Плот. По ту сторону времени [Стивен Бакстер] (fb2) читать онлайн

Стивен Бакстер Плот. По ту сторону времени

ПЛОТ 

1

После того, как взорвалась плавильня, интерес Риса к окружающему миру стал совсем невыносимым.

Эта смена началась, как всегда, стуком кулака Шин в железную стенку хижины Риса. Полусонный, он выбрался из гамака и нехотя приступил к привычному ритуалу пробуждения.

Сила тяжести практически отсутствовала, и вода из ржавого крана вытекала неохотно. Рис нацедил несколько мутных пригоршней, ополоснул лицо, намочил голову, привычно вздрогнув от мысли, через сколько человеческих тел прошла эта вода с тех пор, как ее собрали из пролетавшего облака. Последнее дерево с запасами продовольствия вызывали с Плота несколько десятков смен назад, и дефекты древней регенерационной системы Пояса давали о себе знать.

Рис натянул несвежий комбинезон, скроенный из одного куска ткани. Одежда уже была ему мала. Пятнадцати тысяч смен от роду. Рис был темноволос, строен, довольно высок и, как мрачно подумал он, продолжал расти. Это наблюдение неожиданно навело юношу на грустные мысли о родителях. Отец, ненамного переживший мать, умер от истощения несколько сотен смен назад. Уцепившись одной рукой за дверную раму. Рис оглядел маленькую хижину и вспомнил, в какой тесноте жили они здесь с родителями.

Отогнав грусть, он протиснулся наружу сквозь узкую дверную щель.

Ослепленный светом звезд в кроваво-красной полутьме Туманности, Рис на мгновение зажмурился… и замер — в воздухе ощущался какой-то слабый запах, вроде жареного псевдомяса. Что-то горит?

Хижины соединялись друг с другом канатами и ржавыми трубами. Рис оттолкнулся, пролетел несколько футов вдоль троса и повис, озираясь в поисках источника раздражающего запаха. Одновременно он пытался прикинуть насыщенность цвета — не был ли он глубже, чем в прошлую смену? Облака были похожи на серые клочья ваты. Они заполняли все пространство на много миль вокруг. Сквозь них плавным нескончаемым дождем сыпались на Ядро Туманности звезды. Тут и там вспыхивали слабые огоньки, знаменующие конец их недолгого существования.

Сколько же их было!

Ребенком Рис часто висел здесь, уцепившись за трос, и широко распахнув глаза считал звезды, пока не кончалось терпение.

Теперь он полагал, что звезды сосчитать невозможно, что их больше, чем волос на голове, мыслей в мозгу или слов в языке. Задрав голову. Рис посмотрел на небо. Казалось, он висит в центре гигантского светящегося облака, а небо вокруг таинственно мерцает и переливается.

Запах горелого вновь привлек внимание юноши. Зацепившись ступнями за кабель. Рис освободил руки. Под действием центробежных сил тело его распласталось в воздухе, и из этого нового положения он еще раз осмотрел свой мир. Пояс — ветхие хижины, соединенные в кольцо тросами и обрезками труб. Кольцо вращалось вокруг рудника остывшей звезды ста ярдов в диаметре. На поверхность мертвой звезды спускались канаты, скользящие по ней со скоростью нескольких футов в секунду.

Повсюду виднелись жерла дюз из светлого металла, прикрепленные к хижинам. Каждые несколько минут из какого-нибудь жерла вырывалась струя пара, и Пояс немного ускорял вращение, компенсируя сопротивление воздуха. Рис взглянул на ближайшую дюзу, укрепленную на крыше соседней хижины. Края отверстия были неровные, оплавленные. Дюзы всегда вызывали у Риса множество вопросов. Откуда их сняли, с какой машины или механизма? Кто это сделал? Зачем их поставили сюда?…

Снова пахнуло дымком. Рис потряс головой, пытаясь собраться с мыслями.

Несомненно был пересменок. Около хижин толпились рабочие — грязные, усталые, они спешили к своим гамакам. Но плавильня была окутана клубами дыма. Рис видел людей, снующих туда и обратно. Они беспрерывно вытаскивали из дымного облака какие-то темные предметы.

Тела?!

Тихо вскрикнув. Рис изогнулся, ухватился за канат и стал быстро пробираться к плавильне.

На подходе к дымовому облаку он остановился. От запаха горелого мяса Риса чуть не вывернуло наизнанку. Из дыма, медленно, как во сне, появились две фигуры. Они тащили жуткий бесформенный сверток. Рис потянулся помочь им, стараясь скрыть свою слабость. Под его руками захрустела обгорелая плоть.

Тело завернули в грязное одеяло и осторожно унесли. Перед Рисом оказался один из спасателей. На закопченном лице блестели белки глаз. Юноша не сразу узнал Шин, начальницу смены.

Риса влекло к ней. И даже сейчас, в столь неподходящий момент, он, к своему стыду, понял, что ощупывает глазами испачканную кровью грудь.

— Ты опоздал, — сказала Шин охрипшим от дыма голосом.

— Извини. А что случилось?

— Взрыв! Ты что, не видишь?

Откинув со лба волосы, она повернулась в сторону дымовой завесы. Наконец Рис смог разглядеть то, что осталось от плавильни. Казалось, некая гигантская рука смяла ее правильный куб.

— Уже два погибших, — сказала Шин. — Проклятье. Если бы Горд лучше знал свое дело и мог построить в этом мире хоть что-то достаточно прочно, мне не пришлось бы соскребать со стен тела моих товарищей, как протухшее псевдомясо. Будь оно все проклято!

— А что мне делать?

Шин обернулась и раздраженно взглянула на Риса. Юноша почувствовал, как вспыхнули от страха и смущения его щеки. Шин смягчилась.

— Помоги перенести остальных. Держись за мной, и все будет в порядке. И старайся дышать носом, ладно?

Тут она снова нырнула в облако дыма. Рис немного помедлил и устремился за ней.

Трупы извлекли и отправили в последний путь сквозь Туманность. Родственники отнесли раненых в свои хижины. Пожар удалось погасить. Дым рассеялся. Главный инженер Пояса, Горд — невысокий блондин, лазил среди руин, прикидывая возможность восстановления плавильни, и горестно качал головой. Рис заметил, с какой ненавистью смотрели на него родственники погибших и раненых. Но нельзя же во всем винить Горда!

…Но если не его, то кого же?

Смену Риса отменили. В Поясе, по другую сторону кольца, была еще одна плавильня. Наверное, в следующую рабочую смену Риса направят туда, но сейчас он был свободен.

Юноша не спеша продвигался к своей хижине. Как зачарованный, смотрел он на бурые следы, которые оставляло его прикосновение на канатах и крышах хижин. Рису казалось, что голова его все еще полна дымом. У входа в свою хижину Рис остановился, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха, но от красного мерцания умирающих звезд воздух казался таким же густым, как и дым. Временами в Туманности просто нечем было дышать.

«Если бы только небо было голубым», — мелькнуло у него в голове. Интересно, на что похож голубой цвет? Отец рассказывал Рису, что, когда он был маленьким, на небе, по краям Туманности, далеко за облаками оставались голубые просветы. Рис закрыл глаза, стараясь представить себе незнакомый цвет, и стал думать о прохладе и чистой воде.

Так, значит, мир изменился со времен его отца. Почему? Интересно, он будет меняться дальше? Вернется ли холодный голубой цвет или останется только эта тревожная кровавая краснота.

Рис протиснулся в хижину и открыл кран. Потом снял комбинезон и принялся соскребать с себя запекшуюся кровь. Он скреб и скреб, пока ему не стало больно.

КОЖА ОТСТАВАЛА ОТ ТЕЛА ПОД ЕГО РУКАМИ КАК КОЖУРА С ГНИЛОГО ПЛОДА, И ОБНАЖАЛИСЬ БЕЛЫЕ КОСТИ…

Рис лежал в гамаке, широко распахнув глаза, погрузившись в размышления.

Вдалеке три раза прозвучал колокол. Значит, прошло только полсмены, осталось полторы, целых двенадцать часов. И все это время придется торчать в хижине.

Еще немного — и он сойдет с ума.

Юноша выбрался из гамака, оделся и выскользнул из хижины. Кратчайший путь к заведению Квотермастера лежал мимо разрушенной плавильни, но Рис намеренно повернул в другую сторону. Он пробирался мимо хижин, и из открытых окон и дверей ему сочувственно кивали знакомые. На Поясе жило около двухсот человек, и трагедия коснулась почти каждого. Из многих хижин доносились стоны и крики боли.

Рис жил один и редко общался с кем бы то ни было, но в Поясе знал почти всех. Сейчас он скользил мимо хижин, в которых, должно быть, страдали, может быть, даже умирали люди, чем-то близкие ему. Но Рис не останавливался, и вокруг него, подобно дымному облаку, сгущалось одиночество.

Бар Квотермастера был одним из самых больших строений Пояса — около двадцати футов в ширину. Внутри висело множество тросов, стойка занимала целую стену. В эту смену бар был переполнен. Запах алкоголя, табачный дым, гул голосов — все это оглушило Риса. Джейм, бармен, хрипло посмеиваясь в спутанную седеющую бороду, бодро обслуживал посетителей. Рис добрался до края толпы и, хотя ему не хотелось возвращаться в свою пустую хижину, вдруг понял, что сегодня это не для него. Он повернулся, чтобы уйти…

— Рис! Подожди…

Это была Шин! Она отделилась от небольшой группы мужчин (один из них — гигант устрашающей наружности — рудокоп по имени Роч, окликнул ее пьяным голосом), ее щеки блестели от пота — в баре было жарко. Правда, Шин успела переодеться и состричь обгоревшие волосы, но голос ее все еще звучал хрипло. И еще от нее пахло дымом.

— Хорошо, что я тебя заметила. Возьми! Кажется, тебе это не помешает, — она протянула Рису матовую сферу с напитком.

Внезапно смутившись. Рис сказал:

— Я хотел уйти.

— Знаю.

Шин приблизилась и подтолкнула сосуд, который легко ударился о грудь юноши.

— Все равно возьми.

Рис снова ощутил притяжение ее тела — как тепло в желудке. Почему действие гравитационного поля Шин так отличается от других? Он не мог оторвать глаз от ее обнаженных рук.

— Спасибо.

Он взял питье и пососал выступающий пластиковый сосок. Горячая жидкость обожгла язык.

— Наверное, мне действительно это необходимо.

Шин смотрела на него с неприкрытым любопытством.

— Странный ты парень. Рис, а?

Рис взглянул на нее и неожиданно заметил, что у нее молодая гладкая кожа. Он вдруг понял, что Шин не намного старше его.

— Почему странный?

— Ты весь в себе.

Рис пожал плечами.

— Послушай, надо избавляться от этого. Тебе нужна компания. Нам всем она нужна. А особенно после такой смены.

Рис неожиданно спросил:

— А что ты имела ввиду тогда?

— Когда?

— Во время взрыва. Ты сказала, что в этом мире очень трудно построить что-либо достаточно прочное.

— Ну и что?

— Но разве мир может быть другим?

Шин отпила глоток, не обращая внимания на громкие призывы друзей за спиной.

— Не все ли равно!

— Мой отец всегда говорил, что рудник нас всех убивает. Люди не приспособлены для работы там, где надо ползать в колесных креслах при тяжести в пять «же».

Шин засмеялась.

— Ну ты и тип. Рис! Честно говоря, я не настроена на отвлеченные разговоры. Предпочитаю оглушить мозг этим перебродившим псевдофруктовым соком. Так что либо присоединяйся к нам, если есть желание, конечно, либо ступай и смотри на звезды. Договорились?

Шин вопрошающе взглянула на юношу и отплыла С деланной улыбкой он покачал головой и отвернулся. В то же мгновение Шин исчезла в клубящейся компании.

Рис допил, протолкался к стойке, вернул сферу и вышел.

Над Поясом нависло тяжелое облако, беременное дождем. Видимость снизилась до нескольких футов, воздух стал особенно кислым и противным.

Машинально перебирая руками. Рис полез по канату. Он проделал полных два круга, скользя мимо таких привычных хижин, стараясь не обращать внимания на лица, на сырое облако, на неприятный воздух, стараясь не думать об ограниченности Пояса. Все это неожиданно резануло его. В голове крутилось множество вопросов. Почему используемые людьми материалы и методы строительства так мало приспособлены к условиям этого мира? И почему сами человеческие тела настолько беззащитны перед ним?

Почему родители умерли, так и не ответив на вопросы, с детства мучившие его? Да, но ведь родители разбирались в этом не лучше, чем сам Рис. Все, что они смогли рассказать сыну, было не более чем легендами. Детские сказки о Корабле, Команде, о каком-то Кольце Болдера… Но родители верили в эти сказки. Они, как и остальные обитатели Пояса — даже такие умные, как Шин, — полностью смирились со своей судьбой. Одного только Риса мучили вопросы, на которые не было ответов.

Почему он не может стать таким, как все? Почему не может просто принять все как есть?

Рис остановился, чтобы отдохнуть. Руки болели, на лицо оседали капельки тумана. Во всей вселенной было одно, единственное существо, с которым он мог бы поговорить — существо, которое могло бы более или менее вразумительно ответить на его вопросы.

И этим существом была Роющая машина.

Следуя внезапному порыву. Рис огляделся. Ближайшая станция рудничного подъемника была ярдах в ста. Рис энергично начал перебирать канат.

Как он и думал, на станции никого не было. Эта смена была полностью посвящена оплакиванию погибших, рабочие следующей смены придут часа через два, не раньше.

Станция — металлическая хижина кубической формы, чуть поменьше других таких же хижин — была встроена в Пояс. Почти все помещение занимал массивный барабан, на который был намотан тонкий трос. Барабан крепился на лебедке из нержавеющего металла, а на конце троса висело тяжелое кресло, снабженное массивными колесами. Кресло было обито толстым слоем мягкого материала, сверху виднелся упор для шеи и головы. С одной стороны барабана на стойке была закреплена панель управления — квадрат размером с ладонь, на котором располагались разноцветные тумблеры, каждый величиной с кулак. Рис быстро установил переключатели на спуск, и барабан лебедки завибрировал.

Юноша скользнул в кресло и постарался как можно лучше разгладить одежду — внизу, на поверхности звезды, складки режут кожу, как ножом. Вспыхнул красный огонек, и дно станции с тихим скрипом отошло в сторону Барабан начал вращаться, разматывая трос. Дряхлый механизм визжал и скрипел.

Рис провалился сквозь отверстие в густой туман. Кресло двигалось вдоль троса, протянувшегося на четыреста ярдов до поверхности звезды. От изменения силы тяготения юноше свело желудок. Скорость вращения Пояса была чуть выше орбитальной — чтобы удержать цепь хижин в натяжении, и несколькими ярдами ниже центростремительная сила стала уменьшаться. Поэтому какое-то время Рис находился в состоянии полной невесомости. Потом он вошел в гравитационное поле звезды, и тяжесть свинцовой гирей сдавила ему легкие.

Несмотря на все возрастающие неприятные ощущения, Рис испытывал освобождение. Интересно, что бы подумали товарищи по работе, если бы увидели его сейчас? Спускаться в рудник в свободное время, и зачем? Поговорить с Роющей машиной?

Перед ним предстало лицо Шин — умное, скептическое.

Рис почувствовал, как у него вспыхнули щеки, и обрадовался туману.

Вдали показалось ядро звезды — шар из пористого железа пятидесяти футов диаметром. Направляющий трос, как и другие такие же, равномерно распределенные по окружности Пояса, тащился по экватору звезды.

Спуск замедлился. Рис представил себе, как четырьмястами футами выше надрывается лебедка, изо всех сил преодолевая силу тяготения звезды. Теперь вес возрастал быстрее, приближаясь к раздавливающему грудь максимуму в пять «же».

Колеса кресла начали с шумом вращаться и осторожно коснулись движущейся железной поверхности. От толчка у Риса перехватило дыхание. В то же мгновение трос, отсоединившись, закачался, как маятник. Кресло медленно покатилось к платформе, подальше от тросов.

Несколько минут Рис молча сидел на пустынной звезде, пока дыхание не пришло в норму. Он поудобнее устроился в мягком кресле и осторожно приподнял правую руку. Рис сумел дотянуться до небольшого щитка управления на подлокотнике.

Он чуть наклонил голову направо. Потом налево. Кресло одиноко стояло посреди железной площадки. Поверхность, испещренная глубокими бороздами и мелкими кратерами, была покрыта толстым слоем ржавчины. До горизонта было не больше десяти ярдов. Казалось, Рис сидит на самой верхушке сферического купола. Пояс, едва различимый сквозь густой слой тумана, напоминал движущуюся в небе связку коробочек, за пять минут совершающую полный оборот вокруг застывшего ядра.

Рис часто размышлял над тем, какая последовательность событий могла привести к тому, что он сейчас наблюдал. Прошло, наверное, несколько миллионов смен с той поры, когда звезда достигла конца активного периода жизни, оставив после себя медленно вращающееся ядро из добела раскаленного металла. На поверхности этого огненного моря должны были образоваться островки застывшего железа. Наверное, они сталкивались друг с другом и иногда соединялись. Потом на поверхности ядра образовалась корка. Постепенно охлаждаясь, она становилась все толще и толще. При остывании в металле возникали полости, воздушные пузыри, пустоты, пронизывающие всю сферу. Именно благодаря этому люди смогли впоследствии проникнуть внутрь. И, наконец, над сверкающей металлической поверхностью поработала насыщенная кислородом атмосфера Туманности. Теперь ядро покрывал бурый слой окисла.

Сейчас ядро, скорее всего, полностью остыло, но Рису хотелось думать, что он чувствует слабое тепловое излучение поверхности — жалкие остатки былого жара.

Внезапно сверху донесся вой. В воздухе что-то блеснуло и врезалось возле кресла Риса в слой ржавчины, оставив свежий мини-кратер. Преодолевая тяготение, из кратера вырвалась слабая струйка пара.

В воздухе просвистело еще несколько маленьких снарядов.

Дождь. Дождь, который при такой гравитации скорее походил на град.

Рис выругался и потянулся к панели управления. Кресло покатилось вперед, и каждая неровность почвы болезненно отдавалась во всем теле. До входа в рудник оставалось несколько футов. Как мог он совершить такую глупость и, зная, что может пойти дождь, опуститься на поверхность один? Капли падали чаще и чаще, с воем врезаясь в поверхность звезды. Юноша съежился и вжался в кресло, каждый момент ожидая, что капля попадет ему в голову или на ничем не прикрытые руки.

Вход в рудник представлял собой длинный треугольный разрез в покрытой ржавчиной коре. Кресло нестерпимо медленно катилось по неглубокой выемке в недра звезды. Наконец над головой Риса оказалась крыша, по которой стучал безопасный теперь дождь.

Подождав несколько минут, пока успокоится дыхание, Рис покатился вниз по пологому петляющему проходу. Свет Туманности слабел, сменяясь белым светом равномерно расположенных, ламп. Никто не знал, как работают эти небольшие сферы. Лампы горели здесь тысячи смен без всякого ухода. Иногда цепь прерывалась темнотой: это означало, что здесь лампа вышла из строя. Минуя темные участки. Рис каждый раз с содроганием думал о далеком будущем, когда перегорят последние лампы и рудокопам придется работать в полной темноте.

Проехав примерно треть окружности звезды. Рис заметил, что свет Туманности исчез совсем. Шум дождя стих. Юноша достиг широкой цилиндрической камеры. Ее нержавеющие стенки блестели в свете лампы. Это, собственно, и был вход в рудник. По бокам виднелось пять круглых проемов, которые вели в глубь звезды. Здесь Кроты — Роющие машины — добывали и очищали железо, поднимая его на поверхность в виде удобных для транспортировки кусков металла.

Собственно говоря, функции людей в руднике лишь дополняли ограниченные способности Роющих машин в принятии решений при регулировании производственного процесса или при отдаче указаний по прокладке новых тоннелей в обход вышедших из строя кресел. Впрочем, мало кто из работников был способен на большее… хотя некоторые рудокопы, такие, как Роч, напившись, любили рассказывать о своей удали в условиях высокого тяготения.

Из ближайшего проема послышался рокочущий, скрежещущий звук. Рис развернул кресло. Через несколько минут из тоннеля показался тупой нос, и в камеру медленно, нестерпимо медленно вползла машина — тусклый металлический цилиндр футов пяти длиной. Такие машины рудокопы называли Кротами.

На носу у Крота крепились режущие устройства и захваты — челюсти для переработки железа. Сзади располагался широкий короб, в котором валялось несколько кусков только что срезанного железа.

— Состояние! — резко сказал Рис.

Крот остановился и ответил, как отвечал всегда:

— Множественные повреждения датчиков.

Его ровный высокий голос звучал откуда-то из глубины потрепанного корпуса.

Рису часто казалось, что если бы он понял смысл этого короткого сообщения, то разобрался бы во многих мучивших его загадках окружающего мира.

Из носа Крота выполз манипулятор. Он дотянулся до короба на спине и начал складывать на полу куски металла величиной с голову. Некоторое время Рис наблюдал за работой. В местах соединения Носовых приспособлений, осей колес и короба с корпусом виднелись следы грубой сварки. А длинные тонкие швы на поверхности Крота, без сомнения, указывали на то, что оттуда давным-давно были срезаны какие-то детали. Рис полуприкрыл глаза, чтобы видеть только общие очертания Крота. Что могло быть на месте этих шрамов? Внезапно его осенило: Рис представил себе дюзы, обеспечивающие вращение Пояса, установленными на Кроте. Мысленно он передвигал детали, присоединял их под разными углами и вновь отсоединял. Могли ли дюзы действительно крепиться к Кроту? Был ли Крот когда-то летающей машиной, которую позднее приспособили для работы в руднике?

Но, возможно, на месте этих шрамов находились иные, давно забытые устройства, назначения которых Рис даже не мог себе представить — возможно, те самые «датчики», о которых говорил Крот.

На Риса накатила волна ничем не объяснимой благодарности к Кротам. Во всем огромном гибнущем мире они одни, такие загадочные, были необычными, ни на что не похожими. Они будоражили воображение Риса. Впервые он стал задумываться о том, что мир способен меняться со временем, еще несколько сотен смен назад, когда Крот неожиданно спросил, не кажется ли Рису, что воздух Туманности стал менее пригоден для дыхания.

— Крот… — позвал юноша.

Из носа машины вытянулась членистая металлическая рука, и Рис увидел наставленную на него камеру.

— Сегодня небо кажется еще более красным.

Выгрузка металла не замедлилась, но небольшие линзы оставались неподвижными. На носу машины замигала красная лампа.

— Введите, пожалуйста, показания спектрометра.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Рис. — А если бы даже и понимал, у меня все равно нет «спектрометра».

— Пожалуйста, введите цифровые данные.

— Я все равно не понимаю, — терпеливо объяснил Рис.

Некоторое время машина изучала его.

— Насколько покраснело небо?

Рис открыл рот… Он не находил слов.

— Не знаю. Краснее. Темнее. Не такое темное, как кровь.

Линзы разгорелись алым цветом.

— Калибруйте, пожалуйста.

Рис представил себе, что смотрит на небо.

— Нет, не такое яркое.

Сияние прошло несколько градаций от малинового до мутно-кровавого.

— Немного назад… — сказал Рис. — Стоп. Кажется, такое.

Линзы померкли. Лампа на носу, по-прежнему красная, засветила ровно и ярко. Рис вспомнил об аварийной лампочке на панели лебедки, и мурашки пробежали по его натянутой притяжением коже.

— Крот. Что означает этот свет?

— Предупреждение, — сказал тот ровно. — Изменение окружающей среды угрожает существованию жизни. Рекомендуется использование систем жизнеобеспечения.

Рис понял слово «угрожает». Но что означало остальное? Что такое системы жизнеобеспечения?

— Крот, что мы должны делать?

Но Крот не ответил, он спокойно продолжал разгружать короб.

Рис смотрел на него, лихорадочно соображая. События последних нескольких смен начали складываться в его мозгу, как элементы головоломки.

Мир был жесток к людям. Взрыв это доказал. И сейчас, если Рис правильно понял слова Крота, ему казалось, что краснота неба предвещает гибель, что сама Туманность, как гигантская лампа, предупреждает об опасности.

Вернулось ощущение, которое давило сильнее, чем притяжение остывшей звезды. Как быть? Кто согласится выслушать его? Он — всего лишь неразумный подросток, а все его страхи основаны на предположениях, смутных и неясных.

Интересно, когда придет конец, он все еще будет подростком?

В мозгу замелькали апокалипсические сцены: он представил себе угасающие звезды, исчезающие облака и воздух, окислившийся, не насыщающий легкие.

Пора подниматься на поверхность, потом надо вернуться на Пояс и что-то придумать. Во всем этом мире было только одно место, где он мог бы найти помощь.

Плот. Рис должен каким-то образом попасть на Плот.

Полный ощущения новой цели, смутной, но влекущей, он развернул кресло и направился к выходу.

2

Дерево было похоже на огромное колесо из ствола и кроны, футов пятидесяти в диаметре. Замедляя свое вращение, оно нехотя входило в гравитационное поле мертвой звезды.

Пилот Паллис, висел под деревом, ухватившись за шероховатый ствол. За спиной у него были ядро звезды и Пояс. Он критически разглядывал сквозь крону неровный слой дыма, висевший над верхними ветвями. Дым нигде не был достаточно плотен, туг и там сквозь него виднелись звезды. Паллис дотянулся до ближайшей ветви и почувствовал, как неуверенно трепещут тонкие листья. Даже здесь, у основания ветвей, можно было ощутить беспокойство дерева. На растение воздействовали два фактора. С одной стороны, оно стремилось покинуть смертельно опасное гравитационное поле звезды, а с другой — вырваться из дыма, толкавшего его к источнику гравитации. Искусный деревянщик должен сбалансировать влияние этих факторов и заставить дерево неподвижно зависнуть в заранее заданной точке пространства.

Внезапно ветви с новой силой рассекли воздух, и дерево подпрыгнуло на добрый фут. Паллис едва не свалился. С дерева сорвалась стая летяг. Крошечные создания, похожие на колесики, жужжа, закружились вокруг пилота, пытаясь вновь отыскать уютное местечко в густой листве материнского дерева.

Черт бы побрал этого парня!

Сердито раздвигая ветви, Паллис поднялся на верхнюю сторону дерева. В нескольких футах над его головой висело рваное покрывало из дыма и пара. Скоро Паллис обнаружил, что почти в половине прикрепленных к ветвям огненных чаш совсем не осталось сырых поленьев.

А его так называемого помощника, Говера, нигде не было видно. Погрузив ноги в листву, Паллис выпрямился во весь рост. Пятидесяти тысяч смен от роду, по меркам Туманности Паллис был стар, но его живот все еще был плоским и твердым, как ствол одного из деревьев его любимой флотилии, и многие еще пугались при виде краснеющих в моменты гнева шрамов, покрывавших его лицо и руки.

А сейчас был именно такой момент.

— Говер! Во имя Костей, чем ты должен заниматься?

Над чащей у самого края дерева показалось худое симпатичное лицо. Говер выбрался из листвы и быстро пошел по стволу, неся на худой спине какую-то поклажу.

Паллис стоял, скрестив руки с рельефно выступающими бицепсами.

— Говер, — сказал он тихо. — Я еще раз спрашиваю. Чем ты должен заниматься?

Говер вытер лицо ладонью и пробормотал:

— Я закончил.

Паллис наклонился к нему. Говер избегал смотреть пилоту в глаза.

— Ты закончишь, когда я скажу. И не раньше.

Говер промолчал.

— Послушай, — Паллис постучал пальцем по его ноше. — Половина твоего запаса топлива все еще у тебя за спиной. Огонь гаснет. И взгляни, в каком состоянии дымовой экран. В нем больше дыр, чем на твоей одежде. Из-за тебя мое дерево не может понять, прибываем мы или отходим. Ты чувствуешь, как оно дрожит? А теперь послушай, Говер. До тебя мне нет никакого дела, но до моего дерева — есть! Расстроишь его еще раз — я тебя отсюда сброшу. Тебе здорово повезет, если ты достанешься на обед Костяшкам. А я как-нибудь доберусь до Плота один. Понятно?

Говер висел перед ним, молча теребя пальцами полу своей потрепанной куртки. Паллис выдержал паузу, затем прошипел:

— Давай, пошевеливайся.

Говер суматошно подтянулся к ближайшей чаше и принялся выгружать топливо из заплечного мешка. Вскоре поднялись свежие клубы дыма, которые должны были залатать дырявую завесу. Дерево перестало дрожать.

Паллис, с трудом сдерживая раздражение, следил за неуклюжими действиями подростка. Конечно, это не первый нерадивый помощник на его памяти, но у остальных хотя бы было желание научиться. Просто попытаться научиться. И постепенно, усердно трудясь, эти мальчишки и девчонки превращались во взрослых людей, отвечающих за свои поступки. Их ум креп вместе с телом.

Но только не эти Не новое поколение.

Паллис совершал вместе с Говером уже третий полет, а тот оставался все таким же угрюмым и всему противящимся, каким был, когда впервые оказался на дереве. Паллис был только рад вернуть Говера в Науку.

Пилот с беспокойством посмотрел на красное небо, на россыпь падающих на Ядро звезд, исчезающих вдали и внизу, в мрачно-багровых глубинах Туманности. А что, если его недовольство теперешней молодежью только признак старости?… Или люди действительно изменились?

В том, что окружающий мир изменился, не оставалось никаких сомнений. Бодрящая голубизна неба, свежие ветры его юности теперь стали лишь воспоминаниями, теперь воздух был дымным и загрязненным. И, кажется, вместе с ним помутился и человеческий разум.

Кроме того, дереву этот воздух определенно не нравился.

Паллис, вздохнув, постарался отогнать от себя мрачные мысли. Звезды падают вне зависимости от цвета неба. Жизнь продолжается, и у него есть чем заняться.

Слабые колебания — пилот ощущал их подошвами босых ног — сигнализировали о том, что дерево повисло почти неподвижно в слабом гравитационном поле звездного ядра. Говер бесшумно передвигался от одной огненной чаши к другой. Черт побери, ведь может же этот парень работать, если его заставить! Последнее раздражало больше всего.

— Послушай, Говер, я хочу, чтобы ты поддерживал экран, пока меня не будет на дереве. И учти: Пояс невелик, и если ты будешь лентяйничать, я об этом узнаю. Ты понял меня?

Не глядя на пилота, Говер согласно кивнул.

Паллис нырнул в листву, и мысли его переключились на предстоящие трудные переговоры.

Смена Риса закончилась, и юноша устало проскользнул в дверь плавильни.

Прохладный ветерок осушил потный лоб. Подтягиваясь по канатам и крышам домой. Рис с интересом изучал свои руки. Когда один из рабочих уронил ковш с расплавленным металлом. Рис с трудом увернулся от потока раскаленной жидкости, но несколько мелких капель попали на кожу и прожгли в ней мелкие дырочки, которые…

На Пояс упала гигантская тень. Ветер ударил в спину. Рис оглянулся и застыл в изумлении.

На темно-красном фоне неба дерево казалось величественным. Дюжина радиальных ветвей, окутанных покровом листвы, колыхалась спокойно и уверенно, а ствол походил на огромный деревянный череп, вглядывающийся в глубины воздушного океана.

Вот она, возможность ускользнуть с Пояса!..

Грузовые деревья были единственным известным средством передвижения между Поясом и Плотом, и после взрыва плавильни Рис с нетерпением ждал прибытия следующего дерева, чтобы тайком пробраться туда. Он начал запасать еду — собрал узелок с сушеным псевдомясом, заполнил водой сосуды. Порой, лежа в своей хижине, он не мог уснуть. Лоб покрывался холодной испариной. Юноша думал, хватит ли у него смелости сделать решающий шаг.

Ну что ж, момент настал. Пристально глядя на летающее дерево. Рис попытался разобраться в охвативших его чувствах. Он понимал, что не герой, и боялся, что страх лишит его способности к действию. Но в эту минуту Рис не испытывал страха. Даже легкая боль от ожогов исчезла. Риса охватило радостное возбуждение — будущее было открыто перед ним, и он надеялся найти свое место в жизни.

Рис поспешно вернулся в хижину, взял давно приготовленный сверток с продовольствием и выбрался наружу.

С дерева уже свисала веревка. Она тянулась на пятьдесят метров к Поясу и задевала проносившиеся мимо хижины. По веревке уверенно спускался какой-то человек. Он был стар, мускулист, весь испещрен шрамами и казался частью своего дерева. Не обращая внимания на уставившегося на него Риса, старик не раздумывая пересек по воздуху расстояние до ближайшей хижины и двинулся дальше вдоль Пояса.

Рис держался одной рукой за стену хижины. Конец веревки неумолимо приближался. Когда веревка оказалась в футе от Риса, юноша ухватился за нее и без колебаний полез вверх.

Как всегда во время пересменки, заведение Квотермастера было переполнено. Паллис поджидал снаружи, глядя на вращающиеся вокруг ядра хижины. Наконец показалась Шин. Она несла два сосуда с питьем.

Чтобы хоть как-то уединиться, они продвинулись на некоторое расстояние вдоль трубы и молча подняли сосуды. Их глаза на мгновение встретились. Паллис в смущении отвернулся — и от этого почувствовал себя еще более неловко.

Кость побери все! Что было, то прошло.

Стараясь не морщиться, пилот глотнул жидкость.

— Кажется, пойло стало получше, — прервал он молчание.

Брови Шин слегка приподнялись.

— К сожалению, ничего лучшего у нас нет Твой вкус, конечно, слишком утончен для этого.

Паллис вздохнул.

— Черт возьми. Шин, давай не будем ссориться. Да, на Плоту есть машина для напитков. И то, что из нее выходит, гораздо лучше на вкус, чем эта регенерированная моча. Все это знают. Но ваше пойло действительно стало чуть лучше, чем раньше. Не будем об этом. Давай лучше перейдем к делу.

Шин безразлично пожала плечами и отхлебнула жидкости. Пилот смотрел на ореол звездного света, сияющий в ее волосах. Его вновь потянуло к ней. Нет, пора ему кончать с этим. Прошло уже, наверное, тысяч пять смен с тех пор, как они спали вместе, тесно прижавшись друг к другу…

Это произошло лишь однажды, просто их потянуло соединиться. К Костям все это, нужно заниматься делом! Собственно говоря, Паллис подозревал, что рудокопы специально направляют Шин на переговоры с ним, поскольку знают, как она действует на него. Ставки растут. И играть все труднее…

Паллис постарался сосредоточиться на словах Шин.

— …Поэтому производство упало. Мы не можем дать полный груз. Горд сказал, что плавильня заработает не раньше чем через пятьдесят смен. Вот такие дела.

Шин замолчала и вызывающе взглянула на пилота. Паллис оторвал взгляд от ее лица и посмотрел на Пояс. Разрушенная плавильня, как рана, зияла посреди цепочки хижин. На мгновение он представил себе, что творилось там во время аварии — лопающиеся стены, выливающийся из ковшей раскаленный металл…

Паллис содрогнулся.

— Мне очень жаль. Шин, — медленно сказал он. — Действительно жаль. Но…

— Но ты не собираешься оставить в уплату все, что привез, — сказала она угрюмо.

— Не я устанавливаю правила. Мое дерево полностью загружено припасами, и я готов отдать вам все, за что смогу получить железом по установленным ценам.

Сосредоточенно рассматривая сосуд с жидкостью, Шин прошипела сквозь зубы:

— Паллис, я ненавижу выпрашивать. Ты даже не представляешь себе, как я ненавижу. Но нам позарез нужны припасы. Из кранов текут почти нечистоты, на Поясе есть умирающие и больные…

Полис залпом осушил сосуд.

— Оставь это, Шин, — сказал он резче, чем ему хотелось бы.

Шин подняла голову и посмотрела на него сузившимися глазами.

— Вам нужен наш металл. Человек с Плота. Не забывай.

Паллис глубоко вздохнул.

— Шин, у нас есть еще один источник. Ты это знаешь. Древняя Команда обнаружила две остывших звезды, обращающихся вокруг Ядра по устойчивым круговым орбитам…

Она тихо рассмеялась.

— А ты забыл, что твой хваленый рудник не даст больше продукции? Правильно, Паллис? Мы не знаем, что там произошло, но по крайней мере это нам известно. Так что не будем морочить друг другу головы.

Паллису стало стыдно, он почувствовал, что краснеет, и знал, что шрамы сеткой выступили на его лице. «Итак, они все знают. По крайней мере, — мрачно подумал он, — мы успели эвакуировать второй рудник Туманности, когда звезда подошла слишком близко к Ядру. Хотя бы тут достойно показали себя. Впрочем, недостаточно достойно, чтобы не лгать о наболевшем с целью получить преимущество перед этими людьми…»

— Шин, этот разговор ни к чему не приведет. Я делаю свою работу, и от меня ничего не зависит. — Паллис отдал ей пустую посуду. — У вас есть одна смена, чтобы решить, примете вы мои условия или нет. Потом я улетаю. И послушай, Шин. Пойми одно. Нам переплавить железный лом гораздо легче, чем вам регенерировать пищу и воду.

Шин бесстрастно взглянула на него.

— Пропади ты пропадом. Человек с Плота.

Паллис почувствовал, как у него опустились плечи, повернулся и поспешил к ближайшей стене, с которой мог перепрыгнуть на свисавшую с дерева веревку.

Наверх карабкалась группа рудокопов с привязанными за спинами железными брусками. Под наблюдением пилота бруски равномерно крепились по краю дерева. На Пояс рудокопы возвращались груженные пищей и водой.

Рис наблюдал за ними из укрытия в листве и никак не мог понять, почему так много припасов остается на дереве. Он прижался к толстой, в полфута, ветви, стараясь одновременно не порезать ладони об острый, как лезвие, передний край и получше укрыться под слоем листвы. Рис не знал, сколько прошло времени, но погрузка дерева должна была продлиться несколько смен. Юноша не мог уснуть. Его отсутствие на работе пройдет незамеченным по крайней мере в течение двух смен. «Потом, — подумал он с внезапной грустью, — пройдет еще некоторое время, пока кто-нибудь настолько обеспокоится, что меня начнут искать».

Что ж, он оставляет Пояс без сожаления. Какие бы опасности ни ждали его в дальнейшем, по крайней мере это будут новые опасности.

Собственно говоря, перед Рисом стояли две проблемы. Голод и жажда…

Беда настигла юношу сразу после того, как он нашел это убежище в гуще листвы. Рабочий с Пояса споткнулся о маленький узелок с припасами. Решив, что он принадлежит члену команды с презираемого Плота, рудокоп разделил продукты с товарищами. Рис понимал, что он счастливо избежал разоблачения, но теперь подкрепиться было нечем. Его желудок сразу же начал протестовать.

Но вот наконец погрузка завершилась, и, когда дерево тронулось. Рис забыл даже о жажде.

После того, как последний рудокоп добрался до Пояса, Паллис смотал веревку и повесил на прикрепленный к стволу крюк. Итак, визит завершился. Шин больше не разговаривала с ним, и пилот несколько смен терпеливо сносил угрюмое молчание незнакомых ему людей. Паллис покачал головой и вернулся мыслями к предстоящему перелету.

— Давай, Говер, трогай! Я хочу, чтобы ты перенес чаши на нижнюю сторону, наполнил их и поджег прежде, чем я смотаю веревку в кольца. Или хочешь подождать следующего дерева?

Говер довольно проворно приступил к работе, и вскоре под деревом расползлось облако дыма, закрывшее Пояс и находящиеся по ту сторону звезды.

Паллис стоял возле ствола, чувствуя ладонями и подошвами пробуждающуюся жизненную силу дерева. Он словно понимал мысли огромного организма, его реакцию на расползающуюся темноту. Ствол загудел, ветви ударили по воздуху, листва задрожала и зашелестела. Вспугнутые движением воздуха, из кроны поднялись летяги. Наконец одним рывком гигантская вращающаяся платформа отчалила от мертвой звезды. Пояс со всеми его бедами уменьшился, медленно растворяясь в Туманности, и Паллис, прижавшись руками и ногами к летающему растению, почувствовал себя в родной стихии.

Смены полторы он прерывал в хорошем настроении. Затем прошелся по деревянной платформе, с подозрением наблюдая за безмолвно скользящими звездами. Полет вроде шел нормально, ничего такого, что могло бы нарушить сновидения Говера, но для опытного пилота Паллиса он сейчас был равносилен полету на летяге в бурю. Паллис приложил ухо к стволу и услышал жужжание в вакуумной камере, как будто дерево пыталось сбалансировать свое вращение.

Похоже было на то, что груз размещен неравномерно… но это невероятно. Паллис лично следил за размещением груза с тем, чтобы обеспечить равномерное распределение масс по краю ствола. И для него не заметить такую большую неравномерность было все равно как забыть дышать.

Тогда в чем же дело?

Паллис оттолкнулся от ствола и стал методично проверять каждый железный брусок и каждую бочку с водой, мысленно строя в мозгу схему загрузки дерева…

Вдруг он остановился. Один из бочонков с продовольствием был пробит в двух местах, и половина содержимого исчезла. Пилот торопливо проверил ближайший бочонок с водой. Тот тоже был пробит и опустошен.

Паллис почувствовал, что у него пересохло горло.

— Говер! Говер, иди-ка сюда!

Подросток медленно приблизился. Гримаса страха исказила его худое лицо.

Паллис стоял неподвижно, пока Говер не подошел на расстояние вытянутой руки. Тогда пилот ухватил ученика за плечо. Тот в недоумении открыл рот и попытался вывернуться, но не смог. Паллис указал на попорченные бочонки.

— Что ты об этом скажешь?

Говер посмотрел на них с неподдельным изумлением.

— Но это не я, пилот. Я же не такой дурак, а-а!

Паллис посильнее стиснул его плечо.

— Думаешь, я не отдал эту еду рудокопам для того, чтобы ты отъел свою никому ненужную рожу? Ты, маленький костоед, мне хочется выкинуть тебя отсюда. Но когда я вернусь на Плот, все узнают о том, что ты просто лживый, вороватый… маленький!.

Туг Паллис умолк, с удивлением чувствуя, как утихает его гнев.

Что-то тут было не так. Массы взятой из бочонков провизии было недостаточно, чтобы вызвать такое нарушение баланса. Что же касается Говера — да, он и в прошлом показал себя вором, лжецом и даже кое-чем похуже, но парень был прав — он не так глуп, чтобы сделать подобное.

Паллис нехотя отпустил подростка. Теперь Говер тер плечо и с обидой смотрел на пилота. Паллис потрепал его по щеке.

— Ладно, если ты не брал, то кто это сделал? А? Клянусь Костями, у нас на дереве «заяц»!

Пилот быстро опустился на четвереньки, прижался к стволу, закрыл глаза и прислушался к слабым содроганиям древесины. Если дисбаланс не на краю, то тогда где?…

Внезапно он встал и почти бегом прошел по краю с четверть окружности. Потом несколько секунд постоял, обхватив руками ветку, и уже медленнее двинулся к середине. На полпути он увидел следующее.

В листве было небольшое гнездо. Среди листвы виднелись:участки выгоревшей одежды, клок черных волос и плавающая в невесомости рука. Насколько мог судить Паллис, рука принадлежала мальчику или подростку, но сильно огрубела, и на коже виднелась россыпь маленьких ранок.

Паллис выпрямился во весь рост.

— Ученик, вот где наша неучтенная масса. Доброй вам смены, сэр! Не желаете ли позавтракать?

Гнездо словно взорвалось. Испуганно вспорхнула стайка летяг, и наконец перед Паллисом предстал перепуганный парнишка с заспанными глазами и открытым от неожиданности ртом.

Говер с опаской подошел к Паллису.

— Клянусь Костями, да это рудничная крыса!

Паллис перевел взгляд с одного парня на другого. Они казались почти ровесниками, но если Говер был хорошо откормлен и плохо развит физически, то ребра «зайца» наводили на мысль об анатомической модели, а мышцы были как у взрослого мужчины. Руки носили следы долговременной тяжелой работы, под глазами круги. Паллис вспомнил искореженную взрывом плавильню и подумал, сколько ужасов успел повидать этот юный рудокоп. Теперь юноша вызывающе выпрямил грудь и сжал кулаки.

Говер сложил руки на груди и с ухмылкой спросил:

— Что мы с ним сделаем, пилот? Бросим на съедение Костяшкам?

Повернувшись к помощнику, Паллис прорычал:

— Говер, на тебя иногда противно смотреть.

Говер отступил.

— Но…

— Ты уже очистил огненные чаши? Нет? Тогда займись этим. Живо!

Бросив последний злобный взгляд на «зайца», Говер неуклюже удалился.

«Заяц» с некоторым облегчением посмотрел ему вслед, потом снова повернулся к Паллису.

Гнев пилота мгновенно улетучился. Он успокаивающе поднял, руки.

— Не обращай внимания. Я не обижу тебя… И не надо бояться этого лентяя. Как тебя зовут?

Юноша открыл рот, но в первое мгновение не смог произнести ни звука, потом, облизав потрескавшиеся губы, выдавил:

— Рис.

— Отлично. Мое имя Паллис. Я пилот этого дерева. Ты знаешь, что это значит?

— Да… знаю.

— Клянусь Костями, да ты хочешь пить, правда? Неудивительно, что ты украл воду. Это ведь ты, не так ли? И еду тоже?

Юноша нерешительно кивнул.

— Извините. Я заплачу вам…

— Когда? После возвращения на Пояс?

Рис покачал головой, его глаза сверкнули.

— Нет. Я не собираюсь возвращаться.

Паллис сжал кулаки и подбоченился.

— Послушай меня. Ты должен будешь вернуться. Тебе разрешат остаться на Плоту до следующего дерева, и придется вернуться. И я думаю, ты должен будешь отработать свой проезд. Понятно?

Рис снова покачал головой. Лицо его выражало решимость.

Паллис рассматривал юного рудокопа и чувствовал, как в нем нарастает неожиданная симпатия к нему.

— Ты все еще голоден, не так ли? И хочешь пить. Пойдем. Мы с Говером храним свои припасы на стволе.

Паллис повел «зайца» по дереву, наблюдая украдкой, как тот неуверенно ступает по платформе. Вот он поискал точку опоры, затем погрузил ноги в листву, что позволило ему «стоять» на дереве. Контраст с неуклюжим ковылянием Говера был разительным. Паллис поймал себя на том, что прикидывает, какой деревянщик получился бы из «зайца»!..

Пройдя футов десять, они вспугнули стайку летяг. Крошечные создания закружились вокруг лица Риса, и он, пораженный, отступил назад. Паллис засмеялся.

— Не бойся. Летяги безобидны. Это просто семена, из которых вырастают деревья…

Рис кивнул.

— Я так и подумал.

Паллис удивленно поднял брови.

— Действительно?

— Да. Видно, что форма такая же, разница только в размерах.

Паллис молча и с удивлением воспринял серьезный тон юнца.

Они подошли к стволу. Рис остановился перед высоким цилиндром и провел пальцами по шероховатой поверхности. Паллис спрятал улыбку.

— Приложи ухо к дереву. Давай.

Рис подчинился, удивленно посмотрев на пилота, но удивление тут же сменилось почти комичным выражением удовольствия.

— Это вращается внутренний ствол. Видишь ли, дерево живое, от ствола до листьев.

Глаза Риса широко распахнулись.

Теперь уже Паллис улыбнулся в открытую.

— Но я подозреваю, что если ты не поешь и не попьешь, то сам недолго будешь живым. Давай…

Позволив юноше поспать с четверть смены, Паллис дал ему работу. Вскоре Рис уже склонился над огненной чашей, выскребая из нее специально вырезанным куском дерева пепел и копоть. Паллис обнаружил, что работает Рис быстро и хорошо, независимо от того, следит за ним кто-нибудь или нет. Говер опять не выдерживал сравнения… и по злобным взглядам, которые тот бросал на Риса, Паллис заподозрил, что помощник это понял.

Полсмены спустя Паллис принес Рису воды

— Эй, ты заслужил отдых.

Рис присел на листву и расслабился. Лицо его было в поту и саже, и он с благодарностью выпил воду. Неожиданно для себя Паллис сказал:

— В этих чашах горит огонь. Ты, наверное, уже догадался. Ты понимаешь, зачем это нужно?

Рис покачал головой, и на его усталом лице показался живой интерес.

Паллис объяснил ему устройство простой нервной системы дерева. Дерево представляло собой гигантский пропеллер. Огромное растение реагировало на два главных раздражителя — гравитационные поля и свет. В диком состоянии огромные леса из деревьев всех размеров и возрастов путешествовали среди облаков Туманности. Листья и ветки ловили свет звезд, поглощали влагу из плотных дождевых облаков и питательные вещества из дрейфующих растений и животных.

Рис слушал, понимающе кивая.

— Так, значит, вращаясь быстрее или медленнее, дерево отбрасывает воздух, может избегать источников гравитации и двигаться к свету?

— Правильно! Искусство пилота состоит в том, чтобы создать экран из дыма, который закрывает свет, и таким образом направлять полет дерева.

Рис нахмурился и отрешенно посмотрел на Паллиса.

— Но я не понимаю, как дерево может изменять скорость вращения.

Паллис снова удивился.

— Ты задаешь хорошие вопросы, — сказал он медленно. — Постараюсь объяснить. Внешний ствол — это полый цилиндр, в нем находится другой, сплошной цилиндр, называемый внутренним стволом и подвешенный в вакуумной камере. Внешний ствол, как и все дерево, состоит из легкой тонковолокнистой древесины, но внутренний ствол устроен из гораздо более плотного материала. Вакуумная камера пересечена распорками и ребрами, удерживающими ее от сплющивания. Здесь вращается внутренний ствол, причем волокна, похожие на мускулы, вращают его быстрее, чем летягу. Дальше. Если дерево хочет ускорить ход, оно немного замедляет вращение внутреннего ствола, и разница передается внешнему стволу. А когда дереву хочется двигаться медленно, оно как бы отдает часть внешнего вращения внутреннему стволу.

Паллис тщательно составлял фразы, чтобы они звучали понятнее. В его мозгу мелькали смутные, фрагменты из лекций Ученых: инерция, сохранение углового момента…

Наконец пилот, пожав плечами, сдался.

— Знаешь, я не могу объяснить тебе лучше. Ты понял?

Рис кивнул.

— Кажется, да.

Казалось, как ни странно, что парень удовлетворен ответом. Паллис вспомнил, что именно так смотрели Ученые, с которыми ему пришлось работать. В их глазах было удовлетворение от понимания природы вещей.

С края дерева за ними угрюмо наблюдал Говер.

Паллис медленно вернулся к своему обычному месту у ствола. Он не знал, какое образование получает обыкновенный рудокоп, и даже сомневался в том, что Рис обучен грамоте. На Поясе, как только ребенок становился достаточно силен, его посылали в плавильню или на поверхность железной звезды, где тот начинал жизнь бездумного автомата.

К этому принуждала экономика Туманности, сурово напомнил он себе, экономика, которую он, Паллис, помогал поддерживать.

Пилот озабоченно потряс головой. Он никогда не признавал общепринятой на Плоту теории, согласно которой рудокопы считались недочеловеками, пригодными только для одной цели. Какова продолжительность жизни рудокопа? Тысяч тридцать смен? Или еще меньше? А если бы Рис прожил дольше, достаточно для того, чтобы понять, что такое угловой момент? Какой бы прекрасный деревянщик из него вышел… «Или, — с сожалением признал Паллис, — еще лучший Ученый!»

В его голове начал зарождаться пока еще смутный план.

Рис подошел к стволу, взял еду, полагающуюся ему после окончания смены, и рассеянно взглянул на пустое небо. Чем дальше уходило дерево от Ядра Туманности, тем светлее становилось вокруг.

Перекрывая свист ветра, издалека донесся звук, нестройный вопль, мощный и загадочный.

Рис вопросительно взглянул на Паллиса. Пилот улыбнулся.

— Это песня кита.

Рис стал нетерпеливо озираться по сторонам, но Паллис предупредил его:

— На твоем месте я бы не беспокоился. Кит может быть далеко…

Пилот задумчиво посмотрел на Риса.

— Рис, ты не сказал мне одной вещи. Ты «заяц», не так ли? Но ты не мог знать, каков Плот на самом деле. Тогда… Почему ты сделал это? От чего ты убегал?

Хмуря брови. Рис обдумывал вопрос.

— Я ни от чего не убегал, пилот. Жизнь на руднике тяжела, но это мой дом. Я ушел, чтобы найти ответ.

— Ответ? На какой вопрос?

— Почему гибнет Туманность?

Паллис смотрел на серьезного молодого рудокопа и чувствовал, как по его спине бежит холодок.

Рис проснулся в своем удобном гнезде среди листвы. Над ним склонился Паллис. Его черный силуэт выделялся на фоне светлого неба.

— Новая смена, — оживленно сказал пилот. — Нас всех ждет тяжелая работа: причаливание, разгрузка и…

— Причаливание? — Рис потряс головой, чтобы стряхнуть остатки сна. — Значит, мы прибываем?

— Конечно, разве это незаметно? — улыбнулся Паллис.

Он отодвинулся. На месте, где он только что стоял, в небе висела громада Плота.

3

Холлербах оторвался от лабораторного отчета. Глаза болели. Он снял очки, положил их на стол и начал аккуратно массировать переносицу.

— Да садитесь вы, Мис, — устало сказал он.

Капитан Мис продолжал шагать взад-вперед по кабинету. Его заросшее черной бородой лицо излучало гнев, а массивный живот колыхался при ходьбе. Холлербах заметил, что комбинезон Капитана потерся на сгибах и даже офицерские нашивки на воротнике потускнели.

— Садиться? Какого дьявола я буду рассиживаться? Полагаю, вы в курсе, что Плот находится под моим управлением?

Холлербах мысленно застонал.

— Конечно, но…

Мис взял с заставленной полки планетарий и потряс им перед носом Холлербаха.

— И пока вы. Ученые, занимаетесь тут ерундой, мои люди болеют и умирают…

— О, во имя Костей, Мис, избавьте меня от своего ханжества! — Холлербах выставил челюсть. — Ваш отец был точно таким же. Одни разговоры и ни на грош пользы!..

Мис раскрыл рот.

— Послушайте, Холлербах…

— Лабораторные исследования требуют времени. Кроме того, не забывайте, что оборудованию, на котором мы работаем, сотни тысяч смен. Мы делаем все, что можем, и как вы ни шумите, скорее ничего не сделаем. И, если вам нетрудно, поставьте планетарий на место.

Мис уставился на покрытый пылью инструмент.

— Какого черта вы командуете, вы, старый пердун?

— Потому что это единственный экземпляр в мире. И никто не знает, как его починить. Сами вы старый пердун.

Мис взревел, но потом расхохотался.

— Ладно, ладно…

Он положил планетарий на полку, пододвинул кресло поближе к столу, сел, опустив живот между расставленных ног, и поднял встревоженный взгляд на Холлербаха.

— Послушайте, Ученый, зачем нам ссориться? Должны же вы понять, как я обеспокоен и как напугана команда.

Холлербах положил усеянные пигментными пятнами руки на крышку стола.

— Разумеется, понимаю. Капитан. — Он повертел в руках древние очки и вздохнул. — Послушайте, исследования не дадут ничего нового. Я и без того прекрасно знаю, каков будет результат.

Мис протянул к нему руки.

— И какой?

— Дефицит белков и витаминов. Мы все страдаем от этого. Наши дети поражены костными и кожными заболеваниями настолько допотопными, что распечатки Корабля о них даже не упоминают.

Ученый подумал о своем внуке, которому еще не исполнилось и четырех тысяч смен. Когда Холлербах брал в руки его худые маленькие ножки, он почти чувствовал, как гнутся кости…

— Вообще говоря, у нас нет оснований полагать, что пищевые машины в неисправности.

Мис фыркнул.

— Как вы можете быть в этом уверены?

Холлербах снова помассировал глаза.

— Конечно, я не уверен, — раздраженно сказал он. — Послушайте, Мис, я просто рассуждаю. Вы можете либо принять мои рассуждения, либо подождать результатов анализов.

Мис откинулся в кресле и умиротворяюще сложил ладони.

— Хорошо, хорошо. Продолжайте.

— Ладно. Из всего оборудования Плота мы, по необходимости, лучше всего знаем пищевые машины. Мы тщательнейшим образом ищем в них неисправности, но вряд ли найдем.

— Тогда в чем же дело?

Холлербах выбрался из кресла, почувствовав знакомую боль в правой ноге, подошел к распахнутой двери кабинета и выглянул в коридор.

— Неужели не понятно? Мис, когда я был ребенком, небо было голубым, как глаза младенца. Сейчас есть дети и даже взрослые, которые не знают, что такое голубой цвет. Эта чертова Туманность протухает. Пищевые машины работают на органических соединениях, содержащихся в атмосфере Туманности, и на живущих в воздухе растениях и животных. Конечно, Мис, что мы в них закладываем, то и получаем. Машины не могут творить чудеса. Они не способны производить качественную пищу из здешнего мусора. В этом-то вся трудность.

В кабинете повисло долгое молчание. Наконец Мис спросил:

— И что мы можем сделать?

— Понятия не имею, — немного хрипло ответил Холлербах. — Капитан все-таки вы.

Мис поднялся с кресла и тяжело подошел к Холлербаху. Старый Ученый ощущал на своей шее его горячее дыхание.

— Черт побери, перестаньте относиться ко мне как к ребенку. Что я должен сказать команде?

Внезапно Холлербаха охватила крайняя усталость. Он ухватился за дверную раму, закрыл глаза и пожалел, что до кресла так далеко.

— Скажите, чтоб не теряли надежду, — прошептал он. — Или ничего не говорите.

— Но ведь окончательных результатов еще нет, — в голосе его слышалась надежда, — и вы не закончили эту вашу тщательную проверку машин, не так ли?

Холлербах кивнул, не открывая глаз.

— Нет, мы не закончили проверку.

— Так, может быть, все-таки что-то случилось с машинами?

Мис похлопал Ученого по плечу.

— Ладно, Холлербах. Спасибо! Послушайте, держите меня в курсе.

Холлербах напрягся.

— Обязательно.

Он смотрел, как Мис, тряся животом, идет по палубе. Возможно, Мис и не слишком умен, но человек он хороший. Может, не такой хороший, как его отец, но гораздо лучше тех, кто сейчас призывает заменить его.

Быть может. Плоту в нынешней ситуации и нужен добродушный фигляр, поддерживающий настроение людей, в то время как воздух превращается в ад…

Ученый рассмеялся: «Ну, Холлербах, ты действительно становишься старым пердуном».

Внезапно он почувствовал покалывание в затылке. Машинально взглянул на небо. Звезда над головой казалась ослепительной точкой. Двигаясь по сложной траектории, звезда должна пересечь орбиту Плота. Неужели она так близко, что может обжечь кожу? Холлербах не помнил, чтобы когда-нибудь звезде позволяли проходить в столь опасной близости. Давно пора передвинуть Плот. Надо поговорить с Навигатором Ципсом и его ребятами. Что они там, в игрушки что ли играют?

Теперь над ним нависла тень, и Холлербах разглядел силуэт дерева, величественно вращающегося вдали от Плота. Наверное, Паллис возвращается с Пояса. Еще один хороший человек, этот Паллис… один из немногих оставшихся.

Ученый опустил глаза и посмотрел на плиты палубы. Подумал о человеческих жизнях, потраченных на то, чтобы столь долгое время удерживать на плаву этот маленький металлический остров. И все лишь для того, чтобы последнее озлобленное поколение погибло от удушья в отравленной атмосфере?

А может, лучше не передвигать Плот? Пусть все закончится сразу, в одной мгновенной великолепной вспышке.

— Сэр?

Перед Ученым стоял Грай — его ассистент. Низенький толстячок нервно протягивал ему смятый листок бумаги.

— Мы закончили еще одну серию испытаний.

Значит, у него все еще есть здесь дела.

— Ладно, только не Стойте как статуя. Если вам нечего сказать, то местность вы отнюдь не украшаете. Возьмите это и расскажите, в чем там дело.

И Холлербах направился в свой кабинет.

Плот все увеличивался и увеличивался, пока не заслонил собой почти половину Туманности. Над ним в нескольких десятках миль висела звезда, шар бушующего желтого огня, мили две в диаметре, и Плот отбрасывал в мутном воздухе огромную конусообразную тень.

По команде Паллиса Рис и Говер развели в чашах огонь и, передвигаясь по дереву, размахивали над вздымающимся дымом большими легкими покрывалами. Паллис окинул критическим взглядом дымовую завесу. Вечно недовольный, он то и дело понукал помощников. Однако потихоньку дерево сменило направление движения и поплыло к Краю Плота.

Во время работы Рис порой рисковал навлечь на себя гнев Паллиса, будучи не в силах отвести зачарованный взгляд от надвигающейся громады Плота. Снизу Плот походил на неровный диск. Покрывающие его металлические плиты отражали сияние звезд, а сквозь десятки отверстий в палубе лился мягкий свет. Когда дерево направилось к Краю, Плот вытянулся в эллипс. Рис разглядел по краям ближайших плит покрытые копотью сварные швы, а когда его взгляд скользнул дальше по нависшей над ним поверхности, плиты слились в одну, уходящую к дальнему краю.

И вот, энергично отбрасывая воздух, дерево поднялось над Краем. Взору Риса начала открываться верхняя сторона Плота. Рис невольно замер. Вцепившись в ветви и открыв от удивления рот, он впитывал обрушившийся водопад красок, звуков и движений. Плот! Гигантская тарелка, на которой кипит жизнь! По всей его поверхности были рассыпаны огоньки, как кристаллы псевдосахара по печенью. На палубе стояли строения всевозможных форм и размеров, сооруженные из деревянных панелей или из гофрированного железа, беспорядочно разбросанные по Плоту, как детские игрушки. По всему Краю, подобно безмолвным стражам, возвышались машины в два человеческих роста, а в самом центре Плота виднелся огромный серебристый цилиндр, выглядевший среди прямоугольных конструкций как выброшенный на берег кит.

Кроме того, на Риса обрушился шквал запахов — резкий запах озона от машин Края и других производственных помещений, запах дыма от тысячи печей и доносившийся из жилищ аромат экзотических блюд.

А люди! Их было больше, чем Рис мог бы сосчитать, так много, что все население Пояса легко затерялось бы среди них — люди передвигались по Плоту широкими потоками, кое-где виднелись группки играющих ребятишек, и слышался их смех.

Рис увидел монолитные пирамиды высотой ему по грудь. Они были прочно прикреплены к палубе. Юноша обежал глазами палубу — пирамиды стояли повсюду. Возле одной из них остановилась беседующая парочка. Мужчина постукивал ногой по металлическому конусу. Поблизости между пирамидами сновала группка детей, увлеченных какой-то сложной игрой.

От каждой пирамиды прямо вверх тянулись канаты, и когда Рис, задрав голову, проследил, куда они вели, у него перехватило дыхание.

Каждый канат крепился к стволу дерева.

Для Риса даже одно дерево уже было чудом. А здесь, над Плотом, он увидел целый лес!

Каждый канат шел вертикально, был туго натянут, и Рис почти физически ощутил усилие, с которым деревья противостояли притяжению Ядра. Свет Туманности проходил сквозь ряды вращающихся деревьев, поэтому палуба Плота была окутана мягким полумраком, а танцующие вокруг леса летяги смягчали свет до бледно-розового.

Дерево, на котором находился Рис, поднималось, пока не достигло верхнего уровня леса. Плот снова превратился в воздушный остров, увенчанный короной шевелящейся листвы. Небо над головой казалось темнее обычного, и Рис понял, что находится на самой границе Туманности. Внизу виднелись окружающие Ядро туманные облака, и единственным признаком жизни был Плот — кусок металла, окруженный милями воздушного пространства.

На плечо юноше легла тяжелая рука. Рис встрепенулся. Над ним возвышался Паллис. Суровое лицо пилота четко прорисовывалось на фоне дымовой завесы.

— В чем дело? — прорычал он. — Никогда не видел несколько тысяч деревьев?

Рис почувствовал, что краснеет.

— Я…

Испещренное шрамами лицо Паллиса расплылось в улыбке.

— Ладно, я понимаю. Большинство людей воспринимает это как должное. Но всякий раз, когда я смотрю на них со стороны, меня охватывает трепет.

У Риса в голове теснилось множество вопросов. Как передвигаются по палубе? Как вообще удалось построить Плот, повисший в пустоте над Ядром?

Но сейчас было не время, нужно было работать. Рис поднялся и, как заправский деревянщик, погрузил ступни в слой листвы.

— А теперь, рудокоп, — сказал Паллис, — нам следует заняться деревом. Мы должны спуститься в лес. Разжигай огонь, я хочу устроить такую густую завесу, чтобы по ней можно было ходить. Договорились?

Паллис наконец-то остался доволен тем, как они зависли над Плотом.

— Отлично, парни. Начинайте.

Рис с Говером побежали от чаши к чаше, усердно подкидывая в огонь сырую древесину. К облаку дыма потянулись новые струйки. Говер кашлял и ругался. Рис чувствовал, что у него слезятся глаза и першит в горле.

Дерево рванулось вниз, подальше от дымного облака. Рис чуть не упал в листву. Он посмотрел на небо.

Звезды вращались теперь гораздо медленнее, и он понял, что дерево, пытаясь ускользнуть из темноты, сбросило скорость на добрую треть.

Паллис подбежал к стволу и отмотал часть каната, затем просунулся по плечи в листву и начал вытравливать, стараясь не задеть другие деревья.

Наконец дерево опустилось в глубину леса. Рис смотрел на деревья, мимо которых они пролетали. Каждое медленно вращалось, пытаясь освободиться от привязи. Тут и там он видел высовывавшихся из листвы мужчин и женщин. Они махали Паллису и кричали что-то издалека.

Когда дерево погрузилось в полумрак леса. Рис ощутил его неуверенность. Листья поворачивались туда-сюда, словно пытаясь поймать неравномерные потоки света. Наконец дерево приняло решение, и его вращение ускорилось. Плавным скачком оно поднялось на несколько футов — и резко остановилось. Канат натянулся, задрожал и снова ослаб, подтянув дерево обратно. Рис посмотрел вдоль каната. Как он и предполагал, другой конец достиг палубы Плота, и двое мужчин крепили его к пирамидке.

Юноша встал на колени и прикоснулся к ветви. Под шероховатой поверхностью лихорадочно бурлил сок, заставляя ее дышать подобно коже. Рис почувствовал возбуждение пытающегося освободиться от привязи дерева, и его захлестнуло непонятное сочувствие к растению.

Паллис несколько раз проверил надежность каната и торопливо обошел деревянную платформу, проверяя, во всех ли чашах погас огонь. Наконец он вернулся к стволу, вытащил из дупла сверток бумаг, согнулся и нырнул под покрывало листвы, но тут же снова высунул голову. Поискав взглядом Риса, пилот сказал:

— А ты не идешь, парень? Оставаться здесь нет никакого смысла. Старушка не стронется с места еще по крайней мере несколько смен. Пошли, не становись между Говером и его обедом.

Рис нерешительно двинулся к стволу. Паллис начал спускаться первым. Когда он исчез, Говер прошипел:

— Ты далеко от дома, рудничная крыса. Запомни, ничего твоего здесь нет. Ничего.

И ученик нырнул в листву.

С бьющимся сердцем Рис последовал за ним.

Они скользили по канату, как три капли воды сквозь сумрак леса. Рис усердно перебирал руками канат. Сначала спуск давался легко, но по мере вхождения в гравитационное поле, ноги стали наливаться тяжестью. Паллис и Говер уже поджидали Риса внизу. Чтобы не попасть на наклонные стенки пирамиды, юноша прыгнул и мягко приземлился на палубу.

К ним подошел человек, державший в руках разболтанный скоросшиватель. Незнакомец был огромного роста, его прическа и борода не могли Скрыть сети шрамов, придававших ему вид еще более грозный, чем у Паллиса. Его одежда на плечах была увита тонким черным шнуром. Незнакомец хмуро взглянул на Риса, и тот ощутил тяжесть его взгляда.

— Добро пожаловать домой, Паллис, — мрачно сказал он. — Хотя я вижу, ты привез назад половину груза.

— Не совсем так, Деккер, — холодно ответил Паллис, протягивая ему бумаги.

Они отошли в сторонку и начали просматривать отчет. Говер нетерпеливо постукивал ногой по палубе и время от времени вытирал нос тыльной стороной ладони.

А Рис тем временем жадно смотрел по сторонам.

Палуба простиралась насколько хватало глаз и была усеяна канатами. Он видел здания и людей, занятых разнообразной деятельностью. От масштабов увиденного у юноши кружилась голова, и ему почти хотелось вернуться к спокойной ограниченности Пояса.

Рис тряхнул головой, пытаясь избавиться от оцепенения. Он постарался сосредоточиться на том, что сразу обращало на себя внимание — на слабом гравитационном поле и блестящей поверхности Плота. Попробовал топнуть ногой. Палуба тихонько зазвенела.

— Полегче, — пророкотал Паллис.

Пилот уже закончил с делами и теперь стоял перед Рисом.

— Толщина плиты всего миллиметр, в среднем, конечно. Хотя для прочности она гофрирована.

Рис подпрыгнул на несколько дюймов, проверяя силу притяжения при приземлении.

— Что-то около половины «же»?

Паллис кивнул.

— Ближе к сорока процентам. Мы в гравитационном поле самого Плота. Конечно, нас притягивает и Ядро Туманности, но очень слабо. Кроме того, мы не можем чувствовать его притяжения, потому что Плот вращается вокруг Ядра.

Пилот посмотрел вверх на парящий над ними лес.

— Знаешь, многие думают, что деревья удерживают Плот от падения на Ядро. Но на самом деле они нужны для того, чтобы стабилизировать Плот — не дать ему перевернуться, — а также противостоять действию воздушных течений и перемещать Плот, когда нам это нужно…

Паллис нагнулся и заглянул Рису в лицо. Шрамы его побагровели.

— Эй, парень, ты в порядке? Кажется, ты не совсем хорошо себя чувствуешь.

Рис попытался улыбнуться:

— Все нормально. Наверное, никак не могу привыкнуть, что я не на пятиминутной орбите.

Паллис рассмеялся:

— Ну, к этому ты привыкнешь. — Он выпрямился. — А теперь, молодой человек, я должен решить, что с тобой делать.

При одной мысли, что пилот может покинуть его, у Риса по спине пробежал холодок, и он почувствовал презрение к самому себе. Неужели он осмелился покинуть дом только для того, чтобы оказаться в зависимости от незнакомого человека? Где же его гордость?

Рис выпрямился и прислушался к тому, что говорит Паллис.

— …Я должен найти Офицера, — размышлял пилот, почесывая небритый подбородок. — Зарегистрировать тебя как «зайца». До отбытия следующего дерева оформить тебе временный статус. Сплошные бумажки, черт побери… Клянусь Костями, я слишком устал от этого. К тому же голоден и грязен. Оставим это до следующей смены. Рис, пока все не определится, ты можешь остановиться у меня. Ты тоже, Говер, хотя подобная перспектива мало меня прельщает.

Ученик стоял, уставясь куда-то в сторону, и даже не оглянулся при этих словах.

— Но у меня не хватит припасов на троих здоровенных парней вроде нас. А если подумать, то даже и на одного. Говер, съезди на Край, возьми на мой номер стоимость двух смен, ладно? Ты тоже сходи. Рис, почему бы и нет? А я пока пойду отскребу грязь в своей хибаре.

Вскоре Рис уже следовал за учеником пилота через путаницу канатов. Говер, не оглядываясь, шагал впереди. Во всем этом пасмурном, затененном деревьями мире ученик пилота был единственным ориентиром Риса, поэтому рудокоп старался не потерять из вида спину Говора, выражавшую полное безразличие.

Юноши подошли к проходу, прорезающему сеть канатов. Он был полон людьми. Говер остановился в угрюмом молчании, очевидно, чего-то ожидая. Рис встал рядом с ним и огляделся.

Прямая дорога, свободная от канатов, была широка и походила на тоннель с крышей из деревьев. Она была освещена, и Рис увидел, что лампы, прикрепленные к тросам, точно такие же, как в глубине звездного рудника.

Кругом были люди, сплошной поток людей, оживленно движущийся по дороге в обоих направлениях. Некоторые обращали внимание на обтрепанный вид Риса, но большинство вежливо отворачивались. Все они были чистыми и ухоженными, хотя пустые глаза и бледные щеки говорили о том, что и на Плоте те же проблемы, что и на Поясе. И мужчины, и женщины были одеты в подобие комбинезонов из какого-то тонкого серого материала; у некоторых на плечах красовались золотые галуны, иногда сплетающиеся в изысканный узор. Рис посмотрел на свой поношенный комбинезон и с удивлением понял, что тот ведет свое происхождение от одежды, которую когда-то давно носили обитатели Плота. Значит, рудокопы одеваются в их обноски? Что бы по этому поводу сказала Шин?…

Напротив Риса, уставившись на его грязный комбинезон, остановились два мальчика. Рис, ужасно смутившись, прошипел Говеру:

— Чего мы ждем? Может, пойдем дальше?

Говер презрительно взглянул на него.

Рис постарался улыбнуться детям. Те продолжали молча смотреть на него.

Вдруг со стороны центра Плота послышался тихий нарастающий шум. Рис с некоторым облегчением шагнул в проход, и вдруг перед ним предстало странное зрелище — ряд лиц, движущихся навстречу ему над головами толпы. Говер шагнул вперед и поднял руку. Рис с недоумением смотрел на него…

…Шум перешел в рев. Обернувшись, Рис увидел тупой нос движущегося прямо на него Крота. Юноша отскочил, цилиндр чуть не коснулся его груди. Крот проехал еще несколько футов и остановился. Сверху на корпусе Крота был установлен ряд низких скамеечек, там сидели люди и с любопытством смотрели на Риса.

Рис поймал себя на том, что беззвучно открывает и закрывает рот. Он предполагал увидеть на Плоту много чудес — но это? Малыши при виде его ужимок замерли от удивления. Говер ухмылялся:

— В чем дело, рудничная крыса? Автобуса не видел?

Ученик пилота подошел к Кроту и привычным движением занял свободное сиденье.

Рис тряхнул головой и поспешил за ним. Вдоль всего основания Крота шел низкий помост. Рис ступил на него и, осторожно повернувшись, устроился рядом с Говером. Крот тронулся в путь. Риса швырнуло вбок, он вцепился в подлокотники, обернулся и обнаружил что сам плавно скользит над головами толпы.

Дети побежали за Кротом, крича и размахивая руками. Рис сделал вид, что не обращает на них внимания. Пробежав несколько ярдов, малыши утомились и отстали.

Рис с любопытством уставился на своего соседа — тощего индивидуума средних лет с золотым галуном на рукаве. Тот окинул его презрительным взглядом и отодвинулся от Риса на край сиденья. Рис повернулся к Говеру.

— Ты называешь меня «рудничная крыса». Что такое «крыса»?

Говер издевательски хмыкнул.

— Тварь, жившая когда-то на старой Земле. Паразит, последний из последних. Слышал когда-нибудь о Земле? Это место, откуда мы, — Говер подчеркнул это слово, — пришли.

Рис обдумал ответ, потом посмотрел на машину, на которой они ехали.

— Как вы называете эту штуку?

Говер взглянул на него с насмешливой жалостью.

— Это автобус, рудничная крыса. Одна из вещей, которые есть у нас, в цивилизованном обществе.

Рис вглядывался в скрытые оборудованием очертания цилиндра. Без сомнения, это был Крот, в тех местах, откуда что-то было вырезано виднелись следы подпалин. Сам не зная зачем. Рис наклонился и стукнул кулаком по корпусу «автобуса».

Говер нарочито не обращал на него внимания. Рис чувствовал, что тощий сосед смотрит на него с брезгливым любопытством…

И тут автобус громко сообщил:

— Множественные повреждения датчиков.

Голос прозвучал откуда-то из-под тощего соседа. Тот подпрыгнул и, раскрыв рот, уставился на свое сиденье.

Говер взглянул на Риса с завистливым интересом.

— Как тебе это удалось?

Рис улыбнулся, наслаждаясь моментом.

— А, ерунда. Видишь ли, там, откуда я пришел, тоже есть, как ты их называешь, автобусы. Когда-нибудь об этом я расскажу.

Довольный собой, он устроился поудобнее, желая насладиться ездой.

Однако путешествие продлилось всего несколько минут. Автобус часто останавливался, и на каждой остановке входили новые пассажиры.

Они миновали лес канатов и неожиданно выехали на открытую палубу. Резкий свет Туманности ослепил Риса. Когда глаза привыкли к новому освещению, юноша оглянулся и увидел позади лес канатов, похожий на металлическую стену стофутовой высоты, увенчанную лепешками листвы.

Шум автобуса начал нарастать.

Сперва Рис подумал, что это ему почудилось. Но вскоре он заметил, что пассажиры сползли со своих сидений. Уклон все увеличивался, пока Рису не начало казаться, что он вот-вот скатится по металлическому склону назад к канатам.

Он устало потряс головой. На одну смену с него достаточно чудес. Если бы только Говер хотя бы намекнул, в чем дело…

Рис закрыл глаза. «Давай, думай», — сказал он себе и вспомнил, как выглядел Плот с высоты. Разве у него была форма тарелки? Нет, Плот был плоским до самого края. Тогда в чем же дело?

Мальчика охватил страх. Может, Плот падает? А может, оборвались канаты от тысячи деревьев? Или Плот переворачивается вверх дном, и все сейчас провалятся в бездну…

Рис подумал еще немного, понял, в чем дело, и фыркнул про себя. Автобус боролся с гравитационным полем Плота, центр которого находился в его середине. Если сейчас откажут тормоза, автобус покатится назад от Края к сердцу Плота… как с горки. На самом деле Плот, конечно, — всего лишь плоская плита, висящая в пространстве, но его гравитационное поле было таким, что каждому, кто находился у Края, казалось, будто Край изогнут.

Когда уклон достиг сорока пяти градусов, автобус остановился. Вдоль дороги на палубе были устроены ступени, ведущие на самый Край. Пассажиры слезли.

— Оставайся здесь, — скомандовал Говер и полез вслед за другими по крутой лестнице.

Почти на самом Краю виднелся гигантский силуэт того, что называлось продовольственной машиной. Пассажиры выстроились в маленькую очередь.

Рис послушно остался сидеть на месте. Ему очень хотелось посмотреть, как работает машина. Но на это будут еще другие смены, другое время, а главное, свежие силы.

Хотя интересно было бы подойти к Краю и заглянуть в глубины Туманности… Может, он даже сможет увидеть Пояс.

Один за другим пассажиры возвращались в автобус, нагруженные свертками с продовольствием, похожими на те, которые Паллис привез на Пояс. Когда последний пассажир занял место в автобусе, потрепанная машина пришла в движение и покатила вниз по воображаемому спуску.

Паллис жил в хижине кубической формы, разделенной внутри перегородками. Там была столовая, жилая комната со стульями и гамаками и туалетная — с раковиной, унитазом и душем.

Паллис переоделся в длинный халат из толстой ткани. На груди он носил стилизованное изображение дерева, и Рис понял, что это — эмблема деревянщиков. Паллис велел Говеру и Рису помыться. Когда настала очередь Риса, он с трепетом подошел к сверкающему крану и с трудом узнал в струящейся чистой и сверкающей жидкости воду.

Паллис приготовил обед — густой бульон из псевдомяса. Рис сел на полу, скрестив ноги, и жадно принялся за еду. Говер сидел на стуле и как всегда молчал.

В доме Паллиса не было украшений, кроме двух вещей в жилой комнате. Одной была свисающая с потолка клетка из переплетенных деревянных жердочек. Внутри, взмахивая веточками, кружились и играли маленькие деревья. Они наполняли комнату теплом и запахом древесины. Рис стал наблюдать за тем, как летяги (некоторые из них цвели), стремясь к свету ламп, бьются о стенки клетки.

— Я выпущу их, когда они подрастут, — сказал Паллис. — Держу их просто для компании. Знаешь, некоторые перевязывают этих малышей проволокой, чтобы остановить рост и изменить форму. Не могу на это смотреть. Как бы хорош ни был результат.

Вторым украшавшим комнату предметом была фотография, портрет женщины. Подобные вещи не были на Поясе в диковинку — в семьях в качестве фамильных реликвий висели выцветшие, древние изображения. Но этот портрет был новым и казался живым. С разрешения Паллиса Рис взял его в руки…

…И с удивлением узнал улыбающееся лицо.

Он повернулся к Паллису:

— Это Шин.

Паллис поерзал в кресле, шрамы на лице покраснели.

— Мне следовало догадаться, что ты ее узнаешь. Мы… были друзьями.

Рис представил себе пилота и свою начальницу смены. Картина была немного странная, но не настолько отталкивающая, как зрелища других подобных пар, которые юноша видел в прошлом. Паллис и Шин вместе — это он мог пережить.

Рис поставил фотографию на место и снова принялся за еду, думая о своем.

Когда смена подошла к концу, они легли спать.

Гамак Риса был упругим, и он расслабился, чувствуя себя как дома. Новая смена принесет новые радости и разочарования, но он разберется с этим в свое время. А сейчас Рис в такой же безопасности на тарелке Плота, как у Господа на ладони.

Вежливый стук в дверь отвлек Холлербаха от работы.

— Эй! Кого там еще черт принес?

Холлербаху потребовалось несколько секунд, чтобы привыкли глаза. Он потянулся за очками. Конечно, это древнее приспособление не совсем подходило к его глазам, но все же стеклянные диски немного помогали.

Ученый разглядел расплывающуюся фигуру высокого человека. Лицо гостя было густо покрыто шрамами.

— Ученый — это я, Паллис.

— А, пилот. Я видел, как ты возвращался. Удачно слетал?

Паллис устало улыбнулся:

— Боюсь, что нет, сэр. У рудокопов возникли проблемы…

— А у кого их нет? — проворчал Холлербах. — Надеюсь, мы не отравим бедняг нашей пищей. Ну ладно. Паллис, чем могу быть полезен? А, клянусь Костями, вспомнил. Ты привез назад этого чертова парня, не так ли?

Ученый посмотрел мимо Паллиса и, разумеется, увидел там худую и наглую физиономию Говера Холлербах вздохнул.

— Ладно, парень, найди Грая и возвращайся к своим обычным делам. И занятиям. Может, мы еще сделаем из тебя Ученого, а? Или, — пробормотал он, когда Говер вышел, — скорее всего я лично вышвырну тебя через Край. Это все, Паллис?

Пилот казался смущенным, он неловко топтался на месте, шрамы на его лице налились красным цветом.

— Не совсем, сэр. Рис!

Теперь в кабинет вошел другой юноша. Этот был темноволос, худ и одет в лохмотья. Он в изумлении застыл в дверях, глядя себе под ноги.

— Шагай, парень, — спокойно сказал Паллис. — Это всего лишь ковер, он не кусается.

Странный подросток осторожно подошел к столу Холлербаха. Он поднял глаза, и его рот опять открылся от удивления.

— Бог мой, Паллис, — сказал Холлербах, машинально погладив лысину. — Кого ты привел? Он что, никогда не видел Ученого?

Паллис кашлянул. Казалось, он пытается сдержать смех.

— Не думаю, что дело в этом, сэр. Извините, но я боюсь, что парень никогда не видел такого старого человека.

Холлербах хотел что-то сказать, потом передумал. Он осмотрел подростка повнимательней и обратил внимание на развитую мускулатуру и покрытые шрамами руки.

— Откуда ты, парень?

— С Пояса, — ответил тот четко.

— Он «заяц», — сказал Паллис извиняющимся тоном. — Прибыл со мной и…

— И должен быть отправлен обратно домой.

Холлербах откинулся в кресле и сложил иссохшие старческие руки на груди.

— Мне жаль, Паллис, но Плот и так перенаселен.

— Я это знаю и прямо сейчас начну оформлять документы. Как только дерево нагрузят, он сможет отправляться.

— Тогда зачем ты его сюда привел?

— Ну… — Паллис замялся и торопливо закончил: — Холлербах, он умный парень, он умеет получать сообщения о состоянии от автобусов…

Холлербах пожал плечами.

— Каждую смену несколько умных детей догадываются, как это делается. — Он удивленно покачал головой. — К сожалению, Паллис, ты не меняешься, а? Помнишь, как ты, еще ребенком, приносил ко мне искалеченных летяг? И я должен был делать им лубки из бумаги. Конечно, это им чертовски мало помогало, но зато тебе от этого становилось лучше. — Шрамы Паллиса потемнели еще больше, он избегал любопытного взгляда Риса. — А теперь ты привез сюда этого юного умника-«зайца». И зачем? Чтобы я взял его себе в ученики?

Паллис пожал плечами.

— Я думал, может, хотя бы до тех пор, пока не будет готово дерево…

— Ты плохо придумал. Я занятой человек, пилот.

Паллис повернулся к Рису.

— Скажи ему, зачем ты здесь. Скажи то, что говорил мне на дереве.

Рис взглянул на Холлербаха.

— Я покинул Пояс, чтобы выяснить, из-за чего гибнет Туманность, — просто сказал он.

Ученый, поневоле заинтересовавшись, подался вперед.

— Да? Что ж, мы знаем, отчего она гибнет. От водородного истощения. Это очевидно. Чего мы не знаем, так это что нам с этим делать.

Рис, очевидно обдумывая его ответ, изучающе смотрел на Ученого. Затем спросил:

— А что такое водород?

Холлербах побарабанил длинными пальцами по столу, собравшись было отослать Паллиса из комнаты… Но Рис ждал, и в его взгляде светился вопрос.

— Хм. В двух словах этого не объяснишь, парень. — Снова раздался стук пальцев. — Ладно, вреда от этого не будет… Кроме того, это может быть любопытно…

— Сэр? — спросил Паллис.

— Ты умеешь обращаться с метлой, парень? Клянусь Костями, нам пригодился бы кто-нибудь, кто мог бы заменить этого бестолкового Говера. Почему бы и нет? Паллис, отведи его к Граю. Пусть ему дадут какую-нибудь работу. И скажи Граю от моего имени, чтобы он потихоньку занялся с ним начальным обучением. Если уж парень будет есть наш хлеб, то пусть хотя бы принесет какую-нибудь пользу. Но помни, только до отлета дерева.

— Холлербах, спасибо…

— А, оставь это, Паллис! Ты выиграл очередное сражение. А сейчас дай мне поработать. И впредь разбирайся сам со своими искалеченными летягами!

4

Звон колокольчика известил о конце смены. Рис снял защитные перчатки и окинул лабораторию взглядом знатока. В результате его усилий пол и стены так и сверкали в тусклом свете ламп.

Юноша не спеша вышел из лаборатории. Лучи звезд покалывали открытые участки кожи. Рис остановился на несколько секунд, с наслаждением вдыхая свободный от антисептиков воздух. Спина и ноги болели, кожа на руках чесалась в тех местах, куда попали брызги моющих препаратов.

Несколько десятков смен доотлета следующего дерева, казалось, пролетели незаметно. А пока его не отправили обратно, в одинокую хижину на Поясе, Рис жадно вбирал в себя незнакомые виды и запахи Плота. Они, во всяком случае, останутся с ним, как фотография Шин с Паллисом.

Но, признавался себе Рис, несмотря на неопределенные обещания Холлербаха, от того, что ему показывали и чему учили, пользы было мало. Вообще, Ученые не особенно располагали к себе — по большей части это были тучные и раздражительные люди средних лет. Потряхивая кусками галуна, обозначавшими их ранг, они занимались своими непонятными делами и не обращали на него никакого внимания. Грай, ассистент, которому было поручено обучать юношу, снабдил Риса детской книжкой с картинками, чтобы тот научился читать, и стопкой совершенно непонятных лабораторных отчетов, на чем и успокоился.

Зато, с горечью подумал Рис, ему довелось достаточно хорошо изучить науку уборки помещений.

Порой, как правило, внезапно, что-то захватывало его живое воображение. Как, например, этот ряд бутылей, расставленных, как в баре, по полкам одной из лабораторий и наполненных древесным соком на разных стадиях отвердения…

— Эй, ты! Как тебя там? О, черт возьми, ты, парень! Да, ты!

Рис обернулся и увидел приближающуюся шатающуюся стопку пыльных книг.

— Ты, парень с рудника. Пойди сюда, помоги мне с этим…

Поверх книг показалась круглая физиономия, увенчанная лысой макушкой, и Рис узнал Ципса, Главного Навигатора. Забыв про боль, он заторопился навстречу пыхтящему Ципсу и очень осторожно взял верхнюю половину стопки.

Ципс облегченно вздохнул.

— Долго же тебя дожидаться.

— Извините…

— Ладно, пойдем, пойдем. Если мы вовремя не доставим распечатки в Рубку, эти бездельники из моей группы опять разбегутся по барам, попомни мои слова. И еще одна смена пропадет!

Рис замешкался, и, пройдя несколько шагов, Ципс обернулся.

— Клянусь Костями, парень, ты что не только глуп, но и глух?

Рис услышал свои слова.

— Я… Вы хотите, чтобы я отнес это в Рубку?

— Нет, что ты! — с расстановкой произнес Ципс. — Я хочу, чтобы ты сбегал на Край и сбросил их вниз, что же еще?… Ради Бога, пойдем, пойдем!

И Ципс пошел дальше.

Рис еще с полминуты не мог сдвинуться с места.

Рубка!..

Потом он побежал вслед за Ципсом прямо к самому сердцу Плота.

Город на Плоту был устроен просто. Если бы его можно было без помех рассмотреть сверху, он предстал бы как ряд концентрических колец.

Внешнее кольцо, граничащее с Краем, почти пустовало, там были установлены только внушительные пищевые машины. Следующим шло кольцо складских и производственных помещений, место шумное и дымное. Дальше тянулись жилые районы — кучки маленьких лачуг из дерева и металла. Рис обнаружил, что жители рангом пониже занимали помещения, примыкавшие к промышленному району. Внутри этого района находилось узкое кольцо, занятое специальными строениями: училище, больница и лаборатории Ученых. Тут Рис работал и жил. Наконец, самое внутреннее кольцо Плота, куда Рису доступ до сих пор был закрыт, было отдано Офицерам.

А в самом центре, как ступица, возвышался сверкающий цилиндр, на который Рис обратил внимание еще при прибытии сюда.

Рубка!.. И сейчас ему, может быть, позволят туда войти.

Жилища Офицеров были побольше, чем хижины рядовых членов, да и отделаны они были получше. Рис с трепетом смотрел на резные дверные коробки и занавешенные окна. Здесь не было видно ни играющих детей, ни пропотевших рабочих. Ципс сменил свою торопливую походку на более плавную и приветливо кивал проходящим мимо мужчинам и женщинам, украшенным золотыми галунами.

Рис споткнулся о неровно лежащую плиту и ощутил сильную боль в ноге. Стопка книг рассыпалась по палубе, некоторые раскрылись, обнажив пожелтевшие страницы, заполненные колонками цифр. На каждой странице были отпечатаны таинственные буквы «IBM».

— О, Кость тебя побери, бестолковая ты рудничная крыса, — вскипел Ципс.

Мимо проходили два молодых кадета, на их новых фуражках сияли галуны. Они показывали на Риса и негромко хихикали.

— Извините, — сказал покрасневший от смущения Рис.

Как он умудрился споткнуться? Ведь все плиты на палубе приварены ровно… или нет? Юноша глянул вниз. На этом месте плиты были серебристые, выпуклые, с заклепками, они сильно отличались от ржавых железных листов подальше к Краю. На одной из плит в нескольких футах от Риса, виднелся какой-то прямоугольный узор. Он казался разрозненным, как будто на выпуклую поверхность некогда были нанесены гигантские буквы, а потом ее разрезали и собрали в другом порядке.

— Пойдем, пойдем, — проворчал Ципс.

Рис подобрал книги и заспешил за ним.

— Ученый, — взволнованно сказал он, — почему палуба здесь совсем другая?

Ципс раздраженно посмотрел на него.

— Потому, парень, что внутренняя часть Плота самая старая. Все остальное было добавлено позднее и сделано из железа, добытого на звезде, а эта часть построена из секций корпуса. Ясно?

— Корпуса? Корпуса чего?

Но Ципс, устремившись вперед, ничего не ответил.

Воображение Риса запорхало, как молодое дерево. Плиты из корпуса! Он представил себе корпус Крота. Если его тоже разрезать и соединить, то получится такой же неровный пол из выпуклых плит.

Но оболочка Крота была гораздо меньше той, которая понадобилась бы, чтобы покрыть эту площадь. Он представил себе гигантского Крота, мощные стенки которого смыкаются высоко над головой.

Но тогда это будет уже не Крот. А что, если Корабль? Значит, детские сказки о Корабле и Команде — это правда?

Рис почувствовал, как в нем нарастает возбуждение, похожее на то, которое возникало от желания прикоснуться к прохладному телу Шин… Если бы кто-нибудь ответил на возникающие у него вопросы!

Наконец они миновали последний внутренний ряд жилищ и вышли к Рубке. Рис заметил, что невольно замедлил шаг. Он слышал стук своего сердца.

Рубка была прекрасна. Она напоминала лежащую на боку половину цилиндра в два человеческих роста высотой, шагов сто в длину Рис вспомнил, что, пролетая над Плотом, видел вторую половину цилиндра, висевшую под плитами подобно гигантскому насекомому. Не выпуская из рук книги, он подошел поближе к выпуклой стене. Поверхность была матовая, серебристая. Резкие лучи, исходящие от звезды, отражались от неизвестного металла, окутывая Рубку золотисто-розовым сиянием.

В стене была вырезана дверная рама в виде арки. Рис еще никогда не видел такой тонкой работы. Цилиндр окружали плиты из обрезков корпуса, и Рис обратил внимание на то, как они точно подогнаны к стене.

Юноша постарался представить себе людей, проделавших эту замечательную работу. В голове у него возник неясный образ богоподобных созданий, разрезающих сверкающими лезвиями гигантский цилиндр… А последующие поколения наращивали вокруг сияющего сердца Плота свои грубые конструкции, и их искусство и могущество все уменьшалось и уменьшалось.

— …Я сказал живее, рудничная крыса!

Лицо Навигатора было красным от гнева. Рис стряхнул с себя оцепенение и поспешил к Ципсу.

Из сияющего помещения Рубки появился другой Ученый и забрал у Риса его ношу. Ципс в последний раз посмотрел на Риса.

— Теперь возвращайся к своей работе и будь благодарен за то, что я не скажу Холлербаху, чтобы он скормил тебя перерабатывающим растениям…

Что-то бормоча себе под нос, Навигатор повернулся и исчез в глубине Рубки.

Не в силах покинуть это чудесное место. Рис робко провел пальцами по серебристой стене и, пораженный, отдернул руку. Поверхность была тонкой, почти как кожа, и на удивление гладкой. Юноша прижал к стенке ладонь и дал ей соскользнуть вниз. Трение почти отсутствовало, как будто цилиндр смазан маслянистой жидкостью…

— Что такое? Рудничная крыса грызет нашу Рубку?

Рис вздрогнул и обернулся. Два молодых Офицера, которых он видел раньше, стояли подбоченясь и насмешливо улыбались.

— Эй, парень, — сказал тот, что был повыше, — у тебя тут какие-нибудь дела?

— Нет, я…

— Если нет, то шел бы ты на свой Пояс, где прячутся все остальные крысы. Может, нам тебе в этом помочь? Что скажешь, Джордж?

— Почему бы и нет, Дов?

Рис рассматривал этих раскованных, симпатичных юношей. Их слова едва ли были грубее слов Ципса… Но юность этих кадетов, то, как бездумно они подражали взрослым, делало их презрение непереносимым, и Рис почувствовал, что внутри у него поднимается горячая волна гнева.

Но он не мог позволить себе заводить здесь врагов.

Медленно отвернувшись от кадетов. Рис попытался обойти их… Но высокий кадет Дов преградил ему дорогу.

— Ну что, крыса?

Он ткнул Риса пальцем в плечо.

И туг, почти бессознательно. Рис схватил этот наглый палец и легонько начал сгибать его в обратную сторону. Чтобы избежать перелома, кадету пришлось выставить локоть и согнуть нога в коленях. От боли у Дова выступили на лбу капельки пота, но, стиснув зубы, он не издал ни звука.

Улыбка сползла с лица Джорджа, руки неуверенно повисли по бокам.

— Мое имя Рис, — медленно сказал рудокоп. — Запомни это.

Он отпустил палец. Дов опустился на колени и схватился за руку, потом посмотрел вверх.

— Я запомню тебя. Рис, — прошипел он, — будь уверен.

Уже сожалея о своей внезапной вспышке. Рис повернулся и пошел прочь. Кадеты не преследовали его.

Рис не спеша подметал кабинет Холлербаха. Эта комната казалась юноше самой интересной из всех, что ему доводилось убирать. Он провел кончиком пальца по ряду книг. Страницы почернели от времени, позолота на корешках стерлась. Буква за буквой он старался прочитать написанное на них слово. Э… н… ц… к… «Энциклопедия» — что бы это могло значить? Рис немножко помечтал о том, как здорово было бы взять том, открыть его…

И его вновь охватила страстная жажда знаний.

Теперь его глаза остановились на красном устройстве размером с ладонь из шестеренок и рычагов, отделанных драгоценными камнями. В центре была установлена блестящая серебряная сфера, вокруг которой на проволочках крепились девять разноцветных шариков. Что это такое?

Рис оглянулся. Кабинет был пуст. Он не смог удержаться и взял предмет в руки, с наслаждением ощупывая гладкое металлическое основание…

— Не урони, слышишь?

Рис вздрогнул и выронил хитроумное устройство, которое странно медленно начало падать на пол. Вовремя подхватив устройство, юноша быстро поставил его на место.

В дверях стояла Джаен. На ее широком веснушчатом лице светилась добрая улыбка. Чуть помедлив. Рис робко улыбнулся в ответ.

— Благодарю, — сказал он.

Ученица шагнула вперед.

— Тебе повезло, что это всего лишь я. Если бы вошел кто-нибудь другой, тебя уже не было бы на Плоту.

Рис пожал плечами, с некоторым удовольствием наблюдая за ее приближением. Джаен была старшей ученицей Ципса, Главного Навигатора. Старше Риса всего на несколько сот смен, она была одной из немногих в лабораториях, кто выказывал к юноше какое-то чувство, помимо презрения. Казалось даже, что иногда девушка забывает, что Рис — рудничная крыса… Джаен была плотной, коренастой, с уверенной, но неуклюжей походкой. При мысли о том, что он невольно сравнивает ее с Шин, Рису стало как-то неуютно. Джаен нравилась ему все больше и больше. Он не сомневался, что они могли бы стать добрыми друзьями.

Но Риса не влекло к ней так, как влекло к Шин — девушке с рудника.

Джаен остановилась рядом и небрежно провела кончиком пальца по маленькому устройству.

— Бедный старина Рис, — шутливо сказала она, — бьюсь об заклад, ты даже не знаешь, что это такое, верно?

Мальчик пожал плечами.

— Ты же знаешь, что нет.

— Это называется планетарий, — Джаен сказала для него это слово по буквам. — Модель Солнечной системы.

— Чего?

Джаен вздохнула, затем показала на серебряный шарик в середине планетария.

— Это звезда. А вот это сферы, я полагаю, из железа, вращающиеся вокруг нее. Они называются планетами. Человечество — во всяком случае обитатели Плота — происходят с одной из этих планет. Кажется, с четвертой. А может, с третьей.

Рис поскреб подбородок.

— Правда? Тогда людей должно быть не очень много.

— Почему?

— Нет места. Если бы планеты имели большие размеры, тяготение было бы слишком большим. Ядро звезды у меня дома имеет диаметр только пятьдесят ярдов, и в основном состоит из воздуха, а гравитация на его поверхности пять «же».

— Правда? Ну, эта планета была намного больше. — Джаен развела руки в стороны. А гравитация была небольшая. Там все было по-другому.

— Как?

— Я не знаю точно. Но тяготение на поверхности наверное, было, ну, например, три или четыре «же».

Рис задумался.

— В таком случае, что такое «же»? Я имею в виду, почему «же» имеет именно такую величину, не больше и не меньше?

Джаен собиралась сказать что-то еще, но теперь раздраженно нахмурилась.

— Рис, об этом я не имею понятия. Клянусь Костями, ты задаешь глупые вопросы. Я уже почти раздумала рассказать тебе самое интересное о планетарии.

— Что же?

— То, что Система огромна. Период обращения планет около тысячи смен… А диаметр центральной звезды — миллион миль!

Рис подумал и спокойно сказал:

— Чепуха!

— Это почему же? — рассмеялась Джаен.

— Таких звезд не бывает. Она бы просто схлопнулась.

— Все-то ты знаешь, — улыбнулась девушка. — Надеюсь, ты достаточно умен, чтобы притащить продовольствие с Края. Пойдем. Грай дал нам список того, что нужно принести.

— Ладно.

Рис взял метлу и вышел вслед за Джаен из кабинета Холлербаха, еще раз оглянувшись на планетарий, мерцающий в тени полки.

Миллион миль? Да это просто смешно.

Но что, если?…

Они сидели в автобусе, на соседних креслах, гигантские шины делали путешествие убаюкивающе плавным.

Рис рассматривал мозаику плит, людей, спешивших по своим делам, которых даже сейчас не вполне понимал. Остальные пассажиры всю дорогу сидели спокойно, некоторые читали. Эта небрежная демонстрация грамотности несколько удивила Риса. Он вздохнул.

— Что с тобой?

Юноша грустно улыбнулся Джаен:

— Извини. Я просто… пробыл здесь так мало и еще, кажется, так мало узнал.

Джаен нахмурилась.

— Помнится, Ципс и Грай давали тебе какие-то уроки.

— Не совсем, — признался Рис.

— Я тоже не стала бы тратить время на «зайца», которого через несколько смен должны вышвырнуть обратно домой. — Она почесала нос. — Возможно, так. Хотя эти двое никогда не упускали случая продемонстрировать передо мной свои знания. Рис, ты задаешь чертовски трудные вопросы. Подозреваю, что они немного боятся тебя.

— Ты с ума сошла…

— По правде говоря, большинство этих старикашек не так уж и много знают. Холлербах, я думаю, да. Может быть, еще один или два. Но остальные просто руководствуются старыми распечатками и надеются на авось. Посмотри то, как они чинят древние инструменты с помощью палочек и веревочек… Если случится что-нибудь действительно неожиданное, они растеряются, как теряются, когда им задают необычный вопрос.

Рис задумался над словами Джаен и вдруг осознал, насколько за последнее время изменилось его отношение к Ученым. Теперь он понимал, что Ученые такие же люди, как и он, и отличаются от прочих людей лишь тем, что пытаются сделать все, чтобы спасти этот гибнущий мир.

— Как бы там ни было, — сказал Рис, — это не меняет дела. Куда я ни посмотрю, всюду вижу вопросы, на которые нет ответов. Вот например, на каждой странице Ципсовых книг с таблицами написано «IBM». Что это означает?

Джаен рассмеялась.

— Сдаюсь. Может быть, это имеет отношение к способу изготовления этих книг. Они ведь с Корабля.

— С Корабля? Знаешь, я слышал об этом столько россказней, что уже не знаю, чему верить.

— Насколько я понимаю. Корабль действительно существовал. Его разобрали, чтобы сделать основу для самого Плота.

Рис задумался.

— И Команда напечатала эти книги?

Джаен помедлила, видимо, уже приближаясь к границам своих знаний.

— Их сделали следующие поколения. Первая Команда обладала знаниями о некой машине.

— Какой машине?

— Не знаю. Возможно, о говорящей машине, такой, как автобусы. Хотя эта штука была не просто записывающим устройством. Она могла считать и вычислять.

— Каким образом?

— Рис, — сердито сказала Джаен, — если бы я это знала, то сделала бы такую сама. Понятно? Во всяком случае, некоторое время спустя машина начала портиться, и Команда испугалась, что больше не сможет продолжать вычисления. Поэтому, прежде чем машина сломалась окончательно, она отпечатала все, что знала. И там были древние таблицы, называемые «логарифмы», которые помогают нам делать вычисления. Именно их Ципс и нес в рубку. Может быть, ты когда-нибудь тоже научишься пользоваться логарифмами.

— Да. Может быть.

Автобус выезжал из леса канатов, и Рис зажмурился от резкого света нависшей над Плотом звезды.

— Ты понимаешь, в чем заключается работа Ципса, а? — спросила Джаен.

— Кажется, да, — нерешительно сказал Рис, — Ципс — Навигатор. Его задача — определить, куда должен двигаться Плот.

Джаен кивнула.

— А делается это для того, чтобы уйти с дороги звезд, время от времени падающих от границы Туманности.

Девушка указала на сверкающий над ними шар.

— Вроде этой. Там, в Рубке, они регистрируют все приближающиеся звезды, чтобы вовремя передвинуть Плот. Мне кажется, что скоро мы будем передвигаться… Вот это зрелище. Рис! Надеюсь, ты его не упустишь. Все деревья одновременно поворачивают, на палубе сильный ветер… Если я успешно пройду испытания, то буду работать в группе перемещения.

— Тебе хорошо, — кисло сказал Рис.

С неожиданной серьезностью Джаен хлопнула его по руке.

— Не теряй надежды, рудокоп. Пока ты еще на Плоту.

Рис улыбнулся, и оставшаяся часть пути прошла в молчании. Автобус подходил к Краю гравитационного поля Плота. Автобус притормозил около широкой лестницы Рис и Джаен присоединились к очереди перед раздаточной машиной. Оператор с угрюмым видом сидел рядом с машиной, его силуэт чернел на фоне неба. Рассеянно смотревшему по сторонам Рису почудилось в нем что-то знакомое.

Продовольственная машина представляла собой неуклюжую конструкцию высотой в два человеческих роста. По широкому фасаду, окружая несложную панель управления, похожую на панель Крота, располагались окна раздачи. Сзади, похожее на гигантский рот, нацеленный в атмосферу Туманности, находилось сопло, и Рис знал, что именно в него из богатой жизнью атмосферы засасывается необходимое сырье. Нетрудно было вообразить, как машина дышит этим металлическим ртом.

— Ты знаешь, она работает от черной мини-дыры, — шепнула Джаен.

— От чего? — Рис даже подпрыгнул.

Девушка улыбнулась.

— Не знаешь? Я тебе потом расскажу.

— Тебе доставляет удовольствие дразнить меня, да? — прошипел Рис.

Свет звезды был весьма интенсивным. В глаз Рису попал пот, он замигал, а когда проморгался, его взгляд уперся в толстую шею мужчины, стоявшего впереди. Шея была покрыта грубыми черными волосами и матово блестела от пота. Мужчина поднял к звезде широкое лицо мопса.

— Чертова жара, — пробурчал он. — Не понимаю, почему мы все еще сидим под этой штукой. Мису следовало бы оторвать свой толстый зад от стула и сделать что-нибудь. А?

Он вопросительно взглянул на Риса.

Рис неуверенно улыбнулся в ответ. Мужчина странно посмотрел на него и отвернулся.

После неприятных минут ожидания очередь рассосалась. Мимо по лестнице проходили пассажиры, унося с собой упаковки с пищей и водой. Рис и Джаен под взглядом угрюмого оператора подошли к машине. Джаен начала набирать на панели регистрационный номер Ученых, а потом сложную последовательность цифр, определяющую заказ. Рис восхитился легкостью, с которой бегали по клавиатуре пальцы девушки, еще одно искусство, которому, может быть, ему не придется научиться…

Тут мальчик заметил, что оператор смотрит на него с ухмылкой. Он сидел на высоком деревянном стуле, скрестив руки, в поношенный комбинезон были вшиты узкие черные ленты.

— Ну и ну, — с расстановкой сказал оператор. — Да это же рудничная крыса.

— Привет, Говер, — холодно ответил Рис.

— Все подтираешь за этими старыми пердунами из Науки, а? А я думал, они уже давно кинули тебя в сопло машины. Это все, на что годны рудничные крысы…

Рис почувствовал, что руки его сжались в кулаки, мышцы напряглись почти до боли.

— А ты все такой же мерзавец, а, Говер? — отрезала Джаен. — Как видно, то, что тебя вышвырнули из Науки, не пошло тебе на пользу.

Говер обнажил желтые зубы.

— Я сам решил уйти. Не собираюсь провести жизнь в обществе никчемных старых неудачников. По крайней мере в Инфраструктуре я занимаюсь настоящей работой. Учусь чему-то полезному.

Джаен подбоченилась.

— Говер, если бы не Ученые, Плот бы развалился много поколений назад.

— Конечно. Продолжай верить в это, — устало фыркнул тот.

— Это правда!

— Может, когда-то было и так. Но что теперь? Почему они не выведут нас из-под этой штуки на небе?

Джаен, рассердившись, набрала воздуха… и остановилась, не найдя достойного ответа.

Говер, казалось, не обратил внимания на свою маленькую победу.

— Не важно. Думай, что хочешь. К тем, кто действительно обеспечивает существование Плота — Инфраструктура, деревянщики, плотники и металлисты — скоро придется прислушаться. И это будет началом конца всех ваших паразитов.

— Что это значит? — нахмурилась Джаен.

Но Говер, ухмыльнувшись, отвернулся от них, а стоящий сзади мужчина проворчал:

— Эй, вы, пошевеливайтесь.

Нагруженные упаковками, Джаен с Рисом вернулись к автобусу.

— Джаен, а что, если он прав? — спросил Рис. — Что, если Ученые и Офицеры больше не в состоянии выполнять свои обязанности?

Девушка поежилась.

— Тогда это конец. Но я знаю Говера, он просто хочет придать себе важности, заставить нас поверить, что он доволен переводом в Инфраструктуру. Он всегда таким был.

Рис нахмурился. «Может, и так, — подумал он. — Но Говер говорил слишком уверенно».

Несколько смен спустя Холлербах послал за Рисом. У входа в кабинет Главного Ученого Рис остановился и несколько раз глубоко вздохнул. Он чувствовал себя так, будто балансировал на самом Краю Плота. Несколько следующих минут могли определить всю его жизнь.

Рис расправил плечи и шагнул вперед.

Холлербах сидел, склонившись над бумагами. При появлении Риса Ученый сердито посмотрел на мальчика.

— Кто там? А, да, парень с рудника. Входи, входи.

Он указал на стул, откинулся на спинку кресла и заложил костлявые руки за голову. В падающем сверху свете машин его глазницы казались неестественно глубокими.

— Вы хотели меня видеть, — сказал Рис.

— Хотел? Да, конечно. — Холлербах взглянул на Риса с откровенным пренебрежением. — Вот что, мне сказали, что ты был здесь полезен. Ты хороший работник, а это редкое качество… Так что благодарю… Однако, — продолжил он приветливее, — дерево нагружено и готово к полету на Пояс Отправление в следующую смену. И я должен решить, будешь ли ты на нем, когда оно отправится.

Риса охватила дрожь: может, у него еще есть шанс остаться? Ожидая какого-либо испытания, он лихорадочно оживлял в памяти приобретенные им обрывки знаний.

Холлербах встал с кресла и принялся прохаживаться по кабинету.

— Ты знаешь, что Плот перенаселен, — сказал Ученый. — Кроме того, у нас… проблемы с раздаточными машинами, что не облегчает положение. С другой стороны, после того, как мы избавились от этого бездельника Говера, в лабораториях появилась вакансия. Но если я не буду уверен на сто процентов, я тебя не оставлю.

Рис ждал.

Холлербах нахмурился.

— Молчишь? Хорошо… Хотел бы ты задать мне последний вопрос, прямо сейчас, перед тем как улетишь отсюда? А я обещаю ответить на него настолько полно, насколько смогу! О чем ты меня спросишь?

Рис слышал, как колотится его сердце. Это и было испытание, балансирование на Краю — но в какой необычной форме. Один вопрос! Каков тот единственный ключ, способный открыть тайны, о которые бьется его мысль, как летяга о лампу?

Секунды мелькали. Холлербах, не отрываясь, смотрел на юношу.

Наконец, сам не зная почему. Рис спросил:

— Что… такое… «же»?

Холлербах нахмурился:

— Сперва объясни, как ты сам это себе представляешь.

Рис стиснул кулаки.

— Мы живем в мире, пронизанном сильными переменными гравитационными полями. Но у нас есть стандартная единица ускорения свободного падения «же». Откуда она взялась? И почему численное значение единицы именно таково?

Холлербах кивнул.

— Продолжай…

— «Же» — единица тех пространств, откуда пришел человек. Должно быть, это обширное пространство, где гравитация постоянна и определяется величиной, которую мы называем «же». Поэтому она и стала стандартом. В нашем мире такой области нет, даже на Плоту. Возможно, в прошлом существовал какой-то гигантский Плот, который разрушился…

Холлербах улыбнулся, кожа на его худых челюстях натянулась.

— Неплохая мысль… Предположим, я скажу тебе, что в этом мире никогда не было подобной области?

Рис подумал.

— Тогда я предположил бы, что человек пришел из другой вселенной.

— Ты в этом уверен?

— Конечно, нет, — защищаясь, сказал Рис. — Это нужно проверить… найти доказательства.

Старый Ученый покачал головой.

— Парень, я подозреваю, что У тебя больше способностей к науке, чем у всех моих так называемых ассистентов.

— Но каков ответ?

Холлербах рассмеялся.

— Ты удивительный парень, ей-Богу. Тебя больше беспокоит ответ на отвлеченный вопрос, чем собственная судьба… Ладно, я скажу тебе. Человек не принадлежит этому миру. Мы прибыли сюда на Корабле. Проникли сквозь Кольцо Болдера, это что-то вроде прохода. Где-то по другую сторону Кольца Болдера в космосе находится мир, из которого мы пришли. Кстати, это планета, сфера диаметром около двенадцати тысяч миль, а не Плот. И на ее поверхности тяготение равно одному «же».

Рис нахмурился.

— Тогда она должна состоять из газа.

Холлербах взял с полки планетарий и посмотрел на миниатюрные планеты.

— Фактически это шар из железа. Она не могла бы существовать… здесь. Ключевым фактором в этом абсурдном мире является гравитация, она здесь в миллиард раз сильнее, чем в том мире, из которого мы явились. Здесь наша родная планета имела бы на поверхности тяготение в миллиард «же», если бы мгновенно не схлопнулась. И вот тебе шутки небесной механики. Нашей родной планете требуется более тысячи смен, чтобы сделать оборот вокруг своей звезды. Здесь же на это уходит только семнадцать минут! Рис, мы не думаем, что Команда намеревалась направить Корабль именно сюда. Вероятно, это произошло случайно. И под воздействием резко усилившегося гравитационного поля большая часть Корабля разрушилась. Включая и движущее устройство. Должно быть, они углублялись в Туманность, плохо понимая, что с ними случилось, и лихорадочно пытались избежать падения на Ядро…

Рис подумал о взрыве плавильни, и его воображение начало рисовать картину…

…Члены Команды мечутся по коридорам падающего Корабля, проходы наполнены дымом и пламенем. Корпус поврежден, промозглый воздух Туманности распространяется по каютам, и сквозь пробоины в серебристых стенках Команда видит летающие деревья и гигантских, похожих на облака, китов… Все полностью отлично от привычных им вещей!

— Одни Кости знают, как они пережили первые несколько смен. Но все же выжили. Они запрягли деревья и ускользнули из объятий Ядра. Понемногу люди распространились по Туманности на миры Пояса и еще дальше…

— Что? — Рис вернулся к настоящему. — Но я думал, вы рассказываете, как тут очутились жители Плота… Мне казалось, что население Пояса и другие…

— Взялись откуда-то еще? — Холлербах улыбнулся, он выглядел усталым. — Нам, живущим на Плоту в относительном комфорте, хотелось бы в это верить, но правда состоит в том, что все люди в Туманности происходят от Команды Корабля. Да, даже Костяшники. И, собственно говоря, миф о раздельном происхождении приносит вред всему виду. Чтобы увеличить численность генетического вида, нам необходимы смешанные браки…

Рис задумался. Если припомнить, то между жизнью здесь и на Поясе можно найти много общего. Но при мысли об очевидных различиях, о безжалостной жестокости Пояса, он почувствовал прилив холодной ярости.

«Почему, к примеру. Пояс не должен иметь собственную продовольственную машину? Если у нас общие предки, тогда, несомненно, рудокопы обладают такими же правами, как и обитатели Плота…»

Ладно, об этом можно будет подумать позднее. Рис попытался сосредоточиться на рассказе Холлербаха.

— …Поэтому, молодой человек, я скажу тебе честно. Мы знаем, что Туманность погибает. И если мы ничего не придумаем, то погибнем вместе с ней.

— А что произойдет? Воздух станет непригоден для дыхания?

Холлербах осторожно поставил планетарий на место.

— Возможно. Но задолго до этого не останется звезд. Станет холодно и темно… И деревья начнут погибать.

— Нас нечему будет удерживать! Мы упадем на Ядро, вот и все. Вот будет путешествие…

— И если мы не хотим отправиться в это путешествие, Рис, нам понадобятся Ученые. Молодые, с пытливым умом, которые могли бы найти выход из ловушки, в которую превращается Туманность. Рис, достоинство Ученого не в том, что он много знает, а в том, что он задает вопросы. Мне кажется, в тебе это есть. Возможно, так или иначе…

Рис покраснел.

— Вы имеете в виду, что я могу остаться?

Холлербах фыркнул.

— Учти, это только испытательный срок! Я должен убедиться, что ты именно тот, кого я ищу. Ты должен получить настоящее образование.

Старый Ученый прошаркал к своему креслу. Вынул из кармана очки, нацепил на нос и склонился над своими бумагами. Потом посмотрел на Риса.

— Что-нибудь еще?

Рис почувствовал, что улыбается.

— Могу я задать еще один вопрос?

Холлербах раздраженно нахмурился.

— Ну что ж, если это так необходимо…

— Расскажите мне о звездах. По ту сторону Кольца Болдера. Правда, что они миллионы миль в диаметре?

Холлербах попытался сохранить на лице раздраженное выражение, но оно сменилось полуулыбкой.

— Да. А некоторые даже гораздо больше! Они расположены далеко друг от друга, и небо там почти пустое. Эти звезды существуют не тысячу смен, как здешние жалкие подобия, а тысячи триллионов смен!

Рис попытался представить себе эту величественную картину.

— Но… каким образом?

И Холлербах начал рассказ.

5

После беседы с Холлербахом Грай повел Риса в здание общежития. В длинном, плоском коробе могло поместиться около пятидесяти человек. Полный смущения Рис проследовал за суетливым Ученым между рядами простых коек. Рядом с каждой койкой стояли тумбочка и вешалка. Рис с любопытством рассматривал разбросанные на полу и по тумбочкам предметы — расчески и бритвы, небольшие зеркала, нитки с иголками и фотографии родственников или молодых девушек. Один юноша — судя по малиновому галуну, вшитому в комбинезон, ученик в Науке — сидел на койке. При виде плохо одетого Риса он с удивлением поднял брови, но кивнул вполне дружелюбно. Рис, вспыхнув, кивнул в ответ и поспешил за Граем.

Он пытался догадаться, куда попал. Жилище Паллиса, где он жил с момента прибытия, по меркам Пояса казалось невообразимо роскошным. Этот короб вряд ли можно было с ним сравнить, но, несомненно, здесь жили представители более или менее привилегированного класса. Возможно, Рису придется убирать общежитие, и ему отведут место для сна где-нибудь поблизости…

Они подошли к кровати, на которой не было ни простыней, ни одеял, рядом стояла пустая тумбочка.

Грай махнул рукой.

— Думаю, сойдет, — сказал он и направился к выходу.

Смущенный Рис последовал за ним.

Грай остановился.

— Клянусь всеми Костями, в чем дело, парень? Ты что, слов не понимаешь?

— Извините…

— Здесь, — Грай снова указал на койку и медленно, подчеркнуто медленно, как будто обращаясь к ребенку, произнес: — С этого времени ты будешь спать здесь. Или тебе нужно письменное распоряжение?

— Нет…

— Положи свои вещи в тумбочку.

— У меня ничего нет…

— Возьми из кладовой одеяла, — велел Грай, — другие покажут тебе, где это.

И, не обращая больше внимания на растерянный взгляд Риса, поспешил из спальни.

Рис сел на койку — она была чистая и мягкая — и провел пальцем по гладкой поверхности тумбочки. Его тумбочки!

Юноше стало трудно дышать, и он почувствовал, как раскраснелось его лицо. Да, это его тумбочка, его койка — его место на Плоту!

Все-таки этого он достиг!

Рис просидел на кровати несколько часов, не обращая внимания на удивленные взгляды соседей по комнате. Он был в покое, безопасности и предвкушал завтрашние занятия — на сегодня с него было вполне достаточно.

— Так ты все-таки провел старика Холлербаха?

Эти злые слова вывели Риса из оцепенения. Подняв голову, он уперся взглядом в тонкое, жестокое лицо того самого кадета, над которым он одержал победу около Рубки. Порывшись в памяти. Рис вспомнил его имя — Дов?

— Мало того, что приходится жить в этой хибаре. Теперь мы должны делить ее с такими, как эта крыса…

Рис умел держать себя в руках, он был спокоен и рассудителен. Сейчас не время для драки. Он спокойно посмотрел Дову в глаза, медленно улыбнулся и подмигнул.

Дов фыркнул и отвернулся. Намеренно громко стуча дверцами тумбочки, он собрал свои вещи и перенес их в дальний конец комнаты.

Чуть позднее дружелюбный парень, который раньше признал Риса, прошел мимо его койки.

— Не обращай внимания на Дова. Мы не все такие идиоты.

Оценив благородный жест. Рис поблагодарил парня, однако заметил, что тот, в свою очередь, не передвинулся ближе к Рису, а к концу смены, когда пришли другие обитатели спальни, стало очевидным, что койка Риса осталась островком, окруженным рядами пустующих коек.

Он лег на незастеленную постель, свернулся клубком и, засыпая, улыбнулся, нисколько не обеспокоенный общим бойкотом.

Теоретически, как узнал Рис, общество на Плоту было бесклассовым. Ранги Ученых, Офицеров и так далее были открыты любому, положение определялось не рождением, а только способностями. «Классы» Плота вели свое происхождение от распределения обязанностей Команды на легендарном Корабле и обозначали только род деятельности и степень полезности, а не власть или положение. Так что Офицеры не были правящим классом. Они служили остальным, неся тяжкое бремя ответственности за поддержание порядка на Плоту. С этой точки зрения Капитан был самым несчастным человеком, несущим на своих плечах тяжелейший груз.

Поначалу Рис, чей жизненный опыт ограничивался знакомством с жестокими условиями Пояса, был готов верить тому, чему его вполне серьезно учили, и списывал высокомерную жестокость Дова и прочих на молодость. Но когда круг его знакомств расширился, а опыт — формальный или неформальный — обогатился, он пришел совсем к другому выводу.

Несомненно, что юноша из неофицерского класса мог стать Офицером. Но, как ни странно, такого никогда не случалось. Прочие классы, отстраненные от власти иерархическим правлением Офицеров, отвечали тем же и основывали свою власть на чем могли. Так, работники Инфраструктуры превратили подробности конструкции и функционирования Плота в тайну, известную только посвященным, и при недовольстве их лидеров — людей вроде Деккера, знакомого Паллиса — могли показать свою власть, ограничив снабжение водой или пищей, перекрыв канализацию и вообще остановив функционирование Плота любыми из сотни доступных им способов.

Даже Ученые, сам смысл существования которых, казалось, состоял в приобретении знаний, не остались в стороне от этой борьбы за власть.

Ученые были необходимы для самого существования Плота. В таких случаях, как его перемещение, предотвращение эпидемий, перестройка секций, знания Ученых и дисциплина их мышления были незаменимы. А без традиций, которые старательно сохраняли Ученые, традиций объяснявших, как устроен мир и каким образом могут выжить в нем люди, хрупкая сеть общественных и материальных взаимоотношений, без сомнения, развалилась бы за несколько тысяч смен. Рис уяснил себе, что Плот удерживает от падения вовсе не орбита Ядра, но отношения между людьми.

Так что на Ученых лежала огромная, почти священная ответственность. Но, отметил Рис, это не мешало им использовать свои бесценные знания в личных целях, поступая при этом не более щепетильно, чем любой рабочий Деккера, перекрывающий канализацию. На Ученых лежала традиционная обязанность обучать каждого нового работника, независимо от класса, и они обучали — до определенного, среднего уровня. Но только ученикам Науки, таким как Рис, позволялось пойти дальше простых фактов и увидеть воочию древние книги и инструменты…

Знания были скрыты. Поэтому только люди, близкие к Ученым, имели представление о происхождении человечества, даже о природе самого Плота и Туманности. Прислушиваясь к разговорам в столовой и в очередях. Рис пришел к заключению, что люди были озабочены размером выдаваемого на смену пайка или результатом псевдоспортивных соревнований больше, чем томами исследований о выживании расы. Они вели себя так, будто Туманность была вечной, а Плот незыблем.

Эти люди были невежественны, следовали моде, своим прихотям и словам ораторов — даже здесь, на Плоту. Что же касалось человеческих колоний вне Плота — рудника Пояса и, возможно, легендарных, затерянных миров Костяшников — там, как Рис знал по собственному опыту, представления о прошлом человечества и устройстве мира сводились к историям более чем фантастическим.

К счастью для Ученых, большинство учеников, принадлежащих к другим классам, подобное положение дел вполне устраивало.

Например, будущие Офицеры весьма презрительно относились к занятиям и страстно мечтали о том дне, когда им наконец позволят окунуться в водоворот жизни и ощутить сладость власти.

Так что конкуренция Ученым не грозила, но Рис сомневался в мудрости их политики. Даже Плот, куда более обустроенный и пригодный для жилья, чем Пояс, и тот уже начал испытывать недостаток в ресурсах. Недовольство усиливалось, а поскольку у большинства людей не хватало знаний, чтобы они могли оценить вклад более привилегированных классов, эти классы все чаще служили мишенью для нападок.

Это напоминало горючую смесь.

Рис сознавал, что узурпация знания имела еще одну отрицательную сторону. Наделение фактов ценностью делало их священными, неприкосновенными, а потому Ученые тряслись над старыми распечатками и, как заклинания, бормотали обрывки мудрости, доставленной сюда Кораблем и его Командой. Они не желали, а сможет, и не могли даже предположить, что существуют какие-то факты вне этих пожелтевших страниц и что — только тише — в древних фолиантах могут оказаться неточности и ошибки!

И все же, несмотря на все свои вопросы и сомнения, Рис сознавал, что смены, проведенные на Плоту, были самыми счастливыми в его жизни. Как полноправный ученик, он не просто листал красивые книжки с картинками. Теперь он сидел на уроках вместе с другими учениками, и его занятия приняли последовательный характер. После лекций Рис мог часами сидеть над книгами и фотографиями. Он никогда не забудет выцветшую картинку из одной потрепанной папки — фотографию голубого края Туманности.

Голубого!

Рис не мог оторвать глаз от этого чудесного цвета, такого чистого и холодного, как он и представлял себе.

Сначала Рис, чувствуя себя неловко, ходил на занятия с учениками на несколько тысяч смен моложе его, но, к недоброжелательному удивлению своих наставников, юноша быстро прогрессировал. Вскоре он догнал остальных, и ему позволили присоединиться к классу самого Холлербаха.

Холлербах вел семинары очень живо и увлекательно. Отложив в сторону пожелтевшие страницы и древние фотографии, старый Ученый требовал от своих слушателей самостоятельности мышления в развитии идей, которые он излагал при помощи слов и жестов.

В одну из смен Ученый заставил каждого ученика смастерить простейший маятник — гирьку из тяжелого металла, привязанную к куску веревки, — и измерить период колебаний по зажженной свече. Рис установил свой маятник, ограничил размах несколькими градусами, как посоветовал им Холлербах, и тщательно сосчитал колебания. Краем глаза он мог видеть Дова, сидевшего через несколько скамей от него и вяло производившего необходимые действия. Как только Холлербах отводил свой свирепый взгляд, Дов, видимо скучая, подталкивал качающуюся перед ним гирьку.

Учащимся не понадобилось много времени, чтобы установить, что период колебаний зависит от длины веревки и не зависит от массы гирьки.

Этот простой факт показался Рису удивительным, а еще удивительнее было то, что он сам это обнаружил. После окончания занятий юноша задержался в маленькой лаборатории для учащихся. Он менял условия эксперимента, подвешивал новые гирьки, сильнее раскачивал маятник.

Следующий урок удивил еще больше. Важно вошел Холлербах и, оглядев учеников, велел им взять с собой штативы, на которых крепились маятники. Сделав приглашающий жест, ученый повернулся и вышел из лаборатории.

Ученики схватили свои штативы и поспешили вслед за ним.

Дов со скучающим видом закатил глаза.

Они шли по улице, под пологом вращающихся деревьев. Холлербах отвел их довольно далеко. Небо в этот день было безоблачным, и палубу усеивали пятна звездного света. Несмотря на свой возраст, Холлербах шел быстро, и когда он остановился под открытым небом чуть подальше опушки летающего леса, у Риса немного болели ноги (и, как он подозревал, не у него одного). Мигая от прямых лучей света. Рис с любопытством огляделся вокруг. После начала занятий ему редко доводилось здесь бывать. Явно заметный наклон палубы под ногами по-прежнему казался странным.

Холлербах молча опустился на плиты, скрестил ноги и приказал ученикам сделать то же самое. К плите он прикрепил несколько свечей.

— А теперь, леди и джентльмены, — прогудел Холлербах, — я хочу, чтобы вы повторили вчерашний эксперимент. Установите маятники.

Раздались приглушенные стоны, но Холлербах их как будто не расслышал. Ученики приступили к работе, а неугомонный старик поднялся и начал прохаживаться между ними.

— Вы Ученые, запомните это, — говорил он. — Вы здесь для того, чтобы наблюдать, а непредполагать, для того, чтобы измерить и понять…

Результаты Риса были… странными. Пока горели свечи, юноша тщательно перепроверял, повторял и пробовал вновь и вновь.

Наконец Холлербах призвал учеников к порядку.

— Ваши выводы, пожалуйста? Дов?

Рис услышал стон кадета.

— Никакой разницы, — вяло ответил тот. — Та же кривая, что и в прошлый раз.

Рис нахмурился. Это было неправдой. Периоды, которые он замерил, были больше, чем вчера, ненамного, но несомненно больше.

Молчание становилось тягостным. Дов беспокойно заерзал.

И тут Холлербаха прорвало. Рис с трудом сдерживал улыбку, слушая, как старый Ученый поносил небрежную работу кадета, его невосприимчивый ум, лень и неспособность носить золотой галун. К концу этой патетической речи щеки Дова были малиновыми.

— Теперь послушаем правду, — пробормотал Холлербах, тяжело дыша. — Баэрт?

Следующий ученик дал ответ, совпадающий с наблюдениями Риса. Холлербах спросил:

— В чем же тогда дело? Как изменились условия эксперимента?

Все тут же стали строить предположения. О чем они только не говорили! И о влиянии света звезд на грузики, и о неточности в измерении времени — свечи мерцали здесь гораздо больше, чем в лаборатории, — выдавали и множество других идей. Холлербах слушал их серьезно, время от времени кивая.

Ни одна из этих идей Рису не нравилась. Он уставился на примитивное устройство, как будто надеясь, что оно само выдаст ему свои секреты.

Наконец Баэрт нерешительно сказал:

— А что, если гравитация?

Холлербах поднял брови.

— Что гравитация?

Баэрт неуверенно почесал нос.

— Мы здесь немного дальше от центра тяготения Плота, не так ли? Так что сила притяжения, действующая на гирьку, будет немного меньше…

Холлербах напряженно смотрел на него и молчал. Баэрт покраснел и продолжил:

— Гравитационное поле, притягивая гирьку, заставляет ее качаться. Поэтому, если тяготение меньше, период будет больше… В этом есть смысл?

Холлербах покачал головой.

— По крайней мере это немного менее сомнительное высказывание, чем все остальные. Но если так, то какова точная зависимость между силой притяжения и периодом?

— Мы не можем этого сказать, — выпалил Рис, — не можем без дополнительных данных.

— Вот это, — сказал Холлербах, — первая умная вещь, которую кто-либо из вас высказал за всю смену. Хорошо, леди и джентльмены, я предлагаю вам продолжить сбор данных. Если что-то обнаружите, скажите мне.

Он с трудом встал и пошел прочь.

Ученики разошлись выполнять задание с разной степенью энтузиазма. Рис приступил к нему с большой охотой и за несколько смен исходил всю палубу, вооруженный маятником, блокнотом и запасом свечей. Он измерял период колебаний маятника, тщательно записывал данные и вычерчивал графики в логарифмических координатах. Более того, он внимательно наблюдал, как плоскость колебаний образует разные углы с поверхностью, показывая тем самым, как меняется локальная вертикаль при перемещении по Плоту. Рис даже изучил медленные, неуверенные колебания маятника на самом Краю.

Наконец он принес результаты Холлербаху.

— Кажется, я понял, — нерешительно сказал юноша. — Период колебания маятника пропорционален квадратному корню его длины… и обратно пропорционален квадратному корню ускорения свободного падения.

Холлербах молчал и сурово смотрел на Риса.

— Я прав, — выпалил наконец Рис.

Холлербах выглядел расстроенным.

— Ты должен понять, мальчик, что в нашем деле нет точных ответов. Есть только хорошие догадки. На основе проведенных опытов ты выдвинул гипотезу — что ж, это прекрасно. А теперь ты должен проверить, согласуется ли она с изученной тобой теорией.

Рис беззвучно застонал. Однако послушно ушел и сделал то, что велел Холлербах.

Позднее он показал Ученому свои измерения величины и направления гравитационного поля Плота.

— Поле меняется весьма сложным образом, — сказал он. — Сначала я думал, что оно должно ослабляться обратно пропорционально квадрату расстояния от центра Плота, но это не так…

— Закон обратных квадратов применим только для точечных масс или для идеально сферических объектов, а не для объектов, похожих на тарелку, как наш Плот.

— Тогда что же…

Холлербах молча смотрел на него.

— Я понял, — вздохнул Рис, — я должен пойти и определить это сам. Верно?

Это отняло у него гораздо больше времени, чем проблема маятника. Рис должен был изучить тройные интегралы… векторы… эквипотенциальные поверхности. А еще ему пришлось учиться выдвигать предположения, достаточно близкие к истине.

Но он справился с этим. Зато сразу возникла новая проблема. Потом другая, третья…

Случалось Рису и отдыхать.

В одну из смен Баэрт, с которым у Риса наладилось что-то вроде дружбы, предложил ему лишний билет на представление в том, что называлось Театром Света.

— Не скажу, что я сразу надумал позвать тебя с собой, — улыбаясь, сказал Баэрт. — Она, увы, несколько красивее тебя… Но мне в любом случае не хочется пропускать представление или терять билет.

Вертя в руках картонную карточку. Рис поблагодарил Баэрта.

— Театр Света? Что это такое? Что там происходит?

— Слушай, на Поясе, наверное, не так уж много театров, а? Если ты не слышал о нем, подожди и увидишь сам.

Театр находился вблизи привязанного леса, неподалеку от Края. От центра Плота туда можно было проехать на автобусе, но Баэрт и Рис предпочли пройтись пешком. Когда они подошли к окружающей Театр ограде, наклон палубы был уже достаточно велик, и прогулка превратилась в довольно утомительный подъем. Здесь, далеко от полога леса, на открытой палубе жар звезды был силен, и к концу пути у обоих лица блестели от пота.

Пытаясь не поскользнуться на покрытом заклепками склоне, Баэрт неуклюже повернулся к улыбающемуся Рису.

— Ну и прогулочка, — сказал он. — Но дело стоит того. Билет не забыл?

Рис порылся в карманах и нашел драгоценный кусок картона. Чувствуя себя неловко, он подождал, пока Баэрт предъявил билеты контролеру, и прошел вслед за другом сквозь узкую калитку.

Театр Света выглядел как широкий овал, большая ось которого была ориентирована вдоль кажущегося наклона палубы. В верхней части Театра были установлены скамьи. Рис и Баэрт заняли свои места, и юноша увидел перед собой маленькую сцену на подпорках. Она располагалась по локальной горизонтали, под углом к «наклонной» палубе. За сценой, как гигантский задник, наклонно возвышался центр Плота — огромная нависающая стена железных параллелепипедов и кружащихся шелестящих деревьев.

Театр быстро заполнялся. Рис прикинул, что здесь могло поместиться около сотни людей, и при мысли о таком скоплении народу ему стало не по себе.

— Будете пить?

Рис резко повернулся. Возле него стояла очень красивая девушка с подносом. Он улыбнулся и уже собрался ответить, но вдруг заметил, как странно она стояла…

Непринужденно, без всяких видимых усилий, девушка стояла на палубе, не обращая внимания на кажущийся наклон, словно палуба была ровной. У Риса отвисла челюсть. Все его тщательно продуманные представления о расположении палубы испарились. Потому что, если девушка стояла вертикально, тогда он сидел под углом, не имея за спиной опоры…

Со сдавленным криком он начал падать назад.

Баэрт, смеясь, поддержал друга, а девушка с извиняющейся улыбкой протянула ему стакан с каким-то прозрачным напитком. Рис чувствовал, как горят его щеки.

— Что все это значит?

Баэрт с трудом перестал смеяться.

— Извини, так бывает со всеми. Хотя мне следовало предупредить тебя…

— Но как она может ходить так?

Баэрт пожал плечами.

— Если бы я знал, это не производило бы такого впечатления. Магнитные подошвы на обуви? Самое смешное, что тебя сбила с ног не девушка… а крушение твоих представлений, потеря чувства равновесия.

— Ладно, весельчак.

Рис с кислым видом отхлебнул приятное на вкус питье и стал наблюдать за идущей между скамьями девушкой. Ее походка была свободной, и естественной, и, как Рис ни старался, он не мог понять, каким образом она удерживает равновесие. Но вскоре его вниманием полностью завладело начавшееся представление. На подмостках появились жонглеры. Предметы взлетали и падали под самыми немыслимыми углами, но неизменно возвращались в руки артистов.

Под аплодисменты Рис сказал Баэрту:

— Это похоже на волшебство.

— Никакого волшебства, — ответил тот. — Обыкновенная физика. А у тебя, рудокоп, наверное, глаза на лоб полезли?

Рис нахмурился. На Поясе было не так уж много времени для жонглирования, и, без сомнения, своим каторжным трудом рудокопы оплачивали все эти забавы, хотя и не впрямую. Юноша украдкой осмотрел публику. Множество золотых и малиновых галунов и не так уж много черного или других цветов. Только высшие классы? Рис сдержал вспышку негодования и вернулся к представлению.

И вот настало время главного номера. На сцене установили огромный трамплин. Публика затаила дыхание. Какой-то духовой инструмент начал наигрывать жалобную мелодию, и на подмостки взошли двое — мужчина и женщина, — затянутые в трико. Поклонившись зрителям, они взмыли с трамплина в наполненный светом воздух. Сначала акробаты выполнили простые элементы: медленные, грациозные сальто и вращения — приятные для глаза, но не очень эффектные.

Потом пара, одновременно оттолкнувшись от трамплина, высоко подпрыгнула, встретясь в верхней точке траектории — и, не соприкасаясь, танцоры обернулись вокруг друг друга так, что их раскинуло в стороны.

Баэрт судорожно вздохнул.

— Послушай, как они это делают?

— Гравитация, — шепнул Рис. — На одно мгновение они вращаются вокруг общего центра масс.

Танец в воздухе продолжался. Партнеры кружились, направляя свои стройные тела по тщательно продуманным траекториям. Рис, позабыв обо всем и полузакрыв глаза, смотрел на них. Как физик, он анализировал отточенные движения танцоров. Их центры масс, расположенные где-то в области груди, описывали гиперболические орбиты в переменных гравитационных полях, создаваемых Плотом, сценой и самими танцорами так, что всякий раз, когда они отрывались от трамплина, траектории были предопределены… Но танцоры так затейливо усложняли эти траектории, что казалось, будто они плавают в воздухе как захотят, не подчиняясь никаким законам. «Насколько парадоксально, — подумал Рис, — что гигантские гравитационные поля этого мира дают людям подобную свободу движений».

Наконец танцоры начали последний, точно рассчитанный полет — они вращались вокруг друг друга, как планеты. Потом все закончилось. Взявшись за руки, танцоры, стояли на трамплине, а Рис вместе с другими хлопал и топал ногами. Значит, здешняя гравитация годилась еще на что-то, а не только на борьбу с ней…

Вспышка, глухой удар, выросшее дымное облако. Трамплин, подорванный снизу, на короткое мгновение превратился в летящее птицеподобное существо, само ставшее танцором. Артисты, крича, летели по воздуху. Потом трамплин рухнул на сцену и рассыпался. Сверху на обломки свалились люди.

Пораженная публика хранила гробовое молчание. Единственными звуками были глухие отрывистые стоны пострадавших. Не веря своим глазам. Рис увидел, что по обломкам трамплина расплываются кроваво-красные пятна. Из-за кулис выскочил толстый человечек с нашивками из оранжевого галуна и властно привлек внимание рублики.

— Всем оставаться на месте, — приказал он. — Никто не должен пытаться уйти.

Зрители молчали. Оглянувшись, Рис заметил другие оранжевые галуны у выходов из Театра, еще несколько мелькало среди обломков трамплина.

Баэрт побледнел.

— Служба безопасности, — прошептал он. — Подчиняются непосредственно Капитану. Их не часто видно, но они всегда поблизости… Всегда в тени. — Он сел и сложил руки на груди. — Черт побери, прежде чем отпустить нас, они допросят каждого! Это займет не один час…

— Баэрт, я ничего не понимаю. В чем дело?

Баэрт пожал плечами.

— А ты не видишь? Разумеется, бомба.

У Риса слегка закружилась голова, как раньше при виде девушки с подносом.

— Кто-то сделал это специально?

Баэрт угрюмо посмотрел на него и ничего не ответил.

— Зачем?

— Не знаю. Я не могу говорить за этих людей. — Баэрт почесал нос. — Но уже было несколько таких акций, в основном направленных против Офицеров, в тех местах, где они скорее всего могут оказаться. Вроде этого. Видишь ли, друг мой, тут тоже не все счастливы. Многие полагают, что Офицеры имеют больше, чем заслуживают.

— И поэтому устраивают взрывы?

Тела танцоров лежали на груде окровавленных обломков трамплина. Рис все еще не мог поверить своим глазам. Он вспомнил недавнюю вспышку негодования, охватившую его при словах Баэрта. Возможно, Рис мог бы понять движущие мотивы тех, кто устроил взрыв, — почему одни должны работать, а другие наслаждаться плодами их труда, — но убивать из-за этого?

Ребята из службы безопасности начали обыскивать зрителей, раздевая их догола. Делать было нечего. Рис и Баэрт молча уселись на места и стали поджидать своей очереди.

Несмотря на отдельные тягостные моменты, вроде взрыва в Театре, Рис находил новую жизнь стоящей и захватывающей. Смены мелькали одна за другой. Очень скоро Рис окончил свою Тысячу Смен, первую ступень обучения. Настало время получить признание своих успехов.

И вот молодой человек уже сидит на разукрашенном автобусе и, чувствуя озноб от нереальности происходящего, рассматривает малиновый галун Ученого (Третий класс), только что нашитый на плечо его комбинезона. Автобус едет по Пригородам Плота. Десяток пассажиров, товарищи Риса по выпуску, громко разговаривают и смеются.

Джаен, сморщив нос, смотрит на него с насмешливой заботой.

— Тебя что-то беспокоит?

Рис пожал плечами.

— Все в порядке. Ты же меня знаешь. Я человек серьезный.

— Ты чертовски правильный. Возьми. — Джаен потянулась к сидевшему по другую сторону от Риса парню и взяла бутылку с узким горлом. — Выпей. Ты выпускник. Это твоя Тысячная Смена, и ты должен веселиться.

— Ну, это не совсем так. Я начал не сразу, вспомни. Для меня это вылилось примерно в тысячу с четвертью…

— Ну ты и зануда! Выпей, или я скину тебя с автобуса.

Рис рассмеялся, взял бутылку и сделал большущий глоток.

Он пробовал крепкие напитки в баре Квотермастера, и многие из них были гораздо сильнее, чем это газированное псевдовино, но ни один из них не оказывал на Риса подобного действия. Вскоре свет ламп по сторонам дороги стал казаться ему более приветливым, гравитационное поле Джаен, слившись с его, стало источником теплоты и спокойствия, а несвязный разговор товарищей казался все живее и интереснее.

Когда они выехали из-под полога летающих деревьев и въехали в тень Платформы, Рис все еще пребывал в приподнятом настроении. От Края выдавался внутрь металлический выступ, черным прямоугольником вырисовывавшийся на малиновом фоне неба. Его подпорки напоминали иссохшие конечности. Автобус остановился возле ряда широких лестниц. Рис, Джаен и все остальные слезли с автобуса и поднялись на Платформу.

Вечеринка Тысячной Смены была в самом разгаре, присутствовало около ста выпускников различных Классов Плота. Установленный на козлах бар не пустовал. Музыканты играли ритмичную мелодию, и возле низкой сцены для оркестра даже пытались танцевать несколько пар. Рис в сопровождении Джаен отправился на экскурсию вдоль стен Платформы.

Идея Платформы была очень изящна: прикрепленная к Краю плита площадью сто квадратных футов под углом, соответствовавшим локальной горизонтали, окруженная стеклянными стенами и таким образом открывающая для осмотра окрестности Туманности. С внутренней стороны Платформы глазам Риса, подобно некой гигантской игрушке, предстал сам Плот. Как в Театре, от ощущения того, что находишься на безопасной ровной поверхности, нависшей над гигантским склоном, кружилась голова.

Наружный край Платформы выдавался над Краем Плота. Эта часть пола была стеклянной. Рис стоял над глубинами Туманности, и ему казалось, что он висит в воздухе. Со всех сторон сверкала россыпь сотен звезд, освещающих все вокруг подобно гигантским шарообразным лампам. В самом центре, при приближении к невидимому Ядру, звезды скучивались, и казалось, что смотришь в гигантский колодец со стенами из звезд.

— Поздравляю тебя. Рис.

Рис повернулся. Рядом с ним стоял Холлербах, худой, серьезный и абсолютно несоответствующий окружению.

— Благодарю вас, сэр.

Старый Ученый с заговорщицким видом наклонился к Рису.

— Я, разумеется, с самого начала не сомневался, что у тебя все будет хорошо.

— По правде говоря, иногда я в этом сомневался.

— Тысяча Смен, подумать только, — Холлербах поскреб щеку. — Ну что ж, не сомневаюсь, что ты на этом не остановишься… А пока вот тебе тема для размышлений, мой мальчик. Древние, первая Команда, не измеряли время только сменами. Мы знаем об этом из их записей. Конечно, они использовали смены, но у них были и другие единицы: «день», который длился около трех смен, и «год», равный примерно тысяче смен. Сколько тебе смен?

— Я думаю, около семнадцати тысяч, сэр.

— Значит тебе около семнадцати «лет», а? А теперь вот что — как ты думаешь, откуда взялись эти единицы «день» и «год»?

Но прежде чем Рис смог ответить, Холлербах выпрямился и отошел, обращаясь уже к другому собеседнику.

— Баэрт! Все-таки они позволили тебе зайти настолько далеко, несмотря на мои попытки воспротивиться…

Вдоль стен были расставлены вазы со сладостями. Джаен надкусила пышное взбитое пирожное и рассеянно потянула Риса за руку.

— Пойдем. Может быть, хватит на сегодня видов и науки?

Рис осоловело посмотрел на нее. Псевдовино в сочетании со звездами несколько оглушило его.

— Думаешь? Знаешь, Джаен, мы часто толкуем о непереносимости нашего мира, но иногда он кажется мне очень красивым, — улыбнулся он, — и ты тоже неплохо выглядишь.

Джаен мягко ткнула его кулаком в живот.

— А ты нет. Теперь пойдем потанцуем.

— Что? — Эйфория моментально испарилась, поверх ее плеча Рис взглянул на танцующие пары. — Послушай, Джаен, я не танцевал никогда в жизни.

Она щелкнула языком.

— Не будь таким трусом, ты, рудничная, крыса. Эти люди такие же выпускники, как и мы, и могу тебе точно сказать: им нет до нас никакого дела.

— Послушай… — начал Рис, но было поздно. Решительно сжав его руку, Джаен вывела партнера на середину Платформы.

Рис все еще не мог забыть несчастных танцоров из Театра Света и их стремительный, захватывающий танец. Проживи он хоть пятьдесят тысяч смен, никогда ему не достичь подобной грации.

К счастью, этот танец не имел ничего общего с тем. Юношей и девушек разделяли несколько метров пола. Танцующие были полны энтузиазма, но вряд ли их можно было считать профессионалами. Рис несколько секунд понаблюдал за ними, а затем начал повторять ритмичное раскачивание. Джаен приблизилась к нему.

— Ужасно. Но кому какое дело?

В условиях низкого тяготения — а здесь оно было раза в два меньше, чем в Лабораториях — танцоры двигались медленно, как во сне. Спустя некоторое время Рис расслабился и в конце концов почувствовал, что это начинает доставлять ему удовольствие…

…И вдруг палуба как будто выскользнула из-под него. Рис с глухим стуком грохнулся на Платформу. Джаен закрыла рот рукой, вокруг раздался смех. Рис поднялся.

— Извини…

Кто-то хлопнул его по плечу.

— Да, извиниться тебе бы не мешало.

Рис повернулся. Перед ним, ослепительно улыбаясь, стоял высокий молодой человек с нашивками Младшего Офицера.

— Дов, — медленно сказал Рис, — это ты подставил подножку?

Дов оглушительно, захохотал.

Рис почувствовал, как напряглись его мышцы.

— Дов, ты доводил меня весь этот год… — Дов непонимающе посмотрел на него, — …я хотел сказать, последнюю тысячу смен!

И это было правдой. Рис терпеливо переносил постоянные подковырки, сарказмы и жесткие шутки Дова и ему подобных в учебные часы… Однако предпочитал бы не подвергаться им. К тому же после происшествия в Театре он начал понимать, что такие люди, как Дов, и были причиной многих страданий и боли на Плоту и, по всей видимости, принесут их еще больше.

Псевдовино стучало в голове.

— Кадет, нам надо выяснить отношения…

Дов презрительно смерил его взглядом.

— Не сейчас. Но скоро. Да, очень скоро!

И он, повернувшись, пошел через толпу.

Джаен так сильно стукнула Риса по руке, что молодой человек поморщился.

— Почему ты вечно превращаешь любой инцидент в спектакль? Пойдем выпьем чего-нибудь.

Она направилась к бару.

— Привет, Рис.

Рис остановился, а Джаен исчезла в толпе. Перед ним стоял тощий молодой человек с приглаженными волосами. Он носил черные галуны Инфраструктуры и смотрел на Риса критическим взглядом.

Рис застонал.

— Говер! Кажется, это не лучшая смена для меня.

— Что?

— Неважно. В последний раз мы встречались вскоре после моего прибытия сюда.

— Да, но это и не удивительно, — Говер слегка щелкнул по нашивке Риса. — Мы вращаемся в разных кругах, не так ли?

Рис, уже находившийся после случая с Довом на грани срыва, смотрел на Говера как можно холоднее. В бывшем ученике пилота оставалась все та же угловатость — но теперь Говер выглядел более основательным, уверенным в себе.

— Так ты все еще прислуживаешь этим старым пердунам в лабораториях, а?

— Я не намерен обсуждать эти вопросы, Говер.

— Не намерен? — Говер вытер нос рукой. — Когда я увидел тебя в этом дурацком наряде, мне стало интересно, что ты сейчас думаешь о себе. Уверен, что со времени прибытия на Плот ты не проработал ни одной смены. Я имею в виду настоящую работу Интересно, что бы сказали твои дружки-крысы, если б они тебя увидели. А?

Рис почувствовал, что у него горят щеки, псевдовино, казалось, в мгновение ока выветрилось у него из головы. В глубине души у него постоянно тлел огонек стыда за себя. Может, его гнев на Говора всего лишь только способ отгородиться от правды, от того, что он предал свое прошлое?…

— Чего тебе надо, Говер?

Говер подошел еще ближе. Его нечистое дыхание перебило запах алкоголя.

— Слушай, рудничная крыса, хочешь верь — хочешь нет, а я хочу оказать тебе услугу.

— Какого рода услугу?

— Надвигаются перемены, — осторожно сказал Говер, — ты понимаешь, о чем я говорю? Существующее положение не вечно.

Он взглянул на Риса, очевидно не желая продолжать.

Рис нахмурился.

— Ты о чем? О недовольных?

— Некоторые зовут их так. Другие называют искателями справедливости.

Шум веселья, казалось, отошел куда-то в сторону, как будто он и Говер находились на отдельном Плоту где-то в воздухе.

— Говер, в ту смену я был в Театре Света. Разве это справедливость?

Глаза Говера сузились.

— Рис, ты же видишь, как элита Плота угнетает остальных. Их прогнившая экономическая система приводит к вырождению остального населения Туманности. Скоро наступит время, когда они заплатят за все.

Рис пристально посмотрел на него.

— Ты с ними, да?

Говер закусил губу.

— Возможно. Послушай, Рис, я рискую, говоря тебе такие вещи. И если ты меня выдашь, я буду отрицать и скажу, что этого разговора вообще не было.

— Чего ты от меня хочешь?

— С нами лучшие люди. Такие, как Деккер, Паллис…

Рис расхохотался. Деккер — работник Инфрастуктуры, с которым он столкнулся сразу по прибытии на Плот, — в это он мог поверить. Но Паллис?

— Ври дальше, Говер.

Говер не рассердился.

— Черт побери, Рис, ты знаешь, что я о тебе думаю. Ты рудничная крыса. Тебе не место среди порядочных людей. Но твое происхождение делает тебя одним из нас. Все, чего я прошу, так это чтобы ты пришел и выслушал то, что они тебе скажут. Ты вхож в корпуса Ученых, ты можешь быть… полезен.

Рис постарался отвлечься от всего, что мешало ему думать. Говер был человеком порочным, озлобленным, и его аргументация — противоречивая смесь презрения и взывания к товарищескому чувству — была путаной и примитивной. Но словам Говера придавала силу заключавшаяся в них страшная правда. Частично Рис был напуган тем, что человек, подобный Говеру, может так быстро вывести его из равновесия. Но слова парня разжигали тлеющее внутри пламя.

Но даже если и произойдет что-то вроде революции, и лаборатории будут разрушены. Офицеры арестованы — что дальше?

— Говер, посмотри вверх.

Говер задрал голову.

— Видишь эту звезду? Если не передвинуть Плот, мы с ней столкнемся. И тогда все мы зажаримся. А если даже и выживем — посмотри дальше! — Рис махнул рукой в сторону красного неба. — Туманность гибнет, и мы гибнем вместе с ней. Говер, только Ученые с помощью всего Плота могут спасти нас от этих опасностей.

Говер нахмурился и сплюнул на палубу.

— Ты что, действительно в это веришь? Послушай, Рис. Я тебе кое-что скажу. Туманность сможет кормить всех еще долго, конечно, если ресурсы будут делиться поровну. А это все, что нам нужно… — Он остановился. — Ну?

Согласятся ли небесные волки с доводами Говера, когда спустятся на обломки Плота, чтобы обглодать кости его потомков?

— Отстань, Говер.

Говер пренебрежительно усмехнулся.

— Как хочешь. Не скажу, чтобы я жалел об этом…

Заговорщик повернулся и пошел сквозь толпу.

Шум, казалось, обтекал Риса, не касаясь его. Молодой человек протиснулся к бару, заказал чего-нибудь покрепче и одним глотком осушил стакан.

Подошла Джаен и схватила его за руку.

— Я тебя искала. Где ты был?…

Тут девушка почувствовала, как напряжены под одеждой мышцы Риса, и, когда он повернулся к ней, отшатнулась, увидев гнев на его лице.

6

У входа в Рубку стоял Ученый Второго класса. Он смотрел на приближающегося новоиспеченного Ученого Третьего класса и старался скрыть улыбку. Форма на юноше явно была совершенно новой, он смотрел на серебристый корпус Рубки с благоговением, а его бледность была несомненным результатом торжеств по поводу Тысячной Смены, которые, вероятно, закончились лишь несколько часов назад… Ученый Второго класса вспомнил, как добрых три тысячи смен тому назад прибыл на Плот, вспомнил свою Тысячную Смену, и почувствовал себя совсем старым.

У этого мальчика, по крайней мере, был пытливый взгляд. Большинство учеников, с которыми ему приходилось иметь дело, были в лучшем случае угрюмы или обидчивы, а в худшем — явно некомпетентны. Прогулы и уклонения от обязанностей все учащались.

— Добро пожаловать в Рубку, — сказал Ученый Второго класса Рис.

Мальчика, блондина с прядкой преждевременной седины в волосах, звали Нид. Он неуверенно улыбнулся.

Прямо в дверях стоял плотный охраннике суровым выражением лица. Он угрожающе посмотрел на Нида, и Рис заметил, что мальчик стушевался. Рис вздохнул.

— Все в порядке, парень, это всего лишь старина Форв. В его обязанности входит запомнить твое лицо, вот и все.

«Только совсем недавно, — с тоской подумал Рис, — стали необходимы такие радикальные меры безопасности». Чем хуже становилось продовольственное снабжение Плота, тем чаще случались нападения «недовольных» и тем ожесточеннее они были.

Иногда Рис думал: а что, если…

Он потряс головой, отгоняя подобные мысли. Надо было заниматься делом. Он провел новичка, широко раскрывавшего глаза, по сверкающим коридорам.

— Если ты понял общее расположение, то на сегодня хватит, — сказал Рис. — Рубка имеет вид цилиндра ста футов длиной. Вдоль среднего сечения идет коридор. Весь внутренний объем разделен на три комнаты — большая центральная и две маленькие по бокам. Мы полагаем, что последние когда-то были рубками управления, а может быть, служили для хранения оборудования. Видишь ли, Рубка скорей всего была некогда частью Корабля…

Они вошли в одну из маленьких комнат. Там было много книг, бумаг и всевозможных приборов. В комнате сосредоточенно работали двое покрытых пылью Ученых. Нид вопросительно посмотрел на Риса Глаза у мальчика были карие, спокойные.

— А что это за комната?

— Это библиотека, — тихо сказал Рис. — Рубка — самое безопасное место на Плоту, она лучше всего защищена от непогоды и случайностей. Поэтому мы храним здесь все самое важное. Конечно, насколько позволяют размеры — по копии всех жизненно важных документов и кой-какие непонятные устройства, доставшиеся нам по наследству…

Они подошли к вделанной в пол лестнице и начали опускаться к двери, ведущей в центральную камеру Рубки. Рис хотел предупредить мальчика, чтобы тот шел осторожно, но потом раздумал. Конечно, с его стороны это было немного жестокой шуткой.

Нид сделал три или четыре шага — и, заколотив руками в воздухе, рухнул лицом вперед. Но не упал, а перекувырнулся и выплыл на лестничную клетку. Это выглядело так, будто мальчик свалился в какую-то невидимую и плотную жидкость.

Рис улыбнулся. Нид, тяжело дыша, потянулся к стене. Упершись ладонями в металлическую поверхность, он восстановил равновесие.

— Клянусь Костями, — выругался парень, — что это там внизу?

— Не беспокойся, это не опасно, — сказал Рис. — Я тоже в первый раз так попался. Нид, ты теперь Ученый. Подумай сам. Что произошло, когда ты спустился по этим ступенькам?

Мальчик озадаченно смотрел на него. Рис вздохнул.

— Ты пересек плоскость палубы Плота, не так ли? Гравитационное поле создается металлической палубой. Поэтому здесь, в центре Плота, в плоскости палубы, притяжения нет. Понимаешь? Ты вошел в зону невесомости.

Нид открыл рот — и снова закрыл, озадаченно глядя на Риса.

— Ты привыкнешь, — резко сказал Рис. — И, надеюсь, со временем даже поймешь. Пойдем.

Он провел мальчика в центральную комнату. Реакция Нида обрадовала его.

Они вошли в просторный зал около пятидесяти футов шириной. Почти весь пол был прозрачным, сплошное гигантское окно, в которое открывался впечатляющий вид на глубины Туманности. Вокруг окна были установлены машины высотой больше человеческого роста. Рис подумал, что нетренированному глазу Нида машины должны казаться похожими на гигантских, необыкновенных насекомых, усеянных линзами и антеннами, заглядывающих в какой-то глубокий воздушный колодец. В комнате пахло озоном и смазочным маслом. Мягко гудели сервомоторы.

В зале работали Ученые — человек десять. Они двигались около машин, крутили ручки и делали многочисленные записи. Поскольку плоскость Плота проходила примерно на уровне груди. Ученые качались в воздухе, подобно лодкам в невидимом водоеме. Их центры тяжести колебались вверх и вниз около плоскости равновесия с периодом в две-три секунды. Рис смотрел на эту сцену, как в первый раз. Он вновь был вынужден скрыть улыбку. Один низенький толстенький человек, совершенно не осознавая этого, даже перевернулся вниз головой, чтобы приблизиться к панели управления. Его брюки потихоньку сползали к плоскости равновесия, и из штанин торчали голые волосатые голени.

Дверь выходила на невысокую платформу. Рис шагнул вниз и вскоре уже плыл по воздуху, его ноги были в нескольких дюймах от пола-окна. Нид замешкался.

— Давай, это легко, — сказал Рис. — Просто плыви по воздуху или прыгай вверх и вниз, пока ноги не достигнут палубы.

Нид сошел с края и кувыркнулся вперед, медленно поднимаясь вверх. Он напоминал Рису ребенка, впервые вошедшего в бассейн. Спустя некоторое время по лицу мальчика медленно расплылась улыбка, и вскоре он уже скользил по комнате, задевая ногами за стекло.

Рис повел его к машинам.

Нид потряс головой.

— Поразительно.

Рис улыбнулся.

— Это оборудование — одно из лучших, сохранившихся от Корабля. Оно в таком состоянии, как будто его сгрузили только в прошлую смену… Мы называем это место Обсерватория. Все постоянные наблюдения ведутся здесь. И именно здесь, как член моей группы физики Туманности, большую часть своего времени будешь проводить ты.

Они остановились возле трехфутовой трубы, усыпанной линзами. Рис погладил корпус.

— Эта крошка — моя любимица, — сказал он. — Превосходно, не правда ли? Это Телескоп, работающий на всех длинах волн, включая и видимый диапазон. С его помощью мы можем заглянуть в самое сердце Туманности.

Нид подумал немного, потом посмотрел на потолок.

— А если понадобится взглянуть в другую сторону?

Рис одобрительно кивнул. Хороший вопрос.

— Да, иногда возникает такая необходимость. Потолок можно сделать прозрачным, к тому же, если понадобится, мы можем сделать непрозрачным пол.

Он посмотрел на небольшую, размером с кулак панель управления телескопом.

— Нам повезло, сейчас наблюдения не ведутся. Я проведу с тобой небольшую экскурсию по Туманности. То, о чем я буду рассказывать, ты должен уже знать из курса обучения, а на детали сейчас не обращай внимания…

Рис медленно набрал на клавиатуре ряд команд и заметил, что парень с любопытством смотрит на нее. Должно быть, Нид никогда не видел, чтобы на Плоту с его сотней раздаточных машин кто-нибудь так неумело обращался с клавиатурой.

Рис почувствовал боль старой обиды. Не надо обращать внимания…

Диск потолка растворился и стал прозрачным, открывая красное небо. Рис указал на экран, укрепленный около Телескопа на тонкой подставке. На темном фоне выделялись размытые эллиптические пятна; эллипсы были всех цветов: от красного к чистейшему голубому.

Нид громко вздохнул.

— Вспомним несколько вещей, — начал Рис. — Ты знаешь, что мы живем в Туманности, представляющей собой облако газа эллиптической формы около восьми тысяч километров в поперечнике. Каждая частица Туманности вращается вокруг Ядра. Плот тоже вращается, подобно мухе, сидящей на крутящейся пластинке. Каждый оборот длится примерно двенадцать смен. Рудник Пояса находится глубже, и ему нужно только около девяти смен, чтобы завершить оборот. Когда пилоты летают между рудником и Плотом, их деревья на самом деле меняют орбиты!.. К счастью, различия в орбитальных скоростях здесь настолько малы, что скоростей, которых достигают деревья, достаточно для перелетов с одной орбиты на другую. Разумеется, пилоты должны тщательно планировать маршрут, чтобы вместо рудника Пояса не оказаться на другой стороне Ядра. Сейчас мы смотрим сквозь крышу Лаборатории из Туманности. Обычно обзор нам закрывает атмосфера, но Телескоп может подавить атмосферное рассеяние.

Нид склонился ближе к экрану.

— Что это за пятна? Это звезды?

Рис покачал головой.

— Это другие туманности: некоторые больше нашей, некоторые меньше, некоторые моложе — голубые, а некоторые старше. Насколько далеко может видеть этот телескоп, — а это сотни миллионов километров, — пространство заполнено ими. Ладно, теперь посмотрим поближе.

Одно нажатие клавиши — картинка изменилась, на экране возникло пурпурно-синее небо с сияющими, подобно алмазам, звездами.

— Как красиво, — сказал Нид со вздохом. — Но это не может быть в нашей Туманности…

— Может, — грустно улыбнулся Рис. — Ты смотришь на внешнюю границу, где скапливаются самые легкие газы — водород и гелий. Там возникают звезды. В результате турбулентности образуются области газа с более высокой плотностью. Они еще более уплотняются, и вспыхивают новые звезды.

Звезды, шары кипящего огня, образовывали плотные дугообразные волны в разреженной атмосфере и начинали свое долгое, медленное падение в Туманности. Рис продолжил.

— Звезды светятся примерно тысячу смен, потом выгорают и в виде холодных железных шаров падают на Ядро… Во всяком случае, большинство из них. Одно или два ядра остаются на стабильных орбитах вокруг Ядра. Это наши звездные рудники.

Нид нахмурился.

— А если путь падающей звезды пересечется с орбитой Плота?

— Тогда нам грозит катастрофа. Мы должны использовать деревья, чтобы изменить орбиту Плота. К счастью, звезда и Плот сходятся обычно достаточно медленно, и мы можем определить, когда звезда угрожает нам…

— Если образуются новые звезды, почему же тогда люди говорят, что Туманность погибает?

— Потому что атмосфера становится все разреженнее. При формировании Туманности она состояла почти из чистого водорода. Звезды превратили большое количество водорода в гелий, углерод и другие тяжелые элементы. Так образовались сложные соединения, поддерживающие жизнь.

Нид взглянул на разбросанные вдали молодые звезды.

— И чем это кончится?

Рис пожал плечами.

— Ну что ж, мы наблюдали за другими туманностями. Последние звезды сгорают и падают. От недостатка энергии все живое в атмосфере Туманности — киты, небесные волки, деревья и более мелкие создания, которыми они питаются, — прекратит существование.

— А что, киты действительно существуют? Я думал, что это просто россказни…

Рис пожал плечами.

— Здесь мы их никогда не видели, но у нас достаточно свидетельств путешественников, которые бывали в глубинах Туманности.

— Вы имеете в виду на рудниках Пояса?

Рис подавил улыбку.

— Нет, даже дальше. Туманность велика, парень, в ней хватает места для множества тайн. Возможно, есть даже затерянные колонии людей. А может быть, и Костяшники действительно существуют, и все эти легенды — правда… О деградировавших китовых певцах, затерянных в небесах.

Мальчик содрогнулся.

— Конечно, — Рис задумался, — существует загадка местной жизни Туманности. Например, непонятно, как она вообще может существовать? Наши книги говорят, что в родном мире человечества для возникновения жизни понадобились тысячи миллиардов смен. Возраст Туманности далек от этого, даже когда она погибнет. Так как же возникла жизнь?

— Вы начали рассказывать, что случится после того, как погаснут звезды…

— Да. Атмосфера, лишенная энергии, будет постепенно охлаждаться и, все менее способная противостоять тяготению Ядра, будет коллапсировать на него. В конце концов Туманность уменьшится до нескольких дюймов вокруг Ядра и будет продолжать медленно опадать…

Мальчик понимающе кивнул.

— Ладно, — оживленно сказал Рис. — Давай теперь заглянем вглубь, ниже уровня Плота, который сейчас находится в тысяче миль от границы Туманности. В самую ее середину.

Теперь монитор показывал знакомое красноватое небо. По нему были разбросаны звезды. Рис нажал клавишу…

…И звезды, вспыхивая, стали исчезать с экрана. Фокус инструмента устремился в глубь Туманности, и это выглядело как падение.

Наконец звездное облако разрядилось, и в центре показалось плотное скопление материи.

— Ты видишь слой обломков на близких к Ядру орбитах, — тихо сказал Рис. — В самом центре этой Туманности находится черная дыра. Если ты пока точно не знаешь, что это такое, не беспокойся… Размер черной дыры примерно одна сотая дюйма, а большой объект, который мы называем Ядром, представляет собой плотную массу вещества вокруг дыры. Сквозь это облако обломков мы не можем разглядеть само Ядро, но полагаем, что это эллипсоид размером около восьмидесяти миль. А где-то внутри Ядра находится сама черная дыра и аккреционный диск вокруг нее, — область размером около тридцати футов, — в котором вещество распадается и исчезает, когда его затягивает в дыру… На поверхности Ядра тяготение дыры составляет примерно несколько сотен «же». На внешней границе Туманности, там, где находимся мы, оно снижается примерно до одного процента «же». Но хотя эта величина крайне мала, именно притяжение дыры удерживает Туманность от распада. Если бы мы смогли попасть в само Ядро, мы обнаружили бы, что тяготение возросло до тысяч, даже миллионов «же». У Холлербаха есть кой-какие предположения о том, что происходит около Ядра и внутри него, о сфере действия того, что он называет «гравитационной химией».

Нид нахмурился.

— Я не понимаю.

— Этого следовало ожидать, — Рис рассмеялся. — Но я все равно расскажу тебе, чтобы ты знал, о чем спрашивать… Видишь ли, за суматохой повседневных дел мы, даже мы. Ученые, обычно забываем основную, поразительную особенность этой вселенной — то, что гравитационная постоянная здесь в миллиард раз больше, чем во вселенной, из которой явился человек. Мы, конечно, видим макроскопические эффекты, к примеру, человеческое тело создает вполне приличное гравитационное поле! Но как обстоит дело со слабыми, микроскопическими эффектами? В родном мире человека, — продолжал Рис, — тяготение было единственной заметной силой в межзвездных масштабах. Но на очень коротких расстояниях, в масштабах атома, тяготение пренебрежимо мало. Оно совершенно теряется даже перед электромагнитными силами. — Поэтому наши тела есть не что иное, как неуклюжие скопления электромагнитных сил. Именно силы электрического притяжения между молекулами определяют химию, законами которой поддерживается наша жизнь. — Но здесь… — Рис задумчиво потер нос. — Тут все совсем по-другому. Здесь, при определенных условиях, тяготение может в масштабе атома быть столь же значительным, как и другие силы — и даже превосходить их. Холлербах говорит о новом виде «атомов». Составляющие его частицы должны быть массивными, возможно даже, миниатюрными черными дырами, и этот атом будет связан гравитационными силами в неизвестные сложные структуры. Становится возможным новый вид химии — гравитационная химия, новая ипостась природы, формы которой даже Холлербах вряд ли начал обдумывать.

Нид нахмурился.

— Почему же тогда мы не наблюдаем результатов действия этой «гравитационной химии»?

Рис одобряюще кивнул:

— Хороший вопрос. Холлербах подсчитал, что должны соблюдаться необходимые условия: определенная температура, давление, большие градиенты гравитационного поля…

— В Ядре, — выдохнул Нид. — Я понял. Так может быть…

Раздался приглушенный гул.

Мост слегка содрогнулся, как будто по конструкции прошла волна. Изображение на экране покрылось рябью.

Рис обернулся. До него донесся резкий запах гари. Ученые в смятении столпились посреди лаборатории, но инструменты, казалось, не пострадали. Где-то раздался крик.

От страха у Нида сморщился лоб.

— Все нормально?

— Это из Библиотеки, — пробормотал Рис, — и конечно, черт побери, это ненормально.

Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул, и когда заговорил снова, голос его звучал ровно.

— Все в порядке, Нид. Я хочу, чтобы ты как можно скорей отсюда ушел. Подожди пока…

Рис замолчал.

Нид, уже начиная догадываться о том, что произошло, смотрел на него.

— Пока — что?

— Пока я за тобой не пришлю. А теперь уходи.

Мальчик поплыл к выходу.

Стараясь не обращать внимания напанику. Рис пробежал пальцами по клавиатуре Телескопа, приводя драгоценный инструмент в нерабочее положение. На мгновение он, удивился своей бессердечной холодности. Хотя, подумал Ученый, это всего лишь реакция на жестокую, страшную правду. Людей можно заменить. Телескоп — нет.

Когда Рис оторвался от клавиатуры. Обсерватория была пуста. Бумаги и небольшие инструменты валялись по полу или плавали около плоскости равновесия. В воздухе все еще висел запах дыма.

С чувством облегчения Рис пересек камеру и выбрался в коридор. Тут дым был гуще и ел глаза. Пока Ученый добирался до библиотеки, в голове крутились образы взорванных плавильни и Театра Света, словно его мозг был Телескопом, сфокусированным на воспоминаниях глубокого прошлого.

Войти в Библиотеку было все равно что влезть в древнюю, гнилую пасть. Книги превратились в почерневшие листы и были раскиданы по стенам; испорченные бумаги были мокрыми, от воды, которой пытались погасить пожар. Трое Ученых все еще были здесь и колотили мокрыми одеялами по дымящимся страницам. При появлении Риса один обернулся. Рис узнал Грая. По закопченным щекам стекали слезы. Рис был тронут.

Он осторожно провел пальцем по обугленным корешкам. Сколько потеряно? Быть может, это знания, которые могли бы спасти их всех от гибели?

Под ногами что-то хрустнуло. По полу были раскиданы осколки стекла, и Рис узнал отбитое, закопченное горлышко бутылки из-под псевдовина. На мгновение он удивился, что такое простое изобретение, как бутылка, наполненная горящим маслом, может нанести такой вред.

Здесь ему делать было нечего. Рис тихо коснулся плеча Грая, повернулся и покинул Рубку.

У двери не осталось даже следов охраны. Снаружи царил полнейший хаос. Перед Рисом предстала смазанная картина из бегущих людей, огней на горизонте. Сам Плот являл собой мешанину из Кулаков и злых возгласов. Льющийся сверху резкий свет звезд делал сцену плоской и бесцветной.

Значит, это наступило. Последние остатки надежды на то, что инцидент сведется к еще одной атаке на Лабораторию, испарились. Хрупкая паутина веры и терпимости, объединяющая Плот в единое целое, наконец порвалась…

В нескольких сотнях ярдов от себя Рис разглядел группу молодежи, окружившую какого-то толстого человека. Ученому показалось, что он узнал Капитана Миса. Толстяк упал под градом ударов. Рис видел, как сперва он пытался защитить голову и промежность, но вскоре по его лицу и одежде расплылась кровь, и ноги уже месили бесформенную, несопротивляющуюся тушу.

Рис отвернулся.

На заднем плане палубы, оцепенев и уставившись в пространство, сидела небольшая группа Ученых. Перед ними лежала какая-то масса, походившая на штабель обугленных книг. Может, что-то, спасенное от огня?

Но среди черноты плоти проступала белизна костей!

На Риса накатил приступ дурноты. Он глубоко задышал, взывая к своему прошлому опыту. Сейчас не время поддаваться панике.

Он увидел Холлербаха. Главный Ученый сидел чуть поодаль и разглядывал смятые останки своих очков. Старик взглянул на приближающегося Риса, его глаза окружал налет копоти, напоминающий маску.

— А? Это ты, мальчик. Ну, как тебе это нравится?

— Что случилось, Холлербах?

Холлербах повертел в руках очки.

— Взгляни на них. Им полмиллиона смен, а заменить совершенно нечем. Конечно, они плохо мне подходили… — Холлербах рассеянно поднял голову. — Разве не понятно, что случилось, — огрызнулся он почти с прежней энергией. — Революция. Разруха, голод, нужда! Они отыгрываются на всем, что попадается под руку. А это мы. Это так чертовски глупо…

Внезапно Риса охватила ярость.

— Я могу сказать вам, что глупо. Вы держали остальной Плот — и мой народ на Поясе — в голоде и нищете. Вот это действительно глупо…

Окруженные морщинами глаза Холлербаха казались безмерно усталыми.

— Что ж, парень, может, ты и прав, но сейчас я ничего не могу поделать, да и никогда не мог. Моей задачей было содержать Плот в сохранности. А кто собирается делать это в будущем, а?

— Рудничная крыса!

Раздавшийся за спиной Риса голос срывался от возбуждения. Рис резко обернулся. Лицо Говера горело, глаза блестели. Он содрал со своих плеч галун, руки его были по локоть в крови. Позади шел десяток молодых людей. Они голодными взглядами смотрели на дома Офицеров.

Рис почувствовал, что его руки сжимаются в кулаки, и с трудом заставил себя смириться. Стараясь говорить спокойно, он произнес:

— Я должен был покончить с тобой, когда у меня была такая возможность. Что тебе надо, Говер?

— Твой последний шанс, крыса, — тихо сказал Говер. — Пойдем с нами, или получишь то, что полагается этим зловредным старым пердунам. Последний шанс.

Взгляды Говера и Холлербаха тянули Риса в разные стороны. Запах гари, шум, окровавленный труп на палубе, приковали его к месту. Рису казалось, будто на его плечи легла тяжесть Плота и всех его обитателей.

Говер ждал.

7

Вращение привязанного дерева было ровным, умиротворяющим. Паллис сидел возле темного ствола и медленно пережевывал свой полетный рацион.

Из листвы показались голова и плечи. У парня были грязные, всклокоченные волосы, а растрепанная борода от пота прилипла к шее. Он неуверенно огляделся.

Паллис кротко произнес:

— Я надеюсь, у тебя достаточно веская причина, чтобы беспокоить мое дерево, парень. Что тебе здесь нужно?

Гость выбрался из листвы. Паллис обратил внимание, что на комбинезоне молодого человека остались следы от недавно сорванного галуна. «Жалко, — подумал Паллис, — что ему не хватило желания на то, чтобы еще снять и выстирать комбинезон».

— Привет тебе, пилот. Я Бун из Братства Инфраструктуры. Комитет сказал мне, где тебя можно найти…

— По мне, хоть бы сам Костяшник Джо воткнул тебе кость в зад, чтобы направить куда надо, — ровным голосом сказал Паллис. — Еще раз спрашиваю. Что ты делаешь на моем дереве?

Улыбка сползла с лица Буна.

— Комитет хочет тебя видеть, — сказал он слабым голосом. — Иди на Платформу. Сейчас же.

Паллис отрезал кусок псевдомяса.

— Я не хочу иметь никаких деле твоим чертовым Комитетом, мальчик.

Бун задумчиво почесал подмышку.

— Но вы должны. Комитет… Это приказ!

— Ладно, парень, ты передал свое послание, — отрезал Паллис. — А теперь убирайся с моего дерева.

— Могу я им сказать, что вы придете?

Вместо ответа Паллис провел кончиком пальца по лезвию своего ножа. Бун нырнул обратно в листву.

Паллис воткнул нож в ствол, вытер руки о сухую листву и подтянулся к краю дерева. Там он лег лицом вниз, ровное вращение дерева позволяло оглядеть сквозь просветы в листве Плот.

Закрытая пологом леса палуба выглядела мрачнее обычного: от развалин домов все еще поднимались струйки дыма, и Паллис заметил темные промежутки на главной улице, окаймленной стеной тросов. Это было что-то новенькое; значит, теперь они начали бить лампы. Какие чувства будет испытывать разбивший последнюю? Потушить последнюю искру древнего света и, старея, знать, что именно твои руки сделали это?

Когда вспыхнул бунт, Паллис просто удалился на свое дерево. Имея запас воды и пищи, он рассчитывал отдохнуть здесь, среди любимых ветвей, в стороне от боли и ярости, волной прошедших по Плоту. Пилот даже подумал отчалить, просто улететь куда глаза глядят. Кость знает, он ничем не обязан ни одной из сторон в этой абсурдной драчке.

Но Паллис как-никак был человеком. Таким же, как эти бегающие по Плоту фигурки — даже самозваный Комитет и те потерянные души на Поясе. Поэтому, когда все это кончится, должен же будет кто-то им доставлять пищу и железо. И Паллис выжидал окончания бунта наверху, в надежде что все это его не заденет…

Но вот антракт окончен.

Пилот вздохнул: «Итак, Паллис, ты хотел спрятаться от их проклятой революции, но, кажется, она от тебя прятаться не собирается!»

Конечно, Паллис должен идти. Пока они сами не пришли за ним со своими бутылками с горящим маслом…

Старик глотнул воды, заткнул нож за пояс и нырнул в листву.

Он шел по главной улице, направляясь к Краю.

Улица была пуста.

Паллис с содроганием поймал себя на том, что выискивает следы толпы, совсем недавно заполнявшей аллею. Но сейчас там царило молчание — глубокое и жутковатое. В воздухе стоял запах горелой древесины, смешанный с каким-то липким мясным душком. Старик поднял глаза к успокаивающему душу пологу леса, стараясь уловить тихий, пахнувший деревом, ветерок со стороны ветвей.

Как и предполагал Паллис, значительная часть ламп была разбита, и дорога погрузилась в полумрак. На Плот спустилась угрюмая темнота, и только огненные взрывы озаряли этот «дивный» новый мир. Пилот заметил малыша, вылизывавшего давно пустую пищевую упаковку. Потом увидел нечто бесформенное, болтавшееся на веревке; на палубе засохла коричневая лужица…

Паллис почувствовал позывы рвоты. Он поспешил дальше.

Мимо него со стороны платформы прошла группа молодых людей с сорванными галунами. В их глазах светился восторг, и Паллис, несмотря на свои мускулы, предпочел переждать в стороне, пока они не прошли.

Наконец старик достиг края леса канатов и с некоторым облегчением выбрался под открытое небо. Поднявшись к Краю, Паллис вскарабкался по широкой пологой лестнице на Платформу. Его охватили неуместные в данный момент воспоминания. Он не был здесь со своего танца в Тысячную Смену. Припомнились сверкающие одежды, смех, напитки, он сам, большой и неуклюжий…

Да, сейчас Паллис вряд ли увидит туг вечеринку.

На верхней площадке путь ему преградили два человека. Ростом они были примерно с Паллиса, но помоложе. На их лицах читалась враждебность.

— Меня зовут Паллис, — сказал он. — Деревянщик. Мне надо встретиться с Комитетом.

Парни смотрели на него с подозрением.

Паллис вздохнул.

— И если вы, дуболомы, уберетесь с дороги, я смогу сделать то, для чего пришел.

Тот, что был пониже, плотный, с квадратными плечами, шагнул в его сторону. Паллис заметил, что он держит в руке деревянную дубинку.

— Слушай…

Паллис улыбнулся, напрягая мышцы под рубашкой.

Более высокий предостерег:

— Перестань, Сил. Его ждут.

Сил нахмурился, потом прошипел:

— Попозже, шутник.

Улыбка Паллиса стала еще шире.

— С удовольствием.

Он прошел мимо охранников, удивляясь своей выдержке. Действительно, чего ради он затеял эту перепалку? Неужели насилие, ощущение кулака, попавшего в цель, такая уж хорошая разрядка?

«Точная ответная реакция на это неспокойное время, Паллис!»

Старик медленно прошел к центру Платформы. Все вокруг сильно отличалось от того, что он помнил. По полу валялись едва ли наполовину опустошенные упаковки с пищей, и при виде такого расточительства Паллис со вспышкой гнева вспомнил ребенка, умиравшего от голода всего в нескольких сотнях ярдов отсюда.

Платформа была заставлена столами. На них лежали трофеи — фотографии, комбинезоны, мотки золотого галуна, устройство под названием планетарий, которое Паллис видел в кабинете Холлербаха, а также книги, карты, распечатки и груды бумаг. Итак, все документы, которые еще сохранились на Плоту, были собраны здесь.

Паллис кисло улыбнулся. Без сомнения, это великий символический жест — перенести управление Плотом из коррумпированного центра сюда, на эту точку обозрения… Но что будет со всеми этими бумагами, если пойдет дождь?

Но сейчас, казалось, никому не было дела до таких низменных вещей или, скорее, вообще до заботы о порядке. За исключением кучки униженных, грязных Ученых, теснившихся в середине Платформы, все присутствующие собрались у выходящей на Туманность стены. Паллис медленно подошел поближе. Новые правители Плота, большей частью молодые люди, смеялись и передавали из рук в руки бутылки со спиртным. Все уставились на что-то возле стены.

— Привет, пилот.

Голос был наглым и неприятно знакомым. Паллис повернулся. Рядом, подбоченясь, с улыбкой на худом лице, стоял Говер.

— Говер! О, какой сюрприз. Этого можно было ожидать. Слушай, есть хорошая поговорка.

Улыбка сползла с лица Говера.

— Знаешь, что всегда всплывает на поверхность?

У Говера задрожали губы.

— Полегче, Паллис. Теперь на Плоту другие порядки.

— Ты мне угрожаешь, Говер? — доброжелательно поинтересовался Паллис.

Некоторое время юноша выдерживал его взгляд, затем опустил глаза — всего лишь на мгновение, но Паллису этого было достаточно, чтобы понять, что он победил.

Старик расслабился, но радость от маленькой победы быстро прошла. За столь короткое время дело чуть было не дошло до двух драк. Черт знает что!

— Долго же ты сюда шел, — сказал наконец Говер.

— Я не разговариваю с марионетками, — пробормотал, не глядя на него, Паллис, — когда знаю, в чьих руках нити. Скажи Деккеру, что я здесь.

Говер покраснел от возмущения.

— Деккер занят. У нас не положено…

— Конечно, нет, — устало сказал Паллис, — просто скажи ему. Понятно?

И старик повернулся к возбужденной толпе.

Говер отошел.

Высокий рост позволял Паллису видеть поверх голов. Люди собрались вокруг пробоины в стеклянной стене Платформы. Из пробоины тянуло холодом, и Паллис, несмотря на свой опыт полетов, почувствовал тошноту при мысли о близости этой бездны. В пробоину была продета металлическая балка длиной в несколько футов, нависавшая над Краем. На балке стоял юноша в изодранной и закопченной форме, на которой все еще блестел офицерский галун. Он стоял, гордо подняв голову, настолько окровавленную, что Паллис не смог узнать его. Толпа, смеясь, издевалась над Офицером, ударами Кулаков и дубинок заставляя его шаг за шагом продвигаться по балке в открытое пространство.

— Ты хотел меня видеть, пилот?

Паллис повернулся.

— Деккер. Давно не виделись.

Деккер кивнул. Его массивная фигура с трудом вмещалась в комбинезон, тщательно обшитый черной лентой. На широком лице, испещренном шрамами, было властное выражение.

Паллис показал в сторону молодого Офицера.

— Почему ты не остановишь эту кровавую забаву?

Деккер улыбнулся.

— Я тут не командую.

— Скажи это кому-нибудь другому.

Деккер откинул голову и рассмеялся.

Он был ровесником Паллиса. Они выросли по соседству и в детстве были противниками, хотя Паллис всегда признавал его превосходство. Но когда они выросли, пути их разошлись. Деккер никогда не был способен подчиниться дисциплине любого класса и поэтому был направлен в Инфраструктуру. Со временем лицо Паллиса покрылось маской профессиональных шрамов деревянщика, тогда как лицо Деккера представляло собой карту, нарисованную десятками Кулаков, ног и ножей…

Но он всегда с лихвой возвращал долги. И постепенно приобрел позицию неофициальной власти. «Если хотите, чтобы что-то было сделано быстро, обратитесь к Деккеру…» Так что Паллис знал, кто извлечет пользу из этого бунта, если даже Деккер сам не инспирировал его.

— Ладно, Паллис, — сказал Деккер. — Зачем ты хотел меня видеть?

— Я хочу знать, зачем ты и твоя банда жаждущих крови школяров потревожили меня на дереве.

Деккер пригладил седеющую бороду.

— Что ж, я, разумеется, могу говорить только как представитель Временного Комитета…

— Разумеется.

— У нас есть кое-какой груз, который необходимо переправить на Пояс. И мы хотели бы, чтобы ты руководил полетом.

— Груз? Какой груз?

Деккер кивком указал на кучку Ученых.

— Для начала этих. Рабочая сила для рудника. Во всяком случае, большинство из них. Молодых и здоровых мы оставили.

— Весьма благородно с вашей стороны.

— Еще ты возьмешь продовольственную машину.

Паллис нахмурился.

— Ты отдаешь на Пояс одну из наших машин?

— Если ты почитаешь историю, то поймешь, что они имеют на это право.

— Давай не будем говорить об истории, Деккер. В чем дело?

Деккер поджал губы.

— Подъему народной любви к нашим братьям на Поясе, скажем так, не может противиться ни один честный человек.

— Значит, ты потакаешь толпе. Но если Плот потеряет свое экономическое преимущество перед Поясом, ты тоже многое потеряешь.

Деккер улыбнулся.

— С этим я разберусь по мере надобности. До Пояса путь долгий, Паллис, тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. И в дороге многое может случиться.

— Ты намеренно хочешь угробить одну из машин! Ради Костей, Деккер…

— Я этого не сказал, дружище. Я хотел только сказать, что транспортировка машины на дереве или флотилии деревьев будет колоссальной технической задачей для твоих деревянщиков.

Паллис кивнул. Деккер, конечно, прав: машину придется привязать к шести или семи деревьям. Чтобы не нарушить строй на всем пути к Поясу, ему понадобятся лучшие пилоты… В голове замелькали имена и лица…

А Деккер улыбался. Паллис раздраженно нахмурился. Стоит только таким людям, как Деккер, подкинуть ему интересную проблему, как все остальное улетучивается.

Деккер обернулся к своим товарищам.

Юного Офицера загнали уже на добрый фут за стеклянную стену. По его лицу текли слезы и кровь. Как раз в это время нервы у парня не выдержали, он расслабился, и на его штанах расползлось постыдное пятно, что вызвало восторженный рев толпы.

— Деккер…

— Я не могу его спасти, — твердо сказал Деккер. — Он не сорвал свой галун.

— Это делает ему честь.

— Он чокнутый самоубийца.

И вдруг из рядов съежившихся Ученых вырвался молодой черноволосый человек. Он крикнул:

— Нет! — и размахивая покрытыми шрамами кулаками, бросился на спины толпы.

Ученый вскоре исчез под градом ударов и наконец, тоже окровавленный и в разорванной одежде, был вытолкнут на балку. И вдруг, несмотря на свежие синяки, грязь и щетину несчастного, пораженный Паллис узнал пылкого юношу.

— Рис, — вырвалось у него.

Рис смотрел на злобные, задранные вверх лица, голова у него гудела от побоев. Поверх голов он мог видеть маленькую кучку Ученых и Офицеров, которые жались друг к другу, неспособные даже посмотреть, как он будет умирать.

Офицер наклонился к нему и, перекрикивая шум, сказал:

— Я должен поблагодарить тебя, рудничная крыса.

— Не стоит благодарности, Дов. Наверное, я все еще не привык видеть, как все травят одного. Даже тебя.

На них снова посыпались удары. Рис осторожно шагнул назад. Добраться сюда издалека, столь многому научиться… и только для того, чтобы кончить подобным образом?

…Ему вспомнился момент революции, когда он встретился возле Рубки с Говером. Рис немедленно сел среди Ученых, Говер же сплюнул на палубу и отвернулся.

Холлербах тогда прошипел ему:

— Ты чертов идиот. Что ты наделал? Главное сейчас выжить… Если мы не продолжим работу, то даже ежесменные революции черта с два чего изменят.

Рис покачал головой. В словах Холлербаха была своя логика, но, без сомнения, существуют вещи более важные, чем простое выживание. Возможно, когда ему будет столько же лет, сколько Холлербаху, он изменит свое мнение…

Несколько смен он был лишен пищи, воды и сна и вынужден был заниматься примитивными работами по поддержанию жизнеспособности Плота, используя самые грубые инструменты. Рис молча терпел постоянные унижения, ожидая, когда кончится кошмар.

Но революция победила. Потом его группу привели сюда. Рис подозревал, что некоторых или всех отберут для каких-то новых страданий, и готов был принять свою судьбу…

…До тех пор, пока вид гордо погибающего в одиночку Офицера не взорвал тщательно хранимое им спокойствие.

Дов повернулся к Рису и кивнул. Рис протянул руку. Офицер крепко пожал ее.

Высоко подняв головы, они смело смотрели на своих мучителей.

Теперь, науськиваемые своими товарищами, на балку вскарабкались несколько юношей. Рис отбивал рукой удары дубинок, но вынужден был отступать все дальше к концу балки.

Босыми ногами он уже чувствовал металлический край и холодок пустого воздуха.

Но кто-то пробивался к ним через толпу.

Паллис спешил за Деккером, с некоторым удивлением отмечая оказываемое тому уважение. Подойдя к стене, Деккер сказал:

— Теперь, значит, у нас два героя, а?

Раздался смех.

— Однако не слишком ли это расточительно? — размышлял вслух Деккер. — Ты Рис, не так ли? Мы собирались оставить тебя здесь. Нам нужны крепкие парни, работы хватит. А теперь из-за твоей глупости мы можем этого лишиться… Вот что я тебе скажу. Ты, Офицер, — Деккер показал пальцем на Дова, — прыгай сюда и присоединяйся к той кучке трусов. — Послышался недовольный ропот. — Конечно, это только мое предложение. Комитет решил по-другому?

— Конечно, нет!

Паллис улыбнулся:

— Давай, парень.

Дов неуверенно повернулся к Рису. Рис кивнул и осторожно подтолкнул его к Платформе. Офицер, приободрившись, прошел по балке и спрыгнул на пол. Сопровождаемый незаметными пинками и ударами, он прошел сквозь толпу к Ученым.

— А что касается рудничной крысы… — Толпа издала многозначительный рев. — Что до него, то я обрек бы его на гораздо более горестную долю, чем прыжок с этой балки. Пошлем его назад на Пояс! Идиоту понадобится весь его героизм, чтобы встретиться лицом к лицу с рудокопами, от которых он сбежал…

Слова Деккера потонули в приветственных криках, множество рук стащили Риса с балки.

Паллис пробормотал:

— Деккер, если бы я думал, что это для тебя что-нибудь значит, я сказал бы тебе спасибо.

Деккер не обратил внимания на его слова.

— Ладно, пилот, поведешь дерево по требованию Комитета?

Паллис скрестил руки на груди.

— Я пилот, а не капитан галеры.

Деккер поднял брови, шрамы на щеках натянулись и побелели.

— Конечно, тебе решать, ты гражданин Свободного Плота. Но если ты не возьмешь эту ученую мразь, не знаю, как мы сможем их прокормить. — Он притворно тяжело вздохнул. — По крайней мере на Поясе у них будет хоть какой-то шанс. А здесь, как видишь, дела плохи. Милосерднее всего было бы сейчас сбросить их вниз. — Деккер посмотрел на Паллиса пустыми черными глазами. — Что скажешь, пилот? Дать моим юным друзьям поразвлечься?

Паллис почувствовал, что весь дрожит.

— Ты — ублюдок, Деккер.

Деккер тихо рассмеялся.

Настало время Ученым грузиться на дерево. Паллис в последний раз обошел край, проверяя тюки с продовольствием.

Из листвы бесцеремонно вылезли два комитетчика, таща за собой веревку. Один из них, молодой, высокий и преждевременно полысевший, кивнул Паллису:

— Доброй смены, пилот.

Паллис, не удосужившись ответить, холодно кивнул ему.

Двое покрепче уперлись ногами в ветви, поплевали на руки и начали вытягивать веревку. Наконец из листвы показался сверток грязной одежды. Они перевернули сверток, отвязали веревку и просунули ее обратно через листву.

Сверток медленно распрямился.

Паллис подошел поближе.

То, что он принял за сверток, было человеком, связанным по рукам и ногам. Судя по остаткам нашитого на рваную одежду малинового галуна, это был Ученый. Взмахнув связанными руками, он попытался подняться. Паллис протянул руку, схватил его за воротник и придал ему вертикальное положение. Ученый взглянул на пилота с тупой благодарностью. Несмотря на слой грязи на его лице, Паллис узнал Ципса, бывшего Главного Навигатора.

Комитетчики прислонились к стволу, очевидно ожидая, когда к их веревке привяжут следующего «пассажира». Паллис оставил Ципса и подошел к ним. Он ухватил лысого за плечо и, сильно сдавив его, развернул комитетчика к себе лицом.

Лысый неуверенно посмотрел на него.

— В чем дело, пилот?

Паллис процедил сквозь зубы:

— Мне до лампочки, что творится у вас внизу, но у меня на дереве делается так, как скажу я. А я скажу, что на борту моего дерева этих людей унижать не будут.

Он сжимал пальцы, пока не хрустнул хрящ.

Лысый взвыл и вырвался из рук Паллиса.

— Ладно, черт побери, мы свое дело знаем и не хотим лишних волнений.

Паллис вернулся к Ципсу.

— Добро пожаловать на дерево. Навигатор, — произнес он официальное приветствие. — Сочту за честь, если вы разделите со мной мою пищу.

Ципс закрыл глаза, и его рыхлое тело затряслось от рыданий.

Флотилия деревьев медленно погружалась в глубины Туманности. Пояс уже давно висел перед ними в небе. Рис хмуро смотрел на цепь помятых хижин и трубопроводов, вращающуюся вокруг ржавого пятна — звездного ядра. Туг и там между хижинами карабкались люди, а надо всем висело облако желтоватого дыма, испускаемого двумя плавильнями.

Рис автоматически работал около огненных чаш. Это был какой-то кошмар, мрачная пародия на его преисполненное надежд путешествие на Плот. В последнее время Рис избегал Ученых. Они жались друг к другу в тесный кружок вокруг Грая и Ципса, почти не разговаривали и делали только то, что им скажут.

«А ведь подразумевалось, что эти люди обладают умом и воображением», — горько думал Рис. Но, с другой стороны, отмечал он, в обозримом будущем воображение им вряд ли понадобится. У молодого человека не хватало смелости винить их в уходе от действительности.

Единственным, хотя и слабым, утешением для Риса были долгие часы, проведенные на вершине дерева в созерцании конструкции, висевшей далеко внизу. Шесть деревьев вращались по углам невидимого шестиугольника. Деревья находились в одной плоскости, так близко, что касались друг друга листьями, но мастерство пилотов было столь велико, что за все время перелета вряд ли была повреждена хоть одна веточка. А под деревьями, в сетке, подвешенной на шести толстых веревках, виднелась продовольственная машина.

Даже сейчас это зрелище наполняло сердце Риса гордостью. Человек способен на такую красоту, на такие великие подвиги…

Пояс преобразился в цепь хижин и производственных помещений. Рис увидел повернутые полузнакомые лица, похожие на маленькие пуговицы.

К нему присоединился Паллис.

— Значит, вот как все закончилось, рудокоп, — хрипло сказал он. — Извини.

Рис посмотрел на пилота с некоторым удивлением. На лице Паллиса пылали шрамы

— Паллис, тебе не за что извиняться.

— Я оказал бы тебе добрую услугу, если бы сбросил тебя тогда с дерева. Там внизу тебе придется трудновато, парень.

Рис пожал плечами.

— Но не так трудно, как остальным. — Он показал на Ученых. — И вспомни, что у меня был выбор. Я мог присоединиться к революции и остаться на Плоту.

Паллис поскреб бороду.

— Не уверен, что понимаю, почему ты этого не сделал. Клянусь Костями, у меня нет никакой симпатии к старой системе. А ух то, как обращались с твоим народом, должно было возмущать тебя.

— Конечно, это все так. Но… Я прилетел на Плот не для того, чтобы бросать зажигательные бомбы, пилот. Я хотел узнать, что происходит с этим миром. — Рис улыбнулся. — Скромное желание, правда?

— И ты чертовски прав, что попытался сделать это, парень. Все эти проблемы никуда не делись.

Рис окинул взглядом красное небо.

— Никуда.

— Не теряй надежды, — твердо сказал Паллис. — Старый Холлербах все еще работает.

Рис рассмеялся.

— Холлербах? Его они не могут убрать. Им все равно нужен кто-то, кто находил бы им руководства по ремонту продовольственных машин, возможно, попытался бы отодвинуть Плот с пути падающей звезды. И, кроме того, я даже думаю, что Деккер его боится…

Теперь они засмеялись вместе. Потом долго смотрели на приближающийся Пояс.

— Паллис, сделай для меня одну вещь.

— Что?

— Скажи Джаен, что я о ней спрашивал.

Пилот положил свою тяжелую руку Рису на плечо.

— Ладно, парень. Сейчас она в безопасности. Холлербах дал ей место в команде своих помощников. Я сделаю все, что смогу, чтобы она там осталась.

— Спасибо. Я…

— И я скажу Джаен, что ты спрашивал о ней.

Веревка свисала со ствола дерева и задевала за крыши хижин Пояса. Рис спустился первым. Рудокоп, пол-лица которого было изуродовано багровым ожогом, с любопытством смотрел на него. Вращение Пояса относило Риса от дерева. Он ухватился за веревку и помог второму Ученому попасть на крышу.

Вскоре Ученые уже неуклюже копошились по всему Поясу. За ними, с выпученными от изумления глазами, следила кучка местных ребятишек.

Рис увидел Шин. Его бывшая начальница смены висела у хижины, уцепившись за веревку загорелой ногой, и с широкой улыбкой наблюдала за этой процессией.

Рис оставил неуклюже передвигающуюся цепочку. Он подобрался к Шин, закрепился, выпрямился и в упор посмотрел на нее.

— Ну и ну, — тихо сказала она. — А мы думали, ты мертв.

Рис рассматривал ее. Вид ее обнаженных рук и ног все еще вызывал в нем старые чувства, но лицо Шин исхудало, глаза запали.

— Ты изменилась. Шин.

Она сухо рассмеялась.

— Как и сам Пояс, Рис. У нас были трудные времена.

Молодой человек прищурился. Голос Шин звучал почти жестоко, на грани срыва.

— Если ты так умна, как мне некогда казалось, — отрезал Рис, — ты позволишь мне помочь вам. Дай мне рассказать кое-что из того, что я узнал.

Женщина покачала головой.

— Сейчас не время для знаний, парень. Сейчас нужно выжить. — Она оглядела его с ног до головы. — И поверь мне, ты и твои мягкотелые приятели должны понять, что это будет нелегко.

Рис закрыл глаза. Если бы только этот кошмар мог исчезнуть если бы ему позволили вернуться к работе…

— Рис! — Это был тонкий голос Ципса. — Ты должен помочь нам. Расскажи этим людям, кто мы такие…

Рис стряхнул оцепенение и начал пробираться по крышам.

8

Кресло опускалось на ядро звезды. Рис закрыл глаза, расслабился и попытался ни о чем не думать.

Пережить еще одну смену — это было для него сейчас самое главное. Каждый раз хотя бы одну…

Если Граю, Ципсу и остальным изгнание на Пояс казалось спуском в преисподнюю, для Риса оно походило на постепенное раскрытие старой раны. Каждая деталь Пояса — облезлые хижины, дождь, врезающийся в поверхность ядра, — бередила что-то в сознании. И порой ему казалось, будто этих тысяч смен на Плоту вообще не было.

Но в действительности Рис очень изменился. Раньше у него была надежда… Теперь ее не осталось. Кресло накренилось. Под ногами закачался ржавый купол ядра, и Рис начал уже ощущать увеличивающееся притяжение звезды.

«Пояс тоже изменился, — подумал он — и к худшему». Рудокопы казались более грубыми, жестокими, сам Пояс — еще более запущенным и менее обеспеченным. Рис узнал, что поставки с Плота приходят все реже и реже. Сокращение поставок приводило к порочному кругу. Недоедание, повышенная заболеваемость и, как результат, высокая смертность не позволяли рудокопам выработать норму, а не имея железа для торговли, можно было купить на Плоту все меньше пищи, что еще более ухудшало состояние рудокопов.

В подобной ситуации, несомненно, необходим был какой-то другой источник существования. Но какой? Даже его старые знакомые, такие как Шин, не желали об этом говорить, словно существовала какая-то постыдная тайна, известная лишь посвященным. Может быть, рудокопы достигли каких-то новых договоренностей, нашли какой-то новый, нечистый способ вырваться из этой продовольственной ловушки? Если так, то какой?

Колеса ударились о поверхность звезды, и все пять «же» навалились Рису на грудь. Отяжелевшей рукой молодой человек расстегнул защелку троса и направил кресло к ближайшему входу в тоннель.

— Опять опоздал, ты, никчемный ублюдок! — раздался из темного отверстия грохочущий бас.

— Нет, не опоздал, Роч, и ты это знаешь, — спокойно сказал Рис.

Он остановил кресло у спуска в рудник.

Из темноты с жужжанием показалось кресло. Несмотря на нужду, рудокоп Роч остался тем же гигантом. Его борода прилипла к пропитанной потом груди, над поясом мешком нависал живот. Вокруг глаз краснели язвы, а когда он открыл рот. Рис увидел остатки зубов, похожие на обгорелые кости.

— Не огрызайся, плотовщик. — На грудь Рочу упали капельки слюны. — Что мне мешает заставить вас всех работать по три смены? А?

Рис медленно выдохнул. Он знал Роча еще с прежних времен. Роч, которого всегда обходили стороной в баре Квотермастера, неважно, пьян он был или трезв. Роч, полоумный скандалист, который, как подозревал Рис, дожил до таких лет только благодаря своим мышцам.

Роч! Кто же еще мог стать сменным мастером Ученых?

Рудокоп все еще смотрел на Риса.

— Ну что? Нечего сказать? А?

Рис смолчал, но, несмотря на это, ярость его собеседника только усилилась.

— В чем дело, плотовое дерьмо? Боишься немного поработать? А? Я покажу тебе, что такое работа…

Роч обхватил подлокотники кресла своими похожими на обрезки каната пальцами. Двумя тяжелыми движениями он поочередно оторвал ноги от подножки и опустил их на ржавую поверхность звезды.

— Костей ради, Роч, я верю тебе, — запротестовал Рис. — Ты убьешься…

— Только не я, плотовое дерьмо.

Теперь бицепсы Роча напряглись так, что вся их структура отчетливо проступила под мокрой от пота кожей. Медленно, с каким-то мычанием Роч приподнял свою тушу с кресла, колени его дрожали от напряжения. Наконец он выпрямился, пошатываясь и балансируя руками. Пять «же» оттягивали его живот, и он болтался, как перекинутый через пояс мешок с ртутью. Рис поежился, представив себе, как пояс должен врезаться в тело Роча.

На побагровевшем лице Роча появилось подобие улыбки.

— Ну что, плотовщик?

Он высунул язык. Потом медленно и осторожно оторвал левую ногу от поверхности и двинул ее вперед. Потом правую, опять левую, и так далее. Роч, как гротескный гигантский младенец, ковылял по поверхности звезды.

Рис смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова.

Наконец Роч, удовлетворенный произведенным впечатлением, ухватился за подлокотники кресла и опустился на сиденье. Он с вызовом посмотрел на Риса — очевидно, к нему вернулось хорошее настроение.

— Ладно, пойдем, плотовое дерьмо, у нас есть работа. А?

Большинство Ученых направили на рудник. За какой-то воображаемый проступок Роч назначил им двойную смену. Между сменами предоставлялся часовой перерыв. Даже Роч пока не возражал против этого.

Когда наступил очередной перерыв. Рис встретил под одной из сферических ламп Ципса.

Некоторое время Ученые сидели в молчании. Они находились в одной из обширных пустот пористого ядра. По потолку, как звезды, были рассыпаны лампы, лившие тусклый свет на кучи металла и мрачные очертания Кротов.

В своем кресле Навигатор выглядел как мешок с жиром; черты его лица заострились. Короткие руки и ноги безвольно висели, как ненужные придатки. С некоторым усилием Рис помог ему поднести к губам бутылку с водой. Навигатор не сумел отпить, вода расплескалась на лохмотья, и капли, как пули, ударили о железный пол. Ципс виновато улыбнулся.

— Извини, — тяжело дыша, произнес он.

Рис покачал головой.

— Не стоит беспокойства.

— Ты знаешь, — наконец сказал Ципс, — условия здесь, конечно, тяжелые, но что делает их совершенно непереносимыми, так это… абсолютнейшая скука.

Рис кивнул.

— Тут всегда нечего было делать, разве что наблюдать за Кротами. Обычно они сами принимают решения, а люди вмешиваются лишь изредка. Если честно, то два опытных рудокопа могут справиться с работой. Нет никакой необходимости держать так много людей здесь, внизу. Для Роча это просто повод доставить нам неприятности.

— Не смешно! — Ципс тяжело, прерывисто дышал. — Я знаю о… состоянии здоровья некоторых. И думаю… думаю, что мы были бы более полезны в какой-нибудь другой роли.

Рис поморщился.

— Разумеется. Но попробуйте сказать об этом Рочу.

— Знаешь, я не хочу тебя обидеть. Рис, но ты, очевидно, имеешь больше… общего с этими людьми, чем… остальные Ученые. — Ципс закашлялся и схватился за грудь. — В конце концов ты один из них. Не можешь ли ты… сказать им что-нибудь?

Рис тихо рассмеялся.

— Ципс, вспомни, что я сбежал отсюда. Они ненавидят меня больше всех. Послушай, дела наладятся, я уверен. Рудокопы не варвары. Они просто озлоблены. Мы должны набраться терпения.

Ципс молчал, часто хватая воздух ртом.

Рис вгляделся в круглое лицо Навигатора. Оно было бледным и блестело от пота.

— Вы сказали, что вас заботит самочувствие других, Навигатор, а как насчет вашего?

Ципс потер грудь.

— Не могу сказать, что чувствую себя прекрасно, — с одышкой ответил он. — Разумеется, наше пребывание здесь, в таком гравитационном поле, отрицательно действует на сердце. Похоже, что человеческие существа не предназначены для функционирования… в подобных условиях.

— Что вы чувствуете? Какие-нибудь особенные боли?

— Не суетись, мальчик, — отрезал Ципс с прежней раздражительностью. — Я в полном порядке. Потом, ты же знаешь, я тут самый старший. Остальные… полагаются на меня…

Слова потонули в приступе кашля.

— Извините, — осторожно сказал Рис. — Конечно, вам виднее. Однако — э-э — если ваше здоровье так необходимо для нашего морального климата, разрешите мне помочь вам, только на эту смену. Вы оставайтесь здесь. Думаю, что смогу выполнить работу за нас двоих. И найду, чем занять Роча. Боюсь, что он ни за что не позволит вам подняться наверх до конца смены, но, возможно, если вы посидите спокойно, даже постараетесь уснуть…

Ципс подумал, потом сказал слабым голосом:

— Да. Было бы неплохо уснуть. — Он закрыл глаза. — Послушай, так будет лучше всего. Спасибо, Рис.

— Нет, я не знаю, что с ним, — сказал Рис. — Вы здесь единственный биолог. Грай. Я с трудом разбудил его, когда пришло время возвращаться на поверхность. Скорее всего его сердце не выдерживает тяготения там, внизу. Но что я могу еще сказать?

Ципс лежал, привязанный к койке, лицо его было покрыто испариной. Грай наклонился над Навигатором и беспомощно шевелил пальцами.

— Не знаю! Я действительно не знаю! — повторил он.

Четверо Ученых взволнованно перешептывались за его спиной. Маленькая хижина, которую они занимали, показалась Рису клеткой из страха и беспомощности.

— Подумайте как следует, — сказал он раздраженно. — Что бы сделал Холлербах, если бы был здесь?

Грай величественно выпрямился, втянул живот и сердито посмотрел на Риса.

— Позвольте напомнить вам, что Холлербаха здесь нет. И, кроме того, на Плоту мы имели доступ к лекарственным машинам и медицинским документам с Корабля. Здесь мы не располагаем ничем. Мы даже не можем обеспечить ему нормальное питание. У нас нет ничего…

— Ничего, кроме самих себя! — отрезал Рис.

Он обвел взглядом лица товарищей. Грязные, опухшие, они выражали обиду.

Рис вздохнул:

— Извините, — сказал он. — Послушайте, Грай, я тоже ничего не могу предложить. Вы столько лет работали. с этими документами, что должны были бы хоть чему-нибудь научиться. Поступайте, как сочтете нужным. Просто сделайте то, что возможно в этой ситуации.

Грай нахмурился. Он долго смотрел на Ципса, потом, приняв какое-то решение, начал снимать с него одежду.

Рис отвернулся. Он выполнил свой долг. Почувствовав приступ клаустрофобии. Рис стал проталкиваться к выходу.

Он передвигался вдоль опостылевшего Пояса, не встречая почти никого на своем пути. Была середина смены, и большинство обитателей Пояса либо работали, либо сидели в своих хижинах. Рис мрачно рассматривал слишком хорошо знакомые конструкции: грязные хижины, зияющие сопла дюз на крышах.

Ветерок донес слабый запах дерева, и Рис посмотрел наверх. Высоко в небе висела флотилия, доставившая с Плота Ученых. Продовольственная машина была все еще там. Позади виднелось дерево Паллиса. Элегантные деревья, слабый запах листвы, карабкающиеся между ветвей фигуры — все это было воистину прекрасно, и Рис внезапно осознал, что потерял, вернувшись сюда.

Флотилия медленно уплыла за горизонт. Рис опустил взгляд. Он находился возле бара Квотермастера. Оттуда доносился запах плохого алкоголя. Неожиданно для себя Рис скользнул в полутемное помещение. Быть может, пара глотков чего-нибудь крепкого поднимет настроение, принесет спокойствие, и тогда Рис сможет забыться долгожданным сном…

Джейм, бармен, мыл посуду в лохани с грязной водой. Он недовольно нахмурился и пробормотал:

— Я не обслуживаю дерьмо с Плота.

Рис скрыл гнев за улыбкой и окинул взглядом помещение. Бар был пуст, если не считать низенького человека с громадным шрамом от ожога на руке.

— Похоже, ты вообще никого не обслуживаешь, — отрезал Рис.

Джейм проворчал:

— Ты что, не знаешь? В эту смену они наконец-то решили снять с деревьев продовольственную машину, поэтому все трудоспособные там. Работа прежде всего — это от дерьма с Плота никакой пользы…

Рис не мог больше сдерживаться.

— Послушай, Джейм, я же родился здесь.

— Ты сбежал. Побыв на Плоту, ты стал его жителем.

— Джейм, Туманность мала, — возразил Рис. — Это уж я по крайней мере понял точно. И все мы — люди, неважно, с Плота или с Пояса…

Но Джейм отвернулся.

Раздраженный Рис выбрался из бара. Флотилия прибыла на Пояс уже пару десятков смен назад, а рудокопы только сейчас собрались снять продовольственную машину. И Рису даже не потрудились об этом сказать, несмотря на его опыт деревянщика и знание условий Пояса.

Молодой человек закрепился ногами на стенке бара и, распрямившись, посмотрел на флотилию. Сейчас она находилась за дальним краем Пояса. Присмотревшись повнимательнее. Рис заметил, что по ветвям неуклюже карабкается множество людей. Другие ползали по сети, удерживающей машину. Рядом с гигантским аппаратом они казались карликами. Рудокопы обвязывали машину веревками и бросали свободные концы к Поясу.

Вскоре густая паутина веревок окутала машину. Послышались отдаленные крики, и Рис заметил возле огромных стволов пилотов. Оттуда начали подниматься клубы дыма, образовавшие густой защитный экран. Величественные растения замедлили вращение и стали понемногу приближаться к Поясу. Пилоты, работали слаженно, и машина только слегка покачивалась.

Самым трудным, несомненно, был спуск машины на Пояс. Вероятно, флотилия должна двигаться с той же скоростью, что и Пояс, чтобы можно было закрепить веревки и установить машину. Именно так и строился Пояс много поколений тому назад…

Одно дерево внезапно ускорилось, и машина начала раскачиваться. Раздались крики, рабочие уцепились за ветви. Пилоты выкрикивали команды, подавая руками какие-то знаки. Облако дыма над деревьями стало густеть, и движение флотилии замедлилось.

«Черт побери, — с яростью подумал Рис, — я должен был быть там!»

У него еще достаточно сил и умения, несмотря на скудное питание и тяжелую работу…

Раздался негромкий треск, и сеть начала рваться.

Рис был настолько разъярен, что до него не сразу дошел смыслпроисходящего. Но теперь все его внимание сосредоточилось на этой точке неба.

Пилоты отчаянно пытались предотвратить несчастье, но тщетно. Флотилий распалась. Люди разлетелись во все стороны. Продовольственная машина, освободившись от пут, как бы в неуверенности повисла в воздухе. Рис видел, что один человек все еще цепляется за веревку.

Огромная глыба двинулась с места и медленно поплыла в направлении Пояса. Рис еще крепче уцепился за канат. Куда летит эта чертова штука? На машину действовали гравитационные поля звезды и Ядра Туманности. Поле Ядра было гораздо сильнее, но что, если на таком расстоянии возобладает тяготение звезды? Тогда машина прорвет конструкцию Пояса, как кулак мокрую бумагу.

Многие погибнут сразу, а потом Пояс, утратив целостность, распадется, хижины разнесет в разные стороны, и в конце-концов они неминуемо упадут на Ядро…

Или же, подсказало воображение, машина минует Пояс, но столкнется с ядром звезды. Молодой человек припомнил кратеры, оставляемые при тяготении в пять «же» дождевыми каплями. Что же произойдет, когда туда рухнет многотонная махина? Рис представил себе гигантский гейзер расплавленного металла. Возможно, даже сама звезда разрушится!..

Продовольственная машина, кувыркаясь, летела над Рисом. Как зачарованный, он смотрел на сопло, на панель управления, на ржавую обшивку машины и совсем уж некстати вспомнил, как когда-то давно, в мирные, спокойные времена стоял в очереди за продовольствием. Вдруг Рис заметил человека, все еще висевшего на привязанной, к машине веревке. Стройный, темноволосый, он казался совершенно спокойным. На долю секунды глаза их встретились, и в следующее мгновение машина, плавно вращаясь, заслонила собой незнакомца.

Машина все росла и росла. Казалось, ее уже можно коснуться руками.

Медленно, очень медленно она начала уходить в сторону, пролетела футах в десяти от ближайшей точки Пояса, резко изменила траекторию и, по-прежнему вращаясь, стала удаляться. Медленно заворачивая к Ядру, машина начала свое падение в бесконечность.

Над головой Риса разбросанные деревья пошли на сближение. Оттуда стали скидывать веревки рабочим.

При мысли о потере машины Рис ощутил почти физическую боль. Еще одна частица скудного наследства, доставшегося человеку, утеряна из-за глупости и неумелости… И с каждой потерей все меньше шансов на выживание.

Потом Рис вспомнил, что рассказывал Паллис о планах Деккера. Вождь революции смутно намекнул, что, несмотря на планируемую передачу продовольственной машины, не боится утратить экономическую власть над Поясом. Возможно ли, чтобы инцидент был спланирован? Неужели все это было спланировано? Погибли люди, утрачена уникальная машина — и все во имя ничтожных политических амбиций?

У Риса было ощущение, будто он витает в пустоте, что он один из тех несчастных, которые только что затерялись в небесах в результате катастрофы, но его бездна была заполнена не воздухом, а человеческими страстями.

К началу следующей смены Ципс был еще слишком слаб, чтобы передвигаться, поэтому Рис согласился с Граем и остальными, что его необходимо оставить в покое:

Когда Рис спустился на поверхность звезды, он описал Рочу ситуацию. Молодой человек старался говорить подоходчивей, мягким и примирительным тоном. Роч смотрел сердито, нахмурив брови, но промолчал, и Рис спокойно направился На рабочее место в недра звезды. В середине смены во время перерыва он выехал на поверхность и вдруг увидел Ципса. Навигатор был закутан в грязное одеяло и ослабевшей рукой тянулся к панели управления кресла.

Рис с болью в сердце покатил к Ципсу по неровной поверхности звезды. Он как можно осторожнее дотронулся до руки Ципса.

— Ципс, в чем, черт возьми, дело? Ты болен и должен был оставаться на Поясе.

Ципс повернулся к Рису с улыбкой на бескровном лице.

— Боюсь, мой юный друг, что у меня не было выбора.

— Роч?…

— Да…

Ципс закрыл глаза, все еще пытаясь дотянуться до панели.

— Тебе что-то не нравится, плотовое дерьмо?

Рис развернул кресло. Улыбаясь щербатым ртом, на него смотрел Роч.

Рис постарался оценить ситуацию, найти какую-нибудь возможность повлиять на гиганта и спасти своего товарища, но волна ярости захлестнула его.

— Ты ублюдок, Роч, — прошипел он. — Ты нас убиваешь. И все же ты не так виноват, как те наверху, которые позволяют тебе это.

Роч ответил с притворным удивлением:

— Ты недоволен, плотовое дерьмо? Ну что ж, тогда послушай… — Роч с усилием встал на ноги и, сжав кулаки и побагровев, улыбнулся Рису. — Почему же ты не сделаешь что-нибудь? Давай, вставай с кресла и сразись со мной, прямо сейчас. И если ты уложишь меня, ну что ж, тогда можешь тащить своего дружка наверх.

Рис закрыл глаза. «О, клянусь Костями!..»

— Не слушай его, Рис.

— Боюсь, уже поздно, Ципс, — прошептал молодой человек, сжал подлокотники кресла и, примериваясь, напряг спину.

— После того, что я имел глупость сказать ему, он не отпустит меня отсюда живым. А так по крайней мере есть шанс…

Рис опустил левую ногу с платформы. Ощущение было такое, будто к ней привязана гиря. Теперь правую…

И, не давая себе времени подумать, одним движением вытолкнул себя из кресла. Боль пронзила мышцы бедер, икр и спины. На одно страшное мгновение Рису показалось, что он вот-вот упадет и размозжит себе голову о металлическую поверхность. И все-таки Ученый удержал равновесие. Он часто, прерывисто дышал, кровь бешено стучала ему в виски. Рису казалось, что на спину ему привязан огромный невидимый груз.

Он поднял голову и взглянул на Роча, стараясь изобразить презрительную улыбку.

— Еще одна попытка самопожертвования. Рис? — тихо сказал Ципс. — Желаю удачи, мой друг.

Улыбка Роча выглядела естественнее, как будто пять «же» были просто тяжелой одеждой. Рудокоп поднял огромную ногу, двинул вперед и опустил на ржавую поверхность. Еще один шаг, другой. Наконец он оказался в футе от Риса, настолько близко, что до Ученого долетел дурной запах из его рта. Затем, кряхтя от усилия, Роч занес гигантский кулак.

Рис попытался поднять руки над головой, но ощущение было такое, будто руки его прочными веревками привязали к телу. Он закрыл глаза. Почему-то вдруг ему привиделась новая звезда на границе Туманности, и страх исчез.

На лицо его упала тень

Рис открыл глаза. Над ним расстилалось красное небо, а голова раскалывалась от боли.

Но он был жив и на него не давило тяготение в пять «же». Под спиной он ощущал холодную твердую поверхность и, пощупав рукой, понял, что лежит на шероховатой железной плите. Плита содрогнулась. Рис почувствовал позыв к рвоте, но рвать было нечем. Во рту стоял отвратительный вкус, язык был как деревянный, и Рис подумал, сколько же он пробыл без сознания.

Опершись на локоть, он осторожно приподнялся. Плита имела форму тарелки, фута четыре в диаметре, и была покрыта грубой сетью, к которой был привязан Рис. В середине тарелки виднелась куча грубо обработанных кусков металла. На ней был еще один пассажир, бармен Джейм. Он жевал кусок несвежего псевдомяса и безразлично разглядывал Риса.

— Так ты все-таки очнулся, — сказал он. — Я думал, Роч раскроил тебе череп. Ты долго был без сознания.

Рис тупо смотрел на бармена. Вдруг тарелка снова содрогнулась. Парень сел, оценивая силу тяжести — она была невелика и Неустойчива, — и огляделся.

Примерно в километре висел Пояс, похожий на грубый браслет, нелепо болтающийся на детской руке.

Так, значит, он летел. На металлической тарелке? У Риса закружилась голова, и он вцепился в сеть, потом медленно добрался до края и свесил голову. По углам плиты были установлены четыре реактивные дюзы, небольшие двигатели, очевидно, снятые с крыш Пояса. Время от времени Джейм тянул за управляющие тросы, из дюз вырывались струи пара, и тарелка получала очередной толчок.

Выходит, пока Рис отсутствовал, рудокопы изобрели летающую машину. «Зачем она им понадобилась?» — подумал Ученый.

Он выпрямился и снова повернулся к Джейму. Теперь бармен пил воду из сферы. Сперва он как будто не обращал на Риса внимания, потом наконец на его широком бородатом лице мелькнуло сочувствие, и он протянул сферу Рису.

Рис с наслаждением ощутил, как вода стекает по пересохшему горлу. Попив, он вернул сферу бармену.

— Послушай, Джейм. Скажи мне, что там было? Что случилось с Ципсом?

— С кем?

— С Пав… Ученым. Тем, что был болен.

Джейм посмотрел на него с откровенным безразличием.

— Один из них умер там, внизу. Говорят, сердце не выдержало. Толстый старик. Ты о нем спрашиваешь?

— Да, Джейм, о нем, — вздохнул Рис.

Джейм посмотрел на него, потом вытащил из-за пояса бутылку, откупорил и отпил большой глоток.

— Джейм, почему я тоже не мертв?

— Ты должен был быть мертвым. Роч подумал, что убил тебя, потому и не ударил больше. Он вытащил тебя оттуда, притащил в бар и вдруг, подумать только, ты застонал и зашевелился. Роч хотел прикончить тебя на месте, но я сказал ему: только не в моем баре… А потом появилась Шин.

У Риса затеплилась какая-то надежда.

— Шин?

— Она знала, что я должен отправиться на этой колымаге, так что, наверное, это и навело ее на мысль убрать тебя с Пояса. — Взгляд Джейма скользнул по телу Риса. — Шин — женщина порядочная. Вероятно, это единственное, что она могла придумать для твоего спасения. Но, скажу тебе, Роч был только счастлив отправить тебя сюда. Более медленная и болезненная смерть — вот на что, по его мнению, он тебя обрекает.

— Что? О чем ты говоришь?

Озадаченный Рис принялся расспрашивать Джейма дальше, но бармен замолчал и занялся своей бутылкой.

Под управлением Джейма маленький летательный аппарат углубился в Туманность. Атмосфера становилась плотнее, теплее, дышать было все труднее, как в закупоренной комнате. Темнело. В полумраке ярко светили догорающие звезды. Долгие часы Рис провел на краю тарелки, глядя в зияющую бездну. В темноте самого сердца Туманности Рис воображал, что может видеть до самого Ядра, как будто снова находился в Обсерватории.

Сколько прошло времени, определить было невозможно, но Рис прикинул, что несколько смен. Джейм неожиданно сказал:

— Знаешь, ты не должен винить нас.

Рис поднял голову.

— Что?

Джейм лежал в неудобной позе, и глаза его были затуманены спиртным.

— Все мы хотим выжить. Верно? Поэтому, когда поставки продовольствия с Плота сократились, оставалось лишь одно место, где можно было достать пищу…

Бармен стукнул бутылкой по плите и внимательно посмотрел на Риса.

— Я был против этого, ей-Богу. Говорил, что лучше нам умереть, чем торговать с этими людьми. Но это было общим решением. И я принял его. — Он помахал пальцем перед Рисом. — Это было общее решение, и я принимаю на себя свою долю ответственности.

Рис смотрел на бармена, ничего не понимая, а Джейм, казалось, немного протрезвел.

— Ты не знаешь, о чем я говорю, не так ли?

— Не имею ни малейшего понятия. Нам, изгнанникам, ничего не рассказывали…

Джейм хмыкнул и почесал затылок. Потом оглядел небо и, выбрав там несколько ярчайших звезд, без труда определил положение тарелки.

— Ну что ж, довольно скоро ты сам поймешь. Мы почти прибыли. Смотри, Рис. Под нами и немного правее…

Рис повернулся на животе и заглянул под тарелку. Сперва он ничего не мог рассмотреть, но затем, скосив глаза, заметил крохотную горошину материи.

Время шло. Джейм искусно управлял дюзами, и горошина превратилась в шар цвета засохшей травы. Наконец Рис смог разглядеть фигурки людей, стоявших или ползавших по всей поверхности, словно приклеенные к ней. Судя по их размеру, сама сфера должна была иметь примерно тридцать футов в диаметре.

Джейм присоединился к нему и молча протянул свою бутылку.

— Возьми. А теперь слушай, парень. Если ты хочешь протянуть здесь больше, чем полсмены, то должен помнить, что это такие же люди, как и мы с тобой…

Теперь плита приближалась к поверхности. Сферический мир был довольно густо населен. Люди были обнажены или же одеты в рваные рубахи и выглядели одинаково низенькими, плотными и мускулистыми. Один сидел прямо под плитой и внимательно следил за приближением путешественников.

Поверхность этого мирка состояла из листов чего-то, похожего на высохшую ткань. Тут и там из нее торчали пучки волос. В одном месте листы были сорваны, позволяя увидеть внутренности мирка.

Рис рассмотрел белизну кости!

И дрожащими руками поднес бутылку к губам.

Человек, стоящий внизу, поднял голову. Встретившись с Рисом взглядом, Костяшник приветственно поднял руки.

9

Джейм посадил тарелку на хрустящую поверхность и молча начал отвязывать от сетки металлические заготовки.

Рис, вцепившись в сеть, испуганно озирался по сторонам. Вся планета была покрыта листами медленно шевелящегося, покрытого волосами коричневатого материала. И Рис опять увидел торчащие из дыр белые кости.

Молодой человек почувствовал позыв мочевого пузыря, закрыл глаза и съежился. «Нельзя, Рис, были времена похуже и опасности посерьезнее…»

Но Костяшники были легендой его детства, чудовищами, которыми пугали непослушных детей. Без сомнения, в спокойном, автоматизированном мире Плота не было места подобному уродству.

— Добро пожаловать, — послышался высокий, бесстрастный голос. — Так ты привез нам еще одного гостя, Джейм?

Человек, приветствовавший их во время снижения, стоял теперь у тарелки, принимая от Джейма железо. У его ног были сложены стандартные упаковки с пищей. Джейм быстро перекинул их на плиту и привязал к сети.

Костяшник был низеньким, плотным. Лысый череп покрывала сетка морщин. Одежда его была сшита из того же странного материала, который устилал поверхность. Незнакомец улыбнулся беззубым ртом.

— Что такое, парень? Ты не желаешь подать руки Квиду?

Рис еще крепче вцепился в сетку.

— Давай, парень. Возьми это и сходи. У тебя нет выбора. И если ты покажешь, что боишься, то только ухудшишь свое положение.

К горлу подступил комок. Рис вспомнил пугающие, омерзительные слухи о Костяшниках, ходившие по всей Туманности, и это лишило его остатков мужества. Рис стиснул зубы. Черт возьми, в конце концов он Ученый Второго класса. Перед его мысленным взором предстал Холлербах. Глаза старика были усталыми, но взгляд их был ясен и тверд.

Рис отпустил сетку и встал. Он пытался заставить себя трезво смотреть на вещи. Первые шаги дались с трудом — тяготение было около полутора «же». Какова же тогда масса крошечной планеты? Тонн тридцать?

Рис взял железо и без колебаний сошел с тарелки. Ноги сразу же погрузились во что-то мягкое, похожее на грубую ткань, жесткие волоски щекотали лодыжки и — о боги! — это было теплым, как шкура гигантского животного…

Или человека!

Тут, к ужасу Риса, его мочевой пузырь не выдержал, и по ногам потекла теплая жидкость.

Квид открыл беззубый рот и громко захохотал.

Джейм, сидя в безопасности на плите, подбодрил:

— Тут нечего стыдиться, парень. Запомни это.

Странный торг окончился, и Джейм занялся плитой. Тарелка пискнула и взлетела, оставив на мягкой поверхности планеты четыре обугленных отверстия. Через несколько секунд она уже казалась маленьким шариком.

Рис опустил глаза. Лужица у его ног быстро впитывалась в поверхность.

Подошел Квид. Под ногами у аборигена хрустело.

— Теперь ты Костяшник, парень. Добро пожаловать в задницу Туманности. — Квид показал на лужицу. — А насчет этого я бы не слишком беспокоился. — Он улыбнулся и облизал губы. — Ты будешь только рад этому, когда захочешь пить…

Рис вспомнил отвратительные подробности. Он содрогнулся, но не отвел глаз.

— Что я должен делать?

Квид снова расхохотался:

— Да что хочешь. Оставайся здесь и поджидай транспорта, который не придет. Или иди со мной.

Он подмигнул и, подхватив под мышку железо, пошел вперед. Поверхность планеты кружилась у него под ногами.

Рис потоптался на месте, не желая вот так вот сразу рвать подобие связи с прежним миром. Но у него, собственно, не было выбора: этот чудной субъект был отныне его единственной опорой в жизни.

Подняв железо. Рис осторожно пошел по теплой, неровной ткани.

Они прошли почти полмеридиана, минуя раскиданные в беспорядке ветхие покосившиеся лачуги. Больше всего здесь было простых навесов, сделанных из того же материала, что и поверхность планеты. Они могли служить укрытием лишь от дождя. Встречались и более основательные строения на железных каркасах.

Квид рассмеялся:

— Что, рудокоп, удивлен? Мы тоже создали свое общество, почему бы и нет? Видишь ли, они все сторонились нас. Плот, рудокопы — все. Слишком горды, чтобы иметь дело с такими, как Костяшники. Ведь мы совершили «преступление» — выжили… Но сейчас звезды умирают. Верно, рудокоп? И теперь, когда им неожиданно пришлось бороться за существование, они начали учиться тому, чему мы научились тысячи смен тому назад. — Квид наклонился и снова подмигнул. — Видишь ли, это просто торговля. В обмен на железо и кой-какие предметы роскоши мы отправляем им упаковки с продовольствием. И так как они получают их аккуратно завернутыми, то не слишком задумываются о том, что в них. Верно?

И Квид снова захохотал, забрызгав Риса слюной.

Молодой человек отпрянул в сторону, не в силах произнести ни слова.

Детишки, высыпавшие из хижин, уставились на Риса с тупым безразличием. Взрослые вообще не обращали на него внимания. Они сидели тесными кружками возле построек и негромко напевали. Рис не мог разобрать слова, но мелодия была заунывная, тягучая и завораживающая.

— Ты уж не обессудь, — сказал Квид, — если мы показались тебе необщительными. Сюда плывет кит, когда он подойдет чуть поближе, мы будем завлекать его пением.

Квид мечтательно облизнулся.

Когда Рис проходил мимо особенно ветхой лачуги, его нога провалилась сквозь поверхность и по лодыжку оказалась в какой-то липкой, вонючей грязи. Рис с криком выдернул ступню.

Квид вновь расхохотался.

Кто-то из хижины крикнул:

— Не волнуйся, скоро ты к этому привыкнешь. — Голос показался Рису знакомым. Забыв про испачканную ногу, он подошел поближе и всмотрелся в полумрак. В хижине сидел тощий блондин. Бородатый, одетый в лохмотья, он был совсем не похож на Костяшников.

— Горд, это ты?

Экс-инженер Пояса горестно кивнул в ответ.

— Здравствуй, Рис. Вот уж не надеялся тебя увидеть. Я думал, что ты убежал на Плот.

Рис оглянулся. Квид, казалось, готов был подождать его. Очевидно, это его забавляло. Рис присел на корточки и коротко пересказал свою историю. Горд понимающе кивал. Глаза его налились кровью и, казалось, светились в темноте.

— А ты что здесь делаешь?

Горд пожал плечами.

— Взрыв плавильни. Слишком много смертей. В конце концов они решили, что это моя вина, и сослали меня сюда… Знаешь тут есть еще кое-кто с Пояса. По крайней мере кое-кого сюда доставили… Со времени твоего побега дела пошли хуже. Еще пару тысяч смен назад казалось, что кого-то можно сюда изгнать. Мы даже толком не знали ничего об этой планете. Пока не началась торговля, я вообще не был уверен в том, что эти чертовы Костяшники существуют.

Горд потянулся за сосудом с какой-то жидкостью, поднес его к губам и, преодолев отвращение, отпил.

Глядя на Горда, Рис неожиданно почувствовал, что ему страшно хочется пить.

Горд опустил сосуд и вытер губы.

— Знаешь, в каком-то смысле я даже рад был, когда они меня обвинили. — Глаза у него были красными. — Я так устал от всего этого: от смертей, от запаха гари, от попыток починить стены, которые не выдерживают даже собственного веса. — Он вытер глаза. — Видишь ли. Рис, те из нас, кто был послан сюда, заслужили свою участь. Это Господня кара.

— Никогда в это не поверю, — пробормотал Рис.

Горд сухо рассмеялся.

— Ну что ж, может быть, так лучше. — Он протянул руку. — Возьми. Хочешь пить?

Рис с жадностью посмотрел на сосуд, предвкушая ощущение холодной воды на языке, но тут мысли о происхождении этой воды возбудили в молодом человеке такое отвращение, что, покачав головой, он отвел руку Горда.

Тот, неотрывно глядя на Риса, сделал еще один большой глоток.

— Хочешь, дам тебе совет, — тихо сказал он. — Они здесь не убийцы. Вреда тебе не причинят. Но выбора у тебя нет. Либо ты живешь их жизнью: ешь, что они едят, и пьешь, что пьют они, — либо попадешь в печку. Такова здешняя жизнь. Видишь ли, в, каком-то смысле это оправданно. Ничто не пропадает.

Горд коротко расхохотался.

Унылое, тягучее пение продолжалось.

— Квид что-то говорил о китах, — сказал Рис, широко раскрыв глаза. — Может ли…

Горд кивнул.

— Легенды говорили правду… Тут есть на что посмотреть. Возможно, ты поймешь это лучше меня. К тому же в этом есть определенный смысл. Руднику ведь нужен приток пищи со стороны, правда? Да и Костяшникам тоже. Чтобы этот мир не поглотил сам себя. Но естественная жизнь в Туманности бедна азотом, и можно заразиться некоторыми необычными вирусами. Я думаю, что именно в этом причина того, что предкам Костяшников не позволили вернуться на Плот…

— Пойдем, парень, — позвал Квид, поудобнее пристраивая на плечах железные бруски.

Рис посмотрел на него, потом на Горда. Больше всего ему хотелось остаться с инженером — он один теперь связывал Риса с прошлым… Горд опустил голову и пробормотал:

— Тебе лучше пойти.

Рис еще раз потерял надежду вырваться отсюда, а потому выбора у него не было.

Он молча сжал плечо Горда. Инженер не поднял головы. Рис встал и вышел из лачуги.

Жилище Квида напоминало шатер из кожи, натянутой на железный каркас. Сквозь стены проникал слабый коричневый свет. Квид почти не разговаривал с Рисом. Закусив подозрительного вида мясом, Костяшник растянулся на полу и спокойно уснул.

Рис опустился на пол и несколько часов просидел в полном оцепенении. Доносившийся с улицы мрачный, однообразный напев, похожий на причитания, окутывал, как покрывало, и молодой человек ушел в себя. Наконец усталость дала о себе знать. Веки его отяжелели, глаза закрылись, и он забылся тревожным сном.

Квид больше не обращал на гостя внимания. Иногда он уходил по каким-то своим таинственным делам. Возвращался он обычно навеселе.

Поначалу Рис думал, что Квид, например, вел дела с Поясом, но вскоре стало очевидным, что на планетке отсутствует формальная структура. Конечно, некоторые Костяшники выполняли определенные социальные функции: Квид, например, хоть как-то сплачивал на время Костяшников. Нужда в организованных действиях возникала редко. По-видимому, лишь охота за китами хоть как-то на время сплачивала Костяшников.

Прошло две смены. Рис безвылазно сидел в своем углу. Наконец жажда стала совсем невыносимой, и он хриплым голосом попросил у Квида попить.

Костяшник рассмеялся, но вместо того, чтобы взять один из имеющихся у него в запасе сосудов с водой, поманил Риса и вышел из лачуги.

Рис неловко поднялся и последовал за ним.

Они прошли около четверти меридиана и подошли к дыре около фута шириной, вызывавшей неприятные ассоциации с рваной раной. Из дыры торчали обломки костей.

Квид присел на корточки.

— Так ты хочешь пить, рудокоп? — спросил он. — Ну что ж, старый Квид покажет тебе, как достать сколько угодно еды и питья… Фокус в том, что все мы едим одно. Либо ешь это, паренек, либо умрешь с голоду, и Квид не очень расстроится от того, что не увидит твою брезгливую физиономию.

И он исчез в недрах планетки.

Рис с содроганием — но горло-то пересохло от жажды — подошел к дыре и заглянул внутрь.

Там было полно костей. В нос ему ударил запах, напоминающий запах теплого псевдомяса.

Рис содрогнулся, но вытерпел и, усевшись на неровный край дыры, спрыгнул в лабиринт костей.

Он находился как бы внутри гигантского древнего скелета. Сквозь толстый слой кожи проникал слабый коричневый свет. В темноте ярко блестели глаза Квида.

А кругом были кости.

Рис оглянулся, по-прежнему задерживая дыхание. Он стоял на груде костей, облокотясь на небольшую горку из черепов и пустых зияющих челюстей, а рукой держался за столб из позвонков. Звездный свет, проникающий сквозь входное отверстие, позволял ему разглядеть лежащие вперемежку черепа, расколотые берцовые кости, грудные клетки, похожие на потухшие фонари. У самых ног Риса валялось предплечье, от которого отходила истлевшая детская ручонка. Кости по большей части были чистыми, бурого или желтого цвета, но на некоторых еще висели клочки кожи или волос.

Так вот это что за планета! Гигантский каркас из костей, обтянутый высохшей человеческой кожей.

Рис чуть не закричал, но сдержал себя и резко выдохнул, после чего ему пришлось снова вдохнуть. Воздух внутри планеты был горячим, влажным и слегка отдавал разлагающимся мясом.

Квид ухмыльнулся.

— Пойдем, рудокоп, — просипел он. — Осталось немного.

И абориген направился вглубь планетки.

Рис, помедлив, последовал за ним. По мере спуска тяготение уменьшалось, кости казались все более и более древними. Наконец Рису пришлось почти в полной невесомости подтягиваться, хватаясь руками за скелеты. В лицо ему летели осколки костей, суставы, позвонки. С каждым шагом свет становился все слабее, но глаза Риса привыкали к темноте, и он мог наблюдать это мрачное зрелище во всех подробностях. Жара и вонь становились непереносимыми. Рис обливался потом, одежда прилипала к телу, дыхание стало частым и прерывистым. Казалось, из этого воздуха почти невозможно извлечь кислород.

Хотя Рис и пытался доказать себе, что радиус этого мирка едва превышает пятнадцать футов, путешествие показалось ему бесконечным.

Наконец они достигли центра. Рис в полумраке отыскал глазами Квида. Костяшник, подбоченясь, поджидал его, стоя на какой-то темной массе. Квид рассмеялся:

— Добро пожаловать, — прошипел он и стал что-то нащупывать в нагромождении костей.

Пощупав ногой поверхность, на которой стоял Квид, Рис с удивлением понял, что это металл; покрытый зловонной слизью, но все-таки металл. Рис осторожно ступил на эту поверхность и сразу ощутил слабое тяготение. Это должно было быть какое-то искусственное сооружение, скрытое в самом сердце ужасного мира Костяшников.

Рис опустился на колени и провел пальцами по металлу. В полутьме нельзя было разглядеть, какого он цвета, но на ощупь Рис определил, что это не железо. А что, если это — с корабля, как плиты палубы на Плоте, около жилищ Офицеров? Прикрыв глаза. Рис попытался вызвать в памяти прежние ощущения. Пощупал еще раз. «Да, — решил он с растущим удивлением, — это должно быть изделие с Корабля».

Непонятный предмет имел форму куба с ребром около трех футов. Рис постучал пяткой по какому-то выступу. Выступ походил на плавник, вызывающий в памяти шрамы, которые Рис видел на Кротах. Не было ли у этого куба дюз? И не летал ли он по воздуху?

Сумбурный поток догадок заглушил жажду, голод, страх… Рис представил себе, как древний Корабль, огромный, темный, раскрывается подобно цветку летяги и выпускает из своих недр косяк небольших кораблей. Среди них и сверкающая Рубка; и Кроты, они же автобусы, кубы, способные вместить, вероятно, человек десять. Ученый увидел команду, отправившуюся на поиски… Что они искали? Пищу? А может — пытались, найти путь домой? А потом произошла авария, и куб не смог вернуться на корабль. У исследователей кончились запасы пищи, и, чтобы выжить, команда должна была искать другие источники. Когда же возвращение стало возможным (вероятно, их разыскала спасательная команда), они были уже осквернены в глазах своих товарищей употреблением в пищу животных Туманности — или своих компаньонов. И тогда они были оставлены на произвол судьбы. Каким-то образом изгои умудрились вывести поврежденный летательный аппарат на стационарную круговую орбиту вокруг Ядра. Многие выжили, вырастили детей, и прошли еще, может быть, тысячи смен прежде, чем они навеки закрыли глаза… И тогда их дети в ужасе поняли, что не могут избавиться от трупов — слишком велика была здесь вторая космическая скорость.

И одно поколение сменялось другим, а кости толстым слоем покрывали корабль, потерпевший крушение…

Тут Квид, очевидно, нашел то, что искал. Он дернул Риса за рукав, и молодой человек проследовал за ним на другую сторону куба. Квид встал на колени и указал вниз. Рис последовал его примеру и заглянул через край. В стене над ними было отверстие, пропускавшее достаточно света, и Рис смог заглянуть в Корабль.

Сначала он ничего не понимал. Корабль был набит связками цилиндров, сделанных из какого-то красного блестящего вещества. Некоторые соединялись друг с другом, другие отдельно висели вдоль стены. Кое-где цилиндры были обожженные и покрытые серовато-черной коркой. Стоял запах разложения.

Рис ошеломленно смотрел внутрь куба и вдруг на одной из «связок» заметил глазницы.

Лицо Квида как бы плавало в полумраке.

— Видишь, рудокоп, мы не звери, — прошептал Костяшник. — Это печи. Здесь мы изгоняем болезни. Обычно тут и так достаточно жарко из-за гниения, но иногда приходится разводить вокруг стен костры…

Тела были ободранные и изуродованные, из «связок» торчали конечности, торсы, головы…

Рис отшатнулся и, закрыв глаза, попытался проглотить поднимающуюся к горлу желчь. Квид расхохотался.

— И никаких потерь, — с удовлетворением прошептал он. — Высушенная кожа нашивается на поверхность, так что мы ходим по останкам предков…

Рису казалось, что весь этот гротескный мирок пульсирует, и лес костей то наступает, то отступает гигантскими волнами. Он со свистом выдохнул воздух.

— Ты привел меня сюда попить, — как можно спокойнее сказал Рис. — Где это?

Квид подвел молодого человека к конструкции из костей. Она была собрана из почти не поврежденных позвоночных столбов. Рис понял, что это только часть ветвящейся структуры, которая, наверное, доходила почти до поверхности. Квид коснулся позвоночника, и его палец смочила влага. Рис пригляделся: по костным каналам неспешно текла струйка жидкости.

Квид приблизил лицо к позвоночному столбу и лизнул жидкость.

— Как видишь, она течет с поверхности, — сказал он. — Частично разбавляется дождевой водой и фильтруется через верхние слои, так что становится вполне годной для питья. Почти вкусно…

Квид рассмеялся и пригласил Риса попробовать.

Тот смотрел на внушающую отвращение жидкость, четко осознавая, что перед ним вновь встал вопрос жизни и смерти. Молодой человек старался рассуждать рационально. Возможно, Костяшник прав и примитивный фильтрующий механизм там, наверху, в состоянии удалить самые вредные соединения… В конце концов Костяшник казался вполне бодрым и веселым.

Рис вздохнул. Если он хочет прожить больше, чем смену, у него действительно нет выбора. Он подошел поближе, высунул язык, коснулся позвоночника и почувствовал, как струйка потекла ему в рот. Вкус у жидкости был отвратительный, но Рис все же заставил себя сделать глоток, отстранился и вновь потянулся к воде.

Квид, расхохотавшись, неловко хлопнул парня по спине, и тот уткнулся лицом в тонкую костяную колонну. Острые края оцарапали щеки, а вонючая жидкость попала в глаза…

Закричав от отвращения, Рис машинально ткнул за спиной обоими кулаками и почувствовал, как они ударились о потное тело. Глухо промычав, Костяшник отлетел и грохнулся на груду обломков. Вытирая лицо, Рис прыгнул в костяной лабиринт и начал карабкаться к свету, в нетерпении давя ногами ребра и черепа. Наконец он достиг верха, но с ужасом обнаружил, что заблудился и что свалявшаяся кожа простирается над ним как потолок гигантского шатра. Со сдавленным стоном Рис принялся срывать слои мягкого материала и отбрасывать их в сторону.

Наконец он увидел небо Туманности.

Выкарабкавшись из дыры, Рис долго лежал без сил, вглядываясь в красный полог над головой.

Рис отыскал Горда. Бывший инженер молча принял его, и Рис, рухнув на землю, забылся глубоким сном.

В последующие смены он оставался с Гордом, по большей части оба молчали. Рис заставлял себя пить, даже сопровождал Горда в путешествиях внутрь планетки, чтобы наполнить сосуды, но есть не мог. Горд хмуро смотрел на него из полумрака лачуги.

— Не думай об этом, — сказал он и засунул в рот кусок мяса. — Видишь? Это просто мясо. Ешь или умрешь.

Рис положил мясо на ладонь и представил себе, как он подносит его ко рту, откусывает и проглатывает.

Не мог он этого сделать. Рис швырнул пищу в угол и отвернулся. Спустя некоторое время он услышал медленные шаги Горда — инженер пересек комнату и подобрал кусок.

Шли смены, и Рис чувствовал, как выходят из него силы. Проводя рукой по лохмотьям, он ощущал, как прострелили ребра. Голова казалась неимоверно распухшей.

Пение Костяшников словно пульсировало вместе с биением сердца.

Однажды Горд потряс Риса за плечо. Тот сел. Голова кружилась.

— Что такое?

— Кит, — возбужденно сказал Горд. — Они готовы к охоте. Ты должен пойти посмотреть Рис. В любом случае это потрясающее зрелище,

Рис с трудом встали последовал за Гордом. Неуверенно осмотревшись, он увидел привычные группы взрослых, собравшихся кружками у лачуг. Они ритмично пели. Даже дети подтягивали, собирались возле родителей и, раскачиваясь, голосили, как могли.

Горд не спеша обошел планетку. Рис, спотыкаясь, брел за ним. Казалось, теперь пела вся колония, так что обтянутая кожей поверхность пульсировала, как барабан.

— Что они делают?

— Подманивают кита. Пение почему-то привлекает его.

Одурманенный и раздраженный Рис воскликнул:

— Я не вижу никакого кита!

Горд спокойно сел на корточки.

— Подожди и увидишь.

Рис опустился рядом с ним и закрыл глаза. Пение постепенно начало действовать на его сознание, и вскоре Рис уже ритмично раскачивался из стороны в сторону, ощущая только бесконечное спокойствие.

Может быть, на кита пение, действует таким же образом?

— Горд, откуда взялось слово «кит»?

Инженер пожал плечами.

— Ты Ученый. Это я должен у тебя спрашивать. Возможно, на Земле существовало огромное животное с таким именем.

Рис потер щеку.

— Интересно, как выглядели земные киты…

Горд широко открыл глаза.

— Может быть, так, как этот, — сказал он и показал вверх.

Кит поднимался над горизонтом, как гигантское полупрозрачное солнце. Он был огромный, круглый — футов пятьдесят диаметром, и по сравнению с ним мирок Костяшников казался еще меньше. Под прозрачной кожей виднелись органы, похожие на огромные механизмы. Спереди выделялись три сферы, в которых запросто мог бы уместиться взрослый мужчина. По тому, как они двигались, Рис почти сразу же догадался, что это глаза. Позади виднелись три гигантских плавника. Эти полуокружности были размером с само тело и соединялись с ним мышечной тканью. Кит плыл в воздухе, и его плавники колыхались почти над головой Риса.

— Фантастика! — прошептал молодой человек.

Костяшники, продолжая петь, отошли от лачуг. В руках они сжимали металлические копья с костяными наконечниками. Все взгляды были устремлены на кита.

Горд наклонился к Рису и сказал, перекрывая пение:

— Иногда они только обвязывают кита веревками и заставляют его немного вытащить их из Туманности. Корректируют орбиту, понимаешь? Иначе они давно уже упали бы на Ядро. Хотя на этот раз им, очевидно, нужно только мясо.

Рис удивился.

— Как же можно убить такую громадину?

— Совсем просто. Для этого достаточно проткнуть кожу. Тогда кит попросту сплющится под действием гравитационного поля планетки. Весь фокус в том, чтобы побыстрее раскромсать чертову штуку и не задохнуться под ней…

Уже летели первые копья. Пение сменилось победными криками. Встревоженный кит быстрее задвигал плавниками. Сперва копья пронзали полупрозрачную плоть насквозь или застревали в хрящах, но вот наконец, к шумному одобрению толпы, был поражен какой-то орган. Кит подался к поверхности планетки, кожа его начала морщиться. Прямо над головой Риса зависла огромная туша.

— Ну как, рудокоп? — Возле парня с копьем в руках стоял Квид. Костяшник улыбался. — Вот настоящая жизнь, верно? Лучше, чем копаться во внутренностях мертвой звезды…

В кита вновь полетели копья.

— Квид, как они могут кидать так Точно?

— Это легко. Представь себе планету как глыбу под твоими ногами. А кита как другую глыбу, поменьше, находящуюся где-то там… — Квид махнул рукой. — Ближе к центру. Они-то и создают притяжение, верно? А тогда просто вообрази путь, по которому должно проследовать твое копье и — бросай!

Рис почесал затылок, представив себе, что сказал бы об этой выжимке из небесной механики Холлербах. Хотя, конечно, Костяшникам в этих условиях просто необходимо владеть в совершенстве техникой бросания копья.

Копья все летели, и вскоре стало ясно, что киту не ускользнуть. Его брюхо уже почти касалось крыш. Костяшники приготовили массивные мачете. Вот-вот должна была начаться разделка. Рис, уже почти теряя сознание от голода, гадал, отличается запах китовой крови от запаха человеческой?…

Внезапно он понял, что бежит, еще не сознавая зачем! Одним движением Рис вспрыгнул на крышу ближайшей лачуги. Слава Богу, она оказалась достаточно прочной. Смог бы он двигаться с подобной легкостью, если бы не вынужденная потеря веса? Молодой человек встал в полный рост и устремил взгляд на морщинистое, полупрозрачное тело, скользившее у него над головой. Кит все еще был вне досягаемости. И вдруг Рис увидел надвигающуюся складку кожи, похожую на занавес. Молодой человек подпрыгнул и ухватился за нее обеими руками. Пальцы вцепились в высохшую, крошащуюся плоть. Рис попытался ухватиться покрепче. Мгновение ему казалось, что вот-вот он упадет в самую последнюю секунду, пальцы ухватились за какой-то отросток из более плотного вещества. Рис подтянулся, ухитрился закинуть ноги вверх и поплыл вниз головой над поселением Костяшников.

Казалось, нападение несколько взбудоражило кита. Плавники завибрировали с новой силой, и кит рывками стал подниматься все выше и выше.

Раздались гневные вопли Костяшников. Мимо уха Риса просвистело копье. Квид и другие Костяшники в ярости грозили юноше кулаками. Рис заметил запрокинутое бледное лицо Горда. Оно было мокрым от слез.

Кит продолжал подниматься, и вскоре планетка превратилась в маленький коричневый шарик, одиноко висевший в багровом небе. Шум ветра заглушал яростные вопли. Теплая кожа кита равномерно пульсировала. Рис остался один.

10

Оставив своих мучителей далеко позади, огромное животное плавно рассекало воздух. Гигантское тело содрогалось от медленных и мощных вращений плавников. Казалось, что кит исследует источники боли. Сквозь полупрозрачную кожу Рис видел, что тройка глаз повернута назад, как будто кит рассматривал свои внутренности.

Плавники стали вращаться быстрее. Кит рванулся вперед. Вскоре он уже вышел из гравитационного поля планетки, и если прежде Рису казалось, что он подвешен к потолку, то теперь он был как бы приколот к мягкой стене.

Юноша с любопытством рассматривал тело кита. У животного не было кожных покровов, а плоть казалась нежно-розовой. Тело кита было рыхлым, как густая пена. Кровеносной системы Рис не обнаружил, хотя заметил, что его руки и ноги покрылись какой-то жидкой субстанцией. Он вспомнил, что Костяшники охотились на кита, чтобы раздобыть пропитание, и, погрузив лицо в мягкую плоть, набил ею полный рот. Вкус у нее был острый, с налетом горечи.

Внезапно молодой человек почувствовал голод и с жадностью стал отрывать зубами куски китового тела.

Рис съел добрых тридцать дюймов мягкой плоти (обнажив при этом сухожилие животного) и почувствовал себя сытым. Да и жажда тоже прошла. Значит, кит и в дальнейшем позволит ему кормиться таким образом.

Рис осмотрелся. Мимо проплывали облака, вдали сверкали звезды. Кит плыл по прекрасному небу в неизвестном направлении, и не оставалось ни малейшей надежды на то, что Рис когда-нибудь снова увидит человеческое лицо. Эта мысль не испугала юношу, скорее навеяла легкую грусть. По крайней мере он вырвался на свободу, избежал участи Горда, медленно деградировавшего на планетке Костяшников. Если ему и суждено умереть, то уж лучше так — с глазами, открытыми навстречу новым чудесам.

Рис устроился поудобнее. Держаться на месте было нетрудно, от мерного покачивания клонило в сон. А что, если Рису удастся прожить некоторое время, прежде чем он ослабеет и упадет?…

Вскоре начали болеть руки. Рис переменил позу, но тогда заболели спина и плечи.

Неужели он так быстро устал? Усилия, затраченные на то, чтобы удержаться в условиях, близких к невесомости были минимальными. В чем же дело?

Рис оглянулся через плечо.

Мир вокруг него вращался, зависал над бездной, рискуя в любой момент сорваться.

Он чуть не разжал пальцы, потом зажмурился и еще крепче вцепился в сухожилие. Конечно, Рис должен был это предвидеть. Вращение тела должно компенсировать вращение плавников и стабилизировать туловище при движении. Все совершенно логично…

Ветер бил Рису в лицо и развевал волосы. Скорость вращения увеличивалась, пальцы сводило. Если ничего не удастся придумать, он сорвется.

Ноги потеряли опору и Рис повис на руках Сухожилия растягивались, как резиновые, боль в мышцах нарастала. А центробежная сила все увеличивалась — одно, полтора, два «же».

А что, если попробовать добраться до оси вращения? Например, до места соединения плавников с телом? Рис оглянулся. Сквозь слой полупрозрачной плоти виднелись сухожилия.

С таким же успехом они могли оказаться на другой стороне Туманности.

Вращение ускорилось. Звезды слились в яркие полосы, в глазах у Риса потемнело. Рис понял, что кровь отливает от головы и скапливается где-то в области ног. Рук он почти не чувствовал, но взглянув вверх, увидел, что пальцы левой начинают разжиматься.

С криком ужаса Рис из последних сил вцепился в кита. Руки свело судорогой.

И тут сухожилие кита треснуло и разошлось, как ткань по шву. Из чрева животного вырвалась струя зловонного газа. Рис закашлялся, на глазах выступили слезы. Сухожилие начало отгибаться. Скоро под брюхом кита свисал большой лоскут, за который держался Рис.

По брюху кита прокатилась волна в полметра высотой. Нервная система животного реагировала замедленно, но, несомненно, рана была болезненной. Волна достигла места разрыва. Сухожилие задергалось. Рису показалось, что у него отрываются руки.

Пальцы вновь начали разжиматься.

Разрыв в китовом теле походил на узкуюдверь.

Рис дрожащими руками подтянулся к ране, но левая рука не выдержала и разжалась. Юноша чуть было не сорвался. К счастью, правой он все еще держался за сухожилие и теперь опять ухватился левой за край раны. Потом на мгновение отпустил правую. Левая рука, более слабая, тут же скользнула, но Рис мгновенно ухватился за край отверстия. Потом переждал несколько секунд. Мышцы отчаянно болели, пальцы скользили

Рис из последних сил подтянул ноги и проскользнул в чрево кита.

Тяжело дыша, он повалился на спину. Под ним сквозь полупрозрачную плоть нечетко сверкали вращающиеся звезды, а высоко наверху виднелись органы кита, похожие на гигантские механизмы.

Рис провалился в черноту, и боль исчезла.

Рис проснулся от жажды.

Он оглядел чрево кита, похожее на гигантскую пещеру. Кажется, стало темнее. Наверное, кит углубился в Туманность.

Воздух был горячим, сырым, но вполне пригодным для дыхания. Рис осторожно приподнялся. Руки отчаянно болели, но все пальцы были на месте и целы.

Рис с опаской встал на ноги.

Поле тяготения здесь казалось постоянным, по величине близким к двум «же». Опустив взгляд, Рис заметил, что его ноги сантиметров на пять погружены в какое-то вязкое вещество, но это не мешало ему ходить.

Пить хотелось страшно.

Рис направился к отверстию. Рана уже почти затянулась, в оставшуюся щель с трудом протискивались плечи. Юноша не мог определить, сколько времени он был без сознания, но, без сомнения, понадобилось не меньше смены, чтобы процесс заживления зашел так далеко. Рис облокотился на теплый, влажный ковер китовых внутренностей и приблизил лицо к отверстию. Снаружи на него повеяло свежим воздухом. Рис увидел свисающее сухожилие, за которое он недавно цеплялся в отчаянной борьбе за жизнь. Оно уже сморщилось и потемнело. Вероятно, со временем сухожилие атрофируется и отвалится.

Рис уцепился одной рукой за край раны, а другую высунул наружу и отодрал от брюха кита побольше сочной мякоти.

Проскользнув обратно, он тут же принялся за еду.

Утолив голод, он запихнул остатки пищи в карманы комбинезона.

Насытившись и удовлетворив свои естественные потребности, Рис принялся с любопытством разглядывать внутренности кита. Юноше казалось, что он находится внутри огромного корабля со стеклянными стенками. Через все тело кита вдоль оси вращения проходила широкая труба, сужающаяся возле задней части стенки. От нее ответвлялись своего рода кишки, похожие на жирных, белесых червяков, обвивавших главный пищевод. Вокруг осевой трубы висели какие-то мешки, способные вместить четырех человек. Они были наполнены темными предметами. Другие, огромные и непонятные органы, были прикреплены к внутренней стенке желудка.

Сзади виднелся хвост, а за ним — огромные плавники, равномерно и мощно разрезавшие воздух. В слабом сиянии звезд органы кита отбрасывали пляшущие тени, и от этого казалось, что все внутри находится в постоянном движении. Рис читал о больших земных соборах и помнил, как разглядывал древние картинки. Теперь он гадал, что ощущает человек в таких огромных тихих сводчатых залах. Наверное, примерно то же, что и он во чреве китовом.

Осторожно шагая по скользкой податливой поверхности, Рис направился к голове животного. Путь ему преградила сплюснутая матовая сфера в два человеческих роста. Рис даже ощутил ее слабое притяжение. Приложив ладонь к упругой бугорчатой поверхности, он почувствовал, как внутри движется какая-то горячая жидкость. Нагнувшись, юноша увидел, что орган прикреплен к стенке желудка упругим морщинистым кольцом. Кольцо было довольно прозрачным и в нем тоже пульсировала жидкость.

Из органа торчало копье. Рис взялся за древко, осторожно вытащил копье и, прислонив его к складке в сухожилии, двинулся дальше. По мере приближения к оси вращения подъем становился все круче. Под конец Рис карабкался почти по отвесной стене. Центростремительная сила все уменьшалась, зато сила Кориолиса оставалась постоянной.

Рис остановился, чтобы передохнуть и оглянулся назад. Органы кита напоминали загадочные машины. Труба пищевода проходила над самой головой Риса и сразу позади китовых глаз была окружена объемистой губчатой массой. Похожие на веревки волокна соединяли эту массу с глазами — зрительные нервы? А что если это — мозг кита? Если так, то отношение массы мозга к массе тела у кита почти такие же, как у человека.

Может быть, кит — разумный? Такая мысль казалась абсурдной… Но тут Рис вспомнил пение Костяшников. Чтобы кит мог попасться на такую приманку, у него должна быть довольно сильно развита нервная система.

Наконец Рис добрался до места соединения пищевода с лицевой частью кита. Над ним нависала тройка китовых глаз, напоминавших огромные лампы. Животное спокойно смотрело вперед. Юноша словно находился внутри какой-то гигантской маски.

Морда кита дернулась, и Рис, чуть не свалившись, покрепче вцепился в сухожилие. Взглянув вверх, он заметил, что середина морды раскрылась, обнажив пасть, переходящую прямо в гигантскую глотку.

Снаружи, прямо по курсу. Рис заметил движущиеся объекты, которые при ближайшем рассмотрении оказались косяком кружившихся в воздухе мертвенно-бледных дисков. В диаметре эти создания достигали не более полутора футов. Некоторые из них, вероятно, молодые, были и того меньше. Края этих созданий загибались вверх — несомненно, для улучшения аэродинамических свойств, и Рис заметил на поверхности дисков разветвленную сеть пурпурных вен.

Заметив кита, создания встревоженно заметались. Все три глаза сосредоточились на дисках, очевидно, кит оценивал расстояние. Вскоре диски начали сталкиваться с гигантской тушей, и сухожилие загремело, как гигантский барабан. Рис вздрогнул от неожиданности. Обреченные создания, беспомощно вращаясь, падали в челюсти кита и исчезали в пищеводе. Вскоре по гигантской трубе стали перемещаться серые вздутия. Рис представил себе, как диски, еще живые, отчаянно бьются о стенки. Спустя некоторое время первое вздутие достигло места, где начинали ответвляться полупрозрачные кишки. Мышцы кита сокращались, проталкивая полураздавленные диски все дальше и дальше. Диски начали потихоньку растворяться под действием пищеварительных газов или жидкостей.

Кит уже минут тридцать прокладывал себе путь сквозь облако дисков, как вдруг Рис краем глаза заметил какой-то быстро промелькнувший предмет. Он обернулся и присмотрелся.

По небу с бешеной скоростью неслось нечто непонятное. Оно было плотное, окрашенное в густо-красный цвет. Потом появилось еще одно, третье и, наконец, целый косяк пронесшихся, как ракеты, предметов. Они пикировали на стаю тарелок, подобно неистовому кровавому урагану, оставляя после себя облака крови и ошметки мяса…

И вдруг одно из пятен двинулось прямо на Риса. Он вскрикнул и отшатнулся, едва не разжав руки, однако удержался и начал рассматривать создание.

Оно остановилось в нескольких футах от юноши. Это была летающая пасть. Красный обрубок, двух футов в длину, лишенный конечностей, заканчивался круглой пастью. Бусины глаз окружали рот, заполненный длинными игольчато-острыми зубами, загнутыми внутрь. Потом рот, растянувшись, закрылся, образовав решетку из зубов.

Рису показалось, что небесный волк облизывается.

Кит посмотрел на волка с каким-то высокомерием, и после некоторой паузы тот присоединился к своим собратьям, нашедшим себе более легкую добычу в лице дисков.

Кит, судя по всему, утолил голод. Он величаво поплыл вперед. Оглянувшись, Рис увидел, что небесные волки продолжали угощаться беспомощными животными.

Небесные волки были чудовищами из детских сказок, и Рис еще никогда с ними не сталкивался. Без сомнения, как и другие бесчисленные представители флоры и фауны Туманности, диски и волки избегали мест обитания человека. Был ли Рис первым человеком, наблюдавшим это зрелище? И не погибнет ли Туманность прежде, чем человек сможет исследовать те чудеса, которые предлагает ему этот странный мир?

Последняя мысль подействовала на Риса угнетающе, и он прижался лбом к полупрозрачному сухожилию.

Кит все глубже погружался в центр Туманности, а снаружи становилось все темнее.

Рису приснилось, что он падает, и это разбудило его. Спиной юноша прижимался к внутренней поверхности морды кита, а руками обнимал складки сухожилия. Он с трудом расправил пальцы и размял онемевшие суставы.

Что его разбудило? Рис осмотрел огромное чрево. Лучи звезд по-прежнему, как отсветы фонарей в бурю, метались по стенкам… Но, несомненно, медленнее, чем раньше. Быть может, кит остановился отдохнуть?

Рис оглянулся, чтобы посмотреть сквозь китовую морду… и замер. С расстояния каких-нибудь десяти футов на него уставились три глаза другого кита. Второй кит прижался мордой к первому, и Рис заметил, что пасти двух гигантских созданий поочередно раскрывались. Можно было подумать, что они обмениваются информацией.

Потом другой кит, шевеля плавниками, отплыл в сторону и освободил передний обзор. И у Риса от удивления перехватило дыхание. За вторым китом следовал еще один, этот плыл боком, а за ним появлялись новые и новые киты. Вверху и внизу, насколько хватало глаз, по Туманности плыло огромное стадо китов. Оно, вероятно, занимало не одну кубическую милю. Самые дальние киты казались почти неразличимыми точками. Гигантский розовый поток тек в направлении Ядра.

Сзади послышался низкий гул, как будто заработала какая-то гигантская машина. Обернувшись, Рис увидел, что труба, соединяющая тело кита с плавниками, изгибается, и на ее поверхности вздуваются бугры мышц толщиной с туловище человека. Вскоре кит, искусно работая плавниками, уже описывал широкую дугу. Вращение ускорилось, и стадо слилось в одно огромное пятно Наконец кит занял свое место в гигантской волне миграции.

Час за часом стадо углублялось во тьму Туманности. Звезды здесь были старше и тусклее. По мере приближения к Ядру расстояния между ними уменьшались. Рис заметил две почти соприкасающиеся звезды. Их короны тянулись друг к другу огромными протуберанцами, а период обращения составлял несколько секунд. Позднее киты миновали массивную звезду диаметром в несколько миль. Она уже перестала излучать, но плотная железная поверхность испускала тусклое, мрачное свечение. Вокруг гиганта по орбитам с периодом обращения в несколько минут кружились более мелкие звезды, и Рис вспомнил планетарий Холлербаха. Здесь он видел еще одну модель «солнечной системы», сделанную не из металлических шариков, а из звезд…

Стадо подплыло к другой группе звезд, в которой не было центрального гиганта. Здесь вращался в сложном хороводе десяток небольших звезд, некоторые из которых еще горели. В какой-то момент Рису показалось, что две звезды должны столкнуться… Но нет, они прошли не более чем в нескольких футах друг от друга и разлетелись каждая в своем направлении. В движениях звездной семьи не было заметно ни порядка, ни периодичности, но Рис, в свое время изучавший аспекты проблемы трех тел, не был удивлен этому.

Темнота все сгущалась. Еще более темное пятно впереди подсказало Рису, что они приближаются к Ядру. Молодой человек вспомнил о путешествии в Туманность с помощью Телескопа, предпринятое им во время бунта вместе с этим юнцом. Ученым Третьего класса. Как его звали? Нид? Тогда он и мечтать не мог о том, что сам проделает весь этот путь, тем более столь фантастическим способом…

Рис снова ненадолго вернулся к мыслям о Холлербахе. Чего бы только не дал старик, чтобы увидеть все эти чудеса! Эти воспоминания согрели его.

Сейчас, как и в том путешествии, проделанном с помощью Телескопа, покровы, окутывавшие сердце Туманности, как вуаль, исчезали один за одним, и Рис начал различать оболочку диффузной материи вокруг самого Ядра. Сквозь разрывы оболочки виднелись розовые всполохи. Постепенно Рис осознал, что смотрит в лицо собственной смерти. Жесткая радиация черной дыры? Или сначала его разорвут приливные силы? Или, когда разрушатся органы кита, он задохнется в бедной кислородом атмосфере?

Но несмотря ни на что, чувство какой-то непонятной уверенности не исчезало, и теперь в голове у Риса звучала тихая, успокаивающая мелодия. Он расслабился и устроился поудобнее. Если ему действительно суждено было умереть — что ж, по крайней мере путешествие было интересным.

А потом, еще не факт, что смерть — конец. Рис вспомнил наивные верования людей с Пояса. Что, если каким-либо образом душа переживает тело? Если его путешествие должно продолжиться по-иному? Рис был поражен видением потока бестелесных душ, устремляющихся в пространство, медленное движение плавников…

Плавников? Какого дьявола?…

Рис встряхнулся, пытаясь избавиться от наплыва непонятных образов и звуков. К черту все это, он достаточно хорошо себя знал, он встретит смерть не с элегической улыбкой на устах и мыслями о загробной жизни. Он будет бороться до последнего…

Но если эти мысли не его, то чьи же?

Вздрогнув, Рис обернулся и взглянул на китовый мозг. Могло ли животное быть телепатом? Что, если странные образы навеяны этой огромной массой, находившейся в нескольких ярдах от юноши?

Рис вспомнил, что Костяшники приманивают китов пением. А что, если этот заунывный мотив привлекает китов, сбивает их с толку? Он вдруг с удивлением осознал, что навязчивая мелодия, звучащая у него в голове, обладает той же структурой, тем же однообразным ритмом, что и пение Костяшников. Она должна была прийти к нему на ум извне, хотя Рис и не мог понять, как именно: через уши или с помощью телепатии. Так что, наверное, Костяшники случайно отыскали способ заставить китов поверить в то, что они плывут не навстречу мучительной смерти от рук маленьких злобных человечков, а навстречу…

Навстречу чему? Куда мечтают попасть эти киты, и почему они так счастливы, направляясь туда?

Существовал только один способ выяснить это. При мысли о том, чтобы еще раз подвергнуть свой мозг таинственному вторжению воли кита. Рис испугался, но, покрепче обхватив сухожилие, закрыл глаза и попытался снова вызвать необычные образы.

И вновь он увидел несущихся по воздуху китов. Рис попытался разглядеть детали, словно перед ним лежала фотография. Были ли эти создания действительно китами? Несомненно. Но каким-то образом их тела разительно изменились, так что теперь они походили на ракеты в форме карандаша, обеспечивающей минимальное аэродинамическое сопротивление на пути… куда?

Рис напрягся, прикрыв глаза тыльной стороной ладони, но ответ не приходил. Что ж, где бы ни было это место, «его» кит ощущал только радость от перспективы попасть туда.

Но, если он не может определить пункт назначения, то как насчет отправного пункта? Рис наклонился. Картина в его мозгу панорамировала вниз, словно он вел по небу Телескоп.

И тут Рис увидел исходную точку путешествия китов. Это было Ядро!

Рис поднял воспаленные веки. Так, значит, эти создания вовсе не стремятся к смерти. Каким-то образом они собираются использовать Ядро для того, чтобы набрать немыслимую скорость и вылететь из…

…из самой Туманности! — внезапно осенило его.

Киты знали, что Туманность гибнет. Поэтому они мигрировали, покидали умирающую Туманность и искали себе новый дом. Вероятно, они уже проделывали это десятки, сотни раз. Наверное, они сотни тысяч смен путешествуют из туманности в туманность.

А то, на что способны киты, несомненно, может сделать и человек. Риса захлестнула волна надежды, лицо его разгорелось.

Ядро было уже совсем близко. Сквозь оболочку дезинтегрированной материи проникали лучи адского света. Ученый увидел, что летящие впереди киты начинают выпускать из себя воздух. Их тела сморщивались, как медленно сдуваемые надувные шары.

Кит замедлил вращение. Скоро он войдет в область мощного гравитационного поля… И Рис, вне всякого сомнения, погибнет. Мыльный пузырь надежды лопнул. Юноше оставалось жить, возможно, несколько минут, а ведь он единственный знал тайну — как спасти человечество.

У Риса вырвался вопль отчаяния, и он вцепился в сухожилие.

Кит вздрогнул.

Рис недоверчиво посмотрел на руки. До сих пор кит уделял ему не больше внимания, чем он сам — какому-нибудь микробу. Но если раньше его физические действия не беспокоили кита, то, может быть, поток его отчаяния воздействовал на огромный, медленно реагирующий мозг?

И может быть, спасение все-таки возможно?

Рис открыл глаза и вызвал в памяти знакомые лица. Холлербах, Джаен, Шин, Паллис. Всю свою муку при мысли об их неминуемой смерти, все стремление вернуться и спасти свой народ он постарался свести мысленно в один узкий, направленный луч боли. Рис даже физически вцепился в кита, как будто пытался грубой силой повернуть гигантское создание в обратную сторону.

На Риса вдруг накатила чудовищная волна тоски, мольба о том, чтобы человеческий микроб покинул кита и этим предоставил бы ему возможность последовать за стадом к спасению. Юноша чувствовал, что тонет в этой скорби, но сосредоточился на одном образе — удивлении, написанном на лице молодого Третьего, Нида, наблюдающего на экране Телескопа за красотами края Туманности. Кит снова вздрогнул, на этот раз гораздо сильнее.

11

Налет летательных аппаратов с рудника длился только полчаса, но воздух вокруг Платформы был наполнен криками раненых.

Паллис метался между ветвями своего дерева, лихорадочно обслуживая огненные чаши. Посмотрев вниз сквозь листву, он увидел, что дымное покрывало было ровным и густым. Дерево поднималось и, несмотря на весь трагизм ситуации, пилот почувствовал профессиональную гордость.

Паллис поднял голову. Десяток деревьев его флотилии расположился широкой дугой, повторяющей очертания Края Плота, но ста футами ниже. Деревья находились прямо под Платформой, и поднимались так согласованно, будто были соединены каркасом. Через несколько минут они должны были подняться над плоскостью Плота.

Паллис видел пилотов, которые с недобрыми усмешками на изможденных лицах поддерживали огни.

— Мы не можем подниматься быстрее?

К Паллису подошел не на шутку встревоженный Нид.

— Занимайся своим делом, парень.

— Но неужели вы не слышите?

Юноша со слезами на глазах взмахнул рукой в сторону приглушенного шума битвы, доносящегося с Платформы.

— Конечно, слышу, — Паллис постарался сдержать раздражение. — Но если мы нарушим строй, нас всех перебьют. С другой стороны, если мы его сохраним и будем действовать по плану, у нас есть шанс расколошматить этих ребят. Пойми это, Нид, ты же был Ученым, не так ли?

Нид вытер глаза.

— Только Третьего класса.

— Неважно, тебя учили думать головой. Так что давай, парень, работы много, и я рассчитываю на тебя. Мне кажется, что вон те чаши возле ствола необходимо подзаправить…

Нид вернулся к работе, и Паллис несколько минут наблюдал за ним. Юноша был худ, с острыми локтями и ключицами, его комбинезон давно превратился в лохмотья. Когда они встретились взглядами, Паллис заметил у юноши черные круги под глазами.

Ниду было около семнадцати тысяч смен от роду.

«Кость его знает, — мрачно подумал Паллис, — что мы делаем с нашей молодежью?»

Если бы он сам смог поверить своим чертовски бодрым заявлениям, то чувствовал бы себя лучше.

Флотилия вышла из тени Плота, и в свете звезд заблестела золотисто-бурая листва. Паллис чувствовал, как по ветвям заструился сок, вращение дерева ускорилось, и оно, как нетерпеливая летяга, рванулось к далекой звезде.

Край был уже в нескольких футах, и Паллис почувствовал, что в горле у него стоит вопль, дикий и яростный. Он поднял сжатую в кулак руку, и другие пилоты сделали то же самое, молчаливо приветствуя друг друга.

…И тут строй деревьев поднялся над Платформой.

Перед Паллисом открылось жуткое кровавое зрелище. Повсюду метались люди. Там, где слетели крыши, взорам предстали огромные кипы горящей бумаги. От поднятого ветвями деревьев ветра пламя разгорелось еще сильнее, и пошел густой дым.

Три летательных аппарата — железные плиты, снабженные дюзами, — зависли в десятке футов над Платформой. Их дюзы выплевывали струи раскаленного пара, и Паллис видел, как корчились от ожогов люди на Плоту. Рудокопы, по двое и по трое лежавшие лицом вниз на каждой плите, бросали вниз бутылки, расцветавшие огненными бутонами.

Из всех налетов нынешний был самым опасным. Раньше мишенью для атак рудокопов были в основном продовольственные машины — их желанная цель, — и нападения удавалось отбить с минимальными потерями. Но теперь они ударили по самому центру управления Плотом. Организованного сопротивления почти не оказывалось. Флотилия Паллиса завершала патрульный облет нижней стороны, и если бы не зоркие глаза пилота, вряд ли Плот смог бы противостоять атакующим. Но по крайней мере обитатели Платформы отбивались. Копья и ножи летели навстречу зависшим в воздухе плитам, заставляя рудокопов прятаться залетающими щитами. Паллис заметил, как одно копье вонзилось рудокопу в плечо. Человек испуганно взглянул на окровавленный наконечник, пронзивший его насквозь, и взвыл.

Плита, потеряв управление, стала крениться на бок.

Другие члены экипажа закричали и попытались перехватить управление, но плита, раскачиваясь, уже снизилась до высоты фута. Не обращая внимания на пар, люди с Плота самоотверженно бросились к ней, множество рук вцепились в край, и дюзы, чихнув, затихли. Кричащих рудокопов стащили с тарелки, и они исчезли под градом ударов.

Флотилия деревьев была уже футах в десяти над Краем, когда сражающиеся заметили ее. Из нестройных рядов защитников послышались громкие приветственные возгласы, а лица рудокопов исказил страх. Паллис представил себе, как этот устрашающий восход должен подействовать на рудокопов, и его наполнила гордость.

Паллис повернулся к Ниду.

— Уже скоро, — прошептал он. — Ты готов?

Нид стоял у ствола. В руке он держал бутылку с горючей смесью и, чиркнув спичкой, зажег. Глаза его пылали ненавистью.

— Конечно, готов, — воскликнул он.

Паллису стало стыдно.

— Отлично, парень, — отрывисто бросил он. — Я отсчитаю. Запомни, если не сможешь хорошенько прицелиться, лучше гаси огонь. Мы здесь не для того, чтобы бомбить своих.

Дерево проплывало над полем боя, и Паллис видел задранные к нему лица. Ближайшая плита была уже на расстоянии нескольких футов.

— Три… два…

— Паллис!

Паллис резко обернулся. Один из пилотов, сложив ладони рупором, стоял на стволе своего дерева. Он указал вверх. Над ними находились еще два летательных аппарата рудокопов, их неровные края четко вырисовывались на фоне неба. Прищурившись, Паллис разглядел смеющихся рудокопов. В руках у них сверкнуло стекло.

— Дерьмо!

— Что будем делать, Паллис?

— Мы их недооценили. Они заманили нас в ловушку. Черт побери. Давай, парень, не стой, как истукан: Мы должны подняться, прежде чем они сами окажутся над нами. Ты займись чашами на краю, а я здесь, у ствола.

Нид растерянно уставился на рудокопов.

— Шевелись! — рявкнул Паллис, тряхнув его за плечо.

Нид опомнился.

Под деревьями появился дымный ковер, закрывший сцену боя. Гигантские колеса начали подниматься… но плиты рудокопов были меньше, быстрее и гораздо маневреннее. Им легче было занять позицию над деревьями.

У Паллиса опустились руки. Он представил себе, как горящая жидкость попадет на сухие ветви его дерева. Листва вспыхнет, как бумага, дерево развалится, и его пылающие останки обрушатся на палубу…

Но они еще живы.

— Рассыпьтесь! — крикнул Паллис пилотам. — Рудокопы не могут напасть на всех одновременно.

Строй распадался невыносимо медленно. Плиты тоже разделились, каждая устремилась за своим деревом.

И одна выбрала дерево Паллиса.

Когда она приблизилась, пилот встретился взглядом с противником. Паллис нащупал плечо Нида и с силой сжал его…

Резкий порыв холодного ветра накренил дерево. Гигантский предмет загородил висевшую над Плотом звезду.

— Кит…

У Паллиса челюсть отвисла от удивления. Огромное животное было не более чем в ста футах от Плота. Никогда еще ни один кит не подходил так близко.

Когда рудокопы заметили над головой огромную полупрозрачную массу, они в панике закричали и принялись лихорадочно дергать за тросы управления. Плита завиляла, закрутилась и помчалась прочь.

Пораженный Паллис повернулся и посмотрел на поле боя. Гигантская тень кита накрыла крошечных сражающихся людей. Люди бросали оружие и убегали. Оставшиеся плиты рудокопов взмыли над палубой и скрылись за Краем Плота.

Вскоре палуба опустела, остались только раненые и погибшие. Кое-где над разрушенными укрытиями еще вспыхивали языки пламени.

Нид всхлипнул.

— Все кончилось, правда?

— Нападение. Да, парень, кончилось. По крайней мере на данный момент… Благодаря чуду.

Паллис взглянул на кита и представил себе смятение, которое вызвал вид небесного монстра у обитателей Плота.

— Но рудокопы вернутся. А может быть, — добавил он угрюмо, — мы будем вынуждены встретить их…

Паллис не договорил.

Он увидел на туловище кита человека, машущего ему рукой.

Когда началась атака, Говер, убегая от летящих бутылок, криков и огня, присоединился к толпе, несущейся вниз по лестнице с Платформы, активно используя при этом локти и кулаки. Сейчас, когда атака окончилась столь же внезапно, как и началась, он выбрался из-под Платформы и с опаской взобрался наверх.

Говер со страхом смотрел на горящие укрытия, на обуглившиеся тела и вдруг увидел Деккера. Великан ходил среди разрушений, нагибаясь, чтобы оказать помощь раненым и пиная ногами обгоревшие книги. Он явно был в ярости.

Судя по всему, Деккера слишком сильно потрясло случившееся. Вряд ли он помнил об исчезновении во время сражения какого-то Говера. С чувством облегчения Говер заторопился навстречу хозяину, желая именно теперь обратить на себя его внимание. Под ногами хрустели осколки стекла.

Над палубой нависла тень. Говер испуганно взглянул вверх. Кит! Медленно плывущий над Плотом подобно огромному полупрозрачному шару. Что, черт побери, тут творится? Деятельный ум Говера напрягся. Он слышал историю о том, что китов можно приманивать и охотиться на них. Может, стоит уговорить Деккера снарядить за китом кого-нибудь из этих идиотов-пилотов? Говер уже видел себя стоящим на краю дерева и бросающим огненные бомбы в гигантские глаза кита…

Кто-то толкнул его в плечо.

— Прочь с дороги, черт тебя побери.

Мимо него прошли двое мужчин. Они волокли за ноги женщину. Лицо ее было обожжено, из уцелевшего глаза струйкой текли слезы. Раздраженный Говер хотел было сделать им резкий выговор (они не были даже членами Комитета), но что-то в выражении их измученных лиц заставило его отойти в сторону.

Парень опять посмотрел вверх, заинтересовавшись поднимающимся к киту деревом, и вдруг заметил на туше кита темное пятно неправильной формы. Он прищурился, чтобы лучше видеть против бьющего в глаза света звезды…

Кость побери, там был человек! Говер был так удивлен, что на мгновение забыл о своих охотничьих планах. Каким, черт возьми, образом человек мог оказаться на ките?

Кит, медленно вращаясь, приближался к Плоту. Что-то неприятно знакомое почудилось Говеру в фигуре китового наездника…

Он не понимал, что творится, но, может, из этого удастся извлечь какую-нибудь пользу? И Говер, обходя раненых, пошел искать Деккера.

С тех пор, как Рису удалось «убедить» кита покинуть стадо, он не раз пожалел, что не умер.

Содрогаясь в конвульсиях от одиночества и тоски по покинутым собратьям, кит постепенно поднимался из глубин Туманности. Рису передавалась его безграничная тоска, мука кита обжигала молодого человека. Он не мог ни есть, ни спать, а просто лежал на стенке желудка не в состоянии пошевелиться. Ему даже было трудно дышать. Временами, приходя в сознание. Рис обнаруживал, что ползет по теплой и липкой поверхности.

Но он все-таки держался. Как слабый огонек на ветру, перед Рисом мелькали образы Холлербаха, Паллиса и других. И думая о Плоте, он снова и снова напевал песню китов.

Смена за сменой Рис лежал с открытыми глазами и боялся уснуть. Затем, неожиданно для себя, он почувствовал какую-то перемену. В мыслях кита появилась странная неуверенность, и он, казалось, описывал в воздухе крутую дугу. Рис перекатился на живот и вгляделся сквозь мутное сухожилие.

Сперва он не понял, что происходит. Огромный ржавый диск, перед которым даже кит казался совсем маленьким, редкий лес медленно вращающихся над неосвещенными проспектами деревьев.

Плот!

С неизвестно откуда взявшейся силой Рис принялся рвать сухожилие, вонзая ногти в плотный волокнистый материал.

Дерево уверенно поднималось.

— Давай, парень, — рявкнул Паллис. — Кто бы это ни был, он спас наши шкуры! И мы спасем его.

Нид возился возле огненных чаш.

— Вы ведь не думаете, что он привел сюда кита специально?

Паллис пожал плечами.

— А какое еще объяснение ты можешь предложить? Как часто ты видел, чтобы кит так близко подходил к Плоту? Ни разу. А человека, оседлавшего кита? Два невозможных события одновременно? Теория вероятности скажет тебе, что они должны быть взаимосвязаны. — Нид удивленно посмотрел на пилота. — Видишь, — Паллис усмехнулся, — даже Ученые Третьего класса могут чего-то не знать. Что там с этими чертовыми чашами?

Дерево стремилось подняться над облаком дыма. Вскоре кит заполнил собой все небо. На ките, как ребенок на карусели, ехал загадочный пассажир.

Приблизившись к животному, дерево, несмотря на все усилия Нида, замедлило вращение. Наконец оно совсем остановилось неподалеку от брюха.

Все три глаза кита уставились вниз, на шапку сочной листвы.

— Я больше ничего не могу сделать, — крикнул Нид. — По этому чертову дыму скоро уже можно будет ходить, а оно не двигается с места.

— Нид, для кита дерево такое же лакомство, как для тебя тарелка псевдомяса. Оно сделало, что могло, удерживай его в этом положении. — Паллис сложил ладони рупором и крикнул: — Эй, на ките!

Ответом ему был слабый взмах руки.

— Послушай, мы не можем подойти ближе. Придется тебе прыгать! Слышишь?

Последовала длительная пауза, потом еще один взмах руки.

— Я постараюсь тебе помочь, — крикнул Паллис. — Вращение кита отбросит тебя, нужно только отцепиться в нужный момент.

Человек уткнулся лицом в китовую плоть, как будто совершенно обессилел.

— Нид, парень далеко не здоровяк, — пробормотал Паллис. — Когда он бухнется сюда, может не удержаться. Оставь на минутку чаши и приготовься его поймать.

Нид кивнул и выпрямился.

— Эй, ты там… Давай на следующем обороте. Ладно?

Еще один взмах. Паллис прикинул расстояние. Человек должен оторваться от вращающейся массы по касательной и упасть на дерево более или менее отвесно. Тут не должно быть никаких осложнений, только если киту в последний момент не придет в голову улететь…

— Ну! Давай!

Человек поднял голову и мучительно медленно согнул колени.

— Слишком поздно! — крикнул Паллис. — Держись, или…

Человек оттолкнулся и полетел по касательной.

— …или пролетишь мимо, — шепотом закончил Паллис.

— Клянусь Костями, Паллис, он пролетит где-то рядом.

— Заткнись и будь наготове.

Секунды тянулись бесконечно. Человек, вероятно, был без сознания. Вращение кита направило его вправо от Паллиса, но, с другой стороны, толчок ногами отнес левее…

…И результирующая этих двух движений была направлена прямо на Паллиса. Человек по мере приближения быстро увеличивался в размерах. Наконец он ударом в грудь сбил с ног Паллиса, и они оба грохнулись в листву.

Кит, мощно, с облегчением содрогнувшись, устремился ввысь.

Нид повернул незнакомца на спину. Глаза его были закрыты, борода свалялась, а на теле висели клочья комбинезона.

Нид почесал затылок.

— Кажется, я его знаю.

Паллис рассмеялся, растирая ушибленную грудь.

— Рис! Черт побери, я должен был сразу догадаться, что это ты!

Рис приоткрыл глаза и хрипло сказал:

— Привет, пилот. Мне пришлось чертовски трудно.

Паллис, к своему смущению, почувствовал, что у него затуманились глаза.

— Могу себе представить. Чертов идиот, ты чуть не промахнулся. Было бы куда легче, если бы ты не надумал крутить по дороге сальто.

— Я целиком… положился на тебя, друг. — Рис с трудом сел. — Паллис, слушай… — сказал он.

Паллис нахмурился.

— В чем дело?

Рис криво усмехнулся.

— Это нелегко объяснить. Ты должен доставить меня к Холлербаху. Кажется, я знаю, как спасти мир…

— Что знаешь?

Рис тревожно спросил:

— Он еще жив, а?

Паллис рассмеялся.

— Кто, Холлербах? Кажется, от этого старикашки им избавиться не легче, чем от тебя. А теперь ляг, и я отвезу тебя домой.

Рис, вздохнув покорно, устроился в листве.

К тому времени, как дерево встало на стоянку. Рис уже выглядел получше. Он опустошил фляжку воды и съел изрядный кусок псевдомяса.

— Какое-то время меня поддерживало китовое мясо, но кто знает, каких витаминов и белков в нем не хватает…

Паллис взглянул на объедки.

— Прежде чем приняться за листву, прикинь, не восполнил ли ты свой белковый дефицит.

С помощью Паллиса Рис спустился на палубу. Потом Паллис сказал:

— Ну что ж, иди в мою лачугу и отдохни, прежде чем…

— Некогда, — сказал Рис. — Я должен попасть к Холлербаху. Дел очень много… и мы не вправе опоздать. — Он беспокойно огляделся и медленно протянул: — Темнота…

— Вернее не скажешь, — угрюмо кивнул Паллис. — Послушай, Рис, дела здесь отнюдь не улучшились. У власти Деккер, а он не дурак и не зверь, но фактически все разваливается. Возможно, уже слишком поздно.

Рис решительно посмотрел ему в глаза.

— Пилот, отведи меня к Холлербаху, — тихо сказал он.

Как ни странно, но от слов Риса Паллису стало легче. Ученый изменился, стал более уверенным, почти вдохновенным. Хотя, если вспомнить, что с ним случилось, было бы удивительно, если бы он не изменился…

— Спокойно, пилот, — раздался чей-то голос. Паллис, приняв оборонительную стойку, шагнул вперед. — Кто там?

Из темноты вышли двое. Один высокий, второй пониже, и оба широки, как продовольственная машина. Оба были в нарочито драных комбинезонах, которые стали униформой комитетчиков.

— Сил и Плас, — простонал Паллис. — Помнишь этих шутов. Рис? Бездумные орудия Деккера… Что вам нужно, костяные головы?

Сил, низенький, квадратный и плотный, вышел вперед и ткнул пальцем в грудь Паллиса.

— Послушай, Паллис, мы пришли не за тобой, а за этим рудокопом. Мы с тобой, правда, когда-то повздорили…

Паллис встал наизготовку.

— Точно повздорили? — безмятежно переспросил он. — Тогда послушай. Почему бы нам не разобраться с этим? А?

Сил сделал еще один шаг в направлении Паллиса.

Рис встал между ними.

— Забудь об этом, пилот, — с грустью сказал он. — Все равно, рано или поздно, мне придется разбираться с ними. С этим пора кончать…

Комитетчик не слишком вежливо схватил Риса за плечо, и они двинулись через лес канатов. Походка Риса была скованной и неровной.

Паллис сердито затряс головой.

— Бедняга только что слез с кита. Бога ради, оставьте его в покое. Вам недостаточно того, что он перенес?

Сил только нагло усмехнулся на прощание, и маленькая группа тронулась в путь.

Паллис застонал от бессилия.

— Заканчивай тут, — рявкнул он Ниду.

Паренек как раз крепил якорь.

— Куда вы?

— Разумеется, за ними. Куда же еще?

И пилот зашагал между канатами.

Когда они подошли к Платформе, Риса шатало из стороны в сторону. Конвоиры не столько охраняли его, сколько волокли на себе. Когда они взобрались по пологой лестнице на Платформу, Рис с издевкой пробормотал:

— Спасибо… — Потом поднял отяжелевшую голову и вдруг увидел поле битвы. — Клянусь Костями!

— Добро пожаловать в центр управления Плота, Рис, — мрачно сказал Паллис.

Под ногой у Риса что-то хрустнуло. Он наклонился и поднял закопченный и оплавленный осколок бутылки.

— Опять зажигательные бомбы? В чем дело, пилот. Очередной путч?

Паллис покачал головой.

— Рудокопы, Рис. С тех пор, как мы потеряли продовольственную машину, отправленную на Пояс, мы ведем эту бессмысленную войну. Глупое и кровавое дело… Жаль, что тебе пришлось это увидеть, парень.

— Так. В чем дело?

Перед Рисом, достаточно близко, чтобы он смог чувствовать его притяжение, колыхался громадный живот. Молодой человек поднял глаза и увидел широкое, испещренное шрамами лицо.

— Деккер…

— Это ты был тогда на балке? Отвечай! — Деккер казался озадаченным, как будто ему предложили разгадать детскую головоломку. — Уж не из тех ли ты, кого я отправил на рудник?

Рис молчал. Он смотрел на правителя Плота. Лицо Деккера прорезали глубокие морщины, глаза были абсолютно пустыми.

— Вы здорово изменились, — сказал наконец Рис.

Глаза Деккера сузились.

— Мы все изменились, парень.

— Рудничная крыса! Я так и думал, что там, на ките, был ты.

Говер почти шипел, его худое лицо являло собой маску самой ненависти, целиком и полностью направленной на Риса.

Рис внезапно почувствовал Страшную усталость.

— Говер. Не думал когда-нибудь снова увидеть тебя.

Он взглянул в глаза Говера, вспоминая свою последнюю встречу с ним во время мятежа, когда Рис молча присоединился к группе Ученых. Рис вспомнил презрение, которое он испытывал к Говеру, — и то, что Говер тогда это понял…

— Беглец! — Говер подошел к Деккеру, сжимая и разжимая свои маленькие кулаки. — Я видел, как он прибыл на ките, и сказал, чтобы его привели к тебе. Ты вышвырнул его с Плота. А он снова вернулся. К тому же он рудокоп…

— Ну и что? — спросил Деккер.

— Заставь этого ублюдка пройтись по балке.

По утомленному, задумчивому лицу Деккера, как тени, пробежали отголоски противоречивых чувств. «Этот человек устал, — вдруг понял Рис, — устал от неожиданной сложности взятой им на себя роли, устал от крови, от постоянных лишений, страданий…»

Устал. И жаждет хоть на минуту отвлечься.

— Так ты хочешь скинуть его вниз, верно?

Говер кивнул, не отрывая от Риса глаз.

Деккер пробормотал:

— Жаль, что ты не был так отважен во время налета. — Говер вздрогнул. Выражение усталости на лице Деккера сменилось жестокой усмешкой. — Ладно, Говер, я согласен. Но с одним условием.

— С каким?

— Никаких балок. Хватит на эту смену казней. Пусть он умрет, как мужчина. В поединке.

Пораженный Говер широко открыл глаза. Деккер отошел в сторону, оставляя Риса и Говера наедине. Вокруг них тотчас же образовалось кольцо жаждущих крови зрителей.

— Опять кровавые игры, Деккер?

— Заткнись, Паллис.

Краем глаза Рис видел, что громилы Плас и Сил крепко схватили пилота под руки.

Рис взглянул на перекошенное, испуганное лицо Говера.

— Деккер, я проделал долгий путь, — сказал он. — И мне надо кое-что сказать тебе… Нечто более важное, чем ты можешь себе представить.

Деккер поднял брови.

— Правда? С удовольствием послушаю тебя… Позднее. А сейчас ты будешь драться.

Говер пригнулся и выставил руки, скорее похожие на кости скелета.

Выбора не оставалось. Рис тоже поднял руки, стараясь сосредоточиться на драке. Когда-то он смог бы справиться с Говером одной левой. Но сейчас, после долгих смен, проведенных у Костяшников, и путешествия на ките, молодой человек не был уверен…

Казалось, Говер почувствовал неуверенность Риса, и его страх вроде бы прошел, а поза, слегка изменившись, стала более агрессивной.

— Давай, рудничная крыса!

Он шагнул навстречу Рису.

Это была пустая трата времени. Надо что-то придумать, неужели приключения ничему не научили Риса? Как бы поступил в такой ситуации Костяшник? Молодой человек вспомнил копья, летящие по смертельно-точным траекториям…

— Осторожно, Говер, — крикнул кто-то. — У него оружие.

Рис увидел, что инстинктивно держит в руке разбитую бутылку… Его осенило!

— А, это? Ну что ж, Говер, — рукопашная, так рукопашная. Один на один.

Рис прикрыл глаза, мысленно оценил соотношение гравитации Плота и Платформы — и, не совсем вертикально, кинул бутылку вверх так сильно, как только мог. Она сверкнула в свете звезд.

Говер оскалился.

Рис шагнул вперед. Казалось, время замедлило ход и все вокруг застыло, двигалась только сверкающая в воздухе бутылка. Рис видел все происходящее в мельчайших подробностях, как будто освещенное сильным фонарем. Каждая деталь врезалась в его сознание, он мог назвать число капелек пота на лбу Говера, видел, как у того побелели ноздри. У него перехватило дыхание, кровь стучала в ушах, а разбитая бутылка грациозно описывала дугу в сложном гравитационном поле…

Наконец она вернулась. И ударила Говера в спину.

Тот со стоном упал. Некоторое время Говер катался по палубе, которая быстро покрывалась его кровью. Потом наконец-то затих, и кровь перестала брызгать во все стороны.

Долгое время никто не двигался.

Рис опустился на колени. Спина Говера превратилась в мешанину крови и рваной одежды. Ученый засунул руку и вытащил большой осколок. Потом встал и поднял свою добычу над головой. Кровь Говера стекала по его руке.

Деккер поскреб затылок.

— Клянусь Костями…

У него вырвался нервный смешок.

Риса охватила холодная ярость.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо сказал он Деккеру. — Ты не ожидал от меня нечестной игры. Я обманул — я сыграл не по правилам. Верно?

Деккер неуверенно кивнул.

— Но это, черт побери, не игра! — выкрикнул Рис, брызжа слюной в лицо Деккера. — Я не собирался позволить этому идиоту убить меня прежде, чем ты услышишь то, что я должен сказать. Деккер, ты можешь уничтожить меня, если пожелаешь. Но если ты хочешь получить шанс спасти своих людей, ты выслушаешь меня. — Рис взмахнул осколком перед лицом Деккера. — Я ведь заработал право быть выслушанным? Не так ли?

Покрытое шрамами лицо Деккера оставалось невозмутимым.

— Отвел бы ты его домой, пилот. Ему нужно помыться. — С этими словами Деккер повернулся и пошел.

Рис выронил стекло. Все пережитое разом навалилось на него. Палуба закачалась и поднялась, чтобы встретиться с его лицом…

Он почувствовал, что его несут на руках, и приподнял голову.

— Паллис. Спасибо… Я должен был это сделать, понимаешь. Ты понимаешь это, а?

Паллис избегал смотреть ему в глаза. Взгляд его упал на окровавленные руки Риса, и пилот содрогнулся.

12

Над головойПаллиса висел Пояс, похожий на сломанную погремушку. А чуть ниже парили две плиты. Каждые несколько минут они выпускали облачка пара и чуть продвигались сквозь облака. С плит на дерево смотрели лежащие ничком рудокопы.

На фоне неба летательные аппараты казались пылинками. «Однако, — со вздохом подумал Паллис, — граница, которую они определили, неприступна, как стена». Пилот стоял у ствола и, задумчиво потирая щеку, смотрел на патрульные тарелки.

— Что ж, не имеет никакого смысла болтаться здесь, — сказал он. — Мы должны попасть туда!

Круглое лицо Джаен было перемазано сажей.

— Паллис, ты с ума сошел. Они нас не пропустят! — Девушка взмахнула мускулистой рукой. — Плот и Пояс воюют, черт возьми!

— Вся беда с неудавшимися Учеными в том, что они спорят по любому поводу. Какого черта ты не можешь просто делать то, что тебе говорят?

Джаен улыбнулась.

— Ты предпочел бы Говера? Если бы революция не предоставила тебе столь высококвалифицированную рабочую силу, у тебя не было бы причин для жалоб.

Паллис выпрямился и отряхнул руки.

— Ладно, квалифицированная рабочая сила, давай работать. Подкинь топлива в чаши.

Девушка нахмурилась.

— Ты серьезно? Мы летим дальше?

— Ты слышала, что сказал Рис… То, что мы должны сказать рудокопам, возможно, самая важная новость со времен прибытия Корабля в Туманность. И мы должны заставить этих чертовых идиотов выслушать нас, хотят они того или нет. Если это означает, что они нас сожгут, нам придется смириться. Придет другое дерево, которое тоже будет уничтожено, потом еще и еще, пока, наконец, до этих чертовых рудничных крыс не дойдет, что мы действительно хотим с ними поговорить.

— Думаю, что ты прав. — Девушка закусила губу. — Только мне хотелось бы…

— Чего?

— Хотелось, чтобы кто-то другой, а не Рис, воскрес из мертвых и спас человечество. Этот крысенок слишком задавался, когда еще был…

Паллис рассмеялся.

— Наполни чаши, ученица!

Джаен принялась за работу. Паллису доставляло удовольствие летать с ней, хотя он никогда ей об этом не говорил. Девушка была отличным помощником, проворным и аккуратным.

Под листвой образовалось дымное покрывало. Дерево закрутилось быстрее и начало подниматься. Воздух, проходя сквозь листву, наполнялся острым, родным для пилота запахом. Патрульные плиты неподвижно висели на фоне красного неба. Паллис сложил ладони у рта.

— Рудокопы!

Рудокопы зашевелились. Присмотревшись, Паллис заметил, что они держали наготове оружие: копья, ножи, дубинки.

Пилот показал руки.

— Мы пришли с миром! Смотрите сами, ради Костей. Вы что, думаете у меня под листьями флотилия спрятана?

— Убирайся домой, деревянщик, пока жив, — прокричали ему в ответ.

Паллис побагровел.

— Меня зовут Паллис, и я не намерен никуда убираться. У меня есть новость, которая касается каждого, кто живет на Поясе. И вы дадите мне высказаться!

— Что за новость? — с подозрением поинтересовался рудокоп.

— Дайте нам пройти, и я расскажу. Она от одного из ваших, от Риса…

Рудокопы посовещались, потом говоривший вновь обернулся к Паллису.

— Ты лжешь. Рис мертв.

Паллис рассмеялся.

— Нет, он не мертв, в том-то и дело.

Внезапно с одной из плит вылетело копье. Паллис криком предупредил Джаен. Копье прошло сквозь листву и провалилось в глубины Туманности.

Паллис стоял, подбоченясь, и смотрел на рудокопов.

— Да, собеседники из вас паршивые.

— Деревянщик, из-за жадности Плота мы все голодаем. Стараясь изменить это, погибают хорошие люди…

— Так им и надо! Никто не просил их нападать на Плот! — закричала Джаен.

— Заткнись, Джаен, — прошипел Паллис.

— Послушай, пилот, — отрезала девушка, — эти ублюдки вооружены, а мы нет. Они нас не слушают! Если мы попытаемся подойти поближе, они могут просто сжечь дерево своими дюзами. Это равносильно самоубийству! Надо искать другой способ.

Паллис почесал бороду.

— И все-таки другого пути нет. Мы должны переговорить с ними.

И Паллис решительно опрокинул ногой ближайшую огненную чашу. Горящие угольки рассыпались, дерево задымило, и вскоре уже небольшие язычки пламени лизали листву.

Джаен некоторое время стояла в оцепенении, затем засуетилась.

— Паллис, какого черта? Сейчас принесу одеяла…

Пилот схватил ее за локоть.

— Нет, Джаен. Пусть горит.

Девушка недоуменно смотрела на него.

Языки пламени расползались как живые. Рудокопы явно были озадачены.

Паллис облизал губы.

— Видишь ли, листва очень сухая. Это следствие гибели Туманности. В воздухе почти не осталось влаги, а спектр не очень благоприятен для фотосинтеза в листьях…

— Паллис, — сурово сказала Джаен, — перестань болтать чепуху.

— Ты права. Я рискнул, надеясь, что они нас подберут. Это наш единственный шанс.

Пилот заставлял себя смотреть на почерневшую и скорченную древесину, на летящие по воздуху обугленные листья. Джаен коснулась его покрытой шрамами щеки. Ладонь оказалась мокрой.

— Тебе очень тяжело, да?

Паллис горько рассмеялся.

— Джаен, я собрал в кулак всю свою волю, чтобы не побежать за одеялами. — Внезапно сквозь печаль прорвался гнев. — Знаешь, из всех самых отвратительных и ужасных поступков этот — наихудший. Люди могут делать друг с другом все что угодно, мне все равно. Но сейчас я вынужден уничтожить дерево…

— Может, ты все-таки отпустишь мою руку? Мне больно!

— Что? — Пилот с удивлением заметил, что все еще держит девушку за локоть. — Извини, Джаен.

Девушка, морщась, потерла ушиб.

— Я понимаю, пилот, и не буду тебе мешать.

Джаен протянула ему руку, и Паллис с благодарностью, на этот раз нежно, принял ее.

Дерево накренилось, и оба чуть не упали. Языки пламени были уже выше Паллиса.

— Быстро, — пробормотал он.

— Может, захватим немного припасов?

Эта мысль рассмешила его.

— Зачем? Чтобы перекусить на пути к Ядру?

— Ты прав, я ляпнула глупость. Хотя поджечь это чертово дерево было во сто крат глупее.

— Наверное, ты права.

В этот момент, рассыпавшись огненным дождем, отвалился кусок ствола. Оголившиеся ветви горели, как толстые свечи.

— Думаю, нам пора, — сказал Паллис.

Джаен огляделась.

— Кажется, нам лучше добраться до края и оттолкнуться от него что есть силы. Будем надеяться, что это придаст нам нужную начальную скорость.

— Решено.

Они посмотрели друг на друга и пошли по хрустящей листве. И вот они уже на самом краю и…

…и Паллис, все еще держа Джаен за руку, поплыл в пустом, бездонном пространстве.

Это было почти прекрасно.

Скорость полета в дымном воздухе быстро уменьшалась. Вскоре они уже зависли в невесомости.

Периферия дерева превратилась в огненное кольцо. Из листвы валили клубы дыма. Еще несколько минут, и от прекрасного растения остался только обугленный ствол.

Рудокопов нигде не было видно.

Паллис растерянно посмотрел на Джаен. «Что я теперь ей скажу?» — подумал он.

— Ты знаешь, дети на Плоту воспитываются в страхе перед падением, — сказал он. — Думаю, что они воспринимают плоскую, устойчивую поверхность под ногами как нечто незыблемое. Они забывают, что Плот — это всего лишь парящий в воздухе лист… И что он совсем не так устойчив, как те гигантские, невообразимые планеты в другом мире, о котором нам рассказывали Ученые. Зато дети Пояса вырастают на цепочке коробок, вращающихся вокруг потухшей звезды. У них нет надежной плоскости, на которой можно стоять. И они боятся не падения, а отсутствия опоры…

Джаен откинула волосы с лица.

— Паллис, ты боишься?

— Нет. Кажется, нет. Больше всего я боялся до того, как опрокинул чертову чашу.

Девушка пожала плечами, и от движения ее тело покачнулось.

— Я, кажется, тоже не боюсь. Жалко только, что твоя игра не оправдала себя…

— Ну что ж, попробовать все равно стоило.

— …И хотелось бы знать, чем это все окончится…

— Как думаешь, сколько это займет времени?

— Возможно, несколько дней. Надо было все-таки взять с собой пищу. Во всяком случае, будет на что посмотреть… Паллис!

Глаза Джаен расширились от удивления, она отпустила руку Паллиса и распласталась в невесомости, как бы пытаясь плыть по воздуху.

Пораженный Паллис посмотрел вниз. На него надвигалась поверхность патрульной плиты с рудника. За сеть, накинутую поверх металла, цеплялись два рудокопа. Железная поверхность ударила их с жесточайшей силой…

Во рту стоял привкус крови.

Паллис открыл глаза. Он лежал на спине, очевидно, на плите, так как чувствовал узлы сетки. Пилот постарался сесть и особо не удивился, когда обнаружил, что привязан к сети. Он расслабился, чтобы не внушать рудокопам опасений.

Над Паллисом склонилось широкое бородатое лицо.

— С этим все в порядке, Джейм, он грохнулся головой.

— Большое спасибо, — огрызнулся Паллис. — Где Джаен?

— Я здесь, — раздался голос Джаен.

— Ты в порядке?

— Была бы в порядке, если бы эти придурки разрешили мне сесть.

Паллис рассмеялся и скривился от боли. Очевидно, к его коллекции прибавилось еще несколько шрамов. Теперь над Паллисом появилась другая голова.

— Я тебя помню. По-моему, даже по имени. Джейм, из бара Квотермастера.

— Привет, Паллис, — хмуро произнес бармен.

— Пиво все разбавляешь, бармен?

Джейм явно рассердился на шутника.

— Ты рисковал, пилот. Мы должны были позволить тебе упасть…

— Новы же не позволили.

Паллис улыбнулся и расслабился.

Во время краткого путешествия с рудокопами на Пояс Паллис вспомнил свое первое удивление от рассказа Риса. Он сидел с ним в компании Деккера и Холлербаха, в кабинете старого Ученого. Все зачарованно следили за руками Риса, который жестами иллюстрировал ключевые моменты.

Это были ожившие легенды — Костяшники, кит, песня… Но рассказ Риса был научно точным и психологически убедительным. На все вопросы Холлербаха он отвечал четко и спокойно.

Наконец Рис подошел к описанию великой миграции китов.

— Ну конечно, — вырвалось у Холлербаха. — Ах, это же так очевидно.

И он ударил старческим кулаком по крышке стола.

Очнувшись, Деккер подскочил на стуле.

— Вы глупый старпер! — взревел он. — Что очевидно?

— Многое становится на свои места Миграции между туманностями! Конечно же, мы должны были понять это раньше.

Холлербах вскочил с кресла и забегал по комнате, стуча костлявым кулаком по ладони.

— Кончайте спектакль. Ученый, — рявкнул Деккер. — Объяснитесь.

— Сперва о китовых песнях, этих древних историях, которые подтвердил наш герой. Скажите: почему у китов такой большой мозг, столь значительный разум, такие развитые способы общения? Ведь благодаря своим размерам, они практически не имеют врагов в биологическом мире. Собственно говоря, для того, чтобы плавать в атмосфере, пережевывая лакомые кусочки, им нужно не больше разума, чем, скажем, дереву для того, чтобы избегать тени и обходить источники гравитации…

Паллис потер переносицу.

— Но дерево никогда не полетит к Ядру. Во всяком случае, по собственной воле. Вы это хотите сказать?

— Совершенно верно, пилот. Чтобы войти в области приливных сил и жесткой радиации, несомненно, требуется гораздо более эффективно функционирующий мозг, понимание необходимости, способное превозмочь более элементарные инстинкты, высоко развитая степень общения — возможно, телепатия, чтобы сохранить в каждом поколении необходимый стереотип поведения.

Рис улыбнулся.

— Киты также должны весьма точно выбирать траекторию вокруг Ядра.

— Конечно, конечно.

Лицо Деккера было красным от сдерживаемого гнева.

— Подождите… Давайте по порядку. — Он почесал бороду. — Какую выгоду получают киты от погружения в Ядро. Разве они не попадают в ловушку?

— Нет, если правильно выберут траекторию, — сказал Холлербах. — В том-то и дело… Вы не понимаете? Это гравитационная праща! — Он поднял кулак и покрутил им, имитируя вращение. — Предположим, что это Ядро, которое вращается… — Ученый выставил вторую руку с прямой ладонью и начал сближать ее с Ядром. — А вот кит. — Воображаемый кит обходит Ядро по параболе, не коснувшись его. — На короткое время кит и Ядро создают тесную гравитационную пару. Кит отнимает у Ядра угловой момента… Фактически при взаимодействии с Ядром он приобретает энергию.

Паллис покачал головой.

— Я рад, что для полетов на дереве такие хитрости не нужны.

— Это элементарно. В конце концов поступают же так киты… А цель в том, чтобы получить достаточно энергии и вырваться из гравитационного поля Туманности.

Деккер грохнул кулаком по столу.

— Довольно, болтовни. Какой во всем этом смысл?

Холлербах вздохнул, пальцы его потянулись к переносице в поисках давно разбитых очков.

— А вот какой. Набрав подходящую скорость, киты могут покинуть Туманность.

— Они мигрируют! — воскликнул Рис. — Путешествуют к другой туманности… новой, полной молодых звезд, с голубым небом.

— Мы говорим о великом обмене жизнью между туманностями, — продолжал Холлербах. — Без сомнения, киты не единственные живые существа, способные перемещаться из туманности в туманность… А если единственные — то в органах пищеварения они способны перенести достаточное количество спор и семян, чтобы поддержать жизнь.

— Поразительно! — Рис был почти вне себя. — Видите ли, факт миграции китов решает другую проблему. Проблему происхождения местной жизни. Возраст Туманности всего лишь несколько миллионов смен. Для зарождения и развития в ней жизни просто не было времени.

— И ответ, — сказал Холлербах, — в том, что жизнь, вероятно, вообще здесь не возникала.

— Она пришла в Туманность откуда-то еще?

— Верно, пилот. Из другой, умирающей туманности. А теперь обречена эта Туманность. Киты знают, что пришло время уходить.

— Великолепная картина, — мечтательно сказал Рис. — Если жизнь уже набрала где-нибудь в космосе силу, она должна быстро распространиться. Возможно, все туманности уже заселены, а пространство непрерывным потоком пересекают невообразимые существа…

Деккер переводил взгляд с одного Ученого на другого. Потом тихо сказал:

— Рис, если ты не перейдешь к делу — простыми словами и немедленно, ей-Богу, я собственными руками выкину тебя через Край! И этого старого пердуна тоже. Понятно?

Рис оперся ладонями о стол, и Паллис вновь увидел на его лице незнакомое, необычное выражение уверенности.

— Деккер, главное вот в чем: если киты способны выбраться из Туманности, то и мы можем избежать гибели.

Деккер нахмурился.

— Объясни.

— У нас два варианта. — Рис ударил по столу ребром ладони. — Первый. Мы остаемся здесь — наблюдать, как угасают последние звезды, и убивать друг друга за остатки пищи. Или… — Последовал еще один удар. — Второй. Мы подражаем китам. Проходим мимо Ядра и, используя эффект пращи, переселяемся в новую туманность.

— И как именно?

— Как именно, я еще не знаю, — огрызнулся Рис. — Может, отрежем деревья и дадим Плоту упасть на Ядро.

Паллис попробовал представить себе, что из этого выйдет.

— А как сделать, чтобы с него не свалились люди?

Рис рассмеялся.

— Не знаю, Паллис. Я сказал это просто так. Уверен, что найдется способ получше.

Деккер откинулся на спинку стула, на его покрытом шрамами лице застыло выражение крайней сосредоточенности.

Холлербах поднял скрюченный палец.

— Ты, конечно, чуть не проделал этот путь против своей воли. Рис. Если бы ты не нашел способа заставить кита повернуть, то сейчас летел бы среди звезд.

— Возможно, так и следует сделать, — сказал Паллис. — Забраться в китов, взять с собой пищи и воды, и пусть они несут нас на новую родину.

Рис покачал головой.

— Не думаю, что из этого выйдет что-нибудь путное, пилот. Человеку трудно выжить во чреве китовом.

А Паллис уже обдумывал очередную странную идею.

— Так, значит, мы должны будем взять с собой Плот… Но за пределами Туманности Плот наверняка лишится атмосферы. Нам придется позаботиться о воздухе для дыхания…

Явно довольный Холлербах кивнул.

— Хорошая мысль, Паллис. Даст Бог, мы еще сделаем из тебя Ученого.

Рис напряженно посмотрел на Деккера.

— Деккер, на карту поставлено выживание расы. Нам нужна ваша помощь.

Рис замолчал. У Паллиса перехватило дыхание. Он чувствовал, что является свидетелем исторического события, поворотной точки в существовании его рода, и что некоторым образом все зависит от Риса. Паллис получше рассмотрел парня. Хотя щеки у того слегка подергивались, в глазах была твердая уверенность.

Наконец Деккер тихо сказал:

— С чего начнем?

Паллис выдохнул. Он увидел, как улыбается Холлербах, как победно сверкают глаза Риса. Но у обоих хватило ума не выказывать свой триумф. Рис просто сказал:

— Первым делом мы установим контакт с рудокопами.

Деккер взорвался.

— Что?

— Они тоже, знаете ли, люди, — мягко поддержал Риса Холлербах. — И имеют право на жизнь.

— Кроме того, они нам нужны, — стал защищаться Рис. — Нам наверняка понадобится железо. Много железа…

Именно в результате этого разговора Паллис и Джаен сожгли дерево и сидели теперь на крыше одной из хижин Пояса. Над головой у них висело остывшее ядро звезды. Моросил дождь. От влаги волосы и борода Паллиса прилипли к лицу. Напротив, жуя ломоть псевдомяса, сидела Шин. Позади нее, сложив руки на груди, примостился Джейм.

Шин с расстановкой сказала:

— Я все еще думаю, почему бы мне просто не убить тебя.

Паллис сердито фыркнул.

— У тебя скверный характер. Шин, но я никогда не считал тебя идиоткой. Неужели ты не понимаешь важности сообщения, из-за которого я прибыл?

Джейм ухмыльнулся.

— Откуда нам знать, что это не уловка. Пилот, ты забыл, что мы воюем?

— Уловка? Тогда объясните, как Рис выжил и добрался домой на ките. Боже мой, да если вы подумаете, то сразу же поймете, что его рассказ согласуется с самыми элементарными гипотезами.

Джейм почесал грязную голову.

— С чем?

Джаен улыбнулась.

— Объясню позднее, — сказал Паллис. — Черт побери, говорю тебе, бармен, сейчас не время для войны. Рис показал нам путь из газовой камеры, в которой мы оказались… Но мы должны работать вместе. Шин, не могли бы мы укрыться от этого проклятого дождя?

— Тебя сюда не приглашали. Вот что скажу. Тебя тут только терпят. И гостеприимства не предлагают…

Шин вроде бы повторила те слова, что она произнесла в момент прибытия Паллиса на Пояс, но не был ли ее тон менее уверенным?

— Послушай, Шин, я же предлагаю взаимовыгодную сделку. Нам необходимо ваше железо, ваше умение его обрабатывать, а вы нуждаетесь в пище, воде, медикаментах. Верно? И, хорошо это или плохо, но у Плота монополия на продовольственные машины. Сейчас я могу сказать тебе, что с полного одобрения Деккера, Комитета и вообще кого угодно, мы предлагаем разделить машины. Если хотите, мы выделим вам сектор Плота с набором машин. А в будущем… Мы предлагаем жизнь вашим детям.

Джейм наклонился и сплюнул.

— Полный бред, пилот.

Джаен выставила кулак.

— Ты, чертов идиот…

— Ох, заткнитесь вы оба. — Шин откинула с глаз мокрую прядь. — Послушай, Паллис, если даже я и скажу «да», то это еще не все. У нас нет «Комитета», начальника или чего-нибудь в этом роде. Мы все обсуждаем сообща.

Паллис кивнул: у него появилась надежда.

— Понимаю. — Он попытался вложить в свои слова всего себя, все, что объединяло их в прошлом. — Шин, ты меня знаешь. Ты знаешь, что я не дурак, и как бы я ни был перед тобой виноват… Я прошу тебя поверить мне. Подумай над этим. Если бы я не был уверен в этом сам, разве сидел бы сейчас здесь? Пожертвовал бы я таким сокровищем, как…

— Как что? Твоя драгоценная жизнь? — хмыкнул Джейм.

С неподдельным изумлением Паллис обернулся к бармену:

— Джейм, я имел в виду мое дерево.

Шин растерялась.

— Паллис, я не знаю. Мне необходимо время.

Паллис поднял руки.

— Понимаю. Думай, сколько надо, и советуйся, с кем хочешь. А пока… Мы можем остаться?

— Во всяком случае, не в баре Квотермастера!

Паллис спокойно улыбнулся.

— Какая жалость, что я больше никогда не выпью разбавленной мочи, которую ты подаешь, бармен.

Шин покачала головой.

— Ты не меняешься, пилот… Знаешь, если… если… твоя история правдива, в вашем сумасшедшем плане множество проколов. — Она указала на звездное ядро. — Может быть, вследствие работы на этой штуке чувство тяготения у нас развито лучше. И могу точно сказать, что использовать эффект гравитационной пращи будет чертовски сложно. Вы должны будете очень точно…

— Знаю. Но пока мы здесь болтаем, кое-кто уже занимается необходимыми расчетами.

— Кое-кто? И кто же?

Паллис улыбнулся.

Горд проснулся от громких криков. Он поднялся со своего убогого ложа и равнодушно прикинул, сколько же он проспал… Здесь, разумеется, время не делилось на смены, не было вращающегося, подобно часам. Пояса, не было вообще никакой меры времени, кроме чередования неспокойного сна, скучной необязательной работы и вызывающих отвращение посещений печей. Но все же желудок бывшего инженера подсказывал, что прошло уже несколько часов. Он посмотрел на постепенно убавляющуюся кучку еды, лежащую в углу хижины, и содрогнулся. Еще немного, и он, вероятно, достаточно проголодается, чтобы есть это.

Крики становились все громче, и постепенно Горд заинтересовался ими. Мирок Костяшников был изолирован, здесь никогда ничего не происходило. Что же могло вызвать такое беспокойство? Кит? Но дозорные обычно замечают гигантских животных за много смен до их подхода. К тому же не слышалось пения.

Горд поднялся и пошел к двери.

Около десятка Костяшников, взрослые и дети, задрав головы, стояли на кожаной поверхности. Один малыш указывал на небо. Озадаченный Горд вышел, чтобы присоединиться к зевакам. Ветерок донес до него запах живой листвы, на мгновение перебивший устоявшееся зловоние разложения… Горд взглянул вверх и вскрикнул.

В небе вращалось дерево. Оно висело совершенно спокойно и очень близко.

Горд не видел деревьев со времени своего изгнания с Пояса. Некоторые же из Костяшников вообще никогда в жизни не встречались с этаким чудом.

С платформы головой вниз свисал темноволосый, худой и странно знакомый человек.

— Горд! Это ты?…

— Рис? Не может быть!!! Ты же умер?

Рис рассмеялся.

— Все так говорят.

— Ты спасся после прыжка на кита?

— Даже более того… Я привел его к Плоту.

— Ты шутишь?

— Это долгая история. Я прибыл за тобой.

Горд покачал головой и показал на кожаный мешок с костями, называемый миром Костяшников.

— Если это правда, то ты псих. Зачем ты вернулся?

— Потому что мне нужна твоя помощь, — крикнул Рис.

13

К Поясу приближалась плита, окутанная облаками пара. Шин и Грай стояли у входа в бар Квотермастера и наблюдали за прибытием очередной группы Костяшников. Женщина содрогнулась.

Она взглянула на Грая и вспомнила, что до ссылки на Пояс Ученый был довольно упитанным. Теперь его дряблая кожа складками свисала с костей. Грай заметил взгляд Шин, переложил чашу с питьем в другую руку и опустил глаза.

Шин рассмеялась.

— Да ты покраснел!

— Извини.

— Послушай, ты же должен радоваться. Теперь ты один из нас, запомни. И вот мы все тут, все равны, и прошлое позади. Это новый мир. Не так ли?

— Извини… — уклончиво повторил Грай.

— Перестань долдонить одно и то же!

— Просто мне трудно забыть о сотнях смен, выстраданных нами с момента прибытия сюда. — Голос Грая был спокоен, но где-то внутри чувствовалась крупица неподдельной горечи. — Спроси Роча, забыть ли им прошлое. Спроси Ципса.

Теперь уже Шин почувствовала, что краснеет. Она нехотя вспомнила, как сама ненавидела изгнанников и как охотно допускала жестокое обращение с ними. Шин охватила горячая волна стыда. Теперь, когда Рис открыл для людей новые перспективы и указал всей расе новую цель, прошлое казалось недостойным.

— Если это для тебя что-нибудь значит, то извини, — с трудом произнесла Шин.

Грай не ответил.

Некоторое время они стояли в неловком молчании. Потом Грай немного расслабился, как будто почувствовал себя более свободно.

— Ладно, — оживившись, сказала Шин, — по крайней мере Джейм больше не запрещает вам посещать бар.

— Мы должны быть признательны вам всем за мелкие услуги. — Грай глотнул из чаши и вздохнул. — Хотя, может быть, не такие уж они и мелкие… — Он указал на приближающуюся плиту. — С тех пор, как сюда прибыли первые Костяшники, вы явно стали с нами поприветливей.

— Это можно понять. Возможно, присутствие Костяшников показало, как много общего между нами.

— Да.

Вращение Пояса вновь принесло бар под приближающуюся плиту. На плите сидели трое Костяшников — двое мужчин и одна женщина. Они были приземистые, широкоплечие, одетые в поношенную одежду, предоставленную им людьми с Пояса. Шин слышала рассказы о том, во что они одевались там, на своей планетке… Ее опять передернуло.

Пояс использовался как пересадочная станция между планеткой Костяшников и Плотом. Костяшники должны были пережидать здесь несколько смен, а затем отправлялись дальше на грузовом дереве. «В каждый отдельный момент, — напомнила себе Шин, — на Поясе находится только несколько Костяшников…» Но большинству рудокопов казалось, что этого более чем достаточно.

Зевая массивными челюстями, Костяшники смотрели вниз. Один из мужчин встретился взглядом с Шин. Он подмигнул ей и выставил бедра в непристойном жесте. Женщина почувствовала, что содержимое ее желудка подступает к горлу, но выдержала взгляд мерзавца, пока тарелка не зашла за близкий горизонт Пояса.

— Хотелось бы мне поверить в то, что они нам действительно нужны, — пробормотала Шин.

Грай пожал плечами.

— Костяшники тоже люди. И, если верить Рису, они не выбирали свою судьбу. Просто старались выжить, как мы все… Хотя они могут нам и не понадобиться. Наша работа с Кротами на звездном ядре идет успешно.

— Правда?

Грай пододвинулся поближе, чувствуя себя уверенней, когда разговор зашел о знакомых ему вещах.

— Ты понимаешь, чего мы пытаемся добиться там, внизу?

— Смутно.

— Видишь ли, если следовать идее Риса о гравитационной праще, то мы должны будем направить Плот по определенной траектории вокруг Ядра. Направление асимптоты весьма чувствительно к начальным условиям…

Шин подняла руки.

— Ты лучше перешел бы на односложные слова. Или еще короче.

— Извини. Нам необходимо пройти по весьма близкой к Ядру траектории. Чем ближе мы пройдем, тем круче будет выгнут вокруг Ядра наш путь. Представь себе пучок соседних траекторий, проходящих близко к Ядру. После того, как они обогнут сингулярность, траектории расходятся, как волокна распутанной веревки. Поэтому даже небольшая ошибка может направить Плот совсем не в ту сторону.

— Поняла… Кажется, поняла. Но ведь это не должно иметь особого значения? Вы нацеливаетесь на туманность, на мишень в тысячи миль.

— Да, но расстояние очень велико. Это весьма тонкое дело. Если мы промахнемся, даже на несколько миль, это может кончиться тем, что мы отправимся в вечное странствие по пустому безвоздушному пространству…

— А чем нам могут помочь Кроты?

— Нам необходимо рассмотреть все возможные траектории пучка и рассчитать, как лучше подойти к Ядру. На расчеты уйдут долгие часы — эту работу для первой Команды, очевидно, выполняли машины. Именно Рису пришла в голову мысль использовать Кротов.

Шин поморщилась.

— Кому же еще.

— Он предположил, что Кроты когда-то были летательными аппаратами. И если поглядеть повнимательнее, можно увидеть, где крепились дюзы и стабилизаторы. Поэтому, как говорит Рис, Кроты должны разбираться в небесной механике. Понадобились часы игры в вопросы и ответы… Но в конце концов мы получили положительный результат. Теперь Кроты дают четкие ответы, и мы быстро продвигаемся к цели.

Шин кивнула.

— Впечатляюще. А вы уверены в качестве результатов?

Грай слегка обиделся.

— Настолько, насколько вообще можно быть в чем-либо уверенным. Мы вручную выборочно проверили некоторые результаты. Но никто из нас не специалист в этой области. — Голос его опять посуровел. — Видишь ли, Главным Навигатором был Ципс.

Шин нечего было ответить.

— Послушай, Грай, кажется, мне пора…

— Ну и что, где старина Квид может здесь выпить?

Голос был низким и лукавым. Шин, пораженная, обернулась и увидела перед собой широкое сморщенное лицо. Улыбка обнажала гнилые остатки зубов, а взгляд бегал по ее телу. Шин инстинктивно отшатнулась. Краем глаза она заметила, что Грай тоже испугался.

— Чего… тебе надо?

Костяшник погладил костяное копье. Его глаза расширились в притворном удивлении.

— В чем дело, дорогая, я только что прибыл и как же меня встречают? А? И это теперь, когда мы все друзья… Тебе понравится старина Квид, когда ты узнаешь его поближе… — Он шагнул к Шин.

Та не отступила, но на лице ее выразилось отвращение.

— Попробуй подойти ближе, и я сломаю твою чертову руку.

Квид спокойно рассмеялся.

— Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится, дорогая. Вспомни, что я вырос в сильном гравитационном поле… Не в таком ничтожном, как здесь. Твои мышцы выглядят впечатляюще, но бьюсь об заклад, что кости у тебя хрупкие, как сухие листья. — Он презрительно посмотрел на Шин. — Удивлена, что старина Квид использует такие слова как «гравитация», крошка? Может быть, я и Костяшник, но не чудовище и не так уж глуп. — Квид вытянул руку и схватил Шин за локоть. Хватка у него была железная. — Очевидно, тебе нужно преподать урок…

Женщина оттолкнулась ногами от стены бара и, сделав сальто назад, сбросила его руку. Когда Шин приземлилась, она сжимала в кулаке нож.

Одобрительно улыбаясь, Квид поднял руки.

— Ладно, ладно… — Теперь Костяшник перевел взгляд на Грая, который дрожал, прижимая к груди сосуд с питьем. — Я слышал, о чем вы тут говорили. Про орбиты и траектории… Но у вас все равно ничего не выйдет.

У Грая дернулась щека.

— То есть как?

— Что вы будете делать, когда направите этот ваш кусок железа к Ядру и обнаружите, что именно этой траектории нет в ваших расчетах? В критический момент, в самой близкой к Ядру точке, времени на обдумывание вряд ли будет больше, чем несколько минут. Что вы будете делать? Повернете назад и начертите еще несколько кривых на бумаге? А?

Шин фыркнула.

— Смотри, какой специалист нашелся.

Костяшник ухмыльнулся.

— Наконец-то ты оценила мои способности, дорогая. — Он постучал по своей голове. — Послушай. Здесь больше знаний об орбитах, чем на всей существующей в Туманности бумаге.

— Чушь, — отрезала Шин.

— Да? А твой дружок Рис так не считает, правда? — Квид взвесил копье в руке. Шин следила за костяным наконечником. — Но зато, — продолжал Квид, — Рис видел, что мы можем делать с этими штуками…

Внезапно он повернулся лицом к звездному ядру и с поразительной ловкостью бросил копье. Попав в сильное гравитационное поле, копье двигалось настолько быстро, что для глаз Шин превратилось в полоску. Копье пролетело всего в нескольких ярдах от горизонта, завернуло за звезду… и появилось с другой стороны ядра, вырастая на глазах. Шин покачнулась, ухватившись за Грая, но копье прошло в нескольких футах над ее головой и улетело дальше.

Квид вздохнул.

— Не слишком точно, но все же… — Он подмигнул. — Не так уж плохо для первой попытки, а? — Костяшник ткнул Грая в отвислый живот. — Вот что я называю небесной механикой! И все в голове старого Квида. Поразительно, да? Потому-то вам и нужны Костяшники. А теперь Квиду не помешало бы выпить. Увидимся позже, дорогая…

И Костяшник проследовал мимо них в бар Квотермастера.

Горд откинул редеющие светлые волосы и сильно стукнул по столу.

— Это невозможно! Я знаю, что говорю, черт побери.

Джаен буквально нависла над маленьким инженером.

— А я говорю, что ты не прав!

— Девочка, у меня гораздо больше опыта, чем ты когда-либо…

— Опыт? — Джаен рассмеялась. — Твой опыт у Костяшников размягчил тебе мозги.

Горд встал.

— Послушай, ты…

— Довольно, довольно. — Холлербах устало положил свои пятнистые от старости руки на крышку стола.

Джаен вскипела.

— Но он не желает слушать.

— Джаен, замолкни.

— Но… а, к черту, — девушка в сердцах махнула рукой и отвернулась.

Холлербах обежал глазами холодные, совершенные линии Обсерватории. На полу в беспорядке валялись таблицы и развернутые диаграммы. Ученые рассматривали варианты орбитальных траекторий, модели грандиозных защитных куполов, которые нужно было построить вокруг Плота, таблицы, описывающие скорость потребления пищи и кислорода при различных режимах. В комнате стоял гул от торопливых и нескончаемых дискуссий Холлербах с сожалением вспомнил, как спокойно было здесь, когда он впервые присоединился к великому классу Ученых. В те дни небо кое-где еще было голубым, и казалось, что для занятия наукой времени у него сколько угодно…

«По крайней мере, — подумал старый Ученый, — эта лихорадочная деятельность ведется в нужном направлении и, кажется, должна принести плоды. По сухим таблицам и графикам можно представить себе, как переделанный Плот смещается на рискованную траекторию вокруг Ядра. Эти трезвые Ученые и их помощники разработали самый честолюбивый проект, когда-либо задуманный человеком со времени постройки самого Плота».

И вот теперь явился Горд со своими каракулями… и со своими обескураживающими новостями. Холлербах снова посмотрел на все еще ругающихся Горда и Джаен, глазами нашел Деккера. Лидер Плота невозмутимо стоял у стола.

Холлербах облегченно вздохнул. Сейчас следует во всем полагаться на Деккера.

— Пожалуйста, инженер, давайте еще раз, — сказал он Горду. — И теперь, Джаен, постарайся вести себя разумно. Ладно? Взаимные оскорбления ничему не помогут.

Вся багровая, Джаен сердито посмотрела на него.

— Ученый, я… был… главным инженером Пояса, — начал Горд. — Я достаточно хорошо знаю поведение металлов в экстремальных условиях. Я видел, как они текли, словно пластмасса, становились хрупкими, как гнилое дерево…

— Никто не сомневается в ваших достоинствах, Горд, — сказал Холлербах, не в силах скрыть раздражения. — Переходите к сути.

Горд постучал пальцами по своим записям.

— Я рассмотрел приливные напряжения, которым подвергнется Плот при сближении с Ядром. А также подсчитал скорость, которую должен иметь Плот для выхода из Туманности. И могу сказать вам, Холлербах: у вас нет никакой надежды. Все тут, вы можете проверить…

— Проверим, проверим, — махнул рукой Холлербах. — Объясните на словах.

— Сначала о приливных силах. Ученый! Напряжения, которые разовьются в металле, разорвут Плот на куски задолго до приближения к Ядру. И все эти причудливые сооружения, которые ваши умники собираются возвести на палубе, просто-напросто сметет, как спичечные коробки.

— Горд, я не могу с этим согласиться, — взорвалась Джаен. — Когда мы будем перестраивать Плот, то по ходу дела укрепим некоторые секции. Не сомневайся, наши предложения выдержат самую жестокую критику…

Горд смотрел на нее и молчал.

— Проверишь его расчеты, Джаен, — прервал девушку Холлербах. — Продолжайте, инженер.

— Кроме того, вы не учли сопротивления воздуха. При такой скорости, в условиях самой большой плотности воздуха в Туманности, любые выступающие части Плота просто сгорят, как метеоры. Вы устроите только эффектный фейерверк, и больше ничего. Послушайте, мне жаль, что это звучит столь обескураживающе, но ваш план просто нереален. Это физические законы…

Деккер наклонился вперед.

— Рудокоп, — мягко сказал он, — если ты говоришь правду, тогда мы, вероятно, обречены на медленное вымирание в этом вонючем месте. Однако, если я способен правильно судить о людях, подобная перспектива не слишком тебя расстраивает. У тебя есть другое предложение?

На лице Горда медленно появилась улыбка.

— Ну что ж, так получилось…

Холлербах откинулся на спинку кресла.

— Какого черта вы не с того начали?

Улыбка Горда стала еще шире.

— Если бы вы удосужились спросить…

Деккер хлопнул ладонью по столу.

— Хватит словесных игр, — тихо сказал он. — Продолжай, рудокоп.

Улыбка Горда тут же исчезла, в глазах мелькнул страх, и Холлербах вспомнил, как много пережил этот безобидный маленький человек.

— Вам никто не угрожает, — сказал он. — Просто расскажите.

Немного успокоившись. Горд встал и повел их наружу. Вскоре все четверо: Горд, Холлербах, Деккер и Джаен — стояли возле матового корпуса Рубки. От прямого, льющегося сверху звездного света на голом черепе Холлербаха выступили капельки пота. Горд похлопал ладонью по корпусу Рубки.

— Когда вы в последний раз пробовали это на ощупь? Вы ходите мимо каждый день и привыкли, но для новичка это как откровение.

Холлербах прижал ладонь к серебристой поверхности, чувствуя скольжение…

— Трение отсутствует. Да, конечно.

— Вы говорили мне, что когда-то, прежде чем ее встроили в палубу Плота, Рубка сама была летательным аппаратом, — продолжал Горд. — Я с вами согласен. Более того, мне кажется, что этот небольшой корабль был предназначен для полетов в атмосфере.

— Отсутствие трения, — снова вырвалось у Холлербаха, который все еще водил рукой по поверхности странного металла. — Разумеется. Как мы могли быть так глупы? Понимаете, — сказал он Деккеру, — эта поверхность настолько гладкая, что воздух просто скользит вдоль нее, с какой бы скоростью она ни двигалась. И она не будет нагреваться, как обычный металл… К тому же, без сомнения, эта конструкция достаточно прочна, чтобы выдержать приливные напряжения, возникающие вблизи Ядра. По крайней мере выдержит гораздо лучше, чем хлам, из которого сделан Плот. Деккер, очевидно, мы должны будем проверить вычисления Горда, но я Думаю, что они верны. Понимаете ли вы, что это значит? — Старого Ученого охватило возбуждение. — Не надо будет возводить железный купол, чтобы сохранить воздух. Мы сможем просто заблокировать двери Рубки и повести корабль, как когда-то его водили наши предки… Да что там, мы даже сможем использовать наши инструменты, чтобы вблизи изучать Ядро. Деккер, одна дверь захлопнулась, зато открылась другая. Вы понимаете?

Деккер помрачнел.

— Конечно, я понимаю, Холлербах. Но есть кое-что еще, чего вы не учли.

— Что?

— Плот имеет футов восемьсот в диаметре. Рубка же только сто.

Холлербах нахмурился, потом до него начал доходить смысл сказанного.

— Найдите Риса, — скомандовал Деккер. — Через полчаса я встречусь с вами обоими в вашем кабинете.

Коротко кивнув, он повернулся и пошел прочь.

Рис сразу заметил, что атмосфера в кабинете Холлербаха наэлектризована.

— Закрой дверь, — проворчал Деккер.

Рис расположился напротив Холлербаха, который сидел, скрестив руки на груди. Деккер, опустив голову и шумно дыша носом, метался по маленькому кабинету.

Рис нахмурился.

— Почему такое похоронное настроение? Что произошло?

Холлербах наклонился вперед.

— У нас… сложности. — Холлербах пересказал аргументы Горда. — Конечно, мы должны проверить эти вычисления, но…

— Но Горд прав, — сказал Рис. — Вы же знаете это, не так ли?

Холлербах тяжело вздохнул.

— Конечно, он прав. И если бы мы не были захвачены сверкающими перспективами гравитационной пращи и купола в милю шириной, то сами задали бы себе те же вопросы. И пришли бы к тем же выводам.

Рис кивнул.

— Но если мы воспользуемся Рубкой, то перед нами встают непредвиденные проблемы. Мы думали, что сможем спасти всех. — Он посмотрел на Деккера. — Теперь нам придется выбирать.

Лицо Деккера потемнело от гнева.

— И вы решили предоставить это мне?

Рис потер переносицу.

— Деккер, если мы и ухитримся улететь, ясно, что оставшиеся проживут еще сотни, тысячи смен…

— Надеюсь, что те, кого ваш сияющий корабль оставит здесь, воспримут это так же философски, — отрезал Деккер. — Ученые! Ответьте мне на один вопрос: выйдет ли что-нибудь из этой затеи? Смогут ли пассажиры Рубки пережить полет вокруг Ядра, а затем через пустоту на пути к новой туманности? Нынешняя ситуация сильно отличается от первоначального плана.

Рис медленно кивнул.

— Нам понадобятся продовольственные машины, столько сжатого воздуха, сколько мы сможем взять в резервуары рубки, может быть, растения для переработки выдыхаемого воздуха в…

— Избавьте меня от подробностей, — прервал его Деккер. — Этот абсурдный проект опять потребует тяжелейшей работы, повлечет за собой множество травм, смертей, и, без сомнения. Рубка унесет множество лучших умов, усугубляя судьбу остающихся. Если у этого предприятия нет реальных шансов на успех, я его не поддержу. По самой простой причине. Не собираюсь укорачивать жизни оставшимся во имя того, чтобы устроить нескольким героям увеселительную прогулку.

— Знаете, — задумчиво сказал Холлербах, — я сомневаюсь, чтобы вы, когда… эээ… боролись за власть, представляли себе, что вам придется принимать подобные решения.

— Вы смеетесь надо мной. Ученый! — нахмурился Деккер.

Холлербах закрыл глаза.

— Нет.

— Давайте все обдумаем, — поспешил повернуть разговор в другое русло Рис. — Холлербах, нам необходимо доставить генетический пул, достаточный для выживания расы. Сколько понадобится людей?

— Человек четыреста или пятьсот, — пожал плечами Холлербах.

— Сможем ли мы взять так много?

Холлербах подумал, прежде чем ответить.

— Да, — медленно сказал он. — Но придется поработать. Тщательное планирование, рационирование… Ведь это же не увеселительная прогулка.

— Генетический пул? — проворчал Деккер. — Ваши пятьсот человек прибудут в новый мир младенцами. Прежде чем размножаться, им надо будет найти способ, как уберечься от падения на Ядро новой туманности.

Рис кивнул.

— Да. Но Команда древнего Корабля все-таки смогла. Наши переселенцы, конечно, будут хуже обеспечены… Но, во всяком случае, они знают, чего ждать.

Деккер стукнул кулаком по бедру.

— Значит, ты заверяешь меня, что предприятие может окончиться успешно и что новая колония сможет выжить. Холлербах, вы с ним согласны?

— Да, — тихо сказал Холлербах. — Только следует проработать все детали.

Деккер закрыл глаза, его огромные плечи опустились.

— Хорошо. Мы должны продолжить задуманное. И на этот разпостарайтесь предусмотреть все возможные трудности.

Рис испытал огромное облегчение. Если бы Деккер решил все по-другому — если бы эта грандиозная цель исчезла с его горизонта, — как бы он. Рис, доживал свой век?

Ученый пожал плечами. Это невозможно себе представить.

— Теперь нам предстоит следующее, — сказал Холлербах. Он поднял руку и начал загибать пальцы. — Очевидно, мы должны продолжить работу по обеспечению самого предприятия: оснащению Рубки, освобождению ее от Плота и управлению. Для оставшихся мы должны продумать возможные варианты перемещения Плота.

Деккер удивленно посмотрел на него.

— Деккер, эта звезда там, наверху, никуда не денется. В обычное время мы давно бы уже должны были передвинуть Плот. Если Плот обречен и остается в этой Туманности, мы должны поспешить с этим. И наконец… — Холлербах остановился.

— И наконец, — с горечью продолжил Деккер, — мы должны подумать, как отобрать тех, кто отправится в Рубке. И позаботиться о тех, кто останется.

— Вероятно, справедливее всего было бы устроить что-то вроде жеребьевки… — сказал Рис.

Деккер покачал головой.

— Нет. Эта прогулка окончится успехом, только если в ней примут участие лучшие специалисты.

Холлербах кивнул.

— Вы, разумеется, правы.

Рис нахмурился.

— Я тоже так думаю. Но кто будет отбирать «нужную» команду?

Деккер посмотрел на Ученого, и на его иссеченном шрамами лице появилась гримаса боли.

— А ты как думаешь?

Рис взболтал чашу с питьем.

— Бот так и кончилось, — сказал он Паллису. — Теперь Деккер должен принять важнейшее решение в своей жизни.

Пилот стоял перед клеткой с юными деревьями и постукивал пальцем по решетке.

— Некоторые уже достаточно подросли, пора выпускать, — бессознательно отметил он.

— Власть подразумевает ответственность. Я не думаю, что Деккер понимал это, когда всплыл наверх как глава этого дурацкого Комитета. Но сейчас он, несомненно, это понимает… Деккер сделает правильный выбор. Будем надеяться, что остальные поступят так же.

— Остальные? Кого ты имеешь в виду?

Паллис снял клетку с крючка и передал ее Рису. Несмотря на большие размеры, она была легкой. Молодой Ученый отложил чашу и неуверенно принял клетку, не отрывая глаз от возбужденных летяг.

— Их необходимо взять с собой, — сказал Паллис. — Может, даже еще больше. Выпустишь их в новой Туманности, чтобы они размножались, — и через несколько сотен смен начнут формироваться целые леса. Если, конечно, там нет собственных…

— А почему ты отдаешь это мне? Я не понимаю, пилот.

— Зато я понимаю, — вмешалась Шин.

Паллис резко повернулся. Рис от неожиданности чуть не выронил клетку.

Шин стояла в дверях, рассеянный звездный свет освещал пушок на ее обнаженных руках.

Паллис, смешавшись, покраснел. При виде нее, стоящей здесь, в его жилище, он почувствовал себя неуклюжим юнцом.

— Я не ждал тебя, — неуверенно сказал он.

Шин засмеялась.

— Вижу. Так что, ты пригласишь меня войти? Можно мне выпить за твое здоровье?

— Конечно…

Шин, скрестив ноги, удобно устроилась на полу. Она кивнула Рису.

Рис смотрел то на Паллиса, то на Шин и тоже начал краснеть. Паллис удивился. Не испытывал ли Рис к ней каких-нибудь чувств?… Даже после дурного обращения с ним во время ссылки на Пояс?

Неловко вертя в руках клетку. Рис встал.

— Поговорим позже, Паллис…

— Не уходи, — быстро сказал Паллис.

Глаза Шин весело заблестели.

Рис снова по очереди посмотрел на них.

— Мне кажется, так будет лучше, — сказал он и, пробормотав слова прощания, ушел.

Паллис протянул Шин питье.

— Так он в тебя влюблен?

— Юношеское увлечение, — уверенно кивнула Шин.

Паллис ухмыльнулся.

— Его можно понять. Но Рис не юноша.

— Знаю. Он возмужал и ведет нас за собой. Спаситель мира. Но иногда он бывает чертовски глуп.

— Мне кажется, он ревнует…

— А разве у него есть повод для ревности, пилот?

Паллис молча потупил глаза.

— Итак, — живо сказала Шин, — мы не собираемся покидать Плот. Ведь именно таков смысл твоего подарка Рису, не правда ли?

Повернувшись к месту, где раньше висела клетка. Паллис кивнул.

— Мне осталось жить не так уж много, — медленно сказал он. — Лучше уступить место кому-нибудь помоложе.

Шин наклонилась и коснулась его колена. Прикосновение взволновало Паллиса.

— Они приглашают только тех, кого необходимо.

Пилот фыркнул.

— Шин, к тому времени, когда эти летяги в клетке подрастут, мой окоченевший труп давно уже скинут с Края. А без деревьев какая от меня польза? — Паллис указал в сторону летающего леса. — Этот лес — моя жизнь. После того, как вы улетите. Плот все равно еще останется, и людям понадобятся деревья.

Шин кивнула.

— Ну что ж, я понимаю тебя, хотя, возможно, и не согласна. — Она посмотрела на него ясными глазами. — Думаю, мы сможем это обсудить после отбытия корабля.

Паллис онемел от удивления, потом взял Шин за руку.

— О чем ты говоришь? Не собираешься же ты тоже остаться? Шин, ты сошла с ума…

— Ну, Паллис, я же не оспаривала разумность твоего решения. — Ее рука осталась в его руке. — Как ты сказал, Плот просуществует еще долгое время. То же самое и с Поясом. Конечно, будет тоскливо, когда улетит Рубка и унесет с собой все наши надежды. Но кто-то же должен поддерживать порядок, обеспечивать смены. К тому же, как и ты, я не хочу отказываться от всего, что было в прошлом.

Паллис кивнул.

— Что ж, не скажу, чтобы я был согласен…

— Паллис… — предупреждающе шепнула Шин.

— Но я уважаю твое решение и… — Паллис опять почувствовал, что краснеет. — И я рад, что ты будешь здесь.

Шин улыбнулась и пододвинулась поближе к нему.

— Что ты еще хочешь сказать, пилот?

— Может быть, мы составим друг другу компанию…

Шин потянулась, схватила Паллиса за бороду и ласково дернула.

— Да. Может быть.

14

Строительные леса заслонили Рубку. По лесам карабкались члены команды и устанавливали на корпусе паровые дюзы. Рис вместе с Холлербахом и Граем обходили рабочую площадку. Рис казался недовольным.

— Слишком медленно, черт побери!

Грай всплеснул руками.

— Рис, должен тебе сказать, что ты очень мало знаешь о ходе работ. Посмотри… — Он обвел рукой будущий Корабль. — Я покажу тебе, сколько мы уже сделали.

Грай постучал рукой по клетке, окружающей Рубку. Это была прямоугольная конструкция, надежно прикрепленная к палубе и к трем широким обручам, дополнительно обнимающим Рубку.

— С этим нельзя шутить, — сказал Грай. — Последней стадией подготовки должно стать отделение Рубки от палубы. После этого Рубка будет держаться только на лесах. Любая ошибка приведет к катастрофическим последствиям…

— Знаю, знаю, — раздраженно пробормотал Рис. — Но мы все же отстаем от графика…

Они подошли ко входу в Рубку. Два дюжих рабочих под наблюдением Джаен и еще одного Ученого выносили из Обсерватории прибор. Прибор — Рис узнал в нем масс-спектрометр — был помят и поцарапан, а его силовой шнур оканчивался оплавленным обрубком. Спектрометр положили рядом с другими инструментами. Ослепшие линзы смотрели в небо.

Холлербаха передернуло.

— Вот тут меня действительно мучили сомнения, — напряженно сказал он. — Мы столкнулись с ужасной дилеммой. Каждый инструмент, который мы так варварски выломали и выбросили, освобождает место для лишних четырех или пяти человек. Но можем ли мы позволить себе лишиться этого телескопа, этого спектрометра? Являются ли они предметами роскоши или в новой туманности мы будем без них как слепые?

Рис удержался, чтобы не вздохнуть. Сомнения, задержки, неясности, опять задержки… Конечно, в считанные часы Ученые не могли превратиться в людей действия, и ему были близки проблемы, которые они пытались разрешить. Но хотелось бы, чтобы специалисты научились отличать главное от второстепенного.

Теперь они подошли к группе Ученых, осторожно исследующих продовольственную машину. Огромное устройство черной тенью возвышалось над людьми, а его раздаточные окна походили на разверстые пасти. Рис знал, что машина слишком велика, чтобы ее можно было втащить внутрь Рубки. Поэтому ее и вторую такую же придется, как это ни печально, поместить в коридоре рядом с дверью.

Грай и Холлербах хотели что-то сказать, но Рис жестом остановил их.

— Не надо, — холодно произнес он. — Дайте мне назвать причину, по которой мы, вероятно, не сможем ускорить именно эту стадию. Согласно расчетам, при строгой экономии во время полета нам хватит двух машин. Эта, в частности, имеет даже встроенные установки фильтрации и обогащения воздуха кислородом, и мы обнаружили…

— Да, — нетерпеливо перебил его Грай, — но эти расчеты основаны на том предположении, что машины внутри Рубки будут работать на полную мощность. А мы даже толком не знаем об источниках их энергии, поэтому не можем быть ни в чем уверены. Конечно, нам известно, что эти источники каким-то образом встроены в машины в отличие от приборов Рубки, питающихся от общего источника через кабели. Между тем в старых инструкциях содержатся сведения, что энергия черпается из микроскопической черной дыры, но мы и в этом не уверены. А если энергия черпается из звездного света? А если машины выделяют вредные газы, которые задушат всех нас в замкнутом пространстве Рубки? Что тогда?

— Согласен, — ответил Рис. Чтобы быть абсолютно уверенным, необходимо все проверить до взлета. Ведь если производительность машин понизится всего на десять процентов, это будет означать, что нам придется оставить здесь еще пятьдесят человек.

Грай кивнул.

— Тогда ты понимаешь…

— Я понимаю, что это требует времени. Но у нас его просто нет, черт побери…

В душе Риса нарастало беспокойство, которое, как он знал, не исчезнет до тех пор, пока, на беду или на счастье, Рубка не отчалит.

По пути они встретили Горда. Рудничный инженер и Нид, его помощник, несли паровую дюзу. Горд энергично кивнул им. Рис изучающе посмотрел на низенького инженера, который опять стал прежним знающим, торопливым и немного колючим Гордом. В нем уже нельзя узнать ту тень человека, которую Рис нашел на планетке Костяшников.

— Отличная работа. Горд!

Горд почесал лысину.

— Мы продвигаемся, — беспечно сказал он. — Не скажу, что быстро, но продвигаемся.

Холлербах, заложив руки за спину, склонился вперед.

— А как с проблемой системы управления?

Горд осторожно кивнул.

— Рис, ты в курсе дела? Чтобы вести Рубку по нужному курсу, менять ее орбиту, мы каким-то образом должны управлять паровыми дюзами, которые прикрепим к корпусу. Но мы не хотим делать отверстия в корпусе, чтобы пропускать сквозь них искру. Если уж на то пошло, мы даже не знаем, сможем ли мы при необходимости проделать отверстия. Сейчас есть основание полагать, что мы сможем использовать компоненты Кротов. Некоторые из их двигателей работают от дистанционного управления. Но я простой инженер. Быть может, кто-нибудь из Ученых разберется с входами и выходами. Но похоже, что мы сможем управлять дюзами из Рубки с помощью ряда переключателей, без всякого физического контакта с самими дюзами. Мы собираемся начать исследование степени ослабления сигнала материалом корпуса.

Холлербах улыбнулся.

— Это впечатляет. Идея ваша?

— А… — Горд потер щеку. — Мы получили небольшую помощь от Кротов. Если задать нужный вопрос и прорваться сквозь обычное «множественное повреждение датчиков», удивительно, как…

Вдруг Горд умолк, глаза его удивленно раскрылись.

— Рис! — раздался позади него чей-то басовитый голос, и Ученый напрягся. — Я так и думал, что ты болтаешься где-то здесь.

Рис повернулся и встретился глазами с Рочем. Глаза гиганта были как всегда налиты кровью от ярости, кулаки сжимались и разжимались. Грай тихо шмыгнул носом и спрятался за Холлербаха.

— У меня своя работа, Роч, — спокойно сказал Рис. — Тебе тоже не мешало бы чем-нибудь заняться.

— Работа? — Грязные ноздри Роча раздулись, и он погрозил кулаком в сторону Рубки. — Черта с два я буду работать, чтобы ты и твои гнилые дружки смогли улететь на этой дурацкой штуке.

— Друг мой, списки пассажиров еще не напечатаны, и пока этого не произойдет, каждый из нас… — строго начал Холлербах.

— Нечего там печатать! Все мы знаем, кто там окажется… Во всяком случае, не такие, как я. Рис, жаль, что, когда у меня была возможность вышибить тебе мозги там, на Ядре, я этого не сделал… — Роч поднял похожий на обрубок палец. — Я еще вернусь, — прорычал он. — И если обнаружу, что меня нет в этом списке, я сделаю все, что в моих силах, чтобы там не было и тебя. — Он указал на Грая. — К тебе это тоже относится!

Грай посерел, его всего трясло.

Роч ушел. Горд взялся за дюзу и, криво усмехнувшись, сказал:

— Приятно сознавать, что даже в наше неспокойное время некоторые вещи ничуть не меняются. Пойдем, Нид, надо установить эту штуку.

Рис взглянул на Холлербаха и Грая. Большим пальцем через плечо он указал в сторону удаляющегося Роча.

— Вот почему у нас мало времени, — сказал он. — Политическая ситуация на Плоту… — Да нет, черт побери, человеческая ситуация быстро меняется к худшему. Все неустойчиво. Все знают, что составляется список… И большинство хорошо представляют себе, кто в него войдет. Можем ли мы рассчитывать, что люди будут продолжать работать ради цели, которая для большинства из них недостижима? Второе восстание окажется катастрофой. Мы будем ввергнуты в анархию…

Холлербах вздохнул и внезапно пошатнулся. Грай взял его под руку.

— Вы в порядке. Главный Ученый?

Рис внезапно понял, что перекладывает свои сомнения на слабеющие плечи Холлербаха, как будто он все еще ребенок, а старик — непогрешимый всеведущий взрослый.

— Извините, — сказал он. — Я не должен взваливать на вас…

Холлербах махнул трясущейся рукой.

— Нет, нет. Ты абсолютно прав. В какой-то степени это помогло мне лучше понять ситуацию. — Он немного шутливо подмигнул. — Даже твой приятель Роч в какой-то степени тоже помог. Сравни его и меня. Роч еще молод, силен, я же еле стою на ногах, не говоря уже о моей способности к воспроизводству рода. Кто же из нас должен отправиться в путь?

Рис испугался.

— Холлербах, нам необходим ваш разум. Не хотите же вы сказать…

— Рис, нашей величайший ошибкой было бы нежелание определить свое место в этом мире. Законы мира, в котором мы живем, поощряют скорее силу и выносливость, что так наглядно демонстрирует твой друг Роч, или проворство, реакцию и приспособляемость, как, например, у Костяшников, чем так называемый «разум». Мы не более чем неуклюжие животные, затерянные в пространстве. Но дряхлеющее оборудование Корабля, продовольственные машины и все прочее дали нам иллюзию, что мы хозяева этого мира в той же степени, в какой, вероятно, человек был хозяином мира, из которого пришел. Теперь эта вынужденная миграция заставляет нас отбросить большую часть любимых игрушек, а вместе с ними и наши иллюзии. — Холлербах невидящим взором посмотрел в пространство. — Возможно, если заглянуть в далекое будущее, наш большой мозг за ненадобностью атрофируется, и мы наравне с китами и небесными волками будем бороться за существование среди летающих деревьев…

Рис фыркнул.

— Холлербах, вы к старости превращаетесь в брюзгу.

Холлербах поднял брови.

— Мальчик, я уже был старым, когда ты еще добывал руду на ядре звезды.

— Что ж, я не знаю, что там будет дальше, и ни черта не могу с этим поделать. Все, что я могу, так это решать насущные проблемы. И, если честно, Холлербах, я не думаю, что мы сможем совершить это путешествие без вашего руководства.

— Ладно, у нас много работы. Давайте займемся делом.

Плита нависла над Плотом. Паллис подобрался к краю и окинул взором изуродованную палубу.

Над ней висело облако дыма.

Внезапно плита рванулась вперед, и Паллис опрокинулся на спину. С рычанием он ухватился за сетку, окутывавшую хрупкий летательный аппарат.

— Костей ради, бармен, ты умеешь управлять этой чертовой штукой?

Джейм фыркнул.

— Это настоящий корабль, а не какая-то там деревянная игрушка!

— Не искушай судьбу, рудничная крыса. — Паллис грохнул кулаком по грубому железу плиты. — Этот способ полета просто неестественен.

— Неестественен? — рассмеялся Джейм. — Наверное, ты прав. А может быть, вы, ребята, слишком долго пролежали в ваших шалашах, если рудокопы смогли помочиться на вас?

— Война закончена, Джейм, — сказал Паллис. Он принял шутливую боевую позу. — Но нам не мешало бы выяснить кое-что.

Широкое лицо бармена расплылось в улыбке.

— Нет ничего лучше, деревянщик. Назови время, место и оружие.

— О, без оружия.

— Лучше не может быть…

— Ради Костей, замолчите вы когда-нибудь?

Нид, третий пассажир плиты, смотрел на них поверх разложенных у него на коленях карт и инструментов.

— Если вы не забыли, мы здесь работаем, а не развлекаемся.

Джейм и Паллис в последний раз обменялись взглядами, потом Джейм вновь занялся управлением. Паллис подобрался к Ниду.

— Извини, — хрипло сказал он. — Как дела?

Нид поднес к глазам видавший виды секстант, потом попытался сравнить расчет с цифрами в написанной от руки таблице.

— Черт побери, — сказал он, явно раздосадованный. — Не знаю. У меня просто нет опыта, Паллис. Ципс знал бы. Если только…

— Если бы только он давным-давно не умер, все было бы прекрасно, — сказал Паллис. — Постарайся сделать все возможное, парень.

Нид опять пробежал пальцем по таблице.

— Кажется, это длится очень долго. Я постарался измерить скорость Плота относительно отдельных звезд, и, пожалуй, он движется недостаточно быстро.

Паллис нахмурился, потом лег на живот и еще раз осмотрел Плот. Могучее древнее сооружение лежало перед ним, как поднос с необычными, игрушками. Пилот мог видеть плиты, повисшие над палубой и отмеченные султанами пара. Слева от Паллиса поднималась стена дыма, и плюс к этому под каждым деревом висела собственная дымовая завеса. Дым давал желаемый эффект.

Паллису было четко видно, как канаты наклонились вправо — деревья пытались уйти от дыма, — и пилоту казалось, что он всем телом ощущает натяжение канатов, тащивших Плот на другую орбиту. Тени канатов на палубе начали удлиняться. Это означало, что Плот удаляется от нависшей над ним звезды. Изумительное зрелище! Зрелище, которое Паллис за свою долгую жизнь видел лишь дважды.

Кроме того, после всех волнений, революций и войны люди наконец-то помирились. Произошло это прежде всего благодаря работам над Рубкой, и само по себе было замечательно.

Собственно говоря, именно необходимость переместить Плот и стала тем стержнем, который все еще скреплял общество. От этого предприятия выигрывали все.

Да, все это замечательно, но если Плот будет двигаться слишком медленно, из затеи ни черта не выйдет. Падающая звезда была еще довольно высоко, и непосредственной опасности столкновения пока не было. Но если деревья будут тянуть Плот слишком долго, то они устанут. Тогда они не только окажутся неспособными тащить Плот, но, возможно, некоторые из них сами станут угрозой его жителям.

— Черт возьми! — Паллис свесил голову с края плиты, стараясь определить, в чем дело.

Стена дыма на Краю выглядела достаточно плотной и работавшие у основания стены люди в масках отбрасывали в свете далеких звезд длинные тени.

Значит, проблема в самих деревьях! На каждом дереве находились пилот и его помощник. Они старались создать свою собственную дымовую завесу. Эти малые экраны являлись, вероятно, самым значительным фактором, влияющим на движение каждого отдельного дерева. И даже отсюда Паллис видел, какими рваными и неплотными были некоторые из них.

Пилот хватил кулаком по плите. Черт возьми, революционные чистки, болезни и голод истощили пилотский корпус в не меньшей степени, чем остальные слои общества. Паллис припомнил предыдущие передвижения Плота: масса вычислений, бесконечные совещания, согласованные, подобно часовому механизму, движения деревьев…

Теперь настали другие времена. Некоторым из нынешних пилотов едва хватало умения не свалиться со своих деревьев. А ведь создание боковых стен, своего рода скульптур из дыма, было одной из вершин пилотского искусства…

Паллис заметил группу деревьев, возле которых дымовая стена была особенно неровной, и указал на них Джейму.

Бармен усмехнулся и заработал управляющими тросами.

Паллис старался не обращать внимания на ветер и запах гари, он подавил в душе ностальгию по былому великолепию. Он слышал, как у него за спиной чертыхается Нид, недовольный тем, что его бумаги разлетаются, словно сухие листья. Тарелка проносилась между деревьями, как огромная, несуразная летяга.

Мелькавшие в каких-то дюймах от лица ветви невольно заставляли Паллиса вздрагивать. Наконец тарелка остановилась. Отсюда дымовые преграды казались еще более разреженными. Паллис в отчаянии смотрел, как неопытные пилоты размахивали одеялами над струйками дыма. Он сложил ладони в рупор.

— Эй, вы! Подбросьте топлива! — сердито крикнул Паллис. — Дайте побольше дыма. Что вы там разгоняете этими чертовыми одеялами…

Пилоты бросились к чашам и начали подкладывать новые порции щепы.

Нид дернул Паллиса за рукав.

— Пилот! Разве так должно быть?

Паллис оглянулся. Два дерева, окутанные редкими облаками дыма, приближались друг к другу. Их незадачливые пилоты, видимо, слишком увлеклись чашами и одеялами.

— Нет, черт побери! — отрезал Паллис. — Бармен, давай скорее вниз…

Поначалу соприкосновение деревьев казалось почти нежным — шелест листвы, негромкий треск ломающихся тонких веточек. Затем послышался первый удар, и обе платформы сцепились и содрогнулись. Захваченные врасплох команды в ужасе смотрели друг на друга. Деревья продолжали вращаться и от цепляющихся друг за друга краев в разные стороны разлетались деревянные щепы. Сцепившиеся ветви отломились с треском, скорее похожим на крик раненого зверя. Теперь деревья как бы сцепились в замедленном и шумном столкновении. Платформы из листвы развалились на части, мимо плиты то и дело пролетали щепки величиной с кулак. Нид закричал и схватился за голову.

Паллис взглянул на команды погибающих деревьев.

— Уходите! Деревьям конец! Спускайте канаты и спасайтесь.

Ошарашенные и испуганные, те бестолково смотрели на него. Паллис кричал до тех пор, пока не увидел, что они начали спускаться на палубу.

Деревья были обречены. Раздавался треск. Паллис заметил плывущие по воздуху огненные чаши. Оставалось только надеяться на то, что команды догадаются загасить огонь.

Вскоре остались почти одни стволы. Причальные канаты вырвались из своих гнезд, и освобожденные деревья кружили друг против друга в необычном танце. Наконец стволы врезались в Плот и разлетелись на множество кусков. Паллис увидел убегающих, спасающихся от этого деревянного дождя людей. Осколки, напоминающие лезвия зазубренных кинжалов, градом упали на палубу, и люди стали осторожно возвращаться к месту падения, осторожна перешагивая через канаты.

Паллис махнул Джейму рукой.

— Здесь больше нечего делать, полетели дальше.

Плита поднялась, и они продолжили патрулирование.

Паллис еще в течение нескольких часов продолжал облет парящего леса. В конце концов Джейм с почерневшим от копоти лицом начал сердито ворчать, а Паллис сорвал голос от крика. Но вот Нид опустил секстант на колени и, улыбаясь, откинулся назад.

— Довольно, — сказал он. — Во всяком случае, мне так кажется…

— В чем дело? — проворчал Джейм. — Теперь-то Плот ушел из-под этой проклятой звезды?

— Пока нет. Но он достаточно разогнался, чтобы можно было больше не тянуть его с помощью деревьев. Через несколько часов он остановится достаточно далеко от траектории звезды и будет в безопасности.

Паллис, цепляясь за сеть, откинулся на спину и отпил глоток из бутылки.

— Все-таки мы это сделали.

— Это еще не все, — лениво сказал Нид. — Когда звезда будет проходить через плоскость Плота, должны наблюдаться весьма интересные приливные эффекты.

Паллис пожал плечами.

— Ничего нового. Все это уже было.

— Должно быть, это фантастическое зрелище, да Паллис?

— Ты прав, — задумчиво ответил Паллис.

Он вспомнил, как когда-то тени от канатов на палубе становились все длиннее, и наконец край звездного диска коснулся горизонта, посылая лучи света параллельно палубе. А когда диск зашел за Край, появилось послесвечение, которое Ученые называют короной…

Джейм покосился на небо.

— А как часто это случается? Как часто Плот оказывается на пути падающей звезды?

Паллис пожал плечами.

— Редко. Раз или два на памяти одного поколения. Но достаточно часто, чтобы мы научились передвигать Плот.

— Но чтобы знать, что делать, вам нужны Ученые вроде вот этого? — Джейм указал на Нида.

— Разумеется, — немного удивленно сказал Паллис. — Такие вещи не делают, просто послюнявив палец, чтобы определить направление ветра.

— Но многие Ученые собираются улететь на этой штуке… Рубке.

— Верно.

— А что же будет, когда появится следующая звезда? Как тогда будут передвигать Плот?

Нид беззаботно отпил глоток.

— Наши наблюдения показали, что следующая звезда далеко, — он показал пальцем вверх, — она приблизится к Плоту лишь через много тысяч смен.

Паллис нахмурился.

— Но это не ответ!

— Почему не ответ? — На юношеском лице Нида появилось недоумение. — Понимаете, мы полагаем, что к тому времени Туманность все равно будет не в состоянии поддерживать жизнь. Так что этот вопрос просто академический, не так ли?

Паллис и Джейм обменялись взглядами, потом Паллис повернулся к вращающемуся под тарелкой лесу и постарался забыться в созерцании любимого зрелища.

Во время последнего отдыха перед отбытием Рубки Рис почти не спал.

Вдали прозвучал колокол.

— Наконец-то! — Рис поднялся с койки, быстро умылся и вышел из своего временного жилища, испытывая огромное облегчение.

Сейчас Рубка была центром лихорадочной деятельности. Она находилась посреди огороженного участка ярдов двести в ширину. Радостно настроенным мигрантам на время предоставили бывшие жилища Офицеров. Сейчас к рубке неуверенно тянулись кучки людей. Рис узнавал представителей всех культур Туманности: самого Плота, Пояса и даже Костяшников. Каждый отбывающий нес с собой дозволенные несколько килограммов личных вещей. У открытого входа в рубку, позади цепочки людей, передающих внутрь последние тюки с продовольствием, книги и последние небольшие приборы, образовалась очередь.

В этой сцене чувствовалась какая-то торжественность, и у Риса наконец начало появляться ощущение того, что задуманное свершится…

Что бы ни таило в себе будущее. Ученый мот только радоваться, что окончится этот период ожидания со всеми спорами и огорчениями. После передвижения Плота общество стало раскалываться еще быстрее. Необходимо было спешить, чтобы завершить приготовления до того, как все рухнет окончательно. И чем меньше времени оставалось до вылета, тем большее напряжение испытывал Рис.

Его поражала степень враждебности лично к нему. Хотелось объяснить людям, что он не виноват в гибели Туманности и что не он придумал законы физики, которые ограничивали число эвакуирующихся. И ведь не он, не он один, во всяком случае, составлял список!

Составление это было мучительной задачей. Идея голосования была быстро отвергнута. Состав колонии нельзя оставлять на волю случая. Но как можно обрекать людей — семьи, родственников — на медленное умирание? Ученые пытались подойти к делу с научной точки зрения и руководствовались такими критериями, как состояние здоровья, интеллект, приспособляемость, способность к воспроизводству… И Рис, которому вся эта процедура внушала отвращение, находил себя в большинстве списков.

Рис остался в окончательном списке, как он надеялся, не просто для того, чтобы обеспечить выживание лично себе, но как человек, способный сделать все, что потребуется в грядущей неизвестности. Процесс отбора оставил после себя ощущение грязи и подлости, неуверенности даже в собственной мотивации.

Наконец окончательный список был обнародован. Он создавался на основе десятков других, собранных воедино под строжайшим контролем Деккера. Рис в нем был. Роч — нет. И таким образом, как отметил в очередной вспышке отвращения к себе Рис, он оправдал худшие опасения Роча и ему подобных.

Ученый подошел к ограждению. Вероятно, ему следует повидаться с Паллисом и окончательно проститься. Ограждение патрулировали крепкие охранники, неуклюже поигрывающие дубинками. От этого зрелища Рису стало не по себе. На все это потребовались дополнительные ресурсы и усилия… Но уже были случаи беспорядков, и кто может сказать, что еще произойдет, если не будет этого ограждения и охраны? Охранник встретился с ним взглядом и кивнул с видимым безразличием. Рис подумал: каково будет этому человеку сражаться против своих, спасая немногих избранных?…

Где-то по ту сторону Рубки раздался взрыв, похожий на удар гигантской пятки по палубе. Над лесами поднялся столб дыма.

Охранники разом повернулись в ту сторону. Рис же побежал вокруг Рубки.

Слышались отдаленные крики, вопли… Часть забора была повалена и горела. К дыре бежала охрана, но толпа снаружи превосходила ее как числом, так и свирепостью. Рис видел стену из старых и молодых, мужских и женских лиц, их объединяло общее выражение отчаянной злобной ярости. В сторону Рубки, разбиваясь о палубу, летел град зажигательных бомб.

— Что ты, черт побери, здесь делаешь? — Это был Деккер.

Великан схватил Риса за руку и подтолкнул к Рубке.

— Деккер, как они не поймут? Их нельзя спасти, просто не хватит места. Если они сейчас нападут, все сорвется и никто не…

— Парень. — Деккер взял его за плечи и сильно потряс. — Время разговоров прошло. Мы не можем удерживать их долго. Ты обязан пойти туда и отчалить. Не медли!

Рис покачал головой.

— Это невозможно.

— Сейчас я покажу тебе, что, черт возьми, невозможно.

Среди осколков зажигательной бомбы полыхал огонь. Деккер поджег кусок дерева и бросил его на окружающие Рубку леса. Вскоре пламя уже лизало сухое дерево.

Рис остолбенело смотрел на происходящее.

— Деккер!..

— Хватит болтать, черт тебя побери! — проорал Деккер, брызжа слюной прямо ему в лицо. — Хватай, что можешь, и уматывай!..

Рис резко развернулся и побежал.

Когда он оглянулся, Деккер уже исчез в гуще схватки.

Рис добежал до входа. Организованная очередь, образовавшаяся здесь несколькими минутами раньше, распалась, люди, вскрикивая и держа над головами нелепые тюки с пожитками, старались силой пробиться к двери. Используя локти и кулаки. Рис прорвался в Рубку.

В Обсерватории стоял шум, люди и оборудование смешались в кашу. Единственный оставшийся большой инструмент — Телескоп — подобно безразличному роботу возвышался над толпой.

Рис с трудом нашел Горда и Нида. Оттащив их в сторону, он крикнул:

— Отчаливаем через пять минут.

— Рис, это невозможно. Ты же видишь, что делается. Мы можем поранить, даже убить пассажиров и тех, кто находится снаружи…

Рис показал в сторону прозрачной части корпуса.

— Взгляни туда. Видишь этот дым? Деккер поджег чертовы леса. Так что твои драгоценные взрывные болты все равно взорвутся через пять минут. Правильно?

Горд побледнел.

Внезапно шум снаружи перерос в грохот. Рис увидел, что упало еще несколько секций забора. Немногочисленные охранники были бессильны перед толпой.

— Когда они доберутся сюда, всем нам конец, — тихо сказал Рис. — Мы должны отчаливать. Не через пять минут. Немедленно.

Нид затряс головой.

— Рис, там еще остались люди…

— Закрывай эту чертову дверь! — Рис схватил парня за плечо и толкнул его к панели управления. — Горд, взрывай болты. Скорее!..

Низенький инженер с дрожащими от страха щеками скрылся в толпе.

Рис протолкался к Телескопу. Он лез по каркасу древнего инструмента, пока волнующееся людское море не оказалось под ним.

— Послушайте меня! — закричал он. — Вы видите, что творится снаружи. Мы должны отчаливать. Кто может, тот пусть ляжет. Помогайте соседям, следите за детьми…

Теперь уже по корпусу барабанили кулаки, а к прозрачной стене прижимались искаженные яростью лица… И вдруг, одновременно хлопнув, разорвались взрывные болты лесов. Непрочная деревянная рама развалилась, и ничто больше не соединяло Рубку с Плотом. Пол пошел вниз. Послышались крики. Пассажиры схватились друг за друга. За прозрачной стеной Рубки поднялась палуба Плота, и его гравитационное поле подбросило пассажиров к потолку.

От входа доносились все более громкие крики. Нид не смог вовремя закрыть дверь, и мешающие друг другу люди прыгали вниз, во все углубляющуюся пропасть между Рубкой и палубой. Последний мужчина с грохотом ввалился в захлопывающееся отверстие. Его лодыжка зацепилась за косяк, и Рис услышал, как с тошнотворным хрустом сломалась кость. А вот от палубы оттолкнулось целое семейство и, ударившись о корпус, с удивлением на лицах скользнуло в бездну…

Рис закрыл глаза и прильнул всем телом к Телескопу.

Наконец все стихло. Плот превратился в потолок над их головами, далекий и уже чужой. Удары человеческих тел о корпус прекратились, и четыреста несчастных впервые в жизни одновременно оказались в состоянии свободного падения.

Вдруг как будто издалека послышался крик. Рис взглянул наверх. Сквозь дыру в сердце Плота с горящей дубинкой в руке прыгнул Роч. Раскинув руки и ноги, уставившись выпученными глазами на пораженных ужасом пассажиров, он преодолел разделяющие их несколько футов и врезался лицом в прозрачную крышу Обсерватории. Рудокоп выронил дубинку и попытался задержаться на стенке, но беспомощно заскользил по поверхности, оставляя на ней кровавый след от разбитых носа и рта. Роч подкатился к краю и в последний момент ухватился за грубый выступ паровой дюзы.

Рис отошел с Телескопа и отыскал Горда.

— Черт возьми, мы должны что-нибудь сделать. Он оторвет эту дюзу.

Горд почесал подбородок и посмотрел на болтающегося в воздухе рудокопа, который дико смотрел на ошеломленных пассажиров.

— Мы можем запустить дюзу. Пар его не заденет, конечно, он висит ниже самого отверстия, но руки ему обожжет, это точно. И он отцепится.

— Мы можем его спасти?

— Что?! Рис, этот парень хотел тебя убить!

— Это не имеет значения…

Рис смотрел на побагровевшее лицо Роча, на его вздувшиеся мышцы.

— Найди кусок веревки. Я собираюсь открыть дверь.

— Ты серьезно…

Но Рис уже направлялся к двери.

Когда, наконец, задыхающийся гигант лежал на полу, Рис склонился над ним.

— Послушай меня, — твердо сказал Ученый. — Я мог дать тебе погибнуть. — Роч провел языком по разбитым губам. — Но спас тебя по одной причине. У тебя есть жажда жизни. Это и толкнуло тебя на безумный прыжок. А там, куда мы направляемся, нам понадобятся такие люди. Ты понимаешь меня? Но если когда-нибудь, хотя бы однажды, мне покажется, что ты по своей глупости угрожаешь делу, я открою дверь и дам тебе возможность продолжить полет самостоятельно.

Рис долго смотрел в глаза рудокопу. Наконец Роч кивнул.

— Прекрасно. — Рис резко выпрямился. — Ну что, — сказал он Горду, — что сначала?

В воздухе стоял запах рвоты.

Горд поднял брови.

— Всем нам, кажется, надо привыкнуть к невесомости, — сказал он. — И у нас масса работы для щеток и ведер…

Одной рукой схватив противника за горло, а другой за руку с оружием, Деккер повернулся, чтобы посмотреть, как разваливались леса. Гигантский цилиндр всего лишь на секунду повис в воздухе, а потом из дюз вырвались белые облачка, и Рубка пропала внизу, оставив на палубе отверстие, в которое беспомощно падали люди.

Итак, все было кончено, Деккер остался за бортом. И он с удесятеренной силой сдавил горло противнику, выдавливая из него жизнь.

Еще долго на Плоту продолжались убийства.

15

Первые несколько часов после отлета были просто невыносимы. Пахло рвотой и мочой, и люди всех возрастов с воплями и проклятиями метались по Рубке, то и дело устраивая дикие потасовки.

Рис подозревал, что проблема была не просто в потере веса, а в самом факте возможного падения на Ядро. Внезапное осознание того, что их мир вовсе не безграничен, что это просто плавающая в воздухе пылинка из железных лоскутов, казалось, приводило некоторых пассажиров на грань сумасшествия.

Быть может, действительно надо было на время отлета сделать окна матовыми?

Рис провел долгие часы, руководя работами по созданию заполнившей всю Обсерваторию сети из веревок и тросов.

— Надо заполнить весь объем изотропной структурой, — посоветовал Холлербах. — Пусть она выглядит одинаково по всем направлениям. Тогда будет меньше недоразумений, когда мы достигнем Ядра и весь этот чертов мир перевернется вверх тормашками…

Вскоре пассажиры развесили на веревках одеяла, каждый отгородил себе небольшой закуток. По мере того, как это подобие лачужного города разрасталось, строго технологичный интерьер Рубки становился все более обжитым. Воздух наполнили привычные домашние запахи.

Когда у Риса выдалась свободная минута, он добрался до того, что раньше было крышей Обсерватории. Корпус тут все еще был прозрачным. Рис прижался лицом к теплому материалу, невольно вспомнив, как когда-то смотрел из желудка кита.

После падения с Плота Рубка быстро набрала скорость и развернулась так, что теперь ее тупой нос был направлен в самое сердце Туманности. Она неслась к Ядру, и Туманность превратилась в гигантскую трехмерную модель. Ближайшие облака проносились мимо, звезды подальше плавно скользили, и даже на самом пределе видимости, на расстоянии сотен миль, их едва заметные точки медленно передвигались вверх.

Плот давным-давно превратился в пылинку, затерянную в розовом небе.

Корпус слегка содрогнулся. В нескольких футах над головой Риса беззвучно вырвалось и мгновенно исчезло позади облачко пара, знак того, что снятая Гордом с Кротов система управления работала исправно.

Ученый чувствовал, что корпус стал теплее. Скорость движения здесь должна быть огромной, но почти полное отсутствие трения у материала Рубки позволяло воздуху скользить свободно, лишь ненамного повышая температуру аппарата. В усталом мозгу Риса замелькали разрозненные идеи. «Если измерить разницу температур, — подумал он, — можно было бы определить коэффициент трения материала корпуса. Конечно, необходимы также сведения о теплопроводности материала…»

— Впечатляет, правда?

Рядом стоял Нид. В руках у юноши был секстант.

Рис улыбнулся:

— Чем ты занимаешься?

— Измеряю скорость.

— И что?

— При данном притяжении и вязкости среды мы достигли константы По моим расчетам Рубка приблизится к Ядру примерно через десять смен…

Увлеченный зрелищем Нид произнес эти слова машинально, но на Риса они подействовали как электрический разряд. Десять смен… Всего через десять смен он увидит Ядро, и судьба расы решится окончательно!

Он вернулся к настоящему.

— Ты так и не смог завершить обучение, Нид?

— Были дела поважнее, — сухо ответил юноша.

— Надо найти уголок, где мы могли бы заняться обучением людей…

— …И если ты не скажешь этому несчастному старому шуту, что он полностью оторвался от реальности и не может отличить главное от второстепенного, я за себя не отвечаю!

Разъяренная Джаен замахала руками под самым носом у Риса. Бедняга тихонько застонал. Передышка закончена. Рис оглянулся. Осторожно пробираясь сквозь сплетения веревок, к нему пробирался Холлербах.

— Я не помню, — ворчал старый ученый, — чтобы простой Второй класс разговаривал со мной подобным образом со времени… со времени…

Рис поднял руки.

— Спокойно, прошу вас. Начни сначала, Джаен. В чем дело?

— Дело в том, — отрезала Джаен, показывая пальцем на Холлербаха, — что этот глупый старпер, который…

— Ах ты, бесстыжая…

— Заткнитесь! — рявкнул Рис.

Джаен, с трудом сдерживаясь, постаралась успокоиться.

— Рис я или не я отвечаю за Телескоп?

— Насколько я знаю, ты.

— И моей задачей является обеспечить Навигаторов и их так называемых помощников-Костяшников всеми необходимыми данными, чтобы мы могли выйти на требуемую траекторию вокруг Ядра. И это должно быть первоочередной задачей. Верно?

Рис задумчиво почесал нос.

— Не могу спорить с тем…

— Тогда скажи Холлербаху, чтобы он не прикасался своими чертовыми руками к моему инструменту!

Рис, сдерживая улыбку, повернулся к Холлербаху.

— В чем дело. Главный Ученый?

— Рис. У нас остался единственный приличный научный инструмент. Послушай, я не хочу снова обсуждать аргументы за и против, размеры генетического пула, конечно, важнее всего… — Холлербах ударил кулаком по ладони. — И все же быть слепым именно в этот момент, когда мы приближаемся к величайшей научной загадке этого космоса, к самому Ядру…

— Он хочет повернуть Телескоп к Ядру, — сказала Джаен. — Представляешь?

— Знания, полученные даже при поверхностных наблюдениях, будут неоценимы.

— Холлербах, если мы не используем этот чертов Телескоп для навигации, мы можем изучить Ядро лучше, чем нам хотелось бы! — Джаен взглянула на Риса. — Ну?

— Что ну?

Холлербах грустно взглянул на Риса.

— Увы, мальчик, думаю, что этот маленький спор только первый из многих, которые тебе придется разрешать.

Рис почувствовал себя растерянным и одиноким.

— Но почему я?

— Потому что Деккер остался на Плоту — отрезала Джаен. — А кто еще, по-твоему, должен это делать?

— Действительно, кто? — пробормотал Холлербах. — Извини, Рис, но я думаю, что у тебя нет выбора…

— Так что же все-таки с этим чертовым Телескопом? — Рис постарался сосредоточиться. — Ладно. Послушайте, Холлербах, я должен согласиться с тем, что в данный момент работа Джаен важнее… — Джаен гикнула и сделала победный выпад. — Так что продолжайте работу. Ладно? Однако, — быстро продолжал он, — когда мы подойдем достаточно близко к Ядру, паровые дюзы все равно окажутся неэффективными. Навигация станет ни к чему… Телескоп освободятся, и Холлербах сможет заняться своей работой. Возможно, Джаен даже поможет ему. — Рис шумно выдохнул. — Как насчет такого компромисса?

Джаен усмехнулась и ударила его поплечу.

— Мы еще сделаем из тебя члена Комитета, — она повернулась и ушла.

Рис сгорбился.

— Холлербах, я слишком молод, чтобы быть Капитаном. И не хочу этого.

Холлербах мягко улыбнулся.

— Последнее, вероятно, говорит о том, что ты такой же человек, как и все. Рис, боюсь, что тебе придется смириться с новой ролью. Ты единственный человек на борту, непосредственно знакомый с Плотом, Поясом и планеткой Костяшников… Поэтому ты единственный, кто хоть как-то приемлем в роли лидера для всех разрозненных групп на корабле. И в конце концов то, что мы оказались здесь, — это твоя инициатива, твой выбор. Ты обязан взять на себя эту ответственность. Тебе еще предстоят нелегкие решения. Если даже мы выберем правильную траекторию, встанут другие вопросы — рационирование питания, низкие температуры за пределами Туманности. Даже скука может послужить угрозой выживанию! Ты должен будешь обеспечивать наше существование в экстремальных условиях. Конечно, я чем смогу помогу тебе.

— Спасибо. Мне все это не очень нравится, но, думаю, вы правы. А что касается помощи, — резко сказал Рис, — то начните с того, что разберитесь с Джаен сами.

Холлербах печально улыбнулся.

— В этой молодой женщине слишком много энергии.

— Холлербах, а что вы вообще ожидаете увидеть там, внизу? Вероятно, черная дыра вблизи — впечатляющее зрелище…

Старческие щеки Холлербаха загорелись.

— Не то слово. Рассказывал я тебе о своих идеях относительно гравитационной химии? Рассказывал?

Холлербах, казалось, был расстроен тем, что ему не удалось прочесть очередную лекцию. Однако Рис заверил его, что будет рад послушать своего учителя и на несколько минут вернуться во времена ученичества, когда Холлербах и остальные каждую смену рассказывали ему о тайнах многих миров.

— Вспомни мои рассуждения о новом типе «атома», — начал Холлербах. — Составляющие его частицы — возможно, сингулярности — будут связаны между собой в основном гравитационными, а не прочими фундаментальными силами. При определенных условиях, нужных температурах, давлениях и градиентах гравитации будет возможна новая «гравитационная химия».

— В Ядре, — предположил Рис.

— Да! — заявил Холлербах. — При пролете вокруг Ядра мы увидим новый мир, другую фазу творения, в которой…

Над плечом Холлербаха нависло широкое, покрытое кровоподтеками лицо. Рис нахмурился.

— Чего тебе, Роч?

Гигант-рудокоп усмехнулся.

— Я только хотел кое-что тебе показать. Смотри, — он указал на небо.

Рис повернулся. Сперва он не заметил ничего необычного, но затем, прищурившись, разглядел за падающим вверх звездным дождем неясное коричневатое пятнышко. Оно было слишком далеко, чтобы можно было различить детали, но остальное подсказала память, и Рис вновь увидел поверхность из натянутой на скелеты кожи, белые пятна лиц, направленных на отдаленную точку в небе…

— Костяшники, — сказал он.

Роч открыл разбитый рот и рассмеялся. Холлербах брезгливо поморщился.

— Ты снова в родных местах. Рис, — хрипло сказал Роч. — Не желаешь спрыгнуть и навестить старых приятелей?

— Роч, иди работай.

Тот со смехом удалился.

Рис еще постоял у окна, наблюдая за тем, как планетка Костяшников исчезает в мареве далеко вверху. Еще один кусок жизни ушел из вида и из памяти…

Пожав плечами, молодой человек отвернулся от окна и, сопровождаемый Холлербахом, вновь окунулся в суету Рубки.

Почти беспомощный перед увлекающими его силами, потрепанный корабль, внутри которого копошились человеческие существа, стремился навстречу черной дыре.

Снаружи потемнело, и небо заполнилось фантастическими звездными скоплениями, подобными тем, что Рис наблюдал при первом погружении в эти глубины. Ученые оставили корпус прозрачным. Рис полагал, что это отвлечет беспомощных пассажиров от тягот путешествия. Так оно и случилось. Чем дальше, тем большее число их собиралось у огромных окон, и настроение на корабле стало спокойным, почти благоговейным.

Когда до Ядра осталось около одной смены пути. Рубка поравнялась со стадом китов, и все пассажиры прижались к окнам. Рис освободил рядом с собой место для Холлербаха, и они вместе наблюдали за происходящим. На этой глубине каждый кит имел вид тонкой ракеты, опавшая плоть обтягивала внутренние органы. Даже огромные глаза были закрыты, и киты вслепую устремлялись на Ядро, ряд за рядом обтекая Рубку. Их было так много, что казалось, корабль окружает сплошная стена бледной плоти.

— Если бы я знал, что это за зрелище, я бы не стал тогда выбираться отсюда, — прошептал Рис.

— Ты не смог бы выжить, — сказал Холлербах. — Посмотри повнимательнее. — Он указал на ближайшего кита. — Видишь, как он светится?

Рис заметил розоватое свечение вокруг передней части кита.

— Сопротивление воздуха?

— Разумеется, — раздраженно сказал Холлербах. — На этой глубине атмосфера густа, как суп. Смотри дальше.

Рис сосредоточил внимание на морде кита и увидел, как двухметровый лоскут китовой кожи вспыхнул и оторвался от стремительно летящего животного. Рис оглядел стаю и повсюду заметил вспышки огня и искры разлетающегося пламени.

— Такое впечатление, будто киты распадаются. Видимо, сопротивление воздуха слишком велико… А что, если они выбрали неверную траекторию или им помешало наше присутствие?…

Холлербах недовольно фыркнул.

— Сентиментальная чушь. Рис, эти киты гораздо лучше, чем мы, знают, что делают.

— Тогда почему они горят?

— Ты меня удивляешь, мальчик! Ты должен был понять это еще тогда, когда взобрался на кита и увидел пористую наружную оболочку.

— В то время меня больше интересовало, смогу ли я ее есть, — сухо ответил Рис. — Однако… — Он немного подумал. — Вы утверждаете, что назначением этой оболочки является абляция?

— Конечно. Внешние слои обгорают и отваливаются. Один из простейших, но эффективнейших способов рассеивания тепла, вызываемого чрезмерным сопротивлением атмосферы… Метод, использовавшийся в первых космических аппаратах, как было сказано в записях Корабля, записях, которые, разумеется, теперь утеряны навсегда…

Внезапно на корпусе Рубки вспыхнуло пламя, и наблюдающие пассажиры отшатнулись от пронесшегося в нескольких дюймах от них огня, который тут же исчез.

— Вот это уже не запланированная абляция, — мрачно сказал Рис. — Это одна из наших дюз. Теперь мы не в состоянии корректировать курс.

— Да, — нахмурившись, медленно кивнул Холлербах. — Это произошло немного раньше, чем я предполагал. У меня теплилась надежда сохранить кое-какое управление даже в ближайшей точке, там, разумеется, траекторию исправить легче всего.

— Боюсь, что теперь мы останемся на этой орбите. Как сказал бы Паллис, летим без дыма… Остается надеяться, что наша траектория верна. Пойдемте, поговорим с навигаторами. Только потише. Чтобы там ни было, не следует паниковать.

Члены группы навигаторов отвечали на вопросы Риса каждый согласно своей специальности. Ученые с Плота показывали диаграммы, на которых были изображены орбиты, расходящиеся от Ядра, как пряди волос, тогда как Костяшники бросали в воздух кусочки металла и смотрели, как они летят.

Через несколько минут Рис не выдержал:

— Ну и что?

Квид дружелюбно пожал плечами.

— Мы еще слишком далеко. Кто знает? Надо подождать и посмотреть.

Джаен с заткнутым за ухо карандашом задумчиво почесала голову.

— Рис, мы сейчас в неустойчивом положении, поскольку потеряли управление на таком расстоянии, где окончательная траектория слишком сильно зависит от начальных условий…

— Другими словами, — раздраженно сказал Рис, — надо подождать и посмотреть. Ужасно!

Джаен хотела было возразить, но передумала.

Квид хлопнул Ученого по плечу.

— Послушай, мы ни черта не можем с этим поделать. Ты сделал все что мог… И даже если из этого ничего не выйдет, старина Квид, во всяком случае, недурно прокатился.

Холлербах оживленно сказал:

— И вы, мой друг Костяшник, не одиноки в своем мнении. Джаен! Полагаю, тебе не нужен больше Телескоп?

Джаен усмехнулась.

Для того, чтобы сменить ориентацию и сфокусировать инструмент, понадобилось полчаса. Наконец Рис, Джаен, Холлербах и Нид столпились вокруг маленького экрана.

Поначалу Рис был разочарован. Экран закрывало окружающее Ядро плотное черное облако материала разрушенных звезд — картина, знакомая по наблюдениям с Плота. Но по мере того, как Рубка входила во внешние слои облака, темная завеса расступалась, и обломки начали приобретать объем и очертания. Снизу лился бледный розоватый свет. Вскоре занавес из звездных осколков сомкнулся над ними, заставляя опасаться за прочность корпуса.

И вдруг облака разошлись, и они оказались под самим Ядром.

— Боже мой, — прошептала Джаен. — Это… это похоже на планету…

Ядро представляло собой компактную массу сосредоточенную вокруг центральной черной дыры, сплющенную сферу миль пятьдесят в диаметре. Это был мир, окрашенный в красно-розовые тона. Его поверхностные слои — образованные, как прикинул Рис, сотнями различных уровней гравитации, — были четко очерчены и несли на себе нечто вроде ландшафта. Там были океаны из какого-то псевдожидкого материала, густого и красного, как кровь. Они плескались о берега, возвышавшиеся над сферической поверхностью. Были видны даже небольшие горные цепи, похожие на морщинистую кожуру испорченного фрукта, и облака — совсем как дымок, курящийся над поверхностью морей. Все находилось в непрерывном движении: волны километровой длины пересекали моря: горные районы, казалось, непрерывно эволюционировали, и даже побережье этих необычных континентов постоянно меняло очертания. Впечатление было такое, будто какой-то мощный источник тепла заставлял поверхность Ядра непрерывно морщиться и пузыриться.

«Похоже на Землю, попавшую в ад», — подумал Рис.

Холлербах был в восторге. Он смотрел на экран так, будто сам хотел влезть туда.

— Гравитационная химия! — гаркнул он. — Подтвердилось! Строение этой необычной поверхности может быть объяснено только работой гравитационной химии. Против притяжения черной дыры могут устоять лишь гравитационные связи.

— Но тут все так быстро меняется, — сказал Рис. — Метаморфозы в масштабах миль за считанные секунды.

Холлербах энергично кивнул.

— Подобная скорость должна быть характерной для мира гравитации. Вспомним, что возмущений гравитационного поля распространяются со скоростью света и…

Джаен крикнула, указывая на экран монитора.

В центре одного из континентов, напоминая огромную шахматную доску, бело-розовым цветом светилась регулярная прямоугольная решетка.

Голова Риса заработала.

— Жизнь, — прошептал он.

— И разум, — сказал Холлербах. — Два таких ошеломляющих открытия одновременно…

Джаен спросила:

— Но разве это возможно?

— Скорее мы должны были бы спросить: «Почему это не так?» — ответил Холлербах. — Непременным условием существования жизни является наличие больших энергетических градиентов… Гравитационный мир является одним из наиболее быстро эволюционирующих. Универсальные принципы самоорганизации почти предопределяют возникновение жизни, как последовательность Фейгенбаума способствует возникновению порядка из хаоса.

Теперь Ученые заметили другие решетчатые структуры. Некоторые из них покрывали целые континенты и, казалось, пытались предохранить «сушу» от воздействия гигантских волн. Светящиеся линии, похожие на дороги, длинными дугами тянулись по глобусу. При самом высоком разрешении Рис смог даже рассмотреть отдельные образования: пирамиды, тетраэдры и кубы.

— А почему бы разуму и не возникнуть? — задумчиво продолжал Холлербах. — В таком изменчивом мире отбор в пользу организации должен быть мощным фактором. Взгляните, как эти гравитяне защищают свое упорядоченное окружение от разрушительного воздействия хаоса!

Холлербах умолк, но мозг Риса лихорадочно работал. Может, эти создания строят свои корабли, способные путешествовать к другим «планетам» на черных дырах, и встречаются со своими невообразимыми родичами? В настоящее время эта странная биосфера предохраняет свое существование от притока вещества из облака осколков — постоянного дождя остатков звездного вещества, падающих на Ядро по гиперболическим траекториям. Это снаружи, а изнутри — защищается от испускающего рентгеновские лучи аккреционного диска, окружающего черную дыру и находящегося в глубинах самого Ядра. Но в конце концов Туманность истощится совсем, и этот гравитационный мир обнажится, откроется космосу, поддерживаемый лишь теплом Ядра и, в самом конце, медленным испарением самой черной дыры.

Однако задолго до того, как все туманности погибнут, гравитяне покинут ненужные им миры. С огорчением Рис понял, что гравитационные создания являются настоящими хозяевами этого космоса, а люди — мягкие, грязные и вялые — просто случайные прохожие.

Близился момент максимального сближения.

Пейзажи Ядра стали видны невооруженным глазом, и пассажиры то и дело вскрикивали или вздыхали. Рубка неслась всего в каких-то десятках миль от бурлящего океана. Киты, бледные и невозмутимые, как призраки, проплывали над его поверхностью.

Что-то тянуло Риса за ноги. Раздраженный, он ухватился за остов Телескопа и подтянулся обратно к экрану. Но сила неумолимо нарастала, пока не стала вызывать неприятные ощущения…

Это обеспокоило Ученого. Рубка должна находиться в состоянии свободного падения. Неужели что-то препятствует? Рис выглянул в прозрачное окно, ожидая увидеть… что именно? Может, Рубка вошла в какое-то мнимое облако, некую струю, выплеснувшуюся из странного океана там, внизу?

Но ничего этого не было.

Он снова посмотрел на Телескоп и увидел, что Холлербах располагается вверх ногами по отношению к нему. Вытянутыми руками старик цеплялся за стойку монитора и отчаянно пытался подтянуть лицо на уровень экрана. Как ни странно, его и Риса, казалось, притягивало к разным концам корабля. Нид и Джаен подобным же образом расположились у каркаса Телескопа, за который они ухватились, почувствовав наличие незнакомого и непонятного поля.

Повсюду раздавались крики. Непрочные конструкции из веревок и одеял начали разваливаться. Одежда, утварь и сами люди заскользили к стенам.

— Холлербах, в чем, черт побери, дело?

Старый Ученый сжимал и разжимал пальцы.

— Дьявол, это не очень-то хорошо для моего артрита…

— Холлербах!..

— Приливные силы! — отрезал Холлербах. — Клянусь Костями, мальчик, неужели ты ничего не усвоил из моих лекций по небесной механике? Мы настолько близки к Ядру, что гравитационное поле значительно меняется даже в масштабах фута.

— Черт побери, Холлербах, если вы знали об этом, почему не предупредили нас?

Холлербах не смутился.

— Да это же очевидно, мой мальчик!.. И каждую минуту приближается действительно эффектное событие. Как только градиент поля превысит момент, вызванный трением о воздух… А, вот оно!..

Изображение на экране смазалось, наводка телескопа сбилась. Волнующийся океан закружился вокруг Риса. Теперь ненадежная конструкция из веревок развалилась окончательно, и ошарашенных пассажиров разбросало по сторонам. На стенах и на одежде появились капли крови.

Корабль разворачивался.

— Носом вниз! — Холлербах, все еще цепляясь за Телескоп, почти кричал, чтобы его слышали. — Корабль придет в равновесие, повернувшись носом к Ядру…

Тупой нос корабля качнулся в сторону Ядра, прошел через состояние равновесия и начал поворачиваться обратно, как гигантская намагниченная игла, поднесенная к куску железа. С каждым качанием беспорядок внутри увеличивался. Теперь среди мечущихся пассажиров были и бесчувственные тела. Рису почему-то вспомнился танец, увиденный им в Театре Света. Ядро и Рубка подобно танцорам кружились в каком-то воздушном танце, корабль вальсировал в объятиях гравитационного поля черной дыры.

Наконец корабль успокоился, теперь его ось была направлена к Ядру. Пассажиры и их пожитки сосредоточились в торцах цилиндрического зала, где приливные эффекты были наиболее сильными. Рис и другие Ученые, все еще цеплявшиеся за раму Телескопа, находились возле центра тяжести Рубки и отделались довольно легко.

За окнами проносились кроваво-красные океаны.

— Мы должны быть рядом с ближайшей точкой, — прокричал Рис. — Если мы только переживем ближайшие несколько минут и корабль выдержит приливные напряжения…

Нид, обняв руками колонну Телескопа, наблюдал за океаном Ядра.

— Кажется, мы должны будем пережить еще кое-что, — крикнул он.

— Что?

— Смотрите!

Нид неосторожно махнул рукой, и тут же соскользнул с Телескопа. Он сделал отчаянную попытку снова уцепиться за инструмент и оторвался окончательно. Все еще глядя в окно, парень упал тридцатью футами ниже в шевелящуюся людскую массу, прижатую к одному из торцов цилиндрической камеры.

Раздался звук удара и крик боли. Рис закрыл глаза.

Холлербах предостерегающе крикнул.

— Рис! Смотри, о чем он говорил!

Рис повернулся.

Кровавый океан продолжал волноваться, но сейчас Рис заметил под Рубкой какое-то отдаленное образование, смерч, по которому перемещались огромные тени. И этот смерч повторял путь их корабля!..

Вот смерч лопнул, как пузырь, и из океана вынырнул диск футов ста в диаметре Его угольно-черная поверхность волновалась, с удивительной частотой пульсировали гигантские конечности, это походило на кулаки, стучащие по листу резины. Диск завис на несколько секунд, затем, медленно вращаясь, упал в бушующее море.

Почти тут же смерч начал образовываться вновь.

Лицо старого Ученого стало серым.

— Второе извержение! Очевидно, не вся жизнь здесь цивилизована, как и не все мы.

— Оно живое? Но что ему нужно?

— Черт возьми, мальчик, думай сам!

Рис постарался отвлечься от гвалта.

— Как оно нас чувствует? По сравнению с гравитационными существами, мы просто едва заметная паутина. Почему оно нами заинтересовалось?…

— Продовольственные машины! — крикнула Джаен.

— Что?

— Они работают от черных мини-дыр… Гравитационного материала. Вероятно, все эти гравитационные создания видят призрачный корабль, окружающий крохи…

— Крохи пищи, — слабым голосом, закончил Холлербах.

Из океана вновь вынырнуло чудовище, разогнав китов, как сухие листья. На этот раз конечность толщиной с торс взрослого мужчины прошла достаточно близко, чтобы корабль содрогнулся. Рис увидел на теле создания отдельные детали — черные фигуры на черном фоне. Какие-то небольшие образования — другие животные вроде паразитов? — с поразительной скоростью сновали по пульсирующей поверхности, сталкиваясь и отскакивая друг от друга.

Диск снова упал, по поверхности океана прошла причудливой формы волна. Смерч начал образовываться вновь.

— Голод, — сказал Холлербах. — Универсальный раздражитель. Эта чертова штука не успокоится, пока не проглотит нас. А мы ничего не можем поделать.

Старик закрыл слезящиеся глаза.

— Мы еще не погибли, — пробормотал Рис. — Если крошке хочется есть, мы ее накормим!

Молодой человек был полон яростной решимости. Не для того он столько пережил и столького достиг, чтобы все это было уничтожено каким-то безымянным ужасом… Даже если сами его атомы состоят из черных дыр.

Рис осмотрел помещение Рубки. Веревочная структура развалилась, и середина была свободна от людей, но некоторые веревки еще свисали со стен. Часть канатов тянулась прямо от опоры Телескопа к выходу в коридор. Почти везде они проходили не более чем в метре от среднего сечения корабля, так что если человек полезет по ним, то сможет постоянно оставаться вблизи зоны невесомости.

Рис осторожно оторвался от опоры Телескопа. Повиснув на канате, он тут же медленно поплыл к одному из торцов камеры… но слишком медленно. Перебирая руками по канату Рис быстрее двинулся вперед.

Когда до двери осталось менее фута, канат отвязался от опоры.

Рис подтянулся по стене к отверстию и нырнул в него. Оказавшись в безопасности, он перевел дыхание. Руки и ноги болели.

Животное снова вынырнуло из океана, снова его волнующаяся поверхность зависла рядом с Рубкой.

Перекрывая стоны пассажиров. Рис крикнул:

— Роч! Роч, ты меня слышишь? Рудокоп Роч!..

Наконец в одном из торцов цилиндрического зала появилось широкое, разбитое лицо Роча.

— Роч, ты можешь подняться сюда?

Роч огляделся, изучая прикрепленные к стенам канаты. Потом улыбнулся и пошел по головам. Потом со звериной грацией он стал карабкаться по канатам, протянутым поперек огромных окон. Если какой-нибудь канат не выдерживал его веса, рудокоп хватался за другой, третий — и так, пока не добрался до Риса.

— Видишь? — сказал он. — Тяжелая работа при пяти «же» в конце концов окупается.

— Роч, мне нужна твоя помощь. Послушай…

Одна из продовольственных машин была закреплена прямо в шлюзовой камере Рубки, и Рис про себя порадовался узости внутренних переходов. Были бы они пошире, машину, несомненно, поместили бы в одну из боковых камер Рубки, и тогда даже Роч не смог бы ее поднять.

Корабль снова содрогнулся.

Когда Рис объяснил свою мысль, Роч улыбнулся, глаза его загорелись демоническим пламенем. Черт побери, да он просто наслаждался этим! И прежде чем Рис смог остановить его, Роч шлепнул широкой ладонью по панели управления шлюза.

Дверь скользнула вбок. Наружный воздух был горячим, плотным и проносился мимо с бешеной скоростью. От разницы давлений Риса словно гигантской рукой шнырнуло на бок продовольственной машины. В отверстие Рис разглядел огромную морду гравитационного животного. От нее отходили щупальца длиной в милю, и Рис почувствовал, как при их приближении дернулась Рубка. Одно прикосновение, и древний корабль развалится, как раздавленная летяга…

Роч пробрался за продовольственную машину и оказался между ней и наружной стеной Обсерватории.

Рис посмотрел на основание машины, оно было прикреплено к палубе грубыми железными заклепками величиной с кулак.

— Проклятье, — перекричал он рев ветра. — Роч, помоги найти инструменты, что-нибудь вроде рычагов…

— Для этого нет времени, человек с Плота!

Голос Роча звучал напряженно, так же, как и тогда, когда он должен был встать на ноги при тяготении в пять «же» на ядре звезды. Пораженный Рис смотрел, как Роч уперся спиной в бок продовольственной машины, а ногами — в стену Обсерватории. Мышцы его напряглись, по лбу и груди потекли струйки пота.

— Роч, ты сошел с ума! Это невозможно…

Одна из заклепок лопнула, и осколки ржавого железа вылетели в открытую дверь.

Роч смотрел на Риса налитыми кровью глазами.

Вздутые мышцы шеи, казалось, служили продолжением широкого оскала, а между разбитых губ показался багровый язык.

С похожим на маленький взрыв треском лопнула другая заклепка.

Рис с запозданием уперся руками в машину и, уперев ноги в угол стены, начал толкать вместе с Рочем, пока вены на руках не набухли, как веревки.

Лопнула еще одна заклепка. Машина заметно накренилась. Роч чуть сместил ноги и надавил с новой силой. Лицо рудокопа было багровым, кровавые глаза не отрывались от Риса. Внутри его тела слышались легкие, хрустящие звуки, и Рис представил себе, как сдавливаются позвонки рудокопа.

Наконец оторвались оставшиеся заклепки, и машина провалилась в пустоту. Рис упал на грудь между обломками заклепок и жадно ловил обедненный кислородом воздух. Потом он с трудом повернул голову и позвал:

— Роч?…

Рудокоп исчез.

Рис прополз по палубе и ухватился за порог двери. Гравитационный зверь закрывал все небо, а над ним парила глыба продовольственной машины. Роч лежал распростертый на потрепанной поверхности машины лицом вверх и смотрел на Риса через разделяющие их несколько футов.

Из животного вытянулась похожая на веревку конечность и ударила по машине. Та, крутясь, полетела навстречу колыхающейся черной массе. Затем хищник проглотил лакомый кусочек и, очевидно, насытившись, в последний раз нырнул в океан.

Собрав последние остатки сил. Рис ударом ладони закрыл дверь.

16

Риса вновь и вновь тянуло к небольшому окну в корпусе.

Он прижался лицом к теплой стене. Окно располагалось в центральной части корабля: слева виднелась багровая Туманность — мир, который они покинули, а справа уже появилось голубое пятнышко новой Туманности, к которой они стремились.

Когда корабль удалился от Ядра, команда навигаторов долго колдовала над своими секстантами, картами и резными костями, и в конце концов заявила, что Рубка — на верном пути. Сперва среди пассажиров царило приподнятое настроение. Несмотря на гибель близких, раны, потерю продовольственной машины, их миссия, казалось, должна была завершиться успехом, а основные трудности остались позади. Рис тоже на некоторое время поддался всеобщей эйфории.

Итак, Рубка оставила позади знакомый теплый свет Туманности.

Чтобы скрыть гнетущую черноту пустоты большую часть корпуса сделали матовой. Вновь построенный временный городок, освещенный искусственным светом, заполнился домашним теплом и запахами, и большинство пассажиров были рады замкнуться внутри и забыть о пустоте, окружающей древние стены корабля.

Но, несмотря на это, постепенно пассажиры становились все более подавленными, безразличными и даже мрачными.

А потом начала сказываться потеря продовольственной машины.

Небо снаружи было глубокого синего цвета, и на этом фоне виднелись бледные, расплывчатые пятна туманностей. Ученые колдовали над своими древними приборами и уверяли Риса, что пространство между туманностями далеко не пустое, хотя газы слишком разрежены, чтобы поддерживать жизнь.

— Похоже на то, — возбужденно говорила Джаен, — что туманности — это просто участки большей плотности в огромном облаке, которое, вероятно, имеет собственную структуру и собственное ядро. Возможно, все туманности Падают на это большое Ядро, как звезды.

— А зачем останавливаться на этом? — улыбнулся Рис. — Структура может быть иерархической. Эта большая Туманность, возможно, сама является просто спутником другого, еще более массивного Ядра, которое, в свою очередь, спутник другого, и так до бесконечности…

Глаза Джаен загорелись.

— Интересно, на что похожи обитатели этих больших Ядер, на что способна в этих условиях гравитационная химия…

Рис пожал плечами.

— Возможно, когда-нибудь, чтобы выяснить это, мы пошлем корабль. Путешествие к Ядру Ядер… Но это, наверное, можно выяснить и косвенным путем.

— Каким?

— Если наша новая туманность действительно падает на большее Ядро, то это должно вызывать какие-то эффекты. Например, проливные, и мы сможем судить о массе и структуре большего Ядра, не наблюдая его непосредственно.

— А определив это, мы можем развести целое семейство теорий о структуре этого мира…

Рис улыбался, его согрела внезапная волна интеллектуальной близости.

Но если они не смогут прокормиться, все эти мечты окажутся пустыми.

Вследствие эффекта пращи, при маневре вокруг Ядра корабль набрал громадную скорость и за считанные часы выбрался из Туманности. С тех пор прошло уже пять смен… Но оставалось еще двадцать. Выдержит ли столько хрупкая социальная структура, сложившаяся на корабле?

На плечо Риса легла костлявая рука.

— Великолепно, — пробормотал Холлербах.

Рис не ответил.

Холлербах не отнимал руку.

— Я понимаю твои чувства.

— Самое скверное, — тихо сказал Рис, — что пассажиры все еще винят меня за неприятности, которые мы переживаем. Когда я прохожу мимо, матери выставляют напоказ своих голодных детей.

Холлербах рассмеялся.

— Рис, ты не должен беспокоиться из-за этого. Ты еще не избавился от юношеского идеализма, неподкрепленного зрелостью, — сухо сказал он. — Именно идеализм заставил тебя рисковать собственной шкурой и присоединиться к Ученым во время бунта. Но теперь ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что главное — выживание вида… И научись доводить это до сведения других. Вспомни, как ты победил Говера.

— Вы хотите сказать, что когда я убил его?…

— Если ты и дальше будешь страдать там, где должен просто выразить сожаление по поводу вынужденных действий, я стану меньше уважать тебя.

— Если бы я был уверен в своей правоте, — сказал Рис. — Возможно, своими неоправданными надеждами я обрек этих людей на смерть.

— Пока все идет нормально. Навигаторы заверили меня, что наш маневр вокруг Ядра был успешным и что мы на пути к новой родине… И если тебе хочется получить еще одно доброе предзнаменование… — Холлербах указал куда-то вверх. — Взгляни туда.

Рис посмотрел. Пересекая небо по диагонали, тянулась полоса тонких, белесых объектов. Это было стадо китов. По краям реки жизни Рис мог различить тарелкообразных небесных волков с закрытыми пастями и прочих, еще более экзотических созданий. Все они неспешно плыли к своему новому дому.

И по всей Туманности должно быть много таких стай, одна за одной покидающих гибнущее газовое облако. «Вскоре, — мрачно подумал Рис, — в Туманности не останется жизни… Кроме нескольких привязанных деревьев и попавших в ловушку людей».

Теперь в китовом потоке возникло какое-то возмущение. Тройка гигантских животных, вращая плавниками, начала сближаться и наконец закружилась в величественном танце. Они сблизились настолько, что их плавники переплелись, а тела сомкнулись. Казалось, животные слились в одно гигантское существо. Остальная стая почтительно плыла вокруг триады.

— Что они делают?

Холлербах рассмеялся.

— Конечно, это только мое предположение, — а в мои годы я могу руководствоваться лишь воспоминаниями, — но я полагаю, что они спариваются.

Рис удивился.

— А почему бы и нет? Когда еще им представятся лучшие обстоятельства? Они окружены своими сородичами, а трудности и опасности Туманности позади. Даже небесные волки едва ли способны напасть на них. Ты знаешь, меня бы не удивило, если принять во внимание долгие часы взаперти и отсутствие дела, если у нас тут тоже начался бы демографический взрыв.

— Только этого нам и не хватало, — рассмеялся Рис.

— Да, именно этого, — серьезно пробормотал Холлербах. — Во всяком случае, я полагаю, мой друг, что, возможно, мы должны подражать этим китам. Самокопание свойственно человеческой природе… Но главное — это завершить дело выживания, кто как сможет. И ты это сделал.

— Спасибо, Холлербах, — сказал Рис. — Я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Но может быть, все это нужно сказать пустым желудкам пассажиров.

— Возможно. Я… я… — Холлербах зашелся в приступе глубокого сухого кашля. — Извини, — наконец выговорил он.

Рис с некоторым беспокойством посмотрел на старика Ученого. В окружающей синеве ему показалось, что на него смотрит череп.

Рубка вошла во внешние слои новой Туманности, и разреженный воздух со свистом обтекал тупорылые обрубки дюз.

Рис с Гордом принесли Нида в коридор и положили рядом с выходом. Ноги молодого Ученого, не действующие из-за травмы позвоночника, были связаны вместе и привязаны к длинному куску дерева. Нид уверял, что ничего не чувствует ниже пояса, но Рис заметил, что после каждого редкого движения его лицо морщится от боли.

Глядя на Нида, он глубоко и болезненно ощущал свою вину. Парень едва достиг восемнадцати тысяч смен, а следуя за Рисом, уже стал калекой. Теперь же Нид вызвался выполнить еще более опасное дело. Остатки продовольственной машины напомнили Рису о жертве, принесенной Рочем. И ему очень не хотелось стать свидетелем другой.

— Послушай, Нид, — сказал он. — Я высоко ценю то, что ты согласился…

Нид с внезапным беспокойством посмотрел на него.

— Ты должен разрешить мне, — настойчиво сказал он.

Рис положил руку на плечо юноше.

— Конечно. Я просто хочу сказать, что тебе следует укрепить новые дюзы… И вернуться невредимым. Чтобы не упасть на Ядро новой Туманности нам необходимы эти дюзы. Но нам не нужны новые мертвые герои.

— Я понимаю. Рис! — Нид улыбнулся. — Но что может случиться? Воздух снаружи, конечно, очень разрежен, но в нем есть кислород, а много времени это не займет.

— Не стоит ничему верить. Вспомни, что наши измерительные приборы изготовлены очень давно и в другом мире… Если даже мы и можем быть уверены в том, что понимаем их показания, мы не знаем, можем ли мы рассчитывать, что здесь они работают верно.

Горд нахмурился.

— Но ведь наши теории подтверждают показания приборов. Исходя из факта распространения жизни на кислородной основе, мы полагаем, что большинство туманностей состоит из азотно-кислородной смеси.

— Это я знаю, — вздохнул Рис. — Все наши теории прекрасны. И все-таки я хочу сказать, что в данный момент мы не можем точно знать, с чем встретится Нид по ту сторону двери.

Нид опустил глаза.

— Послушай, Рис. Я знаю, что стал калекой. Но мои руки и плечи по-прежнему сильны. Я знаю, что делаю, и могу выполнить эту работу.

— Можешь… Только возвращайся живым.

Нид улыбнулся и кивнул, в тусклом свете лампы мелькнула его седая прядь.

Теперь Рис и Горд длинной веревкой прикрепили к поясу Нида две паровые дюзы. Условия почти полного отсутствия сил тяготения позволяли, хотя и с трудом, манипулировать ими. Другая прикрепленная к поясу юноши веревка должна была связывать Нида с кораблем.

Горд удостоверился, что дверь из коридора в Обсерваторию закрыта и пассажиры вне опасности Затем они обменялись последними безмолвными рукопожатиями, и Горд нажал на панель.

Наружная дверь скользнула вбок. Воздух вырвался из груди Риса, звуки сразу приглушились до шепотов, и Ученый почувствовал, как износа у него потекла кровь. В ушах шумело, и по ощущению чего-то теплого Рис понял, что из них тоже течет кровь.

Дверь распахнулась в лазурную бездну. Они уже прошли сквозь внешнее звездообразующее гало Туманности, и теперь тут и там виднелись звезды. Высоко над головой Риса висело маленькое красное пятнышко — Туманность, из которой они пришли. Было странно думать, что, подняв руку, он может заслонить весь свой мир, все знакомые места, всех людей, которых он когда-то знал: Паллиса, Шин, бармена Джейма, Деккера… Рис узнал, что Паллис и Шин решили прожить оставшиеся смены вместе. И сейчас, глядя на отдаленное пятнышко, он безмолвно молился о том, чтобы они — и все другие, столь многим пожертвовавшие для того чтобы он смог забраться так далеко, — были в безопасности.

Рис и Горд просунули Нида в открытую дверь. Юноша оттолкнулся и поплыл в направлении крепления дюзы. Рис и Горд оставались в дверях, держа в руках страховочную веревку.

В нескольких футах от цели полет Нида замедлился. Рис с беспокойством наблюдал, как юноша старается уцепиться за гладкий корпус корабля. Затем он все же добрался и с облегчением ухватился за неровности металлической поверхности.

Вот Нид дернул за веревку. Горд и Рис вытолкнули первую дюзу, направив ее к молодому Ученому. Они рассчитали хорошо, и дюза остановилась в нескольких футах от Нида. Быстрой точно юноша вытравил веревку и подтянул дюзу к себе. Теперь он должен был установить ее, хотя бы приблизительно, параллельно оси корабля. Наконец дюза встала правильно. Из нагрудного кармана Нид вытащил куски связующего вещества и прилепил их к основанию. Потом, покраснев от натуги, поставил дюзу на место и отвязал от нее веревку.

Нид действовал быстро и четко, но прошло уже около тридцати секунд. Оставалось еще много работы, а боль в груди Риса становилась невыносимой.

Теперь Нид карабкался к следующей точке, находящейся за цилиндром корпуса и поэтому невидимой. После невыносимо долгого ожидания последовал рывок веревки. Рис и рудничный инженер выбросили в люк вторую паровую дюзу.

Время словно остановилось. Неужели только секунды прошли с того момента, когда они выкинули дюзу?

Когда нет точек отсчета, время становится эластичным… У Риса начало темнеть в глазах.

Справа он почувствовал какое-то движение. Испытывая страшную боль в груди, он повернулся. Горд с выпученными глазами начал вытягивать веревку. Рис присоединился к нему. Та двигалась подозрительно легко, свободно скользя по гладкой поверхности.

К боли присоединился страх.

Над выпуклостью корпуса показался конец веревки. Он был ровно отрезан.

Закрыв глаза. Горд откинулся назад. Очевидно, приложенные усилия вызвали у него потерю сознания. Рис, который уже почти ничего не видел, положил ладонь на пульт управления двери.

И задержался.

Горд ударился о дверную раму. Легкие Риса страшно болели, горло разрывалось…

Вот ему померещилось какое-то движение. В дверную раму вцепились руки, появилось лицо, на котором выделялись посиневшие губы, далее негнущееся тело со связанными ногами… «Нид, — смутно осознал Рис, — Нид вернулся!» И он, Рис, обязан что-то сделать.

Рука, как бы помимо его воли, вернулась к пульту управления наружной двери. Та скользнула, закрываясь. Тут открылась внутренняя дверь, и молодой человек упал навстречу потоку воздуха.

Позднее Нид охрипшим голосом объяснял ему:

— Я почувствовал, что время истекает, а дело не сделано. Поэтому отрезал веревку и продолжил работу. Извини.

— Ты чертов дурак, — прошептал Рис.

Он попытался приподнять голову с лежанки, потом сдался откинулся назад и провалился в сон.

Используя установленные Нидом дюзы, они вывели корабль на дальнюю эллиптическую орбиту вокруг горячей желтой звезды, расположенной в глубине новой Туманности. Широкие двери распахнулись, и по всему корпусу закопошились люди, укрепляя веревки для передвижения и устанавливая новые паровые дюзы. В затхлые помещения корабля вливался чистый свежий воздух. Воцарилась праздничная атмосфера.

Даже в очередях за продовольствием настроение казалось приподнятым.

Тела тех, кто не пережил перелета, извлекли из корабля, завернули в покрывала и пустили по воздуху. Рис взглянул на тех, кто совершал этот печальный обряд. Здесь были люди с Плота — Джаен и Грай, рядом с ними — Горд и другие рудокопы, были и Костяшники Квида. Не осознавая этого, они стояли вперемешку, объединенные общим горем и общей гордостью. Рис понял, что прежние различия исчезли — в этом новом мире все они были всего лишь людьми…

Когда-нибудь Рубка уйдет от этой звезды, но тела останутся здесь, на орбите, на долгие смены, отмечая прибытие человека в новый мир. И так будет до тех пор, пока сопротивление воздуха не направит тела в топку звезды.

Несмотря на действие свежего воздуха, Холлербах становился все слабее. И вот он слег. Старика уложили в гамак, укрепленный перед прозрачным корпусом Рубки. Рис пришел к старому Ученому. Они смотрели на свет новых звезд.

У Холлербаха начался приступ кашля. Рис положил руку на лоб старика, и потихоньку дыхание того успокоилось.

— Я говорил тебе, что меня следовало оставить, — с трудом проговорил Холлербах.

Рис проигнорировал его слова.

— Вам надо было посмотреть, как мы выпускаем молодые деревья, — сказал он. — Просто открыл клетки, и они вылетели… Они устроились так, будто здесь родились.

— Может, так оно и есть, — сухо заметил Холлербах. — Паллису это понравилось бы.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь из молодежи представлял себе, что листья могут быть такими зелеными. И кажется, они уже растут. Вскоре у нас будет достаточно большой лес для сбора урожая, и мы сможем двинуться дальше: искать китов, новые источники пищи…

Холлербах порылся под одеялом и с помощью Риса вытащил маленький предмет, завернутый в кусок грязной ткани.

— Что это?

— Возьми.

Рис развернул ткань и вытащил прибор тонкой работы размером в две его ладони. В центре поблескивал серебристый шарик, а вокруг него на проволочных кольцах сверкали разноцветные шарики.

— Ваш планетарий, — сказал Рис.

— Я пронес его в личном багаже.

Рис провел пальцем по знакомым формам, потом смущенно сказал:

— Вы хотите, чтобы я взял его, когда вы умрете?

— Нет, черт тебя побери! — Холлербах возмущенно закашлялся. — Рис, меня беспокоит присущая тебе сентиментальность. Теперь я уже жалею, что не оставил эту штуку там. Парень, я хочу, чтобы ты уничтожил ее. Когда вы выбросите меня из этой двери, пошли ее вслед за мной.

Рис поразился.

— Но зачем? Это единственный планетарий… Абсолютно уникальная вещь!

— Это ничего не значит! — Глаза старика сверкнули. — Рис, эта вещь — символ ушедшего прошлого, прошлого, которое мы должны забыть. Слишком долго мы возились с такими игрушками. Теперь мы обитатели нового космоса.

С неожиданной силой старик ухватил Риса за рукав и попытался, приподняться. Рис, нахмурившись, положил руку ему на плечо и нежно вернул обратно на койку.

— Попытайтесь отдохнуть…

— К дьяволу это! — раздраженно сказал Холлербах. — У меня нет времени на отдых! Ты должен объяснить им…

— Что?

— Нам надо распространиться. Рассыпаться по всей этой Туманности. Мы, люди, должны заполнить каждую пригодную нишу. Нельзя больше рассчитывать на остатки чужеродного прошлого. Чтобы преуспеть, мы должны стать уроженцами этого пространства, научиться жить, используя свои возможности и ресурсы… — Его слова прервались очередным приступом кашля. — Я хочу, чтобы произошел тот самый демографический взрыв, о котором мы говорили. Больше мы уже не должны рисковать будущим целой расы, запирая ее в одном корабле или даже в одной туманности. Мы должны заполнить это чертово облако, добраться до других туманностей и тоже заполнить их. Мне хочется, чтобы не тысячи, а миллионы людей обитали в этом чертовом месте, общались, ссорились между собой и учились. Еще корабли… Нам понадобятся новые корабли. Я вижу, как обитаемые туманности торгуют между собой, как когда-то торговали легендарные города древней Земли. Я даже предвижу, что мы отыщем способ посетить миры гравитационных созданий… И в один прекрасный день мы построим корабль, который пронесет нас обратно сквозь Кольцо Болдера — ворота на родину человека. Мы вернемся и расскажем нашим древним родичам, что случилось с нами…

Наконец силы Холлербаха иссякли, седая голова его откинулась на подушку, и глаза медленно закрылись.

Когда все было кончено, Рис сам отнес старого Ученого к двери и вложил планетарий в коченеющие пальцы. Он молча вытолкнул тело в космос и долго смотрел, как оно уплывает — до тех пор, пока точка не затерялась среди падающихзвезд.

В этот момент Рис почувствовал чье-то тепло — рядом с ним молча встала Джаен. Он взял девушку за руку, нежно сжал, и его мысли потекли по новым, неизведанным путям. Теперь, когда приключения закончились, они с Джаен могут подумать о новой жизни, о собственном доме…

Джаен вскрикнула и указала на что-то:

— Боже мой!.. Смотри!

Что-то надвигалось на них с неба. Плотное, бледно-зеленого цвета колесо, напоминающее дерево, шириной фута в три. Оно остановилось поблизости от Рубки и повисло, удерживаясь на месте быстрой сменой скоростей вращения. Из ствола торчали короткие толстые конечности. Что-то, похожее на деревянные и железные инструменты, было закреплено в различных точках по краям летательной системы. Рис безуспешно пытался разглядеть крошечных пилотов.

— Клянусь Костями, Рис, — вскрикнула Джаен, — что это, черт побери, такое?!

Сверху ствола открылись четыре глаза — голубые, удивительно человеческие — и строго уставились на нежданных гостей.

Рис улыбнулся. Приключения, понял он, далеко не закончились.

Собственно говоря, они только начинаются.

 

ПО ТУ СТОРОНУ ВРЕМЕНИ

Моей племяннице, Джессике Бург

1

Флиттер взвился над покоренной Землей, словно вышвырнутый с планеты камень. Маленький цилиндрический аппарат, кувыркаясь над голубым шаром, медленно набирал высоту.

Язофта Парца спешно вызвали на орбиту для встречи с Правителем Земли Кваксом. По привычке, приобретенной за годы службы в дипломатическом ведомстве, он рылся в памяти, докапываясь до истинного повода этого столь неожиданного вызова. Должно быть, суматоха связана с обнаруженным Туннелем. Его появление разъярило Квакса, как красная тряпка быка.

И все-таки почему вызвали именно его и именно сейчас? Что еще случилось? Парц невольно любовался отраженным светом Земли, который пробивался сквозь маленькие иллюминаторы его одиночного флиттера и прозрачными лучиками рассекал пыльный атмосферный слой. Как всегда, от яркой голубизны планеты у него перехватило дыхание. Два столетия Оккупации Земли Кваксом оставили на ней немного следов, заметных из космоса; по крайней мере намного меньше, чем оставило само человечество, постепенно, но бессистемно создававшее промышленную цивилизацию. Зато ядовито-зеленым цветом били в глаза планктонные фермы, разведенные Кваксом по всем морям и континентам. И уж совсем нестерпимо сверкали разбросанные по поверхности Земли стеклянные пятна — итоги недолгой и бесславной борьбы человечества с Кваксом.

В который раз открывались Парцу из космоса эти зеркальные пейзажи? Но снова и снова в нем оживали юношеские чувства, испытанные при первом знакомстве с руинами сожженных городов. Неподкупны были тогда его ненависть и непримиримость, растаявшие в последующей жизни, полной компромиссов. Конечно, ему приходится работать внутри системы; ему удалось даже сделать карьеру на дипломатической службе, ненавидимой всеми и им самим тоже. Он работал посредником между людьми и Кваксом. Но главной, скрытой от всех целью его существования было, как он верил долгие годы, освобождение землян от жестокого ига.

«Ну так что же, Язофт? — спросил он себя. — Где теперь твои благие намерения?. Куда подевались?»

Иногда он боялся, что утратил даже способность чувствовать по-прежнему. Даже ярость его при виде городов-шрамов поблекла, и взгляд на них теперь служил лишь удобным поводом взгрустнуть об ушедшей молодости. Или обвинить Квакса в собственной дряхлости. Ведь это Кваксу чем-то помешала гордость землян — технология «Антистарость». Хотя Парц не представлял себе, что должны испытывать существа, подвергшие себя обработке «Антистаростью». О чем может сожалеть вечно юный?

Прозрачная мелодия, внезапно зазвучавшая на борту флиттера, напомнила Парцу, что до встречи с флотом Сплайнов осталось меньше пяти минут. Парц поудобнее уселся в кресле, тихонько застонав от колющей боли в мышцах, пока сенсорные подушки принимали форму его спины, и закрыл глаза. Расправил костлявые пальцы, лежавшие на маленьком портфеле, и попытался сосредоточиться на предстоящей встрече с Правителем. Судя по всему предстоит сложный разговор — но когда эти встречи были простыми? Парцу необходимо любой ценой успокоить Правителя, убедить его не принимать крутых мер из-за инцидента с Туннелем и не ужесточать (в который уже раз!) Оккупационный режим.

Огромный флагман Правителя надвинулся и заслонил от Парца Землю. Флиттер казался перед ним букашкой перед слоном. Схожесть корабля с огромным животным усиливалась благодаря тому, что его корпус — неровная сфера без внешних приборов — был сделан не из металла и не из пластика. Корабль покрывала шкура — сморщенная, как продубленная зноем шкура старого слона. Сквозь конусообразные глазки хищно сверкали внутренние оружейные комплексы и сенсоры. В одном из углублений Парц увидел вращающийся, мутно поблескивающий шар трех с лишним метров в диаметре, поразительно напоминающий человеческий глаз, — яркое доказательство мощи эволюционной конвергенции. Парц отметил, что машинально отвернулся от пристального взгляда шара. Как и все органы чувств Сплайна, глаз мог выдерживать суровые условия космического перелета — в том числе неприятнейший эффект сдвига перспективы в гиперпространстве, — сохраняя способность обеспечивать потребности пассажиров корабля в визуальном сканировании. Сплайн был способен и на самостоятельные чувства и желания. По собственной ли воле или по приказу разглядывал он сейчас Парца? Неизвестно.

Парц придвинулся ближе к иллюминатору. Из-за мясистой поверхности Сплайна показался кусочек голубой, милой Земли. Выше голубого серпика вдалеке поднялся другой военный корабль, чья толстая шкура щетинилась орудийными платформами, большинство которых было направлено на Парца, предупреждая его возможные действия. Неадекватность предосторожности рассмешила Парца. Он показал Сплайну язык и выставил костлявый кулак. А затем разглядел за военным кораблем еще один Сплайн, казавшийся розовато-коричневой точной. И еще один, накручивающий витки по орбите… Как толстые, мясистые луны, всесильный вражеский флот окружал Землю.

Парц принадлежал к той крошечной группе людей, которой после введения Оккупационного режима позволялось покидать планету. К той группе избранных, которая могла непосредственно контактировать с флотом Квакса прямо на орбите. Сами же люди впервые вышли в космос два с половиной тысячелетия тому назад — оптимистичные, цветущие, полные надежд… — по крайней мере так верилось Язофту. Затем случился первый контакт с внеземным разумом — коллективно мыслящим существом, известным как Сквим. И все радужные надежды улетучились.

Человечество потерпело поражение. Первая Оккупация планеты открыла скорбный счет.

Но Сквим все-таки был уничтожен. Люди вновь устремились в космос. И тут Квакс заприметил космический корабль землян…

Сначала в отношениях царило полное взаимопонимание. С Кваксом устанавливались торговые связи, обсуждались возможности культурного сотрудничества. Но эта идиллия продолжалась недолго. Едва Квакс осознал, насколько слабы и наивны земляне, его военные корабли отправились в поход.

Однако краткий период знакомства позволил землянам многое узнать и о Кваксе и о его среде обитания. Например, о том, что Сплайн-аппараты ведут свой род от огромных подводных чудовищ с многосуставчатыми конечностями, бороздивших глубины океана гигантской планеты. Сплайны разработали методику космических полетов, позволявшую им медленно, в течение многих тысячелетий, дрейфовать от звезды к звезде.

А затем, возможно, много миллионов лет назад. Сплайны приняли стратегическое решение. Они перестроили самих себя. Сплайны создали сверхпрочную органическую оболочку, заново сформировали внутренние органы — и превратились в живые космические корабли. Пищей им служили громадные разреженные облака межзвездного газа. Сплайны стали галактическими транспортировщиками, которых нанимали для внутригалактических перелетов всевозможные цивилизации из самых глухих закоулков Вселенной. Парц всегда считал, что это не самая плохая стратегия выживания расы в условиях космоса. Сплайнам наверняка приходилось работать далеко за пределами того пространственного континуума, который успело исследовать человечество до Оккупации Кваксом, и даже далеко за пределами зоны операций Квакса, в которую, на свое несчастье, попала крошечная пылинка — наша Солнечная система.

«Однажды Квакс уйдет, — размышлял Парц. — Возможно, он будет побежден человечеством, возможно, и нет. В любом случае впереди у Сплайнов — работа под владычеством новой расы, доставка новых посланий и материалов от звезды к звезде. Наверняка и новые войны на уничтожение. И везде будут участвовать Сплайны, космические корабли. И крупнейшие живые существа во Вселенной, за исключением разве что невообразимых подводных созданий с системы КсиЛи. Они будут по-прежнему плавать между звездами, незаметные и неуязвимые».

Потрескавшийся пластик коммуникационного иллюминатора засверкал переливчатым рубиновым светом в лучах направленного на него со Сплайна лазера. Вмонтированный в панель управления блок-переводчик ожил. Парц невольно вздрогнул, услышав высокий женский голос, каким заговорил с ним Квакс.

— Представитель Парц, ваше тело неправильно размещено в кресле. Вы не больны?

Парц ухмыльнулся. Хорошее начало!

Вопрос о самочувствии — редкое и почетное отличие. Парц заслужил его долгой и безупречной службой.

— Спина болит. Правитель, — скромно, но с достоинством сообщил он. — Прошу простить меня. Я в состоянии исполнять свои обязанности.

— Хотелось бы надеяться. Почему вы не пройдете ремонтно-восстановительные процедуры?

Парц попытался ответить подипломатичнее. Но мысли о собственном возрасте отвлекли его. Ему исполнилось семьдесят. Люди, жившие до нашествия Квакса, в этом возрасте только вступали в пору расцвета. Их тела были упругими и обновленными, переструктурированный мозг обладал младенческой свежестью восприятия и молниеносной реакцией мощнейших киберов. Но для нового поколения технология «Антистарость» оказалась недоступной. Очевидно, запрет на нее был вызван желанием Квакса методично извести все население Земли. Когда-то Парца больше всего бесил именно этот запрет Правителя. Ну ладно, он ничем не выдаст обуревающих его чувств — но никогда не простит ему старческие немощи своего тела, впрочем, как и все другие беды, которые Квакс так щедро обрушил на человечество.

— Спасибо за заботу. Правитель, — энергично ответил Парц. — Моя спина делу не помеха. — И перевел сам себя: — Этот параметр не нарушает моих функциональных возможностей.

Квакс слегка задумался.

— Мне кажется, что режим вашего функционирования нарушен.

— Что поделать, мы стареем; люди ведь не вечны, — проговорил Парц, сочтя нужным добавить: — И слава Богу. — «Утешение, свойственное его возрасту», — подумал он устало.

— Хорошо, — в подчеркнуто вежливом тоне звучала легкая ирония, — давайте продолжим нашу беседу, пока ваше тело не разрушится полностью и окончательно. Туннель! Сейчас объект находится внутри местного кометного гало.

— Да, в Облаке Оорта. От Солнца приблизительно на расстоянии трети светового года.

Парц замолчал, ожидая от Квакса объяснений причины вызова на орбиту. Не дождавшись, он достал из портфеля папки с документацией и собрался приступить к отчету.

— Это древний артефакт^[1], созданный людьми, — внезапно вмешался Квакс.

— Да. — Парц восстановил изображение на своем экране — светящиеся каркасы на оранжево-красном фоне — и нажал кнопку связи с Правителем. — Это туннельный терминал, стартовавший с орбиты Юпитера примерно тысячу пятьсот лет назад. Операция была широко известна как программа «Интерфейс». — Он коснулся пальцем изображения, указывая налетали. — Система состояла из двух одинаковых каркасов кубической формы, со стороной примерно шесть километров. Они были необходимы для постоянного поддержания в открытом состоянии пространственно-временного Туннеля. — Парц рассеянно посмотрел вверх.

На какой детали изображения задержит внимание Квакс? Это позволит понять, что же именно столь взволновало его в древнем проекте.

— Правитель, вас интересует принцип действия? Туннель позволяет мгновенно перемещаться из одной пространственно-временной точки в другую…

— Продолжайте.

Парц кивнул.

— Один из терминалов был оставлен на орбите Юпитера, в то время как другой с околосветовой скоростью отправился к центру Галактики.

— Почему именно туда?

— Направление не играло особой роли, — пожал плечами Парц. — Главным было доставить один из концов Туннеля на возможно большее расстояние от Земли, а затем возвратить его.

Из панели управления послышалась мягкая, похожая на перезвон мелодия. На экране транслятора появились изображения, которыми заинтересовался Квакс: кубические порталы под различными углами, длинные ряды релятивистских уравнений…

Ажурная конструкция каркаса сама по себе была произведением искусства, редкой драгоценностью на фоне пятнисто-полосатого диска Юпитера.

— Из чего сконструирован портал? — поинтересовался Квакс.

— Из антиэнергичных материалов, — пояснял Парц.

— То есть?

— Это человеческий термин, — поспешно сказал Язофт. — Вещество с особыми, экзотическими свойствами, позволяющими поддерживать Туннель в открытом состоянии. Технология производства этого вещества была разработана человеком по имени Майкл Пул.

— Вам, очевидно, известно, что когда человечество вступило в тесные экономические отношения с Кваксом, второй, стационарный, терминал на орбите Юпитера был уничтожен, — сказал Квакс.

— Да, вы потребовали уничтожить все, непонятное вам, — подтвердил Парц.

— Если функциональное повреждение тела ухудшает вашу сообразительность, мы можем продолжить беседу позднее, — сообщил Квакс после некоторой паузы.

— Разрешите продолжить, — возразил Парц. — Менее чем через полторы тысячи лет другой конец Туннеля должен возвратиться в Солнечную систему. Его буксирует транспортный тягач «Качи», созданный человечеством в далекой древности. Мы предполагаем, что он пилотируется тем же поколением экипажа, которое находилось на борту во время старта.

— Почему они возвращаются?

— Это было целью экспедиции. Взгляните. — Парц выложил из портфеля новые кипы документов. — Возвращение было запланировано именно на эту эпоху Возвращаясь сейчас, они просто выполняют полетное задание.

— Очевидно, что после разрушения второго, стационарного, терминала Туннель прекратил существование, — сказал Квакс. — Таким образом, мы можем предположить, что этот визит из межзвездного пространства не носит характера угрозы. Ваша оценка, Парц?

— По-видимому, вы правы.

— Здесь нет ошибки?

— Я не физик, но предполагаю, что уничтожение второго терминала должно было привести к уничтожению всего Туннеля. А первый терминал превратился в машину времени.

Полной информации о прибывающем каркасе не было. Сфотографированный через телескоп, прошедший компьютерную обработку, он виделся резко и ярко, но без мелких деталей. Парц молча смотрел на изображение.

— Итак, вы утверждаете, что это машина времени? — переспросил Правитель. — И мы сейчас наблюдаем появление канала, связывающего нас с человечеством полуторатысячелетней давности?

— Да. По-видимому, это так.

Неужели это реальность, и за расколотым пространством находится Солнечная система, свободная от тирании Квакса? Система, населенная свободными, смелыми, бессмертными людьми, достаточно мужественными, чтобы осуществить такой дерзкий проект, как «Интерфейс»? Он пытался разглядеть сквозь зернистую поверхность матричного изображения славное прошлое Земли. Но это были слишком посредственные снимки, к тому же сделанные с очень большого расстояния, и вскоре его старые глаза стали слезиться от непривычного раздражения. Квакс продолжал молчать. Отвлекшись от замершего на экране изображения, Парц прикрыл глаза. Он начал уставать от игры в кошки-мышки с Правителем.

К сожалению, за годы Оккупации так и не удалось изучить Квакса: даже сотрудников дипломатической службы Правитель держал на дальнем расстоянии. Парц использовал все свои возможности для того, чтобы из мозаики разрозненных фактов составить единое представление о природе Квакса.

Как и прочие земляне, самого Квакса он никогда не видел. Парц предполагал, что подобные существа широко распространены во Вселенной — а иначе зачем им нужны Сплайны? Их мышление и психология были крайне необычными для человека. Парц давно пришел к убеждению, что, только познав врага, только увидев Вселенную сквозь призму сознания Квакса, люди смогут получить надежду на избавление от ярма Оккупации. Он предполагал, что раса Квакса состоит из сравнительно небольшого числа индивидуумов — скорее всего, их не более нескольких тысяч. И уж, конечно, не из тех многих миллиардов, представлявших человечество до разработки методики «Антистарость». Парц пришел к убеждению, что только трем-четырем особям Квакса было поручено надзирать за Землей, вращаясь вокруг нее в уютных глубинах Сплайнов.

Из этой гипотезы очевидно следовало много логических заключений. Кваксы, вероятно, бессмертны — и, конечно, один и тот же Правитель руководит Землей с самого начала Оккупации. Являясь членами столь маленькой и статичной популяции, постоянно общаясь между собой, каждый Квакс, безусловно, должен исключительно хорошо знать всех остальных членов сообщества. Возможно, даже слишком хорошо. Парц вообразил себе конкуренцию, постоянно нарастающую от столетия к столетию. Вечные интриги, бесконечная политика… и торговля. В такой маленькой и тесной популяции не должно существовать никаких внеличностных форм взаимодействия. А как достичь согласия при отсутствии общих законов? Как сконструировать принципы поведения, не ущемляющие чью-нибудь индивидуальность?

…Но существуют естественные законы, управляющие любым обществом. Парц, погружавшийся в созерцательную дремоту, встряхнул головой. Все логично. Поведение Квакса соответствует действиям независимой корпорации в условиях чистой конкуренции. Она погружена в океан максимально полной информации о деятельности, намерениях, поступках конкурентов, вместе с ними образуя общество, живущее исключительно по экономическим законам. Да, эта теория показалась Парцу правильной. Кваксы являлись натуральными торговцами. Торговые связи были естественным способом распространения и других видов, однажды покинувших свою планету.

Может быть, только человечество было привлечено совсем другими возможностями, такими заманчивыми и вдохновляющими…

Парц не разделял мнения множества исследователей, утверждавших, что Квакс по природе своей милитарист. В такой малочисленной популяции не могла развиться философия вооруженного соперничества. Они просто не имели представления о воинах как о безвозвратно уничтожаемом ресурсе, расходование которого регулируется потребностями рынка.

Кваксу война должна казаться невообразимо чудовищным преступлением.

Нет, кем-кем, а воином Квакс в душе не был. Он разгромил человечество и захватил Землю только потому, что это было очень легко и экономически выгодно.

Конечно, подобные взгляды не были общепринятыми, и Парц до поры до времени хранил их втайне.

— Представитель Язофт Парц!

Резкий, высокий голос Правителя мгновенно привел его в чувство. Неужели он заснул? Парц протер глаза и приподнялся над столом, содрогнувшись от резкой боли в спине.

— Да, Правитель. Слушаю вас.

— Я пригласил вас сюда для того, чтобы обсудить дальнейшее развитие событий.

Прищурившись, Парц взглянул на расположенный перед ним экран.

«Наконец-то», — подумал он.

На экране появился приближающийся «Интерфейс»; зернистость изображения была такой, что силуэт конструкции казался испещренным отпечатками пальцев. На заднем плане слабо мерцали звезды. «Неужели это запись? Почему он показывает мне именно это? Эти данные гораздо хуже доставленных мной».

— Смотрите!

Парц, вздохнув, устроился поудобнее в кресле; встроенные в него сенсоры мгновенно приспособили поверхность кресла к новому положению старческого тела. Прошло несколько минут, куб продолжал без изменений висеть в пространстве.

Затем на правом краю конструкции показался внезапный слабо различимый выброс, вспышка света пронзила терминал и, достигнув его середины, так же внезапно исчезла.

Забыв о спине, Парц вскочил с кресла и начал снова и снова просматривать этот момент. Улучшить качество было невозможно, но смысл был понятен даже ребенку.

— О Господи, — прошептал Парц. — Ведь это был космический корабль!

— Да, — ответил Правитель. — Человеческий космический корабль.

И затем он раскрыл Парцу все детали происшествия. Кое-как закамуфлированный космический корабль неожиданно стартовал с поверхности Земли; в течение нескольких секунд, до того как успели отреагировать системы вооружения Сплайна, он достиг гиперпространства.

— Это произошло в кубе терминала?

— Да. Предполагается, что группа землян сумела сбежать в Прошлое.

Парц прикрыл глаза, чтобы скрыть прошедшую по телу волну ликования, заставившую его вспомнить свои юношеские чувства. Так вот из-за чего его вызвали на орбиту…

Восстание…

— Представитель, — продолжал Квакс. — Почему вы не предупредили меня о приближении «Интерфейса»? Ведь вы сообщили мне, что их полетное задание известно и задокументировано, что в нем было запланировано возвращение…

— Что вы хотели от меня? — пожал плечами Парц. — Полетные задания, базирующиеся на технологии межвременных переходов, имеют неопределенность в несколько столетий. Правитель, с момента их старта прошло тысяча пятьсот лет!

— Подождите, — ровным голосом произнес Правитель. — Ведь ваша задача — информировать меня именно о подобных ситуациях?

— Конечно. Mea culpa^[2], — с легкой иронией произнес Парц.

Он, вероятно, рассердил Квакса. Ну что ж, принимать на себя направленный на все человечество гнев диктатора — тоже часть его трудной работы.

— Что вы знаете об этих землянах? На каком корабле они бежали? Кто его построил? Как им удалось скрыть свои намерения? Где они взяли средства для своих целей?

Парц улыбался, чувствуя, как морщатся его старые, похожие на пергамент щеки. Автоматический переводчик говорил неестественно ровным голосом, но Язофт представлял, как Квакс кипит от ярости в глубине своего Сплайна.

— Правитель, у меня нет сейчас никаких фактов. Конечно, я виноват в произошедшем. Но что делать теперь ума не приложу.

Он хорошо представлял себе, как это событие может повлиять на его собственную судьбу, но изменить что-то было выше его сил.

Он много слышал о том, какое спокойствие в душе наступает перед смертью. В этом состоянии у человека открывается пророческий дар. «Антистарость» в свое время лишила его человечество. Но теперь в душе Парца царила неземная безмятежность.

— Представитель, — произнес Квакс. — Вам дается время на размышление.

— Поразмышляйте над произошедшим сами, — отрезал Парц. — Или вы на это неспособны? Правитель, Кваксы ведь торговцы, а не завоеватели, разве это не ваши слова? Настоящего властелина всегда беспокоит состояние души его подчиненных. А вы даже не попытались понять главную силу, владеющую человеческими сердцами. И именно поэтому вы так испуганы теперь. — Его глаза скользнули по стерильному интерьеру кабины флиттера. — Ваше собственное упущение и позволило начаться восстанию. А теперь вы в панике, не так ли?

Переводчик зашипел, но ответа не последовало.

2

Гарри, отец Майкла Пула, внезапно материализовался внутри капсулы «Краб-Отшельник». Облаченный в легкомысленный для этого галактического захолустья шикарный костюм небесно-голубого цвета, он тем не менее ничем не выдавал своей искусственной природы — разве что слабым мерцанием и заметным вблизи растром.

— Рад видеть тебя, сынок! Ты неплохо выглядишь! — мелодично проговорил он.

Майкл Пул проглотил очередную порцию солодового виски и осоловело уставился на отца. Крыша капсулы была непрозрачной, но благодаря безупречно прозрачному полу кабины Гарри казался парящим в пространстве. Далеко внизу сверкал кометный лед, усиливая ощущение сюрреалистичности происходящего.

— Пошел к черту! — прорычал Майкл Его голос, утративший человеческие интонации за долгие десятилетия почти полного одиночества в Облаке Оорта, звучал грохотом пересыпаемого гравия. — Я, по-моему, старше тебя.

Гарри засмеялся и сделал осторожный шаг вперед.

— Я не собираюсь сейчас спорить об этом. Ты сам выбрал свой возраст. Мне, однако, думается, что тебе не следовало бы начинать пить рано утром.

Виртуал был спроектирован неважно; между роскошными мокасинами Гарри и полом Майкл заметил зазор. Он слегка усмехнулся, с удовольствием отмечая малейшие подтверждения нереальности происходящего.

— Черт с тобой. Мне уже двести семьдесят лет. И теперь я делаю только то, что мне нравится.

Гарри слегка нахмурился.

— Ты, конечно, прав, сынок. Я просто пошутил.

Майкл поднялся с сиденья и неуверенно шагнул прочь от виртуала; адгезивное покрытие на его обуви позволяло ему ходить, несмотря на невесомость.

— Чего тебе здесь надо?

— Хочу обнять тебя.

— Ну конечно. — Майкл разбил пузырь виски, и множество капелек тут же окружило виртуал роем золотистых точек. — Тогда бы ты сам пожаловал, а не говорил со мной через этот дурацкий виртуальный реконструктор.

— Сынок, от меня до тебя треть светового года. Ты что, хочешь отложить наш разговор на конец своей жизни? Да и вообще эти современные виртуалы чертовски хороши. — В голубых глазах Гарри появилось безмятежное выражение, вернувшее Майкла к годам собственного трудного детства. «Еще одно оправдание», — подумал он.

Майкл вырос, почти не видя отца. Тот напоминал о себе лишь нерегулярными, усыпанными множеством извинений вторжениями в личную жизнь сына.

Последний удар сыновним чувствам был нанесен, когда Гарри благодаря «Антистарости» стал моложе Майкла.

— Виртуалы, вроде этого, проходят все тесты Тьюринга, какие только могут быть придуманы, — сказал Гарри. — Так что это я, Гарри, стою здесь и разговариваю с тобой. Если же у тебя неотложные дела, то можешь отправить виртуал обратно любым способом.

— Так ты что, хочешь отправиться домой?

— Но я же сам послал себя тебе. Я больше не могу откладывать наш разговор. У нас нет времени.

— Почему нет времени? Что за разговор?

Гарри насмешливо посмотрел на сына.

— Неужели ты не знаешь? — спросил он многозначительно. — Ты что, не следишь за новостями?

— Не играй со мной в прятки, — устало пробормотал Майкл. — Говори скорее, чего тебе надо.

Вместо прямого ответа Гарри взглянул вниз через прозрачный пол. Ядро кометы размером в милю, покрытое плотным слоем сверхдревнего льда, выплыло из полумрака, разукрашенное лучами осветительных лазеров в пурпурные и зеленоватые тона.

— Здорово выглядит, — заявил Гарри. — Похоже на слепую глубоководную рыбу, правда? На странную, невообразимую тварь, плавающую в глубочайшем океане Солнечной системы.

За все годы, посвященные исследованию комет, этот образ ни разу не пришел в голову Майклу. Слушая разглагольствования Гарри, он вдруг подумал, насколько это верно. Но все же устало возразил:

— Это всего лишь комета. Мы в Облаке Сорта. Это — кометное гало вокруг нашей системы, в одной трети светового года от Солнца. Такой большой кометный отстойник.

— Славное местечко, — невозмутимо сказал Гарри. Он оглядел бедно обставленное жилище, и Майкл внезапно увидел капсулу, в которой прожил столько лет, глазами отца. Полусфера в сотню метров в диаметре. В центре капсулы теснились диван-кровать, контрольные панели и пульт управления, порты для сообщения с внешним миром; остальная часть помещения была поделена перегородками, в полтора метра высотой, на лабораторную зону, отсек питания, спортзал, спальный отсек и санузел. Непривычному взгляду сия обитель с минимумом мебели должна была показаться исключительно скромной и функциональной.

Гарри подошел к стене-иллюминатору; Майкл, держа виски в руке, неохотно проследовал за ним.

Ощетинившаяся антеннами и сенсорами двухкилометровая игла соединяла ядро кометы с блоком «Европа». Ледяная глыба в сотню метров шириной, оторванная в незапамятные времена от одного из спутников Юпитера, была изрыта впадинами, точно ее оторвали чьи-то мощные гигантские пальцы. Компактный ВЕТ-двигатель прятался внутри блока. Лед «Европы» на обратном пути должен был служить рабочим телом двигателя.

Гарри запрокинул голову, разглядывая звезды.

— А где же Земля?

Майкл пожал плечами.

— Отсюда внутренняя область Солнечной системы выглядит тусклым пятнышком. Землю тебе удастся разглядеть только в телескоп.

— Далеко же ты забрался!

Волосы Гарри благодаря «Антистарости» лежали пышной светлой гривой. Глаза были ясными, как две голубые звезды. Лицо сохранило квадратные очертания — типичное лицо человека с сильным характером. Майкл был потрясен свежестью и молодостью нынешнего облика отца. Сам Майкл оставил собственное лицо, теперь шестидесятилетнее, неизменным, хотя оно обременяло его уже в те годы, когда «Антистарость» только появилась. Он машинально провел рукой по лысине, коснулся морщинистых щек. Черт побери, Гарри изменил даже цвет глаз и волос, который сам же передал Майклу.

Виртуал взглянул на пойло, которое Майкл держал в руке.

— Ты в своем амплуа, — произнес он вполне миролюбиво. — Почему бы тебе и мне не налить немного? Я серьезно. Ты можешь купить недорогую специальную выпивку для своих друзей-виртуалов.

— Не говори чепуху, — рассмеялся Майкл. — Это невозможно!

Глаза отца нахмурились.

— Невозможно? А знаешь ли ты, что я идентичен обычному человеку и сейчас все мои органы чувств нормально функционируют?

— Меня не проведешь! — хладнокровно отреагировал Майкл.

— Ну, — сказал Гарри, — я вижу, что ты действительно не понимаешь, о чем речь. К счастью, я подготовился к этому разговору. — Он щелкнул пальцами, и в его открытой ладони, колыхаясь, появился гигантский пузырь бренди. Майкл явственно ощутил его аромат. — Прекрасный бренди! И как же ты живешь в этом захолустье?

Неожиданный вопрос поставил Майкла в тупик.

— Могу рассказать, если тебе интересно, — ответил он уклончиво. — Видишь ли, я использую вещество кометы для получения пищи и воздуха. В нем очень много углеводородов и азота, так что я…

— Так что ты высокотехнологичный отшельник. Вроде этого корабля. Краб-отшельник, бродящий по окраинам Солнечной системы, так далеко от дома, что даже лишен возможности поговорить с нормальным живым человеком. Верно?

— По-своему ты прав. — Майкл попытался придать своему голосу оттенок самоуверенности. — Видишь ли, Гарри, это моя работа. Я изучаю кварковые скопления, наггеты…

Рот Гарри, помнившего лишь некоторые фрагменты из элементарного курса физики, приоткрылся; мгновение он смотрел сквозь собеседника в пустоту, затем произнес со слабой улыбкой:

— Да, кажется, понимаю…

Майкл пустился в объяснения:

— Наггеты похожи на очень-очень большие нуклоны…

— Хороший психиатр тебе б не повредил, — странно улыбнувшись, сказал Гарри.

Майкл продолжал сбивчиво объяснять суть дела, не обращая внимания на реплики отца.

— Нуклоны — протоны и нейтроны — состоят из комбинаций кварков. В сверхплотном веществе — в нейтронных звездах, а также во время Большого Взрыва могли сформироваться более сложные структуры — кварковые скопления, или наггеты, — монстры по сравнению с нуклонами. Масса наггета может достигать нескольких тонн, и его можно различить невооруженным глазом. Большинство наггетов, образовавшихся во время Большого Взрыва, распалось. Но некоторые сохранились.

— Так вот из-за чего ты сбежал в такую даль!

— Первые подтверждения существования наггетов во внутренней области Солнечной системы были получены при анализе данных по широким атмосферным ливням. Наггет, попадая в атмосферу, распадается и рождает каскад экзотических частиц, которые регистрируются приборами. Об этом ты, если захочешь, сможешь прочитать в учебниках. Я же исследую более сложную проблему. Именно из-за нее я забрался сюда. Черт побери, не больше сотни землян так далеки от Солнца, как я. И все находятся за много световых лет отсюда. Летят с околосветовыми скоростями в звездных кораблях типа «Качи». Бог знает где. Да, так вот, кварковый наггет служит мощным центром рассеяния высокоэнергичного анизотропного космического излучения. В принципе мои приборы могут зарегистрировать его, и — один против десяти — я смогу при помощи зонда вытащить такой наггет для исследований.

Уголки губ Гарри слегка вздернулись — гримаса, которая неприятно напомнила Майклу об ушедшем навсегда прежнем, восьмидесятилетнем, теле отца.

— Звучит здорово, — одобрил Гарри. — А зачем все это нужно?

— Это называется «фундаментальное исследование», — с ожесточением ответил Майкл. — То, чем занимаемся мы, люди, уже несколько тысячелетий кряду.

— Ты объясни мне популярнее, — мягко попросил Гарри.

— Кварковые наггеты содержат материю в экстремальном состоянии. Они могут двигаться со скоростью столь близкой к скорости света, что мои датчики засекут их почти в момент возникновения, даже если само событие произошло миллионы лет назад.

— Впечатляюще! — Гарри всосал бренди, повернулся и легко пошел по прозрачному полу, не проявляя ни малейших признаков головокружения. Подошел к металлическому креслу и уселся в него, удобно закинув ногу на ногу, невзирая на отсутствие силы тяжести. Зазора между виртуалом и креслом видно не было.

— Меня всегда приводили в восторг твои достижения. Твои с Мириам Берг, разумеется. Я уверен, ты догадывался об этом.

— Нет, ты преувеличиваешь.

— Еще столетие назад ты создал сверхплотное вещество. Ты был авторитетом в этой области. Разве не так? Именно из-за этого тебе были предоставлены такие возможности по реализации проекта «Интерфейс».

— Спасибо за комплимент. — Майкл взглянул прямо в небесно-голубую бездонность отцовских глаз. — Так о чем ты хотел поговорить со мной? Что ты сохранил в памяти, после того как тебе прочистили мозги «Антистаростью»?

— Все, что мне было необходимо, — пожал плечами Гарри. — Если хочешь знать, все, что связано с тобой. Альбомы газетных вырезок…

Он втянул в себя бренди, сверкавшее в призрачном свете кометы, и взглянул на сына.

Гиперпространственные Туннели, или просто Туннели, — щели в пространственно-временном континууме, сквозь которые возможно мгновенное перемещение на сотни, тысячи световых лет.

В невероятно маленьком даже для микрообъекта масштабе порядка планковской длины, в котором начинают действовать таинственные эффекты квантовой гравитации, пространство-время становится зернистым, наполненным крошечными Туннелями. Столетие назад Майкл Пул со своей командой сумел извлечь Туннель из микроквантовой структуры и научился управлять его размерами, формой и величиной входного отверстия.

Этого вполне хватало для осуществления дальних пространственных перелетов. Но это было только полдела. Необходимо было сделать Туннель стабильным.

Туннели без материи во входном отверстии невозможно использовать, это следует из шварцшильдовского решения уравнений относительности. Приливные силы сомнут портал Туннеля, и порталы схлопнутся со скоростью света. Неизбежные микровозмущения приведут к прогрессирующей нестабильности и его коллапсу.

Так что команда Пула решила конструировать Туннель из нового, сверхплотного, вещества.

Приближаясь к Туннелю, вещество сжимается, пройдя сквозь него, расширяется снова. Этот колебательный эффект возникает из-за отрицательной энергии в сверхплотном веществе. Туннель все время «дышит», по цепям обратной связи постоянно восстанавливаясь и деформируясь.

Одно время полагали, что материальное тело принципиально не может обладать отрицательной энергией. Как и отрицательная масса, она считалась умозрительной абстракцией. Хокинговское «выкипание» черных дыр называли экзотическим случаем… Но команда Майкла сумела найти более убедительные примеры. И все же Пулу требовались сверхвысокие значения отрицательной энергии, эквивалентные давлению внутри нейтронных звезд.

Это было время напряженных поисков.

Несмотря ни на что, память о тех днях переполняла сердце Майкла. Почему воспоминания о событиях такой давности оказались столь живучими? Майкл со своими помощниками — и в том числе с Мириам, его заместителем, — провели более сорока лет на орбите вокруг Юпитера. Творили экзотическую материю, манипулируя потоком энергии в магнитной трубке, соединившей Юпитер с его ближайшим спутником Ио.

Жизнь на орбите Юпитера была трудной, опасной и захватывающе интересной. Долгие годы они снова и снова наблюдали, как корабль-робот погружается в гравитационные колодцы Юпитера, а затем возвращается с новой порцией светящегося супервещества, которое тут же наносилось на растущий не по дням, а по часам куб Туннеля.

Так растет ребенок.

Майкл и Мириам все больше привязывались друг к другу. Порой они задавались вопросом: не любовь ли это? Но обычно им было не до философствования.

— Ты больше никогда не был так счастлив? — смущенно спросил Гарри.

— Это моя личная жизнь, — отрезал Майкл.

— Я понимаю. Но ведь не в этом цель твоей жизни.

Майкл крепче сжал пузырь с виски, чувствуя, что разогревшаяся поверхность выскальзывает из пальцев.

— Это похоже на чувство, возникшее у меня, когда «Качи» окончательно покидал орбиту Юпитера, буксируя один из порталов «Интерфейса». Я утверждал, что этот материал больше чем просто курьез. Из него можно создавать гигантские инженерные сооружения — но лишь через столетие!

— Или через пятнадцать столетий. Смотря с какой точки на него посмотреть.

«Качи» был запущен с околосветовой скоростью на сверхдальнее расстояние к центру Галактики, в созвездие Стрельца. Возвращение наметили через сто лет бортового времени. На Земле за этот же период, согласно теории относительности, пройдет полторы тысячи лет. Такова была цель проекта. Майкл время от времени, используя виртуал, приглядывал за порталом Туннеля на орбите Юпитера. Портал старел с той же скоростью, что и его «близнец» на борту «Качи». Так они с Мириам и предполагали.

Но пока Майкл и Мириам были разделены постоянно растущим «интервалом» эйнштейновского пространства-времени годами, а затем и сотнями световых лет — ТУННЕЛЬ ПРОДОЛЖАЛ СОЕДИНЯТЬ ОБА ПОРТАЛА.

Через столетие субъективного времени, одинакового и для Майкла и для Мириам, «Качи» завершит полет по замкнутой траектории и вернется на орбиту вокруг Юпитера в далеком для Майкла Будущем. И тогда Туннель за несколько часов субъективного времени перебросит их на полторы тысячи лет вперед.

Ожидание перевернуло жизнь и душу Майкла.

— Я понял, что стал больше инженером, чем ученым. И вот решил заняться созданием материала, который можно было бы производить в нашем токовом ускорителе на Ио. Неисследованный островок в физике экзотических веществ…

— Опять захотел всех обогнать?

Майкл разозлился.

Отец наклонился в кресле, скрестив руки на груди. Отсветы кометы играли на его красивом лице. Бренди исчез.

— Черт побери, Майкл, ты стал сильным мужчиной. Тебе пришлось научиться работать с людьми. Быть политиком. Контролировать бюджет. Ты узнал, как делаются дела, как добиваться своего. Ты мог бы сделать все, что пожелаешь. А вместо этого ты сбежал. Я знаю, тебе было больно, когда Мириам Берг не осталась с тобой, полетела на «Качи». Но…

— Да не сбежал я, черт подери, — сказал Майкл, вспыхнув от гнева. — Я же объяснил тебе, чем я здесь занимаюсь. Кварковые наггеты позволят заглянуть в невиданные глубины материи!

— Ты дилетант. — Гарри расслабленно раскинулся в кресле. — То, что приходит к тебе из глубин пространства и времени, ты коллекционируешь, как бабочек. Это не наука! Большие проекты, например. Большой Непрерывный Ускоритель, оставили тебя позади на годы. — Гарри смотрел на сына широко раскрытыми глазами. — Попробуй сказать мне, что я не прав!

Раздраженный Майкл швырнул виски на пол.

— Какого черта тебе от меня нужно?

— Ты постарел, Майкл, — огорченно сказал Гарри. — Не так ли? Хуже того — ты сам позволил себе остаться старым.

— Я и старый — все равно человек, — проворчал Майкл. — И не сбросил содержимое своих мозгов в какую-нибудь паршивую микросхему.

Гарри встал с кресла и приблизился к сыну.

— «Антистарость» не просто перезапись твоей памяти. Это гораздо больше. Классификация, рационализация, сортировка…

— Отвратительная процедура, — фыркнул Майкл.

— Но все твое будет сохранено — причем не только в электронной памяти, но и в нейронных сетях, которые ты сможешь опрашивать или закачивать их в виртуал. — Гарри улыбнулся. — Сможешь общаться с самим собой, но более молодым. Похоже на идею из твоей работы по «Интерфейсу»?

— Но ты сам видишь, — упрямо возразил Майкл, — что я сохранил главное — способность размышлять. Впрочем, это пустой разговор. Меня не убедишь. Или ты забыл? — коварно добавил Майкл.

— Ведь у тебя нет выбора, ты же сам понимаешь.

— Конечно.

— Нет выбора, если хочешь, как ты говоришь, остаться человеком. Ты сможешь, оставаясь человеком, освежить свой мозг. Это необходимо, чтобы реагировать на новое окружение, на новые события, новые ситуации. Майкл, ведь ты прекрасно понимаешь, что человеческая память ограниченна. Ты сможешь обрабатывать гораздо большие объемы информации. С технологией «Антистарость»…

— Ты еще скажи, что она из старухи делает девочку…

— Еще и не то делает! — Гарри коснулся руки сына, затем засомневался и отдернул руку. — Кстати, я еще не сказал тебе, что «Антистарость» вернет тебе и детскую непосредственность. Все для тебя вновь откроется впервые. Ты опятьбудешь трепетать, услышав Бетховена, вновь ощутишь восторг первого поцелуя. К тому же — тебя пугает возможность потерять Мириам, я знаю!

— Слишком много ты знаешь, пошел…

— Но, Майкл, это не просто выбор! Ведь ты скоро превратишься в окаменелость! — скорбно воскликнул Гарри. — Мне жаль, сынок. Извини, не хотелось пугать тебя.

— Ничего страшного. Ты всегда был таким. — Майкл подошел к сервировочному столу и легким нажатием на повтор потребовал себе еще виски. — Скажи мне, что заставило тебе отправить послание с виртуалом?

Гарри сделал несколько шагов. В невесомости это производило жутковатое впечатление.

— «Интерфейс», — сказал он.

— Проект? — нахмурился Майкл. — А что с ним?

Гарри с родительской теплотой поглядел на сына.

— Кажется, что ты действительно съехал с катушек. Сегодня минет ровно сто лет со дня старта «Качи». Ты уже забыл полетное задание?

— Столетие, — ошарашенно пробормотал Майкл. — О Господи, неужели пора?

«Качи» должен вернуться в Солнечную систему только в далеком Будущем. Майкл непроизвольно посмотрел в сторону Юпитера, где на орбите одиноко старел второй портал Туннеля. Неужели заработает мост длиной в полтора тысячелетия?

— Меня послали за тобой, — сказал Гарри. — Я сказал им, что ты уже слишком стар для проекта. Но они снова связались со мной. Наверное, у меня действительно есть шансы убедить тебя.

— В чем убедить?

— Вернуться домой. — Виртуал оглядел кабину. — Эта старая мыльница еще способна летать?

— Конечно, способна.

— Ну а тогда самый быстрый способ возвращения — в этой штуке. Это займет около года. В два раза быстрее, чем слать за тобой корабль…

— Гарри, ради Бога, помедленнее, я ничего не понимаю! Кто такие «они»? И зачем, во имя всего святого, я им понадобился?

— «Они» — это правительство Юпитера. Ты должен получить предназначенное тебе послание.

Гарри изучающе посмотрел на сына, его молодое лицо простодушно вытянулось, голос стал задушевнее.

— Майкл, портал вернулся. Через Туннель к нам проник космический корабль. Из Будущего. Мы получили от него сообщение в микроволновом диапазоне. Предполагаем, что оно было отправлено без ведома экипажа.

Майкл схватился за голову. Наверное, он действительно стал слишком стар; слова Гарри звучали нереально — как пересказ сна, недоступного пониманию.

— Сообщение можно расшифровать?

— Да, это уже сделано. Послание звуковое, а не виртуальное.

— Ну что там? Говори быстрее!

— Спрашивают тебя. По имени. Это послание от Мириам Берг.

Майкл почувствовал, как у него перехватило дыхание. Виртуал подошел к нему так близко, что стала хорошо заметна зернистость изображения.

— Майкл, — спросил он участливо, — с тобой все в порядке?

3

Язофт Парц опять болтался в космическом пространстве перед Сплайном.

Парц вгляделся в огромный глаз, который, вращаясь, уставился на него из складок сверхпрочной шкуры, и вдруг почувствовал печальное родство с этим живым грузовиком, чьим заказчиком и пассажиром было такое чудовище, как Квакс.

Парц сознавал, что за его легким флиттером следят самые мощные системы вооружения Сплайна. В том числе, очевидно, и легендарный гравитационный Звездолом, который Квакс в свое время стащил из системы КсиЛи.

Ему захотелось рассмеяться: из пушек по воробьям! Из прошлого диктатора неумолимо надвигается возмездие, а тот направил всю свою мощь против какого-то несчастного старика.

— Представитель Язофт Парц! — Голос Правителя был, как обычно, мягким и женственным.

— Я здесь. Правитель! — твердо ответил Парц. Последовала долгая пауза.

— Я должен просить вашей помощи, — наконец раздалось из транслятора.

Парц почувствовал, что напряжение отступило. Как он боялся этого вызова на переговоры с Правителем — с того самого момента, как неделю назад стал свидетелем неслыханного унижения Квакса. После той встречи Парц вернулся к прежним обязанностям. Только теперь значительно усложнившимся. Даже в кругах дипломатов, обеспечивавших режим Оккупации, практически никто ничего не знал о случившемся. Парц, как всегда, старался избегать бдительного присмотра охраны дипкорпуса, чаще общаться с простыми людьми. Конечно, это было рискованно — распознай, в нем кто-нибудь коллаборанта, его могли убить. Но ему сладко было знать, что тысячи людей по-прежнему живут надеждой. Особенно теперь… Не исключено, что у Квакса хватит непреклонной решимости наказать всю планету за дерзкую выходку группки неизвестных.

Многочисленные казни не удивили бы Парца.

Как ни странно, не стал бы он и обвинять Квакса в терроре — тот научился ему у землян. Кваксу пришлось досконально изучить историю и в совершенстве освоить методы, которые применяли люди в борьбе друг с другом. Казалось само собой разумеющимся, что Квакс будет использовать аналогичную тактику. В жестокости режима скорее уж нужно было бы упрекнуть само человечество. Появление Квакса — приговор истории, приведенный в исполнение.

Но, к удивлению Парца, ничего более ужасного, чем обычно, не произошло. И вот он снова вызван на секретную орбитальную встречу.

— Жду ваших приказаний. Правитель.

— Необходимо засекретить информацию о появлении «Интерфейса», — начал Квакс. — Это решение уже принято. Каждый человек, попытавшийся приблизиться к порталу ближе, чем на миллион миль, будет уничтожен.

Брови Парца удивленно поднялись.

— Я удивлен, что вы не уничтожили портал.

И вновь непривычная пауза, выдающая странную растерянность.

— Язофт Парц, я не в состоянии выработать правильную стратегию поведения в данной ситуации. Неизвестная нам группа подняла восстание против администрации Квакса, захватила космический корабль и сбежала на нем на тысячу пятьсот лет в Прошлое — в ту эпоху, когда Квакс еще не мог управлять Землей. Очевидно, намерение повстанцев — изменить причинно-следственную цепь событий, подготовить человечество в Будущем к сопротивлению власти Квакса. Представитель Парц, я предполагаю, что Прошлое уже модифицировано благодаря действиям этих повстанцев.

— Вероятно, вы правы. Поспешное разрушение портала только лишит вас доступа в Прошлое и возможности влиять на происходящие там события.

— Да, мой замысел определяется именно этими соображениями.

— Вы решили отправить кого-нибудь в Прошлое? — спросил Парц.

— Еще нет.

— Правитель, прошла уже неделя, — улыбнулся Парц. — Не кажется ли вам, что ваше молчание несколько затянулось? В любом случае худшее уже произошло. Так или иначе вам все равно придется пойти на это.

«Но возмездие приближается неумолимо», — радостно думалось ему. Парц не удивился бы резкому ответу на свою провокационную реплику, но в речи Квакса он опять почувствовал столь необычную для него растерянность.

— Я не могу составить правильный план действий… Представитель, мне нужно вместе с вами обсудить ситуацию. Я не смог даже приблизительно оценить степень угрозы, но считаю, что угроза, выражаясь по-человечески, бесконечно велика. Моя раса не сталкивалась с подобными прецедентами и, по-видимому, не столкнется с ними в Будущем.

— В принципе с вами согласен. Правитель, — осторожно ответил Парц.

В научном сообществе землян, поставленном в известность о событии, обсуждались последствия побега повстанцев. Большинство специалистов склонялось к мысли, что проникновение людей в Прошлое может привести к размыванию функции вероятности и возникновению некоторых новых альтернативных реальностей. Другие утверждали, что реальность имеет лишь одну неветвящуюся причинно-следственную линию, которая может быть лишь разрушена созданием повстанцами «замкнутой петли времени». Время замкнется на себя, бесконечно повторяя одну и ту же цепь событий.

Никто не мог сказать, изменятся ли в один момент люди, пройдя через мини-смерть и превратившись в совершенно новых персонажей новой истории? Или же окажутся способными преобразиться, примениться к иным понятиям? Но разрабатывать теории было поздно — новое Прошлое надвигалось неотвратимо.

Жизнь стала казаться Язофту ярким бессвязным калейдоскопом событий, из которых невозможно выделить доминирующий смысл. Он не боялся — по крайней мере не думал о страхе, но чувствовал, что мир, в котором он живет и действует, уже изменился. И изменился фундаментально.

— Безумие!

— Представитель, доложите собранную вами информацию о повстанцах.

Язофт вытащил из портфеля документы.

— Мы предполагаем, что повстанцы входили в состав группы, называвшейся «Друзья Вигнера». Незадолго до осуществления этой дерзкой, единственной за все время существования группы акции она не обнаруживала себя как угроза режиму.

— Мы сознательно проводили политику игнорирования подобных групп, — мрачно произнес Квакс, — по примеру колониальных администраций Римской империи, позволявших процветать туземным культам и религиям. Зачем тратить ресурс насилия на подавление безобидных увлечений аборигенов? Эта политика будет пересмотрена для адаптации к изменившейся ситуации.

Парц непроизвольно вздрогнул, уловив в последней фразе предвестие неисчислимых бед.

— Я бы посоветовал не осуществлять резких изменений в стиле и методе управления, — поспешно произнес он. — Осуществляя месть за уже свершившиеся события, вы рискуете утратить стратегическую инициативу.

— Что известно об их корабле? — прервал его Квакс.

Язофт доложил, что корабль был сконструирован и подпольно собран на небольшом острове в Атлантическом океане, называющемся «Британия».

Оккупационный режим планомерно уничтожал накопленный человечеством потенциал, необходимый для освоения космоса. Корабли, находившиеся в дальних экспедициях, отзывались на Землю и на конверсионных площадках превращались в груды непригодного к восстановлению металлолома. Никто, правда, до сих пор не знал, сколько экспедиций, затерянных где-то в дальнем космосе, продолжало выполнять свои задачи. Но в Солнечной системе и в больших иносистемных колониях ни о каких не санкционированных оккупантами полетах не могло быть и речи.

До сегодняшнего дня повстанцы смогли из похищенных с конверсионных площадок остатков межпланетных грузовиков собрать корабль, наделавший столь много шума.

— А кто такой этот Вигнер? — спросил Квакс. — Это имя мне неизвестно.

— Юджин Вигнер, — порылся в своих документах Парц. — Физик-ядерщик, двадцатое столетие, планета Земля. Современник основателей квантовой теории — Шредингера, Гейзенберга. Объектом исследований Вигнера была проблема квантового солипсизма…

Квакс ненадолго замолчал, но вскоре продолжил:

— Это мало что говорит мне. Язофт, наша с вами задача — определить намерения этих Друзей. Нам жизненно необходимо увидеть сложившуюся ситуацию глазами человека. Вашими глазами.

Парц, облокотившись о стол, собрался с мыслями.

Группа Вигнера пыталась найти философское объяснение тому факту, что квантовая механика — единственная обобщающая теория — была полна необъяснимых парадоксов. Суть их сводилась к следующему: мир объектов принципиально не существует без познающего его субъекта.

— Мы, люди, — произнес Язофт, — ограниченные существа, живущие в мире реальных объектов. Я могу управлять своим телом — руками, ногами, — а также, полностью или частично, управлять предметами, которыми я манипулирую. — Он взял со стола плоскую коробку проектора. — Я могу передвинуть его по своему желанию, могу бросить его об стену, и тогда он отскочит от нее. Проектор является дискретным объектом, существующим независимо от меня — распоряжающегося им субъекта.

Но этот здравомыслящий взгляд на устройство Вселенной неприменим к микрообъектам.

Все дело в неопределенности. Я могу определить положение объекта, который держу в руках, например, зарегистрировав детектором отраженный от его поверхности фотон. Но такое измерение невозможно по отношению к микрообъекту, например, к электрону. Если от него отразится фотон, то он передаст электрону такую энергию, которая неизбежно изменит его траекторию. Причем неконтролируемым образом. Предположим, я смог с очень высокой точностью, в доли ангстрема, измерить положение электрона. Но тем самым я уничтожил всякое знание о направлении и скорости его движения — даже если они были мне известны перед измерением. В результате уже через доли секунды я не смогу утверждать, находится ли этот чертов лептон за сотни миль отсюда.

Таким образом, я не могу одновременно знать импульс и координаты частицы. Вместо представления об электроне или любом другом микрообъекте как об объекте с конкретными размерами, который может находиться в строго ограниченной области пространства, мне придется ввести понятие функции вероятности его нахождения в данном месте. Уравнение для описания распространения волн вероятностей микрообъектов при взаимодействии с другими частицами и полями было предложено Шредингером. — Парц устало прикрыл глаза. — Пространство, наполненное волнами вероятностей, представляется мне журчащей голубоватой зыбью. Если бы у меня было хорошее воображение, я мог бы представить такое пространство во всем его богатстве. Но на это я не способен. Как будто гляжу на мир сквозь полуопущенные ресницы — и вижу только более или менее темноватые участки между пиками распределений. И говорю себе — по-видимому, электрон находится здесь. Но на самом деле это не сам электрон, а только гребень волны… Там, где находится максимум волны, вероятность встретить частицу больше, а там где минимум — меньше, точное же ее положение неизвестно никому.

— Но волновая функция коллапсирует при наблюдении, — быстро ответил Квакс.

— Да. Связь между квантами и миром человеческих ощущений всегда опосредована. Я провожу эксперимент и определяю, что электрон фактически присутствует в установке в данный момент. — Парц ткнул пальцем в стол. — Вот прямо здесь. Тогда волновая функция действительно коллапсирует — вырождается в функцию, равную нулю везде, за исключением небольшой области пространства, в которой вероятность найти частицу строго равна единице. Через некоторое время, однако, волновая функция вновь расплывется, и определить столь точно местоположение электрона станет уже невозможно. Так вот, при измерении местоположения электрона я тем самым изменяю все его характеристики. Невозможно провести наблюдение так, чтобы присутствие наблюдателя не повлияло на объект. Потому можно утверждать, что существование электрона, по крайней мере в данной области пространства, не просто подтверждается, но и создается в процессе измерения. А дальше начинается парадокс. В свое время Шредингер описывал такой мысленный эксперимент. В полностью непроницаемом ящике находятся кошка и автоматический механизм, который в момент распада радиоактивного ядра разбивает бутыль с ядом, мгновенно убивающим кошку. Вероятность распада ядра в ходе эксперимента — пятьдесят процентов. Вопрос: можем ли мы определить, живали кошка, до того как вскроем ящик?

— Но здесь нет никакого парадокса, — быстро ответил ничуть не обескураженный Квакс. — Ответ можно дать только в терминах теории вероятности.

— Отлично. До вскрытия ящика волновая функция системы «ящик — кошка» не коллапсирует. Кошка не жива и не мертва — существует равная вероятность и того и другого. Вигнер развил этот эксперимент. Предположим, что один из друзей экспериментатора вскрыл ящик и достоверно установил, жива еще кошка или уже нет. Теперь ящик, кошка и друг Вигнера вместе составляют единую систему с более сложной волновой функцией, в которой состояние кошки, как и знание о том друга, остается неопределенным до наблюдения состояния животного самим Вигнером.

Этот парадокс в свое время был назван парадоксом «Друга Вигнера». Он приводит к бесконечному регрессу — катастрофе фон Ньюмена. Система «бокс — кошка — друг» остается неопределенной вплоть до наблюдения экспериментатором — мною. Но в то же время новая система: «бокс — кошка — друг — экспериментатор» — остается неопределенной вплоть до наблюдения состояния кошки посторонним наблюдателем.

Квакс ненадолго задумался.

— Итак, мы выяснили, что основной парадокс существования, парадокс квантовой физики в целом, для человека ассоциируется с Вигнером и его друзьями.

Язофт порылся в бумагах.

— Да. Внешний мир создается актом наблюдения. Шредингер задавал вопрос: «Может ли мир оставаться спектаклем в отсутствие зрителя, не существующим ни для кого — то есть, вообще говоря, на самом деле не существующим?»

— Отлично, Язофт. И как это объяснит нам поведение тех, кто назвал себя «Друзьями Вигнера»?

— К сожалению. Правитель, — пожал плечами Парц, — у меня нет разумных гипотез.

Последовало долгое молчание; Парц сквозь иллюминатор внимательно следил за происходящими на Сплайне изменениями. Во внешнем покрове грузовика появилась щель шириной в сотню метров. Она медленно расширилась, обнажив розовато-красный Туннель.

— Мне нужен ваш совет. Представитель, — раздался голос Правителя. — Вы необходимы здесь, внутри.

Волна предчувствий захлестнула Парца. Он сжался в своем кресле, направляя флиттер в гостеприимное отверстие Сплайна.

Покрытые густой красной субстанцией, похожей на кровь. Туннели, по которым продвигался флиттер Парца, протянулись, очевидно, на несколько миль. Вокруг флиттера сновали крошечные роботы — антитела, как сообщил Квакс. Парца охватил приступ клаустрофобии, ему казалось, что кроваво-красные стены сжимаются вокруг него. Человеку не под силу долго находиться внутри этого гигантского кишечника.

Наконец флиттер остановился у сморщенной кожаной перегородки, открывавшей вход в большую, не меньше четверти мили в поперечнике, камеру. «Желудок Сплайна!» — догадался Парц. В пространстве камеры парило множество небольших тел правильной сферической формы. Ярко-красные стенки были покрыты сетью вен. В этой землянично-красной камере Парц немного приободрился.

В центре ее неподвижно висел пузырь диаметром в добрую сотню метров с какой-то коричневатой жидкостью. Сквозь полупрозрачную муть жидкости Парц разглядел внутри пузыря скопление механизмов. Металлическими штангами пузырь жестко крепился к стенке желудка Сплайна. Поверхность пузыря, вся в коричневой накипи, была изнутри усеяна миллионами конвекционных ячеек, словно подогревающих его. Устройство напоминало медленно кипящую кастрюлю с весьма неаппетитным варевом.

— Правитель, где вы? — спросил обескураженный Парц.

— Я здесь, — послышалось из транслятора.

В легкой растерянности Парц осмотрел желудочную камеру.

— Внутри пузыря?

— Не пузыря, а жидкостной сферы, — рассмеялся Квакс. — Нет, конечно. В некотором роде я и есть этот самый пузырь.

— Ничего не понимаю.

— Турбулентность, Парц. Неужели вы не видите конвекционные ячейки? Вот это и есть «я», как вы изволили — выразиться. Теперь понятно?

Ошеломленный Парц уставился на булькающего Правителя.

Родная планета Квакса была большим болотом.

Гигантский водоем, подобно первобытному океану Земли, простирался по всей поверхности планеты. На дне без устали работало множество подводных вулканов. Поверхность болота кипела выбросами множества пузырьков.

В этом бульоне родились Кваксы; один из них теперь пузырился в желудке Сплайна.

— Турбулентность, Парц, — это лучший пример постоянно самоорганизующейся материи, — хвастался Квакс. — У меня на родине, в океане, энергия, производимая температурным полем между вулканами и атмосферой, структурировала океанскую поверхность, создавая турбулентные поля из многих миллиардов конвекционных ячеек. Вообще вся известная живая материя имеет клеточную структуру. У нас нет удовлетворительных объяснений этого факта, но, по-видимому, это справедливо даже для КсиЛи. Хотя сначала и кажется, что клеточные структуры там в принципе не могут существовать.

Парц схватился за голову, смеясь как ребенок.

— Так вы утверждаете, что конвекционные ячейки являются образующими единицами для особей вашей расы?

— Для космических перелетов мы создали внутри Сплайна копию нашего океана. Установленная в центре Сплайна черная микродыра обеспечивает энергетическую подпитку пузыря, а помещенный в центре пузыря подогреватель имитирует вулканическую деятельность.

— Не слишком удобно, — язвительно заметил Парц. — Неудивительно, что для перелетов вам потребовались Сплайны.

— Да, мы очень нежные создания. Нас легко уничтожить. Необходимость поддерживать требуемые нам уровни инерционных полей заметно ограничивает маневренность Сплайнов. И, кроме того, нас очень мало. Гораздо меньше, чем вас, землян.

— Естественно. Не так-то много места в вашем океане.

— Парц, крупнейшие из нас занимают акватории во многие квадратные мили. Кроме того, мы практически бессмертны, — конвекционные ячейки можно легко восстановить без утраты сознания и накопленной памяти. Вы должны понимать, что эта информация секретная. Наша хрупкость является фактором, снижающим защищенность.

Парц похолодел от этого брошенного вскользь замечания. Но любопытство взяло верх, и он продолжил расспросы.

— Правитель, а как же Квакс смог выйти в космос? Вы явно неспособны осуществлять серьезные технические проекты.

— Ну конечно, ведь мы не являемся технологической расой. Моя ментальность, Парц, абсолютно непохожа на вашу. Масштаб различен: я могу оперировать непосредственно на молекулярном уровне; мои ячейки при необходимости функционируют автономно, осуществляя высокотехнологические биохимические процессы. Многие миллионы лет мы вели такое существование, не подозревая о Большой Вселенной. Затем она была открыта — на нашей планете приземлился чужой космический корабль, и мы установили с пришельцами пробный контакт.

— Кто это были?

Квакс проигнорировал столь откровенный вопрос.

— Производимые нами биопродукты стали крайне популярны, и мы смогли основать громадную торговую империю. Она раскинулась на множество систем. Но крупные проекты для нас по-прежнему осуществляются нашими клиентами по специальным заказам.

— Клиентами вроде нас. Или Сплайнов.

— Немногие из нас покинули родную планету. Риск очень велик.

Парц откинулся на спинку кресла.

— Правитель, мы с вами работаем не первый день. Вы должны понимать, сколь мешало мне все эти годы полное незнание природы Квакса. Все то, что я сейчас увидел, — лучшая для меня награда за долгие годы безупречной службы.

— Это действительно так. Представитель.

— Тогда скажите, в какой помощи вы нуждаетесь?

— Парц, — спокойно произнес Правитель, — мне нужны ваше доверие и поддержка. Я хочу обеспечить себе доступ в Будущее. Я хочу, чтобы люди построили для меня новый «Интерфейс». И еще я хочу, чтобы этим строительством управляли вы.

На несколько секунд Парц застыл в кресле, пытаясь разобраться в захлестнувшей его путанице мыслей.

— Я не совсем понимаю вас. Правитель, — наконец произнес он.

— Восстановление древней технологии производства спецвещества вряд ли будет представлять собой большую проблему. Человеческая наука ушла далеко вперед за эти полтора тысячелетия. Но необходимые мне параметры «Интерфейса» будут значительно отличаться от первоначального проекта…

Парц кивнул. До него с трудом доходили слова Квакса.

— Как отличаться?

Через транслятор Квакс передал изображения и чертежи предполагаемого портала, представлявшего собой изящную конструкцию в виде икосаэдра. Все ее двадцать сторон голубого цвета медленно вращались на экране.

— Новый «Интерфейс» должен быть гораздо больше, чтобы обеспечить прохождение через Туннель любого Сплайна, — сказал Правитель. — Или любого другого корабля, достаточно большого, чтобы иметь возможность транспортировать Квакса.

При прохождении через Туннель на корабль действовали мощные гравитационные приливные силы. Парц уже знал, что Квакс более чувствителен к подобным полям, чем человек.

— Таким образом, входная апертура портала должна быть больше, и сам портал придется строить гораздо больших размеров, так что неизбежно потребуются укрепляющие элементы из спецвещества.

Парц задумчиво коснулся транслятора; геометрия конструкции была ему ясна.

Квакс ненадолго задумался.

— Парц, я предлагаю вам сотрудничество в осуществлении этого проекта. — В синтезированном голосе Правителя послышались торжественные нотки. — Я понимаю, что оно может создать для вас дополнительные трудности.

— Какие именно? — нахмурился Парц.

— Вы коллаборант, — жестко произнес Квакс, и Парц непроизвольно отшатнулся. — Мне известно, как вы, земляне, падки на ярлыки. Сегодня я прошу вас сотрудничать со мной в осуществлении проекта, чей успех для землян будет невыносимо оскорбителен. Я понимаю, как много значит для людей, видящих в нас жестоких оккупантов, скромный успех подпольщиков, сбежавших в Прошлое.

— Вообще-то вы и есть оккупанты, — улыбнулся Парц.

— Теперь, как мне кажется, пришло время использовать созидательный потенциал опозоренного человечества в наших целях. Я рассматриваю эту беседу как выражение высочайшего доверия к вам. Вам же это может показаться грязным оскорблением.

Парца пробрала дрожь, но он попытался возразить ему гордо — будто говорил со своим вторым «я», а не со всесильным оккупантом, способным стереть его в порошок в мгновение ока.

— У меня есть собственный взгляд на Оккупационный режим Квакса, — тихо произнес он. — И собственное мнение о предпринятых вами действиях. Но мои рассуждения не помогут убрать с орбиты военный флот Квакса, не могут восстановить утраченные технологии и даже просто наше достоинство, которого Квакс нас лишил.

Ответа не последовало.

— Я прагматик, — после короткой паузы продолжил Парц. — У меня врожденные способности к дипломатии. К посредничеству. Чтобы выполнить ваше новое задание, мне потребуется изменение сурового законодательства Оккупационного режима на возможно более мягкие, приемлемые для землян формы.

— Ваши соплеменники могут счесть, что цель вашей деятельности — увековечение существующих законов.

Парц широко развел дряблые, старческие руки. Он сам удивлялся сейчас своему мужественному поведению.

— Правитель, меня мучают подобные вопросы. Но в конце концов я всегда приступаю к решению неотложных практических дел.

Он участливо взглянул на висящий перед ним пузырь мыслящего кипятка и спросил:

— Вы понимаете, что я имею в виду?

— Мне кажется, Язофт, что мы с вами — настоящие братья по разуму и одинаково смотрим на многие вещи. Вот почему я выбрал именно вас для руководства этим строительством. Я опасаюсь, что стремительные действия повстанцев, этих «Друзей Вигнера», могут представлять серьезную опасность — и не только для Квакса, но и для всего человечества.

— У меня возникло подобное ощущение, — кивнул Парц. — Вмешательство в историю может породить проблемы, еще совершенно не изученные наукой. Вряд ли кто-то из нас может одобрить действия этих отчаянных беглецов.

— Так вы согласны помочь мне?

— Правитель, а почему вы хотите отправиться именно в Будущее? Разве это может помочь вам разрешить проблемы, которые возникли у вас в Прошлом?

— Неужели вы не видите возможностей, которые предоставляет подобная технология? Благодаря сообщению с Будущим я могу контактировать с эпохой, в которой все вопросы, кажущиеся нам сегодня неразрешимыми, уже сформулированы и изучены. Мне не потребуется предпринимать действия, которые могут привести к непредсказуемым последствиям. Я смогу общаться с Кваксами Будущего и действовать под их непосредственным руководством.

Парц на мгновение представил себе, к каким парадоксальным результатам может привести осуществление предлагаемого проекта. Но вслух сказал:

— Мне понятны ваши намерения. Правитель. Но как можно претворить их в жизнь? Не кажется ли вам, что было бы безопаснее и разумнее принять собственное решение — здесь и сейчас?

Голос Правителя был, как всегда, ровен и безмятежен.

— Парц, я не могу пойти на такой риск. Я считаю, что если и советоваться, то не с собой сегодняшним, а с собой в Будущем, когда исчезнут сегодняшние проблемы. Так вы согласны помочь мне?

«Квакс выложил все карты на стол, — размышлял Парц. — Он действительно не знает другого выхода из сложившегося положения, кроме осуществления нового проекта «Интерфейс», который поглотит бездну энергии и ресурсов. Это отчаянная попытка спастись в ситуации, в которой он полностью бессилен из-за отсутствия необходимых знаний». — Язофт почувствовал прилив невыразимой гордости от только что одержанной всем человечеством маленькой победы над узурпатором.

Но после короткого триумфа к нему опять вернулся страх. Ему хотелось быть откровенным с Правителем. Может, на самом деле стоит положиться на мнение этих «Друзей Вигнера»? Кроме того, безвольное промедление Квакса с каждым часом увеличивает шансы оказаться накрытыми волной небытий, стремительно надвигающейся на них из Прошлого.

Парц понял, что и в самом деле выхода у него нет.

— Я помогу вам. Правитель, — торжественно произнес он. — Скажите мне, что должно быть сделано в первую очередь.

4

Отправив Майклу Пулу послание, которое неслось теперь по Солнечной системе со скоростью света, Мириам Берг сидела в высокой английской траве в ожидании Ширы, представительницы «Друзей Вигнера».

Она создала машину времени и отправила ее к звездам. Но ничто в ее жизни не могло сравниться с несколькими драматичными днями в ее собственном времени после возвращения через Туннель.

Перед ней в коричневато-ржавом — от выжженного грунта — кратере лежала посадочная шлюпка с «Качи». Она была вскрыта подобно туше громадного распотрошенного зверя; струйки сизоватого дыма медленно поднимались из ее раскаленного чрева. Ровные линии, которыми был рассечен корпус, казались проведенными рукой опытного хирурга — «Друзья Вигнера» с непонятной ей тщательностью своими похожими на скальпели лучевыми резаками превратили ее корабль в кучу мерзкой окалины.

Уничтожение судна Друзьями было платой за возможность послать одно-единственное короткое послание Пулу. Чрезмерной платой. Ведь только он способен помочь им; наверняка он уже работает изо всех сил. Тогда, в отчаянии, она совершенно не задумывалась: а жив ли он еще? Теперь ей было мучительно жаль безнадежно разрушенного судна — с его уничтожением она лишилась единственного канала связи с «Качи», с пятьюдесятью друзьями, которые были рядом с ней целое столетие, вместе с которыми она пересекла многие световые годы и которые были теперь по ту сторону Туннеля, в Будущем, куда они так отчаянно стремились и где полновластно царил мрачный, бесчеловечный Оккупационный режим Квакса.

Как странно возвратиться через Туннель обратно в свое собственное время, чтобы почувствовать такую ностальгию по чуждому ей Будущему.

Она лежала на спине в густой сочной траве и наблюдала за нежно-розовыми облаками, смягчавшими грозный Юпитер.

Слегка наклонив голову, она могла различить портал «Интерфейса» — тот конец Туннеля, который оставался на орбите Юпитера, когда «Качи» направился в долгий путь к звездам, и через который этот немыслимый кораблик «Друзей Вигнера» был вышвырнут обратно в Прошлое. Портал, медленно скользивший прочь от суденышка по близкой орбите, виднелся крошечным кубиком на небесно-голубой лазури. Он казался милым, изящным украшением и немного напоминал парящее в пространстве окно. И каким невероятным казалось сейчас ужасное Будущее, лежащее по ту сторону Туннеля!

Мириам поежилась от холода На ней был только тонкий спортивный костюм, она предполагала, что этого будет вполне достаточно, но сильно ошиблась, недооценив местный климат. Но больше всего ее мучил не холод, а страстное желание вновь оказаться на борту безопасного, дружественного «Качи». Сколько раз во время столетнего путешествия ее охватывала приятная дрожь от одной только мысли о возможности выйти наружу и полной грудью вдохнуть приятный, свежий земной воздух — пусть даже воздух Земли далекого Будущего! Конечно, и сейчас она предпочла бы оказаться где-нибудь поближе к Земле. Сидеть же на глыбе в четверть мили в диаметре — не огороженной ни защитным экраном, ни силовым полем, — глыбе, вырванной из Земли и заброшенной на орбиту Юпитера…

Мириам сочла, что здоровая порция страха, которого она натерпелась, в таких условиях была вполне оправдана.

Она услышала шаги и мягко поднялась с травы.

— Мириам Берг?

Подошедшая женщина взяла ее под руку.

— Шира. Я ждала вас.

Женщина из Будущего была абсолютно спокойной.

— Мы доверяем вам, Мириам, и предоставляем полную свободу передвижения по кораблю. Скажите, почему вы отправили это послание?

Берг искоса взглянула на Ширу. Она была высокой, почти как Мириам, — не менее метра девяноста, и немолодой. Берг, воспользовавшись «Антистаростью», осталась сорокапятилетней. Ее тело было стройным, упругим и здоровым; морщинки вокруг больших карих глаз и в уголках губ, как ей казалось, придавали лицу особенно мудрый и человечный вид. А уж совсем ей не надо было стыдиться коротко подстриженных, с легкой проседью волос.

Шире было около двадцати пяти. Но из-за наложенного Кваксом запрета на технологию «Антистарость» она выглядела значительно старше Мириам. Хрупкая, сухопарая. Лишь деликатные манеры прибавляли ей женственности. Полностью выбритый череп, выглядевший несколько эксцентрично, резкие черты лица. Кожа болезненно-желтоватого оттенка. Подведенные темной тушью громадные голубые глаза, полностью лишенные ресниц. Чуть выступающие вперед зубы. Странноватое, но, в общем, не отталкивающее лицо. Шира напоминала Мириам людей, во множестве живших на Земле за несколько столетий до нее, — болезненных горожан, изнуренных ежедневной борьбой за существование в слишком враждебном для человека мире.

Берг обнаружила, что на желтоватых зубах Ширы то здесь, то там виднеются пломбы. Что же должно было произойти на Земле, если даже кариес, навсегда побежденный, как считали полтора тысячелетия назад, вновь мучит человечество?

Какие ужасные последствия оставит после себя период владычества Квакса? Шира казалась Мириам существом не из Будущего, а из далекого Прошлого. А вот теперь и она сама оказалась лишенной медицинской поддержки лабораторий «Качи».

«О Господи, теперь я тоже начну стареть», — с тоской подумала Мириам и тихо вздохнула. В принципе еще не все потеряно. Возможно, у нее есть шанс вернуться домой. Если, конечно, она дождется помощи Пула…

— Шира, — медленно произнесла она, — я не хотела бы огорчать вас. Я ненавижу себя за то, что случилось Вы ведь меня понимаете? Но когда я узнала, что вы не собираетесь связываться с людьми моей эпохи, не хотите рассказать нам о Кваксе… тогда, разумеется, я выступила против вас.

Казалось, Шира ничуть не удивилась.

— Вы ведь понимаете, что нам пришлось уничтожить ваш корабль просто потому, что у нас не было выбора?

— Нет, не понимаю. Хотя и ожидала чего-то подобного. Но теперь это уже не важно. Свою задачу я выполнила, послание отправлено, несмотря ни на что. — Берг слегка улыбнулась. — Я так рада, что мне удалось смастерить радиостанцию. Я ведь этим никогда не занималась, вы знаете…

— Вы были физиком, — после небольшой паузы произнесла Шира. — Я читала о вас в старых книгах по истории.

Берг вздрогнула, ощутив, что выброшена из всех времен.

— Да, я физик. — Она наклонилась и смахнула прилипшие к подошве травинки. — Скажите, мы не могли бы куда-нибудь уйти? Это место действует на меня угнетающе.

Секунду подумав, она направилась к краю аппарата; Шира спокойно пошла следом за ней, мягко ступая по траве.

Вскоре они вышли за область нормальной гравитации — взобрались на ободок гигантской чаши. Воздух здесь был разреженнее. Еще через десять метров им пришлось остановиться; Мириам начала задыхаться. К тому же заметно похолодало.

На краю этого мира пучки травы свешивались прямо в пустоту, освещаемые призрачным светом Юпитера.

— Мне кажется, Шира, что здесь мы сталкиваемся с проблемами восприятия, — тяжело дыша, сказала Берг. — Итак, вас интересует, почему я нарушила наш договор? Я не думаю, что такие вопросы сейчас уместны. Чего еще вы могли ожидать от меня в такой ситуации?

Девушка промолчала.

— Взгляните моими глазами, — продолжила Мириам. — Через полторы тысячи лет, проведенных мною в «Качи», я вновь оказалась на Земле…

Экипаж «Качи», разумеется, хорошо знал, что оставленный ими мир стареет. Но так приятно было сознавать, что они по-прежнему связаны с ним через «Качи», словно прочной, свободно растягивающейся нитью; оставшиеся на Земле люди стареют с той же скоростью, как и экипаж «Качи». И ждут возвращения корабля, выполнившего свою миссию в Будущем.

И вот спустя столетие «Качи» вернулся на орбиту вокруг Юпитера. Земля прожила за это время тысячу пятьсот лет. Но портал продолжал крепко соединять их с Прошлым.

— Я даже не могу сейчас припомнить, что мы ожидали встретить в тот момент, когда приблизились к Солнцу, — сказала Мириам.

— У нас были сотни сценариев, возникших как до, так и во время путешествия. Я не исключала встречи с обезображенной радиоактивным загрязнением Землей, с новым каменным веком, в который явились боги из огненной колесницы.

Но такого представить себе я не могла. Мир, полностью подчиненный непонятному иноземному существу… Что-то летит навстречу нам, — потрясенная воспоминаниями, Мириам ненадолго замолчала, — …и это кусок Англии, вышвырнутый в космос… а на нем несколько десятков отощавших землян, отчаянно рвущихся в Прошлое…

Она вспомнила полет на одноместной шлюпке от по-домашнему обжитого «Качи» к Юпитеру, вспомнила стремительно приближающийся, похожий на ярко-зеленый астероид корабль. Она не могла поверить своим глазам, когда увидела несущийся навстречу кусочек английского деревенского пейзажа с пышной растительностью и незабываемым Стоунхенджем, как будто бы вырезанный из туристского каталога Земли и грубо приклеенный к черному бархату небесной сферы… При ударе в момент посадки разрушился шлюзовой отсек, и она смогла выпрыгнуть прямо на упругий, такой неожиданный возле Юпитера чернозем, на шелестящую под ногами траву…

Через несколько минут она была окружена Друзьями. Затем к ней подошла Шира, чтобы объяснить «Дружеские» намерения. Пятнадцать столетий богатой катастрофами человеческой истории уложились в короткий сбивчивый рассказ.

Через несколько часов после «приземления» Берг зеленый корабль вошел в гравитационную трубу Туннеля. Берг содрогнулась, вспомнив, какие радиационные бури бушевали вокруг их хрупкого суденышка — убежища путешественников во времени.

Разрешение послать сообщение на борт «Качи» она не получила. Возможно, сейчас его команда уже уничтожена Кваксом, если только слово «сейчас» имеет право употреблять путешественник во времени.

— Всего несколько таких богатых событиями дней, — иронически произнесла она. — Для гостеприимного дома эту просто возмутительно мало.

Шира слегка улыбнулась и, когда Берг попыталась сосредоточиться, произнесла:

— Я рада, что вы сказали «возмутительно». Это была по-настоящему возмутительная идея — идея, позволившая нам добиться своего — прямо под носом у Квакса, как мы и планировали. Пойдемте, нам нужно поговорить, теперь у нас есть время.

Они повернулись и медленно начали спускаться «вниз», от ободка аппарата к его центру. Берг чертыхалась, преодолевая углубления в почве, каждое примерно в метр шириной и в несколько десятков сантиметров глубиной. Отсюда весь аппарат был виден как на ладони. Мириам уже поняла, что благодаря этим впадинам и почва и камни удерживались на поверхности диска, но каким образом создавалось гравитационное поле, оставалось для нее загадкой.

— Вы должны понять сложившуюся ситуацию, — произнесла Шира. — Из сохранившихся с ваших времен текстов мы узнали, что приближается время вашего возвращения к Земле с порталом «Интерфейса». Это означало, что наступает тот короткий промежуток времени, когда Туннель будет доступен и для нас, еще не разрушенный Кваксом. Тогда мы задумали проект…

— Что за проект? — быстро спросила Берг. Шира проигнорировала заданный вопрос.

— Оккупационные власти не ожидали вашего появления, но очевидно, что ваш корабль был бы обнаружен и затем, по-видимому, уничтожен вместе с его грузом Нам необходимо было встретиться с вами до того, как это случится. Вот такая история, Мириам. Нам пришлось построить космический корабль, причем в условиях полного и неусыпного контроля Квакса над землянами.

— Вот так дела! Вы знаете, Шира, нам, наверное, необходимо отобрать подходящие грамматические формы, особенно времена. Нельзя ведь говорить о далеком Будущем в прошедшем времени, не так ли?

Шира не удержалась и усмехнулась, и Мириам почувствовала к ней некоторое подобие симпатии.

Они прошли через невысокие заросли, над которыми парили, примерно в трех метрах над поверхностью, небольшие светящиеся шары, дававшие тепло и свет. Мириам ненадолго остановилась под ними, ощутив на лице и на всем своем начавшем стареть теле приятные, уже совсем забытые за столетие полета жаркие солнечные, лучи. В ярких, слегка желтоватых лучах шаров розоватый диск Юпитера сразу потускнел, а трава стала ярко-зеленой, мясистой и сочной, совсем как когда-то на Земле. Берг осторожно, на цыпочках прошлась по ней.

— Надо же так закамуфлировать корабль!

— Квакс не вмешивается в происходящее на территории культурных святынь человечества.

— Ура Кваксу, — подытожила Мириам. — Возможно, не такой уж он зловредный головастик!

— Мы надеемся, что эта фраза — не признак вашего альтруизма, а лишь желание понять природу пришельца, — нахмурилась Шира.

— В любом случае мы возлагаем определенные надежды на политику, которая помогла бы нам в достижении наших целей.

Мириам Берг задумчиво улыбнулась. Ее воображение по-прежнему не могло успокоиться, заново рисуя повстанцев, которые в перепачканных спортивных костюмах, как кроты, рылись под готическими соборами, пирамидами, древними могильниками реакторов деления…

— Значит, вы решили соорудить ваш корабль под скалой?

— Да. Точнее говоря, мыспециально подготовили площадку земли для Будущего полета.

— Но какие ресурсы вы использовали для этого?

— «Друзья Вигнера» действуют повсюду, — сказала Шира. — Вспомните, что еще до встречи с Кваксом земляне широко распространились в космосе и стали использовать ресурсы многих планетных систем. Да, Квакс практически полностью контролировал все наши действия — и подчас весьма эффективно. Но за пределами этого «подчас» мы были способны на многое — и даже на осуществление проектов, которые и для вашего времени показались бы грандиозными.

— Не могу во все это поверить, — мрачно произнесла Мириам.

Они медленно подходили к центру аппарата.

— Итак, вы полностью закончили подготовку корабля, — сказала Мириам. — Но как же вам удалось выйти в космос незамеченными?

— Благодаря гипердвигателю, полученному от Сквима, — объяснила Шира. — Он создает вокруг корабля линзообразное силовое поле, которое полностью изолирует поверхность аппарата и слой атмосферного воздуха вокруг него. Двигатель был использован для выброса аппарата с Земли непосредственно на траекторию полета «Качи», а затем — после перехвата вашей капсулы — двигатель направил аппарат прямо в «Интерфейс».

— Сквим… Это что, та раса, с которой человечество столкнулось до Квакса?

— И которая, потерпев поражение, обогатила нас важнейшими технологиями, необходимыми для прорыва в дальний космос.

— Как же вам удалось победить его?

— Читайте учебники истории, — улыбнулась Шира.

— Ну ладно, — согласилась Берг, — и что, этот Сквимовский двигатель работает и сейчас?

— В холостом режиме. Только для поддержания радиационной защиты.

— И для удержания воздушной оболочки, да?

— Нет. Это вполне обеспечивает гравитационная система аппарата.

— Искусственная гравитация? — вскинулась Мириам. — В наши дни она казалась недостижимой мечтой!

Но Шира в ответ только улыбнулась.

Они приблизились к жилищу и рабочей площадке «Друзей Вигнера». Дома — небольшие кубики и конусы — теснились на площадке в центре деревенского пейзажа с огромным каменным сооружением, больше, правда, похожим на неряшливо разбросанные детские игрушки. Все камни были одинакового сизовато-серого цвета. Мириам провела рукой по стене и обнаружила, что она идеально гладкая на ощупь. Но от нее исходило человеческое тепло, не то что от бездушного металла. Это был «конструкционный материал КсиЛи» — одно из тех чудес техники, которые заимствовали на КсиЛи и человечество и его смертельные враги — Сквим и Квакс.

Друзья ходили между зданиями, обсуждая свои проблемы. Небольшая группа собралась вокруг транслятора — устройства для получения информации, как успела понять Мириам, — и что-то обсуждала. Они поприветствовали Ширу и — с некоторым любопытством — и Берг.

Мириам успела насчитать на борту корабля около тридцати человек — примерно поровну мужчин и женщин. Им было лет по двадцать пять — тридцать, и все они казались хорошо воспитанными и интеллигентными. Безусловно, экипаж корабля подбирался так, чтобы обеспечить повстанцам успех их трудной миссии Головы у всех были обриты, как у Ширы, а у некоторых, как ошеломленно отметила Мириам, полностью отсутствовали ресницы. Но, несмотря на все это. Друзья не производили впечатления однообразной массы. Их было на удивление легко отличить друг от друга по различным формам черепа.

— Славно вы все организовали, — одобрительно отметила Мириам.

— Действительно неплохо, — холодно отозвалась Шира. — Наш корабль прошел через Туннель без серьезных поломок и повреждений Наше оборудование, в том числе и самовосстанавливающиеся механизмы управления, позволит нам обеспечивать жизнедеятельность корабля и его экипажа долгие годы. Достаточно долго, чтобы мы смогли выполнить нашу миссию. — Она улыбнулась. — Да, мы неплохо подготовились.

— Ммм-да… — Мириам кисло взглянула на кучку Друзей. — Знаете, Шира, вы бы очень помогли мне понять происходящее, если бы объяснили, что это вообще такое — ваш проект.

— Сейчас это невозможно, — с сожалением сказала Шира.

Берг встала прямо перед ней, положив руки на пояс. Лицо ее стало суровым, как у человека, привыкшего командовать.

— Хватит кормить меня банальностями, Шира. Ну ладно, черт с ними — и с моим кораблем, и с «Интерфейсом», который вы использовали в личных целях, и с моим экипажем, оставленным один на один с неизвестным и неожиданным врагом. Вы принесли их в жертву своим эгоистичным планам. Но, как ни крути, вы обязаны сказать мне что-то еще, кроме этой ни к чему не обязывающей чепухи.

Милое личико Ширы выразило неподдельное участие.

— Я действительно сожалею, Мириам. У меня и в мыслях не было оскорблять вас своими поучениями. Но я, точнее, мы действительно считаем, что для этого еще не пришло время.

— Но почему? Объясните мне хотя бы это!

— Я не могу. Если вы поймете, почему, то сразу догадаетесь о сути проекта.

— Хватит водить меня за нос! — рассмеялась ей в лицо Мириам. — И вы считаете, что можете удовлетворить меня такими объяснениями?

— Конечно, нет. — Шира усмехнулась, и снова Берг почувствовала легкую симпатию к этой странной, таинственной женщине из столь отдаленного Будущего. — Но в данный момент я не могу сказать вам ничего больше.

Мириам разгладила волосы.

— Но что именно вас волнует? Неужели вы думаете, что я даже при желании смогла бы помешать вам осуществить ваш проект?

Шира утвердительно кивнула.

— Если вы действительно почувствуете, в чем он состоит, вы будете в состоянии это сделать.

Мириам Берг нахмурилась.

— Я не понимаю, почему вы боитесь даже догадок о сути проекта? Даже если бы я определила, что именно вы задумали, мне пришлось бы противодействовать вам, опираясь на нечто более реальное. Не так ли?

Шира ничего не ответила, ее взгляд ничем не омрачился. Она излучала полное спокойствие.

— Шира, кто знает, возможно, вам еще понадобится моя помощь. — Мириам сменила тему. — Мне бы хотелось попробовать починить свой корабль.

— Все не так просто, Мириам, — обезоруживающе улыбнулась Шира. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы прекратили допрашивать меня.

Берг взяла ее под руку.

— Шира, мы с вами по одну сторону баррикад. Неужели вы этого не видите? Внутри одной Солнечной системы! В вашем распоряжении ресурсы пяти планет. Когда люди узнают о кошмаре Оккупации, они сделают все, что в их силах, чтобы помочь вам. С вами вместе будут бороться многие миллиарды.

— Дело не в них, как вы не понимаете, Мириам, — терпеливо повторила Шира. — Мы владеем технологиями, по сравнению с которыми ваши устарели на полторы тысячи лет!

— Мы можем принести за собой на хвосте слишком много бедствий, Шира, — с каменным лицом произнесла Мириам. — Что если Квакс последует за нами в Туннель? Что если вам потребуется помощь, чтобы остановить его?

— Мы можем защитить себя, — спокойно повторила Шира.

Дрожь пробрала Берг от этих слов, но она продолжила:

— Представьте себе сотню хорошо вооруженных кораблей, сходу вламывающихся через портал в Будущее. Они способны разобраться с кем угодно!

— Один военный Сплайн может скосить всех одним залпом, — усмехнулась Шира.

— Тогда помогите нам укрепить нашу мощь своими познаниями. В этот момент еще ни один Квакс не знает о существовании Земли. Мы можем уничтожить их прямо в их логове. Если вы откроете нам секреты супердвигателя Сквима, мы можем создать сверхмощную армаду, и тогда…

Шира осторожно засмеялась в ответ.

— Вы слишком мелодраматично относитесь к действительно серьезной опасности, Мириам. В этот момент Квакс уже создал гигантскую торговую империю, полностью контролируя сотни звездных систем. Даже если ваше нападение окажется успешным — вполне возможно, что и нет, — оно не приведет к реальной долговременной победе. У нас более глубокая цель — и мы уже в состоянии достичь гораздо большего.

— Но почему вы не расскажете мне о ней прямо? Вы просто не доверяете мне. Мне, вашей собственной неизвестно какой пра-пра-бабушке…

Шира торжественно улыбнулась.

— Горжусь тем, что во мне есть частичка вашего наследственного кода, Мириам, — сообщила она.

Они неторопливо прогуливались по тенистым лужайкам в центре корабля и вскоре приблизились к поясу жилищ. Говор оживленно беседующих Друзей постепенно стих. Посреди аппарата образовался небольшой островок молчания. Собеседницы вошли в разрушенный круг громадных валунов, и внимание Мириам полностью переключилось на них.

Здесь не было светящихся шаров; неуклюжие древние валуны, казалось, с вызовом смотрели на далеких потомков своих создателей, освещаемые только призрачным светом Юпитера. Берг подошла к одному из вертикально стоящих камней и осторожно коснулась серовато-сизой, поросшей мхом поверхности. Он не был пугающе-холодным, скорее теплым и дружелюбным. Он почему-то напомнил ей доброго неуклюжего слона.

— Вы знаете, — произнесла она, — ваш аппарат может вызвать сенсацию, если вы приземлитесь на нем, да еще где-нибудь неподалеку от оригинала — в Солсбери Плейн, например. Если вы на это решитесь, тут уж я и слова не скажу — будь это проект или не проект.

— Мысль недурна, — усмехнулась Шира.

Мириам вошла в центр каменного круга, минуя упавшие валуны. Повернулась, рассматривая усеченный ландшафт, пытаясь увидеть его глазами людей, построивших это сооружение столько тысячелетий назад. Как же все было таинственно и торжественно там, на голых холмах Солсбери Плейн, в дни солнцестояния, когда от пустоты мертвой Вселенной спасали лишь несколько огоньков, рассеянных по равнине в лучах заходящего Солнца!

…Но здесь горизонт был усыпан множеством серых столбиков — жилищ повстанцев; Мириам знала, что если бы даже она могла смести эти диссонирующие постройки с лица аппарата, под ними обнаружились бы лишь несколько сотен метров перелопаченного дерна, чьи неровные края свисают теперь прямо в черную бездну. Когда, переполненная этими мыслями, она повернула голову, то смогла увидеть громадную дугу диска Юпитера, исполинской стеной перегораживавшую Вселенную.

Былинные камни казались карликами на этом величественном фоне.

У Берг комок подступил к горлу.

— Черт возьми! — прошептала она.

Шира тихо подошла к Мириам и положила руку ей на плечо.

— Что случилось, дорогая?

— Вы не имели права так делать, — твердо произнесла Мириам.

— Почему?

— Осквернить такую древность! Как вы могли решиться на такое преступление перед историей? Даже Квакс никогда не прикасался к этим камням — вы сами сказали мне об этом!

— Квакс — захватчик, — резко возразила Шира. — Если бы ему потребовалось, он не задумываясь превратил бы эти камни в пыль!

— Но ведь не сделал же он этого, — упрямо повторила Берг. — Однажды, с вашей помощью или без нее, Квакс уйдет. А эта живая история могла бы продолжаться! Если бы не вы.

Шира, запрокинув голову, посмотрела на Юпитер, черты ее лица озарились пепельно-розовым светом.

— Поверьте, мы — «Друзья Вигнера» — хорошо понимали, на что нам придется пойти. Но в конце концов у нас хватило решимости принять единственно правильное решение. — Она повернулась к Мириам, и та была потрясена иррациональным, одухотворенным блеском ее больших синих глаз.

— Почему вы говорите с такой уверенностью? — потрясенно произнесла Берг.

— Потому что в будущем памятник не поврежден, — медленно, как ребенку, пояснила Шира.

Берг уставилась на нее, не зная, стоит ли ей рассмеяться в ответ.

— Да понимаете ли вы, что говорите? Вы перерыли древнейший памятник, перекрыли его полями гипердвигателя, улетели на нем с планеты, удрали от флота Квакса и углубились на полтора тысячелетия в прошлое! Вам что, этого недостаточно?

Шира радостно улыбнулась, наконец-то поняв, о чем идет речь.

— Вы уже знаете, что я не могу раскрыть вам наших намерений. Хотела бы, но не имею права. Но я вижу, что вы о многом догадываетесь, и хотела бы, чтобы верили нам всем сердцем. Когда наш проект будет успешно завершен, Стоунхендж вернется на место в своем первозданном виде!

Берг вытащила руку из ладони Ширы.

— Да возможно ли такое? О Господи, Шира, что задумали ваши люди?

Но «Друг Вигнера» только загадочно улыбнулась в ответ.

5

Флиттер примостился возле пищеварительного тракта Сплайна; маленькие клещевидные зажимы его днища прочно прикрепились к затвердевшей плоти.

Язофт Пари, управляя флиттером, чувствовал, как в его собственном желудке все переворачивается от этого зрелища.

Он провел тестирование всех систем корабельного оборудования; по экрану системы управления побежали длинные колонки цифр. Затем он открыл шлюзовую камеру. Воздух быстро наполнил кабину и слегка вдавил Парца в кресло. Он отстегнул ремни и легко поднялся на ноги. Прошло уже больше года с момента его последней встречи с Правителем внутри Сплайна. За это время «Антистарость» разительно изменила его тело, избавив практически от всех прежних мучений, и теперь он каждый раз ликовал в душе, пружинисто поднимаясь с пилотского кресла без прежних приступов боли в пояснице.

Антитела закрепили маленькую плоскую платформу над внутренней поверхностью желудка Сплайна прямо перед люком шлюзовой камеры флиттера. В нее уже был вмонтирован трансляционный блок. Парц легко вывалился из шлюза и сразу же включил электромагниты псевдогравитации, позволившие ему принять положение, более приличествующее рангу.

Затем он огляделся вокруг. Корпус флиттера в кишечнике Сплайна казался маленьким непереваренным кусочком пищи. Он повернулся к шарообразному пузырю, величаво булькающему перед ним. Невдалеке, мерцая в туманных сумерках пищеварительного тракта, завис виртуал — маленький икосаэдр портала нового Туннеля.

— Правитель, — произнес Парц, — пора.

Голос Правителя, послышавшийся из трансляционной коробки, был слегка приглушен вязкой газовой средой кишечника.

— Вы правы. С момента побега этих треклятых «Друзей Вигнера» прошел уже целый год. Это был плохой год для нас. Но теперь, похоже, мы достигли заметного успеха, не так ли, Парц?

— У нас мало времени, — мягко, но настойчиво повторил Парц. — Изготовление и запуск портала в столь короткие сроки — само по себе большой успех. Я удивляюсь не меньше вашего.

— Язофт Парц, я должен поблагодарить вас за то, что вы приняли участие в осуществлении этого проекта.

— Мое участие в его осуществлении было скромным.

— По-видимому, нет, — сказал Квакс. — Но, откровенно говоря, мне не понятно, почему вы согласились помогать мне. Каковы были ваши мотивы? Мне понятно ваше стремление получить доступ к технологии «Антистарость», но…

— Но не только это, — холодно ответил Парц. — Я уверен, что возрожденная технология производства вещества с отрицательной энергией в дальнейшем сослужит службу землянам.

Эта техническая победа, понятно, была куплена дорогой ценой. Административно управляемое общество, полностью подчиненное одной цели, использовало для ее достижения все ресурсы обитаемых территорий Солнечной системы — Земли, Луны, Марса, Титана. Все они превратились в гигантские фабрики по производству экзотического вещества. Но весь проект базировался на использовании исключительно земных технологий — и тем самым сильно помог вернуть былое самоуважение.

— Подготовка к запуску этого сооружения за шестимесячный срок была самой сложной частью проекта, Правитель, — вслух произнес Парц.

— Мне понятна ваша гордость, Представитель, — торжественно сказал Квакс своим мелодичным голосом. — И я рад видеть, что ваша откровенность со временем не угасла.

— К чему теперь говорить об этом? Вы же предвидели это. Правитель.

— Я хотел бы отблагодарить вас и пригласил сюда для того, чтобы вы вместе со мной стали свидетелем триумфа нашей совместной работы.

Парц и в самом деле допускал, что Квакс пригласит его сюда, на орбиту вокруг Юпитера, как только потоки высокоэнергетичных частиц, провозвестники Будущего, хлынут из главного входа Туннеля.

— Если бы не дарованный вам и вашим ближайшим сотрудникам допуск к «Антистарости», — продолжил Квакс, — на что вы, кстати, согласились с неохотой, вам, возможно, не довелось бы сейчас читать мне лекции о неслыханных возможностях человеческой расы. Не так ли? Ведь во время той нашей памятной встречи вы были близки к завершению своего биологического цикла?

— Правитель… — вспыхнув от гнева, начал Парц.

Но Квакс оставался невозмутимым.

— Давайте не будем в этот праздничный день обсуждать прошлое и сосредоточимся на нашем совместном достижении…

Парц сделал глубокий вздох.

— Хорошо, Правитель.

— Вас должна переполнять гордость при одной мысли о том, что конструирование «Интерфейса» успешно завершено.

Парц на самом деле очень гордился своим успехом. Особенно в тот момент, когда остающийся в Солнечной системе конец Туннеля покрывали ярко светящимся голубым слоем сверхвещества. Несколько прекрасных недель после этого оба портала вращались вместе в гравитационном поле Юпитера, и молочно-белые листы разрушенного пространства казались гранями исполинских бриллиантов.

Затем пришло время старта первого портала. Для него был сконструирован специальный мощный тягач. Зависший над порталом, он казался человеческой рукой, свободно парящей над парой серо-голубых ажурных цветков неземной красоты.

Ожили мощные гравидвигатели тягача, и один из порталов поплыл вдаль: сначала медленно, по широкой спирали он вышел из сферы притяжения Юпитера, а затем, описав гигантскую дугу, ушел в межзвездное пространство.

Парц, как и все человечество, как Квакс и сотрудники Оккупационной администрации, погрузился в томительное шестимесячное ожидание.

Тягачу первого «Интерфейса», «Качи», потребовалась сотня лет, для того чтобы перекинуть мост через тысячелетия. Новому кораблю необходимо всего полгода субъективного времени, чтобы совершить полет по замкнутому маршруту и вернуться к Солнцу. Двигаясь с ускорением, намного превышающим ускорение свободного падения, он вернется через пять столетий.

Парц не был ученым, но, по долгу службы разбираясь во всех деталях проекта, встречал все новые и новые парадоксы в физике Туннеля с философским спокойствием. Однако при надзирательных полетах в окрестности Юпитера не мог сдержать волнения.

За призрачными гранями портала находилось далекое Будущее. Если «Друзья Вигнера» получили огромное преимущество, сбежав в еще неподвластное Кваксу земное Прошлое, то какие преимущества даст Кваксу проникновение по другую сторону времени? Парц приходил в уныние от мысли о бесплодности сопротивления захватчику. Знание земной истории позволит ему выбрать ту единственную беспроигрышную тактику, которая не оставит землянам никаких шансов.

Прошел всего год со дня побега Друзей. И вот доступ в Будущее позволит Кваксу вновь овладеть ситуацией.

— Отчего вы так задумчивы? — прервал Правитель ход мыслей Парца.

— Простите.

— Итак, продолжим, — предложил навязчиво-мягкий голос транслятора. — Я полагаю. Представитель, что мы никак не можем считать друг друга товарищами. Но мы работали в тесном контакте и были честными партнерами. Скажите мне, что вас беспокоит?

Парц неопределенно пожал плечами.

— Мы дали вам в руки неслыханное оружие. Представьте себе кого-нибудь из величайших полководцев человечества — Бонапарта, например, — узнавшего результаты своих битв задолго до того, как они произошли…

— Это только одна из возможностей, Язофт. Такой полководец, возможно, был бы раздавлен грузом исторической необходимости. Исход множества конфликтов человечества был решен не военными победами и не героизмом вождей, а самим ходом истории. Не исключено, что угрызения совести и понимание тщетности усилий заставили бы Наполеона отказаться от всякой борьбы.

— Да, — согласился Парц. — И хотя я не в состоянии вообразить себе Квакса-полководца, раскаяние за множество бед, причиненных человечеству за время Оккупации, все равно придет. Вспомните, что когда мы с вами изучали побег «Друзей Вигнера», то оба не верили поначалу, что группа людей овладела такой неслыханной мощью. Подумайте, не отнесется ли Квакс из Будущего с подобным же недоверием к нам?

В ответ послышался мягкий смех.

— Возможно, вы когда-нибудь научитесь предугадывать чужие действия. Я не без уважения отношусь к человеческим способностям, хотя мне не всегда понятна мотивация ваших поступков.

— Например?

— Экипаж тягача, который транспортирует портал, состоит исключительно из землян. Тягач имеет автоматическую систему управления и, конечно, полностью защищен от перспективы бунта команды. Ваш долгий опыт космических полетов убедил меня, что самая лучшая гарантия успешного выполнения миссии — это присутствие на борту корабля инженеров-землян, обладающих неслыханной изобретательностью и способностью к адаптации. Вот из таких соображений мы и набирали команду.

— И вам не составило труда набрать ее. Даже несмотря на перспективу длительной громадной перегрузки. — Парц слегка улыбнулся. — И это неудивительно. Правитель.

— Почему вы так считаете?

— Не все люди одинаковы. Не все довольствуются положением угнетаемой расы, как…

— Как вы, Парц?

— Да. — Парц гордо выпрямился. Он не был уверен, поймет ли этот жест Правитель, ну да черт с ним. — Правильно. Не все люди такие, как я. Некоторые мечтают любой ценой покинуть оккупированную Солнечную систему. Когда-то еще земляне снова смогут осуществлять космические полеты? Жить полной жизнью? По-видимому, запрет на технологию «Антистарость» был вашей серьезной ошибкой. И возврат к жалкому существованию в течение каких-то нескольких десятилетий, с перспективой близкого превращения в ничто, сделал землян совсем уж безрассудными. Трудно управляемыми, не правда ли. Правитель?

Квакс засмеялся.

— Может быть. Хорошо, Парц, давайте вернемся к нашим делам. Как вы считаете, какие процессы происходят сейчас в Туннеле?

Парц мысленно вернулся к долгим месяцам ожидания после завершения строительства и отлета второго портала. Он сооружал виртуальные изображения стационарного портала везде, где оказывался, выслушивая длинные, зачастую путаные объяснения о релятивистском сокращении времени, закрытых времяподобных кривых и горизонтах Коши.

Квакс в Будущем, очевидно, ожидает визита из Прошлого. Возможно, что в то время еще будут существовать особи Квакса, помнящие момент запуска «Интерфейса».

Наконец наступил день, когда корабль в соответствии с полетным заданием прибыл в Солнечную систему Будущего и начал функционировать. Парц, как и миллионы соотечественников, неусыпно находился перед виртуалом стационарного портала. И на Земле и повсюду, где действовал Оккупационный режим, люди наблюдали за мерцающим икосаэдром со смешанным чувством очарования и страха.

— И вот наконец было зарегистрировано исходящее из портала мощное космическое излучение…

— Кажется, — медленно начал Парц, — я чувствую то же, что и Майкл Пул, создатель первого портала.

Целью «Интерфейса», как было известно Парцу, являлось приобретение у будущих поколений новых технологических знаний, а также исследование свойств пространства-времени. Пул, открывая действующий Туннель, конечно, был счастлив. И, уж конечно, не испытывал страха, как Парц.

— Да, — понимающе сказал Квакс. — И теперь…

В этот момент виртуал портала взорвался, рассыпавшись в полумраке золотым дождем. Парц громко закричал, инстинктивно закрываясь от несуществующего огня.

Правитель молчал, до слуха Парца доносилось только собственное тяжелое дыхание.

Через несколько секунд Парц нашел в себе силы поднять голову. Портал, как и прежде, висел, освещаемый лишь неровным светом Юпитера…

Но теперь перед ним находился неизвестный космический корабль. Тьма струями извергалась из серо-голубого портала. Разорванная поверхность пространства-времени трепетала еще несколько секунд после прохождения корабля, и розоватый свет Юпитера волнами расходился над пузырящейся моделью океана Квакса.

Расправив многомильные, напоминающие крылья плоскости, корабль из Будущего медленно увеличивался в размерах, надвигаясь на экран гигантской ночной птицей.

— Я потрясен, Квакс, — беспомощно пролепетал Парц.

— И я не меньше. Внешний вид корабля, крыльевые двигатели — все указывает на то, что это Черный Истребитель КсиЛи.

КсиЛи… Парц почувствовал безотчетный ужас.

— Но вместе с тем это корабль Квакса, — продолжил Правитель после некоторой паузы. — Я получил контрольный код… Моим потомкам пришлось пройти долгий путь, чтобы овладеть секретами технологии КсиЛи.

— Вам есть чем гордиться, — угрюмо сказал Парц. Самодовольство Квакса раздражало его.

— Крылья корабля действительно являются пространственно-временными прерывателями, — пробулькал правитель. — Движитель аппарата создает нелинейные разрывы в пространстве-времени наподобие ударных волн в атмосфере. И…

— Достаточно.

Комок опять подступил к горлу Парца. Новый голос, раздавшийся из транслятора, был столь же женственным, но в отличие от однотонного и громкого голоса Правителя этот отличался разнообразием модуляций неестественной жесткости.

— Я слышу твой голос, — пропищал Правитель. — Кто ты?

— Я — Квакс.

— Не узнаю тебя.

— Это неудивительно. Я прошел через терминал из Будущего.

— Сэр, — произнес Парц без тени страха или почтительности, — мне известно, что Квакс может занимать поверхность в многие квадратные мили. Ваш корабль слишком мал для такого организма. Как вы смогли разместиться в столь малом пространстве?

— Многое изменилось за пять столетий, — сообщил голос. — Много Кваксов ушло, много новых сформировалось, возникли иные формы, только очень маленькие Кваксы способны теперь бороться за выживание. Кваксы более не могут успешно существовать в старых жидкостных состояниях. Рассеянным по Космосу, им необходимо искать новые формы для собственного существования.

До Парца с трудом дошел смысл сказанного.

— Квакс, повторите! Что случилось с Кваксами?

— Сначала ответьте на мой вопрос, — безапелляционно обрезал Правитель. — Почему вы не информировали меня о своем приближении? Почему мы используем язык землян, а не обычные у Кваксов коммуникационные каналы?

— Я хочу, чтобы Язофт Парц услышал и понял все происходящее, — заявил новый Квакс. — Позднее мне потребуется его сотрудничество.

От удивления Парц сделал непроизвольный шаг назад, почувствовав под ногами край платформы.

— Вы что, знаете обо мне?

Снова его охватил безотчетный трепет. Он ощущал себя дикарем, стоящим перед грозным шаманом. Как может Квакс, живущий через пятьсот лет, знать о его существовании? «Хотя, конечно… — вдруг осенило его. — Этот Квакс из Будущего; они наверняка знают все об этом историческом событии и наверняка десятки раз наблюдали эту сцену».

— Язофт Парц, свидетельствуйте! — раздался торжественный голос. Парц посмотрел вверх.

Яркий вишнево-красный луч вспышкой осветил внутренности Сплайна, они мгновенно вспухли и разорвались. Через разрывы Парц увидел открытое космическое пространство. Виртуал, висевший рядом с пузырем Квакса, превратился в облако разлетающегося растра и исчез.

Парц закрыл глаза, пытаясь покрепче запечатлеть в памяти увиденное. Оружие — лазерный луч или что-то еще — применил Квакс, прилетевший из Будущего.

— Язофт Парц, это технология КсиЛи! — произнес голос нового Квакса. — ЗвездоЛом…

Везде, где проходил ярко-вишневый луч, поверхность шара-океана, миг назад бывшего Кваксом-Правителем, кипела и испарялась. Гигантские пузыри поднимались из его центра, разрушая правильную шестиугольную поверхность сети турбулентных ячеек. Вокруг клубился легкий туман.

— О Господи! — произнес Парц. — Вы убили его!

— …его луч состоит из когерентного гравитационного излучения, — невозмутимо продолжил новый Квакс. — Жизнедеятельность океанического фрагмента поддерживается легкой черной дырой у него в центре; действие луча приводит к разрушению равновесного состояния шара и его коллапсу.

Квакс-Правитель превратился в облако тумана; Язофт стоял прямо под этим, необычно плотным облаком почти идеальной сферической формы. Капельки жидкости, круглые, плотные, как ртуть, выпали прямо на платформу перед Парцем. Он наклонился и стер их перчаткой.

— Квакс, — сердито сказал он, — мне совершенно не понятно, почему одно существо вашей расы убивает другое.

— Ошибка одного из нас — того, которого вы называли «Правителем», — повлекшая за собой побег землян-повстанцев в Прошлое, привела к столь катастрофическим последствиям, что, по сути, является преступлением. Если вас, Парц, это определение чем-то не устраивает, считайте, что это не убийство, а казнь. Мощь нашей расы в том, что мы отбраковываем слабых. Правитель Земли по натуре был робок. А я — нет.

— Катастрофическая ошибка? — вновь наклонился над автопереводчиком Парц. — О Господи, Квакс, я всего ожидал от Будущего, но только не этого… Что случилось? Неужели вас ужасают гуманоиды? Люди?

— Да, — как ни в чем не бывало ответил Квакс, — но факт моего успешного проникновения сюда, возможно, ужаснет вас. Потому что теперь я обладаю всей необходимой мощью.

Парц вздрогнул.

— Но вам, Язофт Парц, мы не причиним никакого зла, — поспешно заверил Квакс.

— Вы мне льстите, — нахмурился Парц.

— Я изучил записи ваших прежних бесед с Правителем. Его новая политика допуска тщательно отобранных землян к древней технологии «Антистарость» была действительно мудрой, ибо разделяла их. И вы, Язофт Парц, действительно получили вознаграждение от Квакса. Вы живы, в то время как ваши современники сдохли, как тараканы, — расхохотался Квакс смехом, гораздо более зловещим, чем смех уничтоженного Правителя. — Ваши анализы значений потенциала бессмертия имеют действительно большое значение. Ведь человеку достаточно прожить всего несколько десятилетий для того, чтобы он утратил всякую надежду на бессмертие. Не так ли, Парц?

— Если вам действительно требуется мое сотрудничество, почему вы оскорбляете меня?

— О, мне действительно требуется ваше сотрудничество!

Парц поднял голову. Капли ужасного дождя вновь забарабанили по шлему его скафандра.

— Выслушайте меня, Квакс из Будущего! Правитель, которого вы не пощадили, был цивилизован. Понимаете? Режим, в условиях которого мы существовали, не Правителем был изобретен. Но он стремился к эффективности режима, а не к террору или жестокости. Именно поэтому я всю жизнь сотрудничал с ним — я понимал, что это дает мне возможность служить на благо своей расы. Но вы… Я уже имел возможность наблюдать, как вы убили существо собственной расы всего через несколько мгновений после проникновения в наше время…

— Вы действительно честны, Язофт Парц! — искренне рассмеялся Квакс. — Может быть, именно поэтому выбор Правителя оказался столь хорош. Слушайте! Я не собираюсь устанавливать новый режим Оккупации и вообще задерживаться в этом временном интервале. Я намерен пройти через подлинный древний портал, чтобы продолжить движение в Прошлое.

— Вы погонитесь за «Друзьями Вигнера», повстанцами, сбежавшими в Прошлое?

— Да, я уничтожу их. Но собираюсь достичь гораздо большего.

Парц попытался представить себе Квакса — циничного убийцу, лишенного страха и морали, — попавшего на полтора тысячелетия назад, в далекое Прошлое, к ничего не подозревающим и неготовым к защите землянам.

— А я? — бесстрашно переспросил Парц. — Что потребуется от меня, когда вы отправитесь крушить античность?

— Как что? Вы, разумеется, будете сопровождать меня.

— О Господи!

Капли океанического вещества опять с шумом обрушились на шлем его скафандра. Он снова машинально стер их перчаткой.

— Правитель будет сохранять сознание еще несколько часов, — сообщил Квакс, — хотя его органы чувств необратимо повреждены.

— Он ощущает боль?

— Наши дела здесь уже закончены. Возвращайтесь на свой корабль, — потребовал Квакс.

Едва нащупав дорогу в свинцовом мареве, Парц укрылся во флиттере.

6

«Краб-Отшельник» вернулся назад, в Солнечную систему, и теперь вращался на орбите вокруг пухлого диска Юпитера. Майкл Пул сидел в прозрачной кабине капсулы вместе с виртуалом Гарри. Корабль находился с темной стороны планеты, и ВЕТ-двигатель, полыхая на глубине мили от прозрачного пола капсулы, освещал обширные области бескрайнего океана клубящихся облаков, фиолетовый свет выбивался из-под кабины, и Пул заметил, как пышная ослепительно-белая шевелюра его отца приобрела в этом освещении слегка демонический оттенок.

— Неплохо вошли, — одобрительно сказал Гарри.

— Мне тоже так кажется. Особенно если ты любишь фейерверки.

Гарри повернулся к сыну, его голубые глаза расширились от удивления.

— Будет тебе, сынок! Ты физик, а я всего лишь государственный чиновник. Ты понимаешь все лучше, чем я. Но, возможно, это удивляет тебя гораздо меньше, чем простого любителя. Ведь мы смогли вернуть и приручить те силы, что прекратили действовать во Вселенной спустя секунды после Большого Взрыва!

— В первые сотые доли секунды…

ВЕТ-двигатели работали на принципах так называемой Великой Единой Теории, комплексной научно-философской системы, согласно которой все фундаментальные взаимодействия в природе были различными формами проявления единой суперсилы. Сердцем ВЕТ-двигателя «Краба» был водородный бак размером с кулак. Он находился в сверхпроводящем сосуде, бомбардируемый тяжелыми элементарными частицами с энергией, равной той, что была вызвана во Вселенной Большим Взрывом. При таких энергиях действовала единая суперсила. Затем, под действием суперсилы, водород истекал из сосуда посредством фазового перехода. А суперсила распадалась на сильное, слабое, электромагнитное и гравитационное взаимодействия.

Каждый акт фазового перехода давал мощный импульс — горячей сверхплотной плазмы — двигателю корабля.

— «Краб» использует ВЕТ-фазу энергетического состояния для превращения кометного льда в плазму, — объяснял Пул отцу, — сверхгорячая плазма истекает затем через сверхпроводящее сопло, и…

Гарри рассеянно кивнул, уставившись в ледяную глыбу кометы, на которой они унеслись прочь из Облака Оорта.

— Конечно. Но ведь это та самая форма энергии, которая, действуя считанные миллисекунды, обеспечила наблюдаемое до сих пор пространственное расширение Вселенной. Она заслуживает благоговейного и трепетного к себе отношения, Майкл. Наши корабли находятся сегодня на расстоянии многих световых лет от Солнца, Юпитер превратился в глубокую провинцию. Мы используем ту самую энергию, которая создала всю нашу Вселенную! Тебя это не удивляет?

Пул почесал переносицу, собираясь ответить.

— Да, Гарри. Ну конечно, да. Но я считаю такой стиль мышления бесплодным, особенно в ближайшие несколько недель, когда у нас и без того будет много работы. Я не испытываю благоговения при мысли о том, что двигатель нашей капсулы работает. Вспомни, в нашей истории были не менее фантастические достижения. Мы отправили людей на пятнадцать столетий в Будущее… Вспомни о найденных формах древней жизни, об инопланетянах, например. Нельзя благоговеть от повседневности. Мало, что ли, мы псевдоживых тварей насоздавали себе на беду!

Гарри придвинулся ближе к Майклу и усмехнулся.

— Не все из нас, виртуалов, такие уж невозможные создания!

Майкл Пул устало закрыл глаза.

— Поговори мне еще, — сказал он. — Живо выдерну проектор из розетки!

— Наверное, суперлюди далекого Будущего найдут способ защитить права искусственного интеллекта, — проворчал Гарри. — Например, их право на непрерывность сознания.

— Если ты, старый дубль, немедленно не уберешься, я тебе устрою «непрерывность сознания»!

На борту «Краба» раздался громкий сигнал тревоги. Аппарат, находившийся в нескольких тысячах миль от моря пурпурных облаков Юпитера, подходил к ближайшей от планеты точке своей орбиты; потрепанный, старый корабль пронесся вокруг диска Юпитера и вошел в освещенную Солнцем область. Солнце, казавшееся крохотным пятнышком, поднялось над бесконечным слоем облаков, и их тысячемильные тени контрастно подчеркнули захватывающую дух ослепительно бездонную глубину. В мгновение ока кабину затопил яркий пронизывающий свет. Еще какую-то долю секунды пурпурный свет через прозрачный пол кабины продолжал заливать фигуру виртуала отца. Затем процессор сориентировался, и, когда Гарри повернулся к Солнцу, его профиль окрасился золотом.

Из-за горизонта, как второе Солнце, выплыл портал «Интерфейса». Майкл хорошо различал реактивные струи кораблей, курсирующих вокруг портала в ожидании незваных гостей из Будущего. Полетная траектория «Краба» должна была пройти всего в нескольких десятках миль от портала. Майкл пристально вглядывался в ярко-синие ажурные конструкции громадного куба, скользя глазами по его геометрически совершенным прямым линиям, столь редким в дальнем космосе. Грани казались сделанными из полупрозрачного посеребренного стекла. Майкл мог разглядеть сквозь них диск Юпитера, но контуры облаков, подернутые серебристо-золотой сетчатой дымкой, создавали впечатление нереальности. Каждые несколько секунд грани внезапно становились абсолютно черными, и тогда Майклу удавалось увидеть сквозь них далекое незнакомое пространство, чужие звезды ив том числе врезанную в Юпитер дыру.

«Краб» на большой скорости пролетел мимо сооружения и оставил его позади, как брошенную игрушку.

— О Господи! — задохнулся от восхищения Гарри. — Мне показалось даже, что я видел сквозь него будущие звезды!

— Ты действительно их видел, Гарри, — задумчиво пробормотал Майкл. — Это ведь и есть ворота в Будущее.

Гарри взглянул на Майкла.

— Сынок, ты даже не представляешь, как я горжусь тобой.

Пул сделал непроницаемое лицо и отвернулся.

— Послушай, что ты думаешь обо всей этой истории с проникновением? — через некоторое время спросил Гарри.

— О корабле из Будущего? — пожал плечами Майкл. — Если они не поддерживали связь с Землей, за исключением короткого, годичной давности, послания Мириам, трудно даже строить какие-либо предположения.

— А как ты думаешь, людей Будущего можно узнать?

Пул, повернувшись, хитро взглянул на Гарри.

— А нас с тобой можно узнать, как ты думаешь? Посмотри на нас — я прошел «Антистарость» и стал бессмертным, а ты вообще полусуществующий «искусственный интеллект».

— Это я-то полусуществующий?

— На первый взгляд мы, конечно, похожи на людей и, вероятно, продолжаем ими оставаться. Но я не думаю, что мы сразу признали бы человеком существо, жившее тысячу лет назад. А сейчас придется ломать голову над тем, что произошло с человеком за следующие столь богатые событиями пятнадцать столетий.

— Может быть, у них третья рука выросла? Или появились громадные, лишенные туловищ головы, которые отскакивают от земли, как футбольные мячи? Что ты об этом думаешь?

— Если подобные изменения имели смысл, тогда, конечно, и не такое стало возможным, — пожал плечами Майкл. — Но вообще-то мне кажется, что самые глубокие изменения произошли не с головой, а внутри нее.

— А что ты думаешь о технике Будущего?

— Мне кажется, что многие годы мои описания физики сингулярности никем не пересматривались и не будут пересматриваться. Мы можем манипулировать с пространственно-временными искривлениями… Мы разобрались в физике сверхвысоких энергий и умеем использовать ее, например, при создании космических двигателей. Мы научились производить вещество с отрицательной энергией и строить из него тяжелые конструкции.

— А через пятнадцать столетий… — быстро вставил Гарри.

— Как далеко мы можем зайти? Мне кажется, на повестке дня должен встать вопрос о промышленном производстве сингулярностей с массой порядка нескольких тонн или, быть может, порядка массы астероида.

— А это еще зачем?

Майкл Пул провел рукой по волосам.

— Это очень компактные источники энергии. Если у вас на кухне есть черная дыра, у вас нет проблемы с мусором, который вы можете сбрасывать непосредственно в нее, за доли секунды избавляясь от него навсегда. А взамен получать удобное для употребления мощное высокоэнергетическое электромагнитное излучение. Есть еще одна очень интересная область применения черных дыр — искусственная гравитация. Разместите черную дыру в центре, например. Луны — и вы сможете получить на ее поверхности такую силу тяжести, какую захотите.

— Ты, конечно, найдешь способ спасти Луну от исчезновения в черной дыре, — заявил уверенный в способностях сына Гарри.

— Да, конечно. Затем — гравитационные волны, которые могут генерироваться при столкновениях черных дыр. Вы сможете сформировать пучок гравитационных волн, который будет тянуть предметы. — Пул откинулся на спинку кресла и мечтательно закатил глаза. — Эх, были бы дешевые черные дыры, а уж приспособить их — не проблема! А если пойти еще дальше, то можно помечтать о том, какое применение мы найдем для голых сингулярностей.

— А это еще что такое?

— Да хватит, мы и так заглянули слишком далеко.

Аппарат вошел в область, буквально нашпигованную космическими кораблями. Сотни управляемых пилотами ярких блестящих искр парили над привыкшим ко всему океаном Юпитера. Корабли находились слишком далеко, чтобы можно было невооруженным глазом разглядеть детали, но Пул уже знал, что здесь есть истребители военно-космических сил, базирующиеся на обитаемых спутниках Юпитера, научно-исследовательские аппараты из внутренней Солнечной системы и даже чертовы туристские корабли и просто частные суда всевозможных зевак-ротозеев из самых неожиданных регионов, населенных людьми.

Приглушенная болтовня фоновых переговоров позволила ему определить, сколь пестрая армада собралась здесь с тех пор, как стало известно о послании, переданном Мириам Берг год назад. Майкл понимал, что с этого момента окрестности Юпитера приковали к себе внимание всей человеческой расы. Да и его собственное прибытие тоже стало самым знаменательным событием.

Он игнорировал все поступавшие приглашения, рассылая вместо себя своих виртуалов.

Пристально вглядываясь в переполненное космическими аппаратамипространство, проведший долгие десятилетия в полной изоляции, вдали от обитаемых областей Солнечной системы, Майкл внезапно почувствовал приступ несвойственной ему клаустрофобии. Главное, что руководило всеми его желаниями, было любопытство. Но теперь, после многолетнего путешествия по Облаку Оорта, Майкл обнаружил, что его совершенно не влекло общество себе подобных.

Гарри испытующе вглядывался в него, его брови вопросительно изогнулись.

— Расслабься, сынок, — ласково проговорил он. — Это совсем нетрудно.

— Заткнись, ради Бога, — раздраженно ответил Майкл. Однако испытал странное облегчение от того, что кто-то ненавязчиво присутствует за его спиной. — А то помещу тебя в электронную бутылку с наклейкой «Папаша» и буду вытаскивать только тогда, когда почувствую необходимость в твоих нотациях и нравоучениях.

Гарри Пул улыбнулся, но не тронулся с места.

— Делай, как я говорю, — ласково посоветовал он.

«Краб» с включенным двигателем приблизился к наиболее плотному скоплению аппаратов. Облако, состоящее из пилотируемых судов, при его приближении начало рассыпаться.

Сквозь туман из огненных струй Майкл заметил на фоне мраморно-розового Юпитера нечто гигантское, светящееся ярко-зеленым светом.

— Вон они, — произнес Пул внезапно охрипшим голосом. — Корабль из Будущего! Пора браться за дело… — Он бросил энергичную отрывистую команду.

Кипящее жизнью пространство вокруг пришельца внезапно рассыпалось, корабли роем закружились перед капсулой Пула, выстраиваясь в ряды, колонны и сферические оболочки над парящим в космосе уголком старой Англии. Гарри скорчился в кресле и открыл рот, глядя, как гигантский виртуал начал материализоваться вокруг корабля. Виртуал, обладавший глазами, разнесенными на расстояние как минимум в несколько сотен метров, взмахивал огромными веками, подобными стенам дождя, скользящим поверх прозрачных линз. Размеры нора предполагали серьезные инженерные усилия по его созданию, ноздри, величиной с громадную ракетную дюзу, закрывали собой «Краб». Гигантские, будто высеченные, глаза, уставились на пришельца. Рот, похожий на громадного кита, был слегка приоткрыт.

— О Господи, — прошептал Гарри. — Майкл, это ты, что ли? Мы же внутри твоего лица!

— Мне надо быть легко узнаваемым. Не волнуйся, виртуал все покажет. Кроме того, он не такой чувствительный, как ты. Он сейчас повторяет раз за разом пятисекундную приветственную фразу.

— Ну, а как они услышат то, что он говорит?

— Гарри, он же двух миль роста! — раздраженно ответил Майкл. — Пусть читают по губам!

Гарри вертел головой, обозревая ноздри, из которых торчали похожие на толстые кабели волосы.

— Что за отвратительное зрелище, — признал он наконец.

— Заткнись и наблюдай за происходящим!

Теперь вокруг замаскированного «Краба» скопилось множество кораблей. Майкл узнал корабли военно-космических сил, которые сверкали множеством орудийных люков, открытые и беззащитные научно-исследовательские платформы, и даже один-два межспутниковых катера, которые, конечно, не могли бы сами забраться столь далеко. Многие большие аппараты напоминали по конструкции «Краб», с разделенными длинной мачтой жилым и двигательным отсеками. Отсюда далекие корабли казались горящими спичками, разбросанными вокруг Юпитера каким-то рассеянным Гулливером.

— Интересно, как они на нас отреагируют? — пробормотал Гарри, пытаясь скрыть волнение.

Обернувшись, Майкл увидел, что правительственный чиновник напряженно ковыряет в носу. Эту дурную привычку он бережно сохранило раннего детства.

— Наверное, пристрелят всех нас, — злобно произнес Майкл. — Тебе-то какое дело? Ты сейчас валяешься на Земле у себя в кровати, вдали от любой опасности.

Гарри с упреком посмотрел на него.

— Майкл, давай больше не будем говорить, на эту тему. Хоть я и виртуал, но я идентичен сам себе и испытываю те же ощущения, что и живой человек.

— Это ты так думаешь!

— А разве это не одно и то же?

— Ладно, как бы там ни было, я уверен, что тебе ничто не угрожает, — примирительно произнес Майкл. — Наши потомки имели уже предостаточно возможностей применить оружие. Если не сделали этого раньше, не сделают и сейчас.

— Это верно, — неохотно кивнул Гарри.

Со времени появления гостей из Будущего на орбите Юпитера военные корабли неоднократно предпринимали попытки приблизиться к необычному аппарату, но его экипаж, не отвечая и не пытаясь применить оружие, просто изменял орбиту с невероятными, недоступными кораблям-преследователям ускорениями.

— А может, у них вообще нет никакого оружия? — высказал предположение Гарри.

— В принципе это возможно, — поджал губы Майкл. — Тем не менее они умеют делать хорошие двигатели.

— Есть мнение, что они используют гиперпространственный двигатель, — сообщил Гарри.

— Возможно. Но если это так, мы не имеем никакого представления о принципах его работы. С нашим уровнем технического развития мы не сможем даже выдвинуть гипотезы; я думаю, что его создание возможно только с освоением сингулярных технологий, и тогда гипердвигатель может использовать принцип квантовых переходов.

— А вдруг это вообще не люди? А какие-нибудь иные пришельцы?

— Все равно, у нас мало шансов очутиться под огнем противника. А если они ждали нашего появления, то и не сбегут от нас.

— Звучит успокаивающе, — пробормотал виртуал.

— Последние ряды кораблей расступились перед ними, сверкая в пустоте, как сверхмощные светлячки.

Корабль незнакомцев, прекрасный островок Земли, слегка скрывала дымка облаков. Двигатель «Краба» наконец-то затих, и виртуал Майкла Пула, бормоча идиотские слова приветствия, завис над ровно вырезанным диском земного ландшафта в четверть мили в поперечнике. Майкл смог без труда различить какие-то древние мегалиты в центре, казавшиеся буровато-серым шрамом на ярко-зеленой лужайке. Древнее сооружение опоясывал круг странных жилищ, а за ними, вплоть до самого края аппарата, густая зеленая трава, придавая происходящему совсем уж сюрреалистический оттенок. Сочная зелень травы столь резко контрастировала с пурпурно-розовым цветом Юпитера, что скользящие по ней блики казались воспаленными ранами.

На самом краю этого поразительного космического устройства Пул заметил бесформенный кусок оплавленного металла, напомнивший ему спасательную шлюпку с «Качи».

Везде, куда Майкл обращал свой взор, по поверхности сновали мелкие фигурки, словно насекомые. Люди? Он на секунду представил себе изумление на лицах астронавтов Будущего, если и вправду увидят зависшую над ними его приветливую физиономию.

Он быстро проглядел показания аппаратуры на панели управления капсулы.

— Я уже видел изображения этого корабля, — сказал Гарри, — но до сих пор не верил, что он настоящий.

— Он выглядит более хрупким, чем я ожидал, — пробормотал Майкл.

— Хрупким?

— Сам посмотри. Почему они создали корабль для столь сложного полета без какой бы то ни было защиты? Если только… если только они не хотели скрыть строящийся корабль до самого последнего момента.

— Он, похоже, не имеет никакого вооружения, — сказал Гарри.

— Скорее всего из Будущего к нам прибыли не всесильные боги, а несчастные беженцы.

— Беженцы от чего?

— Это мы сейчас и выясним. Вряд ли они будут убегать от нас.

7

Майкл Пул мягко посадил спасательную шлюпку прямо на ярко зеленеющий край аппарата, недалеко от замеченных им обломков.

Вслед за виртуалом отца он выпрыгнул на зеленый луг и в какой-то момент почувствовал себя неуверенно. Стебли травы были столь жесткими, что Майкл ощутил их прикосновение сквозь подошву своей мягкой корабельной обуви. Мелкие светящиеся шары, подвешенные тут и там, освещали пейзаж теплым желтоватым светом. Ближе к центру корабля концентрация шаров увеличивалась, создавая удивительное ощущение солнечного теплого дня на Земле. Даже атмосфера хранила неподдельную земную голубизну.

Но все-таки прямо над ним висел громадный облачный диск Юпитера. Он сразу возвратил Майклу чувство реальности.

— Знаешь, — сказал он Гарри, — мне было трудно выйти из шлюпки. Здесь я чувствую себя совсем уж беззащитным.

— Я тебя хорошо понимаю, — театрально глубоко вздохнул Гарри. — Но пахнет здесь все превосходно, особенно трава! — Он несколько раз подпрыгнул и сообщил:

— Да и гравитация совсем как на Земле!

— Хватит паясничать, — проворчал Майкл. — Трудно представить, кому могло понадобиться тащить все это через Туннель.

Он вспомнил о Мириам и почувствовал незнакомое прежде чувство вины за то, что не следил за развитием событий и не просчитал всю цепь причинно-следственных связей, приведших именно к такой развязке.

Гарри ходил вокруг их посадочной шлюпки: цилиндр, покрытый космической изморозью, на этой зеленой лужайке выглядел столь же неуместно, как снаряд в алтаре.

— О Господи! — вскрикнул виртуал.

Майкл пошел к нему. Гарри стоял, засунув руки в карманы, перед останками капсулы, которые они видели из «Краба».

Верхушка аппарата была срезана, как у перезрелого арбуза. Линия лазерного разреза была острой, как бритва, и радовала глаз своей опрятностью. Пул заметил обожженный и частично расплавившийся интерьер корабля, размягчившиеся и местами вытекшие на землю перегородки.

— Это не обычная катастрофа… — пробормотал пораженный Гарри. Он указал сыну на неповрежденный фрагмент обшивки. Видишь регистрационный номер?

— Да, лодка принадлежит «Качи», Гарри! Это шлюпка Мириам. — Нечто вроде паники охватило его. — Что за чертовщина?

— Спокойно, Майкл. Все в порядке. Видишь?

Майкл обернулся на слабый, звук хриплого, полного отчаяния, до боли знакомого голоса. Как будто во сне, он увидел ее живое лицо, глядящее на него сквозь слезы, знакомые волосы, ощутил ее прикосновение, ее необычно нежные, почти безвольно слабые руки. Мириам была чуть выше Майкла, ее стройное тело обтягивал спортивный костюм из грубого розового материала. Мгновение спустя ее руки обвили Майкла, и она, обмякнув, навалилась на него. Он уткнулся лицом в Теплую шею.

Наконец он оторвался от Мириам и взглянул ей в глаза:

— О Господи, Мириам, я и не надеялся увидеть тебя живой! Когда мы нашли твою шлюпку…

Она ласково усмехнулась одними тонкими губами.

— Не очень-то вежливо с их стороны, не правда ли? Но на самом деле они не причинили мне никакого вреда, Майкл; они всего лишь, — тут ее голос приобрел обычную жесткость, — они всего лишь запретили мне предпринимать какие-либо действия. Возможно, теперь я получу такое право, уже год, как я нахожусь здесь…

— А как вы прошли через Туннель?

Лицо Мириам на мгновение исказилось болью, но тут же к ней вернулось самообладание.

— Мне удалось перенести это, — сказала она.

Майкл Пул в смущении отошел на шаг. Он знал, что Гарри находится рядом, но спрятал от него глаза: он не перенес бы очередного взрыва отцовских чувств.

Рядом с Мириам стояла женщина, которую он заметил только сейчас; она была такой же высокой, как и Берг, слегка сухощавой, тонкое скуластое лицо казалось бы молодым и миловидным, если бы его не портил абсолютно голый череп, на который Майкл старался не глядеть. Эта женщина наверняка достаточно хорошо его знала: бледные глаза глядели на него с легким беспокойством. Пул уловил за их необычной безмятежностью живую юношескую непосредственность.

Гарри подошел к девушке.

— Вы видите, Майкла уже приветствуют. А как же я?

— Гарри! — возмутился Майкл.

Девушка повернулась к Гарри и осторожно отступила на шаг.

— Вы могли бы быть повежливее, сэр, — важно сказала она.

Гарри усмехнулся и театрально пожал плечами.

— Вы что, заметили мою растровость? Черт побери, Майкл, почему ты не предупредил меня об этом?

Берг придвинулась к Майклу.

— Что это за остряк?

— Ты не поверишь, дорогая, это мой отец.

Мириам скривила лицо.

— Почему же ты его не выключил перед посадкой? Это же виртуал!

— Еще чего не хватало! — возмутился Гарри.

— Майкл Пул. — Девушка, преодолев смущение, посмотрела прямо на Майкла. Она была худа, под глазами темнели синяки. У Пула сложилось совсем другое представление о людях далекого Будущего. Какой контраст с их явными техническими достижениями! Даже сшитый из единого куска ткани костюм, в который они были одеты, оказался слишком груб и прост для далекого Будущего.

— Я Пул, — еще раз повторил он. — Перед этим вы разговаривали с моим отцом.

— Меня зовут Шира. Почту за честь познакомиться с вами. — В ее голосе присутствовал незнакомый Майклу акцент. — Ваши достижения нам широко известны. Мы просто не смогли бы попасть сюда, если бы не ваш «Интерфейс».

— Именно поэтому вы позволили им приземлиться, вместо того чтобы сдуть их, как пылинку? — прервала ее Мириам.

— Мы не можем делать этого, — произнесла девушка глухим голосом.

— Да, зато вы можете включить гипердвигатель и удрать от них, как и от других кораблей ранее.

Пул вздрогнул, как от удара.

— У вас что, есть гипердвигатель?

— Конечно, — мрачно произнесла Мириам. — Спроси у них, позволят ли они тебе его осмотреть.

Гарри подошел вплотную к девушке и пристально посмотрел ей прямо в глаза.

— Почему вы пришли сюда, в наше время? — спросил он. — Почему позволили послать только одно сообщение из Солнечной системы?

— Вы задаете много вопросов, — сказала Шира, держа руки перед собой, будто собираясь оттолкнуть обнаглевший виртуал. — У вас будет время услышать ответы на досуге. Но не забывайте, что вы у нас в гостях. Позвольте нам явить наше гостеприимство.

Гарри внимательно посмотрел на аккуратно взрезанный корпус шлюпки с «Качи».

— Кое-кому вы его уже продемонстрировали, — произнес он.

— Не груби, Гарри, — раздраженно бросил Майкл. — Просто стой и слушай. — Он повернулся к девушке. — Спасибо вам, Шира!

— Я провожу вас к себе домой, — сказала Шира. — Пожалуйста, идите за мной. — Она повернулась и пошла к центру аппарата.

Пул, Гарри и Берг на несколько шагов отстали от Ширы. Глаза виртуала начинали мерцать каждый раз, когда они входили в запутанный лабиринт одноэтажных сероватых сооружений, которые громоздились в центральной части аппарата.

Пул старался держаться на некотором расстоянии от Мириам, борясь с желанием снова, как мальчишка, заграбастать ее в свои объятия.

По дороге Пула не покидало ощущение неровности почвы. Он постоянно чувствовал под ногами какие-то впадины, скрытые травой, хотя внешне поверхность казалась абсолютно ровной. Впадины, очевидно, имели не больше метра в поперечнике. Он украдкой наблюдал за Широй всю дорогу, пока она вела гостей через маленькую деревушку. Она шла грациозной походкой, но Майкл заметил, что при этом периодически то опускалась на несколько сантиметров, то опять поднималась, как будто попадая в невидимые ямки.

Гарри парил над травянистой поверхностью на высоте нескольких сантиметров. Он подплыл к Мириам и прошептал:

— На вид ей около двадцати пяти, а сколько на самом деле?

— Около двадцати пяти.

— Я серьезно!

— И я серьезно. — Берг провела рукой по волосам. — Они утратили технологию «Антистарость»… Точнее, он отнял ее у них. Квакс.

Гарри непонимающе посмотрел на нее.

— Какой Квакс? Что там произошло? Я воображал, что эти люди далеко обогнали нас… Изучение их технологий было самой главной целью всего эксперимента.

— Да, — мрачно пробормотал Майкл, — но, похоже, в истории еще будут свои взлеты и падения… Так что ты там говорила про какого-то Квакса?

— Она сама вам все расскажет, — неопределенно ответила Мириам. — Мне она вообще ничего больше не сказала, но, похоже, поделится с вами. Эти люди называют себя «Друзьями Вигнера».

— Какого Вигнера? — не понял Майкл. — Юджина, физика-ядерщика?

— Насколько я поняла, именно его.

— Но почему?

Берг двусмысленно пожала плечами, и контуры ее острых плеч отчетливо проступили сквозь грубый материал костюма.

— Я думаю, что если бы знала ответ на этот вопрос, то и с другими бы разобралась.

— Мириам, тебе удалось что-нибудь разузнать про гравитационный генератор? — осторожно прошептал Майкл.

— Тебя интересуют подробности или только вкратце?

— Ну хотя бы в двух словах…

— Ни-че-го. Они молчат обо всем. И я совершенно не понимаю почему. Мне кажется, они предпочли бы, чтобы меня здесь не было. И, конечно, им не очень понравилось, что я отправила послание.

— Почему оно было адресовано именно мне? — спросил Майкл.

— Частично потому, что если кто-то и в состоянии разобраться в том, что здесь происходит, то только ты. А еще потому, что я понимала, если кому-то они и позволят приземлиться здесь, то только тебе. Из нашей эры им известно только твое имя. И еще…

— Что еще?

Берг в смущении пожала плечами.

— И еще потому, что просто нуждалась в надежном друге.

Майкл на ходу благодарно коснулся ее руки. Затем повернулся к виртуалу:

— Гарри, эти невидимые углубления…

— Углубления? — не понял Гарри.

— Примерно в метр диаметром. Мне кажется, что их гравитационный генератор создает неоднородное поле со средним отклонением порядка нескольких процентов по абсолютной величине.

— Думаю, даже побольше, — утвердительно кивнула Берг. — Нам приходилось спускаться и подниматься из неглубоких гравитационных колодцев, вы заметили?

— Гарри, скажи мне, не связаны ли эти углубления с точечными источниками гравитации, расположенными под поверхностью аппарата?

Гарри согласно кивнул и принял несвойственный ему сосредоточенно-задумчивый вид.

— Что он может узнать? — удивленно спросила Мириам.

— Я спросил не у него, — терпеливо разъяснил Майкл. — На самом деле я послал запрос на орбиту. Гарри представляет собой замаскированный под виртуал мобильный терминал центрального процессора нашего корабля. Одной из основных причин — нет, самой главной причиной — было то, что такой способ получения информации много удобнее, чем таскание за собой множества ящиков с лабораторным оборудованием.

Гарри шел рядом, его лицо выражало страдание, но он продолжал «думать».

Наконец они достигли того, что Шира назвала своим «домом», — пятиметрового вигвама правильной конической формы с треугольным проемом для входа. Шира, улыбаясь, пригласила их внутрь. Пул провел пальцем по шоколадно-серой стене — жесткой, чуть теплой на ощупь, явно не металлической, но материал был таким острым, что об него можно было порезать палец.

Под крышей вигвама парили два светящихся шара, отбрасывая две мягкие тени; под действием воздушных потоков они легко перемещались, как бумажные фонарики. На стенах отсутствовало какое-либо декоративное покрытие — внутри они были точно такими же шоколадно-серыми, матово-блестящими, как и снаружи. В комнате не было никакой мебели, кроме низкой старомодной кровати, на которой лежало нечто, напоминавшее толстый плед или скатерть.

Они неловко переминались с ноги на ногу. У Гарри возникли проблемы с визуальным воплощением — он распался на несколько десятков больших кубических элементов, которые постоянно меняли окраску.

Шира, предложив им сесть, вышла. Мириам и Майкл стащили с кровати два покрывала и уселись на них прямо на пол. Гарри сделал вид, что присел на кровать. Временами он рассыпался в облако ярко светящегося растра, не имевшее четких очертаний.

— Неважно ты выглядишь, — рассмеялся Пул.

— Спасибо, — пробормотал Гарри. — Это из-за материала стен. Они блокируют сигналы с корабля. То, что вы видите сейчас, — результат дифракции надвернем проеме.

— А что удалось выяснить по поводу гравитационных пятен?

Гарри кивнул, и его лицо рассыпалось на множество мелких несвязанных точек растра.

— Да, действительно, углубления содержат точечные массивные объекты, с массой в десять миллионов тонн каждая, расположенные в углах шестиугольной сетки на глубине примерно метра под поверхностью… Сюда идет Шира.

Шира, улыбаясь, скользнула в проем. Держа в руках на подносе три столовых прибора.

— Это с нашей кухни. Извините, что нет ничего подходящего для вас, — повернулась она к Гарри. Ответная реплика виртуала была потеряна из-за изменения конфигурации рассеивающей области.

«Слава Богу», — подумал Майкл.

Светящиеся шары, явно обладавшие элементами искусственного интеллекта, опустились пониже к собравшимся, по-домашнему осветив стол с едой. Шары, казалось, не обращали внимания на Гарри и просто пролетали сквозь него. Виртуал стоически переносил подобное неуважение. Пул не был голоден, но с любопытством придвинул к себе еду. Пища была горячей. На тарелке лежало что-то похожее на белое мясо, а также крупные зеленые овощи, вроде капусты, по всей видимости, хорошо вываренные. Шира налила в небольшие голубоватые бокалы прозрачную, заманчиво искрящуюся жидкость; пригубив ее. Пул нашел, что этот легкий алкогольный напиток немного напоминает сухое вино.

— Неплохо. — Он поблагодарил Ширу вежливой улыбкой. — Что это такое?

— Дары моря, — произнесла с набитым ртом Мириам. — Для приготовления мяса использованы съедобные грибковые микроорганизмы, а зелень изготовлена из переработанных водорослей.

Шира утвердительно кивнула.

— Звучит заманчиво, — расщедрился на похвалы Пул.

— Ага, — угрюмо произнесла Мириам. — Майкл, они показали мне несколько фотографий Земли. Города разрушены. Континенты окаймлены ярко-зелеными рядами ферм по производству хлорофилла. Их продукция идет на экспорт в другие звездные системы. За сложные биомолекулы в Будущем очень хорошо платят. Кваксу. Майкл, их планета превращена в громадную рабовладельческую плантацию.

Мрачные мысли переполнили Майкла. Бросающееся в глаза нездоровье Ширы, конфискация «Антистарости», Оккупация планеты пришельцами… Когда он представлял себе Будущее, мост в которое строил, то был готов к неожиданностям, но… другим. Которыми его потомки будут гордиться.

И уж никак не ожидал увидеть исхудалую девчонку и отведать безвкусную пищу.

— Каким образом этот Квакс осуществляет торговлю и с кем он торгует? — спросил он Мириам.

Та, странно улыбнувшись, повернулась к нему.

— Тут есть еще над чем поразмышлять, Майкл. Товар отправляется в далекую галактику. Десяткам, сотням рас, исчерпавшим свои ресурсы.

Майкл поставил прибор на коврик рядом с собой и спокойно посмотрел на Ширу.

— У меня к вам множество вопросов, — сказал он. — И то, что успела рассказать Мириам, только увеличивает их число. Мне известно, что вы неохотно делитесь информацией, но…

— Я этого не отрицаю, — спокойно произнесла Шира, с симпатией взглянув на него. — Но вы ученый, Майкл Пул; талант ученого состоит в том, чтобы задать правильный вопрос. — Она обвела рукой вигвам. — Из всего того, что вы увидели сегодня, какой вопрос вы хотите задать? Спрашивайте, я попытаюсь ответить вам.

Светящееся облако — Гарри — пробормотало:

— Правильный вопрос?…

Пул попросил Гарри заткнуться и попытался сосредоточиться, чтобы узнать ключ к странному миру Будущего.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Шира, скажите, из чего сделаны стены этого здания?

На губах у девушки появилась легкая улыбка.

— Это конструкционный материал КсиЛи, — произнесла она.

— А теперь скажите, — осторожно продолжил Пул, — кто такие КсиЛи?

Шира пригубила вино и, подумав, начала свой рассказ.

КсиЛи владели всей Вселенной. Когда люди впервые появились за пределами Солнечной системы, медленно продвигаясь в глубокий космос на первых кораблях с ВЕТ-двигателями, они оказались в сложном мире, в котором сосуществовало множество рас. Каждая из них исповедовала собственные принципы, решая собственные задачи.

С началом торговли на Земле, задолго до первых межзвездных перелетов, люди всегда придерживались определенных обязательств. Создавались связи, распределялась прибыль, устанавливались удобные смешанные системы управления. Среди рас, с которыми столкнулись люди в романтический период первоначального ознакомления с предместьями Галактики, не существовало никаких торговых обязательств: там не было никакого общего законодательства и царили звериные законы чистого экономического интереса.

Через два столетия Земля будет захвачена и начнет работать на коллективно мыслящие акватические существа по имени Сквим.

— Трудное предстоит дельце! — присвистнул Гарри.

— Да, — серьезно сказала Шира. — Но молодые расы, вроде Сквима — и даже Квакса, — находятся примерно на равных с нами ступенях развития. Основным преимуществом Сквима над нами в первые годы завоевания оказалась доступность для него технологии гипердвигателей.

Однако гипердвигатель, как и многие другие технические устройства, необходимые для локальной многоплановой цивилизации, на самом деле впервые был разработан на КсиЛи.

Все, к чему стремились люди — или другие цивилизации, — уже существовало на КсиЛи. Как боги, они стояли в стороне от всех остальных: всесильные, обеспеченные энергией, беззаботные, занятые решением собственных таинственных задач, осуществлением грандиозных проектов.

— Что это за проекты? — спросил Майкл.

— Этого никто не знает, — ответила Шира. — Они просто игнорируют всех остальных, более молодых, обитателей Вселенной.

— Уверены ли вы в таком случае, что они существуют на самом деле? — Мириам пристально взглянула на девушку.

— О да, — утвердительно кивнула Шира.

КсиЛи действительно стояли в стороне… но проявляли относительную заботу об остальных. Они распространяли некоторые свои технические достижения среди окрестных цивилизаций.

— Мы считаем, что это обычная практика КсиЛи. Но отдельных технологий может оказаться достаточно, чтобы дать сильный толчок цивилизациям, получившим их, и позволить намного обогнать своих соседей. — Лицо Ширы, освещаемое светом парящих ламп, выглядело теперь особенно усталым. — Майкл, для нас — людей — это непривычно, да и другие цивилизации с трудом поддаются на расспросы. Но мы считаем, что наши войны на уничтожение, ведущиеся с помощью технических устройств, КсиЛи вряд ли воспринимают намного серьезнее, чем простые забавы.

И Шира привела несколько примеров:

— Гипердвигатель. — Майкл облизнул пересохшие губы. — Конструкционный материал: мономолекулярные листы, фактически неразрушимые, который в радиальных силовых полях самопроизвольно превращаются в сферические объекты… Они широко известны как «Цветы КсиЛи». Мгновенно действующие коммуникационные системы, основанные на тождественности квантовых микрообъектов…

— Ну нет, — запротестовал было Пул, — это в принципе невозможно: вы просто не сможете переслать информацию по тождественно-идентичным каналам…

— Расскажите об этом КсиЛи! — искренне расхохоталась Шира.

Внедрение супертехники в молодые расы было, как правило, бесполезной, бессмысленной тратой времени. Пул это знал.

— Все попытки изобрести то, что на КсиЛи, очевидно, было создано миллиарды лет назад, — продолжала Шира, — были для молодых цивилизаций тратой сил и невозобновляемых ресурсов на исследовательские разработки. И всегда подстерегала опасность, что ближайшие соседи тем временем уже позаимствовали соответствующий аналог на КсиЛи и, обретя превосходство, готовы начать агрессию…

Шира более подробно рассказала об истории человечества.

Легкое, не очень обременительное ярмо Сквима было сброшено без особых (как казалось потомкам) усилий, и люди тут же вновь направились в Галактику, в новых кораблях, с гипердвигателями КсиЛи, которые, были захвачены у Сквима в качестве трофеев.

Затем земляне столкнулись с Кваксом. И старая история повторилась.

— А как вам удалось сбежать из-под самого носа Квакса?

Шира замолчала. «Очевидно, — подумал Пул, — я достиг той границы, которую на данный момент Шира перешагивать не собиралась».

— Ну ладно, — решил он переменить тему, — вашим намерением, безусловно, является поиск путей к освобождению человечества от захватчиков.

Шира поощрительно улыбнулась.

— Вы неглупый человек, Майкл Пул. Очевидно, что я не буду отвечать на подобные вопросы. Я надеюсь, что вы в своей настойчивости не выйдете за рамки приличий.

Мириам негодующе фыркнула и скрестила руки на груди.

— Черт побери, я бьюсь будто о каменную стену с тех пор, как на пути «Качи» встретился этот кусок чернозема. Что для меня абсолютно ясно, Шира, так это то, что вы надеетесь избавиться от Квакса. Но какого черта вы мешаете нам помочь вам? Мы можем показаться вам, дорогая, излишне примитивными, но мы ведь способны и силу применить.

— Мы уже обсуждали это ранее, — терпеливо напомнила Шира.

— Но в конце концов мы можем предоставить вам технологию «Антистарость», — сказал Майкл. — Не откажетесь же вы от вечной молодости!

Ответ Ширы прозвучал также безоблачно, как и предыдущие.

— Прошу вас поверить мне на слово, но об этом сейчас не может быть и речи.

— Давно я не был так заинтригован, — пробормотало светящееся пятно Гарри.

— Я верю вам, — успокаивающе обратился к Шире Майкл. — Я также считаю, что есть вещи поважнее, чем жизнь. Но мне кажется, что Мириам правильно поставила вопрос: почему бы вам не использовать в этих целях ресурсы Солнечной системы?

— Они, наверное, просто не надеются на нашу помощь, — задумался Гарри. — Возможно, мы ведем себя как шимпанзе на ускорителе; а может быть, ее просто пугает временной парадокс…

Мириам обхватила голову, мрачно уставившись на девушку.

— Возможно. Но у меня есть другая гипотеза, — объявила она.

— Какая? — спросил Майкл.

— Наверное, они полагают, что если мы узнаем их планы, мы будем просто вынуждены остановить их.

Легкий смешок Ширы прозвучал не очень-то убедительно.

— Это приятное занятие, — сказала она.

— Ну ладно, — нахмурился Пул, — по крайней мере мне удалось узнать достаточно, чтобы понять, над чем конкретно стоит поломать голову.

Шира, казалось, впала в легкое замешательство.

— Ваш корабль был создан под носом у оккупационных сил, — сказал Майкл. — Поэтому вам пришлось использовать камуфляж?

— Да, — улыбнулась Шира. — Мы можем гордиться нашим замыслом. Вплоть до самого старта, когда мы впервые включили силовое поле гипердвигателя, наш аппарат невозможно было отличить от любого другого клочка Земли, нетронутого Кваксом благодаря древним памятникам.

— Потому и отсутствует корпус, — сделал вывод Майкл. — Но подождите, ведь он обладает громадной массой, сравнимой с массой небольшого астероида; Квакс легко мог обнаружить его с орбиты по гравитационной аномалии.

Шира неопределенно пожала плечами.

— Мне трудно отвечать за Квакса. Возможно, он был излишне самоуверен.

Пул, скрестив ноги на коврике, облокотился на стену и пристально посмотрел в спокойное лицо девушки. Что-то в Шире определенно волновало его. Ему было трудно все время помнить, что в отсутствие «Антистарости» физический возраст человека полностью соответствует возрасту биологическому. И теперь только, с внезапным приступом грусти, Майкл осознал всю новизну Будущего мира. Для двадцатипятилетней девушки ощущение смертности должно было быть действительно пугающим. Она описывала кровавую историю человечества, угнетающую перспективу бесконечной и бесславной войны в космосе, даже режим Квакса, о котором знала не понаслышке, со скучным безразличием.

Майкл наконец с трудом понял, что для этой девушки ее жизнь не представляла никакой ценности.

Он наклонился вперед.

— Хорошо, Шира, давайте не будем играть в прятки, — предложил он. — Я знаю, что вы здесь делаете, но я еще не знаю, почему вы здесь.

Шира опустила взгляд на поднос с уже остывшей едой.

— И что же, по-вашему, мы намерены делать? — тихо спросила она.

Майкл ткнул кулаком в мономолекулярный пол жилища.

— Ваш корабль — это соты, заполненные черными микродырами. За исключением гипердвигателя это все, что вы смогли захватить с собой в наше время. Кроме того, вы находитесь на орбите вокруг Юпитера. При помощи вашего гипердвигателя вы можете либо отправиться назад, либо перемещаться по нашей Системе. Мне кажется, что ваш план — взорвать Юпитер, превратив его при помощи сингулярностей в черную дыру…

Он услышал, как Гарри вскрикнул от удивления. Мириам осторожно коснулась его плеча.

— О Господи, Майкл, я только теперь поняла… Ты думаешь, они на это способны?

— Я уверен в этом. — Пул, как следователь, внимательно посмотрел на Ширу. — Разумеется, целью этого проекта является свержение Квакса или создание таких условий, при которых он вынужден будет убраться. Я пока не понимаю, каким образом уничтожение Юпитера может в этом помочь. Я не знаю также, должны ли мы позволить им это совершить.

Шира наконец подняла голову и посмотрела на него. В ее голубых глазах вспыхнул внезапный гнев.

— Как вы можете противопоставлять себя нам! Вы ничего не знаете о наших намерениях, как вы посмели…

— Как вы посмели модифицировать уже произошедшую историю? — быстро переспросил Майкл.

Шира закрыла глаза и на несколько секунд неподвижно застыла в позе лотоса, ее слабая грудь содрогалась от прерывистого учащенного дыхания. Когда она вновь открыла глаза, ее взгляд был вновь спокоен.

— Майкл Пул, вам лучше быть нашим союзником, а не нашим врагом, — сказала она.

— Как и вам, — улыбнулся он в ответ.

Шира грациозно поднялась с пола.

— Я должна проконсультироваться, — сказала она и, не добавив ни слова, вышла.

Майкл и Мириам принялись за остывшую еду. Гарри продолжал висеть, как неподвижное облачко тумана.

8

Парц, сжавшись в комок, плавал в вязком пространстве Сплайна.

— Язофт Парц, Язофт! Просыпайтесь.

Парц дернулся от неожиданности, но плотная жидкость и упругий костюм смягчили его движение. Вязкая плотная среда, плавно переливаясь, отбрасывала волнообразные тени на кроваво-красные стенки камеры, в которую он был заключен. Парц поморгал, чтобы прогнать сон. Возле него плавал одинокий светящийся шар.

На несколько мгновений он был полностью дезориентирован. Трепыхался, как попавшая на крючок рыба, неуклюже пытаясь подплыть к ближайшей стенке. За ним тянулись шланги систем жизнеобеспечения, другим концом уходящие в тяжелый металлический контейнер, укрепленный на одной из стен.

— Парц, вы проснулись? Уже пора!

Голос очередного Правителя Земли, хладнокровного убийцы Квакса, произвел на Парца неожиданно успокаивающее воздействие. Самообладание вернулось к нему.

Он прошептал, обнаружив, что у него пересохло в горле:

— Да, я уже проснулся.

— Я открываю веко.

— Нет, не надо. — Язофт, в приступе непонятной ему самому застенчивости, не хотел покидать спальную камеру, не совершив утреннего туалета. Он оттолкнулся от стены и включил блок управления, вмонтированный в правое запястье его костюма. — Дайте мне, пожалуйста, еще одну минуту!

Квакс не ответил; Парц счел, что он раздражен.

Костюм Парца, прозрачная непроницаемая оболочка, надетая поверх тонкого хлопчатобумажного белья, был спроектирован для длительной носки. Парц чувствовал, как он шуршит по коже, очищая поры. Он нажал губами на патрубок, торчавший из шлема, и в рот полилась ледяная жидкость, сильно напоминавшая по вкусу апельсиновый сок. Утолив жажду, открыл рот, и ультразвук очистил его зубы.

Парц помочился, загрязненные фильтры направились по коммуникационным трубопроводам в настенный контейнер для регенерации.

Позавтракав и закончив туалет, Парц несколько минут сгибался и растягивался, пытаясь получше разработать мышечные группы. Особенно серьезно он занимался тренировкой спины и плечевого пояса; после восьми часов, проведенных в не самой удобной позе, отяжелевшие невзирая на «Антистарость», суставы слегка поскрипывали.

Затем он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и почувствовал легкие покалывания от начавшей быстро циркулировать свежей крови. С печалью подумал о том, что неплохо было бы делать такую же зарядку каждый день. Этот костюм всем был хорош, но не мог заменить уютной кабины флиттера, с прогулками под душ и необходимостью самому подносить ко рту завтрак.

Но выбора не было.

— Парц, — проскрежетал Квакс, — у вас еще пять минут.

Парц кивнул.

— Я сожалею, — сказал он, — мне нужно время, чтобы полностью привести себя в порядок.

Квакс, казалось, задумался над этим.

— Парц, несколько следующих часов корабельного времени могут стать наиболее значительными в истории обеих наших цивилизаций. Вы заслужили привилегию быть единственным человеком вашей эпохи, который станет непосредственным свидетелем всего, что произойдет. Почему же вы столь долго не можете привести себя в порядок после сна?

— Я ведь человек, — пробормотал Парц. — Даже если наступит конец света, мне все равно необходимо время, чтобы надеть штаны.

Квакс ненадолго замолчал.

— Теперь ваши метафорические штаны уже надеты? — наконец осведомился он.

— Да. Открывайте ваше чертово веко.

Стенки гигантского глаза Сплайна завибрировали, напрягшиеся мускулы потянули за собой их тяжесть. Веко поднялось, как будто гигантский занавес. Сквозь непроницаемую серость роговой оболочки Сплайна проник необыкновенно яркий розоватый свет, совершенно заглушив слабое свечение плававшего возле Парца шара-светильника. Язофт легко подплыл к внутренней стороне зрачка; почувствовав необычную для него заботу об ощущениях Сплайна, он осторожно положил руку на теплую, гибкую поверхность громадной линзы.

По ту сторону глаза в космосе были в беспорядке разбросаны пятна розоватого, черного и ярко-голубого цветов; Язофт прикрыл глаза, давая время системам изображения подготовиться к работе. Через несколько секунд аппаратура начала действовать, преобразуя яркие пятна в различимые объекты.

Это был, конечно. Юпитер. Гигантские циклоны пересекали его розовато-пурпурный диск. Рядом со Сплайном Парца летел другой Сплайн. Все его амбразуры ощетинились оружейными системами. Глазное яблоко, в котором находился Парц, внезапно развернулось в направлении этого корабля, и мощные потоки пришедшей в движение жидкости заставили его покрепче схватиться за линзовую систему.

Сплайн Парца развернулся под воздействием внутренних маховиков из костей, крови и мяса. Теперь глаз уставился в ярко-голубое пятно: без сомнения, портал «Интерфейса»; сверкающие плоскости покрывали его грани, иногда отражая яркими бликами юпитерианский свет, иногда позволяя бросить взгляд в чужое пространство и увидеть незнакомые звездные поля.

Портал застыл в поле зрения Парца.

— Время настало, — сказал он.

— Да, Представитель, — прорычал в ответ Квакс, — время настало.

Слова, которые он слышал, были — как и ранее — вежливой, синтезированной транслятором, версией мыслей Квакса.

— Квакс, пожалуй, я догадываюсь, какие чувства вы сейчас испытываете.

Правитель на несколько секунд замолчал, затем ответил:

— Предчувствие. Предчувствие возмездия. Мои цели никому не известны. Почему вы спросили меня об этом?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Парц. — Мне интересны ваши реакции. Точно так же, как вас интересуют мои. Да и вообще, зачем бы вы тогда брали меня с собой?

— Я уже объяснил причину. Мне необходимо понять принципы человеческого восприятия.

— Чепуха, — со злостью сказал Парц. — Зачем вы все время оправдываетесь? Вы направились в Прошлое, чтобы навсегда разрушить человечество и потенциал его развития. С чего это вдруг вас волнуют принципы человеческого восприятия?

— Язофт Парц, — произнес Квакс приятным, почти бархатным голосом, — вы всего лишь землянин, который путешествует во времени в составе экспедиции Квакса. Пятнадцать столетий назад земляне существовали только в окрестностях одной из заурядных звездных систем, откуда они и произошли. Если мы уничтожим их родную планету и некоторое количество окрестных миров, вы станете самым последним человеком во Вселенной. Какие чувства вы будете испытывать?

Парц осознал, что его жизненный опыт компромиссов со своей совестью — такова работа дипломата! — тяжелым грузом давит на него, даже несмотря на обновление организма «Антистаростью». Он пытался, как и прежде, понять логику действий Квакса, смысл его чудовищного поступка. Это был его долг, долг последнего человека — почувствовать всю тяжесть преступления Квакса. Претерпеть страдание за всю свою расу.

Но это было уже выше его сил. Он подумал, что находится по ту сторону всякой надежды.

Бесконечно усталый, Парц кивнул в ответ.

— Ну ладно. Вы взяли меня сюда, чтобы посмотреть, как я буду наблюдать за гибелью своей расы. Я не понимал этого ранее, мне казалось, что я могу надеяться… хотя на что? на благородство?… на сохранение своей цивилизации? Но все оказалось невыносимо примитивней. Моя реакция, горе человека, поможет вам увеличить эмоциональную значимость совершенного. Это поможет вам испытать особенное удовольствие, не так ли?

— Удовольствие? — удивился Квакс. — Я не психопат, Язофт Парц. Но сладость моего возмездия будет действительно велика.

— Возмездия за что?

— За уничтожение моего мира, моей родной планеты. И все это сделал один человек.

И Парц услышал такую историю.

Через несколько столетий после него жил на Земле ничем не примечательный человек по имени Джим Болдер. Квакс пытался заставить его работать на себя, но Болдер смог обмануть Квакса, умудрившись развернуть ЗвездоЛомы Квакса на его собственную звезду.

Новый Правитель пришел из Будущего, в котором относительно снисходительная оккупационная политика неизбежно привела к разрушению звездной системы Квакса, к катастрофе, в которой погибли десятки хрупких булькающих организмов. В этом временном промежутке Кваксы необратимо деградировали; человечество же, освободившись от Оккупации, приобрело невероятную силу.

Этому Кваксу хотелось все изменить.

К своему удивлению, Парц пришел к выводу, что «Друзья Вигнера» ничего не сделали для уничтожения самой угрозы Оккупации в новой, современной им эпохе. Какой бы ни была программа действий повстанцев на самом деле, она казалась безразличной для Квакса — правда, по его собственным словам. Становилось ясно, что фактически последовательность временных перемещений, вызванная повстанцами, привела к тому, что Квакс получил возможность отправиться вдалекое Прошлое, во времена, намного предшествовавшие Болдеру, и исправить свою столь недальновидную мягкотелую политику.

Парц, сбитый с толку и расстроенный всей этой философией, удивлялся тому, что множественность вариантных миров может быть инициирована серией путешествий в Прошлое, которые закроют временные петли. В оригинальном варианте основная последовательность событий не испытывала влияний ни со стороны отправившихся в Прошлое повстанцев, ни со стороны сделавшего то же Квакса; она открывала с неумолимой логикой путь к рассеиванию Квакса. Теперь же Квакс собирался вернуться назад, чтобы уничтожить человечество до того, как произойдет вся последовательность уже случившихся вмешательств; этот вариант приведет к тому, что Квакс превратится в доминирующую расу в условиях полного отсутствия человечества. Предположительно повстанцы в своем никому не Известном проекте надеялись инициировать третий возможный вариант развития событий, в котором Оккупация должна быть прекращена еще до появления Джима Болдера, о коем повстанцы, естественно, ничего знать не могли. Для них Оккупация должна представляться вечной и неизменной.

Но даже это не будет концом для предположительно возможных действий других путешественников во времени. Они могут пожелать осуществить третий, четвертый, пятый или шестой вариант… Хотя большинство философов на Земле соглашалось с мыслью о том, что только один из этих вариантов может быть назван собственно «реальным»; только один может быть превращен в «действительность» благодаря присутствию познающего разума.

Парц устало прислонился к теплому материалу линзы; он был упругим, как резина. Ажурные фермы портала, светящиеся ярко-голубым, как огни электросварки, светом, уже почти поглотили Сплайн; ближайшая грань, закрывшая звездное небо и спутники Юпитера, была абсолютно темной и пустой, только иногда ее чернота озарялась искорками осеннего золота. Парцу удалось заметить второй, виденный им ранее, Сплайн; он летел чуть поодаль и немного выше, также направляясь к порталу.

— Большое воинство, — вслух произнес он. — Всего два судна?

— Больше не нужно, — ответил голос. — Люди, живущие в этой эпохе, не имеют вообще никаких способов защититься от вооружения даже одного Сплайна. Второй корабль нужен лишь для того, чтобы уничтожить аппарат сбежавших от вас повстанцев — этих «Друзей Вигнера», — пока мой корабль будет обрабатывать Землю.

У Парца перехватило дыхание.

— Чем? — еле слышно произнес он.

— Лучами ЗвездоЛома.

Парц прикрыл глаза.

— Возможно, вы действительно упиваетесь, — сказал он. — Но как же обстоит дело с причинностью? Возможно, я прекращу свое существование, как и мои уничтоженные предки. В принципе возможно, это же произойдет и с вами. Не задумывались ли вы о таком исходе? Ведь в этом случае ваш мир не будет в Будущем уничтожен этим человеком и у вас не будет ни необходимости, ни потребности путешествовать во времени для нападения на Землю. — «Но, — подумал он, — если Квакс не отправится обратно в Прошлое, человечество, безусловно, выживет и в конце концов все-таки уничтожит Квакса…» — Вы попали в мышеловку петли времени, неужели вы не понимаете?

— Язофт Парц, закон причинности действует не столь прямолинейно, как вы тут описали. В таких обстоятельствах различные следствия могут сосуществовать параллельно, как вероятностные выражения квантовой функции.

— Вы уверены? — мрачно переспросил Парц. — Ведь вы говорили об уничтожении всей цивилизации, об изменении истории в масштабах всей Вселенной.

— Да, именно так. Я намереваюсь раз и навсегда разрушить все возможные варианты реальности, в каких люди могли бы выжить. После уничтожения всей вашей Системы вы останетесь единственным землянином на свете.

— И мы с вами оба мгновенно окажемся несуществующими, — мрачно пообещал Парц.

— Нет, — сказал Квакс. — Событийная последовательность, в которой мы оба прекратим свое существование, является лишь одной из возможностей. Мы останемся по ту сторону времени. Но моя работа будет сделана.

«Да, — подумал Парц, — что сказано, то возможно. Это больше, чем просто геноцид. Квакс запланировал уничтожение всех возможных вариантов реальности, в которых у человечества оставался бы хоть один шанс на выживание».

Рассуждения Квакса подвигли Язофта на то, чтобы еще раз детальнее продумать все происходящее. Как может живое существо обсуждать столь страшные события — уничтожение цивилизаций, звездных систем, временных линий, — на языке бездушной логики, науки?

«Черт побери, — думал Парц, — мы говорили об уничтожении всего человечества — в том числе и миллиардов душ, которые еще не родились. Но, как всегда, Квакс не сделает ничего такого, чего не делали люди с себе подобными в Прошлом».

— Короче говоря, Парц, мы входим в Туннель. Вы должны приготовиться к причинно-следственному стрессу.

— Какому еще стрессу? — Парц уставился в разверстую пасть входного отверстия Туннеля; золотистые звездочки теперь полностью исчезли, уступив место сплошной черноте. — Квакс, ведь вы намерены уничтожить мой родной мир! Вхождение в Туннель я ощущаю как свою собственную смерть.

— Вы все-таки необыкновенно ограниченные существа.

— Возможно, мы все такие. Наверное, не следовало нам начинать все это.

Сплайн сильно задрожал; Язофту, защищенному от повреждений вязкой средой, дрожь этого громадного животного напоминала страшное землетрясение.

— Я боюсь, Квакс.

— Какое мне до этого дело?

Теперь сотрясение Сплайна стало непрерывным. Парц ощущал высокочастотные вибрации жидкостной среды — короткие волны били его по телу, как крылья насекомого, и содержащиеся в колебаниях низкочастотные составляющие заставляли его скелет излучать звуковые волны. Кораблю все было нипочем.

— Квакс! Поговори со мной.

— О чем?

— О чем угодно, — пробормотал Парц. — Неважно. Лишь бы мой мозг отвлекся от всего этого. Расскажи мне о том, как люди разрушили твою планету… Расскажи мне о Джиме Болдере.

— Я хочу и собираюсь уничтожить все это.

— Несмотря ни на что?

Казалось, что Квакс задумался.

— Это сложный вопрос, — наконец произнес он.

— Я должен подумать, не сможешь ли ты употребить полученную информацию мне во вред. Возможно, у тебя есть какие-то планы по использованию этой информации для того, чтобы реабилитировать себя в глазах людей… превратиться из предателя всей расы в невоспетого героя…

Пораженный Парц крепко задумался. Предатель? Месяц назад он еще мог отказаться от поручения.

Но теперь сам Квакс изменил правила. Неожиданно для самого себя Парц обнаружил, что превратился из морально ущербного подозрительного коллаборанта в свидетеля уничтожения собственной расы…

Сплайн вновь затрясло, гораздо сильнее, и Парцу показалось, что сквозь толщу жидкости он расслышал слабые стоны.

Может быть, Квакс прав, и что-то в глубине его подсознания продолжает стыдиться вечной погони за выгодой, даже теперь? Может ли он, с удивлением спросил Парц самого себя, продолжать надеяться?

Квакс молчал.

Теперь Сплайн затрясло столь сильно, что Язофта начало бить о стенки глазного яблока. Он чувствовал, как подергивается мускул Сплайна где-то в доброй сотне метров от него, пытаясь устранить источник сильной боли.

Парц закрыл глаза и при помощи псевдозвуковой команды отдал приказ вывести наружу изображение Сплайна, переданное с корабля-спутника.

Корабль входил в открытую грань портала, продвигаясь вперед осторожно, как в причальном доке. Его выпуклые бока уже были окрашены в ярко-голубые цвета каркаса куба.

Парц находился в какой-то сотне часов от Прошлого.

Вдруг Квакс заговорил:

— Человека звали — будут звать — Джим Болдер. Он будет жить в Оккупационную эпоху, вскоре после вас, Язофт.

Болдер станет одним из последних пилотов на Земле. Запрещение Кваксом космических полетов будет полностью претворено в жизнь. Корабли не смогут оторваться от Земли. Внеземные колонии человечества или перейдут на полное самообеспечение, или будут закрыты, и их обитатели возвращены на Землю. Или погибнут.

Люди, подобные Болдеру, потеряют свою профессию. Смысл существования. Это привело — приведет — к тому, что станет возможным привлечь Болдера к выполнению особого задания.

Чистая геометрия каркаса «Интерфейса» казалась верхом совершенства рядом с бугристым мясом Сплайна. Корабль коснулся переходной плоскости и погрузился на несколько десятков метров во внутреннюю область. Шкура Сплайна, укрепленная перед полетом в гиперпространстве, закипела. Парц видел, как на его сверхпрочной поверхности появлялись и лопались волдыри размером с большой городской квартал, выбрасывая в пространство мощные струи очень похожей на человеческую крови, которая мгновенно превращалась в облака ярко-красных кристалликов, резко вспыхивающих на фоне голубого каркаса. Сплайн конвульсивно подергивался, пытаясь извлечь пораженную область из тисков каркаса.

— В чем состояло задание Болдера? — спросил Парц.

— Вам известно что-нибудь о галактическом дрейфе?

Галактики, а также скопления и суперскопления галактик поперечником во многие миллиарды световых лет двигались в пространстве мощными однородными потоками, как мотыльки, слетающиеся на им одним видимый свет. Астрономы описали этот дрейф на основе наблюдений, проводившихся не одно столетие, но удовлетворительного объяснения этому факту получено не было.

— Какое отношение это имеет к Болдеру?

— Мы предполагаем, что дрейф каким-то образом связан с КсиЛи, — пояснил Квакс.

— Перестаньте, — фыркнул Пари. — КсиЛи, конечно, могущественны, но они не боги.

— Мы отправили Болдера туда на разведку, — сообщил Квакс.

— Каким образом? — нахмурился Парц. — Это же невозможно. Даже самый быстрый из кораблей с гипердвигателями затратит на такой полет столетия субъективного времени.

— Мы получили возможность воспользоваться кораблем КсиЛи.

Парц почувствовал, как у него отвисла челюсть.

— Но это еще более невероятно!

— Детали сейчас неважны. Важно то, что Болдеру удалось совершить путешествие к центру потока.

— В область, где движутся все галактики?

— Да, — сказал Квакс. — Хотя в окрестности центральной области Болдер обнаружил, что структура всех, а в особенности компактных эллиптических галактик сильно нарушается; галактические фрагменты, звезды и галактический газ падают в огромный гравитационный источник в центре, откуда идет мощное, смещенное в голубую область спектра, излучение.

— А что в середине источника?

Квакс замолчал.

Парцу, продолжавшему внешнее наблюдение, показалось, что каркас портала обжег шкуру злополучного Сплайна словно раскаленным железом. Он знал, что на самом деле это не тепловое излучение, а высокочастотная радиация и гравитационные потоки, создававшиеся сверхплотным веществом портала. Они и повреждали поверхность Сплайна. Парц с сочувствием глядел на мучения живого аппарата.

Изображение исчезло. Внезапно утративший искусственное зрение Парц понял, что Сплайн полностью вошел в Туннель. Охваченный паникой, он отдал псевдозвуковую команду.

Глазная камера была погружена в полную темноту Не было видно даже собственного носа. Выручавший его ранее светящийся шар плавал теперь далеко позади.

Значит, Сплайн закрыл глаза. Ну что же, его трудно упрекнуть в этом.

Корабль бешено трясло. Волны наполнявшей глаз жидкости бились о стенки. Парц кое-как подплыл к ближайшей стене и намертво вцепился в толстый канат нервного окончания.

— Гравитационный удар, — послышался голос Квакса. — Туннель является пространственно-временным коммуникативным устройством и, следовательно, областью очень больших перепадов полей. Входная плоскость представляет собой лист псевдоматерии; мы пересекаем область сверхвысокого вакуума, которая тянется параллельно плоскости. Минимальная ширина входного канала — около мили. Наша скорость — примерно три мили в секунду.

— Не очень быстро, — задыхаясь, проговорил Парц.

По его крепко сжатым пальцам прошла вибрация, передавшаяся всему телу. Ему казалось, что Сплайна избивает чей-то громадный кулак.

— Неужели корабль способен выдержать это?

— Наши расчеты показывают, что может, — похвастался Квакс. — Но этому чудищу крепко достанется.

— Это точно, — согласился Парц, крепко сжимая нервный отросток и представляя, как столетия пролетают мимо корчащегося от боли Сплайна. — Расскажите мне, что Болдер обнаружил в центре потока, — попросил он.

— Кольцо, — сказал Квакс. — Тор. Состоящий из никому не известной кристаллической материи. Несколько тысяч световых лет в поперечнике. Вращающийся почти со скоростью света. Его масса не поддавалась воображению. Образованный этим динамическим объектом гравитационный колодец был столь глубок, что неизбежно должен был поглотить все галактики, в том числе и нашу — Млечный Путь, находящуюся от него в тот момент на расстоянии нескольких сотен миллионов световых лет.

— Мало верится, — сказал Парц, поглощенный все возраставшим сочувствием к судьбе бедного Сплайна.

— Это искусственное сооружение, — ответил Квакс, — созданное КсиЛи. Болдеру удалось пронаблюдать, как они достраивали его. Грузовик КсиЛи — кубический аппарат размером с Луну — и истребители, имевшие крылья размахом в несколько сотен миль, патрулировали гигантскую стройку Вселенной. Хорошо заметными рубиновыми лучами ЗвездоЛома они сбивали ярко-голубые фрагменты падающих галактик и использовали их вещество для наращивания Кольца.

— Мы предполагаем, — продолжал Квакс, — что КсиЛи вложили уже многие миллиарды лет в осуществление этого проекта. Но его рост описывается экспоненциальным законом. Чем массивнее он становится, тем больше усиливается гравитационное поле вокруг объекта и тем быстрее движется к нему вещество, давая все больше конструкционного материала для строительства…

— Но зачем им нужен такой проект? Какова цель строительства?

— Мы предполагаем, что КсиЛи пытается создать область с Керр-метрикой, — доходчиво пояснил Квакс.

Керр-метрикой у землян называлось особое решение уравнений общей теории относительности Эйнштейна. Когда пространство-время искривляется вблизи массивных объектов, например, этого вращающегося Тора, оно может открыться.

— Получится что-то вроде Туннеля? — переспросил Парц.

— Да. Но Туннель в Керр-метрике соединяет не два пространственно-временных события одной и той же Вселенной, а служит средством коммуникации между различными Вселенными.

Парц попытался осмыслить услышанное.

— Вы утверждаете, что «область с Керр-метрикой» соединит наш мир с каким-нибудь другим?

— Грубо говоря, да. КсиЛи собираются сбежать из этого мира.

— И для этого они готовы превратить в отходы многие миллиарды галактик в громадной области космоса?…

Парц снова ослеп. В панике он принялся отдавать команды своим органам чувств, но бесполезно. Темнота, в которой он очутился, была глубже, чем при плотно зажмуренных глазах. «Темнота абсолютного небытия, — подумал охваченный смертным испугом Парц, — полного и всеобщего несуществования».

— Квакс! — позвал он, не слыша собственного голоса. — Квакс! Что со мной случилось?

Голос Квакса донесся издалека, он был спокойным и хорошо различимым.

— Это стресс причинности. Разрыв причинно-следственных связей, разрыв квантовых вероятностных полей систем, составным элементом которых вы являлись. Стресс причинности приводит к полному расстройству органов чувств…

Язофт чувствовал, как все его ощущения медленно и неуклонно удаляются от него. Он становился бестелесным, ничем не прикрепленным к материальному миру островком сознания.

Квакс продолжал объяснения. Парц слышал его голос как доносящийся из глубин пространства трубный глас.

— Язофт Парц. Это состояние невыносимо трудно для меня, как и для всякого живого существа, даже для Сплайна. Но оно пройдет. Не подрывайте здоровья, сосредотачиваясь на своих переживаниях. Сконцентрируйте внимание на том, что буду говорить вам я. Джим Болдер на своем ворованном корабле сумел ускользнуть от инженеров КсиЛи. Он вернулся в систему Квакса, откуда и Началось его путешествие. Как вы знаете, Язофт, Квакс — это раса торговцев. Болдер вернулся из своего путешествия с данными, значение которых невозможно переоценить. Он знал о строящемся КсиЛи Туннеле. Вы понимаете, что нами было принято решение, э-э-э-э, придержать эту информацию у себя. Но Болдер сумел надуть нас.

В это время вокруг Парца вновь появились мерцающие тусклые тени, словно морская рябь в свете заходящей Луны.

— Выяснить, что именно произошло во всех подробностях не сможет уже, вероятно, никто. Болдер вышел из гиперпространства в области, окруженной военными кораблями: Весь флот Квакса был вооружен гравитационно-волновыми ЗвездоЛомами. Но Болдер сумел уйти от них.

В панике корабли применили ЗвездоЛомы, но из-за ошибки в системе управления поразили собственное Солнце, нарушили его термодинамическое равновесие.

Солнце Кваксов взорвалось по механизму Сверхновой.

Кваксу пришлось уйти. Десятки особей погибли во время этого трагического исхода. Наша мощь оказалась необратимо подорванной, и Земля избавилась от Оккупации.

Смущенный и дезориентированный Язофт Парц был беспомощен, но ликовал в душе.

Серый свет, пока еще лишенный форм и очертаний, постепенно замерцал вокруг него… Нет, не вокруг него, внезапно осознал он; это был не связанный с материальным миром свет. По сравнению с ним все казалось призрачными тенями. Паника утихла, уступив место чувству спокойной силы. Он ощутил себя гигантом высотой во многие световые годы, но при этом не больше атома, умудренным миллионолетним опытом, но более свежим, чем первый писк младенца.

— Что произошло, Квакс?

— Стресс причинности, Парц. Нарушение восприятия. Причинность — это не столь простой феномен. Если объекты составляли однажды единое целое, они были объединены в одну квантовую систему и продолжают оставаться ее составляющими всегда, будучи даже разнесенными на сколь угодно большие расстояния. При этом информация о состоянии системы передается каждому объекту с помощью сверхсветовых квантовых эффектов. Представьте, что вы идете по песчаному пляжу, оставляя за собой следы подошв. Следы постепенно будут смыты, но каждый из них окажется соединенным с вами невидимыми нитями единой волновой функции.

— Что происходит, когда я покидаю свою пространственно-временную область?

— Все эти связи обрываются. Неизбежность следствий разрушается и должна быть воссоздана заново…

— О Господи. Стоит ли таких невыносимых испытаний путешествие сквозь время?

— Да. Ради достижения наших целей, — спокойно ответил Квакс.

— Это конец, — сказал Парц.

— Конец чего?

— Подумайте, почему КсиЛи строят мост из этой Вселенной? Что они в других Вселенных забыли?

— Я считаю, что, если мы узнаем ответ на этот вопрос, — торжественно заявил Квакс, — мы узнаем большинство таинственных истин нашей Вселенной. Но мы не знаем и не узнаем этого ответа. История, Парц, останется незавершенной.

— А что если КсиЛи вовсе не ищут чего-то там, по ту сторону своего Кольца? А бегут в другую Вселенную?

— Чего же, по вашему мнению, боятся КсиЛи?

Дезориентированный, оглушенный, Парц не смог ответить.

Сплайн по-прежнему несся вспять времени.

9

Джаар, «Друг Вигнера», ждал Майкла Пула у люка посадочной шлюпки с «Краба».

Пул стоял на трапе шлюпки, залитой мрачным светом Юпитера, и глядел на ожидающего его юношу, на рассыпанные вдалеке жилища Друзей, древние камни и возвышающийся надо всем совершенный овал Юпитера.

Он чувствовал себя слишком старым для предстоящего.

События предыдущего дня — посадка, встреча с Мириам, лавина новых знаний — явились для него мощным психическим возбудителем. Но сегодня возбуждение прошло, и он с явной неохотой очутился лицом к лицу с еще неведомой, но уже безусловной опасностью.

Мириам ночевала на борту шлюпки. У Гарри хватило такта прекратить демагогию о правах виртуалов и на несколько часов убраться с глаз долой. Но Майкл и Мириам спали порознь. Они ведь не дети. Держа друг друга за руки, они переговорили обо всем и в конце концов задремали в своих спальных контейнерах. Вожделение было бы неправильной реакцией на столетнюю разлуку. А уж тем более в нынешних столь неподходящих условиях некогда было думать о восстановлении их отношений.

Теперь Майклу страстно хотелось, чтобы не было никакого визита Гарри на «Краб» и последовавшего затем путешествия; он мечтал оказаться в полюбившемся ему Облаке Сорта и продолжать потихоньку копаться в далеких от жизни проблемах физики сверхплотной материи. Если бы ему удалось проветрить свои мозги, как это делает Гарри, тогда, конечно, он смог бы прямо, как в юности, взглянуть в лицо нависшей опасности.

Ну да ладно, черт с ним.

Майкл Пул спустился по трапу на густую траву южной Англии. Прямо перед ним стоял высокий и неестественно худой юноша в стандартной униформе Друзей. Из-под тонкого слоя ткани выпирали кости, придавая телу особенно болезненный вид. Гладко обритая голова венчала слабое, как у Ширы, тщедушное и незакаленное тело. У него были большие карие, но несколько водянистые глаза. Походка и поза, в которой он застыл, выдавали природную неуклюжесть. Пул подумал, что даже через пятнадцать столетий людям придется бороться со своими физическими недостатками. Однако здесь было что-то другое… И эти характерные для всех Друзей искривленные ноги…

Рахит! Разве можно, увидев это, умыть руки и вернуться на Землю? Сердце гулко забилось в его груди.

— Вы Майкл Пул? Очень приятно познакомиться.

— Вы, если не ошибаюсь, Джаар — гид, которого Шира обещала нам предоставить для ознакомления с аппаратом?

— Я инженер-физик. Надеюсь, вы хорошо выспались?

— Не очень, — сокрушенно вздохнул Пул. — У меня к вам столько вопросов!

Джаар торжественно кивнул.

— У вас проницательный ум, мистер Пул! Естественно, вам еще многое предстоит узнать…

— Шира пообещала, что пришлет кого-нибудь, кто ответит на мои вопросы.

Джаар двусмысленно усмехнулся, и в его лице Майкл заметил ту же отчужденность, которая столь неприятно поразила его в Шире.

Джаар казался абсолютно безразличным, его не интересовала ни легкая словесная пикировка, ни общение как таковое. Казалось, его ум занят другими, бесконечно более важными, проблемами.

— Шира сообщила, что не очень пыталась скрывать от вас то, о чем вы уже успели догадаться.

— Так вас сюда послали, чтобы посмеяться над стариком?

— Никто меня не посылал, мистер Пул, — безразлично произнес Джаар. — Я искренне горжусь, что выбор пал на меня.

— Мне кажется, что это я должен гордиться знакомством с вами, Джаар.

Неловким жестом юноша пригласил Майкла следовать за ним. Бок о бок они пошли по освещенной пепельным светом траве.

— Вы второй Друг, с которым мы познакомились здесь… но вы кажетесь очень похожими… например, на Ширу. Забудьте о моей грубости, Джаар. Скажите, почему все «Друзья Вигнера» столь похожи друг на друга?

— Я так не считаю, мистер Пул.

— Зовите меня просто Майклом. Но вы все столь спокойны, столь необычно уверенны… необычно для людей, только что сумевших удрать от флота Квакса, а затем волей-неволей проскочивших невредимыми в седую древность…

— Я полностью уверен в том, что мы правильно поступили, отправившись в это время.

Майкл утвердительно кивнул.

— Я понимаю, этот ваш проект… Но вы так и не объяснили мне, в чем же он заключается.

— Как и вы, я был рожден с ужасным недостатком — пытливым умом. По-видимому, это и для вас нестерпимая пытка — угадывать новые, неизвестные вам знания, но быть лишенным доступа к ним. — Джаар мягко усмехнулся. Его громадная лысая голова почему-то напомнила Майклу большое куриное яйцо. — Но вы не должны считать нас одинаковыми; у Друзей самые неожиданные способности и наклонности. Для выполнения миссии отбирались самые молодые из Друзей, хорошо знающие физику, так что этими качествами обладаем все мы. Возможно, мы кажемся вам похожими из-за того, что происходим из одной и той же эпохи, столь отдаленной от вас; на самом же деле мы отличаемся друг от друга не меньше, чем вы.

— Возможно, — согласился Пул, и его спутник улыбнулся в ответ. — Хотя я и не наивный юноша.

— В этом я уверен, — мягко сказал Джаар. — Есть еще одна причина — утрата доступа к «Антистарости»; никто из нас не может надеяться прожить две сотни лет, как вы, Майкл… — Его голос звучал по-мальчишески озорно. — А может быть, вы просто давно не бывали в молодежной компании?

Пул открыл было рот, но, смутившись, промолчал.

— Наверное, вы правы, — сказал он наконец.

«Внутреннее спокойствие, абсолютное безразличие…» Майкл подумал, что таинственная цель этой миссии могла иметь мистическое, религиозное содержание. Возможно, их проект не был чисто научным или инженерным, как он предположил с самого начала. Он вспомнил, как зловеще выглядели древние камни на восходе, под мертвенным светом дымчатого Юпитера…

В поведении этой таинственной группы молодых людей можно было заметить некоторые элементы странной, явно религиозной посвященности. Их безразличие к другим, их надежда на самих себя… «Да, — подумал он, — здесь, наверное, и заключена отгадка». Они явно не мечтали о каких-либо индивидуальных достижениях, о своем личном счастье. По-видимому, вся эта миссия требовалась им, чтобы придать священное значение собственным жизням. Пул вообразил себе, как хрупкий аппаратик после выполнения миссии войдет в плотные слои атмосферы Юпитера, и древнее сооружение рассыплется, как карточный домик.

Но какая религиозная секта могла назвать себя «Друзьями Вигнера»?

Они с Джааром подошли к деревушке, разместившейся вокруг древних камней Стоунхенджа. Джаар подвел Пула к рассеянным на траве кубам, конусам и цилиндрам, сделанным из шоколадно-серой субстанции КсиЛи, каждый из которых был чуть выше человеческого роста. «Эти строения имеют, конечно, некоторые признаки жилищ», — подумал Пул. Но они похожи на выстроенные детьми игрушечные домики из кубиков.

Группа молодежи спокойно и безмятежно занималась своими делами; у некоторых в руках были плоские компактные вычислительные устройства. Мириам почему-то назвала их «трансляторами».

Они подошли к стоящему чуть поодаль сооружению в виде полусферы.

— Что это? — спросил Пул, перепуганный перспективой очередного угощения. — Тоже жилой домик? Вы, конечно, не обижайтесь, но я вчера сполна накушался водорослей у Ширы.

— Нет, Майкл, — беззлобно засмеялся Джаар, — хотя я буду искренне рад пригласить вас к себе в гости позднее. Это здание предназначено для доступа…

— Доступа? Куда?

— Доступа во внутренние помещения аппарата. На сингулярный уровень. — Джаар изучающе посмотрел на слегка опешившего Майкла. — Ведь это как раз то, что вы хотели увидеть, не так ли?

Пул расхохотался.

— Ну так чего же мы здесь стоим?

Они вошли в здание, по-гусиному пригнув головы, чтобы не задеть острый, как бритва, верхний край входа. Войдя, Пул сразу почувствовал, насколько легче стало двигаться, очевидно, гравитационное поле здесь было несколько слабее, чем снаружи. Посредине возвышался узкий цилиндр с небольшим проемом, вырезанным в стенке.

Джаар, пригнув длинную шею, протиснулся внутрь. Пул последовал за ним. Дверь беззвучно закрылась. Камера, в которую они попали, была тесной, бесшовной, наполненной рассеянным жемчужным светом, источник которого Пул не смог обнаружить. Ему подумалось, что он по ошибке попал внутрь работающей люминесцентной лампы.

Майкл заметил, что Джаар терпеливо наблюдает за ним. Поймав ответный взгляд, юноша улыбнулся:

— Это лифт. Терминология осталась неизменной. Он доставит нас в центр аппарата.

Пул кивнул не в силах скрыть некоторое раздражение; он не намерен подвергать свою жизнь опасности.

— Итак, — сказал он, — мы находимся в шахте лифта, проходящей через слой сингулярностей. Именно поэтому здесь слабее сила притяжения.

Джаар обратил внимание на его нервозность.

— Если вы не совсем готовы…

— Пожалуйста, не обращайте внимания на мое поведение, — попросил Майкл.

— Хорошо. — Юноша прикоснулся рукой к стене. Он не пытался скрыть что-либо от гостя, хотя и должен был понимать, что тот запомнит каждый самый ничтожный миг своего путешествия на этот островок Будущего.

Без всякого шума пол уплыл из-под ног. Желудок Пула отреагировал мгновенно, и он, борясь с подступившей дурнотой, инстинктивно прижался к стене.

— Не волнуйтесь, это скоро пройдет — пробормотал Джаар.

На Майкла навалилась какая-то тяжесть, но не обычная сила атмосферного давления, а инверсионная, напомнившая ему вещество портала, сила, скорее разрывавшая желудок и грудную клетку, чем сдавливавшая их.

Джаар продолжал глядеть на него отрешенными карими глазами. Пул постарался придать своему лицу как можно более непринужденное выражение: черт с ним, он готов к таким неожиданностям.

— Слой сингулярностей, — твердым голосом произнес он. — Мы проходим сквозь него. Правильно?

— Да, — кивнул Джаар, — и то странное давление, которое вы ощущали, было вызвано неоднородными гравитационными полями. Когда выстоите на поверхности аппарата, усредненное поле сил притяжения направлено перпендикулярно поверхности и очень напоминает земное. Здесь же оно совершенно на него не похоже.

Плоскость сингулярностей наконец достигла шеи Майкла, и ему показалось, будто он изо всех сил пытается вытащить голову из воды.

— А теперь, Майкл, приготовьтесь, — сказал Джаар. — Сейчас вам захочется вновь прислониться к стене.

— Я все время наготове. Мы, очевидно, приближаемся к самой сингулярности?

— Будьте готовы.

Теперь гравитационная плоскость прошла через голову Майкла и ушла вверх; в течение нескольких секунд он испытал странное ощущение перевернутости, которое тут же сменилось ощущением вращения — действие сил Кориолиса на область живота. Кабина лифта развернулась вокруг оси, проходящей примерно через его талию; уже давно Майклу Пулу не приходилось испытывать такое удовольствие — он снова почувствовал себя ребенком, гребущим по воздуху ручками и ножками в сильных, крепких руках Гарри. Только настоящего Гарри.

Поворот был завершен. Действие сил Кориолиса прекратилось. Со вздохом облегчения Майкл почувствовал под собой надежный пол кабины. Правда, у него заложило уши. Джаар одобряюще улыбнулся.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я к этому тоже привык не сразу.

Пул нахмурился, почувствовав настоятельную необходимость продемонстрировать свое мужество этому зарвавшемуся юнцу.

— Я уже говорил вам, чтобы вы не обращали на меня внимания, — сказал он. — Теперь мы пересекли гравитационную плоскость и оказались по ту сторону сингулярностей. Так?

Джаар утвердительно кивнул. Он нажал на другой участок стенки кабины, и дверца плавно отъехала в сторону.

Джаар ступил на гладкую, почти стеклянную поверхность. После некоторой заминки Пул последовал за ним. В слабом гравитационном поле поверхность казалась до невозможности скользкой. Пул поднял голову.

Аппарат был пуст.

Они находились в центре искусственной полости, казавшейся по объему много больше самого аппарата. Над головой нависал серовато-шоколадный купол из КсиЛи-вещества, примерно в двенадцать метров высотой в своей верхней точке, к нему крепился ровный стеклянный слой — плавно, без видимого подобия горизонта. Под стеклом виднелись шестиугольные соты с голубыми и розовыми искорками внутри. Каждая ячейка сетки была примерно метр в поперечнике. Стеклянные трубки — пустотелые шахты — спускались с потолка, обрываясь примерно в двух метрах от пола. Из-за них потолок казался огромной люстрой. Блочные консоли управления находились под каждой из трубок. Через отверстия в крыше Пул увидел куски облачного диска Юпитера.

Люди, юноши и девушки в розовых спортивных костюмах, быстро двигались по прозрачной поверхности со своими неизменными трансляторами. Громадные стеклянные столбы сталактитами свисали прямо над ними, едва не касаясь бритых макушек. Друзья двигались с исполненной достоинства грацией, напомнив Пулу привыкших к слабой гравитации жителей Луны. Их голоса, тихие и серьезные, были хорошо слышны даже на большом расстоянии.

Рассеянный свет проникал из сводчатого потолка и усиливался множеством розовых и синих устройств, расположенных внизу. Интерьер живо напомнил Майклу его любимого античного автора — неподражаемого Жюля Верна.

Джаар улыбнулся и слегка поклонился.

— Итак, — сказал он, — начнем ознакомительную экскурсию. Над нами — сводчатый купол из конструкционного материала КсиЛи Фактически этот материал, находящийся и под полом, на котором мы стоим, и над плоскостью сингулярностей, создает полость, разрушить которую можно только изнутри, спустившись через шахты лифтов.

— Почему? — удивился Пул.

Джаар неопределенно пожал плечами.

— Этот материал абсолютно непроницаем для всех известных нам видов излучения. Он также вполне надежно изолирует пассажиров от близко расположенного слоя черных дыр. Кроме того, в процессе строительства корабля этот щит помог нам провести монтаж без риска быть обнаруженными техническими разведсредствами Квакса. И еще: в него вмонтирован наш гипердвигатель.

Пул уставился себе под ноги.

— Да, он под нами. Находится в сингулярном слое.

Джаар опустился на колено. Пул последовал его примеру, и они принялись разглядывать таинственные розовато-фиолетовые и голубые предметы.

— Поверхность пола на самом деле не просто прозрачна, — сказал Джаар, — его оптические свойства саморегулируются. Сейчас мы видим псевдоцветное изображение. Вы могли, обнаружив присутствие минисингулярностей на корабле, сделать вывод, что именно ими наш корабль удерживается как единое целое. — Он указал на одну из ячеек сотовой поверхности. — Вот это одна из них. Мы смогли произвести и провезти с собой больше тысячи черных дыр.

Дыры, объяснил Майклу гид, были электрически заряжены и удерживались в узлах решетки электромагнитными полями. При помощи псевдоцветов можно было наблюдать за током плазмы в ячейках и за высокочастотной радиацией, возникавшей при падении вещества в сингулярность.

Процесс хокинговского испарения черных дыр контролировался изменением эквивалентной температуры сингулярностей. Энергия, выделявшаяся при этих процессах, использовалась гипердвигателем, а также утилизировалась для различных нужд корабля, в том числе для систем жизнеобеспечения.

Испарение сингулярности приводило к потере ее массы и в конечном итоге к ее уничтожению. Но этот процесс в нормальном состоянии занимал многие миллиарды лет и не угрожал разрушению корабля.

Майкл мрачно уставился в яркие до безвкусицы дисплеи. Трудно было поверить, что прямо под ним, всего в каком-то метре, находится объект размером намного меньше электрона, но с массой крупной даже по земным меркам, — крохотные области разрушенного пространства-времени. А еще чуть дальше зеленеет густая трава, к которой притянуты, как мухи к потолку шлюпка с «Краба», Мириам, Шира с Друзьями, игрушечные домики «Друзей Вигнера» и, в довершение всего, древние камни, таинственно поблескивающие в лучах Юпитера, как зубы из вросшей в землю челюсти легендарного героя.

Затем идет слой воздуха вокруг корабля. С такими гравитационными полями его утечка будет мизерной.

— Я благодарен за все то, что вы показали мне, — сказал Майкл, поднимаясь.

Высокий бритый гид изучающе смотрел на него своими прозрачными глазами.

— Скажите, что вы почувствовали, увидев это?

Пул рукой обвел пространство зала.

— Ничего нового. — Он неопределенно пожал плечами. — Потрясает, конечно, но это уже детали, множество сингулярностей. Изюминка всего полета, разумеется, в них. Именно они позволили вам преодолеть Туннель на таком невзрачном аппарате. — Он указал рукой на шахты в потолке. — Они похожи на стволы пушек, направленные на Юпитер, не правда ли? Я думаю, что в действительности они ими и являются. Сингулярными пушками. Я думаю, что одна за другой вы отправите ваши черные дыры к Юпитеру.

Джаар слабо кивнул:

— А что мы будем делать потом?

— Просто ждать, — развел руками Майкл.

Он развернул перед юношей такую картину:

— Сингулярность — крошечная, при этом абсолютно невидимая, являющаяся сильнейшим источником гамма-излучения, — по сильно вытянутой орбите спускается к Юпитеру, входит в него и поглощает его атмосферу сначала в небольшом канале вдоль своей орбиты. Вскоре она поглотит всю газовую оболочку планеты. Постепенно опускаясь все ближе и ближе к центру, черная дыра войдет в более плотные слои метана и водорода, а затем проникнет в ядро Юпитера, состоящее из металлического водорода. Там, достигнув центра массы, дыра остановится и примется за работу. Она начнет расти.

— Вы будете посылать их одну за другой, — говорил Пул. — Вскоре целый рой сингулярностей будет, как насекомые, крутиться вокруг его центра, перемалывая и поглощая за каждый оборот громадные порции вещества. На определенной стадии они начнут сталкиваться и сливаться, образуя гравитационные волны такой мощности, которой будет достаточно, чтобы разрушить внешние слои атмосферы планеты. Может быть, — рассуждал Пул, — вы сможете даже контролировать процесс их слияния, чтобы генерировать направленные пучки гравитационных волн.

В конце концов сингулярности сожрут Юпитер.

Внешние слои планеты начнут постепенно опускаться к центру, температура поднимется, на поверхности будут происходить мощные взрывы, которые приведут к выбросу в космос значительных масс вещества. Приливные волны либо вообще рассеют его спутники, либо переведут их на вытянутые эллиптические орбиты. Население окрестных колоний придется, без сомнения, эвакуировать. Возможно даже, что некоторые спутники разрушатся из-за приливных сил и гравитационных ударов.

— В итоге, — продолжал Пул, — получится одна массивная сингулярность. Она будет окружена широким аккреционным диском, состоящим из остатков атмосферы Юпитера и обломков спутников, вокруг нее по причудливым орбитам будут вращаться остатки спутникового вещества.

Джаар был холоден и молчалив, как столбик из субстанции КсиЛи.

— Конечно, — мрачнел Пул, — чтобы уничтожить Юпитер, хватило бы и одной сингулярности, раз уж этого вам так захотелось. Зачем было брать их с собой столь много?

— Вы нарисовали очень впечатляющую картину, — бесцветно произнес юный гид.

— Конечно. Я думаю даже, что вы могли бы контролировать размер сингулярностей. Не правда ли? Множественные «семена» сингулярностей будут дробить и выдувать фрагменты массы планеты до того, как произойдет окончательный коллапс. Я думаю, что вы можете управлять процессом разрушения Юпитера таким образом, чтобы получить в итоге черную дыру заранее заданных размеров и массы.

— А зачем нам все это могло бы понадобиться?

— Я продолжаю размышлять над этим, — жестко сказал Пул. — Но такие различия в эпохах… Этот процесс займет столетия. Мне понятна суть задуманного вами дельца, Джаар, но я совершенно не представляю себе, как вы можете рассчитывать на такие сроки. Ведь у вас нет «Антистарости»!

— Человек может планировать даже те события, которые произойдут после его смерти, — бодро сказал юный циник.

— Возможно. Но что случится, когда вы выстрелите по Юпитеру последней сингулярностью? Ваш корабль разрушится. Даже если внутренние стенки сохранят прочность, весь внешний антураж — трава, почва, воздух — мгновенно улетучится в космическое пространство.

Он представил себе, как древние священные камни, будто конечности великана, отрываются от поверхности аппарата и медленно уплывают в космос. Сколь странный конец для сооружения, пережившего тысячелетия!

— А что тогда будет с вами? Вы, кажется, старательно избегаете любой помощи. Вам всем придется погибнуть… возможно, всего через несколько месяцев после этого. И, конечно, задолго до того, как сможете увидеть плоды вашей деятельности — разрушенный Юпитер.

Лицо Джаара оставалось по-прежнему спокойным и безразличным.

— Мы будем не первыми, кто принесет свои жизни в жертву высшей цели.

— Отпор Кваксу — высшая цель? Возможно. Но… — Пул замолк и уставился в большие карие глаза собеседника. — Но я не думаю, что благородное самопожертвование — единственное, что вам осталось. Вы не проявляете никакого интереса к «Антистарости». И вы можете эвакуироваться до того, как наступит конец. Здесь не потребуется ваша жизнь, неужели вы не поняли? Ваша смерть никому не нужна. Она здесь просто… неуместна.

Джаар промолчал в ответ.

Пул отступил на шаг.

— Ваши люди пугают меня, — искренне произнес он. — И вы тоже. Поднять в космос Стоунхендж! Вы взяли на себя неслыханную дерзость отправиться в Прошлое и разрушить там планету… Еще неизвестно, к чему это приведет. Джаар, я не боюсь столкнуться лицом к лицу с последствиями собственных действий. Помимо всего прочего, я автор той самой машины времени, благодаря которой вы оказались здесь. Но я и представить себе не могу, какую надо иметь неслыханную наглость, чтобы уничтожить это бесценное достояние всего человечества.

— Майкл, вам не нужно объяснять мне такие вещи. Я уверен, что Шира скажет вам то же самое. В конце концов, — продолжал Джаар, — ничто здесь, — он указал рукой на зал, — никто из нас не имеет значения. Все будет в порядке. Вы знаете, что мы не собирались показывать вам что-нибудь, кроме того, о чем вы догадались сами. Но это не должно волновать вас. Все, что мы делаем, принесет пользу человечеству — и сейчас и в Будущем.

Пул посмотрел прямо в лицо юноше.

— Да как вы смеете требовать этого, ставить такие условия? — прошипел он. — Черт побери, да вам от силы двадцать пять лет! Оккупация Квакса — это тяжелейшее бремя, свалившееся на все человечество. Я уже достаточно видел и слышал, чтобы понять, какая над нами нависла опасность. Но я подозреваю, что ваш проект — вещь куда более страшная, чем простое взимание дани очередным межзвездным чудовищем. Мне кажется, Джаар, что вы вознамерились переписать историю. Но вы же не боги! Я уверен — вы гораздоопаснее Квакса.

Джаар вздрогнул, но к нему быстро вернулось обычное самообладание… или безразличие.

И еще долго Пул умолял, угрожал, требовал объяснений и резонов… Но все его попытки узнать еще хоть что-нибудь были безуспешны.

В конце концов он позволил Джаару увести себя наверх. Во время подъема Пул пытался понять принципы управления лифтом и повторить действия сопровождающего. Джаар даже не попытался его остановить. Разумеется, все усилия Майкла остались безуспешными.

Они поднялись на поверхность, и Майкл Пул сразу же поплелся к себе на корабль, полный гнева и отчаяния.

10

— Майкл, проснись! — Голос Гарри был тихим, но настойчивым. — Проснись! Началось!

Майкл Пул подчинился с явной неохотой. Он отбросил тонкое шерстяное одеяло и протер глаза. Мириам уже сидела рядом. Он встал на колени, слегка вздрогнув от укола в пояснице; в принципе, легкая хижина Ширы могла сойти для разового ночлега, но, несмотря на заверения Мириам в том, что твердое ложе доставит ему море наслаждения, он сомневался, сможет ли еще раз уснуть на грубом тонком коврике, брошенном прямо на пол из КсиЛи-материала.

Мириам была одета в простенький спортивный костюмчик.

— Что случилось, Гарри?

Виртуальное изображение родственника, до неузнаваемости искаженное дифракцией, зависло прямо над Майклом.

— Поток высокоэнергетичных частиц из портала резко возрос. Что-то приближается к нам из Будущего. Пора отсюда сматываться.

Пул, продолжая одеваться, споткнулся о порог, прищурился от необычно яркого сегодня света Юпитера и поднял глаза к небу. Портал «Интерфейса» висел на своем обычном месте, изящный и красивый, ничем не выдавая грозящей опасности.

— Сплайн, — вздохнула Мириам. — Они отправили к нам Сплайн. Живые корабли, о которых столько рассказывали Друзья, военные суда Квакса, символ Оккупации, — теперь они придут сюда, чтобы уничтожить нас. Все произошло так, как мы и ожидали.

Беззащитность Мириам, странно изменившийся тембр ее голоса породили в Майкле неодолимое желание крепко обнять ее, защитить от приближающейся с неба смертельной опасности.

— Майкл, — сказала Мириам, — эти чудовища, которые сейчас бросятся на нас, уже уничтожили достигшую небывалых успехов цивилизацию землян, цивилизацию, опередившую нас на ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ ЛЕТ! Что можем сделать с ними мы? Мы не нанесем им даже царапины!

— Да, предстоит крепкая переделка, — пробормотал Майкл. — Пошли. Нужно собраться с силами. Гарри, что происходит вокруг Юпитера?

Вне вигвама ставший вновь похожим на человека Гарри нервно пожал плечами.

— Я не могу получать информацию. Друзья продолжают блокировать мои коммуникации. Но корабли, охраняющие портал, зарегистрировали мощный поток высокоэнергетичных частиц. — Он с горечью посмотрел на Майкла. — Никто не может знать, что за чертовщина теперь начнется. Они продолжают держаться на порядочном расстоянии, ожидая нас с докладом. Они не видят в этом никакой радости — аппарат Друзей уже целый год торчит на орбите Юпитера, таинственный, но безвредный. А представь, что теперь может случиться? — Он неопределенно посмотрел на небо. — Люди — странные создания, Майкл. Все ожидают этого с нетерпением. Они гигантский коллективный виртуал, мечтающий о том, чтобы над каждым земным городом висело по собственному порталу. Для землян все происходящее — долгожданный карнавал.

— Как только Квакс примется за них…

— Будет слишком поздно, — перебила Мириам.

Ее лицо все еще носило следы пережитого, но привычное самообладание уже вернулось к ней. — Слушайте меня. Сейчас наступает лучший момент ударить по их кораблю… в первые же несколько секунд после того, как Сплайн появится из портала.

— Правильно, — подтвердил Майкл. — Используем причинно-следственный стресс.

— Сплайны — живые создания, — продолжала Мириам. — Возможно, у нас есть единственный шанс — использовать эту их слабость. Квакс и его суда не смогут сразу восстановить нормальную, жизнедеятельность. Если мы нападем первые, у нас появится неплохой шанс.

Мириам, как всегда, была права. Нужно действовать немедленно. КВАКС ПРИШЕЛ СЮДА, ЧТОБЫ НАПАСТЬ НА НИХ — сомнений не оставалось. Он закрыл глаза, мечтая об окружавшей его в Облаке Оорта абсолютной тишине.

Гарри недоверчиво ухмыльнулся.

— Ударить по Сплайну? Конечно. Но только из чего, позвольте вас спросить?

— Из сингулярных пушек, — быстро ответил Пул.

Мириам внимательно посмотрела на Майкла: множество вариантов пронеслось в ее мозгу.

— Но даже если мы получим согласие Друзей, мы не сможем использовать их пушки в качестве оружия. Корабль для этого не приспособлен.

— Ну так мы его модернизируем, — возразил Майкл.

— Это займет столько времени, что проклятые Сплайны успеют очухаться и открыть огонь. Расскажи мне, что они собираются делать. Очевидно, направить черную дыру в Юпитер?…

— Да, — ответил Майкл. — Эти устройства на самом деле являются пушками; после выстрела сингулярности будут двигаться по баллистическим траекториям и одна за другой войдут в Планету. Задача — запустить их по таким траекториям, чтобы они столкнулись в определенной точке внутри Юпитера.

— Но они полностью поглотят все его вещество, — нахмурилась Берг.

— Да. В этом и заключается проект Друзей — превратить Юпитер в черную дыру с заданной массой…

— Но ведь это займет многие столетия! Насколько мне известно, увеличение массы дыры описывается экспоненциальным законом, но на корабле используются слишком миниатюрные сингулярности; пока они не вырастут в размерах, скорость их роста будет крайне мала.

— Это верно, — задумчиво произнес Майкл. — Но временные рамки их проекта намного больше, чем этот интервал.

Мириам Берг погрузилась в глубокие раздумья:

«Как можно использовать корабельные сингулярные пушки, явно предназначенные для уничтожения планет, против Сплайна? Если они выпустят черные дыры по Сплайну, крошечные сингулярности просто пройдут сквозь него. Конечно, гравитационные силы и другие эффекты наверняка могут разрушить какие-то его ключевые узлы, но об этом нельзя говорить с уверенностью; прохождение черной дыры по такому гигантскому кораблю явно причинит ему вреда не больше, чем залп боевых лазеров… Может быть, использовать залповый удар?»

— Что получится, если мы выпустим две сингулярности, которые столкнутся в центре масс Сплайна? К чему это приведет?

— Интересная мысль, — оживился Майкл. Мириам почти видела, как кривые траекторий обращаются у него в мозгу. — Нам просто необходимо выпустить их с очень небольшой скоростью.

— Да. — Мириам ясно представила себе эту картину. Как брошенные в воздух камни, сингулярности летят по свободным траекториям, не встречая сопротивления, внутри тела Сплайна… Но это будет длиться недолгие мгновения, затем они вылетят наружу. Необходимо как минимум несколько суток, чтобы они поглотили заметную долю массы Сплайна, и уж никак не меньше нескольких часов, чтобы успеть причинить ему значительные повреждения, — но не те несколько секунд, за которые они пересекут весь Сплайн.

В любом случае запаса времени у них нет.

— А зачем им отправлять сингулярности по таким сложным траекториям? — спросил Гарри. — Зачем нужно, чтобы они слились до того, как достигнут центра?

— Тебе трудно понять все детали их замысла, — серьезно ответил Майкл.

— Уж конечно, — сухо согласился Гарри.

— Представляешь ли ты себе, что происходит, когда сталкиваются и объединяются две черных дыры? — Он при помощи двух Кулаков продемонстрировал, как две сингулярности приближаются друг к другу, начинают вращаться относительно общего центра масс, затем объединяются. — Горизонты событий обеих дыр сливаются в один с большей поверхностью… При этом пропорционально площади возрастает и энтропия системы. Сами сингулярности сначала продолжают двигаться по своим орбитам уже внутри горизонта событий, затем падают друг на друга. Окончательное слияние происходит на планковском масштабе длины. Огромные гравитационные поля приводят к замедлению времени. После окончательного слияния поверхность горизонта событий начинает колебаться наподобие колыхающегося мыльного пузыря. При этом благодаря квадрупольному эффекту генерируется мощнейшее излучение.

— Какое именно? — спросила Мириам.

— Гравитационное, конечно, — удивился Майкл. — Начинают излучаться гравитационные волны.

Мириам Берг глубоко вздохнула, почувствовав, что сердце ее стало биться чаще. Итак, гравитационные волны.

Майкл продолжил свои объяснения:

— В этом случае образуется не та мелкая, распространяющаяся со скоростью света рябь на пространственно-временном континууме, которую столетиями изучали земные астрономы. При слиянии двух массивных черных дыр образуются чудовищные волны с нелинейными нарушениями пространства-времени.

— Это направленное излучение, — продолжал Майкл. — Его импульсы движутся вдоль оси системы. Правильно задав координаты точки слияния дыр внутри планеты и их ориентацию в этот момент, вы можете повернуть генерируемые ею импульсы в нужном вам направлении. Можно осуществить направленный взрыв — Юпитера, например, что, по-видимому, и являлось целью «Друзей Вигнера». В принципе можно даже избавиться от части планетного вещества перед окончательным коллапсом. Точный размер, вращательный момент и заряд черной дыры являются самыми важными для успеха операции параметрами.

Но Мириам Берг уже не слушала его. Корабль, на котором они находились, перестал быть в ее глазах самой обыкновенной сингулярной пушкой. Он превратился в мощнейшее гравитационно-волновое оружие.

Созданный людьми ЗвездоЛом!

Теперь они могут сражаться.

Майкл посмотрел вверх и глубоко вздохнул. Краски неба потускнели, и на его лицо легли глубокие серые тени.

Вслед за ним и Берг подняла голову. Громадная, из плоти и крови Луна медленно скользила почти точно в зените, поблескивая наблюдательными системами и оружейными комплексами.

Кровавый обезображивающий шрам длиной в несколько сотен метров тянулся по ее поверхности. Берг поискала глазами портал и заметила еще один такой же шар, только что появившийся из Будущего. Одним из краев он коснулся небесно-голубой нитки каркаса портала, и громадный слой мяса, выкипая, начал отделяться от тела по мере того, как конструкция портала «втекала» в живые ткани корабля.

Сплайн…

Развязка близилась.

Висящий в вязкой жидкости Парц вцепился в край роговой оболочки сплайнова глаза, тягучий, как резина, и стал всматриваться в Прошлое.

Сплайн уже выбрался из сферы притяжения Юпитера и готовился к гиперпространственному прыжку во внутреннюю область Солнечной системы. Портал Туннеля остался позади, теперь он выглядел голубоватым шрамом на пухлом диске Юпитера. Вглядевшись пристальнее, Парц смог обнаружить и второй Сплайн, зависший теперь над по-земному зеленым пятнышком, кораблем беглецов.

— А у них симпатичный корабль, — произнес вслух Парц.

— Кусок грязи, который умудрились зашвырнуть в космос неуемные обезьяны, — фыркнул Квакс.

— Да нет. Посмотрите внимательнее. Камуфляжный слой почвы маскирует объект из конструкционного материала КсиЛи; они смогли выкрасть цветок КсиЛи, скомпоновав его затем в глубокой линзообразной полости. Да еще под самым носом бдительного надсмотрщика!

— Под присмотром моего предшественника, не забывайте о его судьбе, — спокойно напомнил Квакс. — Корабельные датчики показывают, что в основе аппарата повстанцев находится слой сингулярностей, многих тысяч сингулярностей, так что общая масса аппарата сравнима с массой крупного астероида.

— Это кажется невероятным, — присвистнул Парц.

— Безусловно, они не брали ничего из космоса, — как ни в чем не бывало продолжил Квакс. — Они наверняка сами освоили технологии, позволяющие производить сингулярности из планетного вещества.

Некогда на Земле умели создавать устройства с использованием материи в столь необычных состояниях. Некоторые из технологий были со временем утрачены, некоторые — запрещены Кваксом. Возможно, некоторые удалось скрыть от Правителя. Парц представил себе струи раскаленной и сжатой магмы, устремляющейся на сингулярности, он с восхищением посмотрел на аппарат повстанцев.

— Это же гениально!

— В вашем голосе чувствуется гордость.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Парц. — В невероятных обстоятельствах люди совершили неслыханный интеллектуальный подвиг. Да еще и забрались так далеко.

— Оцените их шансы беспристрастно, — отчетливо произнес Квакс. — Они продемонстрировали всю возможную угрозу для Оккупационного режима Квакса. Несмотря на проявленную конструкторами изобретательность при создании аппарата, в конечном итоге мы имеем перед собой один-единственный кое-как собранный космический корабль. Кроме того, он был собран тайно, исподтишка. Где же повод для гордости?

— Не забывайте, они оказались в положении загнанного зверя. У них не было выбора.

Квакс ненадолго задумался.

— Ваше восхищение этими преступниками подозрительно, — коротко произнес он.

— У вас нет повода для беспокойства. Правитель. — Парц почувствовал смутное отвращение к самому себе. — Я хорошо отзываюсь о повстанцах. Я всегда так делал. Плохи последствия непродуманных действий.

— Мне известно это ваше свойство. Таким же был мой предшественник.

— Я сумел что-то правильно предвидеть?

— Это увеличило ваш вес в наших глазах, — уклончиво ответил Квакс.

Из-за крутого бока Сплайна выплыл другой корабль. Это, как смог разглядеть Парц, был корабль землян этого исторического периода. Приземистый, нескладный, кричаще раскрашенный, он порхал, как бабочка, перед глазом Сплайна. Датчики показывали, что множество подобных корабликов собирается вокруг портала. Но никто из них не становился на пути Сплайна — или хотя бы пытался это сделать.

— Вас совсем не волнуют эти корабли землян? — спросил Парц.

— Они не могут повредить нам, — безразлично произнес Квакс. — Мы можем позволить себе, однако, провести здесь какое-то время для проверки систем Сплайна перед гиперпространственным перелетом на орбиту Земли.

Парц засмеялся.

— Слушая вас, Квакс, я представляю голос командира атомного авианосца двадцатого столетия, искренне презирающего разукрашенные долбленые каноэ островитян, скапливавшихся кучами, чтобы остановить его. Однако убить можно даже каменным молотком…

— Меня, честно говоря, удивляет, почему они не предпринимают никаких попыток атаковать.

Парц теснее прижался к роговице, пытаясь получше рассмотреть происходящее вокруг Сплайна; теперь он мог разглядеть, сколь много странных туземных кораблей находилось вокруг них, как разнообразны их конструкции. Политические образования этого исторического периода были хаотичными, вспомнил Язофт. Фрагментированными. По-видимому, эти суда представляют здесь самые различные режимы. Правительства спутников, внутренних планет, в том числе и самой Земли; представители центральных служб… Возможно, военный совет коалиционных сил еще не успел собраться, и некому отдать приказ атаковать Сплайн.

Как бы то ни было, самодовольство Квакса все больше и больше раздражало Парца.

— Неужели вас не волнует хотя бы то, что сигнал тревоги может быть передан по всей Солнечной системе? Возможно, внутренние планеты смогут собрать против вас куда более значительные силы, — мрачно предположил Парц. — Если вы дадите им время подготовиться…

— Язофт Парц, — недовольно сказал Квакс, — ваши леденящие душу фантазии начинают раздражать меня. Я не вижу абсолютно ничего, что могло бы подтвердить ваши столь мрачные опасения.

Нахмурившись, Парц почесал щеки через толстый упругий пластик шлема.

— Ситуация в самом деле непонятная, даже если предположить осложняющую организованное сопротивление политическую грызню. «Друзья Вигнера» находятся в этом временном интервале уже около года и вполне могли предупредить местных землян о характере опасности, которая им угрожает, чтобы те собрали необходимые силы и сконцентрировали их… возможно, даже для того, чтобы закрыть портал «Интерфейса».

— Не вижу никаких признаков такой координации, — отрезал Квакс.

— Да, действительно. Может быть. Друзья по каким-либо причинам не предупредили землян? Допустим, у них нет никаких коммуникационных средств? — Сейчас Парц мог наблюдать проходящий по диску Юпитера ярко-зеленый островок корабля повстанцев. Что они задумали? У них должна быть программа действий. Но, очевидно, они не чувствовали потребности привлечь для своих целей ресурсы Земли.

Парц попытался представить себе, как горстка повстанцев на одном-единственном импровизированном корабле может надеяться дать отпор непобедимым, вооруженным до зубов захватчикам.

— Это слегка меняет наши планы, — невнятно пробормотал Квакс. — Второй наш корабль сейчас в нескольких минутах полета от корабля повстанцев; этот абсурдный эпизод приближается к своей развязке.

— Майкл Пул. Мириам.

Пул оторвал взгляд от неба. Перед ним стояла Шира; он обратил внимание, что ее обычно ничего не выражающее лицо искажено, губы крепко сжаты, маленькие ноздри слегка расширены в предвкушении каких-то событий. На корабле царило невиданное ранее оживление; Друзья тащили свои трансляторы и всевозможное оборудование по густой траве, собираясь на древних камнях Стоунхенджа.

— Шира, — сказала Берг, — Сплайны уже над нами.

— Мы знаем, Мириам.

— Тогда какого черта вы ничего не делаете?

Шира проигнорировала вопрос и повернулась к Пулу.

— Вы должны зайти в вигвам, — решительно сказала она. — На поверхности сейчас небезопасно. А под защитой материала КсиЛи вам ничего не грозит.

— Я никуда не пойду, — не менее решительно произнес Пул, — пока вы не объясните мне, что собираетесь делать.

Опять став похожим на человека — в отсутствие крыши над головой, — Гарри скрестил руки и гордо посмотрел на девушку.

— И я тоже не пойду! — с вызовом произнес он.

Голос Ширы был, как обычно, тонким, но в нем чувствовалась уверенность.

— Мы не будем непосредственно отвечать на вторжение Квакса, — сказала она. — Это не является целью…

— Вы хотите сказать, что позволите им безнаказанно делать то, что вздумается? — кипя от гнева, произнесла Мириам.

Ее ярость не произвела никакого впечатления на Ширу.

— Вы просто не понимаете, — сказала она. — Проект превыше всего.

Вдруг Гарри схватил Майкла за руку — его пальцы, не задерживаясь, прошли сквозь одежду и плоть.

— Майкл, — прошептал он. — Взгляни на Сплайн.

Первый корабль уже пересек зенит и теперь, казалось, начал удаляться от аппарата. В глубине его кратероподобных углублений Майкл разглядел хищный блеск металла и застывшей крови. Второй Сплайн, партнер первого, заслонил собой портал «Интерфейса». Он уже был размером с большую монету и рос прямо на глазах. Казалось, что он направлялся прямо на них.

— Всего два, — пробормотала Мириам.

Пораженный, Майкл взглянул на нее. Ее лицо исказилось гримасой ненависти.

— Что? — спросил он.

— Кажется, больше их уже не будет. Если бы был третий Сплайн, он бы уже давно прошел через портал.

Пул встряхнул головой.

— Думаешь, их может хоть что-то остановить?

Мириам слегка передернуло.

— Нет. Просто двух кораблей им вполне достаточно.

Шира обеспокоенно схватила их за руки.

— Пожалуйста, — еще раз попросила она. — Вигвам.

Пул полностью проигнорировал ее настойчивую просьбу.

— Как ты думаешь, что они будут делать?

Страх, терзавший Мириам, ушел или был подавлен усилием воли. Она следила за беззвучным движением Сплайна.

— Первый, похоже, покидает окрестности Юпитера.

— Куда же он собрался? — нахмурился Пул. — В глубины Солнечной системы?

— Логично, — сухо согласилась Берг. — Там Земля.

— А второй?

— …А второй, похоже, направляется прямо к нам.

— Вы не должны ни о чем беспокоиться. Когда проект начнет приносить плоды, все эти события… покажутся просто безвредной детской игрой.

Пул и Берг, отвлекшись от грозного вида пришельца, уставились на Ширу.

— Она определенно сошла с ума, — сказала Берг.

Шира наклонилась к ним, в ее глазах блеснул незнакомый огонек.

— Поймите, — сказала она. — Проект исправит абсолютно все. Обеспечение проекта является — должно являться — наивысшим приоритетом для всех нас и для вас, наших гостей.

— Даже больше, чем защита самих себя, больше, чем защита Земли? — спросил Майкл. — Шира, это, может быть, лучший шанс для отпора агрессору. И…

Казалось, она даже не пыталась слушать его.

— Проект должен быть проведен, — еще раз отрезала она. — Конечно, ускоренно. — Девушка внимательно посмотрела на их лица, в ее глазах светилась непреклонность. — Теперь вы должны пойти за мной.

— Как ты считаешь, — поинтересовался Пул у Мириам, — может она заставить нас идти силой? Есть ли у них оружие?

— Ты же знаешь, что они могут сделать, — спокойно сказала Мириам. — Ты видел, что они сделали с моей шлюпкой?

— Итак, мы не можем хоть как-то повлиять на них. — Майкл почувствовал отчаяние. — Не можем бороться со Сплайном; всех нас принесут в жертву никому не известному проекту. Таинственный проект сам все разрешит.

Мириам мягко улыбнулась и крепко сжала пальцы в кулак.

Удар пришелся прямо по бритому виску Ширы, девушка согнулась, упала на землю и осталась неподвижно лежать, уткнув голову в траву кроваво-ржавого цвета.

— Ммм-да, — уставившись на нее, произнес Гарри.

— Она теперь долго не поднимется, — уверенно сообщила Мириам. — Нам нужно действовать быстро.

Пул взглянул на непрерывно растущие округлые формы Сплайна.

— Что будем делать? — спросил он.

— Надо уничтожить оба Сплайна, — отрезала Мириам Берг.

— Ну конечно, — пробормотал Гарри. — Гораздо лучше оба, чем только один. А с другой стороны, не многовато ли? У МЕНЯ ЕСТЬ ПРОГРАММА-МИНИМУМ…

— Заткнись, Гарри, — перебил его Майкл. — Мириам, мы готовы. Приказывай.

— Во-первых, нам необходимо разделиться. Гарри, шлюпка с «Краба» готова к старту?

Гарри закрыл глаза.

— Да, — подумав, ответил он.

Шира, слабо застонав, пошевелилась в траве.

— Майкл, тебе нужно лететь, — сказала Мириам. — Пока Друзья решают свои дела, постарайся незаметно подготовиться к вылету. Затем — сразу на «Краб» и вдогонку за первым Сплайном, он должен двигаться прямо к Земле. Возможно, ты успеешь, пока он будет запускать свой гипердвигатель.

— А что затем?

Мириам Берг натянуто улыбнулась.

— Разве я могу тебе что-то посоветовать? Я буду стараться сделать здесь свое дело, насколько смогу. Лети за ним и действуй по обстоятельствам.

— Хорошо. А что будет с тобой?

Берг взглянула вверх. Надвигающийся на кораблик повстанцев Сплайн стал еще больше, теперь он казался громадной, обрюзгшей Луной.

— Я попытаюсь что-нибудь предпринять, — сказала она. — Возможно, мне удастся выпустить сингулярности.

Шира застонала сильнее и попыталась оторвать лицо от травы.

— Понятно, — сказал Пул, посмотрев на лежащую девушку. — А что с ней?

— Возьми ее с собой, — пожала плечами Мириам. — Может быть, она сможет чем-нибудь тебе помочь.

Майкл Пул наклонился и поднял Ширу.

— Мне нужно бы сказать тебе «до свидания», Майкл, — ласково проговорила Берг, внимательно посмотрев в его глаза.

Гарри переводил взгляд с Мириам на Майкла и вежливо моргал.

Майкл взглянул поверх домов в сторону центра аппарата. К нему бежали три… нет, четыре «Друга Вигнера». В руках у них сверкали какие-то предметы. Оружие?

Он повернулся к Берг.

— Внутрь корабля тебе все равно не попасть, — сказал он. — Давай с нами?

Голова Гарри взглянула вверх.

— Сожалею, ребята, — сказал он, — но у вас в запасе очень мало времени.

Мириам слегка улыбнулась, провела ладонью по своим спутавшимся волосам и глубоко вздохнула.

— Я и не собираюсь идти туда. Прощай, Майкл! — Она повернулась и быстро побежала к кромке аппарата.

Майкл какую-то секунду с открытым ртом следил за ней, затем поудобнее, как большую выловленную рыбу, подхватил Ширу и бросился к шлюпке. Голова отца плыла рядом с ним. Времени уже не оставалось.

Ободок корабля у нее над головой терялся в совсем уже нелепой здесь бахроме густой травы, сквозь которую виднелся огромный цвета фиолетового синяка диск Юпитера.

Мысли с бешеной скоростью проносились в голове. От деревни «Друзей Вигнера» до кромки аппарата Берг пришлось пробежать около сотни метров. Она смогла покрыть это расстояние за каких-то десять секунд. Слабость гравитации на периферии корабля позволила бежать быстрее, но, с другой стороны, она могла просто покинуть поле притяжения аппарата, так что последние метры дались ей особенно тяжело…

Казалось, что поверхность начала опрокидываться на нее. Рискуя потерять скорость, Мириам оглянулась.

Друзья, бросившиеся за ними в погоню, разделились. Двое побежали за Майклом и Широй, а еще двое продолжали преследовать ее. Они были в лучшей физической форме и двигались гораздо быстрее.

В руках у них недвусмысленно поблескивали те самые боевые лазеры, при помощи которых Друзья в свое время превратили ее корабль в гору ржавой окалины. Она быстро представила себе пучок когерентных фотонов, пронзающий ее спину с самой большой на свете скоростью. «Не пытайся увернуться от легкого оружия». Мириам чувствовала, как напряжена ее спина. Она начала спотыкаться.

Теперь она бежала, как ей казалось, под углом не менее тридцати градусов, не отваживаясь обернуться. Поверхность аппарата качнулась у нее под ногами. Она потеряла равновесие, резкая боль расколола грудь. В разреженном воздухе не хватало кислорода, плотность атмосферы здесь была такая же, как на самых высоких горах Марса.

Ее слегка удивило, почему преследователи не открывают огонь. Наверное, это не входило в их планы, ведь они бы могли без лишних слов разрезать ее на ломтики, как в свое время ее капсулу. Но они колебались. Ну что же, большое им спасибо.

Теперь, когда она приблизилась к самому краю здешнего мира, вновь появилось чувство перспективы; она различала даже проносящиеся мимо отдельные стебельки пожухлой травы. Грудь болела невыносимо. Она почувствовала, что язык бессильно вывалился наружу из ее широко раскрытого рта. Теперь уже болела не только грудь, но и мышцы спины и рук. Одеревеневшие от быстрого подъема ноги начинали мелко дрожать при одной мысли о приближающихся преследователях.

Она бежала, ни на что не обращая внимания. Размахивая руками, она со все большим остервенением продолжала отталкивать ногами землю. Крутизна поверхности увеличивалась все быстрее. Теперь она висела на напоминающем Альпы склоне над глубокой чашеобразной впадиной. И в этот момент трава под ногами исчезла.

Мириам опрокинулась вперед, споткнувшись о внешний обод аппарата, инерция ее движения бросила легкое тело дальше, прямо в розовые лучи Юпитера, руки и ноги бессильно распростерлись в воздухе, превратив ее в запущенного бумажного змея. Медленно вываливаясь в пространство, она успела заметить маленькую группку Друзей, растянувшуюся в траве, с отброшенным в сторону оружием. На их лицах застыло неподдельное изумление.

Мириам висела в безбрежном пространстве между аппаратом, светящимся теплым зеленым светом, и раздувшимся овалом ко всему безразличного Юпитера. Ее легкие были пусты.

Вокруг сгущалась абсолютная тьма.

«О Господи! Майкл! Наверное, это не самый лучший выход…»

Майкл Пул, обогнув окраину деревушки, направлялся прямо к посадочной капсуле. Его руки оттягивала постепенно приходящая в сознание Шира.

Он увидел, как Мириам Берг оттолкнулась от аппарата и начала свободный полет. И еще успел с удивлением подумать, понимает ли она, что делает.

На бегу Майкл обернулся. Резкий поворот головы только усилил боль в груди, затрудняющую дыхание. Его по-прежнему преследовали двое Друзей. Они были уже достаточно близко, так что можно было разглядеть их забрызганные грязью нежно-розовые спортивные костюмы, непроницаемые лица, мерцающий блеск лазерных винтовок…

Гарри парил в воздухе рядом с ним, его ноги изображали бег, и сам он был очень похож на убежавший с экрана персонаж мультфильма.

— Ты знаешь, я не люблю быть гонцом, приносящим дурные вести, — тяжело дыша произнес виртуал, — но они нас догоняют.

— Говори мне что-нибудь… что видишь.

Гарри легко обернулся через плечо.

— Я не совсем понимаю, почему бы им просто не подстрелить тебя прямо на месте.

— Поднял дух… черт побери… — задыхаясь, проговорил Майкл.

Плечи и руки свело невыносимой болью.

— Давай… Делай же… что-нибудь!

— Что, например?

— Прояви же… свою инициативу! — из последних сил прорычал Майкл.

Гарри нахмурился и, насупив брови, исчез из виду.

Внезапно за спиной Пула раздались крики преследователей, над головой промелькнули прямые трассы лазерных импульсов. Сильно запахло озоном.

Продолжая бег, Майкл рискнул обернуться еще раз.

Пятиметровый вариант Гарри, сложная совокупность полупрозрачной разноцветной движущейся мозаики, материализовалась прямо перед преследователями. Пораженные, они остановились и машинально применили лазеры. Нежно-розовые импульсы, не причинив никакого вреда, прошили зернистое изображение и, слегка изогнувшись вследствие рефракции, ушли вдаль.

Но через доли секунды природа джинна была распознана, и Друзья, закинув лазеры за плечо, бросились за Майклом. Гарри материализовывался вновь и вновь, во все новых и новых отвратительных и причудливых обличьях — Друзья, не задерживаясь, пробегали сквозь светящееся облако.

Пул опустил голову и продолжил бег.

— Смотри!

Майкл резко поднял голову. Шлюпка с «Краба» спешно приближалась к нему, ее металлический, напоминающий пулю корпус парил на высоте около метра над поверхностью. Трава под ней клонилась к земле под мощными потоками воздуха. Гостеприимный желтый сигнал горел над широко распахнутым входным люком.

Мощный голос Гарри эхом отразился от приземистых построек:

— Майкл, сейчас ты бежишь прямо на нее. Надеюсь, ловкости в тебе больше, чем выносливости!

Майкл с удвоенной силой бросился вперед. Шира болталась у него в руках, как вязанка хвороста. Шлюпка с широко распахнутым люком приближалась со скоростью пяти миль в час.

Пучок розовых линий промелькнул у него над головой и уперся в поверхность шлюпки. Опять пахнуло озоном, а на корпусе корабля появилось небольшое отверстие. Потом слегка запахло дымом, на долю секунды судно как будто замерло, но вновь продолжило движение. Друзей словно бы терзали сомнения о допустимости применения оружия в такой ситуации.

Наконец корабль огромной глыбой завис прямо перед ним.

Майкл прыгнул.

Внешний край люка сильно ударил его по левой голени; он почувствовал невыносимую боль, а вслед за тем — теплый ручеек крови, стекающий по ноге. Он тяжело упал на металлический пол шлюзовой камеры, всей своей тяжестью навалившись на Ширу. Девушка задохнулась под его весом, ее глаза широко раскрылись. За поврежденной ногой Пула тянулся кровавый след. Они ввалились в кабину шлюпки через второй люк шлюзовой камеры. Вздох облегчения вырвался из надорвавшихся легких Майкла.

Молния лазерного луча пронеслась в нескольких дюймах над его головой.

Корабль плавно, на ходу закрывая люки, поднялся над поверхностью. Пул, сделав попытку встать на ноги, вновь рухнул на пол кабины невдалеке от девушки. Его грудь судорожно вздымалась. Майкл задыхался, словно вышвырнутый в открытый космос без скафандра.

Он сумел поднять голову и затуманенным взором посмотреть на закрывающийся люк. Увидел сквозь него небольшой ломтик диска Юпитера, несколько звезд; шлюпка уже вышла далеко за пределы тонкого слоя атмосферы аппарата и продолжала двигаться к Юпитеру.

Темнота сгустилась вокруг него. Боль в ноге внезапно прекратилась. Где-то вдалеке слабо стонала девушка. Еще ему показалось, что он слышит голос Гарри. Но его легкие были уже абсолютно пусты. Его тело остывало.

Мириам Берг пролетела вперед, кувыркаясь в разреженной атмосфере, а потом начала падать вниз головой на аппарат. Слабое притяжение подтаскивало ее к поверхности столь медленно, что она казалась подвешенной в воздухе.

Изо всех сил всасывая в себя холодный и разреженный воздух, с широко распростертыми руками, она висела над оборотной стороной корабля. Мириам понимала, что если достигнет первой космической скорости, совсем небольшой для этого аппарата, то навсегда уйдет от него. Ее легкие растягивались в поисках хотя бы нескольких лишних молекул кислорода.

Корабль повстанцев, словно гигантский чертеж, висел перед нею. Она смотрела на слегка выпуклый, в четверть мили шириной, шоколадно-серый корпус из материала КсиЛи. В нем было множество круглых отверстий, которые, очевидно, и являлись внешними концами туннелей — сингулярных пушек, описанных Пулом. Все выглядело именно так, как рассказывал Майкл. Купол снаружи напоминал огромный греческий стадион, зачем-то отправленный на орбиту; но на нем, как на фундаменте, находились скопление домиков-хижин и еще более древний каменный музейный экспонат. На краю этой надстройки Мириам заметила преследователей, уставившихся на нее; они лежали, крепко вцепившись в травянистый дерн, как розоватые мухи.

За аппаратом медленно перемещался в пространстве военный Сплайн, уплывая вдаль от Юпитера. Вся его слонообразная шкура была покрыта крапчатыми пятнышками.

Мириам почувствовала едва заметное дуновение ветерка. Слабое, неоднородное гравитационное поле медленно, но неуклонно возвращало ее в искусственную атмосферу корабля «Друзей Вигнера». По телу прошла волна — нет, судорога облегчения. Смерть от удушья в открытом космосе в окрестностях Юпитера теперь ей, по-видимому, не грозила.

Аппарат медленно переворачивался, так что островок зелени постепенно удалялся, а на нее опрокидывалась огромная шоколадная стена обратной стороны корпуса аппарата. Она полностью закрыла собой даже Сплайн.

На миг Мириам ощутила одиночество в громадном пузыре хрустального голубого неба; кучки рваных облаков тянулись по периметру, скрывая от нее контуры аппарата. Было невыносимо тихо и спокойно. Она не испытывала ни страха, ни сожаления. Находясь среди бурного моря событий, она абсолютно спокойно рассматривала разворачивающуюся у нее на глазах историю, реагируя на происходящее только в момент совершения события. Она попыталась полностью освободить свой мозг, чтобы сконцентрироваться на каждом болезненном глотке слишком разреженного воздуха.

Теперь ветер подул сильнее, Мириам почувствовала, как он начал ворошить ее волосы, трепать ее спортивный костюм. Она продолжала рассматривать приближающуюся поверхность, сконцентрировав внимание на части пространства, покрытого выходными люками сингулярных пушек, где-то в двух сотнях метров от внешнего обода. Было видно, что поверхность приближается со всевозрастающей скоростью.

Серо-шоколадный купол теперь находился прямо под ней. Скорость падения увеличивалась. Теперь ее заботило только одно: как бы не угодить на край сингулярной шахты. Она знала, что КсиЛи-материал является мономолекуляром, и очень хорошо помнила острые, как бритва, края дверного проема в хижине Ширы.

Сила притяжения возле купола была примерно в четыре раза меньше, чем на обитаемой поверхности аппарата.

Но ее вполне достаточно, чтобы при падении крепко ушибиться. Она попыталась сориентироваться в пространстве, слегка согнув руки и ноги и выставив вперед ладони.

Майкл открыл глаза.

Дыхание было нормальным. Слава Богу. Он с наслаждением вдохнул вкусный, плотный и теплый воздух.

Он находился внутри металлического контейнера — шлюзовой камеры корабля. Пол… он не чувствовал под собой пола. Майкл провел рукой за спиной и обнаружил, что висит в пустоте.

Невесомость. Значит, они уже в космосе.

Когда он попробовал повернуть голову, грудь и плечи пронзила прежняя боль. Невдалеке от него висела в воздухе согнувшаяся, как вопросительный знак, Шира. Рассеянное освещение шлюза особенно подчеркивало благородную форму ее черепа. Лицо казалось особенно молодым. Струйки крови сочились из ее ушей.

Пул осторожно ощупал свое лицо. На носу и ушах запеклась кровь. Слишком резкое движение усилило боль. Он слабо застонал.

Прямо перед ним появилось лицо Гарри.

— Жив, — произнес Гарри. — Точно, жив.

Голос Пула зазвучал ужасно скрипуче.

— Здорово, Гарри, — произнес он. — Что, ближе трудно придвинуться?

Брови Гарри страдальчески приподнялись.

— Кусок мяса, — констатировал он.

— Дай мне немного поспать, — попросил Майкл, опять закрыв глаза.

— К сожалению, не дам. Через минуту мы пристыкуемся к «Крабу». Затем помчимся что есть сил. Нам надо уничтожить тот громадный живой корабль из Будущего. Или ты забыл наш план?

Майкл охнул и плотнее закрыл глаза.

Руки, колени и ступни Мириам соприкоснулись с жесткой поверхностью корпуса, ровной и гладкой, как лед, и разъехались. Отвернув лицо, она исхитрилась упасть грудью и животом.

Некоторое время Мириам лежала неподвижно. Но через несколько минут воздух вновь засвистел сквозь ее плотно сжатые зубы, а тело ощутило леденящий холод материала КсиЛи. Приземление трудно было назвать приятным.

Освещение поверхности перед нею внезапно изменилось. Мириам подняла голову и увидела, что громадная мясистая Луна появилась из-за искривленного горизонта купола.

11

— Майкл! — Голос Гарри звучал необычно напряженно. — Сплайн атакует аппарат «Друзей Вигнера»!

Майкл Пул лежал в спальном кресле «Краба», вдавленный в него двукратной перегрузкой. Слабые огоньки кабины управления приветливо подмигивали ему, создавая ощущение привычного комфорта.

Над ним, прямо по курсу движения «Краба», маячила постепенно увеличивающаяся бесформенная физиономия Сплайна. Другие корабли крутились вокруг Сплайна по сложным, запутанным траекториям. На эту картинку было любо-дорого посмотреть: такой мирной и безмятежной она выглядела.

Майкл чувствовал себя усталым, изнуренным плотным потоком событий. Теперь он тихо лежал в кресле, почти так же погруженный в свои мысли, как в таком далеком теперь Облаке Сорта.

Хрупкое тело Ширы, лежащее неподалеку от Пула, казалось совсем раздавленным непривычной перегрузкой. Девушка тихо застонала. Майкл неохотно повернулся к ней. Лицо Ширы казалось еще более измученным, чем всегда. Под глазами, вокруг носа темнели фиолетовые пятна, красные глаза выпучены.

Отделенная от туловища голова Гарри задумчиво висела над ними с непроницаемым выражением лица.

— Черт побери, — пробормотал Майкл. — Гарри, дай-ка изображение их корабля.

Часть купола утратила прозрачность, закрыв собой Сплайн и сопровождающие его крохотные и безвредные кораблики землян; по экрану расплескался нежно-розовый цвет, появились изображения перевернутой травянисто-зеленой пластины и мясистого шара Сплайна. Маленький чашеобразный аппаратик висел прямо под брюхом атакующего гиганта как неуместный и жалкий брелок; он медленно отвернул от нападающего свою ярко-зеленую верхушку, покорно подставив шоколадно-серый купол. Из Сплайна вырвался вишнево-красный огненный шар, затмивший свет Юпитера. Маленькая скорлупка затряслась.

— ЗвездоЛом, — прошептала Шира. — Сплайн применил ЗвездоЛом.

— Каковы ваши прогнозы? — мрачно спросил Пул. — Может материал КсиЛи выдержать удар ЗвездоЛома?

— Я не знаю. Вполне возможно, что и сможет. Майкл, вы же знаете, что наш корабль не военный.

Майкл нахмурился. На отчетливой картинке происходящего было хорошо видно, что купол с отверстиями сингулярных пушек заметно ослаблял надежность бронекорпуса аппарата. По-видимому, причинно-следственный удар во время прохождения Туннеля резко уменьшил боевую эффективность Сплайна. Но если агрессор очухается и сможет попасть пучком ЗвездоЛома сквозь открытые концы сингулярных Туннелей вовнутрь сводчатого корпуса, тогда уже никакие таинственные свойства материала КсиЛи, безусловно, не помогут.

Внезапно из открытого люка одной из пушек вырвалось пламя и облако дыма. Свет был неестественно голубым, переходящим в ультрафиолет; Пул, молча наблюдавший за происходящим, ощутил благоговейный трепет. Две яркие точки, вращаясь вокруг друг друга с неестественно большой скоростью, в столбе дыма вылетели из аппарата и на большой скорости помчались к Юпитеру.

— Что за чертовщина? — спросил изумленный Гарри.

— Черные дыры, — ответил Майкл. — Я едва могу поверить в это. Они сумели запустить свои пушки; мы видели полет двух сингулярностей. «Друзья Вигнера» начали сопротивляться. А может быть, это Мириам…

— Нет. — Лицо Ширы, казавшееся мокрым от слез, оставалось спокойным. — Это проект. Они приступили к выполнению проекта. — Но ожившие глаза озорно блеснули.

Все озарилось ярким светом вспышки ЗвездоЛома. Под действием огромной перегрузки купол «Краба» стал непроницаемо черным, изображение взорвалось и исчезло, и снова показался Сплайн, за которым они пустились в погоню, и его недвусмысленно направленное на них оружие.

— Я думаю, что они раздавят нас, — сказал Гарри.

Брюхо Сплайна надвигалось на шоколадную скорлупку аппарата. Ближайшее отверстие, через которое можно было попасть внутрь, находилось в нескольких метрах от Мириам.

Мириам Берг изо всех сил оттолкнулась от купола. Корабль Квакса молча висел прямо над ней, как ладонь гигантской руки. Металлические устройства, которые могли быть только орудийными комплексами, смотрели прямо на нее. Шкура Сплайна представляла собой сплошную кровавую рану. В глубоких озерах маслянистой крови Мириам смогла заметить снующие туда-сюда организмы — или механизмы, — залечивающие обширные раны.

Сможет ли конструкционный материал КсиЛи выдержать орудийный залп Сплайна? По-видимому, нет. Но это хоть что-то…

Ей нужно обязательно попасть внутрь скорлупки…

Пытаясь не обращать внимания на нависшую над ней плоть Сплайна, Мириам на животе поползла к отверстию, ведущему внутрь корпуса.

Слишком медленно, невероятно медленно. Через несколько секунд она остановилась, бессильно прижавшись щекой к шоколадному материалуКсиЛи.

Как все смешно и нелепо! Но теперь у нее нет выбора.

Подбадривая себя, стараясь не думать о зависшем над головой кошмаре, Мириам подтянула ноги и неуверенно поднялась.

Как будто в ответ на ее заклинания все вокруг осветилось невыносимо яркой рубиново-красной вспышкой. Корпус судна задрожал как живой.

Мириам метнулась вперед.

Когда раздался выстрел из сингулярной пушки, тело Мириам ударилось о дребезжащий корпус аппарата. Она смогла оттолкнуться от шоколадной стены, чувствуя текущую по лицу теплую кровь.

Мириам бежала. Вокруг нестерпимо запахло озоном, плотная стена воздуха ударила в грудь. Две яркие светящиеся точки — сингулярности быстро уходили в пространство. Но не в противника… Пройдя по пологой траектории над корпусом аппарата, они миновали изуродованное брюхо Сплайна и удалились в направлении Юпитера.

«Друзья Вигнера», очевидно, и не собирались защищать себя; даже в такой момент их заботил только лишь их собственный проект.

— Ослы! — простонала Мириам.

Превозмогая боль в легких, не обращая внимания ни на зловоние, ни на содрогающийся под ногами купол, она двигалась вперед, обдумывая свои дальнейшие действия, пока не достигла жерла пушки. Ей предстояло пролететь по трубе не меньше двух десятков метров. Она решила сначала скользить по ней свободно, а затем начать тормозить руками и ногами.

Но все вокруг вновь превратилось в ад из ярко-рубиновых вспышек ЗвездоЛома. Забыв о своих планах, она зажмурилась и, выставив вперед руки, ласточкой нырнула в спасительное отверстие.

Несмотря на то, что оружейные порты Сплайна должны были быть открыты, несмотря на то, что военное судно Будущего должно было казаться туземным землянам столь давнего Прошлого устрашающей, заполнившей собой все небо стеной бугристого мяса, — одиночный, похожий на спичку корабль длиной примерно с милю покинул беспомощно болтающуюся флотилию с двойной перегрузкой и устремился прямо на Сплайн.

Язофт Парц с трудом мог поверить в такое.

Реактивный двигатель корабля был встроен непосредственно в глыбу кометного льда, которая длинной ажурной металлической мачтой соединялась с обитаемым отсеком. Открытая кабина была необычно ярко освещена; Парцу казалось, что он почти видит сидящих за пультом управления людей. Настоящих людей.

Язофт когда-то готовил данные для бывшего Правителя и сейчас узнал эту конструкцию. Это был ВЕТ-корабль, приводимый в движение энергией, высвобождающейся при фрагментации единой суперсилы. Корабль казался неестественно ажурным.

Что-то перевернулось в Язофте, одиноком, всеми забытом в своем постыдным живом убежище.

Он должен хоть чем-нибудь помочь им.

Парц с силой оттолкнулся от хрусталика. Короткими быстрыми гребками он поплыл по глазному яблоку, пытаясь найти способ любым путем повредить окружающую его живую тюрьму.

Мириам Берг со страшным грохотом опускалась по полупрозрачной трубе сингулярной пушки.

Труба защитила ее от штурмующих корабль импульсов ЗвездоЛома, но не было никакой возможности зацепиться за скользкую поверхность ни руками, ни ногами. И ее бросало от стенки к стенке, не давая ни секунды передышки. Мириам знала, что нижний конец трубы находится примерно на расстоянии двух метров от твердого днища внутренней камеры. Она попыталась перевернуться, чтобы при падении защитить руки и нога.

И тут Мириам выпала из жерла.

Плоскость с сингулярностями, алмазными точками внутри ячеек решетки, заполненной бело-голубым светом, стремительно надвинулась на нее, больно ударив в спину.

Несколько бесконечных секунд она лежала, распростершись, бессмысленно уставившись в защищавший ее теперь купол из КсиЛи-материала. В жерлах пушек неподалеку мерцали отблески вишнево-красных вспышек.

Она осторожно пошевелила ногами, попыталась согнуть пальцы. Болело все тело, однако, похоже, переломов не было. Казалось, ее грудь, спина, легкие — один громадный синяк. Было невероятно трудно вдохнуть хоть мизерную порцию воздуха.

Мириам подумала о том, как здорово просто лежать здесь и наблюдать за мерцающими огнями…

Яркая огненная вспышка ЗвездоЛома вновь заставила корабль завибрировать, словно он был сделан из тонкого упругого пластика.

«Нет, наступление последнего мрака придется отложить», — подумала Мириам. Она перевернулась и, превозмогая резкую боль, сумела подняться на ноги.

Сердце корабля жило напряженной, как пчелиный улей, жизнью. Друзья сновали тут и там, таская за собой оборудование, блоки управления, и отдавали друг другу короткие, будто выстрелы, команды. Не было и следа хаоса или паники, как подумалось Берг сначала. «Друзья Вигнера» совершенно точно знали, что делают. Происходило то, что обычно происходит на крупной установке, например, на электростанции, во время очередной серьезной аварии.

Казалось, что занятые своими делами. Друзья не заметили несколько странного появления Мириам. Повсюду были видны следы разрушений, уже причиненных кораблю Сплайном. Рядом с Берг дымились остатки сожженной консоли управления, на которой лежали два молодых бездыханных тела.

Пушечное жерло вспыхнуло, заставив Мириам зажмурить глаза; пара сингулярностей вылетела из зала и поднялась вертикально вверх, как две отлетающие души. Она почувствовала, что по залу прошла волна сильной вибрации из-за потери аппаратом столь значительной части своей массы.

Что-то наподобие облачка пара, выдыхаемого неведомым гигантом, пронеслось мимо нее. Она взглянула вверх. Поврежденная область раскалилась добела; приблизительно четверть поверхности купола начала оседать, разрушаясь под действием непрекращающихся атак Сплайна.

Повсюду распространился резкий запах горящей органики. В одном из мужчин Мириам узнала Джаара, который совсем недавно организовывал Майклу ознакомительный тур по внутреннему помещению аппарата. Джаар работал с небольшой группой Друзей. На его трансляторе была видна схема траектории полета сингулярностей. Гладко выбритая голова покрылась сажей и кое-где — пятнами крови. Разорванный во многих местах костюм — в пыли и копоти. Несмотря на заметную усталость, юноша не прекращал работу.

В несколько прыжков Мириам пересекла разделявшее их пространство, схватила Джаара за руку и вырвала зажатый в ней транслятор.

Недоумевая, юноша посмотрел на нее. Его лицо было искажено от перенапряжения.

— Мириам Берг? Как вы здесь оказались? Ведь вы должны были быть…

— Позже объясню. Джаар, вас же атакуют! Почему вы ничего не предпринимаете?

Он быстро, но деликатно забрал у нее транслятор.

— Мы заканчиваем выполнение проекта, — сказал он ей. — Пожалуйста, Мириам…

Она схватила его за плечи и, развернув, посмотрела прямо в глаза.

— Посмотри наверх, черт возьми! Сплайн применяет ЗвездоЛом! Эта проклятая крыша скоро не выдержит, хоть она и из материала КсиЛи. Некогда сейчас заниматься вашим «проектом»! Вас скоро уничтожат, Джаар, если вы не предпримете что-нибудь!

— Мы запрограммировали наше уничтожение во исполнение программы проекта, но это произойдет лишь после того, как мы выполним программу. Мы все, конечно, погибнем. — Он посмотрел вверх, инстинктивно стараясь уклониться от оседающего купола.

— Почему вы не включаете гипердвигатель?

— Мы уже не можем это сделать — он был разрушен в самом начале атаки. Конструктивно он был размещен внутри материала купола.

— О Господи! — Мириам негнущимися пальцами расправила волосы; возможности уйти они уже лишились. Оставалось только бороться. Но теперь придется бороться не во имя всего человечества, а только лишь ради спасения собственной жизни.

— Хорошо, Джаар, расскажите мне, как работают эти чертовы сингулярные пушки.

Язофт Парц почувствовал легкую гордость.

Он, конечно, не был ни ученым, ни инженером. Ни в малейшей степени. Но, как он обнаружил, в нем все-таки имелись определенные задатки и способности.

В своем спальном боксе он нашел запасной скафандр, разорвал его на части об острый край ящика, соорудив некое подобие тента. Материал скафандра, начав восстанавливать разрушенную порезами ткань, плотно соединил разрозненные куски в единое целое, но теперь уже совершенно другой формы.

Парц закрепил тент на нервном окончании Сплайна и при помощи шлема скафандра наполнил его пригодным для дыхания воздухом, в жидких тканях Сплайна создав довольно крупный пузырь.

Потом принялся осматривать содержимое модуля жизнеобеспечения. Возможно, ему удастся найти блоки, при помощи которых можно будет добыть огонь…

Сплайн висел над «Крабом-Отшельником», совершая резкие, отрывистые, механические эволюции в пространстве.

Майкл Пул зачарованно смотрел на него. Корабль представлял собой дикую, невозможную смесь гигантского, раблезианского буйства плоти и чисто механической смертоносности. Майклу вспомнились мифы глубокой древности о бессмертных гигантах, борющихся с богами.

Неудивительно, что Земля не выдержала — не выдержит — борьбы с этими неукротимыми существами — роботами.

Майкл мельком взглянул на Ширу. Изнуренная и измученная, раздавленная двукратной перегрузкой, она лежала пластом неподалеку от него. Глаза девушки были открыты, но она ничего не видела. По периметру кабины полыхало ярко-голубое зарево.

Лишенная туловища голова Гарри, заинтересованная природой этих огоньков, как воздушный шарик, плавно поднялась вверх.

— Что происходит?

— Работают верньеры. Двигатели системы коррекции.

— Знаю, что верньеры, — слегка обиделся Гарри. Он глянул, как гигантский Сплайн постепенно уходит из зенита. — Ты что, разворачиваешь корабль?

Майкл откинулся в кресле и устало скрестил руки.

— Я пересмотрел программу действий. Теперь мы разворачиваемся. На сто восемьдесят градусов.

— Но ВЕТ-двигатель продолжает работать! — Голова виртуала опять уставилась на Сплайн, сощурив один глаз, как будто прикидывая дистанцию. — Мы должны начать торможение. Ты собираешься встретиться с этой тварью?

— Нет, — улыбнулся Майкл, — встречи не будет!

— Тогда объясни, ради Бога, что ты задумал?

— Смотри, Гарри, ты ведь не хуже меня знаешь, что эта проклятая спичка не военный корабль. За исключением самого корабля у меня есть только пара плазменных археологических сканеров, которые я бы мог использовать в качестве оружия.

— Что ты имеешь в виду, — зловеще переспросил Гарри, — «за исключением самого корабля»?

— Двукратная перегрузка слишком велика для «Краба». Через пару минут после того, как мы выполним разворот, наш корабль окажется вблизи Сплайна. Даже с работающим ВЕТ-двигателем уйти мы не успеем.

— Так что же? Мы что, идем на таран?

Легким усталым движением Шира подняла руки и закрыла лицо длинными пальцами.

— О Господи! — дошло до Гарри, и виртуал его головы раздулся в двухметровую карикатуру. — Я понял! Мы идем таранить Сплайн! Славный план, ничего не скажешь!

— Ты можешь предложить что-нибудь лучше?

На потемневшем куполе кабины возникло изображение Сплайна, передаваемое теперь камерами, установленными на обратной стороне «Краба». Вороненая поверхность шкуры Сплайна отразилась в гигантских глазах Гарри.

— Майкл, если Сплайн применит ЗвездоЛом, от нас останется только облако шлака!

— Это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Я же спросил: у тебя есть другие предложения?

— Да, — сказал Гарри. — Вернуться в кометное гало и найти несколько тяжелых кометных ядер для поражения Сплайна кинетическим ударом.

Изображение Сплайна, просвечивающее сквозь Гарри, начало совершать новые малопонятные движения. Его затрясло, затем он начал медленно вращаться. Майкл безуспешно пытался подыскать разумные объяснения непонятному тактическому приему, используемому противником.

Четверть купола уже полностью осела. Пушечные жерла грациозно сжались. Конструкционный материал КсиЛи оплавлялся, как горящий пластик, и через проломы Мириам видела ослепительное сверкание звезд и блеск вспышек ЗвездоЛома.

Расплавленный конструкционный материал огненным дождем падал на плоскость с сингулярностями. Друзья, как муравьи, деловито сновали по залу. Проносящиеся взрывные волны сбивали их с ног. Мириам чувствовала уже не только запах дыма, но и запах горелой человеческой плоти.

— О Господи! — еле слышно прошептала она. Ей определенно везло: консоль сингулярной пушки, которую они с Джааром готовили к выстрелу, находилась достаточно далеко от пораженного участка купола. Джаар вдруг что-то неразборчиво прокричал и бросился прочь от консоли.

— Нет! — Мириам крепко схватила его за руку и потянула обратно. — Не будь болваном, Джаар. Помоги сейчас мне, это лучшее, что ты можешь сделать.

Джаар вырвался из ее рук, стремясь к разрушенной части купольного перекрытия.

Ярко-вишневая вспышка ослепила ее. Теперь Сплайн принялся разрушать аппарат через проломы в корпусе, посылая импульсы ЗвездоЛома прямо внутрь корабля. Тщетно пытаясь руками закрыться от зноя раскаленной добела крыши, Мириам увидела, что кристаллический слой сингулярностей в одном месте раскрошился и начал распадаться, по поверхности зазмеились трещины. Теперь этот зал становился смертельно опасным для оставшихся в живых. Сами сингулярности зашевелились ярко-белыми фейерверками и взлетели в брызгах голубого сияния.

Друзья, находившиеся в зале, казалось, совсем забыли о дисциплине. Они разбегались от своих консолей, в панике метались по залу. Некоторые бежали прямо внутрь разрушаемой ЗвездоЛомами зоны. Жерла сингулярных пушек замолчали.

«Друзья Вигнера» закончили свою работу, поняла Мириам. Она выпустила из рук обмякшего Джаара и повернулась к консоли. Теперь Мириам полностью отключилась от происходящего — зловония горелого человеческого мяса, бьющих наотмашь ударных волн, невыносимого скрежета разрушаемого материала КсиЛи — и сосредоточилась на пушке, управляемой посредством сенсорного чувствительного экрана. Принцип работы был ей понятен. Слегка нажимая на загорающиеся цветные квадраты, Мириам прошла основное меню системы управления и перешла в режим графического управления. На краю экрана появилось схематическое изображение аппарата, побежали колонки цифр.

— Что происходит? — спросила Мириам у пришедшего в себя Джаара. — Мы что, действительно теряем воздух?

Джаар рассеянно смотрел на нее, его лицо было перекошено болью.

— Нет, — сказал он, и его хрип перекрыл окружающий грохот. — Проломы в корпусе находятся выше уровня атмосферы. Слой сингулярностей сможет удерживать достаточное количество воздуха вблизи своей поверхности… по крайней мере ближайшие несколько минут, но воздух действительно уходит, нагреваясь от горящего перекрытия… кроме того, сам купол скоро рухнет.

— Хорошо. Что происходит с плоскостью сингулярностей?

Джаар слегка приподнялся, внимательно посмотрев на экран консоли.

— Мы утратили контроль примерно за тридцатью процентами поверхности плоскости. Разрушена единая система электромагнитного удержания.

Берг, нахмурившись, пыталась переварить сказанное.

— Что это означает?

— Мы не в состоянии промоделировать такой сценарий развития событий. — Он повернулся к Мириам. — Это катастрофические повреждения; теперь у нас уже нет выбора. Высвободившиеся сингулярности будут взаимно притягиваться и объединяться, тут необходимо решение задачи многих тел. Облака сингулярностей станут, разумеется, взрываться. Вот и все. — Его руки бессильно упали.

Мириам смотрела на юношу Она чувствовала, что сейчас, на пороге смерти, Джаар готов рассказать ей все то, чего так недоставало им с Майклом для понимания проклятого проекта. Теперь она наконец-то услышит ответы на вопросы, которые мучили ее уже столько месяцев, с тех пор как она так глупо попалась в лапы Друзей…

— О Господи, надеюсь у меня осталось время! — Она посмотрела на консоль, подняла глаза к экрану — картина изменилась: там хаотически перемещались яркие пятнышки.

— Джаар, что это означает?

Он искоса взглянул на дисплей.

— Происходит компенсация оставшихся сингулярностей. Распределение масс будет меняться до тех пор, пока вырвавшиеся сингулярности не образуют новую устойчивую конфигурацию.

— Рее ясно. — Она внимательно посмотрела на двигающиеся по экрану цветные прямоугольники, пытаясь охватить мысленным взором картину происходящего. Она заметила, как эти беспорядочно перемещающиеся объекты стали повторять свои движения, и, поколебавшись, положила руки на сенсорный экран…

Казавшаяся уже почти периодической картина стала изменяться вновь.

— Проклятие, — она убрала руки. — Черт побери! — Мириам вновь схватила за руку Джаара. Поднявшись, он глядел на нее ничего не выражающими глазами.

— Послушай, Джаар, а ну-ка сбрось с себя эту чертову маску и помоги мне! Я не могу управлять этой штукой!

— В чем помочь?

— Выстрелить сингулярности.

Он отрицательно покачал головой. В это трудно было поверить, но Мириам показалось, что он слегка улыбнулся.

— Сейчас это уже не нужно. Я ведь объяснил, что мы потеряли тридцать процентов поверхности и теперь не можем завершить проект…

— Черт тебя побери, — крикнула она, перекрывая вой ветра. — Мы не будем запускать их в Юпитер! Я хочу, чтобы ты помог мне атаковать Сплайн!

Он опять отрицательно покачал головой, потрясенный и испуганный, пытаясь освободиться от железной хватки ее руки.

— Что с вашими людьми? Я знаю, что проект значит для вас больше, чем собственная жизнь, но теперь уже поздно говорить об этом! Почему вы не хотите помочь мне сохранить жизни всем?

Джаар уставился на нее, как будто она говорила на совершенно непонятном языке.

Сверху донесся дикий стон, похожий на крик гигантского животного. Мириам в ужасе подняла голову. Куски перекрытия раскалились добела, сквозь проломы на громадных площадях виднелось звездное небо. Материал КсиЛи свисал клочьями, как разорванная горящая кожа.

Мириам поняла, что у нее осталось всего несколько секунд до того, как системы управления окончательно выйдут из строя и прекратит работу система энергообеспечения.

Выход был один. Она должна сыграть в бильярд с тысячами неуправляемых, весом с хорошую скалу каждая черных дыр — или проклятая крыша накроет ее.

— Джаар, — крикнула она, — ваш проект уже завершился! Но только в одном из вариантов Будущего он завершится удачно. Если вы полетите вновь! Сконструируете новый аппарат, новые сингулярности. Но число вариантов ограничено. Мы не можем бежать — значит, мы должны драться! Ты должен помочь мне. Нам нужно во что бы то ни стало уничтожить Сплайн, до того как он уничтожит нас.

Его рот беззвучно открылся, но он продолжал непонимающе глядеть сквозь Мириам.

В отчаянии она ударила кулаком по его руке.

— Это для проекта, Джаар, пойми ты наконец! Вам нужно жить, чтобы найти способ стартовать снова. Это ты понимаешь, Джаар?

Язофта Парца трясло в глазной камере Сплайна, как горошину в погремушке. Кусочки его распотрошенного модуля жизнеобеспечения подпрыгивали на конце прицепного троса. Однако стены камеры были мягкими и податливыми; к тому же он плавал в вязкой биологической жидкости, смягчавшей все удары.

Он был почти счастлив.

Его модуль жизнеобеспечения имел удручающий вид. Язофт вытащил из него в поисках материала для небольшого фейерверка так много компонентов, не говоря уж о том, что большая часть устройства регенерации воздуха была вышвырнута в огонь, что теперь мог оставаться спокойным лишь за несколько ближайших минут своей жизни. Он сильно сомневался, важно ли это теперь, когда по ту сторону толстой кожи шла настоящая битва; он не видел возможности сохранить свою жизнь в таких испытаниях.

Все это сейчас было не слишком важно. Он уже многие годы не знал такого покоя.

Импровизированный тент, сохраняющий в себе кислородный пузырь, продолжал оставаться целым, несмотря на турбулентные потоки в волнующейся жидкости. По ободранному нервному окончанию проскакивали мощные электрические искры; он должен полностью уничтожить нервную систему этой твари. Через подернутые пеленой линзы Сплайна он видел широкие полосы ярко-красных трасс, линии которых уходили в бесконечность. Лучи ЗвездоЛома, безусловно, предназначались этому похожему на спичку отважному кораблю. Но Язофт легко мог видеть, как случайно, наугад посылает агонизирующий Сплайн свои импульсы.

Впервые за долгие годы он мог честно признаться себе, что выполнил реальную работу.

— Язофт Парц. — Синтетический голос Квакса, с удовольствием отметил Парц, был столь же бесстрастен, как и сенсированные вычислительным комплексом информационные сообщения во время перелета. — Язофт Парц, вы предали меня.

— Ну что же, извините, — засмеялся Парц. — А чего же вы еще ожидали? Кто бы мог подумать, что Сплайн так легко уничтожить… оказавшись в нужном месте с нужным оборудованием? Ну что же, вы ошиблись. Но на самом деле вы сами предали себя.

— ?

— Своим невыносимым самодовольством, — сказал Парц. — Вы были уж слишком уверены в победе. Черт побери, Квакс, какой был замысел! Вы появляетесь неожиданно в портале, и до того как люди поймут, что происходит, все уже заканчивается! Но вы просчитались! Несмотря на то, что вы действительно знали все о «Друзьях Вигнера», они все-таки смогли организовать сопротивление… А самая большая ваша ошибка — это решение взять с собой меня, человека, своего врага, — да еще поместить в самом уязвимом месте Сплайна! Не было других причин, помешавших вашему столь тонко рассчитанному триумфу. Самодовольство, Квакс!

— Со Сплайном еще не покончено, — сказал Квакс. — Его программа обезболивания не предусматривает поражений, подобных нанесенным вами. Но экспертные программы за считанные секунды найдут место повреждения и восстановят боеспособность Сплайна. И тогда, Язофт Парц, вам придется на себе испытать эффективность действия иммунной системы, антитела которой быстро ликвидируют объект, причинявший повреждения.

— Я не специалист в искусстве террора, — сухо ответил Парц. За дымчатыми иллюминаторами этой, напоминающей батисферу камеры прямо на них двигалась, поблескивая, глыба кометного льда. Струя ВЕТ-двигателя сверкала намного ярче солнечного света. — Я думаю, что у вас, Квакс, в запасе нет даже секунды.

Сплайн, поглощенный собственной болью, опустил веко.

Входное отверстие пушечного жерла в неповрежденной зоне аппарата касалось кристаллической поверхности под ногами Мириам и, казалось, сливалось с ней. Две похожие на фейерверк сингулярности безостановочно крутились непосредственно у входного отверстия ствола, готовые к запуску. Мириам почувствовала, что гравитационное поле значительно ослабло; аппарат мелко дрожал, и картина очень напоминала землетрясение. Неприятное ощущение вибрации под ногами особенно чутко воспринимал желудок Мириам Берг.

Она повернулась к Джаару.

— Слушай меня, — тоном приказа произнесла она. — Теперь начинается твое участие в проекте. Наша задача — переконфигурировать это проклятое поле, выстрелив двумя сингулярностями так, чтобы вершина их траекторий попала внутрь Сплайна. Но это еще не все. Необходимо, чтобы там они соединились.

Джаар посмотрел на нее. Сначала все так же, безо всякого понимания, но затем в его глазах появился долгожданный блеск.

— Как быстро ты сможешь сделать это? — спросила Мириам.

— Следите за мной.

Столкновение было изящным, как в балете.

ВЕТ-двигатель «Краба» выжег громадную впадину в корчащейся плоти Сплайна; Майкл внезапно обнаружил, что непроизвольно пригнулся от вида кровавого, пульсирующего мяса, столь натурально изображенного на куполе кабины. Однако, казалось. Сплайн не нашел в себе силы ответить на удар; ужасающие вишнево-красные лучи, на скорости света уходящие в далекий космос, по-прежнему продолжали вылетать из его орудий, однако выстрелы делались наугад, не попадая в «Краба».

— Что-то он сегодня не меток, — отметил Гарри. — Он мог бы нашинковать нас в капусту уже не один раз. Что же с ним случилось?

«Краб» вошел внутрь Сплайна, прожигая своим двигателем гигантское отверстие в его слоноподобной плоти. В ярком пламени, в мощном беззвучном взрыве вскипали кровь и плоть. И вдруг огромное тело Сплайна подалось назад. Потом кометная глыба с работающим двигателем вошла в сердцевину каркаса Сплайна и исчезла из виду.

Вокруг соединительной мачты роилось облако из движущихся частиц; Майкл с интересом посмотрел на них.

— Смотри, маленькие ремонтные роботы! — пораженно сказал Гарри.

— Это иммунные антитела, — безжизненно произнесла Шира. Она наблюдала за происходящим, вяло демонстрируя свой интерес.

— Роботы разрушают наш корпус, — сказал Гарри. — Вот и мы подверглись атаке. Впервые за все время

— Может быть, — сказал Пул. — Но я думаю, что теперь это уже не важно.

Звездообразное ядро двигателя «Краба» наконец погасло, уничтоженное роботами-антителами. Но массивное тело продолжало по инерции свое движение, все сильнее и сильнее разрушая плоть гиганта. «Почти эротическая сцена», — подумалось Майклу.

Сингулярности, выстрел которых был произведен с уменьшенной начальной скоростью, ползли по прозрачному жерлу пушки. Мириам Берг затаив дыхание наблюдала, как медленно ползущие вверх бешено вращающиеся черные дыры, казалось, вот-вот упадут из жерла обратно на кристаллический пол…

Но черные дыры, постепенно достигнув выходного отверстия ствола, медленно удалились в пространство и исчезли из поля зрения.

Теперь, когда дело было сделано, силы оставили ее. Она обхватила консоль руками, чувствуя, что ноги отказываются служить.

Пурпурно-красные огни продолжали проникать внутрь купола через пробитые бреши, сея на своем пути смерть и разрушения.

Все «Друзья Вигнера», кто еще уцелел на полуразрушенном аппарате, устремили взгляд на Сплайн.

Уже больше половины поверхности аппарата было непоправимо разрушено. Над уцелевшими остатками купола, полностью закрывая звезды, висел Сплайн.

Вдруг громадный корабль начал вращаться в безмолвном небе. На его боку появилась впадина площадью не меньше восьмушки всей его поверхности, сминая и разрывая защитные покровы, вырывая с мясом блестящие металлические, секунду назад смертельно опасные устройства. Мириам вздрогнула. Она заметила на Сплайне еще один такой же кратер, с другого боку. Впадины были залиты кровью. Сплайн вращался как-то неуверенно, словно его системы стабилизации были безнадежно разрушены.

— Это результат действия направленных гравитационных волн, — спокойно и рассудительно произнес Джаар. И задумчиво добавил: — Сработало.

Берг закрыла глаза. Каждой клеточкой она ощущала триумф. И облегчение. Она продолжала следить за постепенно проваливающейся, теперь уже без помощи противника, яичной скорлупой крыши. В это время из-за Сплайна, закончив разрушительную работу, появилось уже единое пятно слившейся черной дыры. Она медленно удалялась…

— Ты молодец, Джаар, — произнесла Мириам. — Теперь, раз уж мы выжили в этом аду, надо тем более продолжать работать.

Сплайн разрывался.

«Краб» вошел в него как стилет. Конвульсивно сжимавшиеся мышцы Сплайна создавали сейсмические волны, распространявшиеся по его телу и передававшиеся «Крабу». Вся поверхность гиганта была сплошь покрыта сгустками крови.

Квакс молчал.

Язофт Парц вцепился в нервное окончание; глазное яблоко бессмысленно вращалось, как будто Сплайн пытался найти хоть какой-то способ избежать этой муки. Парц закрыл глаза и попытался почувствовать то, что происходит со Сплайном: каждый его спазм, каждое содрогание.

Парца взяли, чтобы показать ему разрушение Земли. Сейчас он определенно был свидетелем смерти еще одного Квакса, неразрывно соединенного со своим Сплайном. Парц пытался почувствовать его страх навсегда сгущающейся темноты, разочарование в собственных ошибках, убийственное ощущение того, что Будущее — Джим Болдер, и рассеяние Квакса уже неизбежно.

Его разрушение и смерть.

Язофт Парц радостно смеялся.

«Краб» наконец затих, его хвостовая секция была погребена в уничтоженной им сердцевине Сплайна. Из жилого отсека, укрепленного на смятой штанге, можно было обозреть грандиозную картину многих мегатонн развороченного мяса.

Майкл лег в кресло, напряжение оставило его. Лежавшая рядом Шира казалась спящей.

— Мне нужно в душ, — сказал наконец Майкл.

— Майкл! — Голова виртуала парила у самого края кабины, выглядывая наружу. — Что-то оттуда вылетело!

Майкл засмеялся.

— Что же может вылететь из разрушенного судна, кроме обломков? Просвети-ка меня, Гарри.

— Мне кажется, что это глазное яблоко! Гигантское изуродованное глазное яблоко! Многих метров в диаметре… К его длинному кабелю, наверное, к глазному нерву, что-то прикреплено… И — дрейфует…

— И что это?

— В общем, мне кажется, что там внутри кто-то есть, — усмехнулся Гарри. — Я думаю, что он видит меня. Он подает мне знаки.

12

Вслед за Язофтом Парцем, странным бюрократом Будущего, Майкл Пул проследовал по внутренностям мертвого Сплайна.

Дорогу в невесомой тьме внутри развороченного чрева им освещало мерцающее глазное яблоко, которое Язофт вытащил из своего несколько эксцентричного убежища — глаза-капсулы; это полуживое устройство тянуло за собой Парца, как сильная собака сани. Коридор, по которому они двигались, был круглым в сечении, меньше метра диаметром. Руки Пула утонули в стенах из маслянистой сероватой субстанции, в которой плавали непонятные яйцеобразные тела. Они были безвредны, но при попытке прикоснуться к ним на скафандре оказывался слой зернистой, напоминающей кровь слизи.

— О Господи, — пробормотал Майкл. — До чего отвратительно!

Парц двигался чуть впереди него. На необычно легком, изменившемся за долгие века языке он произнес:

— Нет. Эта форма жизни является лучшим межзвездным кораблем для землян даже для моего времени.

Язофт был худощав и энергичен, его редкие волосы казались снежно-белыми, лицо мрачным. «Вылитый древний бюрократ в карикатуре», — с усмешкой подумал Майкл. Этому впечатлению не соответствовали только пронзительные зеленые глаза. Парц в своем изящном, плотно облегающем тело костюме двигался гораздо свободнее в этих протоках, чем Пул в неуклюжем орбитальном скафандре. Однако наблюдая за Парцем, скользящим, словно рыба, в зловонных протоках, Майкл с удовольствием отметил, что в его собственном костюме тепло, сухо и нет никакого запаха.

Внизу Туннеля они увидели небольшое, закрытое мясистой пластиной отверстие. Пул с криком отпрянул, однако Парц осторожно остановился и стал изучать происходящее. Небольшой шар размером с кулак выскочил из отверстия, проплыл неподалеку от ноги Пула, а затем проник внутрь висевшего рядом антитела — один из этих чертовых роботов, облепивших снаружи весь поврежденный корабль. Этот был размером с голову. Перестраиваясь, робот носился от одной стенки к другой. Затем тело зависло перед Пулом; крошечные лазерные зайчики заплясали по его ногам, он напрягся, ожидая приступа боли. Но ярко-красный зайчик тут же переместился с его ноги на стенки Туннеля.

Тело с реактивной вспышкой промелькнуло мимо них и исчезло из поля зрения.

Пул обнаружил, что его бьет мелкая дрожь.

Парц засмеялся.

— Не надо бояться этих шариков, — пояснил он. — Это простейший монтажный модуль.

— Ну да, с лазерами.

— Он использует их только для получения информации, мистер Пул.

— Можно подумать, что их нельзя использовать для других целей.

— Против нас? Тела Сплайна совершенно индифферентны к людям. Они, вероятно, считают, что мы сотрудники монтажной команды. Они и не думают атаковать людей. Конечно, если не поступит другого приказа.

— Это радует, — неуверенно признался Гарри. — Но как бы там ни было, что они делают здесь? Я думал, этот чертов Сплайн давно сдох.

— Конечно, сдох, — сказал Язофт с нотками сожаления в голосе. — Но что это значит? Внедрения двигателей вашего корабля в тело Сплайна оказалось достаточным для разрушения большинства командных каналов, для подавления большинства их функций. Вроде разрушения позвоночника у человека. Но — умер? Вообразите, мистер Пул: большого динозавра ранили пулей, попавшей в мозг. Вроде бы он умрет, его мозг разрушен. Но сколь долго жизнедеятельность отдельных его органов будет поддерживаться без контроля центральной нервной системы? Сколь долго цепи обратной связи будут обеспечивать поддержание гомеостаза? Антитела действуют фактически автономно, они саморегулируемы. С угасанием сознания Сплайна они продолжают действовать без централизованного управления. Большинство из них со временем перестанет функционировать. Но некоторые, наиболее совершенные, — вроде того, которого мы видели сейчас, — не будут ждать поступления инструкций. Они начнут бродить по телу Сплайна, выделяя уничтоженные и подавленные функциональные системы, начнут ремонтировать и восстанавливать их. Это выглядит крайне беспорядочно, я понимаю, но в конечном итоге оказывается чрезвычайно эффективным. Такая система восстановления подвижна, способна к быстрой модернизации, гибка, обладает высокоразвитым распределенным интеллектом… Она похожа на идеальное человеческое общество; свободные личности ищут собственные возможности ради коллективной пользы индивидов. — Парц вежливо улыбнулся. «Почти истощенно», — подумалось Пулу. — Возможно, мы вправе надеяться, что одно разумное существо поймет другое и что антитела найдут эффективные средства для решения стоящей перед ними задачи.

Пул нахмурился, изучая круглое серьезное лицо Парца. Ему внезапно показалось, что в Язофте Парце есть что-то необъяснимо отталкивающее, как в насекомом. Невзыскательному вкусу Пула его юмор казался излишне выхолощенным, его взгляды — чрезмерно заумными, излишне ироничными, отделенными от обычных интересов рядового человеческого восприятия.

Рядом с ним, казалось Пулу, находится человек, который сумел дистанцироваться от своих эмоций. Он являлся таким же чужаком, как Квакс. Мир был для него игрой, абстрактной головоломкой, которую необходимо решить, чем-то вроде древней игры, которая называлась «шахматы».

Без сомнения, это была единственно приемлемая стратегия выживания в тех кругах, к которым принадлежал Парц; Пул обнаружил, что в глубине души жалеет этого человека из Будущего. Парц, продвигаясь впереди Пула вдоль Туннеля, продолжал разговор.

— Я еще никогда не был на борту мертвого Сплайна, мистер Пул; я предполагаю, что пройдет много дней, прежде чем основные функциональные органы остановятся окончательно; так что вы можете все это время обнаруживать как минимум признаки продолжающейся жизни. — Он тихо фыркнул. — Со временем, конечно, это прекратится. Вакуум проникает во все полости организма, и мы станем свидетелями соревнования между биологическим процессом гниения и физическим процессом замерзания. — Он вздохнул. — А где другие корабли вашей эры, которые и должны были нас перехватить? Я имею в виду человеческие корабли?

Пул засмеялся.

— Их целая флотилия, там собрались корабли со всех концов Системы. Они обладают огромной мощью.

Главная битва протекала считанные минуты и закончилась еще до того, как большинство правительств внутренних планет Солнечной системы были предупреждены о начавшемся вторжении из Будущего. Но Пул знал, что космическое сражение во всей его жуткой красе проецировалось гигантскими виртуалами в небе над планетами…

— Мы ожидали их действий очень долго, многие часы, до тех пор, пока сами не закончили всю работу. Нам хотелось быть совершенно уверенными, что эта штука безвредна, мертва, уничтожена еще до того, как появится еще кто-нибудь из Будущего.

— О, я думаю, что Сплайн уже совершенно безвреден, — сухо сказал Пари. — Если бы Сплайн мог продолжать бороться, будьте уверены, вы были бы уже мертвы. Ну вот, наконец-то мы пришли.

Внезапно перед Язофтом открылся выход из кровеносного сосуда, в котором они двигались с Майклом. Он осторожно вошел в пустое пространство, освещая себе дорогу светящимся мячиком. Белый свет шара тускло освещал стенки полости, которую Пул по внимательном рассмотрении оценил примерно в четверть мили шириной. Розоватые стенки камеры были покрыты багровыми вздувшимися венами. Напоминающая кровь жидкость продолжала пульсировать по широким трубам, трепещущие шары кроветворного вещества в метр шириной, будто величавые галеоны, проплывали в темноте.

Но и здесь были повреждения. В тусклом свете лампы Пул едва смог разглядеть металлическую штангу около метра в диаметре, пронзившую камеру насквозь от стенки до стенки; это был элемент конструкции «Краба». Вещество, покрывающее стенки полости, плотно опломбировало входные и выходные отверстия, проделанные ею, так что вблизи поврежденной области штанга была плотно облеплена толстым слоем мясистой ткани. Повсюду до сих пор плавали десятки антител, освещая пространство реактивными струями и вспышками зондов-лазеров в попытке удалить эту гигантскую занозу. Пул внимательно разглядывал поврежденные ткани, гигантские ранения, тяжелейшие и болезненно ненатуральные в этих необычно нежных стенках космического монстра.

Он развернул намотанный вокруг талии кусок каната и закрепил его конец на пульсирующей стенке камеры. Стенка слегка дернулась от боли, Майкл вздрогнул, рывком натянул канат и, оттолкнувшись от стены, поплыл вслед за Парцем.

Язофт, продвигавшийся вперед при помощи небольшого ранцевого двигателя, легко и плавно перемещался по камере. Его костюм был заляпан комками свернувшейся крови, придававшей ему странный и неестественный вид новорожденного.

— Это желудочная камера, — сказал Парц. — Главная в Сплайне. Здесь в качестве пассажира находился Квакс. Квакса времен Оккупационного режима я уже вам описывал: это было жидкостное турбулентное образование.

Майкл оглядел скрытые в тусклом свете потаенные ниши камеры; все это странно напоминало ужасный и пустой, сделанный из мяса собор.

— Я полагаю, что ему необходимо пространство в кубический метр, не более.

Парц взглянул на Пула, его зеленые глаза по-кошачьи блеснули в темноте.

— Мистер Пул, вы не должны удивляться тому, что чувствуете себя не совсем в своей тарелке, передвигаясь по Сплайну; это не самая подходящая среда для человека. Но он без особых хлопот может быть переоборудован в соответствии с человеческими потребностями и специфическими особенностями. — Его лицо в этот момент показалось Майклу подобревшим и даже ласковым.

— Вы знаете, я достаточно насмотрелся на Сплайны в своей жизни; после свержения Квакса земляне переоборудуют Сплайны для полетов человека, облицуют туннели-коридоры, сделают металлический модуль внутри желудочной камеры…

— После свержения Квакса? — резко переспросил Пул. — Что вы знаете об этом?

— Только то, что рассказал мне Правитель, — мечтательно улыбнулся Парц. — Я имею в виду второго Правителя… Он рассказал мне про Будущее, окончательно убедившись, что я умру, не увидев больше ни одного человека.

Майкл почувствовал, как напряглись его мышцы.

— Знаете, Язофт, — искренне признался он, — сейчас я впервые радуюсь, что рисковал жизнью, доставая вас из вашего нелепого глаза.

Парц плавно повернулся, поплыл к стене, расположенной невдалеке от пораженной «Крабом» области, и остановился рядом с металлической канистрой высотой с человека, прикрепленной к мясистой стенке толстыми металлическими обручами.

— Что там? — поинтересовался Пул. — Нашли что-нибудь?

Они опрокинули бочку; шар-фонарь привычно осветил знакомую Парцу поверхность. Он умело ощупал бочку длинными пальцами. Его лицо все время оставалось непроницаемым и бесстрастным.

— Поглядите-ка сюда, — сказал Парц.

— Что это такое?

— Это Квакс! — Он провел по бочке своей обтянутой перчаткой рукой. — Правитель Земли. Мертвый и безвредный…

— Как?

— Квакс управлял Сплайном, непосредственно воздействуя на сознание. Его собственный интеллект являлся одновременно продолжением сознания Сплайна.

— Не очень-то приятно было Сплайну, — нахмурился Пул.

— У Сплайна не было выбора, — сказал Парц. — Это эффективный метод управления. Но чреватый особой опасностью. Когда столкновение с вашим кораблем уничтожило высшие формы нервной деятельности Сплайна, Квакс, по-видимому, мог бы освободиться. Но он этого не сделал. Движимый ненавистью, он закрылся внутри и, лишившись со смертью Сплайна нормального жизнеобеспечения, умер сразу же вслед за ним.

Пул задумчиво поглаживал рукой металлический ободок бочки.

— Я бы сильно удивился, если бы Сплайн мог выжить после того, что с ним произошло. Не говоря обо всем прочем, один его гипердвигатель потребует столетий напряженного ремонта. Возможно, мы могли бы подключить Сплайн к системе искусственного интеллекта «Краба», чтобы поддержать жизнедеятельность уцелевших органов.

— Для того чтобы использовать метод управления Квакса, — вздохнул Парц, — вам потребуется смоделировать форму организации интеллекта, соответствующую принципам работы мозга Сплайна. Они должны будут воспринимать вещи идентично. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Ну что же, — усмехнулся Пул, — это верно.

— И, кажется, я знаю мыслящее существо, которое попытается это сделать.

Парц на мгновение замолчал. Его обтянутые перчаткой пальцы нежно поглаживали поверхность металлической канистры. Казалось, он слегка раскачивается взад и вперед. Майкл придвинулся ближе, вглядываясь в Парца, но его лицо было непроницаемым, как и раньше.

— Язофт, — поинтересовался Пул, — о чем вы все время думаете?

Парц посмотрел на него.

— Мне кажется, что я в трауре, — признался он.

— В трауре по Кваксу? — изумился Пул. Тварь, сородичи которой обратили в прах земные города, которая собиралась, если бы ей чуть-чуть повезло, уничтожить всю цивилизацию до последнего человека еще до того, как люди узнали бы про его появление, существо, превратившее самого Парца в вечного предателя — и по нему траур? — Язофт, вы не больны?

Парц медленно покачал головой, мягкая оболочка костюма складками сморщилась вокруг шеи.

— Пул, однажды земляне сами уничтожат планету Кваксов. Мы почти сотрем их в порошок. Но на самом деле они уникальны. Их всего лишь — страшно подумать —несколько сотен особей. Каждая несет в себе зерна бессмертия, потенциально они могут жить столь долго, что способны стать свидетелями гибели своей звезды от протонного распада. Пул, это второй Квакс, которого я вижу мертвым. — Парц уронил голову на канистру, глядя вперед невидящими глазами. — Да, я в трауре.

Пул стоял рядом с ним и молча глядел на мертвого Квакса.

Мириам Берг и Джаар вошли в разрушенное сердце Стоунхенджа. Перелопаченная земля тянулась по поверхности огромными бороздами. Кое-где сохранились островки выгоревшей травы. Древние камни были разбросаны, многие превратились в щебень под небрежными ударами гравитационного оружия Сплайна.

Джаар легко прикоснулся к ее плечу и указал на небо — на овал Юпитера.

— Взгляни, — сказал он.

Мириам, прищурившись, посмотрела туда же: на кричаще ярком фоне Юпитера вырисовывался грубый прямоугольный силуэт, медленно уплывавший вдаль.

— Последний камень, — пробормотала она.

— Да как минимум один из них сохранился. Теперь он будет вращаться вокруг Юпитера, наверное, многие сотни тысяч лет.

Берг тряхнула головой.

— Черт с ним! Я чувствую себя необыкновенно счастливой! Мы — подумать только — спасли нашу расу! Правда, дорогой ценой.

Джаар осторожно наклонился к ней.

— Мириам, я думаю, что древний строитель Стоунхенджа — попробуйте себе его представить — был бы счастлив, узнав о такой судьбе обтесанного им камня.

— Возможно, — согласилась Мириам. Она огляделась вокруг. Хижинки Друзей трепыхались, как палатки на сильном ветру, повсюду бессмысленно суетились кучки растерянных Друзей. Хотя основные системы жизнеобеспечения аппарата, расположенные в плоскости сингулярностей, уцелели, Мириам уже знала, что большинство личных вещей Друзей пропало во время штурма. Семейные альбомы и дорогие сердцу сувениры — все то, что скрашивало однообразный быт, — все утратило свой смысл в сравнении с судьбой цивилизации.

Только теперь Берг заметила, что дрожит — ее легкие, об излечении которых после сногсшибательных прыжков в заатмосферное пространство нечего было и думать, тупо и непрерывно болели. Атмосферное давление на корабле, вызванное уменьшением гравитационного поля при разрушении сингулярного слоя, понизилось, и очень заметно. Некоторые области аппарата стали фактически непригодными для обитания. По последним оценкам Друзей, не менее сорока процентов от общего числа сингулярностей были запущены в Юпитер либо потеряны во время атак Сплайна. Юпитер теперь, казалось, был буквально засеян ими — и непременно в один прекрасный день, столетия спустя, должен был взорваться. Однако сингулярности могли быть не того размера или неправильного спина — множество их параметров было неизвестно Так что об успехе проекта Друзей можно было судить лишь по их собственным таинственным критериям. А теперь сингулярностей было уже недостаточно, чтобы завершить их грандиозную, но непонятную работу.

— Итак, — спросила Мириам, повернувшись к Джаару, — что у нас на очереди, уважаемый «Друг Вигнера»?

Он задумчиво улыбнулся, и большая неестественно хрупкая голова повернулась как на механическом шарнире.

— Кораблю причинено столько повреждений, что он не сможет долго поддерживать себя в пригодном для обитания состоянии.

— Утечка атмосферы?

— Да, но более опасна потеря гипердвигателя при разрушении внешнего корпуса аппарата. — Он сжал свои длинные пальцы в кулак. — А без гипердвигателя мы неспособны обеспечить эффективную радиационную защиту. Этот жалкий остаток атмосферы способен хоть немного защищать нас, лишь пока мы находимся в околоюпитерианском пространстве. Но если мы окажемся вблизи токовой трубки Ио, наша судьба очевидна.

— Верно. — Берг с легким раздражением посмотрела на небо. Внезапно ситуация, в которой она оказалась — заброшенная на зеленую глыбу невдалеке от Юпитера, потерянная, безо всякой защиты над головой, не считая небольшой газовой прослойки, — представилась ей в реальном свете. Небо казалось очень близким и очень недружелюбным.

— Мы, конечно, будем эвакуироваться, — сказал Джаар. — Мы получим помощь от ваших современников, Мириам. Если сможем.

— Вам нечего бояться, — заверила она его настолько дружелюбно, насколько могла. — Я поговорю с Майклом, если вы позволите мне это сделать; он договорится с правительством. В этой зоне сейчас множество кораблей.

— Спасибо.

— А что потом, Джаар?

— Потом мы уйдем. — Его карие глаза были бледными и перенапряженными, но в них светилась непоколебимая вера; Мириам не выдержала и отвела взгляд. — Мы найдем возможность завершить проект.

— Но, Джаар, — она нетерпеливо мотнула головой, — ваш проект недавно чуть не обрушил на наши головы чудовищную катастрофу, не так ли? Вы не должны закрывать глаза на этот очевидный факт, мой друг, — нам повезло, что мы смогли отразить агрессию Квакса из Будущего. Если бы не плохая реакция Сплайнов, не самодовольство захватчика — мы, безусловно, не смогли бы с ними ничего сделать, до тех пор пока они не уничтожили бы все на своем пути. Стоит ли ваш проект повторения такого риска?

— Берг, — энергично ответил Джаар, — ваши слова там, у сингулярных пушек, о том, что я должен выжить ради последующей борьбы, изменили и убедили меня. Да, проект стоит всего этого. Поверьте мне, он стоит любого риска.

— Вспомни, эти слова я произнесла, когда на нас падала горящая крыша. Так нужно было тогда. Я попыталась управлять тобой, чтобы победить.

— Да понимаю я все это, — улыбнулся Джаар. — Конечно, понимаю. Но мотивы, по которым были произнесены слова, не уменьшают их ценности. Разве не так?

Она пристально посмотрела в его длинное уверенное лицо и внезапно, в порыве чувств, обхватила его руками.

Гарри Пул, загруженный в нервную систему Сплайна, бился в агонии…

«О Господи…»

Тело Сплайна и его мозг казались ему реальными составляющими его собственного (настоящего) тела. Он ощущал свой обширный, пугающий объем; поврежденная внешняя поверхность причиняла боль, как ожог третьей степени, оружейные и контрольные люки казались ему открытыми ранами.

Он понимал, что Сплайн должен ощущать непрерывную, непрекращающуюся боль; конечно, эти существа были приспособлены выживать в условиях открытого космоса и гиперкосмоса, но приспособлены крайне неудачно, как он теперь начал понимать. Он чувствовал себя примерно как четвертованный.

В чем польза от такой боли, кроме особой надежности реакций? А ведь и Кваксу пришлось вынести весь Этот ужас. Затем он подумал, что боль может иметь и дополнительный смысл для внеземного разума вроде Квакса.

Шок от атаки Майкла Пула был сам по себе достаточен, чтобы убить Сплайна.

…Теперь, когда он стал привыкать к своему новому объему и размеру, к постоянному крику боли, Гарри начал сознавать значение компенсирующих факторов.

Некоторые детекторы, в том числе и несколько древних своеобразных глаз, вроде того, который разорил Язофт Парц, продолжали работать. Он смог увидеть звездное небо глазами живого космического корабля. Звезды были далеки, но заманчиво доступны, как юношеские мечты. Он мог поворачиваться; громадные, спрятанные где-то в глубине тела костяные гироскопы могли вращаться, и он чувствовал давление центробежных сил, как если бы вращающиеся вокруг звезды тянули его за собой.

И еще, он чувствовал работающий гипердвигатель, как огонь, горящий в кишечнике. Он осторожно попробовал разогнуть этот странный, неопределенный мускул. Гарри потрясла высвобожденная мощь; ее было достаточно, чтобы изгибать и выпрямлять пространственно-временные измерения. Да, были все-таки в Сплайне и грандиозность и величие.

Гарри появился в кабине разрушенного «Краба», придав своему изображению торжественный вид. Сын уставился на него.

— Теперь я могу летать, — произнес Гарри.

Язофт Парц сбросил с себя костюм, как змея кожу, и парил в воздухе. Домашний халат Майкла волнами вздымался вокруг него.

— В соответствии с сообщениями вашего компаньона Мириам Берг, «Друзья Вигнера», похоже, собираются возродить проект.

Майкл Пул лежал в своем кресле в кабине «Краба», закинув руки за голову.

— Но Друзьям потребуется открыть доступ к технологии производства сингулярностей в промышленных масштабах, если они соберутся восстанавливать свой аппарат. Это также означает, что мы должны держать «Интерфейс» открытым. У нас просто нет инфраструктуры для этого.

Гарри, чья гигантская голова парила в воздухе над Пулом, глубокомысленно кивал.

— Но если мы оставим эту дверь открытой, любой очередной Квакс сможет спуститься к нам по Туннелю. И без всякого предупреждения. — Майкл кивнул Шире. Девушка сидела за консолью управления и от нечего делать рылась в экспериментальных данных, накопленных Майклом в Облаке Сорта, не обращая внимания на разговор.

— Квакс был непостижимо самоуверен во время этой акции в столь далеком для него Прошлом, — продолжил Майкл. — Возможно также, что он не отправил в Будущее сквозь Туннель никаких посланий и сообщений. Но руководство Оккупационным режимом будет, очевидно, зондировать Прошлое в целях выяснения ситуации. Мы одержали победу, но она никогда не будет окончательной, пока «Интерфейс» открыт.

Шира подняла глаза.

— Почему вы уверены, что сможете закрыть портал? — спокойно спросила она. — Ведь вы же сами сконструировали его, Майкл; вы должны знать, что пространственно-временные туннели невозможно оборвать, замкнуть или закрыть.

— Мы найдем возможность, если захотим, — серьезно сказал Майкл.

— Даже несмотря на то, что такую возможность не обнаружили ни Квакс, ни человечество далекого Будущего?

— Поверьте мне. Мы найдем подходящий способ.

Парц кивнул, его зеленые глаза заблестели.

— Да. Но, по-видимому, нам нужно сейчас обсудить эту идею. Мы можем определить план действий, с тем чтобы в дальнейшем слаженно действовать в его рамках.

— А в случае необходимости, отменим действие законов физики, — засмеялся Гарри.

— Иди займись своими делами, — утомленно сказал Пул. — Я хотел сказать вам, Шира, что такое на самом деле возможно. Туннели обладают внутренней нестабильностью. В нашу конструкцию специально была заложена активная обратная связь, чтобы дать возможность Туннелю…

Но Шира снова отвернулась и принялась просматривать собранные результаты.

— Если только Друзья откроют нам свои секреты, — как бы сам с собой разговаривал Майкл, — мы сможем определить степень риска, оценить возможные выгоды от реализации этого проекта и затраты ресурсов, которые потребуются для его осуществления.

— Но они же ничего не скажут, — высказал мнение Гарри. — Они, чуть что, сообщают, что в конце концов проект не может не принести к успеху. И все.

— Это верно, — сказал Парц, — в их словах возможен только один смысл — этот проект не просто оправдывает те средства и те жертвы, которых требует, но и каким-то немыслимым образом АННУЛИРУЕТ ЭТИ ЭКРАНЫ В ХОДЕ СВОЕГО РАЗВИТИЯ. — Он посмотрел на Майкла. — Такое возможно?

Майкл вздохнул, чувствуя себя старым и усталым. Весь груз прожитых столетий давил на него, очевидно, не замечаемый виртуалом отца, этим чудаком-бюрократом, и этой сбивающей всех с толку таинственной девчонкой, которая будет жить через полтора тысячелетия после него.

— Если они не хотят говорить нам, что они задумали, возможно, мы сможем сами последовательно восстановить цепь их рассуждений. Мы знаем, что целью проекта является взрыв, индуцирование гравитационного коллапса Юпитера при помощи внедренных в него сингулярностей.

— Да, — сказал Парц. — Но это умозрительная конструкция. Нам известно, что точная форма коллапса — параметры результирующей сингулярности — жизненно важна для успеха проекта. Это именно то, что требовалось от конструкторов и операторов гравитационных пушек.

Гарри нахмурился.

— А какое это все имеет значение? Одна черная дыра больше другой — вот и вся разница. Я думал, что черная дыра действительно черная.

Майкл отрицательно покачал головой.

— Гарри, в черной дыре действительно теряется все, что в нее попадает, в том числе и макроособенности коллапсирующего объекта. Сохраняются только три фундаментальные характеристики: масса, электрический заряд и спин. Невращающаяся, электрически нейтральная дыра будет иметь сферический горизонт событий — шварцшильдовское решение древних, проверенных временем эйнштейновских уравнений общей теории относительности. Но вращающийся заряженный объект создает дыру Керра-Ньюмена, обладающую уже более сложным, несферическим горизонтом событий.

Парц осторожно кувыркнулся в невесомости, словно резвящийся холеный зверек.

— Керр-Ньюмен установил, что, если объект обладает массой, зарядом и спином, он должен иметь сложный горизонт событий.

— Значит, мы можем делать дыры по заказу, — засмеялся Гарри. — Но я по-прежнему задаю свой вопрос: ну и что?

— Мы можем пойти дальше, — сказал Парц, продолжая медленно кувыркаться. — Можем сделать, например, голую сингулярность.

— Голую?

— Да, Гарри, — вздохнул Майкл. — Представь себе еще раз формирование дыры: взрыв массивного объекта, образование горизонта событий. Но внутри самого горизонта история еще не закончилась. Материя погибшей звезды продолжает сжиматься, и ничто — ни внутреннее давление, ни даже принцип Паули — неспособно остановить процесс ее сжатия.

— Сжатия во что?

— В сингулярность. В область поврежденного пространства-времени. В область, где пространственно-временные величины, плотность массы-энергии, искривленность пространства вырастают до бесконечности. Внутри обычной черной дыры сингулярность скрыта от наблюдателя извне горизонтом событий. Этот горизонт отделяет нас от области со столь специфическими свойствами. Но не исключена возможность существования сингулярности, лишенной горизонта событий, отделяющего ее от внешнего мира. Это так называемая «голая» сингулярность. Если звезда, например, очень быстро вращалась… Или если распределение массы в ней было неоднородным. Сингулярность, образовавшаяся при коллапсе такого объекта, уже не может быть точкой, в которую превращается сферически симметричная, невращающаяся звезда. Вещество вращающейся звезды коллапсирует в тонкий диск, похожий на блин, и сингулярности формируются внутри этого блина и вдоль его оси симметрии — своеобразного веретена из нарушенного пространства-времени. Голые сингулярности, конечно, должны быть нестабильными, по крайней мере до того как у них образуются горизонты событий, но могут существовать достаточно долго, чтобы стать причиной множества повреждений.

— Что еще за повреждения? — нахмурился Гарри.

Пул свел руки в замок за головой.

— Как бы это тебе объяснить? Здесь все дело в граничных условиях…

Пространство-время может вести себя предсказуемым образом только в том случае, когда пространство четко отделено от времени, и наоборот. Такое граничное условие должно удовлетворять тому, что мы называем условиями Коши. Причинами могут являться только события, расположенные в пределах стабильных границ Коши.

Есть три типа границ: в начальный момент времени, когда существовала начальная сингулярность, — так называемый Большой Взрыв, в процессе которого образовалась Вселенная. Это первая граница: начало времен.

Кроме того, есть бесконечные границы: пространственноподобная бесконечность, на которой расположены все точки, бесконечно удаленные от наблюдателя, и временноподобная бесконечность, на которой расположены концы всех мировых линий.

Вот эти три границы называются границами Коши.

Но есть еще один класс границ.

Голые сингулярности.

— Это звучит фантастически, — сказал Гарри.

— Возможно. Но никто пока не доказал, что такие объекты почему-либо не могут существовать. Бывают относительно простые способы создания таких объектов, только нужно будет прождать достаточно долго. Ты ведь знаешь, что черные дыры на самом деле никакие не черные. Имеют вполне определенную температуру…

— Да. Хокинговское испарение. Как это случится с сингулярностями из аппарата Друзей.

— Маленькие черные дыры, содержащиеся в основании аппарата, просто взорвутся, когда полностью испарятся. Но в далеком Будущем, когда сингулярности огромных, галактических масс черных дыр начнут появляться из-под своего постоянно сжимающегося вследствие испарения горизонта…

— Гарри, голые сингулярности не являются границами пространства-времени, удовлетворяющими условию Коши. Невозможно представить себе пространственно-временной континуум, который может развиться в таком объекте; мы не сможем выстроить никакую причинно-следственную схему для происходящих там событий. Некоторые теоретики полагают, что если голая сингулярность образуется, то тогда пространство-время — наша Вселенная будет уничтожена.

— О Господи! Тогда, может быть, такие объекты в принципе не могут возникать вследствие еще неизвестных нам законов?

— Ты можешь стать философом, Гарри!

— Я???

— То, что ты сейчас предположил, называется Принципом Космической Цензуры; предполагается, что есть физический принцип наподобие принципа Паули, который запрещает образование голых сингулярностей. Это одна из теорий.

— Ммм-да. Но кто тогда этот Космический Цензор? И можем ли мы полагаться на него?

— Затруднение состоит в том, что мы можем предположить два возможных механизма образования голых сингулярностей. И никто не может знать, в какой форме проявится действие Космического Цензора.

Парц, медленно паря в воздухе с закрытыми глазами, внимательно слушал всю беседу.

— Возможно, — наконец сказал он. — Скорее всего, это и является целью «Друзей Вигнера».

Смутная догадка промелькнула в голове Майкла.

— О Господи! — вдруг тихо сказал он. — Они ведь уповают на трансисторические силы. Мог ли ты представить себе такое? — Он взглянул на виртуал. — По-видимому, Гарри, наши Друзья собрались изменить историю при помощи голых сингулярностей…

— Но они никак не могут контролировать этот процесс, — сказал Парц, переворачиваясь над собеседниками. — Все произойдет абсолютно случайно. Процесс будет неуправляемым, и его последствия — непредсказуемы. Это как взрыв гранаты во время дипломатических переговоров. Он действительно изменит повестку дня, но совершенно непредсказуемым образом. А хуже всего…

— Хуже всего то, что может разрушиться пространственно-временной континуум, — вставил Майкл.

Непривычно спокойный и серьезный, Гарри посмотрел на них с высоты.

— Что нам делать теперь, Майкл? — спросил он. — Будем помогать им?

— Черта с два, — быстро ответил Майкл. — Наша задача — остановить их.

Шира отвернулась от экрана.

— Вы ничего не поняли, — спокойно сказала она. — Вы ошиблись.

— Тогда объясните мне, — устало потребовал Майкл. — Справедлива ли такая постановка вопроса, как ты думаешь, Гарри?

Смешок виртуала прозвучал несколько странно.

— Конечно же, нужно закрыть «Интерфейс». Это вам мой искусственный интеллект говорит. Правда, я не знаю, как это сделать. И не очень уверен, что вы найдете подходящее решение.

Майкл почувствовал, как груз ответственности за человечество опять сдавил его больную грудную клетку.

— Все мы разные, — сказал он. — Но все равно нам всем необходимо хоть что-то предпринять. Гарри, готовься к старту.

Он закрыл глаза и вытянулся в кресле в надежде заснуть. Ускорение начавшего разгон Сплайна через несколько секунд еще глубже вдавило его в кресло.

13

Находящийся в зените портал «Интерфейса» казался крошечным, но постоянно растущим в размерах электрическим голубым цветком. Сплайн летел внутри тысячемильной зоны переходной области, и невероятно сжатый физический вакуум окружал подступы к окну в Будущее.

Язофт Парц элегантным движением уселся в кресло, внимательно наблюдая за действиями Майкла.

Шира встала со своего места и неуверенными шагами прошлась по палубе.

— Вы не должны этого делать, — сказала она.

— Моя дорогая… — начал было Майкл.

— Майкл, скоро нас буквально затопит запросами с других кораблей! — внезапно встрял в беседу Гарри. — Я удивлюсь, если нас не сожгут их коммуникационные лазеры… Надеюсь, вы найдете выход. Все корабли на многие тысячи миль вокруг видят наше движение, и десятки различных правительств очень хотели бы знать, какую чертовщину мы задумали.

— Способны ли они остановить нас до того, как мы достигнем портала?

Гарри на секунду задумался.

— По-видимому, нет. Даже поврежденный Сплайн столь велик, что при мгновенной остановке разорвет пространство. Кроме того, у них нет достаточно мощного вооружения.

— О'кей. Игнорируем их.

— Кроме того, мы получили сообщение с корабля Друзей, — доложил Гарри. — Они также спрашивают, что мы задумали.

— Вы должны обязательно связаться с ними, Майкл, — резко сказала Шира.

Майкл повернулся к ней.

— Шира, будьте со мной откровенны, — сказал он. — Способны ли ваши Друзья остановить нас?

Уголки рта у нее задрожали — чувствовалось, что она едва сдерживается, чтобы не зарыдать; у Майкла появилось неожиданное желание хоть немного успокоить ее.

— Нет, — произнесла наконец она. — Силой — нет. Но…

— Тогда игнорируем их тоже, — не раздумывая приказал Майкл. — И вообще, Гарри, отключи эту чертову коммуникационную панель, да и все оборудование, какое только есть на Сплайне; абсолютно все — ты меня понял?

Последовала короткая пауза.

— Конечно, Майкл, — с сомнением в голосе сказал Гарри. — Но уверен ли ты, что это хорошая мысль?

— Там, куда мы отправляемся, этого не потребуется. Оно будет только отвлекать внимание. Ну что, — посмотрел он в зенит, — минут сорок осталось, не больше?

— Тридцать восемь, — мрачно произнес Гарри.

— Через тридцать восемь минут мы достигнем портала. И закроем его. И потом уже никто ничего не сможет поделать.

— Не хочу спорить с тобой, — сказал Гарри, — но, Майкл — А КАК ЖЕ МИРИАМ?

— Не отвлекайся, — отрезал Пул. — Делай, что я сказал.

На несколько секунд воцарилось молчание. Затем Гарри доложил:

— Готово. Теперь мы в полном одиночестве, Майкл.

— Какой же ты дурак, — холодно бросила Шира.

Майкл вздохнул и поудобнее устроился в кресле.

— Не в первый раз я слышу это в свой адрес, — произнес он.

— Зато, возможно, в последний, — резонно добавил Парц.

— Ты думаешь разрешить все проблемы одним ударом. — Шира посмотрела Майклу прямо в глаза. — Думаешь, что ты бесстрашен перед лицом неведомой опасности в Будущем, даже перед лицом смерти. Но это не так. Ты же испуган. Ты боишься даже слов. Ты боишься чужого мнения. Сколько я здесь успела прослушать лекций о пользе коллективного обдумывания ситуации — и вдруг ты столь же высокомерно, сколь и безрассудно на наших глазах все делаешь по-своему. Ты боишься мнения Друзей, моего — ты боишься логики, истины.

Майкл потер переносицу.

— Хватит болтать, — бросил он.

— Ты боишься даже самого себя, — не унималась Шира, — своей неспособности принять решение, боишься посоветоваться даже со своим ближайшим другом, Мириам, до которой отсюда меньше световой секунды! До чего ты додумался — даже связь уничтожил! Ты…

— Хватит, я сказал! — оборвал ее Майкл, немного помолчал и продолжил: — К черту все. Ты слишком академична, Шира. Правила игры изменились; существование нашей Вселенной теперь напрямую зависит от того, что произойдет на этом корабле. От нас четверых: тебя, меня, Парца и Гарри.

— И еще нескольких сотен антител, — вставил Гарри, — которые мне уже трудно контролировать.

Майкл не обратил внимания на его реплику.

— Здесь нас всего четверо. Корабль можешь остановить только ты, если убедишь меня и всех остальных, что ваш проект стоит риска, с которым сопряжен. — Он изучающе посмотрел на Ширу, пытаясь определить ее реакцию. — И на это тебе дано тридцать восемь минут.

— Тридцать шесть, — сказал Гарри.

Шира закрыла глаза, из ее груди вырвался тяжелый вздох.

— Хорошо. — На негнущихся ногах она медленно подошла к своему креслу и уселась в него.

В предвкушении ответов на все вопросы Майкл почувствовал себя помолодевшим.

Рассказ Ширы был посвящен Юджину Вигнеру и катастрофе фон Ньюмена.

Как кошка в жестоком эксперименте Шредингера, все нереально в отсутствие наблюдателя. Но каждый акт наблюдения видоизменяет происходящее в самой сути, создавая новую систему, не обладающую реальностью в отсутствие своего постороннего наблюдателя.

Цепь этих квантовых функций, с точки зрения Вигнера, вела к бесконечному регрессу, становясь реальной только в присутствии свидетеля.

— В этом и заключается парадокс «Друзей Вигнера», — сказала Шира.

Майкл нетерпеливо мотнул головой.

— Но это все пустые философские споры, — быстро заговорил он, — сам Вигнер верил, что регресс не может продолжаться бесконечно… ведь цепь волновых функций прерывается всякий раз, когда исследователь проводит наблюдение.

— Это одна точка зрения, — спокойно сказала Шира. — Но есть и другие…

И Шира принялась рассказывать иную теорию «участвующей Вселенной».

Жизнь — сознательная жизнь — была, по этой гипотезе, необходимым элементом самого существования Вселенной.

— Представьте себе мириады квантово-волновых систем «кошка — ящик — друг», бесконечно продолжающихся во времени, — с жаром повествовала Шира, — и реально не существующих до появления независимого наблюдателя. Сознательная жизнь стала причиной появления Вселенной.

Сознание и было тем внутренним, самонаправляющимся «глазом» Вселенной, обретшей свое бытие.

И если это все верно, то цель сознания, мыслящей материи — объединение и организация данных — всех и обо всем — для наблюдения и перевода в реальность всех могущих свершиться событий. Ведь без наблюдений не может быть и полностью реального существования.

Жизнь, возникнув в одном из миллионов шансов, как, например, кипение химически активного органического бульона на поверхности древних морей Земли, распространилась и продолжает распространяться. Она сама и наблюдает, объединяет, записывает данные, результаты своих наблюдений, используя все доступные источники.

— Мы живем примерно в ту эпоху, — продолжала Шира, — когда завязываются контакты между цивилизациями различных планетных систем. Войны, массовые убийства, взаимоуничтожение, геноцид. Но в Будущем, возможно, такое взаимодействие приобретет характер совместного сотрудничества. Конечно, агрессивные существа нашей эры неспособны ставить и решать хоть сколь-нибудь сложные, перспективные задачи; в дальнейшем, возможно, под руководством КсиЛи, они полностью посвятят себя решению самой глубинной задачи, стоящей перед разумными существами, — объединению и накоплению данных. И тем самым обеспечению бытия Вселенной.

Все больше и больше ресурсов будут предназначаться для решения этой задачи; не только посредством распространения цивилизации вширь, но и благодаря все более и более глубокому постижению сути происходящих процессов. Будут использоваться все возможные источники энергии — от гравитационного потенциала сверхскоплений галактик до энергии нулевых колебаний вакуума.

В течение нескольких миллиардов лет наше Солнце покинет основную последовательность диаграммы Герцшпрунга-Рассела, и его внешние слои, поглотив остатки планет, будут сброшены в пространство. Человечеству придется переселиться. На месте умирающих звезд будут формироваться новые, но скорость их образования уменьшится.

Через несколько триллионов лет процесс образования новых звезд прекратится. Черные, ничем не освещаемые галактики будут продолжать вращаться, сталкиваясь орбитами. Планеты покинут свои угасшие звезды, а звезды покинут свои галактики. Те из них, что останутся в постаревших галактиках, будут продолжать терять энергию, тормозясь из-за гравитационного взаимодействия, и сталкиваться, образуя новые огромные черные дыры.

Затем начнут сталкиваться сами эти дыры, образуя сингулярности с массами порядка галактик и скоплений галактик. Все вещество во Вселенной в конце концов попадет в сингулярности.

Но жизнь будет продолжаться, находя все новые и новые источники энергии. Такие, как тусклый свет остывающих звезд, чья температура будет поддерживаться на уровне всего нескольких градусов выше абсолютного нуля — благодаря распаду протонов. Но жизнь будет продолжаться.

Будут идти процессы испарения черных дыр, благодаря которым начнет возвращаться во Вселенную вещество, находившееся в сингулярностях даже с очень большой массой, в уже пустом космосе будут образовываться голые сингулярности.

Возможно, что Вселенная не может существовать вне процесса формирования голых сингулярностей. Возможно, их формирование может прервать существование пространства и времени.

— И возможно, — закончила Шира, — что цель существования жизни — предотвращение процесса образования голых сингулярностей.

— Ха-ха, — весело засмеялся Парц, — еще одна симпатичная идейка. Так что наши потомки начнут работать Космическими Цензорами.

— Или Космическими Спасателями, — сухо сказал Майкл.

— А как можно манипулировать горизонтом событий? — с благоговением в голосе поинтересовался Гарри.

— Без сомнения, есть уйма способов, — сказал Майкл, — даже сейчас мы можем представить себе некоторые. Например, принудительное слияние черных дыр.

— Парадокс Вигнера обойти невозможно, — убежденно сказала Шира. — Цепочка неопределенных квантовых состояний будет разрастаться, подобно цветам, пуская побеги в Будущее, до тех пор, пока наблюдения космического сверхразума будут покоиться на мощном эоновом слое истории, от событий древности.

— В конце концов жизнь обследует все закоулки Вселенной, продолжая наблюдать, исследовать и описывать регрессирующие цепочки квантовых функций. Жизнь будет управлять динамической эволюцией всего космоса как единого целого. Она объединит усилия всех своих проявлений, чтобы собрать даже последние остающиеся во Вселенной источники энергии… Разум должен существовать столь долго, как и сам космос, ибо без наблюдения не может быть бытия. И мыслящие существа должны, обязаны стать соразмерными космосу. Чтобы ни одно событие не осталось неописанным.

Парц осторожно хмыкнул:

— Сколько вам лет, девушка? Похоже, столько же, сколько и космосу.

Но Шира, не обращая внимания на реплику, продолжила свою мысль о том, что все квантовые последовательности должны быть в конечном итоге объединены в волновой функции конечного состояния — последней границы Вселенной, времяподобной бесконечности.

— Так как положение на времяподобной бесконечности соответствует точке зрения Главного Наблюдателя, — говорила Шира, — в этот момент будет сделано Последнее Наблюдение.

— Да-а, — протянул Парц, — и коллапсируют все волновые функции, обратно во времени — через обломки галактик, через наше время в более глубокое Прошлое, к Вигнеру с его Друзьями и шредингеровской кошкой. Очаровательная перспектива, что ни говори…

— Собственно говоря, происходящие во Вселенной события обязательно будут актуализированы. Но не раньше, чем появится Последний Наблюдатель. — Шира впервые за все время разговора присела и строго посмотрела на Майкла. — Поняли вы меня теперь, Майкл Пул?

Он нахмурился.

— Это, безусловно, потрясающая идея. Но ведь вы же пошли дальше, не так ли, Шира? Ведь теперь необходимо сделать следующий шаг, правильно?

— Я… да, — она наклонила голову с неожиданной истовостью, — да, невозможно поверить в то, что Последний Наблюдатель будет простым пассивным зрителем, созерцающим прошедшую историю.

— Нет, — сказал Майкл, — безусловно, Последний Наблюдатель будет способен влиять на процесс актуализации. Ведь мы предполагаем, что он накопил достаточную мощь, чтобы провести наблюдение всего, практически бесконечного, потенциала истории и описать регрессирующие последовательности квантовых функций. И тогда он способен будет провести отбор всех последовательностей, чтобы…

— …чтобы отобрать те из них, которые покажутся ему наиболее привлекательными, — сказал Парц сухим взволнованным голосом.

— …чтобы максимально увеличить свой потенциал существования, — сказала Шира, — и чтобы явить Вселенную такой, какой он хочет ее видеть. Процветающим миром дружественных рас или же миром грязи, пустоты, крови и смерти. — Она резко подняла голову. Майкл был потрясен контрастом между скуластым исхудалым лицом девушки и красотой, мощью, продуманностью ее концепции.

— Бог в конце времен, — подал голос Гарри, — возможно ли такое?

— Теперь я понимаю вас, Шира, — сказал Майкл, вкладывая в голос всю возможную благожелательность и нежность. — Вы верите в то, что ничто из всего этого — и Оккупация Кваксом Земли и его проникновение сквозь время — пока еще не стало реальностью. Это все проходящее, только чувства; мы лишь присутствуем при движении нашего сознания по одной из возможных цепочек квантовых функций, которые, как мы верим, коллапсируют при наблюдении нами самими, как Последним Наблюдателем. Причем коллапсируют благоприятным для нас образом.

— О Боже! — воскликнул Гарри.

— Нет-нет, в принципе все верно, — сказал Майкл. Он ненадолго задумался. — Представляешь себе, Гарри, — продолжил он затем, — определенное состояние — финальная форма состояния космоса — будет полностью оптимизировано Последним Наблюдателем, и в целом и в частях. Так что будут отобраны только те события, которые он сочтет нужными, — с самого акта возникновения Вселенной. «Великолепно», — сказала Шира. Да, великолепно — подходящее слово. — Майкл закрыл глаза и попытался представить себе подобное состояние; он вообразил, как этот «полуреальный» мир уничтожается, исчезает, и к жизни является мир прекрасный, непротиворечивый, оптимизированный Наблюдателем.

Тот, кто будет удостоен мимолетного взгляда на такое состояние и вернется затем в этот грязный мир нереализованных квантовых возможностей, безусловно, не сможет сохранить свою психику.

Если это и было основой веры «Друзей Вигнера», то нет ничего удивительного в их поведении — в отстраненности, напряженности внутренних переживаний, их беззаботности в этом полном страданий мире. История, вроде только что происшедших событий, — не что иное, как только грубая заготовка для грядущей Оптимизации, когда Последний Наблюдатель отвергнет все неполноценные мировые линии.

Тогда нет ничего удивительного и в том, что Друзья оказались способными к столь насыщенной и продуктивной деятельности. Сверхъестественное предвидение грядущего делало их не восприимчивыми ни к чему, кроме их собственной жизни — только она одна имела смысл и реальность, если верна их философия.

Майкл пристально посмотрел на Ширу. Он снова увидел в этой хрупкой девушке бесконечное терпение, и вдруг понял, сколь сильно разрушила ее собственная идея.

Она никогда не существовала по-настоящему в своих собственных глазах, возможно, что она так никогда и не станет по-настоящему живой — только теперь он наконец-то вычислил ее.

— Отлично, Шира, — ласково произнес он, — спасибо, что рассказали мне все это.

Парц, казалось, тоже осознал почти все, следовавшее из рассказа Ширы. Его маленькие полуприкрытые глазки казались бесконечно несчастными.

— Но ведь она не сказала нам самого главного, не так ли, девушка? — сказал Язофт резким голосом. — Если вы действительно придерживаетесь столь экстравагантной точки зрения — что история, в которой мы живем и которую творим собственными руками каждый момент своего существования, еще только должна будет стать реальной — благодаря скрупулезному отбору, расой, из корыстных соображений первой добравшейся до конца времен, — тогда в чем же суть вашего проекта? Зачем же вам тогда нужно влиять на происходящее здесь-и-сейчас? Не проще лишь пережить в себе эту боль, зная, что в конце концов все, по-видимому, наладится само собой?

Она тряхнула головой.

— В моем времени люди безнадежно порабощены Кваксом. Мы оказались способны сконцентрировать ресурсы, которыми обладали повстанцы. Но только лишь благодаря прорыву нашего корабля в Прошлое мы получили возможность действовать.

— Но тогда восстание никогда не произойдет снова?

— Майкл Пул, мы верим, что Оккупация Кваксом является лишь результатом упадка человечества. Квакс — возможно, ненамеренно — уничтожит его И, таким образом, уничтожит все варианты, в которых человечество уцелеет в Оккупационную эру, объединившись затем в величайшее, зрелое сообщество разумных существ. И добавит мудрость этой могучей расы в общую сокровищницу информации. Квакс прервет передачу любых данных о том, что люди были и могут быть в Будущем. По вселенским масштабам это преступление — и требует противодействия даже в том случае, если у нас нет никакого желания действовать. Но мы существуем, и поэтому наша задача сейчас — помешать планам Квакса и спасти тем самым право землян на переход в дальнейшем к истинному, реальному существованию.

— Что ты думаешь о таком диагнозе, Язофт? — поинтересовался Пул.

Парц развел руками.

— В принципе она права. Квакс моей эпохи не планировал уничтожение человечества до этой катастрофической цепочки событий, инициированной Друзьями. Но, возможно, в конце нам уже не избежать вечного порабощения. Заглядывая далеко вперед, мы должны признать, что предсказания Ширы верны. Но сбудутся они совсем иным путем. Человек Джим Болдер уничтожит планетную систему Квакса, заставив эту цивилизацию перейти в рассеянное состояние. После этого, очевидно, уничтожение человечества станет главной целью всей их расы.

Пул кивнул; он все время следил за реакцией Ширы, но на ее лице по-прежнему невозможно было заметить каких-либо эмоций. «Она не слушает их, — внезапно понял он. — Возможно, просто не умеет».

— Отлично. Теперь, Шира, расскажите нам, как посредством превращения Юпитера в черную дыру вы собирались достичь своих целей. Сингулярности — это что, форма супероружия?

— Нет, — спокойно ответила Шира. — У нас были другие намерения. Не столь прямые.

— Нет, — сказал Майкл, уставившись на девушку. — Вы не производители оружия и не воины. Не так ли? Вы представляете себя частью громадного потока жизни, направленного к чудесному Будущему, вроде того, которое вы нам описали. Я думаю, что вы собираетесь защитить нечто, некую информацию. И послать ее из Опасного Настоящего в удаленное прекрасное Будущее, когда будущие сверхмудрые Наблюдатели смогут понять и расшифровать ваше послание и понять его истинное значение.

Сбитый с толку, Парц непонимающе уставился на него.

— Язофт, — сказал Майкл, — мне кажется, что они собрались превратить Юпитер в обширную капсулу времени. Они конструируют черную дыру, черную дыру, которая однажды испарится — через десять в сороковой, пятидесятой степени лет; Юпитер станет огромной гробницей, которая однажды раскроется. Голая сингулярность станет наблюдаема, и космические инженеры Будущего, определяющие пути динамической эволюции Вселенной, смогут исследовать содержащуюся в этом событии информацию. И предупредить опасность, угрожающую Вселенной, ее Прошлому и Будущему.

— Ага, — улыбнулся Язофт. — Они получат послание, отправленное на наших глазах Друзьями.

— Разговор становится все более и более бестолковым, — рассмеялся Гарри. — Что будет содержаться в этом послании? Как вы вообще сможете завязать разговор с богоподобными космическими инженерами через десять в сороковой степени лет? Что вы скажете им? «Привет, мы здесь, и у нас до черта проблем. Помогите нам, пожалуйста»?

— О, все даже еще более невообразимо, — сказал Майкл. — Что если они запишут таким образом генетический код человека? Тогда будущие инженеры смогут реконструировать людей. И к тому же записать «сообщение», посланное в их сознание. Представь себе, Гарри, как у тебя в голове происходит взрыв и тебя переполняет память о Прошлом, о живших людях…

— Здесь нет пределов, была бы только техника, — улыбнулась Шира. — Можно представить себе превращение всей Земли в данные, упаковав их внутри горизонта событий. Мы можем накопить до десяти в шестьдесят четвертой степени бит — этого достаточно, чтобы передать полную информацию о десяти в тридцать восьмой степени людях. Майкл, можно записать информацию обо всех вообще живших когда-либо людях.

— Но как хранить данные, записанные в сингулярности? Мы знаем уже, что черная дыра является обширным источником энтропии. Если объект сколь угодно большой плотности полностью внедряется в такую дыру, вся содержащаяся в нем информация теряется для внешней Вселенной. Остаются лишь масса, заряд и вращательный момент…

— Сингулярности сами по себе сложные объекты, — заметила Шира. — Невообразимо сложные. Наше понимание их природы и устройства чрезвычайно далеко продвинулось со времен ваших исследований. В принципе возможно записывать информацию в структуру пространства-времени внутри черной дыры.

— Но, дорогая моя, — сказал Парц, — вы так и не рассказали нам, какую же именно информацию вы собрались записать. Предположим также, что эта запись будет идеальна и не подвержена шумам и помехам.

Майкл откинулся на спинку кресла.

— Почему же, это очевидно.

Шира, вся напрягшись, посмотрела на него.

— Что вам очевидно?

— Вы попытались отправить послание Последнему Наблюдателю, вы хотите повлиять на выбор им идеального, пригодного для актуализации варианта космоса. Вы надеетесь, что информация о землянах достигнет пост-Кваксового Будущего и сможет убедить Последнего Наблюдателя сделать выбор в вашу пользу. Я прав, не так ли? Я восхищен вашими способностями к проникновению в суть вещей, Шира.

— Цели наши чрезвычайно важны, с нашей, расовой, точки зрения, — кивнула Шира.

Майкл понимающе посмотрел на нее.

— О конечно. Вполне обоснованно. И когда появится Последний Наблюдатель, все пережитое нами канет в небытие, все средства в достижении цели будут оправданы… потому что в этом случае все наши средства — просто никогда не существовавший мираж.

— Это крайне возмутительно, — блеснул глазами Парц, — но, вы знаете, мне нравится!

Шира продолжала молча сидеть, уставившись на Майкла.

— Ну наконец-то мы во всем разобрались,— громко сказал Гарри, — но есть еще одна трудность. Что мы должны сделать, чтобы помочь им? Или остановить их?

Пятно голубоватого света, находившееся в зените, расширилось до размеров большого яблока.

Девушка вяло пожала плечами.

— Я никак больше не могу повлиять на вас. Мне остается только положиться на вашу мудрость.

— Отлично, — поджал губы Майкл, — но раньше вы вроде не смели полагаться на нашу мудрость, не так ли?

— Нам не верилось, что вы способны это понять, — просто сказала Шира. — По нашим расчетам выходило, что успех более вероятен, если мы будем действовать самостоятельно.

— Да, — холодно сказал Парц, — возможно, вы могли правильно предсказать то, что произойдет. Нам было известно, что люди, жившие за тысячу пятьсот лет до нас с вами, обладали меньшим объемом знаний, но зато были ничуть не менее мудры, чем мы. Мне кажется, вы знали, что реакция этих людей уложится в разработанную вами схему; они не могли не противодействовать вам.

Шира непонимающе взглянула на Майкла.

Неохотно, не желая быть жестоким, он сказал этой юной серьезной девушке:

— Ты надменна и высокомерна, Шира.

— Мы пытались предотвратить угасание всей расы, — сказала девушка.

— Возможно. Шира, до самого смертного часа я буду гордиться Друзьями. Сконструировать аппарат под самым носом у Квакса, не раздумывая, умчаться в неслыханное путешествие в Прошлое. Да, вы были мудры и предусмотрительны. Но: кто дал вам право пересматривать историю всей Вселенной? Кто сказал вам, что вы столь мудры, Шира? Здесь совершенно неважно благородство и бескорыстие ваших мотивов. Вы всех нас обрекли на смерть, а мы думали, что вы лишь собираетесь изготовить голую сингулярность! Вы собирались разрушить причинность в неслыханно большом, поистине глобальном масштабе!

— Вы не посмеете помешать нам, — вспыхнула Шира.

— Я не думаю, что позволю вам идти к этому, — устало закрыв глаза, проговорил Майкл. — Послушайте, Шира: возможно, вся логика ваших рассуждений порочна в своей основе. Ведь, для начала, философская база всего происшедшего — полное разрешение парадокса Вигнера — совершенно спекулятивна. Это только одно из громадной совокупности возможных решений.

Парц утвердительно кивнул.

— Где же доказательства подобных успехов живых существ? Самые совершенные разумные существа, которые нам известны, — это КсиЛи. Но КсиЛи не собирают материал для описания квантовомеханических систем, и нет никаких доказательств того, что они преследуют такую цель. Нет ни одного признака того, чтобы они собирали и объединяли данные наблюдений, да еще руководствуясь при этом своими корыстными расовыми мотивами. На самом деле похоже, что они преследуют совершенно иные цели — строительство Туннеля в метрике Керра-Ньюмена для проникновения в иную Вселенную. Кажется, они, наоборот, собираются уничтожить данные, в том числе и структуру Вселенной в метагалактическом масштабе, для достижения своих целей. Так что если посмотреть на все это непредвзято, то еще нужно обсудить вопрос о наличии Последнего Наблюдателя — раз уж даже КсиЛи не собираются принимать участие в этом соревновании.

— Вы не собираетесь помогать нам. Вы, наоборот, все делаете, чтобы нам помешать. Майкл Пул, вы…

— Ну хватит оскорблять меня, — сказал Майкл. — Я, безусловно, тупица и дурак, но я не тот дурак, который надеется в самом финале развития Вселенной полностью оправдаться и модифицироваться. Я сделаю все, чтобы предотвратить такой исход. Все!

— Возможно, что проект не достигнет успеха, — сказала Шира. — Но тогда человечеству останутся лишь добрые пожелания и надежда на избавление со временем от ярма Оккупации.

— Нет, — Майкл печально улыбнулся; он почувствовал необъяснимый стыд оттого, что сейчас уничтожались его юношеские мечты. — Я опасаюсь таких спекулятивных аргументов. Уже ясно, что мы, люди, не нуждаемся в вашем проекте. — Он кивнул Парцу. — Язофт рассказал нам о дальнейших событиях. Люди избавятся от Оккупации. Это займет много времени и потребует почти полного уничтожения Квакса, — но произойдет. Нам также известно, что победа будет достигнута благодаря неожиданным действиям одного человека. Непредсказуемость людей сослужит нам добрую службу. — Он внимательно посмотрел в пустое, лишенное всяких признаков индивидуальности лицо Ширы и вдруг понял причину ее упорства.

— Шира, — сказал он, — Квакс будет уничтожен благодаря действиям отдельной, независимой личности. Вы ведь этого и представить себе не можете, не так ли? Мы — люди, личности — не нуждаемся в ваших грандиозных схемах по планомерному пересмотру истории.

— Но…

— Будущая победа людей может быть подвергнута пересмотру только в одном случае, — не обратил внимания на ее реплику Майкл, — если мы оставим портал открытым, вновь предоставив Кваксу этот шанс. Я теперь искренне сожалею, что принял участие в строительстве проклятой штуковины, принесшей нам всем такие бедствия. Теперь мне нужно только одно — исправить положение…

— Вы погибнете, — хватаясь за соломинку пробормотала Шира.

— В конечном итоге все это уже неважно, — засмеялся Пул, — но я не собираюсь держать вас рядом с собой без вашего желания. Гарри, нам нужно высадить их до того, как мы войдем в Туннель.

— Ясно, — спокойно ответил Гарри, — до входа нам осталось еще тринадцать минут.

Парц, беспокойно скрючившийся в кресле, произнес:

— Не уверен, заслужил ли я такую милость.

— Тогда считай, что это приказ, — отрезал Майкл. — Мне нужно высадить девчонку с корабля. Как ты считаешь, она улетит добровольно?

Парц внимательно посмотрел на бешено сжимающую и разжимающую кулачки Ширу.

— По-видимому, нет, — сказал он огорченно.

— Двенадцать минут, — произнес Гарри.

14

Из покрытого рубцами, искалеченного брюха Сплайна неожиданно выскочил длинный, похожий на канат, зрительный нерв, на другом конце которого болтался в пространстве огромный трехметровый глаз — былое убежище Парца. Антитела, устроив возле него большую бестолковую свалку, перемещались по полупрозрачной поверхности и по нерву, соединяющему его с кораблем. Сотни красных лазерных пятнышек сновали туда-сюда, пытаясь перепилить соединительный нерв; через некоторое время он был разрушен. Корабль неуклонно вплывал в голубую волнующуюся грань портала; антитела, в спешке карабкаясь друг на друга, покидали постепенно удаляющийся шар.

Когда Сплайн превратился во все уменьшающуюся груду исковерканной плоти, Язофт Парц повернулся и осмотрел свой космический транспорт. Шира плавала почти в самом центре камеры, ее тонкое тело было завязано в маловразумительный узел, глаза полузакрыты. Глядя на нее, Парц, одетый в развевающийся балахон Майкла, почувствовал себя совершенно беззащитным в этом не самом подходящем для полетов агрегате. Биологическая среда, наполнявшая глазную камеру, наполовину вытекла. Оставшийся объем был заполнен пригодным для дыхания воздухом, которого должно было хватить им обоим. Парц, понимая слабость Ширы, тактично отказался от своего костюма-скафандра, пригодного для путешествия внутри глаза.

Он чувствовал себя непривычно голым вне надежных стенок корабля, и мурашки страха пробежали по его телу.

— Не волнуйтесь, дорогая, — нашел в себе мужество сказать он. — Майкл Пул сделал все, чтобы спасти нас. У нас много воздуха — его хватит надолго, у нас есть тепловыделяющие элементы, есть вода и пища. Мы вполне сможем дождаться корабля, который подберет нас. А там уж вы сможете вернуться к своим.

— Самое неприятное — находиться рядом с прислужником Квакса, — отрезала Шира.

Он постарался взять себя в руки:

— Я не стану обижаться на вас. Но лучше оставьте ярлыки при себе. Им сейчас не место. Мы оказались в чуждом нам античном мире, здесь нам и придется остаться, если «Интерфейс» действительно будет разрушен. Вы должны наконец понять это и начать думать о Будущем.

— Я попала в ловушку и ничего впереди не вижу.

— Ловушка в Прошлом? Вы ни в коем случае не должны так думать. Мы попали в прекрасное время — во многом гораздо лучшее, чем наше, в золотой век человечества. Подумайте, Шира: люди этой эпохи смотрят далеко вперед, хотя сами только научились использовать открытые ими потенциалы и ресурсы. Они избавились от множества проблем, — как социальных, так и психологических, — голода, болезней, ранней смерти, которые вернулись к нам по милости Квакса. У них есть множество проектов…

— Вы ничего не поняли, — процедила она. — Я говорю о ловушке не здесь, в далеком Прошлом. Я говорю о ловушке в Будущем. После провала проекта из-за безумного самомнения Майкла Пула я попала в ловушку неизменной, роковой для меня линии бытия.

— А ваше представление о глобальной оптимизации событийных цепочек…

— Не говорите мне о моих представлениях, коллаборант, — отрезала она. — А какие представления есть у вас?

Он почувствовал, как напряглись все его мышцы.

— Смотрите, Шира, я пытаюсь помочь вам, — сказал он. — Если же вы хотите просто оскорблять меня, то ради Бога. Но рано или поздно вы тоже поймете, что попали сюда навечно. В Прошлое. Так же, как и я.

Она резко отвернулась и сжалась в комок.

— Нет!

Язофт почувствовал легкое раздражение.

— Что значит «нет»? Скоро этот чертов «Интерфейс» закроется, и пути назад у нас уже не будет.

Неожиданно Шира усмехнулась:

— Не будьте столь категоричны. Я верю, что есть какой-то другой путь.

Парц нахмурился.

— Я имею в виду методику «Антистарость», — после некоторой паузы пояснила она. — Если я смогу получить ее или купить, тогда…

— …и тогда вам придется просто прожить на Земле пятнадцать столетий — пятьдесят поколений, — ожидая появления сингулярной технологии. Только тогда вы сможете попробовать все повторить.

Легкая улыбка застыла на внезапно окаменевшем лице Ширы.

— Как же вы берете на себя смелость рассуждать о столь больших промежутках времени? — требовательно спросил он. — Вот вам пример, Майкл Пул: после двух столетий существования его голова настолько переполнилась накопленными сведениями, приобретенным опытом, что временами едва может нормально функционировать. Это ведь сразу бросается в глаза. Почему, по-вашему, он провел десятки лет в одиночестве в кометном гало? А после этого вы не моргнув глазом собираетесь прожить в семь раз больше. Вы не сможете этого вынести, это — за пределами человеческих возможностей.

Девушка не ответила ему, но на ее лице застыла неопределенная улыбка. Парц, несмотря на свое превосходство в годах, чувствовал, как становится чем-то незначительным и прозрачным под ее рассеянным взглядом.

Гарри выкристаллизовался в пустом кресле, неподалеку от Майкла. Изображение было слабым и колеблющимся, зернистость достигла невероятных размеров, но иллюзия телесности сохранялась.

Майкл лежал в кресле, пытаясь расслабиться, однако легкое подрагивание всего тела выдавало его состояние. Громадный портал висел прямо над ними. Он заслонил собой уже все пространство купола. Сплайн, с которым «Краб» теперь представлял единое целое, двигался по траектории, тангенциальной Юпитеру, и Майклу казалось, что портал висит на фоне громадного, усеянного звездами бархатного занавеса То ярко-голубой, то фиолетовый с вспышками золотистых молний, портал представлял собой удивительное зрелище.

— Я полагаю, ты знаешь, что теперь надо делать? — как бы между прочим поинтересовался Гарри.

— Уже слишком поздно спрашивать об этом.

— Я понимаю, что вся эта шалость сымпровизирована. Просто удивляюсь, имел ли ты точное представление о своих намерениях, когда таранил нашим «Крабом» Сплайн в том бою?

— Но ведь это сработало, не правда ли?

— Да, по счастливой случайности. Только потому, что Сплайн не пришел в себя после причинно-следственного удара, а старик Язофт поджег его нервный узел.

Майкл усмехнулся.

— Здесь дело не в везении. Не только в нем Что действительно подвело Квакса, так это его неслыханная самоуверенность. Язофт был в ловушке и тоже, как и Сплайн, перенес всю тяжесть прохождения через Туннель. Не было бы Язофта, нашлась бы другая ахиллесова пята или у Сплайна, или у Квакса. Они были столь уверены, что уничтожат нас безо всяких затруднений, не встретив ни малейшего сопротивления… Вот и результат.

— Да, все это верно. А что теперь с Туннелем делать, ты уже решил?

— Еще не уверен.

— О Господи! — внезапно проревел Гарри, мотнув головой. На мгновение она рассыпалась на зерна изображения, разрушив всю иллюзию телесности виртуала.

— Гарри, у тебя какие-то проблемы? Я думал, что полет до портала — дело обычное.

— Это чертовы антитела, — донесся как будто издалека голос Гарри, — такая боль!

— Я думал, что ты контролируешь их. Ты же приказал им перерезать глазной нерв, как только мы избавились от Ширы и Парца…

— Да, но раньше у меня не было подобного опыта. Вспомни, они не просто самостоятельны, у них уйма энергии. Это все равно что пытаться управлять несколькими тысячами буйных подростков! Майкл, одна их группа выделилась из остальных и прогрызает каркас в поисках энергетических источников. С ней борются остальные, потому что повреждения, которые они могут нанести, неизбежно нанесут значительный и неустранимый ущерб аппарату. Но широкомасштабное сопротивление пока еще не организовано…

— Ну и что будет дальше? — смеясь поинтересовался Майкл.

— Не знаю, они уже достигли сердцевины Сплайна; это энергетические ячейки-комплексы и мускульные приводы гипердвигателя; здесь очень высока плотность энергии. Если восставшие антитела доберутся сюда, они наделают кучу дел: обесточат все корабельные системы, разрушат гипердвигатель… Но, возможно, этого не случится. Остальные антитела уже закончили организовывать оборону. Все это очень напоминает небольшую битву, где-то в области сердца. Пока успех на стороне повстанцев — у защитников нет подходящего руководителя…

— Ну хватит, — оборвал его разглагольствования Майкл, — когда ты заткнешься? Какое нам дело до твоих чертовых антител в такое время?

— Смотри, Майкл, это не шутка, — нахмурился Гарри. — Если им удастся уничтожить гипердвигатель, разве ты сможешь справиться с порталом?

— Сколько времени надо, чтобы закончить твою битву?

— Двадцать минут. А еще через десять минут антитела, если победят, доберутся до гипердвигателя и уничтожат его. Итого тридцать минут.

— А когда мы попадем в портал?

Гарри задумался на секунду, потом сказал:

— Через шесть минут.

— Отлично. Забудь о своих дурацких антителах. Все равно они когда-нибудь уничтожат его, если даже в этот раз не получится.

— Все ясно, — сказал Гарри, — но ты так и не рассказал мне, каким способом надеешься закрыть этот чертов портал. — Он поднял голову, фиолетовые отблески заиграли на его лице. — Я думаю, что если мы просто протараним его, он разрежет нас, как головку сыра.

— Точно. Наверное, разрушить конструкцию каркаса нам не удастся. Поэтому мы сейчас войдем в «Интерфейс»…

— А что потом?

— Гарри, а ты знаешь, как работает гипердвигатель?

— И да и нет, — не понял вопроса Гарри.

— Что это значит?

— Это значит, что сейчас я внедрен в сознание Сплайна. И он управляет работой гипердвигателя. А я… Вспомни свои ощущения вовремя ходьбы. Знаешь ты, как работают в этот момент твои мускулы? Теперь ты меня понимаешь? — Он внимательно посмотрел на Майкла. — Мозг Сплайна знает все о гипердвигателе. Но человек, Гарри, умеет им только пользоваться. Мне кажется, я в панике, Майкл.

Майкл, недовольный тоном Гарри, нахмурился.

— Это звучит слишком патетически.

— Ну да, мне жаль, — непокорно возразил Гарри, — но ведь я остаюсь человеком, сынок.

Майкл, поглощенный своими мыслями, ненадолго замолчал.

— Гипердвигатель… — задумчиво произнес он. — Скажи-ка, Гарри, сколько измерений имеет пространство-время?

Гарри непонимающе посмотрел на него.

— Как сколько? Четыре. Три пространственных, одно временное. Все находятся внутри четырехмерной сферы…

— Нет, неверно, Гарри. На самом деле их одиннадцать. Остальные семь как раз и позволяют работать гипердвигателю…

Великая Единая Теория физики — каркас, объединяющий гравитационные и квантовомеханические процессы, — предсказывает, что на самом деле пространство имеет полных одиннадцать измерений.

Однако человеческие органы чувств способны регистрировать непосредственно только четыре из них. Другие существуют только в микромасштабе. Семь свернутых измерений «компактифицировались» в структуру, топологически эквивалентную плотным трубкам, с диаметром порядка планковской длины — пределом измеряемости пространственных промежутков в микромире.

— Ну и что? Можем мы как-нибудь наблюдать эти компактифицированные трубки?

— Нет, напрямую нет. Но давай подумаем. Эти трубки определяют значения фундаментальных констант Вселенной. Гравитационной постоянной, заряда электрона, постоянной Планка…

— И если одна трубка раскроется… — начал догадываться Гарри.

— …то значения констант изменятся. И наоборот, — торжествующе заключил Майкл. — Теперь ты знаешь, как работает гипердвигатель.

— Да… Насколько я теперь понимаю, гипердвигатель изменяет локальное значение одной из физических констант. Или, скорее всего, некоторую их комбинацию.

— А изменяя эти константы…

— …мы можем высвободить остальные измерения, по крайней мере локально. Благодаря чему корабль может пройти небольшое расстояние в пятимерном пространстве, которое будет соответствовать огромным расстояниям в обычном пространстве-времени.

— Достаточно, — кивнул Гарри. — Я понял, как работает эта штука. А теперь объясни мне, зачем тебе это знать.

Майкл, усмехнувшись, повернулся к нему.

— Итак, у меня есть план. Мы входим в «Интерфейс», проходим по Туннелю…

— Ну вот и все, — вздрогнул Гарри. — Они принялись за гипердвигатель.

Майкл понимающе кивнул.

Теперь портал «Интерфейса» заполнил собой все пространство.

— Прошло три минуты, — раздался спокойный голос Гарри.

— Понял! — сказал Майкл и, помолчав, добавил: — Спасибо, Гарри.

— Майкл, я понимаю, что теперь не время говорить об этом, но мне кажется, живыми нам отсюда не выбраться. Я больше не могу функционировать независимо от Сплайна; теперь я неразрывно переплетен с искусственным интеллектом как Сплайна, так и «Краба», и если что-то случится с одним, то…

— Ну что ж… Если это тебя хоть как-то утешит, я ведь тоже не выберусь из этой переделки.

Лицо Гарри гневно рассыпалось на множество светящихся элементов.

— К черту все твои утешения! — отстраненно прошептал виртуал. «Интерфейс» был практически рядом.

Теперь Майкл мог отслеживать состояние Сплайна по выражению лица виртуала, на котором отражались все перипетии внутренней борьбы, не утихавшей на корабле. Сплайн нырнул в портал, и лицо исказилось страшной гримасой. Гарри рассыпался в облако, затем собрался снова.

— Чертовы антитела! Теперь, Майкл, подожди немного. Скоро наступит тот момент, когда я смогу сказать тебе нечто очень важное…

Межпланетный грузовичок осторожно завис над болтающимся в космосе глазом Сплайна. Приветливо распахнулись створки люка, открыв просторный внутренний отсек.

Глаз подлетел к днищу, коснулся его и осторожно отлетел. За ним тащилось несколько метров обрезанного нерва. Затем створки люка медленно закрылись, поглотив вращающийся глаз.

В шлюзовой камере грузового отсека Мириам Берг прижалась лицом к толстому стеклу контрольного иллюминатора Она сжимала в руках тяжелый промышленный лазер, и ее пальцы безостановочно поглаживали ребристую поверхность.

Берг с некоторым неудовольствием окинула взглядом стенки корабля. Это был «Нарликар» с Ганимеда, каботажный грузовичок, двигавшийся по своему привычному маршруту. Она понимала, что на больший комфорт рассчитывать не приходилось. Братья Д'Арси исполняли грязную и опасную работу. Обычно их грузовой отсек был заполнен льдом с Ганимеда и Европы или экзотическими серосодержащими рудами, добытыми в чрезвычайно опасных условиях на дурно пахнущей поверхности Ио. Так что происхождение пятен, которые были здесь повсюду, она объяснила себе быстро. Но даже серные руды не могли оставить на стенках такие безвкусные панно. Не могли они объяснить также природу липких заплат и полусъеденных остатков пищи, которые валялись повсюду. Хорошо, хоть этот грузовичок оказался поблизости и смог ловко подцепить дурацкий глаз. Большинство кораблей, крутившихся вокруг портала, — либо легкие военные, либо изящные правительственные аппараты. Цилиндр братьев Д'Арси, старый, много испытавший на своем веку, здесь пришелся на редкость кстати. Они быстро отреагировали на ее панический, посланный по всем каналам запрос. Мириам отправила запрос не раздумывая, лишь только осознала, что задумал Пул.

Глаз, как большой волейбольный мяч, крутился в разреженной атмосфере грузового отсека. Покрытый заплатами из засохшей крови и кое-где болтающимися остатками мускулов, с одной стороны он оставался прозрачным. И можно было видеть в нем две человеческие фигуры, неестественно искаженные линзой зрачка.

«Майкл…»

Раздался мягкий звонок, и люк, отделявший ее от отсека, медленно раскрылся. Держа наготове лазер, Мириам влетела внутрь.

Отсек был наполнен свежим воздухом, слишком холодным для Мириам, одетой в спортивный костюмчик, униформу «Друзей Вигнера». Но Мириам глубоко вдохнула его…

«О Господи…»

…и почти немыслимая смесь запахов захлестнула ее. Наверное, она должна была это предвидеть. Выбитый глаз Сплайна вонял, как кусок Мяса трехнедельной давности. Здесь было все — и запах горелых тканей, и тонкое, почти изысканное зловоние, по-видимому, исходившее от полуразложившегося нервного канала. И ко всему этому — спасибо братцам Д'Арси! — примешивалась неистребимая вонь серной руды.

Каждый раз, когда перекатывающийся по полу глаз касался стенок отсека, он слегка хлюпал.

Мириам схватилась за горло, борясь с отвращением.

Через некоторое Время сопротивление воздуха остановило движение сферы. Глаз, слегка покачиваясь, замер в самом центре отсека.

Пора.

Мозг работал четко, губы пересохли. Мириам собрала всю свою волю и теперь крепко сжала в руках лазер.

Братья Д'Арси, подобрав Берг с аппарата Друзей, дали ей этот ручной лазер, предназначенный для срезания многотонных масс руды, покрывающей внутренности кратера Валгалла на Каллисто. Мириам сжала его обеими руками и направила на рыльцеобразную крышку глаза. Ей удалось прицелиться, и она стала осторожно, стараясь не повредить обитателей глаза, срезать область, где должен был находиться зрачок. Наконец Мириам отбросила дымчатую крышку. Внутри находились два человека, казавшиеся совсем маленькими в среде с высоким показателем преломления. Мириам ударила ладонью по линзовидной поверхности, и ее рука, разрушив тонкую корку, погрузилась в плотную, желеобразную мешанину. Потрясенная, она рывком отдернула руку, пытаясь стряхнуть налипшие остатки полуразложившихся тканей.

— Выходите! — выкрикнула она не допускающим рассуждений тоном, продолжая вытирать руки.

Этот приказ явно был услышан обоими пассажирами, они подплыли к сделанному Мириам выходу.

Не собираясь больше прикасаться к этому вонючему аппарату, Берг отлетела в сторону и убрала лазер. Она нащупала переключатель и установила на нем дальность поражения пять метров. Пурпурно-голубые лучи совершенными линиями прорезали кабину, так что на противоположной стене отсека образовалось пятно почти двух метров в диаметре.

Мягким движением она опустила лазер. Теперь непрозрачный материал зрачка кипел под его лучами, выбрасывая вверх клубы коричневатого дыма. К роскошному букету запахов, которыми теперь надолго будет пропитан грузовой отсек, добавился новый аромат. Он, однако, не был столь отвратителен и чем-то напоминал запах рыбы.

Наконец зрачок был срезан. Теперь линза болталась на тонких паутинообразных связках, раскрытая наподобие люка; с ее ободка медленно испарялась нагретая жидкость.

Мириам не видела, что происходит внутри. Из самой камеры не доносилось ни звука.

Мириам перевела лазер в режим ожидания, молча добралась до выхода и потянула за отрезанную крышку. Державшие ее связки натянулись и разорвались. Берг отбросила крышку.

Внезапно из камеры высунулись тонкие ручки. За ними выплыла голова Язофта Парца, подозрительно принюхивавшегося к воздуху «Нарликара». Он заметил Мириам, кивнул ей с неожиданным изяществом и величаво выкарабкался из вонючего шара. Язофт слегка подрагивал от неожиданно свежего воздуха. Он был бос, одет в пузырящийся балахон. Мириам показалось, что странный гость попытался улыбнуться ей Он парил в воздухе, просунув одну руку в глубь камеры, как обессилевший паук.

— Уже второй раз меня достают из Сплайнового глаза, — весело сообщил он. — Спасибо вам, Мириам, — мне очень приятно увидеть вас во плоти.

Ошарашенная, Берг не нашла достойного ответа. Из капсулы показалась вторая фигура. Это была Шира, одетая, как и Берг, в жалкие лохмотья костюма «Друзей Вигнера». Она уселась на край глаза, поджав ноги, и быстро осмотрелась. Ее лицо, как и всегда, было отрешенным.

— Мириам? Не ожидала увидеть вас еще раз, — сказала она, заметив Берг.

— Нет, — пробормотала Мириам, — я…

Что-то похожее на сострадание промелькнуло в глазах Ширы, слабое подобие столь несвойственной ей теплоты. Теперь Мириам ненавидела ее.

— Никого больше нет, Мириам, — продолжила Шира. — Только мы вдвоем. Я сожалею.

Берг не поверила, оттолкнула их, бросилась к камере…

Парц слабо улыбнулся ей.

— Мириам, Майкл и Гарри придумали новый план действий. Они хотят использовать разбитый Сплайн для разрушения «Интерфейса», чтобы избежать любой возможной угрозы очередного проникновения Квакса из Будущего.

— Они оба остались на борту, — добавила Шира.

— Да, Майкл — мужественный парень, Мириам. Я думаю, что вы можете гордиться…

— Держись-ка подальше. — Мириам повернулась к Шире. — Какого дьявола он не захотел хотя бы поговорить со мной? Он что, уничтожил связь? Почему? Ты хоть что-нибудь знаешь?

На лице Ширы сохранялось некое подобие человечности.

— Он просто боялся.

— Парц сказал, что он поступил мужественно. Ты говоришь, что он трус. Чего он испугался?

Парц осторожно кивнул.

— Я думаю, она права, Мириам. По-видимому, Майкл не был окончательно уверен в своем плане и мог изменить его после разговора с вами.

Мириам Берг почувствовала, как ее охватывает гнев. Конечно, она знала, что люди умирают, ее память сохранила впечатления прежних времен. Но сейчас… Все рушилось — мечты, надежды, неосуществленные планы… Легче всего теперь было опустить руки, но она знала, что это гибельный путь.

— Мы не могли ничего поделать, — осторожно добавил Парц.

— Да, конечно. — Она встряхнула головой, пытаясь овладеть собой. — Что ж, теперь мы можем пойти полюбоваться фейерверком.

Внутренние помещения корабля были тесными и душными, стены покрывал адгезивный материал. Только по-королевски величественный Юпитер, ярко освещавший кабину, придавал ей относительно пристойный вид, скрадывая полную неухоженность. Братья Д'Арси, толстые, с луноподобными лицами и до удивления похожие друг на друга, внимательно смотрели на Берг и ее необычную компанию.

— Язофт, Шира, — грубовато представила их Мириам, — познакомьтесь со своими пращурами.

Оставив их вчетвером внимательно разглядывать друг друга, Мириам подошла к большому иллюминатору и посмотрела в зенит. Рядом с Юпитером парил кубик портала. Сплайн с застрявшим внутри «Крабом» отсюда был легко различим. Он казался кулаком, бьющим изо всей силы в самый центр изящного сооружения.

Она увидела, как Сплайн вошел внутрь портала; кроваво-красные искры взвились вокруг него, едва он коснулся ребра каркаса.

Берг помахала рукой на прощание.

Грань искрилась до тех пор, пока весь Сплайн не исчез внутри.

Мириам закрыла глаза.

15

Бездонная тьма поглотила «Краб». Майкл инстинктивно съежился.

По периметру кабины вспыхивали сине-фиолетовые огоньки, казалось, что вокруг встает зарево будущей зари. Сидящий в кресле Гарри испуганно оглядывался вокруг.

— Туловище Сплайна сейчас коснется каркаса портала, по-видимому, произойдет множество разрушений. Гарри, как ты…

Голографический виртуал Гарри Пула широко открыл рот и издал дикий вопль, его изображение рассыпалось градом блестящих, переливающихся точек.

Сплайн содрогался мелкой дрожью. Беспомощно схватившийся за ремни Майкл нашел в себе, однако, силы вспомнить, что направленный им в Будущее Сплайн был все-таки не искусственным сооружением, а живым существом.

Голова Гарри вновь появилась прямо над Майклом спустя несколько минут. Он казался посвежевшим, его шевелюра была аккуратно причесана.

— Прости меня, — с робкой улыбкой произнес виртуал, — это был шок от прохождения через портал. Я думаю, что теперь все будет в порядке; большинство сенсоров, соединявших мозг с органами корабля, уничтожено; конечно, мы почти полностью утратили функциональные возможности.

Ужасное ощущение потерянности и отчужденности вдруг охватило Майкла. Неестественно доброжелательное лицо Гарри красовалось теперь на фоне абсолютно беззвездного неба. Майкл нашел в себе силы ответить:

— Мне трудно сейчас говорить об этом. По крайней мере мы пока еще можем включить гипердвигатель.

— Конечно. Верные антитела по-прежнему охраняют ключевые зоны корабля. Они будут держаться до конца. — Голова виртуала плавно опустилась, замерев на расстоянии нескольких сантиметров от носа Майкла. — С тобой все в порядке?

Майкл попытался улыбнуться, но на него вдруг навалилось нестерпимое одиночество.

— Нет, — с трудом произнес он, — мне чертовски трудно.

Гарри кивнул, бросив на него понимающий взгляд, и опять поплыл вверх.

— Майкл, ты же понимаешь, что происходит. Мы переходим из одного временного интервала в другой. Вспомни, Язофт Парц рассказывал о своих ощущениях. Квантовые функции, связывавшие тебя с твоим миром — со всем тем, к чему ты прикасался, что видел и слышал, — все они сейчас разрушаются. Ты остаешься один, как в момент рождения.

— Да. — Майкл стиснул зубы, пытаясь подавить приступ неслыханной, сдавившей голову боли. — Да, я понимаю. Но ничто не сможет мне сейчас помочь. Там, позади, осталась Мириам, все те, кого я знал, — слишком много… Это гораздо больше, чем просто прощание. Впереди у нас только смерть. Но это неважно. Даже смерть не в силах заглушить боль. Это неслыханная, пугающая боль, Гарри.

Гарри открыл было рот, будто собираясь возразить, но тут же закрыл его. Слезы, почти настоящие человеческие слезы, брызнули у него из глаз.

Необъяснимый гнев внезапно охватил Майкла.

— Брось эти сантименты, ты, проклятая ксерокопия!

Гарри слабо улыбнулся.

— Не пора ли включать гипердвигатель? — мягко спросил он.

Майкл закрыл глаза и потряс головой. Его шея почти окаменела от боли.

— Нет еще. Подожди, пока мы не окажемся в самой сердцевине Туннеля.

— Майкл, — заколебался Гарри, — а ты уверен в том, что он вообще заработает?

— Наверняка не знаю, — сказал Майкл, — никто до нас еще не ставил такого эксперимента. Туннель — это трещина в пространстве-времени, чьи концы с противоположных сторон закреплены порталами. И это неустойчивая трещина. Когда гипердвигатель работает, он изменяет объемы пространства. Если это произойдет, когда мы окажемся внутри Туннеля — глубоко внутри, возле его центральной точки, то удар при включении будет максимальным. Вряд ли система саморегулирования порталов сможет выдержать такое.

— А что затем?

— Не знаю, — снова пожал плечами Майкл. — Уверен в одном: этот чертов «Интерфейс» прекратит свое существование. К тому же, Гарри, индуцированный нами коллапс будет продолжаться и дальше. Вспомни, что организованы и другие туннельные каналы, идущие в Будущее за Джимом Болдером. Мне бы и в тех пределах не хотелось давать Кваксу шанс еще раз поменять историю.

— А мы сможем закрыть остальные Туннели?

— Возможно, — опять пожал плечами Майкл, — удар будет сильнейший.

— А мы? — осторожно спросил Гарри.

— А ты как думаешь? — нахмурился Майкл. Затем, заметив направленный на него напряженный взгляд, мягко сказал: — Извини меня, Гарри, я совсем забыл. Ты, по-моему, что-то хотел сказать?

— Когда?

— Перед тем, как мы вошли в Туннель.

Голова Гарри неопределенно качнулась.

— А я-то думал, что ты уже все забыл.

— О Господи, Гарри, — взмолился Майкл, — у нас так мало времени, а тут еще из-за тебя голова болит…

— Я умер.

— …что???

— Я умер. Я имею в виду настоящего Гарри Пула. Подлинника ксерокопии. — Глаза Гарри смотрели прямо на Майкла, и он продолжал размеренным будничным тоном: — Я умер тридцать лет назад. Даже чуть больше.

Майкл, разбитый синдромом квантового одиночества, пытался понять весь заключенный в этих словах смысл.

— Да как же… ты…

— У меня была аномальная реакция при прохождении методики «Антистарость»; меня нельзя было сделать бессмертным. Теперь моего тела уже нет. Такое бывает один раз из тысячи, сказали мне. После того, как я это узнал, я прожил еще несколько лет. Тело мое старело очень быстро. Тогда я решил записать виртуал, так как знал, что должно случиться. Я не давал ему особых поручений. И не планировал передавать его тебе. Я просто подумал, что когда-нибудь мой виртуал тебе пригодится. Просто в утешение.

— Я даже не знаю что сказать. Мне очень жаль, отец… Ты так молодо выглядишь…

— У меня славный и здоровый вид, — улыбнулся Гарри. — Не надо, Майкл, для меня теперь скромности не существует. Все, что мне нужно, — это быть рядом с тобой, даже если это тебя иногда раздражает.

— Я помню, сколь много значила для тебя жизнь.

— Да, — кивнул Гарри, — спасибо. Я благодарю тебя за Гарри. Он умер до того, как я — виртуал — был воссоздан. Я храню тот объем его памяти, который он обычно предоставлял своим виртуалам. Отсюда некоторое расхождение с подлинником. Незадолго до своей кончины он послал мне сообщение.

— Он послал сообщение своему виртуалу! — вздохнул Майкл. — Да, это мой отец.

— Майкл, он сказал, что не боится смерти, — продолжил виртуал. — Он сильно изменился. Изменился с тех пор, как записал меня. Я думаю, что он хотел, чтобы я рассказал тебе это. Возможно, просто в свое утешение.

Сплайн опять содрогнулся, на этот раз гораздо сильнее, и Майкл, взглянув за борт, начал замечать какие-то детали в том, что ранее казалось абсолютно бесформенным. По краю поврежденной шкуры Сплайна продолжали бегать бело-голубые огоньки. Световые пятна, рождаясь в далекой точке прямо в зените, спускались по стенкам пространственно-временного Туннеля и исчезали из поля зрения. Их источником, догадался Майкл, была радиация, рождавшаяся в Туннеле. Бесподобное ощущение скорости, безграничной, ничем не контролируемой скорости, охватило его, и он вцепился в подлокотники. Тонкий, хрупкий купол кабины был его единственной защитой, и ему очень захотелось сжаться в комочек, спрятаться от несущегося на него неба.

— А почему он раньше ничего мне не говорил?

Голос Гарри был необычно жестким:

— Он не знал, как ты отреагируешь на это. Он слишком любил тебя, чтобы причинить тебе боль, — надеюсь, ты его поймешь. Но главное то, что между вами не было настоящей близости, теплоты. С тех пор, как тебе исполнилось десять лет… — Он посмотрел на Майкла, — с тех пор ты общался только со своими друзьями.

— Мне так жаль…

— Мне тоже, — серьезно ответил Гарри, — и ему…

— Сколько проблем создает эта чертовски длинная жизнь, — сказал Майкл. — Но подожди… Я бы так ничего и не узнал, если бы тебя не отправили в Облако Оорта — убедить меня вернуться.

— Они — межправительственный комитет, занимающийся этим делом, — решили, что мне будет проще уговорить тебя вернуться, если ты не узнаешь о смерти Гарри Пула.

— С чего это вдруг они пришли к такому выводу? — усмехнулся Майкл.

— А что может межправительственный комитет знать о взаимоотношениях между отцом и сыном?

Стены Туннеля сжимались все теснее. По их поверхности продолжали бегать яркие искры.

— Я думаю, пора, — вздохнул Майкл. — С гипердвигателем все в порядке?

— Конечно. Надеюсь, пока в порядке… Майкл! Я только что получил сообщение!

— Сообщение? Ну кто еще здесь может устанавливать с нами связь?

— Это представитель восставших антител. Они не совсем роботы, Майкл; каким-то образом они внедрились в трансляционную систему. Они требуют, чтобы я позволил им поговорить с тобой.

— Чего им надо?

— Они окружили гипердвигатель и считают его своим заложником.

— И?

— Они требуют мира. В духе межвидовой гармонии. Они представили длинный перечень условий. — Гарри внимательно посмотрел на Майкла. — Тебе их зачитать? Первое…

— Нет, не надо. Скажи мне вот что. Ты еще можешь управлять гипердвигателем?

— Да.

Майкл почувствовал, как головной спазм внезапно отпустил его, впервые за долгие дни. Он засмеялся.

— Тогда скажи им, куда они могут прилепить свой перечень!

Голова Гарри поплыла вверх, он улыбнулся своей юной доверчивой улыбкой.

— Я думаю, пора. Прощай, Майкл!

Двигатель начал оживать Весь Сплайн содрогался в конвульсиях.

Полосы бело-голубого света прорезали треснувшие пространственно-временные стенки. Майкл почти физически ощущал град пронизывающих кабину фотонов.

Каким-то уголком сознания он продолжал анализировать происходящее и даже удивляться. Он почувствовал чудовищные толчки: разрушавшийся Туннель выбрасывал Сплайн параллельно своей оси. В любой момент корпус «Краба» мог расплющиться, похоронив под собой его обитателя; шкура Сплайна, наверное, уже кипела. Мысль о том, что случившееся ничего не изменит, пришла слишком поздно.

В мощном потоке ослепительно яркого света, вспыхнувшего внезапно вокруг корабля, взорвался виртуал Гарри.

Кусочки Туннеля, казалось, летели вперед, обгоняя «Краб». Трещины в пространстве-времени казались теперь ветвящимися Туннелями, уходящими в бесконечность.

Майкл не понимал, что происходит. По-видимому, это не вполне согласовывалось с задуманным…

Пространство-время было разрушено. Майкл страшно закричал.

Изображение портала стояло теперь на каждом уцелевшем трансляторе «Друзей Вигнера».

Мириам Берг сидела на пожухлой траве, достаточно близко к центру аппарата, чтобы за разрушенными домиками Друзей заметить россыпи коричневатого песчаника — в углублениях, оставленных камнями Стоунхенджа.

Язофт Парц, облаченный в новенький, но совершенно не подходящий ему наряд, сидел рядом с ней, подогнув под себя ноги. Вблизи стояла посадочная шлюпка с «Нарликара». Братья Д'Арси отпустили Мириам на корабль Друзей вместе со счастливо выловленными Широй и Язофтом.

Она чувствовала, что зеленые глаза Парца внимательно изучают ее. Он почти излучал благорасположение. Ну и черт с ним! Черт с ними со всеми!

Мириам уставилась на изображение грациозного портала, словно собираясь броситься сквозь экран, туда, к Майклу. Она знала, что если сможет сосредоточиться, то забудет обо всем — и о странном, непроницаемом человеке из Будущего, сидящем рядом с ней, и о Друзьях, копошащихся вдалеке, и даже о проклятом разреженном воздухе и непостоянной гравитации, вызванных повреждениями аппарата.

Долгожданный момент наступал. Портал, словно бриллиант, блестел на экране ее транслятора.

Затем внутри портала бесшумно вспыхнуло ярко-голубое пламя и хлынуло наружу. Вспышка осветила всех, кто смотрел в эту секунду на экран — лицо Парца, бесцветные лица Друзей. Казалось, что у каждого из них горит в руках яркая свечка.

Свет погас. Когда она набралась мужества и подняла глаза, портала уже не было, в пространстве летели, блестя и кувыркаясь, куски каркаса.

Она швырнула транслятор на траву, экраном вниз.

— Вот и все, — сказал Язофт Парц. — Майкл Пул его запечатал.

В этом не приходилось сомневаться.

Мириам Берг сильно, до боли, вонзила пальцы в землю.

— Теперь придется чистить космос от этих обломков, — зачем-то сказала она. — Опасны для навигации.

— Все уже прошло, вы же знаете, — продолжил Парц. — Теперь нам нужно начинать жить заново.

— ?

— Нужно забыть о Прошлом. Или, в моем случае, о Будущем.

Она подняла голову, рассеянно глядя на Юпитер.

— Будущее никуда не денется, — сказала она. — Ваше собственное Будущее. И здесь вам есть чем заняться. И Друзьям, разумеется.

— Чем же? — усмехнулся он.

— Как чем? Для начала — «Антистаростью». Впервые в жизни пройдете современное — простите, древнее — медицинское обслуживание.

— Мы как инопланетяне на своей родной планете, — засмеялся Парц. — Заброшенные так далеко от своего времени…

— Все будет отлично. — Она пожала плечами. — Можете основать колонию: есть масса свободных мест — или направиться к звездам… Конечно, у вас теперь нет гипердвигателя — остаются только субсветовые перелеты. Но удовольствия от этого не меньше, уж поверьте мне.

— Да, конечно. Но такие предложения могут увлечь только молодых людей, а не меня.

Мириам удивленно посмотрела на него.

— Что это значит? Сколько вам лет? Кто вы вообще такой, Язофт?

Он рассмеялся и хрустнул своими пальцами.

— О, я думаю, моя история уже закончена. Я видел, сделал, изучил больше, чем даже мечтал. Или был достоин.

Ее глаза сузились.

— Вы отказываетесь от «Антистарости»? Смотрите, если вы просто чувствуете вину из-за вашей работы в Оккупации, то никто…

— Дело не в этом, — мягко ответил Пари. — Я не имею в виду какие-то сложные формы самоубийства, дорогая. И не страдаю столь сильно от чувства вины. От этого никуда уже не денешься. Я, конечно, считаю, что, покинув навсегда свое время на борту этого проклятого Сплайна, я принес землянам больше пользы, чем вреда, и мне этого достаточно. Осуществились все мои самые заветные желания. Я теперь знаю, что, хотя проект «Друзей Вигнера» и провалился, Земля все равно будет освобождена от владычества Квакса. А теперь мне ничего не нужно, я не думаю, что хотел бы наблюдать за этим процессом. Вы понимаете меня?

— Кажется, да, — улыбнулась Мириам. — Хотя я могла бы упрекнуть вас в близорукости. Вон,«Друзья Вигнера» продумали свой проект до самого конца света!

— Они не только Будущим всей Вселенной занимались, — усмехнулся Парц, — но и неплохо продумали свое собственное!

— Да, я помню, вы рассказывали мне о планах Ширы. Ну, а вы сами? Совершить такое путешествие, навсегда потерять родную эпоху — и что? Опять в политику?

— Возможно, — согласился бывший дипломат, — хотя после разговора с Широй у меня появились новые идеи. Вы упоминали о межзвездных субсветовых перелетах, помните? Возможно, я присоединюсь к Друзьям. Теперь они собираются употребить в своих целях парадокс близнецов.

— Да, и побыстрее вернуться домой, — засмеялась Шира.

— За один год путешествия в космосе на Земле проходит пятнадцать! Мне кажется, это не для вас.

— А как же вы, Мириам? Ведь вы тоже оказались в другом времени, и для вас прошедшее здесь столетие — не менее грандиозный срок, чем для меня — полтора тысячелетия. Что же вы собираетесь делать?

Она неопределенно пожала плечами.

— Еще не решила. Возможно, тоже полечу с Друзьями, чтобы вернуться домой через пятнадцать столетий…

— …и увидеть появление Майкла Пула в оккупированной Солнечной системе? И его подвиг?

Мириам посмотрела на висящий в зените Юпитер, пытаясь разглядеть на его фоне обломки разрушенного портала.

— Это позволит мне острее почувствовать потерю, — сказала она, — хотя вы тоже понимаете, Язофт, Майкл уже не вернется. Туда, где он теперь, я даже на звездолете попасть не смогу.

Они ненадолго замолчали, рассматривая на экранах своих трансляторов искристые разлетающиеся обломки. Затем Парц сказал:

— Вставайте. Здесь очень холодно, да и дышать трудно. Давайте вернемся на шлюпку «Нарликара». Там тепло и можно подкрепиться.

— Да, — вздохнула Мириам Берг. — В самом деле, отличная идея, Язофт.

Она встала, неуверенно держась на затекших от долгого сидения ногах. Осторожно, даже нежно, Язофт Парц взял се под руку, и они медленно пошли к шлюпке.

Пространство-время в самом деле очень хрупко.

Его материя изрешечена Туннелями самых разных масштабов. В масштабе, меньшем, чем планковская длина, они образуются благодаря действию неопределенностей, соотношение которых усложняет структуру мировых линий. Некоторые из Туннелей достигают макроскопических масштабов — иногда случайно, а иногда из-за вмешательства разума.

Пространство-время похоже на рыхлый весенний лед, пронизанный мельчайшими трещинками и готовый превратиться в жидкую кашицу. Когда внутри искусственно созданного Туннеля включился гипердвигатель Майкла Пула, то, подобно громадному молотку, он стал крошить Туннель направо и налево. Под ударами тут же зазмеились трещины, объединились в сеть, от которой пошли новые трещины, непрерывно изменяя пространственно-временную структуру.

Разбитый вдребезги Сплайн, торчащий из него «Краб», облако еще недавно воинственных антител вокруг них — все это выскочило на другом конце уже не существующего Туннеля со скоростью, на какие-то сантиметры в секунду меньшей скорости света. Море выделившейся при взрыве энергии излилось в пространство потоком сверхэнергичных частиц, ливнями распространявшихся вокруг Сплайна.

Казалось, что среди тусклых спутников Юпитера зажглось маленькое Солнце. Ужасные бури пронеслись в атмосфере Юпитера. Ближайшие спутники мгновенно испарились. Колонисты погибли, а те, кто находился дальше, ослепли.

Трещины разрушенного пространства-времени распространялись во все стороны со скоростью света.

Взрывная волна докатилась до портала второго Туннеля, построенного первым Правителем-Кваксом; его стабильность была нарушена.

Входное отверстие Туннеля стало быстро расширяться, достигнув многих тысяч миль в поперечнике. В него вошел почти полностью превратившийся в энергию корабль Майкла Пула. Затем невероятно раздувшийся многогранник портала взорвался — слабое эхо взрыва долетело до Прошлого полуторатысячелетней давности. Возникшие при этом гравитационные волны разрушали все и вся на своем пути с мощью, непривычной даже для ЗвездоЛомов КсиЛи.

Через прозрачную сеть только что созданных им в изобилии Туннелей беспомощного Майкла Пула зашвырнуло в непостижимое уму Будущее.

16

Цепи событий пронизывали пространство.

Человек по имени Джим Болдер, пилотировавший Ночной Истребитель КсиЛи, проник на своем корабле в самое сердце звездной системы Квакса, и некстати примененные ее обитателями ЗвездоЛомы разрушили их собственное Солнце.

Оккупация Земли Кваксом благополучно завершилась. Люди обрели неслыханное могущество, и отныне у них не было соперника, кроме КсиЛи.

Они распространили свою цивилизацию по множеству звездных систем со скоростью, намного превышающей скорость света. За этим последовал период, названный впоследствии Ассимиляцией, в течение которого человечество впитало в себя мудрость всех разумных существ, всю их индустриальную, научную и философскую мощь.

Теперь впереди землян были только КсиЛи.

Последовавший неизбежный конфликт длился многие миллионы лет. Когда он был разрешен, во Вселенной осталась только небольшая горстка людей.

Грандиозный проект, осуществление которого было жизненно важной целью КсиЛи, продолжал неумолимо изменять Вселенную.

Звезды умирали. Правда, по-прежнему образовывались новые звезды, возрождались уже угасшие, но основные соединения водорода и гелия начинали загрязняться продуктами распада, и сроки формирования новых звезд возрастали экспоненциально их уменьшающемуся количеству. А старели слишком быстро.

Вселенская тьма начинала вступать в свои права.

КсиЛи закончили свой проект и сумели спастись от распадающегося космоса.

Через пять миллионов лет после первого конфликта между человечеством и Кваксом из Туннеля, некогда мгновенно исчезнувшего в буре гравитационных волн, выплыли обломки давно мертвого Сплайна. Почти полностью лишенные энергии, абсолютно черные, они медленно вращались в кромешной тьме. В них не было и намека на жизнь.

Почти.

Квантовые функции, некогда переполнявшие Майкла Пула, возродили Сплайн.

По нему прошла судорога нового бытия.

Люди могли бы назвать это «АнтиКсиЛи».

Оно было… огромным. Язык людей слишком беден на эпитеты, чтобы описать такое.

Тем не менее термин «АнтиКсиЛи» хорошо подходил для него.

Оно было мыслящим и занимало пространство в многие световые годы в поперечнике. В ту эпоху во Вселенной оставалось мало светящейся материи; КсиЛи уже уходили из нее в светящихся кораблях-крепостях. Все оставшееся начало распадаться, и АнтиКсиЛи легко могло обнаружить подвижных обитателей того Океана, что Лежал-В-Основе-Всего.

АнтиКсиЛи управляло гигантскими проектами, пытавшимися любой ценой найти путь за пределы умирающего космоса. Для того чтобы достичь своей цели, КсиЛи были способны даже двинуться вспять времени, чтобы со стороны управлять собственной эволюцией, превратив свою историю в замкнутую петлю времени. АнтиКсиЛи было разумным руководителем этого процесса; оно, как и античастицы, двигалось обратно во времени — начиная с момента своего разрушения и до самого конца — до момента рождения.

Но теперь работа была выполнена. АнтиКсиЛи было довольно: частицы его сумели-таки уйти от того… чему КсиЛи, даже в конце своего вселенского пути, не могли сопротивляться.

Теперь АнтиКсиЛи могло уйти.

Оно стало расширяться, становясь все разреженнее и разреженнее; в легких нелокализируемых вспышках селектронов и нейтралино Оно размножалось, делилось, рассеивалось, тонуло в вакууме…

Но это было еще не все: появилось что-то новенькое.

Майклу не составило труда проверить состояние своего хрупкого корабля.

Внутрь кабины еще продолжала поступать энергия из внешних комплексов корабельного питания. На сколько ее хватит? На несколько часов? Между кабиной и остальным «Крабом» не было связи, невозможно было вызвать Гарри, чтобы узнать состояние Сплайна; чертовы антитела опять принялись грызть корпус корабля; коммуникационная панель оповещала об их очередных достижениях и ультиматумах.

У Майкла не было никакой зацепки. Он не мог оценить ситуацию. Он не переживал, страха Будущего, как раньше, у него тоже не было. Это просто чудо, что он смог выжить после размножения Туннеля… Странный и неожиданный выигрыш в лотерею.

Гарри, конечно, уже не стало.

Вселенная здесь казалась мертвой, старой, темнеющей. Кабина «Краба» была единственным затерянным здесь островком света и жизни.

Здесь, в конце Времен, Майкл стал по-настоящему одиноким.

Он собрал всю оставшуюся еду, обычная повседневная работа, выполняемая на одинокой галере, доставила ему неожиданное удовольствие. Майкл лег в кресло с подносом, полным таких для него обычных, но бесконечно вкусных деликатесов, и притушил освещение.

Один Господь знает, где он теперь… Если вообще термин «где» еще можно употреблять после такого чудовищного разрушения пространства-времени. На небе было едва различимо несколько тусклых багрово-красных звезд. Сколько времени нужно, чтобы добраться до них?

Нигде не видно было ни малейших признаков существования разума.

«Ну конечно, — подумал Майкл, — у них было достаточно времени, чтобы решить все свои проблемы. За миллионы лет, обладая гипердвигателями и сингулярной технологией, можно успеть полностью изменять Вселенную…»

Реконструированная разумом Вселенная сразу бросилась бы в глаза, как неоновый рекламный плакат в тысячи световых лет высотой.

…Однако Вселенная продолжала стареть и умирать.

По субъективному времени, затраченному на прохождение Туннеля, он понял, что проскочил в Будущее не более чем на несколько миллионов лет — песчинка в Великой Бесконечности, — но все признаки жизни во Вселенной исчезли. Может, быть, хоть где-нибудь жизнь еще сохранилась?

Майкл тоскливо усмехнулся, вспомнив Ширу. Как далеки были ее радужные мечты о жизни, заполнившей Вселенную, об управлении ее динамической эволюцией…

Не будет Последнего Наблюдателя. В конечном итоге проект «Друзей Вигнера» полностью провалился — некому получать их послание. «Но, Господи, — подумал Майкл, — какая же это была грандиозная концепция!»

Он доел и осторожно опустил поднос на пол, затем выпил стакан чистой воды и направился в душ; ему удалось помыться под горячей водой. Майкл пытался внимательно следить за своими органами чувств, стараясь не пропустить ни одного ощущения. Все-таки он был самым последним человеком во Вселенной. Такая история должна завершиться достойно.

Он решил послушать музыку, почитать книги. Делать то, на что способно только разумное существо.

Свет начал гаснуть. Даже коммуникационная панель замерла навсегда.

Ну что же, освещения пока хватало для чтения. В тусклом свете багряных звезд он почти на ощупь добрался до кресла.

Постепенно становилось все холоднее, корабль явно остывал. Интересно, что же прикончит его: холод или нехватка воздуха?

На самом деле страха не было. Наоборот, Майкл как будто заново родился, впервые за столетие груз прожитых лет не тяготил его.

Возможно, он нашел в смерти покой, закономерный итог своей долгой и насыщенной жизни. В конце концов его удовлетворяло уже то, что он прожил столько, чтобы увидеть все это.

Он скрестил руки на груди, по телу прошла легкая дрожь.

И он осторожно прикрыл глаза.

Что-то оживило АнтиКсиЛи — какой-то случайный всплеск сознания.

Искусственное сооружение?…

Как могли холодные обломки попасть сюда, в это пространство и это время?

Но в них ощущалось присутствие жизни. Там тлела слабая свеча сознания…

АнтиКсиЛи потянулось к нему.

Неожиданно рядом с куполом «Краба» возник другой корабль.

Умирающий Майкл потрясенно уставился на него.

Корабль был похож на кленовое семечко. Ни один огонек не освещал его маленький стручкообразный корпус. На многие сотни миль он раскинул, словно тени, черные крылья, различимые в беззвездном небе лишь при легких колебаниях.

О таких кораблях рассказывали ему Друзья Вигнера.

КсиЛи.

Невыносимый холод клешнями разорвал грудь; глотка, перехваченная спазмом, не пропускала еще остававшийся в кабине кислород. В глазах потемнело.

«Нет, — молча молил он кого-то, — только не сейчас!» Его широко раскрытые глаза смотрели прямо на корабль КсиЛи, последние силы ушли на мгновенный всплеск сознания.

«Нет, только не сейчас! Я еще не понял, что это… Пожалуйста…»

АнтиКсиЛи задуло еще трепетавшую свечу. Последнее тепло покинуло разрушенный корабль, воздух инеем стал оседать на коммуникационной панели, креслах — и на одиноком забытом теле человека.

АнтиКсиЛи выпустило в космос трепетавшее в теле пламя, удивившись его микроскопическому ужасу, его изумлению, его безнадежной жажде жить.

Пламя было рассеяно по квантовым полям — акаузальным и нелокальным.

Теперь, лишенный тела, Майкл плавал в космосе крошечным драгоценным бриллиантом, полным сознания, в безбрежном погасшем мире, лишенном всяких ориентиров.

Он не мог даже пощупать свой пульс, чтобы определить время. Но что-то неотлучно присутствовало рядом с ним в этом уставшем мире.

Бытие. Оно было как огромный потолок, под которым бестелесным мотыльком порхало теперь его сознание. Он чувствовал прекрасную усталость, удовлетворение путника в конце длинного и трудного пути. Еще долгое время он оставался под покровительством Бытия.

Затем Бытие начало растворяться.

Майкл пытался кричать, как ребенок, зовущий своих гигантов-родителей. Ему казалось, что ледник его памяти и ощущений начал делиться на сотни маленьких айсбергов; они продолжали дробиться, пока не растаяли во все принимающем в себя море…

Один.

Только наблюдая за медленным изменением его ощущений, можно было приблизительно измерить прошедшее время.

Он впал в отчаяние. Как он был занесен сюда, что спасло его разум таким неожиданным образом?

Отчаяние превратилось в гнев, и гнев надолго овладел им. Но затем прошел и гнев.

Им овладело любопытство, и он начал эксперименты со своим сознанием. Физически, по-видимому, он представлял собой компактный волновой пакет функций вероятности; теперь он начал разворачивать этот пакет, сконцентрировав сознание на перемещении в пространстве-времени. Ему казалось, что он носится над куполом космоса, не ограниченный ни размерами, ни возрастом, ни скоростью.

В остатках умерших галактик он разыскал следы разумной деятельности и в раздумье перемещался среди этих забытых памятников закончившейся истории, подолгу застывая то над неведомо как занесенной в космос детской игрушкой, то над огромной космической крепостью.

Повсюду он находил следы прошедших войн. Разрушенные звезды и планеты, растраченная впустую энергия…

И Майкл начал действовать.

Сначала он стал давать обозначения тем местам, которые посещал. Но затем, по прошествии времени, он преодолел барьер сознания, ограничивающий мышление.

Он состоял из волновых квантовомеханических функций. Они простирались везде, связывая пространство со временем. Это была паутина, наброшенная поверх всех стареющих галактик; они смешивались, отражались друг в друге, взаимодействовали друг с другом, подчиняясь верховной логике физических законов.

Его чувство масштаба ослабло, так что он уже не ощущал разницы между электроном и гравитационным полем звезды. Его чувство времени изменилось, так что он одинаково долго — субъективно долго — мог наблюдать и единичный акт кварк-глюонного взаимодействия и медленный распад почти стабильного протона. Теперь его мышление уже немногим напоминало человеческое.

И наконец он подготовился к последнему шагу.

Человеческое сознание было создано искусственно. Одни люди верили, что боги вдохнули душу в их тела. Но позднее появилась идея саморазвития, эволюции разума. Теперь Майкл понимал, что это были не более чем модели, иллюзии — зыбкое отражение Истинной Реальности.

Ему, Последнему Человеку, уже не нужны эти самоуспокаивающие теории.

Сознания нет, понял он. Есть только отражение и восприятие.

Он расслабился в некоем эквиваленте улыбки, описанном в неслыханной древности одним математиком, неподалеку от столь же древнего теперь Стоунхенджа. Его душа вспыхнула, а затем медленно угасла.

Он был теперь вне времени и пространства. Квантовые функции, пронизывающие всю Вселенную, скользили за ним как широкая, пенящаяся и бурлящая река; его глаза были до краев наполнены серым светом, который струится везде из ниоткуда.

Время незаметной рекой продолжало струиться вдаль…

А затем…

А затем был ящик — плывущий в пространстве тетраэдр с прозрачными стенками.

Внутри ящика из угла в угол ходил человек, одетый в шкуры убитых животных. За ним тянулась свитая из лиан веревка. Он был изможден и невероятно грязен, его шкуры были покрыты изморозью. Он изумленно смотрел на звезды.

Беспредельно распространившаяся в пространстве и времени разумная суть Майкла опять пришла в движение. Что-то начинало меняться…

История продолжалась.

Примечания

1

Артефакт — созданное, сотворенное человеком.

(обратно)

2

Mea culpa — моя вина (лат.)

(обратно)

Оглавление

ПЛОТ 

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

ПО ТУ СТОРОНУ ВРЕМЕНИ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

*** Примечания ***