь не терять величавого достоинства, вынуждены лезть туда, куда она подумала, и сдавленно хихикнула. Кирилл окинул ее презрительно-обиженным взглядом. — Вам не интересно? — Что вы, еще как интересно! — поспешила заверить его Марина, давясь смешком, и тут же не выдержала, тихонько фыркнула. Картинка, нарисованная воображением, стала уж совсем разнузданно-невыносимой. Кирилл одарил ее еще одним оскорбленным взглядом, но, видимо, решив не обижаться на и без того убогое создание, продолжил: — Владелица, — уголки рта снова дернулись в едва заметной гримасе, — утверждает, что Павел явился в офис вечером, перед самым закрытием, ради него даже пришлось задержаться. Документы оформлял у одной из сотрудниц, унес их с собой и, видимо, сразу спрятал в банковскую ячейку. Тогда же отправил письма вам и мне. А ночью его убили. Ребенка пощадили потому, что никто, кроме владелицы и работников «Де юре» не знал о передаче собственности. Зато теперь за него взялись целенаправленно, всерьез. Они, кто бы они ни были, не отвяжутся. — Марина Сергеевна, вы сами должны понимать, что мальчику опасно здесь оставаться. Я увезу его… — Ну вот, снова-здорово. От него дельного совета ждут, а он опять свою фигню мелет… — Я совершенно не понимаю, почему вам угодно называть мои предложения фигней. — Да потому что откуда я знаю — может, вы и есть главный гад. Может, вы как раз Пашку с Аленкой и прикончили, а я вам своими руками ребенка отдам! Кирилл набрал полную грудь воздуха, словно готовился дать отповедь, и вдруг резко выдохнул. Он посмотрел на Марину растерянно, и беспомощное выражение на его обычно надменной породистой физиономии показалось ей неожиданно трогательным. — Это не я, — совсем по-детски сказал он. — Все вы так говорите, — пробурчала Марина. — Вы сами сказали, Павел обо мне писал. — Если бы не это, я бы вообще с вами не разговаривала. Но доверять… Только о себе я абсолютно точно знаю — я Пашку и Аленку не убивала и Сашку не трону… Из комнаты раздался грохот разбитого стекла. — …разве что попу набью, — Марина бросилась к ребенку, послышался ее гневный голос, вычитывающий Сашку за безобразия. — Купаться, пить кефирчик и спать, — воспитательный момент завершился шумом текущей в ванночку воды. С веником и совком в руках, она вернулась на кухню. — Мальчик не поранился? — озабоченно спросил Кирилл. Марина тоскливо покосилась на него. — Сейчас скажете, что в доме, где есть дети, не должно быть бьющихся предметов, — она мученически возвела глаза к потолку. — Насколько я понимаю, последний бьющийся предмет только что отправился в помойку, — неожиданно примирительно ответил он. — У меня еще трехлитровая банка есть. — буркнула уже настроившаяся на скандал Марина. — Китайский фарфор! От родителей осталась! Мало ему было керамики! — обломки с грохотом рухнули в мусорное ведро. — Не расстраивайтесь, может, фарфор и не настоящий, сейчас столько подделок. — Фарфор настоящий, не династия Мин, конечно, но все равно очень хороший. Не верите — лезьте в мусорку и отправляйте обломки на экспертизу. И вообще, какого черта вы разговариваете со мной в подобном тоне? Только не говорите, что это ваш обычный тон. Если бы так, вас бы давно уже кто-нибудь прибил! — Меня, Марина Сергеевна, прибить довольно сложно, не каждому по силам. В мусорку, с вашего разрешения, лезть не стану, но извинения приношу: не хотел обидеть, случайно вышло, глубоко раскаиваюсь. Принимать ехидные извинения не хотелось, но и повод для полноценного скандала тоже исчез. Словно полной капитуляции у вражеской крепости, она потребовала: — Зовите меня просто Мариной. Терпеть не могу свое отчество. Кирилл покорно кивнул и попросил: — Вы, конечно, не позволите помочь с Сашиным купанием? — Позвольте уж мне самой решать, позволять или не позволять! — с разгону выпалила Марина и тут же испуганно примолкла. Вот хитрый жук, поймал таки! Отказать ему теперь совершенно невозможно. И что он прицепился к ребенку, психоз какой-то! Неудовлетворенный комплекс отцовства или он, не дай бог, извращенец какой? Соглашаться ужасно не хотелось, но отступать было поздно и она неохотно процедила: — Ладно, помогайте. Только ничего не трогайте! Двум взрослым и одному ребенку в малогабаритной ванной было тесновато. Наклонившись, чтобы стянуть с Сашки свитерок и колготки, Марина практически уперлась головой в живот Кириллу. Пробудившиеся подозрения заставляли Марину нервничать. Она прикрыла голенького малыша полотенцем и сунула палец в воду. — Что, горячая? — Да нет, вроде нормальная, — она еще раз поболтала рукой в воде, старательно следя, чтобы не коснуться Кирилла, проверявшего температуру с другой стороны, — Порядок, — она посадила Сашку. — Чуть не забыл, — Кирилл вышел в коридор и вернулся с маленькой пластмассовой яхточкой. Обрадованный Сашка немедленно принялся гонять ее по воде. Марина намыливала мочалку, подозрительно поглядывая на Кирилла. На извращенца не похож. Во всяком случае на тех, что она повидала, когда готовила материал о маньяках. Хотя может он маскируется, проявляет кагебэшную выдержку. Марина провела мочалкой по Сашкиным плечикам и не поднимая на Кирилла глаз, с деланной небрежностью бросила: — Если вернуться к вопросу, который мы обсуждали прежде, чем моя китайская ваза упокоилась в мусорке, то вы как раз и есть самая подозрительная фигура. Доверять вам невозможно, ваше поведение просто неестественно. Ладно, вы по первому Пашкиному требованию примчались сюда. Допустим, вы дружили… — Со школы, — зачем-то сообщил Кирилл. — Да хоть на одном горшке сидели! То, как вы буквально выдираете у меня Сашку — это же ненормально! Какой взрослый человек будет вот так старательно вешать себе на шею обузу — совершенно чужого ребенка? Ответом ей было молчание. Тишина все длилась и длилась, так что Марина, наконец, перестала возить Сашку мочалкой и подняла голову. Кирилл глядел на нее в упор удивленным и веселым взглядом. Потом медленно и раздельно поинтересовался: — Марина Сергеевна, то есть, Марина… Уж не за маньяка ли вы меня принимаете? И столько в его голосе было ехидного изумления, что Марина невольно почувствовала облегчение. — Успокойтесь, мои сексуальные предпочтения вполне традиционны, никакой экзотики. Только женщины, только живые-здоровые, не больше одной за раз и желательно высокие, с крупной грудью и длинными волосами. Марина невольно бросила короткий взгляд в зеркало. Значит, стриженные, с первым размером лифчика не в его вкусе. Что ж, это разочарование она вполне способна пережить. — Саша мне не чужой, я его крестный. Уже веря ему, но не желая сдаваться так скоро, Марина презрительно фыркнула: — Подавляющее большинство крестных не выказывают своим крестникам особой заботы. Подарки на день рождения и Новый год — и привет! — Возможно, так и было бы, если бы его родители остались живы. Но Павел мертв и мой долг — заботиться о его сыне, — Кирилл посерьезнел, чувствовалось, то, что он говорит, для него важно и значительно. — Я многим обязан Павлу. Когда я остался… скажем так, без работы… и попытался открыть собственное дело, моя неопытность чуть не довела меня до тюрьмы. Если бы Павел тогда не бросил все, не приехал и не нашел лазейку из премерзкой ситуации, я бы оказался на нарах. Весьма надолго. Я не могу вернуть свой долг Паше. Хотя если бы он вовремя написал мне, рассказал… — Кирилл досадливо прищелкнул пальцами, — Я бы, наверное, сумел его защитить. Но теперь я должен защитить его ребенка. Марина, я сделаю это лучше вас, я умею! — Из вашего трепетного рассказа получается два вывода: в спецслужбах вы уже не работаете, но старые связи сохранили. Ладно, черт с вами… Кирилл радостно вскинулся, она поторопилась его осадить: — Сашку я вам, конечно, не отдам. Но и прогонять вас не буду. Глядишь, и вправду пригодитесь. Как сегодня. Упоминание о недавнем собачьем кошмаре заставили ее почувствовать себя слегка неловко. Конечно, характер у мужика поганый, но ведь жизнью рисковал, спасая ее и Сашку. А она вместо благодарности подозревает его бог весть в чем. Ей захотелось хоть как-то нормализовать их отношения и она торопливо пояснила: — Я тоже сперва думала взять Сашку и уехать куда-нибудь подальше. Так ведь найдут. Если уж серьезно на компанию нацелились, наследника из-под земли достанут. — А если продать? — Вы же видите, наш неизвестный хочет получить все бесплатно. Она намыливала Сашкины пятки и чувствовала, что слезы набегают на глаза. Как люди не понимают: ни за какие деньги нельзя обижать обладателя таких чудесных розовых пяточек! — Этот крупный мафиози… Компаньон или отец компаньона… Он мог бы помочь, — предложил Кирилл, смывая мыло с Сашкиных плеч. — При условии, что не он сам все это затеял. Кирилл на мгновение задумался. — Я к умственным способностям Павла относился с глубоким уважением… Марина презрительно скривилась. — Знаю, вы другого мнения, но все же… Он писал вам, что не представляет, кто на него наехал, значит, не подозревал вашего крутого… Нет, вы держите полотенце, а я Сашу достану… Так вот, наверно, у него были основания, — он подхватил Сашку из ванночки и пока Марина вытирала малыша, вновь погрузился в раздумья, — Хотя и самые умные люди ошибаются. Ведь назначил же он опекуном вас, а не меня. Решив один раз оставить выпад без внимания и немедленного возмездия — в качестве ордена за проявленный днем героизм — Марина лишь заметила: — Возвращаемся к тому, с чего начали: или он, или кто-то другой. Кирилл отнес Сашку в комнату и они усадили малыша перед чашкой кефира. — Он сам попьет? — Да, вполне самостоятельный мальчик, — с гордостью заявила Марина. — Мне надо все обдумать, — Кирилл внимательно смотрел как Сашка, смешно вытянув губешки, прихлебывает кефир и над верхней губой у него появляются густые белые усы, — И вот еще что, Марина Сергеевна… — он замялся, а Марина насторожилась — не иначе как сейчас последует какая-нибудь гадость. — Вы ведь работаете. Не можете не работать, — последняя фраза прозвучала полувопросительно, полунедовольно. — Ребенку нужна няня. Не можете вы его постоянно за собой таскать. По ночным клубам. — Притонам и борделям. — Марина! — Хорошо, я согласна, няня действительно нужна. Дам объявление в газету, найду какую-нибудь милую бабушку… — Вы с ума сошли? — возмущению Кирилла не было предела, — Мальчика хотят убить! Вы соображаете, кто именно может явиться по объявлению в газете? Нет уж, няню я подберу сам! Такую, чтобы в ее присутствии к ребенку и на пушечный выстрел приблизиться не осмелились. — А покормить и памперс сменить ваша няня сумеет? — Ну, если такая бизнес-леди как вы, сумела освоить это высокое искусство, то и другие как-нибудь справятся. — Не знаю-не знаю, зависит от интеллектуальных способностей. Ладно, давайте попробуем. Пока я на работе — пусть будет няня. Но чтобы на голове у меня не сидела, хватит мне и одного Сашки. — Договорились, вы возвращаетесь — она уходит. — И если что не так — выгоню ко всем чертям. Кирилл пожал плечами и направился в коридор. Надел пальто, повернулся к двери, потом остановился, что-то вспомнив, — Мусор даете? Марина метнулась на кухню, приоткрыла ведро и растерянно пожала плечами: — Тут почти пусто, только осколки фарфора. Вы же сами днем вынесли! Кирилл лукаво улыбнулся, закрывая за собой дверь: — Значит, придется зайти когда накопится.Глава 15
Марина подняла трубку телефона, нервно покрутила, положила на место. Что звонить — только расстраиваться. Ведь ясно же, все опять не то и не так. Пытка нянями продолжалась вторую неделю. Вариант номер один, появившийся в ее доме сразу после разговора с Кириллом, был вообще не няня, а нянь. Накачанный шкаф с пистолетом в подмышечной кобуре. На должности няни он продержался ровно пятнадцать минут. Марина пошла в ванну переодеваться, а когда вернулась, обнаружила, что Сашка и амбал сошлись душа в душу — на почве совместного разглядывания принадлежащего амбалу вороненого «ствола». Марина вышибла идиота вон, невзирая на все его вопли о предохранителе и истинном «мужчинстве», а потом долго ругалась, жалея, что не может немедленно высказать Кириллу все, что о нем думаете. Потом вызвала с работы очередную стажерку и весь день тряслась от ужаса, представляя картины одну страшнее другой. Следующая кандидатура сперва показалась приемлемой — ловкая подтянутая девица, с цепким взглядом, жесткими краями ладоней, и обязательным пистолетом. Но играть с Сашкой она предпочитала в паровозики и Марина ушла на работу почти успокоенная. Убийцам рядом с такой крутой барышней ловить нечего. Только… Маечка на Сашке постоянно была влажная, еда — слишком горячая или слишком холодная, а попа плохо вымытая. Во всяком случае, так Марине казалось. На все попытки научить ее уму-разуму нянька угрюмо молчала и лишь катала желваки на скулах. К выходным Марина обнаружила, что Сашка сходил по-большим делам на целый один раз больше, чем положено, и сразу догадалась — малыша накормили чем-то недоброкачественным. Состоялся весьма неприятный разговор на повышенных тонах, и девица покинула Маринин дом. Выходные прошли тихо и благостно, Марина отставила всю работу, и целый день возилась с Сашкой. К вечеру воскресенья вымоталась так, словно все выходные разгружала вагоны, а гора нерешенных рабочих проблем превзошла не только мыслимые, но и не мыслимые пределы. Поэтому присланную Кириллом новую няньку она встретила почти радостно и готова была видеть в ней одни только достоинства. Да вот беда — та оказалось фанатиком здорового образа жизни и свежего воздуха, а потому кормила ребенка только растительной пищей, одевала легко и выгуливала по целым дням. Протертыми овощами Сашка плевался, от прогулок уставал, мерз, а Марина подкармливала его по вечерам тефтельками, поила профилактическими лекарствами и все больше нервничала. Еще как нервничала! Марина настукала домашний номер, выслушала череду длинных гудков и шмякнула трубку на базу. Гуляют! Осенью! В 7 вечера! Бедный мой малыш! Представив себе как бодро покрикивающая нянька вышагивает по темным улицам и волочет за собой Сашку, а тот на усталых неверных ножонках ковыляет следом, Марина наскоро сгребла в сумку документы и выскочила за дверь. Через полчаса все было кончено. Нянька изгнана вон, Саша принесен в дом, переодет в теплые колготки и свитерочек, и накормлен паровой котлетой. Вечер Марина провела перед телевизором, одним глазом поглядывая на экранные страсти, а другим на Сашкины игрушки, то и дело подсовываемые ей под нос. Наконец утолкла Сашку в кровать, почитала сказку на ночь и еще успела поработать, пока строчки документов не стали сливаться перед глазами. С трудом добралась до кровати и мгновенно отрубилась, чтобы тут же увидеть Аленку. — Это становится несколько назойливым, — раздраженно подумала Марина. Силуэт подрагивал, расплывался, но ореол золотистых волос не оставлял сомнений — покойная сестра опять почтила ее своим визитом. Суетилась, руками размахивала, вроде бы разбудить пыталась. — Фигушки, ни за что не встану! — злорадно подумала Марина, игнорируя настойчивые попытки выгнать ее из объятий дремоты, — Снишься, ну и снись, а будить меня нечего. Я, между прочим, до этой кровати едва живая добралась. Я, между прочим, который день света белого не вижу. Как наскипидаренная туда-сюда бегаю. И на Сашку времени не хватает, и с компанией толком не разобралась, текучку еле успеваю отслеживать, во многие области еще и носа не совала. А ты меня будишь! Не обращая внимания на ее жалобы, Аленка продолжала манить, звать и на ее лице снова появилось выражение отчаянного ужаса. — Ну что там еще, Сашка во сне раскрылся? — пробормотала Марина и проснулась. Она села на кровати, вглядываясь в темноту комнаты. Неподалеку ровно дышал Сашка. — Моду Аленка взяла — являться, — сонно буркнула Марина и крепко потерла лицо, словно пыталась стереть утомление. Господи, как же она устала за последние дни! Голова болит постоянно и во рту мерзопакостный привкус. Ладно, раз уж проснулась, надо воды выпить и в туалет сходить. Марина нашарила тапочки и тихонько выбралась в коридор. Сонно покачивая затуманенной головой, и зябко кутаясь в халат — интересно, когда-нибудь в этой стране будут прилично топить!? — она, по-стариковски подволакивая ноги, прошаркала в кухню. Бухнула на огонь полупустой чайник и присела, вслушиваясь в ночные звуки. Хлопки отодранного пластика на старом, открытом всем ветрам балконе. Мерзлое тявканье собаки во дворе — акустика ночью дай боже, до пятого этажа слышно. Приглушенное царапанье, металлический скрежет. Скрежет! Скрежет в коридоре! Скрежет в замке! Придерживая рукой готовое выпрыгнуть сердце, Марина вскочила. Скрежетнуло еще раз, тихо, но явственно. Она должна выйти в коридор. Она должна узнать, что это там скрежещет. Она должна разобраться. Она поняла, что не может шевельнуться. И с этим пониманием сделала шаг. Затаив дыхание, стараясь не производить ни звука, она прильнула к глазку. И тут же отпрянула, давя в себе крик. В ярком свете свежевкрученной лампочки — счастье, что не пожлобилась и ввернула — на площадке возвышалась огромная туша. В первый момент мужик показался ей чудовищем из фильмов ужасов — маленькая голова на широких плечах гориллы. Но тут же она поняла, что Кинг-Конг — это еще не страх. Страх поднял голову от ее замка, замка, в котором он ковырялся чем-то маленьким и блестящим. И словно видя ее сквозь хлипкую дверь, надвинулись даже не глаза — темные дыры, провалы в пустоту, в ничто. Марина неслышно метнулась в комнату. Схватила телефонную трубку и тут же тихо-тихо, стараясь не звякнуть — не брякнуть, опустила ее на рычаг. Гудков не было. Искать брошенную где-то мобилку не оставалось времени. Марина в ужасе зажмурилась, вдруг ясно и четко, заледеневшей утробой почувствовав, что именно будет, когда те, кто сейчас стоит за дверью, окажутся внутри. Хороший пинок в дверь и убийцы ворвутся в квартиру прежде, чем разбуженные грохотом соседи поднимут головы от горячих со сна подушек. И уйдут, оставив за собой два трупа, раньше, чем потревоженные люди, наконец, выберутся из теплых постелей выяснять, что там грохочет и почему крик. Что ж, соседям надо выспаться, убийцам — выполнить заказ, а Марине — спасать своего птенца. Она выхватила из шкафа старую походный рюкзак, стараясь не дышать, подхватила спящего Сашку вместе с теплым одеялом. Господи, сделай так, чтобы он не проснулся! Сделай, Господи! Он не проснулся. Тяжелое сонное тельце угрузло на дно рюкзака и Сашка лишь тихонько завозился, уминая вокруг себя одеяло. Марина быстро защелкнула верхнюю пряжку, просунула руки в лямки и привычным движением плавно вскинула рюкзак на спину. Выскользнула на балкон и плотно прикрыла за собой дверь. Ледяной, вымораживающий душу зимний воздух тут же нырнул под тонкий шелк пижамы и зябко прихватил кожу. Так, ни поеживаться, ни рассиживаться некогда. Она вскарабкалась на балконное ограждение и потянулась к пожарной лестнице. Всегда, с самого первого дня, как она переселилась в эту квартиру, Марина боялась, что по «пожарке» к ней проникнет грабитель — воровать бесценный компьютер и насиловать-убивать саму Марину. И всегда посмеивалась над собой — кому они нужны, она сама и ее устаревший сотый Pentium, чтобы карабкаться ради них на пятый этаж. Выходит, правильно посмеивалась — «сотка» и впрямь никому не понадобилась, а их с Сашкой смерть явилась вполне комфортно, в ее присутствии даже вечно сломанный лифт не посмел капризничать, доставил быстро и бесшумно. А по пожарной лестнице они с Сашкой попробуют спастись. Марина решительно ухватилась за перекладину, и не давая себе времени на раздумья, перешагнула бездну, затаившуюся между балконом и лестницей. С трудом удержалась, чтобы не заорать. Под ее ладонями была полоса раскаленного металла. Руки жгло, полосовало дикой болью. Через мгновение Марина разобрала, что перекладина лестницы не горячая, а холодная, смертельно холодная. Стремясь как можно скорее избавиться от мучительной боли, она бросила руку вниз, ухватилась за следующую ступеньку и принялась шустро перебирать ногами. «Теоретически возможно, теоретически это возможно!» — раз-два, ступенька-другая, — «Перекладины крашенные, примерзнуть не должна!» — руки уже не чувствовали, за что хватаются, они ощущали только острую, изнуряющую боль, и ей приходилось контролировать каждое движение. Присмотреться, разглядеть ступеньку; потом перевести взгляд на правую руку, проследить, чтобы пальцы разжались; не спуская глаз перенести ладонь на ступеньку ниже; проследить, чтобы пальцы ухватились; перейти к левой. Рюкзак защищал ей спину, но все что ниже, было отдано на расправу безжалостному ветру. И тот же рюкзак неумолимо тащил ее вниз, отрывал от лестницы. «Пошла-пошла! — подгоняла себя Марина, — Девушка ты спортивная, по долинам хожено, по горам лазано, головокружениями не страдаешь, что тебе какая-то «пожарка». Вот один балкон миновала, вот второй… Наверху вспыхнул свет. Марина замерла, невольно вжавшись в лестницу. Они уже были в квартире. В темноте обшарили ее и Сашкину постель. И зажгли свет, выясняя, почему непорядок. Где прячутся их жертвы, вместо того чтобы ничего не подозревая, спать в своих кроватях. Скоро они догадаются про балкон, выйдут и увидят ее. И тогда тот, с дырами глаз, выстрелит, или гориллообразный спуститься за ней. И она полетит вниз-вниз-вниз и ударом своего уже мертвого тела вобьет спрятанного в рюкзаке Сашку в асфальт. Марина нечеловеческим усилием отодрала онемевшую руку от ступеньки — вот не надо было останавливаться! — и снова двинулась вниз. Они не сразу сообразят про балкон. Ну сами подумайте, какая идиотка станет шастать по пожарным лестницам с ребенком в рюкзаке. Нормальная баба затаится в шкафу, или под кроватью, или под мойкой. Там, где ее легко и комфортно найти. Сперва они обыщут комнату, кухню и коридор. Потом обыщут их еще раз. И только потом пойдут на балкон. Эх, жалко, квартирка у нее крохотная. Вот бы двенадцатикомнатные апартаменты! Плотно забитые старинными вместительными шкафами и комодами. Она сосредоточилась на спуске, старательно гоня прочь три жуткие мысли: убийцы увидят ее сверху и сбросят; во дворе стоит «шухерной», он увидит ее и станет поджидать внизу; онемевшая рука промахнется и она сама полетит на асфальт. С другой стороны, может упадет прямо на того, кто ждет ее внизу? Не отвлекаться на глупости, спускаться. Иного выхода все равно нет, только спускаться. На нижний балкон не запрыгнешь, в их чертовом доме у всех, кроме нее — закрытые лоджии. Она сейчас умрет от ужаса, холода, усталости — спускаться, пропади все пропадом, спускаться! Понимание пришло одновременно: она больше не может пошевелиться, просто не в состоянии. И… она уже миновала второй этаж, еще пара ступенек и можно спрыгнуть на землю. Она не успела заставить себя преодолеть эту пару ступенек. За перекладину на уровне ее пояса ухватилась сильная мужская рука. Смерть все таки ждала их внизу пути. Сил на сопротивление уже не оставалось. Марина покорилась. Противный Кирилл был прав безусловно и окончательно — она не сумела защитить Сашку. Мужчина подтянулся и напротив ее лица появились очки и вся физиономия противного Кирилла. — Вы совсем сошли с ума? Вы что делаете? — сдавленно прошипел он. Марина судорожно перевела дух. Если бы она могла отодрать руки от ступенек! Только крайнее изнеможение помешало ей столкнуть этого гада, эту сволочь паршивую с лестницы к чертовой матери! Еще разок он ее пуганет и никакие убийцы не понадобятся, она просто помрет от инфаркта! — Снимите нас отсюда, вы, идиот! Осторожнее с рюкзаком, придурок, там Сашка! — Почему вы так со мной разговариваете? Сашка? В рюкзаке? — легко, почти небрежно придерживаясь за перекладину, он бросил себя вбок и принялся освобождать Марину от рюкзака. — Не разбудите его, — простонала она, выворачивая из-под лямок мучительно болевшие плечи. — Ребенка! В рюкзак! — негодующе бормотал Кирилл, бережно прижимая к себе упаковку с Сашкой. Цепляясь одной рукой за ступеньки, он скользнул вниз. Марина слышала как он спрыгнул на землю. Она попыталась последовать за ним, но руки-ноги ни в какую не желали шевелиться. «Интересно, когда пальцы сами разожмутся от усталости и я мешком бухнусь вниз, убьюсь или нет?» — лениво думала Марина. — Вы там ночевать собрались? — склочно поинтересовались снизу. Ледяной порыв ветра высушил набежавшие на глаза слезы. Кирилл-гад, неужели не понимает, что она просто не в состоянии слезть? Он все таки что-то понял, поскольку снова стоял рядом с ней на лестнице. Рюкзак с Сашкой висел у него за спиной. — Разожмите руку, вот так, осторожнее. Теперь вторую, спокойно, я держу. Ногу вниз, вторую… Снова… Па-аехали! Глухо вскрикнув, Марина спрыгнула, почти упала, на землю. Безумная боль в сведенном холодом теле заставила ее сжаться в комок. Но остаться в таком положении ей не дали. Ухватив ее за плечо одной рукой — вторая была занята рюкзаком, в котором уже ворочался просыпающийся Сашка — Кирилл яростно тряс ее, сквозь стиснутые зубы вопрошая: — Что это значит? Саша… Простуда… Почему вы? — Прекратите меня трясти! Они там, вы понимаете, они там! Они пришли! — Они? Какие они? — Убийцы! Свет, видите, свет! Они были под дверью, я еле успела! Теперь они внутри, ищут Сашку! Кирилл отпустил ее плечо. Марину тут же начала бить дрожь. Лучше бы продолжал трясти, оказывается, встряска хоть немного, да согревала. Кирилл поглядел на светящееся окно, перевел взгляд на темный провал подъезда. Сунул Марине рюкзак с ребенком и вытащил мобильник. — Сколько их? — коротко спросил он. — Двоих я видела. Один такой Горилл Гориллыч и второй, дыроглазый. Наверно, еще внизу сторожат. Он бросил в трубку несколько коротких фраз. Потянулся к карману… Марина затаила дыхание. Сейчас он вытащит из кармана пистолет, или кастет, или… да хоть резиновую дубинку! Неважно. Главное — мужчина с оружием и ощущение безопасности вместо парализующего ужаса. Марина уже нацелилась вздохнуть с облегчением, но… Кирилл вытащил из кармана резинку. Самую обыкновенную широкую длинную резиночку, беззащитно и трогательно белеющую в темноте. — Из рогатки отстреливаться будете или кальсоны решили закрепить? — хмуро поинтересовалась Марина. — Очки. С кальсонами у меня полный порядок — я их не ношу, — так же хмуро ответствовал Кирилл, быстро зацепил резинку за дужки очков и принялся аккуратно водружать все сооружение себе на физиономию. Марина покрепче прижала Сашку к себе. Что она здесь делает, почему точит лясы с ненормальным? Сашку в охапку и бегом, до первого же мента — вот единственное спасение! Кирилл тем временем закрепил резинку на затылке и покачал очки, проверяя, крепко ли сидят на носу. Марина почувствовала, что даже страх отступает перед нестерпимым соблазном двумя пальцами ухватится за перемычку, потянуть стильные Кирилловы окуляры на себя, а потом отпустить. Она сдавленно хихикнула, представляя как очечки впечатаются в его надменную породистую физиономию. Джеймс Бонд паршивый, захудалого газового баллончика и то нет! Не обращая внимания ни на ее хихиканье, ни на свой собственный, довольно комичный вид, Кирилл направился к подъезду. — Куда, вы же один! — всполошилась Марина. Он отмахнулся, не оборачиваясь и растворился во мраке. — Чайник! Там еще на плите чайник остался! — растерянно крикнула она вслед и тут же прикусила язык. Какой чайник, она и впрямь с ума сошла. Темнота у подъезда на мгновение сгустилась и тут же вновь рассеялась. Марина напряженно вслушалась. В подъезде или на лестнице непременно должен караулить человек и Кирилл непременно на него наткнется. Смертельно опасный, вооруженный убийца и самодовольный, безоружный, близорукий Кирилл в намертво прикрученных к физиономии очках. Ей показалось, или в подъезде действительно коротко, приглушенно вскрикнули? Дверь подъезда распахнулась и на асфальт рухнуло тело. Да так и замерло, растянувшись, беззащитное в своей неподвижности. Резкая боль рванулась изнутри, перехватывая дыхание, заставляя Марину бросится вперед, на помощь. Марина сделала шаг и тут же остановилась. Там, на мерзлом асфальте, беспомощно лежал самовлюбленный кретин с резиночкой, но на руках у нее ребенок, которого она должна защитить. Она не может, не смеет вернуться к подъезду, подвергнуть опасности малыша. Но и взрослого дурака она тоже бросить не может! Вернуться! Бежать! Помочь Кириллу! Уберечь Сашку! Словно услышав свое имя, Сашка в рюкзаке вовсю завозился и начал протестующе-недоуменно похныкивать. Марина прижала его к себе покрепче, огляделась… Послышался вой милицейской сирены. Переулок озарился синими бликами и мимо Марины в подъезд горохом сыпанули крепкие ребята в камуфляже и в штатском. Двое тормознули у лежащего тела, подхватили его под руки и без особых церемоний поволокли к машине. Марина шагнула к ним, собираясь требовать от ментов деликатного обращения и врача для законопослушного, хоть и неуклюжего господина Валуева. Темнота раздалась, пропуская высокую тонкую фигуру. Быстрым шагом мужчина двинулся в их сторону, разматывая с очков широкую белую резинку. В медицине Валуев не нуждался. А уж без деликатного обращения точно обойдется. — Надо же, я-то думала это вас менты в рафик утрамбовывают, — процедила она и сама поморщилась. Надо запомнить, после стрессов и на волне облегчения острить не рекомендуется. Сарказм выходит тупой. Хотя судя по оскорбленной физиономии Кирилла, даже тупая острота способна зацепить его за живое. — Меня еще никто никогда не утрамбовывал, — надменно проронил он и секунду подумав, добавил, — В худшем случае, заявляли «пройдемте». — Давайте скорее домой, пока не заболели, — храня на лице обиженную мину, он выхватил ребенка из ее рук и накинул ей на плечи свою куртку. От удивления Марина даже забыла возмутиться его своевольным обращением с Сашкой. Демонстративно не замечая обуревающих Марину эмоций, Кирилл погнал ее к лифту.Глава 16
Тепло обрушилось на Марину, отозвалось в согревающемся теле тысячью болезненных уколов. Кирилл с хнычущим Сашкой на руках направился прямо к кроватке, а Марина без сил рухнула на табуретку в коридоре. Не обращая на хозяйку никакого внимания, через коридор деловито сновали парни в камуфляже. — Интересная вы женщина, Марина Сергеевна, — остановившийся против нее мужчина в штатском перегораживал и без того узкий коридор. Его толкали, но он не обращал внимания, с любопытством, словно редкий музейный экспонат, разглядывая Марину, — В прошлый раз плач ребенка сквозь бронированную дверь услышали, в этот раз визитеров тоже через дверь почуяли. Похоже, когда они вскрыли замок и вошли в квартиру, вы уже спускались. — Простите, не совсем понимаю вас, господин следователь. Марина Сергеевна в чем-то подозревается? — Кирилл мгновенно оказался рядом с ними. — Вы что, адвокат? — огрызнулся мужчина. — Нет, но могу организовать его появление в течении трех минут, — пообещал Кирилл. Мужчина тяжко вздохнул. Марина, наконец, сообразила кто он. Тот самый молодой следователь, что ведет дело Аленки и Павла. Который все поверить не мог, что она услышала Сашку сквозь дверь. — Я бы только хотел узнать, каким образом Марина Сергеевна оказывается осведомленной о случившихся преступлениях и о грозящих ей опасностях. Она что, экстрасенс? — Не экстрасенс, — Марина тяжело мотнула головой, — Просто мне является призрак сестры. Предупреждает. — Издеваетесь. Не экстрасенс, значит, а медиум. С духами беседуете. — Марина Сергеевна устала, — перебил его Кирилл, — Она только что спасла от смерти себя и ребенка. Оставьте ее в покое! — По моему, она не против ответить на вопросы следствия! — Против. Она против, — вмешалась Марина, — Она терпеть не может, когда о ней говорят в третьем лице, будто ее здесь и нет. И ни на какие вопросы отвечать не будет. И вообще, идите вы все на фиг! Марина попыталась встать, но ноги предательски разъехались и она бы рухнула посреди коридора, если бы Кирилл ее не подхватил. Придерживая за талию, он доволок ее до двери ванной, посадил на край и пустил струю горячей воды. — Закрывайте дверь и забирайтесь в воду, а я пока всех выставлю — как вы сказали? — на фиг. Минут через пятнадцать Кирилл вернулся. Марина так и сидела на краю ванной, остановившимся взглядом вперившись в воду. — В критической ситуации вы действуете решительно, а потом цепенеете, — упрекнул он Марину, — Впрочем, лучше так, чем наоборот. Считайте, что я ничего не вижу и ничего не чувствую. Демонстративно зажмурившись, он протянул руки к Марининым пижамным штанам. — Эй, прекратите, — приходя в себя, запротестовала она, — Это еще что такое! — на всякий случай она придержала штаны. — Тогда раздевайтесь сами и марш в воду, а то простудитесь насмерть! — скомандовал он. — Тоже мне, изнасилование в медицинских целях, — недовольно буркнула она, — Выйдите. Теплые объятия воды охватили замерзшее тело. Не такая горячая, как хотелось бы, но большего по зимнему времени из отечественного крана не выжмешь. Счастье, что вообще не отключили. На мгновение Марина нырнула с головой, вынырнула. Теперь бы еще чего согревающего внутрь. Из-за косяка тут же появилась рука с рюмкой. — Я вскрыл вашу текилу. Берите, я не смотрю. Марина невольно окинула взглядом свое четко просматривающееся сквозь воду тело. Хорошо, что не смотрит. Впрочем, даже если бы и смотрел, ничего страшного. В таком ракурсе она очень даже ничего. Ноги стройные, жиры не висят. О чем она думает! Стыд-позор, эротоманка! Только что от убийцы драпала, и вот, пожалуйста! Выхватив из его руки рюмку, Марина метнула спиртное в рот. — Так текилу нельзя пить, — сдавленно пробормотала она, — Прямо как лекарство. — А сейчас это и есть лекарство, — ответил из коридора Кирилл, — Вылезайте, одевайте халат, буду вас чаем отпаивать. — Чайник выключили? — автоматически пробормотала она. Из коридора послышалось саркастическое хмыканье. Действительно, что за идиотство, раз будет отпаивать — значит, выключил! В голове тяжело и неотвязно,вопросом жизни и смерти, вертелось: сколько же там воды оставалось к прибытию спецназа. С трудом отогнав навязчивый образ закопченного и прогоревшего чайника, она поднялась, хлюпая водой на пол. Натянула на себя махровый халат и выбралась в комнату. В мягком свете ночника Марина увидела Сашку, вновь заснувшего под грудой пледов и одеял, и парящую чашку горячего чая для себя. Она охватила чашку ладонями и в израненные холодом пальцы заструилось блаженное тепло. — Мальчику надо будет какое-нибудь профилактическое лекарство купить, — озабоченно пробормотал Кирилл, — Я завтра спрошу в аптеке. — Почему не работал телефон? — выдавила Марина, не решаясь сразу спросить о том, что ее действительно интересовало. — Провод оборвали? Кирилл покачал головой: — С телефоном все в порядке. Ваш блокиратор в Интернете сидел. — А те? Их поймали? Он минуту помолчал, наконец, нехотя ответил: — Только одного, подъезде. Остальные, когда не обнаружили вас в квартире, побоялись, что вы успеете поднять тревогу, и сбежали. — Но ведь из подъезда никто не выходил! Кирилл тяжко вздохнул. — Пока я разбирался с тем, что в подъезде, пока бежал наверх, они спустились. Позвонили в квартиру на втором этаже. Хозяйка сдуру открыла. Окна квартиры не слишком высоко, выходят на другую сторону дома, они и вылезли. Как раз когда группа подъехала. — А хозяйка? Кирилл отвернулся. — С ней все в порядке? — Марина напряженно вглядывалась в его лицо. Он медленно покачал головой: — Ножом в сердце. Очень профессионально. Мгновенная смерть. Теперь она не сможет их опознать. Марина уставилась в свою чашку. Под диафрагмой ворочался душный, липкий ком. Смерть всегда выполняет план, смерть никогда не уходит с пустыми руками. Марина увернулась и Сашку выдернула, но нарушать мрачную статистику не позволено и смерть забрала другую жертву. — А тот, которого вы взяли в подъезде? Он ведь может навести на своих подельников? — глухо спросила она. — Вряд ли, — Кирилл досадливо передернул плечами, — Мелкий уголовник, наняли на шухере постоять, думал, обычный грабеж в пустой квартире. Он ничего об убийцах не знает: ни кто такие, ни где скрываются. Только описание. Кстати, их было трое. Один, как вы и сказали, на гориллу похож, у второго ничего особенного, разве что взгляд неживой, наверное, наркоман. О третьем вообще ничего определенного, внешность — никакая, незаметная. — Гориллыч, дыроглазый и незаметный. Кирилл поднялся. — Вроде бы вы пришли в себя. Я пойду. Дверь не пострадала, открыта была, выбивать не пришлось. Но надо установить новую, бронированную, с приличным замком. Завтра позвоните на работу, что не придете. Вам следует выспаться, а потом придется в милицию зайти, наверняка вызовут. — Да, конечно, Кирилл. Вы идите. Я вам очень благодарна, вы нас снова спасли, — механически ответила Марина, а непрошеные слезы набежали ей на глаза. Спаситель хренов! Оставить ее одну! После всего! Нет, если он сам не соображает, она не унизиться до просьб. Она… А Сашка? Марина вихрем вылетела в коридор и вцепилась Кириллу в рукав, не давая надеть куртку: — Не уходите! Ну пожалуйста! Сашка! Вдруг вернуться! Я на диване лягу! Завтраком накормлю! Застыв в неудобной позе — половина куртки на плече, вторая оккупирована Мариной — Кирилл слушал ее сбивчивый лепет. Наконец он решительно освободился и от куртки и от Марины и направился обратно в комнату. — Конечно, я останусь. Простите, боялся предложить, думал, опять выгоните. Только на диване, с вашего разрешения, лягу я, и завтрака тоже не надо. — Не волнуйтесь, я хорошо готовлю, — торопливо заверила его Марина, все еще боясь, что он уйдет, и кинулась к шкафу за постельным бельем. — Ложитесь, я сам постелю. До утра немного осталось, надо хоть чуть-чуть отдохнуть, — Кирилл забрал из ее рук простыню и принялся устраиваться. Успокоенная, она не снимая халата, нырнула под одеяло. Вытянулась, наслаждаясь теплом и нежным прикосновением наволочки к обоженному холодным ветром лицу. Марина была уверена, что после всего пережитого не заснет, но алкоголь, универсальное снотворное, действовал безошибочно. Она почти сразу почувствовала как дрема тихонько обволакивает ее. — Марина, — настойчивый голос Кирилла пробился сквозь подступающий сон, — Марина, вы ведь случайно узнали, что убийцы за дверью? Встали попить и услышали? Она приподняла тяжелые веки, поглядела на сидящего на застеленном диване Кирилла, потом перевела взгляд на спящего Сашку. Золотые волосики малыша в свете ночника поблескивали, как некогда у его мамы. Марина с детства помнила золотистый блеск Аленкиных локонов на подушке соседней кровати. — Да, — помедлив ответила она, — Встала попить и услышала. Именно так.Глава 17
Она была уверена, что утром Кирилла не увидит. Появляется из ниоткуда, исчезает в никуда, неделями ни слуху ни духу, потом вдруг материализовывается в критический момент и начинает разговор с упреков по поводу плохого ухода за Сашкой. Сейчас Кириллу самое время испарится. Но он не испарился. Он лежал на диване и безмятежно посапывал. Его часы и элегантные очки пристроились на ее собственном прикроватном столике, рядом с хрюшкой-будильником. Марина неожиданно почувствовала, что картина ей нравиться. Было в этом соседстве нечто завершенное, нечто от черно-белого единства инь-янь. — Мило, но не из моей жизни, — прошептала она и стараясь не разбудить ни Кирилла, ни Сашку, отправилась в душ. Ни контрастный душ, ни косметическая пенка для умывания, ни даже крем, щедро втертый в покрасневшую кожу, не смогли прибить порыв к домохозяйствованию. Марина старалась переключится на дела, но мысли упорно сворачивали к животрепещущему вопросу: чтобы такое вкусное приготовить на завтрак. Бессмысленно заниматься самообманом. Кухонно-трудовой порыв объясняется не проснувшейся страстью к обжорству, а спящим на диване мужчиной. А может, наполнившей дом атмосферой семейственности: мужчина, женщина, ребенок. Раз так — место женщины на кухне! Марина сдалась. Если порыв возник, его надо удовлетворить и успокоиться. Тянет ее побыть образцовой хозяйкой, ну и побудет. Все равно через полчаса-час Кирилл уйдет и Марина спокойно вернется к своей нормальной сумасшедшей жизни бизнеследи. Только как приготовить полноценный завтрак из продуктов, что хранятся в холодильнике бизнеследи? На Марину укоризненно глянули пустые полки. Пара пластиковых баночек сладкого творога — для нее и Сашки, крохотная кастрюлька супа — только для Сашки, ложка фарша — Сашке на котлетку, остатки старого кефира. Ну и чем тут прикажете кормить мужика, кефиром, что ли? Хотя… Если подумать, если вспомнить старые навыки… Мука в доме вроде есть. Очередной круглый горячий блин хлопнулся на стопку своих собратьев, и жидкое тесто вновь шипящим веером разлилось по сковородке. Марина метнула тяжеленную сковороду на огонь. — Эффектно, — прокомментировал сзади мужской голос. Кирилл возвышался на пороге кухни: аккуратный, вымытый и похоже, даже гладко выбритый. Хотя непонятно, чем же он мог побриться в ванной одинокой женщины, разве что Марининым депилятором. Или он постоянно таскает бритвенный станок в кармане — мало ли где заночевать придется? Марина неопределенно повела плечом и подцепив блин лопаткой, перевернула. Пожалела, что так никогда и не освоила высший пилотаж — летающие блинчики. Вот было бы здорово сейчас встряхнуть сковородку и с небрежной ловкостью поймать проделавший сальто-мортале блин. Увы, не дано. Хорошо, что успела изничтожить тот самый пресловутый первый, который всегда комом. А на вкус даже и ком получился ничего, приятно грел желудок. — Сашка встал? — не оборачиваясь, поинтересовалась она, выбрасывая на аккуратную стопку новый продукт. — Проснулся, в кроватке возиться. — Сейчас, еще пара штук и я его умою. — Его и я могу умыть. Марина на мгновения отвела глаза от сковороды, поглядела на мужчину: — Ну, попробуйте, — в ее голосе явственно слышалось сомнение, — Вам только пасту на щетку выдавить, зубы он чистит сам. Из комнаты донесли отзвуки разговора, потом шарканье маленьких тапочек и доверчиво держась за палец Кирилла, всклокоченный, заспанный Сашка проследовал в ванную. Марина вытряхнула последний блин и сделала шаг к ванной, потом остановилась. Еще начинка… В конце концов, что плохого может случиться от умывания, самое большее — водой обольются. А ревновать Сашку к Кириллу по меньшей мере глупо. При первом же столкновении с реальными детскими проблемами долговязому очкарику надоест играть в заботливого папашу, и он исчезнет из их жизни. Марина вывалила творог в миску и принялась подсыпать туда изюм и нарезанное яблоко. Из ванной Сашка гордо выехал у Кирилла на руках. Причем выглядел так же лощено, как и сам Кирилл. На свитерке ни единой капли, носочки надеты ровно, причесан волосок к волоску. Марине никогда не удавалось придать ребенку столь холено-аккуратный вид. Две физиономии — побольше и поменьше — с одинаковым любопытством следили как струйка горячей шоколадной глазури стекает с ложки и покрывает тоненькие, свернутые в трубочку блинчики. — Выглядит потрясающе, — сообщил Кирилл, — и пахнет вкусно. А почему Саше так мало шоколада? Марина напряглась. Ща как даст этому борцу за детские интересы ложкой по лбу! Впрочем… В тоне нынешнего вопроса был не столько упрек, сколько любопытство. Она с сомнением оглядела Кирилла. Он ждал ответа с интересом и даже некоторой почтительностью, как новичок ждет откровений ветерана. Похоже, он уже не подозревает, что она отнимает шоколад у Сашки, чтобы сожрать самой. Неужели ее подвиги по спасению Сашкиной жизни произвели впечатление? — Кофеин, — решив ответить, выдавила она, — Возбуждающее, детям нельзя. — Зачем тогда вообще давать? — Чтоб обидно не было. Саша, слезай с дяди, бери тарелку и неси к столу! Взбрыкнув ногами, Сашка чуть не вывалился у Кирилла из рук. Укоризненно поглядев на Марину, тот поспешил опустить малыша на пол. Солидно подойдя к тетке, пацан принял из ее рук свою пластиковую тарелочку и балансируя, словно канатоходец, направился к столу. Кирилл шагнул вперед, нацеливаясь помочь, Марина придержала его за плечо. — Воспитывать — не значит превращать в дебила! Не трогайте его, сам прекрасно справиться. — А если уронит? — С пола жрать заставлю! — потеряв терпение, прошипела она. Какое там впечатление, какие перемены, все померещилось. Этот человек никогда не откажется от взятой на себя роли ревизора их с Сашкой отношений. Если бы он дважды не вытаскивал их из смертельных передряг, если бы он, с его кагебэшными возможностями, не был ей так нужен… Перед внутренним взором Марины мелькнуло несколько сладостных картин кровавой мести, где главную роль играла тяжелая чугунная сковородка для блинов. Сцены воображаемой расправы несколько примирили ее с тем, что живой и здоровый Валуев сидит за столом. — Чай или кофе? — хмуро поинтересовалась она, хлопая перед ним тарелку шоколадно-творожных блинчиков. — Кофе, если можно, — светски согласился Кирилл, азартно нацеливаясь на трубочку блина. — Очень вкусно, — похвалил он. Тоже откровение! Блинчики вышли первый класс и кофе не подкачал. Марина сама с удовольствие наворачивала горяченькую вкуснятину. Надо все же почаще готовить, а то живет на одних пирожках с собачьей радостью, так и желудок загубить недолго. Сашке нравиться, ест без обычных капризов. — Я тут собрал некоторые сведения о вашем мафиозном партнере, — Кирилл с сожалением поглядел на свою пустую тарелку и принялся за кофе, — Солидный господин, ничего не скажешь. — Поэтому и пропадали больше недели? — Неужели вам меня не хватало? — О нет, благодарю покорно, мне и без вас хватало — всякого разного, — она забросила посуду в мойку, и наконец, не выдержала, — Откуда вы взялись сегодня ночью? Что, с прошлого визита так и живете у меня под балконом? — Не все время, иногда отлучаюсь. Но тогда рядом с вами один из моих ребят, — он отстранил Марину от мойки, с сомнением оглядел не слишком чистый фартук и подвязавшись вместо него свежим кухонным полотенцем, принялся мыть посуду. Надо же, какая галантность! Теперь даже не поворчишь по поводу превращения вольной журналистки в домашнюю прислугу. Лишившись повода для попреков, Марина не сразу сообразила, что услышала. Потом до нее дошло: — Вы хотите сказать, что следите за мной? Шпионите? — Не будьте ребенком, — посуду он мыл с армейской сноровкой, — Не шпионим, а охраняем. Днем няни, которых вы вечно гоняете. Вечером — наружная охрана. Вчера это оказалось не лишним. Мою прошлую ошибку мы учли, на глаза не лезем, вас не нервируем. — И давно? — правота Кирилла была раздражающей, но несомненной. Что бы с ними сталось, если бы вчера он не оказался под балконом? — С самой собаки, — ответил он. — Ладно, охраняйте, — хмуро согласилась Марина, — Только больше не прячьтесь. Пусть эти самые «ваши ребята» хоть представятся. Хочу знать их физиономии. — Зачем? — Если вдруг к ним присоединиться кто-нибудь новый и неожиданный. — Чужой хвост они обязаны засечь. Но я скажу им, чтобы больше не прятались. Может, открытая охрана заставит противника держаться подальше. Он тщательно закрутил кран, развязал полотенце, аккуратно повесил его на крючок. — Мне бежать надо, охранять вас будет Валера — помните, заходил? Оставлю папку с материалами по вашему компаньону — изучите, вдруг что в голову придет. — Обязательно, обязательно, — промурлыкала Марина, наскоро увязывая пакет с мусором. Надо поскорее, а то еще смоется мужик… Но тут из коридора послышалось — «Саша, до свиданья! До вечера!» — входная дверь хлопнула. Марина с досадой шмякнула мешок обратно в мусорку. Вот зараза кагебэшная, почуял! Марина вернулась в комнату и машинально приняв у Сашки из рук медведя и зайца, задумалась. На работу ехать поздно — заспались они после ночных событий. Что ж, даже из неприятностей надо извлекать толику удачи. Дома она спокойно разгребет скопившиеся материалы, а то ведь до сих пор еще не в курсе дел собственной компании. На работе наваливаются сиюминутные проблемы, требующие немедленных решений, а возможности вникнуть в саму суть «Worldpress» не остается. Руководит по наитию, так и не зная многих нюансов жизни концерна. При каждой ошибке приходится делать морду чайником и заявлять о «новой политике нового руководства». Счастье, что хоть в журналистском бизнесе она не новичок и серьезных промахов пока удается избежать. Она сунула кассету с мультиками в видак и нейтрализовав Сашку, включила компьютер, погружаясь в архивы и базы данных. Буйное прошлое «Worldpress» любезно открывало свои тайны новой начальнице. — Ну ты представляешь! Гад просто выставочный, но до чего же красиво сделано! Оказывается, это Пашка мне полгода назад заказ на рекламу запорол! — за неимением других собеседников Марина попыталась поделиться своим возмущением с Сашкой, мазнула взглядом по стенным часам… — Кошмар! Ребенок полтора часа перед телевизором! Что я себе думаю! — Марина быстренько отключила компьютер, невзирая на Сашкины протесты, вырубила телевизор и принялась лихорадочно одевать малыша. — Перед дневным сном дети должны хоть часик погулять. — наскоро натянув сапоги и шубу, Марина заторопилась к выходу, — Мое счастье, что нас с тобой твой крестный папаша не видит, было бы мне на орехи. Подумав о Кирилле, она тут же вспомнила об оставленной им папке. Сведения о мафиозном папаше Эдички Севастьянова заслуживали самого пристального внимания, только где на все взять время? Секунду поколебавшись, она сунула папку под мышку. Попробует просмотреть ее на улице. В конце концов, гуляя перед домом, ей совершенно не обязательно постоянно пялится на Сашку. Длинная аллея, огороженная двумя рядами деревьев и широкими газонами, место вполне безопасное. Если не считать набегающих время от времени собак-убийц. Но против них у нее, оказывается, есть охрана. Охрана поджидала их у подъезда. — Кирилл сказал, можно больше не прятаться, — сияющий улыбкой Валера немедленно подхватил ее под руку, — Я рад. Я просто счастлив! Вы не представляете, какая это пытка — глядеть издалека на женщину своей мечты и не сметь приблизиться! Единственной отрадой было сознание, что я оберегаю вас! — он картинно прижал руку к груди, словно собираясь вынуть сердце и преподнести его Марине в знак вечной любви. — Оберегали вы, предположим, Сашку. Последнее время с ним гуляли няни или девчонки из «Worldpress». Разные, — уточнила Марина, — Если вы каждый раз любовались издалека именно женщиной вашей мечты, то часто же у вас мечты меняются! — В любой я видел вас! — ничуть не смутившись, отрапортовал Валера, покрепче прижимая к себе Маринину руку. — Особенно в толстухе из «Женщина и спорт». Не знаю, можно ли в ней меня увидеть, но зато накроить штук пять таких, как я — запросто! — Наверное, я заметил какие-то черты душевной близости. — Точно, у нас много общего. Тупая как пробка, глазки поросячьи и пахнет мокрыми вениками, — Марина мысленно попросила прощения у милой умницы и знатока женских видов спорта, чьей страшной трагедией была необъятная, не поддающейся никаким диетам толщина, навсегда отрезавшая ей дорогу в вожделенную художественную гимнастику. И поставила точку в затянувшемся диалоге, — К тому же, она лесбиянка. — Вы меня совсем загнали в угол, — тяжко вздохнул Валера. — При близком общении всегда оказывается, что умная женщина — совсем не сахар с медом, — отнимая у него руку, закончила Марина, — Валерочка, вам ведь все равно с нами таскаться, поиграйте с Сашей, а я пока документы просмотрю. Ну пожалуйста! — Я-то рассчитывал… Думал, погуляем, поболтаем, может даже в кафе зайдем… А меня в няньки, — обиженно пробурчал Валера, направляясь к Сашке. — Ну вы же умница, вы же настоящий мужчина, способный к самопожертвованию, — ободрила его Марина. Странно, раньше подобные ухаживания-пикировки бодрили, возбуждали, заставляли чувствовать себя молодой и сильной. Теперь же она рада была закончить разговор и избавиться от нежданного ухажера. Она тяжко вздохнула. Вот оно, Пашкино наследство — ребенок и компания, дом-работа-дом. Из вольной хищницы она превращается в заеденную бытом клушу. Недаром утром ее куховарить потянуло. Она ощутила смутную обиду — только почему-то не на Пашку, оставившего ей в наследство мешок проблем, а на Кирилла. Стремясь отогнать неуместное чувство, Марина привалилась плечом к ближайшему дереву и открыла папку. После пятнадцати минут чтения она ощущала пробирающий ноги холод и… опасливое уважение. К папаше Эдички Макарова, создателю целой империи, но главное — к организации, выкормышем которой был Кирилл. В досье было все. Тайны, которые Эдиков и, по совместительству, общегородской Папа считал надежно погребенными, секреты, которые он полагал фундаментально уничтоженными. Все, что он скрывал, что давно позабыл, что еще не знал, но скоро узнает и даже то, чего ему не узнать никогда. Марина изумленно покачала головой. Живет вот такой бывший комсомольский работник, потом криминальный авторитет, ныне — почти честный бизнесмен. Крутит, ловчит, дает взятки, вырывает кредиты, сколачивает вокруг себя даже не команду — армию с Генштабом и разведкой. Поднимается в гору, набирает авторитет, наконец, становится полным хозяином города и окрестностей. И все это время за ним наблюдают внимательные глаза. Каждый шаг фиксируется и складывается в кубышку — вдруг пригодится. Марина испытала даже что-то вроде жалости к ничего не подозревающему хозяину жизни. Он благоденствует, не подозревая, что есть тихие незаметные люди, держащие его судьбу в кулаке. Стоит им захотеть — и с помощью накопленной информации они сделают все, что угодно: разорят, опозорят, уничтожат. И так с любым! С каждым! Марина почувствовала как начинает зудеть ее «журналистская железа». Внутреннему взору предстали заголовки «Мы все под колпаком спецслужб!», «Система тотального контроля жива!». Толпы покупателей, расхватывающих газеты, и тиражи, тиражи, тиражи. Она даже зажмурилась перед ослепительным видением. Потом снова вздохнула. Как же, позволит ей господин Валуев обнародовать это досье, держи карман! А без доказательств любые ее рассуждения — очередной проходняк, тема одного номера. Мысленно поставив галочку — дать пару статей о спецслужбах — Марина вернулась к папке. Интересно, как Кириллу удалось получить на руки закрытые материалы? Наверно, также, как он сумел прямо у нее в кухне изучить вещественные доказательства по напавшей собаке — приятели, связи, свои люди. Нет, всевластие спецслужб — для какой-нибудь Америки, не для нас. У них тайны ЦРУ святы, а у нас по дружбе тебе хоть досье на хозяина города, хоть сверхсекретный договор со злобными террористами полистать дадут. Ага, такой пассаж тоже не забыть в статью вставить! Потому как при всей своей полноте ни на что, кроме статейки, уникальное досье не годится! Ну узнала она, какие суммы Эдиков папаша держит в заграничных банках. Ну выяснила, каких чиновников он подкупил. И даже сведения о появлении Эдички на свет от недолгой связи его папаши с хорошенькой актрисой местного театра, не имели большого значения. Знает она теперь, что маман Эдика давным-давно перебралась в столицу и там ведет светский образ жизни на регулярно высылаемые бывшим любовником деньги. Знает о постоянных неладах между отцом и сыном, знает, что папа считает Эдичку полным, законченным идиотом. И что? Все равно неизвестно: он или не он стоит за спиной дебильного сыночка, он или не он так страстно жаждет захапать пресс-компанию, что не останавливается перед убийством ребенка. Впрочем, кое-что из досье все же удалось извлечь. У Эдичкиного папы, при несомненной пакостности натуры и полном пренебрежении законом, нашлась одна симпатичная черта — убийств он явно не любил. Может, считал их неэстетичными, а может, чем черт не шутит, даже и совестился, но конкурентов он предпочитал подставлять, обыгрывать или сажать, но не мочить. — Ни о чем не говорит, — пробормотала себе под нос Марина, — Привычкам иногда изменяют. Вдруг ему «Worldpress» до такого зарезу нужна, что он взял и всех перерезал. Вопреки собственным принципам. Опять таки, а если не он — кто? И как с этим кем-то справиться? Полный тупик! Она в отчаянии ткнулась лбом в шершавую кору дерева. — Марина, вам плохо? — озабоченный Валера склонился над ней. — Кому нынче хорошо? Словно в подтверждение сего банального философского тезиса Сашка оглушительно чихнул. Марина положила ему руку на лоб: — Э, друг, ты не заболел? Что-то у тебя лоб горячий. Пошли-ка домой. Едва раздев Сашку, она тут же сунула ему градусник под мышку. — Тридцать семь и пять! — Марина расстроено воззрилась на термометр, — Что я никак тебе, ребенок, ладу не дам! Дома сидим — ты глаза на телевизоре портишь, гулять идем — простужаешься. — Он вчера простудился, когда вы по лестнице спускались. — Надо было его одеть потеплей, — с раскаянием пробормотала она. — Тогда он был бы не простуженный, а мертвый. — Замолчите! Утешать вы не умеете. — Это потому что я словами утешаю, — немедленно заявил неугомонный Валера, — Вот если бы вы захотели утешиться более активно… — Гребло! — перебил его Сашка. Валера оскорблено возразил: — Вовсе я не трепло. — Гребло!! — требовательно повторил Сашка. — Мал ты еще, чтобы судить! — взорвался Валера. — Гребло!!! — со слезами в голосе возопил Сашка. — Не кричи, вот твое весло, — Марина вытащила из-под кровати игрушку, — А вы, чем спорить с больным ребенком, лучше сбегайте в аптеку. — Вы знаете, что надо давать? Может, лучше врача вызвать? — Женщины всегда знают, чем лечить детей, — с надменной уверенностью бросила Марина, — В нас «Справочник фармацевта» генетически заложен. Сейчас составлю список. Она удалилась на кухню, незаметным движением прихватив с собой телефон. Плотно закрыла дверь и наскоро натыкав заветный номер, спросила: — Стрип-клуб «Нимфа»? Дарья, ты? У Сашки тридцать семь и пять. Чего делать-то? Получив очередную порцию советов от многоопытной матери двоих детей и кордебалета стриптизеров, она настрочила список. Шагнула к двери, и остановилась. — На работу, как можно скорее на работу, — бормотала Марина, составляя второй список — покупок в супермаркете, — Один день без работы — и почти полное одомашнивание! Она появилась из комнаты, вооруженная двумя списками и мешком, полным мусора. — Это зачем? — настороженно поинтересовался Валера, поглядывая на мешок. — В том-то и дело, что в доме — абсолютно незачем. Вот и вынесите его вон, пожалуйста, — и торопясь пресечь возможные возражения, добавила, — Я вас потом обедом накормлю. Вкусным. Дверь за Валерой захлопнулась, она вернулась в кухню. — Что со мной происходит — второй раз за день! — полностью сдавшись хозяйственному порыву, она принялась вытаскивать из шкафа давно пылившиеся без дела глиняные горшочки.Глава 18
Длинная стройная фигура бесшумно возникла в дверном проеме. Кирилл улыбаясь смотрел на нее и Сашку. Марина почувствовала как ей становится спокойно. Только сейчас она поняла, что весь день: и в присутствии болтливого Валеры, и потом, когда он ушел, страх не отпускал ее ни на секунду. Глухой и постоянный, он сидел в душе, и лишь теперь, с приходом Кирилла рассосался, спрятался. Появился Кирилл как обычно из ниоткуда — вот в квартире они с Сашкой вдвоем, а вот бесшумно, в один миг материализовался третий. Но вместо привычного раздражения беспардонностью господина Валуева, Марине неожиданно стало тепло на душе: давненько уже мужчина не открывал дверь ее дома своим ключом. Собственно, после Павла она никому ключ и не давала, держала дистанцию. Марина мысленно одернула себя. Дала тогда ключ, теперь и сидишь по уши в дерьме, как в переносном, так и в прямом смысле слова: прямо возле ног Сашкин горшок стоит, срочно вынести надо. А этому бандиту (Кириллу, не горшку) вообще никто ключ не давал, он уже второй раз нахально отпирает ее дверь отмычкой! — Я, конечно, понимаю, тебе ничего не стоит открыть любой замок, — холодно процедила Марина, — Я даже восторгаюсь такими необыкновенными талантами и чудесами кагебэшной подготовки! Но, может, ты будешь так любезен и станешь звонить? Или стучать? Или, если и то и другое не по силам, напевай, прежде чем появиться из ниоткуда? — Где Валерка? — не отвечая на выпад, поинтересовался Кирилл. — Обедом покормила и выставила. Или я целый день должна терпеть его в своем доме? Больному ребенку покой нужен! — Как он себя чувствует? — Валера? Не спрашивала. Вроде ни на что не жаловался. — Саша, — голос Кирилла наполнился бесконечным терпением, словно он дал себе зарок ни при каких обстоятельствах не реагировать на подначки. — Температура, кашель, насморк. Стандартный набор, — она спустила Сашке штаны и положила животиком себе на колени. Малыш протестующе заорал. — Что ты делаешь? — Почему, собственно, вы перешли со мной на ты? — немедленно окрысилась Марина. — Потому что ты первая начала, — резонно возразила он. — Да… действительно, — вынуждена была признать она, вспоминая начало беседы, — Тогда ладно. Держи его за ноги. Марина вытащила из упаковки маленькую фармацевтическую свечечку и примерилась к круглой Сашкиной попке. — Так что ты делаешь? — переспросил Кирилл, придерживая дергающего ногами Сашку. Марина хмыкнула: — Надо же, спрашиваешь, вместо того, чтобы сходу спасать несчастного младенца из рук злобной тетки. Большой прогресс! — одним движением она воткнула свечку Сашке в попу. Мальчишка протестующе вякнул и замолк. Марина поправила ему штанишки, посадила в кровать и лишь после этого соблаговолила пояснить, — Температуру надо сбить. И горлышко у него побаливает. На лице Кирилла отразилась напряженная, прямо таки выматывающая работа мысли: — Чтобы вылечить горло, лекарства засовывают в попу? — Слушай, что ты ко мне пристал? Мне их в аптеке дали. Все претензии к современной медицине. Если теперь принято лечить горло через задний проход — кто я такая, чтобы возражать? — она поцеловала Сашку в щеку, укрыл одеялом и выпроводила Кирилла на кухню. — Есть будешь? — Буду! — согласился он так агрессивно, словно еда в ее доме была невесть каким подвигом. — Валерка мне все уши прожужжал, как ты потрясающе готовишь. Клянется, что после нынешнего обеда непременно на тебе женится. — Ждать предложения? — Я ему запретил. Никаких свадеб, я не могу доверить ребенка такому легкомысленному субъекту. — заявил Кирилл — и вот это и было истинное легкомыслие. — Мои желания в расчет не принимаются? — потяжелевшим голосом спросила Марина и демонстративно захлопнула холодильник. Сдаваясь, Кирилл поднял руки. — Виноват, больше не буду, исправлюсь, лично доставлю Валерку в упаковке с бантиком. Ледяной лик женщины не смягчился, холодильник оставался закрытым. — Не подходит? Сам отнесу ваше заявление в загс. Тоже нет? — и в полном отчаянии предложил, — Чертов мусор вынесу, только смилуйся, не мори голодом! Марина злорадно усмехнулась: мусор она спровадила с Валерой, до следующих накоплений нет у Кирилла способа к ней подольстится. — Мусор вечером выносить нельзя, денег в доме не будет. И ты первый обвинишь меня, что я беззащитного ребенка разорила — деньги-то все Сашкины. — Тогда не знаю, — он горестно поник за столом, — Моя смерть от истощения будет на твоей совести. — Лишение еды — лучший способ дрессуры. Даже ты на человека стал походить, острить пытаешься. Плоско, но ничего, ближайшие десять лет без обедов и ужинов — научишься, — Марина распахнула холодильник, — Вам Дзержинский что завещал? Чистые руки, горячее сердце и… холодное пиво, — она водрузила на стол запотевшую бутылку и выхватила из духовки раскаленный горшочек. Кухня наполнилась одуряющими съестными ароматами. — Пиво есть, сердце с овощами запеклось… Иди мой руки. Прихлебывая пиво, Марина с законной гордостью наблюдала как Кирилл азартно расправляется с содержимым горшочка. Наконец он устало откинулся на спинку стула и благостно прикрыл глаза. — Потрясающе! Давно так не наедался, — в подтверждение он даже похлопал себя по впадине живота, — Завтрак был замечательный и обед вкусный. — Тебя это удивляет? — Как правило, женщины твоего типа не любят готовить, — сонно пробормотал Кирилл. — Как правило, — повторила Марина. Недавняя симпатия к Кириллу уходила, растворялась, сменяясь привычным раздражением, — Я — не как правило, я как левило! Откуда они взялись, правила? В родных спецслужбах придумали? На каждую женщину свой шаблон? Блондинкам идет черное и голубое, они воздушные, романтичные, глуповатые и любят сладкое. Брюнетки носят красное, курят сигареты с мундштуком и все как одна стервы. А русые стриженные журналистки не умеют готовить. И если бы не жесткий контроль всяких приблудных кагебэшников, пороли бы беззащитных детей каждую субботу и иногда по средам. Так? — Что за страсть к устаревшим аббревиатурам, — даже Маринин страстный монолог не смог преодолеть овладевшую Кириллом сытую лень, — Некоторые уже и не помнят, что такое КГБ, а у тебя с языка не сходит. — А я старая вешалка. Но без склероза. Помню то, что другие забывают. Кирилл бросил на нее усталый взгляд из-под ресниц и решил сменить тему. — Вы с Сашей притерлись друг к другу, — он оглядел прибавления к кухонному интерьеру: высокий детский стульчик, пестрые тарелочки над мойкой, коллекцию забавных слюнявчиков. — Любая женщина способна привыкнуть к ребенку, если ей дать время и не трепать нервы. — Марина принялась собирать со стола посуду. Она старалась не глядеть на Кирилла, так было легче говорить. — Я если сама с Сашкой гуляю, разговариваю с молодыми мамашами. Знаешь, на что они все жалуются? На родственников. Главное — на незаменимых помощниц бабушек. Ребенок — это ведь страшный шок для матери. Работала или училась, устоявшийся образ жизни, потом появляется ребенок и эту жизнь надо изменить, причем резко, практически, за один день. Сон по-другому, еда по-другому, отношения с мужчинами по-другому, отдыха вообще нет, работа превращается в ад… Тут бы оставить женщину в покое, дать приспособится, привыкнуть. Но налетают свежеиспеченные бабушки, и от большой любви к внуку начинают молодую мамашу в гроб вгонять. Вроде бы и помогают, но при этом!.. Прямо жандармы, церберы. Все проверяется: а ты его любишь, а достаточно ли ты о нем заботишься, а готова ли ты к самопожертвованию… Ребенка превращают в злобное божество, на алтарь которого мать должна возложить всю свою жизнь. А бабули-жрицы понаблюдают. Неудивительно, что при таком прессинге у женщин бывает послеродовой шок. Вот американцы учат женщин перед родами правильно дышать, а я бы открыла курсы для родственников, чтобы научились молчать. Хотя бы первое время. — Но при тебе-то нет придирчивой бабушки, так чего переживать? — все так же лениво протянул Кирилл. — Как это нет! А ты? Кирилл резко выпрямился, сонливость как рукой сняло: — Я — бабушка?! — Бабушка, бабушка, бабушка! Причем даже не с моей стороны. Свекруха! Все нервы вымотал! То пошла не туда, то одела не так, то веду себя неправильно. — Я по половой принадлежности не подхожу. — смущенный ее натиском, пробормотал Кирилл. — Зато по стилю поведения подходишь. Вот честно скажи, о чем бы ты сейчас говорил, если бы я инициативу не перехватила? — Ну-у, — отвечать Кириллу явно не хотелось. Он поерзал на стуле, взгляд затравленно заметался по кухне, ища за что зацепиться. Наконец нехотя выдавил, — О квартире. Квартиру надо сменить, твоя маленькая, а Саше через год-полтора своя комната понадобиться. Район неблагоприятный, гуляете между двумя дорогами, ребенок канцерогенами дышит. Марина рухнула на стул и уставилась на него с комическим ужасом: — Ну и кто ты после этого, если не распоследняя бабушка? У тебя совесть есть? Я едва успеваю, между работой и Сашкой на части рвусь, и ты еще хочешь, чтобы я квартирой занималась. Нет, ну совсем задолбал, рехнусь скоро! Я и так вечно виноватой себя чувствую. На работу бегу — виновата, что Сашкой не занимаюсь, с работы к Сашке сматываюсь — виновата, о его деньгах мало забочусь, на себя время потратила — вообще кошмар, махровой эгоисткой себя чувствую. А все ты и твои замечания! — Насчет денег я ничего не говорил! — Да? А когда в первый раз среди ночи явился? «Деньги за опекунство можете оставить себе». - передразнила она, — И выражение лица: ты ангел бескорыстия, а я жадная дрянь. Думаешь, забыла? Я же сказала, склероза у меня нет. — Вот уж не думал, что ты такая чувствительная! — Похоже, ты обо мне постоянно НЕ думаешь. То не думаешь, что я готовить умею, то не думаешь, что чувствительная. Что еще ты обо мне не думаешь? Кирилл мрачно, и опять как-то очень по-детски нахохлился. Недавно точно так же на нее дулся Сашка, когда она отняла у него четвертую карамельку. В кухне воцарилось мрачное молчание. Первой не выдержала Марина: — Давай укладываться, мне завтра на работу, и у тебя, наверное, дела есть. — Я не думал, что ты… — он замер, прислушиваясь к собственным словам, потом поправился, — То есть наоборот, я думал, ты меня выставишь. Марина пожала плечами: — Что делать, с тобой как со всякой бабушкой: и терпеть нет сил, и обойтись невозможно. Ты у нас бабушка-телохранитель: уйдешь, я от страха рехнусь. Марина забралась в кровать, прислушалась. Сашка тихонько посапывал во сне, Кирилла было не слышно, словно диван пуст. Но она твердо знала, что он там и это знание наполняло ее уверенностью — ничего плохо ни с Сашкой, ни с ней самой не случиться. Кто бы ни явился, Кирилл сумеет защитить. За физическое здоровье в его присутствии можно не волноваться. Вот с душевным хуже. Вздохнув, Марина завозилась под одеялом, устраиваясь поуютнее. — Марина, — окликнули ее с дивана. — М-м? — сонно протянула она. — Мне кажется, я даю полезные советы… Но если ты так остро все воспринимаешь… Я постараюсь больше не загонять тебя в гроб и не превращать ребенка в могилу. Не знаю, получиться ли, но постараюсь. — И на том спасибо. — Только еще одно, последнее — дверь надо поменять. Со старой небезопасно, один раз ее уже открыли. Я заказал новую. — Спасибо, бабуля, — вздохнула Марина, проваливаясь в сон.Глава 19
— Я тут кой-какие старые связи девчонкам на журнал перекинула, должен хороший цикл статей выйти, остренький, с перчиком. Предшественник твой осторожничал, все издания у него солидно-пресноватые. У редакторов прямо условный рефлекс выработался, любую провокационную строчку выпалывают. Ничего, мы это поправим. — решительно возвестила мадам Маргарита. — Смотри, не перестарайся, чтоб от твоего пылкого энтузиазма пожар не занялся, — Марина сделала пометку в «склерознике», — Я боюсь, как бы наша газета не загнулась, а то ободрала я ее под липку. Сама в генеральные, тебя в начальники подразделения… — Молодым — дорогу, — философски заметила Марго и хихикнула, — А старикам — повышение и оклад. Не бойся, Лешка справится. Во-первых, после слияния возможности не чета прежним, а во-вторых, он так хочет доказать свою крутизну, прямо кипит! — Во-во, типичный чайник, — фыркнула Марина, — А мне профессионалы нужны. Ты пылаешь, он кипит, такие все горячие! — Зато ты у нас сегодня пожарный брандспойт, всех норовишь остудить. Когда ты брюзжать начинаешь, кажется, что это я молодая, а ты дряхлая нафталинная старушонка. Марина обиженно насупилась: — Я замотанная жизнью баба, с работой и ребенком… — Ну и радуйся, дурища, — перебила мадам Маргарита, — Ты же счастливая женщина! Представь, у тебя — ни того, ни другого, сидишь, и от тоски водяру глушишь. Или еще хуже — целый день телевизор смотришь. Мексиканские сериалы. Все. Марина невольно представила и содрогнулась. — Работа есть, ребенок есть — смысл в жизни есть! — продолжала мадам Маргарита и хитро прищурилась, — Тебе бы еще мужичка хорошего для комплекта… Марина негодующе передернула плечами, но дать непрошеной советчице достойную отповедь не успела, зазвонил телефон. — Мариночка, кошечка, заинька, птичка, — ласкова затянул смутно знакомый мужской голос, — Не звонишь, не появляешься, совсем меня забыла. Конечно, ты теперь большая женщина… Марина невольно глянула в зеркало. Нет, вроде не такая уж большая: не потолстела, и в росте не прибавила. — …где тебе помнить нас, мелких чиновников, — продолжал бархатисто сожалеть собеседник. — Что вы, я прекрасно помню, как можно вас забыть, — проворковала Марина. Она лихорадочно соображала, кто бы это мог быть: из мэрии? от губернатора? Условный рефлекс тем временем работал безотказно: на лицо выпрыгнула протокольная улыбка, а голос наполнился официальной теплотой. Градусов тридцать, примерно. Мужчина принужденно рассмеялся. — Мариш, ты что, и впрямь не узнала? Вот оно, женское вероломство! Меньше месяца не виделись, а уже и как звать, не помнишь. — Обстоя… — черт, ей и впрямь пришлось поднапрячся, вспоминая его имя, хотя разлука не при чем. Марина всегда забывала, как же Обстоятельство зовут, — Вова, ты? Чего звонишь? Маринина любезная теплота вмиг сменилась арктическим холодом. Если и тридцать, то мороза. — Какая ты стала жесткая! Конечно, подчиненных целый день жучишь, привыкла, даже для родного человека ласкового слова не осталось… Забросила меня совсем. — снова заныл Обстоятельство. — Слушай, человек мой родной, помниться, на нашем последнем свидании был выдвинут гордый лозунг: или ты, или ребенок. Пацан остается у меня, вот и не напоминаю о себе. Уважаю, так сказать, твою точку зрения. — Ты меня неправильно поняла, Мариночка. Я же о тебе заботился, думал, тебе мальчика на свою зарплату поднимать придется, жизнь свою гробить. Раз пацан богатый наследник, можешь его оставить. — Разрешаешь, значит? Ну спасибо, чтобы я без твоего дозволения делала. — Конечно, женщина должна слушаться своего мужчину, — самодовольно зачастил Обстоятельство. Марина хмыкнула. Она уже и забывать стала, что сарказма Обстоятельство не воспринимает напрочь. Марина сообразила, что за прошедшие недели вообще полностью выкинула «своего мужчину» из головы. Надо же, как быстро! Вроде бы раньше за ней такого не водилась. Расставаясь, долго мучалась, обсасывала в воспоминаниях каждую деталь отношений. А сейчас — будто и не было в ее жизни мужика. Марина попыталась вспомнить хотя бы лицо Обстоятельства, зажмурилась — перед мысленным взором всплыла физиономия Кирилла Валуева. Вот еще тоже наказание! Отогнав образ, словно назойливую муху, Марина вернулась к разговору. — …и вообще, бабе без мужика тяжко, — продолжал вещать Обстоятельство, — Совета спросить не у кого, а у вас ведь головы для бизнеса природой не приспособлены. Представляю как ты там мучаешься с громадной корпорацией. Наверное, мечтаешь, чтобы кто-нибудь помог, поддержал, снял тяжесть с хрупких плеч… — Хочешь, чтобы я тебе свое кресло уступила? — с тихой змеиной ласковостью поинтересовалась Марина. Обстоятельство на мгновение замялся: — Нет-нет, как можно! Я знаю, в «Worldpress» и женские журналы есть, тут ты, как женщина, лучше разбираешься. А в остальном я всегда готов взять на себя… Будем вместе — и на работе, и дома. Прямо как Ромео и Джульетта. Марина в ужасе зажмурилась. Господи, хорошо хоть не как Отелло и Дездемона. — Опыт у меня есть, ты же знаешь, у нас в Комитете молодежи пресс-релизы только я составляю. Марина сморщилась, словно откусила кислого весеннего яблока. Она таки открыла в газете рубрику «Нарочно не придумаешь», пополняя ее исключительно перлам из пресс-релизов Обстоятельства. «Позорные слухи не имеют под собой ни одного градуса поддержки». Или еще того милее: «опытный пастух деликатно поступает с козлом, не подрывая его авторитет среди баранов». Но Обстоятельство, уважающий себя работник пресс-центра, газет не читал, а потому продолжал: — Корпорация, небось, уже в запустение приходит. Покойный хозяин не был профессионалом, а ты — слабая женщина: подчиненные творят, что хотят. Но ты не волнуйся, я их к ногтю приберу, дело налажу. Такой простор для творческой инициативы! Маринасодрогнулась. Помнится, Эдичка тоже жаждал проявить творческую инициативу. Теперь Марина точно знала, что делать, если вдруг понадобиться разорить «Worldpress» в дым. Запустить сюда Обстоятельство, объединить его с Эдичкой, а потом быстро-быстро убегать, чтобы не погребло под обломками. — Кто лучше близкого человека сумеет о тебе позаботится… — продолжал вещать Обстоятельство. Марина презрительно скривила губы. Ну вот, мелькала последнее время голубая мечта, чтобы кто-нибудь пожалел ее, бедную и заморенную, позаботился не только о Сашке, но и о ней, Марине. Мечтала — получи: кушай, не обляпайся. Права Марго, суматошная жизнью работающей тетки-одиночки — это счастье. По сравнению с заботливым Обстоятельством. Надо прекращать корчить рожи в ответ на его прочувственные речи — все равно по телефону не видно — и послать его куда подальше. Между тем Обстоятельство позволил себе немножко пообижаться. — Ты, говорят, свою Марго журналами управлять поставила, зарплата больше депутатской. А мне даже не позвонила… Ну ничего, я тебя прощаю, говори, куда подъезжать. — Если вы, Владимир, хотите у нас работать, составьте резюме, приложите две рекомендации и направьте в отдел кадров. Мы рассмотрим вашу кандидатуру, если появится свободная вакансия. — Курочка, лисичка, что так официально, не чужие ведь, — заныл Обстоятельство, — Давай напрямую, через главу корпорации вопросик с моим трудоустройством решим, а? — Через главу, — задумчиво протянула Марина, — Попробуйте, только это не ко мне. Главой корпорации является Александр Павлович Севастьянов. Можете обратится прямо к нему. Глядишь, и сумеете уговорить, например, взятку дать. Даже подскажу чем. Он шоколадки очень любит. Правда, приказ о назначении подписать не сумеет, буквам не обучен. Она аккуратно положила трубку и воззрилась на Марго. Та изо всех сил старалась держать любопытство в узде, но в конце концов сдалась: — Кто звонил? — Недостающая часть комплекта. Мужичок. — Этот твой, как его, Обстоятельство? Гони его в шею. — Ты непоследовательна. То советуешь мужичка завести, то — гони в шею. — Ты, мастер слова, внимательнее слушать надо. Я же сказала — «хорошего», а не абы какого, — наставительно подняла палец Марго. — Ну его к бесу, давай о деле. Я тут подумала, мы целый комплект журналов выпускаем, но одного не хватает. Мужского. Эдакого местного «Playboy». Как считаешь? — Вложения потребуются, — с сомнением покачала головой Марина, — На повседневную работу и оборотных средств хватает, а тут капитал тронуть придется. Не знаю, можем ли мы это себе позволить, я еще в финансовой ситуации толком не разобралась. — Так разберись, в банк съезди. — Надо бы, — кивнула Марина. И поднялась. — Знаешь, прямо сейчас и поеду, давно пора. «Она стояла на пороге, глаза ее метали молнии». — Светлана! — яростным гонгом ударило от порога. Секретарша Светочка толчком задвинула ящик с припрятанным в нем любовным романом и вскочила. Такой она еще новую начальницу не видела. Уезжала в банк вроде женщина как женщина, а вернулась… Фраза из романа приобрела плоть и смысл. На пороге стояла разъяренная фурия и ее бешенный взгляд чертил мебель и стены проплавленными штрихами. Света готова была поклясться, что в приемной запахло горелым пластиком. Света невольно съежилась, представив, как Марина переводит взгляд на нее и на секретарском стуле остается лишь горстка пепла, да сережки, сплавившиеся с пломбами. Но Марина не смотрела на Свету. Уставившись прямо перед собой, она произнесла, металлически разделяя слова: — Макарова. Ко мне. Сию минуту. — Не пойдет, права станет качать, — робко возразила Света. Марина все таки перевела на нее взгляд. Сдавленно охнув, Света сорвалась с места. Чеканя шаг, Марина проследовала к себе и уселась, выжидательно уставившись на дверь. Через секунду дверь распахнулась и Макаров буквально влетел в кабинет. Похоже, испуганная Света просто забросила его внутрь, словно нашкодившего щенка. — Что вы себе позволяете!? — гневно взвыл Макаров, — Вы не имеете права… Мое положение в корпорации… Вы не можете так по хамски… — Молчать! — рявкнула Марина, да так, что Эдичка втянул голову в плечи, а стекла в украшающих стены Пашкиных портретах тоненько испуганно звякнули. Мелодичный звон затих, погребенный тишиной, и Марина процедила: — Где деньги, падла? — Деньги? Какие деньги? — растерянно переспросил Эдичка. От удара кулаком по столу зазвенели и стекла, и безделушки, и у Эдички в ушах. — Ты мне ваньку не валяй! — Марина и сама не понимала, из каких глубин подсознания всплыл добротный правительственный матерок, который она и обрушила на перепуганного Эдичку. Дикая злоба туманила голову, — Он спрашивает, какие деньги! Те самые, которые ты с наших счетов вычистил! Базовый капитал компании! — При чем тут… Я ничего не вычищал! — брызгая слюной, заорал Эдичка, — Я не знаю, о чем вы говорите! — Не ври! — Марина выбралась из-за стола, подошла к Эдику и ткнула его пальцем в грудь, опрокидывая в кресло. Остро заточенный ноготь гневно замелькал у Эдика перед глазами, заставляя испуганно жмуриться и вжиматься в спинку. — Я только что из банка. Наши базовые счета пусты, с них сняли все деньги. Компания больше месяца живет на одних оборотных средствах: тираж продали-тираж выпустили. Кто-то ободрала нас как липку. И это сделал ты! — кинжальный палец вновь ткнулся в Эдика и тот явственно ощутил холод стали под сердцем. — Ты ограбил компанию, явился в банк и сгреб все денежки, а потом… — она только хотела обвинить Эдика в убийстве Пашки и Аленки, как вдруг затравленный Макаров взвился с места и отчаянно завопил: — Не я, не я! Я не мог, у меня права первой подписи нет! — Чего? — расходившаяся Марина словно налетела на каменную стену. Она удивленно захлопала глазами, и пользуясь ее замешательством, Эдичка стремительно зачастил: — Мне не разрешают брать деньги с базовых счетов, только Павел мог подписать требование! — Не разрешают, — тяжело проронила Марина, — Не разрешают ему, маленькому. А вот мы сейчас проверим. Она принялась терзать телефон. — Куда вы звоните? — поинтересовался томящийся в тоске Эдичка. — В банк, — прислушиваясь к коротким гудкам, — Сейчас мы выясним, что тебе разрешали, что запрещали… Алло! Вас «Worldpress» беспокоит, Марина Сергеевна. Я недавно встречалась… Да, именно с ним… Да, будьте любезны, позовите. — она подождала, одновременно разглядывая мающегося Эдичку словно жутко противное насекомое, — Здравствуйте, простите за беспокойство, я забыла спросить, кто из компаньонов нашей корпорации имел право вычистить счета? Да… Даже так… Понятно, спасибо. Она бережно уложила трубку на рычаг и усталым взглядом воззрилась сквозь Макарова. Он тихонько кашлянул. Марина встряхнулась: — Что ж, в этот раз не соврал, — нехотя призналась она, — Можете идти. — Что значит, можете идти! — наливаясь сознанием собственной правоты, возопил Эдичка, — Вы присылаете свою… свою наемницу… — Секретаршу, — поправила Марина. — Террористку! — проорал Эдичка, — Я с ней еще разберусь! Меня доставляют сюда, вы обращаетесь со мной как с нашкодившим мальчишкой, обвиняете в воровстве, а теперь заявляете, что я могу идти! Я вам не подчиненный! Я желаю знать, что произошло в банке! Что со счетами!? Вот ведь хряк! Интересно, как Света умудрилась «доставить» эдакую тушу. А вещи орет правильные, и ведет себя естественно. Если бы не Пашкино письмо, Марина ни за что бы не связала толстенького Эдичку с убийством сестры и покушениями на Сашку. Никогда бы не предположила, что в его заплывших жирком мозгах могут крутится планы захвата компании. Или все таки не в его? — Я требую немедленных объяснений! В компанию вложены мои деньги! — Не ваши, а вашего папочки, — устало бросила Марина. — Да! Моего! И я… Я… — Папе расскажу, — подсказала Марина. — И расскажу! Он вас в пыль… в порошок… — топающий ногами Эдичка был смешон в образе великовозрастного младенца, но Марина не смеялась. Ей стало жутко. Хлопнув дверью, Эдичка вылетел из кабинета. — Положеньице, — пробормотала Марина, — Убийцы толпами шляются, деньги со счетов испарились, и еще этот — папе ябедничать побежал. Дверь тихонько приоткрылась и в проеме показалась личико Светы. — Меня нет! — торопливо заявила Марина. Ей надо было подумать, хорошенько подумать. Хотя о чем тут думать — ясно же, дело швах. Однако Света словно и не слышала ее слов. Она проскользнула в дверь и остановилась, смущенно переминаясь. В руках держала обычный белый конверт. — Тут вам письмо, — наконец, выдавила она испугано. — От кого? — раздраженно поинтересовалась Марина. — Да вот… Понимаете… От Павла Афанасьевича, — выдавила Света, подумала и зачем-то уточнила, — Покойного.Глава 20
Марина поднялась, медленно обошла стол, и забрала у Светы из рук конверт. Сомнений не было, последнее Пашкино письмо лежало точно в таком же конверте с забавным медвежонком. Впрочем, то было предпоследнее, последнее — вот оно. Все логично, раз Аленка являлась, об убийцах предупреждала, значит, и Пашка должен пожаловать. Но сестра хоть лично приходит, а этот надутый индюк бумажонки кропает. Дух по переписке. Развеселить себя не получалось. От беленького конвертика тянуло ужасом. Словно она держала в руках ледышку — холод страха охватил кончики пальцев, пополз вверх, стиснул сердце. — Откуда это у тебя? Почему раньше не отдала? — Павел Афанасьевич не велел, — сказала Света. Она минуту помолчала, собираясь с духом, и начала: — Так странно получилось… Как раз день был тот самый, ну, когда вечером Пал Афанасьевича и сестру вашу… ну, вы сами знаете… Я, наверное, путано рассказываю… — Ты говори, говори, я разберусь… — поторопила Марина. — Пал Афанасьевич уходить собрался… Я еще удивилась, чего так рано, обычно допоздна засиживался. Он заметил, что я удивляюсь, и объяснил — к нотариусу едет. Я опять удивилась — у нас ведь отличные юристы, но тут уж он ничего пояснять не стал… Марина кивнула. Пашка не хотел, чтобы в компании знали о передаче собственности, поэтому и выбрал нотариуса наудачу. «Де юре», контора самовлюбленной Аллы Викторовны, просто была ближайшей. Что ж, Пашка все таки сумел хоть как-то защитить сына. Никто, кроме надменной Аллочки не знал, что компания теперь принадлежит Сашке, и в ту страшную ночь ребенка оставили в живых. — Пояснять не стал, а вместо этого… Я прямо обалдела! — продолжала Света, — Дает мне письмо и говорит: может так случиться, что у вас здесь появится новая начальница. Я подумала: заместительницу, что ли, хочет взять? Марина невольно усмехнулась. Не то ты подумала, девочка, ой, не то. Ты решила, что Пашка завел себе любовницу и теперь создает под нее должность. — А меня, говорит, скорее всего не будет. Я спрашивая: в отпуск собираетесь? Он хмыкнул, и отвечает, мол, не собираюсь, но если сильно не повезет, придется отбыть. Я когда об убийстве узнала, сразу вспомнила, так и сказал: не уехать, а отбыть. Знал что-то, наверное? Только вот честное слово, никаких неприятностей у нас не было: не наезжал никто и сверху тоже без претензий. Разве что пенсионеры письма писали, иногда даже ругались: «гнидой» и еще по всякому. Но ведь пенсионеры убить не могут? — Письмо, — напомнила Марина. — Да, конечно. Ты, говорит, новой начальнице письмо сразу не отдавай, у нее и без того проблем будет по горло. А как немножко времени пройдет, примчится она в ярости, Эдичку к себе вызовет и тот от нее вылетит, как ошпаренный, ты сразу письмо лично в руки, — Света перевела дыхание, — Вот, отдаю. Лично в руки. — Милиции ты, конечно, ничего не сказала, — вздохнула Марина. — Как же я могла? Они бы письмо забрали, а Павел Афанасьевич четко велел: кому передать, и когда. Я всегда выполняю указания начальства, — визгливые нотки в обычно спокойном голосе Светы доказывали, что она не совсем уверена в правильности своего поведения и ужасно хочет, чтобы ее успокоили. Марина и успокоила: что ей, жалко? — Ты все верно сделала. Кажется, мне это письмо пригодится больше, чем милиции. Обе женщины посмотрели на конверт: Света с любопытством, Марина с обреченно-испуганным ожиданием скрытой внутри новой напасти. Света неуверенно переступила с ноги на ногу: — Я пойду? — Да, конечно, идите, — обронила Марина. Держа конверт в вытянутой руке, она вернулась за стол и быстрым движением, не давая себе опомнится, вскрыла.«Злишься? Съездила в банк, не нашла там ни копеечки, попыталась откусить Эдичке голову, а потом Светка — с письмом от меня. Ох у тебя сейчас и рожа! Я в свои посмертные письма столько стараний вложил, что даже жалко будет, если ты их никогда не прочтешь. Но все таки, тьфу-тьтфу-тьфу, надеюсь, что обойдется, я останусь живой и здоровый, пару раз их перечитаю, да выкину. И пойду отбирать у тебя твою газетенку! Теперь я уже не буду щедрым как раньше, выдеру ее у тебя, и все дела. Ну да ладно, если все таки карта легла погано и ты теперь сидишь в моем кабинете. Во-первых, не вздумай мои фотки со стен убирать, с того света достану!»
Марина хмыкнула — и так достал!
«А во-вторых, это я снял деньги со счетов. Выхода другого не было. Если даже я проиграю, и компанию у меня отнимут, ха-ха, пусть попробуют крутится на одной оборотке, без базового капитала. А мы с Аленкой и Сашкой на эти денежки где-нибудь в маленькой европейской стране осядем, откроем скромное респектабельное дело — бордель, например (шучу!) — и станем жить тихо-тихо. В город как раз привезли нелегальную партию драгоценностей и я ее купил. Все средства вгрохал, своих личных добавить пришлось. Сложил побрякушки в маленький мешочек, его — в портфель и на поезд. Трюх-трюх до Будапешта, а потом трюх-трюх до Вены. Никакой просвечивающей аппаратуры, и господа таможенники прекрасно знают, солидный бизнесмен — это тебе не челнок, взять с него нечего. Так что провез и припрятал. Сдал на хранение в милейший ювелирный магазинчик. Забрать мешочек оттуда могу или я, или ты, но не одна, а только вместе с моим дружбаном Кирюшкой. Если ты, подруга, его отшила, теперь придется разыскивать. Он мужик надежный, под его охраной тебя с камешками никто не грабанет. Хотел еще Аленку к вам подключить, чтобы вы трое — за меня одного (а что, такого гения как я, меньше, чем на троих менять нельзя). Но потом подумал, моя супруга и драгоценности — смесь взрывоопасная. Она без царя в голове — увешается побрякушками, как новогодняя елка, и пойдет щеголять. Нет уж, пусть к ювелирам идут серьезные, выдержанные люди. В общем, как базовый капитал понадобится — бери билет и дуй в Австрию. Целую крепко, Увы, не твой, а Аленкин, Павел. P.S. Да, зараза я, зараза, и ничего ты с этим уже не сделаешь, помер я».
Марина медленно скомкала письмо в руке, оделась, и не обращая внимания на любопытные взгляды секретарши, побрела к стоянке. Жигуленок, словно чувствуя ее настроение, был на удивление тих и кроток. Она ехала домой знакомыми улицами, автоматически притормаживая на светофорах, а в голове неотвязной мухой билась мысль: «Все к лучшему. Неужели и правда все к лучшему в этом лучшем из миров?» Если бы убийцы в ту ночь не вошли в дом ее сестры… Если бы Пашка оказался умнее и хитрее, если бы он победил своего неведомого противника… Сегодня ей не пришлось бы защищать Сашку. И командовать гигантским пресс-концерном тоже не привелось. Ее газета, ее детище, измотанное и обескровленное затяжными боями за существование, досталась бы Павлу по дешевке, а она сама сидела сейчас дома. Без денег, без сил, без надежды на работу, без смысла и цели. Мгновенно постаревшая, никому не нужная и не интересная. Смерть, забравшая Пашку и Аленку, спасла Маринину жизнь. И от осознания этой простой истины хотелось выть. А жить не хотелось. Тяжело цепляясь за перила, она медленно взобралась на свой этаж. Сквозь тонкую филенку двери сочился басовито-гневный Сашкин рев. Малец явно был чем-то весьма недоволен. Вот послышался увещевающий голос очередной, присланной Кириллом девчонки. Марина еще не решила, нравиться ей новая нянька-телохранитель или нет. Скорее все таки не нравиться. Да просто раздражает. Ни кожи, ни рожи, а туда же — стоит господину Валуеву появиться на горизонте, аж из штанов выпрыгивает. Сучка. Раздраженный мужской голос выпалил несколько быстрых фраз. Судя по тону, Сашке делался выговор. Наверное, Кирилл пришел. Марина удовлетворенно улыбнулась: вот видите, господин Валуев, самому воспитывать ребенка совсем не то, что других поучать. Марина взбежала по ступенькам, распахнула дверь, вошла в маленький коридорчик и с изумлением уставилась на открывшуюся ей картину. Сидящий на корточках мужчина яростно натягивал шапочку на полуодетого Сашку. Красивый трикотажный шлем надевался, мужчина брался за завязочки и… Сашка делал рывок вниз, оставляя шапочку у мужика в руках. Стоящая рядом редакционная барышня мгновенно начинала успокоительно гудеть, призывая к миру и взаимопониманию. Мужчина снова натягивал на Сашку шлем и вся история повторялась сначала. Наконец потеряв терпение, он сграбастал Сашку одной рукой за подбородок и прижав коленом к стене, принялся натягивать шапку. Поняв, что деваться некуда, Сашка отчаянно заревел. Этого уже Марина выдержать не могла. — Все таки собрался просить у Сашки протекции? Ведешь его на улицу, чтобы поговорить без свидетелей? Спина Обстоятельства дрогнула, он разжал руки. Почувствовав свободу, Сашка мгновенно стащил шлем с головы. — Какого черта ты тут делаешь? А вы, моя дорогая, — она гневно повернулась к девушке, — почему пускаете в дом постороннего человека? — Он сказал, что ваш друг, что вы поручили ему привезти ребенка в редакцию, — растерянно пробормотала та. — А если бы вам сказали, что он — это я, только сразу после операции по смене пола, тоже бы поверили? — Но вы ведь позвонили! — Я? Вы с ума сошли? — Это точно были вы! — топнула ногой девчонка. — Что, мой телефон неожиданно обзавелся видеоэкраном и вы узрели там мою физиономию? А заодно по факсу пришли отпечатки пальцем и подтверждение от двух свидетелей. — Зачем мне отпечатки пальцев, я вас по тону узнала. Очень типичный, знаете ли. — И какой же тон для меня типичен? Девчонка дерзко тряхнула челкой. — Говорите так, будто я не человек, а ожившая куча дерьма! — Ерунда, за мной такого не водится. Я даже с дерьмом разговариваю как будто оно человек! — Вот только с дерьмом вы и… — Мы потом закончим, — величественно обронила Марина и переключилась на Обстоятельство — Ты чего замер? Вставай и марш отсюда! Обстоятельство медленно поднялся с корточек, потом неожиданно нагнулся, подхватил Сашку на руки и крепко прижал к себе. Возмущенный мальчишка немедленно принялся лупить его ладошками по физиономии. Обстоятельство одной рукой перехватил детские ручонки и двинулся к двери. — Пропусти сейчас же, — рявкнул он, надвигаясь на Марину. — Обкурился, не иначе, — изумилась та, — Поставь ребенка! — Прочь! — взревел Обстоятельство, и ухватив Марину за рукав, зашвырнул ее в кухню. Долю мгновения она ошеломленно глядела на возящегося с замком Обстоятельство, потом перевела взгляд на телохранительницу. Та так же тупо и обалдела смотрела мужику в спину и явно не собиралась ничего предпринимать — то ли обиды свои пересчитывала, то ли аргументы для скандала подбирала. Марина пожала плечами, потом ее пальцы сомкнулись вокруг горлышка позабытой на столе бутылки текилы. «Господи, какая тяжелая, и стекло толстое, словно литое!» Ей не хотелось, ужасно не хотелось: услужливое воображение в секунду нарисовало брызги крови, и жуткий острый скол проломленной черепной кости, безжалостно вспарывающий скальп. Но рехнувшийся Обстоятельство уже отпер дверь и уносил малыша: куда, зачем — неизвестно. Марина широко размахнулась и шарахнула Обстоятельство бутылкой по уху. Сдавленно вякнув, Обстоятельство свалился навзничь, бесчувственное тело пролегло вдоль всего маленького коридорчика. Мягко, словно котенок, Сашка бухнулся Обстоятельству на грудь, испуганно охнул и тут же распустил характерное желтоватое пятно по собственным штанишкам и светло-бежевому пиджаку Обстоятельства. Марина кинулась к ребенку и подхватила его на руки. На пороге распахнутой двери материализовался Кирилл. — Погляди, пожалуйста, я этого придурка не убила? А то такая мразь, а сидеть придется, как за человека. Кирилл оглядел открывшуюся ему картину: бесчувственного мужика на полу, ребенка в мокрых штанах сверху, двух перепуганных женщин по бокам, и неожиданно обрадовался. — Я же говорил, нужно дверь поменять! — Ты много чего говорил: и квартиру поменять, и меня поменять. Чем болтать, взял бы, да сделал. — Я сделал, — невозмутимо заявил Кирилл, — Обещали завтра привезти, — он снова окинул взглядом валяющееся на полу тело и вздохнул, — Хотя лучше бы сегодня. — Какая разница, — отмахнулась Марина, — Эта дурища его сама впустила, — и не давая вспыхнувшей девчонке ринуться в перепалку, ехидно заявила, — А разговоров-то было! «Убийца на пушечный выстрел не приблизится» Вот они, твои опытные сотрудники! — и замерла, ожидая, что Кирилл кинется защищать девчонку. — Да какие же опытные! — впервые с момента их знакомства Кирилл просто-напросто орал, — Девчонка — соплячка… — Я соплячка? — взвилась девчонка, — Не ожидала от вас, — она гневно всхлипнула и кинулась за дверь, но Кирилл это даже не заметил, он продолжал орать: — Всех опытных ты разогнала, ни с кем ужиться не смогла! Надо же такой характер иметь! А у Марины вдруг стало хорошо на душе. Вряд ли из-за его дикого ора, скорее все таки потому, что ни ухода наглой девки, ни ее обиды Кирилл даже не заметил. — Ну и ладно, ну и плохой у меня характер, — покладисто кивнула Марина, — С этим-то что делать? — Марина ткнула пальцем в валяющегося на полу Обстоятельство, — Добить или так выкинуть? Кирилл тут же свернул скандал и переключился на Маринину жертву. — Ну-с, что тут у нас, — по-докторски потирая узкие ладони, он присел над Обстоятельством, аккуратно приподнял тому голову. Марина охнула, увидев слипшиеся от крови волосы и багровую лужицу на линолеуме. — Ватку мокрую дай. Двумя быстрыми движениями промыв рану, Кирилл оттянул Обстоятельству веки, потом одобрительно хмыкнул: — Рана неглубокая, в сущности — ссадина. Сотрясение, конечно, но ничего, выдюжит. — А чего крови столько? — Ранения скальпа головы отличаются повышенной кровоточивостью, — заученно процитировал Кирилл и пояснил, — Сосудов мелких много, вот и кровит. Сейчас очухается. Он подхватил Обстоятельство под мышки и одним рывком усадил, прислонив пробитой головой к шкафчику. Марина притащила из ванной сложенное вдвое полотенце: — На, подложи. — Ничего с ним не станется, не беспокойся. — Очень мне надо о нем беспокоится, я о шкафчике думаю. Знаешь, как кровь в дерево впитывается? Намертво. Обстоятельство застонал, приоткрыл глаза, увидел нависающие над ним лица и тут же бессильно уронил тяжелые веки. И немедленно распахнул глаза снова в ответ на полученную от Кирилла крепкую оплеуху. — Убивают! — тихонько пискнул Обстоятельство. — Очень даже может быть, — не стал спорить Кирилл, — От вас зависит. Чему обязаны визитом? — Я к ней пришел, — Обстоятельство мотнул головой, указывая на Марину и тут же застонал от боли в затылке, — Хахаль я ее, помириться думал, а она драться стала. Марина перехватила косой взгляд Кирилла и возмутилась: — Интересное кино! Сашку зачем забирал? — Я не забирал, я с ним погулять хотел! Думал тебя задобрить, — и язвительно процедил, — Я-то считал, ты со мной из-за пацана не встречаешься, а у тебя, оказывается, мужик новый. Все вы бабы… Рассвирепевшая Марина не дала ему закончить. Она подхватила брошенную бутылку и грозно надвинувшись на Обстоятельство, прошипела ему в лицо: — Ты из себя дурака не строй, и без того идиот! Ухаживания по Макаренко он тут устраивает! Признавайся, зачем ребенка забрать хотел, а не то буду лупить тебя бутылкой по башке до полного остекленения! Твоего! — Колитесь, сударь мой, целее будете, — тихо посоветовал Кирилл. — Ну а чего она… — как всегда обиженно забубнил Обстоятельство, — Кого хочешь в свою компанию пристроила, а обо мне даже не вспомнила. Сижу в своем Комитете, зарплата копеечная, на загранпоездки даже рассчитывать нечего. Думал, подружка выгодно пристроилась, меня не забудет… Ага, держи карман! Служил ей верой-правдой, тварь неблагодарная, — умиленный собственным «высоким штилем» Обстоятельство прочувственно всхлипнул. Марина озверела настолько, что даже перестала стесняться Кирилла: — Чем служил? Членом, что ли? За что благодарить? За некачественный трах? Ты даже такое простое дело по человечески сделать не можешь, где тебе в журналистику лезть. Ты когда целуешься, слюни пускаешь, тошнит. А между ног у тебя… Кирилл многозначительно откашлялся и Марина осеклась, чувствуя как от стыда горячеют щеки. Господи, что она несет! Обстоятельство, с-скотина… — Марина Сергеевна не взяла вас на работу, и вы попытались похитить ребенка? Взгляд Обстоятельства затравленно заметался, он нервно облизнул губы: — Похитить… Это вы уж слишком. Унести просто. — Кто велел унести? — рявкнул Кирилл так, что Обстоятельство подпрыгнул на месте, стукнулся разбитой головой о полочку и взвыл: — Пытки запрещены! Женевской конвенцией! — Никто вас пытать не будет, — ласково процедил Кирилл, — У вас на голове вот такая рана! — Кирилл очертил руками круг размером с тазик для варенья, — Необходима срочная госпитализация. Расскажете — вызовем скорую, не расскажете — пеняйте на себе, сами до больнице живым не дойдете. Марина с интересом наблюдала, как меняется цвет лица Обстоятельства: от легкой бледности — в мучнистую, а потом в салатовую зелень. — Права не имеете, вас посадят, — сдавленно прохрипел Обстоятельство. — Тебе-то что, — подыграла Кириллу Марина, — Ты к тому времени помрешь. Говори давай, пока все мозги из дырки не вытекли. У тебя их от рождения немного, экономить надо. — Мужик с бабой подошли, — заторопился Обстоятельство, — Велели зайти к тебе и забрать малого. Сказали, для его же пользы, ты, мол, работаешь много, не следишь за ним, а они присмотрят. Кирилл иронично вздернул брови и Обстоятельство нехотя добавил: — Деньги обещали, хорошие. — И ты, гад, согласился? — гневно ахнули Марина. — Я тебе позвонил, последний шанс дал! — завопил Обстоятельство, — Думал, опомнишься, отблагодаришь меня, а ты только смеялась! — Как выглядели мужчина и женщина? — перебил Кирилл. — Мужик толстый такой, и будто зашуганный, на заднем плане держался… Марина и Кирилл переглянулись, одними губами она шепнула: «Эдичка!» — …баба ничего так, фигуристая, элегантная, дорогая женщина, — Обстоятельство плотоядно облизнулся, — Похоже, главная — она, командовала. — Узнать их сможете? Обстоятельство попытался кивнуть, охнул и придержал голову руками: — Смогу. Я все сказал, спасайте, умираю! Кирилл вытащил свою неизменную мобилку и скомандовал: — Спуститесь вниз по лестнице, там ждет мой человек. Отвезет вас на специальную квартиру. — Вы обещали скорую, я погибаю, слышите, погибаю! — Так сильно нам не повезет! — презрительно протянула Марина, — Нету у тебя на башке ничего, обычная ссадина, лед приложишь и все пройдет. — И не вздумайте выходить из квартиры или ездить к себе домой. Люди, которые поручили вам украсть ребенка, очень серьезные люди. Вы для них — ненужный свидетель. — Скажи спасибо, придурок, что я тебя по башке огрела, — добавила Марина, — А то принес бы им пацана, а они тебя сразу — пых! — она ткнула Обстоятельству в грудь указательным пальцем, вытянутым на манер пистолетного дула. Обстоятельство перевел вопрошающий взгляд на Кирилла, тот молча кивнул. Цвет лица Обстоятельство из салатового плавно перетек в болотный, он икнул, пошатываясь, поднялся, и заковылял вниз по лестнице. Кирилл захлопнул за ним дверь. — Во денек! — Марина принялась переодевать Сашку, — Сперва в банке денег не оказалось, потом письмо от Пашки, теперь еще при Эдичке баба какая-то появилась. — Банк? Письмо? Какое письмо, где? — У моей секретарши, у Светы, уже месяц лежит, — рассказ о событиях сегодняшнего утра занял немного времени. — Могу я взглянуть хотя бы на новое письмо? — попросил Кирилл. Марина задумалась. — Я ведь не просто любопытствую, мне для дела нужно. Клянусь, буду предельно деликатен, — заверил ее Кирилл. — Это как — в интимных местах зажмуришься? — проворчала Марина. Она вытащила из кармана шубы скомканный листок и брезгливо перебросила его Кириллу, — На. Я пока ужин сделаю. Ты оладьи с яблоками будешь? Кирилл кивнул, Сашка тоже выказал заинтересованность и Марина удалилась на кухню. Кирилл долго не появлялся. Наконец, когда в миске уже возвышалась горка аппетитных оладушек, он подошел, постоял за спиной, смущенно переступил с ноги на ногу: — Не думал, что у вас с Павлом были такие…сложные отношения. — Отношения! Гад твой Павел, вот и все наши отношения! — Марина яростно вытрясла со сковородки последнюю порцию оладий, — Если бы дело не касалось Аленки и Сашки… Если бы Павла убивали одного… Да я бы им еще и ножичек подала! — Нет, — покачал головой Кирилл. — Почему это? — оскорблено воззрилась на него Марина. — Ты даже этого мужика, что Сашку уносил, как следует стукнуть не смогла, вполсилы била. При убийстве ассистировать тем более не сможешь. — Вот такая я дура? — Вот такой ты хороший человек. — Как ты смеешь говорить обо мне гадости! — окончательно возмутилась Марина, — Будь я, как ты выразился, «хороший человек», давно бы уже на бирже труда состояла! Я нормальная стерва-журналистка: за сенсацию мать родную продам, за рекламу полгорода передушу. Слышал же, трахаться со мной можно только в расчете на дальнейшую благодарность. — Красивая, молодая, успешная женщина — откуда у тебя столько комплексов? — руки Кирилла легли ей на талию, его дыхание пощекотало шею. Она напряглась, замерла, механическим голосом ответила: — У любой успешной женщины комплексов — вагон, слишком часто на пути к успеху приходится мордой в грязь тыкаться. Его руки скользнули вдоль ее тела, легко, дразняще погладили грудь сквозь платье. Она рванулась, высвобождаясь: — Давай обойдемся без сексуальной поддержки. Мои комплексы не так уж сильно мне мешают, можешь на жалость не растрачиваться. — При чем тут жалость? — Кирилл шагнул за ней, снова притянул ее к себе, его пальцы легко коснулись бедер, сжались на ягодицах, — Я тебя хочу. С первого вечера, когда ты в дверях появилась с сумками своими здоровенными. Мне не положено, я сюда ради ребенка приехал, а вот чувствую — хочу, сил нет. И с каждой встречей все больше. — А наезжал на меня постоянно от большого эротического напряга? — она все еще пыталась увернуться от его ищущих рук, ищущих губ. Пояс платья скользнул на пол, вжикнула молния на боку, и его рука скользнула под одежду. Прохладные пальцы щекотно коснулись теплого тела, скользнули вдоль талии, вниз. Нахлынула первая волна возбуждения. Дразнящее ожидание и властная горячая тяжесть внизу живота. «Сейчас возбудит и бросит. Сволочь. Как и все.» — Марина занервничала. — Что ты делаешь, ведь Сашка… Кирилл плутовски ухмыльнулся: — Он уснул. Сидел у меня на руках и вдруг засопел. Надо пользоваться случаем, — он потянул платье ей через голову. — Как уснул — не выкупанный? — растерянно пробормотала Марина. — Предлагаешь разбудить и помыть? — шепнул на ушко Кирилл и как само собой разумеющееся поцеловал ее в шею. Шеей дело не ограничилось. Одежды становилось все меньше. Лифчик сдался без боя. Клеенка холодно и неприятно коснулась лопаток. Узкий кухонный диванчик мало подходил для… — Прекрати немедленно! — потребовала она, а он, не обращая внимания на ее протесты, уже стягивал с нее трусики. Невольно Марина приподняла бедра, позволяя соскользнуть тугой резинке. — Мы не должны этого делать! Не сейчас! — Почему это не сейчас? — он склонился к ее груди, слегка прихватил губами. Марина почувствовала как груди напрягаются. — Ребенок проснется! — все еще протестовала она и даже уперлась кулачками, пытаясь оттолкнуть. Но пальцы невольно разжались, погладили жесткие курчавые завитки на его груди. — Не проснется! — прошептал Кирилл, горячий шепот щекотал шею, заставив коротко охнуть и изогнуться. — Оладьи остынут! — предъявила она последний аргумент, понимая, что если он сейчас оставит ее, променяет на горячие оладьи… Она его просто убьет! Он и впрямь отстранился. «Уходит! — безнадежно подумала Марина, — Доболталась, дура!» — Холодные съедим! — заявил он. Опустился на колени и продолжал ласкать ее. Прикосновения становились все откровеннее, все настойчивей, заходили все дальше и глубже. Она вскрикивала — тихонько, боясь разбудить Сашку — и подавалась навстречу его руками. Она дразнила его и себя, растягивая прелюдию, балансируя на краю. «Хорошо. Боже, как хорошо…» — так хорошо, что почти невыносимо. Захотелось быть рядом с ним — полностью, целиком. Марина приподнялась, закинула руки Кириллу на шею и с силой потянула его к себе. Он опустился сверху, накрыл ее собой, и старенький диванчик недовольно крякнул под ними. Его худое тело оказалось неожиданно тяжелым и горячим. Дыхание перехватывало то ли от этой тяжести, то ли от рук и губ, скользящих по ее шее и груди. Хотелось большего. И большее пришло — пришло легко и естественно. Он словно всегда был частью ее самой. Диван поскрипывал в такт, узорчатые тени веток за окном чертили белый потолок кухни, а Марина крепко, до боли держалась за плечи Кирилла. Теплая волна заполонила ее тело, и от этого их слияние стало еще крепче, еще надежнее, они были вместе — во всем! — Хорошо, как хорошо… — В-а-а-а! — гневно донеслось из комнаты. Проснувшийся Сашка считал, что вовсе и не хорошо. Что ж хорошего — ребенок один. Кирилл замер, нависнув над ней. Его запрокинутое в блаженстве лицо дрогнуло и целая гамма чувств пробежала по нему, словно сменяемые маски. Легкое недоумение сменилось раздражением, которое тут же уступило место испугу и жалости. Он действительно стал удивительно похож на хлопотливую пенсионерку, для которой кроме любимого внучка и света нет в окошке. Только бабули никогда не бросаются к постели дорогого внука, выдернув себя из стонущей от наслаждения женщины. Кирилл подхватил с пола небрежно сброшенную рубашку и наскоро обматывая ее вокруг бедер, рванул в комнату. Марина неторопливо поднялась, огладила руками тело. Она давно, не чувствовала себя такой молодой и сильной, будто безумный оргазм вышвырнул вон всю накопившуюся боль, злобу и усталость. Каждая клеточка тихонько пела: «Мне хорошо, мне так хорошо!» А судя по белесой лужице на полу, Кириллу тоже было неплохо. Она потянулась к платью и остановилась. Ей совсем не хотелось сейчас прятаться, хотелось еще хоть недолго побыть такой — обнаженной и свободной. Тихонько скользнула в комнату и встала в дверях. Марина смотрела на Кирилла, нежно укачивающего на руках полусонного Сашку. Хотелось умиленно всплакнуть или расхохотаться: — Впервые вижу как старый анекдот воплощается в жизнь, — сдавленным от смеха голосом прошептала она. Кирилл недоуменно вскинул голову и она также шепотом пояснила: — Про мужскую баню, в которую вошла красавица. Мужики прикрыли свою главную гордость шайками, а когда отвели руки — ТАЗИКИ НЕ УПАЛИ! Кирилл опустил глаза вниз. Плохо замотанная на чреслах рубашка тоже не упала. Магическим способом она зависла, словно на вешалке. Но если разобраться, ничего магического, сплошной физиологический реализм. Кирилл застыл посреди комнаты, не зная, то ли Сашку держать, то ли рубашку снимать. Повел бедрами, стараясь стряхнуть рубашку, та качнулась, но удержалась. — Флаг победившей любви, — хихикнула Марина. — Может у тебя теперь всегда так будет. — Ага, костостой, как у моржа! Помогла бы лучше. — И лишиться такого зрелища? Ни за что! Но зрелища завершилось само собой — рубашка тихо соскользнула на пол. Потом они в четыре руки укладывали Сашку в кровать и чуть снова не разбудили, потому что обоим было нестерпимо смешно. Потом она мылась в душе, торопилась, и радовалась своей торопливости — ведь ее ждали.
Глава 21
— Здорово, — благостно ухнул Кирилл, отправляя в рот очередную, намазанную вареньем оладушку. — Остыли, горячие они вкуснее, — чуть поморщилась Марина. — Я не в претензии, — усмехнулся он, и любовно погладил клеенчатое сидение кухонного дивана. Потом с легким сожалением окинул взглядом оставшиеся оладьи и решительно отодвинул от себя тарелку, — Ладно, давай теперь насчет денег подумаем… — Там не деньги, там драгоценности, — усмехнулась Марина, — Кто бы мне объяснил, на фига Пашка с камешками возился? Для пущей экзотики? Перевел деньги в другой банк, и порядок! — Трансфер отследить можно, — задумчиво обронил Кирилл, — Тем более если в деле замешан компаньон. Заявит, что Павел не имел права изымать деньги, потребует возврата… Безумно хлопотно, но в принципе — можно, особенно если имеешь такого папеньку. А вот «тупо», в чемоданчике… Если бы не письмо — камешки так у австрийского ювелира и осели. Наше счастье, что получить можно и без твоей покойной сестры. Что бы мы делали… — Ничего. Мы и сейчас ничего делать не будем. Мы не станем забирать эти деньги, — решительно заявила Марина. В ответ на недоумевающий взгляд она пояснила: — Нам спасение само в руки идет! Весь сыр-бор из-за компании загорелся? — она дождалась его ответного кивка и пояснила, — Надо просто продемонстрировать, что у «Worldpress» ни гроша. Кому нужна драная кошка вместо преуспевающего предприятия? От Сашки тут же отстанут. — Компания обанкротится, — сказал Кирилл. — Ну и черт с ней, — небрежно махнула рукой Марина, хотя сердце болезненно сжалось — жалко было изящный, выверенный механизм пресс-концерна, — Одной моей газеты нам с Сашкой хватит. А может еще и повезет, не обанкротимся. Издания расходятся, реклама есть, подсократимся чуть-чуть, инвестора найдем… — Ты кое-что забыла, — медленно проговорил Кирилл, — У тебя уже есть инвестор. Папа твоего компаньона Эдички, жаждущего заполучить всю компанию целиком. Даже если сам папаша к делам сыночка не имеет никакого отношения, увезенный в Австрию базовый капитал все равно его. Ты представляешь, что он тебе устроит, когда узнает, что его кровные испарились? — Он уже знает, — мертвым голосом произнесла Марина. Кирилл пристально посмотрел на нее, ни слова не говоря развернул Пашкино письмо, медленно перечитал фразу «попыталась откусить Эдичке голову» и взгляд его стал тоскливым: — Пашка, оказывается, очень хорошо знал твой характер. — Ну что ты, он меня никогда не понимал… Не слушая ее, Кирилл ледяным тоном вопросил: — Ты устроила компаньону скандал и все выложила? — Я была уверена, что он взял деньги! Разозлилась, жуть! — принялась оправдываться Марина. — И от злости потеряла последние мозги? Ты соображаешь? Пашка своего крутого инвестора не подозревал, считал, что за Эдичкой стоит кто-то другой. Но теперь-то уважаемый папа точно на тебя насядет. И мы оказываемся меж двух огней: с одной стороны Эдичкины сообщники, кто бы они ни были, с другой — разъяренный мафиозо, — Кирилл секунду помолчал и безжалостно добавил, — Думаешь, Сашке не все равно, кто его убьет? Марина невольно оглянулась в сторону комнаты, где спал ребенок, и испуганно прошептала: — Господи, что же делать? — Желательно — думать, прежде, чем вообще что-то делаешь. А то меня обвиняешь, что я не думаю, а сама… — Кирилл вскочил и принялся лихорадочно одеваться, отдавая короткие распоряжения, — Запрешься и ручку двери подопрешь стулом. Завтра из дома ни ногой, мои ребята за тобой присмотрят. Новую дверь привезут, Валерка поднимется с ними, без него не открывай. — Ты куда? — Я выясню, где бывает пресловутый папаша. Завтра, — он коротко глянул на часы, — нет, уже сегодня, с ним необходимо встретиться и договориться. Двойной охоты за нашими головами мы точно не переживем. Кирилл притормозил у выхода, притянул Марину к себе: — Прошу тебя, никаких глупостей. Устроенный тобой скандал может нам дорого обойтись. — Всегда поступаю правильно, один раз всего ошиблась, так ты рад меня со свету сжить, — угрюмо буркнула Марина, — Бабушка! Он хмыкнул, наскоро поцеловал ее, и выскочил за дверь. Утро выдалось мрачным. Марина сидела, скорчившись на стуле и безуспешно пыталась соорудить редакционную статью. Из коридора доносилось неумолчное жужжание электродрели и легкий, словно утренний бриз, матерок мастера. Слава богу, хоть Валеру удалось нейтрализовать. Мастер приехал один и мгновенно пристроил Валеру держать какие-то архиважные железяки. Марине хватало и Сашки. Соскучившийся пацан сперва пытался привлечь ее к строительству домика. Восклицания вроде: «Я занята!», «Мне надо работать!» не имели для него ни малейшего смысла. Поняв, что Марина вместо полезной и интересной игры собирается и дальше бессмысленно стучать клавишами, Сашка вцепился в стул и яростно его затряс. — Сашка, имей совесть, ты мне мешаешь! Прекрати сейчас же, по рукам получишь! Трясучка немедленно прекратилась. Марина на мгновение задумалась. Может, она нашла магическую формулу? Может, Аленка за провинности как раз и выдавала мальчишке по рукам? Тихое позвякивание заставило ее посмотреть вниз. — Нет! — в последнюю секунду она выхватила из рук мальчишки металлическую пластину, которую он уже нацелился затолкать в дисковод. — Ты что делаешь? Ты компьютер сломаешь! — Глупый кампутер, — безапелляционно заявил Сашка и полез Марине на колени. Устроившись у нее на руках, он принялся следить, как на светлом экране возникают черные строчки. Время от времени маленький шаловливый пальчик тыкался в клавиатуру, причем всегда очень удачно: то выделенный кусок сотрет, то окно закроет. Марина перехватила Сашкины ладошки одной рукой, а второйбыстро настучала:«В последнее время чрезвычайно возросла политическая активность младенцев».Перечитала написанное и тяжко вздохнула. — Похоже, с тобой, парень, я немного наработаю. Дал бы ты мне покой, а? — Не-а, — Сашка решительно помотал головой. Марина почувствовала, что закипает. — Станешь в угол, тогда будешь знать! — Нет! — громко, со слезой в голосе, прокричал Сашка. Грянул телефонный звонок. Марина нехотя оторвалась от назревшей разборки и с неприязнью уставилась на дребезжащий аппарат: — Кто там еще, — она нажала кнопку и рявкнула, — Слушаю! — Здравствуйте, Марина Сергеевна, спешу порадовать, я нашла решение вашей проблемы, — зажурчал надменно-манерный голос. Хоть бы представилась, неужели она всех должна помнить? Тут же Марина сообразила. Конечно, нотариус и адвокат Алла Ветрова. Кто еще может быть так непоколебимо уверен — ее обязаны узнавать даже по дыханию. Но о какой проблеме она говорит? Марине вдруг стало тяжело дышать. Господи, неужели адвокатесса вычислила убийцу! Стоп, откуда она могла узнать об убийцах, ведь Марина с ней давным-давно не разговаривала? — Ко мне недавно заходила пожилая пара: так, мелкие квартирные проблемы. Не в том суть. Мы разговорились… — продолжала Алла. Марина тихонько хмыкнула. Алла не слишком походила на человека, с которым можно разговориться. — Оказалось, они всю жизнь мечтали о детях. Своих завести не получилось, а из детдома взять побоялись, вдруг окажется дурная наследственность. Марина нетерпеливо заерзала. История пожилой пары ее не слишком интересовала, разве что она связана с покушениями на Сашку. — Я навела о них справки: люди положительные, хотя и небогатые, — не торопясь продолжала Алла, — Если бы вы платили им ежемесячно достаточную сумму… — За что? — потеряв терпение, рявкнула Марина. — Как за что? — искренне удивилась Алла, — Они могут взять Сашу на воспитание. Так вот она о чем! — Муж работает, жена домохозяйка, — продолжала Алла, — Никакой спешки: и погулять успеет, и покормить. Ей одиноко, моментально привяжется к ребенку. А вы станете брать Сашу на выходные. И за него будете спокойны, и перестанете рваться на части между ребенком и работой. Алла еще продолжала что-то журчать, но Марина ее уже не слушала. Она прижала прохладный пластик трубки к пылающему лбу. Как просто! Она освободится, причем прямо сейчас! Отвезет Сашку к этим людям, и наконец, закончит статью! Прекратится изматывающая гонка между домом и работой, она сможет спокойно заниматься своим делом. И вовсе не в ущерб Сашке, наоборот, ему станет лучше. Ребенок будет не только одет, накормлен, присмотрен, он получит любовь и внимание, которое она просто не успевает ему дать. Им даже не придется расставаться. Она будет проверять, контролировать его жизнь, она никогда не допустит, чтобы его обидели. Станет появляться по выходным, дарить подарки, водить в цирк. Уверена, Сашка начнет ждать ее с нетерпением. Может, даже полюбит больше, чем ту незнакомую женщину, которая заменит ему мать. Ведь с Мариной его свяжет только радость, а в угол за плохое поведение его будет ставить та, другая. И она же возьмет его на руки, если он загрустит, даст лекарство, если простудится и смажет йодом разбитую коленку. Марине останется лишь по телефону справляться, как Саша себя чувствует. Ее долгое, мучительное привыкание к жизни вдвоем с ребенком уйдут в прошлое, позабудется — и Сашкой, и ею самой. Она станет преуспевающей бизнес-леди: красавицей, умницей, предметом зависти и образцом для подражания. И никогда растрепанная, зареванная и неухоженная не будет ждать своего припозднившегося взрослого сына. То есть, конечно, племянника. В общем, своего мальчика. Марина почувствовала, что ей мучительно хочется завыть. В голос, насмерть пугая сдержанную адвокатессу на другом конце провода. Расфантазировалась, идиотка, какие коленки, какие опоздавшие с вечеринки взрослые сыновья! За Сашкей убийцы гоняются, у него не то что вечеринок, у него следующей простуды может не быть. Неожиданно Марина светло улыбнулась. Господи, как хорошо! Ей не придется решать, не придется выбирать. Разве смеет она доверить посторонней женщине ребенка, когда его жизнь в опасности? Ну а если она не отдаст Сашку сейчас, значит, не отдаст никогда. Она снова поднесла трубку к уху: — Я вам очень благодарна, Алла Викторовна. Спасибо за беспокойство. — Звучит так, словно вы решили отказаться, — голос Аллы из увещевающего стал настороженным. — Вы удивительно проницательны, — весело ответила Марина, — Спасибо еще раз, но мы с Сашей уже худо-бедно приспособились друг к другу. Думаю, не стоит ничего менять. — Вы хорошо подумали? — настолько предостерегающе, что уже почти угрожающе, процедила Алла, — Вы постоянно заняты, а мальчик заброшен. У вас нет опыта и нет времени. Ваши намерения позаботится о Саше делают вам честь, но как бы они не оказались губительны для вас, а главное, для ребенка. — Не стоит беспокоиться, не пропадем. Даже если и захотим пропасть, все равно не получиться. Вокруг столько добровольных контролеров, — Марина не собиралась обижать свою собеседницу: все-таки та беспокоилась о Сашке. Но ее манера вести разговор стала Марину раздражать. Волей-неволей ее тон тоже наполнился угрозой. — Что ж, как знаете, — оскорблено буркнула адвокатесса и повесила трубку. Марина бессильно опустилась на диван и отчаянно зарыдала. Сашка прекратил заталкивать игрушечную жабу в распахнутую пасть резинового крокодила, поднялся и пошлепал к тетке. Остановился, заглянул в ее заплаканное лицо и задумчиво констатировал: — Ревешь. — Как же мне не плакать, — в стиле русских народных сказок всхлипнула Марина, — Мы с тобой теперь всегда вместе бу-у-удем! Этот семейный кошмар — на всю жизнь! Пыхтя, Сашка вскарабкался к ней на колени. Она обняла его, прижалась щекой к золотистым волосам, тяжко вздохнула и умиротворенно затихла. Телефон зазвонил снова. Марина обречено потянулась к трубке — какие еще потрясения ожидают сегодня? — Найди, кто посидит с Сашкой вечером, — не поздоровавшись, скомандовал Кирилл, — Сама к восьми вечера подходи в стриптиз-клубу «Нимфа», нужный нам человек будет там. «Нимфа», Дарьин клуб! — Что он там делает? — удивилась Марина. — А что люди вообще делают в стрип-клубах? — хмыкнул Кирилл и отключился.
Последние комментарии
6 часов 38 минут назад
6 часов 58 минут назад
7 часов 24 минут назад
7 часов 27 минут назад
16 часов 58 минут назад
17 часов 2 минут назад