Клеопатра III [Герберт Вернер Франке] (fb2) читать онлайн

Герберт Франке КЛЕОПАТРА III^[1]

— Не заглянешь ли ненадолго ко мне в лабораторию? — спросил старик.

Клеопатра лежала, вытянувшись на камине. С укоризной заморгала: «Ты меня разбудил!»

Старик устало опустился в плетеное бамбуковое кресло-качалку и посмотрел на Клеопатру — крупную желтоглазую кошку с шелковистой серой шерсткой.

— Мы не работали целую неделю, — сказал он.

— Мне не хочется, — ответила Клеопатра. — Ни вот столечко! — Она поднялась, зевнула, выгнула спину. — Выпусти меня, я пойду проверю, не завелись ли в сарае мыши.

— В холодильнике осталась еще печенка, — сказал старик.

— Идиот! — фыркнула кошка. — Разве дело в еде? Я поохотиться хочу!..

Она прыгнула на подоконник и с высокомерным видом огляделась. Старик вздохнул, встал и чуть приоткрыл окно. Кошка выскользнула во двор.

Старик, шаркая ногами, доплелся до своего кресла, сел и закрыл глаза.

Сегодня я наконец добился своего. Правда, когда я зашел в кабинет профессора Шульмана, тот сразу сказал, что времени у него всего десять минут, но проговорили мы почти целый час. Когда же я попросил разрешения защищать диссертацию под его руководством, он поначалу как будто смутился, но, видимо, потом эта мысль показалась ему чем-то любопытной. Он вспомнил о моей курсовой работе по тканевой микроскопии, которую когда-то вел… А возможно, он обратил внимание на мою заинтересованность молекулами памяти. Тему диссертации я обозначил так: «Биохимические аспекты павловских рефлексов». Напоследок профессор Шульман заметил, что не сможет уделить моей работе слишком много времени — тем лучше, проявлю самостоятельность!

В качестве подопытных животных я решил взять кошек. Правда, кое-кто из коллег предупреждал: поведение кошек слишком сложно для основополагающих опытов. Однако именно это обстоятельство меня и привлекало: чем умнее животное, тем скорее оно откликнется на призыв человеческого разума. Меня подкупало, что кошки — существа, как мы выражаемся, с «визуальной установкой». По восприятию мира они куда ближе к людям, нежели животные, ориентирующиеся главным образом на слух или обоняние. Я предполагаю даже, что их мышление и логика действий в значительной мере обусловлены тем, как они вопринимают все многообразие мира — в одном или нескольких измерениях. Здесь у «зрящих» существ, несомненно, больше преимущества.

Вот уже больше года я занимаюсь кошками, но не могу утверждать, что очень результативно. Правда, мне удалось выявить взаимосвязь между рефлексами и материалом, предназначенным для запоминания. Как я полагаю, запоминание условного рефлекса есть не что иное, как процесс обучения, и потому оно должно как-то проявляться через изменение молекул РНК. Надо бы заняться этой проблемой. Работа моя несколько затянется, зато сколь увлекательна сама задача!

Есть первый осязаемый результат! Но решающий перелом произошел не столько благодаря моим стараниям, сколько благодаря случайности и труду других: из медицинского колледжа Бэйлора в Хьюстоне мне прислали пептиды, синтезированные из мозга крыс. Пептиды эти прошли проверку в качестве «запоминающего материала»; рассылались они в редчайших случаях, которые буквально можно пересчитать по пальцам одной руки, с целью версификации результатов. Я горжусь, что они достались мне. Впрочем, благодарить за это нужно, конечно, профессора Шульмана.

Как мне кажется, я напал на след многообещающей идеи: вырисовывается возможность повлиять на разум животных, сделать их умнее. Ну, а от животных можно перейти к людям. Правда, профессор Шульман не разделяет моего оптимизма, он даже посоветовал мне не витать в облаках. Однако он отнюдь не против, чтобы я продолжал работу в этом направлении. Конечно, исследования на время отодвинут работу над диссертацией, но я надеюсь получить целевую стипендию. Думаю, это немного успокоит моих родителей, которые начинают проявлять нетерпение: они хотели бы видеть меня твердо стоящим на ногах.

Так и есть! Кошки гораздо умнее, чем принято было считать. По-моему, пренебрежительное к ним отношение объясняется скорее всего тем, что с ними не удавалось установить словесного контакта. А как часто человека, например, объявляют недалеким только потому, что он молчалив или несловоохотлив.

Конечно, установить, насколько разумно животное, другим путем и затруднительно, и времени требует немалого. Свои опыты я начал с «лабиринта», но особого успеха они не принесли: результаты не удавалось определить количественно. Тогда я прибегнул к комбинациям оптических, акустических и механических сигналов, информационный характер которых однозначен. Но и тут меня подстерегают немалые трудности — и не потому, что кошки не способны решить задачи, — они простонапросто не желают этого делать в силу своего своенравия, а иногда и упрямства. Однако я начинаю все лучше разбираться в их естестве, что вынужден признать даже мой коллега Тоузер, который никогда особо не верил в опыты с кошками. Кстати, свои опыты он уже завершил и на будущей неделе переходит работать на одно из предприятий.

Джонатан, мой любимец, начинает дряхлеть. Придется готовить новых животных, так что опыты затянутся еще по крайней мере на полгода. Но они будут масштабнее. Профессор Шульман обещал дать мне в помощь лаборанта. К тому же мне выделяют два помещения в подвале его института. Правда, я буду работать как бы на отшибе, зато никто меня не станет беспокоить.

Меня все больше занимает мысль: нельзя ли сделать так, чтобы знания, приобретенные в процессе обучения, передавались по наследству? Вообще говоря, это противоречит основным законам биологии, но я чувствую, что должен найти обходной путь. Коль скоро мы узнаем, что называется, «в лицо» несколько молекул памяти, в принципе возможно повлиять на РНК генов, которые к ним подходят, как ключ к замку. Я уже задумывался над тем, как подключить аминобазу…

Работа становится все увлекательнее. Я предложил профессору Шульману расширить тему моей диссертации, сделав основным ее аспектом молекулярно-биологические основы мышления. К сожалению, онМеня не поддержал, предложил сперва закончить начатую тему. А там, мол, видно будет, может, мне и удастся продолжать опыты в другом направлении.

Тем не менее договор на проведение исследований со мной заключили — для начала сроком на пять лет. Разумеется, я мог бы уже сегодня опубликовать результаты проведенных опытов, но показывать полдела не в моих правилах.

Самое огорчительное, что мы поссорились с Дженнифер. Она, видите ли, не желает ждать столько времени! Так прямо и заявила, что моя работа с кошками ее раздражает, она, мол, все равно хотела поставить точку. Я чуть было не отказался от договора, но вовремя опомнился. Может, она еще передумает?

Однако даже это бледнеет по сравнению с открывшейся недавно перспективой. Исследователи из Кембриджа сообщили, что обнаружили участки гена, ответственные за нервную систему. Значит, может исполниться мечта, которую я прежде считал неосуществимой, — научить кошек говорить. По моему глубокому убеждению, это зависит не столько от строения голосовых связок, сколько от того, как ими управлять. Фантастика да и только: если я прав, то смогу отказаться от дорогостоящих, сложных опытов и опрашивать моих кошек, как учитель учеников на уроке!

За окном послышалось зовущее мяуканье. Старик встрепенулся, прогнал сон. Подошел к окну, открыл его.

В комнату прыгнула кошка, а когда старик хотел затворить окно, мимо него в открытую щель черной молнией метнулся огромный котище премерзейшего вида — с грязной вздыбленной шерстью и прокушенным ухом — и тут же скрылся под диваном. На подоконнике и на ковре остались грязные следы его лап.

— Пусть кот убирается, — сказал старик.

— Кот останется, — ответила Клеопатра и выгнула спину дугой.

— Он должен уйти, — повторил старик. — Я не потерплю его в своей комнате. Он грязный, от него воняет. Он будет мешать нам работать.

Старик пошел в кладовку и вернулся с веником в руках.

Опустившись на колени перед диваном, он принялся тыкать веником туда-сюда. Клеопатра некоторое время молча наблюдала за ним. А когда из-под дивана послышалось злобное шипение, подлетела к старику:

— Если ты сейчас же не прекратишь, я тебе больше никогда не стану помогать в работе!

Старик ненадолго задумался, потом пожал плечами, встал, кряхтя, и отнес веник в кладовку. Вернувшись в лабораторию, начал растерянно перелистывать страницы с записями. Но не для того, чтобы освежить память: каждый из проделанных опытов стоял у него перед глазами.

У меня говорящая кошка! Звуки, которые она издает, пока трудноразличимы, но, думаю, со временем разобраться в них можно. Конечно, запас слов у нее ничтожный, но если она сможет членораздельно отвечать на мои вопросы «да» или «нет», это уже будет замечательно! Что пока труднее всего? Заставить кошек применять в жизни полученные ими знания. Думаю, придется интенсивнее заняться изучением кошачьей психологии. «Психология кошек!» Кому прежде приходило в голову что-либо подобное! Но, по-моему, стоит только научить кошек говорить, и многие трудности исчезнут сами собой. А я все больше убеждаюсь в том, что у животных куда сложнее организована внутренняя жизнь, чем предполагают люди.

Сейчас я работаю с восьмым поколением кошек. Как хорошо, что договор продлили еще на пять лет. Профессор Шульман предложил мне место ассистента на кафедре, но я отказался. Иначе на исследования пришлось бы тратить вполовину меньше времени, а при нынешнем положении дел это исключено.

Итак, как мне удалось установить, мышление передается по наследству! Меня-то интересует не столько сама передача знаний, сколько наследование способности усваивать знания. С этой целью я начал систематически скрещивать кошек, отбирая самых способных из них. К сожалению, тут же возникли новые проблемы: зачастую трудно было установить, от кого из родителей унаследованы те или иные качества; иногда получались комбинации прямо-таки неожиданные. Куда более надежным оказался партеногенез: с тех пор как любую клетку тела можно использовать как зародышевую, это больше не проблема. Результаты поистине фантастические: сменяется несколько поколений, а выглядит все так, будто имеешь дело с одним и тем же существом.

Независимость кошек весьма усложняла мою задачу. Причем, как обнаружилось, чем они разумнее, тем своенравнее. Постепенно, однако, я научился лучше разбираться в них. По-моему, они поступают разумнее людей: делают лишь то, что хотят, а удовлетворяются быстрее нас. Они удивительно легко и просто расслабляются, часы покоя для них — наивысшее наслаждение. Человек многому мог бы у них научиться.

Порой они достигают удивительных результатов. С одной из кошек, по имени Клеопатра, я дошел до решения сложных логических задач. Причем она меня даже перещеголяла: в уме справлялась с задачами, которые я решал, лишь пользуясь логическими символами.

Вчера ко мне в лабораторию явилась комиссия из сектора исследований. Коллеги выслушали мои объяснения с большим интересом: на профессора Шульмана они тоже произвели сильное впечатление. Он, правда, уже несколько лет как на пенсии, но все еще считается моим руководителем. Во всяком случае, некоторые из моих разработок последних тридцати лет он объясняет лучше, чем я.

Визит комиссии, конечно, был неслучайным, однако из него я вынес лишь, что речь идет о продолжении моих исследований. Признаться, я очень надеялся, что они выделят деньги для приобретения необходимой аппаратуры. Нужная сумма не из пустяковых, но если принять во внимание возможные результаты…

И еще в глубине души я надеялся, что мою стипендию хоть немного повысят. Трачу я по-прежнему крайне мало, ибо приучен к скромности, но мне было очень горько покидать несколько недель назад квартиру, в которой после смерти родителей я жил совсем один. Пришлось переехать в деревянный домик в пригороде, который удалось снять за сравнительно сходную цену.

В деньгах на аппаратуру отказали. Меня это ошеломило: разве не ясно, что над опытами придется работать гораздо дольше?! А о повышении стипендии и разговора не было! Трудно представить, что нашлись люди, не понимающие важности моих исследований. Но, быть может, все дело в комиссии, — как мне рассказали, в ее состав входили юристы и философы.

И все же так просто я не сдамся. Конечно, нечего и мечтать о продолжении опытов с двумя-тремя десятками подопытных кошек, как в последние годы, но пятьдесять лучших я оставлю. Самых способных, перспективных.

В последнее время я несколько пересмотрел конечную цель своих исследований. Теперь меня больше всего занимает философия кошек. Я подхожу к проблеме по-иному: не кошка будет учиться у человека, а человек — у кошки. И тогда он осознает, что нужно жить в гармонии с окружающим миром, которая зиждется на мудром самоограничении, покое, тишине и размышлениях… Когда мы поймем, как подняться на такой уровень существования, мы совершим открытие, превосходящее все прежние достижения естественных наук.

Сегодня я передал ключи от лаборатории управляющему. Сюда переберется группа молодых биологов, которой предстоит заняться выращиванием тканей in vitro. Надо полагать, они собираются открыть новый способ производства продуктов питания — свиные отбивные из пробирок!

На начальство я обиды не держу. Должен сказать, вело оно себя вполне пристойно, хотя из тех времен, когда я только приступил к исследованиям, никого не осталось. Расставаясь, они просили меня почаще заходить в институт, помогать им своим опытом…

Вообще-то здесь, за городом, в домике у опушки леса мне хорошо. Никто меня не подстегивает, не подгоняет — не то, что в научных учреждениях. Я получаю небольшую пенсию и ни перед кем не отчитываюсь, для каких целей покупаю животных и препараты.

Но опытов я не прекратил. Увы, взять с собой удалось лишь нескольких кошек. А если говорить начистоту, то работаю я всего с одной. Зовут ее Клеопатра III. Она — прямой потомок первой Клеопатры, у которой когда-то я обнаружил такие недюжинные способности.

Клеопатра III превосходит всех виденных мной доселе кошек. Это великолепный экземпляр, и думаю, что с ней я своей цели добьюсь. Более того, я убежден, что добьюсь этого в самое ближайшее время. Единственное, что меня заботит, — это вопрос о продолжении ее рода. Здесь у меня никаких условий для проведения партеногенеза нет. Но сейчас это не самое главное, — Клеопатра животное молодое и сильное, ей еще жить да жить.

Клеопатра пропадала целых четыре дня. Старик тревожился. Он то и дело подходил к двери, прислушивался, выходил из дома, звал… Но кошки и след простыл.

На пятый день она вдруг появилась. Исхудавшая, вся в пыли, она держала в зубах маленький серенький комочек. Быстро оглядевшись, положила его в выемку между двумя подушками на диване. Облизала, заискивающе взглянула на старика и снова исчезла.

Но почти тут же вернулась, принесла второго котенка, а потом и третьего, четвертого. Усевшись перед своим приплодом, она углубила выемку между подушками, устроила гнездышко. Подняв голову, с гордостью посмотрела на старика.

— Что же будет с нашей работой? — спросил старик.

— Ничего, — ответила Клеопатра. — У меня свои заботы.

— Похоже, ты забыла, что, не будь меня, не было бы и тебя!

Кошка начала царапать подушку, вырывая из нее полоски ткани.

— Опять ты за свое. Как мне это надоело…

— Вот оно что, — сказал старик и умолк.

Кошка больше не обращала на него внимания. Тогда он отправился на кухню и взял кастрюлю с молоком. Принес и поставил на пол перед диваном. Кошка спрыгнула и начала жадно лакать. Потом облизнула нос и вскочила обратно, к котятам. Они напоминали большеголовых мышей и попискивали.

— А мне что прикажешь делать? — спросил старик. — Если я не продолжу опыты, вся работа насмарку.

— Можешь заботиться о нас. Это единственное, в чем есть смысл, — ответила кошка и снова повернулась к своим малышам. Она выглядела довольной и тихонько мурлыкала.

Старик долго наблюдал за ней, за котятами, потом пошел в лабораторию, взял папки с записями и дневниками. Поднял крышку мусоросжигателя и бросил их вниз, одну за другой.

Примечания

1

Пер. изд.: Franke G. W. Kleopatra III: Einsteins Erben. Science-fiction-Geschichten, Insel Verlag, Frankfurt/Main, 1972.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***