Призраки [Борис Васильевич Зубков] (fb2) читать онлайн

Зубков Борис, Муслин Евгений ПРИЗРАКИ

1

Полицейская машина патрулировала район Вудхольма.

Машина двигалась настолько медленно, что колеса, как бы не вращаясь, мягко и вкрадчиво переступали резиновыми лапами. На крыше машины еще ленивее ползал по кругу раструб инфракрасного искателя длиной почти в пять футов. Патрулировали двое. Капрал с квадратным и плоским лицом, бледный от бессонницы, сидел за рулем. Второй полицейский, молодой и такой высокий, что колени его, когда он сидел, упирались в подбородок, с маленьким носом, похожим на ягоду ежевики, разместился сзади перед тусклосизым экраном инфраискателя.

Оба молчали. Молчала улица, темная и безлюдная. Неожиданно совсем рядом с капралом что-то звякнуло, в боковое окошко просунулась рука в лиловой перчатке и нажала па кнопку сирены. Истошный вой пронесся над улицей. Капрал ударил по руке и заорал:

— Убирайся! Назад! Брысь! Пошла вон!

Рука в лиловой перчатке соскользнула с кнопки, дернула мимоходом младшего полицейского за нос-ежевику и скрылась.

— Там… — прошептал младший. — .Там… за рукой… ничего не было. Только рука и… все.

— Еще не такое увидишь, — пробурчал капрал. — А рука… Она всегда на этом месте… забавляется. Вроде дежурит тут. Правая рука епископа… как его… забыл. Он ее сам отрубил. За недозволенный блуд, понимаешь. Раскаялся, значит, и умер праведником. Одна только рука бродяжничает… А, черт!

Капрал притормозил машину. Перед ней, почти касаясь радиатора, переходили улицу шесть девочек в белых платьях.

— Бедные крошки! Внебрачные дети фермера Кросби. Фермер пролез в председатели церковного совета, а малютки как бельмо на глазу. Убил, чтобы скрыть грехи молодости. Запер в амбар с маисом и сжег. Гляди, платьица на малютках обгорелые. Скотина!..

В заднее стекло постучали. Оба обернулись. Желтый скелет прильнул пустыми глазницами к стеклу, разглядывая полицейских. Потом щелкнул костяшками пальцев по тому месту, где у него когда-то была шея, и приглашающе мотнул черепом.

— Пират Морган зовет выпить… Нет, нет, старина, нам некогда!

— Разве они слышат?

— Кто их знает, не разберешь. Иногда кажется, что слышат, иногда вроде глухие. Это все равно как разговаривать с кошкой или женой. Тоже иногда думаешь, что она тебя понимает. Га-га-га…

Капрал расхохотался.

— Все из нашего отряда, когда патрулируют здесь, разговаривают с этими чертяками. Иначе совсем свихнешься… Смотри… это Джим Вязальщик…

На прилавке покосившегося газетного киоска сидел карлик в матросском костюме. Непропорционально большие и мощные руки его вязали узлы на толстой просмоленной веревке.

— Малыш воображает, что он все еще в Костенбрикской тюрьме. Вяжет веревочную лестницу, чтобы сбежать. Тут многие куда-то бегут, а остаются на старом месте.

— Да вы их всех знаете, капрал!

— А что толку? Первые дни ходил здесь один тип, на всю улицу бряцал цепями. Две охапки ржавых цепей таскал, видно, в каком-то подземелье его приковывали. Так, капрал Вобл… знаешь, такой, с перебитым носом… выменял у него цепи на пару наручников. Тому все равно какое железо таскать, а Вобл хотел пустить цепи на сувениры и заработать кучу монет. Принес их домой, смотрит, а в руках ничего нет. Призраки, парень, всюду призраки. И цепи тоже призраки. Самые новейшие электронные призраки. Нет, тут на сувенирах бизнеса не сделаешь, это уж точно. В зоопарке дежурить и то выгоднее…

— У вас, капрал, какой коэффициент умственного развития?

— Сто семьдесят шесть.

— У меня только девяносто. Вам бы, капрал, здесь гидом работать. С таким коэффициентом вполне можно. Приятная работа, капрал. Туристов возить, а? Только и повторяй — посмотрите, сэр, налево, посмотрите, сэр, направо!..

— Ты лучше на инфраискатель поглядывай. Сюда туристам вход закрыт. Здесь знаешь чьи владения? Старика Дунна.

— Кроткий Дунн. Специальность — моральный шантаж и политические убийства. Шифр по Картотеке Наблюдений СА-888. Но он же умер, капрал?

— Сразу видно, что у тебя коэффициент девяносто. В Вудхольме только двое живых — мы с тобой. И другим сюда не сунуться. Это район старика Дунна. У него здесь свой бизнес. Ведь призраки… как бы тебе сказать… вроде как бы болеют… распадаются, что ли… Так вот, старик Дунн достает для них лекарство и торгует им.

— Лекарство для призраков?

— Разумеется. У каждого свой бизнес. Даже после смерти. А туристов старик Дунн не любит, у него с живыми свои счеты. Ну, а кое-кто из городских властей его поддерживает: закрыли ход туристам и вообще всем живым.

— Капрал, как вы думаете, какой коэффициент у того ученого парня, что возится с нашими инфраискателями?

— Наверное, семьсот. Конечно, он здорово придумал. Как отличить призраков от живых? Никто не знал. Я сам расстреливал патроны дюжинами. Палил в любое подозрительное привидение. Но парень додумался: всякий живой — тепленький. Инфраискатель улавливает тепловые лучи. И точка! Живой мигом очутится на экране. А призраки холодненькие. Ледяные красавцы — вот они что такое… Э-э-э! Берегись!

С афиши заколоченного кинотеатра соскочил намалеванный фиолетовой краской вампир. В два прыжка он достиг патрульной машины и дрожащими от нетерпения губами зачмокал по ветровому стеклу, стараясь добраться до полицейских.

Здания Вудхольма призрачно оживлялись. С треском распахивались окна. Два негра в кандалах протащили через улицу ржавый папиросный автомат. Светящаяся собака хватала их за пятки. По проводам, перекинутым между домами, полз кошачий скелет и злобно мяукал. Когда патруль подъехал ближе, он упал с проводов, и кошачьи кости с дробным стуком рассыпались по крыше автомобиля. Младший полицейский инстинктивно пригнул голову и больно ударился о колено, прикусив губу. Из губы потекла кровь. Капрал обернулся к нему, и в тот же момент огромный грузовик наехал на машину. Оба упали на пол машины, ожидая самого страшного, но грузовик-призрак проехал сквозь них, не причинив вреда.

Когда младший полицейский приподнялся, он увидел оживший экран. Зеленая жирная черта в центре экрана могла означать только одно: навстречу им двигался теплый и, следовательно, живой человек. Живым вход в район Вудхольма был запрещен.

— На экране одиночная цель. Расстояние — сорок ярдов, — прошептал младший.

Дальше они действовали автоматически, выполняя пункты и подпункты добросовестно и кропотливо разработанной инструкции.

Младший усилил яркость изображения, поставил искатель на автоматическое сопровождение цели, включил магнитофон с внутренним и наружным микрофонами, включил звуковые часы, которые отметили на ленте магнитофона время начала операции, пустил в ход кинокамеру, оборудованную для съемок объектов, излучающих тепловые лучи, проверил радиосвязь со штабом патрулирования, выдвинул из спинки сиденья ящик с медикаментами индивидуальной самопомощи, надел каску с прозрачным пуленепробиваемым забралом и приготовился выполнять указания капрала.

Капрал установил наружный снайперпулемет на автоматическое сопровождение тепловой цели, включил прожекторы ослепляющей яркости, выдвинул ящик с медикаментами, надел каску, включил мегафон.

Мегафон громоподобно рявкнул голосом лучшего трагедийного актера, записанным на пленку после многочисленных репетиций:

— Стой! Остановись, несчастный! Ты погиб!

Только тогда уже не на экране, а в луче прожектора ослепляющей яркости они увидели нарушителя. Это был молодой мужчина выше среднего роста. Он стоял спиной к машине, держа в руках две большие коробки.

Мегафон истошно орал:

— Ни с места! Ты окружен! Сдавайся! Тебе ничто не поможет!

Мужчина обернулся навстречу прожектору и неловким жестом поднял правую руку. Вместе с рукой угрожающе вздернулась вверх черная коробка.

— Бомба! — воскликнул младший полицейский и дернул капрала за плечо. Сейчас бросит! Скорей!

Капрал нажал массивную кнопку снайперпулемета. Машину мелко затрясло, пулемет сработал. Нарушитель дернулся влево, автоматы сопровождения цели внесли коррективы в судорожную работу пулемета. Еще секунду человек стоял неподвижно, потом рухнул. Через наружный микрофон высокой чувствительности магнитофон записал последний крик нарушителя. Звуковые часы отметили на магнитофонной ленте время окончания операции. Капрал, не снимая каски с пуленепробиваемым забралом, выбрался из машины и подошел к убитому. Перед ним лежал тот самый ученый парень, который устанавливал на патрульные машины инфраискатели.

Черных коробок капрал не нашел.

2

Ежемесячные интеллектуальные обследования при помощи Универсального Детектора каждый раз подтверждали, что коэффициент умственного развития Кен Прайса пока что не опускается ниже четырехсот пятидесяти. Поэтому фирма «Медикал-Секьюрити» охотно предоставила ему место старшего коммивояжера.

Сейчас Прайс собирался нанести важный и прибыльный визит потенциальному клиенту фирмы.

— Ты не забыл надеть железные носки? — заботливо спросила Сали.

— Ну что ты, женушка, когда я вспоминаю свою раздробленную лодыжку, я готов надеть хоть две пары железных носков.

Прайс знал только по рассказам деда про те давно прошедшие времена, когда от грабителей и коммивояжеров, навязывающих всякий хлам, защищались удивительно примитивно.

Подумать только, держали злых псов, которых любой воришка мог подкупить куском двадцатипятицентовой собачьей колбасы. Или ставили жалкий фотоэлемент с дребезжащим звонком и чувствовали себя в безопасности. Патриархальная идиллия с фотоэлементами и собаками кончилась! Теперь электронные опознаватели, стоящие на страже квартир и гаражей, отличали своих хозяев от случайных визитеров по тембру голоса, весу, росту, форме уха, узорам на кончиках пальцев, а также молниеносно стряпали опознавательные анализы химического состава волос и ногтей. Переминаясь с ноги на ногу, чтобы размять носки, сплетенные из стальных колец, Прайс вспоминал, как он схватил воспаление легких, провалявшись всю ночь на каменных ступеньках особняка Джона Сквайгарта.

Имел неосторожность прикоснуться к дверной ручке! Электронный замок немедленно выпалил в него струю наркотизирующего газа. Прайс тут же повалился на ступеньки и захрапел, а Сквайгарт приехал только утром и очень веселился, когда полусонный Прайс пытался отыскать пижамные брюки.

А раздробленная лодыжка! Стальные клыки дверного капкана впились в ногу почище любой собаки. Ему же еще прислали счет от слесаря за перепиливание капкана. Прайс до сих пор содрогается, вспоминая ошеломляющую боль и нестерпимый визг пилы — капкан был сделан из специальной визжащей стали.

Ничего! Как говорил мистер Овидий, люди терпеливы, потому что боги в свое время сумели сделать их из камней.

Прайс знал кучу подобных утешительных и волнующих изречений, так как в молодости любил принимать участие в телевизионных блицвикторинах, и благодаря одной из викторин познакомился с Сали. Она уверяла, что это был его самый крупный выигрыш.

Размышляя таким образом, Прайс подъехал к дому Оливера Хэмста, остановил машину и вынул из багажника складной шест — его собственное изобретение, которым он очень гордился. Вытянув шест до трехметровой длины, Прайс ткнул его концом в кнопку звонка. Ближе подойти к двери он не решился. Струя вонючей жидкости, оставляющей на костюме непрошеного гостя смердящие несмываемые пятна, — это самое малое, на что вы можете рассчитывать, стараясь проникнуть в дом такого известного изобретателя, как Оливер Хэмст.

Ничего не поделаешь, частная собственность — ужасная недотрога!

— Подойдите ближе! — загремел скрытый динамик.

Кен Прайс сделал два шага к двери.

— Цель визита? — ошеломительно громко поинтересовался динамик.

— Наши деловые взаимоотношения с фирмой «Психоскоп».

— Громче! — брякнул динамик.

— Пси! Хо! Скоп!

— Тише! — зашипел невидимка.

«То тише, то громче, — обиженно подумал Прайс. — Командует, как сержант новобранцами». Но вслух он ничего не сказал — Оливер Хэмст мог оказаться очень выгодным клиентом.

Дверь открылась. Волоча за собой объемистый чемодан, который он извлек из багажника, Прайс вошел в дом. Зеленое световое пятно появилось у его ног. На фоне пятна белели буквы. «Следуйте за мной», — прочел Прайс. Пятно стронулось с места и скользнуло по ступенькам. Верх элегантности — не держать живых слуг! И конечно, не пользоваться услугами грубых роботов, воняющих жженой изоляцией и готовых при малейшей неисправности проломить тебе голову пылесосом.

Набор бегающих световых пятен, сопровождающих гостя даже в интимные помещения, наэлектризованные потолки, собирающие всю пыль, столы-конвейеры, биоточные усыпляющие кресла, платяные шкафы с регулируемым воздушным дутьем, благодаря которому пижамы, рубашки и брюки взлетают с вешалок и приземляются, как маленькие парашюты, на ваши плечи, система коктейльпроводов, соединенных с коньячными резервуарами в подвале, — все эти изящные мелочи делают жизнь людей, подобных сэру Хэмсту, удобной и приятной.

Что касается Прайса, то он мечтал лишь о таком недорогом клочке комфорта, как Гигиеничная Усыпляющая Подушка.

Последнее время его мучила бессонница, и обычные пилюли «Гипно» не помогали.

Зеленое пятно остановилось у приземистой двери. Пронзительно яркая вспышка света на миг ослепила Прайса. Одновременно раздался сухой металлический щелчок. Коммивояжер понял, что его сфотографировали по меньшей мере с трех сторон.

Оливер Хэмст стоял в глубине комнаты. Кроме него, никого в комнате не было. И ничего не было. Пустое кубическое пространство. Черные лакированные стены. Когда Прайс увидел, что в комнате нет ни одного кресла, у него сразу заныла лодыжка и мучительно захотелось присесть хоть на пол. Но, поборов слабость, он заговорил бодро и напористо:

— Сэр Хэмст! В моем лице фирма «Медикал-ЭлектроСекьюрити» приветствует величайшего изобретателя развлечений. К сожалению, как нам удалось установить через наших контрагентов, ваш текущий счет в Тотальном Финансовом Центре заметно похудел за последние две недели.

— Это ложь! Финансовый Центр не мог снабдить вас такой информацией. Она секретна.

— Увы, сэр Хэмст, даже электронные машины имеют свои маленькие слабости, которыми можно воспользоваться. Наша информация абсолютно достоверна. Чтобы вас убедить, я перечислю те небольшие финансовые осложнения, которые постигли вас. Я бы сказал, это была цепь каких-то фатальных неудач: неудача с приставками к телевизорам для ароматического сопровождения передач, проигранный процесс с «Рамофильмом», наконец, отвратительная погода на западном побережье и как следствие — пустующие психотеатры, в которые вы вложили более…

— Тсс! Не надо цифр. Я вижу и так — вы по уши сидите в моем болоте.

— И все же я хотел бы назвать некоторые цифры, чтобы убедить вас в исключительной серьезности наших предложений…

— Тсс!..

Хэмст пошарил в кармане брюк.

— Полюбуйтесь, что я извлек из своей сахарницы за утренним кофе.

На ладони Хэмста лежал кусок сахара.

— Сахар?

— Шептун. Стопроцентный шептун. Микропередатчик с микрофоном, замаскированные под кусок сахара. Каждое мое слово подслушивается. Меня буквально обсыпали шептунами. Вчера я обнаружил хорошенький шептун… где бы вы думали?

Прайс изобразил живейшее любопытство.

— В своем искусственном зубе. Подлец дантист. Меня мучают приступы аппендицита, а я боюсь ложиться на операцию. Отрежут аппендикс и заодно вставят шептун в герметической капсуле. Все врачи проходимцы!

Теперь Прайс понял, почему комната, в которой они находились, представляла из себя пустой куб. Сэр Хэмст осторожно потрогал правую часть живота и задумчиво спросил: — Может быть, нанять частного детектива, чтобы он присутствовал при операции и следил за врачами? Как вы думаете? Вы болели аппендицитом?

— Мое здоровье, сэр Хэмст, принадлежит фирме «Медикал-Секьюрити», которая предлагает вам средство, гарантирующее полное сохранение тайны ваших замечательных изобретений. Собственно говоря, я и пришел сюда, чтобы предупредить: фирма «Психоскоп» и «Рамосентрфильм» не успокоятся, пока не раздобудут секрет вашего Великого Театра Призраков. Но мы уверены, что можем оградить вас от их шпионов.

— Ладно, я согласен выслушать ваше предложение. Но предупреждаю: не пытайтесь всучить мне какую-нибудь дрянь вроде мусорной корзины, автоматически сжигающей выброшенные чертежи.

— Сэр Хэмст, наше предложение исключительно солидно и оригинально.

— Ладно! Раздевайтесь!

— Что-о-о?

— Раздевайтесь, говорю. Проходите в ванную и раздевайтесь. Не можем же мы болтать о важных делах, когда в каждой пуговице или запонке вашего костюма могут быть спрятаны минифоны. Вы что хотите, чтобы завтра о нашем разговоре узнали лазутчики «Психоскопа»?

— Хорошо, хорошо, сэр Хэмст, я иду в ванную.

Когда на Прайсе остались одни трусы, свет в ванной комнате погас. Прайс остался стоять возле электрического полотенца, стараясь сообразить, в какую сторону надо шагнуть, чтобы нащупать дверь. Но в затылок ему уперся твердый металлический предмет. «Дуло револьвера! — с ужасом понял Прайс. Западня! Все изобретатели — сумасшедшие. Хэмст убьет меня, а труп растворит в кислоте. Недаром он заманил меня в ванную!» Прайс закричал и рванулся в сторону, больно ударившись о массивные раструбы электрического полотенца. Дверь открылась, и Хэмст недовольным голосом спросил: — Что вы нервничаете? Я должен был сделать несколько рентгеноснимков. Где гарантия, что шпионы «Рамофильма» не засунули внутрь вас пару шептунов?

Из полотнища двери, где, видимо, скрывался экран рентгена, высовывался рычаг-ограничитель, не подпускающий обследуемого слишком близко к экрану. Этот рычаг Прайс принял за дуло револьвера.

Хэмст дал ему теплый халат без единой металлической или пластмассовой пуговицы и буркнул:

— Теперь нам предстоит потрудиться, чтобы соорудить конуру.

Прайс не знал, зачем именно сейчас Оливеру Хэмсту понадобилось сооружать конуру для его собаки, но он привык к чудачествам своих клиентов и безропотно последовал за изобретателем Театра Призраков. Тот привел его в подвал, слабо освещенный синими запыленными лентами люмиофола.

Здесь лежала груда неряшливо выструганных досок, частью сколоченных в щиты, каждый высотой и длиной примерно семь футов.

— Сколько сможете унести за один раз? — угрюмо спросил Хэмст.

Прайс приподнял щит, он оказался довольно легким.

— Пожалуй, штуки три подниму. А далеко нести?

— В сад.

Согнувшись вдвое, путаясь в полах слишком длинного халата и придерживая двумя руками щиты, которые неприятно ерзали по спине, коммивояжер шел за Хэмстом. Тот, ежеминутно спотыкаясь и тихо поругиваясь, также тащил три щита и тяжелый молоток. Они остановились посреди лужайки, обрамленной старыми вязами, и сбросили щиты на землю. Судя по их внушительным размерам, Хэмст собирался сколотить из них отнюдь не собачью будку. «Нет, он все же сумасшедший, — думал Прайс. — Впрочем, какое мое дело. Главное, чтобы он выложил монеты за аппараты „Медикал-ЭлектроСекьюрити“. Тогда в конце месяца я получу премию… Опять лодыжка разнылась. Здесь сыро, а я босиком…» Хэмст суетился вокруг досок, как обезьяна, получившая сразу слишком много бананов. Он покрикивал на Прайса, поддерживал щиты плечом, вгонял молотком шипы одного щита в пазы другого, вынимал занозу из руки, трогал свой живот, ругался — все одновременно.

Они сколотили неуклюжее и шаткое сооружение, похожее на те хижины, которыми Фонд Благотворительности снабжает неимущих горожан.

— Полезайте внутрь! — придя почему-то в хорошее настроение, Хэмст игриво хлопнул Прайса пониже спины.

Изобретатель вытащил из кармана огарок парафиновой свечи, зажег его и приляпал в центре помещения. Они уселись на полу возле свечи.

— Это и есть моя конура, — с гордостью заявил сэр Хэмст, поглаживая занозистые доски пола. — Гениальная выдумка! Абсолютная изоляция! Я придумал конуру после того, как «Рамофилъм» подослал ко мне глухонемого агента. Этот тип устроился на дереве в соседнем саду и, вооружившись телескопом, читал по губам все, о чем я болтал с друзьями. Иметь в доме прозрачные окна — это все равно, что орать о своих секретах на площади Сентр-ринга. В настоящем доме в каждой половице можно запрятать шептун. А для конуры доски строгал я сам ж держу их под замком. Каждый раз сколачиваю конуру на новом месте. Гениально?

Коммивояжер подумал, что нелепо хвастать изобретением деревянного ящика, но с готовностью подтвердил:

— Удивительно, сэр Хэмст, мне бы никогда не пришло в голову ничего подобного. Теперь я могу изложить свое…

— Ни слова!

Хэмст вынул из кармана, где, вероятно, находился склад самых удивительных вещей, прямоугольную коробку и деловито осведомился:

— Какая у вас основная частота колебания голосовых связок?

— Н-н-не знаю.

— Вы беспечны, как ребенок, который решил поиграть в мячик на карнизе небоскреба. Не знаете основную частоту своего голоса? Но как же вы настраиваете глушитель?

— У меня нет глушителя.

— Значит, в вашей фирме сидят старые крохоборы я консерваторы.

Он щелкнул тумблером на крышке коробки, и коробка противно и громко зажужжала. Жужжала она, словно заикаясь, с неравномерными перерывами.

— Вездесущий глушитель Оливера Хэмста. Настраивается в унисон с основной тональностью любого голоса — от визга неврастеника до хрипа пропойцы. Профилактика против шептунов, заглушает восемьдесят семь и три десятых процента звуков. Каждый деловой человек должен иметь глушитель моей конструкция.

Теряя терпение, Прайс через силу улыбнулся.

— Полно, сэр Хэмст! Можно подумать, что не я, а вы пытаетесь продать новейшее антиподслушивающее устройство. Должен вам сказать, что, торгуя вашими глушителями, заработаешь только мигрень. Эта зудящая коробка по сравнению с тем, что я хочу предложить, не больше чем кофейная мельница по сравнению с атомным котлом.

После пяти минут сидения на деревянном полу у Прайса одеревенели ноги, заныла поясница, глушитель назойливо жужжал, так что он почти не слышал собственного голоса, давно накрапывающий дождь собрался с силами и превратился в ливень, наспех сколоченная конура протекала сверху и снизу, свеча чадила немилосердно и копоть щекотала в носу, но коммивояжер говорил вдохновенно, убедительно, страстно, как проповедник-параноик, предлагающий исцеление от всех болезней при помощи большого электромагнита.

— Увы, сэр Хэмст, главная опасность заключена в нас самих. Нет, нет, не глухонемые шпионы и шептуны подстерегают нас где-то там, за углом. Опасность ближе, гораздо ближе! Она у нас в голове, под костяными сводами черепа. И чем глубже мы ее прячем, тем она охотнее выскакивает. Сам сатана дергает нас за язык! Я могу привести сотни примеров. Что я говорю — сотни! Тысячи! Каждый факт достоверен, как восход солнца. Химик Блэзман, задумавшись, нацарапал формулу медикамента на бумажной салфетке в ресторане. Официант — это был ресторан в старинном стиле и там были настоящие официанты — продал этот клочок бумажки за десять тысяч. Блэзман разорился и сейчас работает зазывалой в ночном кабаке. Директор Графст, будучи навеселе, брякнул своей супруге, что они начинают продажу бездымных сигарет для мужей, жены которых не выносят табачного дыма. Миссис Графст продала эту тайну любовнику, и Графст наложил на себя руки. А известный вам доктор Мом, который разговаривал во сне? Ему не помог даже специальный ошейник, который он надевал, ложась спать. Кибер-шифровальщик расшифровал его храп. Да вы сами, сэр Хэмст, вы прячетесь в конуру, чтобы никто не подслушал, а ваша тайна всегда с вами, всегда в голове.

— Черт возьми, что же вы предлагаете? Оторвать мне голову?

— Мы предлагаем вам новинку — мозговой коктейль. Идея мозгового коктейля осенила нашего главного электроника, когда он перечитывал сборник мудрых афоризмов покойного президента фирмы.

— К черту афоризмы!

— Не говорите так, сэр Хэмст. Афоризм нашего старика стоит миллион. Он сказал: «Мой идеал — запирать своих людей на ночь в сейф или хотя бы выключать у них часть мозговых извилин, которая знает мои секреты».

— Ваши электронщики состряпали выключатель для мозгов?

— Вы ловите суть дела под самые жабры. Наш аппарат при помощи модулированных колебаний прерывает связи между клетками мозга нашего клиента и путает эти связи, словно сумасшедшая телефонистка. Клиент уже не способен разобраться в собственных делишках. Но вот он надел рабочий халат, склонился над чертежом — щелчок! Наш выключатель срабатывает в обратную сторону, и все становится на свое место. Обеденный перерыв — щелк! И внутри головы — коктейль из мыслей. Можно отправляться обедать под ручку с самым хитрым агентом вашего конкурента. Проговориться невозможно, даже если захотеть. Специально для вас, сэр Хэмст! Вы устали и издерганы до предела. Ваши тайны мучают вас, и вы можете проговориться в любой момент. О! Это как навязчивый психоз-мания, что вот-вот проговоришься. Тогда — конец! Никто не даст за вас и старой покрышки. Купив наш аппарат, вы обретете избавление от мук!

— Вам не кажется, что я сейчас вышвырну вас на улицу в одних трусах?

Они крепко поспорили. Но Хэмст был надломлен неудачами, которые последний год сыпались на него, как из дырявого кулька. Прайс всегда чуял, если человек надломлен. Сказать откровенно — только такие надломленные и были его клиентами. А Хэмст, конечно, чертовски надломлен. То, что он чрезмерно суетился, налаживая конуру, пытался бодро острить, — вся подобная шелуха не могла скрыть главного.

Хэмст надломлен, и все тут. Такой схватится за любое предложение, которое, как ему кажется, приободряет и расчищает дорогу к успеху.

Все же они сцепились. Хэмст поносил шарлатанов из «Медикал-Секьюрити». Прайс, якобы оскорбленный, вставал и с обидой в голосе начинал прощаться. Тогда Хэмст снижал скорость своей говорильной машины на тысячу оборотов, но тут же заводился вновь. Он не прогонял Прайса, так как был надломлен, а тот выволок самое убедительное — цифры.

В отделе общей информации и конъюнктуры «МедикалСекьюрити» его вдосталь снабдили убедительными цифрами.

Теперь он выложил все сурово и многозначительно. Великий Театр Призраков должен был стать самым сложным в техническом отношении зрелищем. Компаньоны Хэмста заказали оборудование на семидесяти шести заводах. И это только специальное оборудование — электронные сгустители теней, тотальные стереоэкраны, автономные энергопитатели призраков и тому подобная чертовщина. Кроме того, список готовых изделий включал семьдесят тысяч наименований — от дверной ручки до геликоптера. Поэтому хранить в тайне принцип работы Великого Театра Призраков было так же трудно, как много лет назад попытаться сохранить в секрете принцип кинематографа или синерамы. Скрывали главное — не список деталей, а ключ и замок тайны — то, как собрать воедино этот чудовищный набор, как упорядочить этот электронномеханический хаос. Схему сборки, принцип монтажа хранил Хэмст в голове, не доверяя бумаге и сейфам. Он один мог из хаоса вещей создать мир электронных призраков. Ноша тайны давила Хэмста, как свинцовая плита, собственная тень казалась ему соглядатаем конкурентов. Все компании, занимающиеся зрелищами, жаждали накинуться на Театр Призраков и растащить его по косточкам в свои конструкторские бюро.

Прайс не лгал и не преувеличивал, он только называл суммы контрактов, сроки поставок, цены, разъяснил изобретателю всю шаткость его положения. Если бы затея с Театром Призраков провалилась, Хэмст в деловом отношении мог бы числить себя покойником. В отделе общей информации, конъюнктуры и сбыта «Медикал-Секьюрити» знали, к кому посылать коммивояжеров. Они старались бить наверняка, хотя от расторопной и убедительной настойчивости Прайса зависело главное. Так или иначе, Хэмст обмяк, как проколотая шина.

Он сдался. Только тихо застонал, когда услыхал, сколько стоит выключатель мозгов. Но Прайс тут же заметил, что аппарат не только гарантирует сохранение тайны, застрявшей в мозговых извилинах, но и, давая полный отдых утомленной голове, поможет Хэмсту набраться свежих сил и, несомненно, поспособствует его творческой и деловой активности.

Хэмст сдался вторично, когда пожелал взглянуть на мозговой выключатель.

Аппарат выглядел чрезвычайно внушительно. «Медикал-Секьюрити» знала толк в подобных вещах. Прайс извлек из большого чемодана нечто похожее на огромную разливательную ложку. Блестящее полушарие и массивную ручку покрывал сложным узором набор тумблеров, клавиш, пупырчатых световых индикаторов, люминесцирующих схем и надписей.

Полушарие крепилось на голове нейлоновым подбородочным ремнем, имелось выносное, на хромированном кронштейне, зеркало для наблюдения за положением мозгового выключателя на собственной макушке. Кроме того, от полушария отходил короткий и толстый красный кабель, кончающийся грушевидным пультом добавочного управления и контроля.

«Добропорядочная старомодность первых электронных устройств соединяется здесь с неописуемой элегантностью новейших форм», — так говорил рекламный проспект. Аппарат стоил своих денег.

Прайса знобило — пребывание в конуре, где гуляли пронзительные сквозняки, не пройдет для него даром, но чек, подписанный Хэмстом, составлял больше половины той ежемесячной выручки, которую ждала от него «Медикал-Секьюрити». Значит, все в порядке, значит, впереди премия за этот месяц, возможность сделать приятный сюрприз Сали, приобрести что-нибудь недорогое и практичное детям.

Размышляя таким приятным образом, он подхватил чемодан с выключателем мозгов и направился к машине. Вдруг что-то жесткое и острое впилось в ладонь. Он отчаянно встряхнул рукой, чтобы избавиться от боли. Не помогло! Боль усилилась. Ручка чемодана выпустила из себя стальные зубья и мертвой хваткой бульдога схватила ладонь. Каждый агент «Медикал-Секьюрити» имел такой добротный сужернеприкасаемьга чемодан, начиненный сюрпризами для всякого, кто попытается его похитить. Забывшись, Прайс нажал кнопку тревоги, п чемодан перешел в состояние самообороны. «Меня украли!» дребезжащим жестяным голосом кричал чемодан.

Он выпускал из себя струи кашляющего газа, выплевывал здоровенные капли фиолетовой смердящей и несмываемой жидкости, из дна его выпадала нескончаемой спиралью тончайшая проволока-путанка. Газ подействовал тотчас — Прайс задохнулся в припадке сухого лающего кашля. Зловонная жидкость попала в глаза, и он почти ослеп, ноги запутались в проволочной паутине, единственное, что он еще мог, — опуститься на край тротуара и прижать руку к груди, которую словно терзали дикие кошки.

— Попали в собственную ловушку? — участливо спросил кто-то.

Сквозь дрожащую завесу слез Прайс различил фигуру молодого парня. Видимо, тот сумел разжать пружину капкана, скрытого внутри чемоданной ручки, хватка стальных зубьев, впившихся в ладонь, ослабла, и боль почти исчезла.

— Не огорчайтесь, мистер, — продолжал участливый голос. — Теперь каждый может попасть в этакую западню. Жених моей сестрички по дороге на свадьбу зашел к приятелю. Черт его дернул это сделать! Приятель только что обзавелся новым сторожевым устройством. Не успел мой будущий родственничек дотронуться до дверной ручки, как на него обрушился водопад быстротвердеющей пены. Женишок мгновенно превратился в каменную статую, вроде тех рыцарей, что стоят на Синем мосту. Прирос к ступеням и окаменел. Представляете, что было! Гости собрались, ждут жениха, его нет, невеста в слезы. А жених не может даже рта раскрыть, чтобы прокричать в телефонную трубку свои извинения. Весь покрыт каменной пеной! Весь! До кончиков ушей! Целую неделю от него зубилом отколупывали кусочки камня. Свадьба расстроилась, сестричка заявила, что она не такая дуреха, чтобы связать свою жизнь с недотепой, который ухитрился сам себя превратить в каменного истукана…

Болтая таким образом, парень оттащил в сторону чемодан, достал из багажника автомобиля тряпку и обтер ею коммивояжера. Конечно, это мало помогло, фиолетовые пятна еще больше размазались по костюму, но в первый раз за сегодняшний безумный день Прайс почувствовал теплое человеческое участие, и это принесло ему облегчение и даже радость.

Через несколько минут он уже сидел за рулем автомобиля, хотя все еще содрогался от приступов кашля. Когда машина тронулась, парень дружески помахал ему вслед, но Прайсу внезапно показалось, что глаза парня смотрели холодно и недоброжелательно. По спине коммивояжера пробежал холодок.

Не сразу удалось ему отогнать от себя тяжелое чувство тревоги.

3

— Боже мой! — воскликнула Сали. — Что случилось с твоей спиной? Можно подумать, что тебя пытали у этого мистера Хэмста!

Прайс кое-как отмылся от вонючей жидкости, выброшенной на него чемоданом, и теперь искал в шкафу бумажную ночную пижаму. В зеркале он увидел у себя на спине два огромных желто-сизых синяка, каждый величиной с блюдце.

— Ты права, Хэмст действительно пытал меня. Кроме того, я ударился о раструбы электрического полотенца. В ванной было так темно…

Он попытался вздохнуть полной грудью. Спина тяжко заныла.

— Меня беспокоит наш мальчик, — сказала Сали. — У него что-то не ладится с Моди, и это его очень огорчает. Слишком огорчает. Правда, она дурнушка, и меня удивляет, как он мог влюбиться. Но она получает крупное наследство. Поговори с мальчиком.

— Хорошо. Завтра, за обедом.

Смутное беспокойство не покидало Прайса. Неодолимое желание что-то проверить, в чем-то убедиться и успокоить себя гнало сон. Как был, в бумажной пижаме и веревочных мокасинах, Кен вышел в крохотный палисадник, который при покупке домика именовался «парком», и зашлепал к гаражу.

Он сунул палец в дырку электронно-оптического узнавателя.

Чувство тревоги усилилось. Прайс с трудом дождался, пока узнаватель сравнит узор на его пальце с образцом и впустит в гараж.

Он вынул из багажника чемодан с рекламным образцом выключателя мозгов, открыл его и остолбенел. Выключатель мозгов исчез! Вместо него в чемодане валялся кусок металла, подложенный «для тяжести»… Тот парень, который помог ему вырваться из капкана, скрытого в чемоданной ручке, украл выключатель… Украл… Исчез аппарат, секрет которого стоил миллион… Пропал рекламный образец стоимостью по меньшей мере в сотню недельных заработков Прайса. Что скажет Директор? Он вышвырнет его на улицу. Нет, убьет. Сотрет в порошок, уничтожит… Надо звонить в полицию. Бесполезно, это не обычное мелкое ограбление, тут скрываются дела поважнее, от этого происшествия за три мили пахнет промышленным шпионажем. Полиция в таких делах бессильна. Обратиться за советом к адвокату? Все равно что просить у врача совета, как воскресить покойника, сожженного в крематории сто лет нааад. Ты еще шутишь, Кен? Мрачные шутки. Приготовься к самому худшему. Прайс подумал о самоубийстве, и, странное дело, ему стало легче. В конце концов у человека всегда есть выход из тупика. Последний выход. Стоит только надеть шланг на выхлопную трубу автомобиля, просунуть шланг внутрь, покрепче захлопнуть дверцу машины и запустить двигатель… Он поискал глазами подходящий шланг и… отложил задуманное на послезавтра. Он проведет последнее воскресенье с семьей, потом безропотно и тихо уйдет навсегда. Неудачник! Уйдет навсегда, если только счастливый случай не спасет его. Конечно, он неудачник, но все же ему иногда везло в жизни… Надежды — сны бодрствующих…

Он принял две пилюли «Гипно» и заснул тревожным сном приговоренного к смертной казни.

…Воскресный обед собрал всю семью. Первым пришел отец Сали. Когда Кен Прайс вошел в столовую, тесть успел устроиться на любимом месте Прайса, подложив под себя свернутое грязноватое мексиканское одеяло, с которым никогда не расставался. На столе в луже алой крови лежал отрубленный человечий палец. Прайс вздохнул.

«Начинается, — подумал он. — Обычные шуточки дорогого тестя».

Конечно, лужа крови — всего лишь красный лакированный картон, а палец — из полиакриламида. Произведение фирмы «Ежедневные ужасы». Но все же… рядом с обеденным прибором обрубок, пусть даже искусственный… Бр-р… Но успокойся, Кен, ты решил провести последнее воскресенье в тихом семейном кругу.

Коммивояжер побаивался тестя. Тот прослыл на весь квартал отчаянным шутником. Всю жизнь он работал билетером в кинотеатре «Вампик». Сорок лет, полусогнувшись, в темноте, подсвечивая слеповатым фонариком, он усаживал посетителей в удобные кресла и снова шаркал по проходу, согнувшись громоздкой запятой, свистящим шепотом приглашая очередную парочку. Когда пришла старость и крохотная пенсия, старик впервые разогнулся и заговорил в полный голос.

На беду для всех он решил развлекаться самым игривым образом и щедро выплескивал на окружающих весь запас мрачного юмора, накопленного в темном зале «Вампик». Любимым занятием его стало изучение каталогов «Ежедневных ужасов».

Последнее, что он приобрел, истратив половину пенсии, были магнитозаписи предсмертных стонов, леденящего душу скрежета зубов и бреда параноика. Громкоговорящее устройство, толщиной не более вязальной спицы, снабженное буравчиком, позволяло, проткнув стену, устроить соседям ночной концерт душераздирающих воплей. Фирма гарантировала, что найти источник звука невозможно. Обожал старик и другое, более дешевое приобретение фосфоресцирующие составы, превращающие любую кошку в исчадие ада. Альбом специальных узоров, которые следовало наносить этими красками на кошек, фирма приложила бесплатно.

Прайс отодвинул стул. Клочья омерзительной паутины свисали с сиденья и тащились за стулом, приклеившись к ножке стола. Тесть довольно захихикал синтетическая паутина выглядела натурально и достаточно противно. Предстоял трудный разговор с сыном, еще большие трудности — впереди, не стоило тратить силы на бесполезное пререкание со стариком, и Прайс вьгмученно улыбнулся.

Сын Генри, бледный, с покрасневшими глазами — следы сверхурочной ночной работы, — тыкал вилкой в кусочки поджаренного хлеба. То же самое сделал и Прайс, а тесть с заблестевшими от удовольствия глазами наблюдал за ними.

Когда старик уходил утром в пивную, Прайс обшарил его комнату, но ничего не нашел, кроме дюжины заводных клопов, которых тесть намеревался подложить кому-нибудь под одеяло. Между тем коммивояжер точно знал, что старик не так давно обновил свой запас сюрприз-бутербродов, намертво приклеивающихся к зубам, и зудящих конфет, издающих при раскусывании нестерпимое жужжание, напоминающее бормашину. Теперь каждый кусок хлеба, ветчины или кекса приходилось протыкать вилкой раньше, чем отправить его в рот.

Обед начался молча. Сали поймала взгляд Прайса и показала глазами на Генри: «Начинай! Чего ты ждешь?» Прайс мотнул головой: «Сейчас!..» Почему он перестал понимать сына? Вот он рядом — протяни руку, сможешь дотронуться до его плеча — и вместе с тем так далеко. Словно и нет его здесь. О чем он думает, машинально поглощая суп? О своей работе? Она ему мало приятна. О Моди? Кто она сыну — невеста, возлюбленная или просто знакомая? Даже это он, отец, не знает. Прайс задумчиво поболтал ложкой в супе…

Кошмар!.. Ужас!.. Какая гадость!.. В тарелке, извиваясь среди янтарных капель жира, плавали толстые белые черви. Прайс прижал к губам салфетку. Тесть вскочил со стула и захлопал в ладоши.

— Удалось! Удалось! Славная шуточка!

Он ухитрился подсыпать в тарелку горсть извивающихся полимерных макарон. В такие минуты Прайс ненавидел тестя, жену, самого себя. Долго сдерживаемое раздражение готово было прорваться наружу. Но тесть захохотал совсем оглушительно, и вдруг у него из рта выскочили искусственные челюсти. Они упали на стол и, громко клацая зубами, запрыгали между стаканами. Тесть оторопел.

— Два — ноль в мою пользу, — спокойно сказал Генри. — Сегодня утром я подложил в твой стаканчик челюсть-самоходку. Изделия фирмы «Ежедневные ужасы» доступны любому. Не так ли, дед?

— Мы все любим шутки, — примирительно сказала Сали. — Шутить очень модно. Говорят, что пять минут смеха заменяют по витаминности литр томатного сока.

— Злобные шуточки, — пробурчал Кен.

— Мама права, — сказал Генри. — Надо шутить. Знаешь, папа, как надо шутить? Напористо и страшно. Мы живем в страшном мире. Надо быть жестоким и страшным или хотя бы казаться таким.

Глаза жены умоляли: «Поговори с мальчиком! Теперь самое время!» Прайс откашлялся.

— Мы давно не видели Моди, — начал он. — Она здорова? Ты встречаешься с ней?

— Она здорова. У нее умер дядя.

— Так… так… Она горюет, ей не до нас. Это похвально.

— Моди действительно горюет. И я вместе с ней. Но боюсь, папа, что причина нашего горя совсем не та, что ты думаешь.

Вмешалась Сали. Как всегда, ее вопросы оказались более практичны.

— Говорят, что дядя был крупным акционером фирмы «Галеты „Пупс“»?

— Он держал почти половину акций. А Моди была его единственной наследницей.

— Была?

— Да. Несостоявшаяся наследница.

Генри прорвало. Он заговорил быстро и сбивчиво:

— Вы знаете, я работаю много. Каждый день я проверяю километры кабелей. Подводка к телекамерам негласного надзора. Прячусь от любопытных глаз, делаю вид, что ремонтирую папиросные автоматы или интересуюсь уличным освещением. Я обслуживаю район 301-Б. Телекамер тотального надзора все прибавляется. Теперь полицейское управление ставит их возле каждой магазинной двери. На перекрестках — по четыре, по восемь камер. Даже на крышах. Камер все больше, а платят по-прежнему. Я сбиваюсь с ног. Наследство Моди было моим главным шансом. Единственным шансом. Я хотел учиться. Ты знаешь, папа…

— Неужели старик не оставил ей ничего?

— Ничего. Даже фаянсовой плевательницы. Перед смертью он становился все подозрительнее и подозрительнее. Часто повторял: любовь наследников мираж. Потом приобрел кресло-индикатор.

— Это еще что такое?

— В сиденье кресла вмонтированы специальные клапаны. По степени расслабления или напряжения ягодичных мышц кресло определяет искренность слов того, кто в нем сидит. Шарлатанство, разумеется. Но старый богач верил в креслоиндикатор больше, чем в людей. Он пригласил Моди, угостил чаем с вишневым вареньем. Завел разговор о своих болезнях. Моди уверяла, что желает его видеть живым и здоровым еще много лет. А кресло просигналило: «Врет!» Ягодичные мышцы подвели нас.

— Но старик бездетный вдовец. Кому же он оставилнаследство?

— Кому? Роботу!

— Роботу?

— Старому домашнему роботу-камердинеру. В награду за долголетнюю безропотную службу.

— Не может быть! Неслыханно!

— Оставляют же наследство любимому попугаю или кошке. Так роботу и подавно. Юридически все правильно. Роботу назначили официального опекуна. Теперь эта электронная кукла обеспечена смазкой и атомными батареями до дня страшного суда. Аминь!

Тесть злобно захихикал. История с креслом-индикатором ему понравилась. Хотя лично он мог оставить наследникам только подержанный гуттаперчевый череп с присосками, который дед уже несколько раз ухитрялся прикреплять к заднему стеклу автомобиля соседа.

Генри стукнул кулаком по столу.

— Я готов на все, чтобы поправить свои дела. Теперь у меня с Моди все как-то изменилось. Она чувствует себя виноватой передо мной, а я иногда ее жалею, иногда хочу быть очень жестоким к ней.

Сали всхлипнула.

Разочарования, потери, обиды — большие и маленькие — сопровождали Прайса всю жизнь. Он сочувствовал Генри и вместе с тем был недоволен им. Многое не понравилось ему сегодня в мальчике, но главное случилось — стена непонимания треснула, и в трещину он мог, наконец, просунуть руку, чтобы дотронуться до плеча сына.

— Я поговорю с Директором, мальчик. Ты знаешь, мы с ним почти приятели. Боюсь, что в полицейском управлении твоя карьера застопорится, а «Медикал-Секьюрити» нужны электромеханики. Полицейское управление потеряет опытного монтера, тем хуже для них. Выше голову, малыш!

Что он болтает? Жалкие слова утешения. Легко ободрять другого, даже если это твой сын. После пропажи выключателя мозгов нельзя и помышлять о том, чтобы устроить сына в «Медикал-Секьюрити». Он солгал сыну в первый и последний раз. В последний раз… Как страшно… Что думают люди перед этим: в последний свой день. День, который ему отравил тесть своими живыми макаронами и синтетической паутиной… Надо пойти в гараж и отыскать кусок шланга…

Чемодан валялся почти у порога гаража. Прайс открыл его, чтобы еще раз убедиться — смертный приговор подписан… О!.. Выключатель мозгов мирно лежал в чемодане, Померещилось? Нет, вот он, его можно взять в руки… Тяжелый… Значит, кто-то свободно вошел в гараж и вышел, и оптический узнаватель пропустил его. Кен ударил кулаком по оптическому узнавателю. Идиотский ящик! Какой олух тебя конструировал? Но не это главное. Выключатель мозгов похитили и возвратили. Зачем? Абсолютно ясно. Похитителей интересовал секрет устройства выключателя, подробности схемы. За те сутки, пока аппарат был в их руках, специалисты могли докопаться до самой сути… Немедленно позвонить Директору. Прайс рванулся к выходу. Стоп! Ты хочешь погубить себя? Тебе хочется прожить остаток своих дней на пособие по безработице? Или висеть тяжелым грузом на шее у сына, которому и так несладко? Стой! Ни слова, ни словечка, ни гугу! Ничего не знаешь, ничего не видел. В самом деле, зачем тебе понадобилось вчера вечером лезть в гараж и открывать чемодан? Пришел бы вот только сейчас, увидел, что выключатель мозгов на своем месте — и ничего бы не знал. Никто ничего не сможет доказать. У тебя есть оправдание. Оправдание? Как оправдаться перед самим собой? Совесть замучает тебя. В начале следующего месяца «МедикалСекьюрити» начнет производить эти аппараты крупными партиями. Выключатель мозгов не игрушечная ракета, не бормашина. Если злоумышленники узнали его секрет, последствием будет разорение изобретателей, сумасшествие ученых, гибель талантов. Он все же идет звонить Директору!..

Стой!.. Вспомни, что представляет из себя твой Директор.

4

Жене и сыну Прайс выставлял свои отношения с Директором так, будто они добрые приятели: «Он сказал мне „Молодчина!“ и предложил сигару. Мы очень мило поболтали».

«Вчера опять забежал к Директору, оторвал от срочного дела, мне стало неловко, хотел уйти, но он задержал меня. Обещал перевести в начальники отдела. Сам затеял этот разговор. Осведомлялся о тебе, Сали…».

Прайс лгал. Директор не мог мило болтать, предлагать сигару или похлопывать по плечу. Директор представлял собой одиннадцать железных ящиков, усеянных красными бородавками индикаторов. Пупырчатый ящик № 7 вот с кем, или, вернее, с чем, имел дело Кен Прайс.

Кто-то, невидимый и всезнающий, каждую неделю вкладывал в ящик данные по изменению Коэффициента Умственного Развития, сведения о платежах прайсовских клиентов, результаты обследования его семейного положения и прочие цифры и анализы, вплоть до содержания холестерина в крови и количества крепких напитков, истребленных за неделю.

Ящик № 7 мгновенно, с быстротой хорошо смазанной молнии, выводил Индекс Профессиональной Пригодности, сумму недельного вознаграждения, иногда назначал премию. Вся жизнь коммивояжера зависела от Индекса Пригодности. Он не должен был опускаться ниже ста сорока. Сто тридцать девять — немедленное увольнение. Но и ни в коем случае не подниматься выше трехсот пятидесяти. Слишком способные сотрудники — потенциальные зазнайки и завистники или опасные интриганы. Благополучие, надежда и страх плыли по бурной реке жизни между двумя берегами, обозначенными роковыми цифрами 140 и 350.

Когда из черной дыры электронного Директора начинала выползать лента с цифрами Индекса, Прайс напрягался и застывал, как преступник, ожидающий, когда судья нахлобучит парик и промямлит первые слова приговора. Но в глазах судьи преступник все же видит презрение, жалость или на худой конец равнодушие. Здесь — ничего! Директор не имел глаз, и все человеческое было ему чуждо. Его кажущееся беспристрастие оборачивалось жестокостью. Приходя к Директору, Прайс каждый раз страдал, не понимая до конца причину своих страданий. Как один из рядовых сотрудников фирмы он имел право обращаться с просьбами и заявлениями только к ящику № 7. Разумеется, предварительно превратив эти просьбы и заявления в колонки цифр, единственно доступных пониманию Директора.

Вот и сейчас он должен срывающимся от волнения голосом продиктовать в телефон серию чисел. Ящик № 7 разжует информацию и превратит драму жизни в потрепанную магнитоленту. Он выдаст решение с тупым высокомерием ограниченного электронного идиота. И Прайс должен будет покориться этому решению. Нет, к черту! Пусть аппараты «Медикал-Секыорити» сворачивают набекрень мозги своих клиентов.

Какое до этого дело старшему коммивояжеру!

5

Все же, снедаемый угрызением совести, он доложил Директору о том, как похитили выключатель мозгов и что секрет аппарата, вероятно, уже известен злоумышленникам.

Ящик № 7 сработал быстро и четко, как клапан новенького унитаза. Приказ, записанный на магнитоленте, в переводе с электронного на человеческий язык звучал примерно так: «Меньше эмоций, мистер Прайс. Или ваш Индекс Пригодности полезет к нулю. Фирма получила заказ на выключатель мозгов. Даже содержатели педикюрных кабинетов имеют профессиональные тайны и жаждут выключать мозги, чтобы безбоязненно болтать с женами. Мы выполним их заказы во что бы то ни стало. Заключим деловую сделку, мистер Прайс, вы молчите о том, что секрет выключателя похищен, мы оставляем вас на работе в прежней должности. Свою вину вы искупите делом. Приступайте к делу! „МедикалСекьюрити“ начинает крупную рекламную кампанию в пользу вибрационных методов лечения».

Прайс облегченно вздохнул. Ящик № 7 поступил с ним неслыханно милосердно. Хотя, конечно, финансового возмездия в виде штрафа не миновать.

Уходя от Директора, Прайс уже бормотал про себя обращения к будущим клиентам, обязанным вкусить прелесть новейшего вибрационного лечения:

— Мистер Паралитик, наша дрожащая кровать, совершая тысячу двести колебаний в секунду, размягчает застывшие суставы. Ручаюсь, через полгода вы сумеете победить в беге на сто ярдов Черную Стрелу — Боба Клива…

— Дорогая миссис, мое сердце разрывается от горя, видя вашего малютку в столь плачевном состоянии. Увы, недостаточное умственное развитие не поддается лечению, кроме… Кроме Гигиеничного Вибрационного Ошейника нашей фирмы.

Он разбалтывает мозги со скоростью семнадцати килоциклов в секунду…

— Кровяные шарики, мистер Дряхлый Симпатяга, вот в чем секрет успеха у женщин. Вибрация кровяных шариков передается на расстоянии, действуя возбуждающе…

Грандиозная кампания под лозунгом «Дрожите все! Дрожите день и ночь!» поглотила дни и мысли Кена Прайса.

Он забыл о Хэмсте, изобретателе Великого Театра Призраков.

Забыл, пока тот не напомнил о себе самым удивительным способом.

6

Ночью в окно спальни постучали. Только безумец или потерявший последние крохи рассудка пьяница мог решиться стучать в окно. Стекла первых этажей уже давно делали электропроводными и на ночь пускали по ним ток высокого напряжения. Но стук повторился.

Прайс оторвал голову от пневматических присосков Самоусыпляющей Подушки, нащупал на столике шестиствольный револьвер, стреляющий струями слезоточивого газа, и осторожно, прижимаясь к стене, действуя по заветам лучших гангстерских фильмов, прокрался к окну. Все стекло заполнила прозрачно-белесая, словно медуза, чудовищная маска.

Черные впадины глаз и рта прикрывали длинные мутно-белые волосы. Крючковатый и плоский клюв, величиной с лопату гробовщика, стучал по стеклу. Прайс закричал, не слыша собственного крика, как во сне. Но Сади все же проснулась и включила свет. Тяжелые веки чудища заморгали, из впадин глаз выглянули и задрожали черные усы, похожие на антенi ну портативного телевизора. Чудище, словно притянутое светом лампы, прильнуло к окну и в следующее мгновение прошло сквозь стекло. Оно все состояло из одной огромной студенистой головы, и теперь голова эта лежала, колыхаясь, в кресле, подмигивая сквозь заросли белых волос.

— Пришелец! — взвизгнула Сали. — Марсианин!

— Вздор! — прошептал Прайс, сжимая револьвер. — Опять шуточки твоего папаши…

С грохотом и звоном упало и разбилось зеркало, висевшее возле кровати. На стене, в том месте, которое только что занимало зеркало, явственно проступил силуэт обезьяны. Силуэт набух и потемнел, приобрел выпуклость барельефа и… сквозь стену прошла в комнату рыжая обезьяна. За ней, кривляясь и скаля зубы, протиснулись еще шесть обезьян постепенно уменьшающихся размеров. Прайс схватил Сали за руку и потащил к двери, без его помощи она не смогла бы сделать эти несколько спасительных шагов.

В коридоре они наткнулись на тестя. С вытаращенными от ужаса глазами, подняв руки вверх, он медленно пятился, отступая перед вставшей на дыбы помесью гориллы с утконосом. Уродливый зверь, не обращая внимания на тестя, свернул в сторону, прошел сквозь стену в кухню, и там он или кто-то другой громко и жалобно заверещал.

Дом наполнялся грохотом, плеском, звоном, стенаниями, скрипом, плачем, воем, гулом.

Теперь уже втроем они выбежали на улицу. Генри с ними не было, он, как всегда, дежурил в ночной — «выгодной» — смене. Улица оказалась запруженной людьми. Полураздетые, не замечая друг друга, сталкиваясь и отскакивая, как бездушные мячи, они бежали к реке, а навстречу им, пронзительно завывая, неслись пожарные машины, полицейские броневики и санитарные автомобили. Ошалевшие от страха люди не замечали машин и, только когда свет фар ослеплял их, останавливались как вкопанные, бросались влево-вправо и вновь бежали к реке.

Прайсы жили в западной части района Вудхольм, там, где стадион и река образовывали почти острый угол, упирающийся в мост генерала Мэя. Толпа бежала именно туда, и Кен отчетливо представил себе, что творится на мосту.

Костлявый мужчина, закутанный в одеяло, схватил Прайса зa руку.

— Я стрелял в них! — возбужденно прошептал костлявый. — Я стрелял в них! Пули прошли насквозь, а они даже не поперхнулись…

Мужчину трясло, тяжелый револьвер, из дула которого еще вился сизый дымок, ходил ходуном в дрожащей руке.

Он помчался дальше, показывая всем, на кого натыкался, свой револьвер, и повторял:

— Я стрелял в них! Я стрелял в них! Они даже не поперхнулись!

По ночам Вудхольм освещали плохо. Все равно его обитатели с наступлением темноты прятались за бетонной скорлупой домов и домиков, спуская предохранители с электронных замков и сюрприз-капканов. Сейчас полицейские геликоптеры, повиснув над улицами, освещали беженцев прожекторами.

Пятна света бегали по толпе, выхватывая из полутьмы фигуры людей, бегущих к мосту. Катилась, как шар, толстуха, вздымая вверх короткие руки. За ней, не отставая, катилась такая же круглая и толстая собака. Женщина несла на руках ребенка, ребенок сжимал в руках куклу, кукла держала в растопыренных пальцах совсем крохотную куколку. Двое очень похожих мужчин близнецы? — толкали кресло-коляску, в которой сидела высокая прозрачно-восковая старуха.

Ближе к мосту толпа становилась гуще. Навстречу ползли полицейские броневики, стараясь разрезать людской поток на части и тем самым спасти людей от паники и губительной давки. Прайсы растеряли друг друга. Первой отстала Сали.

Кен вынужден был отпустить ее руку, когда броневик надвинулся на них вплотную. Броневики шли гуськом, сплошной железной цепью. Сали осталась где-то там, в другом потоке людей. Прайса сдавили и понесли вперед. Напор обезумевших беженцев был так силен, что его выдавило из людского месива вверх и он болтался над толпой, как тряпичная кукла, не в силах опуститься на землю.

Когда Прайс увидел бетонные устои моста генерала Мэя, он понял, что погибнет. Анкерные тумбы, удерживающие цепи моста, и каменные перила оставляли слишком узкий проход. Сейчас людская река ударит его, как щепку, о тумбы — бетонные скалы высотой в двадцать футов, и они станут грандиозным памятником на его могиле. Нет, к черту! Он вырвал одну ногу из тисков толпы и шагнул прямо по головам.

Он шел поверх людей, проваливаясь и выдергивая ноги из живой массы. Некоторые последовали его примеру. Два этажа людей — это было самое страшное, что он видел в жизни.

Пробравшись таким образом в сторону ринг-стадиона, туда, где толпа редела и рассыпалась на части, он, наконец, опустился на землю. Спасен!

Позже Кен узнал, что Сали и тесть находились в тот момент почти рядом с ним. Полицейские броневики оттеснили их также в сторону стадиона, загнали под мост, и там они переждали первый, самый обильный и страшный поток беженцев. В ту ночь десятки тысяч покинули район Вудхольма, спасаясь от нашествия призраков. Бестелесные электроннооптические привидения и чудища стали полновластными хозяевами Вудхольма, и только какое-то чудо удерживало их от проникновения в другие районы города.

Прайс почти осязаемо представил себе начало и причину катастрофы.

7

Подробности, которыми были нашпигованы газеты, убедили его, что все случилось именно так, как он думал…

…Утром в день катастрофы Хэмст пришел в Театр Призраков, где заканчивались последние монтажные работы, сам бледный, как привидение. Он смотрел в землю, горбился и ежился, страдая от озноба нервной лихорадки. А ведь последнюю неделю он чувствовал себя превосходно, и главное, каждую ночь сон его был глубок и безмятежен. Никакие Самоусыпляющие Подушки не приносили ему такого полноценного отдыха, как выключатель мозгов. Он смог по достоинству оценить творение «Медикал-Секьюрити». Хэмст — опытный инженер и изобретатель — быстро освоился с набором тумблеров, оснащающих аппарат. Выключатель скрывал в себе такую гамму возможностей, о которых, быть может, не подозревали даже те, кто его конструировал. Хэмст забавлялся, играя с собственной головой, как котенок с клубком ниток.

Включил тумблеры 1-2-16-27, и сладкая волна полной отрешенности заливает мозг. Проваливаешься в небытие, житейские дрязги исчезают стремительно, как дым сигареты под раструбом тысячесильного вентилятора. Щелкнул тумблерами 8-17-26-41, и приступ азартной деловитости хватает и теребит взбудораженный мозг. За десять минут готов пропустить сквозь себя тонну идей, монбланы проектов. Но главное…

Главное! Проклятый груз тайны, секрет производства Великого Театра Призраков, секрет стоимостью в десять миллионов, который приходится таскать в голове, никогда не расставаясь… Теперь можно выключить крохотный кусочек мозга — хранилище тайны — и тогда — о радость! о счастье! — можно болтать с друзьями, напиться пьяным, шутить с незнакомыми девушками. Делай все, что взбредет в голову, не боясь проболтаться и выдать Великий Секрет. Блаженство свободы! Будто устроил себе побег из тюрьмы, в которой томился долгие годы.

Так почему же сегодня его бьет нервная лихорадка?

Он трет лоб и силится понять «почему?». Еще час назад он знал причину тревоги, а вот сейчас забыл. Он забыл еще что-то очень важное, что понадобится именно сегодня, когда он выгонит всех монтажников из помещения Генератора Призраков и в одиночестве приступит к монтажу Сгустителя Теней. Собственно, весь секрет Великого Театра заключался в Сгустителе. Именно в нем зыбкая и невесомая квазибиоплазма превращалась в подобие реальности — в зримое, объемное и самостоятельно существующее привидение любого образа.

Сейчас он поставит в положение «включено» тумблеры 4-40-44 выключателя мозга, и уголок его памяти, тот, что хранит секрет Сгустителя, озарится яркой вспышкой. Мысленным взором он вновь увидит перед собой схему монтажа.

Он выключил этот уголок памяти, уничтожил в мозгу образ схемы вчера, после утомительных шестнадцати часов предварительного монтажа. Сейчас выключатель мозга восстановит схему. Вот они, тумблеры 4-40-44… Сейчас… Почему ему кажется, что он забыл что-то очень важное?.. Все же Театр Призраков — адски сложная штука… Сейчас он вспомнит схему монтажа Сгустителя…

…Основное здание Театра Призраков представляло собой модную комбинацию «спираль плюс шар». Двести сорок восемь колонн сизого вороненого металла поддерживали гигантскую спираль из черного бетона, вознося верхнюю площадку спирали на высоту двадцатиэтажного дома. Сооружение венчал шар, нависая еще более черной, аспидной выпуклостью далеко над витками спирали. В основании шара скрывались форсунки, непрерывно выбрасывающие облака серого пара.

Шар как бы плыл в облаках, теряя всякую связь со спиральным постаментом. Как и любое зрелище, Театр Призраков нуждался в подобных театральных эффектах. Внутри шара находились Генераторы Призраков одиннадцать залов, наполненных аппаратами, похожими на увеличенные во много раз аппараты планетария. Основной частью каждого Генератора был Сгуститель Теней — маленькие шкатулки, плотно набитые разноцветными кубиками синтетических кристаллов.

Расположение кристаллов — одно необходимое из тысячи комбинаций Хэмст хранил тоже в шкатулке… Шкатулке памяти… Сейчас он вспомнит схему расположения кристаллов… Адски сложная штука!..

Самое сложное в техническом отношении зрелище было призвано удовлетворить любые вкусы. Более того — каждый мог создать зрелище, руководствуясь собственной игрой воображения. К его услугам было сырье всевозможные призраки людей, животных и фантастических химер, из которых, словно ребенку из кубиков, не составляло труда состряпать любое зрелище. Представление без сценария и либретто, управляемые галлюцинации, божественное мифотворчество.

Проспект Великого Театра Призраков сулил: «Иллюзион-сквер № 1 „Загон Вампиров“.

Десять акров пространства, населенного чудищами по Вашему выбору. Электронный каталог, составленный профессурой мистики и оккультизма, содержит: а) систематизированный бред наркоманов, б) видения ясновидцев, г) реконструкцию первобытной магии Южных Морей, д) космический зверинец и многое другое.

Электронные смесители, повинуясь Вашему мысленному приказу, тасуют картотеку, как колоду карт, приготовляя восхитительный коктейль из различных частей тела семнадцати тысяч разнообразных электронных призраков.

Безопасность гарантируется! Помощь дежурного психиатра — за умеренную плату.

Иллюзион-сквер № 2 „Великая Замочная Скважина“.

Электронная картотека № 2 содержит все данные о жителях нашего города. Двенадцать частных сыскных агентств пополнили картотеку интимными подробностями. Сцены жизни любого семейства! Великая Замочная Скважина срывает покровы ночи. Самоучитель для новобрачных. Прозрачный город.

Разрешено Церковным советом и Службой безопасности.

Иллюзион-сквер № 3 „Долой кандалы“.

Каждый может удовлетворить здоровый инстинкт зверя.

Вызывайте призрак самого себя! С помощью Вашего призрака удовлетворяйте жажду разрушения! Акты убийства, поджогов и людоедства разрушат Ваш комплекс неполноценности. Самоубийство доступно каждому и безопасно! Ваш призрак, в точности копируя Ваши привычки и жесты, кончает самоубийством на Ваших глазах! Наблюдайте самого себя! (Четырнадцать вариантов.) Камера „Покончи с врагом своим“ предлагает свершить возмездие над призраками Ваших врагов (аутодафе над налоговым инспектором, отравление отваром из сердца гадюки нежелательного соседа — сто сорок пять вариантов)…» Проспект содержал еще девяносто семь «Иллюзион-скверов», от «Лабиринта Духов» до «Загробного Ясновидца» и «Палатки Араба». Кинокомпании, выпускающие фильмы ужасов, оказались бы разоренными дотла в день открытия Великого Театра Призраков. Хэмст был Колоссальным Изобретателем!

…Хэмст вертел в руках шкатулку Сгустителя, и холодный пот струйками бежал по его спине. Он забыл! Начисто забыл схему Сгустителя Теней… Трясущимися руками Хэмст наугад переставлял кубики кристаллов. Забыл! Что-то произошло с его годовой!.. Тумблеры 4-40-44 выключателя Мозга — они все поставлены в положение «включено». Почему же он не может вспомнить схему? Проклятый выключатель — он предал его. Ловушка! Еще раз тумблеры 4-40-44… Ничего!

Провал в памяти не исчезает. Ему показалось, что он видит в собственном мозгу черную пустую дыру. Но сознание работало лихорадочно. Выключатель мозга испорчен! Потеряв надежду выведать у Хэмста тайну Театра, конкуренты украли секрет помельче и сохраняемый, видимо, не так прилежно секрет выключателя. Их агент испортил выключатель, испортил его мозг. Конец! Крах! Завтра его счет в Тотальном Финансовом Центре превратится в ноль. Он сам уже ноль.

Хэмст скорчился, как от удара, и при этом действительно больно ударился головой о край монтажного стола. Боль отрезвила. Все же он семь лет работал над Сгустителем Теней.

Семь лет! Что-то должно сохраниться в закоулках его памяти.

Стараясь сбросить липкий груз оцепенения, он кое-как, почти наобум смонтировал Сгуститель и отдал его старшему монтажнику.

Вечером, когда окончательно растерянный, поседевший, обезумевший Хэмст включил блок энергопитания, произошла величайшая в истории Зрелищ катастрофа. Великий Театр Призраков, повинуясь наобум смонтированным Сгустителям Теней, изринул из себя толпу неуправляемых, взбесившихся привидений. По металлическим колоннам основного здания заскользили вниз гномы, упыри, ведьмы, химеры, жаболюди, вампиры, ракопауки, пираты, червочеловеки и прочая нечисть, закодированная в миллионах ячеек электронного каталога.

Адская машина Хэмста не доделала свое дело до конца — у многих призраков не хватало рук или ног, другие тащили свои головы отдельно, в пластиковых мешочках, у некоторых призрачные скелеты лишь наполовину обросли призрачной плотью. На три ведьмы пришелся один глаз, и они, яростно ругаясь, выхватывали его из орбит друг у друга. Как показали материалы Федеральной Следственной Комиссии, около двадцати процентов привидений срослись спинами или представляли из себя путаницу четырех голов и шестнадцати рук, что делало их еще более омерзительными.

Призраки и полуфабрикаты призраков быстро заполнили район Вудхольма, изгнав из домов обезумевших от страха горожан. К счастью, мощное силовое поле Генераторов сдерживало привидения, не давая им разбежаться по всему городу.

Хэмст исчез, официальная версия уверяла, что призраки-щекотуны защекотали изобретателя до смерти.

8

Оставшимся без крова беженцам Вудхольма пришла на помощь компания «Юг-Персик-Фрукт». Пятьдесят грузовых дирижаблей притащили с юга семь тысяч потрепанных автофургончиков. Проржавленные жестяные коробки обычно служили жильем для сезонников — сборщиков хмеля. Теперь за умеренную плату в них разместились те, кого прогнали на улицу призраки Хэмста. Автофургоны поставили правильными квадратами и пронумеровали. В коробочке под № 5241 поселились Прайсы.

Бегство из дома и оккупация Вудхольма сонмищем призраков особенно сильно сказались на отце Сали. Старик чувствовал себя глубоко уязвленным. Слава его как завзятого и даже опасного шутника померкла. Разве его жалкие пластмассовые черви или светящиеся кошки могли конкурировать с Вудхольмом, набитым до краев первосортными чудищами, состряпанными по последнему слову супермистики и неоккультизма?

Старик зачах, он больше не выписывал прейскуранты «Ежедневных ужасов» и целыми днями сидел неподвижно на ступеньке фургончика, бесцельно ковыряя перочинным ножом.

Зато Генри развил такую бурную деятельности, словно его подключили сразу к дюжине щекочущих нервную систему нейровибраторов. Книготорговец привез ему полтонны юридической литературы. Здесь было множество ценных пособий — от трехтомного «Юридического оракула» до самоучителя «Как вести себя на допросах первой категории». Центральное место занимали сорок шесть фолиантов «Наследственного права от Тита Примула до сенатора Паперштока». Это значило — вместе со своей невестой он начинает судебный процесс, надеясь, что федеральный суд признает завещание в пользу робота недействительным и наследство старого дядюшки все же достанется Моди. С горящими от возбуждения глазами Генри доказывал Прайсу, что федеральный закон 1901 года с поправками 1978 года исключает всякую возможность завещания в пользу автоматического устройства, и снова бежал в бог знает какую по счету юридическую контору получить совет электронного консультанта. К сожалению, дешевые автоматыюристы были запрограммированы разными юридическими корпорациями, и их противоречивые советы могли расколоть надвое самую крепкую голову.

— Знаешь, папа, я понял, что робот не имеет отношения к специальному разъяснению от пятого июля касательно психически неполноценных наследников, и поэтому над ним не может быть установлено опекунство. А сам он тем более не может наследовать, так как примечание к параграфу шестьдесят второму дополняет список возможных наследников только певчими птицами и ручными крокодилами.

Прайс неопределенно хмыкнул.

— Все же ты говорил, что суд утвердил опекунство над роботом?

— Пока только в первой инстанции. Опекуном назначили «Союз голубых братьев». Эти святоши имеют большой вес. Святой Христофор — покровитель кибернетики — снова в моде, и голубые братья пользуются его именем вовсю. Они утверждают, что обратили робота в свою веру еще при жизни дядюшки и что дядя с роботом были духовными братьями и друзьями. Поэтому, мол, механический камердинер вполне вправе наследовать дядюшкин пакет акций.

— Что же, мне кажется, что никому не возбраняется иметь другом робота. Ей-богу, они иногда лучше людей.

— Лучше людей? Что ты говоришь, отец! Вспомни своего Директора — ящик номер семь…

— Тсс!

Прайс смутился. Значит, Генри все знал. Знал, что Прайс безропотно подчиняется приказам грязного пупырчатого ящика. Знал и делал вид, что внимательно слушает отца, когда тот распространяется о своей дружбе с Директором.

— Генри, прошу тебя, — не говори о ящике маме. Мне уже все равно, я привык, но ей покажется обидным.

Такие минуты признания случались слишком редко, и оба почувствовали нежность друг к другу, потребность продолжить откровенный разговор.

— Мне дали странное поручение, — сказал Прайс. — «Медикал-Секьюрити» состряпала лекарство для призраков Вудхольма.

— Лекарство для призраков?

— Не совсем обычное лекарство. Призраки распадаются, им не хватает энергии. Через полгода Вудхольм может очиститься от этой дряни. Поэтому «Медикал-Секьюрити» придумало лекарство. Просто очень дорогие водородно-цезиевые батареи. Призраков нужно подкормить энергией. Это продлит их существование.

— С ума сойти! Кому они нужны?

— Сложная борьба, мальчик. Туристские компании надеются добиться открытия Вудхольма для туристов, им нужны призраки. Домовладельцы в ярости. Еще бы! Они хотят как можно скорее вернуть свои дома. Когда Великий Театр Призраков разорился, домовладельцы не получили компенсации. Мне думается, туристские компании сильнее — приток валюты, оживление торговли…

— А пока что ты должен тайком тащить в Вудхольм лекарство для призраков?

— Сегодня ровно в полночь я передам старику Дунну образцы батарей.

— Это опасно, папа?

— Ничуть. С чего ты взял? Призраки не опасны. Читай газеты.

— Там патрулирует полиция. Вход живым в район Вудхольма запрещен. Там творятся темные дела.

— Я знаю законы. Никто не может запретить мне честно торговать.

— Кроме того, так приказал тебе ящик номер семь?

— Да. Я должен идти.

Два дня тому назад Генри получил срочное задание. Он оборудовал полицейские машины инфраискателями, которые на расстоянии пятидесяти ярдов отличали живого человека от призрака. Появиться теперь в районе Вудхольма значило почти наверняка подставить себя под дуло снайперпулемета.

Конечно, если повезет, то… В сущности, полицейских патрулей не так уж много, а Вудхольм — самый крупный район города… Надо предупредить отца насчет инфраискателей… Бесполезно… Он пойдет все равно. Отец никогда не был трусом, но Директора он боится больше, чем снайперпулемета.

— Отец, я пойду вместо тебя. Разреши мне.

— Зачем? Ты боишься за меня? Напрасно. Со мной ничего не случится. Впрочем, если тебя не затруднит. У меня так болит лодыжка. Та, которую раздробило капканом. Пойди, мальчик, дело пустяковое. Уверяю — никакой опасности. Я могу заплатить тебе. Наверное, вам с Моди нужны деньги…

— Спасибо, отец. Потом, когда вернусь.

Он хотел сказать «если вернусь», но сдержался. Жаль отца. Рисковать должны молодые — это закаляет.

Они отправились в гараж, и Прайс передал Генри черные коробки с батареями — лекарство для призраков.

9

Черную коробку капрал принял за бомбу и нажал кнопку снайперпулемета. Когда капрал выбрался из машины и подошел к Генри, тот уже был мертв. Коробок с батареями капрал не нашел. Призрачные помощники старика Дунна оказались проворнее полицейских.

По опознавательному жетону, оставшемуся на шее Генри после очередной учебной атомной тревоги, удалось быстро разыскать его семью. Получив извещение о гибели сына, Прайс сгорбился так, будто на него навалили свинцовую плиту. Ему захотелось исчезнуть, сжаться в комок, скрыться в темной норе, окаменеть, не двигаться. Он погасил свет в крохотной кухне и сидел, не шевелясь, тупо уставившись в окно.

Время от времени яркие вспышки синего огня озаряли пустырь, где стояли фургоны. Это выброшенные на улицу безработные, устаревшие роботы, пытались продлить свое бесполезное существование. Они пробовали нелегально подключать свои энергозапасники к воздушной высоковольтной линии, проходившей через пустырь, и погибали в конвульсиях короткого замыкания.

Прайс ждал рассвета. Сали не было дома, она уехала к младшей сестре. Завтра он должен сказать ей, что Генри погиб. Как сумеет он сделать такое? Он всегда хотел добра семье, хотел доставить им радость. Вместо этого принес зло и горе — послал на гибель сына. Он никому не желал зла, он любил делать добро, а погубил Хэмста, выпустил на волю стадо чудовищных призраков, которые прогнали с насиженных мест тысячи обитателей Вудхольма… А сам он разве не призрак? Им правит кто-то, кого он никогда не видел, правит призрак, заставляя делать призрачное дело. А разве там, в темной конуре Хэмста, при свете огарка они не были похожи на призраков? Разве кругом его мало призраков? Да они всюду — призраки Корыстолюбия, Тщеславия, Лицемерия, Продажности, Жестокости… Они расползлись по городу, и весь город как район Вудхольма…

Он ждал рассвета, когда приедет Сали. Предстоит тяжелый разговор, но по крайней мере их будет двое. Наступит утро, и кончится одиночество… Призраки тоже исчезнут. Когда наступает утро, они пугливо прячутся…

Утро наступает всегда.

Послесловие

В странах капитала рядом с техникой, производящей действительно полезные вещи, процветает и развивается техника подглядывания и подслушивания, технология похищения чужих изобретений и новинок. Созданы специальные агентства и фирмы, занимающиеся промышленным шпионажем. Беззастенчиво рекламируется многообразная шпионская техника: «…электронное устройство „Снупер“ усиливает звук в 1 000 000 раз. Вы можете направить его на группу инженеров, обсуждающих важный проект, и слышать каждое слово с расстояния 200 метров…» «…Параболический микрофон Рубинстайна улавливает микроскопические вибрации оконного стекла и регистрирует разговор, происходящий за закрытым окном…» «…„Снайперской“ фотографирует чертежи в темноте…» Ярость конкуренции не знает пределов. Промышленные шпионы, оседлав вертолеты и вооружившись телеобъективами, совершают воздушные налеты, пытаясь сверху фотографировать новые цехи, химические реакторы и аппараты конкурентов.

Охота за новейшими изобретениями, химическими рецептами и прочими новинками часто кончается трагически. Папример, изобретатель оригинальных способов производства нейлона Уэллес Каротерс, ограбленный фирмой «Дюпон», покончил с собой. Город Кенигсхофен (пригород Страсбурга) лишь по счастливой случайности не был сметен с лица земли — западногерманские агенты Лосе и Линдербаум, похитив чертежи новой электропечи, хотели напоследок… взорвать завод в центре этого города.

Так что трагикомическая история Театра Призраков, гибель изобретателя Хэмста и крушение надежд «маленького человека» Кен Прайса имеют под собой вполне реальную основу. В джунглях капиталистического «свободного предпринимательства» случается и не такое!