По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
Сразу скажу — я
подробнее ...
довольно-таки не сразу «врубился» в весь этот хитроупный расклад (из-за которого автор видимо проделал просто титаническую работу) и в описания жизни всех эти «коронованных тушек» Лео ...(польды, Людовики и пр) начали складываться в немного понятную картину только (где-то) к тому №2. И как ни странно — но «в одолении данного цикла» мне очень помог тов.Стариков (с его: «Геополитика, как это делается) где и был вполне подробно расписан весь «реальный расклад» времен ...надцатого века))
В противном же случае, не являясь большим поклонником «средневековых тем» (и довольно посредственно участь в школе)) весьма трудно понять кто (из указанных персоналий) занимает какое место, и что это (блин) за государство вобсЧще?))
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (озвучивающего «общую партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Впрочем нельзя не заметить и тот (многократно повторяемый мной) факт, что «весь рассказ об этом персонаже» все же НЕ свелся к очередному описанию «гламурно-понтовой» императрицы (сотворенной в «наивно-розовой вере», в подростковом стиле с большим непробиваемым апломбом)) А ведь это именно то — чего я изначально опасался (открывая часть первую))
Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))
С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно
подробнее ...
этого персонажа (Софьи), а не многочисленного сонма второстепенных персонажей («царь, царевич, король, королевич»)).
Конкретно в этой части тов.Софья «взбрыкивает» и … берет недрогнувшей рукой все бразды управления государством на себя!!! Я же (ожидая чего-нибудь эдакого) ожидал некой драмы в отношении всех остальных (более старших) членов династии — но автор все сделала гораздо изящней (и царевич в итоге «остался жив» и добрался таки до трона))
Но — помимо этой (пожалуй) «самой вкусной части» становления героини (государыни!)), в книге опять (чрезмерно много) всякой «другой политики» (брани — в смысле сечи, а не в смысле бранных слов)) и прочих сражений (и решений) в рамках своеобразной средневековой «Большой игры»))
P.S Самое забавное — что если я изначально боялся «слишком углубленного экскурса во всякие няшности» и некоего слишком восторженно-пафосного стиля (присущего многим авторам «женскАго полу»), то по итогу прочтения части третьей «стал понемногу страдать» от некой сухости (построения) очередной «чисто альтернативной истории» (что как раз, характерная черта авторов-мужчин)) Вот такой вот «казус-белли»))
У траўні 1955 года на секцыі паэзіі Саюза пісьменнікаў абмяркоўваўся рукапіс маёй першай кнігі вершаў « Песня ў дарогу». Апошнім узяў слова масціты паэт Максім Лужанін. «Усе крытычныя закіды, зробленыя тут аўтару рукапіса, слушныя. Я далучаюся да ix i паўтарацца не буду. Хачу сказаць пра нешта больш сур'ёзнае — пра ідэйную ўшчэрбнасць некаторых твораў маладога паэта. Вось верш пра параненую грушу:
Я глядзеў i параўноўваў
Ix зайздросную красу.
Бура ноччу перуновай
Адвіхнула ў грушы сук.
I яшчэ не ўспела груша
Гора выплакаць слязьмі —
Па галіне хтось бяздушна
Пераехаў калясьмі.
У рэчаіснасці ўсё бывае: i адвіхне, i зломіць, і вырве з карэннем. Але ж кожны твор мастацтва ёсць абагульненне, а не копія рэчаіснасці, i параненая груша ў вершы — гэта вобраз-сімвал. Трэба дбаць пра вышыню эстэтычнага ідэалу», — закончыў масціты.
Ну, што ж, пра вышыню ідэала трэба, канешне, дбаць, але ж — не за кошт права паэта на драматычныя i нават трагічныя матывы ў лірыцы, — не за кошт права заставацца сабой — з уласным бачаннем i ўспрыняццем навакольнага свету, з уласнымі перажываннямі i настроямі. Аспрэчваць масцітага я не стаў, але ідэйна «ўшчэрбны» верш пра параненую грушу змясціў у зборніку, не перайначыўшы ніводнага радка.
Праз колькі гадоў падобны закід ва ўшчэрбнасці майго светаўспрыймання, майго лірычнага самапачування зрабіў масціты крытык Рыгор Бярозкін у рэцэнзіі на маю кнігу «Бальшак». Ён рашуча не прыняў верша «Вы шуміце, бярозы». «Што гэта за палягушачкі-пацягушачкі пад бярозамі? — здзекліва дасціпнічаў крытык. — Дзіўна чытаць такое ў кнізе яшчэ адносна маладога чалавека».
Праз 20 гадоў верш «Вы шуміце, бярозы» быў пакладзены Эд. Ханком на музыку i неўзабаве зрабіўся папулярнай, не пабаюся сказаць, — усенародна любімай песняй, вядомай i далёка за межамі Беларусі.
Так таленавітыя i дасведчаныя літаратары, беручы на сябе ролю вартаўнікоў ідэйна-эстэтычнай цнатлівасці беларускай паэзіі, засцерагалі аўтара ад творчасці «ўшчэрбнай» i скіроўвалі на беспагрэшны i таму плённы шлях паэтызацыі i ўслаўлення рэчаіснасці, сцвярджэння выключна жыццярадаснага настрою.
А між тым i непісьменная вясковая бабуля, ад якой студэнты-філолагі гадоў сорак таму запісалі яе ўспаміны аб перажытым — ад маленства да старасці, — ведала, што «ў жыцці радасці менш чым гора» (гл. кн. «Апавядае беларуская вёска». Мн., 2008).
Уладзімір Конан, незвычайна ўважлівы i праніклівы даследчык беларускай літаратуры, у артыкуле «На прасветлым алтары Радзімы» пісаў: «Дарэчы, пачынаючы з 1960 года, матыў суму і смутку стане ў паэзіі Н. Гілевіча скразным i чым далей, тым больш выяўным» («Полымя», 1, № 9). Ніхто з крытыкаў ні раней ні пасля за гэтае «скразное», на жаль, не «зачапіўся».
У адным літаратурна-крытычным эсэ Георгія Адамовіча, выдатнага рускага паэта «срэбранага веку» (памёр у эміграцыі), калісьці напаткаў радкі, якія мне вельмі прыйшліся да душы: «Смутак свету давераны вершам. Не будзьце здраднікамі».
Н. Г., 2008, кастрычнік
Последние комментарии
4 часов 9 минут назад
21 часов 29 минут назад
21 часов 52 минут назад
22 часов 7 минут назад
22 часов 8 минут назад
22 часов 9 минут назад