Изуродованная любовь (ЛП) [Джорджия Ле Карр] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джорджия Ле Карр Изуродованная любовь

Пролог


Жил…

...был…

Хоук.


Ее глаза – мутация. Красивая мутация.

Было уже поздно, когда я, наконец, закончил работать и потянулся к красному конверту, лежавшему на краю стола. Я положил его перед собой и просто смотрел, как будто он содержал в себе некую большую и пугающую тайну. На самом деле его содержание было прозаичнее и вульгарнее.

Несколько месяцев назад, поздно ночью, я почувствовал себя настолько одиноко и несчастно, что у меня возникла реальная жажда обладать красивой всепрощающей женщиной – любой женщиной. Поэтому я вошел в “темную сеть” – место, где вся развращенность удовлетворяется и возможно все, что только  пожелаешь.  Я сам нашел агентство по снабжению… И записался. В тот же миг у меня появилось все, что было у других мужчин этой сети.

Я больше не ощущал невыносимого одиночества той роковой ночи, но с тех пор красный конверт появлялся раз в две недели. Я признаю, что распечатываю конверты и рассматриваю фотографии тех бедных девушек, современных секс-рабынь. Но, несмотря на то, что все они исключительно прекрасны, ни одна из них меня не привлекала - даже самую малость. Я пробегал глазами по их молоденьким личикам и созревшим телам, порой сожалея, что не могу их по достоинству оценить, а иногда сомневаясь в необходимости всего этого. Ни разу в жизни я не платил за женщин и, конечно же, ни за одну безвольную.

Я даже не знаю, почему я до сих открываю и смотрю на них. Любопытство? Непреодолимое влечение? Но каждый раз я засовывал эти фотографии обратно в конверт и отбрасывал его, я стал животным, который приговорил их к судьбе хуже смерти.

Со вздохом я вскрыл конверт и вытащил фотографии. Мои глаза расширились. Какого чёрта! Меня начало безудержно трясти. Фотографии выпали из моих онемевших рук и приземлились на стол с легким шелестом.

Эта девушка смотрела на меня, и взгляд ее метал молнии.

В изумлении я взял фотографию и уставился на нее… с жадностью. На ее огромные полупрозрачные серые глаза, небольшой, прекрасно сформированный нос, ее полные губы, безупречно белоснежную кожу, длинные блестящие блондинистые волосы, которые переливаются и лежат в изгибе тонкой шеи.

Было что-то чистое и «новое» в ней, будто она только что сошла с тонкой рисовой бумаги. Я потянулся за другой фотографией.

На ней черное бикини и красные туфли на высоком каблуке, руки уперты в бока, она стоит в пустой комнате, той же самой, где и другие девушки. Длинноногая. Яркая. Несчастная…

Я перевернул фото.

Лена Чайка.

Горькая ирония коснулась меня. В конце концов, чайка стала добычей ястреба. Ее возраст и данные были указаны на английском, французском, арабском и китайском языках.

Я позволяю взгляду лишь скользнуть по ним, хотя это уже не имеет значения. К моему шоку и ужасу я не могу оторваться от них.

Нет. Только не от этого.

Возраст: 18

Статус: гарантированная девственница.

Рост: 5’9” (прим. Пер. = 176 см).

Размер одежды: 6-8-10.

Бюст: 34”. (86 см)

Талия: 24” (61 см)

Бедра: 35,5” ( 90 см)

Размер обуви: 7 (37-38)

Волосы: Светлые.

Глаза: Серо-голубые.

Языки: русский и английский.

Моя рука дрожала, когда я пальцами обводил контуры ее неулыбающегося красивого лица. Как ни странно, я жаждал почувствовать запах ее кожи, вкус этих пухлых губ. Я никогда раньше не знал такого непреодолимого желания. Я хотел ее настолько безнравственно и развращенно, что это причиняло боль. В тот момент сильнейшего желания я почувствовал ее так, будто фотография была живой, и у меня появилось ощущение тихой, но ужасной печали.

Я отдернул свою руку, будто обжегся, и нахмурился, глядя на фото. Я не должен попадать под ее чары. Но не было ли уже слишком поздно? Связь оказалась мгновенной, вне моего контроля. Я почувствовал отчаянное желание приобрести ее, заклеймить своим телом. И сделать ее своей. Я повернулся к монитору и набрал секретный код в зашифрованном сообщении длиной лишь в одно слово.

ДА.

Мой телефон почти мгновенно зазвонил. Я схватил его и прижал трубку к уху.

- Аукцион будет проходить в два часа пополудни в пятницу, - сказал человек с восточно-европейским акцентом. – И, - продолжил он, - я должен Вас предупредить. Она будет недешевой. Я полагаю, что есть уже два арабских принца, которые также заинтересовались ею. Каков ваш предел?

- Предела нет, - сразу ответил я.

В моих мыслях она уже принадлежала мне.

Пауза. Затем:

- Отлично.


Глава 1 Лена Чайка

Мое реальное имя не Лена Чайка. Чайка – это прозвище, которое дали отцу его знакомые. Пока вы живы, он бы украл у вас все, что есть, а после того, как вы бы умерли, украл бы даже ваши глазные яблоки.

Мое первое воспоминание – жестокость. Мне еще не было и пяти лет, когда я не послушалась своего отца. Он хотел, чтобы я сделала что-то, но я отказалась. Я даже не могу вспомнить, что именно, но это было что-то незначительное. Определенно неважное. Он не сердился. Он просто задумчиво кивнул и повернулся к моей маме.

- Екатерина, - сказал он спокойно, - поставь кипятиться кастрюлю с водой.

Я отчетливо помню побелевшее лицо моей мамы, ее испуганные глаза. Понимаете, она знала моего отца. Она поставила кастрюлю с водой на плиту на открытый огонь.

Он сел и безмятежно закурил свою трубку. Позади меня мои сестры и брат свернулись калачиком. Нас тогда было семеро. Я была самой младшей. После меня родились еще двое.

- Вода уже закипела? – спрашивал мой отец время от времени.

- Нет, - отвечала она, ее голос дрожал от страха, а он кивал и принимался дальше курить свою трубку.

В конце концов, она ответила:

- Да. Вода готова.

Две из моих сестер начали тихо всхлипывать. Мой отец осторожно положил свою трубку на стол и встал.

- Подойди сюда, - позвал он мою маму. Не было никакого гнева.

Тогда даже показалось, что он грустно вздохнул. Но потом страх моей мамы передался мне, и я начала нервничать, волноваться и переступать с ноги на ногу в презренном страхе. Я разрыдалась и выкрикнула:

- Прости. Мне очень жаль. Я больше никогда так не буду.

Отец проигнорировал меня.

- Пожалуйста. Пожалуйста, папочка, – умоляла я.

- Посади ребенка на стул, - приказал он.

Моя мама со слезами на глазах посадила меня на стул. И тогда я поняла: она уже знает, что должно произойти, потому что она грустно, но с огромной любовью улыбнулась мне - это я помню до сих пор.

Я встала и схватилась с отчаянием за мамины ноги. Отец приказал моим старшим сестрам спуститься вниз. Они тут же повиновались ему.

Неохотно моя мама подошла к отцу. С головокружительной скоростью змеиного броска он схватил ее руку и погрузил в кипящую воду. Глаза у мамы распахнулись и она открыла рот, чтобы закричать, но единственный звук, который она издала, был похож на звук удушья во время рвоты. В то время, пока она корчилась от боли и извивалась, как схваченная змея, мой отец смотрел на меня. Он был невероятно красивым человеком – улыбающиеся серые глаза и светлые волосы.

Шок от созерцания жестокости отца по отношению к моей любимой маме был таким сильным и всепоглощающим, что это подавило мой вопль и пригвоздило меня к стулу. Я замерла. Казалось, это длилось целую вечность, и я не могла двинуть ни одним мускулом. Я могла только сидеть, смотреть и дышать, в то время как мир в моей голове окончательно переворачивался. А потом я завопила. Единственный пронзительный вопль ужаса. Мой отец вытащил мамину руку из кастрюли и, быстро подхватив ее на руки, вынес наружу, а там погрузил покрытую волдырями, дымящуюся руку в снег.

Я выбежала следом, стояла и смотрела на них, ледяной воздух опалил мое горло. А отец тем временем нежно гладил рукой мамины волосы. Ее лицо было призрачно белым, и зубы неудержимо стучали. Затем она повернулась, посмотрела на меня и щелкнула ими, закрыв словно ловушку. После этого я больше не была прежней.

Я во всем повиновалась своему отцу.


*****


Когда-то наша семья состояла из одиннадцати человек – папа, мама, семь сестер,  любимый брат-близнец Николай и я. Мы жили в маленьком бревенчатом домике на краю леса в России. У нас не было ни электричества, ни телевидения, ни телефонов, вода бралась из колодца. Местный поселочный магазин был в нескольких километрах. И нам приходилось пользоваться удобствами во дворе, даже зимой.

Я не знала, что такое комфорт, пока росла. Мы в принципе были странной семьей. Никогда не ходили на праздники и сами себя обеспечивали всем необходимым. Мы почти не видели другого деревенского народа. А когда встречали людей, нам запрещали разговаривать с ними. Если они заводили разговор, мы должны были вежливо кивать и быстро уходить.

Во время нашего взросления у нас не было вообще никаких друзей. Никто никогда не приходил к нам. Я даже не помню ни одного случая, когда на дом вызывали врача. Моя мама говорила, что родила всех своих детей даже без помощи акушерки. Однажды, когда отца не было рядом, ей пришлось самой перерезать пуповину.

У меня сохранилось очень четкое воспоминание о том, как она мучилась с родами моей младшей сестры. То, как она билась в агонии на протяжении нескольких часов и как моя старшая сестра, Анастасия, осмелилась попросить отца вызвать врача, а он отказал ей в этом с холодной яростью. Только Анастасии и Софии, моей второй старшей сестре, было разрешено находиться в комнате с мамой, поэтому все остальные должны были ждать снаружи, охваченные ужасом.

Много страшных часов спустя мой отец торжественно вышел с младенцем на руках, завернутым в одеяльце. Он показал нам ребенка, красного с головы до пят. Когда нас впустили в комнату, чтобы увидеть маму, меня ужаснул спертый воздух с тяжелым запахом крови и пота. Мой взгляд привлекла куча окровавленных простыней, отброшенных в угол спальни. Мама, мертвенно-бледная от боли, лежала на кровати. Она была настолько истощена, что смогла лишь слегка нам улыбнуться. Ее ноги были небрежно связаны вместе веревкой.

- Почему твои ноги связаны, мама? – спросила я испуганным шепотом.

- Ребенок вышел наружу ножками вперед, - пробормотала она. Ее голос был настолько слаб, что мне пришлось наклониться ближе к ее губам, чтобы услышать.

У мамы было ягодичное предлежание плода, в результате тяжелых родов у нее были разрывы и внутренние повреждения. И мой отец связал ее ноги вместе, чтобы ограничить ее тело в движениях и чтобы она быстрее исцелилась. Даже будучи маленьким ребенком я поняла, что он никогда бы не вызвал врача, даже если она могла умереть. Несколько последующих дней было очень мучительно смотреть на все это, но через две недели веревки развязали, и она, прихрамывая, вернулась к бесконечным хлопотам по дому, которые истощали ее жизнь.

Помимо этих страшных двух недель я не могу вспомнить, видела ли свою маму отдыхающей. Вообще когда-либо.

Она постоянно была раскрасневшейся и работала, как раб: - над открытым огнем готовила, выпекала, чистила, мыла, гладила, консервировала фрукты и овощи на зиму, а весной, летом и осенью следила за нашим садом.

Мой отец не работал. Он был охотником. Он часто исчезал в призрачном пихтовом лесу с елями за нашим домом и возвращался с лосем, фазаном, кроликами, куницами, бобрами, глухарями, гусями и снежными куропатками. Печень и мозг всегда предназначались ему – это были его любимые деликатесы, другие обрезки похуже оставались семье, а оставшаяся часть мяса и меха продавалась.

Когда отец был дома, он требовал от нас абсолютной тишины. Никто не кричал, никто не говорил, никто не смеялся. Мы были как маленькие безмолвные роботы, выполняющие свои задачи. Если задуматься, то я никогда не видела, чтобы мои сестры и брат плакали.

Впервые, когда я увидела мою сестру Анастасию рыдающей, мне было семь лет.

Мама держала ее за руки, сжимая своими, и что-то шептала, а та тихо плакала.

- Что происходит? – прошептала я.

Однако мне никто ничего не ответил.


Глава 2


Был полдень, мы с братом сидели снаружи на куче бревен, и я наблюдала за тем, как он чистит отцовские ботинки, когда услышала звук автомобиля, подъезжающего к нашему дому. Какое-то время мы оба сидели не двигаясь. Машина была для нас небывалой вещью. Затем я в рекордно короткое время соскользнула с бревен, и мы выбежали, чтобы посмотреть на нее. Встав около дома, мы увидели черную “Волгу”. Я сразу же испугалась. Из историй моей мамы черные “Волги” всегда водили плохие люди. Почему черная “Волга” находится возле нашего дома?

Я подумала о своей сестре, плачущей на кухне.

Затем, словно чудо, облака разошлись, и золотые лучи солнца попали на металл автомобиля и позолотили его светом. Появился эффект ореола - как будто машина была небесной колесницей. Передняя дверь “колесницы” открылась, показался и коснулся пыльной земли чей-то ботинок. Я никогда в жизни не видела такого блестящего ботинка. Сделан из тонкой кожи, на нем были серебряные бусинки и черный рисунок. Даже сейчас я могу вспомнить его - форму, стежки, которые скрепляли его. Появился другой ботинок, а затем и сам человек, которого я никогда не видела до того момента, пока он не вышел из сияющего автомобиля.

Не высокий, дюжий мужчина с темными волосами. Он был одет в черную рубашку, синие джинсы и кожаную куртку. У него на шее висела толстая золотая цепь. Пока я его рассматривала, с пассажирского сиденья вылез еще один мужчина. Он был одет практически так же, вплоть до толстой золотой цепи. Ни один не был похож на сошедшего с небес. Оба были смуглыми, с угрюмыми лицами. Они ничего не говорили и никого не звали. Они просто стояли рядом с машиной с видом предвкушения.

В это время открылась наша входная дверь, и мой отец встал в проходе. Он отошел в строну, и рядом с ним появилась Анастасия, одетая в лучшую одежду, которая у нее была. Он обратился к ней:

- Идем.

Она повернулась к нему лицом. Ее губы заметно дрожали.

- Ни пуха, ни пера, - сказал отец. Это был русский способ пожелать удачи.

- К черту, - прошептала со слезами на глазах моя сестра.

- Анастасия, - позвала я, мой отец повернул голову и посмотрел на меня.

Я застыла там, где стояла, никаких дальнейших звуков не исходило из моих уст. Анастасия не взглянула на меня, ее губы были плотно сжаты. Я знала этот взгляд. Она пыталась не заплакать. Она подняла небольшую сумку и пошла с отцом к мужчинам. Позже я узнала, что мама собрала ее, пока мы спали. Один из них открыл заднюю дверь, и в мгновение ока моя сестра проскользнула туда. Я помню, как думала, какой маленькой и беззащитной она выглядела тогда в машине.

Мой отец и мужчины обменялись несколькими словами. Затем пожали руки. Мужчины залезли в свой блестящий автомобиль и уехали с моей сестрой. Я почувствовала себя запутанно и испуганно. Мой брат сунул свою руку в мою. Его рука была грубой, в грязи после чистки башмаков отца. Отец, брат и я стояли и смотрели, как машина уезжает по пустой грунтовой дороге в облаке пыли. Пока отец оставался снаружи, я через заднюю дверь побежала в кухню, где мама чистила картошку.

- Мама, куда они забрали Анастасию? - закричала я.

Мама положила нож и картофелину на стол и жестом показала мне приблизиться. Ее глаза блестели от непролитых слез, а щеки были бледными, прозрачными и похожими на воск. Удивленная и взволнованная, я подошла к ней. В один момент она схватила меня и обняла так крепко, что ее тонкие кости впились в мою плоть, выбивая из меня весь воздух. Ее руки были холодными, а мое плечо, там, где прижимался ее подбородок, становилось мокрым от слез.

Внезапно опомнившись, она шмыгнула носом и отстранила меня от себя.

- Иди, поиграй с куклами, - сказала она, вытирая рукавом глаза и щеки.

- Но куда они забрали Анастасию? - настаивала я. Я не могла понять, куда моя сестра отправилась с этими мужчинами.

- У твоей сестры теперь новая жизнь,- сказала она, ее голос был глух от отчаяния, и, взяв нож и полу-очищенный картофель, продолжила приготовление обеда.

- Но куда она ушла? - не отступала я. Я бы никогда не осмелилась настаивать в разговоре с отцом, но с мамой могла.

Она зажмурилась, глаза дергались под веками с фиолетовыми прожилками.

- Я не знаю, - зарыдала она вдруг.

- Что это значит? – спросила я.

Мама глубоко вздохнула, ее ноздри расширились. Крепко зажмурив глаза и до побелевших костяшек сжав в руках нож и картофель, она сказала:

- Анастасия была продана. Она больше никогда не вернется домой. Лучше иди и поиграй с куклами.

Ее голос был необычайно резким, но это не остановило меня:

- Продана? – я нахмурилась. Мой детский мозг не мог понять, зачем ее было продавать. – А почему мы продали ее, мама?

Нож с грохотом упал на пол, картофель глухо ударился об пол и закатился под стол.

Мама начала раскачиваться. Неистово. Как человек, который сошел с ума. Ее тело сильно наклонялось назад на табурете, и я испугалась, что она свалится назад. Из нее вырвались резкие мучительные рыдания. Кто бы мог подумать, что в такой маленькой и сухощавой женщине может быть столько боли и тоски. Она вытекала из нее безжалостно, быстро и с ужасающей силой.

- Моя дочка, моя дочка, - оплакивала она, - О, Лена, моя Лена.

Я была шокирована состоянием мамы и даже не знала, что делать. Я привыкла видеть ее плач и подошла, чтобы разделить страдания, как делала раньше, но я никогда еще не видела ее в таком состоянии - с расфокусированным взглядом и ужасными звуками, вырывавшимися из ее раскрытого рта.

София вбежала в кухню. Оттолкнув меня с дороги, она схватила истерически качающееся тело моей матери и прижимала ее к себе до тех пор, пока рыдания не стихли и она не обмякла, как тряпка. Дрожа, мама отстранилась от моей сестры.

Она кивнула несколько раз, будто давая понять, что уже в порядке, и все снова хорошо. Потом она опустилась на пол на четвереньки, нашла нож и картофель, пока мы в оцепенении стояли и наблюдали. Ее худое белое лицо было напряжено от усилий, чтобы сдержать эмоции.

Тогда она провела целый день, готовя и тщательно продумывая блюда к нашему ужину. Мои сестры накрыли на стол, будто это было Рождество или Пасха, и мы молча заняли свои места. Стул моей сестры был убран и отодвинут к стене. Я видела, как мама посмотрела на стул и прикрыла рот рукой.

Отец схватил пару рюмок с полки и, наполнив их водкой, передал одну маме.

Она печально посмотрела на рюмку и опрокинула содержимое в горло. Их взгляды встретились, и она с трудом сглотнула, проталкивая жидкость. Я слышала звук глотка так ясно, как свое сердцебиение. Мы начали наш пир без Анастасии. Никто практически не прикоснулся к еде, кроме отца, который ел от души. Мы молча смотрели в свои тарелки. Годы пребывания с отцом научили нас, что его «приподнятое» или «депрессивное» настроение временами было не менее взрывоопасным, и тогда могло случиться все что угодно.

- Ради Святого Николая, ешьте, - взревел отец.

Мы все начали есть. Даже мама.

Отец засмеялся и потребовал еще водки. На второе была свекла и бульон на говяжьей кости. Он в приподнятом настроении выпил бульон. Основным блюдом был жареный петух с овощами и картофелем, который мама чистила днем. Я посмотрела на отца. Он, казалось, не обращал внимания на наши испуганные лица, взгляды тайком и отвращение на впалом лице мамы. С красными ушами и ухмылкой он напевал, как будто бы выиграл что-то прекрасное…

- Не уезжай, голубчик мой…

Он казался идиотом, но, конечно, это была только иллюзия. Отец убивал медведей. Воровал души животных.

Он подложил себе фруктов с нелепым возгласом радости:

- Слава Богу!

Чем пьянее и громче он становился, тем тише становилось за столом.

Без предупреждения он ударил кулаком по столу:

- Какого черта все ведут себя так, будто это похороны? – спросил он. – На протяжении шестнадцати лет я кормил эту девку. Так не самое ли время внести свой вклад в благополучие этой семьи? У нас не может быть каких-то других постоянных источников для семейной казны, – отец искоса посмотрел на всех. – Или кто-то сидящий за этим столом не согласен со мной?

Все молчали.

Его рука снова обрушилась на стол, тарелка подскочила, стакан опрокинулся. Одна из моих сестер всхлипнула от страха. Его пылающий агрессивный взгляд обвел всех и остановился на мне. Тогда я поняла, что все кроме меня держали головы опущенными. Я удерживала его взгляд. В течение секунды нечто промелькнуло в нем, но я была слишком неопытна, чтобы понять, что это могло быть.

Затем он наклонился вперед, полностью сосредоточив свое внимание на мне. В тот момент из комнаты исчезли все, и остались только я и он. Я всмотрелась в его глаза и поняла, что в них не было ничего. Его глаза были мертвы и бездушны.

- Я не прав, Лена? – негромко спросил он с такой угрозой, что атмосфера в комнате изменилась. Отец нашел свою мишень.

Но по какой-то странной причине я не испугалась. Он ошибался на счет продажи моей сестры. Он не должен продавать даже медвежат после того, как застрелит их мать. Я открыла рот, чтобы сказать ему это, но под столом Николай схватил мою руку и так сильно сжал, что я чуть не вскрикнула.

- Да, да, ты прав, – неожиданно вмешалась мама. Ее голос был высоким и дрожал.

Отец отвернулся от меня и посмотрел на нее. Она выглядела маленькой и сгорбленной - недостойный противник убийцы медведей, но ужасная напряженность была разрушена. Вдруг на его лице появилась ухмылка, и он шутливо погрозил ей пальцем.

- Ты знаешь, что твоя дочь необъезженная лошадка, не так ли?

- Она еще маленькая. Она научится, – поспешила ответить мама. Ее голос был тверже, чем я когда-либо слышала.

- Ей бы следовало. Необъезженные лошади бесполезны для своих владельцев.

Моя мама сделала необычную вещь. Она удерживала зрительный контакт с ним, в то время как у него был неопределенный настрой. Возможно потому, что она была слаба и позволила продать Анастасию,, тем вечером она посчитала необходимым не сдаваться и защитить меня от гнева отца.


*****


Мы все уже были под одеялами, когда я проснулась от каких-то звуков у входной двери. Я перепрыгнула через спящих сестер и, выглянув в окно, увидела то, что буду помнить всю свою жизнь. В лунном свете мама обнаженная убегала от дома. Ее длинные темные волосы были распущены и струились позади нее. Я могла только в недоумении смотреть на ее призрачное белое тело. Отец бежал за ней и схватил ее. Громко рыдая, она свернулась в клубок в его руках.

Осторожно, с огромной нежностью, он поднял ее на руки и понес в дом. Я никогда не пойму сцену, свидетелем которой стала. Даже сейчас воспоминания заставляют чувствовать вину, будто я видела то, что не должна была. Что-то личное, что моя мама не хотела, чтобы я видела. Я всегда знала, что она любила моего отца. Даже после всего, что он сделал. И даже несмотря на то, что знала: он собирается продать нас всех, одного за другим.

После того странного праздника все разговоры об Анастасии были под запретом.

Единственный человек, при котором я могла когда-либо упомянуть ее имя, был Николай, но даже тогда мы говорили шепотом.


Глава 3


Прошел год. Все стали еще молчаливее. В России не было традиции хранить вещи того, кто уходил из дома. Стул Анастасии стоял у стены, как безмолвное напоминание о нашей потере.

Спустя два дня после того, как мне исполнилось восемь, я увидела маму, аккуратно складывающую дорогое кружево, подлинный вид кружева д’Алансон со старым и редким рисунком. Однажды, когда она жила в большом доме, оно украшало ее грудь. Теперь же это принадлежало исчезнувшему миру. Она осторожно положила его на кусок ткани. Любопытствуя, я подошла к ней и провела пальцем по сложному рисунку.

- Будь осторожна, - предупредила мама. – Это очень хрупкая вещь.

- Почему ты прячешь свое кружево, мама? – прошептала я. Мы все научились говорить тихо. Кроме звука фортепиано, когда отца не было дома, мы все росли в полнейшей тишине. Было настолько тихо и спокойно, что я могла слышать, как отец перелистывает страницы книги, которую читает.

Пламя свечи, освещавшее мамино лицо, отбрасывало глубокие тени на ее скулы и лоб.

- Я отдаю их Софии. Она уходит завтра.

Меня прошиб холодный пот.

- Неужели ее тоже продали?

Мама посмотрела на меня. Время не щадило ее. Она казалась еще более хрупкой, чем кружева. На мгновение мой детский разум даже вообразил, что она была не реальным человеком, а лишь призраком. Момент смешался с запахом воска свечи. Мы смотрели друг на друга в тусклом свете. Ее неморгающий взгляд источал боль. Что-то происходило между нами. Это как разряд. Вы этого не сможете понять, пока не испытаете. Я была всего лишь ребенком, но в тот момент я стала мудрее. Я поняла ее.

Мне хотелось посадить ее к себе на колени, обнять и сказать, что я буду защищать ее, будто она была ребенком, а я была ее матерью. Я хотела спасти ее. Забрать от всей этой боли и страданий. Я бы убила своего отца, пока он спал. Но ничего уже не исправить. Потому что в тот момент я услышала голос ее сердца. Она не просила меня убить отца, а умоляла простить ее. Наконец она открыла рот.

- Да, она тоже продана, - категорично произнесла она. Ее тон рассердил меня. Из-за безрассудства юности я обвинила ее. Как я сейчас жалею об этом!

- Почему? – спросила я себе под нос.

- Это ее судьба. В этом отношении ни ты, ни я ничего не можем поделать.

- Где же она будет? – спросила я испуганным шепотом.

- Я не знаю, – голос матери был равнодушным.

У меня мгновенно вырвалось:

- Продадут ли и меня тоже в один прекрасный день?

Получилась настолько длинная пауза, что я подумала, она уже не ответит.

- Да, - внезапно сказала она. Я посмотрела на нее.

- Но, мама, если мы все уедем, кто же защитит тебя от отца?

Ее ответ меня ошеломил:

- Когда вы все уедете, я оставлю этот мир.

Ее голос дрожал, подобно пламени свечи на сквозняке. В тот момент она напоминала мне фарфоровую вазу. Такая хрупкая. Было ощущение, что я держу маму в руках – одно неосторожное движение, и она разобьется. Жгучая вспышка ненависти поглотила меня.

- Я ненавижу отца, - уверенно прошептала я.

Какое-то мгновение она делала вид, будто я ничего не сказала или она меня не услышала. Не было никакой реакции. А потом ее глаза вспыхнули, и она схватила меня за плечи и затрясла так, что аж зубы застучали.

- Никогда не позволяй никому в этом доме услышать, что ты говоришь подобное о своем отце! - прошептала она яростно.

Я была так потрясена, что смогла лишь кивнуть.

- Хорошо, - сказала она тихо, ее испуганный взгляд метнулся к двери.

- Я никогда не захочу оставить тебя, мама.

Ее лицо сморщилось.

- Когда придет твоя очередь, ты тоже уйдешь.

Меня беспокоила судьба брата, и я боялась за него:

- Меня разлучат с Николаем?

- Да.

Ее ответ был подобен камню, придавившему мою душу. Я смотрела на нее в ужасе.

- Но…

- Достаточно. Не говори Николаю. Не говори никому. Будь сильной и смелой, птичка. Ты родилась под счастливой звездой. Когда-нибудь все образуется. Я не знаю, как будет у твоего брата и сестер, но для тебя солнце будет светить ярко.

Она крепко обняла меня и поцеловала в лоб.

Я пыталась это скрыть, но всегда знала, что мы с Николаем были ее любимцами. Она любила нас больше всех. Мы были самыми лучшими, унаследовавшими красоту отца. У нас единственных были серые глаза, светлые волосы и длинные ноги.

- Я люблю тебя, мама, - сказала я тихо.

Ее глаза наполнились слезами.

- Я не заслуживаю твоей любви, - сказала она. - Но я цепляюсь за это, потому что клочья моего здравомыслия висят на волоске. Я с нетерпением жду того дня, когда я оставлю позади свои трусливые поступки и умру.

В ту ночь я проснулась и, оставляя тепло Николая, отправилась к Софии. Она раскрыла свои объятия, и я спряталась в них. Вокруг нас мирно спали сестры.

- София, - спросила я, - ты боишься?

- Нет. Я пойду и раздобуду помощь. В один из дней я вернусь и спасу вас всех.

- Анастасия не вернулась.

- Но я вернусь. Найду способ сделать это.

- Я буду скучать по тебе.

- Когда завтра у вас будет пиршество, я хочу, чтобы ты ела. Я хочу, чтобы ты много съела. За меня, хорошо? Потому что я уйду только на время. Я обязательно вернусь.

- Я должна сказать Николаю, чтобы он тоже много ел?

- Да, скажи ему, чтобы съел очень много.

- Я люблю тебя, - прошептала я и почувствовала тяжесть на сердце.

- Я тоже люблю тебя, - сказала она и взяла меня за руку. Ее безудержно трясло, но она сумела слабо меня обнять.


*****


Но София не вернулась. Ее стул присоединился к стулу Анастасии. Затем к ним присоединился стул Иванны. Далее последовали стулья Александры и Даниилы. Мне было одиннадцать лет, когда две мои сестры, Николай и я сидели на маминой кровати, пока она умирала. Ее спальня была пропитана приторным запахом старения. Тогда я впервые услышала, как мой отец спросил маму, нужно ли ему вызвать врача, но она спокойно покачала головой и отвернулась от него. Она хотела уйти. Она хотела оставить его. И покинуть страшный мир, в котором она была как в ловушке. Он ушел, я же, выйдя в гостиную, наблюдала за ним, просто стояла там неподвижно, ошеломленная. Он стрелял в оленей.

Ее смерть была быстрой.

Кто знает, какая болезнь погубила ее и как долго она находилась в ней? Это выглядело так, будто она была высосана изнутри. Ей было только сорок, но все ее внутренние органы отключились по очереди, ее печень, почки, легкие, сердце. Ее дыхание замедлилось, пока каждый вздох не превратился в удушливый хрип, который мучительно вырывался из ее рта. Когда я держала ее покрасневшую с узловатыми пальцами руку, она была еще теплой, но мама уже ушла. Я держала ее руку - кожа так и не восстановилась от того давнего ожога - и крутила дешевое кольцо на ее пальце, пока она не стала холодной.

Отец напился. Он вышел в морозную ночь и, упав на колени, молился небу. Я стояла у окна и видела белые стволы берёз, слабо светящиеся в темноте. Я вышла на улицу с одеялом. Воздух, был настолько холодным, что врезался в легкие, будто зазубренный кусок льда. Он посмотрел на меня. Последний раз я так смотрела в глубину его глаз на пиршестве после ухода Анастасии.

Из болезненных впадин на лице на меня смотрели его глаза. Оказывается, он был не полностью мертв внутри. Странно, но возможно, он любил ее. В своем сердце я не находила к нему ни любви, ни жалости. Ни одной крошечной частички. Мое сердце было холодно, как лед. Накрыв его плечи одеялом, я ушла. Я сделала это для мамы. Она бы сделала то же самое. В то время, как она лежала в своей спальне и ее душа, возможно, еще не ушла, я не хотела огорчать ее. Но это было последним, что я сделала для него.

Мы похоронили тело моей несчастной мамы в могиле, которую брат и отец выкопали на склоне у дома. Никто не плакал. Мы все сдерживали себя. С горем и страхом. Я поняла, что с отцом, без мамы, ее дети были в большей опасности, чем раньше.


Глава 4


Через два дня после ее похорон отец забрал моего брата, чтобы он спал в его комнате. Той ночью я проснулась от крика. Я снова прислушалась, и мне показалось, что я слышу, как плачет мой брат. Я вскочила с постели. Моя сестра поворчала и, повернувшись, снова уснула. Подбежав к двери комнаты отца, я постучала в нее.

- Иди спать, Лена, - закричал отец.

В тот момент я была удивлена, что отец знал, кто это был, но теперь понимаю: ведь только я смела ослушаться. И никто другой не постучал бы в его дверь среди ночи.

- С Николаем все в порядке? – спросила я.

На несколько секунд растянулась зловещая тишина.

- Я в порядке, Лена. Иди спать, – выкрикнул Николай, но его голос дрожал от напряжения.

- Ты уверен? – настаивала я.

- Да. Уходи, – он крикнул громче и тверже.

Я стояла еще в течение нескольких минут за дверью, борясь с сильным и необоснованным стремлением повернуть ручку и войти в спальню отца. Я даже положила на нее руку. Но тишина в комнате напугала меня. Я знала, что не должна входить. Я думала о маме, бегущей обнаженной по снегу. Каким-то образом я чувствовала: происходит что-то подобное. Неохотно я вернулась в постель и лежала без сна в течение долгих часов, прислушиваясь, но больше не было никаких звуков.

Следующим утром я отправилась в туалет и нашла волосы Николая в ведре. Я выбежала и стала звать его. Он был на кухне. Я прикоснулась к его волосам. Они были выстрижены так грубо, что в некоторых местах виднелся его череп. Он оттолкнул мои пальцы. Я посмотрела ему в глаза и увидела, что Николай изменился. Он был чужим. Он не смог посмотреть мне в глаза.

- В чем дело? – умоляла я.

- Ни в чем, - коротко ответил он.

- Что произошло прошлой ночью?

- Ничего не произошло, - сказал он резко и отошел от меня.

Я стояла и смотрела ему вслед. Я не могла его понять. Николай был не таким человеком. По большей части нам даже не приходилось говорить. Мы знали, о чем думает каждый из нас. Всегда. Как-то мама сказала, что она никогда не слышала, чтобы кто-то играл в дуэте с таким совершенством, как играли мы. Это было похоже на одного человека с четырьмя руками.

Когда отец вернулся домой, он пришел в абсолютную ярость из-за того, что мой брат сделал со своими волосами. Он дал брату пакет и сказал, чтобы тот носил его на голове. Но тот ответил, что не станет этого делать.

- Хочешь, Лена будет его носить? – спросил отец, в его тоне таилось что-то зловещее.

Брат побледнел. Он вернулся в спальню и вышел оттуда с покрытой головой! Мои сестры и я, оцепеневшие от ужаса, потеряли дар речи и смотрели на брата.


*****


- Давай сбежим вместе, – прошептала я ему.

- Куда? Куда мы пойдем, Лена? – спросил он в негодовании.

- В большой дом, где Анастасии преподавали математику?

Я была шокирована тем, как он изменился. Это было похоже на то, будто я разговариваю с мамой. Любая надежда исчезла. Осталась только ожесточенная оболочка.

- Что с тобой не так?

Он с грустью посмотрел на меня:

- Всё.


*****


Прошла зима, и еще один стул пустовал у стены. Николаю и мне исполнилось по шестнадцать лет. Все мысли о побеге давно угасли. В нем не было никакой необходимости. Теперь я видела гораздо яснее – мы будем проданы, и это станет нашим спасением. Все, что осталось от нашей семьи, это Николай, две младшие сестры и я.

Следующей на очереди была я. Но когда время настало, мой отец пропустил меня и продал Зину, которая была младше на год. Я не смогла понять этого. Мне было семнадцать, когда черная “Волга” приехала за второй младшей сестрой.

Остались только я и Николай.

Николай стал мужчиной, а я женщиной. Он был почти таким же высоким, как отец, но ни один из нас не мог встать против отца. Это был эффект погонщика слонов. Когда слон еще маленький, погонщик привязывает его к железному столбу. Малыш будет пытаться и пытаться, но в конце концов поймет, что не существует способа освободиться. Когда слон вырастет, погонщик может привязать его к хрупкой палке, и слон не будет пытаться освободиться, потому что он привык думать, что не сможет победить никакую палку. Мой брат и я были приучены повиноваться.

Весной нам исполнилось восемнадцать. Лето пришло и ушло. Настала осень, тогда Николай с облегчением улыбнулся, сжимая мою руку:

- Не волнуйся. Я думаю, что он не собирается продавать ни одного из нас.


*****


- Завтра твоя очередь. Будь готова уйти, – сказал отец меньше, чем через неделю. Его голос был очень холодным и недоброжелательным.

Мой брат смотрел на него в шоке. В тот вечер я схватила брата за руку и отвела на могилу к матери. Я развернула его к себе лицом:

- Николай, я вернусь за тобой. Меня не волнует, как я это сделаю. Я вернусь. Будешь ли ты меня ждать?

- Нет, ты не вернешься, – сказал он, печально покачав головой. Его глаза были потускневшими и уставшими. – Я не буду ждать тебя.

- Пожалуйста, – умоляла я.

Он рассматривал мое лицо с любопытством. В тот момент он напоминал мне зверя. Молчаливое глупое животное, которое пытается вычислить, что ты собираешься делать. Я возненавидела отца с удвоенной силой.

- Ни у кого другого не было возможности. Никто не вернулся, - сказал он обреченно, что меня ужаснуло.

- Но я вернусь. Я обещаю это на могиле мамы. Пообещаешь мне на могиле матери, что будешь ждать?

- Я хочу, чтобы он вместо этого продал меня, – пробормотал он.

- Я бы не хотела этого. Если он продаст тебя, я не буду знать, где тебя найти. В любом случае, он никогда тебя не продаст.

Адское положение поразило нас обоих. Мы никогда не говорили об этом. Я опустила глаза, потому что не хотела видеть его стыд.

- Да, ты права. Он никогда не продаст меня, – у его голоса была странная интонация.

Я посмотрела на него.

- Пожалуйста. Ты должен поверить мне, что я вернусь за тобой.

Он потер мочки ушей и кивнул, но не посмотрел мне в глаза.

Я схватила его за руку.

- Посмотри на меня и пообещай, Николай, – яростно потребовала я.

- Я обещаю, – сказал он. – Я обещаю на могиле матери, что буду ждать твоего возвращения.

Я улыбнулась. Я сдержу свое слово. В ответ он тоже улыбнулся. Я прикоснулась к его щеке.

- О, Николай. Я не знаю, как смогу без тебя.

Его кадык подрагивал.

- Ты будешь в порядке, Лена.

Слезы текли по нашим лицам.

Когда на следующий день приехали мужчины, мы стояли лицом друг к другу.

- Будь осторожна, моя прекрасная сестра.

- До встречи, мой дорогой, – сказала я, целуя его в жесткие губы. На улице с тихо работающим двигателем стояла “Волга”.

- Помни обещание, – повторила я ему, мои пальцы ухватились за его. От работы они были грубыми. Он попытался вытащить свою руку, но я не отпустила. Посмотрела ему в глаза.

Он сдержанно кивнул.

- Ты должен меня ждать.

- Я буду.

- Ни пуха, ни пера, – сказал он. Его голос был безразличным.

- К черту, – ответила я тихо.

И вышла в холодное утро к черной “Волге”. Она никогда не менялась. Мужчины были разными… но похожими.

Они передали отцу толстый конверт. Он не открыл его. Просто окликнул меня по имени.

- Лена.

- Да, отец?

- Пришло время. Слушайся этих людей, как слушалась меня.

Я не взглянула на него и не ответила.


Глава 5


Мужчины не смотрели на меня и не разговаривали со мной с тех пор, как я села в машину и мы отъехали от дома. Я сильно обхватила себя руками и молчала. Спустя минут десять человек с пассажирского сидения повернулся, чтобы рассмотреть меня. У него были слегка раскосые азиатские глаза и оливковая кожа. Его глаза были такими черными и холодными, что заставили меня покрыться мурашками.

- Мы не хотим причинить тебе вред. Если ты будешь вести себя хорошо, то не будет никакой необходимости причинять тебе боль. Ты будешь вести себя хорошо?

Я кивнула. Конечно, я собиралась так себя вести. Что еще я могу сделать? Я находилась в черной “Волге” с двумя самыми опасными мужчинами, которых я когда-либо видела, несущейся Бог знает куда.

Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида. У него были темные волосы и жестокие голубые глаза. Было что-то низменное и подлое, смущающее в нем.

Они привезли меня в отель, где было электричество, проточная вода, туалет со сливом  и лежал ворох российских газет. Я спала на удобной кровати и проснулась к завтраку, который состоял из французского хлеба и клубничного джема. Они не представлялись, но я узнала из разговоров, что мужчин звали Тимур и Борька. Тимур явно был лидером, а Борька был посредственным идиотом за рулем автомобиля.

Это случилось после того, как мы остановились, чтобы отдохнуть и принять ванную - я поняла, что они забыли заблокировать дверь. Я ничего не делала. Просто спокойно сидела на заднем сидении. Выжидая. В середине деревни, недалеко от переполненного кабака, где похоже  что-то праздновали и было много людей, я открыла дверь и прямо на ходу выскочила из машины.

Резкая боль при столкновении с асфальтом была невероятной. Машина неслась дальше, в то время как я лежала на дороге, еле переводя дух. Но недолго. Она с визгом затормозила на расстоянии нескольких метров от меня. Я хотела бежать, но не могла двинуться. Машина начала сдавать назад так быстро, что это было похоже на расплывающееся пятно в моих глазах.

Благодаря всплеску энергии и ужасной скручивающей боли, которая заставила меня закричать, я напрягла свои руки и ноги и, поднявшись, побежала. Я побежала так быстро, насколько мое израненное тело позволяло. Я бежала в сторону праздника. Мужчины были везде. Их было много, а моих похитителей только двое. Они бы могли помочь мне, они, конечно же, помогут. Я крикнула им, и их лица повернулись в мою сторону, они смотрели на меня - бегущую, подпрыгивающую, хромающую. Беззащитную.

Затем хладнокровно, все как один, они отвернулись от неприятного зрелища:  женщины, за которой гонится черная “Волга”, - и опустили взгляд в свои напитки. Они не хотели вмешиваться. Это было не их дело.

Сила Борьки, налетевшего на меня, сбила меня с ног, и мы рухнули на траву у обочины дороги. На некоторое время я лишилась воздуха, чтобы говорить. Затем он грубо потянул меня за волосы и так сильно ударил по щеке, что моя голова откинулась назад.

Со стороны дороги Тимур закричал:

- Не оставляй шрамов на ней, ты, чертово животное.

Я почувствовала вкус крови из разбитой губы, но посмотрела на Борьку с вызовом.

Что-то вспыхнуло в его глазах. Неистовая похоть. Я никогда не видела, чтобы кто-то прежде так смотрел , и это привело меня в состояние шока. Желание сменилась опасным гневом.

- Тупая, гребаная сука, - закричал он и потащил меня к машине.

Другой мужчина всмотрелся в мое лицо и гневно обернулся к Борьке.

- Ты - идиот! – закричал он. – Ты рассек ей губу.

Борька немедленно принял оборону:

- Ничего. Заживет.

- Если ты еще раз прикоснешься к ней, я переломаю твои долбаные ноги. И убери этот гребаный взгляд, засунь его в свою сраную задницу. Никто не будет плевать в мою миску.

- Я ничего такого не делал.

Борька сердито скривил губы.

- Черт возьми. И не сделаешь.

- В любом случае, что в этом такого? Я только собирался трахнуть ее в рот или задницу. Кто узнает?

Взгляд Тимура, направленный на Борьку, был яростным.

- Если ты хочешь трахаться, то сними грязную шлюху завтра вечером.

Борька сжал челюсти в молчаливом гневе.

Тимур повернулся ко мне. И я испугалась его. У него были глаза человека, которому не известны никакие границы. Они угрожающе блестели, словно острие ножа.

- Забирайся в машину. Сейчас же, - прорычал он.

Я немедленно подчинилась. Когда мы оказались внутри и двери заблокировали, Тимур повернулся ко мне лицом.

- Я даю тебе свободу, и что ты делаешь?

- Мне очень жаль.

- Ты хочешь ехать связанной и с кляпом во рту?

Я медленно покачала головой.

- Еще один такой трюк, и тебя свяжут,заткнут рот кляпом и засунут в багажник. Мы поняли друг друга?

Я кивнула.

Он достал платок из кармана и протянул его мне.

- Вытри рот.

Я взяла платок и вытерлась. Он сразу схватил меня за подбородок пальцами. Его кожа была необычайно мягкой. Он поворачивал мое лицо в стороны, оценивая ущерб. Без всякого выражения он выпустил мой подбородок. Борька наблюдал за мной в зеркало заднего вида.

- Покажи мне свои руки, - скомандовал он.

Я протянула руки. Они были исцарапаны и кровоточили. Он вывернул мои запястья и увидел, что все в  царапинах вплоть до локтей.

Выругавшись, он наклонился и задрал мою юбку прямо до трусов. Никогда еще мне не было так стыдно – столько, сколько я себя помню, никто не видел мои бедра, и я хотела прикрыться руками, но не сделала этого. Я знала, что он будет в ярости. Одно колено кровоточило, а на голенях были царапины и порезы. Тимур снова выругался и отвернулся. Я натянула платье обратно на колени.

Больше ничего не было сказано. Борька ехал молча, пока мы не добрались до  деревенского дома в абсолютной глуши. На расстоянии в несколько ярдов со стороны дома стояли сараи и курятник.

- Выходи, – рявкнул Тимур.

Я вышла из машины и пошла с ним к дому. Воздух был холодным, и у меня было болезненное, отвратительное чувство в животе.

Дверь нам открыла женщина. На ней был платок и грязный фартук. Она выглядела как крестьянка. Ей, должно быть, было лет сорок. У нее были большие, сильные руки с грязью под ногтями. Лицо широкое, с румянцем на щеках и глаза цвета грязных помоев. В течение секунды они выражали удивление и что-то еще, с чем я сталкивалась исключительно в глазах мужчин. Затем она это скрыла и сосредоточилась на моей губе.

- Что, черт возьми, случилось? – ее речь была хриплой и грубой.

- Спроси у Борьки, - отрезал Тимур бесцеремонно, и, задев ее, прошел в темноту дома.

Она не посмотрела на Борьку, который стоял позади меня. Вместо этого повернула свое румяное лицо ко мне и улыбнулась. Улыбка была не из приятных.

- Ни одна твоя сестра не создавала столько неприятностей.

- Мои сестры? – ахнула я. Сердце подпрыгнуло в груди от возможности увидеть потерянную семью. Надежда заставила меня почувствовать головокружение.

Она сузила глаза и скрестила толстые мужественные руки на животе.

- Да, все твои сестры проходили через это место.

- Где они сейчас?

В течение нескольких секунд она не отвечала, просто задумчиво смотрела на меня. Наконец отошла в сторону и сказала:

- Заходи. Мы поговорим внутри.

Я тут же вошла в ее дом. Внутри было мрачно и воняло жиром и готовкой с дурманящим ароматом трав. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что находилась в простом сельском доме, таком, где жизнь вращалась вокруг печки. Когда я обвела глазами скудную мебель, мой взгляд упал на большую металлическую клетку с соломой на дне.

В эту же секунду меня грубо толкнули на землю. Прежде, чем я успела среагировать, меня с силой потянули и затолкали в клетку. Она была всего лишь около метра длиной и полутора метров высотой, так что я не могла ни стоять, ни лежать в ней. Я присела напротив решетки, и она заперла дверцу на висячий замок. Я не плакала и не кричала. Знала, что это бесполезно.

Тимур сидел за кривым деревянным столом, жуя хлеб с сыром. Он ел быстро, удерживая взгляд на женщине.

- Ты должна привести в порядок ее раны, - сказал он ей.

- Не переживай. Они поверхностные. Сами заживут. Я буду держать ее тут, пока она не сломается.

- Ты знаешь правила, - сказал он. В его глазах было предупреждение.

- Да, ей лучше быть совсем как чистый лист, - добавил Борька угрожающе, отрезав кусок сыра и положив его на ломоть хлеба.

Они уехали после того, как поели, а женщина игнорировала мои попытки поговорить с ней или расспросить о сестрах.

С наступлением темноты она зажгла лампы и открыла дверь, должно быть, в кладовую. Холодный едкий воздух с ароматом трав пронесся в дом. Она снова вышла оттуда с несколькими овощами и приготовила тушеное мясо. Запах жареных хрящей заставил мой рот наполниться слюной. Я не ела весь день. Она передала мне через маленькую дверь клетки дымящуюся миску. Я так проголодалась, что съела всё в мгновение ока. Она, наверное, подложила наркотики в мою еду, так как я начала чувствовать сонливость и не могла держать глаза открытыми.

А затем... я больше ничего не помню.


Глава 6


Я проснулась слабая, до сих пор находилась внутри клетки и была голодна. Какое-то дурно пахнущее зеленое лекарство приложили к моим порезам и ранам. Когда я увидела, что она смотрит на меня, то инстинктивно попыталась прикрыть себя руками.

- Как ты думаешь, у тебя есть что-то такое, чего я еще не видела? – съязвила она и засмеялась так, что все ее тело затряслось.

Я знала, что она не сделает мне больно, по крайней мере, физически. Эти люди, казалось, намерены держать меня в хорошем состоянии, на какое только способны. Я стоила для них больших денег. Когда я сказала, что мне нужно в туалет, то она с трудом поднялась из-за стола, за которым резала лук, схватила миску и собиралась просунуть ее в клетку.

- Я не могу ходить в миску, - потрясенно возразила я.

- Тогда тебе придется сходить к себе в штаны, – ее голос был резким. Она протолкнула миску в маленькую дверцу, через которую передавала еду.

И мне пришлось сходить в миску. Это самая унизительная вещь, которая до сих пор происходила со мной. Она стояла надо мной, скрестив руки, и наблюдала, как я села на корточки над миской и тихо пописала, настолько тихо, как только смогла. Было трудно сделать это так, чтобы не намочить себя или солому, на которой мне придется спать. Несколько капель брызнуло мне на ноги.

- Можно ли мне какую-нибудь бумажку, чтобы вытереться, пожалуйста? – попросила я.

- Туалетная бумага только для того, когда посрешь, - грубо сказала она и вынесла миску из дома.

Даже несмотря на то, что работала печка, мне было настолько холодно, что пальцы рук и ног стали ледяными. Я прикрыла себя небольшим количеством соломы и стала ждать, когда она вернется.

Был уже полдень, когда я услышала ее шаги. Она открыла дверь и вошла. Руки у нее были красными. Она поставила ведро с водой на пол. Галоши блестели в тусклом интерьере ее дома. Она зачерпнула из ведра полную кружку воды, набрала ее в рот и выплюнула в помойное ведро. Зачерпнула еще одну кружку и медленно выплеснула ее через верх клетки. Я поймала ее ртом. Как животное.

- Можно мне немного воды, чтобы умыться, пожалуйста?

- Я принесла ее не для того, чтобы тратить впустую на тебя, - усмехнулась она.

Мне не только не разрешали мыться, я была вынуждена испражняться в миску и подтираться небольшим куском газеты, в то время как она стояла и смотрела. Я знала, что она пыталась сделать. Она пыталась унизить меня. Она пыталась заставить меня поверить в то, что я не лучше животного. Она пыталась сломать меня. И, может быть, у нее это получалось.

Когда стало темнеть, она зажгла лампы и начала готовить. Сделала омлет в сковороде с длинной ручкой. Поев, она выложила оставшуюся запеканку в миску и принесла мне.

Я смотрела на это в шоке. Омерзительная женщина. Это была та же миска, в которую я ходила и по-маленькому и по-большому. Я вытолкнула это из клетки, подальше от себя. Я была голодна, но отказалась есть это. Она молча забрала миску и выкинула в помойное ведро, в которое, как я видела вчера, она выбрасывала кожуру от очищенных овощей.

- Следующую пищу, которую ты съешь, тебе придется выпрашивать, – сказала она и подтолкнула клетку ближе к печке, выключила свет и потащилась к себе в спальню. Когда закрылась дверь, жилище оказалось в темноте за исключением красного свечения от нагретой печки. Я дрожала и была напугана – не ею, а будущим. Оно виделось мрачным и страшным. Я закусила кулак и посмотрела на щели в бетонном полу.

Дождавшись ее храпа, я прикрыла рот рукой  и дала волю рыданиям, которые находились глубоко во мне. Они вырывались бурным потоком, пока язык не закостенел, а горло заболело, и в глазах появилось жжение. Но появилось чувство облегчения.

Когда рыдания прекратились, я крепко обхватила себя руками и, чтобы успокоиться, представила белокурую голову Николая рядом с моей. Я помню запах его чистых волос, его сладкое дыхание. Знакомое успокаивающее ощущение его кожи на моей. Как же я скучаю по нему. Я задумалась, чем он занят. Он сейчас в кровати. В постели отца.

Моя решимость окрепла, и тогда я поняла, что хочу выжить. Я хочу выжить в этой клетке или в любом другом месте, куда они забросят меня. Я поклялась себе, что сделаю все, что необходимо для того, чтобы вернуться. Чтобы спасти его от когтей моего отца. Я потихоньку успокаивалась.

Я держалась в течение двух дней и отказывалась есть, но голод при виде свиных ушей, кипящих под облаком пара, это мучительно. Я не повернулась, чтобы посмотреть, как она достает свиные ушки шумовкой и выкладывает их на тарелку, но какая-то часть меня представляла это. Я не смотрела в то время, как она села за стол и нарезала их ножом всего лишь в нескольких метрах от меня, но мой рот наполнился слюной. Запах приправленных хреном огурцов и квашеных солений заставил мою грудь подниматься и опускаться от сильного голода. Я слышала, как она шумно глотает свое пиво, и, когда она это делала, я поняла, что не собираюсь выигрывать в этой войне. В ней не стоило выигрывать. Я сдалась.

- Пожалуйста, можно мне немного еды?

Она повернулась ко мне.

- Ты что-то сказала? У меня не очень хороший слух.

- Пожалуйста, можно мне немного еды?

Она кивнула, положила свиное ухо в миску и протолкнула ее через небольшое отверстие в клетку. Без ложки, без ножа. Я с жадностью запихнула в рот свиное ухо своими грязными пальцами. Она смотрела на меня и смеялась. Мне уже все равно. Так она унизила меня до положения беззащитного дикого животного.

А какого черта еще делать? Я должна выжить и найти путь к спасению своего брата.

Прошло два дня, а может быть и три. Она подошла и встала возле клетки.

- Высунь свои соски через прутья клетки, - приказала она.

- Я не хочу, - сказала я. И я имела ввиду именно это. Я ненавидела ее за то, что она сделала со мной. То, кем я стала.

- Тогда ты будешь оставаться в этой клетке, пока не научишься слушаться меня.

Здесь у меня не было никаких шансов. Я должна была выйти из клетки. Я просунула свою грудь через прутья.

- Отлично, - похвалила она и, приложив свой рот к одному из моих сосков, всосала его.

Я была настолько шокирована, что отпрянула от нее. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Затем я медленно положила свою грудь обратно между холодными металлическими прутьями. Я закрыла глаза и терпела, когда она сосала их, пока они не начали болеть.

Она хотела меня унизить, чтобы доказать мне, что все, о чем я думала, отвратительное и низкое, что со мной могут делать что угодно, против моей воли и безнаказанно. И я ни черта не могла сделать, чтобы остановить это. Она тихо рассмеялась и намеренно схватила мою грудь своими грубыми руками, сжав ее до боли.

- Что бы ты сделала, чтобы хорошо вытереться мокрым, горячим полотенцем? – усмехнулась она.

Я не ответила ей, но чувствовала себя такой грязной, что мысль о горячем полотенце была как вспышка чего-то приятного из прошлого.

Той ночью меня накормили должным образом: большим куском жареного мяса оленины. Это правда, я напала на него и съела, как настоящее животное.

- Когда можно будет выйти из клетки? – спросила я.

- Скоро. Покажи мне хорошее поведение.

Я стала забитым покорным существом. Когда она просила, я вытаскивала свою грудь через прутья и терпела ее жесткий рот. На этот раз она дала мне холодец. Я знала, чем она занимается, но что я могла поделать? В клетке, голая, голодная, немытая… без возможности сбежать.

В ту ночь она, должно быть, снова одурманила меня, потому что я провалилась в глубокий сон. А когда проснулась, то была еще голой, но лежала на полу. Железные ножные кандалы были на моей правой ноге. Почти метровая  цепь удерживала меня в кандалах у опорной балки дома.

- Ключ спрятан кое-где в безопасности за пределами этого дома. Поэтому, если со мной что-нибудь случится, ты сдохнешь от голода здесь.

- Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, - ответила я.

- Держи, – сказала она и протянула мне помидор. Я укусила его. Запах и вкус сока на моем языке были потрясающими.

Она смотрела на меня:

- Я вырастила сама. У меня был хороший урожай в этом году.

Я затолкала в рот последний кусок и вытерла рот тыльной стороной ладони.

- Хочешь еще?

Я кивнула. Уже тогда я знала, что придется заплатить. Но это будет плата не за помидор, это плата, чтобы находиться вне клетки.


Глава 7


Моя боль становилась особо острой и была связана с ней. Она научила меня использовать свои пальцы и рот. Я делала все, что она требовала. Пока я это делала, она нежно гладила меня по волосам и поощряюще мурлыкала. Потом она дергалась в конвульсиях, и, пока кончала, тянула меня за волосы. Звуки, которые вырывались из ее горла, были подобны животным. Она напоминала мне страдающего зверя. Я мрачно смотрела на нее и чувствовала себя мертвой внутри. Мое сознание стало настолько отрешенным, что я не могла связно мыслить. Оттолкнувшись от ее липкой кожи, я повалилась на холодный пол и меня вырвало. Она положила мою голову к себе на колени, я ненавидела запах ее юбки.

- Кружево моей мамы все еще у вас?

Она даже не притворилась, что не поняла. Я угадала. Она украла его у моей сестры.

Она сузила глаза.

- Ты хочешь его? – спросила она.

- Да, это последнее, что у меня осталось от моей мамы.

- Что ты сделаешь за это?

Я почувствовала холод и оцепенение. Мой рот был искривлен в гримасе, и слова просто вырвались наружу.

- Все, что пожелаете.

- Однако же, как ты будешь его хранить? Мужчины заберут его у тебя.

- Я подошью его к подолу моего платья.

Пол заскрипел под ее весом, когда она медленно пошла в спальню. Кружево по-прежнему находилось в ткани, в которую его завернула мама. В горле образовался ком. Я хотела закричать на нее, чтобы она не прикасалась к ткани, не разворачивала ее, чтобы не испачкать кружево и не испортить его запах. Это принадлежало моей маме. Это единственное, что осталось от нее. Она положила его на пол рядом со мной и провела руками по моим бедрам и между моих ног. Я ничего не делала. Все тело пребывало в онемении. Я не думала, что когда-нибудь сумею собраться с силами.

- Ты хотела бы сегодня вечером сидеть вместе со мной за столом? – предложила она, когда вернулась.

- Цепь не позволит добраться до стола, – сказала я, глядя на нее невинно.

Она кивнула и начала готовить. Было уже темно, когда она сняла мои оковы.

- Для тебя есть одежда, она разложена на кровати. Надень ее.

Я пошла в спальню. Там стояла деревянная кровать, шкаф и старый комод. В ее спальне было холодно. Я закрыла за собой дверь. Было только небольшое окно, а дверь была заперта. Я надела оставленную для меня одежду. Она пахла плесенью и была слишком большой, но я была благодарна и за это. Прикосновение одежды после того, как ты была голой так долго, нельзя объяснить, только испытать. Это было словно мне вернули мое достоинство. Я снова была человеком.

У меня был план. Сегодня я хочу бежать. Я хотела дождаться, когда она напьется и захрапит, а потом я бы ускользнула.

На столе стояли зажженные свечи. Это было сродни тому, что  делает жена для мужа на их годовщину. Это разозлило меня. Я встала у двери, а она подняла глаза, сжала руки в кулаки и испустила дрожащий вздох.

- Иди ешь, – грубо сказала она.

Я подошла к столу, заставленному едой. Она глотнула вино из своего бокала и потянулась за хлебом. Это был странный ужин. Снаружи пошел снег. Белые хлопья падали с черного неба. Внутри было тепло. Женщина передо мной была спокойна и закутана в одеяло какой-то внутренней печали.

- Даа, сегодня будет очень холодно. Человек может замерзнуть, и никто не найдет его, пока снег не растает весной, если звери не отыщут его труп первыми.

Я отрезала небольшой кусок картофеля.

- Да, было бы безрассудно пойти гулять в такую погоду.

- Тебе нравится это вино? – тихо спросила она.

Я отхлебнула.

- Лично я предпочитаю пиво или водку.

- Так почему же вы подали вино?

- Я подумала, что тебе оно может понравиться. Ты выглядишь именно так.

Я смотрела на нее с удивлением. Она заигрывает со мной?

- Спасибо, что подумали обо мне.

- Так что не трать его впустую. Здесь больше некому его пить.

Я пила медленно. У меня был план, и он не включал в себя опьянение и потерю сознания. Но как только еда попала в желудок, я начала чувствовать себя все более и более сонной. В конце концов я посмотрела на нее.

- Вы меня одурманили, верно?

- Само собой. Я не могла рисковать, чтобы ты сбежала. Завтра мужчины приедут за тобой, и, если они не найдут тебя здесь, это будет стоить мне жизни.

Она подошла вовремя, чтобы поймать мое падающее тело.


Глава 8


На следующий день за мной приехали Тимур и Борька. Когда мы сели в машину и поехали, я обернулась и посмотрела в заднее стекло машины - она стояла в дверях своего дома. Она не махала, а я смотрела, как ее фигура становится все меньше и меньше. Я никогда не забуду ее и те унижения, через которые она заставила меня пройти.

- Как же так – ей, значит, позволено, чтобы ее стрёмную манду сосали, а я ничего не получаю? – спросил Борька.

Он походил на ребенка, обидчивого и плаксивого.

- У тебя больше шансов заставить меня отсосать твой вонючий член, чем он окажется у нее во рту. Теперь ты можешь заткнуться нахрен и ехать быстрее? Я хочу добраться до Хельги до наступления темноты.

Тимур включил радио, а я отвернулась к окну и смотрела на мелькавший белый пейзаж.

Через несколько часов мы приехали к другому дому. Он был намного больше, чем дом Зары. Снаружи стояли грузовые и легковые машины, и в окнах горел свет. Деревенская женщина открыла нам дверь и проводила меня в комнату. На окнах были решетки. В комнате стояла кровать, застеленная грязной простыней. Я села на нее и стала ждать. Прошло немного времени, прежде чем в комнату вошел человек. У него были жирные волосы.

- Я врач, – заявил он.

Он был не таким, каким я себе представляла врача. Тем не менее, он принес с собой маленькую черную сумку.

- Сними трусы и ляг на кровать.

Я сделала, как мне сказали. Согнула колени и раздвинула ноги, как он сказал мне, и закрыла глаза, ощутив его холодные инструменты.

- Хорошо, - произнес он. – Ты можешь одеться.

Я натянула нижнее белье, не встречаясь с ним глазами.

Он поднес ко мне инструмент, похожий на пистолет.

- Подними левую руку.

Когда я подняла ее, он прижал инструмент к коже, и нажал на курок. Что-то выстрелило в руку.

- Что это?

- Это контрацептив, надежен в течение двух лет, а еще это чип.

- Чип?

- Если ты сбежишь, то они всегда смогут определить твое точное местоположение.

- Я не сбегу, – сказала я. Мой голос был монотонным от безысходности.

- Да, - сказал он устало.

Я провела пальцем по едва заметной выпуклости под кожей.

- Не волнуйся, все будет в порядке.

Я не посмотрела на него. И ничего не сказала. Чего он ожидал? Что я его прощу? Что я подумаю, будто он хороший парень, выполняющий ужасную работу? Нет, я не прощу его. Приведите лучше ко мне Тимура. По крайней мере, он не притворяется. По крайней мере, с ним это было похоже на встречу с тигром в джунглях. Вам не повезло. Он – хищник, вы - мясо. Я решительно один раз взглянула в его слабое, алчное лицо, а затем посмотрела на грязный бетонный пол.

Он вытянул руку и сжал мое плечо.

- Ну, тогда я пойду, - неловко сказал он и ушел.

Затем меня привели в пустую комнату с фотоаппаратом. Мне сказали надеть черное бикини и пару красных туфель на высоких каблуках. Пришедшая девушка моего возраста наложила на мое лицо косметику и привела в порядок волосы. Она расплела мои косички, намочила волосы и уложила их феном в крупные локоны, которые искусно расположила на плечах.

- У тебя красивые волосы, - сказала она.

Я уже поняла это. Зара запускала свои пальцы в них. «Цвет золота - шептала она. – Цвет золота».

- Ты хочешь посмотреть на себя? – спросила она. Я молча кивнула, и она протянула мне небольшое овальное зеркало.

Я выглядела по-другому.

- Почему на мне макияж? – спросила я.

- Потому, что ты будешь фотографироваться.

- Зачем им мои фотографии?

Она странно на меня посмотрела, с любопытством.

- Для участия в аукционе.

- Аукцион? Какой аукцион?

Она посмотрела на дверь.

- Фото отправят очень богатым мужчинам по всему миру, а они, глядя на них, будут решать, хотят ли принимать участие в торгах на тебя, - сказала она, понизив голос.

Мне сказали встать на отметку «Х» на полу. Когда я туда встала, приказали смотреть в камеру. Было около двадцати вспышек, а затем меня проводили назад в комнату с грязными простынями.

На следующий день мы снова были в машине. “Волга” неслась по проселочным дорогам. По обе стороны проносились заснеженные поля и бедные жилища. Разговоров между мужчинами больше не было, хотя Борька иногда поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Скука была неимоверная. Я засыпала и просыпалась при одном и том же пейзаже. Пока на дороге не появился указатель, информирующий, что мы доехали до Москвы. Тимур повернулся ко мне.

-У тебя есть брат-близнец? – спросил он равнодушно.

- Да, - сказала я, интенсивно кивая. Надеясь получить любые крупицы информации или новостей.

- Ты любишь его?

Мой кивок был гораздо более сдержанным и вялым. Я знала, что произойдет.

- При попытке сбежать или выкинуть что-нибудь и непослушании - я имею в виду вообще всё, что заставит твоего владельца подать жалобу,… - он скользнул указательным пальцем поперек горла. – Ты никогда не увидишь своего брата живым, – он сделал паузу, чтобы его слова и угрожающий жест дошли до меня. – Ты поняла?

Я посмотрела в его холодные глаза и поняла, что он не лжет. Страх пронзил мое сердце, подобно осколку стекла. Он действительно сядет в свою машину, проедет всю дорогу до моей деревни и перережет горло моему брату только для того, чтобы сдержать свое слово. Я решительно кивнула. Он придвинулся к моему уху.

- И просто ради развлечения для начала я дам Борьке изнасиловать его.

Я сглотнула.

- У вас не будет никаких проблем из-за меня, - пообещала я.

Он удерживал на мне взгляд.

- Вообще никаких.

- Хорошо. Теперь отправляйся в багажник.

Оставшийся путь я вспоминаю, как вы вспоминаете свои сны. Беспорядочно. Запахи, звуки, легкий аромат чего-то незнакомого. Половину времени моя голова была накрыта, но я всегда чувствовала мамино кружево на своей коже, и это утешало меня.

Я слышала, как они упоминают Германию и Голландию, но никогда ничего не видела. Я всегда была в закрытом пространстве. Внутри багажника машины, внутри крытых грузовиков. Я понимала, что пересекаю границу. Иногда я находилась под воздействием наркотиков. Я приходила в себя и теряла сознание. Мы вроде бы пересекали море, я точно не знаю, но помню, как мне было очень плохо и как меня рвало. Кто-то проклинал меня. Женщина помогала мне вымыться. Девушка с большими испуганными глазами смотрела на меня. У нее были длинные темные волосы. Возможно, что я все время была под наркотиками.

Я думаю, что даже был один перелет. И, в конце концов, я проснулась на заднем сидении машины. Тимура и Борьки уже не было. У человека за рулем были узкие плечи и коричневые волосы. Было темно, но я смогла увидеть, что пейзаж был другой. Я поняла, что нахожусь в другой стране.

- Где мы? – спросила я.

Мужчина встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида.

- Это сюрприз, - ответил он.


Глава 9


Он ответил мне на английском языке! Я была в англоязычной стране. Лишь моя мама иногда говорила с нами на английском. Но только тогда, когда отца не было рядом. Было уже темно, и полная луна низко висела над горизонтом.

- Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста? – спросила я.

- Шесть вечера.

Мы ехали в тишине еще около часа, пока машина не подъехала к огромным черным железным воротам с витиеватым кованым узором. Я никогда не видела ничего столь великолепного. Они, должно быть, высотой в футов десять. Водитель вышел из машины и, толкнув, открыл их. Проехав дальше, мы продолжили путь по темной, длинной дороге, пролегающей через поля и леса. По обе стороны от нее стояли фонарные столбы, но ни один из них не горел. Дорога, к тому же, была вся в выбоинах, ехать было очень неудобно. Мы проехали через полуразрушенные каменные арочные ворота. Мох полностью покрывал их, подобно всклокоченной бороде. Вдруг в поле зрения появился фасад замка.

Этот замок мог бы быть источником вдохновения для мрачных сказок, которые мне читала мама. Он стоял подобно старику на холме, лунный свет освещал его скалистый, серый фасад. Некогда величавые башни разрушились, старинные стены почти полностью заросли плющом, окна были мрачными, а стены покрыты трещинами. Громоздкое величие, массивные конструкции и атмосфера ветхости придавали ему мрачный и ужасающий вид.

Его окружали высокие вековые деревья, которые, подобно армии, защищающей свою цитадель, охраняли периметр. Сумерки усиливали жуткое ощущение от замка. Он выглядел словно призрак. Я почувствовала пробегающую по позвоночнику дрожь.

Наконец мы подъехали ко входу. Плющ нависал над ним.

Водитель вышел из машины и, заперев меня внутри, поднялся по каменным ступеням к массивной, сделанной из старого дуба двери, украшенной металлом и удерживаемой тяжелыми узорчатыми петлями.

Он поднял ржавый дверной молоток и с силой постучал. Какое-то время не было никакого ответа, но как только он снова собрался постучать, раздался звук отпираемой двери. Створка, скрипела и трещала, как сирена воздушной тревоги.

В проеме появилась изящная женщина, держащая керосиновый фонарь. Я не могла слышать, о чем они говорили, но водитель вернулся обратно к машине, открыл дверь и сказал мне выйти. Я вышла, чувствуя себя помятой и одеревенелой, и последовала за ним к большой двери. Женщина была молода. Я предположила, что она примерно одного возраста со мной. Она была очень красива, с густыми каштановыми волосами и очень бледной кожей. В свете фонаря я не могла разглядеть цвет ее глаз, но, похоже, они были бледно-голубыми. Странно: выражение жалости и печали плескалось в них, когда мы пересеклись взглядами, затем появилось смятение, и она, мягко улыбнувшись, произнесла:

- Привет, Лена. Я – Мисти Морган.

- Так, моя работа здесь закончена. Я поехал, – сказал водитель.

Мисти и я смотрели, как он садится в машину и уезжает. Потом она повернулась ко мне:

- Теперь тебе лучше войти.

Мы вошли в дом, и пока она закрывала тяжелую дверь, я в шоке осматривала стены из серого камня и высокие потолки. Здесь было невероятно просторно. Я пыталась представить себе, сколько моих домов поместится сюда. Одна сотня? Две?

- У нас два дня бушевала буря, и дул сильный ветер, поэтому отключили электричество. Оно должно появиться завтра.

Из темной ниши выбралось огромное черное нечто и испустило низкое леденящее кровь рычание. Мои глаза расширились от страха.

- Это всего лишь Сиб, - Мисти нагнулась. – Тибетский мастифф. Он очень жестокий и может быть агрессивным, но если ты будешь держаться от него подальше, то тебе ничего не грозит.

Массивное тело пса оказалось в круге света. У него была большая, как у медведя, голова. Он смотрел на меня недружелюбными желтыми глазами.

- Лежать, Сиб, - приказала Мисти строгим голосом, и он, крадучись, отступил обратно в свой темный угол. Она повернулась ко мне:

- Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Единственная угасающая свеча на нижней площадке лестницы освещала римскую мраморную статую, а звуки наших шагов отражались от стен и расходились эхом вокруг нас. Мы поднимались по винтовой лестнице. Было темно, и я не могла ничего разобрать, но чувствовала, что вокруг много пространства. Картины с суровыми людьми в старинных костюмах, словно смотрящими на нас с презрением, висели высоко вдоль лестницы.

- Это путь в западное крыло. Ты имеешь право гулять в одиночку здесь и в любом месте, которое не заперто, за исключением башни Леди Энн в западном крыле.

Я кивнула.

- У нее структурный разлом, и она объявлена опасно неустойчивой. Она может обрушиться в любой момент.

- Ладно.

- Ты голодна? Я могла бы принести тебе что-нибудь поесть.

- Да, я голодна.

- Хочешь, я сделаю сэндвич с холодной курицей?

- Было бы замечательно. Спасибо.

- Я принесу тебе попить.

Мы остановились около высокой, тяжелой двери, она распахнула ее, и мы вошли. В комнате стояла кровать с балдахином и горой подушек и еще какая-то мебель в полумраке. На окнах висели плотные шторы. В камине горел огонь.

- Это твоя спальня, - сказала Мисти, проходя вперед.

Это будет моя комната! Я посмотрела на нее в изумлении. После клетки…

- Я боюсь, что здесь немного холодно. С тех пор как отключили электричество, нам пришлось полагаться на дрова. К счастью, дымоход был еще в рабочем состоянии. Позже я принесу тебе несколько дополнительных одеял и бутылку с горячей водой.

- Спасибо, - сказала я машинально, хотя мне вообще не было холодно. Я привыкла к гораздо более холодной погоде, чем эта. Я последовала за ней в комнату, абсолютно пораженная необыкновенной и прекрасной обстановкой вокруг. Мисти открыла шкаф.

- Здесь вся твоя одежда. Она куплена специально для тебя, поэтому должна подойти, но, если у тебя появятся какие-либо проблемы, просто дай мне знать.

- Ах! – воскликнула я в удивлении. В шкафу висело так много одежды, и я была поражена тем, что это все новое и мое! У меня никогда не было ничего нового. Все мои вещи были поношенными.

Она улыбнулась.

- Досадно, что нет электричества. Ты не сможешь сегодня вечером посмотреть телевизор. Ты можешь читать?

Я кивнула.

Она покраснела.

- Я не имела ввиду, что ты не умеешь читать. На самом деле я хотела сказать, что у нас здесь книги на английском - знаешь ли ты язык? Мне сказали, что ты русская… - она замолчала в смущении.

- Да, я могу читать по-английски. Моя мама когда-то была учителем английского в Москве. Почитать было бы замечательно.

Я буквально почувствовала, как она нахмурилась. Ей хотелось знать, почему дочь учителя английского была продана. Но она лишь сказала:

- Я полагаю, что в нашей библиотеке есть несколько книг русских авторов. Думаю, видела там Горького, Ибсена, Чехова. Я найду что-нибудь для тебя.

- Спасибо.

Она отвернулась от меня и открыла дверь:

- Это ванная комната.

Она показала мне помещение, отделанное кафелем, и продемонстрировала, как пользоваться душем. Представьте мое удивление, когда она сказала, что есть горячая и холодная вода в кранах, что ее можно смешивать, как мне надо. Также тут был унитаз и чистые полотенца на подогреваемой решетке.

- Ну, она будет горячей, когда дадут электричество. – Сказала она. Мы вышли из ванной, и она махнула рукой в сторону другой двери в противоположном конце комнаты.

- Это дверь бывшей гардеробной. Там сейчас ничего нет, но ты можешь просто держать ее запертой.

Я повернулась и посмотрела на нее.

- А кто владеет всем этим?

- Гай. Он является хозяином и владельцем всего, что ты видишь. Сейчас он далеко, но ты встретишься с ним завтра вечером.

- Понятно. – Я отчаянно хотела расспросить ее о человеке, который купил меня, но она отвела глаза и резко сменила тему.

- Надеюсь, что сильные ветра закончатся сегодня вечером, и электричество и телефонные линии завтра восстановят. Без этого просто ужасно. – Она вздрогнула. – Так ужасно холодно.

Я ничего не ответила. Я всю свою жизнь провела без электричества.

- Полагаю, у тебя пока нет вопросов, - сказала она.

- Можно мне одолжить булавку, пожалуйста?

- Конечно.

- Спасибо.

Когда она ушла, я села на кровать, глядя на великолепие обстановки и размышляя о Гае. Как он выглядит? Что это за человек, который покупает женщину? Часть моего разума подсказывала, что он богатый человек, который почему-то не может заполучить девушку нормальным способом.

Через час вернулась Мисти с бутербродом, напитком, несколькими одеялами, двумя бутылками горячей воды и булавкой, прикрепленной к кусочку картона. Как только она ушла, я отцепила булавку и с большой осторожностью отпорола мамино кружево. Я поднесла его к свету и удовлетворенно улыбнулась. Оно было целым и невредимым.

На секунду я прижала его к своей щеке и закрыла глаза. И я смогла увидеть лицо моей мамы в свете горящей свечи, как будто это было совсем недавно. Это была не ее вина. Теперь я понимала. Она потеряла надежду. Мой отец, с его безграничной способностью к бессердечности, уничтожил ее. Я подумала о Николае и помолилась о том, чтобы он был в безопасности. Чтобы мой отец не сломал его, как сломал маму. Наполненная глубокой печалью, я взяла наволочку от одной из подушек и, аккуратно завернув кружево внутрь, положила в верхний ящик комода.

Замок был тихим и темным, но я была чересчур взвинчена, чтобы уснуть. Мисти принесла мне книгу с названием «Полное собрание сочинений Чехова». Я открыла ее и начала читать «Дядю Ваню» на английском языке. Было странное ощущение от того, что Марина и Астров разговаривали на английском.

Снаружи ревел ветер и трепал деревянные ставни.


Глава 10


От сна на нежном постельном белье и мягких перьевых подушках я получила несказанное удовольствие. Мне было одновременно уютно и удобно в куче одеял и с двумя бутылками горячей воды, но от того, что здание располагалось на возвышенности, ветер сильно выл в дымоходе моей спальни.

Посреди ночи я внезапно проснулась от громкого треска и сильного грохота. Я натянула одеяло до подбородка и лежала неподвижно, прислушиваясь к неистовому ветру, бьющемуся о стены замка. Наконец буря закончилась, и я провалилась в беспокойный сон. Мне снилась женщина в длинном зеленом шелковом платье, стоящая в дверном проеме. Освещение не позволяло рассмотреть ее лицо.

- Мама? – позвала я. Не знаю, почему я приняла ее за маму, ведь она была гораздо выше ростом.

Она покачала головой - медленно, печально.

- Кто вы? – спросила я.

Она снова покачала головой и исчезла.

Я проснулась дезориентированная и продрогшая. Огонь погас, и грелки остыли. Я вылезла из постели, потянув одеяла с кровати, завернулась в них и пошла к окну. Я распахнула шторы и деревянные жалюзи. В небе занимался рассвет. Я открыла окно и вдохнула запах дождя и влажной земли.

Пейзаж был сказочным. Там, насколько мои глаза могли увидеть, не было домов. Только обширное раздолье дикой природы, склоны холма, заполненные вереском и папоротниками, нарушаемые рыжими тонами леса в отдалении.

Я повернулась и посмотрела на свою комнату в молочно-белом свете дня.

Стены были яркими, арктически-голубыми, кровать, в которой я спала, венчал балдахин, ниспадая покрывалом и распадаясь шелковыми украшениями, пол был из темного дерева, и на одной из стен висел большой гобелен. Когда-то он, должно быть, был полон зеленого, изумрудно-красного и золотого цветов, но сейчас очень нуждался в хорошей чистке, до такой степени, что казалось, будто он сделан из серой шерсти. Меблировка состояла из письменного стола, шкафа и ситцевой кушетки.

Я слышала, как замок начинал просыпаться, звуки голосов, отзывающихся эхом в огромной пустоте.

Я спешно воспользовалась ванной. Горячей воды не было, было холодно, и гуляли сквозняки. Когда я открыла шкаф при дневном свете, то увидела, что он был заполнен теплой зимней одеждой. Я надела пару черных джинсов, коричневую блузку и толстый зеленый свитер. На дне шкафа стояли три обувные коробки. Я присела на корточки и открыла их все. Пара практичной черной обуви, прочных прогулочных ботинок и белых кроссовок. Я вдела в них шнурки и обулась. Они отлично подходили.

Выйдя из комнаты, я пошла по коридору. Он был плохо освещен, поскольку не было никакого естественного света, и сырость и холод пробивались сквозь стены. Так было только до тех пор, пока я не добралась до главной лестницы, где свет проникал через множество оконных проемов, которые находились высоко в толстых стенах. Стоя на самом верху лестницы, я впервые по-настоящему осмотрела огромный зал дома. Он был высотой в два этажа и просто огромный.

И он был в ужасном и ветхом состоянии.

Камин был достаточно большим, чтобы поджарить быка, но его выступ почернел от копоти. Когда-то люди разводили в нем огонь, топили его и держали свои руки у пламени. И я поняла, что с тех пор прошло много времени – не годы, а столетия. Некоторые из факелов, установленных вдоль стен, были сломаны. Скрещенные мечи и герб потускнели от пыли. Паутина висела под изогнутым, украшенным сложным готическим рисунком потолком.

На стенах отсутствовало много картин. От них остались бледные квадратные и прямоугольные очертания. Великолепный, в желтую и кремовую клетку пол давно не полировали. Гобелены грандиозных масштабов были изъедены молью. Вопиющее безобразие, что такой красивый дом пал в немилость и находится в таком состоянии.

Единственная вещь, которая не вызывает ощущения безысходности и заброшенности в доме, это огромная ваза, наполненная белыми лилиями. Их аромат и красота наполняют пространство и поднимают настроение.

Я пошла вниз по темной деревянной лестнице с замысловатой резьбой. Голова лося возвышалась над лестничной площадкой, напоминая мне об отце. Сколько голов я видела в своей жизни? Сколько пар безжизненных глаз? Я отвернулась и направилась к голосам и свету. Это был зал. В нем находилась прекрасная мебель с изношенной обивкой, которая видала лучшие времена и нечто похожее на действительно хороший рояль.

Мисти в пальто стояла около большого камина, разговаривая с человеком в черном костюме, ее ладони были протянуты к танцующему пламени. Оба повернулись ко мне, в то время как я замешкалась в дверях.

- Привет, Лена, - Мисти поприветствовала меня. – Проходи и познакомься с мистером Беном Феллоузом. Его работа заключается в заботе о Гае. Он всегда приезжает раньше него, чтобы убедиться, что все именно так, как это нравится Гаю. Мистер Феллоуз, это Лена Чайка. Она приехала вчера вечером.

Мистер Феллоуз был худым мужчиной, с длинным, серьезным лицом и синевато-серыми глазами. Он сфокусировал их на мне с неулыбчивой серьезностью.

- Добро пожаловать в замок Броутон, мисс Чайка, - произнес он, учтиво поклонившись.

- Спасибо. Чайка на самом деле не мое имя. Пожалуйста, зовите меня Лена.

- Ты хорошо спала? – спросила Мисти.

Я хотела добавить “как принцесса в замке”, но не стала.

- Да, спасибо.

- Это хорошо. Мистер Феллоуз только что рассказал мне, что буря прошлой ночью обрушила старый трехвековой бук на кладбищенскую часовню.

- Да, я, возможно, слышала, как что-то падало прошлой ночью, - осторожно сказала я. Мой английский был запущенным, и я не хотела делать ошибки.

Мисти вздохнула и повернулась ко мне.

- Ну, электроэнергия будет восстановлена во второй половине дня. Погода ужасная, так что ты можешь просто остаться здесь возле камина и почитать или исследовать замок. Он в плохом состоянии, так что ты должна быть осторожна. Здесь есть летучие мыши.

- Могу ли я поиграть на рояле?

Она нахмурилась.

- Я не думаю, что он настроен. Думаю, на нем не играли в течение многих лет.

Я почувствовала себя полной энтузиазма и счастливой при мысли о том, чтобы снова играть.

- Всё в порядке, я знаю, как настроить рояль.

Она посмотрела на меня с удивлением.

- В самом деле?

- Да, мы должны были настраивать наш собственный. Это не очень сложно. Я еще не потеряла хватку в натягивании струн.

Она улыбнулась.

- Девушка, к тому же с множеством талантов.

- У тебя нет необходимых инструментов. Я доставлю профессионального настройщика сегодня днем, - вставил мистер Феллоуз холодно. – Хорошего дня, дамы. – Кивнув обеим, он ушел, его спина была надменно прямой, словно у актера, выходящего на сцену.

- Завтрак подается в совмещенной с кухней столовой, только это будет приблизительно часа через два.

Я кивнула, еще раз думая о мистере Феллоузе и его очевидной неприязни ко мне. Когда я обернулась, Мисти стояла, потирая руки. Она взяла небольшой белый предмет и дала его мне. Это был мобильный телефон. Я видела, как Тимур однажды пользовался им.

- Я не знаю, как им пользоваться, - сказала я.

- Это на самом деле легко. По существу, ты должна держать его с собой все время, таким образом Гай и я всегда сможем связаться с тобой. Если тебе нужно позвонить мне, то я уже записала свой номер. Просто нажми на эту кнопку, а затем эту, а затем нажми ОК. Попробуй.

Я попробовала, и звонок донесся из ее кармана. Она ответила на звонок и сказала:

- Привет.

Я услышала это, как эхо в своем ухе.

Она повесила трубку.

- Понятно?

- Понятно, - сказала я. Это казалось достаточно легко.

- Еще ты никогда не покинешь этот дом без разрешения Гая, ты не можешь использовать свой телефон для контакта с внешним миром. – Ее тон изменился, стал более официальным и строгим.

- Хорошо, - я сразу же согласилась.

Она отложила свой телефон в сторону и снова начала растирать руки.

- Есть ли в замке ребенок или младенец? – спросила я.

Она прекратила растирать свои руки и странно посмотрела на меня.

- Нет, а почему ты спрашиваешь?

- Я думаю, что слышала плач ребенка прошлой ночью.

- Это был ветер. – Она усмехнулась. – Или призрак.

- Призрак?

- Да, местные слухи гласят, что в этом замке водится привидение. – Она снова улыбнулась, чтобы показать, что не верит в местные сплетни. – Поверье гласит, что ни одна женщина никогда не сможет здесь жить. Каждая переносит какую-то трагедию. На протяжении десятилетий недоброжелательность ощущалась даже теми, кто просто проходил мимо больших ворот. Тебе следует расспросить мистера Феллоуза, он знает об этом все.

- Я бы хотела разузнать больше, – задумчиво сказала я.

- У меня работа. Увидимся за завтраком, - сказала Мисти с усмешкой и тоже ушла. Я подошла к роялю и открыла его. Это был особенный, красивый инструмент. Пользующийся популярностью французский Гаво. У моей мамы был рояль Бехштейна, но ее любимым брендом был Гаво. Ей бы понравилось играть на таком восхитительном и прекрасном инструменте.

Я ударила по клавише, но звук был слишком слабым. Мистер Феллоуз был прав. Я бы не смогла настроить такой утонченный инструмент. Мои мысли вернулись к владельцу замка. Гай. Я произнесла его имя на своем языке, и оно плавно соскользнуло. Итак, он приедет сегодня. Я нервничала.

Во время завтрака я встретила Молли,служанку, которая бегала и помогала кухарке. И Рена, садовника. И, конечно, повара, Мадлен Литлбелл. Строгая женщина, которая задирала нос, как будто в помещении неприятно пахло. Она приготовила замечательный завтрак – бекон, жареные яйца, сосиски, булочки, тосты и что-то, что я никогда прежде не видела, называющееся “круассан”. На столе стояли джем, мед и масло.

- Ты никогда не будешь здесь голодать, - сказала миссис Литлбелл.

- Не позволяй миссис Литлбелл вводить себя в заблуждение. Она может составить конкуренцию лучшим французским шеф-поварам, - сказала Мисти.

- Откуда вы знаете? Вы едва кушаете, - ответила миссис Литлбелл, но она была довольна комплиментом.

За исключением мистера Феллоуза, который был слегка враждебен, все остальные были сдержанно дружелюбны, как будто никто не знал, как относиться ко мне. Я наелась от души, но мой настоящий аппетит был к получению информации о человеке, который купил меня. Тем не менее, я не могла застать Мисти в одиночестве. Она убежала, съев два ломтика поджаренного хлеба с маслом, прежде чем остальные закончили завтракать.

После завтрака я провела утро в библиотеке. Это была еще одна тускло освещенная комната, заполненная от пола до потолка старинными книгами. Книги были пожелтевшими. Было очевидно, что никто никогда не заходил в эту комнату. Я стряхнула пыль с глубокого кресла и попыталась читать, но там было слишком холодно, и я не могла сосредоточиться. В конце концов, я ушла и направилась обратно в комнату, чтобы подождать Мисти, когда она вернется к обеду.

К счастью, она пришла раньше всех.

-Ты здесь, - сказала она с искренней дружелюбной улыбкой. – Я как раз собиралась идти за тобой.

- Мне нужно поговорить с тобой, Мисти.

- О, хорошо, тогда пойдем в зал.

Мы вместе вышли в зал, и Мисти села на диван возле камина.

- Чертовски холодно, - пожаловалась она. – К счастью, все восстановят приблизительно через час. Итак, о чем же ты хотела поговорить со мной?

- Я просто хотела узнать о том, что меня ожидает.

Она нахмурилась.

- Ничего такого тебя не ожидает. – Она облизнула губы. – Кроме того, что ты будешь делать для Гая ночью. Он прилетит на вертолете во второй половине дня, и ты обязана сделать все необходимое, чтобы быть в его распоряжении сегодня вечером, в девять сорок пять. Я отведу тебя к нему.

Я кивнула.

- Хорошо.

- Гай приказал тебе надеть халат, который ты найдешь на своей кровати, и больше ничего. И, пожалуйста, оставь свои волосы распущенными.

- Можем ли мы поговорить немного о Гае?

- Что ты хочешь знать?

- Ему, что, выпали трудные времена?

- Боже, нет. Гай - миллиардер.

- О! – Миллиардер. Даже миллионер вне моего понимания. Я нахмурилась.

- Тогда почему отсутствуют картины? И почему он позволяет этому красивому старому замку превратиться в руины?

- Броутон – это на самом деле поместье, которое из-за внешнего вида зовётся замком. Оно было построено во время Возрождения. Думаю, Гай купил его уже в таком виде.

- Почему тогда он не приведет его в порядок?

- Не знаю. И даже если бы я знала, не смогла бы обсуждать это с тобой. Он очень скрытный и сам расскажет тебе то, что сочтет нужным.

- Ты можешь хотя бы описать мне его?

- Правда в том, Лена, что никто здесь, кроме мистера Феллоуза, на самом деле не видел его лицо. Он все время носит маску.

- Маску? Почему? – спросила я, потрясенная информацией.

Ее голос понизился на несколько октав.

- Он попал в автомобильную аварию. Его лицо было в ужасных ожогах, и теперь он никогда никому не позволяет увидеть себя без маски, кроме мистера Феллоуза.

Я сразу подумала о старом, ужасном, горбатом существе, настолько уродливом, что он должен носить маску все время. Я почувствовала, как мое сердце опустилось. Сначала Зара и ее извращения, а теперь это.

- Но какой он в целом? – мой тон был ровным, а не таким несчастным, как я себя чувствовала.

Она пожала плечами.

- Он замкнут в себе, но даже в маске он - один из ярчайших людей. У него очень сексуальное, рельефное тело. Он мало спит и часто тренируется по несколько часов ночью. Я как-то случайно увидела его в тренажерном зале. Я сделала ошибку, не показавшись сразу, и мне пришлось скрываться за одной из колонн два убийственных часа! Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался так, как он. Бег, поднятие штанги, подтягивание. Прекрасное тело.

Во второй половине дня в замке восстановили электричество. Лампы зажглись, и тепло начало исходить от деревянных ящиков, прикрепленных к стенам. Примерно два часа спустя я услышала звук приближающегося вертолета и ощутила, как в животе от страха закручивается комок нервов. Это ощущение не пропадало, пока Мисти не пришла за мной ровно в девять сорок пять вечера.

- Ты готова? – она казалась чересчур торжественной.

Я с опаской кивнула.

Мы молча шли по длинным пустым коридорам. Это было печальное место, которое внушало человеку быть несчастным.

Она открыла дверь в похожую на мою спальню. В камине горел большой огонь, наполняя комнату теплом и светом.

Меня раздели донага, и Мисти закрепила кожаные ремни вокруг моих запястий и лодыжек. Когда они были плотно обвязаны, она прикрепила их к цепям у столбиков кровати. Давление на кожу и дребезжание цепей были привычны. Со мной это уже делали. Я уже была заперта в клетке, как животное. Никакого выбора. Никакого удовольствия. Просто моя судьба.

Но затем она завязала мне глаза. И мой опыт стал совершенно иным. С завязанными глазами все мои чувства стали более обостренными. Я успокоила свои мысли и ждала его. Кровать под моей щекой была мягкой, простыня была шелковой и прохладной. Здесь был легкий ветерок. Должно быть, дул из дымохода. Я начала вслушиваться в тишину. Приглушенные шаги в коридоре. Тяжелее, чем шаги Мисти.

Мое сердце забилось сильнее. Я услышала, как повернулась дверная ручка. Дверь открылась. Кто-то стоял в дверях, наблюдая. Мой пульс участился. Тишина была оглушительной. Шли секунды. Я оставалась очень смирной, очень тихой. Затем шаги. Приближаются. Я чувствовала его энергию. Она тянулась от него ко мне. Как руки. И она коснулась меня.


Глава 11 Хоук 

Потрясающая. Она потрясающая. У меня перехватило дыхание. Свет от камина играл на ее сливочной коже, и примитивное желание запульсировало в моей разгоряченной крови.

Она была прикована и представлена именно так, как я просил. Прекрасно. Лбом вниз на постели, руки вытянуты, задница в гребаном воздухе. Она лежала неподвижно в своих оковах за исключением движения ее тела во время каждого вздоха. Ее светлые волосы рассыпались по обе стороны от ее лица, накрывая его. Зачарованный, я любовался кожей на ее позвоночнике и лопатках, на ее ягодицах. Она была бледной и нетронутой, как непорочный ангел. Я почувствовал внезапный прилив головокружительной власти. Она моя. Моя собственность. Я купил ее. Я владею тобой, Лена Чайка. И ты будешь делать то, что мне нравится.

Она здесь для того, чтобы доставлять мне наслаждение. Я владею ею так же, как и своими ботинками. Я хочу похоронить себя у нее во рту, в ее влагалище, ее заднице. Я хочу заклеймить ангела. Внезапный прилив крови заставил мой член запульсировать и болезненно затвердеть. Было такое ощущение, будто меня разрывало от сильного давления. Мне хотелось освобождения. Я получал удовольствие от боли. Прошло слишком много времени с тех пор, как я делал это. Я глубоко вздохнул. Она - просто объект, существующий для моего удовольствия. Мне не хотелось знать ничего о ней или о ее несчастной короткой жизни, не хотелось знать ее печальную историю.

Только ее я хотел видеть в этой комнате и в этом великолепном положении. Я бы никогда не посмотрел в ее глаза. Я бы никогда не потерял контроль. Я бы никогда не позволил себе быть слабым. Она была здесь для МОЕГО удовольствия и только моего.

Я вошел в комнату и встал позади нее. Ее округлая задница приподнята высоко в воздухе, сморщенное отверстие приготовлено для того, чтобы я смог войти в нее. Между «щечками» - ее влагалище, пухлое, розовое, сочное и будто просящее мой член вбиться в него. Я хотел схватить ее за волосы и вколачиваться в нее так сильно своим членом, чтобы она закричала. Я хотел увидеть ее извивающейся подо мной.

Я подошел к ней, мои глаза были прикованы к влажному жару, блестевшему в ее сердцевине. Я встал над ней. Она затряслась. Воздух наполнился ее страхом.

- Приподними свой зад.

Ее тело скользнуло назад и опустилось так, что ее задница поднялась. Я прикоснулся кончиком пальца к ее входу. Ее инстинктивной реакцией было отскочить, но она замерла, и я вставил свой палец в нее примерно на дюйм. Она напряглась вокруг пальца, упругие мышцы сжались, и я улыбнулся. Я протолкнул свой палец полностью, и она задохнулась. Звук был подобен первой волнующей ноте симфонического оркестра, которая мерцает в воздухе. Я был маэстро этого концерта. Я упивался обладанием высшей властью над ней. Она будет просто телом, которое должно принимать меня, выкачивать и быть хранилищем моей спермы. Никаких чувств или эмоций.

Я вытащил свой палец из складок ее плоти и обошел вокруг, встав перед ней. Ее лоб покоился на кровати. Я расстегнул свои брюки и опустил молнию вниз. Я снял свои боксеры, и мой член выпрыгнул с нетерпением. Встав на колени перед ней, я схватил в кулак ее золотую гриву и потянул ее лицо вверх. На ней была повязка, и все же я почувствовал это снова. Эту странную связь. Ужас. Нет, мой внутренний голос предостерег меня. Нет. Я не позволю этой худенькой девочке… разрушить меня, погубить. Я вытесняю этот холод, ощущая вернувшийся контроль. Он окутал меня словно плащ. Мой член стал каменно жестким.

- Ты здесь для того, чтобы быть моей… всеми возможными способами. Когда я скажу тебе что-то сделать, ты должна будешь сделать это немедленно. Ни в коем случае ты не должна перечить мне. Это понятно?

Я слегка потянул ее волосы в кулаке.

- Открой рот. Сперва я хочу трахнуть его, – мой голос был неумолимым и суровым.

Без колебаний, подобно слепому новорожденному существу, которое поворачивает лицо к кормящей груди, она открыла рот, ее губы дрожали.

Блядь. Почему она вызывает у меня такую реакцию? Она была ничем. Просто куском мяса. Я бы хотел использовать ее и выбросить.

Злясь на самого себя, я грубо толкнулся своим членом в ее открытый рот. Ее губы слегка сомкнулись вокруг налившейся кровью головки. Внутри рот был теплым и шелковистым. Она ничего не делала, просто держала меня во влажном тепле, когда я вошел туда. Это было неправильно. Все было неправильно.

- Крепче, – приказал я грубо.

Она обернула свои губы так крепко, что ее щеки впали. Желание промчалось по моему телу. Держа ее за волосы, я начал погружаться в ее рот быстрее, глубже, сильнее, пока она не начала задыхаться, давиться и бороться с огромным размером моего члена, но я не останавливался. Ее губы и язык двигались по моей коже. Сильно захватив ее волосы, я взорвался в ее рот. Ее тело дернулось от неожиданности.

- Не глотай. Открой рот и покажи мне.

Я без труда выскользнул из нее.

Она держала рот открытым, и я увидел в нем свое семя. Это заставило меня слегка затрепетать.

- Теперь проглоти, – приказал я.

Она закрыла рот и проглотила.

- Оближи губы.

Розовый язык выскользнул и слизнул оставшиеся капли спермы. Ее полное послушание не принесло мне удовлетворения. Это беспокоило меня. Я посмотрел на нее с любопытством. Она была хорошо подготовленной девушкой. Подготовка включала в себя изрядную долю страха. Эта мысль заставила меня нахмуриться.

Я отпустил ее волосы, но ее лицо оставалось неподвижным и в том же положении, в котором я держал его: горло выставлено и вытянуто. Я заметил, что ее повязка на глазах стала темнее от слез.

Пребывая в оцепенении, я протянул руку и практически коснулся мокрой повязки, но потом пришел в себя и передумал. Черт бы ее побрал. Твердость ее воли была достойна восхищения, но я бы не допустил, чтобы восхищение переросло в нечто большее. Если я позволю эмоциям закрасться в мое сердце, я потеряю контроль… над ней. У нее никогда не будет такой власти надо мной. Я не позволю. Я оттолкнулся от нее и подошел к ее поднятой заднице.

- Раздвинь ноги.

Она раздвинула их. Ее повиновение доставило мне удовольствие. Как будто изъявляя свою волю, я впился пальцами в мягкую плоть ее бедер и раздвинул их шире, чтобы каждая ее часть была выставлена для меня напоказ, и она была в неестественном и унизительном положении. Без предупреждения я толкнулся пальцем в ее маленькую киску. Мышцы запульсировали вокруг моего пальца, когда я согнул его и помассировал стенку плоти внутри нее. Я услышал, как она втянула воздух, и увеличил скорость, пока она не начала течь на моей руке. Она ни разу не издала ни единого звука.

Я схватил ее за бедра и удерживал их так, что ее колени больше не касались матраса, а потом медленно толкнулся сквозь блестящие завитушки на ее плоти. Она была настолько маленькой и тесной, что мне пришлось с силой пролагать свой путь.  Ее тело содрогалось по мере того, как она растягивалась, приспосабливаясь к размеру моего члена, и все же она не захныкала и не застонала. Она не пыталась просить меня выйти из нее или манипулировать мной при помощи слез. Я пытался игнорировать ее полное молчание, но это задело меня. Это сделало меня грубым. Я погрузился в нее. Матрац прогнулся от силы моего толчка.

Она задохнулась. А я наслаждался ее реакцией.

Оставался еще один дюйм, чтобы войти до конца. Я хотел обладать ей полностью. Я хотел, чтобы она полностью приняла меня. Я хотел увидеть ее, извивающуюся от моего члена. Я всадил и похоронил себя в ней полностью. Она попыталась вывернуться, но я впился своими пальцами в ее плоть и удерживал настолько крепко, что у нее ничего не получилось. Она издала еле слышный удушливый звук. Я знал, что ей в этот момент больно.

Это был почти беззвучный вздох, но я услышал его, и это причинило мне боль, как будто я сам пострадал. Это удивило меня. Я никогда не был великодушным или сопереживающим. Деньги. Они были единственным языком и единственными эмоциями, которые я понимал. Она существует только для одного занятия. Для обслуживания меня. Быть доступной для меня, когда я захочу, быть диким животным, которое я должен укротить. Я хотел, чтобы она уяснила это, когда схватил ее волосы в кулак, и меня не волновало, больно ей или нет.

Она задохнулась. Из-за этого моя кожа покрылась мурашками. Ее бедра задрожали. Я наблюдал, как ее тело дрожит, потому что она делала глубокие вдохи.  Я подождал, пока она приспособиться ко всей длине и толщине моего члена, а затем начал жестко врезаться в нее. Внутрь и наружу. Внутрь, наружу. Беспощадно, как одержимый. Возможно, я был именно таким этой ночью. Я вколачивался в ее влагалище с той беспощадностью, которой сам от себя не ожидал. Ее стройное тело дернулось от моего безжалостного нападения. Ее кожа блестела от пота.

Это неправильно. Я знал, что это было неправильно, и знание этого делало меня еще более безжалостным. Она уже брала верх надо мной. Шлепки моей кожи о ее были громкими в пустой комнате. Ее напряженные мышцы невольно сокращались и доили из меня все, что у меня было.

Моя кульминация была мощной и сильной. Я взревел, дернулся и с жаром, исходящим от меня, взорвался глубоко внутри нее. Мгновение я стоял на коленях на кровати, крепко сжимая ее бедра, с похороненным глубоко внутри нее членом, проливая последние капли моего семени.

Потом я вышел из нее. Я увидел кровь и почувствовал себя победителем. Нежная кожа ее вагины была порвана.

Я заклеймил ее. Она не сможет меня забыть на протяжении всей своей жизни. Даже когда она будет старой женщиной в кресле-качалке, она будет помнить эту ночь. Я посмотрел на ее влагалище. Оно выглядело опухшим и использованным. Она лежала неподвижно.

Я протянул руку и начал играть с ее складками. Размазывая наши соки и играя с клитором. Я почувствовал, как ее тело напряглось. Непроизвольная реакция воспламенила мою кровь так, как не смогла бы сделать это самая обольстительная женщина в мире. Это пронеслось по моим жилам. Я готов был снова взять ее, но я не сделал этого. Я понимал, что она не сможет принять меня. Я кружил по ее клитору, как хищник над своей добычей. Медленно, с полной сосредоточенностью.

Она кончила, как ни одна другая женщина, а их у меня было множество. Болезненное рычание вырвалось из ее горла.  Ее кожа вспыхнула радужно-розовым, и ее тело и киска незамедлительно забились в конвульсиях. Пальцы на ее ногах невольно поджались. Ее крик был приглушенным: она прикусила матрас. Она тяжело дышала, когда я встал и оделся. Но оставалась все в том же положении. Когда я подошел к двери, то она заговорила. Впервые. И звук ее голоса, молодого, сладкого и чистого, был подобен ножу. Он порезал меня до костей.

- Теперь это моя жизнь? – спросила она, ее голос зазвенел словно колокол.

Я повернулся и посмотрел на нее. Ее лицо с завязанными глазами было обращено в мою сторону. Светлые волосы струились по ее шее и плечам. Несколько прядей были влажными и прилипли к ее лбу и щекам. Она, должно быть, прикусила губу, потому что на ней была кровь. Я использовал ее и надругался над ней. С ее губ и из влагалища текла кровь, она выглядела совершенно беспомощной, запачканной и жалкой. Я смотрел на ее, и она казалась мне светом, чистым и сияющим. Ведь это я был отвратительным и презренным. Толстые рубцы на лице горели. Время сильно отразилось на моей душе.

И тогда я понял, что мне никогда не победить в этой игре. Я никогда не смог бы господствовать над ней. В действительности я уже проиграл. Даже не увидев ее серые глаза.

Ничего не сказав, я открыл дверь и вышел из комнаты. Сиб услышал мое приближение и был уже тут как тут. Я прикоснулся к его безупречной голове. Мягкий мех. Странное чувство охватило меня. Я вдруг узнал его. Сильная вина. Я навредил ей. Было такое ощущение, что я предал ее. Я был каким-то образом связан с ней. А еще злился на себя. Я мог бы сделать все иначе. Это была ее вина. Ее молчание потрясло меня. Ее полное отсутствие эмоций.

Я достал мобильник и позвонил Мисти.

- Я закончил, - сказал я. Мой голос был холодным и сдержанным, но внутри я был в состоянии ужасного смятения. Ее кровь была на моих руках, на моем теле. Мне нужен душ. Мне нужно смыть с себя этот позор.


Глава 12 Лена 

Дверь закрылась, и я услышала его удаляющиеся шаги. Некоторое время стояла тишина. Я немного подвинулась, пока не улеглась на бок, свернувшись в клубок. Цепи гремели. В голове было пусто. Наверное, это состояние шока. Я была далека от этой комнаты, от того, что только что со мной случилось. Я чувствовала себя потерянной и запутанной. Как будто только что проснулась. Я схватила простыню, на которой лежала, и крепко ее сжала, будто это могло удержать меня от падения в пропасть.

Я знала, что меня продали как объект чьего-то пользования, но никогда не задумывалась о том, как это будет. По правде говоря, я никогда не думала, что меня прикуют цепями и изнасилуют.

Поняла, что он высокий. Смогла определить это по тому, откуда доносился его голос. У него большие руки и большой член, который причинил мне боль.

Я услышала звук в коридоре. Затем открылась дверь, и послышался вздох Мисти. Ее шаги, когда они направилась ко мне, были легкими и быстрыми. Она сняла повязку с моих глаз.

- Он сделал тебе больно. У тебя кровь, – сказала она. В ее голосе слышался гнев.

Еще сильнее, чем стыд от того, что со мной сделал этот незнакомец, я чувствовала унижение из-за того, что она видела меня в таком состоянии. Я покачала головой.

- Ничего страшного.

Но она была в бешенстве.

- О, бедняжка, - разглагольствовала она. – Он сволочь. Я восхищалась им и думала, что он особенный, а теперь я вижу, что он просто монстр.

Чем злее она становилась, выступая в мою защиту, тем ужаснее и униженнее я себя чувствовала.

- Освободи меня, пожалуйста, - мой голос дрожал от стыда и смущения.

Она тут же это сделала. Я потерла свою кожу там, где остались красные следы от кожаных ремней.

Мисти протянула мне халат, и я быстро скрыла свою наготу. Я завязала пояс на талии и заставила себя взглянуть на нее. Она жалела меня.

- Пошли, - сказала она. – Я отведу тебя в твою комнату.

Я не хочу ни от кого жалости. Я вздернула подбородок.

- Нет, я знаю дорогу. Пожалуйста, вернись в постель. Со мной все будет в порядке. Мне просто нужно побыть одной.

- Ладно, если ты уверена.

- Да.

- Тогда спокойной ночи.

Она повернулась и направилась к двери.

- Мисти?

- Да?

- Спасибо.

Я стояла и смотрела на огонь, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам. Потом посмотрела на кровать, кандалы, испачканную кровью простынь. Подойдя к кровати, я сорвала ее и скомкала. Прижала к своему животу и почувствовала холод и одиночество. Я бросила простынь обратно на кровать и подошла к окну. Раздвинув выцветшие бархатные шторы, я выглянула наружу. Была ночь, большая луна низко висела в небе.

Я обхватила себя руками и подумала о своей жизни. Сколько времени я должна здесь пробыть? Я должна найти способ заставить его заговорить со мной. Должна найти способ убедить его привезти моего брата в эту страну. У меня не было ничего, чем можно было воспользоваться, кроме собственного тела. Так тому и быть. Я посмотрела на свое отражение в оконном стекле. Я выглядела бледной и грустной. Я позволила своему халату упасть и еще раз посмотрела на свое отражение. Смотрела до тех пор, пока мне не стало так холодно, что мурашки поползли по телу. Я подняла халат и надела его обратно. Мое тело болело.

Я отвернулась от окна и покинула комнату, направляясь в сторону своей спальни в конце соседнего крыла. В своей комнате я сняла халат и встала под струю горячего душа. Я коснулась себя между ног с любопытством. Моя плоть воспалилась и казалась очень чувствительной. Я подумала о нем. Насколько остро я ощущала его. Я не слышала никого и ничего, а лишь чувствовала каждое его движение и звук. Он управлял моим вниманием.

Он, должно быть, очень сильный. Я помню, когда он впервые вошел в меня, боль была настолько пронзительной, что я инстинктивно отодвинулась от него, но его сильные руки сжали мои бедра и удерживали настолько сильно, что я не могла сдвинуться даже на дюйм, в то время как он медленно заполнял меня. Ощущение наполненности и растянутости было так ново.

Может быть, я была потрясена тем, что он заставил меня кончить. Женщина пробовала, пока мне не становилось больно, и у нее никогда это не удавалось. В конце концов, я научилась притворяться. Заставляла свое тело становится неподвижным и стонать, пока она делала это. Это, кажется, удовлетворяло и радовало ее.

Я вновь вспомнила, как оргазм охватил мое тело. Такой мощный, что я испугалась, что со мной происходит что-то ужасное. Я открыла рот, чтобы закричать от страха, когда ощущение падения внезапно сменилось сильной и неописуемой радостью, которую я никогда не испытывала раньше. Затем стало жарко, а сердце забилось, как птица в клетке. Это потрясло меня до глубины души.

Я вышла из душа и, вытираясь полотенцем, заметила синевато-черные следы от пальцев Гая, оставленные на моих бедрах. Они не болели. Я позволила халату соскользнуть на пол. В зеркале я увидела свои опухшие губы. Я надела ночную рубашку, легла в кровать и почти сразу же уснула. Когда я уже спала, прямо на краю своего сознания я почувствовала, что кто-то вошел в комнату и встал надо мной.


Глава 13


Я плохо спала, снова слышала детский плач и женское рыдание и проснулась рано. Гроза совсем закончилась. Я потянулась и почувствовала, что у меня все еще болело между ног, но мне было очень любопытно увидеть окрестности замка. Я вылезла из постели и направилась в ванную. Слабый солнечный свет пробивался сквозь крошечные окна, но было восхитительно свежо, и я долго стояла под блаженными горячими струями душа. Только я закончила с водными процедурами, в дверь постучали, и вошла Мисти.

- Ты в порядке? – спросила она.

- Да, все хорошо, – я распустила свои волосы из пучка.

Но она продолжала смотреть на меня с тревогой, будто я страдала от чего-то смертельного.

- Не волнуйся, я на самом деле в порядке, - сказала я, уверенно улыбаясь.

Она улыбнулась в ответ.

- Я беспокоилась за тебя. Ты плохо выглядела прошлой ночью.

- Сейчас уже все хорошо, - прервала я ее, стараясь говорить как можно тверже. Мне не нужна жалость. Ни от кого.

- Ты знаешь, что я должна тебя снова отвести в комнату сегодня вечером?

Я небрежно пожала плечами.

- Конечно.

- Ладно. Увидимся за завтраком.

Я оделась и спустилась вниз. Голоса и звуки исходили из столовой, но хоть я и была голодна, видеть никого не хотела, поэтому выскользнула через входную дверь и пошла прогуляться.

Было так приятно снова оказаться на свежем воздухе. Но та же самая ветхость внутреннего убранства дома отражалась и снаружи. Статуи покрылись лишайником и мхом, водная конструкция забилась водорослями, а беседка, обвитая розами, была настолько дикой и полной колючих кустов, что было невозможно пройти под ней. Это печально.

Я подошла к дереву, которое свалил ураган. Его было так жалко. Я пыталась представить себе, что дерево могло увидеть за свою жизнь длиною больше чем в триста лет, и не смогла. Я продолжила идти, пока не пришла к готической часовне на кладбище. Дверь оказалась запертой, поэтому я не смогла зайти внутрь.

К тому времени, когда я вернулась, было уже почти два. Я пропустила обед и была голодна, но в обеденном зале никого не было. Я не осмелилась пойти на кухню, так как не думаю, что миссис Литлбелл оценила бы это. Вся крепость казалась безлюдной и тихой, за исключением тиканья старинных часов у основания лестницы. Я задалась вопросом, где сейчас Гай и что он делает. Или что на самом деле Мисти делает для Гая.

В своей комнате я обнаружила поднос, на котором находились термос с горячим шоколадом, и завернутый в бумагу бутерброд с ветчиной и салатом. И еще записку от Мисти, в которой говорилось, что в обеденном зале есть кофеварка, и я должна буду обслужить себя сама, если захочу есть.

Я аккуратно извлекла мясо из бутерброда и завернула его в бумагу, в которой его принесли. Потом села на кровать и съела бутерброд без мяса. Когда я допила горячий напиток, то подумала, что не мешало бы спуститься вниз и поискать Мисти, но я, должно быть, была слишком уставшей, потому что уснула. К тому времени, как я проснулась, было уже темно.

Я включила свет и спустилась в зал. Мисти оторвалась от каких-то бумаг.

- Привет, ты будешь рада узнать, что рояль настроили.

- Хорошо, - сказала я.

- Сыграешь что-нибудь для меня?

Я подошла к роялю и открыла его. Запах изменился. На мгновение я закрыла глаза, к ним тут же подступили слезы. Я открыла их, но, черт побери, жидкость все равно потекла по лицу. Я не хотела, чтобы Мисти поняла, что я плачу, поэтому не вытирала их. Они текли по моим щекам и капали на джинсы, пока я играла. Это была старая, грустная песня, которой научила меня мама.

Когда я закончила, Мисти встала со стула и подошла ко мне.

Она держала в руках коробку с бумажными салфетками.

- Да у тебя талант. Не припомню, чтобы когда-либо слышала такую хорошую игру вне концерта.

Вытащив пару салфеток, я вытерла лицо и высморкала нос.

- Спасибо.

- Не забывай, что я снова должна отвести тебя на встречу с Гаем сегодня вечером.

Она старалась избегать моего взгляда. Будто это было тем, о чем я могла бы забыть.

- Конечно. Во сколько?

- Как и вчера.

Я кивнула.


*****


Мисти пришла за мной вечером в девять сорок пять. Я ждала ее, сидя на кровати. Она постучала, и я, встав с кровати, последовала за ней по коридору обратно в ту комнату. Я подошла к кровати и сняла свой халат.

- Ляг на спину посередине кровати, - сказала мне Мисти.

Я сделала, как она просила.

- Раздвинь немного свои ноги.

Я покраснела от смущения, но просьбу ее выполнила. Она надела кожаные фиксаторы на мои лодыжки и приковала их к спинке кровати. Затем она проделала то же с моими запястьями. И, плотно завязав мне глаза, ушла.

Я проверила свои ноги и руки. Я могла немного крутить руками и еще свободнее ногами. Сделав глубокий вдох, я стала ждать.

Вскоре послышались его шаги в коридоре. Я слышала, как он открыл дверь и остановился. Он прошел дальше в комнату и закружил вокруг меня, словно хищник. Я чувствовала его власть и абсолютную силу. Прошло долгое, мучительное время, прежде чем я снова услышала его.

- Раздвинь ноги.

Жар лизнул мою кожу, когда я раздвинула свои ноги шире.

- Согни колени и откройся мне.

Снова движение. На этот раз он подошел ближе. Я почувствовала его руку на своем плече и вздрогнула от неожиданности. Словно ток промчался по моему телу, и волоски на нем встали дыбом. Это было настолько мощно, что он, кажется, тоже ощутил. Он убрал руку, и в комнате наступила гробовая тишина. Но тишина эта не была пустой. В ней обитали опасность и желание - его и… мое. Возбуждение исходило от его тела сильными волнами, которые носили практически физический характер.

Матрац прогнулся. Снова у меня возникло ощущение того, что он был очень большим человеком. Я почувствовала его горячее дыхание на своей коже, потом нежное щекотание его губ на шее и покалывание, когда они вступили в контакт с моей плотью. Я вдохнула запах вина и специй. До неприличия роскошный, экзотический, старинный запах. Кончики пальцев коснулись моего тела. Волна чистого удовольствия пронеслась сквозь него. Моя киска запульсировала от желания.

Рука прошлась по моим волосам, поцелуи, подобные порханию бабочек, прокладывали тропинку к моим плечам, волосам, а затем двинулись ниже, к груди, пока его влажный горячий рот не втянул в себя мой сосок. Мое дыхание сбилось. Я чувствовала покалывание… Предупреждение.

Ты не можешь противостоять этому.

Мой живот сжался, в нем вспыхнул огонь. Я стала влажной между ног от изобилия соков. Я никогда не чувствовала такого раньше. Женщина испробовала все. Свои пальцы, язык… Ничего не волновало меня. Мое тело – мясо и кости, из которых я состояла – выгнулось само по себе. Какая-то часть моего мозга все еще соображала, однако мое тело хотело подчиниться этому человеку. Умоляя его взять меня.

- Все правильно, - поощрял он меня, голос был тихим и низким.

Широкая ладонь опустилась на мою талию, решительно и полностью контролируя меня. Его нога скользнула между моими, и его колено, твердое и горячее, вжалось в мою промокшую сердцевину. Я ничего не могла поделать, казалось, что мои кости плавятся. Я потеряла голову. Моя рука потянулась, чтобы прикоснуться к нему. Это был лишь неуверенный, слабый, незрелый жест, рожденный желанием, но он отрезвил его, как пару спаривающихся собак, на которую вылили ведро холодной воды.

Я почувствовала, как он прикусил мой сосок и со злостью схватил меня рукой между ног. Я обмякла, как те насекомые, которые притворяются мертвыми, когда вы тыкаете в них палкой. Я не знаю почему, но я инстинктивно понимала, что должна.

Он отпустил мои соски, но не мою киску.

- Ты здесь для того, чтобы тебя трогали, а не ты, - выдавил он.

Тяжесть начала давить на меня. Я больше не летела. Я почувствовала свое падение и закружилась от стыда. Я хотела съежиться и спрятаться. Но не могла. Мое тело было распростертым и открытым. Моя самая интимная зона выставлена напоказ, и он делал то, что ему нравилось. Мои конечности отяжелели. Я лежала, подобно морской звезде, греющейся на солнце.

Я кивнула. Этого больше не повторится.

Он подвинулся так, что его выпуклость надавила между моих ног. Я лежала под ним, загнанная в ловушку, где-то глубоко внутри меня вспыхивали искры. Я начинала возбуждаться. Я почувствовала, как его тело начало двигаться, мышцы напряглись. Затем он подул на мою открытую, выставленную киску. Моя грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Киска накалилась от сильного возбуждения, открылась, приготовилась принять его.

Без предупреждения его шелковистый рот накрыл мой маленький бутон. Мое тело непроизвольно выгнулось, и я ахнула. Он с силой ударил языком по всей пульсирующей щелке, и из-за этого я задрожала, ощущая непривычную для себя потребность. Я хотела его. Я хотела, чтобы он оказался глубоко внутри меня. Как и прошлой ночью.

Он вставил в меня палец и покрутил им.

- Ты слишком тугая, но в ближайшие несколько недель я буду использовать тебя и растягивать до тех пор, пока мой член внутри тебя не станет самой удобной вещью, которую ты можешь себе представить.

За одним пальцем последовал второй, и мое тело напряглось, натягивая кожаные фиксаторы.

Я почувствовала, как его рифленый живот слегка задел мой, как он потерся своей жесткой длиной о мою влажную щелку. Затем он поместил свою большую эрекцию напротив моего входа и пронзил меня ею. Боль была резкой и обжигающей, он вынудил меня полностью принять его массивный, набухший член. Я вжалась в подушку и задрожала всем телом, после чего расслабила свои мышцы и подчинилась его шелковистой твердости. Его толстая эрекция вонзилась еще глубже в мою плоть. До тех пор, пока я не растянулась полностью. Больше было невозможно.

- Оооох…

- Ты думала сегодня об этом? – прорычал он резко.

- Да.

- Ты хотела этого?

Я почувствовала, как он надавил на стенку внутри меня.

- Да.

- Кто твой хозяин, Лена?

- Ты, – и в этот момент он действительно был им. Как будто мой мозг перепрограммировался, и все мои мысли были удалены и заменены ощущением его кожи, звуком его голоса, необходимостью иметь его внутри себя.

Он рассмеялся глубоким и полным удовлетворения смехом.

И начал двигаться во мне. Вколачиваясь жестко, подобно быку. Безрассудно. Снова и снова. Мое тело дергалось от силы и мощи его толчков. Капля пота упала мне на живот. В темноте я услышала его гортанный стон, затем последовала кульминация, его тело содрогнулось, и он толкнулся в меня еще глубже. Я поглотила эту последнюю боль. Было такое ощущение, что во мне находился кулак. Он взорвался глубоко внутри меня, заполняя своим горячим семенем.

Довольно долго он лежал на мне. Затем вышел, и я почувствовала его взгляд на своей обнаженной киске. Его семя начало вытекать. Используя свои пальцы, он стал поглаживать складки моей киски, размазывая наши соки. Его прикосновения были легкими. Это расстраивало меня. Мне хотелось тереться своими бедрами об его руку. Мучение было невыносимым. Я отчаянно нуждалась в его прикосновениях. Мои бедра дернулись, не скрывая сильного желания, сделавшего меня мокрой.

- Ты хочешь удовлетворения? – спросил он.

- Да, - мгновенно прошептала я.

Его пальцы начали играть с моей киской, будто бы на гитаре. Затем более энергично, быстрыми маленькими кругами. В считанные секунды этого стало слишком много, и то, что разрасталось внутри меня, вышло наконец за пределы, и я ощутила головокружительное наслаждение, которое было намного грандиознее, чем то, которое я когда-либо испытывала. Низкое рычание сорвалось с моих губ. Дикое. Ненасытное.

Я бросилась наперерез его бешеному характеру, не заботясь о том, что могу утонуть в нем, затеряться или увязнуть. Это поразило меня от макушки до кончиков пальцев рук и ног, разрывая меня на части, а когда все утихло, я поняла, что была уже не той женщиной, которая так охотно ввязалась в это.

Какое-то время мы оба не двигались и молчали.

- Ответ на твой вчерашний вопрос прост. Ты - моя. Ты всегда будешь моей и только моей. И пока я жив, никакой другой мужчина не будет в твоем теле.

Потом я почувствовала холод там, где только что его тело прикасалось к моему. Я услышала шелест одежды, он поднял ее с пола и оделся.

- Пожалуйста, укройте меня, прежде чем уйти, - попросила я.

Я услышала, как он взял мой халат со стола и принес мне. Я подождала, пока он укроет меня им и, когда почувствовала себя достаточно уверенно в своем положении, высунула руку и поймала его за запястье. Цепь задребезжала. Я почувствовала себя непокорной, ощутила его недовольство на мой слабый захват.

Я представила себе, как он смотрит на меня сверху вниз, удивленный и нахмурившийся.

- Когда я была маленькой, - начала я, - моя мама рассказала мне историю об очень бедном человеке, который нашел раненого журавля. Он взял его домой и кормил, пока тот не выздоровел. После того, как он выпустил его, на пороге его дома появилась красивая женщина. Он влюбился в нее и женился на ней. Она сказала ему, что может соткать дивную одежду из тончайшего шелка, которую он сможет продавать на рынке, но он должен пообещать, что никогда не будет смотреть, как она это делает. Она ткала одежду, и человек богател, продавая ее. Он просил ее ткать больше и больше, даже при том, что было очевидно, что ее здоровье ухудшается. Из-за своей жадности он захотел узнать ее секрет, чтобы потом воспроизвести его другим способом. И он заглянул к ней, пока она ткала. Он страшно удивился, когда увидел, как журавль выщипывал перья из собственного тела и ткал из них на станке. Журавль повернулся и посмотрел на него грустными глазами. А потом улетел и больше не вернулся.

Я остановилась.

- История меня глубоко задела. Я не похожа на того жадного человека. Я бы никогда не подсмотрела. Вам не обязательно привязывать меня. Я бы никогда не сняла повязку.

Я выпустила его руку, и он долгое время стоял и смотрел на меня. Затем он ушел так же тихо, как и пришел.


Глава 14


Я плохо спала, даже несмотря на то, что кровать была мягкой и теплой. Мне опять приснилась женщина в зеленом. Она стояла в дверях - несчастная, мрачная и унылая. Где-то в замке плакал ребенок.

- Что случилось? – спросила я у нее.

- Я жду ее, - сказала она и исчезла.

Я проснулась дрожа. Моя комната казалась противоестественно холодной. Я скинула одеяла во сне, и холод распространился по моей коже. Я вздрогнула и натянула их на себя. Было пять часов утра, и в замке стояла тишина. Я подумала о том, чем занимается сейчас Николай. У него, скорее всего, еще даже не утро. Я пыталась представить его в избушке, и образы выглядели старыми и слабыми. Я должна найти способ сдержать свое обещание.

Лежа на кровати, я подумала о Гае. О том, что он заставил меня почувствовать. Я прикоснулась к себе так, как это делал он на той кровати. Дрожь от желания пробежала по всему моему телу. Было приятно. Я поняла, что очень мало знаю о собственном теле. Я сделала то же самое, что и он делал мне, и в итоге наступила кульминация, но это не было столь ошеломляющим, как с ним.

Я вылезла из постели, чтобы сходить на кладбище. Я только мельком осмотрела его, когда пыталась открыть дверь часовни. Это было жуткое место, и вчера я не задержалась там, но по какой-то необъяснимой причине я хотела посмотреть на надгробия. Я быстро надела теплую одежду и ботинки и вышла. Было еще рано. Прогулка перед завтраком пойдет мне на пользу и очистит мои мысли. Было прохладно. Ни ветра, ни облаков, просто минусовая температура. Ледяные кристаллики искрились на дороге. Мое дыхание превращалось в пар.

Я свернула с асфальтированной дороги и пошла по гравийной, которая привела меня к мосту над речкой и к каменистой равнине с коричневыми дикими травами. В конце концов я набрела на покрытое мхом, разрушенное каменное кладбище, где были захоронены члены семейства Дафферин. Некоторые надгробия были настолько старыми, что гравировка выцвела. Заросшие и заброшенные. Я обошла по выложенным мозаикой листьям, окрашенным в золотой, оранжевый, красный и коричневый цвета, и, встав на опушке, задалась вопросом, что я здесь вообще делаю.

Простая серая мраморная плита под тисовым деревом бросилась мне в глаза. Я подошла к ней.

Здесь лежит мой ребенок,

Мариан Элла Дафферин.

1821 – 1822

Я не успокоюсь, пока мое сердце

не вырежут из моего холодного тела и

не похоронят в ее маленькую грудь из холодных костей.


Начало моросить, но я еще долго стояла, загипнотизированная этой ужасной просьбой. Я пыталась представить себе такую безрассудную, чуткую любовь. Моя мама никогда не любила нас так. Я скользнула рукой по холодному мрамору. И решила вернуться сюда завтра, привести в порядок могилу и вырвать сорняки.

Мои волосы промокли к тому времени, как я добралась до замка. Он был окутан туманом, и я снова почувствовала жуткую тоску.

Я пошла к себе в комнату, высушила волосы, переоделась в теплую одежду и спустилась в столовую.

Миссис Литлбелл кивнула мне. Она, казалось, смягчилась по отношению ко мне. Я отложила кусок бекона на салфетку, и она посмотрела на меня, но тут же отвела взгляд.

Я слонялась поблизости до тех пор, пока не появилась Мисти. Она улыбнулась мне.

- Как ты себя чувствуешь этим утром? Я видела, как ты сегодня рано встала и куда-то пошла.

- Да, я пошла прогуляться до кладбища.

Она взяла тарелку и положила на нее пару колбасок.

- Как мрачно. Зачем?

- Мне стала интересна история этого места. И я увидела действительно занятную детскую могилу. Ты знаешь что-нибудь об этом?

- Ну, это ребенок графини Изабеллы Торн Дафферин. Все думают, что ее призрак не может упокоиться с миром, потому что она хотела, чтобы ее сердце похоронили с ребенком, а ее муж отказался сделать это.

Мисти повернулась лицом к окну. Крупные капли дождя стекали по стеклу, как жирная слизь.

- Боже! Еще один чертов дождливый день.

Она поставила свою тарелку, на которой также появились два кусочка тоста, и села.

- Что будешь сегодня делать?

- Не знаю. Может быть, исследую замок.

- Удачи… Только держись подальше от башни леди Энн.

Когда я собралась покинуть столовую, миссис Литлбелл поспешила ко мне. У нее в руке находился небольшой пакет. Она дала его мне.

- Это его любимая «кровавая колбаска», приготовленная из крови свиньи.

Я взяла его у нее, поблагодарив.

- Спасибо.


*****


В тот же день я нашла пещеру. Ничего подобного не видевшая раньше, я была зачарована. Помещение было целиком сделано из тысяч и тысяч ракушек, вкрапленных в мягкую основу. На стенах были русалки и старик с длинной бородой. Это Нептун? Отец моря? Мама рассказывала мне о нем. Когда я уходила оттуда, то наткнулась на Сиба. Он остановился и посмотрел на меня. Я положила бекон и «кровавую колбаску» на землю и пошла в другую сторону. Когда я была на расстоянии от него приблизительно в двадцать ярдов, я увидела, что он стоит рядом с едой и смотрит на меня.

- Я не боюсь тебя. Когда-нибудь я приручу тебя, Сиб, - сказала негромко сама себе.


*****


Было девять сорок пять, и я сидела на своей кровати голой, но с накинутым халатом, покачивая ногой и прислушиваясь к звуку шарканья своего тапка по полу. Я поняла, что с нетерпением жду ее прихода. Я хотела пойти к нему.

Мисти пришла ровно вдевять сорок пять. У нее было странное выражение лица.

- Что? - спросила я ее.

- Ничего, - сказала она и улыбнулась.

Мы вместе пошли в комнату.

- Встань на кровать на колени.

Я опустилась на колени и сложила ноги под собой.

- Я не собираюсь сегодня тебя связывать, только завяжу глаза.

Она подняла повязку и удерживала ее перед моими глазами.

- Ты не снимешь повязку с глаз несмотря ни на что. Понятно?

- Да.

Она надежно завязала ее.

- Пожалуйста, оставайся в этом положении до его прихода.

- Хорошо, - сказала я спокойно, но на самом деле мое сердце учащенно билось. Это была не большая победа, но достаточно значимая уступка. Я не буду прикована как животное.

Я стала ждать, пока не услышала его шаги. Теперь, когда я не так нервничала, я смогла расслышать, что он был не один. С ним был Сиб – его когти цокали по деревянному полу. Гай открыл дверь и вошел, один. Я услышала, как Сиб всем своим весом упал на пол.

Дверь закрылась.

Я медленно наклонилась вперед, пока моя задница не оказалась в воздухе и мой нос не коснулся простыни. Я вдохнула аромат цитрусовых. Повернула лицо и легла на щеку. Я услышала, как он прошел вперед и остановился передо мной. В течение нескольких секунд он ничего не делал, и мышцы моего лона ожидали контакта с нетерпением. Затем матрас под его весом прогнулся позади меня, и я почувствовала, как теплые, сильные руки схватили меня за бедра. Его ладони были настолько большими, что они почти полностью обхватили их.

Неожиданно он сильно ударил своим языком по моей открытой щели с медленной, томительной лаской. Слабый звук чистого удовольствия вырвался из меня. Мои бедра начали дрожать по мере того, как влажный жар скапливался между бедрами.

Он поднял голову.

- У тебя красивая киска.

Я нахмурилась. Я никогда не думала о том, что мое лоно может быть красивым. Конечно, все были одинаковыми.

Он будто услышал мои мысли и пояснил.

- Розовая, сочная и похожа на губки ребенка… И такая чертовски влажная. У тебя киска, которая так и просит быть оттраханной, - сказал он и вставил палец в мое лоно, а затем два. Он растягивал меня внутри.

Я сглотнула от ощущения его поглаживаний.

- Только посмотри. Ты течешь на моей руке. Есть только одна вещь, которая мне не нравится в тебе.

Я молчала.

- Спроси меня, что это.

- Что? – прошептала я.

- Мне не нравится, что ты молчишь. Я хочу, чтобы сегодня ты кричала громко и сильно. Я хочу, чтобы ты мертвых разбудила своими криками. Ты можешь это сделать?

Он не знал, что меня учили молчать. Я кивнула.

- «Да» было бы лучше.

- Да.

Он потянулся к моему затылку и скрутил мои волосы. Нежно, но крепко намотал их на кулак, будто это был самый лучший шелк, который попал в его руки… И потянул. Таким способом он вернул меня на колени и выгнул мое тело назад. Я почувствовала, как он двигается, ощутила его грудь, которая была массивной, мускулистой и состояла полностью из мышц. Она промелькнула около меня, перед тем как его губы накрыли верхушки моей груди. Мои соски затвердели внутри его теплого, влажного рта. Он оторвался.

- Только не прикусывай губу – стони, вздыхай, всхлипывай или произнеси мое имя, - мягко сказал он.

Я сглотнула.

Он засосал мой сосок, жестко. И в этот раз я позволила себе издать звук. Он был коротким и совершенно чуждым для меня. Практически животным. Когда он отпустил мой сосок, то поднял голову, и я почувствовала его взгляд на кончиках своей груди, которые затвердели еще больше, как будто жаждали, чтобы его теплый рот вернулся к ним. Я толкнулась грудью к нему.

- Моя нетерпеливая, - пробормотал он тихо и провел ладонью по сверхчувствительному соску.

Моя шея вытянулась, и соки стекали по моим ногам.

- Аххх…

- Так лучше, - поощрил он и провел языком по моей обнаженной шее. Сейчас я страстно стремилась к удовлетворению. Жаждала быть заполненной им. Все еще удерживая меня за волосы, он пробежал четырьмя пальцами другой руки по моей пульсирующей щелке, и я вздрогнула от наслаждения. Этого было слишком много, но все еще недостаточно. Я застыла от нужды. Он поднес эти блестящие пальцы к моим губам и размазал мои собственные соки по ним.

- Открой, - приказал он.

Я открыла рот, и он засунул в него свои пальцы.

- Соси.

Я сомкнула губы вокруг его пальцев и сосала их. Вкус странный – не неприятный, но и отличный от всего того, что я когда-либо пробовала.

- Ты никогда не пробовала себя, не так ли?

Я покачала головой.

Он приблизился к моему уху.

- Тебе понравился вкус?

Я покраснела, и он рассмеялся.

- Мне нравится то, как ты пробуешь, - сказал он, и, ослабив захват на моих волосах, толкнул меня обратно на подушку. Он широко развел мои ноги и поцеловал прямо в сердцевину моей киски. Мгновение я была поражена его нежным поцелуем. Я чувствовала, что мое сердце опрометчиво воспарило. Это был не секс. Это было что-то другое. И тогда я почувствовала, как он замер внезапно.

- У тебя очень красивая киска, но то, чего я очень хочу, – это не объятия и нежности, - сказал он, и своими пальцами раскрыл мои влажные складки. – А это, - он вошел в меня с такой неожиданной силой и жестокостью, что это выбило весь воздух из моих легких. – И это.

Я снова ахнула и вцепилась в простынь.

- Я никогда не влюблюсь в твой невинный, непорочный ротик или в твою ненасытную маленькую киску, – он снова погрузился в меня. Слишком резко.

Я всхлипнула.

- Единственное, кем ты сможешь когда-либо стать для меня – это моей сучкой с завязанными глазами.

Он врезался в меня с такой силой, что пружины кровати заскрипели, а моя голова съехала с подушки, и все мое тело скользнуло от натиска.

- И именно это ты будешь получать каждый день. Хороший, жесткий трах в то отверстие, которое я выберу.

Слова были уродливыми, и вдруг я поняла, почему он замер после нежного поцелуя. Он вспомнил, что не должен быть добрым со мной, что я была просто куском мяса. Мне должно было быть больно, но я была слишком возбуждена, чтобы беспокоиться об этом. Независимо от того, насколько сильно он не хотел питать ко мне нежные чувства, между нами что-то было. Это было интимным, сильным и неоспоримым.

Не стыдясь, я толкнулась своими бедрами навстречу ему. Я не хотела останавливать это… и… не остановила. Снова и снова меня наполнял его член и трахал, пока… ах… мое тело не начало заполнять приятное чувство. Мои глаза закатились от волн экстаза, и на этот раз я не удержалась – звук, который вырвался из моего рта, был его именем.

Я кричала его имя.


Глава 15


Весь следующий день шел дождь, поэтому утром я поиграла на рояле, а после провела время в библиотеке. Отопления не было, из-за этого было холодно и пахло плесенью, но мне отчасти нравилось находиться в окружении тысяч книг. Еще с детства моя мама привила нам большую любовь к ним. Я сдула пыль со старых книг.  Некоторые из них были полностью в плесени и полны чешуйниц (прим. перев. - мелкое бескрылое насекомое из отряда щетинохвосток). Но я нашла книгу, которая мне нравилась, – «Бог мелочей» Арундати Роя. Я сняла ее с полки и пошла читать в зал. Там была Мисти.

- Привет, - сказала я.

- Привет, - ответила она и натянуто улыбнулась.

- В чем дело?

- Ни в чем. Просто рабочие моменты. Короче, Гай попросил, чтобы сегодня за ужином ты присоединилась к нему. Ужин будет подан в восемь часов вечера, но, пожалуйста, приходи пораньше, таким образом ты не заставишь его ждать.

Я уставилась на нее в удивлении.

- Гай хочет, чтобы я с ним поужинала?

- Да. Как обычно, обслуживать будет мистер Феллоуз. Ты знаешь, где находится обеденный зал?

- Да, я была там.

- Хорошо, - и она снова улыбнулась, но теперь смущенно.


*****


Я надела черную блузку, черные брюки и подходящую черную обувь. Затем расчесала волосы, пока они не заблестели, и посмотрелась в зеркало. Я выглядела блеклой и ничем не примечательной. Прикусила свои губы, чтобы те покраснели, и пощипала щеки. И только потом спустилась по лестнице. Цветы в большой вазе поменяли. Воздух в помещении был наполнен ароматом лилий. Старинные часы показывали 7:45. Мистер Феллоуз был уже тут, одетый в обычный для него строгий костюм. Он официально кивнул мне. Его глаза были намеренно безучастными, но я почувствовала озадаченность в его пристальном взгляде.

- Проходите, Лена, - сказал он. Я вошла в красную комнату, где стоял длинный стол с шестнадцатью стульями. Но было накрыто только на двоих. В комнате был камин, в котором горели поленья.

Мистер Феллоуз указал на место, находившееся сбоку от стула, стоявшего во главе стола.

- Это ваше.

Я подошла и села на кожаный стул. Затем, посмотрев на мистера Феллоуза, сказала:

- Вы научите меня, как пользоваться всеми этими столовыми приборами? Я никогда ничем не пользовалась, кроме вилки и ножа.

Что-то вспыхнуло во взгляде мистера Феллоуза, но он быстро подавил это. Он подошел и встал рядом со мной. Сосредоточенно и терпеливо он рассказывал мне о столовой ложке, ноже для масла, тарелке для хлеба, выстраивая все на столе. Никогда не резать хлеб ножом, лучшее место для салфетки - на коленях, а чтобы показать, что вы закончили есть, нужно положить нож и вилку на тарелке так, чтобы их ручки «смотрели» на четыре часа. Он кашлянул и предупредительно посмотрел на часы.

- Почти восемь?

- Боюсь, что так.

- Действительно ли это так странно, мистер Феллоуз?

Он нахмурился и напрягся.

- Вы не найдете человека добрее, чем ваш хозяин, - сказал он.

Я смотрела на него, удивленная верностью и страстью в его голосе.

- Спасибо, мистер Феллоуз.

- Не стоит благодарности, - ответил он официально и отступил назад, чтобы подождать около буфета. Я почувствовала, как нервы скручиваются в спираль у меня в животе. Я сжала руки на коленях и сделала глубокий вдох. Через несколько минут я услышала шаги и цокот когтей Сиба по кафельной плитке.

Дверь открылась, и он остановился в дверном проеме. Я догадывалась, что он был большим, но он оказался выше и шире, чем я себе представляла. Слова Мисти промелькнули в моей голове – мужчина в маске излучает таинственность и старинную привлекательность.

Его маска была сделана из какого-то пластичного материала телесного цвета и не скрывала только его волосы – черные, как вороново крыло, распущенные, длинные, небрежно завивающиеся над воротником. Его рот, его губы, сочные и красивые. А… его глаза.

Мне показалось, будто меня пнули в живот!

Мое сердце билось так сильно, что я слышала шум крови в ушах. Будучи не в состоянии отвести взгляд, я смотрела на него, пребывая в трансе. Эти глаза были не просто самого ослепительно красивого цвета расплавленного золота, который превосходил все, что я когда-либо видела раньше, в них еще была невообразимая, почти что животная сила. Настолько опьяняющая, что она заставила мою голову закружиться. В этот момент я бы охотно уступила ему во всем, чего бы он ни захотел. Было такое ощущение, что и мое тело, и мой разум под чарами и больше не подвластны мне. Столь же возбужденная и беспомощная, как одна из жертв графа Дракулы!

В течение нескольких напряженных секунд мы как будто были уже не в замке, не в большой столовой с красными стенами, а где-то в другом месте, каком-то волшебном. Там не было никого, кроме нас двоих. Не было ни мистера Феллоуза, ни Сиба, ни Мисти.

Только я и медленный, блуждающий, пожирающий, гипнотический взор могущественного незнакомца в маске, детально изучающего меня. Я была потрясена. Казалось невероятным, что, пока я лежала с завязанными глазами, этот высокий и привлекательный мужчина делал греховно-восхитительные вещи с моим обнаженным телом.

Потом его губы зашевелились.

- Добрый вечер, - протянул он бархатистым голосом, полным скрытого обещания.

Я вздрогнула. Его голос всегда что-то пробуждал у меня внутри. Образы нашего совокупления. Странное желание быть взятой запретными способами.

Мои губы приоткрылись, когда из меня вырвался вздох.

- Привет.

Мой голос прозвучал высоко и тихо. Мистер Феллоуз незаметно вышел из комнаты, а Гай прошел вперед, выдвинул стул и сел.

Сиб  с кряхтением устроился около стула Гая.

Мое внимание привлекла его шея – с темным оттенком, чувственная на фоне расстегнутой белой рубашки. На нем был черный смокинг, но когда он поднял руки и положил их на стол, то я заметила на его левой руке черную перчатку. Мой взгляд переместился к правой руке. Большая и мужественная, она покоилась на поверхности стола. Я хорошо помню образ и отпечаток, которые она оставила на моем теле.

- Я слышал, как ты играла сегодня на фортепиано. Ты играешь очень хорошо, - сказал он.

Удивленная комплиментом, я подняла глаза и обнаружила, что он пристально наблюдает за мной. Не в силах отвести от него взгляд, я посмотрела на его губы, и стало еще хуже, потому что я внезапно вспомнила, как он целовал меня между моих расставленных ног. Жар нахлынул на мои щеки. О Боже! Какой же явной дурой я была.

- Спасибо, - я наконец с трудом сглотнула.

- Где ты научилась играть?

Моя рука нервно дрожала, поднимаясь к горлу.

- Мама научила нас всех играть.

- Я думал, что ваша семья была очень бедной.

Я снова посмотрела на него.

- Так и есть. Но моя мама была дочерью очень богатых людей. Когда-то она жила в прекрасном доме в Москве и преподавала музыку и английский. Фортепиано – это то, что осталось с того времени.

- Что случилось потом?

- Она вышла замуж за моего отца, - сказала я.

Вернулся Мистер Феллоуз с подносом.

- Крем-суп из спаржи и мяты, - торжественно объявил он и поставил передо мной тарелку с густой зеленой жидкостью с кремовой завитушкой наверху.

- Спасибо, - пробормотала я, наблюдая, как он обошел стол и поставил другую тарелку перед Гаем.

Я зачерпнула ложкой однородную горячую жидкость и поднесла ее к губам. Я раньше никогда не пробовала спаржу. Вкус у нее был нежным и восхитительным.

Я взяла булочку со своей тарелки, отломила небольшой кусочек и намазала его маслом.

- Расскажи мне о своем отце.

- Мой отец - охотник. Он охотится на лося, шиншилл, зайцев. Однажды он застрелил бурого медведя, - мой голос был ровным и пустым.

- Какой он человек?

Я положила свой кусок хлеба и уставилась в тарелку с супом.

- Что ты хочешь знать о моем отце?

- Я хочу знать твою историю. Я хочу знать, как ты оказалась в темной западне, ожидая покупателя.

Я закусила губу, чтобы она не задрожала от внезапной ненависти, которую я почувствовала к своему отцу.

- После того, как моя мама вышла замуж за отца, что-то произошло. Что-то плохое, и им пришлось в быстром порядке покинуть Москву. Единственную ценность, которую они забрали, было фортепиано моей мамы. Они переехали в маленькую деревню под вымышленными именами. Мы все родились на окраине леса. Никогда не встречались с людьми, никогда не ходили в школу или на праздники, никогда не заводили друзей. Каждый год отец по одному продавал нас, потому что считал, что это его право. Ведь он же кормил, защищал и заботился о нас. В конце концов настал мой черед, - я посмотрела на него.

Его глаза сузились.

- Ты кажешься такой далекой от всего этого.

Я пожала плечами, вспомнив чувство беспомощности и отчаяния, которое я ощущала на протяжении всей своей жизни.

- Там бы я ничего не смогла сделать, - я нервно сглотнула. Мои руки так сильно сжимали колени, что костяшки побелели. – Хотя есть кое-что, что ты мог бы сделать, чтобы помочь.

Я подняла голову и встретилась с его завораживающим взглядом. Он поднял бокал и отпил охлажденного Амонтильядо (прим. перев. - сухой херес янтарного цвета, обладающий ореховым ароматом) из Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, который мистер Феллоуз принес из покрытого паутиной погреба.

- Что?

Я выдержала его взгляд.

- У меня есть брат, близнец. Я люблю его всем сердцем. Мой отец продал восемь своих детей. Он последний. Пожалуйста, не мог бы ты спасти его? – я умоляюще посмотрела на него.

Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня поверх своего бокала. Он ничего не ответил, а его глаза походили на волчьи. Невозможно ничего расшифровать. Проходили секунды.

И я почувствовала себя лишенной сил. Я поняла, что спросила слишком рано. Я должна была подождать. Я была просто приятным развлечением. Я не должна была подавать свои проблемы к его столу. Я почувствовала, как горячие слезы щиплют глаза. Я опустила голову в поражении, но произошло нечто странное. Сиб поднялся и, оставив хозяина, подошел ко мне и положил голову мне на колени. Эта неудержимая доброта со стороны собаки выбила меня из колеи.

Я закрыла лицо обеими руками и зарыдала.

Сиб начал скрести по мне своими большими лапами. Он слегка завыл. Я почувствовала, как мистер Феллоуз подошел и встал рядом со мной, будто для поддержки. Когда мне удалось успокоиться, он протянул мне платок. Я взяла его и высморкалась. Я не была побежденной. Я найду способ. Я положила руку на голову Сиба, и он посмотрел на меня. Я поблагодарила мистера Феллоуза. Краем глаза я увидела, что Гай не сдвинулся вообще. Мистер Феллоуз убрал тарелки и вышел. Я посмотрела на белую льняную салфетку, подстеленную под тарелку.

- Мне жаль. Я знаю, что ты пострадала, - вдруг сказал Гай, и его голос был напряженным и хриплым.

А потом он встал и вышел из столовой, не попробовав основного блюда, над которым миссис Литтлбелл так надрывалась: ребрышки по-бургундски. Сиб посмотрел на меня печальными глазами в последний раз, а потом последовал за своим хозяином.

Той ночью он не посылал за мной.


*****


Мне приснилось, что я снова была маленькой и все мы были одной большой семьей, живущей в деревянном домике с покрашенной в синий цвет крышей. Моя мама еще жива. Николай и я прижались друг к другу в постели между нашими сестрами. Все наши тела теплые и мягкие, а снаружи - зимняя ночь. Мы спали сном младенцев, не зная, что ждет нас в будущем.


Глава 16


Когда я проснулась утром, небо было серым и снова шел дождь. За завтраком мистер Феллоуз поднял глаза от своего тоста и улыбнулся мне своей первой настоящей улыбкой. Это безмерно оживило его холодное, вытянутое лицо.

- Садитесь рядом со мной, - сказал он с полным доброты бледным лицом.

Я пожала плечами, когда Мисти вопросительно посмотрела на меня, вздернув от удивления брови, и села рядом с мистером Феллоузом.

- Что собираешься делать сегодня, девочка? – спросил он.

- Не знаю. Думаю, что буду обследовать замок. Я еще так много не видела здесь.

- Это хорошая идея. Ты можешь начать с комнаты графини Дафферин. Я слышал, что она тебя интересовала, - его глаза блеснули. – Она та, кто, как думают, бродит по замку. Ее комната довольно интересна. Она сохранилась практически в том же состоянии, в котором графиня оставила ее.

- Мне бы очень хотелось этого, - сказала я. – Вы много знаете о ней, мистер Феллоуз?

- Лишь то, что говорит о ней легенда. Что она покончила свою жизнь самоубийством и оставила указания насчет своего надгробия, чтобы ее сердце вынули из тела и похоронили с малышкой, но муж отказался выполнить ее требование. Он умер вскоре после нее. Кто-то заметил, как он на смертном одре разговаривал с воздухом, произнося: «Я сделаю это. Я обещаю, что сделаю это. Пожалуйста, не сердись на меня».

После завтрака мистер Феллоуз отвел меня в ее комнату. Он открыл дверь, включил для меня свет и ушел. Я закрыла дверь и почувствовала ее. И хотя прошли уже сотни лет, я почувствовала ее нежное прикосновение. Это исходило от стен в китайском стиле с изображением мест на берегу реки и павлинов. Мистер Феллоуз был прав – она была практически не тронута. Я села на ее кровать и поежилась. Комнату не отапливали, и было холодно. Коротенькие волоски на затылке встали дыбом. Внезапно у меня появилось ощущение, что я не одна. Кто-то или что-то наблюдало, но я не боялась, потому что дух не сделает мне ничего плохого. Забавно, но я чувствовала, будто принадлежу этому духу.

Пребывая в каком-то тумане, я подошла к ее письменному столу. Открыла маленький ящик и, будто моей рукой управляли, повернула ладонь вверх и скользнула пальцами по полированному дереву, пока не почувствовала маленькую задвижку. Я надавила на нее, и ящик скользнул назад, выдвигая еще два ящика.

Вспышка азарта пронеслась во мне.

Много лет назад, даже сотни лет, кто-то скрывал важные вещи в этих ящиках. Я осторожно сжала маленькую ручку и потянула один. Там были дневник, перевязанный синей лентой, красивая глянцевая зеленая с синим коробочка и выцветшая, сморщенная фотография молодой девушки, стоящей в студии. У нее были светлые волосы и пухлые щечки. Ее глаза были живыми и полными интеллекта.

Она внимательно улыбалась в камеру.

Я положила фотографию и провела пальцами по гладкой, прохладной поверхности коробочки. Я взяла ее и осторожно открыла. И ахнула. На бархатной подложке лежало колье из пяти нитей жемчуга с кулоном в виде камеи (прим. перевод. камея - драгоценный или полудрагоценный камень с выпуклым изображением). Оно было старинным и очень красивым. Я подошла к зеркалу и накинула его на свою шею. Владелица давно мертва. А я нашла его. Застежка была инкрустирована алмазами и все еще работала. Я застегнула его на своей шее и приподняла волосы. Я подумала, что оно мне очень идет, и была искренне довольна.

Прикоснувшись к нему еще раз, я вернулась к дневнику. Он был в кожаном переплете и выглядел очень потрепанным. Края были коричневыми. Я прикоснулась к старому металлу. Он был размером всего лишь пять на четыре дюймов – маленький – и все же я знала, что держу душевные тайны.

Правильно ли было читать их?

Но ведь ее уже давно нет в живых. Я представила ее склонившейся над дневником в свете единственной свечи. Ей будет все равно. И тем не менее я колебалась. Он был заперт, но ключ прикреплен к задней стенке. Просто бегло просмотрю. Я достала ключ из выемки и открыла дневник. Запахло лавандой. Удивительно. Аромат сохранился спустя более чем сто лет. Я подумала о ней, вкладывающей цветы между страницами.

Красивым почерком было написано, что дневник принадлежал Изабелле Торн Дафферин. Я ахнула. Боже мой, у меня в руках ее дневник. Я прикоснулась к пожелтевшей странице и аккуратно сжала ее пальцами. Я сказала себе, что не собираюсь читать все это, а лишь бегло загляну в прошлое. Быстренько.

Я перевернула страницу.

Там был рисунок. Словно какой-то таинственный сад. Цветы и листья, глиняные кувшины и горшочки и… мужчина. Высокий, широкоплечий мужчина с суровым лицом. Под иллюстрацией она написала «Граф Дафферин».

Я сказала себе, что просто открою первую страничку и прочитаю начало описания ее жизни. Затаив дыхание, я перевернула страницу. Почерк был мелким, она пыталась уместить по максимуму на странице. Пробелы вокруг слов она заполняла восхитительными рисунками и зарисовками.


«Я легла в кровать рано и с головной болью, но я едва могла уснуть от волнения. Здесь нет никого, кроме тебя, дорогая книга, с кем бы я могла поговорить в столь несчастное время для меня – я закурила сигарету».


И так просто и легко я перенеслась в утерянный мир Изабеллы Торн. Я позабыла про чувство неудобства от того, что сую нос в секретное хранилище чужих мыслей. Я взяла дневник и села у окна. Свернувшись на подушках, я начала читать.

Это было крайне захватывающе. Начиналось с размышлений необычайно энергичной молодой девушки. Здесь были милые рассказы о случайных встречах во время прогулок в парках с мамой и о сопротивлении.


«Я жажду вещей, которых не должна… Я часто обедаю в спешке, и я слишком непокорная и неженственная…»


Затем описывалось своевольное намерение выйти замуж за распутствующего графа Дафферина. Папа сдался, и она выиграла время. Длинный рассказ ее венчания с графом и откровенный и чувственный рассказ о ее первой брачной ночи. Я прочитала об этом с любопытством и даже не покраснела. Она специально для него надевала жемчуг.


«Мой муж, мне теперь даже стыдно думать об этом, он не позволил мне оставаться в нижнем белье, когда взял меня.

- Оставь только жемчуг, - приказал он. Мне пришлось снять все: от юбки до корсета, пока он смотрел на меня глазами голодного зверя.

Когда я попыталась прикрыть себя руками, он, используя кончик своей трости, двумя точными движениями оттолкнул мои руки.

Он наслаждался моей стыдливостью, пока я думала, что умру от этого. Затем он зацепил своей тростью мою шею и притянул меня к себе.

Когда он вошел в меня, было больно, горячие толчки и подобное животному рычание от обладания и власти.

Было больно, но я не хотела иначе. Он успокаивал мою легко возбудимую натуру.

Когда это закончилось, он заставил меня сделать немыслимое. Мама была бы слишком потрясена, но я сделала это и наслаждалась этим. Я хотела угодить ему. И, пожалуй, я это сделала. Поскольку он снова воспрял и опять меня поимел. Жестче и еще болезненнее.

- Ты – номер двести тридцать, - сказал он.

Я нахмурилась.

- Что вы имеете в виду? - спросила я.

И тогда он дал мне пощечину.

И пока я все еще находилась в шоке, он начал своими пальцами играть со мной, пока я не почувствовала себя так, будто бы мне и вовсе не было больно.

Когда я закричала, он сказал, чтобы я начала скакать на них. И это самое удивительное, что происходило со мной, дорогая книга.

Я краснею, вспоминая это, но это происходило недолго, будто я умерла и отправилась на небеса. Удовольствие было совершенно нестерпимым.

Позже он поцеловал меня.

Теперь я понимаю. Теперь я понимаю».


Было такое чувство, что эти слова написала я. Что я читала дневник не другого человека, а свой. Но страстность графа не была долгой. Больше не появлялось зарисовок глиняных кувшинов или цветов. Только ее глубокое разочарование из-за измен мужа. Час за часом она вглядывалась в пучину ее любви. «Я еще более одинока, чем когда-либо. Мое несчастье – несчастье женщины», - написала она. Она процитировала строчку из грустного стихотворения Вильяма Аллингама «Женщина». Женщина сидит над своим дневником и…


«Слеза – одна слеза – упала горячая на обложку».


Она забеременела. Ее беременность была мучительной из-за любви к своему будущему ребенку и своей скорби относительно холодности мужа и безразличного отношения к ней. После рождения дочки дневник вдруг заполнился рисунками роз и подсолнечников. Она связала носочки и маленькое пальто. Она одевала в них ребенка и забирала ее в сад. Занятия проходили при дневном свете и на свежем воздухе, в окружении звуков и запахов природы. Она сидела под буком, читая про хижину дяди Тома. Но к этому времени граф совсем отдалился от нее.


«7 апреля – чрезвычайно печальный день».


Она восприняла его отказ спокойно и ничего не говорила против его низкого и жестокого отношения. Он открыто показывал свои делишки. Его любовницы позволяли себе скрытые комментарии на приемах, и она удалялась в свою одинокую постель слишком раздраженной, чтобы уснуть. Ее одурачили с приданым, которое муж присвоил практически сразу.

Наконец она поняла.

Он женился на ней ради денег. Она сделала новые рисунки с его изображением. В отличие от более ранних на этих он казался более узколицым и надменным.

Потом ее ребенок умер – она не написала, почему или как – и ее записи наполнились невыразимой потерей и горем. Это было слишком ужасно и волнительно, чтобы описать, как дневник изменился: от лишающего дыхания предвкушения до мрачной горечи. Закрыв лицо обеими руками, она упала на колени и заплакала, потому что написала: «Мое сердце разбито и больше никогда не сможет восстановиться».

Ее заперли в своей комнате из-за полной невменяемости, но по ее дневнику этого не было видно. Просто она была слишком опечалена. Ее богато украшенный дневник стал практически пустым.

Отчаяние поглотило ее.


«Моя жизнь уходит. Потеря и боль неописуемые. Неописуемые. И невыносимые».


Ее последняя строка была тревожной.


«У меня в руке бокал шерри, который подарил мне затуманивающую, подавляющую головную боль. Я устала от себя, и я еще не умираю. Молитва и тишина обещают мне одиночество. Моя рука холодна, как мрамор».

И после этого больше не было никаких записей, хотя там было еще много страниц.


Глава 17


Вечером я лежала в ароматной ванне и думала об Изабелле Торн Дафферин. Вода чувствовалась скользкой из-за всех масел и порошочков, которые я добавила в нее. Я думала о графе и о том, как он своей тростью убрал ее руки от ее самых интимных частей тела. Следом я подумала о Гае.

Я вылезла из ванной и надела свой зеленый халат. И тогда мне пришла в голову идея. Я подошла к коробочке и достала жемчужное ожерелье. И надела его.  Я стянула свои волосы в пучок на затылке, выставляя ожерелье напоказ. Позволяя себе представить, что смогу привлечь Гая Хоука, как Изабелла Торн привлекла им графа.

Я выглядела иначе. Моя шея смотрелась слишком длинной и тонкой. У жемчуга было свое собственной величие. Я знала, что выглядела по-другому. Я выглядела так, будто бы принадлежала другому времени.

В мою комнату вошла Мисти.

- Вау, - воскликнула она. – Ты где это взяла?

- Я его нашла, - ответила я ей.

- Где?

- В комнате графини. В ее туалетном столике был скрытый ящичек.

- Ясно, - она сделала паузу. – Оно красивое, но я не думаю, что это хорошая идея.

Я прикоснулась к ожерелью в защитном жесте.

- Почему – нет?

- Что, если ему не понравится это? У меня были указания приводить тебя голой.

- Я голая. Это ведь просто ювелирное изделие.

- Ладно. Но я предполагаю, что это не имеет значение.

Я улыбнулась ей.

- Я беру всю ответственность на себя.

- Чертовски правильно делаешь, - но она улыбнулась, чтобы убрать колкость своих слов.

На пути в комнату Мисти посмотрела на меня искоса.

- Значит ли это, что ты влюблена в него?

Я остановилась, шокированная.

- С чего ты это взяла?

- Зачем же украшать себя, если только не хочешь привлечь внимание того, к кому ты неравнодушна?

Мы дошли до комнаты в молчании. Мисти завязала мне глаза и ушла. Услышав, как дверь закрылась, я сняла свой халат и села на кровать.

То, что я обычно не слышала, ощущалось сильнее в моих ушах. Звуки бушующего огня и ветра, воющего снаружи. Передавали, что вечером здесь, вероятно, будет еще один ураган. Даже при том, что комната была теплой, я немного дрожала.

Затем я услышала звуки его шагов по коридору. Было непривычно то, каким острым стал мой слух. Нервничая, я ждала, когда он откроет дверь и встанет возле нее. Потому что он всегда, закрывая дверь, прислонялся к ней и наблюдал за мной. Мне показалось, что в этот раз он задержался у двери дольше обычного.

Он направился в мою сторону, и я почувствовала не вожделение и не восхищение, а гнев, исходивший волнами от его тела. Его пальцы грубо коснулись моей шеи и цепочка колье порвалась на мне. Я услышала, как жемчужины приземлились на пол и покатились в разные направления.

Он наклонился ближе к моему уху. Его голос был грубым.

- Не украшай себя для меня, - сказал он и слегка ударил жемчугом по моей нижней губе.

- Почему? – прошептала я, оскорбленная и смущенная.

Жемчужина проскользнула и со звуком легко стукнула по моим зубам.

- Потому что, - сказал он очень мягко, - ты и так еевыносимо прекрасна.

Мое сердце сделало сальто в груди.

- А еще я не хочу, чтобы ты играла со мной в какие-то игры, - в его голосе появилась угроза.

Я нахмурилась.

- Я не играю в игры.

Он зубами поймал мочку моего уха.

- Нет?

Его запах слишком быстро стал таким знакомым.

- Нет.

- И еще одно. Больше не поднимай свои волосы, когда ты со мной. Мне это не нравится.

Я резко выдохнула. Он вытащил заколку, удерживающую мои волосы в пучке. Они тяжело упали на мои плечи.

Я облизнула губы. Это было безумно - насколько я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, поцеловал меня, трахнул меня.

Он легонько потер своими ладонями мои соски.

- Такая сладкая и такая невинная. Маленькая Лена: никогда ни с кем не была.

В моей голове пронеслась мысль о Заре. И то, что она делала со мной.

Его рука прекратила двигаться. Было что-то темное и хищное в его безмолвии. Будто бы животное, которое припало к земле, прежде чем броситься.

- У тебя кто-то был? – его голос был вкрадчивым и настороженным.

Моя нижняя губа задрожала.

- Женщина… Женщина, которая держала меня в клетке. Она делала со мной всякие вещи, а я с ней.

Он выдохнул со злым шипением. Его пальцы ущипнули мои соски.

Я закусила губу.

- Мне пришлось. Чтобы выжить.

Его руки внезапно ослабили хватку.

- Конечно, - сказал он мягко и снова легонько провел ладонями по кончикам моих грудей. Прикосновение было настолько нежным, что я вздрогнула. Мурашки распространились по моей коже. Но какое-то неистовство скрывалось за нежной лаской.

- Ты никогда не делал ничего постыдного, чтобы выжить? – спросила я с вызовом.

- Делал. – Его голос был бесстрастным и холодным.

Я была потрясена. На самом деле я не ожидала, что он мне ответит.

- Что? – прошептала я.

- Я купил тебя.

- Что ты имеешь ввиду? – спросила я, глядя в темноту с завязанными глазами. Не было ничего, кроме мрака и неизвестности. Я почувствовала, как он нахмурился, обдумывая… Взбешенный.

- Женщина, которая держала тебя в клетке… Она делала тебе больно?

Я подумала о Заре. О тошнотворном запахе от нее, от кожи, которая была, как у гниющего яблока, и о вещах, которые она заставляла меня делать, чтобы получить помидор. Я подумала о том, как она унизила меня, забрав мою одежду, как превратила меня в животное. В этот момент я переросла свою собственную боль и поняла, что это ужасный способ прожить жизнь. Я поняла, что не ненавижу ее. Она была глубоко печальна и одинока. Я жалела ее. Я подумала о ней в ее доме и задалась вопросом, находился ли сейчас кто-то в клетке.

- Нет, - ответила я тихо. - Она мне не причинила боли. Она использовала меня, потому что была одинока. Точно так же делаешь и ты.

Его рука покинула мое тело.

- Она брала то, что ей не принадлежит. Я беру, потому что это мое, - прорычал он. – И если бы ты не была таким грёбаным ребенком, то ты бы это поняла. – Он быстро встал, возвышаясь надо мной. Я знала, что он смотрит на меня этими своими неотразимыми глазами.

- Я не ребенок, - сказала я.

Он вздохнул. Звук исходил из его глубин.

- Данные обещания должны сдерживаться, - сказал он. Но он разговаривал не со мной, а сам с собой.

- Какие обещания? – спросила я, но он не захотел мне отвечать. Это были его секреты. Настанет ли когда-нибудь день, когда он начнет мне достаточно доверять для того, чтобы впустить меня в свой мир?

- Раздвинь ноги, - скомандовал он. Я раздвинула. Секс был, несомненно, великолепным. Как и всегда. Затем он встал и ушел. Той ночью мне было сложно уснуть. Я продолжала вспоминать лицо Николая во время нашего прощания. Я должна буду найти способ, чтобы сдержать обещание, данное мной ему.


Глава 18


- Для тебя тут доставили несколько коробок, - сказала Мисти, когда я вернулась к обеду.

- Для меня? – удивленно спросила я.

- Да. Я думаю, это платья, которые Гай заказал из Лондона. Тебе нужно выбрать одно из них и надеть его сегодня вечером. Ты ужинаешь с ним.

Я уставилась на нее.

- Он купил мне платья?

- Угу, иди посмотри, - поощрила меня Мисти.

Мы вместе открыли коробки. В них было пять платьев. Длинное белое на тоненьких бретельках, зеленое мини-платье с круглыми тиснениями на подоле и талии, облегающее платье светло-бежевого цвета длиной до колен, длинное черное платье со смелым вырезом на спине и высокими разрезами по бокам и хорошенькое красное платье с небольшой накидкой. Также в коробках была обувь, соответствующая каждому платью.

Мисти с тоской погладила платья.

- Как красиво. Каждое из них, наверное, стоит, как мой годовой оклад.

Я была потрясена.

- В самом деле?

- Конечно. Это платье с металлическими тиснениями – из последней коллекции Версаче. Я видела его в передаче показа мод.

Я взяла зеленое платье и приложила к ее телу.

- Оно хорошо смотрится с твоими каштановыми волосами.

Она мечтательно посмотрела на меня.

- Да, зеленый - мой цвет.

- Тогда почему оно до сих пор не у тебя?

- Прости?

Я улыбнулась ей.

- Оно подходит тебе, так почему бы и нет?

Она, не веря, посмотрела на меня.

- Ты отдаешь это платье мне?

- Да, похоже именно так и есть.

Она засмеялась.

- Ты уверена в этом?

- Да, - я тоже засмеялась. Было приятно от возможности сделать кого-то счастливее.

- О мой Бог! Я не могу поверить, что теперь я обладатель подлинного Версаче! Спасибо, Лена. Спасибо. Это очень щедро с твоей стороны.

Я прикоснулась к ней.

- Нет, это тебе спасибо. Ты всегда была очень добра ко мне.

Она выглядела смущенной.

- Какое из них ты наденешь сегодня вечером?

Мне даже не нужно было смотреть на весь набор.

- Черное. Я никогда в жизни не надевала черное.

- Бог мой! В самом деле?

Я кивнула.

- Да. Все, что у меня когда-либо было, это вещи, доставшиеся мне от старших сестер.

- Ну, черное очень красивое. С твоими светлыми волосами оно будет выглядеть сногсшибательно.

- У тебя есть какая-нибудь губная помада, которую я могла бы позаимствовать?

Она прижала свое зеленое платье к груди и счастливо улыбнулась.

- Губная помада? Да, у меня есть подходящая для тебя помада.

- У тебя есть красная?

Она нахмурилась.

- Да, но тебе больше подойдет более нежный цвет, потому что у твоего лица цвет густых сливок.

Я улыбнулась.

- Нет, сегодня я хочу красный.

- Красный, так красный.


*****


Тем же вечером я вылила несколько ароматных масел, которые нашла в ванной комнате, в ванну и отмокала в восхитительно приятной шелковистой воде до тех пор, пока она не остыла. Потом я быстренько вымыла волосы и вылезла.

Я включила это удивительное изобретение под названием фен, и вскоре мои волосы спадали вниз по моей спине мягкими волнами. Затем, не надев нижнее белье, я скользнула в черное платье. Ранее Мисти принесла мне помаду, и я очень аккуратно, не спеша накрасила губы.

Преображение было потрясающим. Я поразилась этому. Мои губы выглядели большими и полными по отношению к остальной части моего лица. Мой рот, казалось, вот-вот спрыгнет с моего лица. Я задалась вопросом, а что если Мисти была права в своих советах насчет нежности цветов помады. Я улыбнулась сама себе. Нет, я не хочу быть нежной и сладкой, я хочу выглядеть смело и сексуально.

Я выбрала красные туфли, подходящие к черному. Они были с очень высокими каблуками, но у меня не возникло никаких проблем с ходьбой на них. Хотя, спускаясь по лестнице, я все-таки была вынуждена держаться за перила вплоть до последней ступеньки. Войдя в столовую, я удивилась, увидев на столе вазы с кроваво-красными розами и зажженными канделябрами. Мистер Феллоуз повернулся ко мне, и его брови поднялись до уровня его залысины.

- Я нормально выгляжу? – спросила я, нервничая.

- Ты просто загляденье, девочка, - тепло ответил он.

- А красная помада… не слишком красная?

- Нет. Идеально.

- Я надеюсь, Гай тоже так подумает.

- Да он просто сумасшедший, если не согласится.

Я засмеялась, но мой смех угас от звука шагов за дверью. Я повернулась и увидела Гая, стоящего там. Он был неподвижен. Мы пристально смотрели друг на друга. Внезапно что-то появилось в его глазах, но оно так же быстро исчезло, и я уже не могла быть уверена, что действительно это видела. Я неуверенно улыбнулась. Его чувственные губы тоже дрогнули. А в его маске отражались огоньки зажженных свечей.

- Спасибо за платья и туфли.

Он вошел в комнату и встал в футе от меня. И, протянув руку, коснулся моих губ.

- Помада, - сказал он изумленно.

- Мисти од…

Он остановил меня, прислонив палец к моим губам.

- Ты выглядишь потрясающе.

Чем дольше он смотрел на меня, тем сильнее мою кожу покалывало, и небольшая волна жара заструилась по моему телу, скапливаясь в моей сердцевине. Я с трудом сглотнула, а он положил руку на мою талию и направил меня в сторону моего места. Я села, наблюдая, как он занял свое с легким изяществом. Гай был одет в серую шелковую рубашку, белый смокинг и черные брюки. Он выглядел очень уверенно и утонченно. Мистер Фэллоуз налил вина сначала в мой бокал, а затем в его. Гай поднял свой бокал.

- За помаду.

Я подняла свой.

- За помаду.

Мы выпили. По какой-то непонятной причине я нервничала. Я поставила бокал, а мистер Феллоуз покинул комнату, чтобы принести первое блюдо.

- Мисти сказала, что ты видела призрака.

- Ммм.

- Что за призрак? – с любопытством спросил он.

- Женщина. Я никак не могу рассмотреть ее лицо.

- Она тебя пугает?

- Нет, такое ощущение, что я связана с ней… немного.

- Что она делает, когда появляется?

- Она плачет по своему ребенку.

Он напрягся, его взгляд вдруг стал мрачным.

Я поспешила добавить:

- Мистер Феллоуз сказал мне, что это, возможно, была графиня Изабелла. Ее ребенок умер, и несмотря на то, что она оставила указания, чтобы ее сердце вырезали и похоронили вместе с ее ребенком, ее муж не сделал этого, и поэтому она до сих пор беспокойно скитается.

- Это звучит словно готический миф.

- Нет, так написано на ее надгробии. Она просила об этом. Мы должны выкопать кости ребенка и захоронить их вместе с ее костями.

Он посмотрел на меня так, будто я спятила.

- Я не буду делать ничего подобного.

- Это то, чего она хочет, - настаивала я.

Мистер Феллоуз вошел с первым блюдом. Он поставил тарелку с едой, слишком красивой, чтобы ее есть, и сказал:

- Хвосты лангустов с пармезановыми клецками и трюфельной эмульсией.

- Приятного аппетита, - сказал Гай.

- Приятно аппетита, - ответила я, и мы съели это и выпили вино, а потом пили чай с жасмином и ели копченую оленину, консервированные ягоды черники и черный чеснок.

Когда ужин закончился, мистер Феллоуз пожелал нам спокойной ночи и ушел, закрыв за собой дверь.

Гай встал, подошел ко мне и, потянув меня за руку, поднял с места. Воздух вокруг нас мгновенно изменился. Я посмотрела ему в глаза. Желание, горячее и настойчивое, пылало в них.

Он стянул вниз лиф моего платья, выставляя мою обнаженную грудь на свое обозрение, и, подняв меня за талию, положил на стол, осторожно опуская  на его поверхность, пока я не легла так, что мои ноги свисали с края.

Не отрывая от меня глаз, он принес бутылку шампанского из ведерка со льдом и не спеша вылил содержимое бутылки на меня. Охлажденная жидкая пена забрызгала мою грудь и грудную клетку. Я ловила ртом воздух, мои мышцы сжимались и сокращались от холода, и он, наклонив голову, слизывал и всасывал холодныепузырики с моей кожи. Его рот и язык были настолько горячими и волнующими на моей охлажденной коже, что мои бедра стали влажными от возбуждения.

Он захватил зубами мой сосок, и я задрожала с головы до ног от предвкушения и возбуждения. Он практически до боли прикусил его и потянул вверх, потянув тем самым меня за собой, пока я не выгнулась и неустойчиво оперлась на локти. Его зубы выпустили мой ноющий сосок. Дыхание, которое я задержала, вырвалось из меня со стоном.

- Мне нравится, когда ты стонешь.

Я медленно облизала губы.

- Покажись мне, - потребовал он хрипло.

Я сжала пальцами материал своего платья на уровне бедер и медленно, дюйм за дюймом, потянула его вверх по моим бедрам. Его глаза были прикованы к моему движущемуся подолу. При виде моей обнаженной киски его глаза быстро встретились с моими.

- Отлично, - сказал он.

Я ничего не ответила.

- Что же дальше?...

Я подняла обе ноги вверх, уперлась туфлями ему в грудь и затем позволила своим ногам раскинуться в стороны.

Он засмеялся.

- А ты быстро учишься, - сказал он, жадно глядя на мою открытую киску.

Холодный воздух обдувал мои слегка набухшие обнаженные губки.

- Прекрасная, - тихо проговорил он и посмотрел мне в глаза. Его глаза были подобны двум огонькам. Раскаленные и золотистые. Они были восхитительны и прекрасны. Осознание того, что я выставлена ему напоказ, еще больше возбудило меня, и моя киска начала пульсировать.

Кончики его пальцев приземлились на внутреннюю сторону моих бедер. Они легко двигались вверх. Там, где они касались меня, моя кожа горела. Он задержался прежде, чем достиг моей пульсирующей сердцевины.

- Чего ты хочешь, маленькая чайка?

Я покачала головой, не в силах произнести ни слова.

- Нечего сказать?

Я покачала головой.

- Ты знаешь, чего я хочу?

Я снова покачала головой.

- Я хочу удерживать тебя открытой и вылизывать на протяжении многих часов. А затем я хочу, чтобы ты кончила мне в рот, хочу испить все твои соки, а потом трахать тебя до тех пор, пока ты не начнешь всхлипывать.

Я закусила губу.

- Слишком грязно для тебя?

Я отрицательно покачала головой.

- Я тоже так думаю.

Он наклонил голову и начал лизать и сосать мою киску, пока я не взорвалась и не кончила ему в рот. Как и обещал, он вылизал все и снова начал свою пытку с настоящим и неистовым голодом, пока я не начала истекать, пока не стала опьяненной ощущениями и пока не начала думать, что мое тело больше не сможет вынести и секунды его языка.

- Пожалуйста, - умоляла я, мой голос прозвучал подобно легкому ветерку.

Его пальцы сжали мои бедра, и его сильные руки потянули меня к самому краю стола.

- Ты чертовски сексуальна, - пробормотал он и погрузил свой толстый, твердый член в меня, снова и снова трахая, пока я не начала всхлипывать от освобождения.

Я лежала на столе, истощенная, с затуманенным разумом, с платьем, собранным вокруг моей талии, волосами в беспорядке, обнаженной грудью, широко расставленными ногами и его вытекающим из меня семенем. Он смотрел на меня остекленевшим взглядом, пока натягивал брюки и застегивал их. Интересно, как я выглядела. Скорее всего, как сексуальная рабыня, которую только что по полной использовал ее хозяин.

Он посмотрел на мои раздвинутые ноги, и я увидела, как в его глазах снова вспыхнуло желание, такое же сильное, как и в самом начале ночи. Я дождалась, когда он встретится со мной взглядом.

- Ничего страшного, если ты не хочешь помочь моему брату, но ты можешь хотя бы позволить Мисти отправлять письма, которые я буду ему писать?

Я увидела, как выражение его глаз изменилось. Но все исчезло, как только я моргнула. Его взгляд как будто закрыли шторками, он стал пустым. Гай двигался с убийственной грацией, быстро уходя от меня. В дверях он обернулся, но не полностью.

- Отдай мне завтра конверт.

И ушел прежде, чем я успела его поблагодарить.


Глава 19 Хоук

Я поднимался по крутой лестнице башни на самый верх. Открыв дверь, на мгновение остановился в дверях, всматриваясь. Это была пустая комната, в которой стояли лишь узкая кровать, деревянный стол и стул, но это было место, которое приносило мне успокоение в прошлом. Когда я только въехал в этот замок, то провел большую часть своих дней здесь. Одинокий и пьяный.

Это были мрачные дни.

После аварии, когда внешний мир стал сильно отличаться от привычного, стал слишком пугающим для восприятия, я часто сидел за этим столом и пил до тех пор, пока не переставал чувствовать боль. Затем я ложился на эту неудобную кровать со сломанными пружинами, закрывал глаза и полностью очищал свой разум, представляя парусник в открытом океане. Вся моя концентрация была полностью направлена на ветер в моих парусах, чтобы удержать лодку в вертикальном положении и нестись по волнам.

Там никогда не было никого, кроме меня. Я никогда ни в ком не нуждался, пока был в открытом океане, лишь жар полуденного солнца опалял мою кожу. Вся моя боль, тревоги, страхи и внушающая ужас ярость просто исчезали на несколько часов. В маленькой лодке был только я, совершенно свободный и связанный со стихией.

Но те мрачные дни прошли, и у меня уже не было необходимости приходить сюда.

Я закрыл дверь и подошел к столу. На нем было только два предмета. Бутылка бурбона и бокал. Я сел за стол и налил себе выпить. Выпив, я с удовлетворением ощутил жжение внутри и налил еще. Несколько капель алкоголя пролилось на стол. Я рассеянно стер их пальцем. Сегодня боль была. Новый вид. Свежая боль.

Я дотронулся до своего лица: было мерзкое ощущение. Кожа плотная и жесткая, ничего не чувствующая – каждое нервное окончание поджарилось. Я хорошо помнил, как моя кожа стала закручиваться, подобно страницам горящей книги. Долгое время я даже не хотел смотреть, как выглядит мое лицо, или прикасаться к нему. Изменения были слишком радикальными. Я считал, что меня больше никогда не будет волновать то, как я выгляжу. Но теперь моя внешность снова имела значение. Из-за нее.

Чем сильнее я ее отталкивал, тем больше загонял себя в ловушку.  Меня влекло к ней, как никогда к кому-либо или чему-либо. Мне хотелось проникнуть в ее чистую, невинную, как у ребенка, душу и отдохнуть там какое-то время, но я знал, что это только уничтожит меня. Ее лицо промелькнуло в моем сознании.

Я выпил залпом большой шот, а за ним еще один. Мне не хотелось думать о ней.

Все это - чертова бестолковщина.

Выпив полбутылки, я лег на кровать, закрыл глаза и снова услышал яростное колыхание парусов лодки, звук воды, бьющейся о корпус. Свежий запах океана и полная свобода. Я посмотрел на небо и увидел чайку, кружившую надо мной. Я резко распахнул глаза. Такого никогда раньше не случалось. Я всегда был один. Всегда держал все под контролем. Там никогда не было никого, кроме меня и стихии. А теперь, она исказила мое единственное безопасное убежище.


Глава 20 Лена

Следующим утром, проснувшись рано, я села писать письмо Николаю. Оно получилось длинным, целых пять страниц. Я понимала, что отец никогда не позволит ответить на него, но это было неважно: лишь бы брат знал, что я не забыла о своем обещании. Я запечатала конверт и пошла завтракать. Внизу лестницы я встретила Сиба, выходящего из кухни. Он завилял своим большущим хвостом, понюхал мою руку и лизнул, а потом посмотрел на меня взглядом попрошайки.

- Я позже дам тебе что-нибудь, - пообещала я, погладив его по голове. Подняв глаза, я увидела наблюдающую за мной Мисти.

- Ты подружилась с ним, - сказала она с недоверием в голосе.

- Да, когда мы были маленькими, мой брат и я подружились с волчонком, - я улыбнулась. – Так что я лажу с большими дикими животными.

- Ух ты! Твоя жизнь, наверное, была похожа на фантастическое приключение, - весело сказала она.

Она и понятия не имела...

- Это не так, - тихо ответила я. И мой тон дал ей понять, что у меня нет ни малейшего желания говорить о своем прошлом.

Вместе мы вошли в совмещенную с кухней столовую.

- Ты увидишь сегодня утром Гая? – спросила я у нее.

- Ага, как раз собиралась идти в его кабинет и отдать ему отчет.

Отчет. Интересно, что за отчет она собиралась ему отнести, но Мисти категорически отказывалась давать мне какую-либо информацию относительно Гая.

- Можешь отдать ему это письмо? Мне бы хотелось, чтобы его отправили как можно скорее.

Она взяла письмо и посмотрела на него.

- Россия?

- Да, оно для моего брата.

- Понятно. Хорошо. Я отдам ему письмо сегодня же. Он сможет отправить его с обеденной почтой.

- Спасибо, - я улыбнулась ей. Я была так счастлива. Это прогресс. И у меня был план. Если я найду способ заработать немного денег, продав кое-что из своей одежды или выполнив какую-нибудь работу, то заберу Николая из России. Я понятия не имела, как уладить вопросы с паспортом, визой или его билетом на самолет, но я была уверена, что со временем я смогу воссоединиться со своим братом.


*****


Начался дождь, и я решила исследовать восточное крыло замка. Мисти сказала мне, что именно там находится бальный зал. Двойные двери со скрипом открылись, его пустая темнота интриговала и притягивала меня. Я увидела выключатели, но не воспользовалась ими. Вместо этого я вошла в гулкую темноту и попыталась представить себе, как это место выглядело во времена Изабеллы.

Звук моих шагов по старинной плитке был единственным в необыкновенной тишине. Представив, что в зале звучит музыка, я подняла руку так, будто положила ее на плечо мужчины, и, держась другой рукой за воображаемую ладонь, начала кружиться в танце.

Я услышала какой-то звук, а когда повернулась, чтобы посмотреть, что это, меня схватили. Я закричала. Рука в перчатке накрыла мой рот. Я сразу узнала ее. Откинувшись немного назад  прямо на твердую грудь, я успокоилась.

Наверное, прошло всего лишь несколько секунд, но было такое ощущение, что минула вечность, пока мы смотрели друг на друга в полной тишине. Затем я моргнула, и момент разрушился.

- Окажешь мне честь первого танца?

- Да.

Он обнял меня за талию и притянул к себе так, что мое тело тесно прижалось к его жестким мышцам. Мой рост - пять футов девять дюймов (прим. перев. – примерно 180 см), но даже при этом он возвышался надо мной, заставляя чувствовать себя маленькой и беззащитной. Он начал двигаться, поощряя меня к тому же. Полностью доверяя ему, я подчинилась. Сначала наши движения были медленными и осторожными, поскольку наши тела еще привыкали двигаться вместе, но вскоре он закружил меня так быстро, что я почувствовала легкое головокружение. Я посмотрела ему в глаза и почувствовала себя в полной безопасности; такое ощущение, что ничто не сможет навредить мне здесь. Я стала частью его, чувствовала каждый его вдох и выдох, он вел, а я точно отражала каждый сделанный им шаг.

- Ах, Лена, - прошептал он рядом с моим ухом. Его голос заставил меня дрожать от предвкушения. Он остановился и начал целовать мою шею. Из меня вырвался стон, и я с шумом дышала сквозь зубы. Я хотела его. Хотела так, как никого другого. Каждым своим дюймом я жаждала его.

- Скажи мне, чего ты хочешь? – прошептала я.

- Я хочу, чтобы ты встала на колени и «выдоила» меня.

Я встала на колени и, нащупав молнию его брюк, расстегнула ее. Он был твердый, как камень. Я поцеловала упругую, напрягшуюся плоть чуть выше резинки его трусов. Тепло его кожи растворилось во мне и послало сладостное покалывание вниз по позвоночнику. Я вспомнила ощущения, которые испытывала, когда он целовал меня между ног, и, достав его из боксеров, с нежностью поцеловала кончик твердой длины.

Он сделал резкий вдох.

Я скользнула по всей его длине своими раскрытыми губами и сильно всосала его. От такой силы мои щеки впали. Он стонал и поглаживал меня по волосам, а его рука в перчатке удерживала меня за плечо. Я посмотрела на него снизу вверх и увидела, как жадно он наблюдал за тем, как его длина с шумом погружалась в мой ненасытный рот.

Я двигалась, медленно увеличивая темп, пока его член не увеличился в моем рту настолько, что, я знала из опыта, он был почти на грани. Мой рот порхал быстрее и быстрее вдоль его члена. Затем он начал толкаться бедрами так, как делал это, когда трахал меня. От ощущений его члена глубоко в моем горле я начала давиться. Он продолжал удерживать мою голову, пока не кончил горячими струями густой соленой спермы. Я проглотила все до единой капли и в течение нескольких секунд не убирала его полутвердый член из рта.

- Мне хочется засыпать с членом у тебя во рту, - сказал он.

Тогда я снова начала нежно сосать его. Он задрожал, мгновенно откликнувшись, поэтому я продолжила. К моей радости, он сильнее затвердел. Естественно, это заставило меня сосать его сильнее, и он тут же отреагировал. Он вытащил из моего рта свой полностью вставший член. Поднял меня и подтолкнул к стене.

- Обопрись руками.

Я оперлась о стену и почувствовала, как его руки двигаются по моему телу и расстегивают верхнюю кнопку на моих джинсах, молнию, а потом джинсы и трусики начали скользить вниз. Он присел на корточки и, подняв мою ногу, совсем снял их.

Затем он расставил мои ноги и, приподняв мои бедра, вогнал свой член, начав вбиваться в меня с такой силой, что я чуть не потеряла способность думать. Я - просто животное, которое трахает другое животное. Он зарычал мне в ухо. Первобытный звук, который вырвался из глубин и отразился в огромной, пустой комнате.

В этот момент моя плоть задрожала и дернулась, когда прилив ощущений взорвался между ног, и я кончила. Глубоко внутри меня он тоже кончил. И снова и снова кончал. Я бы упала, если бы он не прижимал меня к своему телу. Я прислонилась к нему и медленно приходила в себя.

- Мы кончили в унисон, - негромко заметил он.

- Да, это было восхитительно.

Я не хотела двигаться. Я хотела, чтобы мы оставались в такой близости вечно. Но он очень осторожно развернул меня и, присев, продел мои ноги в трусики и потянул их вверх. Он одел меня, как ребенка, и поцеловал в макушку.

- Мне нравится, как эти завитки влажных волос прилипают к твоему лицу, - прошептал он.

Я тихонько подула на его глаза. И сразу же почувствовала, как напряглись его мышцы.

- Что ты делаешь?

- Когда я была маленькой девочкой, ночью мама спрашивала меня: «Как же Иаков почувствовал запах Иосифа?» И, хоть я и знала ответ, я качала головой, чтобы она снова смогла мне это рассказать. «Точно так же, как твой запах доходит до меня. По ветру», говорила она и дула мне в глаза. «К тому же легкое дуновение делает глаза чище», - шутила она.

- Ты очень сильно любила свою маму, не так ли?

- Да, - без промедления ответила я.

- Ты никогда не говоришь о своем отце.

- Я ненавижу его.

- Он бил тебя?

- Никогда. Он ни разу не ударил никого из своих детей. Но в этом не было необходимости. Мы и так повиновались ему во всем. Мы с самого детства знали, что он был безумцем. Он любил мою маму и даже плакал, когда она умерла, но все же он готов был опустить в кипяток ее руку, в то время как ее дети в ужасе смотрели на это.

- Что?

- Да, он сделал это, чтобы наказать меня.

- У тебя и в самом деле была отвратительная жизнь?

- Да.

- Ты... Неважно. Увидимся за обедом, - сказал он, разрушая нашу хрупкую близость, и повернулся, чтобы уйти.

Я схватила его за руку.

- Я – что, Гай?

- Ничего, - солгал он.

Я смотрела, как его высокая, широкая фигура уходит от меня, и мне было грустно. Он казался таким одиноким. Таким недосягаемым. Я знала, что слишком многого хотела от него. Так много хотелось узнать о нем.

- Гай, - окликнула я его. Мой голос эхом разнесся по огромному залу.

Он остановился и повернулся лицом ко мне. В полумраке я встретилась с его глазами. Мне столько всего хотелось сказать, но в этот момент я не могла думать об этом.

- Включи, пожалуйста, свет, когда будешь выходить.

Он кивнул, подойдя к двери, щелкнул выключателем и ушел не оглядываясь.

Гигантские люстры свисали с потолков зала подобно ореолам облаков, нависших над полем. Я изумленно уставилась на них и представила гостей в великолепных одеждах, вальсирующих под этими ослепительными облаками огней. Тогда еще бархатные занавески глубокого сливового цвета не были такими поблекшими и в пятнах, а серые каменные стены не кричали об одиночестве их владельца.


Глава 21


Недели проходили необыкновенно. Дни я проводила, бесцельно блуждая по холодному, сырому замку или исследуя территорию в ожидании жарких ночей. Я нашла старый кассетный проигрыватель в библиотеке и полки с музыкальными кассетами 60-х, 70-х и 80-х годов. Когда я спросила о них Мисти, она сказала, что кассеты никому не принадлежат, и раз уж никто до сих пор ими не интересовался, теперь они могут быть моими.

Обрадовавшись, я принесла их в свою комнату. Звук немного шипел, и иногда катушка заедала, зажевывая ленту. Я аккуратно вытаскивала ее из аппарата, вставляла палец в середину катушки и медленно закручивала ее обратно. Несмотря на это я очень любила свой кассетный проигрыватель, а когда погода была плохой, я проводила часы, лежа на кровати в одиночестве и слушая музыку.

В тот день Гай улетел в Лондон на вертолете. Он не должен был вернуться до следующего дня. Я провела утро, блуждая по замку, и в итоге дошла до его кабинета. Я никогда не была там,  хоть мне и не запрещали. Я толкнула дверь, и, к моему удивлению, она открылась.

Кабинет был большой и слабо освещен, но в нем было теплее, чем в коридоре. Стены были совершенно голые и окрашены в белый цвет. Здесь стояли кушетка с зелеными и голубыми подушками и низкий шкаф с бутылками спиртного. Помимо этого, были еще стальной шкаф и очень большой письменный стол с черным кожаным вращающимся креслом, стоящим за ним. Поверхность стола была покрыта зеленой кожей. На столе ничего не было, кроме перьевой авторучки. Я подошла и села в кресло. Оно было очень удобным и настолько большим, что я могла бы свернуться в нем калачиком. Значит, вот где Гай делал все свои дела.

Один из ящиков привлек мое внимание. Он был немного приоткрыт. Будто Гай сегодня утром в спешке не до конца закрыл его. Я понимала, что не должна рыскать по его ящикам, но полудюймовая щель притягивала как магнит. Не думая о последствиях собственных действий, я зацепила край указательным пальцем и потянула его, открывая. Мой рот приоткрылся от шока.

В нем лежал конверт, адресованный Николаю, подписанный мной.

С секунду я не шевелилась. Я не могла поверить в то, что увидела. Я приподняла конверт и обнаружила под ним другие мои письма. Все пять. Он не отправил ни одного из них. Я взяла их в руки и посмотрела на оборотную сторону. Они были запечатаны, нетронуты.

Просто не отправлены.

Я почувствовала гнев, словно кипящая лава извергается у меня в животе. Почему? Почему он не отправлял мои письма? Зачем притворялся? Почему врал?

В коридоре послышался шум. Я поспешно положила письма обратно в ящик и закрыла его. Я чувствовала себя сбитой с толку и поставленной в тупик.

Шаги приблизились к двери, и Мисти вошла в нее.

- О… - сказала она удивленно.

- Привет, - негромко ответила я.

- Что ты здесь делаешь?

- Ничего, - сказала я и быстро поднялась.

- С тобой все в порядке?

Я глубоко вдохнула.

- Да. Ты не знаешь, когда вернется Гай?

- Завтра. Скорее всего, во время обеда.

- Хорошо. Благодарю.

Она посмотрела на меня с любопытством, но я прошла мимо, едва не задев ее. Меня трясло от гнева. Я чувствовала, что она повернулась, чтобы посмотреть на меня. Я не обернулась. Я шла по коридору в глухом оцепенении. Почему? Зачем он это делает? Что может быть плохого в моих письмах к Николаю?

Оказавшись в своей комнате, я долго не могла успокоиться. Я металась по ней подобно зверю в клетке. Достав мамины кружева из ящика, прижала их к своей щеке, но не почувствовала того утешения, которое должно было появиться.

Он обманул меня.

Погода на улице была ужасной, холодной и ветреной, но я больше не могла выносить эти толстые стены и ужасные мысли в моей голове. Я скользнула в пальто и выбежала через большие деревянные двери.

В тот день не было Сиба, следовавшего за мной повсюду. Он полетел с Гаем, чтобы его зубы почистил специалист в ветеринарной клинике в Лондоне.

Я была слишком несчастна и зла, мне хотелось побыть в одиночестве, вдали ото всех, но в то же время я желала, чтобы Сиб был рядом. Он не был человеком, но ему можно доверять. Мне отчаянно хотелось, чтобы он был со мной. Он первый, кто показал мне настоящую любовь. Он положил свою голову ко мне на колени и попытался утешить меня в тот вечер первого ужина с Гаем. Если бы он был здесь, то, конечно, последовал бы за мной. Не видя ничего вокруг, я начала уходить от замка. В конце прохода под аркой я посмотрела на холм.

Я мгновенно направилась к его подножию и начала взбираться наверх. Там, где склон был не слишком крутым, я быстро продвигалась по траве. Наконец я достигла выступа, где начала взбираться более решительно. Тяжело дыша, я прекратила карабкаться вверх и обратила свое лицо к небу. Вместо того чтобы почувствовать себя лучше, я ощутила еще больший гнев и боль. Казалось, все, что я делала, вело меня в никуда. Там некому было доверять, и никто не мог помочь. Я действительно поверила ему. Я думала, что он заботился, хоть как-то, хоть немного. Ровно столько, чтобы просто отправить письмо по моей просьбе.

Но он этого не сделал.

На моих глазах выступили слезы, но я не позволила им пролиться. Погода начала меняться. Поднялся ветер и бил своим холодным дыханием по моей щеке. Будто предупреждая. Но я стиснула зубы и игнорировала его. Свежий всплеск адреналина промчался в моей крови. Я усилила свою хватку и потихоньку двигалась вперед. Я хотела добраться до вершины этого холма или умереть, пытаясь это сделать. Ярость сделала меня безрассудной.

Больше на ощупь и инстинктивно я нашла точку опоры для рук и ног. Мышцы на руках и бедрах начинали серьезно болеть. Я посмотрела вниз, представила грандиозное падение и на секунду в самом деле почувствовала соблазн сделать это. Чтобы покончить со всем. Чтобы никогда больше не плакать и не тосковать по своему брату и не созерцать предательство Гая.

Но это мгновение прошло так же быстро, как наступило.

Я бы не сдалась. Я бы никогда не предала своего брата. Я дала обещание и намерена выполнить его. Так или иначе, я хотела найти способ помочь ему. Ничего, что мое сердце разрывается от боли – оно заживет. И я никогда больше не буду доверять Гаю.

Еще один порыв леденящего ветра врезался в меня, заставляя практически потерять равновесие. Я даже не заметила, насколько узким стал выступ. Впервые я почувствовала страх. Я могла разбиться насмерть, упав отсюда. Я знала, что должна спуститься.

Я поставила ногу назад, но вместо жесткой, твердой поверхности скалы переместила вес на липкую красную грязь, которая расползлась подо мной. Моя нога соскользнула, и на секунду я повисла, балансируя в воздухе, затем соскользнула вторая нога, и я начала падать. Ветки царапали мое лицо и руки, запутывались в моих волосах.

Ветер обдавал шею и тело. Я падала со скалы, размахивая руками, будто тонущая женщина, безумно цеплявшаяся за что-то, но тщетно. Я даже не могла открыть рот, чтобы закричать – страх парализовал мое тело. Я летела вниз со скоростью, которая, скорее всего, меня убьет.

Мой конец казался неизбежным.

Но как раз тогда, когда эта мысль промелькнула у меня в голове, мои руки ухватились за свесившуюся ветку дерева, которое росло на узком выступе. Я схватилась за нее обеими руками и, подтянувшись к выступу, легла так, как смогла – на бок, и повисла на ветке.

Каждый дюйм моего тела болел.

Я аккуратно подвигала ногой и ощутила резкую боль, пронзившую будто ножом мою лодыжку. Она была настолько сильной, что выбила из меня весь воздух. Я выругалась, когда хлопья снега начали тихо падать с потемневшего неба. Я потеряла шапку во время падения, и волосы, прилипавшие к вискам, уже стали влажными. Вскоре вся моя одежда станет мокрой. Мое лицо было в царапинах, а конечности казались одеревеневшими.

Я знала, что сначала холод притворится мягким одеялом, а затем просочится под мою кожу, охлаждая кровь и, подобно голодным крысам, прогрызет свой путь до самого мозга костей. Догадается ли Мисти отправить поисковую группу или она сочтет, что я вернусь позже? В любом случае, кого бы она могла послать? К концу ночи я, скорее всего, уже умру на этом скалистом выступе.

Будь ты проклят, Гай. Я верила тебе. Какой же глупой и наивной я была. Теперь я знала это, без всяких сомнений. Я была для него просто телом. Телом, которое он купил, чтобы использовать. Пустым местом. Моя личная трагедия ничего для него не значила. Он был еще хуже, чем мой отец. По крайней мере, отец никогда не лгал нам.

В этот момент я ненавидела Гая до глубины своей души.

И вдруг свежая печаль от несправедливости моей жизни вызвала слезы, которые потекли по моим щекам. Сожаление о Николае поднималось из самых глубин. Он ждал меня. Слезы, от которых я ранее отказалась, наполнили мои глаза. Я рыдала так сильно, что моя грудь заболела. Я плакала очень долго, и в конце концов полностью вымоталась – эмоционально, умственно и физически. Я была слишком уставшей и истощенной, чтобы сделать хоть что-нибудь, кроме как просто держаться. Я посмотрела на свои руки – они обледенели вокруг ветки дерева и были странного сине-серого цвета.

Я начинала чувствовать себя немного легче и необычно. Это было довольно приятно. Мой разум как будто отдалялся от тела. Больше не было ни холода, ни боли, ни страха. Я все еще могла смутно чувствовать твердый камень подо мной, звук свирепого ветра, бьющегося о скалы, но все это было таким далеким и как будто не происходящим со мной на самом деле.

Я подсознательно понимала, что не должна поддаваться этому необычному ощущению, но не могла бороться с ним. Я подумала о Гае, и вся злость исчезла, осталась только печаль. Он все равно предал меня. Он не заботится обо мне. Никогда не заботился. Не было никакого смысла держаться. Я перестала бороться и начала терять сознание.

Я закрыла глаза, и мой разум начал уплывать в пустоту, фактически в озеро небытия. «Должно быть, это смерть», – подумала я. В конце концов, моя смерть будет самой милосердной вещью после всего, что случилось.

Но потом произошла самая странная вещь. В мою сторону шла женщина. Это была не Изабелла. Я никогда в жизни не видела ее раньше. Она была высокой, с необыкновенным лицом: со слишком зелеными глазами, медово-коричневыми волосами и квадратной челюстью с маленьким острым подбородком, что делало ее похожей на кошку и полной решимости.

- Держись, - сказала она. Ее голос звучал подобно звону стекла. – Я только подожду ее, а потом уйду.

В ее голосе слышалась какая-то ужасная печаль. Мои глаза, дрожа, открылись. Здесь никого не было, кроме холода, снега, ветра, темноты и боли. Она не была реальной. Я поняла, что у меня начались галлюцинации. Ее голос и образ возникли в моей голове. Я начала безудержно дрожать. Зубы стучали. Потом я услышала голоса. Черная тень с горящими глазами маячила с располагающегося выше выступа. Сиб. Он лаял. Мелкие камушки скатывались с края скалы и ударялись об меня. Много голосов. Гай. Рен.

Затем лицо Гая в маске посмотрело на меня сверху вниз. Глаза у него были наполнены паникой и страхом и напомнили мне крылья летучей мыши с блестящей черной кожей, натянутой на кости. Меня затащили на более широкий выступ. Было приятно ощутить теплый, влажный язык Сиба на своем лице.

- Ты пришел, - тихо проговорила я сонно онемевшими губами и отключилась.

Гай нес меня на руках, когда я пришла в сознание. Мое холодное лицо соприкасалось с кожей его шеи. Я пыталась уцепиться за его тепло, за безопасность его твердых мускулов, но мои руки неуклюже свисали.

- Я с тобой, - сказал он в мои волосы, и меня снова унесло течением.

Когда я в очередной раз очнулась, то почувствовала, что моя лодыжка безумно пульсировала, но я была в восхитительном теплом коконе, завернутая в одеяла. Укрыты были даже шея и голова. Мои руки, казалось, перевязали. Я не могла вспомнить большую часть нашей обратной дороги. Я продолжала то приходить в себя, то снова терять сознание.

Гай сидел на стуле у изголовья кровати. Он выглядел напряженным, измученным и потерянным в его собственных глубоких мыслях. Я пошевелила пальцами в бинтах. Еле заметное движение заставило его гипнотические глаза посмотреть в мою сторону. Они впились в меня, тревожные, настороженные… и грустные. Вероятно, это беспокойство по поводу того, что его сексуальная кукла могла умереть на выступе и ему пришлось бы взять новую. Моя ярость вернулась, когда я больше не думала, что умираю.

- Теперь тебе ничего не угрожает, - сказал он. – Врач приедет, но я не думаю, что у тебя сломаны кости. Всего лишь царапины и ушибы, и вывихнута лодыжка. Хочешь попить чего-нибудь?

Я кивнула. Он открыл термос и налил что-то в кружку, а затем, добавив соломинку, поднес к моим губам. Я потягивала через нее горячий, сладкий чай, который стекал по моему пересохшему языку. Я медленно опустила голову. Каждая мышца болела, и я ужасно устала, но мой разум был бодрым, живым и полным вопросов.

- Что ты делала? Ты могла умереть там.

Его голос был на грани ярости.

- Почему ты не отправляешь письма? – прошептала я и вдруг почувствовала, как слезы текут по вискам.

Его глаза сузились, и я почувствовала ощутимое напряжение в его теле.

- А вдруг ты убежишь?

- Нет, если я сделаю это, они навредят Николаю.

Что-то промелькнуло в его взгляде. Гай стал неестественно неподвижным. Казалось, он даже перестал дышать.

- Что такое? В чем дело? – спросила я, напуганная его реакцией.

- Ничего, - сказал он и опустил глаза так, чтобы я не видела их выражения.

- Так почему ты не отправляешь мои письма? – снова спросила я.

- Сожалею, что не сделал этого, - его голос был напряженным.

Я нахмурилась, пребывая в замешательстве.

- Ты сожалеешь?

- Тебе нужно отдохнуть.

- Мне никогда не позволят покинуть этот замок?

- Я не могу отпустить тебя, Лена, - прошептал он.

И я пришла в ярость.

- Даже женщина, которая посадила меня в клетку и заставила меня подчиниться ее сексуальным требованиям, не заставляла меня нескончаемо мучиться.

Я услышала, как отодвинулся стул. Затем последовал приглушенный звук его обуви по потертому ковру. Его дыхание обдало мою шею, излучая тепло. И он прошептал мне на ухо:

- Я никогда не делал вид, что лучше, чем она.

Мой голос был тише шепота.

- Пожалуйста, позволь мне уйти.

- Я не могу, - тихо проговорил он, а затем его тепло исчезло. Я слышала мягкие звуки его шагов. Слышала, как он снова уселся на стул. И почувствовала пустоту внутри. Неужели это моя будущая жизнь? Неужели я никогда отсюда не уеду? Навсегда останусь его игрушкой? А как же Николай, если я даже не могу написать ему?

- Неужели ты не понимаешь, что я никогда не смогу быть счастливой здесь… без Николая. Он – это часть меня.

Глубоко в его горле послышалось рычание, как у животного, которое испытывает страшную боль и хочет отогнать того, кто приближается. Он поднял руку, будто собирался дотронуться до моего лица, но затем опустил ее. Это был жест поражения.

- Год. Ты сможешь уехать через год, - слова вырвались из него.

Будет ли Николай в состоянии прождать целый год? Нет, он не сможет. Я издала тихий звук.

- В чем дело? – спросил он.

- Мой брат… Он страдает в своем гнезде из шипов. Мой отец использует его. Мое письмо будет для него единственной радостью. Можешь ли ты позволить мне хотя бы писать ему?

- Ты можешь писать своему брату и отдавать письма Мисти, чтобы она отправляла их. Скажи ей записывать почтовые затраты как мелкие расходы.

Я кивнула. Но это все равно не казалось победой.

- Теперь отдыхай.

Год. Я закрыла глаза и практически сразу уснула. Пока я спала, у меня было такое ощущение, будто чья-то рука удерживала мою. Она была знакомой и сильной. Я вцепилась в нее, но утром я оказалась одна.


Глава 22


Через два дня я снова была в порядке. Несгибаемыми и покрытыми волдырями пальцами написала длинное письмо Николаю и отдала его Мисти.

- Я принесу тебе квитанцию, - сказала она.

- Ох, да, пожалуйста, - сказала я, радуясь, что наконец-то получу доказательство того, что мое письмо отправлено.

В тот же день я получила квитанцию. Адрес почтового отделения был вырезан из нее. Такое ощущение, что я не должна была знать, где нахожусь.

Моя лодыжка все еще была опухшей, но Мисти принесла мне костыли, и я могла ковылять по замку. Сиб частенько спал в моей комнате. Гай приходил ко мне порой по два или три раза в день, но между нами появилось какое-то новое напряжение. Всякий раз, когда он случайно касался моей кожи, я чувствовала, будто горю. Я быстро отдергивала руку, и, казалось, он был недоволен моей реакцией.

На третий день Гай пришел ко мне в комнату посреди ночи. Открыл дверь и встал в проеме. Он был одет в халат. Хоть я теперь и была настороженной и не доверяла ему, мое тело взывало к нему другого конца пустой комнаты. Я почувствовала, как у меня пересохло во рту от страстного желания. Я смотрела, как он медленно, будто крадучись, идет по комнате.

Возбуждающая энергетика теплой струйкой просочилась в мой живот. Дыхание вырывалось сквозь губы. Черт побери, я хотела этого мужчину. Я так хотела его, что чувствовала, будто мои внутренности плавятся.

Я смотрела на него широко открытыми жаждущими глазами.

Мои губы приоткрылись, когда он стянул одеяло и его взгляд опустился вниз, туда, где собралась моя ночная рубашка. Нежно он задрал ее выше и посмотрел на треугольник кружев, натянутый между моими бедрами. Он стащил мои трусики вниз по бедрам и очень осторожно по опухшей лодыжке. Затем взобрался на постель и раздвинул ноги.

- Черт подери, Лена, ты чертовски меня напугала, - хрипло пробормотал он, затем опустил голову, поместив свой рот на мой клитор, и всосал его так, как умирающий от жажды испивает из освежающего источника. Его пальцы впились в меня, и он двигал своим языком так быстро, что мое тело извивалось и билось, подобно выловленной рыбе. Я забыла абсолютно обо всем, кроме него. Я схватила его за волосы и, обвив ногами, направила Гая, притянув его лицо ближе к моей плоти. Я обернула свои бедра вокруг его головы и терлась открытой киской напротив его рта, удушая его и лишая подвижности. Волны ощущений прокатывались сквозь меня. Я застонала и задрожала от оргазма.

Он повернул меня на бок и лег позади. Его руки обняли меня за талию.

- Я хочу, чтобы мой член был так глубоко в тебе, чтобы ты чувствовала, будто он вырывается из твоего рта, - сказал он и подтянул мои ноги к груди так, чтобы его эрекция прижалась к моей влажности. А затем пронзил меня.

- Оох, - выдохнула я.

Прежде чем я смогла восстановить дыхание, он толкнулся глубже, и в моей голове возникла случайная мысль – он дома. Наконец-то.

- Ты скучала по моему члену?

- Да, - я стиснула твердый стержень внутри себя.

- Отлично, потому что я чертовски соскучился по твоему влагалищу.

Он двигался спокойно, в медленном и страстном ритме. Я чувствовала, как бьется его сердце, и едва различимые волны жара, исходящие от его пор, реализовали тайную фантазию, которая у меня была. Его пальцы переместились ко мне между ног и начали играть с моими влажными складками.

Я чувствовала холодную, гладкую маску рядом с моим виском и его ресницы, слегка касающиеся моей щеки. Каждая линия и фолликул каждого волоска на всем его теле шептали мне правду, и мое сердце болело, переполненное страстным желанием. Мягкий звук его дыхания дразнил мое ухо. «Теперь ты мне веришь?» - будто говорили они.

Тени в моей голове ожили, и меня охватила абсолютная уверенность в том, что я принадлежу ему. Он купил не только мое тело, но и мое сердце и душу. Я была его. Я имею в виду, что всегда была его. С самого моего рождения. Это походило на сказку, но было правдой. Моей правдой.


*****


Наступил декабрь, и все стали говорить о Рождестве. Они выглядели такими взволнованными. Я изумленно слушала. Было похоже, будто это самое особенное время. Рождество в России празднуется седьмого января, и мы не считали его столь же важным, как Новый год или Пасху. Мама рассказывала мне, что в Москве они ставили елки и украшали их мишурой и гирляндами.

Я спокойно слушала их планы. Наши с ними традиции казались такими разными. Миссис Литтлбелл пекла пироги с цукатами и орехами и складывала их на хранение в герметичные контейнеры. Рен говорил о том, чтобы поставить елку. Мисти придумывала оформление для нее.

- Здесь у нас будет елка? – спросила я.

- Ну, Гай не празднует Рождество, но у нас всегда стоит маленькая елочка в зале для завтрака. Мы кладем все подарки под нее и обмениваемся ими в рождественское утро. Затем миссис Литтлбелл готовит для всех нас совершенно особый рождественский ужин с огромной индейкой, которую нам никогда не удается доесть до конца.

Я нахмурилась.

- Все вы обмениваетесь подарками?

Мисти закусила губу.

- Да, но мы знаем, что у тебя нет денег, так что тебе не нужно ничего нам дарить.

Я стала ярко-красной от стыда.


*****


За ужином тем же вечером я приперла Гая к стенке.

- Все будут обмениваться подарками на Рождество, но у меня нет денег, чтобы кому-то что-то купить.

- Рождество? – проговорил он медленно, его взгляд вдруг стал пустым и мрачным. Выражение боли читалось в его глазах.

Я смотрела на него, удивленная внезапным проявлением муки.

- Разве ты не празднуешь Рождество?

- Нет, - сказал он, а затем произнес более мягко. – Больше нет.

- Почему?

Он проигнорировал мой вопрос.

- Значит, ты хочешь обменяться подарками с персоналом?

- Да.

Он кивнул, его рот скривился в подобии улыбки.

- Неплохая идея. Составь список всего, что тебе надо, а я поручу своему секретарю разослать их.

Я счастливо улыбнулась. Я точно знала, что хотела бы подарить каждому из них.

- Могу ли я сама выбрать оберточную бумагу?

Он посмотрел на меня с удивлением.

- Ты хочешь обернуть свои подарки?

- Конечно.

- Почему?

- Потому, что так будет интереснее.

- Понятно. Тебе нравится Рождество?

- Да, на самом деле я жду всего этого с нетерпением. Моя семья никогда не праздновала Рождество. У нас никогда не было подарков и елки, даже при том, что мы жили рядом с еловым лесом. Мисти сказала, что у нас будет небольшая елка в зале для завтраков. И мы все собираемся поставить наши подарки под нее. И еще у нас будет на ужин индейка. Ты не хотел бы к нам присоединиться? – спросила я взволнованно.

Какое-то время он молчал и просто смотрел на меня. А потом сказал:

- Это не очень хорошая идея. Но ты иди и повеселись.


*****


Большим и приятным сюрпризом стало то, что два дня спустя на красном тракторе, который больше был похож на сани Санта Клауса, привезли двадцатифутовую рождественскую елку. Мы все вышли наружу, чтобы посмотреть, как четверо мужчин выгружают дерево. Миссис Литллбелл думала, что это какое-то безумие, Мисти и я были вне себя от волнения, а Сиб рычал на дерево. Дотащить дерево до среднего зала оказалось самым легким. Поднимали елку и ставили ее основанием в подготовленную прочную, толстую, крестообразную подставку не только эти четверо мужчин, но еще и мистер Фэллоуз и Рен. В конце концов, елку все-таки поставили.

Они включили гирлянду, чтобы убедиться, что все правильно работает, после чего ушли, а мы с Мисти хихикали, как две школьницы. Это изменило атмосферу всего замка, который больше не походил на мрачный и темный, а был подобен дворцу из сказки. Спускаясь по лестнице на ужин в своем длинном белом платье, я чувствовала себя сказочной принцессой.


Глава 23


До Рождества оставалась неделя. Миссис Литтлбелл испекла пироги с мясом и начала подготавливать кое-что из деликатесов на наш рождественский стол. Рождественские украшения, которые заказала Мисти, доставили, и мы практически уже украсили комнату для завтрака, но, когда нам оставался только известковый камин, у нас закончились зеленые ветви для украшения.

- Ничего страшного, - сказала Мисти.

Но я вспомнила, что видела в комнате Изабеллы зеленые кружева. Они просто идеально заполнили бы то пустое пространство. Поэтому я прибежала в ее комнату и достала кружево из сундучка, стоящего возле камина, но в это время заметила, что из него сквозит не холодным воздухом, а теплым. Затем я увидела еще кое-что странное. В отличии от других каминов в замке, здесь на камне не было следов копоти. Я присела на корточки, посмотрела в дымоход и была шокирована, потому что увидела отверстие в противоположной стене. Если я залезу в дымоход и привстану, то смогу увидеть, что находится внутри темного входа.

Наполненная чувством азарта, я залезла в маленькое пространство и привстала. К моему удивлению, это был секретный проход в виде соединительного тоннеля. Там было темно и полно паутины.

Я вернулась в свою комнату, чтобы раздобыть фонарик, затем возвратилась и залезла в темноту. Я ползла по небольшому квадратному тоннелю, должно быть, около пяти минут, пока не добралась до другого - пересекающего прежний. Он был больше, и в нем можно было стоять. Я встала и пошла по нему, пока не наткнулась на то, что было похоже на деревянную дверь. Я нашла ручку, открыла дверь и поняла, что она была скрыта за большим гобеленом.

Отодвинув гобелен от входа, я вышла из-за него и оказалась в той части замка, в которой никогда не бывала. Комнатка была небольшой, а пол был сделан из каменных плит. Повсюду была церковная атрибутика. Я толкнула еще одну деревянную дверь и оказалась в своего рода часовне. Выйдя из нее, я наткнулась на винтовую лестницу. Я поднялась по ней на второй этаж и, дотронувшись до дверной ручки, почувствовала на себе холодную руку. Это меня ошеломило, волоски на руках встали дыбом. После я постоянно задавалась вопросом, что произошло бы, прислушайся я к предупреждению этой руки. Если бы я не упорствовала и не открыла дверь. Какой была бы моя жизнь, если бы я не подсмотрела за журавлем, прядущим шелк?

Я открыла дверь.

Перед моим взором предстало самое странное зрелище. Мой рот приоткрылся. Это было гораздо хуже… гораздо хуже того, как журавль создавал шелк из своих собственных перьев. Плотные шторы были полностью раздвинуты, и хоть снаружи еще было светло, комната была слабо освещена спокойными голубоватыми огоньками. В ней стояли всевозможные виды мигающих машин и медицинского оборудования, почти как в больничной палате.

Также были две металлические кровати с перилами по бокам и двумя людьми на них. Один человек был поменьше, а другой – взрослый. Это оказались женщины, лысые и настолько странноизуродованные, что я раньше подобного не видела. Их веки, казалось, были зашиты.

Я пронзительно закричала и тут же закрыла рот рукой.

Я не хотела кричать. Но эти две фигуры на кровати никак не отреагировали на меня. Я прерывисто дышала,  сердце дико стучало в груди. Я подошла ближе к двум покрытым ужасными рубцами фигурам. Многочисленные трубки торчали из их тел. Комната была наполнена звуком аппарата искусственного дыхания.

Пока я стояла и в шоке смотрела на них, дверь распахнулась и в проходе появился Гай. От моего лица отхлынула кровь. Тогда я поняла. Я забрела в запретную западную башню. Я зашла туда, куда не должна была.

Моя первая реакция была как у нашкодившего ребенка, которого поймали. Я начала бормотать в свое оправдание:

- Я не знала, что это была западная башня. Я пошла по секретному проходу. Мне очень жаль, я… Я вернусь так же, как и пришла. Я ничего не трогала.

Он отрешенно посмотрел на меня.

Я замолчала.

- Знакомься: Мередит – моя жена, и Тиа – моя дочь.

Мои глаза широко распахнулись.

- Мы ехали на рождественскую вечеринку. Мы взяли две машины, потому что я не собирался долго там оставаться. Вечеринка была у друзей Мередит, поэтому она ехала впереди, а я за ней. Это произошло настолько быстро – внезапно появившийся встречный автомобиль, въехавший в их машину. Это была не просто авария. Они столкнулись с грузовиком, перевозившим нефть. Был взрыв. Огонь быстро распространился, - он вздрогнул и поморщился от воспоминаний. – Я не смог их вовремя достать.

Его руки сжались в кулаки.

- На протяжении двенадцати недель врачи и медсестры пересаживали кожу с мертвых людей на них, вливали галлоны медикаментозных жидкостей и электролитов в их тела, высасывали сажу из легких, пронзали штифтами их плоть, чтобы скрепить их разбитые кости, защищали их тела от червей, питавшихся омертвевшей кожей и тканями, разрывали снова и снова слои плоти, чтобы не позволить внутренним органам перестать работать. Но медицина больше ничего не может для них сделать. Поэтому я привез их сюда. Здесь им ничто не грозит, и за ними ухаживает Мисти.

Не было ничего, что я могла бы сделать или сказать. Мой разум был совершенно опустошенным.

- Ты думаешь, они уродливы? – его голос был мягким и вкрадчивым.

Я покачала головой, но это была ложь. Конечно, они были уродливыми. Ужасно уродливыми. Было практически невозможно взглянуть на такие повреждения и не отскочить в ужасе. Они были настолько сильно травмированными и искорёженными, что едва походили на людей.

- Ну, моя дорогая, я такое же чудовище, как они, - сказал он и снял маску.

Не уступая его глубоким, темным, пронзительным глазам и длинным, закрученным ресницам, его лицо было столь же прекрасным: таким точеным, таким смертельно красивым, что едва выглядело реальным. Но это только с одной стороны. Другая сторона была искривленной, искромсанной, деформированной. Большая часть его щеки была белой, красной, неровной и абсолютно сгоревшей.

Он прикоснулся к своей щеке здоровой рукой.

- Мне пришлось прижаться лицом к раскаленному металлу и терпеть, пока он прожигал мою кожу, мышцы, сухожилия и пока тлели мои кости, чтобы я смог вытащить Тию.

Мой рот приоткрылся. Но не по той причине, по которой подумал он. Не от ужаса. А от изумления. Я сразу поняла, что шрамы не имеют значения. Меня они не беспокоят. Я любила его всем своим существом. И он не был уродливым. Вовсе нет.

Но в одно мгновение я увидела, как он стал таким опустошенным, таким безутешным, что это потрясло меня до мозга костей. Я замерла так же, как в тот день, когда мой отец опустил в кипяток руку моей матери. В те несколько секунд наша жизнь изменилась.

Мисти ворвалась в комнату, тяжело дыша. Должно быть, она бежала вверх по лестнице. Она не смотрела на меня. Все ее внимание было приковано к Гаю. Было такое ощущение, что она ждала, пока он скажет что-то. Он отвернулся от меня и ударил своими руками по стене, его плечи, большие и крепкие, вздымались, когда он пробормотал:

- Сделай это.

Что сделать? Я уставилась на него.

Отказываясь взглянуть на меня, он открыл дверь и вышел.

Я не могла понять, что происходит. Я не могла никак отреагировать. У меня был шок. Все, казалось, происходит слишком быстро. Будто под водой. Я открыла рот и почувствовала, как Мисти схватила меня сверху за руку. Я обернулась, чтобы посмотреть на нее, но не могла поверить своим глазам.

Она держала в руках шприц.

И даже тогда я ничего не предприняла.

- Что ты делаешь? – глупо спросила я.

Она воткнула иглу в мою плоть с точностью эксперта. Мисти была медсестрой, пришла я к заключению с удивлением. Игла вышла из моей плоти. Мои глаза были направлены на нее.

- Я люблю его, - прошептала я ей. - Пожалуйста… Мисти, не позволяй ему отослать меня… Пожалуйста, не… Помоги мне… - а потом меня поразила мысль. Я посмотрела на нее с абсолютным пониманием. – Ты заранее подготовила шприц.

- Я всегда знала, что в конце концов ты окажешься здесь, - сказала она очень тихо, и ее глаза сверкнули ненавистью.

Потрясенная, я повисла на ней, но сознание покидало меня; мои пальцы стали словно сливочное масло - мягкое и тающее. Она с нежностью погладила мою спину - действие, полностью противоречащее ненависти, светящейся в ее глазах. Моя последняя мысль была глупой, но… мы должны были обменяться подарками на Рождество. Потом пришла темнота. Такая тихая и глубокая.


Глава 24


И ты позволил ей уйти…

Ты видишь ее, когда засыпаешь,

Но ее не коснуться и не удержать,

Потому что ты слишком сильно любил ее

И ушел в это чувство с головой…

— Passenger, «Let Her Go»


Первое, что я увидела, когда открыла глаза, это лицо женщины. Она с любопытством смотрела на меня, но как только наши глаза встретились, она отвернулась. Я сидела, прислонившись к стеклянному окну. И сразу же поняла, что находилась в движущемся поезде. В панике я выглянула в окно и увидела проносившуюся мимо сельскую местность.

В мой рот как будто натолкали ваты.

Осмотрев себя, я увидела, что была одета в те же вещи, что и прошлым вечером, только сейчас на мне еще было мое синее пальто. Ошеломленная, я осмотрелась. Нигде не было ни сумки, ни чемодана. У меня даже не было сменного белья. Я похлопала по карманам своих джинсов и пальто. И вытащила… это. Британский паспорт. Я открыла его. Он был моим: с моей фотографией и моим именем, и там было указано, что я гражданка Британии. Я крепко сжала его в руке. Меня вышвырнули без единого гроша в кармане, даже без моих кружев. Но все же он оставил меня с… паспортом. Зачем паспорт?

Я снова взглянула на женщину напротив меня. Теперь она делала вид, будто смотрит в окно. У нее были вьющиеся рыжие волосы и тонкий, длинный нос.

- Простите, - обратилась я к ней, мой голос прозвучал хрипло и испуганно. – Вы не подскажете, куда едет этот поезд?

Она одарила меня насмешливым взглядом.

- Конечная остановка – Лондон.

- Лондон, - тихо проговорила я и прикусила губу. – Вы не знаете, на какой станции я появилась здесь?

Она подозрительно посмотрела на меня.

- Нет, вы уже были здесь, когда я села.

Я закрыла лицо руками. Что же мне делать? Как же мне теперь справляться одной? У меня не было денег. Я ничего не знаю о Лондоне. В конце концов, я окажусь на улице в середине зимы. Я видела по телевизору, как опасно на улицах.

Поезд начал останавливаться. Женщина напротив меня встала. Я испытала острое желание ухватиться за ее руку. Она казалась моей единственной надеждой. Но я продолжала сидеть, а она покинула вагон. Как он мог? Как он мог так жестоко поступить со мной? Я начала плакать. Женщина средних лет, сидящая через проход от меня, встала со своего места и, подойдя, заняла место, которое освободила рыжеволосая женщина.

- Что случилось, моя дорогая? – тихо спросила она. У нее были голубые глаза, румяные щеки, и короткие каштановые волосы. На лацкане ее воротника была приколота старомодная брошь с тусклыми камнями.

Так или иначе, я доверилась ей.

- Я, кажется, осталась без крова и без денег, - призналась я.

- О, дорогая, - проговорила она.

- Вы видели, на какой остановке я зашла?

- Боюсь, что нет, милая. Ты уже была в поезде и крепко спала, когда я села.

- Вы не знаете, где я могла бы найти приют и работу? Я готова много работать за еду и крышу над головой.

 - Ну, есть приюты для бездомных по всему Лондону, но ты не захотела бы туда пойти, моя дорогая. Ты выглядишь такой нежной и хрупкой. А они представляют собой места сборищ грубой и неотесанной толпы. Тебе бы не слишком хорошо жилось там; они украли бы твою обувь, сняв бы ее прямо с твоих ножек, - она посмотрела на меня так, будто что-то прикидывала в уме.

В итоге она, улыбнувшись, сказала:

- На самом деле я не должна этого делать… Моя дочь всегда отчитывает меня за то, что я собираю всех бродяг и беспризорников с улицы, но… думаю, что ты могла бы приехать и остаться у меня на несколько дней. Моя дочка уехала в университет, и ты можешь поселиться в ее комнате на некоторое время.

Я смотрела на нее, не решаясь поверить своим ушам и в свою удачу.

- Вы хотите сказать, что я могу пожить у вас дома?

Она кивнула с ободряющей улыбкой.

- Да, приезжай и оставайся у меня, пока не разберешься со своими проблемами.

Мне хотелось броситься ей на шею, обнять и расцеловать ее. Я так и сделала. Она порозовела от смущения.

- У меня небольшая квартирка, но зато там чисто и безопасно.

- Как любезно с вашей стороны. Спасибо. Спасибо.

Она отмахнулась от моего несдержанного «спасибо».

- Пустяки, моя дорогая.

- Как я могу отблагодарить вас? – я задыхалась.

- О, не беспокойся об этом. Сегодня вечером я позвоню своему сыну и попрошу его помочь найти тебе работу. В Лондоне много рабочих мест, - она подмигнула. – А ты такая симпатичная штучка, я уверена, заработаешь целое состояние на чаевых.

- Ох… я ведь даже не знаю вашего имени, - сказала я.

Она засмеялась.

- Я Маргарет Манн, но называй меня просто Маргарет.

- А я - Лена.

- Какое прекрасное имя, - сказала она и, открыв сумочку, достала плитку шоколада. – Ты голодна?

Я умирала с голоду.

- Да, пожалуйста.

Из своей объемистой сумки она вытащила бутерброд.

- Вот, можешь съесть его. Я думала, что немного проголодаюсь, но нет.

Время в дороге до Лондона пролетело незаметно. Это была невероятная удача. Маргарет сознательно не стала совать нос в мои дела, но весело рассказывала о друге с севера, у которого она провела выходные, и о своей дочери, которая училась на юриста в университете. Она называла города, которые мы проезжали, и немного рассказывала мне о них. У меня просто не было времени думать о Гае. Он лежал где-то на дне моего сознания, вызывая пульсирующую боль.

Наконец поезд прибыл на вокзал Паддингтон. Кондуктор ждал в конце перрона. Маргарет попыталась ему объяснить, что я потеряла свой билет, но он только качал головой. Бедной Маргарет пришлось заплатить за меня полную стоимость билета. Мы вставили наши билеты в аппарат, и створки открылись и пропустили нас. Я стояла на том огромном вокзале в благоговении.

Он был таким переполненным. И таким живым.

Я никогда раньше не видела ничего подобного. Я не могла дышать. Не могла говорить. Это было такое потрясение для меня. Слишком много ощущений. Ароматы, звуки, взгляды. Люди всех рас мельтешили вокруг меня, подобно муравьям. И мне это нравилось. Здесь никто не знал меня. Я была незаметной – еще одним телом в толпе других тел. Именно тогда и там я поняла: я никогда больше не вернусь в Россию.

- Следуй за мной, - уверенным голосом сказала Маргарет и провела меня в подземку, где была еще большая толпа людей. Я нащупала паспорт в кармане пальто и снова повторила себе, что все будет хорошо.

Маргарет жила в районе Бейсуотер. Как она и говорила, это была крошечная квартирка с двумя спальнями. Она вставила ключ в дверь, толкнула ее и сказала:

- Мы дома.

И тогда я поняла, что все будет в порядке. Я выживу.

В квартире было тщательно убрано. Она показала мне комнату с односпальной кроватью.

- Здесь ты будешь спать, - она подошла к шкафу и, открыв его, сказала: - Это одежда, которую моя дочь сочла недостаточно хорошей, чтобы забрать с собой, так что не думаю, что она будет возражать, если ты наденешь что-то из этого. Она ниже тебя, но у вас примерно одинаковый размер. Почему бы тебе не принять душ, а я пока приготовлю нам чай?

Все время, пока я находилась в душе, я плакала. Я плакала, потому что замерзла и потому что не сказала, что люблю его, я плакала из-за боли, которую увидела в его глазах, я плакала, потому что Мисти предала меня, и сильней всего я плакала из-за того, что больше никогда не увижу Гая.


*****


Тем же вечером пришел сын Маргарет, Брайан. Он был старше меня всего на несколько лет. И у него был друг, который владел итальянским рестораном. Он улыбнулся мне:

- Ты очень везучая девочка, Лена. Вчера уволилась официантка, и он в отчаянии и срочно ищет ей замену, так как Рождество – это очень напряженное время.

- У меня совсем нет опыта, - обеспокоенно сказала я.

- В этом нет ничего сложного. Ты научишься всему в процессе работы. Так или иначе, с чего-то же надо начинать.

- Хорошо.

- Он сейчас там. Пошли, я познакомлю вас.

Он привел меня в небольшой итальянский ресторанчик, находящийся на мощеной улице. Шторы и скатерти там были в красно-белую клетку. Атмосфера внутри очень теплая и дружественная. Я слышала людей, говорящих на иностранном языке.

Владельца, полного человека в очках, звали Роберто. У него были очень толстые и белые руки. Он сделал глоток эспрессо, а затем ему пришлось выдергивать свой палец, который застрял в круглой ручке кружки.

- Подагра, - горестно сказал он мне. – Очень болит. Раньше я мог работать быстрее, чем газель, но больше не могу. Ты можешь быстро двигаться?

- Да, могу. Очень быстро.

Он улыбнулся.

- У тебя есть белая блузка и черная юбка?

- Завтра будут.

- Хорошо, тогда ты можешь начать завтра. Выходи в десять часов утра.

- И это все?

- Я не из тех, кто много беседует. Завтра мы тебя испытаем. Розелла покажет тебе, что делать, и мы увидим, как пойдет дело.

Я широко улыбнулась.

- Спасибо вам огромное.

- Брайан сказал мне, что ты из России.

- Да.

Это сразу напомнило мне о брате. Я должна начать копить деньги. Я напишу ему сегодня и расскажу о моих изменившихся обстоятельствах. Скоро я смогу поехать в Россию и забрать его оттуда. Теперь я знала, что смогу прожить самостоятельно.

- Из русской мафии? – в шутку спросил он. Я не поняла шутки и лишь покачала головой. – Хорошо. У нас в Италии и так достаточно мафии, - он переступил с ноги на ногу и поморщился от боли. – Подагра, - снова пояснил он. – Очень болит.

Человек, одетый в униформу повара, вышел из распахнувшихся дверей кухни и поставил перед Роберто большую тарелку с чем-то очень похожим на голень ягненка, картофель и овощи.

- Увидимся завтра, - сказал он, поднимая нож и вилку.

Когда Брайан привел меня обратно в квартиру Маргарет, мы с ней просмотрели вещи в шкафу Кэрри. Как оказалось, у нее были белая блузка и черная юбка, которая не достигала моих колен, но Маргарет подмигнула мне и заверила, что чем короче юбка, тем больше чаевых.

Маргарет и я рано поужинали. Еда была жестковатой и довольно безвкусной по сравнению с блюдами миссис Литтлбелл, но я все равно была очень благодарна и съела все до единой крошки. Потом Маргарет пригласила меня посидеть и посмотреть с ней телевизор, но я отказалась, сказав, что устала, и спросила, есть ли у нее чистая бумага и конверт. Она порылась в ящике и дала мне блокнот и конверт. Я поблагодарила ее и вернулась в свою новую комнату. Я сидела на кровати и писала письмо Николаю. Я рассказала ему о том, что теперь свободна, что живу в Лондоне и в течение нескольких месяцев приеду за ним. Мы будем вместе жить в Лондоне. Я сложила письмо и положила его в конверт. После этого я легла в постель. Закрыла глаза и все, что я могла видеть, это Гай и его выражение лица. Он думал, что вызвал у меня отвращение. Но это не так. Нисколечки. Если уж на то пошло, я ожидала гораздо худшего после того, как увидела его жену и ребенка. На самом деле я была потрясена красотой одной стороны его лица. Я задалась вопросом, что он мог делать сейчас, и вдруг почувствовала себя настолько потерянной и так сильно скучающей по нему, что зарыдала, засунув голову под подушку, и рыдала до тех пор, пока не уснула.


Глава 25 Хоук

Ночь подходила к концу. Еще один душераздирающий день ждал своего часа. Я вспомнил, как в последнее время она заставляла ночь длиться вечно. Я открыл дверь и вошел в ее комнату. Окна были заперты, а шторы задернуты. В комнате было тихо, как на кладбище. Меня накрыло такой сильной волной печали, что я прислонился к стене, еле дыша. В руке я держал бутылку бренди и бокал. Это всегда помогало обезболить мой разум. С этим я больше не чувствовал запах их горящих тел, или не слышал их крики, или не видел пламя, облизывающее их кожу, их плоть. Горели. Горели. Горели. Пока я пытался разорвать своими руками искореженную сталь.

Я сжал бутылку сильнее и наполнил бокал.

Мой взгляд блуждал по замкнутому пространству. Ее частичка все еще оставалась запертой в этой комнате. Она где-то нашла старый музыкальный проигрыватель и принесла его сюда. Она сорвала цветы в саду и поставила их в голубую вазу. Она достала платье, которое собиралась надеть тем вечером на ужин. Оно лежало на кровати. Я подошел и посмотрел на него. Симпатичная вещь. Оно было сшито из блестящего желтого материала, верх был покрыт черной сеткой, а маленькие цветочки из зеленого материала были рассеяны по всей юбке и уплотнялись по мере их приближения к подолу платья.

Я протянул руку и коснулся его. Боль была внезапной, неожиданной и сильной. Было такое чувство, что она разрывает меня изнутри. Ощущения были именно такими.

Если бы только она не нашла секретный проход… Я хотел удержать ее подольше. Я обещал отпустить ее через год. К черту. Кого я обманываю? Я хотел, чтобы она всегда была рядом со мной. Но я сам себя обманывал. Рано или поздно она бы увидела меня без маски. Само собой, она никогда не полюбила бы меня. Не того монстра, которым я являюсь.

Я медленно выдохнул и отошел от платья, направляясь к кассетному проигрывателю. Но вдруг на своем пути я увидел отражение в зеркале. Я остановился и посмотрел на свое отражение. Удивительно. Не мои шрамы. Не мое безобразное отражение, а мои глаза. То, каким впалыми и обеспокоенными они выглядели. Я отвернулся и продолжил идти к проигрывателю.

Я просмотрел музыку, которую она собрала. Старые песни 60-х и 70-х годов. В аппарат уже была вставлена бобина. Я нажал на плэй. ‘Love Hurts’ от the Everly Brothers (прим. перев:  первый вариант “Love Hurts” летом 1960 года записала группа Everly Brothers. Синглом она не издавалась и вообще впечатления на публику не произвела.). Звук был ужасным, дребезжащим и скрипучим. Это была не музыка. Это была боль для моих ушей. Я хотел было выключить проигрыватель, но вдруг подумал, что она как-то же находила удовольствие в этой скрипучей музыке. И это было последним, что она слушала.

И тогда мне стало ее жаль. Бедняжка. Она была всего лишь ребенком. Такой невинной, но все же такой смелой. Я учился у нее. Сколькому же я научился у нее. А она просила меня только об одной вещи. Как же ужасно я обошелся с ней. Я был гребаным эгоистичным ублюдком. Я должен был увезти ее отсюда. Я должен был подарить ей хороший музыкальный проигрыватель. Я мог сделать ее жизнь гораздо лучше. Это не стоило бы мне ничего. Вместо этого я приговорил ее бродить по этому темному и угнетающему замку. Но она не жаловалась. Она всегда была готова смеяться. Готова была находить радость даже в мелочах. Я был с ней слишком груб и слишком холоден. Я никогда не показывал ей свою любовь. Я боялся сделать это.

Музыка поменялась. Долли Партон запела: «Я всегда буду любить тебя. Я надеюсь, что тебе повезет в жизни, и надеюсь, что все твои мечты сбудутся».

Я ненавидел кантри, но в ту ночь ее голос разрывал мою душу. Я пошел и сел на кровать. Налив себе еще один бокал, я залпом опрокинул его содержимое в себя. Потом налил еще один, и еще, и еще… Посмотрев на бутылку, я обнаружил, что половины уже нет. Я лег на кровать и уставился на полог, ощущая огромную пустоту внутри.

Снаружи начался дождь.

- Ох, Лена, Лена, Лена… - шептал я, и мысль о ее нежном теле тянулась за моими словами. Воспоминание возникло в моей голове подобно грому. Я упустил драгоценность. Думал, что крепко держал ее, но она просочилась сквозь мои пальцы, как песок.

Я вспомнил о том, как она рассказывала мне о призраке, с которым подружилась. От этого воспоминания мои губы растянулись в улыбке. Каким же ребенком она была. Должно быть, она была очень одинока, что выдумала себе призрака.

Вдруг дверь открылась и вошла Мисти. Она остановилась, когда увидела меня. Я быстро вскочил, мой желудок скрутило узлом.

- Что такое? В чем дело?

Она покачала головой:

- Ничего плохого не произошло. Они обе в порядке.

Я провел рукой по лицу.

- Что ты здесь делаешь?

- Я увидела свет… - она замолчала.

- Да, это всего лишь я.

- Гай?

- А?

- Я тоже скучаю по ней.

Я закрыл глаза. А когда снова их открыл, она стояла ближе. Она была одета в зеленое платье с круглыми металлическими тиснениями на подоле. Оно слишком облегало ее грудь. Ее соски выступали сквозь ткань. Я быстро отвел взгляд. Мисти села рядом со мной на кровать и посмотрела мне в глаза. На ее лице был макияж. Я никогда раньше не замечал, какие красивые у нее глаза. Она протянула руку и накрыл ею мою. Я посмотрел на ее руку. Какой же маленькой она была по сравнению с моей.

- Она была моим лучшим другом.

Я поднял голову и встретился с ней взглядом. То, что я увидел в ее глазах, совсем отличалось от ее слов. Мой опьяненный алкоголем мозг уловил аромат ее духов.

- На тебе духи Лены, - еле слышно проговорил я. Мой голос был грубым от потрясения. Это было неправильно.  Сама мысль об этом приводила в ужас. Я специально заказал эти духу для моей Лены.

- Да, это напоминает мне о ней.

Она положила руку мне на предплечье. Ее контакт с моими мышцами вызвал у меня отвращение. Но она неправильно поняла мою реакцию и, повернув голову, вдруг обрушила свои губы на мои. Бокал выпал из моих рук. Я внезапно сжал руками ее плечи и, вставая, быстро оттолкнул от себя. Она раскинулась на кровати и уставилась на меня, тяжело дыша. Она дотронулась до своих губ.

- Трахни меня. Используй меня, как ты делал это с ней, - сказала Мисти.

Я стоял и смотрел на нее, ее волосы рассыпались по кровати, ее короткое платье было высоко задрано на бедрах, верхняя пуговица расстегнута, а ее рука массировала одну из своих обнаженных грудей. Я наблюдал, как она сжала пальцами свой сосок. Я наблюдал, как она раздвинула свои бедра и показала мне свою свежевыбритую киску. Это было отличное предложение, но она не была моей Леной.

Я протянул руку и сдвинул ее ноги.

- Я не могу, Мисти. Мне очень жаль, - сказал я и собрался уйти.

Из магнитофона донесся богатый голос Эрика Кармена с песней "All By Myself" (прим. перев.: «Совсем один»). – «Я не хочу быть одиноким. Больше не хочу».

- Она никогда не хотела тебя. На самом деле ей было противны твои прикосновения, - выкрикнула она.

Я остановился. Ее слова остудили мою душу. Я не знал, что можно чувствовать себя настолько опустошенным и потерянным. Теперь я знал правду. Она никогда не хотела меня. Было такое ощущение, что мои колени стали несгибаемыми, будто они были сделаны из железа или какого-то другого негибкого материала. Но я должен был развернуться. Я был так глуп. Так слеп. Я должен был это понять. Мое сердце наполнилось скорбью. Я оставил цыпленка на попечение лисе. Но мне нужно подтверждение моим предположениям.

Я обернулся и посмотрел на нее своим холодным и совершенно равнодушным взглядом. Я всмотрелся в ее красивые глаза. Я действительно никогда раньше не всматривался в них. Я заметил там проблеск яда. Но мое выражение лица испугало ее.

- Ты перепутала мое великодушие со слабостью.

- Мне жаль, - быстро вскрикнула она. - Я не то хотела сказать. Я люблю тебя, - ее голос был полон страсти.

- А я тебя нет, - сказал я ледяным голосом. – С этой минуты ты освобождена от всех своих обязанностей. Я хочу, чтобы утром тебя здесь уже не было. Тебе заплатят двухмесячный оклад вместо одного.

- Ты не можешь так поступить. А как же Мередит и Тиа?

- Не смей даже подходить к ним, - сказал я сквозь зубы. Звук ее голоса, произнесшего их имена, взбесил меня.

Я оставил ее. Моя челюсть крепко сжалась, а мое сердце было разбито. Поистине сломано. Заполнено таким унынием, что аж не хотелось дальше жить, но, конечно же, я продолжал жить. Я потерял ее, и это была моя собственная вина, черт подери.


Глава 26 Лена

Проснувшись утром, я не почувствовала себя отдохнувшей или полной сил. Мои глаза покраснели и опухли, и я была бледна. Быстренько приняв душ, я надела белую блузку и черную юбку, заплела свои волосы в аккуратную косу, которая свободно спускалась по спине, и обула единственную пару обуви, которая у меня теперь имелась, и к моему счастью это были черные туфли. Я была полностью готова.

Я вошла в кухню и увидела Маргарет, копошившуюся в холодильнике.

- Присаживайся, а я пока приготовлю тебе завтрак, - сказала она.

- Вы не должны готовить для меня завтрак, Маргарет. Вы и так были слишком добры ко мне. Как только я получу свою первую зарплату, то собираюсь вернуть вам все до копейки.

Она высунула голову из холодильника.

- Ох, Лена. Ты не представляешь, как мне приятно, что ты осталась у меня. Я ведь уже старая. Мои дети редко появляются, а ты будто глоток свежего воздуха в этой старой квартире. Прошу, пожалуйста, больше никогда не заговаривай со мной по поводу отдачи денег.

Я неуверенно посмотрела на нее. Она подошла к шкафчику с ящиками, открыла один из них и достала оттуда две ложки. Открыв холодильник, она положила ложки в морозильную камеру, а затем подошла ко мне.

- Для чего ложки? – спросила я.

- Они для твоих глаз. Ты не можешь появиться в свой первый рабочий день с видом, будто выплакала все глаза. Проходи и садись, - сказала она.

Я опустилась на стул. Если честно, я чувствовала себя очень несчастной. Возможная беда была предотвращена, но мое сердце было разбито. Гай просто взял и выбросил меня. Лишь с паспортом. Без единого пенни. Его это не волновало. Если бы не Маргарет, если бы она не помогла мне, Бог знает, где бы я провела ночь или что вообще произошло бы со мной. Я боролась со слезами из-за его бездушия.

- Тише, тише, - проговорила Маргарет и, подойдя ко мне, успокаивающе погладила меня по руке.

- О, Маргарет, - зарыдала я. Что я могла ей сказать? То, что я без ума влюбилась в человека, которого я настолько мало заботила, что он просто засунул меня в поезд, направляющийся в Лондон, даже без десяти центов?

- Послушай, - сказала Маргарет твердым голосом. – Ты жива и еще так молода. Не важно, что произошло или что стало причиной этому, ты можешь начать все с чистого листа. Никто не знает о твоем прошлом или о том, что ты сделала. Пусть это станет для тебя началом чего-то нового, - она дала мне бумажную салфетку.

- Спасибо, - сказала я, шмыгнув носом.

- Вытри слезы, Лена. У тебя много чего есть.

Она ошибалась относительно этого. Но у меня есть Николай.

Я приложила громадные усилия, чтобы прекратить плакать.

- Вы отправите очень важное для меня письмо, Маргарет? – спросила я.

- Конечно, - улыбнулась она.

- Я так вам благодарна.

Открыв морозильник, она достала оттуда две ложки и подошла ко мне.

- Приложи их обратной стороной к векам, а я пока приготовлю завтрак. Это снимет припухлость и красноту.

Я сидела с холодным металлом на глазах, а она в это время приготовила яичницу, разогрела половину банки тушеной фасоли и сделала два тоста. После того как мы поели, она настояла на том, чтобы проводить меня до ресторана.

- Лондон – это своего рода лабиринт. Если пойдешь сама, то легко заблудишься, - сказала она.

И, честно говоря, я была действительно рада, что она пошла со мной, потому что она показала мне, как добраться на метро до работы и купила мне недельный проездной.

Я повернулась к ней.

- Я не думаю, что за всю свою жизнь встречала такого же доброго и щедрого человека, как вы.

По ее лицу пробежала тень, но все, что она произнесла:

- Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем помощь тебе, малышка.

Мы расстались с ней у входа в ресторан.

- Ты не хочешь, чтобы я встретила тебя после окончания твоей смены?

Я отрицательно покачала головой.

- Я думаю, что поняла, как добраться до дома.

- Хорошо, дорогая. Я тогда буду ждать тебя дома. Удачи.

Нервничая, я открыла дверь ресторана. А что, если я опрокину еду на клиента или как-то ошибусь со счетом?

Роберто поблизости нигде не было, но молодая женщина находилась за барной стойкой. Она широко улыбнулась мне.

- Я – Розелла. Должно быть, ты Лена, - сказала она. – Роберто точно тебя описал.

- Оу, что же он говорил?

- Он сказал, что у тебя лицо ангела, - я покраснела, а Розелла засмеялась. - Ты ведь раньше никогда не работала в ресторане, верно? – я кивнула. – Ничего страшного. Это достаточно легко. Позволь мне для начала познакомить тебя со всеми. Помни, все они итальянцы, и все будут пытаться затащить тебя в постель. Просто игнорируй их, если тебе этого не хочется. Делай что хочешь, но ни за что не спи с шеф-поваром. У него с головой не все в порядке.

Она приобняла меня за спину и представила всем. Как она и предсказывала, все они разглядывали меня горящими и заинтересованными взглядами. Тридцать минут спустя пришли официанты. Розелла дала мне простую, незначительную работу – заполнить перечницу и солонку, накрыть на стол, свернуть салфетки. Через некоторое время прибыли первые клиенты, я чувствовала себя достаточно комфортно, стоя за барной стойкой, натирая бокалы и наблюдая, как она приветствует и усаживает их и вручает им меню. Время ланча пролетело незаметно. Я все еще держалась на ногах, и, когда последний клиент уехал, Марко, один из официантов, сказал мне, что я неплохо справилась.

- Правда? – спросила я польщенно.

- Он просто пытается залезть к тебе в трусики, но ты действительно неплохо поработала, - сказала мне Розелла.

- Отвали, - пробубнил ей Марко.

Она проигнорировала его.

- Увидимся вечером в пять, - сказала она мне, расправляя плечи в пальто.

- Во сколько мы заканчиваем вечером?

- Это зависит от последнего клиента.

- Но я должна уйти так, чтобы успеть на последнюю электричку, - сказала я.

- Не волнуйся, - предложил Марко. - Я подвезу тебя до дома.

Розелла посмотрела на него, а затем на меня, и пожала плечами.

- Подвези её.

- Спасибо, Марко, - сказала я тихим голосом.

Но когда я сообщила об этом Маргарет, она не обрадовалась.

- Ты не знаешь этого потомка Адама. Нет, нет, это плохая идея. Я попрошу Брайана забрать тебя.

И хотя я возражала, она ничего и слушать не хотела. Брайан, казалось, тоже был не против.


*****


Я работала в «Базилико» уже два дня, когда в ресторан вошел мужчина. Было время ланча, и он был один. Его волосы были будто в масле и уложены прекрасными волнами. Одет он был в рубашку кремового цвета, оливковый деловой пиджак и джинсы. После того, как с его стола убрали еду, он подозвал меня к себе.

- Как твое имя? – сказал он, растягивая слова.

- Лена.

- Хотела бы ты стать моделью, Лена?

- В смысле? Как в журналах?

- Ага, именно.

На какое-то мгновение я растерялась, но затем снова обрела дар речи.

- Да.

- Отлично. В таком случае, завтра состоится кастинг в три часа дня… здесь, - он достал из своего пиджака визитку и протянул ее мне. Я, взяв в руки, посмотрела на нее. Было написано название «Models101» и адрес – Маклин-стрит.

- Приди чуть пораньше трех, волосы завяжи в конский хвост, надень синие или черные обтягивающие джинсы, однотонную обтягивающую майку, высокие каблуки и никакой косметики. Все ясно? Я быстренько сфотографирую тебя? – спросил он меня, доставая свой мобильник из кармана пиджака.

- Окей.

- Не надувай губы и не улыбайся, - проинструктировал он и щелкнул. Он посмотрел на фото сузившимися и беспристрастными глазами.

- Блестяще, - высказался он. Я взглянула на Розеллу, а она подняла брови, как бы говоря «Какого черта ты делаешь?».

- Спасибо, - быстро проговорила я, и, испытывая небывалые ощущения, покинула его.

Модели зарабатывали больше денег, чем официантки, поэтому я смогла бы быстрее забрать Николая от отца.

Я спросила Розеллу, могу ли я взять завтра выходной вместо четверга, и Марко сразу же согласился поменяться со мной сменами. Я еще раз благодарно улыбнулась.

Тем же вечером я обнаружила у Кэрри однотонную майку и обтягивающие джинсы, которые были коротковаты, но после того, как я обула каблуки вместе с ними, они стали смотреться как обычные джинсы длиной по щиколотку.


*****


- Как вы думаете, я нормально выгляжу? – спросила я у Маргарет. Она сидела за обеденным столом, читая газету, но была одета в коричневый костюм, будто собиралась куда-то уходить.

- Ты будешь выглядеть божественно даже в мешке, - сказала она с улыбкой.

- А почему вы так одеты? – поинтересовалась я у нее.

- Я пойду с тобой, - поставила она меня перед фактом.

- О, я не знаю, можно ли мне кого-то привести с собой.

- Не переживай, компаньоны – это вполне нормально в модельном бизнесе, а ты еще просто ребенок. Я не хочу, чтобы кто-то использовал тебя в своих личных интересах.

Я улыбнулась ей.

- Окей, это будет замечательно. Спасибо, Маргарет.

Вместе мы доехали на метро до станции Холборн, потом прошли по главной улице Холборна, повернули налево на Ньютон-стрит, затем направо на Маклин-стрит. Это была маленькая глухая улочка. Нам надо было войти через синие двери и подняться на 13 этаж. Я поднималась по лестнице с сердцем, подступившим к горлу. Как сказала бы моя мама – с целым мешком шиншилл в животе.

На следующей площадке я увидела вывеску, на которой черными буквами на сиреневом фоне было написано «Models101», а под ней находились двойные стеклянные двери. Я увидела белоснежный ресепшн. Все выглядело очень шикарно. Было ощущение, что они пользовались успехом. Даже при том, что Брайан провел свое маленькое расследование и сказал мне, что «Models101» - это агентство, которое и в самом деле существует, какая-то частичка меня не верила, что все это происходит на самом деле. То, что реальное модельное агентство «Models101» ищет модель, то, что оно нашло меня в ресторане и пригласило на кастинг. Все происходило будто в сказке.

Брайан посоветовал прийти на кастинг раньше назначенного времени, так как главное правило кастингов состояло в том, что если кого-то не успевали посмотреть за отведенное для кастинга время, то его отправляли домой. Прибытие на место раньше времени практически гарантировало, что меня посмотрят одной из первых. Он также высказал мне свое предположение, что это, скорее всего, будет лишь предварительным кастингом и очень тонко намекнул, что есть достаточно большая вероятность, что меня отправят домой с вежливым сообщением о звонке, если я им подойду. И это, скорее всего, будет плохим знаком. Но, наверное, я была слишком удачливой или у меня было правильное личико, потому что меня направили на личное знакомство с владельцем агентства. С величественной женщиной, которую звали Джорджина Каранджи. В этой индустрии ее знали как Джо.

Не было никаких других девушек, ожидающих в приемной своей очереди. И вместо предварительного кастинга администратор сразу же повела  меня на встречу с боссом Джо. Я последовала за администратором, но, обернувшись, посмотрела на Маргарет расширенными глазами. Она лишь улыбалась и беззвучно проговорила губами:

- Удачи.

Я вытерла свои вспотевшие ладони о джинсы и вошла внутрь навстречу своей судьбе.

Это была большая комната со множеством окон. Худая, темноволосая женщина восседала за декоративным белым столом, элегантно куря сигарету. Она затушила ее, как эксперт, даже не взглянув на свои действия. Дым заклубился вокруг нее. Она сделала еле заметное движение пальцами правой руки, подавая мне знак. Пришло время показать, на что я способна. Я думала о Гае, но делала это для Николая.

Я приподняла подбородок, выставила вперед грудь, и не спеша, будто по волнам, прошла вперед, двигая своими длинными ногами. Я остановилась в центре комнаты и стала ждать. Клубящийся дым рассеялся, и я увидела ее огромные глаза. Они были темными и сверкали с едва скрытым волнением. Она откинулась на спинку стула, показала свою пленительную улыбку и пристальным, оценивающим взглядом осмотрела меня с головы до ног.

- Ты не англичанка. Откуда ты? – ее голос походил на наждачную бумагу.

- Из России.

Дерьмо. В моем паспорте было четко прописано, что я гражданка Англии.

Она медленно растянула свои губы в улыбке.

- К счастью для тебя, единственные вещи, которые все еще нужны миру от России – это нефть, икра и длинноногие модели.

Я попыталась выдать настоящую улыбку, но потерпела неудачу.

- Развернись, - скомандовала она.

Я так и сделала. Медленно.

- Посмотри на меня.

Я обернулась через плечо.

- Ты сделала это очень изящно, - сказала она.

И я невольно широко улыбнулась.

- Тебе нечего делать в “Виктория Сикрет” с такой грудью, - предупредила она. – Но есть работа для твоих ног. Много работы.

Все, что я услышала, это «много работы».

- Присаживайся, и давай все обсудим, - сказала она, потянувшись к своей сигаретнице.

Я была так рада, что чуть не кинулась к ней. Она меня наняла прямо на месте. Она позвонила кому-то по телефону и сказала человеку на другом конце, чтобы тот подготовил контракт. Женщина на большом сроке беременности вошла в кабинет с небольшой пачкой бумаг и вручила мне документ. Я взяла его, находясь в каком-то оцепенении.

- Просмотри его и дай своему адвокату, - сказала Джо, затушив очередную сигарету. – Затем подпиши его и назначь встречу со мной. У тебя может быть весьма блестящее будущее в модельном бизнесе. А такое происходит не с каждой девчонкой, - она тепло улыбнулась и, поднявшись, проводила меня до двери.

Когда я вышла из ее кабинета, Маргарет встала и с надеждой посмотрела на меня.

Я бросилась в ее объятия и обняла ее так крепко, что она взвизгнула.

- О, Лена, - проговорила она певучим голосом. – Я так рада за тебя.


Глава 27


Мы снова встретились с Джорджиной Каранджи за обедом, где я подписала четырехстраничный контракт. На ней на протяжении всего обеда были солнцезащитные очки, и ела она легкий салат, разрезая овощи на мелкие-мелкие кусочки и без особого желания кладя их в рот, будто еда была для нее каким-то невыносимым испытанием. Смотря на нее, я тоже старалась много не есть.

Она сказала мне, что мой акцент слишком выраженный и поэтому она отправит меня не только на краткие курсы моделей, чтобы научиться красиво ходить, но еще и на уроки речи.

- Реальный мир нуждается в иллюзии, - сказала она.

Я молча кивнула.

- Первое, что я хочу, чтобы ты сделала, это поработала с DZM, компанией, производящейя чулки. Платят немного, но фотограф хорош в своем деле. Француз. Если он сделает хорошие снимки, то это будет хороший подъем для тебя. Если повезет, он сделает снимок, который украсит твое портфолио.


*****


Фотографа звали Луи Сирилли. На нем были обтягивающие брюки, а на стене в его студии висело в реальный размер черно-белое фото обнаженного мужчины с очень большим пенисом.

Он посмотрел на меня, откусил яблоко и задумчиво начал его пережевывать.

- Я не знаю твою историю, но ты выглядишь очень уязвимо. И это является частью твоей красоты. Будто тебя можно сломать. Это вызов, - он обвел свое лицо легким круговым движением руки. - Красивая загадка. Понимаешь, сексуальная, взрывная и живая. Подобно Леди Диане или Мэрилин Монро. Если получится это передать на фото, то это станет всем.

Я нахмурилась, неуверенная в том, что правильно поняла, как воспринимать его слова.

- Позволь объяснить. Каждым щелчком камеры фотограф ищет ту самую картинку. Ту самую идеальную картинку. И не важно, произошло ли это с первым или последним из тысяч щелчков. Но могу сказать с полной уверенностью, что любой фотограф готов умереть, только чтобы снять некий отстраненный, мечтательный взгляд. Некий внутренний огонек.

С этими мудреными словами он отправил меня к гримеру, который начал невероятно кропотливый процесс, нанося слой за слоем крема, основы и пудры. В итоге получилс невероятный макияж, именно такой, какой требуется для фотографии высокой моды.

- Яркий свет немного будет скрадывать яркость и выраженность цветов, поэтому надо добавить, - объяснила она. Также она подкрасила мою спину, плечи, руки и грудь. Она даже покрасила на всякий случай мои соски, и они стали более розовыми. Спустя целых два часа меня одели в прозрачную блузку и пару колготок без нижнего белья и шестидюймовые каблуки.

Нервничая, я предстала перед Луи.

Он хлопнул в ладоши.

- Великолепно. Окей, встань перед белым экраном и двигайся.

- Двигаться? - спросила я.

- Прислушайся к своему телу и делай то, что оно велит тебе.

Я посмотрела на него, оценивая ситуацию.

- Дразни меня, - уговаривал он, - заставь меня преследовать тебя. Посмотри на меня так, будто ты голая. Дразни меня так, будто хочешь меня.

Я вспомнила слова Джо, и моя задница начала плавно двигаться. Я повернулась к нему спиной, выставила задницу и посмотрела на него через плечо с вызывающим выражением лица. С секунду он был удивлен.

- Так ты смотришь на мужчин, которых хочешь?! - потом его глаза загорелись. - Это идеально… - и с азартом он начал фотографировать. - Так. Замри. Потрясающе. Невероятно. Сказочно.

Я расстегнула прозрачную блузку и засосала большой палец.

- Отлично, да. Поверни лицо к вентилятору. Задери ногу назад. Выше, выше. Прекрасно. Невероятно. Потрясающе. Смейся, еще, еще. Вытяни над собой руки. Так. Да. Прекрасно. Великолепно.

После окончания фотосессии он протянул мне теплую банку Pepsi. Его глаза сверкали, как стекло, от профессионального волнения и азарта.

- Ты рождена для камеры. То, как ты двигаешься… Ты знаешь и понимаешь свое лицо. Ты понимаешь свое тело. Такое не приходит с опытом. С таким рождаются. Ты рождена, чтобы быть моделью. Ты затмишь все другие новые лица “Models101” и любого другого модельного агентства. Ты станешь новой львицей в мире моды, - предсказал он.

С этой сессии получился один потрясающий снимок.

Луи прислал его мне с курьером. Он сказал, что это и есть именно тот самый снимок, который заставит остановиться даже самого пресытившегосяфотографа в своей погоне. И это была самая сильная картинка, которую он когда-либо получал прежде. Также он утверждал, что именно это фото задаст нужный тон моей карьере. Я посмотрела на фото, и оно меня поразило. Я не могла поверить, что это я. Темный макияж вокруг глаз сделал меня какой-то эфемерной и печально соблазнительной, и мои ноги, сфотографированные снизу, казались безупречными и бесконечными. Довольная, я показала снимок Джо. Она достала оперные очки и внимательно посмотрела на фотографию. В конце концов, она подняла голову и сказала:

- Ты - идеальная иллюзия. Ты скрыла пустоту любой модной фотосъемки.


*****


После тихого Рождества, которое мы встретили с Маргарет и ее детьми, Джо отправила меня на фотосессию, тематика которой была “Темный принц”.

Немецкий барон, который решил воплотить в фотографии свое увлечение жесткими, сексуально напряженными и зачастую шокирующими образами. Итальянский “Bazaar” нанял его, чтобы тот выполнил задание и снимал, находясь в старом разрушенном замке.

Я сидела в импровизированной гримерке, а визажист - болтливая француженка - делала свою обширную работу, раскрашивая мое лицо. После этого я надела облегающее мини-платье с глубоким вырезом и была готова. Съемки проходили в одной из спален. Кровать была застелена шелковыми простынями с рисунком животных. Барон принес кандалы и хотел приковать меня к кровати. А я замерла при виде кандалов и цепей.

- Ну же, ну, - проговорил он нетерпеливо.

Его помощники схватили меня за запястья и лодыжки. И по моему лицу начали бежать слезы. О, Гай! Как же я скучаю по тебе. Ты оттолкнул меня, но я тебя не забыла. Я так сильно до сих пор люблю тебя.

Одна из визажисток подбежала ко мне, размахивая бумажной салфеткой и крича:

- Ты испортишь макияж.

Но барон сказал:

- Не трогай. У нее тигровые глаза.

И сразу же начал бешено щелкать.

Позже я спросила его:

- Тигровые глаза? Что вы имели ввиду?

- Тигровые глаза прекрасны и чисты. Они похожи на глаза младенца. Они еще не запятнаны соображениями и мыслями родителей или еще не научились правильно воспринимать мир. Они еще не заключены в тюрьму образования, культуры и религии.

Когда фотографии распечатали, они вызвали очень сильные ощущения.

- У тебя получаются очень даже неплохие фотографии. Есть на что посмотреть. Лицо маленькой девочки, и все же ты выглядишь на фото, как большая кошка. Совершенно так, - сказала Джо.

Я посмотрела на изображение на развороте журнала. Прикованная к кровати, я смотрела прямо в камеру. Тушь потекла. Снимок был черно-белым, и в нем отсутствовало чувство времени.

Старый замок с потолками до неба. Светлые волосы, разбросанные по версальской кровати. Красная помада, которая, как они написали, была от Lancôme, но естественно это было не так.

В журнале написали: “Слезы и весьма провокационный вид, все вместе смотрится ужасно красиво.”

Они назвали меня “предметом красоты”. Они заявили, что я открытая. Они думали, что я “хрупкая”. А я лишь видела себя, лежащую на кровати со скованными руками над своим лобком и смотревшую на всех со злостью.


*****


Три недели спустя я выскочила из постели на рассвете и побежала к небольшому газетному  киоску, находящемуся возле метро. Мистер Патэлл просиял при виде меня и высоко поднял журнал. Я не могла поверить своим глазам. С него на меня смотрела я.

- Ты - знаменитость, - сказал он громко.

И я начала смеяться. Я смеялась как сумасшедшая. Я схватила в объятия мистера Патэлла и закружила его в безумном танце. Люди начали оглядываться на нас. Он стал пунцово-красным от смущения. А мне было все равно. Я была так счастлива.

Весь обратный путь до квартиры Маргарет я пробежала, сжимая в руках пять журналов. Один мне подарил мистер Патэлл, а остальные я купила за свои деньги.

- Я попала на обложку итальянского “Bazaar”! Я попала на обложку итальянского “Bazaar”, - завизжала я.

Маргарет откупорила бутылку шампанского, которое берегла на День Рождения своей дочери. Мы ели блинчики с кленовым сиропом и пили шампанское.

- Моя первая обложка, - сказала я.

После этого я попала в Vogue, и Bazaar, и GQ, но ничего из этого не вызывало таких эмоций, как тем утром. О! Какое это было чувство. Только я и Маргарет в ее маленькой квартирке. Солнечные лучи, льющиеся через окно, и мы, говорящие приглушенными, взволнованными голосами. Но деньги были скудные. Мне еще долго собирать средства, чтобы забрать Николая из России.

Я пошла, чтобы встретиться с Джо.

- Секрет индустрии моды в том, что власть в мире моды у гламурных журналов и появившимся в этой индустрии новым лицам платят ничтожные деньги.

- И? - озабоченно сказала я.

- Versace ищет новое лицо.

Она остановилась на этом и кому-то позвонила.

- У нее миндалевидные серые глаза и светлые волосы. И ноги. Длиннющие ноги. Вы просто обязаны посмотреть на нее, - в течение нескольких секунд она слушала. - Завтра? - она сделала паузу и, посмотрев на меня, подмигнула, а затем очень слащаво сказала в трубку, - я пришлю ее к вам в полдень.

На следующий день я уже сидела в самолете до Милана к великой Донателле Версаче.

- Ты нравишься мне, и я сделаю из тебя знаменитость, - сказала она хриплым голосом.

В тот же день мне позвонил журналист. Все эти реально происходившие вещи просто сводили меня с ума. Предложения поработать просто нахлынули на стол буккера (персональный менеджер модели, который занимается буками (портфолио) моделей, их рекламой и продвижением на модельном рынке.) Моя жизнь изменилась так ослепляюще быстро, что я продолжала работать в оцепенении. Единственное время, когда это оцепенение проходило, это когда я каждую ночь садилась писать письма Николаю и когда после этого мои мысли полностью заполнялись Гаем.

Джо пригласила меня пообедать и заодно поговорить о делах. Сначала мы обсуждали фотографии и что я хотела бы от этого бизнеса. Правда была в том, что меня в принципе не волновал модельный бизнес и успех в этом деле. У меня не было звездной болезни. Это не та работа, которую люблю или которую смогу полюбить. Всё и все казались такими фальшивыми и поверхностными. Лишь вечеринки были более экстравагантными, чем лесть. Меня интересовали только деньги, которые я могла заработать на этом. И моя единственная цель заключалась в том, чтобы забрать Николая из России.

- Ты делаешь успехи, - сказала она. - Фотографы обожают тебя. Просто продолжай работать с ними.

Она планировала через несколько месяцев добиться того, чтобы я получила работу в Европе.

- Я думаю, это будет очень даже полезно для тебя. Как тебе Париж?

- Париж?  - у меня закружилась голова. Моя мама была в Париже задолго до моего рождения. Она рассказывала, что это самое гламурное место в мире.

- Да. Ты никогда не была в Париже?

Я покачала головой.

- Сначала мне нужно в Россию, - сказала я.

Она никогда не спрашивала у меня про мое прошлое или про мою личную жизнь.

Она прищурилась.

- Мне нужны деньги. Мне нужно заплатить за кое-кого, чтобы привезти этого человека в эту страну.

Она нахмурилась.

- Кого?

- Моего брата.

Она медленно выдохнула.

- Я посмотрю, что смогу сделать.

- Нет, я должна сама поехать и забрать его.


Глава 28


Такси ехало по грязной дороге к месту, где я когда-то жила со своей семьей, и мое сердце бешено колотилось в груди. Я была так взволнована встречей с братом, что живот скрутило в тугой узел.

- Я, правда, скучала по тебе, - сказала бы я ему. - Ты не верил мне, но я сдержала свое обещание. Я приехала за тобой.

Водитель остановил машину. Брайан, который настоял на том, чтобы поехать со мной, пожелал мне удачи, и я направилась к входной двери. Дом казался тихим. Дверь была не заперта, поэтому я подняла металлическую щеколду и вошла.

Печка не растоплена. В доме было холодно. В воздухе стояла какая-то неподвижность. Что-то не так.

На мгновение я остановилась у самовара. На меня нахлынули воспоминания - моя мама, мои сестры сидят за столом и едят. И меня наполнили чувства утраты и нестерпимой печали.

Через окно я смогла разглядеть фигуру, сидящую на раскладном стульчике на заднем дворе. Я сразу же узнала отца. Подойдя к окну, я какое-то время рассматривала его. Я заметила, что соли в баночке, стоящей между рамами, стало меньше за зиму. Ее ставили для того, чтобы зимой стекла не потели. Но сейчас все выглядело так, будто про нее забыли и долгое время не меняли и не досыпали. Место вообще выглядело заброшенным. Я нахмурилась. Подняла руку и ко лбу и потерла его. Во время вздоха я почувствовала боль.

Он продал моего брата. Теперь будет труднее найти его. Я открыла дверь, выходящую во двор. Мой отец повернулся в мою сторону. Его лицо было серым и пораженным. Я подошла к нему. Мои туфли хрустели на шелухе от семечек.

Он очистил следующую семечку и отбросил шелуху в сторону.

- Где Николай? - спросила я решительным голосом. Правда в том, что я действительно никогда не боялась его. Я повиновалась ему во всем только лишь потому, что боялась за маму, а потом и за брата. Но теперь он уже ничего не сможет мне сделать. У него больше не было власти. Ни у кого больше не было ее надо мной.

Его глаза всмотрелись в мое лицо. Я знала, что он не сразу оценит мой тон.

- Он мёртв, - сказал он грубо.

Его слова ударили меня, подобно кулаку в живот. И выбили из меня весь воздух.

Он прищурился, увидев мою реакцию.

- Я ведь уже сказал это тем людям, которые приезжали и спрашивали меня об этом.

- Как? - выдохнула я.

- Он повесился в тот же день, когда ты уехала.

Я закрыла глаза и боролась со слезами и той бурей эмоций, которые рвались наружу, но это было невозможно. У меня никогда не возникало даже слабенького ощущения, что он покинул этот мир. Я написала ему бесчисленное количество писем. Я грезила о нем. Я думала, что могла чувствовать его, его присутствие за тысячи километров от меня. Я никогда даже и подумать не могла… Не было ощущения, что связь разорвана. Мне и мысли в голову не приходило, что он мертв уже долгое время. Было ощущение, что весь мой мир рухнул.. Я почувствовала, как мои колени коснулись земли. Я не буду плакать перед этим монстром, - подумала я.

Я опустила руки на землю рядом с моими ногами и посмотрела прямо в его глаза.

- Ты всегда ненавидел меня?

- Да.

Этот ответ прозвучал без каких-либо колебаний.

- Почему?

Он сделал небрежное движение плечом.

- Если ты так сильно ненавидел меня, то почему продал последней?

- Из-за Николая. Он сказал, что убьет себя, если я когда-либо продам тебя, - даже говоря это, он старался казаться беспечным, но смерть Николая серьезно затронула его в глубине души.

- Но ты все же сделал это.

- Я не думал, что ему хватит на это смелости.

Какое-то время мы оба молчали. Я думала о Николае, добром, любимом Николае. Его работа заключалась в том, чтобы снимать шкуру с животных, которых мой отец приносил. Но он никогда не мог содрать шкуры с их голов. Он не мог вынести вида их остекленевших глаз. Это всегда делала я за него. И все же он набрался смелости забрать собственную жизнь.

- Почему ты сделал это? - спросила я его. И в этом вопросе отражалась вся моя боль и все мои страдания. Речь шла о моем брате. Моей маме, моих сестрах, обо мне. Почему он делал то, что делал? Почему он унижал каждого человека, который любил его? Почему он здесь, один, в холодном, пустом доме? Что хорошего эти деньги принесли ему?

Он небрежно пожал плечами и очистил следующую семечку. Я наблюдала, как он положил ее в рот и медленно разжевал. Он не собирался отвечать мне. Я медленно встала. Будто была старухой. Я повернулась и уже собиралась уйти, но затем снова повернулась к нему.

- Что за люди?

- Люди, которых послал человек, что купил тебя.

Я нахмурилась, сбитая с толку. Неужели Гай послал кого-то, чтобы забрать моего брата для меня? Я полностью повернулась к отцу.

- Когда они приезжали?

- Примерно через месяц после того, как ты уехала.

Мой мозг пытался усвоить эту информацию. Гай послал кого-то, а затем лгал об этом, потому что не хотел, чтобы я узнала, что мой брат повесился. И в тот день, после того, как я дала ему первое письмо, он гладил меня по волосам. У него было странное выражение - жалость в его глазах. Я ясно это помню. Неудивительно, что он не отправлял мои письма. Но он должен был сказать мне. И это самое худшее.

Я начала уходить.

- Больше не возвращайся сюда, - окликнул меня отец. Я услышала треск следующей семечки у него во рту и как он с шумом сплюнул шелуху.

Я и не собиралась возвращаться сюда никогда, но он даже не мог позволить мне принять это крошечное и незначительное решение самой.

Я вошла в дом и увидела все наши стулья. Мой отец приставил их к стене. На стуле моего брата лежала большая стопка конвертов.

Я подошла и взяла их. Взгляд на них заставил меня почувствовать боль. Было слишком поздно для правильных вещей. Два печальных слова в английском языке. Слишком поздно. И сейчас было именно слишком поздно.

Сжав губы, я побежала к такси. Я увидела лицо Брайана, повернутое в мою сторону. А потом я услышала шум листьев яблони от ветра. Это будто мой брат был внутри меня и приказал мне вернуться туда, где он лежал. Я обошла дом и увидела еще один холмик рядом с маминым. Я подошла и села рядом.

- Ты должен был ждать меня, - прошептала я безжизненным голосом.

Я сняла обувь и встала в траву, которая щекотала мои ноги. Я вырыла в земле ямку своими руками и похоронила письма. Затем вернулась к такси.

- Все в порядке? - водитель такси спросил меня на русском.

- Отвезите меня обратно на вокзал, - сказала я, слишком онемевшая от необходимости заплакать. Я сидела и смотрела в окно, мои руки были все в грязи от могилы моего брата. Один ноготь сломался, и шла кровь. Но я не чувствовала этой боли.


Глава 29


После моей поездки в Россию во мне что-то переменилось. Модели почему-то всегда вызывают у людей желание переспать с ними. И чем успешнее модель, тем больше на нее спрос.

И пока я улыбаясь позировала и путешествовала по миру, притворяясь какой-то девушкой из фантастики - слишком  молодой, слишком слабой, слишком уязвимой - в мире моды продавали и покупали “страну чудес”. Я фактически чувствовала, будто я - созданное существо, которое закрывало их глаза и дарило образ женщины, больше напоминающей пыль.

Я потеряла всю свою семью и людей, которых любила больше жизни, - моего брата и Гая. Я, все больше патологически закрывалась от людей, и чувство, что я проиграла, становилось все сильней и ощутимей. Я поняла, что должна либо забыть Гая, либо умереть. Казалось, что печаль стала настолько сильной, что я просто больше не могла существовать.

И как-то стало настолько плохо, что я достала из шкафа шарф и завязала им свои глаза. И сразу же чувство потери и боли утихли. Неожиданно я почувствовала, как успокоилась в темноте и тишине. Я направилась в сторону своей кровати и села на нее. Легкая удовлетворенность пробралась в меня.

- Твое место во Франции, - сказала Джо.

Итак, я поехала во Францию. В аэропорт приехал меня встречать Жак. Он тоже был моделью. Красивый, очаровательный и веселый.

- Ты будешь жить со мной и Эленой, - сказал он.

- Замечательно.

Квартира была маленькой, но довольно ярко и жизнерадостно украшена. Элена, как оказалось, была еще одной моделью, которую прикрепили к филиалу “Models 101” во Франции. Она была очень худой, с большими и проникновенными глазами. Мне сразу же она понравилась. Мне нравился ее акцент и легкий смех.

- Сегодня мы будем ужинать как студенты, - сказала она с очаровательным акцентом.

Мы уселись и ели спагетти со сливочным маслом и томатный суп-пюре, за которым последовал фламбированный кролик, и мы выпили практически половину бутылки спиртного. Я сидела с ними и на мгновение почувствовала ноющую жажду, которая залегла глубоко внутри меня и была связана с Гаем.

- Завтра я свожу тебя на Елисейские поля, - сказала она. - Тебе там понравится.

И она была права: мне понравилось. Нравилось до тех пор, пока мне не показалось, что я вижу широкие плечи Гая, и, оставив ее, я бросилась к нему и коснулась его руки. Незнакомец повернулся.

- Excusez -moi,  еxcusez -moi (прим.перев. - извините), - промямлила я и пошла обратно к Элене, стоявшей с удивленным лицом.

- С тобой все в порядке? - спросила она.

- Да, - сказала я, но после этого день был погублен.


*****


В пятницу я должна была уехать на юг Франции на фотосъемку в бикини. Элена с грустью посмотрела на меня.

- Тебе так повезло, - сказала она.

- Хочешь, поехали со мной? Это частный самолет, так что не думаю, что произойдет что-то страшное, если ты поедешь со мной и остановишься в моем номере, - предложила я.

Они прислали за нами лимузин, и мы забрались в него. Там в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Элена откупорила бутылку, и мы в итоге прохихикали всю оставшуюся дорогу до аэропорта.

Фотограф был шаловливым итальянцем. Его глаза округлились, когда он увидел, что я приехала не одна.

- Я - плейбой, - признался он. - Но слово “плейбой” в Италии означает совсем другие вещи. Плейбоем является обаятельный мужчина. Не ублюдок, который трахает девушек и бросает их с разбитыми сердцами! Нет, нет, итальянский плейбой не настолько груб и бессердечен. Он влюбляется в девушку. Он романтичен. Он может спать с десятью девушками и быть влюбленным в каждую из них.

- Превосходно, - сказала я ему, совершенно не впечатленная его словами.

В первую же ночь Элена улизнула из нашего номера и спала у него.

На завтрак он заказал для нее омлет с трюфелями, а после этого она для него стала невидимкой. Обед прошел просто ужасно. Она была такой красивой, а он был просто жирным хреном. Все эти разговоры о влюбленности в десятерых девушек - просто чушь собачья.

Он дышал мне в затылок. А я вежливо ему улыбалась. Фотограф работает, Лена.

Когда мы вернулись домой, Элена стала совсем подавленной. А я не знала, что ей сказать.


*****


Прошло еще одно Рождество. Я вдыхала свежий воздух января. Я только что вернулась из командировки, где работала с Сашей Бурдо, гениальным фотографом, на Сейшелах.

Открыв дверь в квартиру, первое, что я увидела, это Элену, лежавшую на диване. На столе стояла пустая бутылка из-под красного вина. Она выглядела пьяной в стельку. Глаза у нее покраснели и опухли.

- Что случилось, Элена?

- Мне просто так хреново от того, что приходится сосать сморщенный член только для того, чтобы получить работенку, - выплюнула она с горечью.

Я села рядом с ней.

- Элена, ты очень красивая. Тебе не обязательно делать это, чтобы получить работу.

- Никто не говорил тебе, как на самом деле становятся моделями? Не с помощью этой суки Каранджи. Вот тебе бесплатный урок. Модельный бизнес состоит из трех слоев: в самой верхушке он гламурный, в середине он очень прибыльный и скучный, а нижний слой самый подлый. Угадай, где я?

Она была настолько озлоблена и так сильно отличалась от той Элены, которую я знала и какой она обычно была, что я даже не знала как реагировать.

Она печально посмотрела на меня.

- Я попала в Vogue только однажды. Ты знала об этом?

Я покачала головой:

- Правда?

- Ага, но все изменилось для меня, как видишь. Они использовали меня один раз, но на этом все. И им наплевать, что меня выбросили, как мусор. Это ужасно, ты так не считаешь? У меня не случилось звездного часа. И теперь, когда я хочу получить работу, то сосу член.

- Тебе не нужно сосать член, Элена. У меня не было звездного часа, но тем не менее я не сосу член за то, что получаю работу.

Она злобно покрутила головой.

- Может, ты просто уже пососала нужный член и этого хватило.

Я потрясенно посмотрела на нее, потеряв дар речи.

Ее лицо изменилось. Теперь на ее лице читался ужас. Она прижала руки ко рту.

- Прости. Мне не надо было такое говорить. Я не это имела в виду, - она сложила руки в умоляющем жесте напротив своих губ. - Пожалуйста, не говори Жаку, что я сказала такое.

- Ты о чем? - медленно спросила я. Мой голос был холодным и сдержанным.

- Ни о чем, - она указала на бутылку красного вина. - Я пила, - она рассмеялась резким и совсем неестественным смехом. - Я глупею, когда напиваюсь.

- Я не расскажу ничего Жаку, если ты ответишь мне, что в самом деле имела в виду.

Какое-то время она смотрела на меня, обдумывая, как лучше выкрутиться из ситуации.

- Обещай, что не скажешь ему. Он очень разозлится на меня. Ни один из нас не сможет заработать столько, чтобы оплачивать все наши счета.

Она выглядела напуганной.

- Обещаю не говорить Жаку.

- Ладно. Нам платят приличную сумму денег за то, чтобы ты жила у нас. Работа Жака - защищать тебя. Вот почему он везде следует за тобой. И именно поэтому он держит всех мужчин подальше от тебя, и поэтому он ударил того парня, который не принимал отказа от тебя.

Мое сердце билось настолько быстро, что я слышала в ушах шум бегущей по венам крови.

- Кто платит вам за дом и защиту?

- Мы не знаем. Всё, что мы знаем, это что каждый месяц на наш счет перечисляются деньги. Это происходит из офиса поверенного адвоката. За неделю до твоего приезда во Францию к Жаку пришел адвокат и спросил, хочет ли он заработать, позволив коллеге-модели жить у нас и защищая ее. Он отказывался предоставлять какую-либо информацию Жаку. Работа была простецкая. Мы должны были предложить тебе крышу над головой и выступать в качестве твоих защитников, но если бы мы рассказали кому-либо об этом, то договор моментально потерял бы свою силу и нам больше бы не заплатили. Так что ты не можешь пойти и проверить все у адвоката.

Я откинулась и прислонилась к спинке дивана. Элена говорила еще что-то, но я уже не слушала ее.

Я встала,

- Спасибо, - сказала я и медленно кивнула. - Мне надо в Англию.

- Прошу, не делай поспешных поступков.

- Нет, это никак не отразится на вас. Есть кое-что очень важное, что я должна сделать.


*****


Я прилетела обратно в Англию и направилась прямиком к Маргарет. Она открыла дверь, широко улыбаясь.

- Входи. Я как раз собиралась ставить чайник.

Я села с ней за кухонный стол. Она налила чай.

- Маргарет? - сказала я.

- Да, дорогая, - она положила ложечку сахара в свою чашку и стала размешивать.

- Наша встреча в поезде была неслучайной?

Ее руки вдруг замерли. Ее нежные голубые глаза устремились ко мне. Она глубоко вздохнула.

- Нет

- Тебе заплатил поверенный адвокат?

- Да.

- И по-прежнему платит?

- Каждый месяц.

- Тебе надо было просто предложить мне жилье?

- Да, и помочь тебе встать на ноги.

- А работа в ресторане?

- Нам сказали привести тебя туда.

- А работа модели?

- Здесь я ни при чем. Я просто сопровождала тебя туда. Я должна была предоставить тебе жилье, ввести в курс дела и помочь адаптироваться к жизни в Лондоне.

Я сделала глоток чая. Неудивительно, что меня оставили без денег. С деньгами бы у меня были варианты. А так моей судьбой могли управлять и контролировать ее, как хотел именно он.

- Ты можешь назвать мне имя поверенного?

- Конечно. Честно говоря, Лена, я так рада, что ты обо всем узнала. Я ненавидела то, что не могла рассказать тебе всё. Сначала я делала это только из-за денег, но я полюбила тебя, как родную дочку.

Она протянула руку. Я позволила взять меня за руку и сжать ее. Я не осуждала ее. Я не злилась. Всё, что я хотела, это снова увидеть Гая. Если он настолько заморочился, чтобы убедиться, что я в безопасности, то, должно быть, он заботится обо мне. Я просто хотела сказать ему, что люблю его.

Я заказала такси до офиса мистера Роувберри, молодого, привлекательного младшего партнера, чтобы встретиться с ним.

- Боюсь, никакой возможности связаться нет, - сказал он. - У нас есть четкие инструкции не принимать от вас никаких писем и сообщений.

Я удивленно моргнула.

- Почему? - еле слышно прошептала я.

- Он не хочет ничего слышать от вас, - сказал он тихо. Я думаю, что ему было просто жаль меня.

- Можете сказать мне хоть что-то о Гае? Он в порядке?

Он с сожалением покачал головой.

- Думаю, у меня нет вообще никаких полномочий обсуждать дела вашего благодетеля.

Я встала.

- Я могу угостить вас обедом? - вдруг выпалил он.

Я уставилась на него. В голове у меня пронеслась мысль согласиться и попытаться за обедом уговорить его указать мне хоть что-то, что приведет к Гаю. А потом я посмотрела в его полные надежды глаза и, покачав головой, вышла из офиса.

Я почувствовала себя растерянно. Ну должен же быть хоть какой-то способ найти его.

Был замечательный день, и девушка в красной юбке и топе привлекла мое внимание. На груди у нее была красивая татуировка ангела. Его крылья были невероятно изящные и четко прорисованные, они распростерлись на ее ключицах. В самом деле великолепно. Она стала ходячим холстом. Она прошла мимо меня, а я стояла и смотрела ей в спину. На ней был рисунок дьявола. Я смотрела на его рычащее лицо с интересом. И потом меня осенило. Вот оно. И прежде чем она успела скрыться в толпе, я побежала за ней.

- Простите, - сказала я.

Она остановилась и подозрительно на меня посмотрела, будто я собиралась просить денег.

Я улыбнулась и указала на ее грудь.

- Скажите, пожалуйста, где вы сделали свою татуировку? Она очень красивая.

Она в ответ улыбнулась.

- В Эри Корт. В местечке под названием Галвэй Сити. Мастера зовут Красавчик Майк.

Таксист высадил меня напротив Галвэй Сити. Довольно мрачное место. Человек с фиолетовыми волосами толкнул дверь и вошел внутрь. Я перешла через дорогу и подошла к витринному стеклу заведения. В помещении было полно фотографий разрисованных тел. Несмотря на потрепанный внешний вид заведения, работы Красавчика Майка были несомненно нежные и необыкновенно красивые. Были рисунки жемчужного ожерелья, насекомых, крестов, чертиков с рогами, русалок и павлина. Я стояла и рассматривала павлина. Он был красиво нарисован и раскрашен. Не возникало никаких сомнений, что Красавчик Майк - мастер своего дела.

Я открыла дверь и вошла. Внутри оказалось так же мрачно, как и снаружи. Трудно представить, что такой непревзойденный художник создает свое волшебство здесь. Мужчину с фиолетовыми волосами нигде не было видно. Повсюду висели фото с татуировками. Жужжащий звук татуировочной машинки прекратился, и человек, одетый в белую бейсболку и черные резиновые перчатки, вышел через синюю дверь.

- Привет, милая, - поприветствовал он.

- Ты - Красавчик Майк?

- Именно, - сказал он, несмотря на то, что он совсем не соответствовал своему прозвищу. Майк был лысеющим мужчиной, носатым, бородатым и с лишним весом.

- Хорошо. Вы можете сделать мне тату по моему заказу?

- Да, но я делаю традиционные тату, только реализм.

- Отлично. Я хочу ястреба, схватившего чайку. Я хочу, чтобы чайка как бы предлагала ястребу свое горло, таким образом доказывая ему свою любовь.

- Угу, понял. Приходите завтра утром. Скажем, в десять?


*****


Той ночью мне снилось, как я потерялась в лабиринте. И нашла выход, который привел меня в большую холодную спальню в замке.

Гай лежал на кровати в своей маске и умирал. Его глаза умоляли, а губы взывали ко мне:

- Вернись. Вернись ко мне.

Я проснулась. Моя кожа была как лед. Меня приводила в ужас мысль о том, что я могу потерять Гая так же, как потеряла брата. Я пошла на кухню и сделала себе кофе, выпила его и стала ждать рассвета, который заскользит по небу.


*****


Еще не было десяти, а я уже слонялась возле заведения Красавчика Майка. Ровно в десять я немедля вошла внутрь. Он сделал эскиз. Он был божественным. Совершенно потрясающим.

- Мне нравится, - сказал я.

- Отлично. Где хотите сделать ее?

- На спине, - сказала я и, повернувшись, указала на область чуть выше лопаток.

Он расположил меня на кушетке рядом с окном.

Процесс занял чуть больше часа. Некоторые уколы были больнее, но в целом было терпимо. Закончив, он поднес зеркало к рисунку, чтобы я смогла посмотреть. Выглядел он точно так же, как и на бумаге. Ястреб был намного больше чайки и держал ее, окутав своими крыльями в защитном жесте и с любовью. А чайка подставила ему свое горло.

Мой левый глаз дёрнулся. Готово. Я готова.


*****


Журналистка поправила свои очки на переносице и улыбнулась мне. Она выглядела весьма довольной собой.

- Скажите, когда будете готовы, - бодро сказала она.

- Окей, - я поудобней уселась в кресле. Мимо проходил официант, посмотрев в это время в мою сторону. Мы решили провести интервью в ресторане. Передо мной стоял стакан с холодной водой. Я уставилась на лимон, застрявший между кубиками льда.

- Я хочу воспользоваться вашим журналом и передать кое-кому сообщение.

Ее глаза округлились, радостный взгляд немного померк.

- Эм… мы таким не занимаемся.

- Знаю, что это интервью, но сообщение будет его частью.

Теперь она немного приободрилась, и недовольный вид исчез.

- Смотря, что за сообщение, - сказала она. - Я не могу ничего гарантировать. Оно должно пройти редактора, - с осторожностью и озабоченностью подсказала она.

- Сообщение, которое я хочу передать, может быть, как и в самом тексте интервью, так и в заголовке или подзаголовке.

- Что же это?

Я подняла волосы и, повернувшись к ней спиной, показала ей заднюю часть моей шеи.

- Это - послание.

- Оно красивое.

Я повернулась к ней лицом.

- Значит, вы хотите, чтобы мы показали вашу татуировку всему миру?

- Да.

- Уф! Какое облегчение! А то я и не предполагала, что вы, черт возьми, можете такого попросить. Без проблем. Уж это я определенно могу сделать. Я даже могу привести фотографа, чтобы он смог сфотографировать её крупным планом.

Я улыбнулась.

- Под фотографией должна быть подпись.

- Хорошо, будет, - охотно согласилась она.

- Если ястреб не встретится с чайкой под Аркой в День Святого Валентина в четыре часа дня, то она исчезнет.

Она усмехнулась.

- Вы понимаете, что только что предоставили офигительный эксклюзив?


От каждого дня ожидания мне становилось все хуже,

Милый, не бойся, я любила тебя

Тысячи лет,

И я буду любить тебя еще столько же.

~ Кристина Пэрри. “Тысячи лет”.



Глава 30


Всё пошло не так в тот день. Такси застряло в пробке. Было уже три сорок пять, и я была на пределе. Я заплатила таксисту, вылезла из машины и побежала вниз по улице Тоттенхэм Корт Роад. К тому времени, когда я добралась до Оксфордской площади, я уже задыхалась. Надо было поехать на метро, но было уже слишком поздно о чем-то сожалеть. Я перепугалась, когда взглянула на часы. Пять минут пятого. Чёрт.

Я побежала еще быстрее, насколько это было возможно, так как на Оксфорд-стрит было слишком много народа. Я уворачивалась и обходила людей как можно быстрее. Но к тому времени, когда я достигла Мраморной Арки, мои легкие горели, и я не чувствовала ног.

В четыре двадцать я осмотрелась вокруг, безумно выискивая глазами высокого, темноволосого мужчину. Но такого не было. Я подошла к Арке и прислонилась к ней своим ноющим телом.

Безусловно, он не ушел бы, прождав лишь двадцать минут? Но больнее ударило то, что он и вовсе не приходил. Он не читал интервью или не понял, что я имею в виду под “аркой”. А может он забыл, что я ему рассказывала. Что моя самая большая мечта была встретиться со своим возлюбленным под Мраморной Аркой. Я рухнула на колени с израненным сердцем. Я почувствовала себя настолько уставшей, что хотелось плакать. Я опустила голову и попыталась сама себя успокоить. Я говорила себе, что найду другой способ. Я не сдамся просто так. Я хотела начать искать замки по Англии. Я бы нашла его, неважно как.

В поле моего зрения появилась пара ботинок. Я с трудом сглотнула, не смея надеяться. И все-таки… это должен быть он.

Я медленно подняла голову и проследила взглядом штанины брюк. Я узнала сильные, мускулистые бёдра. Я узнала бы их в любом месте, в любой одежде. Моё сердце билось так быстро, что отдавалось барабанной дробью в моих ушах. Мой взгляд поднялся к его лицу.

- С Днём Святого Валентина, крошка.

И я сделала то, что никогда в своей жизни не делала.

Я потеряла сознание.


*****


Когда я пришла в себя, то уже находилась на заднем сидении автомобиля, а моя голова прижималась к груди. Я подняла голову и посмотрела на него.

- Привет, - нежно сказал он.

Я поднесла свои руки к его лицу в изумлении.

- Боже мой, твоё лицо.

Он улыбнулся самой удивительной улыбкой.

- Я восстановил его… для тебя. Еще нужно было подправить цвет, но я не мог сопротивляться твоему приглашению.

- Ты - самый красивый человек из всех, кого я когда-либо видела, - прошептала я. - Ты так прекрасен, что мое сердце просто разрывается, когда я смотрю на тебя.

Я видела, как дернулось его адамово яблоко. В его взгляде читалось некое благоговение.

- Боже! - выдохнул он. - Как же я скучал по тебе.

Я протянула руку и провела пальцами вниз, по очертанием его лица, лаская кожу. Глаза его расширились.

- Все нормально? - спросила я.

- Да, - последовал нежный ответ.

Я обхватила руками его лицо и посмотрела прямо в глаза. Мое тело начало покалывать. Его кожа был именно такой, какой я и представляла. У меня перехватило дыхание от того, что я увидела в выражении его удивительных глаз. И я узнала в них того самого мужчину, которого любила всем своим сердцем. По моему лицу скользнула слеза. Он смотрела на меня расширенными, блестящими глазами.

- Ты любила, Лена. Ты безнадежно любила меня.

- Я долго пыталась убедить тебя в этом, Гай.

Еще одна слеза покатилась по моей щеке.

- Не плачь, моя дорогая. Теперь все позади.

Я улыбнулась дрожащими губами.

- Когда-то я плакала из-за тебя. По ночам.

- Я не знал этого, моя милая. Я думал, что был отвратителен тебе.

- Конечно, нет! Ты отослал меня прежде, чем я успела сказать, что люблю тебя.

- Я никогда не оставлял тебя, Лена. Хотя так и может показаться. Но ты всегда была моей. Ни на секунду ты не переставала оставаться моей. Ни на единую секунду я не переставал наблюдать за тобой, защищать тебя, направляя тебя обратно ко мне. Я всегда был с тобой. Я видел, как тебя рассматривала женщина, сидящая напротив тебя в вагоне. Я - тот самый мужчина, который сидел в его конце. Я убедился, что ты в безопасности своего нового дома. Я был рядом, когда Роберто рассказывал тебе о своей подагре и когда человек, ищущий таланты,  сфотографировал тебя. И я ждал тебя снаружи тату-салона. Я всегда был рядом, Лена. Всегда. Потому что я - твой мужчина. И я сделал все возможное, чтобы защитить тебя и держать в безопасности.

Правдивость его слов отражалась в его глазах.

Запах знакомого одеколона и тепло его кожи начали просачиваться под кожу моих ладоней. Это успокаивало. Мне хотелось утонуть в его глазах. В этот момент никто и ничто больше не имело значение. Наконец я была в безопасности. Я была дома.

- Я всегда была твоей?

- Всегда. Ты принадлежишь мне. Я понял это с того самого момента, когда увидел твою фотографию. Я упорно боролся с этим чувством, но все мои попытки были тщетны. Ты - частичка меня, подобно воде, которую я пью и которая потом становится неотъемлемой частью моей крови, моих тканей, моих жил. Я люблю тебя, Лена. И ты никогда не сможешь понять, насколько сильно я люблю тебя. Мое сердце умирало без тебя.

Его голос был хриплым от волнения.

- Мы на месте, - сказал водитель, и это выдернуло меня из того мира, где не существовало никого, кроме нас двоих.

- Где мы? - спросила я.

- Мы летим домой. Там кое-что, что я хочу показать тебе, и кое-кто, с кем я хочу, чтобы ты встретилась.

Я прикусила губу.

- Эээ, а Мисти все еще работает на тебя?

- Нет, я уволил ее сразу же на следующий день после твоего ухода.

- А как Мередит и Тиа? Кто же тогда заботится о них?

- Тиа умерла три недели назад, а Мередит через двадцать минут после ее смерти.

- О, Гай, я так сожалею.

- Нет, не надо. Ты бы видела Тию до аварии. Она была неудержима. С неиссякаемой энергией. Как попрыгунчик. Полна жизни. А это не было жизнью для них.

- Ты мне покажешь ее фотографию? То, как она выглядела до несчастного случая?

- Конечно, - он достал бумажник, открыл его и выудил оттуда маленькую фотографию. Он  протянул ее мне. Я взяла ее и посмотрела на изображение. И ахнула.

- Что такое? - спросил он меня.

Я почувствовала, как по коже моих рук побежали мурашки. Я посмотрела на него снизу вверх в потрясении.

- Я видела ее.

- Тию?

- Мередит. Она - женщина, которая появилась из дымки, когда я была на том уступе. Она сказала меня держаться. И собиралась уйти в ближайшее время. Она тогда сказала мне, что только подождет ее.

Он посмотрел на меня и изумленно покачал головой.

- Именно это она и сделала. Она держалась для Тии.

- Ей было необходимо знать, что я люблю тебя, и тогда она дала свое благословение на наш союз.

Он взял мои руки в свои.

- Она знала, что я никогда не любил ее. Я заботился о ней. И только лишь это. Но мы оба любили Тию.

Я снова посмотрела на фотографию ребенка. Насколько полна жизни она была, но, вспомнив сморщенное, лысое существо в башне, вздрогнула.

- Все закончилось, - сказал он.


*****


Несмотря на то, что в замок Броутон мы прибыли ночью, я все равно смогла заметить, насколько он изменился. Гай восстановил его прежнюю красоту. Внутри было еще красивее. Мисс Литлбелл, увидев меня, расплакалась, а Сиб прыгнул на меня, при этом чуть не свалив нас обоих. Мистер Феллоуз улыбнулся.

- Я рад, что вы вернулись, - произнес он хриплым голосом.

- Здесь появилось больше персонала, но ты сможешь встретиться с ними завтра, - сказал Гай, а затем обратился к мистеру Феллоузу, - где она?

- В приемной.

- Иди, - сказал Гай, нежно положив руку мне на спину.

- Кто в салоне? - спросила я, совершенно сбитая с толку такой таинственностью.

Он проводил меня до двери и повернулся ко мне.

- Приготовься, она сильно изменилась. Прости, но я смог отыскать только ее.

Я взяла себя в руки и открыла дверь. Она была там. Стояла у рояля. Худая и изможденная не по годам. Кто знает, какие ужасы она испытала? Мы просто смотрели друг на друга. По моему лицу лились слезы. Я вытерла их тыльной стороной ладони.

- София? - наконец прошептала я.

- Лена, - позвала она меня. И хотя лицо ее очень изменилось, голос остался таким же.

Я бросилась в объятия своей Софии, будто снова была ребенком.


*****


Он закрыл дверь спальни и подошел ко мне.

- Я очень сожалею о том, что разбил твое сердце, - проговорил он.

- Все в порядке. Иногда погрустить тоже полезно. В любом случае, мое сердце полностью принадлежит тебе.

- О, моя милая, моя дорогая. Я больше никогда не разобью твое сердце. Я предпочел бы проиграть в карты все свое состояние, нежели потерять тебя. Я слишком о многом жалею в своей жизни. В тот день, когда я заковал тебя в цепи и взял, подобно животному, я объединился с тобой.

Наши лица приблизились. Как если бы мы делали это уже тысячу раз. Но мы никогда не целовались. И это будет наш первый поцелуй. Я едва могла дышать.

Наши губы соприкоснулись. Легонько, как прикосновение перышка.

Я почувствовала потрясение, пронесшееся через меня от головы до самых кончиков пальцев ног. Это было подобно погружению в кратер извергающегося вулкана. Я была в огне. Я приоткрыла губы, и он, протянув руки, так крепко обнял меня за плечи, что мои ноги слегка оторвались от пола. Он обрушил свои губы на мои, руками поглаживая по волосам.

Это был не нежный поцелуй.

Это был поцелуй оголодавшего человека, который попал на пир.

Он прорычал, заявляя права на мой рот. Я почувствовала, как мои ноги становятся ватными и потерялась в самом невероятном поцелуе. Сердце билось с бешеной скоростью, а между ног появилась знакомая болезненная жажда.

Он оторвался от моих губ и посмотрел мне в глаза. В его взгляде светилось желание.

- Завяжи мне глаза, - еле слышно сказала я.

Он покачал головой.

- Не в этот раз, сладкая. Между нами не должно быть никаких преград. Сегодня мы объединим наши души.

Я посмотрела на него в нежно льющемся свете от люстры. Он был настолько совершенным, что появлялось чувство, будто он нереален. Бронзовая статуя греческого бога.

- Ты слишком красива, чтобы быть реальной, - проговорил он.

- Забавно, я только что подумала то же самое о тебе, - я пыталась вести себя непринужденно, но мой дрожащий голос выдал то, насколько я нервничаю.

Он был таким знакомым, но одновременно таким чуждым.

На его лице появилось выражение печали.

- Ты - Красавица здесь. А я - Чудовище. Я притащил тебя в этот замок. И удерживал здесь против твоей воли.

- Ты никогда не был чудовищем. Ты всегда оставался моим героем, - я нежно обернула свои пальцы вокруг его руки в перчатке.

Он замер.

- Я люблю тебя. Всего тебя.

И нарочно смотря в его озадаченные глаза, я медленно сняла перчатку и посмотрела на его руку. Слов не хватало, чтобы описать то, что я увидела. Его рука была похожа на лапу с когтями. Я поднесла ее к губам и поцеловала, будто это было самое ценное сокровище в мире.

Он нежно улыбнулся и провел своим деформированным большим пальцем по моей нижней губе. Реакция моего тела была мгновенной. Я почувствовала, будто была в огне. Я приблизилась к нему и прижалась к его твердости.

- Я чувствую, как ты дрожишь, - сказал он.

- Делай со мной все, что хочешь, - прошептала я.

- О, чёрт, - простонал он и на пару секунд прикрыл глаза. - Не усложняй. Потому что я хочу быть с тобой животным. Бросить тебя на кровать и оттрахать, как безумный.

- Значит, будь животным.

- Нет, не сейчас. Не после того, как я заставлял тебя плакать все время.

Подхватив, он отнес меня на большую кровать. И прежде чем я осознала, он снял с меня джинсы и стянул трусики. С поразительной ловкостью он расстегнул мой лифчик и отбросил его назад. Простынь подо мной была шелковистой и прохладной. Мои губы приоткрылись. Я ждала.

Он не отрывал свой взгляд от меня, пока снимал свитер, джинсы и свои черные трусы. И предстал передо мной во всей своей обнаженной красе. Я с жадностью смотрела на него. С трудом веря в его красоту. Он действительно имел очень стройное тело. Слишком совершенное. Слишком твердое. И слишком… громадное. Мой взгляд вернулся обратно к его глазам, и мурашки побежали по спине.

Он переместился, поставив колено между моих бедер.

- Моя маленькая дикая кошка, - прорычал он и обхватил своей рукой мою грудь.

- Только с тобой, - хрипло произнесла я.

В этих глазах плясали огоньки.

- Боже, я столько всего хочу с тобой сделать, что едва могу себя контролировать.

Обняв за шею, я притянула его к себе, и наши губы встретились. Это был не просто поцелуй, а вихрь жажды и страсти. Наши языки работали с сумасшедшей интенсивностью и чувственностью, что вызывало ощущение, будто меня съедаютзаживо. Будто он кормился мной. Я потерялась в восхитительном ощущении слияния с ним в одно целое. Связь между нами стала настолько сильной и неистовой, что мои бедра невольно стали извиваться, двигаясь навстречу колену и потираясь об него. Когда он прервал поцелуй, я изумленно посмотрела на него. Моя грудь вздымалась с каждым частым вдохом и выдохом. По моему лицу, скорее всего, можно было прочитать чувство потери.

- Ты как чертов наркотик, - глухо проговорил он.

Его прикосновения были нежными и чувственными. Его руки двигались вниз по моим изгибам, пока не достигли моих половых губ. Пальцами он раздвинул их и посмотрел на мой раскрытый бутон. Когда наши глаза снова встретились, то его потемнели от желания. Он погрузил палец во влажность, и я закричала. Затем последовал второй палец.

- Дааа, - застонала я, когда мои внутренние мышцы сжались вокруг его пальцев.

Прошло слишком много времени, но мое тело не забыло его. И оно жаждало его. Я жаждала его член глубоко внутри меня.

- Войди в меня, - умоляла я.

Он начал трахать меня пальцами в мучительно медленном темпе. Мои бедра приподнялись и толкнулись навстречу его руке. Это было восхитительно, но, одновременно с этим, это была пытка. Я не хочу, чтобы мой первый оргазм после столького времени произошел от его руки. Я пыталась сдержаться.

- Прошу, я больше не могу. Просто возьми меня, - всхлипнула я. Я чувствовала исступление от столь сильной необходимости. Моя голова металась из стороны в сторону на простыне.

- Ты можешь принять больше, - сказал он и продолжил. Я приподнялась на локтях, а он наклонился и всосал мой сосок. И моя голова тут же откинулась обратно на простыни.

- Я не хочу так кончить, - взмолилась я хриплым голосом.

- И не кончишь. Я знаю, когда надо остановиться, - проговорил он, и я почувствовала, как шелковистая головка его члена расположилась у моего входа и слегка надавила. Осторожно, нежно он вошел в меня всей своей твердостью. И толкнулся. Я и забыла, каким большим он ощущается изнутри.  Как правильно и как совершенно. На секунду я задалась вопросом, как же раньше я существовала без него. Он приостановился, растягивая меня и предоставляя возможность привыкнуть и ощутить кротость мужчины, который разбил мое сердце.

- Не останавливайся, - я всхлипывала от сильнейшего желания, втягивая его глубже.

И он не остановился. Он погрузился в самую глубь меня. Настолько глубоко, что, казалось, я слегка лишилась рассудка. Я просто вцепилась в его плечи и держалась за них, пока он вонзался в меня как одержимый, выплескивая все свои сдерживаемые ранее эмоции. Мои мысли очистились, и я почувствовала блаженную пустоту. Ничего не осталось, кроме наших тел, движущихся с дикой несдержанностью. Это был самый красивый секс из всех, что у нас были. Такой красивый, что это вызвало слезы, когда он еще был внутри меня.

- Я делаю тебе больно? - обеспокоенно спросил Гай.

- Нет, нет. Не останавливайся.

И затем лучшая часть - мы кончили в унисон.

С наших губ слетели имена друг друга. Я расслышала хриплые, приглушенные и дикие звуки, разносившиеся по пустым коридорам вдоль обшарпанных стен. Я прижалась к его огромному предплечью и отдалась маленькой смерти, которая перенесла меня в чистейший экстаз.


*****


Я проснулась рано. Тело Гая, обернувшееся вокруг меня, дарило тепло. И первая же мысль, которая посетила меня, что мы просто созданы друг для друга. Как две половинки головоломки. Я тихонечко вздохнула от счастья. Такое ощущение, что это сон. Я медленно повернула голову и посмотрела на него в слабом свете. По бокам его лица остались маленькие шрамы, там, где хирурги пришили новую кожу, да и цветом она немного отличалась. Но для меня он был самым красивым мужчиной из всех, что я раньше видела. Я почувствовала приток радости от того, что он был моим, моим, моим. Он был моим, как кровь, которая течет по моим венам.

Очень осторожно я выбралась из-под его руки и двинулась к краю кровати. Бесшумно села. И едва мои ноги коснулись пола, я снова была опрокинута на кровать.

Он уткнулся носом в мою шею.

- И куда это ты собралась в такую рань?

- О, милый. Это будто мечта стала явью. Я никак не могу поверить в то, что я здесь, с тобой. Спала с тобой.

- Это всё хорошо, но не ответ на мой вопрос.

- Я собиралась сходить на могилу. Хочу посмотреть, что ты сделал.

- Ты можешь сделать это позже?

- Неа. Я всегда ходила к ней на могилу в такое время, пока еще солнце не взошло, - пожала плечами я. - Знаю, что это прозвучит смешно, но… она не появляется поблизости, когда светит солнце.

Он посмотрел на меня с огромной нежностью.

- Никогда не меняйся, Лена. Ты даже представить не можешь, какая невинная и неотразимая ты сейчас.

- Пожалуйста, никогда не переставай любить меня.

- Ничто не сможет изменить мои чувства к тебе. Неужели ты не понимаешь каким темным, мрачным и одиноким был мой мир, пока не появилась ты? Когда я впервые увидел тебя, то подумал, что сплю, - он коснулся моих волос. - Ты была такой светлой, такой чистой и такой совершенной, что была похожа на ангела. Ангела света. Ты ослепила меня, - Гай улыбнулся. - Я и сейчас ослеплен.

Но я решительно отодвинулась от него и одела теплый свитер крупной вязки, джинсы и сапоги.

Гай выбрался из постели и натянул мне на голову шерстяную шапку. А вокруг моей шеи намотал длинный шарф.

- Снаружи не так уж и холодно, - возразила я.

Он поцеловал меня в кончик носа.

- Я люблю тебя, Лена Чайка.

- Поддерживай тепло в постели. Я скоро вернусь.

Выйдя из замка, я обернулась и увидела, как он в окно наблюдает за мной. Гай помахал мне рукой, а я послала ему воздушный поцелуй. И вдруг вспомнила самую первую ночь, когда я прибыла в замок. Тогда он вызвал у меня впечатление невыразимого одиночества. Но это осталось в прошлом. Замок очистился от своих призраков, обновился и оживился.

Я прошла по мосту. Его отремонтировали и покрасили. Каменистые поля были усеяны дикими цветами. Их вид радовал сердце. Я собрала букет и продолжила свой путь. На кладбище тоже было чисто. Я нашла нужную могилу и встала около нее. И рядом с ее надгробием теперь стояло маленькое надгробие ребенка. Наконец-то они были вместе. Я положила цветы на их могилу и почувствовала умиротворение и счастье. Облака расступились, и лучи солнца опустились на землю. Красота могил, деревьев и цветов, искрящихся в свете, восхитили меня. Какое-то время я стояла и любовалась. А потом я развернулась и направилась обратно в замок, где меня ждал Гай.


~ Конец книги ~



Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1 Лена Чайка
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11 Хоук 
  • Глава 12 Лена 
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19 Хоук
  • Глава 20 Лена
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25 Хоук
  • Глава 26 Лена
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30