Варяги. Смута [Влад Поляков Цепеш] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Влад Поляков Варяги: Смута

Глава 1

Октябрь (листопад), 986 год. Переяславль


Хорошо выйти вечерком, прогуляться с девушкой по улицам города. Не обязательно долго гулять, достаточно пройтись пешочком до магазина и обратно, чтобы вернуться к ожидающей нас хорошей компании. И ведь собрались по хорошему, достойному поводу — окончанию универа одного из присутствующим.

Но не все так хорошо, как порой кажется. Вот и сегодня нарвались… На самую классическую неприятность мегаполиса в темное время суток — шпану обычную, беспредельно-обкуренную. Этим шакалам без разницы на кого нападать — вообще без разницы. Лишь бы их было на порядок больше, а жертва не выглядела особо опасной. И программа действий известна — отоварить по башке, потом попинать ногами и обшмонать по полной программе. А если девочка будет… попользуют, суки, если еще не скололись до полной импотенции.

Именно поэтому я стал работать сразу, по самому жесткому раскладу. Карину в сторону — пусть и грубым толчком, ну а сам отоварил первого внешней стороной берца по коленной чашечке. Судя по раздавшемуся вою и падению — как минимум сустав я ему вынес. А при удаче и сама чашка вдребезги, не каждый хирург ремонтировать возьмется.

Минус один, еще трое. На мгновение они опешили, не ожидая подобного поворота событий, но затуманенные наркотой мозги плохо воспринимали угрозу. А это значило, что придется продолжать.

Эх, травматику дома оставил, дурак! Но ничего… Щелкнула, раскрываясь при взмахе, «телескопическая» дубинка. Хорошая вещь! В сложенном состоянии тихо-мирно лежит в кармане куртки, а при угрозе легко разворачивается в легкое, но эффективное ударное оружие.

Обозначить ложный замах в голову, а потом перенаправить траекторию. Попал! Ребра штука хрупкая, а при их переломе у пациента еще и болевой приступ случается. Блокировать удар руки с кастетом, уйти в сторону от второго Разрыв дистанции…

Люблю нариков! У них даже при пригасшем инстинкте самосохранения есть такая штука, как замедленность и неспособность здраво мыслить. А в скоротечной уличной схватке без этих двух составляющих ох как плохо приходится.

Поиграть на ложных выпадах и изматывании? Нет, не стоит затягивать. А то мало ли как и куда ситуация повернется. Бросок вперед, лоу-киком по голени одному, дубинкой в череп другому. Ч-черт, пропустил! Спассировать удар удалось, но левый бок все равно заныл. Добить! Тычок дубинкой в область солнечника, апперкот, а там уже чистое добивание. Ногами, вестимо, благо тяжелые берцы для этого подходят чуть ли не идеально.

Противно мне бить людей, пусть даже жалкое их подобие, как вот в этом случае. Кровь, вопли, стоны — они на меня всегда удручающе действовали. Потом попривык, броня наросла, а все рано осталось ощущение… неправильности подобных ситуаций. Не в смысле моей неправоты, а насчет того, что подобного должно быть куда как меньше, чем сейчас. Эх, мечты мои мечты… несбыточные.

Раздав «всем сестрам по серьгам», то есть по парочке пинков в голову, я уже был готов собираться и сваливать. Бес с ними с сигаретами, тут совсем другой расклад пошел. Да и опасаюсь на ментов нарваться. Их дубинкой по чайникам не отоваришь без тяжелых последствий. Но тут…

Карина, эта вроде бы простая, хотя и интригующая меня девушка… Она стояла и смотрела на все случившееся без тени беспокойства, вообще почти без эмоций. Присутствовал лишь исчезающе легкий интерес. Взгляд же был… оценивающим, словно я экзотический товар на витрине магазина.

Взгляд. Такого я еще никогда не видел ни у человека, ни у зверя. Он был за пределами добра и зла, привычного и естественного. На меня, как выразился один философ: «Неожиданно посмотрела Бездна». Вот только я до этого в Бездну точно не всматривался… наверно. Холодок вдоль хребта, как тогда, полтора года назад, когда пришлось от пары уродов с ножами отмахиваться в темном переулочке. А они ими владеть умели.

Нет, еще сильнее проняло, куда как сильнее. Тогда ситуация была угрожающая, но ясная. Сейчас же… Мистикой повеяло, самой что ни на есть мохнорылой, запредельной. И интуиция вопит благим матом, а я ей привык доверять.

— Ты не Карина! — ошарашено выдохнул я, при всем своем офигении успев заметить, что вокруг нас возник прозрачный, но все же видимый купол. Вовне же… все замерло. Даже листья на деревьях, даже влекомый порывом ветра целлофановый пакет застыл в воздухе. Ограниченное куполом пространство как бы выключили из потока времени. — Кто ты… такое?

— Я… Можешь называть меня как хочешь, все равно это ничего не меняет, — с воистину ледяным безразличием ответило существо. — Зато твои решения, они могут кое-что изменить.

От таких слов я чуть было не подпрыгнул на месте и… проснулся. Млин, приснится же такое! Кошмары, они порой такие кошмары. Замутненным спросонья взглядом обвел комнату глазами и, поняв, что еще только рассветать начало, решил еще поспать. Перевернулся на бок, обнял лежащую рядом и мирно спящую девушку и…

Твою же мать с присвистом в жерло действующего вулкана! Окончательно сбросив туманное состояние. Случающееся сразу после пробуждения, я все вспомнил. Сон был не совсем сон, а скорее воспоминание. То самое, случившееся чуть больше года тому назад. Так что сейчас я не в том городе, где родился и прожил более двух десятков лет. А в совсем другом месте. И времени!

Древняя Русь, Х-й век, куда я попал в тело ярла Хальфдана Мрачного по воле непонятного существа, проводящего эксперимент на предмет влияния отдельно взятой личности на временные потоки. По своей воле попал, как не странно. Почему? Все дело в твердом и подтвержденном общении, что потом, после смерти здесь. я вернусь в привычное мне время. К родным людям. А заодно и увижу те изменения, которые произойдут в результате совершенных здесь действий. Игра без проигрыша, как ни крути. Тут откажется лишь человек, далекий от самого понятия рискованной игры, без авантюрной струнки в душе. Но не я!

Год с хвостиком. И за проведенное здесь время мне удалось не то чтобы многое из задуманного, но вполне достаточное для этого периода. Вырос в числе хирд, куда заботливо отбирались не абы какие воины, а из числа мастеров клинка. Упрочилось влияние, причем заметно. Из второго эшелона вольных ярлов я выдвинулся на первые позиции. Пришлось попотеть, но дело того стоило. Но и врагов нажил — мама не горюй!

Да уж, врагов хватало. И дело не в большом числе, а в значимости. Главными из них были собственно великий князь Киевский Владимир Святославович, и стоящий за его плечом родной дядька, воевода Добрыня. Те двое, кто по сути и правил Русью. Нехорошо правил по моему искреннему убеждению. Потому и получилось, что я и они оказались по разные стороны баррикад, совсем по разные. Линия раздела — отношения с Византией и тесно связанная с этим попытка Владимира поменять веру на Руси.

Тут были сторонники как одного, так и другого пути. Ну а мне было куда легче действовать, проводя свои убеждения. Как-никак, а знание привычного мне варианта истории давало определенные бонусы. В том числе понимание того, что Русь попадала под жесткое влияние Византии. Не сразу, не прямо, но через тамошний патриархат. Ведь власть духовная в эти времена и в последующие века очень сильно влияла на светскую, порой так и вовсе ее превосходя.

Ну да хватит о грустном. Здесь и сейчас еще ничего не было решено, все только начиналось. Сейчас была поддержка со стороны многих вольных ярлов, части жречества, что поняла возможную для себя угрозу. Да и вообще, находящиеся сейчас на руке карты позволяли вести свою игру.

А еще друзья, побратимы. Те самые, кого я нашел здесь, кому мог без опаски доверить защищать свою спину. Единственное слабое звено уже хрупнуло, показав свою уязвимость. Зато оставшиеся… Гуннар Бешеный. Олег Камень, Магнус, он же жрец хитрого бога-трикстера Локи. Роксана по прозванию Змейка… но тут разговор особый. Не только друг и близкий человек, но еще и моя девушка, теперь законная супруга. Вот она, спит рядом, зарывшись лицом в подушку. Со своеобразным характером, воительница, на счету которой много трупов. Плюс командует всеми разведчиками-диверсантами хирда, их тут называют воинами-тенями. Вот только я ее сроду ни на кого не променяю, тут даже сомневаться не стоит.

Видимо, несколько разволновавшись, я неудачно пошевелился. Вот и разбудил Роксану. Та сладко потянулась, взглянула на уже не спящего меня, на рассвет за окном, после чего заявила:

— Неужто ты. Хальфдан, решил пораньше вставать? Добрый знак. А то в последний год привычку заимел затемно сидеть, а просыпаться поздно.

Ну-ну! Вообще-то этой привычке не год, а куда как больше времени, но Змейке об этом не скажешь. Так что рот на замок и отвечаем в совсем ином ключе:

— Проснулся из-за сна не слишком приятного, а потом на тебя спящую засмотрелся. Вид у тебя, мирно спящей, был очень уж притягивающий, глаз не оторвать.

— Опять ты за свое, — привычно для нас обоих засмущалась змейка. — Из меня красавица как из Магнуса жрец ромейского бога. Особенно с некоторых пор. Это тебе Фрейя глаза застилает… мне на радость.

Обняв все еще сильно комплексующую из за пораненной руки девушку, я лишь улыбнулся. Ничего, сейчас она уже куда как более раскована, чем перед собственно свадьбой. Сейчас конец листопада, октября по местному, в то время как свадьба была в его начале. Признаться, я хотел подождать, когда Роксана полностью выздоровеет, чтобы полученная рана перестала напоминать о себе, но не тут то было.

Политика, чтоб ей провалиться! Требовалось в кратчайшие сроки обозначить, что ярл Хальфдан Мрачный не просто жив-здоров, но еще и женится на достойной девице, подходящей по происхождению. А заодно совместить собственно свадьбу и встречу союзников — как ярлов, так и жрецов.

Повод, что ни говори, был выбран идеально. Свадьба не самого последнего из вольных ярлов, официально разосланные приглашения всем мало-мальски значимым персонам. Красота да и только. Вот они и съехались в Переяславль, да с немалой свитой, да с дарами и наилучшими пожеланиями. Не придерешься! Владимир Киевский и его псы скрипели зубами, но сказать ничего не могли, их бы просто не поняли. А помимо находящихся в одном с нами лагере части вольных ярлов и жрецов сюда могли приехать и те, кто еще не определился. Плюс те, кто хоть и держал сторону Владимира, но хотел разузнать. А что могут предложить на иной стороне.

— О чем думу думаешь, Мрачный?

— Да о том, что после прибытия Эйрика, Зигфрида и наших хирдманов из набега надо будет уже в своем кругу собраться и без лишнего шума отпраздновать нашу с тобой свадьбу еще разок. Возражать не станешь?

— И не подумаю! — воодушевилась Змейка. — То торжество было не столько для нас, сколько для дела. А вот это — для души. Да и вернутся они скоро, через несколько дней, не позже. Вести ведь хорошие с голубями прилетели.

Ну кто бы спорил! Наши ребятки отправились в набег, франков пощипать, в подходящее время. После смерти короля Лотаря во франкских землях было неспокойно, вот и решили, что такие земли как Вермандуа, Бретань, частично Нормандия просто напрашиваются на то. чтобы их хорошенько так пограбили. Собственно все получилось, как и планировали. Полтора десятка драккаров, более двух тысяч хирдманов — эта сила пронеслась ураганом по прибрежным селениям, городкам, малым крепостям, сметая все на своем пути без особых проблем.

Никакой массивной и малоценной добычи и уж тем более никакой ловли рабов-траллсов. Об этом заранее уговаривались с основными участниками набега. Только золото-серебро, ткани, бронзовые и медные изделия, ценимые в это время. Ну и оружие плюс доспехи, которые можно было брать так с тел побежденных, так и из арсеналов городков и крепостей.

Тактика быстрых налетов. Сломить сопротивление, если оно вообще есть, быстро вычистить все ценное и отступать, не увлекаясь грабежом и разгулом. Я уж не говорю о пьянках, которые вовсе недопустимы. При подобных раскладах крупные отряды франков просто не успевали подойти и навязать совсем не нужный хирдам бой. Что же до морских сражений, то связываться с семью-восемью крупными драккарами немногие решались. Не зря принято было решение не делить флот более чем напополам. Ну а при опасности две части вновь становились целым.

И все же два драккара было потеряно уже на завершающем этапе набега. Кто-то из франкских капитанов сумел просчитать не Эйрика Петлю, а Грама Золотого, кормчего и родственника Ратмира Карнаухого. Его драккары были прижаты к берегу превосходящими силами франков и Грам вынужден был принять бой, ожидая помощи от второго отряда.

Ее он получил, и тут уже франки попали меж двух огней. Более приспособленные для абордажных боев, обладающие как парусным, так и весельным ходом драккары по праву считались лучшими кораблями своего времени. А уж учитывая то что на румах сидели не рабы, а воины… В общем, уцелевшие, хоть и потрепанные корабли франков выходили из боя, оставляя менее везучих собратьев на растерзание детям Одина. Но на дно отправились и два драккара. Такова война, она никогда не обходилась без потерь.

Приятно вспоминать о таких вот вестях. Еще более радует скорое прибытие наших. А пока суть да дело, уже не только рассвело, день начался. Пора вставать, Хальфдан, давно пора. Тем более, что за завтраком еще со вчера планировали не просто собраться, но и поговорить о делах наших важных и неотложных.

Вздохнув, я выбрался из уютного, теплого ложа, за пределами которого было все же не лето, а октябрь месяц. Умыться, переодеться, соскоблить отросшую за сутки щетину. Все эти дела в здешних условиях хоть и стали делом привычным, но при воспоминаниях об уровне комфорта XXI-го века порой прошибало на ностальгию. Зато радовал с эстетической точки зрения процесс переодевания моей валькирии. Как бы она самокритично к себе не относилась, но все равно — краса да и только.

А вот донести до ее головы факт, что платья, тем более открытые. Ей очень к лицу и особенно к фигуре — это пока вне моих сил. Натура воительницы все так же протестовала против женственности одежд. Змейка просто опасалась, что подобный стиль убавит ей уважения среди воинов. На мой взгляд полная чушь, но пока сделать с этим что-либо было нереально. Ничего, подожду.

Выйдя вместе с Роксаной из наших общих теперь покоев, я привычно отметил, что троица хирдманов в коридоре все так же бдит, не расслабляясь ни на мгновение. Меры безопасности на высоком уровне. Трое у входа, еще пара несет караул у окон, дабы не случилось очередной пакости. И ведь не моя то инициатива — Гуннара с Магнусом, причем и простыми хирдманами тепло принятая. Всем им слишком хорошо памятно то самое покушение, случившееся прямо в моих покоях людьми Доброги, главы Тайной Стражи князя Владимира. Вот теперь и живу с надежной охраной под боком, возразить веских поводов не имея. Такова судьба тех, кто стремится к власти.

* * *
За столом нас уже ждали. Те трое побратимов, кому можно было верить всегда и во всем. Олег сидел. Уткнувшись носом в лист пергамента. Наверняка проверял статьи доходов-расходов, стремясь извернуться и увеличить первые и не особо раздувать вторые. Магнус попивал сильно разбавленное винцо, взирая куда-то в потолок. Он так часто делал, особенности мышления жрецов мне пока понять не удавалось, а как следует вникать в это не хватало времени, сил и частично даже желания. Как-нибудь потом, здесь время терпит. Ну а Гуннар, тот стоял у окна и смотрел на привычную суету во дворе. Впрочем, наше появление почуял. Сразу. Мигом обернулся и, слегка улыбнувшись, вымолвил:

— Хальфдан, Роксана… Доброго утречка.

Ответно поприветствовали и его, и остальных, после чего расположились за столом, где уже было все выставлено. У меня по утрам особого аппетита никогда не было. Так слегка перехватить и не больше. Поэтому весьма скоро я мог полностью сосредоточиться на делах. А их хватало.

Ну так что, Гуннар, вокруг Переяславля все то же творится?

— А пожалуй, — хмыкнул побратим, одновременно перемалывая крепкими зубами кусок тушеной поросятины. — Прознатчики киевские все так же крутятся на всех дорогах и тропах, следят за выезжающими и прибывающими. Пусть тешатся, от этого им толкового прибытка не случится.

— Сам знаю, что мышиная возня. Просто стараются нас из себя вывести Меня, признаться, другое интересует. То посольство, которое мы пощипали, оно не только доехать до Царьграда успело и доложить. Обратно скоро ли и с чем пожалуют?

Вопрос был не шуточный, собравшиеся тут это осознавали. Ведь Владимир Святославович, по всем сведениям и косвенным признакам, отнюдь не оставил свою идею заручиться поддержкой Византии. Более того, это была очень серьезная карта из имеющихся у него на руках.

— Самое крайнее по весне пожалуют. А если поспешат, то и зимой. Только мне сомнительно, — покривился Бешеный. — В Византии любят долго думать, медленно решать.

— Это лишь первая часть. А вторая…

— Тут даже гадать нечего, Мрачный. Привезут наметки договора меж Русью и Византией, а то и сам договор в нескольких видах. Или… Есть и еще одно сильное средство. Кровь!

— Не поняла, — вскинулась Змеяка. — Чья кровь?

— Родственная. Мы с Мрачным намедни разговаривали, он и подумал, книги греческие и ромейские полистав, любопытную мысль. Да что я то пересказывать буду, пусть он всем нам и скажет.

Сдал меня Гуннар, причем с потрохами. А ведь это и не мысль была, скорее вариация на тему известного мне из официальной истории и возможных вариантов в свете произошедшего уже тут, после моего попадания. И сейчас придется ее излагать уже перед всеми тут находящимися. Эх, сыроватая еще теория, до конца не продуманная. Ладно, понеслась.

— Любые договоренности между странами можно нарушить, что часто и случается. Зато есть средство, которое не то чтобы делает договор нерушимым, но позволяет существенно его укрепить. При его использовании семьи правителей становятся родственными.

— У Владимира жена Рогнеда Полоцкая и несколько признанных наложниц, — проворчал Магнус. — А византийский базилевс не захочет отдавать кого-то из своих родственниц второй жженой или вообще наложницей. И гордость не позволит, и их христианская вера.

— Верно говоришь и про Владимира, и про мысли ромейского базилевса. Беда в том, что одно и виду упускаешь, — нерадостно усмехнулся я. — Смена Владимиром веры на христианскую сделает его жену незаконной. Тут или заново по их обрядам свадьбу играть, причем жених и невеста оба должны быть крещеными, или… Вот посуди сам, зачем Владимиру тогда Рогнеда, которая ненавидит его до глубины души?

Вокруг повисло гробовое молчание. Мысли, которые витали в воздухе, определенно являлись не самыми радужными. Тут люди собрались умные, многих иллюзий давно лишившиеся. Понимали, что Рогнеда для Владимира и особенно Добрыни если и не исчерпала свою полезность, то близка к этому.

Я же знал и другое. В прежнем варианте истории Владимир именно что женился на сестре базилевса Василия Болгаробойцы Анне, разведясь с Рогнедой и сослав тут обратно в Полоцк вместе с сыном Изяславом. Правда под очень плотный надзор, что неудивительно после попытки его прикончить. Но тогда и сейчас — две большие разницы. Тогда она не представляла уже угрозы. Сейчас же… Трон под Красносолнечным нашим начал поскрипывать, поэтому он, с подачи Добрыни, родственника своего и наставника, может пойти на более жесткие меры.

Первым решился нарушить тишину Гуннар. И не с общими словами. а с вполне конкретными, к делу прямое отношение имеющими:

— Если все так, недолго Рогнеде жить осталось. Вскорости после того, как договор с ромеями заключен будет, сгинет наследница покойного князя Полоцкого Рогволда.

— Почему так? — усомнилась Змейка. — Хотел бы избавиться, мог сделать это и раньше. Так ведь до сего дня жива, хоть и под строгим надзором, и мужа своего за дело ненавидит, и бежать пытается.

Бешеный промолчал, как и я с Олегом. Все потому, что тут наиболее весомо мог возразить Магнус со своим статусом жреца. Что он и сделал.

— До его желания связать себя договорами с Византией мнение жрецов имело для него значение. Он опасался утратить поддержку. Сейчас все изменилось, мы для него враги, пусть это и скрывается. Я согласен с Гуннаром — Рогнеда долго не проживет. А может и ее старший сын, Изяслав. Сам Владимир навряд ли помыслит про последнее, а вот Добрыня может.

— Но…

— Насчет старшего сына Рогнеды клинком по воде начертано, — я накрыл ладонь Змейки своей, слегка сжав. Так она немного успокаивалась, по опыту знаю. — А вот сама Рогнеда живой для него опасна. Куда, как ты думаешь, они кинется, освободившись от ненавистного муженька?

— Полоцк!

— А там еще есть те, кто помнит Рогволда. И ярлы, которые из-за последних событий недовольны князем Киевским. Ну так что, отпустит ли Владимир Рогнеду, станет ли подвергать опасности частицу своей власти, на сей раз над Полоцком?

Вопрос был риторическим, ответа не него не требовалось. Зато во весь рост поднималась проблема, решать которую нам было не то что необходимо, но желательно. И озвучить ее, к моему удивлению, решил наш казначей, Олег Камень. Уже давно отложив в сторону листы пергамента, он откашлялся, прочищая горло, и тихо проговорил:

— Я сейчас не просто как варяг говорю и побратим… Хотя по чести надо это непотребство остановить еще до попытки его свершения, то так. Рогнеда полезна Владимиру и Добрыне мертвой, а нам живой. Думайте, а я свое слово сказал. А казны у нас на многое хватит, даже если не рассчитывать на добычу с франкского набега, которую вот-вот привезут. Прости, Мрачный, но дары гостей, на твоей с Роксаной свадьбе- это такой праздник для казны был, что мне его долго не забыть.

Змейка пробормотала что-то относительно этих самых даров. Так мной толком и не расслышанное. Однако помню, что большинство подарков, хоть и весьма ценных, оставило девушку равнодушным. Но их пользу для нас она признавала. Равно как и я.

Что же до слов Олега, то они были как бальзам по сердцу! Если один из побратимов проявляет интерес к использованию нынешней жены Владимира Святославовича в наших целях, то глупо не воспользоваться инициативой. Да и по человечески жалко Рогнеду. Жить с тем, кто тебя изнасиловал, убил родителей… Ад на земле, больше и сказать нечего. Хотя сложно будет дельный план придумать, это я чую. Для начала же надо одобрить выдвинутую Олегом идею.

— Поддерживаю сказанное тобой, брат. И для чести нашей это будет, да и польза очевидна. Только не приступать же нам к Киеву с требованием выдать Рогнеду Рогволдовну. Посмеются над нами и правильно сделают.

Друзья заулыбались, понимая юмор ситуации. Зато никакого отторжения самой идеи у них на лицах не возникло, что уже само по себе было добрым знаком. Следовательно, ситуацию следовало прокачивать всерьез, уже сейчас создавая первые наброски плана. Того, который вскоре предстоит реализовывать.

— Дельные придумки у кого есть? — с ходу поинтересовался я. — Или хотя бы подступы к людям в Киеве, что способны обсказать нам творящееся вокруг княгини?

— Владимир давно уже отдал поручения своим людям оградить жену почт от всего общения с миром за пределами дворца. А Доброга привык хорошо выполнять порученное, — с кислой миной на лице произнес Гуннар. — Верных княгине людей внутри дворца очень мало. Лишь ее личные слуги и несколько охранников.

— И все? Верится с трудом. Как я слышал, она женщина деятельная, с норовом, не привыкла сидеть, сложа руки.

— Верно, Мрачный. Она могла заручиться поддержкой кого-то из слуг, охранников, может и из дружины своего мужа. Но как то вызнать? Доброга лютует, при малейшем подозрении на связь с нами или другими вольными ярлами головы летят с плеч. Сейчас и звон золота не может помочь заиметь видоков внутри дворцовых стен. Боятся.

Ну, на легкий путь я и не рассчитывал. Надо искать обходные дорожки, не столь очевидные для главы Тайной Стражи и его подручных. Понять, кто имеет доступ к княгине и на кого мы можем рассчитывать как на надежного курьера. Дальние родичи? Смешно, семья полоцкого князя Рогволда была вырезана, что же до побратимов и просто друзей, что остались живы и относительно влиятельны… Их и на выстрел к Рогнеде не подпустят! Доброга лис хитрый, жизнью умудренный, его на такое не поймать.

Вот оно! Есть еще те, кто хоть и не без труда, но могут добиться встречи с княгиней. Такой встречи, на которой получится поговорить на серьезную, интересующую нас и ее тему.

Видимо я не удержался, позволил эмоциям отразиться на лице раньше времени. Иначе Роксана не заметила бы. Хм, а может она уже научилась чувствовать и сквозь маску отрешенности и задумчивости.

— Давай уж, ярл-муж, говори свою думу, — и в довесок к словам слегка ущипнула за бок. Больно не было, но не заметить этот ее знак внимания было нереально. Вот такие они у моей валькирии, если на людях.

— Магнус ее будет в жизнь воплощать, да не сам по причинам понятным.

— Это что значит?

— Да то и значит, что пока Владимир как бы чтит наших богов, он не сможет оградить себя и свою жену от общения с видным и влиятельным жречеством, — усмехнулся я. — Не поймут его, совсем не поймут. А новый неприятный слух, который может поползти после отказа в приеме жрецов, сейчас нашим врагам не нужен.

Высказанная мысль не растворилась в небытии, но повисла в воздухе. Ожидая дальнейшего развития. Змейка согласно закивала, Гуннар и Олег изобразили на лице улыбки. Магнус же призадумался, похоже, начиная думать над реализацией идеи.

— Жрицы Лады, что любви и браку покровительствует и по сути иным ликом Фрейи является, могут при некоторых обрядах оставаться наедине с женщиной. Над коей они проводятся. Но простые жрицы до великокняжеского дворца не дойдут.

— Значит надо искать непростых, — парировал я, но видя, что Магнус нахмурился, понял, что таких связей он не имеет. Ладно, видоизменим задачу. — Сможем уговориться насчет влиятельных жрецов, которые захотят с делом важным или предложением к Владимиру появиться? А уж к ним привяжем и простых жриц Лады. При таких делах они тоже смогут с княгиней пообщаться. Передать ей наши слова.

— Лучше послание!

— Верно, Змейка. Рогнеда женщина от лишнего доверия к людям давно избавившаяся. Зато мою руку на грамотке может если не сама узнать, то через других удостовериться.

Общее направление было выбрано, теперь основная работа ложилась на Магнуса. Из тут присутствующих только он был жрецом. Значит, ему с ними и договариваться, в том числе и насчет придумки повода визита делегации к Владимиру Святославовичу. Придумают, договорятся, в этом никто не сомневался. Просто хочется, чтобы все сладилось побыстрее и понадежнее.

Только не Рогнедой единой. Были и другие интересы, более приземленные. К примеру, связанные с расширением хирда хлопоты. И насчет этого больше всех мог поведать Гуннар, взявший на себя часть тех вопросов, которыми раньше занимался Ярополк. Временно, конечно, поскольку я планировал перераспределить их между Змейкой и Эйриком. Но первая нуждалась еще в паре недель отдыха для полного восстановления физических и душевных сил. Второй же все это время был в набеге. В итоге имеем ровно то, что имеем.

— Побитые ярлы успели вернуться с тех двух неудачных набегов, с которыми их Владимир нас сильно обманул. Кому больше досталось, кому меньше. но никто не получил больше. чем потерял, — начал я издалека. — А у нас хирд, у нас большие задумки на грядущее. Вот я к тебе, Гуннар, и обращаюсь. Скажи веское слово. А начет возможностей казны Олег добавит, если надобность возникнет.

— Ярлы озлоблены, тут как мы и ожидали, Хальфдан. Хирды уменьшились числом, взятая добыча не покроет потерь, не позволит восстановить число хирдманов до прежнего. Те же, кто и драккары потерял, совсем в тяжелом положении. Некоторые уже рыскают по городам Руси, стремясь занять денег под будущую добычу или под иные клятвы.

— Главное, чтобы к врагам нашим не кинулись, — процедила Змейка, поглаживая зажившую, но все еще беспокоящую руку. — Этого нельзя позволить!

— Пока до такого никто не дошел, — успокоил Гуннар девушку, излишне дернувшуюся. — Зато мои люди намекают всем, то есть и самим ярлам и хирдманам, что есть выгодные для них решения. И как только ярл Хальфдан Мрачный закончит свадебные гуляния, то обязательно пригласит всех желающих к себе, в город Переяславль.

Хорошая формулировка. Ее понимали все тут собравшиеся. Ну а те, кому она была озвучена — способны были догадаться. «К себе, в город Переяславль», — это не просто слова, это четкое и однозначное заявление. По сути, таким образом объявлялось, что город находится под контролем моих людей, что я отвечаю за происходящее в нем.

По сути, во многом эта заявка соответствовала действительности. Никого не обманывала роль официального киевского наместника, Мстислава Игоревича. Он давно находился на неизвлекаемом крючке, был повязан со мной накрепко и уже не пытался держаться. Сидел себе, занимался оставленными в его ведении мелочами. А ни во что серьезное даже не вмешивался. И вообще был лишен возможности влиять на ситуацию в городе и уж тем паче вне его.

Про городскую стражу говорить излишне — к моменту нашей с Роксаной свадьбы ее заменили на верных нам людей до единого человека. Что характерно, деньги на ее содержание брались не из нашей казны, а из городской. Ну да, на нее я давно нацеливался, и вот это произошло. Теперь Олег со всем присущим ему талантом рулил финансовыми потоками Переяславля. Именно талант позволял не только отсылать в Киев положенные суммы, но и иметь в остатке количество денег, потребное для городских нужд. Не абы какое количество, а то, которого хватало на все, а не на самое необходимое.

Необычный по нынешним временам ход, на который я пошел — предоставил возможность обитающим в Переяславле ярлам убедиться, что было с финансами до моего над ними контроля и что стало после. Тем самым с ходу отметались какие-либо подозрения в личной финансовой заинтересованности. Уже весомый аргумент, если кто-то решит подкапываться с этой стороны.

Гуннар меж тем развивал свою мысль:

— Мы твердо стоим на ногах здесь, в Переяславле, любые гости могут приезжать и чувствовать себя внутри городских стен в полной безопасности. Городская стража наша, присланный из Киева заместо покойного Мала Беляй лишен всех возможностей. Сидит в своем домике на окраине и носа наружу не кажет. Знает, что иначе его в лучшем случае вышвырнут из города. Тогда даже самых общих посланий своему хозяину отправлять с голубями не сможет.

— Ближе к начальной мысли.

— Конечно, Мрачный. Отвлекся, случается со мной такое, когда боги наши дела своим вниманием осеняют, — искренне улыбнулся побратим, редко позволяющий себе такое открытое выражение эмоций. — Учитывая находящихся в Хольмгарде и Киеве, у нас три сотни хирдманов. Две сотни вместе с Эйриком отправились в набег. Потери не должны быть большими и это тоже хорошая весть. И полторы сотни городской стражи. Их нельзя считать хирдманами, но они тоже верны тебе, брат.

Простая арифметика никогда не представляла для меня проблем. Три сотни, плюс две, да еще полторы. Итого имеем шестьсот пятьдесят клинков с небольшим, пока неизвестным, минусом. Полторы сотни из них содержим из казны Переяславля, что тоже учитывать стоит.

Прежде чем я открыл рот, меня опередила Роксана, обратившаяся к нашему казначею:

— Мы держим на нашу казну хирд в пять сотен. Сколько можем позволить сверх того, Олег?

— Деньги утекают, как вода из дырявой посудины. Еще траты на новые самострелы в придумками Мрачного, задатки отправленным в дальние края купцам. Сейчас нас спасают свадебные дары и надежда на богатую добычу. Но не знаю, насколько этого хватит. В другое время я бы посоветовал весной отправиться большей частью хирда с набег. Это решило бы все проблемы. Но теперь… Хотя если взять город под свою руку ПОЛНОСТЬЮ, урезать отправляемое в Киев — беспокоиться станет не о чем.

— Рано! — отрезал я. — Подготовиться к этому можно, если ты уже этого не сделал. Но дразнить волков киевских раньше времени не стоит. Что же до денег, которые быстро уходят, это ожидаемо. Нонам о них печалиться невместно.

— Деньги всегда важны.

А это уже Гуннар, мнение которого всегда было и будет важным. Только сейчас я не совсем его понимаю, к чему он выдал эту очевидную истину. Внимательно смотрю на него, ожидая продолжения. Вот и оно:

— Побратим наш Олег всегда любит преувеличивать. Денег, коли про добычу с набега не забывать, хватит на год, если хирд не расширять. Да и Хальфдан горазд новые золотые россыпи находить, за последний год все в том не раз убедились.

— Перехвалишь еще меня…

— Не той ты породы, брат, — отмахнулся Бешеный. — Только сейчас я про то, что можно хирд расширять, как испокон веков делалось, а можно и иначе. Вот взять знакомца нашего, Зигфрида Два Топора. Вроде он был сам по себе, да и сейчас вольным остается. Вместе с тем некоторым со стороны может помститься, что он под руку нашего ярла, Хальфдана Мрачного, пошел. Так что же будет, если мы похожее учиним с теми, кто сейчас в помощи нуждается? Подумайте про это!

Хорошо высказался побратим, душевно и по делу. Действительно, так можно и денег меньше потратить, и силу свою увеличивать. Главное тут правильно кандидатуры ярлов выбрать, которым помогать стоит. Не нужны интриганы или те, кто во что бы то ни стало стремится оставаться вольным, не будучи готов поступиться частью власти. Таких надо понемногу раздергивать, уводя разочаровавшихся хирдманов.

В общем, совмещаем классический подход с новаторским. Результат должен быть…

Стук в дверь. Получив разрешение войти, на пороге проявляется один из хирдманов и заявляет:

— Наши хирдманы уже на пути в город. А Эйрик с передовым отрядом и вовсе через час-другой должен быть. С голубем весточка долетела. И все хорошо, просто он сам вперед остальных рвется, про многие перемены у нас от хольмгардовских хирдманов услышав.

Вот это была новость так новость. Разумеется, после такого дальнейшее осуждение текущих дел временно свернули. К тому же главное прозвучало, можно было начинать проработку. Но не раньше, чем встретим общего друга, которого уже давненько не видели.

А еще придется ему не только радостные вести рассказать. Но и печальные. Про того же Ярополка, который для Эйрика оставался не только живым, но еще и своим, вовсе не предателем. Побратиму сказать придется, он знать должен, в отличие от всех прочих. Тяжело это, очень тяжело, заново вспоминать и переживать подобные моменты. Ну а пока Эйрик еще не здесь, проведу свободные часы со Змейкой. Может просто прогуляюсь в ее компании по улицам города, а может еще что-нибудь в голову придет. Главное, чтобы с ней.

Интерлюдия

Киев, покои Рогнеды Полоцкой


Глава Тайной Стражи Доброга, стоя перед знакомой дверью, позволил себе намек на улыбку. Всего несколько месяцев тому назад он стоял здесь же и думал, что может и не стоит сюда входить. Теперь же все изменилось. И пусть он появлялся здесь редко, но цели, они изменились в сравнении с бывшими за полгода до этого.

Негромкий стук, недолгое ожидание, и вот он внутри… покоев Рогнеды, княгини Киевской. Но если раньше эта величественная женщина с фигурой, как у ромейских статуй и иссиня-черными, как вороново крыло, волосами, источала презрение, то сейчас все изменилось. Общий интерес, он сближает даже бывших злейших врагов.

— Будь здрава, княгиня, — поклонился Доброга. — Я пришел в тот день, о котором тебя должны были предупредить.

— Я знаю, — кивнула женщина, на чьем лице редко отражались даже оттенки чувств. Она не от хорошей жизни научилась их скрывать. — Если желаешь, можешь присесть. Вышата, Горислав! К смотровым щелям. И чтобы при первом шорохе…

— Это лишнее, Рогнеда Рогволговна, — лениво обронил Доброга, наблюдая за тем, как два личных охранителя княгини занимают места, чтобы следить за происходящим на подступах к ее покоям. — Мои верные люди не допустят сюда чужих. Но как пожелаете, осторожность в наших делах лишней не станет.

Доброга и правда не преувеличивал. Его встречи с княгиней всегда подводились под веские поводы, заранее продумывались и не были частыми. Приходилось скрывать истинное положение дел от всех, особенно от своих помощников, Станислава и Фомы. Последний был опасен сверх любой меры. Во-первых, изначально был натаскан на выявление угроз среди своих. Во-вторых, нынешний глава Тайной Стражи опасался, что именно на Фому Добрыня собрался его вскоре сменить.

Он понимал, что смена эта произойдет не сейчас, но как раз потому следовало использовать имеющуюся власть, чтобы смягчить свое падение. И вообще уцелеть в надвигающейся на Русь буре. Отсюда и его сговор с Рогнедой, отсюда и сегодняшнее посещение с новыми сведениями.

Садиться Доброга не стал, несмотря на предложение. Тут он себя спокойнее чувствовал вот в таком, малость напряженном состоянии как духа, так и тела. Потому стоял и ждал, когда княгиня к нему обратится. Дождался…

— Что за вести ты мне принес?

— Нерадостные, княгиня. Помните то посольство в Византийскую империю, о котором я говорил ранее, и о его целях.

— Да. Перемена веры.

— Предложение твоего мужа, — при этих словах Рогнеда сверкнула глазами. Она ненавидела любое упоминание этого слова в связи с собой. — Оно принято. Скоро, в конце зимы или весной в Киев вновь прибудет посольство от базилевса. И они с Владимиром Святославовичем будут уговариваться не только о смене веры и поддержке его со стороны базилевса, но и о крепости намечаемой связи. При помощи женитьбы уже по христианскому обряду.

Княгиня было легкомысленно отмахнулась, заявив:

— Я от богов отступаться не собираюсь. Будет ему такой позор, что Морок, пес Чернобога, ото сна воспрянет.

— Ты не поняла, Рогнеда Рогволдовна. Ты для него после смены веры не будешь женой законной. Тебя заменит сестра базилевса Василия Второго именем Анна. А Рогнеда или исчезнет без следа либо с ней несчастный случай произойдет.

— Вот как он все обернуть желает, — холодно отчеканила княгиня. — Тогда ты тем более прав, Доброга, что пришел сюда ныне. Надо не только ждать, но и действовать. Советом поможешь?

— За тем и пришел. Слушай, что мне узнать удалось.

Доброга на несколько секунд замолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил. Цепкая его память позволяла без особых затруднений пересказывать многое. Свидетелем чего он был. Да и слова своих послухов он тоже старался запоминать.

Глава Тайной Стражи говорил, и перед Рогнедой разворачивалась обширная и пугающая картина того, что творилось в Киеве, особенно в головах Владимира Святославовича и Добрыни. И ей в этой картине места не было. Совсем.

Владимир всерьез начинал готовиться к смуте, которую Сам и собирался вызвать. Но сначала он спешил как можно скорее заключить договор с ромеями, скрепить его свадьбой, перед этим перейдя в новую веру. А уже потом, опираясь на обретенного могучего союзника, подавить своих врагов.

— И как это будет происходить?

— Мне еще не до конца понятно, княгиня, — развел руками Доброга. — Попробую узнать в ближайшие дни.

Хитрый лис лукавил по своей привычке. Он уже до многого докопался, но придерживал в тайне до поры. Например, для торга с более важной фигурой, чем всего лишь не имеющая силы и власти княгиня Рогнеда. Для нее он приготовил другие слова и советы. И на ее следующий вопрос насчет того, что ей лучше всего начать делать, охотно ответил:

— Готовиться к бегству из Киева. И задуматься о том, чем вы можете оказаться полезны для того, о ком я говорил. Он вас, конечно, примет и не выдаст, но дальнейшая жизнь, влияние будут зависеть от того, насколько окажетесь нужны.

— Люди в Полоцке, мой сын Изяслав, который законно наследует своему… отцу.

— Про второе даже не думайте! — повысил голос Доброга, подчеркивая тем самым значимость сказанного. — Сажать его на киевский престол никто не собирается. Первое может заинтересовать. Но есть еще одно.

— Что же?

— Вы — княгиня, жена Владимира Святославовича. Вам даже сейчас открыты внутри дворца многие пути, которыми другие не ходят. И тайны, которые многим неведомы. Подумайте насчет этого. С моей помощью можно достать то, что сделает вас не просто полезной, но незаменимой. А тот ярл добро помнит.

Снова поклонившись в знак окончания как речи, так и собственно пребывания в покоях княгини, Доброга развернулся и направился к выходу. Останавливать его Рогнеда не стала. Ей и так было над чем подумать. К тому же при настоятельной необходимости она могла дать знать, что требуется новая встреча.

Княгиня думала. Ну а поскольку скудостью ума ее никто не попрекал, то мысли двинулись в должную сторону. Много лет обитая в великокняжеском дворце, она действительно знала о нем все. В том числе и о таких его уголках как хранилище важных грамот и сокровищница. Само собой нельзя было просто зайти туда и уносить добро мешками, но существовали и обходные пути. Из сокровищницы можно было постепенно вытянуть женские украшения из золота и каменьев. Ненавидимый ею муж понимал, что Рогнеда должна выглядеть, как и подобает княгине Киевской. И виды носимых ей украшений должны меняться. Значит…

Правда с хранилищем грамот было куда сложнее. Тут княгиня собиралась просто подготовиться, а уже перед самым своим побегом попробовать рискнуть и вынести оттуда те свитки пергамента, которые представляли бы особый интерес для врагов Владимира.

Теперь ей было не только к чему стремиться, но стремиться именно в скором времени. Мечта освободиться от Владимира приблизилась как никогда. Ну а угроза… Княгиня давно привыкла к этому состоянию, когда Мара-смерть бродит поблизости.

Глава 2

Ноябрь (грудень), 986 год. Переяславль


Хрясь! На жалобно потрескивающий щит обрушивается очередной удар секиры. Успел принять, что уже радует. Отмахиваюсь мечом, что крепко зажат в моей правой руке, и Гуннар, на сей раз вооружившийся двумя недлинными мечами, смещается в сторону. Уходя из-под удара. А сейчас ухожу я, от Магнуса! Его чертова секира скоро будет в кошмарах сниться!

Магнус! Лезет вперед, как гибрид танка с медведем, со все доступной ему силищей раскручивая секиру. Пробую контратаковать, но… Подловив удобный момент, с щитовой руки налетает Бешеный. Ложный замах, Сдвоенный удар и… Добротный пинок ногой в нижнюю часть щита. Кромка оного бьет меня по бедру, на миг сбиваюсь с концентрации… И вот уже Магнус останавливает ударрядом со шлемом.

— Проиграл, Мрачный.

— Сам вижу. Лучше помоги от щита избавиться. Руку отсушил, да и сам щит только на дрова теперь.

— Лучше в учебной схватке, чем в настоящей, — вторит Бешеный, до изумления бодрый и радостный сегодняшним утром. — А тебе, сам знаешь, биться с щитом поболее надо. Это не твои любимые меч с длинным кинжалом.

— Знаю. Потому и мучаю себя нелюбимым видом боя. Ну что, хватит на сегодня?

— А пожалуй! — подумав, ответил Магнус, в то время как Бешеный лишь кивнул, также не имея ничего против. — Все устали, изматывать же себя резона нет. Лучше пойдем посмотреть, как хирдманы новыми самострелами владеть учатся и стрелять из глубины строя.

Посмотреть и правда стоило. Нововведения начали не просто воплощаться но и наглядно доказывать свою эффективность. Арбалеты с воротным натяжением били куда как более мощно, пробивая как щиты, так и броню. Ну а натягиваемые при помощи поясного крюка позволяли повышать темп стрельбы. Довольно простые технические новшества для меня, а вот для этого времени они многое способны были дать.

Да, многое. Потому и с изготовлением новшеств работали исключительно свои оружейники. Хирд, он ведь во многом похож на клан, вот только связи не столько родственные, сколько основанные на клятвах и авторитете лидеров. Это потом добавляются и кровные узы, с течением времени, а особенно при оседлости на одном месте на годы.

Ноябрь, он, зараза, холодный месяц. Поэтому от обливания водичкой и переодеваний на свежем воздухе я благоразумно воздержался. Есть, конечно, экстремалы, но я не из их числа. Лучше потом, в теплой баньке, со всем комфортом. Благо банька тут постоянно практически действует, для такой то толпы народу. Ярлу так и вовсе и без очередей, и в особо приличном варианте помыться удается. Да и я не аскет, чтобы не использовать преимущества своего положения.

Печально, но банька пока всего лишь мечты, хотя и легко осуществимые. Зато поглядеть на тренировку хирдманов — это всегда пожалуйста. Плотный строй и стрельба из луков — оно никогда особо хорошо не сочеталось. Что уж тут говорить относительно стрельбы в движении? И говорить не стоит, чтобы не расстраиваться. Плюс из луков в таких раскладах стрелы идут по навесной траектории, что не всегда есть хорошо. Ставка на массированный обстрел, да и с пробивной способностью и дальностью стрельбы… кисло.

То ли дело арбалет! И возможности его грамотного применения само собой. Сейчас хирдманы отрабатывали несколько вариантов. Простейший, при котором две линии стрелков чередовались, стреляя залпами по команде. Стрельба из-за передней линии щитовиков, которые на мгновение приоткрывались, чтобы дать обзор для прицеливания и выстрела. Бой прямо из-за щитовиков, на ходу. Тут требовалось более серьезное взаимодействие, чтобы и им не мешать, и самим не обмишуриться. Но для того тренировки и созданы, чтобы нарабатывать схемы боя до полного автоматизма.

— А я ведь сперва не думал, что это будет так серьезно, — протянул Магнус, наблюдая за слаженными действиями стрелков. — Попривык к тому, что есть мечники, есть стрелки, которые все ж больше лук основным оружием мнят. Так ты, их мастерство не трогая, остальных опасными и на расстоянии делаешь.

— На то придумка и рассчитана. Самострел меньше времени на овладение собой требует, нежели лук. Куда как меньше. Теперь любой наш хирдман, пока враг дойдет, много каленых болтов в него выпустить сумеет. Вблизи болты и вовсе смертельным дождем станут, щиты и кольчуги прошивая. А потом самострел за спину закинуть, клинки или щит с клинком в руки. И вот он, привычный для нас мечник или секирщик.

— Хитрость Локи и мудрость Одина тебе помогали, брат. Вижу, что в битвах это весомым подспорьем нам станет.

— Скоро эти битвы будут, слишком скоро, — вступил в разговор Гуннар. — Сказы о набеге на франков и о добыче взятой дошли до всех ушей как в Киеве. Так и в других городах на Руси. Вот и сравнивают с теми набегами, к которым князинька Владимир ярлов подталкивал, блазня помощью, да так ее и не оказав.

Это Бешеный верно подметил. Слухи, в достоверности которых легко можно было убедиться, превращались с опасное. Хоть и медленно действующее оружие. Незримое, но эффективное, оно, подобно жучкам-древоточцам подгрызало поры великокняжеской власти. Авторитет Владимира нашего Красносолнечного среди вольных ярлов-князей таял, как снег под мартовским солнышком. Тому и заботливо выдаваемая информация про грядущее вероотступничество сильно способствовала. Правда последнюю мы строго дозировали как по количеству, как и по ушам, в которые ее вливали.

Хорошо! Но не во всем… Эйрик Петля, после триумфального возвращения с богатой добычей оказался как обухом ударенный. А причина та же самая, что и меня с остальными побратимами никак не отпустит. Ярополк и его предательство. Но мы то хоть немного подуспокоились, а Эйрик… С разгону, да в эту зловонную трясину вляпался.

Нет, никакого недоверия к произошедшему. Услышал, понял, где-то даже принял правильность всего, что было нами сделано. Но запил, причем по-черному. Такое с ними было лишь после ухода из Трагтон-фиорда, да после того, как его малолетний сын умер от какой-то непонятной заразы. И вот сейчас третий раз. Смотреть на него было больно, а не смотреть нельзя. Знали мы, что во время подобного запоя его может переклинить в состояние берсеркера. Потому и держали рядом нескольких крепких парней и подальше убирали любое оружие.

Хорошо еще, что запой явно близился к концу. По всем признакам оставалось дня три, моет четыре. Никак не больше. это даже Магнус гарантировал. Он же потом будет это чудо чудное в божеский вид приводить.

Только вот перед женой его, Сельмой, стыдно было. Ее не обманешь насчет срыва у мужа. Знала, что только действительно что-то серьезное могло заставить уйти в такой запой. Иногда хотелось рассказать о причинах. Чтобы не смотрела на нас, побратимов ее мужа с этакой обреченной тоской в глазах. Увы, нельзя было, никак нельзя. Расширять круг посвященных в ту поганую тайну было бы безумием. Одно себе позволил — уверил женщину, что ни самому Эйрику, ни детям малолетним, Гауку с Гильдис, ничего не грозит. Да и вообще причина срыва ее мужа к важным лично для нее вещам ни малейшего отношения не имеет.

Поверила конечно. Как же иначе. Коли ярл собственным мечом клянется. А все равно, мне на душе особо не полегчало. Политика и ее тайны — дело грязное, с какой стороны ни глянь. Возиться же в этой бочке с отходами душ человеческих придется очень и очень долго. Отступать с той дороги, по которой сделаны первые шаги, я не собираюсь.

— О жрицах задумался? — вырвал меня из глубоких раздумий голос Магнуса. — Так они не сюда, они как бы к наместнику прибывают на пути в Киев.

— А… Что?

— Очнись, Мрачный! — теперь уже Бешеный обратил внимание на мое отрешенное состояние. А обратив, отоварил раскрытой ладонью по хребту. Хорошенько, чтобы уж точно вернуть в реальность. — Если задумываться о важном, то не на пронизывающем ветру, а в более пристойном месте.

Встряхнувшись, я признал правоту побратима. Действительно, надо было не только привести себя в порядок после утренней насыщенной тренировки, но и подготовиться к важному событию — встрече со жрецами. Часть из них так, ничего не подозревающие статисты. Зато оставшиеся…. О, на них возлагались большие надежды!

* * *
Неспешная конная прогулка по городским улицам. Правда не бесцельная, а из пункта А в пункт Б. В смысле. из собственного дома-крепости в городской детинец. Кстати, при первом же весомом поводе переберусь именно туда, в апартаменты нынешнего наместника. По сути он там сейчас досиживает, ожидая, когда его оттуда вежливо попросят удалиться. Не зря же уже подсуетился относительно покупки неплохого домика. Знает, что трогать его не будем, но и власти не дадим. Переметчикам, да еще с такой грязной биографией, я верить не собираюсь. И держать на сколь-либо важных постах тоже. Себе дороже выйдет!

Безопасно сейчас стало на улицах Переяславля. Даже ночью безопасно. Постоянные патрули городской стражи, да и лихой народец выметен шипованным веником за пределы городских стен. Дело то нехитрое, если только приложить волевое усилие. С волей же у меня все было в порядке, равно как и со способностью выдавать пинка за пределы города всем тем, кто пытался мздоимствовать или просто проворачивать левые делишки.

Вот так и получилось, что сегодняшняя конная прогулка не шла нив какое сравнение с той, когда я в первый раз направлялся в детинец на званый пир. Именно это я и высказал едущей рядом Роксане:

— Помнишь ту самую прогулку туда и обратно? — подмигнул я Змейке, которая малость зарделась. — Вижу, что помнишь. А что именно, понять пока не могу.

— Помню, как ты намеки делал, что я в платье хорошо выглядеть буду. И что тогда, на пиру, явно ухаживать начал. Думала, что для виду, как в греческой забаве «театр» играя, а вот как все обернулось.

— Так ведь по взаимности… А про платье я и сейчас думаю. И намеки продолжу, сама ведаешь.

Воительница хмыкнула, пытаясь тем самым выразить свое презрение к возможности сопоставления такой воинственной и грозной себя со столь женственными нарядами. Принцип у нее такой, как она сама считает. Ну ничего, дождется у меня бурного полета фантазии уроженца XXI-го века! Вот возьму и отловлю какого-нибудь местного, с позволения сказать, кутюрье, да заставлю работать по своим пожеланиям. Получит не платье, но по сексапильности наряд любому здешнему образцу фору даст.

— Хальфдан… А что у тебя столь мечтательное лицо стало? — не прошипела, а где-то даже замурлыкала Змейка. — Ах вот оно что. Тебя опять думы одолевают насчет того, как бы меня нарядить во что-то непонятное.

— Успокойся, это на будущее. Допустим к случаю, когда придется послов заморских принимать в качестве жены не просто вольного ярла, а владеющего обширными землями и крепкими городами.

— До того еще дожить надо.

— Я в том уверен. А вот врагам подобное увидеть не удастся, коли все по моим задумкам получится.

Роксана улыбнулась, но не мирно, а тем вариантом, который у нее появлялся в предвкушении кровавых битв и громких побед. Верит в мои слова, безоглядно верит. Разочаровывать же ее я не собираюсь. Все будет, причем надеюсь, что и ждать слишком долго не придется.

Да и сегодняшняя встреча со жрецами и особенно жрицами тому послужит. Один из малых шагов к большой цели и шажок повесомее к промежуточной. К тому же… мы уже приехали. Ворота детинца отворялись перед нами — неофициальной, но от того не становящейся менее реальной властью в городе.

Покинув седло, я, по приобретенной еще с раннестуденческих времен привычке хотел было помочь даме, но… В этой ситуации дама справилась побыстрее меня.

— Все уже здесь? — спросил я у оказавшегося рядом стражника.

— Гуннар Бешеный и Магнус ждут вас, ярл. Они сейчас в оружейной.

Кивнув в знак того, что понял, я подождал, пока Роксана отдаст поводья своей копытной зверюги конюху и подойдет ко мне. Ну а там оставалось лишь направиться по указанному адресу. Не одним, конечно, в сопровождении привычной уже охраны. Даже здесь, в детинце, орлы Гуннара бдили, готовые отразить любое нападение с чьей бы то ни было стороны.

Зато в оружейной было тихо, спокойно, без многолюдства. Да там вообще никого не было. помимо Гуннара и Магнуса. Парни легко и просто вытурили оттуда смотрителя и сейчас прохаживались по помещениям, инспектируя оружие, броню, расходники вроде стрел и болтов. В тот момент, когда вошли мы, Бешеный как раз доказывал Магнусу:

— Да не станем мы пока старое оружие и брони кузнецам на перековку или на продажу отправлять. Пусть лежат, вдруг понадобится запас.

— Если запас, то хороший, а не вот это, — небрежный взмах в сторону не приглянувшейся жрецу Локи экипировки прежней городской стражи. — Пусть кузнецы работают.

— Наши и так в трудах, а другим деньги платить… Мрачный не одобрит.

— Не одобрю, — согласился я, закрывая за собой тяжелую, обитую железными полосами дверь. — Не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Придет время, все оружие и брони на новые перекуются. А если раньше срока бои начнутся, то и вот этим вот кое-кого порадуем. Но сейчас не о том речь пойдет. Жрецы…

Магнус потер руки, как бы заранее предвкушая успех. Видимо, предварительные договоренности и впрямь были жизнеутверждающими. Ну да сейчас от него и узнаем.

— Я говорил, Мрачный, что нам удалось через жрецов-воинов Перуна внушить старшему жречеству совместными силами рожденную мысль.

Это да, родили неплохую идею методом «мозговой атаки». До сих пор вспомнить приятно. Ведь совсем недавно по историческим меркам, после завершившегося в прошлом году похода на волжских булгар, Владимир Святославович решил отметить успех. Не в смысле выпить в большой и не шибко дружной компании, а в смысле установки на киевских холмах роскошного храма. Особо выделялось в нем капище со статуями шести наиболее значимых по его мнению богов славянского пантеона: Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семаргла и Макоши. Именно это событие и решено было использовать к нашей пользе.

Жрецы тоже люди, а значит не чужды гордости и желанию усилить авторитет в глазах почитателей своих богов. Легко проглотили наживку, заботливо подсунутую своими более младшими коллегами. Дескать, раз в Киеве, стольном граде, такой роскошный и величественный храм, то и в других городах стоит «по образу и подобию», да в Перуном на центральном месте. Сами загорелись желанием.

А раз желание есть, то что? Правильно, надо к князю Киевскому, к Владимиру Святославовичу, с поклоном и просьбой посодействовать. Серьезный повод, отказать немыслимо. Особенно сейчас, когда ему, Владимиру то бишь, всеми силами требуется избегать новых мутных историй насчет веры в исконных росских богов.

День и время приема назначены, часть делегации жрецов Перуна уже в Киеве, часть скоро прибудет. Ну и получилось так, что в Переяславле проездом. Обычный путь, подозрений вызвать не может и не должен. А если даже что-то у тех же Добрыни и Доброги и екнет, то все равно, помимо смутных догадок, к делу не подошьешь. Тем более не вызовут подозрения жрицы Лады — безобидной по сути богини любви и счастливого супружества. Кстати, насчет этих самых жриц.

— Помнится, ты обещался, что они сюда прибудут.

— Так и есть. В оружейной жрицам богини любви делать нечего, не их это. Они сейчас в одной из малых светлиц. Те четверо, которым можно и нужно верить.

— Так ли? — хмыкнул Гуннар. — Важное им поручаем, не хотелось бы… неожиданностей.

— Не предадут, Бешеный, будь уверен. Нас, жрецов Локи, учат чувства одно от другого отличать. А уж ненависть и подавно. Они давно и крепко ненавидят: кто Владимира, кто веру ромейскую. Личные причины есть, от коих не отмахнешься, словно от комариной стайки.

У первой любый погиб в набеге на англов, в котором князь Киевский ярлам-князьям помощь обещал, да на лжу с самого начала изошел. Вторая родом из града Полоцка, из рода, к покойному Рогволду Полоцкому близкого. Она и передаст грамотку, рукой ярла нашего начертанную, Рогнеде. Оставшиеся две девицы к ромейской вере очень неравнодушны.

— Причины? — тут уже я проявил необходимое любопытство. — Разное бывает. Можно на словах одно говорить, на деле же другое воплощать. Тебе ли не знать коварство тех же ромейских жрецов Христа. Хотя и мы сами… простодушием на хвораем.

— Личные причины, брат. Я их знаю, я за то ручаться готов. Но в остальном — слово дано, негоже нарушать.

— Этого довольно, Магнус. Мы можем сейчас поговорить с ними?

— Идем, они ждали лишь твоего прибытия, Хальфдан.

Перемещаясь из одной части детинца в другую, я не без удовольствия думал о том, что сплетаемая вокруг Владимира сеть начинает из эфемерной становиться вполне себе прочной. Нам ведь надо не ускорить возникновение смуты, а оттолкнуть от великого князя Киевского большую часть тех, на кого он мог бы опереться: определенные доли воинов, знати, простого люда, может даже приближенных. Кто-то может отшатнуться по убеждениям, кто-то из страха, некоторые просто из-за возможной выгоды или будучи под давлением навроде шантажа неприглядными страницами собственного прошлого. Вариантов масса и все их надо использовать.

Жрицы Лады оказались девушками не просто молодыми, а еще и оч-чень привлекательными. Это и сам я видел, и понял, что то же впечатление они оставили и у Роксаны. Давненько моя Змейка ТАК глазищами не сверкала в чью-либо сторону, ой давненько! Пришлось крепко так ухватить ревнивую воительницу правой рукой вокруг талии, притянуть к себе и прошептать:

— Ну красивые девицы, наряды открытые и местами просвечивающие, так что с того? Ты все равно куда лучше их вместе взятых.

Расслабилась. Уф-ф, уже хорошо. А то эта валькирия в гневе на многое способна. Сейчас же эмоциональная вспышка схлынула, не успев толком начаться. Можно и деловой разговор начать разговаривать.

— Вот, ярл, те жрицы Лады, о которых мы говорили, — серьезно, с максимальным уважением в голосе повел речь Магнус. — Преслава. Злата. Софья и Елена.

Называя каждое из имен, побратим делал паузу, давая возможность каждой девушке отметиться парой слов там или жестом. Первые два имени и их обладательницы соответственно не вызвали никаких вопросов. Зато две оставшиеся, похожие друг на друга, за исключением возраста… Сестры, это очевидно. Но имена!

Заметив мой взгляд, направленный сначала на жриц-сестер, а потом на него, Магнус без тени сомнений произнес:

— Из Болгарии родом. Те самые. А что до прочего, то пусть Софья скажет, она разговорчивее младшей будет.

— Имена у вас для жриц Лады… необычные, — слегка усмехнулся я. — Неужто сменить не предлагали? Новое имя, даваемое при обряде, меняет и часть незримых нитей, связывающих душу человека с иным.

— Мало кто из князей задумывается о тонкостях духа, связях его с богами, — добро улыбнулась Софья. — Но тем радостнее слышать такое от тебя, князь Хальфдан, по непонятному поводу получивший прозвище Мрачный. Нет у тебя ее в душе.

— Мрак разным бывает. Есть всеобъемлющий, накрывающий как своего обладателя, так и всех вокруг. Есть же другой, безвредный для друзей, но погружающий недругов в вечное отчаяние, скрывающий от них все краски мира. Но ты не ответила, жрица богини любви.

Софья, видя, что заболтать, свести разговор в сторону, не вышло, стерла с лица ту самую улыбку, позволив истинному облику проявиться.

— Имена для нас с сестрой — память. О том, что нельзя забывать и за что надо отомстить. Они не настоящие, чужому богу принадлежащие, но есть клятва. Мы будем носить их до тех пор, пока не отомстим. А твое, князь, поручение, как мы догадываемся, тому поспособствует.

— Клятва… это хорошо, — протянул я, оценивая концентрацию жгучей черной ненависти, звучавшей в голове милой и красивой девушки. Ясно, что многое пережить пришлось, но в чужой ад нет доступа даже верховным демонам. — Уверен, у нас есть кое-что сближающее. Магнус?

— Да, Мрачный.

— Кто именно из Полоцка родом?

— Злата. Княгиня Рогнеда Рогволдовна ее в лицо не знала, но нескольких слов будет достаточно, чтобы уверить. Да и родовой амулет показать можно, коль понадобится.

— Добро, — кивнул я, после чего переключил внимание на девушек. — Что ж, жрицы Лады и просто прекрасные девицы. Слушайте, что сделать предстоит. Если что неясно, лучше сейчас спросите, а то потом не у кого будет…

И пошло-поехало. Необходимо было полностью прояснить дальнейшие действия четверки, возможные варианты при той или иной реакции как самого Владимира. так и Рогнеды. Ну и как завершение — было вручено собственно письмо к княгине. Запечатанное. Как и полагалось, но его суть была изложена и девушкам. Мало ли как дело обернется.

Ну а потом…. Нас ждал небольшой, но все же торжественный пир, который «наместник» давал в честь появившихся в городе жрецов Перуна, едущих в Киев. Все знали. Что он ту из себя ничего не представляет, но усиленно изображали свое неведение насчет этого нюанса. Ну а нам всем предстояло сидеть в качестве обычных приглашенных и следить. Как ни крути. а таких людей как Мстислав Игоревич, без присмотра оставлять никогда не стоит. Мало ли что взбредет в голову.

Ничего, пусть это будет просто приятный вечер в обществе Змейки, побратимов. Друзей и просто хорошего народа. Уродов здесь, в Переяславле. Нынче не водится. Вымели уродов отсюда, выметем и из других городов. Только надо немного подождать.

Интерлюдия

Киев, дворец великого князя


Князь Владимир Святославович находится в отличном состоянии духа и тела. И причин тому хватало. И именно о них, о причинах, он сейчас разговаривал С Добрыней и Путятой — двумя наиболее ближними советниками.

Уютно устроившись на мягком ложе, не забывая про кубок с вином и вспоминая недавно покинувших эту комнату парочку наложниц, князь Киевский чувствовал себя в ладу со всем миром вокруг. Лениво обводя взглядом комнату, он на пару мгновений останавливал внимание на советниках. Путята немного нервничал, периодически срываясь с места и прохаживаясь взад-вперед. Причина его беспокойства была понятна — дела воинские, в которые он последнее время погрузился с головой, не давая ни сна ни продыха.

Добрыня же… Тот мог многих ввести в заблуждение обманчиво мягким видом. Но уж не здесь присутствующих точно. Подобное слишком доброе лицо было обычно перед тем, как главный киевский мастер по обходным путям и темным делишкам собирался устроить большие беды своим недругам. Именно к нему Владимир и обратился сначала. И перед прочим решил немного уязвить, напомнив про небольшую, но ошибку:

— Вот видишь, дядя, а ты еще в сомнении пребывал, что тот храм и особливо капище на киевских наших холмах пользу принести могут. Принесли! Сами жрецы Перуна пришли челом бить, просить меня о том, чтобы подобные храмы в других градах поставить.

— Неожиданно.

— И пусть. Значит старшее жречество ни в чем нас не подозревает, а крики более молодых своих братьев серьезными не считает, — расплылся Владимир в торжествующей улыбке. — Недолго им теперь напрасными думами тешиться. Всех сапогом к земле придавлю, будут знать свое место!

— В таких делах ошибиться лишь в радость бывает, — ничуть не смутился Добрыня.

Его и впрямь порадовало случившееся сегодня. Довольно мальчишеская выходка племянника, случившаяся в прошлом году, принесла неожиданные плоды. Жрецы Перуна, явно впечатлившиеся воздвигнутым, а еще более возвышение своего божества перед прочими, приняли ложный знак почтения за искренний.

ЭТИМ жрецам он не то чтобы верил. Просто знал, что на тонкое коварство они не пригодны. Прямолинейны, простоваты… Потому несколько лет назад им и помогли оказаться на вершине. Как и многим другим, признанным безопасными и… простыми. Они не вызывали подозрений насчет своей искренней веры, но противостоять замыслам Добрыни и его помощников просто не могли. Ум не тот.

Вот и считал дядька великого князя Киевского, что пусть потешатся… напоследок. Потому и настоятельно посоветовал племяшу. Дескать, пообещай, обнадежь, порадуй старичков. Они о тебе добрую весть разнесут, настороженность усыпят, давая нам время на завершение задумок.

Так и случилось. А читать по лицам думы простых людей — дело тоже не шибко сложное. Обрадованные этим, глава жрецов бога-воителя Горислав даже предложил, расчувствовавшись, помощь жриц Лады для укрепления мира меж мужем и женой, Владимиром и Рогнедой. Со всем вежеством это сделал, намекнув, что вина не на муже, но на жене, с коей жрицы Лады и поговорить могут. Дабы больше к мужу прислушивалась и препоны ему не чинила в делах семейных.

Сложно было отклонить этот знак внимания. Вот никто этого делать и не стал. Может хоть немного норова и злобы полоцкому отродью поубавят.

— И женушку мою может заткнут ненадолго. А на долго и не надо, она все равно вскоре исчезнет, — поморщился Владимир, тем самым убеждая Добрыню, что у родной крови и думы схожие. Только вот глубина дум разная. — Или потом в монахини постричь, как базилевсы делают? Все же мать моих детей…

— Старший из которых тебя посильнее матери ненавидит, — уколол в больное место Добрыня. — Сослать в дальний град, постричь… Добрый был бы поступок, коли вокруг все спокойно… а не как сейчас. Думаешь, после принятия новой веры и ссылки разведенной с тобой Рогнеды ее не найдут и как знамя не используют? Зря себя пустыми надеждами блазнишь.

— Не даешь, дядька, доброго дела сделать. И ладно, не шибко большая потеря. Я и не поморщусь, если она ТИХО исчезнет, без шума и следов. Ты лучше о посольстве ромейском скажи. Или вот пусть Путята об усилении дружины и наемниках молвит.

Добрыня пристально посмотрел на племянника и успокоился. Не было у того ни капли жалости к Рогнеде. Это он так, вид показывал, примеривал на себя один из ложных ликов, а именно «повелителя порой милосердного». Что же. иногда полезно будет. А сейчас правильные вопросы задал, все два. Посольство и сила мечей — они важнее прочего сейчас. И сначала пусть Путята, друг давний и нигде не соперник ответ держит.

— Путята…

— Да. Княже, с дружиной у тебя хорошо. Вои верны, всем довольны, ни в чем не нуждаются…

— К делу переходи! Сладкими речами, словно кот Баюн, меня не опутывай. Истину ведать надо, даже не дюже радостную. Было бы все ладно, я бы за наемниками не посылал!

— Твоя воля, княже. Стары воины и впрямь верны, но новые идут неохотно.

— Деньги, большие. Чем вольные ярлы, предлагал? — живо поинтересовался Владимир. — Блеск золота часто разум туманит, ни о чем другом не давая думать.

— Нельзя сильно набавлять, неправильно поймут…

Путята осекся, видя, как наливается кровью лицо князя, а побелевшая от напряжения рука сжимает ножку золотого кубка. Сейчас Владимир Святославович мог рухнуть в пучину ярости и злости на любого, кто не исполнил его прямой приказ. И средства против вот такого вот…

Средство было. И сейчас применилось. Раздался спокойный, но ледяной голос Добрыни:

— Владимир, спокоен будь. Воевода прав. Мы не можем манить сейчас воев слишком большими деньгами. Враги враз поймут, что есть у нас слабость, что мы нуждаемся в клинках, поднимаемых в нашу защиту.

Князь Киевский несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь сбросить пелену гнева, вернусь способность здраво мыслить. Сейчас он очень-очень хотел скорее ощутить себя полным властителем, а не тем, кто должен вечно оглядываться на всяких там князей-ярлов. Кто они такие вообще? Пара сотен мечей, да пара-тройка лодей-драккаров — и это еще не самые слабые. И все мнят себя свободными от его воли, считают вправе говорить как всего лишь с первым среди равных. Его отец это принимал, но он не будет! Русь должна была быть такой же, как Византия. Империей — великой и обширной. И покорной! Покорной ему, сидящему на троне Киева.

— Тогда остаются наемники. Путята, ты, я уверен, договорился с теми, кто готов воевать с кем угодно за звонкую монету?

— Да! Мне удалось нанять тех, чье прибытие на Русь не вызовет и тени подозрений даже у таких хитрых ярлов, как Снорри Вещий, Радмир Карнаухий и этот, Хальфдан Мрачный.

— Неужели, — недоверчиво хмыкнул Владимир. — И это…

— Братство йомсвикингов, что из града-крепости Йомсборг. Свирепые и умелые воины, готовые сражаться за любого. Сами они чтят Одина с Тором, но нанимаются к христианским владыкам без тени сомнения. И готовы убивать тех, кто одной с ними веры, хоть и требуют за то большую плату.

Кубок с недопитым вином выпал из ослабевших пальцев князя и покатился по доскам пола. Только внимания на это никто не обратил, слишком уж серьезным было полученное известие.

Йомсвикинги… Те самые, способные лишь силами своего братства на равных биться с армиями королей не самых слабых стран. Способные склонять чашу весов в битвах между властителями. Пусть сейчас их мощь несколько усохла, но окутавшая их грозная слава еще не развеялась, да и сила заслуживала внимания и…. использования.

— Сколько… мечей? — прохрипел Владимир Святославович, с трудом выталкивая слова из непослушного горла. — И… когда?

— Тридцать драккаров прибудут в Новгород к середине весны. Драккары крупные, меньше полусотни с каждого на берег не высадят. Выходит, более полутора тысяч наемников, а то и две. Не абы каких, а закаленных в боях, внушающих ужас одним своим именем.

— Ты хорошо выполнил мой приказ. Я доволен, — выдохнул Владимир. — Правда деньги… Но не буду по ним печалиться, эти наймиты того стоят. Вот только что со сроками?

— Могут продлевать найм до зимы. Потом уйдут.

— Этого довольно. Да и для византийских послов хорошо. Слава йомсвикингов и до Царьграда донеслась. Увидев их у меня на службе, спесью раздуваться не посмеют. Да, Добрыня?

Тот согласно кивнул. В этом он был целиком согласен с племянником. А заодно впечатлен достигнутым Путятой и его людьми результатом. Нанять йомсвикингов… Сильный ход. достойный умного воеводы. С такими наемниками сила великокняжеской дружина заметно возрастает. Мало того, узрив подобных наймитов, потянутся и другие. Сами потянутся. А казна, пусть и не бездонная, но стерпит. Расходы того стоят.

Но теперь пришло время и ему самому хвалиться достижениями. Не воинскими, но связанными к тем, что ромеи «дипломатией» зовут, да и из словцо «политика» в сим делам хорошо подходит. И говорить об успехах надо так, чтобы даже нанятые посредством Путяты йомсвикинги померкли. К тому же последние слова лучше в памяти задерживаются.

Встав и подняв подкатившийся довольно близко к нему кубок — тот самый, оброненный Владимиром от избытка чувств — Добрыня поставил его на стол. Посмотрел мимолетно на Путяту, пристально на племянника, завладевая его вниманием. И лишь после этого заговорил, зная, что слушать будут со всем вниманием. Оба.

— Увы, у нас пока нет постоянного посланника при дворе базилевса. Зато такой есть у нас, Никифором Фракийцем именуемый. К счастью, он успел не только оправиться от раны, но и с еще большим усердием стал заниматься делами своего посольства. И часто появляется во дворце, где мы проводим долгие и взаимополезные беседы.

— Насчет взаимополезности…

— Конечно, Владимир, — Добрыня не собирался в тесном кругу величать племяша с отчеством и особенно по титулу. Чтоб себя не забывал, равно как и того, кто на самом деле тут главный. — Я всегда пользу чувствую и ее получаю. Для власти над Русью, для родя великокняжеского.

Намек был не слишком явный, но Владимиру Святославовичу хватило. Первым делом Добрыня относил к этому роду себя, потом необходимого ему племянника. Ну а остальные шли на немалом отдалении. Меж тем тот продолжил.

— Посольство привезет, помимо договоров о союзе меж Русью и Византией и договора о супружестве с принцессой Анной, сестрой базилевса, еще и камею.

— Что привезет?

— Облик твоей будущей жены, племянник! — чуть повысил голос Добрыня, недовольный слабым знанием Владимира особенностей ромейской жизни и обычаев. — На драгоценном камне вырезан и красиво тамошними златокузнецами украшен. Знак приязни со стороны Василия Второго.

— Так бы сразу и сказал, — слегка надулся Владимир. — А то «камея»… Хотя и впрямь на слово «камень» похоже.

— Византии сейчас плохо, они нуждаются в нас, — произнося эти слова, Добрыня постарался донести всю важность этого. — В средине месяца зарева (август) болгарское войско во главе с их царем наголову разбило ромейское войско в битве в врат Траяна. Говорят, но уверенности в том я не имею, что сам базилевс Василий Второй чудом от попадания в полон ускользнул.

Новость, к разочарованию принесшего ее, вызвала что у Путяты, что у Владимира Святославовича совсем не те чувства, которые предполагались. На их лицах читалось: «А не делаем ли мы ошибку, вступая в союз с теми, кто терпит поражения от врагов?»

— От племянника я мог непонимания ожидать. Но ты, Путята. Ты воевода жизнью ученый, победами и поражениями крученый… Это же хорошая весть!

— Чем, Добрыня?

— Претерпев разгром от давних недругов своих, болгар, базилевс нуждается в сильном союзнике. Том, который может ему войском помочь, если война совсем худо пойдет.

— Нам самим, не приведи боги, помогать придется, — проворчал Владимир Святославович. — И что тогда базилевс Василий нам пришлет? Жрецов своего Христа с мольбами для ниспослания победы?

— Деньги он пришлет. Много. Войско, если совсем сложно станет. Базилевс и его советники умные, понимают, что союзнику порой помочь крепко утвердиться надобно. А за свою империю он не боится. За выживание не боится, потому как для краха таких вот поражений много надо. Вспомни прежних князей киевских… Аскольд с Диром и Хельги Вещий Царьград приступом брали. Дед твой, Олег, под страхом приступа выгоднейший для себя договор у тогдашнего базилевса Вырвал. Отец твой, Святослав Великий… Он и вовсе хотел базилевса Цимисхия на своего ставленника поменять. Лишь случаем все не вышло, но страх у ромеев крепкий перед нами, перед Русью.

Добрыня говорил, приводя более подробные описания событий, их подоплеки, описывал хитросплетения интересов внутри Византии и за ее пределами. И с каждым словом чувствовалось, как он не только овладевает внимание слушавших его, но и навязывает им свое представление о необходимых действиях.

— И как только тебя, дядюшка, жрецы просмотрели с твоим то даром убеждать, — мнимо сокрушенно вздохнул князь Киевский. —

— Не моя дорога, Владимир. Но вижу, что в правоте слов ты уверился.

— Убедительно речи ведешь, дядюшка. Но ты не сказал, когда прибудет посольство.

— И действительно, — слегка удивился Добрыня. — В бересене (марте), как снег сойдет. Может немного задержатся, если пути-дороги грязью непролазной перекроются или же раньше, на море, ветра не попутными окажутся.

— Выходит, чуть раньше или в одно время с наемниками, — призадумался Владимир Святославович. — Это тоже хорошо. А теперь. Уже напоследок, напомни мне основные вехи задумки. Хочу послушать еще раз. Вдруг что важное обнаружу или сам, или вот Путята.

Возражать Добрыня не собирался. Знал, что порой именно при проговаривании задумок на поверхности оказываются их слабые места, доселе не замеченные ни одним из посвященных в тайну.

— Вначале появляется посольство ромеев. Втайне от князей-ярлов, жрецов и люда простого подписываем договор о союзе, где смена веры на ромейскую указана. А для всех прочих — договор другим будет. О выдаче за тебя принцессы ромейской Анны и об оказании помощи воинской. Этим мы и найм йомсвикингом объяснить сможем, буде вопрос такой у кого возникнет.

— Хорошо ты, дядюшка, вплел даже про наемников, о которых лишь сегодня узнал.

— Учись и ты так поступать. Заранее продумывать все множество путей, которое возникнуть может, лишь невозможное отбрасывая в сторону, — тут Добрыня счел нужным дать родичу наставление. Знал, что сделанное в такой обстановке, оно крепко запомнится. — Где-то в это время с Рогнедой беда приключится. С лестницы упадет или грибами отравится…

Тут Путята непроизвольно поморщился. Претило ему такое убийство, но вместе с тем он приказал себе думать о нем, как о необходимости, без которой нельзя. Как-то вмешиваться в поток слов Добрыни сам он не стал, а вот князь Киевский себе это позволил. Вопрос у него возник, причем не из пустых.

— С чего одно событие к другому привязывать? Чуть раньше, немного позже…

— Потому я и говорю «где-то». По творящемуся вокруг увидим. Но Рогнеда должна умереть до того времени, как мы соберем войско во исполнение договора о союзе. Нельзя оставлять ее, если вы во главе собранного войска покинем Киев.

— Покинем Киев? — эхом отозвался Владимир, но вопрошающе. — Здесь мы сильны, а по доброй воле лишаться преимущества… Дядюшка, ты это с чего надумал?

— ЕСЛИ покинем, племянник. Все будет зависеть от действий наших врагов. Получится уничтожить их без угрозы для себя — мы это сделаем. Нет… Выманим их в общий поход, от которого вольные ярлы-князья отказаться не смогут. И уже там сделаем с ними то, что Византия с твои отцом, Святославом Великим.

— Под чужие мечи подведем, — кивнул, соглашаясь с другом-воеводой, Путята. — Пути разные есть, но чтобы все ясно и понятно стало, я должен буду карты принести и все показать.

Владимир Святославович всерьез призадумался. Ход мыслей дядюшки и Путяты начинал ему нравиться. Уничтожить врагов чужими руками… Это было так по-ромейски и в то же время столь заманчиво. Встав с ложа, он подошел к окну. Собранное из кусочков слюды, оно неплохо пропускало свет, но вот видно сквозь него было… так себе. Плохо было видно, сказать по чести. Захотелось было распахнуть окно, почувствовать порыв холодного воздуха, но…

— В следующий раз, — вымолвил он. — Принесешь все карты, Путята. А ты, дядя, подумай, может стоит Доброгу позвать. Козни ярлов прознавать — его дело.

— Сдает Доброга. Осторожен стал сверх меры, даже опаслив. Пока пусть свое досидит, но после укрепления власти тебе его сменить придется.

— Опаслив — это плохо, — охотно согласился Владимир, поворачиваясь к окну спиной, а к советникам лицом. — Если состарился наш верных охранитель, размяк, то надо менять на нового, более достойного и сомнений не ведающего. На кого, дядя?

— На того, кто все о Тайной Страже ведает и готов все тайны перенять и нам быть верным. Фома, левая рука Доброги. Умен, сомнений не ведает, почти во всех тайнах сведущ. А самого Доброгу наместником пошлем в один из окраинных городов. И польза от него там будет, и сомнения вреда не причинят.

Предложение Добрыни отторжения у Владимира Святославовича не вызвало. Разговор же перешел на дела менее важные, а потом и вовсе сошел на нет. Добрыня с Путятой уже выходили, когда еле слышный, но не замеченный ими звук задвигаемой панели намекнул о том, что не все тайны были ведомы присутствовавшей здесь троице.

* * *
Киев, покои княгини Рогнеды


Вначале появление жрецов Перуна, прибывших что-то там просить у ее мужа, оставил Рогнеду равнодушной. Потом, когда в качестве «подарка» эти явно лишившиеся ума служители бога войны предложили посодействовать примирению меж мужем и женой… Да еще прозвучали намеки, что именно она, Рогнеда более мужа нуждается в «увещевании»! Тогда она с некоторым трудом пригасила вновь нахлынувшую сверх обычного ненависть. Это было хоть и привычно, но все равно точило дух изнутри.

Возвращаясь в свои покои, сопровождаемая четырьмя жрицами Лады, что и должны были ее в чем-то там увещевать, она уже предвкушала, что заставит этих четырех глупых девиц или заткнуться или просто быть вышвырнутыми с позором ее охраной. Сразу же после самого малого срока пребывания в ее покоях. Но потом…

Едва только они оказались в надежном месте, а охранники, привычно осмотревшись, знаками показали, что вокруг нет посторонних глаз и ушей, все разительно поменялось.

Первым делом с лиц четверки жриц исчезло выражение простоватости и одновременно убежденности недалеких, но истинно чтящих Ладу красоток. Вместо этого появились спокойствие, твердость, уверенность в себе. Две сразу выскользнули обратно за двери, одна сместилась поближе к охранникам княгини, а последняя низко поклонилась и заговорила:

— Я Злата, из рода Святополка Гневного, что в Полоцке. Сам он покинул наш мир, но кровь его жива и во мне. Вот тому порука, — девушка сняла с себя амулет на тонкой серебряной цепочке и передала княгине. — Убедись, Рогнеда Рогволдовна, княгиня Полоцкая, ты должна была видеть сей оберег раньше, пусть и на другом человеке.

Понимая, что сейчас происходит нечто неожиданное, Рогнеда старалась не только сохранять спокойствие, но и ухитряться быть готовой к любому повороту. Но вот отданный ей в руки оберег и впрямь был истинным, принадлежащим одному из друзей отца, Святополку по прозванию Гневный. Сам Святополк был убит парой дней позже отца, а вот насчет родичей его Рогнеда ничего не ведала. Но теперь, всматриваясь в черты лица девушки Златы. Она подмечала что-то общее. Похоже, действительно родственница. Но вот зачем?

Последние слова непроизвольно вырвались изо рта, потому и ответ последовал незамедлительно:

— Ярл Хальфдан Мрачный поклон шлет и грамотку. Прочти сейчас, княгиня. Если что неясно будет, мне и на словах обсказать поручено, — достав из выреза платья маленький запечатанный свиток, Злата передала его Рогнеде. Добавив. — Потом лучше сжечь. Не дай боги найдут.

Сломав печать, Рогнеда пристально взглянула на руку писавшего. Да, это определенно Хальфдан. Была у нее возможность видеть другие им начертанные грамотки. А содержание послания ыбло не только интересным, но и обнадеживающим. Особенно в свете того, о чем они беседовали с Доброгой. Быстро пробежав глазами грамотку. Она начала читать снова. Теперь уже вчитываясь в каждое слово, дабы не пропустить ни единой мелочи

«Доброго здравия тебе, Рогнеда Рогволдовна. Пишет тебе ярл Хальфдан, прозванный Мрачным с предложением, от которого ты навряд ли отказаться захочешь.

Ежели тебе еще не ведомо, то сказать хочу, что Владимир, недостойный сын великого отца, коего ты вряд ли любишь после убийства им твоих родичей, еще и от богов своего народа отречься намеревается. А вот ты ему потом не нужна будешь, потому как в мыслях его с кровью ромейского базилевса Василия породниться.

Думай, Рогнеда Полоцкая, оставит ли он тебя живой, после того как союз ваш незаконным объявит по новой своей вере. И о судьбе первенца своего не забудь.

Коли надумаешь бежать, то в этом я тебе всемерную помощь окажу и дальнейшую защиту предоставлю. У меня на то свои причины, но своей кровью и именем бога Локи клянусь, что злоумышлять против тебя и сына твоего не намереваюсь. Разве что ты сама против меня козни строить начнешь.

Те жрицы лады, что послание передали, верны и мне, и богам, от которых Владимир уже отрекся. Так что им доверяй более, чем многим вокруг себя. Через них и письмо мне передай или же на словах весточку, когда готова к побегу будешь. Тогда за стенами дворца тебя малая часть людей встретит, а уж за киевскими стенами и вовсе в безопасности будешь.

А сроку тебе на подготовку к побегу много не отпущено. Уже зимой жизни может зримая опасность угрожать как от Добрыни, родича мужа твоего, так и от прочих, выслужиться желающих. Спеши, княгиня, время ждать не станет.

Надеющийся на разум твой и скорого ответа ждущий Хальфдан Мрачный.»

После изучения послания от Хальфдана Рогнеда почувствовала, что на лбу выступила испарина, а сердце в груди бешено стучит, словно выпрыгнутьнаружу собираясь. Нет, это уже не смутное опасение за жизнь, даже не зримая угроза. Это смертельная опасность, в лицо скалящаяся. Она никогда не была глупой девочкой, а уж многочисленные нелегкие испытания, выпавшие ей, и вовсе научили чувствовать сверх того, что простым людям богами отпущено.

Собственные ощущения и наблюдения, слова Доброги. Теперь это… Нет, медлить с побегом было смерти подобно! Значит, надо соглашаться на предложение от этого вольного ярла. С ним уж легче договориться будет, чем с ненавистным мужем. Да что она в самом деле, с мужем вообще ни о чем говорить нельзя. Единственное, чем он мог порадовать Рогнеду — это своим хладным трупом. А если Хальфдан Мрачный и в этом подсобит… Тогда она ему вечно обязанной будет и детям… сыну завещает.

— Передай ярлу Хальфдану, что я согласна, — сверкнула глазами Рогнеда. — Если все по моему выйдет, то уже к следующему месяцу у меня получится вырваться за пределы дворца. Но могут быть сложности с тем, чтобы мои следующие слова ушей Ярла Хальфдана достигли.

— Не будет сложностей, если ты, княгиня, советов наших послушаешься, — улыбнулась Злата. — Нас к тебе для смягчения нрава твоего послали. Так сделай вид, что смиряешься понемногу. Недолго притворством врагов своих тешить придется, да польза от того великая будет. А видя такое, навряд ли недруги твои против присутствия одной или двух из нас возражать станут. Вот тебе и средство для передачи весточки.

Особых преград тут Рогнеда не видела. Притворяться, конечно, будет противно, но ради такой цели можно и потерпеть. А иметь рядом с собой еще одного-двух людей, на которых можно в какой-то мере положиться — это пригодится. Особенно если они действительно смогут передать весточку. Использовать для этой цели Доброгу вроде бы и можно, но вот верить ему… нет, княгиня слишком хорошо успела узнать главу Тайной Стражи. Она понимала, что тот делает все лишь ради своей выгоды, способной меняться в тот или иной миг.

— Будь уверена, Злата, я буду казаться смягчающейся день ото дня.

— А я буду ожидать дня, когда все будет готово для побега, княгиня.

Улыбки, появившиеся на лицах обеих женщин, были порукой тому, что обе стороны договорились. Ну а мир вокруг стал еще более насыщен женским коварством, которое не всем дано понять и уж тем более предвидеть.

Глава 3

Декабрь (студень), 986 год. Переяславль


С того момента, как жрицы Лады передали княгине Рогнеде мое послание и привезли положительный ответ, время словно рвануло во весь опор. Дел не то чтобы стало больше. Просто появилось ощущение, что еще немного, и я могу оказаться в жестком цейтноте.

Навалилось все и сразу. Хлопоты с переговорами по желающим финансовой помощи мелким по силе и значимости ярлам; укрепление обороны Переяславля; периодически появляющиеся важные персоны вроде того же Ратмира Карнаухого… Переложить большую часть проблем на побратимов-помощников было нереально, тут требовалось мое личное участие.

Уставал адски. Весь ближний круг это понимал и, соответственно, делал все, чтобы хоть немного облегчить ситуацию. Отсутствие мелких хлопот, которые они брали на себя, небольшие приятные сюрпризы вроде редких книг, доставаемых неведомо где усилиями Гуннара и Магнуса. Чудеса в финансовой области, которые творил Олег, ухитряясь, согласно своему прозванию, любой камень заставить плакать если не золотыми, так хоть серебряными слезами. Особенно это проявлялось в реализации полученной с набега добычи.

Эйрик, выйдя, наконец, из запоя, со всей выкладкой и даже с некоторым ожесточением муштровал новых хирдманов, еще не до конца притершихся друг к другу и к нашим порядкам в целом. Пару раз пришлось его даже одергивать. Чтобы не перегибал. Подействовало, конечно, но его жажда действий меньше не стала. Он рвался в новую битву — на море иль на суше, его уже не волновало — желая среди крови и стали выбросить из головы случившееся.

Магнус тащил на себе переговоры со жрецами и храмовыми воинами, которые нам, я чуял, сильно понадобятся. Гуннар, с тем вообще ясно. Безопасность города. Разведка и контрразведка. Что же до Змейки…

Хлопот с ее воинами-тенями было мало, их время еще не пришло. Активных диверсионных операций мы сейчас не проводили, а значит оставалось лишь тренировать их, поддерживать и без того высокий уровень готовности. Зато, оценив со свое точки зрения — женской и воительницы-помощницы — ситуацию, взялась меня опекать. В тех самых двух своих ипостасях, что соединившись, выглядели мило и своеобразно.

Сочетание желания Роксаны попотчевать чем-то вкусненьким и отслеживание. Чтобы не пропускал тренировки с мечом и прочими видами оружия. Попытки перебороть себя и, к моему удовольствию, носить более приятные взору и открытые наряды и… ядовитейшие высказывания на тему девиц, которые подобное носят. Зато скучать со Змейкой мне точно не приходилось. Да и ее характер со всеми его особенностями был мне куда ближе большинства тех, которые я видел у здешних женщин. Потому и привязался, а потом и женился именно на этом обворожительном и ядовитом очаровании.

А еще, как только переговоры с важными персонами временно схлынули, обрушилась другая новость. Хорошая, спору нет, даже весьма мной ожидаемая, но очень уж… напрягающая ощущением увеличения загруженности.

Проще говоря, прибыли те купцы, у которых я заказывал нефть. Не из Византии, чтобы не вызывать подозрений, а с территорий современного мне Ирана, ныне царстве Газневидов. Привезли этой черной вонючей субстанции немало, но и заплатить за нее пришлось прилично, чего скрывать. И все же оно того стоило. Это сырье для экспериментов по созданию греческого огня. Того самого, столь много напакостившего тому же князю Игорю. Того самого секретного оружия ромейского флота. И, учитывая мои хоть минимальные, но все же познания в химии, недолго греческому огню оставаться тайной на Руси.

Вот и пришлось заняться прикладной химией. Я хорошо помнил, что для греческого огня важны были три составляющие: нефть, сера и негашеная известь. C последними двумя никаких проблем и раньше не возникало. Сера легко получалась при добыче меди из сульфидной медной руды. Да и греки с римлянами в научных трактатах описание получения серы оставляли. Правда использовать ее особенно нигде не использовали, разве что в алхимии, где особо сильно арабские мудрецы со своей ртутно-серной теорией отметились. Ну на не о том речь. В любом случае, сера имелась, а возобновить ее запасы тоже проблем не представляло.

Негашеная известь? Вообще смешно. Термическое разложение известняка, то есть воздействие на сей распространеннейший минерал высокой температурой. Можно получать в любых количествах и без малейших затрат.

Вот и получилось, что требовалась исключительно сырая нефть для начала активной работы. Чего я не знал, так это процентного соотношения составляющий. Тут уже без экспериментов не обойтись. Ими и следовало заняться. Ну а «средство доставки» греческого огня клиентам было известно.

Предтеча огнемета — сифонофор. В просторечии — обычнейший трубчатый насос, куда помещалась горючая смесь. Помещалась, после чего выталкивалась одним из двух вариантов: сжатым воздухом или мехами навроде кузнечных. Штука была проста в построении, хотя и массивна. Неудивительно, что его только на кораблях и устанавливали! Более мелкий вариант пригоден был исключительно для испытаний. Ну а вариант «о натюрель» был способен плеваться жидкостью на расстояние до трех десятков метров. Неплохой вариант для морских боев, особенно если нужно не взять корабль противника на абордаж, а спалить оный к едрене фене. Да и на тему обороны крепостей были у меня определенные задумки.

Бело было за малым — за боеприпасом. Помещение под лабораторные испытания было выделено. Подземные клети с полным отсутствием дерева и нулевым риском распространения пожаров, которые время от времени просто обязаны были возникнуть. Само собой, в эту часть подземелья никого, кроме самых доверенных лиц, пускать было запрещено. А вот Змейка все равно оказывалась рядом, невзирая на все предупреждения. Считала, что должна, если тут опасно, непременно разделять со мной риск. Воительница и этим все сказано! Переубедить было нереально, потому, во избежание крупной ссоры, приходилось мириться. Заодно и снижать рискованность экспериментов до минимума.

И вот, в один морозный декабрьский денек — никак не мог да и не собирался отвыкать от привычных мне названий месяцев, используя новые-старые лишь на словах — пришло известие, заставившее всех нас перейти к активным действиям. Если быть точным, то известие не пришло, а вовсе даже приехало, да еще в сопровождении десятка хирдманов из числа несущих «вахту» в Киеве.

Ничего не предвещало хлопот. Я в кои то веки тихо и мирно валялся на ложе, перелистывал одну из уже не раз читаных рукописных книг и слегка досадовал. На предмет того, что и книга то на греческом, и рукописная к тому же. Мне, как привыкшему к совсем другому, печатному варианту, подобное было даже не в диковинку, а в дикость. А отсюда и мысль закрадывалась насчет того, что простейшие печатные станки даже мне. вовсе не классическому технарю по образованию, посильны. Этим, хоть и в скорректированном виде, я и поделился с Роксаной, которая просто лежала радом в блаженном ничегонеделаньи и вертела в руке один из метательных ножей.

— И мы, и предки наши от руки книги переписывали, — лениво заметила она. — Не боги же за нас своими силами незримыми делать станут.

— Так раньше и без лошадей, обходились, на своих ногах только бегая. И друг дружку камнями и дрекольем были, мечей и стрел не ведая. Боги, они своим детям разум дали, чтобы те новые тайны вызнавали. Вот как огонь греческий, тайну которого я с твоей помощью разгадать пытаюсь.

— Он же есть, огонь этот. Его все видели. А то, о чем ты говоришь…

— А этого ПОКА нет, но быть вполне может, — подмигнул я своей красавице, которая, потеряв интерес к подбрасыванию метательного ножа, решила прильнуть ко мне. Похоже, с целями вполне определенными. — Хорошая у тебя мысль родилась! Сейчас я тебя…

Стук в дверь заставил Змейку даже не зашипеть, а возмущенно зарычать. Понимаю, обломать в такой момент, хотя ведь знают все, что в часы отдыха без очень веских на то причин меня беспокоить запрещается.

Но если стучатся, значит… Мгновенно встав и прихватив пояс с мечом и кинжалом, я подошел к двери, что отделяла мои со Змейкой личные покои от всего остального.

— Кто и зачем?

— Мстиша… Гуннар просил за вами с женой прислать. Вести пришли.

— И какие? — проворчал я, открывая дверь. — Плохие аль хорошие?

— Просто вести, ярл. Из тех, которые срочного оповещения требуют.

Понятно. Сам порученец хоть и доверенный но все же его в известность не поставили. Выходит новости и впрямь из числа тех, ради которых меня родимого даже от общения с любимой девушкой отвлечь не грех и разбудить посреди ночи тоже можно. А в то же время новости не из плохих, иначе Бешеный сказал бы про это.

Из спальни слышалось ворчание Роксаны, которая слышала мой с Мстишей разговор и сейчас в спешке собиралась. Любопытство у нее было то еще, любой кошке на зависть.

Кстати о кошках. Одна такая серо-полосатая живность как прибилась в первые же дни моего тут появления, так и осталась. Мужеского рода, большая, наглая и весьма прожорливая. Пришлось снабдить ошейником на тему того, чтобы не путали, чье это сокровище. Теперь, когда полосатый Барс изволил уходить в загул, мне его частенько притаскивали или хирдманы или просто случайный люд. Тот в подобных случаях лишь висел мертвым грузом, изредка шевеля хвостом, показывая, что жив, здоров и местами ленив. Сейчас он был… где-то поблизости, наверняка переваривая очередной благополучно спертый кусок чего-то мясного или рыбного.

Ну да не о нем, чуде вороватом, речь. Роксана уже была готова, стремясь утешить нежданно вспыхнувшее любопытство и тем самым хоть немного скомпенсировать иные радости бытия. Правда возмущаться не переставала всю дорогу, заставляя Мстишу то посмеиваться про себя, то краснеть, если выбираемые Змейкой словесные конструкции были очень уж забористыми.

Пришли. Небольшая комната, которую в последнее время мы приспособили под вот такие вот посиделки среди своих. Не комната «трех мечей», конечно, так ведь и мы не в доме-крепости, а в переяславском детинце. Да, именно там. Было принято решение перебазироваться именно сюда для пущей безопасности и повышения авторитета в глазах не только своих хирдманов, но и всего населения города. Правда и официального наместника выгонять не спешили. Сидел себе тихо, вел себя смирно, выполнял чисто представительские функции.

Та-ак… Гуннар, Магнус, Олег с Эйриком — это дело ясное. Понятное. А еще присутствовала Елена, та самая жрица Лады, что вместе со своей сестрой Софьей оставалась в Киеве при княгине Рогнеде. И ее присутствие тут означало одно — пришло время!

* * *
Едва мы со Змейкой оказались внутри. А проводивший нас Мстиша с прочей охраной снаружи, за закрытой дверью, я первым делом уточнил:

— Судя по всему, княжна Рогнеда готова покинуть как своего «любящего» мужа, так и Киев?

— Угу, брат, так оно и есть, — поддакнул Гунар, с трудом удерживаясь от зевка. — А вот и живая грамотка в лице этой прекрасной жрицы Елены.

— Тогда будем со всем вниманием ее слушать. Роксан, а мы с тобой давай присядем, нечего зря ноги утруждать после дня и так тяжелого.

С наличием пустых и вполне себе комфортных кресел проблем не было. да и вообще. нам оно лишь одно понадобилось. Ага, привыкла моя прелесть суровая время от времени устраиваться у меня на коленях. Разумеется лишь в случаях, когда мы были либо одни. Либо вот в такой вот тесной компании. Что же до присутствия жрицы богини Лады… Ее Змейка сейчас почему-то во внимание не брала. Ну да мне оно и лучше.

Меж тем Елена говорила. Нет, скорее докладывала: четко, суховато, без лишних и вообще почти что без эмоций. Не зря ее сестра, Софья. О ней что-то подобное упоминала. И все же к самому докладу девицы придраться было сложно, да и вовсе не не нужно.

Рогнеда Рогволдовна была готова. Мало того, назначила число, когда планировала врываться из длящегося много лет плена. Я не оговорился. Применив именно сей термин. Назвать ее жизнь семейной язык не поворачивался. Срок? Через неделю после сего дня.

На этом обычные вести заканчивались и начинались неожиданные. Оказалось, что Рогнеда имеет некие связи среди Тайной Стражи и рассчитывает на то, что это поможет ей без лишних хлопот выскользнуть за пределы княжеского дворца, а при удаче и из собственно города. Только полагаться на одну лишь удачу — не самый лучший выбор. Это понимали тут присутствующие. Но и княгиня тоже. Потому и просила встретить ее с подобающим случаю сопровождением.

Встретим. Благо первоначальную точку выхода из дворца Рогнеда указала, равно как и резервную, если что не так пойдет. Большую группу туда не послать, не та сейчас в Киеве ситуация, да и за несущими там «вахту» двумя десятками хирдманов могут лениво, но все же следить.

И все равно, именно они станут тем отрядом, который в случае чего подстрахует княгиню Рогнеду, сопровождая ее за стены города. Там же ее встретит куда более сильный отряд. А вот и речь о нем зашла. Точнее, о его численности.

— Сколько хирдманов ты желаешь послать на эту встречу, Мрачный?

— Четыре сотни наших, Зигфрида попросим сотню или чуть меньше своих, он не откажет, да и сам пойдет. Стурлассон… Он из Переяславля, тут его дом, не откажет выделить пару-тройку десятков, но под своим знаменем. Олаф Рыжий… у него малый хирд, но пусть хоть сколько пришлет… опять же под знаменем, без этого нельзя. Остальных пока трогать не будем — они или далеко, или пусть сначала другими путями привяжутся.

Непонимание в глазах всех, кроме Змейки и, самую малость, Гуннара. В конце концов, именно он задал прозвучавший вопрос. Но при Елене никто из них проявлять дополнительное любопытство не стал. Значит, потом будут выпытывать мотивы моего решения. Сейчас же приняли к сведению сей нюанс, но вот насчет других…

— Оружие и броня?

— Не хуже, чем когда в набег идем, Эйрик. Разве что насчет припасов беспокоиться не следует. Родные земли.

— Понял.

— Это хорошо. Елена, я думаю, что посылать тебя или кого иного с ответной весточкой было бы неразумным поступком?

— Да. Рядом с княгиней Рогнедой моя сестра, она получила знак, что я выбралась из Киева и еду в Переяславль. Порой струйка дыма в должном месте и в определенное время не хуже слов.

Умная девушка…. девушки. Терять таких из виду не стоит, а вот приблизить для использования в своих интересах — дело нужное и полезное. Надо будет Гуннару подсказать, если тот сам не догадался. Ведь сейчас они не наши люди, а жрицы своей богини по большей части. А хочется иной расстановки приоритетов с их стороны.

— Вы все хорошо постарались. И ты, и твоя сестра, и Злата с Преславой. Мы благодарны. А сейчас, если ничего не упущено, иди отдыхать. Усталость оставила следы не твоем лице, а это красной девице не подобает.

Со всей возможной вежливостью отправив Елену как отдыхать, так и подалее от нас, я посмотрел на побратимов. Знал, что отложенный вопрос сейчас вновь проявит себя.

— Недоумеваете, зачем мы выдвинемся с такой силой да еще с участием союзных нам ярлов?

— Немного, — согласился Магнус. — Наш хирд я могу понять, лучше быть готовым ко всему. Но зачем просить об одолжении союзников? Пусть они нам будут обязаны, а не наоборот.

— Так смотря о чем просим, брат, смотря для чего. Ты ведь помнишь, что я буду просить если не присутствия ярлов, то их хирдманов со знаменем. Знамя — это знак. а он будет очень важен. Мы встречаем кого? Княгиню Рогнеду Рогволдовну, жену великого князя Киевского, да еще с ее сном, как я полагаю. Согласитесь, что это не последние фигуры на Руси.

— Кажется, я начинаю догадываться…

— Это меня радует. Ведь что получается, когда мы встретим Рогнеду, бегущую от мужа, да с союзными ярлами, причем коли они явно слабее нас по силам? Покажем и самой Рогнеде, и нашим союзникам, и прочим видокам, что именно мы стоим во главе, а другие присутствующие союзные ярлы — кто-то вроде вассалов. Как у тех же королей франков, англов и прочих. На будущее задел делаем, братья.

Прониклись. Точно прониклись, по глазам видно. Я ж никогда не скрывал от ближнего круга свои планы на будущее, что желаю быть не просто сильным ярлом, а занять место на самом верху. Место, которое ныне занимает тот, кому оно совсем не к лицу.

И понеслось. Уже следующим утром ко всем упомянутым ярлам были посланы гонцы с грамотками. В них были всего лишь приглашения, но с намеком, что дела не терпят отлагательства. А заодно и другие письма, уже к другим ярлам, более значимым, но обитающим в иных городах. Тех, само собой, в ближайшее время приглашать никуда не собирались, цель посланий была совсем иная. Какая именно? Порекомендовать внимательно следит за творящимся вокруг и сделать выводы, кто будет с этому самому случившемуся причастен.

Что поделать, политика во всей красе. Необходимо было заранее обозначить наше участие в бегстве Рогнеды Рогволдовны от мужа. Не пошлем грамотки вольным ярлам — могут возникнуть сомнения относительно нашей роли. А вот прочитав сначала послание от Хальфдана Мрачного. А потом услышав о сбежавшей княгине… тут только дурак не сможет сложить два и два.

Ну а ярлы… А что ярлы? Реакция была вполне ожидаемой. Зигфрида Два Топора никогда особо уговаривать не приходилось. Поднять сотню хирдманов с собой во главе? Не дюже сложно, особенно если резон будет. Ах важного человека стречить, чтобы показать ему величие ярлов города Переяславля? Уже интересно. Еще и Владимира Киевского это огорчит? А я уже бегу хирдманов собирать!

Но то Зигфрид, душа простая и ко мне дружески расположенная. С Олафом Рыжим и особенно Лейфом Стурлассоном сложнее дело обстояло. Пришлось немного польстить, намекнуть на то, что сейчас никакого боя не ожидается, нужны же их хирдманы чисто для представительских функций. Еще закинуть удочку по поводу предстоящих походов. Где добыча не менее, чем в походе на франков будет.

Уговорил. И если Олаф Рыжий слопал мои слова, даже не поморщившись, то Стурлассон, этот недоальбинос, явно что-то такое почуял. Но одно дело чуять, а другое быть уверенным. Да и в полезности нашего союза Лейф успел убедиться, этого не отнять.

Итог порадовал. Сотня хирдманов с Зигфридом Два Топора во главе, полусотня от Стурлассона и три десятка от Олафа. И как раз после завершения этих минипереговоров настала пора нам выдвигаться. Нам — это мне, Змейке да Магнусу. Олега дергать смысла не было, у него дел и в Переяславле хватало. Эйрик… тот оставался в качестве начальника гарнизона. Ну а Гуннар Бешеный должен был следить в оба, не допуская ни малейших опасных для нас шевелений вокруг.

Пять с лишним сотен, выступающих из города, да еще не сами по себе, а совместно — то еще внушительное зрелище. Еще не войско в полном смысле этого слова, но уже большая сила, с которой стоит считаться.

«Куда идем мы с Пятачком…» Именно эта цитата из знаменитого мультика вспомнилась мне как раз тогда, когда выезжали из городских ворот. И ведь действительно секрет, и рассказывать о нем никому не собираемся. Потом сами поймут, сами все увидят. И если не удивятся до глубины души, если не проберет до печенок — тогда удивлюсь уже я.

Как ни странно, но именно сейчас я ощутил, как история буквально рвется, направляясь по новому пути. Раньше… все же не совсем то. Сейчас же вот-вот должно было произойти изменение судьбы действительно известного исторического персонажа, внесенного во всевозможные летописи, признанного историками различных рангов. Красота да и только!

— Чего так задорно улыбаешься? — не могла не поинтересоваться Змейка, как всегда едущая рядом.

— Предчувствие у меня хорошее.

— Вот и Магнус тоже, когда с богами беседовал, радостный был. Уверен, что нам в наших делах обитатели Асгарда в помощи не откажут.

Широко улыбнувшись, я развел руки в стороны. запрокинул голову к небу и, всматриваясь в синюю бесконечность, закричал:

— Смотри на нас, Локи! И улыбнись, когда мы побеждаем не только силой меча, но и хитроумием!

Небо молчало, зато хирдманы вокруг взревели. Ну а поднятое знамя с алыми языками пламени и резвящимся змеем Ермунгадом гордо реяло, обещая много необычного и запоминающегося…

Интерлюдия

Киев, дворец великого князя


Ночью все кошки серы, даже в таком месте, как дворец великого князя во граде Киеве. Порой ночью люди не спят. Но все же в большинстве своем мирно почивают, особенно те, кому по положению не требуется бодрствовать. Но не всегда, бывают и исключения.

Княгиня Рогнеда этой ночью спать даже не собиралась. Не спали и те немногие, кому она доверяла в этом дворце, на кого могла рассчитывать при побеге. Сна ни в одном глазу не было и у главы Тайной Стражи Доброги. Он, конечно, знал о намерении княгини бежать, сам ее к тому подталкивал, но… ему она сказала лишь позавчера, что время уже выбрано и изменено не будет ни за какие коврижки. А вот это было не самым для него радостным известием.

Сложность была вовсе не в том, чтобы помочь Рогнеде бежать. Нет. про одно это и упоминать не стоило. Куда хлопотнее было не оставить следов самому. И уж совсем трудным делом было подвести под подозрение другого человека, своего врага, точнее соперника. Но старый хитрый лис не занимал бы свою должность более десятка лет, не умей он обстряпывать самые мутные делишки и выходить сухим из воды.

Чтобы перевести все подозрения на Фому, своего помощника, нужно было крепко привязать его сразу к произошедшему сразу несколькими веревками. А они были известны и просты: кровь, деньги, попытка угодить сразу двум сторонам. Как никак, сам бы он мог поступить схожим образом, а это многое значило. Давняя мудрость — никогда не пытайся обвинить в сложном, простоте больше верят даже сидящие на вершине. Особенно они!

Деньги. Доброга знал, что Рогнеда воспользовалась советом и потихоньку-полегоньку на протяжении последних месяцев облегчала сокровищницу. Осторожно, чтобы не хватились, но этого хватало сразу для двух целей: себя не обидеть и часть вынесенного подкинуть в места которые на Фому и его близких людей подозрение бросят.

С кровью было и проще, и сложнее. Нельзя было допустить, чтобы побег княгини и ее старшего сына состоялся без пролития крови со стороны дворцовой стражи и особенно нескольких людей из стражи иной, Тайной. Что ж, он готов был принести в жертву несколько людей. Не тех, кто был предан исключительно ему, конечно. Но и людьми исключительно из окружения Фомы обойтись было никак нельзя. Не-ет, люди Фомы должны были не просто умереть, но исчезнуть бесследно. Пусть считаются утекшими вместе с Рогнедой, воспринимаются как помощники в побеге!

Глава Тайной Стражи хищно улыбался, идя по коридорам дворца во главе полутора десятков безгранично преданных ему бойцов. Их лица были скрыты, легкая, но прочная броня вполне надежно защищала тела. Обычный облик людей из Тайной Стражи. Чьи перемещения никем не отслеживаются, а подчиняются лишь своему главе и его помощникам. Превосходный скрыт, когда прикидываешься самим собой.

Приближаясь к покоям Рогнеды Рогволдовны, Доброга жестом приказал воинам убивать всех, кто окажется рядом и не будет относиться к людям самой княгини. Пятеро «тайных» остались рядом с ним, охранять главу, а остальные метнулись вперед, теряясь в тенях. Теперь надо было лишь малость обождать.

Тишина. Почти что тишина, поскольку глухие хрипы и шорох все же слышались. Но кого они взволнуют то здесь? Рогнеда поднимать шум точно не станет, она сама к этому причастна.

Все. Появившийся воин жестом показан, что все бывшие на страже покоев княгини и просто случайно тут оказавшиеся мертвы. Можно было идти, не подвергая себя опасностям. Направляясь к двери, ведущей к покоям Рогнеды, Доброга не отягощенным чувствами взглядом отметил, что мертвецов было поболее десятка. И двое из них — как раз из числа входящих в Тайную Стражу. Те самые, необходимые жертвы на алтарь. Не люди Фомы, не его люди, а просто «тайные», от которых отвернулись боги этой ночью.

— Откройте, княгиня, — вымолвил он, негромко постучав. — Путь открыт, но надо спешить.

Дверь открылась почти мгновенно. Разумеется, открыла ее не сама княгиня, а один из верных ей людей… Тут же двое доверенных бойцов Доброги передали обычные для Тайной Стражи облачения. Надо было переодеть княгиню и ее людей. Не было лишней суеты, но в движениях всех участвующих в побеге и его подготовке явственно чувствовалась взвинченность, постоянная настороженность. Впрочем… последние штрихи были нанесены. Теперь прибавилось еще два десятка человек, одетых подобно «тайным», но ими не являющихся.

Присмотревшись, внимательный человек мог обнаружить, что слишком тут много женщин. Слишком. Ведь среди Тайной Стражи воительниц было мало, по пальцам одной рук можно было пересчитать. Но не все внимательные люди отваживались любопытствовать насчет «тайных», порой себе дороже выходило. Вот и получалось, что действительно приметным тут был лишь один — ребенок лет девяти-десяти от роду. Правда он крепко спал, его нес на руках дюжий молодец, а рядом постоянно надодилось еще двое, полностью нацеленные на его защиту.

— Вот видишь, княгиня, я слово свое держу. Мои люди помогут тебе выбраться за пределы Киева. Но и ты помни!

— У меня хорошая память, До…

— Без имен!

— Как тебе угодно будет. Но я и правда запомню твою помощь, — княгиня пристально взглянула на своего нежданного союзника. Тот глаз не отвел, потому как еще и не то по жизни видел. — будет у тебя заступница, когда все изменится.

— ЕСЛИ изменится. Он, — глаза метнулись в направлении той части дворца, где обитал сам великий князь Владимир, — крепко сидит. И все может статься. Особенно теперь, когда йомсвикинги, нанятые ИМ, числом в две тысячи прибывают в середине весны, а посольство ромейское чуть раньше. Передай это сама ведаешь кому.

Княгиня кивнула, показывая, что не забудет сказанное Доброгой. Ну а дальше шли в молчании. По делу говорить уже было не о чем, а прочее… не те отношения.

Скользящий впереди десяток «тайных» все так же пятнал кровью путь, вырезая всех, могущих представлять опасность и попадавшихся на пути. Рогнеда видела творящееся, но молчала, хотя и не могла понять смысл лишней крови. Одно дело просто побег, а совсем другое — вот такой явственный кровавый след, по которому легко идти преследователям. А еще верный Вышата шепнул на ухо:

— Будет погоня, княгиня… Этот лис же за нами ее пустить может.

— Зачем? Спасать и губить одновременно — глупо. И себя тоже погубит, никто молчать не станет. А убить меня можно было и без всего этого.

— То не ведаю… Но ко всему готовьтесь, я лжу сразу чую, а тут она есть, но странная…

Верный охранитель умолк, а вот порожденная его словами опаска пустила корни в душе Рогнеды. А меж тем их совместный отряд уже был на выходе из дворца. Не явном, а потайном, Тайной Стражей охраняемым. Только вот обычных стражей там сейчас не наблюдалось. В ответ на пусть и не прозвучавший, но вопрос, Доброга ответил:

— Нет их тут и не будет. Я слово держу. Пятеро моих проводят вас за городские стены. Страже у ворот бляху Тайной Стражи в лица сунут, задержать до утра и не подумают. Кони ждут рядом, с ветерком помчитесь. И вот еще…

— Что?

— Спеши, княгиня. Кони будут еще и заводные. Не жалей, гони во весь опор в град, что тебе ведом. Твое отсутствие могут быстро обнаружить. И доброго тебе пути. Увидимся.

Произнеся эту краткую речь, Доброга развернулся и двинулся обратно. Рядом с княгиней и ее людьми осталось лишь пятеро «тайных», назначенных в провожатые. А Вышата прошипел что-то малоприятное для Доброги сквозь зубы, но от развития своих дум и их высказывания воздержался. Действительно надо было поспешать.

Рогнеда, чувствуя свежий, морозный ночной воздух и не ощущая рядом постоянного надзора людей мужа была… Нет, скорее жила, а не существовала впервые за долгие годы. Но всеми силами гасила рвущуюся наружу радость, понимая, что ничего еще не закончено, она еще в Киеве, из которого надо и выбраться, и добраться до надежного места. Для этого же…

Знак Вышате с Гориславом и те, осведомленные о договоренностях с Хальфданом Мрачным, ведут отряд несколько иным путем. Дернувшихся было «тайных» осаживают словами о том, что так безопаснее и вообще, у княгини свои понятия и уговоренности. К тому же выбраться из Киева целой и невредимой она более остальных заинтересована.

Возражать «тайные» не могли, как и силой действовать, поскольку приказ, им отданный, был однозначен, а именно вывести княгиню и ее людей за пределы Киева как можно скорее. А вскоре и смысл спорить исчез, поскольку отряд вышел к месту, где его ждали. Группа людей числом более десятка, кони в большом числе… И один воин, идущий навстречу с открытыми руками в знак добрых намерений.

— Я Мечислав, старший среди хирдманов ярла Хальфдана Мрачного в Киеве. Княгиня здесь?

Подождав, когда Рогнеда Рогволдовна покажет лицо, хирдман не особо низко поклонился. Скорее просто как достойной женщине, но не как княгине. После этого кратко молвил:

— Кони ждут. Будем прорывать или есть иной способ? Вот с помощью этих «тайных хотя бы…

— Да, воин, — кивнула княгиня, уже севшая на коня. — Они выведут нас. Пора, надо спешить.

Тут Мечислава и иных хирдманов уговаривать не стоило. Прошло всего ничего времени, а увеличившийся в числе отряд уже несся по ночным улицам Киева по направлению к одним из городских ворот.

* * *
Киев, покои князя Владимира Святославовича.


Давно, очень давно Владимиру не доводилось просыпаться от того, что в дверь его опочивальни колотят кулаками и громко кричат. В памяти сразу всколыхнулись воспоминания о днях, когда судьба киевского престола висела на волоске, ничего еще не было ясно. Резко сжало голову, нахлынули чувства, о которых он и помнить не хотел.

Взяв себя в руки и отшвырнув в сторону визгнувшую от страха наложницу, князь крикнул:

— Что случилось, кто посмел?

— Беда, княже, — глухо прозвучал из-за двери голос Доброги. — Жена твоя, Рогнеда, сбежала, ближних людей прихватив, а главное, Изяслава, сына своего.

— Что?!!

Взревев раненым кабаном, Владимир Святославович, как был, лишь в ночной рубахе. Распахнул дверь. Хотел было рявкнуть на оплошавшего, по его искреннему убеждению, пока еще главу Тайной Стражи, но увидел в его глазах нечто заставившее унять приступ ярости. Вместо этого хоть злобно, но вполне пристойно для князя спросил:

— Как она смогла? Твои же люди должны были бдить днем и ночью!

— Мои люди мертвы, как и дворцовая стража, что была у покоев княгини и а том пути, которым она шла к выходу из дворца. К тайному ходу. Который тоже ДОЛЖНЫ были охранять

— Но не охраняли, — обострившиеся ощущением опасности чувства Владимира мигом выхватили нужное слово. — Почему так произошло?

— Измена, княже. Тебе ведомо, что я глава Тайной Стражи, но не все под моим прямым началом. Те, сторожившие тайный выход, не мои верные люди. Но сейчас не о том думать надо. Рогнеда наверное уже покинула город. Если ей помогает кто-то из «тайных», по показанная стражам у ворот бляха позволит легко выйти из города ночью. Я уже послал людей к Добрыне, онвот-вот отдаст приказ пуститься в погоню, а то и сам ее возглавит. Но ты должен это подтвердить. Лишь сам великий князь Киевский может приказать ловить собственную жену! Собирайся, княже, тебя ждут.

Поминая всех ведомых ему богов, Владимир в лихорадочной спешке одевался, приводя себя к виду, подобающему княжескому положению. Потом же, проклиная жену, нерадивых слуг и просто неудачную пору, несся в сопровождении охранителей в залу, где ожидал верный советник и кровный родич, Добрыня. Уж он всегда знает, как поступать в подобных случаях. Владимир давно привык к тому, что дядюшка находит выход почти всегда.

Увидев родича, князь вновь убедился — его безопасность в надежных руках. Добрыня, порыкивая навсех вокруг, деловито отдавал приказы по усилению охраны дворца, полном закрытии дворцовых и городских ворот, сборе дружинников по тревоге. Ну а перед ним лежала карта, которую он внимательно изучал. Завидев племянника, он повернулся в его сторону. Поклонился, как всегда в случае присутствия чужих людей, и вымолвил:

— Сюда, Владимир Святославович. Есть что показать. Ну и ты, Доброга, тоже… Авось и путное что скажешь.

Дождавшись, пока князь и глава Тайной Стражи станут рядом, Добрыня костяной палочкой обвел изображение Киева, а потом поочередно чиркнул по ведущим из него дорогам.

— Видите? Дорог много, во все стороны отряды вдогон посылать глупо будет. Рогнеда не одна, а в сопровождении. Оставит заслон, который малое число преследователей остановит. А сама дальше двинется. Выбирать направление надо одно, два от силы. Княже, что мыслишь?

— Полоцк! У отродья Рогволда там друзья остались, на них опереться может и попытаться отложиться от нас. И кое-кто из вольных князей-ярлов ее поддержит мне назло.

— Разумный ход с ее стороны. И самый вероятный, наши действия на который она может продумать заранее. Но и не послать погоню по пути, ведущему к Полоцку, мы права не имеем…

Добрыня хотел развить свою думу дальше, но тут его прервали.

— Не поедет она в Полоцк, — усмехнувшись, покачал головой Добрыня. — Та не только остатки от друзей Рогволда, давно уж покойного, там наши люди, жестко порядок наводящие. Пока она, пусть с поддержкой, их ломать будет, мы туда дружину пошлем. Не успеет и понимать то должна. Нет, она уже неможет сама по себе, только в связи с кем-то силу представляет. Понимаешь, к чему я веду, Добрыня?

— Вольные… Но среди них сильных хватает, особливо человек пять-шесть выделяются.

— А о ком во дворце разговоров больше всего было? Кто у нас под боком обосновался и к кому добрать можно быстрее, нежели к прочим? Так то, Добрыня. В Переяславль княгиня беглая отправилась.

— Ручаешься?

— Нет, но уверенность велика. Ручаться можно лишь за то, что если ее не поймать, то бед она нам причинит предостаточно, — криво усмехнувшись, Доброга добавил. — Я в ее поимке не меньше твоего заинтересован, да и не менее Владимира Святославовича. Рогнеда никогда не забудет и не простит того, кто ей жизнь много лет отравлял.

Добрыня вынужден был согласиться со словами говорившего. Со всеми, включая и относящиеся к направлению бегства княгини.

— Переяславль, значит… Что ж, тогда я с основной частью дружины туда помчусь. А путь на Полоцк все ж тоже без внимания не оставим. Кирилла Рыжего с сотней пошлю, пусть вину прошлую заглаживает! Не будет ее там, так все равно пускай до Полоцка доскачет, проверит дела тамошние. Лишним не станет.

— А кого по пути в Переяславль пошлешь, дядюшка? И с каким числом дружинников?

— Сам направлюсь! От меня не скроешься… Три сотни дружинников возьму, на лучших конях, от такого числа никаким заслоном Рогнеда не спасется. Сразу опрокинем! А саму ее или на веревке притащу, или там же живьем закопаю.

— Сын ее…

— И твой, княже. Хоть и волчонок, отца ненавидящий, но эту кровь сохранять обязаны. Его только целым и невредимым брать буду. Но довольно слов, время и так уходит водой сквозь пальцы.

Бросив на развернутую карту костяную палочку, которой еще недавно указывал пути возможных перемещений, Добрыня развернулся и скорым шагом двинулся к выходу. Уж он получше многих понимал ту угрозу, которую несла вырвавшаяся на волю жена великого князя Киевского. Знак, символ. вокруг которого могут сплотиться враги. Или еще одна фигура, которой так хорошо играть тому, кто хочет загребать жар чужими руками. Это надо было остановить, и он сделает это. И никакой живой Рогнеды больше не надобно. Она должна умереть, а уж объяснить ее смерть — дело не столь сложное. Он и не с такими делами справлялся!

* * *
Окрестности Киева, отряд Рогнеды


Пятерка «тайных», обеспечив, как и было обещано, выезд из Киева, растворилась в ночной тьме. Сопровождать княгиню и ее людей дальше они не собирались. Приказа не было… Вот и все слова, которыми ограничился их старший перед тем, как исчезнуть. Но и сделанного было достаточно.

Кони мчались по наезженной дороге, давая ощущение легкости и свободы. Находящиеся рядом, в кои-то веки не относящиеся к псам ее мужа и его дядюшки тоже вселяли уверенность в ближайшем будущем. Что же до отдаленного… тут Рогнеда опасалась загадывать. Жизнь отучила. Сейчас ей хватало уже имевщегося Да и мирно спящий сын, с вечера напоенный настоем сон-травы, заставлял не до конца замерзшее сердце биться чаще. Единственный просвет в окружении врагов, единственный из родной крови, по-настоящему родной. Остальные дети… она с ними почти и не виделась. Владимир, на примере Изяслава поняв, что мать воспитывает их, передавая свои чувства и стремления, разлучил Рогнеду с ними. Остался лишь первенец, уже впитавший в себя ее чувства и стремления.

— Стой! — раздался крик Мечислава, старшего среди хирдманов Хальфдана Мрачного. — Княгиня Рогнеда!

Ненадолго воцарившаяся сумятица вскоре схлынула, а к изумленной остановкой княгине подъехал сам Мечислав, не обращавший ни малейшего внимания на охранителей Рогнеды, державшихся за рукояти мечей.

— Почему остановились, воин? — холодно процедила Рогнеда. — За нами может начаться погоня, надо торопиться.

— Потому и остановились. Свернем.

— Куда и зачем? — влез в разговор Вышата, понимая, что он здесь куда более княгини осведомлен. — Зима, снега по пояс намело, кони с трудом пройдут. И по следам даже мальчишка поймет, куда мы направились.

— Наш ярл ждет вас неподалеку со своим хирдом. Он счел, что невместно Рогнеде Полоцкой с сыном ее в Переяславль въезжать как беглецам обычным, лишь с ближними и малой охраной. Другое дело, если в сопровождении нескольких сотен хирдманов, в качестве дорогой гостьи того, что весь град под свою власть привел. Едем, княгиня, мы дорогу знаем. И не мешкая, погони и впрямь опасаться стоит.

Услышав эту весть, Рогнеда, конечно, не противилась. Напротив, это и впрямь снимало большую долю опасений насчет погони. Одно бело пара-тройка десятков охраны и совсем другое — несколько сотен хирдманов во главе со своим ярлом. Зато другие услышанные и понятые слова…

Переяславль был открыто назван «городом ярла Хальфдана Мрачного». Если про то говорят простые хирдманы, то там не осталось даже видимости власти киевского наместника. Но он там был, про то Рогнеда знала. Значит… Голова шла кругом от таких известий, но необходимо было думать, понимать, строить думы на будущее. Свое и сына. И ошибаться тут не хотелось.

Следуя в центре отряда, уходящего в сторону от наезженного пути, княгиня пыталась не столько понять цели Хальфдана Мрачного, сколько свои действия при встрече с ним. Ей нужно было стать необходимой, но при этом сохранить себя как значимую личность. Деньги, связи с людьми в Полоцке, сведения о делах Владимира и Добрыни… Пожалуй, этого на первых порах будет достаточно. ну а дальше все будет зависеть от ее личных умений и способностей.

Время летело незаметно из-за равномерного движения, покачивания в седле и просто однообразного вида вокруг. Снег, деревья да легкий ветер — обычная для студня месяца погода. И хорошая, радующая измученную переживаниями душу княгини. И тут…

Начинало светать. В сероватом свете еле-еле подступающего зимнего утра становилось возможным разглядеть ту цель, к которой они двигались. Веменный лагерь хирда ярла Хальфдана. Большой лагерь, со всей положенной в таких случаях охраной, с группами разведчиков на дальних подступах. И со знаменами, гордо реющими на ветру.

Чем ближе они приближались, тем легче становилось рассматривать то. что было на них изображено. И тут Рогнеда в очередной раз была поражена. А еще недавно ей казалось, что на сегодня она уже исчерпала запасы этого чувства.

— Там не одно знамя, Вышата, — обратилась она к своему верному воину. — Их больше, три… нет, четыре. Почему так, чьи они?

— Видно плохо, но я попробую рассмотреть. Одно знамя поднято выше прочих. Языки пламени и под ними змей. Да, это знамя Хальфдана Мрачного. Остальные… Два скрещенных окровавленных топора на белом фоне — Зигфрид Два Топора. Кабанья голова Лейфа Стурлассона… Треугольный щит и руны на нем — это знамя мне неведомо.

— И что это значит?

— Могу предположить, княгиня. Зигфид и Стурлассон — тоже переяславские ярлы, как и Хальфдан.Третий скорее всего оттуда же. Их знамена ниже. То есть они признают Мрачного главным. Это может означать только одно — ярл Хальфдан Мрачныйсобирает под свою руку не только простых хирдманов, но и других ярлов. Он метит на большее, чем власть над одним городом.

— Для того ему и я понадобилась, — едва слышно прошептала Рогнеда. — Ну да хуже все равно быть не может. Вперед! Я рада буду увидеться с тем, кто протянул мне руку помощи.

Повинуясь всаднице, конь направился в сторону лагеря, где уже давно заметили приближающийся отряд. Мало того, группа людей неспешно двигалась вперед, явно желая встретить Рогнеду, но ближе к месту стоянки, не желая особо отдаляться.

Глава 4

Декабрь (студень), 986 год. Где-то между Киевом и Переяславлем.


Ночевки на природе — оно дело неплохое. Но исключительно в теплое время года, а никак не зимой. Зимой хорошо в городе ночевать, в хорошо протопленном помещении, а на морозец высовываться лишь эпизодически. К сожалению, сейчас расклад был таков, что кровь из носу требовалось выдвигаться в сторону Киева, да еще не на самое малое время. И временный лагерь разбивать на заранее условленном месте.

Змейка, видя мои моральные страдания, с трудом удерживалась от улыбки. Понимаю ее, ведь тогда, в бытность прежнего Хальфдана, тому было абсолютно параллельно на погодные условия. Ну а я — дело другое. привык к комфорту, но ведь Роксане о том не скажешь. Вот она и веселится, думая, что Мрачный за последнее время разбаловался, в Переяславле сидючи и воюя лишь в окрестностях и при хорошей погоде.

Кстати, о войне. Искренне надеюсь, что здесь и сейчас воевать не придется. Не ко времени это, хочется иметь в запасе побольше времени. Тогда можно будет ошарашить неприятеля парочкой козырных если не тузов, то уж точно валетов.

Утро… почти. Из-за пробирающего даже внутри шатра и теплых покрывал морозца проснулся я в рань несусветную. Дуба-ак! Поблизости мирно почивает Роксана, ну а мне уже явно не заснуть, несмотря на то. что вокруг еще темно. Да и к местному ритму жизни я никак не приспособлюсь. Как привык за полночь ложиться и часов в восемь утра вставать, так и не изменяю этой особенности. А, пустое. Встаю и, чуток полязгивая зубами, начинаю одеваться. Броню опять же забывать не стоит, разве что шлем и латные перчатки пока напяливать на себе излишне.

Уф-ф, Змейку не разбудил, что уже радует. Она ведь хоть и не хрупкая, а прекрасная девушка. Пусть отдохнет до той поры, пока сама не проснется или пока жесткая надобность подниматься не нарисуется.

Выбираюсь из шатра на морозец, обозреваю окрестности и, чтобы окончательно прогнать некоторую оцепенелость, пригоршней снега протираю лицо. Легкое жжение от тающих кристалликов снега, но бодрит, чего уж тут скрывать. Кивком приветствую хирдманов охраны и потихоньку-полегоньку направляюсь в ту сторону. Где расположился Магнус. Если спит, то беспокоить не собираюсь, но вот если уже глаза продрал, так будет хоть с кем позавтракать и горяченького чайку выпить. Того самого, дорогого и редкого, из китайских земель доставляемого.

Нет, Магнус уже бодрствовал, сидел рядом с костерком, перебирая извлеченные из мешочка руны и наблюдая за закипающим в котелке чаем. Это я вовремя к нему прибыл, даже ждать не придется.

— Мрачный… я тебя ждал, — поприветствовал меня жрец Локи, жестом приглашая садиться радом, на свободный чурбачок, пригодный для использования в качестве импровизированного табурета. — День сегодня будет значимый. Боги не говорят открыто, давая лишь намеки. Но и этого достаточно, чтобы понять.

— Понять что? — уточнил я, присаживаясь рядом и принимая от Магнуса кружку с кипящим крепким чаем. — Я ведь знаю, ты опытен и как жрец, и как просто умеющий видеть скрытое от многих человек.

— Необычен ты, Мрачный. В богов крепко веришь, то нам, жрецам, очевидно. Но большинство наших жреческих умений только за труды разума считаешь, не по простому развитого. Да и рунах мы с тобой давеча говооили. Помнишь, что сказал?

— А то! — улыбнулся я, отпивая первый глоток и едва не обжигаясь. — Ты от всего внешнего тогда отрешаешься, разум твой начинает действовать так, как обычным людям в жизнь не достичь. Все тобой ранее узнанное, а заодно и то, о чем только догадываешься, в единую картину незримую собирается. Или несколько картин, из которых более цельные выбираешь. Хорошее умение, сам к этому стремлюсь. И получается кое-что, сам то ведаешь.

— То-то и оно, что «кое-что». Вот наступит просвет в наших вечных хлопотах, приглашу с тобой повидаться тех, кто умеет «кое-что» в «нечто» превращать. Да, брат, не думал я, что этот разговор у нас с тобой случится.

— Так ведь интересный разговор.

— Именно. Только еще пару лет назад я и не задумывался о нем. Теперь же… Но вернемся к дню сегодняшнему, — посерьезнел Магнус. — Руны говорят, что важный он, что как развилка на дороге, где каждый путь к своему месту ведет.

Дело говорит жрец. Мой здравый смысл подсказывает то же самое, что ему его руны и связь с богами. И выбор совершается значимый, и пути разные, которыми история идти может. Выбирать же нам, эту историю творящим.

— Плохие для себя пути ты на нынешнюю развилку заранее отсек, — продолжил побратим. — Да только неясного много остается. Думай, Хальфдан, какая дорожка куда приведет, тут я больше сказать ничего не могу.

Ну и а том спасибо. С умным человеком на общеинтересную тему посоветоваться уже многого стоит. Если же он твой расклад во много подтверждает — вдвойне радостно становится на душе. Поэтому дальше мы просто сидели, попивали чаек да трепались ни о чем и обо всем, как частенько случалось. А потом… сигналы патрулей, которые обходили лагерь по большому кругу. Дескать, приближается отряд числом десятка в три или четыре. Вроде как с нужного направления.

— Началось, — ударив ладонями по коленям, я встал. Повернулся к стоящим неподалеку хирдманам и отдал приказ. — Всех будить, готовимся к встрече гостей и отходу на Переяславль. Оружие проверить, брони вздеть, быть готовыми поддерживать «волчий шаг».

— Не перегибаешь, брат? Одно дело почетную встречу княгине устроить, силу нашу показать. А «волчий шаг», он хорош, когда быстрее дойти или оторваться от врага требуется.

— Слишком хорошо все идет, Магнус. В таких случаях на душе неспокойно. Лучше заранее подготовиться к неприятности и улыбнуться, когда ее не будет, нежели злобно ухмыляться, борясь с последствиями собственной веры в улыбку высших сил.

— Да, это твой взгляд на мир. Посмотрим, оправдается ли он на сей раз.

Лагерь оживал. Засуетились хирдманы, облачавшиеся в броню, проверяющие оружие. Немногочисленные всадники проверяли и состояние своих четвероногих монстров, хотя зимой, в случае боя, их применение было, на мой взгляд, довольно ограниченным при нынешнем то снежном покрове.

Появился Зигфрид, зевая и каким-то чудом не вывихивая при этом себе челюсть. Завидев нас с Магнусом, приветливо махнул рукой, но протопал мимо. Похоже. проверять своих хирдманов. Человек войны и этим все сказано. В похоже, перед боем. Во время оного он на своем месте. ну а в мирные периоды способен лишь отдыхать различными способами, но никак не управлять и не разбираться в жизненных хитросплетениях. Зато идеальный союзник, надо только искренне уважать его принципы и никогда не пытаться обманывать.

— Значит как чаи распивать, так это с Магнусом! — раздался знакомый и слегка возмущенный голос. — А как любимую женщину разбудить, так это от тебя не дождешься…. Знаешь, просыпаться от настойчивого крика хирдмана — не самое лучшее утро.

— Тихо, Роксана, — поневоле улыбнулся я, поскольку бьющая ключом энергия Змейки всегда меня немного умиляла. — Просто будить раньше срока не хотел. Спала крепко, спала хорошо. Ну а я слишком рано глаза разлепил и решил по окрестностям пройтись. Вот и наткнулся на Магнуса у костерка. И вообще, у нас тут гости долгожданные, так что придется взбираться на этих… коней, будь они неладны, да ме-едленно так вперед продвинуться. Встретим княгиню со свитой поблизости от нас. Ну а после разговора краткого и до Переяславля отправимся. Там у нас дел много, а тут ничего хорошего больше ждать не приходится.

Как бы то ни было, но довольно скоро я, Магнус, Змейка и Зигфрид в сопровождения охраны отдельной группой выдвинулись немного вперед. Комитет по встрече, млин, высокие материи политики на древней Руси! А ведь так все и есть, несмотря на всю мою неистощимую иронию и ехидство.

Я уже видел Мечислава, бывшего в последние пару месяцев главным среди пары десятки хирдманов в Киеве. Ну а теперь все они были тут. Оставаться там было бы крайне глупо, учитывая только что произошедшее. Так что за нашей собственностью теперь будут присматривать люди Ратмира Карнаухого, была такая договоренность.

А где же собственно Рогнеда, мой главный сейчас интерес и однозначная головная боль на много дней вперед? Вот и она. Статная женщина с лицом, достойным быть увековеченным на потрете и преисполненная внутренней силы и… необъятной усталости. Вои, что несколько позади, придерживает спящего мальчика, явно ее сына, Изяслава. Ну что ж, это все просто замечательно. Пора и к знакомству переходить.

— Рогнеда Рогволдовна, — на секунду наклоняю голову, оказывая знак внимания и уважения не княгине, но просто женщине, того достойной. — Я, ярл Хальфдан Мрачный, предлагаю тебе свою защиту и покровительство. Равно как и сыну твоему. Порукой в том моя честь, мой меч и слово, данное перед хирдом и взглядами обитателей Асгарда.

— Магнус, жрец Локи, подтвержаю это.

Слегка ошарашенная подобным деловым подходом и с ходу даваемой клятвой, Рогнеда явно не нашла поводов для возражения. Слегка, но явно искренне улыбнувшись, она ответила:

— Перехожу вместе с сыном и близкими мне людьми под твое покровительство, ярл Хальфдан. Только вот… За нами может быть погоня. Пробираясь через эти снежные заносы, мы потеряли много времени. Опасаюсь, что…

— Пять с лишним сотен хидрманов в полном вооружении и тяжелой броне, — ответил я замолчавшей княгине, рукой показав на уже почти выстроившийся в походно-боевой порядок хирд. — Любой погоне придется сильно постараться, чтобы причинить нас весомые неудобства. Впрочем, стоять тут дальше смысла не имеет. Нам всем куда удобнее будет в сердце хирда, а вовсе не вне его. Мы выдвигаемся обратно, к Переяславлю. Прошу…

Пропустив Княгиню и ее свиту вперед, сам я при этом выхватил из числа оных Софью, ту самую жрицу Лады родом из Болгарии. А выхватив, сразу, на ходу, спросил:

— Ну что?

— Погоня должна быть, — сверкнула та черными глазищами. — Уйти помогал не кто-то из Тайной Стражи, а сам ее глава, Доброга.

— Вот оно как, — хмыкнул я, оценивая усложнившийся вокруг всей нашей авантюры расклад. — Сломку себе стеллит, чтобы падать не больно было. Но тогда погони быть не должно…

— Будет. При побеге его люди залили кровью весь путь бегства, убивая не только простую охрану и слуг, но и иных «тайных». И еще он сказал скакать к Переяславлю как можно быстрее. Ни на миг не останавливаясь. Я все сказала, а остальное твое дело, ярл Хальфдан.

— Благодарю. Ты действительно сделала все и даже больше. Я не забуду… А пока отдыхай.

Кивнув в знак согласия, Софья направила свою лошадь в сторону. Понимала, что сейчас ее присутствие тут не совсем уместно. Ну а нам, верхушке этого вот похода, следовало учитывать полученные новости. Не самые радостные, хотя и далекие от критичных. Ну возможная погоня, так и что с того? Бывает. На войне всякое бывает, я же подписался на целую жизнь войн и теперь ныть не собираюсь. А пока есть время поговорить с Рогнедой. Кратко поговорить, на ходу, к тому же, если что и упущу, помогут те, кто рядом находится.

— Зигфрид!

— Слушая тебя, Мрачный.

— Насчет возможной погони за княгиней слышал?

— Конечно.

— Ну вот. Так что пока веди Хирд, а мы пока с Рогнедой Рогвоолдовной побеседуем, есть о чем. Вопросы?

— У меня нет, — осклабился бородатый и светящийся радостью от возможно предстоящего боя вояка. — Мне все нравится. А Стурлассон и Олаф ворчать будут, но с драккара им уже не спрыгнуть.

— А ты неплохо творящееся сейчас взглядом и разумом охватил, Зигфрид. Приятно это осознавать. Ну-ка, продвинь свою думу дальше.

— Здесь мой хирд и я, знамена Стурлассона и Олафа Рыжего. Их видела Рогнеда. Увидит и погоня если она будет. Все. Ты и мы теперь крепко связаны. И это хорошо, — вновь радостный оскал до ушей. — Сын Святослава Великого даже не тень своего отца, а куда как хуже. Нас, ярлов-князей, извести решил, перед ромеями заискивает, веру предать собрался. Ну да я красиво говорить не умею, ты сам все понял. С тобой я, мрачный. И вообще, ты сказал хирд вести, вот я и поддел.

Зигфрид, простая душа! Обрадовал меня, чего тут скрывать. Да и Магнус со Змейкой, слышавшие нас с ним разговор, тоже понимали всю серьезность ситуации и ее значимость. Один верный и надежный союзник-вассал уже есть. Ну а Стурлассона и Олафа Рыжего тоже доубедим. Выхода другого у них нет откровенно говоря. Теперь мы накрепко повязаны.

— Теперь с княгиней разговоры по душам будешь устраивать? — спросила у меня Змейка, едущая права от меня. — Может до Переяславля подождешь?

— Лучше не откладывать. Сейчас она только-только почувствовала себя в безопасности. Но еще не успела привыкнуть к этому чувству. Самое время для разговора. Более податливой будет, менее скрытной. Да и просто скучно просто так ехать. А тут столько нового и интересного узнать можно.

— Вот последнее и есть главное. Знаю я тебя!

— Знаешь, спору нет. Но и я тебя знаю, поэтому уверен, что не откажешься присутствовать при этом разговоре.

Улыбается этак мечтательно… девичье любопытство, оно неискоренимо и вечно. Да и вообще, мы с Роксаной с такими темпами через пару лет научимся друг друга почти без слов понимать. Вот что выходит из сочетания боевого товарищества и личных отношений. Но лично я только «за» и никак не «против».

Хирд резво двигался по направлению к Переяславлю. Сейчас большей частью по бездорожью, но вскоре собирались войти на наезженный путь. Ну а я ехал рядом с Рогнедой и потихоньку переходил от общих фраз к действительно важным темам. Гревшие уши Змейка и Магнус в беседу не вмешивались, но вот потом, чувствую, с меня с живого не слезут, уточняя интересующие лично их детали.

— Вижу, что ты и телом здорова, и духом в прежнее состояние скоро придешь. Хотя память никуда не исчезнет, ну да то не в силах даже Одина — бывшее небывшим сделать, — протянул я, глядя на Рогнеду. — Другое интересно. Что делать далее станешь в городе Переяславле?

— Жить как человек, а не пленница в руках убийцы родичем и собственного насильника, мужем лишь прикидывающегося. Сына достойным человеком растить.

— Это понятно. Все, что обещано, то исполнено будет. Только с трудом верится, что нет у тебя желания отомстить, как и положено гордой дочери Рогволда Полоцкого.

Вспыхнувшие яростным огнем глаза. Руки, сжавшие поводья… Более явных свидетельств обуревающих Рогнеду чувств лично мне не требовалось. Но и она, женщина умная и опытная, сразу просекла как смысл моих последних слов, как и о, что ее реакция пришлась мне по душе.

— Испытываешь, ярл?

— Не без того. Надо знать, кто ты по духу своему и много ли от тебя проку в серьезных замыслах будет.

— И что решил?

— Такое быстро не решают, — ответил я, краем глаза видя лица Змейки и Магнуа, которые искренне наслаждались происходящим. — Проверить надо, как думы важные думать умеешь, что дельного посоветовать можешь. Знакомства, что в Полоцке сохранились, лишними не окажутся как для тебя, так и для моих интересов. Они, интересы эти, частью общие. К примеру, Владимира Святославовича и Добрыню с престола Киевского стальной метлой погнать и потом, согнавши, в болоте притопить, чтоб не всплыли.

Видно было, что идеи насчет двух вышеупомянутых княгине понравились. А раз так, то можно ожидать с ее стороны чего-то полезного. Для начала услышать, ну а потом… И верно. Повернув ко мне голову, Рогнеда сказала:

— Глупо скрывать о том, что в Полоцке действительно остались верные моему отцу, а значит и мне люди. Но их мало. Зато прямо сейчас есть кое-что другое. Вот эти тюки, притороченные к седлам, вынесены из сокровищницы Вдалимира. Золото, каменья. Чачть была отдана Доброге, но и оставшегося хватит на многое. Особенно если не торопиться продать все и сразу, а малыми частями отдавать ромейским и арабским купцам.

— Это твои деньги, княгиня. Равно как и твоего сына, — сразу отстранился я от самой возможности выглядеть тем, кому платят за покровительство. — Довольно уже того, что Владимир с Добрыней их на свое благо не используют.

Спиной чувствую эмоции со стороны Магнуса. Ржет, зар-раза, сейчас, хоть и про себя, я его слишком хорошо знаю. Понимает, что прямо я деньги эти действительно не возьму, но использовать буду по полной. Причины влегкую найду. К примеру, относительно того, что золото и прочие ценности мертвым грузом в казне лежать не должны, а при передаче «в работу» тому же Олегу камню начнут себя приумножать. И не придраться, поскольку польза будет княгине и ее сыну, но и собственные интересы я забывать не собираюсь. Выгода добрых дел и следования собственным принципам. Всегда хорошо, когда сохраняешь себя, но и из окружающей тебя реальности не выпадаешь.

Но и на хитрую, гм… всегда кое0что находится. Вот и сейчас сбежавшая от муженька княгиня женским, но ушлым разумом просекла ситуацию. И продемонстрировала мне ее понимания. Дескать, я в эту игру играть буду, но понимая основные ее правила.

— Хальфдан, я же не простая женщина, а дочь Рогволда Полоцкого и много лет ровела в великокняжеском дворце. Там если хочешь выжить и сохранить хоть малую часть себя, приходится многое понимать…

— И?

— Как лучше будет использовать эти деньги сейчас, в это время, когда вот-вот начнется… что-то? Буду честной до конца. Я хочу, чтобы и мне, и моему сыну удалось не просто выжить, но и занять подобающее место в новом царстве или что там вы, рядом со мной сейчас едущие, желаете создать.

Рискованный ход с ее стороны. Но заранее просчитанный. Сейчас Рогнеда сбрасывает с руки имеющиеся козырные карты, желая доказать не только сиюминутную свою ценность, но и намекая на дальнейшую важность и полезность. Не прикрывается чисто женскими особенностями вроде жалобного взгляда. Маской наивности и подобными хитростями. Нет, все честно, все открыто, но именно открытость сейчас способна убедить людей, подобных вольным ярлам из первой десятки. Ну и меня, если честно, хоть я птица из совсем иной стаи, иного времени, пусть и прижившаяся здесь.

— Действительно откровенно. Я это ценю.

— Есть еще одно. Доброга сказал, что это очень важно. И просил, в случае чего, запомнить, что сам, по доброй воле передал это.

— Слушаю со всем вниманием, — действительно заинтересовался я. Информация или деза, но все равно любые слова главы Тайной Стражи, для меня предназначенные, игнорировать не следует. — Просто так этот хитрец ничего не делает.

Княгиня на несколько секунд замолчала. Похоже, старалась подхлестнуть свою память, да так, чтобы ни единого слова не потерялось. Наконец, заговорила:

— Йомсвикинги, нанятые Владимиром, числом в две тысячи прибывают в середине весны, а посольство ромейское чуть раньше. Это все. Он еще сказал, что ярл Хальфдан умный, остальное сам додумает.

— Благодарствую, Рогнеда. Это и впрямь важно. А еще хочу…

Рев рога прервал меня на полуслове. Нехороший сигнал, означающий обнаружение врага в пределах видимости, но пока что на дальнем ее пределе.

— Потом договорим. Кажется, погоня все же решила попробовать нас на зуб.

Походно-боевое построение перестраивалось в чисто боевое. Взводились тетивы арбалетов, надевались шлемы и латные перчатки теми. кто этого еще не сделал, строй приобретал ту самую монолитность, о которую ломали зубы многие и многие.

Естественно, командование испокон веков находилось не в передних линиях, да и под надежным прикрытием. Обычным воинам не пробиться сквозь строй, полностью не разбив построение, ну а стрелки… Хирдманы с тяжелыми и большими щитами сразу прикроют, создавая «коробочку».

— Дружинники князя Киевского, — с ходу выдал появившийся рядом Зигфрид Два Топора. — Плащи, кони, брони… Открыто идут. Сейчас или замедлятся для разговора, илиатакуют. В надежде строй прорвать.

— Осмелятся ли? — недоверчиво произнес Магнус. — Нас более полутысячи, да в боевом строю, оружны и ко всему готовы. Даже у конного клина избранных псов Владимира не получится желаемого добиться. Большая часть поляжет здесь.

Зигфрид хотел что-то ответить, но тут я не счел возможным разводить пустопорожние дискуссии. Время боя, а не слов. Но кратко объяснить ситуацию, как я ее понимаю, придется.

— Они за Рогнедой, живой или мертвой. И за живым Изяславом. Пошлют нескольких своих с требованием отдать их и убираться восвояси. Возможно, будут тянуть время, отправив гонцов за подмогой. Бьем и уходим.

— Первые?

— Да-а, Змейка, тут ты права, — процедил я, понимая верность замечания. Тогда вот приказ. Движение на Переяславль, строй не размыкать. Медленно, зато верно. Зигфрид!

— Уже исполняю…

Командный рык ярла-исполина разнесся далеко, разнося волю командующего командирам среднего звена. Ну а дальше все по цепочке, как в любых войсках со времен Шумера и Вавилона. Теперь поло изматывание нервов у противника. На то что? Ползет себе хирд неспешным образом по направлению к Переяславлю и все. мы то к цели приближаемся, а наши оппоненты совсем наоборот. Топчутся на месте. Да и вид полутысячи отъявленных головорезов под знаменами не самых добрых вольных ярлов тоже оптимизма не добавляют. Тут уж или переговоры переговаривать, или атаковать, ну или с позором возвращаться пред гневные очи киевского князиньки. А он в гневе буен бывает, докладывали мне о такой его особенности.

А как там княгиня? Под охраной, конечно, равно как и сын, и даже последовавшие за ней верные люди, но все равно, немного тревожно. Я боялся увидеть на ее лице выражение паники. Подобное может случиться, когда у человека возникает ощущение, сто он спасен, а потом угроза вновь оказывается где-то рядом. Но тут, к счастью, все было куда лучше, чем я опасался. Губы сжаты, лицо несколько побледневшее, но в глазах никакой обреченности. Скорее уж уверенность в удачном исходе дела. хоть и приправленная осторожностью. И украдкой бросаемые оценивающие взгляды. Не на мощь хирда, тут все было в порядке, очевидно даже этой далеко не воительнице. Взгляды были направлены на меня, Зигфрида, Магнуса со Змейкой. В общем, княгиня еще раз оценивала тех, кто мог оказать влияние на ее дальнейшую судьбу.

Политик. Судя по всему, инстинктивный, необученный, но способный развернуться, если дать волю и натаскать. Вот надо ли оно мне — это еще большой такой вопрос. Но вопрос значимый, поэтому его надо думать. Потом, когда ситуация будет более подходящей. Сейчас же все мои мысли о возможной схватке с княжескими дружинниками, коих где-то около трех сотен.

Арбалетчики готовы стрелять, ну а внешние линии строя прикрывают стрелков. Даль, что хирдманы других ярлов вводимой мной тактики не ведают, потому помощи в ее реализации ждать не приходится. Ну да и не критично, обойдусь. Использовать преимущество новых, более мощных арбалетов мы как раз и будем, если бой все же начнется. Но лучше бы без него. Рано еще!

Впрочем, это будет зависеть… от переговорщиков. Вот они, числом пять, отделяются от массы конников и скачут вперед. Луков при них нет, щиты за спинами, то есть все, как и полагается в таких случаях. Что ж, будем говорить, господа вы мои нехорошие.

Глава 5

Декабрь (студень), 986 год. Где-то между Киевом и Переяславлем.


Переговоры. Вести их вот так, на поле возможного боя, как-то не доводилось. Это я про собственный опыт, а не позаимствованный из чужой памяти. Зато есть на что опираться, профаном выглядеть точно не буду.

Пятерка парламентеров останавливается неподалеку от первого ряда хирдманов. Лиц не скрывают, один и вовсе шлем снял, показывая лицо… очень знакомое. Ба, какие люди пожаловали, да почти что без охраны! Что ж, к такому переговорщику и выехать не грех. Разумеется, в сопровождении хирдманов, готовых прикрыть щитами, и от строя дальше, чем на несколько метров не удаляясь. И пешком, потому как коня разворачивать, да с моим то хиленьким умением…

Спешиваюсь. Змейка рвется было составить компанию, но ее одергивает Магнус, веско заявивший:

— Ты чего, о дуб головой с утра билась? Хирдмана прикрывать двоих сложно. А увеличивать охрану — перед людьми себя излишне опасающимся показать. Сейчас ты там только помешаешь. Да и беспокоиться будет, на тебя отвлекаться.

— А-а…

— Вот тебе и «а-а».

Забавный вышел у этой парочки обмен репликами. По крайней мере. настроение они мне приподняли, сами о том не задумываясь. Уже неплохо. Ну а каких-либо пакостей в стиле камикадзе от Добрыни я не опасался. Слишком ценит себя любимого.

Вот и встретились снова. Рядом со мной трое хирдманов-щитовиков, способные в мгновение ока прикрыть со всех сторон, дать добраться до строя и исчезнуть в его глубине. Ну а Добрыня уже слез с коня, улыбку изображает. Получается у него неплохо, лицедейству хорошо жизнь обучила. Серьезный противник, это я уже понять успел. Да и он насчет меня не обольщается.

— Опять ты, дядюшка Владимира, — ухмыльнулся я. — Жаль… Думал поскачешь по зимним просторам, свалишься в сугроб, да и превратишься в ледяное полено. Ан нет, не хочешь ярла Хальфдана порадовать!

Хирдманы, услышавшие подобное, утробно фыркнули, с трудом пытаясь удержать смех. Понимаю, на их памяти столь важных персон прилюдно мордой в грязь не макали между делом.

— Отдай Рогнеду и Изяслава, ярл. После можешь уходить. даже казну, что была украдена, себе оставь.

— Опившийся меду медведь помашет тебе детородной частью тела за такое предложение, — ухмыльнулся я. — Ума что ли лишился, Добрыня, раз серьезно думаешь, что я выдаю тех, кто оказался у меня в руках?

— Растопчем, — покачал головой Добрыня, которого, к сожеланию, не сильно задели издевательства. — Со мной несколько сотен княжеских дружинников.

— Три сотни, не больше.

— И даже коль всего три? Не выйдет сейчас, к Переяславлю придем возвращать. Ты же не каравай украл. А жену великого князя и сына его.

В ответ на это «жутко серьезное» обвинение, я от души расхохотался. Ну и не отказал в удовольствии в красках расписать возможную картину:

— Забавный ты человек. Может из советника княжеского тебе в моего скомороха обратиться? Смешить здорово выходит, то и мои хирдманы подтвердят. Ну вот пришли «вызволять» Рогнеду из полона, а получится… Смешно получится, потому как выйдет она на стену под сильной охраной и скажет, что тут по доброй воле. От мужа тут вместе с сыном спасается. И ведь поверят многие. Особенно если она в памяти людской освежит, что он при твоем, кстати, одобрении, повелел ее родителей убить. И ее саму снасильничал… Многие знают, и из живых тоже. Как думаешь, развернется ли часть приведенных тобой воинов обратно? Я так мыслю, что да.

Говорил я громко отчетливо, хирд меня хорошо слышал, уж первые ряды точно. Собственно, для них оно и было. сие публичное выступление. Что же до Добрыни, я просто показывал ему тщетность претензий. Он это понял. Но понять и принять — понятия разные. Порой так и вовсе противоположные.

— Ты пожалеешь…

— Разве что с твоих снах, которые будешь путать с явью.

— Увидишь. Скоро, — развернувшись, он дошел до своего коня, с ходу запрыгнул в седло и махнул рукой своим охранникам. — Назад, к дружине!

С десяток секунд понаблюдав за удаляющимся родичем Владимира Святославовича, я и сам включил «заднюю передачу». Иными словами, вернулся в надежное и защищенное место — центр боевого построения. Своего, само собой. А там все, то есть Магнус со Змейкой, да Зигфрид. И глаза такие вопрошающие, что аж совестно время тянуть.

— Ушел, но обещал вернуться. Скоро вернуться, если в сомнениях кто пребывает.

— Наши действия? — мигом включился в работу Магнус. — Обычно или так, как хирдманов натаскивали?

— Второе. На дальней дистанции выбываем часть усиленными самострелами, потом простые добавятся. Надеюсь, лучшим стрелкам самые лучшие достались, на дальнее расстояние бьющие.

— Разумеется.

— Вот и славно, брат. Если начнут стрелы бросать, тоже учить не надо. Навесом бить станут, ну так щитами сверху прикроемся. Дело привычное.

Немного замявшись, дал знать о себе Два Топора:

— Удар клином… Стрелки внутри строя не смогут сдержать. Нужны воины с щитами.

— Так ты еще раз посмотри. Они и есть обычные. Привычные тебе воины, умеющие больше биться парой меч-щит или топор-щит. А самострелы — это в довесок. Зато очень полезный довесок. Сейчас все увидишь… если Добрыня все же рискнет бросить над наши клинки цвет войска великого князя Киевского.

— Там не вся дружина, — уточнила Роксана, все это время внимательно всматривающаяся вдаль, отслеживающая действия противника, пока еще лишь вероятного. — Была бы вся, на бы плохо пришлось. А, дети инеистых великанов! Они спешиваются и выстраивают клин! Хальфдан, Магнус, пора…

И впрямь — пора. Не только окропить снежок красненьким, но и проверить, чего же на деле стоят мои придумки и технические новшества.

Передо мной словно бы завис невидимый ни для кого циферблат, где секундная стрелка рывками ползла по кругу. Воздух вокруг словно становился вязким, его приходилось с заметными усилиями проталкивать в легкие и выдыхать обратно. Нервы… Даже сейчас вы все еще продолжаете подкидывать сюрпризы. Видимо, дает о себе знать факт, что в крупном сражении мне еще бывать не доводилось, равно как и командовать ВСЕМ хирдом.

Соберись, Мрачный. Соберись! Общая тактика ясна, козыри свое сыграть должны. Да и вообще, пока еще бой толком не начался, дергаться если повод и появится, то позже, не сейчас. Да и вообще, у тебя вон, помощники имеются, у которых с нервами однозначно все в порядке. Или скрывают их не хуже, чем я сам…

Пешими атаковать решили. Неудивительно, хотя неизвестно, что было бы для них лучше а что хуже. Дело просто в том, что привычка биться в конном строю у дружинников не выработана, больше к пешему строю привыкли. Кони — это больше для преследования, настижения беглецов ну и просто для перемещения с подобающей скоростью. К тому же ЭТИ мою пакость с «чесноком» хорошо помнят, знают, что сменяя станется повторить эту опаснейшую для кавалерии шуточку.

Остановятся, чтобы стрелы пометать с подобающей дистанции или решат поставить все на резкий рывок и удар? Хм, а ведь для выбранного нами расклада это не столь важно.

— Они скоро перейдут черту, где мы можем их достать, — ощерился волком Магнус. — Так далеко обычные самострелы не бьют, луки тоже…. Ну если самому стрелку его в ноги не упирать и колесом с ним вместе не сгибаться.

— Толку с такой стрельбы, как мяса с воробья, — злорадно прошипела Змейка. — Нет, они пока себя спокойно ощущают. Вот мы их сейчас и…

Окончательно расплывшийся в монструозную харю оскал жреца Локи. И его дикий рев-крик, команда нашим стрелкам с новейшими по нынешним временам арбалетами. Первый рад — выстрел. Затем второй…. Еще через пяток секунд и третий. Все, стрелки на дальнюю дистанцию сказали свое веское слово и сейчас крутят воротные механизмы, взводя тетивы для отправки Добрыне новых подарочков.

А результат? Хороший результат, поскольку дистанция была хоть и предельная, но некоторые болты нашли свои цели, выбив из вражеского строя толику целей. Теперь им или начинать отвечать из луков… навесиком, либо ускоряться.

Совместили. Сотня стрелков, две сотни «ударников». Но с дальней дистанции стрелы пускать все же не решились, понимая малую эффективность. Рывок вперед… И под новыми залпами наших. У арбалетчиков задача простая — стреляй и стреляй себе в заранее отработанном ритме, не забывая нормально прицелиться. Ну а если необходимость возникнет — закидывай свой агрегат за спину, прикрывайся щитом и начинай бить мечом или секирой по вражеским организмам, вплотную подобравшимся.

— Щиты поднять!

А это уже новая команда. Большая часть поднимает окованные железом щиты над собой, создавая этакий «черепаший панцирь». Лучше защититься от срелд, падающих с неба. Просто нереально. Щиты большие, прикрывают не только себя, но и стрелка, радом стоящего. Иначе нельзя, иначе или потери. Или так и простоим под дожжем вражеских стрел, пока ударные сотни не сблизятся на расстояние выпада.

Вокруг нас особо плотная защита. Обзор становится откровенно хреновый, ну да то пустое, все равно суть происходящего понятна. Поток болтов с нашей стороны снизился, но и число противостоящих нам тает, как снег на солнышке. Медленно так, неспешно, но это меня устраивает. Нет, не прорвут они строй, точно не прорвут.

А нервы успокоились, нахлынул даже какой-то ледяной вал, вымораживая чувства, оставляя лишь голый расчет. Механически отмечаю, что и у нас есть раненые, но куда меньше, чем могло бы быть, действуй мы по старинке. Значит все было правильно задумано и неплохо исполняется.

Змейка и Магнус? В порядке. Да и вообще, совсем рядом. Зигфрид? Тот ближе к первым линиям, куда своих поставил, поскольку арбалетами те не вооружены, а луки сегодня не катят, не их день. Рогнеду же с сыном и ближними вообще в край, да под двойной охраной. Они сейчас то, ради чего и началась схватка.

Схватка… Холод уходит, мир вокруг вновь заполняется чувствами. И беспокойством за своих. Тех двух из присутствующих, кого я считаю и буду считать своими. Супруга склочная, но любимая до одури, а еще побратим со всеми своими жреческими заморочками.

И что меня сейчас так плющит? А по причине того, чтопод обстрелом дружинники князя Владимира, оправдывая свою репутацию, подошли очень близко. А значит…

— Из всех… Залп! Залп! Залп!

Даже не думал, что смогу так орать. Срывая горло, срываясь на несвойственный мне высокий тембр. Но зато команда оказалась как нельзя более к месту. Простые арбалеты. Пришло их время. На близких дистанциях их пробивная способность просто завораживала. Да и били прямо из строя, по прямой траектории, прошивая щиты, броню, плоть…

Крики боли, оседающие на утоптанный снег тела, замешательство в рядах противника. Вот оно! И новый приказ. Главное тут уловить момент, почувствовать, когда противник заколебался, ощутил неуверенность. Время для контратаки.

— Локи! Наступай!

Понеслось… Стена щитов расступилась в нескольких местах и оттуда рванулись малыми группами те, кто как нельзя лучше умел именно что взламывать строй противника. И оружие у них было подходящее: двуручные секиры, молоты, двуручные же мечи. Ведь именно ими удобнее всего проламывать щиты, сбивать с ног и вообще производить максимальные разрушения. Правда и смертность у таких групп повышенная. Хоть как-то это компенсировалось лишь толщиной и качеством доспехов, да личным мастерством. Судьбы войны, вы все же чересчур жестоки.

Взломали! Сыграла свою роль та самая тень нерешительности, нависшая над дружинниками Владимира. И до чего ж хорошо, что удалось ее не только заметить, но и воспользоваться вовремя. Иначе… Они просто откатились бы, держа строй. Огрызаясь. И отступили бы с куда меньшими потерями. Сейчас же…

Группы прорыва выполнили свою задачу, разбив строй. Правда и будучи разорванным, боеспособности он не потерял. Не потеряли. Теперь их было три, но малочисленных. Ну а с тремя отдельными отрядами сражаться куда как легче. И вообще. сейчас можно будет вновь задействовать арбалетчиков. Тех, с особо мощными, воротными агрегатами. Их я придерживал как раз на такой случай. Но тут…

— Сигнал… — возбужденно крикнула Змейка. — Они хотят говорить, Сдаются?

— Прекратить! Пусть скажут, что хотят. Но не давать соединиться в один строй! Это приказ!

Не совсем довольное ворчание хирдманов. Почуявших вкус крови. Особенно склонных впадать в состояние берсеркера, а таких у меня хватало. Вон, их сейчас свои скручивают. А те рвутся, как дикие звери. Ничего нового, это всегда так. Берсерки в таком состоянии только и могут, что различать своих и чужих, большего от них требовать бесполезно.

— Не зря ты к каждому приставил друга не из им подобных, — тяжко вздохнул Магнус, наблюдая за беснующимися человекозверями с точки зрения психики. — Успокоят, настой в глотки вольют. Но бойцы из них потом плохие будут.

— А нам и не нужно, — ответил я побратиму. — Добрыня со своими разбит, мы сейчас можем расстрелять их из самострелов. Уйдут лишь немногие. Жаль только, что этот родич Владимира Киевского уползет, другими прикрываясь. Было бы не так, я, закрыв глаза, позволил бы добить их.

— Ты хочешь чего-то, кроме сдачи в полон?

— Да. Сейчас услышишь. Идут переговорщики.

Они и впрямь шли. Трое незнакомых, на сей раз лишь в броне, без оружия. Видно, что эти только что из битвы, один и вовсе с рассеченной рукой. Наспех перетянутой. Весь белый, но в здравом уме, болью не помутненном. Силен, уважаю.

— С чем пришли7 — спрашиваю троицу, ни к кому конкретно не обращаясь. — Сдаваться или просить не преследовать?

— Мы не сдадимся, честь не позволит, — хмуро ответил тот самый, с раненой рукой. — Дай уйти, выкуп перешлем. Сотники и полусотники, если желаешь, с тобой в Переяславль уйдут. Я, Станислав Игоревич, сотник, могу от их имени говорить.

— Понятно, — протянул я, быстро обдумывая плюсы и минусы от предложенного Станиславом и запланированного лично мной в расчете на такой расклад. — А если я голову Добрыни, собачьего сына, попрошу? И никаких более выкупов, вообще ничего.

— Нет. То нельзя, опозорены будем, его выдав.

Всмотревшись в окаменевшее лицо сотника, я понял, что говорит он от души. С места никак не сойдет, хоть ты режь его. Что ж, будем плясать от этого.

— Уведите пока в сторонку, — отмахивающийся жест и конвой переговорщиков выполняет порученное. — А мы пока подумаем немного, как в таком случае быть. Магнус, Змейка?

— А Зигфрида может тоже?..

— И зачем? — риторически вопрошаю я у Роксаны. — Его это не интересует. Вон он, весь в делах, готовится хоть окончательно раздавить ворога, хоть отпустить, если на то воля ярла будет.

— Так он и сам ярл.

— Он себя недавно младшим признал. Добровольно. Значит, от слов не отступится, — улыбнулся я, вспоминая это приятное ощущение, когда некоторые планы начинали претворяться в жизнь. — Но сейчас не о том… Что думаете о предложении дружинников Владимира?

Торжествующая ухмылка на лице Змейки, несколько печальная улыбкана лице Магнуса. Но оба довольны, понимая, что эта часть противостояния осталась за нами. Мы не только приобрели Рогнеду и ее сына, но и чувствительно щелкнули по носу дружинников Владимира Святославовича. Сейчас же обсуждаем «на троих», какой силы и значимости будет тот самый щелчок. Заодно и выгоду для себя от разных его вариантов.

— Принимай предложенное, — посоветовал жрец Локи. — Сам говорил, что Добрыня все равно может уйти. А мы только своих воинов потеряем, убивая тех, кто его бегство в Киев до последнего защищать будет.

— А если не убежит? — сверкнула глазами змейка. — Лишить Владимира его главного советника… Мы ему правую руку обрубим. Пока новую отрастит, да и та ли она будет, новая рука то?

— И ты права, красна девица-воительница. И ты прав, брат, — пораскинув мозгами, начал я озвучивать принятое решение. — Я бы отдал приказ на довершение разгрома отряда Добрыни, но только будучи уверен в его гибели. Но посмотрите на карту битвы… Он же в том отряде, который ближе всего к пути на Киев. Там уже кони оседланы были до того, как переговорщиков прислали. Уйдет хоть с малой частью, хоть с десятком… Всеми своими дорогу на Киев устелет, ни капли сомнений не изведав. Уйдет! А нас потом так ославят, так содержимым выгребной ямы окатят, мало не покажется.

Насчет последнего меня поняли лишь частично. А вот первый довод, насчет бегства Добрыни, оказал влияние. Ну а мне и второе было важно. Знал я, что азы информационной войны тут уже есть, особенно если выглядывают ромейские уши. Умеют они работать с массами, чего тут скрывать! Придется и на этом поле партию играть, опираясь на куда более серьезных учителей родом из далекого будущего. Ну а пока…

— Отпустим их, дадим уйти в Киев. И даже без привычного выкупа.

— Без ПРИВЫЧНОГО, — мигом, даже быстрее Магнуса, выхватила суть Роксана. — А скажи мне тогда, Хальфдан, муж ты мой, что ты с них вместо него запросишь?

— Сейчас услышишь, — подмигнул я ей, после чего был отдан приказ. — Станислава Игоревича сюда, да с двумя его людьми. И еще Рогнеду. Только мягче, спокойнее. Скажите ей, что ей услышанное очень сильно по душе придется.

Услышав про Рогнеду. Роксана с Магнусом явно навострили уши. Привыкли уже. что неожиданные действия с моей стороны частенько приводят к столь же неожиданным. Но приятным результатам. Действительно, я и на этот раз собирался провернуть один трюк, сулящий Владимиру и его соратникам серьезные проблемы. Не мгновенные, а отложенные во времени. Вот только бомба с часовым механизмом порой оказывается куда опаснее летящей в твою сторону гранаты с выдернутой чекой.

Ведут… Одних без малейшего почтения, потому как враги и вообще, к дружинникам Владимира мои хирдманы и толики уважения не питают, считая предателями всего, что им дорого. Не совсем обоснованно, не спорю. Но именно такая вот черно-белая гамма для них проще и понятнее. И мне удобнее, чего скрывать. Политика, мать ее за ногу!

Зато Рогнеду Полоцкую не ведут, а сопровождают со всем почтением. Да, моим головорезам плевать на то, что она княгиня. Зато не плевать, что она мой почетный гость, к тому же перешедшая под покровительство ярла Хальфдана Мрачного вместе со своим сыном. В их системе координат это многое значит. Сама же княгиня по мере приближения многое осознает. И легкая неуверенность сменяется мрачным торжеством. Теперь она не только издали видела поражение отряда дружинников под предводительством одного из своих ворогов, но и имеет возможность вблизи посмотреть на это. Хотя бы в лице одного из сотников, вне всякого сомнения, знакомого неплохо.

— Ну что, Станислав Игоревич, — обратился я к сотнику, который явно не ожидал ничего хорошего от врага в моем лице. — Ты просил отпустить оставшихся за достойный выкуп. Себя и прочих как заклад предлагал. Считай, что на выкуп я согласен, — дождавшись вспышки радости на лице сотника и двух его сопровождающих, хоть и быстро подавленной, я продолжил. — Только выкупнеобычен будет. Не златом и серебром расплатитесь. Словами.

— То мне…

— Тихо! Тайных сведений о дружине. Делах твоего князя и прочем мне не надобно. Надо всего лишь чтобы ты и прочиесотники с полусотниками всю правду о сегодняшнем бое рассказал. Обязательно рассказали. Ничего не приукрашивая и ни о чем не умалчивая. Всем, кто об этом знать захочет и даже тем, кто лишь легкое любопытство проявит. Такова цена за жизни ваши. Как по мне, справедливая. Немного требую, лишь правды.

— Корысть твоя в чем, князь Хальфдан Мрачный?

Непонимание в лазах. И подозрение, что бесплатный сыр, он известно где встречается. Прав он. Конечно, но это, как говорится, уже личные проблемы клиента. Хочет уйти живым и не поступиться собственной честью — выполнит порученное как миленький. Тем самым подложит Владимиру Святославовичу под его весьма загрязненные в последнее время опоры трона еще одного смачно хрюкающего порося. И не мелочь, и приятно.

— Мне больше слово «ярл» нравится, ну да то не столь важно. Твое и твоих друзей-сотников-полусотников дело — говорить много и без тени кривды. О битве сегодняшней, ее исходе, а заодно о причинах, из-за которых она возникла.

— Из-за того, что жена от своего мужа сбежала, а он ее по Правде вернуть хотел! — попытался было взбрыкнуть Станислав, но тут же был одернут.

— Не то говоришь. И ТАК говорить не будешь. Правда тут в ином. Слушай, а если против чего твой дух особенно восставать будет, так скажи. Я такие подробные разъяснения дам, что мало не покажется. А княгиня Рогнеда, рядом с нами стоящая, то подтвердит. Ну что, побежденный, слушай и запоминай как следует. Хотя нет, лучше сначала остальных позвать, чтобы мне два раза одно и то же повторять не пришлось.

* * *
Остатки дружинников под предводительством Добрыни уходили в сторону Киева, забрав с собой убитых и раненых. Уходили, понимая, что им просто дали уйти, не желая проливать кровь. И ощущение разгрома витало над их головами. Подобное чувствовали все, даже самые толстокожие из нас. Да и нам было пора. Хоронить убитых будем в Переяславле, что же до раненых… Чем быстрее доберемся до горожа, ем лучше. Я бы вообще отдал приказ всех лошадей под это дело выделить, но тяжелых растрясти боязно. Вот и приходилось так, серединка на половинку.

Двадцать два убитых, тридцать семь раненых, из которых девять тяжело. Печально осознавать, что любая победа, даже самая наглядная, все равно сопровождается потерями. И от их малого числа хоть и легче, но полностью груз с души это не снимает.

— Ты стал тяжело принимать смерти своих хирдманов, брат… Это неизбежность. Печальная, но вечная. Они в Вальгалле, смотрят на нас и уверены в новых победах своих братьев по оружию.

Магнус, жрец многомудрого и хитрейшего божества Асгарда. Всегда умеет найти подходящие слова. Вот и для меня, трясущегося в седле. Тоже нашел. И пофиг ему, что я попросил некоторое время уединения, чтобы хоть и внутри движущегося войска, но побыть одному. Змейка уважила просьбу, а вот он… Счел что это не то, что мне требуется. И ведь правильно решил, если быть честным перед самим собой. От довольно простых слов заметно полегчало.

Не политик я по своей душе, а ведь приходится. Пришлось и совсем недавно рассказывать командирам дружинников Владимира Святославовича то, что они должны будут пустить в народ насчет сегодняшней битвы. Правду, ни слова лжи, прошу заметить. Но и правда порой бывает разной. Им предстояло озвучить ту правду, которая видна была на протяжении многих лет глазами княгини Рогнеды. Ее откровенно страшную жизнь в стенах дворца с ненавистным мужем, убийцей родителей и насильником. Страх смерти, вынудивший бежать во что бы то ни стало. Просьба убежища у ярла Хальфдана Мрачного опять же.

Жуткая правда, для подтверждения которой пришлось попросить… да., именно попросить, а не потребовать у Рогнеды приоткрыть перед посторонними людьми уголок своей души. Свой личный ад. Тот самый, который даже князья тьмы не могут подсмотреть у собственных младших демонов. Жуткая просьба… на исполнение которой она согласилась в одно мгновение. Казалось, что княгиня даже немного была довольна, выплескивая застарелый гной из душевных ран.

Яд… Вот что жутко, вот что страшно. Прикоснувшись к ЭТОЙ изнанке жизни, слушая откровенно мерзкие эпизоды чужой жизни, держать лицо, не отворачиваться. Я ведь ярл, лидер, мне нельзя. Маска власти, как же цепко ты впиваешься в душу. Стоит лишь примерить тебя, почувствовать, чтоона подходит к твоему эго… и ты уже никогда от нее не откажешься. Нет и не будет тех, кто добровольно, совсем добровольно от нее откажется. Сделаешь это, и она будет постоянно тянуть обратно. А потом… или вернешься, или выгоришь изнутри, превратишься в жалкую тень себя, пустышку. Так было всегда, так будет до скончания веков. Я это знаю, я это испытываю сейчас, на собственной шкуре.

С трудом выплываю из невеселых мыслей, а в ушах звучит голос Роксаны. Родной голос, что как раз и вытаскивает из омута сложных мыслей.

— Опять печали одолели? Не впервой, а в стенах Переяславля быстрее пройдут.

— Да не в общих печалях дело, тут другое, — от Змейки я в последнее время мало что скрывал, поэтому уж что-что, а душевные метания мог доверить. — Пришлось Рогнеду просить свою жизнь в Киеве перед другими раскрыть. Противно… И не приневоливал вроде, а все равно на душе свербит.

— Если свербит, то она есть. Вот у Владимира и Добрыни и дум таких не возникает, — хлестко припечатала Роксана как их, так и ситуацию в целом. — Вот доберемся до дома, ты у меня пару дней ничего делать не будешь. И сама не позволю, и побратимам передам, что тебе отдых нужен. Банька, на ложе, потом мечами в охотку помахать с тем же Бешеным. Несильно, без ушибов даже. Потом опять или то же самое или чуть иначе. Вот все думы невеселые и улетучатся. У самой тоже было… порой. И помогало, только я еще винцо ромейское пользовала.

Нехитрый выход из хандры, как ни крути. Но действенный, этого тоже не отнять. Действительно, с древних времен и вплоть до родной мне исторической эпохи по большому счету ничего не изменилось. Пожалуй, действительно воспользуюсь рецептом. Как только до Переяславля доберемся.

— Утешила, красавица. — улыбаюсь я Роксане. — Ну а сама что думаешь о наших приобретениях?

— Ценные. Часть великокняжеской казны, которую ты найдешь как в ход пустить, не отрывая от владелицы. Сама княгиня с сыном, по доброй воле от мужа убежавшая. И главное еще…

— Разве не уже сказанное главным было? — искренне изумился я. — Рогнеда — это и была наша цель.

— Для тебя. А про победу над дружинниками Владимира совсем и позабыл, в хитрых задумках, на грядущее нацеленных, витая, — ласково улыбнулась Змейка. — Тогда, когда ромейское посольство и его стражу били, это другое… «Чеснок», засада, дождь стрел и болтов. Зато тут все честно, в прямом бою победу вырвали, над опасным врагом. Личная опора и гордость Владимира Святославовича. Под предводительством кровного родича. Ты показал себя сильнее, всем показал.

Вот он, взгляд со стороны. Этот нюанс я и впрямь упустил, зациклившись на политике и связанных с ней интригах. Но ничего, напомнили, то есть потери от несвоевременного восприятия отсутствуют. Придется раскручивать еще и это. Хорошо так, настойчиво, превознося мастерство и отвагу наших бойцов над теми, кто держит руку Владимира. Такое может перетянуть к нам или, на крайний случай, заставить держать нейтралитет добрую толику из еще сомневающихся или просто не желающих пока примыкать к одной из сторон.

Еще и сообщение от Доброги, похоже, желающего усидеть жопою на двух стульях сразу. Йомсвикинги, значит. Известные товарищи. Опасные и проверенные во множестве битв наемники. И прибывают или чуть позже ромейского посольства или в одно время с ним. Хм, интересно и… заставляет обеспокоиться, учитывая имеющиеся в голове мысли.

Ладно, к черты пока все эти мысли, помимо самых необходимых. Подремлю в седле. Невзирая на холод, а потом уже и в Переяславле отдыхать буду, душевное равновесие восстанавливать. Баня… и девочка. Одна, постоянная, но зато фору многим дающая. И своя, близкая во всех отношениях. А думать над серьезными проблемами… это потом. Уж небольшую передышку сегодняшними достижениями я себе точно заработал.

Интерлюдия

Киев, княжеский дворец


Возвращение Добрыни было вовсе не таким, каким ожидалось. Вместо победителя вернулся потерпевший не просто поражение, а полный разгром. И скрыть это не представлялось возможным. Да и как скроешь, когда и стража на воротах, и простой люд видел, как вместо трех сотен возвращается куда меньше половины. Да, часть отсутствующих была не убита. А всего лишь ранена, просто их оставили по дороге. не желая навредить, под присмотром лекарей, причем хороших. Только сильно легче от этого не становилось.

Вот только боевой дух Добрыни сломлен не был. Он еще сильнее прежнего желал сокрушить осмелившихся встать у него на пути. Только несколько позже, основательно подготовившись и находясь уже в непременно выигрышной позиции. Но для начала ему пришлось встретиться с племянником. И не один на один, а в присутствии Путяты и Добрыни. Да, последнего вновь вынуждены были пригласить, несмотря на… некоторые думы насчет его дальнейшей судьбы.

По дороге в покои князя Добрыня успел осведомиться о том, кто его там ждем и в каком состоянии. Естественно, доверенные люди сказали все, что только знали и о чем догадывались. Но их слова лишь подтвердили то, о чем прожженный интриган догадывался. Племянник бесится от злобы, но вместе с тем нуждается в советнике. Путята сам ничего не делает, а лишь ждет приказа. Ну а Доброга, тот сейчас занят только тем, кто ищет перескоков среди Тайной Стражи.

Вот и получилось так, что, заходя в открытую перед ним стоящими на страже дружинниками дверь, Добрыня увидел то, что и предполагал. Владимир сидел, Путята с Доброгой стояли. Его племянник сжимал побелевшими от напряжения руками подлокотники кресла… Двое остальных делали вид, что они и не они, а так, безмолвные изваяния. Ни воеводе, ни главе Тайной Стражи совсем не хотелось выслушивать очередную толику княжеского гнева. Направленную не просто в никуда. А лично по их душу. Исходя из этого и слова вошедшего Добрыни прозвучали как должно:

— Побили, да не убили! Раньше хуже бывало, но не только живы остались, но и престол Киевский за тобой, Владимир Святославович, остался.

— Да ты понимаешь, что мы потеряли?! — ожидаемо взвился Владимир. — Рогнеда не только сына утащила, волчонка этого, но и голову свою. Уши, которыми слышала. Глаза, многое видевшие. И язык, который за зубами не останется. Дружинники разбиты… Теперь все ведают, что хирд Хальфдана Мрачного не хуже их биться умеет. И что он не один, с ним были прочие вольные ярлы Переяславля!

— Уже не вольные.

— Ты что-то сказал, Путята?

Воевода переступил с ноги на ногу. Ему и сказать хотелось, но и выслушивать очередной гневный ор не желалось. Все же долг пересилил.

— Другие ярлы Переяславля теперь не просто союзны Мрачному, но и подчиняются ему. Иначе их знамена не развевались бы ниже знамени Хальфдана. Теперь в Переяславле нет многих ярлов, есть один, примеривающий на себя знак власти конунга.

Владимир открыл было рот, явно намереваясь выдать гневные слова, но тут же закрыл. Понял, что то сейчас было бы просто глупостью — обижать человека, который остается верен и в этой сложной обстановке. Вместо этого, скрипнув зубами, тихо и доброжелательно спросил:

— Какие последствия от разгрома наших трех сотен, Путята?

— Печальные. И дело не в потерях, на место княжеского дружинника желающих всегда много найдется. Это удар по твоему престолу, княже. Простой вольный ярл, каким его пока считают, разбил твое войско, Рогнеду с сыном себе под крыло увел. Властители в иных странах порой после такого многое теряли, включая трон.

— Все знаю, все понимаю. А сделать пока ничего не могу! Даже с войском на Преяславль не пойти, Рогнеда со стен орать будет, что по доброй воле там, гостит у друзей. И перед жрецами то подтвердит, из ворот выйдя. Знаю я ее!

Тут Владимир, к удовольствию своего дяди, проявил здравый смысл, не пожелав ставить на кон все, находясь в плохом, опасном положении. Ведь после провала попытки серьезно ослабить вольных князей-ярлов доверие с их стороны к Киевскому князю почти полностью исчезло. Теперь тронь любого из них, а остальные поднимутся, справедливо полагая, что следом их черед. Нет, их можно было убирать лишь вместе, но не по отдельности. А для этого… ждать прибытия по весне как посольства, так и наемников. Надежных, сильных и многочисленных. И, пожалуй, йомсвикингами ограничиваться не стоит.

Но сейчас… Сейчас Добрыне предстояло скормить племяннику одно очень неприятное известие. Делать это не хотелось, но и не делать не представлялось возможным. Вздохнув, старый и опытный хитрец заговорил:

— Ты прав, Владимир, даже не зная всего. Переяславль трогать нельзя. Змеиный клубок должен успокоиться до весны.

— В чем еще дело, дядюшка?

— В частичном возвращении дружинников и том выкупе, который взял с них Хальфдан Мрачный.

— Золото, заемные грамотки? — с ходу предположил Владимир, вставая и прохаживаясь по помещению, заложив руки за спину. — После того урона, который нам нанесла Рогнеда, в сокровищнице порезвившись, это малые укусы.

— Нет, денег он не взял, более того, отказался от такого выкупа. Зато взял с сотников и полусотников клятву перед богами и людьми, что они расскажут всем интересующимся о произошедшей битве и ее причинах. И вывел Рогнеду, которая ни в чем своей злобе не отказала. И слухи уже поползли по Киеву, остановить их не было никакой возможности.

Тут Владимир Святославович ощутил слабость в ногах и ледяные пальцы на горле. Сильный удар, которого никто не мог ожидать. Так ударить мог кто-то из ромеев, но не обычный вольный ярл, пусть из числа сильных и уважаемых. Подобный ход можно было ожидать от того же Добрыни, от него самого, от покойной бабки, великой княгини Ольги… Все они достаточно пропитались ромейским ядом, получили естественную защиту и умели сами отравлять им других. Но Хальфдан Мрачный…

Советчики откуда-то оттуда? Невозможно! Этот ярл не принимал никого со стороны, демонстративно отстранялся даже от крещеных князей, от тех, кто, по его мнению и словам, «предал исконных богов, родных по духу и крови». Нет, не то. Но тогда что?

Последние мысли он произнес вслух. Потому ничего удивительного, что последовал ответ. От Доброги, который ни на мгновение не упускал нить беседы.

— Мои прознатчики говорили, что ярл очень полюбил читать греческие и римские книги. У него уже собралось немало книг, в том числе и про устройство власти от древних греческих городов-государств и до нынешней Византийской Империи. Не ищи заморских советников, княже, он их не приемлет. Мрачный сам себе советник, хотя мысли ближних внимательно выслушивает и соглашается, если они верны.

— Значит смолчать и затаиться? — Владимир в досаде ударил кулаком правой руки по раскрытой ладони левой. — Проклятый варяг! Раз за разом бьет по нашим уязвимым местам, словно у него тут везде глаза и уши.

— Возможно, так оно и есть, — пожал плечами Доброга. Его спокойный голос поневоле привлекал к себе повышенное внимание. — Я, княже, грамотку тебе составил прочти на досуге. Тут я никого не обвиняю, но кое-какие думы и находки настораживают. Прочти, а потом сам решишь, что да как делать надобно.

Вытащив туго скрученный свиток и передав его князю, Доброга сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри злорадно посмеивался. Сейчас он начинал вдумчиво и основательно привязывать своего помощника Фому ко всем произошедшим во дворце и вне его бедам. Переданная грамотка лишь первый шаг. Цель сейчас всего лишь породить недоверие, а уж потом, спустя еще некоторое время, уничтожить намеченного на его место. Что поделать, глава Тайной Стражи не хотел терять свое высокое положение, потому работал сразу в нескольких направлениях. Кто бы ни победил в намечающемся противостоянии, у него будут хорошие шансы. Самое малое на спокойную жизнь, а дальше все зависит от милости богов. Хоть тех, хоть иных, в этом вопросе Доброга был весьма гибок.

— Благодарю за верность, — не забыл про вежливые слова князь, приняв свиток и, сделав несколько шагов, положив его на столик. — Но сейчас слушайте мое повеление. С ползущими слухами ничего не поделать, пресек5ать их тоже не получится. Послать верных воевод во все города, пусть некоторое время побудут там, крепя власть наместников.

— Новгород, Псков… Туда никого посылать не стоит, только хуже сделаем, — тяжко вздохнул Путята. — Про Переяславль уж и не говорю. Разве что Мрачного посмешим.

— Да… наверное. Тогда во все остальные. И твоих людей, Доброга, в каждый такой отряд. Пусть посмотрят свежим взглядом, вдруг местные не углядели что важное.

— Следаю, княже.

— Добро. Сейчас же садитесь за стол. Вино принесут, чары поднимем, что не так все плохо, как во время Ярополка. Потом и другое обсудим, что не так важно, но необходимо.

Добрыня слишком хорошо знал натуру племянника, Доброга тоже многое понимал и лишь относительно простой, по мимо воинских дел, Путята принимал доброжелательные слова за истину.

Владимир Святославович становился вежливым и предупредительным лишь в одном случае — когда чувствовал опасность. Не мимолетную и мало что значащую, а действительно серьезную. Тогда запечатывалась в глубинах души истинная натура властолюбивого и обидчивого правителя, а на ее смену приходила давно и ладно скроенная маска. А сейчас иначе было нельзя.

Князь рассчитывал выждать, потянуть время. До весны, когда прибудут наемники и посольство предполагаемого союзника. А там можно будет, пользуясь советами хитроумного дядюшки, разбивать врагов хоть по частям, хоть всем скопищем. Пока же… крепить ту власть, которая ему доступна. И не допускать новых просчетов, как с этой… Рогнедой. Владимир улыбнулся… Искренне, от души, радуясь не настоящему, а картинам грядущего, которые так хотел воплотить в жизнь.

Глава 6

Январь (просинец), 987 год. Переяславль


Новый год… Точнее, не так давно он наступил лично для меня, но не для жителей этого времени. Зима, снег и немного сильнее, чем обычно, нахлынувшая ностальгия. Недоставало атмосферы праздника, тех специфических пред- и посленовогодних встреч-пьянок с друзьями и прочих мелочей. Ведь именно мелочи порой имеют важное значение. Успел убедиться, да по полной программе!

Пришлось прогонять профессиональную болезнь надолго оторванных от родных краев известными средствами. Их ассортиментом, если говорить точнее. Делами и другими праздниками.

А дела, надо заметить, шли неплохо. Наша авантюра с Рогнедой мало того что окончилась абсолютной победой, так еще само ее присутствие играло роль этакого живого талисмана. Талисмана нашей удачи, удачи собственно ярла, который во все это вписался, несмотря на риск, и выиграл. Ярлы понимали значимость жены нынешнего великого князя и ее сына в политических интригах высокого уровня. Ну а обычные хирдманы… им просто льстило, что Рогнеда попросила покровительства и убежища здесь, в городе Переяславле.

Победа… Впечатленные ею, Лейф Стурлассон и Олаф Рыжий даже не выдвинули особых возражений, что я использовал их хирдманов втемную. Поворчали, покривили рты, но своим поведением дали понять, что признаю старшинство в главных делах. Конечно, если будут учитывать их интересы, особенно материальные. Ну, это мне и так было понятно. Какой ярл не заботится о деньгах для поддержки и усиления своего хирда!

Много было нового и приятного, но вот друзей моих более всего поразил успех научных исследований. Тот самый, греческого огня касающийся. Ага, именно его, родимого. Мне удалось нащупать нудные пропорции, консистенцию, а заодно и форму использования не в сифонофоре, давнем прародителе огнемета, но в ином применении. И обе формы и планировал продемонстрировать за пределами города и в очень узком кругу.

Собрались быстро, но до этого Гуннар долго и придирчиво отбирал тех, кто должен был видеть сотворенное и кто просто был этого достоин. Тут ведь многое значила не только верность, но и отсутствие минимальной болтливости, даже с пьяных глаз или в постели с девочками. Тайная Стража. Она бдит, зар-раза! Корни агентуры Доброги вряд ли выкорчевали до конца. Хотелось, конечно, верить, но излишний оптимизм многих доводил до могилы.

Вот и получилось, что стоим мы с краю лесной полянки, числом полтора десятка человек, да еще пара десятков в охранении. Страхуют от любых посторонних глаз, как на испытаниях секретного оружия и положено.

Рядом, само собой, Змейка и побратимы, плюс уже не союзные, а скорее вассальные ярлы, числом трое. Ну и особо доверенные хирдманы, наподобие Бранко со Мстишей, Оттара и прочих. А напоследок еще Рогнеда на мою голову навязалась. Отказать было сложно, да и не в ее интересах разбалтывать о моих тайнах. Крепко со мной повязана, на всю жизнь хватит и еще останется!

Многие толком не понимали, что именно сейчас увидят. Малая часть догадывалась. Ну а знали лишь Змейка и побратимы, им положено, от них тайн нет и не будет. Вот только разрушительную мощь укрощенного огня они представляли… плоховато. В конце концов, походы Игоря на Царьград никто не застал из присутствующих. Возраст не тот, вот и все дела.

Картина маслом… На заснеженной опушке стоит опытная модель сифонофора, заправленного «греческим огнем», ну а на расстоянии в полтора десятка метров мишень из нескольких обрубков бревен, которые для возведения некоторых городских стен используются. Проверка будет, так сказать, в условиях, приближенных к реальным.

От более сложного насоса я для начала все же отказался, решив использовать подобие кузнечных мехов. Оно для людей понятнее и привычнее. Сначала хотел было сам произвести первый «выстрел», но меня же и погнали пыльным веником. Гуннар, личность сверхосторожная! Заявил, что негоже ярлу рисковать по таким мелочам и вообще, что я слишком часто подвергаю себя опасности.

Осторожность и бдительность Бешеного как раз и привели к тому, что сейчас около сифонофора стоят Оттар и Ждан — надежные хирдманы, обладающие к тому же бычьей силой. Оно и впрямь полезно, ведь подобие кузнечных мехом, приведение в действие которых и дает выброс из жерла горючей смеси, требует большой силы.

— Готовы? — спрашиваю я стоящих поблизости. Отвечают кто словом, кто жестом, но исключительно согласием. Мне только и остается что озорства ради обвить правой рукой талию стоящей рядом Росканы, быстро поцеловать и после этого крикнуть. — Жги!

Вот оно, «рождение огня». С ревом и грохотом из жерла сифонофора вырывается струя огня, сделавшая бы честь любому мифическому дракону. Пламя багрово-алой лентой летит вперед, в сторону мишени и… Та окутывается огненным облаков, затем скрывается в облаке черного дыма… И вновь алые всполохи. Горит! Ярко, надежно, а просто водой это буйство огня не одолеть.

Прежде чем радостные крики заглушат все и вся, успеваю спросить:

— Сифонофор?

— Цел и готов к новому выстрелу, — бодро докладывает сияющий от радости Оттар, ну а Ждан просто смотрит на мечущий огонь агрегат с немым обожанием.

Та-ак! Похоже. у нового оружия уже появились свои фанаты. Оно, в общем, хорошо. Все равно надо будет всерьез задумываться об отдельных «артиллерийских войсках». И кажется, эти двое будут прорываться туда всеми силами. Да и другие… найдутся. Оружие и воины — это неразделимо. А новое и мощное оружие тем более легко проложит дорогу к их душам. Уже прокладывает!

Радостные вопли, от которых, как мне показалось, снег с веток начнет обваливаться. Приплясывающий от избытка чувств Два Топора, Лейф Стурлассон, застывший памятником самому себе… Особенно забавным выглядел его полуоткрытый рот и глаза навыкате. Не ожидал этот ярл увидеть «греческий огонь», секретное ромейское оружие, здесь, на землях Переяславля.

Побратимы несколько более сдержаны. Они кое-что видели в лабораторных условиях. И все равно, повисшая у меня на шее Змейка со счастливым выражением лица и данным шепотом обещанием, что ночью она себя во всей красе покажет…

Приятно. И от собственно реакции ближнего круга, и от собственно удачного испытания оружия. А ведь это было еще не все. Оружие на основе «греческого огня», оно ведь разное бывает. Именно поэтому пришлось гаркнуть во всю луженую глотку:

— Тих-ха! Половину от задуманного увидели, а уже криков на весь лес. Небось все лешие до Киева добежать успели, а русалки на дне прудов и речек заворочались, от сладких снов воспрянув. Так что не пугаем чудный народ, а тихо и спокойно смотрим на еще одну получившуюся придумку. Ждан, иди сюда…

Хирдман, понявший, о чем именно я толкую, притащил небольшой мешок. Открыв его, я увидел то, что и ожидалось — десяток глиняных зажигательных бомбочек, переложенных соломой, чтобы не разбились от неосторожных движений. Добтав одну из них, я придирчиво осмотрел ее. Все было нормально. Замазанное отверстие, пропитанный горючим составом короткий фитиль. Улыбнувшись, я выложил на утоптанный снег все десять девайсов. И посыпались вопросы вперемешку с комментариями…

— И что это?

— Куда вообще эти горшочки нужны?

— Игрушки какие-то, у дочурки похожее видел…

Обычные комментарии, примерно таких я и ожидал. Равно как и ехидной улыбки Змейки, и нарочито отстраненного выражения на физиономиях Гуннара и Магнуса. Они знали… Остальные двое побратимов тоже, но Олегу просто было все по барабану, ну а Эйрик Петля буквально прилип к сифонофору, чуть ли не облизывая его со всех сторон. Наверняка представлял, как будет устанавливать подобную вундервафлю Х-го века на наших драккарах. Я его понимал. Мало того, всецело поддерживал. Но не сейчас, а несколько позже, когда это будет безопасно с точки зрения сохранения секрета.

Время открыть второй козырь, который я столь заботливо подготовил.

— Ждан, Оттар! Установите те набитые тряпьем доспехи, о которых я вам говорил…

Быстро засуетившиеся хирдманы буквально за минуту расположили пять подобий бойцов в полном обмундировании. Обычного воина, скрывшегося за ростовым щитом и группу из трех воинов. Полный набор для тех вариантов применения «зажигалок», которые я намеревался продемонстрировать.

— Берем этот сосуд из прочной глины, затем поджигаем фитиль от искры или от лучины там, что не столь важно, — одновременно со словами я демонстрировал и практическую часть обращения с новым для хирдманов оружием. — Ждем самую малость, пока огонь не прожжет преграду, отделяющую фитиль от «греческого огня. Вспышка, пламя стало ярким! Значит, можно метать. Бросок!

Хорошо пошла… И врезалась аккурат в куклу воина с двумя клинками. Разбилась, естественно, о броню, и вот тут горящая вязкая жидкость разлетелась, вгрызаясь не в плоть, но в то, что ее символизировало. Тряпки, обильно политые водой, а потому заледеневшие, все равно пылали, показывая, что подобные мелочи «греческому огню» не преграда.

— Теперь в щитовика…

Та же самая картина, но с некоторыми изменениями. Глиняная оболочка разбилась об окованный железом щит, на доспехи почти ничего не попало. Вот только щит, несмотря на присутствовавшее на нем железо, горел.

— Ну как, дети Одина? — звонко крикнула Роксана, видя, что внимание всех присутствующих приковано к пылающему щиту. — Долго любой из вас продержит эту пламенеющую опасность в своей руке? Не советовала бы это делать. Рука обгорит до кости. А как бросите, так строй нарушится, пробить его легче будет.

— А теперь насчет групповой цели, — вновь перевел я внимание на себя, подбрасывая на ладони зажигательную бомбочку более солидного размера. — Наверное, всем вам случалось разбивать кувшин с водой или ной жидкостью. Некоторые и вовсе разбивали его о стену в порыве чувств. Значит помните, как брызги воды разлетались во все стороны… Так вот, сосуд с «греческим огнем» по сути своей от кувшина с водой ничем не отличается. Только брызги эти прожгут плоть стоящих рядом с основной целью до костей. Вот так вот!

И снова в яблочко. Удачным броском я заставил горящее содержимое расплескаться по всем трем составляющим групповой цели. Горит щитовик, на шлем которого пришелся основной удар. Притаившемуся сзади арбалетчику тоже неслабо досталось: весело полыхает его оружие, на и до «тела огонек добирается. Мечник же. хоть и отделался горящими ногами, Но и ‘то по любому заставило бы его выйти из боя.

— Ну вот и все, — развел я руками. — Три сосуда со столь опасным огоньком я уже использовал, осталось еще семь. Можете убедиться лично. Только под пристальным наблюдением моих хирдманов. Зигфрид, Олаф, Лейф… Прошу вас! Возможность почувствовать силу нового оружия не так часто даруется благосклонным взглядом богов.

Оставив союзно-вассальных ярлов тешиться опасными игрушками под строгим надзором Оттара и Ждана, я вместе с побратимами отошел в сторонку.

— Ты всех впечатлил, — серьезнейшим голосом заявил Магнус. — Даже нас, которые знали о готовящемся. Это страшное оружие уже показывало свою мощь на воде, а порой и на суше… Но только в руках ромеев. Сейчас тайна вырвана из их рук. Слава жителям Асгарда, давшим нам эту возможность!

— На асов надейся, а и сам не оплошай, — подмигнул я жрецу Локи. — Боги предпочитают помогать тем, кто сам деятельно шевелится, стремится достичь невозможного.

— Только вот излишняя таинственность, клятвы молчания, взятые с присутствующих тут союзных ярлов… Не слишком ли?

— В самый раз, брат, — ответил я, а Гуннар согласно кивнул, показывая полную со мной солидарность. — Будем готовить такие вот неприятные дары нашим врагам. Но скрыто, чтобы поразить их при первом применении «греческого огня» как можно более больнее и обширнее. А вот потом можно будет чуть приоткрыть завесу тайны. Но опять же не насчет способа создания оружия.

Магнус пожевал губами, но согласился. Видимо, представил себе ситуацию, что сведения о наличии у нас «греческого огня2 достигнут того же ромейского посольства. реакцию предсказать легко, а вот последствия уже не очень. Кроме того, что они будут крайне неприятными и случатся до того, как мы будем готовы на них четко реагировать

— Ты только посмотри! — восхищенно ахнула Змейка. — Стурлассон, обычно такой важный и гордый, открыто радуется, попав твоей придумкой в обряженное в доспех чучело. Оно горит, а он аж руки потирает и лицо такое… возвышенное.

— Точно так, — вздохнул Олег. — Все три ярла метнули огонек по два раза, остался только один сосуд. Сейчас будут его меж собой делить или разыгрывать. Всем хочется еще раз почувствовать власть над огнем. Как тебе это, Мрачный?

— Пусть развлекаются. Один вложим им в головы достаточно мудрости. Чтоб не переругались и тем более не подрались. Лучше скажите, как, по вашему мнению, эти виды оружия способны вырвать победу в крупном сражении?

Радостные улыбки не исчезли. Но теперь к ним добавились оттенки серьезных мыслей. И действительно, у ромеев это оружие было, но били их не так чтобы редко. Одна последняя битва у Траяновых Ворот чего стоила! Да уж, порезвились тогда болгары, нечего сказать. Потому впадать в дикий оптимизм побратимы не собирались, не тот характер у любого из них.

— Было бы сражение на море, — протянул Эйрик Петля, после чего добавил. — А на суше «греческий» огонь может пугать тех, кто духом слаб или за гнев богов и посылаемое ими пламя его примет.

— Да только дружинники Владимира и верные ему князья духом не слабы. Урон огонек им нанесет, опасаться заставит. Гореть заживо страшно. А увидев, что это вышло со стоящими поблизости от тебя в строю, поневоле поболее обычного стеречься станешь.

После высказанного Магнусом мнения остальные немного помолчали. Огег Камень и вовсе развел руками. дескать, тут я вам всем не советчик. Зато Гуннар, тот всегда имел что сказать.

— Простые боевые машины, как их ромеи называют. Те, которые при приступе городов применяются. Только «греческий огонь» не для таранов и осадных башен, а для тех, что навесом камни метают. Заместо каменьев — бочонок с огнем хоть за крепостные стены, хоть в ценрт вражеского строя. Громоздко, сложно, но при удаче дает многое. Ведь камень многих не раздавит, а пламя, оно быстро распространяется, да и разбрызгивается во все стороны.

Бинго! Простая механика, но эффект хорош, по крайней мер, в нынешних условиях. Бешеный всегда был умен, да и историю военного дела с некоторых пор все мои побратимы читывать изволили. Ту самую, классическую, включающую в себя и походы Македонского, и греческие войны, и римские. Ну и относительно недавние. О которых уже византийские «товарищи» много понаписали. Вот и вспомнилось, что «греческий огонь» использовался и таким вот образом.

— Значит, придется нам строить именно такие боевые машины, — согласился я. — И в свете этого особенно важным становится сокрытие того, что у нас есть «греческий огонь». Вопросы? Нет вопросов. Тогда собираемся обратно в город, тут мы все свои дела закончили. Сифонофор замотать шкурами, доспехи, надетые на чучел, забираем и тоже открыто не везем.

— Это почему?

— Потому, Эйрик, что копоть и оплавленности на них могут навести умного человека на верные мысли, — пояснил я важный нюанс. — Лучше уж приложить больше осторожности, чем потом горько разочароваться в ее недостатке. Гуннар, отдавай приказ сворачивать тут все.

Делать тут и впрямь больше было нечего. Сифонофор показал свою работоспособность, бомбочки зажигательные тоже закончились, ну а стоять на морозце… это не для меня. В теплом доме куда уютнее, право слово.

Свернули все быстро, уже через четверть часа наш небольшой отряд неспешно двинулся в сторону городских стен. Ярлы-союзники оживленно беседовали между собой, обсуждая новое и страшное оружие, оказавшееся теперь на Руси. Спешили выговориться, понимая, что больше ни с кем обсуждать это не смогут. Клятва о молчании, она не пыстые слова, к ней тут относились очень серьезно. Особенно к той, которая давалась перед лицом одного их жрецов.

Побратимы тоже зацепились языками, но уже на тему боевых метательных машин, которые имеет смысл строить. Мне эта тема была не так уж и интересна по причине ее изученности, но поговорить все ж надо было. Однако…

— Ярл Хальфдан? — отвлекла меня Рогнеда, подъехавшая на своей смирной лошадке. — Коли не слишком занят, хотелось бы словом перемолвиться.

— Это просто. Все равно жена и побратимы обсуждают то, что лично меня сейчас не очень интересует. Так что слушаю тебя, княгиня.

«Де-юре» настоящая, а «де-факто» бывшая жена Владимира Святославовича лишь улыбнулась при моих словах. Ее сейчас радовало практически все, как и любого человека, сменившего тюрьму, пусть и богато обставленную, на волю, тоже не уровня соломенного шалаша. Да и отсутствие вокруг ненавистных «тюремщиков» тоже о многом говорило. Что тут сказать, расцвела Рогнеда, как цветы под ярким солнцем. И это было хорошо. Во всех отношениях, начиная от чисто человеческого и заканчивая сугубо прагматичным.

— Для начала я снова хочу поблагодарить, — заметив, что я хочу с ходу отмахнуться от уже знакомых слов, она быстро продолжила. — Не за себя, сейчас за сына. Тут ему гораздо лучше. Появились… не друзья, конечно. но приятели. Он не чувствует себя одиноким. Нет излишнего присмотра…

— Есть, княгиня, еще как есть. И за ним, и за тобой нельзя не присматривать. Владимир Святославович с Добрыней будут просто счастливы, если с тобой что-то приключится, а Изяслав внезапно вновь окажется в Киеве.

— Излившего присмотра, ярл, — улыбнулась Рогнеда. — Теперешний не мешает жить, в этом его главное отличие. Но я не о том поговорить хотела.

— Я догадался, ведь смекалкой, смею надеяться, Локи не обделил. И могу предположить три направления твоего интереса: Полоцк, использование твоих денег в наших общих делах и конечно дела в Киеве, связанные с великим князем.

Рогнеда пристально посмотрела на меня. А поры бы привыкнуть, что я, пусть и не читаю мысли, но уж анализировать ситуацию и психотипы людей неплохо навострился.

— Да, ты прав, Хальфдан, это то, о чем я частенько вспоминаю. Но деньги, которые я у «мужа» взяла, никакого опасения не вызывают. Ты ими толково распоряжаешься…

— Скорее уж Олег. Недаром его Камнем прозвали, есть у него многие умения, полезные в такого рода делах.

— Князь или ярл, как ты любишь себя называть, и не должен сам вникать в дела казначея. Должен лишь следить за главными вехами, — замечание Рогнеды было близко к моим собственным мыслям, потому я согласно кивнул в ответ. — У тебя с эти все хорошо. Полоцк…Туда, как и в большую часть иных городов, послены отряды дружинников Владимира. Ходят, смотрят. Ищут возможные признаки смуты Без тайеной Стражи тоже не обошлось, знаю я Доброгу.

— Этого я и ожидал. Они не могут поступить иначе. И серьезной поддержки в Полоцке тебе не получить. Наместник и прочие бдят. Единственный выход — предложить все еще склоняющимся в твою сторону начать выдвижение к Переяславлю. Но не сразу, а по частям. Не стоит дразнить цепных песиков великого князя.

Четвероногая скотина, лошадью именуемая, опять изволила сгелка проявить характер. Поэтому некоторое время я с переменным успехом пытался ей втолковать, что есть много кулинарных изысков, на которые ее можно пустить.

Окружающих это, признаться забавляло. Хирдманы наслаждались втихую, а вот побратимы, не улыбок не скрывали. Знали, что рачный никогда с лошадьми особо не дружил. Ну а последнее время особенно. Ну да и не особо их это и волновало. В конце концов, у всех есть свои особенности. А это еще весьма безобидная. К пимеру, Снорри Вещий, тот буквально шарахался от белых волков, если такие попадались. То ли нагадал ему кто-то на рунах, то ли сам чего удумал… В любом случае, коли встречал подобную зверюгу и коли не удавалось сразу прикончить, то ходил с месяц мрачнее тучи, переживал. Видимо, вспоминал Олега с таким же прозвищем и напророченную тому змею.

Ну а я что, я всего лишь на лошадях ездить не люблю. Хотя и умею… кое-как. Меж тем Рогнеда снова заговорила, видя, что конфликт с живым средством передвижения исчерпан:

— Я покажу грамотки, которые буду отсылать в Полоцк. Может ты или кто-то из советников захочет усилить или немного изменить их. Но волнует больше всего мой муж, пусть стервятники заживо склюют его плоть, а кости растащат шакалы. Доколе мне считаться его женой? Может через верных тебе жрецов получится расторгнуть наше супружество? Причины на то есть, видоки подтвердят творившиеся многие годы унижения и непотребства.

— Серьезное намерение, которое я могу понять, принять и серьезно над ним задуматься. И задумался бы еще сильнее, не будь уверен в другом…

— В чем?

— Думаю, что очень скоро он и сам расторгнет этот союз. Помнишь про то самое ромейское посольство, что должно будет прибыть в Киев этой весной? Во-от! Надо еще подумать, стоит ли самим разрывать супружество. Хотя…

Долго разговаривать тет-а-тет с другой женщиной… Нет, подобного явления Роксана точно не могла вынести. Дело тут не в недоверии. А просто в исконном ее змеином ехидстве, что отлично суммировалось с женским любопытством. Вот и на сей раз все то же самое. Сначала ушки навострила. А потом, приблизившись ко мне с другой стороны и пустив свою лошадь как можно ближе к моей, вступила в разговор:

— Не стоит! Сейчас ты, Хальфдан не просто управляешь Переяславлем, держа наместника под сапогом. У тебя в гостях княгиня Рогнеда и старший сын великого князя. Все умные люди понимают истинную суть, но все равно твоя позиция на этой шахматной доске безупречна.

— Мне нравится ход твоих мыслей, Роксана. Продолжай!

— Сейчас твое покровительство Рогнеде лишь на словах, — понимающая и доброжелательная улыбка в сторону княгини, замеченная той и должным образом оцененная. — А когда Владимир отступится от наших богов сразу или попробует сначала расторгнуть супружество… Отличный повод подписания уговора письменного, не устного. Просьба Рогнеды Рогволдовны о защите ее и ее близких. Особенно сына, это многое будет значить. А отсюда, по обычаям тех же ромеев, франков и прочих, можно не просто бороться на престол Киева, но и выглядеть перед другими властителями в своем праве. Не бесспорном, но и это лучше, чем ничего.

Вырастил интриганку! И всего то потребовался год времени, рекомендации читать нужные книги и, что особо важно, постоянные разговоры, во время которых в ее голову постепенно вкладывались понятие совсем иных времен. Результат, как говорится. Налицо. Я сейчас лишь кивнул, показывая, что все отлично. Перед посторонними похвалы расточать не стоит, Змейка это не слишком любит. Так что потом, наедине или в близком кругу.

Зато княгиня Рогнеда, та была поражена таким словам от вроде как обычной воительницы, пусть и жены ярла, у которого она сейчас скрывалась.

— Значит, как знамя…

— Одно из знамен, — Змейка и тут не упустила возможность слегка приопустить значение одной из важных фигур в этой партии. — Но такое положение дает тебе немалые возможности. И сыну, который в грядущем может занимать ввысоке положение. Про тебя я и не говорю. К тому же мой муж тебе это уже обещал. Стоит это того, чтобы немного потерпеть замужнее состояние, которое все равно лишь условность. В Переяславль Владимир за исполнением супружеского долга не придет. А если появится, то мы лишь посмеемся ему в лицо. Пригласим его в гости. Но одного, без охраны.

Мечтательный тон Роксаны, блаженное выражение на лице… Все это заставило обычно малоэмоциональную Рогнеду звонко рассмеяться. Не простой это был смех, а целебный. Сейчас она хохотала над тем, кого боялась и ненавидела долгие годы. Мне же надо было. чтобы ушел страх. Ну а ненависть частично трансформировалась в презрение и брезгливость. Так легче. Так удобнее, да и эффективность борьбы против такого врага у женщины станет выше. И первый за это время смех по его адресу был замечательным симптомом.

Понимала это и Роксана, потому не мешала Рогнеде. Даже тогда не мешала. Когда в смехе появились слегка истеричные нотки. Хирдманов же равно как излишне любопытного Лейфа, обративших внимание на происходящее, жестом пришлось отослать обратно. Дескать, это личные дела.

— Я такого… давно не слышала, — утирая выступившие слезы, выдавила из себя княгиня. — Благодарю, Роксана, ты помогла посмотреть на одно важное воспоминание по иному. И да, я согласна подождать, побыть еще замужней женщиной, хотя об этом и думать противно. Это тебе хорошо, по любви замужвыходила, это сразу видно.

— А как же! Вот помню…

— Змейка!

— Уже забыла, — лукавое личико воительницы напоминало, что скучать сней никогда не приходится и не придется. — Вот так вот он всегда, когда вспоминается что-то этакое, особенное.

Махнув рукой, я оставил прекрасную половину человечества обсуждать друг с другом дела, интересные обеим. Проще говоря, позорно сбежал, пока две умные и решительные дамы не начали в свойственной подобным типажам манере перемывать мне кости. Наверняка будут делать это со всем уважением, но костям от этого, право слово, не легче. Да и вообще, совсем скоро, минут через пять, будем уже входить в ворота Переяславля. Ну а там… Там еще много чего предстоит обдумать, сделать. Время, оно неумолимо тикает, с каждым мгновение приближае к точке перелома. Той точке, преодолев которую, Владимир Святославович со своими приближенными уже не смогут лавировать в политическом русле.

А выбирать им придется. Слишком сильно подмочен их авторитет среди вольных князей-ярлов. С каждым месяцем мы становимся сильнее, а великий князь теряет влияние, богатство, людей. Станет тянуть время в нерешительности — через годика полтора-два сам рухнет а на престоле окажется другой. Тот, кто укажет вольным интересующую их цель. Цель серьезную, требующую серьезной подготовки и сулящую большие выгоды. Так было с Рюриком, Олегом, Святославом… Политика во всей красе, вот и все дела.

Цейтнот, Владимир Святославович, цейтнот! Придется тебе действовать. Да ты уже это делаешь, ждешь лишь весны и ромейского посольства. ну и еще кое чего ждешь. Но и с этим разобраться попробуем, как же иначе.

Глава 7

Январь (просинец), 987 год. Переяславль.


Влияние в жреческой среде — полезнейшая штука! Это я уже успел понять, когда при помощи жриц Лады удалось вытащить из Киева Рогнеду. Ну а теперь новая приятная неожиданность привалила. Те самые сестрички родом из болгарских земель, и так крепко с нами связанные, снова дали о себе знать. Не просто с дружеским визитом, а желая передать особо важные сведения, касающиеся нашего противостояния с князем Киевским.

Вот только от приглашения в детинец вежливо отказались. Дескать, не та сейчас ситуация, да и разговор намечается с человеком, которому ныне не стоит показываться там. Ладно, пусть так. У каждого есть право на собственных тараканов в голове но тольно если в меру и согласно собственному значению.

Гуннар, присутствовавший при чтении послания, попробовал было ехидным образом проехаться по «слишком много о себе мнящим красоткам». Но был остановлен Магнусом, заявившим:

— Эти девицы просто так ничего не предлагают. И раз просят о встрече все детинца, но в Переяславле, то имеют причину. Да и догадываюсь я…

— О чем? — мигом вскинулась Роксана, любившая всякого рода загадки и тайны. — Вроде обычное послание с туманными намеками. Важное и значимое лицо, желательность присутствия «особо добавляющих Переяславлю значимости людей»… Все мы тут значимые. Можем все тут присутствующие на встречу прийти. А что, на это легко! Да и храм посетить можно, богам хвалу вознести за наши успехи.

— Всем — не стоит… Мне, как жрецу, немного более понятно в этой грамотке. Софья и Елена намекают, что прибудет тот, кто выше их в жреческой общности. Тот, кто имеет право просить о встрече, но не желает открытого для всех разговора. И намек на желаемых гостей… Понимаешь, о ком речь идет, Мрачный?

— Где уж тут не понять! Рогнеду с сыном он видеть желает. Или одну Рогнеду, если иного не выйдет. Я же и не знаю, что для нас будет лучше.

— В чем сомнения?

— Не в безопасности, Магнус. Это наш город, сюда могут проникнуть лишь отдельные убийцы, но не их отряды. Просто не уверен, что пареньку, которому и десяти лет от роду нет, стоит присутствовать при чем-то важном. Пусть он уже много чего видел, но…пусть хотя бы часть его детства будет без козней и разговором о крови и смерти. Достаточно и тех учебных часов, когда он наравне с детьми Эйрика, твоими и прочими постигает премудрости боя.

Побратим помялся, будучи в затруднении, но за словом в карман не полез.

— А он просто там покажется, нив каких разговорах участия не примет. Знак его здравия доброго и того, что никто не приневоливает здесь находиться. Мы, избравшие дорогу жреца, это легко увидеть можем.

— Уболтал, языкастый, — улябнулся я, понимая, что провозвестник Локи слова нужные почти всегда найти может. — Тогда только и остается, что предложить это Рогнеде. Упомянув о полезности для нее и вредности для Владимира.

На том и порешили. Равно как и на том, что в главный храм Переяславля направимся мы с Роксаной, Рогнеда с сыном, да собственно Магнус, как жрец бога, которого я, ярл Хальфдан Мрачный, давно еще избрал небесным покровителем себя и всего хирда.

Вот и прибыли в храм нашего города. Хороший такой, добротный, хотя с тем же киевским или новгородским сравнивать было бы неразумно. Не тот размах, не то искусство скульпторов, что высекали статуи богов из должным образом подготовленного дерева.

Дерево… Вот этого я никогда не понимал. Материал не то чтобы недолговечный, скорее относительно легко разрушаемый. По мне уж коли строить, так и камня, чтобы ни время, ни огонь не были угрозой. Потому статуи греко-римских божеств сохранились в большом количестве, а вот славянские… Мда, печально это было. Но именно что «было», а я уж постараюсь сделать все, чтобы такого второй раз не повторилось.

— Опять плохие мысли?

Магнус говорил спокойно, но нотки тревоги в его голосе чувствовались. Я понимал ход его мыслей, хоть он и казался мне не совсем обычным. Побратим считал, что в такие моменты задумчивости я вовсе не анализирую ситуацию и даже не вспоминаю что-либо, а «беседую с богами», как он это называл. Жреческая суть давала о себе знать. Но надо было ответить.

— Дерево — слабо. Огонь, ненависть тех, кто далек от наших богов, они так легко сочетаются. Потому и в стране друидов горели храмы от руки провозвестников распятого на кресте бога. Камень, он надежнее, чтобы от руки нескольких одержимых не погибала красота древних мастеров. Да и память, она всегда должна сохраняться. В камне…

— В разумности сказанному не откажешь, — согласился Магнус. — Только мы оба понимаем, что это не то, что решается мгновенно. Да и не самое это сейчас важное. Поэтому войдем в храм, ярл, слишком долго стоять у его порога не стоит.

Это точно. Закончился просто разговор, начался церемониал. И обращение «ярл» из уст побратима сейчас — его веский признак. Сейчас я именно что ярл, Роксана, моя жена. Рогнеда и Изяслав — находящиеся под покровительством гости. Ну а Магнус — жрец Локи, связанный кровными и божественными узами с самим ярлом, его семьей и всем хирдом. Только так и никак иначе.

Заходим внутрь. Да-а… Не первый раз тут и не устаю поражаться красоте и величию простого вроде бы места. Никакого особого богатства, но вот атмосферность и просто ощущение прекрасного зашкаливают. Резьба на стенах, статуи богов, которых назвать «идолами» язык не повернется. Да, тут другой вид изображения сущностей не схожий с греко-римским, ну так и культуры разные.

Вот стоит статуя Перуна — кряжистого, наполненного первородной силой, бога-воина, способного и молниями ударить, если простым оружием кого-то вразумить не удалось. Хорс-змееборец, держащий в одной руке меч, в другой же миниатюрное солце, из которого исходят яркие лучи. Ну а ногой, вестимо уже подыхающего змея попирает.

Симаргл… вестник между земным и небесным мирами. Развернутые за спиной перистые крылья, пальцы рук, заканчивающиеся пальцами-когтями.

Стрибог, Лада, Велес, Макошь… Взгляд скользит по всему пантеону восточного славянства, выхватывая каждое изваяние. Память послушно выдает сведения насчет истории божества, его «области ответственности» и прочем. А заодно и сопоставляет со скандинавским пантеоном. Да уж… Греко-римский, славяно-скандинавский — все одно сходств более чем достаточно, отличия же не столь существенны. И все это по прихоти одного князя было изменено на совершенно чуждую нам веру. Не будет того… ТЕПЕРЬ не будет!

Жрицы-сестрички в весьма откровенных одеяниях, которые вполне любы Ладе. Их небесной покровительнице. Стояли и ждали до тех пор, пока я, ярл Хальфдан, не закончу обращаться к богам в своих мыслях. А дождавшись, четко проявили свое присутствие.

— Мы рады видеть тебя, ярл Хальфдан, — начала Софья, в то время как ее сестра лишь слегка улыбалась. — И пришедших с тобой тоже…

— Вас ждут, — а это уже Елена. — С женой, княгиней Рогнедой и ее сыном, а также в сопровождении жреца Локи. Вон там.

Ухоженная девичья ручка указывает в сторону отгороженных от открытого для верующих пространства помещений. Там могли находиться лишь сами жрецы да немногие приглашенные ими.

— Мстиша, — взгляд в сторону одного из помощников Гуннара. — Сам понимаешь.

Он понимал. Десяток хирдманов под его началом выполнял роль охраны на все случаи жизни. Они уже держали под наблюдением каждый уголок, а теперь и подавно. Вот уже трое неспешно, но уверенно двинулись поближе ко входу. Тому, куда нас пригласили. Скрылись на недолгое время, а потом вновь появились. Несколько жестов… Направлены они Мстише, но и мне понятны. Означают, что все в порядке, во вполне знакомых им местах нет никого опасного, всего лишь двое людей. Значит, можно заходить.

— Один раз я уже проявил небрежность, — с легкой ноткой сожелания в голосе обращаюсь к жрицам-сестрам. — Результатом стала смерть моего побратима и тяжелая рана будущей жены. Да вы и сами то ведаете.

— Мы понимаем…

— Он тоже.

— Мы останемся здесь, — это уже на два голоса, сливающихся друг с другом. — Будем ждать.

Сестры. Порой они очень хорошо понимают друг друга, особенно близнецы. Софья с Еленой ими не были, но связь между ними была такой же крепкой. Случается и такое, что тут скажешь. Ну а мы, все пятеро поименованных, зашли внутрь.

Ба, вот так встреча! Лично я никогда не видел одного из находившихся в помещении людей, но сразу догадался, кто он такой. Все же словесное описание порой очень точно передает особенности людей. А жреца Богумила Соловья только ленивый не описывал. Лет сорока пяти или пятидесяти, бритоголовый, сухощавого телосложения. Глаза… пожалуй что голубые и очень выразительные, способные буквально приковать к месту любого, кто слаб духом. Массивные серебряные перстни на пальцах, которые он поочередно вращал, если желал сконцентрироваться на чем-либо. Точно он, никаких сомнений.

Ну а второй… обычный охранник и аналог секретаря. Таких зачастую держали при себе многие власть и силу имущие в этом времени. Может и клинком неплохо махать, и важное записать быстро и без ошибок.

— Здравствовать тебе, Богумил, — поприветствовал я жреца. — И тебе, воин.

— Ярл Хальфдан Мрачный с супругой Роксаной, девой-воительницей, — улыбнулся тот до-оброй такой улыбкой, которой лично я точно не верил. — Княгиня Рогнеда и Изяслав, старший из сыновей ведомо кого… И конечно Магнус, жрец Локи, очень необычного божества, которого я так и не в силах оказался полностью понять. Я рад нашей встрече. Присаживайтесь, негоже стоять, как истуканам.

— Благодарю. Но вот что, Богумил… К чему пареньку наши взрослые разговоры? Он еще успеет хлебнуть полной ложкой горьких знаний в довесок к тем, что ему уже пришлось ощутить. К тому же ты его и так увидел, равно как и понял.

Беспокойный взгляд Рогнеды… Мать, она всегда беспокоится за сына, тем более с учетом всего того, что случилось в их жизни. Но сейчас повода для тревог не было, Соловья опасаться тоже не следовало. Что он и подтвердил, тоже ощутив повисшую в воздухе тревогу:

— Да, я чувствую. Отрок здоров, ни к чему не приневолен. Тут ему всяко лучше, нежели в Киеве, где вокруг него сгущалась туча всеобщей подозрительности и взаимной ненависти. Пусть идет… Но ты, княгиня, нужна здесь.

Магнус, заметивший мой жест, по особому свистнул. Несколько мгновений, и вот сюда уже вошел один из остававшихся снаружи хирдманов. Мне оставалось лишь приказать.

— Одинец, покажи Изяславу храм, расскажи о храмовых воинах и обо всем, о чем тот сам захочет. Тебе ведь интересно все тут посмотреть?

Последние слова, обращенные уже к сыну Рогнеды, пришлись тому по душе. Изяслав вообще оказался парнишкой довольно бойким, любопытным, любящим активно проводить свободное время. Звезд особых с неба не хватал, но вполне мог вырасти в неплохого военачальника средней руки или управленца уровнем чуть повыше. Поживем-посмотрим, времени еще много. Зато одно было ясно — сволочью он не станет. Получил прививку от этой болезни еще в раннем детстве, наблюдая, что творят с его матерью. Мог бы сломаться, но и эта опасность позади. Попадание в доброжелательную к нему среду — лучшая страховка.

Проводив взглядом паренька, оставленного на попечение хирдманов охраны, я переключил внимание на остававшихся здесь. Почти все уже уселись в присутствующие кресла, оставались стоять лишь я да Змейка. Да и она стояла рядом с тем, что выбрала для меня. Что ж, неплохо… Хорошее положение для разговора с Богумилом. И довольно близко, и все помещение в зоне видимости.

Легкая улыбка, правильно понятая Роксаной… Делаю несколько шагов и сажусь. А вот она тоже садится, но на подлокотник, рука же гуляет поблизости от рукоятей метательных ножей. Что поделать, подозрительность моей женушки после известных событий оч-чень увеличилась. Жаль только, что уменьшились ее боевые качества, с одной полностью здоровой рукой не сильно повоюешь. Впрочем, не о том сейчас речь.

— Ты здесь, и мы здесь, — обратился я к жрецу с говорящим прозванием Соловей. — Хотя место для встречи таких людей как мы… не самое подходящее.

— Почему?

— Не хитри, Богумил. Обычно жрецы такой значимости принимаются в том же детинце, со всем почетом. Если же ты выбрал место встречи в храме, да еще и скрыл его почти ото всех… Значит, не хочешь, чтобы о нем знали. Да и речь пойдет о том, что не должно всплыть наружу, из малопрозрачных вод, в которых все мы любим ловить зубастую рыбу.

Еще более повысившийся градус интереса в глазах жреца, этого вполне себе известного в истории персонажа. Да, интересный человек. Там, в будущем, о нем писали как о лидере восстания под знаменем старых богов. Здесь же вот он сидит, вполне себе живой, строящий планы, не ведающий того, что могло было быть. Теперь все идет по иной спирали — в чем то наверняка схожей с иным витком вероятности, но ужи и отличным.

— Сестры о тебе говорили. Я про тех сестер, что за загородкой остались. Да и от Магнуса мы, жречество, кое-что слышали. В том числе и поэтому я здесь и ты со своими ближними тоже.

— Да, — кивнул я. — Это мой ближний круг, хотя и не весь. Но все тут присутствующие относятся к тем, кому можно и нужно доверять. А разговор у нас, чую, пойдет такой, что любое недоверие будет иметь далеко идущие последствия. Поэтому…

Взгляд на спутника Богумила был довольно красноречив. Дескать, назваться надо, людей не беспокоя своей неизвестностью.

Я невольно улыбнулся, видя, как тот заерзал в кресле, видимо, будучи не слишком привыкшим к такому вниманию. Меня это откровенно забавляло, почти всех спутников тоже. Исключение составляла разве что не привыкшая еще в моему поведению Рогнеда. Она чуток дернулась, но тут же снова расслабилась. Слишком подействовали на нее недавние слова о том, что находящимся тут я доверяю. Привыкла княгиня жить в обстановке, когда доверие было слишком большой роскошью. Тяжелые условия, что тут сказать. А здесь… оттаивает самую малость.

Да вашу ж мать! Почему вот уже второй раз на пути встречается представительница прекрасной половины человечества со льдом в душе? И есть ощущение, что если чуток это создание отогреть, то образуется верный человек. Не просто обязанный, а именно верный, способный разделять цели, которые поставил перед собой. Но тут очень осторожно надо действовать. Княгиня ко всему подозрительна, в отличие от той ситуации, что была в случае со Змейкой.

— Это Слободан, — меж тем представил своего спутника Соловей. — Названый сын, поскольку из своих у меня лишь одна дочь, а сыновьями боги не порадовали. Верность, сами понимаете, безгранична.

— Хорошо. Тогда… начнем.

Про себя же я отметил некоторую циничность Соловья. Мог бы и поделикатнее формулировки подобрать, когда речь идет о его собственном сыне, пусть и приемном. Но это так, заметка в памяти на будущее. Хотя именно из них и складывается мнение о том или ином человеке.

— Всем нам, тут собравшимся, Владимир Святославович на престоле Киева не нужен, — сладко улыбнулся Соловей, напомнив мне какое-то мифологическое существо, сначала убаюкивающее жертв, а потом использующее их по прямому кулинарному назначению. — Я говорю от имени жрецов Новгорода и Пскова, если это еще не очевидно.

— Очевидно. Дальше…

— Конечно же, ярл Хальфдан. Я начал именно с Переяславля, поскольку этот город полностью выпал из подчинения великому князю. Говорят, что даже денежный поток из города прекратился. Не опасаетесь ли?

— Ничуть, — ухмыльнулся я. — Здесь княгиня Рогнеда а она может замкнуть его на себя, потому как находится в гостях здесь. Все в своем праве, не возразить. Но было сказано, что Переяславль лишь первое место… Объезжаете значимых ярлов, готовясь к неизбежному?

Проницательный взгляд и вновь фальшиво-сладкая улыбочка.

— Конечно. Вы, затем Ратмир Карнаухий в Киеве, Снорри Вещий в Чернигове. Со Ставром я уже поговорил.

— Ну да, он ведь как раз в Новгороде, — кивнул я, будучи в курсе ситуации. — И о чем разговор со мной и с ними?

— О ромейском посольстве, которое уже должно было покинуть Царьград, — тут улыбка сползла с лица Богумила, открывая истинное лицо жреца. Суровое, жесткое, какое частенько бывает у людей, фанатично верящих в свою правоту, своих богов. — Тебе о нем ведомо, ярл. О нем, везущем договор о союзе с Византией, где начертано, что великий князь обязуется сменить веру, взять женою сестру базилевса… А всех нас тоже… окрестить, исконных богов свергнув! Такому не бывать!

Я слегка поморщился от повышенного тона жреца. Да, все это внушительно, на других воздействие оказывает, гарантия. Не на всех, но на большинство точно. Только у меня ко всему этому давний иммунитет, из родного времени принесенный.

— Тише, Богумил, сделай милость. Я ценю умение красивых и убеждающих речей, но не передо мной же, право слово. Мы здесь не простые хирдманы.

— Ярл Хальфдан хочет сказать, что сам не раз говорил в нашем кругу об опасности происходящего, о посольстве и о предательстве Владимира Святославовича. И хочет перейти от общих слов к делу.

— Благодарю, брат, — отдал я должное дипломатичности Магнуса. — А тебя, Богумил, тоже благодарю за твое желание сохранять и укреплять существующую веру. Но… Какую силу ты можешь предоставить на благо Руси? Храмовых воинов Новгорода и Пскова? С ними уже есть договоренность, дети Перуна выступят при первых знаках угрозы. Казна храмов? Мы с радостью примем помощь, ибо денег не бывает много, а у Владимира огромные запасы золота и серебра. А может есть что-то еще?

Я намеренно ставил жреца на один уровень с собой, беседуя с ним скорее как с лидером, облеченным властью, а не с духовным лицом. Так было не только проще, но и полезнее. Опасный тип, с какой стороны ни посмотри. Властолюбив, склонен к коварству, но вместе с тем пользуется на севере, а особенно в Новгороде, огромным влиянием. Такого надо изучать и держать в союзниках.

Но сейчас он наш друг и это без вариантов. Общий враг — вот то, что объединяет нас крепче всего иного. Своих богов этот фанатично следующих их путями не предаст, что бы ему ни сулили. Поэтому твердость, уважение и осторожность. И ничего больше.

— Есть. Новгородский тысяцкий Богдан Казимирович, прозванием Угоняй. Его в нашем городе уважают куда больше, чем любого, кто вздумает прийти ему на смену.

— Понятно, — призадумался я. — Часть новгородского ополчения и постоянной стражи. Это серьезные слова. И дела серьезные могут быть с помощью этой силы сделаны. Только вот…

— Что, ярл Хальфдан?

— Возможно ли поднять этих ратников в любой момент, еще ДО того, как Владимир Святославович принародно отвернется от наших богов и согнет спину перед ромеями? — отслеживая мимику Богумила, я уловил, что нет, не сможет. Если же и сможет, то малую часть. — В том-то и сложность, жрец.

Взгляд в сторону Магнуса. Надеюсь, он уловил тот вариант игры, который я хочу провести в этот раз. Легкая провокация, демонстрация собственных больших возможностей и некоторое принижение оных у другой стороны. И осторожность, чтобы не перегнуть палку. Ага, врубился! Знакомо мне это выражение глаз опытного, битого жизнью хитреца.

— Зато у нас есть способ преодоления этих сложностей, Богумил, — вступил в разговор побратим. — А еще то, чем ты сможешь помочь нам в самом скором времени.

— Да? Говори, жрец Локи.

— Сначала о делах жреческих. Я говорю это не только тебе, но влияние Богумила Соловья велико. Не только в Хольмгарде-Новгороде, но и за его пределами.

— Донести что-то важное до простого люда? — заинтересовался жрец. — Но что именно? Если о делах Владимира, но это я делаю, но шаг за шагом. Спешить тут нельзя.

— Не только об этом. Я про иное, менее очевидное, но способное выбить землю из-под ног ромейских жрецов распятого бога.

Оп-па! Ну прямо охотничья стойка в человеческом исполнении. Огонь в глазах, хищный оскал, ноздри жадно втягивают воздух. Ну а руки напряглись, СС трудом удерживаясь от желания душить и рвать в клочья незримого здесь, но ненавистного врага. Снял маску Богумил Соловей на краткий миг. Частично, зато искренне. Не сладкоголосая птица показалась, а иная, с острыми стальными перьями, несущими смерть.

— Внимаю, ярл… Подобную речь рад услышать, еще более рад применить в грядущем.

— Рабы, Богумил. Те самые, среди которых ромейские жрецы так любят пополнять ряды почитателей своего Христа. Многое им обещается в иных мирах, слишком многое. Но и здесь дают возможность почувствовать себя в чем-то равными с князьями земными.

— Читал их божественные книги, сразу вижу. Как и я… Опасные слова, поскольку яд сладкий, медленный, но от того более опасный. Но ничего нового ты пока не сказал.

Ничего, сейчас скажу. Вон, Магнус с Роксаной уже понимают, потому как помнят мою затею, оказавшуюся вполне себе удачной. Пришло время открыть карты и перед другими. Самое время!

— Может слышал, Богумил, что я за последний год прикупил немало траллсов-невольников из числа самых буйных и непокорных?

— Доходили слухи, — степенно кивнул уже полностью восстановивший маску Соловей. — И цели… Усиливаешь свою дружину за счет этих отпущенников. Опасное дело, но при удаче сулит многое.

— Да к Сурту в задницу такое усиление! — позволил я себе легкий всплеск эмоций. — Таким ратникам я мало что доверить могу и уж точно не спину прикрывать. Их только на порубежье с дикарями северными или степными держать, чтобы мыслей о побеге или бунте не возникало.

— А тогда… зачем? Невольники денег стоят.

— Приоткрытая дверь, Соловей. Для тех, кто хочет вырваться из рабства. Не только воины, но и другие, полезные для Руси и одной с нами крови. Или родственной… И непременным условием должна быть приверженность нашим обычаям, нашим богам. Это явно лучше того, что предлагают ромеи и их жрецы. Для их бога, как они пишут в своих книгах «нет ни эллина, ни иудея». А для нас есть, потому и хотят это сломать. Понимаешь, к чему веду?

Новые идеи. Они с трудом приживаются в головах тех, кто истинный сын или дочь своего времени. Лишь волевым усилием можно пробить стоящий барьер.

Богумил мог. Иным жреческая принадлежность мешает мыслить. Другим же лишь помогает, оттачивая разум. Вот и сейчас Соловей, прикрыв глаза, беззвучно шевелил губами. Указательный палец на правой руке словно чертил в воздухе какие-то символы, потом перечеркивал и снова чертил. Наконец, он открыл глаза.

— Я понял тебя, Хальфдан. Те жрецы, на кого я имею влияние, попробуют донести до рабов нашей крови…

— Не только нашей, — перебил я Соловья. — Даны те же или другие дети фиордов. Германские земли, опять же…В общем те, кто схож с нами лицом и духом.

— Тоже можно. А что другие князья, их в этих речах упоминать следует?

— Они не участвуют, но и не мешают. Тот же Ратмир уже продавал мне по малой цене тех своих траллсов, кто подходил.

— Значит упоминать, что они не против такого исхода и словами поддержат этот необычный зачин.

Лучше и не скажешь. Я подтвердил общее направление, после чего пришлось еще немного поговорить по этой теме. Малые нюансы, да еще непременное упоминание того, что это все не одномоментно, а растянется на долгое время. Но вот если у меня, Хальфдана Мрачного, будет больше возможностей, то и планы ускорятся.

В общем, договорились. Ну а я был сильно доволен, что схватка на уровне политики между мной и нынешней властью в Киеве перешла на новый уровень. Идеологический в широком смысле этого слова. Не только вера, не только отношения с другими странами, но и внутренняя идеология. Больное место, а именно рабство — карта, которую можно разыгрывать самым различным образом. Вариантов масса! Вот только я использую неожиданный для этого времени вариант.

Уничтожить рабство — не вариант. Не то время, как ни крути. А вот попробовать вытащить из его сферы тех, кто уж совсем не должен там находиться — дело другое, вполне реальное. Пока же… есть и еще темы, которые надо обсудить с Богумилом.

— Рад, что договорились насчет одного дела, но есть и иные. Тоже важные а к тому же безотлагательные. Совсем скоро, в одно время с посольством, но скорее всего чуть позже, в Хольмгард прибудут пара тысяч йомсвикингов, которых нанял Владимир через своих людей.

— Мы знаем о них, — кивнул жрец, немного расслабившись из-за того, что была затронута явно известная ему тема. — Их нанимают многие. они сильные воины и способны на равных биться с любым противником.

— Вот именно, Богумил, с ЛЮБЫМ. И время подозрительно совпадает… — перехватил я эстафету у Магнуса. — Сначала известное тебе посольство потом пара тысяч наемников, ничем нашим лучшим хирдманам не уступающим. Ну как, мысли определенного рода в голове шевелятся?

Йомсвикинги… Мой ближний круг совсем недавно все это обсуждал… Эта тема и правда заботила всех. Серьезные ребятки, способные доставить массу проблем тем, против кого их нанимают. А Владимир Святославович мог нанять их только против нас. А уж число, которое, по полученным через Рогнеду сведениям, оценивалось минимум в две тысячи, вдвойне не радовало.

Сперва мне пытались возразить, что они, как и мы, чтут Одина. Тора и прочих, вот только лично для меня такой аргумент ничего не стоил. Да и знал я, что йомсвикинги работали на всех, у кого есть деньги. Большие деньги. И в этом пришлось долго и обстоятельно убеждать. Что тут сказать, спустя несколько часов и энное количество нервных клеток мне это удалось. И вот теперь тот же Магнус помогает мне вдалбливать эту мысль уже в других людей. В частности. В разум Богумила Соловья.

Сначала Богумил точно так же отбрыкивался, но вот напоминание о том, что Владимир Святославович всегда любил подкреплять трон наемниками, заставила того призадуматься. А заодно дать обещание…

— Я буду следить за происходящим. И передам твои подозрения, Хальфдан Мрачный, другим, с кем буду говорить.

— Хорошо, — слегка улыбнулся я, потому как на большее пока не рассчитывал. — А теперь ко второму делу.

— Разве первое закончилось?

Хитрит Богумил. Вертит перстни на пальцах, улыбается ласково, с интересом присматривается к Рогнеде. Коварный он субъект, ненадежный в перспективе, но жизненно необходимый здесь и сейчас. Пока на престоле Киева восседает Воладимир, у нас одна дорога. Зато потом… от него можно ожидать чего угодно. Не зря же он намекнул, что ведет переговоры и с другими вольными ярлами. Сильными, а в чем-то более значимыми. А в чем-то и нет…

— А одно плавно переходит в другое, — чуть было не сорвалась на злобное шипение Змейка, которой Богумил сильно не нравился. — Ты бы не стал приглашать Рогнеду и ее сына, не будь это…

— Я не приглашал, я всего лишь намекнул. Намеки же толкуют по разному.

— Он прав, Роскана, — я приобнял свою «половинку», порой излишне эмоционирующую, стремясь немного успокоить. — Но от этого твои слова не становятся пустыми. Ты, Соловей, ХОТЕЛ нас видеть, включая Рогнеду и ее сына. И не просто так. Поэтому сразу скажу. Она под моим покровительством, а я никогда не обманываю доверие тех, кто мне его оказал.

Богумил засиял, как начищенная медяшка. Похоже. это мое предупреждение его только обрадовало. Он медленно, нарочито вальяжно поднялся из глубин мягкого и уютного кресла. Затем обвел всех тут присутствующих цепким взглядом и заявил:

— Ну как же я мог не пригласить тех, кто после исчезновения Владимира в глазах многих будет его преемниками.

* * *
Твою же мать! Мотив Богумила Соловья оказался не примитивен, но прост. Зато и убойно логичен, этого не отнять. Ему был нужен не столько разговор со мной, сколько возможность показать себя Рогнеде, уведомить ее, что именно она может стать не просто символом а чем-то большим. Явная попытка разделять и властвовать, которой ну никак не придраться.

Политик… Ну да в этом ничего необычного нет. Просто надо будет сместить кое-какие акценты планов, только и всего. И с Рогнедой… не говорить на эту тему прямо, но вот пару-тройку намеков послать стоит.

Я уже собирался было начать выносить мозг жрецу по прозвищу Соловей, но тут меня опередила та, на чье вмешательство особо и не рассчитывал. Уж в этом смысле точно. Рогнеда… Воистину царственным жестом указав Богумилу на кресло и дождавшись, пока тот сядет, она вымолвила:

— Живое знамя, под которым легко прийти к власти — это та участь, которую для меня видят твои союзники и ты сам, Богумил Соловей? Сидеть на киевском престоле, но под постоянным надзором со стороны тех, кому я им буду обязяна… Постоянно опасаться не только за свою жизнь, но и за сына, которого я лишь недавно вырвалаиз всего этого змеиного клубка. Или ждать того, что кто-то из тех, кому я буду обязана, пожелает стать сначала просто мужем, а потом и «повелителем»? И этим ты хотел меня соблазнить?

— Так не может…

— Не может случиться, ты так хотел сказать? — пренебрежительно отмахнулась Рогнеда Полоцкая. — Со мной это УЖЕ случилось жрец. Второй раз оказаться в том же положении я не хочу. Поэтому… Знамя — да. Престол — нет.

— Всегда должен быть тот, кто восседает на нем, княгиня, — попытался было слегка надавить Богумил. — Это говорю я, но скажут и князья-ярлы, которые выступят против Владимира Святославовича.

Рогнеда… Недооценил я твою психологическую травму, чего тут скрывать. Но если ты сама не хочешь претендовать на престол, так ведь мне хлопот меньше. не придется переубеждать, мягко и настойчиво приводя аргументы. Можно воспользоваться ее нынешним душевным порывом. Но слова пусть исходят не от меня, а от… Один из используемых среди ближнего круга жестов, и вот Магнус, встав с кресла, переводит внимание на себя.

— Если есть престол, то будет и сидящий на нем. Тут ты прав, Богумил. Но если княгиня Рогнеда Рогволдовна не желает этого пути, то нам невместно будет ее приневоливать. А вот назвать того, кого она посчитает достойным — дело иное. Скажи, княгиня, кому ты из ярлов-князей доверяешь, а, помимо того, считаешь способным не только сесть на престол киевский, но и удержать его за собой?

Надо было видеть лицо Богумила Соловья. Он только сейчас в полной мере осознал, куда его завела вроде бы продуманная интрига. Вместо торга за место, приближенное к будущей номинальной властительнице он получил от не уверение, что она не претендует на власть.

Мало того, «финт ушами» Магнуса, который предложил Рогнеде. По сути, «благословить» будущего претендента, он тоже был слабопредсказуем. А вот случился же! И сейчас, взирая на княгиню, Богумил заранее предчувствовал общий смысл ее. слов. Да и сами слова ждать себя не заставили.

— Я сейчас в гостях у того, кому доверяю и под чьей защитой нахожусь. Говорю это тебе, Богумил Соловей, скажу и другим. И я благодарна тебе за ту помощь, которую ты готов оказать. Ее никто и никогда не забудет.

— Благодарю, княгиня, — вот уж уметь играть лицом и голосом Соловья учить не стоило. Он это умел почти идеально. Вот и сейчас, встав, отвесил низкий поклон, хотя как жрец, как значимое лицо, мог этого и не делать. Но выказывал свое уважение. — Я отправлюсь в Киев, Чернигов, далее… И там передам как твои слова, так и то, что Переяславль готов выступить. Под знаменами Хальфдана Мрачного и Рогнеды Полоцкой.

Добрая улыбка на лице. Пронизывающий взгляд… и быстро щелкающие мысли в голове, умной и умеющей находить выгодные для себя решения.

По сути на этом основная часть встречи была завершена. Все мы понимали, что было достигнуто и что планируется в дальнейшем. Оставалось лишь вежливо завершить встречу, договориться о новых, да еще. пожалуй, выразить полное друг к другу уважение. Про доверие тут речи не шло. Политика, она буквально витала в воздухе, насыщая его особенной, уникальной отравой. Ушел Богумил в сопровождении своего приемного сына-телохранителя, да и нам можно было покинуть это место.

Едва выйдя в главный «зал» храма, я увидел Одинца — того самого хирдмана. Которому поручил присмотр за сыном Рогнеды. Выглядел он уверенно, но самую малость обеспокоенно.

— Что стряслось?

— Люди того жрецы, с которым вы беседовали. Их оказалось много, более десятка.

— Сложности?

— Нет, — отрицательно помотал головой Одинец. — Просто… мы не сразу их распознали. Не предполагали, что… Прости, ярл.

— Пустое. Богумил Соловей всегда трепетно относился к собственной безопасности и созданию опасности для других. Но запомни всех их. Чтобы впоследствии не перепутаь. И еще… Змейка?

— Кажется, нашим хирдманам надо кое-чему поучиться у моих «теней», — улыбнулась Роксана. — Надо не только уметь биться, но и заранее понимать, с чем именно придется скрещивать мечи. Хорошо, что сейчас у Богумила не было никаких… странных намерений. Нам не грозило ничего, а вот Изяслав…

Тень страха на лице княгини Рогнеды, боящейся за благополучие ребенка. И легкий отблеск мрачного торжества в глазах моей приобщившейся к интригам женушки. Мда, чисто женские фокусы! Одна умная женщина всегда знает, как задеть за живое другую. Вот и сейчас надавила на больную точку, а единственным виновником вытсавила Соловья. Теперь Рогнеда будет его подозревать.

Тьфу ты! Пусть действенно, но совершенно не в моем стиле. Чую я, придется вне потом со Змейкой тет-а-тет побеседовать. Негоже подобные приемы применять к тем, кого хочешь не использовать, но видеть среди преданных тебе людей. Искренне преданных, а не абы как. Но и это потом.

Выжидая, пока Рогнеда закончит выслушивать многословные впечатления своего сына о показанном ему в храме, я невольно зацепился взглядом за жриц-сестер, Елену с Софией. Они, против моих ожиданий. Не ушли следом за Богумилом. И это значило… Да бес его знает, что это значило! Эти две девицы изначально были для меня загадкой, завернутой в тайну, и с тех пор ничего не поменялось. Но им верил Магнус, а я верил побратиму.

— Елена, София?

Я не формулировал вопроса, но девушки понимали несказанное и по одной интонации. Такие же, как и всегда: красивые, загадочные, с бушующими демонами в глубинах душ. А главное — с непонятными толком целями.

— Не в храме, ярл…

— Здесь не место для разговора.

— Пусть так, красавицы, — ухмыльнулся я, после чего отдал приказ. — На выход. Богам божье, а нам дела человеческие.

* * *
И вновь неспешное движения по улицам Переяславля. Только теперь не из детинца в храм, а в обратном направлении. Привычная атмосфера вокруг, но вот на лицах моих ближних серьезные раздумья. И все периодически косятся на Рогнеду. Не недоверчиво, а с любопытством. Им сложно было ожидать, что княгиня столь явно и бескомпромиссно поддержит меня. Страх? Нет, тут другое. более сложное и глубинное чувство, а точнее их безумный коктейль. И о нем мы с ней непременно поговорим. Пока же… Две сестрички меня очень сильно интересуют.

Вот они, едут, нацепив на лица маски девичьей невинности и очарования. Таинственные, прелестные… опасные. Жестом подзываю их приблизиться… Хм, еще и отличные наездницы, потому как иначе не смогли бы пристроиться рядом столь легко и непринужденно.

— Уверен, что ушки свои во время разговора с Богумилом навострили, многое слышали…

Сестрички сделали еще более невинный вид, никого этим не обманув. Змейка, внимательно следившая за нами, так и вовсе согнулась в седле со смеху.

— По какому пути идти собираетесь? Ближе к нему или…

— По своему, — стрельнула глазками Софья, а Елена лишь подтверждающее кивнула. — Но ты, ярл, можешь сам идти так, что путь многих других к тебе потянется.

— Смелые слова… и умные.

— Потому и говорим это тебе, а не Соловью.

— Я ценю это, сестрички.

Никакого лукавства. Действительно ценю откровенное мнение, высказанное умными людьми. К тому же если они не боятся высказывать свое мнение тем, кто обладает большей силой и властью. А вот что на дух не переношу — заискивания и подобострастные слова. Гадость! Подобных людей надо опасаться больше, чем явных врагов, и уж точно не подпускать близко. Все, кто забывал про это, очень плохо заканчивали свой жизненный путь.

— Мы хотим…

— Предложить.

— Свою помощь!

— Мужчины подобное…

— Сделать не смогут.

Идеальное взаимопонимание, сила крови во всей красе. Уверен, что друг друга они в большинстве случаев без слов понимают. На одной мимике. Ну а сейчас, конечно, малость рисуются, играя на публику. Хотя надо отметить, что выглядит это внушительно и красиво.

— Давайте уж, красавицы, откройте тайну. Я жду, Змейка любопытство никак укротить не может, да и другие интересуются.

— Посольство, ярл, — прищурившись, Софья состроила гримаску, отчего в чертах ее появилось что-то лисье. — Тебе не повредит знать о нем больше. Мы поможем.

— Да, это будет полезно, — с ходу согласился я, но добавил. — Только вам я бы посоветовал в самый огонь не лезть. Сгорите, а этого не хотелось бы.

— Мы будем…

— … очень осторожны. Зато потом…

— В качестве награды хотим поговорить. О многом. Интересном нам.

— Будет сам разговор, — согласился я, жестом остановив вскинувшегося было Магнуса. — Но никаких особых тайн, сами должны понимать, не несмышлеными. А в остальном — мое слово.

Девушек это устроило. А заодно и Магнуса. Он то как раз опасался опрометчиво данного обещания, неточной его формулировки. Шалишь! На подобное я сроду не ловился. Зато поговорить с Софьей и Еленой по душам я и сам хочу. Люблю загадки!

Интерлюдия

Февраль (сечень), 987 год. Дорога на Киев, село Малые Горки


Посольство императора Василия II к великому князю Киевскому неспешно двигалось по тракту, ведущему к Киеву. Ритмичное, неспешное путешествие скоро должно было завершиться. Признаться, оно надоело всем: простым членам посольства, охране, лицам духовным и особенно главе, магистру Георгию Лагиросу. Вот и сейчас он клевал носом в седле, борясь со сном с переменным успехом.

Признаться, ему с самого начала не хотелось отправляться посланником к этим славянским варварам, но против воли императора не пойдешь. Да к тому же и патриарх Николай II Хрисоверг сказал свое веское слово, благословив всех назначенных в состав посольства придворных чинов.

Да, кто бы мог подумать, что эти варвары станут столь сильны, что империи придется действовать не силой, а многоходовыми интригами. Но… именно они увенчались успехом. Едва заметно улыбнувшись. Георгий покосился в сторону повозки, где вместе с дарами великому князю Владимиру везли главное — договора о союзе Руси и Византии, а также брачный договор. Тот самый согласно которому Владимир Святославович, прежде своей женитьбы на сестре императора Василия. Анне. Дожжен был сменить свою языческую веру на единственно истинную.

Не зря вместе с посольством ехал личный представитель патриарха — епископ Михаил. Он уже был в этих землях и чуть было не лишился жизни, когда один из диких варягов напал на посольство, едущее в Константинополь. Но именно это претерпение за веру еще больше укрепило авторитет епископа перед Хрисовергом. Да и поселившееся в его душе неугасимое желание усмирить эти земли, привести под власть креста, сделало епископа Михаила лучшим из возможных кандидатов на место местного митрополита. Этот никогда не соблазнится переходом под влияние князя Киевского, слишком глубоко укоренилась в нем неприязнь ко всем славянам.

— Припадаю к ногам вашим, почтенный магистр, — вкрадчивый голос евнуха Коллоподия, бессменного на протяжении восьми лет секретаря и помощника, вырвал Георгия из потока мыслей. — Скоро поселение, где мы остановимся на ночлег. Драконарий Марк Требоник со своими уже там, чтобы встретить нас и подготовить все возможное.

— Хорошо. Не мешай…

Повелевающим жестом отослав евнуха, Георгий Лагирос поневоле вспомнил, что все не так просто как хотелось бы. Особенно с безопасностью. Не зря же ему в качестве охраны выделили целых два банда экскувиторов. Не обычных, а полного состава, по сотне воинов. Вообще то экскувиторы, как гвардия, не столь часто выполняли роль посольских охранников, но сейчас была слишком серьезная ситуация. Пошлое посольство было тому примером. Потому и командующие бандами скрибоны Фока Квелпид и Геннадий Скафол были из числа самых опытных, повидавших не один десяток сражений и сумевших не просто выжить. Но и многому научиться. Под стать были и их воины.

Плюсом было и то, что помнивший о недавнем прошлом князь Киева прислал и своих воинов, которые кружили вокруг посольства, оберегая от возможных нападений. И надо признать, никаких опасностей Георгий Лагирос за все время так и не заметил.

Но вот уже и поселение. Обычное для этих мест, с частоколом вокруг, но, в отличие от прочих, живущее за счет путников. Правда такие большие их количества тут наверняка бывали нечасто. Лагирос понимал, что солидная часть будет вынуждена обойтись не самыми лучшими условиями для отдыха, но… тяготы похода никто не в силах отменить. Когда-то и он сам испытывал их на себе в полной мере. Но только не теперь! Уж ему точно выделят самую приличную здесь комнату и наиболее радующие вкус блюда. И. конечно. необходимо пригласить разделить трапезу епископа и обоихскрибонов.

Спустя час или около того магистр уже сидел в тепле, прихлебывал из кубка подогретое вино с пряностями и неспешно беседовал с тремя приглашенными разделить трапезу. А заодно осматривал убранство постоялого двора, где предстояло провести ночь.

— Здесь довольно чисто, — хмыкнул Фока, один из двух скрибонов. — Я ожидал худшего в землях варваров, магистр.

— Эти варвары дважды брали штурмом наш Константинополь, — скривился Лигирос. — И еще раз могли взять. Да императору хватило мужества откупиться деньгами и выгодным мирным договором. Да и отец нынешнего великого князя чуть было не посадил на трон свою ручную зверушку. Хорошо, что нам удалось устранить его руками степных дикарей-кочевников. Можно называть их варварами. Но нельзя относиться с пренебрежением к столь опасному врагу империи. Епископ может много сказать…

— Коварные, бесчестные и не чтящие истинного бога демонопоклонники! Простите, магистр, но я уже слишком хорошо узнал их. Но вы правы — они очень опасны. Сильное войско, крепкие стены городов, науки и искусства, мало чем уступающие первому Риму. Именно поэтому надо указать им место… Место под властью Константинополя, Вечного и Святого города.

И тут весь пафос речи епископа Михаила был нарушен другим скрибоном, Геннадием Скафолом. Усмотрев интересное лично для него, он задумчиво протянул:

— Зато девки тут хороши! — поймав испепеляющий взгляд духовного лица, тяжко вздохнул, то тему не оставил. — Грешник, сам знаю. Но ради вот такой милашки готов исповедаться и покаяться… потом.

Трое остальных сидящих за столом поневоле посмотрели в сторону, куда еще до этого уставился Геннадий. Там и впрямь было на что посмотреть. Девушка, несмотря на довольно простенький наряд, притягивала к себе внимания. Точеные черты лица, черные, как крыло ворона, волосы, спадающие на плечи. Отсутствие румян, белил и прочих женских хитростей не умаляло привлекательности. А полуоткрытая грудь притягивала взгляды, равно как и стройные ножки, порой различимые в моменты, когда подол взметало порывом воздуха от закрывающейся двери.

— Ты прав, красива, — прищелкнул языком Фока. — Тут еще одна крутилась, очень похожая, словно сестра. Так на нее даже ваш секретарь, с магистр, не отрываясь, смотрел. Если уж даже евнуха за живое задело, то и нам всем не грех посмотреть.

— Непотребная девка, — проскрежетал епископ. — В жизнеописаниях святых о таких блудницах писано много. И каменьями их побивали, дабы не ввергали во искус смиренных рабов божьих.

Впрочем, бурчание Михаила на тему женщин никого не интересовало. Всем — как магистру, так и скрибонам — было ведомо, что иерархи церкви куда больше склонны уделять внимания мальчикам. Особенно по ночам и за стенами монастырей и им подобных мест. Отсюда и некоторая… нелюбовь к девицам. Они их действительно не могли искусить. Не те особенности тела, вот и все дела.

Зато интерес евнуха к красоткам всех повеселил. Поговорив немного на эту тему, перешли на то, что при дворе императора их стало все же слишком много. Затем, когда Геннадий вспомнил про свой интерес к красотке и поискал ее уже совсем хмельным взглядом, то не нашел. Легкое сожаление сменилось новым интересом, когда он подозвал хозяина постоялого двора и спросил насчет женщин. Зато потом, когда наступило утро…

* * *
Георгий Лигирос проснулся от переполоха. Раскрыв глаза, что далось не так уж просто, потянулся к кувшину с разбавленным вином, который, как он и приказывал, был поставлен возле ложа. Сделал пару глотков и с облегчением почувствовал, как сгустившийся в голове туман начинает рассеиваться. А коли так, то надо было понять. Чт такое вокруг творится. Набрав в грудь воздуха, он привычным командным тоном рыкнул:

— Эй, бездельники, а ну сюда!

Вопреки его ожиданию, появился не его помощник-евнух и даже не один из нескольких рабов. Скрипнула дверь и на пороге возник драконарий Марк Требоник, причем в полном доспехе. И вид у него был обеспокоенный.

— Говори!

— Повинуюсь, магистр, — вытянулся тот в струнку перед вышестоящим. — Исчез ваш евнух Коллоподий. Обыскали все поселение, нигде его нет. Вместе с ним исчезли две продажные девки. А с конюшни — три жеребца. Хорошие кони, такими бы и наш скрибон не побрезговал.

— В адское пламя коней! Как он вообще мог исчезнуть, его не должны были пропустить против его желания. А силой… Не двум блудницам его пугать, я от всех своих людей требую умения владеть оружием.

Драконарий замялся, переваливаясь с ноги на ногу и позвякивая неважно подогнанной амуницией. Очевидно, что не хотел навлекать на себя начальственный гнев. Магистру пришлось прикрикнуть на молчуна, пригрозив неслабыми карами. Только после этого Марк неохотно вымолвил:

Мы разузнали за последние пару часов почти про все. Коллоподий и правда заинтересовался той девкой. Начал сначала говорить с ней, потом узнал, что она христианска.

— Точно? — решил уточнить георгий, одновременно встав с ложа и облачаясь в походную одежду. — И с чего он это решил?

— Крестик на цепочке, ее знание молитв на нашем языке. Она немного поплакалась на горькую судьбу. Занесшую ее в северным варварам, потом еще что-то, никто не расслышал. А потом… намекнула Коллоподию, что во время своих скитаний многому научилась. В том числе как доставить удовольствие любому, даже евнуху. Вы же понимаете, магистр.

Георгий Лигирос понимал. Его помощник и секретарь был из числа тех евнухов, что сильно тяготились своим положением. А тут такая редкость как девица, обещающая доставить удовольствие, да здесь, в этих далеких от Византии землях. Неудивительно, что он заинтересовался.

— И пошел он за ней, как бык, которого ведут за кольцо в носу, — процедил магистр. — Что случилось потом?

— Мы не знаем, может только догадываться.

— Говори, Марк. Не испытывай мое терпение!

Драконарий лишь тяжко вздохнул. Магистр Лигирос хоть и слыл справедливым командиром, но и требовал многого. И очень не любил неудачи, особенно внезапные, как сейчас. Но отвечать все равно было надо.

— Эта девка повела его в свою комнатку. Потом, как мы думаем, они с Коллоподием и еще одной, похоже, ее сестрой, проследовали уже к нему.

— Там двое экскувиторов…

— Были, — досадливо поморщился драконарий. — Мертвы. Заколоты длинным и узким кинжалом, проходящим сквозь доспех, как нож через масло. Доспехи сняты.

Григорий потряс головой, стремясь упорядочить разбегающиеся мысли и выхватить из них ту, которая могла бы объяснить. И вот она, та самая!

— Варяги, местные воители. Называют таких женщин валькириями, Марк, — невесело улыбнулся магистр. — Они сражаются не хуже твоих экскувиторов, но еще и могут не вызывать опасений. Похоже, они заранее все приготовили. Не удивлюсь, если они расставили их по всем постоялым дворам, где мы могли оказаться. И им это удалось…

— Но магистр!

— Минувшее не сделать небывшим, это еще греческие философы говорили, — сокрушенно отмахнулся Лигирос. — Что еще скажешь?

— Это почти все, магистр. Если, как вы говорите, эти женщины воины, то, под плащами и шлемами, да в темноте… Их просто пропустили. И поплатились за это, получив залп арбалетными болтами с близкого расстояния. Наврное их кто-то ждал. Расспросили хозяина постоялого двора и слуг, но они ничего не знают. Пытать было нельзя, это не наша земля. Этим мы бы восстановили против себя местных. Сейчас это повредит еще сильнее, чем один пропавший евнух.

Магистр горестно воздел глаза к потолку. Драконарий не понимал, да и не мог понять всю серьезность произошедшего. Пусть Марк Требоник был умен, схватывал все на лету и имел неплохие шансы оказаться лет через десять весьма высоко… Но сейчас он просто не обладал всеми сведениями о том, кто есть кто в посольстве. Не знал, что этот «простой евнух» записывал его мысли, еще не оформленные в полноценные договора. Равно как и слышал все важные беседы с тем же епископом Михаилом и людьми повыше, что в Константинополе. А значит, рассказать мог много. Хорошая пытка развязывает языки любым молчальникам, это магистр успел узнать за долгие годы.

— Ступай отсюда. И пусть сюда придут епископ и оба скрибона. Немедленно!

Марк был хорошо обучен, потому развернулся и быстрым шагом двинулся туда, где, как считал, находятся нужные магистру люди. Ну а сам Георгий Лигиросуже мысленно представлял, сколько неприятностей способно доставить посольству похищение столь внешне незаметного, но важного человека. За этими раздумьями. С полупустым кубком вина, и застали его трое приглашенных.

— Фока, Геннадий… Епископ Михаил. Думаю, все вы уже знаете о случившейся беде.

Оба скрибона лишь потупились и продолжали стоять, изображая статуи. А вот епископ, по своему обыкновению, разразился потоком нелестных слов насчет всех местных людей, но понимания не нашел.

— Руганью делу не помочь, Ваше Преосвященство, — перешел на деловой тон магистр, в отличие от вчерашнего вечера, когда все четверо разговаривали просто как давние знакомые, каковыми и являлись. — Надо думать, кто мог осмелиться сделать это и чем это грозит?

— Отродье Лилит и Люцифера, вынырнувший из кипящей смолы демон!

— Ваше…

— Простите, магистр, эти слова, да простит мне господь грех сквернословия, относятся к тому, кто стоит за похищением вашего секретаря. Его имя князь Хальфдан, по прозванию Мрачный. Именно он напал на прежнее посольство, именно он собирает противников нынешнего великого князя Киевского. Он — один из главных наших врагов.

— Мелкий князек? — недоверчиво хмыкнул Георгий. — Таких давят, словно надоедливую муху.

— Здесь другая земля, Лигирос! Здешние князья — они словно могущественные феодалы франков или англов. Если великий князь пойдет против из воли и обычаев, то может быть не только сброшен с трона, но и головы лишиться.

— Уверены насчет этого… Хальфдана?

Никакого промедления не последовало. Епископ пробормотал короткое воззвание к богу, после чего процедил, ухватившись за золотой наперсный крест.

— Это он, его повадки! Пройдет мимо главы посольства, но возьмет на растерзание его помощника или переводчика. Того, кто незаметен, но знает все ему необходимое. И дерзость, не имеющая границ! Уверен, что ваш Коллоподий уже на пути в Переяславль. Это большой город. Довольно близкий к Киеву. И он с недавних пор целиком под властью князя Хальфдана.

— Послать вдогон сотню экскувиторов? Ну и в некоторым числом людей великого князя, что сопровождают нас.

Михаил сделал несколько шагов и без сил шлепнулся на скамью. Ноги у него с трудом держали тело, ослабев от пережитого потрясения.

— Нет… бесполезно. За несколько часов и на хороших лошадях по наезженной дороге они уже далеко. Не догнать. Было бы их много — другое дело. Да и не уверен я, что на нас не нападут посреди дороги.

— Не посмеют!

— Посмеют. Фока, — грустно вымолвил епископ и развел руками. — Второй раз мы позволили врагам нашего императора получить все сведения о его посольстве. Нам остается только не допустить больше промашек и прибыть в Киев поскорее. И вот что, магистр…

— Да, Ваше Преосвященство?

— Отпишите императору, что великий князь Владимир нуждается внас еще больше чем мы думали.

— Как и мы в нем…

Воцарившееся молчание как нельзя более точно свидетельствовало о мрачном настроении всех присутствующих. А заодно и о том, что даже малый камень, попавший в сложный механизм, способен нарушить его работу. Что уж говорить о хитросплетениях политики, что так сложно заставить работать в свою пользу и так легко разрушить столь труднодостижимое положение.

Глава 8

Февраль (сечень), 987 год. Переяславль.


Десятый век… При всем моем к нему уважении в смысле развлечений тут бедновато. Или же они мне совершенно неинтересны, что тоже не есть хорошо. Вот и приходится выкручиваться в меру сил и возможностей.

Шахматы, хоть и отличные по правилам от привычных мне, уже успели несколько поднадоесть, а другие подобные игры… отсутствовали. Пришлось малость поднапрячь местных художников и те за вполне малые сроки сработали несколько классических колод игральных карт. Ну а потом не без удовольствия учил Змейку, побратимов и Рогнеду нехитрым забавам вроде покера и преферанса. Хоть они и были попроще шахмат, зато в них можно было играть не вдвоем, а большим количеством участников.

Прижилось новшество. Пока только тут, но уверен, что в ближайшие месяцы расползется по городу, а там и за его пределы. Дефицит развлечений… Тех, которые для ума. Я имею в виду. Ну а параллельно в этим новаторством я постепенно подбирался к взрывчатым веществам. Осторожно шаг зашагом. Ждал лишь возвращения из Китая тех самых купцов, коим заказал как собственно порох, так и его рецептуру. Шансы были, причем неплохие. Он ведь больше в фейерверках и сигнальных ракетах используется, потому и не бог весть какая ценность.

Ну а если вместо рецепта птичка обломинго крыльями махнет… Тогда сделаю моржу кирпичом и заявлю своим, что вместо полного рецепта удалось достать лишь обрывки. А дальше… буду пытаться создать на их основе готовый продукт. Естественно, скинув авторство на далеких китайцев. Них не спросишь! Почему так сложно? А не хочу прослыть автором подобных придумок, вредно для здоровья может быть. Лучше уж остаться усовершенствователем уже известного, если есть такая возможность.

Откровенно радовала рогнеда. После того своего заявления во время беседы с Богумилом Соловьем она постепенно стала оттаивать, больше разговаривать как со мной, так и с моими побратимами. Правда порой от ее слов волосы дыбом становились, но тут уж все претензии не к этой много перенесшей женщине, а к тем, кто ее заставил все это пережить. Ну а ее рассказы об этом… Рогнеде просто требовалось выговориться, выплеснуть всю ту горечь, что она годами держала внутри себя.

Кретин и идиот. Это я про Владимира Святославовича, который вместо того, чтобы заиметь себе верную жену и сподвижницу, год за годом пытался согнуть и сломать ее. Гаденыш с комплексами. Вот и все, что о нем можно сказать. А его дядюшка — матерая гадина, не отягощенная вообще никакими принципами.

Сколько времени прошло с того момента, как Рогнеда оказалась в Переяславле? Всего ничего. А результат налицо. И ничего особо не потребовалось, помимо простого, нормального человеческого отношения. Отношения как к равной нам и как к интересному человеку, только и всего. Да еще и Змейка взялась если не опекать, то уж точно время от времени живо интересоваться. Любопытство? Возможно. Сочувствие одной женщины к другой? Тоже в какой-то мере верно. А еще, как она однажды выразилась:

— Мужчина ей нужен, причем хороший, не урод вроде ее первого муженька!

— Сомневаюсь…

— В том, что любой деве надо время от времени к парню прижаться?

— Не в этом, чудо ты мое, — поневоле улыбнулся я, глядя на хитрое личико моей валькирии. — Просто она еще долго мужчину к себе не подпустит. Тело и глубины разума слишком хорошо запомнили все то, что было с ней плохого. Время нужно. Да и, помимо этого, не хотелось бы отпускать ее в сторону от нас. Сама должна понимать… Удерживать силой, само собой, не стану, но вот попробовать изначально не доводить до подобного себе позволю.

Снова политика. Как ни крути, а Рогнеда в Переяславле — это серьезный козырь. И в ближайшее время я всеми доступными мне и не идущими вразрез с принципами способами буду поддерживать это столь выгодное мне положение дел. Но оказалось, что Змейка это все учитывала.

— А зачем нам чужие? Нет, нам чужаков не надобно, — лукаво улыбалась воительница, невольно напомнив бессмертную фразу «скрипач не нужен». — Пусть кто-то из наших к ней присмотрится, потом осторожно знаки внимания оказывать начнет. У одного не получится, пусть другой пробует. Пред богами дозволено и вторую жену в дом ввести, если на то и муж, и первая согласие дают.

— Хитро… И может получиться. Только без малейшей лжи! Можешь нашим намекнуть, что можно, но лишь если она кому и впрямь приглянется. А узнаю, что кто-то на ее княжеское достоинство позарился — лично шкуру со спины кнутом обдеру. Она и так настрадалась, большего ей не вынести.

— Иных мыслей и рядом не пробегало, Хальфдан.

Роксане я верил от и до. Равно как и побратимам. Но вот другим, из числа не настолько близких… тут стоило и предупредить. Человеческая натура, она далека от идеала. А чтобы не вводить во искушение, лучше предупредить заранее. Профилактическая беседа, млин!


Ну да тот разговор был с прицелом не на ближайшее время. Сейчас иные проблемы занимали. Накапливание сил, договора с вольными ярлами, наведения связей с другими городами и влиятельными там людьми… дел хватало. а вот время поджимало. Но и работать на износ не стоило. Что так? А вдруг все завертится, а мы уже вымотаны до крайности? Не-ет, этого надо было избегать.

Так что дела чередовались с отдыхом, а отдых вновь сменялся различными хлопотами. И как раз тихим и спокойным вечером, когда я с женой, Магнусом и Рогнедой сидели за картами, к нм в комнату буквально ворвался взбудораженный, но вместе с рем радостно-воодушевленный Гуннар.

— У нас гости!

— И ради этого ты вломился с таким грохотом, что и Хель у себя в логове заворочалась? — лениво зевнул я. тасуя колоду. — Не убегут гости, они же к нам приехали, а не просто по городу погулять. Садись давай, чайку испей или там вина, холодного али подогретого на жаровне.

— Да ну тебя, Мрачный, — невольно улыбнулся Бешеный, успевший привыкнуть к моему изменившемуся характеру, равно как и к своеобразному чувству юмора. — Хотя ты прав, самый важный гость никуда не убежит, поскольку связан и с кляпом во рту, которы упорно и безнадежно грызет.

А вот это было уже интересно. Вроде никого мы в таком виде не заказывали, хотя… надо было уточнить.

— Кто привез этот подарочек?

— Софья с Еленой, жрицы Лады.

— Ай да сестрички, ай да умнички, — восхищенно воскликнул Магнус, тоже помнивший о намеченном ими плане. — Неужели сумели посольство обокрасть на одно-другое ромейское тело?

— Сумели, брат! И они, вместе с недовольным ромейским телом, уже в детинце. Ждут только указания, куда это тело сопроводить. Сюда, я думаю, все же не стоит. Некоторые тела при расспросах могут и пол попортить, потом отмывать приходится. Хоть и не нам, а все равно неприятно будет.

— Тогда в пыточную… Пусть проникнется, рассматривая наверняка знакомые ему вещи. А там и мы подойдем. Что же до очаровательных сестричек… Пусть немного обождут, а потом присоединятся к нам, если хотят присутствовать при разговоре. Если же нет — прикажи устроить их в любой свободной опочивальне. Пусть отдыхают.

— Нет, они захотят быть в центре внимания, — ухмыльнулся Магнус, неплохо знающий обеих сестренок. — Только вот… Может быть придется их с половины разговора удалить.

Я невольно улыбнулся.

— Брат, ты серьезно? Я не я буду, если эти две лисы в облике человеческом уже не вытянули из него все что только можно и особенно, что нельзя.

— Вытянули, — вздохнул Магнус.

— Вот и не переживай., - взглянув на Рогнеду, я спросил. — Ну а ты пойдешь пленника посмотреть? Спрашиваю, потому как выглядеть этот разговор может не очень привлекательно… С врагами вообще для задушевной беседы надо эту самую душу каленым или острым железом наружу вытрясать.

— Перед тобой не просто княгиня, а дочь Рогволда Полоцкого, кротким нравом не отличавшегося, — ответила Рогнеда. аккуратно положив свои карты на стол. — Воспитывая меня, он и это из виду не упустил. Видела я работу заплечных дел мастеров. Противно, конечно, но иногда лучше слышать своими ушами. А не получать знания через доверенных людей. Если ты, Хальфдан, не возражаешь. Я хотела бы сопутствовать вам.

— Твое право. Коли уж решила связать нить своей жизни с нашими, то запрещать подобное просто нельзя.

Змейку я даже не спрашивал. Она, с ее деятельно-непоседливой натурой, никогда не пропустила бы ни одно мало-мальски значимое событие. Ну а пугать ее возможными неаппетитными подробностями допросов — все равно что шокировать ежа голым задом. Она и сама при необходимости сдерет с пленника шкурку, после чего порежет оставшееся тонкими ломтиками.

Вот и получилось, что уже через четверть часа мы были на подземном уровне детинца. В той его части. где располагались клети для пленников, ценных и не слишком. Естественно, по дороге были прихвачены Софья с Еленой, радостно приветствовавшие всю нашу компанию и меня в особенности. Сияли, как только что вышедший из под пресса золотой византийский солид. Что ж, они имели на это право.

Однако прежде чем зайти в пыточную, я счел необходимым узнать подробности о личности пленника из уст собственно похитивших его. Пристально посмотрев на обеих жриц, я полюбопытствовал:

— Ну и кто тот человек, которого вы притащили сюда погостить

— Его зовут Коллоподий, он помощник главы посольства Георгия Лигироса, — с милой улыбкой ответила Софья. — Очень многое знает о цели посольства, о договорах, кто везут для подписания их Владимиром Святославовичем. Да и как источник знаний о дворе базилевса он будет тебе полезен, ярл Хальфдан.

— А еще он евнух!

Я аж закашлялся от столь карткого, но эмоционального высказывания Елены. А вот Гуннар не мог не переспросить.

— Кто-кто?

— Евнух, — невинно захлопала ресницами Софья. — Ну это такой человек, у которого яйца взяли. на и отрезали. Ромеи это дело любят, у них этих евнухов чуть ли не половина среди придворных базилевса.

Ладно я, человек, знающий определенные исторические нюансы. Но вот у остальных в этот момент случился легкий — а то и не очень — культурный шок. Нет, слышать то про этих покалеченных наверняка слышали, но от услышанного от сестричек у них мысли с трудом приходили в привычный ритм. И ведь ни слова лжи, а если преувеличение и было насчет доли лишенных яиц при дворе базилевса. То лишь Са-амую малость.

Ну а я, как личность местами циничная, не мог не заявить:

— Кстати, это нам будет полезно. Продемонстрируем сомневающимся насчет «нужности ромейской» вот этого вот калеку. Пусть подтвердит количество себе подобных в Царьграде, а также то, что ромейские жрецы ничего против этого издевательства над обликом человеческим не имеют. Мало того, еще порой и поддерживают. Как думаете, многие ли захотят для своих детей ТАКОЙ участи?

Глубочайшее омерзение на лицах Змейки и Рогнеды. Сжавшиеся на рукояти меча мальцы Магнуса… Закаменевший ликом Гуннар, воздержавшийся от зримого проявления эмоций, но занесший сей мерзкий факт в копилку памяти. И понимающие усмешки Софьи с Еленой. Умные девочки. А уж цинизма им явно не занимать!

Стечение обстоятельств, как ни крути. Сам бы я вряд ли додумался до подобного козырного хода, не создайся сегодняшняя ситуация, подсказавшая подобное решение. Зато теперь… И плевать на знание того, что эта мерзость на Руси не приживется. Облить врага помоями — дело святое, нужное и важное. Особенно если помои не абы какие, а подкрепленные вескими доказательствами их принадлежности.

— Во-от! Никто не хочет детям такой жизни. Поэтому, должным образом воодушевившись, пойдем с ромеем общаться. Только Гуннар, душевно тебя прошу. не угрожай его отрыванием яиц. Угроза веская, но с ним она уже давненько приключилась.

Немного нервный, но все же смех Бешеного малость разрядил напряженную обстановку. Скрипнула дверь, открытая охранником, и мы один за другим вошли внутрь. Туда. где сейчас находился ромей. В полном одиночестве находился, «наслаждающийся» видами пыточного инвентаря и терзаемый страхами по поводу своей судьбы.

— Гуннар, будь столь любезен, зажги еще пару-тройку факелов. Темновато здесь.

— Конечно, Мрачный…

Что поделать, даже в таких местах предпочитаю создавать для себя любимого хотя бы минимум комфорта. А полумрак хорош для усиления терзаний душевных пленника, но никак не для удобства допрашивающих.

Ну вот, света прибавилось. Теперь в пыточной горели сразу четыре факела вместо одного. Можно было во всех подробностях рассмотреть прикованного к стене ромея по имени Коллоподий, по социальной принадлежности помощника главы посольства, а по физиологической составляющей… кастрата.

— Ну что ж, рад видеть тебя, ромей, — улыбнулся я, подходя к пленнику и вдергивая изо рта кляп. — Орать не вздумай, а то больно сделаю. Красны девицы, вы ему уже говорили, куда везете?

— Конечно, ярл Хальфдан Мрачный, — буквально пропела Софья. — Уж он так дергался, так пытался избежать нашего приглашения погостить в твоих уютных подземельях…

— Бывает и такое. Но шутки в сторону. У тебя, Коллоподий, есть два пути. В первом ты долго и по доброй воле говоришь, рассказываешь все нам нужное и интересное. В награду мы не прижигаем твое тело каленым железом, не сажаем голым задом на муравейник и не делаем еще многих подобных вещей. Также обещаю вполне сносную жизнь в одном из более приличных помещений, ну а потом, когда ты уже ничем не сможешь помешать… Вышвырнем тебя, и иди на все стороны света. Но за пределы Руси, сам понимать должен. Если хоть что-то обо мне слышал, то должен знать. Что я слово всегда держу. Молчишь… Это правильно. Повиси, подумай некоторое время, пока я с девушками поговорю.

Чистая правда. Мне этот кастрат сто лет не сдался. Будет вести себя должным образом — выжму до донышка, а потом, по миновании надобности, вышвырну пинком под зад. Убивать надо лишь тех, кого необходимо уничтожить по тем или иным причинам. А напрасно увеличивать личное кладбище… Кровожадностью я никогда не отличался, есть такая черта характера.

Поманив обеих сестер за собой в дальний угол помещения я, понизив голос. спросил:

— Слушай, Софья, пока он тут висит и дозревает до правильного поведения, ответь мне на один вопрос… Ты как сумела выкрасть из-под носа ромеев такую важную птицу?

— Всего лишь безмолвная тень Георгия Лигироса. Важность его знали не все.

— Это не важно, что не все знали, — отмахнулся я. — Как ты уверилась в его полезности и каким образом сумела похитить?

— Возможности жриц богини любви далеко простираются, — томно промурлыкала девушка. — Он хоть и евнух, но сохранил крупицы вожделения к женщинам. Завести разговор, выпить немного вина. Сама простого. А ему подмешать некоторые травки, заставляющие вожделеть такую красавицу, как я.

— Уж прости, но вожделеть… нечем.

— Ах, Мрачный, среди ромеев есть та-акие придумщики… Я слишком многое о них успела узнать, как и Елена. Ну а заполучив его к себе в комнатку, остальное труда не составило. Разговорить, прикинувшись заблудшей христианской овечкой, затем под угрозой отрезания пальцев заставить проводить к себе. Там мы с сестренкой прирезали пару ромейских воинов, выделенных этому Кололоподию для охраны. А дальше…

— Плащ и броня с закрытым шлемом хорошо скрывают и лица, и фигуры, — дополнила рассказ своей сестры Елена. — Нам оставалось только выбраться за частокол, используя евнуха как ключ. А дальше… Самострелами расстрелять особо любопытных и на бодрых, отдохнувших лошадях помчаться сюда. В Переяславль.

— Мы были такие горячие и непослушные девочки, — вновь закокетничала Софья. Не с целью соблазнить меня, а просто по привычке. — Только вот… снова так не получится, они уже будут стеречься.

— Новое что-нибудь придумаем, сестренка. Не впервой.

Я пару раз хлопнул в ладоши, демонстрируя свое восхищение как успехами в целом, так и устроенной тут минисценкой.

— А этот как, говорить дует или мечтает отдаться в руки опытного заплечных дел мастера?

— Оно нам все рассказало, а уж тебе, ярлу с мрачной славой и таким же прозвищем поведает даже то, о чем давно забыл. Но сначала ты спроси его про договора, которые везет посольство. Они очень интересные…

— Так и сделаю. Благодарствую, красны девицы. Такой подарок дорогого стоит. И я не про деньги, хотя и насчет них отказа не будет. Так что думайте, чего душеньки ваши просят. А мы тем временем поговорим. Да, Коллоподий?

Последние слова были произнесены громко, чтобы пленник их точно услышал. И, судя по обреченному вздоху-всхлипу, запираться ромей не собирался.

— Я… скажу. Переносить боль… не хочу.

Кто бы сомневался. Евнухи, это ведь не только отсутствие определенных частей тела, но еще и напрочь выхолощенная от мужских гормоном суть. Ромеи же кастрируют именно мальчиков, совсем юных. И ожидать от них крепости духа, сильного характера… просто глупо. Боязливость, смирение перед вышестоящими. А еще склонность в интригам и коварству, но они сами по себе мало что значат, если отсутствует внутренний стержень.

Да, Коллоподий говорить будет. Не зря же Гуннар, не доверяя такое важное дело другим. присел за маленький столик и приготовился записывать откровения ромея. Магнус же жестом пригласил присутствующих, если те хотят, устраиваться на присутствующих тут грубых стульях. Однозначно нас ожидала долгая и многословная ромейская исповедь…

* * *
Два часа излияний в бодром ритме! И это было еще не все, осталось непроясненным многое из второстепенного, а также вовсе не имеющего отношения ни к посольству, ни к нашим делам. Но этим будут заниматься помощники Гуннра и, если попадется действительно что-то важное, пригласят его. А он и меня. А так… Допросные листы все равно лягут на стол как минимум нам двоим. Лично я обязательно почитаю, пусть и бегло, не вглядываясь в каждую строку.

Сейчас же… Примерно подобного развития событий все мы и ожидали. Подписание Владимиром союзного договора в Византией — это для всех. Обещание некоторой части земель Болгарского царства — оно тоже понятно, тут отсылка к завоеваниям Святослава. Последним завоеваниям, которые он все же сумел удержать. Вкусная отвлекуха для вольных ярлов и широких народных масс, что желали бы получить свой сладкий кусок со всего этого дела.

Вот только были еще и другие договора, более тайные. И вот насчет них ко мне приставали обе дамы во время всего времени, когда мы возвращались из подземелий детинца в его более привычные и обжитые места.

— Нет, ну как этот мой… как бы муж сможет не просто взять новую жену, но и сделать это по тому образу, как предлагают ромеи? — горячилась Рогнеда. — То есть сделать это еще до того, как почувствует себя в полной силе для смены веры.

— И что ты на меня смотришь? Смотри на моего мужа, это он у нас главный мастер по таким делам, — иронично отмазывалась Роксана. — Хальфдан, вот скажи ты ей, А? Ну сделай одолжение, а я тебя отблагодарю… потом.

Гуннар с Магнусом, успевшие уйти вперед, явно наслаждались происходящим, внимательно слушая коварные женские высказывания, направленные на бедного ярла… Шугануть бы их, как тараканов тапком, да толку ноль. Ухмыльнутся и пойдут… перемывать кости, но уже с добавлением собственных домыслов.

— Да объявит он о своем намерении взять с жены ромейскую принцессу Анну, родную сестру базилевса Василия II, вот и все дела. Только не будет упоминать, что в договоре указано обязательство единственной жены и перехода в их веру. И не только его собственное, но и всей Руси. Грубо, нагло, но именно так он и будет действовать. Добрыня свои повадки всегда племяннику навяжет.

— Но тогда мы и ударим! — радостно воскликнула Змейка. — Одними йомсвикингами, если они вообще к этому времени появятся, он не защитится. Разброд будет даже среди тех, кто его поддерживает. Одно дело распускаемые нами и некоторыми жрецами слухи. Совсем иное — его явное отречение от веры предков.

— Истину говоришь…

Задумавшись, я сам не заметил. как застыл посреди коридора, думая и развивая одну из вертевшихся в голове мыслей. Йомсвикинги, союзс Византией, женитьба на сестре базилевса и еще… Болгарское царство. Последний фрагмент встал на свое место, представляя мне вполне элегантный вариант, которым вполне мог воспользоваться Владимир, особенно если послушает своих действительно умных советников.

Мои побратимы давненько привыкли к подобному, а вот Роггнеда… Она сейчас была занята тем, что дергала за рукав Змейку и пыталась выпытывать у нее, что это со мной такое творится, раз я тут статую в полный рост изображаю.

— Важная дума в голову залетела, — с ленцой удовлетворяла любопытство княгини Рогнеда. — Или, как считает Магнус, наш Хальфдан сейчас отголоски мудрости богов ловит.

— Так он же не жрец!

— Ага… Наш жрец во-он стоит, Магнусом зовется и в небесных покровителях локи числит. Как и все мы, во главе с моим мужем. Только даже Магнус считает, что Хальфдана чуть поучить, так он многих жрецов за спиной оставит…

— Опять та же история, — усмехнулся я, прерывая их одухотворенную беседу. — Но насчет причины ты права, Роксана. — Да, задумался. Зато с толком. Пришла в голову та придумка, что могла появиться у наших киевских «друзей». Сбор войска и последующий поход. Скорее всего в Болгарию, с которой сейчас Византия и ведет войну. Может и куда-то еще, но это менее вероятно. Догадываетесь, как будут подготавливаться к походу?

Догадывались. По сути, лишь Рогнеда плоховато разбиралась в воинских делах, остальные же не один десяток собак скушали в этом вопросе. Опираясь на это, я продолжил.

— Пользуясь этим предлогом, можно не только йомсвикингов собрать, но и нанять иных, пусть не таких умелых и многочисленных. А еще подтянуть к Киеву всех, на кого Владимир с Добрыней по любому могут положиться. И, что самое забавное, он пригласит туда же и нас, вольных князей-ярлов.

— И нападет… пока там будет только часть.

— Сильно сомневаюсь, Роксан, очень сильно, — задумавшись, а на автомате подергал себя за прядь волос. Пора подстричь или все же нет? Волосы отрастил пониже плеч, как в раннестуденческие годы. Но тут это тоже встречается, причем не так чтобы редко. — Нет, вряд ли. Скорее всего нам дадут собраться, а вот настаивать на большом кодичестве воинов не станут. А потом…

— Поход? — предположил Магнус. — Все должно произойти там?

— Похоже на то. Или при соединении с ромеями на нас, вольных, нападут с двух сторон… Или сначала попробуют бросить в бой в первых рядах. Все зависит от момента.

Стоят, переваривают услышанное. И оно им сильно не нравится, потому как выглядит очень похоже на истину. Действительно, Владимир Святославович именно таким образом может выиграть столь важную для своего будущего партию. И выиграл бы, потому как ход для этого времени не то чтобы новаторский, но весьма достойный.

— И что теперь будем делать? — отмер, наконец, Бешеный, первый среди присутствующих. — Атакуем сами?

— Возможно. Но не сейчас. Если пойдем на такое, то нужно будет выбрать самый удачный момент. К тому же наши враги могут начать беспокоиться… если только глава посольства осмелится довести до них сведения о похищении своего помощника. Софья?

До сего момента тихо и смирно изображавшие из себе предметы меблировки сестрицы оживились. Обе. Но ответила та, к кому я обратился:

— Мы с Еленой видели магистра Лигироса… Он ромей из придворных.

— То есть?

— Он доложит о случившемся базилевсу, но никогда не станет унижать себя перед тем, кого считает низшим.

— Он никогда не скажет Владимиру или кому-то из его советников, — пояснила Елена. — Это для него позор.

— И для епископа Михаила тоже… Но ты, ярл, с ним уже знаком. Еще тогда, со времен прошлого посольства.

Я от души расхохотался. Ну как же, помню я этого твердолобого фанатика. Удивительно, что его не только не выперли с подобных поручений. Но и еще продвинули. Ничем иным нельзя было объяснить его вторичное появление здесь. А уж злобится он сейчас на нас… Любо-дорого было бы посмотреть. А может еще и посмотрю, больно уж причудливо тасуется колода.

— Боги, пошлите нам большинство глупых врагов, а уж с меньшинством умных мы сами справиться сумеем.

— Епископ не глуп…

— Да. Софья, но он очень уж ненавидит нас. Слепо, поскольку она застилает ему глаза, мешает здраво оценить творящееся вокруг. И вы обе правы — этот и сам не расскажет «славянским варварам» о случившееся с посольством, и другим, более дальновидным, не позволит. От этого и оттолкнемся.

А пока… мне надо подумать.

Намек был понят правильно. Все, кроме, конечно, змейки, стали расходиться. Вот только Софья задержалась. Явно желая что-то сказать.

— Я тебя слушаю. Только… покороче, если можно.

— Понимаю, ярл Хальфдан, — попыталась изобразить скромность девушка. — Ты говорил, что ценишь нашу с Еленой помощь…

— И от своих слов не отказываюсь. Если что нужно — помогу в меру своих сил. Если не незамедлительно, то несколько позже. Так что я слушаю тебя со всем внимание.

Скромничать жрица лады не собиралась, но медлила, подбирая слова. Пришлось поторопить.

— Не пытайся подбирать обтекаемые фразы. Тут не двор базилевса.

— Да, здесь того двора нет, — согласилась Софья. — Но моя просьба его касается. Ты же помнишь походы Святослава Великого в Болгарию? Моя семья была среди тех, кто помогали этому. Не из-за денег или чего иного, нет. Мы из рода жрецов, который помнил богов, свергнутых ромеями. И с приходом Святослава появлялась возможность восстановить порушенные храмы. Но… не сложилось. Великий полководец был повержен, предательство нашло его и смертельно ужалило клинками жалкого печенежского хана.

— А потом было время ромеев…

— Да, — лицо девушки исказилось в гримасе ненависти. — И те, кто вырезали весь наш род, должны заплатить. Кровью, жизнью и душами своими. Мы, последние из семьи, поклялись в этом над остывающими телами близких. Такая клятва не имеет срока, она вечна, может переходить от родителей к детям…

— Я чту право мести. Но… кто?

— Несколько видных придворных и военачальников при особе Василия II. Самим нам никак не получилось до них добраться. Пришлось бежать сюда, на Русь. Стали жрицами Лады. С тех пор живем надеждами на то, что удастся… выполнить обещанное перед родом и богами.

Да уж, дела. Вот и Змейка, слушавшая чуть ли не с раскрытым ртом, хмурится. Понимает моя валькирия, что это не абы что, а действительно масштабное дело, близкое к государственному уровню. Ну а я понимаю, что выбора у меня особого и нет, к тому же не хочется его делать. Месть… святое дело, особенно за семью. Вот только помощь, которую я по возможности окажу, будет несколько необычная

— От слова не отказываюсь, — протянул я, замечая, как загораются предвкушающим огнем глаза Софьи. — Но месть, как говорили мудрецы, лучше всего вкушать охлажденной. Да и не поможет тебе простой ярл… А вот забравшийся на киевский престол — вполне. Слово.

— Умный ты…

— На том и стою. Без ума хорошо простым хирдманом быть, не более. Ну так что, будешь с Еленой вместе, помогая мне, приближать время уже вашей мести?

— Сам знаешь, что буду, — сверкнула глазами девушка. — Ты, Хальфдан Мрачный, предлагаешь больше, чем другие, к кому мы в разное время пытались обратиться. А отсрочка наших стремлений… Ждали немало лет, подождем еще. Наши враги еще не стары, помереть своей смертью не должны.

— Ну а сестра?

— Куда я, туда и она. И наоборот. Можешь располагать нашими знаниями, возможностями… всем. Мы принимаем твою помощь, ярл Хальфдан Мрачный. Клятва волосами Лады и ее взглядом, пробуждающим любовь.

Произнеся это Софья неглубоко поклонилась. После чего направилась далее по коридору. Оставив меня наедине со Змейкой. И что тут можно было сказать. Я приобрел многое, но и взяты на себя обязательства были серьезными. Однако… игра стоила свеч, сомневаться не приходилось. Да и радость на лице Роксаны напоминала, что эти две хитрые и опытные с делах шпионских жрицы лишними точно не окажутся.

А сейчас… К себе, в личные покои. Отдохнуть обдумать узнанное от пленника, после чего скорректировать планы на ближайшие пару месяцев. Ведь именно по их истечении и завертится безумная круговерть. Та самая. В которой нам нужно не просто уцелеть. Но и оседлать гребень огромной волны. Она и только она способна забросить ярла на престол далеко не самой обычной страны. Руси…

Интерлюдия

Киев, дворец великого князя


В кругу приближенных Владимира Святославовича уже второй день царило радостное оживление. А причиной тому было то самое посольство, прибывшее из Византии. Не простое, а можно сказать вполне себе золотое. Договор о союзе, торговом и военном, а еще… Предложение базилевса Василия II породниться с сыном Святослава Великого Владимиром. В жены ему была предложена единоутробная сестра Василия, именем Анна.

Естественно, об этом говорили не только среди варяжской знати, но и выкрикивали на городских площадях, чтобы всем стало известно. Все и услышали. Многим это очень даже понравилось, но часть выслушала весть с изрядной долей осторожности. Многие помнили войны с ромеями и не спешили доверять подобному их… дружелюбию. Но в целом, следовало признать, договор о союзе в Киеве восприняли хорошо. Равно как и возможность, что у великого князя киевского появится новая жена… вдобавок к имеющимся.

Ну а в самом дворце, в узком кругу, продолжалась уже настоящая, не публичная политика. В небольшой зале, изолированной от любых посторонних глаз, договаривались те, от кого, собственно, все и зависело.

Владимир Святославович восседал в роскошном, украшенном золотом и обитом шелком кресле, лениво, с итинно царским превосходством взирая на присутствующих. По бокам сидели советники, Добрыня и Путята. Ну а сзади, по своему обычаю закутавшись в плащ, стоял глава Тайной Стражи Доброга, за последнее время полностью вернувший устойчивость своему положению. А пот Фома, его заместитель, находился в немилости из-за пусть не доказанных, но все же подозрений.

Посланники же базилевса… Тут их было всего двое, даже постоянному послу в Киеве, Никифору Фракийцу, места не нашлось. Только магистр Георгий Лигирос и рука константинопольского патриарха, епископ Михаил.

Вино, закуски… Они присутствовали в изобилии. Но собравшиеся не обращали на шедевры виноделов и поваров почти никакого внимания. Разве что промочить пересохшее от разговора горло за заесть слишком сладкий или же терпкий вкус напитка. Дела обсуждались важные. Вот магистр Лигирос, прищурившись, с почтением в голосе и холодным расчетом в душе говорил великому князю:

— Обряд венчания с принцессой Анной может быть проведен хоть тут, хоть в одном из наших городов, это не имеет для нас большого значения. Но по нашим законам она может стать супругой только единоверца. Поэтому…

— Даже правители могучих стран вынуждены учитывать настроения подвластных земель, — улыбался Добрыня, сверля глазами ромея. — Принятие моим князем христианства ДО вступления всупружеский союз может вызвать нежелательные последствия. Нужны ли они нашим странам? Особенно, когда мы нуждаемся друг в друге для решения своих проблем.

— Позиция патриархата однозначна, — проскрипел епископ, пылая религиозным рвением и изо всех сил стремясь удерживать почтение в голосе при разговоре с этими… язычниками. — Без принятия вами, великий князь истинной веры мы можем лишь объявить о помолвке, не больше. Но…

Понимая, что важные для империи переговоры при таком ходе могут замедлиться, а то и вовсе остановиться, Лигирос решился пустить в ход заранее согласованную с императором заготовку.

— Мой повелитель, да продлит господь его дни и даст несокрушимое здоровье, предлагает устраивающий всех путь. Вы, великий князь, можете, собрав армию, двинуться к месту встречи с союзным теперь войском Василия II. И уже там совершится обряд вашего крещения, а затем и женитьбы на принцессе. Так вы можете избежать возможных проблем здесь, в вашей столице. Вернувшись же победителем… Победы всегда оправдывают любые решения коронованных особ.

Путята лишь важно покивал, не особенно вникая в суть хитросплетений ромея. Зато Добрыня, наклонившись к племяннику, прошептал тому на ухо:

— Это хороший выход из положения, в котором все мы оказались. Соглашайся в целом, а по отдельным частям мы поторгуемся. Без порток уйдут, ты меня знаешь.

— Но полная тайна…

— Само собой, племянник. Для все мы просто выступаем с войском в поход на… Туда, куда договоримся. А уж потом будет видно, как лучше уничтожить возомнивших о себе князей. Ну же, давай!

Получив поддержку от того человека, которого он всегда считал единственным по сути для себя наставником, Владимир поднялся, принял внушительную позу и заявил:

— Будь посему. Ты, Лигирос, можешь отписать моему будущему родичу, что я согласен с его предложением. И пускай он подумает, где лучше для нас обоих соединить войска. Против врагов как внешних, так и внутренних. Ну и принцесса… мыслю я, что ей приятнее выйти замуж за меня не в чистом поле, а в стенах большого города.

— Я передам ваши слова императору, великий князь, — встав сам и незаметным жестом приказав сделать это епископу, магистр склонился в глубоком, длительном поклоне. — Вы желаете передать ему что-либо еще?

— Нет, — не слишком уверенно вымолвил Владимир, покосившись на Добрыню. — Точно нет. Но завтра я снова жду вас для беседы по торговому договору и некоторым другим вопросам. А пока… разрешаю удалиться.

Проводив взглядом неспешно удалившихся послов и немного выждав, Добрыня процедил:

— Хотят у нас на закорках в свой рай въехать! Ты, Владимир Святославович, с ними всегда ухо востро держи, они многих облапошивали. А ты, Доброга, хватит за спинами нашими стоять. Лучше видеть тебя, а не чувствовать присутствие.

Не проронив ни слова, глава Тайно Стражи подошел к креслу, ранее занимаемому Лигиросом и, выждав пару мгновений, уселся. Улыбнулся уголком рта, от чего у Владимира почему-то испортилось настроение. Однако, не обращая внимание на повадки своего тайного цепного зверя, великий князь примостил свой зад в столь уютном кресле-троне и задал вопрос:

— Что твои прознатчики скажут?

— С посольством что-то случилось по дороге сюда, — охотно вывалился Доброга на собравшихся добытые сведения. — Они скрывают это от нас, но неприятности только у них, как мне кажется. Потому Георгий Лигирос собирается писать про тот неведомый нам случай базилевсу.

— Ну а твои догадки? — решил уточнить Добрыня. — Ты человек опытный, может предположить то, что с большой долей уверенности будет истиной.

— Я не кудесник… Могу только предположить, что или у них украли что-то важное, или же произошел внутренний спор с неприятным итогом. Из-за мелочей письмо базилевсу писать не станут. Но и посол и епископ не выглядят очень обеспокоенными. Тогда. Когда думают, что посторонних глаз нет рядом, и не особо таятся. Значит… Думайте дальше сами, я не настолько посвящен в ваши дела.

Другой бы не уловил, но не Добрыня. Прожженный интриган понимал, что сейчас Доброга, оскорбленный попыткой понизить его влияние, не будет прогрызать норы в неподатливой породе. Да, сейчас Добрыня немного, но сожалел о своей попытке сместить главу Тайной Стражи. И ладно бы о ней никто не догадался, так ведь нет. Во время того, как Доброга начал обвинять Фому в содействии побегу Роксаны, много чего всплыло. Тот, отбиваясь от серьезных обвинений, выложил все, в том числе и о планах великого князя и его дядюшки по будущей смене Доброги на него самого.

Сам отбился от наказания, но вот положение его… Было очевидно, что Доброга скоро сожрет своего помощника, подставит под серьезные проблемы. Оно было понятно, никто не захочет терпеть возле себя такого вот…желающего занять твое место.

Но ссориться сейчас с главой «тайных» Добрыня не собирался. Этот был хотя бы верен и не замешан в смутных делах. Поэтому пришлось вежливо улыбнуться и еще более вежливо попросить не играть словами. а приложить все силы. По причине большой важности вопроса.

— Я действительно не знаю. ПОКА не знаю, — уточнил Доброга. — Время у нас есть, я постараюсь. А ты, Добрыня, начинай сводить в Киев наемников. Пора.

Задумавшись над этим предложением, дядюшка великого князя был вынужден согласиться. Действительно, время пришло. Помимо двух тысяч йомсвикингов, он и по другим продающим свои клинки прошелся. Где с помощью своих людей, где используя связи Путяты.

Итогом было от тысячи до полутора опытных бойцов, готовых не просто воевать за хорошие деньги, но не задавать никаких вопросов. И не болтливых. А состав… Кого там только не было: печенеги, поляки, волжские булгары. С бору по сосенке, вот и все дела. Можно было нанять и больше, но подобное поневоле вызвало бы тревогу у всех мало-мальски умных людей. А тысяча-полторы — тот самый «коридор», который не вызовет шума. Командирам наймитов нужен был только знак, чтобы выдвинуться к Киеву и встать под знамена Владимира Святославовича. И Добрыня собирался его дать.

* * *
Чуть позже, посольство Византии в Киеве.


— Итак, мы сумели договориться с великим князем! И выполнили порученное нам императором, — Георгий Лигирос расхаживал по комнате, находясь в возбужденном состоянии и одновременно приподнятом от осознания успеха. — Но можем ли остановиться на малом, если есть возможность получить большее?

Магистра слушали внимательно, не упуская ни единого слова. Собравшиеся в этом помещении ромеи были людьми искушенными в придворных интригах. Ведь именно от них зачастую зависело не только положение при дворе и богатство, но и сама жизнь. Неудачники долго не держались, их съедали более искушенные в грузнее всех против всех хищники. Поэтому само предложение Георгия Лигироса отторжения не вызывало.

Но интересы могли быть совершенно разные. Например, не помочь посланнику императора выполнить поручение, а помешать. Незаметно, чтобы не открылось участие. Тихая война придворных между собой, она длилась не первое столетие. Победить в ней было в принципе невозможно, реально лишь отсрочить поражение. Этим там и занимались

Впрочем, магистр Георгий Лигирос не опасался подвохов со стороны прибывшего вместе с ним епископа Михаила. Цель у них была общая, а споры могли возникнуть лишь в мелочах. Другое дело — двое остальных, тут присутствующих. Постоянный посол императора Василия II в Киеве Никифор Фракиец и его тень Константин Старгирос могли иметь и наверняка имели свои собственные интересы. Но обойтись без них было нельзя — они лучше всех прочих знали насчет происходящего здесь. Как сейчас, так и в прошлом. Без их советов… ничего не получилось бы. Это знали все — и они, и Геогрий с епископом Михаилом.

— Больше не значит лучше, — проскрипел в ответ на слова магистра Константин Старгирос. Он вообще был очень осторожным, отказывающимся почти от любых рискованных действий. — Здесь в последнее время стало очень тяжело действовать.

— Тайная Стража во главе с Доброгой? Понимаю… он сразу показался знающим человеком. Но я не предлагаю ничего, что шло бы во вред великому князю и его окружению.

— Я не про этих, магистр, — покривился Старгирос. — С «тайными», как их тут называют, у нас хорошие отношения. Есть другие, из числа людей независимых от Владимира князей. «Вольные ярлы», как называет их тот, кто стоял и за нападением на прошлое посольство и, я уверен, за попыткой убийства Никифора.

— Рана от стрелы до сих пор болит, — пожаловался упомянутый, потирая место шрама рукой и болезненно морщась. — Хорошо еще. что среди русичей очень знающие лекари. Не хуже тех, что у нас в Константинополе, а кое в чем и получше будут.

Лигирос остановился прямо посредине комнаты, неопределенно взмахнул рукой, но тут же метнулся поближе к остальным. Его не интересовала рана Фракийца, не особо волновало и лекарское искусство местных. А вот насчет противостоящей силы стоило узнать подробнее.

— И кто среди этих «вольных ярлов»?

— А все те же, которых больше всего опасается Владимир Святославович со своими советниками. Ратмир Карнаухий, который частью в Киеве, частью в Пскове обитает. Стоял во главе многих набегов на разные земли. Удачлив, властен, стремится стать большим, чем есть сейчас. Сильное войско, более полутысячи. Вроде шесть сотен, но…

— Это неважно Дальше!

— О нем пока все. Теперь Снорри Вещий. Очень уверенно себя чувствует в Чернигове и поблизости. Четыре с половиной сотни воинов, нобогатство побольше. чем у остальных. Жрец одного из местных божков, поэтому в случае опасности усилится за счет храмовых воинов. Во главе набегов встает редко, но очень ценится как советчик. Умеет разговаривать с людьми и убеждать их делать то. что выгодно лично ему.

Тут Константин Старгирос взял паузу, дабы промочить пересохшее горло глотком вина. Не того, что хранилось в посольстве, а их числа того, что было привезено магистром в подарок. Одно из его любимых сортов но очень уж редкое и дорогое даже для него, занимающего второе по значимости место в посольстве.

— А ты все про всех знаешь, — хмыкнул Георгий, присаживаясь и плеснув в один из пустых кубков того же вина. — Не зря тут сидишь, непременно сообщу императору.

— Я буду вам признателен, магистр, — расплылся в улыбке Старгирос, только глаза его оставались такими же холодными и пустыми, как раньше. — Но я рассказал не о всех, о ком надо знать. Ставр Осторожный… Он в Новгороде и чувствует себя там как дома. Связь с жрецом Богумилом Соловьем. На равных правах, они помогают друг другу, но у каждого свои интересы. Прозвище ему подходит — не труслив, но осторожен. Ценит жизнь каждого из своих воинов, за что ценят и его. Предпочитает заведомо слабого противника, поэтому тщательно выбирает из всех вариантов набега наиболее для себя безопасный. Но, будучи в опасном положении, способен проявить чудеса героизма.

— Войско?

— Ровно пять сотен, — мгновенно ответил магистру Константин. — Больше он его не увеличивает. Похоже, счел такой размер наилучшим для себя. Это трое из самых влиятельных, но… Есть еще один, которого все все знаете или слышали. Самый непредсказуемый, а потому опасный. К тому же сейчас он полностью владеет городом Переяславлем — самым близким к столице из больших городов.

— Хальфдан Мрачный. Отродье сатаны, — побагровел епископ от переполнявшей его злобы. — Да, мы все его знаем. И всё! Или случилось еще что-то?

Никифор ненадолго замолчал бросив вопрошающий взгляд в сторону магистра. — все же он был его как бы начальником, а не ЕГО Преосвященство Михаил.

— Как по прочим, Константин, — кивнул Лигирос, давая тому добро на ответ. — Но без мелочей, они лишние.

— Как прикажете, магистр, — склонил голову Константин, после чего посмотрел на епископа и продолжил. — Вы, Ваше Преосвященство, многое знаете, поэтому… Ярл Хальфдан Мрачный, владеет Переяславлем. Находящиеся та другие «вольные ярлы» больше не вольные. Они целиком ему подчинены. Собственное войско более семисот, но к этому теперь необходимо прибавить его вассалов.

— Сколько? — мгновенно вскинулся Лигирос, почуяв, что это уже действительно серьезно.

— Что-то около полутысячи по последним подсчетам. Может больше, тут все очень туманно. К тому же в Переяславле находится сбежавшая жена великого князя, Рогнеда. Она тоже… точка, к которой притягиваются недовольные. Не удивлюсь, если Хальфдан на ней женится.

— Он уже…

— У этих идолопоклонников разрешено многоженство, хотя и необычное, Ваше Преосвященство. Требуется согласие первой жены… или жен. Это не мусульмане, здесь другие нравы. Женщины здесь и среди воинов встречаются. Роксана Змейка, жена Хальфдана, как раз из таких.

Епископ вновь покривился. Не любил он, когда в его четкую, однозначную картину мира пытались внести полутона, оттенки красок. Для него была единственно истинная вера и ее носители, а еще остальные… По умолчанию варвары и дикари, которых надо или уничтожать, или тянуть к свету. Неважно каким образом: добровольным, насильным… Господь прощает своим верным рабам любы прегрешения, если они во славу учения его! Огнем и мечом, крестом и псалмом… Только так свет веры воссияет от Константинополя до самых отдаленных уголков этого мира.

— Подобный союз будет опасным, — врезал кулаком по столу Георгий Лигирос. Он со своим многолетним опытом, в том числе и военным, чувствовал перспективы подобного. — Расторгнуть супружеский союз здесь можно, Константин?

— Любой жрец… Достаточно присутствия лишь одного из супругов и весомого повода. Измена, побои, недостойное поведение перед богами и людьми.

— И?

— Все из перечисленного, магистр. Князь Владимир был в сложных отношениях со своей женой. А сейчас… когда она вне его власти, это оборачивается уже против него самого.

— К этому мы еще вернемся. А пока продолжай про Хальфдана.

— Как изволите, магистр. Он единственный из «вольных», кто открыто противостоит великому князю. Два раза его воины устраивали сражения с людьми великого князя: случай с посольством и при попытке Владимира вернуть беглую жену. И власть над городом ставит его на более высокую ступень среди прочих. Ничего удивительного, что он месяц от месяца становится более весомой фигурой в партии, которую все мы разыгрываем. Я еще не упоминаю про его качества властителя, которые он проявляет. Хальфдан Мрачный опасен, его нужно устранять. Но деньги его не интересуют, быть под чьей-либо властью он тоже не желает. Делайте свои выводы. Магистр, Ваше Преосвященство…

Слушая этот краткий, но четкий пересказ сведений об интересующем их человеке, гости из Константинополя явно не радовались, скорее уж наоборот. Кое-что они знали и раньше, но и новые сведения не внушали приятных мыслей.

— Что же, если человека нельзя купить, — усмехнулся Георгий. — Значит, его следует убить.

— Идолопоклонник. Препятствующий распространению истинной веры, должен быть мертв, а его душа пусть отправляется в адское пламя, — сверкнул глазами епископ. — Любому, что отправит его душу в ад, не только во грех не будет, но и благословение от меня и… самого патриарха.

Фракиец лишь радостно скалился, безмолвно шевеля губами, и загибая пальцы на правой руке. Думал, как и кого лучше всего привлечь к этому начинанию. А вот Старгирос подобному не сильно обрадовался. Мрачно уставился на плещущееся в кубке вино, вздыхал… наконец, решившись, залпом допил его, со звоном поставил опустевший кубок на стол и заговорил.

— Магистр, Ваше Преосвященство… Вы недооцениваете опасность сложившегося положения. Я просто не могу не сказать об этом простите мою горячность.

Епископ сверлил того взглядом, отчего Константин чувствовал себя… довольно неуютно. А вот Георгий Лигирос готов был сначала выслушать опасения низшего по положению, а только лишь потом, в случае необходимости, проявлять свой гнев. Повелевающим жестом дав разрешение продолжить, магистр приготовился слушать.

К нему уже пытались подобраться. Не раз… Сильные отряды? Ускользает, а решившийся на это мелкий князек потерял все, включая свою жизнь. Пусть это был не его враг, а рука врага… Результат все равно был печален. Затем в ход пошли более сложные способы. С большим трудом нашли готового предать. И что? Предателя уничтожили, равно как и тех, кого он привел. Но про эту попытку узнали лишь то, что Хальфдан сам захотел открыть. Предатель стал жертвой «коварных наймитов-христиан», желающих повредить заступнику истинных богов. Так теперь говорят многие.

— И к чему нам слушать рассказ о старых неудачах людей великого князя?

— Обычные способы с ним не получатся, он словно заранее знает, что могут сделать его враги. Ну и заранее принимает меры по защите или вообще предотвращению покушений на свою жизнь, — Старгирос перевел дух и вновь заговорил. — Его не стоит пытаться убить одного. Слишком велик риск неудачи и того, что попытка обернется против нас. Можно лишь уничтожить и его, и всех, кто рядом. Пусть это сделает Владимир Святославович с нашей посильной помощью.

Магистр ненадолго впал в раздумья. С одной стороны. сказанное Константином Стагиросом было разумным. Да и попытки убить этого мешающего их планам Хальфдана оканчивались… печально. С другой же… Да кто он такой? Обычный князек, каких империя легко и просто втаптывала в грязь. К тому же не той величины персона, чтобы с ней разговаривать. И та история с посольством… Нанесенное базилевсу оскорбление должно было быть смыто кровью оскорбившего. Василию II это наверняка понравится, а принесший эту весть без награды не уйдет. Поэтому…

— Ты преувеличиваешь опасность, Константин.

— Я ее смягчаю, магистр, — вопреки ожиданиям, Старгирос продолжал настаивать на своем. Словно бы и не подозревал, что терпение главы присланного базилевсом посольства уже на исходе. — Прощу простить недостойного за дерзкие слова, но… Люди из числа захваченных при нападении на посольство наверняка все еще у него. У Хальфдана. И этот, Коллоподий, он тоже будет использован этим ярлом. Причем как именно мне понять не удается. Но что будет — я уверен. И очень болезненно для наших здесь интересов. Хвала господу нашему, коли покушение удастся. А если нет?

Старгирос хотел было продолжить. Объяснить, что в таком случае ярл с говорящим прозвищем Мрачный быстро вычислит тех, кто стоял за покушением и… Ответ будет каким угодно, но точно не незаметным. Вот тоько достаточно было взглянуть за пышущего гневом епископа и сильно раздраженного магистра. ИМ сейчас не хотелось выслушивать опасную правду. Порой ведь так приятно тешить себя иллюзиями.

Именно поэтому он пробормотал обычные в таких случаях самоуничижающие слова и решил больше не лезть со своим мнением. Пока не лезть. Ну а если эти «высокие гости из столицы» желают разбить себе голову, то он предостерегать их не станет. В конце концов, это не его голова. А вот свою стоило поберечь как от начальственного гнева, так и от возможных последствий. А то и суметь получить с чужой непредусмотрительности немного выгоды для себя и только для себя.

Меж тем магистр и епископ уже вовсю спорили относительно того, как именно лучше всего подобраться к Хальфдану Мрачному. Сначала между собой, а потом задействовали и Никифора Фракийца. Тот, само собой, хотел отомстить за свое ранение.

Константин, опустив глаза вниз, чтобы чего не заметили, в уме уже перебирал возможные действия — как их, так и свои. И лучшим было уже сейчас начинать готовить письмо в Константинополь. Прямого выхода на базилевса у него не было, но некоторое количество солидов могло открыть любые двери. А подвернувшийся случай стоил того, чтобы им воспользоваться. А золото… Риск стоил того.

И еще надо было отстраниться от замыслов, которые сейчас тут подготавливались. Показательно отстраниться, но вместе с тем так. чтобы без последствий. И выход был только один — болезнь. Серьезная, чтобы не вызывала ни у кого подозрений. И вот тут на ум пришли как раз те самые славянские лекари, о которых он недавно упоминал магистру с епископом. Они действительно могли помочь одновременно выглядеть в глазах всех сильно больным, а в то же время не подвергать свое здоровье сколь-либо серьезной опасности.

Бросая редкие, но пристальные взгляды на поглощенную обсуждением планов покушения троицу, Константин Старгирос не мог не злорадствовать. Он вообще был очень горд и очень трепетно относился к тому, когда его здравые мысли отбрасывались в сторону, как ненужный мусор. Как сейчас… Поэтому в голове его промелькнула мысль: «Посмотрим, кто будет радоваться через пару месяцев… И кто вообще останется жив, чтобы иметь возможность испытывать хоть какие-то чувства».

Глава 9

Март (бересень), 987 год. Переяславль


Вот и весна пришла. Наконец-то тает снег, отступают холода. Хорошо! Никогда не любил зиму. Которая словно вымораживает тебя изнутри Особенно здесь, в этом времени. Лишенном многих комфортных вещей, что могли скрашивать это унылое время года.

Впрочем, у ранней весны здесь есть один очень серьезный недостаток. Дороги. Точнее, их слабая проходимость. Грязь, в которую они превратились из-за растаявшего снега, никак не способствовала быстрому перемещению, поневоле заставляя передвигаться на дальние расстояния лишь при большой необходимости. Да и внутри городов тоже… не все было гладко.

Именно в это время приходила в голову мысль о благоустройстве дорог. Каменные мостовые, а может и еще что-то более продвинутое. Но… напрягаться и рвать жилы по такому второстепенному поводу? Нет уж, держите карман шире! Мне сейчас других хлопот хватало. И развлечений тоже!

Да-да, именно развлечений, я не ошибся. Ведь политические игрища, если к ним относиться соответствующим образом, способны поднять настроение до очень высокой отметки. А уж если совмещать их с светскими раутами, так тем более.

Вообще, званые пиры для отдельных персон и просто широкого круга приглашенных — идеальное прикрытие для любых переговоров. Тем более, когда прикрышка для пиров непрошибаемая. Дескать, гостящая в Переяславле великая княгиня Рогнеда Рогволдовна желает ощущать себя в центре внимания. Ну и заодно приглашать тех, кого давно не видела. И кто осудит желающих выразить почтение столь значимой персоне? Правильно. Никто. Даже нашим врагам все понятно. Но вот сделать они в этом направлении не могут ровным счетом ничего.

Зато до чего же хорошо эти пиры и тому подобная «радость светской жизни» повлияла на саму княгиню! Диво дивное, право слово. Вроде бы подобных впечатлений по жизни у нее и в Киеве хватало. Не выдержав приступов любопытства, спросил насчет этого у Змейки. Ну и получил исчерпывающий ответ:

— Хальфдан, родненький, тебе голову не напекло? Солнышко вроде слабое, весеннее, не должно так сильно светить. Она же там не могла делать что хочет, разговаривать с кем захочет. И уж тем более приглашать интересных ей людей, чувствовать себя «хозяйкой пира». Хорошо, — поправилась она, уловив мой ироничный взгляд. — Одной из, но и это раньше было недоступно.

— И ей достаточно будет вот такой вот жизни, такого ограниченного влияния? — спросил я тогда. — Сама понимаешь, Рокси, это важный вопрос для всех нас.

Женщина женщину всегда лучше понимает. Особенно если она умна, как Змейка. Вот и получил я ответ довольно быстро, всего спустя минуту.

— Ей хватит. Особенно если ты будешь допускать ее к некоторым важным делам. На свой выбор, но чтобы она чувствовала свою значимость. Ну и помогал ее сыну. Она мать, а он — самый близкий ей человек. И пусть я не вижу в нем ничего особенного, но и ему можно найти место. Со временем. Тогда у тебя не должно быть с ней никаких сложностей. А про пользу… думаю, ты и сам все понимаешь, Хальфдан.

Что верно, то верно. Мне оставалось лишь прислушать к мнению Змейки. Уверен, что жалеть об этом не придется.

Ну а гости… Им в Переяславле оказывался самый радушный прием. А заодно производилась аккуратная такая психологическая обработка. Она касалась всех, путь и выглядела по разному. Для один — обычное радушие со стороны княгини и всех нас. Это касалось тех, кто был подчеркнуто нейтрален или же явно склонялся к поддержке нынешней власти. Другим, колеблющимся, доставалось больше внимания. Отдельные беседы, попытки повлиять на дальнейший выбор… Про союзников и говорить нечего — эти приезжали с целью прояснить уже имеющиеся договоренности и уточнить дальнейшие действия.

Кстати, последние две категории ожидал интересный для них сюрприз — разговор с нашим новым пленником. Тем самым, говорящим многого, охотно и во всех подробностях. Но главное было не в том, что он говорил, а кем он являлся. Не в психологическом, а в самом что ни на есть физическом смысле слова. Точнее сказать. в его физическом отличии от нормального человека.

Честно признаться, многие их нашей варяжской братии впервые сталкивались с таким вот… явлением вплотную. И уж тем паче не задумывались о том, что оно из себя представляет. Вот и проводился этакий «ликбез» в выгодных для нас тонах. Благо сделать это было просто, а многие из гостей были людьми к подобным гадостям впечатлительными.

Чего стоил один визит Ратмира Карнаухого, замаскированный, как водится, под его желание выразить почтение княгине Рогнеде. Сначала он с искренним интересом ознакомился со сведениями, которые удалось выжать из Коллоподия и которые можно было показывать посторонним. Ну а потом пришло время идеологической обработки. Спусковым крючком же стал вопрос ярла:

— Хальфдан, а чем же этот ромей такой особенный, по твоему разумению?

— Да тем, друг мой Ратмир, что он — это один из ликов того, что пытается принести к нам на Русь Владимир со своими советниками. Паршивый лик… Хотя не столько лик, сколько другая часть тела. Мстиша!

— Да, ярл…

— А покажи-ка нашему гостя особенность присутствующего пленника.

Помощник Гуннара лишь пожал плечами и без малейших эмоций выполнил требуемое. Проще говоря, подошел к пленнику, за ради такого случая вновь прикованного, и сдернул с того портки, наглядно демонстрируя отличие.

— Вот, смотри… Евнух, он же кастрат. То есть бывший мужчиной, но переставший им быть, — без тени эмоций в голосе разъяснял я Карнаухому увиденное тем. — Вот этого конкретного человека кастрировали еще когда он отроком был Тогда человек, подвергнутый подобному непотребству, становится наиболее смирным, покорным, податливым для влияния. Ну и… особо привлекательным для тех «мужчин», кто делить ложе с мальчиками любит. Сам знаешь, среди ромеев, да и среди того, первого рима это очень распространено.

— Мерзость!

— Согласен. Но одно дело, когда эта мерзость находится «где-то там», а совсем другое, когда ее на наши земли хотят притащить.

— Ты о чем, Мрачный?

— О том о самом, Карнаухий, — нехорошо усмехнулся я, подходя к гостю почти вплотную. — Ты у нас человек умный, тебе лишних слов говорить не надо. А вот другим…

Карнаухий посмотрел на меня, потом на бесштанного ромея-кастрата. Поморщился… Понимая, что видок действительно не радующий, я приказал Мстише восстановить статус-кво, то есть освободить ромею руки. Пусть сам портки оденет. Опасности от него нет, с собой кончать он тем паче не собирается. Характер не тот…

— Я тебе зачем это чудо без порток показывал, Ратмир. Чтобы ты знал, что вот таких вот существ среди ромеев много. А значит есть серьезные опасения, что и тут будут подобных же творить. Из детей тех, кто примет нового бога. Как ты видишь, его слуги ничуть не против подобного издевательства. Да, коллоподий? Ответь нам, сколько тебе подобных при дворе базилевса. Половина или все же треть?

— Скорее треть, господин, — пискнул подтягивающий спадающие портки евнух. — И да, святая наша матерь-церковь считает нас нужными… И важными!

Подобный писк Коллоподия заставил лицо Карнаухого аж перекоситься от омерзения. Ну а последовавшие слова лишь подтвердили первое впечатление:

— Калека, считающий свое уродство естественным и нормальным. У нас, если бы кто из жрецов заикнулся о таком, его бы утопили в болоте. Привязав к ногам камень потяжелее. Признаюсь тебе. Хальфдан, мне захотелось его убить.

— За что?

— Ни за что… из жалости. Он ведь не ненавидит сделавших с ним это. Просто в голову не берет такое. О Перун, да убей же ты молнией тех, кто не только придумал творить такое, но и выдавать за естественную часть мира! Уйдем отсюда. смотреть на ЭТО без веской причины сил моих нет.

Тут возразить было нечего. Все нужное Ратмир уже увидел, так что раздражать его неприятной атмосферой больше не стоило. Он получил свою порцию отравы. Той самой, которая в нашей ситуации лишь во благо. Не нам, а другим, еще не осознающим… не успевшим осознать.

Захлопнулась тяжелая дверь, отсекая нас от клети с находящимся внутри Коллоподием. И сразу же Ратмир облегченно выдохнул, словно мгновенно избавившись от тяжелого впечатления. Хорошо. Но я не мог позволить ему полностью расслабиться.

— Понимаешь, чего я хочу от тебя?

— Да. Наверно, да, — тут же поправился ярл. — Для наших общих целей тебе достаточно было просто дать допросные листы, их часть. Ну и, быть может, покзаать мне этого твоего Коллоподия. Но ты пошел дальше, показав еще и ту мерзость… А ты ничего не делаешь просто так, Мрачный.

— Не делаю. К тому же не ты первый, кому я показываю ромея-евнуха без порток. Да и далеко не последний. Это надо увидеть, после чего услышать слова про обыденность подобного в той же Византии, в иных местах… Хотя там несколько по иному, но не в том суть.

— Продолжай, Мрачный.

— Так я и не думал замолкать, — усмехнулся я. — Расскажи своим знакомым об увиденном и услышанном. Не о кознях ромеев, не о предательстве нашей веры Владимиром и его сворой. О нет! Это другое. более незримое. Доступное не каждому. Зато человек без яиц, лишенный их по сути в раннем отрочестве. Не исключение, а традиция, чтоб ее. Та самая, которую те самые ромеи, с которыми союз наш «великий князек» заключил, могут сюда притащить. И кто станет целью для подобных опытов? Наши дети, Ратмир. Вот ЭТО проймет многих. Согласен?

Крыть тут было нечем. Евнухи, это воистину позорное явление при дворе византийских императоров, сейчас становилось весомым козырем в той игре, что я вел против их империи. Если все получится и этот черный пиар пойдет в массы… От такого Владимиру со товарищи не отмыться. Никак!

* * *
Чем чудовищнее ложь тем легче в нее верят. Именно так говорили признанные специалисты по пропаганде во времена, близкие к моим. Ну а я не особенно то и врал, если честно. Всего лишь выдвигал вполне вероятную гипотезу, базирующуюся на фактах.

Евнухи у ромеев есть? Да. Явление широко распространенное? Несомненно. Церковью не порицается? Да вы шутите, конечно же нет! Вероятность переноса на росские земли существует? Несомненно.

Ну а мое как бы «знание будущего». Помилуйте. Господа и прочие товарищи, оно здесь точно ни при чем. Это УЖЕ другая временная альтернатива, история успела пойти по другому пути. Пусть пока не фундаментально, но некоторые случившиеся при моем участии события однозначно сместили русло реки времени. Направляя е в иную сторону. ТЕПЕРЬ тут может случиться что угодно.

В привычной мне истории евнухи в восточную ветвь христианской религии не перешли. Зато перешли в западную, европейскую. Помните знаменитых певцов-кастратов Ватикана и вообще Италии? Вот и я помню. Следовательно… Никак меня не устраивает ситуация, когда есть даже гипотетическая возможность, что славянским паренькам станут резать яйца во усладу слуха и, вероятно, еще кое-чего всяких извращенных уродов.

Так что совесть меня точно мучить не станет. Гарантия! Ну а применение черного пиара — штука вечная, что бы там ни говорили в моем родном времени соблюдатели разных «прав человека» и толерантности. Все равно я этими болячками сроду не болел.

Вот так и работал с «человеческим материалом», убеждая с помощью наглядного пособия прибывающих в Переяславль гостей. Одни реагировали сильнее, другие слабее, но равнодушным никому не удалось уйти. Подобным я зарабатывал себе дополнительное влияние. Повышал авторитет в глазах многих. А другие. Соответственно, многое теряли.

Ближний же круг… Они обо всем знали, поддерживали. Только вот гуннар Бешеный как-то раз счел нужным напомнить, заявившись к нам со Змейкой в личные покои. Обрушился на лавку, выдохнул, немного расслабляясь от круговерти хлопот, после чего изрек:

— Ты, брат, усадил и Владимира, и ромеев голой жопою да на растревоженный муравейник. Слухи о евнухах, их особенностях и поганых ромейских обычаях поползли по всем городам. Особенно хорошо, что вскоре после союзного договора с Византией, о коем люди великого князя на всех площадях орали.

— Это же замечательно! — радостно взвизгнула от избытка чувств Роксана, валяющаяся на ложе и лениво листающая что-то из комедий Аристофана. Греческий она знала так себе, но все же достаточно, чтобы медленно продираться сквозь текст. Да и чтиво легкое, развлекательное по нынешнему времени. Выбор, увы небольшой. — Пусть повертятся, как раки в кипящем котелке. Тут еще и затея с рабами…

Тут Роксана правильно заметила. Богумил Соловей выполнил договоренность. Да и прочие союзные нам жрецы постарались. Среди определенных групп невольников расползался слух по затею ярла Хальфдана Мрачного. Ту самую, позволяющую рабам, им купленным, выкупаться в рассрочку, если их сочтут полезными в будущем. Кого в делах воинских, кого в мастеровых…

Мда. Началось если и не активное бурление, то пересуды. А они по любому отвлекали часть невольничьей массы от тех «прелестей», о которых говорили им проповедники ромейского распятого бога. Ведь свобода здесь, пусть и в перспективе. Куда лучше той, для «рабов божьих в царствии небесном». Последнее может привлечь лишь от полного отчаяния, когда иных перспектив нет. Иначе… совсем другой расклад.

Меж тем Гуннар явно был не согласен с радостным настроением Змейки. Иначе не заявил бы, что:

— Слишком явный успех привлекает к себе внимание. А уж увидеть наши уши, которые торчат за всеми этими событиями, не сможет только дурак. А сейчас в Киеве целое посольство во главе с магистром Лигиросом и уже знакомым нам жрецом Михаилом. Тем, который в прошлом посольстве был. Понимаешь?

— И она понимает, и все мы тоже не маленькие, — ответил я, присаживаясь рядом с Роксаной и обминая свою вспыльчивую красотку. А то еще начнет спорить, что сейчас не особо к месту. — Ты к чему разговор то завел? Сам ведаешь, что иначе нельзя, времени почти не осталось, скоро в Киеве будет не протолкнуться от наших недругов.

— Я к тому, что остерегаться тебе надо, Мрачный. На тебя уже дважды покушались и почти достигли цели. Не говорю уже о том, скольких любителей злата-серебра удалось остановить на дальних подступах. Ты же сам все мои грамотки по этим делам внимательно читаешь.

— Да знаю я все, — губы поневоле сложились в злобную гримасу. — Что Владимир с Добрыней спят и видят меня на погребальном костре. Что эти, вороны ромейские, о том же мечтают. Только последние себя вроде толком не проявляли

— То и беспокоит! А еще новость, что тот самый жрец Михаил и недостреленный «тенями» нашей Змейки Никифор Фракиец сюда собираются. С дарами к великой княгине Рогнеде Рогволдовне от имени Византийской империи. И хотелось бы завернуть, но не уверен я, что так лучше будет. Сам как разумеешь, брат?

Гости, значит! Те, которых ина порог пускать не хочется, но приходится, причем вежливо при этом улыбаясь. Политика! И дипломатия, чтоб ей пусто было. Там постоянно улыбаются, вежливо разговаривают. Одновременно думая, как лучше всего всадить нож в спину врагу или же отравить по-тихому.

Вот Роксана отбросила в сторону книжку, нахмурилась. Чувствует повисшую в воздухе тревогу, в том числе и от меня исходящую. А что поделать? Я тоже человек, подобное не может не нервировать.

— Когда они собираются, Гуннар?

— Не сейчас. Я попытался узнать точное время, но они виляют, лисьим хвостом волчьи следы заметая. Ждут чего-то.

— Или кого-то?

— Быть может и так, — пожал плечами Бешеный. — События вокруг понеслись вскачь. Есть ведь и еще одна новость. Из Хольмгарда.

— Та-ак… И что там нового в делах новгородских?

— Йомсвикинги. Они прибыли. Двадцать пять драккаров, около двух тысяч воинов. Началось!

Проклятье. Действительно, началось. Конечно же им еще добираться до Киева, устраиваться там, а потом ждать приказа нанимателя. Но по сути уже спустя пару дней после прибытия столь сильного отрядя Владимир Святославович и его дядюшка могут начать разыгрывать находящиеся на руках карты. Тот самый асклад, который я могу анализировать, но лишь на основании предположений. Уверенности тут быть не может, увы и ах.

— Наши уже знают?

— Нет, — покачал головой побратим. — Только что весточка с голубями прилетела. Вот первым делом к вам пришел. Что скажешь, Мрачный?

— А что тут сказать то можно? — хмыкнул я, вставая и подходя к окну, за которым светило не столь теплое, но яркое солнышко. — Действовать надобно. Для начала в Переяславле. Всех наших и союзных хирдманов стянуть в город. Проверить состояние стен, припасов, вооружения и броней. Ну и про наше новое оружие не забывать. Но тут без кого-либо со стороны.

— Понимаю.

Еще бы Гуннар не понимал! Особое — это оружие, созданное на основе «греческого огня». Сомневаюсь, конечно, что нам незамедлительно понадобятся сифонофоры, которых сварганили шесть штук. Но вот обычные «зажигалки» — дело другое. Их наделали немало, оставалось только устроить их применение, да чтобы эффект оказался максимальным. Не столько физическим, сколько действующим на психику врага.

Но все это в пределах контролируемого нами города. А ведь им одним наши интересы ой как не ограничиваются! Поэтому…

— Надо послать весточки с голубями и просто вестников ко всем, кого мы можем считать если не друзьями, то хоть в чем-то союзниками, — не вставая с ложа, прошипела змейка. Сейчас она вновь чувствовала себя если не на поле битвы, то где-то рядом. — Хорошо бы сюда их пригласить с их хирдма вместе. Так ведь не придут. Или все же придут?

Хоть вопрос не был обращен к кому-то конкретно, но Гуннар подхватил его первым.

— Из значимых может прийти Ратмир. Только вот… Карнаухий сложный человек, но про свои интересы никогда не забудет. Поддержать нас он поддержит, особенно будучи впечатлен показом того ромейского евнуха, но и потребует с нас за помощь немало.

— Он нужен нам, Брат, — без тени сомнений в голосе произнес я. — Так что ему особую грамотку слать, с просьбой о помощи и готовности появиться хоть с частью своих. Ну и чтобы остальные его хирдманы могли выдвинуться в нужное место, как только понадобится.

— Сделаем. А остальные? Снорри, Ставр, жрец этот, Соловей, а заодно и другие, не столь важные…

— Просто предупреждающие весточки, не больше. Исключение — те, с кем будет говорить Рогнеда. Ей виднее, кого просто оповестить, а кого и сюда попробовать притащить. Один ведает, какая нам с этого польза будет Но хоть что-то, да и ее имя не пустой звук на Руси.

Немного помолчали. Я гонял мысли по голове, Гуннар переваривал полученные указания. Ну а Роксана, та просто ожидала новых слов от моей персоны. Привыкла, что я то и дело выдаю что-нибудь эдакое. И ведь правильно привыкла!

— Теперь Киев. Рокси, это уже по твою душу!

— Да, муж мой, — промурлыкала воительница. Лениво повернув голову в мою сторону, но так и не собираясь менять уютную «зону залегания». — Чего прикажешь скромной воительнице?

— Часть твоих «теней» в Киев. Не в сам город, конечно, — сразу уточнил я, почуяв, что сейчас мне будут возражать и вполне обоснованно. — Пусть вокруг него, по основным и не очень дорогам побегают, порасспрашивают. Интересуют все отряды и даже малые отрядики, которые туда будут входить. Особенно интересны наемники.

— Думаешь, что помимо йомсвикингов…

— Добрыня хитрый, а у Путяты знакомств среди этого народа предостаточно. Все может статься..

— Через пару часов они уже будут мчаться в Киев. Но если еще и Гуннар поможет. Ведь поможет?

Бешеный, на которого был направлен испытующий взгляд валькирии, лениво отбрехнулся.

— А что я? Прознатчики в городе есть, как без них. Можешь их использовать, но там надежных людей нет. Людишки, за деньги на нас работающие. Не удивлюсь, если большая часть еще и людям Доброги сведения подают, и ромеям. В общем всем, кто готов платить.

— Куда же твои верные люди делись?

— Мне их терять без цели не хочется, Змейка, — посерьезнел наш спец то тайным делам. — Тайная Стража лютует пуще прежнего. Да и с людьми того ромея, Константина Старгироса, последние пару месяцев слишком тесно общаются. Это для нас тоже… Не самый лучший случай. Я нашим хирдманам даже по дневным улицам прогуливаться бы не советовал в числе меньшем, чем пара десятков. И то лишь по нужде великой. Не любят там нас, очень не любят.

Пока Змейка и Бешеный занимались привычным делом — словесной пикировкой, я продолжал думать, что еще требовалось сделать или хотя бы к чему стоило подготовиться. Под их «аккомпанемент», кстати, думалось очень хорошо. Успокаивало и в то же время ускоряло работу мысли.

Ага, вот оно! И не один нюанс, а сразу два.

— Гуннар! Передай нашим, чтобы увеличили запасы еды. А заодно узнай через своих прознатчиков, чего и в каком количестве закупают в Киеве люди великого князя. Войско всегда хочет кушать, в походе тем паче.

— В походе?

— А ты разве забыл, о чем мы не так давно размышляли? — ответил я вопросом на вопрос. — На нас могут попробовать напасть тут, а могут сначала вытянуть в поход. И, учитывая договор о союзе с Византией, я склоняюсь к последнему. Отсюда и запасы еды. Одно дело кормить войско здесь, а другое — закупать припасы на случай похода. Разная еда, сам знаешь.

— Мой муж прав, — поддержала Рокси. — Это узнать легко, твоим прознатчикам и трудиться не надо, достаточно сунуть несколько монет купцам.

— И тогда? Ну, если поход состоится.

Интересный вопрос. И хочется ответить нечто вроде: «А я доктор. А я знаю?!» Увы, нереально. Присказка эта тут явно неизвестна, да и положение у меня совсем не то. чтобы чем-либо подобным отделываться.

— Вот и будем думать насчет этого «тогда», если расспросы покажут верность именно этой дороги. Хотя я бы до последнего момента делал вид. что поход этот нам тоже нужен и интересен. И лишь в последний момент, собрав уже сочувствующие нам силы, ударить. Один раз, быстро и смертельно! Чтобы прихлопнуть всех наших недругов… Так порой медведь одним взмахом лапы разбрасываетцелую свору псов. К тому же у нас есть чем ударить!

Есть во всех смыслах этого слова… Но это я уже на стал озвучивать. К сожалению, разве что Роксана сумела дорасти до такого понятия, как психологическое оружие. действующее не на тело, а на разум врага.

Интерлюдия

Киев.


Доброга шел по улицам вечернего города в сопровождении пятерки охранников с ничего не выражающим лицом и бурей эмоций под этой привычной маской. Это все же началось! Две тысячи йомсвикингов прибыли в Новгород и уже должны были двигаться сюда. А это значило лишь одно — необходимость со стороны великого князя указать им цель. Указать ее всем, ведь просто так подобных наемников не приглашают.

На недавнем совете Путята попробовал было убедить остальных, что надобно рискнуть, попробовать раздавить вольных князей-ярлов тут, на Руси, но Добрыня встал стеной. Сказал, что сил недостаточно, а с каждым месяцем их будет все меньше. Да и пленники Хальфдана в Переяславле, те самые, ромейские. Он ведь мог выставить их на всеобщее обозрение в любой момент, тем самым начав настоящую войну с отступниками от исконных богов.

Глава Тайнос Стражи понимал это. Равно как и то, что необходимо было окончательно согласовать с ромейскими послами место будущей встречи с войском базилевса и вообще общего врага.

Болгарское царство, как предварительно обсуждалось. Но вдруг у союзником новоявленных вновь что-то изменилось? Потому его и послали в византийское посольство этаким особо важным и доверенным вестником. Добрыня не хотел лишний раз приглашать послов во дворец, привлекать пристальное внимание раньше времени. Вот и поручил…

Забор. Высокий, хороший, но не способный, в случае чего, стать сколь-либо серьезной преградой. Ну да и не положено посольству иметь в Киеве собственное крепкое место. А то появится впечатление слишком большой безопасности, что вредно для интересов восседающего на престоле Киева.

Знак одному из «тайных», и вот он уже стучит кулаком в ворота, возвещая о прибытии важных гостей. Привратники или кто там у ромеев просто обязаны узнавать одеяния Тайной Стражи. А значит и открывать.

Так оно и получилось. С легким скрипом открылись ворота, сделавшие это рабы согнулись в низком поклоне, ну а стражник, вышедший их встречать, лишь вымолвил:

— Что вам угодно? У вас дело к…

— Проводи меня с магистру Георгию Лигиросу, — прервал слова ромея Доброга. — И да, он всегда меня ждет, как и все твои хозяева, в любое время дня и ночи. Шевелись, ромей!

Разговор, конечно же, шел на русском, хотя глава Тайной Стражи в любой момент мог перейти и на рожной для обитающих тут язык. Впрочем. Ему все равно скоро придется это сделать, ведь магистр изучить язык страны, в коей оказался, не удосужился. Тогда пусть терпит изъяны в его речи… Доброгу подобное ничуть не смущало. Зато другое заставляло всерьез тревожиться.

Стражник, заговоривший с ним, словно бы пытался разорваться на две части, явно не ведая, что ему делать. Спасло его лишь появление кого-то более важного. Ромей в более богатой одежде и с мечом, рукоять которого была украшена золотом и каменьями, присмотрелся к Доброге и произнес.

— Он может пройти, Тит. Пожалуй, я сам проведу его к магистру, — затем, повернувшись в сторону Доброги и слегка склонив голову, произнес. — Я скрибон Геннадий Скафол. По вашему — сотник личной дружины базилевса Василия II. Для тебя, глава Тайной Стражи Доброга, двери тут действительно открыты. Следуй за мной, магистр скоро встретит тебя в одной из комнат. Но твои воины…

— Останутся здесь. Пусть так. Будут ждать меня.

— Именно. Следуй за мной.

Приказав пятерке «тайных» оставаться и ждать», Доброга последовал за этим… скрибоном, одним своим видом пресекая попытки того о чем-либо заговорить. А сам меж тем думал о том. что ему следует сейчас сделать.

Зыбко было все вокруг, слишком зыбко. Потому и выбирать одну из двух сторон он не собирался. А вот быть полезным сразу двум сторонам… О, в подобных делах у него опыт был большой. Да и недавний опыт, связанный с Рогнедой, он тоже давал возможность надеяться на лучшее. Тогда его ни в чем не заподозрили. Так почему должны будут подозревать сейчас?

Так что вопрос был не в том «передавать сведения в Переяславль Рогнеде или нет». Интересовало другое — что именно передавать? Нельзя было отделаться малым — тогда услугу не воспримут как серьезную. А передать слишком много… значило чересчур крепко связать себя с «вольными», а особенно Хальфданом.

Уже оказавшись внутри дома и поднимаясь по лестнице, ведущей на второй этаж, Доброга позволил себя мимолетную улыбку. Если ее кто и видит, все равно подумают, что она относится к увиденному здесь, а ни к чему иному. На самом же деле…

Решено. В Переяславле получат весточку насчет планов ромеев. Догадаются как ее использовать — честь и хвала. Нет? Что ж, тогда Доброга всего лишь будет и дальше быть тем, кем он есть, при прежнем князе. Главное — ничего не потерять, а при возможности еще и приобрести.

Радуясь собственной предусмотрительности. Старый хитрый зверь зашел в комнату. дверь которой перед ним услужливо распахнули. Ну и на пожелание подождать немного ответил согласием… Хотел было присесть, но видя, что все подходящие для этого креста и даже скамьи находятся в не слишком выгодных позициях, решил воздержаться. Лишь переместился поближе к окну, но чтобы не быть видимым в проеме. Странноватые для большинства людей привычки, но именно они пару раз спасали жизнь.

Теперь можно было подождать. Но не расслабляясь, не доверяясь обманчивым тишине и спокойствию.

* * *
— Сюда пришел кто? — рявкнул магистр Лигирос на скрибона Геннадия Скафола. — Доброга? И ты провел его в обычную комнату, где по случайности никого не было да там и оставил… Господь нас вседержитель, за что ты посылаешь мне таких скудоумных?!

— А в чем дело, магистр?

— В тебе! Но не только… Это не простой посетитель, а глава Тайной Стражи, которого без присмотра ни на миг оставлять нельзя. Он способен даже по виду комнат понять многое о тех, кто в них бывает.

— Но ведь сейчас…

— …у нас общие цели, — хмыкнул георгий. — Да, все так. Но они не всегда будут такими. Учись смотреть далеко в будущее. Скрибон, иначе так им и останешься.

Скафол пристыжено смотрел в пол, пытаясь продырявит взглядом роскошные волчьи шкуры, которыми тот был устлан. Понимал теперь, что совершил глупость. Но магистр не собирался сильно стыдить и тем более гневаться на давнего знакомого и вообще полезного человека.

— Успокойся, Геннадий. Сейчас ты не сделал ничего опасного для нас. Просто запомни это и в другой раз лучше думай.

— Да, магистр…

— Тогда не будем задерживаться гостя.

— А Его Преосвященство?

Лигирос лишь раздраженно отмахнулся. Потом заложил руки за спину и неспешно стал прохаживаться по комнате. Взгляд его перемещался то на резной столик из дерева редкой и неизвестной ему породы, то на стоящий на столике подсвечник на четыре свечи. Моментами останавливался на совсем уж малозначимых вещах вроде брошенного рядом с чернильницей гусиного пера… Ну а речь его текла неспешно, спокойно, внушительно.

— Епископ, давний наш знакомец по годам далеким, хорош на своем месте. Патриарх ему доверяет, ценит… Он именно таков, каким полагается быть истинно верующему, что готов положить всего себя на алтарь несения света христианства варварским народам. Но… К сложным интригам его допускать не стоит. Несколько сгоряча, от духовного пыла сказанных слов. Они могут навредить. Особенно когда разговор этот с таким как Доброга.

— То есть… Пусть Преосвященство тихо молится во славу нашей великой империи?

— Наконец то ты понял, не юный годами, но все еще не умудренный разумом друг мой, — расплылся в улыбке магистр, прекращая хождение по комнате. — Говорить с Доброгой буду я. а ты можешь постоять в стороне и послушать. Взять бы еще Фоку, но его сначала будить будешь, потом он долго ничего не может делать, кроме как командовать… Нет, это лишнее.

— И Преосвященство тогда возмутится, что все мы, кроме него, там были.

— Верно, Геннадий. Вижу, что разум начинает просыпаться. Пойдем.

Скрибон уже двинулся было к выходу, даже открыл дверь, придерживая ее для магистра Лигироса, но тут вспомнил.

— А есть что ему говорить то?

— У меня есть все, скрибон… Пока еще скрибон. Он получит уверения насчет места встречи армии Владимира и нашего императора. А может и еще что-то, что захочет, если оно не будет слишком… невообразимым.

Спустя несколько минут эти двое уже входили в комнату. где их дожидался Доброга. Спокойно дожидался, без тени эмоций, чем поразил даже привычного ко многому Георгия Лигироса. Ну а Фока куда больше был удивлен неплохим владением этого «варвара» их родным языком. Да звучал он из его уст необычно, грубо, но никаких ошибок заметить не удавалось. По крайней мере, явных.

Присаживаться гость отказался, от еды и питься тоже. Лишь с легкой, но на сей раз не скрываемой иронией выслушал слова магистра о том. что они тоже тогда… и постоят, и без вина обойдутся. Зато Доброга сразу предложил перейти к делу. Мало того, извлек из внутреннего кармана своего одеяния сложенную карту и, развернув. Разложил на столике. Придавив углы подсвечником и небольшими статуэтками из мрамора, которые стояли неподалеку, на одной из полок.

— Как вы видите, это карта земель. Достаточная, чтобы на ней вы, магистр, провели предполагаемые пути войска вашего императора, нашего войска, а особо отметили желаемое место встречи. Что скажете?

— У меня есть такие полномочия, лично от императора Василия II, — согласился Лигирос, склоняясь над картой. Геннадий, перо и чернила!

— Да, магистр!

Слегка поморщившись от слишком громкого возгласа скрибона, Георгий немного подождал, и вот уже оба предмета были на столе, в стороне от важных участков карты. Обмакнув перо в чернильницу и привычно стряхнув туда избыток чернил, магистр начал проводить на карте линии, сопровождая их поясняющими пометками и параллельно говоря:

— И моему императору и вашему великому князю интересно Болгарское царство. Обе наших страны граничат с ним, обоим властителям интересны его земли. Это наша цель в предстоящем походе. Ваш великий князь с этим согласен.

— Несомненно, — кивнул Доброга. — Дальше.

— Нашим войскам необходимо соединиться, а сделать это легче всего там, где наши владения наиболее близки друг к другу. Понимаете?

Вместо ответа Доброга указательным пальцем придавил карту там, где находилось изображение Таврического полуострова. Добавлять к этому нехитрому действию слова здесь и сейчас он счел излишним. Зато Георгий Лигирос на них никогда не скупился.

— Прекрасная Таврида… И одна из жемчужин нашей Империи находится там… город Херсонес, прославленный в веках и по сей день сохранивший не только красоту, но и важное значение в делах воинских. Именно туда прибудут наши корабли. Вышедшие из Константинополя. На них буду многие тысячи воинов, сестра императора Анна, придворные, духовенство…

— Сколько воинов сядет на корабли? — спросил о важном для своей цели Доброга. — Будет ли там сам базилевс Василий II и патриарх Николай II Хрисоверг? Наконец. предполагаемое время их прибытия в Херсонес?

— Мы уже ведем войну с болгарами, — заулыбался магистр. — Потому в Херсонес можем отправить тысяч более пяти, но менее десяти. Для решения ВАШИХ сложностей, во исполнение нашего союзного долга. Насчет присутствия императора… То лишь он сам знает, а патриарх Николай II Хрисоверг обязательно будет проводить обряды крещения и венчания. Что же до времени… Мы полагаем, что ваше войско сможет добраться то Тавриды к началу лета?

Доброга все это внимательно выслушивал, мотая себе на ус и думая, как будет лучше распоряжаться полученными сокровищами. Слова. они зачастую ценнее золота и даже воинской силы. Но в целом… В целом прозвучавшие из уст ромейского посла слова были теми, которые устраивали и Владимира Святославовича и даже стоящего за его спиной Добрыню. И все же, следуя указаниям, он должен был кое-что прояснить.

— Если не случится непредвиденного, Владимир Святославович во главе войска сможет оказаться в Тавриде к этому времени. Днепр — удобный путь в море, а там наши лодьи легко пройдут вдоль береговой черты, не подвергая себя возможности встретиться с враждебными судами. Но в Херсонес они не пойдут. Не сразу… Это может вызвать лишние подозрения.

— Император это понимает. Потому и сказал мне передать, что ваш город Корчев, что в княжестве Тмутараканском, где правит наместник великого князя, как нельзя лучше подходит. Его гавань может вместить ваши корабли, а Тмутаракань… хорошее и не вызывающее опасений место для всех, кто будет в том походе. Конечно, если наместник верен исключительно Владимиру Святославовичу.

— Так оно и есть, — согласился Доброга. — Роман Ростиславович, нынешний наместник, полностью верен своему князю. К тому же он ваш единоверец, а его отец был из числа ближних людей княгини Ольги. Думаю, этого достаточно. чтобы и у вас не возникло сомнений.

— У меня их и не могло возникнуть…

Лицемерие и придворные, они всегда неразделимы. Особенно если тот самый двор вот уже много веков изощряется в интригах самого высокого пошиба. Для магистра давно уже не составляло труда говорить одно, подразумевать другое, а думать вообще о третьем. Ну а истинная подоплека всех его слов и действий могла быть скрыта настолько глубоко, что ему самому приходилось прилагать определенные усилия, чтобы не потерять путеводную нить.

Хотя нынешний собеседник мало чем уступал. Разве что не любил топить собеседников в потоках сладкой лжи. В остальном же…

— Тогда будем считать, что договорились, — говоря это, Доброга складывал карту, возвращая ее к прежнему, способному поместиться в кармане, виду. — Вначале войско великого князя через Днепр и плавание морем идет в Корчев. Затем шлем весть в Хеосонес и ожидаем ответа.

— Какого?

— Обычного. Насчет места встречи на ничейной земле. Не думаете же вы, что враги Владимира Святославовича настолько глупы, что будут готовы сунуться в вашу крепость или под ее стены? Если бы было так, ему бы не потребовалась помощь Византии.

— Хорошо. Ничейная земля. Мы выберем место и будем готовы…

— Надеюсь. А теперь я ухожу. Думаю, мы еще увидимся. Можно не провожать.

— Что вы, что вы, — Лигирос был вежлив, но озабоченность имела совсем иные корни. — Геннадий. Проводи нашего гостя!

Едва только закрылась дверь и затих звук шагов, Лигирос с огромным облегчением плеснул вина в кубок, залпом выпил и обрушился прямо в объятья кажущегося сейчас столь привлекательным кресла.

Он это делал! Очередной шаг возложенного на него поручения… Осталось совсем немного. В тот момент, когда войско Владимира Святославовича выйдет из Киева, порученное ему будет окончательно завершено. Дальнейшее… уже не его забота. Совсем не его. Зато тогда он сможет вернуться в Константинополь. Не просто вернуться, а на коне, победителем. И тогда многие заплачут!

Глава 10

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Помнится, я говорил, что события рванули вскачь? Так вот, это мне только казалось! По настоящему они сорвались с цепи только сейчас, в самом начале апреля месяца, цветеня по нынешним временам. Хотелось от них скрыться, да нельзя было, никак нельзя…

Знаковых событий было два… Нет, все же два с половиной: присланное Рогнеде письмо, прибытие йомсвикингов и появление Рамтира Карнаухого во главе трех сотен хирдманов. Последнее, при всей его значимости лично для меня, в общем плане тянуло лишь на половинку значимого события. Но тут лучше по порядку.

Первым пришло письмо. Точнее не пришло, а прилетело с пернатым вестником, да еще в трех экземплярах. Чтобы уж наверняка. Авторство сего творения понимающим народом также не оспаривалось. Дброга подсуетился! Вводная часть была краткой и гласила:

«Посылаю тебе то, что поможет не попасть в западню. Если будешь умной и догадливой, то сумеешь распорядиться этим сокровищем. А потом, по миновании грозы, вспомнить о том, что вновь помогаю тебе. И другому напомнишь.»

А дальше шло описание договоренности с ромеями. Кратенькое, но достаточное. Место встречи, план похода, итоговая цель. Ну а нас явно собирались списать на бескрайних просторах Тавриды, она же более привычно звучащая для меня как Крым.

Просто. Умно. Надежно. Тмутараканское княжество — верно Владимиру Святославовичу абсолютно. Своя специфика, крещеный наместник со своими дружинниками, близкие связи с Византией. Да к тому же там вообще людей славянского языка мало. Все больше местные аборигены, якорь им в жопу без анестезии и плевать что не влезет! Ловушка…

Да, именно что ловушка, из которой, коли туда попал, так уж не выберешься. Стоит только нашей вольной варяжской братии оказаться там, как будем зажаты с двух сторон. Войско Владимира, войско ромеев… А еще все это опирается на крепости Тмутаракани и Херсонеса, а еще доскональное знание местными особенностей ландшафта, что для войны тоже большое подспорье. Там или полностью выбьют, или проредят так, что останется лишь бежать куда глаза глядят.

Эмоций тогда, при обсуждении, было… хоть половником хлебай. Грязные ругательства Зигфрида Два Топора, побагровевший от злобы Олег Камень, обычно невозмутимый… Стурлассон, альбинос хренов, тоже по жизни был выдержанный, но тогда смял в руке серебряный кубок. А ведь руки у него довольно слабые всегда были… Проняло всех.

Впрочем, примерно это и предполагалось как наиболее вероятный из вариантов. Но предполагать и получать этому подтверждение — вещи все же разные. Особенно для родившихся здесь. Я то еще не такой чернухой закален. Что лилась и из телевизора, и из печати. На Руси же еще не успели привыкнуть к предательству своих, причем предательству сверху. И надеюсь, что этот случай не получит продолжения, как случилось в моем мире. Разрывание некогда единой страны на клочья-уделы. Уроды, лебезившие перед татаро-монгольскими ханами в надежде подтвердить ярлык на княжение… Шакалы-опричники, рвущие на куски своих же братьев за подачки со стола обезумевшего от пьянства и гнилых генов тирана… И прочее, и прочее. Пусть подобной мерзости в других краях было не то что меньше. а частенько и больше. но мне то что с того? Не хочу. И глотки рвать буду. чтобы не случалось такого. Здесь, среди людей родной крови. А на остальных — плевать. Пусть хоть в котлах друг друга варят, как на просторах африканских.

В общем, присланная Рогнеде весточка оказалась как нельзя более кстати. Последний камешек, которым можно было стронуть не абы какую, а все на своем пути сметающую лавину. Ранние пакости Владимира вольным ярлам, имеющиеся у нас пленники, включая евнуха Коллоподия, заключенным с Византией договор… А теперь и это. Оставалось только дождаться последнего шага уже с ИХ стороны — объявления похода. Тогда точно все, придет время позвенеть клинками в особо крупных масштабах.

Вскоре же после полученного письма прибыл ожидаемый и весьма нужный гость — Ратмир Карнаухий во главе трех сотен хирдманов. Прибыл не просто так, а с целью как следует поторговаться относительно будущих своих выгод. Пришлось, вежливо встретив, с ходу ошарашить недавней новостью, благо разговор шел тет-а-тет по его просьбе.

Право слово, люблю разговаривать с умными людьми! А Ратмира к ним можно было отнести без всякого преувеличения. Последние данные о планах Владимира и ромейских его союзников выслушал, переварил за какие-то несколько минут. И заявил:

— Три сотни я привел сюда. Из Киева все выведены, находятся в Пскове. Этот город ближе к Хольмгарду, там Владимиру нашему не особо развернуться. Сюда их вызывать толку не будет. Там у меня много важного и ценного…

— Понимаю. Хочешь держать обстановку в городе, — кивнул я в ответ на заявление союзника. — Я, когда Переяславль покидать будем, тоже немало хирдманов тут оставлю. Чтобы, в случае чего, могли стены удерживать и внутри них за порядком следить. Но не о том сейчас беспокоиться надо. Напомни-ка мне, сколько войск может выставить Владимир если нас, вольных, не учитывать?

— Его личные дружинники, если и старших и младших в расчет брать, так около пяти тысяч. Коли из наместников сок выжмет, в крепостях малую толику лишь оставив, то еще восемь-десять. Остальное — это вольные ярлы. Или не совсем вольные. По выбору своему… Принимают они его сторону или нет — тут я не скажу. Сложно все, запутанно. Но помни, Мрачный, Святослав Великий в свой последний поход шестьдесят тысяч повел.

— Зато и собирал войско долго. И наемников стягивал немало. Не тот сейчас случай.

— Ты прав. Но меньше, чем десять тысяч войска, Владимир со своими советниками брать ни осмелятся. Полностью им верного.

Быстро подсчитав расклады и приплюсовав известные сведения, я тогда ответил Карнаухому:

— Пять тысяч дружинников — это да. они за ним и в огонь, и в воду, и в выгребную яму. Наемники… Две тысячи йомсвикингов. Что скорым шагом движутся в Киев из Хольмгарда… Не удивлюсь, если Добрыня с Путятой всякого печенежского отродья поднаняли к ним в довесок. Не меньше тысячи будет, а то и столько же.

— Исходишь из худшего, Мраучный?

— Жизнь такая, Карнаухий, — ухмыльнулся я. — Пять да четыре, получаем девять. Ну и чуток наместников из спокойных городов пощиплет. Вот тебе та десятка тысяч клинков, под охраной которых наш великий князек будет уютно себя чувствовать. Не забываем, что ему надо и тут многих своих оставить, дабы не стряслось чего.

— И какой воинской силой уже мы его бить собираемся?

Вопрос был к месту, но радовало меня другое. та самая оговорка «мы». Проскочившая в речи союзника. Она выскочила сама по себе, непреднамеренно. Хороший знак, однако. Ну а ответ на вопрос… Он у меня был тогда, останется и впредь.

— Если считать сильно союзных мне ярлов Переяславля, таких как Зигфрид Два Топора, то я располагаю одной тысячью и еще ста с лишним клинками.

— Для вольного ярла — внушает уважение, — согласился Ратмир. — Но для схватки с Владимиром… грустно.

— Это стержень, вокруг которого будут навиваться другие стальные ленты. Откликнувшиеся на призыв Рогнеды Рогволдовны… Ты, Ратмир. Храмовые воины, которых до глубины души оскорбило грядущее со стороны сына Святослава Великого предательство веры предков. Договоренности есть, нужен лишь знак и повод для начала. А это я могу предоставить в любой момент.

— Так чего ты ждешь?

— Последнего шага Владимира. Клича о сборе вольных ярлов и их хирдов в поход.

— То есть пусть он сделает за нас часть наших же дел? Не-ет, ты не «мрачный», ты «хитрый». Главное, чтобы потом то же самое не повторилось…

— Не повторится. Это лишь для тех, кто тянет нашу родные земли в болото. Зато для них — в полной мере.

Некоторые опасения Ратмира были понятны. Он явно не хотел, чтобы в случае удачного свержения Владимира продолжилась грызня за власть. Вот и давал мне это понять. Логично, практично… Но мои ответные слова были искренни на все сто процентов. К тому же его я врагом точно не видел. Иные у него интерсы, в раздроблении. Развале и прочих пакостях он точно не заинтересован. А по остальному можно и нужно договариваться.

* * *
Переяславль день ото дня становился все более заполненным. Обозы с продовольствием, иные припасы, постепенно подтягивающиеся в город последние из числа наших людей и тех, кто съезжался на призыв княгини Рогнеды. Представители храмовых воинов опять же. ну а три Сотни Ратмира Карнаухого и вовсе стали апофигеем этого процесса.

И ощущение ожидания. Все чего-то ждали. Но лишь немногие среди этих «всех» понимали, чего же именно ждут. И тут пришел он… Сигнал о том, что да, теперь точно пора. Как всегда, в довольно неподходящее время.

Еще в том, своем настоящем времени, мне было довольно любопытно насчет того, как обстояли дела с раскрепощенностью в веках минувших. И вот я тут уже довольно долгое время. Как ни крути, а возможностей узнать про все про это оказалось более чем достаточно. Вот и узнал… Брехня все это, насчет скромности и зажатости девушек. Нет, были, конечно же. и такие. но ничуть не большем, чем там, в третьем тысячелетии. Впрочем…

Здесь же еще дохристианская мораль, где радости интимные не есть «грех великий», а женщина вовсе не «дочь сатаны», «сосуд зла» и прочие ереси монахов-аскетов и монахов-педерастов. А уж про такую забавную штучку как «целомудрие невесты» чаще всего и думать не приходилось. А вот что было — так эточеткий, категорический для девушек запрет на отношения вне варяжской касты. Жрецы явно имели какое-то, и вовсе не смутное, представление о генетике и тому подобных вещах.

Ну да не о том речь. А о том, что стук в дверь раздался, как бы это помягче сказать. чуть ли не посреди одного весьма приятного занятия. Поначалу решено было не обращать на это внимания, но тут последовала вторая серия ударов даже не кулаком, а латной перчаткой или окованным сапогом. Это значило, что дела отлагательства не терпят.

Вот и оставалось накинуть на себя необходимый минимум одежды, опаски ради прихватить со стойки с оружием скрамасакс и уже в таком виде, поливая весь мир грязно-заковыристой руганью, прогуляться через пару комнат до двери личных наших покоев.

— Кого еще Гарм принес?

— Да хранит его дин от такой глупости, брат… Я собак не люблю, даже четырехглазых, — раздался из-за двери голос Магнуса. — Открывай…

— А позже нельзя? Я тут, как бы это сказать…

— В малом количестве одежд и в дурном настроении, — мигом уловил суть еще невысказанной претензии жрец Локи. — Но придется. Йомсвикинги. Они прибыли. И Владимир сразу же объявил, что в союзе с ромейским войском идет в поход на Болгарское царство. Призывает всех князей земли русской и отдельных воинов проявить удаль и завладеть великою добычей.

— Меч Сурта им в задницу, да чтоб через глотку вышел, — проворчал я, открывая дверь. — Заходи. Один!

Магнус, никогда не отличавшийся неловкостью движений, ужом проскользнул в приоткрытую дверь, которая сразу же захлопнулась… Ну а я, бросив скрамасакс на одно из кресел, отправился в соседнюю комнату. надо было одеться как подобает, а не щеголять перед побратимом в одних портках. Да и Роксана наверняка скоропприсоединится, тоже не в неглиже..

Так оно и вышло. Более того, мое воинственное чудо уже наседало на Магнуса, когда я вернулся. Претензия была очевидна — овтекли, принесли не самую приятную новость, так еще и заставили в быстром темпе одеваться. Кошмар для женщины, даже для воительницы. Магнус это хорошо понимал, но все равно не мог удержаться от улыбки. Больно уж напористо и энергично Змейка наседала на него. Своего друга и побратима. А еще обещала чем-нибудь стукнуть… Не шибко больно. но чтоб надолго запомнилось.

Эх, как ни интересно это все слушать и вообще наблюдать за столь комедийной сценкой, но пора и прекращать. А то ведь увлекутся, подерутся, помирятся… Как дети.

— Все уж, хватит. Норов показали, пора и делом заняться. Змейка, краса ты моя несравненная, отстатнь от побратима, он еще разговаривать должен и не только с тобой.

— Фу…

— Содержательно, но не слишком. А ты, Магнус, давай уже. не рожай ежика против шерсти.

— Пора нашему Мрачному прозвище менять, да ведь не получится, — сокрушенно развел руками Магнус, после чего подпер спиной стену. Философски взирая на Роксану, принявшуюся играться с брошенным мной на сиденье кресла скрамасаксом. — А ежели серьезно, то теперь нам можно делать все, что мы и замыслили. Поход состоится, сейчас оповещают всех в Киеве, скачут вестники и летят грамотки с голубями по всем городам и весям.

Подойдя к окну. Я распахнул его, впуская свежий и все же немного холодный воздух. Сейчас мне это нужно было для экстренного проветривания мозгов. Вот так, замечательно…

— Вестников ко всем, кто нам союзен. Ярлы, жрецы из поддерживающих нашу позицию. Рогнеда пусть еще постарается, вдруг да получится. Пусть едут как бы в Киев, но по дороге меняют путь и заворачивают сюда. Мы еще посмотрим, как запляшут Владимир с Добрыней!

— Вестников мы отправим. Но вот что еще, Хальфдан, — побратим пробормотал нелестную тираду про ромеев в целом и их послов в частности, после чего перешел к более осмысленной речи. — Тут опять эти ромеи со своим желанием повидать как Рогнеду. так и тебя. Во главе с Никифором Фракийцем. Стоит ли гнать их за порог города?

— А они что, тут?

— Да, — скривился Магнус. — Целый десяток. Говорят, что прибыли в богатыми дарами и важными словами. И намекают, что не от себя лично, но и не от Владимира Святославовича или его ближних. Быть может, от самого ромейского базилевса. Если так, то надо с ними поговорить. Ввести далекого врага в обман — нужное дело.

Сложно спорить с очевидным. От я и не стал это делать, хотя не было ни малейшего желания общаться… с этими. А придется.

— К вечеру. Небольшой пир, очень небольшой. Раз уж настаивают, то меньше этого сделать никак не получится. Или они хотят иного?

— Думаю, что пир им и не нужен. Прими их вместе с Рогнедой и другими приближенными. Не как простой вольный ярл, а как настоящий властитель этого города. Пусть увидят, что тут есть главный… Есть конунг.

В голове раздался неслышный ни для кого кроме меня удар гонга. Вот, слово прозвучало. Конунг — это не просто слово, это гораздо больше. Конунг всегда из числа ярлов, но тот, кто претендует на такое. должен быть готов к немалым трудностям. И вообще…

— Пока не произноси этого слова на людях, брат, — жестко, без тени сомнений произнес я. — Можешь намекать определенными действиями, подводить к пониманию, но только не говори. Опасно!

— Знаю. Мы не глупцы, Мрачный. Ни я, ни Змейка, ни Бешеный с Олегом и Эриком… Сначала нужен Киев, только потом можно делать следующий шаг. Да так, чтобы Ратмир и остальные не мешали. Это сложно…

— Но можно, — подмигнула нам Роксана, метким броском вгоняя скрамасакс в стену. Без цели и смысла. Забавы ради, как она частенько поступала. — Только ты, Магнус. Не отвлекай Хальфдана от дел теперешних. Лучше помоги встречу ромеев устроить. Без пышности, но чтобы понимали, кто тут хозяин и кто держит город в своих руках. И еще Рогнеда…

— А что с ней?

— Поставь для нее кресло по другую руку от Мрачного. Я слова поперек не скажу. сейчас так надо.

— Но хирдманы могут понять это как…

— Это вряд ли, — усмехнулся я, не считая беспокойство Магнуса оправданным. — Они знают. Что я не собираюсь даже в мыслях обзаводиться второй женой. Зато известно, что Рогнеда под мои покровительством, но при всем при этом остается княгиней. Отсюда и ее место рядом. Что же до ромеев… Пусть додумывают, что только воображение позволит.

— Может быть ты и прав.

Пока Магнус переваривал одну из моих идей, я готов был выдать «на гора» что-нибудь еше. Но помешала Змейка, заявившая:

— А мне само появление ромеев во главе с Никифором Фракийцем не нраится.

— А кому из нас они вообще. нравятся, Рокси?

— Не о том я речь веду! Гуннар сразу бы понял… Посол, которого мы не так давно пытались убить. Появление и желание «принести дары» княгине Рогнеде и тебе именно сейчас… Опасаюсь я.

— Чего?

— Очередной попытки убить тебя, Хальфдан! — чуть ли не выкрикнула Змейка, слегка даже покраснев от избытка чувств. — А мне вдовой становиться никак не хочется.

— Вот оно как… Бойтесь данайцев, дары приносящих.

Оба моих собеседника были люди начитанные, особенно по нынешним временам. А значит и изречение понимали.

— Что делать будешь, Мрачный?

— Гуннара натравлю на них, брат, иначе нельзя. Не грубо, а по тихому. Пусть его люди тщательно их дары смотрят, вещи, прочее…. Ну и чтоб в затылок каждому наши хирдманы дышали.

— Удар кинжалом или метательный нож? Должны понимать, что после той неудачи с предателем мы к повторению готовы. И еще…

Змейка, махнув рукой, заставила Магнуса заткнуться. Она явно ухватила мысль за хвост и теперь пыталась вытянуть ее до конца. Уж слишком знакомое выражение лица, его мало с чем перепутать можно. Тут надо было лишь молчать и ждать. Недолго, конечно.

— Если хотят расправиться с Хальфданом, будет что-то необычное для нас. Что — не знаю. Если уж решили не выгонять их, то обложить их со всех сторон, как раненого и озлобленного медведя в лесу. Гуннар и его помощники — это хорошо, это важно. Но мало.

— Тогда кто?

— Жрицы Лады. Две из них, сам знаешь, с нами накрепко связаны, а за ними их подружки потянулись. Пусть женским оком оглядят. Только…

— Софья и Елена, — понятливо закивал жрец Локи. — Их могли запомнить те, кто из посольства Георгия Лигироса. Не беда! Пусть темной тканью лица закроют, как то на Востоке женщины мавров и арабов делают. И не только они, а все, чтобы совсем все туманно стало.

На том и порешили. Магнус ускакал выполнять ту уйму поручений, которую на него навалили. Ну а мы со Змейкой…. тоже отдыхать уже не могли. Обрушившаяся тревога и ощущение утекающего сквозь пальцы времени заставляли развивать бурную деятельность. По полной программе, чтобы уж кого-кого, а себя точно нельзя было упрекнуть.

Глава 11

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Вечер… И прием ромейской, с позволения сказать, делегации, во главе с вполне официальным послом на Руси Никифором Фракийцем. Хорошо, кстати, что детинец в Переяславле был укомплектован помещениями для самых разных целей. Имелся большой пиршественный зал. Зал поменьше, а еще для пиров совсем не предназначенный. Зато специально «заточенный» создателями на то, чтобы позволить хоть наместнику, хоть непосредственно князю принимать делегации и прочие посольства во вполне себе торжественной обстановке. Как сейчас.

Сейчас тут присутствовала лишь верхушка нашей варяжской братии да еще охрана из моих хирдманов. Тех, кому верить можно было по максимуму. Сам я восседал на богато украшенном кресле, на котором, по большому счету, и сам Владимир устроиться не побрезговал бы. Собственно, как уже упоминалось, оно для князей и предназначалось, так что… По правую руку сидела Роксана, Змейка моя воинственная и по совместительству самая что ни на есть законная жена. По своему обыкновению облаченная в облегченную, но надежную броню. Впрочем, мне уж точно ее не критиковать, сам при броне и при оружии, разве что без шлема и латных перчаток.

Рогнеда Полоцкая… Она восседала слева и всем своим холодным и властным видом символизировала полную поддержку меня и моих действий. Ну а на появившихся в дверях ромеев изливались потоки презрения. Это она умела… Порода, млин! Мне по такого еще топать и топать. Даже завидно в такой момент становится, право слово.

За спинами стояли так называемые советники… Прще говоря, Олег с Эриком, Гуннар, да временно прикомандированные сюда же Елена с Софией. Эти все так же скрывали свои лица. Так лучше было для дел нынешних и будущих. Хоть какое-то но инкогнито.

Остальные стояли. Союзно-вассальные ярлы Переяславля со своими побратимами, Ратмир и его ближние, представители жречества и кое-кто из старых друзей покойного Рогволда Полоцкого, давно уже покойного отца Рогнеды. И Магнус… Он исполнял роль встречающего на правах моего советника, а заодно жреца Локи.

Кстати, насчет встречающих. Издалека не было видно ни выражения лиц, ни тем более глаз, но я уже догадывался, что увиденное им не сильно понравилось. Ха, если не скромничать, то наверняка оно все им крайне не понравилось! И это было хорошо, причем хорошо весьма.

Только было и заслуживающее беспокойства. Люди Гуннара и товарки Софьи с Еленой частым гребнем прошерстили пожитки послов, особенно дары для нас с Рогнедой и их личные вещи. Вроде бы ничего не обнаружилось. В ответ же на пожелание сдать оружие тоже не последовало никаких протестов. Напротив, понимающе заулыбались и послушно разоружились. Не удивлюсь, если при дворе византийских императоров в ходу то же самое. Специально не выяснял, но это было бы естественным вариантом. Но тревога не уходила… Напротив, только усиливалась.

— Нам тоже тревожно, ярл, — прошептала на ухо стоящая за спиной Софья. — Фракиец как на иголках. Но еще и предвкушает что-то для себя важное и приятное. Остерегись…

— Но уружия нет, — это уже Елена. — Ни обычного, ни даже смазанной ядом спицы или шила, которые так удобно прятать.

Ромеи, история ядов, знаменитые семейства Борджиа, Медичи и Сфорца, много перенявшие у искусников как изначального Рима, так и Рима Восточного, он же Константинополь. Мысли вихрем пронеслись по моему разуму, оставив после себя кое-что важное. И пока делегация распиналась сначала перед Магнусом, а потом перед нами — мной и Рогнедой — я мог кое-что спросить. Благо наши с ней протокольные фразы были довольно короткими, а Никифор Фракиец разливался соловьем..

— Дары… Какие они?

— Булатные клинки, изделия златокузнецов, для мужей и женщин… Редкие книги, которых точно нет среди тех, кто ты, ярл, уже успел собрать. Родосское вино урожая сорокалетней давности. Очень хорошее, от такого и базилевс не отказывается.

— Только вино?

Сестрички не совсем поняли мой вопрос. Хотел было уточнить, но тут Фракиец замолк, ожидая моего ответа. Хорошо еще. что частью сознания я следил за его речью, потому не сплоховал:

— Приятно слышать, что базилевс Василий II так хорошо осведомлен о моих, пока еще не столь громких, успехах в делах воинских. Но тайна побед довольно проста. Боги помогают не большому войску, а тому, в котором бьются не только за золото или по необходимости, а по велению духа и не теряя холодного разума. А потому… Магнус, пусть ромейскому посланнику принесут сказания о детях Асгарда и тех героях, кто прославляет их имена здесь, в привычном для простых людей мире.

Небольшая пауза, пока несут роскошно оформленную книгу, а сам ромей вновь рассыпается в благодарностях, на сей раз от имени своего базилевса, для которого дар и предназначен.

— Что еще, КРОМЕ вина? — шепчу я, зная, что сестрички-жрицы услышат. — Они не глупы, не станут травить то же вино. Это легко определить. Вы, жрецы, это хорошо знаете.

Небольшая пауза. Я прямо ощущаю, как на полных оборотахвращаются шестеренки в головах озадаченных жриц Лады. Но чую, что вопрос пришелся четко в тему. Яд, другим достать никого не получится. Слишком серьезная охрана, слишком тщательно отфильтровали все, способное стать угрозой. Те же самые клинки в дарах будут лишь упомянуты да показаны, причем в руках моих хирдманов. Руки то надежные! А таких ядов, что действуют через прикосновение… Нет, шалишь! Тут не закрома КГБ да ЦРУ, прогресс до подобного не дошел и до-олго не дойдет.

— А пока сюда несут ваш, князь Хальфдан Мрачный, дар моему императору, позвольте преподнести еще один небольшой, но несомненно приятный подаок. От меня лично, чтобы не было между нами вражды и недопониманий. Лука! — повинуясь своему старшему, один из сопутствующих Фракийцу ромеев подошел и передал ему объемистый ларец и заодно пузатую амфору. — Вино из Родоса, более сорока лет пролежавшее в темном подвале, дожидавшееся своего дня. Дождавшееся достойного повода. Чтобы быть откупоренным и отведанным теми. кого оно достойно.

С легким щелчком открылся ларец, позволяя мне увидеть его содержимое. Да-а, это действительно было произведение искусства, причем в двойном размере. Искусно выполненные кубки для вина. Золотые, покрытые затейливыми узорами и украшенные драгоценными камнями редкой чистоты. Просто прелестно. Не аляповато, не безвкусно. Ровно столько украшений, чтобы не вызвать отторжения, но и не настолько мало, чтобы не соответствовать тому самому византийскому стилю.

— Кубки как кубки, — прошелестел голос Софьи. — Вино тоже безвредно, проверили.

Это да, сомневаться даже не собираюсь. Здесь умели определять яды, используя для этого аналоги лакмусовых бумажек. Опусти пропитанную составом полоску в жидкость и смотри. Изменится цвет — вот она. отрава. И так несколько раз, на разные яды. Умели определять, умели и противоядия использовать. И куда только потом все делось? Ну как куда… сгинуло. Не пережило многовекового уничтожения даже самой памяти о древних знаниях. Тех, считающихся «колдовскими и богопротивными». Пусть на Руси и не запылали костры, но монастырские темницы порой бывали набиты под завязку «добровольно кающимися грешниками». Тьфу на них!

В чем же тут подвох? А он есть, недаром Фракией изошел на улыбки. А в глазах этакий промельк Возбужден, весь на адреналине. Его легко принять за обычное переживание по поводу удачи или неудачи своего визита сюда. Но нет, интуиция не спит, а по хребту словно ледышкой проводят.

Выпить предлагает. Символически, поскольку знает, что я не любитель этого дела. Но по всем понятиям отказываться было бы грубостью, причем не на частном, а на дипломатическом уровне. Вино ведь здесь не вино, а символ добрых пожеланий. Явных — от вот этого посланника. Завуалированных — непосредственно от его повелителя, базилевса Василия II.

Многокомпонентный яд? Бред тут такого не водится, это я успел узнать. Тогда что? Вот Фракиец лично разливает вино по кубкам, но я точно пить не собираюсь. Главное не отказаться от пития, а найти истинную причину, почему не стану этого делать.

Думай, Мрачный, думай! Время сейчас словно бы замедлилось, а мысли в голове проносятся быстро, причем возникла та кристальная ясность мышления, какая лишь в критический ситуациях проявляется. Вино, кубки, ромеи… Рим италийский, сама Италия, ее отравители… Борджиа!

Вот оно! Кубки рода Борджиа, имеющие один интересный секрет. Опасность не в вине, но в кубке. В кубках… Любом из них, что характерно. Поэтому старый, немного даже детский трюк с обменом кубками никак не поможет. Но на него я и не рассчитывал, подразумевая совсем иной финт ушами.

Взять кубок, в котором явно ничего нет, который является безвредным. Затем. предложить поменяться кубками, что тоже в порядке вещей для любого варяжского ярла-князя на моем месте. И с радостью увидеть в глазах Никифора Фракийца отблеск мрачного торжества. Думает, что опаска моя состоит в том, что яд в одном кубке….

А вот нет! Сейчас яда нет ни в одном из двух, и одновременно он есть в обоих. Загадка? Отнюдь. Беру теперь уже другой кубок с вином. Отдавая свой ромею. Подношу к губам, но останавливаюсь в последний момент. И отдаю приказ.

— Взять их! Живыми!

Понеслось… Хирдманы из нашей охраны знали свое дело, да и натаскивали их на подобные ситуации нещадно. К тому же оружия у ромеев не было, что сыграло свою роль. Брали их жестко, выламывая руки, блокируя возможность даже слегкапошевелиться. Ведь сказано было что брать надо живыми, но не невредимыми же. И все же…

Ушел, сука! Это я про Никифора Фракийца. Не от моих хирдманов, конечно, кто б ему дал прорваться из зала и дальше. Из жизни ушел. Причем вовсе не от непрофессионализма моих бойцов. Суицид классический, из числа заранее предусмотренных. Вцепился зубами в перстень с отравой, от которой задергался в конвульсиях да и помер спустя минуту.

Проклятье! Ведь мог бы предусмотреть, мог… Да облажаля, млин! Подумал, что тут до такого не додумались. А ведь не раз говорил себе… Не считай людей из этого времени менее умными и хитрыми, чем твои современники, не считай. В основном так и держусь, но порой и на старуху бывает это самое, да еще в двойном размере да тройном объеме.

И отходняк… У меня, причем тот самый, после того, как схлынет смертельная опасность. Хочется лечь или сесть на крайний случай, закрыть глаза и просто на какое-то время уйти в себя, отстраниться от мира вокруг. Хочется, да нельзя. Не сейчас!

Вокруг не слишком понимали насчет только что произошедшего. И всем явно требовались объяснения. Ну, почти всем. Находившиеся совсем рядом слышали шепот мой и жриц-сестричек, поняли основу случившегося. Но вот другие…

В левой руке все еще был сжат кубок с отравленным вином. Я передал его сидевшей чуть справа Роксане, тихо сказав:

— Поставь. Эта отрава может пригодиться. Не отбрешутся насчет попытки от меня избавиться.

— Конечно. Все будет хорошо… А ты успокой прочих. А то вот-вот начнется.

Спокойный голос, полный контроль за своим поведением. Молодец моя Змейка. Только я чувствую, сейчас она тоже ловит отходняк от напряжения всей нервной системы. Беспокойство, но не за себя, а за меня.

Рогнеда же… Лицо белое как мел. Тоже реакция. Наверняка прокручивает перед внутренним взором возможные картины или бегства или, что еще хуже. нового попадания в руки своим злейшим врагам. Тем самым, которые сейчас в Киеве. Ее бы успокоить, поддержать, но никак. Время, оно сейчас на вес золота. Рокси права…

Поднимаюсь и начинаю гвоорить. Громко, четко, чеканя каждое слово и добавляя эмоции, когда это необходимо. Сейчас работа на публику, момент уж больно серьезный.

— Варяги… Друзья, братья по крови, оружию и вере в богов наших и тех, кто до нас здесь жил. Многого можно было ожидать от тех, кто в давних времен был врагом Руси. Но вот чтобы попытаться отравить одного из нас… Это уже за кромкою для самого последнего нидинга, чье место лишь в ледяном безумии Нифльхеля.

— Отрава?

— С чего это?

— Никто же не умер… кроме ромея…

И прочая разноголосица пошла, чего и следовало ожидать. Но говорили не все, лишь некоторые. Часть же смотрела на меня, ожидая продолжения. Наиболее понятливые, что тут скажешь. Знали, что Хальфдан Мрачный бросаться столь серьезными словами не привык.

— Да, отрава была. И есть, — повысил я голос, одновременно взмахом руки предлагая разноголосью в зале угомониться, не создавать тут подобие базара. — Думаете что, зря он в перстень свой зубами вцепился, как волчара оголодавший? Яд там был, чтобы в моим заплечных дел мастерам не попасть Ну а та отрава, которую мне приготовили, в кубках. Обоих.

— Это как, Мрачный?

О, вот и Ратмир прорезался. Этот спокоен как танк, нервничать даже и не собирается. Зато интерес серьезный имеется. Понимает, что если я сейчас перед всеми своими союзниками сумею неопровержимо доказать попытку отравления… Абзац нашим общим врагам, от такого не отмыться и не отстраниться. Так что будем доказывать.

— Сложно и просто одновременно. И я это покажу. Одинец, кубок сюда! Тот, который в руках у мертвеца был.

Хирдман, без тени эмоций, не обращая внимания на повязанных по рукам и ногам ромеев, валяющихся на полу, подобрал упомянутый предмет и принес его мне. Оставалось лишь забрать его и быстро ощупать наиболее подозрительные участки снаружи. И кажется, разгадка была найдена. Но прежде этого…

— Если главный ромей мертв, то должен быть среди оставшихся тот, кто был поважнее прочих… есть мысли?

— Лука, — негромко произнесла Елена. — Тот самый, который ларец с кубками Фракийцу подал. Он с них глаз не сводил. Теперь понятно почему. А мы то думали…

— Благодарю. Насчет же того, что не удалось сразу понять, так тут ничьей вины нет. Очень уж хитрый способ избрали. Впрочем… Луку — поднять! И поближе его, поближе.

Неприятно смотреть на преисполненного ужасом человека, ощущать его животный страх и понимать, что боится он именно тебя. Что именно ты в его системе координат — великое зло. Кому-то подобное нравится, купаются они в эманациях страха. Боли. отчаяния. Только вот не мой это путь. И вообще, путь больно опасный, хотя им идут многие стремящиеся к вершине и даже уже достигшие ее.

— Ну что, Лука, хочешь испить из кубка? Пару глотков, не больше. А через пару дней я тебя отпущу…

Ромей замотал головой так, что на мгновение показалось, что она вот-вот отвалится. Не хотел он пить, совсем не хотел. И вот этот факт уже вызывал сильные подозрения у собравшихся.

— А если у тебя выбор будет между вот этим вином и мечом, что снесет с плеч твою голову? Тоже пить не будешь… Тогда говори, собака, почему? Или же, клянусь хвостом Ермунганда, я прикажу с тебя живого содрать кожу. Здесь и сейчас. Ну!

— Вино… Отравлено…

— Что за яд?

— Не знаю, — прошептал ромей, уставившись в пол. — Знал только Никифор Фракиец да магистр Георгий Лигирос. Может еще Его Преосвященство… Не знаю, мне не говорят.

— Охотно верю. Увести! Бросить в одну из свободных клетей или в несколько. Кормить, поить, пока не трогать. И чтобы себя не порешили! И еще… тело тоже убрать. Хотя нет…Голову отрубить с в сосуд с крепким вином. Найдется кому отправить как дар.

Я не шутил, это все понимали. К тому же опыт отправки отрубленных голов у нас уже имелся. Только в этот раз кочан посла отправится не в Киев, а к его непосредственным хозяевам. Ага, аккурат через реки и моря, прямиком в Царьград. Подобные шуточки не прощают.

— Базилевсу? — полюбопытствовала Змейка, всегда четко угадывавшая мои мысли. — Он будет очень, просто очень «рад». Только ты бы не сейчас, а после…

— Само собой, валькирия, — улыбнулся я. — А ты бы сейчас Рогнеду успокоила. Видишь сама не своя сидит. Поручил бы Софье или Елене, но тебя она лучше знает. Да и тебе легче ее в разум обратно привести.

— Что с ней?

— Страх… Представила себе возможную цепь событий, которые могли вновь привести ее в тот кошмар, из которого она лишь недавно вырвалась. Понимаешь? Вот и действуй, исходя из этого. Я же сейчас продолжу ковать из случившегося ту цепь, которая обовьется вокруг глотки наших врагов.

Закончив давать инструкции Роксане, я снова переключился на союзников. Самое время. Труп и живых пленников успели увести, что было кстати. Оставалось лишь добавить последнее доказательство насчет отравления.

— Вижу. что сомнений в наличии отравы ни у кого не осталось. Но остается еще один вопрос… Как ее бросили в кубок?

— И как же? — спросил Зигфрид Два Топора. Ярл надежный, верный, но далекий от хитрости. Помимо чисто воинской. — Я тебе верю, хальфдан, но как?

— Все покажу. Только сначала не всем. Увы, надо будет стоять ко мне очень близко. Так что сначала лишь несколько видоков, а потом уже и остальные смогут убедиться. Пока же…

Я начал было думать, кого из присутствующих позвать в качестве первых и наиболее важных свидетелей, но тут вмешался Магнус. Ударил о пол своим окованным посохом и провозгласил:

— Пред людьми я богами я, Магнус, жрец Локи, обвиняю в попытке отравления ярла Хальфдана Мрачного… Обвиняю не руку, которая доставила яд, а того, кто вложил в нее отраву и отдал приказ. Обвиняю того, с кем князь Владимир Святославович заключил союз. Обвиняю уже его в том, что знал, но молчал… И другие его подлости по отношению ко всем нам вы ведаете. Так?

Одобрительный слитный гул… Здесь мало кого требовалось в этом убеждать. Но вот завести до нужного сейчас состояния — это Магнус хорошо подметил и очень грамотно начал сей процесс.

— Ярл Ратмир… Твое слово весомо и в Киеве, а в Пскове, и в иных городах… Радагаст… Ты жрец Перуна и вместе с тем воин, прославленный во многих походах. Твое слово не пустой звук для храмовых воинов. Софья, жрица Лады…Твоя богиня, одной из провозвестниц которой ты являешься, не терпит предательства. Подойдите сюда. Будьте очевидцами. Ярл Хальфдан Мрачный, твое время… Покажи нам, как тебя отравить хотели.

Встаю, иду вперед, держа в руке пустой кубок. Тот самый, который был раньше в руках покойного Фракийца. Подхожу к Магнусу и названным им людям, которые придвигаются поближе. Не желая упустить ни единой мелочи. Что ж, начнем показ.

— Яд не в вине, а в кубке. Смотрите внимательно… Вот эта виноградная гроздь, она несколько выделяется среди прочих. Это не ошибка мастера, а намеренное выделение, чтобы отравителю было видно, на что нажимать надо.

— Нажимать? Отравителю?

— Да, Радагаст, — изобразил я подобие улыбки, отвечая жрецу Перуна. — Эти два кубка предназначены исключительно для убийства. Это оружие, пусть и тайное. И очень красивое… А как действует? Смторим, я нажимаю.

Небольшое усилие, и вотвиноградная гроздь чуть смещается внуть. Снаружи ничего не происходит, и я кожей чувствую непониманющие взгляды некоторых из наблюдающих за процессом.

— Не снаружи кубка смотрим, а внутри. Там должна небольшая полость открыться. Вот онаЮ маленькая, но заметная. И пальцы внутрь не совать! Неизвестно еще, что там за отрава!

Два Топора отдернул руку с такой скоростью, будто внутри сидел как минимум голодный хищник. Зато теперь все сомнения у собравшихся вокруг меня испарились. Что же до остальных…

— Софья?

— Да, ярл, — мурлыкнуло очаровательное создание. — Я готова… к чему угодно.

— Этого уж точно не надо. Просто походи по залу, покажи всем собравшимся этот кубок с ядовитой начинкой. А мне в это время о другом им всем сказать надо.

Девушка понятливо кивнула, принимая у меня из рукой помесь искусства и оружия тайной войны. Ну а я двинулся обратно, к тому самому креслу, рядом с которым располагались все самые близкие в этом мире люди. А следом шел и Магнус, понимая, что его это тоже касается.

Предстояло сказать последнее. что отделяло наше нынешнее состояние от того, к которому мы шли, но пока еще не переступили последнюю черту. И сделать это требовалось именно сейчас.

Взгляд на Роксану… А в ответ успокаивающая улыбка и знакомый жест в сторону Рогнеды. Без слов мне сейчас сказали. Что она будет в порядке, удалось перехватить ее нервный срыв. Теперь княгине надо лишь отдохнуть, желательно в обществе сына и в абсолютно спокойной обстановке. Непременно, но самую малость позже.

Поворачиваюсь в сторону зала, откуда смотрят множество глаз. Втжу лица, на которых проступает даже не любопытство, а предвкушение чего-то действительно важного, необычного. И оно сейчас будет, это понятно и для меня, и для многих присутствующих, привыкших мыслить самостоятельно, без подсказок со стороны.

С легким шелестом мой меч покидает ножны, блеснув лезвием на мгновение. И тут же вонзается острием в пол, а руки ложатся на рукоять.

— Сын своего великого отца оказался недостоин… Он предал наших богов, пытался коварными уловками ослабить нашу силу. А теперь с помощью своих ромейских друзей осмелился попытаться убить одного из нас. Но тронув одного, он показал, что теперь никто из вольных ярлов не будет в безопасности. Разве что склонив голову перед ним и целую крест чужого нам ромейского бога. Признав себя рабом земным и небесным… Хотите ли вы этого?

Ропот, причем нарастающий… И перерастающий в звериный рык в некоторых местах. Кажется, берсеркеры из числа чьих-то хирдманов охраны или побратимов сдерживаются из последних сил, подавляя свою вторую, дикую личность. Но общий настрой как раз тот. который сейчас нужен. Сравнить варягов с рабами — это самое тяжкое оскорбление. Только вот оскорбляю их не я, а те, которые там, на вершине пирамиды власти.

— Шлите вестников, ярлы! Во все города, храмы. Всем тем, кто не хочет подобной участи для себя. Пусть собирают хирды, храмовых воинов, просто тех, кто знает, с какой стороны держаться за меч. Здесь начинается война!

Интерлюдия

Киев, дворец великого князя


Давно, очень давно Добрыне не было так плохо. Не тело корчилось в судорогах, а дух, разум. А всего то и нужно было, что прилетевшая на голубиных крыльях грамотка, которую Доброга с кривой усмешкой передал ему с единственным словом:

— Война!

Сначала он даже не поверил, но стоило вчитаться в написанные прыгающими рунами строки, как пол ушел из под ног. Попытка отравления Хальфдана Мрачного у него же дома. Не кем-нибудь, а ромейским послом Никифором Фракийцем. Веские доводы этого, убедившие собравшихся в Переяславле «вольных», жрецов… Слова Мрачного, что «здесь начинается война». Понятно с кем, потому как вину он спихнул не только на ромеев, но и на великого князя, заключившего с ними договор. И самое неприятное и пугающее — время. Случилось это все не сегодня, не вчера, а пять дней тому назад.

— Пять дней! Почему, Доброга? Они же успевают подготовиться…

— Это Переяславль. Там Гуннар Бешены со своим подобием нашей Тайной Стражи. Там «тени» Роксаны Змейки. Жены Мрачного. Оттуда. Наконец, вот уже не первый месяц выметают всех, кто покажется подозрительным, уличенным в добром к нам отношении. Пусть они творят это мягко, вежливо, но суть не меняется. У меня там никого нет. Почти никого… А те кто есть, они никакого веса не имеют, обычные жители города или чуть выше. Раньше никак нельзя было. Не моя это вина.

— Да ведаю, — раздраженно отмахнулся Добрыня от оправданий собеседника. — Быстро к Владимиру! И Путяту прихватить. Думать надо и быстро. Потом действовать. Иначе все потеряем, даже головы!

Меньше чем через час картина была совершенно иной. За прошедшее время Владимир Святославович мало того что был извлечен из баньки, где парился и веселился с наложницами, так еще и препровожден в личные покои, где его ожидали все трое ближайших советников. И получил… все вести, не блещущие приятностью. Зато скушал их без криков и угроз, понимая, что не до гонору, угроза слишком серьезная. Лишь выслушав все, задал первый, но явно не последний вопрос:

— А если отдать головы Лирироса и главного ромейского жреца, Михаила? Это даст нам время?

— Нет, Хальфдана этим не обмануть, — сокрушенно вздохнул Добрыня, еще больше обмякая в кресле. — Ему нужны наши головы. А Рогнеда уже не твоя жена… Жрецы расторгли супружеский союз между вами. Заявили, что ты предал богов и теперь убить тебя, да и нас, большая услуга Руси. Сейчас не слышно, но в ближайшие дни об этом в каждом храме кричать станут.

— Если мы раньше силу не покажем! — храпнул кулаком по стоящему перед ним столику Путята. — Собрать всех и уничтожить Хальфдана со всеми его союзниками! Другого выхода сейчас нет, на ромейскую помощь рассчитывать не приходится. Они далеко… и все наши планы обрушились. Из-за их же глупости!

— Таковы ромеи, — пожал плечами по прежнему невозмутимый Доброга. — Для них яды естественны, как вода в ручье или солнце на небе. Слишком привыкли убирать с шахматной доски мешающие им фигуры. И забыли. Что порой неудачная попытка ведет к проигрышу.

— Это лишь слова…

— Будут и дела, Добрыня. Нужно послать отряд к их посольству и под охраной сопроводить сюда Георгия Лигироса епископа Михаила и моего давнего знакомца Константина Старгироса. Вежливо, но без возможного отказа. О безопасности тех, кто попробует помешать, речи не идет.

Глава Тайной Стражи знал о чем говорил. И ожидал, что его мысль будет сразу подхвачена собравшщимися тут. Но дождался лишь кислых выражения на лицах Владимира и Путяты и едкого высказывания Добрыни:

— Разрыв с важным для нас, несмотря на все случившееся, союзником. Это будет глупо.

— Какой разрыв, Добрыня, ты о чем? Тебе что, Алконост в уши долго пел, разумение вытягивая? Это ИХ ошибка, которая привела к тому, что была нарушена хорошая придумка. Базилевс награждает лишь удачливых отравителей, а иных сам отправит на виселицу. Вот увидишь, нам отпишут, что это глупая затея послов, а сам Василий II к ней никакого отношения не имеет. Поэтому они сейчас должны богу своему ромейскому молиться, чтобы только выпутаться из ловчей ямы, в которую сами свалились.

— Приказ будет, — страшно оскалился Владимир, чувствующий, что власть вот-вот вырвется из рук. Даже та, которая была раньше. не говоря уж о желаемом им в результате задуманного. — Но это не главное… Что с Хальфданом? Какие войска мы может использовать, не опасаясь предательства?

Доброга показательно отстранился. Дескать, не мое это, не я ту мастер, а подмастерьем быть гордость не позволяет. А вот Добрыня с Путятой чувствовали себя в делах военных словно рыба в воде.

— Твои дружинники, Владимир, — ласково-ласково улыбнулся Добрыня. — Они крепко с тобой связаны. А Хальфдан для них враг, он их друзей и родичей аж два раза разбил. И для чести урон, и мертвецы о мести в ухо шепчут, как им то Мара дозволяет. Пять тысяч — это уже сила. И йомсвикинги, числом две тысячи. Наемники хороши тем, что сражаются за золото и добычу. А воины они знатные, умелые. А просто других нанятых ты, Путята, слово молви. Ты больше про них ведаешь. Я не так пристально слежу за уже пришедшими в Киев.

— Тысяча и три сотни. Большая их часть из печенегов, есть поляки и волжские булгары. В ближайшие дни могут подойти еще несколько сотен…

— Считаем, что получается, — прервал друга Добрыня. — Пять тысяч, плюс две, плюс… полторы. Восемь с лишкой тысяч мечей, в которых не приходится сомневаться, княже.

— Стража Киева. Отряды в других городах, где наместники верны. Полоцк, Искоростень, Муром… Князья из христиан, они сейчас обязаны будут встать на нашу сторону. Других поманить золотом, чинами…

— Не так, Владимир, — вздохнул Добрыня, видя, что племянник не совсем понимает сложившееся положение. — У нас нет времени на все это. Будем выжидать и стягивать воинов в Киеву — дождемся прихода под его стены Хальфдана и всех его союзников. И тогда я не знаю, как все обернется.

— Думаешь, дядюшка?

— Знаю, Владимир. Лучшее для нас — идти на Переяславль незамедлительно, с уже имеющимися силами. И молиться всем известным богам. Старым и новому, чтобы они помогли нам. Возьмем с собой девять тысяч войска. Одну тысячу дружинников оставим тут, чтобы ничего тут доброхоты Хальфдана и иных вольных не учинили. А оставшихся до девяти тысяч наберем из тех князьков, которые сейчас в Киеве. Вот тут как ты и говорил: посулы деньгами, чинами, да и христиане пусть за свою веру встанут.

Немного помолчали. Но в таких делах слова всегда найдутся, а потому уже Путята спросил.

— Добрыня, а хватит ли нам девяти тысяч? И если идем на Переяславль, то брать ли камнеметы, стрелометы и прочую боевую машинерию?

— Я по порядку отвечу. В Переяславле во время известного нам события были Хальфдан со своими, его союзные ярлы из города, да Ратмир Карнаухий. Еще представители храмовых воинов и те, кто помнят Рогволда Полоцкого и перенесли верность на его дочь, Рогнеду.

— Число?

— Хальфдан и все его силы, считая подвластных ярлов — не более полутора тысяч. Ратмир привел лишь половину своих. Три сотни хирдманов. Храмовые лишь начинали стягиваться к Переяславлю, как и отозвавшиеся на зов Рогнеды. Было их не более пары сотен. Пока! Всего… Полторы, да три сотни, да две… Пусть даже две с лишним тысячи.

— Дядюшка, да мы из раздавим! — радостно вскрикнул Владимир, потирая руки. — Восемь тысяч или девять… невелика разница. Они обречены!

Добрыня мысленно взвыл и чуть не схватился руками за голову. Его племянник никак не желал понять очевидное. Что те самые две тысячи — это всего лишь основа, а которую слой за слоем наматывают подкрепления из разных уголков Руси. Время, проклятое время! Но вслух прозвучали спокойные. Хоть и тревожные слова:

— Две тысячи были пять дней назад. Нам известно, что вести разлетаются во все города. И ты думаешь, что Снорри Вещий, Ставр Осторожный не поддержат близких им по духу и целям рачного и Карнаухого? Что Богумил Соловей не взвоет в своем Новгороде, как волк на зимней охоте, призывая всех защитить веру предков? А он не просто так кричать станет, а бок о бок с тысяцким по прозванию Угоняй. Наш посадник, Стоянович, мало что сделать сможет. И это я лишь про самых крупных упомянул, которые уже наверняка послали отряды к Переяславлю. А есть и менее сильные, но их много. И где тут две тысячи?

— Но всего пять дней…

— ЦЕЛЫХ пять дней, Владимир. В таких делах каждый день дороже золота бывает. И еще не забывай — стены Переяславля крепки, Хальфдан Мрачный не зря их обновлял. Как чуял, отродье своего хитрого бога! Идя на приступ, многих положим под стенами и на городских улочках.

— Пороки, камнеметы, основы башен для приступа. — напомнил о себе и заданном ранее вопросе Путята. — Они помогут уменьшить потери.

— И увеличат время пути. Быстро с ними идти не получится. Если придется — сделаем на месте, мастеров ведь с собой все равно возьмем. А невольников или простой люд и так найдем. Окрест Переяславля.

— То есть…

— Да, Путята. К вечеру мы должны выйти за стены Киева. Время — наш главный враг. И приступ лучше провести почти сразу, как подойдем к стенам. Промедлим — можем получить удар с двух сторон. От подошедших союзников Хальфдана и изнутри города.

Путята проворчал нечто одобрительное и перевел взгляд на Владимира Святославовича. Ну а то что? В подобных ситуациях он привык соглашаться со словами своего кровного родича и главного, неизменного советника.

— Собирайте войско! Только… Кто-то должен остаться в городе.

— Останется Путята, — с полной уверенностью произнес Добрыня. На нем много хлопот… Да и Доброге в Переяславле сейчас делать нечего.

— Именно так, — согласился глава Тайной Стражи. — Я займусь ромеями, с ними есть о чем поговорить. Они мне все расскажут…

— Не пытать!

— Само собой. Только словом, но его они испугаются куда больше. чем каленых игл в предмете их мужской гордости.

И закипела бурная деятельность. Носились дружинники, собирая всех своих. Из загородных стоянок выдвигались к общему месту сбора наемники, суетились рассылаемые во все стороны вестники. Тень войны, тень смуты накрыла и Киев. Тень, которая пока еще надежно скрывала исход противостояния.

Глава 12

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Новость о выходе из Киева войска Владимира Святославовича врасплох нас не застала. Равно как и его численность. Девять тысяч человек, из них три с лишним — наемники. Да, это было много, но отнюдь не критично. Были у нас козыри, которыми бился выложенный Добрыней расклад. Неведомые для нашего врага козыри.

Наших войск в Переяславле было всего две с половиной тысячи. Мало? Смотря с какой стороны посмотреть. Не зря же на собранном пару дней назад военном совете эта тема буквально обсасывалась со всех сторон.

Присутствовал, естественно, весь мой ближний круг, включая Рогнеду, трое наиболее сильны вассальных ярлов, то есть Зигфрид Два Топора, Лейф Стурлассон да Олаф Рыжий. Еще были Ратмир Карнаухий да представитель жрецов, Радагаст, числящий своим небесным покровителем Перуна. В общем, компания подобралась небольшая, но крайне интересная.

— Почему ты предлагаешь дробить наши силы, Хальфдан? — напирал Зигфрид при молчаливом согласии Радагаста и Олафа. — Оставить на стенах Переяславля всего две тысячи, а остальных направить вовне… Это опасно, нас могут смести!

— Тиски, Зигфрид… Видел когда-нибудь это нехитрое приспособление в кузне?

— Ну да…

— Вот мы в этих тисках и зажмем войско великого князя. Пусть изматывают своих, стремясь с наскоку перевалить через стены города. Или позабыл, что такое приступ, когда потери атакующих значительно больше. чем у защищающихся. Конечно, если воинское мастерство на равном уровне.

Два Топора это помнил, но согласия с планом моим, Гуннара да Эрика все еще не высказывал. Вот Бешеный и перехватил эстафету убеждения его и других.

— Крепостные стрелометы, те самые новые самострелы. Уже испробованные в бою. И наконец… «греческий огонь», простые метательные штучки и эти… сифонофоры, как их ромеи называют. Мрачный твердо уверен, что они лучше любых котлов со смолой будут. И расстояние аж до трех десятков метров.

— Угол наклона не забудь, — хмыкнул я. — Не ровная поверхность, а крепостная стена. Враги внизу будут.

— Ну и это тоже. Вот и подумайте, какие потери будут у войска Владимира после первой же попытки серьезного приступа наших стен. И что можно сделать потом.

— Двойной удар, с разных направлений, — ударил кулаком правой руки по раскрытой ладони левой Ратмир Карнаухий, доселе не принимавший активного участия в разговоре. — Мне это нравится. Хорошая мысль. Особенно если удастся втянуть их в бой у стен и накопить большое войско снаружи. Но… большого не будет.

Что да, то да. Подкрепления шли, голубиная почта работала неплохо, но вот люди здесь не могли перемещаться с привычной для меня скоростью. С Того же Новгорода. К примеру, до-олго идти будут. Но на четыре-пять тысяч к моменту появления у наших стен войска Владимира мы могли смело рассчитывать. И вводить своих в заблуждение я не собирался. Вообще.

— Рассчитываем на пять тысяч, — озвучил я предполагаемую цифру. — Будет больше… лично я только обрадуюсь. Но нам и пяти хватит для победы. Две…. Нет, лучше две с половиной тысячи нужно остаить на стенах. Остальных — на место втсречи. Оно довольно спокойное, укромное, да и движущееся к нам войско из Киева не должно будет его обнаружить.

— Это почему?

— Их цель — Переяславль, Олаф, — жизнерадостно оскалился я. — Все получится.

* * *
Да, так было… А теперь Эрик и Мангус с Зигфридом Два Топора там, за стенами, в месте, предназначенном для сбора подкреплений. И будут там до тех пор, пока не получат сигнала от нас. Ну а я стою на одной из башен, которые тут почему-то называют вежами и смотрю вдаль, в сторону. Откуда предположительно должны появиться вражеские войска. Рядом почти никого, специально попросил всех убраться, даже пятерку личных охранников. Только Змейка… Ее общество мне никогда не мешало и мешать не в состоянии. Напротив…

— Скоро все начнется, совсем скоро. Разведчики уже подали сигналы — они близко, они очень близко. Идут форсированным маршем, как сказали бы много веков тому вперед, но суть от слов все равно не поменяется. Понимаю Добрыню, скорость в его положении лучший из имеющихся козырей. Равно как и ставка на проверенные части и наемников.

Что ж, за последние месяцы было сделано все возможное. в том числе и для укрепления стен. Подновили, особенно обветшавшие места, кое-где нарастили высоту, добавили башен, чтобы добавить ключевых узлов обороны. Ворота надежно закрыты, все четыре штуки. Вот их, кстати, укрепили особенно тщательно, чтоб ни одна зараза даже и не думала со своими пороками (таранами) сунуться.

Решетка-катаракта, причем не окованная металлом, а полностью металлическая, уже сама по себе была неплохой дополнительной защитой. Ее пороком быстро не пробить, только покорежить, и все это уже после возни с собственно полотнищами ворот. Плюс башни по обеим сторонам ворот, с которых так удобно отстреливать наглецов. И главная пакость — за каждыми воротами был закреплен сифонофор, способный окатить потоком огня приблизившихся слишком близко и представляющих опасность врагов. Специальные бойницы для этого… и не только. Ведь есть еще и обычные крепостные арбалеты, так хорошо действующие против плотного строя. Еще античностью проверено, так что отказываться от них покамест никто не собирался.

Мертвые зоны у самых стен? Шалишь! Имеются не только простые бойницы, но и для косого боя, которые потом французы назовут машикулями. Пришлось местами изменить форму каменной кладки стен, выносить местами вперед. И уже в вынесенной части организовывали косые бойницы. Стрелки могли пользоваться как арбалетами, так и метать «зажигалки» с «греческим огнем». Смолу и прочую кипящую воду при наличии более совершенного оружия было бы глупо использовать.

Нет, защита была хороша. Это признавалось всеми, кто участвовал в недавнем военном совете. Но любую защиту можно преодолеть. Вопрос только с какими потерями…

— Печалишься или просто размышляешь?

Знакомое прикосновение, а вот уже и нежные, но крепкие руки воительницы обхватывают меня, а теперь уже шепотом в ухо проникают новые слова.

— Не тревожься, Хальфдан, ты и так многое продумал заранее. И сделал все, что в твоих силах. Даже выходящие за пределы стен делали это малыми отрядиками, чтобы никто не понял, что и зачем.

Тут я поневоле улыбнулся. Что верно, то верно. Устроил круговорот бойцов в природе. Малые отряды выходили из ворот. Возвращались обратно, предварительно совершая вроде как бессмысленные перемещения в окрестностях Переяславля. Глупо? Вовсе нет, если ставить перед собой целью сведение с ума возможных соглядатаев. Пойди посчитай, кто и куда перемещается в этом безумном круговороте!

— Да, Рокси, все, что только мог я сделал… Мы сделали. Жаль только, что сифонофоров сумели всего восемь сделать. Четыре у ворот, остальные же будем перемещать по боевому ходу. Но это дело небыстрое.

— Зато «греческого огня» в достатке. Хорошо, чтобы эту вонючую бурд ув достаточном количестве прикупил и еще купцам заказал. Лишним не будет, это и я поняла.

Я лишь улыбнулся, после чего прикрыл глаза, постаравшись расслабиться, ощутить на лице легкий ветер, Ну и просто на малое время отрешиться от присутствующих вокруг серьезных хлопот. Рядом была любимая девушка, отсутствовали иные представители рода человеческого… Можно было теперь уже самому обнять воительницу, поцеловать. И пока ограничиться. Не то место, а сторонников экстрима в данном вопросе я никогда не являлся.

Топот сапог по камню… И вскоре в башню врывается тяжело дышащий хирдман, да в сопровождении пары моих охранников. Слова с заметным усилием вырываются из его рта:

— Они идут. Медные ворота…

— Хорошо. Мы там вскоре будем.

Медные значит… Решили атаковать с направления, которое посчитали наименее защищенным. Не самая высокая стена, удобные подходы. Очевидный, но абсолютно разумный выбор, если хочешь взять город в кратчайшие сроки, без использовании осадной машинерии, помимо банальных штурмовых лестниц и максимум тарана. По от последнего им толку маловато будет — ворота укреплены по полной. Выходит… лестницы. И массированная атака под прикрытием стрелков.

Покинув башню, мы со Змейкой, само собой в сопровождении охраны, в быстром темпе двинулись к Медным воротам. Боевой ход — по сути своей защищенная дорога вдоль верхней части стены. Платформа, с которой так удобно отбивать атаки — великолепнейшая вещь, одновременно простая до изумления. Быстрое передвижение между башнями, опять же бойницы на самой крепостной стене. Красота!

Правда не хочется даже вспоминать, сколько средств, времени и нервов на эту красоту израсходовали. Зато результат налицо. Вот и сейчас спокойно и без проблем перемещаемся из одного места в другое.

Прибыли. Помимо многолюдства защитников нас встречал и Ратмир Карнаухий, тоже не оставшийся в сторона. Кратко поприветствовав нас, махнул рукой в сторону, где уже можно было различить основную массу приближающегося войска Владимира, после чего процедил:

— Дозоры уже крутились поблизости. Мы их обастреляли, они умчались обратно. Все как всегда.

— А ничего нового и не будет, Карнаухий. — Осадные машины?

— Их нет.

— Совсем хорошо. Тогда сейчас будут делать штурмовые лестницы и пороки. Щиты на колесах опять же…

— Могут переносными обойтись, — возразил Ратмир. — Быстрее делать.

— Или так, спорить не стану. Пусть стараются. У нас в каждой башне по мощном стреломету, а то и по два. И простые самострелы нового вида способны эти щиты пробивать без особых сложностей. Так что пусть стараются.

Ратмир с этим не спорил. Он вообще не любил спорить с очевидным, тем более тем, что было ему на руку. Лишь добавил:

— Жаль, что изгоном взять не попытаются, даже если ворота откроем…

Увы. Добрыня меня слишком хорошо знает, чтобы купиться на гостеприимно распахнутые ворота. будет подозревать ловушку и окажется прав, тут и к гадалке не ходи. Но и долго сидеть под стенами, ведя постепенную атаку, Добрыня не осмелится. Знает, что время работает не на него. Так что метательных машин, многоэтажных осадных башен и прочих прелестей тут не ожидается. Это и отметила Змейка, нехорошо посматривающая в сторону приближающегося войска:

— Думаю, остатка этого дня и ночи им хватит, чтобы подготовиться к штурму. Ну и ночью могут проверить нас на прочность.

— Кто же им даст? — усмехнулся Ратмир. — Факелы будут гореть повсюду. Дозорные тоже никуда не денутся. Но пусть пробуют, нам это только на руку.

Разговор шел вяло, нас всех куда больше инетерсовали действия противника. А он не заставлял себя ждать. Отряды легковооруженных конников кружили вокруг войска, предупреждая возможные нападения с нашей стороны. Ну а основная масса концентрировалась в заранее выбранном месте, естественно, за пределами досягаемости самого мощного стрело- или камнемета. Классические действия, а куда без них? Основы воинского искусства не становтся со временем ненужными, они лишь модифицируются с учетом совершенствования военной техники и используемой стратегии.

Временный лагерь… Его варяги строили быстро, ничуть не медленнее тех же римлян. Немного по иным принципам, не столь регламентировано, но суть от этого не менялась. Врасплох не застать, а обороняться в таком куда как удобнее, чем в чистом поле. Но мы его атаковать и не собирались, не тот расклад. Так что пускай обустраиваются, отдыхают… Хотя нет, отдыхать им не придется, работы слишком много будет. За исключением верхушки, конечно. Их задача не руками работать, а исключительно головой.

Время шло… Ну а мы все так же находились рядом с Медными воротами. В одной из башен. Доклады же об общем положении поступали тоже сюда, в этот временный командный пункт.

Хотя ничего интересного в докладах и не было. Никакой активности в других секторах, только отряды легковооруженных конников шныряли по всему периметру. Если случайно приближались совсем уж близко, получали горячий привет в виде стрел и арбалетных болтов. Порой огрызались в ответ, стреляя из луков прямо на ходу. Правда толку от их стрельбы было куда меньше. Попробуй попади в бойницу, откуда наш стрелок выпустил болт из арбалета. Да и укрылся на каменной защитой. А те как-то больше уязвимы.

Доносился стук топоров, печальный треск, когда очередное дерево обрушивалось на землю. Визг пил, ругань княжеских дружинников. Выполнять подобную работу они хоть и умели, но сильно не любили. Всегда удобнее согнать захваченный в окрестностях простой люд, но… Не та сейчас ситуация. Это не чужие земли, а свои, да к тому же Добрыня не дурак, настраивать против себя еще больше широкие народные массы не желает. Потому работали сами воины. Без огонька, но с полной отдачей. Понимали. Что стараются для себя, чтобы хоть немного снизить риск при надвигающемся штурме.

Смотря на все это, я ждал… Пока не штурма, но психической атаки, иначе говоря, визита переговорщиков. А их пока все не было.

— Досадно…

— Что именно? — встрепенулась Роксана, до этого момента просто дремавшая, прислонясь к стене. — Что они далеко и до них из стрелометов не достать?

— Да нет. Переговорщиков нет, а они могли бы хоть немного. Н повеселить нас.

— Так Добрыня ведает, что его и слушать не будут. Или будут, но в ответ поиздеваются и все.

Малость посмеялись, попутно подшучивая над крахом любых попыток переговоров у наших врагов в последнее время. Ну а потом все это прервал появившийся Гуннар. Довольный, как поймавший большущую мышь кошак.

— Веселитесь? — радостно оскалился он, врываясь в башню. — Это вы правильно делаете. Я сейчас еще порадую. Мои прознатчики вернулись. Правда не все, ну да я это и предполагал.

— И?

— Успех! Перебежчика с собой прихватили, Мрачный.

— Даже так! Гуннар, ты не веселишь, ты сильно радуешь… Кто он и по каким причинам перебежал к нам именно здесь и сейчас? Не подсыл ли?

Бешеный скорчил такую гримасу, что было очевидно, что он полностью уверен в полезности субъекта. Но и от пояснений, само собой, не отказался.

— Тут все сразу, несколько причин вообще лучше, чем одна-единственная. Ты ведь знаешь, я давно слежу за проблемами среди дружинников Владимира. И крючки с наживкой были заранее подготовлены. Кто-то да должен был клюнуть.

— Подробности…

— Изволь. Зовут Твердиславом, в дружине Владимира более пяти лет, всегда был на виду, но из-за своей простоты и до десятника не поднялся. Зато частенько был среди охраняющих важные встречи. Вот и наслушался такого, что ему не сильно понравилось.

— Грядущая перемена веры подействовала? Странно… У Владимира Святославовича, пока еще великого князя, ярых сторонников исконных богов старались в последнее время оттирать в сторону и уж точно не допускать к охране при переговорах на такую скользкую тему.

Кривая улыбка Гуннара… Похоже, что я лишь частично прав и мне сейчас это будут растолковывать.

— Да, есть вера в наших богов и особого желания переходить в ромейскую веру нет. Но он мог бы, если б не одна сложность. Невеста у него из жреческой семьи. Богатая невеста к тому же. И он ее даже любит. А что случится, если все поменяется? Вместо любимой и богатой будет она же, но бедная, либо найдет себе богатую, но не столь желанную.

— Потому ему и стоит верить, — согласился я, вспоминая читанные мемуары работников германского генштаба. — Думаю, ты его уже расспросил. Надеюсь, не калечил?

— Зачем? Лишь слегка, в самом начале. Чтобы проверить. Ну да он не в обиде, ничего у него не сломали. Не отрезали. Зато теперь многое знаемо настроениях в великокняжеском войске. Слушайте, что там происходит…

Тут Бешеный начал по памяти, которая у него была дай Один каждому, выдавать полученные от перебежчика сведения. Они касались не столько материального, сколько духовного. Иными словами, атмосферы в противостоящем нам войске. И была она не самая лучшая.

Для начала, войско было неоднородно, с ходу разделившись на четыре неравные части: дружина, йомсвикинги, наймиты из печенегов и поляков, да сборная солянка киевских князьков, цепляющихся за власть Владимира Святославовича. Как я понимал, у последних был как религиозный, так и чисто материальный интерес в виде посулов денег, чинов и прочего. И все упомянутые части находились друг с другом не в самых хороших отношениях.

Печенежских наемников не любили дружинники и мелкие князья, потому как не раз воевали с их соплеменниками. Йомсвикингам по большому счету не было дела ни до кого, но они уже пришибли нескольких вороватых печенегов, которые по своим степным повадкам не видели особой разницы между воровством у врагов и у временных союзников. И если дружинники их порой просто колотили, то суровые члены братства наемников вообще не церемонились, предпочитая битому обидчику обидчика дохлого. Взаимному дружелюбию все это не способствовало.

Владимир Святославович, явно по мудрому совету своего дядюшки, быстро выделил печенегов в те самые легкоконные отряды, объезжавшие наш город по внешнему периметру и беспокоившие воинов на стенах. Добрыня сразу понял, что в деле подготовки больших щитов, штурмовых лестниц и пороков от этих степняков толку никакого.

Остальные работали и работали хорошо, но… Эйнар, лидер прибывших сюда йомсвикингов. Заявил, что в первых рядах на приступ не пойдет, ибо его воины не смазка для клинка. Только в составе третьей волны, то есть собственной штурмовых колонн.

Третья волна… Тут стоило пояснить, что первая — застрельщики, единственная цель которых — вести перестрелку с защитниками на стенах, заставить их поубавить свой пыл. Они могут перемещаться сами по себе, малыми группами под прикрытием щитоносцев или же скрываться за медленно перемещаемыми осадными щитами на колесах… Это не суть как важно. Задача все равно остается прежней.

Вторая волна — воины, несущие собственно штурмовые лестницы и двигающие пороки и прочую осадную технику, если она есть. Туда же можно отнести и несущих связки хвороста для заваливания рва перед стенами, но Переяславль оны пока как-то и не обзавелся. Так, небольшая канава, а не ров.

Кстати, вторая волна обычно несет очень серьезные потери, поэтому туда часто ставят наименее ценных. Неудивительно, что йомсвикинги напрочь отказались там находиться. Они наемники, а не смертники, это стоило учитывать. Вот и оказались Владимир с Добрыней не в самом удобном положении. Ошибка? Нет, просто обычное явление, когда войско состоит из нескольких разнородных частей. Есть для некоторых лидеров в таком подвластном им войске свои плюсы, но и минусы очень существенные.

Ну и та самая третья волна — основная сила. Штурмовые колонны, поднимающиеся по приставленным к стене лестницам.

— И кого во вторую волну наладят? — усмехнулся Карнаухий. — На йомсвикингов надежды нет. Если Добрыня и Владимир Святославович только попробуют навязать им свою волю… Эйнар жизнью битый, умудренный. Он сразу разорвет договор, отведя свои две тысячи. А это будет крахом для всего похода.

— Ответ очевиден даже самоеду, — расплылся в улыбке Гуннар. — Печенежских и польских наемников под наши стрелы пошлют. За них никто не заступится, они разрозненны. Если же не хватит, Добрыня без особых сожаления пожертвует дружинами мелких князей, сохраняя дружину своего племянника.

— Аукнулось печенегам воровство, — воздела глаза к потолку Роксана. — Бедные наивные степняки… надо бы пожалеть, да у меня с этим чувством всегда плохо было.

Из уст Змейки слова прозвучали настолько издевательски, что башню еще долго заполнял хохот, отражаясь от каменных стен и долго не затихая. Но шутки шутками, а полученные сведения дорогого стоили. Если в войске наших врагов даже сейчас нет единства, то что будет, когда положение их ухудшится? Риторический вопрос, ответа особо не требующий, но от этого не менее важный для нас всех.

Что же до времени приступа, то тут все было очевидным. Ни от кого в войске не скрывали, что этот день и часть ночи предназначены для подготовки, потом сон. А утром или днем, в зависимости от состояния воинов, приступ. Тот самый, который они всерьез намеревались сделать первым и сразу же успешным.

Наконец, последняя интересная новость, касающаяся уже дел исключительно киевских. Оставленные там «на хозяйстве» Путята с Доброгой занимались несколько разными делами. Если первый и впрямь занимался исключительно повышением обороноспособности и сбором сил, то вот у второго оказались совсем иные цели. И главная из них — жесткая работа с верхушкой византийского посольства. Магистр Георгий Лигирос, епископ Михаил и давно окопавшийся в Киеве Константин Старгирос вызвали у Владимира и его дядюшки приступ чернейшей злобы из-за своей неудачной попытки моего устранения. И теперь Доброга, как глава Тайной Стражи, обязан был не только выжать из них все соки, но и использовать промашку посланников базилевса Василия II для получения со стороны того наиболее выгодных для Владимира Святославовича условий.

Интересно! И явно стоит того, чтобы в будущем обратить самое пристальное внимание. С этим были солидарны все собравшиеся. Но не сейчас позже. Нынче у нас одна первоочередная задача — отразить приступ и затем взять в тиски подступившую к стенам Переяславля армаду.

Кстати, насчет отражения приступа. Именно сюда, на этот и смежные сектора крепостной стены я обдал приказ стянуть все четыре не закрепленных за воротами сифонофора. Ну и расположить из в наиболее подходящих местах. Теперь, когда начнется штурм, врага окатят струями пламени не один или два, а целых пять передовых для этого времени «машин смерти». Страшной, огненной смерти. Ну и про метателей «греческого огня» забывать не стоило, благо запасы «зажигадлок» и впрямь были солидными.

Меж тем вечерело. Ушел по своим важным делам Гуннар, но Ратмир так и крутился неподалеку, то осматривая тот или иной участок обороны, то проверяя бдительность стоящих на стене воинов. Ко мне опять же стекались донесения от сотников, в которых не было ничего необычного. Обычная рутина, хоть и военного времени.

Вражеское войско практически не беспокоило, разве что самую малость, посредством тех самых небольших конных отрядов. Вялая перестрелка с обеих сторон не более того. Да и то с учетом заходящего солнца она затухала. Зато топоры продолжали стучать. Оно и понятно, щиты да лестницы сколачивать и при свете факелов можно.

— А могут они не Медные ворота атаковать, а, например, Перуновы? — полюбопытствовала Змейка, напряженно вглядывающаяся в сгущавшуюся темноту. — Нам бы это было неприятно. Пока те же метатели «греческого огня» подтащишь, много времени уйдет.

— Могут. Но не станут. Это тебе не изгон и не многошаговая атака. При первом, как ты помнишь, пробиваются к еще не успевшим закрыться воротам, а то и к нескольким… Вторая же позволяет делать ложные движения, раздергивать в разные стороны воинский запас защитников. Здесь не то. Пойдут завтра к другим воротам на приступ, так их стоянка почти без защиты останется перед возможной нашей вылазкой. А там обоз, там казна и припасы. А коли все двинутся, то и мы с помощью благосклонного взгляда обитателей Асгарда и собственного разума все свободные силы к другим воротам перебросим.

— Разумно.

— Есть у меня такая привычка, — подойдя к Роксане. Я остановился у нее за спиной и обвил руки вокруг талии своей валькирии. — Хватит уже глаза мучить, все равно ничего толкового не разглядишь. Отдыхать пора, завтра мы должны быть бодрыми и полными сил. Они нам пригодятся.

— Значит в детинец?

— Туда, красавица моя, туда. Утро вчера мудренее, как говорится в детских сказках. Но и там порой встречаются умные мысли.

Превозмогая легкое сопротивление девушки, я увлекал ее к выходу из башни. Нам и правда следовало отдохнуть. Ну а если что, так нас сразу призовут. Иначе и быть не может.

Интерлюдия

Лагерь Владимира Святославовича у стен Переяславля


Засыпать под звуки топоров. Пил и руганть людскую — не самое приятное занятие. Да и хорошему сну мало способствует. Владимир Святославович это знал, но поделать ничего не мог. Но все же понимания необходимости хорошего настроения поутру никак не добавляло. Напротив, уменьшало и так невеликие запасы доброты и терпимости к происходящему. Поэтому ничего удивительного, что в разбудившего его звоном колокольчика слугу полетела сперва ругань, а потом и нашаренный сапог.

Жалобно пискнув. Слуга скрылся по ту сторону шатра, ну а мрачный великий князь Киевский стал подниматься, одеваться и вообще приводить себя в порядок. Понимал, что перед своими людьми надо показываться лишь в подобающем облике, коли есть такая возможность.

Впрочем, прежде, чем он вышел за пределы своего шарта, к нему ввалился Добрыня, чье лицо поневоле наводило на мысль о том, что его обладатель спал небольше пары-тройки часов.

— С добрым утром тебя, Владимир.

— Плохо выглядишь, дядюшка, — отозвался тот, застегивая на себе пояс с мечом и кинжалом. Я что думаю… Броню сейчас вздевать или пока обождать можно?

— Можно и обождать. Приступ все равно часа через два будет. Уф-ф…

Утерев пот со лба, Добрыня, завидев кувшин с квасом, устремился к нему. Присосался прямо к горлышку, не затрудняя себя поисками кубка или простого стакана. Лишь отвалившись от бодрящего и холодного напитка, поставил заметно опустевший сосуд обратно, вытер усы и заявил:

— Все готово. Лестницы, шиты на колесах и просто, два порока.

— Два?

— Да, Владимир, только два. И тащить их к Медным воротам Переяславля будут обреченные на смерть. Сначала один, а потом второй. Ворота нам навряд ли пробить, слишком хорошо их укрепили. Все решат простые лестницы и поднимающиеся по ним дружинники с йомсвикингами. А лестниц у нас теперь много.

— Сложности были?

— И будут, — поморщился Добрыня, вспоминая, как этой ночью и особенно ранним утром ему пришлось угрожать, сулить златые горы и просто проскальзывать между многочисленных опасностей. — С Эйнаром договориться не получилось, его викинги пойдут только в третьей волне. Иначе он разорвет договор и уйдет.

— Задержать!

Добрыня посмотрел на племянника столь выразительно, что тот мигом растерял весь свой пыл.

— Две тысячи? А если он не просто уйдет, а перейдет по другую сторону стен Переяславля? Не говори глупых слов, а то ведь они могут и в жизнь воплотиться. Нет, йомсвикинги пойдут третьей волной. А лестницы понесут и первыми на них взбираться станут печенежско-польские наемники, а потом и наши киевские друзья. Первых не жалко, вторые не опасны.

— Да, дядюшка, — как и всегда, согласился Владимир. — Что еще я должен знать?

— се важное уже сказано, а не столь важное ты можешь увидеть и сам. Пойдем, нам надо обойтивсех. Показать, что великий князь рядом, что он заботится о верных ему людях, даже наемниках.

— Но печенеги…

— Да, Владимир, к печенегам идти не стоит. Их йомсвикинги рано утром под прицелом держали, несколько стрел даже особо горластым смутьянам в потроха вошли.

Добрыня вздохнул, вспоминая недавние события. Плохо все же, когда войско еще не слаженное, а его уже требуется бросать в горнило битвы. Ну а наемники-иноплеменцы — это вообще большие сложности. Но с ними все же лучше, чем без них. да и какой у них был выбор? К тому же сейчас задача наемников — помереть во имя его целей в большой количестве. Но прихватить с собой как можно больше людей Хальфдана Мрачного. А трупам оплата ни к чему. Это же не Эйнар с его йомсвикингами, которые возьмут плату даже за погибших, причем отдать придется. Ссориться с ними… даже для Руси будет невыгодно. Силшком большую силу накопили эти не то наемники, не то своего рода братство военно-духовного толку.

Пара часов до назначенного времени приступа пролетели незаметно. Сначала обход войск, потом вывод их на заранее обговоренные места… Все было готово, осталось только подать знак. И начнется то самое, ради чего они здесь. То самое, что окончательно расставит по своим местам, кому принадлежать на Руси власть — великому князю Киевскому или же этим, вольным недобиткам. Хотя…

Добрыня стоял радом со своим племянником на вершине небольшого холма, выбранного как место для расположениякомандования всем войском. Стоял и думал, что с его главным сейчас врагом все не так просто. Хальфдан Мрачный явно свои цели имеет. Имел… Победить здесь или хотя бы не проиграть он вряд ли способен. Две тысячи или чуть больше против его девяти. Нет, это было просто смешно.

— Первая волна, — прошептал он, после чего взмахнул рукой, подавая знак. — Застрельщики! Вперед!

Сначала ничего не было заметно, но потом вперед и впрямь двинулись те, кто должен был завязать бой. Скрывающиеся за большими щитами на колесах, прикрываемые обычными щитовиками, они пошли на сближение. Еще немного, и расстояние между ними и стенами станет таким, что можно будет пусть не поубавить число защитников, но уж точно заставить их проявлять меньше пыла в обороне.

— Когда вторую волну пускать будем, дядюшка?

— Как всегда. Ждем успеха застрельщиков, полного или частичного, тут уж насколько боги к нам будут благосклонны…

Тут взгляд Добрыни поневоле перескочил с племянника, с которым он разговаривал, на застрельщиков. И на заработавшие стрелометы Переяславля, точнее, на результаты их первых выстрелов. Две из четырех огромных стрел попали точно в цель, пробив и сами щиты на колесах, и то, что находилось за ними. Первая кровь за сегодня. Неудивительно, что ее взяли защитники города, но все равно, Добрыне все это не нравилось. Да и упоминание про богов. Зря это он…

— Кажется, у них тех башнях, что справа и слева от ворот, по два стреломета, — вздохнул Владимир Святославович. — И, дядя, не стоит богов поминать, нам они не помогут. Разве что ромейский.

— Ничего, стрелометы всегда вступают в бой раньше прочих. А вот когда наши люди подойдут поближе и начнут обстреливать стрелков Хальфдана… Ждем, Владимир, скоро начнется. А когда они скроются за стенами, лишь изредка высовываясь, вот тогда пойдет вторая волна.

— Но самострелы, дядюшка! — оправданно возмутился Владимир. — Смотри, из них уже начинают стрелять…

— И пусть. Не все выстрелы пробивают столь толстые доски. Больше потери будут, но задачу свою застрельщики все равно выполнят. Ждем. Просто ждем…

И верно, стрелки с обеих сторон были всецело поглощены борьбой друг с другом. Расположенные с башнях самострелы обрушивали осадные щиты, выстрелы из самострелов добивали оказавшихся открытыми, но и с другой стороны летели меткие стрелы. Потери были с обеих сторон. Вот только стоило застрельщикам выйти на удобную для них дистанцию, как стало совсем неуютно даже за, казалось бы, надежной защитой. Самострелы нового типа, используемые защитниками Переяславля, исправно дырявили даже толстые доски, собирая кровавую жатву. Чувствовалось, что вскоре застрельщики или ослабят давление за защитников, или вовсе начнут отступать, не желая терпеть большие потери в своих рядах.

Добрыня, опытный военачальник, чувствовал подобные моменты. Именно потому проплывший над полем битвы звук рога возвестил, что пора выдвигаться и второй волне. Той самой, потери в которой, судя по уже произошедшему, обещали быть просто ужасающими. Но Добрыня не был бы самим собой, если бы не присоединил к идущим вперед под угрозой расстрела в спину печенежско-польским наемникам еще и большую часть набранных в Киеве сторонних бойцов.

Необходимые жертвы… Как и любой полководец, они хорошо понимал их необходимость. Ну а терзаться душой по этому поводу точно не собирался.

Зато любо-дорого было смотреть, как быстро и отчаянно идут эти воины. Одни несут штурмовые лестницы, другие прикрывают несущих щитами, стремясь дать хоть частичную защиту от посыпавшихся еще гуще стрел. Выпущенных из самострелов в основном, что снижало скорость стрельбы защитников, но давало преимущество в пробивной силе. Тут Добрыня поморщился, понимая, что этот размен не в его пользу. А заодно и о том. что надо разобраться с изменениями, которые Хальфдан или кто-то из его ближних внес в оружие своих хирдманов. Пока что действующий образец такого самострела ему добыть не удалось, одни лишь словесные описания, чего явно было маловато.

К Владимиру Святославовичу и Добрыне подошел Эйнар, до этого стоявший в стороне, рядом со своими приближенными. А подойдя, процедил:

— Скоро поры двигаться третьей волне. Мои братья уже стоятся черепахами. Ждем только приказа, князь.

— Будет тебе приказ, Эйнар, — ответил Владимир, не отрывая взгляда от происходящего около стен. — Главное, не опоздать, но и раньше времени нельзя..

— Скоро будет можно… Последний рывок и лестницы будут приставлены к стенам. Эйнар, для твоих викингов вот этот участок.

Взгляд всех троих на развернутую карту Переяславля, на которой палец Добрыни указал участок, предназначенный для йомсвикингов. Остальное — для дружины великого князя. Эйнар возражать не собирался, тем более. что собственно к воротам его людей посылать и не собирались. А остальное… не все ли равно!

Йоммсвикинги и немалая часть дружинников великого князя и впрямь выстроились в штурмовые колонны вида «черепаха». Проще говоря, прикрытые со всех сторон и особенно сверху тяжелыми и повышенной прочности щитами. Теми, что способны прикрыть от стрел, камней, бресен, которые в большом количестве обрушивают защитники на находящихся под стенами и поднимающихся по приставленным штурмовым лестницам.

Все ждали приказа, а его пока не было. Оно и понятно, ведь для начала нужно было эти самые лестницы приставить к стенам и защищать от попыток обороняющихся их повалить. Да и первые попытки подняться по этим самым лестницам, проверяя на прочность защитников стен, должны были совершить остатки наемников и набранные «с бору по сосенке» киевские вояки.

Бум-м, бум-м… Доползший по ворот порок принялся за работу. Раскачивающие окованное железом бревно воины чувствовали себя очень неважно. Пусть крыша боевой машины и была относительно надежной, да и от поджога по возможности защищена… но лишь на какое-то время.

— Они даже не пытаются разрушить порок! — с досадой процедил Владимир. — А я думал все же отвлекутся. Так нет, только обычных воинов выбивают.

— Так это тебе не зажиревшие франки или англы, племянник. Они знаю наши повадки, мы их… Они у нас похожи. Лестницы! Их уже приставляют к стене. Пусть третья волна подходит ближе и будет готова поддержать вторую. Пора!

Вновь звуки рога поплыли над полем, подавая новые сигналы и уже атакующим, и еще только готовящимся. Отряды тяжеловооруженной пехоты, выстроившиеся черепахами, закрывшись щитами со всех сторон, поползли к городским стенам. Каждый из отрядов знал свою цель, ведомо было и время. В том смысле, в каком порядке они должны подходить. Что йомсвикингов, что великокняжескую дружину постоянно мучили учебными приступами, не давая забывать давно уже освоенные навыки. В том и была их сила. Сила воинов, всю жизнь повышающих свое мастерство. То самое, являющееся основой для выживания в мире, всегда бывшим безжалостным к слабым и не умеющим постоять за себя.

По приставленным к стенам лестницам уже быстро и сноровисто карабкались те, кому выпала столь почетная обязанность. И рискованная, что само собой подразумевалось. Несколько печенегов попробовали было порскнуть назад, как вспугнутые зайцы, но меткие выстрелы застрельщиков добавили еще с десяток трупов и показали остальным, что так поступать не стоит. Или наверх, или в могилу — иного варианта для этой группы наемников не было предусмотрено в планах Добрыни и великого князя.

Со стен летели камни, короткие бревна… Лестницы пытались отталкивать. Стрелки были по многочисленным целям, их стрелы редко когда летели мимо, но… Атакующих было все же слишком много. Да и застрельщики продолжали свою работу. Мешая защитникам города. Их число заметно уменьшилось. Хватало мертвых, лежащих то тут, то там… Раненых под прикрытием щитов оттаскивали за пределы досягаемости стрелков а потом уже тащили к лекарям. Все шло как обычно, когда атакующих много больше защитников. Потери, потом еще больше потрери. Азто потом нескончаемому потоку удается прорваться на стены и тогда начинается уже обычный бой в услових города.

Третья волна, состоявшая из коротких штурмовых колонн княжеских дружинников и йомсвикингов Эйнара уже подошла совсем близко. Они ожидали лишь момента. когда выдвинутые вперед «малоценный мусор» малость ослабит защитников, примет на себя их первый, особо яростный удар. Но тут…

Со странным, незнакомым для большинства грохотом из пяти источников вырвались потоки жидкого пламени. Ярко пылающая жидкость накрывала широкие участки, на которые была нацелена. И там воцарялся огненный ад! Дикие крики сгорающий заживо людей, мечущиеся огненные факелы, тщетно пытающиеся сбить пламя. И мгновенное падение боевого духа. Некоторые, особенно наменики, так и вовсе метнулись подальше от стен. По ним даже застрельщики не стали стрелять, сами будучи в состоянии полного изумления.

«Греческий огонь»! Про это никто не мог подумать. Ни полководцы, ни те, кто сейчас либо бежал, либо медленно пятился от оказавшихся столь опасными стен, прикрываясь щитами. А сверху свистели стрелы, а заодно летели глиняные сосуды все с тем же «греческим огнем». Летели и… разбивались то о землю, то о щиты и доспехи. А разбиваясь, вспыхивали, поджигая все, до чего долетали огненные вязкие капли.

Когда тело прижигают огнем, сложно держать строй… Вот группки сбившихся ради успешного отступления и распадались. А распавшись, становились легкими мишенями для стрелков. Вырваться из простреливаемых областей удалось немногим. Штурм… захлебнулся в крови. А на холме рычал от злости Владимир Святославович, а белый как мел Добрыня лишь беззвучно шевелил губами.

— Огонь… Не простой огонь, а «греческий»… Почему, как? Откуда?

Хрясь! Звонкая оплеуха, которую ему выдал Эйнар, заставиласобрать мысли в кучку и вернуться в реальность. Равно как и слова главы нанятых им йомсвикингов:

— Битва не проиграна! Они отбили только первый штурм. Город надо брать пошаговой атакой. И учитывая их сифонофоры. А необычное применение! Башковитый в Переяславле князь.

— Ярл Хальфдан Мрачный, — эхом отозвался Добрыня. — Похоже, добрался до ромейского великого секрета… Раньше прочих. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Но почему он, почему сейчас?!

— Не о том говорим. Ты нас нанял, мы делаем то, что уговорено. Победить простым штурмом нельзя. Нас просто сожгут.

— Но и шаг за шагом проламывать оборону мы тоже не можем. Этого времени нам никто не даст. Как только подойдут подкрепления из Хольмгарда, нам придется отступать.

— Хольмгард далеко, — резонно заметил Эйнар. — А шаги можно делать быстро, но не безрассудно. Вспомни, у них было против нас только пять сифонофоров. Не больше, хотя места хватило бы… Значит?

— Не успел наделать! — напомнил о себе Владимир Святославович, доселе не желавший вмешиваться в беседу дядюшки-советника и главы наемников. — Атаковать с разных направлений, а уж» греческий огонь» в горшках не так страшен, как он же но в виде струй пламени.

Эйнар лишь кратковременно склонил голову, показывая, что целиком и полностью согласен. Правда добавил:

— Я посмотрел на результат приступа. В первых двух волнах было около трех с половиной тысяч. Выбрались живыми и не сильно пораненными меньше половины. Потери — около двух тысяч. Серьезный урон.

Никто не спорил. С такими потерями мощь атакующих уже не была столь впечатляющей. Нахрапов взять город не получилось, приходилось идти проверенными, но медленными дорогами. А время, оно работало на обороняющихся.

— Укрепляем стоянку, — обреченно вздохнул Добрыня. — Хальфдан и его бешеные побратимы могут решиться на ночную вылазку. А «греческий огонь» в его руках, как мы видели, может применяться не совсем обычным образом.

Глава 13

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Радостные крики моих хирдманов и прочих защитников города оглушали, врезались в уши, вызывая практически непреодолимое желание заорать на всех, чтобы только они заткнулись. Но нельзя, нельзя, несмотря на то, что в голове как будто десяток дрелей работаю. Не люблю громкие звуки, сильно не люблю! И это именно я, а не то тело, в которое меня занесло в этом времени. Психология, а не физиология, млин. Поэтому и вид у меня среди всеобщего ликования был… мрачный. И это мигом подметила та, которая знала меня лучше всех.

— Мрачный ты мой, — взяла меня за руку Роксана. — Потерпи, скоро они кричать перестанут. Вот глотки надорвут и утихнут. Ты же знаешь, так всегда. Это только у тебя после той раны голова болит. Потерпи… Это же победа. Войска Владимира бегут.

— Недалеко и ненадолго. Их осталось не меньше семи тысяч, родная моя. Мы удачно разменяли секрет обладания «греческим огнем» на пару тысяч врагов, но это не конец, а только начало… Посмотри туда.

Жест в сторону отступающих заставил Змейку внимательней присмотреться к отходящим войскам. Мы выбили их наименее важную часть — наемников и внедружинных воинов. Зато дружина великого князя и йомсвикинги если и были затронуты, то лишь самую малость. Это означало только одно — бой будет продолжаться. Но теперь обычного приступа ожидать не стоит. А вот планомерной, пусть и ускоренной осады — это да.

Радостные крики начали затихать. Зато больше стало взглядом в мою сторону. Тех самых, которыми победившие воины смотрят на того, кто привел их к этой победе. Настоящей победе, крупной. Над сильным и опасным противником. И именно эти взгляды, в которых плескались вера и восторг, заставили окончательно понять — это МОИ люди. Все они, все без исключения. Следовательно, я обязан и в дальнейшем из кожи вон вылезти, но поддерживать тот постамент, на который меня забросила сегодняшняя придумка. Не потому, что опасаюсь потерять уважение, вовсе нет…Скорее уж невидимые узы, еще более усилившаяся ответственность за тех, кто признал меня первым из равных.

— Они теперь будут не меньше нескольких часов приходить в себя после провалившегося приступа, — вымолвил неожиданно оказавшийся в паре метров от меня Карнаухий. — Или вообще до завтрашнего утра ничего не предпримут. А вот мы может подумать о ночной вылазке.

— И они тоже про это думают, Ратмир. А значит готовятся. Мне без крайней нужды не хочется терять своих хирдманов. И твоих тоже. Сейчас у нас сколько потерь?

— Не больше трех сотен, — мигом ответил ярл. — Из них сотня лишь ранены, хотя для излечения требуется время. Царапины я не считал, на них никто из воинов внимания не обращает. Повязка, травы, питье… Это есть и на стенах.

— Во-от! Я хочу, чтобы и дальшенам не пришлось устилать дорогу к победе трупами своих. Потому хочу сначала как следует подумать. А уже потом возможно, только возможно, продумывать вылазку. Или вообще совместный удар.

— Рано, — отрезал Карнаухий. — Подкрепления будут идти еще долго. Лучше будем тянуть время. Пусть Владимир Святославович со своими советниками подергается, как рыба в сети.

Тут я лишь развел руками. Форсировать события действительно не в наших интересах. Но пока…Пусть народ порадуется, заслужили. Мне же надо подумать. Желательно в тишине и спокойствии. Благо для этого и в детинец возвращаться не надо, достаточно пройти в любой из домов поблизости от городской стены. Пара монет местным обитателям, так они без особых протестов согласятся погулять пару часиков по улицам Переяславля. И ни Ратмира с его вопросами-советами по делам военным, ни Гуннара, рыщущего по Переяславлю в поисках возможных подсылов или прознатчиков противника. Обойдусь исключительно обществом Роксаны, благо оно меня абсолютно устраивает. Ну а уж Олегу Камню и Рогнеде уже весточку в Детинец послали. Нечего им переживать, особенно последней. Камень то воин, просто делать ему близко к бою сейчас нечего. Пусть этаким аналогом коменданта детинца поработает, оно самое то будет.

Сказано — сделано. Не более чем через четверть часа я уже расслаблялся, развалившись поперек на довольно простой, но все же мягкой и чистой лежанке, прикрыв глаза. Еще там, на стене, сказал, чтобы пару часиков меня не беспокоили, если только что-то действительно важное не случится. Пока пусть Ратмир общее руководство на себе тащит, а мои хирдманы за ним всегда присмотрят. Особенно Мстиша, который, как и подобает человеку, натасканному Гуннаром, ходит безмолвной тенью за объектом. И готов при нужде кинжалом в спину озадачить. Крайность конечно, я не спорю, но даже очень маловероятные вещи приходится учитывать. А так…

Вот и десяток хирдманов охраны вокруг дома расположился, страхуют нас со Змейкой от неожиданностей. Внутрь, само собой. не суются, потому как отдыху это бы очень сильно помешала. Так что только я и моя валькирия. И сейчас с моей стороны ни единого активного поползновения в сторону ее красоты. Устал, просто устал. Нервное напряжение последних дней, а еще этот штурм. Удачно закончившийся для нас. но оставивший после себя массу новых вопросов. И один главный, выражающийся словами «что делать» и «какой необычный ход придумать». Вот над этим я сейчас и размышляю.

— Хватит спать, еще и есть надо, — раздался голос Роксаны, а еще нос уловил запас свежего жаркого. — Да и не хочешь ты спать. А просто лежишь с закрытыми глазами.

— А если нарочно похрапывать начну?

— Тем более не поверю. Ты никогда не храпишь.

— Вот что значит хорошее знание друг друга, — притворно огорчился я, открывая глаза. Рокси, как и ожидалось, находилась в поле моего зрения. — А запахи бодрящие…

— Вот и вставай!

— Не-а… Мне и тут хорошо. Сесть сяду, а все эти вкусные чудеса и на ложе разместятся. И ты, как главное и несравненное… Вот только обкусывать тебя с разных сторон я точно не собираюсь.

— А ты попробуй… Но аккуратно, — с придыханием изъявила такое пожелание валькирия, не очень еще умело, но завлекательно покачивая бедрами. После чего поставила на ложе принесенные яства, а потом и сама устроилась рядом. — Хоть сейчас, хоть ночью…

— Лучше все же ночью. Иначе отвлекусь на тебя так сильно, что и к делам воинским возвращаться не захочется.

Аргумент был принят, засчитан и одобрен. Ну а мне оставалось одобрить хорошо прожаренное, с корочкой и приправами мясо. Как раз лучший выбор после недавно пережитого, пропущенного по нервам боя.

Ну а пока я жевал, порой перебрасываясь со Змейкой общими фразами, в голове стал постепенно оформляться план. Рискованный, неоднозначный, но при удаче способный перемолоть немалый кус от оставшегося вражеского войска.

Мясо закончилось, а вот мысль окончательно оформилась. Надеюсь на то…

— Рокси, а скажи ты мне, кто из союзных нам ярлов больше всего походит на предателя?

— Никто! — чуть было не подпрыгнула валькирия прямо «из положения сидя». — Ни Гуннар, ни я не допустили бы такого, никогда! Тот единственный случай, он…

— Ты не поняла меня, очаровательная и грозная валькирия, — дотронулся я до волос Змейки, мягких и шелковых. — Предателей нет, но мне нужен тот, кто способен выглядеть таким в глазах наших врагов. Вот подумай, кто чаще всего поругивает меня и проводимые в последнее время затеи? Достаточно значимый, но в то же время не из числа побратимов. В их предательство теперь никто не поверит. Понимаешь?

Роксана застыла соляным столбом, даже не думая подниматься с ложа. Только глаза жили своей жизнью, смотря на что-то невидимое. Но крайне важное для нее. Напряженная работа разума, только так это объяснялось. А значит должны родиться полезные мне идеи. Надо лишь чуточку подождать

— Стурлассон… — вышла из глубокой задумчивости девушка. — Этот беловолосый всегда горазд покричать, особенно среди тех, кто готов его слушать. Но ты же знаешь. что порет немного, а потом выполнит отданный тобой приказ. Успел понять, что это для него полезнее, чем быть самому по себе.

— Значит, Лейф. А ты права, он из всех возможных более всего подходит на роль перебежчика. Тогда… пора устроить трагикомедию масок, как в греческом театре. Жаль, что у нас театра нет. ПОКА нет…

— А будет?

— Надеюсь. Вот только обустроимся в Киеве и начнем уже его обустраивать. Но сначала мне нужен предатель. Так что пусть тащат сюда Лейфа, буду готовить его на эту ответственную роль.

— Сейчас…

— И сама убегать не вздумай. С тобой тут уютно, а без тебя тоскливо станет.

Улыбнувшаяся Роксана быстренько пообещала, что всего лишь передаст мое пожелания хирдманам и сразу же вернется. После чего быстро выскользнула сначала за пределы комнаты, а потом и входная дверь дома скрипнула. Энтузиазм, однако, да еще в больших количествах.

Я думал, что Стурлассон будет сюда долго добираться. Ан нет, стук в дверь и топот сапог раздались очень быстро. Эх, прощай мой отдых! Хотя почему «прощай»? Я спокойно могу себе его продлить, коли возникнет подобное желание и не появится препятствий вроде очередной попытки штурма городских стен. Но пока… Надо ставать и примостить свой зад не на мягкой лежанке, а на грубом деревянном стуле, будь он неладен.

— Звал, Мрачный? — Стурлассон, ввалившийся в комнату в сопровождении вышедшей его встречать Змейки был, как и всегда, не слишком дружелюбен. А в голосе звучали ворчливые нотки. — Что за необходимость и таинственность?

— И необходимость есть. и таинственности место найдется. Хочешь присаживайся, хочешь стой, но вот слушай меня так, как отца своего слушал. Тихо-, друг мой, тихо. Дело очень важное и сулящее очередную победу в сражении, если ты с ним справишься.

Есть! Зацепил за чувствительную точку в хорошем смысле этого слова. Стурлассон очень честолюбив, для него воинский успех порой важнее всего прочего. А тут такие интересные слова из уст командующего защитниками города и вообще всей затеи по свержения Владимира Святославовича. Плюс он знает, что я языком впустую молоть не приучен. Следовательно…

— Ради победы можно на многое пойти, — утсроивлись на предложенном ему табурете, Лейф переводил взгляд с меня на Змейку и обратно. — Что нужно от меня?

— Для начала, послать одного из верных своих хирдманов, и не из простых, в сторону стана великого князя Владимира Святославовича. Посланник должен быть умным, не слишком чувствительным к боли и умеющим хорошо притворяться.

— Я не…

— И опять же успокойся, — сделал я отстраняющий возникшую было реакцию жест. — Это не послание твоего человека на смерть, тут совсем иное. Чтобы избежать попадания в Валгаллу, он и должен уметь хорошо притворяться. Ведь прикинуться перебежчиком — допустимая воинская хитрость. Вспомни хитрость и коварство Локи, часто приводящие к победе детей Асгарда.

Помогло. То ли и впрямь про Локи вспомнил, то ли про особенности моего считающегося тут странноватым, но все же эффективным мышления. Кивнул в знак того, что внимательно слушает и попытался максимально сконцентрироваться. Мне же оставалось лишь выдать основную идею в надежде на понимание.

— Среди всех значимых фигур ты наиболее подходишь… чтобы изобразить ярла, готового при удобном случае переметнуться. Это не так, я знаю, но вот Владимир и особенно Добрыня, что для нас особенно важно, могут в это поверить.

— Это почему? Никто из рода Стурлассон не замаран в бесчестных делах!

— У Добрыни несколько другие думы, он привык рассуждать схоже с некоторыми ромеями. На это и опирается мой расчет. А почему… Смотри, ты часто споришь по поводу моих предложений. Делаешь это громко, потом слухи про твой крутой и, извини, несколько вздорный нрав иду по городу и дальше. Меня это ничуть не удручает, таков твой нрав, таковы особенности души. Зато со стороны это выглядит несколько по-другому. И очень хорошо, что выглядит!

Вначале сверкавший глазами, Лейф несколько успокоился, стоило ему услышать, что все это не охаивания его родимого ради, а по другой причине. Мда, импульсивен он все же, ему бы над самоконтролем поработать. Только вряд ли он на это пригоден. Или все же? А, не сиюминутное дело, подождет.

— Найду я такого человека, — подумав, ответил Стурлассон. — Он сможет добраться до стана врага, да и притворяться умеет хорошо. Но что именно он должен выдать за правду, кроме моего желания переметнуться?

— Ты прав, самое интересное именно в его предложениях Владимиру Святославовичу с Добрыней, — оскалился я, заранее предвкушая грандиозную разводку. — От твоего имени он пообещает открыть одни из городских ворот в оговоренное время. Ну и продержать их такими до того мгновения, когда воины великого князя не ворвутся внутрь города. Разумеется, не просто так, а за весомые блага для тебя и твоих хирдманов. Например… княжество на окраинах Руси. Полоцк или вообще Тмутаракань, это уже никому не интересные мелочи.

— Так они на это и согласятся!

— Конечно нет, но пообещать пообещают, — при этих моих словах Змейка изобразила столь ласковую улыбку, что даже Лейф передернулся от понимания того, что за ней скрывается. — А в качестве задатка пусть попробует вытрясти из них большую часть походной казны. Столько явное сребролюбие придаст достоверности, так что пусть твой человек не особо сдерживается.

Пока я думал, что бы еще важного сказать, Лейф самрешил уточнить остававшееся ему неясным:

— Но какой же смысл у этой затеи? Открыть ворота — предоставить возможность врагу взять город изгоном. На месте Добрыни я бы заставил перебежчика предоставить нужные уверения. Не словами. а делами.

— И какие? — оживилась Змейка. — Лейф, это действительно важный вопрос.

— Какие… Провести за стены города нескольких своих людей, которые следили бы за происходящим. И только удостоверившись, подавали бы нужные сигналы. Огнем там или дымом… Иначе заподозрят ловушку. Прости, ярл, но ты уже заслужил славу умеющего обманывать врагов. Мрачную славу, под стать своему прозванию.

— Значит, придется устроить театр. Театр на крепостной стене! Звучит, однако.

Рокси поняла а вот Стурлассону сначала пришлось объяснять, что это за греческое слово такое и какое отношение оно имеет к нашим делам. Зато поняв, он преисполнился энтузиазма. Ведь предлагалось не просто доставить врагу большие проблемы, но сделать это в особо изящной и вместе с тем коварной форме.

— Я понял твою задумку насчет достоверности, — помотав головой от избытка нахлынувших эмоций, произнес Лейф. — Но все равно, пустить врага за пределы ворот — не самое безопасное, что ты мог придумать. Да, у нас будет преимущество в готовности к этому. Только закрыть ворота может и не получиться. А решетка… ее можно иостановить, достаточно нехитрых средства, если в момент ее опускания враг будет совсем рядом.

— Беспокойство твое понятно, Лейф. Но ты не совсем прав. Я тут на досуге нарисовал небольшое добавление к уже созданному сифонофору. Это улучшение можно сделать быстро, поэтому… В общем, смотри и удивляйся.

Змейка радостно потерла руки. Она то уже видела мою очередную безумную идею и осталась вполне довольной. Теперь же пришла пора показать и остальным. Волею случая первым из этих самых «остальных» оказался Стурлассон. Не самый плохой вариант, откровенно то говоря.

Сама же идея пришла сама собой. Пусть здесь и сейчас нет артиллерии, да и сама работа над порохом на ранних стадиях, ожидает прибытия караваниз Китая. Но вот некоторые идеи… имеют право на существование. Есть сифонофор, этот прародитель огнемета, есть и мысли насчет его использования вне классического понимания. При обороне крепостей уже использован, со стены его действие просто порадовало. Но что если пойти еще дальше и установить его для отражения обычной атаки.

Да, именно так! Если атакующих способен проредить сноп картечи, то почему это не может сделать струя пламени. Двадцать-тридцать метров — дистанция, конечно, невеликая, но за неимением лучшего и она сойдет. Особенно если противник идет тесным строем, да из проема ворот! Остается лишь позаботиться о мобильности такого устройства да о защите обслуживающего расчета от стрел и копий.

Действительно, ничего не мешало поставить сифонофор «на колеса», а еще оснастить его броневым щитком наподобие того, что имелся у орудий и пулеметов первой половины XX-го века. Вот именно подобный вариант и был изображен на листе, который был продемонстрирован Лейфу. В работоспособности же конструкции я был уверен. Отдачи тут быть не может, поэтому никакой опасности. Что конструкция развалится при выстреле. Зато ее можно будет довольно быстро перемещать, да и поразить обслугу…. Окажется проблематично. Из метательного оружия точно, исключая камне- и стрелометы, конечно. но кто их в ворота потащит? Верно, никто.

— Это. Выглядит. Необычно, — будучи весьма изумленным. Выдавил из себя Леф. — Но если будет действовать не хуже того, что я недавно видел, это станет для Владимира Святославовича очень «приятной» неожиданностью». Я сделаю все, чтобы моему посланцу поверили, и чтобы здесь уже в моем интересе подсыла не сомневались. Только надо будет…

— Рассказать всем тем твоим хирдманам, которые будут участвовать. Согласен. Но всех болтливых и несдержанных лучше отправить на другой участок стен. Тут одно неверное слово сможет нарушить тонкий расчет.

— Сделаю, Мрачный. А сейчас я лучше удалюсь, надо подготовить людей. За пару часов это попросту невозможно.

— Конечно же, я тебя не задерживаю. И если что… всегда готов помочь советом. Не скромничай, тут могут быть важны любые мелочи. Что же до ворот, которые мы гостеприимно откроем… Решим чуть позже, в зависимости от обстановки.

Стурлассон покинул дом, сопровождаемый до дверей Роксаной. Ну а мне сейчас предстояло другое дело. Общаться с оружейниками, особенно самыми доверенными, из числа собственных хирдманов, то еще удовольствие. Работать они умеют. Но вот тяжелый характер у двух наиболее талантливых — это нечто неизлечимое. Эх, прощая моя нервная система!

Мало того, помимо хлопот с оружейниками и подготовки намеченного «теарта на крепостной стене» придется согласоывать все с Магнусом и Эриком, которые ждут подходящего момента, чтобы ударить по осаждающим город. Тоже не самая простая задача. Ну да ничего. Еще и не такие сложности преодолевать доводилось!

Интерлюдия

Лагерь Владимира Святославовича у стен Переяславля


С момента неудачного приступа Переяславля прошло трое суток, но все они были заполнены работой. Сначала исключительно по созданию осадных машин, но вот потом появились иные заботы. А все началось с того, что дружинники Владимира, обходившие вокруг стана дозором, поймали человека, назвавшегося посланником ярла Лейфа Стурлассона и потребовавшего проводить его к великому князю или, на худой конец, к Добрыне, его дяде и советнику.

Разумеется, никто вот так с пылу с жару вести смутную личность к столь важным людям не собирался. А вот желание отличиться, выбив из этого человека что-то полезное. Оно присутствовало. Так что плети, каленые иглы и частичное утопление в ведре с водой оказались этаким своеобразным заменителем гостеприимства. Очень своеобразным, но абсолютно ни к чему не приведшим. Посланник Стурлассона если и говорил, то исключительно с целью сравнить пытающих его с кучей крысиного дерьма и подвергнуть сомнению их происхождение от людей, а не от шакалов с одной стороны и свартальвов, порождению могильных червей, пожравших плоть Имира, с другой.

Поняв, что добиться чего-либо силой от посланца без серьезной возможности просто убить, не рассчитав силы пыто, не получится, дружинники отступились. И передали его сначала сотнику… Потом так и пошло. Рта он не раскрыл до того момента. пока не увидел перед собой тех, о ком говорил с самого начала — великого князя и Добрыню, родича и советника в одном лице.

При первых же словах, касающихся цели, приведшей его в стан Владимира Святославовича, великий князь сначала вскочил со своего походного кресла-трона. Дико зыркнул глазищами на доставивших посланника и приказал немедленно убираться. В шатре остались только он, Добрыня, посланник да пяток наивернейших дружинников-телохранителей. И началось…

Доставившим этого человека дружинникам приказано было заткнуться и даже не вспоминать о произошедшем. В шатер великого князя с небольшими перерывами стали вызывать всех тысячников войска, а порой так и сотников. Вылетали они оттуда как ошпаренные, мигом бросаясь выполнять поручения. Стан войска, и до этого не слишком тихий, превратился в растревоженный муравейник. Вот только о причинах многие могли лишь догадываться, выстраивая самые сказочные предположения. Истину же знали немногие.

И вот на следующее утро после появления нежданного, но меняющего расчеты посланника Владимир и его дядюшка, оставшись наедине, пытались окончательно разобраться с изменившимися планами приступа городских стен.

— Мне условия Стурлассона кажутся приемлемыми, — разглагольствовал Владимир, помогая словам взмахами руки. В другой, как часто бывало, располагался полупустой кубок. — Дадим его посланнику денег, если наши люди окажутся внутри города и подтвердят готовность дружины этого князя открыть нам одни из ворот.

— Доброгу бы сюда, — вздыхал Добрыня, расхаживая по устилавшим пол шатра восточным коврам и неодобрительно посматривая на вольготно развалившегося на походном ложе племянника. — И хочется послать за ним, да время потеряем.

— А зачем нам Доброга?

— Чтобы проверить все еще раз! Не нравится мне это… Посланник от князя Лейфа Стурлассона появляется в тяжелый для нас день, когда время становится все меньше, а стены города все так же крепки. Но мы вот-вот начнем ту самую пошаговую атак, о которой говорили после первого неудачного приступа…

— Это объяснимо, — Владимир зевнул, деликатно прикрывая рот ладонью. — Если и предавать своего нынешнего покровителя, то в то мгновение, когда получишь за предательство больше всего. Он просто умный и расчетливый, дядюшка. Прямо как мы. Даже жаль будет его убивать.

— Можно и не убивать, если успеет показать свою полезность более ожидаемого. Но только если это не очередная задумка Хальфдана. Он уже не один раз всех удивлял…

— А какая ему выгода от открытых ворот Переяславля? — четко подметил Владимир Святославович слабое место в тревогах Добрыни. — Все начнется лишь тогда. Когда наши люди окажутся в Переяславле. И они подадут нам сигнал лишь если будут полностью уверены в правдивости Стурлассона. Если увидят его дружинников, что открывают ворота, а всех сторонних мертвыми или плененными. Только тогда подадут сигнал… Выведать же его пытками невозможно. Предав нас, эти несколько людей потеряют все. Не только свою жизнь, но и жизни всех дорогих им, что остаются в Киеве.

Добрыня лишь вздохнул,признавая правдивость рассуждений племянника. Но ему все равно это не нравилось. Лейф Стурлассон не слишком сочетался с предательством. А уж Ладигор, его посланник. И вовсе не был похож на того, к то может и помыслить об этом. Но вот они слова, вот и уверения в скоро грядущих делах. Смутно было на сердце у Добрыни, но и отказаться от столь неожиданно повернувшейся к ним лицом удачи было невозможно.

Взять город изгоном… Это была просто сказка! И ее им предлагали сделать былью.

— Еще деньги меня беспокоят, — процедил Добрыня, после этого на мгновение выглядывая из шатра в поисках возможных любопытных глаз и ушей. — Нет, все тихо. Владимир, ну вот зачем Стурлассону задаток золотом? Что он с ним в Переяславле делать будет?

— Нас испытывает, дядюшка. Я бы на его месте точно так же поступил. А еще лучше — спрятал бы золотишко в укромном месте, зарыл или в заброшенной звериной норе схоронил. Да и не сразу он задаток получит а лишь когда наши люди внутри города окажутся. Зря тревожишься!

— Может и так. Эх, оставить бы этого Ладигора здесь…

— Нельзя, — сокрушенно вздохнул Владимир, в целом согласный с желанием дядюшки, но понимающий невозможность его исполнения. — Отсутствие его может навести Хальфдана и его советников на нехорошие мысли. Этот Ладигор ведь не простой дружинник, он повыше полетом будет. Остается лишь оправить своих людей. Надежных!

— Скорее зависимых и не чуждых чувства страха, — поправил Добрыня племянника. — Чтобы боялись нас больше, чем других.

Великий князь Киевский лишь довольно улыбнулся. Знал, что его родич и советник слов на ветер не бросает. И есть у него такие люди. Вообще, на любую случайность Добрыня старался иметь в запасе либо человека, либо нужные знания. Это не раз выручало его из самых гиблых передряг. Вот и теперь…

— Григорий, Борис и Алексей, — вымолвил он после недолгой паузы. — Пойдут они.

— Из числа тех, кто был покрещен ромеями уже давно? Почему?

— Им некуда отступать, — охотно пояснил Добрыня. — Кресты, конечно, снимут, они не с детства Христу поклоняются, знают других богов. Семьи их в Киеве, знают, что случится, если переметнуться вздумают… А вообще. Хальфдан и его побратимы ТАКИХ перескоков особенно не жалуют. Вот и выходит, что они лучше прочих годятся. И воины знатные, и вера подходящая, и есть кого и что терять..

— Пусть так! Приказывай хоть от своего, хоть от моего имени. Сам я их видеть не желаю.

Добрыню все это вполне устраивало. Поэтому от кивнул и, развернувшись, вышел из шатра. Ну а великий князь остался попивать вино и мечтать о том, что и как он сделает со смутьянами, если они попадут к нему живыми. А не в виде хладных тел. Тело можно разве что обезглавить и голову на обозрения выставить. А вот живые… Пыточные подвалы в Киеве всегда готовы не просто принять на постой, но и открыть бескрайние просторы пыток, ограниченных лишь воображением. С ним же как у Владимира, как и у его заплечных дел мастеров все было в полном порядке.

* * *
Переяславль, крепостная стена у Перуновых ворот. Два дня спустя, ночь.


Ярл Лейф Стурлассон неспешно шел от крепостной стены к одному из домов, который уже давно был куплен оним из его хирдманов. Вот и пригодился самым неожиданным образом, под укрывище для трех подсылов Владимира Святославовича. Хоть прибыли они сюда и недавно, но уже успели измучить его чуть ли не до полного изнеможения.

И куда он их не таскал! Пргулки ко всем четырем воротам, осторолжные наблюдения на многочиленными воинами, защищающими город, в том числе и за хирдманами Хальфдана Мрачного. Да и безуспешная попытка увидеть вблизи использованные Хальфданом для отражения приступа сифонофоры. Тогда он специально нагнал на них страху, создав ощущение, что их вот-вот поймают. Троица подсылов впечатлилась, ну а сам Стурлассон под это дело и доверие к себе поднял, и ограничил их неуемное любопытство.

Да, теперь он понимал, что такое «теарт на крепостной стене», как выразился Мрачный. А ведь все произошедшее было лишь началом, но не завершением. Основное должно начаться совсем скоро, этой ночью.

Впрочем, вопреки ожиданиям, напялить на себя шкуру предателя, им на деле не являясь, оказалось неожиданно забавно, хотя и непросто. А вот среди своих хирдманов пришлось тщательно отбирать тех, кто мог не выказывать истинных чувств. Но с помощью богов и советов Хальфдана и его побратимов справился. Сама собой возникла мысль о том, что не зря полностью поддержал Мрачного в его затеях… Еще тогда, во время похищения из Киева Рогнеды. Бывшей жены Владимира Святославовича. И не прогадал! Потому как с тех пор дела нынешнего властителя Переяслався пошли в гору, а известность и власть перли во все стороны, как тесто из кадушки у забывчивой хозяйки.

Что же до Владимира Святославовича и его ближних… Они явно недооценили своих врагов. НАС недооценили… Лейф злобно оскалился, вспомнив, в каком виде вернулся вместе с этой троицей Ладигор. Пытали его знатно, лечиться его верному другу и брату предстояло не меньше месяца. Что ж, за его кровь и муки он непременно выпросит у Мрачного не золото, а головы пошедших на это. Или, еще лучше, живые тела. Кровь за кровь, на том стояло и будет стоять варяжское братство. А предатели всего, что ценилось всеми членами братства, заслуживают суровой кары.

Вот и домик. Лейф улосвным образом постучал в дверь, которую ему и открыли. Не подсылы великого князя, а один из его хирдманов, Рольф. Он, как и еще трое, неотлучно находились при троице людей Владимира Святославовича.

— Ну что?

— Все спокойно. Ярл, — оскалился хирдман. — У нас спокойно. А эти ходят, мечутся до дому, словно им в портки по паре живых ежей засунули. Все ждут, когда начнется…

— А сейчас, — подмигнул ему Стурлассон. — Давай, выводи их, пусть удостоверятся в том, что слово мое тверже камня. Все увидят, что было обещано.

— Изволь… Сейчас будут.

Заходить внутрь дома Стурлассон и не собирался. А вот подать знак присутствующим где-то здесь «теням» Роксаны Змейки — да. Их не было видно, он даже не догадывался, где они находятся, но это ничего не меняло. Слишком многие в Переяславле, а кое-кто и за его пределами знали, что «тени» достигли серьезных высот в умении оставаться невидимыми до того мгновения, пока сами не захотят себя обнаружить.

Меж тем трое доверенных людей князя Владимира все же вышли на улицы, конечно же. в сопровождении хирдманов Лейфа. Вид у них был неотличим друг от друга. Те же брони, схожее оружие, даже по разговорам меж собой сложно было предположить, что одна часть знает другу всего ничего. Впрочем… все это было итогом нескольких часов тщательной работы. Нельзя было вызывать и толики подозрений. Стурлассон не зря поручил это Рольфу как человеку крайне ответственному и местами даже малость занудному.

Зачем? Утопить разум засланных сюда людей Владимира в мелочах и не дать сосредоточиться на других мелочах, которые всегда можно найти если очень сильно постараться. Но вроде бы все получилось. Поэтому…

— Настало время, Владимир, — обратился Лейф к старшему из троицы, Борису. Конечно же, вымышленным именем, а точнее тем, которое тот носил до перехода в ромейскую веру. — Сейчас мои хирдманы получили знак. Все сторонние будут вырезаны, тихо, без излишнего шума. И Перуновы ворота, а заодно и участки городской стены рядом, будут целиком заняты моими людьми. Приготовься подать знак своим.

— Только после того…

— …как собственными глазами увидишь, что ворота захвачены. Не отходи от меня и не забывай смотреть у нужную сторону. Пошли!

Людей на ночных улицах города не было. Почти… А у городской стены и восе, поскольку ярл Хальфдан справедливо считал, что любое подозрительное шевеление в такие моменты недопустимо. Это было полезно защитникам, но оказалось на руку и троице, посланной проследить за исполнением Лейфом Стурлассоном своих обещаний. Вот они и следили.

Ночная тьма скрадывала происходящее, но, оказавшись довольно близко к стене. все же можно было уловить кое-что. Движения, шум, еще слышный удивленный возглас и… Сдавленный крик. Потом новые хороши. Приглушенный лязг клинков. И мягкий шлепок падающего тела. Слишком близко падающего.

— Р-рольф, — прошипел Стурлассон. — Подбери за этими бестолочами. Иначе тело могут увидеть.

— Да, ярл…

Борил пристально взглянул в сторону падения тела, потом перевел взгляд на своих соратников, Григория и Алексея… Помедлил, выбирая, после чего ткнул пальцем во второго и приказал:

— Алексей, проверь!

Тот лишь коротко кивнул и заспешил вслед за Рольфом и вторым хирдманом. Проверять, не есть ли все это один большой обман. Добрыня лично давал им указания перед тем, как поручить столь важное дело. Но… Стоило ему подойти к месту падения тела. Как все сомнения отпали.

Трап был самым настоящим. Рассеченная ударом даже не меча, а секиры кольчуга, кровь, широко раскрытые глаза на обезображенном лице… И видно было, что смерть лишь недавно забрала его, отправив душу прямиком в ад, как уготовано любому неверующему в истинного и единственного бога. Так ему говорил священник… Давно говорил, а родители еще больше подводили к мысли последовать их примеру и отречься от ложных идолов.

— И чего смотришь? — хмыкнул Рлльф. — Или не стой на дороге. или помоги затащить внутрь башни.

Алексей лишь помотал головой. Показывая, что тащить тело не собирается и вообще у него другие дела. Например, вернуться к Борису и подтвердить, что никаких сомнений здесь нет. Тело настоящее, недавно еще бывшее живым человеком, хирдманом одного из здешних князей. Именно это он и сказал, вернувшись к главному:

— Борис, все хорошо…

— Сомнения иногда полезны, — оскалился обладавший острым слухом Лейф. — но иногда они только мешают. Впрочем… мои люди очистили большой участок стены. Поспешим же!

Ведущая в околовратную башню лестница… И пара хирдманов у входа в нее, принадлежащая к числу людей Лейфа. Видя, кто именно приближается, они лишь заранее посторонились, давая пройти своему ярлу и его свите. А внутри самой башни и на крепостной стене…

Следы ожесточенного боя, произошедшего совсем недавно, еще не убрали. Разве что тела оттащили в сторонку, а вот лужи крови на камнях даже песком не засыпали. Оказывали первую помощь раненым, кого-то тащили к лекарям, а он стонал и слабо ругался. Все было как всегда в таких случаях, вот только на сей раз схватка происходила не между защитниками города и приступающими к стенам, а между противоборствующими сторонами внутри города.

Зато увиденного вполне хватилопосланцам великого князя, чтобы окончательно удостовериться в серьезности происходящего. Следовательно…

— Можно подавать знак, — поразмыслив, заявил Борис своим двум сообщникам. Для начала, о готовности. Григорий, бери факелы и начинай.

— Будет сделано…

Взяв два факела из числа сложенных в отдельном. Стоящем у стены башни ящика, Григорий поджег их один за другим от другого, закрепленного в настенном держателе, и заозирался, ища наиболее подходящее место. То, огненные знаки с которого будет видно со стороны расположения великокняжеских войск и не особо заметно защитникам с других участков стены.

Нашел. И, встав там, начал взмахивать горящими факелами в заранее оговоренной последовательности. Сложной последовательности, надо отдать должное. Когда Григорий закончил, Борис, внимательно наблюдавший за ним, вымолвил:

— Начинайте открывать ворота, Лейф Стурлассон. Только перед этим повяжите белую повязку на левую руку и своим воинам то же самое прикажите. А то порубят вас сгоряча.

— Сделаем, — ухмыльнулся Лейф. — Повязки уже есть, осталось только надеть. А ворота открывать не рано ли? Пока дружинники Владимира Святославовича доберутся, может немало времени пройти. А открытые ворота привлекают к себе лишнее внимание.

— Не рано! Они уже поблизости. Не конники, от лошадей слшком много шума. Только пешие. Первыми пойдут лучшие из дружинников, чтобыудерживать пространство около ворот. А уже потом ударный кулак из наемников. Пусть они гибнут в запутанных улочках Переяславля. Ну а детинец останется напоследок. Пусть туда стекутся защитники с крепостных стен. Те, кто останется. Посмотрим, смогут ли они стрелять в нас из своих самострелов, когда мы погоним впереди их жен и детей!

Стурлассон лишь молча кивнул, но не стал говорить что-либо в ответ. К чему? Все и так было сказано. А последней и четкой чертой стали слова посланника великого князя Киевского о женах и детях. Если бы он и в самом деле замыслил предательство, то мгновенно отступился бы от него. Ведь с такими «друзьями» и покровителями и врагов не нужно! Главное, чтобы никто из слышавших эти слова его хирдманов не сорвался. Только бы не сорвался…

Открываются ворота. Медленно, с большими усилиями, но открываются. Решетка уже поднята, что вызывает искреннее, незамутненное счастье на лицах посланной Владимиром или Добрыней. Что не так важно, троицы. Они довольны. И этим, и телами не пожелавших предать защитников, и белыми повязками на руках остальных. Всем довольны…

И вот уже второй знак. Снова Григорий машет факелами, на сей раз меньше по времени. Ждать теперь остается совсем недолго. Можно, как следует присмотревшись, увидеть смутные тени мновества людей, тихо движущихся к стене. Вот они ближе, еще ближе, совсем близко. Много их. Сотни, которые легко будет сложить и в тысячи, стоит лишь как следует оценить то, что еще скрыто в ночной тьме. Пора!

Ночная тишина взрывается тревожными криками и слышится звон клинков. На том участке стены, который на границе «захваченного» его хирдманами. И тут же Лейф, играя заранее оговоренное, выкрикивает посланцу Владимира Святославовича, прибавив в голос не испуга. Но волнения:

— Путь быстрее проходят в ворота! Началось… Мои хирдманы защитят стену, но все вошедшие пусть создают плотный строй. И уже потом…

— Я понял! — кивает Борис, после чего, метнувшись к Григорию, отталкивает того и берет факелы сам. — Уже передаю! Только держите стену Стурлассон… Великий князь вас озолотит, даст все, что вы только можете себе представить! Только держите стену…

Слова словами а руки Бориса машут факелами, движения четкие, выверенные. И вливающая в ворота река дружинников не расползается в разные стороны по улочкам, а строится на обширном свободном участке у ворот. Плотный строй, который так сложно пробить. И есть тому причины… Уже свистят первые стрелы, поскольку с нескольких направлений выкатываются защитники. Неожиданно много, но не чрезмерно. Тоже сбиваются в несколько необычное построение. Скорее защитное. Хотя им то следует атаковать, а не… Словно чего-то ждут. Но чего?

— Греческий огонь! Он здесь должен быть, — встрепенулся Борис. — Его можно использовать для…

Слова оборвались хрипом из-за удавки, наброшенной на шею посланника Владимира. точно такие же достались и двум другим. Попытки дернуться быстро пресеклись, да оно и не было сложным делом. По несколько хирдманов на одну цель, к тому же не ожидающую подвоха… И голос Стурлассона, Ю мгновенно ставший жестким, злым и преисполненным ненависти:

— Пусть смотрят, выпавшие из-под ромейского хвоста! Пусть хорошо смотрят! И не убивать, они живыми еще понадобятся. Мрачный любит с предателями говорить…

Борис хотел что-то выкрикнуть, но из сдавленного удавкой горла вырывался лишь еле слышный хрип. А руки-ноги уже вязали. Ему оставалось лишь смотреть. Смотреть на то, как рушится такой казалось бы верный замысел захвата города. Тот, который обернули против них самих. И слушать голос ярла Лейфа Стурлассона, который каленым железом вворачивался даже не в тело. в душу:

— Трупами впечатлился, ромейский приблудыш? Это хорошо… Только не наши они, а из числа ромеев, которые в подземных клетях детинца сидели. Вот и пригодились, обманками послужив. Кровь настоящая, но чужая нам… Кровь союзничков твоего князя, предателя всего варяжского братства. Смотри, выкидыш йотуна, смотри!

Теперь было понятно, почему защитники до поры не атаковали прошедших через ворота. Они просто выжидали, пока их наберется побольше. Стояли под стрелами, огрызались от прощупывающих атак дружинников великого князя… Ждали. И лишь сейчас ударили. Строй раздвинулся, и в проемах показались странные штуки, отдаленно напоминающие… Метатели «греческого огня!. Только на колесах и прикрытые броней, защищающей тех, кто ими управлял.

И струи пламени, хлестнувшие по строю дружинников Воладимира. Слишком быстро, слишком неожиданно, чтобы те успели среагировать как подобает.

И сразу же два… ДВА сифонофора ударили с башен по обе стороны раскрытых Перуновых ворот. Только не по проникшим внутрь, а по еще остающимся снаружи. И шквал стрел со стен. Разумеется, никаких предателей среди хирдманов Стурлассона не было, да и начавшийся «бой» на стенах» был обманом.

— Решетку! Опускай!

— Не получается, — раздавался рык Рольфа. — Эти умники ее заклинили, там на час работы, издали видно. А-а…

Получив стрелу в плечо, хирдман рухнул на пол. И это было то немного, что могло обрадовать троицу людей Владимира. Поскольку остальное складывалось не столь хорошо. Да откровенно плохо все складывалось и для них, и для их хозяина!

Сифонофоры свое отработали. Теперь им требовалась длительная перезарядка. А на нее не было времени. Уж по крайней мере для тех. которые хлестнули огнем по вошедшим в город. Сейчас на дружинников наседали в обычном строю, пользуясь тем, что «греческий огонь» из сифонофорв сделал свое дело, пробил коридоры в стене щитов.

И везде были стрелки. На крышах окрестных домов, в оконных проемах… Нельзя было ошибиться — они засели там заранее. А сейчас лишь пользовались ситуацией, расстреливая цели на выбор. Выход для проникших в горд был один — скорейший отход. Только не врассыпную, а держа строй. Без строя они были обречены. Вот и держались. Помогало им в это понмиание ситуации, а еще воинское мастерство. Не простые же ратники, а лучшие из лучших, зоботливо и с большим тщанием подбираемые советниками Владимира Святославовича и им самим. Продешшие не один поход выжившие в десятках битв. Научившиеся выходить без особых потреть даже из самых серьезных передряг. Они отступали… Огрызаясь короткими выпадами, держа на почтительном расстоянии врага, отстреливаясь из коротких луков. И пытаясь избежать самого сейчас опасного — нового потока пламени.

Вот только во всей этой сумятице никто не обратил внимания, что один из хирдманов Стурлассона подхватил два факела и начала подавать ими знаки. Обращены же они были уже к совсем другим людям. Тем, которые должны были поставить жирную точку в не столь долгой, но уже очень кровопролитной осаде Переяславля

* * *
Поблизости от стен Переяславля.


— Они… отступают?! — изумление Владимира Святославовича было столь велико, что подавило все прочие чувства, даже чувства тревоги за собственную шкуру. — Но это же невозможно! Если столько моих дружинников ворвались внутрь города, то остановить их невозможно…

— Потом спросишь. У Хальфдана, если будем и дальше попадаться в его ловушки! Проклятье. Владимир, теперь нам остается лишь отступить в Киев. Я уже отдал приказ отводить войско от стен. То, что от него осталось… Хорошо хоть Мрачный своих хирдманов и прочих за нами не пошлет, их дружинники должны былипотрепать. Не те у него теперь силы.

— Так может…

Великий князь сам прервался, не закончив выражать словами промелькнувшую мысль. Ему было понятно, что потеряв немалую часть дружины и лишившись доброй толики боевого духа, думать о продолжении приступа просто глупо. Тут уж не до победы, счастье будет, если удастся сохранить хотя бы часть из имевшегося. А для этого, Добрыня прав, надо возвращаться в Киев. Пусть даже разбитым, но не уничтоженным, с еще сильным войском. Затем уже думать над причинами поражения, стягивать все верные отряды, нанимать новых воинов. Ну и слать призыв о помощи к союзнику. На иных, конечно, условиях, ну да это лучше, чем потерять все. С Хальфданом уж точно не договориться.

— Ты прав, дядя. В Киев, как можно скорее. Там мы еще будем силой. Вне его… нас раздавят.

Только Добрыня хотел было и похвалить, и одобрить верные мысли Владимира, как печальные звуки рога донесли очередную поганую весть. На их стан напали. Большими силами, да и положение у оставшихся там гиблое.

— Это двойная ловушка, — прошептал Добрыня, но Владимир его и так хорошо услышал. — Заманили внутрь города, выбили часть дружинников. Теперь атака на наш стан. Это не из города, это подкрепление. Не только что подошедшее.

— Заранее все просчитали? Видно им и впрямь клятый Локи ворожит! Но что делать нам?

Секундная заминка, но вот уже Добрын, надсаживая голос, стал отдавать приказы:

— Всем собираться тут. Плотный строй! Направление отхода — дорога на Киев! Выполнять!

— Но как же стан? — осмелился возразить кто-то из оказавшихся рядом сотников. — Мы можем успеть, отбросить. Там охрана, там припасы, там…

— Там наша смерть, дурень! — окрысился Добрыня, раскусивший задумку своего не столь давнего, но очень назойливого врага. — Помчимся туда, пусть и в боевом построении, завязнем. А в спину ударят вышедшие из города. Двойная ловушка!

Разгорающийся огонь на месте стана явственно показывал, что напавшие не особо озабочены сохранностью. Да и для сбора добычи тоже задерживаться не намерены.

— Сейчас из Перуновых врат Хальфдан выведет свой хирд, хирды покорных ему ярлов, да еще и Ратмира прихватит с его тремя сотнями или сколько теперь у Карнаухого осталось, — с неожиданным даже для самого себя спокойствием процедил Добрыня.

Хотя он и впрямь сейчас был бессилен. Приказ отдан, а на сбор потрепанного войска в единое целое требовалось время. Суетиться — лишь показывать свою слабость, уязвимость. А на такое умудренных жизнью родий великого князя пойти не мог. К тому же он был почти уверен, что уж что иное, а выскользнуть из этой западни сумеет, да и племянника вытащит. Вопрос был с другом… Чем придется пожертвовать и каковы будут последствия этих жертв?

Глава 14

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Хорошо горят! Эта простенькая мысль пришла в мою голову уже второй раз за сегодня. Первый — когда усовершенствованные сифонофоры прошлись огненными струями по ворвавшимся в Перуновы ворота дружинникам Владимира. Ну а второй… Зарево со стороны стана вражеского войска. Эрик с Магнусом, выполняя ранее полученный приказ, особо миндальничать не стали. Трофеи в виде различной великокняжеской хурды меня слабо интересовали, а вот потеря темпа из-за деловитого разграбления вполне могла случиться. Вот и приказал во избежание…

Войско выходило за стены Переяславля. Наше войско. Поубавившееся в числе, конечно, да еще четыре сотни оставались нести стражу на стенах и обходить дозором улицы. Но все равно, этого должно было хватить. Особенно против деморализованного врага, особенно после соединения со второй частью. Но сейчас именно мы были победителями, которые давят на уже потерпевших поражение, откатывающихся по направлению к ведущей на Киев дороге.

Именно туда они будут рваться. Почему? А просто единственный для них путь. В Киеве у них база, там возможность усилиться, да и отсидеться за крепкими стенами. Там надежда на то, чтобы переломить так неудачно начавшуюся войну. А здесь… Только бежать, причем не так чтобы с большими шансами.

Трупы, трупы, трупы… И раненые, которых я приказал подбирать всех, невзирая на принадлежность к одной из сторон. Признаться честно, этот приказ вызвал некоторое недоумение, но возражать мне не стали. Вообще, даже Стурлассон. Альбинос. Хоть и был большим любителем покричать-поскандалить, но после столь четко провернутой аферы неожиданно прекратил попытки бузить. Похоже впечатлился до глубины души, раз смирил свой крутой норов. Не вообще, а лишь относительно меня, поскольку доводить других так и не перестал.

А все было просто — период смуты должен закончиться, причем я рассчитываю, что скорее рано, нежели поздно. И вот тут нужно будетобъединять, а не разделять. Так что причиной является трезвый расчет. Ну не должны мы, варяги, грызть друг другу глотки сверх необходимого. Пусть лучше те раненые, которых я приказал подбирать и по возможности лечить, помрут не здесь, близ стен Переяславля, а в других сражениях. Тех, куда их непременно надо будет загнать. Во искупление, так сказать.

Хорошо еще. что Роксана меня в этом поняла и поддержала. Гуннару только предстоит узнать о подобном, ну а Стурлассон, Карнаухий и прочие… Пусть неодобрительно, но молчат. Кредит доверия на высоком уровне, его еще долго не пошатнуть. А уж если и сейчас…

Неудачно попавший под ногу камень заставил пусть не полететь носом в землю, но все же споткнуться. И рука Змейки, которая поддержала… так, на всякий случай. Правда от ехидных слов я избавлен не был:

— Осторожнее, Хальфдан. А то вот такой мА-аленький камушек разрушит все замыслы великого полководца. Или просто останется в памяти хирда и прочих, как их ярл сразу после победы расшиб себе лоб прямо о землю. Ну о-очень боевая будет рана!

— Язык твой, красавица, порой острее твоих же кинжалов, — усмехнулся я. — Ну да. опять задумался. Так и опасности пока нет. Мы только-только вышли из ворот, а войско Владимира и Добрыни еще далеко. Да и ночь не даст ни нам ни им очень уж быстро перемещаться. При свете факелов воевать сложно.

— Но можно! И мы это показали. Всем!

— Не спорю. А когда соединимся с Эриком и Магнусом, станет еще лучше. Знак подан?

— Конечно же, — еще сильнее воодушевилась Змейка. — Уже давно. Видишь во-он те искорки? Это и есть спешащие к месту нашей встречи воины Магнуса и Эрика. Ну и прочие… Сколько бы их там ни было. Осталось не больше часа до соединения наших сил.

Это радовало. Хотелось поскорее сбросить с себя слишком придавивший груз, а точнее. разделить с тем же Эриком. Ведь сейчас большую часть. Помимо общего руководства, пришлось перевалить на Стурлассона и Ратмира Карнаухого. А они все же не совсем то, чего я хотел. Но кто же еще? Гуннар остается на защите стен и вообще, Олег Камень… не тот случай. Ну а Змейка сама не понятен, не то направление развития покамест.

О, Ратмир, легок на помине! Хирдманы охраны расступились перед ним, но бдительности не теряли, готовые к чему угодно.

— Похоже, Владимир и Добрыня выстраивают войско для прикрытия…

— Кого или чего?

— Полагаю, что себя, Мрачный, — Канаухий выглядел изумленным, но уверенным в своей правоте. — Это заслон. Большая часть перекрывает дороги на Киев, а меньшая движется изо всех сил. Это даже не «волчий шаг», это бегство.

— Всадники?

— Не более полутысячи, — нахмурившись, извлек из памяти эти сведения Ратмир. — Видит Сварог, именно они и будут уходить по киевской дороге! Но… мы ничего не можем сделать, пока не объединимся со второй частью нашего войска.

Тут оставалось лишь развести руками. Отдавать приказ во что бы то ни стало прорывать строй противника я не собирался. Да что там, я даже сближаться на дистанцию выстрела не желал! Потери… это не мое. Их должно быть как можно меньше, таково уж мое кредо по жизни. Особенно по отношению к моему хирду и хирдам тех, кто давно и прочно стал моими союзниками-вассалами. Так что аккуратно маневрируем и ждем.

Но и бездействовать тоже не следует. Иначе заслон либо приободрится, либо вовсе осмелеет, попробовав контратаковать. Либо… начнет резво отползать по киевской дороге, что для на тоже нежелательно. Потому…

— Ратмир! Застрельщиков малыми отрядиками. Рассредоточенно, чтобы соблазна подавить их не возникло. Пусть перестреливаются, нам надо просто держать их в беспокойстве, без отдыха.

— А может все таки…

— Нет! Надо ждать. Ударим сейчас — можем наткнуться на серьезный отпор. Понесем большие потери.

— Мои хирдманы и не такое преодолевали!

— Не сомневаюсь в их храбрости и мастерстве. Возможно мы даже опрокинем строй, прорвемся. Но плата… Там дружинники Владимира и йомсвикинги. Кровью умоемся все. А нам ведь еще к Киеву идти. А с какими силами? Неужто ты хочешь, чтобы наши хирды стали слабее Снорри, Ставра или сторонников Богумила, которому верить я бы без веской причины не стал?

— Кхм… Да. Знаешь… — замялся Карнаухий, явно поубавив боевой пыл и трезво взглянув на положение дел. — Потери в хирде хорошо восполнять в спокойное время, а не посреди смуты. А Солосью я не верю, он всегда следует лишь своим интересам. А с нами только до тех пор…

— …пока не скинем с престола Владимира. предателя наших богов. Но это дело будущего. Сейчас же…

— Сначала соединимся со второй частью войска. А потом будет что-то делать, — понятливо кивнул Ратмир, избавившийся наконец от боевого азарта. — Уже выполняю.

Одобрительный взгляд Змейки послужил верным признаком того, что вразумление союзного ярла прошло успешно. Теперь оставалось ждать. Ну и помаленьку треводить врага. Жаль, очень жаль! Владимир Святославович со своей сворой или уже удрали или вот-вот это сделают. Не верю я в то, что эти субъекты встали сейчас насмерть вместе со своими дружинниками. Не-ет, они без особых угрызений совести пожетвуют большей частью, чтобы спастись во главе меньшей. Обычная практика для сильных мира сего. Взять того же базилевса Василия II, удравшего после битвы у Траяновых Ворот, да и других примеров предостаточно.

Да уж… Властителей подобных Святославу Великому, слишком мало. Жаль. Но такова жизнь. Но мне все равно ближе его подход, чем… вот эта вот готовность жертвовать всем и вся. Начинают с малого, заканчивают… А ну их всех!

— Опять думами нехорошими терзаешься? — сразу уловила мое состояние Змейка. — И что на этот раз?

— Особенно вроде ничего. Так, насчет улизнувшего Владимира печалюсь. Теперь нам только и остается, что ослаблять его войско, которое оружие не побросает, а нам много крови выпустит. А это плохо…

— Попробуй с ними… договориться. Ведь там есть и наемники, которые чаще всего продаются. Даже йомсвикинги, якобы неподкупные! Надо только знать. Какая цена им покажется более привлекательной.

Хм, а ведь и верно! Несмотря на кажущуюся простоту. Слова Рокси были мудрыми. Если человека можно либо убить, либо купить, то… можно попробовать дать ему выбор. К тому же оплата далеко не всегда производится звонкой монетой. Есть другие, куда более ценные валюты: безопасность, жизнь… Особенно последнее!

* * *
Вот мы и встретились! До чего же приятно было видеть Магнуса с Эйриком… Да и Зигфрид Два Топора порадовал насчет того, что объявился живым и даже не раненым. Все прибыли в целости и сохранности. Ну, если не считать простых воинов. Тут без потреть никак нельзя было обойтись Хотелось о многом расспросить, самому многое рассказать, да вот только обстановка не располагала. Плюс жуткий дефицит времени, от него тоже никуда не деться. Вот и пришлось обойтись парой-тройкой приветственных слов и переходом к делам нашим важным. Под бдительной охраной из наших, проверенно-перепроверенных хирдманов.

— Большие потери?

— Нет, Мрачный, не очень, — прохрипел сорвавший голос Эйрик Петля. — Стан хоть и был укреплен, хоть бдительность находящиеся там и не теряли, но… На такое сложно было рассчитывать. Прорвали быстро, а потом уже началось. Сам знаешь, там уже все смешалось. Но наших я берег, только прорыв на них. Остальное… других пустили. Локи простит, он сам не чурался похожего.

— Понимаю.

Я и правда понимал побратима. Он всего лишь грамотно использовать боевой пыл и частично жажду добычи со стороны союзных отрядов. Проще говоря, пустил на зачистку вражеского стана с неминуемыми стычками и потерями не наших, а условно чужих. Наверняка выбрать менее надежных ему Магнус помог. Вон он, жрец наш, стоит и скромно улыбается. А улыбочка эта в свете факелов выглядит совсем уж зловеще. Кстати, так оно и есть, Магнус всегда на много ходов вперед считает, врагам на страх, нам на пользу.

— Люди устали, Хальфдан, — покачал головой Магнус, явно догадываясь о необходимости дальнейших действий. — Сражаться будут, но им бы немного отдохнуть, если ты хочешь, чтобы они показали себя как должно.

— Выстроиться для боя смогут. А отдохнут, пока мы будем разговаривать с теми, кто преграждает нам путь на Киев.

— Даже так?

— Именно, брат, — улыбнулся я. — Если Владимир с Добрыней уже скачут в стольный град, загоняя лошадей, нам только легче.

— В чем?

— В разговорах, Зигфрид, — ответил я все так же далекому от интриг ярлу, в отличие от того же Магнуса не понимавшего подоплеку событий. — Захотят ли йомсвикинги умирать на этой дороге? Думаю, что нет, если нам удастся найти для них подходящие слова, не роняющие их честь. И да помогут нам Один своей мудростью и Локи — безграничной хитростью.

Я действительно надеялся на лучшее, особенно учитывая факт, что войско, противостоящее нам, сильно поубавилось числом. Если до атаки их было около семи тысяч, но в ловушке и при последующем отступлении они потеряли более тысячи, скорее даже полторы. Еще сотен семь полегли при уничтожении их лагеря. Минус ориентировочные пять сотен конников, улепетывающие в Киев, сопровождая бегство великого князя. И сколько там остается? Четыре с небольшим. К тому же про раненых забывать не стоит, их там тоже хватает.

Что ж, мы ликвидировали численный перевес противника. Теперь силы практически равны. Но сейчас уловками их число уж точно не сократить. Да и бой в поле вовсе не оборона, тут другие законы, другие потери. Тогда… Змейка права, переговоры — лучший вариант. К тому же на йомсвикингов есть чем надавить, гарантия!

Светало. Солнце еще не поднялось, но тьма ночи сменилась той серостью, что предшествует рассвету. Уже не было большой нужды в факелах, хотя видимость и оставляла желать лучшего.

Три полка. Именно так выстроились войска Владимира. Центр, а также правая и левая «руки». Резерва они выделять не стали, рассчитывая на то, что при необходимости можно будет перебрасывать подкрепления из одного полка в другой. Хм… А ведь основой центрального, главного полка являются йомсвикинги. Лишь в задних рядах дружинники Владимира Святославовича. Интер-ресно девки пляшут!

А конницы нет. Не просто нет, совсем нет! И, наколько можно верить уже нашим конным дозорам. Они не скрываются где-то поблизости. Исполняя роль засадного полка, а действительно свалили по дороге в Киев. Замечательно. Это я к тому. чторисунок боя, выстраиваемый противником. Вполне ясен. Классическая форма, но от этого не становящаяся менее эффективной.

Эрик тоже не стал мудрить, вот только полков у нас оказалось четыре. Добавился резерв, числом в полтысячи, способный при нужде или прийти на помощь одному из трех основных полков, или же совершить обходной маневр, после чего обрушиться на слабое место врага. Конный резерв, что характерно. Тоже классика, но для нас более выгодная.

— Сразу переговоры или?..

— Это же йомсвикинги, брат, — грустно вздохнул я, отвечая Магнусу. Эрик с Зигфридом лишь поддакнули, понимая ситуацию. А вот Роксана не совсем поняла. Потребовались уточнения. — Говорить с ними можно лишь показав силу.

— А разве мы уже не показали?

— По большей части не им, валькирия. Сначала придется окропить траву красненьким… И ударим серьезно, другого выхода нет. Эрик!

— Да, Мрачный!

— Действуем так, как и предполагали, против их правого полка. Там, как я вижу, даже остатки печенегов и прочих наемников. Побегут, если их как следует прижать!

— Рыхлая земля, долго идти будем, на это у них расчет. Стрелки…

— Дальнобойные самострелы, к тому же удобство их использования прямо из строя, не прерывая движения. Слабость исчезает, про это они явно не подумали. Но йомсвикингам простительно, они же с нами еще не сражались, — прервавшись ненадолго, я продолжил. — Сближение под прикрытием стрелков, затем вступят метатели «греческого огня», а только потом удар. И не забудь, что наши самострелы на малом расстоянии прошивают почти любую броню!

Петля лишь радостно оскалился. Ему вторил Зигфрид, хирдманы которого пусть еще и не были полностью натасканы в разработанной мной манере ведения боя, но и дилетантами в ней уже не являлись. Это радовало! Ведь уверенность военачальников в успехе, причем базирующаяся на весомых причинах — важное дело. Не пустая бравада, совсем нет.

Разве что еще одна деталь… Не самая приятная, но все же. Потери у нашего полка будут немалые. Пусть мы его незаметно и усилили, но все же. И придется с этим смириться. На войне как на войне!

Понеслось! Я, само собой разумеется, в битву лезть не собирался, как и полагается командующему. Хватит уже, намахался клинком, репутацию не просто заработал, но и переработал. Змейка, хотя и рвалась в бой всей душой, но тело намекало, что с ее одной активной для боя рукой там делать нечего. Да и не пустил бы я ее при любом раскладе.

Оба находящихся при войске побратима тоже были рядом. Магнус здраво оценивал собственные дарования полководца и не лез командовать без крайней нужды. Ну а Эрик, тот был занят нашим центральным полком. Карнаухий рулил полком правой руки, который должен был вступить в дело лишь на завершающей стадии боя, ну а полк левой руки… Мда, туда пришлось отправить Зигфрида Два Топора. Именно его способность давить и крушить была как нельзя более кстати. Конный же резерв, на который тоже возлагались серьезные надежды, скрепя сердце отдал на откуп нашему альбиносу. Стурлассон это заслужил своими недавними подвигами на ниве как воинской, так и «актерско-контрразведывательной».

— Необычно войско для атаки строишь, — хмыкнул Магнус, которому я вкратце уже рассказал, что будет сделано. — Эрик до сих пор себя за ус дергает, до конца не веря в успех…

— Была раньше такая земля, Греция называлась, где было множество городов-государств…

— Так земля и сейчас есть, — недоуменно воскликнула змейка. — Правда этих городов нет или они совсем другие…

— Вот о том и речь. Но ромеи те же — своего рода наследники Греции через Рим изначальный, западный, который «на семи холмах». Так вот, был город, названный Спартой. Воины там были самые сильные, самые умелые. Мало кто из победить мог, разве только горами трупов завалив или найдя предателя, что замыслы из полководцев выдаст. Но и у них было слабое место, как игла Кощеева.

Я говорил про Фивы, про жившего там в давние времена полководца Эпамидонда, сумевшего тактически переиграть спартанских военачальников… А сам не забывал следить за выдвижением полка Зигфрида.

Полк двигался вперед в достаточно плотном строю, но все же растягивался, словно амеба, выбрасывающая ложноножку. Ее цель — охватить полк правой руки врага. Вот уже защелкали арбалеты, пока те самые, из сичла дальнобойных, натягивающихся с помощью ворота. Значит, скоро начнется…

— Зигфрид замедлился, — процедил Магнус. — Теперь, пока будет по рыхлому полю идти, немалые потери будут. Лучники у великого князя всегда хорошие в дружине были. Наши самострелы хороши, но не скорострельны.

— Зато прямо из строя бьют, — резонно возразила Змейка. — Зигфрид выдержит, это его бой, он привык!

Все шло так. как и планировалось. Центральный полк противника вел себя довольно пассивно, а вот левый фланг зашевелился. Командующий почуял, что наш полк правой руки несколько ослаблен и решил попробовать пощупать на прочность. Движение вперед… Наткнувшееся на заградительную стрельбу. И тут еще Стурлассон, понимая ситуацию, стронул с места конный резерв, намекая на возможный обход.

То, что доктор прописал! Полк противника, обозначивший угрозу нашему правому флангу, застопорился. Остановился, позволив сначала втянуть себя в не слишком интенсивную перестрелку, а потом, сохраняя порядок, оттянулся назад. Остались по сути при своих, но это нам и требовалось. Разве что теперь командующий противника узнал, что у нас за резерв и как именно мы можем его использовать. Но оно того стоило! Ведь за время этих передвижений полк Зигфрида вышел на дистанцию, наилучшую для массированного залпа из ВСЕХ арбалетов и последующей атаки-рывка.

Вот и ожидаемое… Залп, проредивший стену щитов, затем бросок вперед и работа метателей «греческого огня». «Зажигалки» взвились в воздух и обрушились на вражеский строй. И удар… Теперь там пошла самая настоящая резня, где все зависит исключительно от воинского мастерства.

Теперь и остальные части нашего войска пришли в движение, медленно, но верно смещаясь в сторону противника и самую малость влево. Зачем? Чтобы ликвидировать наметившееся пустое пространство, не допустить контратаки, способной разделить полк Зигфрида и остальную часть наших войск..

Меж тем охват правого фланга великокняжеского войска приносил свои плоды. Превосходство в численности уже дало результат, равно как и использование нового по нынешним временам стрелкового вооружения. Но следовало усилить эффект… Сигнал! И вот уже наш конный резерв мчится на всей парах, стремясь зайти в тыл и так уже потрепанному правому флангу противника. И если Стурлассону дадут это сделать…

— Нет, на дадут! Часть центрального полка используется в качестве резерва. Перебрасывается волей неизвестного нам командующего на правый фланг. Цель — парировать атаку нашего резерва. Ну а потрепанный правый флагн стремится откатиться. Разорвать боевой контакт. Невыгодно в тактическом смысле. но жизненно необходимо. Все же не зря мы атаковали именно в этом направлении, по участку, где находились самые нестойкие части.

— Они отступают! — как девчонка взвизгнула Роксана, наблюдая за результатом нашей атаки. Сейчас еще Стурлассон ударит!

— Лейфу сигнал… Кружить поблизости, давить на них только возможностью удара, — начал отдавать я приказы. — Зигфриду — ослабить напор. Пусть отходят. Большой полк — можно атаковать! Они ослаблены.

Недовольное шипение Змейки, а вот Магнус кривит губы в знакомой ухмылке. Ему нравится. Чует, что сейчас самое время. Правый фланг противника опрокинут, но переброшенные части его центра выправили ситуацию. Да и Стурдассона они затормозят. Но реагируя на эту серьезную угрозу, противостоящий нам полководец чересчур ослабил центр. Вот его мы сейчас и будем грызть. Планомерно, кусок за куском. Их полк левой руки слишком поглощен взаимным маневрированием с полком Ратмира Карнаухого.

Все правильно, но в этой правильности и проблема. Там равновесие. Ослабят себя помощью центру… мигом получат от Ратмира на орехи. Ну а Стурлассон со своими конниками не даст вернуть переброшенные отряды обратно в центр.

Идет перестроение, явное и очевидное для противостоящих нам. Тактически они уже если не вполной заднице, то на подступе к ней. Следовательно… Пришло время поговорить.

— Предлагаем переговоры, — оскалился я. — Любое перемещение их войск — знак возобновления нашей атаки. И переговорщики идут к нам, никакой «ничей земли».

— Пойдут ли на такое? — призадумался Магнус, в то время как сигналы рога уже засвидетельствовали наши пожелания. — Тогда присланные переговорщики будут целиком в нашей власти…

— Мы держим данные обещания, а вот про Владимира Святославовича такое уже никто не скажет. Его слово и самой мелкой резаны не стоит. А так… они согласятся. Их командующий умный, видит, что ты теперь в выигрышном положении. «Косая атака» принесла плоды, прямо как тогда, в древности, в битве Фив против Спарты.

— Опять ты про этих своих греков, брат!

— Они не мои, — пожал я плечами. — Но лучше учиться на опыте тех, кто действительно был великими полководцами. И вообще, знающий историю опирается не только на опыт своего поколения, но и на опыт прежних, живших задолго до него. Мир, он ведь как спираль. Не кольцо, но все, что видим сейчас, с некоторыми отличиями уже было раньше…

— Ну все, Мрачного словами играть потянуло, — воздела глаза к небу Роксана. — теперь только прибытие переговорщиков спасет нас от долгих речей!

Заметив страдальческое выражение на лице, валькирии, я не удержался и, притянув к себе, поцеловал. Змейка пару раз возмущенно трепыхнулась, но поняв, что все равно уже все все видели, решила получать удовольствие, давая волю уже своим рукам. Да так, что теперь уже мне пришлось буквально отцеплять расшалившуюся воительницу. И видеть тщательно скрываемые улыбки на лицах хирдманов охраны. Про Магнуса и не говорю, тот откровенно скалился. Спасло от комментариев лишь то, что предложение насчет переговоров было принято.

— Потом продолжим, — подмигнул я Роксане, ну а Магнусу достался только украдкой показанный кулак и слова. — Дождешься ты у меня, достойный потомок Локи!

— Как и ты, Хальфдан, как и ты. Но ты посмотри… На переговоры то не кто-то из дружинников идет, а йомсвикнг! Хотя и не один, его как раз кто-то из киевских сопровождает, но похоже, сейчас именно наемники тут командуют, им Владимир поручил оборону держать, его бегство прикрывая. Но только что нам это дает…

— Это дает ВСЕ! Если сумеем воспользоваться такой прелестной ситуацией. Сюда их, но со всем уважением!

Глава 15

Апрель (цветень), 987 год. Переяславль


Вести переговоры мне было не впервой, но вот на поле боя таких масштабов не приходилось. Впрочем, лиха беда начало! Разберусь как-нибудь, особенно если учитывать, что есть опыт времен грядущих. А заодно и четкое понимание того, что надо мне, и что можно за это предложить.

Пришедших «поговорить» было не так уж и мало, но собственно на переговоры допустили лишь двоих: командира йомсвикинтов Эйнара и Микулу Олеговича, тысячника дружинников Владимира Святославовича. Остальные… не показались слишком серьезными фигурами и были оставлены за пределами переговоров.

Никаких особых удобств для них создавать не стремились. Да мы и сами то не озаботились какими-либо дающими комфорт вещами… Сражение близ стен Переяславля, мы не изнеженные сибариты. Так что… К тому же я не собирался тянуть кота за хвост, предпочитая с ходу перейти к главному:

— Ваше войско в плохом положении, — прозвучали стол нерадостные для переговорщиков слова вместо приветствия. — Стоит мнеприказать своим воинам продолжить натиск… Эйнар, вы умный полководец, многое повидавший. Как будамете, сперва обрушится строй большого полка или все же мой друг Зигфрид Два Топора продавит оборону полка правой руки, пусть и усиленного?

— Или одно, или другое, — проворчал Эйнар, подергивая себя за заплетенную в косицу бороду. — Но и ты, ярл, кровью захлебнешься, прежде чем мы поляжем. Братство йомсвикингов никогда не сдается.

— Так никто и не говорит о сдаче. Я предлагаю иное, не ставящее под удар вашу честь. Но для этого ты, Эйнар, должен сказать, что именно в том договоре, который был заключен с Владимиром Святославовичем. Договорились?

Тысячник, почуяв неладное для себя, вскинулся, выкрикнув:

— Он хочет разделить наши силы. Неужели тебе…

— Тихо. Совсем тихо, — ласково произнес Одинец, хирдман-охранник из доверенных, поигрывая кинжалом. — Ярл говорит не с тобой. Потом, когда придет твоя очередь, можешь высказываться. Но не сейчас.

Поняв, что находится не в том положении. Микула заткнулся, но продолжал буравить меня нехорошим взглядом. Ну да и пусть, мне от того ни горячо, ни холодно. Гораздо больше меня беспокоила реакция лидера йомсвикингов.

— Зачем это тебе, ярл Хальфдан?

— Чтобы договориться, викинг, — я был абсолютно серьезен и не старался играть словами. не тот у меня сейчас собеседник. — Не хочу лишней крови. В первую очередь среди своих, но и твои люди для меня не совсем чужие… Вальгалла одна, все там будем. И лучше попасть туда сражаясь, к примеру, с ромеями, а не с другими потомками жителей Асгарда.

— Мне понятны твои слова, ярл, воздевший на свой стяг Локи и одного из его детей…

— Не до конца понятны, — позволил я себе прервать Эйнара. — Я веду разговор только с тобой, потому как слова воинов Владимира Святославовича и его самого для нас что лай дворовых псов. Предавшие богов друзья ромеев… Они с радостью предадут снова и снова, это вошло у них в привычку

Отблеск интереса в глазах Эйнара и откровенная ненависть со стороны тысячника. Но на последнюю мне было плевать, я играл свою партию, в которой дружиннику Владимира места не было, он тут всего лишь в качестве мебели.

— Общий договор обычен, — решил все же сделать шаг навстречу Эйнар, понимающий, что возможность взаимоприемлемого решения лучше, чем кровавая сеча с малоприятным для него результатом. — Срок найма, оплата, особые случаи…

— Про особые случаи потом. Последний приказ нанимателя был…

— Прикрывать его оступление в Киев. Во что бы то ни стало задержать вас на сутки, лучше на двое. Многое обещал тем, кто выживет.

— Что именно?

— Не смей! Хр-р…

Возглас Микулы прервался хрипом, когда ременная петля захлестнула его горло по сигналу Одинца. Мне осталось лишь жестом приказать не переусердствовать, а заодно объяснить подобное поведение Эйнару.

— Мне почему-то кажется, что тысячник князя Киевского не хочет успешного завершения переговоров. И ему очень не нравится, что ты можешь раскрыть слова его хозяина. А вот для тебя и твоих людей это может быть важно. Значит…

— Это и есть «особый случай». Наниматель может привлечь нас к одному сражению, участие в котором ставит под угрозу само существование отряда. При выполнении приказа мы имеем право разорвать найм с полной выплатой нам всех денег, — тут Эйнар ухмыльнулся. — Иначе наше братство давно бы исчезло из-за неоправданных потерь.

— Понима-аю… И могу предложить выполнение этого приказа. До окончания срока я не сдвину свои воска с места с целью преследования вашего нанимателя. Так вы и полную плату сохраняете, и обходитесь без потерь. Помимо уже понесенных. Но и в ответ кое-чего попрошу.

— Встречный найм?

— О нет, Эйнар, этого мне не надо. Всего лишь отправиться по направлению к Хольмгарду, сесть там на свои драккары и убраться с наших земель скором… скажем. На один год. Естественно, можете оставить около полусотни своих для перевоза оплаты, которую вам задолжал Владимир, сначала в Хольмгард, а оттуда в вашу крепость.

Предложение для йомсвикингов было заманчивое. То их командир не был бы самим собой, если бы не желал узнать все варианты.

— А если нет?

— Тогда на это пол е останется большая часть твоих людей, вырвутся немногие. В Хольмгарде мои союзники спалят все драккары… Поверь, у меня есть такая возможность, а голубями весточки быстро доставляются. Но кому из нас будет от этого лучше? Да и вообще, твой наниматель по сути бросил тут и вас, наемников, и большую часть своих дружинников. Не лучший поступок для князя, тем более великого князя. Сына великого отца.

— Это его позор… Не наш. Мы уйдем, но твои хирдманы разорвут в клочья тех, кто останется.

— И снова я тебя понимаю, — кивнул я, соглашаясь. — Но их отпустить на все четыре стороны я не могу. Зато они могут сложить оружие под мое слово. Кроме некоторых. Тех, которые полностью знали о замыслах своего князя насчет уже нашего уничтожения в грядущем походе. Тем — снесем головы, но без мучений. Сам должен понимать, такое не прощают.

— Мне нужно подумать…

— Ровно один час с того мгновения, как мы вас отпустим. Этого хватит, чтобы посоветоваться со своими людьми. Надеюсь, ты примешь правильное решение, — дождавшись, пока Эйнар развернется и сделает первые шаги, я добавил. — И будь осторожен с людьми Владимира Святославовича. Им не понравится любые твои действия, кроме тех, где ты положишь всех своих братьев за интерес их хозяина.

Ну вот и все. Я сделал максимум от меня зависящий. Остальное же остается на волю не то случая, не то богов. Но вот Микуле Олеговичу результат переговоров явно по душе не пришелся. Ну а как иначе? Я ведь прямым текстом сказал, что собираюсь прикончить его и ему подобных вне зависимости от принятого йомсвикингами решения.

— Время пошло, — заметила Роксана, едва только переговорщики вернулись обратно. — Водяные часы уже начали работу.

— Это хорошо. Эрика сюда…

Пока посылали за эриком, Змейка не преминула удовлетворить свое девичье любопытство, усиленное тем, что она еще и воительница.

— Вот скажи мне, почему ты думаешь. что этот Эйнар согласится с твоими условиями?

— Потому что большего ему не получить. Полная оплата. Отсутствие урона для чести… И к тому же их братство не терпит предателей. Равно как и тех, кто пытается послать их почти что на верную смерть. Ты всерьез думаешь, что Владимир расплатился бы с выжившими?

— Не уверена…

— Вот и я о том же. Посмотри на Магнуса. Он и вовсе готов со смеху лопнуть, представив себе Владимира, верного своему слову.

Магнус, не будь дураком, мигом скорчил такую рожу, что Роксана сама со смеху покатилась. Разрядили, можно сказать, атмосферу. Но напряженность осталась. Ведь именно от решения Эйнара зависело, быть дальше битве или же мы разойдемся с йомсвикингами. Ну и обойдемся малой кровью… наверное.

— Что-то меняется, Хальфдан? — несколько запыхавшийся от передвижений в своей тяжелой броне Эйрик Петля был тем не менее бодр и готов к любому развитию событий. — Мы готовы вбить их в землю по самые шлемы!

— Возможно, сделать это будет еще легче… — выдержав паузу, я раскрыл карты. — Йомсвикинги могут уйти. Поэтому. Если они будут отходить, но не на Киев вместе с дружинниками, а просто назад и в сторону, не мешать. Напротив, воспользоваться этим и бросить полк в возникшую пустоту, рассекая правую и левую «руки», состояние в основе из дружинников Владимира.

— Это будет великолепный дар нашим клинкам! — возрадовался побратим. — Пленные?

— Всех, кто бросит оружие. не рубить. Вязать руки, но без грубостей. Потом отделим знающих о предательстве Владимира Святославовича и тех, кто был лишен подобной «чести». Первых Нифльхель дожидается, со вторыми можно и поговорить… Вопросы?

— Так все ясно. Слать вестников с Зигфриду и Ратмиру?

— А пожалуй, — согласился я. — И не откладывая. Но именно отдельных вестников, а не отрядом. Нам лишние шевеления с той стороны не требуются.

И понеслись вестники. Хоть расстояние невеликое, но тут даже малый промежуток времени способен оказаться очень важным. Кто знает, сколько именно по времени будут йомсвикинги наше предложение обсуждать. Да и реакция дружинников Владимира Святославовича, сдается мне, мирной уж точно не окажется. Слишком по многим там не то что топор палача, а петля плачет горькими слезами. Хотя пелти все равно не будет, только снесение головы с плеч и не более того.

— Зашевелились, — прошипела Змейка. Наблюдая за войском противника. И именно их большой полк! Хальфдан, я тебя обожаю!!

— Обожать мужа — дело хорошее, но зачем же так громко это делать? — радостно оскалился Магнус, тоже плохим зрением и медленным мышлением не страдавший. — Брат, они выстраивают «шар»! Да, именно «шар»… И начинают откатывать назад и в сторону. Медленно, но начинают. Ты только… Вы все только посмотрите! Эйнар… согласился.

И верно. Йомсвикинги свернули свои порядки в шилтрон — то самое круговое построение, опирающееся на копейщиков и предназначенное для обороны и ме-едленного отступления. И защищаться они планировали не от нас, а от недавних своих союзников-нанимателей.

Правда те не были совсем уж самоубийцами, чтобы воевать на два фронта. Вовсе нет! Оставшаяся часть войска, то есть дружинники Владимира и киевская мелочь, стремились закрыть разрыв, а чуть позже стянуть оба полка — правой и левой руки с малыми ошметками от центра после откола йомсвикингов — в один и отступать на Киев, огрызаясь по возможности. Только так у них был хоть какой-то шанс.

— Эрику — атака! — надсаживаясь, орал я, чтобы и на мгновение не промедлили с отдачей приказов по инстанциям. — Разделить их окончательно… Зигфрид и Стурлассон должны полностью охватить их правый полк. Охватить! А давить, только соприкоснувшись с Эриком. Только так! Ратмиру… Беспокоить левый полк, но в сечу не лезть. Пусть опирается частью на того же Эрика… Потом их добьем!

— Йомсвикинги? — уточнил Магнус, уже распоряжавшийся подачей звуковых сигналов и вывешиванием определенных стягов.

— Чтобы ни одна стрела в них не полетела. Лично ослушников придавлю!

— После такого обещания и впрямь никто не посмеет.

Это побратим верно заметил. Всем моим хирдманам союзно-вассальным ярлам и просто союзникам было известно, что Хальфдан Мрачный подобные угрозы вообще сильно не любит. Ну а если говорит, то лучше не вводить во припадок действительно сильной злобы. Кстати, исключительно оправданной, без тени самодурства.

— Не сурово ли? — на правах любимой женщины и просто друга спросила Роксана. — Наши ладно, они знают тебя. А другие?

— Лучше надавить сейчас, чем потом пожинать плоды излишней мягкости. Да и приказ правильный… нам не нужны лишние враги, и тех, кто уже есть, более чем хватит для «веселой» жизни.

— Ты прав, но… Посмотрим, как боги нам улыбнутся.

— Тор уже улыбается! — воскликнул Магнус, обычно редко поминающий иных богов, помимо Локи. Подобное случалось только по веским поводам. — Эрик рассек остатки большого полка, словно у него Мьелльнир в руке, да и пояс силы где-то под броней таится.

Оно и верно, сейчас нам было на что посмотреть. Нам удалось поймать момент, не дать полкам соединиться. В результате полк правой руки был заблокирован со всех сторон. Эрик, Зифрид, Стурлассон — все они послужили звеньями цепи, что обвилась вокруг горда противника и медленно, нов верно его душила. Попытки вырваться блокировались арбалетными заплами, остаками «греческого огня» и просто стойкостью хирдманов.

Полк левой руки, как наименее пострадавший, попробовал было пробиться на помощь. Но здраво оценил свои силы и… Резво откатывался по дороге на Киев, огрызать от наседающего на него Ратмира.

— Остановить Карнаухого…

— Но…

— Так надо, Магнус. Рапзмен будет равным или около того, а нам это не на руку. Пусть уползают, а мы добьем копавших в окружение и одиночек, которых можно выловить по корестностям. Вот пусть Карнаухий и займется…

— Сейчас?

— Пожалуй, нет, — прикинув, решил я. — Пусть на подхвате побудет. Вдруг все же прорыв…

Магнус передавал новые приказы, а Змейка не могла не комментировать происходящее:

— «Греческий огонь кончился… А дружинники Владимира никак не хотят сдаваться. Похоже, решили умереть все. Неужели никто из них не хочет?…

— Жить? — подхватил я недосказанное. — Хотят. Кто ж не хочет. Но пока не прикончимглавных, они будут приказывать держаться до последнего бойца. Сами то время равно обречены. Вот и хотят умереть с оружием в руках, я не на плахе.

— Но тогда тебе может и не стило так прямо говорить о намерениях?

— К сожалению, стоило, — легкая грусть в моем голосе не осталась незамеченной. — Дорога крови… Только вот о ней я расскажу тебе чуть позже.

Да, позже. Тут неведомо это понятие, точнее, в него могут вложить не тот смысл. А все просто. Желающих тебя убить надо при возможности также уничтожать. При возможности показательно, чтобы у других и мысль такая вызывала инстинктивный страх. Честь, верность своему слову, максимальное искреннее и радушное отношение к своим — все это нисколько не противоречит той крови, которую просто обязан проливать идущий к власти. Варианты лишь в том, чья именно будет кровь. Я выбаираю кровь не друзей, не посторонних, а исключительно врагов. Врагов лично моих и родного по крови и духу народа.

Роксана же… Она узнает. Своевременно или несколько позже.

Полк, окруженный со всех сторон. Погибал. Погибал достойно, пытаясь забрать с собой как можно больше врагов, то есть нас. И все же силы были совсем неравными, поэтому за каждого бойца из моего войска они платили несколькими. И это было хорошо. Для меня хорошо. Что же до отступавших к Киеву… Вынужденный компромисс, какой часто приходится принимать командующему войском.

— Уничтожая одну часть, вынуждены дать уйти другой. Зато к Владимиру вернется лишь жалкая часть его дружинников. А йомсвикинги вернутся к себе, а не в Киев.

— Ты действительно им заплатишь?

— Да, Магнус, оплата будет, полновесными золотыми монетами, — сейчас мы с побратимом перебрасывались фразами, не отрывая взгляд от финальных аккордов боя. — Только платим не мы, платит Владимир Святославович. Впадет он одновременно в гнев и тоску от подобной весточки. Забавно…

— Забавно, — эхом отозвался побратим. — Мы выиграли битву, но еще долго будем стоять на месте.

— Слово дано.

— Знаю. В этом твоя сила, Мрачный. И наша сила, сила варягов. Главное, чтобы о ней не попытались вновь забыть. Как это сделал сын Святослава Великого.

— Не дадим. Клянусь…

Мрачная была клятва, да еще по сути на поле боя прозвучавшая. Вот только значимости ее это не умаляло. Скорее наоборот. В целом же… Пора было подводить итоги победы. Предварительные, потому как окончательные станут известны после того, как окончательно выбьют еще сражающийся полк правой руки Владимира. На это я отводил… не более четверти часа.

* * *
Ну вот почему жизнь как зебра, в которой следом за любыми полосками непременно следует жопа? Варьируются лишь ее размеры, но никак не наличие/отсутствие. Загадка мира, которая явно окажется таковой до скончания веков.

На сей раз сия деталь анатомии приняла вид вестника, принесшего нам, то есть мне и Змейке с Магнусом, последние новости. Подный разгром взятого «в колечко» полка, сдача в плен немногочисленных выживших, доклад уже о наших потерях и…

— …ярл Зигфрид ранен. В живот, тяжко. Лекари уже трудятся над ним, но для переноски в город он еще не готов.

— Ясно, — чувствуя, как каменеет лицо, прошептал я. Потом, с усилием повысив голос, добавил. — Пусть делают все возможное, то Зигфрид должен выжить. И остальные тоже… Первую помощь раненым оказывать здесь, по возможности переносить в город. Надеюсь, чужих не добивали?

— Конечно нет! Как и приказывали, ярл.

— Хорошо. Их тоже лечить по возможности, но главное — наши. Надеюсь, это объяснять не нужно. Все понятно? Тогда скачи обратно.

— Плохо, — вздохнула Рокси, едва только вестник удалился на десятка полтора шагов. — Он хороший… и забавный. Даже когда в подпитии.

Я лишь развел руками, показывая, что тут уж ничего не поделать. Остается только держат возле него лучших лекарей, надеяться, что в скором времени состояние улучшится и можно будет перевезти его в Переяславль. Ну а там… опять же лечение и еще раз оно же. Раны в живот здесь очень, очень опасны. Воспаление, млин! Даже травяные настои и мази, эти гомеопатические шедевры, далеко не всегда могут послужить заменой естественным для моего родного времени антибиотикам. Игра со смертью в рулетку, чтоб ее!

Вспомнилась картина Верещагина «Апофеоз войны». Мда, гора черепов теперь и у меня имеется, чего тут скрывать. Только вот душевных терзаний нет и в помине. Есть лишь жалость с умершим своим воинам, азодно твердое понимание того, что сделанное — суровая необходимость. Зачем? Да чтобы Русь была не раздираемой на клочья и полузависимой от Византии, как тогда, через некоторое время по знакомой мне временной линии, а именно что полновесной империей, уважаемой и порйо внушающей страх. А вот ЭТО — и есть главная цель.

— Грамотка от Эйнара, того йомсвикинга, — очередной вестник передавал мне небольшой лист. — Срочно.

Приняв у хирдмана послание, я погрузился в чтение, понимая, что и Змейка, и Магнус тоже двои любопытные шеи из-за плечей тянут, жирафам уподобляясь.

Почерк у него, однако! Тут не курица лапой, тут пьяный маляр кистью порезвился! Но ничего, я еще и не с таким сталкивался, хотя и было это не столь часто. Да и мой личный почерк редкостной малочитаемостью отличается.

Зато содержание… Эйнар не поделал оставить тут никого из своих в качестве наблюдателей. Зато прямым текстом писал, что таковые будут в Хоьмгарде, куда и предлагал доставить полученную с Владимира Святославовича оплату. И мотивировал это в виде «доброго знака в отношениях с его братством».

— Много хочет!

— Спутал с явью свой обманчивый сон, — вторил Змейке Магнус. — Ему не только денег дай, но еще и доставь! Может или и богатые дары послать?

— Магнус, брат мой, да ты действительно кладезь премудрости. Насчет богатых даров не уверен, но что-то интересное и редкое послать стоит. Знак внимания и уважения, но только не чрезмерный по стоимости.

Шок. Вот то слово, которое наиболее четко отражало состояние что жены, что побратима. Не ожидали, что их ехидные слова вдруг столь коварно воплотятся в жизнь, да еще и от меня. Полюбовавшись на непередаваемое выражение лиц и приказав вестнику в сопровождении малого отряда передать мой краткий ответ. Всего несколько слов: «Согласен. Ждите. Ярл Хальфдан Мрачный». А вот тут присутствующим и сильно удивленным пары слов явно не хватит.

— Плата знаменитому братству наемников как бы от Владимира, но сделанная нашими руками. Некоторые дары в знак внимания и дружеского расположения. Доставка всего этого добра в Хольмгард-Новгород… Уверен, что многие сторонние люди сочтут это за тесную связь между нами. Что, в свою очередь, неплохо скажется на нашем облике. Да и йомсвикинги предстанут в виде наемников, чтящих наших богов и не любящих тех, кто пытается их предать.

— Последнее… Нам зачем?

— Мы усиливаем их с одной стороны, Магнус, зато ослабляем с другой. Потом, когда разойдется слух, как их братство «пошутило» с Владимиром Святославовичем, вознамерившимся уйти в ромейскую веру, одну из ветвей христианства, другие поостерегутся нанимать йомсвикингов против других детей Одина или Сварога, что не существенно.

— То есть отталкиваем от очень многих богатых на злато-серебро? — на лице понявшей мою задумку Роксаны появилась воистину по-женски коварная улыбка. — А уж если вспомнить, где находится Йомсборг…

— Со всех сторон, помимо собственно берега, среди христианских земель, умная моя красавица. Так что я еще и на не столь и далекое будущее рассчитываю. Рассорь возможного в будущем союзника с его окружением, а потом пользуйся плодами собственной предусмотрительности. И что в сравнении с этим какие-то там не столь и ценные дары? Правильно, пустое место.

— Многое ты берешь от ромеев, брат…

— Только полезное. Магнус, только полезное. Учиться можно иу врага, особенно если потом обратить знания в оружие против него же. Или других. Но пока… Раненые, пленные… Погребальные костры для чтящих наших богов, да и других не зверью же оставлять. Нас ждет много дел и далеко не все из них хоть немного радуют.

Я не стал добавлять, что по истечении срока, о котором договорились с командиром йомсвикингов, все собранное нами войско выступит на Киев. Это и так было очевидно. В Переяславле останется лишь гарнизон, да раненые. Что же до подкреплений, то они, подходя сюда, будут перенаправляться прямиков к Киеву. А войск для его осады потребуется не просто много, а много до неприличия. Хотя… Я не был бы самим собой. не имей некоторых задумок.

Глава 16

Апрель (цветень), 987 год. Дорога на Киев


Войско шло на Киев. Шло не слишком спеша, дабы не утомлять воинов, но целеустремленно, понимая, что уже одержана значимая победа, что большая часть дружины Владимира Святославовича пала под стенами Переяславля и в поле поблизости от него. Ну а оставшиеся унесли с собой метку побежденных, разбитых. Ту самую, которая не на теле, но в душе.

В этот раз мне, после долгих размышлений, пришлось взять с собой еще и Роогнеду. Без сына разумеется, то остался в Преяславле. Подросток… у него должно быть детство, хотя бы в эти не столь уж и юные года. А вот его мать мне была нужна. Символ, советница насчет возможных теложвижений ее бывшего мужа и его слишком уж умного дядюшки. Да и сама она нарпашивалсь очень уж упорно.

Причина? Материнский инстинкт, великий и пробивающий все на своем пути. Отказать ей — большой риск посадить зерно будущей неприязни. А то и вражды. Нет, такого мне точно не требовалось. К тому же я ее понимал.

Дети… За них она была готова разорвать глотку кому угодно, а уж Владимиру в особенности. Бежала то она лишь с первенцем, а остальные четверо ее отпрысков оставались с отцом. И видеться с ними… у нее еще в Киеве практически не получалось. Особенно со вторым сыном, Всеволодом, которого Владимир Святославович, споткнувшийся в случае с Изяславом, стремился воспитать исключительно на своем влиянии. Это то и было опасно.

Опасно, причем я не шучу. Дочери — Предслава, Переслава и Мстислава — были еще слишком малы, их личности лишь начинали формироваться. А вот для второго сына Рогнеды процесс становления личности был уже запущен на полные обороты. И деление на «свой-чужой» наверняка тоже запустилось. Не зря я осторожно так намекал Рогнеде, что ее второй сын, вполне вероятно, уже не совсем ее. Тему развивать не стал, чтобы не давить на больное место, но и этого сейчас был достаточно. Потом сама вспомнит, если что не так пойдет.

И был насчет детей Рогнеды вот такой любопытный нюансик. Оказалось, что некоторые историки были правы насчет того, что знаменитый Ярослав по прозванию Мудрый был вовсе не первым и старшим сыном Владимира от Рогнеды. Здес его вообще не было! Вот и подтверждение, что в изначальной временной линии он должен был родиться не то в 988, не то в 989 году. А уже потом, спустя долгие годы, другие историки выстроили другую версию, показывающую старшинство Ярослава среди прочих многочисленных сыновей Владимира. Сейчас же старшим из них был сын Рогнеды Изяслав, а вторым по старшинству — сын от наложницы Предиславы Святополк, потом прозванный окаянным. Вот такая вот оказалась занимательная гинеко… извините. генеалогия. Ее по любому приходилось учитывать, хотя в женах-наложницах Владимира сам черт ногу сломит. А уж в детях тем более. Их было слишком уж большое количество, что для правителя не всегда хорошо.

У меня же и без этого проблем хватало. Правда часть из них осталась внутри стен Переяславля, но не перестала быть таковыми от этого. Зигфрид был ранен слишком серьезно, сейчас за его жизнь били лучшие лекари города, н результат оставался неясен. Прочие раненые, коих было немалое количество, тоже требовали внимания. Пленные, мертвые…

Гуннар, оставленные вместе с Олегом Камнем «нга хозяйстве», рвал и метал от обилия свалившихся на него проблем. Рвался в поход. Но был жестко осажен. Просто, кроме него, было некому поручить фильтрацию пленных по принципы простой вояка или посвященный в дела Владимира Святослаовича относительно плана по уничтожению всех нас. И с этим делом нельзя было тянуть, требовалось этих самых посвященных по большей части пустить в распыл, а нескольких, особо важных, прежде выпотрошить на предмет всей ведомой им информации. Ну а потом по тому же адресу. Варяжское братсво предателей своих интересов никогда не прощало.

Вот и получилось, что ворчащий и ругающийся Бешеный остался разгребать завалы, Олег так же поддерживал обычную жизнь города, ну а мы… опять двигались к очередной битве. На сей раз вместе с собственно войском тащился и обоз, где были и припасы, и инструментарий на предмет создания осадной техники, и просто вещи, создающие хотя бы минимальный комфорт в лагере, который непременно вырастет поблизости от киевских стен. Всегда стоило готовиться к худшему. Но и надеяться на лучшее я не переставал.

Сейчас же я лежал на телеге, смотря в небо и дума, думая… Обо все сразу и одновременно ни о чем конкретно. Накатила та самая лень, которая не действует на разум, но почти отключает желание делать даже простейшие телодвижения. Увидевшая это с час назад Роксана унеслась куда то вперед, поскольку у нее, в отличие от меня. Как раз был припадок бурной деятельности. Эрик руководил общим движением войска, координацией дозоров и вообще многим другим. Лейф Стурлассон шел с конниками в авангарде. Готовясь отразить любое нападение, буде таковое случится. Магнус с самого начала похода выносил мозг жрецу Перуна Радагасту, который как-то незаметно стал неформальным лидером собравшихся под нашими знаменами храмовых воинов. Все были заняты делами… кроме меня. Я же пока бездельничал, готовясь к новому круговороту хлопот. Он приближался, неотвратимо и неумолимо, с каждым шагом по направлению к Киеву.

— Не помешаю?

— Как сказать, Карнаухий, — ответил я, не прекращая смотреть на небо с медленно плывущими по нему облаками. — Все равно уже пришел, да и мне сверх меры бездельничать не стоит. Так что можешь рядом присаживаться…

— Нет уж. я лучше пройдусь.

— Тоже можно. Так что тебя столь сильно интересует, что отдыхающего меня тревожишь?

— А просто в желание поговорить не веришь7

— Здесь и сейчас? Не слишком, — лениво ответил я, понимая, что между нами особых политесов не требуется. Оба мы ярлы взрослые, можем часами ходить вокруг да около, но не в нынешней ситуации. — Что-то тебя беспокоит. И не вообще, а именно в ближайшем будущем.

По моим прикидкам, молчал Ратмир минуты две с небольшим, а с чувством времени у меня всегда был полный порядок, в родном времени частенько мог на часы не смотреть. Здесь же, в десятом веке с его крайне примитивными и донельзя неудобными и массивными часами, эта способность оказалась крайне полезной.

— Осада Киева, — вымолвил наконец мой собеседник. — Мы сейчас можем лишь обозначить свое присутствие и ждать. Если Владимир Святославович захочет вырваться с оставшимися у него дружинниками и прочими, то помешать ему мы не сможем. А новое сражение устроить он не захочет, понимая, что навряд ли победит.

— Так это нам и нужно. Показать свою силу тем, кто находится в городе. И заставить Владимира признать крах всех своих мечтаний.

— А как же…

— Потом достанем! — злобно оскалился я, рывком принимая сидячее положения и смотря в глаза Карнаухому. — Ратмир, если я что и усвоил за последнее время, так это то, что никогда не следует раскрывать рот на кусок. Который в глотку не пролезет. Сейчас мы можем лишь победить Владимира, но вот уничтожить…

— Не можем?

— Ну почему? Можем, если приложим все силы, понесем большие потери… И ослабим не только себя, но и Русь. Именно поэтому загнанному в угол опасному зверю надо устроить «золотой мост».

Услышав непонятное выражение родом из «времен грядущих», Карнаухий вежливо, но явно изобразил на лице непонимание. Не привык, конечно, к тому, что у меня такое порой случается. Это ж не мои побратимы, давно считающие подобное в порядке вещей. И знающие, что в таких случаях непременно последуют вполне себе подробные разъяснения. Как и сейчас.

— Это дорога к отступлению, специально оставленная. К ней можно даже подтолкнуть и ни в коем случае не препятствовать. Сейчас же «золотым мостом» для Владимира станет возможность вместе с остатками своих дружинников и прочими убраться из Киева куда-нибудь подальше. Да хоть к тем же ромеям, если те его вообще примут.

— Необычно думаешь, Мрачный. А вдруг он так и засядет за стенами города? Крепкими стенами.

— Если он сам о том и помыслит, то рядом с ним имеются советники, особенно Добрыня, понимающий происходящее получше многих. Сейчас преимущество на нашей стороне. После же прихода сюда подкреплений мы и вовсе можем себе позволить брать под свою руку город за городом, одновременно держа Киев в осаде. Вот тогда гибель Владимира и его приближенных станет лишь вопросом времени. Пока же есть возможность уйти.

— Занятино… Значит он и сам уйдет, мы же лишь подталкиваем его.

— Не-ет! Сейчас там, за стенами киева надеются на наш промах. Например, на попытку немедленного приступа города или на возможный разлад между союзниками. А вот если всего этого не случится, тогда они будут торговаться. Насчет наиболее выгодных для себя условий. Тот же Добрыня хорошо знает, что пока у тебя есть хоть часть прежней силы, остается надежда на возвращение потерянного. И это нам на руку.

Ратмир уже махнул рукой на попытки понять странные в его понимании мысли, бродящие в моей голове и порой озвучиваемые. Вместо этого решил сосредоточиться на доступном. Например, на блокаде Киева.

— Предлагаешь оставить проход до Днепра?

— Неплохая задумка. И, несмотря на мое нежелание лишаться части имеющихся судов… Это поможет нашим врагам почувствовать себя в безопасности, когда они на них окажутся. Вниз по Днепру, а там и море. И известная всем дорога или дороги.

— Вижу, все у тебя загодя предусмотрено, Мрачный.

— Так жить проще, Ратмир. И врагам сложнее тебя подловить. А теперь…

— Я уже услышал почти все, что хотел, — изобразил улыбку союзник. — И доволен услышанным. Осталось лишь одно, что мне пока неясно. Престол в Киеве один, а желающих может найтись несколько больше. Подумай и об этом.

Прямой намек, но не грубый. А еще интонация, которая многое говорит внимательному слушателю. Карнаухий прямо заявлял, что хочет определенную долю пирога, но готов о ней и договориться, чтобы она оказалась устраивающей обе стороны.

— Уже подумал. Ты, Ратмир, одним участием в недавней битвемногое приобрел. Но престол один и он в Киеве. А раздергивать Русь на малые княжества — пусть в пропасть. Зато посмотри на тех же ромеев. Я их сильно не люблю, но учиться у них многому стоит. Например, что они не просто так, а империя…

— И что с того?

— На престоле — один. Около престола и с большой значимостью могут быть несколько. Да и командование войском никто не отменял, равно как и действительно значимые наместничества. Для Тайной Стражи, уж прости, у тебя суть не та.

— Вот ты куда завернул, Мрачный, — хмыкнул ярл, крепко призадумавшись. — Ну а если у меня или у Ставра Осторожного со Снорри Вещим на большее потянет.

Если собеседник думал меня смутить или озадачить подобными словами то сильно ошибся. К подобным разговорам я давно был готов. Следовательно, успел и аргументы приготовить в солидном количестве и весомом качестве.

— Любое стремление можно на пользу обернуть. Вокруг Руси много земель. Чем, например, плоха Волжская Булгария? Да и Польша вполне выдержит отрывание от нее куска земель. Или приморские земли, где жмудь обитает… Понимаешь, варяг?

— Разумом боги не обидели. Вот оно как, — вновь повторил уже звучавшие слова Карнаухий. — Зачем делиться одним если можно помочь взять другое. Убедил, Хальфдан. Я выберу, что покажется более интересным. Но с тебя клятва перед богами.

— Считай, что она у тебя есть. Клянусь именем Локи, а свидетелями пусть будут все прочие боги Асгарда. Но и ты…

— Хорс всегда видит происходящее на земле ясным днем. Видит и нас… Под лучами солнца клянусь в том, что поддержу тебя в праве на престол Киева.

Вскоре после прозвучавших клятв Ратмир в парой своих хирдманов удалился, вновь оставив меня наедине с небом и уже изрядно подпорченным отдыхом. Зато результат был. Поддержка Карнаухого многого стоит. Да и свидетели клятвы есть: его хирдманы числом двое, да мои охранники, сейчас притворяющиеся безмолвными статуями, но все видящие. Слышащие и запоминающие.

Хорошо… Снова лежу, смотря в небо, и думаю над полезным приобретением. Имея однозначную поддержку не только Рогнеды Полоцкой, но и Ратмира Карнаухого, можно и остальных значимых персон без лишних проблем убедить. Кстати, для Богумила Соловья тоже есть очень вкусная и радующая его душу «морковка». Остается лишь дождаться подходящего момента ну и… ловить.

Мда, но в долги я по любому влезаю, от этого никуда не деться. Есть клятва перед сестричками, Софьей и Еленой, насчет помощи в их мести. Теперь вот Ратмир, который наверняка нацелится не на медвежий угол, а на что-то более аппетитное. Но и это для меня не вредно, а напротив. весьма даже полезно. Если государство сильно, то ему не повредит наличие поблизости таких вассальных буферов, они же сателлиты. Не полностью независимые, связанные сотнями крепких нитей с метрополией, проводящие подчиненную ее интересам внешнюю политику… И вместе с тем сидящий на таком вот своеобразном троне может чувствовать себя вполне довольным жизнью. Что ж, здравствуй, еще одна уловка родом из будущего! Скоро я буду тебя использовать.

* * *
Оставшееся до прибытия в окрестности Киева время было использовано… не столь насыщенно, как при разговоре с Ратмиром, но и не впустую. Войско шло, конное охранение нарезало замысловатые траектории вокруг, н, к моей радости, никаких отрядов противника не наблюдалось. Ну а мне в кругу близких людей только и оставалось, что мешать дело с отдыхом. Задушевные разговоры с Роксаной, более приближенные к делам при появлении Магнуса с Эриком. Да это, признаться, была скорее их инициатива. Слишком уж пылали энтузиазмом насчет грядущей осады Киева и завершения не длительной по времени, но слишком уж напряженной даже не войны, а скорее смуты внутри Руси.

Что же до Рогнеды, нервничающей по поводу находящихся в Киеве детей, то ее приходилось то успокаивать самому, то» сдавать на руки» либо Змейке, либо вездесущим сестричкам, Софье с Еленой. Они, хитрые бестии, появились как-то сами собой, без приглашения. Просто на первой же ночевке появились возле костра, где я расположился со своим ближним кругом, А появившись, скорчили умильные гримаски и заявили, что не могли не появиться в преддверии столь важного и значимого события. Ну вот что с ними было делать? Женское очарование — воистину страшное оружие! Плюс и польза от них бывала, да не так чтобы редко.

Переход и ночевка в укрепленном лагере. Затем то же самое… Но к исходу третьего дня мы все таки вышли к Киеву. И сразу же войско стало разворачиваться из походного в боевой порядок. Блокировать обширный город, столицы Руси, мы пока точно не собирались, но вот обозначить свое присутствие и количество следовало. Именно поэтому укрепленный лагерь и разбивался в относительной близости от главных ворот Киева. Тех самых, которые впоследствии назовут Софийскими, а сейчас носящие название Градские.

Видно было, что город оказался подготовлен к обороне. Закрытые ворота, воины на стенах, отсутствие людей за пределами крепостных стен… Ну и прочие признаки, куда менее заметные, но тоже немаловажные.

Мы видели их, они заметили нас. Началась деловитая суета, большая часть которой была для нас незаметной. Нет уж, такого удовольствия как скорый штурм они от нас не дождутся. А вот если сами захотят выйти силами помериться — это со всем нашим удовольствием. Так ведь не доставят, увы и ах. В самом удачном случае попробуют прощупать оборону лагеря небольшими ночными вылазками.

Спустя час, когда минимальные укрепления вокруг лагеря уже были готовы, я собрал всю верхушку войска на важный разговор. Не на воздухе, а в разбитом шатре. Все, как и полагалось в таких случаях: охрана вокруг из проверенно-перепроверенных, затем пустое пространство. Самые надежные меры против любителей пошпионить.

Собрались все, начиная с моих побратимов и заканчивая жрецом Радагастом, неформальным лидеров воинов храмов. И именно сейчас, именно перед ними мне предстояло изложить план действий. Облегчало задачу то, что побратимы и до этого выдвижения к Киеву догадывались. А остальным Ратмир успел намекнуть после нашего с ним разговора. Следовательно…

— Ну что ж, варяги, братья по оружию и по крови. Вот мы и у стен Киева, стольного града. Не так давно никто из нас и помыслить о подобном не мог Но… — сделал я небольшую паузу. — Нашей вины в этом нет, то всем известно. А смуту пора заканчивать, для силы Руси она не полезна. Только заканчивать на наших условиях, главное из которых — отречение от власти Владимира Святославовича и его изгнание.

— Самое место для изгнания — Навь! Пусть его там Мара приласкает, той лаской, что для предателей предначертана.

— Никто из нас с тобой не поспорит, Радагаст. Я тем паче. К несчастью, это благое дело отложить придется, чтобы многие сотни наших братьев на стенах Киева не погубить. А предатель со своими людьми все равно никуда не денется. Ы же ему не более чем отсрочку приговора даем.

— Ярл Хальфдан дело говорит, — выступил вперед Ратмир Карнаухий. — Мы победили с не столь большими потерями. Так давайте воспользуемся этим сполна! И уже потом, с новыми силами, собранными со всех сторон, оставив за спиной спокойные, не терзаемые смутой земли, найдем изменника нашему братству и нашим богам. Куда бы он ни спрятался, это не спасет…

Ай да Ратмир, ай да сукин сын! Уже начал отрабатывать свою будущую корону. Что была мной обещана. И это лучший признак того, что он не просто поклялся, а загорелся подброшенной ему имей. Теперь этот ярл землю рыть будет, стремясь к появившейся у него цели. Остается лишь задать нужное направление, так он через любую каменную плиту прорвется.

Ну а здесь и сейчас его слова задали нужный настрой. Я теперь мог перейти к озвучиванию своего плана.

— Начинаем строить осадные машины. Но без излишнего рвения… А одновременно предлагаем засевшим там, внутри стен города, выслать кого-либо из важных людей на переговоры.

— Когда?

— Завтра же, Лейф. Ни к чему тянуть кота за хвост.

— А может сначала изобразить готовность к приступу, показать уже готовые башни, камнеметы, пороки… Начать метать камни и сосуды с «греческим огнем».

— Для начала просто скажем им об этом. Может тогда и не придется действительно выматывать наших воинов тяжелой работой. К тому жеты забыл еще про одно… Люди внутри стен. Далеко не всем из них так уж люб Владимир Святославович. И про это мы переговорщикам тоже напомним!

И никакой иронии в моих словах не звучало. Слишком серьезный аспект был поднят. Пусть тут и не знакомо такое понятие как «пятая колонна», но суть и в эти времена не отличалась о той, которая была в веках грядущих.

Сейчас уже ни для кого из действительно заинтересованных людей не была секретом причина разразившейся смуты. Союз с Византией и слухи о грядущей перемене веры как самим великим князем, так и о планах крещения всей Руси и свержении исконных богов… Они распространялись, как спетной пожар, искусно подогреваемые теми жрецами, которые были нам союзны. Какой выход был у Владимира и его приближенных? А по сути никакого. Отрицать бесполезно, слишком много свидетельствовало не в их пользу. Хватать жрецов и бросать в темницы? Еще более глупое занятие. Сейчас способное лишь вызвать массу малых бунтов, перерастающих в серьезное восстание.

И вот еще победоносное войско врага прямо у стен столицы. Пусть пока не столь грозное, чтобы взять город штурмом, но и не то, которое легко разбить, выведя собственные силы за стены. Плюс угроза восстания изнутри. Ведь достаточно будет всего лишь открытых ворот, чтобы сделать положение совсем аховым.

Я слушал споры собравшихся в шатре, касающиеся уже не столь важных деталей, а в голове поселилась мысль: «А что сейчас происходит там, во дворце пока еще великого князя Владимира Святославовича?» Было бы интересно посмотреть хоть одним глазком…

Интерлюдия

Киев, дворец великого князя.


Как кровь сочится из раны капля за каплей, ослабляя тело и приближая его к смерти, так же уходит и власть. Это ощущали все четверо, собравшиеся в личных покоях великого князя, под усиленной охраной, опасавшиеся неожиданных и неприятных событий даже тут, в сердце Киева. Четверо, державшие в своих руках все нити, управляющие до недавнего времени большой и великой страной. Сейчас трое из них, хоть и уютно устроили тела, но души находились в полной сумятице. Четвертый же, пусть душа тоже не была спокойна, знал, что собирается делать.

Доброга, глава и по сути олицетворение Тайной Стражи, чувствовал себя, пожалуй, куда лучше, чем остальные. Предпринятые им шаги позволяли, по крайней мере. не сильно беспокоиться за свою жизнь и жизни близких людей. Хотя, по своей давней привычке, он ничего и никогда не исключал из списка возможного. И эту часть шахматной партии собирался играть целиком за великого князя. Той стороне он и так многое предоставил.

К тому же полностью в его распоряжении был годами создаваемый механизм — Тайная Стража. А механизм, он ведь может быть полезным разным хозяевам. Главное уметь им пользоваться, с должной осторожностью, бережно, не расстраивая его тонкую структуру. И если победит Хальфдан Мрачный — а к тому все и шло — останется предложить ему часть этого механизма, оставив другую, совсем уж потаенную, для себя.

Далекий от тонких и многоходовых интриг Путята думал совсем о другом. О делах воинских, которые откровенно печалили любого полководца. Серьезное поражение под Переяславлем, волнения во многих городах, надвигающиеся на Киев дружины «вольных»… Желание самому вывести войско в поле рушилось, стоило только вспомнить, что от дружины великого князя не так уж много и осталось. А другие воины, которых можно было найти, не отличались либо высоким мастерством, либо надежностью. И вот среди всего этого круговорота он пытался найти путь, способный привести к победе. Или хотя бы избежать поражения.

Великий князь Владимир хоть и не срывался в приступы гнева на глазах советников, но и вернуть себе ясность мыслей никак не мог. Слишком тяжело ему было видеть, как прямо на глазах рассыпается казалось бы прочная крепость его власти. Ведь всего пару лет назад об этом и помыслить нельзя было. А началось это…. Поневоле приходила мысль о том, что возня с ромеями еще никого до добра не доводила. Но тут же было и понимание того, что сама идея была хороша, просто ее противники оказались более умными, хитрыми, а может просто удачливыми. И от этого становилось еще более невыносимо. Помогло бы вино, но пить его он сейчас избегал. Боялся, что после первого приносящего облегчение кубка последует второй, третий и так далее. Это было бы равносильно самоубийству. Оставалось лишь в очередной раз довериться советникам. Особенно Добрыне, постоянно выручавшему из воистину безвыходных положений.

Добрыня, тот самый четвертый, встал, и острием длинного и тонкого кинжала указал на разостланную на столе карту, изображавшую сам Киев и подступы к городским стенам.

— Тут все начертано, но карту видел каждый из нас. Важнее другое — что нам делать теперь, когда войско ослаблено после разгрома у Переяславля, а под знаменем Хальфдана Мрачного будут появляться все новые отряды.

— Кто именно?

— Тебе перечислить всех, Владимир, или достаточно основных? Снорри Вещий, Ставр Осторожный, Богумил Соловей. Я не говорю о менее значимых князьях, которые тоже захотят присоединиться к побеждающей стороне. А у нас… Путята?

— Из девяти тысяч, вышедших в поход на Переяславль, вернулось около двух. Чуть больше двух… — вздохнул опытный военачальник, понимающий всю тяжесть подобного. — Боевой дух после разгрома, сами должны понимать, невысок.

— Может поверстать ополченцев среди киевлян? — задумался Владимир. — Хотя б на стенах постоять, но сгодятся.

— Поверстать можно, племянник. Но вот не откроют ли они ворота ночью, не спустят ли веревочные лестницы для «теней» Роксаны Змейки? После союза с Византией и похода на Переяславль мы может положиться разве что на тех киевлян, которые приняли христианство.

Повисшая тишина яснее ясного свидетельствовала о том, что все собравшиеся это понимают. Но и ничего не делать тоже не могут, пытаясь хотя бы простым перебором возможностей нащупать те пути, которые не ведут к гибели. Вот только Добрыня уже нашел такой путь. Просто сначала хотел дать высказаться остальным, особенно Владимиру, как великому князю. Однако, ничего неожиданного не произошло. Потому он продолжил, меняя направление разговора.

— Ополченцы нас не спасут. Отряды, которые могли бы выслать наместники из еще не охваченных смутой городов… просто не дойдут сюда. К тому же большинство сейчас озабочено спасением собственных жизней и имущества.

— И что ты предлагаешь? Бросить оружие и идти на поклон к Хальфдану? — сверкнул глазами Путята. — Я лучше выйду с остатками войска из ворот и умру, сражаясь. Мрачный не прощает, он уже посек всех дружинников, которые знали о нашей затее. А нас и вовсе прикончит при скоплении народа или перед изваянием Перуна, как отступников.

— Успокойся! Ты слишком давно меня знаешь, чтобы говорить такие глупости. Если мы не можем победить. Это вовсе не значит, что не можем сохранить хотя бы часть из имевшегося ранее. Но для этого мы должны как можно скорее покинуть Киев.

При этих словах невозмутимым мог остаться только Доброга. Путята обмяк в кресле, словно разом лишившись всех костей. Владимира же напротив, буквально подбросило. Рванувшись к Добрыне, правой рукой он ухватил его за расшитый ворот рубахи и вскрикнул:

— Ты вообще понимаешь, что это будет конец?! Беглецы из собственной столицы, кому мы вообще нужны?

— Сядь! — ледяной голос Добрыни и его взгляд подействовали не хуже зимней вьюги, остужая разгорячившегося князя. — Или стой, но не терзая мою одежду и не смотря мутным взором убийцы.

Вздрогнув и покачав головой, Владимир разжал руку и, ссутулившись, зашаркал ослабевшими ногами к окну. Он смотрел на город, который видел вот уже немало лет, а голова была абсолютно пустой. Не осталось сил даже на ненависть, последняя вспышка словно выпила всю силу. Требовалось закрыть глаза и отдохнуть, отрешившись от всего. Но не получалось, поскольку голос дядюшки проникал в голову, заставляя слушать и воспринимать.

— Не бежать, но отступить. Я надеялся, что достаточно будет отступить в Киев после разгрома войска под переяславлем. Надежда была слабой, признаю. Наш враг не сделал ни одной ошибки, за которую мы могли бы уцепиться. Поэтому надо отступать дальше. Отсюда это сделать легче.

— Ну и чем же?

Голос Владимира был лишен чувств, безжизнен, но Добрыня знал своего племянника лучше всех остальных. Вот и сейчас был уверен, что тот придет в себя, пусть и не сразу. Все же слишком серьезным оказался удар.

— Здесь наше потрепанное, но все еще сильное войско. Здесь возможность заменить оружие и снаряжение, взять с собой казну. Вывезти вместе с собой семьи. Лошади или же суда, в зависимости от того, сушей или водой будем уходить. Наконец, мы можем выбрать удобное для нас время. Главное не опоздать. Пока не подошла подмога к осаждающим, мы можем вырваться. Оставим заслон из тех, которые менее верны и ценны, он задержит Хальфдана. Хоть ненадолго. Нам и этого хватит.

Добрыня прав, — тяжко вздохнул Путята. — Я начну оповещать дружинников. Сначала не всех, чтобы не было лишней суеты. Дозволь, княже?

— Дозволяю, — отмахнулся Владимир. — Делай, что должно. Ну а ты, дядюшка, скажи, куда… отступать станем? Раз ты так уверен, то и про это думал.

— Тмутаракань. Это лучший выбор для нас, — уверенно вымолвил Добрыня. — Наместник, Роман Ростиславович, полностью верен тебе. Города Тмутаракань и Корчев хорошо укреплены, воины большей частью христиане. Море, рядом Византия, наш союзник.

— Союзник ли?

— Куда они от нас денутся. В их войне с Болгарским царством они ни от кого отворачиваться не станут. Разве что насчет свадьбы передумают, но то сейчас не великое горе. Так что наш путь ведет в Тмутаракань. К тому же Киев, где сядет Хальфдан… — оставив без особого внимания не то возглас, не то стон Владимира, его дядя продолжил. — Да, именно он, это уже не вызывает сомнений. Дальнее расстояние даст нам время превратить Тмутаракань в такое место, куда он не осмелится сунуться.

— Поддерживаю!

Одно слово из уст Доброги уже многое значило. Тем более такое. Если уж сам глава Тайной Стражи столь недвусмысленно поддержал предложение Добрыни… Путята лишь кивнул, соглашаясь с уже двумя сторонниками подобного решения. Ну а князь… Сейчас он скорее плыл по течению, чем сам прокладывал путь.

И закипела работа. Приказы, советы, появляющиеся и вновь исчезающие дружинники и особо доверенные слуги. Разносящие полученные приказы. Требовалось много сделать, слишком многое. Для сборов хорошо было бы иметь несколько недель, а тут приходилось рассчитывать лишь на дни. Да и то… много при таком отступлении с собой не взять, лишь занимающее мало места, не отягощающее движения. Да и в случае погрузки на корабли, они тоже не безразмерные. К тому же потери, о которых тоже не стоило забывать.

Спустя какое-то время один из появившихся с новой вестью дружинник не воспринимался как что-то особенное и даже первые слова не насторожили. Но стоило вслушаться и…

— Что ты сказал? — вскинулся Добрыня. — Повтори!

— К Градским воротам подъехал один дружинник Хальфдана Мрачного. Передал грамотку, скрепленную личной печатью князя. Открытую…

— Послание. Читай! Все равно уже знаешь.

Ничуть не смутившийся дружинник развернул скрученный в трубочку лист и хорошо поставленным голосом стал читать:

— Владимир Святославович. Приглашаю тебя или любого из ближних, кому ты доверяешь, на переговоры. Безопасность подтверждаю своим словом. Сопровождение с твоей стороны — не более десятка. Срок — три часа.

Закончив читать, дружинник свернул грамотку, придав ей прежний вид, после чего с поклоном вручил ее стоящему к нему ближе всех Путяте. Выпрямился и застыл в ожидании приказа.

— Ступай, — вымолвил тот, подтверждая слово жестом.

— Переговоры, — хмыкнул Добрыня, не дожидаясь даже ухода дружинника. — Хальфдан, конечно, любит поговорить, но в пустых словах его никто не обвинял. Но тебе. Владимир, я туда отправляться не советую.

— Опасность?

— Не та, о которой ты думаешь, — покачал головой Добрыня, глядя на все еще находящегося у окна, пусть уже и повернувшегося к нему спиной, племянника. — Хальфдан Мрачный любит играть словами, искать в них скрытый смысл, чтобы оборачивать против других. Но он никогда не нарушит данного слова. В том числе и поэтому он и стал первым среди «вольных». Просто я лучше с этим справлюсь. Ты сейчас слишком… удручен. Доброга!

— Ты хочешь взять меня? — слегка удивился глава Тайной Стражи. — Не ожидал…

— Не только тебя, но и дары нашему знакомому, который так любить играть с отрубленными головами. Думаю, ему подойдут две из них: магистра Георгия Лигироса и епископа Михаила. Как жаль, что третья голова успела заблаговременно убежать на своих ногах.

Доброга понимающе улыбнулся. Предложение было своевременное и нужное. Эти ромеи уже рассказали все, что только могли, а значит. Тали не просто бесполезны, но и немного опасны. А их смерть… базилевс не обратит на это особого внимания, учитывая то, что они натворили. Да и Хальфдан должен немного порадоваться, получив доказательства смерти тех, кто задумал то самое покушение. Магистр Лигирос, епископ Михаил… Не хватало лишь головы Константина Старгироса, мастера по тайным делам при ромейском посольстве, но он то как раз и не был замешан в покушении. Напротив, узнав о нем и понимая возможные последствия, бежал из Киева.

Что ж, если Старгирос доберется до базилевса, это тоже будет на пользу. Доброга привык оборачивать выгодной стороной многое из происходящего. Равно как и другой здесь присутствующий по имени Добрыня.

— Так я иду за головами?

— А ты еще здесь?

Схожие ухмылки, и вот уже «тайный» направился к выходу, а родич князя ненадолго ушел в размышления насчет предстоящих переговоров. И центральное место занимала мысль о том, что такое вот совпадение неспроста. Но вот в чем именно оно заключается — этого Добрыня сказать не мог. Гадать же не собирался, предпочитая выждать. В любом случае, менее чем через три часа все станет ясно.

Глава 17

Апрель (цветень), 987 год. Киев


Когда открылись Градские ворота и оттуда появился десяток человек, я не мог не отметить, что наши враги на сей раз оказались пунктуальны. Даже более того, на полчаса раньше крайнего срока появились. Даже интересно, кто будет переговорщиком? Путята, Добрыня или же сам Владимир? Впрочем, от смены имени круг обсуждаемых вопросов не изменится, равно как и основное требование — изгнание из Киева в направлении «куда подальше». Торг уместен лишь относительно второстепенных вопросов.

На переговоры вместе со мной сильно напрашивалась Рогнеда, но… Ей никак нельзя было в этом участвовать. Нервишки у бывшей жены Владимира откровенно пошаливали. По этой причине я опасался подвергать ее психологическому давлению, ведь в числе обсуждаемых вопросов отдельным пунктом стояли ее дети.

Сложно с ними, с прекрасными дамами! А без них грустно и тоскливо. Жаль, что Роксана мне компанию точно не составит… Успокаивает Рогнеду. Эрик несколько по другой части, Ратмир союзник, но не из числа тех, кому можно верить от и до в таких вот случаях, у него и свои интересы есть. Значит… Старина Магнус, куда ж без тебя! А в качестве второго спутника… то есть спутницы, будет выступать Софья, жрица Лады.

Забавно выходит. Два жреца на переговорах с теми, кто от тех самых богов и отрекся. Ирония судьбы или действительно шутка юмора тех, в кого мне, уроженцу иного времени, сложно поверить до конца.

Как бы там ни было, но спустя некоторое время мы трое и сопровождающая охрана выехали из укрепленного лагеря в сторону вышедшей из ворот группы. Недалеко выехали, поскольку верить той стороне было бы верхом глупости. Слово Владимира и его приближенных, оно не дороже придорожной пыли. Так уж сложилось исторически, что поделать.

Твою же мать! Ну почему опять он? В смысле Добрыня, от одного вида которого у меня аллергия. Так и хочется приказать разрубить его на много-много маленьких «добрынь». Останавливает одно — данные в письме гарантии безопасности, через свое слово я сроду не переступал и делать подобное не собираюсь. Но и это было не все. рядом с ним был глава Тайной Стражи, Доброга. Ну ни… чего себе переговорщики пожаловали, такого даже я, при всей своей богатой фантазии, ожидать не мог.

— Все тот же человек, все по схожим причинам, — нарочито ласково улыбаясь, развел я руки, словно бы намереваясь обнять дядюшку Владимира. — Что-то мы стали с тобой часто видеться, Добрыня. Но я не в обиде. После каждой нашей встречи у меня приятные события в жизни происходят. Так что не будем нарушать традицию и приступим к переговорам.

— Цель?

— Мирный договор, но на моих условиях. Проигравшие здесь — ты и твой племянник, но никак не я. Прогадили наследство Святослава Великого, ой прогадили! Всем был хорош Святослав: умен, храбр, одарен многими дарами от богов, которые упорно развивал. Да только подруг себе выбирать не умел. Вот нам, и мне в том числе, и приходится поправлять ошибки.

— На нашу сдачу в полон даже не надейся, отродье Локи…

Все как всегда. Потоптаться по одному из больных мест, прощупать эмоциональный настрой Добрыни. А уж потом и поговорить можно. Правда прошибить его этим вряд ли получится. Он меня уже успел хорошо изучить. Я для него давно не «темная лошадка», а вполне себе реальная личность, значимая в вечной игре вокруг силы и власти.

— Ну о каком полоне может вообще идти речь? Если ты мне попадешься, то сначала с тобой заплечных дел мастера вдумчиво побеседуют. А потом… Или тихо исчезнешь, или пред изваяниями богов головы лишишься, как предатель того, во что верил, но что предал в самом поганом виде, — подмигнул я Добрыне, краем глаза следя за тщательно скрывающим даже тени эмоций Доброгой. — Нет, договор о другом будет. Доброга, мил человек, а прояви смекалку, поведай своему давнему знакомцу, о чем я с ним говорить намереваюсь?

— О выкупе деньгами, сведениями и головами. За выход из города.

— Уважаю умных людей. Кстати, это вас обоих касается. И да. все правильно, мне нужны деньги, иные ценности, сведения и головы. Хотя с последним можно и обождать. Я готов забрать их позже…

Пристальный взгляд в сторону Добрыни. Пытаюсь поймать его ускользающий взгляд, но ему не слишком охота портить свое и так поганое настроение, потому княжий родич ускользает. Да и бес с ним, это все лишь дополнительная эмоция и ничего больше. Пришло время выкладывать часть карт на стол, говорить о желаемом.

— Десять дней на то, чтобы полностью очистить город от своего присутствия. По истечении срока никто из вас не сможет пройти за ворота, а осмелившегося появиться поблизости ждет подарок в виде десятка стрел.

— Время нас устраивает, — без промедления согласился Добрыня. — Как я понимаю, мы можем забрать с собой все, что получится погрузить на суда.

— А не подавишься? Оружейные города вам ни к чему, да и половину казны тут оставите. К тому же из оставшегося у вас выделите полную плату йомсвикингам. И последнее не обсуждается.

Подобное предложение Добрыне пришлось не по душе. Он скорчил недовольную гримасу и спустя несколько секунд начался ожесточенный торг. Он, как водится, упирал на то, что остатки войска Владмира Святославовича могут прорваться и так, а казну уж точно всю сохранить удастся. В конце и вовсе добавил с гнусноватой ухмылкой, что знает о моих обычаях не трогать женщин и детей, потому за их сохранность не беспокоится.

Пришлось спустить засранца с небес на землю, причем довольно жестким образом. Для начала пугнул его тем, что весь Днепр мне, конечно, не перекрыть, но вот поставить на несколько драккаров сифонофоры, которые мы в обозе притащили, вполне по силам. Следовательно, несложно будет подпалить немалую часть прорывающихся кораблей. А если Владимир решит конным ходом прорываться, то и здесь есть свои проблемы. И вообще, до кораблей еще добраться надо. А мне не слишком жалко будет заранее их подпалить, благо «греческий огонь» наличествует. Не свое ведь, не жалко.

Подействовало. Предложил мне сначала пятую часть, ну а потом дошли до четырех десятых. И треть запасов оружия для себя выбил, любитель поторговаться. Хотя какой там любитель, самый настоящий профессионал, мать его за ногу! Зато без малейших душевных ерзаний слил мне возможность взять такую же подать на выход из города со всех других. Тех, кто не относится к числу дружинников и придворных.

— Чужая мошна не своя, да, Добрыня? — усмехнулся Магнус, как только была достигнута договоренность по денежному вопросу.

— Именно, жрец! — подавляя злобу, ответил родич князя. — Интересы князя всегда выше всего прочего. Это вы, «вольные», цепляетесь за прошлое, таща его в будущее, которого у вас не будет.

— Вот только побежденные не мы, а вы. И не стоит говорить про отдельный случай, не меняющий общую картину мира. Время, оно покажет.

Добрыня на сей раз предпочел промолчать, не ввязываясь в словесную перепалку с моим побратимом. Ну а мне надо было гнать переговоры дальше, переходя к очередному важному вопросу. И второй присутствующий здесь переговорщик окажется как нельзя более кстати.

— Тайная Стража — явление полезное, но лишь когда она твоя, а не чужого дяди. Поэтому ты, Доброга, покажешь все записи по своим людям, да и вообще мы с тобой вдумчиво и долго побеседуем. Вдруг кто-то из твоих «тайных» захочет остаться в Киеве. Но лишь после того, как я приму решение. Остальные же… на корабли и вперед. Вниз по Днепру.

— Это можно, — с выражением вида «мыслящий кирпич» на лице произнес глава Тайной стражи. — Что еще?

— Лично от тебя? Выдать задумавших отравить меня ромеев из числа посольских. Я подобное не прощаю.

Вместо ответа Доброга щелкнул пальцами, и из числа сопровождающих вышел человек с кожаным мешком в руках. Мешок был передан Доброге, который распустил стягивающий горловину шнур и… Одного мимолетного взгляда хватило, чтобы увидеть две отчекрыженные головы. Мда, вот ты какой, магистр Георгий Лигирос! Был… Равно как и уже знакомый мне епископ по имени Михаил, не последнее лицо в иерархии константинопольского патриархата. Что ж, не быть тебе первым «митрополитом Киевским и всея Руси». И вообще не быть, что откровенно радует. Больно уж гадостен ты был, а уж ненавистью к росской крови был преисполнен по самое не могу. А с русофобами у меня разговор всегда короткий… и смертельный.

— Нехорошо. Лишили меня возможности побеседовать со столь интересными и полезными людишками, — слегка огорчился я. Ну а смысл подобного подарка понятен. Живые, они много чего сболтнуть на допросах могли. А так… нет человека, нет и проблемы. — Теперь снова с тобой говорить буду, Добрыня. Племянник твой, как я понимаю, к ромеям под крылышко собрался?

— Тебе есть ли разница?

— Есть. Поскольку он же не прямо в Царьград поплывет, а, как я понимаю, в Тмутаракань. И не смотри на меня так, я твои думы читать не обучен, про это самый выгодный для всех вас путь. Самый надежный ваш союзник рядом, мощные крепости, море, торговые пути, суда опять же в числе немалом. И от нас далеко. Я ничего не пропустил?

— Догадливый…

— Тем и спасаюсь. Так вот, я знаю, что там большая часть во главе с наместником, Романом Ростиславовичем, верна твоему племяннику, но не все. Поэтому…

— Живыми отпустим.

С трудом удержавшись от слишком уж язвительного комментария, я обошелся более деловыми словами.

— Не первый раз разговариваем, Добрыня. Не смеши богов, твое слово среди варягов ничего не стоит. Я с тобой своих людей пошлю, которые все проверят. А взамен тут кое-кто очень важный останется. К примеру, Доброга.

Ох тут и крику было! Много, да громко, да затейливо. И все со стороны одного единственно княжео дядьки. Сам глава «тайных» вел себя тихо, где-то даже слишком. Понимал, что ему высовываться не стоит, а то мигом его главная сейчас тайна всплывет на поверхность.

Ну а страсти начали утихать после двух событий. Вначале Софья и Магнус. как жрецы, приняли с моей стороны клятву, что я Доброгу ни пытать не собираюсь, ни пытаться подкупить. Добрыня, хоть сам нарушал любые обещания, но знал, кому в этом плане верить можно и нужно. К тому же и Доброга, метнув в мою сторону короткий, но выразительный взгляд заявил:

— Решать Владимиру Святославовичу, но это устраивающий всех выход. Князю будет на пользу, если я останусь в Киеве еще на некоторое время…

Добрыня скрипнул зубами, но вынужден был согласиться. Ну а Софья, язва желудочная, не удержалась, раскрывая тот мотив, который лежал на поверхности.

— Такой умный мужчина несомненно найдет способ перенаправить привязанных к Киеву прознатчиков… Тех которые дадут о себе знать не сейчас и не в ближайшие дни. Да и другие дела найдутся…

— Софья, прелестное дитя лады, ну нельзя же так открыто, — с мягкой укоризной обратился я к девушке. — Все об этом знают, но говорить прямо как-то неприлично.

— Знаю-знаю… Но я такая шаловливая!

Вот что с такими как она красотками делать? Они прямо чувствуют мою к ним слабость и пользуются по полной. Хорошо еще. что слабость распространяется лишь на мелочи, а они и про это знают. Но вот чтобы так… Есть! Сейчас я на нее перевалю последнее, самое неприятное и сложное для меня. Пусть попробует сама побрыкаться, выцарапывая из наших врагов заключительную часть выкупа. Ту самую, жизненно важную для одной доверившейся нам женщины.

— Софья. Насчет Рогнеды — начинай сама.

— Все самое сложное — одной маленькой девушке, — притворно опечалилась прекрасная шпионка. Жрица и просто необычная личность, после чего перевела свое внимание на Добрыню. — Ярл Хальфдан дал клятву Рогнеде, что поможет ей вернуть отобранных у нее детей. Сын и три дочери, с которыми ей даже видеться нечасто доводилось в последние годы.

— Дети у своего отца. И к тому же это и мои родичи…

— Потому я говорю с тобой, а не с тем же Доброгой, — если Добрыня раньше и мог принять Софью за обманку, одну из множества пешек в игре, то сейчас, слушая ее жесткий, уверенный голос, уж точно не ошибся бы. — У твоего племянника много детей. Сыновья, дочери…

— И все они родные. Родной кровью не торгуют!

— Это единственное, тобой сказанное, что идет от души и по чести, — предельно серьезно вымолвила жрица Лады. — Да, своих детей не продают. Не отдают… Но еще их не вырывают из рук одного из родителей, что вы оба сотворили. Я уже не говорю о других делах. Потому нужна встреча.

Я тут мог только кивнуть, подтверждая озвученное Софьей. Чисто силовыми методами подобный вопрос не решить. Хоть Владимир с Добрыней те еще твари, но своей кровью расплачиваться не собираются. Что-то человеческое в них все же осталось, в отличие от многих уродов из моего родного времени.

— Встреча Владимира и Рогнеды? — слова Добрыни были перенасыщены ядом, причем по вполне понятному поводу. — Она мечтает его убить!

— Мечты не исчезнут, но могут быть отложены. А дети… это другое.

— Всеволод любит отца, он для него и наставник, и тот, на кого он стремится быть похожим.

— Если так, то так, — дернула плечиком Софья. Понимала, что единственный устраивающий обе стороны путь будет нелегким. — Придется тогда приводить детей. В присутствии обоих родителей и жрецов… Если ты и Владимир желаете, можете ромейских приволочь от себя. Другие, поди, и не согласятся. Там и решится, кто из детей с кем останется. Их, хоть и детский, голос будет важнее прочих.

Вот тут Добрыне крыть было нечем. В среде варягов легко было расторгнуть брак, особенно в случае веских доводов одной стороны или при взаимном согласии. Ну а дети… В случаях искренней неприязни родителей приходилось устраивать довольно сложную процедуру, выясняя, к кому они больше привязаны и есть ли варианты, помимо окончательного разрыва. Тут же… только симпатии самих детей, подтвержденные жрецами. Иначе никак.

Софья еще некоторое время пререкалась с Добрыней, но накал постепенно спадал, переходя в русло конструктивного разговора. Время встречи, ее место, участники с обеих сторон… Пока все это было предварительным, но и этого для первого раза хватит.

Пришло время расходиться. Но лишь на краткое время. И еще…

— В качестве небольшого подарка могу отдать написание договора вам, то есть тебе, Владимиру и кто там еще подобными делами занимается.

— Тебе зачем? Здесь не Византия…

— Для потомков, Добрыня. И для других, кто захочет увидеть в не такие отдаленные времена. Но если не хотите, мы и сами с усами, а некоторые еще и с бородой…

— Напишем, — процедил родич уже почти не великого князя… Это все?

— Почти. Утром начинайте вывод войск за стены. Ворота открыть, воинов со стен снять… Их места постепенно займут мои хирдманы. И не скрипи зубами! Вы все в полной безопасности. Если сами глупостей не сотворите. Клятвы я даже ради тебя и твоего племянничка нарушать не стану… Хотя честно признаюсь, очень хочется!

Проворчав нечто неблагозвучное в мой адрес, Добрыня развернулся и потопал в сторону своей охраны. За ним последовал и Доброга, оставляя нас с чувством того, что переговоры прошли пусть и не идеально, но по большому счету успешно. Теперь оставалось лишь ждать следующего утра. Если не случится никакого форс-мажора, то можно будет начинать шаг за шагом брать киев под свой контроль. Ну а мне еще с Рогнедой говорить, что на моих нервах точно хорошо не скажется. Блин, напиться бы в лоскуты! Но увы и ах, я к винопитию никоим боком не отношусь. Придется в качестве успокоительного применить любимую воительницу…

* * *
Ну все, началось в колхозе утро! Именно такие слова чуть было не вырвались у меня изо рта, когда я, в весьма помятом виде, утром буквально выполз на свежий воздух. Да уж, дела-а! Всех своих ребят озадачил повышенной бдительностью, опасаясь возможности пакостей со стороны Владимира Святославовича и его ближних, а сам… Устроил себе небольшой, но крайне насыщенный отдых протяженностью в целую ночь! И ничуть совестью терзаться по сему поводу не собирался.

Роксана еще спала безмятежным и крепким сном. Будить ее я точно не собирался, пусть отдыхает. Ну а мне сейчас стоило пройтись по лагерю, осмотреть творящееся вокруг, да и насчет творящегося внутри стен Киева узнать стоило. Утро ведь, сейчас должны начать выводить войска согласно предварительным договоренностям.

И сразу вспомнился минувший вечер, за время которого мне не раз хотелось постучаться головой о что-нибудь тяжелое. Ибо некоторые события откровенно выносили мозг!

Накачанная крепким вином Рогнеда, то угрожающая вспороть кинжалом брюхо бывшего муженька, то тихо плачущая, уткнувшись в плечо утешающей ее Елены. Да-а, права Змейка насчет того что ей бы кавалера подыскать надобно. Но только не сейчас, несколько позже, когда мы окончательно закрепимся в Киеве. И человек должен быть надежный, не со стороны, к тому же готовый не только быть опорой для этой многое повидавшей женщины, но еще и помогать ей с детьми. А их, детей то есть, явно окажется немало. Помимо первенца, Изяслава, который сейчас в Переяславле, я надеялся выцарапать из рук Владимира хотя бы половину, то есть двух из остававшихся четырех. Ну а там… как карта ляжет и отношение собственно детей окажется к матери, ими не так часто виденной.

И еще… Снорри Вещий был уже на подходе вместе со своими хирдманами. Совсем уж к ночи прискакал вестник от него с интересным сообщением. Оказывается, этот жрец-ярл, прежде чем выдвигаться сюда, подавил сторонников Владимира Святославовича в своем родном Чернигове. Ну а лишь потом двинулся к нам на подмогу. Отмазка оказалась роскошная, хотя и в духе времени. Дескать, Сварог, небесный покровитель, знак подал. И не придерешься к заразе! Ну да ничего, он свою порцию и плюшек, и розог непременно получит. Точнее он сам себя высек, не успев в активной фазе происходящего. Впрочем, как и Ставр Осторожный с Богумилом Соловьем, но у тех более весомое оправдание — расстояние от Новгорода до Киева ой какое немалое.

Но Киев хорош! Величественный город, просто мегаполис по меркам этого времени. Архитектура опять же сильно радует, да и атмосфера. Переяславль по сравнению с ним — не глухая провинция, конечно, но напрашивается сравнение столицы и губернского города средней руки. А еще…

— Ярл Хальфдан, с добрым утром, — раздался знакомый мурлыкающий голос. Нет голоса, просто очень похожие.

— И вам того же, сестрички. Как спалось?

— Крепко и без плохих сновидений…

— И даже не в одиночестве…

Ну кто бы сомневался! Две роковые красотки в принципе не желали засыпать без теплой грелки противоположного полу под боком. А еще любили менять кавалеров просто с феерической частотой. Ну да у каждого свои особенности, я в их постельные дела, абсолютно естественного характера. Лезть точно не намеревался. Чай взрослые люди. Сами разберутся.

Вот они, бодренькие и радостные, хотя и уже облаченные в легкую кожаную броню. Понимают, что тут им не полностью безопасная местность, а обстановка, приближенная к линии боевых действий. Это если привычными мне терминами выражаться. Они то о них представления не имеют. Хотя что это меняет? А ровным счетом ничего.

— А может мы вас вкусненьким угостим, ярл? — захлопала глазищами Софья. — Мы девушки запасливые…

— Да. И моя сестра не успела подъесть все запасы.

Видеть немного разговорившуюся Елену мне было не совсем привычно, но от этого не менее приятно. Кажется, можно даже догадаться насчет причины ее воодушевления. Киев вот-вот выйдет из-под власти Владимира, объявившего себя союзником ромеев, столь сильно ненавидимых обеими сестрами. Ну и их задумки относительно мести приблизятся по времени. Вот и радуются, прекрасные и опасные.

Отказываться от угощения, да в приятной компании? Да ни в жизнь! Пусть по утрам аппетит практически на нуле, но выпить чего-нибудь вкусненького и горячего точно не помешает.

На сей раз перепал настой на каких-то ароматных травах, да весьма редкие здесь вяленые финики. Проза в будущем, заморский деликатес тут. Да уж, вот они, особенности бытия в разных временах. Но меня они ничуть не расстраивали.

— Есть особая прелесть в том, что бы вот так сидеть ранним утром и смотреть на город. Тот самый, ворота которого откроются, открывая тебе путь к победе… очередной, да к тому же бескровной, а оттого еще более ценной.

— Ты никогда не боялся и не испугаешься любого моря крови… конунг Хальфдан.

— Хорошо, что нас никто не слышит, Софья, — подмигнул я наглой девице. — А то отшлепал бы тебя, да по упругой попке, которая так притягивает взгляды многих и многих моих хирдманов.

— Сочту за дар и знак внимания… — смеется этот демоненок в людском обличье, но потом слегка успокаивается и меняет тему. — Ты выбрал очень удачное время, Хальфдан Мрачный, пока еще ярл… Ромеи даже не пискнут, у них хватает неприятностей с болгарами, нашими заплутавшими в иномировых путях родичами.

— Но долго это не продлится. Византия слишком могуча, она быстро оправится от поражения при Траяновых Вратах, — вторит сестре Елена. — У тебя не будет слишком много времени.

Улыбаюсь в ответ, не тратя лишних слов. Все мы понимаем, что удачное стечение обстоятельств — штука полезная, радующая, но она никогда не бывает бесконечной. И лучше не обольщаться насчет этого, быть в любой момент готовым к резким поворотам, далеким от приятности.

— Ты понимаешь.

— Да, сестра, он понимает…

— Гуннару бы вас сдать, на огранку талантов, — облекаю в слова давно уже родившуюся мысль. — Он вас поучит, вы его. Обмен знаниями.

— Не получится, — притворно опечалилась Софья. — Он человек хороший, мужчина интересный, но вот этим вот… не богат. Нету у него того, что нам боги дают!

Сказала так сказала. Естественно, особенностей девичьей анатомии у старины Бешеного нет и, слава асам, не предвидится. Я аж закашлялся, с трудом подавляя хохот, что непременно привлек бы к себе внимание все вокруг. Повеселили, чего уж тут.

— Софья, как обычно, забавляется. А так нам есть чему друг у друга поучиться. Но еще другое. Про Рогнеду. У сестры задумка… пусть она сама скажет.

— Слушаю со всем вниманием.

— Душой она терзается из-за своих детей, — отбросив в сторону маску веселой красотки, на полном серьезе высказалась Софья. — Перегореть может, а это для всех плохо будет. Есть травки… Мягкие, но сильные. Успокоят, расслабят, дух исцелят. Но без дозволения мы это делать не станем. Рогнеда под твоим покровительством, Хальфдан.

— Пусть так. Что нужно, то дай, но только чтобы разум ничуть не притупился. Слишком важное для нее событие.

Немного посидели в полном молчании, потом разговор перешел на менее значимые темы вроде последних вестей насчет настроения жрецов, а особенно находящихся внутри киевских стен. Там все было… неоднозначно, люди до конца не представляли себе сложность происходящего. Следовательно, споры среди них были буквально обо всем, но четкое мнение сложилось не у всех. И вот с этим нам предстояло возиться в ближайшее время. Муторно, но необходимо.

— Они открывают ворота… — радостно выдохнула Елена, — указывая рукой в сторону центральных врат Киева, Градских. — И воины на стенах, они исчезают. Похоже. спускаются вниз!

— Посмотрим, красавица. Но если это не уловка, а смысла в ней я не вижу, не то у них положение — это знак нашей победы. Окончательный знак.

— Окончательный — это головы Владимира и Добрыни на копьях, — сверкнула своими большими, выразительными глазищами Софья. — Жаль, что придется обождать.

— Месть, как говаривал кто-то из древних греков, лучше всего подавать к столу холодной. Да и вино, выдержанное в кувшинах долгие годы. становится более изысканным. Подождет месть, сначала нам надо крепко в Киеве сесть. А уж затем…

Я не стал проговаривать то. что и без слов было очевидно. Лучше уж посмотрю, как из Градских ворот выходит первый отряд сторонников Владимира. Не просто выходит, а направляется в сторону не столь далекого, пусть и невидимого отсюда Днепра. Именно там, ближе к реке, будет их временный стан. Совсем временный. Не более отведенных изначально десяти дней.

Пусть идут… Сейчас они, согласно прозвучавшим вчера словам. Неприкосновенны. А над нашим лагерем весело перекликались рога. Сейчас издаваемые ими звуки прямо таки источали радость… Именно так мне казалось, даже если не вслушиваться в их истинное значение.

Деловая суета вокруг тоже бодрила, придавая несколько невыспавшемуся моему телу новые силы. И одновременно предчувствие того, что вот-вот меня найдут Эрик, Магнус и прочие, вновь припахав к несомненно важным делам. И первое из них — дождавшись выхода войск Владимира, занять городские ворота и стены.

А вот и они, побратимы, делами озабоченные… Ну, здравствуйте, новые хлопоты. Я к вам готов!

Глава 18

Апрель (цветень), 987 год. Киев


Занятие нами города прошло как-то… буднично. Просто дождались, пока Владимир Святославович выведет все свои войска, после чего аккуратно так ввели свои. Сначала заняли Градские ворота и прилегающие к ним участки стены. Потом медленно но верно стали прибирать к рукам и остальные сектора Исключением являлся дворец великого князя. Туда мы сможем войти лишь по истечении десятидневного срока.

Никаких серьезных столкновений не было. Так, по мелочи, и не более того. Пара попыток наброситься со стороны христиан фанатичного толка были пресечены быстро и жестко. То есть либо кулаком в кольчужной или пластинчатой перчатке, либо клинками плашмя. Больно, но не смертельно. Трупов на городских улицах в первый же день мне не требовалось. К тому же эти. Шибко недовольные, наверняка выметутся вместе со своим будущим единоверцем. В общем, «гоу ту Тмутаракань» либо же прямо в ромейские пределы. Держать тут никого не собираемся.

Остановиться и разместить большую часть своих войск мы собирались в так называемом «старом Киеве». Там было много свободного места, а главное — дополнительная не то чтобы полноценная стена, но где-то около и рядом. Плюс жреческий «квартал», который по умолчанию был для нас наиболее надежным сейчас местом. Сейчас нас было не так уж и много — большая часть осталась на крепостных стенах, да и ключевые места города им тоже необходимо было брать под контроль. Кстати. сильно помогло то, что подошел Снорри Вещий со своим хирдом. Хитрозадое, конечно, создание, но сейчас и он был необходим. Тем более для создания «массовки» четыре сотни приведенных им хирдманов были совсем не лишними.

И вот как раз на подходе к «старому городу» случилось то, что по всей логике случиться было не должно.

На крышах находящихся поблизости домов появлются лучники. Залп, еще один, еще… От больших потерь уберегла хорошая реакция, равно как и полное вооружение с броней, особенно щиты. Слава богам, что был однозначный приказ не расслабляться и считать мир вокруг враждебным, словно в захваченном городе. Вот и пригодилось!

Меня, Змейку, прочую верхушку со всех сторон прикрывали щитами, как и полагалось в подобных ситуациях. Выбить лидеров — святое дело в таких вот ситуациях. Ну а в нашей это явно было главной задачей неведомых стрелков.

Ответный, не слишком плотный, залп из арбалетов. Все же изготовленными к стрельбе их сейчас мало кто держал. А для приведения в готовность требовалось пусть небольшое. Но все же время. Зато под прикрытием щитов хирдманы, вооруженные двуручными секирами, уже рванулись к дверям домов. Выбить такие — дело нехитрое. Тем паче таким весомым оружием. Шансов уйти у стрелков на крышах было маловато.

Ан нет, угроза была не только с этой стороны. Небольшой, но слаженно действующий отряд из полусотни тяжелой пехоты ударил, стремясь прорвать строй, не считаясь с потерями. Но тут же нарвался как на встречный контрудар, так и на залп из десятка арбалетов. На такой дистанции с легкостью прошивающие и шит, и броню, и тело за ними. А там и лучникам на крышах досталось. До них добрались те хирдманы, что вломились в дома. Короткие и явно неравные схватки… И вот уже с крыш падают вниз иссеченные тела. ну а полусотня тяжелой пехоты, убавившаяся в количестве до неполных двух десятков, откатывается обратно, рассыпается на пары или тройки… Отход врассыпную. Логично.

— Не преследовать! — хрипло орет Эрик. — Все ворота наши, из города им не уйти. Мрачный, ты цел?

— Все целы, — цежу сквозь зубы, наблюдая за тем, как мои хирдманы проверяют, есть ли недобитки среди напавших, а другие тем временем оказывают помощь раненым. Кто жив, того…

— Связать, перевязать и потом расспросить грозным словом и каленым железом. Знаю, брат. А еще надо будет великокняжеский дворец нынче же подруку взять.

— Не надо!

— Ты прав, — воодушевилась Роксана, пылавшая злостью по поводу случившегося. — Дворец никуда не уйдет. А вот эти, слова, даже для них полезного, держать не умеющие, могут и скрыться.

Вот оно что… как же я забыл о том, что менталитет уроженцев X-го века, как ни крути, а отличен от изначально мне привычного. Склонность к очевидным решениям — одна из таких вот черт. Даже Змейка, которая во многом уже переняла мой образ мыслей, пока еще остается дитятком своего родного времени.

— Вы что, и правда думаете, что это сотворил кто-то из людей Владимира? — изумленно хмыкнул я, обводя рукой недавнее «поле битвы». — Нет, сам бы он мог такое учинить сдуру ума, но рядом с ним Добрыня. Он бы племяннику за одну мысль голову оторвал, а потом обратно приставил! Не-ет, это ловчая яма по наши души была устроена. И если поймаем придумщиков — получим веское подтверждение тому.

— А я верю, что это не Владимир, — неожиданно поддержала меня Рогнеда. — Я его лучше вас всех знаю. Он жесток, но очень опаслив, когда дело касается собственного благополучия. Мой бывший муж за стеной. Если бежать сейчас, то не сможет вывезти многие ценности и семьи своих дружинников. Этого ему не простят.

— Мог надеяться на убийство Хальфдана!

— А что ему с того, Эрик? Останется его жена, вы, побратимы… И тогда во что бы то ни стало уничтожите всех. С любыми потерями, лишь бы отомстить.

Довод Рогнеды оказался железным, опровергнуть его было малореально. Да никто и не пытался. И вот уже рванулись вестники, доносящие приказы до охраны всех киевских ворот. Сигнал об их закрытии уже прозвучал, но вот причины звуками рога не передать, тут конкретные слова требуются.

А еще мне нужен был Доброга! На золотом блюде, живой и разговорчивый! Почему? Да потому, что при обыске тел на нескольких лучниках нашли знаки «тайных». Это уже ни в какие ворота не лезло. Ясно было. что данные субъекты не могли быть из числа людей Доброги. Почему? Да просто члены Тайной Стражи не конченые кретины, они не стали бы располагаться на крышах, понимая, что уйти оттуда практически нереально. Не-ет, нам их просто подставляли, стремясь спровоцировать резню.

— Кому выгодна смерть Владимира с приближенными, а заодно наше ослабление?

Вопрос был задан в никуда, в окружающее пространство. Правда, к этому времени мы уже находились в надежном месте, во дворце, некогда принадлежавшем легендарному в мое время Аскольду. Тому самому, вместе со своим братом Диром наводившему немалый шухер на Константинополь. Это место при Владимире находилось не то чтобы в запустении, просто использовалось от случая к случаю. А вот нам на несколько дней сгодится. В качестве временной базы. Мне так точно, поскольку все устраивает, да и к крепостной стене близко. Самое то!

Город буквально за час подняли на уши. Отряды хирдманов рыскали по всем закоулкам, стремясь выйти на след тех, кому все же удалось уйти от нас. Подранки, увы ничего сказать не могли. Обычные наемники, каких много. Даже друг друга практически не знали, не говоря уже про личности нанимателей. Командующие лучниками погибли и, кстати, это были как раз те, у кого нашли бляхи «тайных». Ну а они, в свою очередь подчинялись трем людям из той полусотни, которая ударила по нам в пешем строю.

И о них не было известно ровным счетом ничего. Вообще! Имена явно липовые, лица скрытые под повязками темной ткани. В общем, пустота из пустот. Зато сразу же всполошилась Роксана, не сказавшая, а прямо выкрикнувшая:

— Тела! Надо еще раз проверить их. Может был кто-то с повязкой, закрывающей лицо!

Та-ак… И кого бы на это дело отрядить? Эрик сейчас по уши в делах, касающихся прочесывания города. Ратмир, Стурлассон, новоприбывший Снории — пусть занимаются своими зонами ответственности. А именно контролируют киевские ворота и крепостные стены. Разумеется, под пристальным вниманием «теней» Змейки и матеров тайных дел Гуннара. И вообще, в святая святых через некоторое время стоит допустить разве что Лейфа, но никак не двух других, особенно Снорри Вещего.

— Елена… Ты и так все понимаешь.

— Да, Мрачный. Тела осмотрю, людей расспрошу, если потребуется.

Неразговорчивая в большинстве случаев сестричка развернулась в сторону двери и быстро, но без суетливости двинулась… Выполнять порученное. И можно было не сомневаться — она сделает все, что только входит в ее возможности. Ну и немного сверх того, если очень понадобится.

Магнус, Змейка, Рогнеда, Софья… Я останавливал взгляд поочередно на каждом лице. Ненадолго, но этого было достаточно. Глубокая задумчивость, яростная решительность, беспокойство, хитрость, приправленная пониманием…

— Софья?

— Я не уверена…

— А уверенности сейчас быть не может. Зато догадки произнести самое время.

— Это не Владимир и не ромеи, — с ла-асковой такой улыбкой на лице начала говорить о делах серьезных жрица. — Хазары сами сейчас всех боятся и сидят тихо-тихо. Степняки? Слишком сложно, да и действовать чужими руками не умеют. Булгары волжские? Свои у них сейчас тревоги, не до нас, а тем более не до тебя… конунг.

— Опять…

— Сама богиня порой шепчет на ухо слова, — хитро прищурилась наглая девица. — Ищи ответ в землях, которые с Римом связаны. С изначальным, где не патриарх, а папа управляет многими покорными воле их бога на земле. А вот чья именно рука сюда направила тех, кто хотел продолжения боя…

Ну это понятно. Зато высказанная Софьей гипотеза кажется весьма интересной. И перспективной, так что заносим в разряд наиболее вероятной. А еще…

— Но то, что мы не поверим в участие Владимира и его ближних, вовсе не значит, что это нельзя использовать…

— …к своей выгоде, — подхватил Магнус. — Вот «пригласят» сюда Доброгу. Ты с ним и поговоришь. Вдумчиво, чтобы он Владимира до дрожи в коленях запугал. И вообще. брат, подумай, что с ним делать будем. И еще…

— Слишком много у тебя «еще», — проворчала Роксана. — Стоим тут, в этой полупустой комнате, где всего убранства лишь старые лавки да один табурет. Выбрали первую, показавшуюся малой. Да скрытой от ушей любопытных. А это и вовсе закуток для холопов, навряд ли ошибаюсь. А мне, как деве, уют любящей, хочется отдохнуть. Посему давайте хоть на малое время отложим разговоры о делах важных, но не сиюминутных.

— Согласен. Хирдманы уже все осмотрели. Охрана везде выставлена. Продолжим, когда сами того захотим. Ежели что срочное будет, мимо нас вести не пройдут.

Много дворцов в Киеве! Аскольд, Рюрик, Олег Вещий, Ольга… Многие оставили после себя не только славу полководцев, но и вот такую зримую память. И очень красивую, достойную того, чтобы быть пронесенной сквозь многие века. Увы и ах. В привычной мне исторической линии все это сгорело, рассыпалось серым пеплом спустя пару с лишним веков, при нашествии Батыя.

А сейчас? Обойдутся! Ведь тогда именно раздробленность Руси привела к такому печальному исходу. Если же власть будет централизованной, а религия — именно местной, ни от кого не зависящей, то многих грядущих опасностей реально избежать. Ну а пока…

Прислуга во дворце Аскольда отсутствовала. Точнее говоря, имевшуюся не слишком вежливо попросили удалиться, потому как верить ей — себе дороже. Это потом будем подбирать тех, кто никоим образом не связан с прежними хозяевами. Особенно это, само собой, будет касаться великокняжеского дворца, но и вот эти, вторичные места, тоже надо… чистить. А еще думать, приспосабливать эту роскошь под управленческие здания или же особо верным соратникам в качестве резиденций выдавать. Загадка, однако! А решить придется. Хорошо хоть не прямо сейчас.

— Суета, — саркастически хмыкнула Рокси, стоило ей оказаться за закрытыми дверями комнаты, которую она сочла наиболее для нас подходящей в этом месте. — Не люблю я обустраиваться там, откуда все равно скоро перебираться в другое место будем.

— Что поделать, — ответил я, раскрывая оконные ставни и впуская свежий воздух и солнечные лучи. — Пока здесь поживем, потом уж в бывший дворец Владимира, символ силы и власти. Если хочешь, можно из Переяславля большую часть привычных вещей перетащить. Да хоть все, вплоть до частей стен, которые ты своими кинжалами издырявила.

— Ласковый ты…

— Да, я такой, — подмигнул я потрошащей немногочисленные принесенные сюда вещи воительнице. — Ну а из обязательного я сюда притащу книги, собрание оружия, без которого не очень уютно, да толстого полосатого кота Барса, который очень любит гнусаво орать по утрам.

Роксана расхохоталась, вспоминая подобные моменты. При всей моей немеряной любви к кошачьему племени в этого полосатого серого террориста порой летело что-то вроде подушки, когда он выдавал особо противные рулады, требуя непонятно чего в самое неподходящее время. Причем, что самое удивительное, с ней он вел себя более прилично, обходясь тихим мявканьем.

Наконец, разложив имеющиеся вещи по устраивающим ее местам, Змейка плюхнулась на ложе, потянулась до хруста в костях, после чего вполне сереьзным голосом задала вопрос:

— Что будешь с Доброгой делать? Его ведь сюда пригласят настоятельно, в очень скором времени. А ты, я вижу. еще до конца не решил. Може чем помочь?

— Да тут вот такое дело, — присев рядом с Роксаной, я сцепил руки в замок, что порой помогало сосредоточиться. — Он после своей помощи Рогнеде, а через ее и нам, попался, как рыба на крючок. И это знает. Мы победили, потому будет проситься сюда, к нам. Только пользы тогда от него не будет.

— Гуннар говорил, что Доброга мастер своего дела.

— Согласен. Но дать возможность переметнувшемуся на из-за убеждений, а из-за выгоды чем-либо руководить — лучший способ навредить самому себе. Все, на что он сможет рассчитывать, так это деньги и безопасность.

— А этого ему покажется мало, — вздохнула Роксана, скользнувшая мне за спину и начавшая разминать напряженные мышцы плечевого пояса. — Може ему устроить «нечаянное» падение с лестницы?

Я отрицательно покачал головой, отвергая, пусть и с сожалением, идею валькирии. Зато с большим удовольствием принимая массаж в ее исполнении. Расслабляет, не напрягает, да и просто очень приятные ощущения. Хорошо! Если бы еще в голове не ворочались мысли относительно многочисленных дел. Но тут уж ничего не поделать.

Доброга же… Есть у меня одна идея насчет него. Да и из сегодняшней попытки нападение можно, при желании. Много полезного для себя выжать.

— Есть у меня одна мысль насчет использования этого хитреца. Как раз по его возможностям. И для нас очень полезная. Вот как только появится, так и получит… предложение, от которого не сможет отказаться.

Дальше говорить не хотелось. Массаж, легкая полудрема, стандартно накатывающая в таких случаях, ощущение плывущего времени…. И стук в дверь, который все это похерил!

— Кого Хель принесла?

— Елену с найденным телом, да и Доброга уже топчется у порога, о встрече с нами мечтает, — раздался довольный голос Магнуса. — Не время отдыхать, Мрачный, надо крепить достигнутое.

И вот что ему в ответ на это сказать? Ругать не за что, а хвалить настроение не позволяет. Вот я и промолчал, ограничившись слышным лишь Змейке рычанием. Предстояло хлопотное времяпровождение, напомнившее мне присказку моего времени: «Работай, негр, работай, солнце еще высоко…» Ну а если не солнышко, а луна, то все равно особой разницы насчет работы не просматривается.

* * *
Тело одного из той троицы, что прятали лица, увы, ничем особым не помогло. Обычный белый мужчина, лет тридцати с лишним. Хорошее физическое состояние, старые шрамы на теле, мзоли, которые непременно есть у каждого вояки со стажем. Личных вещей, способных навеяти на мысли — ноль. Нетипично для обычного человека этого времени, который непременно носит с собой амулеты, посвященные тем или иным богам. Следовательно…

Мда, загадка пока так и остается загадкой. Очевидно одно — против нас играет кто-то умный, умеющий заметать следы и сохранять инкогнито. Ну да ничего, если не получилось решить проблему по горячим следам, начнем копать медленно. Но основательно. Решение есть у любой загадки, главное правильно подойти к нему.

Успокоив этими словами как самого себя, как и соратников, я на время выбросил из головы одну проблему и занялся другой. Доброгой, который и впрямь рвался сюда, на встречу со мной. Интересно даже. понравится ли ему то, что он услышит?

— Можно приглашать, — кивнул я Тверду, хирдману из охранников. — Как он сюда войдет, оставьте нас. Он человек чувствительный, многолюдство его беспокоит. А нам этого не надо.

Радостно оскалившись, тот кивнул, оказывая, что приказ понят. Другие тоже всем своим видом демонстрировали понимание. Доверенные, проверенные, приученные держать язык за зубами. Гуннар Бешеный воистину драконовскими методами отбирал в малый охранный круг самыхспокойных и неразговорчивых, но в то же время не ведающих сомнений в приавильности пути, по которому мы двигались. И результат был налицо.

Вот только сейчас даже их придется услать за пределы помещения. Доброга слишком на взводе, хватит с него и присутствующих здесь. И если меня, Змейку да Рогнеду он ожидает увидеть, а Магнус не вызовет особого всплеска эмоций, но вот остальные две персоны… Сестрички порой способны любого довести до белого каления, даже главу Тайной Стражи Владимира. Но его по иным причинам. Софья с Еленой. Они ведь тоже на поляне тайных игриц пасутся, причем весьма искусно.

Точнее паслись… пришло время для них выходить из густой тени. Рисковать столь перспективными личностями в обычных агентурных игрищах было бы форменным расточительством. Они для других целей нужны, более важных, к тому же дающих отдачу не только в скором, но и в отдаленном времени.

Спокойствие, только спокойствие… Эти слова мне так и хочется вымолвить в адрес Рогнеды. Она уже мало-мальски успокоилась под действием травок жриц Лады, но все еще была во взвинченном состоянии. Но без нее было нельзя, Доброга. как ни крути, теснее всего был привязан именно к ней. И это требовалось использовать.

А вот и он. Полное внешнее спокойствие, каковому любой профессиональный игрок в покер позавидовал бы. Завидую и я, мне до подобных вершин, как… ну не до Китая и не в известной позиции, но все равно путь неблизкий. Хотя хочется, чего тут скрывать!

Зашел, поклонился, но без подобострастия. Затем взглянул на охрану, выходящую из помещения. И только после того, как Тверд, выходящий последним, закрыл за собой дверь, Доброга произнес:

— Владимир и его ближние не повинны в случившемся. Совсем! Это им только во вред пошло бы. Ярл Хальфдан, вы понимаете это?

— Допустим, что я МОГУ это понять. Но есть ли для меня причины ХОТЕТЬ этого?

Тут все были люди взрослые и понимали простую игру словами и интонациями. Дескать, что Владимир и его дядюшка могут мне дать, чтобы я не привязывал их к этому весьма неоднозначному нападению. И Доброга не мог появиться, не будучи к этому готовым.

— Половина казны, а не четыре десятых…

— Деньги для меня не главное, хотя и от них никогда не откажусь, — усмехнулся я. — Но пока спрошу о другом. Не как главу Тайной Стражи, а как не столь давнего, но проверенного прознатчика Рогнеды Полоцкой в стане ее врагов. Что с ее детьми, не подпали ли они под полное влияние своего отца? И что насчет той сети. Которую ты сплел на протяжении многих лет, здесь и в иных землях? Мне она нужна. А ты меня знаешь, я все помню, и дурное, и хорошее, что касается меня и близких мне людей.

Вот так тебя, Доброга! Тебе подобных стоит держать в жестких рамках, чтобы потом не было мучительно больно за проявленную небрежность. Ты ведь при необходимости продашь всех и каждого, только бы сохранить положение, а особенно сохранность собственной шкуры. Но и лишать перспектив не стоит, потому и намек относительно своей памяти. Пусть считает, что при перевешивании «хорошего» сможет занять в обновленном Киеве схожее с нынешним положение. Но для это придется сильно постараться… включая сегодняшний день.

— У вас будут эти списки, мой ярл, — ничуть не смущаясь, произнес последние слова старый интриган. — Что же до детей почтенной Рогнеды, то здесь все не так просто. Княгиня, тебе ведомо, что я многое сделал и далее буду стремиться радовать тебя хорошими вестями, но…

— Говори же! — Рогнеда хоть и держалась, но подобные слова просто вырвали из не это возглас. — Неужели они все?..

— О нет, разумеется, не все. Только Всеволод. Насчет него не на что надеяться. А вот дочери… Предслава, твоя старшая дочь, скучает, память о матери никуда не делась. Две же другие… Они слишком несмышлены из-за малых лет, потому даже жрецы не в силах будут принять явное решение.

В переводе с дипломатического на человеческий это означало, что одна дочь точно ей достанется, а вот насчет остальных сложно. В подобных случаях оставшихся, если их было двое, жрецы просто делили.

— А поведай нам, Доброга, шибко ли много внимания Владимир уделяет дочерям? Не сыновьям, а именно дочерям… — вмешался в разговор Магнус. — Или же более озабочен тем, чтобы просватать их в будущем на разных заморских княжичей? Если последнее, то… Да и к чему ему напоминание о нелюбимой жене, которая его ненавидит? Может лучше отступиться, удовольствовавшись сыном, который уже к нему привязан?

— Мой побратим прав. Уговори его. Или нет лучше уговори Добрыню, а уж он и племянника своего уломает. Иначе, клянусь Локи, клятву я не нарушу, но воспользуюсь нынешним нападением так, что всем тошно станет. А если согласится… Вообще про него забуду. Словно и не было его.

— Кх-хм, — закашлялся Доброга, которому на пару мгновений изменила хваленая выдержка. — Твоя забота о находящихся под защитой просто… поражает. Я передам сказанное сначала Добрыне, а уже потом Владимиру Святославовичу. И сделаю все, чтобы убедить их. Но…

— Но сначала присядь, возьми чистый лист и кратко напиши о той паутине, которую удалось создать. Полчаса, я думаю, тебе хватит. Для о-очень краткого описания. А вот потом, спустя несколько дней, когда Владимир и остальные уйдут, а ты останешься как почетный гость, займемся этими вопросами во всех подробностях. И с участием гуннара, которому следует многое перенять из используемых умений. Да и другие, — взгляд в сторону сестричек. — Они тоже не откажутся послушать-посмотреть.

— Мои люди из «тайных», они…

— У них есть целых десять дней, чтобы уйти. Ну а если кто захочет остаться, то с таковыми можно и поговорить. Вдумчиво. Обстоятельно. Душевно.

Малое время спустя гусиное перо заскребло по листу бумаги. Ну а нам, тут собравшимся, оставалось разве что перебрасываться малозначимыми фразами. Вести светскую беседу лично меня в присутствии чужака не тянуло, а обсуждать важные вопросы… Чур меня от такого глупого поступка! Разве что вот такую деталь:

— Доброга… Да нет, ты от основного дела не отрывайся, не стоит. Но попробуй еще и подумать, кто именно хотел бы продолжения битвы между нами? А надумавши, скажи. не затягивая.

Начальник Тайной Стражи понимал, что ответ на сей вопрос полезен будет обеим сторонам. А значит, должен был добросовестно рыться не только в своей памяти, но и выдвигать идеи, способные пролить свет на столь взбудоражившее всех событие. Вот только с ходу у него это никак не получалось.

Дождались мы от него лишь обещания ни в коем случае не забывать про сей вопрос. И то неплохо! Потом, оставив нам исписанные и разукрашенные схематичными рисунками листы бумаги. Доброга удалился. Ненадолго, поскольку должен был вернуть спустя несколько дней как максимум, а то и пораньше.

Нам же оставались дела и так пока не разрешенная загадка. Мрачная такая, поневоле напоминавшая, что не все так просто в этом мире.

Глава 19

Май (травень), 987 год. Киев


Начало мая… Поневоле вспоминаются те праздники, к которым я привык и которые мне были очень по душе. И я вовсе не про «мир, труд, май» и то, что пришло им на смену, подправив лишь название, но никак не суть. Белтайн, он же «Вальпургиева ночь» в не совсем правильной и искаженной тем же христианством интерпретации. Да, этот день праздновался от души. На природе по большей части, в хорошей компании.

Хорошо было… Вот память и всколыхнулась, напомнив о приятной компании, к которой я вернусь еще очень нескоро, да и приближать момент встречи не планирую. А тут, конечно, компания тоже присутствует, но и праздники другие, и атмосфера иная. Не хуже. просто иная. Вроде полностью вжился, а нет-нет, да накатывает. Ностальгия, млин! В извращенной временнОй форме, а не в пространственной, как обычно у других людей бывает.

По большому счету ведь хандрить нету ни единого повода. Напротив, есть причины порадоваться. Только сегодня утром Владимир Святославович вместе со всеми своими людьми погрузился на корабли и свалил вниз по Днепру. С концами, что характерно. Может сам он и хочет сюда вернуться, но ему ничего не светит. А вот мы к нему в гости заявиться можем. Но потом.

Сейчас дела другие. Для начала надо разобраться с оставленным нам «наследством». А оно, доложу я, самое различное. Но лучше начать с хорошего, если для разнообразия. Удалось отстоять для Рогнеды всех трех ее дочурок. Находящиеся в состоянии тихого офигевания от той самой попытки нападения на меня в пределах Киева. Да еще и крупным отрядом, Добрыня с Владимиром предпочли особенно не возникать. Во избежание, так сказать, особо эмоциональной реакции со стороны победителей. С нашей стороны.

Теперь на Рогнеде можно было малевать надпись крупными, светящимися рунами: «Ушла в себя… то есть к детям. Вернусь не скоро. НЕ СКОРО, я сказала!» Шутка, конечно, но она и впрямь еще долгое время, минимум месяц, будет в состоянии слабой доступности. Но я к ней никаких претензий не имел, да и с чего бы. Напротив, как и во многих других случаях, совмести хорошее дело с полезным для себя лично. Не альтруист я, чего уж тут, но если появляется такая вот возможность, было бы откровенной глупостью и пакостью ее не использовать.

Наместники, верные Владимиру Святославовичу, с ними тоже все было… неплохо. Часть предпочла сдаться примерно на тех же условиях, что и Владимир. Правда казну тут выгребали почти всю, чего скрывать. Те же. кто попробовал, как говорили у меня, в родном времени, «качать права», горько и недолго об этом жалели. Попытки бунта подавляли быстро, жестко, но стараясь свести жертвы к минимуму. Затаенной злобы точно не требовалось. Поэтому мягко, но настойчиво сторонников старой влсти выдавливали вслед за Владимиром.

Опасаться слишком большого потока не стоило. Отступление от исконных богов, союз с ромеями, козни против «вольных», иные нюансы — все это действовало нам на руку. Так что изымались лишь убежденные противники, с которыми позже все равно возникли бы серьезные проблемы. А сроки… Лично я рассчитывал, что через полгода, может чуть позже, удастся вывести за пределы почти всех, не желающих жить по старо-новым традициям.

И опять же, насчет «новой политики», иного подхода. Желающие уехать не должны были подвергаться разорению, вовсе нет. Выкуп собственности по не шибко высокой, но все же приемлемой цене, готовность даже выделить сопровождение… Местами хлопотно, но это работа на репутацию, которая потом начинает работать на тебя. Вложения того стоили, я был в этом уверен. А значит, смог убедить как друзей, так и союзников.

Что еще? Зигфрид выжил, хотя как на бойце на нем можно было более не зацикливаться. Был, да сплыл. С такой серьезной раной живота, после которой местные лекарских дел мастера зашивали все, что только возможно, ни о каких серьезных нагрузках и речи не шло. Хорошо еще, если ходить будет, постоянно на трость не опираясь, что тоже еще ба-альшой вопрос.

Зато живой, все так же остающийся ярлом и способный, при моей поддержке, целиком контролировать хирдманов. Теперь придется думать и гадать, куда этого любителя боев пристроить, чтобы не только польза была, но и сам он не свихнулся от отсутствия милых его душе дел.

А в Киев поналетели все, кто подзадержался. Не успев к собственно сражениям. И сразу попытались было примериться к еще не остывшему от задницы Владимира престолу. Вот только пришлось обломаться, причем в полный рост. Мне уже удалось заручиться влиятельными сторонниками, поддерживающими именно кандидатуру Хальфдана Мрачного и никакую иную. Рогнеда Полойцкая — тут и так все понятно. Помощь с освобождении, избавление от муженька, дети. Да и данные ей клятвы были большей частью уже исполнены, так что поводов идти на попятную у княгини просто не было.

Ратмир Карнаухий… Тот слишком запал на тему получения собственной короны, пусть даже в иных землях. Это было его мечтой, а тут такая возможность.

Храмовые воины. Не жрецы высокий уровней посвящения, а именно вояки, идущие в бой во славу своих богов. Те, кто почуял не вкус обычной победы, давно знакомый, а ощущение победы над теми, кто пытался предать все их идеалы. И сейчас они, с относительно юным Радагстом во главе, неформальным, но значимым лидером, были куда более влиятельны, чем проморгавшие козни Владимира Святославовича жрецы. Насчет же поддержки… Я их устраивал куда больше, чем остальные возможные кандидатуры.

Опираясь же на вышеперечисленные и кое-кого из «вольных», куда меньших по воинской силе, я уверенно мог рассчитывать на успех. Да и право победителя никто не отменял. Как-никак Киев был по большей части под контролем лично моих и крепко союзных войск. А это много значило. К тому же…

— И опять мой муж в окно уставился, как будто так такой красивый вид, что нигде более не найти… Лучше бы на меня посмотрел!

— А ты у меня очаровательна, Роксана, — улыбнулся я, поворачиваясь и с удовольствием осматривая валькирию. — Вот если бы еще кольчугу н открытое платье сменила, тогда бы и все остальные ахнули от восторга.

— Нечего им глазеть! Но я не о том… В престольном зале начинают собираться. Пора и нам…

— Успеем. Все равно тайным ходом направимся.

— Нет, — твердо заявила Змейка. — Ты должен будешь видеть всех перед тем, как появишься. Это важно. Магнус и Гуннар тоже так думают.

— Ну если сам Гуннар, — подмигнул я своей очаровательной девушке. — Пошли.

Да, Бешеный тоже теперь обретался здесь, оставив тайные дела в Переяславле на Бранко, своего доверенного помощника. Да и вообще, Переяславль должен был стать тем, чем и должен — резервной базой, а может и этакими «воротами» к Киеву. Мощная крепость, назначение которой — отвлекать часть вражеских сил или же служить местом, откуда можно после короткого форсированного марша ударить по осаждающим.

Впрочем, речь не о том. Главное сейчас — собирающиеся сейчас в престольном зале князья-ярлы вкупе с особо влиятельными персонами из числа жрецов. О смысле сбора, я думаю, догадаться легко. Престолу негоже долго пребывать без хозяина. Особенно в том случае, когда предыдущий его владелец все еще жив, пусть и собственной рукой подписался под договором об отказе от великого княжения.

Тайный ход. Оказалось, что стены буквально пронизаны ими. Теми самыми, которые никому не ведомы, кроме очень узкого круга посвященных лиц. Мда, а говорили, что у славянских народов подобные штуки не сильно в ходу. Врали, однако, как и насчет многих других вещей. Ну да я на это не в обиде. Напротив. очень хорошо, что здесь есть подобные скрытые пути. Они ведь полезны не только для дел тайной войны внутри дворца, но и вот в таких ситуациях. Когда требуется быстро и скрытно оказаться в нужном месте.

Тесновато. Идти приходится пригнувшись, пахнет пылью и еще чем-то непонятным, но от этого не менее неприятным. Хорошо хоть недалеко. Вот он, финишный пункт нашей небольшой «прогулки», глухая на вид стена. Но стоит лишь потянуть за рычаг, как она сразу же начнет смешаться в сторону. Открывая проход. Не в престольный зал, вовсе нет, это было бы… неаккуратно и не шибко умно. Сделав несколько шагов, оказываюсь в небольшой комнатке, примыкающей к сему залу. И народ в ней самый что ни на есть свой, для кого тайный ход секретом не является.

— Прибыл, брат, — с кривой усмешкой приветствует меня Гуннар. — Змейка, ты, как всегда, рядом.

— А ты сомневался? Где муж, там и я…

— Сейчас не о том. В престольном зале собрались уже многие. Все хорошо, враждебных к Хальфдану тут нет, но приближенные Сравтра или Сронии Вещего могут подпортить. Немного, но все же… Хорошо, что удалось договориться с Богумилом Соловьем. Эта придумка насчет усиления нашей веры… До сих пор удивляюсь.

Он то удивляется, как и почти все из узкого круга посвященных. А вот для меня в выдвинутой идее не было ничего необычного. Зато именно необычностью и перспективами удалось купить Богумила со всеми его религиозными потрохами.

Реформа имеющегося сейчас языческого пантеона! Не моментальная, рассчитанная даже не на пару-тройку лет, а на куда как более солидный срок. Цель? Приведение всех нюансов к единому «скелету», а к тому же совмещение западно-славянского и скандинавского, слияние их в единое целое. Создатель всего этого при успехе должен был прославиться в веках.

Это и впрямь было необходимо. Монотеистские, то есть единобожные религии и впрямь были более… структурированными. Но кто сказал, что в политеизме нельзя выстроить стройную и очень устойчивую систему? Примером тому мог служить тот же индуизм. Процветающий в моем мире, который заезжие миссионеры не смогли не то что обрушить, но даже покачнуть по серьезному. Но… это еще только предстояло. Зато Богумил попался на эту удочку уже сейчас, и теперь его поддержка и поддержка его сподвижников была обеспечена. Здесь и сейчас точно, а на большее я старался не рассчитывать. Скользок и изворотлив, хотя прозывается не «угрем», а Соловьем.

Сторонник, мать его с особыми проворотами до характерного щелчка! Приходится лавировать между незримыми рифами, как заправскому политику, только чтобы не нарушить сложившийся перевес поддерживающих меня. И не последняя гарантия — то, что я привык держать свое слово. Вот и не беспокоятся те, кому было что-либо обещано. Ну, почти не беспокоятся, если быть совсем уж честными.

— Пора!

Слово, сказанное Гуннаром, падает, словно камешек, тянущий вниз чашу весов. Змейка согласно кивает, ну а Эрик радостно скалится. Понимает, что сейчас будет важный, крайне важный момент в наших жизнях. А остальные? Они сейчас там, в престольном зале, ждут нас и смотрят за другими. Вдруг да потребуется утихомиривать неожиданных противников, причем не прибегая к грубой силе хирдманов охраны.

Пора, Прав Бешеный, нельзя заставлять ждать тех, кто явился нынче в престольный зал. Еще раз проверяю, все ли на месте. Все… Оружие, расшитый серебром и каменьями наряд, легкая кольчуга, да наручи с поножами. Самое то. что и подобает для вольного ярла, стремящегося подняться на совершенно иную ступень. Уже не «де-факто», а «де-юре», что характерно.

На мгновение прикрываю глаза… Готов. Эрик сзади. Роксана, законная супруга, та рядом. Шаг, еще шаг…. И вот мы уже входим в зал, заполненный не до отказа, но и малолюдством не страдающий.

* * *
Знакомые все люди. Разные, но неизменно влиятельные. Собраться в таком числе они могли лишь по особо значимым поводам: рождение наследника у великого князя, его смерть, в преддверии объявления действительно серьезной войны… Или же как сейчас — для выбора нового великого князя.

Хотя термин «выбор» тут не совсем верен. Никакой демократии в классическом понимании. Тут меряются не голосами. А влиянием. Есть у выкрикнутого кандидата поддержка значимых князей-ярлов и жрецов? Тогда есть и шансы. И у кого она больше. тот и займет престол. Примерно так выбирают конунга на время крупного набега, принципы ничем не отличаются. Только тут все более значимо, да и срок в теории ничем не ограничен. Сумеет выдвинутый «на клинках» князь удержаться — родится новая династия, взамен утративших власть и поддержку потомков Рюрика. Нет… сменит иной претендент.

Только мне иного не надо. Победа и ничего кроме — тут я верен заветам Гая Юлия Цезаря, не признававшего в подобных делах компромиссов. Взгляд скользил по собравшимся, выхватывая то одну знакомую личность, то другую… И расклад не огорчал, отнюдь.

Вокруг были только свои, как и полагалось. Никакого смешения между князьями-ярлами со своими приближенными и иными, такими же. Так было заведено, причем с давних пор. Так было легче видеть, кто кого поддерживает.

Все. Громкие удары окованного железом жреческого посоха о специально подвешенный на цепях круг меди свидетельствовали о том, что все, кто хотел и мог собраться в зале, уже сделали это.

Звук закрывающихся дверей. Негоже при таком важном событии случайно пробегающим дворцовым слугам присутствовать, не с их рылами тут присутствовать. Только варяги, только это обширное и со своими законами и традициями братство. Ну а «ведущими» этого действа по тем же обычаям должны быть жрецы. Не абы какие, а заслужившие всеобщее уважение, не замаравшие себя ни трусостью, ни предательством, ни иными смутными делишками.

Впрочем, один из них — Богумил Соловей, хорошо мне известный. Хорошо это? Для меня бесспорно. Да и никто в этом зале против его персоны не выступит, потому как влиятелен в жреческой среде по самое не могу. Другие же двое — личности тоже известные, хотя куда как более возрастные. Гостомысл, жрец Хорса — старый, но не потерявший ни остроты ума, ни умения убедительно говорить с людьми. И Златояр — это из храмовых воинов, хотя и бывших. Покалеченная нога заставила бросить ходить в набеги и походы, но вот передавать опыт новым храмовникам это не сильно мешало. Знакомый мне Радагаст не раз добрым словом поминал уроки этого побитого жизнью и врагами, но все еще могучего человека.

Да. трое… Но говорить будет Соловей, его умение выплетать словами паутину поболее, чем у иных будет. Талант, что тут скажешь.

— Здравы будьте, варяги… Друзья, братья по оружию и духу. Здесь нет чужих нам, все они бежали из города, который отверг осмелившихся предать наших богов. Наши обычаи, нас самих, — полились первые фразы из уст Соловья, умеющего завладеть вниманием собравшихся. — Я вижу здесь всех или почти всех достойных воинов и жрецов, чье мнение хотелось бы услышать. Я хочу сказать о каждом…

Пошло поехало! Необходимая, но весьма занудная часть действа. Богумил Соловей начал перечислять всех князей-ярлов, которые здесь присутствовали и были признаны достаточно влиятельными для участия в выборе князя. Никого не пропустить, всех похвалить, не выделяя явно, но подчеркивая действительный вес того или иного человека. Это он умел, этого у него не отнять.

Собравшиеся слушали внимательно, потому как в речах Богумила могло проскользнуть нечто интересное, не всем пока известное. Мне, конечно, ничего нового оттуда извлечь не получилось бы, а вот посмотреть на лица некоторых из собравшихся стоило.

Все заканчивается, закончилась и речь Соловья. Пришла очередь сначала Гостомысла, а потом и Златояра. Эти двое сообщили собравшимся то, что они и так знали — правила, по которым будут определять достойного занять престол.

И молчание… Затишье перед бурей, так будет более правильно. Все возмоные имена прозвучали, теперь ждали, пока кто-нибудь решится первым произнести одно из имен…

— Ставр Осторожный!

Это выкрик Богдана Вадимовича, малозначимого новгородского ярла, стал этаким спусковым крючком, нарушившим тишину. Хотя поддержали его довольно вяло, а никто из серьезных фигур даже рта не раскрыл.

— Не быть Ставру конунгом, — ехидно произнес Магнус. — Осторожность сыграла против Осторожного. Может?..

— Чуть выждем, — отвечает Змейка, опередив меня. — Пусть выкрикнут других, которые вообще… О! Кто-то Рольфа Медноголового вспомнил… Забавно.

Это точно. Рольф не зря получил свое прозвище. Могучий воин, признанный силач, но откровенно тупой, державшийся в ярлах и не пошедший ко дну лишь благодаря побратимам, которые хоть как-то сдерживали его простецкие душевные порывы.

Молчание. И даже легкие улыбки у многих. Еще парочка если и не столь безнадежных, то все равно недостаточно весомых имен. Наконец…

— Хальфдан, — гаркнул во все свое луженое горло Ратмир. — Хальфдан Мрачный — конунг!

Пара мгновений тишины и… Сначала одобрительные возгласы среди ярлов Переяславля, потом храмовников с Радагастом во главе. Постепенно голоса одобрения становились все громче, распространяюсь по залу, охватывая новые. Доселе молчавшие участки. Жрецы, на которых имел влияние Богумил, они тоже вспомнили, что должны делать. Про сторонников Рогнеды и говорить нечего… Они давно все поняли и приняли. Постепенно определившиеся увлекали за собой и тех, кто еще не решился. Было ясно — это победа! И неважно, что из уст некоторых звучало «конунг», а из других — «великий князь». Суть остается одна, а слова, ее обозначающие, не более чем обрамление.

— Довольно! — выкрик Богумила Соловья не сразу, но успокоил разошедшихся. — Киевский престол нашел достойного из наших рядов. Мы ждем, Хальфдан Мрачный, отныне великий князь Киевский.

Вот они, шаги к власти. Всего несколько десяток, ведущих к престолу, на который мне предстояло сесть. Шаг, второй, третий… В голове была пустота, мысли словно вымело оттуда ушатом холодной воды. Осталось лишь осознание того, что надо держать лицо, оставаться по возможности спокойным. Имидж, это не просто так, это весьма важно здесь.

Престол… По сути — всего лишь богато украшенное кресло, но одновременно символ власти. Усаживаюсь, почему-то подмечая, что не слишком оно удобное. Краем глаза вижу, что все мои друзья встают за троном, ну а Роксана, как жене и полагается, рядом.

И лица вокруг, в зале… Радостные, оценивающие, выжидающие… Есть и те, которые либо скрывают недовольство, либо даже и не думают делать это. Те, кто сам претендовал на это место, но проиграл эту игру. Даже не успев толком поучаствовать. Снорри, Ставр… Проигравшие. За ними надо будет внимательно следить. Но не сейчас, позже. Пока что у меня ощущение триумфа — истинного, настоящего, который бывает максимум несколько раз в жизни. Да что там несколько, если он бывает единожды — то все было не зря.

— Откройте двери зала, — командует Богумил, распорядитель этого ритуала. — Скажите людям Киева, что престол отныне не пустует. Назовите имя занявшего его! Вас же, собравшиеся, от имени великого князя приглашаю на пир. Малый пир, предшествующий тому, что будет после того, как князь Хальфдан предстанет перед изваяниями богов в храме киевском.

Да, все это будет. Сейчас накрывают столы для малого застолья, потом будет воистину грандиозное, спустя пару дней или около того. Будет визит в храм, где проведется своего рода «одобрениебогов» моей персоны. Все, как и полагается, традиции, которые надо чтить. Но главное — в этого момента все оставшееся — не более чем красивое оформление уже свершившегося. Видя сияющие лица друзей, я мог в этом даже не сомневаться. А особенно сияла Змейка…

— Знаешь, Хальфдан, я думала, сказать тебе сейчас или все же обождать, — зашептала она мне на ухо. — Думала-думала, да и решила. Что две хорошие вести лучше одной.

— Несомненно. А что за весть?

— Помнишь, что твои хирдманы беспокоились насчет того, что у тебя все еще нет наследников, кому потом перешел бы хирд. Так вот, теперь… об этом можно не волноваться…

Интерлюдия

Июль (червен), 987 год. Константинополь. Покои базилевса Василия II


В личные покои императора мало кто допускался, но вот патриарх Николай Хрисоверг был там довольно частым гостем. Василий II не пренебрегал советами умудренного жизнью и опытного человека, к тому же обладающего немалой властью. Вот и сейчас императору требовался если не совет, то внимательный и мудрый слушатель, способный, если что, подправить течение мысли.

Сначала была обычная беседа, потом легкая, без особого воодушевления, партия в шахматы, что порой способствовали приведению мыслей в порядок. Проигрышу Василий II ничуть не расстроился, зная, что и противник его по игре был всегда хорош, и что поражение тут лишь повод в следующий раз быть более внимательным. Сейчас же пришло время обсудить то, ради чего он и пригласил патриарха.

Перебирающий жемчужные зерна четок патриарх, сидящий в кресле, прикрыв глаза, шептал слова молитвы и ждал, пока его государь соберется с мыслями. Ему то спешить было некуда, да и относительно содержания разговора он успел догадаться. Все же император был еще молод и горяч, его чувства легко читались.

Василий поставил на доску костяную фигурку короля, которую до этого вертел в руке и вымолвил:

— Жаль! Мы потеряли возможность влиять на Русь, не успев в полной мере ее приобрести. Теперь на троне Киева восседает великий князь Хальфдан, ярый сторонник старых богов и наш враг.

— Мы не потеряли возможность, государь, — открыв глаза, Николай Хрисоверг пристально посмотрел на императора. — Просто нам удалось приобрести много меньше того, на что надеялись.

— Объяснись…

— Империя не сможет влиять на Русь — ты прав, государь. Но мы и е могли это делать. Зато жив и укрепляется в Тмутаракани князь Владимир с немалым числом приверженцев, который отныне во всем от тебя зависит. От твой верный вассал, иначе его раздавит великий князь Хальфдан. Теперь князь Владимир не только примет крещение, но и будет поддерживать тебя в войнах. А русы хорошие воины, то всем ведомо.

Император призадумался. В словах Хрисоверга была своя правда. Вассальное княжество ему пригодится, вне сомнений, особенно в теперешней непростой ситуации, но вот что будет потом…

— Да, пожалуй. Последовавшее за Владимиром войско можно бросить против болгар. Это поможет нам одержать победу, перетянуть весы войны на нашу сторону. Траяновы Ворота дорого нам обошлись. И я продолжаю слушать тебя, Николай. Думаю, ты хотел поделиться со мной и другими мудрыми мыслями.

— Стоит объявить Тмутаракань не простым княжеством, но великим, а еще… не отменять договоренность с Владимиром о его свадьбе с Анной, твоей сестрой, государь.

Искреннее удивление в глазах Василия… И видно было, что относится оно не к титулованию Владимира, а к мысли относительно сохранения договоренности. В глазах императора теперь все это не имело никакого смысла. Но вот опытный политик Николай Хрисоверг думал совсем иначе, что и собирался доказать своему повелителю.

— Князь Владимир все еще остается значимой фигурой, это стоит использовать.

— Посадить обратно на трон Киева? — скривился император. — Ты знаешь, что нам сейчас не до этого. Да и война с Русью слишком опасна. Еще и раскрытие секрета «греческого огня» их усилило. Теперь даже наш флот не имеет явного преимущества.

— О войне с Русью и речи не идет. Боже сохрани Византию от такого опрометчивого поступка, — истово перекрестился патриарх. — Аскольд с Диром, Олег, Игорь, Святослав… Последний и вовсе мог уничтожить империю, посадив своего ставленника на трон. Господь защитил! Нет, я о другом. К тому же этот их новый правитель, Хальфдан, уже успел показать себя знающим полководцем.

— Тогда о чем ты говорил?

— Надеждами на возвращение Киева можно тешить разве что Владимира, а самим подталкивать его сначала к помощи в наших войнах, а потом к расширению Тмутаракани за счет окрестных варваров. Нам это выгодно.

— Влияние через власть духовную, — прищурился император, начинающий понимать задумку Хрисоверга. — Да, все верно. Пусть другие воюют, а мы проникнем туда вместе с куполами наших храмов и деньгами торговцев. Ты вновь оказался прозорлив, Николай Хрисоверг. А если наследниками Владимира станут его дети от моей сестры, то…

Патриарх вместо ответа лишь прикрыл глаза и стал творить молитву, вновь перебирая зерна своих любимых жемчужных четок. Ответ тут не требовался, обоим было все ясно. Родные по крови наследники могут стать не просто вассалами, которые порой склонны бунтовать, но ввести расширившееся княжество в состав империи. А в такую игру стоило сыграть. Больно велик мог оказаться выигрыш.

— Свадьба не будет отменена, — решил император. — Но венчание произойдет здесь, в Константинополе. Чтобы все видели, кто здесь хозяин.

Патриарх Николай Хрисоверг лишь улыбнулся. Величие Византии означало и величие церкви. Мощь той силы, которой он посвятил всю свою жизнь. Перспективы же открывались… обширные. Надо было лишь правильно воспользоваться сложившимся положением. И удержать его, не растерять, как порой случалось. Но лично он был готов весь остаток жизни положить на этот алтарь.


Конец второй книги


Оглавление

  • Глава 1
  • Интерлюдия
  • Глава 2
  • Интерлюдия
  • Глава 3
  • Интерлюдия
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Интерлюдия
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Интерлюдия
  • Глава 8
  • Интерлюдия
  • Глава 9
  • Интерлюдия
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Интерлюдия
  • Глава 12
  • Интерлюдия
  • Глава 13
  • Интерлюдия
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Интерлюдия
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Интерлюдия