Стук мертвеца [Джон Диксон Карр] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Джон Диксон Карр Стук мертвеца
Часть первая Своенравная женщина
Оставь, оставь, стыдись, ее ты не изменишь: ничто ее не тронет. Если и себя любить она не в силах, То суждено ей пребывать такой, Пока не приберет ее дух зла!Сэр Джон Саклинг. Аглаура
Глава 1
Бренда закрыла за собой дверь спальни. Ручку она повернула осторожно, чтобы не щелкнул замок, и остановилась, прислушиваясь, в холле верхнего этажа. Она с возмущением подавила первоначальное желание двинуться дальше на цыпочках. Ей нужно пройти мимо двери кабинета Марка – что ж, пусть он услышит ее. Это, наконец, просто смешно! В ней росло негодование. Ей надо уйти, и она уйдет. Если Марк о чем-то спросит ее, она ответит, что идет на встречу с Кэролайн. Ложь номер один. Отблески неяркого света в верхнем холле падали на твердую древесину паркета, на серовато-кремовые обои, на белые двери с их стеклянными ручками. Окно в передней части холла было распахнуто настежь, рядом чуть трепетал легкий экран. Здесь, в сельской местности Вирджинии, на правом берегу реки, с трудом можно было себе представить, что менее чем в десяти милях находится Вашингтон. Для Бренды олицетворением Вашингтона был Фрэнк Чедвик, и никто иной, кроме Фрэнка Чедвика. Закрытая дверь в кабинет Марка находилась в задней части холла рядом с верхней лестничной площадкой. Паркет обычно стонал и поскрипывал, когда кто-нибудь проходил мимо этих дверей. Бренда продолжала стоять, затаившись, чувствуя, как давит на нее тишина. Вокруг дышала июльская ночь, было душно и в то же время волнующе томно. Монотонно и дремотно стрекотали сверчки. Но Бренда слышала только биение своего сердца. Вместе с гневом она испытывала и угрызения совести, вызванные чувством вины, но от этого, конечно, гнев только усилился. Все это было абсурдно! Она не сделала ровно ничего, чтобы стыдиться! По крайней мере… ну, пока еще. Она рывком открыла сумочку, вынула пудреницу и подняла зеркальце повыше к слабому свету. Бренде было тридцать два года, но выглядела она моложе. По выражению ее широко расставленных блестящих серых глаз было понятно, что она не умеет притворяться и не может хранить никаких тайн. Захлопнув пудреницу, она засунула ее в сумочку. После этого, вытянувшись в струнку, она напряженно отсчитала тридцать секунд и подошла к двери кабинета мужа, чтобы постучать. – Да? – ответил знакомый приглушенный голос. Бренда открыла дверь. Марк в старой спортивной куртке склонился над столом, заваленным бумагами. Его письменный стол размещался между двумя окнами у задней стены кабинета, и он сидел лицом к ней. Муж внимательно посмотрел на нее, но, кроме вежливости, лицо его ничего не выражало. Свет лампы из-под зеленого стеклянного абажура падал на стол, его блики играли на густых черных волосах Марка. Хотя Марку в следующий день рождения исполнится всего сорок лет, щеки его уже изрезаны глубокими вертикальными морщинами. – Марк, – сказала Бренда. – Я ухожу. Муж едва кивнул. Он продолжал так же бесстрастно и холодно смотреть на нее; ладони его лежали на открытой книге. – Я иду встретиться с Кэролайн, – повысила голос Бренда. – Ты работаешь? – Нет. Читаю детективный роман. – Вот как? И он… он интересный? – Пока не знаю. Написан вроде бы хорошо. Но пока не прочитаю, качества его оценить не могу. – Ага. Ладно, я к Кэролайн. Не больше чем на часик-другой. Обо мне можешь не беспокоиться. Теперь и Марк чуть повысил голос, глухой и невыразительный. – В самом деле? – спросил он. – Моя дорогая, а с чего бы я должен о тебе беспокоиться? Бренда облизнула губы. Ей все здесь было до мелочей знакомо. Обстановка кабинета. Запах ковров, полированного дерева и старых книг. Открытые окна, за которыми надрываются сверчки. Травянистые лужайки Куин-колледжа, который был так назван в честь королевы Англии Анны примерно двести пятьдесят лет назад. И она точно знала – там в темноте ее ждала машина Фрэнка Чедвика. – Моя дорогая, так почему я должен о тебе беспокоиться? – Ты не должен! Просто люди говорят друг другу такие слова: «Обо мне не беспокойся». Вот и все. – О, конечно. Прости меня. – Марк, ты хоть понимаешь, как порой выводишь меня из себя? – Думаю, да. Но ведь все мы временами можем действовать друг другу на нервы. – Едва ли ты что-то об этом знаешь. Ты просто не обращаешь внимания на людей. И ни на что. Тебя ничто не может вывести из себя. Звук, который донесся до них, заставил обоих вздрогнуть. В этот момент они не смотрели друг на друга. Звук не был ни громким, ни резким. Как случайно взятая неверная нота. Словно кто-то на долю мгновения нажал автомобильный клаксон, напоминая о назначенном тайном свидании. Бренду бросало то в жар, то в холод. Она не решилась тут же сорваться с места – Марк мог что-то заметить. Хотя он, конечно, ничего не заметит. Сильные руки Марка спокойно лежали на раскрытой книге. Но он опустил глаза. Верхний свет с беспощадной четкостью подчеркнул морщинки на лбу и на щеках. Он мог быть любезным, насмешливым, забавным и в то же время отрешенно-рассеянным. Сколько всего, думала Бренда, в нем перемешано! В свою очередь Марк Рутвен видел перед собой женщину, которая внешне была так же спокойна, как и он сам. И тем не менее в комнате, где на высоких, уходящих под потолок, книжных полках теснились две тысячи книг, яркая, броская красота Бренды вызывала смущение. Густые локоны ее каштановых волос падали на плечи. Она не отличалась заметным ростом. У нее был высокий лоб, широко расставленные глаза, нос чуть короче, чем следовало бы, из-за чего скулы казались выше, чем на самом деле. Большой рот, как и разрез глаз, говорил о доброте и чувстве юмора, но сейчас эти качества уступили место другим эмоциям. В тонком платье белого шелка с тугим пурпурным поясом, без чулок и в красных туфельках, она стояла в дверях, одной рукой держась за ручку, а в другой сжимая красную сумочку. Марк Рутвен опустил глаза на лежащий перед ним роман и перевернул страницу. И он, и его жена заговорили одновременно: – Марк, я… – Бренда, дорогая… – Да? – осведомилась она, вскидывая голову так, словно собиралась убрать назад волосы. – Если ты идешь к Кэролайн Кент, не затруднит ли тебя пройти немного дальше и передать книгу мисс Лестрейндж? Пока Марк говорил, серые глаза Бренды с черными зрачками и сияющими белками рассеянно бродили по комнате. Внезапно они уставились на Марка. – Роз Лестрейндж? – переспросила она. – В самом деле? Этой ужасной женщине? Ее муж вскинул брови. – Не самый лучший отзыв о ближнем, не так ли? – При чем тут ближние! Я даже не знала, что ты с ней встречаешься. – Да. Я ее знаю. Что же до сплетен… – Да меня совершенно не волнует ее моральный облик, – засмеялась Бренда. – Так что там о книге? По лицу Марка скользнула тень раздражения. У него слегка дрогнули пальцы. – Сегодня утром я встретил мисс Лестрейндж на Колледж-авеню. Она хотела одолжить у меня экземпляр «Армадейл». – Вот оно что! А ты не мог бы ей сам занести книгу? – Конечно. Могу сделать это завтра. Прости, что попробовал обеспокоить тебя. Что-то заискрило в пространстве между ними. Бренда, собравшаяся уходить, снова повернулась: – Послушай, Марк. Я понимаю, о многом надо было бы расспросить. Но тут вокруг происходит что-то ужасное, и оно имеет отношение к этой Лестрейндж. Тебя очень огорчит, если мы не будем иметь с ней ничего общего, не будем даже звонить или одалживать ей книги? Марк Рутвен, профессор кафедры английской литературы Куин-колледжа, вскинул голову. – Ты хоть отдаешь себе отчет, Бренда, чего ты требуешь? Понимаешь ли вообще? Ей показалось, что она получила пощечину. Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания. – А тебя это совершенно не волнует? – Что, моя дорогая? – вежливо спросил Марк. – Всего минуту назад, – выпалила Бренда, – я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне. – Как ты удивила меня, – улыбнулся Марк. В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери. – Ты обо всем знал? – Да. – Тогда я могу сказать тебе, – вскричала Бренда, – что ты упал в моих глазах! Ее муж снова вскинул брови. – Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом? Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать. – Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж. – В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести. – И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, – всхлипнула Бренда. – Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня? Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался. – Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом. – Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть. – Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, – вежливо добавил он, – что и я часто испытываю то же самое? – Относительно чего? – Относительно тебя, – усмехнулся Марк. Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него. – Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала? – Я… – Так как? Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом. – Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина? – Имеет ли это значение? – Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, – с достоинством произнесла Бренда. – И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право… – Брось, моя дорогая. Какие там еще права? Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение. Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна. Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише – по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь. Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину. Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор. За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много. Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза. Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн. Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила. – Да? – услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией. Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ. Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа. И все же… и все же!… – Да? – услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. – Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась. И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика. – Да? – в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко. – Да? Простите, кто говорит? Снова предостерегающе задребезжал колокольчик. Марк стоял недвижимо, прижав трубку к уху и глядя через плечо. В холле, так же как в гостиной слева и в столовой справа, ярко горел свет. У него не было возможности не открыть гостям. Телефон звякнул, когда он осторожно положил трубку, отрезая себя от голоса Роз и от обаяния ее личности. Марк Рутвен накинул на плечи спортивную куртку, поправил галстук и пошел открывать дверь.Глава 2
– Добрый вечер, Кэролайн, – пробормотал он. Кэролайн Кент, стоя на шаг ниже на растрескавшихся плитах дорожки, подняла голову и выжидающе посмотрела на Марка. Кэролайн была «здравомыслящей» девушкой, которая, как пару раз жаловался ее жених, любое замечание воспринимала настолько буквально, что порой плакать хотелось. И дело было не в недостатке ума, просто каждый раз у нее была причина для такой реакции. Как дочь доктора Сэмюела Кента, декана исторического факультета, она привыкла годами заботиться о своем непрактичном отце и еще более непрактичной матери. Ей уже было крепко за двадцать; высокая и с хорошей фигурой, Кэролайн была очень привлекательна, хотя ее трудно было назвать даже хорошенькой. У нее были карие глаза, а густые волосы вились от природы. Порой она казалась слишком солидной дамой рядом со своим хрупким и подвижным женихом, но Кэролайн нравилось подчиняться, и она исполняла любой каприз Тоби Саундерса. Спохватившись, Марк включил лампу над входом. – Кэролайн! – удивился он. – В чем дело? – Ни в чем! Абсолютно ни в чем! Только… Трава на газоне перед домом казалась бледноватой в искусственном освещении; газон тянулся до низкой живой изгороди, за которой Колледж-авеню, изгибаясь, уходила под высокую арку деревьев. «Шевроле» Тоби Саундерса, который считался новым в 1948 году, был припаркован снаружи. Сам Тоби, на которого Кэролайн невольно то и дело поглядывала из-за плеча, возился со стороны левой дверцы. – Можешь не закрывать его, Тоби! – крикнул Марк, который никогда не запирал своего «шевроле». Крикнул он громче, чем сам предполагал. – Кэролайн! В чем дело? Заходи. – Честно говоря, я не знаю, стоит ли нам заходить, – сказала Кэролайн. – Не хочется беспокоить тебя, ведь ты, наверное, работаешь над биографией. Но это довольно важно, и мой отец попросил Тоби встретиться с тобой. – Твой отец? – Да. А где Бренда? – Боюсь, что она ушла. – Ну, может, оно и к лучшему. Я… то есть я, конечно не хочу сказать, что это лучше, – торопливо добавила Кэролайн. – Только мы хотели встретиться с тобой одним. Тоби Саундерс в желтовато-коричневом костюме с выбившимся галстуком заторопился к ним по дорожке. Тоби был примерно одного с Марком возраста. Историк по специальности, он вместе с коллегами работал на Пентагон, писал историю Второй мировой войны, стараясь опередить тех, кто заканчивал свою историю Первой мировой. Тоби шел опустив голову; Марк видел только коротко стриженные темные волосы, но не мог разглядеть его худого, резкого, нервного лица. – Ты уверен, что мы тебе не помешаем? – продолжала настаивать Кэролайн. – Я весь вечер ровно ничем не занимался. Заходите. Марк закрыл дверь и провел их в гостиную. Он слышал тяжелое дыхание Тоби. В гостиной, которая обставлялась по вкусу Бренды – удобные стулья в белых чехлах, светло-зеленые стены, темный ковер, – были опущены жалюзи. Кэролайн, помешкав, села на диван в эркере переднего окна. Марк посмотрел на ее спутника. Тоби, худой и не особенно высокий, был в таком нервном напряжении, что, казалось, воздух вокруг него искрится и потрескивает. Его прищуренные голубые глаза испытующе оглядели комнату, после чего остановились на Марке. – Все это держится в секрете, – отрывисто сказал он, – никто пока не знает, что это значит. Но через неделю в колледже может начаться черт-те что. – Ну? Каким образом? – Пока тут нет студентов, кто-то из нашей среды, – пробормотал Тоби, – кто-то из наших преподавателей разыгрывает чисто студенческие номера. Но это уже не шутки. Они смахивают – я подчеркиваю, смахивают – на полномасштабную попытку убийства. Кэролайн открыла рот, чтобы возразить. Она сидела опустив вдоль тела руки, упираясь ладонями в диван. Свет из-под матерчатого абажура лампы падал на ее серьезные карие глаза и на короткие густые завитки волос. – Убийства? – воскликнул Марк. – Полиция в курсе дела? – Полиция? Здесь? Ради бога, дружище, пошевели мозгами! Куин-колледж пустит в свои пределы скорее бубонную чуму или Черную смерть. – Так что случилось, Тоби? Сядь. И рассказывай. Подчинившись, Тоби опустился на диван рядом с Кэролайн. По-прежнему было слышно его тяжелое дыхание. Перед ними на низком кофейном столике стояла серебряная сигаретница. Откинув крышку, Марк подвинул ее гостям. Кэролайн решительно и нетерпеливо замотала головой. Тоби этого даже не заметил. – В год от Рождества Христова 1710-й… – начал он. – Тебе обязательно надо начинать так издалека? Тоби, нервничая, с вызовом вскинул голову. – Заткнись, – сказал он, внезапно теряя свою ораторскую манеру и столь же скоро вновь обретая ее. – Итак, в год от Рождества Христова 1710-й, когда штат Вирджиния был колонией ее величества Вирджинии, некий Септимус Хьюит основал академию для мальчиков. Заложил он ее как раз на окраине Белхавена, ныне известного как Александрия. Поселение было небольшим; никому и в голову не приходило, что школа Септимуса Хьюита может добиться процветания. Но плантаторы посылали в нее своих сыновей, и школа в самом деле начала богатеть. Через двадцать лет она перестала считаться только школой для мальчиков. Куин-колледж давал образование или, по крайней мере, учил держаться в обществе молодых джентльменов из Вирджинии. Септимус Хьюит умер. В центре того места, которое никогда не называлось кампусом, а только Лужайкой, ему воздвигли статую: парик с буклями, камзол и все такое. Запомни статую. Это важно. – Прервав повествование, Тоби сказал уже без саркастических ноток в голосе: – Если я рассказываю тебе эту историю, Марк, поскольку ты ни черта не знаешь о том заведении, в котором преподаешь, ты уж поверь, что у меня есть на то основания. – Конечно. – Но может, я и не должен ее рассказывать. Ведь меня с полным основанием можно считать тут чужаком. Может, Кэролайн… Кэролайн коснулась его руки. – Нет, – сказала она. – Ты, Тоби. Только ты. При всей своей невозмутимости Кэролайн могла быть такой же настойчивой, как и Тоби. Тот посмотрел на нее. Увидев, что Кэролайн слегка смущена, он и сам смутился, но, взяв себя в руки, продолжил повествование. – Прямым наследником первого Септимуса Хьюита ныне является мастер Куин-колледжа. Он никогда не именовался президентом – именно мастер. Но давайте забудем прошлое, насколько это у нас получится. Обратимся к личности, известной под именем Джордж. – Он повернулся к Кэролайн: – Ты знаешь Джорджа? – Тоби! Я не могла бы прожить тут всю жизнь, не зная… Тоби наморщил лоб. – Если ты не перестанешь так буквально понимать каждое слово, ангел мой… Едва слушая это брюзжание, Кэролайн бросила в сторону Марка легкую улыбку, как бы говоря: «Его не стоит принимать всерьез; на самом деле он так не думает». Но Тоби, как обычно, тут же раскаялся. Хотя они не демонстрировали своих чувств посторонним, у этой пары была настоящая любовь. Люди, знавшие Тоби, считали его истым пуританином, но его чувства были такими глубокими и искренними, что у Марка сейчас сжалось сердце, и он едва не выбежал из комнаты. – Личность, известная под именем Джорджа, – продолжил Тоби, – это незаменимый сотрудник. Ему за семьдесят. Во время летних каникул каждый вечер, до того как стемнеет, он обходит здания колледжа, проверяя, все ли в них в порядке, после чего закрывает их. То есть он обходит все строения, кроме библиотеки, Зала Науки и изолятора. Библиотека и Зал Науки, выходящие на Лужайку, остаются открытыми допоздна. Расположенный неподалеку изолятор да лето закрывается. Но о нем можно забыть; я упомянул его лишь в связи с кое-чем еще. Ухмыльнувшись, Тоби сделал паузу. – И тем не менее! Первый из этих «инцидентов», как мы будем их называть, имел место в пятницу вечером, 9 июля. Джордж почти закончил свой обход. Последним он инспектировал гимнастический зал. В зале стояла полная тишина. В сумерках им никто не пользовался, поскольку на лето электричество отключали. Хотя и после захода солнца света там вполне достаточно – из-за световых люков, – так что Джордж видел перед собой зал. Он был аккуратно убран. Маты, параллельные брусья, конь – все снаряды были составлены под балкон, опоясывающий зал. Но на западной стенке светящейся краской было грубо намалевано изображение статуи Септимуса Хьюита. Марк мог ожидать чего угодно, но только не этого. – Изображение… чего! – Статуи Основателя! – резко повторил Тоби с таким видом, словно хотел вскочить с места, хотя остался сидеть. – Теперь ты его вспомнил? Не было ни надписей, вообще ничего! Только рисунок статуи с несколькими подробностями, примерно трех футов в высоту. Изобразили ее тонкой кистью, люминесцентной краской. – Тоби криво усмехнулся. – Ну, старик испытал чертовское потрясение. Сегодня вечером отец Кэролайн расспрашивал его, что там было. Сначала Джордж не знал, что и ответить. Он запинался и мямлил, но наконец вспомнил настоящую причину своего испуга. Уже стемнело, сказал он, и зал как-то странно выглядел, а тут еще в углу кто-то засмеялся. Кэролайн повернула голову. Тоби не шевельнулся. Марк пожал плечами, отгоняя подкрадывающиеся из воображения образы. – Что Джордж сделал? – Повел себя в высшей степени сознательно. В меру своих сил тряпкой стер рисунок. На следующее утро сообщил в администрацию. Они решили, что он был пьян или ему приснилось. Может, Джордж и сам так решил… – Почему? – Потому что, когда он в субботу вечером вернулся в зал там не было и следа светящейся краски. Ни в спортивном зале, ни в бассейне в подвальном помещении – нигде никого и ничего. В воскресенье все здания остаются закрытыми. Джордж взял отгул. В понедельник вечером, 12 июля, он уже чувствовал себя лучше. То есть, пока снова не оказался в зале. – Тоби горько усмехнулся. – Изображение статуи Основателя, светящееся, как и раньше, снова появилось. Только теперь оно было намалевано на полу у южной стены, под балконом. Джордж окончательно растерялся. В голову ему пришла единственная мысль – снова стереть, уничтожить любой ценой. Но коленях он подполз к светящимся линиям, – Тоби прокашлялся, – но кто-то ждал его на галерее, в восемнадцати футах над головой Джорджа. Кто-то перегнулся через ее перила, держа в руках тяжелый железный стержень, вывернутый из тележки, на которой в зал привозят гимнастические снаряды. Он грохнулся на пол, как гиря, в восемнадцати дюймах от головы Джорджа. Тоби замолчал. Не отрывая глаз от Марка, он безмолвно взял Кэролайн за руку и сжал ее. – Нет, – сказал Тоби, – он никого не видел и не слышал. Сначала он был оглушен грохотом, затем у него все расплылось перед глазами. Он потерял сознание, но как-то смог выбраться из зала. Во вторник утром рисунок статуи Основателя по-прежнему красовался на полу, а рядом валялся металлический стержень. – Тоби покачал головой. – Джордж туда не возвращался. Оказавшись дома, он поведал семье всю эту историю. Жена уложила его в постель и вызвала врача. Во вторник вечером, продолжая семейные традиции, на работу вместо него вышел внук. Молодому Губерту, его внуку, минуло шестнадцать, и парень он толковый. Он не только обыскал зал. Он торчал рядом с ним на страже чуть ли не все ночи напролет. И вот что он поведал мне о последних событиях. Тоби нервно вскочил с кресла. – Давайте представим, как все это выглядело! Итак, суббота. Во второй половине дня, при ярком свете, Губерт кружит вокруг зала, держась недалеко от него. От вторника до субботы он ничего не видит и не слышит. Но однажды он различил звук, доносящийся из здания, и стал ломать голову, что это может быть. Губерт обогнул здание с северной стороны и осторожно влез в зал. Спустился к бассейну в подвале. Тут он понял, что это были за звуки. В бассейне, который должен был быть пустым, было полно воды. Причем наполнили его, видимо, только что: по воде еще шла рябь. Билли Коул, главный сантехник, обслуживающий нижний этаж, говорит, что любой, кто знает, что к чему, может без труда залить бассейн. В подвальном помещении, окна которого на уровне земли и скрыты деревьями, всегда стоит полумрак. В глубоком конце бассейна воды на десять футов, а он вместе с вышкой расположен ближе всего к дверям. – Тоби отдышался. – Губерт сразу же кинулся его осматривать. Он заметил, что вода еще колышется и вместе с ней – блики белых изразцов на дне. Подойдя к глубокому краю, он перегнулся через бортик. И тут кто-то из-за спины, кого он не видел, с силой толкнул его. А Губерт не умеет плавать. – И снова Тоби сделал паузу. Выражение лица Тоби свидетельствовало о крайнем негодовании по поводу того, что он должен был рассказывать. Об этом говорила даже его артикуляция. Открытая сигаретница, серебряная настольная зажигалка, серебряная же пепельница гипнотически поблескивали, отражаясь в полировке кофейного столика. – Марк, – резко бросил он, – я никогда не видел, чтобы ты так плохо выглядел. – Меньше всего я думаю о том, как выгляжу. Ты хочешь сказать, что мальчик там погиб? И никто ему не помог? – Нет! – гневно буркнул Тоби, но тут же взял себя в руки. – По счастливой случайности или, может, по милости Божьей, тот самый Билли Коул как раз проходил по Тропе Привидений. Он услышал крик и плеск воды. Билли выбил окно в подвале и пролез внутрь. Губерт уже опускался на дно, когда Билли нырнул за ним. Он спас ему жизнь, тут же стал делать искусственное дыхание. Он спас его буквально чудом. Просто чудом! – Ты говоришь, это было сегодня днем? Сейчас он в порядке? – Насколько может быть в порядке человек, который чуть не утонул и натерпелся таких страхов, – да. – Думается, я встречал этого парнишку Джонсона, то есть Губерта. В шестнадцать лет он получил право учиться в Куин-колледже. Я и не знал, что он не умеет плавать. – Да никто не знал, – пожал плечами Тоби. – Считается, что все умеют плавать, да? Это наше неоспоримое американское убеждение. Губерт никому не говорил, что не умеет держаться на воде, потому что стеснялся. Но мы столкнулись с классным шутником, который отколол этот номер в спортзале. Верно? – Ради всех святых, Тоби! – вскричала Кэролайн. – Стоит ли так на этом зацикливаться? – Да! Стоит! В этом-то все и дело. – Он повернулся к Марку. – Об этой истории – когда Джордж потерял сознание – перешептывались по всему Куиншевену. А теперь о ней говорят не только шепотом; она стала общеизвестна. И декан, и мастер – оба в отпуске. Будь тут современное учреждение, делом занялись бы их заместители, помощники. Но здесь… О боже! Разбираться поручили отцу Кэролайн. – При этих словах Тоби ударил кулаком по кофейному столику. – Поймите меня правильно. Доктор Кент – прекрасный человек. Хороший историк. Но он придерживается одного мнения об этом деле, а я другого. Так что мы договорились, что судьей в этом деле будешь ты. – Польщен, – совершенно искренне ответил Марк. – Конечно же я к твоим услугам, если ты считаешь, что я могу чем-то помочь. – О, еще как можешь! На этот счет не беспокойся. Просто выслушай мою версию. Вот как эта история может выглядеть. – И как же? – На первый взгляд, – стал излагать Тоби, – некая уважаемая личность в колледже или в Куиншевене – на самом деле маньяк со склонностью к убийствам, он и пытался убить двух человек и едва не преуспел в этом. Так? – На первый взгляд да. – Хорошо! В таком случае рисунок статуи Основателя не имеет никакого смысла. Разве что как приманка. Сначала маньяк нарисовал его на западной стене и захихикал, как привидение, чтобы напугать Джорджа. Как этот мерзавец и предполагал, Джордж попытался стереть рисунок. Все шло, как и задумывалось. Маньяк заставил Джорджа два дня маяться над загадкой. Затем он намалевал рисунок на полу под балконом. Когда Джордж ползал по полу, его голова на фоне светящейся краски была отличной мишенью. – Тоби брезгливо поморщился. – То же самое относится и к Губерту: мальчишка попал в очередную ловушку, подстроенную убийцей. Готовясь вечером использовать бассейн, маньяк решил наполнить его водой. Где-то в подвальном помещении он оставил бы еще несколько светящихся пятен, чтобы подманить Губерта к глубокой части бассейна. Но Губерт еще днем услышал, как наполняется бассейн, и маньяку представилась неожиданная возможность. Он столкнул Губерта в воду, чтобы тот утонул. Как бы там ни было, это был всего лишь один из способов убить его. Точно ли я изложил ситуацию? – Да, – признал Марк, переводя дыхание. – Думаю, что довольно точно. Тоби Саундерс поднялся на ноги. – Верно! – усмехнулся он и кивнул. – А теперь я должен сказать тебе, здесь и сейчас: я не верю ни одному слову из того, что было сказано. Я не думаю, что шутник вообще собирался кого-то убивать. Кэролайн вскинула голову. Застыв на месте и приоткрыв рот, она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Тоби! Ты серьезно? Отец считает… – Я знаю, что он считает. Но ведь ты не слышала, что я говорю. – И снова Тоби, который так и не присел, внимательно посмотрел на Марка. – Если шутник в самом деле собирался убить такого безобидного старого человека, как Джордж, почему же он этого не сделал? Имея при себе тяжелый металлический стержень и ясно видя цель, как он мог промахнуться? Как получилось, что он промазал… – Тоби широко развел руки, – почти на полтора фута. То же самое и с Губертом. Я согласен, что, когда шутнику представилась неожиданная возможность, он столкнул Губерта с бортика. Но неужели затем, чтобы убить его? Нет! Я намекну вам. Кто знал, что Губерт не умеет плавать? Его родители, может, дедушка с бабушкой. И больше никто. А ведь мы, все мы, убеждены, что любой здоровый шестнадцатилетний мальчишка должен плавать, как рыба. Я прав или ошибаюсь? – Скорее всего, прав, – признал Марк. – Этот шутник, может быть, и маньяк. Думаю, он таков и есть. Может, он хотел до смерти перепугать Джорджа и Губерта – что, собственно, он и сделал. Но это всё! Кэролайн тоже вскочила на ноги. – Если все так, Тоби, то почему тебе не приходит в голову мысль о каком-то сумасшедшем? – Может, и приходит. – А если он не хотел ни убивать, ни причинять им вред, чего же, ради всех святых, он хотел добиться? – В том-то и дело, – честно признался Тоби. – Я не знаю. – Тоби, это смешно! – Признаю. Да и меня эти игры со смертью пугают, как настоящее убийство, – вот что на самом деле я пытаюсь сказать. Но даже у весельчака со сдвигом по фазе есть причины поступать так, а не иначе. Кто-то почему-то вдруг изображает статую Основателя. Кто-то – и тоже непонятно по какой причине – промахивается по замечательной мишени… Ведь попасть по ней – как дважды два. Но кто это делает? И почему? Все трое настолько погрузились в свои мысли, что никто не услышал, как тихонько открылась входная дверь, которая обычно оставалась незапертой. Столь же тихо она и закрылась. Услышали они лишь быстрые решительные шаги, которые из холла направлялись к гостиной. Марк повернулся к дверям. На пороге, вскинув голову, стояла Бренда.Глава 3
Значит, она не уехала с Фрэнком Чедвиком? Выпростав из рукава левое запястье, Марк краем глаза глянул на часы. Было всего двадцать пять минут одиннадцатого. В машине молодого мистера Чедвика они должны были уже проехать Куиншевен, миновать Александрию, пересечь мост и влиться в автомобильную сумятицу Вашингтона. Бренда, конечно, не могла успеть побывать в квартире Чедвика, не говоря уж о том, что ей было совершенно не под силу доехать до его дома и вернуться. И тем не менее, где бы она ни провела это время, это была совершенно другая Бренда, не та, которая недавно вылетела из дома, хлопнув дверью. Эта Бренда, стоявшая с поднятой головой, излучала уверенность и силу, она и не взглянула на Марка. В своем белом платье без рукавов, перехваченном по талии пурпурным поясом, с модной расклешенной юбкой, она, казалось, так и светилась. – Привет обоим! – весело бросила она Кэролайн и Тоби. – Мы… мы не слышали, как ты подъехала, – растерялась Кэролайн. – О, я была не на машине. Она в гараже. Я прогулялась в Куиншевен и обратно. До чего прекрасная ночь! Вытащив красную пачку сигарет из красной же сумочки, Бренда кинула ее на стул с прямой спинкой, стоящий в арке, за которой был виден холл. – Хотя я лучше тебе все расскажу, – обратилась она к Тоби. – Я не предполагала, что тут кто-то окажется, – кивнула она в сторону опущенных жалюзи, – пока не подошла к дому. Мне показалось, что снаружи стоит наша машина. Но ты знаешь, дорогой Тоби, окна-то открыты и было слышно, как ты орал. То есть ты все слышала? – спросил Тоби. – И что именно? – Довольно много. – Бренда, лучше бы тебе этого не знать! – грустно сказала Кэролайн. – Моя дорогая, почему бы и нет? Я и так уже довольно много знаю из того, о чем у нас сплетничают. Если Тоби и не заметил в ее поведении ничего странного, то Кэролайн внимательно вглядывалась в лицо Бренды. Та ходила по комнате, по-прежнему не обращая внимания на Марка. Она села в плетеное кресло рядом с лампой, откинулась на спинку и положила ногу на ногу. – Интересная история произошла в спортзале, не так ли? – спросила она. – Интересная! – воскликнула Кэролайн. – А что, не так? – Стараясь казаться раскованной, Бренда засмеялась. – Надеюсь, Марк сможет помочь. Он разбирается во всех академических проблемах. Он расскажет и какие песни пели сирены, и как писал Шекспир, и каков был замысел нового революционного романа, который Уилки Коллинз собирался издать в 1869 году, но так и не закончил. Но в практическом смысле… О господи, как он похож на тебя, Тоби! – На меня? – Да. А ты не знал? Ты тоже не замечаешь ни людей, ни событий? – Ты удивишься, – возразил Тоби, – но, пожалуй, я соглашусь. Послушай, Марк! Я был прав. Клянусь тебе, я прав. – Подожди! – остановил его Марк. Его низкий голос, всей мощью которого он пользовался очень редко, заполнил всю комнату. – Может, ты и прав, Тоби. Я не утверждаю обратного. Но ты неправильно подходишь к этой проблеме. – То есть? – Ну, например… Мы ведь очень мало знаем о Джонсонах, о Джордже и о Губерте. Тоби скривил губы. – Мы не проявляем внимания к людям, не так ли, если они стоят ниже нас? А вот я-то знаю о них немало. – Кто мог настолько ненавидеть Джорджа и Губерта? Или хотел убить их? – Всю семью? – не без сарказма уточнил Тоби. – В любом случае таких злодеев я не знаю. – Значит, ненависть этого шутника не была направлена на них. Мотива тут не просматривается. Похоже, что наш весельчак специально привлек наше внимание к спортивному залу, чтобы наши мысли крутились только вокруг него. Типичный для студентов номер, как ты сам сказал. – Да, и это как раз не дает мне покоя. Этот тип с его злобой. То ли он так жесток, то ли просто недоумок, который не понимает, что делает. Бренда подала голос, мягкий и нежный, как шелк. – Почему вы все время говорите «он»? – удивленно спросила она. – А не могла ли это быть женщина? У Кэролайн отхлынула кровь от лица, и она отвернулась. Но когда пауза стала уже тягостной, Тоби отреагировал совершенно неожиданно. – О господи, – прошептал он, глядя прямо перед собой, – о господи, каким же я был тупоголовым… Ну и дурак! – Подожди! – мрачно остановил его Марк, но Тоби не стал ждать. – Эта мысль крутилась у меня в голове! – заорал он, ударив себя кулаком по лбу. – Но я со своей тупостью не придал ей значения. Я даже подумал об изоляторе, но так и не мог связать его со спортзалом. Конечно же! Там мог быть только один человек. Роз Лестрейндж. И снова Марк почувствовал ее присутствие рядом, но на этот раз он быстро справился с собой. Все вдруг вздрогнули, словно в комнату вошла сама Роз Лестрейндж. – Как интересно! – пробормотала Бренда. – Но это же абсурд, – вмешалась Кэролайн. – Женщина? – прошептала она почему-то испуганным голосом. – Ж-ж-женщина входит в мужской спортзал? И смеется там? – И смеется, – угрюмо согласился Тоби. – Вот именно. – Но невозможно, чтобы… – Ангел мой, ты слишком невинна для этой жизни. Именно такое могла сделать наша Роз, и с большой радостью. Таково ее чувство юмора. О чем я говорил? Или о злобном монстре, или о детской беспечности человека, который не ведает, что творит. Я не хочу выглядеть негалантным, но ей свойственно и то и другое. Тоби! – едва не заорал Марк. – Да выслушаешь ты меня, наконец? – В самом деле, Тоби, – произнесла Бренда, глядя в другую сторону. – Пожалуйста, выслушай Марка! – У меня к тебе только один вопрос, – настойчиво сказал Марк. – Чего ради Роз Лестрейндж так себя вести? – А я задам тебе другой вопрос, – возразил Тоби. – Объясни ту историю в изоляторе, что произошла около месяца назад. Это куда проще. – Что за история? – вскинулась Кэролайн. – Наша Роз привела туда своего приятеля и даже не стала отрицать этого. Она просто хохотала и говорила, что никто не сможет ничего доказать. Перестань краснеть, ангелочек, и не старайся изобразить невозмутимость. Бренда, я к тебе обращаюсь! – Да? – спокойно отозвалась Бренда. – Ты когда-нибудь слышала разговоры Роз Лестрейндж на ее любимую тему? – Нет, не думаю. – Еще до того, как ее перестали приглашать в гости, она выдавала реплики, от которых тарелки взлетали со стола. Я помню одну из них. Мол, ей нравится заниматься любовью – цитирую – «в странной или необычной обстановке». – Думаю, что некоторым мужчинам, – кивнула Бренда, – это тоже нравится. И что же? – Ничего. Но такова она, наша Роз. Характер! Обращаю ваше внимание: меня не волнует, сколько у нее приятелей. Но когда речь заходит о злобных и бесчеловечных поступках в спортивном зале… – Ясно, – прервал его Марк. – И вот тут твоя версия дает сбой. – Марк, почему, черт побери, она дает сбой? – По крайней мере, нам понятно, что случилось в изоляторе. – Краем глаза он видел выражение лица Бренды, но не остановился. – Мы не в силах понять другое. Чего ради она рисовала статую Основателя, чего ради делала попытки – подлинные или театральные – убить Джорджа и Губерта Джонсонов? – Не знаю. Это я признаю. Но позволь я вернусь к ее любимой теме… – Ее любимая тема не имеет отношения к предмету разговора. Как бы то ни было, ты же не будешь утверждать, что она – мартовская кошка? – До чего странно, – сказала Бренда, глядя в потолок, – до чего странно, что Марк взялся защищать ее. – Иди ты к черту, я вовсе не защищаю ее! Я… – Пожалуйста! – вскричала Кэролайн. Накал страстей в гостиной достиг такого предела, что воздух, казалось, вот-вот зашипит, как вода на раскаленной плите. И тут Кэролайн попыталась остудить его. Она и сама взяла себя в руки: опустившись на диван, старалась проглотить комок в горле. На Бренду же, похоже, эта вспышка не произвела никакого впечатления: она окинула всех рассеянным отстраненным взглядом. При этом она безостановочно крутила в руках запечатанную пачку сигарет. – П-п-прошу прощения, – извинилась Кэролайн, – но, похоже, и моя мать, и миссис Уолкер, и все остальные только и делают, что говорят о Роз Лестрейндж. Кто она такая? Откуда она взялась? Что она здесь делает? Вот что всех интересует. – Успокойся! – нервничая, пробормотал Тоби. – И этот ее коттедж на Харли-Лейн… – В начале восемнадцатого столетия, милая, он именовался «Синими Руинами». – Сейчас, дорогой, его уже так не называют. Все интересуются, каким образом ей удалось купить этот коттедж, хотя он считается собственностью колледжа в той же мере, как и старая таверна. Я сыта по горло Роз Лестрейндж! Я видела ее только раз, и она мне совершенно не понравилась. Но не думаю, что она так плоха, как о ней говорят. Мой отец хорошо отзывался о ней. Как и доктор Хьюит. – Доктор Хьюит? – переспросил Тоби. – Доктор Арнольд Хьюит? – Да, конечно. Кто же еще? – Ну и ну! – сказал Тоби, щелкая пальцами. – Доктор Хьюит, мастер Куин-колледжа, прямой потомок Септимуса Хьюита. Объясняет ли это появление рисунка Основателя? Не замешан ли во все это дядюшка Арнольд Хьюит, старый… ну, не стану говорить кто. – Ну, Тоби, это просто смешно. – Да, да, признаю, что так и есть! Более нелепую мысль трудно себе представить. И все равно это жутко забавно! – Нет, вовсе не забавно! Пожалуйста! – снова завелась Кэролайн. – Я… я не могу толково объяснить все, но вот что я имею в виду. Вы все время думаете о мисс Лестрейндж, вам она мерещится везде и всюду. Вы бы вовсе не удивились, если бы она заглянула в окно или постучала в двери. Тоби подскочил и выругался. Бренда выпрямилась в кресле. Звук, который донесся до них, не имел ничего общего с трелью дверного звонка. Раз за разом пронзительно звонил телефон в нижнем холле. Всем четверым в голову пришло одно и то же. Секунд десять никто не произносил ни слова. Бренда Рутвен бросила пачку сигарет на кресло и привстала. Спокойным легким шагом она через открытую арку направилась в холл. Марк опередил ее. Брендасделала два стремительных движения, и подол ее белой юбки колыхнулся. Марк почти бежал к телефону. Протянув руку к трубке, он как бы заслонил от жены аппарат и развернулся, словно бы отгородившись барьером. В любое другое время его неприличная торопливость показалась бы странной и даже смешной. Но сейчас в ней не было ни малейшего повода для насмешек, и Марк это понял, едва только прикоснулся к трубке. Бренда остановилась у подножия лестницы, лицом к нему, держась одной рукой за перила. Он видел ее пылающие глаза: широко открытые, окаймленные черными ресницами, они были полны эмоций, столь же обнаженных, как и ее руки. Он с трудом понимал, что делает. Скользнув взглядом мимо, Бренды, он заметил, что из-за арки на него напряженно смотрит Тоби, а рядом с ним застыла Кэролайн. Последний звонок он прервал на середине. Марк поднес трубку к уху и услышал мужской голос. – Да, доктор Кент? – произнес он. Кто-то испустил вздох облегчения. Марк тут же выкинул из головы свои страхи. – …Если они не против вернуться? – спросил он изумленно. – Да, конечно, доктор Кент, – пришел в себя Марк. – Надеюсь, ничего не случилось? – По крайней мере, хуже не стало, – ответил отец Кэролайн. – Но мастер только что спешно вернулся. Он сейчас со мной. Э-э-э… кажется, в понедельник у вас будет гость? Доктор Сэмюел Треверс Кент был англичанином до мозга костей, хотя прожил в Америке тридцать лет. Один его голос, который мог быть низким и вибрирующим или слабым и далеким, когда он погружался в сложные лабиринты своего воображения, напоминал Марку о чем-то давно забытом; о том, встреча с чем потрясла его. – Гость? – переспросил Марк. – Ах да, весьма уважаемый гость. Гидеон Фелл. – Гидеон Фелл?! – завопил Тоби, выскакивая из-за кофейного столика. – Потише, Тоби! – сказал Марк, прикрыв рукой микрофон и снова возобновляя разговор. – Нет, нет. У доктора Фелла нет в Америке никаких детективных задач. Он хочет ознакомиться с теми письмами, которые мне посчастливилось найти. Но допускаю, что он займется и нашей проблемой, если доктор Хьюит выскажет такое пожелание. Да, я передам Кэролайн и Тоби. Благодарю вас. Будьте здоровы. – Он положил трубку. Тоби рядом с Кэролайн стоял под аркой. Бренда не шевельнулась. – Доктор Гидеон Фелл, – повторил Тоби. – Человек, который объясняет совершенно невозможные ситуации и сдергивает покров тайны с любых чудес. Это тот? – Да. – Так я и подумал. Тут он будет как раз в своей стихии, не так ли? Если Роз Лестрейндж отколет еще какие-то грязные номера в спортзале или в изоляторе. На этот раз, надеюсь, все двери и окна будут заперты изнутри? – Послушай, – тихо сказал Марк. – Этому пора положить конец. – Я знаю, – также тихо ответил Тоби. – Но все же у меня есть предчувствие… – Да брось ты! Эта неприятность касается всех нас. А мы зачем-то портим друг другу нервы. По другую сторону холла, справа от Марка, раздался мягкий щелчок дверного замка. Ручка входной двери медленно повернулась, и дверь открылась. На пороге одной ногой стояла стройная женщина с черными блестящими волосами; другая нога ее оставалась на дорожке. Она толкнула створку двери и придержала рукой легкий экран за ней. Лукавое выражение ее лица сразу же изменилось, когда она увидела в холле четырех человек. Без малейших усилий, легким движением, полным природной грациозности, она переступила порог. – О, прошу прощения! – улыбнулась Роз Лестрейндж. – Дверь была открыта. Надеюсь, вы не против?Глава 4
В суете последовавших событий Марк Рутвен так и не смог найти минуту, чтобы разобраться во впечатлениях от этой встречи. У себя за спиной он услышал, как Бренда, постепенно оправившаяся от смятения, что-то прошептала. Он отметил, что когда она наконец вышла вперед, в ее манерах не было ни враждебности, ни приветливости: она вежливо и безразлично ждала развития событий. – Добрый вечер, – сказала Бренда. – Вы мисс Лестрейндж, не так ли? – Да! – улыбнулась гостья, пошире раскрывая дверь. – А вы миссис Рутвен? Она не снизошла ни до объяснений, ни до извинений. Роз отличалась высоким ростом, да к тому же была на каблуках. Густые черные волосы падали ей на плечи. Глаза ее могли быть застенчивыми и мечтательными или же полными тайны, когда она обволакивала вас взглядом. Когда они были на свету, становилось видно, что в их светло-карей глубине поблескивают зеленоватые искорки. Но Роз Лестрейндж относилась к тем женщинам, взглянув на которую обращаешь внимание не столько на лицо, сколько на фигуру. Стройная и в то же время округлая, с белой, чуть мерцающей кожей, она была в светло-желтом платье из хлопка, доходившем ей до колен, с глубоким остроугольным вырезом на груди. В каждом ее движении чувствовалась порочная развязность; казалось, она не в состоянии стоять на месте, ибо полна желания все время привлекать к себе внимание. Выражение ее зеленовато-ореховых глаз изменилось вместе с изгибом маленьких пухлых ненакрашенных губ, когда она улыбнулась Марку; изменилась и окружающая атмосфера. – Вам пришлось приложить усилия! – сказала Бренда. – Я имею в виду, что почему-то звонок у дверей не сообщил о вашем появлении. – Боюсь, что он сломан! – улыбнулась Роз. Откинувшись назад, она нажала кнопку с внешней стороны. Звонок промолчал, хотя еще три четверти часа назад он был в полном порядке. – В самом деле? – вскричала Бренда. – Я и понятия не имела. Прошу вас, заходите. Думаю, вы встречались с моим мужем? – О да! – И с мисс Кент? С доктором Саундерсом? – Как-то раз мы виделись с мисс Кент. Доктора Саундерса я знаю чуть лучше. Роз Лестрейндж прикрыла дверь, всем показалось, что она решительно замкнула вокруг себя пространство, в котором находились четыре человека. Отчетливо ощущался запах ее духов, тонкий и неповторимый. Не подлежало сомнению, что она получила хорошее воспитание и привыкла к комфортабельному образу жизни; вела она себя легко и раскованно. Ту же самую вежливую непринужденность продемонстрировали Кэролайн и Тоби. Те, кто знали «официальное» лицо Тоби, знали его таким, каким он был в Пентагоне, удивились бы его способностям. – К сожалению, должен сказать, что нам с мисс Кент придется уйти, – заметил он, пропуская вперед Кэролайн и извлекая из кармана ключи от машины. – Насколько я понимаю, доктор Кент, позвонив, попросил нас вернуться? Я так и думал. – Ах, так это ваша машина снаружи. А я и не поняла, – Улыбнулась мисс Лестрейндж и повернулась к Бренде: – Видите ли, миссис Рутвен, сегодня утром я встретила вашего Мужа… – Да. Это я уже слышала. – Вот как? Я в первый раз получила удовольствие от встречи с ним… – В первый раз? Так-таки в первый? (Осторожнее! Осторожнее!) – Да, в самый первый, – горячо заверила ее Роз с невинностью гиперсексуального ангела. – И он пообещал мне дать «Армадейл». – Значит, вы интересуетесь Уилки Коллинзом, мисс Лестрейндж? – Мне ужасно неудобно, но, боюсь, я не имела о нем представления, пока не послушала мистера Рутвена. Не удивляюсь, что все, кто у него занимается, считают, что он удивительно интересно излагает предмет. – В таком случае, Марк, – Бренда перевела взгляд на мужа, – тебе стоит подняться наверх и принести книгу. Нам не хотелось бы задерживать мисс Лестрейндж. – О, я, конечно, не должна была вторгаться к вам. У меня совершенно вылетело из головы, что это далеко не лучший час для визитов, хотя я для друзей дома в любое время. Так вы не против дать мне книгу, мистер Рутвен? – Марк! Что с тобой творится? – Ничего особенного, моя дорогая. Прошу прощения. Поворачиваясь, краем глаза Марк заметил возмущенное выражение на худом лице Тоби, но в его вежливости чувствовалась железная воля. «Не беспокойся, старина, – похоже, хотел сказать Тоби. – Не беспокойся, я все понимаю». Марк с подчеркнутой медлительностью поднялся наверх. В кабинете он прошелся вдоль полок, дважды пропустив книгу, пока не обратил внимание на заголовок. До него по-прежнему доносились голоса. Кроме того, он с предельной ясностью осознал, что ему вовсе не просто держать себя в руках, он совсем не чуждый эмоциям человек, каким старался казаться. Сняв с полки «Армадейл», он кинулся к дверям. Тут он опомнился и спустился неторопливо и торжественно. В доносящихся снизу голосах чувствовалось легкое возбуждение. – Большое вам спасибо, доктор Саундерс, – говорила Роз, – и вам, мисс Кент. Но меня в самом деле не надо подвозить домой. Если по прямой, то до меня здесь недалеко, каких-нибудь триста ярдов. Кроме того, я должна рассказать миссис Рутвен забавную историю. – Вам лучше составить нам компанию, – настаивал Тоби, придерживая открытую дверь. – У меня тоже есть забавная история для вас. Тоби говорил очень вежливо. Но что-то в его голосе заставило Марка вмешаться, хотя его нервное напряжение росло. Он ощутил желание поскорее выставить эту женщину из своего дома. – Вот и я, мисс Лестрейндж. – Марк вручил ей книгу. – Это не лучшая работа Коллинза и даже не третьеразрядный роман. Но если вы любите искусную интригу, она может развлечь вас. – Именно это я и люблю, – с многозначительной улыбкой ответила Роз. – А здесь есть убийцы? Я испытаю страх? – Ага! – сказал Тоби. – Вот и повод отправиться с нами. Именно об этом будет моя история. – Вот как, доктор Саундерс? О чем же она? – О страхе, – усмехнулся Тоби. Он продолжал держать дверь распахнутой. Кэролайн уже вышла и сейчас стояла на растрескавшихся плитах дорожки; свет из дверей падал на ее густые вьющиеся волосы. Роз Лестрейндж, застыв на пороге, посмотрела на Тоби. – Дорогой доктор Саундерс, – сказала она, – я должна принять ваше предложение. Уверена, миссис Рутвен простит меня. Кстати, мистер Рутвен, не читаете ли вы курс о писателях викторианского периода? – Да, мисс Лестрейндж, утром я вам говорил об этом. – Как я люблю викторианцев! – вскричала Роз, бросив взгляд через правое плечо и снова улыбнувшись Марку. – На людях они вели такую жутко правильную жизнь, застегнутые на все пуговицы, они писали такие же строгие изысканные романы, не так ли? До чего интересно и захватывающе читать между строк в их книгах совсем о другом! Спокойной ночи, миссис Рутвен. Большое спасибо за книгу. Ее мечтательный взгляд, в котором не было ни капли иронии, скользнул по Марку и Бренде. Потрепанный томик в красном, а теперь почти черном переплете она прижимала к корсажу своего желтого платья. Тоби придержал перед ней дверь, и она изящно ступила в ночь. Легкая вторая дверь слегка стукнула, закрываясь. Роз, Кэролайн и Тоби двинулись по дорожке. Марк, глядя им вслед, услышал чистый звонкий смех Роз, когда она садилась в машину Тоби. Тот сначала повел машину задом в сторону гаража, потом без необходимости взревел двигателем и вырулил на дорожку. Марк продолжал смотреть в их сторону. Колледж-авеню, окруженная высокими стволами деревьев, делала плавный изгиб протяженностью в полмили и кончалась у белых колонн, украшающих дом мастера. Но до них они не доехали. Примерно через пятьдесят ярдов машина свернула направо, на Харли-Лейн, которая когда-то называлась Лужайкой Синих Руин, которая, в свою очередь, вела к основной дороге на Куиншевен. Хвостовые огоньки исчезли за поворотом. Марк, чувствуя, что Бренда больше не стоит у него за спиной, закрыл входную дверь. Бренда была в гостиной, расположившись в кресле, курила сигарету. Она не обмолвилась ни словом и даже не посмотрела на него, когда Марк оказался рядом с ней. Она встала, прошлась по гостиной, поправляя обивку стульев и взбивая диванные подушки, хотя в наведении порядка не было сейчас никакой необходимости. В воздухе продолжало висеть странное неестественное напряжение. Марк повернулся, собираясь подняться в свой кабинет, когда Бренда наконец обратилась к нему. – Значит, вот она какова, эта женщина, – небрежно бросила она, поправляя абажур на лампе. – Какая женщина? – Та, с которой у тебя роман. Роз Лестрейндж. – Я тебе что-то говорил? – Пожалуйста, не будь лицемером, Марк. Это тебе не идет. «Господи, – подумал он, – сколько еще мне сдерживаться?» – Надо ли уточнять, кто она такая? – тем же холодным голосом осведомилась Бренда. – Как только ты узнал, что я ухожу к Фрэнку Чедвику, ты сознательно ввернул ее имя в разговоре о книге, разве не так? – В разговоре о Фрэнке Чедвике… – Мы о нем не говорили. Фрэнк тут ни при чем. – А вот мне кажется, что как раз «при чем». Ты хоть помнишь, Бренда, что я на самом деле говорил? Резко отпихнув абажур, Бренда повернулась лицом к нему. Вынув изо рта сигарету, она повысила голос: – Ты сказал, что устал от меня. Этого более чем достаточно, не так ли? Хватит с тебя? – Я сказал… – И если ты уж так устал от меня, почему ты не сказал об этом давным-давно? Вместо того чтобы брать под крылышко эту шлюху, унижая меня в собственном доме? – Разреши мне напомнить, – Марк с трудом сдерживался, – что ты сказала мне. Ты поведала о своей великой любви к юному Чедвику. Ты сообщила, что у нас с тобой все кончено и время нельзя повернуть вспять. И ты со страдальческим выражением лица объявила, что у меня нет права удерживать тебя против твоей воли. – Но ты же не думал, что я в самом деле это имею в виду! – заорала Бренда. Марк молча смотрел на нее – нужно медленно сосчитать до десяти. Выражение его лица внезапно изменилось. – Ты хочешь сказать, – начал он, – что ты не имела в виду ничего подобного? – Я… – Отвечай! Положи сигарету и отвечай мне! Бренда отпрянула, и зрачки ее расширились. Они были женаты пять лет, и она думала, что знает его до кончика мизинца, но никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Справившись со страхом, она разгневалась. – Ну хорошо! – прошипела она, вдавливая сигарету в краешек пепельницы. Сигарета, рассыпавшись снопом искр, незамеченной упала на ковер. – Хорошо! Может, я и флиртовала с ним. Может, я… я в самом деле подумывала закрутить с ним роман, потому что тебе было плевать на меня. – Ты действительно так считала? – А что, я была тебе нужна? – Да! Больше, чем ты хотела бы или даже могла себе представить. Бренда запнулась: – Тогда… тогда почему же ты не остановил меня? – Ты в самом деле считаешь, что я должен был соревноваться с тупым юным идиотом, которого интересуют лишь деньги и то, что называется «светским кругом общения»? – Фрэнк, милый! – Когда из ее уст нечаянно вырвалось это слово, Бренда окончательно разъярилась. – Ну да, он, может, не прочел столько книг! Это его беда, не так ли? Если какой-то человек не так умен, с твоей точки зрения, то ты и твое окружение считаете, что он даже не достоин презрения. А что, не так? – Когда речь идет о Чедвике – именно так. – А когда я думаю… – Она взорвалась. – Марк, ты хоть знаешь, почему я вернулась, хотя мы с ним уже уезжали? – Нет. – Я испытала раскаяние за то, что наговорила тебе. Задумайся об этом. Я сожалела, ведь я так не думала, понимаешь? Я наговорила это сгоряча! – Слезы заставили ее содрогнуться. – Взяла верх моя дурацкая идиотская совесть. Фрэнку в десять часов надо было сделать какой-то очень важный телефонный звонок. Он остановил машину в Куиншевене и зашел в аптеку позвонить. А я выскочила из машины и пошла обратно. Я думала, что и ты жалеешь о своих словах! Бренда сглотнула комок в горле, но у нее снова перехватило дыхание. Из глаз ее брызнули слезы, и она яростно смахнула их. – Но пожалел ли ты? О нет! Ты не только успел связаться с этой отвратной шлюхой, но прямо мне в лицо восхвалял и защищал ее. – Может, тебе интересно услышать, Бренда, что я вовсе не связывался с ней. Мне это и в голову не приходило. То, что сегодня вечером сказала мисс Лестрейндж, полностью соответствует истине. Утром я встретил ее в первый раз в жизни, когда она остановила меня на Колледж-авеню; до этого я с ней и словом не перемолвился. Бренда уставилась на него. Она вскинула правую руку. Никогда еще она не казалась ему такой красивой и желанной. Страстность ее сердца, ее благородство смешались сейчас с яростью, любовью, неверием и другими эмоциями, которых он не мог понять. – И ты осмеливаешься говорить мне это? – Почему бы и нет? Это же правда. – Не верю! – Тогда верь, во что ты хочешь. – И у Марка Рутвена тошнотворным комком застряла в горле смесь насмешки и осуждения в ее адрес, правда, там было и чуть-чуть любви. – Я хотел убедиться, сможешь ли ты сама проглотить ту горькую пилюлю, что давала мне. У Бренды было мертвенно-бледное лицо, если не считать багровых пятен на скулах. – И ты осмеливаешься мне это говорить? Когда зазвонил телефон и ты подумал, что это она, ты со всех ног бросился к нему! Что, я не видела, как ты спешил первым схватить трубку, чтобы я не узнала, кто звонит? – Значит, это так выглядело? – Ты считаешь, что только «выглядело»? – Да. Я потерял голову. Меня грызла совесть. Видишь ли,. я уже пытался ей звонить. – Ах, ты ей звонил? И тем не менее ты говоришь мне… – Я сказал, что пытался звонить ей! Сразу же после того, как ты уехала. Я хотел, прихватив обещанную книгу, зайти к ней, ибо мной владело детское желание «показать тебе». Вот и все. Но, судя по ее словам, она ждала кого-то другого. И прежде, чем я смог что-то объяснить, в дверях появились Тоби и Кэролайн. – Значит, «вот и все»? И ты считаешь, что я это проглочу? Бренда задохнулась, подавившись потоком слов. Затем она сорвалась с места и стремительно вылетела из комнаты. Марк помчался вслед за ней. На ковре тлела упавшая сигарета, и от ее рдеющего кончика поднимался едкий дымок. Бренда кинулась прямиком к входным дверям. Ее колотило с головы до ног, но вдруг, пораженная какой-то мыслью, она резко развернулась на месте: – Значит, ты всего лишь пытался звонить ей, да? – Да! – Ее здесь не было шесть месяцев. Ее нет в телефонной книге. Откуда ты знаешь ее номер телефона? – Этот коттедж в Куиншевене всегда носил номер 13, и ты это знаешь так же хорошо, как и я. – Я знаю? Я многое знаю… Бренда настежь распахнула входную дверь и отбросила локтем легкий экран. Выскочив наружу и развернувшись, она схватилась за левый косяк. По дому пронесся длинный звонок. Он замолчал, задребезжал снова, опять замолчал, потом издал запредельную по громкости трель, от которой нельзя было не содрогнуться. – Бренда! Прекрати! Двери захлопнулись одна за другой. Хотя Бренда все еще была бледна, лицо ее понемногу стало розоветь. – Звонок отлично работает, – тихо сказала она. – Твоя шлюха даже не нажимала его, разве что прикоснулась. Она не соврала ровно ни в чем? Как и ты? Она знала, что сегодня вечером меня не будет. Она бросилась сюда, чтобы в нашем доме оказаться с тобой в нашей постели. И если ты не обратил внимания на ее лицо, то я его видела. – Голос ее упал до шепота. – О господи! Я могла убить ее. – Бренда, остановись! – Ты продолжаешь утверждать, что она чиста и невинна? – Да! Каждое сказанное мной слово было правдой! – Хорошо! Теперь, когда я знаю, что ты не только врун, но и глупый надменный тип, который всего лишь старался побольнее уязвить меня, решать буду я сама. Сегодня вечером я покидаю этот дом. Я сложу чемодан, возьму машину и уеду к Джейн Гриффит в Вашингтон. Завтра я извинюсь перед Фрэнком Чедвиком и сделаю все, что он от меня потребует. И только попробуй остановить меня! – Бренда, я был идиотом. Меня просто мутит от того, что я делал… – Значит, ты признаешь, что крутил с ней? – Да не могу я этого признать! Не было ничего подобного! Если хочешь быть еще большей идиоткой, чем я, – вперед! Двигай туда, где тебе, черт побери, больше нравится! – Ох, – только и смогла прошептать Бренда. Проскочив мимо него, она пересекла холл и по темной ковровой дорожке взбежала наверх. На полпути, ничего не видя от слез, она остановилась и повернулась к Марку: – Всех тебе благ с твоей потаскушкой, Марк. Доставь ей удовольствие. И только не думай, что меня это волнует. Вовсе нет. Но по пути в город я собираюсь остановиться и выложить ей все, что я о ней думаю. А потом я буду веселиться с Фрэнком. – Бренда! По-прежнему оступаясь, с громкими всхлипами, которые доносились до Марка, она побежала наверх. Ее каблучки процокали по верхнему холлу. С силой распахнулась дверь спальни, расположенной над столовой. В этом доме, одном из самых новых из выстроенных для преподавателей на Колледж-авеню, стены были такими тонкими, что из-за них были не только слышны, но и едва ли не видны все движения в соседней комнате. Вот скрипнули дверцы шкафа, зашуршала одежда на полках; грохнулся об пол – он же потолок спальни – большой чемодан, отчего задребезжала посуда. Средний ящик туалетного столика Бренды всегда издавал характерный скрип: она вытащила его и вывалила все содержимое. Марк Рутвен, рассказавший Бренде о Роз Лестрейндж чистую правду, решительно поднялся наверх, чтобы положить конец этим глупостям и унять грызущую его боль. Но его снедала ревность; и как он ни уговаривал себя, справиться с ней было ему не под силу. Слишком живы были воспоминания о нежности, связанные с той комнатой, в которой сейчас Бренда металась от гардероба до туалетного столика. Он остановился у подножия лестницы. Вернулся в гостиную. В нем кипела ярость, мешая ясности мышления. Сигарета на ковре потухла, оставив после себя черный шрам ожога. И тем не менее через секунду-другую в его памяти всплыл образ, который не имел ничего общего с Брендой, с ее густыми каштановыми волосами и красивым лицом. Наверное, эта женщина была причиной всех неприятностей: от распадающегося их брака до безумия, происходящего в спортзале. Скорее всего, виновата именно она. У нее была застенчивая улыбка и порочная грация Роз Лестрейндж.Глава 5
Марк так и не понял, когда и как к нему пришел этот сон. Часы на фасаде Зала Основателя продолжали мерно отбивать удары в ночной прохладе. С трудом прорывая серую пелену, занимался рассвет, если его вообще можно было называть рассветом. В половине пятого утра издалека стали доноситься слабые голоса петухов, пробуждающихся это сна: три хриплых вскрика и тонкая горловая нота, сходящая на нет. Возникнув скорее в ночи, чем при рождении дня, она замирала в воздухе. Через полчаса где-то прогромыхал по асфальту первый грузовик, за ним другой. Но продолжения не было: по выходным дням транспорт ходил нерегулярно. Небо постепенно светлело, хотя, затянутое тонкой пеленой тумана, оно продолжало оставаться сумрачным. В половине шестого Марк Рутвен уснул в тихих шорохах воскресного утра. Должно быть, несколько раньше он уже засыпал, хотя смутно осознавал, что находится на грани бодрствования, ибо ползущие в окно полосы тумана заставляли его то дремать, то снова пробуждаться. Во сне он видел Колледж-авеню. В пятидесяти ярдах от его дома под прямым углом поворачивала Харли-Лейн. Она тянулась на триста ярдов, после чего вливалась в основную дорогу на Куиншевен. Тут стояли всего два дома – по обе стороны от трехрядной мощеной улицы и недалеко друг от друга. Первый дом, справа, с восемнадцатого века был таверной; в последнее время он принадлежал доктору Дэниелу Уолкеру, декану факультета английского языка, и оставался в его владении вплоть до смерти доктора, последовавшей менее года назад. В нем по-прежнему жила его молодая вдова. Другой дом, поменьше, стоял по другую сторону, чуть дальше от дороги. Его называли «бунгало», или «Красный коттедж», или же «Куиншевен-13», ибо таков был его телефонный номер. Это был дом Роз Лестрейндж. К дверям вела песчаная дорожка, начинавшаяся недалеко от единственного уличного фонаря. Вдоль дома стеной стояли могучие деревья, и утренний туман, путаясь в их ветвях, полз мимо окон. Затем Марку приснился другой сон. Он видел, как Бренда, стоя на лестнице их собственного дома, сверху вниз смотрит на него. – Уезжая в город, – беззвучно говорила Бренда, – я решила сделать остановку и выложить ей все, что о ней думаю. По пути в город… И тут сон превратился в кошмар. Видение было пронизано какими-то беззвучными шорохами, в сопровождении которых Бренда шла по песчаной дорожке к Красному коттеджу. И тут что-то схватило ее. Пронзительно зазвонил то ли телефон, то ли звонок у дверей. Бренда вскрикнула. Чудовище, набросившееся на нее, оказалось Роз Лестрейндж или кем-то похожим на нее. В темноте были слышны звуки борьбы. – Стоп! Стоп! Марк Рутвен, внезапно разбуженный этим воображаемым голосом, привскочил и сел на постели, все еще не в силах отделаться от сонных видений. Совершенно одетый, даже в обуви, он сидел на покрывале в их общей с Брендой спальне. Он смутно видел перед собой ее белые стены, от которых тянуло пронзительным холодом. Наконец Марк открыл глаза, помотал головой и, проморгавшись, посмотрел на другую половину кровати. На ней никого не было. Бренда не ложилась. А внизу – уже не во сне, а наяву – продолжал звонить телефон. Марк с бьющимся сердцем вгляделся в походный будильник, стоящий на столике между двумя кроватями. Его мерцающие стрелки показывали половину седьмого. По сути, было не холодно; его озноб был скорее нервным. Даже после того, как он с трудом встал на ноги, чтобы бежать вниз к телефону, разорванные клочья сна продолжали мешаться с реальностью. – Да? – дважды откашлявшись, сказал он в трубку. Издалека донесся незнакомый мужской голос; звучал он приглушенно, словно говоривший прикрывал рот платком. – Вы опоздали, – произнес голос. – Она это сделала. – Что? Что вы сказали? – Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Она это сделала. – Что сделала? Кто вы такой? Мягкий щелчок. В трубке воцарилось молчание. Прежде чем опустить трубку на рычаг, Марк постоял не шевелясь, держа ее на весу. Через мгновение он уже переступил порог дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. Его шаги гулко прозвучали сначала по плитам дорожки, а потом по асфальту Колледж-авеню. Он шел упрямо, почти машинально. Марк миновал длинный низкий дом темного кирпича покойного доктора Уолкера – и лишь тут он пришел в себя и остановился. Он ведет себя как дурак. С Брендой ровно ничего не случилось. Да, действительно, прошлой ночью она уехала. Кинула чемодан в машину и уехала, не проронив ни слова. Но на самом деле Бренде не могла прийти в голову такая полная чушь, как ссора с Роз Лестрейндж. И даже если ей этого хотелось… Все остальное пришло из сна; о его реалистичности даже вспоминать было неприятно, но тем не менее он видел этот сон. В это мгновение Марк заметил перед собой нечто. Сорвавшись с места, он одним махом преодолел ярдов десять или около того и повернул налево; снова остановившись, он посмотрел в ту сторону. Входная дверь в коттедже Роз Лестрейндж была широко распахнута. Хотя рассвет только начинался, Марк отчетливо видел ее сквозь клочки и обрывки тумана. «Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Это случилось». Тот голос по телефону он слышал уже наяву. До сего момента Марк существовал и двигался как бы в нереальном мире. А теперь за тающей белой завесой он услышал звуки приближающихся шагов. Он не мог определить направление. Шли по крайней мере два человека; приближались они неторопливо, и он слышал их голоса. Затем с той стороны, откуда он сам появился, на расстоянии примерно двадцати футов появились и обрели очертания фигуры двух человек. Один был чуть выше среднего роста, с громким голосом; второй был пониже, худой и жилистый, с коротко стриженными светло-каштановыми волосами. Увидев Марка, доктор Сэмюел Треверс Кент и Тоби Саундерс застыли на месте. Доктор Кент не удивился; такие эмоции ему вообще не были свойственны. Но Тоби, который, судя по его внешнему виду, спал не больше Марка, был более чем изумлен. На его худом осунувшемся лице мелькнуло выражение, которое Марк не смог понять, разве что в нем отчетливо читалось: «Я так и знал!» Доктор Кент неторопливо подошел к Марку. Тоби же просто бросился к нему. – Марк! Что ты здесь делаешь? – Там что-то случилось, – кивнул Марк в сторону Красного коттеджа. – Передняя дверь открыта. И всего несколько минут назад мне позвонил какой-то неизвестный шутник и сказал, что в бунгало неприятности. Может, убийство… – Неизвестный шутник? Уб… – У Тоби пресекся голос, и он замолчал. – Ты хочешь сказать, что Роз Лестрейндж в самом деле кого-то убила? – Нет! – заорал Марк, но тут же взял себя в руки. Тот жуткий сон снова навалился на него: как Роз кинулась на Бренду, чтобы сбить ее с ног или задушить; и хуже всего, что во сне на Роз, придавая ей карикатурный вид, был спортивный костюм – шорты и блузка. Но машины тут не было! Бренда не пострадала; разве что кто-то угнал машину. – Кто тебе звонил? – добивался ответа Тоби. – Ты узнал голос? – Нет. Он был каким-то приглушенным. – Мужским или женским? – Точно мужским. Ошибиться было невозможно. Думаю, нам лучше разобраться, что там такое. – Минутку! – вмешался доктор Кент. Обычно при общении с ним человек первым делом обращал внимание на веселые искорки в его глазах, даже когда он пускался в абстрактные рассуждения. Но сейчас он был необычно серьезен, даже слегка потрясен. Хотя ему было далеко за пятьдесят, на широком лице доктора Кента не было следов морщин, но вот густые волосы были обильно припорошены сединой. – Прошу вас, минутку! – сказал он. При всей мягкости его тона сразу стало понятно, что он категорически против вторжения в чужой дом; в любой иной ситуации Марк согласился бы с ним. – Думаю, мы можем себе это позволить, – буркнул Марк и торопливо двинулся по песчаной дорожке к Красному коттеджу. – И я так думаю! – согласился Тоби и присоединился к приятелю. – Что точно было сказано по телефону? – за спиной у них раздался голос доктора Кента. – «Вы опоздали, она это сделала» – таковы были первые слова. А затем: «Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Она это сделала». Тоби выругался. Из тумана перед ними появились очертания дома, сзади и с обеих сторон окруженного высокими деревьями с заостренными кронами. Это был небольшой каркасный домик с односкатной крышей и даже более старый, чем тот кирпичный дом, который когда-то был таверной. Панели его стен, покоробившиеся от солнца и времени, некогда были выкрашены розовой краской, которая сейчас безобразно облупилась. На фасаде дома было четыре окна: по два с обеих сторон от двери. В конце узкого холла тускло горела лампа. Два окна справа были плотно задернуты шторами, хотя сквозь них изнутри просачивались слабые отблески света. Остальная часть коттеджа была темной и застывшей – как во сне Марка. – Я не был внутри с тех пор, как он принадлежал Пембертону, – сказал он, кивая на окна дома. – Но если она не поменяла расположения комнат, тут должна быть спальня. – Подождите! – предупредил доктор Кент, но его призыв не возымел результата. Проломившись сквозь кусты, Марк подобрался к окнам. Они были невелики, и подоконники с наружной стороны были на высоте его талии. Но внутри дом был переоборудован в соответствии с требованиями времени. Современные подъемные рамы были заперты изнутри; невозможно было ни открыть их, ни разобрать что-нибудь сквозь плотные портьеры. Тоби Саундерс, догнавший Марка, постучал по стеклу и громко позвал Роз Лестрейндж. Ответом ему было молчание. В воздухе стояли густые запахи мокрой травы и листьев. – Не исключено, что дама, – очень мягко заметил доктор Кент, – просто рано поднялась… – В такое время в воскресенье утром? – Тоби крутил головой, осматривая дом. – Мой дорогой мальчик, я лично поднимаюсь в шесть. И как вы помните, доктор и миссис Уолкер вставали еще раньше меня. – И вы считаете, сэр, что наша Роз ведет такой же образ жизни? – Н-н-ну… в общем-то нет. Марк бросил взгляд на доктора Кента – он был в своем обычном мятом твидовом костюме, с толстым кисетом табака в одном кармане и литературным еженедельником в другом. Доктор стоял на дорожке перед дверью. Миновав его, Марк вошел в миниатюрный холл с низким потолком, отделанный деревянными панелями; справа была белая очень стильная дверь. Она была заперта. Марк подергал ручку и, встав на колени, приник к замочной скважине. В ней торчал ключ: дверь была заперта изнутри. Тоби, отодвинув его, тоже посмотрел в замочную скважину и поднялся. Они с Марком уставились друг на друга, потом неторопливо обошли маленькую прихожую. Кроме изящного столика, на котором стояла маленькая лампа с янтарным абажуром, тут не было больше никаких украшений, если не считать жутковатой картины на стене: большой черно-белый рисунок Гойи из цикла о шабаше ведьм. Мимо окон плыла дырявая пелена тумана. – Бренда… – произнес Марк. – Бренда! – удивленно воскликнул Тоби. – Ты же не думаешь, что она здесь? – Нет, конечно же нет. – Марк снова взял себя в руки. Тоби повернулся и с силой нанес удар по закрытой двери. – Могу ли я предположить, – повысив голос, сказал доктор Кент, – что наше присутствие в данный момент не представляет больше секрета? – Послушайте, сэр. Какой вывод вы можете сделать из слов: «Вы опоздали, она это сделала»? Что вы о них думаете? – Не могу сказать. Пока не могу. Тем не менее уверены ли вы, что мы можем проникнуть внутрь, взломав дверь? – Кто тут собирается взламывать? Есть и другой путь, – пожал плечами Тоби, – которым мы пользовались еще детьми. Нужна газета. Любая! Нет, подождите, надо кое-что еще. Доктор Кент! Могу ли я воспользоваться вашей «Сетеди ревью», что торчит из правого кармана пиджака? – Этой? – Доктор Кент вытащил сложенную газету и рассеянно проглядел ее. – С какой целью? – Чтобы открыть дверь. Давайте я вам покажу. Темно-карие глаза доктора Кента, прикрытые дряблыми веками, хотя лицо его не было тронуто морщинами, внезапно вспыхнули юношеским блеском и азартом, который резко контрастировал с сединой в волосах. В свое время он был неплохим игроком в теннис, да и сейчас уверенно держался на корте – трубку свернутой газеты он держал как теннисную ракетку. – Когда я говорил о взломе дверей, Тоби, то, конечно, в ироническом смысле. На самом деле вы же не имели в виду настоящий взлом? Вы просто не могли иметь этого в виду. – Зато я мог, – тихо сказал Марк Рутвен. – Послушайте, – продолжил он. – Я не хотел вам этого говорить. Десять против одного, что вы правы. Скорее всего, мисс Лесстрейндж взяла снотворное; с ней ровно ничего не случилось, и своими действиями мы всего лишь поставим себя в дурацкое положение. С другой стороны, есть слабое предположение, что тут находится моя жена (успокойся, Тоби!) и что она в беде или… или хуже того. В такой ситуации я даже не хочу думать о возможных неприятностях. – Понимаю. – У доктора Кента снова дрогнули морщинистые веки. Он протянул Тоби журнал. – Марк, – убежденно сказал тот, – ты ошибаешься. Тут не может быть и речи об убийстве, так же как им и не пахло в той истории в спортзале. Это… – Не важно, что тут такое. Действуй. Тоби встал на колени перед дверью. Он развернул на полу газету и осторожно просунул ее сквозь узкую щель под дверью. – Марк, у тебя есть ручка или карандаш? Понимаешь, для чего они нужны? Марк кивнул, нагибаясь. Пустив в ход тупой конец карандаша, он поковырял им в замочной скважине, стараясь вытолкнуть ключ. Его попытка увенчалась успехом: ключ, звякнув, упал на газету по другую сторону двери. Осторожно подтянув к себе бумагу, Тоби подцепил ключ за головку и протащил его в узкую щель под дверью. – Отлично! – воскликнул Тоби, выпрямляясь. С трудом переводя дыхание, он ударил кулаком по ладони другой руки. – Отлично! Теперь вперед, Марк! Открывай! Марк взял ключ, протянутый ему Тоби. Он вставил его в замочную скважину, тугой замок со щелчком поддался; Марк замер, держась за дверную ручку. – Открывай! – повторил Тоби. – Поверь, тебе не о чем беспокоиться! Если там что-то и случилось, то уж точно не убийство. Разве что самоубийство. Когда Марк повернул ручку и толкнул дверь, ему показалось, что весь мир встал вверх тормашками. У него все поплыло перед глазами. – Самоубийство? – Да! Смотри! Спальня купалась в мягком янтарном свете. Пушистый шерстяной ковер охристого цвета покрывал почти весь пол. Два окна, одно из которых выходило на дорогу, а другое – в палисадник, были затянуты толстыми кретоновыми портьерами мягкого кремового, почти янтарного цвета. Такое же кремовое покрывало на широкой низкой кровати у стены слева от них лежало нетронутым; рядом с ложем размещались небольшие книжные полки светлого дерева. Дверь у изголовья кровати вела в ванную. В ближнем углу той же стены, рядом с лампой с изящным янтарным абажуром, стояло мягкое удобное кресло с ярко-зеленой обивкой, а на маленьком столике обложкой вверх лежала книга в черновато-пурпурном переплете. Но все эти подробности отступили на второй план, когда они увидели то, что поджидало их у противоположной стены! Там сидела Роз Лестрейндж, которая нанесла себе удар ножом в сердце. Они видели ее запрокинутую голову. У той же стены стоял низкий туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, в котором отражалась вся комната. Роз осталась сидеть спиной к дверям на пуфике с низкой деревянной спинкой, засунув ноги до самых бедер под нижний ящик туалетного столика. Тело ее было выгнуто назад, волна темных волос свесилась до пола, а запрокинутая голова обращена была к дверям. Ее тело плотно облегала легкая светлая пелерина в красных цветах; узел пояска из той же материи был затянут на левом бедре. Пальцами правой руки она плотно сжимала рукоятку ножа или кинжала, серебро которой четко выделялось на фоне красного пятна, пропитавшего белую материю. Удар был смертельным, и конец должен был наступить мгновенно, если не считать предсмертных судорог, едва не опрокинувших зеркало. Больше тут никого не было. В спертом воздухе спальни все еще висели запахи соли для ванны, косметики и сигаретного дыма. Три человека, безмолвно застывшие на пороге, видели свои отражения в створках зеркала. Но они не могли оторвать глаз от фигуры, застывшей в мучительной агонии, – с ножом, пробившим сердце, с откинутыми назад темными волосами и с широко открытыми глазами.Часть вторая Умная женщина
Но тут есть и другой ммент, куда более важный, и он носит поистине сенсационный характер.Артур Махен. Иероглифика
Глава 6
– Подождите! Стойте! Не входите туда! Все трое обладали определенным жизненным опытом. Но несколько секунд, а то и минут они потрясенно мялись на пороге, не зная, что делать. Открывшаяся перед ними во всей полноте картина страшного конца заставила их оцепенеть: она казалась нереальной. Первым пришел в себя Марк Рутвен и, встрепенувшись, сделал шаг вперед. Понизив голос, доктор Кент остановил его: – Подождите! Стойте! Не входите туда! – Я не захожу, – возразил Марк, не отдавая себе отчета, что его ответ бессмысленный. Он не чувствовал под собой ног, когда шел по мягкому шерстяному ковру. Роз Лестрейндж убила себя ударом кинжала, о чем свидетельствует все в этой комнате; в данный момент у Марка не было в этом никаких сомнений. Страх отпустил его, и к нему вернулось здравомыслие. Но он должен был отрешиться и от последних смутных остатков беспричинного беспокойства. У стены слева от двери стоял большой гардероб, полный одежды и обуви; дверца его была распахнута. В нем никто не скрывался. Стоящий на пороге доктор Кент снова подал голос: – Не подходите… – Я не подхожу. Марк прошел мимо мертвой женщины, чье тело отражалось в зеркалах. На ней была длинная белая накидка с красным орнаментом, и, по всей видимости, больше на ней ничего не было. Она была прежде воплощением радости и веселья, но теперь она больше не смеялась. Кровавое пятно подсохло и потемнело; тело застыло в мертвенной неподвижности. Марк ускорил шаги. В маленькой освещенной ванной тоже никого не было; ее витражное окно было закрыто изнутри. Других мест, где могла бы скрываться Бренда, не имелось; все это было сплошным кошмаром, который он хотел отринуть и забыть! Он двинулся обратно. Единственная картина в комнате висела над кроватью: репродукция полотна Антуана Виртца «Молодая ведьма». Женщина, глядевшая сквозь пряди падавших на лицо черных волос, напоминала Роз Лестрейндж, если бы та могла улыбнуться. Странно, но прежде, чем заколоть себя (Марк посмотрел на темный пурпурный переплет с золотыми буквами на корешке книги, лежавшей открытой на маленьком столике рядом с мягким зеленым креслом), Роз читала роман викторианской эпохи, который прошлым вечером одолжила у него. – Мистер Рутвен! – позвал его голос. – Отойдите оттуда, пожалуйста. Марк не отрывал глаз от книги. С этого расстояния он не мог прочитать истершееся от времени ее название, но что-то тут было не так. Конечно же… – Мистер Рутвен! Марк выпрямился. Доктор Кент закрыл дверь спальни. И все трое заговорили одновременно. Потом никто не мог толком сказать, о чем шла речь. Доктор Кент вспоминал, что Марк говорил почему-то о браке; сам Марк утверждал, что доктор Кент стал некстати анализировать особенности детективных романов А. И. В. Мэйсона; по словам и того и другого, Тоби потрясенно твердил о состоянии своих чувств, пока доктор Кент не цыкнул на него: – Тс-с-с! Сейчас это никому не интересно. Кроме того, почему вы так удивлены? Вы же сами предсказывали, что эта женщина может… может сделать то, что она и сделала. – Да знаю, что предсказывал! – чуть не завопил Тоби. – Знаю, что я это говорил. Но никогда не предполагал, что увижу своими глазами… вы меня понимаете?… даже когда увидел… – Тоби, – обратился к нему Марк, – откуда ты знал, что она покончит с собой? – Если уж об этом зашла речь, – помолчав, Тоби бросил на него укоризненный взгляд, словно обвиняя в предательстве, – откуда ты знал, что тут была Бренда? – Мне это приснилось. – Приснилось? Звонок того шутника, после которого и начался весь этот бред, тебе тоже приснился? – Нет, нет! Телефонный звонок был на самом деле. «Вы опоздали; она это сделала». Но мне приснилось, что Роз Лестрейндж душит Бренду… – Марк, ты что, с ума сошел? – По-моему, это ждет всех нас, – окончательно придя в себя, вмешался доктор Кент. Уставший и обеспокоенный, разрываясь между своими мыслями и необходимостью предпринимать какие-то практические действия, он наконец с трудом взял себя в руки; темно-карие глаза доктора напоминали взгляд его дочери Кэролайн. – Можете поверить, я сочувствую положению, в котором все мы оказались, – объявил он. – Мы как рыбы в аквариуме. Дышать можем, но деться некуда. Я считаю, что наши общие чувства не имеют ничего общего с теми, о которых пишут в романах. И тем не менее! Мы должны звонить в полицию. – Я тоже так думаю, – кивнул Марк. – Как мы попали в эту невероятную ситуацию? Я именно так оцениваю ее. Я поймал себя на том, чтоиспытываю крайнее отвращение, – доктор Кент помахал сжатым кулаком, – к простому действию: снять трубку и сказать: «Дайте мне полицию». В романах все это проходит как-то рутинно, словно человек просит прислать ему водопроводчика. Но мисс Лестрейндж мертва – в этом-то все и дело! Э-э-э… предполагаю, что оба вы уже подготовили свои версии событий? – Какая в том необходимость? – резко бросил Марк. – Мой дорогой Марк! Простите, что не назвал вас «мистер Рутвен». Эта ситуация чертовски сложная. Она касается всего колледжа… – Каким образом? – Идемте со мной, – таким же резким тоном сказал доктор Кент, – и я вам покажу. Телефон! Где этот телефон? По другую сторону узкого коридора была дверь еще в одну комнату, побольше. Открыв ее, Тоби пошарил справа от косяка и включил свет в гостиной, выдержанной в стиле восемнадцатого века – с белыми панелями стен, с сохранившимся камином, с подлинной изящной и легкой чиппендейловской мебелью. – Вот телефон, – показал Тоби. – Но, ради всего святого, не надо пока звонить! – Я, честно говоря, и не собирался, – ответил доктор Кент, который мерил шагами комнату, – по крайней мере, в ближайшие несколько минут. Мисс Лестрейндж мертва! – Продолжая расхаживать по комнате, он нахмурился и взмахнул в воздухе кулаком. – Я до сих пор с трудом могу в это поверить. И хотел бы разобраться в своих мыслях – так же как и в ваших. На стенах, явно не сочетаясь с матерчатой обивкой чиппендейловских кресел, висели черно-белые карикатуры в рамках всех размеров – они представляли собой оригиналы работ знаменитых газетных карикатуристов, известных своим ядовитым чувством юмора. Политические фигуры и общественные деятели, мужчины и женщины, застыли на стенах в шутовских позах. И снова дом напомнил о личности Роз Лестрейндж – ухмыляясь и издеваясь над всеми, она заполняла собой все пространство; даже после смерти ее присутствие ощущалось столь же сильно, как и при жизни. Казалось, что она все еще жива и от нее продолжает исходить смертельная опасность; без сомнения, доктор Кент тоже это чувствовал. – Послушайте! Не возражаете ли вы, вы оба, – откровенно смущаясь, сказал он, – если я возьму на себя роль инквизитора? И задам несколько вопросов, которые, боюсь, обязательно задаст полиция? – Нет, я-то не возражаю, – буркнул Тоби. – Марк? – Нет, нет… я готов. Но почему они непременно будут их задавать? Доктор Кент остановился. – Потому что кто-то обязательно заметит, что тут произошло убийство, – ответил он, – и вы это понимаете не хуже меня. Слово «убийство» прозвучало громовым раскатом. И перед Марком Рутвеном тут же предстали те неприятные последствия, которые были теперь неизбежны. – Убийство? Да бросьте! – вскричал Тоби, пытаясь ухмыльнуться. – Разве есть тут что-нибудь, наводящее на мысль об убийстве? – А есть тут что-нибудь, наводящее на мысль о самоубийстве? – нахмурился доктор Кент. – Поверьте, у меня нет ровно никакого желания намекать полиции об убийстве. Мы должны быть совершенно уверены, что они правильно поймут ситуацию. Мы должны… хм!… надежно защитить себя, рассказывая о том, как все было. Очередной скандал в среде обитателей колледжа… – Но Роз Лестрейндж к ним не принадлежала! – Вы уверены? – спросил доктор Кент. Он извлек из нагрудного кармана очки в толстой роговой оправе и, нацепив их, склонил голову набок. – Не так давно, Тоби, – продолжил он, – Марк задал весьма уместный вопрос. Откуда вы знаете, что эта женщина покончила с собой? Почему вы были так уверены в этом еще до того, как мы нашли ее тело? – Послушайте, сэр, я не психиатр! – А я не полицейский. Но меня ваш ответ не удовлетворяет. Тоби замялся лишь на секунду: – Хорошо! Вы задали вопрос. Отвечаю: эта женщина была болезненно впечатлительна, легкомысленна, с нестабильной психикой – такие чаще всего кончают с собой. И первым делом стоит упомянуть такую деталь: она была просто помешана на сексе. Доктор Кент с интересом посмотрел на него сквозь линзы очков; они делали доктора старше и придавали ему вид умной совы, но не могли скрыть той обеспокоенности, которую он испытывал. – Тоби, не думаю, что вы хорошо знали мисс Лестрейндж. – Черт возьми, сэр, да она сама сделала все, чтобы о ней сложилось такое мнение, не так ли? Но может быть, мне стоит получше выбирать выражения. Как говорит Кэролайн: для этой дамочки у вас всегда находилось доброе слово. – Неужто? – удивился доктор Кент и слегка нахмурился. -. Н-н-нет, не думаю, чтобы дело обстояло именно так. Но я действительно неоднократно повторял, и моей жене, и миссис Уолкер, что они не понимают эту женщину. – Ради бога, в каком смысле? – Одну минуту! Мы отошли от главной темы. Что-то бормоча себе под нос, доктор Кент возобновил хождение по комнате и наконец снова повернулся к Тоби: – Прошлым вечером, около десяти часов, вы с Кэролайн отправились навестить Марка. Примерно в одиннадцать я позвонил ему и попросил вас вернуться. Через полчаса вас еще не было. Единственным объяснением, которое я позже услышал от вас, было упоминание, что у Марка находилась мисс Лестрейндж и вы сочли необходимым подвезти ее к дому. – Ну и что, сэр? – Как – ну и что? – удивился доктор Кент. – Вы испытывали к этой женщине нескрываемую неприязнь. Дом Марка неподалеку от ее коттеджа. Почему нужно было отвозить ее домой? – Послушайте! – завелся Тоби, украдкой бросив на Марка испуганный страдальческий взгляд. – Там возникла… ну, ситуация. – Прошу прощения? – Из-за нашей Роз возникли трения между Марком и Брендой. Бренда была в тихой ярости, а Марк – видели бы вы его! Я и не представлял, что у человека может быть такой виноватый вид. Марк Рутвен подтянул стул, стоящий в центре комнаты, и неторопливо присел на него, положив руки на стол и опустив глаза. Значит, Бренда не сомневалась, что у него с Роз Лестрейндж был страстный роман. Ясно, что Тоби тоже в это верил и, может быть, даже Кэролайн. Над ним начали сгущаться грозовые тучи опасности. Но, похоже, доктору Кенту это даже не приходило в голову. Он мрачно и пристально разглядывал Тоби сквозь очки. – Мой дорогой юноша, похоже, вы ничего не поняли. Если мисс Лестрейндж покончила с собой, необходимо выяснить, в каком она была состоянии, когда вы в последний раз видели ее. Вот это я и пытаюсь узнать. – Вот и я это имею в виду! – Тоби с силой оттянул воротничок, словно он был для него слишком тесным. – Понимаете, по пути к ней домой я… я пытался внушить ей понятие о страхе Божием. – Вот как. Значит, страх Божий. И каким же образом? Ну, я довольно откровенно намекнул, что отлично знаю – именно она устроила в спортзале этот номер с покушением на убийство. Даже доктор Кент слегка вздрогнул и придержал рукой очки. – В самом деле? Очень интересно. И когда же вы пришли к этому странному умозаключению? – Что в нем странного? – завопил Тоби. – Я был тупым идиотом; я никогда и не думал об этом, пока Бренда не намекнула, что это могла быть женщина! Вот чем наша Роз занималась! Более того, я напомнил ей – косвенно, намеком, – как она развлекалась со своим приятелем в изоляторе колледжа. – Минутку! Как она восприняла обвинение в том, что… ну, что она была… э-э-э… шутником в спортивном зале? Тоби замолчал, открыл рот и не сразу заставил себя ответить. – Плохо, – сказал он. – Понимаю. Но в каком смысле? Она разозлилась, пришла в возбуждение? Какова была ее реакция? – Не знаю, – буркнул Тоби. – Не могу описать ее. Можно сказать, что у нее был убитый вид, она была в отчаянии или что-то в этом роде. Может, я зашел слишком далеко. Надеюсь лишь, что это не моя вина. Как бы там ни было, но ее состояние было таким, что… что… – Что она могла покончить с собой? – Да! Это может подтвердить и Кэролайн. На прощанье Роз сказала лишь: «Доктор Саундерс, завтра утром вы кое-что Услышите!» – Хм! Где и когда она это сказала? – В последний раз, когда я видел ее живой – примерно в половине двенадцатого. Все мы сидели на переднем сиденье моей машины, – Тоби кивнул за окно, – рядом с уличным фонарем. И вдруг, проронив эти слова, Роз выскочила из машины. Потом она стояла там, глядя нам вслед, пока я разворачивал машину. – Она приглашала вас к себе? – Нет. Да мы в любом случае отклонили бы приглашение. Последнее, что я помню о ней, – она стоит в начале дорожки, в конусе света от фонаря, плотно прижимая к груди эту проклятую книгу, так, словно она никому ее не отдаст, потому что она принадлежит Марку. Раздался резкий скрип, когда Марк, шевельнувшись на стуле, стал приподниматься. Но его потряс не только намек Тоби; он припомнил кое-что еще. Туман, висевший за окнами этой маленькой белой комнаты, стал подниматься и рассеиваться. Сквозь него пробивался слабый солнечный свет. Он сверкал в каплях росы на газонах, и деревья обретали очертания. Марк, встававший со стула, застыл на полпути. По диагонали через лужайку он увидел дом молодой миссис Джудит Уолкер. Недвижимо стоял и доктор Кент. – Да! – как бы про себя прошептал он. – Да! – повторил он, стряхивая с себя рассеянность. – Этого достаточно. Так, и должно быть. Это удовлетворит полицию. Для любого, кто не понимал ее, самоубийство будет…– Доктор Кент замолчал. Спохватившись, он торопливо сдернул очки и замахал ими. – Одну минуту! – добавил он. – Что там было относительно книги? Марк Рутвен выпрямился. – Этой книгой, – объяснил он, – был роман «Армадейл». Название из одного слова. Теперь я понимаю, почему книга бросилась мне в глаза в той комнате. Прошу прощения! – Подождите! Куда вы? – Всего лишь на мгновение загляну в спальню. Едва ли нужно напоминать вам, доктор Кент, что у меня есть все первоиздания работ Уилки Коллинза, выпущенных в свет издательством «Чатто и Виндус» в середине века – начиная с его первой книги в 1852 году и кончая посмертным изданием в 1890-м. Я покупал их у букиниста в Лондоне во время войны, теперь таких не найти. – При чем тут Уилки Коллинз? – завопил Тоби. – Куда ни ткнись – везде этот сукин сын с бакенбардами! Послушай, Марк, ты не можешь заходить туда. К тебе будет слишком много вопросов, на которые придется отвечать. – Должен сказать, что я с ним согласен, – промолвил доктор Кент. Солнечный луч пробился сбоку сквозь окно, осветив стены, на которых известные мужчины и женщины застыли в карикатурных позах. Если то, что Марк вспомнил в связи с книгой, окажется правдой, то Роз Лестрейндж, скорее всего, была убита. Тем больше оснований держать себя в руках и говорить легко и спокойно. – Да, ко мне есть вопросы, которые требуют ответов. Например, почему я решил, что тут может оказаться Бренда? Раненая, избитая или даже, может быть, мертвая? Это лишь первый вопрос, так? – Да! – сказал Тоби. – Так вот, все эти вопросы могут подождать. – Марк, ждать они не могут. Доктор Кент должен звонить в полицию, и времени у нас все меньше и меньше! – И все же они могут подождать, поскольку ответы на них не содержат ничего подозрительного. У всех нас есть вполне убедительные объяснения. Например: доктор Кент, что вы с Тоби делали рядом с домом в половине седьмого утра? Доктор Кент начал было отвечать, но вдруг запнулся. Он стоял, помахивая очками, и был очень похож на одну из фигур на карикатурах. В его добродушных глазах застыло недоумение, которое сменилось чем-то вроде восхищения. – Вы знаете, мои дорогие, у меня нет ни малейшей идеи на этот счет. Тоби сделал на ковре несколько танцевальных на. – Послушайте, сэр! – издевательски произнес он, изо всех сил стараясь быть терпеливым и спокойным. – Меня зовут Эдвард Саундерс, и я работаю в Пентагоне. Прошлую ночь я провел в вашем доме, потому что доктор Хьюит продолжал бредить до часа ночи. Ваша жена… вы помните ее? Вспылив, доктор Кент ответил с легким раздражением: – Я помню свою жену. И не стоит пускать в ход такой тонкий сарказм. Я просто сказал… – Да послушайте меня! – настоятельно потребовал Тоби. – Обычно вы встаете в шесть утра. По воскресеньям миссис Кент относится к этой вашей привычке без удовольствия, особенно когда вы переворачиваете все вверх дном на кухне, пытаясь сделать себе завтрак. Так что она предложила вам не суетиться, а прогуляться до Куиншевена за утренними газетами. Понимаете? Сэр, это очень серьезно! – Да, я все помню. И глубоко убежден, что все действительно серьезно. – Вот! Интересно, понимает ли это Марк? – Да! – с вызовом сказал Марк. – И потому я пытаюсь убедить вас, что мы можем представить убедительные объяснения, если не потеряем хладнокровия. А теперь дайте-ка мне взглянуть на эту книгу. И прежде, чем собеседники успели проронить хоть слово, он вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью. Не в силах расстаться со своими мыслями, Марк не без труда переступил порог спальни. Ее дверь он оставил открытой. Свет настольной лампы под янтарным абажуром отражался в трех створках зеркала, и его отблески падали на останки Роз Лестрейндж. Марк отвел взгляд. В углу, где в нескольких футах от стены стояло зеленое кресло, под лампой на маленьком столике, по-прежнему вверх обложкой лежала книга. Он был прав: истертые золотые буквы заголовка складывались в три слова, а не в одно. Это был не «Армадейл». На столике лежал едва ли не самый известный роман Уилки Коллинза «Женщина в белом». И это все меняло. Марк взял книгу и пролистал несколько страниц. Конечно же это был его экземпляр «Женщины в белом», с его же карандашными пометками. У него дрожали руки, когда он аккуратно вернул ее в прежнее положение. Марк дотошно припомнил все события прошедшего вечера. Конечно, могла сказаться и его рассеянность. Можно представить – и он сам обязательно так подумал бы, – что он просто взял не ту книгу из набора одинаковых томов и вручил ее Роз. Но он не делал ничего подобного. Даже в спешке, даже волнуясь, он не мог сделать такой ошибки. Он ясно помнил, как, снимая книгу с полки, посмотрел на заголовок – «Армадейл». Он ясно помнил, как снова посмотрел на него у дверей, вручая книгу Роз, и как она тоже бросила взгляд на название. Да, было кое-что еще! Когда он поднялся в свой кабинет за «Армадейлом», он обратил внимание и на другую книгу. «Женщина в белом», потрепанный томик которой часто читали, стояла в подчеркнутом отдалении от остальных томов. Он заметил это, поскольку два или три тома справа стояли на своих местах. Кто-то ночью был в комнате и подменил одну книгу на другую. Зачем? Но дело было не в этом. Дело, главным образом, заключалось в… – Эй! Марк! – раздался голос от дверей. Тоби, белый как мел, не сводя с него глаз, через плечо кивал в сторону гостиной. – Старик звонит копам. Времени у нас немного, Марк. Ты ничего не хочешь мне сказать? – Что ты имеешь в виду? – Послушай, – тяжело дыша, прошипел Тоби. – Я многим тебе обязан. Я хороший исследователь и знаю свое дело. Но я не могу так складно изъясняться, как умеешь ты, Сэм Кент или Лютер Мэйсон. Ты знаешь, я бы никогда не написал докторскую без твоей помощи. – Я ничего особенного не сделал! Господи, неужели ты еще помнишь об этом? Все эти годы? – Да. Я помню. Я явился полным невеждой, варваром, и ты поддерживал меня. Итак, хочешь ли ты сейчас что-нибудь сказать мне? – Тоби, честное слово, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Тем не менее мне есть что сказать тебе. Это не было самоубийством. Это было убийство. Сквозь звуки начинающегося утра они оба услышали, как по Харли-Лейн едет машина. Но мысль о ней лишь скользнула в сознании Марка и Тоби, поскольку оба они смотрели на покойную. – Марк, – не своим голосом заорал Тоби, – ты что, с ума сошел? – Он ткнул пальцем в сторону тела, которое удерживала от падения полка туалетного столика. – Ты рехнулся и у тебя крыша поехала, как у твоей подруги? – Она не моя подруга! И никогда не была ею! – Ладно, будь по-твоему! Но можешь ли ты, пусть не ради бога, а ради самого себя перестать твердить об убийстве? Марк пришел в себя: – Да, я… прости. Я сболтнул не подумав. – Слушай! – Тоби поднял руку. Машина сбросила скорость и остановилась перед домом. После паузы открылась и захлопнулась дверца. Легкие быстрые шаги по гравийной дорожке. Кто-то замер у дверей. – Это женщина, – сказал Марк. – Может быть, Бренда. – Кто бы это ни был, – фыркнул Тоби, – мы не должны. никого пускать внутрь. Выстави ее! Давай же! Мешая другу другу, они выскочили в узкий коридор и заторопились к открытым входным дверям. Гостьей была не Бренда, и не было никакой необходимости останавливать ее. В центре дорожки футах в десяти от дверей лицом к ним стояла моложавая миссис Джудит Уолкер, вдова бывшего декана английского факультета. Повернув голову, она смотрела куда-то вправо, видимо, на окна гостиной. При ярком солнечном свете, заливавшем фасад дома, отчего в комнатах сгущалась духота, отчетливо видна была неподвижная миниатюрная фигурка Джудит Уолкер в трауре – она не снимала его вот уже почти год. Под рыжими волосами выделялось более бледное, чем обычно лицо. По всей видимости, доктор Сэмюел Кент счел необходимым поднять раму окна. Он говорил по телефону. Голос у него был тихим, но его было отчетливо слышно за пределами дома. Но разговаривал он не с полицией. – Да, доктор Хьюит! Она была заколота. Из раны торчит только рукоятка оружия, длинная серебряная рукоятка. Не сомневаюсь, это кинжал восемнадцатого века, острый и блестящий, который она держала в доме среди прочих древностей. Да! Джудит Уолкер дернулась. Вскинув голову, она посмотрела на Марка и Тоби. Казалось, и ее голубые глаза, запавшие в темные от бессонницы провалы глазниц, и губы с яркой помадой, и раздутые ноздри – все свидетельствовало об откровенной радости. Она обратилась к Марку и Тоби. Обычно у нее был тихий и мягкий голос, но сейчас он превратился в странный хриплый вопль. – Значит, кто-то наконец убил эту шлюху! – выпалила она. – Кто это сделал? Ее любовник?Глава 7
Никогда раньше они не слышали, чтобы у Джудит был такой голос. Тоби отпрянул. Его пуританская сдержанность была оскорблена. Марк, которого было куда труднее поразить, почувствовал прилив непонятной жалости. Через мгновение Джудит Уолкер пришла в себя. Как обычно в разговорах о муже, который был на тридцать лет старше ее, она оттопырила нижнюю губу, как бы удерживая слезы. В левой руке она держала сумочку, а правой безостановочно рылась в кармане платья, словно разыскивая какую-то пропавшую вещь. Если она слышала голос Сэмюела Кента, то и он должен был услышать ее. И хотя он не повышал тона, не менял интонацию, теперь он говорил твердо и уверенно. – Боюсь, доктор Хьюит, вы не поняли. Дверь была заперта изнутри. И когда мистер Рутвен и доктор Саундерс попытались открыть окна, выяснилось, что и оба они закрыты изнутри. Полиция, конечно, установит, что тут было самоубийство. – Пауза. – Да, доктор Хьюит. Вы совершенно правы, это, без сомнения, будет удобнее всего. Джудит, которая опять, вздернув голову, уставилась на окна, быстро отвернулась и застыла на месте. Марк подошел к ней. Инстинктивно он протянул руку, и Джудит также инстинктивно уцепилась за нее. Было как-то трудно воспринимать эту напряженную рыжую девочку как преподавательницу, которой она и была. – Марк, – задыхаясь, сказала она. – Я не могу понять, что со мной случилось. Я наговорила каких-то ужасных вещей. Мне так стыдно… – Тут нечего стыдиться, Джудит. Но тебе не стоит видеть, что делается внутри. Идем со мной. Его твердый, уверенный голос заставил ее успокоиться. Все еще придерживая ее холодную руку, Марк развернул ее к началу дорожки. – Она в самом деле мертва, эта… как я назвала ее? – Да. – Я ненавидела ее. Я не могла бы причинить ей вред. Но я ненавидела ее. Марк мягко обнял ее за плечи – они слегка вздрагивали – и повлек за собой. Сначала она словно сопротивлялась: Джудит напряглась, словно желая вывернуться и остаться стоять, глядя на Красный коттедж. Но он мягко и настойчиво тащил ее к старому «плимуту», который доктор Уолкер водил много лет, отказываясь расставаться с ним. – Это всего лишь нервный срыв, Джудит. Этим утром все мы в таком состоянии, даже хуже, чем у тебя. Отвезти тебя домой? – Я живу всего в шаге отсюда! – кивнула она на другую сторону лужайки. – Нет смысла куда-то ехать. Уверяю тебя, я полностью пришла в себя. Могу я остаться и минутку поговорить с тобой? – Конечно. – Я не могу спать, – сказала Джудит. С излишней торопливостью она высвободила свои пальцы из руки Марка и швырнула сумочку на переднее сиденье машины. – Дан вставал очень рано, порой даже в пять часов; и я постепенно привыкла к такому режиму. А теперь я вообще не могу спать. Когда я сегодня рано утром решила проехаться – еще не рассеялся туман и все такое, – я увидела, что дверь этого коттеджа открыта и внутри горит свет. Я подумала: не случилось ли там чего? Но я так толком ничего и не поняла, пока не наткнулась на вас. Всюду горит свет, и Сэм Кент говорит по телефону. Марк! Ты не возражаешь, если я поговорю о ней? – Ты уверена, что тебе это надо? – Да, да, да! – Улыбка изогнула ярко накрашенные губы Джудит. Хотя она продолжала рассеянно водить рукой по поясу, словно что-то потеряла, ее затуманенные голубые глаза были полны настороженности и тревоги. – Порой это самое лучшее, Марк. Лучше выговориться. Если мы не в состоянии сказать правду в таком взвинченном состоянии и в соответствующем настроении, то мы уж никогда не произнесем ее. – Джудит резко махнула рукой и отрывисто бросила: – Ведь я не говорила, почему я ненавидела ее? – Это не мое дело. – Как ты добропорядочен, Марк! Добрая старая Новая Англия. А ведь теперь, когда она мертва, это станет всеобщим достоянием. Я хочу сказать тебе кое-что, о чем никогда тебе не говорила. В поисках Тоби Джудит быстро глянула в сторону бунгало. Но доктор Кент, который опять теребил телефон, позвал его в маленькую гостиную, чтобы посоветоваться. Фигуры обоих были видны в окне. Наступило ясное безоблачное утро, и уже усиливалась жара; трава отливала изумрудно-зеленым блеском, а под кронами темнели густые тени. От грунтовой дорожки, что тянулась до шоссе, шел запах земли. Марк и Джудит уединились в тени деревьев, рядом с фонарем. – Когда Дан скончался, – сказала Джудит, – я была очень одинока. Затем она, – Джудит кивнула на старые стены дома, выкрашенные кокетливой розовой краской, – она обосновалась тут. При желании она могла быть очень приятной и на удивление много читала. Я многое почерпнула от нее, пока не поняла, что она собой представляет. – То есть?… – Я обозвала ее шлюхой. Это ужасно плохое слово. Но я хотела сказать, что она была неразборчива в своих связях. Это чистая правда. – Джудит смущенно поджала губы. – Я никогда не осуждала ее за это, хотя должна была делать такой вид, когда разговаривала с женами других преподавателей на факультете. Нет! Я этого не осуждала! – И снова Джудит вскинула потемневшие голубые глаза, в которых Марк прочел желание быть понятой. – Она была умной, хитрой и до ужаса жестокой. Если она могла унизить человека, то это ей доставляло несказанное наслаждение. И я совершенно убеждена, что в физическом смысле она была холодна, как рыба. – Холодна? – недоверчиво взглянул на нее Марк. – Да. Именно. – Не слишком ли ты усложняешь ее личность? – Нет, наоборот! Есть много женщин, похожих на нее. Просто это льстит их самолюбию, когда их считают великими любовницами, вот и все. – Джудит сжала губы. – Роз любила позу: она упивалась вниманием. А затем, заполучив очередного любовника, она делала вид, что испытывает невероятный экстаз, хотя для нее это было утомительной рутиной. Марк отбросил ее умозаключения: – Что касается ее последнего завоевания: ты знаешь, кто это был? – О, я-то знаю. Но теперь это совершенно не имеет значения. – Не имеет значения? – В том смысле, о котором, как мне кажется, ты думаешь. Потому что этот человек никоим образом не связан с колледжем. Наступившая пауза громом звенела в ушах Марка. – Джудит, ты в этом уверена? – Иначе и быть не может. Я часто видела, как он ночью заходит в бунгало. Я даже видела, как они прокрадывались в изолятор колледжа и она ключом открывала дверь. – Джудит подобралась, подобно школьной учительнице, которой она когда-то и была, но ее колотило. – Я ужасно боюсь, – с легким румянцем на щеках добавила она, – что выгляжу как шпионка. А это вовсе не так! Что бы люди ни думали, я не распространяю сплетен. Просто дело в том, что мне не спится: я сижу у окна или иду бродить по колледжу. Вот так я их и увидела. У нее заметная фигура – я не могла спутать ее ни с кем. – Так кто же этот человек? Как его зовут? – Марк! Ты, кажется… – Да! Меня очень интересует, кто это. Почему ты не хочешь его назвать? – Ну, имени его я не знаю. Но, скорее всего, многие его видели. Он молод, и его автомобиль бросается в глаза. Это тебе о чем-то говорит? – Пока нет. Молодой человек в броской машине – явление тут довольно привычное. Послушай, мы должны найти его. – Марк, пожалуйста, не надо на меня давить! Когда я позволила себе эту глупую вспышку, это был всего лишь нервный срыв. Я действительно ненавидела Роз, и я это признаю. Но я не собиралась обвинять его. Я действительно не считаю, что он мог ее убить. Образно говоря, Марк понял, что нужно ударить по тормозам. – Ее никто не убивал, Джудит. Ты, конечно, слышала, как доктор Кент говорил о самоубийстве? – Да, слышала. Но, честно говоря, не могу в это поверить. А ты? – Почему бы и нет? – Ох, Марк… Как ты думаешь, почему я рассказала все, что ты сейчас слышал? И к тому же – тебе. То есть, – торопливо поправилась Джудит, заливаясь краской под рыжей копной волос, – с глазу на глаз. Потому что этой истории недолго оставаться тайной; потому что начнется расследование и потому что эта женщина никогда, никогда, никогда! – не покончила бы с собой. Она слишком жадно любила жизнь. У него снова закружилась голова от дьявольских наваждений. – Послушай, Джудит… – Ты веришь, что она это сделала? – Позволь мне объяснить. Мы нашли ее в спальне, с ножом в сердце. И дверь, и окна, как ты слышала, были закрыты изнутри. Проникнуть в комнату или выйти из нее можно было только через окно ванной. И что бы ни говорили другие, я готов свидетельствовать, что и оно было заперто изнутри. Снова наступило молчание. Джудит Уолкер вздохнула: – Да. Признаю. Должно быть, ты прав. Она смотрела себе под ноги. Носком черной замшевой туфельки, над которой виднелась полоска белого нейлонового чулка, она задумчиво шевелила гальку. И когда, казалось, все было выяснено, и ее вздох был знаком согласия, Джудит внезапно вскинула рыжеволосую голову. Марк испытал желание отвести глаза. – Ты говоришь, дверь была заперта изнутри? На ключ? Не было никаких засовов и задвижек, ничего подобного? – Нет! С чего бы им быть? – Потому что в старые времена – впрочем, не так уж давно, – усмехнулась Джудит, – и ты, и Сэм Кент, и даже бедный Дан умели решать такие проблемы! Господи, да я сама слышала, как ты объяснял четыре приема, с помощью которых можно снаружи провернуть ключ в замке. И это еще не все! Дан мне все рассказал – это правда? – О чем? – О новых данных, – выдохнула Джудит, – по биографии Уилки Коллинза! Казалось, что жара стала нестерпимой. Но этого не было. Марк не представлял, что может оказаться в таком ужасном положении. – Кажется, это было в 1868 году, – снова заговорила Джудит. – Уилки Коллинз написал «Лунный камень», первый настоящий детективный роман, который весь был построен на намеках и загадках. Коллинз понимал, что ему удалось совершить прорыв: своему американскому издателю он заявил, что пустил в ход кое-какие приемы, которые никогда раньше не употреблялись в литературе. Он был настолько полон энтузиазма, что задумал следующий роман – о смерти в закрытой комнате. Она должна была выглядеть как самоубийство, но на самом деле жертва была убита. Это правда? – Я… – Он запланировал новый роман на 69-й год, – сказала Джудит. – И рассказал о замысле в нескольких письмах к Диккенсу; точно так же, как рассказывал о «Лунном камне». И ты получил эти письма к Диккенсу вместе с набросками Коллинза, из которых можно понять, что он имел в виду. Это правда? – Да. В основном – правда. – И он так и не написал этого романа? – Нет, не написал. – Марк, я сказала что-то ужасное? Что с тобой? – Джудит, мы с женой – единственные два человека, которые знакомы с замыслом этого ненаписанного романа. И ты намекаешь, что один из нас виновен в убийстве Роз Лестрейндж? Думаешь, дверь была заперта при помощи фокуса, придуманного покойным писателем? Солнце поднималось все выше, и тень кроны букового дерева, под которым они стояли, густела и укорачивалась. По контрасту с черным платьем и рыжими волосами бледность, покрывавшая лицо Джудит, становилась все заметнее. Застыв на месте, она почти не дышала. Ее темно-голубые глаза стали черными. Помолчав, она сказала, что это нелепое выражение: трюк, придуманный покойным. Она с трудом сглотнула комок в горле: – Марк, боюсь, я спорола очередную глупость. Но я как-то не задумывалась. Я не могла представить себе! Тут было невозможно воспользоваться этим приемом, что бы он собой ни представлял. Ты сам говорил, что ключ надо всего лишь повернуть в замке. И есть самое малое четыре способа, как снаружи провернуть его! А что, если ключ не поддается? Как и оконные задвижки? – Но это невозможно. – Почему же? Засунув в карманы сжатые кулаки, Марк задумался. – Надо признать, что Уилки Коллинз никогда не был крупной литературной фигурой. Но он обладал гибким изобретательным мышлением и так мастерски придумывал сюжеты, что ему завидовал сам Диккенс. Не стоит думать о нем как о чинном викторианце в очках и с бакенбардами, каким он кажется Тоби Саундерсу. Он был раскованным богемным человеком, который ненавидел чопорность и открыто содержал любовницу у себя в доме. И если я прав относительно «Стука мертвого человека»… – «Стук мертвого человека»? Так должна была называться книга, которую он задумал? – Да. Как он обдумывал идею, как и почему бросил ее – все это может быть едва ли не самой увлекательной историей викторианской литературы. В детективный роман он решил попытаться ввести новый прием «запертой комнаты», чего никто не делал ни до него, ни после. – И ты… ты знаешь, в чем был его замысел? – В этом-то и беда! Если бы я знал его от и до или же, наоборот, ничего о нем не знал, я мог бы защищаться. Но я знаю об этом достаточно много, скажем три четверти, и тем самым могу обеспечить себе серьезные неприятности, если об этом разнюхает полиция. Твой муж, Джудит, был моим шефом на факультете английской литературы. Под большим секретом я рассказал ему об этой истории, но ничего не знаю о том, что он поведал о ней кому-то еще. – Марк стиснул зубы. – Но в любом случае на тебя я не могу налагать никаких обязательств. Тем более в этой запутанной ситуации. Ты имеешь право рассказать полиции все, что знаешь, если считаешь, что это пойдет на пользу. Джудит невольно схватила его за руку: – Выдать тебя? Ты считаешь, я способна выдать тебя? – Марк, – неожиданно раздался знакомый голос, – где Бренда? Ему показалось, что сердце подскочило до самого горла. Он не слышал, как по песчаной дорожке, тянувшейся от Красного коттеджа, подошел Тоби. Теперь он стоял под солнцем, на границе тени, падающей от дерева, держа руку козырьком у глаз. Можно было только догадываться, что именно он слышал. За его спиной Марк увидел выходившего из дома доктора Сэмюела Кента с трубкой во рту. Вот тогда он в первый раз почувствовал, как вокруг него смыкается кольцо врагов, которые были близкими друзьями, стремящимися всего лишь помочь ему. – Где Бренда? – переспросил Марк. – А почему ты спрашиваешь? – Кончай увиливать! – нахмурился Тоби. – Если тебе нечего сказать ни мне, ни начальству, – он ткнул большим пальцем в сторону доктора Кента, который как раз приостановился на дорожке, – звони к себе домой. Сейчас десять минут девятого: если Бренда дома, она ответит. Где она? – Что вам за охота действовать мне на нервы, Тоби? Зачем мне звонить домой? – Ну, если ты против… Не звони. Послушай, Марк… – Бренда решила провести свободные дни у своей старой подруги в городе. Забыл, что я тебе рассказывал? – Нет! Нет, ты мне ничего не говорил! Бренда никуда не собиралась, когда прошлым вечером мы с Кэролайн были у вас! – Да ведь и вы не собирались оставаться на ночь в доме у Кентов. Но остались. Объясни-ка мне свое странное поведение! – Марк, чего ты злишься? – Отвяжись! – Ладно, – уступил ему Тоби и тут же снова завелся: – Не собиралась ли Бренда по пути в Вашингтон останавливаться у этого бунгало? – Нет. Конечно же нет. – Тогда почему ты предполагал утром найти ее здесь? Это всего лишь вопрос, и не лезь попусту в бутылку. Не… Тоби замолчал. Его взгляд скользнул мимо Марка и остановился на Джудит Уолкер с таким странным выражением, что Марк обернулся. Пальцы Джудит снова раз за разом прикасались к талии, словно она мучительно пыталась понять, что же она потеряла, но наконец она удивленно уронила руки. – Тоби Саундерс, что ты так смотришь? Ничего серьезного. Я всего лишь потеряла пояс. – Пояс? – повторил Тоби. Он схватился за свой ремень. – Тоби, Тоби! Я говорю не о кожаном ремне с металлической пряжкой, как у тебя! А о матерчатом пояске от этого платья. – Джудит смущенно затараторила своим хрипловатым голосом: – Когда становится жарко, я снимаю его. Или когда сижу за рулем, он начинает давить, поэтому я его развязываю. Порой он может незаметно сползти. По лицу Тоби скользнула тень какого-то непонятного выражения. Но голос у него был мягкий и вежливый: – Прости, Джудит. И ты прости меня, Марк, если я задел тебя. Но, ради бога, пойди и переговори с шефом. Согласен? – Я тоже должна идти, – сказала Джудит. – Честное слово, мне надо уходить! Но она не сдвинулась с места, оставшись стоять под деревом и глядя вслед Марку, который двинулся по дорожке. Тоби последовал за ним. Стоя у входных дверей коттеджа, Сэмюел Кент курил трубку. Марк, торопливо обдумывая линию обороны, улыбнулся им обоим. – Похоже, все мы немного вышли из себя, – объявил он. – Прошу прощения, Тоби. Тем не менее, как я уже говорил, имеется очень простое объяснение поведения Бренды и моего. Поскольку мне бы не хотелось снова видеть вашу саркастическую реакцию, не стану опять излагать историю о своем сне. – И не надо, – вынув трубку, произнес доктор Кент. Марк остановился и помолчал. – Прошлым вечером в моем доме, – заговорил он, – Тоби во всех деталях описал, лучше сказать, нарисовал, как мисс Лестрейндж теоретически могла совершить две попытки – настоящих или театрализованных – убийства в спортзале. Это было не просто наглядно – от теории Тоби мороз шел по коже. Она ужасно испугала Бренду; признаюсь, что она и меня обеспокоила. Ты согласен, Тоби? – Да, – не глядя на него, буркнул Тоби. Марк повернулся к доктору Кенту: – Бренда была так перепугана соседством убийцы, что поехала к Джейн Гриффит на Коннектикут-авеню. Возьметесь ли вы осуждать ее? Я остался сидеть у себя в кабинете, курил, подобно вам, трубку за трубкой, пока к четырем утра не добрался до кровати и не заснул одетым. – Марк передернул плечами. – Чтобы объяснить мой ночной кошмар, нет необходимости прибегать к помощи доктора Фрейда. Во сне я увидел, как мисс Лестрейндж, одетая в спортивный костюм, набросилась на Бренду, чтобы сбить ее с ног или задушить; все это происходило здесь, в темном коттедже. Помните, я вам рассказывал об этом? – Смутно, – пробормотал Тоби. Доктор Кент кивнул. – Когда ужас во сне достиг апогея, – продолжил Марк, – внизу зазвонил телефон. Я был еще во власти ночного кошмара, когда мужской голос произнес слова: «Она это сделала» и «Это случилось» и все остальное. Что я подумал? Что подумал бы любой на моем месте? Поскольку я был в одежде, вылетел из дома и прямиком направился сюда, хотя толком так и не проснулся. Если вы спросите, почему я настаивал, чтобы вы держали открытой дверь спальни, я не смогу объяснить. Думаю, что минуту-другую после нашего появления здесь я еще был в полусонном состоянии. – Марк попытался успокоить дыхание. – Даже тогда я сказал, что, наверное, все в порядке, однако мы все же должны разобраться. Разве вы никогда не испытывали наяву бредовое, но живое впечатление, заставляющее, скажем, пойти и проверить, потушили ли вы свет и выключили ли радио? Марк вытащил руки из карманов, но не знал, что с ними делать. Он не знал, поверили ли ему собеседники или нет. Тоби стоял, по-прежнему отвернувшись. Сэмюел Кент, храня на лице невозмутимость сфинкса, задумчиво курил. – И это все? – спросил он, снова вынимая трубку изо рта. – Это все? Вы даете честное слово? – Всё, – соврал Марк. – Даю честное слово. Тем не менее он все же не мог утверждать, что они ему поверили. И Тоби, и доктор Кент хранили молчание, как и Джудит Уолкер, которая, стоя в двадцати с лишним футах, продолжала смотреть на него. Солнечные лучи обжигали все сильнее. – Ну что ж! – сказал наконец доктор Кент таким тоном, что Марк облегченно перевел дыхание. – Ну что ж! Так тому и быть. Полиция, думаю, мне поверит. – Поверит вам? – переспросил Марк. Сэмюел Кент с легким раздражением посмотрел на него: – Да. Это дело административного отдела и не имеет ко мне отношения. Но доктор Хьюит попросил меня до возвращения декана заняться им. Я звонил и ему, и к себе домой (нет-нет, я не сказал ничего лишнего, кроме того, что случилось небольшое дорожное происшествие и что мы задерживаемся); и наконец, я позвонил в полицию. Из чего следует, Марк, что вам надо немедленно отправляться домой. У Марка была далеко не одна причина, по которой он спешил оказаться дома. Но он посмотрел на Кента с недоверием: – Вы сомневаетесь в том, что я смогу им все объяснить? Вы опасаетесь, что я введу полицию в заблуждение? – Фу! Да нет же! Чушь! – запротестовал доктор Кент, выпустив клуб дыма. – Так в чем же дело? – Просто идите домой и оставайтесь там. Если полиция после разговора со мной нанесет вам визит… – Да? – Вот тогда все им и расскажите! Мы считаем, что смерть этой женщины наступила в результате самоубийства… Внезапно Марк понял, что эта точка зрения становится уже официальной версией, хотя никто из них в нее не верит, но они старательно подгоняют задачку к ответу; и ведь об этом свидетельствуют вещественные доказательства. – Если хотите, изложите им свою собственную историю, как вы рассказали ее мне. А теперь идите! Полицейская машина вот-вот прибудет. – Доктор Кент явно нервничал. И действительно, при этих словах на Харли-Лейн со стороны Колледж-авеню выехала машина. Вид у нее был достаточно потрепанный и ветхий, потому что она была старше даже автомобиля покойного доктора Уолкера. За рулем сидела Кэролайн Кент. Ее появление могло спутать карты; мужчины были поражены. – Черт побери эту девчонку! – воскликнул доктор Кент, имея в виду свою дочь. – Я не хочу резко разговаривать с ней, но ей здесь не место! Ну почему ей захотелось сесть в мою машину? Тоби резко развернулся: – Послушайте, сэр! Пусть вам это и покажется странным, но Кэролайн уже выросла. Ей двадцать семь лет! В сентябре она вышла за меня замуж! Вам не кажется, что она уже достаточно взрослая, чтобы управлять этой консервной банкой? Доктор Кент яростно выбил пепел из трубки. – Эта машина, молодой человек, может, и состарилась, но никогда и ни от кого она не слышала таких оскорбительных определений. Будьте любезны, выбирайте выражения! – Хорошо, хорошо! Но я хотел бы сказать… – Я не хочу излагать здесь свою точку зрения на воспитание. Это делает моя жена. Даже сегодня стоит Кэролайн или ее брату удалиться от границ колледжа на сотню ярдов, как Ленора начинает страдать, что дочь ее сейчас схватят торговцы белыми рабынями, а сын станет жертвой дьявольского искушения алкоголем. Черт побери, Марк, вы еще здесь? Опасаясь поддаться желанию выпалить слова, о которых он потом будет сожалеть, Марк торопливо направился к дому. Едва Кэролайн припарковала машину, Джудит Уолкер выложила ей потрясающие новости. Было невежливо уклониться от встречи, но Марк решительно пересек газон по диагонали. Издалека он заметил, как Кэролайн, вскинув голову, вытаращила глаза и растерянно уставилась на бунгало. – Заколота? – выкрикивала она. – И лежит в кресле? Что за нож? – Нет, нет! Кинжал! И вовсе не в кресле! Твой отец сказал… Марк кинулся бегом. Сейчас главное – найти Бренду, решил он, хотя бы связаться с ней по телефону. Если ее будут допрашивать, они Должны согласовать свои показания. Конечно, прошлой ночью она и близко не подходила к Красному коттеджу. Он может за нее поручиться, устно и письменно. Марк был небрит и забыл о завтраке, мысли его были в таком же беспорядке, как и одежда, о которой он, конечно, не думал; на фоне происшедшего его даже не очень беспокоило, что им с Брендой может не удастся согласовать свои версии. Он хотел только поговорить с ней, услышать ее голос и положить конец этой бессмысленной ссоре. Он оставил незапертой входную дверь; обычно по вечерам, отправляясь спать, он запирал ее, но случалось, забывал это сделать, как забыл прошлым вечером. Он торопливо пролистал телефонный справочник, нашел Джейн Гриффит и, набирая ее номер, уже представлял, как услышит голос Бренды. В трубке звучали монотонные гудки. Марк, не зная, что делать, растерянно посмотрел на телефон и вдруг услышал сонный хрипловатый голос, в котором не чувствовалось особой радости. – Джейн? Это Марк Рутвен. – Кто? – Марк Рутвен! – Он привык произносить свою фамилию на шотландский манер, тогда она звучала как Рувен, из-за чего порой и возникали сложности. – Только не говори, что не помнишь меня. – Ох! Марк! Привет! Но почему тебе вздумалось в середине ночи будить девушку? – Прости, Джейн. Но могу ли я поговорить с Брендой? – С кем? Наступило молчание. Он вздрогнул от тревожного предчувствия. Еще не услышав слова Джейн, он их угадал. – Но Бренды здесь нет, Марк! Ее и не было! С чего ты взял? Разве она не с тобой?Глава 8
Этим же воскресным вечером, едва только минуло девять часов и стали сгущаться сумерки, появление небезызвестного шутника внесло смятение и страх в атмосферу Новой библиотеки Куин-колледжа. Оно-то и завершило этот непростой день. зоб Доктор Арнольд Хьюит, мастер Куин-колледжа, отказался отвечать на вопросы полиции и прессы. Студенческое сообщество с трудом воспринимало доктора Хьюита как члена преподавательского коллектива, хотя он гордо именовал себя Септимусом Хьюитом, профессором латыни, и читал два великолепных курса: один о поэтах, драматургах и историках, а другой – о средневековой латинской прозе и версификаторстве. Унего была лысая голова, длинная жилистая шея, маленькие глазки, раздраженно глядящие поверх половинок очковых линз, он производил впечатление одновременно проницательного делового человека (каковым и был), а также светского льва, даже в какой-то мере денди (каковым он тоже являлся). Уединившись в своем кабинете в большом доме с белыми колоннами, стоявшем в самом конце Колледж-авеню, доктор Хьюит общался только по телефону. Пока еще ему нечего сказать, заявил он; в данный момент дело в надежных руках его заместителя, который находится в Красном коттедже. У самого же коттеджа в это утро собралось столько полицейских и журналистских машин, что добрую часть дня по Харли-Лейн было ни проехать, ни пройти. Хотя в воздухе носились многочисленные слухи и сплетни о жизни Роз Лестрейндж – о том, какой она была, откуда появилась и так далее, – полиции и прессе понадобилось порядка трех часов, дабы выяснить все ее данные. Мисс Лестрейндж, родившаяся в Балтиморе тридцать один год назад, была дочерью старого Ника Лестрейнджа, которому принадлежал на побережье целый ряд газет. Она окончила школу в Нью-Йорке и продолжила образование в Швейцарии. Когда в 1938 году старый Ник умер, газетную империю продали, а деньги были поделены между Роз и ее матерью, которая, впрочем, тоже скоро отправилась в мир иной. «У всех членов этой семьи были нездоровые психопатические наклонности, – гласил рапорт. – Ее дедушка покончил с собой, отравившись стрихнином, и смерть его была нелегкой, поскольку стрихнин оказывает весьма болезненное воздействие». Больше не удалось выяснить никаких скандальных данных, связанных с мисс Лестрейндж; не было даже намеков на ее похождения. Узнали только, что она три раза была обручена и каждый раз помолвка разрывалась по инициативе мисс Лестрейндж. Среди разговоров, гуляющих на Харли-Лейн, все громче стало произноситься слово «самоубийство». Арнольд Хьюит был прав, сказав, что дело находится в надежных руках. Те, кто сомневались в словах мастера, никогда не видели доктора Сэмюела Кента в аудитории: бесстрастный и невозмутимый, он спокойно стоял под шквалом вопросов со стороны молодых слушателей, аргументированно и убедительно отвечая на каждый из них. Таким же образом, хладнокровно и терпеливо, он встречал град вежливых, но настойчивых вопросов детектива лейтенанта Хендерсона. Оружием в данном инциденте (его идентифицировал доктор Кент) был кинжал восемнадцатого столетия с узким обоюдоострым стальным лезвием и тонким, сходящим на нет острием; у него была серебряная рукоятка и серебряные же ножны, инкрустированные природным жемчугом. Кинжал был в идеальном состоянии: отполированный и заточенный. Смерть (как примерно определил судебный медик) наступила между часом и тремя часами утра в воскресенье плюс-минус полчаса. Когда тело увезли для вскрытия, атмосфера немного разрядилась. Откровенно говоря, к описанным событиям можно было добавить еще кое-что. Привычки доктора Кента были хорошо известны обитателям Куин-колледжа, но не людям со стороны, и сейчас они веселили даже лейтенанта Хендерсона и вызывали насмешливые улыбки со стороны репортеров. Когда доктор Кент читал свою знаменитую серию лекций о Стюартах и Тюдорах, он, увлекаясь, постоянно снимал и надевал свои очки в роговой оправе. И каждый раз он, глубоко погруженный в предмет разговора, вытаскивал из кармана пакет бумажных платков, рассеянно вынимал один листик, с серьезным видом протирал очки и, водружая их на переносицу, отбрасывал салфетку. После тридцати лет пребывания в колледже он уже перестал веселить аудиторию; его привычку даже не замечали. Но когда он, расположившись в гостиной с чиппендейловской мебелью и, по всей видимости, забыв, где находится, отвечал на вопросы лейтенанта Хендерсона и прессы, его манеры произвели такой эффект, что лейтенант был вынужден грохнуть кулаком по столу. Итак! О кинжале! Лейтенант хотел бы выяснить, уверен ли свидетель, что кинжал принадлежал мисс Лестрейндж? Доктор Кент был уверен. Хорошо. Но почему он был всегда отполирован и отточен? Доктор Кент не мог ответить на этот вопрос. Тем не менее, когда они с женой однажды обедали у мисс Лестрейндж, та упомянула, что просто обожает остро отточенную сталь. Далее. Не производила ли она, как бы это сказать, впечатления странной женщины? Доктор Кент предпочел бы не употреблять это выражение – странная. В то же время, учитывая, что ему довелось услышать об истории ее семьи… Да, спасибо. Именно это лейтенант Хендерсон и имел в виду. Но какова была причина того, что, расположившись перед зеркалом, она нанесла себе смертельный удар ножом в сердце? Так редко поступают женщины-самоубийцы. Она была в глубокой депрессии? Или ее что-то беспокоило? Может, дело было в ее приятеле? На этом этапе допроса вмешалась одна из тех случайностей, которые в равной мере могут и помочь расследованию, и помешать ему, – появился сержант Биллингс в сопровождении миссис Джудит Уолкер, которую он заставил явиться лишь на том основании, что она была единственной соседкой покойной и могла что-то знать. Реакция рыжеволосой миссис Уолкер, когда она услышала последний вопрос, была столь недвусмысленной, что лейтенант Хендерсон все свое внимание сосредоточил исключительно на ней. У него нет намерения причинять мадам беспокойство; он постарается быть предельно кратким. Испытывала ли покойная леди интерес к какому-то конкретному мужчине? В общем-то да, признала миссис Уолкер. Не будет ли она так любезна уточнить свой ответ? Первым делом миссис Уолкер сочла своим долгом подчеркнуть, что в отношениях мисс Лестрейндж и этого молодого человека не было ничего недостойного или порочного. Мисс Лестрейндж легко поддавалась переменам настроения, могла впасть в депрессию даже из-за сущего пустяка… Это, конечно, любопытно; но кто же этот человек? Лично с ним миссис Уолкер незнакома, но может описать и его самого, и его автомобиль. Навещал ли он мисс Лестрейндж прошлым вечером? Нет. Кто-нибудь был вечером у мисс Лестрейндж? Нет. Кажется, миссис Уолкер замялась, прежде чем ответить, не так ли? Нет! Последний односложный ответ прозвучал как удар колокола, возвещавшего об опасности. Это был лишь фрагмент допроса доктора Кента и миссис Уолкер. Он начался в половине девятого утра и продолжался до двадцати минут шестого, когда Тоби Саундерс позвонил Марку Рутвену и сообщил ему последнюю информацию. Тоби, которому доктор Кент, как и Марку, не позволил присутствовать при допросе, тем не менее затесался в собравшуюся толпу. Ему, хотя и не без труда, удалось протолкаться к широко открытым окнам и подслушать большую часть вопросов и ответов. В перерывах он забегал в дом к Джудит Уолкер и звонил Марку, что он сделал и сейчас. – Святые угодники! – произнес Тоби и зашелся хриплым кашлем. – Джудит и старик просто спасают колледж. Они описывают нашу Роз как мягкую, чистую и совершенно невинную девушку, правда несколько неуравновешенную, в силу чего ей и захотелось всадить себе кинжал в грудь. – Ты же сам утром говорил, что это было самоубийство. – Официально я так и буду говорить. – В голосе Тоби мелькнула и пропала откровенно неприязненная нотка. – Во всяком случае, кем я восхищаюсь – так это стариком. Он говорит уже несколько часов, у него и крошки во рту не было, пока Хендерсон не послал в аптеку за сандвичами и кофе; и тем не менее он не соврал ни в едином слове. Сплошные подтексты. Кстати, ты побрился? Привел себя в приличный вид? – Да. Это бесконечное ожидание действует мне на нервы. Когда полиция возьмется нас допрашивать? – Они не выразили такого желания. Во всяком случае, пока. – Ты не забыл, что именно мы нашли тело? – Нет. Но доктор Кент все объяснил. Мы с ним прошлись до Куиншевена, чтобы купить утренние газеты. Это правда. Что же до тебя: какой-то таинственный человек в панике позвонил тебе и сказал, что Роз Лестрейндж покончила с собой. Естественно, как ее приятель, ты тут же кинулся к ней домой. У тебя есть возражения против такого объяснения? – Никаких. Если забыть о том, что оно не соответствует истине. – Разве что-то изменится, если ты дословно повторишь мои слова? – с мольбой произнес Тоби. – Лучше всего ничего не усложнять, Марк. Не искушай судьбу. Кроме того, если не считать одной детали, которая меня беспокоит, все факты указывают на самоубийство: даже книга, которую Роз читала перед тем, как заколоть себя. – Да? – Марк был заинтригован. – Да! Это был роман «Женщина в белом» твоего друга с бакенбардами викторианских времен. О некоей странной одинокой женщине по имени Энн Катерик. Марк набрал полную грудь воздуха: – Кстати, Тоби, как называлась книга, которую мисс Лестрейндж одолжила у меня прошлым вечером? – Господи, да я же тебе только что сказал. Она называлась… – О нет. Подумай! Судя по твоему рассказу, пока вы ее везли домой, ты должен был видеть заголовок. Если ты не заметил, то видела Кэролайн. Как и Бренда. Так что вспомни! Долгая пауза. Было слышно дыхание Тоби. – Ну же, Тоби! Название! – Что-то вроде «Армадейл», – прошептал он. – Верно. Она взяла ее домой. И вдруг в середине ночи или точнее, ближе к утру кто-то забирает из спальни экземпляр «Армадейла» с моими заметками и подменяет моим же экземпляром «Женщины в белом» с моими же примечаниями. – Послушай, Марк! Чего ради кому-то этим заниматься? – Не могу сказать. Понятия не имею. – Может, Роз сама… – О нет. Не получается. Когда этим утром мы нашли мисс Лестрейндж, если помнишь, кровь уже засохла и тело остыло. Как ты сам мне рассказывал, врач определил время смерти между часом и тремя утра плюс-минус полчаса. – Ну? – Следи за моей мыслью. Бренда уехала отсюда примерно в десять минут двенадцатого. Мой экземпляр «Женщины в белом» оставался на месте. Как я уже говорил тебе, я тут же поднялся в кабинет и сидел там до четырех утра. Ты понимаешь, что это значит? – Я не дурак, Марк. – Правильно! Это значит, что кто-то вошел в дом – парадная дверь оставалась открытой, – когда я пошел спать в четыре утра. Кто-то взял с полки в моем кабинете «Женщину в белом» и подменил ею другую книгу. Вернувшись утром, я поднялся в кабинет и все проверил. Мой экземпляр «Армадейла» с вырванным титульным листом и полудюжиной первых страниц вернулся на полку. – Может, ты сам… – Ошибся? Я не мог, Тоби. Еще вопрос – почему были вырваны безобидные страницы? Я не знаю. Но это случилось. – Успокойся, Марк! Надо ли нам все это рассказывать копам? – Нет, не надо. Я рассказал тебе все это лишь потому, что ты вбил себе в голову, будто у меня был серьезный роман с Роз Лестрейндж. Ты мог подумать, что я имею какое-то отношение к ее смерти. Но ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы понимать: я никогда не стал бы откалывать такие глупые номера с подменой книг, был ли я ее любовником или не был. – Давай внесем ясность, Марк! Я никогда и не думал, что это ты убил ее! – Значит, ты подозревал Бренду? Так? По коже головы Марка побежали холодные мурашки, отчего, образно говоря, волосы стали дыбом. Марк испытал сильнейшее нервное напряжение. – Так, Тоби? – Я этого не говорил, – еле слышно ответил Тоби. – Но скажу вот что. Бренда прошлой ночью могла убить Роз. И причиной тому мог быть ты. Холодные мурашки побежали за шиворот. Бренда никогда не отсутствовала так долго, дом никогда не казался таким пустым. Даже миссис Партридж, которая приходила в конце недели помогать с уборкой и готовкой, в это воскресенье не появилась. – Напряги мозги, Тоби, – очень спокойно сказал Марк. – Из ревности женщина редко убивает другую женщину. Они стараются даже не показывать виду; они для этого слишком горды. У Бренды же вообще не было никаких причин для обиды. Ты сказал, что Джудит Уолкер сообщила полиции об имевшемся у Роз Лестрейндж приятеле; утром она и мне доверительно рассказала об этом. Можешь быть уверен, что им был не я. – Ты думаешь, что у Роз был только один такой? – Тоби, подумай! Когда Джудит даст полное описание это-то молодого человека, и мы узнаем, кто он такой… В телефоне раздался хриплый стон. – Марк, о чем ты говоришь? Он нам уже известен! – Ты знаешь, кто он такой? – Да! Джудит подробно описала его копам, и его легко опознать! – Неужто? – Симпатичный и так далее, примерно лет двадцати трех, всегда улыбается, волосы то ли темно-русые, то ли каштановые, между зубов щербинка; ездит на красно-желтом «кадиллаке». Его старик – один из основных спонсоров колледжа. Зовут его Чедвик – Фрэнк Чедвик. Последовала пауза. – Марк. Марк! Ты еще здесь? – Да. Да, я слушаю. – Вот это как раз то, что меня беспокоит, – вздохнул Тоби. – Этот Чедвик – неприятная личность. Просто не может вынести, если женщина предпочитает ему кого-то другого. Обожает рассказывать, что едва ли не каждая бегает за ним. Когда копы возьмут его в оборот, он изрядно повеселит их, поведав о том, что Роз была отнюдь не олицетворением невинности. И с грохотом рухнет вся версия, которую так старательно выстраивал Сэм Кент. А этот лейтенант Хендерсон далеко не дурак!… Марк! У тебя есть что добавить? – Нет. Что тут можно сказать? – Я согласен, что дела обстоят не лучшим образом. Но мы можем выкрутиться. – Да, надеюсь. Если это все, Тоби?… – Обожди! Что с тобой творится? – Ничего особенного. Спасибо за информацию. Сейчас я найду себе что-нибудь перекусить и пойду в библиотеку. То есть в библиотеку колледжа. Да, я знаю, что по воскресеньям она закрыта, но я помощник библиотекаря, и у меня есть ключ от боковой двери. Если я буду нужен, меня можно будет найти там. Еще раз спасибо, Тоби. Пока. Он остался стоять у столика с телефоном. За аркой, ведущей в гостиную, он видел кресло, в котором прошлым вечером сидела Бренда в своем белом платье без рукавов, с пурпурным пояском и в красных туфельках; каштановые волосы падали ей на плечи. Тоби сказал бы: «До какой степени отупения человек может дойти?» Бренда вовсе и не собиралась навещать Джейн Гриффит. Это означает, что она отправилась в апартаменты Фрэнка Чедвика. Марк схватил вашингтонский телефонный справочник и, торопливо пролистав страницы, добрался до буквы «Ч». Затем остановился, резко захлопнул книгу и очень осторожно вернул ее на полку под столиком. – Ну и пусть ее! – вслух сказал он и отправился на кухню сделать себе что-нибудь поесть. Правда, кусок не лез ему в горло; потом он не мог даже припомнить, что стояло на столе. Но это заняло много времени. Засунув в карман пиджака три трубки, он одну за другой набивал их и выкуривал; затем вернулся к кухонному столу и стал смотреть, как за маленьким окном над рукомойником угасает свет дня. Потом он поднялся в свой кабинет, где, расположившись в мягком кресле, уставился на шкаф, в котором хранились материалы к биографии писателя; он сидел так, пока сгустившийся сумрак не заставил его решительно встать. Марк взглянул на часы. Взяв из шкафа несколько документов, он положил их в картонную папку и сунул в карман. Пора идти. Поскольку Куин-колледж располагался сразу же за улицей, на которой он жил, его парадные ворота были всего в пятидесяти ярдах справа от дверей его дома. Миновав их, Марк неторопливо двинулся по длинной и широкой пологой дуге гравийной дорожки. Он прошел мимо темных спален Северного и Южного Мальборо с одной стороны и мимо административного корпуса и Зала Вебба – с другой. За ними тянулась просторная Лужайка с редкими деревьями, от которой шел теплый запах свежескошенной травы. Марк обогнул ее, направляясь по тропинке к западному крылу Новой библиотеки. Оба крыла выходили на Лужайку. В полумраке были видны очертания каменной статуи Основателя на массивном гранитном основании. Из освещенных окон каких-то комнат – то ли Основателя, то ли Эддисона или Харли – на зеленую листву падали отблески; их сияние усиливало ощущение одиночества человека, которого преследовали страхи и воспоминания. Кажется, он должен был бы лелеять воспоминания, но тем не менее… Окончив Куин-колледж, он получил магистерскую степень в Крайст-Черч в Оксфорде. И на танцах, которые устраивали тут в спортивном зале, он встретил Бренду. Снова накатили гнев и боль; они подмяли под себя все остальные ощущения, и он не узнавал даже знакомые картины. Он испытывал беспокойство, волнение и смутный страх, источника которого он так и не мог определить. – Господи! – громко пробормотал он. – Если… С тяжелым гулом старые часы на куполе башни Основателя уронили в тишину первый из девяти ударов. Лишь когда они перестали отбивать время и встревоженные птицы, устраивавшиеся на ночлег, успокоились, Марк почувствовал, что пришел в себя. В густых кронах снова воцарилась тишина. Он сошел с тропинки и пересек газон, направляясь к северо-западному углу Новой библиотеки. Там располагалась маленькая боковая дверь, от которой у него был ключ, – и в этот момент мимо него скользнула какая-то фигура. – Кто это? – окликнул он. Он не был уверен, что она ему не привиделась. Дорожка, с которой он только что сошел, повернув налево, вела мимо Беркли-Холла к изолятору, к теннисным кортам, к футбольным и бейсбольным полям. Похоже, решил он, что тут никого нет; но вдруг на фоне темной кирпичной стены рядом с боковой дверью он увидел то, что ему показалось лицом без туловища. – Кто это? – снова спросил он. – Вы испугали меня, – ответил хриплый голос Джудит Уолкер. – Джудит! Что вы здесь делаете? – Вы испугали меня. Или, точнее, меня испугал какой-то звук, который мне послышался. И кроме того… – Она помолчала. – Я должна была увидеть вас. Тоби Саундерс сказал, что вы весь вечер будете тут. Марк вынул из кармана кольцо с ключами и подошел к боковой двери. Мягкая трава приглушала шаги. Появились очертания плеч и шеи; темное платье, сливаясь с каменной кладкой, скрывало их. – Прошу вас, поверьте, Марк, как правило, я никогда не приближаюсь к Лужайке, даже во время летних каникул! Я никогда этого не делала. Но я должна сказать вам нечто исключительно важное. Могу я поговорить с вами? – Естественно! – Марк нашел на кольце нужный ключ; он был куда крупнее, чем ключ от машины или йельский. Он отомкнул дверь и широко распахнул ее. – Заходите в библиотеку, а я включу там свет. – Стоит ли? Заходить в библиотеку? – Почему бы и нет? Она подошла к нему. Небо еще было светлым, и сквозь высокие стрельчатые окна Новой библиотеки, выходящие на восточную сторону, пробивалось достаточно света; тут у северной стены можно было еще без труда читать. – Вот что я должна вам рассказать… – Да? – Это относительно полиции. Сегодня они не смогли выудить у меня признания; но я ужасно беспокоюсь из-за завтрашнего допроса. И будет только благородно избавить вас от излишнего волнения. Поэтому я и пришла предупредить вас… но, видите ли, пусть даже я здесь… я не могу этого сделать. Не могу! Джудит запнулась и опустила голову. Внезапно он с предельной остротой осознал ее физическое присутствие; ему казалось, что он скорее ощущает, чем слышит ее дыхание. Она подняла взгляд, чтобы объясниться. В широко открытых глазах застыло странное выражение: она поняла, что именно он сейчас чувствует, и это отразилось в ее взгляде, словно их мысли с необоримой силой потянулись друг к другу. Казалось, она была готова отпрянуть, но потом покорно застыла на месте. И тут в темном проходе библиотеки что-то мягко упало с высоты на пол. Дверь медленно закрылась. Джудит, поперхнувшись вскриком, вырвалась из его рук и резко отшатнулась. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла заговорить: – Я это знала! Я слышала! В библиотеке кто-то есть.Глава 9
Человек, считающий себя цивилизованным созданием, Убежден, что умеет держать в узде свои инстинкты, контролировать свои мысли и чувства. Это не так. Единственным инстинктивным желанием Марка после того, как он испытал эмоциональное потрясение от близости тела Джудит, была потребность избавиться от этого наваждения, стереть его с лица земли. Сделав два быстрых шага вперед, он с силой настежь распахнул дверь. Она ударилась о деревянную стенку массивного книжного шкафа и отлетела обратно. Марк шагнул прямо в темноту. На какое-то мгновение он застыл в ожидании, после чего, пошарив по левой стенке, нажал верхний из пяти выключателей, контролировавших освещение в дальнем конце Новой библиотеки. Две тусклые лампочки под колпаками зеленого стекла осветили длинный узкий проход между стеллажами. Всего их было пять, и они тянулись параллельно друг другу, обрамленные высокими рядами книг с обеих сторон; на верху полок стояли потемневшие от времени бюсты. Марк посмотрел направо, куда от двери тянулась еще одна стена книг. На полке в семи футах от пола он увидел единственный зияющий проем и тяжелый том, который, раскинув крылья переплета, вверх корешком упал на пол, взметнув облако густой пыли. Нервное напряжение заставило его издать смешок, который тут же, когда он взял себя в руки, превратился в глухой хрип, комом застрявший в горле. – Здесь никого нет, – сказал он. – И никого не было. Подойди и убедишься! Джудит, которая уже успела выскочить на газон, не сдвинулась с места. – Иди и посмотри! – продолжал раздраженно настаивать Марк. – Такое случалось тут и раньше! Джудит, с силой прижимая ладони к щекам, стояла не шевелясь. – Говорю тебе… – Он едва не сорвался на крик, но сдержался. – Когда человек берет книгу с высокой полки и ленится принести лесенку, он, ставя книгу обратно, задвигает ее только наполовину. А я только что слишком сильно распахнул дверь. Помнишь? – Я… – Книга пошатнулась, но еще не упала. А тут дрогнула полка – сквозняк и все такое, – и через минуту или около того она свалилась. А когда книга упала, дверь… посмотри! Он коснулся двери. Ее старая покоробившаяся и потрескавшаяся панель качнулась на смазанных петлях и закрылась сама по себе. – Пожалуйста, поверь мне, Джудит, тут нечего бояться. – Нечего? – переспросила она, словно отвечая на какой-то другой вопрос. – Кстати, ты думала, почему Тоби рассказывал о том шутнике в спортивном зале? Или ты не слышала эту историю? – Не слышала? Да все только о ней и говорят. – Хриплый голос Джудит прервался едва ли не всхлипом. Она опустила руки. – Это идиотское изображение статуи Основателя, измалеванное светящейся краской! Глупые проделки, чтобы напугать бедного старика и шестнадцатилетнего мальчика! Миссис Хьюит, миссис Кент и миссис Мэйсон не могут ни говорить, ни думать ни о чем другом. Невольно Джудит приблизилась, но все же предпочитала держаться в границах слабого круга света, падавшего от тусклой лампочки на траву. – Знаешь, я сделала одну хорошую вещь, – выпалила она. – Они совершенно забыли, как Роз Лестрейндж и ее молодой человек использовали изолятор, как… О господи, какая я лицемерка! Звучит так, словно я осуждаю ее. – Ты мне поверишь, Джудит, что тут в библиотеке никого нет? И не может быть! – Есть! Я слышала чьи-то шаги. – В темноте? Если хочешь, я все обыщу сверху донизу. Ты войдешь? Джудит секунду колебалась, после чего быстро шагнула внутрь – но все же держалась очень скованно. Но теперь они снова оказались лицом к лицу, и глаза их должны были встретиться; они не могли больше избегать того, что уже возникло между ними и должно было прийти снова – со всеми предсказуемыми результатами. – Нет! – сказала Джудит, твердо глядя ему в глаза. – Нет, Марк. Это глупо. Мы не можем! Мы не должны! Это неправильно и даже не имеет смысла. Это всего лишь… ох, да если начистоту!… Ты не можешь представить, какие мысли приходят женщине в голову, когда она лежит без сна и чувствует себя несчастной. – А ты можешь представить, что и мужчину могут обуревать такие же мысли? – Марк! Прекрати! – Если начистоту, как ты сказала… Нам ведь не дано знать, что кроется у нас в подсознании? Год назад, шесть месяцев назад, даже десять минут назад я воспринимал тебя лишь как жену Дана Уолкера; даже в мыслях я не шел дальше. И вдруг, именно здесь, я осознал, что ты больше не жена Дана Уолкера. – Нет. Но ты по-прежнему муж Бренды Рутвен. Марк, собираясь продолжить свою тираду, долгие несколько секунд молча смотрел на нее. – О да, ты можешь убедить меня! – У Джудит сразу же изменилось настроение. – Я ни на что не претендую. Все будет легко и просто. Но ты так и не услышал, что я должна тебе сказать. – Имеет ли это значение? – Да! – Тогда давай обсудим и решим. Кстати, мы можем включить дополнительное освещение. – Марк, ради бога, не надо! Его будет видно со стороны Лужайки и откуда угодно. – Любой, кто по вечерам видит тут свет, знает, что доктор Денхарт или один из его ассистентов (доктор Денхарт был библиотекарем), как обычно, работает допоздна. Я подумал об освещении потому… ты все еще боишься, будто тут кто-то прячется? – Пожалуй что нет. На самом деле там никого нету. И кроме того, ты со мной. Это все меняет. Теперь я ничего не боюсь. – Джудит, я… Марк не смог подобрать нужные слова. Он прошел мимо нее, захлопнул дверь, закрыл ее изнутри и вернул кольцо с ключами обратно в карман. – В любом случае, – усмехнулся он, – теперь сюда никто не проникнет. Основная дверь на двойном запоре, и другого пути в библиотеку, кроме этого, нет. – А через книгохранилище! Что ты о нем думаешь? – Да, тут есть дверь в книгохранилище. В тех редких случаях, когда она закрыта, я отпираю ее своим ключом. Но на обоих этажах книгохранилища нет дверей, выходящих наружу. Подобрав с пола распластавшуюся книгу, которая (вне всяких сомнений) вывалилась с полки без посторонней помощи, Марк поставил ее на место. Двинувшись по единственному слабо освещенному проходу и миновав старые выцветшие бюсты мыслителей, он вышел в просторный главный холл. Здесь, где под высоким сводом гуляло эхо, он нащупал невысокие деревянные перильца, окаймлявшие рабочий стол секретаря библиотеки. Он уже был готов дернуть цепочку, чтобы включить лампу под зеленым стеклянным абажуром, как Джудит схватила его за руку: – Нет! Не надо, не включай! – В чем дело? – Сегодня полиция допрашивала меня несколько часов. Они хотели узнать о последнем приятеле Роз. Как выяснилось, это был молодой человек по имени… – Чедвик, не так ли? Фрэнк Чедвик? – Да! Откуда ты его знаешь? – Как всегда, от Тоби. Ну так что? Продолжай! – Полиция хотела выяснить, навещал ли он ее прошлым вечером, – окрепшим голосом произнесла Джудит. – Видеть я его не видела и поэтому сказала, что нет. Затем они спросили, посещал ли вообще кто-нибудь бунгало прошлой ночью. Вместо того чтобы сказать, что я не сидела всю ночь у окна, что было бы чистой правдой, боюсь, я запнулась прежде… чем сказать нет. Лейтенант Хендерсон обратил на это внимание. Я все отрицала. Он так и вцепился в меня. Я продолжала отрицать и стояла на своем. – И что? Отзвуки их голосов – низкого мужского, легкого и хрипловатого женского – звенели эхом под сводами – негромко, но жутковато. – Ну, ночью кто-то в самом деле зашел в бунгало. Тогда я совершенно не обратила на это внимания; да и потом не при давала этому значения. Но когда утром я поняла, что там произошло убийство, а не самоубийство… – Кто заходил в коттедж? – Твоя жена. Похоже, оба они застыли, пораженные. Было слишком темно, чтобы они могли различить выражения лиц друг друга. Только в северной части помещения, в проходе, через который они вошли сюда, слабое освещение отбрасывало сверху тени от древних бюстов, напоминающих отрубленные головы. – Джудит, в какое время это было? – Не могу сказать точно! Может, в десять минут двенадцатого, может, позже. – Бренда в самом деле заходила в бунгало? – Я слышала, как остановилась машина. Поэтому я и подошла к окну. Это была ваша машина с Бр… она сидела за рулем. Она вышла, захлопнула дверцу и пошла по дорожке. В свете уличного фонаря ошибиться было невозможно. – Как долго она там оставалась? – Не знаю! Говорю тебе, в то время я не обратила на это абсолютно никакого внимания. Чего ради? Меня это интересовало не больше, чем если бы миссис Хьюит приглашала к чаю миссис Кент. Разве что я чуть удивилась, поскольку никогда не думала, что Бренда испытывает к Роз симпатию. А потом просто забыла об этом. – Ведь ты должна была слышать и как отъехала машина? – Если и слышала, то не обратила внимания. Как ты не можешь понять? Даже еще сегодня утром мне не пришло в голову рассказать тебе. Между ними воцарилось тяжелое напряженное молчание. Марк обошел деревянные перильца, с силой стукнул кулаком по столу и повернулся к Джудит: – Простишь ли ты мне, Джудит, если я скажу, что не могу в это поверить? – Марк! Ты думаешь, я соврала тебе? – Нет! Не думаю! Я доверяю и всегда доверял тебе. Ты это знаешь. – Да. Знаю. Она произнесла это еле слышно, но с напором. – Я-то думал, что Бренда нуждается в защите, – вырвалось у Марка. – Я ошибался; ни в чем она не нуждается. Или ты ошиблась, решив, что видела ее… – Марк, я не ошиблась! Я различила ее фигуру, ее рост, ее каштановые волосы; она была в белом платье, и, кроме того, я видела ее лицо! – …или же тут есть какое-то другое объяснение. Бренда не хотела и, кроме того, не могла там останавливаться; я знал это, едва лишь Тоби днем позвонил мне. Какого черта ей было там делать? Она гнала изо всех сил, чтобы как можно скорее оказаться в апартаментах Фрэнка Чедвика в Вашингтоне. – Фрэнка Чедвика?! – после паузы еле слышным шепотом недоверчиво переспросила Джудит. – Не может быть, чтобы тот самый парень… который с Роз Лестрейндж?… – Именно тот самый юный Казакова. Да. – Ты хочешь сказать, что он был… то есть и с Брендой тоже? – Я не говорил ничего подобного, – возразил Марк, хотя в глубине души не сомневался, что это было правдой. – Какого черта! Если я не могу доверять тебе, то тогда вообще никому. Единственное, что я могу сказать, что этот Чедвик несколько недель волочился за ней. – Но… – Прошлым вечером, незадолго до десяти, он подъехал за ней в своей машине и стал, как обычно, настойчиво дудеть в клаксон. Бренда уехала с ним. Играя роль всепонимающего и искушенного мужа, я намекнул, что и сам несколько устал – и от нее, и от разговоров, в которых мне приходилось открещиваться от мисс Лестрейндж… – Ты и Роз? Ты говоришь… – Нет! Я этого не говорю. Если бы даже это было правдой, я не смог бы заставить себя говорить на такую тему. А тут не было ничего подобного. Я вообще не называл никаких женских имен, но Бренда сделала свои собственные выводы. Вот поэтому она и вернулась. – Вернулась? – Подожди! Выслушай сначала то, что я и сам отчаянно стараюсь понять. В десять часов Роз Лестрейндж ждала звонка от кого-то. В этом я могу поклясться; чисто случайно я позвонил ей сразу же после того, как часы Основателя пробили десять. Она ожидала звонка. Роз мгновенно сняла трубку и, прежде чем я смог произнести хоть слово, сказала в нее: «Это ты, дорогой?» Пока я прикидывал, как ответить – глупо ведь будет звучать: «Нет, простите, я не тот, кто вам нужен», – в дверь позвонили Тоби Саундерс и Кэролайн Кент. – Я… я все же не понимаю! – Через секунду поймешь! Марк скорее почувствовал, чем увидел или осознал, что у Джудит напряглись и застыли плечи. – К тому времени, – продолжил он, – Бренда и Чедвик добрались всего лишь до Куиншевена. Чедвик внезапно вспомнил, что в десять часов ему надо было сделать один очень важный звонок, и побежал в аптеку к телефону… – Звонить Роз? – Совершенно очевидно, не так ли? Чедвик до последнего момента не был уверен, что ему удастся встретиться с предметом новой страсти, с Брендой. Так что он придерживал запасной вариант, по крайней мере на этот вечер, дав понять Роз Лестрейндж, что еще свяжется с ней. Можно считать или не считать иронией судьбы тот факт, что именно в это время Бренда покинула его и вернулась домой. – Понимаю. – Шепот Джудит был полон растерянности и испуга, но Марк был слишком возбужден, чтобы заметить это. – Да! Я начинаю понимать! – После чего… – Нет, не останавливайся, Марк, продолжай! – После чего мисс Лестрейндж, которую я встретил накануне утром, решила без звонка и без стука проскользнуть к нам в дом и в облике фатальной женщины явилась словно на назначенное свидание. – И что здесь тебя так удивило? – шепотом произнесла Джудит. – Она поступала так и раньше, когда… Она, наверное, решила, что ты один? – Скорее всего, так и было. Бренда едва не сделала ту же ошибку, но услышала голоса. Со мной были Тоби и Кэролайн, но жалюзи были опущены, а марка и год выпуска машины Тоби точно такие же, как и у моей. – Понимаю, понимаю, понимаю! И значит… Бренда? – В детали вдаваться не стоит. Она сказала, что отправляется к Джейн Гриффит. У которой не появилась. Она всего лишь хотела как можно быстрее добраться до апартаментов Чедвика, чтобы отплатить мне той же монетой. Он не собирался так много рассказывать, не думал выкладывать ей даже десятую часть. И тем не менее в этом странном полумраке, испытывая облегчение от того, что кто-то преисполнен к нему доверия, он стал говорить, не думая над своими словами. И дернулся, как от укола, лишь когда услышал в ответ тихий и яростный голос Джудит: – И это тоже удивило тебя, Марк? – Я… прости, не понял? – Неужели тебя удивило, что она попыталась отомстить тебе? Послушай, я поняла – ты тоже хочешь рассчитаться с ней с моей помощью. Звук, который донесся из темноты, был не столько шепотом, сколько всхлипыванием. Насмешливое эхо поразило Марка Рутвена до глубины души. Оно отразилось от округлого свода здания, которое называлось Новой библиотекой потому, что до 1795 года его не могли завершить. Архитектор, зараженный неодолимой страстью к неоготике, привез даже в Новый Свет готические арки с резными изображениями горгон, святых и чудовищ. В главном зале они были изображены высоко под потолком, и Марк их не видел. Но он чувствовал их присутствие – они ехидно скалились, ухмылялись или скучали в душной, слегка пахнущей мускусом атмосфере, которую создавало обилие книг. – Джудит, ты понимаешь, зачем я тебе все это рассказал? – Нет. Но хочу, чтобы ты объяснил. О господи, как я хочу этого! – Дело в том, что… – Прошу тебя, не извиняйся. Боюсь, что это была моя собственная глупая ошибка. Ты никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса, пока… – Это неправда! – И даже сейчас ты говоришь со мной только потому… – И это неправда! Я рассказал тебе все это, чтобы доказать, что Бренда – или же Чедвик, что одно и то же – никак не могли быть у Красного коттеджа в момент смерти Роз Лестрейндж. Они были в квартире Чедвика; пусть они там и остаются, и черт с ними. Только это я и имел в виду! – Не верю. Не верю ни одному слову. Но, как ни странно, почему-то меня это не волнует. Марк… Джудит, которая подчеркнуто отодвинулась от него, снова повернулась к Марку. И в этот момент кто-то начал стучать в боковую дверь северного крыла библиотеки. Конечно, звук гулко разнесся в пустом помещении, хотя кто-то легко и с паузами постукивал костяшками пальцев. Тем не менее в молчании ночи этот стук поразил их как громом. Джудит опустила руки, и у нее вырвался сдавленный, едва ли не истерический смешок. Пройдя мимо него, она прислонилась к деревянному экрану перед лампой на столе секретарши библиотеки. – Я говорила тебе, что свет будет виден отовсюду! – с напускным спокойствием бросила она и снова засмеялась. Дернув за цепочку, она включила лампу. Вспышка света, пусть и приглушенная зеленым абажуром, моментально ослепила их. Но голос Марка прозвучал очень твердо: – Это никого не касается, да и что тут такого… Если Тоби знает, что я здесь, то это известно еще полудюжине людей. Успокойся! Прикрыв ладонью глаза, перед которыми плавали цветные круги, он с трудом различал бледное лицо Джудит с красными губами и голубыми глазами, зрачки которых на свету сузились до размеров булавочной головки. А на стене, обшитой черно-коричневыми панелями, он увидел причудливые силуэты горгон. Снова раздалось постукивание в дверь. Марк припомнил, что запер ее изнутри. Порывшись в кармане, он извлек кольцо с ключами. Все еще прикрывая глаза от света, он двинулся к двери через освещенный проход, который был полон теней от бюстов, похожих на отрубленные головы. Он шел не торопясь, тихо ругаясь про себя. – Все в порядке! – громко сообщил он. – Я здесь! – И вдруг он замер. Не подлежит сомнению, решил он спустя мгновение, что привидевшееся ему зрелище – всего лишь галлюцинация. Перед ним вдоль северного крыла тянулись пять проходов. Все они были заставлены массивными книжными шкафами, двенадцати футов в высоту, и увенчаны почерневшими гипсовыми бюстами. Как правило, он едва замечал эти головы и уж тем более не считал их. И тем не менее, когда он сейчас скользнул взглядом по верхней части одного из шкафов, ему показалось, что там стоит на одну голову больше. Бред! Последствия внезапной вспышки света! Там наверху не было ни одной лишней головы, ни одна из них украдкой не переместилась с места на место. Озноб, от которого у него похолодело в груди, имел причиной только вечернюю прохладу – просто похолодало с приходом ночи. Из боковой двери тянуло сквознячком – ничего больше. Марк торопливо подошел к двери, повернул ключ в замке и открыл. – Марк, – услышал он голос Кэролайн Кент, – прости, что я… – Кэролайн запнулась. Она смотрела мимо него в сторону главного холла, без испуга, но с удивлением и возбуждением. – Где Тоби? – спросила она. – Где мой отец? Они еще не рассказали тебе последние новости?Глава 10
– Новости? – переспросил Марк. Да, на улице похолодало. Кэролайн поплотнее запахнула легкую куртку, накинула на голову шелковый шарфик и за вязала его под подбородком. Прежде чем войти, она коротко обрисовала ситуацию. – Отец и Тоби, – сказала она, – пошли в библиотеку два часа назад. Разве ты их не видел? – Нет, но я пришел сюда недавно, два часа назад меня здесь не было. – Ну конечно, это все дорогая матушка, – резко бросила Кэролайн, поднимая темно-карие глаза, полные мольбы. – Вечно волнуется из-за пустяков. Она боится, что их увидят в «Майк-Плейс» в Куиншевене, ибо стоит им взять по стакану пива, как пойдут разговоры. Даже этим утром, когда Тоби вытянул отца прогуляться за утренними газетами, она сказала, что этого не надо делать. А вечером, когда они через два часа не вернулись домой, она меня послала за ними. Марк!… – Да? – Послушай, это важно, – повернула она к нему голову. – Этот милый лейтенант Хендерсон заглядывал в нам после обеда, чтобы встретиться с отцом. Полиция уже имеет версию, уже практически пришла к каким-то выводам. Марк выпрямился. Когда он сталкивался с практическими проблемами, а не с такими эмоциональными, как присутствие Джудит Уолкер, он проявлял ясность мышления и его мозг работал очень четко. – Полиция пришла к какому-то заключению? – спросил он. – Думаю, что могу изложить его. – И к какому же? – Они решили, что смерть Роз Лестрейндж была самоубийством. Они удостоверились, кажется, с помощью эксперимента, что дверь спальни, запертую изнутри, открыть было невозможно. – Ради бога, откуда ты это знаешь? – Не важно. – Нет, важно. Потому что это все чушь! В главном холле гулко прозвучали шаги. На другом конце освещенного прохода появилась Джудит Уолкер, испуганная и напряженная. То, о чем они говорили, касалось ее точно так же, как и Марка. Но на Кэролайн его слова оказали странное воздействие. Кэролайн, обычно спокойная и бесстрастная, весь строгий облик которой доказывал, что она чужда нервных вспышек, распустив шарф, сдернула его с густых вьющихся волос. Было видно, что она с трудом сдерживает желание топнуть ногой. – Мне бы не хотелось слышать от тебя такие заявления! Мне вообще не нравится, когда люди так говорят. Это только раздражает и не имеет никакого смысла. О господи! По-твоему, тут замешаны привидения? – Я ни словом не обмолвился о привидениях. Подойди к столу, Кэролайн. Я хочу зачитать вам обеим часть некоего письма. Поскольку Кэролайн всю жизнь провела в этом колледже, она не удивилась, увидев ночью Джудит в библиотеке. Она всего лишь улыбнулась и кивнула ей, а та дружелюбно улыбнулась в ответ. Марк закрыл и запер дверь. Тут, конечно, никого нет, снова сказал он себе. В северном крыле, крыша которого была намного ниже, чем перекрытия основного зала, поскольку это крыло было гораздо более старым, стояли только полки с книгами, другая дверь, из западного крыла, вела в современное двухэтажное книгохранилище. И все же его нервы были натянуты как струны, когда он присоединился к Джудит и Кэролайн за столом с зеленой лампой, бросавшей круг света на темную поверхность, но совсем по другой причине. Он поймал уверенный взгляд Джудит; она была совершенно спокойна. – Отец и Тоби… – начала Кэролайн. – Кэролайн, пожалуйста, забудь на минуту об отце и Тоби, – едва сдержался Марк. – Какая разница, пусть даже они отправились выпить в «Майк-Плейс»? – Прости, но я должна сказать тебе… Есть еще кое-что, о чем отец хотел бы поговорить с тобой при встрече. Он, как всегда, не проронил ни слова, но я уверена, он считает, что смерть этой бедной женщины была… ну, в общем, была убийством! – Ну разумеется, это было убийство! Хорошо, что здесь все двери заперты и настоящий убийца не сможет подслушать нас. Если он надеялся вернуть обеих собеседниц к холодной рассудительности, то явно преуспел лишь в отношении Джудит. Но потерпел неудачу с Кэролайн, которая изумленно уставилась на него. – Марк, мой визит тебя вывел из себя? – Нет, конечно же нет. Тогда не надо так шутить. Приезжает ли завтра днем доктор Гидеон Фелл? Казалось, Марк, который был занят тем, что вытаскивал из кармана узкую картонную папку, прихваченную с собой, испытал потрясение. – Господи, Кэролайн, я не лучше твоего отца! На меня столько навалилось, что я совершенно забыл об этом; сомневаюсь, что Бренда успела позаботиться об обеде. К нам приходит миссис Партридж, но, когда появляются гости, ей нужна подмога. Понимаешь, Бренду пригласила подруга… – Да, я… я знаю. – Кэролайн порозовела и смутилась. – Но не беспокойся: моя мать уже подумала об этом. Она пришлет кого-нибудь, чтобы помочь с обедом. Ты встретишь доктора Фелла в аэропорту? – Нет, он прибудет не на самолете. В половине шестого я буду встречать его на Юнион-Стейшен, он едет поездом. Хотя минутку! Моя машина… Сообразительная Кэролайн кивнула: – Да, знаю. Отец хочет отвезти тебя, чтобы присутствовать при встрече. Он ведь знаком с Гидеоном Феллом. – Твой отец знает доктора Фелла? – воскликнул Марк. – Да, хотя он никогда не говорил. – Вот хитрец! Признаться честно, я никогда не считал его таким рассеянным, каким он хотел казаться. – А кто этот доктор Гидеон Фелл? –решительно вмешалась Джудит. – Ну, как тебе сказать, – улыбнулся Марк, – его знают во всем мире как специалиста по разрешению немыслимых ситуаций вообще и загадок запертых комнат в частности. – Ну конечно же запертые комнаты! – выдохнула Джудит, мгновенно снова придя в возбуждение. – Теперь я вспомнила. Кэролайн, ты когда-нибудь читала детективные истории? Кэролайн вскинула голову. Марк подумал, что, хотя в общепринятом смысле ее нельзя было назвать особенно хорошенькой, ее энергия и живость, ее восхитительная фигура создавали такое впечатление. Господи, опять у него в голове женские прелести; это все от того, что он испытал сегодня наедине с Джудит. – О силы небесные! – услышал он голос Кэролайн. – Нам на голову свалилось столько неприятностей, а ты говоришь о… – Так скажи, дорогая, ты вообще читала их? – продолжала настаивать Джудит. – Да, читала. Но мне лично нравятся лишь те, которые Тоби называет «трах-бах», где палят друг в друга или колотят героя. Я старалась заставить себя читать и другие истории, потому что они нравятся Тоби. Но не смогла. Когда тебе пытаются внушить, что можно быть в двух местах одновременно или идти по песку, не оставляя следов, я в это не верю и отказываюсь понимать. Да и вообще, к чему сейчас об этом говорить? Марк открыл папку и вынул из нее сложенный лист с машинописным текстом. – А вот это письмо, – сказал он, – имеет к нам самое прямое отношение. Наверно, ни одна из двух женщин не могла бы объяснить, почему она остановилась на полуслове. Весь большой зал библиотеки оставался слабо освещенным. Марк, скрытый темнотой – он стоял далеко от зеленой лампы, – начал читать вслух:«Если мы говорим о запертых комнатах, то я имею в виду, что помещение закрыто в полном смысле слова. Это значит, что двери заперты, а окна не только заколочены, но и укреплены деревянными ставнями. В дверях двойные запоры и задвижки. Насколько я понимаю, такая комната устроила бы даже частного банкира. Он может обитать в ней в полной уверенности, что никто в нее не проникнет».Кэролайн было открыла рот, чтобы задать вопрос, но следующее предложение заставило ее замолчать.
«Теперь давайте представим, что наша жертва заколота ударом ножа. Все произошло в обыкновенной спальне, и его или ее рука лежит на рукоятке оружия. Дом расположен в низине или в сырой местности, так что здесь привычны густые туманы».Марк поднял глаза и ткнул пальцем в лист бумаги. – Красный коттедж? – вскричала Джудит. – Почему бы и нет? – кивнул Марк и снова приступил к чтению.
«Окна спальни, расположенной на первом этаже, закрыты на задвижки, с которыми трудно справиться. От сырости они покрыты легким налетом ржавчины. Исследование под микроскопом (что использовано Э.А.По в его рассказе „Похищенное письмо“) доказывает, что на ржавых шпингалетах нет никаких следов того, что с помощью какого-то механического приспособления задвижки пытались открыть снаружи. То же самое и с нашим ключом. Это самый обыкновенный ключ, который трудно провернуть в замке, он тоже слегка заржавевший. Последующие исследования под микроскопом – самого ключа, дверного косяка и всего, что вы хотите, – доказывают, что не было никакого механического воздействия на ключ снаружи. И тем не менее, друг мой, мы имеем дело с убийством. Каким образом оно было совершено?»Хотя далее следовало еще несколько абзацев, Марк, закончив чтение, сложил письмо и помахал им в воздухе. – Но ведь в спальне Роз Лестрейндж были именно такие окна, – словно возражая против чего-то, сказала Джудит. – Точно такие. – И ключ от дверей ее спальни! На нем не было слоя ржавчины; но он был старым, с «налетом», – ведь это имеется в виду в твоем письме, – на нем могли остаться следы. И провернуть его в замке было трудно. – Так и есть. – Но утром ты сказал мне… – Минутку, Джудит. Кэролайн, что говорил лейтенант Хендерсон вчера вечером? Полиция провела тщательное исследование? И, к примеру, убедилась, что не было применено плоскогубцев, дабы провернуть ключ снаружи? Не заметили они следов каких-то предметов, с помощью которых пытались открыть дверь или окна? Кэролайн сжимала свой черный шелковый шарф. – Да, конечно, они все там проверили. Почему ты спрашиваешь? Почему обязательно нужны все эти загадки? Эта женщина, без сомнения, покончила с собой! – О нет, ничего подобного, – возразил Марк. – Но полиция говорит… подожди! Кто написал тебе это письмо? Кто этот человек? – Никто. – Я имею в виду, кто написал письмо, которое ты читал? – Ну, можно сказать, его написал покойник, – ответил Марк. – Это всего лишь копия. Оригинал написан Уильямом Уилки Коллинзом 14 декабря 1867 года и отправлен Диккенсу. Рядом со столом стоял стул с высокой прямой спинкой… Кэролайн, которая ровно ничего не поняла, подтянула стул к себе и села. Марк заметил, что в глазах Джудит Уолкер мелькнул восторженный огонек. – Вот она, ваша запертая комната, – сказал он. – Так ее представлял себе автор «Лунного камня», придумывая сюжет «Стука мертвого человека». Никаких фантастических деталей, делающих историю загадочной, нереальной, неправдоподобной. Простая обыкновенная спальня. Но проникнуть в нее невозможно – ни через дверь, ни через окна. Его низкий голос эхом отдавался под сводами готических арок. Марк убрал письмо в папку и засунул ее в карман. – Понимаю! Теперь я все понимаю! – пробормотала Джудит. – Но… Марк! Если Коллинз придумал историю закрытой комнаты в 67-м году… или в 69-м? – Идея пришла ему в голову в 67-м году, когда он работал над замыслом «Лунного камня». Но до 69-го года он не собирался писать второй роман. – Продолжение предыдущего? – Да! А теперь вспомним: в начале ноября 1867 года Диккенс едет в Америку с курсом лекций. В декабре Коллинз пишет три письма. Они датированы различными числами, но отправляются в Америку все вместе. Он описывает замысел романа, построенного на тайне закрытой комнаты, сознательно умалчивая о разгадке, и это лишь разжигает любопытство Диккенса. А вы знаете, где был Диккенс в день своего рождения, 7 февраля 1868 года? Джудит пожала плечами: – Наверно, я должна бы знать, но не помню. И где же он был? – Здесь, в Вашингтоне. Он останавливался на Двенадцатой улице, в ее пересечении с самым началом Пенсильвания-авеню, почти напротив Казначейства. – И там Диккенс получил эти письма? – заволновалась Джудит. – А ты спустя восемьдесят лет проследил их путь? – Просто мне повезло, вот и все. Но неужели ты не понимаешь… В густом сумраке библиотеки их охватило ощущение, будто появившаяся из прошлого рука складывает кусок за куском труднейшую головоломку – …ты не понимаешь, – горячился Марк, – все: от мельчайших деталей до целого замысла, представленного Диккенсу, – говорит о том, что человек сам все это сделал. Тихий смешок Джудит раздался в почти полной темноте. – Марк, – сказала она, – я тоже кое-что знаю о нем. Тот еще был тип твой Уилки Коллинз. Помню, я читала, как он вел себя в роли крестного отца на крестинах: маленький толстенький человечек, до неприличия упившийся шампанским и бренди, держит на руках ребенка и удивленно моргает сквозь очки: «Ребенок пьян! Господи помилуй, да ребенок пьян!» Марк кивнул: – Могу рассказать тебе еще историю о нем, Джудит. Этот анекдот обнародовал он сам: как он познакомился со своей любовницей, когда она в нижнем белье убегала от преследовавшего ее злодея, который… Кэролайн Кент вскочила на ноги. Хотя говорила она негромко, видно было, что девушка едва сдерживает гнев. – Марк Рутвен, прекрати нести эту смешную чепуху! С меня хватит! Я этому не верю! Марк уставился на нее: – Чему ты не веришь? Что ему пришла в голову совершенно новая идея? – Нет, нет, идеи здесь ни при чем! Я хочу сказать… о господи, напиться на крестинах! Бежать за женщиной в белой рубашке! – Кэролайн, дорогая, – взмолилась Джудит; у нее был слегка смущенный вид, но она преодолела неловкость, – не надо быть такой щепетильной, из-за того что Тоби Саундерс придерживается таких взглядов! Марк, в отличие от тебя, понимает, что нельзя рассказывать студентам о викторианских романах, пока не объяснишь им, каков был человек, написавший их. Нижнее белье и пикантная история наверняка миф, но любовница была на самом деле. У нее было такое же христианское имя, как у тебя. Она жила с Коллинзом… – Джудит Уолкер, я не верю тебе ни на грош… – Не веришь? – вспыхнула Джудит. – Тогда я попробую доказать тебе. И не научными изысканиями. Общедоступным рассказом – воспоминаниями Кэйт Диккенс Перугвини о Глэдис Стори – они описывают, как воспринимали «дорогого Уилки» и его подругу все, кто знали их. Они есть тут, в библиотеке, и я принесу их. – Джудит, ты так хорошо знакома с библиотекой? – удивился Марк. – Ты не забыл, что я была женой Дана Уолкера? Книга стоит в северном крыле, из которого мы пришли. Не помешало бы побольше света, но я найду ее и так. – Джудит, не стоит… – снова начала Кэролайн, но ответом ей было только эхо удаляющихся шагов. Кэролайн с отчаянием махнула рукой. Запахнувшись в легкую куртку, накинув на голову черный шелковый шарф и завязав его под подбородком, она так пнула стул, что тот подскочил и упал. – Я иду домой! – заявила она. – Послушай, Кэролайн, – попытался мягко урезонить ее Марк. – Никто не собирался читать тебе лекцию о викторианской морали. Но, согласись, сюжет с запертой комнатой в самом деле любопытен. Письма Коллинза, его заметки по этому поводу – все хранилось в незапертом шкафу в моем кабинете. Убийца Роз Лестрейндж прочел их, воспользовался ими – и в соответствии с этим замыслом все сделал так, чтобы убийство походило на самоубийство. Кэролайн повернулась к нему. – Ты не понимаешь, – сказала она, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Да никто из вас этого не понимает! – Чего именно? – Ты не знаешь, что меня беспокоит. Не имеешь ни малейшего представления. Если ты заявишь, что произошло убийство, то тем самым лишь навлечешь кучу неприятностей на людей, которые мне очень дороги. А это не убийство! И убийцы не было! Никто даже и не пытался… Но тут вся библиотека словно замерла от ужаса. Грохот, который они услышали, поразил их, как удар по голове. Он разразился как внезапный гром; от него задребезжали высокие готические окна, выходившие на восточную сторону к Лужайке, дрогнули входные двери, и отзвуки удара заставили колыхнуться портреты по стенам и высокие книжные полки у южной стены главного зала. Эхо еще не стихло, когда Марк услышал, как кто-то спрыгнул с высоты на пол. Этот звук донесся из северного крыла. Сразу же вслед за этим Марк уловил удаляющиеся шаги и как сумасшедший бросился в Старую библиотеку. Из пяти имевшихся здесь проходов теперь освещены были два. В среднем проходе боком к нему и задрав голову кверху стояла Джудит Уолкер. Держа в руках открытую книгу, она, парализованная страхом, замерла лицом к стене. По всему проходу разлетелись детали и обломки потемневшего гипсового бюста – его с силой сбросили, а не уронили, – и он пролетел всего в футе от головы Джудит. В воздухе еще висела легкая пыль от упавшего светильника. Джудит, очнувшись от оцепенения, задрожала. Книга выскользнула у нее из пальцев, задела полку и свалилась в груду осколков, лежавших у ее ног. Марк, споткнувшись об один из кусков гипса, успел подбежать к ней и подхватить на руки прежде, чем у нее подломились колени. Кэролайн, которая в любой критической ситуации быстро приходила в себя, подбежала к ним. Джудит была очень испугана, но, похоже, не собиралась падать в обморок: она выпрямилась, высвободилась из рук Марка и попыталась засмеяться. Марк передал ее на попечение Кэролайн и кинулся вслед за таинственным посетителем библиотеки. Джудит крикнула ему вслед что-то неразборчивое. На бегу Марк прикидывал: «Этот гад спрыгнул вон с того книжного шкафа. Побежал к боковой двери и увидел, что она заперта. Значит, он повернул налево к…» Да! Марк, добежав до северного конца прохода, обернулся и посмотрел налево. Освещения хватило, чтобы увидеть, как бесшумно закрывается дверь книгохранилища. Марка Рутвена охватило яростное ликование. На дверях современного книгохранилища был автоматический американский замок, и расположен он был с наружной стороны. В данный момент он был открыт. Марк опустил стопор и защелкнул замок. А затем бегом вернулся к женщинам. – Джудит! Кэролайн! – Со мной все в порядке, – уверенно сказала Джудит. – Говорю тебе, я в полном порядке. Его с новой силой охватило смущение. – Джудит, ты уверена? – Да, да, да! Все нормально! Только… Светло-рыжие волосы Джудит, на которые падал луч света от упавшей лампы, засияли, когда она откинула их со лба. На бледном лице губы казались еще темнее. – Кто-то смотрел на меня. Высунулся с самой верхней полки и взглянул на меня. – Ты видела, кто это был? – Нет. Когда я подняла голову, свет ударил мне прямо в глаза. А потом… ну, ты знаешь. – Марк, – вмешалась Кэролайн, – в чем дело? Что у тебя на уме? Он перевел взгляд с одной на другую – Джудит явно оправилась, а вот Кэролайн, кажется, не в себе, хотя старается выглядеть решительной и спокойной. – Теперь можете не волноваться! Но одна из вас должна пойти со мной. Джудит, может, тебе лучше не стоит… – Нет! – Джудит схватила его за руку. – Мы все пойдем! Что там такое? Марк знал, что срединный проход тянется по прямой линии от стола секретарши до центра главного зала. Он, вынув кольцо с ключами и найдя на нем ключ от американского замка, повел их к дверям книгохранилища. – Наш любитель шуточек сейчас сидит там, – сказал Марк, не спуская взгляда с их лиц. – Он там в ловушке. Когда он забежал в книгохранилище, я запер его на замок, и ему не выбраться. – А не может он выскочить через окно? – все тем же спокойным голосом спросила Кэролайн. – Нет. В нем стоит непробиваемое стекло, а рама приоткрывается не больше чем на пять дюймов. Он находится в западне – разве что решит головой пробить стекло и кинуться вниз, но это опасно… Кэролайн! – Да? – Этот ключ – вот смотри, этот! – открывает американский замок. Возьми связку и убедись, что держишь нужный ключ. Твердо держишь его? – Да! Все в порядке! Но что?… – Я иду искать его. Вы запрете дверь, как только я войду, чтобы он не проскочил мимо, пока я буду занят поисками. Но и я окажусь под замком, так что стой рядом и будь готова тут же открыть, когда я скажу. Поняла? В течение пяти секунд он стоял, держась за небольшую ручку двери, – изнутри не доносилось ни звука, если не считать слабого поскрипывания старых книжных полок. Затем пальцы Джудит скользнули по его левому рукаву, добрались до плеча. – Марк, не делай этого! Позвони, чтобы прислали помощь! Скажи, что там находится убийца! – И поднять переполох, а там может оказаться всего лишь бродяга или мелкий воришка… Мне и самому это не нравится, но ничего другого не остается… Джудит, пожалуйста, отойди назад. Готова, Кэролайн? Кэролайн кивнула, сжав в руке ключ. Марк открыл дверь. В то же мгновение оказавшись внутри, он нащупал на левой стене два ряда выключателей и зажег все источники света на нижнем этаже книгохранилища. Чуть приглушенный, но все же яркий свет отразился от металла, стекла и бетона помещения. Придерживая язычок замка, готовый выскочить и защелкнуться, он сделал шаг в книгохранилище. – Марк! – крикнула Джудит, стоявшая в отдалении у него за спиной. Он не обернулся, хотя нервы его были на пределе. Он посмотрел по обеим сторонам, но не увидел ничего, кроме обычной обстановки. Из книгохранилища не доносилось ни звука: ни один шорох не говорил о том, что кто-то затаился поблизости. – Марк! – На этот раз крик был настолько пронзительным, что он невольно посмотрел через плечо. В дюжине футов от него, залитая светом, падавшим из дверей книгохранилища, и опустив руки, стояла Джудит. Она смотрела мимо него куда-то в пустоту, и ее голубые глаза были так широко открыты, что он видел овальную полоску белка вокруг радужной оболочки. На этот раз она была в ужасе. То, что она увидела, потрясло ее еще больше, чем предмет, пролетевший мимо ее головы. Ее неподвижные глаза, уставившиеся в какую-то точку в книгохранилище, заставили Марка дернуться, как от иглы дантиста. Он быстро огляделся. Но, насколько он мог видеть, здесь ничего не было, кроме ряда металлических стеллажей с книгами, названия которых было невозможно прочитать на таком расстоянии. Отпустив дверь, которая захлопнулась за ним, он сделал шаг вперед. Замок с треском защелкнулся. Теперь он был заперт в этих стенах в компании с личностью из библиотеки. Он не видел, как покачнулась стройная фигурка Джудит в черном платье и в черных же замшевых туфлях. Ее глаза, окруженные синеватыми тенями от бессонницы, закатились. У нее подломились колени, и она беззвучно опустилась на пол рядом с книжным шкафом, на котором пылились бюсты Диккенса и Макколея.
Часть третья Странная женщина
Дабы спасти тебя от жены другого, от чужой, которая умягчает речи свои…! Дом ее ведет к смерти, и стези ее – к мертвецам.Книга Притчей Соломоновых, 2:16,18
Глава 11
Последние лучи солнца, обещавшие, что и завтрашний день, понедельник, 19 июля, будет таким же погожим, ласкали Куиншевен, прощаясь с ним на ночь. Погружались в дрему кирпичные и каркасные домики, шпиль церкви Святого Павла, скопление магазинов вдоль Хьюит-стрит. Но ни один луч не проникал в уютную, полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн», которая представляла собой часть обширного дома, где находились еще небольшая гостиница и ресторан. Здесь это заведение было известно как «Майк-Плейс». – Понимаю, – сказал доктор Гидеон Фелл. Его внушительная фигура, гигантский вес которой приходилось поддерживать при помощи двух тростей, располагалась в, самом центре помещения. За столом, уставленным остатками обеда на троих, сидели Марк Рутвен и доктор Сэмюел Кент. Не прошло и трех часов после того, как Марк и доктор Кент, в стареньком автомобиле последнего, съездили в Вашингтон и встретили гостя. Они отправились за ним в самую жару. Расплывались и подмигивали огоньки встречного потока машин, а когда они повернули к северо-востоку, к вокзалу, в жарком мареве потерял четкость даже контур купола Капитолия. Из-за странной манеры вождения доктора Кента они едва не опоздали к месту назначения. Марк после очередной почти бессонной ночи, последовавшей за его приключениями в библиотеке, чувствовал, что силы на исходе. – Почему вы не говорили, что знакомы с доктором Феллом? – спросил он своего спутника. Доктор Кент, слегка нахмурившись, совершил самоубийственный маневр, подрезав спереди тяжелый грузовик. – Видишь ли, – сказал он, избегая прямого ответа, – я хотел сохранить свободу действий. Я не сомневался, что застану его в клубе «Плейере» в Нью-Йорке, куда я ему и позвонил. – В связи со смертью мисс Лестрейндж? – Нет, нет. Это было несколько дней назад. В связи с неприятностями в спортзале. И лишь прошлым вечером я связался с ним и по ее поводу. – Значит, он уже многое знает? – Почти столько же, сколько и я, если можно считать, что мы что-то знаем. Обращаю ваше внимание, что уже почти четверть шестого. Остается надеяться, что мы его не потеряем. Даже в огромном мраморном пространстве станции потерять доктора Фелла было невозможно. – Ага! – прогремел голос доктора Фелла, и, лучась радостью, он вскинул в воздух одну трость. Они увидели, что он стоит у газетного стенда, расплачиваясь с носильщиком в красной шапочке, и выбирает коробку сигар, которые привлекли его внимание главным образом своим броским цветом. Его пенсне на широкой черной ленте криво сидело на носу, а сбившаяся набок копна волос закрывала один глаз. Наконец он увидел встречающих, замахал им руками и выкрикнул приветствие. Его раскрасневшееся лицо сияло. От радостного хмыканья колыхнулись несколько подбородков доктора Фелла; его черный альпаковый пиджак был необъятен, как палатка. Он с таким неподдельным удовольствием пожал руку Марка, глазки за сползшими набок стеклышками пенсне лучились таким благодушием, что казалось, встретились два старинных друга. – Как я догадываюсь – Гидеон Фелл? – с достоинством склонил голову доктор Кент. – Не сомневаюсь, что вы – Кент! – загрохотал доктор Фелл и от удовольствия чуть не выдернул ему кисть из суставов. – Джентльмены, – заявил он, став серьезным после того, как тепло выразил благодарность за встречу, – нам многое нужно обсудить. – Гостеприимным жестом он показал на ближайшую скамейку. – Не присесть ли нам? – Здесь, на станции? – удивился Марк. – Да, кстати! Я тут подумал… – вдруг оживился мистер Фелл, – я пришел в восторг… – Относительно уб… – Относительно вокзала, – сообщил доктор Фелл. Поскольку на краю скамейки было достаточно места, он опустился на нее, опираясь на трости и зажав под мышкой яркую коробку сигар. Откинув падавшие на глаза волосы и ощетинив свои бандитские усы, он огляделся. – Когда сто лет назад в Англии появились железные дороги, они принесли с собой грязь, дым, неразбериху и неудобства. Ретрограды утверждают, что это неизбежное следствие прогресса, и клянут его. Вы согласны, мой дорогой Кент? Доктор Кент со своими седоватыми волосами и невозмутимым выражением лица, на котором выделялись темные брови, смотрелся довольно забавно на скамейке рядом с ним. – Да, похоже, что так и есть. – Сэр, – воодушевляясь, доктор Фелл теперь обратился к Марку, – вы в этой стране совсем не цените, каким комфортом вы окружены на самой скромной железнодорожной станции! В Англии мрачное слово «вокзал» означает неудобное место, где вы дожидаетесь отбытия. Здесь вы буквально избалованы изобилием услуг, среди которых можете найти все, что душе угодно, хотя в этих обстоятельствах возникает опасность пропустить свой поезд. Я считаю, что некоторые венецианские дворцы уступают в роскоши вашим залам ожидания. Эта станция вызывает воспоминания о римских термах. Подумать только! Я могу вспомнить и зеркальный зал Версаля, и висячие сады Вавилона, ибо чувствую, что попал в настоящее королевство красоты. Вы согласны, мой дорогой Кент? Доктор Кент нахмурился. – Я не обладаю вашим полетом фантазии, – не без легкого ехидства сказал он. – Кроме того, вы уже бывали в Америке. Так что, думаю, ваш восторг не вполне искренний. Доктор Фелл повернул к нему массивную голову. – Сэр, – усмехнулся он, – я заслужил этот укор. – Это было всего лишь… – Но перейдем к делу, – прервал его доктор Фелл, – довольно странное совпадение. Я направляюсь в Куин-колледж по приглашению Марка Рутвена, чтобы увидеть потерянные письма Уилки Коллинза. Тут мне звоните вы с рассказом о странных происшествиях у вас в спортзале и уговариваете, чтобы я во что бы то ни стало приехал. – Я звонил вам главным образом по настоянию доктора Арнольда Хьюита. – Вот как! А Марк мне ничего не рассказывал. Как большинство местных обитателей, особенно из южан, он готов скорее перерезать себе горло, чем поступиться правилами гостеприимства – то есть нагрузить гостя своими проблемами. Я это ценю. Но, клянусь Богом, ваша загадка не помешает мне прекрасно чувствовать себя! Итак, сэр, что вы от меня хотите? – Дело в том… – начал доктор Кент. – Надеюсь, вы понимаете, – снова прервал его доктор Фелл. – Я иностранец здесь. Скорее всего, я не смогу вмешиваться в дела полиции… – Вопрос так не стоит, – слабо отмахнулся доктор Кент. – После вскрытия, которое состоялось сегодня утром, расследование будет чистой формальностью. Официально дело скоро закроют. – В таком случае чего же вы от меня хотите? Если я и смогу выяснить истину, что это даст? Вы хотите, чтобы убийца был передан в руки закона? – Фелл, я не знаю! – вздохнул доктор Кент. – Вот как! – Минутку! Я лез из кожи вон – поверьте, сделал все! – чтобы уберечь колледж от скандала. Но я совсем не уверен в том, что все было так, как представляют себе копы. Я все же хотел бы разобраться… Откашлявшись, Марк вступил в разговор. – Да! – произнес он, стараясь держать в руках разгулявшиеся нервы. – Да, в этом-то и дело… Доктор Фелл… – Вот как? Хм? Да? – Ваше присутствие ни в коем случае не доставляет мне неудобств, – искренне заверил его Марк. – Ради вас я могу считать себя жителем Новой Англии, хотя вырос я на Юге. Все мы хотим выяснить правду… то есть, если доктор Кент все откровенно расскажет. Доктор Кент посмотрел на Марка, прикрыв морщинистыми веками живые темно-карие глаза. – Марк, уж не вам говорить об откровенности. – Я совершенно искренен… – Тогда простите то, что я вам скажу. Какова была истинная причина того, что Бренда уехала от вас в субботу вечером? Правда ли, что, как сейчас нашептывает миссис Хьюит, она… что она ушла к молодому Фрэнку Чедвику? Кроме того, вы скрываете, что произошло прошлой ночью в Новой библиотеке… Издалека донеслись невнятные звуки громкоговорителя. По переходам и залам вокзала, огибая гигантские статуи, поднимающиеся к высоким арочным проемам окон, забегали суетливые вереницы пассажиров. Марк с трудом сдерживал расходившиеся нервы. – Что касается Бренды, – выдавил он, – я не могу – или не хочу, если вам угодно, – рассказывать что-либо, пока не найду ее и не выясню все. Я звонил некоторым друзьям; не могу позволить себе звонить остальным, ибо полиция может заподозрить ее. Относительно Чедвика я ничего не знаю, куда лучше спросить его самого. А вот о событиях в библиотеке я могу подробно рассказать вам, хотя мне казалось, что вы уже все знаете. И я могу поведать об убийстве в запертой комнате, которое покойный писатель сочинил на бумаге… – Что?! – громовым голосом перебил его доктор Фелл. – …и которое в спальне Роз Лестрейндж аккуратно воплотил в жизнь кто-то из его читателей. Марк подошел к чемодану доктора Фелла и вернулся вместе с ним. – Доктор Фелл, – сказал он, – машина ждет. Вам приготовлена комната в моем доме, и по пути мы пообедаем в «Майк-Плейс». Я хочу расследования, честного и беспристрастного, без всякой снисходительности, ибо я убежден – Бренда не имеет никакого отношения к этой истории. Если я решусь все вам рассказать, смогу ли я рассчитывать на ваше всемерное содействие? Несколько мгновений доктор Фелл хранил молчание. Он думал, тяжело отдуваясь, утопив подбородки в обруче воротника и положив руки на изогнутые головки своих тростей. Его прищуренные маленькие глазки, которых не прикрывали низко сидящие стекла пенсне, были обращены к доктору Кенту с выражением беспокойства или даже какого-то мрачного предчувствия. Затем, сунув коробку сигар в боковой карман, где она исчезла целиком, он решительно поднялся. Его раскрасневшееся лицо стало очень серьезным. – Сэр, – торжественно произнес он, – я всецело в вашем распоряжении. Если старый тупица с заскорузлыми мозгами в состоянии оказать вам помощь, можете располагать мной. И вполне возможно – я постараюсь, клянусь громом и молнией! – что у меня появятся кое-какие идеи относительно этого дела. Вот таким образом в половине восьмого вечера они заехали пообедать в большую полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн» в Куиншевене. Устроившись за центральным столиком, уставленным блюдами с вареными устрицами и лобстером, Марк рассказывал свою историю. И хотя он почти ничего не ел, атмосфера застолья успокоила его. Вдоль стен таверны, на которые падали отблески света, висела серия гравюр, созданных знаменитыми книжными иллюстраторами начала двадцатого века. Яркие цвета и тщательно прописанные детали. Здесь были батальные сцены из американской истории от франко-индейских стычек до войны между штатами. Тут же на полках стояли копии старинных предметов быта. Прохладный кондиционированный воздух нес с собой приятные запахи, словно из винного погреба. Если не считать официанта, они были в зале одни. Начав с того, как в воскресенье утром Джудит Уолкер упомянула Уилки Коллинза, Марк поведал и остальные подробности: детали, имеющие отношение к найденным бумагам писателя, «Армадейлу», подмененному экземпляру «Женщины в белом» и к собственно запертой комнате. Прочел он и письмо к Диккенсу, датированное декабрем 1867 года. Доктор Фелл прервал его только в одном месте. – О господи! О, Бахус! – очнувшись от раздумий, пробормотал он и, прищурившись, посмотрел на доктора Кента. – Это все правда? – Правда? О чем вы? Мой дорогой Фелл, мне ли об этом говорить? Спросите у Марка. – Нет, нет, нет! О, мудрецы Афин! Вы неправильно меня поняли. Я хочу знать, исследовала ли полиция состояние ключа, дверей, дверного косяка в спальне мисс Лестрейндж? – Да. – Окон, щеколд на них и так далее? – Да. – Были ли следы какого-то механического воздействия на них? – Никаких. В момент смерти леди была надежно заперта. Доктор Фелл смешно округлил рот, но не для того, чтобы отправить туда еду или питье. – Теперь скажите мне вот что, – обратился он к Марку. – Когда в воскресенье утром вы беседовали с миссис Уолкер, то сообщили ей, что понимаете, как сработали «три четверти» замысла. Откровенно говоря, сэр, меня это удивило. Исходя из моего опыта, можно использовать или весь трюк – или ничего не выйдет. – Доктор Фелл, – смутился Марк, – думаю, вы не поняли, что я имел в виду. Я сказал миссис Уолкер, что знаю три четверти фактов, имеющих отношение к замыслу романа, того, о котором Коллинз сообщил Диккенсу. И опасаюсь, что полиция может подумать, будто я использовал этот сюжет… Но я этого не делал. Например… – Да? – Ну, в «Стуке мертвого человека» один их персонажей уверяет, что в ночь убийства он слышал, как кто-то пытался напильником перепилить решетку. – Напильником решетку? – Да. Но на окнах комнаты убитой не было никаких решеток. В записках Коллинза, очень беглых, – они у меня дома – об этом упоминается как об очень важной детали. И тем не менее я не понимаю, какое она имеет отношение к этой истории. – Хм! Так… Многим ли вы рассказывали все это? – Никому, кроме покойного доктора Дана Уолкера. Конечно, знает Бренда; упоминал при Тоби Саундерсе и докторе Хьюите. Думаю, что кое-что рассказал и доктору Кенту. Но доктор Кент отрицает, что слышал об этом. – В таком случае последний важный вопрос, – прищурился доктор Фелл. – Покуда я буду стонать, ныть и молча рвать на себе волосы от напряжения, расскажите, как выглядит ваша жена. Марк, сбитый с толку, уставился на него. – Прошу прощения? – Сэр, я имел в виду, что хочу знать, как выглядит ваша жена. Я не прошу вас подробно докладывать, куда она отправилась и с кем. Просто опишите ее внешность. Сможете? Доктор Фелл внимательно выслушал отчет Марка. – Хорошо! Итак! Вы говорите, что прошлым вечером, около девяти часов, вы направились в Новую библиотеку, чтобы поработать с письмом Уилки Коллинза: с тем самым, которое вы нам зачитали и в котором идет речь именно о запертой комнате. Другие два письма, как я понял, посвящены действующим лицам и сюжету. У боковой двери вы встретили миссис Джудит Уолкер. И дальше? Что было дальше? Марк рассказал им. Он умолчал лишь о том, что в ночь убийства, в десять минут двенадцатого или несколько позже, Джудит якобы видела Бренду перед Красным коттеджем. И еще, конечно, – это было бы просто глупо – он не стал упоминать о влечении, которое неожиданно испытал к Джудит. Но все остальные факты он изложил. Во время повествования он словно заново пережил тот ночной кошмар. Снова он услышал, как падает и с грохотом разбивается на полу гипсовый бюст. Опять пытался загнать в книгохранилище неизвестного посетителя. И из-за приоткрытой двери на него вновь смотрели испуганные глаза Джудит, зрачки которых были окружены ободками белка… Так! -загрохотал доктор Фелл, заставив Марка подпрыгнуть. – Пока я все понимаю. Миссис Уолкер потеряла сознание, но в тот момент вы этого не знали. Вы прикрыли за собой дверь книгохранилища и заперли ее. И что случилось далее? Марк был полон нескрываемой горечи. – Ничего, – сказал он. – Ничего?! – Я хочу сказать, – объяснил Марк, – что в хранилище никого не оказалось. Никого! Ни на одном этаже. Этот любитель розыгрышей исчез. Лицо доктора Фелла, обрамленное засунутой за воротник салфеткой, на которую падали блики от криво сидящего пенсне, казалось, медленно поплыло над столом. Грустно поблескивали его нож и вилка, которые он поднял в воздух. – Нет, – торопливо поправился Марк, – я не хочу сказать, что этот тип был привидением или что там был потайной ход… Я полагаю, все было куда проще, и именно от этого можно прийти в ярость. – И как же именно? – Я попался на один из самых старых фокусов. В книгохранилище вообще никого не было. – Марк повернулся к доктору Сэмюелу Кенту. – Я стоял в среднем из пяти проходов, лицом к северу, повернувшись налево, к дверям книгохранилища на западной стороне. Именно так! В таком положении не видна вся дверь. Книжные полки перекрывают примерно пять дюймов около замка. Вы обратили на это внимание? – Согласен, согласен! Но что из этого следует? – Этот шутник не пытался удрать. Чем и перехитрил меня. Стоя слева от дверей, вне поля зрения, он кончиками пальцев прикрыл ее. Движение закрывающейся двери я, конечно, заметил. Тогда я решил, что он спрятался в книгохранилище, и на цыпочках удалился. – Оставил ли он какие-то следы? – Да! На верху двух книжных шкафов, где он сидел. Но даже и без полицейских видно было, что отпечатков там не осталось. Значительно позже в южном крыле я нашел открытое окно со сломанной задвижкой, которой было, наверное, лет сто от роду; так он и проник внутрь. – Мой дорогой Марк, – наморщив лоб и возмущенно подняв черные брови, сказал доктор Кент, – все это не важно. Что именно миссис Уолкер увидела в книгохранилище? Что она могла увидеть? Что ее так перепугало? Вот это я хотел бы знать. – Как и я! Как и все мы! Я… Марк остановился. Он отчетливо помнил, как Джудит очнулась от обморока. Она попробовала сделать несколько шагов, но настолько плохо владела собой, что ей потребовалась помощь. Он помог ей выйти на Лужайку. Рядом с Северным Мальборо она снова отключилась. Испытывая жалость и чувство вины из-за того, что в этот вечер она многое перенесла из-за него, он донес ее до лома на Харли-Лейн, пока Кэролайн звонила врачу. Почему-то в этот момент нахлынули острые болезненные воспоминания о Бренде. – Сегодня днем Джудит все еще находилась под влиянием успокоительных лекарств, – сказал Марк. – Всю ночь при ней были миссис Кент и Кэролайн. Я тоже заходил, так что… – И снова он остановился. – Но ведь вы должны все это знать, не так ли? Конечно же миссис Кент или Кэролайн вам всё рассказали? – Они все еще при ней, – уточнил доктор Кент. – И потом, их болтовня довольно бессвязна. – Да, конечно. – Я очень тепло отношусь к миссис Уолкер. Понимаю, она испытала шок. Но из-за чего? – В этом-то все и дело. Она не могла ничего видеть перед собой, кроме металлических полок, заполненных книгами по археологии. Пока я не могу сделать никаких предположений относительно… доктор Фелл! – Да? – Вы следите за повествованием? – Сэр, – прогудел доктор Фелл, извлекая салфетку из-за воротника и с достоинством выпрямляясь, – разрешите вас заверить, что я все слушал с куда большим вниманием, чем можно предположить, если судить по моему косоглазому и туповатому лицу. В доказательство сего могу задать вам пару вопросов. – Конечно. Доктор Фелл поднялся на ноги. Отдуваясь, он вышел на середину комнаты, оказавшись на фоне батальных картин. – Вы уверены, – спросил он, – что так называемый «шутник» из библиотеки не был просто случайным бродягой или мелким воришкой, который мог оказаться там в поисках мелкой добычи? – Как я могу быть уверен? Поэтому я и не рискнул поднять тревогу. И тем не менее он там был и потом загадочно исчез – напугав нас до полусмерти. Бессмыслица, не имеющая себе равных. Каков ваш второй вопрос? Ухмыльнувшись, доктор Фелл надул губы. – Миссис Джудит Уолкер и мисс Кент. Как они выглядят? Марк собрался было возмутиться, но лицо доктора Фелл а было таким серьезным, что, вздохнув, он подробно ответил на вопрос. – Вы же не думаете, – усмехнулся он, – что Роз Лестрейндж была убита женщиной? – Нет. В данный момент я вообще ни о чем подобном не думаю. Но, черт побери! Такое преступление могло быть совершено именно в таком колледже, старинном, с хорошими традициями и наличием просвещенной интеллигенции. Тот, кто запер спальню, был человеком с академическим образованием, глубоким знатоком книг. – Тогда при чем же здесь внешний вид трех женщин? – Четырех женщин! – немедленно поправил его доктор Фелл. – Четырех! И прошу вас этого не забывать! – Очень хорошо, но какое значение имеет внешность четырех женщин? Не могли бы вы мне объяснить? – Очень хорошо, давайте подумаем, имеет ли какое-то значение в данной ситуации появление четырех женщин? – Знаете, мне кажется куда более важным другой, неприятный и тревожный аспект этого дела. Я имею в виду переполох в спортивном зале. Речь идет о настоящем извращенце – о том самом, кто хихикал в углу, рисовал светящейся краской статую Основателя и столкнул шестнадцатилетнего мальчика в плавательный бассейн. Тяжело дыша, доктор Фелл вскинул трость. – Но обратите внимание! – прищурился он. – Это, конечно, ужасно. Но не похоже на спланированное преступление. Наоборот! Все было проделано грубо, напоминало скорее проказы школьников, почти как… Его громкий голос сошел на нет, и он остался стоять с открытым ртом. Опустив трость, что позволило ему опираться сразу на обе, он вскинул подбородок, словно увидев что-то в углу. Его вихрастая голова темным силуэтом выделялась на фоне сцены, где армия Брэддока попала в засаду – вирджинские милиционеры в зеленых мундирах защищали красномундирников от индейских стрел. – Я понял… – произнес доктор Фелл. Затем встряхнулся, словно опасаясь, не сказал ли он лишнего. Марк вскочил, чуть не опрокинув локтем бокал с пивом. – Позволительно спросить, что вы поняли? По моему мнению, этим шутником в спортивном зале могла быть сама Роз Лестрейндж! – Боюсь, что не согласен с этим! – бросил Сэмюел Кент. Марк сдержался. – В любом случае, – сказал он, – это не может иметь отношения к Бренде. Она едва ли не единственная, кто знать не знает, что случилось в спортивном зале. Бренда… да, в чем дело? Официант, маленький человечек с манерами балканского дипломата, подскочил, чтобы собрать посуду, перед тем как подавать кофе. Он громким шепотом обратился к Марку: – Мистер Рутвен! Там на улице человек, мистер Рутвен, который хочет увидеться с вами. Вам лучше выйти к нему. – Спасибо, но в данный момент я занят. – Все же вам лучше повидаться с ним. – Почему? Он что, не может зайти сюда? – Он сказал, что предпочитает не заходить, сэр. Вы лучше сходите к нему. Это мистер Фрэнк Чедвик. Он говорит, что у него послание от вашей жены.Глава 12
Красно-желтый «кадиллак» с откидным верхом, за рулем которого сидел Фрэнк Чедвик, стоял по другую сторону дороги, как раз рядом с аптекой Барни. Марк, справившись с головокружением, которое охватило его, когда он из кондиционированной атмосферы и полутьмы вышел на жаркие лучи солнца, выпрямился и застыл на месте. Два человека с разных сторон Хьюит-стрит смотрели друг на друга. Марк медленно перешел дорогу, направляясь к машине. На первый взгляд Фрэнк Чедвик сохранял привычную для себя спокойную насмешливую уверенность, то самое мальчишеское очарование, о наличии которого Марк был хорошо осведомлен. Пряди его каштановых волос с выгоревшими кончиками обрамляли симпатичную физиономию; держался он легко и раскованно. На нем был костюм кремового цвета и довольно вызывающий галстук; он сидел, легко постукивая пальцами по клаксону, который тем не менее молчал. Во всем остальном Фрэнк сохранял неподвижность. Марк подошел к машине и остановился, не произнося ни слова. Они снова уставились друг на друга. – Привет, Рутвен, – небрежно бросил молодой человек. Хотя с лица его исчезла улыбка, оставив по себе лишь слабый след, раскованность не покинула его. – Первым делом, – он чуть покраснел, – я бы не хотел, чтобы вы имели ко мне претензии. – В этом случае вы бы оказались в незавидном положении, мистер Чедвик. Из аптеки донесся слабый звон кассового аппарата. У Фрэнка чуть дрогнули ресницы. Пальцы еще несколько раз коснулись кнопки клаксона и застыли. Но он снова улыбнулся. – Может, да, а может, и нет. Зависит от вас. – В его голосе появились угрожающие нотки. – Послушайте, старина, вы не против, если я коснусь деликатного вопроса? – Говорите, зачем пришли, мистер Чедвик. Что бы Марк ни говорил о Фрэнке, он знал, что этот молодой человек с настороженным взглядом далеко не дурак. – Видите ли, Рутвен, – с подчеркнутой любезностью сказал тот, – я оказался здесь только ради вашей же пользы. Надеюсь, что вы это оцените. – Да. За этим односложным ответом последовала пауза. Вдруг без всякой видимой причины спокойная самоуверенность Фрэнка улетучилась, и оказалось, что он крайне озабочен. – Послушайте, Рутвен! – выпалил он. – По-своему вы неплохой человек. Я… – Он остановился. Тут Марк все понял, и напряжение стало покидать его. В первый раз этот изнеженный молодой человек лицом к лицу столкнулся с настоящей жизнью, что его изрядно напугало. Марку и раньше доводилось видеть таких молодчиков. – Так в чем дело? – спросил он. – Вас так напугала полиция? – Полиция? Вы думаете, что это меня волнует? Нет! Дело в моем отце! – Фрэнк попытался усмехнуться, но он был в таком напряжении, что это не вышло. – Как я сказал, Рутвен, вы неплохой человек. Но понимаете ли вы, в каком вы положении, вы и Бренда? Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды, что… Послушайте! Вы знаете, где все это время была Бренда? Подождите! Пока еще ничего не говорите! – А я пока еще и не собирался говорить. Фрэнк, откинувшись на спинку сиденья, посмотрел на него: – Боже, ну и положение у меня… – Кажется, вам некого в этом винить. Он снова подумал, что перед ним лишь какая-то грань подлинной натуры Фрэнка. Вспышка ярости и ревности, охватившая Марка, стала гаснуть. Фрэнк, напротив, завелся: – Могу вам сказать, что она была не со мной. С субботнего вечера она была в «Вилларде». Если не верите мне, можете сами убедиться. – Откуда вы знаете, где она была, мистер Чедвик? – Потому что сейчас 1948 год. Потому что вы не можете получить номер в приличном отеле, чтобы заняться любовью, ни за какие деньги, если у вас нетсоответствующих связей или вы не знаете, как это делается. Что с вами, Рутвен? Бренда меня кинула! Бросила как раз перед этой аптекой! Марк промолчал. – Она бросила меня и отправилась домой. Когда она снова удрала от вас, ибо вы ее выставили, она поехала в «Виллард» и оттуда позвонила мне с просьбой договориться с управляющим, чтобы ей дали номер. У другого бы она едва ли нашла сочувствие, после того как она поступила… Но я ей помог. – Вы помните, сколько тогда было времени? – Времени? – Да. Полиция расследует обстоятельства самоубийства Роз Лестрейндж, и может вдруг оказаться, что это было убийство, имеющее отношение к Куин-колледжу. В субботу вечером сразу же после десяти вы звонили мисс Лестрейндж. Из этой аптеки, что у вас за спиной. Фрэнк Чедвик отбросил падавшие на лоб волосы. Марк мог поклясться, что слово «полиция» не оказало на него никакого воздействия. Так же как и имя «Роз Лестрейндж». Но два других слова заставили заметно измениться форму губ и выражение глаз. – Куин-колледж! – выдохнул он. – Мой старик считает, что это место неприкосновенное. Что ж, я получил хороший урок. Если вы вытащите Бренду из этой истории – а вы это можете! – я дам клятву, что впредь никогда и близко не подойду ни к одной даме из вашего заведения… – Вы хотите сказать, что Бренда была не единственной женой преподавателя, которая интересовала вас? Ответа не последовало. Фрэнк молчал потому, что вопрос Марка поразил его в самое больное место. Он знал, что и так сказал слишком много. Но потрясение от того, что он чуть не проболтался, возымело и обратный эффект: оно заставило Фрэнка собраться и снова обрести спокойствие. – Может, да, а может, и нет. Кому это вредит? – Вам. И ей тоже, если вы о ней думаете. Фрэнк засмеялся. – Только не мне, не волнуйтесь, – сказал он, и хотя его улыбка была полна прежнего обаяния, оскаленные верхние зубы со щербинкой давали понять, что ему свойственна жестокость. – Я в последний раз взял на себя такую ответственность. – Может быть, придет день, когда вы снова захотите этого. – Что вы имеете в виду, старина? Если придется, я могу и жизнь отдать за хорошее дело. А теперь серьезно… – Да? – Вроде я вел себя достойно, не так ли? – с забавной серьезностью спросил Фрэнк. – Приехал рассказать всю правду о Бренде. На уме у нее только вы; она просто не воспринимает никого другого. Вот так! – Он засмеялся. – У каждого мужчины временами бывают осечки, – добавил он, помолчав. – Это всего лишь ваш личный опыт. Такова жизнь. Рад, что не вызвал у вас неприятных чувств. Все, с романами в Куиншевене я покончил. – А как насчет Роз Лестрейндж? Фрэнк потянулся, как кот. С неторопливой ленцой он включил зажигание и нажал стартер. Потом, словно передумав, он приглушил обороты двигателя и резко развернулся к Марку. – Это… – начал Фрэнк. В прищуренных глазах блеснуло неуловимое выражение, нечто вроде грубого и откровенного тщеславия, но исчезло через долю мгновения. – Ей крупно не повезло, старина, – холодно сказал он. – Тем не менее, что бы между нами ни было, колледжа это не касается. Моему отцу это не понравилось бы, как ни прискорбно мне это признавать. Но содержание мое он не урежет и на улицу не выставит. Вы разочарованы? – Вас не огорчило то, что случилось с мисс Лестрейндж? – Послушайте, Рутвен. Не старайтесь быть смешным. Как я говорил, полиция расспрашивала меня о наших отношениях еще вчера. Где я был между часом и тремя ночи в воскресенье? Ответ: я был в своей квартире. Могу ли я это доказать? Не из-за меня ли Роз Лестрейндж всадила себе нож в грудь? Рад доложить, что я смог это сделать. – Каким образом? – Н-н-ну! – Снова обнажилась хищная щербинка между зубами. – Бренда меня кинула, не так ли? Что бы вы сделали на моем месте? Что бы сделал любой мужчина? Позвонил бы другой девушке и любезно пригласил к себе. Не будем называть имен, но полицию мое объяснение удовлетворило. Хотите узнать что-то еще? – Да. Во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»? – А в чем дело? Ведь Бренде не угрожают неприятности, не так ли? – Нет, но… – Никак вы запнулись? – улыбнулся Фрэнк. – Да, запнулся. Меня интересует только Бренда, и больше никто. Итак, во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»? – Не переживайте, старина! Всегда рад услужить вам. Должно быть, примерно в десять минут второго. Мне пришлось созваниваться с отелем, чтобы заказать ей номер, так что она оказалась в нем около двух. Хотите услышать что-нибудь еще? – Нет, – ответил Марк. У него изменился тон голоса. – А теперь убирайтесь отсюда. – Что вы сказали? – Я сказал: убирайтесь отсюда. Фрэнк Чедвик взглянул на стоящего перед ним человека. Пальцами левой руки он легонько барабанил по верхней кромке двери, а правая рука лежала на клаксоне. – Это весьма неумно с вашей стороны, Рутвен. Вы не так молоды, как стараетесь казаться. Глупо вести себя так – у вас нет ни одного шанса. А что, если я выйду из машины и преподам вам хороший урок? Нагнувшись, Марк рванул ручку дверцы, которая распахнулась настежь. Он задыхался. Мягко урчал двигатель. В аптеке снова звякнул кассовый аппарат. Фрэнк от неожиданности словно повис в пустоте, когда его кисть и локоть потеряли опору. Казалось, он сидит так целую вечность. На лице его стали медленно проступать изумление, недоверие, ярость и, может, что-то другое. Рванувшись, он перехватил распахнувшуюся дверцу и с силой захлопнул ее. Машина так стремительно сорвалась с места, что тигриное урчание двигателя сразу же превратилось в рев, который унесся по Хьюит-стрит в сторону Александрии. Марк, у которого в висках продолжала пульсировать кровь, посмотрел ей вслед. Он долго стоял на улице перед аптекой Барни, современным заведением с большими сияющими витринами по обе стороны стеклянной двери, с кондиционером, громко урчащим внутри. Каждый раз, как в аптеку кто-то входил или покидал ее, дверь автоматически закрывалась. Марк поднял глаза. За стеклом витрины, глядя на него, стояла Бренда. «Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды…» И еще: «Когда она снова удрала от вас потому, что вы ее выставили…» В глазах Бренды он прочел испуг и нерешительность. На мгновение их взгляды встретились. Быстро повернувшись, она заторопилась к высокой стойке с яркими обложками журналов и сделала вид, что целиком поглощена их рассматриванием. Марк огляделся. По Хьюит-стрит приближалась полная добродушная пара – доктор и миссис Мэйсон; они направлялись обедать в ресторан (не в таверну) в «Колледж-Инн». Влетев в аптеку, Марк остановился на пороге. Стеклянная дверь закрылась за ним с легким шорохом. Здесь было очень тихо. У стойки, потягивая через трубочку холодное какао, сидел долговязый юноша в бумажном спортивном свитере. Пожилая дама, которую Марк не знал, негромко обсуждала с фармацевтом какие-то рецептурные предписания. Бренда по-прежнему стояла спиной к нему у стенда с журналами. Подойдя, Марк остановился так близко около нее, что их руки соприкоснулись. На ней было то же самое белое платье без… нет, это было уже другое, отличавшееся от первого! Бренда затянула его синим пояском, и у нее были бело-синие туфельки. У Бренды дрогнули плечи, когда она, нагнувшись, сделала вид, что увлеченно изучает обложку «Лук». Молчание. Время тянулось невыносимо долго. Наконец она, не отрываясь от обложки «Лук», заговорила быстрым шепотом: – Я вернулась только потому, что тут случились ужасные вещи – эта женщина была убита, и ты оказался впутан в эту историю! И потому что у нас гость! Вот и все! Снова наступило томительное молчание. Бренда рискнула искоса бросить на него осторожный взгляд: ее серые глаза были прикрыты темными ресницами. – Я только… Марк! – выпалила она. – Я была такой жуткой дурой. – Думаю, и я был полным идиотом. – Но я виновата… – Ничего подобного! – Была! Необходимость говорить шепотом, в то же время старательно рассматривая журналы в заведении, где пахло супом с пряностями и фруктовым соком, ставила их в нелепую ситуацию, но осознали они это лишь потом. – Бренда, я люблю тебя. – А я люблю тебя. – Мы здесь не можем разговаривать. Выйдем? – Да!… Нет! Приближаются доктор и миссис Мэйсон. Они спросят, почему меня не было. – Да какая разница?… Подожди! Ты приехала вместе с ним? – С кем?… О господи, нет! Я даже не знаю, почему он тут очутился. Я вернулась в нашей машине и увидела, как едет «кадиллак». Он остановился – прямо здесь, а я проехала дальше по дороге и… – Не волнуйся! Это не важно! – Нет, важно! Он поговорил с официантом в «Майк-Плейс», и ты вышел. Марк, прости: я пролезла через боковую дверь аптеки. И все слышала. Я люблю тебя. – На улице никого. Доктор и миссис Мэйсон зашли в ресторан. Теперь мы можем выйти? – Да!… Марк, кто убил ее? Долговязый юноша в свитере доканчивал свое холодное какао; соломинка, ерзая в пустом стакане, издавала хлюпающие звуки. Когда Марк посмотрел Бренде в лицо, он увидел, что осознание абсурдности и неуместности обстановки уступило место внезапному страху. – Бренда, ты только что вернулась? – Да. А в чем дело? – Ты говорила с кем-нибудь в колледже или поблизости от него? – Нет, ни с одной живой душой. Но этим утром я прочитала все газеты и до смерти перепугалась. – Об убийстве в газете не было ни слова. Доктор Кент и Джудит Уолкер описали ее как совершенно безгрешную, всеми уважаемую даму, что, наверное, многих рассмешило. После нас появилась лишь парочка репортеров. Откуда ты знаешь, что это было убийство? Бренда открыла рот. – Но… но я и представить себе не могла, что тут может быть что-то иное! Кроме того, я слышала… – начала она, но передумала. – То есть, когда читаешь такие вещи в газетах, никогда не веришь, что они рассказывают правду. Всегда думаешь, они что-то скрывают. Разве не так? Звякнул кассовый аппарат. Долговязый юноша, расплатившись за какао, выбрался на улицу. Словно вдохновившись, за спиной легонько зазвенел другой аппарат: вслед за юношей исчезла и пожилая дама, которая довольно долго, одно за другим, выбирала лекарства. Продавец вышел из-за стойки, и звук его шагов сменился тишиной. – Бренда, я должен задать тебе один вопрос. Когда в субботу вечером ты поехала в город, останавливалась ли ты у бунгало Роз Лестрейндж? Заходила ли в него? Было это? Не сводя с него глаз, Бренда отпрянула. Лицо ее залилось краской. – Нет, не было! Я сначала хотела, но ничего не сделала! Если ты думаешь о том, что я сказала… – Не важно, что ты сказала! Ты там останавливалась? Выходила из машины? – Он видел ее растерянность. – В конце концов, не важно, что ты сделала. Только расскажи мне правду. – Ну хорошо! – взволнованно зашептала она. – Да, остановилась. Да, вышла из машины. Я… мне нечего было скрывать, не так ли? Но я знала, что никогда в жизни не избавлюсь от чувства стыда, если скажу ей хоть слово. Я всего лишь сделала пару шагов по дорожке, но тут же вернулась к машине и буквально сорвалась с места. – Сколько было времени? – Марк, я не помню. – По выражению широко расставленных серых глаз было видно, что она вспоминает. – Хотя подожди, помню. Часы Основателя только что стали отбивать полночь, когда я услышала… ну, когда я их услышала! Про себя Марк вздохнул с облегчением. Это полностью совпадало с показаниями Джудит Уолкер и со всеми остальными. У него отлегло от сердца. Видимо, Бренда неправильно истолковала выражение его лица. – Я говорю тебе правду. Пожалуйста, прошу тебя, забудь то, что я тебе наговорила тем вечером, ничего подобного я не имела в виду… – Я знаю, что ты говоришь правду. И не стоит возвращаться к… к… Глазами, полными слез, она посмотрела на него: – Нет, Марк, надо. И у меня есть к тебе вопрос. – Вопрос? – Да! В прошлом году… или даже раньше… был ли ты счастлив со мной? Снаружи освещение стало меняться: солнце затянулось облаками, и тени стали блеклыми и размытыми. Глядя на Бренду, он видел в ней тот же пыл, то же возбуждение и ту же растерянность, которые поразили его в ней в субботу вечером в его кабинете. – Бренда, ради всех святых, что ты имеешь в виду? – Если ты был несчастлив, так и скажи мне. Я все пойму. Только не скрывай; это все, что я хочу знать. Именно из-за этого я и старалась вызвать у тебя ревность. Марк открыл и закрыл рот. – Мне не просто признаваться в этом, Марк, но я должна была это сказать. Говорю тебе, что многие женщины – ну, хотя бы Джудит Уолкер! – хотели бы добиться твоего внимания. Если бы я это заметила три года назад или даже два, я бы просто посмеялась; я бы подумала: «Он и не подозревает о твоем присутствии, он даже не замечает тебя!» Но позже я начала думать: «Он не замечает и меня; он просто не обращает на меня внимания». – Бренда! Послушай… – О, меня тянуло к Фрэнку! Я даже думала, а не закрутить ли с ним роман. Но по-настоящему он меня никогда не интересовал. Когда я выпалила тебе в кабинете, что хочу развестись с тобой и выйти замуж за Фрэнка, – все было враньем, родившимся под влиянием минуты. Потому что меня до глубины души обидели слова, что тебя это не волнует. – В тот момент я вел себя как классический идиот. И ты?… – Да. Я тогда бросила Фрэнка около аптеки и вернулась домой. Но меня волновала Роз Лестрейндж. Я думала, что она может быть куда опаснее Джудит Уолкер – и тут она проскользнула в дом, как… ну, ты знаешь, как кто. – Бренда, уверяю тебя, что не было ровно ничего… – Я не верила. Когда я умчалась из дома, я в самом деле собиралась ехать к Джейн Гриффит, но я была в таком состоянии, что не могла никого видеть. Я пошла в отель «Виллард». Марк, я уже потом узнала, что у тебя с ней вообще ничего не было. – Узнала? Когда? Этим утром? – Нет. Меньше чем полчаса назад. Когда увидела, что ты обошелся с Фрэнком так, как, я надеялась, ты обойдешься с ним после того, как я вызову у тебя ревность. – Бренда вскинула голову. На глазах у нее блестели слезы. – Если бы ты только мог видеть свое лицо, когда, не удостаивая его ответом, ты просто распахнул дверцу машины и приказал ему убираться! Если ты был несчастлив со мной, Марк, прошу, скажи мне. Но если ты был… ну, можешь сказать и об этом. Что он и сделал. Крепко взяв ее за руку, он вывел Бренду на пустую улицу. Устроившись под тенистой кроной, они говорили долго. Он поведал ей все подробности. Однако сохранялась необходимость соблюдать внешние приличия: держаться друг от друга на некотором отдалении и делать вид, что они обсуждают погоду. Нервное напряжение обоих потихоньку спадало. Марк долго и путано внушал жене, что он не имеет ровно никакого отношения к убийству Роз Лестрейндж. Бренда изумленно слушала его, но никак не могла понять, зачем он об этом говорит. – Давай все уточним, – настаивал он. – Время, когда наступила смерть, лежит в интервале от половины первого до половины четвертого. Ни одна живая душа не могла бы доехать от дома Роз до «Вилларда» на Пенсильвания-авеню за двадцать минут – от половины первого до без десяти минут час. – Да, но… – Подожди! Ты была в «Вилларде» без десяти час? И поднялась в свой номер лишь около двух? Были ли тому свидетели? – Да, конечно. Но… – Где ты оставила машину? – Там, где всегда. В гараже Хиллари, сразу же за углом. – Так я и думал! Если бы даже ты смогла незамеченной выскользнуть из гаража, ты бы не смогла вывести машину оттуда, чтобы тебя никто не видел. Когда бы, по их мнению, ни произошло преступление, твое алиби надежно, как государственные облигации. – Марк! – с ужасом воскликнула она. – Неужели кто-то думает, что я… я?… – Только Тоби Саундерс, но с ним можно не считаться. – Тоби Саундерс? – Моя дорогая, ты же знаешь Тоби. Он склонен преувеличивать и придумывать какие-то дикие обвинения; затем он терзается угрызениями совести и старается взять свои слова обратно. Он раз за разом попадает в такие ситуации. На самом деле он никогда в них сам не верит. – Но что ты хочешь, чтобы я сделала? – Бренда облизала пересохшие губы. – Ты же не хочешь, чтобы я все рассказала полиции? – Нет. В этом нет необходимости. Просто все изложи доктору Феллу. Да плевать на этого Фрэнка Чедвика! Ты была в «Вилларде» с вечера субботы и всю прошлую ночь! Твое алиби неколебимо, как стены Казначейства! Расскажи все доктору Феллу! Несмотря на все старания, он повысил голос, но тут же спохватился. Однако шестое чувство Бренды заставило ее оцепенеть, после чего она нервно обернулась. Посреди улицы, на фоне краснокирпичного здания «Колледж-Инн» с белыми заплатами окон на нем, обнажив лохматую голову, стоял сам доктор Фелл. Марк внезапно заметил, что машина доктора Сэмюела Кента исчезла со своего места перед гостиницей; но он не помнил, чтобы видел, как она отъехала. Уже несколько раз с начала этой истории он слышал в мозгу тревожный сигнал. И снова уловил его, когда увидел лицо своего гостя. Доктор Фелл откашлялся. – Мэм, – обратился он к Бренде своим дребезжащим голосом, напоминающим звуки расстроенного пианино, – я Гидеон Фелл. Простите ли вы мне нескромность, если я признаюсь, что ваши фотографии – лишь слабая тень потрясающей красоты? И вы, сэр! Простите, но я вынужден признать, что вы правильно оценили выражение моего лица. История с Роз Лестрейндж не закончилась. Нас ждет еще много неприятностей, и, может, уже этой ночью. – Роз Лестрейндж? Какие именно неприятности? – Перед тем как Сэм Кент по просьбе своей жены покинул нас, он сделал заявление. Я ждал его; он осторожно намекнул мне о сути дела еще по телефону. Но мне еще надо как-то осознать это, однако даже и в этом случае наши главные проблемы впереди. – Я ничего не понимаю. – Еще бы, разрази меня гром! Тем не менее я должен перекинуться несколькими словами с миссис Джудит Уолкер, если разрешит ее лечащий врач. До этого я должен посетить спальню в Красном коттедже – центральное место в убежище нашей интересной дамы; я хотел бы, чтобы меня сопровождал один из тех, кто обнаружил ее тело. Даже в такой момент, сэр, я надеюсь, вы не откажете мне в компании? Бренда поежилась, словно по спине у нее пробежал паук, потом выпрямилась, откинула назад волосы и взяла Марка под руку. – Конечно, ты должен идти! Марк, дорогой, можно я пойду с тобой?Глава 13
Сумерки уже начали затягивать небо, когда они очутились в спальне Роз Лестрейндж. Доктор Фелл стал с интересом рассматривать туалетный столик с трехстворчатым зеркалом. Когда троица вошла в пределы дома, воцарилось мрачное молчание. С момента появления в коттедже вряд ли они сказали друг другу больше полудюжины слов. Марк стоял в полутемном белом коридоре, поглядывая через открытые двери то в спальню, где в задумчивости застыл доктор Фелл, то в гостиную, куда недолго думая юркнула Бренда. В последний момент, как Марк и предвидел, Бренда испугалась и не осмелилась зайти в спальню. Он не мог себе представить, зачем она вообще пошла сюда. Наверное, ею руководило любопытство, смешанное с отвращением. Бренда было присела на чиппендейловский стул в гостиной, полной серебра, длинный стол в которой мог служить и обеденным. Но тут же снова сорвалась с места и направилась к изящному письменному столу, образцу того же стиля. Вошли в дом они без труда – передняя дверь была незаперта. Она стояла открытой настежь, как в тот день, когда воскресным утром, вынырнув из пелены тумана, около дома оказались Марк, Тоби и доктор Кент. Поскольку коттедж стоял фасадом к северо-востоку, через открытую переднюю дверь внутрь проникало не так много света. Но на маленьком столике в задней части холла продолжала гореть тусклая лампочка под янтарным абажуром. На стене проступали очертания черно-белой гравюры Гойи из «Шабаша ведьм». Все продолжали хранить молчание. Доктор Фелл, казалось, превратился в статую, рассматривая туалетный столик и стул с зеленой обивкой рядом с ним – здесь еще недавно находилось застывшее тело Роз Лестрейндж, колени и бедра которой касались этих вещей. «А не пора ли ознакомиться, – подумал Марк, – с архитектурой домика?» Насколько он помнил, первоначально здесь было только две комнаты, которые теперь превратились в спальню и гостиную. Примерно в 1920 году, как ему кто-то рассказывал, к спальне были пристроены современная ванная и кухонька. Тогда же в задней части гостиной отгородили узенькую комнату, в которой по утрам можно было завтракать – она сообщалась с кухней. Вот и все. «Красный коттедж». «Бунгало». «Куиншевен-13». В конце двадцатифутовой дорожки, что тянулась от открытых входных дверей, каким-то чудом вдруг ожил уличный фонарь. Его рассеянный свет очертил окружность в несколько ярдов в диаметре. «Шевроле» Марка, в котором лежали сумочка Бренды и чемодан доктора Фелла, стоял за пределами освещенного пространства. Марк помедлил, собираясь с мыслями, потом направился в спальню. – Марк! – окликнула его Бренда. Даже ее голос, прозвучавший в мертвой тишине, заставил его вздрогнуть. Бренда, напряженная и обеспокоенная, стояла в дверном проеме у него за спиной. – Куда ты? – спросила она. – Всего лишь в спальню. Мне не дает покоя один странный и, возможно, пустой вопрос – все ли там осталось в прежнем виде? – Но ведь там был обыск? – Да. Но тебе там делать нечего. Бренда, это только расстроит тебя! Почему бы тебе не отогнать машину домой и не разобраться с вещами? – Радость моя, я с тобой! – Я еще не могу уйти. У меня есть несколько вопросов, на которые я хочу получить ответы, хотя не уверен, что они мне помогут. Подожди несколько минут! – Марк! Но он уже перешагнул порог. Лампа под стеклянным абажуром цвета янтаря горела рядом с мягким зеленым стулом, на который сразу же упал его взгляд. Он стоял на некотором отдалении от стола и задней стены комнаты. На маленьком столике слева от кресла, под лампой, лежала «Женщина в белом». Вдоль задней стены располагалось низкое ложе, в изголовье которого висела картина «Молодая ведьма»; рядом виднелась открытая дверь ванной. У противоположной стены на туалетном столике стояло трехстворчатое зеркало, в котором сейчас отражалась лишь массивная фигура доктора Фелла. Два окна на третьей стене оставались затянутыми кретоновыми портьерами кремового цвета. Если не обращать внимания на остатки порошка для снятия отпечатков пальцев, если не думать, сколько человек топтались на этом мягком шерстяном ковре, можно считать, что комната почти не изменилась – здесь не хватало только Роз Лестрейндж. Взгляд Марка скользнул по окнам – и замер. Он не обратил особого внимания на большой комод с пятнами порошка. Его ящики, которые обыскивали полицейские, были грубо выдвинуты. Комод стоял в углу, а перед ним находилось кресло с высокой спинкой. На ней висело вывернутое наизнанку желтое платье, в котором Роз была в субботу вечером. Сверху валялся поясок. На сиденье кресла лежали аккуратно скатанные нейлоновые чулки. На полу стояли туфельки с высокими каблуками. В воскресенье утром он не обратил на них внимания. Сейчас они заставили его вспомнить эту высокую загадочную женщину, в усмешке которой было что-то недоброе. В это мгновение доктор Фелл, громогласно откашлявшись, с багровым обеспокоенным лицом отошел от туалетного столика. – Закрытая дверь! Закрытые окна! – невольно вырвалось у Марка. – У вас есть какие-то идеи? – Сэр, – ответил доктор Фелл, – отсутствие идей редко беспокоит меня. Меня обычно беспокоят те идеи, которые уже у меня в голове. Не так давно вы и ваша жена по отдельности рассказали свои версии событий, произошедших в ночь убийства. То, что касается ваших отношений, в этих историях не привлекло моего внимания. Но куда больше меня заинтересовали подробности, касающиеся других людей, – главным образом, некие события, происходившие в вашем доме. – То есть вы хотите получить ответы на какие-то вопросы? – Именно так. Давайте начнем с самой мисс Лестрейндж. Марк знал, что Бренда продолжает стоять у него за спиной в дверном проеме. Хотя он не видел ее, он чувствовал ее физическое присутствие, понимал, какие эмоции ее захлестывают. Марк отошел в сторону, чтобы жена могла видеть доктора Фелла. – Насколько я понимаю, вы виделись с ней всего лишь дважды: в первый раз она в субботу утром остановила вас на Колледж-авеню и затем около одиннадцати вечера, когда она, не позвонив в двери, проскользнула в ваш дом, по всей видимости полагая, что вы в нем один. Тем не менее… – Да? – вырвалось у Марка. – Минуту, сэр. – Доктор Фелл широко открыл прищуренные глаза. – Не поразил ли вас тот факт, что она была столь бесцеремонна? – Я не совсем вас понимаю. – Бесцеремонна! Ну, прошу вас, миссис Рутвен! – Доктор Фелл, оживившись, хмыкнул и подмигнул Бренде, но тут же снова посерьезнел. – Боюсь, я понимаю, о чем вы думаете. «Если не считать бесцеремонностью подобное появление в доме малознакомой дамы, то о чем тогда можно говорить?» Признайтесь, нечто подобное пришло вам в голову? Бренда, казалось, была сбита с толку. – Н-ну… в общем-то да! Вы правы, так я и подумала. – Но это далеко не все, что я хотел бы знать. Будьте любезны, выкиньте из головы – вы оба – все оценки, которые готовы слететь с ваших уст по поводу ее личной жизни и моральных установок. Итак, сэр. Исходя из вашего краткого знакомства, можете ли вы сказать, что она получила хорошее воспитание? – Хорошее воспитание? Да! Да, конечно! – Она умела держаться? Обладала хорошими манерами? Непринужденностью? – Да, все это было ей присуще. – То есть не была она грубоватой или закомплексованной? – Господи, конечно же нет! – А теперь смотрите! – продолжил доктор Фелл. – Мисс Лестрейндж ни в малой степени не беспокоят слухи о том, что у нее состоялось тайное свидание в изоляторе колледжа с неким молодым человеком, которым, как позже выяснилось, был Фрэнк Чедвик. Наоборот: она над ними смеется. И не собирается ничего отрицать. Что выдает ее желание казаться неуемной искательницей любовных приключений. – «Ее желание»? – вмешалась Бренда, но запнулась. – Что вы подразумеваете под этими словами? Марк нахмурился. В его памяти ясно и четко всплыли слова, которыми Джудит Уолкер охарактеризовала Роз Лестрейндж. – Но едва ли она догадывалась, – вскинул голову доктор Фелл, – что в ее адрес выдвигаются и другие обвинения. Откуда она могла знать, что ее подозревают в тех шутках в спортзале: в том, что она малевала рисунки на стене, а потом бросила металлический стержень на голову старика – и все это без всяких причин, разве что она была патологической личностью? Неужели ей понравились бы сплетни такого рода? – Да, это бы ей не понравилось, – не мудрствуя лукаво, согласился Марк. – Можно ручаться, что она бы возмутилась. Тем не менее Тоби Саундерс совершенно серьезно бросил ей в лицо именно такие обвинения. Доктор Фелл неуклюже подошел к окну. Звякнули металлические кольца, когда он отдернул портьеру. Затем он раздвинул занавеси и на втором окне. – В субботу вечером, сразу же после одиннадцати, у себя дома вы вручили ей роман Уилки Коллинза «Армадейл». Сэр, я не сомневаюсь, что речь шла именно об этой книге. Но упоминал ли еще кто-нибудь ее название? – Да! – вместо Марка ответила Бренда. – Она сама! Едва ли не первыми ее словами, после сообщения, что звонок у дверей не работает, было напоминание, что Марк обещал ей одолжить «Армадейл». Продолжая глядеть в окно, доктор Фелл кивнул: – После этого, как рассказал мне доктор Кент, Тоби Саундерс и Кэролайн Кент подвезли вашу гостью домой в машине доктора Саундерса. Они остановились на лужайке перед домом, скорее всего, недалеко от того места, где сейчас стоит ваша машина. Все трое находились на переднем сиденье. Тоби Саундерс попытался прочесть ей лекцию о том, что потом он не без испуга назвал страхом Божьим. Он достаточно прозрачно намекал ей, что ему все известно: проделки в спортивном зале – дело ее рук. Доктор Фелл сделал паузу. – Итак, если учесть все, что мы знаем об этой даме, как она должна была воспринять его обвинение? В действительности она произнесла лишь одну фразу: «Доктор Саундерс, завтра утром вы кое-что услышите». Это верно? – Во всяком случае, я так слышал, – ответил Марк. Тоби Саундерс признает, что она была подавлена его словами. Вид у нее был оскорбленный, или полный отчаяния, или же, как он добавил, она испытывала какие-то другие эмоции. Тоби Саундерс говорит: она была в таком настроении, что могла и покончить с собой, и он испугался, не слишком ли далеко зашел. Так? – Да. – Но у мисс Кент, с которой с глазу на глаз поговорил ее отец, была совершенно иное впечатление. Она думает, что Роз Лестрейндж была просто в ярости и в тот момент была не в силах вымолвить ни слова. И думаю, что мы можем принять это куда более прозаическое объяснение. – Я тоже так считаю. – Разгневана! Сбита с толку! Тут же лишилась дара речи! «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите». Если исходить из такой оценки ситуации, что бы могли означать ее слова? – Для меня, – помолчав, сказал Марк, – они звучат как угроза. – Согласен. Из этого выводим следующий вопрос. – Доктор Фелл в упор посмотрел на него. – Ваш друг Тоби Саундерс – честный человек? Марк оцепенел. – Эй, подождите-ка! Я не уверен, что понял ваш намек… – Сэр, я не намекаю. Я говорю лишь то, что хочу сказать. Итак, честный ли он человек? – Я бы ответил так: Тоби – честнейший человек из всех, кого я знаю. Он терпеть не может грубости или несправедливости; если и есть у него недостаток, то только излишняя чувствительность. Господи, да я еще вечером рассказывал Бренде… – Сэр, я в курсе дела. Мне довелось подслушать вас. – Я помню случай, когда мы еще были студентами… – Какой случай? – Но это было довольно давно, много лет назад! – Будьте любезны, что за история? Два голоса вели диалог в душном воздухе комнаты, где на кресле тоскливо обвисло платье Роз Лестрейндж и беспомощно съежились ее скатанные чулки. Бренда, в туго облегающем белом платье с чуть расклешенной юбкой, переводила взгляд с одного на другого в ожидании неминуемой ссоры. Ее, как и Марка, успокаивало лишь выражение понимания и сочувствия на лице Гидеона Фелла. – Итак? – настаивал доктор Фелл. – Когда мы были старшекурсниками, Тоби поссорился с неким Харбеном и обвинил того в плагиате. Потом он просто не мог спать. В четыре утра пошел в Эддисон-Холл, разбудил Харбена и извинился. Тот ему вовсе не нравился; Тоби отнюдь не считал, что несправедливо обвинил его. Но все же принес извинения. Он чувствовал, что должен это сделать. Главное в натуре Тоби можно охарактеризовать лишь одним словом – донкихотство. Если вы сомневаетесь в его честности… – Сэр, в этом его качестве я никогда не сомневался, – усмехнулся доктор Фелл. – Тогда почему же… – Если вы не против, давайте вернемся к тому, что мы действительно знаем об этом деле. – Да? – Бросив эти слова: «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите», Роз Лестрейндж вышла из машины. В одиннадцать тридцать – обратите внимание на время! – Тоби Саундерс и мисс Кент уехали. Мисс Лестрейндж осталась стоять под фонарем, прижимая книгу к груди. – Доктор Фелл снова погрузился в раздумья, и кончики его усов обвисли. – Надо признать, что на какое-то время мы возвращаемся в мир предположений. Тем не менее довольно просто восстановить ход последовавших событий. Эта дама, Роз Лестрейндж, – коварная, злая и жестокая особа, но все эти качества проявлялись в ней чисто по-женски. Даже когда ее обвинили в дебоше в спортзале, она должна была сохранять спокойствие и улыбку на лице. Итак, она повернулась и пошла по дорожке к бунгало. – Доктор Фелл поднял палец. – И вот здесь, клянусь Господом, это дело начинает пугать меня! Вот почему я сказал, что будет еще много неприятностей и они не заставят себя ждать – может даже, кое-что произойдет сегодня вечером. Как раз перед тем, как я застал вас на Хьюит-стрит, Сэм Кент изложил мне все, что он знает. Несмотря на всю его мудрость, он девственно наивен. Как, впрочем, и вы. И всех вас ждет западня, если я не сумею предотвратить этого. – Западня? – эхом откликнулся Марк. – Но кто ее поставил? – Полиция, – объяснил доктор Фелл. Молчание затянулось… – Но это невозможно! – воскликнул Марк. – Мой дорогой друг, – огорченно сказал доктор Фелл, – неужели вы считаете, что полицию так легко обмануть, заставив поверить, что смерть этой женщины – результат самоубийства? – Почему бы и нет? – Потому что на это есть три главные причины. Для начала посмотрите сюда! Прислонив обе свои трости к стене между окнами, доктор Фелл подошел к окну справа. Его щеколду, уже слегка покрытую легким налетом ржавчины, открыть было нелегко, но доктор Фелл все же справился с ней. После чего поднял оконную раму. Перейдя к левому окну, он проделал ту же процедуру. В оконных проемах остались теперь лишь специальные сетки, защищающие от насекомых; держались они на маленьких крючках. – Вы обратили внимание? – сердито произнес доктор Фелл. – Каковы бы ни были обычаи во времена Уилки Коллинза, в наши дни люди в спальнях не закрывают и не запирают окон. Особенно в такие душные ночи, какие стоят в конце июля. Простое наличие этих сеток, – он провел ногтем по одной из них, – указывает на то, что обычно окна держат открытыми. В Америке к ним настолько привыкли, что даже не замечают. В Англии мы ими практически не пользуемся, чему я неизменно удивляюсь. Вы следите за моей мыслью? – Да, – заверил его Марк. – Можно ли предположить, что женщина, которая собирается лишить себя жизни, кинется первым делом прикрывать и запирать окна? И второе, что не дает мне покоя: может ли она оставить дверь распахнутой настежь, каковой вы ее и нашли? В подобном состоянии души она может действовать так или иначе, но она не стала бы одновременно совершать взаимоисключающие поступки. Это вы, надеюсь, понимаете? – Да. Я… я никогда не думал… – И наконец, посмотрите на туалетный столик. Нет, я не прошу вас ничего трогать; просто посмотрите на туалетный столик и на зеленый стул перед ним. – Ну? И что из этого следует? – В каком бы месте комнаты мы ни обнаружили Роз, убита она была не перед столиком. И лейтенант Хендерсон должен был знать это с самого начала. Марк уставился на туалетный столик. В трех створках зеркала маячило бледное лицо Бренды и два ее профиля. – Разрешите я попробую это доказать вам, – продолжал настаивать доктор Фелл. – Миссис Рутвен! Я не собираюсь выкручивать вам руки или пугать появлением привидений. Но не могли бы вы посмотреть прямо в центральную створку зеркала? – Д-да? – Представьте, что вы готовы совершить самоубийство. Одним ударом вы должны пронзить сердце узким обоюдоострым стальным лезвием с серебряной рукояткой, украшенной жемчугами. Не вздрагивайте; некоторые женщины решались на это! Но могли бы вы сесть перед зеркалом, чтобы наблюдать свою смерть? – Нет! О господи, нет! – Почему? – Да невыносимо просто думать о том, что произойдет. А смотреть в зеркало и видеть, что происходит… нет, для меня это невозможно! Доктор Фелл повысил свой и без того громкий голос. – Как и для любой другой женщины, – заявил он. – Насколько я знаю статистику, таких самоубийств в истории не отмечено. Можете отойти от зеркала, миссис Рутвен; простите меня и присядьте. – Доктор Фелл продолжил с подчеркнутой серьезностью: – И наконец! Нет, миссис Рутвен, вас это не касается! Если ваш муж займет место на стуле перед туалетным столиком, мы попытаемся продемонстрировать кое-что еще. Лицо Бренды исчезло из рамки зеркала. Марк не заметил, как оказался перед зеркалами с высоко поднятыми коленями – он пытался просунуть ноги под полочку с банками кремов, флакончиками духов и прочим набором косметики, от пудры до краски для ресниц. – Вы могли понять, что прикончивший ее удар был нанесен с убийственной силой. Кто-то, стоявший за спиной сидящей женщины, из-за правого плеча вонзил ей кинжал в левую часть груди. Она была застигнута врасплох, у нее не было времени заметить опасность, оказать сопротивление или хотя бы уклониться от удара. И если мы посмотрим, как… Во всех трех зеркалах мелькнул какой-то темный предмет; удар был направлен сверху вниз. Марк инстинктивно вскинул правую руку и вскочил на ноги. Коленом он с такой силой ударился о полку, что нога онемела; створки зеркал пошатнулись и дрогнули, рассыпая блики по всей комнате. Два флакончика упали на пол. Когда он выпрямился, стул остался лежать на ковре у него за спиной. – Понимаю, – сказал он; колено продолжало ныть, но теперь Марку было не до него. – Она сидела, но не здесь. Когда человек сидит перед тремя зеркалами, его невозможно застать врасплох. – Правильно! И доктор Фелл, лицо которого побагровело от затраченных усилий, отдуваясь, удовлетворенно плюхнулся на стул. – Вы знаете, – сказал Марк, чувствуя почти такую же горечь, как та, что он испытал в Новой библиотеке, – я всегда считал себя достаточно умным человеком. Теперь я в этом разуверился. Глубина моей глупости… – Нет! – с необыкновенной горячностью прервал его доктор Фелл. – Именно так. Я не увидел таких очевидных вещей. – Дело в том, сэр, что вы сталкивались с преступлениями только в книгах. Так же как и Сэм Кент. Как и убийца – в противном случае он обратил бы внимание на запертые в июле окна. – Полиция все же пришла к выводу, что был убийца? Но лейтенант Хендерсон сказал… – Ах да. Действительно, «лейтенант Хендерсон сказал». Когда Сэм Кент излагал содержание их разговора, он отвел в сторону свои мудрые глаза – вот так – и мне показалось, что меня лупят по голове какой-то тупой колотушкой. Лейтенант прямо так и спросил Сэма, в самом ли деле Роз Лестрейндж заколола себя перед зеркалом – цитирую – «как порой поступают женщины-самоубийцы». Подумать только! Вы слышали эти его слова? – Нет, но я знаю о них. – Женщины-самоубийцы никогда так не поступают, и это вам подтвердит любой опытный офицер полиции. Он сознательно ввел Сэма в заблуждение, ибо подозревал его в чрезмерной болтливости и, слушая его, лишь ухмылялся. – Почему же он ничего не делает? – Главным образом, потому, что никак не может понять, несмотря на все свои действительно искренние старания, как эта спальня оказалась запертой изнутри! Нет, арестовать он никого не может. Но будьте спокойны, что-то он предпримет. И вот этого-то я и опасаюсь. Марк взглянул через плечо доктора Фелла. Там виднелась дверь спальни, слегка приоткрытая, и в замочной скважине изнутри торчал ключ, который после всех экспериментов и испытаний вставила полиция. Бренда, отступив в коридор, наблюдала за ними. Когда Марк подошел к двери и ощупал ее, колено его пронзило болью, но он тут же забыл о нем. Он яростно повернул ключ, отметив, какое усилие необходимо при этом приложить. Марк вытащил ключ из замка. Его прямой стержень, головка и оба фланца примерно одинакового размера были покрыты легким налетом ржавчины, на которой была бы заметна любая царапина, не говоря уж о следах, которые должны были остаться, если бы ключ поворачивали снаружи. Но его не пытались повернуть! Марк вставил его обратно в замок. – Доктор Фелл, – сказал он, – как это было сделано? Тот встрепенулся: – Не знаю. И в данный момент мне бы хотелось взглянуть на те записи, о которых вы говорили. Если полиция не ознакомится с ними раньше, чем мы. Хотя это не столь уж важно. Бренда закусила нижнюю губу. В ее глазах читались любовь, сочувствие, глубокая обеспокоенность. Когда Марк вышел в коридор, она кинулась к нему, и он крепко обнял ее за талию. – Марк, прошу тебя, не беспокойся так! Я знаю, из моих уст это звучит глупо, потому что я сама все время нервничаю, но я не могу видеть, как ты волнуешься. – Она вскинула го лову, чтобы увидеть его лицо, а потом с вызовом посмотрела на доктора Фелла. – Если полиция не сможет ничего доказать, что они будут делать? – Моя дорогая мадам, именно это меня и волнует. Здесь я не в своей стране и не очень хорошо знаком с местными законами. – Но… – Они могут отложить допросы. Они могут очень неторопливо собирать показания свидетелей, что, как вы заметили, они уже делают. Они могут поставить западню и ждать, пока кто-нибудь случайно попадет в нее. А вот мы ждать не можем. – Так что же нам делать? – О, святые угодники! Единственно верная линия поведения – я пытаюсь вам это внушить – защищаться правдой и только правдой: досконально выяснить, что же произошло в этой спальне, когда Роз Лестрейндж поразил смертельный удар. Повторяю, это не так трудно, если вы и ваш муж окажете мне помощь. Марк почувствовал, как под его руками напряглись мышцы Бренды. – Я? – переспросила Бренда. – Но чем я могу вам помочь? Меня и близко не было, когда она погибла. – Может, вы были куда ближе, чем сами думаете, – сказал доктор Фелл. – Заходите, миссис Рутвен. Давайте восстановим картину ее последних часов на этой земле.Глава 14
– Ее последних… – вырвалось у Бренды, но она замолчала, когда Марк с силой сжал ее локоть. Бок о бок они приблизились к доктору Феллу, который стоял в центре комнаты, опираясь на трости. Бренда бросила взгляд в сторону окон, шторы на которых сейчас были раздвинуты. Легкий ветерок, пробивавшийся сквозь сетки, разносил по комнате ароматы косметики и солей для ванны. Доктор Фелл наблюдал за ней. Словно желая составить свое личное мнение об увиденном, Бренда посмотрела на желтое платье, висящее на спинке кресла. Бросила взгляд на туалетный столик, перевела его налево и подняла глаза на стенку, где висела репродукция картины Антуана Виртца. Это был портрет молодой женщины, которая через плечо глядела на старую ведьму, провожающую ее на шабаш. Свежие краски этой работы резко выделялись на тускло-красном фоне стены. – Нет! – произнес вдруг доктор Фелл. – Нет? – Вздрогнув, Бренда отвела взгляд. – Что вы имеете в виду? – Не то, о чем вы сейчас думаете. Сэм Кент очень искренне убеждал Тоби Саундерса, что тот не понимает натуры покойной. А тем временем… – А тем временем, – вмешался Марк, – что нам удалось установить? – Как я уже сказал, в одиннадцать тридцать она стояла под уличным фонарем с книгой в руках. Потом пошла по дорожке. Вошла в бунгало, скорее всего, прикрыла за собой дверь и направилась в комнату. Доктор Фелл, используя набалдашник одной из тростей как указку, ткнул в сторону двери и повернулся на месте. – Насколько нам известно, – вздохнул он, – она никого не ждала. Но ей было о чем поразмышлять; да, она была разгневана, но в то же время она наслаждалась предвкушением того, что завтра ей предстоит разоблачить истинное лицо какого-то члена этого сообщества, которого все считают человеком безукоризненной репутации и честности. Марк, продолжая обнимать Бренду, выкинул левую руку вперед, словно пытаясь отразить удар. – Думаю, вам лучшеобъясниться, – сказал он. Доктор Фелл, погруженный в свои мысли, коротко отмахнулся: – Прошу прощения, сэр. Доказательства появятся. Но успокойтесь, это ничем не угрожает ни вам, ни вашей жене; даю вам слово! Тем не менее разрешите мне продолжить… Бренда перевела дыхание. – Итак? – напомнил Марк. – Я думаю, что когда она очутилась в своей комнате, то скоро успокоилась и пришла едва ли не в восторженное настроение, обдумывая завтрашние перспективы. Как вы сами здесь могли убедиться, ей было свойственно стремление к домашнему уюту, чистоте и аккуратности. – Он указал на разложенное на кресле платье, на матерчатый поясок и на скатанные чулки. – Она разделась привычным для себя аккуратным образом. Накинула белый хлопковый халатик с красным орнаментом и завязала поясок на левом бедре. Затем надела меховые тапочки. На следующее утро вы увидели ее мертвой. Вы согласны с моим изложением фактов? Куда бы Марк ни смотрел, он, казалось, видел перед собой только трехстворчатое зеркало на туалетном столике и лежащий рядом с ним стул с низкой спинкой. – Да, на ней в самом деле был халат. Тапочек я не видел, но тогда я и не мог их заметить. Часть ее тела была зажата под столиком. Вы убедительно продемонстрировали, что она не была там убита. Кто-то оказался у нее за спиной и из-за плеча нанес удар – сверху вниз и справа налево. Но если она не сидела за туалетным столиком, то где же она была? Доктор Фелл вытаращил глаза. – Вы еще спрашиваете? – воскликнул он и ткнул пальцем в угол. Тут Марку стало понятно, что за спинкой кресла, стоявшего в нескольких футах от угла, было достаточно места. Напольная лампа, прикрытая таким же абажуром янтарного цвета, располагалась слева от кресла. Ее свет падал на темно-пурпурный переплет книги, которая вниз страницами, распластанная лежала на столе. – Стоп! – сказал доктор Фелл. Марк и Бренда, вцепившаяся ему в рукав, отпрянули. – Я сказал «стоп», – повторил доктор Фелл, – ибо ваше воображение может завести вас слишком далеко. Роз Лестрейндж раздевалась неторопливо. Она накинула белый халат и взяла меховые тапочки. И села в это кресло, чтобы почитать «Армадейл». Наверное, она успела прочитать две или три страницы, когда раздался стук в дверь. Она не ждала гостей. Но это не имело значения. Я грубо прикидываю, что было около четверти первого, когда она, полная радостных ожиданий, открыла дверь… – Кому? – поинтересовался Марк. – Убийце. – Она заподозрила гостя? – Как убийцу? Нет! Некто явился убить ее. Но ей это и в голову не могло прийти. Она с неподдельным презрением относилась к людям, она бы высмеяла любую мысль о насилии по отношению к себе. – Доктор Фелл! – У Марка перехватило горло. – Если вы говорите, что так и было, я не собираюсь спорить. Но можете ли вы это доказать? Вы уверены в своих словах? – Уверен ли я? О, мудрецы Афин! Могу ли я, как простой смертный, быть уверенным в своей непогрешимости, могу ли считать себя застрахованным от ошибки? Нет, я не уверен. Но я убежден! И думаю, вы тоже увидите истину, если отдадите себе отчет в том, что именно так беспокоит вас. Почему кто-то – предположительно убийца – забрал «Армадейл» и подменил его «Женщиной в белом»? – Об этом я вас и спрашиваю. Почему? – Вспоминайте! Если вы не обнаружили подмену в воскресенье утром, когда это событие было еще свежо в памяти, можете ли вы по истечении времени быть уверенным, что по ошибке не вручили ей другую книгу? – Да, уверен, этого не было. – Пусть даже часть первых страниц «Армадейла» была аккуратно изъята? – Даже и в этом случае. Я могу утверждать! – Очень хорошо. Теперь вернемся к мисс Лестрейндж и к ее гостю, явившемуся в четверть первого ночи. Она отнюдь не встревожилась, а скорее очень обрадовалась. Она может играть в кошки-мышки с человеком, который – в этом она не сомневалась – является ее жертвой. Она пригласила гостя зайти. Снова села, держа книгу. Потешаясь, она сделала вид, что погружена в чтение. Лучшей возможности и представиться не могло! Любой небрежный вопрос типа «Что вы читаете?» или «Интересная ли книга?» мог позволить убийце, не вызывая у нее никаких подозрений, подойти к ней сзади. Она смотрела в книгу. Убийца нанес удар. Кровь, пятна которой остались на халате, артериальная: она более светлая. Ее вытекло совсем немного, ибо клинок и рукоятка тут же закрыли рану. Но что же случилось со страницами этой книги? Марк лишь кивнул, искоса глядя на кресло. – Пятна крови! – вымолвил он. – Да! – воскликнул доктор Фелл. – И что из этого следует? Марк снова кивнул. В своем воображении он ясно увидел, как тело женщины, пораженное ударом кинжала, выгнулось дугой: не издав ни звука, она лишь открыла рот. Книга выскользнула у нее из рук и, закрывшись, упала на ковер. Марк услышал свой голос. – Из этого следует, – как во сне произнес он, – что с самого начала убийца знал, как завершится преступление. – Да! И это почти получилось! Каким образом? – Все должно было выглядеть как самоубийство. Он не мог забрать книгу и уничтожить ее; это было бы слишком странно – кто-то мог бы вспомнить о ней. Но он не мог оставить ее на месте, со страницами, залитыми кровью или таинственно исчезнувшими из книги. Ему пришлось пойти на риск подмены в надежде на то, что я приду к выводу, будто дал Роз не ту книгу, которую она просила. – Все верно! – воскликнул доктор Фелл. – Естественно, мы называем убийцу словом «он». Но, возможно, это была… – О да, могла, – буркнул доктор Фелл, мельком бросив на него какой-то странный нервный взгляд. – Строго между нами, должен признать, что убийцей могла быть и женщина. Когда это случилось? Во сколько точно произошло убийство? – Убежден, что примерно в половине первого, может, чуть раньше. Но ни я, ни полицейский медик не можем с уверенностью утверждать это. Почему вы спрашиваете? – Потому что кинжал находился не здесь. Он был в гостиной, через холл отсюда. Убийца должен был взять его. Казалось, что доктор Фелл, озабоченный другими проблемами, не обратил внимания на эту мелочь. Под взъерошенными волосами на лбу у него выступили капельки пота. – Это вас так волнует? Да убийца мог воспользоваться любым предлогом, чтобы, не вызывая подозрений, войти в гостиную. Любым! Мисс Лестрейндж и сама могла его попросить… – Он осекся. Бренда высвободилась из рук Марка. Она не сорвалась с места и вообще не отошла от мужа. Но по крайней мере на секунду создалось впечатление, что она не в силах выносить это напряжение, она оцепенела. – Она это сделала! Она! Я ее слышала! Вскрикнув, Бренда схватилась за голову, не отрывая взгляда от открытого окна. Трудно представить, что человек с комплекцией доктора Фелла может побледнеть, но тем не менее это произошло. – Кто это сделал, миссис Рутвен? Бренда медленно повернулась к нему. – О господи, я не имела в виду, что знаю убийцу! Нет! Я хотела сказать, что слышала ее голос! – Чей голос? – Этой женщины! Роз Лестрейндж… я была здесь, стояла на дорожке, футах в двадцати; я рассказывала и вам, и Марку, что была тут! Я подъехала, вышла из машины, но войти в дом просто не могла. Тем более, когда услышала голос этой шлюхи – она с кем-то громко разговаривала и смеялась. Но я и подумать не могла… мне в голову не могло прийти… Марк было рванулся к жене. Нервы у него были на пределе, но, вспомнив, что должен вести себя сдержанно и продуманно, он остался на месте. – Миссис Рутвен, – мягко обратился к ней доктор Фелл. – Вы хотите сказать, что вы слышали, как мисс Лестрейндж с кем-то разговаривала в этой комнате? – Да! – Значит, окна в то время были открыты? – Не знаю! Не обратила внимания! Должно быть, так и было, иначе я бы не услышала ее. – Были ли задернуты портьеры? – Да! Да! Я ничего не видела. Это я помню. – Что конкретно вы расслышали из слов мисс Лестрейндж? Бренда прижала к высоким скулам пальцы с отполированными, но ненакрашенными ногтями. Лихорадочно вздымающийся корсаж ее шелкового платья дал понять, что она несколько раз с силой перевела дыхание, перед тем как снова заговорить. – «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Вот это я и слышала, только говорила она громче и… и со смехом. Я слышала, как она это произнесла! «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Казалось, прозвучавшие слова эхом повисли в воздухе. Их отзвуки донеслись из другой ночи, из-за опущенных портьер. – Миссис Рутвен, здесь нет письменного стола. Могла ли она иметь в виду чиппендейловский столик, что стоит в гостиной? – Не знаю! Я больше об этом не думала! – Произнесло ли второе лицо какие-то слова? – Нет! Ни слова. Я… За окнами уже сгустилась ночная тьма. Сквозь веселое стрекотание сверчков с Харли-Лейн донеслось дребезжание подъезжающей машины, которое, похоже, еще больше перепугало Бренду. Такие звуки могла издавать только машина доктора Кента: кроме чихающего двигателя, был слышен звякающий шум бампера – он держался на честном слове, и доктор вечно забывал его отремонтировать в своей «мастерской». – Вы уже упоминали время, миссис Рутвен. Все произошло, когда часы на башне Основателя пробили полночь, не так ли? – Да! Именно тогда. Это было… Бренда провела пальцами вдоль щеки к шее. В тишине отчетливо лязгала и дребезжала машина, подъехавшая к дому. Заскрежетал ручной тормоз. Бренда жалобно посмотрела на Марка, и этот взгляд поразил его до глубины души. Не проронив ни слова, она выскочила в коридор. – Бренда! – На этот раз, промедлив секунду, он поспешил за ней. – Нет! – оглушительно рявкнул доктор Фелл. Бренда уже была у входных дверей. Марк, выскочив в коридор, остановился. – Нет! – повторил доктор Фелл. – До сих пор вы вели себя достаточно умно. Не теряйте мудрости. Пусть она хоть час побудет наедине сама с собой. В противном случае вы потеряете шанс на окончательное примирение. Бренда побежала по песчаной дорожке к своей машине. Марк, готовый последовать за ней, осознал уместность полученного им совета. Тот взгляд, что она бросила ему, в котором любовь мешалась с необъяснимым чувством стыда – тогда это ускользнуло от его внимания, – сам по себе означал, что ему лучше подождать. Тем более, что преследовать Бренду уже не имело смысла. «Шевроле» выехал на Колледж-авеню. Марк, направившись к входным дверям, на пороге столкнулся с Сэмюелом Кентом. – Э-э-э… что-то случилось? – спросил он. – Абсолютно ничего. – Действительно? – Доктор Кент с интересом посмотрел на него живыми темно-карими глазами, выделявшимися на его очень моложавом лице. – Я только что из дома, – сообщил он, хотя в этой информации не было необходимости. – Кстати, перед тем как выйти, я позвонил миссис Уолкер. – Вот как? – Ее врачи говорят, что Джудит в состоянии отвечать на вопросы, но все же она не может – или не хочет! – рассказывать, что же испугало ее в библиотеке. Я хотел бы понять, что тут все-таки произошло?… – Все в порядке! Марк бросил взгляд на другую сторону Лужайки. Сумерки сгущались, и он обратил внимание, что в длинном низком доме Джудит Уолкер, где в начале восемнадцатого века была таверна, в которой дебоширили студенты, носившие при себе короткие шпаги, были освещены почти все окна. Доктор Кент, у которого явно что-то было на уме, торопливо проскочил мимо него. Марк решил последовать за ним. Но, войдя в спальню, оба они остановились, когда увидели лицо доктора Фелла. – Говорите, вы только что из дома? – нахмурился он. – Как далеко отсюда он находится? – Простите? – Как далеко отсюда вы живете? – с несвойственной ему настойчивостью повторил доктор Фелл. – Как вы оцените расстояние до вашего дома? В полмили? – Нет, нет. Вся улица… хм!… составляет не более полумили. Мой дом стоит примерно в ста ярдах от поворота на Харли-Лейн. А дом Марка в пятидесяти ярдах ниже. – И вы хотите сказать, – доктор Фелл опустил голову, потом резко вскинул ее, – что вам потребовалась машина, дабы преодолеть несколько сотен ярдов? – Да, я привык… На машине удобнее, особенно если приходится посетить несколько мест. Мы тут разучились ходить пешком. Мой дорогой Фелл, не кажется ли вам, что это менее всего должно вас интересовать? – Сэр, я не знаю… – Нет, вы знаете, – возразил доктор Кент, который с воскресного утра продолжал пребывать в грубовато-приподнятом настроении. – Насколько я могу судить, тут произошли какие-то бурные события. А я человек любопытный. Вы, без сомнения, все рассказали им? – Рассказал им?… – Подлинную правду о Роз Лестрейндж. Они все ее не понимали. – Нет, – ответил доктор Фелл. Тяжело ступая, он подошел к левому окну и выглянул из него. – Нет, я им ничего не рассказывал. Вот тут Марк Рутвен и не выдержал; его спокойствие разлетелось в куски. – Послушайте! – раздраженно сказал он. – Черт возьми, что это за таинственные разговоры о том, как ее не понимали? Для описания этой особы пошли в ход странные эпитеты. «Хорошее воспитание, прекрасные манеры». «Хитрая, загадочная, всегда улыбающаяся». Кроме того, по словам Джудит Уолкер, она была «умной, вкрадчивой и предельно жестокой». Что проясняют в ее убийстве все эти определения? Соответствуют ли они истине? – О да, – ответил Сэмюел Кент. – В полной мере. – Тогда в чем же кроется тайна? Чего мы в ней не понимали? Кажется, главное – злоба и жестокость. Эти качества говорят о человеке многое, а сколько бы у нее ни было любовников, меня это не волнует. Настроение и доктора Кента, и доктора Фелла внезапно изменилось. Стоя у окна, и тот и другой словно чего-то ожидали. Сэмюел Кент, тряхнув седоватыми волосами и подвигав черными бровями, вынул из нагрудного кармана очки в роговой оправе и помахал ими. – Мой дорогой Марк, – суховато сказал он, – в нашей профессии редко встретишь человека, способного испытать потрясение от чего бы то ни было. Мы слишком много читаем. И тем не менее вы недопонимаете! Что касается любовников мисс Лестрейндж… – Да? – Любовников у нее не было, – холодно произнес доктор Кент. – Никогда. Никого. – Кто из нас сошел с ума, вы или я? – Надеюсь, что никто. – Послушайте! Тоби Саундерс считает, что она вообще помешалась на сексе. Даже Джудит Уолкер, утверждая, что Роз была холодна как рыба, заявила, что их было неисчислимое количество! – Нет, Марк, это не так. Значит, по словам Тоби, она помешалась на сексе? – Похоже, эта фраза вызвала у доктора Кента усмешку. – Позвольте мне четко и коротко растолковать, что мисс Лестрейндж не проявляла ровно никакого интереса к любой разновидности или форме секса, которые вы только можете себе представить. Это ясно? – Нет, не ясно. Мы все считали… – Именно, вы что-то там считали… Но это не имело к ней ровно никакого отношения. Она всего лишь делала вид, что ей это интересно; так человек, не испытывающий пристрастия к алкоголю, может посмеиваться, когда его называют пьяницей, и даже поддерживать это впечатление, если он вступает в игру, где главное – не алкоголь, а игра. Интересы этой дамы лежали совсем в другой сфере, правда не менее порочной. Я без труда могу это доказать. – Доказать? Но вы не можете доказать такие утверждения! – Вы уверены, Марк? А я думаю, что могу. – Голос доктора Кента был полон изысканной иронии, а мрачное выражение его глаз – насмешки. Возле губ появились складки саркастической ухмылки. – Создать человеку определенную репутацию не так уж и трудно. И все будут думать, что этот – пьяница, а эта женщина… ну, в общем, понятно. Моя собственная репутация как человека крайне рассеянного, каковым я иногда в самом деле бываю, очень полезна. – Доктор Кент склонил голову набок и насмешливо взглянул на собеседника. – Но берусь утверждать, что Простак Симон на самом деле далеко не так прост. Мой старый друг Гидеон Фелл, которого я знаю еще с тех времен, когда мы учились в колледже Бейллиол, сейчас думает, что я самым преступным образом сбил полицию со следа и тем самым вызвал у нее подозрения. – Доктор Кент хихикнул. – Успокойтесь. Во всех аспектах, которые интересовали полицию, я давал самые честные сведения. При всей тщательности их расследования, смогут ли они найти хоть одну сомнительную подробность в прошлой жизни этой женщины? Не смогли и не смогут! Да, она трижды была обручена и собиралась замуж, но каждый раз сама разрывала помолвку, ибо не могла выносить контактов с мужчинами. И последнее. Перестаньте беспокоиться из-за полиции. Прошлой ночью они окончательно убедились, что комната была заперта. И результаты вскрытия, которое состоялось этим утром, не оставили от их сомнений камня на камне. – Вскрытия? – чуть не вскрикнул Марк. – Да. И оно представило доказательства, о которых я говорил. – Но ведь то, как она умерла, не вызывает сомнений, не так ли? – Да, на этот счет сомнений не было. И тем не менее! Вскрытие способно установить не только причину смерти. Это именно так, Марк! Ну-ну! Если вы мне не верите, позвоните доктору Бересфорду, коронеру округа Александрия. Трудно поверить, но сейчас не подлежит сомнению, что за тридцать один год жизни у Роз Лестрейндж никогда не было ни одного любовника. – Доктор Кент нахмурился, взмахнул рукой и, слегка повысив голос, добавил: – Видите ли, ее интересовал только… шантаж.Глава 15
Добрую часть своей жизни Роз Лестрейндж только и делала, что смеялась. Должно быть, после смерти ее смех обрел еще более зловещий оттенок. – Шантаж? – повторил Марк. – Но ведь она была обеспеченной женщиной, не так ли? Правда, у нее не было горничной, и она сама выполняла все работы по дому, но разве у нее не было денег на жизнь, которую она хотела вести? – Более чем достаточно. – Тогда что же?… – Она шантажировала не из-за денег. Шантаж был для нее удовольствием. Разрешите объяснить вам то, чего вы, кажется, еще не поняли. Несмотря на охватившее его смятение, Марк не без удивления отметил, что доктор Гидеон Фелл пока не проронил ни слова. Похоже, что он, отстранившись от происходящего, ушел в себя. Казалось, что в его массивной фигуре, неподвижно стоявшей у окна (Марк мог бы в этом поклясться), заметен какой-то испуг. Из бокового кармана он извлек уже изрядно помятую яркую коробку сигар, но не стал открывать ее. Он произнес лишь одно слово: «Слепец!» Он пролепетал его тихим голосом, напомнившим далекий гул поезда в туннеле подземки; казалось, он возвращает сам себя к тому, что в данный момент является главным. Доктор Фелл продолжал смотреть в окно на другую сторону Лужайки. Это зрелище поразило Марка. Он рассеянно пошел за доктором Кентом через холл в гостиную. Дверь гостиной была полуприкрыта. Там царил полный сумрак, соответствующий мрачным открытиям, только что сделанным в этом доме. Они включили свет, и он заиграл в серебряных канделябрах, серебряном кофейном сервизе и чиппендейловской мебели. – Жаль, – коротко бросил доктор Кент, выйдя на середину гостиной. – Да! Что бы ни думали об этой женщине, она достойна сожаления. – Почему? – Она любила жизнь, но ненавидела людей. Я думаю, у нее было все, что нужно женщине. Красота, здоровье, ум, воспитание, деньги – все дары мира. Но я… я сидел здесь, за этим обеденным столом, и по ее смеху понимал, как она ненавидит человечество. Посмотрите! Легким движением руки, в которой он держал очки, Кент указал на ряд газетных карикатур в рамках, висящих на стенах. Люди, известные в обществе своим благородством и высокими идеалами, были изображены в виде жалких шутов, и лишь комедийность ситуаций спасала их от откровенного гротеска. Доктор Кент был очень возбужден. – Я отнюдь не претендую на то, что в полной мере понимал ее. – Он снова взмахнул в воздухе очками. – Это было бы под силу только Свифту или Шопенгауэру – или кому-то еще, кто презирал человечество. Но убедитесь сами! Вот таким она видела мир, или хотела его видеть. – Вы хотите сказать, что она обосновалась тут на жительство, – поинтересовался Марк, – потому что здесь было спокойное и в высшей степени уважаемое общество? И Роз Лестрейндж поставила своей целью разоблачение наших образцовых обывателей? – Да. Именно это я и хочу сказать. – А ее шантаж? Он заключался в подсматривании за чужими тайнами, которые позволяли мучить людей угрозами, что все выйдет наружу? – Да. Теперь вы начинаете понимать? Вы задумывались, что она имела в виду, говоря, что любит острую сталь? Когда потрясение от всего услышанного прошло, Марк начал вспоминать некоторые детали. Из прошлого до него донеслось эхо: намеки, аллюзии, знакомый голос. Расплывчатые образы меняли очертания, а другие обретали четкие контуры. – Если быть честным, – сказал он, – я настолько под впечатлением этих картинок: гравюры Гойи и холста Виртца, что не могу думать об этой женщине иначе, как об обольстительнице во плоти. Она, конечно, ведьма… – Ага! – ухмыльнулся доктор Кент. – …конечно, ведьма, которая смеялась и издевалась над христианской моралью. Она выставила напоказ изображение этой ведьмы с двойной целью. Чтобы подчеркнуть, что считает себя femme fatale {Роковая женщина (фр.)}, и чтобы всем было ясно, насколько издевательски она относится и к жизни, и к вере. – Готов согласиться. Я не вдавался в такой глубокий анализ. – Но нам придется разбираться! Разве вся окружающая обстановка не указывает нам на личность убийцы? – В самом деле? Интересно! – Да! Именно так! Может, у Роз Лестрейндж и не было любовников. Но она чертовски хорошо крутила мужчинам головы, это может подтвердить любой. Ее стремление к «шантажу ради удовольствия» давало ей такую власть над определенным сортом мужчин, что, когда она начинала угрожать, они окончательно теряли самообладание и могли зайти слишком далеко. Не возникла ли тут такая ситуация? Теперь доктор Кент в свою очередь был сбит с толку. В глазах его появилось странное выражение, которое тут же словно бы затянулось дымкой. – Мой дорогой Марк, я никогда не имел в виду ничего подобного! – Тогда какие же тайны она знала о людях? – Полагаю, что не о «людях». А только об одном человеке среди нас – на это я надеюсь и об этом молюсь. – Вот как, доктор Кент? И кто же он? На мгновение в белой гостиной воцарилось молчание; здесь повсюду, как и в спальне, были видны зловещие следы порошка. У стоящего между окон высокого комода выдвижная доска для письма была опущена, вероятно во время обыска. – Как я говорил раньше, – после паузы промолвил доктор Кент, – при всем желании понять истинную сущность мисс Лестрейндж, я пришел к выводу, что я не знаю, какова она… – В этом-то и беда! – Простите? – По большому счету ваше открытие ничего не даст. Оно лишь откупорит новую бутылку с джиннами – мотив для убийства мог иметь кто угодно. – Например? – Ну как же! Взять хотя бы Фрэнка Чедвика. Когда в Куиншевене у аптеки Барни я спросил его о Роз, он замялся, и было видно, как все его тщеславие полезло наружу. Когда мужчина полон такого чванства, как Чедвик, женщина не должна слишком полагаться на себя. И снова Марк остановился – на этот раз, чтобы поразмыслить. – Хотя подождите, – спохватился он. – Дело не в этом! Чедвик тут ни при чем. Он заботится о Бренде: он обеспечивает ей алиби надежное, как крепость. И сейчас я понимаю, что мы оказались в куда худшем положении, чем думали. – Бросьте, Марк! Конечно же все не так плохо! Фелл что-нибудь выяснил? – Он реконструировал картину убийства, если не считать мелких деталей, касающихся загадки закрытой комнаты. Он установил, что в полночь убийца был в спальне. Я думаю, он догадывается, кто убийца, но ручаться не могу… – Фелл знает, кто убийца? – резко перебил его доктор Кент. – Повторяю: ручаться не могу. А ведь полиция, полагаю, подозревает нас. Доктор Фелл… В этот момент он появился в проеме полуоткрытых дверей. Во время своего диалога они слышали, как он прохаживается по коридору. По всей видимости, он успел осмотреть и маленькую комнатку для завтраков, и кухоньку в задней части дома; был слышен скрип дверей. И теперь он вдруг застыл у дверей гостиной, что невольно заставило Марка напрячься; он продолжал стоять в ожидании чего-то, потом наконец ткнул тростью в дверь, распахнув ее. Боком пройдя в комнату, он вскинул подбородок и пытливо посмотрел на них поверх криво сидящего пенсне. Сэмюел Кент сразу перешел в наступление. – Это так, Фелл? Мне страшно хочется выжать из вас всю правду, – выпалил доктор Кент, – какая бы она ни была. Марк все правильно понял? Вы в самом деле знаете убийцу? – Нет! – ответил доктор Фелл. Он ткнул наконечником трости в изящный ковер и странно взглянул на Марка. – При всем обилии вариантов, – пробормотал он, – есть два человека, которых всерьез можно подозревать. Но если я сейчас назову их, вы запустите канделябром мне в голову. Но дело не только в этом! Два аспекта этого дела должны сойтись воедино без сучка и задоринки – лишь тогда мы увидим истину. Ваше поведение меня не удивило, Марк, но, клянусь Богом, меня удивляет Сэм Кент! – Теперь он смотрел на доктора Кента в упор. – Вам, сэр, больше не хочется выжать из меня всю правду? Ну, спасибо! Моя благодарность простирается от океанских глубин до небесного свода. Особенно учитывая вашу крайнюю заинтересованность в информации… – Фелл! Я старался изо всех сил! Когда я в первый раз позвонил вам в Нью-Йорк, я сказал… – Вы много что мне сказали. Вы взывали к здравому смыслу и, что бы ни было у вас на душе, взволнованно говорили о происходящем. Итак, если не считать убийства, что для вас главное во всем этом деле? Доктор Кент поджал губы. – Та личность, – буркнул он, – которую не совсем удачно окрестили «шутником из спортзала». – Вот как? – Да! Конечно, мисс Лестрейндж не могла быть этим шутником. Версия Тоби Саундерса была абсурдной с самого начала. Но мисс Лестрейндж знала, кто на самом деле был им. Испытывая болезненное пристрастие к чужим тайнам, она таки выяснила, кто из нас развлекался таким образом. И убийца заколол ее, чтобы заткнуть ей рот… Этого вы не можете отрицать? Доктор Фелл не ответил. – Я спрашиваю – этого вы не можете отрицать? – повторил доктор Кент. – Я… – Я не знаю, кто этот шутник, – не дал ему ответить доктор Кент. – И не собираюсь делать вид, что знаю. Но вы пойдете по неправильному пути, если будете постоянно употреблять слово «шутник». Как я утверждал с самого начала, в спортивном зале произошло два неудачных покушения на убийство. Кто-то непонятно по какой причине попытался убить сначала старого Джорджа Джонсона, а затем юного Губерта Джонсона. Фелл, неужели и теперь кто-то может считать это шуточками? Мисс Лестрейндж была убита потому, что знала правду. И разве вы забыли, что прошлой ночью в библиотеке кто-то попытался сбросить на голову Джудит Уолкер сорокафунтовый гипсовый бюст? В данный момент миссис Уолкер находится у себя дома, но до сих пор не осмеливается рассказать, что же потом ее так напугало. Сложив дужки очков и засунув их в нагрудный карман, доктор Кент кивнул в сторону окон гостиной. На них висели портьеры густого винного цвета. Но их редко опускали; подняты они были и сейчас. За открытыми окнами стояла теплая сыроватая ночь, полная стрекота сверчков; был виден стоящий напротив дом Джудит, в котором горели почти все окна. Оттуда не доносилось ни звука. – Думаю, не было необходимости объяснять все это, – вздохнул доктор Кент, когда и доктор Фелл, и Марк промолчали. – Черт побери, Фелл, полагаю, что вы согласны со мной! – Хм! Как сказать… Почти согласен… – Почти?… Когда мы были в «Майк-Плейс», после того, как Марк вышел встретить молодого Чедвика, вы, помнится, уже согласились. Мисс Лестрейндж, сказали вы, никак не может быть тем шутником из спортзала. Вы отказались тогда от этого предположения. Нельзя не признать, что она способствовала распространению скандальных слухов вокруг своего имени и даже тайно посетила изолятор в компании Фрэнка Чедвика… – Изолятор? – удивив собеседников, выкрикнул Марк. – Изолятор! Оба академика уставились на него. – Если то, что вы сказали о Роз Лестрейндж, соответствует действительности, – заявил Марк, – то это полностью объясняет ее поведение. Сюда не вписывается только тайное посещение изолятора. – Я отказываюсь понимать… – пробормотал доктор Кент, но Марк прервал его. – У нее вообще не было любовников! – возбужденно произнес он. – Верно? – Конечно, верно, – кивнул доктор Кент. – Чедвик постоянно наносил ей визиты; мы предполагаем, что он пытался завоевать ее. И я могу представить – я просто в этом не сомневаюсь! – он приходил в ярость, когда понимал, что она всего лишь потешается над ним. Не так ли? Нет, я не утверждаю, что произошел скандал, этого еще не хватало! И в то же время… э-э-э… в то же время у меня нет сомнений, как примерно развивались события. И зачем она будет тайно пробираться в изолятор с Чедвиком или каким-то другим мужчиной? Это какая-то чушь! Невозможно поверить! Или вы думаете, что Джудит Уолкер выдумала всю эту историю? Сэмюел Кент поднял на него глаза. – Это вам рассказала миссис Уолкер? – Ну… Джудит говорит, что видела их. Роз Лестрейндж открывала ключом дверь изолятора. А вы считаете, что Джудит все сочинила? – К сожалению, Марк, я уверен, что она ничего не придумала. Ох, черт побери! Миссис Арнольд Хьюит, жена нашего шефа, сама видела, как мисс Лестрейндж вместе с каким-то неизвестным молодым человеком именно таким образом проникла в изолятор. Едва Марк попытался взять слово, как доктор Кент вскинул руку. – И я прошу вас, – остановил он Рутвена, – не задавать мне вопросов, почему эта дама вела себя столь странно. Думаю, какими-то скромными знаниями человеческой натуры я все же обладаю. С другой стороны, я не детектив, каковым можно считать Гидеона Фелла. И все же рискну высказать смелое предположение. Выясните причину этого тайного посещения изолятора – и вам откроется вся истина. Доктор Гидеон Фелл, который стоял, опираясь на обе трости, с шумом перевел дыхание. – О господи, – прошептал он. Сэмюел Кент, взглянув на него и встретившись с ним глазами, помрачнел. – Я знаю вас тридцать пять лет, – сказал он, – но никогда раньше не видел у вас такого выражения лица. Вы расстроены? В чем дело? В том, что я совершенно не прав? – Нет, нет, нет! – трубно ответил доктор Фелл. – Дело в том, что вы можете оказаться совершенно правы – хотя вы этого не понимаете. Откуда-то с другой стороны Лужайки, уже затянутой влажным ночным туманом, донесся женский вскрик. Все окна были открыты, и они ясно расслышали его. Уточнить, откуда он донесся, было непросто, но никто из них не сомневался, что кричала женщина в доме Джудит Уолкер, и скорее всего, ею была сама Джудит. Марк, вытянув шею, высунулся из окна, он глядел на песчаную дорожку, ведущую к уличному фонарю. На мгновение он застыл, не решаясь поднять взгляд на дом Джудит. Он почему-то не мог отвести глаз от развесистого бука, под которым они с Джудит разговаривали в воскресенье утром. Он как раз успел заметить смутные очертания человека, который тут же скрылся за стволом дерева. Кто-то наблюдал за бунгало. Не исключено, что неизвестный какое-то время видел и слышал их. У Марка не было возможности обдумать, кто это мог быть. К нему обратился доктор Фелл: – Бегите к миссис Уолкер! И скорее! Я не верю, что ей угрожает опасность, но я не имею права до такой степени полагаться на себя. Тем временем… Марк кинулся к дверям. – А тем временем?… – услышал он, как переспросил доктор Кент. – Господи, сэр, – донесся до него одышливый голос доктора Фелла. – Мне остается только надеяться, что этот письменный стол между окнами хранит в себе какой-то секрет. Больше Марк ничего не расслышал. Ночной воздух освежил его, пока он бежал по дорожке. Под фонарем он остановился. За деревом никого не было; улица была совершенно пустынной, и он уловил лишь слабый звук работающего двигателя. Машина доктора Кента стояла слева от дорожки. Другой автомобиль, припаркованный в отдалении, чтобы на него не падал свет уличного фонаря, рванул с места и, набирая скорость, помчался в сторону Куиншевена. Это была полицейская машина. Но поскольку крик, донесшийся с той стороны дороги, был полон отчаяния, Марк не раздумывал над ее появлением. У него не было времени, он не мог отвлекаться. Кому-то нужна помощь… Марк нажал кнопку звонка. Он услышал, как по дому разнеслась его мелодичная трель, но никто не отреагировал. Он подождал, как ему показалось, несколько минут, которые на деле были лишь тридцатью секундами, и снова позвонил – с тем же результатом. Но кто-то же должен быть там! Когда во второй половине дня он заглянул к Джудит, миссис Кент и Кэролайн еще были там. Кроме того, при ней были ее врач и опытная медсестра. Джудит еще находилась под воздействием успокоительных лекарств. Отступив на несколько шагов, Марк осмотрел дом. За ним тянулся сад, в темных кронах которого поблескивали светлячки. На освещенных окнах не было никаких штор, и взгляду были доступны все уголки маленьких уютных комнат, в которых стояла такая тишина, что можно было услышать даже тиканье часов. Когда Марк вспомнил, что случилось в библиотеке, и подумал, что может произойти сегодня вечером, он кинулся к дверям и яростно рванул ручку. Дверь была заперта. Но прежде, чем влезть через окно, он решил позвонить в последний раз. В доме зазвенела и рассыпалась третья трель. В то же мгновение, даже слишком стремительно, дверь распахнула сама Джудит Уолкер. – При-ивет, Марк! – радостно воскликнула она. – До чего я рада видеть тебя! Зайдешь? Она открыла и легкую дверь с сетчатым экраном. Марк испытал такое чувство облегчения, что потерял дар речи. Не случилось ничего страшного, он перевел дыхание. Ты не ждешь неприятностей, а они сваливаются тебе на голову. Ты боишься каких-то опасностей или даже смертей, а вместо этого… – Джудит! С тобой все в порядке? – В порядке? Ну конечно, у меня все хорошо! – громко рассмеялась Джудит. – Чего ты стоишь на пороге? Заходи же. – То есть ты слышала, как я звонил? – Боюсь, что сначала нет. Прости, пожалуйста. Но я была наверху в… в бывшем кабинете Дана и ничего не слышала. – Джудит, это ты кричала? Может, минуту-другую назад? – Кричала? – переспросила Джудит. И снова ее хрипловатый смех прозвучал как эхо недавних звонков. – Нет. Я… нет, с чего ты взял? Чего ради мне было кричать? Так ты зайдешь? Силуэт ее фигуры вырисовывался на фоне мягко освещенной передней, и светло-рыжие волосы ореолом стояли вокруг головы. На ней была все та же коричневая шелковая пижама с белой оторочкой, в которой он видел ее днем. И те же шлепанцы. Все еще не в силах отделаться от ощущения ночного кошмара, Марк вошел в дом. Он подумал, что не в первый раз в этой истории кто-то неожиданно появляется в дверях или за окном. После давящей, тяжелой, болезненной атмосферы, которая царила в доме у Роз Лестрейндж, в комнате, куда он вошел, было спокойно и уютно. Когда-то она служила малым залом таверны, о чем можно было безошибочно судить по каменным плитам пола, по огромному камину и по низким прокопченным стропилам. Но яркие лоскутные коврики и полки с книгами в таких же ярких обложках в сочетании с мягким свечением старо го дерева и с пурпурными гвоздиками в вазах создавали впечатление продуманного светлого уюта. И конечно, здесь же тикали часы, старые дедушкины часы, которые он видел не менее пятисот раз. – Кричала? – вдруг снова повторила Джудит, как будто только что осознала вопрос Марка. – Да. Кто-то вскрикнул. Мы услышали. Ты же, надеюсь, тут не одна? – Силы небесные, конечно же нет! Доктор Маракот настоял, чтобы тут осталась мисс Хардинг… – Медсестра? Где она? – Она только что поехала в Куиншевен купить кое-какие лекарства по рецептам доктора Маракота. Да нет уже и никаких причин ей тут оставаться. – Из кармана пижамы Джудит извлекла сложенный лист бумаги и показала ему. – Уилки Коллинз! – сообщила она. – Понимаешь, дорогой Марк, я тоже пытаюсь разрешить эту загадку. И если уж я считаю себя умной женщиной, то должна справиться с ней. Не так ли? Дан именно так и говорил. Ты согласен, что я должна попытаться? Иди сюда! Иди же! – Джудит кивнула ему. – Мотив довольно прост, – лепетала она, пытаясь говорить как можно быстрее, что у нее не очень получалось. – Я знаю, где она раздобыла ключ от изолятора, знаю, где достала светящуюся краску. Но куда, куда она ее спрятала потом? Стоя в свете лампы, Джудит обернулась. И он впервые увидел ее глаза.Часть четвертая Настойчивый мужчина
Прочь, замок, когда стучит мертвец, Прочь болты, задвижки и засовы! Мускулы и нервы – не дрожите, Коль коснется мертвая рука!Р.Х. Бархэм. Легенды Инголдси
Последние комментарии
7 часов 23 минут назад
16 часов 14 минут назад
16 часов 17 минут назад
2 дней 22 часов назад
3 дней 3 часов назад
3 дней 4 часов назад