Убийство президента Кеннеди. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора? [Николай Николаевич Платошкин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Н.Н. Платошкин УБИЙСТВО ПРЕЗИДЕНТА КЕННЕДИ. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора?
Предисловие
22 ноября 1963 года в техасском городе Даллас в 12.30 по местному времени был убит президент США Джон Кеннеди. Примерно через полчаса в нескольких милях от места преступления был застрелен сотрудник далласской полиции Типпит. Полиция, получив сведения, что подозреваемый скрылся в ближайшем кинотеатре, вскоре арестовала его. Обвинения в убийстве президента и полицейского были предъявлены 24-летнему Ли Харви Освальду, марксисту, стороннику Кастро, который почти три года жил в Советском Союзе. 24 ноября Освальда прямо в здании полицейского управления застрелил владелец ночного клуба Джек Руби. Первоначально далласская прокуратура активно разрабатывала версию коммунистического заговора. Но после убийства Освальда расследование было передано федеральной полиции ФБР, которая быстро сформулировала версию об убийце-одиночке. В конце ноября 1963 года новый президент США Линдон Джонсон сформировал комиссию из политиков, ставшую известной как комиссия Уоррена, по имени ее председателя Эрла Уоррена — главы Верховного суда США. В своей деятельности комиссия опиралась на ФБР и через год в своем докладе подтвердила, что Освальд в одиночку убил Кеннеди (а заодно и Типпита), а Руби тоже в одиночку застрелил Освальда. Комиссия и ФБР допросили сотни свидетелей, но только тех, чьи показания не противоречили главной версии. Ни тогда, ни сейчас в эту версию не верило и не верит подавляющее большинство американцев. В 1967 году независимое расследование начал окружной прокурор Нового Орлеана Джим Гаррисон, пришедший к выводу, что Кеннеди стал жертвой заговора ультраправых сил, мафии и кубинской эмиграции при поддержке американских спецслужб. На Гаррисона обрушился такой шквал критики в прессе, что расследование распалось, а сам прокурор, по его словам, осознал, в какой же стране он живет. В 1977 году конгресс решил заново расследовать события в Далласе и образовал Специальный комитет по покушениям. За два года работы комитет пришел к несколько другим выводам, чем комиссия Уоррена. Освальд, по данным комитета, действовал не один, а, скорее всего, был частью заговора. В качестве возможных заговорщиков комитет назвал кубинских эмигрантов и мафию, но только не представителей американских спецслужб. Таким образом, два официальных расследования подтвердили вину Ли Харви Освальда и разошлись только в деталях. Однако детали эти были более чем существенными. Каким образом «марксист» Освальд оказался в компании антикоммунистически настроенных кубинских эмигрантов и мафиози, которые тоже никогда коммунистами не являлись? Ни комиссия Уоррена, ни комитет конгресса не смогли ответить на ключевой вопрос любого следствия: зачем вообще Освальду понадобилось убивать либерально настроенного президента, который как раз приступил к улучшению отношений с Советским Союзом? Данная книга постарается дать ответ на эти вопросы. Конечно, учитывая то, что многие материалы по событиям в Далласе остаются засекреченными, о некоторых аспектах этого преступления века нам придется только догадываться. Но эти догадки строятся на фактах и логике. А постараемся мы подойти к истинной картине преступления через жизнь человека, по официальной версии, застрелившего президента. Короткая жизнь Ли Харви Освальда вместила в себя много необычных для того времени обстоятельств. Именно поэтому она заслу живает беспристрастного анализа, который до сих пор вряд ли представляется нам возможным на родине этого человека. И конечно же, читатель найдет в этой книге версию убийства президента. А судить о ее верности он уже должен сам.Глава первая. Мечтатель из Нового Орлеана
Ли Харви Освальд родился в одном из самых неамериканских городов Америки Новом Орлеане 18 октября 1939 года. Город был основан французами в 1718 году и назван в честь герцога Орлеанского, мечтавшего, но так никогда и не ставшего королем Франции. На первый взгляд французы не ошиблись с выбором стратегического положения города. Он контролировал дельту крупнейшей реки Северной Америки — Миссисипи и клином врезался между испанскими владениями и английскими колониями. Однако город окружали малярийные болота, кишевшие аллигаторами, и вплоть до конца XIX века от болезней ежегодно умирали тысячи горожан. Новому Орлеану, который расположен ниже уровня моря, постоянно угрожали и угрожают наводнения. Французам было трудно удержать новое владение и уже в 1763 году оно перешло к испанцам. Правда, в 1800 году Наполеон вновь вернул Новый Орлеан под власть Парижа, но почти сразу же продал город с огромной территорией в несколько миллионов квадратных километров молодым Соединенным Штатам Америки. Покупка Луизианы стала первым экспансионистским шагом Вашингтона. В 1814 году англичане попытались захватить город с моря, но были разбиты молодым энергичным генералом Эндрю Джексоном. Эта эффектная победа впоследствии сделала генерала президентом — одним из самых великих в истории США. Когда в 1861 году началась гражданская война между Севером и Югом, Новый Орлеан был крупнейшим горо дом рабовладельческой Конфедерации. На этот раз его все же захватили, и довольно быстро — флот северян под командованием знаменитого адмирала Фаррагута принял капитуляцию гарнизона 25 апреля 1862 года. Несмотря на победу Севера в войне, Новый Орлеан, как и весь Юг США, вплоть до середины XX века подчеркивал свою самобытность. Активно действовал ку-клукс-клан и другие тайные общества бывших рабовладельцев. В ресторанах и барах гордо развевались флаги «унесенной ветром» Конфедерации. Детей называли в честь генералов армии южан. Республиканская партия Линкольна вплоть до эпохи Джона Кеннеди не имела в южных штатах никаких шансов на выборах. Доминировали демократы — идейные наследники рабовладельческого Юга. Однако французское наследие наложило на Новый Орлеан свой неповторимый отпечаток. Город называли «великой легкостью бытия». Новый Орлеан стал родиной джаза и неповторимой креольской кухни. На консервативном Юге США он выделялся относительным либерализмом, к чему располагала невообразимая этническая и религиозная пестрота. Даже внешне город походил на какой-нибудь небольшой французский средиземноморский курорт с кафе-шантанами, стрип-барами и уличными музыкантами. Среди 300 тысяч новых орлеанцев в конце XIX века ничем не выделялся кондуктор трамвая Джон Клавери, недавно переучившийся с кучера конки. Предки его были французского происхождения, и Джон говорил по- французски. 8 июля 1897 кондуктор-католик сочетался законным браком с протестанткой немецкого происхождения Дорой Штюке, которая настояла на том, чтобы все их дети стали лютеранами. Так и произошло. Однако бог не был особенно благосклонным к сыновьям Чарльзу и Джону. Оба понюхали пороху во время Первой мировой войны и с разрывом в пять месяцев умерли от туберкулеза — типичной болезни бедных, плохо питающихся людей. В семье родились еще четыре сестры — Лилиан (1900), Пирл, Маргарита (1907) и Аминта. Семья Джона Клавери жила бедно, но дружно. Работал один отец и его скромного жалованья едва хватало на еду и оплату жилья. В 1911 году в возрасте 33 лет скончалась Дора — обычная судьба бедной многодетной женщины того времени. Джон, горячо любивший свою супругу, так никогда больше и не женился. Присматривать за детьми ему помогали сердобольные родственники и соседки. Отец не пил и всю зарплату тратил на семью. Его дочери вспоминали потом то непростое время с ностальгией. Маргарита росла веселой, «заводной» девочкой. Она обладала неплохим голосом и любила петь. Выкроив 5 долларов, отец купил ей пианино. В то же время Маргарита любила поспорить и сердилась, если кто-то не принимал ее точку зрения. В ее характере прослеживалась такая черта, как злопамятность. Она прощала неохотно и долго дулась на настоящих и мнимых обидчиков. Еще одна черта характера разделяла Маргариту и ее сестру Лилиан (до своего замужества Маргарита жила вместе с отцом, сестрой и ее мужем). Будущая мать героя этой книги быстро, импульсивно принимала самые далеко идущие решения в своей жизни, не задумываясь об их последствиях. Лилиан, напротив, была рассудительной и предпочитала поговорку «утро вечера мудренее». Симпатичная Маргарита пользовалась популярностью среди поклонников в школе. Однако закончить образование ей было не суждено (хотя она ходила в школу дольше, чем ее братья и сестры). Нужны были деньги и, не дождавшись своего 17-летия, Маргарита уходит «в люди». Девушка устраивается секретаршей в довольно престижную юридическую фирму «Дефур, Розен, Вольф энд Каммер». Работа Маргарите нравилась, каждый день она видела много новых людей и даже была шапочно знакома с мэром Нового Орлеана, который шутя называл юную секретаршу «боссом». Как-то в офис зашел молодой клерк одной из портовых компаний Эдвард Джон Пик, ровесник Маргариты. Парень ничем не выделялся среди своих сверстников. Как и все американцы, он занимался спортом, но повредил баскетбольным мячом глаз и охладел ко всем играм. Пика вспоминают как спокойного, неразговорчивого и расчетливого молодого человека. Видимо, сначала его темперамент дополнял веселый нрав Маргариты. Они стали встречаться и поженились 8 августа 1929 года в городе Галфпорт, штат Миссисипи. Брак не задался с самого начала. Выяснилось, что в супруге Маргариту интересовали главным образом деньги. Конечно, это можно понять: после бедной, если не сказать нищей, юности девушке хотелось хотя бы какого-нибудь, пусть и скромного, достатака. Однако молодая жена узнала, что муж зарабатывает не так много, как он говорил до замужества. Когда молодожены сняли небольшой дом, Маргарите вновь пришлось устраиваться на работу: денег не хватало, чтобы вести жизнь домохозяйки. Когда жена сообщила мужу, что беременна, тот заявил, что денег на ребенка у него нет. Начались ссоры и скандалы. Впоследствии Пик говорил, что брак фактически развалился еще до беременности, так как «мы просто не могли ужиться друг с другом». Сын, названный Маргаритой в честь отца Джоном Эдвардом Пиком, родился в 1931 году уже после того, как супруги расстались. Мать запрещала отцу видеться с ребенком. Только однажды, когда мальчик заболел, она позвонила бывшему мужу и попросила его посидеть с плачущим Джоном ночью, так как она наконец-то хочет поспать. Вплоть до 1950 года Эдвард Пик посылал бывшей жене алименты. По его данным, 40 долларов в месяц (довольно большая по тем временам сумма). Правда, Маргарита утверждала, что денег было в два раза меньше. В 1950 году налоговая служба сообщила работавшему все в той же компании Эдварду, что его сын служит в береговой охране США и содержит на иждивении мать. После этого Эдвард, женившийся в 1939 году на вдове и имевший в новом браке дочь, прекратил посылать алименты. Маргарита недолго переживала расставание с Эдвардом и уже в июле 1933 года вновь вышла замуж. На этот раз ее выбор пал на страхового агента Роберта Эдварда Ли Освальда. Имя Ли, которое вспоследствии смущало многих в СССР как «китайское», на самом деле является фамилией самого известного и успешного из генералов армии южан Роберта Ли. На Юге давать такие имена тогда было модно. Роберт очень любил Маргариту и ее сына, которого он даже хотел усыновить. Однако расчетливая Маргарита рассудила, что тогда она потеряет право на алименты, и уговорила супруга оставить все как есть. Позднее Маргарита вспоминала свою жизнь с Робертом как единственный счастливый период в своей жизни. В 1934 году она родила сына, названного в честь отца Робертом. В 1938 году семья наконец-то купила свой собственный дом в одном из хороших районов Нового Орлеана. Казалось, «американская мечта» Маргариты Освальд сбылась. В начале 1939 года счастливая домохозяйка Маргарита сообщила своему мужу, что он скоро опять станет отцом. И тут ее настиг удар судьбы, коренным образом изменивший не только ее собственную жизнь, но и жизнь ее еще не родившегося ребенка. 19 мая 1939 года у Роберта был свободный день и он решил скосить траву перед домом. Неожиданно он почувствовал сильную боль в левой руке. Маргарита дала ему аспирин и посоветовала отложить дела в сторону и отдохнуть. Она срочно вызвала врача, но тот опоздал. Роберт Освальд умер от сердечного приступа, оставив жене только небольшую сумму в виде страхового полиса. Новоприобретенное счастье окончилось, и впереди опять отчетливо маячила безрадостная нищета. Характерно, что в день смерти мужа Маргарита напрочь рассорилась с его родителями. Она хотела без особых церемоний похоронить его в тот же день, что вызвало понятное возмущение родственников покойного. Те говорили, что еще никогда не сталкивались с такой душевной черствостью. Позднее Маргарита утверждала, что руководствовалась интересами своего не родившегося ребенка. Через два месяца после кончины мужа Маргарита Освальд родила сына, зарегистрированного как Ли Харви Освальд. Имя Ли Харви мальчик получил от отца и своей бабушки по отцовской линии. Молодая женщина осталась одна с тремя детьми на руках. Никакой системы социальной поддержки многодетных матерей, как и детских садов, в Америке не существовало, какого-либо «хлебного» специального образования у Маргариты Освальд не было. Впрочем, в США того времени женщины профессиональное образование получали редко. Их участью было сидеть дома и воспитывать детей. Но для этого были нужны деньги. А их-то как раз у Маргариты практически не было. Пришлось продать дом и переехать снова в бедный район. Потом в еще более бедный. Но кого интересовала судьба одинокой вдовы? Тем более что на планете все ярче разгорался пожар мировой войны. Сначала Маргарита Освальд пыталась сдавать дом, чтобы оставаться с детьми. Затем двух старших мальчиков пришлось сдать в школу-пансионат иезуитов. Но это решение не устраивало ни детей, ни мать, и менее чем через год они вернулись в обычную школу. Маргарита к тому времени купила небольшой дом за 1300 долларов, и семья даже завела собаку. Вдова Освальд решила попробовать себя в бизнесе и открыла в том же доме, где жила, небольшой магазин по продаже мелкой галантереи и продуктов. Однако счастье явно не желало возвращаться к ней: магазин практически не давал никакой прибыли. Перед Маргаритой опять встал нелегкий выбор: чтобы кормить детей, надо было выходить на работу, а для этого надо было куда-то пристроить сыновей. Соседи того времени вспоминали Маргариту Освальд как человека несколько нелюдимого, однако хорошую мать, заботившуюся о своем потомстве. В декабре 1941 года, когда США вступили во Вторую мировую войну, Маргарита Освальд отдала своих старших сыновей в детский дом, содержавшийся евангелической церковью. Вспоследствие многие исследователи трактовали этот шаг как отсутствие у матери будущего убийцы президента какой-либо любви к своим детям. Детский дом описывался чуть ли не как сиротский приют. На самом деле Маргарита обязалась ежемесячно переводить на содержание обоих сыновей 20 долларов и предоставлять им одежду и обувь. Условия содержания были хорошие (сами сыновья потом говорили, что им нравилось в доме), а мать навещала их каждый выходной. В целом можно сказать, что дом представлял собой нечто вроде советского детского сада продленного дня. Младшего сына Ли в дом не взяли, так как в январе 1942 года ему еще не было положенных трех лет. Маргарита немедленно вышла на работу в качестве телефонистки. Ли она отдала на попечение своей сестры Лилиан, у которой было пятеро собственных детей. Лилиан описывала Ли как добродушного спокойного мальчика, однако она не могла уделять ему много внимания: было достаточно собственных забот. Поражало Лилиан и то, что маленький Ли мог ночью незаметно выскользнуть из дома и его находили на кухне у соседей. В общем, она не испытывала особого восторга от племянника и постоянно говорила Маргарите, чтобы она забрала его. Маргарите пришлось временно оставлять сына под присмотром соседей, причем она оплачивала их услуги. Те потом говорили, что Ли был капризным, чуть ли не злобным ребенком. Однако Маргарита утверждала, что супруги Роуч били мальчика, и, заметив следы такого «воспитания», она немедленно забрала его от них. Пришлось вновь сменить квартиру, переехав поближе к Лилиан, которая снова стала присматривать за маленьким Ли. Однако сестра опять постоянно просила Маргариту забрать ребенка, и в декабре 1942 года Ли Харви Освальда приняли в тот же детский дом, где жили его братья. Мать обязалась вносить за него 10 долларов ежемесячно. Как только у Маргариты появлялось свободное время, она на несколько дней забирала детей к себе. Летом 1943 года жизнь Маргариты Освальд стала налаживаться. Она поступила на работу в магазин менеджером, и хозяин поначалу был очень доволен новой сотрудницей. Она была опрятной, привлекательной и умела убедить покупателя приобрести товар. Однако у Маргариты были нелады с математикой, и карьеры не получилось. Правда, просвет появился на личном фронте. Маргарита стала встречаться с инженером Эдвином Экдалом, который был старше ее и представлялся солидной партией. Экдал познакомился с детьми, и, похоже, они понравились друг другу. В январе 1944 года Маргарита и Эдвин решили пожениться. Маргарита сразу забрала детей из детского дома и переехала с ними в техасский город Даллас, куда вскоре должны были перевести по работе ее будущего мужа. Характерно, что «плохая мать», как характеризовали Маргариту многие исследователи, настояла на отсрочке бракосочетания, чтобы дать ребятам возможность окончить школьный год в детском доме. Но и в это время ей хватало забот. У Экдала, по роковому совпадению, тоже обнаружились проблемы с сердцем. Маргарита стала всерьез сомневаться, стоит ли ей рисковать, вступая в новый брак. На оставшиеся от продажи своего первого дома деньги она купила в Далласе дом, часть которого сдавала. Сыновья вернулись летом из Нового Орлеана и в сентябре пошли в нормальную далласскую школу. Экдал навещал семью по выходным, продолжая лелеять надежду на брак. Наконец, в 1945 году Маргарита преодолела свои сомнения и вышла замуж в третий и последний раз. Похоже, что большой любви на этот раз не было. Маргариту скорее прельщал доход будущего супруга. В феврале 1945 года она безуспешно попыталась вернуть детей в детский дом, мотивируя свою просьбу тем, что ей придется много путешествовать с мужем. В мае 1945 года Маргарита Освальд стала Маргаритой Экдал. Как выяснилось, ненадолго. Экдал ладил с детьми, и маленький Ли признавал в нем отца. Однако инженеру действительно пришлось много ездить в командировки, и старших сыновей отдали в военную школу (отдаленно напоминавшую советское суворовское училище). Причем Маргарита внесла сумму за их обучение из своих собственных сбережений. Она же настояла, чтобы Ли остался в семье. Возможно, по этой причине и начал разваливаться ее последний брак. Экдал чувствовал, что младшего сына его жена любит гораздо больше мужа. Маргарита всячески баловала ребенка. Однако это вряд ли может вызвать удивление, если учесть, что Ли никогда не видел отца, а мать долгое время не могла уделить сыну достаточно внимания. Осенью 1945 года Ли пошел в школу (в Америке учебу начинают с 6 лет), причем мать дала ложные сведения о его дате рождения (9 июля 1939), чтобы удовлетворить формальным критериям. Заметим, что потом Ли Харви Освальд не раз будет вольно обращаться с фактами своей биографии, видимо, навсегда запомнив материнский урок. А Маргарита, не прожив с новым мужем и года, уже снова оказалась на грани развода. Памятуя свою нелегкую жизнь, она требовала у мужа, чтобы они распоряжались деньгами совместно. Тот отказывался. Ли тяжело переживал ссоры родитилей и очень радовался, когда они мирились. Но Маргарита стала подозревать мужа еще и в неверности, а этого она, считавшая себя умной и эффектной женщиной, не простила бы никому. Летом 1946 года, забрав старших сыновей из военной школы, Маргарита переехала в город Ковингтон, штат Луизиана. На соседей неполная семья производила впечатление счастливой. Ли не любил играть со сверстниками и предпочитал одиночество. Собственно, до этого при частых переездах у него никогда и не было времени научиться дружить. В то же время своих братьев он очень любил, стремился им во всем подражать и старался проводить с ними как можно больше времени. Однако те были гораздо старше и у них были свои, еще непонятные маленькому Ли интересы. К тому же старших сыновей Маргарита опять отдала в школу-интернат. А вот Ли учился в обычной школе и успевал хорошо: у него были одни «пятерки» и «четверки». Однако первый класс он закончить не успел, так как в январе 1947 года его родители помирились и опять переехали в Техас, в город Форт-Уорт, неподалеку от Далласа (сейчас эти два города фактически слились в единый мегаполис). Там Ли закончил первый класс, причем оценки уже были похуже: в основном одни «четверки», только по физкультуре мальчик получил «отлично». Второй класс он толком не успел и начать, так как родители снова поссорились. «Добрые» соседи сообщили Маргарите Экдал, что ее супруг жил с другой женщиной, пока она была в Луизиане. Подсказали и адрес. Дальше события развивались как в анекдоте. Однажды, когда муж по идее должен был находиться в командировке за пределами города, Маргарита вместе со старшим сыном Джоном и его друзьями пришла к дому своей соперницы. Один из мальчиков представился почтальоном, и им открыли дверь. Ворвавшись в дом, Маргарита обнаружила своего мужа (правда, одетого, хотя и в рубашке с закатанными рукавами) и даму в пеньюаре. Однако, как ни странно, Маргарита продолжала жить с Экдал ом до января 1948 года, когда она наконец выставила его из дома, попросив больше не возвращаться. Экдал, похоже, и не горел желанием, так как сам подал на развод в марте того же года. Причем инженер сам пошел в наступление, обвинив Маргариту в стремлении присвоить его деньги, а также в том, что постоянные скандалы с ее стороны (в ходе которых она якобы швыряла в него разными предметами) окончательно подорвали его и без того не блестящее здоровье. Ли вызвали в качестве свидетеля в суд, но потом все же решили освободить мальчика от показаний ввиду его слишком юного возраста. В конце концов суд полностью встал на сторону истца, и Маргарите (опять принявшей фамилию Освальд) пришлось довольствоваться мировым соглашением со своим бывшим мужем. По нему она получила 1500 долларов, часть из которых ушла на уплату судебных издержек. Таким образом, в 41 год Маргарита снова оказалась в одиночестве и без всяких осязаемых перспектив в жизни. (Экдал умер вскоре после развода — остановилось больное сердце.) Миссис Освальд пришлось снова сменить жилье и переехать в более «пролетарский» район. Правда, теперь Маргарите было легче, так как старшие сыновья продолжали учиться в военной школе. Перейдя в очередную школу, Ли наконец-то закончил второй класс. Несмотря на невыносимую атмосферу в семье, он продолжал быть «хорошистом». Учителям он запомнился спокойным ребенком, не доставлявшим им заметных проблем. Будучи физически развитым, Ли являлся лидером нескольких обычных для школы группировок. Однако он не был выскочкой и не пытался силой подчинить себе сверстников. Похоже, что уже тогда одноклассники были ему просто неинтересны и он не пытался заводить постоянных друзей. Привыкнув к одиночеству, Ли начинает много читать. Между тем братья окончили военную школу, и семья Освальдов воссоединилась снова. Жили в довольно стесненных условиях, и Ли приходилось спать в одной кровати с матерью. Потом из этого факта настроили много замысловатых конструкций с сексуальным подтекстом. На самом деле виновата была все та же бедность. Как только один из старших братьев пошел в армию, Ли тут же занял его постель. Маргарита постоянно работала, в основном продавцом-консультантом в различных магазинах. Дети оставались целый день одни. Ли такое положение явно нравилось, ведь он был сам себе хозяин. С тех пор у мальчика выработалось стойкое отвращение к дисциплине, стремление поступать как заблагорассудится. Один из соседей вспоминал потом, что как-то видел Ли гонявшимся с ножом за Джоном. Причем Ли якобы даже бросил нож в брата. Правда, все показания такого рода давались сразу же после покушения на Кеннеди, когда многие свидетели пытались найти в Ли Харви Освальде какую-то особую склонность к насилию с раннего детства. Тот же сосед, который дал комиссии Уоррена упомянутые выше показания, купил у Маргариты Освальд дом. Причем якобы изрядно за него переплатив (сосед выложил 2750 долларов). Семья переехала из Далласа в Форт-Уорт, где Маргарита и 16-летний Джон стали работать в одном магазине. Джон потом говорил, что его мать придавала слишком много значения деньгам и не дала ему возможности получить нормальное образование. При этом стоит вспомнить, что и сама Маргарита, как и миллионы других столь же небогатых американцев, просто не могла позволить себе учиться: нужно было постоянно заботиться о хлебе насущном. Из своей недельной зарплаты в 25 долларов Джон отдавал матери 15. Это позволяло его младшим братьям продолжать учебу в школе. Ли наконец-то удалось проучиться в одной и той же школе целый год. И это не замедлило сказаться на оценках. Мальчик отлично успевал по гуманитарным предметам. Некоторые исследователи полагают, что уже тогда у него проявилась болезнь, мучившая его всю жизнь. Ли якобы страдал дислексией — неспособностью правильно переводить звуковую речь в письменную. Хотя он много читал, его работы кишели чудовищными ошибками, тем более что особенностью английского языка, как известно, как раз и является почти полное несоответствие произношения и написания слов. Многие видят в этом доказательство некой психической ненормальности Освальда, проявившейся-де уже в детском возрасте. Однако, как представляется, все было гораздо проще. Действительно, всю свою недолгую жизнь Ли Харви Освальд писал с ошибками, причем как на английском, так и на русском языках. В то же время его устная речь была правильной и богатой. Даже если предположить, что дело в неких отклонениях, то речь может идти не о дислексии, а о дисграфии. То есть, немного упрощая, это состояние, когда даже начитанный и образованный человек делает на письме ошибки. Такой человек, как правило, вовсе не является умственно отсталым. Скорее наоборот. Например, очень много ошибок делал в своих письмах Альберт Эйнштейн. А когда Ганс Христиан Андерсен приносил в издательство рукописи, в них было столько ошибок, что раздраженные издатели обвиняли его в сознательном глумлении над датским языком. Обычно так пишут талантливые самоучки, которые просто презирают грамматику как ненужную, отвлекающую их от основных мыслей вещь. Именно так, как представляется, дело обстояло в случае с героем этой книги. Как показали последующие наблюдения психологов (о них речь еще впереди), Освальд презирал любую дисциплину, навязанную ему против его воли. К тому же он так и не получил законченного школьного образования. Наконец, в США пишут с ошибками миллионы людей, так как до сих пор американская система школьного образования считается одной из самых отсталых в развитых странах. В сентябре Ли перевели в очередную школу (переезды были связаны со сменой Маргаритой своих рабочих мест), где он проучился три года. Оценки его ухудшались с каждым годом, но оставались в переделах среднего уровня. Как и матери, Освальду плохо давалась математика. Нелады с английской грамматикой приняли хронический характер. Иностранный язык (испанский) также находился у Ли далеко не в фаворитах. В то же время в ходе тестов по чтению Ли признавался в классе лучшим учеником, а по диктанту — худшим. В школе Ли считали спокойным, замкнутым ребенком. Он не искал контакта с другими учениками и не любил играть с ними, хотя и не отказывался, если ему это предлагали. Но сам инициативы никогда не проявлял. Такое поведение от начала до конца является продуктом воспитания матери. Маргарите никто, как она считала, не помогал бороться с жизненными трудностями, и она всегда рассчитывала только на свои силы. У нее тоже никогда не было близких подруг. Зачем? Ведь в этой жизни каждый несет свой крест сам. Поэтому и сына она настраивала соответствующим образом. Любые долгосрочные и близкие отношения в конце концов создают только проблемы. Конечно, необходимо соблюдать базовые правила поведения в обществе, в котором тебе приходится существовать, но внутрь своего собственного мира пускать никого не надо. Исходя из такой жизненной позиции, Маргарита постоянно говорила сыну, чтобы тот шел после школы домой и избегал уличных компаний. Ли слушался. Поэтому в отличие от многих сверстников не курил, не пил и не употреблял наркотики. Он не доставлял проблем никому, кроме, пожалуй, себя самого. Ведь когда он вступил в самый трудный для любого подростка переходный возраст, оказалось, что у него напрочь отсутствует желание и способность находить контакт с любыми людьми за пределами его узкого семейного круга. Тем не менее те из учеников, кто все же находил с Ли общий язык, описывали его как доброго, застенчивого мальчика, с которым было интересно проводить время. Его учительница в четвертом классе вспоминала, что Ли подарил ей на Рождество 1949 года щенка и потом навещал ее, чтобы поинтересоваться жизнью своего бывшего подопечного. С братьями у мальчика были хорошие отношения. Но те не брали его с собой — обычная история любой семьи, где у детей существенная разница в возрасте. Поэтому большую часть времени Ли был абсолютно один. Правда, у него была собака, коллекция марок, книги и шахматы. Мальчик любил слушать радио, позднее (когда появилось телевидение) смотреть телевизор. Он жил в своем мире, почти никак не связанном с реальным, существовавшим вокруг него. В то время соседи стали замечать, что у него вспыльчивый нрав. Похоже, он проявлялся тогда, когда кто-то пытался отвлечь его от любимых занятий, сделать его таким, как остальные ребята. В свою очередь, такие попытки вызывали в нем реакцию стойкого и упорного сопротивления. Позднее, в беседе с психологом, 13-летний Ли заметил, что любит говорить окружающим «нет». В 1950 году старший из братьев Джон пошел в армию, точнее, в береговую охрану ВМС США. Роберту пришлось, как раньше Джону, бросить школу и идти работать, чтобы помогать содержать семью. В 1952 году настал черед самого Роберта — он завербовался в Корпус морской пехоты ВМС США. Семейный круг Ли сузился до его матери. Та как могла старалась обеспечить материальное благополучие своего сына. Ли всегда хорошо питался, и мать, несмотря на усталость после работы, часто готовила ему любимые блюда. Правда, когда на это не оставалось сил, Ли нередко вскипал, ругаясь на мать. Потом он, похоже, стал даже распускать руки. Маргарита ничего не могла и не хотела с этим поделать: она всю жизнь чувствовала свою вину перед Ли, так никогда и не имевшим настоящего любящего отца. Несмотря на работу, Маргарита содержала дом в полном порядке. Единственное, что она не могла дать сыну, — общение. Им просто не о чем было говорить. Маргарита никогда не увлекалась книгами, ее целью в жизни было любой ценой не допустить сползания семьи в нищету. Она не могла проникнуть в мечты своего замкнутого ребенка. А тот не делал никаких попыток понять сложность положения своей матери. Ведь она сама всегда учила его полагаться только на собственные силы, не ожидая ни от кого моральной поддержки. Сама же Маргарита и стала первой жертвой своего собственного мировоззрения. Хотя надо сказать, что так же думали миллионы других американцев. Просто они были готовы приспосабливаться, ломать себя, чтобы добиться успеха в жизни. А вот ни Маргарита, ни Ли этого не хотели. До сих пор жизнь Маргариты Освальд была сплошной чередой переездов. Но дома, квартиры и рабочие места все же были на Юге США в одном и том же регионе (точнее, в пределах двух штатов — Техаса и Луизианы), с одними и теми же социальными стандартами жизни. Летом 1952 года Маргарита решила поменять свою судьбу коренным образом. Ее старший сын Джон женился и получил назначение в береговую охрану в Нью-Йорке. Он пригласил мать приехать к нему (по крайней мере, именно так Маргарита впоследствии объясняла свое решение перебраться в Нью-Йорк). В августе 1952 года, захватив с собой лучшего друга Ли — телевизор, Маргарита и ее младший сын появились в квартире Джона. Последний вроде бы был рад. Он водил Ли по музеям большого города (приехать из Техаса в Нью-Йорк в то время было сравнимо с приездом, например, из Якутии в Москву), показывал достопримечательности. Однако не заладились отношения Маргариты и 17-летней жены Джона, матери которой принадлежала пятикомнатная квартира. Сноха сразу дала понять, что техасским, родственникам надо как можно быстрее подыскать себе отдельное жилье. Ли возмущало то, что при обилии комнат ему приходилось спать в гостиной. Тем самым ему намекали на нежелательность их с матерью присутствия в квартире. Однажды Ли стал свидетелем очередной ссоры матери и снохи. Он вытащил перочинный нож (который в некоторых книгах позднее вырос до большого кухонного ножа) и стал приближаться к жене брата. Мать пыталась остановить сына. Тот повернулся и несильно, скорее демонстративно, ударил невестку ножом. Джон встал на защиту жены, и Ли с тех пор никогда не имел со старшим братом никаких отношений. Маргарите пришлось срочно съехать и снять квартиру в полуподвальном^ помещении в довольно неблагополучном районе Нью-Йорка — Бронксе. Южанам, привыкшим к строгой расовой сегрегации (в то время в том же Техасе негры ездили в отдельных трамваях, учились в отдельных школах и ели в отдельных ресторанах), было непривычно жить и сталкиваться в общественных местах с чернокожими и пуэрториканскими соотечественниками. К тому же Ли постоянно дразнили в школе за южный акцент и джинсы (джинсы в Нью-Йорке в то время воспринимались как деревенская одежда; ходить в них в школу было примерно то же самое, что прийти в московскую школу того времени в лаптях). Ли стал прогуливать школу. Сначала он делал вид, что ходит туда, чтобы не расстраивать мать. Уходя утром из дому, мальчик целыми днями катался в нью-йоркском сабвее, ходил в зоопарк. Маргарита работала страховым агентом и иногда брала Ли с собой. Тот сидел в машине, ожидая, пока мать закончит дела с очередным клиентом. Потом Маргарита устроилась на работу в магазин женской одежды. Сама она всегда элегантно одевалась и обладала хорошим вкусом. У семьи Освальдов в Нью-Йорке впервые не было ни собственного дома, ни небольшого участка вокруг него. Если раньше Ли мог играть с собакой возле дома, где, по крайней мере, его знали соседи, то в большом городе он был абсолютно чужой. Маргарита поняла, что сделала ошибку, перебравшись в Нью-Йорк. Чувствуя себя виноватой перед Ли, она баловала его еще больше. Например, на Рождество 1952 года она купила ему модель органа, выложив за нее всю свою недельную зарплату. Скоро Маргарита узнала, что сын прогуливает школу. Но дальше уговоров вернуться туда дело не пошло. И тут впервые Ли столкнулся с законом, и столкновение это было далеко не из приятных. В США вопросы образования находятся в компетенции штатов, и стандарты этого самого образования существенно разнятся. Техас, откуда приехали Маргарита и Ли, был одним из самых отсталых в социальном отношении штатов Америки. Тамошние власти считали, что получение образования является личным дело каждого. Нью-Йорк в этом смысле был более прогрессивным, «европейским» штатом. Здесь школьное образование было обязательным, и родители должны были обеспечивать посещение школы своими детьми. Систематические прогулы считались соответственно нарушением закона. В январе 1953 года специальный сотрудник департамента образования Нью-Йорка, выявлявший на улицах города прогуливающих детей, «засек» Ли в зоопарке Бронкса. Мальчик был опрятно одет и, судя по внешнему виду, неплохо питался. Сотрудника Ли назвал «проклятым янки». После установления факта прогула завертелся бюрократический механизм дознания причин подобного поведения. К удивлению Ли и Маргариты, их стали бомбардировать повестками в специальный суд по делам несовершеннолетних. Мать и сын эти повестки игнорировали, считая, что посещение школы их личное дело. В марте 1953 года Маргарита все же появилась в суде и обещала, что мальчик станет регулярно посещать школу. Она говорила, что Ли никак не может приспособиться к новым условиям жизни. Как, впрочем, и она сама. Все эти аргументы не возымели никакого действия. Установив, что Ли в школу так и не вернулся, 16 апреля 1953 года суд принудительно направил его в специальный «молодежный дом» (что-то вроде колонии для «трудных» подростков) с целью психологического и психиатрического освидетельствования. Для Ли это был настоящий шок. Ведь он никогда не делал окружающим ничего плохого. И вдруг его поместили в настоящую тюрьму, где сидели дети, обвинявшиеся, например, в убийстве. У мальчика впервые в жизни не оказалось столь важного для него собственного жизненного пространства. Он жаловался, что ему приходится раздеваться перед другими детьми и принимать вместе с ними душ. Ли умолял мать скорее забрать его домой, и Маргарита предпринимала для этого все усилия. Но все было не так просто. 1 мая 1953 года Ли освидельствовал психиатр доктор Ренатус Хартог. Он не нашел никаких психических отклонений у ребенка. Наоборот, в своем отчете доктор отметил, что Ли обладает хорошими способностями, развитым абстрактным мышлением и богатым словарным запасом. Несмотря на многомесячные прогулы, мальчик не отстал по школьным предметам. Интересно, что сам Ли оценивал свою успеваемость очень низко. Психиатр абсолютно правильно рассудил, что, не обладая способностью адаптироваться к окружающему его миру, мальчик сам убедил себя, что претендовать в жизни на что-то серьезное он не может. Хартог сделал вывод, что Ли является продуктом сломанной семьи. Его нежелание вступать в контакт с окружающими вызвано тем, что никто не интересовался его внутренним миром. А он, по оценкам доктора, был полон мечтами и фантазиями, в которых Ли вел совсем другую жизнь. Хартог не нашел каких-либо психических отклонений или явной склонности к насилию (хотя Ли открыто признался, что иногда бил мать, если она не готовила ему ужин). Психиатр рекомендовал выпустить Ли из «молодежного дома», продолжить за ним наблюдение и подключить к его воспитанию какую-нибудь общественную организацию. Социальному работнику дома Эвелин Зигел удалось разговорить скрытного подростка. Причем сама Зигел в отчете отмечала, что Ли «растет», когда с ним говорят, деликатно интересуясь его проблемами. Мальчик прямо сказал, что не помнит, чтобы о нем вообще кто-нибудь заботился. С матерью ему говорить не о чем, у братьев своя взрослая жизнь. Свою будущее он представлял в армии, как его старшие братья. Зигел это показалось странным, ведь Ли терпеть не мог находиться постоянно с другими людьми. Мальчик ответил, что армия — это возможность закалить характер. На самом деле Ли просто не видел перед собой другой возможности вырваться из-под материнской опеки. Профессиональное образование, жилье и питание таким, как он, подросткам из неблагополучных семей могла тогда в США предоставить только армия. Именно поэтому туда и пошли оба его старших брата. В беседе Ли признался в ответ на вопрос, что в своих мечтах он иногда мучает и даже убивает других людей. В общем, это было неудивительно, если учесть, что в школе над ним откровенно издевались. Причину своих прогулов Ли объяснил просто: есть дела поважнее, чем школа. Какие именно, он уточнить отказался. Тем не менее, когда ему обрисовали альтернативу «молодежный дом» или школа, он сразу же выбрал последнюю, хотя и без всякого энтузиазма. Сотрудники дома провели беседу и с матерью, которая в целом встала на защиту своего ребенка. Она считала, что помещение ее сына фактически в тюрьму за прогул занятий явно излишняя мера. Маргариту в доме запомнили как хорошо одетую, увереннную в себе женщину, за внешней любезностью которой скрывался железный характер. Интересно, что и Ли, и Маргарита подчеркивали в беседах, что похожи друг на друга характерами. Как говорил Ли, он не любит разговаривать с другими людьми, и его мать тоже не испытывает в этом потребности. В общем, Ли выпустили из дома «условно», но поместили под постоянное наблюдение. Интересно, что общественная организация, которой суд порекомендовал заняться воспитанием ребенка, отказалась от этого, сославшись на перегруженность своих сотрудников. Выходило, что Маргарита Освальд была права: они с Ли никому не нужны в этом мире, а все сотрудники «молодежного дома» лишь только отрабатывали свою зарплату. И действительно, что произошло? Мальчика задержали в зоопарке. Он не ходил в школу, потому что там над ним издевались, как над чужаком и нищим. Мать работала каждый день до 8 вечера, чтобы содержать семью, и у нее физически не было времени заниматься сыном. Какую же реальную помощь предложили власти этой семье? Может быть, работу матери на неполный рабочий день? Или группу продленного дня в школе? Отнюдь. Затаскав ребенка по судам и подвергнув его тестам как подопытного кролика, семье Освальдов предложили обратиться за помощью в частную организацию, Армию спасения, которая немедленно отказалась. Невольно напрашивается сравнение с Советским Союзом, куда Освальд попадет уже через 6 лет. Там тоже, как, впрочем, к сожалению, в любой стране мира, хватало матерей-одиночек. И там тоже боролись с прогулами школы, хотя и гораздо более гуманными методами (в суд за посещение зоопарка не вызывали). Однако в СССР работающие матери могли рассчитывать на реальное, а не показное внимание государства. К их услугам были почти бесплатные продленные группы в школах, многочисленные секции для детей. Не говоря уже о пионерских лагерях летом и различных льготах на работе. Никаких даже отдаленно подобных льгот не было в США. Зато сотрудников «молодежного дома» интересовало, почему Маргарита и ее сын регулярно не посещают церковь. Ясно, как воспринимали подобные ханжеские вопросы замученная работой продавщица и ее никому не нужный сын. Из всей этой истории Освальд сделал для себя один вывод: надо внешне подчиняться правилам окружающей жизни, одновременно презирая и издеваясь над ними, как только представится малейшая возможность. Но главное, чего добились сотрудники тюрьмы для малолетних, это то, чтоподросток заинтересовался политикой. И раньше Ли много читал и смотрел телевизор, но это были нормальные увлечения для его возраста. Его интересовали детективные и приключенческие книжки (например, про Джеймса Бонда), комиксы и шпионские сериалы. Но теперь Ли задумался над тем, что жизнь не справедлива к ним с матерью, потому что она неправильно устроена. Обладавший острым умом подросток понял, что за все его страдания и отсутствие внимания со стороны общества это общество его же и покарало. Вырвашись из «дома», Ли прилежно ходил в школу (это был май 1953 года, и до конца учебного года оставалось всего несколько недель) и, несмотря на то, что прогулял почти весь год, закончил седьмой класс с низкими, но достаточными для перевода в восьмой класс оценками. Причем молодежная тюрьма, похоже, все же научила Ли приспосабливаться. Он начал принимать участие в общественной жизни класса, занялся авиамоделизмом и стал проявлять интерес к верховой езде. «Белый ворон» стремительно чернел. Летом в отпуск в Нью-Йорк приехал морской пехотинец Роберт Освальд, и Ли показал ему город. Благодаря почти году свободного времени Ли прекрасно ориентировался в нью-йоркском метро. Ведь иногда раньше он проводил в нем целые дни. Как-то раз на одной из улиц Нью-Йорка пожилая женщина протянула мальчику памфлет коммунистической партии США с протестом против жестокой казни на электрическом стуле супругов Этель и Юлиуса Розенберг, обвиненных в продаже СССР секретов атомной бомбы. Многие в США да и в мире в целом прекрасно понимали надуманность обвинений и несоразмерную жестокость наказания. По стране прокатились многочисленные демонстрации протеста, в которых участвовали не только коммунисты. Белый дом был завален петициями со всего мира с просьбой о помиловании. Ничего не помогло. 19 июня 1953 года Розенберги были казнены. Освальд не мог не ощущать аналогии со своей пусть и не такой большой трагедией. Жестокое общество не давало ему никаких шансов на будущее и одновременно мстило тем, кто отказывался существовать по его надуманным правилам. 14 сентября 1953 года находившийся под наблюдением. Ли пошел в восьмой класс. Через десять дней он не явился в суд, который должен был решить, оставить его в покое или нет. Вместо сына пришла Маргарита, просившая больше не травмировать ребенка, который ходит в школу и нормально учится. Это было чистой правдой. Освальда даже избрали президентом его класса. Но у бюрократии свои законы. За неявку в суд Ли решили оставить под наблюдением до 29 октября. Мальчик продолжал чувствовать себя малолетним преступником, без вины виноватым. Он опять прекратил приспосабливаться, и на этот раз его протест впервые приобрел политические формы. Когда в октябре суд запросил из школы характеристику подростка, оказалось, что учителя им недовольны. Еще бы, ведь Освальд отказывался салютовать флагу США! А это была обязательная процедура перед началом занятий. К тому же «преступник» пускал в классе бумажные самолетики. 29 октября Ли вновь не явился в суд, и наблюдение за ним продлили еще раз, до 19 ноября. Было понятно, что терпение юстиции истекает и впереди опять явственно маячит «молодежный дом». Маргарита пришла в школу, и после ее визита поведение Ли, по отзывам учителей, существенно улучшилось. Оценки его были вполне нормальными. Правда, учителя отмечали, что Ли стал вспыльчивым и быстро терял контроль над собой. Это напоминает поведение человека, которого просто «достали» явно недружественным и пристальным вниманием к его персоне. Тем не менее 19 ноября Ли вместе с матерью все-таки появился в суде. Маргарита просила наконец-то снять с ее сына наблюдение, однако судья продлил его до 28 января 1954 года. Соответствующему сотруднику, курировавшему «дело Освальда», опять посоветовали обратиться за помощью в частную организацию под названием «Большие братья». На этот раз сотрудник «братьев» посетил семью Освальд. Его вежливо приняли, но твердо сказали, что в советах не нуждаются. Мать убеждала, что сын теперь участвует в общественной жизни школы и надо просто оставить его в покое. Но, похоже, и она, и сын отчаялись и уже не надеялись выпасть из поля зрения судебной системы Нью-Йорка. Маргарита заявила, что намерена вернуться в Новый Орлеан, но выяснилось, что и этого нельзя сделать без санкции суда. Всерьез опасаясь повторного ареста Ли, мать и сын уже через несколько дней вернулись в свой родной город. Судья, похоже, обрадовавшись, что одним трудным подростком в его округе стало меньше, закрыл «дело» в марте того же 1954 года. В Новом Орлеане «преступник» быстро пришел в себя. Маргарита писала Джону, что «Ли снова стал самим собой после мучений в Нью-Йорке. Это почти обернулось трагедией, но немного любви и терпения сотворили чудо». Следует признать, что Маргарита Освальд гораздо больше разбиралась в воспитании, чем нью-йоркская юстиция со своими «Большими братьями». Просто удивительно, что в миллионном городе с громадной малолетней уличной преступностью различные государственные органы с упорством, достойным лучшего применения, преследовали подростка, все свое свободное время проводившего за чтением. Сначала Маргарита остановилась у сестры Лилиан, и Ли поступил в хорошую школу, где, оказавшись снова в знакомой среде, начал вести довольно активную общественную жизнь. Причем, попав в новый класс в середине учебного года, Ли окончил его без видимых усилий. Тесты опять показали отличные успехи в чтении и богатый словарный запас. По-прежнему плохо обстояло дело с математикой. В одном из вопросников, которыми постоянно потчуют учеников американские школы, Ли отметил, что увлекается футболом (американским, естественно), любит биологию и черчение. Однако новичку вновь пришлось несладко. На этот раз Ли дразнили за приобретенный в Нью-Йорке северный акцент. К тому же Ли держался обособленно, и его решили проучить. Во время одного из футбольных матчей его нарочно сильно ударили в голову и выбили зуб. Потом подстерегли в туалете и попытались избить. Ли сам драк никогда не начинал, но от вызова не уходил и тем запомнился некоторым его одноклассникам. Правда, один из одноклассников Эдвард Вебель, который помог Ли после драки обработать раны, выяснил, что дружить с новичком вполне можно. Надо лишь только с уважением относиться к его взглядам. А они у него, похоже, уже сформировались. Уже тогда Ли стал называть себя марксистом и брать в городской библиотеке книги соответствующего содержания. В частности, он прочел «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса. Впоследствии он вспоминал, что читал и «Капитал». Но это утверждение сомнительно. Для американского школьника, пусть и начитанного, это была все же неподъемная книга. Гораздо позднее, в Минске, Освальд говорил, что стал изучать «Капитал», только приехав в СССР. Политические взгляды Ли в Новом Орлеане сформировались уже настолько, что и из-за них ему приходилось драться с одноклассниками. В частности, его попытались избить за то, что он демонстративно сел в автобусе на сиденье, предназначенное для негров. На американском Юге 50-х годов в условиях жесткой сегрегации и засилья ку-клукс-клана для подобного шага надо было иметь незаурядное гражданское мужество. Тем более что мать Ли была в этом смысле типичным продуктом своей среды. Она с удивлением и возмущением рассказывала своему сыну Роберту в Нью-Йорке, что судья, к которому вызвали Ли, был негром. Представить себе подобное в Новом Орлеане было невозможно. С одноклассником Вебелем Ли роднило не только пристрастие к книгам и классической музыке (приехав в Новый Орлеан, Ли перестал смотреть телевизор и увлекся музыкальной классикой — вещь для тогдашних и современных тинейджеров просто непостижимая), но и увлечение… оружием. У Ли был пластмассовый пистолет, но он хотел настоящий и даже предлагал Вебелю ограбить оружейный магазин. Как-то раз Ли показал другу стеклорез и предложил ночью вырезать витрину. Вебель сначала согласился, но потом отговорил Ли, показав, что витрина находится на сигнализации. Весьма странно, что «книжный червь» Освальд вдруг увлекся оружием. Видимо, дело в том, что ему надоели постоянные драки (причем, как правило, он был один против нескольких противников) и он хотел иметь пистолет для отпугивания потенциальных задир. Вебель в целом отмечал, что Ли с сарказмом и горечью смотрел на жизнь и ненавидел любые авторитеты. К тому же на Юге США, как тогда, так и сейчас, интерес к оружию является непременным атрибутом уважающего себя белого мужчины. Роберт Освальд, тогда уже служивший в морской пехоте, отмечал в показаниях комиссии Уоррена, что интерес юного Ли к оружию не выходил за пределы нормальных инстинктов. Играют же все мальчики в войну или солдатиков. Кстати, Маргарита оружие очень не любила и не допускала его появления в доме. Позднее Ли и Роберт вместе охотились на белок и кроликов — явление абсолютно нормальное для Техаса и сегодня. Вебель в выступлении перед комиссией Уоррена сам же практически дезавуировал историю с несостоявшимся грабежом оружейного магазина, заявив, что ни он сам, ни Ли с самого начала не воспринимали это всерьез. Президент школьного клуба астрономии Вульф заметил, что Освальд, как и он сам, увлекается историей (кстати, Ли увлекался и астрономией). Они сблизились. Ли стал брать у Вульфа книги и был приглашен домой к новому товарищу. Там он неожиданно в самых восторженных тонах заговорил о коммунизме. Только коммунизм, утверждал Ли, может дать трудящемуся человеку достойную жизнь, свободную от эксплуатации. Якобы Освальд резко критиковал тогдашнего президента страны Эйзенхауэра и даже говорил, что готов убить его, если окажется рядом. Вульфа поразило то, что человек в таком юном возрасте имеет твердые и сформировавшиеся политические взгляды (еще бы. В американских школах того времени упор делали на спорт). К тому же Освальд заявил, что ищет в городе единомышленников. Ребята начали спорить, пришел отец Вульфа (он эмигрировал из Германии и был ярым антикоммунистом) и немедленно выставил Ли из дома. Вульф абсолютно правильно определил причину коммунистических настроений Освальда: Ли просто хотел принадлежать к какому-нибудь своему кругу единомышленников. А после Нью-Йорка он видел этот круг там, где отрицали существующий порядок вещей. К тому же Ли наверняка действовал в своих умозаключениях от противного: кого больше всего ненавидят власти? Коммунистов. Значит, надо идти к ним. Следует отметить, что есть и другая версия неожиданного увлечения Освальда марксизмом. Некоторые исследователи полагают, что уже тогда Ли начал работать на американские спецслужбы в качестве агента-провокатора. Стоит остановиться на этом подробнее. Конечно, Ли, как и все мальчишки его возраста, мечтал о приключениях и подвигах. Есть свидетельства, что в Нью-Йорке и позднее он, не отрываясь, смотрел телесериал под названием «У меня было три жизни». Главным героем этой типичной для того времени кинопродукции был агент ФБР, засланный в коммунистическую организацию для подрыва ее изнутри. Об увлечении Ли Джеймсом Бондом уже говорилось выше. Но эти факты сами по себе пока ничего не доказывают. Переехав в Новый Орлеан, начинающий марксист вдруг вступает в полувоенную организацию «Гражданский воздушный патруль». Эта организация была основана в 1941 году и официально являлась вспомогательным подразделением ВВС США. Ее можно сравнить с аэроклубом ДОСААФ, с той только разницей, что, как и все связанные с армией структуры, «патруль» был жестко идеологической организацией. Там учили не только летать, но и прививали патриотизм, который в те годы ассоциировался в Америке с антикоммунизмом. Так как коммунисты (как внутренние, так и внешние) были основным врагом родины, то все члены «патруля» были обязаны проявлять в их отношении бдительность (другими словами, сообщать куда следует). Иструкторами «патруля» были, как правило, отставные летчики ВВС, связанные с американскими спецслужбами. Об одном из таких «патриотов» следует рассказать подробнее, так как вполне возможно, что этот человек сыграл в судьбе Освальда роковую роль. После покушения на Кеннеди появились сведения о частых контактах Освальда в Новом Орлеане летом — осенью 1963 года с неким Дэвидом Феррье. Говорили, что эти два человека познакомились еще в 1954 году, когда Феррье был командиром подразделения Освальда в «Гражданском военном патруле». Феррье все отрицал. Однако спустя много лет после его смерти, в 1993 году, была найдена и опубликована фотография, на которой Освальд и Феррье изображены в одной группе «патруля». Значит, Феррье сознательно лгал. Зачем? Дэвид Феррье родился в Огайо в 1918 году. Сначала католик Феррье хотел стать священником, но в 1944 году выучился на пилота. Переехав в Новый Орлеан, он работал летчиком в одной из местных авиакомпаний до августа 1961 года. Одновременно Феррье был инструктором «патруля». «Нормальный американец» Феррье был ярым антикоммунистом и позднее активно помогал кубинским эмигрантам в борьбе против Кастро. Он летал на самолетах без опознавательных знаков, доставляя антикастровским силам на острове оружие. Подтверждены его контакты с ЦРУ и ФБР. Возможно, как утверждают некоторые исследователи, Освальд был завербован Феррье для внедрения в левые организации Юга США. Именно поэтому Ли, дескать, постоянно искал единомышленников. Есть и еще более экзотическая версия связи Освальда и Феррье. Последний был гомосексуалистом (что, кстати, типично для многих борцов за «моральную и политическую чистоту» США). Об Освальде же, по крайней мере позднее, во время его службы в морской пехоте ходили слухи, что он тоже придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации. Возможно, что, совратив юношу, Феррье приобрел над ним особое влияние. Сторонники такой версии приводят в качестве подтверждения подобного сценария и то обстоятельство, что Освальд в свои 15 — 16 лет абсолютно не интересовался девушками. По мнению автора, дело скорее всего обстояло следующим образом. Освальд в Новом Орлеане вообще производит впечатление человека, способного и решительно настроенного постоять за себя. К тому же он готовит себя к службе в Корпусе морской пехоты, причем как раз в военно-воздушных силах корпуса. Именно там в то время служил брат Роберт, который был для Ли примером для подражания во всем. Скорее всего, Освальд поступил в «патруль» просто для того, чтобы подготовить себя к военной службе и приобрести настоящие «мужские» качества. К тому же сам факт нахождения в «патруле» благоприятно влиял на рассмотрение ходатайства о зачислении в Корпус морской пехоты, куда брали далеко не каждого. Левые убеждения Освальда были не фикцией. Однако вполне возможно, что Освальд сознательно решил работать на Феррье, чтобы водить того за нос. Уже тогда Ли владел политической мимикрией и не мог отказать себе в удовольствии дурить местных антикоммунистов, используя в то же время их потенциал и связи. Что касается невнимания Ли к противоположному полу, то и здесь, похоже, дело обстояло значительно проще. В то время на Юге США, чтобы ухаживать за девушкой, надо было, по крайней мере, неплохо одеваться и иметь карманные деньги для того, чтобы сводить предмет своей страсти в кино. Именно так и развивались романтические отношения в школе, где учился Ли. Но у молодого Освальда с одеждой дело обстояло плохо. Не было и денег. Ли даже не мог быть членом школьной футбольной команды, так как ему не на что было приобрести форму и кожаную перчатку. Просить же денег у матери или тети Лилиан он не хотел. К тому же девушки из школы побаивались каких-либо дружеских отношений с парнем, так разительно отличавшимся от других одноклассников. Оценить же ум и начитанность Ли девушки того времени были явно не в состоянии. Их воспитывали таким образом, чтобы они обращали внимание на социальный статус и кошелек родителей возможного кандидата в женихи. Ни того ни другого у Ли Харви Освальда не было. Все вышеизложенное, естественно, не исключает, что Освальд заменил для себя прекрасный пол на своих товарищей по «патрулю». Феррье устраивал у себя дома оргии с мальчиками и спиртным. К тому же он часто приглашал ночевать к себе тех подростков, у которых были нелады в семье. Некоторые свидетели того времени замечали дальнейшее ухудшение отношения Ли к матери. Она опять чувствовала свою вину за то, что сын в Нью-Йорке почти попал в настоящую тюрьму. А Ли якобы беззастенчиво это чувство вины эксплуатировал. Он постоянно повышал на мать голос в присутствии чужих людей, особенно если она вовремя не успевала подать ему ужин. Однако такие показания дала комиссии Уоррена некая Миртл Эванс, давнишняя подруга Маргариты, которая сдала ей квартиру в одном из своих домов. Однако когда подвернулся более выгодный квартиросъемщик, Эванс уговорила Маргариту переехать. Чтобы оправдать такой поступок в глазах членов комиссии Уоррена, Эванс и сказала, что Ли был очень шумным и она хотела от него избавиться. Однако в том же выступлении перед комиссий, только чуть ранее, Эванс утверждала, что Ли был тихим подростком, и если и можно было назвать его «трудным», то только в той же степени, что и любого другого в его возрасте. «Шумный» Ли проводил свободное время за книгой, катался на велосипеде или посещал музей. Друзей к себе в дом он не приводил. Похоже, что это как раз портрет идеального квартиросъемщика, тем более в таком возрасте. Единственным недостатком семьи Освальдов было отсутствие денег. Характерно, что и другое свидетельство жестокости Ли исходит от мужа Эванс. Как-то он пригласил юношу с другими детьми на рыбалку. Ли отказался рыбачить вместе со всеми и отошел в сторону. Другие рыбаки, как обычно, бросали мелкий улов обратно в пруд, а больших рыб оставляли на еду. Ли же просто складывал все в кучу и, уходя, так и оставил рыб умирать на берегу. У его спутников сложилось впечатление, что он демонстративно показывает им: мне наплевать на ваши устои и обычаи. Хотя человек, может быть, просто не любил рыбачить или не хотел проводить время именно в этой компании. В Новом Орлеане Маргарита Освальд продолжала работать продавцом в обувном магазине. Сослуживцы вспоминали ее только с хорошей стороны, как прилежного работника и обходительного человека. Но денег все равно не хватало. Ведь ни Роберт, ни Джон ничего не посылали матери, хотя оба уже имели свои источники доходов. Кстати, Ли в отличие от братьев, находясь на службе в морской пехоте и получая не очень большое жалованье, тем не менее регулярно посылал Маргарите деньги. Помогал он матери и тогда, в Новом Орлеане, работая по выходным в том же обувном магазине (он расставлял по полкам полученный товар). Его пытались выучить на продавца, но безуспешно: Ли такая карьера не привлекала. В 1955 году Роберт Освальд уволился из морской пехоты и обосновался в Форт-Уорте (в этом городе в отличие от Нового Орлеана у него были друзья). На сэкономленные за время службы деньги он купил машину и приехал навестить мать и брата. Каких-то проблем между ними он не заметил. Роберт подарил Ли «Руководство для морского пехотинца», и эта книга стала для младшего Освальда настольной. Осенью 1955 года Ли пошел в десятый класс. Это была его уже одиннадцатая школа. Проучился он в ней всего месяц. 7 октября 1955 года Ли предъявил в школе «справку» от матери, подделав ее подпись. Там говорилось, что семья уезжает в Сан-Диего, Калифорния, и поэтому Ли уходит из школы. Маргарита была в курсе этого письма, которое впоследствии использовалось для доказательства развитого у Ли с детства стремления лгать по поводу или без оного. На самом деле за исключением подделки подписи письмо отражало реальные планы Ли. Мать, как и в случае с Робертом, сделала ложное заявление, что Ли уже 17 лет и мальчик подал заявление с просьбой зачислить его в Корпус морской пехоты, рассчитывая на успех. Причем лагерь новобранцев корпуса находился именно в Калифорнии. Другое дело, что в отличие от Роберта Ли не поверили, так как он был очень щуплым на вид. Будучи отвергнутым, Ли сильно переживал и в школу уже не вернулся. Он говорил тете Лилиан, что ему незачем учиться, так как учителя уже не могут сообщить ему ничего нового. Принимая во внимание начитанность молодого Освальда и низкий уровень американского школьного образования, этому вполне можно поверить. Ли замкнулся еще больше и целыми днями сидел дома за книгами, особенно тщательно изучая справочник морского пехотинца. В конце концов он выучил его практически наизусть, и Маргарита говорила сыну, что с таким усердием в корпусе ему обеспечен чин никак не ниже генерала. Однако мать все же настояла, чтобы Ли пошел работать. Даже не из-за денег (хотя они, конечно, были нужны), а для того, чтобы мальчик окончательно не переселился в свой придуманный мир и не утратил последние навыки общения с окружающими. Ли служил курьером в нескольких компаниях, получая в одной из них 130 долларов в месяц. Его помнят как спокойного, несколько замкнутого паренька. Сдружившись с таким же, как он, молодым курьером Палмером Макбрайдом на почве увлечения классической музыкой, Освальд горячо отстаивал в разговорах идеи коммунизма. Именно тогда он говорил о том, что готов убить Эйзенхауэра. Характерно, что Макбрайд не воспринял это всерьез, так как считал, что Ли просто не способен на что-либо подобное. Ли хвалил Хрущева и вообще считал, что в США создают нарочито искаженный образ Советского Союза (что было чистой правдой). Интересно, что общие знакомые советовали Макбрайду прекратить контакты с Освальдом, если он, Макбрайд, намерен работать в сфере ракетных технологий (тогда большинство мальчишек было увлечено ракетами). Этот факт ясно показывает настроения американского общества того времени: чтение таких книг, как «Капитал» Маркса, представляло собой в глазах обывателей угрозу национальным интересам США. А Ли Харви Освальд позднее говорил, что «Капитал» был для него тем же, чем Библия для верующего. Летом 1956 года Ли вместе с матерью в двадцать первый раз с момента своего рождения сменил место жительства. Маргарита, ожидая скорого отъезда Ли на военную службу, переехала в Форт-Уорт, поближе к Роберту. С сентября 1956 года Ли пошел в десятый класс (в Америке среднее образование двенадцатилетнее) своей двенадцатой по счету и последней школы. Но уже 28 сентября он окончательно расстался со школьной партой, с нетерпением ожидая своего семнадцатилетия. В сентябре же, явно под влиянием встречи с Робертом предыдущим летом Ли приобрел свое первое настоящее оружие — винтовку 22-го калибра (позднее он продал ее брату). Спустя несколько дней Ли написал письмо руководству социалистической партии Америки. Так как это первый сохранившийся документ, свидетельствующий о политических взглядах Ли Харви Освальда, стоит привести его полностью. «Уважаемые господа! Мне 16 лет и я хотел бы получить больше информации о вашей Молодежной лиге. Мне бы хотелось знать, есть ли ее отделение в моем районе, как туда вступить и т. д. Я марксист и изучаю социалистические принципы уже больше 15 месяцев. У меня есть большой интерес к вашей Молодежной лиге.К письму был приложен вырезанный из журнала купон социалистической партии, где Освальд сделал пометку в разделе «пришлите мне информацию о социалистической партии». Самое примечательное в этом письме — это адресат. Освальд, в самых хвалебных тонах говоривший о СССР и Хрущеве, написал не в коммунистическую партию США, а в партию, резко критиковавшую советскую систему. Соцпартия была основана в 1901 году и одно время претендовала на роль третьей партии Америки. У нее были свои депутаты в конгрессе, десятки мэров. На президентских выборах 1912 года кандидат соцпартии Юджин Дебс набрал 6 процентов голосов, что являлось лучшим результатом любой третьей партии США за полвека. Но в 1919 году большинство соцпартии образовало коммунистическую партию США, а руководство социалистов, оставшееся в меньшинстве, с помощью полиции сохранило свою власть. С тех пор влияние социалистов падало, и в 50-е годы о партии мало кто знал. Но в отличие от коммунистов у нее никогда не было репутации «агентов Москвы», и власти относились к ней благосклонно. Соцпартия занимала по отношению к СССР открыто враждебную позицию. Молодежная лига партии вообще придерживалась троцкистских взглядов. Почему же «коммунист» Освальд написал в антисоветскую партию? Во-первых, похоже, он прекрасно понимал, что компартия находится под пристальным наблюдением ФБР (есть информация, что в те далекие 50-годы до трети членов компартии США являлись осведомителями ФБР). Возможно, на такую мысль его натолкнули контакты с Феррье. Наверное, перед поступлением в морпехи Ли не хотел излишних вопросов. Во-вторых, уже в то время марксист Освальд читал критическую по отношению к СССР литературу. Ему, в частности, нравился роман «1984» Оруэлла, имевший репутацию одного из самых сильных антисоветских произведений. Поэтому письмо именно в соцпартию можно трактовать двояко: либо Освальд действительно играл роль подсадной утки (вроде и марксист, но не опасный для национальных интересов США), либо он действительно, как и многие интеллектуалы в мире, был недоволен и капитализмом, и советской формой социализма. Но второй сценарий плохо вяжется с последующей поездкой Освальда в СССР. Если знал, что там так плохо, то чего ехал? Хотя есть и третий вариант. Самый простой. Освальду под руку попался журнал именно с рекламой социалистов, поэтому и письмо было написано им. Хотя отметим, что впоследствии в разговорах с людьми, которых он недостаточно знал, или в публичных выступлениях Освальд всегда подчеркивал, что он не коммунист, а социалист или марксист. В любом случае, потом письмо Освальда было задействовано комиссией Уоррена для доказательства ранних коммунистических убеждений будущего убийцы президента. Между тем марксист Освальд, едва дождавшись своего 17-летия, немедленно подал еще одно заявление в Корпус морской пехоты, и на этот раз был принят. Он не знал тогда, конечно, что прожил почти две трети своей недолгой жизни. Как же можно охарактеризовать 17-летнего молодого человека на пороге его взрослой жизни? Пожалуй, это отлично известный во всех странах и во все времена случай, когда, начитавшись книг (причем хороших), человек сознает, что действительность гораздо хуже, чем та, с которой он сроднился на книжных страницах. Его окружают люди, которым нет никакого дела до благородных идеалов служения человечеству. Над ним смеются, его боятся и третируют. Тем более что юноша беден, а в условиях Америки, где главным достоинством личности считается успех, это тоже серьезный минус. Короче, Освальд приобрел прочное амплуа неудачника, мечтателя и чудака с опасными «красными» взглядами. У него почти не было друзей, потому что почти не было единомышленников. А Ли не мог общаться со сверстниками только на почве футбола и разговоров о победах над девушками. Ему было нужно гораздо больше. И кстати, если родственные души находились (например Вебель), они даже после покушения на Кеннеди говорили о Ли Харви Освальде только хорошее. Мать, конечно, баловала ребенка, который рос без отца. Но непохоже, чтобы юноша был испорчен. Он рос без родительской опеки, был предоставлен сам себе и тем не менее не стал малолетним преступником. Ли не пил, не курил и даже не играл в азартные игры, считая это аморальным. Он читал, слушал классическую музыку и ходил по музеям. Комиссия Уоррена, пытавшаяся сформировать облик нелюдимого желчного человека, лишенного нормального воспитания, была вынуждена признать, что Маргарита Освальд была лучшей матерью, о которой члены комиссии когда-либо слышали.С уважением Ли Освальд».
Глава вторая. Морпех «Освальдскович»
10 ноября 1775 года конгресс еще даже не образованных как следует Соединенных Штатов принял резолюцию о создании в помощь флоту двух батальонов морской пехоты. С этого дня начинается родословная самых элитных войск США, сравнимых по престижу с ВДВ в советское время. Боевая история этого вида войск, организационно входившего в ВМС, состоит главным образом из интервенций в странах Латинской Америки. Свергались неугодные правительства и насаждались проамериканские. Естественно, соотношение сил в таких операциях всегда было в пользу морпехов. Для многих американцев морская пехота и во время Освальда была единственной возможностью увидеть дальние страны. Конечно, подчас это было сопряжено с риском для жизни. Во время Второй мировой войны морская пехота США вынесла на своих плечах основное бремя войны против Японии. Водружение морскими пехотинцами звездно-полосатого флага на отбитом у японцев острове Иводзима заняло в американских учебниках истории такое же место, как водружение советского флага над рейхстагом — в учебниках истории СССР. К 1945 году морская пехота представляла целую армию из 6 дивизий (485 тысяч человек) с собственной авиацией. В войне против Японии корпус потерял убитыми и ранеными более 87 тысяч человек. Уже через пять лет морская пехота США сражалась в Корее (1950 — 1953), где сложили свои головы 25 тысяч морпехов. К тому времени, когда в морскую пехоту собрался марксист Ли Харви Освальд, этот вид войск считался не только элитным с чисто военной точки зрения. Обыгранная СМИ США война в Корее (едва не закончившаяся всемирной ядерной катастрофой) преподносилась американским обывателям как эпохальное противоборство с коммунизмом. И противоборство это выиграла смелой высадкой у Инчхона в сентябре 1950 года морская пехота США. Поэтому Корпус морской пехоты был самым острым оружием, которым США пытались остановить победное в то время шествие идей социализма в мире. Это были войска, где не было места разным подрывным, «красным» элементам. И вот именно туда-то всеми правдами и неправдами стремился попасть марксист Освальд. Почему? Во-первых, основным фактором был пример брата Роберта, которого Ли боготворил (Роберт, правда, определял свои политические взгляды как стопроцентно консервативные). Во-вторых, мечтательный Освальд пытался вырваться из мелкой провинциальной действительности Юга США и посмотреть другие страны, о которых он так много читал. Совершить поездку по миру за счет богатых родителей, как это сделал в тридцатые годы другой американский юноша — Джон Фицджералд Кеннеди, — Ли Харви Освальд, естественно, не мог по соображениям материального характера. В-третьих, Освальд надеялся стать настоящим мужчиной, чтобы не так выделяться из среды сверстников. Наконец, Корпус морской пехоты США давал обычно гражданскую специальность, и после службы в нем, как правило, охотно брали на работу (ведь трудно было отказать патриоту, защищавшему Америку от мирового коммунизма). Правда, старший брат Ли Джон утверждал потом, что Ли просто хотел избавиться от опеки матери. Но сам Освальд никогда ничего такого не говорил. И вообще, похоже, что ссора в Нью-Йорке окончательно развела Джона с его матерью, в то время как с Робертом и Ли Маргарита поддерживала нормальные семейные отношения. 26 октября 1956 года Ли попал наконец в тренировочный лагерь морской пехоты в Сан-Диего, где был зачислен во второй учебный батальон. С физической точки зрения Ли, конечно, мало походил на морпеха: невысок ростом, хрупкого телосложения, он весил всего 60 килограммов. Зато тесты показали, что новобранец имеет навыки гораздо лучше среднего уровня в чтении и владении словарным запасом. Ниже среднего были показатели по математике и анализу ситуации. В целом по суммарному результату тестов Ли набрал 105 баллов, что было ниже среднего уровня на два балла. Очень плохо Ли сдал тест на распознавание радиосигналов. Но для военной специальности, которую он выбрал — ремонт и обслуживание авиационной техники, это не имело особого значения, и Освальда рекомендовали для обучения этой специальности. Важно подчеркнуть, что очень скрупулезные тесты не обнаружили у рекрута никаких отклонений психологического характера. Начался курс молодого бойца, который многие, кто его прошел, описывали как ад. Новобранцев будили по тревоге среди ночи и заставляли совершать маршброски с полной выкладкой. Хватало и обычной для многих армий тупой бессмысленной муштры. Например, у инструкторов бытовало выражение, что все можно сделать правильно, неправильно и как положено в морской пехоте. На практике такая «теория» выглядела следующим образом. Новобранца заставляли пробежать определенную дистанцию и говорили, что он это сделал неправильно. Тот пробегал еще раз и слышал от командира, что на этот раз все было сделано правильно и теперь надо пробежать еще один раз, чтобы было как положено в морской пехоте. Естественно, все, кто имел мало-мальское образование, были возмущены таким «воспитанием», и Освальд здесь не был исключением. Ли поначалу не мог одолеть основы боевой подготовки — владение личным стрелковым оружием морского пехотинца, винтовкой М-1. Над ним снова издевались сослуживцы и он даже получил кличку «мазила» (на самом деле еще более грубую, которую автор просто не хочет включать в эту книгу). Но без владения винтовкой новобранца могли отчислить, и Ли быстро исправился. 21 декабря 1957 года во время зачетных стрельб рекрут Ли Харви Освальд набрал 212 баллов, что на два балла было выше минимального количества очков, необходимого для получения категории «снайпер» (всего в корпусе было три категории: низшая — «хороший стрелок», средняя — «снайпер» и высшая — «эксперт»). Экспертом Ли не стал, потому что стрелял довольно нестабильно, явно не имея выдержки и меткого глаза. Перед самым увольнением с военной службы он стрелял уже гораздо хуже, набрав 191 балл. Практиковался Ли и из пистолета 45-го калибра, но данных о его результатах не сохранилось. По итогам курса молодого бойца щуплый Ли Освальд получил оценку 4,4 балла как за поведение, так и за военные навыки. Если учесть, что высшей и довольно редкой оценкой было 5,0, а средним уровнем, необходимым для почетного увольнения из корпуса, являлось 4,0, то достижения маменькиного сынка Освальда впечатляют. Практически все сослуживцы Освальда потом отмечали, что он быстро схватывал и усваивал военные навыки. В январе 1957 года тоже в Калифорнии Ли прошел обязательную для любого морского пехотинца тренировку по высадке с моря, рукопашному бою и тактике действий взвода. За пять недель не менее суровых испытаний, чем курс молодого бойца, его показатели практически не изменились: 4,2 за поведение и 4,0 за военные навыки. Но и там над Освальдом подтрунивали. Его считали мягким, так как он не вписывался в образ широкоплечего амбала с белозубой американской улыбкой, что было стандартом корпуса. Освальд получил кличку «Оззи» или «Оззи-кролик» «в честь» персонажа одного из популярных тогда мультфильмов. Интересно, что в качестве защитной реакции Ли опять обратился к марксизму. Он критиковал президента Эйзенхауэра за войну в Корее, где «зря» погиб миллион человек (на самом деле больше), и называл себя защитником интересов рабочего класса. Невольно приходит мысль, что Освальд, говоря нарочитыми книжными лозунгами, просто издевался над своими обидчиками. Тем более что образованием и эрудицией средние морпехи в невыгодную сторону отличались даже от бывших одноклассников Ли. Те, однако, кто имел законченное школьное образование, нисколько не сомневались, что Освальд как минимум закончил школу (хотя он не доучился до полного среднего образования два года). Ли был очень эрудирован, особенно в вопросах мировой политики. Он знал имена не только лидеров многих государств, но и 4 — 5 человек из их ближайшего окружения. Позднее рядовой Освальд любил «подкалывать» молодых офицеров, кичившихся перед солдатами своими знаниями. Он очень вежливо спрашивал офицера о его мнении в отношении того или иного события и потом невинными вопросами показывал участникам дискуссии, что на самом-то деле офицер многого не знает. Но в целом в первый период своей службы Освальд не выказывал какого-то недовольства начальством за пределами типичного для всех новобранцев брюзжания по поводу тягот военных будней. Несмотря на то что комиссия Уоррена позднее задавала его бывшим сослуживцам целенаправленные вопросы на сей счет, никто из них не отметил в поведении Освальда чего-то необычного. Правда, во время увольнений Освальд не проводил свободное время с сослуживцами и некоторые считали, что он задирает нос. На самом деле Освальд просто не пил, не играл в карты и не клеился к проституткам в барах, что и было основным времяпрепровождением морпехов за пределами базы. Как только новобранец получил свой первый длительный отпуск (после окончания десантной тренировки 27 февраля 1957 года), он поехал не куда-нибудь, а к своей матери в Форт-Уорт, что также не подтверждает версию, что Ли ушел в армию, чтобы избавиться от опеки Маргариты. Проведя дома пару недель, Освальд отбыл на базу ВМС Джексонвилл (Флорида), чтобы получить там базовые представления о своей будущей военной специальности оператора радара ВВС корпуса. Следует подчеркнуть, что для службы в этих частях по тестам отбирали наиболее умных рекрутов. Здесь уже решала не сила, а мозги, и настроение Ли сильно улучшилось. Он с удовольствием учился, и никто не помнит, чтобы он заводил речь о марксизме. Учеба состояла в приобретении базовых знаний об устройстве радара и состоявшей на вооружении своей и чужой авиатехнике. Проблем, подобных трудностям с овладением стрелковым оружием, у Ли не было. Он, как и остальные солдаты его группы, получил звание рядового первого класса и допуск к работе с закрытой информацией категории «конфиденциально». Это была самая низкая степень, но и для ее получения компетентные органы проверили данные об Освальде по месту жительства. Никакой компрометирующей информации обнаружено не было. Курс в Джексонвилле Освальд окончил 46-м из 54 участников. Далеко не блестящий результат. При этом, однако, он получил самые высокие оценки за все время своей военной службы: соответственно 4,7 за поведение (то есть оно было практически образцовым) и 4,5 за военные навыки. Освальд продолжал обучение и в мае 1957 года был переброшен на базу ВВС Кизелер в Билокси, штат Миссисипи. Курс состоял из 30 тщательно отобранных морпехов. Теперь они уже до тонкостей осваивали радар, систему опознавания самолетов «свой — чужой», тактику преодоления системы подавления радаров самолетами вероятного противника (то есть СССР). Вся эта материя была, естественно, секретной, и преподаватели предупреждали курсантов, что для борьбы с возможным шпионажем в их среду могут быть внедрены сотрудники контрразведки. Но к Освальду никто претензий не имел. Его довольно высоко оценивал капрал Пауэрс, который, что характерно, имел за плечами один курс колледжа (по-нашему вуза). И здесь Ли не особо тесно сходился с сослуживцами, но Пауэрс подчеркивал, что Освальд не избегал контакта, наооборот, стремился к нему. Однако опять всему мешала разница в повседневных интересах. Правда, Пауэрс отмечал и еще один немаловажный момент. У него, Пауэрса, было неподкрепленное фактами чувство, что Освальд предрасположен к гомосексуализму. Дескать, по своему опыту наблюдения за подобными людьми Пауэрс сделал вывод, что Освальд женственно двигался, держал себя и т. д. Да и по курсу ходили слухи, что Освальд придерживается нетрадиционной ориентации. Возможно, дело было просто в том, что, как уже отмечалось выше, Ли не походил внешне на хрестоматийный образ широкоплечего морпеха. Да и изъяснялся он без ругани и сленга. Но если принять во внимание другое показание Пауэрса, то дело может представиться другим и более таинственным образом. Ли на каждые выходные ездил в Новый Орлеан. Пауэрс думал, что он навещает мать. Но Маргарита тогда жила в Форт-Уорте. А родственники в Новом Орлеане вспомнили только, что Ли один раз им звонил, но не приезжал лично. К кому же мотался по выходным за 120 километров молодой морпех? Если предположить, что он поддерживал тесный контакт с Феррье, то кое-что становится на свои места. Последний, как известно, как раз и был гомосексуалистом. Возможно, что он учил Освальда и как себя вести. Если, как уже упоминалось, во время базовой тренировки в Калифорнии Освальд изредка вспоминал о своем марксизме, то в Кизелере, где за ним внимательно наблюдала контрразведка, он вел себя очень смирно. Вероятно, что такую модель поведения ему подсказал Феррье. Если последний готовил Ли к увлекательной карьере агента-провокатора, то лишние неприятности с властями на этой стадии были ни к чему. Сначала Освальд должен был стать привлекательным для коммунистов с точки зрения возможного получения от него информации. Отсюда и желание Ли заниматься такой сложной для него, плохого математика, материей, как радары. Ничего более секретного для рядового корпуса морской пехоты США не существовало. И наконец, Пауэрс, как неглупый человек, отмечал очень странную на первый взгляд черту характера Освальда. Тот был легко внушаем. Надо было только подобрать ключик к характеру парня, что для талантливого психолога не составляло особого труда. Освальд просто расцветал, когда уважительно отзывались о его способностях и смотрели как на равного. Например, если старшие по званию просто приказывали Ли что-либо сделать, тот начинал канючить: «А почему именно я?» Но если ему говорили: «А не сделать ли нам то-то и то-то?» — Освальд с радостью и усердием брался за дело. Феррье был, видимо, единственным человеком мужского пола старше Освальда, но относившийся к нему, по крайней мере, с нарочитым уважением. А Ли, конечно, не могло не льстить внимание (возможно, и сексуальное) столь опытного пилота и человека из таинственного мира секретных и околосекретных служб. Во время курсов в Кизелере Ли вдруг стал очень сильно интересоваться своей будущей военной специальностью и закончил курсы, к удивлению сослуживцев, седьмым из тридцати участников. 25 июня 1957 года ему была присвоена военно-учетная (как сказали бы в СССР) специальность 6741 — оператор авиационной электроники. Когда он отправился в отпуск, его показатели были весьма неплохими: 4,2 за поведение и 4,5 за военные навыки. Усердие себя оправдало: Ли Харви Освальд за успехи был направлен на службу за границу, на одну из крупнейших военно-морских баз США за рубежом — Ацуги в Японии. 22 августа 1957 года Освальд, Пауэрс и еще десятки морпехов отплыли из Сан-Диего к берегам Страны восходящего солнца на борту военного транспорта «Бексар». На корабле Освальд обучил Пауэрса играть в шахматы (эти два образованных человека не ощущалисложностей в общении друг с другом). Пауэрс вспоминал потом, что делать на корабле было особо нечего и Освальд много читал. Корпус морской пехоты распространял среди солдат массу в основном развлекательной литературы. Но Освальд, по словам Пауэрса, читал только «хорошую литературу», типа произведений Уолта Уитмена или серьезных книг по истории. У него никогда в руках не было никаких низкопробных вестернов. Через три недели «Бексар» причалил в порту Йокосука и морпехи был перевезены на базу Ацуги, расположенную в 20 милях юго-западнее Токио. База была основана японцами в 1938 году как пункт базирования стратегической авиации, предназначенной для нанесения массированных и неожиданных ударов по врагу. Здесь служили, как правило, лучшие пилоты. В конце войны из-за непрерывных бомбежек американской авиации часть самолетов была переведена в искусственные пещеры. Когда после вступления в войну на Тихом океане СССР японский император Хирохито объявил о готовности к безоговорочной капитуляции, летчики базы взбунтовались и отказались выполнить приказ. Неделю они владели базой и даже разбрасывали над Токио листовки с призывами биться до последней капли крови. Но уже 30 августа 1945 года на аэродроме Ацуги приземлился главком сил США на Тихом океане генерал Дуглас Макартур, чтобы принять капитуляцию Японии. Потом лет пять база пустовала, пока не началась война в Корее. Тогда на базе концентрировалось до 250 американских самолетов. Привыкшие к комфорту американцы построили бассейн, клуб и, естественно, вокруг базы как грибы после дождя выросли увеселительные заведения сомнительного характера. К моменту прибытия в Ацуги Ли Харви Освальда на аэродроме размещалось Первое авиакрыло корпуса морской пехоты. Часть его истребителей Ф-86 (основной противник наших МиГ-15 во время войны в Корее) находилась в состоянии повышенной боевой готовности. На базе был еще и необычно длинный ангар, из которого иногда выкатывали странный, почти крестообразный самолет — новейший американский высотный самолет-разведчик У-2. С потолком полета в 27 ООО метров он считался неуязвимым для советской и китайской систем ПВО. В восточной части базы на расстоянии около 400 ярдов от бараков морских пехотинцев находился комплекс из 20 зданий. Там располагалась основная оперативная база ЦРУ США на Дальнем Востоке. Естественно, что при такой начинке на Ацуги был повышенный режим безопасности. Подразделение, куда попал Освальд, называлось Эскадроном воздушного контроля морской пехоты № 1 (английская аббревиатура MACS 1). Там служило 117 человек. В обязанности эскадрона входило отслеживание с помощью радара практически всего побережья КНР и обеих Корей. Если неопознанный самолет приближался к японскому воздушному пространству и не отвечал на запрос «свой — чужой», дежурные операторы эскадрона должны были обеспечить немедленное информирование перехватчиков, стремительно после этого поднимавшихся в воздух. Кроме того, эскадрон содействовал с помощью радиосвязи посадке своих самолетов на базу и контролировал все воздушное движение (включая гражданские авиарейсы) над японской столицей. Конечно, к 1957 году полномасштабная война в Корее уже как 4 года была достоянием истории. Но «холодная война» на Дальнем Востоке только набирала силу. И обе стороны вели ее в основном с помощью авиации. Задирались только американцы. Самолеты-разведчики, бомбардировщики и истребители регулярно вторгались в советское воздушное пространство, чтобы вскрыть расположение системы ПВО и вызвать советских перехватчиков на опрометчивые действия (в сентябре 1983 года американцы подставили пассажирский южнокорейсий самолет, отправив на верную смерть сотни ни в чем не повинных людей). По сути, США сознательно балансировали на грани «горячей войны». Иногда это кончалось для них трагически. Так, 7 ноября 1954 года самолет-разведчик В-29 был сбит в районе Курильских островов. 11 декабря 1956 года три американских бомбардировщика вторглись в воздушное пространство СССР в районе Владивостока. Правительство Советского Союза заявило протест. 27 июня 1958 года наши перехватчики посадили на советском аэродроме непрошеного гостя — американский самолет С-118. Сейчас на основании рассекреченных документов и мемуаров бывших летчиков окончательно ясно, что самолеты залетали к нам не по ошибке. За такие миссии пилоты ВВС США получали государственные награды, если, конечно, возвращались. Особо безнаказанно летали над нашей территорией самолеты У-2. Протесты игнорировались, так как советские «миги» достать У-2 просто не могли. 4 июля 1956 года У-2 спокойно пролетел над Москвой и Ленинградом, на следующий день — над Литвой и Белоруссией. Всего с 1956 по 1960 год У-2 появлялись над советской территорией около 30 раз. Таким образом, внешне спокойный Дальний Восток 1957 года тлел постоянными кризисами, вот-вот готовыми превратиться в настоящую войну. Освальд в составе дежурной смены операторов радаров проводил службу в так называемом «пузыре», как на военном жаргоне именовалось помещение оперативного слежения за воздушным пространством. Ли не только часами смотрел на экран, но и рисовал специальным карандашом для офицеров на прозрачном табло траектории движения самолетов. Для этого нужен был определенный навык, так как рисовать надо было «задом наперед». Вообще первое время офицеры не могли нахвалиться Освальдом. Тот был очень толковым, вежливым и спокойным солдатом. Отмечалось, что он подходил к делу основательно и старался, чтобы его работой были довольны. Дежурная смена длилась как правило 4 часа, после чего Освальд возвращался в деревянный барак, где он делил комнату с сослуживцем. Как всегда, Освальд много читал. Он по-прежнему не играл в карты и не ходил по барам. Естественно, у него тут же начались проблемы с другими морпехами. Ли обзывали «мисс Освальд», заталкивали в одежде под душ, пытались спровоцировать на драку. Старослужащих бесило еще и то, что Освальд отказывался выполнять всякие унизительные ритуалы, через которые должен был проходить новобранец. К слову, такие ритуалы в США приняты не только в армии, но и в элитных университетах, причем не только с ведома, но и при поощрении начальства. Видимо, с точки зрения американского образа жизни для лидеров и защитников страны это необходимо. Над Освальдом смеялись, узнав, что парень еще и девственник. Причем сам в этом добровольно признался! У большинства морпехов сексуальный опыт был только с проститутками, которые делили с ними постель не из-за их выдающихся качеств, а просто за деньги. Как обычно, об Освальде хорошо отзывались люди образованные, имевшие хоть какие-то другие интересы кроме вина и женщин. Освальд на первом этапе своей службы старался уходить от конфликтов как в прямом, так и в переносном смысле. Когда к нему приставали, он криво улыбался и просто отходил в сторону. Вместо баров он сидел в комнате отдыха и смотрел телевизор (записи старых футбольных матчей). Кстати, сослуживцы тогда даже не догадывались о его марксистских взглядах, так как Ли их просто не высказывал. Зэк Стаут, один из сослуживцев Освальда (за последним опять закрепилась кличка «кролик Оззи») относился к притесняемому парню с уважением. Почему? Например, потому, что Ли был честным и открытым. А еще потому, что с ним можно было вести «умную» беседу. К тому же парень читал «глубокие» книги, типа «Майн кампф» и многотомной «Истории упадка и гибели Римской империи» Гиббона. Стаут уже после покушения на Кеннеди говорил, что Освальд был человеком, которому можно было довериться во всем. И вообще, Освальд относился к окружающим так, как те относились к нему. Интересно, что с уважением к Освальду относился еще один морпех, явно не блиставший особой начитанностью и образованием. Гэйтор Даниэле до поступления на службу помогал своему отцу в болотах Флориды ловить аллигаторов. Ему в Освальде нравилось то, что тот был тоже из «простых людей» и «просто хороший человек». Даниэлса уважали и побаивались за его физическую силу, и Гэйтор часто брал Освальда под защиту. Тот, в свою очередь, старался тоже чем-то отблагодарить друга (например, давал ему деньги в долг). Кстати, о деньгах. Освальд получал 85 долларов в месяц и старался почти все из них откладывать. Некоторые исследователи потом утверждали, что Ли уже тогда копил на билет до Москвы. Никакой почвы под такими утверждениями нет. Просто Ли понимал, что после увольнения со службы рассчитывать в материальном смысле ему особо не на кого. Маргарита продолжала работать, так как сыновья ей почти не помогали (за исключением Ли). Кстати, Освальд выходил из себя, если кто-то позволял себе в его присутствии оскорбительные замечания о его матери. Видимо, поняв, что постоянные унижения рано или поздно подорвут его психику, Освальд сделал две вещи. Во-первых, он заказал себе по почте из США пистолет 22-го калибра «дерринджер», хотя иметь незарегистрированное личное оружие морским пехотинцам было запрещено. Причем Освальд не скрывал от сослуживцев, что у него есть пистолет. Однако это не отпугивало обидчиков. Тогда в один из вечеров Ли вроде бы случайно, играя с оружием, выстрелил из пистолета в стену прямо над головой одного из солдат. Но Ли хотел «влиться» в коллектив и другим, мирным путем. Он стал тоже ходить по барам, чтобы прослыть за своего. Сослуживцы с воодушевлением видели Освальда, напившегося в первый раз в жизни. Свели его и с японской проституткой и потом, как водится, отметили всей компанией «превращение мальчика в мужа». Ли, у которого, похоже, не было чувства юмора (или, может, его юмор просто был выше восприятия его сослуживцев), стал довольно неуклюже пытаться шутить в обычном для американской армии грубовато-простецком стиле. Так, например, он будил солдат криком: «Берегите деньги Конфедерации! Юг восстанет снова!» Как раз для уроженца Юга США такого рода шутки были вполне естественными. Освальд даже вроде смирился со своей кличкой и иногда шевелил ушами и выставлял над нижней губой зубы, имитируя кролика. Однако сослуживцы не верили в новую маску «книжного червя». Над ним привыкли издеваться и не собирались отказываться от этого. И тут вдруг морпехи стали замечать Ли в сопровождении прекрасной японки, которая с их завистливой точки зрения была явно «выше классом», чем Ли. Тем более Освальд как-то сказал, что она работает в баре «Квин би». Бар этот был явно не по карману рядовым, так как один вечер там обходился примерно в сто долларов, что было больше месячной зарплаты Освальда. Поэтому в баре обычно торчали офицеры и сержанты. История с «Квин би» до сих пор воспринимается многими как доказательство работы Освальда на американские спецслужбы. При этом используется следующая логика. Многие сотрудницы бара, находящегося неподалеку от секретной военной базы, наверняка были иностранными шпионами. Освальд достаточно много знал, чтобы представлять для них интерес. Он видел секретный самолет У-2 и даже, вероятно, мог рассказать о маршруте его полетов. Поэтому какие-либо разведслужбы (прежде всего ЦРУ или разведка ВМС) давали бедному Освальду деньги для «работы» с хорошенькой японкой. Есть и другая версия, основанная опять же на словах только самого Освальда. Потом он говорил, что в Японии тесно общался с японскими коммунистами и те убедили его съездить в Советский Союз, чтобы посмотреть, как выглядит социализм на практике. Что здесь можно сказать? Стоит только подключить логику и факты. Освальд был человеком сообразительным, с богатым воображением и желанием вести таинственную двойную жизнь. Весьма вероятно, что ЦРУ или военно-морская разведка действительно использовали его как «живца» для иностранных спецслужб, интересовавшихся базой Ацуги. Тем более что именно там базировался неуловимый для русских У-2. Правда, американская разведка не знала, что в СССР об У-2 уже было известно многое. Что нового Освальд мог рассказать русским агентам об У-2? Начиная с самого первого полета советские радары засекли этот объект. Так же было дело и при всех последующих полетах, каждый из которых сопровождался дипломатическими протестами СССР. Проблема была только в том, что перехватчики советских ВВС пока не могли достать У-2. Но уже в 1958 году была принята на вооружение первая ракетная система ПВО С-75. И первый У-2 русские сбили 1 мая 1960 года, а не раньше, только потому, что это был второй полет самолета-шпиона после долгого перерыва. Освальд, конечно, мог сдать «красным» коды обозначения самолетов «свой — чужой». Но ценной эта информация была бы только в том случае, если бы СССР или КНР готовились к массированному и неожиданному авиаудару по Японии. Но третьей мировой войны в Москве никто не планировал. Запасать такие коды на будущее смысла не было, так как они периодически и довольно часто менялись. К тому же смысл военно-воз- душных игр того времени состоял не в скрытности проникновения в воздушное пространство вероятного противника, а скорее в обратном. Самолетам-нарушителям надо было вести себя «пошумнее», чтобы вызвать ответную реакцию ПВО и тем самым вскрыть авиационные и ракетные базы. А вот их в отличие от кодов поменять за день было просто невозможно. Деятельность Освальда скорее была для ЦРУ разочарованием, так как он, формально выполняя задания, как и в случае с Феррье вел свою игру. Успехов не было, потому что Освальд к ним просто не стремился. Он вел себя так, что советская разведка им не заинтересовалась. Поэтому, когда в октябре 1959 года Освальд попал в СССР и захотел остаться, КГБ не имел о нем вообще никакой информации ни из Японии, ни откуда бы то ни было еще. Причем не знали в Москве и о его якобы тесных связях с японскими коммунистами. Комиссия Уоррена «логически» заключила, что раз в Японии действовала «активная и неподавленная компартия» (вот именно: в США в то время многие коммунисты сидели по тюрьмам по надуманным обвинениям), то марксист Освальд просто не мог не выйти с ней на связь. На самом деле японская компартия переживала в то время очень непростой период в своей истории. До войны в Корее это была действительно влиятельная политическая сила, насчитывавшая в своих рядах более 200 тысяч человек. За ней шло 3 миллиона избирателей. Но во время корейской войны партию стали преследовать, а она, подставившись, взяла курс на вооруженную борьбу против правительства (хотя этот курс остался на словах). Коммунистов стали давить еще больше, и к середине 50-х годов их осталось не более 30 тысяч. Только в июле 1958 года после своего VII съезда партия снова медленно стала наращивать влияние. Так что вряд ли окрестности базы Ацуги кишели коммунистами во время службы там Освальда. Хотя, конечно, Освальд ездил в увольнительную в Токио и там действительно мог познакомиться с коммунистами. Но в любом случае ни на базе, ни позднее в СССР шпионских следов этого сотрудничества не было найдено. А как же с симпатичной официанткой из «Квин би»? Во-первых, Освальд мог просто наврать своим завистливым сослуживцам по поводу места работы официантки. Но скорее всего, он ее любил, и она отвечала взаимностью. Морпехам это было, конечно, трудно представить, так как с женщиной им говорить было не о чем, даже если японки владели английским языком. А вот «девственник» Освальд имел гораздо более интересный внутренний мир и мог нравиться без денег. В поддержку последней версии говорят не только позднейшие свидетельства сослуживцев о том, что Ли был «без ума от красивой японки», но и случай, произошедший с Освальдом 27 октября 1957 года и поломавший всю его военную карьеру. В этот день примерно в половине девятого вечера Освальд копался в своем личном шкафчике. Вдруг раздался выстрел, и подбежавшие морпехи увидели сидящего рядом со шкафчиком Освальда, держащего в правой руке личный незарегистрированый пистолет 22-го калибра. Ли спокойно сказал: «Кажется, я подстрелил себя». На левой руке Освальда виднелись следы крови, но рана была не опасная. В госпитале хирург быстро обработал рану и по просьбе Освальда записал, что она была нанесена случайно и из служебного оружия 45-го калибра. Но затем «разобрались», и инцидент приобрел для Освальда перспективу военно-полевого суда за незаконное хранение оружия. Зачем Освальд пошел на такой риск? Дело в том, что к тому времени было известно, что его часть вот-вот отправится в район Филиппин «на маневры». «Маневры» эти были на самом деле, и это хорошо знали даже рядовые, готовящейся военной интервенцией США против Индонезии. То есть Освальда там могли не только убить, но и грозящая война рисковала затянуться на неопределенное время. Еще бы: американская интервенция в Корею начиналась вроде тоже с небольшой высадки войск, а закончилась цинковыми гробами для 50 тысяч американцев. Поэтому довольно ясно, что Освальд хотел остаться в Японии и избежать «маневров». Скорее всего, из-за своей пассии. Позднее Освальд вообще говорил, что не хочет возвращаться из этой страны на родину. Кстати, сторонники теории связи Освальда с американскими спецслужбами утверждают, что сам инцидент был подстроен, чтобы оставить ценного дезинформатора русских в Японии. Но в этом случае зачем было городить огород с самострелом и военным трибуналом? Оба эти факта скрыть от посторонних было невозможно. Если бы Освальда хотели оставить, его бы просто оставили. Никто бы из сослуживцев переводом его, например, в другую часть интересоваться особо не стал бы. Это не было принято, а потом такие вещи случались в корпусе сплошь и рядом. Хотя, конечно, трибунал создавал Освальду в случае последующей заброски в Советский Союз репутацию диссидента, которого преследовали за неугодные политические взгляды. Но продержав «самострела» в госпитале три недели, его выписали аккурат вовремя, чтобы он смог-таки со своей частью отбыть на «маневры». Дело на Освальда завели, но оно было отложено до возвращения части с этих самых «маневров». Заметим для себя один немаловажный момент. Врач написал в отчете, что инцидент произошел не по вине Освальда, а «в рамках несения службы». Таким образом, судить незадачливого морпеха должны были только за владение незарегистрированным оружием. А «маневры» эти были первой военной операцией ЦРУ (создано в 1947 году) по свержению неугодного США правительства — президента Индонезии Сукарно. Вина его состояла в том, что он отказывался вступить в организованные Америкой антисоветские военно-политические союзы, а напротив, был одним из лидеров движения неприсоединения вместе с индийским премьером Неру. Мало того, Сукарно имел наглость посетить с визитом Советский Союз и Китай (правда, и в США он тоже ездил, но в глазах ЦРУ это вины не умаляло). Чаша терпения ЦРУ переполнилась после того, как на свободных парламентских выборах компартия Индонезии получила около четверти всех голосов и Сукарно решил, что коммунистам по справедливости должно быть предоставлено 25 процентов мест в правительстве. ЦРУ наняло несколько индонезийских армейских полковников во главе с бывшим военным атташе Индонезии в Вашингтоне и те под знаменем исламского фундаментализма начали мятеж на индонезийском острове Суматра. Народ, по прогнозу ЦРУ, должен был, естественно, поддержать путчистов, а те попросить о прямой военной интервенции США. Именно для этого в район Филиппин (которые тогда, несмотря на формальную независимость, по сути, были американской колонией) стягивались крупные силы морской пехоты и ВМС США, в том числе и часть Освальда. Но не понимавший своего истинного счастья народ был на стороне Сукарно. Американские самолеты стали бомбить церкви, рынки и другие «военные» объекты, убив сотни мирных жителей. Мятеж тем не менее захлебывался. Тогда ЦРУ, зная о любви Сукарно к прекрасному полу, сфабриковало порнофильм, в котором «президент» занимался сексом с «русской красавицей». Красавица была, естественно, агентом Кремля, через которую этот самый Кремль диктовал свою волю Сукарно. Актеров для фильма нашли в полиции Лос-Анджелеса (женщину, правда, пришлось заменить, она была, по оценке ЦРУ, «потрепанной» и страшноватой для «русской красавицы»). Фильм, запущенный ЦРУ во все мировые СМИ, оказал Сукарно большую помощь. В Индонезии люди прониклись гордостью за своего президента, перед чарами которого не устояла даже русская! Мы остановились на индонезийском кризисе подробнее, так как уже через три года ЦРУ повторит такой же вариант в отношении Кубы. А это уже, по нашему мнению, имело прямое отношение к убийству президента США Джона Кеннеди. А значит, и к герою этой книги. 20 ноября 1957 года часть, где служил Освальд, погрузилась на десантный корабль времен Второй мировой войны и отплыла к Филиппинам в рамках маневров под кодовым названием «Стронгбэк» (то есть сильная поддержка). Была осуществлена имитирующая боевую высадка на Филиппинах, после которой, продвинувшись в глубь «занятой территории» на 20 миль, морпехи развернули временный палаточный боевой пункт управления воздушным движением. На Филиппинах американцам тоже были не особенно рады. В стране действовали коммунистические повстанцы и, хотя США разгромили их основные силы пятью годами ранее, на архипелаге постреливали. У морпехов было впечатление, что простые люди как раз больше сочувствуют коммунистам, чем собственному марионеточному проамериканскому правительству. Часть Освальда столкнулась с «дружеским» отношением сразу же. Причем сама же его и спровоцировала. «Наступавшие» морпехи увидели местных жителей, поглощавших свинину и собачатину вместе с самогоном. Мимо такой добычи доблестные морские пехотинцы, естественно, пройти не могли и обменяли самогон на ножи. Подвыпив, представители цивилизованного мира стали приставать к филиппинкам. Завязалась драка, и морпехам пришлось отступить ближе к берегу. Характерно, что один из сослуживцев филиппинского периода Освальда вспоминал: Ли был спокойным, «непохожим на остальных парней-животных». Через неделю палаточный радарный пункт опять свернули. Морпехи вновь погрузились на корабль. Целый месяц корабль в составе армады американского флота болтался в море, ожидая дальнейших указаний. А их все не было, так как мятежники в Индонезии терпели поражение. В конце концов часть опять сошла на берег в районе крупнейшей военной базы США на Филиппинах Субик-Бэй. На этот раз ничего развертывать не стали. Задача состояла в том, чтобы ждать и охранять собственное оборудование. Пожалуй, впервые операторам радаров дали в руки боевое оружие, и находились они не совсем в спокойной стране. Новый 1958 год морпехи ознаменовали пьяной дракой в духе своих боевых традиций. Несколько человек лишились сознания, а одного госпитализировали с сотрясением мозга. Освальд в таких культмассовых мероприятиях не участвовал. Делать тем, кто не любил читать, было нечего. Морские пехотинцы занимались главным образом изготовлением горячительного напитка по собственной рецептуре. Похищенный из санчасти спирт настаивался на картофельной кожуре и апельсиновых корках. Для этого емкость на неделю закапывали в землю. Перебродившую смесь фильтровали через армейские майки. Пить такую гадость можно было лишь заткнув нос. 15 января 1958 года вдруг стало не до скуки. Во время несения ночью караульной службы (причем он охранял ангар, предназначенный для У-2) погиб рядовой Мартин Шранд, который вместе с Освальдом (и упоминавшимся выше Пауэрсом) участвовал в курсах для радарных операторов на базе Кизелер. Рана, которую нанес себе Шранд, была на первый взгляд странной: он выстрелил себе в правую подмышку. Потом комиссия Уоррена пыталась как-то связать с этим инцидентом Освальда, но каких-либо фактов не обнаружила. Скорее всего, Шранд оперся на винтовку и она случайно выстрелила. А Ли Харви Освальд в этот же день сдал экзамен на звание капрала. Между тем военная служба и «маневры» продолжались. Почти сразу же после инцидента со Шрандом часть опять погрузилась на корабль и отплыла на остров Коррехидор. Там все повторилось снова: морпехи развернули палаточный радарный пункт и стали ждать неизвестно чего. Освальд все десять недель пребывания на острове находился в наряде на кухне. Это было своего рода предварительным наказанием за инцидент с незарегистрированным пистолетом. Ли переживал, что его наказали еще до суда, но прятал свои эмоции под маской клоуна. Например, Освальд демонстрировал коллегам на бис трюк по разбиванию одним махом десятков яиц для утреннего омлета. К тому же на Коррехидоре Освальду нравилось. Во время Второй мировой войны там шли жестокие бои, и интересовавшийся историей Освальд проводил многие часы, исследуя разрушенные бункеры и укрепления. Причем сослуживцы отмечали, что Освальд хорошо разбирался в истории войны и служил им своего рода гидом по местам былых сражений. Правда, доблестные морпехи временно прекратили прогулки, когда узнали, что на днях в этой местности убили пятиметрового питона. В свободное время, как всегда, Освальд много читал, тогда как остальные морпехи в основном купались и загорали. Служебный рейтинг Освальда во время пребывания на Филиппинах оказался самым низким за всю историю его военной карьеры: за поведение он получил 4,0, а за военные навыки — 3,9. (Интересно, а как Освальд мог эти самые навыки продемонстрировать, если все время находился в кухонном наряде?) Пожалуй, это можно объяснить только одним: Ли стал терять веру в возможность чего-то добиться от Корпуса морской пехоты в плане своей будущей карьеры. Но у него еще оставалась надежда, что предстоявший ему военно-полевой суд примет мягкое решение, учитывая постоянное пребывание в наряде. 7 марта 1958 года, когда командованию стало окончательно ясно, что «спонтанная, народная революция» в Индонезии провалилась, часть отправилась в Японию к месту постоянной дислокации. Морпехам повезло, что индонезийский народ не дал вовлечь себя в задуманную ЦРУ широкомасштабную гражданскую войну. Иначе многие из них вернулись бы с «маневров» в США в грузовом отделении трюмов. Кстати, Освальд, читая газеты, видимо, подозревал, в чем на самом деле был смысл «маневров». Позднее он писал Роберту, что прекрасно «помнит те дни, когда мы находились на кораблях вблизи Индонезии, чтобы подавить очередную революцию. Я до сих пор ясно вижу Японию и Филиппины с их марионеточными правительствами». Прибыв на базу Ацуги, Освальд был подвергнут суду военного трибунала и был жестоко разочарован приговором. 11 апреля 1958 года Ли Харви Освальд был приговорен к 20 дням тяжелых работ, удержанию из жалованья 50 долларов и понижению в звании до рядового (он, как мы помним, был рядовым первого класса и сдал экзамен на капрала; экзамен этот теперь считался аннулированным). Исполнение приговора, правда, отсрочили на 6 месяцев, и если бы Освальд за это время не допустил новых дисциплинарных проступков, то решение суда потеряло бы свою силу. Тем не менее Освальд был не просто разочарован, он был вне себя от негодования., так как полагал, что несколькими неделями беспрерывных кухонных нарядов вполне и с лихвой искупил содеянное. Даже некоторые офицеры считали такое решение суда излишне строгим. Тем более что Освальда унизили еще больше, запретив ему несение службы по специальности и опять направили фактически в бессрочный кухонный наряд. Потом Освальд признавался, что именно после решения суда он начал всерьез задумываться о переселении в СССР. Ведь он изо всех сил пытался хотя бы внешне стать таким же, как все. Но слишком уж много серьезных книг прочитал к тому времени Ли Харви Освальд, чтобы справиться с ролью необремененного мозгами доблестного морского пехотинца. Теперь его терпение лопнуло, и Ли подал заявление на отчисление из корпуса «в связи со срочной необходимостью». Но ему надо было представить какую-нибудь уважительную причину, так как контракт он в свое время подписал на три года. Особых причин не было, и Освальду отказали, чем, естественно, озлобили его еще больше. Ли чувствовал себя в том же положении, что и пять лет тому назад в Нью-Йорке: его преследовали непонятно за что. Он открыто говорил сослуживцам, что начальство сделало из него козла отпущения, и никакого будущего для себя на военной службе он не видит. Теперь «кролик Оз» уже больше не притворялся простачком и решил за себя постоять. Во время одной из вечеринок части в баре он подошел к сержанту Родригесу, который направил его в наряд по кухне, и вылил на него спиртное. После этого Освальд в грубой форме предложил сержанту «выйти и разобраться». Вообще это все было как раз в рамках обычного пьяного кутежа, привычного, как мы уже видели, для американских элитных частей. Родригес «выйти» не решился, так как младших командиров как раз незадолго до этого инцидента предупредили об особой ответственности за участие в драках. К тому же Родригес думал, что Освальд прицепился к нему из расистских побуждений (Родригес был по происхождению мексиканцем, а значит, человеком «второго сорта» в американской армии). На самом деле начитанность и убеждения Освальда делали его абсолютно непохожим в этом смысле на своих сослуживцев. Позднее один из морпехов-пуэрториканцев даже говорил, что сдружился с Освальдом потому, что тот единственный относился к нему как равному. Как бы то ни было, Родригес драться побоялся, а написал на рядового Освальда рапорт. 27 июня 1958 года Освальд опять предстал перед военным судом. Ли сам выступал на суде своим защитником и путем перекрестного допроса Родригеса и свидетелей пытался доказать, что опрокинул на сержанта напиток случайно, так как был навеселе. Судья ему поверил и тем не менее осудил Освальда за «использование провоцирующих слов» в адрес младшего командира. Новый приговор наложился на старый и в результате дополнительно Освальд лишился 55 долларов и был отправлен на 28 дней в военную тюрьму, по сравнению с которой советская гауптвахта была домом отдыха. Во время пребывания в камере (Освальд сидел в одиночной) осужденный должен был все время стоять по стойке смирно за исключением приема пищи и сна. Когда ему надо было в уборную, он должен был громко и неоднократно командным голосом выкрикивать свою просьбу, пока часовой не сочтет нужным открыть дверь. Позднее один из тех морпехов, кто тоже испытал судьбу Освальда, описывал тюрьму как «ад» даже в сравнении с тюрьмой «на гражданке». Некоторые исследователи, сторонники конспиративных связей героя нашей книги с американскими спецслужбами, утверждают, что на самом деле Освальд вообще не сидел ни в какой тюрьме, а проходил спецобучение перед заброской в Советский Союз. Но фактов в поддержку этой версии нет (возможно, пока нет), хотя в целом она выглядит очень правдоподобной. Освальда в тюрьме видели (но далеко не каждый день), и покинул он ее 13 августа 1958 года. На свободу бывший «кролик» вышел совсем другим человеком. Он перестал шутить и вообще вел себя с окружающими отстраненно и холодно (хотя пить стал больше, видимо, чтобы залить свою обиду). Тем более что ему было отказано в просьбе о продлении службы за границей, а новые служебные оценки (1,9 за поведение и 3,4 за военные навыки) уже не позволяли ему рассчитывать на увольнение из корпуса «с почетом». Освальд стал резко критиковать американский империализм и обращаться к сослуживцам «вы, американцы», показывая тем самым, что себя он таковым не считает. В тюрьме, говорил Освальд, я окончательно убедился в прелестях вашей демократии и теперь хочу увидеть другую жизнь. Если предположить, что вместо тюрьмы Освальда готовили к предстоящей заброске в СССР, то показательная ненависть к американскому образу жизни неплохо вписывается в этот сценарий. Вот именно в этот период службы Освальд близко сошелся с японцами, так как от своих сослуживцев его чуть ли не тошнило. «Туземцы» же, по крайней мере, относились к нему с уважением. У Ли даже появилась «японская жена» (то есть женщина, которая за деньги вела его домашнее хозяйство, выполняя и все другие обязанности законной супруги). В американской армии такую походно-полевую жену называли «ранчо». А американской армии и морской пехоте на Дальнем Востоке между тем предстояли очередные «веселые гастроли». Неожиданно в сентябре 1958 года обострились отношения между КНР и Тайванем. Китайская армия стала обстреливать расположенные между континентом и Тайванем мелкие острова, а воинственная риторика из Пекина могла говорить о предстоящем захвате Тайваня. На самом деле Мао Цзэдун был готов действительно пойти на мировую войну против США при условии, что СССР даст ядерные гарантии КНР. Но Хрущев отказался поддержать Мао, и с того времени отношения между Москвой и Пекином стали ухудшаться. США, естественно, встали на защиту гоминьдановского Китая и начали перебрасывать к острову войска. Американский флот прикрыл Тайвань с моря, а с воздуха такую же роль должна была взять на себя часть, где служил Освальд. Ведь МиГи КНР барражировали в непосредственной близости от Тайваня (кстати, а с самого острова проводил свои шпионские полеты против КНР уже знакомый нам У-2). 14 сентября 1958 года эскадрон Освальда покинул Японию и через две недели высадился на севере Тайваня. Был развернут пункт радиолокационного контроля за воздушным пространством. Кстати, один из офицеров потом вспоминал: у него сложилось впечатление, что самолеты КНР знали все позывные и могли незамеченными проникать в воздушное пространство Тайваня. Так как эти показания давались после покушения на Кеннеди, намек на Освальда, конечно, был явным. Но кроме этого офицера никто другой почему-то подобного мнения не придерживался и никакого служебного расследования начато не было. После пребывания в тюрьме Ли Харви Освальд не горел никаким желанием умирать за американский империализм в очередной несправедливой войне. Одно дело, рассуждал он, говорить о коммунизме абстрактно, другое — самому строить артиллерийские позиции в предвкушении неминуемого вторжения китайских коммунистов (морпехи помогали гоминьдановцам готовиться к войне). Но Освальд уже решил для себя, что эта война пройдет без него. Как-то ночью, когда рядовой Освальд был на посту, раздались четыре выстрела. Офицер Родс (тот самый, который обратил внимание на осведомленность китайских истребителей), выхватив свой пистолет 45-го калибра, немедленно побежал на пост и увидел Освальда сидевшим прислонившись к дереву. Свою винтовку М-1 он держал на коленях. Освальда трясло, он рыдал. Потом, немного придя в себя, он рассказал, что увидел за деревьями группу неизвестных людей. Они не отозвались на приказ часового назвать пароль, и он начал стрелять. Родс, относившийся к Освальду с симпатией, обнял его и отвел в казарму. Последний всю дорогу повторял, что просто не может выносить караульную службу. Родс, естественно, доложил о случае по команде, и Освальда практически на следующий день самолетом отправили назад в Японию. Официально, по крайней мере, так потом вспоминали, Ли улетел для медицинского обследования (в Японии он, как и большинство его сослуживцев, подцепил легкую форму гонореи). На самом деле, как, скорее всего, абсолютно правильно сразу же предположил Родс, Освальд просто симулировал очередной инцидент, чтобы избежать участия в возможной войне. С таким послужным списком терять ему было уже нечего. Есть опять же предположения, что все организовали американские спецслужбы, чтобы вернуть своего агента в Японию. В поддержку этой версии долго приводили один на первый взгляд действительно странный документ. Когда Освальд подцепил упомянутую выше нехорошую болезнь, то врач в госпитале записал, что она была получена не по вине солдата, а «в результате выполнения им служебных обязанностей». Казалось, вот оно, доказательство! Освальд спал с японками по заданию ЦРУ или во- енно-морской разведки. Но здесь все, увы, гораздо проще. Если помните, то при предыдущем инциденте с оружием в деле Освальда была точно такая же формулировка. Она просто отражала существовавшее тогда в армии США законодательство. А оно гласило, что при любом инциденте или болезни военнослужащего «собственная вина» была налицо только в одном случае: когда солдат нанес себе ранение или подцепил болезнь умышленно. Если же он сделал это по неосторожности, то использовалась стандартная формулировка «при выполнении служебных обязанностей». На первый взгляд странно. На самом деле, учитывая любвеобильность американских морпехов, начальство боялось, что при другом подходе придется регулярно наказывать 90 процентов военнослужащих. Может быть, Освальд и продолжал контакты с ЦРУ или военно-морской разведкой, но теперь они концентрировались вокруг предстоявшей заброски марксиста Освальда в Советский Союз. Освальд, прибыв с Тайваня, попросился в госпиталь, утверждая, что надорвался при строительстве артиллерийских позиций (морпехам приходилось затаскивать орудия на вершину холма). Однако врач не смог обнаружить никакой болезни за исключением остаточных признаков гонореи. В любом случае, на базу Ацуги Ли Харви Освальд уже не вернулся. Было принято решение об отправке его в США. Поджидая свой корабль, Освальд временно проходил службу на военно-воздушной базе Ивакуни. Причем интересно, что это уже была не такая секретная база и располагалась она в 430 милях от Токио. Если бы американская разведка хотела, чтобы Освальд продолжал свои полезные контакты с коммунистическими шпионами, то зачем было переводить его на абсолютно новое место? Теперь уже Освальда хотели перебросить на родину, где он должен был подготовиться к путешествию в СССР. Видимо, от пребывания Освальда в Японии американская разведка особых результатов не имела. База Ивакуни входила в единую систему ПВО американских и японских ВВС. В случае советской или китайской военно-воздушной атаки ее операторы должны были обеспечить вылет истребителей наперехват с разных аэродромов. На новом месте Освальд встретил старого знакомого по курсам радиолокационных операторов в Кизелере Овена Деяновича. Тот был поражен переменой, произошедшей с одним из лучших некогда курсантов. Освальд, вспоминал Деянович, стал смотреть на мир с горечью. Ли на чем свет стоит костерил американский империализм, используя марксистскую фразеологию. Деянович абсолютно правильно рассудил, что Освальд просто хотел шокировать своих сослуживцев. То есть практически повторялась ситуация, произошедшая в Новом Орлеане тремя годами раньше. Деянович, кстати, рассказывал комиссии Уоррена немного странную историю о том, что у Освальда появилась подруга «евразийского вида» (по терминологии Деяновича, видимо, русская, по крайней мере, не с японским разрезом глаз). Деянович тоже считал, что она слишком хороша для «кролика». Другой морской пехотинец вспоминал смутно, что эта «евразийка», наверное, учила Освальда русскому языку. Между тем подошло время отправляться на родину. Итоговые оценки Освальда за все время службы за границей несколько выправились, составив 4.0 как за поведение, так и за военные навыки. Это был нижний предел, достаточный для беспроблемного увольнения из Корпуса морской пехоты. 2 ноября 1958 года Освальд отплыл из порта Йокосука и через 13 дней прибыл в Сан-Франциско. 19 ноября ему был предоставлен 30-суточный отпуск, который он провел с матерью и братом Робертом в Форт- Уорте. 21 декабря по-прежнему рядовой Ли Харви Освальд отбыл к новому месту службы — на авиабазу Эль-Торо в Калифорнию. На этот раз Освальд попал на службу в MACS-9, эскадрон, который контролировал воздушное пространство США на южном участке Тихоокеанского побережья (город Санта-Ана, штат Калифорния). Дежурная смена операторов радиолокационного контроля состояла из семи рядовых и трех офицеров. Делать было по сравнению с Японией явно нечего. Ни один вражеский самолет до Калифорнии не долетал. Морские пехотинцы вели приятную жизнь. Даже туземцы в виде недалеко расположенной мексиканской границы с дешевыми девушками были под рукой. Освальда опять начали усиленно привлекать к разным работам на кухне и по уборке территории. За ним уже прочным шлейфом тянулась репутация плохого солдата. Некоторые сослуживцы даже подумали, что Освальда после суда лишили допуска к секретной информации. Но это не соответствовало действительности. Ли Харви Освальд стал активно и методично изучать русский язык. Он подписался на советскую газету, купил словарь и самоучитель. Якобы активно Освальд слушал и Московское радио, но в этом есть большие сомнения. Уже тогда родился миф, который естественно расцвел буйным цветом после покушения на Кеннеди: Освальд прекрасно знал русский язык и выучил его на специальных ускоренных курсах в языковой школе министерства обороны США в Монтеррее перед заброской в СССР. Факты этой версии не подтверждают. Да, школа в Монтеррее действительно была рядом с базой, где служил Освальд. Но каких-либо документов, подтверждающих, что он там учился, не нашли. Но главное в другом: Освальд русский язык знал очень плохо. Он явно учил его наспех. И учили его не в официальной школе, а на каких-то специальных ускоренных курсах разведки. 26 февраля 1959 года Освальд сдал экзамен по русскому языку по стандартной программе армии США. Общий результат был признан «слабым». По чтению Освальд получил оценку «четыре плюс». Это означало, что он ответил правильно на четыре вопроса больше, чем неправильно. По письменному русскому он получил «три плюс». А вот устного русского судя по результату теста («минус пять») Освальд почти не понимал. Как же, интересно, он слушал Московское радио? Позднее, уже летом 1959 года, один из сослуживцев Освальда познакомил его со своей очень симпатичной те- тей-стюардессой. Она уже год изучала русский язык с преподавателем, чтобы сдать экзамен в государственном департаменте. И тетя эта, поговорив с Освальдом в кафе пару часов, вспоминала, что была поражена высоким уровнем знания русского языка обычного морского пехотинца. Освальд даже «мог самостоятельно строить предложения». Хотя эта фраза говорит скорее о низком уровне владения русским языком самой стюардессы. Ведь она, судя по всему, даже не могла изъясняться связными предложениями. Освальд потом встречался с симпатичной женщиной еще раз и даже водил ее в кино. Стюардессе Освальд запомнился непривычной для людей его круга галантностью, хотя в целом она определила его как человека «не от мира сего». Еще бы! Освальд не рисовался перед красивой женщиной, а с готовностью признавался, что в тех или иных вопросах он еще недостаточно разбирается. На базе Эль-Торо Освальд уже открыто слыл русофилом и «красным». Его называли «товарищ Освальдскович», и Ли это очень нравилось. Один морпех частенько слушал пластинки с русской классической музыкой. Освальд немедленноприбегал к нему и шутливо спрашивал: «Вы звали, товарищ?» Когда он играл в шахматы, то всегда выбирал фигуры красного цвета в честь «непобедимой Красной Армии». Сослуживцев своих Освальд именовал «товарищи». На вопросы часто отвечал по-русски — «да» и «нет». Даже фамилию свою на гимнастерке Ли написал по-русски. Возникает вопрос, почему командование гордящегося своим антикоммунизмом Корпуса морской пехоты спокойно взирало на все эти нарочито провокационные выходки своего военнослужащего. По-видимому, оно считало Освальда безопасным клоуном (частично Ли, конечно, целенаправленно работал на этот имидж). Только один раз капитан Роберт Блок, получив «сигнал» из почтовой службы, что Освальд выписывает коммунистическую газету, вызвал его к себе, чтобы разобраться. Ли, не моргнув глазом, ответил, что в соответствии с «линией» Корпуса морской пехоты он пытается постичь идеологию вероятного противника. Блок был вынужден прекратить свои расспросы. Можно только догадываться, с какой радостью рядовой Ли Харви Освальд поиздевался над капитаном. Но это официальная версия. На самом деле высокое начальство было в курсе того, что Освальд нарабатывает себе «красный» имидж для предстоявшего ему особого задания. Поэтому его и не трогали. Были люди, относившиеся к «клоуну» Освальду серьезно. Как всегда, они были из числа образованных и думающих людей, причем вне зависимости от политических взглядов. Морской пехотинец Торнли, считавший себя убежденным антикоммунистом, сошелся с Освальдом на том, что оба были атеистами. Ли сказал Торнли, что, по его мнению, лучшая религия — коммунизм, потому что она дает людям научный подход к жизни. Впечатлительный Торнли, хотя и был решительно не согласен с коммунизмом, вспоминал, что еще никогда не встречал человека, который так бы болел за судьбы человечества как Освальд. Причем никакой иронии у Торнли не просматривалось: еще до покушения на Кеннеди, когда о Ли Харви Освальде узнал весь мир, Торнли написал роман, главный герой которого списан с Освальда (роман этот впервые был опубликован в 1991 году). Торнли, кстати, и доказал на собственном примере, что за клоунадой Освальда стояли четкие убеждения. Как-то раз Освальд пожаловался ему на бессмысленный с его точки зрения парад, который начальство устроило в выходной. Ничего, пошутил Торнли, придет революция и ты все это отменишь. В ответ Освальд дрогнувшим от обиды голосом произнес фразу Юлия Цезаря: «И ты, Торнли?» Больше эти два человека не сказали друг другу ни слова. Торнли сделал еще одно очень ценное наблюдение, которое помогает многое прояснить в характере Освальда. Освальд не был фанатиком «со стеклянными глазами», поэтому его трудно представить, например, партийным работником коммунистической партии. Эпатируя всех своими радикальными убеждениями, Освальд тем не менее любил физический комфорт (отдохнуть, вкусно поесть, побеседовать с красивой женщиной). Понять такого человека важно для нашего повествования. Обычно индивидуумы подобного склада крайне непостоянны в своих взглядах. Их внутренний мир живет в постоянной борьбе между желанием подвига и славы и стремлением не потерять земные прелести жизни. Итак, всю первую половину 1959 года «Освальдскович» зубрил русский язык, так как еще в Японии принял решение посмотреть на жизнь в СССР своими глазами. Но изменчивый Освальд при этом едва не уехал совсем в другую страну. А это говорит о том, что пункт назначения для своей зарубежной поездки он выбирал не сам. 1 января 1959 года в ликующую Гавану вошли отряды революционеров-«бородачей» Фиделя Кастро, свергнувшие диктатуру бывшего армейского сержанта и американского ставленника Фульхенсио Батисты. Первоначально американское общественное мнение и даже некоторые представители правительственных структур США относились к Кастро с симпатией. Во-первых, Батиста был крайне одиозной личностью даже по меркам Латинской Америки. С помощью американской мафии он превратил Кубу в огромный публичный и игорный дом и наркопритон, где на фоне нищеты миллионов отрывались богатеи-янки. Кастро прикрыл игорный бизнес, чем лишил североамериканскую организованную преступность годового дохода ориентировочно в 100 млн. долларов. Во-вторых, Кастро был, по американским меркам, из хорошей семьи. Его родители, богатые плантаторы, не имели с идеями социализма ничего общего. Фидель имел в Америке амплуа этакого Робин Гуда без марксистской подоплеки. Исходя из вышеизложенного, неудивительно, что многие молодые американцы рвались на Кубу помогать повстанцам. На впечатлительного Освальда, озабоченного своим местом в истории, произвел неизгладимое впечатление пример бывшего американского десантника Уильяма Моргана, который воевал в отрядах Кастро с 1957 года. Когда Кастро пришел к власти, он назначил молодого американца майором и сделал его военным комендантом крупного кубинского города Сьенфуэгос. Вот это судьба, сочетавшая революционные идеалы и стремительный прыжок к власти! Особенно поразило Освальда то, что в 1959 году Морган успешно выступил как двойной агент. Он, представившись контрреволюционером, вошел в контакт с агентурой диктатора соседней с Кубой Доминиканской Республики Трухильо и убедил последнего прислать «антикастровским силам» оружие и людей. Диктатор клюнул на живца, и присланный им самолет угодил в засаду. Морган стал чуть ли не национальным героем Кубы. Освальд как любой творчески настроенный человек чувствовал в себе страсть к перевоплощениям. Если карьера Моргана удалась, то что мешает попробывать повторить этот блестящий пример? Ли сошелся со своим сослуживцем из Пуэрто-Рико Нельсоном Дельгадо именно на почве симпатий к Кастро. Они мечтали поехать на Кубу, а оттуда освободить от диктаторских режимов другие острова Карибского моря. Освальд даже купил англо-испанский словарь и практиковался с Дельгадо в испанском языке. Два молодых человека рассчитывали на то, что Кастро сделает их если не министрами, то офицерами. Освальд втолковывал Дельгадо, что знает, как должно функционировать правительство, а кубинцам такой опыт нужен позарез. Правда, ближе к лету энтузиазм Дельгадо начал угасать. Кастро национализировал крупную собственность (причем, не пожалел и собственных родителей), и американская пресса мигом начала костить его как коммуниста. Дельгадо, державший нос по ветру, уже на Кубу не рвался. А вот Освальд, к его удивлению, нисколько не остыл и все спрашивал, как ему попасть на Кубу. Дельгадо, чтобы отвязаться, порекомендовал Освальду связаться с кубинским посольством в Вашингтоне. Освальд, видимо, так и сделал, так как, по словам Дельгадо, он стал получать оттуда письма. Наверное, кубинцы порекомендовали настырному морскому пехотинцу обратиться в свое консульство в Лос-Анджелесе. Тот так и сделал, и тут началась какая-то полудетективная история. Дельгадо утверждает, что как-то вечером прямо на военную базу пришел какой-то человек, спросивший Освальда. Тот вышел на проходную и вернулся явно после разгоряченного спора. Дельгадо почему-то решил, что таинственный посетитель как-то связан с кубинскими планами Освальда. На самом деле все было гораздо сложнее. С самого начала кубинской революции ЦРУ стремилось держать руку на пульсе, засылая в отряды Кастро своих людей или просто допрашивая американцев, которые попадали на остров по собственной инициативе. В октябре 1958 года из подразделения морской пехоты США в Калифорнии уволился некто Патрик Джерри Хеммингс, который через кубинское генеральное консульство в Лос-Анджелесе попал на Кубу в феврале 1959 года. Хеммингс впоследствии утверждал, что работал на ЦРУ. Интересно, что Хеммингс ранее тоже служил в Японии. Хеммингс вскоре вернулся с Кубы, якобы разочаровавшись в Кастро, и несколько раз давал подробные показания сотрудникам ЦРУ. Комиссия Уоррена не придала никакого значения рассказу Дельгадо о таинственном посетителе. А ведь это странно. Учитывая стойкую неприязнь американцев к Кастро, «кубинский гость» мог бы дать прекрасную возможность связать Освальда с революционной Кубой еще в 1959 году. Тем более что Дельгадо рассказывал, что Освальд делал на базе фотографии военных объектов и потом попросил его, Дельгадо, отвести в Лос-Анджелес в камеру хранения чемодан. Причем обычно прижимистый Освальд даже дал Дельгадо за работу два доллара. Только в 70-е годы Хеммингс рассказал, что таинственным посетителем у ворот базы Освальда был он сам. Друзья в кубинском консульстве (а Хеммингс как раз собирался лететь на Кубу) попросили его высказать свое мнение о морском пехотинце, который рвался на Кубу. Хеммингс встретился с Освальдом и узнал, что тот является оператором РЛС и готов дезертировать, чтобы помочь кубинцам. Однако Хеммингс не поверил бывшему коллеге. У него сложилось впечатление, что Освальд подослан какой-то разведслужбой. Возможно, кубинцы пытались прощупать искренность Освальда, попросив его передать им какие-либо материалы (может, это объясняет рассказ Дельгадо про чемодан?). Хеммингс перед отлетом на Кубу был убежден, что Освальд с явно схожей биографией был подставлен для слежки за ним. Поэтому он решил прийти прямо на место службы странного морпеха, чтобы расставить все точки над i. Видимо, произошло горячее объяснение. Ясно только одно: Освальд на Кубу не попал. Заметим для себя, что Хеммингс в 1960 году подробно рассказал ЦРУ о своей встрече с Освальдом в кубинском консульстве в Лос-Анджелесе. Явного интереса эта информация не вызвала, хотя к тому времени было известно, что Ли Харви Освальд с октября 1959 года находится в СССР. Почему же этот эпизод не сыграл никакой роли в следствии комиссии Уоррена? Может быть, дело в том, что Освальд в феврале 1959 года действительно использовался в качестве агента-провокатора американской разведки в отношении Кубы? Может быть, он по своей инициативе и с санкции ЦРУ (или, скорее всего, разведслужбы ВМС) сам предложил кубинцам чемодан с «секретными» документами, чтобы потом их «подставить». А комиссия Уоррена не ворошила этот эпизод, чтобы не давать и намека на ранние связи Ли Харви Освальда с разведсообществом США. В любом случае Освальд абсолютно доказанно играл роль агента-провокатора по отношению к кубинцам летом 1963 года в Новом Орлеане. Причем делал это весьма умело. Но об этом, пожалуй, ключевом эпизоде в жизни нашего героя чуть позже. Почувствовав, что с Кубой ничего не выходит, кураторы Освальда окончательно сконцентрировались на планах его «побега» в Советский Союз. Именно побега, потому что морской пехотинец в течение двух лет после выхода в отставку числился в активном резерве и не мог ездить за границу без уважительной причины. Освальд эту причину быстро сконструировал. И вообще, все планирование поездки в СССР наводит на мысль, что морпеху в этом явно кто-то помогал. Во-первых, Освальд сдал необходимые тесты, чтобы получить эквивалент диплома о среднем образовании. Во-вторых, в марте 1959 года Ли пишет официальное письмо в гуманитарный коллеж Альберта Швейцера в Швейцарии с просьбой зачислить его на дневное отделение. Коллеж только что открылся. Там было менее 50 студентов, и подноготную своих будущих учеников тщательно не проверяли. Освальд написал в своем резюме, что владеет русским языком (и немного немецким!), интересуется идеологией, психологией и философией и хочет пожить в здоровом климате и хорошей моральной атмосфере. Ничего о своих левых убеждениях «Освальдскович» не написал. Среди любимых писателей он назвал Хемингуэя. В заявлении также указывалось, что Ли намерен поучаствовать в летних курсах университета в финском городе Турку. Коллеж довольно быстро ответил Освальду согласием, и у морпеха появилась уважительная причина для поездки за границу. Стоит обратить внимание, что упоминанием Турку Освальд создал себе алиби для поездки в Финляндию. А ведь именно оттуда он приехал в СССР. Давайте подумаем, откуда мог морской пехотинец без особого образования знать, что именно в Финляндии было проще всего получить советскую туристическую визу (советское посольство там не было так загружено консульской работой, как дипломатические учреждения, например, во Франции или Великобритании)? То, что Освальд выбрал именно швейцарский коллеж, тоже говорит о многом. Страна была хотя и капиталистическая, но нейтральная, в НАТО не входящая. Оттуда, например, американского гражданина в США могли и не выдать, не то что из Франции или той же Англии. Во-вторых, Освальд не избрал для того, чтобы сбежать в СССР, классический путь через Германию, о котором, кстати, можно было прочесть в газетах. В конце 50-х годов именно через Берлин, где тогда еще не было никакой стены, сбежали в социалистические страны несколько бывших и действующих военнослужащих США. Казалось бы, чего проще? Купил билет до ФРГ, оттуда без всякой визы перелетел в Западный Берлин, а там просто перешел с одной стороны улицы на другую — и ты уже в ГДР. А в Финляндии ведь был риск, что визу американцу могли и не дать. Давайте предположим, что Освальда в СССР забросили. Бывший сотрудник ЦРУ Виктор Марчетти еще в 60-е годы, уйдя из агентства, писал о программе военно-морской разведки США по заброске в социалистические страны псевдоперебежчиков для сбора секретной информации о повседневной жизни, прежде всего, в Советском Союзе. Якобы военно-морская разведка отобрала 35 — 40 молодых военнослужащих, которые должны были легально приехать, например, в СССР, под видом разочаровавшихся в капитализме людей левых убеждений. Вся операция, говорил Марчетги, осуществлялась с одной из баз ВМС США в Северной Каролине. Если Марчетги не врет, то это прямо-таки идеальный сценарий для нашего героя. Возникает вопрос: а зачем нужны были такие довольно рискованные и затратные методы, если у американцев был У-2? Самолет-шпион при всех своих достижениях не мог дать базовой информации о жизни в Советском Союзе. Какие документы обязан носить с собой советский человек? Какой он должен вести образ жизни, чтобы не отличаться от окружающих? Какие города и районы требовали для поездки туда специальных пропусков и как их можно было легально получить? Интересовала американские спецслужбы и топография советских городов, где не было американских консульств. Например, планировка улиц, схема движения общественного транспорта, наличие мест массового скопления людей, ориентиры, заметные с воздуха, и так далее. Всю подобную информацию могли дать вернувшиеся «перебежчики». К тому же бывших военнослужащих отбирали с расчетом на то, что КГБ попытается их завербовать. А это открывало возможность проникнуть в методы работы советских секретных служб. К тому же через вернувшегося «перебежчика-агента» можно было потчевать русских дезинформацией. В отношении миссии Освальда есть и отдельная версия, которую нельзя сбрасывать со счетов. В 1958 году основной агент ЦРУ в Москве полковник (позднее генерал-майор) ГРУ Попов сообщил, что советской разведке неожиданно стали известны подробности проекта У-2. В Вашингтоне стали лихорадочно искать советского «крота» практически во всех государственных учреждениях, и особенно в ЦРУ, которое непосредственно курировало проект. Возможно, Освальда решили направить в СССР с тем расчетом, что советская разведка заинтересуется его сведениями по У-2 и таким образом (по тактике допроса) можно будет определить источник информации русских. Именно период конца 50-х — начала 60-х годов ознаменовал собой просто всплеск активности американских перебежчиков: на сторону социализма перешло 12 человек, в основном бывших или действующих военнослужащих. Большинство из них в 1962 — 1963 годах вернулись в США и дали развернутые показания спецслужбам. В 1960 году тема перебежчиков даже заинтересовала тогдашнего президента США Дуайта Эйзенхауэра, который дал указание государственному департаменту разобраться с причинами столь неожиданного и массового явления. В любом случае, планирование Освальдом своей поездки в СССР показывает детальные знания им тонкостей и специфики подобного рода рискованных в те годы предприятий. Обеспечив себе алиби для поездки за границу (швейцарский коллеж напрасно ждал американского студента вплоть до середины 1960 года), Освальд пошел на хитрость, чтобы добиться досрочного увольнения из корпуса морской пехоты. Он попросил мать, чтобы она представила какие-нибудь медицинские документы о своей нетрудоспособности, тем самым дав Освальду основание для досрочного прекращения контракта. Маргарита повиновалась, тем более что как раз тогда ей во время работы в магазине упала на нос банка с джемом. Ничего смертельного, но Маргарите удалось получить свидетельство знакомого врача о временной нетрудоспособности, и 17 августа 1959 года, вооружившись этой бумагой, Освальд подал рапорт о досрочном прекращении службы. Не очень понятно, зачем он торопился и шел на риск? Ведь в октябре 1959 года его контракт и так истекал, а репутация Освальда как солдата была отнюдь не блестящей. Вряд ли корпус морской пехоты стал бы умолять его остаться. Но Освальд зачем-то торопился. Командование Корпуса морской пехоты не стало проверять подноготную просьбы, и уже 3 сентября к удивлению сослуживцев ходатайство Ли Харви Освальда было удовлетворено. Тот времени не терял и на следующий же день подал документы на получение заграничного паспорта. В ходатайстве Освальд приводил в качестве основного мотива свою предстоящую учебу в Швейцарии и Финляндии. Указывал он и в качестве стран, которые хотел посетить, Францию, Англию, Германию, Россию, Кубу и Доминиканскую Республику. Анализ такой географии ясно показывает, что у Освальда уже был детально отработанный основной и запасной маршруты поездки в Советский Союз. Первый: через Францию, Великобританию и Финляндию (им, как мы увидим, Освальд и воспользовался). Второй: через Германию, на случай, если бы русские не дали Освальду визу в Финляндии. А вот с Кубой и Доминиканской Республикой чуть интереснее. На первый взгляд непонятно, зачем Освальду надо было «дразнить гусей», указывая в качестве цели путешествия Кубу? Тем более если он собрался в Европу? У американских властей могли бы возникнуть нежелательные вопросы. Но если предположить, что Освальд выполнял некую миссию спецслужб, то ситуация несколько проясняется. Если бы русские все же не пустили Ли в страну, то можно было бы вернуться к плану начала 1959 года о проникновении на Кубу. Доминиканская Республика в то время была основной оперативной базой ЦРУ по заброске на Кубу оружия и диверсантов. В любом случае, зачем было марксисту Освальду ехать в страну, где царствовал диктатор-мракобес Трухильо? Как бы то ни было, проблем с получением паспорта у бывшего морского пехотинца и оператора секретной РЛС не возникло: Ли получил документ в установленные законом шесть дней. 11 сентября Освальд подписал специальное обязательство о неразглашении информации, полученной им за время военной службы. Тем самым служба эта официально завершилась и Освальд покинул Калифорнию, направляясь на автобусе в Форт-Уорт к матери. Маргарита обрадовалась приезду любимого сына, так как всерьез предполагала, что тот уволился из армии, чтобы содержать ее. Но уже в день своего приезда 14 сентября Ли сообщил, что должен срочно отплыть на корабле в Европу по делам импорта — экспорта. Освальд действовал по-прежнему очень быстро. Он закрыл свой единственный банковский счет, сняв с него все 203 доллара (100 из них Ли отдал матери). День 15 сентября Освальд провел с братом Робертом. Сфотографировался с его маленькой дочкой Кэти. 16 сентября, показав матери новенький паспорт, Ли уехал в Новый Орлеан. Интересно, что среди вещей, которые он оставил на хранение Роберту, был и фотоаппарат (Освальд приобрел его еще в Японии) «Империал рефлекс». Странно, что человек, уезжая за границу, не взял с собой фотоаппарат. Но если предположить, что в его вещах не должно было быть ничего, что могло бы дать повод к подозрениям советским спецслужбам, то этот шаг Освальда выглядит как раз вполне логичным. 17 сентября в Новом Орлеане Освальд за 220 долларов купил билет на пароход «Мэрион Лайке», который должен был отправиться на следующий день во французский порт Гавр. В отеле Ли написал прощальное письмо матери: «Я заказал билет на пароход в Европу. Мне пришлось бы это сделать рано или поздно, и я думаю, что лучше, если я поеду сейчас (согласитесь, какая-то странная фраза — почему Освальду пришлось бы ехать в СССР рано или поздно? — Авт.). Прежде всего помни о том, что мои моральные ценности отличаются от твоих или Роберта. Трудно сказать, что я чувствую. Только помни, что это то, что я должен сделать (опять должен. — Авт.). Я не сказал тебе ничего о своих планах, потому что ты вряд ли бы их поняла». Пароход задержался с отплытием и покинул Новый Орлеан 20 сентября. Помимо груза на корабле было всего четверо пассажиров: отставной подполковник американской армии с женой, студент, намеревавшийся учиться во Франции, и Освальд (тоже, естественно, студент). Ли держался от попутчиков обособленно. Жена подполковника обратила внимание, что он избегал попадания в объектив их фотоаппарата. Когда она стала интересоваться, где живет попутчик, тот настрожился и спросил, какое ей, собственно, до этого дело. Потом в конце концов он назвал ей адрес матери в Форт-Уорте, специально исказив фамилию («Освальт»). О себе он сказал только, что едет учиться философии и психологии то ли в Швецию, то ли в Швейцарию. Кстати, Ли говорил и о социальной несправедливости в США, из-за которой его мать никак не может выбиться из нищеты. Во время совместных ужинов в кают-компании Ли был молчалив, но однажды по просьбе подполковника дал глубокий политический анализ причин Великой депрессии 30-х годов. Освальд видел в кризисе очевидный провал капитализма (и строго говоря, в этом он был абсолютно прав). Со своим соседом по каюте, настоящим студентом Билли Лордом, Ли довольно быстро разругался на фоне различного отношения к религии. Освальд заявил, что не понимает, как в век бурного развития науки можно верить в бога. 17-летний Лорд вспоминал потом, что Освальд был умелым полемистом, но в целом смотрел на окружающий мир с неприкрытым цинизмом. 8 октября Освальд сошел на французский берег в Гавре и на следующий день был в Англии. Английским таможенникам Ли заявил, что имеет с собой 700 долларов и намерен провести неделю в Великобритании перед отъездом в Швейцарию. Здесь самое время разобраться с тем, на какие, собственно, средства небогатый Освальд предпринял своей отнюдь не дешевый вояж. Комиссия Уоррена потратила много времени, чтобы задокументировать все возможные доходы и расходы в недолгой жизни Ли Харви Освальда. С декабря 1958 года (после возвращения из Японии) и до увольнения со службы жалованье Освальда составило 1076 долларов 92 цента. Тратил он очень мало и вполне мог скопить больше 900 долларов. Если добавить к ним 203 долларов с банковского счета (полагают, что это все, что он смог скопить в Японии), вычесть 100 долларов, подаренных матери, и 220 долларов за билет, то получим как раз примерно 700 долларов к моменту приезда в Англию. Версия некоторых исследований, что у Освальда просто не могло быть собственных средств на поездку в Европу, пока не выдерживает критики. Именно пока. Даже если предположить, что Освальда забросили в СССР с разведмиссией, то было бы глупо и безответственно снабжать его большой суммой денег. Ведь любая вменяемая разведка (а КГБ относился явно к этой категории) первым делом проверила бы именно источник неожиданного богатства совсем еще молодого человека, никогда и нигде не работавшего. 9 октября Освальд покинул Лондон и в этот же день приземлился в Хельсинки. ЦРУ позднее не смогло найти прямого рейса между этими городами в тот день, скорее всего, Освальд летел транзитом через Голландию. В Хельсинки Ли сначала остановился в отеле «Торни». А потом переселился в более дешевый (хотя и все равно явно не для студентов) отель «Клаус Курки». Но Освальд, видимо, «жировал», предполагая, что доллары ему скоро все равно будут ни к чему. В понедельник 12 октября Ли пришел в советское посольство и попросил туристическую визу. Для обоснования просьбы он купил ваучер «Интуриста» категории «люкс» на 300 долларов (до этого его расходы по перелету в Финляндию и размещение там не могли превысить 200 — 220 долларов). После покушения на Кеннеди было много рассуждений, что русские выдали визу неизвестному американцу как-то очень быстро, уже 14 октября. Это, мол, свидетельствует о том, что Освальда в Москве ждали. На самом деле, как уже отмечалось выше, советское консульство в Хельсинки не было перегружено работой. Ничего подозрительного в стремлении путешествующего молодого американца посмотреть Москву не было (только недавно в советской столице с успехом прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов), тем более что визу Освальду выдали всего на шесть дней: нормальное время, чтобы доехать до Москвы на поезде, посмотреть город и вернуться обратно. И вообще, это было время оттепели в международных отношениях. Хрущев искренне стремился создать на Западе привлекательный образ СССР, и действительно именно в то время в нашу страну начался массовый иностранный туризм, который советские власти всячески поощряли. Вечером 15 октября 1959 года Освальд сел в Хельсинки на поезд до Москвы и ночью пересек границу первого в мире социалистического государства.Глава третья. Алик, строитель коммунизма
Молодой гид «Интуриста» Римма Широкова с нетерпением ожидала увидеть американца, заказавшего в Хельсинки индивидуальный тур по очень дорогой программе «делюкс». Такой тур предусматривал отдельного водителя и экскурсовода, а также проживание в лучших гостиницах Москвы. Работы у «Интуриста» в этот год с американцами было много. Только что закончилась первая в истории двусторонних отношений торгово-промышленная выставка США в Москве. Тогда многим это событие запомнилось известными дебатами вице-президента США Ричарда Никсона и Председателя Совета Министров СССР Никиты Хрущева. Идеологический спор происходил на типичной кухне типичного американского дома, смонтированного в Москве, чтобы показать высокий жизненный уровень американцев. Римма работала на выставке с губернаторами южных штатов США, которые тоже жили по программе «делюкс». Каково же было удивление гида, когда 16 октября вместо солидного бизнесмена она увидела в отеле «Берлин» совсем молодого и достаточно бедно одетого парня (темное короткое пальто и армейские ботинки на толстой подошве). После экскурсии по Москве на интуристовской «вольве» Римма была поражена еще больше: турист совсем не интересовался достопримечательностями, был холоден и напряжен. На вторую половину дня Римма запланировала хит программы — посещение Кремля. Но молодой турист отказался от экскурсии. Он хотел поговорить. Ли сообщил, что он бывший морской пехотинец из Техаса, много читал Ленина и Сталина. Считает, что советский народ хочет мира, не то что США, постоянно развязывающие агрессивные войны. Он, Освальд, не желает принимать в них участие (у Риммы сложилось впечатление, что Освальду пришлось уже где-то повоевать). Поэтому турист желает остаться в СССР и принять советское гражданство. Римма, опешив, тем не менее прониклась к американцу симпатией (ведь он так хорошо, хотя и несколько поверхностно, рассуждал о Советском Союзе). Поэтому на свой страх и риск Римма помогла Освальду составить прошение в Президиум Верховного Совета СССР о получении советского гражданства. Начальство инициативу не одобрило, но передало ходатайство Освальда «наверх». Тогда это, прежде всего, означало — в Комитет государственной безопасности СССР. КГБ никакого энтузиазма в отношении Освальда не проявил, хотя тот говорил Римме, что разбирается в военных самолетах и служил оператором РЛС. Во-первых, в то время почти всех американцев, просивших советское гражданство, считали ненормальными (и таковые действительно попадались). Во-вторых, только недавно перед Освальдом советское гражданство просил другой американец, отказавшийся в посольстве США от гражданства американского. Советского гражданства тот так и не получил, и его еле выдворили из страны, так как посольство США тоже не желало иметь с ним ничего общего. В общем, КГБ высказал рекомендацию, что оставлять Освальда в СССР нецелесообразно. Освальда между тем пригласили в ОВИР, где он произвел самое благоприятное впечатление (вежливый, спокойный, опрятно одетый). Нет, на сумасшедшего парень явно похож не был. Ему посоветовали ждать ответа. Важно отметить, что разговоры с Освальдом велись по-английски, так как русского языка тот почти не знал (сам Освальд признавал, что в то время он едва ли мог объясниться в ресторане). 18 октября Освальду исполнилось 20 лет, и Римма подарила ему роман Достоевского «Идиот». Ли сидел в гостинице и не отходил от телефона, ожидая решения своей судьбы. Оно оказалось совсем не таким, как он ожидал: в последний день действия визы Освальда ему сказали, что ходатайство отклонено и предложили покинуть СССР в этот же вечер. Но после обеда Освальд на свою последнюю экскурсию не вышел. Римма вызвала служащих отеля. Открыв номер запасным ключом, они нашли Ли в ванной без сознания и с вскрытой веной на запястье. «Скорая помощь» доставила самоубийцу в одну из лучших больниц Москвы — Боткинскую, где лечили в том числе дипломатов и иностранцев. Осмотр врачей показал, что до вены Освальд не добрался. Рана была неглубокая и никакой угрозы для жизни не представляла. Американца поместили в палату для пациентов с возможными душевными отклонениями, но таковых врачи тоже не обнаружили, хотя доктор Тартаковский прямо записал, что Освальд обладает очень крепкой силой воли и вполне способен повторить попытку самоубийства, если ему откажут в просьбе остаться в СССР. Освальда по просьбе «Интуриста» перевели обратно в нормальную палату (как писал Освальд в своем дневнике: «хорошая еда, много воздуха»). Там настроение Ли улучшилось и он пытался со всеми общаться, но было тяжело: русского языка он почти не знал. Документы КГБ показывают, что вместе с Освальдом в Боткинской больнице лежал некий пожилой бизнесмен-американец. Тот, видимо, лежал не просто так, потому что уже 24 октября в больницу позвонили из посольства США и поинтересовались, когда выпишут Освальда. Дневник Освальда свидетельствует, что попытка самоубийства была рассчитана именно на сочувствие. Попадание оказалось в десятку. В тот период в советско-американских отношениях назревало что-то вроде оттепели. Хрущев только что вернулся из США, где открыл для себя кукурузу и познакомился с Мэрилин Монро. Скандала со смертью американского молодого туриста в Москве советским властям было абсолютно не нужно. А кто мог дать гарантию, что Освальд не повторит суицида? 28 октября Освальд, которого Римма окрестила Алик (Ли звучало очень уж по-китайски, и Освальд замучился отвечать на вопросы о происхождении столь странного для американца имени), покинул Боткинскую больницу и переселился из «Берлина» в «Метрополь», уже, конечно, не в двухкомнатный «люкс», но в неплохой номер. 29 октября Ли пригласили в ОВИР и, расспросив его о мотивах, побудивших остаться в СССР, разрешили ему ждать решения своей участи в Москве, хотя виза его давно истекла. Это был первый успех, но Освальд решил не ждать, а активно направлять свою судьбу. 31 октября 1959 года Ли заказал такси и прибыл в посольство США, где его проводили к заведующему консульской секцией Снайдеру. Потом Снайдер говорил, что это был якобы первый раз, когда посольство узнало об Освальде. Как мы уже знаем, либо он сказал неправду, либо в посольстве Освальда «вел» кто-то другой. Снайдер опешил, когда молодой человек четким холодным голосом попросил лишить его гражданства США, бросив на стол свой американский паспорт. Освальд заявил, что решил навсегда остаться в СССР и просит не тратить время на уговоры переменить свое решение. Снайдера поразило, что Освальд прямо сказал о своей готовности передать русским все сведения, которые он получил, находясь на военной службе. Снайдер был опытным дипломатом и, как утверждают, сотрудником ЦРУ (разведка подтвердила только, что Снайдер работал на ЦРУ в 1949 году). Он стал тянуть время, спросив у Освальда адрес его ближайших родственников в США. Ли явно не хотел впутывать во все мать, однако Снайдер стоял на своем, и адрес в Форт-Уорте пришлось дать. Получив всю необходимую информацию, Снайдер сказал Освальду зайти в другой день. Потом американский дипломат объяснял комиссии Уоррена, что просто дал время молодому человеку одуматься. Запомнилась Снайдеру и странная спонтанная фраза Освальда: «Меня предупреждали, что вы будете меня отговаривать!» Насчет тоже странной угрозы молодого человека передать русским секретную информацию Снайдер подумал, что Освальд сказал эту фразу специально для КГБ, которое наверняка прослушивало все посольство. Зачем же Освальд ходил в посольство, не поставив об этом в известность советские власти (в КГБ узнали о его спонтанном визите только 5 ноября через Римму Широкову)? Возможно, что после попытки самоубийства он просто хотел дать знать, что остался жив-здоров и выписался из больницы. Вероятно, он специально оставил свой американский паспорт в посольстве, чтобы его не могли изъять советские компетентные органы. 3 ноября Освальд в посольство не пришел (то есть почему-то не стал доводить до конца дело об отказе от американского гражданства), и Снайдер написал депешу в госдепартамент. Он рекомендовал отсрочить решение по гражданству Освальда и выждать развития событий. Стоит отметить, что по американскому законодательству для отказа от гражданства достаточно было заявления под присягой в присутствии консула. Снайдер отметил, что Освальд намерен передать русским военные секреты. Депеша Снайдера дополнялась отдельным донесением военно-морского атташе о том, что Освальд бывший морской пехотинец и угрожает передать Советам информацию по радарам. Все эти документы попали в ФБР, ЦРУ и военно-морскую разведку, но отнеслись к ним по-разному. Быстрее всего среагировала военно-морская разведка. Явно опасаясь, что Освальд действительно сдаст русским секретную информацию, сводного брата Ли, Джона Пика, который проходил в то время службу в Японии, заставили написать Освальду телеграмму с просьбой поменять свои намерения. Вице-консул Маквикар (заместитель Снайдера, считавший, что шеф излишне грубо разговаривал с Освальдом) лично отвез телеграмму в «Метрополь», но Освальд двери не открыл, хотя уборщица утверждала, что он никуда из номера не выходил. Прислал телеграмму и Роберт, просивший Ли не делать ошибки. Текст телеграммы сотрудники посольства зачитали Ли по телефону, но он отказался прийти в посольство, чтобы забрать ее. Роберту Освальд все же написал письмо, к котором утверждал, что тот все равно не поймет мотивов, побудивших Ли остаться в СССР. «Я получил твою телеграмму и был рад услышать от тебя весточку. Только одно слово меня неприятно поразило, слово “ошибка”. Я предполагаю, что ты считаешь, что ошибку сделал я. Не тебе говорить мне об этом. Ты не можешь понять причин этого очень серьезного поступка. Я не буду разговаривать по телефону ни с кем из США, так как меня могут записать американцы». А что же делали в это время американцы? Получив 4 ноября донесение военно-морского атташе о том, что Освальд хочет передать русским информацию по радарам, военно-морская разведка срочно разослала эту депешу в ФБР и ЦРУ. ФБР отреагировало немедленно, поместив отпечатки пальцев Освальда в специальную систему контроля на случай, если кто-то под его именем попытается вернуться в США. Было заведено два стабильных досье на Освальда в Далласе (по месту его постоянного жительства) и в Вашингтоне. Военно-морская разведка между тем уведомила коллег, что каких-либо действий по делу Освальда предпринимать не планирует. На самом деле действия все же предприняты были. Некие люди в штатском допросили сослуживцев Освальда на базе в Эль-Торо. Были изменены все коды в системе контроля за воздушным движением, к которым Освальд в свое время имел доступ. В ЦРУ же поступили очень и очень странно. Там тоже получили депеши Снайдера и военно-морского атташе, и кто-то даже подчеркнул в них пассаж о радарных секретах. И все! Никакого дела на Освальда не завели (это произошло только в декабре 1960 года!). Когда в 70-е годы тогдашнего директора ЦРУ Хелмса спросили, в чем причина такого странного поведения разведки, тот прямо ответил, что сам удивлен. Сразу же после покушения на Кеннеди ЦРУ пыталось использовать собственное странное поведение для доказательства того, что оно Освальдом никогда не интересовалось. Потом, уже в 70-е годы, агентство обманывало специальный Комитет конгресса по покушениям, что уничтожило свои материалы по Освальду, как не представлявшие интереса для хранения. На самом деле документы никто не уничтожал. Некоторые из них всплыли уже в 90-е годы. Мало того, обе первые депеши из Москвы по Освальду получили в ЦРУ самый высокий гриф секретности, то есть кроме нескольких человек из руководства их никто не видел. И стабильное досье на их основе никто не завел. Все это свидетельствует только об одном: ЦРУ в 1959 году не хотело, чтобы у дела Освальда появились какие-нибудь осязаемые бумажные следы. А такой подход в свою очередь прямо указывает на особый характер «дела Освальда» для Центрального разведывательного управления. Кстати, забегая вперед, скажем, что ФБР уничтожило некоторые свои первые досье на Освальда сразу после покушения на Кеннеди. Причин такого странного поведения бюро не раскрыло до сих пор. У самого Освальда между тем настроение было хорошее. Он показал бюрократам в посольстве «кузькину мать», а его друзья из «Интуриста» подарили ему хорошую шапку (в Москве становилось по-зимнему холодно). Освальд почти никуда не выходил, ожидая срочного телефонного звонка, но один раз добрел до «Детского мира» и купил себе мороженое. 3 ноября он написал в посольство США письмо, в котором выражал решительный протест против того, что консул не лишил его гражданства США. Освальд угрожал, что как только получит советское гражданство, то попросит правительство СССР заняться его защитой. Снайдер ответил, что по-прежнему настаивает на личном появлении Освальда в посольстве. Американское посольство между тем попыталось достать Освальда через прессу. Сразу же после разговора с Освальдом Снайдер «натравил» на него американских журналистов, но Освальд от интервью отказывался. 13 ноября 1959 года в его номер постучал шеф московского бюро информационного американского агентства ЮПИ Коренгольд, получивший «наводку» от Снайдера. Но Освальд, узнав, что здесь замешано посольство, давать интервью отказался. А Снайдер как раз рассчитывал на то, что опытный журналист разговорит Освальда и убедит его еще раз хорошенько подумать. Коренгольд решил испробовать на Освальде чары своей симпатичной сотрудницы Элин Мосби, и той действительно в тот же день удалось договориться об интервью. Элин вела в Москве вольный образ жизни, и один раз сотрудники консульского отдела посольства США даже забирали ее из вытрезвителя. Проговорив с Освальдом два часа, Мосби осталась недовольна. Молодой человек не обратил на нее как на женщину никакого внимания, а она рассчитывала быть приглашенной на ужин. Освальд долго и языком газеты «Правда» пересказывал журналистке свои политические взгляды. Он смешался только тогда, когда речь зашла о его матери. Было видно, что он жалел Маргариту и не хотел впутывать ее в свою историю. У Мосби создалось впечатление, что Освальд повторял заученные фразы, какого-то искреннего энтузиазма в отношении коммунизма она не почувствовала. Тем не менее материал об Освальде пошел на ленту ЮПИ, и на следующий день о «побеге» Освальда узнала вся Америка (собственно, ЮПИ дало первый краткий материал со слов посольства еще 31 октября, и ФБР использовало его для начала «разработки» родных Освальда в США). Через два дня к Освальду на прием запросилась еще одна довольно странная журналистка. Присцилла Джонсон ранее работала в офисе сенатора Джона Кеннеди и пыталась устроиться на работу в ЦРУ как специалист по СССР (Джонсон знала русский язык). Посольство считало ее своим человеком (так как она одно время работала там переводчиком), настолько своим, что после нескольких командировок в Москву в качестве журналистки в советской визе ей было отказано. Но во время визита в США Хрущеву пожаловались, и он с барского плеча дал «добро». Джонсон прилетела в Москву 16 ноября, ее знакомый Маквикар предложил ей немедленно сходить к Освальду, чтобы уговорить его вернуться в Америку. Освальд на интервью сразу согласился, они проговорили в номере Джонсон (она жила в том же отеле) до двух часов ночи. На этот раз Освальд держался более уверенно, так как ему только что сообщили представители ОВИР, что он пока может оставаться в СССР. Он, Оствальд, пошел на контакт с прессой только потому, что американское посольство сообщило всему миру о его «побеге» и он чувствует себя вправе дать свою версию событий. Освальд сказал также, что его опыт оператора РЛС делает его для русских более интересным. Интересно, что Освальд подчеркивал отсутствие каких-либо своих контактов с компартией США («это спящая организация»): «Я никогда в жизни еще не видел ни одного коммуниста». Взял интервью у Освальда и корреспондент Московского радио Лев Сетяев, кстати, женатый на американке, которая осталась в СССР еще в 30-е годы. Сетяев обычно расспрашивал для радио американских туристов и бизнесменов об их впечатлениях о Москве. Об Освальде ему рассказали в «Метрополе», и Сетяев просто остолбенел, когда молодой американский парень с порога заявил ему, что является коммунистом. Интервью никуда не пошло, так как там была одна политика, а о достопримечательностях Освальд говорить не хотел. Ли просил корреспондента помочь ему в переписке с Верховным Советом, но тот отказался, оставив, правда, на всякий случай свой рабочий телефон. Между тем делом Освальда занимался отнюдь не Верховный Совет. Начальник Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР (разведка) Сахаровский доложил председателю КГБ Шелепину, что Освальд оперативного интереса не представляет. Проведенные с ним беседы (сотрудники КГБ выступали как служащие ОВИР) показали, что его военные знания не выходят за пределы учебников. КГБ не заинтересовался громогласными заявлениями Освальда о том, что он владеет важными секретами. Поэтому 27 ноября 1959 года главы КГБ и МИДШелепин и Громыко обратились с докладной запиской по делу «студента выпускного курса электротехнического училища Ли Гарвей Освальда» в ЦК КПСС. Там кратко излагалась суть дела, причем упоминалось, что Освальд заявил об отказе от американского гражданства 31 октября. Говорилось в записке и о попытке самоубийства. Учитывая аналогичные случаи, когда через некоторое время американцы выражали желание вернуться в США, а также то, что Освальд «недостаточно изучен», МИД и КГБ предлагали гражданства СССР пока не давать, но разрешить Освальду остаться в Советском Союзе на год, обеспечив работой и жильем. ЦК КПСС с предложением согласился, и участь Освальда была решена. В поддержку просьбы молодого американца высказался влиятельный член Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян. Странная фраза о том, что Освальд является «студентом электротехнического училища», возможно, решила судьбу будущего президента США Джона Кеннеди. Вероятно, сам Освальд решил немного прихвастнуть, чтобы не говорить, что у него вообще нет нормальной специальности. А возможно, такую «легенду» ему подсказали перед отъездом в СССР, чтобы русские устроили его на работу именно в этой сфере. Так и произошло. А недовольство этой работой послужило одним из главных факторов, побудивших Ли Харви Освальда вернуться в США. Ведь Освальд работать не желал вообще, он хотел учиться в институте, причем на гуманитарном факультете. В целом можно сделать вывод, что советские власти обошлись с Освальдом очень гуманно, дав ему шанс осмотреться и уже потом определиться с гражданством и постоянным местом жительства. В СССР ему для проживания подобрали наиболее похожие по климату на Европу западные районы. Рассматривался вопрос о поселении Освальда где-нибудь в Прибалтике, но в конце концов остановились на Минске, красивом чистом городе, практически заново отстроенном после войны. У КГБ не было в отношении Освальда никаких подозрений, но, как и полагается, с целью его изучения Второе главное управление КГБ (контрразведка) 21 декабря 1959 года завело на Освальда дело. Сам Освальд между тем безвылазно сидел в своем номере, попросив приносить ему туда даже пищу. Деньги его подходили к концу, хотя за отель он не платил (30 рублей в сутки). Римма Широкова из «Интуриста» сказала в «Метрополе», что он ждет денежный перевод из Америки. Это было правдой. Маргарита Освальд прислала сыну чек на небольшую сумму в 20 долларов (примерно 200 рублей по официальному курсу). Но в СССР чек был бесполезен, и Освальд попросил мать переслать ему по почте наличные. 26 ноября Освальд написал брату Роберту резкое письмо. В нем он предлагал брату вспомнить собственную судьбу (например, как его уволили с работы без объяснения причин). Вспоминал он и чудом не состоявшуюся войну в Индонезии. «Я хочу, чтобы ты понял: то, что я говорю сейчас, я говорю не легкомысленно или по незнанию. Я ведь, как ты знаешь, служил в армии и знаю, что такое война… В случае войны я убью любого американца, который наденет военную форму для защиты американского правительства, — любого американца». Это письмо также попало в ЦРУ, в управление контрразведки. Но и после этого ЦРУ не посчитало нужным завести на Освальда какое-либо дело. В конце декабря Освальда вызвали в ОВИР и сообщили, что решено поселить его в Минске. Освальд явно рассчитывал на Москву и спросил: «А где это, в Сибири?». Ли был очень расстроен и даже расплакался. Но в целом он успокоился, когда его гиды из «Интуриста» заверили, что город очень хороший. Новый 1960 год Ли встречал в отеле в компании сотрудницы «Интуриста» Розы Агафоновой, которая подарила ему куклу Буратино. Получив огромную по советским меркам субсидию Красного Креста в 5000 рублей (почти половина, правда, ушла на оплату отеля), Освальд отбыл в Минск без всякого сопровождения на поезде 7 января 1960 года. На вокзале его встретили две представительницы Красного Креста, которые отвезли Освальда в лучшую гостиницу города — «Минск». Естественно, с самого начала американца «вел» белорусский КГБ. Инструкции из Москвы предписывали осуществлять только наружное наблюдение. Прямой контакт сотрудников КГБ с Освальдом не разрешался, ни о какой вербовке речь не шла вообще. Американца следовало внимательно изучать, но так, чтобы это не мешало его повседневной жизни. Освальд между тем впервые в жизни чувствовал себя «большим человеком». На следующий день после приезда его принял председатель Минского горисполкома и пообещал отдельную квартиру со всеми удобствами да еще и бесплатно! Он заранее извинился перед Освальдом за поведение отдельных «некультурных» людей, позволяющих себе недостойное поведение в отношении иностранцев. 9 января служба наружного наблюдения КГБ зафиксировала разговор Освальда в гостинице с переводчицей «Интуриста». Затем в районе обеда американец отправился изучать город. Зашел в мясной магазин, потом посмотрел фотовыставку, побывал в продовольственном и книжном магазинах, а также в ресторане. Уже через 45 минут Освальд вернулся в отель и больше никуда не выходил. Изучал магазины Освальд и на следующий день (он записал в своем дневнике первые впечатления от Минска: «очень красиво»). 13 января Ли Харви Освальда устроили на работу слесарем-регулировщиком первого разряда на Минском радиозаводе «Горизонт». Почти сразу же Освальд познакомился с инженером Зигером, белорусским евреем, приехавшим с семьей из Аргентины в 1955 году. Зигер говорил по-английски и, как мы увидим, ему предстояло сыграть в судьбе Освальда немаловажную роль. Освальд получал на заводе 700 («старых») рублей в месяц и еще столько же ему доплачивал Красный Крест. По советским меркам это была большая сумма, и Освальд мог жить в свое удовольствие, что он и делал. В своем дневнике Ли писал, что почти каждый день ходит с приглянувшейся ему сотрудницей «Интуриста» в кино или оперный театр: «Я живу на широкую ногу!» Завод «Горизонт» вовсе не был секретным, как утверждали потом некоторые американские исследователи. Это был огромный комплекс зданий, где работало более 5000 человек. Освальду сначала работа регулировщика нравилась, так как была несложной. Сотрудники встретили его очень радушно. Посыпались расспросы о жизни в Америке, и Освальд явно наслаждался, что впервые в жизни оказался в центре положительного внимания. Здесь никто кроликом его не дразнил и в душ одетым не запихивал. Освальду даже предложили выступить с рассказом об Америке на митинге, но он вежливо отказался. Языка русского, что бы там позднее не писали, Освальд первое время почти не знал. Для занятий с ним в виде партийного поручения отрядили проходившего практику на заводе молодого инженера Станислава Шушкевича, который печально прославился потом участием в беловежском сговоре. Освальд дисциплинированно приходил на уроки, но толку от них было немного, так как сам Шушкевич английским владел пассивно (то есть мог только читать). Освальд работал в небольшом экспериментальном цехе, где собирали пробные партии телевизоров перед запуском в серию. Многие коллеги в один голос заявляют, что особого желания трудиться у Ли никогда не было. Вел он себя довольно самоуверенно, не проявлял готовности приспосабливаться к советскому образу жизни даже в мелочах. Так, например, курить в специально отведенной комнате он не хотел и предпочитал делать это прямо на рабочем месте, положив ноги на стол. Когда сотрудники помогали Ли переезжать в отдельную квартиру, тот возмущался скудостью ее обстановки (кровать, тумбочка шкаф, стол и табуретка). Рабочие в свою очередь были возмущены разборчивостью американца: они об отдельной квартире в его возрасте могли только мечтать. А квартира эта, пусть и однокомнатная, располагалась практически в центре города в хорошем доме с прекрасным видом на реку Свислочь, на улице с характерным названием Коммунистическая. Мебель, пусть и нехитрую, Освальду купил завод. Кухня была небольшой, жилая комната тоже (15 квадратных метров). Зато с середины марта 1960 года Освальд мог позволить себе вести богатую личную жизнь. Американец был фигурой для минских девушек весьма приметной. И рядом с домом, и на заводе ему часто кричали вслед: «Алик! Алик!». Алику такое внимание, естественно, льстило, но он никак не мог привыкнуть к тому, что за русскими девушками надо долго ухаживать. Они были отнюдь не такими легкодоступными, как японские. Алик же после знакомства часто приглашал прямо к себе домой («послушать музыку»), а потом лез целоваться. Отказы переносил плохо. Одной знакомой даже сказал в сердцах: «Дура! Счастья своего не понимаешь!» В апреле 1960 года Алик стал ухаживать за девушкой со своего завода Эллой Герман. Элла не поступила в институт (срезалась на белорусском языке) и работала на заводе, чтобы скоротать время до новой попытки. Освальду она понравилась из-за лилейно-белой кожи и изящества форм (Ли не любил крупных девушек). Единственным недостатком Эллы, как отметил Освальд в своем дневнике, было то, что в свои 24 года она еще была девственницей. Элла вспоминала потом, что Алик очень нервничал, когда 1 мая 1960 года советской ракетой был сбит хваленый У-2, а летчик Фрэнсис Гарри Пауэрс попал в плен. Освальд волновался, не скажутся ли эти события плохо на нем как на американце. Еще Алик рассказывал о том, что в Америку ему возвращаться уже нельзя, так как его там убьют. И вообще, когда он жил в Москве до приезда в Минск, то его соотечественники за ним там охотились. Элле казалось, что парень приукрашивает факты, чтобы заинтересовать ее, тем более что в повседневной жизни Алик был трусоват. Однажды, когда они с Эллой прогуливались, им навстречу попалась заплаканная женщина, у которой только что вырвали сумку. Элла ожидала, что Алик бросится вдогонку за преступником, но тот даже предложил пойти другой дорогой, чтобы не попасть на ту же улицу. Естественно, можно предположить, что Освальд боялся провокаций. 1 мая 1960 года, посетив парад, Освальд, пошел на вечеринку в семью Зигеров. У дона Алехандро, как называл себя иммигрант, было две дочери, но одна из них была с точки зрения Освальда страшненькой, а вторая — слишком старой (26 лет). Зигер прямо посоветовал Ли возвращаться в Америку. Освальд стал задумываться, так как Зигер имел на него большое влияние («он видел мир»). Затем, когда летом Зигеры брали Освальда на загородные прогулки на своем «москвиче», подобные разговоры продолжались. Но Освальд, плохо переносивший русские морозы, весной и летом об отъезде думать не собирался. У него появились друзья. В основном из круга так называемых «стиляг», обожавших все иностранное. Самым близким приятелем стал Павел Головачев, немного говоривший по-английски. Головачев был сыном генерала ВВС и жил тоже в отдельной квартире. Он занимался «фарцовкой» и за это вылетел из комсомола. На завод его отдали «перевоспитываться». Паша был человек компанейский, он обеспечивал Освальда девушками не столь строгих правил. Сразу же после знакомства к Головачеву подошел сотрудник КГБ и предупредил его, чтобы тот не оказывал на американца дурного влияния. Вообще, белорусские чекисты были Освальду чем-то вроде незримой няньки. Однажды, когда Освальд чуть не подрался с работником на заводе, работника этого по наводке КГБ «пропесочили» на собрании и заставили извиниться, хотя виноват был Алик. Освальд не пил, и, когда его напоили друзья в ресторане, их тоже проработали по полной программе. Ли такое внимание к собственной персоне, естественно, льстило. Поэтому он стал вести себя более самоуверенно. Один раз, когда на заводе один из коллег включил радио (а Освальд в это время занимался английским с Эллой Герман), Ли назвал его при всех «русской свиньей». Другим близким другом Освальда был Эрнст Титовец (или Эрих, как он называл тогда себя в честь суперпопулярного в те годы писателя Эриха Марии Ремарка), студент-медик, хорошо говоривший по-английски. Головачев, Титовец и девушки были неизменными участниками всякого рода вечеринок дома у Освальда или в популярном кафе рядом с оперным театром. Донжуан Освальд, несмотря на хороший доход, был отменным скупердяем. Наружное наблюдение КГБ отметило, что Освальд быстро научился ездить на троллейбусе без билета. Встречаясь с девушками, Освальд не водил их в ресторан, а ел там сам, когда свидание заканчивалось. К разговорам на политические темы Освальд подходил очень осторожно, и первое время всячески расхваливал жизнь в СССР. Один раз, когда обсуждалась статья в «Правде» о выступлении президента США Эйзенхауэра, Ли выступил с критикой американского президента. Неправда, говорил он, что СССР, по мнению Эйзенхауэра, отстал от Америки по техническому развитию. Запомнился еще и странный взгляд Освальда на роль личности в истории. В Советском Союзе в то время был пик критики культа личности Сталина. А Освальд подчеркивал важность героя в истории и говорил, что метод иногда важнее результата. По оценкам КГБ, Освальд особо не желал учиться и вообще не занимался развитием своих марксистских взглядов. Он по-прежнему говорил дежурными лозунгами, и КГБ сделал вывод, что Освальда нельзя использовать и в пропагандистских целях, так как эффект мог бы оказаться обратным. Наблюдение выявило, что Ли Харви Освальд вряд ли являлся шпионом. Сотрудники КГБ даже обижались: за кого их держит ЦРУ, если присылает в качестве шпионов такой «мусор». Ли целыми днями ходил по магазинам и кафе, а вечера проводил в кино, театре или на вечеринках. Было решено ослабить режим наблюдения за американцем. Начиная с лета 1960 года в разговорах Освальда явно под влиянием Зигеров стали проскальзывать ностальгические нотки. Как-то Ли сказал, что хочет вернуться в Америку, чтобы написать книгу о своих похождениях в СССР (кстати, когда Освальд намеревался «поступать» в швейцарский коллеж, он указывал в анкете, что хочет писать короткие рассказы о современной американской жизни). В августе 1960 года «Налим» (такую кличку имел Освальд в КГБ; позднее он стал «Лихим») вступил в заводское общество охотников и приобрел охотничье ружье. Интерес КГБ к американцу снова несколько вырос, так как охота обычно используется как прикрытие для посещения всяких закрытых для иностранцев мест. Но Освальд охотился только вместе с заводчанами. Никуда от группы не отходил. Стрелял он плохо, и охотники даже шутили, что вместо зайца он может подстрелить их самих. К охоте Освальд быстро охладел и потом продал ружье за 18 рублей. Теперь его больше тянуло к рыбалке. Октябрь — ноябрь 1960 года прошел в первых любовных победах над девушками, с которыми Освальда знакомили его новые друзья. Но вот Элла не сдавалась. Освальд пробовал разные подходы. Один раз он с гордостью сообщил, что знает точно — Элла еврейка, но это не помешает ему жениться на ней. Результата не было, и Освальд зашел с другого фланга. Скоро истекает год его пребывания в СССР и ему предстоит ответить на вопрос: желает ли он по-прежнему получить советское гражданство. А это-де полностью зависит только от Эллы. Если она выйдет за него замуж, то он станет советским гражданином и навсегда останется в СССР. А то можно переселиться, например, в какую-нибудь европейскую страну, скажем Чехословакию. Но Элла оставалась неприступной, хотя и не лишала Освальда надежды. А тот в разговоре с коллегами по работе шутил, что проведет свой первый отпуск (он предстоял в декабре) в Америке. А на родине бывшего морского пехотинца не забывали. После первого всплеска активности в ноябре 1959 года американские спецслужбы успокоились. Посольство США в Москве сообщало, что контакт с Освальдом прервался. Но и инициативно искать его никто не собирался. Случайно новый всплеск интереса вызвала Маргарита Освальд. Как и просил сын, она выслала ему почтовый перевод в Москву на 25 долларов. ФБР отслеживало все почтовые отправления в СССР, а имя Освальд было с осени 1959 года в специальном контрольном списке (кстати, нелегальным вскрытием почты занималось и ЦРУ, хотя закон строжайше запрещал этому ведомству шпионить внутри США). 27 апреля 1960 года специальный агент далласского офиса ФБР Файн посетил Роберта Освальда и подробно расспрашивал его о Ли. 28 апреля Файн поговорил с Маргаритой Освальд. Оба ничего не знали о судьбе Ли, но Маргарита упомянула, что сын хотел учиться в Швейцарии (она получила письмо из коллежа: там по-прежнему ждали американского студента) и взял с собой свидетельство о рождении. Результаты бесед Файна были доложены лично директору ФБР Гуверу. Тот опасался, что свидетельством о рождении Освальда может воспользоваться «двойник», тем более что агент ФБР во Франции сообщил, что в швейцарском коллеже Ли Харви Освальд так и не появлялся. ФБР запросило госдепартамент, но там об Освальде тоже ничего не знали. Госдеп пообещал, что предпримет специальные меры, чтобы никто не смог получить по свидетельству о рождении Освальда американский паспорт в любом посольстве или консульстве США за границей. Интересно, что посольство США в Москве предложило государственному департаменту, чтобы мать Освальда написала письмо сыну, а посольство передало бы его в МИД СССР и тем самым выяснило бы адрес перебежчика. Однако госдеп запретил посольству предпринимать какие-либо меры по поиску Освальда, и Маргарита так ничего и не узнала о предложении посольства. Между тем ожило командование Корпуса морской пехоты США: оно прислало Ли Харви Освальду на адрес Маргариты требование бывшему морпеху явиться для решения вопроса об изменении формулировки его увольнения. Мать пыталась отсрочить решение вопроса, но корпус 13 сентября 1960 года постановил уволить Ли Харви Освальда из активного резерва с формулировкой «нежелательное увольнение». В качестве обоснования такого решения указывалось на желание Освальда получить советское гражданство. В США того времени это был «волчий билет»: с такой формулировкой Освальду было бы очень трудно найти в Америке достойную работу. Маргарита тем временем обратилась к своему конгрессмену и в ФБР с требованием разыскать сына. А между тем 9 декабря 1960 года ЦРУ наконец решило завести на Освальда дело — № 201. По номенклатуре агентства такие дела заводились на всех, кто представлял для ЦРУ какой-либо оперативный интерес. Как уже отмечалось выше, разведка так толком и не объяснила, почему припозднилась с этим шагом ровно на год. Официальная версия такова: ЦРУ получило записку госдепа со списком известных американскому внешнеполитическому ведомству перебежчиков — граждан США. В записке содержалась просьба дополнить список и высказать свои комментарии. В ЦРУ якобы решили завести дела на всех упомянутых в списке госдепа лиц. В том числе и на Ли Харви Освальда. Есть, правда, и другая версия событий. Бывший сотрудник ЦРУ сообщил, что дело завели, когда стало известно о намерениях Освальда вернуться в США. Но первое письмо от Освальда Посольство США в Москве получило только в феврале 1961 года. Хотя в этом письме Освальд возмущался тем, что нет ответа на его письмо, которое он послал в декабре. Письмо это действительно существовало и было перехвачено КГБ. Откуда же о нем могло узнать ЦРУ? Был ли у агентства какой-то канал связи или наблюдения за Освальдом? С заграницей в Минске переписывались Зигеры. Были у Освальда там знакомые и из числа кубинских студентов. Причем, по крайней мере, некоторые из этих студентов плохо отзывались о жизни в СССР и говорили, что если Кастро хочет создать на Кубе такое же общество, то такой революции кубинскому народу не нужно. КГБ перехватил письмо Освальда потому, что хотел проверить, что скажет «марксист», когда придет время решать вопрос о продлении его вида на жительство в СССР (истекал 4 января 1961 года). Освальд же хотел получить от американских властей ответ, может ли он вернуться в США, чтобы знать, какой выбор у него будет 4 января. Маргарита Освальд, не добившись никакого ответа, купила билет на поезд до Вашингтона и 26 января 1961 года приехала в столицу США. Вот уже почти неделю Америкой правил первый президент, рожденный в XX веке, — Джон Фицджералд Кеннеди. Маргарита обратилась в приемную, попросив о личной встрече, но ее переадресовали в госдеп. Там она хотела поговорить с госсекретарем Дином Раском. Тот тоже был занят, но с Маргаритой встретились три сотрудника отдела, занимавшегося советско-американскими отношениями, а также консульской и паспортной служб. 1 февраля 1961 года по просьбе Маргариты Освальд госдеп направил в посольство в Москве стандартный запрос: посольству поручалось выяснить судьбу Ли Харви Освальда в советском МИДе. А Освальд в Минске между тем готовился к решительному объяснению с Эллой Герман. 31 декабря 1960 года он пришел к ней домой с коробкой шоколадных конфет, и девушка пригласила его встречать Новый год вместе с ее семьей. Освальд очень обрадовался, пожаловавшись на одиночество. Праздник удался, и Ли против своего обыкновения изрядно подвыпил. 2 января он пригласил Эллу в кино и после фильма официально попросил ее стать его женой. Элла отказалась, сказав, что не любит Ли. К тому же он американец, а мама еще хорошо помнит те времена, когда за связь с иностранцем могли посадить в тюрьму. Мужское достоинство Освальда, судя по его дневнику, было оскорблено. Он понял, что Элла никогда серьезно не относилась к нему, а позволяла ему ухаживать за собой, чтобы вызвать зависть у подруг. Провал на личном фронте и побудил Ли окончательно сделать выбор в пользу возвращения в США. Конечно, к тому времени под влиянием Зигера и личных наблюдений Освальд открыл для себя неприятные ему стороны советской действительности (обязательные собрания, разница в материальном положении между партийными работниками и простыми рабочими, отсутствие баров и боулинга и так далее). Страшно не нравилась Ли и суровая русская зима. Появились записи в дневнике, что работа «скучная», а деньги девать некуда. А ведь еще недавно Ли купил себе шляпу и ботинки и с гордостью сказал знакомой, что любит все русское и не хочет ничем даже внешне отличаться от советских людей. На самом деле, похоже, Освальд из-за особенностей своих детства и юности просто не мог усидеть долго на одном месте. Родного дома у него не было, и как-то раз он даже сказал, что ему все равно где жить, так как он человек одинокий. В начале 1961 года Освальд стал уже открыто критиковать советский образ жизни. Он говорил, что не уверен в преимуществах социализма перед капитализмом. Трудно, дескать, судить объективно, так как на мнение любого человека накладывает свой отпечаток его происхождение и воспитание. В советской системе ему не нравилось то, что гражданам запрещалось свободно выезжать из страны. В Америке его возмущала расовая сегрегация. На заводе в начале 1961 года тоже отмечали, что Освальд относится к работе спустя рукава и заинтересован только в приятном времяпрепровождении. На вопрос, нравится ли ему работа, он уклончиво отвечал, что работа как работа. В собраниях и политинформациях он не участвовал, а «на картошку» его как иностранца не посылали, жалели. Отношение коллег к Освальду испортилось: его стали называть «Лихаря» или просто «Харя». Со своей стороны Освальд обиделся на то, что его не включили в состав группы заводчан, которая поехала на экскурсию в Москву. Здесь сработал белорусский КГБ: а вдруг Освальд в Москве уйдет из-под наблюдения и установит оперативный контакт со своими американскими хозяевами? 4 января 1961 года Освальда вызвали в минский ОВИР и спросили: хочет ли он по-прежнему получить советское гражданство? Освальд позднее записал в своем дневнике, что отказался. На самом деле конфликтовать с советскими властями он пока не решался. Он сам спросил, не пришел ли уже на его имя советский паспорт, так как Освальд еще в октябре 1959 года в Москве подал прошение о приеме в советское гражданство. На вопрос хочет ли он получит постоянный вид на жительство в СССР, Освальд ответил, что сначала хотел бы прояснить вопрос со своим ходатайством по гражданству. В результате ОВИР продлил разрешение на пребывание Освальда в СССР еще на год и отправил в МВД в Москву запрос относительно советского гражданства Освальда. Между тем белорусский КГБ направил в Москву свое мнение на сей счет. В документе подчеркивалось, что Освальд плохо работает, не является на самом деле сторонником социализма, поэтому советское гражданство ему предоставлять не следует, тем более что уже четко вырисовывается желание Освальда вернуться в США. Таким образом, в Белоруссии от Освальда хотели избавиться как можно скорей и не стали препятствовать его контактам с посольством США. 13 февраля 1961 года тот же самый Снайдер, от которого Освальд требовал лишить его американского гражданства в октябре 1959 года, получил письмо из Минска, отправленное 5 февраля. В письме Освальд заявлял о своем намерении вернуться в США, если там он не будет подвергнут судебному преследованию. Перебежчик просил вернуть его американский паспорт, так как в этом случае, по его мнению, русские дадут ему выездную визу. Освальд подчеркивал в письме, что никогда не просил дать ему советское гражданство, а советские власти в свою очередь тоже на этом не настаивали. Совпадение по времени между письмом Освальда и запросом госдепа о его судьбе было странным. Похоже, что КГБ каким-то образом узнал об интересе к Освальду в США и перестал перехватывать корреспонденцию Освальда в посольство. Снайдер запросил госдеп, можно ли отправить Освальду паспорт по почте и какая судьба ждет перебежчика после возвращения в США. Освальду же Снайдер ответил, что тому необходимо лично явиться в посольство. Освальд в Минске тем временем продолжал свою сложную игру, представляясь разным людям в разном обличье. В марте 1961 года в Минск приехал на гастроли оркестр Мичиганского университета. После одного из концертов флейтистку оркестра Кэтрин Мэллори окружила публика, засыпавшая ее вопросами. Но Мэллори ни слова не понимала по-русски и была поражена, когда ей предложил помочь с переводом молодой парень в стильном пальто. Тот сказал, что сам из Техаса, бывший морской пехотинец, ненавидит США и намерен провести остаток жизни в Минске. Ненавидящий США Освальд буквально на следующий день после контакта с Мэллори ответил Снайдеру, что не может явиться в посольство лично, так как ему для этого нужно разрешение советских властей. Освальд просил прислать ему вопросник со всеми интересующими посольство вопросами. Но тем временем посольство получило из Вашингтона указание выдать паспорт Освальду только лично в руки (американцы не исключали, что от имени Освальда с ними переписывается КГБ). Снайдер предложил Освальду показать его письмо советским властям, чтобы получить необходимое разрешение на поездку в Москву. А у Освальда тем временем наметились перемены в личной жизни. 17 марта 1961 года на танцах он познакомился с красивой девушкой: прическа «на французский манер», импортные белые туфли и платье из темно-красного китайского бархата. Освальд записал в своем дневнике, что они сразу же понравились друг другу. Это было абсолютно не так. Девушка с французской прической Марина Николаевна Прусакова родилась 15 июля 1941 года в Молотовске (ныне Северодвинск). Отца своего она не знала, и воспитывал ее отчим. Семья жила в Ленинграде, и Марина вела там довольно вольный образ жизни (после смерти Освальда она бросилась в загул по ночным клубам и называла тот период своей жизни «вторым Ленинградом»). Отчим считал ее проституткой и не пускал домой, если она заявлялась за полночь. Марина встречалась с женатым мужчиной, а потом в гостинице ее застукали с иностранцем (Марина утверждала, что афганец ее изнасиловал). Работать ей особо не хотелось, и она уволилась из аптеки, куда ее устроили после окончания школы. В 1959 году отношения с отчимом испортились настолько, что Марина переехала к своему дяде Илье Прусакову, подполковнику МВД, в Минск. Подполковник жил вдвоем с женой и принял к себе родственницу без особых возражений. Марина стала работать в аптеке. Она одевалась лучше коллег, так как не тратила денег ни на еду, ни на жилье. Готовить она не умела и не стремилась научиться. По хозяйству тоже не помогала. Она даже говорила жене Ильи, тете Вале, что раз у них нет детей, то ей надо завести себе любовника. А она, Марина, в этом всегда поможет. Основным интересом девушки были парни и красивые вещи. Марина стремилась удачно выйти замуж, причем или за еврея, или за иностранца, но никак не за «русского Ваньку». В женихах (а она встречалась одновременно с несколькими «перспективными вариантами») ее интересовало, прежде всего, наличие отдельной жилплощади. Встретив на танцах Освальда, Марина сначала решила по акценту, что тот из Прибалтики. Узнав, что Алик американец, Марина сразу же дала ему своей телефон, хотя парень на нее особого впечатления не произвел. Как-то вернувшись с очередного свидания, Марина узнала от тети Вали, что звонил ее знакомый американец, попавший в больницу с воспалением уха. Тетя уговорила Марину навестить иностранца, показав ему широкую русскую душу. Марина без особой охоты сходила в больницу, принесла Освальду тетиных пирожков и абрикосового варенья, а заодно разрешила себя поцеловать. Освальд очень хотел переспать с Мариной, но та целомудренно говорила, что это возможно только после свадьбы. Тогда 15 апреля (менее чем через месяц после знакомства) Алик предложил Марине руку и сердце. Та сразу согласилась. Не возражали и дядя с тетей, так как надеялись, что Марина остепенится. Сам Освальд писал потом в дневнике, что женился на Марине, чтобы досадить Элле. 30 апреля молодых расписали. Тетя Валя накрыла шикарный стол с красной и черной икрой. Алик, Титовец и Головачев спели «Чаттанугу чучу» — гимн всех стиляг Советского Союза. Один из родственников, как водится, затеял драку. В общем, все как у людей. Марина не зря работала в аптеке: после первой брачной ночи Освальд решил, что она досталась ему девственницей. Трудовой коллектив подарил молодоженам детскую коляску. Освальд с самого начала хотел детей и, к ужасу Марины, подробно интересовался ее интимным календарем. Удивляло молодую жену и то, что муж любил ходить по квартире голым, не закрывать за собой дверь в туалет и, совершенно не стесняясь, громко портить воздух. Весь май 1961 года Освальд, судя по записям в дневнике, еще отходил от Эллы, а в июне он, к своей радости, узнал, что Марина беременна. Ли очень хотел сына, уже придумал для него имя Дэвид и любил повторять, что его сын обязательно станет президентом США. В мае Освальд сообщил супруге, что хочет вернуться в США. Позднее Марина утверждала, что если бы знала об этом заранее, то никогда бы за Освальда замуж не вышла. Она боялась, что Освальд не найдет в Америке приличной работы, а нянчиться с ним, как в СССР, там никто не будет. Однако в целом Марина была явно не против. 16 мая 1961 года Освальд опять написал письмо в посольство, требуя гарантий, что его не будут преследовать в США. Он добавил, что женился на гражданке СССР и его жена намерена выехать вместе с ним в одно и то же время. Посольство продолжало настаивать на личном присутствии Освальда. В госдепе и ЦРУ решили проверить серьезность намерений советской стороны в отношении Освальда: если русские готовы выпустить его из страны, то они разрешат ему поехать в Москву. Но Освальд, как всегда, решил взять игру в свои руки и, использовав свой двухнедельный отпуск, вылетел 8 июля 1961 года в Москву без всякого разрешения. КГБ, естественно, был в курсе и имел полное право задержать Освальда за нарушение режима пребывания в СССР, но делать этого не стал: чекистам самим хотелось избавиться от головной боли в лице назойливого американца как можно скорее. Освальд страшно боялся возможного ареста, но в посольство его пропустили беспрепятственно (в Минске после возвращения из Москвы Освальд говорил, что ездил в советскую столицу на кинофестиваль). Была суббота, но Снайдера нашли, и он кратко переговорил с Освальдом, предложив прийти в понедельник. На этот раз «марксист» спорить не стал. Он сказал, что извлек тяжелый урок и теперь ценит демократическую систему США. Освальд поклялся, что не передавал русским никакой секретной информации, и они сами его об этом никогда не просили. На основании предъявленного Освальдом советского паспорта лица без гражданства Снайдер сделал вывод, что Освальд действительно не является советским гражданином. Следовательно, формальных причин не возвращать ему американский паспорт не было. Единственно, что в соответствии с указанием госдепа туда был поставлен штамп «действителен только для поездки в США». Снайдер отказался дать Освальду какие бы то ни было гарантии от уголовного преследования, но сказал, что судя по информации самого же Освальда бояться ему нечего, так как американских законов он не нарушал. Освальд позвонил Марине и попросил ее срочно вылететь в Москву, чтобы сдать в посольстве документы для получения американской визы. Марина в Минске отнюдь не скучала, изменив мужу с одним из своих бывших ухажеров. Перед визитом в посольство Освальд настаивал, чтобы Марина скрыла свою принадлежность к советским профсоюзам и комсомолу (сам он солгал, что членом профсоюза не является). И КГБ и американские спецслужбы начали искать в женитьбе Освальда некую подоплеку. Но КГБ, быстро проверив биографию Марины, заключил, что препятствовать ее отъезду формально не следует, так как интереса для разведслужб США она не представляет. В Америке подозревали, что жену Освальду подсунул КГБ, и долго колебались, стоит ли пускать ее в страну. Посольство даже предложило Освальду выехать в Америку одному и там дожидаться жену. Но Освальд твердо стоял на своем. Похоже, он видел в Марине гарантию от уголовного преследования: ведь она как советская гражданка могла рассчитывать на покровительство СССР. А это в свою очередь помогло бы и ему в случае неприятностей. КГБ, правда, попытался через коллег по работе и родственников отговорить Марину от поездки в США. Марину «пропесочили» на собрании и исключили из комсомола, но это лишь только озлобило ее. Теперь она хотела уехать в Америку «назло». Сразу же после возвращения из Москвы 14 июля Ли и Марина подали документы в ОВИР на выезд из СССР. «Марксист» Освальд не преминул пожаловаться в посольство на кампанию в стиле «врагов народа», развернутую против его супруги. На заводе Освальд после возвращения из Москвы вообще прекратил работать. Когда его пытались вразумить, что надо хотя бы отрабатывать свою зарплату, тот сразу же начинал на повышенных тонах рассуждать о свободе и демократии. В результате Освальду прекратили выплачивать помощь Красного Креста. А КГБ установил в его квартире подслушивающее устройство и врезал в стену мощную линзу для визуального наблюдения. Но в основном чекисты были свидетелями и слушателями постоянных супружеских скандалов. Освальд ругался с Мариной, что она ничего не умеет готовить, не убирается в квартире и не стирает. Та возмущалась, что Освальду не нравится каша, и он, видите ли, требует котлет! Жена посылала мужа к черту и угрожала остаться в СССР. Тот говорил, что в США гораздо более высокий жизненный уровень, хотя Марина, похоже, сомневалась, что Освальд сможет найти себе достойную работу. Пришло время, когда Ли ударил Марину в первый раз. Ирония судьбы! Марина не хотела выходить замуж за «русского Ваньку», потому что думала: иностранцы в отличие от русских своих жен никогда не бьют. Тетя Валя пыталась как-то помогать молодым и один раз даже три часа отдраивала их квартиру. Каково же было ее возмущение, когда, придя с работы, Марина и Ли спокойно уселись ужинать, даже не пригласив ее за стол! КГБ пытался провоцировать Освальда, подставляя ему источники «секретной» информации. Например, «друг» Павел Головачев по наводке КГБ сообщил Освальду, что его отец занимает большой пост в ВВС. Освальд никак не прореагировал. Но когда с Ли завели разговор о его военной службе, он с готовностью рассказал, что занимался радарами, показал документы об окончании соответствующих курсов, карту японского города, где он служил, и даже пропуск в бар, где он проводил свободное время. Последний момент представляется важным: видимо, Ли до самого последнего дня пребывания в СССР пытался втюхнуть КГБ какую-то заранее подготовленную дезу. Иначе зачем брать в Россию пропуск в какой-то японский бар. Смысл здесь появляется, только если предположить, что Ли действительно ходил в «Квин би» с санкции американской разведки, а та подозревала, что бар нашпигован агентами КГБ. Если же это так, то русские обязательно должны были клюнуть на эту информацию Освальда. Но они не клюнули. Женившись, Освальд до минимума свел свои контакты с минскими друзьями, за исключением Титовца, Головачева и Зигеров. Марину он ко всем ревновал и не позволял ей курить. Освальд теперь все чаще слушал «Голос Америки» (англоязычные передачи не глушили) и постоянно что-то писал. Именно в то время, похоже, он и создает свой «исторический дневник», в котором, путаясь в датах, начинает описывать свои впечатления от жизни в СССР. КГБ после визита Освальда в посольство США усилило за ним наружное наблюдение, чтобы выяснить, с каким информационным «багажом» он собирается возвращаться на родину. А американец по-прежнему поставлял чекистам странные загадки: еще в феврале он вдруг стал активно изучать немецкий язык, а в июле интересовался ценами на турпоездку в Лондон. Ли возобновил активную переписку с матерью и братом Робертом, и те присылали ему американские красочные журналы, комиксы и фантастику. Теперь «марксист» Освальд с гордостью показывал знакомым журналы и говорил, что они из Америки. Если раньше Ли резко критиковал расовую дискриминацию в США, то теперь он хвалился: «Я южанин и ненавижу негров». Осенью 1961 года Освальд не переставал жаловаться в своих письмах посольству и родным, что русские задерживают его против воли. В декабре он даже написал письмо сенатору от штата Техас Тауэру, требуя, чтобы тот надавил на советские власти. А те просто выжидали, как поведет себя Марина. Судя по информации системы прослушивания, она колебалась. В октябре молодая жена поехала к тетке в Харьков и та тоже уговаривала ее переменить свое решение. Марина, наверное, была бы и не прочь, так как Освальда она явно не любила и их семейная жизнь превратилась в сплошной скандал. Но в то же время она не хотела оставаться в СССР с ребенком от иностранца. В конце ноября 1961 года белорусский КГБ дал зеленый свет на выезд. Московские коллеги тоже никаких возражений не имели. Минская милиция тем временем тоже не хотела продлевать Освальду вид на жительство на целый год: характеристика с работы у него была никудышная. 25 декабря 1961 года Марине и Ли официально сообщили, что им дано разрешение на выезд в США. Освальд отреагировал на новогодний подарок, начав мастерить какое-то взрывное устройство. Сотрудники КГБ с ужасом наблюдали за этим новым хобби американца, так как в Минск вот-вот должен был приехать Хрущев. Наверное, Ли мастерил что-то вроде петарды к Новому году, но не нашел взрывчатого вещества и выкинул «бомбу» в мусорное ведро. 3 января 1962 года КГБ опять пришлось изрядно поволноваться. «Лихой» вышел из дома с охотничьим ружьем, сел с ним в автобус, выставив оружие напоказ к удивлению пассажиров. Но Освальд всего лишь доехал до спортивного магазина, где и продал ружье за 18 «новых» рублей. На следующий день в ОВИР Освальду выдали уже не паспорт лица без гражданства, а паспорт иностранного гражданина, действительный до 5 июля 1962 года. Освальд был полон оптимизма и рассчитывал, что вернется в Америку к марту. Но теперь он столкнулся с американской бюрократией, которая оказалась похлеще советской. Ранее конгресс принял закон, запрещавший прямую иммиграцию из социалистических стран в США, если только Служба иммиграции и натурализации США не делала специального исключения. Государственный департамент настаивал на исключении для Марины, так как иначе Освальд с его нестабильным характером мог вообще отказаться вернуться в США, а советское правительство получило бы в свои руки прекрасный пропагандистский материал: власти США разбили русско-американскую семью. Госдепартамент прямо указывал в своих письмах иммиграционным властям, что возвращение Освальда отвечает «национальным интересам США». Причем интерес этот был не только пропагандистский: Освальдом опять заинтересовалось ЦРУ, его хотели подробно расспросить о жизни в Советском Союзе. А Освальд словно чувствовал эту поддержку. Он обращается в посольство США с просьбой ссудить ему 800 долларов для возвращения домой. Одновременно он поручает Маргарите выбить такую же сумму через Красный Крест или другие благотворительные организации. Причем Освальд настолько уверен в успехе, что строго запрещает Маргарите брать кредит самой или тратить собственные деньги. Красный Крест Маргариту «отфутболил»: ей дали понять, что помогать перебежчикам-коммунистам не намерены. А вот госдеп согласился выделить 500 долларов. На авиабилет до США этих денег было явно недостаточно, но на пароход и поезд вполне хватало. Не было только разрешения на въезд для Марины. А у четы Освальдов 15 февраля 1962 года родилась дочь Джун. Несмотря на то что Ли ждал сына, он очень обрадовался дочке. Завод «Горизонт» выделил молодым подарков на 27 рублей (одеяла, пеленки, игрушки). Освальд даже на время забросил переписку с посольством. КГБ тем временем попросил Марининого дядю провести с молодыми профилактическую беседу, с тем чтобы в Америке они не допускали в адрес СССР провокационных высказываний. И Ли, и Марина твердо обещали этого не делать. Освальд буквально дрожал над дочерью. Когда Ли увидел, что Марина гладит пеленки и смачивает их водой изо рта, он страшно разволновался: «Ты что! У тебя же во рту микробы!» Ли принес тарелочку с водой и велел брызгать только оттуда. Освальд добрался из Минска и до Корпуса морской пехоты, требуя отменить решение о увольнении его с недостойной формулировкой. В письме Освальд подчеркивал, что не выходил из гражданства США, что может подтвердить посольство в Москве. Роберта он просил еще раз навести справки, не ожидает ли его в Америке тюремное заключение. В марте 1962 года Освальд внимательно читал материалы в советских газетах о допросах сбитого пилота У-2 Пауэрса. Он намекал, что ему известно кое-что о самолете-шпионе. В письме Роберту присутствует странная фраза о том, что Освальд якобы видел Пауэрса в Москве. Пауэрс после возвращения в США (его обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля) утверждал, что его сбили в результате предательства Освальда. Тем временем госдеп наконец-то добил Службу иммиграции и натурализации, которая 9 мая 1962 года согласилась впуститьМарину Освальд в страну. 18 мая Освальд уволился с завода «Горизонт». Как оказалось, нигде больше он не работал так долго. До самого отъезда Освальдов в Москву КГБ отмечал скандалы в семье. Марина посылала мужа к черту, желала ему, чтобы он катился в свою Америку один и «сдох по дороге». 20 мая состоялась прощальная беседа Ли и Марины с родственниками. Освальд еще раз обещал дяде Илье, что в Штатах не будет говорить о Советском Союзе ничего плохого. Слово он сдержал, да и в самом деле, так хорошо, как в СССР, к Освальду не относились никогда в его недолгой жизни. В последнем письме из СССР Ли просил Роберта ничего не говорить о нем журналистам, так как осенью 1959 года он, Роберт, наговорил много лишнего. При отъезде Освальд оставил записку соседке: «Стройте коммунизм сами. Вы даже не умеете улыбаться, как человеческие существа». 24 мая 1962 года чета Освальдов прибыла в Москву. Сотрудник консульской службы посольства США Джек Мэтлок (будущий посол США в Москве) снял с Марины отпечатки пальцев и выдал ей долгожданную визу. Марина прошла медицинский осмотр. Другой сотрудник посольства допрашивал Освальда («Вы коммунист?»). Паспорт того истек и его надо было продлить. Освальд держался хладнокровно, но без всякого подобострастия, иногда даже враждебно. Однако формальных причин, мешавших продлению паспорта, не нашли. Освальд подписал гарантийное обязательство о возврате кредита госдепартаменту (пока он не был выплачен, Освальд не мог получить заграничный паспорт, и был обязан сообщать свой постоянный адрес). Освальды жили в уже знакомом нам отеле «Берлин» и занимались улаживанием всяких дорожных формальностей. В гостинице «Ленинград» за ужином они столкнулись с американской супружеской парой из Коннектикута. Причем Освальд выдавал себя за русского, а когда американец сказал, что его выдает американская этикетка на одежде, Ли резко ответил: «Вы не знаете, я могу оказаться шпионом». 30 мая Освальду вручили в посольстве три билета на корабль из Роттердама, отходивший 4 июня. Посольство выбрало самый дешевый маршрут (поездом до Голландии), который практически лишал возвращенцев возможности остановиться где-либо по дороге. В эту же ночь на поезде Москва — Берлин Ли Харви Освальд проехал Минск в последний раз. Освальд переживал, что таможенные власти могут обнаружить и отобрать его дневник, который в общем-то служил лишь одной цели: обосновать причины его возвращения в США. Но путешествие прошло без приключений, и через 50 часов после отъезда из Москвы Ли, Марина и Джун прибыли в Роттердам. Там они остановились на частной квартире, рекомендованной посольством. 4 июня точно по расписанию корабль «Маасдам» отбыл к берегам Нового Света. Советский период жизни Ли Харви Освальда завершился, и настало время подвести итоги. КГБ сделал это 10 августа 1962 года, сдав дело «Налима» (он же «Лихой») в архив. Трудно отделаться от мысли, что поездку молодого, пусть и сообразительного парня в Россию кто-то тщательно спланировал. Все детали путешествия были отработаны до мелочей, включая запасной вариант въезда (через Германию) и прикрытие на случай полного срыва (коллеж в Швейцарии). Консул Посольства США в Москве Маквикар прямо говорил, что людям посвященным было известно: в советском посольстве в Хельсинки можно получить въездную визу в СССР в кратчайшие сроки. Но в газетах такой информации не публиковали. Если поверить утверждениям самого Освальда, что еще в Японии он ходил в бар «Квин би» по заданию разведки, а потом в Калифорнии поддерживал контакты с тем же человеком из спецслужб, что и в Японии, то выстраивается следующая логическая цепочка. После возвращения в США в 1958 году Освальда пытались заслать на Кубу, но либо отказались от этого варианта (туда уже летел тоже бывший морпех Хеммингс), либо кубинцы просто не заглотнули наживку. Освальд лихорадочно начинает учить русский язык и всячески выпячивает свои марксистские убеждения. Командование его коммунистические настроения терпит. В кратчайшие сроки и без осложнений Освальд увольняется из морской пехоты и получает загранпаспорт. Зачем Освальда направляли в СССР? Его явно хотели подставить советской разведке для продвижения дезинформации по проекту У-2. Проверить успех этой операции можно было довольно легко: провести полет У-2 по заранее обговоренному маршруту и выяснить степень готовности русских. Кстати, У-2 не летали над СССР с момента появления Освальда в Москве и вплоть до апреля 1960 года. Затем в случае вербовки КГБ Освальд должен был вернуться в США, и ЦРУ получало двойного агента для игры с КГБ. Освальд, кстати, еще в Калифорнии говорил одному из сослуживцев, что скоро уедет за границу и вернется в Америку в 1961 году как герой. 1961 год, учитывая стандартные бюрократические процедуры СССР и США того времени, действительно представляется наиболее ранним сроком возвращения перебежчика на родину. В качестве запасного варианта своей миссии Освальду надлежало просто вжиться и доставить информацию о повседневной жизни СССР (забегая вперед, скажем: он это сделал). В то время уже несколько американских граждан «сбежали» и успешно вернулись, так что миссия представлялась вовсе не опасной. Наконец, в то время ЦРУ было озабочено ростом числа советских женщин, въезжавших в США в качестве жен американцев. Возможно, настойчивое стремление Освальда жениться объяснялось и тем, что ЦРУ хотело проверить, не подставит ли КГБ ему в виде спутницы жизни своего агента. По сути, Освальд доказал ЦРУ, что агентов в СССР больше не надо забрасывать нелегально. Это можно было сделать вполне законным путем. Возникает только один вопрос: поехал ли Освальд в СССР добровольно или его шантажировали? Может быть, использовали историю со странным случаем гибели часового на посту на Филиппинах? Тогда ведь ходили слухи, что это могло быть делом рук Освальда. В свою очередь, сам Освальд, привыкший постоянно менять маски (все отмечали, что Ли мгновенно чувствовал собеседника и соответственно выстраивал тональность и тему разговора), возможно, хотел в случае успеха своей заброски в СССР уйти от своих хозяев. Но прохладная реакция советской стороны вынудила его продолжать игру, оставляя поле для маневра открытым. Если ему не давали гражданство СССР и отказывали в ответственной работе, то зачем было рвать связи с Америкой? В любом случае роль «марксиста» Освальд с самого начала играл очень неубедительно, а после начала процесса возвращения в США вообще прекратил даже делать вид на сей счет. В целом версия, что Освальд приехал в СССР не добровольно, имеет право на существование. Тогда находит свое объяснение и странная реакция ЦРУ на его побег и отсутствие какого-либо уголовного дела против Ли, хотя было известно, что он обещал передать русским военные секреты. Наверное, Освальд ехал в Америку в надежде, что теперь от него отстанут и он сможет жить нормальной жизнью без острых шпионских приключений.Глава четвертая. Странник между мирами
Пока корабль «Маасдам» в течение 9 дней пересекал Атлантику, Освальд занимался важным делом. Он готовил ответы на вопросы корреспондентов, которые, как он ожидал, будут встречать его на американской земле. Причем Ли заготовил два варианта ответов: один вариант искренний, а второй, рассчитанный на благоприятное восприятие прессы. Некоторые эксперты позднее утверждали, что второй вариант был написан Освальдом под диктовку, и почерк выдавал его нежелание писать. Приведем полностью этот любопытный документ. Вопрос. Зачем вы поехали в СССР? Ответ (Вариант 1). Я поехал из-за протеста против американской политики в других странах, это было мое личное выражение недовольства и возмущения неправильной линией поведения правительства и народа США. Вариант 2. Я поехал как гражданин США (как турист) и жил в другой стране, на что имею полное право. Я поехал туда посмотреть страну, людей и как работает их система. Вопрос. А что скажете об этих письмах? (Видимо, имеется в виду, прежде всего, письмо, в котором Освальд отказывался от гражданства США. — Авт.). Вариант 1. Я написал несколько писем в американское посольство в октябре 1959 года, в которых выражал упомянутые выше чувства. Я пошел в посольство, чтобы легально ликвидировать мое американское гражданство, и мне отказали в этом законном праве. Вариант 2. Я не писал писем, порочащих США! В переписке с посольством США я не делал антиамериканских заявлений. Любая критика, которую я мог выражать, была направлена против политики, а не против правительства. Вопрос. Делали ли вы антиамериканские заявления там (то есть в СССР. — Авт.)? Вариант 1. Да. Вариант 2. Нет. Вопрос. Нарушили ли вы какие-либо законы, живя и работая в СССР? Вариант 1. Да. Я принес присягу на верность СССР. Вариант 2. По американским законам, лицо теряет покровительство США, голосуя или проходя службу в вооруженных силах иностранного государства, а также принося присягу на верность этому государству. Я ничего подобного не делал. Вопрос. Не является ли любая работа в СССР работой на государство? Вариант 1. Конечно, и в этом смысле я нарушил законы США, согласившись работать на иностранное государство. Вариант 2. Нет, технически только заводы, прямо работающие на государство, обычно оборонные заводы, считаются государственными. Другие заводы принадлежат работающим там трудящимся. Вопрос. Почему вы оставались в СССР так долго, если вы только хотели посмотреть на их жизнь? Вариант 1. Я жил в СССР с 16 октября 1959 до весны 1962 года, в течение двух с половиной лет. Я делал это, потому что жил довольно комфортабельно. У меня было много денег, бесплатная квартира, полно девушек и так далее. Почему я должен был бросить все это? Вариант 2. Я спокойно жил в СССР до февраля 1961 года, когда я написал письмо в посольство с просьбой вернуться домой, и паспорт был на хранении в посольстве. Они пригласили меня для этого в Москву, где посольство немедленно вернуло мне паспорт и проконсультировало меня, как мне получить у русских выездную визу для себя и для моей русской жены. Этот долгий и мучительный процесс занял многие месяцы, с июля 1961 по май 1962 года. Вот почему я был там так долго, отнюдь не по желанию. Вопрос. Вы коммунист? Вариант 1. В принципе да. Хотя я ненавижу СССР и социалистическую систему, я по-прежнему думаю, что марксизм может работать в других условиях. Вариант 2. Нет, конечно нет. Вопрос. Знали ли вы когда-либо хотя бы одного коммуниста? Вариант 1. Не в США. Вариант 2. Я никогда не знал ни одного коммуниста помимо тех, кто был в СССР, но тут уж ничего не поделать. Вопрос. Какие самые яркие различия между СССР и США? Вариант 1. Никаких, за исключением того, что в США выше жизненный уровень; уровень свободы практически одинаковый; медицинская помощь и система образования лучше в СССР, чем в США. Вариант 2. Свобода слова, путешествий. Выраженная оппозиция по отношению к непопулярной политике, свобода верить в Бога. Корреспонденты. Спасибо большое, сэр, Вы настоящий патриот!Поражает та тщательность, с которой Освальд готовил свои ответы. Либо он действительно был крайне искушенным человеком, знающим, например, тонкости законодательства США о гражданстве, либо его действительно кто-то хорошо подготовил. 13 июня 1962 года, пройдя мимо статуи Свободы, «Маасдам» пришвартовался в гавани Нью-Йорка. Марина думала, что пребывание в Америке будет счастливым. На это указывали приметы: шел дождь, а тринадцатое число было для Марины всегда счастливым днем. Напротив, ее супруг нервничал, он постоянно озирался по сторонам, ожидая прихода полиции и ареста. Государственный департамент предупредил о приезде Освальдов Общество помощи путешественникам, и его русскоговорящий представитель некий Спас Райкин уже разыскивал Освальдов с помощью громкоговорителя. Освальд хотел было проскользнуть незамеченным, ему явно не хотелось лишних контактов. Но Райкин все же разыскал иммигрантов и повез их в офис своей организации в Нью-Йорк. Райкин был болгарским иммигрантом и ярым антикоммунистом. Его организация Всемирная антикоммунистическая лига находилась на содержании ЦРУ. Райкин активно расспрашивал Освальда, но тот был настороже. По дороге в офис Освальд сказал сопровождающему, что служил морским пехотинцем и охранял посольство США в Москве. Характерно, что когда государственный департамент обратился в нью-йоркский департамент по социальным вопросам с просьбой помочь Освальду, то было заявлено, что тот был в СССР с ведома госдепа. Прибыв в офис, Освальд узнал, что за авиабилет до Далласа ему следует заплатить самому. Сначала он устроил скандал, крича: «Пусть они за все платят!» У него оставалось всего 63 доллара, и сотрудники офиса сами позвонили брату Роберту. Тот, заложив машину, немедленно перевел в Нью-Йорк 200 долларов. Ли было очень неприятно попадать сразу же в финансовую зависимость от брата, но выбора не было. Ночь семья Освальдов провела в гостинице, хотя некотрые исследователи со ссылкой на бывших сотрудников ЦРУ утверждают, что Освальд успел за ночь доехать до Вашингтона и там ЦРУ его допросило. В пользу этого говорит и один из пассажей в письме Освальда матери еще из Минска, в котором он утверждал, что прежде всего заедет в Вашингтон. Но Марина заявляет, что никуда он не ездил. 14 июня семья Освальдов, заплатив за билет 183 доллара, вылетела в Техас. На Марину в самолете косились, потому что она держала на руках крепко спеленатого ребенка. В США пеленать детей было не принято. В том же самом аэропорту, где через год с небольшим приземлится президент США Джон Кеннеди, Ли, Джун и Марину встречал Роберт Освальд с женой Вадой, дочерью Кэти и сыном Робертом Ли. Роберта поразили внешние перемены в брате. Его некогда густые волнистые волосы стали редкими и ломкими, появились проплешины, да и сам Ли сильно похудел. Роберт даже поинтересовался, не пытали ли его русские электрошоком. Ли только улыбнулся: нет, виновата суровая русская зима. Младший Освальд, похоже, удивился, что его опять не встречают репортеры. Роберт сообщил, что материал о возвращении брата появился 8 июня в местной газете, а всех желавших взять интервью он, Роберт, «отшил» в полном соответствии с просьбой Ли из Минска. Воссоединенная семья отправилась в дом Роберта, поразивший Марину. Роберт в свои 28 лет был менеджером по продажам одной местной компании, но Ли с гордостью за Америку говорил Марине, что вот так в США живут простые трудящиеся. Марина спросила, будут ли они жить так же. «Конечно, чуть позже», — ответил Ли. Марине Америка понравилась сразу же. Красивые неоновые витрины, богатый выбор товаров в магазинах. Ее в отличие от мужа отвлеченные политические темы типа счастья всего человечества не интересовали. Она имела взгляд на мир, который принято называть потребительским. «Делай что хочешь, — сказала Марина Ли, — но я никогда не вернусь обратно в Россию». У Ли, как мы увидим, несмотря на презрение к советскому образу жизни, совсем скоро сформируются совсем другие взгляды. Через пару дней к Роберту приехала Маргарита, работавшая нянькой-медсестрой и находившаяся с семьей Роберта в очень прохладных отношениях. Любимый младший сын от встречи с матерью тоже был не в восторге. Они спорили, кто из них сделал больше для возвращения Ли на родину. Маргарита также огорошила Ли, заявив, что намерена написать книгу о его жизни. Ли строго запретил ей даже думать об этом, так как тогда «они» убьют Марину и ее родственников. Сама Марина между тем с помощью жены Роберта Вады (профессионального визажиста) сделала себе короткую «американскую» стрижку и первую в жизни «химию», надела слишком короткие (с точки зрения Маргариты) шорты. Маргарита, стараясь сделать Ли комплимент, сказала, что его жена не похожа на русскую: она просто вылитая американка. «Поэтому я и женился на ней», — ответил сын. Ли сразу же начал искать работу, сначала интеллектуальную. Он получил в техасской комиссии по занятости (аналог биржи труда) адрес эмигранта из России Питера Грегори, работавшего в Далласе нефтяным инженером и преподававшего в местной библиотеке по совместительству русский язык. Грегори согласился проверить уровень владения русским языком нового знакомого. Он дал почитать и перевести Ли абзац из советского учебника по истории, и Освальд с этим заданием легко справился. Грегори выдал ему справку, что он вполне может работать устным и письменным переводчиком с русского языка. За ланчем Грегори подробно расспрашивал Ли о жизни в СССР. Парень ему понравился настолько, что он решил познакомиться с семьей Освальда поближе. Но пока у Освальда, похоже, было более срочное дело. Уже в понедельник 18 июня он решил заняться тем же, чем строго запретил заниматься матери. По справочнику «желтые страницы» Ли нашел адрес машинистки Полины Бейтс и предложил ей печатать его заметки о России. Бейтс заинтересовалась, особенно когда Освальд сказал, что с большим трудом вывез эти заметки из СССР под одеждой. Бейтс запомнила, что Освальд хотел издать книгу под названием «Моя жизнь в России». Работа шла в течение трех дней и заняла в общей сложности восемь часов. Освальд помогал машинистке разбирать свои каракули (только часть текста была отпечатана, остальное написано ужасным почерком Освальда на русском и английском языках. Он говорил машинистке, что готовил манускрипт под постоянным наблюдением КГБ). В конце каждого дня Освальд забирал все материалы (включая копирку) с собой. Бейтс потом вспоминала, что у него были самые безжизненные глаза, которые она когда-либо видела. Интересно, что, по данным Бейтс, в заметках Освальда описывался не только Минск, но и некий советский город, название которого начиналось на букву «К» (некоторые исследователи полагают, что это был Киев, в котором Освальд вроде бы никогда не был). В среду 20 июня труд над книгой неожиданно оборвался. Освальд сказал, что у него есть только 10 долларов (деньги сыну дала Маргарита) и он не может заставлять машинистку работать дальше бесплатно (к среде Бейтс напечатала как раз 10 страниц исходя из заранее согласованной платы в 1 доллар за страницу). Но Бейтс заметки очень нравились и она была готова работать бесплатно, однако Освальд сказал, что это против его принципов, и больше никогда не появлялся. Машинистка вспоминала, что Освальд крайне неохотно говорил о своей поездке в СССР. Но утверждал, что она была предпринята с санкции госдепартамента. Хотя госдеп, дескать, предупредил, что если с Освальдом что-нибудь случится, то помогать ему не станут. Сохранившиеся заметки Освальда о жизни в Минске являются достаточно критическими по отношению к советской действительности, и непонятно, как он собирался публиковать книгу, если боялся за родственников Марины, тем более что рвать связи с СССР он вовсе не хотел. Сразу же по приезде в Даллас Освальд заставил Марину написать в советское посольство в Вашингтоне письмо с указанием ее адреса в США (так было положено по советским законам). Сам же Освальд попросил посольство помочь ему подписаться на советские газеты и журналы и вскоре, несмотря на трудное материальное положение своей семьи, выписал журналы «Крокодил», «Огонек» и «Агитатор», а также газету «Советская Белоруссия». Явно, что отношение Освальда к СССР потеплело после того, как он поближе столкнулся с американской действительностью. Работу переводчика (не говоря уже о подъемных деньгах, как в Москве) ему никто предоставлять не собирался. Трудно было и с работой попроще. Как только работодатели узнавали, что он отчислен из морской пехоты с плохой формулировкой, разговор сразу прекращался. Роберт считал, что с такой бумагой Ли не сможет получить в Техасе даже водительские права. Освальд 18 июня послал протест в Корпус морской пехоты (подготовленный еще в Минске), но там менять свое решение не спешили. Ко всему прочему Ли стал понимать, что жене Роберта постоянное пребывание родственников в ее доме нравится все меньше и меньше. Начались скандалы. Освальд переживал свое положение приживалы и опять стал бить Марину (в Минске он ударил ее три-четыре раза, в Техасе это вскоре превратилось почти в норму их семейной жизни). Между тем Ли Харви Освальда в Америке все же кое-кто ждал. Осенью 1961 года штаб-квартира ФБР сообщила в далласский офис, что Ли Харви Освальд вскоре вернется в США. Агент Файн, работавший в отделении далласского офиса ФБР в Форт-Уорте, получил задание по приезде допросить перебежчика. Файн встретился с Робертом и тот обещал сразу же поставить ФБР в известность, как только брат вернется домой. 31 мая 1962 года штаб-квартира ФБР уведомила далласский офис о предстоящем прибытии Освальда. Далласскому офису предписывалось немедленно установить местонахождение Освальда и провести с ним беседу, чтобы выяснить, не был ли он завербован в СССР советскими спецслужбами и не пошел ли он с русскими на сделку, чтобы вернуться в США. Особое внимание следовало обратить на характер сведений, которые Освальд мог передать советской стороне. В инструкции говорилось, что если в отношении искренности «объекта» возникнут сомнения, надо предложить ему пройти тест на детекторе лжи. 14 июня штаб-квартира ФБР со ссылкой на военно-морскую разведку сообщила в свой далласский офис, что «объект» прибыл и что военно-морская разведка ничего в его отношении предпринимать не собирается. Но Роберт, как было условлено, Файну так и не позвонил. Последнему пришлось выйти на Роберта самому. Роберт был вынужден подтвердить, что Ли почти уже две недели живет у него, но боится выходить из дому, так как тогда его замучает пресса. 26 июня в час дня агент далласского офиса ФБР Файн (тот самый, который допрашивал Маргариту в начале 1960 года) разговаривал с Освальдом в своем офисе. (В этот день Освальд при очередной попытке устроиться на работу опять рассказывал, что был в Москве по заданию госдепартамента.) Разговор шел в присутствии еще одного сотрудника ФБР, чтобы в случае чего иметь свидетеля для возможного судебного разбирательства. Освальд Файну не понравился, так как держался напряженно, говорил резко и не желал «сотрудничать со следствием». Он отказался сообщить причину своего переселения в СССР, сказав, что «не хочет заново переживать прошлое». Сообщения газет о своих антиамериканских заявлениях он назвал лживыми. Отрицал он и факт своего отказа от гражданства США. Правдивым было его утвеждение, что советские органы никогда не пытались его завербовать и не просили предоставить какую-либо секретную информацию. О своей жизни в Минске Ли сообщил только, что работал на фабрике металлистом. Назвать имена и адреса родственников Марины он отказался. Никаких сделок с советскими властями для возвращения в США он тоже не совершал. Русский язык выучил самостоятельно, будучи в морской пехоте, в комунистической партии США никогда не состоял. Да, он читал в Новом Орлеане произведения Карла Маркса, но только потому, что интересовался его экономическими взглядами. На вопрос Файна, что он имел в виду, когда писал матери и Роберту о разных идейных ценностях, Освальд отвечать отказался. Освальд показал советский паспорт Марины и признался, что намерен сообщить ее адрес в посольство СССР, как это и положено по советским законам. В целом «перебежчик» заявил, что не питает к русским никаких симпатий и в случае, если советские агенты выйдут на него, обязательно поставит ФБР в известность. Несмотря на то что почти все сведения Освальда были правдивыми (за исключением его попытки отказа от гражданства США), в ФБР ему не поверили и предложили пройти тест на полиграфе. Освальд напрочь отказался. Здесь надо отметить, что такие люди, как Файн, просто ненавидели коммунистов и лиц левых взглядов, практически ничего об этих взглядах не зная. В показаниях комиссии Уоррена Файн говорил, что не любит коммунистов за их атеистическое и материалистическое мировоззрение. Поэтому Файн в отчете о беседе с Освальдом предложил провести его повторный допрос. Начальство согласилось. Сам Освальд из беседы заключил, что спокойно в Америке ему жить не дадут, хотя Роберту сказал, что обращались с ним в ФБР нормально. Ли также сказал брату, что ФБР интересовалось, работает ли он на американские спецслужбы. «А вы сами не знаете?» — ответил Освальд. Странно, но отчет о беседе Файна с Освальдом не был разослан в ЦРУ (или, может быть, ЦРУ этот документ позднее уничтожило?). В июле Маргарита Освальд решила помочь любимому младшему сыну. Она уволилась с работы и сняла двухкомнатную квартиру, где намеревалась жить вместе с Ли и его семьей. Особого энтузиазма сын на сей счет не испытывал, но у него не было ни денег, ни работы. Маргарита вела домашнее хозяйство и готовила Ли (который был очень привередлив в еде) его любимые блюда. Жизнь вроде налаживалась. 17 июля 1962 года Ли Харви Освальд наконец-то нашел работу. Его взяли простым рабочим за мизерные 1,25 доллара в час в компанию, которая занималась изготовлением металлических дверей и жалюзи. Работа была гораздо тяжелее и грязнее, чем в Минске. На фирме Ли ценили как хорошего работника (советская квалификация, видимо, давала себя знать), хотя и отмечали, что держался он замкнуто. Живя полностью за счет Маргариты, Ли копил деньги для того, чтобы как можно раньше выплатить долги Роберту и госдепартаменту. В августе 1962 года доход Освальда, по оценке комиссии Уоррена, составлял 207 долларов 31 цент. Из них 10 долларов Освальд потратил на возврат госдеповского кредита и примерно 50 долларов вернул Роберту. Если принять во внимание, что чуть более 70 долларов Освальд заплатил за только что снятую им отдельную квартиру, то на жизнь его семье оставались сущие гроши. Как только Освальд накопил 60 долларов, он немедленно снял отдельное жилье и даже не сообщил матери новый адрес. Маргарита плакала, когда Роберт и Ли грузили в машину нехитрые пожитки иммигрантов из СССР. Маргарита бежала за машиной, пока не отстала. Марина была потрясена таким отношением детей к матери, но Ли только сказал, что это не ее дело. Ли снял полубунгало. Многие потом описывали это жилье как трущобу, но впервые в США у семьи Освальдов была отдельная квартира с небольшим собственным двориком. Через несколько дней Маргарита, неведомо как узнавшая новый адрес сына, пришла навестить молодых и принесла Марине посуду и детские вещи. Когда Ли вернулся с работы и узнал, что в их доме была мать, он запретил Марине в следующий раз открывать ей дверь. Марина начала спорить, и Ли ударил ее. Но в целом семейный быт вроде стал налаживаться. Когда Ли возвращался с работы, Марина с дочерью встречали его на улице. Любящий отец брал Джун на руки и, обняв жену, гордо вступал в собственный дом. Марина любила ходить в расположенный напротив супермаркет, рассматривая изобилие товаров. Ли с удовольствием посещал оружейный отдел. Чтобы побаловать жену, Ли покупал ей «русские» продукты (соленые огурцы, селедку, квашеную капусту). Даже красную икру! Хотя и сам Ли ее очень любил (хотя в целом русскую пищу он ненавидел), он отказывался к ней притронуться и с умилением наблюдал, как Марина ест этот «дефицит». Но, в общем, на еде, как и на всем другом, приходилось экономить. Почти треть зарплаты Ли, как уже отмечалось, отдавал на погашение долгов. Не собирался Освальд отказываться и от своего увлечения политикой. Его публично известные взгляды после возвращения из СССР можно схематично описать как левые, но в то же время антисоветские. Он по-прежнему плохо отзывался о капитализме, а советский социализм считал грубым искажением марксистских принципов. По его мнению, будущее человечества состояло в некой свободной федерации городов без жесткого централизованного государства (Освальд называл этот строй «афинской демократией»). При этом жители этого нового общества имели право на частную собственность и свободное ношение оружия. Сверхприбыль подлежала изъятию и направлению на общественные нужды. 5 августа 1962 года Освальд подписался на газету компартии США «Уоркер», а 12 августа направил запрос в социалистическую партию трудящихся (троцкистская организация), желая стать ее членом. Троцкисты ответили, что в районе Далласа у них первичных оганизаций нет. Тогда Освальд послал 25 центов, чтобы получить материал о Троцком. Такого «безобразия» ФБР потерпеть не могло. Здесь надо сказать, что в «свободных» США того времени почта сообщала ФБР о людях, получавших левые публикации. Освальда даже заставили заполнить специальную карточку, где он подтверждал, что получает всю эту «подрывную» литературу добровольно. Освальд выразил протест, в общем, справедливо назвав эту процедуру запугиванием. Узнав, что бывший житель Минска Ли Харви Освальд выписал коммунистическую газету, ФБР восприняло это как предлог для проведения с ним очередной «профилактической» беседы. 16 августа 1962 года Марина как раз разогревала вернувшемуся с работы Ли ужин, когда к ним в квартиру постучал человек в штатском. Уже знакомый нам агент Файн пригласил Ли для беседы в припаркованную неподалеку машину (хотя Освальд предлагал Файну пройти в дом, тот отказался, чтобы не травмировать жену), где их поджидал еще один агент ФБР. Потом Файн говорил, что специально не пошел к Ли на работу, чтобы не создавать тому проблем. Ничего нового Освальд не сказал. Ему задавали те же самые вопросы, а он опять давал на них те же самые ответы; снова сказал, что причины его поездки в СССР являются сугубо личным делом: «Я поехал, я вернулся». Советская разведка вербовать его не пыталась, так как Освальд признал не без горечи, что не был для русских важной птицей. Правда, Освальд сообщил, что лет через пять намерен посетить с женой СССР, чтобы повидаться с ее родственниками. Важным для ФБР было заявление Освальда, что он не брал с собой в СССР свидетельство о рождении (то есть двойников можно было не опасаться). Между тем у ФБР имелась информация, что в 1961 году некто, используя свидетельство о рождении Освальда, пытался купить в США грузовики от имени кубинской эмигрантской организации. Хотя Освальд вел себя во время второй беседы более вежливо (он опять обещал поставить ФБР в известность, если на него выйдут русские агенты), все равно на некоторые важные вопросы он не ответил. Прежде всего, на самый основной вопрос: зачем он вообще ездил в СССР? Тем не менее Файн резюмировал, что угрозы для безопасности США Освальд не представляет. Такой вывод базировался на двух умозаключениях ФБР: Освальд не состоял в компартии США (об этом ФБР сообщили информаторы в самой компартии) и начал работать (то есть «остепенился»). Поэтому было решено перевести дело Освальда в так называемый «неактивный статус». По сути, дело было закрыто в октябре 1962 года. На этот раз отчет о беседе с Освальдом был направлен в ЦРУ. Освальд вернулся с беседы очень расстроенным. «Начинается! — в сердцах бросил он Марине. — Так как я был там, они меня в покое не оставят! Они думают, что все, кто там был, русские шпионы». Еще он сказал жене, что ФБР попыталось его завербовать как информатора, но он наотрез отказался. Приходится признать, что КГБ вел себя по отношению к Освальду гораздо более уважительно и тонко. Да, за Освальдом наблюдали, но никаких неудобств для его повседневной жизни не создавали. Скорее, наоборот, КГБ оберегал Освальда, получая необходимую информацию через знакомых странного американца. Точно так же решило поступить и ЦРУ. После отчета о допросе Освальда ФБР в разведке сделали вывод, что получать информацию от этого индивидуума следует более аккуратными методами. Как мы увидим, именно это и произошло. 25 августа 1962 года Питер Грегори решил собрать у себя представителей русской эмиграции Далласа, чтобы показать им любопытную молодую семью, только что вернувшуюся из Советского Союза. Что же представляла собой далласская русская эмиграция образца 1962 года? До Второй мировой войны в Далласе жило всего лишь несколько человек, выходцев из бывшей Российской империи. Неформальным лидером эмигрантов был некий Джордж (Георгий) Буэ, сбежавший из Петрограда в Финляндию в 1923 году. Буэ оказывал помощь вновь прибывавшим эмигрантам и организовал в Далласе приход Русской зарубежной православной церкви. В 1962 году Буэ работал личным бухгалтером одного из крупных далласских бизнесменов. После Второй мировой войны в Даллас приехало еще около 50 человек, в основном из числа так называемых «перемещенных лиц», то есть советских граждан, работавших на немцев и отказавшихся после войны вернуться в СССР. Эмигранты обоих поколений имели одну общую черту: они были ярыми антикоммунистами и люто ненавидели СССР. Когда Грегори сообщил Буэ об Освальдах, тот, будучи человеком осторожным, проконсультировался с одним своим знакомым, который, как считалось, имел хорошие контакты с ФБР. Но у ФБР никаких противопоказаний насчет Освальда не имелось. Поэтому Буэ и некая Анна Меллер (или Миллер) согласились прийти в дом Грегори 25 августа. К тому времени сын Питера Грегори Пол брал у Марины уроки русского языка, заплатив ей 35 долларов (Марина купила Ли рабочие брюки и рубашку). Встреча у Грегори 25 августа поразила эмигрантов, так как и Ли, и его жена не оправдали их ожиданий, правда, по-разному. Ли оказался нетипичным американцем: его абсолютно не интересовали проблемы материального благополучия. Он любил рассуждать о политике. Марина же, наоборот, оказалась не советской комсомолкой, которую ожидали увидеть эмигранты, а девушкой, боготворившей Америку и старавшейся понравиться антисоветским эмигрантам. Как бывшая ленинградка Марина рассказывала Буэ, что изменилось в городе с 1923 года. Чтобы потрафить новому знакомому, она намекала, что ее воспитывала бабушка — выпускница Смольного института благородных девиц. В общем, Марина эмигрантам сразу понравилась. Хотя потом они отмечали, что мать она была никудышная и больше всего любила поспать до обеда. У многих эмигрантов сложилось впечатление, что Марина вышла замуж за Ли только для того, чтобы уехать в Америку. Но с точки зрения многих эмигрантов это было нормально: среди них тоже хватало подобных женщин. А вот с Ли у эмигрантов отношения не сложились. Они не могли понять, как это вернувшийся из Совдепии американец доброжелательно отзывается о многих сторонах жизни в СССР. Их бесило то, что Освальд читал в их присутствии произведения Маркса и Ленина (Буэ даже подсмотрел тайком, что книги были из библиотеки Форт-Уорта). Освальд также ненавидел эмигрантов, считая их предателями, которых ничего в жизни, кроме материального благополучия, не интересовало. Он полагал, что они рабски преклоняются перед всем американским и ненавидят его за то, что он, коренной американец, критически относится г собственной стране. Эмигранты решили взять Марину под свое крыло, оказывая семье Освальдов мелкую материальную помощь. Они приносили Марине вещи (в основном поношенные), покупали продукты. Увидев, что у Марины проблемы с зубами, они отвезли ее в госпиталь, где студенты-практиканты дешево вырвали ей 6 зубов и вставили новые (Буэ оплатил счет в 70 долларов). Марина с готовностью принимала помощь, за что ее ругал муж. Он, в общем не без оснований, говорил, что подачками они просто покупают ее и пытаются унизить его как мужа, который не в состоянии обеспечить семью. Но Марина была в восторге от новых друзей. Дело дошло до того, что она в присутствии эмигрантов и мужа нелестно отзывалась о сексуальной потенции последнего. Эмигранты же пооощряли намечавшийся разрыв, так как «коммунист» Освальд им не нравился. Они говорили Марине, что если она уйдет от мужа, то они помогут ей самостоятельно встать на ноги. Буэ начал по почте учить ее английскому языку (Освальд запрещал Марине учить английский язык, так как боялся забыть русский). В семье начались скандалы. Ли ревновал жену к новым знакомым. Он также считал, что она предает его за мелкие подачки. Сам Ли от помощи отказывался и прослыл среди эмигрантов «неблагодарным». Буэ потом с возмущением вспоминал, что Ли отказался принять от него в подарок две поношенные рубашки. Но они были в таком состоянии, что даже сам Буэ сказал Ли, чтобы тот походил в них на работу пару дней и выбросил. Марина постоянно «пилила» мужа за то, что он не может обеспечить ее и ребенка (хотя даже эмигранты отмечали, что Освальд был заботливым, любящим отцом; к тому же Освальд как можно скорее хотел вернуть долги Роберту и госдепу). Освальд в ответ опять начал бить жену. Как-то раз эмигранты заметили Марину с подбитым глазом, и она призналась, что это следы мужниных побоев. Через месяц после знакомства с эмигрантами семья Освальдов была на грани распада. И здесь в поле зрения Освальдов неожиданно появляется очень странная личность, которой суждено было сыграть роковую роль в судьбе героя нашей книги. В сентябре 1962 года Освальд познакомился с бароном Георгием (Джорджем) де Мореншильдом и его четвертой женой Жанной. Отец барона происходил из знатного дворянского рода шведского происхождения, слыл либералом и к моменту рождения Георгия в Мозыре (Белоруссия) в 1911 году был уездным предводителем минского дворянства. С большевиками старший Мореншильд не сошелся на почве отношения к религии и бежал в Польшу в 1921 году. Георгий закончил там школу, потом кавалерийское училище. Затем он появляется в Бельгии, где получает диплом коммерсанта. Перед самой войной Георгий переезжает в Америку к старшему брату Дмитрию. С работой у него не ладится. Единственным талантом русского дворянина является умение сходиться с людьми и очаровывать женщин (Мореншильд был высоким, импозантным мужчиной). В годы войны Георгий работает вроде бы на французскую и английскую разведки (вербуя агентов и не давая подставным немецким фирмам скупать нефть в США). Одновременно ФБР подозревает его в прогерманских настроениях и на этом основании ему отказывают в 1942 году в приеме на службу в американскую разведку. Часть военных лет Мореншильд (сменивший тогда свое немецкое «фон» на французское «де») проводит в Мексике, откуда его депортируют (он утверждал, что из-за женщины, но говорили, что за все те же прогерманские настроения). В 1944 году Мореншильд получает диплом геолога-нефтяника в Техасском университете в Остине, где ФБР отмечает уже его прокоммунистические настроения. Легко сходящийся с людьми светский дворянин-бонвиван имеет много знакомых среди сливок американского общества. Так, он знает семью Бувье, где подрастает очаровательная дочка Жаклин. В записной книжке Мореншильда был телефон техасского бизнесмена Герберта Уокера Буша (причем с его прозвищем, известным только друзьям), который позднее станет директором ЦРУ и президентом США. После войны Мореншильд много путешествует якобы по делам бизнеса, причем в те страны, которые представляли интерес для американской разведки. В частности, он ездил на Кубу и в Венесуэлу. В 1957 году на деньги правительства США он направляется искать нефть в Югославию. Там его два раза задерживают при попытке приблизиться к острову, где находилась резиденция Тито. После возвращения из Югославии его подробно допрашивает глава далласского подразделения ЦРУ Уолтер Мур. Позднее ЦРУ признало, что на основании бесед с бароном было подготовлено по меньшей мере 10 отчетов разведки. Контакты с Муром Мореншильд продолжает вплоть до своей встречи с Освальдом: они дружат семьями. Летом 1962 года Мореншильд с женой только что вернулся из путешествия по Центральной и Южной Америке (Георгий якобы хотел развеяться после смерти сына). Правда, в Южной Америке Мореншильд не был. Зато долго находился в Гватемале, как раз в то время, когда ЦРУ готовило там вторжение на Кубу. После возвращения Мореншильд обратился в госдеп, предложив написать отчет о своей поездке для правительства США. Он также собирался писать книгу о своем путешествии (причем намеревался издать ее в том числе и в СССР) и рассчитывал, что предисловие к ней напишет Джон Кеннеди. Мореншильд был идеальной фигурой для «мягкой обработки» Освальда. Как и Ли, барон слыл нонконформистом и любил эпатировать публику. Он мог прийти на светский раут босиком. Вместе со своей четвертой женой Жанной Фоменко (ее отец служил на КВЖД; после переезда в США бывшая танцовщица стала довольно успешным модельером женской одежды) он разъезжал по Далласу в кабриолете в одних плавках. В далласской русской эмиграции он числился левым, потому что был атеистом и полагал, что для некоторых стран коммунизм вовсе не так и плох. Видимо, ЦРУ, получив отчет ФБР о допросах Освальда, попыталось обработать его через русскую эмиграцию. Но люди типа Буэ для этой цели не подошли. А вот Мореншильд был как раз тем, кто мог подобрать к «марксисту» Освальду ключик. Перед своим загадочным самоубийством в 1977 году (Мореншильду как раз намеревались вручить повестку для дачи показаний перед комитетом конгресса по покушениям) барон признался, что Мур лично попросил его присмотреться к Освальду. Ослушаться барон не мог, так как ему предстояла командировка в Гаити по линии одного из правительственных агентств США. Без санкции американских спецслужб она была невозможна. До сих пор непонятно, как Мореншильд познакомился с Ли. Версия барона состоит в том, что он просто приехал к Освальдам со своим знакомым полковником Орловым, узнав их адрес от Буэ в сентябре 1962 года. Орлов, правда, утверждал, что Освальд и Мореншильд уже были знакомы. Во всяком случае, в кратчайшие сроки барон приобрел подавляющее влияние на Освальда. Он просто по-настоящему интересовался жизнью и политическими взглядами техасского парня и тот, как вспоминал Мореншильд, «расцветал». К тому же Мореншильд в семейных спорах часто становился на сторону Ли (он сам, кстати, тоже поколачивал одну из своих предыдущих жен). Марина вспоминала, что Мореншильд был единственным человеком, советов которого Ли беспрекословно слушался. Георгий и Ли часами говорили о политике. Оба симпатизировали Кубе и лично Кастро. Оба критиковали американских правых и поддерживали движение за гражданские права негров. Оба восхищались Хрущевым за его прямоту и крестьянский юмор. Однако в отличие от бесед с другими эмигрантами Ли не стремился огульно защищать Советский Союз. Наоборот, сравнивая материалы американской и советской печати об одних и тех же событиях, Освальд часто становился на американскую сторону. Особенно много о политике барон и бывший морпех говорили, естественно, в октябре 1962 года, когда мир стоял на грани ядерной войны из-за Карибского кризиса. Показательно, что если раньше Ли отзывался о президенте Кеннеди положительно (молодой, динамичный лидер,сочувствующий требованиям темнокожего населения и стремившийся наладить контакты с СССР), то теперь он резко критиковал американского президента за антикубинский курс. В короткое время Мореншильд стал единственным близким другом Ли, и тот, естественно, отдал посмотреть ему свои заметки о России. В свою очередь записки эти стали достоянием ЦРУ. Причем Мореншильд подстраховался. Якобы как-то раз, когда он вернулся домой, он обнаружил, что в его столе рылись и кто-то делал пометки карандашом на его бумагах. Барон даже написал своему другу в ЦРУ письмо на сей счет, но тот, естественно, был ни при чем. Барон вернул Ли его записки и порекомендовал опубликовать их (правда, после покушения на Кеннеди Мореншильд говорил, что взглянул на произведение Освальда мельком и ничего интересного там не обнаружил). После знакомства с Мореншильдом в жизни Освальда происходят странные перемены. Появляется какая-то секретная сторона его вроде бы обычной жизни. Все началось со встречи у Освальдов в воскресенье 7 октября 1962 года. Помимо Буэ, Меллер, еще одной эмигрантки Елены (Лели) Холл и Маргариты Освальд (это был последний раз, когда она видела Ли до покушения на Кеннеди) там были и супруги Тэйлор (Александра Тэйлор была дочерью Мореншильда). Неожиданно Освальд сказал, что его уволили с работы, так как работа эта с самого начала была временной. На самом деле Освальдом были довольны и никто его увольнять не собирался. Тем не менее было принято решение, что Ли надо искать работу в Далласе (примерно 30 миль от Форт-Уорта), так как в этом более крупном городе больше перспектив. Эмигранты посоветовали Освальду ехать в Даллас одному, а Марина с ребенком пока поживет в разных эмигрантских семьях. Когда же Ли найдет работу и жилье, он заберет ее. Освальд не возражал. На следующий день он как ни в чем не бывало пришел на работу, отработал полный день и вечером уехал на автобусе в Даллас. На фирме очень удивились, когда обычно дисциплинированный сотрудник не появился во вторник. Но потом пришло короткое письмо Освальда с просьбой перевести причитающуюся ему зарплату на почтовый ящик в Далласе. Почтовый ящик № 2915 был открыт Освальдом 8 октября на главном почтамте Далласа и использовался им под разными фамилиями до 14 мая 1963 года. Здесь Освальд впервые использует псевдоним «Алек Хиделл». «Алек» бесспорно отражает неформальное имя Освальда в СССР. Насчет фамилии «Хиделл» есть разные версии. Возможно, она происходит от глагола to hide (Hidell), то есть «прятаться». Примерно похоже (Heindell) звали одного из сослуживцев Освальда по Корпусу морской пехоты. А может быть, псевдоним связан с именем Фиделя Кастро. Зять Мореншильда Тэйлор утверждал потом, что барон организовал переезд Освальда в Даллас, помог ему найти работу и, возможно, даже дал денег. Во всяком случае, в течение октября 1962 года ни Марина, ни Роберт, ни эмигранты практически не знали, где живет Ли. Они даже шутили, что он спит на скамейках в парке. Сам Освальд потом называл этот период своей жизни подпольем. По крайней мере, свои адреса, которые Освальд называл знакомым эмигрантам, были ложными. В чем же причина странного ухода Освальда в подполье? Некоторые исследователи, в основном сторонники версии об убийце-одиночке, пишут о всегда присущей Освальду черте: стремлению к секретности, тяге к приключениям и так далее. Но если мы вспомним поведение молодого парня в Минске, то КГБ так и не смог обнаружить в нем ничего тайного или подозрительного. Освальд, например, никогда даже не просил установить в его квартире телефон. Да и до октября 1962 года в Форт- Уорте ничего странного в поведении Освальда не было. Псевдонимами он не пользовался, почтовых ящиков не заводил, а если и лгал насчет своего прошлого, то только ради того, чтобы найти работу. Почтовый ящик, тем более на другую фамилию, обычно заводят для получения какой-либо конфиденциальной информации. Похоже, что с октября 1962 года Освальд опять начинает играть роль некоего агента-провокатора американских спецслужб под контролем Мореншильда и его хозяев. Эту версию подтверждает и необычная работа, которую получил Освальд в Далласе. 9 октября 1962 года он появился в далласском отделении техасской комиссии по занятости и произвел там очень хорошее впечатление: вежлив, опрятно одет, может четко выражать свои мысли. Освальд сказал, что во время военной службы занимался фотографией (он солгал) и хочет получить работу именно по этой специальности. Сначала его послали в одну архитектурную фирму, но там его не взяли курьером, потому что Ли был заинтересован в перспективе карьерного роста. 11 октября Освальда для собеседования пригласили в компанию «Джаггарс-Чайльз-Стоуэлл» (Jaggars-Chiles-Stovall). После 15-минутной беседы, в которой Освальд соврал, что его уволили из корпуса морской пехоты с почетом, его взяли учеником фотографа-печатника за 1,35 доллара в час. Фирма, куда попал Ли, занималась в основном изготовлением и печатанием рекламных объявлений, различного рода графиков и сложных фотографических композиций. Но не только. Компания имела официальный контракт с министерством обороны США, и часть работы считалась секретной. На фирме печатались пояснения к военным картам и фотоснимкам, в частности тем, которые были получены с помощью У-2. Хотя у Освальда формально и не было допуска для работы с такими материалами, на фирме ввиду тесноты помещений каждый работник мог быть в курсе секретных заказов Пентагона. Интересно, что Освальда никто не проверял, хотя достаточно было одного звонка в далласский офис ФБР. К тому же уже после покушения на Кеннеди выяснилось, что в офисе армейской разведки в Сан-Антонио (Техас) было досье на некого Алека Хиделла (то есть Освальда). Но досье это, естественно, было уничтожено как раз тогда, когда им заинтересовалась общественность. Освальд сошелся на фирме с неким Офштейном, который работал раньше в армейской разведке и немного знал русский язык. Офштейн был поражен, когда Освальд стал спокойно читать и переводить написанные на кириллице пояснения к снимкам советских объектов. В конце концов Освальд попросил Офштейна помочь ему увеличить фотографию, на которой было изображено странное неамериканское здание. Освальд сказал, что это секретный объект в Минске, который охраняется круглосуточно. Офштейн, несмотря на расспросы, так и не понял, чем Освальд занимался в России, хотя заключил для себя, что тот был там либо в интересах США, либо наоборот (последнее мало вероятно, ибо тогда непонятно, почему Офштейн, бывший сотрудник разведки, не доложил «кому следует»). Освальд со знанием дела рассказывал Офштейну об особенностях дислокации военных частей в СССР (там якобы танковые, пехотные и авиационные части располагаются отдельно, а не в комбинированных соединениях, как в США). Как-то раз Освальд спросил Офштейна, что такое микродот. Тот не знал. Ли объяснил, что так называется специальный вид передачи большого количества информации в шпионаже. С помощью фотографического процесса целые документы можно уменьшить до размеров точки и спрятать, например, под почтовой маркой обычного письма. После покушения на Кеннеди в записной книжке Освальда слово «микродот» было обнаружено рядом с записью названия фирмы «Джагтарс Чайльз Стоуэлл». ФБР так и не смогло объяснить, что бы это значило. Попробуем выстроить логическую цепь рассуждений. Освальд начал работать на фирме 12 октября. 14 октября на стол президента Кеннеди легли снимки У-2, ясно доказывавшие, что советские специалисты строят на Кубе пусковые установки для размещения ракет среднего радиуса действия. Освальд под руководством Мореншильда и ЦРУ мог быть специально внедрен на секретный объект (на фирме тоже работали со снимками У-2, полученными с Кубы). Если бы Карибский кризис затянулся, то Освальд мог бы быть разоблачен как советский шпион. И доказательств против него было бы предостаточно: был в России, использует почтовый ящик на вымышленную фамилию, неизвестно где живет, чтобы уйти из-под наблюдения ФБР. Наконец, подбросить тому же Освальду микродот с информацией не составляло никакого труда. Не будем забывать, что проект У-2, с которым Освальд столкнулся еще в Японии, был детищем ЦРУ, которое через Мореншильда «пасло» Освальда осенью 1962 года. Адрес Освальд не сообщал родным и друзьям по простой причине: он не хотел, чтобы его могло отследить ФБР. ЦРУ рассматривало свои связи с Освальдом как совершенно секретные. А следовательно, даже дружественные правительственные агентства США ничего не должны были о них знать. Именно поэтому, как нам кажется, ФБР окончательно закрыло дело на Освальда именно в октябре 1962 года (как мы увидим позже, ненадолго). В этот отрезок времени Освальд с точки зрения официального внимания американских спецслужб был «бесхозен». Если бы его разоблачили как советского шпиона, никто бы не нашел формальных документов о работе этого человека на ЦРУ или ФБР. Мореншильд же был частным лицом, и его контакты с ЦРУ могли бы быть расценены просто как давняя дружба с одним из офицеров разведки. Однако Карибский кризис к большому неудовольствию ЦРУ закончился очень быстро да еще и компромиссом, за который американские правые всех мастей нещадно ругали Кеннеди. Еще бы: американский президент обещал советскому правительству не нападать на Кубу. Секретная война США против Кастро становилась более трудоемким и опасным делом. В период своего подполья Освальд обычно навещал Марину, кочевавшую по эмигрантским семьям, по выходным. Как только Карибский кризис закончился, Освальд сразу же вышел из «подполья», нашел квартиру, и 4 ноября 1962 года семья Освальдов переехала в Даллас. Марина к тому времени привыкла к приятному безделью (где бы она ни жила, она спала до обеда, ничего не готовила и даже не всегда мыла за собой посуду). Новую квартиру, хотя она была трехкомнатной, Марина сразу же окрестила свинарником, стоившим к тому же 68 долларов в месяц. Интересно, что Освальд в первый день на новом месте дома не ночевал, сказав, что он заплатил за ночь в другом месте и хочет это использовать. На следующий день Освальду, по воспоминаниям хозяйки дома, позвонил некго Джордж, говоривший с иностранным акцентом. Освальд немедленно связался с Мореншильдом, и дальше события стали развиваться очень быстро. Марина с бензоколонки позвонила Анне Меллер и попросила разрешения приехать к ней, так как уже не может больше оставаться с Ли, который ее бьет. Анна нехотя разрешила, и на следующий день решать судьбу Марины собрались «лучшие люди» русской эмигрантской колонии в Далласе. Буэ прямо сказал, что, если Марина уйдет от Освальда, эмигранты ей помогут. Но если она помирится с ним, то они от нее отвернутся. Марина клятвенно обещала больше никогда не возвращаться к Ли. Забрать ее вещи к Освальду послали Мореншильда. Освальд сначала угрожал порвать все платья жены и разбить все игрушки дочери, но потом вроде бы смирился и даже помогал грузить Маринины пожитки. Но уже через неделю Освальд нашел новый адрес Марины и уговорил ее вернуться к нему, говоря, что в противном случае у него нет смысла жить. Марина потом вздыхала, что женское сердце не камень, но, скорее всего, она просто не могла устроиться на работу с ребенком и без английского языка и решила, что бросать Ли пока не стоит. Эмигранты, конечно, люди добрые, но они к тому времени начали тяготиться Мариной, и жить в их семьях длительное время она не могла. Освальд же помимо очевидного факта, что он очень любил свою дочь, видимо, тоже стал подозревать, что его используют. Не зря же «друг» Мореншильд говорил всем и каждому, что разрыв Освальдов является окончательным. С семьей Ли чувствовал себя увереннее. Как бы то ни было, Марина переселилась обратно к мужу 18 ноября. А 22 ноября Роберт Освальд пригласил обоих своих братьев (но не мать) к себе на День благодарения. Ли не видел Джона Пика и его жену с того времени в Нью-Йорке, когда он угрожал им ножом. Джон гадал, забыл ли его младший брат этот инцидент. Поначалу семейное торжество шло вроде нормально. Но Марина скучала (разговоры велись на непонятном ей английском языке), и она позвонила Полу Грегори, который вскоре приехал. И здесь Джон понял, что Ли ничего не забыл и не простил: он представил своего старшего брата как «сводного», хотя раньше всегда называл его просто братом. Перед отъездом к Грегори (где День благодарения завершился беседой за сэндвичами с индейкой), три брата сфотографировались. Больше они никогда уже не встретятся в полном составе, а Роберт увидит Ли в следующий раз в далласском полицейском управлении после убийства Кеннеди. В декабре 1962 года Освальд вдруг начинает активно выплачивать долг государственному департаменту (долг Роберту он вернул в октябре). Если раньше он переводил в госдеп по 10 долларов в месяц, то в декабре, заработав 243 доллара, он переводит 190 в Вашингтон. После «подпольного» периода, по оценкам комиссии Уоррена, на руках у Освальда была сумма в 122 доллара. На 1 декабря он смог накопить 295 долларов. Почему же Освальд, ненавидевший американскую бюрократию и не любивший оплачивать счета, вдруг резко вспомнил про свой гражданский долг? Если предположить, что он стал тяготиться зависимостью от своих тайных хозяев, то Освальд хотел иметь возможность быстро покинуть США. Для этого ему был нужен заграничный паспорт, а его нельзя было получить, не выплатив долг госдепу. Как бы то ни было, в январе 1963 года Освальд перевел в государственный департамент последние 206 долларов. И именно в декабре 1962 года Ли стал всерьез думать о возвращении в СССР, хотя еще месяц назад отзывался о Советском Союзе крайне негативно. На Новый год советское посольство в Вашингтоне получило поздравительную открытку от Ли и Марины Освальд с пожеланиями здоровья и успехов. Видимо, если Мореншильд и те, кто за ним стоял, пытались оторвать жену и ребенка от Ли, чтобы сделать его более податливым, то Освальд стал думать о переправке Марины и Джун в Советский Союз, где ни ЦРУ, ни ФБР достать их не могли. Русская эмиграция не контактировала с Освальдами уже целый месяц (за исключением Мореншильда), когда барон неожиданно и без приглашения привез Марину и Ли на новогоднюю вечеринку в дом к эмигрантке Кате Форд 28 декабря 1962 года (впервые они пришли без Джун, для которой Мореншильды нашли бэби-ситгера на вечер). Марина была рада старым знакомым, поцеловала в щечку Буэ и стала активно поглощать еду на столе (эмигранты подумали, что бедняжка недоедает). Ли с эмигрантами особо не общался, не очень пытаясь скрыть свое презрение в их адрес. Все его внимание в этот вечер было обращено на симпатичную японку Яэко Окуй, которую привел на вечер виолончелист и эмигрант из Латвии Лев Аронсон. Окуй потом говорила, что они с Освальдом беседовали о пустяках. Особенно об икебане (Окуй имела лицензию на преподавание этого японского ремесла в США). Сама Окуй приехала в США в 1959 году как гувернантка, а позднее в Далласе стала вести дела по связям с общественностью южных штатов для сети японских магазинов «Ниппон сервисес». Некоторые гости вспоминали, что якобы Окуй говорила с Освальдом не только по-английски, но и по-русски. Марина, улучив минуту, даже сказала мужу, чтобы тот был осторожнее в выражении своих политических взглядов. Мореншильд якобы тоже решил, что Окуй работает на какое-то правительство. Перед расставанием Окуй дала Освальду свой телефон. В новогоднюю ночь Освальд демонстративно лег спать в 10 часов вечера. Марина, давясь слезами, написала письмо в Белоруссию своему бывшему другу Анатолию Шпанко. В письме она жаловалась, что Освальд ее не любит и что она сделала ошибку, не выйдя за Анатолия замуж (в Минске Марине не нравилось, что Анатолий плохо одевался, к тому же он был всего лишь студент без собственной жилплощади). Письмо было отослано тайком, но Марина наклеила недостаточно марок, и оно вернулось назад. Когда муж прочитал его, Марина ожидала побоев, но Освальд решил, что жена просто хочет вызвать в нем ревность. Однако самостоятельно письма писать он ей запретил: отныне Марина должна была показывать всю свою корреспонденцию мужу перед отправкой. И в Далласе, и в Форт-Уорте Ли, как и прежде, много читал, пользуясь книгами из публичных библиотек. Тематика варьировалась от Маркса и Ленина до Гитлера («Майн кампф») и любимого Оруэлла. Освальд интересовался также детективами и фантастикой. На работе Ли использовал приобретенные навыки для изготовления визитных карточек для себя и Мореншильда. Но сработал Освальд и пару поддельных документов, в частности удостоверение об увольнении из Корпуса морской пехоты, которое давало ему определенные льготы. Документ был на имя Алека Хиделла. Работа на фирме ему нравилась, в компании новым сотрудником тоже были довольны. Освальд написал письмо в компартию и троцкистскую социалистическую партию трудящихся с предложением помочь в производстве пропагандистских материалов. Те ответили, что в случае необходимости обратятся к нему. Непонятно, зачем Освальд писал коммунистам. Ведь до этого он все время подчеркивал, что никогда не видел ни одного американского коммуниста, а о компартии США отзывался презрительно, тем более что компартия была просоветской организацией, а Освальд в советской системе разочаровался. Возможно, что Освальд, выполняя чье-то задание, просто компрометировал коммунистов своими письмами. В пользу такой версии говорят и контакты Освальда с Комитетом за справедливую политику по отношению к Кубе. Но об этом позже. 14 января 1963 года Освальд устроился на вечерние курсы машинописи. Он явно стремился приобрести дополнительные навыки. А 28 января 1963 года, только-только переведя последний взнос в государственный департамент, Освальд выписал по почте из Лос-Анджелеса на имя Алека Хиделла револьвер смит-вессон 38-го калибра с укороченным стволом за 22 доллара. Из этого оружия 22 ноября 1963 года он якобы убьет полицейского Типпита. Зачем Освальду понадобился револьвер? Некоторые исследователи считают, что Освальд тогда уже работал на ФБР и специально заказал оружие по почте из другого штата, потому что как раз в то время специальный сенатский комитет расследовал злоупотребления при анонимных заказах оружия по почте. Причем среди объектов дознания была и фирма, где заказал свой пистолет Ли. Но если Освальд опять играл роль подсадной утки, то почему после успешного заказа оружие не использовали при прямой даче показаний для компрометации проштрафившейся компании? Скорее всего, Освальда попросили приобрести пистолет, чтобы потом его «подставить» (как, собственно, и произошло 22 ноября 1963 года в Далласе). Для оправдания, может быть, и использовали предлог участия в сенатском расследовании недобросовестных фирм. Освальд, однако (к своим хозяевам он всегда относился с опаской), решил приобрести пистолет на чужое имя и для собственной самообороны. Те, кто считает, что уже тогда Освальд замышлял кого-то убить, не учитывают того обстоятельства, что Освальд был человеком очень скрупулезным и обстоятельным. Он не стал бы стрелять из оружия ближнего боя, что фактически гарантировало его задержание полицией. К тому же если Освальд и стрелял в Кеннеди 22 ноября 1963 года, то ведь не из пистолета! Между тем для Освальда, похоже, искали применение его способностям. Мореншильд отмечал, что Ли был не только теоретиком, но и человеком действия. Еще бы, кто еще в двадцать лет рискнет переселиться за «железный занавес»? 13 февраля 1963 года Мореншильд организовал у себя дома встречу Освальда со странным человеком, немцем Фолькмаром Шмидтом. Тот работал геологом в компании «Магнолия». Учась в Гейдельберге, Шмидт жил в одной комнате с профессором Вильгельмом Кютемайером. Тот занимался прикладной психологией и проводил медицинские эксперименты по влиянию на сознание пациентов. В 1944 году профессор оказался замешанным в заговор против Гитлера и до конца войны находился в подполье. Шмидт, по отзывам Мореншильда, был не только хорошим профессионалом, но и талантливым психологом. При этом он придерживался крайне правых взглядов. «Марксист» Освальд, как ни странно, с ним сразу поладил. Как раз тогда Ли читал о Гитлере. А немец тонко подводил его к мысли о том, сколько жизней было бы спасено, если бы какой-нибудь смелый человек убил будущего фюрера на заре его политической деятельности. Освальд и Шмидт проговорили больше трех часов. По воспоминаниям Шмидта, Освальд обрушился с резкой критикой на президента Кеннеди за его империалистическую политику в отношении Кубы. А Шмидт якобы сразу сменил тему, так как Освальд-де вышел из себя и был очень разгоряченным. Талантливый психолог Шмидт (изучавший, кстати, русский язык) подвел Освальда к другому объекту, заговорив о генерале Эдвине Уокере, человеке весьма известном не только в Техасе, но и в США. В годы Второй мировой войны Уокер прославился как командир диверсионной группы коммандос. После войны в Корее он стал почти национальным героем. Но президент Кеннеди в 1961 году снял его с должности командующего 24-й дивизией армии США в Германии за распространение среди военнослужащих правоэкстремистской литературы. Генерал быстро стал знаменем расистов и правых экстремистов США. Обосновавшись в Далласе, в 1962 году он пытался баллотироваться на пост губернатора Техаса, набрав 138 тысяч голосов. Когда братья Кеннеди стали предпринимать конкретные меры по ликвидации расовой сегрегации на Юге США, Уокер чуть не довел дело до гражданской войны. Подстрекаемые генералом экстремисты попытались воспрепятствовать посланным президентом Кеннеди войскам, которые охраняли темнокожего студента, стремившегося пройти в «белый» университет штата Миссисипи. Начались массовые беспорядки, в ходе которых погибли 2 человека и десятки людей были ранены. Министр юстиции Роберт Кеннеди засадил генерала сначала в тюрьму, а потом в психушку, но богатые друзья быстро внесли за «узника совести» залог в 50 тысяч долларов. В январе 1963 года министерство юстиции временно сняло свои обвинения (Уокер обвинялся кроме всего прочего в мятеже против федерального правительства), оставив за собой право вернуться к ним позднее. Шмидт умело перевел разговор с Кеннеди на Уокера, назвав его американским Гитлером, которого необходимо остановить. Мореншильд даже окрестил генерала «фоккер» Уокер. Он, Уокер, продолжал Шмидт, должен рассматриваться как преступник в бегах. Освальд живо подхватил тему (Мореншильд в этом не сомневался: он знал, что Ли является активным сторонником прав темнокожего населения), выразив точку зрения, что Америка движется к фашизму, а Уокер является лидером американских фашистов. Шмидт, определив Освальда как личность с тягой к саморазрушению и «логическому самоубийству», наставил его на «правильный путь». А Мореншильд тоже не забывал подливать масло в огонь, и по воспоминаниям Марины, говорил Ли, что любой, кто «нейтрализует Уокера», сделает благо для общества. Интересно, зачем человек крайне правых взглядов Шмидт (Мореншильд потом сам назвал его фашистом) подначивал Освальда разобраться с Уокером? Уокер был одним из идейных лидеров крайне правой американской организации — Общества Джона Берча (названо в честь американского летчика, убитого китайскими коммунистами в августе 1945 года). Освальд, как и любой здравомыслящий американец, ненавидел «берчистов». Те были олицетворением американского мракобесия и боролись не только против мирового коммунизма, но негров, евреев, либералов и Организации Объединенных Наций. Общество Джона Берча устраивало демонстрации против Кеннеди, когда тот ездил по стране, обвиняя его в пособничестве мировому коммунизму. Для Освальда слово «берчист» было самым презрительным ругательством. Те, кто «вел» Освальда, уже скомпрометировали его как коммуниста и советского агента. Теперь осталось выяснить, способен ли коммунист Освальд на решительные действия. Генерала Уокера подставили потому, что он был в принципе для врагов Кеннеди фигурой очень удобной. Ведь если бы коммунист, только что вернувшийся из СССР, убил боевого генерала, которого президент Кеннеди выгнал из армии, то связь мирового коммунизма с американским президентом была бы продемонстрирована всему американскому народу. В январе 1963 года Уокер уделял повышенное внимание Кубе, дежурно обвиняя Кеннеди в слабости по отношению к Кастро. Президенту перед лицом нараставшего давления крайне правых пришлось заигрывать с кубинскими эмигрантами. К декабрю 1962 года правительство США выкупило у Кубы незадачливых «борцов за свободу», которые с помощью ЦРУ пытались высадиться на острове в апреле 1961 года и попали в плен. 29 декабря 1962 года Кеннеди выступил перед 40 тысячами кубинских эмигрантов и их сторонников в Майами, принял в подарок флаг «кубинской бригады» и обещал вернуть его в «свободной Гаване». Газета троцкистов «Милитэнт», которую как раз начал выписывать Освальд, назвала это выступление Кеннеди «открытым проявлением аморальности» президента. В своем выпуске от 21 января 1963 года «Милитэнт» опубликовала ответ Кастро Кеннеди. Кубинский лидер заявил, что Кеннеди ведет себя как пират: «Господин Кеннеди, между нами протекло уже слишком много крови». 14 февраля, на другой день после встречи «марксиста» Освальда и фашиста Шмидта, далласские газеты сообщили, что генерал Уокер направляется 27 февраля в поездку по стране с циклом лекций против мирового коммунизма. Возвращение генерала в Даллас ожидалось 3 апреля. По воспоминаниям Марины, после беседы со Шмидтом Освальд плохо спал и что-то говорил во сне на русском и английском языках. Он каждый день ходил на почту, ожидая прибытия револьвера. 17 февраля далласские газеты опять хвалили Уокера, подчеркивая его непримиримость по отношению к Фиделю Кастро. В этот же день Освальд заставил Марину написать письмо в советское посольство с просьбой разрешить ей вернуться в СССР, чтобы опять почувствовать себя полноправной гражданкой. Она просила материальную помощь на приобретение билета в Советский Союз. Очевидно, что Освальд решил разобраться с Уокером и рассчитывал, что если его схватят или убьют, то о Марине побеспокоится ее родина. Ли сказал Марине, что любит ее и не хочет распада семьи, но пока ей лучше пожить в СССР. А между тем кукловоды «марксиста» по-прежнему стремились оторвать его от жены, чтобы дать Ли полную свободу действий. После первой встречи с Освальдом Шмидт решил, что Ли следует познакомить с некой Рут Пэйн. Именно эта женщина заменит для Освальдов Мореншильда с апреля 1963 года. Рут была квакером и изучала русский язык. В 50-е годы она активно участвовала в программе госдепартамента по молодежному обмену между СССР и США. По линии еврейских организаций Пэйн также работала с эмигрантами из России и СССР. Есть данные, что Рут интересовалась Освальдом еще в 1957 году. Муж Рут, Майкл, был человеком тоже весьма интересным. Его отец был одним из основателей троцкистского движения США, а сам Майкл работал в компании по производству вертолетов и имел секретный допуск. К моменту встречи с Освальдом Рут и Майкл жили отдельно, но сохраняли между собой хорошие отношения. Встреча Рут Пэйн с Освальдами состоялась 22 февраля 1963 года в доме Шмидта. Собралась довольно большая компания, которая расспрашивала Ли о СССР и его политических взглядах. Мореншильд сразу же откланялся, его роль уже была выполнена. Рут мгновенно взялась за Марину, записала ее адрес и на ломаном русском кое-как объяснила, что хочет поддерживать с ней постоянный контакт, чтобы практиковаться в русском языке. 23 февраля в день отъезда Уокера из Далласа Ли отпросился с работы. Чем он занимался целый день, неизвестно. Похоже, он был в отчаянии оттого, что заказанный им пистолет до сих пор не пришел. Вернувшись домой, он попросил Марину приготовить его любимое блюдо из риса и бобов. Марина не догадалась, что бобы и рис надо варить отдельно. Разыгрался скандал. Слово за слово. После того как Марина выбросила ужин в помойное ведро, Ли бросил ее на кровать и стал душить. Но тут закричала дочка и он сразу же разжал пальцы. Однако и Марина так жить уже больше не могла. Она попыталась повеситься в ванной на бельевой веревке. Ли предотвратил самоубийство: «Так поступают только дураки!» Марине было невдомек, что муж сильно переживал свою неудачу: он не смог «разобраться» с лидером американского фашизма. Ли попросил прощения, но не преминул заметить, что и Марина тоже виновата: «Ты же видела, в каком настроении я пришел! Не обращай сегодня на меня никакого внимания». Супруги занялись любовью, и Ли не уставал повторять в эту ночь, что его жена — лучшая женщина в мире. Между тем скандалы в семье Освальдов вызвали неудовольствие соседей, и хозяйка дома предупредила Ли, что если это не прекратится, ему придется подыскать себе другое жилье. Ли так и сделал. 2 марта Освальды погрузили свои небогатые пожитки в детскую коляску и пешком перешли на новую квартиру, благо та была недалеко. Они переезжали в одиннадцатый раз за последние пять месяцев. Новое жилье было на втором этаже, с балконом. «Как у нас в Минске», — говорил Ли. Стоила квартира даже дешевле — 60 долларов в месяц (прежняя — 68). Освальду особенно нравилось здесь то, что у него была хотя и маленькая, но отдельная комната. К тому же в доме было меньше соседей, и он мог покидать квартиру практически незамеченным. Освальд четко исходил из того, что за ним следят. И самое интересное, что именно тогда, в марте 1963 года, он был абсолютно прав. Как мы помним, ФБР закрыло дело, заведенное на Освальда в октябре 1962 года, а курировавший его агент Файн в этом же месяце уволился из ФБР. Но его преемник агент Хости в том же октябре получил задание заняться Мариной Освальд. Инструкция агенту гласила: провести беседу с Мариной примерно через полгода. Хости появился на прежней квартире Освальдов через неделю после того, как они съехали. Квартирная хозяйка дала агенту новый адрес и сообщила, что Освальд сильно пьет (тот вообще практически не употреблял спиртного) и бьет свою жену. Хости, с которым мы еще встретимся на страницах этой книги, беседовать с Мариной не стал (чтобы не усугублять напряженное положение в семье), но высказал рекомендацию снова открыть дело на Освальда, что и произошло 26 марта 1963 года. В качестве обоснования Хости привел тот факт, что Освальд выписывает газету компартии США «Уоркер». При этом ФБР знало об этом «преступлении» еще в октябре 1962 года, тогда данное обстоятельство не помешало закрыть дело на Освальда. Хости предложил начальству зайти к Освальдам через 45 — 60 дней. Начальство не возражало. Таким образом, ФБР узнало новый адрес Освальда, вновь завело на него дело, но не стало его допрашивать. По всей видимости, кураторы бывшего морского пехотинца из ЦРУ не хотели мешать ему «разобраться» с Уокером. Встреча Освальда с ФБР могла бы спутать все карты. Освальда подталкивали к решительным действиям и через вдруг возникшие у него на работе трудности. Работа Освальду нравилась, но вот работодатель вдруг стал высказывать недовольство. Освальд-де, закончив ученичество, плохо справлялся со своими обязанностями. Он толкался с другими сотрудниками в тесной темной комнате, где проявляли негативы и вообще «как-то не тянул». Тем более его засекли за чтением русской газеты. Освальд чувствовал, что его вот-вот уволят, и это еще больше укрепляло в нем решимость совершить героический поступок. Терять ему было явно нечего, а о Марине позаботится СССР. Советское посольство ответило Марине 8 марта, сообщив, какие документы ей нужно заполнить для возвращения домой. Весь этот бюрократический процесс по информации посольства мог занять 5 — 6 месяцев. Освальд заставил Марину подготовить ответ, и 17 марта она отослала в посольство свою биографию. Сам Освальд в это время тратил все свое свободное время для исследования окрестностей дома генерала Уокера. Он делал снимки с разных углов и изучал автобусные расписания, чтобы точно рассчитать время покушения и маршрут отхода. Выяснив, что рядом с домом генерала находится баптистская церковь, Освальд запланировал свой героический поступок на время церковной службы, чтобы смешаться с толпой прихожан. Все снимки и маршруты Ли заботливо подшивал в специальное досье, которое хранил в своем «кабинете». Он строго-настрого запретил Марине входить туда даже для того, чтобы вытереть пыль. Такое впечатление, что Освальд собственными руками создавал улики на случай своего ареста. Эта явная глупость как-то не вяжется с тщательной проработкой Освальдом деталей будущего покушения. 12 марта, проведя рекогносцировку жилища Уокера, Освальд решает, что револьвером тут не обойтись. Он вырезает купон из февральского выпуска журнала «Америкэн райфлмен» и заказывает в Чикаго (то есть тоже в другом штате) на фамилию Хиделл винтовку итальянского производства «Маннлихер-Каркано» калибра 6,5 мм с оптическим прицелом (четырехкратного увеличения) за 21 доллар 45 центов. Именно из этого оружия, по данным ФБР, был убит президент Кеннеди. Винтовка была разработана в Италии на базе стандартного оружия австро-венгерской армии в 1891 году и находилась на вооружении итальянской армии в обеих мировых войнах. К 1963 году она уже устарела и была снята с вооружения. У экспертов были полярные точки зрения относительно эффективности этого оружия. В Италии многие называли винтовку «гуманитарной», так как из нее якобы трудно убить человека. Оружие было неавтоматическим и требовало досылки пули из шестизарядного магазина в патронник после каждого выстрела. Начальная скорость полета пули была высокой, и при попадании летальный исход был весьма вероятен. Винтовку даже использовали для охоты на слонов. Начиная с 18 марта Освальд, который раньше охотно работал сверхурочно, стал рано уходить с работы, чтобы успевать проверять свой почтовый ящик до закрытия почтамта. В это время Марина, все-таки зайдя в кабинет мужа, обнаружила там какие-то снимки, но Ли не стал ничего разъяснять. А Марина особо и не интересовалась — ведь муж работал почти фотографом. По стечению обстоятельств (или по чьему-то замыслу?) и револьвер, и винтовха были отправлены Алеку Хиделлу в один и тот же день — 20 марта. 25 марта Освальд забрал их на почте. Винтовку он показал на работе одному из сотрудников. Марина увидела ее позже, она не удивилась — ведь охотничье ружье было у Ли и в Минске. Обдумывая свой героический поступок, Освальд написал свое политическое завещание. В нем он критиковал и СССР, и США. Одна система (социалистическая) искажена до неузнаваемости, другая (капиталистическая) находится при смерти. Ли, назвавший себя «радикальным футуристом», ждал гибели капитализма в США в самое ближайшее время. На смену ему должно было прийти «децентрализованное, демократическое, чисто коммунистическое общество». Фашизм в этом обществе будет законодательно запрещен. Интересно, что Ли выступал за запрет продажи пистолетов, винтовки должны были продаваться лишь с разрешения полиции и только охотничьи ружья — свободно. Готовясь к покушению на Уокера, Ли перестал бить Марину. Вместе с женой и дочерью он гулял по выходным в парке и покупал «своим девочкам» мороженое. Освальд ходил на рыбалку, а когда Марина готовила в кухне уху из его улова, он отказывался заглядывать туда, чтобы не видеть страданий рыб. Марина полагала, что мужа успокаивает тот факт, что у него впервые в жизни появилась отдельная комната, где никто не действовал ему на нервы. В этот период Ли часто сидел на балконе, держа на коленях Джун, и часами смотрел в никуда. Появление Марины в такие минуты его явно не радовало. Марина между тем активно развивала свою дружбу с Рут Пэйн. В частности, она сообщила Рут, что Ли хочет отправить ее назад в СССР против ее воли. Рут немедленно предложила Марине перехать к ней. Пэйн, не доверяя своему плохому устному русскому языку, даже написала Марине письмо на сей счет, но почему-то не отослала его (якобы чтобы не вмешиваться в отношения между женой и мужем). 31 марта 1963 года Ли, к удивлению Марины, попросил ее сфотографировать его. Марина отнекивалась, говоря, что не умеет пользоваться фотоаппаратом. В конце концов она согласилась сделать снимок. Когда Ли появился во всем черном с пистолетом и винтовкой, Марина не смогла сдержать смех: «Откуда у тебя оружие, из “Интуриста”?» Освальд объяснил жене, что хочет отослать фотографию в троцкистскую газету «Милитэнт», чтобы показать: он готов на все. Ли проявил снимки на работе на следующий день. Одну фотографию он подписал: «Джуни от папы». А вот другую, датированную 5 апреля, с надписью «Джорджу от Ли Харви Освальда», получил «друг» Мореншильд. Марина приписала на обороте по-русски: «Охотник за фашистами. Ха-ха-ха». Мореншильд якобы обнаружил эту фотографию только в 1967 году среди своих неразобранных вещей. Это явная ложь, так же как и другая, с которой Жанна Мореншильд выступила перед комиссией Уоррена. Марина ранее заявила, что еще до покушения на Уокера она показала Жанне винтовку, когда Ли был на работе: «У нас нет самого необходимого, а этот ненормальный покупает оружие». Жанна же настаивала на том, что увидела винтовку дома у Освальдов уже после покушения, хотя в то время, когда она ее видела, винтовка лежала закопанной где-то поблизости от места преступления. Не вызывает сомнений, что Мореншильд знал или догадывался о планах своего друга, которые он же и тонко навязал Освальду с помощью Шмидта. Наверняка Марина рассказала о винтовке и странной фотографии Руг Пэйн, с которой она встречалась 2 апреля. Но ни один из «друзей» не заявил в ФБР, хотя та же Пэйн потом говорила, что Ли сразу после знакомства 22 февраля ей очень не понравился. В понедельник, 1 апреля, когда Ли проявил свои фотографии, ему сообщили, что он уволен с 6 апреля. Еще бы, читал на работе советский журнал с подозрительным названием «Крокодил». Ли не возмущался, все время смотрел в пол и, прощаясь, только сказал менеджеру: «Ну что же, спасибо». Марина в этот день ничего не узнала. Освальд сообщил о предстоящем увольнении своему приятелю Офштейну. На вопрос последнего, что же теперь Ли намерен делать, тот ответил, что если не найдет работы, то всегда может вернуться в Советский Союз. А ведь еще в марте Ли писал Роберту, что полностью овладел своим участком работы и ожидает повышения по службе. Увольнение с любимой работы сняло последние сомнения Освальда в отношении убийства Уокера: ему все равно не дадут спокойно жить в Америке и терять ему нечего. 2 апреля Освальды ужинали у Рут Пэйн. Ее бывший муж Майкл дискутировал с Ли о политике. Майкл был либералом и, так же как и Освальд, презирал «берчистов». Освальд произвел на Майкла впечатление догматика: если ему не хватало аргументов, он просто повторял свою точку зрения. Говорили они и о генерале Уокере. Майкл потом вспоминал, что Ли был очень хорошо знаком с этой темой. По дороге домой Ли хвалил Рут и говорил, что наконец-то у Марины появилась хорошая подруга, которая поможет ей выучить английский язык. Странно, если вспомнить, что раньше Ли как раз не желал, чтобы жена учила английский. 3 апреля Ли тренировался, стреляя из винтовки на пустыре. Он, вероятно, налаживал оптический прицел. По оценкам экспертов, большого труда для бывшего морского пехотинца это не должно было составить. 5 апреля Ли вернулся с работы и предложил Марине прогуляться вместе с ней и ребенком. Но потом он, видимо, передумал и, к неудовольствию жены, взял винтовку и уехал на автобусе «попрактиковаться». Вернулся около 9 вечера. 4 или 5 апреля к Марине (по ее данным) заехала Жанна Мореншильд. Как упоминалось выше, Марина не только показала ей винтовку, но и сказала, что Ли регулярно стреляет из нее. Причем Жанна заметила, что винтовка была с оптическим прицелом, и рассказала об этом мужу. 6 апреля, в субботу Ли отработал свой последний день (Марине он об увольнении ничего не сказал), а 7 апреля, взяв винтовку, исчез из дому. Когда он появился к ужину, винтовки с ним уже не было. После ужина Ли опять ушел и вернулся поздно. Скорее всего, Освальд следил за домом генерала Уокера, отрабатывая последние детали покушения. Вот только был ли он один или ему помогали? 8 апреля Уокер вернулся в Даллас и в этот же день вечером помощник генерала Роберт Сюррей заметил двух подозрительных людей, наблюдавших за домом. Они сели в машину «форд-седан». Сюррей попытался проследить за странными незнакомцами, но потерял их на улицах Далласа. В этот же день Освальд якобы пошел на работу. Вечером он уехал на автобусе, сообщив жене, что будет на вечерних курсах по машинописи (на самом деле Освальд уже давно их не посещал). Потом Ли рассказывал Марине (она единственный свидетель), что хотел убить Уокера в этот же день, но передумал. В церкви по соседству с домом генерала в этот день не было службы, и, узнав, что она состоится в среду, Освальд решил отложить покушение. Это объяснение вызывает ряд вопросов. Освальд и раньше довольно плотно наблюдал за домом генерала, и было бы странно, если бы он не знал расписания службы в церкви. Ведь это был ключевой элемент в плане его отхода с места преступления. Скорее всего, Освальду 8 апреля должны были помочь: «форд» должен был увезти его. Но Освальд, видимо, не очень доверял своим помощникам: вместо дома они могли бы доставить его вместе с винтовкой прямиком в полицию или вообще застрелить на месте преступления. Ли, как и раньше, вроде бы давал себя использовать, но при этом сохранял полный контроль за происходившими событиями. Может быть, он отказался от машины, сказав, что всю операцию от начала до конца провернет сам. Но наиболее вероятно, что он все же назвал своим друзьям точный день покушения, намеренно сообщив другое время. Некоторые факты подтверждают именно эту версию. 9 апреля Ли заявил Марине, что у него выходной и ему надо забрать на работе зарплату. Его не было целый день. После ужина Ли сидел на балконе, предложив Марине присоединиться к нему. Он был как-то по-особенному мягок в тот день. Интересовался, что пишут из Белоруссии Маринины подруги и есть ли что-нибудь занимательное в «Крокодиле» или «Советской Белоруссии». 10 апреля в среду утром со слезами в глазах Ли наконец признался Марине, что его уволили. Он считал, что в этом виновато ФБР: «Когда же они наконец оставят меня в покое?» Освальд надел свой парадный серый советский костюм, чистую белую рубашку и ушел, как предполагала Марина, искать новую работу. Вернувшись на обед, Ли выглядел очень напряженно. Вечером он ушел из дому опять. В 9 часов вечера в тот день генерал Уокер сидел за своим рабочим столом рядом с окном и трудился над налоговой декларацией. Комната была ярко освещена. Неожиданно раздался выстрел, и пуля, задев волосы Уокера, вошла в стену. Генерал не пострадал, так как неведомый стрелок попал в оконную раму (стрелялипримерно с 30 метров) и пуля чуть изменила траекторию. Один из соседей генерала 15-летний Кирк Колеман видел, как примерно в это же время неизвестный мужчина укладывал какой-то предмет в багажник «форда-седана». Рядом другой незвестный садился еще в один автомобиль. Обе машины быстро уехали. Правда, потом Колеман говорил, что видел вроде только один отъезжающий автомобиль. Служба в мормонской церкви в тот день окончилась в 21.30. Марина стала волноваться: Ли обычно никогда не задерживался так долго. Она зашла в комнату мужа и вдруг увидела на столе странную записку, придавленную сверху ключом. Когда Марина прочитала ее, она пришла в ужас. На ломаном русском языке Ли написал жене, что заплатил за квартиру, свет и воду. Ключ от почтового ящика, который тоже оплачен. Ли просил Марину отослать информацию о нем в посольство (имелось в виду советское), приложив вырезки из газет, если таковые будут. Посольство ей поможет. Ли просил отдать кому-нибудь его одежду или просто выкинуть ее. Он подчеркнул в записке фразу: «не держи ее» (то есть одежду). С другой стороны, Марине надлежало сохранить личные бумаги мужа. Показательной была и другая фраза: «У нас есть друзья». Кого Освальд мог иметь в виду? Наверное, Мореншильда и Рут Пэйн. И только в конце записки Ли сообщал, что если он останется в живых и будет арестован, то его можно навестить в городской тюрьме. Судя по тону записки, Освальд исходил из того, что живым не вернется. Почему? Ведь у него были все шансы уйти или, по крайней мере, быть захваченным полицией. Стрелял ведь он отнюдь не с близкого расстояния, а никакой охраны в доме генерала не было. Видимо, Ли опасался, что от него может избавиться кто-то другой. Наверное, именно поэтому он стрелял около 9 часов вечера, то есть за полчаса до окончания службы в мормонской церкви. Своим кураторам он, видимо, назвал время как раз в полдесятого вечера. Но когда те приехали за Ли, того уже и след простыл. Домой, по воспоминаниям Марины, Освальд вернулся, весь запыхавшийся, примерно в 23.30. Винтовки с ним не было. Потом Ли признался, что закопал ее неподалеку от дома генерала рядом с железнодорожными путями. Он сказал жене, что совершил покушение на Уокера, но не знает, попал в генерала или нет. Освальд сразу включил радио, но там о происшествии ничего не сообщали. Ли быстро лег спать и в отличие от не сомкнувшей глаз Марины проспал всю ночь сном младенца. Утром Освальд опять слушал радио и узнал, что промахнулся. Он показал Марине свое досье по Уокеру и та настояла на том, чтобы он уничтожил его. Муж повиновался. Марина в полицию не пошла, а у сыщиков, вызванных Уокером, не было никаких догадок. Пуля, извлеченная из стены, была так деформирована, что даже калибр оружия полицейские определили неправильно. Только в 70-е годы, когда появились более совершенные криминалистические технологии, было установлено, что стреляли из той же винтовки, которую нашли на шестом этаже склада школьных учебников 22 ноября 1963 года. Интересно, что после покушения на Кеннеди, когда Освальд был уже арестован, не кто иной, как Рут Пэйн предъявила полиции фотографию Освальда с винтовкой (она якобы нашла ее в поваренной книге Марины). И полиция сразу же инкриминировала Освальду покушение на Уокера. Это было весьма кстати, так как показывало общественности, что Освальд и до Кеннеди пытался убить известного политика. Ли, купив утренние газеты, с удовольствием обнаружил, что полиция идет по ложному следу, проверяя все машины, которые были замечены рядом с домом генерала: «Американцы настолько испорчены, что даже не могут предположить, что человек может использовать собственные ноги». Есть в истории покушения на Уокера и до сих пор непроясненное обстоятельство. Когда полиция в ноябре 1963 года конфисковала в гараже Рут Пэйн вещи Освальда, то среди них обнаружили фотографию дома Уокера, на которой была видна машина «шевроле» 1957 года выпуска. Вот только на том месте, где был номерной знак машины, зияла дырка. Полиция утверждала, что ее сделал Освальд. Но Марина настаивала на том, что при обнаружении фотография была абсолютно целой. И она была права, так как позднее далласская полиция опубликовала несколько снимков, среди которых был и снимок с «шевроле». Дырки на фото не было, но фотография была сильно уменьшена и номер разобрать было невозможно. Как мы увидим, «шевроле» 1957 года фигурировала во многих показаниях очевидцев в ноябре 1963 года в Далласе. На следующую ночь после покушения Ли очень плохо спал, Марина наблюдала его конвульсии во сне. Но уже в пятницу Ли оклемался настолько, что поехал в город, чтобы подать ходатайство на получение пособия по безработице. На следующий день в квартиру Освальдов громко постучали. Но это была не полиция, а всего лишь друг Мореншильд. Первая же его фраза повергла Марину Освальд в шок: «Ли, как же ты мог промазать!» Больше Ли уже никогда не встречался с Мореншильдом и его женой: они покинули Даллас через 5 дней. 14 апреля, на Пасху, Освальд решил, что полиция уже прекратила активно искать несостоявшегося убийцу Уокера. Он выкопал свою винтовку и принес ее домой. В тот же день по просьбе Марины Ли уничтожил все свои бумаги, связанные с покушением. Через три дня Освальд сообщил жене, что им надо переехать в Новый Орлеан, так как в Далласе ему невозможно найти работу. Выходные Марина и Ли провели на пикнике с Рут Пэйн. Но уже 21 апреля, прочитав утренние газеты, Ли взял пистолет и собрался из дома. В газетах писали, что бывший вице-президент Никсон (соперник Кеннеди на президентских выборах 1960 года) выступил с жесткими нападками на Кубу. Ли сказал Марине, что Никсон приезжает в Даллас, и он хочет «пойти и посмотреть». Марина якобы заперла мужа у туалете и не выпускала до тех пор, пока тот не разделся до трусов и не обещал весь день провести дома. Марина даже отобрала у него револьвер и спрятала под матрас. В этом эпизоде странно только одно: Никсон в те дни в Даллас не приезжал и даже не собирался. В городе ждали действующего вице-президента техасца Линдона Джонсона. Но Марина настаивала, что Освальд говорил именно о Никсоне. Уже после покушения на Кеннеди появились сведения, что Никсон все же собирался приехать в Даллас весной 1963 года, но в газетах об этом не писали. 24 апреля Рут Пэйн со своими двумя детьми заехала к Освальдам и была удивлена, застав их за сборами (трудно поверить, что Марина ранее не сказала ей о планах переселения в Новый Орлеан). Она немедленно предложила, чтобы Ли пока ехал в Новый Орлеан один. А она готова приютить Марину с девочкой у себя на любое время. Рут на своей машине отвезла Ли на автобусную станцию. А сама Рут с Мариной, Джун и вещами Освальдов поехала к себе домой. 29 апреля 1963 года ЦРУ сообщило, что не видит препятствий для поездки Джорджа Мореншильда в Гаити по линии правительства США. Мореншильд вместе со своим гаитянским партнером провел встречи в Вашингтоне с армейской разведкой. Скорее всего, миссия Мореншильда на Гаити была связана с продажей оружия тамошнему диктатору Дювалье. Одновременно с помощью своих партнеров в США и на Гаити Мореншильд должен был отработать возможность переворота на Гаити, если бы диктатор «папа Док» стал слишком одиозной фигурой. ЦРУ уже организовало в 1961 году убийство доминиканского диктатора Трухильо, который компрометировал США. Впоследствии главный гаитянский партнер Мореншильда вынужден будет эмигрировать из страны, так как его обвиняли в попытке переворота. Пока же Мореншильд свое дело сделал и был награжден командировкой на Гаити. Но впрок ему это не пошло. В начале 70-х годов его здоровье резко ухудшилось (в этом обвиняли некоего странного врача, который пичкал барона непонятными препаратами). В 1977 году Специальный комитет конгресса США, заново расследовавший покушение на Кеннеди, послал к Мореншильду своего главного юриста с повесткой. Юрист опоздал на один день: Джордж де Мореншильд покончил жизнь самоубийством, выстрелив в голову из ружья. Вдова Мореншильда так никогда и не поверила в эту версию.
Глава пятая. Вива Куба!
Когда Ли Харви Освальд вернулся в свой родной Новый Орлеан, где он не был с 1959 года, то город внешне почти не изменился. Та же жара и те же комары с болот. Европейский Французский квартал с бесчисленными барами, джазом и уличными торговцами. Трамваи, непривычные для Техаса, и все та же легкость бытия. Но в 1963 году в городе появилось много новых людей — эмигрантов с Кубы. Эти люди и курировавшие их американские специальные службы и сыграют, как мы увидим, основную роль в убийстве Джона Фицджералда Кеннеди и главного героя этой книги. Для того чтобы понять все хитросплетения, в которые было суждено попасть Ли Харви Освальду на своей малой родине, просто необходимо описать политику США в отношении Кубы после прихода Фиделя Кастро к власти 1 января 1959 года. Как уже было упомянуто в начале книги, до конца 1959 года администрация президента Эйзенхауэра еще не теряла надежды, что Кастро одумается и прекратит социальные реформы. Но после национализации американских игорных и публичных домов, банков и собственности гигантской компании «Юнайтед фрут» (Кастро предложил американцам за национализированную собственность компенсацию, но те отказались) в январе 1960 года руководство США решило взять курс на свержение Кастро. Операцию было поручено провести ЦРУ, директор которого Аллен Даллес уже имел опыт организации «народного восстания» против правительства Хакобо Арбенса в Гватемале в 1954 году (Арбенс тоже осмелился национализировать собственность «Юнайтед фрут», с которой семья Даллесов имела прямые коммерческие связи). В рамках агентства Кубой занимался заместитель директора ЦРУ по планированию Ричард Биссел (он был в фаворе, так как успешно реализовал уже известный нам проект У-2). В марте 1960 года ЦРУ представило свой план. Он предусматривал военную подготовку кубинских эмигрантов, которые должны были высадиться на острове, закрепиться, образовать правительство, которое попросит США о военной помощи. Одновременно или несколько раньше ЦРУ планировало убить Фиделя Кастро, его брата Рауля и Че Гевару. В то время когда КГБ после смерти Сталина было запрещено проводить за границей операции по устранению противников СССР (последним убили лидера украинских националистов Бандеру в Мюнхене в 1959 году, приведя в исполнение приговор Верховного суда СССР), ЦРУ, наоборот, создало специальную секретную группу «Исполнительная акция». В ее функции входила разработка и осуществление покушений на лидеров иностранных государств. В 1960 году хотели «убрать» премьер-министра Конго Патриса Лумумбу и Кастро. Технические службы ЦРУ разработали специальные отравленные сигары, которые агенты американской разведки должны были подсунуть кубинскому лидеру. Существовал и план по отравлению пищи в любимом ресторане Кастро. В Белом доме кубинские дела курировал вице-президент США Ричард Никсон. Эйзенхауэр просил только об одном: чтобы в будущем вторжении напрямую не участвовала армия США. Между тем ЦРУ никак не могло найти исполнителей покушения на Кастро, и осенью 1960 года было решено подключить к этому делу мафию. В сентябре 1960 года Даллес и Биссел одобрили операцию, и в том же месяце в одном из отелей некий Роберт Мэхью встретился с главарями преступного мира Америки Джоном Розелли (правая рука Аль Капоне, куратор игорного бизнеса в Лас-Вегасе) и Сэмом Джанканой (глава чикагской «семьи» «Козы ностры»), Очень важно понять, как ЦРУ работало с преступным миром, так как точно такая же схема использовалась в обработке Освальда и убийстве Кеннеди. Формально на мафию вышел не штатный сотрудник ЦРУ, а бывший агент ФБР в Чикаго, который выполнял различные щекотливые поручения ЦРУ ранее. Именно Мэхью сфабриковал по заданию агентства порнографический фильм с участием президента Индонезии Сукарно (о чем мы уже писали, рассматривая службу Освальда в морской пехоте). Если бы переговоры Мэхью с главарями мафии стали достоянием гласности, но ЦРУ могло бы откреститься от него так же, например, как оно открещивалось от Мореншильда. Мэхью предложил мафии за убийство Кастро 150 тысяч долларов, но Джанкана и Розелли отказались от денег: они заявили, что видят в устранении Кастро свой патриотический долг и сделают все бесплатно. Наоборот, они сами передали 500 тысяч доларов наличными на предвыборную кампанию кандидата республиканской партии на пост президента Ричарда Никсона (тот как раз боролся за место в Белом доме с Кеннеди). У мафии были точно такие счеты с Кастро, как и у бывшего юриста «Юнайтед фрут» Даллеса: Кастро ликвидировал бизнес американской организованной преступности на острове. В 1947 году в Гаване состоялась встреча в верхах американской и итальянской мафии. Было решено использовать Кубу как транзитный пункт нового неслыханно прибыльного бизнеса: поставок опиума и героина с Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии через Сицилию в США. Когда на Кубе стало неспокойно, мафия пыталась наладить контакт с Кастро, предложив ему оружие, если он сохранит наркобизнес. Но Кастро оказался не очередным диктатором, а человеком принципиальным: он прикрыл наркотрафик и даже посадил в тюрьму «куратора» американской мафии на острове Сантоса Трафиканте. Трафиканте «курировал» еще и Флориду и был ближайшим сподручным самого опасного главы мафии в истории США Мейера Лански (Лански покинул любимую Гавану в тот же день, когда восторженные толпы приветствовали на улицах города бородачей Кастро; Лански назначил за голову Кастро «приз» в несколько миллионов долларов). Трафиканте все же удалось бежать с Кубы, и именно ему передали «заказ» ЦРУ Розелли и Джанкана. Однако теневые схемы тайных операций ЦРУ помимо описанного выше преимущества формальной непричастности к криминальным делам имели и одну слабую сторону: боссы мафии не были уверены, что Мэхью действительно представляет агентство, и решили его проверить. Джанкана подозревал свою любовницу в неверности и попросил Мэхью установить в ее гостиничном номере подслушивающее устройство. Тот немедленно согласился, но в процессе установки был застигнут горничной, которая сообщила ФБР. ФБР допросило Мэхью, и тот признался, что работает с мафией по заданию ЦРУ. ФБР и особенно его бессменный директор Эдгар Гувер ревниво относились к попыткам «выскочек» из ЦРУ (ФБР было создано в 1908 году, а ЦРУ — только в 1947-м вопреки планам Гувера подмять под себя заграничную разведку) действовать внутри США — согласно американским законам это была исключительная прерогатива ФБР. Гувер устроил мини-скандал, и ЦРУ пришлось оправдываться. Мафия решила подождать результатов президентских выборов, и к ужасу главарей преступного мира на них победил Джон Кеннеди. Собственно самого Джона особенно не опасались (через отца тот тоже получил деньги и политическую поддержку чикагской мафии). Но министром юстиции стал брат президента Роберт. Вся страна помнила, как молодой юрист сенатского Комитета по антиамериканской деятельности допрашивал Джанкану и тесно связанного с мафией лидера профсоюзов водителей грузовиков Джимми Хоффу (неудивительно, что Хоффа тоже был одним из основных спонсоров предвыборной кампании Никсона). Роберт опубликовал книгу «Внутренний враг», где доказывал, что мафия гораздо опаснее мифической коммунистической угрозы. А в это самое время директор ФБР Гувер на полном серьезе утверждал, что сам термин «мафия» — выдумка либеральной прессы и никакой организованной преступности в США не существует. И действительно, в год, когда братья Кеннеди пришли к власти, в судах США по делам, связанным с организованной преступностью, было осуждено только 35 человек (ФБР было некогда: оно охотилось за коммунистами). В 1963 году на скамье подсудимых оказалось уже 288 мафиози. Роберт Кеннеди нанес мафии и личное оскорбление. Новый Орлеан и Техас в конце 50-х годов «курировал» Карлос Марчелло. Считалось, что подконтрольный ему бизнес давал больше доходов, чем весь бюджет штата Луизиана (в этом штате находился Новый Орлеан). Марчелло родился в Тунисе, но на всякий случай сделал себе фиктивное гватемальское свидетельство о рождении. «Гватемальский иммигрант» Марчелло время от времени ходил отмечаться в иммиграционную службу. 4 апреля 1961 года по личному указанию Роберта Кеннеди его арестовали и отдельным самолетом отправили на «родину» как нежелательного иностранца. За Марчелло просили все силовые структуры и конгрессмены Луизианы (они были куплены мафией), но Роберт Кеннеди был человеком упрямым. Марчелло все же удалось вернуться в Новый Орлеан, но он поклялся специальной клятвой мафии, что отомстит за обиду. А между тем ЦРУ решило пока не задействовать мафию (тем более что бандиты не смогли купить никого из окружения Кастро) и сделало основную ставку на военное вторжение. Когда Кеннеди принес присягу в январе 1961 года, он узнал, что в лагерях ЦРУ на территории Гватемалы завершается подготовка кубинских эмигрантов (в общих чертах Кеннеди проинформировали осенью 1960 года). Даллес и Биссел фактически обманули нового президента, сообщив, что, по данным американской разведки, в случае вторжения начнется массовое народное восстание против Кастро. К тому же, убеждали президента, высаживаться нужно срочно, так как СССР уже начинает поставлять Кубе современное оружие. Кеннеди пришлось согласиться, но он резко сократил масштабы американской авиационной поддержки (планировалось, что за два дня до высадки бомбардировщики «без опознавательных знаков» уничтожат слабую кубинскую авиацию на аэродромах и потом будут прикрывать вторжение с воздуха). По мнению ЦРУ, такое «предательство» Кеннеди и стало причиной провала операции «Сапата» в апреле 1961 года. Президент разрешил только один налет на Кубу, и часть авиации Кастро уцелела. Она и начала громить интервентов, которые тщетно просили своих хозяев из ЦРУ об «авиационном зонтике». После разгрома эмигрантов в бухте Свиней многие офицеры ЦРУ и их кубинские подопечные открыто грозились отомстить Кеннеди. А сам Кеннеди, наоборот, считал, что ЦРУ подставило его. Ведь никакого народного восстания не случилось, а высадку осуществили в болоте, где эмигранты не смогли даже развернуться в боевые порядки. К тому же Кастро прекрасно знал ту местность, так как любил там охотиться. Кеннеди публично взял на себя ответственность за провал операции, но в доверительной беседе пригрозил «разорвать ЦРУ на тысячу кусков и развеять их по ветру». Даллесу и Бисселу предложили уйти в отставку. Кеннеди просил Роберта стать директором ЦРУ, но тот отказался. Тем не менее именно Роберт возглавил специальную секретную группу по Кубе, которая стала пытаться сместить Кастро путем организации диверсионных рейдов против Кубы. На смену операции «Сапата» пришла операция «Мангуст». Сотни агентов ЦРУ тренировали тысячи кубинских эмигрантов в лагерях на южном побережье США. Штаб-квартира располагалась во Флориде (на территории университета Майами). Для прикрытия операции ЦРУ создало сотни подставных фирм, используя в основном бывших сотрудников полиции, ФБР и самого же ЦРУ. Так как операция была секретной, опять были задействованы теневые схемы, когда организаторы диверсионных рейдов против Кубы формально не числились в штатах федеральных органов власти. Роберт Кеннеди запретил использовать мафию в покушении на Кастро, но тем не менее планы по убийству кубинского лидера разрабатывлись ЦРУ чуть не каждый месяц. То хотели пропитать специальным ядовитым составом акваланг Кастро, то собирались подложить на дно моря, где он любил плавать, красивую ракушку, начиненную взрывчаткой. Была идея подсунуть Кастро специальный препарат, от которого выпала бы его известная на весь мир борода. Наиболее экстравагантным был план операции «Конец света»: в Гаване предполагалось осуществить несколько мощных взрывов, а в это время перед городом всплыла бы подводная лодка, которая осветила бы кубинскую столицу мощными прожекторами. Теоретики из ЦРУ рассчитывали запугать таким образом кубинских католиков, инсценировав пришествие антихриста. Кастро надоело терпеть каждодневные провокации, теракты и диверсионные рейды и он попросил Москву разместить на острове советские ракеты. В октябре 1962 года начался Карибский кризис. Роберт Кеннеди был неприятно поражен, когда узнал, что в самый разгар его секретных переговоров с советским руководством о мирной ликвидации конфликта агенты ЦРУ продолжали нападать на остров с территории США. Если бы жертвой операции «Мангуст» стали советские военные советники на Кубе, то могла бы разразиться последняя в истории человечества мировая война. Карибский кризис закончился, как известно, обязательством США не нападать на Кубу. В среде кубинских эмигрантов и их кураторов из ЦРУ это было расценено как второе предательство Кеннеди в отношении свободной Кубы. В конце 1962 года операция «Мангуст» работала уже как бы сама по себе: огромная масса натренированных террористов вышла из-под контроля руководства ЦРУ. Различные кубинские эмигрантские организации чувствовали себя обязанными только своим личным кураторам из ЦРУ. А многие из последних не скрывали своей ненависти к Кеннеди. Например, главный куратор кубинской эмиграции от ЦРУ, зная о запрете Роберта Кеннеди использовать мафию, тем не менее продолжал контакты с организованной преступностью. Очень тесные отношения сложились и у кубинских эмигрантов с американской мафией, тем более что деловые связи «Козы ностры» и сторонников свергнутого режима Батисты сформировались еще в 40 — 50-е годы. В начале 1963 года ФБР пришлось внедрять агентуру в таинственный мир созданного ЦРУ и частично вышедшего из-под контроля разведки антикастровского монстра. С другой стороны, ФБР пыталось скомпрометировать те организации в США, которые выступали за налаживание с Кубой нормальных отношений. Как для первой, так и для второй задачи просто идеально подходили такие люди, как Ли Харви Освальд. Главной мишенью ЦРУ и ФБР начиная с 1961 года была организация Комитет за справедливую политику в отношении Кубы (английская аббревиатура FPCC). Комитет находился под сильным влиянием троцкистов и получал средства от кубинского правительства (законами США это не запрещалось). Организация выступала за право кубинцев жить по-своему и критиковала санкции США в отношении острова Свободы. И ЦРУ и ФБР использовали в борьбе против комитета незаконные методы: был осуществлен взлом штаб-квартиры, чтобы установить контакты организации, офис комитета прослушивался, фабриковались и распространялись ложные слухи и документы о личной и моральной нечистоплотности руководителей организации. Была разработана операция, направленная на то, чтобы поссорить сторонников коммунистов и троцкистов среди членов организации. В феврале 1963 года кубинские эмигранты совершили с территории США нападения на советские суда в кубинских портах. Последовал жесткий протест руководства СССР. Администрации Кеннеди пришлось дать указание береговой охране и ФБР препятствовать подобным провокационным акциям кубинской эмиграции. Были проведены рейды правоохранительных органов против некоторых эмигрантских организаций. Те, естественно, негодовали: опять американцы их предали! 19 апреля Кеннеди по своему обыкновению попытался немного отыграть назад и потрафить правым. В своей речи президент пообещал, что через 5 лет Кастро уже не будет. Речь была реакцией на недавние выступления Никсона, жестко обвинившего Кеннеди в пособничестве мировому коммунизму. У многих тогда создалось впечатление, что Кеннеди говорит об устранении кубинского премьера. 21 апреля 1963 года ведущая либеральная газета США «Нью-Йорк тайме» опубликовала реакцию Кастро на угрозы американского президента. Фидель недвусмысленно дал понять, что, по его мнению, США вместо прямого военного вторжения (ставшего невозможным благодаря Карибскому кризису) взяли курс на физическое устранение кубинского руководства. Материал из «Нью-Йорк тайме» был перепечатан ведущей далласской газетой «Таймс геральд». И в этот же день, 21 апреля 1963 года Ли Харви Освальд пишет свое первое письмо президенту Комитета за справедливую политику в отношении Кубы Винсенту Ли. Впервые в жизни он, Освальд, стоял в центре Далласа с самодельным плакатом, на котором было написано: «Вива Фидель!». Ему как активному стороннику Кубы нужны материалы и советы комитета. Самое интересное, что полиция Далласа, внимательно следившая за всеми левыми организациями города (тем более что таковых в этом бастионе консерватизма почти и не было), не зарегистрировала ничего подобного. Потом, правда, двое полицейских вспомнили, что видели человека с самодельным плакатом на центральной улице города Мэйн-стрит, но якобы не смогли его догнать. Все это очень странно, особенно если принять во внимание подобные акции Освальда в Новом Орлеане (о них речь впереди): там он, наоборот, искал контакта с полицией и старался эпатировать прохожих, тем более, что Ли только что стрелял в Уокера и никак не был заинтересован в том, чтобы стать предметом внимания далласской полиции и вообще местной крайне правой общественности. Похоже, что кураторы Освальда решили с его помощью скомпрометировать комитет, отсюда и странное письмо Ли своему тезке. Однако спецслужбы не просчитали той возможности, что местная полиция может связать Освальда с покушением на Уокера (всем было ясно, что в генерала стрелял его политический противник). К тому же конкуренты ЦРУ из ФБР проверяли всю почту комитета (и, кстати, вычислили письмо Освальда) и могли натравить полицию на отправителя. Поэтому сразу же после странного контакта с комитетом Освальд и покинул Даллас. Его объяснения Марине, что в родном городе ему помогут найти работу, вряд ли правдоподобны: кроме тети Лилиан у него там из родных никого не было. А тетю Ли не видел четыре года. Напротив, в Далласе и его окрестностях жили брат Роберт и мать. Нет, Освальд явно боялся подставы своих кураторов (а версия для американской публики была бы блестящая: коммунист-перебежчик из СССР и сторонник Кастро стрелял в генерала Уокера, которого снял с должности президент Кеннеди!) и поэтому неожиданно покинул Даллас. Тетя Лилиан была крайне удивлена, когда ей позвонил по телефону племянник и попросил разрешения временно пожить у нее, пока не найдет работу и жилье. Она полагала, что Ли так и остался в СССР. Тетя не возражала. Не возражал и ее муж Чарльз (по прозвищу «Датц»), бывший профессиональный боксер и букмекер, связанный общим бизнесом с одним из подручных главаря нью-орлеанской мафии Карлоса Марчелло. Ли сразу стал искать работу и дома почти не бывал. Правда, дня через три он вдруг спросил тетю Лилиан, знает ли она что-нибудь об их общих родственниках в Новом Орлеане. В России его якобы постоянно спрашивали о его предках. Но он ничего внятного ответить не мог. Не знала ничего о родне и Лилиан. Тогда Освальд посетил могилу своего отца и с помощью телефонной книги стал обзванивать всех нью-орлеанских Освальдов. Ему повезло только один раз. Он наткнулся на пожилую даму Хэйзел, вдову одного из братьев его отца. Та сразу же пригласила племянника в гости и подарила ему фотографию Роберта Ли Освальда в рамке. Впервые в жизни Ли выяснил, что предки его отца, так же как и матери, были немецкого и французского происхождения. Хотя все братья отца уже умерли, в Новом Орлеане до сих пор жили три сестры Роберта Освальда, и у Ли было шесть двоюродных братьев и сестер. Однако после скандала с похоронами Роберта Освальда никто из его родственников не поддерживал контакта с Маргаритой. Только Хэйзел потом несколько раз встречалась с ней, но никогда не видела Ли. Тот с гордостью показал новообретенной тете фотографию Марины, и Хэйзел (читавшая в газетах о побеге племянника в Советский Союз) удивленно спросила: «Она что, русская?» Хэйзел просила Ли заходить еще, но тот так никогда больше и не появился. Не стал он устанавливать контактов и с другими членами клана Освальдов. Ли узнал что хотел о своих корнях и впереди его ждали совсем иные дела. Но прежде всего надо было что-то решать с работой. Ли внимательно читал объявления в газетах и написал множество резюме в разные компании. Как правило, он приводил о себе ложные сведения (например, о том, что уволен из Корпуса морской пехоты с почетом, или о том, что всю жизнь жил в Новом Орлеане). В качестве поручителей он указывал вымышленных сослуживцев или своего дядю «Датца» без согласия последнего. Приводились фиктивные адреса, а самого себя Освальд величал студентом колледжа. Успеха не было, и Ли жил на мизерное пособие по безработице, которое он не без труда исхлопотал себе из Техаса. Наконец через две недели счастливый Ли бросился на шею тете, крича: «Я нашел работу!» Однако если учесть предыдущее место трудовой деятельности нашего героя, то на первый взгляд непонятно, чему он, собственно, радовался. Его приняли простым рабочим по смазке оборудования в компанию по производству и расфасовке кофе «Уильям Рейли компани». Это была грязная ручная работа, за которую платили всего 1,50 доллара в час. Даже тетя Лилиан не впечатлялась и посоветовала Ли срочно приобрести какую-нибудь профессию, чтобы наконец начать получать достойную зарплату. Но Ли не хотел учиться: «Я и так все знаю!» Выбор рабочего места представляется особенно странным, если учесть, что луизианское бюро по трудоустройству нашло для Освальда место, которое он просил: работу, связанную с фотографией. Но Ли так и не появился на собеседовании. Почему? Возможно, что кураторам Ли место в кофейной компании было более чем удобно. Оно находилось рядом с гаражом по обслуживанию машин федеральных правоохранительных органов. А хозяин компании Уильям Рейли был одним из спонсоров кубинской эмиграции в Новом Орлеане. К тому же Освальду, видимо, сказали, что чернорабочим он будет недолго: Ли неоднократно говорил своим сослуживцам, что вскоре перейдет на хорошее место в федеральное космическое агентство НАСА. Нельзя и по сей день даже представить себе, чтобы в НАСА приняли человека с такой анкетой, как у Освальда, тем более тогда, в самый разгар «холодной войны», если, конечно, за него не ходатайствовали либо ЦРУ либо ФБР. Кстати, некоторые работники компании Рейли вскоре действительно попали на работу в НАСА (это было очень престижно). Пока же счастливый Ли искал жилье, в чем ему помогла бывшая подруга Маргариты Освальд Миртл Эванс. Сама она, правда, не рискнула сдать квартиру перебежчику из СССР, но порекомендовала место по соседству: 4907 Мэгэзин-стрит. Квартира была на первом этаже, имела большую жилую комнату и огороженный забором небольшой участок, где бы могли играть дети. Стоила квартира недешево — 65 долларов в месяц, но Ли сразу же внес депозит в пять долларов. Он пригласил миссис Эванс заходить к нему в любое время, и больше они уже никогда не встречались. Причем при расставании Ли наврал подруге матери насчет своего места работы, назвав реально существовавшую компанию, где он никогда не был. Освальд сразу же позвонил жене, чтобы она перебиралась к нему. Марина была счастлива: она ходила по комнате с маленькой Джун на руках и говорила ей и Рут Пэйн: «Папа нас любит!» 10 мая 1963 года, в пятницу Ли пошел на работу. Забегая вперед, скажем, что относился он к своим обязанностям спустя рукава. Было видно, что за место он особо не держится. Он постоянно куда-то отлучался (мы скоро увидим, куда именно). А на вопрос начальства, где он пропадал, всегда отвечал, что был неподалеку. Одному из сослуживцев Ли задал странный вопрос: «Как вам здесь нравится?» Коллега подумал, что речь идет о компании, где он проработал уже 8 лет, и, естественно, отозвался о ней более чем положительно. «Да нет же, — с раздражением сказал Освальд, — я имею в виду эту проклятую страну!» Ли с радостью ждал приезда жены, предвкушая, насколько той понравится новая квартира — холодильник и часть мебели были новыми. Увы, Маринина реакция оказалась прямо противоположной. Ей не понравилось абсолютно все. Ли, как вспоминала Рут Пэйн (именно она на своей машине привезла Марину в Новый Орлеан), всячески старался угодить жене и постоянно говорил, как он скучал без нее. Через открытую дверь Рут стала невольным свидетелем, как супруги занимались любовью. Однако вскоре опять начались споры на пустом месте. Марина ругалась на мужа за то, что тот попытался сделать из купленной ими черной смородины вино, но это ему не удалось. В свою очередь Ли возмущался, когда Марина добавила в кастрюлю с крабами, которые как раз стремился приготовить муж, привычный ей по России лавровый лист. Марина постоянно пилила Ли за тараканов, как будто тот приносил их в дом. Чтобы не быть постоянным свидетелем ссор, Рут даже решила уехать домой на день раньше. Ли не сказал Марине, где он работал, намекая, что исполняет непыльные обязанности в офисе. Но она догадывалась, что это неправда. Ведь муж возвращался домой в промасленной одежде и от него пахло кофе. Потом Ли стал приносить и сам кофе, говоря, что это премии. Но Марина очень боялась, что супруг просто воровал продукцию своей фирмы. Но первое время муж хотя бы не бил жену и по сравнению с Далласом очень любил заниматься с ней сексом. Для воспитанной в иных традициях Марины было шоком, когда Ли установил рядом с кроватью зеркало, чтобы любоваться собственным половым актом. Освальд гулял с женой и дочкой по родному городу, показывая любимые места и угощая супругу мороженым. Казалось, семейная жизнь налаживалась. А между тем для Ли настала пора вернуться к своим баранам. 12 мая он закрыл свой почтовый ящик в Далласе и попросил почту направлять всю корреспонденцию на свой новоорлеанский адрес. Ли снова стал получать газеты компартии и троцкистов, а также «Советскую Белоруссию». Все эти издания широко освещали поездку Кастро по Советскому Союзу и критиковали президента Кеннеди за его упомянутое выше антикубинское выступление. Отдельно Освальд уведомил о смене адреса Комитет за справедливую политику в отношении Кубы, и его лидер ответил стороннику в далеком Новом Орлеане, что надеется на продолжение поддержки со стороны Освальда. Итак, переписка наконец-то завязалась, и 26 мая Винсент Ли получил от Ли Харви Освальда развернутое послание: «Я официально прошу принять меня в члены вашей организации. В прошлом я получал от вас памфлеты и т. д. либо бесплатно, либо приобретая их. Теперь, когда я живу в Новом Орлеане, я думаю о том, чтобы за собственные средства снять небольшой офис с целью формирования отделения FPCC здесь, в Новом Орлеане. Можете ли вы дать мне устав? (По законам США только головная структура общественной организации может разрешить формирование регионального отделения путем присвоения ему отдельного устава. — Авт.) Кроме того, мне бы хотелось получить информацию насчет приобретения памфлетов и т. д. в больших количествах, а также бланков анкет для членства в FPCC и т. д. Также была бы очень кстати фотография Фиделя, которую можно было бы поместить в рамку. Офисы здесь стоят 30 долларов в месяц, и если у меня будет постоянный поток литературы, я с удовольствием возьму расходы на себя. Конечно, я работаю и не могу следить за офисом все время, но я уверен, что смогу найти для этого добровольцев. Можете ли вы дополнить все это каким-либо советом или рекомендациями? Я не говорю, что проект будет пользоваться оглушительным успехом, но я готов попробовать. Офис, литература и знакомство людей с вами являются базовыми предпосылками FPCC, как я полагаю. Поэтому надеюсь на ваш ответ». Возникает вопрос. Почему вроде бы остепенившийся Освальд, наладивший свои семейные отношения, опять бросился в политику, да еще сопряженную с немалым риском и большими расходами? Некоторые исследователи полагают, что, разочаровавшись в СССР, Ли решил переселиться на Кубу и создавал себе репутацию друга кубинской революции, чтобы без проблем получить кубинскую визу. Между тем Марина Освальд, признавая, что Ли всегда восхищался Кастро, четко заявляла позднее, что именно в Новом Орлеане ее муж всерьез заинтересовался Кубой. Правда, в мае 1963 года Ли отнюдь не твердил о переселении на остров Свободы. Да и интерес его к Кубе был в некотором отношении странным. Как и раньше, Ли много читал, и сохранились сведения о том, какие книги он брал в библиотеке Нового Орлеана. Среди них биографии Мао Цзэдуна и Кеннеди; книги о Джеймсе Бонде и научная фантастика; книги о Советском Союзе и Древнем Риме. Не было только ни одной книги о Кубе. Да и испанским языком Освальд тогда не занимался. А ведь готовясь к побегу (а скорее заброске) в СССР, Ли днями и ночами учил русский. Да и в 1959 году, когда он посещал кубинское консульство, он тоже занимался испанским. Правда, один из деятелей кубинской эмиграции в Новом Орлеане некий Родригес после покушения на Кеннеди заявил, что Освальд брал у него уроки испанского языка и даже сохранились пленки с его голосом. Потом Родригес резко отказался от своих слов, хотя некоторые свидетели действительно видели его и Освальда вместе летом 1963 года. А Родригес, кстати, подумывал об открытии вечерних курсов испанского языка. Вот только все это было позднее, где-то в конце июля, но никак не в мае. Как мы убедимся, это имеет ключевое значение в судьбе Освальда. Скорее всего, кураторы Ли из американских спецслужб действительно не исключали возможности легальной заброски Освальда на Кубу по примеру его миссии в Советский Союз. И об этом свидетельствует почти аналогичный случай с другим бывшим военным, ставший известным в тот же год. В ноябре 1963 года перед комитетом конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности предстал некий Джон Гленн. В 1962 году он вступил в FPCC. А до этого неожиданно бросил университет и поступил на службу в ВВС США, где работал в разведке и учил русский язык. В качестве гида туристических делегаций он посещал СССР и социалистические страны Восточной Европы. Как и Освальд, Гленн пользовался почтовым ящиком и выписывал троцкистскую газету «Милитэнт». Летом 1963 года Гленн, вопреки запрету правительства США на поездки американских граждан, легально попал на Кубу и отказался возвращаться. Затем он якобы разочаровался в Кастро и поехал в Алжир (где только что победило очень похожее по программе на кубинцев национально-освободительное движение). Потом, как и Освальд, Гленн на деньги госдепартамента вернулся в США и в своем выступлении перед комитетом конгресса подверг резкой критике кубинский режим и особенно Комитет за справедливую политику в отношении Кубы. Никакой разницы между Освальдом и Гленном нет. Вот только последнего сразу же после возвращения с Кубы использовали в чисто пропагандистских целях, тогда как вернувшегося из СССР Освальда продолжали «работать» как агента-двойника. Как представляется, именно поэтому Освальд вдруг отказался от публикации своих антисоветских записок об СССР летом 1962 года, хотя они имели неплохие шансы стать настоящим бестселлером. Конечно же, отъявленного эгоиста Ли не интересовала судьба Марининых родственников в СССР, тем более что и сама Марина не питала к ним уж очень глубоких чувств. А вот если предположить, что рассматривалась либо возможность возвращения Ли в СССР (отсюда и его контакты с советским посольством), либо его заброска на Кубу, то все становится на свои места. Вот только самому Ли об этом в мае 1963-го еще ничего не говорили, так как понимали, что тот отнюдь не горит желанием возвращаться в Россию. Пока задача Освальда была много проще: скомпрометировать FPCC, за что ему обещали хорошую работу в НАСА. Эта задача приобретала актуальность, потому что источники ФБР в самом комитете докладывали как раз в это время, что национальный директор организации Винсент Ли предпринимает успешные попытки освободиться из-под влияния как коммунистов, так и троцкистов и сделать комитет по-настоящему независимой общественной организацией. Соответственно ФБР хотело связать Винсента Ли с коммунистом и советским перебежчиком Освальдом, чтобы скомпрометировать комитет. К тому же Освальд должен был вычислить и засветить возможных сторонников Кастро и комитета в Новом Орлеане. Между тем лидер FPCC ответил Освальду уже 29 мая. К письму был приложен членский билет на имя Ли Харви Освальда. Однако само письмо было для Освальда и тех, кто за ним стоял, горьким разочарованием. Винсент Ли явно сомневался, что Освальду удастся набрать в его региональное отделение необходимое по уставу минимальное количество членов (сам Винсент Ли создавал отделение комитета в Тампе, штат Флорида, и знал, насколько силен антикоммунизм на Юге США). Исходя из этого, лидер FPCC не рекомендовал Освальду открывать свой офис (чтобы не стать мишенью правых фанатиков), а пользоваться почтовым ящиком. Итак, легально превратить Освальда в главу новоорлеанского отделения комитета не получалось. Но тот продолжал действовать так, как будто имел все полномочия от Винсента Ли. 29 мая 1963 года Ли Харви Освальд заказал 1000 листовок, используя при заказе псевдоним «Осборн». 3 июня он, представившись как «Ли Осборн», заказал 500 анкет для будущих членов своей «региональной организации». Оплачивал свои заказы почти нищий Освальд без задержек. В тот же день он открыл почтовый ящик № 30061, пользоваться которым могли помимо Ли Харви Освальда Марина Освальд и знакомый нам А. Хиделл (фиктивный персонаж, заказавший через почтовый ящик в Далласе винтовку с оптическим прицелом). Как и осенью 1962 года в Далласе у Освальда начинался второй и последний «подпольный» период жизни. А что же ФБР, далласский офис которого официально вторично после октября 1962 года открыл дело Освальда в марте 1963 года? В показаниях комиссии Уоррена ФБР сообщило невероятные и явно лживые сведения. Оказывается, официально «курировавший» Освальда далласский офис ФБР ничего не знал о его местонахождении с 24 апреля (дата отъезда Освальда в Новый Орлеан) до 17 июля 1963 года! Официально-де только 26 июня информатор нью-йоркского офиса ФБР сообщил своему начальству, что некий Освальд из Нового Орлеана, почтовый ящик № 30061, прислал письмо в газету компартии «Уоркер». Данные для проверки были сообщены в новоорлеанский офис ФБР, который только 5 августа (запомним эту дату) смог установить точный адрес Освальда. Перед этим 17 июля ФБР Нового Орлеана проинформировало своих коллег в Далласе, что у Освальда есть почтовый ящик в Новом Орлеане. Все это странно, если учесть, что еще 14 мая почтовый офис Далласа получил от Освальда уведомление с его новым адресом в Новом Орлеане. Если раньше этот самый почтовый офис постоянно информировал местное отделение ФБР о корреспонденции Освальда, топочему же в этом случае произошел сбой? Тем более что знакомый нам агент далласского ФБР Хости еще 27 мая 1963 года послал своего сотрудника для «интервью» с Освальдами и тот обнаружил, что они уехали, не оставив нового адреса. В докладной записке руководителю далласского офиса ФБР Шанклину Хости писал 28 мая, что «проверка почтальона» выявила, что Освальд не оставил нового адреса. И обычно крайне дотошный Хости якобы даже не додумался задействовать контакты ФБР на центральной далласской почте, где уже две недели был адрес Освальда в Новом Орлеане. При этом по всей вероятности путем банального взлома ФБР уже 21 апреля имело в своих руках фотокопию письма Освальда в FPCC от 19 апреля, в котором тот рассказывал о своей подозрительной акции в Далласе с самодельным плакатом «Вива Фидель!». И только 27 июня (!) нью-йоркский офис ФБР (следивший за штаб-квартирой комитета) направил копию этого письма коллегам в Даллас. А ведь Освальд сразу же после того, как он снял квартиру в Новом Орлеане, направил свой точный адрес Винсенту Ли. Получается, что и эту информацию ФБР оставило без внимания. Есть и еще один момент, который делает версию ФБР о двухмесячном исчезновении Освальда из поля зрения контрразведки окончательно несостоятельной. В те годы ФБР вскрывало все без исключения письма, поступавшие или исходившие из советского посольства в Вашингтоне (это признал директор ФБР Гувер в докладной записке преемнику Кеннеди на посту президента Джонсону). А ведь 17 мая Освальд послал открытку в советское посольство, информировавшую консульский отдел о новом адресе советской гражданки Марины Николаевны Освальд. И уже 4 июня консульский отдел отправил Марине в Новый Орлеан письмо с просьбой сообщить причины, побудившие ее просить о возвращении в СССР. Получается, что ФБР ничего не знало и об этих письмах, что просто нереально. Вывод напрашивается только один. Как и с октября 1962-го по март 1963 года Ли Харви Освальд «официально» исчез из поля зрения ФБР с 24 апреля по 5 августа 1963 года. Он должен был выполнить задание, при раскрытии которого нельзя было сказать, что ФБР «пасло» «марксиста»-отщепенца и проморгало, таким образом, его подрывную деятельность. С другой стороны, как мы убедимся позднее, Освальд «всплывет» в файлах контрразведки точно в то время, когда он выйдет из «подполья» и займется публичной политической деятельностью. На кого же работал Ли Харви Освальд в Новом Орлеане? Да на то же ФБР, только через посредников, формально в штатах бюро не числившихся. Попробуем обосновать эту версию. Читатель, вероятно, еще помнит Дэвида Феррье, с которым молодой кадет «Гражданского воздушного патруля» Ли Харви Освальд познакомился в 1954 году. Феррье, как уже упоминалось, часто оставлял ночевать в своем доме ребят, у которых были проблемы в семье, и нередко устраивал в своем доме гомосексуальные оргии с официально запрещенным для подростков алкоголем. Феррье до самой смерти отрицал знакомство с Освальдом, которое, однако, было доказано (помимо свидетелей), и общей фотографией. Именно после знакомства с Феррье Освальд увлекся марксизмом и стал искать единомышленников в Новом Орлеане. При этом сам Феррье был махровым антикоммунистом и в письме министру ВВС США выражал готовность с удовольствием убить любого русского и разбомбить любой советский город «к чертовой матери». После кубинской революции уволенный из авиакомпании за гомосексуализм, Феррье обрел второе дыхание. Он занялся военным обучением кубинских эмигрантов и даже сам летал на самолетах без опознавательных знаков бомбить кубинские города. Все эти акции контролировались ЦРУ. В 1967 году, когда окружной прокурор Нового Орлеана Джим Гаррисон, самостоятельно расследуя убийство Кеннеди, добрался до Феррье, тогдашний директор ЦРУ Хелмс сильно обеспокоился и просил своих подчиненных оказать Феррье всяческое содействие. Провал авантюры в заливе Свиней сделал Феррье смертельным врагом «предателя» Кеннеди. Выступая на мероприятии правой ветеранской организации Военный орден мировых войн в Новом Орлеане, он так напустился на президента, что его согнали с трибуны. Многие слышали потом, как Феррье говорил, что «президента надо пристрелить». В 1963 году Феррье служил агентом в частном детективном бюро «Гай Банистер и партнеры», офис которого располагался на втором этаже здания по 544 Кэмп-стрит. Феррье занимался тем же самым, чем и в 1954 году. Он отслеживал членов левых организаций и сторонников кубинской революции в молодежной среде Нового Орлеана. Очень вероятно, что именно Феррье привел своего старого знакомого Освальда в детективное агентство Гая Банистера. Настало время поближе познакомиться и с этим персонажем, странным образом умершим вскоре после убийства Джона Кеннеди. Банистер был бывшим сотрудником ФБР, удостоившимся специальной благодарности Гувера за участие в поимке самого знаменитого гангстера 30-х годов Диллинджера. В ФБР Банистер дослужился до главы офиса в Чикаго, который считался ведущим среди региональных отделений ФБР. Во время Второй мировой войны Банистер служил в уже знакомой нам воен- но-морской разведке. После войны он ушел из ФБР якобы из-за недовольства диктаторскими методами руководства бюро со стороны Гувера (в этом Банистер был абсолютно прав). В 1955 году он стал заместителем начальника полиции Нового Орлеана, но два года спустя в возрасте 58 лет был вынужден подать в отставку из-за скандала в ресторане (напившись, он угрожал официанту пистолетом). Как и Феррье, Банистер был ярым антикоммунистом и членом практически всех праворадикальных организаций Нового Орлеана — «минитменов», Общества Джона Берча (как мы помним, лидером этой организации в 1963 году был генерал Эдвин Уокер), комитета штата Луизиана по расследованию антиамериканской деятельности и так далее. Детективное агентство Банистера имело плотные контакты с ЦРУ и ФБР и после прихода Кастро к власти в Гаване выполняло задания этих федеральных служб. В 1961 году Банистер занимался поставкой оружия для кубинских эмигрантов, и его офис, по свидетельству очевидцев, был забит вооружением и амуницией. Офис Банистера на Кэмп-стрит находился рядом с региональными отделениями ЦРУ и ФБР, а также рядом со зданием компании, где работал Освальд. Банистер одно время предоставлял свой офис новоорлеанскому отделению так называемого Кубинского революционного совета, образованного ЦРУ правительства Кубы в изгнании. В рассекреченных документах ЦРУ четко обозначено, что Банистер был контактером ФБР для кубинских эмигрантов Нового Орлеана (Новый Орлеан был второй по значению оперативной базой антикастровской эмиграции в США после Флориды). Хорошим знакомым Банистера был упомянутый выше Родригес, который якобы учил Освальда испанскому языку летом 1963 года. После убийства Кеннеди Банистер открещивался от любого знакомства с Освальдом. Это было нелегко, так как на одной части своих листовок в поддержку Кубы, которые он раздавал на улицах Нового Орлеана (об этом чуть позже), Освальд почему-то указал в качестве адреса регионального отделения FPCC в Новом Орлеане именно 544 Кэмп-стрит. Сначала Банистера попытался прикрыть владелец здания Ньюмэн, заявивший, что летом 1963 года он сдал помещение на короткое время какому-то человеку, но тот якобы вскоре сам отказался от аренды. Но расследование установило, что этим человеком был отнюдь не Освальд, а уже знакомый нам Родригес, которого к хозяину здания направил его друг Банистер. После смерти Банистера разговорилась его секретарша и любовница Дельфина Робертс, которую объединяла с Банистером не только постель, но и общие антикоммунистические идеалы. Робертс, во-первых, четко подтвердила связи Банистера с ЦРУ и ФБР, отметив, что благодаря им детективное агентство Банистера не нуждалось в средствах. Робертс, молчавшая вплоть до конца 70-х годов (она считала, что американские спецслужбы и так целенаправленно разрушаются путем излишнего интереса общественности к их деятельности), заявила, что Освальд пришел в офис Банистера в 1963 году и попросил ее дать ему анкету для работы служащим детективного агентства. Освальд представился, и по разговору у Робертс сложилось впечатление, что он уже знаком с Банистером. После того как молодой человек заполнил анкету, он зашел в кабинет Банистера, где состоялась продолжительная беседа. У Робертс, которая имела неплохое представление о деятельности собственного агентства, сразу сложилось впечатление, что Освальд работает «под прикрытием» и его деятельность каким-то образом связана с Кубой. Потом он приходил в офис Банистера несколько раз, и его общение с шефом было неформальным. В агентстве находились материалы FPCC (Банистер считал эту организацию своим основным врагом), и Банистеру постоянно приходилось оправдываться, когда его друзья-антикоммунисты этим возмущались. Потом, когда Банистеру сообщили, что его знакомый раздает на улице листовки в поддержку Кастро, тот лишь ответил: не надо волноваться, этот человек связан с агентством. Показания Дельфины подтверждает ее дочь, которая использовала часть помещений агентства для своих занятий фотографией. Она часто видела Освальда, возившегося в офисе со своей прокастровской литературой, и ни у кого это не вызывало никаких вопросов. Один из наемных сотрудников Банистера, некто Дэниэл Кэмпбелл, в 1963 году выполнял для Банистера те же услуги, для которых предназначался Освальд: он искал сторонников Кубы в студенческой среде Нового Орлеана, особенно в университете Тюлэйн. Он тоже видел, как Освальд пользовался телефоном в офисе Банистера. Показательно, что комиссия Уоррена не придала никакого значения связи Освальда с адресом по 544 Кэмп-стрит. Мало того, в одном из отчетов ФБР Нового Орлеана после покушения на Кеннеди была вычеркнута фраза о том, что на некоторых материалах, которые раздавал Освальд на улицах города, стоял адрес 544 Кэмп-стрит. Вопиющим даже для богатой подлогами и ложью истории «раскрытия» убийства Кеннеди является и тот факт, что когда материалы комиссии Уоррена уже готовились к печати, кто-то просто замазал на фотокопии листовки Освальда злосчастный адрес и она была опубликована вообще без всякого адреса! То есть представьте себе, что человек раздает листовки с призывом вступить в новоорлеанское отделение Комитета за справедливую политику в отношении Кубы, но на листовке отсутствует адрес, куда можно было бы обратиться! Итак, в начале лета 1963 года Освальд установил контакт с Банистером и принялся за выявление сторонников Кубы в Новом Орлеане. О том, чем конкретно занимался Банистер, свидетельствуют названия дел, которые вело агентство (сами эти дела были «по неосторожности» уничтожены новоорлеанской полицией после смерти Банистера): «Центральное разведывательное управление», «Боеприпасы и оружие», «Антисоветское подполье», «Программа Дж. Ф. Кеннеди по гражданским правам», «Комитет за справедливую политику в отношении Кубы» и так далее. Первым делом Освальд должен был заняться университетом Тюлэйна, который был костью в горле у правых из-за либеральных настроений части студенчества и профессуры. 4 июня 1963 года Освальд забрал из печати 1000 листовок (стоивших ему 9,89 доллара), на которых было написано: «РУКИ ПРОЧЬ ОТ КУБЫ! Вступайте в новоорлеанское региональное отделение Комитета за справедливую политику в отношении Кубы! Бесплатная литература и лекции. Место нахождения (дальше было оставлено свободное место, и Освальд, как мы увидим, с помощью наборного резинового штампа печатал там совершенно разные адреса). Добро пожаловать!» То есть Ли Харви Освальд напрочь проигнорировал письмо национального директора комитета Винсента Ли, запрещавшего ему организовывать региональное отделение комитета в Новом Орлеане. Причем Освальд написал Винсенту Ли на другой день, 5 июня (есть и иные мнения относительно даты этого письма, но в любом случае оно было написано до 14 июня) и сообщил, что «вопреки вашему совету» снял офис и зарегистрировал региональное отделение комитета (проблему необходимого количества членов он решил просто, заставив свою жену расписаться на собственном членском билете за мифического главу регионального отделения, знакомого нам А. Хиделла). Винсент Ли был возмущен действиями самозванца Освальда и больше уже ему не писал. Кстати, в этот же день, 5 июня, газеты впервые сообщили, что в ближайшем будущем президент Кеннеди намерен посетить Даллас. Между тем есть все основания полагать, что, формально работая как агент правого экстремиста Банистера, Освальд, как и раньше, вел свою собственную игру, причем и против своего новоявленного шефа. Об этом свидетельствует один весьма странный факт. Скрупулезный в деталях Освальд указал на первой серии своих листовок (предназначавшихся для профессуры и студентов университета Тюлэйна) следующий адрес: «FPCC — А. Дж. Хиделл, почтовый ящик № 30016». На самом деле у Освальда был другой почтовый ящик — № 30061. Что это — простая опечатка? Вряд ли, ведь Освальд мог легко передвинуть цифры на штампе. Да и зачем раздавать листовки, зная, что все равно никто тебе не напишет? По логике он должен был просто выбросить испорченную партию и сделать новую. Но вот если предположить, что Освальд не хотел «засвечивать» сторонников Кастро и передавать их координаты Банистеру (а значит, и тесно связанным с последним кубинским эмигрантам), то все становится на свои места. Банистеру всегда можно было объяснить, что вкралась досадная опечатка. В это же время Освальд сообщил письмами свой почтовый ящик в газету компартии «Уоркер» (в письме содержалась просьба прислать ему пропагандистский материал), газету троцкистов «Милитэнт», FPCC и министерство ВМС США (Освальд по-прежнему требовал от него заменить формулировку о «недостойном» увольнении его из Корпуса морской пехоты). Во всех этих письмах содержались абсолютно точные данные насчет почтового ящика. Вторая партия листовок содержала знакомый нам адрес: 544 Кэмп-стрит. Есть свидетельства, что это вызвало недовольство Банистера. Еще бы! Ведь если бы кто-то из сторонников Кастро пришел по этому адресу, то он не обнаружил бы там искомый Комитет за справедливую политику в отношении Кубы, а, напротив, известного своими антикастровскими взглядами Банистера. Сразу становилось ясно, что листовка комитета — это провокация. Кстати, оба адреса на первой партии прокастровских листовок Освальда начисто опровергают версию, что Ли хотел создать себе имидж сторонника кубинской революции, чтобы получить въездную визу на остров. Ведь на этих листовках не было ни фамилии, ни адреса Освальда! Как бы он смог доказать в любом кубинском посольстве, что именно он был главой регионального офиса комитета в Новом Орлеане? А вот позднее, как мы убедимся, Освальд «вышел из подполья» и стал указывать на листовках свое имя и точный домашний адрес (а не почтовый ящик). В начале июня 1963 года пачку листовок новоорлеанского регионального отделения FPCC обнаружили в студенческом городке университета Тюлэйна. Причем листовки нашлись неподалеку от дома, где жил известный своими либеральными взглядами профессор Леонард Райссман. Райссмана давно ненавидели правые вроде Банистера за то, что тот активно выступал за права негритянского населения. К тому же Райссман тесно сотрудничал с новоорлеанским Советом за миролюбивые альтернативы. Эта пацифистская группа была тесно связана с квакерами и выступала за разрядку в отношениях с СССР. Освальд, кстати, говорил своей тете Лилиан, что бывал дома у Райссмана и вообще проводил заседания своего регионального отделения FPCC в университете Тюлэйна. Некоторые студенты университета впоследствии вспоминали, что действительно участвовали в неких собраниях, где бывал и Освальд. Есть версия, и весьма правдоподобная, что Освальда вывела на Райссмана Рут Пэйн, также участвовавшая в квакерском движении. Дочь Райссмана в то время училась в Москве, что делало профессора естественной мишенью новоорлеанских правых. Деятельность «коммуниста» Райссмана официально расследовал луизианский комитет по антиамериканской деятельности. Естественно, что Банистер и его хозяева из ФБР хотели использовать Освальда для компрометации Райссмана. Вот только что-то у них не вышло. То ли Освальду не удалось создать мощный компромат (вроде совместной фотографии с Райссманом или путем принятия его в региональное отделение прокастровского комитета), то ли (и автор склоняется именно к этой точке зрения) Освальд просто не хотел подставлять Райссмана под удар. Но, чтобы доказать свою полезность Банистеру, Освальд продолжал переписку с далеким Винсентом Ли (правда, теперь одностороннюю) и попытался скомпрометировать компартию США. Ли послал лидерам компартии Гэсу Холлу и Бенджамину Дэвису удостоверения почетных членов новоорлеанского отделения FPCC. Однако никакого ответного письма Освальд не получил, и поэтому этот ход тоже ничего не давал Банистеру и его хозяевам из ФБР. Но, с другой стороны, Освальд показывал, что дела у него идут. 16 июня 1963 года Ли Харви Освальд прибегает к своей первой политической публичной акции в Новом Орлеане. За два дня до этого ведущая локальная газета Нового Орлеана «Таймс пикэйн» сообщила о предстоящем прибытии в порт города авианосца «Уосп», самолеты которого выполняли патрульную службу вокруг Кубы во время Карибского кризиса. Освальд решил распространять листовки среди сходивших на берег матросов «Уоспа» и прохожих, осматривавших корабль. Помимо своих листовок Ли раздавал полученную из штаб-квартиры комитета брошюру «Правда о Кубе находится на самой Кубе». Вскоре один из офицеров авианосца послал матроса к патрульному охраннику порта, чтобы тот пресек деятельность прокастровского активиста. Патрульный в своем докладе позже описал внешность пикетчика, полностью совпадавшую с Освальдом. Охранник сообщил Освальду, что ему нужно специальное разрешение администрации порта для распространения политической литературы. Освальд протестовал, ссылаясь на то, что любой гражданин США имеет право на свободное выражение своего мнения. Однако когда патрульный пригрозил арестом, Освальд ретировался. «Руководитель» новоорлеанской организации комитета не преминул сообщить о своей акции Винсенту Ли, отметив, что был поражен позитивным отношением к себе многих военнослужащих. Интересно, что в тот день за Освальдом следили многие ведомства. Уже после покушения на Кеннеди офицер армейской разведки из Нового Орлеана майор Эрдрич сдал в ФБР пару экземпляров листовок, которые Освальд раздавал в порту 16 июня (армейская разведка уничтожила все файлы на Освальда в начале 70-х годов, так как якобы не видела оснований хранить их сверх установленного законом срока). Листовки попали и в отдел безопасности хьюстонского офиса НАСА, один из сотрудников которого в тот день вроде бы случайно оказался как раз там, где Освальд раздавал листовки. По странному стечению обстоятельств именно в этот день 16 июня агент ФБР в Нью-Йорке сообщил о письме Освальда в газету компартии «Уоркер». Нью-йоркское отделение ФБР сообщило своим коллегам в Новый Орлеан, те отправили информацию коллегам в Даллас. Тем не менее столь явно подрывная деятельность Ли Харви Освальда не помешала ему без всяких проблем получить 25 июня 1963 года заграничный паспорт. Это почти невероятно, если учесть, что по практике ФБР любой «возвращенец» из Советского Союза вносился в специальную картотеку именно для того, чтобы исключить автоматическую выдачу ему загранпаспорта без предварительного согласия контрразведки. Тем более это должно было относиться к Освальду, против которого с марта 1963 года далласским ФБР было открыто дело. ФБР так и не объяснило вразумительно причину этой своей «оплошности» (впрочем, далеко не единственной по отношению к Освальду, как было показано выше). А Освальд в своем ходатайстве о выдаче паспорта открыто написал, что намерен посетить СССР, Польшу, Финляндию, Голландию, Германию, Францию, Италию и Великобританию. Это были вероятные маршруты въезда в СССР. Скорее всего, втянувшись в двойную опасную игру со спецслужбами и их внештатными осведомителями, Освальд готовил себе отступной вариант. В СССР его не могли достать ни Банистер, ни его хозяева. Интересно, что Освальд указал в анкете на паспорт тетю Лилиан в качестве лица, которое надо было уведомить в случае его смерти. Почему не жену? Видимо, Освальд не исключал, что и Марина к тому времени будет за границами США. В качестве цели поездки за рубеж Освальд указал «туризм», а свою профессию обозначил как «фотограф». Между тем, уйдя с головой в политику, Освальд опять забросил супругу. Марина писала Рут Пэйн, что «вся любовь закончилась», и она чувствует, что связывает мужа по рукам и ногам. Ли заставляет ее вернуться в СССР, а она этого вовсе не желает. Рут сразу же ответила, что Марина может вместе с ребенком вернуться к ней и жить у нее сколько захочет. Рут даже изъявляла готовность платить ей 10 долларов в неделю на карманные расходы. Но Освальд прекрасно понимал, что если, раскрыв его двойную игру, за него возьмутся всерьез, то и Марине никак не удастся скрыться из поля зрения спецслужб у Рут. Поэтому он разыграл целый спектакль. Как-то раз, зайдя на кухню, Марина увидела, что Ли сидит в полной темноте, опустив голову, и рыдает. «Я пропал, я пропал», — повторял он. Эта сцена очень удивила Марину, так как Ли, наоборот, всегда стремился предстать перед ней человеком, уверенным в своих идеалах и своем будущем. Ведь еще недавно Ли говорил, что лет через двадцать станет премьер-министром США (хотя такого поста в Америке просто не существует). Неожиданно, прервав рыдания, Ли спросил, хочет ли Марина, чтобы он вернулся в СССР вместе с ней. Марина (на пятом месяце беременности) была рада, что муж раздумал отправлять ее на родину одну. Она расчувствовалась, и Ли мигом уговорил ее написать ответное письмо в советское посольство с разъяснением мотивов, побудивших ее ходатайствовать о возвращении домой. Ли инструктировал жену: поменьше фактов и побольше слез. Марина сообщала в посольство, что скучает по родине, а муж не имеет постоянной работы. Прибыть лично в Вашингтон она не может, так как у семьи нет денег даже на оплату медицинских расходов. Освальд внимательно прочитал письмо и попросил добавить просьбу, чтобы посольство оплатило все расходы по переезду в СССР. Марина от себя ходатайствовала о разрешении ей поселиться в Ленинграде, где она быстрее смогла бы найти работу. Ли забрал письмо, но перед отправкой добавил к нему свое, написанное на отдельном листе и по-английски (чтобы Марина не смогла, обнаружив его, что-либо понять). «Уважаемые господа! Пожалуйста, выдайте быстрее (слово «быстрее» в письме выделено) въездную визу советской гражданке Марине Н. Освальд. Она родит ребенка в октябре, соответственно вы должны выдать въездную визу и урегулировать все вопросы ее переезда до этого. Что касается моей въездной визы, пожалуйста, рассматривайте ее отдельно (слово «отдельно» в письме было выделено).Получается, что Освальд в СССР особо не рвался, а просто хотел как можно быстрее отправить туда беременную жену. Тем самым он лишал спецслужбы США возможности оказывать на него какое-либо давление. 1 июля 1963 года Ли навестил новоорлеанскую библиотеку, где взял только одну книгу — «Портрет президента» Уильяма Манчестера, одну из лучших биографий Джона Кеннеди того времени. 19 июля 1963 года Освальда уволили из кофейной компании за неэффективность и отсутствие интереса к работе. Еще бы! Почти все рабочее время Освальд проводил в соседнем гараже, владелец которого Адриан Альба после убийства Кеннеди был не особенно разговорчив. Он сказал лишь, что Освальд, как и он сам, интересовался оружием, читал у него в гараже журналы на эту тему и уговаривал его заказать для него винтовку по дешевке (Альба был членом по сей день влиятельной в США организации Национальной ассоциации стрелков; члены ассоциации имели скидки при покупке огнестрельного оружия). Позднее Альба, однако, сказал такое, что серьезно подрывало версию об «одиночке» Освальде. У гаража Альбы был контракт с правоохранительными органами, согласно которому он должен был давать напрокат машины приезжавшим в Новый Орлеан сотрудникам. Как-то раз Альба дал «человеку из Вашингтона» (тот предъявил удостоверение ФБР) зеленый «студебекер», а впоследствии видел, как его хозяин подъехал к зданию кофейной компании. Оттуда вышел Освальд, и «человек из Вашингтона» передал ему какой-то пакет. Скорее всего, там были деньги. Ведь после увольнения Освальд впервые в жизни даже не пытался найти работу. На пособие по безработице штата Луизиана у него не было права (надо было прожить в штате более длительный срок). Получалось, что Освальд существовал после 19 июля только на мизерное пособие по безработице из Техаса (33 доллара в неделю). На кого же в Вашингтоне работал Освальд? Здесь может быть несколько версий. Если согласиться с тем, что, еще заказывая винтовку и пистолет по почте в Далласе, Освальд действовал по поручению Службы министерства финансов США по борьбе с незаконным оборотом алкоголя, табака и оружия (английская аббревиатура ATF), то возможно, что эта же служба поручила ему присмотреть за Банистером и его контактами среди кубинской эмиграции. Как уже упоминалось, Банистер активно снабжал эмигрантов оружием и боеприпасами. Кстати, Секретная служба США, охранявшая президента, в силу исторических традиций также подчинялась министерству финансов. Возможно, Освальд работал на ЦРУ или даже на вашингтонскую штаб-квартиру ФБР. В столице уже всерьез опасались созданного антикубинского монстра из мафии, антикастровских эмигрантов и правых экстремистов. Из Чикаго, Калифорнии и Флориды поступали сведения об угрозах убить Кеннеди за сотрудничество с советскими и кубинскими коммунистами. Местные офисы Секретной службы во Флориде (центр кубинской эмиграции) и Чикаго (центр американской мафии) не рекомендовали президенту там появляться. Тревога за жизнь Кеннеди усилилась после 10 июня 1963 года, когда президент произнес программную речь в Американском университете. В ней он призвал к преодолению конфронтации с СССР и признал фактически право народов самим выбирать себе политический строй. На фоне всех этих событий ЦРУ по указанию из Белого дома прекратило финансирование Кубинского революционного совета, а ФБР приказали активнее пресекать незаконную торговлю оружием среди кубинской эмиграции. А по некоторым данным, ФБР и вовсе не «теряло» Освальда в Новом Орлеане. Хозяйка квартиры Освальдов Нина Гарнер потом рассказывала, что ФБР в лице агента Милтона Каака интересовалось Освальдом недели через три после появления того на Мэгэзин-стрит (то есть в начале июня 1963 года). Она же помнит, как агенты ФБР часто «пасли» Освальда из припаркованной неподалеку от его квартиры машины. Кстати, бывший агент Каак упорно отказывался от всех интервью на эту тему, подчас в истеричной форме. Владелец одного из новоорлеанских баров Орест Пенья говорил, что несколько раз видел Освальда в компании агента ФБР Уоррена Дебрюйса, которому он сам поставлял информацию. Кстати, Пенья припомнил, что в его баре Освальд бывал в компании какого-то загадочного мексиканца. У автора, так же как и у генерального прокурора Техаса в 1963 году, нет никаких сомнений, что Освальд был платным сотрудником или осведомителем ФБР. После покушения на Кеннеди это признал и один из сотрудников ФБР Уильям Уолтер, но комиссия Уоррена оставила это обстоятельство без комментариев. Похоже, что в конце июля 1963 года Освальд перешел к активным действиям. Как раз в то время Феррье показал старому другу Освальду тренировочный лагерь кубинских эмигрантов под Новым Орлеаном, который финансировался никарагуанским диктатором Сомосой. Одним из главных военных инструкторов там был Патрик Хемминг, бывший морской пехотинец, который, как мы помним, в отличие от Освальда смог попасть на Кубу еще в 1959 году. Вскоре после этого на лагерь неожиданно произвели облаву агенты ФБР и он был закрыт. Это был явный успех Освальда, причем он как нельзя лучше соответствовал его политическим убеждениям. Ли готовился к проникновению непосредственно в ряды противников Кастро и рассчитывал здесь на помощь Банистера, который, по всей видимости, не догадывался о двойной игре своего «агента». Еще 6 июля сын тети Лилиан и двоюродный брат Освальда Юджин пригласил Ли выступить в иезуитском колледже, где он учился. Преодолев свое предубеждение против религии, Ли согласился, и 27 июля дядя «Датц» отвез его вместе с Лилиан и Мариной в Спринг Хиллколледж в городе Мобайл. Лилиан переживала за племянника, но тот спокойно сказал, что выступает чуть не каждый день. И действительно, очевидцы этого события вспоминали, что Освальд держался спокойно и уверенно, и у всех сложилось впечатление, что он как минимум окончил университет. Один из священников-преподавателей (а все они как истые католики придерживались очень консервативных взглядов) вспоминал, что Освальд не производил впечатления революционера или человека, склонного к политическому насилию. Позволим себе воспроизвести часть дискуссий того дня (в изложении ФБР после убийства Кеннеди), так как это поможет нам лучше понять внутренний мир нашего героя на пороге его вступления в публичную политику Нового Орлеана. Вопрос. Что вас больше всего поразило в России? Что вам особенно там понравилось? Ответ. Забота, которую государство проявляет о каждом. Если кто-то заболеет, то независимо от его статуса и от того, насколько он беден, государство позаботится о нем. Вопрос. Что вас больше всего впечатляет в Соединенных Штатах? Ответ. Материальное благосостояние. В России очень тяжело купить даже костюм или пару туфель, и даже если вы их достанете, они очень дорогие. Вопрос. Что русский народ думает о Хрущеве? Он нравится больше, чем Сталин? Ответ. Хрущев им нравится намного больше. Он трудящийся человек, крестьянин. Вот, например, что он делает: однажды во время трансляции партийного мероприятия по радио он выпил лишнего и стал ругаться. Вот что он делает. Вопрос. Почему вы вернулись в Соединенные Штаты? (вопрос был задан несколько по-иному, но смысл именно такой). Ответ. Когда я увидел дефицит в России, я захотел вернуться назад в США, где жизнь в материальном смысле лучше. Я по-прежнему верю в советские идеалы и являюсь марксистом, но мне не понравилось отсутствие товаров в России. В то же время русские смогли восстановить народное хозяйство после войны и создать тяжелую промышленность. Если бы негры в США знали, как хорошо в России, они бы туда уехали. Освальд как опытный политический оратор весьма осторожно говорил в этой аудитории о религии и заметил, что сексуальная мораль в России лучше, чем в США. А в это время Марину (которой как женщине нельзя было присутствовать на дискуссии) водили по студенческому городку. Она призналась, что очень скучает, так как супруг целыми днями не бывает дома. Чем же занимался безработный Освальд? Между делом он все еще пытался добиться правды от министерства ВМС. Один из новоорлеанских адвокатов Дин Эндрюс вспомнил, что Освальд приходил к нему в офис два раза в сопровождении некого коренастого мексиканца (этого «мексиканца» в июле видели с Освальдом в разных местах; до сих пор неизвестно, кто это был). Он хотел судиться с Корпусом морской пехоты, но, узнав, что это стоит денег, раздумал. Кстати, Освальда порекомендовал Эндрюсу молодой гомосексуалист Клэй Бертран, так что наверняка это был контакт Феррье. 1 августа 1963 года Освальд написал национальному директору FPCC Винсенту Ли более чем странное письмо. «Уважаемый господин Ли! По поводу моих усилий открыть региональное отделение FPCC в Новом Орлеане. Я снял офис, как и планировал, но меня быстренько закрыли три дня спустя по непонятным причинам со стороны владельца, они говорили что-то о перепланировке и так далее; уверен, что вы понимаете. После этого я работал на основе почтового ящика и, используя уличные демонстрации и распространительскую деятельность, смог достичь большого интереса, но не смог привлечь никаких новых членов. Усилиями некоторых кубинских эмигрантов “гусанос” уличная демонстрация была атакована, и нас официально оштрафовала полиция. Этот инцидент лишил меня всяческой поддержки, оставив меня одного. Тем не менее тысячи листовок были распространены. А также много, много памфлетов, которые вы предоставили. Нам также удалось провести пикетирование флота, и я был поражен количеством офицеров, которые заинтересовались нашей литературой. Я продолжаю получать через свой почтовый ящик запросы и вопросы, на которые я намерен продолжать отвечать по мере своих возможностей.С благодарностью Ли X. Освальд (муж Марины Николаевны)».
Самое интересное в этом отправленном 4 августа письме то, что инцидента с кубинскими эмигрантами у Освальда вовсе не было, но, как мы убедимся, он произойдет ровно через 5 дней после отправки письма. 24 августа 1962 года экстремистская организация кубинских эмигрантов Кубинский студенческий директорат произвела обстрел Гаваны. Через несколько дней представителя директората в Новом Орлеане Карлоса Брингуэра посетил уже знакомый нам сотрудник новоорлеанского ФБР Уоррен Дебрюйс. Его интересовали сведения о директорате в Новом Орлеане. Брингуэр отпирался, говоря, что только он один в городе представляет директорат. Тогда Дебрюйс пригрозил, что ФБР внедрится в эту организацию и выяснит, чем она занимается. Тот же Дебрюйс активно прессовал владельца бара «Хабана» Ореста Пенью. Тот даже пришел в ФБР и попросил, чтобы его курировал другой сотрудник. После этого Дебрюйс пригрозил Пенье, что ФБР создаст ему большие проблемы. Кстати, после покушения на Кеннеди, по утверждениям Пеньи, Дебрюйс угрожал ему физической расправой, если тот расскажет о контактах ФБР с Освальдом. Учитывая все эти факты, неудивительно, что 5 августа 1963 года в лавку одежды, которую помимо своей основной антикастровской деятельности содержал Карлос Брингуэр, зашел молодой человек с короткой военной стрижкой. Это был Ли Харви Освальд, которого к Брингуэру, видимо, подослал Дебрюйс. Брингуэр как раз беседовал с двумя молодыми американцами, которые стремились участвовать в вооруженной борьбе против Кастро. Брингуэр был настороже, так как друзья предупредили его о возможных попытках ФБР скомпрометировать его организацию. Поэтому он сказал молодым людям, что студенческий директорат занимается только легальной политической деятельностью. Но тут в разговор вмешался Освальд, сказав, что служил в морской пехоте и готов тренировать кубинских эмигрантов. Брингуэр сразу заподозрил неладное, так как буквально несколько дней назад ФБР, как мы упоминали, накрыло тренировочный лагерь кубинской эмиграции под Новым Орлеаном, а Брингуэр как раз переправлял людей оттуда во Флориду. А Освальд между тем рассказывал молодым американцам, как самому сделать порох в домашних условиях и как произвести крушение поезда с помощью замкнутой вокруг рельса обычной железной цепи. Брингуэр, уже заподозривший в Освальде агента ФБР, повторял, что директорат занимается только политической деятельностью. Тогда Освальд предложил сделать денежное пожертвование. Это был хитрый ход, так как директорат еще не получил разрешения властей Нового Орлеана на сбор пожертвований, и если бы Брингуэр принял от Освальда деньги, организацию могли бы закрыть за нарушение закона. Но Брингуэр и здесь не подставился и предложил странному посетителю направить деньги на почтовый ящик штаб-квартиры директората в Майами (там разрешение на принятие пожертвований уже было получено). Тем не менее на следующий день Освальд опять пришел в магазин и оставил для отсутствовавшего Брингуэра свой справочник морского пехотинца, на котором была написана его фамилия. Вскоре после этой неудачной для Освальда попытки внедрения в среду кубинских эмигрантов Орест Пенья видел Ли вдвоем с Дебрюйсом. И дальше как раз события стали развиваться по сценарию, который Ли Харви Освальд изобразил в своем письме Винсенту Ли еще за неделю до этого. 9 августа 1963 года в магазин Брингуэра ворвался его знакомый и сообщил, что какой-то парень стоит в центре города на Канал-стрит с плакатом «Вива Фидель!» и раздает листовки. Для Нового Орлеана это было событием невероятным, и Брингуэр немедленно поспешил взглянуть на кастровского сторонника собственными глазами. Но на Канал-стрит никого не оказалось. Брингуэр вернулся в магазин, и вскоре ему сообщили, что таинственный противник появился вновь. И опять Брингуэр побежал на Канал-стрит. Каково же было его удивление, когда он узнал в раздающем листовки человеке своего недавнего посетителя! Была пятница, около трех часов дня, и вокруг Освальда толпились прохожие. Брингуэр стал взволнованно кричать, что этот человек двойной агент, пытавшийся внедриться в кубинскую эмиграцию. Настроение собравшихся изменилось явно не в пользу Освальда. Раздались крики: «Предатель!», «Катись на Кубу!», «Убейте его!» Появился полицейский, предложивший Брингуэру идти своей дорогой и не мешать Освальду распространять листовки. Но Брингуэр рассказал блюстителю порядка историю появления Освальда у него в магазине и тот ушел, видимо, чтобы проконсультироваться с начальством. В это время один из кубинских эмигрантов выхватил у Освальда пачку листовок и бросил ее в воздух. Брингуэр снял очки, готовясь к драке. Освальд же был абсолютно спокоен: он только скрестил перед собой руки и с улыбкой произнес: «О’кэй, Карлос, если ты хочешь ударить меня, то бей», то есть Освальд опять хотел спровоцировать Брингуэра на противоправные действия. Последний вовремя удержался, и тут как раз появились две полицейские машины, которые отвезли всех участников инцидента в участок. Освальд блестяще осуществил на практике сценарий, о котором как о свершившимся факте написал Винсенту Ли за неделю до этого. В полиции кубинских эмигрантов быстро отпустили, так как до суда залог внес за них уже известный нам Орест Пенья. Освальд позвонил тете Лилиан, чтобы залог внесли и за него, но когда его двоюродная сестра Джойс появилась в полиции, там ей отсоветовали вступаться за сторонника Кастро. Между тем Освальда допросил лейтенант полиции Фрэнсис Мартелло из подразделения разведки (это подразделение занималось изучением преступной среды, включая внедрение в нее своих агентов). Освальд с удовольствием рассказывал о своих политических взглядах. В частности, он, представившись социалистом (но никак не коммунистом), резко критиковал СССР, где такие же «жирные, вонючие политиканы», как и в США. Когда Мартелло прямо спросил Освальда, кому бы он принес присягу на верность — СССР или США, тот уклончиво ответил, что «положил бы ее к ногам демократии». Освальд рассказал, что стал марксистом, прочитав «Капитал» (как рассказывал потом Мартелло комиссии Уоррена, он, Мартелло, знал, что «эта книга полностью осуждает американский способ правления»), что Маркс социалист, а не коммунист. При этом Мартелло все-таки вынес из беседы впечатление, что для Освальда Россия была меньшим злом, чем США. Удивительно, но сотрудник полиции в общем-то провинциального Нового Орлеана спросил арестованного, как тот относится к президенту Кеннеди и Никите Хрущеву! Освальд ответил, что они очень хорошо ладят друг с другом. Странное заявление для будущего убийцы президента. По итогам допросов Освальда у полицейских сложилось твердое убеждение, что того кто-то использовал, и весь скандал был тщательно спланирован. Еще более странным было то, что произошло дальше. Освальд попросил о встрече с кем-либо из ФБР, чтобы «предоставить информацию о деятельности Комитета за справедливую политику в отношении Кубы в Новом Орлеане». Несмотря на субботний день 10 августа (Освальду в отличие от Брингуэра пришлось заночевать в тюрьме; из-за отсутствия матраса он снял с себя всю одежду, на которой и почивал), в участке с ним встретился сотрудник новоорлеанского офиса ФБР Квигли. После покушения на Кеннеди Квигли показал комиссии Уоррена, что ничего не знал об Освальде до встречи с последним. Это было явной ложью, так как еще в 1961 году по заданию руководства Квигли знакомился с делом «перебежчика» Ли Харви Освальда в новоорлеанском отделении военно-морской разведки. Беседа Квигли не удовлетворила, так как Освальд не рассказал ничего существенного. Например, Квигли спросил Освальда, где живет президент новоорлеанской организации комитета Хиделл. Освальд ответил, что связывался с тем по телефону. Когда же Квигли поинтересовался номером, Освальд ответил, что он больше не существует. «Как вы связывались с другими членами организации?» — «Я не хочу обсуждать это». И так далее. Трудно отделаться от впечатления, что Освальд просто давал понять своим контактам в ФБР, что он в тюрьме и его надо оттуда вытаскивать (Квигли, вероятно, не был в курсе контактов Дебрюйса с Освальдом). Ли боялся, что новоорлеанская полиция может подсадить «политического» к уголовниками и те изнасилуют или покалечат сторонника Кастро. Кстати, примерно так же он будет вести себя после ареста 22 ноября 1963 года. В любом случае за судьбой Освальда в городе следили. Тетя Лилиан позвонила другу мужа Эмилю Бруно, который тоже подвизался на ниве профессионального бокса и был связан с мафией. Тот, оказывается, уже был в курсе событий и внес за Освальда залог. В субботу 10 августа грязный и небритый, но счастливый Освальд героем пришел домой. Марина отнюдь не удивилась, что муж попал в полицию. Она была относительно спокойна, так как в пятницу ночью (Ли без всяких объяснений не пришел домой) она первым делом проверила, на месте ли винтовка. Оружие спокойно пылилось в шкафу. А значит, Ли не мог совершить никакого серьезного преступления. 12 августа 1963 года во втором муниципальном суде Нового Орлеана проходило слушание дела о нарушении общественного порядка. Брингуэр был взбешен, когда совершенно спокойный Освальд уселся в зале суда на скамью, предназначенную для «цветных» (в городе вовсю процветала расовая сегрегация). Это была очень тонкая пропагандистская акция, завоевавшая Освальду признание негритянской публики. Тем не менее неожиданности не произошло. Белый судья приговорил Освальда за нарушение общественного порядка (хотя скандал на улице затеяли Брингуэр и его друзья) к штрафу в 10 долларов, который можно былозаменить кратким пребыванием в тюрьме. Освальд сразу же заплатил штраф и был отпущен на все четыре стороны. Последующие события показали, что ФБР разочаровалось в Освальде. Тот был фигурой самостоятельной, и подчас было непонятно, кто кого «ведет». Вместо тихой агентурной работы по внедрению в интересовавшие спецслужбы организации он стал заниматься публичной политикой. Причем в августе Освальд раздавал листовки со своей фамилией и адресом. А Освальд в свою очередь делал все это для того, чтобы попасть на Кубу. Причем в кратчайшие сроки. Видимо, он понял, что хозяева в покое его не оставят. Поэтому Ли стал вести досье своей деятельности в защиту кубинской революции, чтобы с его помощью легко получить визу на Кубу. Ведь он еще очень хорошо помнил, как русские не хотели оставлять его в стране, так как ничего о нем не знали. Освальд внимательно читал новоорлеанские газеты и журнал «Тайм». А там часто появлялись статьи о том, как американцы могут спокойно попасть на Кубу, получив туристическую визу в кубинском посольстве в Мексике. Однако с каждым днем процедуры все усложнялись. Если раньше мексиканские власти не делали в паспортах американцев никаких отметок о поездке на Кубу, то летом 1963 года под давлением северного соседа они стали ставить в паспорта штамп «отбыл на Кубу». В случае возвращения в США эта отметка грозила американским гражданам тюремным заключением. ФБР между тем вернулось к первоначальному плану использования Ли Харви Освальда. Опять «втемную» его готовили для окончательной компрометации FPCC. И новая «публичная» тактика Освальда была здесь ФБР явно на руку. 16 августа Ли попросил Марину погладить его любимую белую рубашку. До этого он обзвонил несколько местных теле- и радиокомпаний, заявив, что Комитет за справедливую политику в отношении Кубы будет проводить публичную акцию. Переодевшись, Освальд зашел на биржу труда и за два доллара нанял двух молодых людей раздавать вместе с ним листовки (личность одного из этих помощников до сих пор не установлена). Освальд предупредил, что вся акция будет продолжаться не более двадцати минут (на самом деле она заняла еще меньше времени). На этот раз Освальд раздавал листовки в поддержку Кубы в деловом центре Нового Орлеана у здания «Трэйд март». Возможный скандал, который, правда, на этот раз не состоялся, привлек местную телекомпанию, и впервые в жизни Освальд попал на телевидение — сюжет о его акции был показан в новостях. На следующий день в 8 часов утра к Освальду домой зашел корреспондент местной радиостанции WDSU Уильям Стаки, который вел на радио специальную программу, посвященную Латинской Америке. Столь ранний визит объяснялся тем, что Стаки боялся не застать позднее Освальда дома (он предполагал, что сторонник кубинской революции где-то работает). Репортер был потрясен внешним видом и манерами общения революционера. Он ожидал увидеть нечесаного и немытого, небрежно одетого субъекта, типичного левого маргинала. Но дверь открыл аккуратный молодой человек, который с сожалением сказал, что не может пригласить Стаки в квартиру на кофе, так как его жена и дочь еще спят. Стаки, как и Квигли, пытался выяснить, кто еще входит в новоорлеанскую организацию комитета. Но Освальд только сказал, что у него 12 или 13 соратников. Стаки не переставал удивляться спокойной и интеллигентной манере Освальда. Парень явно не подходил на роль радикала. Как потом вспоминал Стаки, комитет был не той организацией, членом которой он мог бы представить Освальда. Стаки пригласил Освальда в этот же день записать интервью для радио, и Освальд с удовольствием согласился. Получилась 37-минутная пленка, которая просто поражает глубиной и четкостью политических взглядов 23-летнего человека, не имевшего даже законченного среднего образования. Судите сами (далее следует перевод части интервью). «Стаки. Мистер Освальд, среди журналистов в этой стране много тех, кто не отделяет Комитет за справедливую политику в отношении Кубы от американской коммунистической партии. Что вы думаете на сей счет и не являетесь ли вы членом американской коммунистической партии? Освальд. Ну, знаете, в отношении Комитета за справедливую политику в отношении Кубы с его штаб-квартирой на 799 Бродвей, Нью-Йорк (Освальд дал аудитории точный адрес организации, чтобы туда могли обращаться, — умный пропагандистский ход. — Авт.) было проведено расследование подкомитета сената, который занимается подобными делами. Они изучили нашу организацию под углом зрения налогов, подрывной деятельности, и вообще, где, как и почему мы существуем. Они не нашли ничего, что могло бы связать нас с коммунистической партией США. Что касается вашего вопроса, коммунист ли я, я сказал, что не являюсь членом какой-либо иной организации. Стаки. Верит ли ваша группа в то, что режим Кастро не является всего лишь прикрытием советской колонии в Западном полушарии? Освальд. Кастро — независимый лидер независимой страны. У него есть связи с Советским Союзом. Но это не означает, что он зависит от России. Он ведет торговлю со многими государствами, включая Великобританию, в определенной степени Францию и рядом стран Западного полушария. Он даже торгует со многими независимыми государствами Африки. Поэтому вы не можете сказать, что он русская марионетка… Я думаю, что это очень наглядно проявилось во время октябрьского кризиса (имеется в виду Карибский кризис 1962 года. — Авт.), когда Кастро очень твердо сказал, что, несмотря на то, что премьер Хрущев настаивал на односторонних инспекциях ракетных баз на Кубе (имеются в виду американские инспекции. — Авт.), он, Кастро, отказался (такие подробности мог знать только человек, очень внимательно следивший за политическими событиями. — Авт.)… Стаки. Вы считаете режим Кастро коммунистическим? Освальд. Они сказали… что являются марксистской страной. С другой стороны, так же себя называет Гана и многие другие страны в Африке. Каждая страна, которая вырывается из феодализма, как Куба, обычно экспериментирует с социализмом, марксизмом. Поэтому, например, Великобритания национализировала медицину. Вы не можете утверждать, что Кастро в настоящее время является коммунистом, так как он пока не развил свою страну, свою систему до этой стадии. У него пока и не было шанса стать коммунистом. Он экспериментатор, человек, который пытается найти лучший путь для своей страны. Если он выберет социалистический, марксистский или коммунистический порядок, то только народ Кубы может судить об этом. У нас нет права судить об этом… Стаки. Мистер Освальд, будете ли вы думать по-другому, если деятельность местного отделения Комитета за справедливую политику в отношении Кубы будет приносить пользу коммунистической партии или целям мирового коммунизма? Освальд. Вы, наверное, считаете этот вопрос каверзным. Но я все же попытаюсь на него ответить. Моим личным идеалам не отвечает поддержка коммунизма. Поддержка идей международного коммунизма не отвечает идеалам Комитета за справедливую политику в отношении Кубы. Нас эта проблема не занимает. Мы занимаемся Кубой. Мы ни при каких обстоятельствах не верим в то, что отстаивая наши идеи в отношении Кубы, наши прокастровские идеалы, мы не являемся приверженцами демократии. Как раз наоборот…» Стаки в присутствии Освальда сократил пленку до четырех с половиной минут и пообещал, что ее прокрутят сегодня же. Довольный Освальд ушел домой, а Стаки показал интервью главному редактору. Оба сошлись во мнении, что Освальд талантливый пропагандист, и именно поэтому главный редактор отказался давать материал в эфир. Он предложил Стаки устроить в прямом эфире дискуссию Освальда с местными антикоммунистами и кубинскими эмигрантами. На Освальда началась настоящая охота. Стаки предоставил пленку с полным интервью Освальда в распоряжение ФБР. Там ее скопировали, а потом соединили Стаки по телефону то ли с главой новоорлеанского офиса ФБР, то ли с его заместителем (Стаки не запомнил фамилию, что странно для журналиста). Тот прямо по телефону зачитал Стаки выдержки из досье Освальда, включая пребывание последнего в СССР и его попытки отказаться от американского гражданства. Факт сам по себе просто беспрецедентный, тем более что ФБР якобы только что обнаружило Освальда в Новом Орлеане. ФБР же порекомендовало Стаки привлечь в качестве участника дискуссии ведущего местного антикоммуниста Эдварда Батлера, возглавлявшего Информационный совет Америки. Эта организация, тесно связанная и финансируемая спецслужбами, поставляла антикоммунистические передачи для средств массовой информации Латинской Америки. Батлер связался с кем-то в Вашингтоне (комиссию Уоррена не заинтересовало, с кем) и получил подробные материалы на Освальда, включая вырезки из газет 1959 года о «побеге» бывшего морского пехотинца в СССР. Третьим участником дискуссии был, естественно, Карлос Брингуэр, который тоже принял живейшее участие в облаве на своего противника. Он подослал к Освальду домой молодого кубинца, который представился сторонником Кастро и проговорил с Освальдом целый час. Интересно, Освальд потом сказал Марине, что человек был подослан либо кубинскими эмигрантами, либо ФБР. Тем не менее Освальд рассказал ему массу подробностей из своей жизни. Итак, капкан был поставлен и захлопнулся он 21 августа 1963 года. Освальд появился на радио, несмотря на жуткую новоорлеанскую жару, в теплом сером фланелевом костюме советского производства (другого у него просто не было, в Америке он на собственный костюм заработать не смог). Затем появились Батлер и Брингуэр. В руках у них были толстые папки с документами (Освальд пришел с одним блокнотом). Брингуэр попытался принудить противника к капитуляции, сказав, что не имеет ничего против него лично, а лишь не согласен с его политическими взглядами. Но Освальд держался крайне уверенно. Его не смутил даже его собственный справочник морского пехотинца, который Брингуэр принес с собой. Он усмехнулся и произнес: «Послушай, Карлос, не пытайся использовать в наступательном плане этот справочник. Он уже устарел, и ты потерпишь фиаско». Однако фиаско потерпел сам Освальд. Как только гости были представлены радиослушателям, слово взял Стаки, который мастерски разыгрывал обманутого «перебежчиком» Освальдом доверчивого журналиста. «Стаки… Мистер Батлер обратил мое внимание на некоторые вырезки из газет, где говорится, что мистер Освальд хотел отказаться от своего американского гражданства в 1959 году и стать советским гражданином. Есть и другая вырезка, датированная 1962 годом, говорящая, что мистер Освальд вернулся из Советского Союза со своей женой и дочерью, прожив там три года. Мистер Освальд, это правда? «Вашингтон ивнинг стар» от 31 октября 1959 года на первой странице сообщила, что бывший морской пехотинец Ли Харви Освальд, проживавший по 4936 Коннэли-стрит, Форт-Уорт, Техас, сдал свой паспорт в американское посольство в Москве и подал ходатайство о принятии советского гражданства. Мне кажется, что если вы сдали паспорт в посольство, то тем самым вы отказались от своего гражданства. Освальд был уничтожен. Разоблачен в прямом эфире как предатель. Его региональная организация FPCC была разгромлена. Стаки пригласил Освальда после прямого эфира на пиво в ближайший бар. Освальд рассказывал своему недавнему оппоненту, как он пришел к марксизму. А именно через «Капитал» Маркса, а не под влиянием своих родственников, как думал Стаки («они типичные новоорлеанцы»). Репортер еще раз убедился, что Освальд считает себя интеллектуалом и думает, что живет в мире существ, гораздо ниже его по интеллектуальному уровню. В целом у журналиста сложилось впечатление, что Освальд даже испытывает некоторое облегчение после провальной для него дискуссии. На него тяжелым грузом давила необходимость скрывать свое пребывание в СССР. Его мучил страх разоблачения. Теперь скрывать было уже нечего. Домой в тот день Освальд вернулся подавленным. Он никак не ожидал от своих противников столь кропотливой работы по выявлению подробностей его биографии. На комитете можно было ставить крест. Но что же делать дальше? 28 августа 1963 года Освальд, которого муж Рут Пэйн уверенно называл троцкистом, пишет письмо руководителям компартии США. «Уважаемые товарищи! Пожалуйста, дайте мне совет по проблемам персональной тактики. В 1959 году в Москве я легально пытался выйти из гражданства Соединенных Штатов в пользу советского гражданства. Однако я не довел соответствующие формальности до конца. Вернувшись в США в 1962 году и бросившись в борьбу за прогресс и свободу в Соединенных Штатах, я хотел бы знать, стоит ли мне, по вашему мнению, продолжать борьбу, отягощенную моей прошлой биографией. Могу ли я по-прежнему в этих условиях бороться с реакционными силами в открытую или мне надо постоянно находиться в тени и в подполье? Наши оппоненты могут использовать тот факт, что я жил в СССР, против любого дела, к которому я присоединюсь, они могут сказать, что организация, членом которой я являюсь, контролируется русскими и так далее. Я уверен, вы меня понимаете. Конечно, я могу открыто заявить (если подвергнусь давлению по этому вопросу), что я хотел выйти из американского гражданства в качестве личного протеста против политики правительства США по поддержке диктаторских режимов. Что, по-вашему, мне надо делать? Какая тактика в целом является лучшей? Надо ли мне полностью отказаться от любой прогрессивной деятельности? Здесь в Новом Орлеане я являюсь секретарем местного отделения Комитета за справедливую политику в отношении Кубы. То есть занимаю позицию, которую я, честно говоря, использовал для продвижения коммунистических идеалов. Во время шоу на местном радио я был атакован представителями кубинских эмигрантских организаций за то, что я жил в Советском Союзе. Я чувствую, что скомпрометировал FPCC, поэтому, как вы видите, мне нужен совет известных и опытных борцов за прогресс. Пожалуйста, посоветуйте.С благодарностью Ли X. Освальд».
Трудно отделаться от впечатления, что Освальд, который постоянно негативно отзывался о компартии США, пытался этим письмом скомпрометировать коммунистов, так же как он, по своим же собственным словам, скомпрометировал FPCC. Отсюда подозрительное упоминание о готовности действовать в подполье. А также утверждение о том, что Освальд рекламировал коммунистические идеалы (именно от этого, как мы помним, он публично открещивался и именно это пытались доказать его политические противники). К тому же Освальд был явно не тем человеком, которому нужны были чьи-то советы (вспомним, как он отнесся к советам Винсента Ли). К чести руководства компартии США, оно не попалось на удочку. 19 сентября Освальд получил ответ от Арнольда Джонсона, который курировал в руководстве компартии вопросы политической агитации и пропаганды. «Уважаемый господин Освальд (Джонсон избегал употребления партийного приветствия «товарищ» в переписке с незнакомым человеком. — Авт.). …В то время как факт вашего проживания в Советском Союзе может быть использован некоторыми людьми, я думаю, что вы должны признать, что как американский гражданин, который сейчас находится в стране, вы имеете право участвовать в тех организациях, в которых хотите, включая, возможно, и FPCC, который носит очень широкий характер. Часто для некоторых людей лучше оставаться на заднем плане, но не в подполье. Я думаю, что сейчас этот вопрос носит довольно академический характер, и мы можем обсудить его позже. Искренне ваш (слово «братский», принятое в компартии, Джонсон употреблять не стал. — Авт.).С братским приветом ваш Ли X. Освальд».
Как мы видим, Джонсон тонко обезвредил оба потенциально опасных для коммунистической партии пассажа из письма Освальда. Во-первых, он не рекомендовал Освальду уходить в подполье (ФБР и так сбилось с ног, разыскивая доказательства нелегальной деятельности коммунистов в США). Во-вторых, Джонсон отметил, что FPCC является «широкой», а не коммунистической организацией. Освальд очень гордился ответом Джонсона и даже показал его Марине как доказательство собственной важности в политической жизни страны. Но на самом деле выстрел был явно вхолостую. Как и другой, который Освальд произвел примерно в это же время. Точнее говоря, это был дуплет. Ли написал в редакции «Милитэнт» и «Уоркер», что в ближайшем будущем собирается переехать с семьей на северо-восток США (там располагались обе газеты и вообще штаб-квартиры всех левых партий Америки) и просит указать ему партийные ячейки, с которыми он мог бы вступить в контакт. Ответа на эти письма Ли Харви Освальд не получил. Здесь возможны две версии. Весьма вероятно, что Освальд, готовясь к переезду на Кубу, просто дурил голову ФБР, догадываясь, что все письма в «Уоркер» и «Милитэнт» становятся известными ФБР (в этом предположении он был абсолютно прав). Либо, если его готовила к заброске на Кубу другая организация (по всей видимости, ЦРУ, в пользу чего есть некоторые данные), он создавал себе запас времени: ведь после его исчезновения ФБР бросится искать его в районе Нью-Йорка, Бостона или Филадельфии. В любом случае после провала на радио все мысли Освальда заняты предстоящей поездкой на Кубу. Он окончательно сформировывает досье своей политической деятельности, способной произвести впечатление на представителей Кастро. В нем есть рубрики «Уличный агитатор», «Политический оратор», «Русский» (в этой части Освальд прилагает документы, подтверждающие его жительство в СССР и письмо Питера Грегори о владении русским языком), «Марксист» (там Освальд отмечает, что в СССР посещал политические лекции, причем как обязательные, так и добровольные; при этом в своих воспоминаниях о жизни в Советском Союзе Освальд как раз возмущался тем, что рабочих его завода мучили политинформациями). Нашлось место в досье и контактам с Брингуэром. Их Освальд описывал как успешное внедрение в среду кубинской эмиграции и использование полученной таким образом информации для создания эмигрантам трудностей в США. Причем это было не хвастовством, а правдой. После того как Брингуэр отказался принять от него денежное пожертвование, Освальд тем не менее позвонил в прокуратуру Нового Орлеана и сообщил, что Брингуэр нелегально собирает средства. Последнему потом пришлось доказывать властям обратное. В досье содержался и очень подробный раздел о военной службе. Видимо, Освальд рассчитывал на как минимум офицерский пост в кубинской армии. Марина вспоминала, что в конце августа она впервые после Далласа увидела мужа с винтовкой. Сидя на террасе, он целился на улицу. На вопрос жены, что опять стряслось, он только ответил, что Фиделю Кастро нужны защитники. В то время Марина часто слышала, как супруг тренируется с винтовкой «всухую» (то есть передергивая затвор). Казалось бы, здесь все ясно. «Марксист» Освальд, разочаровавшись в советской модели социализма, собрался на Кубу. Однако в целом его досье было подготовлено довольно небрежно. Обычно важные письма и бумаги Освальд, страдавший дисграфией, переписывал по нескольку раз. Например, его письма руководству компартии и Винсенту Ли (а также более ранние письма из Минска в американское посольство) написаны хорошим языком и без ошибок. А вот «досье» просто пестрит орфографическими ошибками. А ведь времени у Освальда на его подготовку было достаточно (досье состояло из 10 страниц). Но самым интересным является то, как Освальд рассчитывал попасть на остров Свободы. Как-то раз, к ужасу Марины, муж сообщил ей, что собирается угнать на Кубу американский пассажирский самолет. Причем Освальд активно работал над деталями этой акции. Чтобы не вызывать подозрений, он планировал захватить самолет не международных линий, а местных, где меры безопасности были гораздо менее строгими. В то же время рейс должен быть достаточно дальним, чтобы до Кубы хватило топлива без промежуточной посадки. Освальд принес домой расписание авиарейсов и карту, на которой он скрупулезно прорабатывал различные авиационные маршруты. Марину он посвятил в свои планы по одной причине: она должна была принять непосредственное участие в захвате самолета. По разработанному плану операции сам Освальд с пистолетом располагался в передней части пассажирской кабины и контролировал пилотов. Марина с пистолетом, выкрикивая угрозы на английском языке (Освальд долго, но безуспешно разучивал с женой эти фразы, а потом решил, что, если Марина закричит по-русски, люди испугаются еще больше), должна была контролировать заднюю часть салона. Освальд даже пообещал беременной жене купить ей легкий пистолет. Освальд настолько уверовал в успех, что даже стал активно заниматься гимнастикой, чтобы «подкачаться». В конце концов Марина решительно отказалась во всем этом участвовать, и супруг быстро охладел к авиапиратству. Непонятным во всей этой истории является только сам замысел. Если можно было спокойно попасть на Кубу через Мексику (а мексиканцы выдавали въездные визы гражданам США без всяких проблем при предъявлении паспорта в день обращения), и Освальд был об этом прекрасно информирован, то зачем надо было идти на такой риск? Но если предположить, что его хотели на Кубу забросить и при этом скомпрометировать кубинское руководство, то все становится на свои места. Стоит только представить себе реакцию общественного мнения США, когда «вышколенный» в СССР американский коммунист (к тому же замеченный в активной прокастровской политической пропаганде) вместе с русской женой захватывает самолет с мирными американскими гражданами и сажает его на Кубе. Все это можно было подать как разработанный в Гаване дьявольский план, а заодно и использовать благородную цель спасения ни в чем не повинных американцев для полномасштабного вторжения на остров. Как представляется, отказались от этой затеи по причине ненадежности и самостоятельности Освальда. Тот, как кошка, гулявшая сама по себе, делал лишь то, что сам считал правильным. Освальда можно было незаметно вести или тонко подталкивать, но прямых приказов он ни от кого принимать не любил (именно так сформулировала это Марина). К тому же вся акция могла закончиться морем крови, и, если бы из этого моря показались уши ЦРУ, США ждал бы грандиозный скандал. Вот тогда-то президент Кеннеди уж точно мог бы ликвидировать Центральное разведывательное управление как таковое. Но в ЦРУ, похоже, был разработан еще более дьявольский спектакль с участием Освальда, с помощью которого можно было бы в принципе добиться тех же самых целей, но без риска подставиться. В сентябре 1963 года американо-кубинские отношения обострились как никогда со времен Карибского кризиса. Причем по вине ЦРУ и вопреки желанию президента США. 18 августа кубинские эмигранты опять обстреляли Гавану. Американские газеты довели до читателей реакцию кубинского руководства: рейды организованы и спланированы ЦРУ. Влиятельная и хорошо информированная «Вашингтон пост» сообщала, что администрация Кеннеди будет занимать в отношения военных акций кубинских эмигрантов с территории США нейтральную позицию. На самом деле все было гораздо сложнее, так как в США в то время единой политики в отношении Кубы просто не существовало. В сентябре 1963 года с санкции Белого дома советник американской делегации в ООН Уильям Эттвуд вел секретные консультации с кубинским представителем при ООН с целью нормализации отношений между двумя странами. Эттвуд проинформировал о ходе переговоров Роберта Кеннеди (возглавившего, как мы помним, после фиаско в заливе Свиней специальную группу администрации по Кубе), а также помощника президента по национальной безопасности Банди. Оба рекомендовали Этгвуду продолжать контакты. И в то же самое время, а именно 12 сентября, на заседании упомянутой группы по Кубе Роберт Кеннеди опять говорил об устранении Кастро. Участвовавший в заседании директор ЦРУ, однако, не сказал брату президента, что разведка подошла к убийству Кастро как никогда близко. Еще в 1961 году на ЦРУ вышел один из лидеров кубинской революции министр без портфеля в правительстве Кастро, бывший команданте революционной армии Рудольфе Кубела (в ЦРУ ему присвоили кличку «Эмлэш»), Он сказал, что разочаровался в Фиделе и хотел бы бежать в США. Но ЦРУ уговорило ценного агента остаться. И вот на конспиративной встрече в сентябре 1963 года в Бразилии Кубела вдруг предложил убить Кастро (сам Кубела, позже арестованный, правда, говорил, что это была идея ЦРУ). Он просил винтовку с оптическим прицелом (чтобы не рисковать) и письменную поддержку своего плана со стороны высокопоставленных представителей американского руководства, например Роберта Кеннеди. В ЦРУ сначала заволновались, так как подобное предложение очень уж смахивало на провокацию. Но стремление убить Кастро перевесило, и Кубеле обещали все то, что он просил. По странному стечению обстоятельств (а может, и специально), в тот же день на приеме в бразильском посольстве в Гаване кубинский премьер сделал неожиданно резкое заявление. Поводом послужила очередная бомбежка кубинского города Санта-Клара самолетами без опознавательных знаков 5 сентября. 9 сентября новоорлеанская «Таймс пикэйн» дала материал под заголовком «Кастро осуждает рейды против Кубы и говорит, что американские лидеры подвергают себя опасности, помогая мятежникам». Смысл заявления Кастро газета приводила следующим образом: «Мы готовы бороться с ними (то есть с американцами) и ответить им тем же самым. Лидеры Соединенных Штатов должны сознавать, что если они содействуют террористическим планам ликвидации кубинских лидеров, то и сами они не будут в безопасности». Заявление Кастро было настолько жестким, что некоторые американские газеты даже побоялись его публиковать, чтобы не спровоцировать открытый военный конфликт. Кубинский лидер открыто предупреждал, что ему известно о планах ЦРУ (Кубела, кстати, мог быть и двойным агентом). Один из сотрудников ЦРУ впоследствии под присягой показал, что еще с 1962 года у сотрудников Штаба специальных операций (Special Affairs Staff), которому была поручена операция «Эмлэш», имелись основания подозревать Кубелу в двойной игре. Но для ЦРУ в целом интервью Кастро было более чем желанным. Его можно было подать американской общественности как угрозу кубинского лидера в отношении президента Кеннеди. А это в свою очередь оправдывало покушение на самого Кастро. В ЦРУ созрел план подставить «марксиста» Освальда кубинцам через посольство Кубы в Мексике. Если бы кубинцы пустили Освальда в страну, то тот должен был недели через две вернуться и сыграть роль подставной утки в кубинском покушении на Кеннеди. Если же кубинцы оказались бы умнее и разгадали операцию ЦРУ, то можно было бы организовать доказательства вербовки Освальда непосредственно в кубинском посольстве в Мексике (так и было сделано). В любом случае риск, как думали в ЦРУ, был минимальным: Освальд не числился в штатах ЦРУ, и от него всегда можно было откреститься. К тому же покушение на Кеннеди должно было быть неудачным или вообще раскрытым еще до его осуществления. Почему же и кем конкретно в качестве места вербовки Освальда агентами Кастро было избрано именно посольство Кубы в Мехико? Во-первых, специальный пост ЦРУ фотографировал всех, кто входил или выходил из здания посольства. Во-вторых, все телефонные разговоры посольства прослушивались и записывались. В-третьих, в кресле кабинета посла и почти во всех розетках посольства ЦРУ были установлены микрофоны. В-четвертых, в среду мексиканских коммунистов, связанных с посольством Кубы, был внедрен агент ЦРУ и никарагуанской службы безопасности Альварадо. Он относительно свободно мог посещать посольство. Был у американцев в посольстве Кубы в Мексике и прямой агент — атташе по культуре Луис Альберу. Было и еще одно важное для ЦРУ обстоятельство. Женой главы кубинского торгпредства в Мехико (оно располагалось в том же здании, что и консульский отдел, на втором этаже) была сестра лидера самой воинствующей группировки кубинских эмигрантов в США «Альфа-66» Антонио Вечианы. Сам Вечиана еще до эмиграции с Кубы встретился в 1960 году в Гаване с неким американцем «Морисом Бишопом», с которым впоследствии встречался более 100 раз, в том числе и в США. Сам «Бишоп» служил в ЦРУ и уже после покушения на Кеннеди согласно словесному описанию Вечианы в нем опознали главу управления Западного полушария ЦРУ Дэвида Эттли Филипса (кстати, показания Вечианы дорого ему обошлись: на него было совершено покушение, и он чудом выжил, но после этого уже от интервью неизменно отказывался). В сентябре 1963 года Филипс курировал антикубинские операции ЦРУ на территории Мексики. «Бишоп» вел «Альфу-66». Именно ему, по данным Вечианы, принадлежала идея атаковать советские корабли в кубинских портах в марте 1963 года. «Бишоп» при этом говорил, что президент Кеннеди слишком неопытен для управления страной и настроен на компромисс с русскими. Его «надо припереть» к стенке такими действиями, после которых у него не останется иного выбора, чем прямая военная конфронтация с Кастро. Президент США расценил действия «Альфы-66» против советских судов как провокационные и отдал приказ об аресте лидеров этой организации. И вот в августе — сентябре (точную дату Вечиана не помнит) «Бишоп» срочно вызвал его в Даллас. Там в нарушение всех правил конспирации он застал своего куратора с молодым американцем, которым, в этом Вечиана не сомневается, и был Ли Харви Освальд. Речь шла о том, что Освальд должен был через посольство Кубы в Мексике скомпрометировать Кастро и добыть «доказательства» заговора кубинского руководства с целью убийства президента США. Сестра Вечианы должна была в случае чего свидетельствовать, что Освальд был завербован кубинцами с целью покушения на президента. К тому же для Освальда надо было разработать запасную легенду на тот случай, если его политическое досье не убедило бы кубинцев. И такая легенда была разработана. Марина Освальд после покушения утверждала, что ее муж в Новом Орлеане все время ночевал дома, за исключением одного дня, который он провел в полицейском участке. Если принять это на веру (вообще, во многих случаях свидетельства Марины крайне противоречивы), то Освальд не мог быть в Далласе до 24 сентября 1963 года (в этот день Марина уехала с Рут Пэйн в Техас). С другой стороны, Вечиана на встречу с «Бишопом» летал, и точно так же мог поступить и Освальд. В этом случае он мог бы спокойно обернуться за один день (на автомашине от Нового Орлеана до Далласа было 8 — 9 часов езды, и Освальду пришлось бы захватить часть ночи). В любом случае 17 сентября 1963 года Освальд получил в консульстве Мексики в Новом Орлеане туристскую визу № 24085, действительную для пребывания в Мексике не более чем на 15 суток. Воспользоваться визой Освальд мог в течение 90 дней. Судя по номеру визы, одновременно или перед Освальдом мексиканскую туристическую визу № 24084 получил информатор ЦРУ Уильям Годет. Годет издавал частично финансируемый ЦРУ еженедельник «Лэтин америкэн рипорт» и делился с разведкой информацией. После покушения на Кеннеди ЦРУ утверждало, что прекратило контакт с этим человеком в 1961 году. Однако сам Годет заявлял, что сотрудничал с ЦРУ по крайней мере до 1969 года. Причем он называл себя даже не агентом, а сотрудником управления. После покушения мексиканское правительство обнародовало данные о визах, выданных одновременно с Освальдом, но данные о визе № 24084 отсутствовали. Сам Годет говорил, что летал в Мексику самолетом, но почему-то не смог вспомнить зачем. Зато он вспомнил, что еще до этого видел Освальда на улице неподалеку от своего офиса, когда тот беседовал с Банистером (офисы Годета и Банистера находились практически рядом). Он же подтвердил, что Освальд был в контакте с Феррье. Странная наблюдательность для человека, который утверждал, что ничего не знал об Освальде до 22 ноября 1963 года. По всей видимости, Годет все же присматривал за Освальдом в Мехико. В мексиканском консульстве Освальд вел себя более чем странно. В присутствии других посетителей он спросил, можно ли провозить в Мексику оружие. Вопрос не мог не удивить сотрудницу консульства. При этом, как выяснилось после убийства Кеннеди, ФБР сфотографировало Освальда в мексиканском консульстве. Да, по странному стечению обстоятельств, именно в то время ФБР вновь «нашло» Освальда. 23 августа штаб-квартира бюро в Вашингтоне просит новоорлеанский офис сообщить о деятельности Освальда в городе. 10 сентября знакомый нам специальный агент далласского отделения ФБР Хости посылает доклад по делу Освальда в штаб-квартиру ФБР и коллегам в Новый Орлеан. Данные в этом документе были не очень свежие. В частности, Хости сообщал, что по состоянию на 5 августа Освальд работал в компании «Уильям Рейли» (как мы помним, на самом деле его уволили оттуда 19 июля). Но этот вроде бы рутинный документ оказался первым материалом ФБР об Освальде после 30 августа 1962 года (тогда это был отчет о допросе Освальда предшественником Хости Файном), который попал в досье Освальда в ЦРУ. Причем ЦРУ поместило его 23 сентября 1963 года не в уже существующее дело рубрики 201, в новое досье 100 — 300 — 11. Теперь у ЦРУ было два досье на Освальда. Почему? Новое досье называлось «Комитет за справедливую политику в отношении Кубы». Туда же потом попали и отчеты новоорлеанского отделения ФБР о прокастровской деятельности Освальда в городе летом 1963 года. Доклад Хости оказался в новом досье потому, что содержал информацию о первом, апрельском письме Освальда в FPCC, отосланном еще из Далласа. Дело в том, что 16 сентября 1963 года ЦРУ отправило в ФБР меморандум с предложением попытаться скомпрометировать FPCC не только в США, но и в третьих странах, где деятельность комитета может быть расценена как успешная. В то время комитет был очень активен как раз в Мексике. Как мы увидим, Освальда в мексиканской столице, похоже, использовали и в этом направлении. Итак, к визиту Освальда в кубинское посольство почти все было готово. Вот только в отличие от точки зрения своих хозяев из ЦРУ сам Освальд с Кубы возвращаться не собирался. Напротив, он, скорее всего, хотел разоблачить перед кубинским руководством планы ЦРУ по компрометации Кастро и тем самым заслужить блестящую репутацию в Гаване. Но перед отъездом из Нового Орлеана Освальд провел еще одну странную операцию, которая впоследствии стала предметом живейших споров между различными исследователями. В то время группы либеральных активистов проводили на Юге США акции по регистрации негритянского населения в качестве избирателей. По законам США право голоса на выборах предоставляется гражданину отнюдь не автоматически: он обязан зарегистрироваться как избиратель. Негритянское население Юга (в то время еще малограмотное), запуганное расистами, побаивалось регистрироваться, и тем самым консервативные белые южане сохраняли свое политическое господство. Но летом 1963 года президент Кеннеди внес в конгресс беспрецедентный пакет законопроектов, фактически ликвидировавший сегрегацию. Страна забурлила. Сторонники президента стремились привлечь на предстоящие президентские выборы 1964 года как можно больше чернокожих избирателей, чтобы обеспечить переизбрание хозяина Белого дома. А противники Кеннеди, естественно, стремились по-прежнему не допустить массовой регистрации негров. И вот в один из сентябрьских дней 1963 года (судя по некоторым косвенным данным, например по метеосводкам, это было в двадцатых числах месяца) в небольшом городке Клинтон в 90 милях севернее Нового Орлеана либеральная группа Конгресса за расовое равенство проводила регистрацию чернокожих избирателей. Неожиданно рядом с очередью остановился большой черный лимузин, в котором находились трое белых. Двое, судя по описаниям свидетелей, почти наверняка были Банистром и Феррье. Они из простоявшей без движения несколько часов машины практически не выходили. Зато из нее вышел молодой человек и спокойно встал в очередь на регистрацию, в которой белых кроме него не было. Избиратели-негры заволновались. Большая черная машина ассоциировалась у большинства из них с ФБР (так же, кстати, считали и представители Конгресса за расовое равенство). Освальд (а как показали потом многие свидетели, именно он встал в очередь на регистрацию) спокойно прождал три часа и, подойдя к регистратору, протянул ему удостоверение ВМС на имя Ли Харви Освальда. Он объяснил, что хочет получить работу в местном госпитале, и в этом ему помогла бы регистрация в качестве избирателя в штате Луизиана. Регистратор Генри Палмер счел такую просьбу весьма странной и отказал Освальду на том основании, что тот прожил в Луизиане мало времени. Освальд спокойно попрощался и уехал со своими попутчиками. Сторонники теории убийцы-одиночки вообще отрицают пребывание Освальда в Клинтоне, так как оно практически напрямую связывает того с Феррье и Банистером. Агентство Банистера внимательно отслеживало деятельность противников расовой дискриминации, и в этом смысле инцидент в Клинтоне выглядит весьма убедительно. Для Освальда же, похоже, это было косвенным алиби, позволяющим его кураторам из ЦРУ впоследствии доказать, что он был вовсе не там, где он должен был бы быть. Наконец, «марксист» Освальд, будучи разоблаченным как кубинский агент, должен был еще и предстать как поборник прав негров. И после трехчасового стояния в очереди в Клинтоне это могли бы подтвердить сотни свидетелей. Теперь перед поездкой в Мексику Освальду надо было каким-то образом избавиться от жены. В этом, как и при переезде из Далласа в Новый Орлеан, помогла уже знакомая нам Рут Пэйн. В конце августа 1963 года Ли вдруг засел за испанский язык. Хозяйка вспоминала, что Ли никогда вовремя не платил за квартиру, а чтобы избежать оплаты вывоза мусора, тайком подсовывал отходы в мусорные бачки соседей. Он много читал, сидя на террасе. Но если в мае — июле это были в основном политические книги, то в августе — сентябре научная фантастика и шпионские романы. В сентябре Ли, который знал, что Марина переписывается с Рут, постоянно спрашивал жену: «Ну когда же приедет Рут?» Марина с середины июля писала Рут, что ее совместная жизнь с Ли вроде налаживается, но она все же хотела оставить в силе приглашение Рут переехать к ней, если Ли опять начнет обращаться с ней плохо. Наконец, Рут сообщила своей русской подруге, что после посещения родственников она заедет к ней в Новый Орлеан примерно 18 сентября. 27 или 28 августа Освальд уже точно знал, что Рут будет в Новом Орлеане 20 сентября (именно поэтому Освальд и взял визу в консульстве Мексики 17 сентября: он твердо рассчитывал оставить беременную жену на попечении Рут). В начале сентября американцы празднуют аналог нашего Первомая — День труда. Именно в этот день Ли неожиданно позвонил тете Лилиан и попросил разрешения приехать к ней вместе с женой (он не был у новоорлеанских родственников около двух месяцев). Двоюродная сестра Мэрилин только что вернулась из поездки в Центральную Америку, и Ли расспрашивал ее о впечатлениях. При этом он ни словом не обмолвился о своих собственных планах в отношении Кубы. Рут приехала, как и обещала, в пятницу 20 сентября вместе со своими детьми. Она была слегка удивлена той радости, с которой ее встретил Ли. Он очень волновался по поводу предстоящих родов Марины и даже дал Рут документ, подтверждавший, что он жил и работал в Техасе. Рут надлежало предъявить его в Парклендском госпитале Далласа, что давало право Марине заплатить за роды столько, сколько она могла, в силу своего тяжелого материального положения. Тогда ни Ли, ни Марина еще не знали, что через два месяца в Парклендском госпитале скончается президент США, а через день после него и сам Ли Харви Освальд. Рут была также приятно поражена, что Освальд сам тщательно упаковывал вещи жены. Еще бы! Ведь среди них находилась разобранная и завернутая в одеяло винтовка (Ли сказал Рут, что это снаряжение для кемпинга). Прощание супругов Освальд 23 сентября 1963 года было очень трогательным. Ведь Ли уже не рассчитывал вернуться в США и расставался с женой и маленькой дочерью на длительное время, а возможно, и навсегда. Он едва сдерживал слезы. Сама Марина вспоминала, что муж смотрел на нее печально и преданно, как «собака на хозяина». Но судьба, казалось, не хотела разлучать их. Едва Рут отъехала от дома, у машины спустило колесо и пришлось завернуть на ближайшую заправку. Ли побежал за ними. Теперь уже Марина с трудом сдерживала слезы и просила мужа следить за собой и хорошо питаться. Ли взял на руки дочь и поднес ее к автомату с прохладительными напитками: «Ну-ка, Джуни, покажи мне пальчиком, чего ты хочешь?» Потом, взяв себя в руки, Освальд еще раз предостерег жену, чтобы она никому не говорила, куда он собрался. Версия для Рут гласила, что Ли хочет подыскать себе работу в Хьюстоне. Наконец, машина Рут Пэйн тронулась в дальний путь. Ли проводил ее взглядом. Ему оставалось жить на свете ровно два месяца.Арнольд Джонсон».
Последние комментарии
1 час 55 минут назад
17 часов 59 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
3 дней 9 часов назад
3 дней 13 часов назад