Полуденный экспресс [Евгения Сергеевна Сафонова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Евгения Сафонова Полуденный экспресс
«Сall all your friends, tell them I'm never coming back…»Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовал этот вопрос. Нет, ночные — понятно, всем надо спать, и электричкам с машинистами тоже… а вот дневные зачем? В выходные ведь прекрасно обходятся без них. Иногда меня заносило на станцию во время этих перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд — папа-машинист заразил. Ещё любила ловить промелькнувшие лица пассажиров и придумать, как они оказались в этом поезде, куда и зачем едут, с кем распрощались и кто их ждёт. И путешествовать поездами тоже любила. И слушать, как колёса выстукивают по рельсам разные слова: слышалось всегда разное — смотря в каком настроении слушать. А ещё смотреть в окно и ловить взглядом уносящиеся в «позади» деревья, дома, людей, наблюдающих за поездами, пусть даже просто проносящимися вперёд… Иногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс возьмёт и остановится? Они периодически останавливаются, да, — так можно было быстро и с комфортом доехать до вокзала, — но не во время перерыва, конечно же. Что, если остановится тот, который не должен был этого делать? Двери его откроются, и поедет он в какие-нибудь волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться. Так же, как трамвай, вдруг абсолютно бесшумно выезжающий из-за поворота глубокой ночью, так же, как старинный парусник с давно забытым флагом, вдруг показывающийся на морском горизонте… Сколько историй про это было сочинено? Сколько ещё будет?Р. Калчински
— Значит, собираешься навестить отца? — спросила меня бабушка утром одного из моих законных выходных, вытирая руки о фартук и поправляя очки. Бабушка Валя самая что ни на есть бабушка из сказок: добрая-добрая, на все руки мастерица, печёт пирожки, вяжет свитера, плачет под сериалы и нещадно балует любимую внучку. Кто бы мог подумать, что я ей неродная. — Ага. День рождения ведь, — я зашнуровывала кеды. — Потом ещё погуляю, наверное. — Смотри только, к ужину не опоздай, а то Ваня опять будет ворчать. — Буду как штык, — заверила я, чмокнув бабушку в щёчку, затянутую паутинкой морщин. Пока спускалась по лестнице, думала о нашей семье. Мама, Валя и сын её Ваня… Ваня был хорошим отчимом. Только отца мне, как ни старался, заменить не смог. Впрочем, я никогда не осуждала маму: одной тяжело, это было понятно даже мне, пребывавшей в ершистом подростковом периоде. Когда мы остались вдвоём, мне было двенадцать, а за три года жизни одиночкой у мамы здорово сдали и нервы, и здоровье. В итоге мне ничего не оставалось, как признать, что человек, который заботится о ней и обеспечивает семью, нам нужен. Да ещё когда к нему прилагается такая мировецкая бабушка, как Валя. Опавшие листья мокли в тёмных лужах. Серое небо щедро сыпало дождевую морось, обволакивая мелкой водяной пылью. В ушах меланхолично гнусавили волынки. Жаль людей, которые не любят альтернативу — они многого лишаются. У памятника Ленину носились дети и сплетничали их мамочки. Берёзовая роща тихо золотела, высаженные вдоль дороги голубые ели гордились своей неизменностью. Проходя мимо светящихся куполов церквушки на холме, сняла наушники и перекрестилась. Хорошо иметь домик в деревне. Конечно, военный городок под Москвой не совсем деревня, но весьма похоже, надо признать. На полпути до станции столкнулась с бывшей одноклассницей Иркой. Поздоровались, поулыбались и чуть замедлили шаг, болтая. Хорошая девчонка — с ней и в школе всегда поговорить было интересно. Жаль, что время развело куда-то так же, как и с другими друзьями школьных дней. — Ты куда? — спросила я после краткого расспроса о подробностях жизни и учёбы. — В институт, куда же ещё. Не у всех же два выходных в неделю, как у некоторых, — ответила Ирка, цокая каблучками по растрескавшемуся асфальту. — Халява этот ваш журфак, хоть и МГУ. А ты куда? — Папу навестить. У него же день рождения сегодня. — А… ясно. — Что читаешь сейчас? — помолчав, поинтересовалась я. Ирка всегда читала что-то интересное и хорошее — собственно, поэтому с ней всегда и было интересно поговорить. Ещё мы с ней сходились в любви к сказкам и альтернативе… Подруга по школьной парте сказала автора и название. — Слышала, — подумав, кивнула я. Автор был более чем известен, а название я слышала не раз от однокурсников-фанатов. — О чём? — Ну, грубо говоря, о человеке, который взял да и уехал на волшебном трамвайчике в волшебный мир. — А, попаданец, — я мигом потеряла всякий интерес. — Не, не надо пренебрежения! Это тебе не какая-нибудь второсортная фэнтезюшка, это оригинальное, философское… Увлечённое размахивание рук прервал нужный Ирке поворот на шоссе и аккурат подъехавшая маршрутка. — Ну, я побежала, — спохватилась она, на прощание клюя напомаженными губами воздух подле моей щеки. — Увидимся! — Смотри, в волшебный трамвайчик случайно не сядь! — крикнула я вдогонку. Ирка, засмеявшись, захлопнула дверь маршрутки, нетерпеливо фыркавшей выхлопом, и была такова. Обе платформы были пусты. В этот день и в это время, впрочем, люди на станции всегда были редкими гостями, а продавцы многочисленных лавчонок, приткнувшихся по бокам, не спешили вылезать, оставляя своё хозяйство на произвол судьбы: то, что творится снаружи, их всегда не особо-то интересовало. Достав из кармана мобильник и убедившись, что пара минут ещё есть, я неспешно побрела в сторону первого вагона. Экспресс не заставил себя ждать: появился на горизонте, перемигиваясь с солнцем жёлтым глазом фар, выстукивая колёсами «чу-дес-ный день» и воодушевлённо сигналя людям на переходе через пути. Ко мне он подъехал уже на последней стадии торможения — ослабевший ветер скорости и путешествий лишь слегка шевельнул мои волосы. Зайдя в пустой вагон, я села у окна, вернула наушники, последние десять минут игравшие роль концептуального ожерелья, на их законное место и стала смотреть, как набирают скорость рдеющие деревья, вывески станционных лавчонок и столбы электропередач за окном. Тень вагона ползла по соседним путям. Промелькнула ностальгическими деревянными домишками и исчезла старенькая соседка нашего городка, деревня со съедобным названием Виноградово. Потом поезд замедлил ход, медленно вползая на хитрое переплетение пяти путей — экспресс, как и следовало ожидать, свернул куда-то вбок, оставив позади платформы очередной проигнорированной станции, бросив тень на возникший слева по борту ёловый подлесок. Когда тот расступился, взору предстали бескрайние лысеющие поля. Провезя меня мимо медных лесов, сапфирных озёр и серебряных речушек, под куполом мягко-голубого неба с редкими рыхлыми облаками, озарённым червонным золотом осеннего солнца, поезд наконец въехал в город. Оставив позади милые провинциальные домики, — невысокие, кирпичные, с садиками подле каждого, — замедлил ход и наконец мягко затормозил у станции. Папа ждал под каменным козырьком, сунув руки в карман куртки, улыбаясь не столько даже губами, сколько глазами. Сероглазый король как он есть. Он тоже любил наблюдать за экспрессами, пусть даже проходящими мимо — а потому я знала, что всегда найду его на станции. — Привет, пап! — я подлетела к отцу, звонко чмокнув его в щёку. — С днём рождения! — Привет, фантазёр! — в ответ я удостоилась объятий и поцелуя в макушку. — Спасибо! Одновременно обернувшись, мы проводили взглядами уходящий экспресс. — Красавец, — одобрительно заметил папа. — Как твоё ничего? — спросила я, подхватив его под руку. — Ничегошничает. Пойдём лебедей кормить, они по тебе соскучились. — А за булочками зайдём? — Всё, что пожелаешь. Сойдя с платформы по потрескавшимся ступенькам, мы принялись петлять по узким солнечным улочкам вдоль трамвайных путей. По городу разливалась солнечная осенняя дымка. Тёплый ветер бабьего лета путал в волосах рыжие октябрьские листья и раздувал полы расстёгнутой ветровки. Было совсем не холодно, но когда папа заметил, что я шмыгаю носом, — заработала насморк пару дней назад, промочив ноги, — то решительно снял куртку, накинув мне на плечи. Для него она была курткой, а на мне повисла безразмерным кожаным плащом, но я не стала спорить. Куртка, конечно, не последняя рубашка, но всегда приятно, когда кто-то готов пожертвовать ею для тебя. По пути говорили об учёбе, жизни и маме. Ещё о Ване и о бабушке. — Ну, вот тебе и очевидный плюс нового папы, — бодро сказал отец, когда мы подходили к прудам. — У старого мамы уже не было. — Зато старый папа был моим папой, — вздохнула я, потянув его в булочную. Оттуда вышли с пакетом, полным слоек, плие и тарталеток, а также большим батоном восхитительно свежего, ещё горяченького белого хлеба. Немедленно отломив по куску и выев мякиш, мы прошли по зелёной аллее скверика мимо парочек, целующихся на лавках, и спустились к берегу пруда. Владыки вод, — два лебедя, чёрный и белый, — скользили по глади отражённого неба, удостаивая пришельцев царственно-любопытными взглядами. Мы сели на выложенный гранитом бережок, кинули поломанные на мелкие куски горбушки в воду и затихли. Спустя какое-то время лебеди, подозрительно косясь, таки изволили подплыть поближе и, изящно изгибая и без того изящнейшие шеи, принялись выуживать из воды разбухший, уже тонущий хлеб. — Эх, хорошо у тебя тут, — вздохнула я, любуясь лебедями. Напротив нас белел лепниной павильон — из открытых окон расположившегося в нём ресторана вытекала и разливалась над водой музыка. Было слышно, как в дальнем конце сквера резвятся вездесущие дети: одни гоняются друг за дружкой вокруг памятника старому баснописцу, другие носятся на детской площадке. — А я вот всё жду, когда тебе надоест приезжать, — папа стряхнул с рук хлебные крошки. — Когда ты вырастешь и научишься обходиться без меня. — А я никогда не повзрослею, пап. Я же сказочница. У нас врождённый синдром Питера Пэна. — Ах, да. Чтобы писать для детей, нужно самому оставаться ребёнком? — Как-то так, — кивнула я. — Я никогда не смогу захлопнуть дверцу в сказку. Это же я её создала. Отец вздохнул: — Эх, а я-то так надеялся скоро переехать куда-нибудь к морю… — Когда-нибудь переедем вместе, — заверила я его. — Я тогда буду старая и дряхлая, и мне будет жизненно необходимо греть косточки. — Нет, думаю, сюда ты приедешь женщиной в самом расцвете сил, но погреть косточки всё равно не откажешься, — папа отломил ещё одну горбушку. — Мама… так и не простила?.. — Нет. И в церкви с тех пор не была, — я последовала его примеру и теперь катала белый мякиш между пальцами. — Она как тогда прокляла всё на свете… когда ты ушёл… Так с тех пор и не смирится. — А ты говорила ей, что она неправа? — Говорила. Она не слушала и не хочет, — я метнула готовый шарик в воду. — Только говорит, что это хорошо, что я другой человек. — Ясно, — папа достал из пакета грушевую тарталетку. — Ну, может, когда-нибудь я сам ей объясню. — Думаешь, вы всё-таки встретитесь… когда-нибудь? — Когда-нибудь? Уверен. — А как же Ваня? — Не знаю, не знаю. Но, думаю, даже если она не сможет жить на два дома, то вполне способна будет заходить иногда в гости. — Когда-нибудь? — Когда-нибудь… Лебеди, расправив крылья, снисходительно оглянулись на нас в последний раз и поплыли прочь — к другим жаждущим их покормить. Разделив по-братски оставшийся хлеб, мы откинулись спинами на зелёную травку, поросшую по крутым бережкам пруда. Долго болтали на уже не столь грустные темы, попутно глядя в небо и лихо разделываясь со сладким. — Всё, не могу больше, — я решительно отказалась от очередной слойки. — Лучше угости бабушку с дедушкой. — А ты не зайдёшь? — В следующий раз, наверное, — я посмотрела наверх, на солнце, просеивавшееся сквозь осеннюю листву: в его свете падавшие листья казались солнечными лепестками. — Обратный экспресс уже скоро… Не хочу потом бежать. — Да, это верно. Ну ничего, в следующий раз сразу домой пойдём, — папа встал на ноги. Протянул мне руки, помогая подняться. — Когда тебя ждать? — Не знаю. А если бы знала, то не сказала бы. — Ну да, ты же так любишь сюрпризы, — папа потрепал меня по макушке. — Фантазёр. Взобравшись по крутому бережку обратно в скверик, мы, не торопясь, побрели обратно. Я, размахивая пакетом с булками, оживлённо вещала про наших профессоров, феномен новомодных фантастов и прелести альтернативы. Папа со мной соглашался. Он всегда со мной соглашался — не поддакивая, а просто потому, что сам считал так же. В отличие от мамы и кого бы то ни было ещё. Когда мы поднялись на платформу, фары поезда как раз мигнули из-за дальнего поворота. — Держи. Спасибо, — я отдала ему куртку. Тяжёлая же, однако! — Она жутко тёплая, кстати. — Вот и думай о преимуществах натуральной кожи перед всякими новомодными финтифлюшками, — заметил папа. — Подумаю-подумаю, — пообещала я. Экспресс уже тормозил, на ходу распахивая гостеприимные двери. — Передал бы маме привет, но, боюсь, она не поймёт, — папа улыбнулся. — А ты давай не болей! И улыбайся. Улыбаться полезно. Я послушно улыбнулась. Обняла его в последний раз — и, прыгнув в поезд как раз перед отправлением, из окон тамбура смеялась отцу, бежавшему наперегонки с разгоняющимся вагоном. Вот кончилась платформа, вот он замер, улыбнулся, помахал мне рукой — и пропал, оставшись в решительном «позади». Я раздвинула двери, села в вагон и надела наушники. Странно, но обратный путь всегда был короче. Вроде бы ещё и пяти песен не прослушала, а экспресс уже тормозил у пустынной станции. Выйдя, я проводила взглядом поезд, со звонким гуденьем уносящийся за горизонт — а потом, развернувшись, сошла с платформы и зашагала в центр города. По дороге заглянула в цветочный магазинчик, купив букет гвоздик. Осенняя серость и дождевая пыль окутывали дома, машины, прохожих и прочий антураж полупровинциального городка. Центральную улочка забила пробка — я представляла, как уныло гнусавят автомобильные гудки. Хорошо, что наушники защищают меня от этого… Путь до кладбища занял минут пятнадцать. Зонт я не взяла, но промокнуть не успела — лишь пришлось застегнуть ветровку, когда свитер стал влажным. У могилы меня ждали. — Привет, — чуть улыбнулся Ваня, стоявший у ограды с дипломатом в руках. — Привет, — я удивлённо вскинула бровь. — Чего не на работе? — Проверил своих бестолковых подчинённых да решил домой вернуться. Вале надо помочь соленья закрывать, а у тебя же учёба, я знаю, — он кинул взгляд на букет красных роз у памятника. — Она сказала, что ты будешь здесь. Я решил тебя забрать, раз по пути. Я кивнула. Отвернувшись от отчима, зашла за ограду. Опустилась на колени, положив букет белых гвоздик рядом с розами. Какое-то время сидела, глядя на цветы. Потом подняла взгляд на фотографию совсем ещё молодого мужчины — он не улыбался, но даже на кладбищенском памятнике в сером взгляде светилась улыбка. Красные розы… Значит, мама зашла по пути на работу. «Жаль королеву, такой молодой», — вспомнилось почему-то. Мне с двенадцати лет часто вспоминается этот стих. Даже несмотря на то, что тело отца нашли не у старого дуба, а в искореженной кабине машиниста сошедшего с рельс поезда. Я встала и вышла за ограду. В осеннем воздухе разливался трезвон, возвещая об окончании литургии. Покров Богородицы… — Поехали? — спросил Ваня. — Поехали. В последний раз посмотрев на фотографию, я улыбнулась чему-то и вслед за отчимом направилась к кладбищенским воротам.
Зачем электричкам нужны перерывы? Всегда интересовал этот вопрос. Иногда меня заносило на платформу во время дневных перерывов, с одиннадцати до часу. Летом, когда идёшь гулять, самое милое дело: сесть на лавочку с бутылкой сока и какой-нибудь булкой, уткнуться в книжку, наслаждаться солнцем и ветреным шумом идущих мимо экспрессов. Я всегда любила смотреть на поезда, пусть даже просто проносящиеся вперёд — папа-машинист заразил. Иногда мне думалось: а вдруг какой-нибудь экспресс возьмёт и остановится? Двери его откроются, и поедет он в волшебные края: куда же ещё может поехать экспресс, который не должен был остановиться… Но мысли материальны, как известно. И однажды, ровно в полдень, один экспресс взял да и остановился. А я, недолго думая, запрыгнула внутрь — и приехала на тихую светлую станцию, где ждал кого-то человек, который тоже всегда любил смотреть на поезда. Конечно, любой скажет мне, что такого не может быть. Что невозможно просто взять и съездить в гости к тем, кого уже нет. Что экспрессы никогда не останавливаются в перерывах. Что на самом деле я просто посмотрела на экспресс, пронесшийся мимо, и осталась сидеть на перроне, думая о том, что могло бы быть, если бы он остановился. Может, так оно и было. Я знаю, что я ничего не знаю. Честно. Я знаю только, что не надо отчаиваться, когда кто-то уходит от нас туда, где мы не можем его догнать. Пока мы помним и любим, всегда найдётся полуденный экспресс, который отвезёт нас на залитую солнцем станцию, где кто-то всегда будет ждать подъезжающих поездов. Пусть даже станция эта есть лишь в нашей памяти — или чём-то более эфемерном, но не менее важном, чем память. Ведь где-то всегда есть место, где помнят и любят нас они. Помнят, любят — и ждут.
2011 г.
Последние комментарии
1 день 19 часов назад
2 дней 12 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад