Приключения Ёженьки, или Сказка о нарисованных человечках (с илл.) [Александр Шаров Шер Израилевич Нюренберг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]



Далеко-далеко, за морями, за лесами и ещё за высокой горой, в маленьком городе на опушке бора жили два брата художника.

Младшего брата звали Добрый Художник.

А старшего — Злой.

Провёл старший брат чёрной-пречёрной краской черту. — Всё, что по эту сторону, моё!— сказал он младшему. Видишь: ему досталась большая половина комнаты. И большая половина окна!

И большая половина леса, который виден в окно!

И большая половина звёздочек, которые горят над лесом!

Стал Добрый Художник рисовать на листе бумаги картинки и буквы для азбуки: «А»... «Б»... «В»... Поглядел, а часть листа попала за чёрную черту к Злому брату.

Плохо, да что поделаешь!..

Работает Добрый Художник, рисует.

К вечеру холодно ему стало, руки совсем замерзают.

Пошёл он в дремучий лес — хворосту набрать и печку протопить.

Идёт он чащобой. Деревья трещат от мороза.

Темно.

Холодно.

Страшно.

Идёт он, идёт и вдруг слышит дрожащий голосок:

— Простите, пожалуйста, но я зз... а... мм... е... рр... ззз... аю...

Оглянулся Добрый Художник, а в сугробе под ёлочкой Ёжик.

Плохо бедняге: шубка заледенела, щёки побелели от мороза.

Ёжик-Ежище — Чёрный носище... Знаете, когда Ёж возвращается из лесу в нору, он снимает колючую шубку, вешает её на гвоздик и надевает мягкую пижаму.

И когда Ежата возвращаются из леса в нору, они тоже снимают колючие шубки и надевают мягкие пижамы.

Но когда Ёж выходит из норы в лес, он никогда не забывает снять пижаму и надеть колючую шубу.

И Ежата тоже никогда не забывают. Колючки защитят и от лисы и от волка!

А от мороза трескучего? От ветра ледяного?

Нет, от мороза и ветра они не защитят!

...Пожалел Добрый Художник Ёжика и положил за пазуху: пусть бедняга отогреется.

Положил он его на грудь и укололся больно-пребольно.

И сразу почувствовал: что-то странное творится кругом.

Будто бы он спит, но с открытыми глазами.



И будто бы тепло стало в лесу.

Ели и сосны стряхнули снег, похлопали мохнатыми лапами, взялись за руки, окружили Художника, ведут хоровод, и маленькая ёлочка тихо приговаривает:

—Не бойся. Ничего страшного не случилось.

—Ничего не бойся!— вслед за ёлочкой повторяет мудрый старый пень в белой высокой шапке.— Просто-напросто ты стал Волшебником. Так бывает с каждым, кто в зимнюю стужу, в морозную ночь повстречает Ежа-Ежище — Чёрный носище и согреет его.

—Что же мне делать?— спросил Добрый Художник, который всё-таки очень испугался.

—Будь осторожен!— десятками голосов ответили ели, и сосны, и лесной ветер.

Синие подснежники на секунду выглянули из окошек снежных сугробов — своих домов, тоже сказали:

—Будь осторожен!— и снова скрылись в сугробах.

—Будь осторожен! — проскрипел старый пень в снежной шапке.— Помни, это нелегко — быть настоящим Добрым Волшебником.

Очнулся Художник, а он уже дома.

В печке горит хворост. Тепло. На столе недорисованная азбука.

«Неужели мне всё только приснилось?»— подумал он.

Глядит, а из рубашки ежиные иглы торчат.

Положил он иглы на стол; это уже не иглы, а цветные карандаши.

Один, серый, карандаш укатился за чёрную черту — к Злому Художнику. Тот его цап-царап.

—Мой!— говорит.— Не отдам!

Добрый Художник сразу догадался:

Это не простые, а волшебные карандаши! И всё, что нарисуешь волшебными карандашами, будет живое!

И подумал он:

«Нет у меня доченьки. А какая уж жизнь без дочурки! С кем посмеёшься? Кому порадуешься? Кому сказку расскажешь?»

И решил он: «Дай нарисую я себе маленькую доченьку. И назову её Ёженька».

Взял и нарисовал.

Вот какая девочка получилась! Синеглазая, рыжая, с бантом — славная.

Славная-то славная, только капризная немного.

Огляделась Ёженька и захныкала:

—Ску-у-у-учно!

И Художник чуть не плачет: жалко ему доченьку!

Подумал он и нарисовал море: спокойное, весёлое.

И небо нарисовал — ясное, без облачка.

И нарисовал Ёженьке шапку — золотую, как корона.

И лодку нарисовал — настоящую, из спичечной коробки.

И мачту. И парус из розового лепестка.

И дал Ёженьке в руки синий воздушный шар.

И сказал дочке:

—Катайся по морю. Не скучай. А я отнесу азбуку в школу. А то дети всё спрашивают, как пишется «А», и как пишется «Б», и как пишется «В».

И он ушёл.

Злой брат уже тут как тут.

—Ага! Попалась!— закричал он страшным голосом и — р-раз!— распахнул окно.

А на дворе бушевала буря. Ворвался ветер в комнату.

Завертелось всё, закружилось. Одеяло летит, как птица крыльями машет. Лампочка под потолком раскачивается, как колокол: динь-динь, динь-динь...

Забурлило и нарисованное море.

Выше, ещё выше поднимаются волны. Вот какие страшные белые гребни на них! Того и гляди, лодка утонет. Уже и мачту сломало, и парус сорвало.

Уже и не видать лодки среди волн.

—Ага! Попалась!— ещё раз страшным голосом закричал Злой брат и от радости подскочил до потолка.

Вот какую он шишку набил себе на макушке!

—Конец тебе, глупая маленькая Ёженька!



Он очень не любил маленьких детей, этот Злой Художник.

Старший брат так страшно и громко закричал, что младший, хотя и был далеко, услышал и сразу прибежал домой.

Море бушует ещё сильней.

«Всё пропало,— подумал Добрый Художник,— нет больше моей золотой Ёженьки!»

И только успел он это подумать, из-под потолка раздался голосок:

—Ау! Я тут! Спасай меня! Ой! Ой! Спасай меня скорее!

Взглянул Добрый Художник вверх и видит: над гребнями волн летит Ёженька, уцепившись за свой воздушный шар.

Но волны уже бьются о потолок: бум! бум!— и брызги, во все стороны.

Ветер всё сильнее. Ещё немного — и он вырвет шар из Ёженькиных рук.

—Держись, Ёженька!— крикнул Добрый Художник, бросился в самую пучину, волшебным карандашом разгребая волны, и одним движением нарисовал остров среди океана.

И нарисовал на острове три пальмы: одна пальма шоко-ладно-пирожно-конфетная, вторая — морожено-пломбирная.

А третья пальма аптечная.

Мало ли что приключится: вдруг Ёженька перекупается, или ушибётся, или слишком много конфет съест!

А Злой Художник пристроился рядом, прикрылся ладонью и рисует ужасные ужасы.

Он уже нарисовал своим серым карандашом одного... двух... трёх людоедов, чтобы они поймали Ёженьку и съели.

А Ёженька подлетела к острову и опустилась на него.

Стоит, смотрит и радуется солнцу, пальмам, жёлтому горячему песку под ногами и синему небу над головой.

Нарисовал Добрый Художник трёх братьев Ёженьке. Трёх храбрых ежей, чтобы они защищали сестричку.



Первого, самого большого и сильного,— Старшего Ежа.

Второго, поменьше,— Среднего Ежа.

И ещё третьего, самого меньшего,— Маленького Ежа; надо же Ёженьке кому-нибудь рассказывать свои секреты.

И каждому дал щит. Он жалел Ёженькиных братьев.

И каждому нарисовал сердце.

Старшему Ежу — золотое: сильное и горячее, как солнце.

Среднему Ежу — синее: верное и широкое, как море.

А самому маленькому — зелёное: доброе и ласковое, как трава.

Иначе ежи были бы бессердечные.

И ещё одно сердце, яркое, как радуга, он нарисовал про запас; это сердце он спрятал на верхушке конфетной пальмы.

А Злой Художник тем временем нарисовал ещё трёх людоедов; значит, всего их стало: 3 + 3 = 6. Много!

И нарисовал он Чудовище Пятирога: у него огромнейший острый рог на носу да по рогу на каждой ноге.

И нарисовал гору. Над ней чёрный дым. Это не простая гора, а огнедышащая — вулкан. Он даже дым не дорисовал до конца, а уже крикнул страшным голосом:

— В бой, проклятые людоеды! Конец тебе, глупая маленькая Ёженька!

Послушались людоеды и метнули копья.

Подняли и сомкнули щиты храбрые Ёженькины братья, защищая сестричку.

Три копья попали в щит Старшего Ежа, два копья — в щит Среднего Ежа, и одно — в щит самого маленького, того, которому Ёженька рассказывала свои секреты.

Сильно, очень сильно ударили копья.



Но братья выдержали. Даже самый маленький выдержал.

А Злой Художник бьёт своим серым карандашом Чудовище, приказывает:

—Беги и сейчас же растопчи глупую Ёженьку.

Побежало Чудовище!

Остров затрясся под его копытами, как при землетрясении. Но Ёженька придумала, как победить врага, и шепнула братьям.

Старший Ёж подскочил и ухватился за вершину конфетной пальмы. Средний Ёж повис на ногах старшего брата. А Ёженька и Маленький Ёж уцепились за ноги Среднего Ежа.

Согнулась пальма! До самой земли согнулась! Согнулась, как лук, высокая конфетная пальма.

А Пятирог совсем близко.

—Беги скорее, а то я тебя резинкой сотру!— подгоняет Злой Художник Чудовище.— Растопчи Ёженьку!

—Отпускай!— скомандовала Ёженька.

Пальма разогнулась. «Мишки», «шоколадные бомбы», кремовые пирожные, торты полетели навстречу Чудовищу!

А вместе с конфетами полетело и сердце — то, запасное.

Чудовище увидело, какие вкусные вещи летят, и открыло пасть. Оно было хотя и Чудовище, но сластёна.

Проглотило оно сто тортов, тысячу пирожных, десять тысяч шоколадных конфет, сто тысяч карамелек и вдруг улыбнулось и сказало Ёженьке:

—Ни за что я тебя не растопчу и не проглочу. Давай будем дружить!

Ведь вместе со сладостями в него влетело сердце. И стало Чудовище доброе и милое.

Чудовище хотя с виду и огромное — больше слона, но по правде оно совсем ещё маленькое, только-только родилось на свет. А маленькие чудовища иногда удивительно как быстро добреют.

Протянуло Чудовище Ёженьке лапу.

И Ёженька смело протянула ему руку и тоже сказала:

—Давай будем дружить!



Всё бы хорошо, но Злой Художник стащил тем временем красный карандаш и нарисовал извержение вулкана.

Льётся красная, кипящая лава.

А Злой Художник радуется.

—Пусть весь остров зальёт и всё погибнет,— бормочет он про себя.

Только не бывать этому!

Повисли Ёженька и её братья на морожено-пломбирной пальме. Р-раз — и полетели навстречу лаве три миллиона порций сливочного, шоколадного, лимонного мороженого.

И ещё миллион порций крем-брюле!

Лава, конечно, замёрзла.

Жалко, столько мороженого погибло, но зато — ур-ра!— остров спасён.

А Чудовище тем временем погнало людоедов к самому морю. А там пожалело их и спросило:

—Не будете больше людоедами?

—А мы и не людоеды вовсе. Нас только прозвали так, чтобы страшнее было.

—Воевать больше не будете?— спросило Чудовище.

—Честное слово, не будем!

—Тогда идёмте мириться.

И помирились.

И зажили дружно.

А остров стал называться Островом Нарисованных Человечков.

Ты посмотри на глобусе и, может быть, найдёшь его. А может быть, и не найдёшь, потому что он очень маленький.

Теперь там школа.

А на стене в школе висит табель, в котором Старший

Ёж — он теперь стал учителем — проставляет отметки всем ученикам.

Из вулкана вытекла вся лава, так что внутри стало хорошо и просторно.

А шапочку Ёженькину, которая вроде короны, носят

по очереди все. Кто дежурит по школе, тот и носит. Сегодня дежурит Чудовище.

А после уроков все Нарисованные Человечки идут купаться в море или катаются на катке, который образовался из замороженной лавы. Замечательный каток! Ёженька учит кататься Чудовище. Оно не очень-то ловкое, да и нелегко быть ловким, если ты такое громадное. Вот оно упало, всплакнуло было, но лизнуло лёд и сразу утешилось. Лёд-то ведь сладкий, из самого прекрасного мороженого.

А иногда утром, в солнечный денёк, все Нарисованные Человечки стоят на берегу, около своих трёх пальм. Что они ищут глазами? Почему лица у них такие задумчивые, даже грустные? Особенно у Ёженьки. Может быть, они ищут дом за ста морями и ста лесами, да ещё за высокой горой, в маленьком городе, на опушке дремучего леса, дом, в котором они родились и где живёт Добрый Художник.