Колесники [Джек Коэн] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Йен Стюарт, Джек Коэн Колесники

Глава 1 Гиза, 2194-й

… и в пятом месяце пятого года правления фараона-дитяти Аншетрата в городе Гизе… огненное копье предвестником гнева небесной богини Изирис пронзило северную часть небосклона. Дым от пожара поднимался над океаном, который стал похож на расплавленную медь, и пламя неслось со скоростью летящего копья по направлению к сердцу Солнца. Затем копье обратилось в запряженную четверкой крылатых коней огненную колесницу, оставляющую за собой шлейф пыли. Лик одного коня был подобен лику ястребиному, другого – лику волчьему, третьего – лику змеиному… Лик же последнего был не похож ни на что… Небесная богиня Изирис поражала воображение львиным обличьем и лапами леопарда…

И пробудилась Ай-раи, из Богов-живущих-ниже-солнца, и увидела Изирис, пляшущую на кончике копья, и вознегодовала она и разъярилась. Испугались ее гнева кони Изирис, повставали на дыбы. И посыпались камни на землю, и зашевелилась земля от громовых ударов копыт, и раскололись горы, и затряслась земля… Тогда фараон-дитятя Аншетрат призвал жрецов и спросил у них: «Что делать нам, дабы ублажить небесную богиню Изирис?» И сказали жрецы: «Надо принести в жертву пять тысяч быков и пять тысяч баранов, выпустив из них кровь для Успокоения Изирис».

И было сделано так.

Но по-прежнему неслась небесная колесница, ибо боги были неудовлетворены , и проснулась Лофшепсит, богиня Луны, и содрогнулась от ужасных ударов… Задрожало Солнце, затрепетали его края. И… тогда Ай-раи метнула копье прямо в сердце Изирис.

И споткнулся конь с ястребиным ликом, упал и обратился во прах. И споткнулся конь с волчьим ликом, упал и обратился во прах. И споткнулся конь со змеиным ликом, упал и обратился во прах. И споткнулся конь с ликом, не похожим ни на что, упал и обратился во прах.

Огненная колесница налетела на лунную богиню и исчезла, вспыхнув облаком пламени… А сама Лофшепсит упала замертво.

Все небо занялось золотистым мерцанием, а сердце богини почернело. Жрецы фараона-дитяти побледнели и закричали в испуге: «Прости нас, фараон, ибо боимся мы гнева Изирис и мести Лофшепсит!» И мудрый фараон-дитятя обвинил жрецов в трусости и послал их в пустыню, дабы высекли они из камня изваяние богини Ай-раи.

И поднялись Боги-живущие-ниже-солнца, и их ярость была подобна бурлящему потоку. Из гнева богов родился пожар, и его пламя опалило лицо фараона-дитяти. И была луна охвачена пламенем, и был небосвод охвачен пламенем, и каждое дерево в Гизе почернело и обуглилось, и каждый дом превратился в огненный факел…

Но попрятались жрецы, и пламя пощадило их. И воскликнули они, что спасла их небесная богиня Изирис, защитившая от гнева Ай-раи.

И верховный жрец по имени Шефатсут-Мир приказал разрушить изваяние Ай-раи и вырубить новое, в честь Изирис. В двенадцать раз большее.

И было сделано так.


Чарли Дэнсмур вытряхнул песок из обшлагов рубашки, вскрыл еще одну жестянку с пивом и вздохнул. Археолог изучал глиняные таблички с помощью увеличительного стекла, сравнивая текст оригинала с расшифровкой, сделанной Пруденс Одинго, поскольку голографическое изображение маячило непосредственно перед глазами. Одно место заставило его ткнуть пальцем, обтянутым резиновой перчаткой, в иероглиф, парящий в воздухе. Он ухмыльнулся и укоризненно покачал головой.

Да, следует признать, что Пруденс – весьма энергичная особа. И умная. Кроме всего прочего, ей сопутствовала удача, которая весьма полезна для карьеры археолога… И очень, очень сексуальна, как он обнаружил ночью, после ее удивительной находки. Чарли считал, что ученому не следует спать со своими студентками – обычно подобное вредит академической карьере, да и начальство, если узнает, вряд ли отнесется к шашням снисходительно, – но все случилось так быстро и так непосредственно, что он даже не успел опомниться.

Однако, кроме соображений морали, существовали иные критерии. Вряд ли у романа есть будущее, даже если осталось взаимное влечение – оба так уставали после каждого из этих трех безумных рабочих дней, что засыпали мгновенно, как только голова касалась подушки.

Чарли слышал ее ровное дыхание и редкие всхрапывания – они делили одну большую палатку, это удобнее и дешевле, чем две небольших, но подобное обстоятельство могло привести и к неприятностям. О, если бы спонсоры не относились бы так серьезно к вопросам этики…

Его мысли вернулись к Пруденс. Умная, красивая, удачливая, сексуальная… Только слишком напористая. Ее перевод великолепен, из прочитанных табличек становилась ясной предь-египетская мифология: Ай-раи, Боги-живущие-ниже-солнца… Превосходно!

Загвоздка заключалась лишь в том, что некоторые факты Пруденс притянула за уши. Там, где более осторожный ученый пометил бы слово, как сомнительное, или фразу, как предположительную, она шла напролом, руководствуясь собственным пониманием текста.

Девушка обладала превосходной интуицией; у него была возможность как-то раз наблюдать ее непосредственно за работой над обычным египетским папирусом. Потому он и предложил ей место ассистента, ответственного за наиболее важный участок раскопок.

Раскопок!.. Термин не вполне соответствовал истине; «на разборке Сфинкса» – так будет точнее.

Чарльз отключил наручный уникомп, снял с запястья браслет, положил на шаткую тумбочку, стянул перчатки и вышел из палатки. Ему нравилось, когда кожу обдувал сухой прохладный ветерок пустыни. Песчаная пыль наполняла воздух несравнимым ни с чем ароматом, навевая мысли о седой старине… Ночное небо закрывали громады пирамид, призрачный свет звезд припорашивал выпуклые дюны. По правую сторону от лагеря, менее чем в полумиле, возвышалась Великая Пирамида, древнейшая из всех бесценных памятников Гизы. Археолог любовался ею бессчетное число раз, взбирался наверх по каменным блокам, сидел на вершине и часами взирал на пустыню, пытаясь представить себе, что происходило здесь, когда эти камни только доставляли из каменоломни…

В каменной громадине было заключено нечто роковое, и это чувствовалось даже теперь, через пятьдесят веков после завершения строительства. Великая Пирамида – овеществленный символ могущества Хуфу (Хеопса), родоначальника Древней династии. Она внушает уважение сейчас; можно себе представить, какое впечатление производила она в период расцвета Четвертой династии. А ведь эта гробница – почти единственное свидетельство исчезнувшей цивилизации, напомнить о которой он, Чарльз, считает своим долгом. Рядом с ней, чуть правее – три гораздо меньшие по размеру пирамиды. Самая крайняя, уменьшенная расстоянием пирамида Хефрена лишь немногим ниже и не менее выразительна, чем Великая Пирамида. Слева – пирамида Микерина, с площадью основания всего в сто квадратных ярдов, выглядевшая по сравнению со своими исполинскими соседями просто карликом. А над ней, на фоне умирающего заката, сиял в полумраке подобно уголькам, тлеющим в золе, разрушенный лик Великого Сфинкса. При восстановлении этого памятника древности Восемнадцатой династией шестьсот лет назад, в шестнадцатом веке нашей эры, форма его носа была изменена, но зачем и по какой причине никто толком не знает. Пронизывающие ветры и свойственные уже современности кислотные дожди изуродовали лик Сфинкса, настолько похожий на лицо фараона Хефрена, что ни у кого не возникало сомнений, кто послужил ему прототипом.

Изъеденные эрозией очи взирали на пустыню, безмятежную и загадочную. Стилизованное изваяние, очевидно, должно было указывать на Солнце, а немес[1], ниспадающий с головы на львиную гриву, символизировал связь светила с земным бытием.

Во всяком случае, в это очень хотелось верить археологам!

Чарли же мучили сомнения. Какова бы ни была первоначальная цель возведения Сфинкса, сегодня его постигла беда. Уродливым скелетом из стальных трубок, лестниц, дощатых настилов и ограждений из проволочной сетки изваяние со всех сторон окружали строительные леса. Три высоченных веретенообразных башенных крана выстроились в линию вдоль левого бока. Хотя с места, где находился, Чарли не мог видеть этого, задняя часть туловища Сфинкса уже была распилена на каменные блоки толщиной пятнадцать футов, и каждый, для последующей транспортировки через пустыню, бережно водружали краном на низкую грузовую платформу, чтобы доставить в Джабал-абу-Шамон для сборки на новом месте, расположенном тридцатью милями восточнее первоначального.

Не в первый раз Чарли покачал головой, сомневаясь в справедливости подобных операций для спасения памятника древности. Конечно, все выглядело логичным, ведь около шестидесяти лет назад произошла одна из самых трагичных по своим последствиям экологических и археологических катастроф последнего времени! Причина ее была заложена двумя веками раньше, когда из-за неверных расчетов и неудовлетворительной технологии строительства основание циклопической Асуанской плотины мало-помалу стало оседать под воздействием собственного веса. Все это усугублялось неизбежным в подобных условиях изменением климата, тем более что дождевая вода в громадных количествах скапливалась в дренажной системе озера Виктория, откуда берет исток Нил. И вот в один несчастный день плотина не выдержала колоссального давления, и наносы, скопившиеся на дне огромного искусственного водохранилища, сдвинулись с места. Это подобие мелассы[2] устремилось вниз по течению в дельту Нила к северу от Каира, полностью затопив провинцию Аль-Галубийя.

Чарли наблюдал последствия катаклизма собственными глазами по пути из Каирского аэропорта. Он пролетел над местом катастрофы на крошечной «Диронде» – он вообще обожал летать и всегда при поездках в Европу или Африку прихватывал с собой раритетный четырехместный поршневой самолетик, любовно восстановленный собственными руками. Сверху было видно, что большая часть Каира скрыта под водой. Хотя с помощью землечерпалок предпринимались героические усилия для отвода потока, Египет не относился к самым богатым странам мира. Комплекс в Гизе медленно уступал поднятию грунтовых вод, и единственное, чем смогло помочь международное сообщество Сфинксу, так же как и храму Абу-Симбел двумя столетиями ранее, это запоздалым и вынужденным решением разрезать его на части и восстановить на новом, более высоком месте.

О пирамидах же надлежало позаботиться самим египтянам.

Демонтаж Сфинкса на фрагменты давал беспрецедентную возможность приоткрыть завесу над некоторыми из его тайн, это и заманило Чарльза в Гизу, подобно тому, как светлячка-самца влечет соблазнительный огонек самки.

Сколько же лет Сфинксу?

Чрезвычайно важный вопрос. Египтология утверждает, что монумент возведен в одно время с пирамидой Хефрена, иначе чем объяснить сходство его лика с лицом фараона?

Хефрен, сын Хуфу, правил около 2400 года до н.э., но геологи, изучавшие основную породу, из которой были вырублены лапы и туловище человекольва, нашли свидетельство того, что она подвергалась длительному воздействию дождевых осадков. Конечно, эрозия могла быть вызвана ветром или микротрещинами, свойственными исходному материалу, однако версия с дождем выглядела предпочтительнее. Известно, что проливных дождей в правление Хефрена не случалось, хотя такое имело место двумя тысячами лет ранее. К тому же голова Сфинкса, непропорционально малая относительно туловища, могла быть приставлена позднее. Высказывалось предположение, что изначально ее размеры были иными. Возможно, в оригинале у Сфинкса была львиная морда, Хефрен же велел придать изваянию свои черты. Итак, по всем геологическим показателям выходило, что Сфинкс был установлен не 4400 лет назад, а на две тысячи лет раньше, что заставляло переосмыслить как египетскую, так и предъегипетскую историю.

Благодаря открытию Пруденс подтверждена правота геологов, утверждавших, что Сфинкс попадал под дождь. Каждый раз перед тем, как с помощью дисковых пил с алмазными зубьями отрезали очередной фрагмент уникального изваяния, Пруденс, используя гравиметрическое оборудование, пыталась отыскать в нем скрытые полости. Несколько таких она обнаружила, но все они оказались естественными кавернами. И вот три дня назад она наткнулась на поистине бесценное сокровище. В тайнике было спрятано несколько сот глиняных табличек, покрытых значками, похожими на иероглифы, однако после первого же обследования стало ясно, что они намного древнее самых ранних иероглифов. Там же обнаружились странные глиняные статуэтки, изображающие Припавшую к земле львиноголовую женщину. При проверке изотопным методом оказалось, что таблички изготовлены между 6600 и 3800 годами до н.э., но, вероятнее всего, их следовало отнести к 5500 году.

Они вполне моги оказаться старше, чем Сфинкс, но и Чарли, и Пруденс сомневались – уж слишком отчетливо просматривалось сходство статуэток и их гигантского прототипа. Очевидно, решить эту задачу было можно, если прочесть все найденные таблички… вот только сделать это требовалось на месте, поскольку египетские власти не разрешали их увозить. Таблички выдавали на руки малыми партиями и то лишь потому, что Чарли оказался достаточно красноречив. Хоть голограммы и хороши для архивирования, серьезные археологические исследования требовали наличия оригиналов.

Чарли зевнул и подошел к столу посмотреть на экран, каков прогноз погоды, задаваясь вопросом, соврут метеорологи, как обычно, или все же угадают. Потом перевел уникомп в режим обработки текста, открыл новый файл и стал просматривать записи Пруденс, намереваясь подготовить кое-что из них к публикации.

«… И в пятом месяце пятого года…» Начало читалось просто, хотя требовало определенного уточнения в виде сноски, ибо значок месяца не совпадал с принятым написанием иероглифа последнего преддинастического периода, и это было понятно – табличка датировалась пятнадцатью столетиями ранее, и ее значение подтверждалось другими текстами, найденными там же и с близкими датами. «При правлении фараона-дитяти Аншетрата…» Ну как же так, дорогая!.. Значок, который Пруденс прочитала как «править», можно было перевести как «управлять», а сочетание «фараон-дитятя» могло быть прочитано и как «наместник фараона». А имя Аншетрат… В этом месте глина настолько исцарапана, что открывалась возможность выбирать из дюжины вариантов!

Глаза Чарли сверкнули, и он что-то пробормотал себе под нос. Куда предпочтительнее «… предвестник гнева небесной богини Изирис», – это можно обосновать, достаточно лишь сделать ссылку на теорию Гузмана-Монтелеоне, чтобы определить… Но вот с чем соотнести «огненную колесницу», и уж совсем непонятно сочетание «крылатые кони»…

Он корпел над труднейшим текстом, полным скобок, указывающих на лакуны, ссылок на альтернативные записи и аргументов, касающихся неортодоксальной грамматической структуры, который то и дело вспыхивал в тесном пространстве над столом в виде пылающих символов. Едва Чарли привел свои соображения в относительный порядок, как в палатку ворвалась Пруденс.

– О Боже, чувствую себя так, словно не спала целую неделю!

Она успела увидеть голографический текст, прежде чем Чарли стер файл.

– Чем занят? Просматриваешь то, что дал мне на расшифровку?

– Хм… да я, собственно говоря… – растерялся Чарли, – решил причесать материал. Перед публикацией.

– Ага, опять уродуешь мой перевод?

Археолог почувствовал себя незаслуженно обвиненным.

– Послушай, Пру, не забывай, что я твой руководитель, а ты – моя ассистентка.

Взгляд, которым ассистентка окинула своего руководителя, был далек от уважительного.

– Пошел к черту! Сам знаешь, как я отношусь к субординации. К тому же мне прекрасно известно, в каком виде публикуют статьи в журналах!

Надо отдать ему должное, Чарли умный и привлекательный мужчина: блондин с короткой стрижкой, голубоглаз, высок, крепок, опять же без карикатурно накачанных бицепсов – но при всех своих достоинствах у него напрочь отсутствует воображение. Чарли невообразимо зануден и искренне считает себя эрудитом.

Как ни жаль, но он имел право поступать так, как поступил.

– Ладно, Чарли, продолжай свою парикмахерскую работу, только дай мне отдохнуть, хорошо? Я проторчала над расшифровкой почти до утра. Конечно, по ходу дела возникли вопросы, однако мне представляется, что постановка задачи все же верна. Лучше опубликовать понятную версию, даже если впоследствии выявятся какие-нибудь ошибки, чем нечитабельную, никому не интересную белиберду.

На эту тему они и раньше спорили; правда, тогда он еще не спал с ней.

– Вероятно, многим из тех, кто прочтет этот текст, понравится твое интуитивное понимание контекста вместо поиска научно выверенных данных, но, к сожалению, ученые в большинстве своем склонны к педантизму и, поверь мне, самые педантичные из всех – египтологи. Поэтому, по праву старшего, заявляю: мы будем писать статью так, как полагается, даже если от этого пострадает ее стиль.

Пруденс смягчилась:

– Согласна. Можешь поступать по-своему, Чарли. Оставь на мою долю хотя бы пресс-релиз.

Если бы он не так устал, то непременно заметил бы ловушку.

– Пресс-релиз?

– Чарли, дорогой, мы сделали самое крупное открытие в египтологии после того, как Снофру Великий водрузил малую скалу на вершину большой, решив, что это скроет его останки от непогоды. Так что прежде чем обращаться к СМИ, мы должны обсудить всю эту бодягу.

Характерное для Пруденс заявление.

– Какую бодягу, Пру?

– Что Сфинкс намного старше, чем принято считать. Явное доказательство того, что здешняя цивилизация процветала на две тысячи лет раньше Первой династии! Древние записи…

– Пруденс, конкретно нам ничего не известно, – сказал Чарли, четко произнося каждое слово. Он не хотел выглядеть снисходительным, но тон получился именно таким. – Наша датировка может оказаться ошибочной, ведь мы получили лишь предварительные результаты. Все, что у нас есть, – это груда черепков, из которых вряд ли удастся извлечь что-то полезное. И потом, таблички могли быть спрятаны в Сфинксе намного позже времени его создания.

Педантизм Чарли довел Пруденс до точки кипения.

– Продолжай, продолжай! Не веришь ни одному слову, выбитому несколько тысячелетий назад?! Я, между прочим, датировку проверяла многократно, а сколько времени потратила на расшифровку!.. Необычные статуэтки изготовлены задолго до того, как появилась Первая династия. А их удивительная схожесть со Сфинксом?.. Какие еще тебе требуются доказательства?

Чарльз не знал, как реагировать. Он ощутил замешательство, более того, едва не впал в панику. Пруденс права – открытие могло принести им мировое признание в небывало молодом возрасте и уважение коллег из Международного археологического общества… Но если они ошибаются и обращение к СМИ будет преждевременным, то им останется одно: копать на астероидах полезные ископаемые для нео-Дзэн. Чарли терпеть не мог риска, а Пруденс не представляла себе жизни без адреналина в крови.

– Нельзя полагаться на одну лишь интуицию, Пру. Поэтому никакого пресс-релиза не будет.

Он хотел добавить слова «пока», но не успел.

– Ты – самый настоящий цыплячий потрох!

Чарли показалось, что Пруденс уже готова вцепиться ему в горло, а ее аккуратно подстриженные ногти превращаются в звериные когти…

– Только не надо корчить из себя непослушную девочку! Это мой проект и мой грант!

– И мое открытие, из которого ты норовишь извлечь максимальную выгоду!

– Все! – отрезал Чарли. – С этого момента будешь делать только то, что я скажу. Не забывай, о чем говорится в твоем контракте.

Лицо Пруденс окаменело. Она посмотрела ему прямо в глаза и голосом, напряженным, но вполне контролируемым, доходчиво объяснила, как ему следует поступить с ее контрактом. Бушевать в палатке затруднительно, но она умудрилась сделать это, после чего оставила поле битвы победительницей.

Осознав, что он натворил, Чарли грязно выругался, потом уселся на стул и принялся изучать песчаный пол. Обидно. На самом деле обидно! Он подумывал, не кинуться ли за девушкой вдогонку, однако пришел к выводу, что это не принесет ничего хорошего. Лучше переждать – он знал, на кого похожа Пруденс в гневе, и не собирался попадать ей под горячую руку…

Так Чарли провел полчаса, расстроенный и несчастный, дважды порывался пойти за ней, но каждый раз его что-то останавливало; наконец, чтобы как-то отвлечься от дурных мыслей, он вынул наугад табличку из ящика и очистил от налипшего песка.

В тусклом свете лампочки археолог поднес дрожащее стекло лупы к табличке и попытался с ходу перевести несколько строк символов.

Он перевел шесть предложений, прежде чем до него дошло, на что же он, собственно говоря, смотрит, и ощутил, как у него зашевелились волосы на затылке – наследие десяти миллионов лет эволюции на пути от обезьяны до человека!

Первобытный сигнал пришел прямо из подкорки.

С преувеличенной осторожностью археолог вложил табличку в пластиковый пакет, чтобы не дай Бог не выронить из трясущихся рук.

– Тысяча чертей! – прошептал он пересохшим ртом. – Тысяча чертей! Не может быть!

Самообладание окончательно покинуло его.

Чарльз выбежал из палатки, желая поделиться с Пруденс необыкновенной находкой. Шум разбудил коллег из Каирского музея и, почитай, всех сорок восемь рабочих из местных, однако строптивая ассистентка была уже далеко. Он попытался связаться с ней через уникомп – безуспешно. К тому времени, когда Чарли отследил такси, на котором девушка добралась до аэропорта, самолет с Пруденс на борту пролетал над Итальянскими Альпами.

Глава 2 Кондоминиум Гуамвези, 2210-й

Пропал Мозес. В этом не было ничего необычного, однако вместе с ним исчез недельный запас козьего сыра. Черити Одинго знала, что это означает. Ругаясь вслух, она со всех ног понеслась к загону для гепардов. Сухая желтая пыль облепляла босые ноги, пестрая юбка взметалась колоколом… Курицы заквохтали, выражая протест против вмешательства в их размеренную жизнь, свинья удивленно повернулась, похрюкала и вновь легла в грязь.

Черити пригнула голову, чтобы засохшие шипы акации не впились ей в кожу, но, завернув за угол жирафьего вольера, зацепилась за край сточного желоба. В двадцати ярдах от себя она приметила маленькую коричневую фигурку. Мальчик, застигнутый врасплох, пялился на мать и держал в руках пропавший из холодильника сыр.

– Мозес!

Молчание.

– Мозес Одинго! Что ты здесь делаешь?

Она прижала ребенка к груди. Сыр выпал из ладошек и шлепнулся в грязь.

– Прекрафная кофечка! – улыбнулся Мозес.

– Да, конечно, но лучше держись подальше от этой прекрасной кошечки и перестань, пожалуйста, воровать из холодильника!

– Но кофечка любит фыр.

– Нет, мой дорогой, изволь сказать «сыр»!

– Фыр.

– Напрягись еще чуть-чуть, и будет правильно.

– Фы-фы-фыр.

– Пожалуйста, перестань воровать сыр.

– Когда я даю ей фыр, она мяукает, – сказал Мозес, как будто это служило оправданием.

Черити выпустила сына из объятий. Гепарды любят сыр и готовы мурлыкать без перерыва. Мальчику разрешалось давать лакомство детенышу гепарда раз в неделю при условии, что он будет себя хорошо вести. Черити считала, что слишком частое общение с хищными животными пользы не приносит.

– Мо, не трогай клетку! Я знаю, звери кажутся дружелюбными – и они действительно дружелюбны, – но никто не знает, как они себя поведут. Они могут запросто укусить или поранить. Во всяком случае, Мбава способна цапнуть тебя в любой момент.

– Можно дать кофечке немного фыра, ефли ты рядом? – с надеждой в голосе спросил мальчик. – Ну, пожалуйфта!

Обычно вежливость склоняла чашу весов в его пользу.

– Не сегодня.

Мальчик надул губы. Черити взглянула на грязный кусок сыра, облепленный муравьями.

– Может быть, позднее.

– Ладно, – сказал Мозес удрученно. Чувствовалось, что он подавлен.

– Послушай, мне с Зембой нужна твоя помощь. Улыбка осветила его лицо.

– Можно мне понефти Фембу, мама?

– Конечно. Подожди снаружи, пока я ее вынесу. Черити посадила сына на пенек и открыла дверь вольера.

Воздух там был горячим и спертым. Едко пахло засохшей кровью и мочой.

Аппаратная связь уникомпа барахлила, но в конце концов Черити удалось опустить съемную перегородку, отделив детеныша от матери, что Мбаве понравиться не могло. Она зарычала, однако ничего поделать не могла – детеныш гепарда был уже эвакуирован через смотровую дверцу и тем самым как бы отдалился от матери сразу на полмили.

– Потише-потише, большой меховой клубок, твоя дочка скоро вернется.

Самка гепарда продолжала только рычать, поскольку ее положение трудно было назвать выигрышным. Детеныш извивался в руках у Черити и жалобно мяукал.

– Подожди минутку, Земба, – сказала Черити. Одной рукой ей было неудобно закрывать дверцу, потому что другой она придерживала детеныша, вцепившегося ей в плечо. Она вынесла Зембу на солнечный свет. Мозес вскочил и заплясал от радости.

– Позволь мне понести Зембу! Пожалуйста! Она любит, когда я ношу ее на руках.

Мальчик напрочь забыл, что не выговаривает «с», «з» и «ш».

– Конечно, конечно. Неси.

Черити осторожно сняла малышку с плеча и отдала Мозесу. Втянув когти, та прильнула к мальчику так, словно от него зависела ее жизнь. Земба выглядела, не в меру упитанной, и мальчика шатало под тяжестью маленького гепарда. Вместе они смотрелись как какой-то пятнистый и к тому же шагающий гриб-гигант.

Еще шесть недель назад Земба представляла из себя пушистый комочек, который взрослый человек мог накрыть ладонью; теперь она достигла размеров небольшой собаки. Мальчугану же было не до рассуждений – он ворковал над малышкой и гладил ее спину с длинной дымчатой шерсткой.

Черити наклонилась и подняла сыр, чтобы Мозес смог покормить любимую зверушку. Но для начала следовало отчистить его от песка и муравьев.

Между двумя старыми акациями был втиснут сборный домик, на крыше которого выстроились в ряд солнечные батареи. В принципе, он представлял собой деревянный каркас, обтянутый сморщенным от времени пластиковым покрытием. Стертая эмблема на двери гласила, что это владение зоологического факультета университета Гума. Мебель в домике изрядно обветшала, ибо частично была куплена на местном рынке, а частично привезена из Дар-эс-Салама. И то и другое произошло достаточно давно. Через окно на фасаде виднелось озеро Эяси, а из заднего окна на фоне вулкана Нгоро-Нгоро открывалась прекрасная панорама плодородной равнины национального парка Серенгети. Неподалеку располагалось и Олдувайское ущелье, всемирно известное открытыми в нем стоянками древних гоминидов. Только здесь Черити ощущала себя как бы в эпицентре Вселенной.

«Естественно, – подумала она, – отсюда в какую сторону ни глянь, горизонт отстоит на одном и том же расстоянии».

Она понимала, что это не так, но мысль об эпицентре была слишком привлекательной. В ста пятидесяти милях к северо-западу – озеро Виктория, а в ста двадцати пяти к северу, почти на самой границе – кипящий жизнью Найроби. Название страны на суахили звучало так: Ямхури я Муунгано ва Танзания; английская версия была короче – Объединенная республика Танзания, – однако теперь не употреблялась. В 2170 году Танзания и Кения объединились и стали зваться Кондоминиумом Гуамвези.

– Прекрасно, Мо, положи Зембу на стол.

Мальчику с трудом удалось отцепить меховой комок. Малышка расслабилась, когда он погладил ее по голове. У Мозеса был врожденный талант понимания диких животных, и это проявилось раньше, чем он стал говорить и даже ползать. Иногда его способности казались Черити сверхъестественными; в частности, москиты никогда не кусали его, дикие пчелы не жалили, а боязливые в других обстоятельствах пичуги садились ему на плечи и насвистывали свои песенки – конечно, если поблизости никого не было.

Когда же дело касалось людей, мальчуган выглядел совершенно беспомощным. Порой его что-то беспокоило, и тогда он погружался в себя. Он был странным ребенком, но Черити любила сына до самозабвения. Его отец умер до рождения Мозеса – она никогда не распространялась по этому поводу, стараясь не вспоминать и не думать… Мозес, да еще родная сестра составляли всю ее семью.

Черити отрезала кусок сыра и передала сыну.

– Угости Зембу, только не давай все сразу, маленький кусочек, хорошо? Да, именно так, прекрасно.

От удовольствия Земба замурлыкала. Мозес засмеялся и протянул зверьку еще один кусочек.

Черити достала устройство, в котором Мозес сразу опознал универсальный метчик. Ма собиралась выбрить маленький участок на теле Зембы, чтобы поставить информационное клеймо. Операция не должна была причинить кошечке боль.

– Ты уже видел такое раньше, сынок. Понимаешь, для чего это надо?

Мозес кивнул с самым серьезным выражением.

– Чтобы знать, где Земба будет после того, как мы выпустим ее на свободу.

«Наверное, я глупая и самодовольная мать, но то, что его интересует, Мозес схватывает буквально на лету».

– Вот и хорошо, – сказала Черити вслух с энтузиазмом, как это делают родители маленьких детей, демонстрирующие своим чадам, что довольны их поведением. – А ты сообразителен, сынок.

Жужжание безопасной бритвы смешалось с довольным мурлыканьем. На теле кошечки образовалась проплешинка размером в квадратный дюйм.

В этот момент экран уникомпа засветился, сигнализируя поступление срочного вызова – пришлось отложить метчик в сторону.

– Привет! Секундная пауза.

– Привет, Трещотка! Говорит Большая Сестра. Надеюсь, что не оторвала тебя от срочных дел, но у меня всего несколько свободных минут!

– Пру?

Большой Сестрой в семье шутливо называли старшую из девочек-близнецов – Пруденс родилась на две минуты раньше Черити. Правда, от времени шутка заметно потускнела.

– Вообще-то я регистрирую нового гепарда.

– Ну и продолжай регистрировать, что, мне и говорить нельзя?.. Дело в том, что у меня посадка в Кизангани. Стало быть, я смогу к тебе заглянуть. Как поживает наш юный гений? Не дождусь, когда его увижу. Сколько парню стукнуло?

– Четыре. Он просто чудо! Представляешь, ворует сыр для Зембы!.. Ты не знаешь, у нас появилась новая, обожаемая всеми кошечка, прелесть и в то же время настоящая шкода, как и Мозес… Мо, это твоя тетушка Пру.

Мозес оживился – он никогда не видел Пруденс, но у большинства его друзей имелись тетушки, и когда они их навещали, без подарков дело не обходилось.

– Посадка в Кизангани? Найми «челнок» до Найроби, а мы с Мозесом будем ожидать тебя в аэропорту. Нет, Пру, не могу поверить! Сколько же мы с тобой не виделись?! Где ты сейчас?

– Не можешь говорить?

– Не могу гово… Подожди-ка! Кажется, твой сигнал запаздывает, чему могут быть две причины: или ты устала, или твой трансляционный блок барахлит.

Черити подрегулировала метчик, наложила его рабочей поверхностью на выбритый участок и убедилась, что все в порядке.

– Понятно, связь идет с запаздыванием.

– Задержка сигнала на ноль целых четыре десятых секунды. «Тиглас-Пильсер» движется по орбите на высоте ста двадцати километров от Земли, пока мой экипаж готовит спускаемый модуль для посадки в космопорту Кизангани завтра ранним утром.

Пруденс всегда отличалась практической сметкой – вот уже несколько лет ей принадлежал старый, но прекрасно оборудованный для глубокого зондирования крейсер. Черити не могла понять, как ее бесшабашной сестрице удалось приобрести такой дорогой корабль. Да и посадка ранним утром – дело необычное. Сразу пришло на ум, чем Пруденс занималась в последнее время.

– Удачно попутешествовала?

– А-а, – отмахнулась та, – ничего особенного, все как всегда.

Разве скажешь откровенно, это же не защищенный от прослушивания канал!

– У тебя проблемы? Понадобится помощь? Так сказать, совет независимого специалиста…

Пруденс засмеялась.

– Нет, звать адвокатов не придется! На этот раз полиция не сидит у меня на хвосте, сестренка. Я – законопослушный предприниматель, если можно так выразиться. Кстати, этот звонок обойдется мне в кругленькую сумму. Встречай меня в Найроби-национальном, а не в Найроби-межконтинентальном. – Помехи едва не поглотили в усилившемся жужжании конец фразы, в то время как Пруденс лихорадочно просматривала путевой лист: – В 12. 40 по местному времени завтра. Чмокаю Мозеса в лоб. Пока.

– Счастливо, Пру.

Черити посмотрела на запястье. «Разговор закончен».

Уникомп несколько пикосекунд порыскал в поисках подтверждения, распознал полученную команду, после чего сохранил сообщение.

– Тетушка Пру будет с нами жить, ма?

– Да, некоторое время. Завтра мы встретимся.

Черити поймала себя на мысли, что очень соскучилась по сестре. Несмотря на то что Пру, как правило, тащила за собой шлейф из неприятностей. Большая Сестра частенько становилась объектом пристального внимания полиции; впрочем, надо отдать ей должное – она всегда умудрялась выйти сухой из воды, оставляя компетентные органы с носом. Вот и в прошлый раз адвокаты помогли выбраться Пру из переделки, и «Тиглас-Пильсер» не был конфискован, хотя это стоило сестренке немалых де…

– Она привезет мне подарок?

Реплика сына прервала ход мыслей Черити.

– Наверняка тетушка подарит тебе что-нибудь хорошее, интересное.

«Чушь. Насколько я знаю Пру, это «что-нибудь» будет совершенно неподходящим для ребенка».

Земба принялась извиваться, но Черити обхватила ее за шею, а Мозес скормил ей остаток сыра. Чтобы удостовериться, что уникомп как следует настроен на инфракрасное излучение, Черити произнесла несколько команд:

– Вход в базу данных. Новый объект. Имя Земба. Пол женский. РСБЭ-код: gzf/chee /f/. Происхождение от Мбава-файла.

Запись состояния здоровья из файла Земба/стат. Мозес, понимаешь, чем я занимаюсь?

Мальчик многозначительно кивнул – подобную процедуру он уже наблюдал. Чаще всего мама клеймила поросят, но однажды попалась козочка, потом зебра, а также несколько детенышей жирафа… ну и, конечно же, змеи. Сотни змей. Было очень забавно, ибо их предварительно не требовалось брить.

– Ма, пожалуйста, не загружай данных Зембы.

Черити посмотрела на сына:

– Знаешь, для чего мы это делаем? Мальчик насупился:

– Зембу нужно зарегистрировать.

Черити засмеялась, и Мозес сын понял, что она хочет услышать от него еще что-то.

– И тогда ее защитит «Орбит».

– Нет, спутники-соглядатаи, – поправила она. Хотя жевательная резинка «Орбит» и орбиты, по которым движутся спутники РСБЭ, слова, конечно, созвучные, но…

Черити прижала жало шприца к коже гепарда и вдавила клавишу. Через секунду метчик пробил миниатюрную дырочку в коже и имплантировал в тело Зембы микрочип с маячком-ретранслянтором, а чтобы подпитать от природного электролита крошечный аккумулятор – тончайшие разъемы, после чего заклеил ранку. Как и следовало ожидать, операция прошла настолько безболезненно, что зверек, занятый Мозесом и козьим сыром, даже не почувствовал укола.

– Контроль и настройка, – произнес уникомп.

С этого времени следящие за Реестром состояния биосферы Экотопии спутники будут контролировать здоровье Зембы и все ее передвижения через интерфейс своей разветвленной, хотя далеко не полной сети. В том случае, если мать и детеныш будут отпущены на волю. С помощью Экстранета и «орбитальных соглядатаев», которых правительство Экотопии наконец-то начало запускать, полиция Экобаланса строго следила за тем, чтобы браконьеры, охотники, изготовители сувениров и поставщики народных снадобий не наносили серьезного вреда живой природе.

Конечно, нарушителей закона было немного, зато они представляли из себя жесткую, сплоченную и хорошо организованную силу.


В старом университетском городке Ковентри, расположенном на средних размеров острове, собирался пойти дождь. Поэтому для сохранения старинных построек их накрыли мономолекулярной пленкой.

Бейли Барнум валялся на тахте со стаканом бренди, рассеянно наблюдая, как вновь и вновь запускаются по ВидиВи первые серии «И восстали красные города». Унаследовав от родителей неблагозвучную фамилию Айронботтом,[3].

Бейли взял псевдоним, лучше отражавший его профессиональные интересы. Джонас Кемп и очаровательная Кэшью Тинторетто – члены его команды – вполголоса журчали в углу.

– Вам звонят, мистер Барнум, – произнес сексуальный женский голос уникомпа.

– Если очередной фэн, ответь ему стандартно и выруби связь. Я жутко занят.

– На связи Рут Боусер, ваш агент.

Бейли с трудом принял сидячее положение.

– Привет, Рут. Рад тебя слышать. – Он помолчал. – Хм, хорошо, я представляю. У тебя возникла новая идея? Прекрасно. Ты считаешь, что я действительно это подпишу? Почему не возражаешь?.. Ага, тебе известно, что входит в наше с тобой соглашение. Хорошо, хорошо, только не гони волну, я сейчас же соберу команду. Брякну тебе позже.

Джонас и Кэшью бросили журчать и уставились на шефа.

– Не надо смотреть на меня так, будто проглотили по складному метру натощак! Рейтинг «ЛАМЛЕЕВ НА КРАЮ ЗЕМЛИ» немного снизился. Нечего беспокоиться, как же!!! – Бейли швырнул недопитый стакан в стену.

Отлетев от преграды, тот покатился по полу. А в том месте, где стакан столкнулся со стеной, лопнули обои.

– Дерьмо! – Глаза Бейли подернулись предательской влагой. Кэшью грациозно пересела на тахту и взяла его за руку.

– Успокойтесь, шеф. Немного снизился, ну и что с того.

– Рейтинг падает, как барометр в ураган. «Ламлеев» нет в первой сотне. О Боже, шесть лет как я в этом бизнесе, но никогда не опускался ниже пятидесяти! – Он не стал уточнять, что разговор идет не просто о цифрах. – В производство «Края Земли» вложена астрономическая сумма, а поступление инвестиций напрямую зависит от рейтинга!

– Буду откровенным, босс, – заговорил Джонас, тщательно подбирая слова, – это происходит потому, что на Земле не осталось белых пятен. Все давным-давно изучено и исследовано. Даже когда мы устраивали северную ледовитую регату, потребовалось внести элемент неопределенности, для чего вас и отправили в одиночестве. Так что если искать неизведанное, надо покинуть планету и углубиться в космос.

– Конечно, – ответил Барнум, – ты прав. Только подумать, еще два столетия назад в тех же джунглях можно было наткнуться на племена, не известные науке. А сейчас и десяти ярдов не ступить без разрешения полиции Экобаланса! Амазония, Папуа-Гвинея, Чукотка – везде одно и то же, никто не передвигается без уникомпа. Каким бы дерьмовым исследователем ты ни был, орбитальные навигационные подсказчики не дадут заблудиться, зафиксировав твое положение с точностью до дюйма.

Кэшью наклонилась, подняла стакан и поставила на стол.

– Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в экспедицию без подсказчиков?

– Что за идиотизм? – заржал Бейли. Он преувеличил возможности навигационных спутников, точность фиксации местонахождения объекта все-таки не превышала фута. – Как же в таком случае нас отыщут спасатели?

Женщина покраснела.

– Извините, до чего же неблагодарная затея – думать вслух.

– Ну, не такая уж и неблагодарная, – возразил Джонас, включая свой уникомп. Кэшью вытянула шею, пытаясь разглядеть текст на экране.

– История, – сказала она с сомнением. – Джонас, но мы никогда не занимались историей! Хотя, конечно, Экстранет способен нам помочь.

– Порой надо взглянуть на привычное под неожиданным углом. История лишь спусковой крючок.

Женщина замолкла – чутье Джонаса, когда дело касалось ВидиВи, было поистине легендарным.

Он наговорил в уникомп несколько фраз, потом с победным видом взглянул на коллег.

– Идея проста, однако сулит многое. При этом используются лишь старые средства и старая технология. Например, пересечем Антарктику на собачьих упряжках, подобно девятнадцатилетним парням со станции Амундсен-Скотт[4], что должно…

Кэшью мгновенно сообразила, что к чему.

– РСБЭ ни за что не даст разрешения на использование собак и наложит запрет на видеосредства. Да и эковизы для въезда в Антарктику получить так же трудно, как снять отпечатки пальцев у панды.

– Ты права, – согласился Джонас, – эковизу, конечно, получить тяжеловато, но ведь раньше их вообще никому не выдавали. – Он вновь переговорил со своим уникомпом. – Множество вариантов… Любопытно…

Бейли переглянулся с Кэшью, та в ответ пожала плечами. Джонас обожал преподносить сюрпризы, это было у него в крови.

– Давай, гений, выкладывай. Только помни, все должно сработать как часы, иначе мы окажемся в глубокой… яме, – предупредил Бейли.

– Вы пересечете Атлантику, – произнес Джонас торжественно.

На скулах Бейли заиграли желваки.

– В наше время пересечь Атлантику способен слепой ребенок верхом на резиновой утке!

– Конечно – если пользоваться услугами навигационных подсказчиков. Но в том-то и дело, что придется путешествовать исключительно с помощью приборов дотехнологической эры. Позвольте мне заострить ваше внимание на простом итальянце со сдвигом, которого звали, – Джонас глянул на запястье, – Галилей.


«Если и существовал ребенок, которому дали неподходящее имя, то это Пруденс», – подумала Черити, ожидая сестру у выхода на летное поле.

Вообще-то обеим девочкам-близнецам имена дали совершенно неподходящие.[5]

В детстве, когда они жили в предгорьях Гулу и позднее, в буше Кампало, внешне их было не различить. Что же касается внутреннего мира двойняшек, то они не то что противостояли друг другу, скорее были ортогональны. Команда получилась сильная – но лишь в тех редких случаях, когда они объединяли свои усилия. Ведь ортогональные векторы охватывают наибольшее пространство.

С возрастом Черити располнела, у нее утяжелились бедра, как у всякой африканки средних лет, кожа на лице под действием экваториальногосолнца стала походить на пергаментную бумагу, хотя волосы по-прежнему оставались такими же, как в юности, ни одного седого волоска. В XXIII столетии люди жили намного дольше, чем пару веков назад, в среднем по сто лет, но и сто двадцать не было чем-то из ряда вон выходящим. Репродуктивный период длился дольше, чем прежде, а активная жизнь – намного дольше. Старики сохраняли интеллект, не впадая в маразм, однако волосы у людей седели по-прежнему, а лысых мужчин под сорок было не меньше, чем в старину…

Мысли Черити относительно неравномерности развития медицины, которая научилась справляться с болезнью Альцгеймера, но так и не смогла победить тривиальную плешивость, спутались, как только она увидела сестру в сопровождении роботележки, нагруженной весьма и весьма потрепанными чемоданами.

Пруденс по-прежнему была высока, стройна и щеголяла в легком платье, весьма подходящем для такой жаркой погоды. Копну мелированных волос сдерживали большущая деревянная заколка и эластичная оранжевая лента. Телодвижения Пру излучали неисчерпаемую энергию. Черити привыкла к тому, что старшая сестра – непоседа, однако сейчас сама, как ненормальная, подпрыгивала на месте, размахивала руками и вопила.

Приказав вполголоса что-то тележке, Пруденс стала продираться сквозь толпу встречающих.

– Пру? Ты ни капельки не изменилась! Как тебе удалось сохранить такую фигуру?

И почему ты осталась такой молодой?

Вообще-то Черити знала ответ: годы, проведенные в тесных каютах при малом тяготении. Конечно, существовала и обратная сторона медали – та же пониженная гравитация улучшению здоровья нисколько не способствует, а, напротив, способствует вымыванию кальция из костей и атрофии мышц. Есть и еще одна специфическая проблема: как не сойти с ума в компании из одних и тех же обрыдлых рож?

Она уже не раз пыталась выяснить, каким образом космисты переносят общество постоянных компаньонов, но Пруденс тут же меняла тему разговора. Тучность, прогрессирующее безумие и пагубные пристрастия – только три способа саморазрушения, а ведь каждый из космистов мог воспользоваться и своим, совершенно новым способом.

– Ты тоже выглядишь чудесно, Маленькая Сестра!

– Благодаря Мозесу. Невольно чувствуешь себя моложе, чем на самом деле. Впрочем, иногда он ведет себя так, что я чувствую себя намного старше. На несколько миллионов лет.

– Ты рада, что у тебя есть он? Можешь не отвечать, радость материнства написана у тебя на лице.

– Может, тебе тоже попробовать?

Пруденс засмеялась и быстро перевела разговор на другую тему.


– Галилей… Не тот ли это французский парень, что швырял пушечное ядро с верхушки Пизанской башни, чтобы доказать существование тяготения?

Джонас тяжело вздохнул. Бесспорно, Бейли талантлив, но его талант не распространялся за пределы финансовой сферы.

– Во-первых, парень был итальянцем. Во-вторых, легенда гласит, что он ронял с башни два ядра разного размера, пытаясь доказать, что оба падают с одной и той же скоростью.

– И они действительно падали с одной и той же скоростью? – поинтересовалась Кэшью.

– Точных данных о том, производился ли Галилеем подобный опыт, нет, скорее всего, такой эксперимент был им лишь задуман. Но дело не в эксперименте с ядрами, я имел в виду одно из его астрономических открытий. Речь идет о так называемых «Козмических звездах».

– Что за тарабарщина? Звезды, да еще космические?

– Козмические, а не космические. Галилео Галилей не считал это тарабарщиной. «Козмическими звездами» он назвал луны Юпитера – в честь Козимо Старшего, основателя знаменитого рода Медичи, представители которого покровительствовали ученому. Четыре самых больших из шестнадцати: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто с порядковыми номерами с пятого по восьмой включительно. Остальные двенадцать по сравнению с ними – просто крошки. Галилео открыл их с помощью телескопа, тем самым доказав, что не все небесные тела вращаются вокруг Земли. За что его и невзлюбила святая инквизиция.

Кэшью усмехнулась:

– Великолепный поворот в карьере! Ему следовало бы нанять Рут Боусер, уж она бы его отмазала.

– Да наверняка! А вообще-то Галилео намного опередил свое время. Тем более что тогда не существовало самого понятия точного времени, а ведь ему вздумалось выработать законы движения. Сделать это было весьма трудно, поскольку продолжительность того или иного процесса измерялась при помощи сальной свечи, размеченной на отрезки одинаковой длины, каждый из которых сгорал ровно за час. Наш итальянский парень хотел исправить положение вещей и испробовал всевозможные способы измерения времени, включая такой экзотический, как бормотание определенной мелодии себе под нос. Потом Галилео наткнулся на принцип маятника. Развитие астрономии и совершенствование часов шли рука об руку: улучшенные хронометры позволяли ученым более точно измерять продолжительность небесных явлений, а понимание последних, в свою очередь, помогало улучшать измерительную базу часов. Мне продолжать, Бейли?

– Я все понял, Джонас, у твоего Галилея явно был бзик, касающийся Юпитеровых лун и хронометров. Признавайся, для чего ты затеял этот словесный поток, в котором мы едва не утонули?

– Фу на вас, шеф! Во-первых, вы узнали про то, как в старину определяли время по горящей свече, во-вторых, прониклись гармонией небесных сфер… Правда, все это действительно фон, а главное то, что идеи Галилея применимы для навигации и по сей день. В его времена торговля зависела от судоходства, моряки испытывали серьезные трудности с определением местонахождения, ведь тогда вокруг Земли еще не кружились навигационные подсказчики. Узнать долготу было намного сложнее, чем широту: для последней следовало всего лишь измерить наклон Солнца в полдень или Полярной звезды – в полночь. А вот для нахождения долготы требовались точные часы. Пятнадцать градусов к востоку – и Солнце встает на час позднее.

– Следовательно, маятниковые часы Галилея решили проблему?

– Нет, для этого они были недостаточно точны. Вместо них гениальный астроном нашел гигантские часы на небе.

– Понимаю, «козмические звезды».

– Верно. Что вы увидите в телескоп на Юпитере, зависит от места на Земле, где установлен ваш телескоп. Спутники обегают гигантскую планету достаточно быстро, и их орбиты пересекают друг друга или диск планеты практически каждый день. Вот Галилео и составил подробные таблицы элементов спутниковых орбит, чтобы определять местное время. Он высоко оценил свою работу и в 1616 году решил познакомить с ней испанского короля Филиппа Третьего, но тот настолько погряз в интригах мадридского двора, что не обратил на предложение никакого внимания. Итальянец пытался продать ему идею в течение шестнадцати лет, однако…

Когда дело касалось маркетинга, Кэшью не могла остаться в стороне.

– Если наживку не заглотили, не следует закидывать ее снова. Что, этого принципа Галилео не знал?

– Жизнь в те времена текла очень медленно, Кэш.

К разговору подключился еще один специалист маркетинга, Бейли:

– Он должен был закинуть свою наживку в другом месте.

– Через два десятка лет он предложил идею голландцам.

– Ух ты! – воскликнула женщина. – Ну и резво же Галилей перестроился!

– Голландцы наградили его золотой цепью за заслуги и, по всей видимости, намеревались отправить посланцев в Италию для закупки таблиц, но об этом пронюхал Папа, так что разворотливым ребятам пришлось отказаться от перспективной затеи. А вот бедняга Галилей с месяц просидел в застенке, обсуждая с верховным иерархом католичества щекотливый вопрос, что вокруг чего вертится: Земля вокруг Солнца или наоборот. Голландцы набрались мужества и попытались вытащить ученого, однако Галилей к тому времени уже отрекся от своих убеждений.

– Сия душещипательная история, – сказал Бейли, – наиболее неподходящая для ВидиВи из всех, какие я когда-либо слышал. Джонас, ты – гений, но из тех, кто помирает в нищете где-нибудь на чердаке.

Джонас пожал плечами:

– Я уже говорил, это лишь присказка. Дальше все будет как в сказке, уж вы мне поверьте.

Бейли плеснул себе в стакан на два пальца. Джонас, несомненно, парень толковый, беда лишь в том, что для разогрева ему требуется уйма времени.

– Итак, дальше. Ту же идею взял на вооружение другой итальянец, Джиан Доменико Кассини.

– Ух ты! Величайший знаток женщин!

– Вы спутали, шеф. Величайшего знатока звали Казановой.

– Послушай, не пора ли нам прерваться на пару минут? Джонас ничем не проявил недовольства, но постарался настроить начальника не на выпивку, а на дальнейшую работу:

– Не забывайте, босс, оба итальянца были учеными!

– Мы-то не ученые! – возразил Бейли.

– Кассини совершил множество открытий, составил новые таблицы, возобновил исследования спутников Юпитера, наблюдал кольца Сатурна. В те годы многие обыватели покупали телескопы, чтобы поглазеть на ночное небо вооруженным взглядом.

Бейли заинтересовался бы рассказом, если бы Джонас объяснил еще, как восстановить падающие дивиденды!.. Он снова налил и галантно предложил сделать то же самое Кэшью.

– И купленные ими телескопы стали хорошим вложением средств? – спросила она.

– В какой-то мере. Используя тогдашнее оборудование, нельзя было наблюдать спутники Юпитера с плывущего корабля. Только представьте себе телескоп на палубе старинного парусника, да еще во время качки! А вот на суше эти оптические приборы проявили себя с самой лучшей стороны. Уже в 70-х годах XVII века спутники Юпитера вовсю использовались для определения долготы. Кассини даже составил подробную карту окрестностей планеты Голиафа и назвал свое детище планисферой. Оно представляло собой полотнище в двадцать четыре фута по диагонали и располагалось на четвертом этаже Западной башни Парижской обсерватории. Французский король Людовик Четырнадцатый не только любил рассматривать планисферу сам, но и заставлял разделять свое увлечение придворных.

– Чудо что за видеоряд, черт побери! – выпрямился Бейли в кресле. – На объемный экран так и просится великолепие Короля-Солнца, когда роскошные экипажи королевского кортежа въезжа…

– Бросьте, босс! Нам никогда не получить лицензию на использование лошадей в качестве тягловых животных, Исторический канал выбрал всю квоту!

– Благодарю за поддержку, Кэшью, – съязвил Кемп. – Тем не менее, я продолжу. Король Франции был настолько очарован детищем астронома, что не жалел денег на астрономию. И вот в 1682 году…

– Ради Бога, – простонал Бейли, – короче! В чем суть твоей задумки?

Джонас понял, что пора сворачивать экскурс в прошлое, иначе босс взорвется.

– Суть в том, что мы воссоздадим историческую экспедицию 1682 года, когда двое инженеров Людовика – Варин и де Хайес – начали путешествие в Гори и завершили оное на Мартинике.

– Как?

– На фрегате, через Атлантику, с востока на запад, заполняя навигационную брешь – долготу до Нового Света.

– До Нового Света?

– До него до самого. Точнее, до Проклятых Кариб – аванпоста американского континента. Благодаря Барину и де Хайесу люди узнали, в каком месте земного шара расположены эти острова.

– Хм, возможно, возможно… – Задумка хоть и с трудом просачивалась в мозг Бейли, но наконец достигла цели. – «СЕВМЕРИКА И ЕЕ МЕСТО В МИРЕ». Не самая лучшая концепция развлекательной программы, но, наверное, стоит это дело как следует…

– Хочу предупредить: мы не должны зацикливаться на внешнем антураже 1682 года, главное – использовать навигационные методы того времени: секстант для определения широты, а маятниковые часы, девятнадцатифутовый телескоп и затмения лун Юпитера – для определения долготы.

Воцарилась гнетущая тишина. Команда Бейли размышляла. Первой пришла в себя Кэшью:

– Выходит, мы не будем пользоваться орбитальными навигационными подсказчиками?

– Естественно.

– А как же мы установим свое местопребывание? Джонас ласково коснулся ее руки.

– Ты слышала хоть одно слово из того, что я сказал? Намек был более чем прозрачен.

– Хочешь сказать, что эти смехотворные старинные методы помогут нам переплыть океан?

– Считай, что у нас будут навигационные подсказчики – не рукотворные, а данные свыше. И вращаются они не вокруг Земли, а вокруг Юпитера, да и сигналы, которые они подают, не радио, а световые.

– Подсказчики Бога! Так их и назовем, великолепный слоган! – Бейли порывисто вскочил. – Но ты же говорил, что луны Юпитера нельзя наблюдать с плывущего корабля…

– Раньше было нельзя, в наше время это довольно просто. Изображению, полученному с телескопа жидкокристаллическим индикатором, никакая качка не страшна.

Кэшью не купилась на объяснение.

– Ты же утверждал, что мы должны воссоздать обстановку 1682 года!

– По возможности. А ты, к примеру, заявляла, что нам никогда не достать лошадей, хотя можно воспользоваться симулакрой-шаблоном в придачу к графической компоновочной программе и без труда наштамповать столько виртуальных скакунов, сколько потребуется. Однако вернемся к нашим баранам. Как я уже упоминал, у нас будет девятнадцатифутовый телескоп со старинной оптикой. Кроме того, расчеты будем вести на уникомпе, что, сами понимаете, надежнее, чем вручную. – Глаза Джонаса были широко раскрыты, сердце бешено колотилось.

– Согласен! – Мозг Бейли, всегда настроенный на ВидиВи, в этот момент одолевало множество мыслей – пульсирующих, раскаленных, тающих… Он зримо представлял, как это будет. И это на самом деле будет. Попадание в яблочко, благодарение Господу, если… – Только давайте сразу договоримся.

– О чем же?

– Никакой связи с навигационными подсказчиками!

– Не будем связываться со спутниками даже для того, чтобы свериться для надежности с контрольными данными? – В тоне Кэшью проскользнуло недоумение.

– Вот именно. Больше того, я хочу сделать наши данные ненадежными. Ради «ЛАМЛЕЕВ».

О, эти священные Ламлеи! Кэшью и Джонасу пришлось кивнуть, соглашаясь с выставленным условием.

– И еще – мы не прихватим с собой на борт ни одного маячка-ретранслятора!

Затея на поверку оказалась опаснее, чем выглядела с первого взгляда. Без ретрансляторов никто не сможет засечь их с орбиты.

– Бейли, это очень рискованно! Страховые компании не позволят нам выйти из порта.

И тут босс рванул чеку последней из бомб:

– Не будет никаких страховых компаний!

– Хотите сказать, что ответственность мы берем на себя? – Голос Кэшью повысился на октаву. Ее заставляли ступить на совершенно незнакомую территорию.

– Успокойся, девочка. У нас появился шанс вытянуть «ЛАМЛЕЕВ» – мы схватим аудиторию за яйца, да так, что у них глаза вылезут из орбит. Только представь, какой пойдет шорох: ни тебе навигационных подсказчиков, ни ретрансляторов, ни страховок! Лишь тройка отважных исследователей против грозных океанских волн.

Кэшью вздрогнула.

– Вы псих, Бейли! Перестаньте пялиться на меня! – Она отпила глоток из стакана и промолвила совершенно спокойно: – Но скажу как на духу: ваша идея выше всяких похвал!

– Естественно, – самодовольно согласился Бейли.

– Если, конечно, наш дока в навигации сможет врубиться в это дело, – не удержалась она от ложки дегтя.

Джонас поднялся.

– Надеюсь, ты не сомневаешься в способностях лучшего инженера-Види во Вселенной?

– Нет, в способностях лучшего инженера-Види я не сомневаюсь, я сомневаюсь в твоих способностях, Джонас Кемп.

– Чепуха! Ставлю недельное жалованье, что в финале мы причалим к Мартинике с точностью до ста ярдов.

Кэшью закивала часто-часто, вылитый дятел, и Бейли ввел условия пари в память уникомпа.


Черити была необычайно молчалива, пока они добирались до фермы, но там она уже не смогла сдерживать любопытство. Суетилась ли на крошечной кухне, готовила ли выпивку и закуску – все это время ее одолевали тревожные мысли. Она понимала: Пруденс неспроста вернулась на Землю, явно что-то опять откопала. В прошлый раз то были гигантские серные цветы с Ио, каждый из которых стоил целое состояние, вследствие чего ни один настоящий ученый не смог их приобрести для исследования. И это привело к неприятностям.

С чем же столкнулась в глубоком космосе Пру на сей раз?

Пруденс вздохнула. Ей очень хотелось помочь младшей сестренке выбраться из нищеты или по крайней мере избавить на время от финансовых забот. Она колебалась, зная, что Черити не умеет держать язык за зубами. Когда та была маленькой, все дразнили ее Трещоткой, а Пру звала ее так до сих пор, правда, уже не вкладывая в прозвище уничижительный смысл. Но шила в мешке уже не утаить – как только Пруденс очутилась на Земле, младшая сестренка должна была догадаться, что у старшей есть веская причина для возвращения.

А скоро об этом станет известно всем.

– Трещотка?..

Черити отложила нож, которым счищала кожуру с картофелины, и взглянула на гостью.

– Обещай молчать о том, что я тебе расскажу! Никому ни слова! Ни своему исповеднику, ни своему любовнику, ни даже своему горячо любимому дезорганизатору.

Черити покраснела – лишь последний из упомянутых мог воспользоваться ее болтливостью.

– Понимаю, – кивнула она со всей серьезностью. Хотя даже предположить не могла, о чем пойдет речь.

– Скоро, очень скоро, пока еще не могу сказать когда, ты будешь вольна поведать о тайне любому, но до этого момента заклинаю тебя хранить молчание!

– Обещаю.

Пруденс достала из своей полетной сумки коробку, обклеенную скотчем. После того, как с коробки была снята крышка, Черити увидела предмет, упакованный в противоударный пузырь. Когда Пруденс положила его на кухонный стол и раскрыла обертку, стало ясно, что это какой-то комок размером с кошку. Причем кошку предварительно раздавили.

Приглядевшись, Черити обнаружила, что предмет можно назвать комком лишь наполовину; другой половиной он напоминал… не понятно что, какую-то штуковину. Странно изогнутую и покрытую ржавчиной, ибо когда-то она была сделана из металла. Описать внешний вид загадочного предмета было затруднительно, поверхность выглядела неоднородной и кривобокой, и не разберешь, где кончалась органика и начиналась технология… Легче всего выделялись из путаницы живого и мертвого три колесика, вмонтированные по углам и утопленные в корпус; вместо четвертого зияло круглое отверстие. С одной стороны предмет был окаймлен как бы рядом мелких деталек, напоминающих фонарики разных форм и размеров, с другой стороны торчали две короткие толстые трубочки. Части, изъеденные ржавчиной, когда-то были белоснежными и твердыми, теперь же стали серыми и крошились даже от легкого прикосновения. А еще в тельце игрушечной машинки серебрились там и сям крапинки, отражавшие лучи полуденного солнца.

Мозес выглядел разочарованным, и это не прошло мимо внимания Пруденс.

– Не расстраивайся, малыш, это вовсе не подарок. – Она протянула мальчику что-то мягкое, в яркой обертке. – Вот, держи настоящий.

Черити отвела сына за руку к дивану, где он мог спокойно развернуть упаковку. Затем вернулась к столу и взяла трехколесную штуковину в руки.

– Осторожнее! – крикнула Пруденс, потом усилием воли заставила себя успокоиться. – Извини, сестренка, я просто вне себя, когда кто-нибудь касается моей находки. Это очень древняя вещь. Затрудняюсь сказать насколько древняя, но очень! Поэтому, умоляю, не повреди ее.

Черити покрутила предмет в руках.

Пристальный взгляд выявил подобие какого-то рисунка на шинах, в которые были обуты колесики.

– Что же это все-таки такое? Пруденс вздохнула:

– Кто знает? По всей видимости, артефакт.

– Надо прямо сказать, неважно сохранившийся. Ржавчина не осыпалась – она пребывала в самом начале своего развития. Из-за консервации во льду.

– Археологический артефакт, – уточнила Пруденс. Черити потрогала колесико, но оно не провернулось. Без сомнения, ось проржавела.

– И каков же его возраст? Пруденс пожала плечами:

– Точно сказать не могу. На корабле мы все же провели приблизительный радиоизотопный анализ с погрешностью в один-два процента.

Мозес в своем углу наконец справился с задачей и обнаружил под многочисленными упаковочными слоями нечто похожее на меховой клубок.

– Пру, тебе не следовало тратиться – мемималы стоят бешеных денег!

– Это настоящий подарок? – вопросил Мозес жалобно. Очевидно, клубок не произвел на него должного впечатления.

Черити вернулась к возрасту артефакта:

– Пру, и что показал ваш анализ?

– Прежде чем ответить, я лучше… – Пруденс забрала у сестры предмет с колесиками и положила себе на ладонь. – Извини, Трещотка, пусть он будет у меня. Грубо говоря, ему сто тысяч лет.

Судя по выражению, Черити цифре не поверила.

– Ерунда! Сто тысяч лет назад не существовало никаких игрушек с колесами. Ой, Мо, да ведь у тебя в руках мемомасса! Сожми ее, да, именно так, и скажи «собачка».

– Они… – произнесла Пруденс.

– Кто «они»?

– Ведь был же кто-то, сконструировавший эти штуки на колесиках!

– Собачка! – выкрикнул мальчик.

Странный меховой клубок запульсировал и выбросил из себя яркие протуберанцы, сложившиеся в симпатичного песика. Тот пошевелил хвостиком и залаял.

Мозес восторженно хихикнул.

– В мемопене, – сообщила Пруденс, – запрограммировано до сотни разных зверушек. Мозес, скажи, например, «Ниф-Наф»!

Собачка превратилась в поросенка и захрюкала.

– Интересно, а при чем здесь археология? – задумчиво произнесла Черити. – Сдается мне, что последние десять лет ты не вылазила из глубокого космоса, дрейфуя в сфере притяжения Юпитера и высаживаясь то и дело на поверхность спутников в поисках экзотических минералов, чтобы найденное в дальнейшем выгодно реализовать…

Лицо Пруденс оставалось непроницаемым.

– Я действительно и дрейфовала, и высаживалась. И нашла там это.

Глава 3 Облако Оорта, 997 642-й ДО Н. Э.

Облако Оорта выплясывало величественную сарабанду, капая случайными кометами из изморози безвременья на сковороду Солнца.

Человеческий разум мыслит метафорами, но это метафоры существа, которое торило путь эволюции где-то на просторах саванны или на морском берегу, а никак не в беспредельных просторах космоса. Возьмем, к примеру, явление с устоявшимся названием «Пояс астероидов», которое поясом в прямом смысле не является. Когда первый космический зонд вершил свой беспримерный полет к Юпитеру, ему предстояло в какой-то момент пересечь Пояс, и многие в Центре управления полетом были серьезно озабочены этим обстоятельством – дескать, аппарат совершенно не застрахован от столкновения с каким-нибудь шальным астероидом.

Специалисты даже не подозревали, что у двух выпущенных случайным образом в акваторию Тихого океана бактерий гораздо больше шансов встретиться. Если пересчитать все каменные осколки в Солнечной системе, то наибольшее их количество действительно кружится между орбитами Марса и Юпитера. Пометьте точками их положение в пространстве – получится размытое кольцо, масса которого в пропорциональном отношении больше, чем любая планета. Правда, если попытаться отобразить какую-нибудь точку в соответствующем масштабе на бумаге, то никакой струйный плоттер не сможет начертить подобное микроскопическое пятнышко.

Если приблизиться к Поясу на космолете и пялиться до одурения в иллюминатор в надежде увидеть непрерывный поток бесформенных каменных глыб, то ничего не получится. До тех пор пока не отправитесь подобно монахам нео-Дзэн на осторожную, хорошо продуманную и хорошо оснащенную охоту за небесными камнями.

В сущности, облако Оорта не является облаком, а представляет собой полую сферу, ближняя поверхность которой располагается в тысяче астрономических единиц от Солнца – в двадцать пять раз дальше, чем пролегает орбита Плутона, а дальняя – в тридцать раз дальше. Возможно, даже в сто раз – что составляет примерно одну треть расстояния до ближайшей звезды. В пределах этой сферы сосредоточено громадное число кусков замерзшего льда и снега, состоящих из водорода, метана, аммиака и воды, перемешанных с частицами пыли, мелкими камнями и осколками более твердых пород. Эти грязные «снежки» представляют собой так называемые «кометы в состоянии ожидания» и сосчитать их так же невозможно, как песчинки во всех пустынях Земли.

Несмотря на несметное их количество, пространство самого облака выглядит даже более пустым, нежели пояс астероидов. Как бы склеенная из множества кусков, внешняя поверхность облака Оорта существует исключительно в воображении астрономов, равно как и то, что никогда не было протокометного ядра и вихря из межзвездных снежинок, а всегда была, есть и будет лишь пустота, помноженная на пустоту, плотность которой всего-навсего чуть-чуть превышает плотность абсолютного вакуума.

Большинство льдинок испытывает сильнейшее воздействие ближайшей звезды – Солнца. Кроме того, их тянут к себе гравитационные поля Нептуна и Урана, а приблизившись к Солнечной системе, они попадают в сферу действия куда более массивных Сатурна и Юпитера. На притяжение же остальных планет льдинки реагируют точно так же, как человеческое ухо на шепот, произнесенный на противоположной стороне земного шара.

Изредка произвольные законы динамики хаоса сближают траектории пары протокомет до критического предела. Сталкиваются они редко, но на мгновение могут оказаться в притягательном объятии общего гравитационного поля. Как любовники, кружащиеся в танце, они качаются на волнах космической гармонии, затем расстаются; их слияние так и не завершилось, остается лишь память о том, что могло бы из этого выйти…

Псевдооблако Оорта дрожит. Незначительные колебания плотности пульсируют в туманном веществе.

Иногда звездные любовники сближаются настолько, что гравитационные возмущения радикально преобразуют направление их движения. Еще реже может возникнуть серия краткосрочных столкновений, каждое из которых усиливает предыдущее. А порой в результате подобного свидания одна из протокомет уходит по направлению к Солнцу, и ее круговая орбита трансформируется в вытянутый эллипс, чтобы через какое-то время вечный холод псевдооблака Оорта сменился для космической странницы на огненную геенну фотосферы.

Только в этом случае она становится настоящей кометой, а не «кометой в состоянии ожидания». Она будет стремиться к своей цели все быстрее и быстрее, разрезать планетные орбиты подобно лисице, стремительно пересекающей опустевшее на миг скоростное шоссе… Она ощутит, как с каждым мгновением Солнце становится все больше, ярче, жарче… Уже при приближении к орбите Марса более легкие газы начинают таять, а затем кипеть. На подлете к земной орбите лед расплавится, а чуть позже получившаяся из него вода превратится в настоящий кипящий поток. Так как ледяное сердце кометы к тому времени будет достаточно разогрето светилом, испаряемые с ее поверхности молекулы образуют пылевой хвост; тот растянется на многие миллионы километров и образует скошенную дугу. Не редкость и появление дополнительного хвоста из ионизированных частиц, виновником которого, конечно же, является солнечный ветер.

Возбуждение достигает высшей точки, когда комета, приближаясь к адскому вихрю солнечной фотосферы, ощутит неумолимую силу тяготения родительской звезды, подобно мотоциклисту в головокружительном аттракционе «гонки по вертикали». Закруглив конец своего эллиптического пути с поистине бешеной скоростью, комета снова начнет долгое погружение в мерзлую пустоту, где составляющие ее компоненты вновь начнут замерзать…

И уже особо не торопясь, комета будет продолжать утомительное путешествие по направлению к псевдооблаку Оорта – первое из многих циклов бесконечного сна и фиолетового пробуждения, – до тех пор, пока все ее вещество не превратится снова в снег и пыль. Остатки небесной странницы могут сиять в земной атмосфере метеорными потоками как бриллиантовые ожерелья. Некоторые фрагменты бывшего кометного облачения будут захвачены поясом астероидов, большинство же просто присоединится к куче орбитального мусора, который кружит по Солнечной системе.


Пруденс завтракала, Мозес кормил тушканчика, а Черити Одинго просматривала сообщения сети Экстранет. Внезапно ее внимание привлек броский заголовок: «БОЛИВИЙСКИЙ БУЛОЧНИК ОБНАРУЖИЛ МЕШКИ С ПОДАРКАМИ ОТ РЕМЕШКОВ».

– Пру, ты когда-нибудь встречалась с Ремешками? Пруденс прожевала хлебец из смеси злаковых.

– Сталкивалась пару раз.

К чему Маленькой Сестре знать о ее встречах с Ремешками?..

– Зачем они дарят некоторым людям целые состояния? Старшая сестра нахмурилась.

– Это длинная история, Трещотка. Ремешки – закрытый для посторонних клан, они редко вступают в контакт с обычными людьми, но уж если такое случилось, тогда их щедрость выходит за грань понимания. Таким образом я получила «Тиглас-Пильсер» – хотя оформлено все это как благодарность за оказанную помощь.

Ответ не удовлетворил Черити.

– Мне всегда хотелось узнать, как ты умудрилась стать владелицей корабля. Интересно, чем ты помогла монахам?

Пруденс заколебалась с ответом.

– Будешь смеяться, но я перевела для Ремешков одну древнюю табличку… Конечно, они любят медитировать, но еще больше любят деньги и, самое главное, умеют их делать и посему в состоянии преподносить щедрые дары. А почему тебя это заинтересовало?

– В сеть поступило сообщение, что булочник из Кочабамбы вышел из дома поутру и нашел за порогом кубический ярд чистого вольфрама.

– Да, это похоже на Ремешков. Время от времени они делают такие подарки. Обычно дарят вольфрам, хотя порой предпочитают иные металлы. Я слышала, что один парагвайский фермер нашел в своем свинарнике куб осмия.

– Подумать только, кусок осмия размером с грейпфрут стоит бешеных денег! – присвистнула Черити. – Что же говорить о кубическом ярде. И кто эти благодетели?

– Окутанная тайной монашеская секта нео-Дзэн, называющая себя Путь к Целостности.

Черити набрала поисковый код на клавиатуре уникомпа, голограммный экран тотчас же высветил поле комментария.

– Так, кое-какая информация имеется. Тибетское слово «бде-ба» часто переводится как «хороший», но более точным будет значение «полезный» в смысле «качественный». Так как в подтексте оно подразумевает действие в противоположность к понятиям пассивного рода… Господи, да кто напридумывал всю эту белиберду?

– Если жаждешь ознакомиться с этимологическим комментарием, не забывай, что имеешь дело не с классической литературой. – Пруденс взяла с тарелки еще один хрустящий хлебец. – Боже мой, сестренка, ты и не представляешь, какое наслаждение могут доставить свежие продукты!

– Кушай на здоровье! Тебе не помешало бы немного поправиться.

– Залогом здоровья является нормальный метаболизм, Трещотка. Доказательство тому – стройность моей фигуры. Космистов, склонных к полноте, моментально разносит. Но если настаиваешь, я готова съесть еще ломтик манго. Космисты называют его Кукушкиным Гнездом.

– Что-что? Манго так называют?!

– М-м-мф, – причмокнула от удовольствия Пруденс и помотала головой. – Нет, конечно! Гнездом Кукушки называют монастырь Путь к Целостности, возведенный на астероиде из группы Хильда. Странно, что ты ничего не слышала. Он достаточно известен. Впрочем, догадываюсь, Мозес и возня со зверушками отнимают все твое время… В начале прошлого века открыли, что некоторые астероиды богаты редкоземельными металлами. Сейчас большей частью Пояса владеет монастырь. Монахи накопили несметные сокровища и могут позволить себе роскошь раздавать часть своего богатства. Выбор счастливчиков обычно осуществляется с помощью лотереи.

Черри вернулась к вопросу, который волновал ее больше всего:

– Говорят, что на подаренном кубе выгравировано стихотворение.

Нужно помнить, что накопленное богатство может обратиться в прах.
Нужно помнить, что розданные дары копятся впрок.
Нужно помнить, что несчастье – урожай поступков дьявола.
Нужно помнить, что счастье – урожай добрых поступков.
Пруденс кивнула:

– Правильно, это Король Грифов. Вот почему монастырь называется Кукушкиным Гнездом.

Брошенная на стол вилка со звоном отлетела в угол.

– Пруденс, я понятия не имею, о чем идет речь! Ты называешь монастырь Кукушкиным Гнездом из-за его связи с грифами?

– Ради Бога, извини. Эти строки озвучил Король… Впрочем, лучше-ка я начну с самого начала. Разреши показать тебе кое-что.

Пруденс обошла стол и попыталась разглядеть крошечное изображение на экране уникомпа.

– Трещотка, купи ты плоскопленочный экран – они дешевле песка под ногами. Взгляни-ка сюда!

Она ткнула пальцем в кнопку, и на дисплее возник этнический азиат: на голове – традиционная тройная повязка в виде поросячьего хвостика и бледно-голубое одеяние монаха нео-Дзэн. Фоном ему служило увеличенное изображение раскрытого манускрипта. Прикосновение к другой кнопке вызвало надпись: «ЗАКОН БУДДЫ СРЕДИ ПТИЦ». Губы зашевелились, монах заговорил:

«Эта курьезная, но чарующая рукопись носит заметный отпечаток влияния секты Бка'-бргуд-па. Считается, что она написана неким ламой в семнадцатом столетии. Позже, в 1904 году ее опубликовали в Тибете под названием «БАИА ЧАОС РИНЧЕН 'ПРЕН-БА», что означает «ДХАРМА СРЕДИ ПТИЦ: ДРАГОЦЕННАЯ ГИРЛЯНДА» – Понимаю, – сказала Черити, но по ее недоуменному взгляду было видно, что она ничего не понимает.

Пруденс активировала комментаторский блок.

«Дхарма – справедливость, которая подчеркивает закон Будды. При свободном перефразировании: взгляд Будды на мир».

Монах тем временем продолжал вещать:

«Книга по своей сути является упрощенным изложением основных принципов буддизма, выраженных автором в виде дискуссии между различными птицами: попугаем, грифом, белой куропаткой, голубем… Дискуссия ведется под предводительством Короля Птиц – Кукушки».

– Ух ты! – воскликнула Черити.

– Тс-с, Маленькая Сестренка. Послушаем монаха. «… На границе между Индией и Тибетом, как сообщает нам «БАЙА ЧАОС», возвышается лесистая гора, прозванная Приятной Драгоценностью. Там живет великий маг Сарака; живут там и другие святые. Кроме них, на горе обитает множество птиц и животных – настоящий рай на Земле. Бог Авалокитешвара и индийский принц, сын раджи Варанаси, случайно превращенный в кукушку, вошел в совет птиц и стал учить их дхарме».

Пруденс остановила ВидиВиклип.

– Путь к Целостности, – сказала она, – подобно остальным орбитальным монастырям был основан для проведения горнорудных разработок на астероидах, где условия жизни исключительно суровы и совершенно не подходят для «золотой лихорадки», во взрывоопасной атмосфере которой, так уж исторически сложилось, развивалась аналогичная отрасль на Земле. Мирские старатели, алчные и агрессивные, могли поубивать друг друга за какой-нибудь пустяк, поэтому почти на всех работах заняты монахи. Первоначально орбитальные монастыри по разработке природных ресурсов основывались разными религиозными общинами, но только буддисты нео-Дзэн умудрились сделать рудники процветающими. Очень скоро они прибрали к рукам весь Пояс астероидов. Монастырь Путь к Целостности был основан сектой, учение которой восходит к упомянутой рукописи «БАЙА ЧАОС, или ДХАРМА СРЕДИ ПТИЦ». Поэтому вся монастырская верхушка носит имена различных птиц согласно их статусу. Главу Пути к Целостности зовут Кукушкой.

– Так вот почему ты назвала монастырь Кукушкиным Гнездом! – торжествующе сказала Черити.

– Это лишь одна из причин. Нео-Дзэн очень странная секта. Очевидно, бог Авалокитешвара, пребывая в птичьей ипостаси, настойчиво советовал своим последователям находить наивысшую пользу в том, чтобы одаривать бедняков. Кукушкино Гнездо имеет высший индекс продаж: их богатство неисчислимо. Они инвестировали деньги в технологию Ремешков. Они создали так называемую Новую Тибетскую Обитель, на предприятиях которой изготавливают самые большие и мощные масс-драйверы в Солнечной системе. Монастырь является основным поставщиком минералов, добытых на астероидах, так как распоряжается продукцией большинства более мелких общин.

– Ну конечно, – хмыкнула Черити, – в монастыре обитают исключительно скромные и миролюбивые монахи. Обычно они ведут размеренный и праведный образ жизни – за исключением привычки бомбардировать время от времени Землю, точнее подворья бедняков, кусками редкоземельных металлов в лучших традициях своего духовного пастыря.

– Ты права, сестренка, вторая причина, по которой монастырь называется Гнездом Кукушки, заключается в том, что по ним, монахам нео-Дзэн, психушка плачет.[6]


Младший монах по имени Нагарджуна (птичий ранг – Дрозд) из небесного ламаистского монастыря Путь к Целостности размышлял о наставлении Совета Птиц и в конце концов счел его довольно странным.

Чтобы не сказать противоречивым.

«Нужно помнить, что лень и медлительность мешают творить добро», – говорил Великий Журавль. Возразить по существу Дрозд не мог – в конце концов, безделье мешает всему, за исключением сна. Однако как тогда истолковать слова Короля Грифов: «Мудрые остерегаются соблазна постоянной занятости»?

Да к тому же наступил Упосадха-день.

Вероятно.

Буддийский календарь является также и лунным. По преданию, Будда родился в клане Готама в полнолунный день месяца весакха ровно через десять лунных месяцев после того, как его матери Махамайе приснилось, что серебристо-белый слон необычайной красоты вошел в ее лоно через бок – знамение, которое было интерпретировано как рождение либо властелина мира, либо Будды. Даже на Земле сочетание лунного календаря с временами года, зависящими от вращения планеты вокруг Солнца, доставляло любителям прикладной астрономии множество хлопот, к тому же вращение земного шара вокруг собственной оси, несоизмеримое ни с лунным месяцем, ни с солнечным годом, вносило в расчеты дополнительную путаницу. Что же говорить об астероиде из группы Хильда, вращающиеся вокруг наклонной оси в течение трех часов двадцати девяти минут и нескольких иррациональных секунд? Календарные заморочки земных наблюдателей по сравнению с головоломкой, которую предстояло разрешить наблюдателю из монастыря небесного, выглядели просто пустяками.

Ветвь Небесного Дзэн-буддизма, исповедуемая монахами Пути к Целостности, была религией синкретической, то есть вобравшей в себя множество различных течений. Наряду со всеми Теравада Последователями – теми, кто ведет свое происхождение от Пали Старших первой буддийской сангха, монашеской общины, в которой изучали и сохраняли учение Просветленного, – орбитальный монастырь соблюдал в каждом лунном месяце четыре священных дня: полнолуние и новолуние, плюс восьмой день каждого полуцикла. Именно по этой причине и началась головная боль у Нагарджуны, ибо безумное сочетание периодичности вращения небесных тел грубо вторглось в сферу действия священного канона.

К сожалению, рукописи не давали четкой инструкции, откуда следует определять фазы Луны: с Земли или из одного из ламаистских монастырей? Тот факт, что Нагарджуна находился не там и не там, а торчал на астероиде весом около семидесяти тысяч тонн, чья поверхность была густо испещрена окислами редкоземельных металлов, проблемы не решал. Священные книги, в особенности «Бхикху-патимоккха», полагали истинным либо одно положение наблюдателя, либо другое, и по крайней мере один источник – «Патисамхда-магга» – уверял, что право на существование имеют оба. В те времена, когда монастыри еще не мотались по небесным орбитам, различия в положении наблюдателей не имели особого значения, но как только люди начали разрабатывать Солнечную систему, стало очевидно: для тех, кто должен трудиться вне родной планеты в течение долгого времени с огромным напряжением сил, предпочтителен монашеский образ жизни… Именно тогда и зародилась Большая Путаница.

Впервые она проявилась на базе, возведенной монахами Пути к Целостности вблизи Южного полюса Луны. Наблюдать фазы Луны можно с любой точки, только не с нее самой. Даже для монаха нео-Дзэн Луна, наблюдающая Луну, вызывала оторопь. И хотя вполне в духе Дзэн оставить вопрос без ответа, уже в самом начале мудрецы с лунной базы сообразили, как следует поступать. Фазы Луны легко наблюдались из Кукушкиного Гнезда, тем более что в распоряжении монахов имелась обсерватория, расположенная в двух милях от ламаистского монастыря… Когда же с астероида поступили первые данные, оказалось, что фазы, наблюдаемые из Кукушкиного Гнезда, редко совпадают с фазами, наблюдаемыми с Земли.

Итак, Нагарджуна сидел на обломке скалы в скафандре традиционного для монахов нео-Дзэн голубого цвета и размышлял. Он точно знал, что сегодня не Упосадха-день по монастырскому расписанию, так как ранее наблюдал Луну на голографическом экране уникомпа, и такого идеального яркого круга ему в этом лунном месяце видеть еще не доводилось. Но что, если статус священного дня определялся с Земли? Припомнить же, какие правила существуют для подобного рода казусов, он, к сожалению, не мог. Связаться по радио с монастырем и через уникомп узнать, определяется ли Упосадха-день по земным расчетам? Пожалуй, так поступать нельзя.

Точнее говоря, можно, если последует отрицательный ответ, и уж точно нельзя, если положительный. Причиной дилеммы являлось то обстоятельство, что и монахи и миряне одинаково должны соблюдать в Упосадха-дни пять основных заповедей: бесповоротно отрешиться от убийства, воровства, лжи, наркотиков и блуда. К тому же монахи и монашки обязаны воздерживаться от секса, не принимать пищу позже середины дня, не развлекаться, не носить драгоценностей, не употреблять косметику и не спать в удобной постели. Конечно, в условиях пониженной гравитации любая постель была удобной… но нюанс подобного рода уже никого не волновал.

Вообще-то существовало восемь заповедей, которые следовало неукоснительно выполнять. Семь из них могли быть опущены из-за трудностей, вызванных несовершенствомлунного календаря, однако обращение к сети Экстранет по традиции относилось к развлечениям, даже когда запрос касался науки. Если бы Нагарджуна работал, то смог бы вызвать нео-Дзэн буддистский телескоп на Луне, но в этом случае вызов был бы причислен к развлечениям.

Правда, можно просчитать все прямо сейчас, а результаты посмотреть завтра, но, согласно все тем же правилам, использование уникомпа приравнивалось к развлечениям. Ибо тогда монахи могли бы записать все то, что им не позволялось смотреть в Упосадха-дни, и ознакомиться с этим позднее, а такое Зеленые Попугаи – старшие монахи – полагали несовместимым с духом самоотречения.

Нагарджуна не мог также проконсультироваться и получить совет от своих наставников, ибо для этого требовалось опять же воспользоваться уникомпом. Как же быть? Выполнять свои обязанности – и заработать презрение Королевского Грифа? Или увиливать от них, пользуясь благосклонностью Великого Журавля? И в том и другом случае можно навлечь на себя гнев Кукушки – верховного ламы орбитального монастыря.

Нагарджуна поклялся, что до тех пор, пока не выяснится, священный ли сегодня день, он не позволит услышать себя никому из Длиннохвостых Попугаев. Для страховки пришлось даже отключить микрофон.

Главное – остановиться на каком-то из двух вариантов. А на каком – пусть за него решат Птицы.

В перчатках, неприспособленных для такого рода манипуляций, он все же умудрился расстегнуть накладной карман на колене и вытащил вакуумную упаковку с копией Священного Текста, скрученной в свиток. Потом, дабы не поддаться искушению, зажмурился, на ощупь открутил стопорную гайку со свитка и какое-то время слушал шорох разворачиваемой бумаги, после чего снова открыл глаза.

Идея заключалась в том, что следовало остановить прокрутку, не зная заранее, в каком именно месте, и выполнить то, о чем говорилось в строчке, попавшейся на глаза первой.

Мед, накопленный пчелами для собственных нужд, не может служить для иных целей.

Эта цитата из обобщающей проповеди Кукушки всегда вышибала слезу у впечатлительного Нагарджуны. Он отдал приказ скафандру высушить влагу, пока стекло шлема не успело запотеть.

Теперь следовало обдумать, какой смысл вложен в пророческую строку.

Обдумывание заняло у него примерно полчаса, но в конце концов он догадался, что к чему: во-первых, это никакой не парадокс, во-вторых, цитата намекает не на действия, а на мотивы. Лень и медлительность являются помехой в производстве дел, что означает: человек не должен предаваться праздности. Соблазн постоянной занятости заключается не в том, чтобы работать, а в том, чтобы делать пустую работу. Соображение же о накопленном пчелином меде наводило на мысль: человек не должен блюсти лишь собственные интересы.

Следовательно, во-первых, Нагарджуна должен выполнить свои обязанности, а во-вторых, даже если не повезло и сегодня – Упосадха-день, ему удастся объяснить Белой Куропатке, ламе, которому он подчинялся непосредственно, любые свои действия.

Нагарджуна глубоко вздохнул, активировал уникомп, встроенный в скафандр, и вызвал ЛАОССГК.


* * *

– Крем для загара – десять сортов, один ящик; крем-сода, освежающая газированная вода – ого, двадцать упаковок. – Кэшью Тинторетто сверяла листы накладных с файлом уникомпа, содержащего бесконечный список инвентаря и провианта. Она обливалась потом, пропылилась с ног до головы и сильно нервничала. – «Криптон», солнцезащитные очки, – двенадцать пар. Джонас, как ты думаешь, каждому хватит по четыре пары? Ведь можно потерять, сломать дужки, усесться на них, наконец…

– Перестань суетиться. – Джонас открыл чемоданчик с ВидиВи-камерой и заглянул внутрь. – Четыре пары на каждого из нас более чем достаточно, но не забудь про матросов. А вы, шеф, готовы к пресс-конференции? До начала остается не больше десяти минут.

– Не будем спешить, – сказал Бейли. – Чем дольше ожидание, тем больше ажиотаж, чем больше ажиотаж, тем громче раструбят о нашей затее СМИ!

Кэшью, передохнув, вернулась к своей инвентаризации:

– Печатка – пятьсот… Что?! Зачем нам столько мужских перстней?

– Дай-ка взглянуть! – Джонас бросил взгляд на крохотный экранчик. – Ты не обратила внимания на перенос: первый слог остался на предыдущей строчке. Так что имеются в виду вовсе не золотые шайбы, которые навинчивают на пальцы нувориши, а «твердая копия» таблиц, определяющих положение лун Юпитера. Ее получают из памяти уникомпа с помощью принтера, и называется она «распечатка». Цифра 500 относится не к числу ювелирных украшений, а к страницам. Это такие большие листы, которые удобно раскладывать на столе…

– Эй, ребята, а ведь мы забыли про обеденный стол!

– Не паникуй, – бросил Бейли лениво, – лучше загляни-ка в раздел «корабельное имущество».

– Ладно. – Кэшью пролистала инвентаризационный файл. – Да, есть какой-то встроенный стол.

Бейли довольно осклабился:

– Наравне со встроенными стульями, парусами, двигателем для безветренной погоды и корпусом, способным противостоять проискам стихий.

– Только не стоит тратить на меня столько сарказма!.. Провиант – пять фунтов. Какого дьявола так мало?! Сухари – шесть пакетов, галеты… Джонас, что означают термины: «сухари» и «галеты»? Следует ли столь серьезно относиться к старинным морским традициям?

– Все должно быть достоверным, – сказал Бейли. – Для нашего путешествия это самое главное.

– Цинга – по одному случаю на каждого члена экипажа. – Съязвив, Кэшью перевела уникомп в режим ожидания и присела на грубо обтесанный камень, явно из кладки разрушенной давным-давно тюрьмы. – А это преддверие Преисподней уж точно достоверное.

Бейли пожал плечами, окинул скользящим взором безжизненный туф, из которого был образован крошечный остров.

– А чем плоха деревня Гори? Живописна по-своему. И порт Нассау тоже неплох. Очень и очень ВидиВизуален. Жаль, что великолепие форта святого Михаила не сохранилось до наших дней.

Джонас вставил новую память в видеокамеру. Это была ручная модель «судзуки-73», и он трясся над ней, как императорский пингвин над яйцом.

– Не понимаю, чего ты тащишься от этой рухляди? – съязвил Бейли.

– Рухляди? Да это настоящий шедевр технологии Предпаузного периода! Он стоит кучу денег, ибо таких вещей в наше время не делают.

– Я считала, что Пауза и наступила-то потому, что технология тогда не работала, – подала голос Кэшью.

– А вот и нет, – ответил Джонас. – Технология работала, и работала превосходно, но сдуру обзавелась интеллектом.

– А-а, – понимающе протянул Бейли.

В XXIII веке каждый помнил об опасности, которую принесла с собой ИТ – Интеллектуальная Технология. Самое смешное, что камнем преткновения явилась вовсе не ИТ сама по себе. Любой управленец знает, что проблемы машинного производства связаны не с машинами, а с людьми. У людей время от времени возникают идеи. К сожалению, они не всегда настолько хороши, чтобы быть внедренными в производство. К числу таких идей можно отнести и выпуск машин, похожих на человека.

Просчет стал очевиден к 2072 году. Пауза накапливалась в течение долгого периода. Так как уровень жизни постоянно рос, вместе с ним нарастало и движение АТС – Антитехнологического сопротивления; простая жизнь кажется куда привлекательнее, если не нужно вкалывать от зари до зари. Тем временем каждое изделие от консервной открывашки до небоскреба становилось с помощью ИТ все более и более приспособленным для лучшего обслуживания потребителя. Все шло замечательно – до тех пор, пока интеллектуальные машины не начали совершать глупости. В частности, одна такая машина уничтожила неоперившуюся еще марсианскую колонию.

ИТ-компьютер, обнаруживший очаг возгорания под главным куполом, собрался было включить разбрызгиватели, но счел это опасным для здоровья людей, поскольку проведенный им попутно анализ воды в пожарных баках обнаружил бактерию легионеллу. Тепло – необходимое условие для неконтролируемого размножения этой опасной бациллы, поэтому по всем санитарно-гигиеническим нормам использовать для тушения пожара зараженную воду не рекомендовалось. Поскольку медицинские приоритеты выше всех прочих, у колонистов не осталось ни одного шанса на спасение.

Катастрофа на Марсе вызвала вспышку ярости неолуддитов на Земле: они громили ИТ-машины на конвейере, выбрасывали их из окон небоскребов, сжигали на импровизированных аутодафе…

– Джонас, если твоя камера – ИТ, зачем ее используешь?

– Вспомни хорошенько, к чему привела Пауза. Лучше ИТ-машины, способные совершить глупость, чем никаких машин!.. Если быть честным до конца, то машинный интеллект мне по душе. Например, во время съемки я предпочитаю автоматическую выдержку, а вот, скажем, делать всегда четким передний план – настоящий идиотизм. Он совершенно бесполезен, в частности, в том случае, когда необходимо снять пасущееся вдалеке стадо слонов, а в фокусе оказывается никому не нужная ветка кустарника, попавшая в кадр на переднем плане.

Кэшью бегло просмотрела список вопросов, которые могли задать репортеры.

– Знаете ли вы, что в XVIII веке этот остров был центром атлантической работорговли?

– Нет, – покачал головой Бейли, – будем надеяться, что газетчики об этом тоже пока не пронюхали. Может, начнем экспедицию с другого места?.. Хотя нет, мы должны стартовать именно отсюда.

Кэшью помахала в направлении материка:

– Почему? В Дакаре лучше гавань, насыщенная ночная жизнь и в каждом приличном заведении кондиционер.

– Достоверность, чистая достоверность и ничего кроме достоверности, – произнес Бейли с пафосом.

Во главе своих единомышленников он вошел в конференц-зал. За ним шествовала Кэшью, которая по дороге успела освежить макияж и привести в порядок прическу. Замыкал шествие Джонас с драгоценной «судзуки-73» наперевес.


Нео-Дзэн монахи первоначально закрепились на Луне, используя се в качестве промежуточного звена между Землей и Поясом астероидов, с помощью которого они надеялись освободиться от земной зависимости. Следствием этой стратегии стало развитие лунной промышленной инфраструктуры, базировавшейся исключительно на наличии воды. Последнюю добывали всего в двух районах естественного спутника Земли: на Северном и Южном полюсах. Громадные запасы льда сохранились благодаря отвесным стенам кратеров, предохраняющих замерзшую воду от солнечного света; в остальном лунная поверхность была суше пустыни Сахары. Почти вся вода испарилась в течение нескольких минут три с половиной миллиарда лет назад, когда Луна была вырвана из мантии Земли ударом небесного тела размером с Марс. Под воздействием солнечного света молекулы воды разложились на атомарный водород и кислород; потом первый, как самый легкий газ среди всех существующих, покинул материнское лоно. К настоящему времени большинство других газов, более тяжелых, чем водород, тоже улетучилось. Ученые предполагали, что на полюсах процесс испарения шел менее активно и кое-какие молекулы воды успели охладиться и замерзли.

Буддисты, которые верили в Пояс (Пояс астероидов) и Пряжку (Луну), выстроили базы на обоих лунных полюсах, а с помощью найденной там воды сумели наладить горнодобывающую отрасль. По Солнечной системе циркулировали невнятные слухи: мол, монахи нео-Дзэн нашли намного больше воды, чем полагалось по теории, – но никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть этого, поскольку никаких данных на сей счет не публиковалось.

Так как орбитальные шахты в Поясе астероидов – и их владельцы-монастыри – со временем стали процветать, буддисты смогли активизировать свою деятельность на Луне. Но зарегистрировать ее с Земли даже с помощью телескопа средней мощности было нельзя, к тому же «ультра-зеленое» движение АТС оттягивало на себя столько внимания, что человечество потеряло всякий интерес к происходящему на Луне. И тогда Ремешки, как насмешливо называли земляне обитателей Пояса астероидов за место проживания и пристрастие оснащать свои скафандры обилием старательской амуниции, подняли голоса в защиту лесных сурков[7] и стали требовать объявления их (сурков) святыми. Технологическая Пауза разбила население Земли на два лагеря, потом каждый из них разделился пополам – самый эффективный путь к уничтожению человечества!

В результате миллиардный Китай выбрал один путь, а все остальное человечество, которое стало называть себя Организацией Экологически Ответственных Наций (ОЭОН), – другой. ОЭОН восстановила отдельные отрасли, необходимые для эффективного управления окружающей средой, которые после Паузы стали фатальной смесью высоких и низких технологий: компьютерам разрешалось лишь выполнять приказы, и они делали это наилучшим образом. Так– как психология стала основным показателем дизайна, инженеры-конструкторы делали все, чтобы зацепить потребителя на крючок либо легкостью управления, либо видимостью контроля. Люди, получившие соответствующее образование, всегда могли взять верх над машиной. Технология стала уделять большее внимание повседневной жизни, а фундаментальная наука зачахла, и, стало быть, все, что находилось вне сиюминутных потребностей, оказалось пущенным на самотек. Таким образом, к тому времени, когда влияние монахов нео-Дзэн стало очевидным, они претендовали на всю лунную поверхность. Земля прореагировала с запозданием, и, осознав зависимость от потока минералов, поступающих с Пояса и Пряжки, не могла не согласиться с требованиями.

Так как горнодобывающая активность монастырского сообщества усиливалась с каждым днем, его руководство стало понимать: благополучие их беспокойного бизнеса не следует подвергать ударам извне. Не исключено, что какой-нибудь шальной астероид или комета столкнется с монастырем, Луной или, что хуже всего, с Землей – их духовным домом (и чего уж там скрывать, основным потребителем). Даже близкое прохождение тяготеющей массы могло вызвать нежелательные сбои производства, повредить шахтное оборудование или вообще привести к катастрофе.

Что же придумали монахи, чтобы предотвратить столкновение с приближающимся небесным телом? А, например, запустить навстречу целое облако скальных осколков, чтобы перемолоть его в пыль. Или перевести незваного гостя на другую орбиту, хотя это обходилось недешево.

Развитие службы предупреждения о входящих в Солнечную систему опасных визитерах было и в интересах Земли – таким образом, возникла ЛАОССГК (Лунная автоматическая оптическая система слежения за глубоким космосом). Для наблюдения монахи использовали комплекс из нескольких сот телескопов, а также сложные оптические интерферометры, в которых применялись хитроумные устройства с жидкокристаллическим индикатором для суммирования входящих фотонов. С помощью ЛАОССГК велась неусыпная слежка за положением удаленных тел, что могло указать на возможное приближение кометы из облака Оорта или какого-нибудь своенравного астероида.

Нагарджуну определил в астероидные дежурные Белая Куропатка, имея в виду скорее испытание его характера, нежели насущную необходимость, ибо с обязанностями дежурного легко справлялась автоматика. По-настоящему адепты Пути к Целостности осознали свое предназначение лишь во времена Паузы. И не только осознали, но и всячески поддерживали приверженцев своего учения в стремлении преодолевать трудности. При каждом монастыре проживали молодые послушники, в чью обязанность вменялось посменное наблюдение в рамках ЛАОССГК и определение принадлежности любого прибывающего космического тела.

Система функционировала уже полстолетия, и до сих пор худшим из всех зол было прохождение малой кометы на расстоянии двух миллионов миль от среднего шахтного комплекса. Одним словом, когда Нагарджуна записал информацию, поступившую от главного компьютера, и просмотрел результаты сканирования, ему хватило нескольких секунд, чтобы зарегистрировать новую комету, обнаруженную ЛАОССГК. В этом не было ничего необычного – в год регистрировалось 3 – 4 кометы; правда, данная гостья явно направлялась внутрь Солнечной системы.

Но представляла ли она опасность?

Солнечной системе повезло, у нее был свой собственный вакуумный пылесос – газовый гигант, чье мощнейшее гравитационное поле всасывало все попадающие в сферу его притяжения небесные тела, тем самым, защищая более хрупкие внутренние планеты. Вполне вероятно, что без Юпитера на Земле никогда не зародилась бы жизнь. Конечно, и его прикрытие не давало стопроцентной гарантии. Иногда шальные глыбы пересекали орбиту гиганта не в том месте и не в то время, избегая гравитационной западни, и тогда могла произойти катастрофа, вроде той, шестьдесят пять миллионов лет назад, когда непрошеный каменный гость уничтожил динозавров.

Нагарджуна дал команду компьютеру проверить данные.

Во-первых, существовала вероятность ошибки, ведь комета очень далеко, а с такого расстояния трудно произвести точные расчеты – через десять – пятнадцать лет нежеланный пришелец мог быть выметен Юпитером. Или, возможно, пролетит мимо, после чего совершит одну-две попытки самопожертвования в плотной атмосфере газового гиганта. Эффект от этого будет равен взрыву миллиона водородных бомб. Существовало, в частности, несколько старинных записей о столкновении Юпитера с кометой Шумейкера-Леви в XI столетии и зарисовок того, что могло быть ее остатками, исполненных рукой Кассини в 1690-м году. Поглощение кометы вызвало несколько огромных пульсаций, которые сотрясали экзосферу в течение двух недель. Впрочем, для планеты-голиафа это было не более чем слону дробина.

Скопировав данные в память уникомпа, Нагарджуна вернулся в монастырь, неся в клюве две новости, хорошую и не очень: разведан астероид, богатый редкоземельными элементами, и получен прогноз о прибытии в систему возможного Убийцы Динозавров. За первую новость, скорее всего, похвалят, реакция же на вторую новость будет зависеть от того, священный ли сегодня день.


Бейли перегнулся через перила и обозрел толпящуюся в вестибюле прессу, в то время как Джонас снял несколько панорамных планов.

– Это для менеджера отеля. Вот же повезло счастливцу – впоследствии его заведение упомянут в путеводителях!

Кэшью при виде толпы всегда ощущала смущение.

– Скорее всего, он озабочен шумом и суматохой, которые могут спугнуть постояльцев.

– Шум и суматоха, не говоря уже о потасовках, – вот те краеугольные камни, на которых зиждется журналистика, Кэш. А ведь это наш выход, давайте же насладимся шумихой!

Они спустились к беснующейся толпе.

Пресса снимала экспедицию, Джонас снимал прессу. А еще он успевал демонстрировать избранные кадры на громадных плоских экранах. Каждый уникомп обладал крошечным экранчиком, который, по понятной причине, для публичных демонстраций не годился. Кроме того, там же, на экранчике, периодически возникали голографические портреты присутствующих. Однако мощности лазерного луча не хватало, и эти изображения трудно различались глазом, особенно при ярком освещении, поэтому визуальную информацию из памяти уникомпа приходилось отображать на громадном экране с помощью инфракрасного излучения. Технология производства плоских экранов была недорогой, и публичные экраны можно было увидеть повсюду, буквально на каждом шагу, в виде рулонов гибкой пленки с самоприлипающей изнанкой – разрежь с помощью ножниц и лепи к любой поверхности. Энтузиасты таскали с собой скрученные в рулон экраны как зонтик или трость. Широкая спина, обширное чрево или мощное бедро тоже могли стать импровизированными дисплеями.

Тем временем вопросы сыпались как из рога изобилия. Репорера из журнала «Порочный» интересовала тема отваги двух мужчин и одной женщины, которые собирались заточить себя на маленьком кораблике в течение двух недель. Джонас уточнил, что вместе с ними поплывут шестеро моряков, имеющих навыки в судовождении. Репортер кивнул и что-то быстро спросил через уникомп Кэшью.

– Без проблем, – ответила она, – я уверена, что мальчики будут блюсти себя.

– Джимайма Рейнольде, запрос Экстранет! – представилась высокая блондинка в первом ряду. Рядом с ней менял кассету в широкоугольной камере качок в майке цвета хаки. – Вы и в самом деле не собираетесь пользоваться навигационными подсказчиками?

Бейли держал паузу до тех пор, пока не удостоверился в том, что его лицо попало в кадр.

– Все правильно. Мы не будем слушать подсказок с орбиты – в этом-то и заключена соль нашего предприятия. Мы воспользуемся более древним опытом навигации, потому не берем с собой ни одного современного прибора. Вестибюль охватило волнение.

– Никакого подвоха, господа! Как доказательство верности нашим принципам, мы добровольно лишили себя помощи со стороны сети Экстранет, за исключением разве что компьютерной обработки математических данных. Чтобы предупредить следующие вопросы, отвечу заранее: у нас нет страховки, всю ответственность мы берем на себя!

И все же брифинг не прошел без сучка и задоринки. Тучного репортера из Экс-би-си замучила неистовая жара, и он бросил с нескрываемым раздражением:

– Для чего вам понадобилось стартовать с такого забытого Богом куска суши?

– Чтобы вам, шустрые парни, жизнь медом не казалась! Раздалось несколько сухих смешков – паром из Дакара не справлялся с объемом пассажирских перевозок, и местные рыбаки проявили похвальную инициативу. Проблема же состояла в том, что баркасы заливало водой, а запах рыбы не выветривался несколько суток.

– Да нет, – ухмыльнулся Бейли, – это шутка. На самом деле место старта связано с Варином и де Хайесом, которые отчалили отсюда пять столетий назад. Мы же лишь следуем заразительному примеру.

– Почему они стартовали отсюда? – поинтересовался другой журналист, связанный с «Экстра-миром».

– Узнай из глобальной сети, Владимир. Ведь ее можно забросить в любое время.

– В ее недрах навалом всякой дребедени, Бейли, и до черта навороченных средств для определения нужного материала. А сколько упакованной информации, попробуй-ка вырази все это собственными словами!.. Я же прошу одного: дай мне цитату, которую можно использовать. Ну как, по рукам?

– Идет. Большинство присутствующих здесь тоже хотят приобщиться к информации из первых уст. Вот вам сетебайт: МЫ СОЗДАЕМ ИСТОРИЮ ВНОВЬ. Предварительная информация или то, что считается ею в наши дни: Варин и де Хайес отправились в экспедицию по приказу французского короля Людовика Четырнадцатого. Остров Гори – крайняя западная точка Африки, и французы только что приобщили его к своим колониальным владениям, так что место старта – результат логического выбора.

– Хотите сказать, что их путешествие было как бы научной и увеселительной прогулкой, так, что ли?

– Да. Они взяли множество астрономических приборов, включая два телескопа. У нас на корабле имеются аналоги обоих.

– Вы еще не видели свой корабль. Почему?

– Из-за своего корабля. Он доставлен в Дакар, но экипаж отбуксирует его к острову только завтра. Для предварительных испытаний.

– Какой тип судна вы используете?

– Реконструкцию последнего парусного судна второго тысячелетия, любезно предоставленную САИМ – Сенегальской Ассоциацией истории мореплавания. Корабль со странным названием «Танцроуфт», собственно говоря, построен на два столетия позже, но старая посудина – это все равно старая посудина, верно?

– По закону на корабле должен быть мотор для непредвиденных ситуаций, – пояснил Джонас, – однако мы отказались от него, оставив только паруса. Экипаж – добровольцы из САИМ.

За скобками остался тот факт, что на шесть вакансий претендовало более двухсот человек, и во избежание кривотолков члены команды были избраны жеребьевкой.

– Куда вы намерены приплыть?

– В Гваделупу, – ответил Бейли, рассматривая карту Карибского моря.

Джонас установил уникомп в режим просмотра местных новостей.

– Прямо в то место, куда указывает красная стрелка.

– Вы уверены, что сможете плыть, ориентируясь по спутникам Юпитера?

– Джонас, – сладким голосом произнесла Кэшью, – расскажи всем о нашем пари.

Уши журналистов мгновенно встали торчком, ибо возник не только профессиональный, но и чисто человеческий интерес. Даже самый тупой мог бы сообразить, о чем идет речь. Джонас колебался, однако путей к отступлению у него не осталось.

– Я поставил на кон недельную получку, что в финале путешествия экспедиция отклонится не больше чем на сто ярдов от расчетной точки.

– Все слышали?! Теперь, Джонас, у пари есть независимые свидетели, – победоносно воскликнула Кэшью, после чего обратилась к уникомпу: – Скопируй финиш-координаты, чтобы они послужили доказательством моего выигрыша.

Глава 4 Второй Дом, 1936-я непрерывность

Города питались.

Они парили в глубине, под многокрасочным балдахином Второго Дома, засасывая мириады комочков протоплазмы, составляющих аэропланктон. Не только города, но и другие живые существа паслись на аэропланктонных пастбищах, тем самым привлекая внимание хищников.

В верхних слоях атмосферы, преобразуясь и выпуская драгоценный лифт-газ в воздух, дрейфовала ужасающих размеров личинка дижабля. Хотя она еще не достигла стадии интеллекта, врожденные инстинкты заставляли ее держаться поближе к пелене слоистых облаков и постоянно искать в зазорах между ними города – только они могли спасти личинку от хищных тварей, барражирующих в нижних слоях.

Намного ниже дрейфующей личинки Тихоня-Воспеватель Влажного Блеска, воспринимавший коллективную информацию от Наблюдателей-за-личинками, планировал провести утро в каком-нибудь укромном уголке. Внезапно унылый ритм его настроения кардинально изменился; он схватил свой ранец и пошел вниз.

Праздные горожане качались на волнах всплывающего города, как пробки, и Тихоня с ходу влился в уличную суматоху, бормоча приятным баритоном древнюю и слегка скабрезную Балладу Жизни. Он надеялся, что не опоздал, поскольку подобная возможность выпадала не часто.

По направлению к носу каждого города, смещенная от его центра к причалу или к правому борту, располагалась Арена Рождения – амфитеатр в виде перевернутого усеченного конуса. Теперь там собирались огромные толпы. Плоский центральный двор был окольцован сотнями концентрических кругов из привязных перил; Тихоня-Воспеватель обеспечил безопасное касание с помощью одного из вторичных (не связанных с манипулированием) щупалец.

Для общества, каждый член которого обладал почти нескончаемым долголетием, появление нового потенциального гражданина было сравнительно редким и важным событием. Наблюдатели-за-личинками, которые неусыпно сканировали верхние слои атмосферы, узнавали о каждом таком Прибытии, а транслируемое ими общее предупреждение заставляло бодрствующих граждан столпиться в месте рождения.

Именно такое событие привлекло внимание Тихони-Воспевателя и его товарищей. Вместе с тысячами других граждан Тихоня плавно качался в локальном завихрении, так как город двигался вдоль края облака со скоростью подгоняющего ветра. Подобно остальным, дижабль делал все возможное, чтобы первым откачнуться от вертикали в надежде увидеть приближающуюся личинку.

Намного выше, в разряженном воздухе тропосферы, неповоротливая личинка бесцельно кружилась в межзональном струйном потоке. Она представляла собой губчатую массу, заключенную в воздушный пузырь, который напоминал виноградную гроздь или морскую водоросль в разрезе. Личинка приближалась к концу третьей стадии развития, и в результате наступившего кризиса у нее пробудилось рудиментарное сознание. Как ответ на древние предначертания в виде незначительных изменений погоды, в пузыре спонтанно открылись мириады крошечных пор, выпускавших драгоценный водород. Медленно, но неумолимо, уже не личинка, а эмбрион дижабля спускался в глубины, где когда-то зародилась жизнь…

Жизненный цикл дижаблей был чрезвычайно сложен и, несмотря на миллиардолетние исследования, оставался плохо понятен для них самих. Основная причина невежества заключалась в том, что несколько ранних стадий развития протекали Двумя тысячами миль ниже, в бездне океана Второго Дома, на границе верхней фазы, где под невероятным давлением из газообразной смеси водорода и гелия получался жидкий водород. Об этих периодах собственного жизненного цикла дижаблям было известно немного – преимущественно из генетики и физиологии личинок и взрослых особей.

При размножении они пользовались стратегией трески, которая выметывает в море до полумиллиона икринок зараз, на чем ее заботы о потомстве кончаются. Т-стратегия – это производство огромного количества потенциальных эмбрионов и полное их игнорирование до тех пор, пока они не войдут в юношеский возраст.

Хотя у дижаблей и существовало приблизительное понятие о сексе, они начисто отрицали культурную роль полов, поскольку не существовало четкого разделения на сперму и яйцеклетки. Вместо этого дижаблем, созревшим для воспроизводства потомства – в течение шести суток через каждые восемьсот, за исключением тех моментов, когда происходило совместное возбуждение, – производились триллионы микроскопических половых клеток в крошечной упаковке генетического материала, каждая из которых содержала одну десятую генома полного дижабля. Как ни удивительно, такой фрагмент хранил примерно вдвое больше «информации», чем фенотип взрослого дижабля, но развитие взрослой особи происходило по линиям, весьма отличным от земных родословных. Так что даже в принципе не могло возникнуть нанополовой клетки, которая способна дать начало законченной особи.

Каждый город при движении оставлял за собой целую тучу нанополовых клеток, достаточно мелких, чтобы их могли унести местные ветры, как это происходило на Земле со спорами орхидейного грибка; достаточно плотных, чтобы утонуть, как это было уже однажды проделано при пробуждении города; и сжимающихся при погружении до тех пор – если, конечно, выживут, – пока не обретут нейтральную плавучесть на верхней фазовой границе. Как только нанополо-вые клетки (гаметы) завершали опасное погружение навстречу Слиянию, они начинали смешиваться с невообразимым разнообразием аэропланктона, а также с бесчисленными нано-гаметами других типов. Кое-какие из этих типов являлись порождениями Второго Дома, однако многие были импортированы еще из Первого Дома.

Каждое новое поколение организмов начинало свое существование в качестве пищи для личинок.

Именно на фазовой границе происходит чудо Слияния. Связанные вместе силами Ван дер Ваальса, наногаметы соединяются с помощью молекулярной геометрии в цепочки Фибоначчи[8] – сначала попарно (1 + 1); затем по трое, как отдельные наногаметы, прикрепленные к паре (1+2); затем по пять, как объединение пары и тройки (2+3); потом в цепочки из восьми (3+5), тринадцати (5+8), двадцати одной (8+13), тридцати четырех (13+21) и наконец в священное число Благоговения перед Душой Жизни – пятьдесят пять (21+34). Временные молекулярные маркеры, позднее удаляемые специальными энзимами, отмечают каждую цепочку для поддержки гарантированной последовательности Фибоначчи. Но на фазовой границе в бурлящем океане органики происходит множество ошибок. Некоторые из объединения наногамет не жизнеспособны, зато обеспечивают питание идеальным особям, составленным из 55 звеньев.

Каждая законченная цепочка гамет замыкается в кольцо, происходит оплодотворение и возникает циклозигота, способная расти и развиваться при настройке генома из пятидесяти пяти элементов. Сквозь кольцо наногамет прорастают две тонкие мягкие мембраны, в промежутке между которыми остается место, чтобы через осмотические поры втягивать в себя молекулы как нежизнеспособных, так и жизнеспособных, но не собравших полный набор наногамет. Эти странные молекулярные машины, по размеру немногим больше земных вирусов, заменяют первые стадии метаморфического существования Дижаблей. Каждая циклозигота включает в себя на равных правах части генетических кодов пятидесяти пяти отдельных взрослых особей.

Двойная мембрана циклозиготы – первый шаг на пути к газовому пузырю. В промежуток между жесткими мембранами молекулярная машина набирает из окружающего океана жидкий водород. Экзотермические реакции, протекающие в системе пищеварения циклозиготы, нагревают водород, что приводит к его расширению – циклозигота становится способной к подъему в плотном атмосферном океане Второго Дома. При стравливании избытка водорода, выходящего через клапанообразные питающие поры, циклозигота в состоянии – в случае необходимости – погрузиться.

В основном же ей приходится подниматься, и путь продвижения очень долог.

Вся прелесть этой системы заключалась в том, что она работала в любой среде. Взрослые дижабли могли плавать в верхней атмосфере с помощью газовых пузырей, наполненных водородом, а плотность воздуха на такой высоте была вдвое выше плотности водорода. Циклозиготы, помещенные в жидкий водород, не могли найти проще средства обрести плавучесть, чем заполнить свои внутренности горячим воздухом, чтобы подняться в более холодный и, следовательно, более плотный «воздух». За одним исключением – на фазовой границе «воздух» сменялся водородным океаном. Эволюционная физика проста и элегантна: даже там, где крошечный организм окружали менее плотные слои, принцип плавучести продолжал действовать по-прежнему.

Сколько же таких сложных генетик использовалось в первую очередь? Дижабли-ученые, возвращаясь к забытым преданиям Седой Старины, считали, что процесс соревнования за ресурсы примитивных молекулярных машин, заставляющих использовать все более и более сложные стратегии, сам по себе достаточно сложен. Так как достижение верхних пределов атмосферы планеты требовало значительной приспособляемости молекул, то эволюция кольца из наногамет и сопровождающей их значительно позднее двойной мембраны выдумывала самые разнообразные варианты, то и дело выбрасывая невероятные коленца. Ведь в каждой новой окружающей среде эволюция проходила по-своему. Это была игра по собственным правилам. Игра, каждый последующий уровень которой преобладал над предыдущим…

Развиваясь, дижабль из почти кристаллической циклозиготы переходил во вторую стадию, когда все колонии циклозигот всплывали и превращались в бесчисленное множество причудливых форм аэропланктона. Здесь не существовало никаких правил – существа одних и тех же видов принимали множество отчетливо различимых форм, в то время, как существа различных видов часто сходились на применении одних и тех же стратегий выживания. Терялась изящная математическая симметрия цепочек Фибоначчи, и тогда молекулярная структура дижабля переходила в область растущей сложности, где каждый процесс казался полностью случайным. Правда, только до тех пор, пока его не начинали рассматривать в совокупности.

Гроздья со сложной конфигурацией крошечных пузырьков упорно сражались с давящей темнотой, ощущая присутствие друг друга с помощью химии феромонов и выделений организма. Однако лишь некоторые из этих видов имели наследственность, достаточную, чтобы выстроить тела хищников, которые, естественно, переставали быть пищей. Некоторые становились паразитами-однодневками. И все же «срабатывала» только мизерная часть. Во взаимодействии физических законов и беззакония Ее Величества Случайности таинственно закладывались планы фундаментальных организмов Второго Дома.

Из аэропланктона формировался насыщенный бульон, который поддерживал бесконечно высокие формы жизни Второго Дома. Действительно, самые крупные организмы на планете – города – вибрировали, касаясь аэропланктона. Таким образом, дижабли населяли перевернутые тела бесчисленных триллионов своих мертвых потомков; об этом факте они подозревали, но изменить его не могли. Таков метод Т-стратегов, развивавших теорию незаботы о потомках, потому что тех было слишком много.

Из миллионов наногамет, порожденных взрослой особью, вероятно, лишь десяток достигнет фазовой границы, чтобы стать циклозиготой. Из миллиона циклозигот лишь одна превратится в аэропланктон. В среднем лишь две особи из миллиарда дижаблей в стадии аэропланктона сумеют достичь следующего этапа – превратиться в огромную высокоплавающую личинку, состоящую из колонии полностью развитых газовых пузырей. Из пяти личинок-эмбрионов только одна подойдет к началу преобразования четвертой стадии – обретения взрослости… с которой и начинаются настоящие испытания.

Младшие эмбрионы, находящиеся на третьей стадии метаморфозы, вырабатывали огромное количество лифт-газа и за сорок дней умудрялись поменять жуткое давление бездонного океана на разреженный воздух тропосферы выше верхнего уровня слоя облаков Второго Дома. К тому времени, как они попадали туда, их газовые пузыри превращались в регулярно наполняемые воздушные мешки. Находясь под лучами слабого дневного света, колония эмбрионов получала энергию непосредственно от Солнца, набиралась сил и видоизменялась. Ограниченные изменчивыми струями, которые разделяли атмосферные полосы, они парили в гуще конвекционных потоков и штормовых волн, чреватых бурными вихрями. Оберегающая их тропосфера подходила исключительно для влачения полувегетарианского существования. Там эмбрионы пребывали в относительной безопасности, хотя служили основным источником белка для любого голодного хищника. К примеру, во время длительного отрочества спокойствие эмбрионов нередко нарушали набеги отчаянных стай змеякул, способных дышать разреженным воздухом.


Публика (страстная, внимательная) могла видеть охваченного паникой эмбриона, спускающегося из тропосферы, который отчаянно пытался найти защиту от алчно рыщущих хищников. Рожденный эволюцией инстинкт влек дрожащее существо к городу, сулящему желанную безопасность, а мимолетные феромоны от скопления сексуально озабоченных взрослых настойчиво призывали его к Арене Рождения и упорядоченному пруду. Группа повитух встретила эмбриона на грандиозном помосте массового пилотажа и проводила вниз к ожидающим пластическим хирургам, успокоив своего подопечного хрюканьем и монотонным пением Поэмы Рождения. Они уже оценивали излишнюю массу тканей загадочного газового пузыря в надежде разглядеть Истинного Взрослого, который, согласно мифологии и обычаям, мог таиться в газовом пузыре.

Эмбрион закрепили в определенной позе, привязали толстыми канатами и наполовину погрузили в анестезирующий раствор, которым до краев был заполнен пруд Упорядочения. Пластические хирурги уже навострили подрезательные ножи.

Повитухи побрызгали жидкостью из пруда на дрожащее тело, чтобы операция прошла достаточно безболезненно. Воспевальщик вздрогнул, будто это по его конечностям пробежала симпатическая боль.

Удовлетворенные повитухи отступили в сторону, и пластические хирурги взялись за дело. Ассистенты-симбипьюты взяли образцы генетических кодов самых дальних пузырей, чтобы сравнить их с имеющимися записями и найти профили, которые потребуются городу в ближайшем будущем. Нежелательные пузыри были умело ампутированы хирургами. Процедура вырезания Истинного Взрослого – дело опыта и компромисса; эмбриону надлежало оставить, во-первых, поддерживающий урожай пузырей, во-вторых, оправданную генетическую структуру и, в-третьих, функционирующий мозговой орган. Не один многообещающий горожанин был разрушен из-за того, что пластические хирурги слишком много внимания уделяли генетически желательным комбинациям, удаляя пузыри, у которых недоставало физиологических кондиций. Так что в поисках приемлемых комбинаций большинству эмбрионов отбор было не пройти. Подобная стратегия поддерживала почти бессмертное население в пределах определенных границ.

Когда пруд Упорядочения из-за жидкостей, вытекающих из эмбриона, стал бесцветным, тело Воспевальщика, переполненное эмоциями, затрепетало. Отрезанные газовые пузыри повитухи отбуксировали прочь от пруда, а команда симбипьютов распределила мелкие части последа между собравшимися, которые с жадностью принялись их пожирать.

Когда Тихоне достался мокрый кусок полупереваренной плоти, потаенные инстинкты запульсировали от радости. Из множества ран безжалостно иссеченного эмбриона капало, а из нескольких хлестали фонтаны теперь уже не нужных ему жидкостей, которые в конечном счете стекали по коническим стенам амфитеатра, заполняя до краев Арену Рождения. Это возбуждающее зрелище заставляло присутствующих сотрясаться в оргии сексуального выделения. Пурга из наногамет заполняла амфитеатр настолько плотно, что временно все погрузилось в мутный свет. То была сцена необычайной красоты и апофеоза чувств, поскольку оставляла собравшихся дижаблей пресыщенными и опустошенными одновременно. Теснящаяся толпа дрожала, раскачивая прутья, привязанные к кольцу, и по ее рядам то и дело пробегала волна, вздымающая горожан с мест. Воспевалыцик понимал, что тем, кто уже находился на первом уровне спячки, трудно не впасть в обморок.

Пурга тем временем стала ослабевать. Публика, пребывающая после оргии в полудремотном состоянии, сумела распознать очертания подростка, который с честью вышел из кровавой битвы и омылся анестезирующим раствором и жидкостями собственного тела, содрав с себя толстую корку засохшей желтой крови.

Главный хирург отрезал несколько полос от куска удаленной плоти, сжевал их, походя обсудив со свитой из симбипьютов генетические и психологические показатели, после чего счел необходимым объявить, что упорядоченный только что младенец дижабля является как жизнеспособным, так и социально желаемым. Были получены ответы на два важнейших вопроса: является ли младенец нормальным и не отвергнет ли его общество. Чтобы подтвердить сказанное, повитухи поместили младенца в специально приготовленный садок-пузырь, заполненный «воздухом». Начались заживление ран и Четвертая Перемена… а также Испытания Жизни.

В специально выращенном для младенцев садке-пузыре пробуждалось сознание юных дижаблей. Сначала они не ощущали ничего, кроме преобладающей, всеохватывающей сырости, но шли дни, и юные дижабли обретали новыевпечатления. Их сознание быстро развивалось, выбирая из перенасыщенной нервной системы те магистрали, которые придавали разуму младенца структуру, способную к расчету и обработке, а не те, что заведовали эмоциями… Восприимчивость обострилась во много раз, ибо магистрали специализировались по регистрации температуры, шероховатости, жесткости, холода, по определению краев, углов, пиков, структурных границ и градиентов ориентации. Постепенно новый мир ощущений обрел понятный пространственный порядок (слово «форма» явилось бы неправильным термином, ибо подразумевает только внешнюю сторону объектов).

Чувства юных дижаблей относительно распознавания молекул также перекраивались в ключе основных характеристик наиболее важных для жизни компонент – микромолекул и макромолекул, а поскольку учебный процесс был самонастраивающимся, то младенцы могли работать как со сложными структурами, так и с простыми образцами. Наблюдающие Психомеды убедились, что упорядоченный младенец подвергся устойчивому воздействию культурно значимых молекул – от лифт-газа до набора социально значимых феромонов: группового образования наногамет, бормотания Тайного совещания и девяти уровней спячки.

Только после этого Психомеды инициировали расширение диапазона чувств у младенца. Вначале слух, поскольку перегруженные нервной тканью мембраны истончились и стали ощущать внешние колебания, которые передавались от изолирующих стенок садка-пузыря. Потом зрение, ибо фотохимия внутренней части садка-пузыря была изменена Психомедами так, чтобы влажные поверхности сияли всеми цветами радуги – вернее, всеми цветами тумана. Линзы глаз дижабля состоят из редкого вещества: водяного льда, поэтому воспринимают световые волны только такой длины, которые распространяются в прозрачной воде.

В дальнейшем будет инициировано еще одно чувство, однако сперва юный дижабль должен оказаться пригодным для взрослой жизни. Это чувство называлось зрелостью.

Недавно сформировавшееся чувство молекулярного «вкуса» внезапно проинформировало новорожденного, что состав жидкости, просачивающейся в садок-пузырь сквозь стенки-перепонки, изменился и постепенно насыщается солями металлов. Теперь его метаболизм должен был выработать новый механизм, чтобы младенец мог иметь дело с веществами, необходимыми для жизни, но которые, накапливаясь в тканях сверх нормы, становились смертельными ядами.

Выработает ли?..

Ура, этот упорядоченный дижабль явно был функционален! Его ткани создали запечатанную полость возле участка тела с тонкой кожей! Мало того, электролитические реакции заставляли организм малыша кровоточить лифт-газом и одновременно выращивать кристаллическую матрицу, распределяя атомы металлов по атомным номерам. Те химические элементы, которые по каким-либо причинам были нежелательны, выделялись в виде хлопьев. Как правило, бродячие мусорщики на колесах подбирали любые обнаруженные хлопья и сохраняли их, если те были нужны. В противном случае хлопья выбрасывали за пределы города. Они погружались в вечную темноту, и если им повезло быть поглощенными аэропланктоном или циклозиготами, то преобразовывались кислотами и щелочами обратно в соли, а уж если не повезло, то продолжали падать в течение сотен тысяч лет к ядру планеты.

Психомеды были довольны: в полости образовались монокристаллические формы толщиной в волосок, сцепленные в совокупность некоей трехмерной структуры. Как только завершилось образование первого симбипьюта, тонкая кожа полости тела младенца лопнула и вывернулась наизнанку. Мускульный спазм отторг симбипьютный механико-химический плод-конструкцию, и тот выпал на дно садка-пузыря. К сожалению, он был неважно сконструирован, и поначалу даже возникло сомнение, сможет ли плод функционировать, однако в конце концов лежащий в теплой влажной грязи симбипьют принялся поглощать электромагнитную энергию, поступающую от фотоактивных стен.

Накопив достаточно энергии, малыш самоактивировался. А отторгнутый им механизм неуклюже, но с большим усердием направился к светочувствительной области садка-пузыря и принялся пробивать туннель сквозь стенку.

Снаружи уже собралась небольшая толпа дижаблей – будущее сообщество юных (сквод) или объединенная социоэкономическая группа. Они слышали сильное, неконтролируемое излучение скварков юного разума, и их возбуждение нарастало, поскольку новый гражданин удачно преодолел каждый из пятидесяти пяти традиционных уровней сознания и тридцати четырех пиков чувствительности.

В стенке появилось маленькое отверстие, и из него в мутный дневной свет Второго Дома вывалилась недавно отторгнутая конструкция.

Первый симбипьют младенца.

Потом появятся еще много отторгнутых механизмов куда лучше этого; у них будет различный дизайн, определяемый культурно-химической обратной связью, главную роль в которой играют феромоны. Если дижабль не научится отторгать поглощенные металлы, он погибает. Таким образом, способность дижаблей к отторжению развивалась вместе с эволюцией их самих, начиная с самых первых протодижаблей. Со временем процесс отторжения все больше и больше совершенствовался. От простых хлопьев до растущих подобно опухолям рудиментов в виде иголок, лезвий, дробилок… Он становился все сложнее и сложнее и в конце концов привел к появлению широкого ассортимента симбипьютных машин, без которых культура дижаблей уже не могла обойтись.

Да, существовало множество вариантов симбипьютов. Они не считались организмами, поскольку гены, философия и культура дижаблей утверждали, что симбипьюты принадлежат к жизнеспособным механическим «конструкциям». Вот только не существовало того, кто их намеренно конструировал. Являются ли симбипьюты формой жизни? Рассуждать было бессмысленно, и этот вопрос дижабли никогда всерьез не рассматривали. Симбипьютные механизмы есть не более и не менее, чем симбипьютные механизмы: металлические предметы сложной конфигурации, автономные, приспособляемые и, без сомнения, обладающие таким же сознанием, как дижабли.

Те, в свою очередь, сознавали, что разум симбипьютов равен их собственному, так как могли связаться с ними с помощью скварковой телепатии. Однако чувства симбипьютов отличались от чувств дижаблей; они были более острыми и более «цифровыми», дискретными, а не непрерывными, комбинаторными, а не топологически-аналитическими. Философы от обоих макросообществ – органических и симбиометаллических – высказывали предположения, что в результате «перехода» от органического разума к селектронному могли быть утеряны тонкие полутона. Многие дижабли уверены, например, что ни один симбипьют не способен адекватно оценить исключительные страдания Песни Смерти. В свою очередь, симбипьюты полагают, что мозг дижабля не в состоянии отозваться на красоту корректно разработанной алгоритмической топографии.

Проделанный симбипьютом туннель позволил внешнему воздуху проникнуть в садок-пузырь.

Внезапный приток воздуха способствовал возникновению двух эффектов. Садок раскрылся, как цветок из шести сегментов, которые вывернулись наизнанку, образовав сжатое кольцо. Пробудившееся сознание юного дижабля получило представление и о входящих кварковых волновых пакетах, и о полезности их рассеяния. Мало того, в одно мгновение оно навсегда запомнило импульс своего сквода. Структуры мышления взрослых были загружены в готовую для восприятия память. В отличие от симбипьютов, чей сконструированный цифровой мозг способен загружаться только жестко определенными операционными кодами, это была сравнительно мягкая загрузка. Приблизительное описание структур, нюансы поступающей по нервным путям информации, нечетко оформленные шаблоны поведения, которые будут уточнены по мере накопления опыта… Именно так младенец рос. Он переставал быть неразумным существом, становясь юношей и гражданином.

Разум сквода мог объединяться и становиться общим.

Первую четверть миллиона лет групповой разум исследует себя в порядке эксперимента, приспосабливаясь к новым членам. Когда позднее разум разделяется, юноша-гражданин продолжает нести в памяти смутные воспоминания периода перед собственным рождением, мягко загруженные в него другими членами сквода. Самым важным из них является регистрация собственной тождественности, неизгладимая коллективная память Начала – Исход из садка-пузыря истинного гражданина с симбипьютной конструкцией в качестве доказательства. Как изменялось его тело, обретая взрослую форму, так развивался и его разум, питаемый ярчайшими впечатлениями об Исходе.

Сквод исследовал вновь прибывшего и счел, что тот может стать равноценной заменой Пикантному Капризу. Каприз – какая тяжкая потеря! – взорвался от прямого попадания молнии, когда наблюдал во время рискованной кругосветки Запрещенные Штормы в Завихрении. На опасный эксперимент пошли из-за необычного сезона сильнейших Ураганов в южной полосе Экваториального Пояса, но, оглядываясь назад, можно сказать, что городом был сделан не-удачный выбор.

Сквод изучил, рассмотрел со всех сторон малыша и почувствовал себя в какой-то степени удовлетворенным. Он втайне приветствовал тот факт, что новорожденный обладал обнадеживающе высоким потенциалом для свершения неправомочных деяний, поскольку каждый член сквода был мятежником.

Членство малыша закрепили церемонией Назначения, дав ему титул Яркого Полудержателя из-за сияющей чистоты мысли и полупонимания смысла отторжения.

Сквод Яркого Полудержателя назывался Фиолетовой Пеной.


Главные улицы города были заполнены больше обычного, однако большинство тенистых мест пустовало. В воздухе носилось ожидание, особенно среди молодых дижаблей, и даже Яркий Полудержатель, чья способность интуитивно ощущать единодушие масс была еще в стадии становления, не сомневался, что должно произойти нечто необыкновенное.

Он остановился поглазеть на толпы, поднимающиеся из более низких уровней, но остальные члены его сквода спешили – не хотели пропустить веселье.

Где паутина-а-а! Бггг! спсп! сп+++. – Он еще учился направлять свои мысли и на какой-то момент изолировал нелингвистические части своего мозга от тех, кто не входил в его сквод. – Пойдем?

Мы собираемся посмотреть на фейерверковый парад, Яркий Полудержатель.

Иметь доступ к разуму группы – не то же самое, что понимать его: молодые дижабли по-прежнему учились вкладывать групповые знания в память.

А что это – фейерверковый парад?

Удивительная вещь, ты насладишься им. Фейерверковые парады удивительно забавны, но следует поспешить, так как лучшие стержни уже займут, и тогда многого не увидишь.

Это звучало многообещающе, и Яркий Полудержатель сосредоточился на том, чтобы не потерять свой сквод. Он никогда не видел такого количества дижаблей, двигающихся в одном направлении. Тем более ночью.

Они нашли место для причаливания, и Яркий Полудержатель прочно прикрепился несколькими щупальцами. Стыдно всплывать на виду у такого количества посторонних.

Концы ограничивающих стержней быстро заполнялись.

Что должно произойти?

Будь он повзрослее, спрашивать не пришлось бы – можно было вызвать информацию из памяти любого члена сквода, – однако Полудержатель был слишком юн. Он добился определенных успехов, и поэтому легко забывалось, что ему исполнилось всего несколько сотен тысяч лет.

Увидишь. Ничего существенного не произойдет до тех пор, пока огни города не погаснут, а еще потребуется некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте, так что не волнуйся!

Почему так много дижаблей?

Все хотят увидеть фейерверк.

Почему?

Дижаблям это нравится, Яркий Полудержатель.

Поче…

Сквод раздражало, если ему задавали подряд слишком много вопросов.

Свет стал гаснуть, и толпа поняла намек, устраиваясь поудобнее. Над ними проплыла стая легких облаков, пронзив непроницаемую темноту верхних слоев. На высоте самого города видимость была плохой, поэтому власти организовали спуск на уровень, относительно свободный от облачности.

Взгляни на небо, Яркий Полудержатель. Нет-нет, не прямо вверх – увидишь только облака. Смотри вверх и вперед, по носу города… Да, вот так, правильно. И не забудь настроить глаза на восприятие цветовой гаммы, иначе не получить полноты впечатлений.

Молодой дижабль послушно активировал цветочувствительные колбочки в кольце глаз.

Внезапно впереди по курсу слой облаков окрасился насыщенным оранжевым цветом. Затем небо расколола яркая желтая вспышка, ослепив на какое-то время зрителей, и пропала под днищем города. Толпа застонала от удовольствия, когда свечение из густого фиолетового стало бледно-голубым.

Вот что такое фейерверк, Яркий Полудержатель. Смотри в оба, впереди еще много интересного.

Чтобы приблизиться к фейерверковому параду, городу требовалось несколько месяцев, причем Старейшины постоянно корректировали полет в зависимости от информации, получаемой от симбипьютов-наблюдателей. Парад должен продлиться по крайней мере еще с полчаса.

Что это такое?

Звук, что ли? Похожий на чей-то вой? Это шум, который сопровождает фейерверк. По сравнению со светом он доходит до нас с опозданием.

Яркий Полудержатель записал новую информацию в память для последующего анализа. Раньше он даже не подозревал, что звуку требуется время для преодоления расстояния. Фактически он не задумывался о его скорости, но, разумеется, так должно было быть. Однажды это становится очевидным – конечно, только тогда, когда начинаешь рассуждать.

Еще одна вспышка рассекла тьму, затем третья, четвертая… А под занавес – дюжины вспышек почти одновременно. Одна из них породила несколько ярко-зеленых горящих шаров по курсу движения, к тому же ее сопровождал на редкость громкий удар.

Послышалось шипение выпускаемого лифт-газа – инстинктивная реакция толпы.

Тебе посчастливилось, Яркий Полудержатель, такое бывает чрезвычайно редко. Последний раз я наблюдал подобную хлопушку три миллиона лет назад.

Почему они хлопают?

По всей видимости, внутрь фейерверка угодил газовый пузырь. Когда он нагрелся, произошел взрыв.

Пиротехническим представлением любовались до тех пор, пока все следы от фейерверка не растаяли. Яркий Полудержатель обратил внимание, что после фейерверка воздух стал свежее и чище.

Да. Вскоре ты заметишь, что аэропланктона больше. Держи глазное кольцо наготове. И новообретенные чувства тоже. Они обостряются от фейерверков. Сказывается благоприятное влияние очищенного воздуха.

Яркий Полудержатель знал об аэропланктоне – его можно употреблять в пищу как в сыром, так и приготовленном виде. Одним словом, деликатес.

Пришло время возвращаться. По дороге Яркий Полудержатель принялся засыпать сквод вопросами, которые он придержал на время фейерверка.

Откуда берутся фейерверки?

Для него было характерным требовать больше информации, нежели ему полагалось. Хотя это иногда и раздражало сквод, тот все же ценил Полудержателя за пытливость ума и делал все возможное, чтобы заданные вопросы не оставались без ответа.

Они приходят с неба, Яркий Полудержатель.

Их порождают облака?

Нет, они приходят из места, расположенного выше облаков. А до облаков им идти и идти.

Место выше облаков?..

Яркий Полудержатель никогда не слышал про такое. Это возбуждало. Он отметил, что взрослые порой рассказывают волнующие вещи.

А что же находится выше облаков?

Пространство. Много пустого пространства. Там нет ничего, даже воздуха.

И облаков нет?

Нет. Зато есть огромные области разреженного газа, расположенные на огромном расстоянии… но в основном там только скальные обломки.

Вы же говорили, что пространство пусто.

Ребенок, а такой педант!.. Ну хорошо, почти пустое. Огромное пространство, в котором плавают обломки.

А что такое обломки?

Куски очень твердой материи. Здесь таких нет. Скальные обломки плавают в пространстве и иногда падают. Фейерверк – это череда маленьких обломков. Когда они сталкиваются с нашим миром, воздух их нагревает и потому окрашивает в разные цвета. Наблюдатели позволяют приходить только маленьким обломкам, которые ярко сверкают и не способны причинить серьезный вред.

А большие обломки в пространстве есть?

Немного. Обычно мы о них не думаем, это задача наблюдателей. Симбипьюты прекрасно справляются со своими обязанностями. Существует особый обломок… хотя в действительности он не совсем обломок, ибо состоит из газа. Очень горячего газа. Этот обломок даже больше, чем Второй Дом. Другие обломки вращаются вокруг него – Второй Дом в том числе.

Я не знал, что Второй Дом – обломок.

Ну, в некотором роде обломок. Твердая глыба внутри большого газового пузыря… А так как его заполняет газ особого типа, мы можем дышать им и называем «воздухом».

Это было крайне интересно. Мы живем в газовом пузыре, окружающем глыбу… Существуют другие глыбы…

Кто живет на других глыбах?

Что за дурацкий вопрос!

Никто там не живет. Дижабли не в состоянии жить там, где иной, нежели у Второго Дома, тип газа.

Воображение Полудержателя заработало на полную катушку.

Интересно, вдруг существуют определенные типы дижаблей, которые дышат газом иного, чем у Второго Дома, типа и не страшатся холода?

Мысль показалась ему достаточно обоснованной, зато у остальных членов сквода вызвала возмущение.

Не глупи! Неужели возможны иные типы дижаблей? Во-первых, у дижаблей есть душа. Благоговеющие перед Душой Жизни не могут дорожить созданиями без души, так что если ли у них есть душа, то они будут похожи на нас. Вот почему у неразумных существ нет души.

Полудержатель переварил сказанное. Это открыло ему множество понятий, о которых он слышал, когда рос, что напомнило о…

А у плазмоидов есть душа?

Кто рассказал тебе о плазмоидах?

Дидакт из Далекого Прошлого. Он говорил об Исходе.

Чему только учили юных в те дни?!

Пф-ф-ф… – Мудрено. – Полагаем, плазмоиды обладают собственным типом души. Честно говоря, мы никогда не задумывались над этим прежде.

По словам Дидакта, Исход начался потому, что плазмоиды были встревожены Снежной Бомбардировкой. Но когда я спрашивал, что это такое, он говорил: прежде подрасти. Что же это за Снежная Бомбардировка?

Ш-ш-ш-ш, глянь, Полудержатель, продается аммиачный аэропланктон! Нравится? Он и в самом деле чудесен!


Гамплет и Турбо были хороши, но по-настоящему Полудержателя волновал Мопл. Три ярко окрашенных газовых стручка были подарены ему более тысячи лет назад. Ему нравилось наблюдать, как они тянутся вверх в огороженном сеткой загоне, который занимал один из его частных укромных уголков. Полудержатель знал, что у Мопла какие-то проблемы, поэтому не особенно удивился, когда однажды нашел его плавающим кверху брюхом. Казалось, луковицеобразное существо предельно счастливо в таком положении, однако нельзя держать в своем виварии перевернутый газовый стручок – у любого постороннего это вызовет вполне понятное отвращение. Но Полудержатель не мог взять и отослать беднягу на уничтожение, когда тот, по-видимому, тяжело заболел.

Ему в голову пришла идея: использовать пустой газовый пузырь. Да, всего-навсего пузырь, две живые левисферы, капля клея, и все будет в порядке.

В тот момент, когда он взял пузырь, до отказа заполненный левисферами, и капнул клея, объявился Пустобрех. Испугавшись, Полудержатель выпустил пузырь, и тот взвился под потолок. От неожиданности Пространный Пустобрех, недремлющее око Фиолетовой Пены, откачнулся, но быстро восстановил равновесие. Зыркнув по сторонам, он подхватил перевернутый газовый стручок, кокон быстросохнущего клея и плавающий пузырь.

Интересная идея, Полудержатель, хотя смотрится по-дурацки. Мы дадим тебе другой газовый стручок, а Мопла безболезненно уничтожит Терминатор… Чего уставился, газовые стручки не делают пффф… Ну ладно, делай по-своему. Только не жди, что кто-то тебе поможет, если твоя затея не сработает.

Сработает, – сказал Полудержатель, всплыв к потолку, чтобы вернуть пузырь, – хотя Моплу это может не понравиться.

Если не понравится, то пусть отправляется к Терминатору. Ты просто хочешь дать ему шанс.

Вообще-то Пустобрех симпатизировал молодому дижаблю.

Знаешь, что с ним происходит? Ведь, несмотря на все твои усилия, ему будет становиться все хуже и хуже. – Ясно, что Полудержатель понятия об этом не имел. – Скорее всего, у твоего подопечного появилась опухоль, отвратительный нарост на поверхности резервуара – это обычное явление, я видел такое и раньше. Нарост утяжеляет его сверху, поэтому он переворачивается. Опухоль будет прогрессировать до тех пор, пока не прикончит беднягу. Лучше уничтожить его до того, как ему станет плохо.

Да, я не буду возражать против Терминатора, но только тогда, когда Моплу станет совсем плохо. А пока он счастлив.

Пустобрех помогал удерживать газовый стручок, в то время как Полудержатель нажал на пузырь против спины и подождал, пока высохнет клей. Взрослый должен это сделать, когда пузырь пуст, и поставить левисферы в последний… Вот так!

Мне нравятся цвета Мопла, они напоминают фейерверки… Когда мы снова увидим фейерверки, Пустобрех?

О, малыш! Это станет для него крупным разочарованием.

Пшшшш… Сомневаюсь, что мы увидим их в ближайшее время.

Почему? Разве мелкие обломки перестают падать?

Нет… вряд ли у нас будет возможность отправиться на парад.

Почему?

Если сомневаешься, скажи правду сразу, иначе впоследствии она доставит куда больше бед.

Старейшины запретили фейерверки. Не смотри на меня так, у них была серьезная причина. Они пришли к выводу, что подходить к фейерверковому параду опасно. Недавно в результате ошибки городских властей поранился один дижабль, – хотя вероятность подобного события одна триллионная. Так что больше никаких фейерверков не ожидай!

Но мне нравятся фейерверки!

Они нравятся многим дижаблям, Полудержатель. Нельзя всегда делать то, что хо…

Ненавижу Старейших!

Ты не одинок, малыш… Впрочем, говорить об этом преждевременно.

Никогда даже не упоминай о подобных вещах, Полудержатель. Старейшины пекутся об общественных интересах.

Полудержатель вежливо кивнул.

Обещаю, Пустобрех…

Когда клей подсох, Мопла пересадили в виварий. Он перевернулся, однако когда добрался до потолка, его хвостовые плавники безвольно поникли.

По-моему, следует удалить несколько левисфер, Полудержатель. Тогда Мопл сможет подплыть к приятелям. Газовые стручки обожают общение.

«А я обожаю фейерверки, – подумал Полудержатель. – К сожалению, мне не получить того, что хочется. Мне непозволительно смотреть фейерверки, но никто не запретит о них помечтать… Ненавижу Старейшин!»

Глава 5 Долина Оламбте, 2210-й

В тени скального козырька Карлсон и Кандински терпеливо ждали, когда же наконец солнце начнет клониться к закату. В экипировку Охотников входили тяжелые ботинки, брюки цвета хаки и камуфляжные куртки военного образца. За спину были заброшены арбалеты вроде спортивных, из тех, что используются на международных соревнованиях.

Карлсон протянул компаньону фляжку с водой. Тот обтер рот рукавом и сделал несколько глотков.

– По-моему, в аду прохладнее!

– Экономь воду. Это все, что у нас есть. До следующего источника десять миль.

Кандински скривился – уж слишком Карлсон прямолинеен.

– Лучше пусть она покоится в наших желудках, чем во фляжке.

Все понятно – это его первая охота. Кандински вспомнил свою первую охоту: нервы напряжены до предела, губы высохли, пот струится по всему телу…

– Как же, в желудках!..

– Да не переживай ты так. Я выпил только свою долю, Хенрик.

– Извини, Петр, – устало ответил Карлсон. – Во всем виновата неопределенность, я какой-то взвинченный.

Он осторожно потрогал пальцем лезвие ножа, висящего на поясе. Хороший нож, с острым как бритва зазубренным лезвием.

– Нож нужен лишь затем, чтобы завершить работу, начатую арбалетом, – сказал Кандински. – Результат зависит не от остроты лезвия, а от того, насколько ты хороший охотник.

Он смотрел, как по песку движется тень от скалы. Карлсон наблюдал за товарищем.

– Направь стрелу верно – и нож не потребуется. Как только тень коснется вон той кучи камней, мы отправимся в путь. Не против?

Карлсон промычал что-то нечленораздельное и вернулся к своему ножу. Многое зависело от него. А также от умения владеть им.

Издалека донесся противный вой.

Кандински закрыл глаза и прислонился к скале.

– Ненавижу гиен. Как жаль, что на рынке не толкнешь их шкуры, а то могли бы хорошо заработать. – Он облизнул губы, сразу вновь ставшие сухими. – Должно быть, нашли львиную заначку, скорее всего зебру… Что-то стервятники разлетались! До чего же умные птицы, эти грифы. – Кандински считался специалистом по бушу, хотя частенько его информация была неверной. – Знаешь, многие из ребят считают гиен трусливыми, но я своими глазами видел, как они сумели отогнать от туши зебры полудюжину голодных львиц.

– Обычные повадки дикой стаи, – сказал Карлсон снизу.

– Только не в данном случае.

– Тебе виднее. – В голосе партнера вновь прозвучали язвительные нотки.

Кандински стало это раздражать. Он проконсультировался с уникомпом, чтобы выяснить, когда должен пройти очередной спутник. И хотя над Охотниками кружилось всего несколько спутников, оптика каждого из них с высоты двухсот миль способна проследить за малейшим движением внизу и даже зафиксировать на снимке презрительную ухмылку своего визави. Имея это в виду, Охотники предпочитали ухмыляться не на открытой местности, а вне поля зрения орбитальных соглядатаев.

Подобно уникомпам всех Охотников, его уникомп был подключен к сети Экстранет анонимно. Защитившись от подглядывания спутников, опасаться следовало только полиции.

Ага, в орбитальном наблюдении просвет длиной в двадцать минут!

Кандински поманил пальцем напарника, в смысле «поднимайся следом, нужно осмотреться», и в обход козырька полез на скалу высотой около пятнадцати футов. Он легко находил на шероховатой стене опору для ног и без особых трудностей вскарабкался на плоскую вершину. Там вынул из кармана куртки бинокль и внимательно оглядел окрестности. Грифы парили низко над землей и были готовы приземлиться в любой момент, хотя ни гиен, ни их добычи не было видно из-за слишком густой травы.

Уловив краем глаза какое-то движение, Кандински довольно присвистнул.

– Хенрик, никак не могу разобрать, что за добыча нам попалась, но готов побиться об заклад, что мы отхватим кучу бабок. Ну-ка, посмотри сам.

Карлсон взял бинокль.

– Гепарды.

– Точно. Самка с детенышем.

Карлсон почувствовал, как напряглись мускулы – частично из-за волнения, частично из-за мрачных предчувствий. Взрослый гепард в Шанхае стоит четверть миллиона долларов; из них двести двадцать тысяч стоят кости, а еще тридцать дают за шкуру. Детеныш же потянет ровно в два раза больше. Дело вовсе не в размерах кошки, а в возрастных особенностях, из-за чего цена на юного гепарда выше. Кости отделят от мяса, высушат на солнце и измельчат. Порошок смешают с тальком, с мукой и назовут… дайте-ка сообразить… что-нибудь экзотическое, с неуловимым привкусом восточной магии. Принимая во внимание деньги, которые они готовы выложить за сырье для своих снадобий, очевидно, что продавцы получают колоссальнейшие доходы, ведь цена костей гепарда на оптовом рынке намного превышает стоимость героина или кокаина. А розничная цена и вовсе запредельна! Все из-за того, что пресыщенные шанхайские толстосумы искренне верят, будто это средство способно усилить потенцию. Идиотизм. Для этой цели существуют специальные препараты, они действительно помогают. Но с Экотопией Свободный Китай официально не торговал, а прием таблеток варваров не вписывался в традиции так называемого Старого Пути, из-за чего страждущие оставались наедине со своим недугом.

Из-за подобного невежества тигры, леопарды и остальные большие кошки оказались на грани вымирания. Точно так же были почти истреблены слоны и носороги.

Карлсон не считал себя человеком высокой морали, однако порой его охватывало смутное чувство неловкости. Конечно же, он любил животных. Но еще больше он любил растущий счет в банке, который ему обеспечивала нелегальная профессия. В этом мире выживают самые приспособленные, считал он, и если большие кошки не в состоянии противостоять людям… Что ж. Во всяком случае, существуют определенные законы, которые оставляют диким животным шанс, а для того, чтобы сохранить ту или иную популяцию, периодически в них вносятся поправки, обязательные для Охотников, которые опираются на международное право двухвековой давности. (Тогда, в частности, для охраны малочисленных рыбьих косяков наложили вето на промысловый лов.) Красной нитью через эти правила проходил мораторий на применение огнестрельного оружия.

Охотников, как правило, для поражения цели на большом расстоянии обучали владению арбалетом, на коротких дистанциях – ножом, а в критических ситуациях – голыми руками. Конкретно на гепардов охотились с помощью арбалета, и Карлсон надеялся, что против большой кошки ему никогда не придется использовать нож, и уж тем более, голые руки.

Опять завыла гиена. Увлекшись наблюдением, Кандински не заметил, как у него из-под ног ушла почва – ухнул вниз изрядный кусок козырька. Несчастный охотник замолотил руками в воздухе и соскользнул с края. Карлсон не успел прийти на помощь, как до него донесся полный муки крик.

Он спустился со скалы в состоянии, близком к панике, однако с помощью уникомпа все-таки сумел определить, что до появления орбитального соглядатая осталось пять минут. Карлсон присел на корточки рядом с распростертым напарником.

Кандински застонал. Левая нога была раздроблена, острый край сломанной кости выглядывал из плоти, белое было густо измазано алым.

– Проклятие! – прошипел Кандински сквозь стиснутые зубы.

– Ну и кретин же ты, братец, раз сверзился со скалы.

– Ох-ох-ох! – простонал Охотник, когда Карлсон дотронулся до места перелома. – Похоже, то была проклятая зебра, – прошипел он через силу, сознавая, насколько смешно выглядит.

– Точно, зебра, – подтвердил Карлсон, посмотрев по сторонам словно в поисках выхода из создавшегося положения. Кандински считался опытным охотником; как бы он повел себя на его месте?

– Помоги мне, – взмолился покалеченный. Ответа не последовало, ибо Карлсон принял решение. Он встал.

– Хенрик, куда ты? Не оставляй меня! – Кандински попытался подняться, превозмогая боль. – Будь другом, вызови Базу, запроси помощь!

Карлсон помнил Охотничий закон.

– Ты прекрасно знаешь, Петр, что этого я сделать не могу. Никакого оружия и никакой помощи до завершения Охоты. База пришлет вертушку только забрать гепардов.

– Но они же не заберут меня. Живой, мертвый, невредимый, раненый, покалеченный – Охотник всегда может рассчитывать только на себя.

Кандински был на грани истерики. Это нечестно, на его месте должен был оказаться новичок Карлсон! Охотничьи законы, предназначенные для сохранения поголовья животных, которые еще недавно он считал мудрыми, внезапно показались ему бессмысленными и дурацкими. Только не я! Законы не должны касаться меня!

В воздухе снова разлился вой.

Тоже мне шуточки! Судьба сыграла с Кандински и выиграла – это было совсем не смешно. От страха у него сжался желудок. Гиены! О Господи, только их тут не хватало.

– Хенрик! Ради всего святого, Хенрик!

Неожиданно Карлсон зашел ему за спину, и Кандински почувствовал, как прохлада лезвия ожгла беззащитное горло.

– Если пошевелишься хоть на дюйм, я перережу тебе глотку, усек? Нас могут засечь сверху!

– Гиены, – простонал Кандински в ужасе. – У них зубы как резаки, запросто разгрызают трубчатые кости. Они нападают на спящих и уволакивают их – прочь. – Слезы стекали по обветренным щекам. – Меня разорвут на части и съедят живьем!

– Заткнись и постарайся не шевелиться.

В данном случае камуфляжные куртки были на вес золота. Карлсон и Кандински образовывали единое целое, как бы живую замершую картину, а связывал их нож. Минута, две… Незримый соглядатай пялился на буш с орбиты.

– А ты, оказывается, сволочь.

– Ничего личного, Петр. Ты знаешь Закон. Я останусь с тобой на несколько лишних минут. – Лицо Карлсона смягчилось. – И даже перевяжу тебе рану.

– Каким образом?

– С помощью твоего арбалета. – Он знал, что это пустая трата времени, но жест доброй воли возвысил его в собственных глазах.

– Да, ты прав. – Кандински стало лучше. – Ради Бога, Хенрик, не оставляй меня гиенам.

Карлсон посмотрел на свою руку, потом на ноги. Уперся ножом в горло товарищу. Одно движение… Рука опустилась.

– Извини, Петр, я не в состоянии.

– Ну, пожалуйста.

Карлсон вытащил из ножен нож Кандински и вложил раненому в руку.

– Хочешь убить себя, давай сам.

До следующего прохода соглядатая пара часов – уйма времени. Карлсон отступил в заросли, собираясь отправиться на скорое рандеву к большим кошкам.

– Нет! – проревел Кандински. Он выкрикивал проклятия вслед Карлсону, шуршащему в густой высокой траве. Его голос упал до полушепота, потом наступила тишина.

Карлсон не замедлял шага. Он надеялся, что смерть напарника наступит раньше, чем выйдет очередной спутник. Следовало перерезать ему глотку. Жаль, не хватило выдержки.

Хотя смог же он оставить товарища на растерзание гиенам.

Душа – очень странная штука.


Пруденс надеялась вернуться на Ио, но она не учла характера Пеле.

Миллионы лет Ио была связана гравитационными узами с Юпитером наряду с другими Галилеевыми лунами – теми самыми, которые Галилео обозвал «Козмическими звездами»: Европой, Ганимедом, Каллисто. Захваченная в плен орбитой, луна под внешним воздействием многократно сжималась, подобно комку сбиваемого масла. От трения возникло тепло, которое рассеивалось слишком медленно; оно расплавило серу и ее двуокись, образовав море, покрытое твердеющей коркой толщиной в две мили, причем поверхность была заморожена намертво. Ломкая, сплошь покрытая трещинами и, наверное, хрупкая корка представала в иллюминаторах мешаниной серого, белого и бледно-желтого, а на корабельных экранах выглядела по-иному: при расплескивании брызг в палитре появлялись, помимо белого, еще горчичный, апельсиновый, красный, багряный и черный цвета. Плюмажи расплавленной серы и газообразной ее двуокиси выдавливались из трещин вулканов с романтическими именами Локи, Мардук и Пеле и извергались в пространство в виде колоссальных фонтанов.

Орбиту Ио окружал плазменный тор из ионизированной серы в полмиллиона миль в диаметре. Электрический ток в пять миллионов ампер постоянно струился между Ио и Юпитером, как по кольцеобразной трубке, расположенной под прямым углом к плоскости орбиты луны. Ио была дикой, прекрасной, грубой и враждебной.

Ио была переменчивой.

Ио была безжизненной.

Ио порождала огромные, похожие на странные цветы серные образования, такие же яркие, как и лунные псевдоцветные рисунки, за которые настоящий коллекционер готов выложить любые деньги. Их находили только внутри патеры[9] Мафуика, расположенной несколькими градусами западнее Пеле. По крайней мере, Пруденс обнаружила их там, когда впервые посетила окрестности вулкана.

Между ее первым и вторым визитами жерло Пеле было закупорено смесью отвердевшей серы и силикатов. Давление нарастало, пока не достигло критической отметки. Во взрыве, который был равносилен сотням извержений Кракатау, Пеле превратился в кальдеру[10]. Одинго узнала о катаклизме из данных, которые транслировал искусственный спутник Ио, но ей хотелось надеяться, что серным цветам удалось пережить чудовищную катастрофу.

Хотя это допущение не выдерживало никакой критики.

Расстроенная Пруденс выбросила цветы Ио из своих первоначальных планов и занялась усиленным подыскиванием другого груза. На Европе ее ожидал чистый убыток. Область Ганимеда вокруг Гильгамеша была усеяна странным выдавленным льдом, однако на планетолете недоставало необходимого оборудования для охлаждения. Космисты поискали гигантские тектиты, вышибленные в прошлом с соседних лун метеорными потоками, но безуспешно.

Они перебрались на Каллисто, где им посчастливилось откопать дюжину кимберлитовых трубок, сформированных касательным ударом углеродного астероида.

Каллисто – наименее плотная из Галилеевых лун, и большую часть ее объема составляет вода, упрятанная под мощным слоем скал и льда. На поверхности Каллисто кратеров больше, чем на любом другом небесном теле Солнечной системы.

В каждом случае космисты оставляли планетолет на юпитерианской орбите, а сами на Орбитально Спускаемом Модуле – ОС-модуле – высаживались на то или иное небесное тело.

Кратеры Каллисто делают посадку особенно трудной, и часть опор была повреждена. Несколько дней ушло впустую. Пока Пруденс присматривала за сваркой посадочной стойки, Толстуха Салли вывела своего воображаемого медвежонка на прогулку в небольшой метеоритный кратер, расположенный по соседству от места посадки. Внезапно внимание космистки привлек металлический блеск. Тщательно очистив лед вокруг выступа на стене, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить, она освободила из ледового плена странную штуковину и сунула в мешок для геологических образцов, притороченный к обширной талии.

Позднее, уже в модуле, случайное замечание кого-то из коллег заставило Толстуху Салли вывалить на стол содержимое мешка, чтобы члены экипажа могли рассмотреть странную находку. Космистка считала, что это какой-то минерал, металлический самородок, кристалл, кусок слюды…

Но у полезных ископаемых не бывает колес.

Сходство приспособлений с колесами экипаж ОС-модуля посчитал совпадением и решил для себя, что это каприз слепой природы… А потом Пруденс отправилась в кратер и выкопала еще шесть штуковин с колесами.

В течение двух последующих суток было обнаружено сто тридцать колесных предметов различной формы. Некоторые из них были искалечены упавшими поблизости метеоритами, но большинство сохранилось в целости. Все они обладали колесообразными выступами, от четырех до восьми, размещенными попарно, за исключением случаев, когда отдельные колесики были повреждены или отломаны.

Толстуха Салли назвала объекты колесниками, и это имя намертво за ними закрепилось. Находка оказалась не минералом и не кристаллом, а артефактом чужаков. Размером с кошку. Скорее всего, неким киберустройством из прочного металла.

Артефакты хранились в нетающем льде кратеров Каллисто… Что, вообще-то говоря, не имело никакого смысла.


Пруденс на секунду остановилась, чтобы собраться с мыслями.

– Чужаки, – в благоговении произнесла Черити. – Чужаки, живущие на Каллисто.

– Вполне возможно, что чужаки там только побывали. Отсутствие атмосферы, жуткий холод…

– Может, чужакам и не нужна атмосфера. Может, они обожают холод.

– Все может быть, даже маленькие зеленые человечки на Венере, которые обожают петь и плясать под дождем из серной кислоты при восьмистах градусах по Цельсию. Лично я думаю, что кто-то или что-то опустилось на поверхность Каллисто, как это сделали мы, а потом избавилось от изношенного оборудования.

– Сто тысяч лет назад?

– Плюс-минус несколько тысяч.

– Но зачем?

– А зачем туда наведывалась я? Мои побуждения, скорее всего, покажутся им бессмысленными.

Младшая из сестер Одинго кивнула.

Добыча минералов ради прибыли едва ли характерна для развитых в интеллектуальном плане цивилизаций. Только теперь, когда Черити посетила эта мысль, деньги предстали перед ней в некой несвойственной им загадочной и даже мистической ипостаси. Ведь сами по себе они ничего не значат; лишь распространенное среди большинства жителей Земли заблуждение, что нет ничего важнее на свете, чем несколько цифр банковского файла, придает им такую ценность.

– Вы нашли какие-нибудь следы чужаков, кроме колесников?

– Нет, – поморщилась Пруденс. – Вряд ли можно было надеяться, что мы наткнемся на какой-нибудь шестиногий скелет, вмороженный в лед, или обнаружим, скажем, некое подобие инопланетной посуды. Мы нашли лишь множество колесников. Фантастическое везение.

– А почему никто дру… – Черити замолчала, ответ пришел сам собой. – Ах, извини, ни у кого из Ремешков не было причин, чтобы бродить поблизости от растопленного при посадке льда.

– И все-таки на Каллисто высаживались старатели. Отсюда вывод: не так уж много там мест, где можно найти колесники. Нам выпал невероятно счастливый шанс.

Черити всплеснула руками.

– Конечно, Пру, ты осознаешь грандиозность своей находки для мировой науки. Колесники создадут тебе имя!

Пруденс пожала плечами.

– Знаю наверняка одно: если удастся продать их богатым коллекционерам, то я создам себе состояние. Прежде чем взлететь, мы уничтожили все следы проведенных раскопок. Должна тебе доложить, было так смешно их уничтожать… Так что, моя дорогая, если ученые хотят получить колесники, пусть заплатят твоей сестре соответствующую цену. – Поймав удивленный взгляд Черити, она добавила: – Да, да, Трещотка, я деловая женщина, а не благодетель рода человеческого. Ради Бога, только не смотри на меня сосуждением. Мне нужны деньги, много денег, чтобы финансировать экспедицию на Каллисто и найти все, что похоронено подо льдом.

– И тоже продать. – Было совершенно ясно, что Черити не одобряет планов сестры. – Черт возьми, Пруденс, я пашу как проклятая на Богом забытой биостанции, пытаясь сохранить зверье от уничтожения, а ты превращаешь самое важное научное открытие в подобие аукциона Сотби!.. Только ученые имеют право удовле…

– Давай, Трещотка, закроем эту тему раз и навсегда. Я знаю, что делаю. Я трудилась ради этой находки всю свою жизнь, и поверь, относительное благополучие досталось твоей сестре потом и кровью. – Ее пульс участился. – Ты даже не представляешь, как тяжело дается перелет в пространстве.

– Нео-Дзэн монахи из Гнезда Кукушки проводят всю жизнь в пространстве, но они делятся богатством с нуждающимися.

– Ха-ха-ха, нео-Дзэн монахи дают нуждающимся лишь крошечную часть своего богатства. Монастырь – самая богатая банда ублюдков со времен Создания, они заплатили мне целым крейсером за перевод единственной глиняной таблички! Разрешу им купить колесники, а потом пусть делают с ними, что хотят, например, раздают нуждающимся. Они могут себе это позволить!

Пруденс закрыла глаза.

– Так и быть, сестренка, ученые смогут купить несколько образцов по дешевке, но только после того, как я сделаю первые пятьдесят миллионов. Это условие удовлетворит твое чувство высшего долга?

Черити только повернула голову и пристально уставилась в окно на загон.


– Все, что нужно делать, – объяснял Джонас Кэшью, – это следовать расчетам, проведенным Кассини. В свое время он снабдил Варина и де Хайеса письменными инструкциями. – Джонас помолчал. – Конечно, они могли воспользоваться системой, только добравшись до Гваделупы, а мы – всякий раз, когда видны луны Юпитера.

Путешественники расположились на ящиках на палубе «Танцроуфта». К боковине еще одного ящика был приклеен плоскомолекулярный экран. Судно покачивалось на волнах Атлантического океана. Было облачно, однако в разрывах туч ярко сияли звезды.

Джонас направил телескоп, не только восстановленный, но и технологически улучшенный, в сторону Юпитера. Внутри прибора автоматически сработала сложная электронная схема.

Кэшью уставилась на изображение, пойманное жидкокристаллическим индикатором. Источаемые им электроны накапливались в бункерах размером в микрон, сортировались компьютером подобно крошечному подвижному составу и затем вновь преобразовывались один к одному в массив пикселей.

Джонас отдал приказ уникомпу, и тут же одна область Юпитера расширилась, заполняя собой экран. С левой стороны изображения виднелся небольшой блик.

– Ганимед, Ио за ним, а два остальных спутника – на другой стороне. Для того чтобы использовать метод Кассини, мы должны провести ряд наблюдений – три сейчас, когда Ганимед уходит за Юпитер, и еще три – несколько позже, когда он появится на противоположном краю, описав внешний круг. И так надо делать всякий раз, когда любая из галилеевых лун проходит через край диска планеты-гиганта.

Кэшью достаточно легко поняла аргументацию.

– Три наблюдения требуется для того, чтобы уменьшить вероятность погрешности?

– Верно. У Кассини оборудование было не таким хорошим, как наше, но все-таки достаточно чувствительным. Первое наблюдение проводят, когда спутник находится на расстоянии собственного диаметра от края Юпитера. Второе – когда он его касается, и третье – когда исчезает за ним. Усредняя три значения, мы получим точную оценку момента, при котором происходит первое касание края диска. Во время второй тройки мы должны сделать почти то же самое, однако определить момент, когда луна появляется из-за Юпитера, чертовски трудно.

Они молча наблюдали за тем, как небольшая точка подходила все ближе и ближе к родительскому миру. Джонас увеличивал разрешающую способность изображения до тех пор, пока пиксели не стали четко различимы, и начал отсчитывать вслух их количество, оставшееся до момента соприкосновения диска Ганимеда с диском Юпитера.

– Подошли на три пикселя… опа, теперь еще на два. – Джонас нажал таймерную кнопку на уникомпе для приведения его в готовность. – Первая ясная ночь после того, как мы вышли в море, и я наконец-то выполню задачу, поставленную Кассини.

У Кэшью засосало под ложечкой. Происходящее производило впечатление. Только теперь она поняла, почему Джонас был так уверен в себе. Беспроигрышная игра в четыре луны, неизменно повторяющих свои проходы через край диска газового гиганта, небесные часы, отсчитывающие время с точностью до долей секунды…

Похоже, зря она заключила пари.


Табличка на входе лаконично оповещала о том, что здесь располагается берлинская штаб-квартира Международного археологического общества (МАО). Но это была единственная вещь, напоминающая о лаконизме. Здание – неоклассические колонны при входе и атриум – взметнулось на высоту двадцати четырех этажей к засилью находящихся на крыше балконов, баров и ресторанов. В данный момент в роскошно убранном конференц-зале на двадцать третьем этаже шло чрезвычайное заседание руководства.

– Я занимаюсь археологией всю жизнь. – Лицо сэра Чарльза Дэнсмура, президента МАО, в свете голографического проектора выглядело пунцовым. Те, кто знал его близко, могли поклясться, что президента бросило в краску не только освещение. Было видно, что сэр Чарльз раздражен, во всяком случае, он нервно крутил в пальцах любимую лазерную указку. – За это время мне приходилось встречаться с разными видами сумасшествия, некоторые из которых, – он хохотнул, – вам даже трудно себе представить, но это… – чувства переполняли его, – наибезумнейшая вещь, с которой я когда-либо сталкивался. Натуральная психопатка с уголовными наклонностями привозит на Землю целый мешок ржавых игрушек и нагло заявляет, что обнаружила артефакты чужаков!.. Ха, можете вообразить подобный абсурд: инопланетяне, мастерящие игрушечные грузовики?!

– Но мы же мастерим игрушечные грузовики, – не удержалась от реплики очкастая особа из третьего ряда.

– Да, но мы-то не чужаки, ведь так, Долорес?

– Когда дело касается нас с вами, безусловно, – согласилась особа. – А вот когда касается их?

Сэр Чарльз покачал головой в знак сожаления.

– Кого это «их»?! Неужели еще не понятно, что мы имеем дело с обыкновенной мистификацией!

И тут из угла комнаты, наполовину задрапированной плющом, который давно вырвался на волю из своего горшка, поступило возражение иного плана.

Монтгомери Джей сделал состояние на производстве роботехнического оборудования для удаления с крыш изоляции из стекловолокна. Возглавляемая им компания находилась на грани разорения, когда совершенно неожиданно выяснилось, что этот строительный материал вызывает рак легких у лабораторных мышей, – и все, у кого была подобная крыша, повально захотели снять изоляцию в течение суток. Через год выяснилось, что рак у мышей возникал совсем по другой причине, но Джей успел стать мультимиллионером. Поэтому он не боялся ни сэра Чарльза, ни его влияния, ни его связей.

– Старина, я не понимаю, с какой стати вы зациклились на факте подделки артефактов чужаков. Наше общество преследует иные цели: сохранять для науки антику земную. – Внезапно мультимиллионера как бы озарило: – Позвольте, а эта… Одинго… не являлась разве одной из ваших студенток в проекте «Сфинкс»? Вы просто затаили на нее злобу…

– Просто? – гневно сверкнул очами сэр Чарльз. – Вам прекрасно известно, Монти, что эта авантюристка едва не загубила мою карьеру! Хотела получить кредит для установления истинной даты постройки Сфинкса! – Взяв себя в руки, он понизил голос до шепота: – Она лишь числилась студенткой, а на самом деле была из тех, кого привлекают на месте в качестве рабочей силы.

Без сомнения, он все еще мучился от давних переживаний.

– Не все из этой истории вредит нашей сфере деятельности, старина. Мы должны контролировать фальшивый антиквариат – как земной, так и внеземной. Это смехотворное «открытие» привлечет интерес публики, и первоочередная задача Общества – направить его в нужное нам русло.

– Не понимаю, Монти, вы советуете мне закрыть глаза на очевидное мошенничество по одной лишь причине, что мошенница очень недолго и очень некомпетентно работала на меня?!

Джей находил ситуацию достаточно щекотливой, но не видел причины разжевывать очевидные вещи.

– Чарльз, я уверен, что ваши помыслы столь же чисты, как свежевыпавший снег, и столь же беспристрастны, как… Божий Суд, но если вы собираетесь докопаться до сути, то надо предоставить прямые доказательства мошенничества, – иначе ВидиВи-зрители вас растерзают. Ведь нет никакого официального заявления о том, что представленные Одинго артефакты – фальшивка. Все, что у нас пока имеется, это непроверенные слухи.

– Не только слухи. Как, например, быть с интуицией? Я докажу, что это мистификация, – заявил сэр Чарльз твердо. – Я ученый и отказываюсь смотреть сквозь пальцы на факт явной фальсификации. Мы должны придушить эту аферу прежде, чем намерения преступницы выйдут наружу.

– Да, возможно, это мистификация, – ответил Джей, успев проконсультироваться со своим уникомпом. – Тем не менее Пруденс Одинго не преступница. В частности, с нее сняты все обвинения по делу 2204…

– Только потому, что судья был настроен предвзято! – воскликнул сэр Чарльз с негодованием. – Одинго выкрутилась благодаря юридическим несуразностям.

Джей отметил, что Чарльзу для освежения памяти не понадобилась помощь сети Экстранет, однако не стал делать по сему поводу никаких замечаний.

Долорес Джонстон, которая прекрасно разбиралась в подоплеке всех скандалов, прикрыла ухмылку ладонью. Как же, юридические несуразности!.. Но не ей указывать сэру Чарльзу на то, что он не хотел слышать. Долорес давно научилась держать язык за зубами. В конце концов, на ее попечении шестеро иждивенцев и, в отличие от Джея, она не могла бросить постоянную работу в МАО – надо было кормить досыта своих прожорливых афганских борзых.

Поэтому она сказала совсем не то, что думала:

– Полагаю, сэр Чарльз, Монти имеет право на собственную точку зрения. И он прав, когда говорит, что нужны достоверные факты. А все, что у нас пока есть, это обрывок рассылаемого по сети Экстранет мусора, который так или иначе не предназначен для МАО.

– Тем не менее, он к нам попал, – заявил сэр Чарльз, – потому что кто-то под явно вымышленным именем шастал по всем информационным перечням, скорее всего затем, чтобы найти дилеров для похищенных артефактов. Как вы думаете, кто это был? Есть соображения?

Кое-кто из присутствующих ободряюще кивнул. Что ни говори, а сэру Чарльзу иногда приходили совершенно блестящие идеи.

– Какие информационные перечни? – поинтересовался Джей. – Что-то вроде «Предметов коллекционирования»? Но ведь это общедоступная страничка, Чарльз, и не слишком популярная.

Джалид Мбарук, секретарь собрания, проконсультировался со своим уникомпом:

– «Раритеты для коллекционирования». Для справки: это не страничка, Монти, а информационный перечень с ограниченным доступом. И цена подписки достаточно высока.

– Что ж, – оскалился сэр Чарльз, – у нас появился подозреваемый. Я хочу знать все, что только можно раскопать об Одинго: прошлое, семья, карьера, легальные занятия, даже какой цвет постельного белья она предпочитает. Заодно надо порыться в полицейских архивах и проверить базу данных наркокомпа – вдруг выползет, что она употребляла запрещенные препараты?

– Ее имя никогда не связывали с наркотиками, – указал Джей.

Реплика вызвала у Дэнсмура приступ раздражения.

– У Одинго собственный планетолет, и мы точно знаем, что в прошлом она не брезговала контрабандой. Почему бы ей не поставлять наркотики Ремешкам?

– Вряд ли настоятели аббатств не обеспечили мер по недопущению в орбитальных монастырях запрещенных препаратов, – пробормотала Долорес на жутком канцелярите.

Сэр Чарльз впился в нее пронзительным взглядом, и она ужаснулась, представив полдюжины афганских борзых, страдающих от голода.

– Прошу прощения, сэр Чарльз, иногда я слишком поспешно делаю выводы.

Красноречивым кивком Дэнсмур принял извинение, и у подчиненной отлегло от сердца.

– Согласен, – сказал он великодушно. – Ремешки и наркотики – сочетание противоестественное, и, тем не менее, я продолжаю настаивать на проверке. Как говорится, доверяй, но проверяй.

После совещания сэр Чарльз остался в зале заседаний.

В конце концов, то было его открытие… Разве он виноват, что Пруденс разгневалась не на шутку и не захотела иметь с ним дело, когда вокруг Находки Столетия уже завертелась карусель прессы? Конечно, квалификация Одинго на раскопках была далеко не так низка, как он только что расписал членам Общества. Да, у Пруденс случались неудачи в жизни, пусть даже некоторые из них зависели от ее характера. Слишком она опрометчива, слишком импульсивна… Из строптивой девчонки никогда не получилось бы хорошего полевого археолога. Вот было бы здорово, если Одинго оказалась замешанной в чем-то некрасивом… Ах, если бы только докопаться!

Ах, если бы Пру оказалась в щекотливом положении.

И при этом ей потребовалась бы рука помощи…

Дэнсмур еще долго просидел за центральным компом, обдумывая варианты. Конечно, тут можно вляпаться в скандал лично, а кому, как не ему, следовало оберегать свою репутацию. Но, в конце концов, выбора не было. О его стародавней стычке с Пруденс Одинго упомянуто в отчетах, и ВидиВишники раскопают этот нюанс в один миг. Легковерных обывателей, склонных к псевдонауке, мистике и иррациональному, о-го-го сколько!

Репутация Пруденс должна быть уничтожена раз и навсегда. Если кропотливое расследование не сможет обнаружить скелета у нее в шкафу, то он сам засунет его туда.


– Если мои расчеты верны, – сказал Джонас, – а я ни на мгновение не сомневаюсь в этом, – то мы скоро окажемся в пределах видимости Гваделупы. Через полчаса или около того.

В который уже раз он бросил быстрый взгляд на камеру, чтобы удостовериться, что та наготове – нужно заснять момент причаливания к берегу.

Он и Кэшью облокотились на леер «Танцроуфта», наблюдая океанскую гладь, а Барнум Бейли дремал на нижней палубе в преддверии Великого Момента, предварительно задав таймеру время побудки. Итак, с минуты на минуту должен наступить кульминационный момент непростого путешествия, особенно если вспомнить жесточайший шторм прошлой ночью. Валы швыряли несчастное суденышко как спичечный коробок. Никому до утра не удалось поспать, зато в свете разъяренных молний было сделано несколько совершенно блестящих снимков волн, заливающих нос корабля, с Бейли на переднем плане, что делало его похожим на Нельсона во время сражения на Ниле.

И хотя главу экспедиции основательно мутило, держался он изо всех сил.

Кэшью взглянула на члена экипажа «Танцроуфта». Матрос прильнул к окуляру телескопа, установленного в корзине на вершине мачты. Весь костюм его состоял из старых хлопчатобумажных шортов и красной банданы поверх курчавой головы.

– Он видит землю? Впередсмотрящий должен видеть!

– Волнение сильное, Кэш, – возразил Джонас. – Я не учел такой фактор, как высота волн. У нас в запасе, по крайней мере, двадцать минут, и к тому времени я буду на мачте рядом с этим дебилом в красной косынке, которым ты так очарована.

– В красной косынке?.. А, ты имеешь в виду Клифтона. – Кэшью знала всю команду по имени, историю жизни каждого, а также возможную перспективу карьеры; Джонас ничем подобным не интересовался. – Так вот, у его отца были жуткие проблемы, когда бедняга застрял на полпути в дымовой трубе электростанции в Лесото.

– Да дьявол с ним и его папашей! – разозлился Джонас, поневоле задаваясь вопросом, какая дымовая труба может быть у электростанции. Он снова проверил «судзуки-73», потом часы; развернул плечи и полез на мачту.

Высота Джонасу была, что говорится, не по нутру. Это не назовешь высотобоязнью; просто, если земля находилась далеко внизу, он предпочитал держаться подальше от окон или перил. Тем не менее, жажда сделать хороший снимок оказалась сильнее, и оператор взбирался по веревочной лестнице, не выказывая испуга, хотя судно то и дело изрядно накренялось.

Клифтон подал Джонасу руку и втащил в грубую корзину «вороньего гнезда». Джонас стал обозревать горизонт через длиннофокусный объектив.

– Что-нибудь видно? – крикнула Кэшью.

Ее голос относило ветром, но Джонас догадался, что она пыталась сказать, и покачал головой.

Через десять минут из каюты вышел Бейли, протирая глаза. Его таки вовремя разбудил таймер уникомпа.

– Пока не видно, – оповестила начальника Кэшью. – Надо подойти ближе.

Бейли утробно хрюкнул и пожал плечами.

– Ничего страшного, мы всегда можем повторить финал путешествия впоследствии и отредактировать на экране.

И тут впередсмотрящий завопил:

– Земля, привет!

Сразу после этого Джонас зафиксировал рубленые черты Клифтона в видоискателе и попросил повторить крик. Однако перед объективом камеры моряк внезапно застеснялся, так что первый блин вышел комом. Джонас хорошо знал эту специфическую проблему. Лишь после настойчивого понукания Клифтон отважился на новую попытку – при просмотре повторный вопль будет выглядеть выразительно и достаточно самопроизвольно.

Джонас перевел камеру на горизонт. Разделяя небо и море, виднелись два крошечных темных треугольника, дрожащих в мареве – гора Маунт-Сенс-Туше и чуть более высокая Соуф-ри, расположенная несколькими милями южнее. Оператору потребовалось какое-то время, чтобы их найти, потому что они оказались не совсем с той стороны, где он ожидал. Неужели в его расчеты вкралась ошибка? Нет, просто в течение нескольких минут он не сверялся с компасом и утратил пеленг.

В плане остров имел форму слегка асимметричной бабочки. Гранд-Терра, восточная сторона, которая на карте выглядела скорее как ласточкин хвост, была относительно плоской. Более высокая сторона, Бэс-Терра[11], простиралась далеко на запад и походила на крылышко обыкновенной капустницы. Столица острова, которая носила то же имя – Бэс-Терра, была укрыта от взглядов за южным краем холмов.

Когда «Танцроуфт» приблизился, стало видно больше деталей, и скоро Джонас смог разглядеть длинные тонкие очертания Ла-Дезирада на переднем плане, позади которой зеленел мыс Поншато – окончание раздвоенного хвоста. Побережье Гранд-Терры тянулось к северу, но закруглялось с запада на юг, пока опять не поворачивало к югу вокруг морской бухты. Отдельные острова, Мэри-Галант и крошечный, полностью соответствующий своему названию Петит-Терра[12], выглядывали из-за горизонта.

Джонас снова хрюкнул, теперь от удовлетворения.

«Танцроуфт» от Поншато повернул к югу, следуя вдоль коралловой береговой линии мимо маленького курорта Сент-Энн к более удобному месту для швартовки. Вероятно, не там несколько столетий назад причалили Варин и де Хайес, однако данные, записанные в уникомпе Кэшью, не давали точного способа определить координаты места их высадки. Зато на острове имелось достаточно средств связи для того, чтобы оповестить весь остальной мир, явно замерший в ожидании кульминационного момента человеческой цивилизации.

С помощью сенегальской команды, высыпавшей на палубу и затеявшей предшвартовочную суету, судно вошло в узкий судоходный канал, прорезанный в светлых коралловых рифах Козьера. Джонас занял место Клифтона у телескопа и прильнул к окуляру.

Мгновением позже он оторвался, помотал головой, будто снимая с глаз паутину, и вновь прилип к оптике. Потом присвистнул от неожиданности.

– Солидное столпотворение, воображаю себе, – крикнул Бейли с палубы.

Джонас на талях спустил телескоп начальнику.

Бейли отфокусировал оптику по своим глазам. Несмотря на глубокий загар, его лицо побледнело. Прежде чем Бейли уронил телескоп на палубу, Джонас успел его подхватить и снова втащил в «воронье гнездо».

– Неприятность, – произнесла Кэшью, читая с экрана уникомпа. – Крупная неприятность, верно?

Джонас кивнул.

– Неужели нас никто не встречает?

– Вижу трех человек и две камеры, – ответил Джонас. – Полагаю, двое из них – местный оператор с помощником. Точно не уверен, но у одного микрокамера, подозрительно похожая на «Сони» – типичное туристическое снаряжение.

– К дьяволу! – проорал Бейли. – Мы потратили миллионы на это путешествие. Об отплытии растрезвонили на весь свет, потом каждую ночь мы возглавляли новости Экстранет в сотнях стран! И вот теперь, когда наконец настал апофеоз, – никого… В какую Преисподнюю все провалились?!

Глава 6 Гозьер, 2210-й

Те двое с камерами с таким же успехом могли оказаться туристами.

Непосредственной реакцией Джонаса было знакомое до отвращения чувство, что все напрасно. Судьба снова посмеялась над ними. Когда вы на пути в бездну, вы на пути в бездну, и глупо думать, что удастся выкарабкаться. Таков первый закон выживания средств массовой информации. А они втроем вообразили, что могут его нарушить.

Только Кэшью оказалась способной воспринять действительность.

– Это не то место, где нас должны были встречать, Бейли, – сказала она мягко.

– Почему?

– Потому.

Да, все было неправильно, и она знала почему. Они все это знали.

«Танцроуфт» был отведен в док в полном молчании; члены команды охрипли, надежды на планетарную славу рухнули в одночасье. Джонас машинально отметил, что камера на пирсе была вообще марки «маркое В5».

Кэшью поинтересовалась у кого-то из встречающих, каковы последние новости. Турист охотно ответил:

– Que?

По-английски никто на пирсе не говорил. Тайну не разгадать, пока не подключишься к Экстранету, а это возможно лишь в гостинице.

Бейли попытался обсудить доставку путешественников с единственным таксистом. Тот тоже английского не знал. Ну и дыра!

Добравшись на перекладных до первой попавшейся гостиницы, путешественники сразу подсоединились к общему уникомпу в холле и выяснили, что коротковолновая связь с Майами на профилактике до утра. Ночь использовали на полную катушку, заказав в номер две бутылки виски.

Джонас включил телевизор и попрыгал по каналам – наиболее захватывающей передачей был бейсбольный полуфинал между «Тигровыми лилиями» из Таллинна и кабульскими «Свободными». Он обратился к сетевым новостям и прослушал свежую подборку. Ни слова относительно оглушительного финала эпического плаванья «Танцроуфта»… И никакой радости по поводу еще чего-нибудь.

– М-м-м-мф… Торнадо в Индонезии, жертв нет… Принц Руперт, глава Республики Мозамбик, отрекся от престола в пользу любимого крокодила по кличке Распутин… Какие-то пьяные космисты вернулись на Землю с поддельными машинками чужаков… Вот алкаши! Небось раскурочили собственное машинное отделение… Межконтинентальная комиссия по контролю за погодой опять не сумела договориться о форме стола для переговоров… Бред собачий – прежде чем начинать переговоры за столом любой формы, надо выработать мало-мальски действенную технологию управления погодой… Никаких нигде выборов, а это уже вообще ни в какие ворота…

Он отключил уникомп и плюхнулся на диван, лелея свой стакан.

Где-то за полночь растрепанная и пребывающая слегка навеселе Кэшью Тинторетто вспомнила о пари. Она растолкала Джонаса и потребовала с него свой выигрыш. А также напомнила, что прохождение Каллисто состоится в пределах ближайшего часа.

Шатаясь, спорщики вернулись на пирс и вскарабкались на борт «Танцроуфта». Кто-то из матросов бдил у телескопа, но сразу узнал хозяев и тактично отошел к другому борту.

Джонас подключился к навигационным подсказчикам, после чего загрузил программы из Экстранета, чтобы синхронизировать ожидаемое появление луны Юпитера. Поскольку с орбиты порт был виден как на ладони, не было никакого смысла сомневаться, прибыли ли путешественники туда, куда планировали. В качестве дополнительного доказательства Джонас решил использовать луны Юпитера и навигационные алгоритмы Кассини, чтобы пересчитать координаты своего местонахождения.

Кэшью вздохнула.

Да, с этой стороны Атлантики трудно понять, как Джонас мог ошибиться. Он же такой спец в математике…

Они подождали несколько минут. И тут Джонас начал обратный отсчет секунд. Вот-вот на экране появятся цифры, определяющие их положение… Есть!.. Они уставились на жидкокристаллический индикатор.

– Ничего не вижу, – призналась Кэшью, но буквально через несколько секунд воскликнула: – Эй, а это что?!

Светлое пятнышко, казалось, вынырнуло из чернильной бездны, становясь все ярче и ярче.

– Неужто не узнала? Каллисто!

– Значит, я проиграла пари?

– А ты ожидала иного исхода? Для большей уверенности я вычислил место, где мы находимся. – Джонас что-то сказал в крошечный микрофон. – Хм-м, странно… Согласно моим расчетам, мы вовсе не здесь, а где-то в другом месте.

– Я докажу, что тебя здесь нет, – пробормотала Кэшью взволнованно.

– Как это?

– Есть такая старинная шутка. Про умника и придурка. Как-то раз придурок говорит умнику: «Хочешь докажу, что тебя здесь нет?». Умник говорит: «Здрасьте, как это меня здесь нет? Вот он я». Придурок говорит: «Нет, тебя нет». Умник говорит: «Нет, я есть». Придурок говорит: «Ты в Париже?» «Нет». «Ты в Амстердаме?» «Нет». «Ты в Квагадоугадоугоу?» «Нет». «Ну вот, – говорит придурок, – если ты не в Париже, не в Амстердаме и не в Квагадоугадоугоу, то должен быть где-то еще». «Конечно, я где-то еще», говорит умник. «Ага, – воскликнул придурок, – раз ты находишься Гдетоеще, то ты не здесь!»

– Ха-ха.

– Эй, теперь твоя очередь развеселить проигравшую! Джонас поскреб голову, почесал нос и скорчил пару забавных гримас.

– Нет, Кэш, тут что-то не так. Возможно, Экстранет выдал неправильные координаты… – Ему в голову пришла еще одна мысль. – Или, возможно, это ошибка наблюдений. Не забудь про таблицы Кассини. Нужно сделать еще пару измерений и вывести среднее арифметическое. Все будет в порядке.

– Тогда делай, Джонас! – Кэшью хотела вскарабкаться на упаковочную корзину, но ноги не слушались, и она свалилась на бухту канатов.

Помогая девушке выбраться оттуда, Джонас подумал, что, даже будучи пьяным, он в состоянии работать на компьютере; тем не менее, компьютер сообщил, что координатная ошибка составляет не сто ярдов, а куда больше.

– Сколько? Двадцать миль?.. Я выиграла пари, я выиграла! Признайся, сколько получаешь в неделю?

– Ладно, Кэш, ты победила. – Джонас встретил поражение мужественно. – Наверное, я сделал что-то неправильно. Может, алгоритмы неверны… хотя они прекрасно сработали в Гори… Если только… – промолвил он задумчиво и посмотрел на небо.

– Если только – что?

– Если только… спутники Юпитера находятся не там, где должны находиться.

– Конечно, – хихикнула Кэшью, – виноваты луны. А что? Они тоже пропустили стаканчик-другой и сдвинулись с орбит… Давай забудем про закон тяготения и выбросим его на свалку, чтобы сохранить благородную харю Джонаса Кемпа. Свершилось чудо Господне, аллилуйя, братия! А ведь ты утверждал, что никогда не делаешь ошибок… Не допускаешь мысли, что сам подкрутил что-то не то?

Джонас насупился, и они поковыляли в гостиницу.

Когда Кэшью проснулась, Джонас уже повторно просматривал подборку новостей за предыдущий день и наконец нашел то, что проскочило мимо его сознания вечером.


– Чужаки? – Бейли не верил собственным ушам. – Настоящие чужаки?

– Да, чужаки, – подтвердил Джонас. – Пьяный космист с фальшивыми игрушками чужаков. Мы пропустили это сообщение вчера вечером, потому что оно показалось абсурдным.

– Ты убедил нас отправиться без страховки, без навигационных средств через проклятую Атлантику, кишащую акулами, – а в результате мы были отодвинуты на задний план каким-то психом, утверждающим, что он накоротке с чужаками?!

– Едва ли нам встретилась хоть одна акула… Однако шеф закусил удила.

– Почему никто не сказал ВидиВи-редакторам, что чужаки давным-давно побеждены и погибли в страшных мучениях?! Разве они не смотрели вместе с семьюдесятью миллионами других болванов все шестьсот десять серий «ЭнЭлОшников»?

– Но это очень популярный сериал, Бейли.

– Знаю, что популярный, Кэш! Только и мечтаю посмотреть снова!

– Технически «Н-лошники» сделаны здорово, – сказал Джонас. – Превосходная работа оператора, увлекательный сценарий… Опять же антураж… Работали большие бабки, а это основной фактор. Готов признать, сюжет основан не на здравом смысле или логике… Так или иначе, Бейли, эта женщина, Одинго, и не утверждает, что виделась с чужаками или что ее кот был ими похищен и возвращен в виде хамелеона. Она лишь говорит, что выкопала несколько артефактов чужаков.

Джонас переключил телевизор в режим видеоповтора.

– Невелико различие, – буркнул Барнум. – Одинго все равно недотепа, а ее популярность возвращает нас к временам «Н-лошников». Множество идиотов там, – он махнул рукой в направлении окна, – считают, что чужаки толкутся у них на задворках. Они уверены, что пришельцы существуют.

– Новость намного сенсационнее, чем мы думали. Позволь мне показать почему. – Джонас врезался в середину программы и пропустил несколько минут ранней болтовни. Он смотрел на экран и задумчиво скреб щетину. Кэшью узнала знакомую отстраненность в его взгляде. – Возможно, на сей раз, чужаки окажутся реальностью.

– Ага, – проворчал Бейли, – а еще, возможно, моя двоюродная бабушка Матильда разродится двухголовым аллигатором… Артефакты?! Туфта! Стоит посмотреть внимательнее, и все увидят, что это фальшивка!

Негритянка напротив ведущей выглядела удивительно одиноко. Этому способствовал и минимум обстановки в просторной студии. Когда режиссер переключил камеру на крупный план, выяснилось, что гостья шоу отличается изрядным самообладанием. Хотя было ясно, что интервью идет не в том ключе, в котором хотелось бы ей.

– Кто это? Делия Рикардо? – поинтересовалась Кэшью.

– Ответ неверный, не тот макияж. Скорее Натали Кортни с новой прической. Женщина, которую интервьюируют, – космистка по имени Пруденс Одинго. – Джонас прибавил звук.

– Итак, вы заявляете, что их возраст сто тысяч лет, – медленно произнесла Кортни. – Можете убедить меня в этом? Неужели на ваших игрушках стоит ярлычок с датой продажи?

Пруденс приходила к выводу, что, выбрав гласность, она совершила стратегическую ошибку. К сожалению, у нее не было выхода. Когда она зарегистрировала свою находку в информационном перечне «Раритеты для коллекционирования», ее прежние клиенты отмахнулись все как один; казалось, никто не хочет не только купить, но даже взглянуть на необычные вещи… Осторожная попытка объявить о своей находке на сайте общего доступа в Экстранете тоже успеха не принесла, однако, так или иначе, разворошила стервятников: СМИ знали, что Пру возвратилась на Землю, а популярности ей было не занимать, так что пока они не выяснят, что к чему, интерес прессы к ней не иссякнет. Пруденс приняла вид смиренной овечки и подала общий пресс-релиз. Накладка же заключалась в том, что на приманку клюнула не та рыбка.

Она стиснула зубы. Господи, ну почему эта Кортни такая невежда?

– Хорошо, Натали, попытаюсь объяснить. Как известно, существуют научные методы определения возраста объектов, найденных на поверхности космических тел…

– Я тоже знаю метод, – бесцеремонно перебила ее Кортни, – как определить возраст космических тел, дорогуша, но не сообщать же об этом в программе для семейной аудитории!

Остроумно.

– Метод определения возраста колесниц базируется на эффекте космических лучей.

– Только без технических терминов, дорогуша. – Ведущая подняла одну из колесниц, показала камере и, прежде чем кто-нибудь сумел хорошенько разглядеть вещь, положила на место. Красотку Натали вовсе не устраивало, чтобы ее отодвинули на задний план какие-то игрушечные грузовики.

– Ладно, – кивнула Пру. – Колесницы были захоронены под тонким слоем льда. Когда космические частицы ударяются об лед, они меняют свою траекторию – подобно пулям, отрикошетировавшим от стенки. Динамическое воздействие вызывает ливень вторичных частиц, которые образуют на поверхности объекта микроскопические воронки, так называемые конические резонаторы. Таким образом, чем дольше объект подвергается бомбардировке космической радиации, тем больше резонаторов воздействия будет обнаружено визуально. Следовательно, для того чтобы выяснить возраст интересующего нас объекта, необходимо всего лишь сосканировать изображение его поверхности в компьютер и обработать соответствующим алгоритмом датировки.

Камера дала крупный план мнимых артефактов. Всего их было четыре, и каждый напоминал детскую машинку, которую оставили слишком близко к открытому огню. Один из них был заметно крупнее остальных и выглядел ржавым слитком со странными выпуклостями со стороны днища. Три других размером и формой напоминали кошку, только странно курносую. Самой запоминающейся деталью были колеса, укрепленные попарно спереди и сзади. Они казались намертво врезанными в корпуса. У артефакта, поврежденного сильнее остальных, одно колесико отсутствовало. У оставшихся имелось какое-то подобие каплевидных фар, расположенных с одного с края корпуса.

– Явные фальшивки! – заявил Бейли. – Гляньте, у них даже есть подфарники! – Его раздражала очевидная тупость ВидиВишников. Они не заботились о достоверности показываемого, хотели поразить аудиторию очередной байкой, даже если она – псевдонаучная дребедень. – Ну, скажите, пожалуйста, на кой чужакам сдались игрушечные грузовики? Джонас вперился в экран.

– Они только напоминают игрушки, Бейли, – сказала Кэшью. – Есть предположения о том, что это на самом деле?

Джонас схватился за голову.

– Кэш, ты веришь всей этой чепухе? – Он протяжно вздохнул. – Ты случайно не фанат «Н-лошников»?

– Почему бы и нет, – ответила Кэшью не без сарказма. – Я даже, где только могу, собираю голограммки этого сериала. – Она почувствовала, что шеф готов взорваться, и смягчила тон. – Ну не знаю, Бейли, действительно не знаю. Но мне не нравится агрессия, с которой ведущая берет интервью. Будто перед ней враг. Вылитая Эмилия Крук.

– А еще Штучка-недоучка из мультика, – сказал Джонас.

Его взгляд приклеился к экрану. Что же такого в этих жестяных игрушках, если у него холодок бежит по позвоночнику? Только бы камера задержалась на них подольше…

– Во имя Христа! – взревел Бейли. – Мало того, что мы торчим в паршивой дыре, так еще и разглагольствуем по поводу коровы, которая за три недели умудрилась разрушить наши годовые планы!

– Бейли, – сказал Джонас размеренно, – не выступайте! В этих забавно выглядящих игрушках есть что-то роковое.

– Да, – согласился тот. – Эта женщина – наш рок.

– Нет, Бейли, она – единственная на шоу, кто хоть что-нибудь соображает. И будь я проклят, если эти штуки – детские игрушки.

Тем временем ведущая своими невежественными репликами поставила Одинго в крайне невыгодное положение и, видимо, почуяла запах крови. Она уставилась ей в лицо, чтобы окончательно добить поверженного противника.

– Итак, ваш метод определения возраста колесниц основан на анализе резонаторов воздействия потока частиц?

– Минуточку. Существует и другой метод…

– Давайте спросим мнение экспертов. – Кортни заглянула в камеру. – На нашей Экстра-связи доктор Эмилио Батиста из Миланского технического университета. Доктор Батиста, скажите, пожалуйста, легко ли определить подлинность объектов, подобных этим?

Батиста кашлянул.

– Очень легко. Любая компания, занимающаяся электронными платами, может это сделать.

– Но возможно ли подделать конические резонаторы? Для изменения возраста?

– Чтобы смоделировать эффект космического излучения, вам понадобится доступ к ускорителю.

– Ускоритель, – поджала губы Кортни. – Что ж, доктор Батиста, спасибо.

Изображение эксперта исчезло с экрана. Пруденс напряглась. У нее не было желания выслушивать всякую чушь, которая не имела отношения к делу.

– Госпожа Одинго, – спросила Кортни, – вы когда-нибудь использовали для своих целей ускоритель заряженных частиц?

– Конечно, нет!

– Хм. – Левой рукой Кортни включила микшер, так что эта манипуляция не попала в кадр. Зато зрители могли увидеть, как у них на экране открылось окно для показа увеличенного изображения документа. – Узнаете?

– Никогда не видела ничего подобного, – честно призналась Пруденс. – И что это должно означать?

– Все в свое время, – Кортни настороженно следила за настенными часами. Зрителям отводилась ровно минута, чтобы прочитать страницу. Достаточно. Больше, чем достаточно. – Это, госпожа Одинго, нотариально заверенная копия покупки в компании «Протравка нанопленок». – Камера на мгновение сфокусировалась на голограмме документа. – Вы знаете, чем занимается «Протравка нанопленок»?

– Никогда не слышал о такой.

– Они делают шаблоны для изготовления чипов Ви-Эйч-Ди. Шаблоны протравливают пучком частиц, созданных внутренним ускорителем. Предъявленный вам документ – заказ на покупку времени ускорителя в объеме пятисот часов.

Пруденс поняла, куда клонит Кортни. Хотя она видит эту «липу» впервые, ей никто не поверит, и потребуется несколько недель, чтобы восстановить доверие к ее словам.

– Знаете, чья подпись стоит под заявкой?

– Если моя, то это фальшивка.

– Нет, не ваша. Посмотрите.

Документ в окне сдвинулся вверх, чтобы подпись стала ясно различима.

Черити Одинго.

Удар был нанесен удивительно точно.

– Ах ты, гнусь! – выкрикнула Пруденс. – Оставь мою сестру в покое! Это – подставка! Она никогда не…

О, проклятие… Пруденс остановилась на полуслове, но было поздно.

– Вы правы. Ваша сестра купила время на ускорителе. Разве она не работает с дикими животными? Разве она не использует ускоритель, чтобы сосчитать поголовье обезьян? – Натали Кортни снова поглядела на часы. Камера дала наезд, и лицо телеведущей заполнило весь экран. – Госпожа Одинго, спасибо за участие в «Трепалке». – Пошла врезка Пруденс, тоже крупным планом. – С вами была Натали Кортни из студии Ку-ви-экс, Вашингтон, округ Колумбия, мы расстаемся до завтрашнего вечера – и так всю неделю, день за днем. Спокойной ночи.

Музыкальная тема нагнетается, изображение страдальческого лица Пруденс застывает, держится на экране несколько дольше, чем положено, распадается на фрагменты, повторно собирается в знак промышленной компании по изготовлению голограмм…

– Девятичасовые чудеса, – покачал головой хмурый Бейли, – только героями дня должны были стать мы.

Джонас выругался. Кэшью повернулась к нему.

– Ну, что будем делать?

Он покрутил в руках уникомп.

– Лично я намереваюсь лететь.

– Как, сейчас? Ты же не позавтракал. Он пожал плечами.

– Все равно.

– Куда?

Джонас показал на видео.

– Туда. Округ Колумбия. К Одинго.

Бейли Барнум в удивлении воззрился на своего оператора.

– Джонас, но ведь она – мошенница!

– Э-э, нет, – покачал головой Джонас. – Заблуждается – допускаю, но не мошенничает.

– Почему ты так уверен?

– Принцип бритвы Оккама. Легче подделать заказ на покупку, чем артефакты чужаков. История с подписью сестры действительно вывела ее из себя – не думаю, что Одинго настолько хорошая актриса, чтобы разыграть искреннее возмущение. Я должен с ней поговорить и увидеть колесников своими глазами, прежде чем поверю окончательно.

Кэшью схватила его за уши и притянула голову к своей.

– Во что ты собираешься поверить, болван?

Джонас взял ее за руки и мягко, но твердо удалил их со своих мочек.

– Что артефакты чужаков настоящие.


По пути к своим апартаментам – любезность Ку-ви-экс – Пруденс отправила электронной почтой адвокату резюме произошедших с нею событий и несколько кратких поручений. Взяла ключи у портье и, войдя в номер, бросилась на ложе, где растянулась во весь рост.

«Прошло не слишком удачно», – подумала она. А если честно, моя дорогая, то это настоящая катастрофа. Ирония судьбы! Стоять на пороге величайшего археологического открытия всех времен, но никто – ни бывшая клиентура, ни СМИ – не верит ни единому твоему слову. А теперь еще и Черити – бедная, невинная, беспомощная Черити, счастливая в крошечном мирке животных – оказалась втянутой в эпицентр дрязг. Научная мистификация… Работа Черити зависела от ее репутации, если что, она не переживет разлуку с четвероногими любимцами…

Надеюсь, она не смотрела передачу. Весьма вероятно: Пруденс не сказала сестре, где будет, а Черити скорее предпочтет возиться с животными, нежели пялиться в ВидиВи…

Думай, женщина! Ты справишься, ведь любая мало-мальски серьезная проверка мгновенно обнаружит, что номер заказа подделан. Обвинение научными кругами в фальсификации было бы наименьшим из зол, хотя, учитывая ее небезупречное прошлое… В конце концов, власти будут вынуждены признать ее невиновность, пусть и придется походить с этим клеймом…

Гораздо хуже то, что Натали Кортни нанесла удар непосредственно по доверию зрителей к Пруденс. И если она не сумеет быстро продать несколько колесников, то лишится и своего состояния, и «Тигласа-Пильсера». Крейсер пришлось заложить, чтобы профинансировать последний рейс. Ей почти наглядно мерещились акульи плавники кредиторов, которые все сужали и сужали круги…

Потом Пруденс испытала желание разрыдаться. Она была уверена, что мир будет толпиться у ее ног. Но бизнес есть бизнес, можно угодить и в мышеловку. Идиотка.

Следовало хорошенько все обдумать. Натали Кортни далеко не так хитра, чтобы найти настолько ловкий ход. Наверное, получила анонимную наводку, скорее всего по электронной почте, а потом и пакет с подделанным номером заказа… Эта стерва, вероятно, считает, что она великий репортер, а сама не удосужилась перепроверить источники и посему вляпалась по самые ушки…

Самое неприятное, чтобольшинство людей думают иначе. Великое шоу Натали – и впрямь серьезнейший удар по Одинго, как по предпринимателю. Теперь мещане будут обсасывать этот скандал подобно жирафам возле поилки. Во всякое дерьмо, вроде странных огней в небе и похищения землян летающими тарелками, люди готовы верить без научного обоснования. Но покажи им реальных чужаков, и зрелище окажется слишком сильным потрясением для крохотных мозгов. Разве способны эти глупцы ощутить вокруг себя бесконечность космоса? Нет, они никогда не знали ни необъятности пространства, ни непостижимости других миров. Можно ли понять реальность, закуклившись в коконе?

А ведь иные формы жизни существуют – где-нибудь там, в безбрежной пустоте. Неизбежно, как восход Солнца в виде красного гиганта… Так почему не здесь? И не сейчас? Правда, такое совпадение во времени можно смело уподобить встрече двух муравьев, вышедших с разных краев пустыни Сахары… Ну хорошо, давайте тогда вернемся к временам, когда мамонты бродили по равнинам Сибири, когда человек прямоходящий бросил первый камень в кролика, когда динозавры танцевали при свете Луны, или когда первые земноводные выползли из грязи на сухую землю, чтобы устроить себе небывалое жилище…

И если они побывали здесь, то оставили знаки своего пребывания.

Пруденс достала из сумки один из колесников и положила на прикроватную тумбочку. Тройные фары – или то, что очень походило на них, – уставились на нее в упор. Женщина пробежалась пальцами по колесикам. Они не вращались. Вероятно, по причине коррозии. Тогда Пру выругалась, успокоилась и проглотила слезу.

Нет, это еще не поражение.

Она попробовала вызвать Черити, но не получила никакого отклика. Пришлось ограничиться кратким посланием, просьбой немедленно с ней связаться.

Сняв платье, Пруденс скользнула под простыню. Она была так измучена, что заснула почти сразу.

К середине ночи она вытянулась в струнку. Пруденс Одинго, бывают моменты, когда вы столь нерешительны, что поражаете даже меня. Раз уж сучка Кортни получала анонимные электронные послания и вполне материальные посылки, то непременно должен быть кто-то, их посылавший. Хорошо бы выяснить, кто респондент Натали, и чем руководствуется.

Пруденс была уже готова освободить гостиничный номер, когда выглянула из окна. Ее внимание привлекла парковавшаяся полицейская машина. Лучше не выяснять, за ней ли приехали. Если ее обвинили в мошенничестве, могут инкриминировать и другие преступления.

Она перебросила сумку через плечо, подхватила чемодан с колесниками и спустилась по служебному лифту к подземной погрузочной площадке. По пути сунула уникомп в мусорный бак. Старшая Одинго ненавидела отключаться от Экстранета, однако за ее уникомпом могли следить.

Она оглядела погрузочную площадку, но единственными людьми в поле зрения оказались двое уборщиков с роботом-автокаром, складывающим коробки с мылом. Возможно, полиция не ожидала, что подозреваемая так быстро упорхнет из клетки.

Полиция! Пруденс представила, как копы хватают ее изумленную сестру в университете, чтобы задать вопросы, на которые она не может ответить. Бедная Черити… Ведь ты не одобряла мои планы продать артефакты, не так ли? Что ты начнешь думать обо мне теперь?

По крайней мере, Черити понятия не имеет, где припрятан основной запас колесников. Ни на «Тиглас-Пильсере», ни возле университета появляться нельзя. Переговорить с сестрой? Звонок через Экстранет легко засечь… Черт побери, Пруденс, нужно выяснить, кто тебя подставил и с какой целью!

Перво-наперво следовало спрятаться. В каком-нибудь дешевом мотеле – одном из тех, где не интересуются твоей фамилией, во всяком случае, настоящей…

Она поспешила к ближайшему терминалу педвея, чтобы скоростной тротуар вывез ее из центра города туда, где цены не кусаются. Пруденс почти достигла своей цели, прежде чем поняла, что за ней следят.

Множество мыслей захлестнуло ее мозг. Полиция? Связана ли наружка с тем человеком, кого она разыскивает? Действительно ли соглядатай на службе у государства? Не похоже, слишком непрофессионален. Доказательство тому – она сразу его засекла.

Дойдя до входа, где толклось множество потенциальных свидетелей, Пруденс внезапно затормозила. Преследователь чуть не натолкнулся на нее.

– Почему вы меня преследуете? – спросила Одинго в лоб. Мужчина нисколько не растерялся:

– Я – корреспондент ВидиВи. Нам нужно поговорить. – Он наклонился и прошептал: – Госпожа Одинго, пожалуйста, идите за мной, я не хочу, чтобы вас разыскала полиция. Гарантирую, что вы будете в безопасности. Разве я похож на человека, который может причинить вам вред?

Ха, так она и поверила.

– Репортеришка от какой-нибудь скандальной ВидиВи-газетенки?! Не желаю иметь ничего общего с такими…

– Еще бы, я смотрел «Трепалку». Натали Кортни настоящая стерва, она просто накатила на вас. Удивительно непрофессиональная, несправедливая особа. Провокатор. Пруденс не ожидала такого поворота.

– Кто вы такой?

– Меня зовут Джонас Кемп. Я не корреспондент, а ВидиВи-оператор. У меня одно желание – помочь.

– Я не нуждаюсь в помо… – Пруденс прикусила язык. Ведь это неправда – она нуждалась в помощи. Очень. Но принять ее от совершенно незнакомого человека?.. – Почему вы хотите мне помочь?

– Пока не знаю. Во всяком случае, до тех пор, пока не расскажете мне гораздо больше, чем «Трепалке».

– Как вы меня выследили?

– Через Ку-ви-экс узнал адрес вашей гостиницы. Добрался одновременно с полицейскими. К счастью, я обходил здание с тыла и вдруг заметил беглянку. – Мужчина взял Пруденс за руку и повел к тротуару, ведущему от центра города. – Надо найти место, где можно поговорить. Когда доберемся до Южного Фонтенэя, спрыгивайте и следуйте за мной. – Он помялся. – Артефакты с вами?

Пруденс растерялась.

– Ради Бога, с чего вы решили? Джонас пожал плечами:

– Хочу взглянуть. Только на мгновение. – Он застенчиво усмехнулся. – Знаете, я привык доверять своей интуиции.

Пруденс действовала импульсивно.

– Я тоже! Что ж, давайте найдем местечко, где можно спокойно говорить. Мистер Кемп, убедите меня, что вы праведник… и если у вас получится, я расскажу все, что вы захотите узнать.

Они отыскали заведение, по одному виду которого было понятно, что, если полиция вдруг вознамерится туда нагрянуть, владелец заранее предупредит клиентов. Внутри оно выглядело значительно опрятнее, чем снаружи. Джонас заказал две чашечки кофе и пошептался с барменом, который кивнул и на порядок повысил стоимость спиртных напитков.

Джонас едва держался, чтобы не пялиться на сумку Пруденс, однако сомнительная кафешка – явно не то место, где можно рассмотреть ее содержимое.

Через полчаса Джонас и Пруденс все еще находились там. Они не стали добрыми приятелями, но большинство подозрений Пруденс улетучилось, когда ей объяснили, как сенсационная передача про артефакты чужаков отодвинула триумфальную швартовку Бейли Барнума на задний план.

– Самое важное на данный момент, – сказал Джонас, – выяснить, кто против тебя играет. Прежде, чем заняться съемкой, я был хакером. Мне раз плюнуть влезть в Экстранет, где мы добудем любую информацию. С чего начнем?

– С «Протравки нанопленок».

– Нет, фирма тут ни при чем. Номер заказа фальсифицирован.

– Тогда с Батисты.

– Его использовали просто в качестве яйцеголового. Он тоже не в курсе.

– Извини, но мне непонятно.

– В течение многих лет я, собирая материал, работал среди ученых, ковырялся в базах данных, и это все намертво засело у меня в башке. Я неплохо разбираюсь в периферийных устройствах и в любой момент способен использовать программное обеспечение в собственных целях. Можешь не верить, но меня почему-то особенно привлекали космические лучи и ускорители. Так что мне совершенно очевидно, что нельзя за три недели устроить стотысячелетнюю бомбардировку космическими лучами – таких ускорителей просто не существует. Не сделать такое и за три года. Черт побери, да и за сотню тысяч лет!

– Почему?

– Наномакетирование требует пучка позитронов. Это единственные частицы, которые способен произвести ускоритель «Протравки нанопленок». А в космическом излучении присутствует много видов частиц, и позитронов в нем – меньшинство.

– Получились бы резонаторы не того типа! Я подумывала об этом… Проклятие!

– Вернемся к началу. Мы знаем, что тебя подставили. Кто-то постарался тебя дискредитировать, подделав номер платежки. Кто? Кто хотел расправиться с тобой, Пру?

– Она оперлась подбородком на руку.

– Это происки кого-то вполне конкретного. Кого-то, кому мое открытие стало поперек горла. Не мои конкуренты по бизнесу, какая им от скандала польза? И не мои заклятые враги, один Бог знает, сколько их у меня, но подобные методы – не в их стиле. Нет, скорее в деле замешан кто-то из моего прошлого, связанного с наукой! Кто-то, чьей репутации брошен вызов… – Пруденс запнулась, внезапно ее осенило. – Я догадываюсь, кто это, Джонас. Старый хрыч Чарли. Вот же засранец!

– Кто?

– Сэр Чарльз Дэнсмур, президент Международного археологического общества. Много лет назад у нас произошла стычка на профессиональной почве… Мало того что он вышиб меня из аспирантуры, ублюдок еще ловил кайф от моего унижения. Ненавижу подонка, и это чувство у нас взаимно… Джонас, теперь я уверена, подлянку организовал Дэнсмур.

Джонас переварил информацию. Поспешные заключения были не в его характере.

– Пру, я знаю Экстранет не только с фасада, но и с изнанки. Я запросто могу…

– Лишняя трата времени, если ты намекаешь на экстразапрос. Если это Дэнсмур, то он сумел спрятать концы в воду. И мы никогда не свяжем его с чем-нибудь противозаконным. Этот уж выскользнет даже со сковородки.

– Хорошо, хорошо, допустим, ты права. Самонадеянный говнюк, верно? Да, знаю я таких типов… – Неожиданная мысль пришла ему в голову. – Послушай, Пру, как только полиция выяснит, что заказ на ускоритель подделан, все вмиг развалится. А этого следует ожидать с минуты на минуту. Так что целью Дэнсмура, вероятнее всего, была временная дискредитация. Иначе его план не имел смысла… – Он прищелкнул пальцами. – Сиюминутная неприятность. Импровизация на ходу. Что-нибудь скороспелое и достаточно грязное, чтобы выиграть время для серьезной операции. Ох!

– А ты оптимист… Теперь всю дорогу мне придется оглядываться. – Пруденс увидела, как встревожился Джонас. – Нет-нет, я метафорически. Дэнсмур никогда не прибегает к насилию, не в его правилах. – Придерживайся того, что важно, девочка. – Джонас, раз ты знаешь нюансы Экстранета, помоги мне решить несколько крошечных проблем. Для начала попробуй связаться с моей сестрой в Африке, только незаметно.

– Извини, Пру, – покраснел Джонас. – Защищенная от подслушивания связь требует спецоборудования. А мое – за полконтинента отсюда.

– Вот же не повезло! Ладно. Вторая проблема: я не могу продать ни одного колесника. Попыталась прощупать своих обычных клиентов, но никто не клюнул. Необходим какой-то свежий подход.

Джонас задумался.

– Хитрожопость не моя стихия, ну да ладно… подожди… Есть. Эйнджи Карвер! Женщина, которую мы интервьюировали для экстра-журнала «Сверхъестественное». Даю зуб, Пруденс, ты влюбишься в эту леди. Между прочим, у нее собственный музей.

Пруденс усмехнулась.

– Джонас, не обижайся, но в вопросах археологии ты – настоящий несмышленыш. Обычно у музеев нет столько денег, сколько мне…

Джонас пожал плечами и раскинул пальцы веером.

– У Эйнджи не обычный музей.

Глава 7 Гума, зоологический факультет, 2210-й

Когда полицейский автомобиль въехал на территорию Гума, Черити кормила бонобов. Эти удивительно напоминающие человека приматы из семейства шимпанзе были ее любимцами, и она часами наблюдала за их сообществом. Они были заметно более хрупкими – «грациозными», это слово ей нравилось, – чем обычные шимпы. Детеныши, конечно, еще симпатичнее и приятнее – как все младенцы, напомнила себе Черити. Универсальный защитный механизм эволюции. Однако больше всех ее интересовал Пого, старый самец с мудрыми глазами, который мог заставить любого из своей стаи выполнить его желания.

Она услышала шелест электрического двигателя, и водитель машины стал подниматься к ней. Черити еще подумала, зачем он приехал. Некоторые местные блюстители порядка частенько заходили на факультет выпить чашечку кофе, потрепаться и даже понаблюдать за животными. Но это лицо было ей незнакомо.

– Черити Одинго? Она кивнула:

– Чем могу помочь?

– Джайрус Мванга, констебль по специальным поручениям. – Он выглядел явно смущенным. – Я здесь, чтобы арестовать вас по обвинению…

– Что-что? – Черити едва справилась с нервами. – Тут, должно быть, какая-то ошибка! – Бог мой, наверное, они хотят арестовать Пруденс и кто-то перепутал имена!

Констебль бесстрастно продолжил с того места, где его прервали:

– … в подделке произведения искусства.

Он полез в нагрудный карман форменной рубашки.

Черити без сил рухнула в ближайший шезлонг. Все это наверняка связано с Пруденс. Что же сестра отмочила на сей раз?.. Но куда сильнее ее тревожило другое.

– Мозес! Что с ним будет?

– Мозес? – вскинулся Мванга. – А это кто?

– Мой сын. Спит в своей комнате. Ему только четыре года!

– А-а, мне ничего не говорили про ребенка. Подождите секундочку.

Констебль нашел то, что искал, выдвинул плоский принтер, подсоединил к своему уникомпу и распечатал копию стандартного уведомления, которое вручил обвиняемой. После этого объяснил, как ввести документ в ее уникомп, чтобы соблюсти юридические требования.

Она попыталась еще несколько раз поднять вопрос о Мозесе, но Мванга оказался способным сосредоточиться только на одном пункте за раз, повторяя, как попугай, «мы решим вопрос с ребенком через минутку-другую».

К тому времени, когда ее ответы удовлетворили констебля, Черити расплакалась, и вот тогда он забеспокоился и быстро произнес что-то в уникомп. Через несколько секунд пришел ответ, должно быть, от кого-то из старших по чину, потому что Мванга хрюкнул пару раз, после чего сказал:

– Мозеса разрешено взять с собой. Мы получили распоряжение суда. О нем позаботятся на месте.

Черити была слишком расстроена, чтобы рассуждать логически.

– Но малышу не понравится ночевать в камере! Мванга покачал головой:

– Ребенка не оставят в участке, мадам. Не волнуйтесь, сержант из канцелярии присмотрит за ним.

Черити была знакома с Милтоном Оботе и сомневалась, что присмотр сержанта окажется лучше ночевки в камере, однако к тому времени ее мысли были заняты другим.

– А мои животные! Кто их напоит и накормит? Констебль снова пробормотал в уникомп. Снова довольное хрюканье.

– Мы и о них позаботимся.

Мванга терпеливо подождал, пока Черити разбудит и оденет Мозеса. Мальчик спросонья уставился на полицейского.

Потом его глаза широко раскрылись, и на личике без предупреждения возникла маска непроницаемости, которая не на шутку встревожила мать.

– Кто это, ма?

– Хороший дядя, который хочет покатать нас на машине – Черити почти не слукавила, или по крайней мере она надеялась на это.

Мозес ответил смешной гримаской. Она обратилась к констеблю:

– Позвольте мне позвонить друзьям, чтобы разобраться с живо…

– Нельзя, – отрезал Мванга. – Подождите, пока мы не приедем в участок, хорошо? За несколько часов с вашей живностью ничего не случится.

– Так или иначе, выбора у нее не было. Черити посадила Мозеса на заднее сиденье машины и села рядом. Только сейчас она заметила, что рубашка у мальчика порвана. Когда автомобиль отъехал от факультета, она пощупала место разрыва. Ну и ну! Мозес прихватил с собой мемимал.


Нельзя сказать, что Пруденс была изумлена. Исторический музей Карвер, на ее взгляд, выглядел довольно симпатично, но не более того. Обычные экспонаты, каждый в виде Голограммы. Грандиозная копия Розеттского камня доминировала над вестибюлем, исчезая и медленно проявляясь через равные промежутки времени. Дальше расположилась Сильвия – самая древняя женская особь. Этот расхожий экземпляр принято считать австралопитеком, хотя у Пруденс имелись серьезные сомнения – ведь оригинал выкопали возле Ценинджи, к северу от Олдувайского ущелья, где за последние несколько столетий было найдено множество предков человечества. По ее мнению, это был прачеловек, и, скорее всего, разновидность папантропа. Братья Голдины всегда настаивали, что фрагменты костей, найденных поблизости, убедительно свидетельствуют об умении существа изготавливать инструменты. Однако даже обезьяны частенько используют палки или скрученные стебли, чтобы выкуривать муравьев из муравейника, так что доводы Голдиных не смогли убедить Пруденс.

Она указала на это Джонасу, а тот в ответ лишь рассмеялся.

– Доверься мне. Я хочу, чтобы ты познакомилась с моим другом. Она обычно крутится среди экспонатов и любит поболтать с посетителями…

Джонас заметил проходящего ассистента и привлек его внимание. Молодой человек пробормотал что-то под нос и указал на дверь в дальнем углу.

Они направились вдоль стеллажей («Портрет Моны Лизы воспроизведен на удивление топорно», – промелькнуло у Пруденс) по направлению к Миносскому залу, украшенному симпатичным плиточным лабиринтом и статуей Минотавра, сработанной из стекловолокна.

Довольно крупная женщина несла пластиковое ведро.

– Итак, она на месте… Эйнджи! Эйнджи! Мы здесь!

И без того выглядящая строго, женщина на мгновение нахмурилась, но быстро улыбнулась, узнав оператора. Потом поставила ведро и величественно зашагала навстречу, внимательно заглядывая Джонасу в глаза.

– Неужто Джонас Кемп! Как дела у вас на ВидиВи? И кто это с тобой? Очередная подружка? – Она окинула взглядом Пруденс с головы до пят, как оценивают товар на рынке. Пру почти ожидала, что сейчас ей прикажут открыть рот, чтобы осмотреть зубы. – Знаешь, а она выглядит намного приличнее, чем девица, виснувшая на тебе, когда ты брал у меня интервью.

– Нет-нет, Эйнджи. Я же говорил тебе тогда, Кэшью лишь коллега. И всегда было так. – Эйнджи глазами дала ему понять, что не верит, но продолжать тему не стала. – Пруденс тоже мне не подруга, я просто хочу, чтобы вы ей помогли.

Эйнджи насторожилась – это становилось интересным.

– Эйнджи и есть владелица музея, – пояснил Джонас Пруденс, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло.

– Который я унаследовала от Михаила, моего седьмого мужа, – жизнерадостно пояснила Эйнджи, еще раз окинув Пруденс оценивающим взглядом класса «женщина-женщина». – Я пережила его подобно предыдущим шести. У первого моего супруга, Генри, была собственная конюшня, где он разводил чистокровных скакунов. И целая сеть отелей. Второй, Жан-Луи, владел несколькими авиалиниями. Осборн – мой третий, о! – унаследовал от почившей тетушки кое-какие туристические комплексы на Бали и Таити. Иошики, номер четыре…

– У Эйнджи денег больше, чем у Господа, – вставил Джонас.

– Только потому, – парировала Эйнджи, – что я не так щедра как Господь, Джонас.

Чувствовалось, что у них это было традиционной шуткой.

– Мне кажется, – сказала Пруденс резко, – что у вас также не все ладно со вкусом.

Эйнджи осталась невозмутимой.

– Ах, как вы очаровательно прямолинейны!.. Будьте добры пояснить, что вы подразумеваете, молодая леди?

Пруденс с готовностью обвела рукой экспозицию.

– Голограммы. Стекловолоконный хлам. Пластмассовые клише. Расхожий материал и полное отсутствие чего-нибудь по-настоящему ценного.

– Говорите, старый хлам? – от души расхохоталась Эйнджи. – Дорогуша, хорошо, что вы не кривите душой. Чтобы сохранить договор на аренду здания, мне необходимо соблюсти букву закона и интересы публики, тем более что каждый год, по крайней мере, двадцать тысяч зевак посещают мое заведение. – Эйнджи взяла девушку за руку. – Джонас, ей можно доверять? – И уловив его кивок, продолжила: – Хорошо, если ты прав… – Чувствовалось, что она приняла решение. – Да, очень надеюсь, что молодая леди умеет держать язык за зубами. Если понадобится, я в состоянии нанять лучших адвокатов, чем правительство, не так уж сильно я рискую… – Она взглянула на Пруденс. – Если хотите увидеть настоящие экспонаты, дорогуша, пойдемте со мной. И ты тоже, Джонас. Молодая леди, можете мне поверить, мы чудесно проведем время, но попрошу вас никому не рассказывать о том, что увидите. Теперь позвольте мне рассказать о Мэдисоне, моем пятом муже, игроке высшей баскетбольной лиги, дьявол его побери, когда он…

В ответ на цифровой код, который Эйнджи набрала на пульте, лифт опустился на несколько уровней ниже, чем было указано на его панели. Дверь открылась, и они очутились в кромешной темноте. Эйнджи протянула руку и нащупала выключатель.

– Вы хотели по-настоящему ценного? Тогда взгляните, – она щелкнула тумблером, – на это!

Несколько секунд глаза Пруденс привыкали к яркому свету.

Нет, такого не может быть.

Открывшееся взгляду подземелье было огромно. Стенды и тумбы, столы и застекленные витрины повсюду. Прямо на нее глядела каменная глыба, прикрепленная к стене. Она была расписана картинками, напоминающими животных, черными, коричневыми, ржаво-красными, тускло-зелеными…

– Нравится? – спросила Эйнджи.

– Похоже на пещерную живопись, – ответила Пруденс, подходя ближе. – Замечательная копия, Эйнджи, но я думала, что мы собирались смотреть подлинники.

– Это не копия, дорогуша.

Пруденс уставилась на владелицу сокровищ широко раскрытыми глазами.

– Но частным коллекционерам не позволяется владеть настоящей пещерной живописью! Международное археологическое общество не потерпит…

Эйнджи похлопала Пруденс по плечу:

– О чем МАО не ведает, то его не огорчает. Теперь понимаете, почему вам нужно хранить секрет? Эта древняя роспись – одна из моих любимых, вы только посмотрите на чувство, с каким передано изображение быка… Добыто в бассейне притока Дордоньи. Я воспользовалась деньгами Генри, чтобы спасти эту красоту прежде, чем пещеру затопит грязь из-за какого-то кретина, проигнорировавшего решение суда и начавшего рубить деревья на склоне холма. Джонас гордо улыбнулся Пруденс.

– У Эйнджи есть возможность хранить незаконно добытые артефакты, Пру, но с экологической точки зрения она столь же чиста, как свежевыпавший снег.

– Это мое кредо, – призналась Эйнджи, – я поступаю так, как считаю правильным, девочка. Иначе не смогу жить в ладах с собой. – Она запнулась, затем расхохоталась: – И я, конечно, не смогу жить в ладах без себя!

Это было еще одно из ее любимых выражений. Пруденс переходила от стенда к стенду, с каждым шагом испытывая изумление.

– Никогда не видела столь грандиозного чучела ихтиозавра! Бог мой, да это настоящие каменные орудия, сделанные Homo habilis! У вас – о нет, не могу поверить – целый скелет!

– Минус несколько пальцев на левой ноге и коленная чашечка, – уточнила Эйнджи. – Возможно, когда-нибудь однажды я заполучу полный экземпляр.

– Большинство из моих заказчиков убило бы ради… Эйнджи, а это что, черт побери? – Пруденс задержалась возле громадного ископаемого костяка. – Часть динозавра?

– Ваших заказчиков? – Эйнджи посмотрела на Пруденс намного пристальнее, чем раньше. – Так вы замешаны в торговле, моя милая? Подозреваю, что мне должно быть знакомо ваше лицо… Пруденс… О'Доннел? Нет-нет, этнически неверная установка на фамилию… Вспомнила, Одинго! Серные цветы Ио! Вы та особа, которая замешана в делах с полицией…

– Ошибка следствия, – сказала Пруденс, уйдя в оборону. – Я никогда не попадала на скамью подсудимых.

– Как-нибудь, но не сегодня, мы потолкуем с вами об инопланетных диковинах. Никогда полностью не одобряла…

– Серных цветов больше нет, несколько лет назад произошло извержение вулкана Пеле.

– Ага, это в корне меняет дело. Стало быть, экземпляры, доставленные вами с Ио, стали уникальными?

– Да.

– Превосходно, что у меня в непроницаемых для влажности контейнерах в дальнем углу сохранилось с дюжину. Теперь они будут стоить целое состояние.

– Мой Бог, Эйнджи, они стоили целое состояние и до извержения!

Эйнджи подняла палец.

– Между прочим, чтобы получить их, мне пришлось продать налаженный бизнес Хэмфри по упаковке мяса в Аргентине. Это мой муж за номером шесть, дорогая. Или то был один из его серебряных рудников?.. Старые мозги уже не работают так хорошо, как прежде… Боже, как я опростоволосилась! Ведь это вас прошлой ночью на ВидиВи пинала стерва Кортни!

Пруденс застонала.

– А вы знаете, молодая леди, что у вас неприятности? Неприятности с полицией. Вы…

– Да, знаю, – устало промолвила Пруденс, – однако вы так и не ответили на мой вопрос.

– Ах, вы про это! Моя кость вкорли.

– Кость в горле? – перебил в смущении Джонас. – В горле, насколько я знаю, нет костей…

– Вкорли, – отчеканила Эйнджи. – Найдена Второй марсианской экспедицией. Еще перед Паузой.

– Вы смеетесь! – вспыхнула Пруденс. – Или разыгрываете меня? Может быть, время пошло назад и это первоапрельская шутка? Вкорли вымышлена Эдгаром Райсом Бэрроузом. Никогда не было никаких реальных тварей, называемых вкорли.

Эйнджи потерла шею рукой.

– Так же считали и участники Второй марсианской, – сказала она. – Пока не нашли это.

– Чушь!

– Возможно. Находка сделана Сайласом Шатнером, инженером-связистом, во время установки антенны дальней связи. Он понимал, что никто ему не поверит, и потому припрятал окаменелость среди инструментов. На Земле он продал ее дилеру за несколько сотен. Я купила за семьдесят тысяч примерно десять лет назад. В атмосфере строжайшей секретности подвергла приобретение радиоуглеродному анализу и выяснила: это совершенно подлинная, окаменевшая кость, полностью неизвестная палеонтологии. – Она пожала плечами. – Конечно, Шатнер мог солгать, будто нашел ее на Марсе. – На мгновение лицо Эйнджи заволокла вуаль тревоги. – Но если это так, то бедняге пришлось изрядно помучиться, чтобы пропитать найденную органику подлинными марсианскими минералами. Молекулярная структура не может обманывать, уж вы мне поверьте. Несмотря ни на что, я решила назвать ее костью вкорли. Так мне захотелось.


– Два миллиона долларов? – Черити была ошеломлена. – Вы прекрасно знаете, что я не смогу собрать столько денег, Уильям!

Уильям Джумб, ее адвокат, сочувственно кивнул. Законы Гуамвези не настолько прогрессивны, как в других странах, и у обвиняемого не так уж много прав. Но, даже принимая это во внимание, кое-что из вмененного ей явно несправедливо. А установка такого нелепого залога лишь подтверждала это. Все знали, что Черити Одинго не опасна для общества, а ее заботливое отношение к любимым животным гарантировало, что с фермы она никуда не сбежит.

– Что с Мозесом? Я хочу, чтобы его вернули!

– Судья Петерсон подписал постановление, устанавливающее временную государственную опеку над мальчиком, – скучным голосом поведал Джумб, – для его же блага.

– Петерсон? Да он сумасшедший как лысуха!

– Однако он все еще судья, который отправляет правосудие. Я, конечно, напишу иск, но потребуется время… Оботе предпринял меры, чтобы Мозеса отправили в семейный приют под присмотр супругов Мвиньи. Они прекрасные люди, а их дом находится отсюда в какой-то миле или двух.

– Уильям, как мне объяснить все это Мозесу?

– Скажи, что это специальное лечение.

– Он понимает, когда я лгу. Он всегда это понимает. А что будет с моими животными?

В конечном счете, трое молодых парней из деревни Гума, которых Черити частенько использовала в качестве временной рабочей силы, поняли, как заботиться о живности на ферме, ибо были приглашены к полицейской машине и получили по комплекту инструкций, которые она распечатала на компьютере полицейского участка.

Распоряжения для Оботе исходили из очень высоких инстанций, в ответ на запрос полицейского департамента округа Колумбия в Севмерике. Адвокат сказал Черити, что севмери-канский поверенный уже в пути.

– Как только он прибудет, все прояснится, я уверен. К сожалению, эту ночь вам придется провести в камере.

Оботе и его подчиненные постараются сделать все, чтобы ее пребывание там было столь же кратким, сколь и удобным. Без сомнения, это какая-то ошибка, и скоро все встанет на свои места.

Черити попыталась представить, что бы сделала Пруденс – в конце концов, сестра привыкла к подобным передрягам. Очевидно, вызвала бы своего адвоката, что Черити уже сделала, а потом?

Ничего хорошего. Она понятия не имела, что способна выкинуть Пруденс, и если бы даже имела, у нее никогда не хватит смелости повторить. Лучше всего расслабиться до прибытия Джумба и подождать, когда за нее внесут залог…

Только-только к ней начало возвращаться самообладание, как к двери камеры подошел обеспокоенный дежурный и сообщил, что Мозес сбежал из дома Мвиньи. Черити, объятая ужасом, старалась расшатать решетку, а бедный коп пытался ее урезонить, заверяя, что по горячим следам отправили целый взвод, так что беглеца обязательно найдут.

Черити была достаточно умна, чтобы понять, что выйти отсюда не в ее силах, и после уговоров перестала крушить решетку и, тихо всхлипывая, уселась на койку. Она попыталась взять себя в руки. Это так похоже на Мозеса, никогда не останется там, где его оставишь!.. Впрочем, он мальчик неглупый и даже слишком изобретательный для своего возраста. Все будет хорошо. Полиция скоро отыщет его след. Конечно, они найдут его.

Она всю ночь не смыкала глаз.


– Ты сказал, что девушке нужна помощь, – обратилась Эйнджи к Джонасу. – Неприятности с копами?

Джонас напомнил себе, что Эйнджи отличается проницательностью и с теми, кто пытался ее надуть, коротка на расправу.

– И да, и нет.

– Сначала поясни мне свое «да».

– Утром полиция попыталась задержать Пру для допроса, но она успела смотаться до их приезда. Мы предполагаем, что теперь копы ее ищут.

– Конечно, ищут – на всем пространстве Экстранета, – хохотнула Эйнджи и посмотрела на Пруденс. – Издан приказ о вашем аресте, милочка. Вашу сестру уже захапали. Между прочим, залог установлен в размере двух миллионов долларов за каждую.

Пруденс разинула рот. Черити? А как же Мозес? И как с…

– Ничего не знали, милочка?

Ошеломленная свалившимися на нее новостями, Пруденс покачала головой.

– Четыре миллиона на круг? Да чтобы достать такую сумму, надо продать «Тиглас-Пильсер». А он и так уже заложен-перезаложен!

– Это ваш космолет? Пруденс кивнула.

– Так вот, милочка, он временно задержан по обвинению его хозяйки в подделке произведений искусства.

– Произведений искусства? – изумилась девушка.

– Вопрос не ко мне. Так заявил адвокат. Дескать, налицо серьезное мошенничество. Ваш космолет подлежит конфискации, как только будет доказано, что его использовали для совершения уголовно наказуемого деяния.

– Что-что?!

– Не переживайте, здесь вы в безопасности, по крайней мере, пока не выследили транспорт, на котором вы приехали.

– Мы взяли машину в аэропорту, – сказал Джонас. – Это их задержит. До тех пор пока кому-нибудь не придет в голову связать нас вместе. Но это едва ли!

– Вот и хорошо. Значит, у нас в запасе час или даже два. Теперь расскажите, дорогуша, о чем умолчали.

– Что? – Девушка до сих пор не могла прийти в себя.

– Вам требовалась помощь для чего-то еще. Не только для защиты от преследования полиции.

Пруденс положила сумку на стеллаж. Настала ее очередь показывать и сообщать.

– Вы видели «Трепалку»?

– Да, и несколько ваших игрушек.

– Ага, но вы не видели вот этих. Я назвала их колесниками. – Пруденс вытащила одну из чужеземных машинок и развернула обертку.

Эйнджи так и уставилась на ржавое металлическое изделие. У Джонаса внезапно зачесались кончики пальцев – появился шанс рассмотреть артефакты вблизи.

– Хм… хочешь сказать, что нашла эту вещь на Каллисто?

– Вы же смотрели передачу.

Семикратная вдова промолчала, занятая изучением. Пруденс быстро прикинула, в чем ее выгода.

– Эйнджи, мне нужны три вещи, которые вам под силу, хотя я не знаю, как их можно сделать. Во-первых, надо вытащить мою сестру из тюрьмы. Во-вторых, найти покупателя на мои колесники.

– В ВидиВи-передаче было сказано, что это фальшивки. Именно поэтому полиция вас разыскивает. Я не имею дела с подделками.

– Это, в-третьих, из-за чего я нуждаюсь в помощи. Кто-то пытается дискредитировать меня, и, похоже, я знаю кто и почему. Если я права, то причина в личной неприязни, только и всего. Колесники – подлинны…

Эйнджи отошла в дальний угол, скрипнуло стекло витрины. Потом владелица музея положила что-то на стеллаж рядом с колесником.

– Не удивляйся, голубушка. Нашли на Каллисто. Я всегда задавалась вопросом, что это такое…

Это было одиночное колесико от колесника.

– Потребуются кое-какие лабораторные анализы, чтобы убедиться в вашей правоте, дорогуша, но я неплохо разбираюсь в людях. Вы совершенно правы, ваши колесники – не фальшивки. – Эйнджи проницательно взглянула на Пруденс. – Хе-хе, а вы взволнованы, молодая леди. Не беспокойтесь. Насколько я знаю, это был единственный раритет подобного рода, пока не появились ваши. Я купила его у поддавшего оператора лидара в Каире много лет назад, высокого такого блондина, мускулистого, как носорог. Цена – два пива и нескромное предложение, которое я отвергла. – Последнюю фразу она произнесла тоскующе-задумчиво.

– Я считала, что была первой, кто их нашел, – сказала Пруденс с обидой в голосе.

Джонас взял одну из машинок на ладонь и стал разглядывать. Да что же в ней такое, что решительно заявляло: я – «чужак»?

– Вы и были первой, кто нашел их целиком, – подтвердила Эйнджи и тут же перешла на официальный тон. – Итак, вам нужен покупатель?

– Да.

– Вы его нашли. После того, что вы мне рассказали, я готова вам помочь. Сколько всего у вас колесников?

– Сто тридцать семь. Эйнджи нисколько не удивилась.

– Где вы их достали?

У Пруденс отлегло от сердца. С покупателем на своей стороне она уже могла хоть как-то привести дела в порядок. Свобода для Черити и освобождение «Тиглас-Пильсера» от ареста стали осязаемыми вещами.

– Во льду их много.

– Оставили после себя улики?

– Нет. Я выжгла почву при взлете, затем зависла над ней, чтобы удостовериться, нет ли каких-нибудь следов после того, как только все заморозилось.

– Круто. – Эйнджи почесала макушку. – Не мне вам объяснять: выбрось на рынок много колесников сразу, и цена мигом упадет.

Пруденс была профессионалом и не нуждалась в лекциях по спросу и предложению.

– Да-да, конечно. Я продам сейчас штук десять. В глазах Эйнджи вспыхнули огоньки.

– Вы только что продали всю партию, милочка. И баста.

– Я еще даже не назначила цену!

– Если спрашиваешь цену, значит, не можешь себе этого позволить. Поэтому я не спрашиваю. Сумма наверняка покроет все ваши нужды. – Миллионерша небрежно махнула рукой с бриллиантовым кольцом. – Но, кроме первой десятки, я еще надеюсь застолбить первую очередь на остальные сто двадцать семь, и с этого момента плюс все, что вы выкопаете. И это уже четвертая вещь, для которой вам необходима моя помощь, правильно?

– Четвертая?

– Я не выпускница детского сада, молодая леди. Вы нуждаетесь в финансах для новой экспедиции, чтобы слетать и забрать все остальное, оставленное чужаками. Это очевидно.

Джонас повернул колесник, чтобы получше рассмотреть его снизу, и почувствовал, как волосы встали дыбом.

– Я понял, что ваши артефакты настоящие, как только их увидел, но не мог объяснить почему! А как только взглянешь на них снизу, все становится очевидно.

– Что вы имеете в виду? Правда, они выглядят немного мистически…

– Вот и замечательно! – воскликнул Джонас с энтузиазмом. – Слишком мистические были бы фальшивками. Я… нет, вы только посмотрите, как у них расположены колеса!

Эйнджи перевернула колесник верх колесами и поднесла к глазам.

– Ой, они не…

– Точно! Колесные пары не симметричны, а слегка смещены. Не намного, но достаточно.

– Не уверена, что понимаю.

– Эйнджи, у людей очень развито врожденное чувство симметрии. Это вытекает из механизма сексуального выбора: женщины предпочитают партнеров с симметричными лицами, ибо принято считать, что у них более интенсивно протекает оргазм, поэтому люди всегда стремятся проектировать колесные объекты с симметричными колесными парами. А у колесников очень забавное смещение. Определенно их проектировал чужак.

– Ты умеешь убеждать, – похвалила Пруденс.

– Ха, в свое время конструкторской фирмой «Воздух Эпсилона» был разработан проект самолета с крылом, чуть наклоненным с одной стороны вниз, а с другой – вверх. Весьма эффективная в плане экономии топлива и идеально устойчивая в полете модель. Но фирма обанкротилась, так и не воплотив ее в реальность. И знаете почему?

– Даже не представляю.

– Пассажиры отказались летать на несимметричной машине. Да-да, понимаю, по-настоящему опытный изготовитель подделок мог бы придумать асимметричные машинки чужаков. Но я продолжаю настаивать: он не осмелился бы на это, не позволил бы инстинкт симметрии.


* * *

Сэр Чарльз, только что вернувшийся из Гааги на своем реактивном самолете, плеснул в рюмку капельку «арманьяка». Превосходный пилот, он обычно наслаждался полетом, это отвлекало от работы на несколько часов, но сегодня отдушина не сработала, и полет стал настоящей пыткой.

Светилу археологии определенно требовалось выпить. После принятой дозы он посматривал на ржавый предмет, диссонирующий с безупречно чистой столешницей. Его глаза заблестели, мысли смешались. После бурных дней, заполненных политиканством и урегулированием проблем, следовало хоть на несколько минут снять напряжение и стать самим собой. Он почти забыл, как это делается. Отпетым негодяем в глубине души Чарльз Дэнсмур не был. Скорее уж сложной личностью, которая, благодаря цепкой памяти и живому уму, ступенька за ступенькой продвигалась по карьерной лестнице. Некоторые из этих ступенек слегка превышали уровень возможностей Чарльза. Годы, проведенные в академической среде и заполненные борьбой с коллегами, отточили у него рефлекс самосохранения, так что, приблизившись к середине жизни, он развил в себе сознательную жестокость, которую в более раннем возрасте презирал. Он помнил оскорбление, нанесенное ему на первой египтологической конференции, когда председательствующий разгромил его доклад, и даже сейчас ощущал горячечный ток крови, прихлынувший к щекам. Как глупо, в конце концов – ведь Дриттсек давно покоится в могиле, да и доброй половины участников конференции уже нет на свете. Все же трудно сдерживать рептильное мышление в собственном разуме… Подсознательно Дэнсмур сузил глаза, как ящер, глядя на маленькую штуковину, разъеденную коррозией и больше всего напоминающую истертую монету.

Частичку его обширной коллекции.

Пруденс Одинго. Он вздохнул. Несомненно, умна, несомненно, талантлива; не спасует перед трудностями, но слишком импульсивна… и всегда рядом с ней таится опасность. Какая жалость, что именно она первой наткнулась на очевидные свидетельства инопланетной технологии. Какая жалость, что необходимо ее дискредитировать, заставить замолчать, стереть в порошок. А ведь замечательное открытие; позор его хоронить… хотя придет день, когда про Одинго забудут, тогда он, победитель сэр Чарльз, представит артефакты еще раз, и приоритет навечно останется за ним.

Воспоминания… Некоторые были очень болезненны. Бедная Пруденс… Она ворвалась в палатку в самый неподходящий момент. Если бы только удалось ее догнать… Он рассказал бы ей, что всего из-за одной таблички придется переписать всю предъегипетскую историю. Ибо на обожженной глине была описана во всех деталях конструкция Сфинкса – с огромной львиной головой вместо всем известного лица фараона Хефрена. Но дьявольский характер Пру заставил ее выскочить из палатки. Позднее он не раз пытался войти с нею в контакт, объясниться, позвать назад… Не получилось.

Сэр Чарльз отхлебнул коньяка, однако благородный напиток не унял боль. Изотопная датировка, наиболее точный из доступных методов, поместила табличку в интервал между 4535 и 4585 гг. до нашей эры, что перевернуло историю с ног на голову. Разве Пруденс не понимала, что такое открытие не удержать в тайне? Он пробовал связаться с ней по Экстранету, ибо без ее согласия не мог получить разрешение использовать фамилию Одинго на титульном листе в качестве соавтора, хотя все время ссылался на нее в тексте. А СМИ все требовали и требовали имя героя, гения, решившего Загадку Сфинкса – и не оставили Чарльзу выбора. Они проигнорировали участие Пруденс потому, что к этому времени она стала вольным стрелком, свободным художником, а СМИ никогда не умели манипулировать такими. Им требовались аккуратненькие, чистенькие, хорошо обработанные истории. Симпатичные байки.

Та же проблема возникла, когда он задумал научную публикацию открытия. Многостраничный труд включал в себя щедрую благодарность Пруденс за находку табличек и за предварительный перевод, но… фамилия Одинго не значилась в списке авторов. Все его послания по электронной почте остались безответными. Он чуть ли не умолял. Ничего.

И, конечно же, когда все зашло слишком далеко, она объявилась. Некий аноним, пылая гневом на всем пространстве Экстранета, обвинил Чарльза во всех мыслимых и немыслимых грехах: от академического пиратства до изнасилования. По счастью, обвинения были настолько абсурдными, что необходимости обращаться в суд с обвинением в клевете не возникло. Буйная, импульсивная… Не его вина, что вклад Пруденс в открытие – он допускал теперь даже то, что роль его студентки во всем этом была далеко не случайна – оказался проигнорирован.

Ну что он мог поделать?!

Сэр Чарльз склонил голову набок и пригубил из рюмки. Он не испытывал никакого удовольствия от того, что предстояло выполнить. Но у него снова не было выбора. В головупришла мысль: судьба безжалостна и не знает исключений.

Невозмутимо прогудел уникомп. Дэнсмур нажал на запястье, чтобы включить голографический экран. Хрипловатый женский голос завладел его вниманием.

– Сэр Чарльз, срочное сообщение. Конфиденциальное. Желаете, чтобы я вывела его на экран, прочитала, создала файл для более позднего повторного вызова или отправила в мусорную корзину?

– Прочти.

– Сообщение от Мэри Делларми из секретариата Европейского института археологии.

Сэр Чарльз зевнул. Как утомительны все эти интеллектуалы, как для них важен престиж… На подходе, как минимум, дюжина молодых людей типа «чегоизволитес», которые могут сделать все, что и Дэнсмур, и даже больше, если, естественно, получат такую возможность. У них есть все, за исключением – и это тоже естественно – его опыта, его влияния и его связей. Поэтому у них и нет реального способа заполучить хоть какую-нибудь из более престижных – и доходных – консультаций.

– Вирджиния, – это было имя, закрепленное за изображением молодой женщины, олицетворяющей индивидуальность его уникомпа, – подтверди финансовые условия.

– Оплата по шкале «А», сэр Чарльз.

– Ага, любые расходы, лучшие отели и рестораны плюс пять тысяч долларов в день. Трудно отказаться, если у вас замашки коллекционера дорогих вещей. Хорошо бы и само поручение оказалось интересным…

Он попросил Вирджинию поделиться подробностями.

– Просьба рассмотреть претензий некоей Пруденс Одинго на предмет обнаружения артефактов чужаков, – поведала Вирджиния сдавленным голосом.

Фибры души сэра Чарльза уловили уникальную комбинацию счастливого случая и опасности. Он отставил рюмку.

– Продолжай.

– Секретариат ЕИА уполномочил вас провести открытое расследование ее требований.

Проклятие. Его идея заключалась в том, чтобы похоронить, а не раздувать эту историю по глобальной паутине ВидиВи.

– Процессу будет оказывать поддержку Канал Общественного Интереса в лучшее время трансляции.

Ситуация ухудшалась с каждой секундой.

– Вас просят подготовить научное обоснование для беспристрастной оценки и возглавить суд, чтобы гарантировать справедливость по отношению к конкретным лабораторным исследованиям, проведенным для подтверждения подлинности представленных артефактов или опровержения таковой…

Сэр Чарльз выругался и приказал виртуальной Вирджинии заткнуться. Он предполагал, что враждебный прием, оказанный «Трепалкой» бедняжке Одинго, утопит ее раз и навсегда в бездонных глубинах юридических документов и полицейских протоколов. Так было запланировано: увести импульсивную девицу в сторону, а самому оставаться в тени и всячески избегать личного участия, поскольку могли возникнуть всякие непредусмотренные сложности. В подобного рода делах сэр Чарльз съел зубы, иначе не удалось бы добиться высокого положения в обществе и беспрецедентной репутации среди себе равных.

К сожалению, у него имелось несколько секретов, которые, выплыв наружу, наверняка уничтожили бы и то и другое.

Значит, надо этого избежать, придумав правдоподобную отговорку: инспектирующая поездка за границу, подготовка важного доклада, выборы комитета по распределению грантов…

Сэр Чарльз собрался было проинструктировать Вирджинию соответствующим образом, как вдруг заприметил ловушку.

А ведь он ни разу в жизни ни от чего не отказывался. Репортеры, знавшие Дэнсмура давно, начнут задавать неприятные вопросы, поскольку считают, что их креатура никогда не упустит возможности сделать рекламу себе и своей опытности. Колесники потенциально являлись находкой столетия, если не тысячелетия; однако вряд ли требования П. Одинго, какими бы они ни были, следует принимать всерьез. Лучше всего – покончить с ними окончательно.

Надо тщательно все обдумать. Слишком поздно отказываться, нанесен удар по его престижу. Любое оправдание прозвучит неискренне, отказ от участия в процессе разворошит целое гнездо шершней, которые до сих пор его не трогали. Единственное, что может спасти репутацию, это положение независимого эксперта. Председательствующим должен стать кто-то другой. А ему следует сослаться на возможный конфликт личных интересов, а также подчеркнуть свою заботу о необходимости абсолютно честного расследования.

Прежде чем эта мысль покинула сэра Чарльза, возникла другая. По-настоящему независимое расследование сможет доказать правдивость истории Одинго. Если его проведут со знанием дела, то так оно и будет.

Взгляд Дэнсмура вернулся к артефакту на столешнице. Он взвесил ржавый изогнутый диск на ладони, будто перед ним лежал ключ к разгадке Вселенной. Возможно, так оно и было.

Мировая величина археологии давно знал, что сей предмет до смешного древен. Сто двадцать тысяч лет, как сообщила лаборатория.

Сэр Чарльз не сомневался: предмет изготовили. Природных образований такой формы быть не могло. В частности, из приложенного заключения следовало, что это монокристалл, создание которого предполагает наличие высокой технологии. Либо на Земле когда-то существовала чрезвычайно развитая цивилизация, что весьма маловероятно, либо эта штука внеземного происхождения. Интуиция археолога ставила на «чужака».

Дэнсмур сознавал, что консервативных коллег ни за что не убедить таким маловпечатляющим доказательством, как интуиция. Он даже не знал происхождения диска – тот был частью партии, ввезенной контрабандно из Турции. В течение двадцати лет Дэнсмур надеялся отыскать что-нибудь более материальное, чтобы подтвердить свою догадку, гарантировавшую не только репутацию, но и бессмертие. И каждый день боялся, что его сотрут в порошок.

Вот и сбылись худшие опасения. Все это неизбежно подводило к третьей мысли: принимая предложение участвовать в расследовании, ему придется дискредитировать Пруденс Одинго безвозвратно. А отклоняя приглашение стать председательствующим, он ставит себя в лучшую позицию, потому что сможет играть более активную роль. Председательствующие, так уж повелось испокон веков, должны вести себя так, словно они беспристрастны и справедливы.

Сэр Чарльз даже соглашался предложить на этот пост одного из своих жесточайших конкурентов… Да, это будет здорово. Он проинструктировал Вирджинию принять предложение секретариата и принялся разрабатывать долгосрочные и тщательные планы.


* * *

Малыш бежал по узким тропинкам между рядами простых блочных домов, мимо маленьких огородиков, некоторые из которых густо заросли сорняками, другие же были тщательно ухожены и радовали глаз опрятными овощными шеренгами, а третьи походили на помойку. Старик, отдыхающий в гамаке, помахал Мозесу, когда тот промчался мимо.

Игрушка в руке мальчика время от времени мяукала. Никакого плана у Мозеса не было. Для карапуза четырех лет отроду мир казался громадной путаницей, и в лучшие времена даже самые знакомые места постоянно вызывали новые эмоции, иногда приятные, иногда – не очень. К тому же Мозес был не вполне обычным карапузом: замечательно ладил с животными, но не с людьми. Он мог запросто уйти в себя и игнорировать все остальное, и никто не знал, что послужило причиной такого отстранения.

Он наслаждался поездкой в машине, однако ему не нравилась разлука с матерью. У очень юных созданий особенно остро проявляется инстинкт распознавания глубоко спрятанных чувств; в частности, Мозес ощущал, что его мать напугана. Даже при всем при том, что она говорила оживленно. Наверное, именно из-за того, что она говорила слишком оживленно.

Мозес не мог четко объяснить, откуда у него подобное ощущение. Некоторые вещи кажутся неправильными. Он ненавидел, когда люди говорили языком одно, а телодвижениями – другое. И именно поэтому любил животных, которые не умели лгать. За исключением бонобов… но они такие очаровательные лгунишки. Хотя дядя и тетя Мвиньи говорили правильные слова и пытались вести себя как настоящие родители, Мозес решил бежать от этих неприятных людей с приклеенными улыбками и жестким взглядом.

Все оказалось на удивление просто. Взрослые не представляют, на что способны дети. Винты, крепящие окно к раме, были разболтаны, и ловкие пальцы ребенка быстро вывернули их ножом для разрезания бумаг, найденным в мусорном ведре под столом.

Мозес остановился, чтобы передохнуть, а заодно осмотреть окрестности в поисках места, где можно спрятаться. Если убегаешь и остаешься на виду, тебя быстро поймают. Взрослые – тугодумы, но на открытых пространствах передвигаются удивительно быстро.

Мальчик добрался до окраины деревни и понесся вдоль кукурузных полей, на которых стебли были вдвое выше его роста и даже больше; на африканском солнцепеке созревали початки, снопы окружающих их листьев высыхали и коричневели, забавные усики метелок поникли, так как ютились поблизости от толстых прямых стеблей.

Внезапно он заметил, что мемимал мяукает. Пришлось резким окриком заставить игрушку умолкнуть.

У Мозеса всегда было врожденное чувство ориентации. Он наблюдал за поворотами полицейской машины, и когда его везли в близлежащий город Намбозу, и когда перевели в резиденцию Мвиньи, что располагалась на краю деревни.

Наконец мальчуган остановился. Перевел дыхание, подыскал подходящее дерево и залез наверх. На полях люди собирали корнеплоды. Вдали справа виднелись знакомые очертания скал, известных в данной местности (согласно племенному мифу, включающему в себя некоторую долю неправдоподобия и довольно забавную изюминку) под названием Крокодилий Нос; мама иногда брала Мозеса туда на прогулку. С мамой все было в порядке, она никогда не лгала Мозесу. Мальчик мог свободно найти дорогу от Крокодильего Носа домой, хотя никогда этого не проверял, ибо его талант был чем-то большим, нежели инстинктивным нахождением знакомого места. Он слез с дерева, выбрал направление, и побежал снова. Инстинкты велели ему скрываться. Но где? Короткая боковая тропинка вывела к брошенному навесу – старой пристройке к ферме. Крыша обвалилась, одна стена рухнула, поверх другой стены птицы свили неряшливое гнездо.

Мозес протиснулся между перекладинами перекошенных ворот, не заметив, что по пути обронил мемимал. Он знал по опыту, что прятаться внутри зданий не всегда правильно, именно в такие места любят заглядывать взрослые. Наверх, туда, где часть упавшей крыши выступала над стеной, взрослые никогда не догадаются заглянуть. Он вскарабкался по наклонному краю стены, используя кирпичи как лестницу, и сжался под выступающим краем листа из восстановленной пластмассы. Мозес был уверен, что никто не видел, как он залезал в свое убежище. Мальчик устал, проголодался и хотел пить, но больше всего он был испуган. Злые люди, которые забрали его от ма, хотят найти его снова и оттащить назад. И еще – мамы не было дома, там, где ей положено быть. Плохие люди забрали ма.

Он прищурился, наблюдая за поднимающимся все выше и выше солнцем. Прежде чем жара станет невыносимой, надо найти что-нибудь попить…

Раздались голоса.

Два полисмена громко разговаривали на тропинке внизу.

– Никаких следов маленького ублюдка, – сказал один. Мозес не понял последнее слово, но узнал униформу, и ему очень не понравился тон. Плохие люди. Он спрятался в тень, пытаясь стать тихим как мышка, подобно героине одной из своих любимых сказок.

– Вомбага вроде видел ребенка, спешащего в этом направлении, – сказал второй полицейский.

– Старый дурак всегда навеселе. Полагаться на его память нельзя. Скорее всего, он все придумал.

– Возможно, и нет! – Полицейский поднял бесформенный комочек пены. – Эта игрушка принадлежала ребенку! – Он сунул ее в карман: послужит доказательством.

Полицейский покрутил головой по сторонам, увидел навес, показал пальцем. Другой кивнул. Они открыли ворота, отломав в процессе несколько хрупких щепок. Их башмаки разъезжались на куче щебня.

– Похоже, никого нет.

– Да? А ну-ка погляди. Почему сорняки примяты?

– Вероятно, какое-нибудь животное.

Мозесу послышался слабый шелест поблизости, хотя люди ковырялась в руинах навеса внизу.

– Не проморгай крыс или змей.

– Да нет здесь никого, кроме букашек и пауков.

– Тогда сваливаем. Должно быть, пацан потерял игрушку, когда пробегал мимо.

– Сваливать рано. У меня собственные дети; ты поразишься, насколько они сообразительны, когда прячутся. Посмотрю наверху. – Полицейский начал взбираться по разбитой стене, выходя прямо на убежище Мозеса.

– Осторожнее, – предупредил напарник. – Там могут водиться скорпионы!

– Верно. А ты не упусти момент появления бешеных носорогов, договорились? Не указывай мне, как надо действо…

За мгновение до того, как он достиг места, с которого нельзя было не обнаружить беглеца, источник шуршания объявился воочию. Огромный питон шести дюймов в обхвате и длиною по крайней мере двенадцать футов прополз мимо Мозеса по направлению к полисмену. Бедняга завопил и свалился на землю. Резво вскочил, и оба блюстителя порядка дали деру, остановившись только тогда, когда выскочили на главную дорогу.

– Ничего не имею против скорпионов, – сказал тот, кто упал со стены. – А вот змеи – упаси Боже!

– Мальчишки там быть не могло, – сказал другой.

– Да уж, – поспешно согласился первый. – Куда направилась эта змея?

– Без понятия. Куда-нибудь в кусты.

– Малыш, должно быть, почесал дальше по дорожке. Давай тоже пойдем по ней. Ненавижу змей.


Закат был великолепен. Вся западная сторона небосклона полыхала оранжевым. Полосатые пучки перисто-слоистых облаков зависли над горизонтом подобно вьющимся следам дыма, выделяясь на фоне пылающего неба своими темными силуэтами. На востоке другая группа перистых облаков отсвечивала нежно-розовым. Стаи гусей пересекали затемненные небеса подобно нитям изодранной рыболовной сети. Удлиненные тени пальцами скелета грозили наступающей темноте.

Слезы исчертили пропыленное личико Мозеса, ноги болели и покрылись волдырями, а он все ковылял и ковылял между редкими деревьями, продираясь сквозь кустарник. Он шел без перерыва, начиная с полудня, и деревня осталась далеко позади.

Знакомый силуэт Крокодильего Носа по-прежнему казался более далеким, чем когда-либо.

Мозес отчаянно страдал от жажды. Губы треснули и кровоточили, горло пересохло. У мальчика не было четкого представления о смерти, он не мог сообразить, что если не найдет воду в течение нескольких часов, то умрет… Но он чувствовал, что должен быстро найти что-нибудь попить. Он наблюдал трупы животных во время засухи и знал, что без пищи и воды животные прекращают двигаться; не знал лишь, что то же самое происходит с людьми. Животные… Мозес должен следовать за животными.

Сначала надо их найти, а это не просто. Были птицы, но они или сидели на деревьях, или проносились мимо настолько быстро, что взгляд едва поспевал за ними. Змеи тоже не могли помочь, по преимуществу они или свивались в кольца на травянистых кочках, или ускользали при приближении человеческого детеныша.

Внезапно Мозес услышал вдалеке вой стаи гиен. Он повернулся и продолжил свой страдальческий путь.

Гиенам, несмотря на их неказистую внешность, храбрости не занимать. Одинокая гиена способна напасть на львицу, стая же смело атакует прайд львиц и может лишить добычи, независимо от того, насколько большие кошки проголодались.

Мальчуган не боялся. Мозесу не приходило в голову, что эти дерзкие хищники опасны. Ему не приходило в голову, что опасны любые животные. Для него они были не опасны, потому что он фактически мог читать их мысли.

Где гиены, там и пища для них. Мать объяснила Мозесу про пищу для хищников такими словами, какие в состоянии понять четырехлетний ребенок. Хотя у Черити был развит материнский инстинкт, а ее главной задачей была защита сына от жестокости мира, она еще была и опытным полевым зоологом со старомодным неприятием любой лжи. Созерцание счастливых беззаботных зверей, играющих в идеальном мире Диснейвельда, было далеко не тем зрелищем, к какому она приобщала собственное чадо. Мозес прошел обширный курс истинной природы поведения животных и знал, что некоторые звери поедают других зверей и что множество животных крадут пищу, которую добыли другие. Именно так происходило на самом деле, и Черити пыталась объяснять сыну, насколько нелепо наделять зверей человеческими чертами характера. Так что хотя он и не знал слов, зато знал, насколько глупо называть гиен трусливыми, когда они тянут с пиршественного стола благородных львов. Раз уж гиены не в состоянии конкурировать с львами, они, чтобы добыть пищу, используют собственные, очень эффективные приемы.

Солнце клонилось к закату, скоро совсем стемнеет. Мозес похромал дальше, уже улавливая прелый запах водоема. И аромат ушедших травоядных: зебр, газелей, носорогов… Как только солнце стало садиться, они покинули водоем: зебры и газели вернулись к своим стадам, носороги – к уединенному времяпровождению. Место водопоя было достаточно опасно и в дневные часы, а уж ночью там вовсю царствовали гиены.

Мозес шатался, погружая лодыжки в вязкую, жидкую грязь. Он шлепал и шлепал, забрызгав даже лицо. Рыдая, встал на четвереньки, протер глаза, насколько мог, и прополз с дюжину ярдов по направлению к блику, вспыхивающему на темной поверхности воды. Он почти его коснулся, когда из укрытия вышла гиена. Оба подскочили на месте и встали нос к носу на расстоянии ярда.

Он обонял теплое дыхание хищника. Пахло премерзостно. Гиена открыла пасть и, показывая острые клыки, зарычала. Она пролаяла шесть раз, пароль своей стаи. Мозес глубоко вздохнул… и залаял в ответ.

Гиена такого конфуза не ждала. Она прорычала и отступила на несколько шагов.

Каким-то образом Мозес понял, что прорычать в ответ будет неправильно. Вместо этого он снова залаял, но добавил в голос скулеж, как детеныш гиены. Инстинктивно он сделал свой ответ похожим на пароль стаи – не слишком точным, но и не отличающимся от него сильно.

Гиена пришла в замешательство. Добыча вела себя не так, как добыча. Так могла вести себя скорее гиена, щенок из ее собственной стаи. Но это не щенок. Гиена никогда не видела существа, менее похожего на щенка.

И все же… Чувствовалось в нем нечто такое, вроде языка телодвижений добычи, способ, которым оно держало позу в течение какого-то времени, как оно двигало головой…

Гиена отодвинулась еще немного. Что-то неправильно.

Мозес заскулил снова и покрутил головой, глядя в сторону, чтобы избежать прямого контакта взглядов.

Гиена помедлила, издала горловой звук и… скрылась в темноте.

Мозес знал, что так будет. Он не знал, почему это знает, но знал. С животными он знал всегда.

Мальчик наклонился и отхлебнул грязной, вонючей воды. Выплюнул кусочки грязи. На вкус вода была подобна нектару. Потом закашлялся, шатаясь, поднялся на ноги и похлюпал через грязь к одинокой акации. Вскарабкался, не обращая внимания на царапины и порезы, и устроился в развилке на высоте пятнадцати футов от земли. Он втиснул себя так надежно, насколько мог. И уже через несколько секунд заснул. Мгновение спустя вельд освещали только звезды.


Охотник распаковал механизм, на что ушло всего несколько минут, и проверил арбалет. Рассвело, и он не мог позволить себе тратить впустую дневное время.

Проверив направление ветра, чтобы удостовериться, не изменился ли азимут с предыдущего вечера, Охотник быстро направился к скалам, которые окружали водопой.

Зебры и газели его не интересовали. Их шкуры еще имели некоторую ценность, но он охотился за тем, из чего можно приготовить традиционные снадобья. С мощной винтовкой он мог бы даже, пожалуй, добыть рог носорога и сделать себе состояние, но Охотники так не поступают. А с помощью арбалета с носорогом не справиться. Карлсон надеялся взять леопарда. Или, если повезет, гепарда. Подойдет даже львенок…

Кости всех больших кошек ценились высоко. Чем больше полиция Экобаланса затрудняла охоту на них, тем больше росла цена.

На мгновение Карлсон позволил себе помечтать о всяких дорогостоящих вещах, которые он сможет себе позволить, как только добыча окажется у него в руках… Мысли перескочили на Кандински, одинокого, ждущего жуткой смерти… Карлсон тряхнул головой, чтобы отвлечься. Прежде всего, он – Охотник, а Охотник всегда сосредоточен на добыче.

На расстоянии четверти мили он заметил крадущихся в высокой траве львиц. Все три прижимались к земле, били хвостами, лопатки и крестцы рельефно выделялись под кожей, а шеи были вытянуты так, что в профиль виднелись забавные бородки, окаймляющие подбородки. Хищницы преследовали отдаленное стадо зебр.

Чуть позже, куда быстрее, чем надеялся Карлсон, появилась достойная добыча. Из-за близлежащих кустарников вышли два гепарда, самка с детенышем. Очевидно, взрослая особь приходилась малышу матерью.

Самка была очень осторожна. Она подняла голову и понюхала воздух, готовый предупредить об опасности. Так как Охотник приближался с подветренной стороны, ветер ничего ей не подсказал. Оба, мать и детеныш, хотели пить. Потихоньку, шаг за шагом, они приближалась к водоему.


Мозес открыл глаза, попытался расправить затекшие конечности и чуть не свалился. Голова болела, все тело ныло, он чувствовал себя отвратительно. К тому же с ног до головы был заляпан высохшей за ночь грязью.

Мальчик вцепился за ветку и застыл на несколько секунд, пока не сориентировался. Повернул голову, чтобы посмотреть на водоем, и увидел гепардов. Его дыхание участилось – это были Земба и Мбава.

Он начал слезать с дерева. В детском понимании Земба и Мбава приравнивались к понятию «дом». Ребенок не сознавал, что животные выпущены на волю и могли находиться очень далеко от его дома.

Охотника, прячущегося за скалой, мальчик не заметил, однако услышал щелчок освобожденной тетивы арбалета и вслед за ним, когда стрела вонзилась в Мбаву, странный глухой звук. Самка упала на бок и в течение нескольких секунд сучила лапами. Потом подрагивания прекратились. Из ноздрей и уголка пасти потекла кровь.

Земба подошла к матери и обнюхала, почувствовав, что произошло что-то нехорошее. Она еще раз понюхала мех, но большая кошка не двигалась. Земба принялась жалобно мяукать.

Мозес спустился на землю и бросился к животным.

– Земба-а-а-а-а-а!


Ошеломленный Охотник выскочил из укрытия. У него не было времени перезаряжать арбалет, поэтому он схватился за нож. Фу, да это всего лишь ребенок!..

Теперь и Мозес заметил Охотника, задохнулся от неожиданности, остановился.

– Не бойся, малыш. Я не сделаю тебе ничего плохого. Охотник улыбался, но улыбка была неискренней. Мозес повернулся и припустил со всех ног, спасая свою жизнь. Недалеко рос колючий кустарник, через который можно было проползти лишь на животе…

Взрослый догнал ребенка на полпути. Мозес брыкался, отбивался и вопил, но Охотник легко подхватил его одной рукой, уселся сверху и связал. Потом не спеша вернулся к тому месту, где рядом с мертвой матерью жалобно скулил детеныш, и перерезал тому глотку.

Зеленые банкноты заплясали у него перед глазами. Три четверти миллиона! Это сулило роскошную жизнь, чего уж тут говорить! Его успех войдет в анналы Охотников. Опытному специалисту Кандински хана, а новичок вернется домой с костями гепарда. Баснословная добыча!

Мозес захлебывался от крика. Мальчик все видел. В тренировочных лагерях Карлсона не учили, как обращаться с детьми, зато научили, как поступать со свидетелями. В охотничьем деле свидетели не нужны. Главная заповедь Охотника – секретность.

Он сумеет перерезать глотку человеческому детенышу так же легко, как детенышу гепарда.

Мальчик прекратил кричать и уставился на Охотника. Карлсон нашел этот взгляд странным, если не сказать больше; он не мог понять, что выражает взгляд ребенка. Не страх, не ненависть… скорее, отчуждение. Ребенок был очень мал: судя по одежде и прическе – мальчишка, но разве определишь под коркой потрескавшейся грязи. Карлсон посмотрел на нож в руке, потом снова на ребенка, который отчаянно извивался, несмотря на острые камни и колючки. Нельзя не восхищаться храбростью парнишки! В таком возрасте и в подобных обстоятельствах сам он наверняка превратился бы в трясущееся желе.

Охотник хмыкнул. Он никак не мог решиться. Потом шагнул вперед и схватил ребенка за ногу, одновременно переворачивая на спину. Другой рукой задрал Мозесу подбородок и прижал лезвие ножа к беззащитному горлу…

Ребенок испуганно вздрогнул. Потом захныкал. Сопля выползла из ноздри и размазалась по грязной щеке.

Карлсон выругался и спрятал лезвие в ножны. Он не мог хладнокровно зарезать мальчишку, так же, как не смог прикончить Кандински, хотя тот умолял о смерти. Карлсон не раскаивался по поводу убитых животных и не испытывал никакого уважения к закону, но неожиданно – к собственному удивлению – обнаружил, что все еще остается человеком. Вот же срань. Ну и что теперь делать?

Его обучение касалось лишь общих принципов поведения; предполагалось, что до некоторых вещей Охотник будет доходить самостоятельно.

Секретность была главной и основной директивой. Однако директива не указывала, как сохранять эту секретность. Директива санкционировала уничтожение свидетелей, если это не влекло за собой еще большую опасность разоблачения, но к обязательному убийству не призывала…

Итак, предположим, он убьет ребенка. Тогда придется скрывать тело, а единственный способ, конечно, захоронение. Почва здесь или тверда как скала, или жидка как каша, так что гиены быстро откопают труп. Слетевшихся грифов можно заметить с большого расстояния. Уже сейчас несколько уродливых птиц кружили в воздухе, привлеченные мертвыми гепардами. Скоро стервятников прибавится. Если оставить мальчишку непогребенным, то останки быстро обнаружат. Дети не бывают ничейными, стало быть, родители скоро начнут искать…

Следовало действовать в темпе, прежде чем кто-нибудь выйдет на след Охотника. Отсюда вывод: улику в виде мертвого ребенка оставлять нельзя. Это могло вызвать ненужное преследование.

Хотя совсем неплохая идея оставить что-нибудь из того, что уведет полицию в сторону…

Напрашивалось только одно, и Карлсон был рад, что так быстро нашел решение. Надо отослать ребенка вместе с гепардами. Мальчишка явно потерялся, и, несомненно, потребуется время, возможно, день или даже больше, прежде чем обеспокоенные родители обратятся к властям. К тому моменту Охотник и мальчик окажутся далеко.

Карлсон пробормотал код в уникомп. Чтобы их забрали, следовало условиться с базой.


Вертушка появилась с северо-востока, как раз перед полуднем, когда орбитальные соглядатаи осматривали другие участки планеты. Она была заметного ярко-желтого цвета, с зеленой надписью по обоим бортам «САФАРИ С НЕБА».

Летающая платформа при приземлении подняла столб пыли. Двигатель сбавил обороты до отметки «самый малый», из кабины выпрыгнул пилот и сразу пригнулся, чтобы не остаться без головы, попав под удар вращающихся лопастей.

Вдвоем они загрузили гепардов и ребенка. Из тел животных Карлсон вырезал радиомаячки-автоответчики – жалко было повреждать мех, но ничего не поделаешь. Позднее он забросит их в гущу кустарника. Сигналы исчезнут с экранов полиции Экобаланса, и, если повезет, там посчитают, что гибель гепардов вызвана естественными причинами. Пилот был предупрежден, что ему придется взять на борт ребенка, и не собирался перечить Карлсону. В конце концов, это проблема Охотника. Не имело никакого значения, что мальчишка видел лицо пилота, поскольку вскоре от него отделаются.

Карлсон еще плохо знал правила игры и даже не догадывался, что подобное случалось не раз. Детей вывозили из страны тем же маршрутом, что и убитых животных. Пилот понятия не имел, что с ними делали дальше, но был уверен, что никогда их больше не увидит. Его работа – доставить груз куда положено. После этого он поставит вертолет в ангар в неком безопасном месте и перепрограммирует цвет корпуса снова в хаки. «САФАРИ С НЕБА» – известная туристическая фирма, основанная в Претории, но вертолет не имел к ней никакого отношения. Это была корейская копия одной из их машин марки «Фрэнклин П-45а», оборудованная устройством военной интеллектуальной раскраски типа «хамелеон».

Вертолет взмыл вертикально, покружился и пошел зигзагом к границе с Мозамбиком. Если бы кто-нибудь увидел эту картину на радаре или воочию, то предположил бы, что летчики ищут дикую живность, чтобы развлечь пассажиров-туристов.

Карлсон был доволен, теперь его мысли занимало решение лишь одной задачи: до того как нагрянет полиция Экобаланса, Убраться отсюда как можно дальше. Он проверил уникомп, подтвердил свои координаты и, насвистывая, отправился в путешествие по вельду.

Глава 8 Демократическая республика Свободный Китай, 2210-й

Демократическая республика Свободный Китай не была ни демократической, ни свободной. Не была даже республикой. И, тем не менее, это был, несомненно, Китай, вернувшийся к древним традициям независимой нации. Самая большая политическая единица с единым языком, составляющая две пятых населения Земли, вероятно, производила больше всех остальных стран валового национального продукта, но никаких официальных данных на сей счет не существовало – китайская экономика была закрыта для посторонних, поскольку правящие классы исповедовали политику протекционизма. Когда Пауза пустила корни на остальной части планеты и технология топталась на месте полстолетия, Китай, чтобы этого избежать, обратился к внутренним резервам и старым традициям – перекрыл границы.

Ко всему прочему Свободный Китай стал еще и самым большим мегаполисом на планете. Непрерывная цепь плотно расположенных кварталов протянулась полумесяцем от Шэньяна на северо-востоке через Пекин и затем на юг к Ксучжоу и Нанкину, чтобы встретиться со вторым обширным полумесяцем, исходящим из Шанхая. Между ними располагались многочисленные поселения, все это связывало вместе ленточки коммуникаций, которые выросли вдоль рек, каналов и магистралей. И все же даже самые плотные скопления высотных башен никогда не были удалены от областей интенсивного сельского хозяйства. На фотографиях спутников Китай выглядел скорее композицией Джексона Поллака, нежели страной.

Когда остальная часть мира, принявшая название Экотопии, оправилась от безумия Паузы и принялась восстанавливаться, исповедуя принципы малочисленности населения и технологий, не способствующих загрязнению окружающей среды, Свободный Китай безвозвратно встал на противоположные рельсы. Экотопия делала все возможное, чтобы найти разумный способ объединить прогресс и экологию. Следовательно, роботизация производства, начатая в конце двадцатого столетия, пропустившая ошеломляющий удар в двадцать первом и неудержимо рвущаяся вперед в двадцать втором, не столько извратила экономику, сколько приуменьшила ее значение, а то и вовсе перестала обращать на нее внимание. «Законы» спроса и предложения, а также уменьшения прибыли ныне рассматривались как временные недоразумения, основанные на ограничении рабочей силы и психологии собственности. В то время, когда Экотопия настаивала на малочисленности населения при высоком уровне жизни и глобальной динамике свободно циркулирующего капитала, потомственная синкретическая идеология Свободного Китая вела его в другом направлении. Исторически китайцы всегда стремились к изоляционизму и загадочности, поэтому в двадцать втором веке нашей эры они относились к внешнему миру с тем же безразличием, как и в двадцать втором столетии до рождества Христова.

Свободный Китай стал бесконечным пригородом, «Страной-муравейником» (этот термин вышел из теории сложных систем, когда почти один и тот же шаблон повторялся миллиард раз: на каждом уличном перекрестке, в каждом правительственном учреждении, на каждом вокзале, в каждом уличном продавце с самодельной тележкой). Грубо говоря, Китай представлял собой структуру, в которой лишь незначительное число субъектов жило впроголодь, а организованная преступность никогда не была достаточно организованной, чтобы представлять серьезную угрозу, и это способствовало укреплению государства, где материальные ценности по большей части находили законных хозяев – если, само собой разумеется, по дороге не были растащены, потеряны или уничтожены волей Провидения или отдельных граждан.

Однако какой бы простой ни казалась структура, объяснить ее функционирование в двух словах невозможно. Не потому, что не было никакого правительства: наоборот, правительств было множество, в каждом географическом поясе, в каждом городе, в каждом квартале, где действовали различные и зачастую противоречащие друг другу законы. И хотя эти законы базировались на твердых юридических нормах, отсутствовала координация внесения изменений, что создавало такую путаницу, что даже юридические компьютеры не всегда могли связать концы с концами. Структура работала, но работала подобно всеобъемлющему, многостороннему природному явлению, не похожему на строгую иерархию закона и порядка. И, подобно природному явлению, порядок так или иначе возникал в результате нескончаемого потока случайных причин и следствий.

Товары, просачивающиеся через границу Свободного Китая, были главным образом контрабандными: ведь куда проще определить, что является незаконным, чем то, кто за это несет ответственность. Легальные и полулегальные обычаи и правила взаимопроникающих, эфемерных, слабо выраженных субкультур нередко противоречили не только друг другу, но и самим себе. И все они сходились в одном: то, что законно, требует дачи наибольших взяток.

Далеко не всякий отличит взятку от пошлины.

Экономические стены, которые возвел Свободный Китай, дабы защитить себя от мира варваров, были столь же надежны, как Гималайские горы. И столь же незыблемы. Однако скальная порода этих стен оказалась на поверку… рыхлой. При соответствующей финансовой смазке и интенсивном продавливании не возникало особых помех для движения в обоих направлениях.

Одна из таких экономических рыхлостей проходила через контору Ванг Липо, вспомогательного инспектора водного налогообложения в Шестом Общем Муниципалитете Городского Проекта Возобновления № 512 в городе Няньмынь южной префектуры провинции Гуанчжи. Проходила не физически, ибо трубопроводом для транспортировки контрабандных товаров фактически являлась вышедшая из употребления коллекторная система, функционирующая дальше государственной границы, вплоть до Пхеньяна в Большом Вьетнаме; но именно она, захолустная контора, служила местом, куда поступала смазка. У Ванга не было никаких сведений об источнике смазки, и он страстно желал никогда об этом не знать, однако по характеру ввозимого подозревал Кхи Минг-Куо. По общему мнению, этот человек был миллиардером, тайно руководившим общенациональной сетью крошечных магазинчиков, где продавали, причем на строго законных основаниях, традиционные снадобья.

Роль Ванга заключалась в получении и передаче необходимой смазки. Исходя из мер безопасности, он редко контролировал поставки самостоятельно, но у него всегда была возможность выяснить, что он переправляет, если вдруг втемяшится в башку это знать, и несколько раз Ванг уступил искушению. Кто, кроме Кхи, мог импортировать кости и даже замороженные трупы экзотических чужеземных животных? Обычный человек не станет есть мясо снежного барса, хотя у некоторых гурманов удивительно изощренные вкусы, но может продать кости за сумму большую, чем вся выручка конторы Ванга за год. Мех, что достаточно странно, ценился меньше костей, наверное, потому, что как сырье для изготовления лекарственных средств особой ценности не имел. Пушнину гораздо выгоднее сбывать на черных рынках Внешнего Мира, и Ванг был уверен, что если шкура снята с еще теплого животного, то она наверняка идет за рубеж. В делах такого рода не все варвары были глупцами.

Иногда поступал и живой груз, однако относился он к животным иного типа, чем снежные барсы и носороги, так как ходил на двух ногах и обладал даром речи (однажды, когда снотворное не подействовало). Именно таким образом Мозес Одинго оказался в Демократической Республике Свободный Китай.


* * *

– Мы должны заснять это на ВидиВи, – с мрачным видом подвел черту Бейли. Пруденс использовала удачную сделку с Эйнджи по колесникам, чтобы вытащить сестру из тюрьмы, а теперь самоотверженно сражалась, чтобы самой не угодить за решетку. – Кэш, почему мы никогда не оговариваем в контракте наши требования?

– Я хотела, – ответила Кэшью, – но Джонас отсоветовал. Бейли пробарабанил по столу кончиками пальцев, во взгляде появился вызов.

– Что он, говоришь, сделал? Отсоветовал? Кэш зыркнула на Бейли и вздохнула.

– Объясни ему, Джонас. Шеф или слишком глуп, или слишком пьян, чтобы самому подготовить контракт.

Она скинула оставшуюся туфлю на пол и растянулась в одном из удивительно удобных кресел Эйнджи Карвер. Что удобные, не мудрено – по десять-то тысяч долларов за штуку! Эйнджи призналась, что прячет более шикарные кресла, предназначенные для экстренных случаев, в другой части здания. Очевидно, эти, из натуральной кожи, должны были в свое время попасть на экосвалку, однако ловкий адвокат и Сертификат отсутствия исторической ценности во времена, когда кожу можно было использовать вполне законно, сохранил кресла, и теперь их защищала музейная лицензия.

Если бы Кэшью была более трезвой, она почувствовала бы себя неуютно на куске шкуры мертвой коровы.

Джонас мог бы поведать, что коровы жили не в пример лучше диких животных. Так зачем потребовалось запрещать им оплачивать аренду прекрасных утепленных коровников, принося в жертву то, в чем они больше не нуждались, когда их жизненный путь завершен?.. Запрет на кожу стал уступкой политиканов урбанистическим демагогам и пустой тратой ресурсов.

– Разве непонятно? – глянул оператор на шефа.

– А должно быть понятно?

– Не упрямьтесь, Бейли. Конечно, понятно. Технически у нас опыта ВидиВи-съемок документальной драмы нет. И этиче…

– Технически у нас не было опыта и при создании «Красных городов», но это не помешало нам стать звездами…

– Это было давным-давно, когда никто не помышлял о конкуренции. Теперь жанр расследования на ВидиВи вошел в моду, могу назвать по меньшей мере два десятка проектов лучше нашего. – Джонас перевел дыхание, задаваясь вопросом, как отреагирует Бейли на другую причину. Да пошло оно все к чертям собачьим!.. – Даже несмотря на то что провайдер, обеспечивающий полосу частот, подложил нам свинью, мы все же сумели выполнить контракт, благодаря неприятностям, постигшим Пруденс Одинго. Поэтому мы просто обязаны из этических соображений вытащить из передряги эту женщину, профессиональную репутацию которой порочит сволочной ублюдок Чарльз Дэнсмур.

Вот в чем настоящая причина.

– Джонас, у нее нет репутации профессионала. Она – внеземной старатель и шустрила каких поискать. Имей в виду, мы чертовски нуждаемся в деньгах. Если вскоре не подпишем новый контракт…

– Бейли, никакого контракта у нас не будет. Забыв об этике, мы никогда не получим достойное предложение.

– Догадываюсь, – сдался Бейли. Один Господь знал, откуда возьмется следующий контракт. С другой стороны, у Господа нет зарегистрированной странички в Экстранете.

– Эй, ребята, да вот же она! – завопила Кэшью, которая в шоу-бизнесе крутилась вот уже десять лет, но по-прежнему приходила в возбуждение, когда по ВидиВи показывали кого-нибудь из знакомых.

Пруденс пыталась выглядеть уверенной, но юпитеры подсветки действовали ей на нервы, а внезапные повороты судьбы держали в постоянном напряжении. Так что на экране она выглядела дерзкой, осунувшейся и подавленной. Проблемы сестры сильно ударили по Пру. Исчезновение Мозеса ввергло Черити в эмоциональный шок, она могла зарыдать в любой момент. Старшая сестра с таким никогда прежде не сталкивалась. Именно она, Пруденс, всегда балансировала на грани нервного срыва, Черити же была спокойна, уверена в себе, а ее мирок в центре африканского континента не простирался дальше фермы. Она приехала к Черити отдохнуть. Но Мозес исчез, по всей вероятности, погиб. Никогда не выяснить, что же с ним случилось.

Пруденс знала, что не должна зацикливаться на этом. До тех пор, пока она не восстановит свою репутацию, существует реальная угроза потери как колесников, так и дохода, который они могли принести. Ей даже не разрешили продажу «Тиглас-Пильсера», что спасло бы от банкротства. И все из-за гнусного лживого мелкотравчатого подонка Чарли Дэнсмура!.. Опять их пути пересеклись.

Однажды она поклялась себе и космическому безмолвию: «я отомщу».

Камеры ВидиВи сфокусировались на лице космистки. В диспетчерской режиссер передачи совместил два плана, которые в совокупности напомнили зрителям о старомодных фотографиях арестантов – анфас и в профиль. Он обожал тонкие исторические параллели и в своих документальных передачах не пропускал возможности отвесить смачный шлепок чуть пониже спины.

– Пруденс выглядит уставшей, – заметила Эйнджи. – Не думаю, что она верит в адвокатов, которых я для нее наняла.

– Ее дело – не каждому по зубам, – сказала Кэшью, – но, конечно, вы всегда можете купить новый корабль, если она лишится старого.

– Нет, дорогуша, даже если я куплю ей целый флот, толку в том не будет. Если Пруденс лишится корабля, у нее заберут пилотскую лицензию. И тогда ничто не исправит положение, за исключением косметической хирургии и замены личности, а если об этом пронюхают, мы обе окажемся за решеткой.

Расследование было организовано на псевдосудебной основе. Пруденс разрешили присутствовать лично, а вместо судьи и жюри присяжных наличествовали заседатели в составе пяти научных консультантов, включая сэра Чарльза. Председательствовала, как он и предложил ЕИА, Элизабет Странк, пожилая женщина, главный редактор ведущего археологического журнала «Глиф». Все знали, что Дэнсмур и Странк постоянно конфликтовали на почве отношения к ранней микенской керамике, и это делало ее идеальной фигурой, поскольку сэр Чарльз в глазах коллег выглядел наглядным примером великодушия.

Заседания шли уже шестой деньподряд, и Пруденс понимала: несмотря на все усилия своих адвокатов, она проигрывает. С помощью показаний опытных экспертов, которых отбирали по рекомендации сэра Чарльза, ее работу подвергли тщательному разбору. Фоном всему этому служили якобы непрофессионализм и недостаток квалификации Одинго… которые, конечно же, были на совести сэра Чарльза, вора. Если бы он не украл у нее открытие, она стала бы знаменитым профессором, который установил истинный возраст Сфинкса и отодвинул египтологию на два тысячелетия в прошлое…

А ну-ка, сосредоточься, девушка!

Сэр Чарльз пытался выставить предыдущую деятельность Пруденс Одинго полностью безответственной и граничащей с уголовщиной. Юристы, нанятые Эйнджи, отчаянно отбивались от этой линии нападения, но заседатели покорно ей последовали, и чем больше простодушная женщина-председатель пыталась ее игнорировать, тем глубже увязала.

Пруденс все чаще ловила себя на мысли: какую же подлую уловку сэр Чарльз приготовил для завершающего удара?

Он тем временем разъяснял остальным присяжным технические детали, из коих вытекало, почему колесники являются очевидными подделками. Его помощник распределял копии томограмм, полученных методом ядерно-магнитного резонанса, и диаграмм поперечного сечения, сделанных неактивным способом, а сэр Чарльз подробно останавливался на каждой детали:

– Если эти… объекты были бы подлинными машинами чужаков, у них наличествовала бы распознаваемая внутренняя структура. – Светило археологии направил многоцветную лазерную указку на большой экран в углу так, чтобы гости студии и восемь миллионов постоянной аудитории Ви-диВи могли последовать за его рассуждениями. Для пущей драматичности сэр Чарльз переключал цвета лазера с одного на другой наугад. – Однако сканирование не выявило никакой внутренней структуры. Мы наблюдаем лишь произвольную мешанину металлических включений с высокой и низкой электропроводностью плюс многочисленные маленькие пусто…

Странк прервала докладчика на полуслове:

– Сэр Чарльз, вам известен производственный процесс, с помощью которого можно создать такое устройство?

– Да, госпожа председатель.

– Пожалуйста, будьте добры просветить нас. Сэр Чарльз сделал эффектную паузу.

– Я встречал чрезвычайно похожие результаты сканирования, когда ему подвергались скульптуры, сработанные представителями школы Колесного Возрождения 2140-х.

Странк была озадачена.

– Профессор Дэнсмур, вы не шутите, утверждая, что так называемые колесники – скульптуры?

Улыбка у сэра Чарльза вышла печальной – явный признак того, что следующий удар будет сокрушительным.

– Не совсем так. Я предполагаю, что они были сделаны – понятия не имею кем, для кого и с какой целью, хотя уверен, что госпожа Одинго могла бы поведать нам об этом… – Он подождал, пока защитники Пруденс возразят, однако они не стали глотать предлагаемую приманку. – Но оставим спекуляции. Мое мнение таково: точно такой же тип сканирования выявлен у объектов, которые частично выплавлены из металлолома. Вот оно.

– Да-да, на мой взгляд, так называемые колесники – утильсырье.

Смех прокатился по студии: сторонники сэра Чарльза наслаждалась виртуозным туше.

До Пруденс наконец дошло, что все было подготовлено заранее. Сэр Чарльз собирался вызвать «опытных экспертов», готовых укрепить фундамент тезиса, будто колесники являются отбросами. Буквально. А потом вернуться к липовому подтверждению, поддельным документам и фальшивым файлам Экстранета.

Хуже всего то, что в каком-то смысле ее антагонист прав. Пруденс видела результаты сканирования – защита имела право ознакомиться со всеми материальными доказательствами загодя – и не обнаружила в строении своих находок никакого смысла. Ни один инженер не мог построить машину, подобную колесникам: их элементы соединялись настолько запутанным образом, что не существовало методов собрать их воедино. Сплавленный в слиток металлолом был метким сравнением.

Она призадумалась. А вдруг на нее накатило раздвоение личности и все происходящее затеяно другой половинкой? Может, в какой-то миг у нее произошло помутнение рассудка?.. С другой стороны, почему изделия чужаков должны иметь какой-то смысл для землян? Ведь главное в них то, что они сделаны чужаками… Конечно, колесники поломаны, испорчены, разъедены… Не важно.

Даже председательствующая кивнула в поддержку своего всегдашнего противника, слегка, но заметно. Потом обратилась к Пруденс:

– Госпожа Одинго, у вас есть возражения? Защитник Пруденс ловко уклонился:

– Доктор Странк, моя клиентка предпочитает отложить все свои возражения до начала собственного выступления.

– Вы согласны на перекрестный допрос присяжными относительно законности результатов, полученных сканированием?

– Не совсем так, доктор Странк. Госпожа Одинго принимает, что метод магнитно-ядерного резонанса технически осуществим, но сохраняет за собой право на иную интерпретацию полученных результатов.

Странк попросила сэра Чарльза продолжать, и тот воспользовался лазерной указкой, чтобы высветить существенные особенности сканирования. Он подробно задержался на устройстве машинок, предположительно вырубленных изо льда отдаленного спутника Юпитера. Тонкое замечание, что колеса едва ли соответствуют слою льда толщиной в милю, вызвало в зале некоторое оживление. Сердце Пруденс екнуло. Она понятия не имела, откуда у этих проклятых штуковин колеса, ведь ее роль сводилась лишь к тому, чтобы выкопать.

Сэр Чарльз направился к маленькому столику, где было размещено несколько колесников. Пруденс взволнованно переговаривалась с адвокатами. Заметив это, сэр Чарльз не удержался от едва заметной нотки презрения:

– Обещаю не дотрагиваться ни до одного из бесценных артефактов чужаков.

Камеры дали крупный план рыдающей от смеха публики. Хохот перекрывал все остальные звуки.

– Ужасно, – расстроилась Эйнджи. – Что случилось с защитой? В последний раз поручаю им вести мое дело…

Луч лазерной указки сэра Чарльза, перепрыгивая с колесника на колесник, менял цвет, поскольку оратор пожелал хоть чем-то оживить монотонность своей речи.

– Разве дашь им сто тысяч лет? – сказал он так, будто кто-то осмеливался ему противоречить. – Разве похожи они на устройства, сработанные внеземными разумными существами? Нет, скорее они напоминают грубые подобия детских игрушек.

Дэнсмур искоса глянул на Пруденс.

Ах ты ублюдок. Пытаешься намекнуть на Мозеса. Пруденс хотела взять себя в руки, но не смогла сдержать несколько слезинок. Пришлось смахнуть их тыльной стороной ладони. Камеры фиксировали каждый ее жест.

– Да, это игрушки. И только ребенка можно ввести ими в заблуждение! – Пятно лазера любовно задержалось на самом близком артефакте, циклически пробегая весь спектр в качестве светового контрапункта к интенсивно прогоняемому сценарию. – Колеса! Колеса без источника питания! Колеса без осей! Колеса, которые не вращаются! Колеса, сделанные из расплавленного металлического барахла!

Раздался слабый щелчок, и басовитое жужжание прокатилось по залу, однако сэр Чарльз был настолько увлечен собственным голосом, что ничего не заметил. Как Кэшью, Бейли или Эйнджи. Один Джонас внезапно наклонился вперед и вперился в плоскопленочный экран. Пруденс тоже услышала легкий звук, но предположила, что, должно быть, включился кондиционер.

– Барахла, – повторил сэр Чарльз. Лазерный луч метался туда-сюда, вспыхивая разноцветьем салюта. – Колеса? Так называемые механизмы чужаков цельнокроеные. Стало быть, болванки. Они не могут перемещаться в пространстве, как и Великая Пирами…

Позже было доказано, что в случившемся повинна модуляция цвета лазерной указки. Восьмидесяти миллионам зрителей показывали крупным планом, в деталях, колесника. Медленно и недвусмысленно колеса начали вращаться; что-то происходило и вдоль его «спинного хребта» – по-видимому, он разворачивал надкрылья. Странного вида лопасти вырастали из спины колесника, формируя своего рода оборку, подобную пластинам древнего ящера диметродона. Оборка слегка пульсировала.

Затем колесник засветился многоцветьем, которое просачивалось откуда-то изнутри корпуса. Казалось, будто металл превратился в цветное стекло.

Сэр Чарльз и еще восемьдесят миллионов замерли. Нет, не замерли – потеряли дар речи. Атмосфера в помещении наэлектризовалась. Пруденс почувствовала, как волосы на голове встали дыбом.

Колеса продолжали крутиться. Колесник задергался взад-вперед, продолжая жужжать и загадочно пульсировать. Крошечные зигзаги молний – медленных молний – мерцали на его поверхности. Он непреклонно продвигался к краю стола.

Сэр Чарльз, выйдя внезапно из ступора и, видимо, смутно осознав, что надо что-то предпринять, шагнул вперед, чтобы схватить колесника до того, как он свалится на пол. Но схватил пустоту.

Жужжа, светясь, вращая колесами, древняя машина продолжала двигаться по горизонтали, как будто под ней по-прежнему находилась столешница. Поскольку восемьдесят миллионов зрителей были прикованы к своим креслам, они не спускали глаз с колесника, левитировавшего в пространстве между публикой на галерее и заседателями и направлявшегося непосредственно к загипнотизированной председательнице.

Это был почти единственный случай расследования, когда испуганные присяжные в панике покинули суд из-за вещественного доказательства. И определенно единственный случай расследования, когда председательствующая возглавляла паническое бегство.


Какую бы валюту ни предложить на рассмотрение, Кхи Минг-Куо был миллиардером. Удачливых дельцов Свободного Китая по обыкновению представляют эдакими жирными, самовлюбленными, хитрыми и злыми неряхами. Ничего подобного. Кхи был изящен и спортивен, несмотря на свои восемьдесят шесть лет, и особой злостью не отличался. По собственной самооценке он был высокоморальным человеком, который преодолел соперников в силу таланта; по правде говоря, он вообще редко обременял себя сомнениями. Кхи Минг-Куо проделал собственный проход в этическом минном поле и, в отличие от большинства коллег, всегда видел в варварской культуре Экотопии потенциальный источник дохода. Чтобы привлечь внимание воротил, которые поддерживали изоляционистскую националистическую идеологию, для ввоза варварских товаров требовались веские основания. Кхи было около двадцати, когда его осенила мысль, что возрождение традиционной медицины способно стать идеальным условием для чрезвычайно прибыльной торговли животными, которые в урбанизированной «стране-муравейнике» не водились. Что такой бизнес подвергался решительному противодействию со стороны властей, являлось препятствием скорее практическим, нежели моральным.

Предприимчивый китаец превозмог его, выработав выглядящие устаревшими принципы Охоты и вербуя в ее ряды достаточное число молодых людей. Главное, чтобы они отличались алчностью и бредили навязчивой идеей уничтожения диких животных. В чересчур отрегулированной, малонаселенной, мягкотелой Экотопии агенты Кхи Минг-Куо легко находили подобных парней. В прежние времена они буянили в лесах Среднего Запада Севмерики, увлекались машинными видами спорта и экстремальными играми; в двадцать втором столетии серьезные ограничения варваров на стрелковое оружие Кхи обратил в свою пользу, галантно предложив вернуться к арбалетам и кинжалам. Он подумывал и о мечах, но быстро исключил их по причине непрактичности. Охотничьи арбалеты представляли собой высокотехнологичные устройства: лазерные прицелы, нактовизоры, стрелы из выработанного урана для увеличения дальности.

Кхи сидел за современным столом в помещении с тяжелыми драпировками, окруженный таким великолепием античности, владеть которым могли позволить себе лишь верхние эшелоны власти Свободного Китая: бронза и керамика замкнутой противоречивой бюрократии Чоу, прекрасно инкрустированные доспехи времен Трех Королевств, изящные нефриты императора Као-цу династии Тан, сине-белые безделицы династии Юань, когда Китай был временно покорен монгольскими племенами Чингисхана, массивный отлитый из бронзы тетрапод и гордость коллекции – ритуальный сосуд культуры Чанг тринадцатого столетия до н.э. Другие помещения в его роскошных особняках – на территории Свободного Китая Кхи владел одиннадцатью – содержали одинаково богатые коллекции и секретную камеру, где хранилось около сотни предметов западного искусства – скульптуры Мура, костюмы от Версаче, картины Эль-Греко, Ван Гога, Пикассо, Уорхола, Гиббона-Джонса и Ламбретты. За любой из этих шедевров его могли упечь пожизненно, если не расстрелять, привлеки он внимание Бюро Культурного Принуждения, но БКП было безнадежно коррумпировано, и китаец знал, что может подкупить любого из инспекторов. Нет, его беспокоил не БКП, а наркобарон Дьен По-Чжоу, главарь банды Белого Дракона. Кхи знал, что Дьен завидует ему, а его банда пытается подобраться к прибыльной торговле традиционными лекарствами.

Делец откинул голову и рассмеялся – силы, упорядочивающие Вселенную, были на его стороне! Банда Белого Дракона – это москит, который пищит на тигра. Иначе говоря, пришла пора, чтобы нелегальная программа по размножению уссурийских тигров возле Эршигижана на сибирской границе начала приносить прибыль, на взятки израсходовано более чем достаточно.

Этот новичок, Карлсон, проявил удивительную смекалку. Конечно, с африканским ребенком вышла небольшая заминка, и в иных обстоятельствах она могла бы стоить Карлсону жизни. Однако китаец иногда проявлял снисхождение по отношению к высокомерным молодым людям, которые брали инициативу на себя. Хотя они напоминали Кхи его собственную молодость, лишь везением можно объяснить, что рискованная выходка Карлсона совпала со скачком спроса на кости гепарда.

Кхи колебался, что было для него несвойственно. Перевешивала ли дурацкая ошибка Карлсона бесценный запас добытых им костей? Охотник проявил храбрость и инициативу, в будущем он сможет принести много пользы деловой империи Кхи. Парень бросил своего более опытного компаньона без оглядки – превосходный эгоизм, так и следовало поступать в соответствии с правилами Охоты. Если Кхи расправится с Карлсоном, то растеряет потенциал, да и проблема черного ребенка останется нерешенной. Выгоды в том немного. Важно, чтобы Карлсон никогда не повторил ошибку. Нужно разослать доверенных людей, чтобы передать соответствующее предупреждение, забрать тридцать процентов из выручки Карлсона и заставить его выполнять самые опасные и наиболее трудные задачи. Если Охотник выживет, это отточит его опыт и Кхи сможет использовать специалиста на все сто… А если нет… что ж, бизнес есть бизнес.

Внезапно у Кхи возникло иррациональное желание познакомиться с черным ребенком воочию. Хотя его деловые интересы требовали контактов с обширной сетью коррумпированных варваров, он редко опускался до личных встреч по очевидным причинам безопасности и секретности. Инстинкт самосохранения у китайца был столь же силен, как стенки его секретных камер с нелегальными коллекциями предметов искусства. Впрочем, нет нужды подвергать свою драгоценную особу опасности, лично заглянув в глаза юному варвару. Это можно сделать по-другому.

Кхи произнес по слогам несколько слов, и в центре комнаты возник гигантский голографический экран, кристаллизуя серый туман в сплошное свечение. Еще одна команда – и, чтобы улучшить контрастность, помещение погрузилось в полумрак.

Темнокожий ребенок, вдвое больше своих реальных размеров, парил в пространстве. Он все еще был связан, но проявлял признаки пробуждения от оцепенения, вызванного снотворным. Глаза открылись и забегали по сторонам, как только ребенок осознал спартанскую обстановку. В реальности мальчик был уложен на холодном полу в маленькой пустой комнате.

Таракан размером в ладонь пересекал пол в нескольких Дюймах от лица малыша. Тот увидел насекомое, но не испугался. Обычно тараканы облепляли все тело спящего, Кхи считал, что это – наипростейший способ размягчать пленников. Однако шевеления паразитов на теле ребенка видно не было, что весьма озадачило миллиардера. Он всмотрелся в зрачки маленького африканца и нашел, что там можно кое-что прочесть. То был или гипноз ребенка, насколько можно гипнотизировать лежа и будучи связанным, или странное выражение на поцарапанной мордашке. Мурашки побежали по спине Кхи.

Такой ребенок, учитывая обучение и поддержку, способен достичь многого. Но такой ребенок может стать и серьезным источником опасности.

Кхи был умен, безжалостен… и суеверен. Он верил… неизвестно во что, поскольку считал себя в высшей степени рациональным человеком. Однажды ему пришла мысль, от которой трудно было избавиться: что сверхъестественные силы сделали его своим избранником и теперь упорядочивают Вселенную, дабы гарантировать ему постоянный успех. В свою очередь, они требовали реакции на любую необычную мысль, которая могла спонтанно посетить его мозг. Кхи научился нести свою ношу и развил шестое чувство для ментальных посланий подобного рода. Поскольку он видел проницательный взгляд Мозеса, в то время как любой ребенок его возраста должен был отчаянно перепугаться, шестое чувство Кхи напомнило о себе с такой интенсивностью, какой никогда прежде не наблюдалось.

С помощью словесной команды он приказал скрытой телекамере расширить обзор и глубоко вздохнул. Голову мальчика окружала бледная сфера, вроде ореола. Она распространялась и на тело ребенка, формируя законченную картинку в виде силуэта на полу.

Очертания не были четкими. Вне ауры ползали сотни тараканов, затопляя пол темной шевелящейся массой. Внутри же контура пол оставался пустым.

Кхи содрогнулся. Хотя происходящее не вписывалось ни в какие рамки, шестое чувство подсказало, что это четкое знамение. От странного мальчишки следует избавиться. Никакой речи о милосердии идти не могло. С другой стороны, то, что стояло за такими необычными способностями, требовало уважения. Таким образом, ребенка необходимо убрать, но так, чтобы за это не пришлось держать ответ.

Кхи Минг-Куо никогда не лез в карман за вдохновением. Он мгновенно нашел четкое, простое и изящное решение проблемы.


Поскольку Пруденс была реабилитирована таким потрясающим образом, да еще публично, с Черити сняли все обвинения. Но врач продолжал держать бедняжку под наблюдением, ибо она так и не смогла смириться с исчезновением Мозеса.

Эйнджи Карвер успела предпринять определенные шаги от ее имени, возбудив судебные дела против местной и национальной полиции Гуамвези по обвинению в преступной халатности, позволившей Мозесу убежать из семейного дома.

Полиция объявила международный розыск. Безрезультатно.

В это время Пруденс находилась на пути в Кению в одном из частных стратосферных самолетов Эйнджи.

Сэр Чарльз, как всегда, вышел сухим из воды; и не просто вышел, а извлек максимум выгоды из расследования, потерпевшего крах, свалив всю вину на ненавистную Странк.

Мнение ученых резко изменилось в пользу того, что колесникам действительно сто тысяч лет и почти наверняка они – артефакты чужаков, хотя отдельные скептики все еще считали, что способность машинок левитировать или подделана, или может быть объяснена вполне прозаически. Сэра Чарльза это забавляло и раздражало: ну почему, несмотря на столь впечатляющие факты, яйцеголовые скорее начнут отрицать очевидное, нежели изменят свои взгляды? Он давно уже понял, что в подобных случаях объяснение лежит на поверхности: академические мозги настолько закоснели, что пробудить их мог разве что разряд высокого напряжения.

В Экстранете вокруг сайтов, посвященных колесникам, забурлил целый водоворот – графика, пиратские копии строения, сделанные с помощью ядерно-магнитного резонанса, поэмы, групповые обсуждения, адреса, по которым можно купить плоскопленочные голограммные постеры… Один сайт дал некоторым из колесников названия классических транспортных средств прошлого – «Феррари», «Т-берд», «Карьюма»… А тот, у которого отсутствовало колесо, был назван «Самоуверенным Робином» в честь прославленного британского трехколесного автомобиля двадцатого столетия. К этому делу подключились СМИ, и имена быстро вошли в обиход. Адвокаты Эйнджи почуяли, что все это работает на Пруденс: отныне изделия чужаков будут вызывать только симпатию.

А сэр Чарльз, ко всему прочему, умудрился стать руководителем международного проекта по исследованию инопланетных артефактов и вовсю использовал юридические зацепки, чтобы получить право владения на каждый из найденных Пруденс колесников. Новые юристы Эйнджи – старых отправили в отставку – вели арьергардные бои, пытаясь ограничить запросы археолога «Феррари», «Т-бердом», «Карьюмой», продемонстрированными во время расследования, плюс сделали неофициальное предложение предоставить еще полдюжины колесников, если он заберет иск. В случае если Пруденс потеряет права на остальные свои находки, Эйнджи поможет спрятать их так, что никакие законники не найдут.

Тем временем юристы получили от Пруденс срочное сообщение. Если ранее полиция обнаружила лишь мемимал Мозеса, то теперь в районе, где, как известно, охотились гиены, были обнаружены обрывки его одежды. Именно так, как и планировал Карлсон.


В северо-западных предместьях Няньмыня запутанные улочки низкокачественного жилья сменялись ветшающими промышленными кварталами – настоящий лабиринт брошенных складов, загрязненных дворов и покинутого ржавого оборудования. Цепляясь за границы этих руин, раскинулось целое море трущоб – временных домов, слепленных из ворованных панелей, изношенных листов рифленого железа, влажных гниющих циновок и пластмассовых контейнеров из-под химикалий. Здесь в ужасной нищете ютились как одиночки, так и многодетные семейства с десятью или пятнадцатью детьми, целиком завися от милостыни местного бюрократического аппарата, раздаваемой исключительно в рекламных целях, и того, что они сумеют выпросить, украсть или честно, но крайне редко заработать. В Свободном Китае были сотни тысяч таких трущоб, ни один район «страны-муравейника» существенно не отличался от любого другого – по крайней мере, тридцать миллионов бедняков влачили в них убогое существование. Иной раз бригада медиков могла нагрянуть в один из них, справиться с легкими недомоганиями, привить тех детей, которые попались под руку, и смотаться настолько быстро, насколько позволяла профессиональная этика. Это делали не из сострадания, а для предотвращения эпидемий. В Свободном Китае голодали немногие, однако почти каждый недоедал; от болезней умирали немногие, однако почти все были нездоровы. Система, поскольку она действовала, поддерживала жизнь колоссального количества людей, но лишь немногочисленная верхушка получала от жизни удовольствие.

Крысы, наводнявшие заброшенные промышленные корпуса, постоянно совершали набеги на трущобы. А где крысы, там и целые стаи одичавших собак. Городские власти смотрели на них сквозь пальцы, поскольку собаки помогали уничтожать крыс. Голодные собаки могли, конечно, загрызть оставленного без присмотра младенца, но в основном они держались у залива, ограничивавшего область, населенную бродягами. Между собаками и лачугами сохранялась буферная зона в четверть мили шириной. Она служила местожительством для банд беспризорников – главным образом, детей, сбежавших из дома, когда их родители умерли или опустились на самое дно в результате борьбы за выживание. Если обитатели лачуг еще получали помощь от города, то беспризорники – никогда. Бригады медиков считали буферные зоны слишком опасными, чтобы там работать – и не только из-за страха перед инфекциями и дикими собаками. В буферных зонах постоянно ощущалось присутствие голодной смерти.

Луна была в последней фазе, но ее свет едва проникал между высотными зданиями. Подсвечивая одиночной тусклой фарой, бронированный грузовик свернул с улицы в сторону развалин и теперь торил свой путь через захламленные участки разбитой дороги, пока не уперся бампером в стену какой-то лачуги. Машина забуксовала на чем-то скользком, и из нес выбрались четверо; хотя и вооруженные, они не походили на солдат. Ночь была изорвана в клочья детскими воплями и кашлем взрослых. Запах от массы немытых истощенных тел разносился зверский.

Здесь стояли постройки пониже, и лунный свет мог прорваться до самой земли. Сцена, которую он освещал, была сюрреалистична и ужасна, как видения Дантова Ада.

Один из четверки подхватил из кузова грузовика большой мешок и взвалил на плечи. Опасливо поглядывая по сторонам, команда пробиралась между лачугами. То там, то тут высовывались люди, однако при виде оружия сразу же прятались – кроме явно безумной однорукой старухи, сидевшей под каким-то кулем и выкрикивавшей бессвязные проклятия.

Четверка донесла свою ношу до границы буферной зоны, где начиналась страна беспризорников. Перекрывая вопли и кашель, взвыла стая диких собак. Занервничавшие люди углублялись в хаос разрушенных зданий до тех пор, пока не очутились на краю замусоренного и поросшего сорняками пустыря.

Они не слишком бережно сбросили мешок на землю и поспешно ретировались, озираясь в ожидании неприятностей. Чуть погодя грузовик предпринял поспешное, хотя и осторожное, отступление к сравнительной безопасности города.

Мешок оставался на земле меньше минуты, когда первые беспризорники вылезли из тайников, чтобы выяснить, какой подарок судьбы прибило к их порогу. Они были вооружены заточками и примитивными копьями, чтобы отбиваться от крыс и собак. У признанного вожака вдоль бедра болтался нож, сделанный из консервной банки.

Вожак был окружен отрядом из нескольких подростков, чтобы не пропустить атаку собак. Он наклонился над мешком, с подозрением фыркнул и отступил назад. На него испуганно смотрел Мозес.

Мало что могло удивить беспризорников, но такого им видеть не доводилось. Двое подростков извлекли ребенка из мешка и отряхнули ему колени от земли. Пленник все еще был связан. Кхи Минг-Куо не хотел рисковать.

Мозес был отчаянно голоден; его не кормили несколько дней. Он понятия не имел, где очутился, и кто принес его сюда.

Беспризорники перевернули мальчонку на спину. Мозес увидел перед собой замурзанные лица. Но не только. Он распознал страх, граничащий с безумием, жажду убийства и специфические виды жадности. Сын Черити всегда умел читать эмоции на языке телодвижений – в конце концов, люди всего лишь вид животных, а с того времени, когда он начал ходить, мальчик обрел удивительную способность интуитивного понимания любого животного. Правда, он быстро научился скрывать это от людей.

Вожак банды – необычайно порочный парень по имени Тан – наклонился, чтобы рассмотреть Мозеса внимательнее. За свою короткую жизнь Тан перевидал в буферной зоне множество беспризорников, однако никогда не встречал черномазого. Да еще связанного и доставленного взрослыми на его, Тана, территорию. Не какой-нибудь обычный полутруп или баба в придачу с ребенком из тех, кого вышибли из лачуги, чтобы не кормить лишние рты.

Откормленный пацанчик… А это идея. Беспризорники всегда голодны и могли сожрать все, что встретилось на пути. Черное мясо было мясом не хуже любого другого.

Тан бросил несколько слов на примитивном жаргоне, и Мозеса поставили на ноги. Тан сорвал с пояса нож и взмахнул им перед лицом пленника. Потом схватил ребенка за волосы и приложил лезвие к горлу. Он бормотал что-то мерзкое и веселился от души; веселились и подпевалы.

Мозес читал как с листа каждый их жест, как они все заискивают перед вожаком, их плохо скрытый страх… их голод.

– Встать! – Тан попытался заставить Мозеса идти самостоятельно, но веревки мешали.

Выругавшись, Тан рассек узлы ножом, путы свалились наземь, некоторые были испачканы в крови Мозеса. Вожак подтолкнул мальчика в спину, и Мозес зашатался на затекших ногах. У него болело все. Поскольку мальчугана стали выталкивать из круга лунного света, в отекших членах возобновилась циркуляция крови.

Тан заставил пленника встать на колени возле низкого, плоского камня – подобия жертвенного алтаря беспризорников. В каждом движении вожака Мозес угадывал жажду убийства. Он почти ощущал, как нож перерезает ему глотку, как кровь заливает горло, а голова откидывается назад и повисает на рассеченных мышцах… И тут неподалеку взвыла дикая собака.

Новый тип страха отразился на лицах беспризорников, они закрутили головами в поисках источника воя. Из-за полуразрушенной кирпичной кладки в какофонии лая и рычания к месту заклания подлетела стая собак – облезлые дворняги, результат безудержного межпородного скрещивания, одни побольше, другие поменьше, гладкошерстные, мохнатые и кудлатые до такой степени, что не распознаешь, что это такое.

Беспризорники, разинув рты, смотрели на Тана, который оценил численность стаи и слинял в мгновение ока. В течение нескольких секунд банда растворилась среди разрушенных зданий, а Мозеса окружили голодные псы.

Циркуляция крови возобновилась окончательно, и он был в состоянии свободно двигать конечностями. Бежать он еще не мог, но мысль о побеге уже овладела его сознанием. Впервые с тех пор, как он встретил Охотника, убившего Мбаву и Зембу, мальчик оказался в ситуации, которую полностью контролировал.

Иерархия стаи собак устроена так же, как иерархия шайки малолетних бандитов. Когда собаки, окружившие жертву, начали сдвигаться, Мозес безошибочно выбрал вожака и сделал несколько быстрых шагов по направлению к нему – вид вызова, но лишь вид, не прямой вызов. Если он хочет выжить, то должен утвердиться в качестве вожака.

Пес оскалил зубы и угрожающе зарычал. Мозес продолжил надвигаться, странно жестикулируя. Он издавал то жуткие скулящие звуки, то утробное рычание.

Пес испугался. Его поведение стало другим, собаку будто подменили. Добыча вела себя необычно, словно она вожак.

Мозес читал по движениям пса все возрастающее сомнение и продолжал убеждать собаку в своем превосходстве. Животное изначально было обречено на поражение, ибо каждая – его мысль была абсолютно понятна противнику…

Внезапно противостояние закончилось, и бывший вожак упал на спину в грязь, унижаясь перед новым вожаком. Остальная стая примет замену как должное.

Беспризорники, наблюдавшие за происходящим через щели в кладке, были изумлены. Рот Тана открылся, нож выпал из рук. Никто и никогда не видел ничего подобного. Чем воспользовался черный мальчишка? Помощью демона? Вполне возможно, поскольку собачья стая расселась вокруг него неровным полукругом, подобно паломникам перед святыней.

Мозес обнажил зубы и заговорил авторитетным лаем. Одна из собак скользнула в проход между развалинами.

Через несколько секунд, к чрезвычайному удивлению беспризорников, животное вновь появилось; в его зубах был зажат кусок сырого мяса. Собака положила дар к ногам ребенка и отошла.

Мозес посмотрел на мясо, и на мгновение ему стало дурно. Это была отгрызенная кисть ребенка. Но он еще и сильно проголодался, к тому же, если отступить, контрольная проверка будет сорвана. Собаки ожидали, что он съест.

Он поднял мясо, отгрыз кусок и проглотил.

На вкус мясо было отвратительным. На вкус мясо было восхитительным. Не имело значение, каким было оно на вкус, ибо это была пища.

Глава 9 Гнездо Кукушки, 2210-й

Лунная Автоматическая Оптическая Система Слежения за Глубоким Космосом была только одним из комплексов, которые нео-Дзэн буддисты расположили на полюсах Луны, В их распоряжении находились радиотелескопы, инфракрасные телескопы, связь с рентгеновским телескопом, плавающим вне орбиты Земли в точке Лагранжа, магнитометры… И бесконечные базы данных в быстродействующих компьютерах. Путь к Целостности не считал нужным экономить.

Нагарджуна не первым обратил внимание на прибывающую комету, но первым сообщил новость Верховному Ламе Гнезда Кукушки. С тех пор за ней два месяца следили полдюжины лунных монахов. Кукушка полагал, что это хорошая тренировка для новичков из Пояса – заставлять записывать сведения в журнал ЛАОССГК и проверять собственные результаты.

За несколько недель с того момента, как Нагарджуна принес свои показания, они собрали огромное количество новых данных. Комета имела десять миль в поперечнике, ее масса составляла приблизительно двадцать триллионов тонн. Некоторое время подозревали, что она направляется к Юпитеру, с предполагаемой датой столкновения где-нибудь около 2222 года, но траекторию вблизи гигантской планеты сложно было вычислить, и прогноз сильно зависел от малейших погрешностей наблюдения. Огромное значение имела точная позиция спутников Юпитера, поскольку комету сначала будет беспредельно швырять из стороны в сторону.

Если бы они не влияли на путь кометы, она прошла бы очень близко к гигантской планете, проделала двойную петлю вокруг Солнца по орбите, которая останется вне Пояса астероидов, и затем врезалась бы в плотную атмосферу Юпитера. Если же луны Юпитера существенно повлияют на путь кометы, она может оказаться где угодно. Чем ближе комета подойдет к луне, особенно к одной из четырех массивных лун, тем больше ее путь отклонится от того, который монахи рассчитали первоначально.

И вот тогда-то один из наблюдателей заметил нечто, вызвавшее переоценку происходящего.

По иронии судьбы этим наблюдателем оказалась Кэшью, первая из землян узревшая на крошечном экране уникомпа заставку программы новостей. Первооткрывателем по праву должен был стать Джонас, но он плескался в бассейне и свой уникомп оставил на бортике. Пока девушка прогуливалась, оператор лениво плыл кролем.

– Джонас? – окликнула Кэш странным голосом.

– Тут он я, – отозвался Джонас и вдруг заметил выражение ее лица. – Проблема?

– Я… не уверена. – Она сняла уникомп с запястья. – Выбирайся из воды и посмотри-ка сюда.

– Подожди, Кэш, я проплыл тридцать четыре круга, а мой личный рекорд сорок девять. И утомленным я себя не чувствую.

– Брось свои глупости, Джонас. Полагаю, это более важно, чем побитие твоего личного рекорда.

Он вскарабкался на бортик и завернулся в огромное полотенце.

– Пруденс и Черити снова поругались?

– Нет. Конечно, они это могут, а после того, через что им пришлось пройти, Черити нуждается в заботе и понимании, да и Пру встревожена… Но я имела в виду совсем иное. Это не относится к людям, Джонас. Это из другой области. И оно ужасно.

– Хорошо, позволь взглянуть на эту область, неошибающаяся ты наша. – Изображение, залитое мягким светом, Дрожало в воздушном пространстве между ними. – Проклятие!

– Ну, у тебя ведь были какие-то объяснения по поводу нашего неудачного плавания, – напомнила она.

– Да, были, но я не считал их серьезными… Кэш, а ты не шутишь! Желая еще раз напомнить про мой проигрыш?.. Если так, то я предпочел бы не прерывать процесс побития ре корда.

Кэш было трудно признаться, но…

– Джонас, похоже, ты не проиграл. Нужно заново все пересчитать, однако у меня такое чувство, что первоначальные расчеты были точны. Боюсь, мне придется вернуть тебе выигрыш – с процентами. Такое впечатление, что ты сумел сговориться с Вселенной, чтобы отнять у меня честно выигранные деньги…

– Они сдвинулись с места?

– Так сообщили в выпуске новостей.

– Луны Юпитера сдвинулись?

– Да.

– Чушь! Они не могли сдвинуться. Девушка невесело усмехнулась.

– Джонас, ты же сам предполагал нечто подобное!

– Верно, но то был пьяный бред. Ладно, давай рассмотрим детали, возможно, ошибся какой-то чудак с домашним телескопом и линзой, которую желательно получше отшлифовать… А скорее всего Кэш, это проделки чокнутых кукушат.

– Да, было сказано, что наблюдения проведены с лунной базы буддистов.

– Вот видишь, я прав. Странно другое: обычно монахи астрономические расчеты делают превосходно. Ведь они должны защищать Пояс и свою индустриальную империю. – Джонас взъерошил мокрые волосы, все еще не решаясь поверить новостям. – Что же вызвало такую пертуберацию? Неужто комета прошла слишком близко и сковырнула спутники с орбит?

Кэшью забубнила в уникомп, вызывая и отбрасывая картинки, пока не нашла то, что хотела.

– Нет… Все говорят, что идей, объясняющих сдвиг, у них нет.

– Безумие. Небесные тела не нарушают закон всемирного тяготения!.. Может, на Ио произошло мощное вулканическое извержение? И это привело к небольшому сдвигу ее орбиты, что, в свою очередь, привело к эффекту домино, повлиявшему на другие спутники?

Кэшью отрегулировала картинку, которую нашла последней.

– Джонас, был большой сдвиг. Все четыре основные внутренние луны перестроились одновременно, создав совершенно новую конфигурацию. И это заняло у них меньше недели! Хм… тут о комете… Считалось, что она достигнет Юпитера только через двенадцать лет, и ранее ожидалось… – она скользнула взглядом по пунктам, уточнив, – что они столкнутся.

– Ранее?

Почему Кэшью так взволнована?

– Прежде чем луны сдвинулись, монахи рассчитали орбиту кометы: у нее чрезвычайно запутанная траектория, в результате которой она врежется в Юпитер. Однако теперь…

– Да. Теперь их расчеты можно выбросить в корзину. И какова же новая траектория?

– Утверждают, что неизвестно. Джонас не купился.

– Чепуха. Наверняка монахи предположат, что новая конфигурация лун не собирается вновь меняться. Если комета намерена по-прежнему врезаться в Юпитер, как следовало из первоначальных расчетов, хватит и десяти минут, чтобы повторить их с новыми данными. Любой дурак сможет это проделать. Черт побери, даже я…

Он оборвал себя на полуслове, поднял уникомп с бортика и принялся сыпать в него техническими терминами. Потом прекратил, чтобы Кэшью могла переварить сказанное.

– Поверь, это рассчитать не труднее, чем наше плаванье через Атлантику. У меня есть все модули, не потребуется даже сбрасывать информацию из Экстранета. Если власти не сообщают, что им известно, то у них есть основания…

Он вперился в уникомп.

Минут через пятнадцать Джонас получил ответ, который хотел получить. Или, что более точно, который не хотел получить.

Сразу стало ясно, почему власти предержащие не сделали его достоянием гласности. Любопытно, как долго они смогут замалчивать подобный факт, и какая паника возникнет, когда все выплывет на поверхность?

После того как Джонас просветил Кэшью, оба попытались понять смысл того, что же получилось в результате. На совпадение не похоже – слишком много попаданий в яблочко.


Сэр Чарльз Дэнсмур прибыл в шикарную приемную Экотоп-билдинга на несколько минут раньше срока, назначенного для встречи с заместителем генерального секретаря мирового сообщества Питером-Вулфом Ульрих-Бенгтсеном. Археолог не переставал спрашивать себя, зачем он понадобился.

Помощник проводил его в кабинет, который был так просторен и комфортабелен, как и ожидал сэр Чарльз. Ульрих-Бенгтсен предложил гостю сесть.

– Чарльз, очень мило с вашей стороны принять мое приглашение.

– Вы всегда можете положиться на меня, Питер. – Папку с документами сэр Чарльз прихватил с собой, но времени на то, чтобы их просмотреть, хотя бы бегло, у него не было.

– Конечно, могу, Чарльз, и должен вас уверить, что, по моему мнению, вы – лучшая кандидатура для предстоящей работы.

Работы? Какая работа? У него есть рабо… Председатель МАИ растерялся, что для Ульрих-Бенгтсена не стало неожиданностью.

– Чарльз, о том, что я вам сообщу здесь и сейчас, никто не должен знать. Хотя утечку информации невозможно предотвратить и она произойдет в любом случае, в данной ситуации даже несколько дней форы сыграют нам на руку.

– Понимаю. Но что скрывается за всем этим… Освещение потускнело, и сероватая дымка голографического плоскопленочного экрана сменилась объемной картинкой. Доминировал черный цвет, местами разбавленный светлыми точками, – небосвод. Немного в стороне от центра изображения светилось пятнышко с расплывчатыми краями, этакий шарик из ваты.

– Вчера утром, – начал замсекретаря, – верховный лама с базы на Южном полюсе Луны, называющий себя Гуру Маленьких Птиц, прислал срочное сообщение нашему руководству. В нем содержится предупреждение, которое мы склонны считать правдивым, поскольку оно подтвердилось нашими собственными источниками.

Он указал на пятнышко.

– Это комета, вырванная из облака Оорта случайными гравитационными флуктуациями. Когда ее обнаружили, она направлялась к Юпитеру. Более поздние наблюдения показали, что между ними неизбежно столкновение; при этом подразумевалось, что для нас оно не представляет никакой угрозы. Буддисты, обнаружившие комету, назвали ее Претой – термин, который используется в их религиозных писаниях для обозначения блуждающего и вечно голодного призрака – и любезно проинформировали нас, что сближение с Юпитером произойдет через двенадцать лет, а еще через шесть лет они столкнутся лоб в лоб.

– Скверное имя, – задумчиво произнес сэр Чарльз. – У Преты огромный живот, крошечный ротик, а нутро раскалено от голода и жажды. Кометы же, насколько я помню, – громадные грязные снежки.

– Да, но этот снежок раскалится, коснувшись атмосферы Юпитера, – сказал Ульрих-Бенгтсен. – Монахи оценили его массу в двадцать триллионов тонн.

Подобные числа выходили за рамки воображения Чарльза.

– Это очень много?

– Не для кометы. Например, комета Галлея в пять раз больше, да и астероиды часто бывают помассивней. Мы обеспокоены совсем другим – тем, что произошло недавно.

Голографическое изображение сменилось показом Юпитера и его четырех главных лун. Траектория кометы анимационно накладывалась на систему газового гиганта. Уйдя из нее, космический объект вернулся уже в виде пунктирной цепочки, звенья которой поочередно сталкивались с южным полушарием планеты.

– Схема предполагает, что перед столкновением комета развалится на части, – добавил Ульрих-Бенгтсен. – Мы не знаем, на сколько именно, но это не повлияет на конечный результат.

Траектория замерла на крупном плане полосатой планеты и четырех ее спутников.

– Так должна была выглядеть конфигурация лун во времяпервоначального прохождения кометы.

Внезапно все четыре луны резким скачком сменили свои позиции.

– А вот так она выглядит теперь.

У сэра Чарльза мгновенно возник вопрос.

– Что это, ошибка наблюдения?

– Нет, первоначальные расчеты были точны. По наблюдениям монахов, сдвинулись луны.

– Как?!

– Чарльз, я понимаю, это звучит невероятно, но сомнений нет. Пожалуйста, поверьте мне на слово, мы убедились, что все правда. И, базируясь на новом положении лун, буддисты вычислили текущую траекторию кометы.

Изображение вновь изменилось. Теперь экран показал внутренние планеты Солнечной системы – Земля на переднем плане, за ней Марс, затем брызги астероидов, и вдалеке уменьшенная система Юпитера.

– Траектория, которую вы сейчас увидите, конечно, схематична, однако во всех важных компонентах точна.

Там, где должна была пройти комета, двигалась пунктирная линия. Поскольку около Юпитера Прета на сей раз получила ускорение, то она промчалась мимо Ганимеда и Европы буквально на волосок от них. Новая траектория прохождения кометы через систему газового гиганта существенно отличалась от результатов предыдущего моделирования.

– Боже мой! – воскликнул сэр Чарльз, ибо пунктир продолжил движение до тех пор, пока внезапно не замер – где-то на полпути между Суматрой и Шри-Ланкой!

Археолог заметно побледнел.

– Она что, ускоряется?

– Как из пращи, даже из двух. Чтобы добраться от орбиты Юпитера до орбиты Земли обычно требуется добрых восемь месяцев, а этому ублюдку понадобится всего три недели. Причем Прета увеличит скорость в десять раз, а энергию – в сотню! Это будет эквивалентно столкновению с двадцатью кометами Галлея зараз. Катастрофа произойдет через двенадцать лет, в конце 2222 года. Если вам интересно, могу сообщить время с точностью до секунды. С такой массой и такой скоростью… Человечеству повезет, если Земля не расколется как яйцо.

Повисла гнетущая тишина, во время которой мужчины избегали смотреть друг на друга.

– Поэтому буддистам пришлось переименовать комету, – сказал заместитель генсекретаря. – Теперь они называют ее Джарамараной.

Сэр Чарльз покачал головой.

– Смерть, – перевел Ульрих-Бенгтсен.

– Смерть… жуткая и неизбежная, – произнес сэр Чарльз, и его передернуло от озноба. – Можно ли что-нибудь сделать, Питер?

– В течение нескольких дней мы соберем необходимые сведения. Пока комета не приблизится к Земле, вероятно, в течение следующих одиннадцати лет, мы должны убеждать население планеты, что ситуация под контролем и нет никакой серьезной опасности. Конечно, найдутся те, кто нам не поверит и начнет задавать каверзные вопросы, но, думаю, мы сумеем избежать паники и контро…

– Я не это имел в виду. У Ремешков есть гравитационные пушки: неужели нельзя ее сбить?

– Двадцать триллионов тонн?

Сэр Чарльз все еще не мог поверить.

– Катастрофа!..

Лицо Ульрих-Бенгтсена помрачнело.

– Да. В сравнении с ней ядерная зима покажется ласковым дождиком из лейки. Это – Убийца Планет, Чарльз. Юпитер в состоянии выдержать такую напасть, но с Земли будет стерто все начисто. Вероятно, кое-какие бактерии выживут, если сама планета уцелеет… А люди? Спасутся буддисты, да и то на Луне и Поясе, наверное.

Заместитель генерального секретаря встал из-за стола и подошел к окну. Сэр Чарльз присоединился к нему.

– Ключевые фигуры, – сказал Ульрих-Бенгтсен безразличным тоном, – мы, конечно, эвакуируем. Если убедим буддистов помочь… – Голос затих, и сэр Чарльз впервые увидел замсекретаря растерянным. Немного погодя он взял себя в руки и продолжил: – Только взгляните на это – на деревья, на парк, на играющих детей… А вон птицы летят – канадские гуси, жуткие вредители, которых нужно истреблять. А ведь они останутся здесь, Чарльз, понимаете? Вместе с деревьями и детьми… Да, мы сможем переправить немногих на Луну и, возможно, на Марс, но какая там будет жизнь? И кто займется отбором?

Ему на глаза навернулись слезы, и это потрясло Чарльза – Ульрих-Бенгтсен принадлежал к натурам волевым и сдержанным.

– Вот же повезло нам, – заметил сэр Чарльз, не зная, что еще сказать. – А ведь все могло сложиться по-друго…

– Повезло? – недоуменно переспросил заместитель секретаря. – Впрочем, Чарльз, да, повезло. Как утопленникам.

– Я имел в виду… Ульрих-Бенгтсен поморщился.

– К сожалению, комета пойдет прямо на нас. Сейчас она на расстоянии полумиллиарда миль, но ее скорость в десять раз выше обычной. Чарльз, мы рассматриваем эту ситуацию как акт преднамеренной агрессии.


– … вот почему я получил неправильные координаты, – сделал вывод Джонас.

Кэшью все еще трудно было поверить в то, что такое возможно. Сдвиг лун?

Бейли не дал им продолжить.

– Черт побери, Джонас, кого интересуют твои координаты? Вот если бы мы организовали оползень в Гималаях!.. Почему, ну почему люди не способны сосредоточиться на важных вещах?

– Бейли, меня меньше всего беспокоят ошибки навигации. Я пытаюсь вам доказать, что существует очень большая комета. А тут внезапно выяснилось, что она прет прямо на нас.

– Ну и что я с этого буду иметь?

– Если она столкнется с Землей, мы погибнем.

– Эх, ребята, – вздохнул Бейли, – сколько вам еще объяснять, что мы погибли прямо сейчас, разве непонятно? Пресса нас не замечает, «ЛАМЛЕИ» провалились, Подсказчики Бога никого не взволновали, информационные сети внесли нас в черный список, Рут Боусер безумствует похлеще выводка тасманийских дьяволов, и все потому, что у нас больше нет средств! Мы в простое. И надолго.

– Если комета врежется, вся Земля окажется в полном… простое.

– Ничего подобного: если комета врежется, все наши проблемы будут решены. С другой стороны, пока это не случилось, мы должны что-то кушать. К тому же, если комета пролетит мимо, мы окажемся в дураках. Нам грозит остаться в живых, но без гроша за душой! Джонас, мы не в состоянии что-нибудь сделать с этой проклятой кометой, верно? Зато можем попытаться спасти нашу карьеру! Так что давайте сосредоточимся на этом, а комету оставим на усмотрение военным и политикам.

– Я не верю в благополучный исход…

– Пусть так, Джонас, – сказала Кэшью примирительно, – однако Бейли говорит дело. Оставим волнения по поводу кометы на будущее. Пройдут годы и годы, прежде чем произойдет столкновение, если оно вообще произойдет. Что вы предлагаете, босс?

Бейли помрачнел:

– Перспективы, прямо говоря, неважные. Вы знаете, какая конкуренция сейчас в ВидиВи-бизнесе. Соперниками перехвачены все контракты, по которым Рут вела переговоры. О рекламировании нашей команды и речи не идет, никто не хочет иметь дело с неудачниками. Полагаю, что мы могли бы зарабатывать на жизнь, работая на правительство, если бы не одна мелочь… – Джонас и Кэшью застыли в ожидании. – Мы – банкроты.

– Что?

– Увы, Кэш, Рут предприняла в отношении нас штрафные санкции.

– Бейли, какого дьявола вы нам ничего не сообща…

– Дело в том, что и мне она об этом не сообщала. Здесь вина не только на ней, я оценивал идею Подсказчиков Бога слишком оптимистично. Рут сделала ошибку, поверив моим заверениям. Но, черт меня дери совсем, я верил в то, что говорил! В итоге, если мы не придумаем чего-нибудь путное в ближайшие двое суток, то продуемся подчистую. – Он повернулся к оператору. – Так вот, Джонас, если не хочешь расстаться со своей замечательной камерой, то пораскинь мозгами. Забудь про комету, мы нуждаемся в наличных. В очень большом количестве наличных.

Большое количество наличных…

– Дайте мне десять минут. Надо звякнуть кое-кому. Через полчаса Джонас вернулся в изрядном возбуждении.

– Извините, у меня возникла заминка с получением доступа в сеть. Хм… Как вы посмотрите на то, чтобы отснять документальный фильм?

Бейли воззрился на оператора, как на психа.

– Я же сказал: нас внесли в черный список. Сети не подпустят нас на пушечный…

Джонас позволил боссу продолжать, пока тот не запнулся – так было проще.

– Мы не будем связываться с сетями, заказ частный. Правда, есть загвоздка: мы должны подписать открытый контракт. Светят хорошие деньги, но не проставлена дата выпуска.

– Такое Рут не понравится!

– Бейли, в данной ситуации Рут Боусер – лишняя. Нам предлагают шанс, который выпадает раз в жизни. Работать придется на Эйнджи Карвер.

В двух словах Кемп рассказал им о тайной коллекции эксцентричной миллиардерши. Эйнджи разрешила ему это сделать с условием, что он и под пыткой не выдаст, где спрятаны археологические раритеты.

– Она хочет, чтобы мы подготовили детальный ВидиВи-каталог ее собрания редкостей. Очень личный, только для нее одной, по крайней мере в обозримом будущем. Коллекция никогда не была каталогизирована должным образом, сами скоро увидите, и поэтому Эйнджи не удовлетворена. Мы снимем сначала все экспонаты там, где они сейчас, а потом объедем места, где их находили. Включая Марс. – Он закончил монолог кратким изложением истории Эйнджи про кость вкорли.

– Хочу на Марс! – воскликнула Кэшью. Красная планета с детства была ее мечтой.

Бейли не пришел в восторг, если говорить по правде. Он не был любителем путешествий, но его определенно увлекла идея Карвер, и не только из-за денег.

– Хм, Марс… Ну, в общем, это не менее увлекательно, чем кругосветный круиз, хотя без кабаре и первоклассных кулинаров… Каков наш аванс, Джонас?

– Никакого аванса.

– Ты, наверное, псих? Я только что сказал, что Рут подписала…

– Эйнджи в качестве аванса заплатит за нас штраф. За это она получит на нас все права, и на «судзуки-73» тоже. О, только не надо на меня смотреть, будто проглотили ежа! Она пытается нам помочь, ясно? Поскольку эта женщина – денежный мешок, то, как правило, она заключает очень жесткие сделки. Вполне естественно: особа, пережившая семь мужей-миллиардеров, просто не может быть мягкосердечной. Так или иначе, реальная причина, по которой нас наняли, это то, что большинство экспонатов ее собрания незаконны, и Карвер должна быть уверена, что мы никому не протрепе…

Кэшью коснулась его руки.

– Все в порядке, Джонас, не нужно вдаваться в подробности. Нам просто не повезло, и я надеюсь, что тебе удастся вытащить нас из ямы. Не так ли, босс? Не смотрите на меня, будто съели лимон натощак, вы же знаете, что я права. Или есть идея получше?

Джонас по-прежнему ощущал неловкость. Предложение Эйнджи – выигрышный шанс, такой выпадает раз в жизни. Полная творческая свобода; это вам не борьба с сетями, так и норовящими набросить на тебя петлю, чтобы сделать ручным и покорным. Кроме того, ему действительно нравилась Эйнджи Карвер, да и интуиция подсказывала, что, если он возьмется за эту съемку, у него будет возможность встречаться с Пруденс…

– Всё, мы должны прийти к соглашению. Я считаю, что голосование большинством голосов недопустимо – каждый член команды обладает правом вето. Согласны?

Возражений не было.

– Я неосмотрительно пообещал Эйнджи, что мы подпишем контракт. Как ты, Кэш? Правильно, ты честнее меня. А вы, Бейли?

Барнум пожал плечами. Затея недурная, однако…

– Рут не понравится, когда кусают руку, нас кормящую.

– Бейли, не забывайте, что эта же рука каждую ночь запирает наши клетки.

– Что правда, то правда. – Боусер надолго лишится комиссионных. Но не больше двадцати процентов от суммы… – Я всегда хотел положить свою жизнь на фильм про старый хлам, до которого никому нет дела.


– Обратите внимание, как много совпадений, – говорил Ульрих-Бенгтсен, в то время как молодая, приятной наружности секретарша подавала мужчинам кофе с кексами. Теперь, когда новость перестала быть тайной за семью печатями, казалось, разговаривать стало легче. Двенадцать лет представлялись большим сроком… за который можно что-то предпринять, чтобы предотвратить катастрофу.

– Совпадений? Питер, не понимаю…

– Луны Юпитера, Чарльз. Они сдвинулись. Переместились именно в те позиции, которые позволят отклонить комету от газового гиганта и нацелить на нас. Вокруг миллиард миллиардов кубических миль небесной недвижимости, а смертоносная гостья направится к Земле. И это можно принять за случайность? Глупости! Сопоставьте с колесниками, которые Одинго нашла, кстати, тоже на лунах Юпитера, и все начинает выглядеть так, будто спутники сдвинулись не в силу естественных причин. Их переместили специально!

– Вы считаете…

– Чужаки, Чарльз. Мы убеждены: кто-то или что-то преднамеренно перекроил окрестности Юпитера. Об этом свидетельствует перемещение лун в тщательно рассчитанные позиции, которые отклонят смертоносную комету и направят прямехонько в яблочко. Есть мнение, что на лунах Юпитера живут инопланетные создания и у них есть технология, позволяющая управлять гравитационными силами.

Мысли Чарльза вернулись к фиаско, которое он потерпел во время расследования. Он будет помнить его до конца своих дней. Колесник левитировал.

– Вот каким образом дьявольская машинка проделала это, – пробормотал он.

– Именно к такому заключению пришли наши лучшие умы, Чарльз.

– А почему на лунах Юпитера? Почему не на самой планете?

– Во-первых, колесники обнаружены на одной из лун. Во-вторых, Юпитер – не слишком подходящее место для зарождения разума: никакой тверди и чересчур экстремальные условия. Маленькая спокойная луна подходит идеально. Постройте там базу и оборудуйте ее всеми удобствами.

– Логично. Но почему на нас? Мы же их не трогали!

До тех пор пока экспедиция Пруденс Одинго каким-то образом не оскорбила их… Нет, это явная паранойя, стыдись.

– Мы не знаем, находятся ли чужаки все еще в системе Юпитера; вполне возможно, что они откуда-то прилетели и ради забавы швырнули в нас булыжник. Правда, мои советники так не думают. Если чужаки намерены извлечь из своей затеи выгоду, а не только получить удовольствие от уничтожения Земли, они наверняка постоянные обитатели системы Юпитера. Есть лишь одно разумное объяснение случившегося: изменение траектории кометы – первый шаг по юпите-ризации нашей планеты. Стремление чужаков делать миры пригодными для обитаний существ, подобных им, понятно. Множество чудесных скальных обломков, никаких надоедливых паразитов – прямо-таки юпитерианская версия Французской Ривьеры.

– Неправдоподобно. Недостаточная сила тяжести, слишком слабая, чтобы сохранить водородно-гелиевую атмосферу…

– Пожалуй. Я вполне уверен, что выбор траектории является актом планетарного терроризма, но дело в том, что по образованию я военный и всегда чувствую, когда в меня прицелился какой-нибудь ублюдок. Но на сей раз в деле – инопланетные ублюдки, и советники меня убедили, что чужаки есть чужаки. Нельзя толковать их действия с человеческой точки зрения. Так или иначе, если это – акт агрессии, мы не сможем ему противостоять. У нас нет действенной защиты. Мы даже не знаем, где окопались проклятые убийцы, грозящие геноцидом… Но если произошла трагическая ошибка, хотя на это надежда слабая, тогда, возможно, мы сумеем убедить юпитерианских растяп внести поправки в траекторию кометы-убийцы. Вот туда-то, Чарльз, вы и отправитесь.

Сэр Чарльз все еще смотрел в окно. Да, канадские гуси были вредителями, они не оставляли после себя даже крохотного островка зелени, а размножались с безответственностью кроликов. Но когда наступят кранты, он готов предпочесть вредите…

До него дошло, что Ульрих-Бенгтсен что-то сказал. Археолог извинился и попросил повторить.

Заместитель секретаря повторил.

– Я? Отправлюсь? С какой стати?

– Чарльз, мы готовим экспедицию СРЮП – Сил Решения Юпитерианской Проблемы. Собираются лучшие умы и современнейшее оборудование, которое мы и Ремешки-буддисты в состоянии предоставить. Задача состоит в том, чтобы определить местонахождение чужаков и вступить с ними в контакт для решения проблемы. Так как инопланетяне способны по желанию перемещать луны Юпитера, они могут изменить конфигурацию системы таким образом, чтобы направить комету куда-нибудь еще. В состав СРЮП войдут биологи и лингвисты, компьютерные инженеры и ксенологи, социологи и математики, химики и квалифицированные дипломаты для ведения переговоров, и даже специалисты по таким дисциплинам, о которых мы пока еще не думали. Захотите стриптизерш? Пожалуйста! Предоставим вам самых сексуальных и наиболее изощренных, каких только можно найти в ночных клубах. Потребуются алмазы? Дадим целую шахту с кимберлитовыми трубками. Однако нужен человек, который сможет связать всех в одну команду, Чарльз, и было решено, что вы – именно тот, кто необходим.

Чудовищно. Сбылся самый навязчивый кошмар из его снов. И не было возможности от него избавиться. Никто из специалистов, отобранных для экспедиции, не собирался оспаривать его должность.

– Наверное, вас удивляет, почему выбрали археолога. Честно говоря, мы тоже не хотели. Но археология – наука на стыке многих дисциплин, к тому же изучение канувших в Лету цивилизаций имеет много общего с нашей проблемой, поскольку Земля вынуждена вступить в контакт с цивилизацией чужаков. И как дополнительное очко в вашу пользу – специалист по расшифровке древних памятников письменности сможет помочь лингвистам овладеть языком чужаков. Всех прельстили ваши организационные способности и мировое признание. Чарльз, вы необходимы человечеству!

Чарльз подавил мимолетную улыбку.

– Питер, это для меня величайшая… честь.

Хотя в голове в этот момент крутилась единственная мысль: он-то, Чарльз Дэнсмур, в человечестве необходимости не испытывает.


Двенадцать лет – не слишком большой срок, чтобы подготовиться к столкновению с кометой, особенно если лучшее, что могли придумать правительства Земли, так это попросить гипотетических хулиганов с Юпитера изменить свои намерения.

Грядущая катастрофа сотворила с международным сотрудничеством настоящее чудо.

Нашлись, конечно, проповедники из религиозных фундаменталистов, чья вера не позволяла принять явные материальные доказательства, и группы политического влияния, которые почувствовали благоприятную возможность использовать ситуацию в своих интересах, но большинство из них все же решило переждать в надежде, что вскоре наступят лучшие времена. Кроме этих отщепенцев, в распоряжении сэра Чарльза и его набирающей силу империи, оказались все ресурсы планеты. Даже нео-Дзэн буддисты Пути к Целостности словно пробудились от своего непостижимого самообмана разной степени одержимости.

Только Демократическая Республика Свободный Китай осталась в стороне. Правительство Китая – если оно там было – настолько запуталось в собственных интригах, что не смогло отреагировать на неумолимое приближение космического палача.

Сэру Чарльзу потребовалось значительное время, чтобы собрать экспедицию. Он предпочел бы и более длительный срок, однако астрономическая механика диктовала свою волю. Иисус Навин мог скомандовать солнцу остановиться; дикая комета Эммануила Великовского, порожденная Юпитером, могла подвергнуться изменению личности и поселиться на спокойной Венере, но той части Вселенной, где проживал Чарльз, подобные трюки были несвойственны. В течение первых нескольких недель в Вашингтоне он все время разгуливал по своему новому кабинету, смотрел поверх крон парковых деревьев на заросшие плющом руины Старого Капитолия, пытаясь составить собственное мнение по основным стратегическим направлениям. Нужно ли отправлять одну экспедицию или несколько? Одиночный корабль невиданных ранее размеров и формы или флотилия из типовых космических блоков?

Самую серьезную головную боль вызвала невозможность предугадать, с чем земляне встретятся в системе Юпитера и какое оборудование и персонал могут понадобиться. Все планы должны были обладать запасом прочности. Советники сэра Чарльза, представляющие каждый уголок земного шара (за исключением Китая), сплели в один клубок воображение и деловую сметку, что свойственно истинным новациям, густо замешанным на компромиссе. Одиночная экспедиция могла быть собрана быстро, но не слишком; предпочтительнее стрелять, тщательно прицелившись, по одной мишени, а не распылять ресурсы на серию экспедиций. Небольшие дополнительные миссии могут понадобиться позже, и туда сразу же будут переброшены дополнительные людские резервы и финансовые средства. Впервые для организации одиночного полета в ход пустили ресурсы целой планеты.

Средоточием экспедиции стал корабль, большой, однако не сверхамбициозный. Собранное на орбите с помощью Ремешков, это с виду разваливающееся судно походило на плавучую мусорную свалку – модули различных форм и размеров, прилепленные и нанизанные на костяк из сверхтонких углеродных волокон, соединялись между собой переходными туннелями из алюминия и пластика, покрытого фольгой. Земля заплатила нео-Дзэн буддистам за помощь, назвав космолет «Жаворонком».

В манускрипте «БАЙА ЧАОС» о вкладе жаворонка говорилось следующее: «Для тех, кто охвачен горем, даже удовольствие отдает кислинкой». Дальнейшее погружение в глубины отчаяния достигает кульминации во вдохновляющей фразе: «Видя погребенных в земле покойников, удовольствие от гордости за цитадель тела оборачивается кислятиной». Все это заканчивается мрачным комментарием, ограниченным десятью строками свободного стиха, каждая из которых начинается с зачина «В чем польза…» Поочередно примененные к сыновьям, друзьям, имуществу, религиозным беседам и моральным правилам, они все завершаются рефреном: «Какая польза, если все это на самом деле бесполезно!»

По никому не понятным причинам Путь к Целостности считал речь жаворонка абсолютно соответствующей миссии экспедиции и настоял на том, чтобы на корпусе корабля буквами величиной в фут было написано данное изречение. Большинство комментаторов соглашались, что менее легкомысленное название и не столь странное изречение окажутся более приемлемыми; но у буддистов было немного птиц легкомысленнее печального жаворонка, да и ничего странного в ситуации монахи Дзэн не видели. Поскольку тот, кто платит, тот и музыку заказывает, название корабля приняли без особых возражений.

«Жаворонок» должна была сопровождать дюжина судов поменьше, лучших из тех, которые удалось отыскать среди потрепанного и достаточно куцего межпланетного флота Земли. Все суда несли по крайней мере по два ОС-модуля, флагман же был снаряжен целыми девятью. На «Жаворонке» имелись лаборатории, механические цеха, лазеры, связь всех видов, компьютерные банки данных… Его загружали множеством предметов, от клубка ниток до портативных ядерных реакторов.

Кораблю предстояло стать чем-то средним между первоклассным университетом и оптовым магазином аппаратуры.

Но на нем не было ни стриптизерш, ни военных. Против последних сэр Чарльз ничего не имел, многие из них обладали полезными навыками, однако у него возникло опасение, что при малейшем просчете с его стороны они тут же захватят бразды правления. И даже если просчета не будет. Так что он дрался не на жизнь, а на смерть, чтобы исключить военных из списков, и выиграл при поддержке Ремешков. Ульрих-Бенгтсен вынужден был дать согласие. В частной беседе он признался, что существуют иные способы обеспечить надлежащую безопасность корабля.

Сэр Чарльз стал заложником собственной хитрости. Его бы не поняли, если бы он не отдавал экспедиционным делам каждую частицу своего тела и каждую пикосекунду своего времени. Превосходный организатор, он не мог не понимать своего значения в реализации проекта: в ближайшее время ему, как главе экспедиции, не было альтернативы. С самого начала он с нарастающим ужасом все яснее понимал: дела складываются таким образом, что его роль не закончится даже тогда, когда «Жаворонок» снимется с земной орбиты и отправится на свидание с судьбой.

Да, когда «Жаворонок» полетит к Юпитеру, он понесет в себе сэра Чарльза Дэнсмура.

К счастью, организация собственной гибели занимала все время; у него просто не оставалось свободной минуты, чтобы переживать по этому поводу.

Глава 10 Калигула Хаос, 2213-й

Носки. Рубашки. Нижнее белье.

Музыкальный чип – все от Джорджа Энхелла (классический композитор двадцатого столетия) до «Зу-Зум Зеро» (ропса XXII века).

Маленький, низкого разрешения плоскопленочный экран.

Потрепанная колода карт.

Мелочи жизни, банальное соединение необходимого и тривиального – что люди берут с собой в длительное путешествие, когда объем багажа ограничен?.. Одежда, средства развлечения. Показательно, что никаких семейных голографии, снимков друзей или возлюбленных, нет даже любимой кошки или хомяка.

Сэр Чарльз Дэнсмур распаковал чемоданы. У него болели ноги, несмотря на то, что сила тяжести на Европе составляла одну седьмую земной, и он добросовестно на протяжении двух лет тренировался по четыре часа в сутки. Он не хотел больше видеть велотренажер и усиленно пытался не думать про обратный рейс.

Все повеселели, когда впереди, наконец, обрисовался гладкий бильярдный шар Европы, покрытый серо-голубым льдом в желтовато-коричневых разводах, которые при более тщательном осмотре оказались глубокими трещинами. Сэр Чарльз, как и большинство членов экспедиции, положительно был рад ощутить под ногами твердь, даже если ею является замороженный ландшафт чужого спутника. Все лучше, чем рутина межпланетного перелета. Время от времени он мечтал, чтобы «Жаворонок» взорвался или столкнулся с метеоритом – хоть что-то нарушило бы скуку.

И теперь экспедиция, благодарение Господу, прибыла на место. По сравнению со спартанской обстановкой тесных кают «Жаворонка» база на Европе представлялась роскошным отелем, несмотря на то что в свое время осталась недостроенной. Ее в качестве начального этапа дерзкой программы поиска инопланетной жизни основала экспедиция 2145 года во время одной из первых научных вылазок Постпаузы, которая в известной мере стала и последней. Цель экспедиции заключалась в том, чтобы просверлить многомильную толщу твердого льда вплоть до жидкого океана.

Подобно тому, как гравитация Юпитера неуклонно сжимает Ио, нагревая ее нутро и заставляя извергаться серные вулканы, так и кремниевое ядро Европы плавилось под воздействием приливно-отливного эффекта, создаваемого гигантской планетой. Хотя оно составляло всего одну десятую часть от такого же на Ио, ядро нагрелось достаточно, чтобы создать толстый подледный слой воды. Поверхность луны продолжала оставаться замерзшей, поскольку отдавала внутреннее тепло в вакуум пространства – сумасшедшая оранжево-бурая скорлупа космического яйца с желтком из расплавленного камня. Между желтком и скорлупой плавал белок – сравнительно теплый океан, в котором содержалось не меньше воды, чем во всех океанах Земли.

Ни одного лучика света не проникло сюда за четыре миллиарда лет существования, зато хватало теплоты и времени для эволюции. Поэтому Европу давно отмечали как наиболее вероятного кандидата – в пределах Солнечной системы – для возникновения жизни. Возможно, на огромных глубинах, где вода расступалась перед расплавленным камнем, и тонкий слой силикатной магмы, растекаясь, застывал в фантастических формах, вокруг горячих источников собирались колонии теплолюбивых бактерий… Возможно, в средних слоях тропических морей скользили косяки теплолюбивых неземных рыб…

Экспедиция 2145 года связывала свои надежды с сомнительной зоной из полузамерзшей слякоти, образовавшейся на стыке между океаном и хрупкой скорлупой из пакового льда, потому что исследовать глубже у них руки были коротки. Грязная вода, как известно, богата солями и растворенной органикой, поэтому даже пессимистично настроенные экзобиологи надеялись найти в ней бактерии. Другие размышляли о бесформенных тварях, у которых окажутся в наличии зубы, когти, спинные хребты и светящиеся глаза, и тем не менее не представляющих опасности для человека, поскольку их длина, в соответствии с прогнозами, составит не больше пары дюймов.

Экспедиции на Европу дали кодовое название «Челленджер» в честь исследовательского судна, которое бороздило земные моря и бурило скважины на суше, хотя многие из посетителей Экстра-файлов считали, что это имя литературного персонажа, неугомонного профессора, который просверлил глубокую шахту в коре Земли и обнаружил, что наша планета – живое существо.

Попытку «просверлить» оболочку Европы из грязного льда, используя ядерную установку для нагрева, тщательно спланировали. Считалось, что, несмотря на адский мороз, узкая скважина останется свободной от льда, и через этот канал удастся пропустить оптоволоконные кабели, подключенные к батарее исследовательских голографических камер и других приборов на поверхности. Проникнув через твердый лед и слой слякоти, зонд включит подсветку, и начнется охота на европианские формы жизни. Таким был план…

Целая флотилия космических челноков доставляла легкие стройматериалы на отдаленную луну, где на относительно ровной площадке, расположенной на стыке Калигула Хаос – скопища расколотых пластов льда, трещин и торосов – и гигантского разлома Адонис Линеа, члены экспедиции собирали пригодную для жилья базу. Место, образцово подходившее геофизикам, было выбрано еще на начальной стадии проекта. Тому имелись две причины. Благодаря синхронному вращению Европы, с него можно было изучать газовый гигант без перерыва, поскольку Юпитер всегда висел в одной и той же части небосвода. Но более важной была вторая причина. Уродовавшие ландшафт овраги и расселины являлись, скорее всего, верхней частью трещин древней ледовой толщи, которая, когда-то пройдя весь океан через то место, где под действием приливно-отливных сил фонтанировала полужидкая слякоть, снесла вышележащие слои льда и бесцеремонно сместила их в сторону. В затвердевшей поверхностной слякоти могли сохраниться следы жизни, а трещины – стать слабым звеном в корке льда и хорошим «местом для сверления».

Из прибывающего космолета Калигула Хаос выглядела путаницей из морозных узоров на оконном стекле. В некоторых местах наблюдались небольшие кратеры, созданные метеоритными взрывами, а в низинах куски пакового льда напоминали разломанную яичную скорлупу, из которой слеплены некие подобия стиральных досок, выпирающих крутыми зубчатыми утесами в сотни ярдов высотой.

Подвохов ожидали и от самой Европы, и от рейса к системе Юпитера, но удар нанесла группа активистов защиты окружающей среды. Их последний иск был удовлетворен и расширил действие Акта защиты биосферы океана от 2130 года на всю Солнечную систему. Трудно было предполагать, что этим правом воспользуются для какого-нибудь небесного тела… Руководители проекта «Челленджер» понимали опасность загрязнения гипотетической экологии Европы земными организмами. И хотя такое загрязнение выглядело весьма маловероятно – земная жизнь развивалась не для того, чтобы пакостить биосфере Европы, – отнеслись к потенциальной опасности очень серьезно. Если чужая форма жизни, типа земных бактерий, каким-то образом проникнет на Европу, то станет распространяться неизвестно где, неизвестно с каким эффектом, и неизвестно как потом от нее избавиться. Так что руководители проекта приняли соответствующие меры предосторожности, в частности, строго определили процедуры стерилизации зонда.

Обеспокоенность вызвала и возможность нанесения вреда европианским формам жизни радиоактивной начинкой зонда. «Сверление» льда юпитерианской луны являлось достаточно серьезной задачей – вернуть зонд на поверхность через скважину, по существу, было невозможно. Поэтому реактор использовал недолговечные радиоактивные изотопы, которые распадутся на устойчивые элементы прежде, чем попадут в Океан. Изотопы эти обладали также малой радиоактивностью, чтобы ущерб, нанесенный ими, был ограничен и незначителен. Возможно, несколько европианских микробов и погибнут от излучения, но это не шло ни в какое сравнение с внесением земных микроорганизмов и созданием необратимых изменений в экосистеме Европы.

Поскольку такое уже случалось, Акт о защите биосферы океана включал в себя ряд законов, которые запрещали любой сброс ядерных отходов – даже незначительный или единичный – в земные океаны. Законодатели, принявшие Акт, понимали, что отдельные факты затопления мелких порций радиоактивных отходов в море не нанесут серьезного вреда, но они также знали, что многократное повторение подобных инцидентов в разных местах может привести к глобальным последствиям. Они рассудили, что если оставить в законе хоть крошечную лазейку, то ею будут безбожно пользоваться все кому не лень, и поэтому предусмотрели все, чтобы устранить любой мыслимый обход закона. Настолько все, что активисты общественной организации «Сохраним нашу Солнечную систему!» убедили международный суд – условия действия Акта ЗБО не должны ограничиваться одной лишь Землей. Представители истца фактически требовали, чтобы его действие распространялось на всю Вселенную, но суд отмел подобные заявления, посчитав их сомнительными с точки зрения земной юрисдикции. Потерпев неудачу со Вселенной, «Сохраним нашу Солнечную систему!» потребовала справедливости Акта хотя бы для Солнечной системы.

В конечном счете, и это предложение не прошло, но только после рассмотрения в многочисленных инстанциях, с исками и апелляциями, когда армии опытнейших экспертов с обеих сторон изучили каждый аспект проблемы в мельчайших и противоречивых подробностях. В итоге суд счел, что его юрисдикция заканчивается в точке Лагранжа L1, расположенной между Землей и Луной, там, где их гравитационные силы уравновешивают друг друга. За эти границы власть земных законов, как и сила земного притяжения, не распространяется.


К тому времени, когда на пути к Европе дорогостоящие, но недолговечные изотопы распались, а основные детали зонда и систем обеспечения вышли из строя, большая часть средств проекта уже ушла на судебные баталии. Попытка получения новых кредитов потерпела неудачу, и почти законченная база на Европе была законсервирована и брошена вместе со всеми устройствами среди субарктических просторов спутника Юпитера.

Когда создали Силы Решения Юпитерианской Проблемы, а сэра Чарльза Дэнсмура назначили их главой, база на Европе была утверждена в качестве очевидного прибежища для землян.

Несмотря на все ее недостатки, Чарльз чувствовал, что база обладает большим преимуществом по сравнению с единственной альтернативой – оставаться на борту «Жаворонка», вращающегося вокруг Европы. Здесь, на поверхности, присутствовала сила тяжести. Ко всему прочему, теперь у него было достаточно пространства, чтобы распаковать свои вещи. У него была узкая, но удобная койка достаточной длины, чтобы вытянуть ноги. У него…

У него было не намного меньше пространства, чем у осужденного серийного убийцы-маньяка, помещенного в камеру земной тюрьмы, но гораздо менее комфортабельный образ жизни.

Чтобы улучшить настроение, сэр Чарльз попытался все происшедшее с ним рассматривать как благословение небес, но кончил тем, что впал в жуткую депрессию. Такое не входило в его планы. Вместо того чтобы торчать в заброшенном скопище надувных куполов и узких туннелей, ему следовало бы укреплять свой президентский пост в Федерации египтологов, обедая каждый вечер за счет налогоплательщиков в шикарных ресторанах и перетасовывая за столом поступающие предложения прибыльных консультаций.

Он лежал на спине, бесцельно уставившись в прозрачный пластик, странно изогнутый на потолке, и жалел себя со страшной силой. Сквозь пластик просматривался зыбкий лик Юпитера, бело-коричневый полосатый диск диаметром двенадцать дуговых градусов – в двадцать раз больше Луны, видимой с Земли. Однако не это впечатляло его; сэр Чарльз был зачарован величием задачи, которая перед ним стояла, и с трудом воспринимал ужасающее расстояние, отделяющее от удобств собственного дома.

По истечении часа он пришел к нескольким более утешительным выводам относительно юпитерианской проблемы. Ни одному из людей никогда не поручали более важного задания. В случае успеха триумф его возвращения превзойдет самые безумные мечты. Он мог бы…

Он мог бы впрячься в работу и прекратить думать о том, что решение проблемы значит лично для него.

Это была свежая мысль, новый тип мышления, хотя у него возникло смутное чувство, что давным-давно, в молодости, он развлекался подобными рассуждениями и даже использовал их для упорядочения своей жизни. Он обеспечивал себе исследовательские гранты, чтобы проводить исследования. Он проводил исследования, чтобы что-то выяснить. Однако в какой-то момент простота мотивации утратилась, и продвижение карьеры для него стало важнее, чем продвижение человеческого познания…

Чарльз Дэнсмур стал политиканом. Деградация приближалась к нему настолько постепенно, что он даже не заметил, когда это произошло. Теперь возникло тревожное ощущение, что где-то по дороге он потерял ориентиры. Два года, проведенные в жестянке, летящей сквозь одну из самых не гостеприимных для человека сред, сказались на его мышлении. Любопытный эффект – как будто облезла защитная краска под жестким излучением от неэкранированного светила. Сэр Чарльз рассмотрел свою научную карьеру с новой точки зрения и обнаружил, что в целом жил неправедно: шагал по чужим головам, добивался цели где обманом, где угождением, а где и взятками. Еще не так давно он гордился виртуозным умением наносить булавочные уколы оппонентам, наивно полагающим, будто честность – лучшая политика… То, что входило в его привычный образ жизни – непосредственное окружение, узкий круг людей и игр, в которые они играли, – внезапно показалось сэру Чарльзу безнадежно пустым. Когда целый мир становится не больше пылинки, все оказывается абсолютно ничтожным. Он больше не клял того, кто занял освободившееся место президента Федерации египтологов. Разве это скажется на траектории кометы?

Самое удивительное, что, впервые пройдя через тяжелейший приступ самоанализа, вызванный напряжением перелета и разочарованием от его завершения, сэр Чарльз почувствовал себя намного лучше. Человечность могла ничего не значить в масштабах мироздания, но она многое значила для него. Была Проблема, которую нужно решить, самое важное задание, которое только мог получить человек. Отныне для него не имело значения, что станет с Дэнсмуром. Имело значение, что станет со всеми остальными.


У Пин Юй-ву, младшего клерка Четвертого Гражданского отдела Предотвращения преступлений и вынесения наказаний Юханьской экономической зоны провинции Жуангжу, выдался неудачный день. Идиот-чиновник отправил докладную об усилении активности беспризорников. Кто-то объединил малолетних шакалов в организованную банду, которая совершает набеги на окраинные высотные здания и крадет съестное с рынков – под руководством харизматического лидера.

Ерунда, конечно. Беспризорники – анархисты в чистом виде. Пин Юй-ву никогда не понимал, как они вообще выживают. Хотя, по правде говоря, биологический век беспризорника недолог. Лишь за счет трущоб их ряды постоянно пополняются.

К сожалению, раз докладная пошла по инстанциям, на нее следовало отреагировать, и в результате крайним оказался он – Пин. Отсюда вполне понятное раздражение. Если бы только дурак-чиновник сначала послал неофициальный запрос, его можно было бы просто отложить. А теперь…

Вздыхая по поводу трудностей жизни, младший клерк уставился на незаполненную графу на бланке, куда требовалось вписать рекомендации о принятии дальнейших мер. Если они будут приняты. Менее опытный служащий мог бы поставить штамп с резолюцией «мер не требуется» и положить злополучную докладную под сукно. Однако Пин знал, что поспешно отклоненные дела имеют тенденцию всплывать, когда их ждешь меньше всего, и не только всплывать, но и сопровождаться грозными требованиями объяснить свои рекомендации, уже оцененные начальством как проявление несоответствия занимаемой должности. Главная задача бюрократа любого ранга – прикрыть собственную задницу.

Необходимо завернуть дурацкую бумагу таким манером, чтобы наверху ее не восприняли всерьез, или дать такое заключение, которое не требовало принятия мер. Ни в том, ни в другом случае она не должна привлекать внимания при прохождении снизу доверху.

Пин Юй-ву поступил как обычно: зарегистрировал докладную для дальнейшей отправки на рассмотрение высшего иерархического чина, только добавил малюсенькое примечание, указывая на очевидные неточности сообщения, и предложил (ни в коем разе не рекомендовать!) направить независимого расследователя – если, конечно, мудрое руководство посчитает полученные сведения достойным такого действия.

Наверняка докладную примут за порождение мозга, залитого крепким спиртным напитком, хотя Пин слыл трезвенником… Бредовое сообщение о дисциплинированной стае одичавших собак явно не имело никакого смысла. Как и цвет кожи предполагаемого вожака. Скорее всего, он просто никогда не умывался.


«Жаворонок», как известно, был оснащен комплектом из девяти ОС-модулей – маломощных и маломестных челноков, способных на перелет между лунами Юпитера. В течение рейса они использовались в качестве кают для экипажа. Космолет – слишком изящное название для бесформенной связки нанофиберных распорок и деформированных отсеков – нес оборудование и материалы. Сопровождающая флотилия, главным образом, предназначалась для жизнеобеспечения команды.

Каждый из модулей «Жаворонка» служил и в качестве дополнительного склада. Сэр Чарльз и его СРЮП боялись, что забудут взять в дорогу что-нибудь жизненно необходимое.

Никто не знал, что их ждет впереди; никто не знал, в чем возникнет нужда. Проблема была и с чужаками: чужаки есть чужаки. Зато понятно, что, если какого-нибудь специфического элемента не окажется на борту или если его нельзя будет изготовить подручными средствами, тогда экспедицию можно смело похоронить. Во время двухлетнего путешествия СРЮП могли рассчитывать только на собственные силы.

Высший приоритет проблемы – определить местоположение чужаков, затем – контакт с ними. В списке значилось и выявление активных колесников, поскольку они могут привести к обитателям системы Юпитера. Такчто экспедиции следовало контролировать весь диапазон электромагнитных волн. На «Жаворонке» не было места, чтобы развернуть соответствующую аппаратуру, зато база на Европе соответствовала задаче идеально.

Итак, первым делом стали перемещение оборудования на расконсервированную станцию и организация системного поиска и контроля. Ожидалось, что чужаки обитают на одной (или нескольких) луне (лунах) – очевидное негостеприимство Юпитера, конечно, не могло способствовать зарождению разума. Однако небольшая, но влиятельная группа инакомыслящих советников сэра Чарльза настаивала на тезисе, что родиной чужаков все же окажется газовый гигант, поэтому «Жаворонок» нес на борту несколько зондов, приспособленных для исследования глубин ядовитой атмосферы Юпитера.

Сэр Чарльз полагал, что эта точка зрения граничит с безумием. Поверхность Юпитера, если она существует, представляет собой маленькое, невероятно плотное ядро из металлического водорода, находящееся под давлением в две трети миллиона тонн на квадратный дюйм и нагретое до температуры свыше тридцати тысяч градусов по Цельсию. Никто не в состоянии выжить в такой среде.

В первую очередь необходимо провести исследование лун Юпитера, даже если это полностью истощит ресурсы экспедиции. Юпитерианским зондам грозила участь остаться нераспакованными.


Дебаты бушевали. Являлись ли колесники машинами или беспрецедентной формой жизни? Их структуру не в состоянии воссоздать земная технология – скрепленная в трех измерениях головоломка-загадка, собранная из отдельных атомов, мономолекулярные кристаллы, невозможно точные допуски… Подструктура была более запутана, чем любой созданный человеком наномеханизм, соответствовать ей на Земле могла только жизнь. Несмотря на тщательность проведенных анализов, ученые не сумели найти ничего похожего на гены. Они согласились бы даже на длинные цепочки из металлоидов – никто не ожидал обнаружить ДНК в колесниках, – но не было ничего, что могло передать следующим поколениям информацию о строении тела и прочих признаках. Удивительнее всего, что у колесников не имелось даже следов репродуктивных блоков. Итак, ученые окончательно запутались. Одна группа упорно доказывала, что колесники являются формой жизни в силу своей структуры, другая – биоинформатики – утверждала, что это не так, поскольку у них отсутствует аппарат наследственности.

В то время как ученые и философы спорили, «Жаворонок» поддерживал станцию на Европе из космоса. Периодически запускались ионные двигатели, поскольку капитан Хьюго Гринберг приказал сопровождающим судам производить стандартную коррекцию курса.

Зонды, управляемые непосредственно с базы на Европе, исследовали три первичных адресата – Ганимед, Каллисто и особенно Европу – в поисках признаков наличия чужаков или колесников.

Прошло три месяца.

Шесть.

Десять.

Ничего.

А ведь как все хорошо начиналось!.. Но уже в первые месяцы настроение экипажа «Жаворонка» и команды на Европе начало меняться от возбужденного ожидания до всплесков отчаяния.

Антенны были установлены и готовы к прослушиванию всего диапазона радиоволн, на которых чужаки, конечно же, должны посылать сообщения друг другу. Зонды для систематического поиска командных пунктов чужаков периодически отправлялись к спутникам Юпитера. После возвращения их подготавливали для повторного использования, системы проверялись и, если возникала необходимость, ремонтировались и перепрограммировались. День за днем зонды вылетали из брюха «Жаворонка» подобно арбузным семечкам – этот к Ганимеду, тот – к близлежащей Европе, но подавляющее большинство – к Каллисто, потому что там нашли колесники.

Ио в расчет не брали, считая ее слишком нестабильной для высокотехнологической установки, обладающей достаточной мощностью, чтобы перемещать небесные тела диаметром в три тысячи миль. Еще до того, как экспедиция отправилась к Юпитеру, матфизики вычислили, что количество энергии, израсходованной чужаками за один-единственный маневр, было равно 2x1028 эргов – грубо говоря, тысяча лет непрерывного промышленного получения электроэнергии на Земле. Агрегат, способный выплеснуть такую порцию энергии, наверняка легко обнаружить…

Как же!

Может, не там ищут?

Или не то, что нужно искать?

Сэр Чарльз не мог не припомнить дискуссию по ВидиВи, в которой он согласился принять участие незадолго до отлета с Земли, дабы разъяснить общественности кое-какие детали научного обоснования миссии и выбора стратегических приоритетов. Режиссеры передачи набрались наглости и пригласили также парочку науфан-писателей в качестве эдаких «адвокатов дьявола». Все прошло не так уж плохо, Дэнсмур подкреплял свои доводы вескими аргументами и, как обычно, одерживал в дискуссии верх. Тогда он рассматривал своих оппонентов как типов, не склонных к серьезной самокритике. Писатели не сомневались, что у него напрочь отсутствует воображение, а это было несправедливо: ему приходилось решать, что делать, а не сотрясать воздух гипотезами. Глава СРЮП начал с объяснения, почему они не берут в расчет Ио…

– … это, конечно, в духе рационального мышления сэра Чарльза, – ехидно заметила Валери Клементайн, автор более дюжины бестселлеров ВидиВи-романов о планете с высокой гравитацией, которая вращается настолько быстро, что все, что находится на ее экваторе, балансирует на грани соскока в космос. – Но не следует забывать: мы имеем дело с чужаками. Нельзя опираться на человеческий тип мышления. Слишком это мелкотравчато.

– Вэли слиж взволно, Чарли, – влез второй скептик, с виду рубаха-парень и уже изрядно поддавший Элвин Харрис из Австралии, чей сильной стороной был юмористический показ причуд далекого будущего, причем широкоэкранно. – Эти чужи типы, вероятно, считат, что Ио обалденное место для гры в Юп-волибол на серных берегах, а потом мылить свои чешуйки на заду под ласковым кап-капом из хлещущих влканов.

– Да, – согласилась Клементайн с коллегой, экономившим на суффиксах и окончаниях, считая подобную манеру речи дополнительной развлекаловкой, – а еще мы знаем, что установки, сдвигающие луны, могут быть размером с чемодан.

Кирус Фейзер, ведущий передачи, решил, что настало время и ему вступить в дискуссию.

– Сэр Чарльз, неужели это правда?

– Отнюдь. С научной точки зрения невозможно упаковать столько энергии в чемодан, какая необходима для поддержания нашей цивилизации в течение целого тысячелетия.

– Не согласи, – сказал Харрис. – А что вы ска про кус нейтрон-звезды или черной дыры размером с тыкву? Кета, на-парниша, две сотни лет назад мы запросто могли упаковать симпатич вродную бомбу в рюкзак!

– Верно. И все же водородная бомба – мелочь по сравнению с тем, что сумели сделать чужаки. И нет фактов, свидетельствующих, что они владеют технологией сверхплотного вещества, – терпеливо втолковывал Чарльз. – Мы знаем одно: они могут перемещать совершенно обычную луну.

– Bay! Обычную луну! – Задачей Фейзера было поддерживать дискуссию и вовлекать в нее присутствующих. – Вал, у вас есть что-нибудь добавить?

Почему эта женщина так застенчива? Не могли, что ли, ассистенты подобрать кого-нибудь побойчее?

– Ну… ладно. Сэр Чарльз, я почти созрела, чтобы принять вашу гипотезу о наличии у чужаков некой циклопической машины. Но откуда вы знаете, что она не спрятана в надежном месте? Или невидима? Или работает с расстояния тридцати световых лет?

Чарльз съел зубы на подобных спорах.

– У вас есть доказательства того, о чем вы говорите, Вал? Если нет, то и суда нет. Вообразить можно все что угодно. Способность к воображению вовсе не подразумевает, что продукт воображения существует на самом деле. Я могу вообразить единорога размером с гору, который питается исключительно лимонным шербетом и расписывает своим рогом небосвод виршами на этрусском – но это вовсе не означает, что такая зверюга действительно существует.

Он гордился развернутой метафорой, видя, что выбил почву из-под ног у фантастов. Фейзер сменил тему:

– Элвин, у вас был вопрос про телескопы Ремешков?

– Вер. Портупы использовали бол-телепы для наблюдения лун Юпа и после того, как заметили комету. Не увидели здровенную установку, крую вы собираетесь найти?

О Господи, стандартное заблуждение, распространенное Даже среди маститых ученых. Он слышал подобное сотню раз…

– На таком расстоянии, Элвин, приборы Ремешков способны различать детали размером до сотни ярдов.

Поверженный Харрис решил подобрать аргумент посолиднее:

– А как насчет ново интерферо…

– Интерферометра?

– Ага, этой штуко…

– Пока что новый интерферометр проверил только четыре процента поверхности Ганимеда. К тому времени, когда «Жаворонок» достигнет Юпитера, прибор сумеет просмотреть уже двадцать пять процентов. Ремешки надеются на удачу, я тоже, но пока, увы… Кроме того, на отображениях, полученных интерферометром, гипотетическая установка может оказаться размером не больше пятнышка. Мы уже собрали каталог таких пятен. Пока в нем 12942 ПТО – потенциальных целевых объектов. Они распределены по приоритетам командой опытных специалистов, которая и решит, какую стратегию использовать, как только мы будем готовы к запуску поисковых зондов.

Сэр Чарльз взглянул на часы в студии и начал подготовленный заранее спич:

– Основательная подготовка к непредвиденным трудностям в обозримом будущем принесет больше пользы, чем дикие предположения. Например, в течение рейса мы будем прослушивать весь диапазон радиоволн и, вероятно, установим связь с чужаками раньше, чем даже получим…

– А что, если чу не использ радио? – прервал Харрис. – Мы знаем, что они запро управляются с гравитацией, поче не использовать для связи гравиволны?

Дилетантизм.

– Мы рассматривали такую возможность в течение полугода. Целая команда космологов. И пришли к выводу: гравитационная связь не будет работать. Полоса частот слишком узка. Потребуется антенна размером с Солнечную систему.

Харрис пошел красными пятнами и даже перестал коверкать язык. Зато не выдержал его уникомп.

– Да как вы можете [БЛИП] быть уверены, когда понятия не имеете, каких высот технологии [БЛИП] достигли чужаки?

Возьми веревку и повесься, красавчик.

– Элвин, пожалуйста, успокойтесь, я согласен с вами. Именно поэтому «Жаворонок» должен провести соответствующие исследования. Люди вашей профессии ставят все с ног на голову. Я же – серьезный ученый и не делаю безумных выводов без достаточных на то оснований.

Часы показали, что до конца передачи несколько секунд.

– Но так поступает [БЛИП] Вселенная, Дэнсмор! С тех пор, как последний раз в физике сместился тип постановки пробле…

Микрофон Харриса отключили, и ведущий плавно перешел к следующему пункту, оставив сэра Чарльза Дэнсмура бесспорным победителем.

Критика приветствовала триумф рационализма над прожектерством почти так же, как и споры вокруг самых последних совершенно очаровательных суждений, типа каким образом Нострадамусу удалось напророчить прибытие кометы и похожа ли рефлексология чужаков на нашу собственную…

Сэр Чарльз не находил себе места от злости: вбухано пять триллионов долларов, затрачено два года на утомительное путешествие к самой большой планете Солнечной системы, большая часть года прошла впустую – чтобы в результате выяснять, что Клементайн и Харрис были правы.

Ульрих-Бенгстен раздраженно хмурился. Несмотря на тщательную подготовку, миссия неотвратимо приближалась к той стадии, когда все планы могут полететь к чертям и придется Начинать сначала. Политика просиживания штанов… как он это ненавидел!

Поток сообщений с Европы некоторое время служил эффективной дымовой завесой – настолько эффективной, что Даже политическое руководство было одурачено, – но дым быстро рассеялся, и все больше и больше стало заметно уязвимое место экспедиции: комета летела по прежней траектории, а контакт с чужаками не продвинулся ни на йоту. Не нужно быть гением, чтобы увидеть, что сотни технических подробностей относительно аномалий в радиодиапазоне Юпитера не стоили выеденного яйца.

В дополнение ко всему какой-то идиот из Багдада поднял на высоту пяти сотен футов Часы Судного Дня, отсчитывавшие в обратном порядке время до Нулевой Отметки… Проклятые СМИ показывали их ежевечерне перед основным блоком последних известий.

Пришло время переоценки ценностей. Согласно последнему сеансу видеосвязи, специалисты «Жаворонка» спешно готовили зонды для запуска к лунам Юпитера, даже самым маленьким. Вдруг любовным гнездышком чужаков окажется одна из скальных глыб?

Заместитель генсекретаря ненавидел импровизировать. Ему стал ненавистен даже собственный офис. Повсюду валялись документы. Те, кто предсказывал, будто появление компьютеров устранит бумажную волокиту, уподобились троглодиту, который с умным видом рассуждал, что огонь опасен и никогда не будет использован. Экстранет был настолько непредсказуем, что каждый важный документ подготавливался на изолированном от сети компьютере и распечатывался на бумаге. Сохранялась старая надежная бумага дольше, чем магнитные носители, к тому же ее проще и безопаснее складировать.

Чтобы не множить информацию попусту, следовало определить, какая информация важна. Без знания современной теории информации можно оценить количество информации, но отнюдь не ее качество. В данный момент Ульрих-Бенгтсен просматривал материалы для доклада на тему «Отсутствие ответа на стимуляцию отраженным светом от артефактов». Документы были подобраны коллективом из… Господи, трех десятков специалистов из так называемого Макнамаровского института прикладных знаний ксенотехнологии.

Вот и резюме…

Насколько он смог продраться сквозь мудреную тарабарщину, исследователями было установлено, что колесник среагировал на световые сигналы – факт, ставший очевидным в ходе расследования деятельности Пруденс Одинго не без помощи лазерной указки сэра Чарльза. Целая дюжина команд пыталась декодировать оптический «язык» колесников… Безуспешно. Правда, они выяснили, что, если лазерный луч отражался от обычного стеклянного зеркала, колесники не отвечали вообще, зато если использовалось зеркало, поверхность которого представляла собой идеально отполированную поверхность из платины, они реагировали.

Как это, черт побери, поможет миссии СРЮП?!

Выйдя из себя, Ульрих-Бенгтсен разодрал резюме пополам и швырнул в мусорную корзину. Проклятые яйцеголовые, не способны здраво взглянуть на мир!.. Потом успокоился, достал из корзины клочки и соединил их. Ладно, посмотрим, стоит ли продолжать финансирование, или лучше поддержать тех, кто умнее распорядится средствами.

По заведенному для себя правилу сэр Чарльз держался в стороне от повседневной рутины, но распределять работу среди подчиненных становилось все труднее и труднее. Его постоянно мучил вопрос, а не пропустил ли он что-то важное? А еще он прекрасно понимал, чья голова полетит первой, если начнут рубить головы; правда, теперь это не имело значения. Если доблестные СРЮП не справятся с заданием, то от любимой Федерации египтологии не останется и мокрого места.

К своему удивлению, маститый археолог нашел, что отставка не слишком его заботит даже в том случае, если проблема кометы будет успешно решена. Тогда сэр Чарльз спросил себя, что же его заботит на самом деле. Не получив ясного ответа, он проследовал в Операционный Центр, где на него никто не обратил внимания. Насколько можно было судить со стороны, каждый выполнял поставленную задачу со знанием дела и с энтузиазмом, которого и следовало ожидать в данных обстоятельствах. Хотя радиомониторы были настроены на непрерывный поиск малейших признаков искусственного сигнала уже больше года – как перед прибытием экспедиции на Европу, так и после, – компьютеры по-прежнему внимательно просматривали по десять тысяч частот ежесекундно.

В состоянии, близком к нервному истощению, Чарльз Дэнсмур, набродившись по накрытому пластиком полу, обосновался на пневмостуле перед маленьким плоскопленочным экраном и притворился, будто размышляет о своем. Трюк не сработал, но смена оценила сам факт появления шефа. Старик явно размагнитился. Большинство людей в его положении забились бы в свою нору. Но старина Чарльз не из таковских, чего уж там говорить!..

День был похож на любой другой. Судорожная активность и ноль результатов. Множество попыток прослушивания и никаких сигналов.

Подвел даже Юпитер, хотя гигант излучал радиоволны более интенсивно, чем любая планета Солнечной системы, за исключением разве что Земли. Отличие между ним и родиной человечества заключалось в том, что радиоизлучение Юпитера было естественным – пережиток неудачной попытки стать звездой, – в то время, как Земля на всех частотах транслировала, главным образом, модулированные сигналы, которые при подробном анализе оказывались показом ток-шоу, новостей, порнографии и спортивных состязаний. Сигналы же, испускаемые Юпитером, при подробном анализе оказывались помехами. Если чужаки и использовали радиосвязь, то они разговаривали на хаотичном языке кристаллов и вероятностей. Не просматривалось никакой структуры, никакой корреляции, никакого семантического содержания.

Земные ученые узнали много нового о физике мезосферы Юпитера, о тончайших, почти невидимых кольцах и плазменном торе, который связывал ее с Ио, но о чужаках – ничего. Единственным признаком органической жизни, который все же нашли ученые, была половина оболочки диатомеи. Фредди Санессон обнаружила ее на камне, который она исследовала под электронным микроскопом. Микроводоросль являлась точной копией земной диатомеи – в том не было никаких сомнений, и все потому, что оттуда она и проникла в мезосферу. Санессон клялась и божилась, что крохотная частичка флоры не могла быть захвачена экипажем с Земли, но это не укладывалось ни в какие рамки. Наверняка кто-то пронес эту кремнийорганическую водоросль на «Жаворонок» на костюме или с багажом; конечно же, подобный промах не стали афишировать.

Сэр Чарльз включил уникомп и решил поразвлечься с анализаторами спектра и наборами программ дифференциальных уравнений для фазовых траекторий. Он извлек несколько красноречивых сегментов шума типа 1/f и опубликованное доказательство броуновского движения статистически вычисленного эффекта Зеемана для ионов кальция в магнитном поле полюса Юпитера, однако никакого эквивалента местных Н-лошников не обнаружил.

«Сейчас я мог бы нежиться под солнцем на лоне девственной природы Виргинских островов в компании откровенно недевственных островитянок. Или потягивать шампанское на воздушном шаре, огибающем пик Нанга Парбат. Или наблюдать крикет по спортивному каналу с банкой охлажденного пива на подлокотнике… Вместо этого мне чудовищно повезло, и теперь я по уши погряз в самом безумном, самом отчаянном проекте, когда-либо предпринятом человечеством, и до настоящего времени большинство неудач…»

Его вернул в реальность гвалт, внезапно начавшийся в Операционном Центре. Люди тыкали пальцами в экраны, показывая что-то друг другу.

Сэр Чарльз посмотрел на свой собственный экран, пытаясь понять, что привлекло их внимание. Ему не хотелось спрашивать, чтобы не выглядеть дураком. Вроде все как обычно. Но у него не хватало опыта. Он поднялся со стула, вытянул ноги так, чтобы носки башмаков на липучках сцепились с ковровым покрытием, покачиваясь и издавая шорох разрыва при каждом Шаге, подошел к ближайшему терминалу.

– Сдаюсь, Бетан, вы разбираетесь в этом много лучше меня. Мы что, наконец нашли что-то важное?

– Может, и нет, сэр Чарльз. Один из внешних датчиков, кажется, отказал, хотя приборная диагностика этого не подтверждает.

Ага. Теперь начальник экспедиции знал, что искать. Он определил соответствующую иконку и развернул на весь экран.

– Насколько я понимаю, с датчиком все в порядке.

«Я и не подозревала, что Старик так сообразителен», – подумала его собеседница, разговорчивая молодая женщина родом из Аргентины.

– Верно. Мы получаем невообразимые параметры считывания, но контроль уверяет, что никаких поломок нет.

Мысли Чарльза вернулись к его пирровой победе над фантастами во время ток-шоу на ВидиВи… Ожидайте неожиданного.

– Бетан, уделите мне минутку, ответьте на глупый вопрос. Давайте предположим, несмотря на противоречащие факты, что никакого сбоя действительно нет. Что в таком случае сообщают датчики?

На какое-то мгновение ей показалось, что это дурацкая проверка ее компетентности.

– Ну… могу предположить, что результаты считывания мы интерпретировали бы как наружное движение. – На этом она не остановилась и воскликнула: – Но, сэр Чарльз, за куполом ничего нет!

– Может быть, зонд?

– Нет, ближайший зонд на расстоянии сотен миль от базы.

– А если кто-то отправился на несанкционированную прогулку по лунной поверхности, потому что устал и решил снять таким нетрадиционным способом напряжение?

– В таком случае, зачем ему передвигаться ползком? Если отмеченное датчиком перемещение – не результат сбоя, то оно происходит на уровне грунта.

– А у нас есть визуальный сенсор, который способен увидеть, что там, за куполом?

– Постойте… конечно же! Мобильная ВидиВи-камера на дальней окраине базы. Она обходит вокруг и буквально через мину… – От неожиданности Бетан оборвала себя на полуслове.

Застыла не только одна она.

В наступившей тишине что-то постучалось в дверь основного воздушного тамбура.


Следуя извилистыми дорожками, докладная записка с рекомендациями Пин Юй-ву относительно беспризорника со странным цветом кожи угодила в конце концов в руки Кхи Минг-Куо. В течение многих недель миллиардер собирал слухи о чем-то подобном, но лишь скомканный бумажный обрывок подсказал ему, что ребенок все еще жив.

Перед Кхи встала дилемма. Беззащитному, наивному мальчонке никак не выжить в окружении шаек опустившихся подростков и стай одичавших псов анархических джунглей буферной зоны… Тем не менее он выжил.

Куда же смотрели силы Вселенной, соизволившие наконец поставить своего избранника в известность? Неужто он совершил ошибку?

Обеспокоенный до предела, Кхи потребовал услуг от своей советчицы по фэнг-шуй.

Утонченное Цветенье была молода, стройна и поразительно красива.

В былые времена древнее искусство фэнг-шуй касалось размещения будущих построек, поскольку каждый понимал: нельзя возводить жилище над хвостом похороненного дракона, а только приобщенный к фэнг-шуй знаток мог сообщить, где дракон захоронен, и потому таких специалистов всячески привечали. К концу двадцать второго столетия практика фэнг-шуй расширила свои границы, сначала – на расстановку мебели, потом – на художественное оформление, еще позже – на выбор невесты, жениха, тещи (свекрови) или породистого кота, и наконец – на любое решение, в принятии которого требовалась некая доля интуиции. Фэнг-шуй хорош тем, что пользоваться его советами мог даже исключительно рациональный человек. Вина за ошибочное решение всегда возлагалась на советчика.

Правда, никто в здравом уме не обвинял советчика впрямую, ибо куда мудрее не оскорблять специалистов по захоронениям драконов.

В свойственной ему иносказательной манере, в которой содержалось немного подлинной информации, Кхи попросил, чтобы Утонченное Цветенье предупредила его о зарытых драконах, метафорических и реальных. Как всегда, ее ответ был аргументирован, тщательно выверен и столь же невнятен, как его вопрос. Женщина была хороша, чего уж тут говорить, но выбранному ею призванию явно не соответствовала.

– Значит, вы советуете мне быть крайне осмотрительным? – спросил Кхи, пытаясь зачерпнуть хотя бы пригоршню ясности из туманного озера намеков и неоднозначности.

– Осмотрительность еще никому не повредила, – подчеркнула дева. – Однако истинная мудрость заключена в знании; нужно остерегаться чрезмерной осторожности и время от времени предпринимать решительные действия. Робость и безрассудство одинаково губительны.

– Ах, ну да. Э-э… а как мудрецу узнать, наступило ли время действовать?

Утонченное Цветенье улыбнулась.

– Будьте мудрым, Ваше превосходительство. – Она наклонилась ближе и, обдав ароматом своих мускусных духов, интимно прошептала: – Полагаю, что в глубине своей души вы уже определили план действий. Несомненно, вы обладаете достаточной храбростью, чтобы учесть совет глубины своей души.

Кхи деликатно кашлянул. Несомненно.

Он отпустил советчицу волнообразным мановением длани.

Подсказка была очевидна. Храбрость.

Убить ребенка, пусть даже косвенно, никогда не считалось доблестью, поэтому попытка потерпела неудачу. А какое безрассудство – оставить мальчишку среди опустившихся подростков!.. Все для того, чтобы он набрался опыта, возмужал и стал источником растущей с каждым днем опасности? Причем не для беспризорников – пусть выкручиваются сами, – а для него, Кхи Минг-Куо!

Он ощущал беспокойство с того момента, когда впервые увидел в подвале черного ребенка. Мириться с неблагоприятными обстоятельствами из-за иррационального страха перед силами (упорядочивают они Вселенную или нет, дело пятое) – храбростью не назовешь. А вот рискнуть навлечь на себя гнев этих сил (если они действительно существуют), отважившись на расчетливую азартную игру, будет по-настоящему храбро.

Временами миллиардер ощущал тяготы своего положения. Вот и теперь возникла необходимость храбрость выказать, а не кичиться тем, что обладаешь ею. Покушение потерпело неудачу, но вряд ли намерение Кхи поместить ребенка в одну из многочисленных темниц, которые сооружены в подвалах всех его особняков, оскорбит трансцендентальные силы. Это будет храбростью хотя бы потому, что у юного узника всегда оставалась, пусть маловероятная, но возможность снова сбежать.

К храбрости духа, которую олицетворял выбранный им план действий, следовало присовокупить собственное присутствие при поимке мальчишки. Мало того что Кхи нарушит свое правило оставаться всегда в тени, он еще и лично возглавит охоту.

Конечно, надо как следует замаскироваться и обеспечить свою безопасность – Утонченное Цветенье не зря объяснила разницу между мудростью храбрости и дурацким безрассудством…


Кхи, освещенный зеленым светом пульта управления, сидел в бронированном автомобиле на границе буферной зоны и следил за охотой на дикого ребенка. С помощью коротковолновых передатчиков он мог наблюдать за перемещениями членов своей команды. По крайней мере уже дюжина детей была загнана в угол, допрошена, как умели это делать его бравые парни, и – естественно – уничтожена. Так-то оно лучше, при Данных обстоятельствах. Из допросов выявилось местонахождение чернокожего ребенка: он скрывался в руинах заброшенной скотобойни, предположительно охраняемый стаей озверевших псов, которые беспрекословно подчинялись его командам. Хотя все это, конечно, полная чепуха, зато подтверждалась мудрость Кхи Минг-Куо, сумевшего уравновесить опрометчивый риск храбростью.

Его пехотинцы двинулись к скотобойне. В наушниках звучала какофония из лая и воя, удивленных возгласов и жутких воплей… А вдруг утверждения «языков» – не выдумки?

Треск автоматных очередей в руинах, отображенных контурами на экране нактовизора, совместился со звуками, поступающими из наушников. Потом наступила зловещая тишина.

Он ждал, но ответа на мучающие его вопросы так и не получил. Никто не постучался в бронированную дверцу, чтобы доложить.

И хотя Кхи был вне себя от гнева, он не стал заводить мотор броневика с намерением въехать в буферную зону. Тяжелая машина может запросто угодить в какую-нибудь замаскированную яму. Он еще несколько раз пытался связаться со своими солдатами, а потом вызвал резерв из опытных уличных бойцов, также снабженных автоматическим оружием.

Он понял, что недооценил буферную зону: до начала операции ему следовало собрать под свои знамена побольше боевиков. С другой стороны, сохранить резерв – это уже превосходная стратегия. Снова мудрость.

На сей раз люди Кхи Минг-Куо передвигались куда осторожнее. То, что они обнаружили, выглядело как на полотнах Иеронима Босха. Повсюду валялись окровавленные останки: собак, бойцов передового отряда Кхи, беспризорников. У некоторых были перегрызены только глотки, другие-были растерзаны в клочья. Ни один из детских трупов не был чернокожим.

Потом они нашли одного из людей Кхи, полуживого, погребенного под грудой дохлых собак. Плоть бедняги явно рвали зубы и драли когти. Раненого вытащили, перевязали и забросали вопросами.

Кхи Минг-Куо слышал все по радио, и страх, что силы, которые упорядочивали Вселенную, отказались от него, усиливался. Должно быть, записка Пин Юй-ву попала не только к нему… Да, черный мальчишка сбежал. Остался цел, но попал в руки того, кто прибыл раньше Кхи и ждал в засаде.

Кхи все стало ясно. Вмешались банда Белого Дракона и ее главарь Дьен По-жу.


Стук.

– Что, черт возьми, происходит? – спросила ошеломленная Бетан. Все в Центре видели невероятное изображение, поступавшее с ВидиВи-камеры.

Этого сэр Чарльз ждал всю свою жизнь. Ему выпал невероятный шанс. Раньше такой возможности судьба ему не предоставляла.

– Элементарная вежливость требует впустить гостя, – спокойно произнес сэр Чарльз. – Откройте дверь, пожалуйста. Да-да, прошу вас!

Оператор у пульта управления тамбуром остолбенел.

– Включите сервомоторы, пожалуйста, – повторил сэр Чарльз бесконечно устало. – Что бы ни случилось, это не более, чем продолжение нашей миссии. Вы видите то, что видите: если киска хочет войти, надо открыть ей дверцу, не так ли?

В напряженной тишине раздался скрежет штурвала. Шипение выходящего воздуха заглушало хриплое дыхание людей. Наконец внутренняя дверь тамбура открылась.

Все видели по ВидиВи, все знали, чего ожидать… Действительность же была невероятна.

В тамбуре ожидал колесник, его металлическое покрытие сверкало, отражая яркие огни помещения. Он расправил свою оборку из лопастей и покатился вперед, пока не достиг комингса внутренней двери. Спокойно и без всяких видимых усилий поднялся в воздух, примерно на фут от пола, и продолжил движение при помощи левитации. Корпус пульсировал многоцветьем. Колеса по инерции продолжали крутиться.

Пропустив гостя, внутренняя дверь закрылась со стуком, который показался неуместным. Тишина натянулась до предела. Внезапно сэр Чарльз обнаружил, что все присутствующие смотрят на него. Надежда, шок, испуг… Кто-то должен разрядить обстановку.

– На что это вы уставились? – Глава СРЮП шагнул по направлению к колеснику, теперь неподвижно висевшему в воздухе. – Вы же все видели колесника раньше! Сражаться с нами в его планы, по-видимому, не входит. Ведь мы и прибыли сюда для того, чтобы вступить в Контакт! Правда, случилось так, что… – он почувствовал, что должен остановиться и сглотнуть слюну до того, как горло пересохнет окончательно, – первым вступил с нами в контакт колесник.

Чувствуя себя по-идиотски, он сделал еще несколько шагов – пульс участился, губы пересохли, нервы натянулись до предела. Колесник слегка повернулся, так что «фары» оказались направлены на него.

– Э-э… – начал сэр Чарльз находчиво. Желательно было представить человечество в выгодном свете, и он продолжил: – Ну что еще можно сказать? Вряд ли вы поймете, но я надеюсь, кто-то услышит и поймет, что мы пытаемся наладить с ним связь.

Его голос дрожал от избытка эмоций. Он ощущал ликование и в то же время потрясающий идиотизм ситуации. Види-Ви-камеры записывали происходящее, чтобы вскоре показать миллиардам землян. Демонстрация записи принесет сэру Чарльзу славу и станет визуальным подтверждением правильности его стратегии. Но нужно поставить жирную точку – произнести что-нибудь эдакое. Простенькое и в то же время мелодраматическое.

– От имени и по поручению людей планеты Земля приветствую вас, инопланетяне!

Глава СРЮП ощутил себя круглым идиотом. А колесник не выказал никаких признаков того, что услышал обращение. Он продолжил левитировать, его светящиеся фары по-прежнему были направлены в колени сэра Чарльза.

Казалось, он чего-то ждет.

Глава 11 Второй Дом, 1945-я непрерывность

Внутри волокнистого тела одного из самых старых и самых больших городов Второго Дома, в полости, выращенной специально для этой цели, собрались Старейшины Тайного совещания.

Дряхлые дижабли плавали, тяжеловесно покачиваясь на нежных волнах теплого воздуха, который просачивался к ним в полость и поддерживал приятную температуру чуть выше точки кипения аммиака. Они были огромны, дряблы и очень-очень стары.

С виду дижабли походили на полусдутые метеорологические аэростаты, каждый – эдакий куполообразный газовый мешок с эластичной кожистой оболочкой. Вдоль средней линии купола располагался один из двух основных органов сенсорных блоков – кольцо из шести звукочувствительных пятен неправильной формы, помещенных выше и ниже средней линии, которые совместно синтезировали объемное изображение объектов, окружающих дижабль. Немного ниже находился другой основной сенсорный блок: шесть пар выдвигающихся глаз, внедренных в оболочку подобно гвоздикам на обитом кожей диване. Двойной рот – один под другим – был сформирован резиногубными разрезами в толстой оболочке; рты предназначались для испускания звуков, а не для питания. Снизу тело продолжалось управляемыми придатками – шестью мелкими эластичными трубками. Каждая трубка заканчивалась пучком из шести более тонких щупалец, наконечники которых, в свою очередь, могли разделяться на шесть клинообразных отростков для лучшей манипуляции. В середине каждого такого фрактального ствола находился сфинктер, через который создание могло глотать твердую, жидкую или газообразную пищу. Шестикратный каскад желудков, трехкратный мозг и все другие органы находились внутри кольца оснований трубок ниже основного газового мешка. Немного в стороне от центра из кольца под углом выходила короткая выделительная трубка.

Если строители городов были странными существами, то их города были еще более странными. Давным-давно дижабли открыли, что, применяя выверенные дозы подходящих гормонов, из компонентов, составляющих пласт пены, можно сотворить любую форму. Поскольку полученные конструкции, подобно самим пластам, были нейтрально плавучи, их форма ограничивалась скорее воображением, нежели физикой, а основные запреты налагала лишь погода Второго Дома – бесконечные ураганы с интенсивными грозовыми разрядами и сильнейшими завихрениями. Материал пласта был и прочен, и гибок, но все равно любая слишком выступающая, тонкая или недостроенная конструкция подвергалась риску разрыва или повреждения.

Сверху город походил на нечто среднее между сковородой с яичницей-болтуньей и коралловым рифом. С близкого же расстояния он представлялся путаницей туннелей, пещер, огромных открытых арен, тянущихся вверх зданий, похожих на приземистые деревья, спиральных труб, пирамид с закругленными углами, куполов, обросших выпуклыми веерами, вытянутых цепочек капсул, похожих на связку жирных сосисок – все это было задрапировано сетями из пористых мембран, которые улучшали структурную целостность. И повсюду располагались садки-пузыри – недавно выращенные, созревшие, ветхие, заброшенные… Эти двояковыпуклые пустоты огораживались стягивающейся волокнистой оболочкой. Дижабли придавали огромное значение садкам-пузырям. Они использовали их для хранения запасов пищевых продуктов, добытых из более плотных слоев планеты для потребления во время длинных спячек; использовали и для комфортабельного отдыха. Каждый дижабль обладал персональным садком-пузырем и бесконечно о нем заботился. Резервные садки предназначались для вновь прибывших граждан, особенно для подростков, поправляющихся после вмешательства пластических хирургов.

Входя в полость Тайного совещания, Глаза на Выдвижных Стебельках Очаровывающего Прикрытия вспомнил, как все это проектировалось – с помощью радикально нового метода гормональной архитектуры, приложенного к расположенной ниже внешней оболочке города естественной опухоли, с последующим закрашиванием ее влажных поверхностей проникающим гормоном так, что отмирающие ячейки отскребались в виде сухих хлопьев щетками симбипьютов. Самым трудным оказалось сохранить жесткость оболочки, которая поддерживала напряженные верхние ткани, и уравнять давление, чтобы растущая опухоль не сплющилась или не разорвалась в течение одного из периодических подъемов или спусков города.

Тогда за работу Сломанный Усик Воображаемой Наклонности получил премию. Усик трагически погиб во время несчастного случая пятнадцать миллионов лет назад – Глаза на Стебельках ясно помнил, как дерзкий комплекс из множества худосочных башен сплющился под напором снегопада из метана, который принес внезапный циклон. Усик был виноват сам, пора бы знать, что нельзя позволять городу так приближаться к Вихревороту, но Усик был исключительно падок до визуальных наслаждений…

График работы Тайного совещания сохранялся неизменным в течение тридцати миллионов лет тяжелейшего кризиса. Но сказать, что он требовал жесткого режима, было нельзя, поскольку наиболее важной особенностью Тайного совещания являлось периодическое впадение в спячку его «председателей». Конечно, дижабли не люди и у них не могло быть «председателей», но антропоморфное описание поможет нам вернуться к затерянному эволюционному туману Седой Старины, к разновидности протодижаблей на потерянной планете, упомянутой в качестве Первого Дома, нечаянно развившихся в некое сообщество. Это сообщество разработало своего рода менталитет улья, где каждый его член сохранял некую степень индивидуальности, а все решения принимались сообща посредством бюрмотания – своего рода объединенного мышления, которое отдельные личности осознать не могли. Эта квазителепатическая способность являлась побочным продуктом квантовой хромодинамики процессов мышления: дижабли могли воспринимать и передавать с помощью радиоволн свои мысли как брызги скваркового волнового пакета. Мысль дижабля нельзя прочесть, если он не желал делать ее доступной, к тому же эффект телепатии проявлялся на очень малом расстоянии, поскольку нелинейности быстро рассеивали волновой пакет.

Следуя традиции, Глаза на Стебельках – поскольку лишь он обладал соматическим набором хромосом, благоприятствующим ораторским способностям, – открыл слушания в речевом режиме, громко зачитывая пункты Повестки Дня. Процесс шел крайне медленно, и каждый Старейшина знал Повестку наизусть, но все собравшиеся любили вычурные переливы интонаций Глаз на Стебельках, и слушание доставляло эстетическое удовольствие.

Тайное совещание продолжалось в течение двухсот семидесяти суток Второго Дома – грубо говоря, три с половиной земных месяца. Для индивидуальных дижаблей это подобно мгновению, однако групповой разум способен принимать решения удивительно быстро. Когда члены Тайного совещания находились в состоянии бюрмотания, все могли убедиться, как хорош традиционный цикл. Однако когда Старейшины вновь разделятся на индивидуальности, многие из них пожалеют о краткости расписания и неспособности вникнуть в детали каждого вопроса. Члены Тайного совещания смогут вспомнить свое участие в принятии решений и даже то, каковы были многие из этих решений, но они редко в состоянии восстановить ход рассуждений после того, как бюрмотания распущены. Знание того, что ты одобрил коллективное решение, казавшееся теперь смешным, порой выбивало из колеи. Впрочем, такова плата за звание Старейшины. Приходится мириться.

Во Втором Доме дижабли не были единственными живыми существами. Кроме них и остатков местных форм жизни, наличествовало множество иных организмов, прихваченных дижаблями из Первого Дома, а также создания различных видов, которые развились как симбипьютный побочный продукт экологии дижаблей. На ранней стадии эволюции дижаблей, в Первом Доме, они получали водород в результате биологической формы электролиза, высвобождая его из капелек жидкости, содержащейся в минералах. С помощью электролиза также осаждали примеси нежелательных металлов. Сначала примеси просто выводились в виде отходов, затем, поскольку разнородные клетки усложнялись, появилось свежее решение проблемы осаждения ненужного – соэволюция параллельной экологии металлических биомашин. Эти «симбипьюты» не обладали собственным генетическим материалом, но так как совокупности геномов, отвечающих за процессы отторжения, росли с каждым поколением дижаблей, то в конце концов возникли полезные симбипьюты. А они оплатили свои долги тем, что, случайно сохранив жизнеспособность, стали выполнять все более и более сложные задачи, расширявшие возможности дижаблей: сначала обеспечивали новые и более эффективные способы накопления энергии, затем быстро переключились на передвижение, вооружение, защиту, маскировку, конструирование, переработку продовольствия, связь, поверхностную и межпланетную транспортировку и даже развлечения. Металл в организме дижабля стал жизненно важным ресурсом.

Одной из важнейших проблем регулирования жизни во Втором Доме являлось то, что его атмосфера содержала лишь микроскопические количества атомов металла. Однако планета была огромна, металлы следовало только обогатить и переработать биологически. Для банков данных симбипьютов необходим германий, а его здесь было предостаточно в форме газообразного тетрагидрида германия. Ионы натрия, калия и магния попадали с помощью диффузии в верхние слои атмосферы из плазменного тора, соединяющего Юпитер с пятой луной. Дижабли также сумели принести с собой запасы металла с Первого Дома. Некоторую толику химических элементов складировали глубоко внутри городов, но большую часть разместили на орбите вокруг газового гиганта. По мере необходимости межпланетный транспорт мог доставить туда симбипьютов-шахтеров.

Поскольку верх пенных пластин был плоским, а дижабли Первого Дома до изобретения обрабатывающего гормона обитали в грубых городских норах,большинству симбипьютов пришлось развить у себя колеса. Многие их все еще сохраняли, ведь на каждом уровне города имелась развитая дорожная сеть. Впоследствии симбипьюты развили способность к антигравитации, движение же с помощью колес требовало меньше усилий и превратилось в проступок.

Звучный голос Глаза на Стебельках отражался от стен полости. В помещение в форме сглаженного овоида дижабли проникали через крышу посредством продуманно украшенного каскада ниспадающих струй; для сопровождающих симбипьютов имелся отдельный антигравитационный вход. Интерьер полости был декорирован на манер Поздней Одержимости от 811-й Непрерывности, то есть преобладающим элементом являлся полуконус. Жителю Земли все это напомнило бы перевернутый вверх дном свадебный торт, слепленный из сотен оттенков грязи.

На одном конце овоида имелось притопленное возвышение в форме неправильного шестиугольника с плоским ободом, окружающим мелкую впадину. Там, согласно традиции, собирались Старейшины, в то время как дежурные симбипьюты толпились на ободе, появляясь и удаляясь по плетенке подвесных платформ, связанных между собой подъемниками. Дежурные обеспечивали уход, подавали продовольствие, спиртные напитки и умеренно стимулирующие наркотики, обеспечивали развлечения, принимали сообщения, а также периодически напоминали Старейшинам о каждом из Девяти Тысяч Пунктов Формы Протокола и Принятого Порядка Слушаний. Целая бригада симбипьютов, специализирующихся на запоминании, записывали ход обсуждений и принятые решения, поскольку симбипьюты, как и дижабли, могли воспринимать скварковое излучение.


Если город умирал – от недостатка ли продовольствия, по болезни, или по какой-то иной причине, – горожанам приходилось находить незрелого городеныша и перебираться на него, что вызывало огромные затраты и ужасающую скученность для множества поколений. Дижабли преданно заботились о своих городах. Во Втором Доме их было почти миллион, и каждый вырос из нейтральной к жизни пены, созданный из живых пузырьков размером в несколько микронов – биологических клеток с собственной генетикой и собственными специализированными органеллами[13] Среди последних важное место занимали левисферы – крошечные пузырьки с мембранными стенками, наполненные почти чистым газообразным водородом, который обеспечивает подъем в более плотную водородно-гелиевую смесь тропосферы планеты. Клетки-левисферы чувствительны к перепадам давления, и механизм обратной связи развил в них способность поддерживать нейтральную плавучесть.

Метаболизм города нагревал газ, который расширялся и генерировал дополнительную подъемную силу. Город по сути являлся воздушным шаром, надутым частично водородом, частично горячим воздухом. Огромный гребень охладителя, проложенный под городом подобно килю, излучал избыточную теплоту, принесенную туда оборотным хладагентом, который струился по сети вен и артерий – напор создавали тысячи разбросанных по всему телу города органов, аналогичных сердцу.

Пена представляла собой обширную колонию, которая росла тысячелетиями, пока окончательно не сформировала неправильной формы пласт в сотню миль длиной, десять миль шириной и толщиной в диапазоне от одной до пяти миль. Верхняя поверхность пласта, если ее не украшать архитектурными излишествами, была плоской. Но обычно на ней возводилась суперконструкция, взращенная на твердом основании биохимическим воздействием бесчисленных поколений дижаблей. Туннели и валы, пронизывающие живые ткани города, образовывали лабиринт пещерных полостей.

Нижняя поверхность города представляла собой бесконечные джунгли свисающих усиков, что окружали лопасти охладителя подобно бесчисленным щупальцам. По бокам пласта пены усики также формировали густые заросли, напоминающие бахрому, которая слегка колыхалась в турбулентной атмосфере Второго Дома. Чем дальше от края, тем усики становились все длиннее и вертикальнее, поскольку их корни приближались к центральным лопастям пласта, где составляющие клетки были самыми старыми.

Вокруг города роился аппетитнейший туман аэропланктона, триллионы триллионов рожденных в атмосфере микроорганизмов. Каждый из усиков пласта был ловушкой, специально приспособленной, чтобы заставить определенную разновидность аэропланктона покончить с собой тем или иным способом. Некоторые усики были липкими. Некоторые выстреливали крошечные гарпуны к любому источнику феромонов, на которые были настроены, после чего подтягивали добычу к ловушке. Некоторые всасывали насыщенный воздух сквозь фильтры «китового уса», в то время как крошечные жуки-быстроноги бегали по волокнистой драпировке и счищали пойманное в радужные мешочки. Одни усики генерировали ультразвуковые импульсы, другие – распространяли химические приманки, третьи – заполняли окружающий воздух тончайшей полуавтономной самонаводящейся паутиной, четвертые – просто ждали. Однако, схватив добычу, почти все типы усиков вели себя одинаково. Сначала они открывали мембраны, выпуская внедренные левисферы. Большинство выходило в атмосферу, где под действием жары и давления вырождалось, способствуя круговороту водорода; остальные использовались для создания локальной нейтральной плавучести. Когда мембраны раскрывались, питательные вещества выходили и транспортировались через фрактальное дерево молекулярных нанотрубочек, перемещаясь вверх вирусами поэтапного действия, которые проталкивали свою ношу по нанотрубочкам, подобно альпинисту в скальных узостях. Поскольку вирусы толкали их все выше и выше, то струйка питательных веществ становилась потоком, затем наводнением и заполняла емкости слизистых сферических мешочков, что украшали нижнюю сторону пласта, провисшую между раздувающимися корнями усиков. Здесь вирусы поэтапного действия падали в атмосферу Второго Дома бесконечно медленным дождем генетически добавленных компонентов, чтобы повторно заразить любой усик, с которым они случайно столкнутся.

Дижабли, жившие на верхней поверхности пласта, редко замечали аэропланктонный Армагеддон под ними, поскольку такое случалось каждый день на протяжении трети миллиарда лет. Они воспринимали лишь один из незначительных побочных эффектов – создание огромных плавающих платформ, если можно так выразиться, почвы, на которой основывалась их цивилизация. Только когда городской пласт заболевал, ветеринарные эскадроны и воздушные огородники активизировались и убывали в скрытые глубины для устранения возникших дефектов.

Дижабли развились в среде водородной экологии. Они, подобно многим мелким существам своего мира, являлись воздушными шарами – мыслящими воздушными шарами. Некоторые воздухоплавательные организмы, подобно пластам, были слеплены из микроскопических клеток, богатых левисферами. Другие обладали большими, заполненными водородом органами, выполнявшими функцию плавательного пузыря земных рыб, а именно – поддержки нейтральной плавучести. Большинство существ использовало также принцип нагревания воздуха для увеличения дополнительной подъемной силы; многие применяли только этот способ. И все же Строители городов и сами города не столько летали, сколько плавали в воздушных струях Второго Дома.

Типичный город служил прибежищем приблизительно для двадцати миллионов дижаблей. Тем не менее, в любое время лишь пять процентов горожан были активны, остальные пребывали в спячке. Социальные институты дижаблей возникли и развивались, чтобы поддерживать своего рода непрерывность в обществе, где ключевые личности могли внезапно сойти со сцены, и им на смену приходили полные незнакомцы.

В течение трехсот тридцати миллионов лет пласты городов Циркулировали под скрытой облаками полосатой оболочкой Второго Дома. Некоторые из старших дижаблей все еще помнили Исход – годы активного перемещения и колонизации. О том, что было до того, помнили немногие избранные, посвятившие свою бесконечную жизнь ее продолжению под кровом нового дома. Однако некоторые из младших дижаблей имели весьма отличающийся от общепринятого взгляд на Исход.

Снежная Бомбардировка. Само слово вызывало атавистический страх у дижаблей. Снежная Бомбардировка опустошала Первый Дом до тех пор, пока эволюция симбипьютов не подвела дижаблей к фундаментальным законам физики и, в конце концов, к управлению гравитацией. Потом Снежная Бомбардировка косвенно вызвала отказ от Первого Дома из-за неверной оценки опасностей, таящихся в технологии, которая и выпустила их на волю.

Однажды на Восьмой Луне, внешней из четырех Внутренних Лун Второго Дома, симбипьют-часовой во время стандартных наблюдений заметил во Внешнем Ореоле, наиболее отдаленном объекте из Дальнего Внемирья, существенное отклонение.

Скоро результат диагностики стал доступен всем. Снежная Бомбардировка.

Время для симбипьютов ничего не значило. Они наблюдали визуальные помехи – утомительное, аномальное отделение камня от мириадов своих компаньонов. Они экстраполировали затяжное падение к солнцу, вычислили вероятность столкновения и взвесили варианты возможного противодействия.

Вероятности выкристаллизовались в факты, не подлежащие сомнению. Решение, принятое давным-давно, было осуществлено немедленно. В колоссальных пещерах, высеченных ниже корок Внутренних Лун, команды симбипьютов роились вокруг бездействующих Машин Отклонения, пробуждая их от длительного сна. Энергия снова втекала в массивные металлические роторы высокоскоростной циркуляции Поля Отталкивания. Лучеметы, согласованные с соответствующими антигеодезическими линиями, генерировали мощные репульсорные лучи. Лучи изменили конфигурацию лунных орбит, чтобы достойно принять приближающуюся каменную глыбу и непреклонно поместить в точку, откуда газовый гигант яростно отбросит ее как можно дальше от себя. Под принуждением древних законов была выбрана траектория, которая не заставляла комету закончить свои дни в центральной звезде системы, но сводила риск столкновения со Вторым Домом к нулю.

Жар солнца растопил корку снежной глыбы, начавшей кипеть. Солнечный ветер сдувал с нее огромный плюмаж. Океаны Голубого Яда из поваренной соли манили к себе, представляя собой волнующую цель.

В глубине слоистой атмосферы Второго Дома те из Старейшин, которые не успели залечь в спячку, получили вести об открытии снежной глыбы, а также об ожидаемом воздействии, успешном отклонении и завершающем этапе полета. Поздравляя себя за предвидение, они возобновили свои бесконечные циклы политиканства, воспроизводства и спячки.

Голубой Яд на короткое время окутался зловещей серой вуалью. Заусенцы из поваренной соли, сдутые в пространство, обратились в льдины. В течение трех тысяч лет несчастный мир состязался с оледенением. Потом лед стал рассеиваться – оседал на младшего компаньона планеты, погружался в местную звезду, дрейфовал поблизости от Второго Дома.

Там это заметили только симбипьюты. Они рассудили, что прибывающие льдины ядовиты, хотя и не представляют серьезной опасности, поскольку их возможности весьма ограниченны.

Дижабли Второго Дома углубились в Тайное совещание.

– Пункт повестки за номером 3961, – объявил симбипьют-секретарь, используя звуковой диапазон, чтобы не занимать квантохромодинамическую скварковую полосу частот, на которой коллективный мозг осуществлял свою модулированную телепатию. – Планы возвращения измененных граждан на Энергозависимые Контуры Дождливого Наплыва. Секретарь начнет с обзора представленных протоколов и просуммирует результаты анализа показательных прецедентов…

В конечном счете, план относился к одной из постоянных групп вопросов по дальнейшему уточнению рекомендаций Тайного совещания проектировщикам, которые требовались для пересмотра расположения вторичных гибких гнезд.

– Пункт повестки за номером 3963: сообщение Агентства Задержания о данных, полученных на антиобщественные элементы… – бесконечно нудел симбипьют, сравнивая статистические выкладки для различных классов мелких преступлений и незначительных нарушений добровольных норм поведения.

Тайное совещание узнало, что за истекшую сотню тысячелетий возникла медленно растущая тенденция по использованию угрожающих жестов на переговорах о гарантиях на период временных переездов, которые фактически сняли проблему брошенных дисфункциональных симбипьютов в городах, принявших довольно спорную Резолюцию о Всеобщем Порядке Отторжения; а также узнали, что вспышка гормональных надписей на стенах Кипящих Ключей Забавной Нерегулярности прослежена вплоть до безумной Прелести Конструктивного Бытия.

– Заметно участились случаи нелегальных междугородних перемещений, – поведал симбипьют все тем же монотонным голосом.

Тайное совещание немедленно окуталось аурой волнения и беспокойства. Упомянутое явление, известное в просторечии как «парение-в-небе», было не просто антиобщественным, но и серьезно угрожало властям. Парители-в-небе служили символом низвержения авторитетов и составляли подрывную и крайне пагубную организацию неудачников. Своим политическим кредо они объявили перемещение, иконоборчество и риск.

Ничто не может пробудить лениво мыслящий субъект так эффективно, как потенциальная угроза. И стремление сохранить власть.

Мысли от мозга к мозгу передавались скварками:

Все присутствующие хорошо знают социально нежелательные побочные эффекты отвратительной привычки к междугородному свободному плава… – начал Почтенные Бормотания Беспрестанного Увиливания, однако его прервал Скоропалительные Решения Нерассмотренного Вмешательства.

Бормотания выражает превосходную точку зрения, которая будет принята нами всеми, и мы сможем выработать линию защиты от бунтарей. Я предлагаю…

Уверен, вопрос окажется более тонким, чем ожидает Решения, – высказался Бормотания. – Любое предложение преждевременно.

Поскольку я собирался указать, что это не исследова…

Наверняка все помнят гибель Городов-побратимов Соблазнительного Мрака, – скваркнул Интуитивный Посредник Мягкой Перспективы. – Опасности, которым парение-в-небе подвергает неискушенных побочных парителей, совершенно очевидны!

Может, оно и так, – заявил особо низкий и широкий дижабль по имени Выпуклый Поставщик Неправдоподобного Возражения. – Тем не менее, это была сомнительная и странная катастрофа. Никто не мог предсказать, что общедоступный фестиваль парителей-в-небе привлечет стайку мигрирующих капканокрылов в состоянии кислородного бешенства… Пожарище было прискорбно, но никоим образом не предсказуемо.

Никаких предсказаний не нужно, – сказал Глаза на Стебельках, – когда имелись прецеденты. Даже дурак способен предсказать, что такое не исключено. Важно предсказать, когда и где… Поэтому необходимо использовать прецеденты для выработки нашего поведения.

Х-х-х-х! – отреагировал Выпуклый Поставщик с нетипичным для него юмором. – Все-таки неясно, как запрет на парение-в-небе предотвратит аналогичные катастрофы. Надо подобрать соответствующие прецеденты.

Глаза на Стебельках оскорбленно зафыркал.

Прецедент никогда не бывает соответствующим, Поставщик! Это известно даже доспециализированным подросткам, барахтающимся в Слабых Ветрах!

Согласен, тем не менее, порой прецедент бывает весьма уместным, Глаза на Стебельках, – возразил Интуитивный Посредник. – Поставщик, смогу ли я найти поддержку для неправомочного междугородного свободного всплытия? Вы учли революционные взгляды парителей-в-небе? Разве вас не настораживает, что их террористические акты распространяются на Машины Отклонения на Внутренних Лунах, оставляя таким образом Второй Дом беззащитным перед Снежной Бомбардировкой? Вы что, забыли про отторжение парителями мятежных симбипьютов, запрограммированных на саботаж?

Выпуклый Поставщик, чей педантизм частенько брал верх над здравым смыслом, быстро дал задний ход. Кто мог забыть удары снежной глыбы каких-нибудь несколько столетий назад? Как не помнить возникшую панику, когда тысячи городов, которым угрожала опасность, были вынуждены изменить курс и неуклюже торили путь в безопасные широты? Бывали и другие случаи ужасающих нарушений защиты.

Ничего я не забыл! Моя точка зрения носит лишь логический характер, но отнюдь не политический! Конечно, культ парителей-в-небе представляет собой существенную угрозу!

Надо ужесточить наказание, – предложил Раздражительный Головорез Вызывающего Поведения.

Ритуальная откачка газа, дорогой мой Головорез, является настолько жестоким наказанием, что его сдерживающий эффект должен был бы уже сказаться, – ответил Интуитивный Посредник. Головорез такой простодушный… вечно ратует за крутые меры. А ситуация требовала тонкого подхода. – Нет, нужна профилактика. Даже самые жуткие пытки, примененные к преступникам, не вернут к жизни Города-Побратимы Соблазнительного Мрака. Или их жителей.

Тем не менее… – попытался возразить Головорез.

Прежде, чем он начал один из своих заранее заготовленных пассажей в защиту Потребности в Твердом Щупальце, Способном Привить Своенравной Молодежи Надлежащее Уважение к Общественному Порядку, его прервало неожиданное появление симбипьюта-секретаря. Лопасти симбипьюта трепетали, а декоративные колесики бестолково вращались, поскольку он парил на фут выше мраморного покрытия пола. Биомашина была настолько взволнована, что в нарушение протокола ей дали присоединяться к групповому менталитету без необходимой процедурной санкции. Для Тайного совещания подобное было равнозначно тому, как если бы на плавательный бассейн, в котором нежились Старейшины, обрушилась массивная скала.

Процедурная ошибка – выпалил симбипьют на скварковой частоте. Он был близок к истерике. – Совершена процедурная ошибка!

Тайное совещание Старейшин собралось для рассмотрения вопроса о вторжении! – напомнил возбужденной биомашине Глаза на Стебельках.

Уважаемое Многообразие, – испустил скварки симбипьют на более спокойной частоте, – в Повестке Дня пропущен пункт!

Старейшины пришли в замешательство. Как они не обратили внимания на такой очевидный промах? Почему секретариат недостаточно внимательно отнесся к нарушению процедуры?

Интуитивный Посредник первым сообразил, как следует поступить. Текущие прения должны быть приостановлены, хотя их запись, разумеется, сохранится. Затем Старейшинам надлежит возвратиться к опущенному пункту за номером 3962. А еще надо тонко намекнуть Бормотаниям, что тормозить процедуру недопустимо, иначе они останутся Тайным совещанием до тех пор, пока Вторая Звезда не превратится в красного гиганта. Итак, не откладывая в долгий ящик, нужно заслушать пункт за номером 3962 и вынести соответствующее запротоколированное решение. И уже только потом можно возвращаться к пункту за номером 3963, предварительно отредактированному, чтобы продолжить дебаты.

Все это потребует времени.


Дижабли Второго Дома никогда не выглядывали за пределы циркулирования слоистой атмосферы газового гиганта. Черная работа – для симбипьютов. Но даже биомашины не знали, что отклоненная снежная глыба, которую в свое время направили в недружелюбную атмосферу Голубого Яда, воздействовала не только на планету, но и на эволюцию местных жизненных форм. Да, тогда симбипьюты не догадывались, что там существует жизнь. Кислород способствует коррозии наиболее известных металлов, в кислородной камере органические молекулы вспыхивают самопроизвольным факелом… Жизнь на основе кислорода? Невообразимо! И все же как только облачный покров стал тоньше и сияющие лучи животворного солнечного света снова залили землю, в мире нового типа появились крошечные, похожие на землеройку зверьки с длинными, костистыми пальцами для выколупливания личинок из-под коры трухлявых деревьев, а громадные хищные ящеры навсегда исчезли, оставив после себя лишь окаменевшие костяки.

У зверьков был острый слух, поскольку они в течение миллионов лет охотились ночью. У них были большие глаза, адаптированные к темноте; в дневном свете они видели даже лучше. Не испытывая конкуренции, землеройки и их потомки заселили большую часть планеты. В отсутствие хищных ящеров они создали своих собственных хищников.

Однажды у их отдаленных потомков возникнет призрачный кошмар атавистического возврата к царствованию гигантских ящеров.

Однажды их потомки интерпретируют свои кошмары и изобретут богов, чтобы объяснить устройство мира.

Однажды они дадут блуждающим пятнышкам в ночном небе имена своих богов.

И однажды они отправятся к одному из этих пятнышек, приземлятся на одном из его спутников и выкопают симбипьютов, которые были захоронены в наказание за ужасные преступления.


… ется маленькое несоответствие, – признал симбипьют-секретарь. У него теплилась надежда, что Тайное совещание не будет заново рассматривать Повестку Дня, но Бормотания, конечно, настоял на перечислении всех пунктов.

В чем заключается несоответствие? – спросил Глаза на Стебельках.

Видите ли, место захоронения было… потревожено. Ряд преступных симбипьютов, вмороженных за серьезную антиобщественную деятельность в лед восьмой луны… они появились…

Появились? Преступников вморозили в лед! Они должны быть полностью неподвижны! А для их появления, как вы только что сказали, должны были завертеться колеса!

Испуганный секретарь поспешил снискать расположение Тайного совещания.

Точнее сказать, Уважаемое Многообразие, они были… эксгумированы.

Раздражительный Головорез в волнении закачался вверх-вниз.

Где эксгумация, там и эксгуматор… Кого-то следует наказать самым суровым образом, разрешенным законом! – Остальные обратили все свои глаза на перепуганного симбипьюта. – Кто из нас оказался способен на такое грязное дело?

Уважаемый Старейшина, эксгумацию провел не дижабль. Но, – быстро добавила биомашина, – и не симбипьют.

Замешательство пронеслось по отсеку подобно сквозняку из аммиака. Не дижабль, не симби… Кто же тогда?

Секретарь уловил чувство озадаченности коллективного разума и рискнул сделать примирящее заявление.

Обитатели Голубого Яда, – тихо произнес симбипьют. Затем повторил громче.

С пятой попытки Выпуклый Поставщик начал осознавать, что при составлении инструкций для Впередсмотрящих был допущен серьезный просчет, а ошибка философской доктрины оставалась невыявленной в течение свыше трехсот миллионов лет.

К счастью, до недавнего времени ошибка не приводила к серьезным последствиям.

Симбипьюты ранга Впередсмотрящих являлись колесниками различных типов с постоянными базами на четырех внутренних лунах Второго Дома и отвечали за установки-отклонители.

Инструкции для Впередсмотрящих были просты и кратки.

Если входящее тело представляет серьезную угрозу, которая может повредить экологии Второго Дома, то его надлежит отклонить в сторону. Иначе его следует игнорировать. Дабы избежать повторения инцидента, необходимо принять меры, чтобы тело столкнулось с одним из многочисленных непригодных для обитания тел планетарной системы.

Непригодными для обитания телами планетарной системы считались все луны, за исключением лун Второго Дома, внутренние планеты за Ржавым Порошком, а также внешние планеты от Многокольцовки и дальше. Короче говоря, все, кроме непосредственно системы Второго Дома и Зоны Дробления, которая была слишком непостоянна.

Важнейшее условие – никогда не направлять входящее тело на звезду. Аналогичная ошибка стоила дижаблям Первого Дома.

Теперь же, по-видимому, доказано, что допущение, будто жизнь возможна только на газовых гигантах – из которых фактически заселен лишь Второй Дом, – не соответствует истине. Где-то там, далеко, существует некая экзотическая форма жизни, которая обладает некоторым иммунитетом по отношению к кислороду! Эти невероятные существа способны жить в мире такой ужасающей жары, что на поверхности осаждались большие скопления жидкого льда!..

Да, философская теория дижаблей оказалась ошибочной. Почему же об этом не сообщили вовремя? Это уже вторая ошибка. Ведь если тело не представляет серьезной угрозы воздействия и не способно вызвать экологическую катастрофу, следует его игнорировать.

Примерно двести лет назад Впередсмотрящие сумели обнаружить крошечные тела, выплевываемые Голубым Ядом. Сперва они были ошибочно приняты за астероиды, но поскольку крохи маневрировали организованно, решили, что это некие крошечные родственники величественного магнитного тора, который для сохранности был закреплен в фотосфере Второй Звезды – пока не стало ясно, что они передвигаются самостоятельно, используя неэлектромагнитную реактивную тягу.

Более столетия странные нарушители колонизировали компаньона Голубого Яда – Испещренную Глыбу, а также делали временные набеги на Ржавый Порошок и расползлись по Зоне Дробления, осваивая каменные обломки. Колесники наблюдали за ними, скрупулезно записывая каждое перемещение, а когда нарушители приблизились к одной из Внутренних Лун, Впередсмотрящие даже сумели хорошо разглядеть сверхъестественную форму их раздвоенных тел. Ни тебе воздушных мешков – бесполезных в несуществующей атмосфере Внутренних Лун, – ни колес, зато неуклюжие, жесткие, подвешенные стволы с громоздкими подушечками на концах для равновесия.

Все это колесники отметили с интересом. Но маленькие небесные тела, внутри которых путешествовали нарушители, не представляли никакой опасности для Второго Дома – ведь даже если они столкнутся с ним, то молниеносно и безвредно сгорят в силу ничтожности своей массы. Итак, следуя ясным и простым инструкциям, Впередсмотрящие хранили всю эту специфичную информацию в своих банках памяти. Повинуйтесь инструкциям. Не предпринимайте никаких действий.

Тем не менее, все изменилось, когда пассажиры одного такого тела эксгумировали больше сотни симбипьютных преступников, которые были заморожены в наказание за нападение парителей-в-небе на Машины Отклонения. (Что хуже всего – один из мятежных колесников временно преуспел; это из-за его измены Второй Дом столкнулся с кометой.) Передача информации во Второй Дом об освобождении изменников из ледового плена и их исчезновении было лишь делом времени, что и произошло после трехгодичной стандартной проверки.

Поскольку бюрократические колеса общества дижаблей мололи медленно, они перемалывали очень тщательно. Старейшины Второго Дома, рассмотрев полученную информацию, по достоинству оценили ее значение. И встал досадный вопрос: ЧТО ЖЕ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?

В конечном счете, выработку решения поручили одной из подкомиссий.

Глава 12 Шанхайская провинция, 2213-й

Мозес в очередной раз оказался на полу. У него болело плечо, но куда больше страдала гордость.

– Ну что я говорила, глупое дитя?! – кричала девушка-инструктор.

Она была старше на девять лет, но Мозес давно научился обращаться с ней как со взрослой. Иногда она учила его говорить, читать и писать, а иногда обучала выживанию.

– Уважаемая, вы велели мне более чем быстро выход позиции дракона, когда нападение исходит слева от я, – ответил он на ломаном и не слишком грамотном китайском.

– И ты выполняешь все мои команды, Мо-Ши? Мозес скривился и покачал головой.

– Я вспоминаю за них слишком поздно, уважаемая. Молчаливая Снежинка, которой поручили натаскивать Мозеса в течение года перед тем, как он сможет безопасно вернуться в Экотопию, не скрывала своего презрения и напомнила недвусмысленно, что искусство кунг-фу не тот предмет, который можно запомнить.

– Твой ответ должен проистекать из действий противника, поскольку плодоношение на здоровом дереве следует за цветением, – указала она. – Ты должен замереть в позе, средней между позой лягушки и позой змеи. Ты должен уделять больше внимания теории и чаще практиковаться.

Девушку впервые попросили преподать основы боевых искусств семилетнему мальчишке, к тому же варвару, но она не стала подвергать сомнению доводы своей матери, Драгоценной Нефрит, и своего отца, Дьен По-жу. Мальчик воспринимал учение быстро: она гордилась воспитанником. И сегодня отец удостоил дочь великой чести присутствовать самолично на тренировке Мо-Ши.

Обстановка здесь крайне отличалась от анархии буферной зоны, диких беспризорников и собачьей стаи Мозеса. Дети могут быть удивительно пластичны – по крайней мере, внешне. Поскольку Мозес начал обретать веру и отринул кошмар прошлого, он полюбил новую семью. Отец Дьен был строг, но справедлив, Снежинка была просто замечательной, а Драгоценная Нефрит распорядилась, чтобы прислуга выполняла любую прихоть приемыша.

Дьен принял решение импульсивно, доверившись интуиции. Заинтригованный постоянно доходящими до его ушей слухами о необычном черном ребенке, который стал признанным вожаком собачьей стаи, он разглядел в юном варваре необычную силу, а это сулило принести в будущем пользу. Получив информацию, что его конкурент Кхи Минг-Куо намерен схватить мальчика на скотобойне, он без колебаний перехватил добычу и поместил ее в собственном доме. Здесь Дьен мог какое-то время держать ребенка вдали от любопытных взоров, наблюдать за ним и соответственно поставить его образование. В частности, он приказал, чтобы мальчика обучили древнему искусству кунг-фу, что могло позже пригодиться для выживания. По той же самой причине его собственные дети были мастерами единоборств.

Дьен строил серьезные планы в отношении Мо-Ши. Банда Белого Дракона занималась множеством самых разных дел, но основным источником благосостояния служили операции с лекарственными препаратами. Варварские лекарства запрещалось импортировать, однако на них существовал устойчивый спрос; спрос, подкрепленный деньгами. Цинохазин – против инфекций мочеполовой системы, фамиклоир – против опоясывающего лишая, декстроморамид – в качестве универсального болеутоляющего широкого спектра действия. И, прежде всего нововиагралин – панацея от импотенции. Мозес мог стать чрезвычайно полезным курьером в Экотопии.

Дьен знал, что ребенка нельзя долго задерживать в Китае, это слишком опасно. Опасно для мальчика, для семейства Дье-На, для всей банды Белого Дракона. Требовался всего год, один-единственный год, чтобы внести изменения в варварские записи. Перед тем как отправить Мо-Ши назад. Но пусть не надеется на свободу… Дьен выбрал ребенку место пребывания, которое хоть и располагалось географически в Экотопии, но к господствующей варварской культуре однозначно не принадлежало. Там его не мог выследить Кхи Минг-Куо, и туда до сих пор не дотянулись щупальцы Экстранета – несмотря на то, что в Свободном Китае Экстра-связь находилась под запретом, Кхи активно пользовался ее услугами.

Главарь Белых Драконов испытал большую интеллектуальную радость от решения трудной задачи. Варвары не выяснят истинное происхождение ребенка, так как маленькая команда хакеров Дьена приступила к созданию полного комплекта поддельных документов. Не существовало безопасных способов стирания подлинного файла мальчика, однако достаточно изменить полицейские отчеты так, чтобы «без вести пропавший, вероятно, мертв» стал просто «мертвым». Затем Мозеса можно переправить в место, где он достигнет совершеннолетия. При этом никому не придет в голову связать его со Свободным Китаем, не говоря уже о Белых Драконах. А что потом? У главаря пока не было определенного плана. Он только чувствовал, что в Мо-Ши каким-то образом заложен ключ к уничтожению Кхи Минг-Куо. Мо-Ши являлся мощной шахматной фигурой, и Дьен хотел гарантировать, что он останется на доске.

Это, естественно, подразумевало, что мальчику предстоит специфичное, узконаправленное воспитание: вереница более или менее старательных приемных родителей, принадлежащих по крайней мере к двум отличным друг от друга культурам. Ничего, справится. Мальчуган достаточно мал, чтобы к тому времени, когда он станет юношей, помнить только то, что должен помнить…

Молчаливая Снежинка пришла к выводу, что Мозес готов к сложному уроку. Дьен, безмолвно ожидающий на корточках, одобрил ее решение.

– Хорошо, Мо-Ши, ты упорно трудился. Давай-ка покажем на практике хоть что-нибудь из того, что у тебя получается мастерски… Знаю, знаю! Задняя подножка. Только сначала подкрепимся.

Она разлила по чашкам зеленый чай. Мозес, измученный жаждой от повышенного потоотделения, осушил свою одним глотком. Молчаливая Снежинка сделала деликатный глоток и отставила чашку. Дьен внимательно наблюдал – это был определяющий момент.

– Давай, Мо-Ши, ты знаешь, что делать!

Мозес осторожно сдвинулся с места. В этом упражнении он был хорош. Мальчик застыл, сделал ложный выпад и бросился девушке в ноги. Молчаливая Снежинка молниеносно выплеснула недопитый чай ему в лицо. Мозес оказался на полу. Он был готов расплакаться, чай залил его одежду. Ничего похожего прежде не случалось.

– Нечестно! – крикнул он. – Ты меня обманула! Это было оскорбительно, особенно перед… отцом. Молчаливая Снежинка посмотрела на мальчика хоть и серьезно, но по-доброму.

– Мо-Ши, запомни хорошенько урок, поскольку это самое важное из всего, чему я буду тебя учить. Выживание – не игра, а война. Нет никаких правил. Зато есть методика. Запомни, за любым движением скрыт контекст истинных побуждений. Используй его без ограничений.

Мозес ломал голову над этой фразой в течение многих часов. Когда он понял то, что она имела в виду, мальчика озадачило кое-что еще. Почему она не бросила чашку?


За пределами европианской базы полуденное затмение еще раз искупало зубчатый ландшафт в розовом свете Юпитера. Газовый гигант выглядел жутким шаром цвета полуночи, окольцованным оранжевым огнем. Это великолепное зрелище повторялось каждые три с половиной дня.

Персонал СРЮП редко наблюдал затмение даже с помощью приборов, не говоря уже о выходе в вакуум при температуре -190°С, это надоело им еще в первые дни.


* * *

Пыль.

Жара.

Прошел год, все приготовления были закончены… Дьен По-жу понимал, что тянуть нельзя. Еще он понимал, что Молчаливая Снежинка сильно огорчится. Но иного выхода нет.

Звериные запахи. Главным образом, козы. Немного рогатого скота. Полчища шелудивых голодных псов.

Пища, которую готовят на открытом огне. Дым дров. Сортиры.

Цепочки муравьиных колонн.

Хижины – скорее сплетенные, чем сколоченные. Тростниковые хижины, хижины из травы, хижины из пальмовых листьев…

Хижины.

Мозес никогда не видел хижин. Он видел множество животных, но никогда не видел хижин.

Он никогда не видел и коз. А коз здесь было больше, чем хижин. Больше, чем людей. Деревня была наводнена козами. Они служили основой жизни, ее целью, валютой…

Это был новый мир, и Мозес не знал о нем совершенно ничего. Хотя и понял, что никогда больше не увидит Молчаливую Снежинку или Драгоценную Нефрит. Вот почему он плакал, когда фургон въехал в Деревню через ворота.

Еще один ребенок? Х'намбат пытался скрыть раздражение. Достаточно трудно играть роль отца семьи численностью в десять тысяч человек. Еще труднее, когда знаешь, что где-то за золотой нитью горизонта находится мир, для которого Деревня значит не больше, чем булавочный укол для носорога. Реальный мир, в котором их Вселенная, Деревня, была меньше, чем ничто.

Кто-то должен быть связующим звеном.

Кто-то должен знать Правду.

Кто-то должен знать, почему внешний мир не только разрешил Деревне существовать, но даже способствовал этому.

Поскольку Деревня являлась анахронизмом и существовала для очень специфической цели. Она служила предупреждением.

Это, показывала Деревня, – то, чем вы станете без Экстранета, если вы отсоединитесь от общей суммы человеческих знаний, лишитесь опыта тысяч предшествующих поколений; вы станете не больше, чем разумными животными. Способными изучать уловки, но неспособными изобретать уловки. Смекалистыми обезьянами. Эмоционально и культурно продвинутыми – но без интеллекта. Вершина технологии – горшки из глины, предел мечтаний – уподобление богу.

В эту нежизнеспособную смесь надежды и врожденного таланта и прибыл Мозес Одинго, связанный, как индейка, наполовину скрытый мешками с семенами.

Мальчик пробудился от запаха дыма, открыл глаза… Вокруг не было ничего из того, к чему он привык. Вместо позолоченных стен особняка Дьена – непрочная плетенка. Вместо старинных ваз и нефритовых статуэток в глаза бросилась топорная фигурка жирафа, вырезанная из чурбака. Пол был неровным, вместо полированных кедровых дощечек – утрамбованная земля. Вместо изысканных звуков книжного китайского он услышал полузабытое варварское наречие – словно вместо соловьиных трелей в ушах слышалось жалобное кряканье озерных уток.

Ему говорили, его предупреждали… но действительность не стала менее огорчительной. Поэтому, в преддверии туманного будущего, Мозес решил выплакаться.


– Шкварки? Они что, разговаривают с помощью таких Шипящих звуков? – После малорезультативного года изучения колесника-посетителя база на Европе наконец добилась крупного успеха. Но и он не слишком помог продвинуться в деле налаживания контактов.

– Нет, сэр Чарльз, не шкварки, а скварки. Именно так они общаются между собой.

Не нужно было быть эмпатом, чтобы прочитать по лицу сэра Чарльза его мысли.

– Скварк – это суперсимметричная спаренная частица обычного кварка. Существование скварка было предсказано в соответствии с суперструнной М-теорией Виттена еще на пороге тысячелетия.

В конце концов до сэра Чарльза дошло, и он рассердился.

– Какого черта никто не сообщал мне раньше?

– Потому что, сэр Чарльз, никто такого не ожидал. – Уоллес Холберстэм, седой жилистый мужчина с мохнатыми черными бровями и короткой стрижкой, отвечал за материально-техническое обеспечение СРЮП и, обладая докторской степенью по редукционной физике, фактически являлся вторым в команде. Неожиданно оказавшись в центре внимания благодаря своей специальности, он подробно остановился на затронутой теме. – Понимаете, никто даже не предполагал, что скварки существуют в действительности. Приблизительно два столетия назад суперструны на короткое время стали супермодными. Математикам они нравились за элегантность и связь с эзотерическими вопросами топологии; физики были заинтригованы ими, пока не нашли, что теорию невозможно проверить на практике. Суперструнами перестали интересоваться не потому, что теория была неверна, а потому, что оказалась слишком трудна для понимания даже того, что же она, в сущности, предсказала.

– Почему все так внезапно изменилось? Холберстэм усмехнулся.

– А вы как думаете? Колесники. – Он прихлопнул ладонью лист бумаги к столу, пытаясь помешать тому взмыть вверх. Уоллес все еще не приноровился к малой силе тяжести Европы.

Сэр Чарльз подхватил лист. На нем были изображены какие-то белые пятнышки разного размера на синем фоне. Поперек страницы бежали по диагонали зазубрины графика и зеленые полоски.

– Уолли, черт побери, что это такое? Холберстэм просиял от гордости.

– Чарльз, похоже, это наше крупнейшее достижение! Подчиненные иногда бывают необычайно непонятливыми.

– Уолли, я имею в виду, чье это изображение?

– Вы даже не можете… хм… Ученые из лаборатории ядерного магнитного резонанса в Париже получили это изображение от «Трабанта» – колесника очень древнего, сильно проржавевшего и, в отличие от остальных, не реагировавшего на лазерную указку. Черт бы побрал Одинго, она отдала нам весь хлам, оставив хороший материал себе! Проклятые адвокаты, лепечущие о правах колесни… Извините, сэр, вы же знаете, как я отношусь к либералам. С «Трабантом» работали чаще, ¦чем с другими колесниками, хотя конкретное обследование структуру и не разруша…

– Уолли, ближе к делу!

– Хорошо. Итак, за «фарами» колесника расположена, атомная структура из сплава германия. Структура, насколько я могу судить, является скварк-генератором и, весьма вероятно, скварк-приемником, хотя ученым так и не удалось получить разрешения на проверку более нового колесника. Оказалось, что биомашины общаются с помощью суперсимметричных квантовых хромодинамических волн. И даже не СКХД-волн, а скорее модулированных объемно-звуковых серий спартиклей.

На наукообразных рассуждениях сэр Чарльз зубы съел, и даже терминология его не испугала, хотя большая часть услышанного казалась ему полнейшим бредом. Надо догадаться о смысле по понятной части предложения. Спартикль, по всей видимости, – суперсимметричный аналог стандартной элементарной частицы. Так что вся речь Уолли Холберстэма свелась к тому, что физики СРЮП тратили время впустую, пытаясь обнаружить радиосообщения чужаков.

Чужаки не использовали радио – они использовали скварки.

Дэнсмур произнес это вслух, и Холберстэм энергично закивал.

– Да, фары колесников выполняют роль антенн для скварков. Ну и быстро вы сообразили, сэр Чарльз! Я поражен.

– Скорее оправляйтесь от поражения и отвечайте на следующий вопрос.

– Пожалуйста. На какой?

– Единственный, о котором я не спросил, но, очевидно, должен был. Уолли, у нас есть возможность принимать скварковые сигналы? Мы захватили с собой все, что только могли придумать, но вряд ли кто-то предполагал, что мы обнаружим здесь неизвестную науке элементарную частицу, мода на которую прошла двести лет назад.

– Угу, мои ребята работают над этим прямо сейчас. Жози Мазур утверждает, что мы сможем приспособить одного из колесников из числа взятых на «Жаворонок» и преобразуем его скварк-излучение в обычные сигналы. Правда, надо что-то придумать с кристаллической решеткой из платины. Полагаю, исследовательская группа из Макнамаровского института подкинула идею парням из Парижа, обнаружив, что колесники не реагируют на лазерный свет,отраженный от зеркала. Если оно, конечно, не сделано из оптически плоской платины. Таким образом, они считают теперь, что когерентный свет лазера несет некоторое число скварковых пакетов, своего рода Эффект Суперсимметричного Прицепа. Обычное стекло смешивает фазы скварков, а платиновое зеркало скварковую информацию не искажает.

– Разве ученые не могли обнаружить это два столетия назад?

– Нет. У них не было колесников, чтобы отвечать на скварковые сигналы. Пучки спартиклей присутствовали и тогда, однако не существовало способа их обнаружить. До сегодняшнего дня.


Биншаба была несчастна.

– Симеон, зачем? – недоверчиво покачала она головой. – У нас больше ртов, чем мы можем прокормить… Ну почему ты принес этого ребенка?

Ей незачем было спрашивать, от кого исходил приказ. Ведьмы, сообщил бы ей Симеон прямолинейно. Очевидно, ребенок из Внешнего мира, но, как предполагалось, женщины не должны знать о его существовании.

Муж Биншабы с трудом подыскивал ответ. Есть вещи, известные Совету, которые не подлежат разглашению. Тяжело знать о существовании большего мира, что еще раз подтверждало узкие рамки данного микрокосмоса человечества. Однако невозможно не считаться с его существованием.

– Ребенок… больной, – сказал он лукавя. – Перенес серьезную травму. Потерял близких родственников.

Это, по крайней мере, было правдой. И все равно ему не хотелось лгать. Он знал, что правда скрывает неправду. Зато не знал, что то, что он принимал за правду, скрывало совсем другую неправду.

– Нас выбрали, чтобы заботиться о нем. Заменить отца и, мать, которых несчастный потерял. Воспитать его в заповедях Деревни.

Биншаба умоляюще схватила мужа за руку.

– Нам обоим известно, что это далеко не все.

Симеон испытывал тревогу. Знает ли она? Знают ли все женщины? Одна его часть понимала, что они должны знать. То, что знают мужчины, женщины тоже должны знать, поскольку женщины удивительно проницательны. Даже более проницательны, чем мужчины, которые тратили время, рассуждая о политике Деревни и стругая детей со своими собственными и чужими женами, формулируя абсурдные прожекты и со вкусом разглагольствуя о них; нельзя не упомянуть и о кислом пиве, употребляемом в огромных количествах. Женщины же занимались конкретным делом, делом, которое скрепляло Деревню. Впрочем, надо быть справедливым: мужчины охотились, добывая мясо, что, конечно, служило чрезвычайно важным подспорьем. А еще они могли убить мародерствующую львицу или леопарда – занятие столь же важное, сколь и опасное, к тому же абсолютно не женское. Да, женщины проницательны… И все же другая его часть отвергла это, ибо тайны, которые известны мужчинам Деревни, должны были известны только мужчинам. Иначе их жизнь стала бы бессмысленной.

– Все, хотим мы того или не хотим, такова наша обязанность, – сказал Симеон, закрывая обсуждение.

Биншаба вздохнула про себя. Если муж что-то решил, никто не заставит его отступиться. Во всяком случае, атакой в лоб. Она поднялась с циновки.

– Настало время доить коз.

Симеон проводил жену взглядом. Не первый раз задавался он вопросом, знают ли женщины Деревни… Но это было бессмысленно, и лучше всего не спрашивать.

Важно то, что поручено мужчинам Деревни. В этом заключалась реальная власть. И ребенок из Внешнего Мира поручен ему. Этого было достаточно.


– Ирония судьбы, сэр Чарльз, заключается в том, что Парижская лаборатория могла обнаружить передачу скварк-сигналов еще полтора года назад. Но фонд Макнамары прекратил финансирование группы прежде, чем они смогли опубликовать результаты.

– Как такое произошло?

– Очевидно, какому-то бюрократу из государственного департамента надоело возиться с процедурами поставки, и он ввел в заблуждение соответствующую подкомиссию. С тех пор группа все свое время тратила на то, что пыталась отыскать альтернативный источник денег.

Сэр Чарльз был возмущен. Лично его точка зрения заключалась в том, что все факты, пусть даже отдаленно связанные с чужаками, но выявленные компетентными людьми, должны были быть поощрены. Для таких случаев бюджет не должен скупиться.

– Уолли, как могло случиться, что прекратили финансирование такого важного проекта?

Холберстэм пожал плечами:

– Понятия не имею.


* * *

Мозес пробегал через Деревню, быстро взбирался на крыши хижин, с трудом сдерживая смех, поскольку остальные дети охотились на него.

Они знали, где он спрятался, но ему было всего восемь лет, поэтому они не хотели находить новичка слишком быстро. Так что они ходили взад и вперед под его сомнительным убежищем, притворяясь, что не видят и не слышат, когда под ним трещал тростник и когда он пытался не захихикать слишком громко. В течение нескольких минут мальчик был по-настоящему счастлив.


Хотя колесники на Европе и отправили информпьютер, чтобы контролировать действия внеюперов на шестой луне, они никак не ожидали, что Старейшины этим заинтересуются; просто таков этап стандартной процедуры проверки трехлетнего периода. А затем внезапно была образована Подкомиссия по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда, которая приняла свое первое – и до настоящего времени пока единственное – решение: пусть информпьютер остается там, где находится, и продолжает осуществлять свои обязанности по контролю режимов работы. Естественно, симбипьют выполнял команду буквально и засыпал колесников Тайного совещания комментариями в режиме реального времени, исходящих из базы на Европе. Однако подкомиссия до сих пор не решила, что делать с информацией, которой ее обеспечивал симбипьют-наблюдатель. В настоящее время этот вопрос был разбит на подвопросы, а сообщения просто регистрировались в банках данных до тех пор, пока не будут полностью разъяснены.

Не подозревая о пассивной роли колесника, сэр Чарльз предположил, что гость – посол чужаков, стремящихся поскорее вступить в переговоры со вновь прибывшими с Земли. Когда колесник исполнил свой полный драматизма выход на сцену базы на Европе, сэр Чарльз был уверен: где бы ни находились истинные хозяева дипломатической машинки, он скоро войдет с ними в контакт… Теперь – спустя два года и невероятное количество потраченных впустую усилий – его уверенность была изрядно поколеблена. Контакт состоялся, однако особого рода. Обмен сигналами, содержащими огромные порции информации, – да. Обмен смысловым значением – нет. Обе стороны говорили, но, к сожалению, не в интерактивном режиме. Даже синтаксис чужаков оказался непостижимым для аналитиков, и это при том, что у них на вооружении было самое лучшее программное обеспечение обработки сигналов. Разгадка же семантики чужаков представлялась отдаленной мечтой. Единственный строго установленный факт заключался в том, что сигналы статистически неотличимы от случайных помех. Идеальное излучение абсолютно черного тела.

На рубеже двадцатого столетия математик по имени Крис Мур из института Санта-Фе опубликовал труд под названием «Любая достаточно развитая технология неотличима от шума». Это был перефраз известного закона Кларка: «Любая достаточно развитая технология неотличима от волшебства». Оба говорили об одном и том же. Развитая цивилизация должна уметь кодировать свои сигналы самым эффективным способом, то есть так, чтобы их невозможно было подвергнуть дальнейшему сжатию. Другой математик того же периода, Григорий Четин, доказал, что любой несжимаемый сигнал случаен. Идея была тривиальна: если в сигнале присутствует заметная структура, то информацию, заключенную в описанной структуре, можно подвергнуть процедуре сжатия, а если в сигнале не осталось никакой структуры, то он выглядит случайным. Мур приложил идею Четина к статистическому распределению частот для несжимаемых электромагнитных сигналов, а природа демонстрировала подобное там, где передачи сигналов не было никакой – в спектре излучения идеального абсолютно черного тела.

Сигналы чужаков скорее были суперсимметрично хромо-динамическими, нежели электромагнитными, но к ним можно было применить то же самое прикладное рассуждение. Перевод скварковых волновых пакетов и в радио сохранял распределение частот – гистограмму.

Сигналы колесников, конечно, случайными не были. Они просто были зашифрованы. Но каждый, кто пытался наблюдать зашифрованный канал ВидиВи, знает, насколько случайными выглядят такие сигналы, – естественно, до тех пор, пока не получает секретный ключ для дешифровки. Чужаки разговаривали кодом, а физики Сил Решения Юпитерианской Проблемы не знали ключа. Такого следовало ожидать, и не только со случайными помехами, поэтому на «Жаворонке» летели лучшие криптоаналитики. Сотни коллег поддерживали их с Земли. А сэра Чарльза не оставляло гнетущее чувство, что все их усилия пойдут прахом.

В этот момент четверо из его сотрудников смотрели передачу какого-то колесника; скварковые волновые пакеты превращались в электромагнитные сигналы их собственного «ручного» колесника и отображались на плоскомолекулярном экране в дюжине всевозможных форматов.

Вся дюжина окон показывала однородные оттенки серого. Пытаясь наладить контакт в обратном направлении, в одном углу комнаты расположили камеру ВидиВи, передающую сигнал колеснику; использование другого колесника позволяло надеяться, что их собственное радиосообщение будет воспринято. Тем временем колесник, очевидно, равнодушный ко всему окружающему, опирался всеми шестью колесами в пол посреди комнаты. Он давно втянул лопасти и выключил тревожную внутреннюю подсветку. Чтобы предотвратить вмешательство людей, воздвигли невысокое ограждение. Иногда колесник катался взад-вперед, будто «разминал колеса».

После семнадцати тысяч часов непрерывной записи и передачи, казалось, должно было начаться значимое взаимодействие. По крайней мере, ученые были уверены, что могут определить систему счисления чужаков, которая позволит соотнести Периодическую таблицу Менделеева, а следовательно, и входящие в нее элементы, с земной, потом расшифруют материалы, а за ними и биомолекулярную структуру. Обычный метод познания от простого к сложному. Но все получилось не так.

Компьютер генерировал последовательности коротких вспышек для кодирования математических структур – целые числа в порядке возрастания, нечетные числа, квадраты чисел, кубы, степени двойки, простые числа, даже числа Фибоначчи. Эти структуры обращали в звук, свет, радио и скварки. Исследователи светили лазером в колесник, запускали ему музыку, показывали кино, пели и танцевали. Колесник, который должен был отреагировать, по крайней мере, на некоторые из сообщений, не проявлял никакого интереса и продолжал просто торчать на полу.

Может, он спал? Тогда для чего заявился к землянам? Или юпитериане не знакомы с математикой? Как же в таком случае они смогли построить машины с колесами? И почему, почему, почему чужаки, будучи разумными существами, не пытаются ответить какой-нибудь структурой простого типа, на которую они могли бы опереться как на базовую?

Единственным положительным моментом было то, что колесник не стремился покинуть базу. Чужакам, казалось, нравилось продолжать передавать и получать сигналы. Однако не было никаких признаков, что это имеет для них больше смысла, чем для людей.


Камбо поймал молодую газель. Ее мать загрыз леопард – по отметинам, сделанных когтями, было ясно, что их оставила самка, которую называли Б'вулу и которой требовалось кормить детенышей. Камбо нашел хрупкое создание под палящими лучами. Удивительно, что малышку не загрызли гиены, но их временно соблазнила перспектива отхватить мяса на дармовщинку у львов.

Паренек обвил грубую веревку из скрученных стеблей вокруг шеи детеныша и привязал его к деревянному шесту рядом с хижиной своего отца.

Он дал газели воды и улыбнулся, когда та выпила все до капельки. Потом попытался накормить. Безуспешно.

Мозес бродил до тех пор, пока не кончился день. Мальчик значительно вырос с тех пор, как появился в Деревне. Ему исполнилось двенадцать, он был высок для своего возраста, быстр и проворен. В течение трех лет, которые ему пришлось провести в качестве беспризорника, он познавал азы грязной драки, а за год занятий кунг-фу довел свои навыки до совершенства. Он знал, как наносить слабый или сильный удар, как калечить и как, если возникнет необходимость, убивать. Он скрывал свое умение от других детей, боясь, что в таком случае придется его продемонстрировать. Тем не менее, он помнил все, чему его обучила Молчаливая Снежинка, и частенько практиковался в укромных местечках среди скал, где никто не мог его увидеть.

Зато не делал попыток скрывать свое умение драться как беспризорник. Только самые сильные из детей осмеливались задирать новичка; у остальных на всю жизнь остались шрамы на коже или в памяти от неудачных попыток посостязаться с ним в драке.

Его уважали. И не только за зубы и кулаки. Огорченный Камбо подошел к Мозесу.

– Моя газель не хочет есть! Пьет как рыба, но посмотри на ребра, проступающие на боках… По-моему, она скоро умрет.

Ни слова не говоря, Мозес взял миску с едой, смесь зерна и молока. Поставил перед малышкой. Животное почуяло пищу, слегка подняло голову и отвело в сторону. Детеныш газели стоял, слегка наклонясь вперед, и казалось, принюхивался.

– Пища слишком густа, – сказал Мозес. – Влей-ка побольше молока. Но сначала вскипяти, чтобы отбить запах козы. Если найдешь шкуру газели, поставь миску на нее. Потом сорви пучок травы и размешай в миске.

Мозес встал и ушел.

Камбо собрал немного зелени, сходил в семейную хижину, нашел лоскут старой газельей шкуры, вскипятил свежего молока – проделал все так, как его проинструктировали.

Детеныш приблизился осторожно, понюхал несколько раз смесь… и начал лакать.

Камбо даже не удивился. Каждый в Деревне знал, что у Мозеса странная привязанность к животным. Мальчуган будто знал, что происходит у них в голове.

Он мог взять в руки черную мамбу, чей укус смертелен, а змею, казалось, это только забавляло. Конечно, он никогда не разыгрывал подобные игры перед взрослыми. Но вся Деревня видела, как он успокоил корову, у которой искусала ногу львица. Корова все же подохла, но при этом вела себя более спокойно, чем обычно.

Да, Мозес понимал животных. Стоило мальчику свистнуть птице, и та садилась ему на руку. Даже пауки отвечали взаимностью: вместо того, чтобы удрать в свою норку, когда приближалось это странное существо, они заползали на подставленную горстью ладонь. Словно повиновались его взгляду.


На расстоянии тысячи миль от Деревни Черити очнулась от сна и спросила себя почему. Обычно она спала без задних ног.

Но вот снова раздался шум. Вокруг бунгало кто-то бродил.

Женщина взглянула на часы – полоску плоскопленочного экрана, прикрепленного к комоду против кровати. Она купила комод по случаю на местной барахолке, уговаривая себя тем, что это антиквариат, хотя по такой низкой цене могли продавать только подделку. Ну и что, она давно хотела приобрести одну из тех старинных деревянных вещей с выдвигающимися ящиками… Черити встряхнула головой, чтобы прийти в себя. Проклятый поддельный антиквариат! Надо же, всего 4. 22 утра.

Может, грабитель? Вряд ли, в доме нет ничего ценного, к тому же последняя кража в стране случилась больше двух лет назад. Наемный убийца? Странно, но гораздо более вероятно. Теперь, когда Пру…

Кто-то вошел на цыпочках, споткнулся о стоящий на пути стул, приглушенно выругался – Черити узнала голос. Она села, накинула халат и пошла на кухню.

– Пру? Какого дьявола так ра… – Несколько упакованных чемоданов стояли у двери, а за домом ждало такси, электрический двигатель на холостых оборотах жужжал тихо, вот почему Черити не услышала, как подъехала машина. – Пру, ты не…

– Извини, Маленькая Сестра, но я – мерзавка! Пруденс надоело бездельничать. Ее терпение лопнуло, и к тому же она должна была снова отправиться к Каллисто. С момента гибели Мозеса утекло столько воды, что она возненавидела постоянные стенания сестры. Пруденс знала, что племянник погиб, так почему же Черити не хочет осознать реальность? Она надеялась, что, покидая ее дом так рано, избежит нежелательных объяснений. Напрасные надежды. Все равно затруднение возникло.

– Ты знаешь, что я думаю о…

– Да, Трещотка, дорогая, конечно, знаю, ты достаточно часто высказывалась по этому поводу. Но так уж случилось, что мы по-разному смотрим на вещи. А все очень просто, я права, а ты…

– Значит, Юпитер.

– Да.

– И, конечно же, в компании с этими роковыми ВидиВишниками. А я еще удивлялась, сколько времени ты потратила на разговоры с ними…

Пруденс взорвалась:

– С кем я контачу в Экстранете, не твое собачье дело!

– Даже если работаешь в моем доме, на моем уникомпе, пользуясь моей электроэнергией? – Их перепалки всегда съезжали на эти рельсы, с самого раннего детства. Время как будто обратилось вспять. – Я и не заявляла никогда, что это мое дело. Только не могла не замечать и удивляться…

– Маленькая Сестра, ты и в два годика была любопытна, любопытна и по сей день. Мне жаль, что все так случилось, трагически и ужасно, и я глубоко тебе сочувствую. Я тоже любила Мозеса, даже если этого не показывала, но… теперь мне надо вернуться к собственной жизни. Понятно?

Черити безрадостно усмехнулась. Пруденс никогда не могла оставаться на одном месте долго. И как ей удается проводить столько времени в металлической коробке – настоящее восьмое чудо света…

– Возвращаешься в свой любимый космос?

– Почему бы и нет? – Пруденс была необычайно взбудоражена. Она-то сама прекрасно знала почему. Она возвращалась не в космос как таковой, она возвращалась в космос для…

Черити была воплощением молчаливого укора.

– А, пошло оно все к черту! Трещотка, не смотри на меня так, будто я предаю человечество! Мы не можем посвящать все наше время Войне Против Кометы! Люди должны каждый день что-то кушать, поэтому фермерам надо обрабатывать землю, а нам по-прежнему необходимо зарабатывать деньги, чтобы купить у них хлеб… Или Центральный Банк Экотопии отменил деньги?

– Не будь дурой, Пруденс. – Черити никогда не могла переспорить сестру, хотя обычно была права.

– Не моя вина, что проклятая комета приближается! – глубоко вздохнула Пруденс и в приступе нерешительности запустила пальцы в разноцветную копну волос. – А теперь, благодаря мне, появился шанс отвести беду! Если комета все же столкнется с Землей, только лучше, что некоторых людей катаклизм не затронет. Ты же видела планы возрождения лунных поселений. Почему же в таком слу…

– Перестань увиливать! Наука нуждается в колесниках. Ты не должна их скры…

– В распоряжении правительства много колесников, и все они – моя собственность. Это я нашла их! А они присвоили большинство. – Обе знали, что это ложь: реквизировали лишь восемь колесников, из которых «Самоуверенный Робин» был без колеса, а «Трабант» – полностью изувечен. Хотя компенсацию ей предложили чисто номинальную – это, дескать, ее вклад в дело предотвращения угрозы кометы, – она пошла еще дальше и полностью отказалась от компенсации. Тем не менее, Пруденс не говорила, где спрятаны остальные колесники. И сейчас почувствовала необходимость, пусть дурацкую, восстановить свою репутацию хотя бы перед сестрой. – Да они понятия не имеют, что делать с теми, которые у них уже есть!

– Не важно…

– Еще как важно! Если станешь от этого счастливее, могу тебя заверить, что как только наши яйцеголовые действительно поймут, что делать с восемью проклятыми штуковинами, я всегда успею им рассказать, где хранятся остальные сто двадцать девять. Даже с Юпитера радиоволны дойдут всего за несколько часов…

– А то и раньше.

– Возможно, ученые обнаружат что-то важное, если ознакомятся с ними со всеми.

– Возможно. Но уж тогда я определенно закончу на паперти. – Хотя Пруденс приувеличила, но, во всяком случае, ее слова означали, что в таком случае ей не стать мультимиллионершей.

– Но какое это будет иметь значение, если придет комета? Какой прок тогда от денег?

– Если комета придет, сгорят все ставки. Дотла. Зато если она все же разминется с Землей, я передам остальную часть колесников Эйнджи Карвер. С большой для себя, кстати, выгодой. Особенно если смогу забрать с Каллисто все, что осталось.

Между прочим, Пруденс отказалась также объяснить, где именно на Каллисто она вырыла колесников. Экспедиция «Жаворонка» вела поиск, но пока ничего не нашла. Юпитерианская луна велика, площадь ее поверхности равняется Африке и обеим Америкам, вместе взятым. Дистанционное зондирование было недостаточно детальным и к тому же не могло охватить такую огромную область. По этой причине команда сэра Чарльза не сделала ни одной по-настоящему серьезной попытки найти место захоронения колесников.

– Ага. У тебя в мыслях только Чарльз Дэнсмур, добьется он успеха или не добьется, тебе один черт – все плохо. Это цинично.

– Правильно, Черити, у меня не такой ангельский характер, как у тебя. Эгоистичная сука, верно? Но я вынуждена быть такой – в моем бизнесе я бы обанкротилась через день, если была бы не сукой. И я не в силах измениться. Ты счастлива от работы в своем занюханном медвежьем углу. А мне по жизни не хватает острых ощущений.

Черити перешла в защиту.

– Ты догадываешься о действительной причине, почему не хочешь сотрудничать с властями?

У Пруденс был готовый ответ:

– Я утверждаю свое фундаментальное право свободного выбора.

– Не переворачивай с ног на голову. Ты говоришь о фундаментальном праве, а на самом деле у тебя эмоции перехлестывают через край. Все из-за Дэнсмура, не так ли?

– Не понимаю, как из-за мелкого хрена-попрыгунчика…

– Не понимаешь? Аксиома не требует доказательств. Мы знаем, как он тебя не раз и не два пробросил, и теперь ты ему не можешь простить, да? Неужто даже теперь, когда человечество оказалось на краю гибели, ты не подашь Дэнсмуру руку помощи? Но иначе у людей нет шанса уцелеть. Поверь, Пру, в тебе говорит ложная гордость! Наступи себе на горло, чтобы…

– … снова попасть впросак? – Конечно, Черити могла до бесконечности отстаивать свою точку зрения, но скорее в аду черти озябнут, чем Пруденс признает правоту сестры. – Согласна, я не верю, что Дэнсмур – человек, способный выполнить Миссию, как не верю и в то, что он способен справиться с любым нестандартным заданием. Однако ответственности за возложенное дело у него не отнять, и если я окажусь в состоянии ему помочь, то, несомненно, помогу. Но даже если передать ему всех колесников, весьма сомнительно, что это принесет какую-то пользу.

Имелась также еще одна причина, по которой домоседка Черити никогда не поймет. Колесники там. Пру хотела их откопать. Все. И за находку хотела соответствующего признания. Когда она доказала, что колесники не подделка, время было уже упущено: СМИ больше не проявляли интереса к артефактам чужаков. Когда же комета появилась на горизонте и СМИ пробудились от спячки, нетрудно догадаться, кто оказался в центре внимания… Ничего, в следующий раз Пруденс хорошенько подготовится.

Она подхватила чемоданы и принялась зашвыривать их в багажник.

– Поняла, Черити? Это не гордость и не упрямство, а лишь рациональная оценка того, чего я стою.

Черити окатила сестру взглядом, полным презрения.

– Пруденс, я знаю истинную цену твоей позы.

– Ну и?

– Она заслуживает осуждения.

Позже Черити станет стыдно, что у нее не хватило ума промолчать. Стук захлопнутой двери, наверное, услышали даже в Дар-эс-Саламе.


Бейли Барнум сомневался, что в состоянии представить себе Юпитер. Марс – да! Красная планета казалась чем-то вроде забавы, особенно во время съемок пустыни, по которой разгуливали вкорли, воссозданные компьютерной графикой. Но Марс был относительно близок к Земле. До Юпитера требовалось добираться два года в одну сторону, так что туда и обратно выходило все четыре.

Когда Эйнджи уполномочила их на съемки своей коллекции, он не думал, что придется лететь за пределы радиовещания к родине колесников. А должен был подумать. Рут Боусер сразу бы учуяла неладное…

В отличие от своего босса Кэшью находилась в приподнятом настроении. На спутник Юпитера так на спутник. Она всегда хотела путешествовать.

Джонас колебался, он ценил домашний уют. И тогда Пруденс уединилась с ним для длительной дружеской беседы – чрезвычайно длительной и дружеской. Джонас вернулся не сколько ошарашенным, но полным щенячьего энтузиазма путешествовать запертым в жестянке много месяцев.

Эйнджи уладила все вопросы, напомнив о некоторых из положений в контракте.

Оператор спрашивал себя, почему Пруденс так стремится к Юпитеру, но она предпочитала не объяснять истинную причину. Лучший способ заручиться вниманием СМИ – это взять с собой собственные ручные СМИ. На сей раз, Чарльз, тебе не лишить меня грома фанфар.


Странствующие муравьи покинули Деревню!

Сколько помнила Биншаба, они всегда маршировали через Деревню почти одним и тем же путем, причиняя хоть и незначительные, но приводящие в бешенство неудобства, избежать которых было невозможно.

Женщины Деревни громко обсуждали замечательное событие. Муравьиное нашествие было испытанием. Сельские жители давно отчаялись и оставили попытки избавиться от незваных гостей.

Кашина, одна из женщин, вынесла на обсуждение свою любимую теорию. Это была третья годовщина со дня прибытия мальчика – благоприятный день. В такую дату следовало ожидать что-нибудь удивительное.

– Биншаба, это сделал твой ребенок.

– Мозес?

– Я его видела – каждый день по нескольку часов рядом со следами муравьев.

Биншаба расхохоталась:

– Мозес читал муравьиные следы? Ну и что, Кашина, я и сама не раз такое видела. Он любит наблюдать за животными, даже за насекомыми.

Женщина упорствовала:

– Вчера мальчик куда-то нес дохлую крысу. А сегодня муравьев нет и в помине, остались только их следы на земле.

Если идея распространится, это станет опасным. Биншаба ответила настырной женщине пронзительным взглядом.

– Надеюсь, ты не столь доверчива, как мужичье, и не думаешь, что Мозес – колдун.

Именно это подразумевала Кашина, однако ей не хотелось удостоиться презрения Биншабы.

– Конечно, я так не думаю! Но… он долго изучал муравьев, и потом у него была крыса, а в результате колонны ушли из Деревни. Наверняка он все и устроил.

Биншаба ощутила, как по спине побежали мурашки. А ведь это правда. Давным-давно она заметила за приемным сыном странную способность сочувствовать животному миру. А теперь, по-видимому, его способности распространились даже на насекомых. У Мозеса очень странный ум. Временами он кажется почти чужаком.

– Возможно, ты и права, Кашина. Я сама спрошу Мозеса.

Как же у него получается управляться со своим даром? Мальчик был Посторонним, что, возможно, объясняло его странности. Женщины Деревни никогда не видели других Посторонних; предполагалось, что они не знают о существовании Внешнего мира. Но, конечно, женщины все знали и рассказывали детям, когда их отцов не было в пределах досягаемости, странные истории. Они рассказывали про совершенно невероятный мир с хижинами размером с гору и с животными, сделанными из жести, мир, где картинки двигаются и их цвета сияют как луна. И эти странные рассказы воплотились в Мозесе. Колдун он или нет, каждый в Деревне признавал, что мальчик владеет чудесным. Они назвали его Говорящим-с-Животными.

Глава 13 Деревня, 2219-й

Карлсон крался между валунами безмолвной тенью. Он снова был в прекрасной спортивной форме, сухожилия и мускулы, ни унции лишнего жира. А еще он утратил наивность и стал гораздо более жестокосердным.

Он поглядел на свой уникомп. Отлично – одиннадцать хищников находились в пределах тридцатимильной зоны, а также самка с детенышем, а то и с двумя. Одним из побочных эффектов слежки, пусть не всегда эффективной, за миром диких животных, которую вела полиция Экобаланса, было то, что Охотники, внедряясь в ее компьютерные системы, могли использовать информацию для выбора своих жертв.

К тому же он поблизости от закрытой Деревни, где надеялся отыскать черного ребенка. Последние сведения Карлсон получил случайно. Охотник был весьма заинтересован в будущем Мозеса. Он намеревался удостовериться, что у мальчика нет будущего.

Кхи Минг-Кио достаточно внятно объяснил, что Карлсон в свое время допустил ошибку, сохранив жизнь Мозесу. В течение пяти лет Охотника использовали на самых опасных и сложных заданиях. Как Кхи и предполагал, Карлсон обладал несгибаемой волей и врожденным инстинктом кровожадного убийцы, способного не только выжить во время испытаний, но и извлечь из них выгоду. Не успел он поинтересоваться, почему с ним обошлись так сурово, как Кхи поздравил Охотника с окончанием передряги, а потом сжато, но выразительно дал понять, по какой причине его подвергли столь специфическому режиму, а еще спросил, что Карлсон сделает с мальчишкой, если когда-нибудь судьба сведет их повторно.

Карлсон энергично провел ребром ладони по горлу. Его затрясло от едва сдерживаемой ярости. Пять лет страданий! Пять лет отвратительнейших заданий, лакейской работы, скотской работы… И все из-за черномазого ублюдка, который оказался в ненужном месте в ненужное время!

Он не повторит ошибки.

Кхи был удовлетворен. Карлсон получил хороший урок и стал только крепче духом.

Между тем дело черного ребенка приняло совсем не тот оборот. В уме Кхи не укладывалось, как судьба позволила Мозесу выжить. По всей видимости, дурацкая случайность. Самый простой способ превратить поражение в победу – попросить помощи у традиционных богов. Несколько вознесенных молитв и щедрые пожертвования наличными помогут договориться с ними, или, что более важно, с теми, кто являлся их представителями. Глупо раздражать духовенство, тем более, существовала более или менее устоявшаяся практика. Кхи выяснил, что мальчик находится в руках его врага Дьен По-жу. Он напрасно тратил время, представляя, как этот факт будет использован для крушения его империи, и израсходовал впустую кучу денег, пытаясь обнаружить местонахождение ребенка. И вдруг понял, как ему добиться поставленной цели. Надо всего лишь прибегнуть к услугам Карлсона. Приведя в движение проходную пешку, Кхи с нетерпением ожидал, когда начнется эндшпиль.

К Охотнику вернулась благосклонность сильных мира сего – ему предоставили исключительные привилегии: свободу действий в любом регионе земного шара, оплату расходов на передвижение, лучшую экипировку из существующих на данный момент. А самое главное – выбор действий. Однако недвусмысленно дали понять, что привилегии продлятся ровно столько, сколько показываются внушительные результаты. И Карлсон раз за разом добивался таких результатов. Он прославился своими операциями. Его приемы стали среди Охотников легендой, хотя и слегка приукрашенной в пересказе. Его добыча приумножала казну Кхи Минг-Куо. Если клиент требовал конкретную особь, Карлсон добывал это животное, где бы оно ни скрывалось и как бы тщательно ни охранялось. Он мог обойти самую хитроумную линию защиты и похищал редкие виды фауны прямо из-под носа у ротозеев-охранников. Его обучили вступать в бой как с оружием, так и без – он всегда был готов к единоборству. Как-то раз в течение двух бурных месяцев от его рук в разных операциях погибли четверо экополицейских, и в каждом случае он приумножал доходы сети магазинчиков Кхи, торгующих народными снадобьями.

Он тоже не остался внакладе, а его репутация взлетела на новую высоту.

Карлсон познал новые способы убийства. Однажды ночью он сидел в баре в Луанг Намса с лаосской стороны границы, ожидая финансовой смазки для безопасного перехода в Свободный Китай. Ему нравилось это тихое и спокойное местечко. И вдруг какой-то маленький неряшливый китаец разбушевался не на шутку, насылая проклятия на варваров, разрушивших ему жизнь. Охотник поставил буяну выпивку и попытался утихомирить, за что в последующие полчаса был вознагражден с лихвой – бессвязная речь Пуня, как бедолага себя именовал, повествовала о том, как маленький винтик из хорошо смазанной машины Белых Драконов был выдворен из Китая главарем своей банды. У него отобрали все документы, выперли за границу и послали куда подальше.

С этого момента Карлсон избрал новую линию поведения, объявив себя закадычным приятелем Пуня, и настоял на оплате за спиртное в течение всего вечера. Про себя Охотник считал, что Пуню повезло остаться в живых, но внешне всячески сочувствовал разглагольствованиям неудачника. Он не стал выяснять, каким образом варвары разрушили жизнь Пуню, но настойчиво, раз за разом возвращался к вопросу, бывал ли когда-либо его новый приятель за пределами Свободного Китая.

– Некоторым образом, – наконец снизошел китаец до прямого ответа.

– Это как? Или ты бывал за границей, или нет.

– Был, но только на вертолете. И притом ночью.

– Недавно?

– А вот и нет. Шесть, а может, и семь лет назад! Я ничего не видел. Даже одной ногой не ступал на варварскую землю.

Карлсон прикинулся простачком.

– Звучит довольно глупо. Ваш босс – довольно странный малый.

К этому времени алкогольные пары заставили Пуня вновь проникнуться уважением к прежним товарищам.

– Нет, босс у нас нормальный! Просто спецзадание. А вот пассажир, черный ребенок, точно был странноватый, не иначе колдун.

Сказанное Пунем заставило Карлсона подойти с осторожностью к подбору слов.

– Конечно, босс не рассказывал вам, откуда вы забрали странного ребенка-колдуна. Нет, он не доверил бы такую тайну ни…

Китаец развеселился.

– Что да, то да! И впрямь не доверил. Но я поинтересовался у пилота. Африка. Африка! Особое место, куда никто не может добраться. Даже варвары.

Карлсон напоил собутыльника до поросячьего визга, предложил где-нибудь переночевать и недрогнувшей рукой отправил на покой – на дно канала с перерезанной глоткой и тяжелой цепью, обернутой вокруг пояса. Наконец-то выяснив, где находится Мозес, Охотник не собирался идти на риск. Он знал, что должен доложить Кхи, но куда более эффектно было дождаться минуты, когда он сможет рапортовать о смерти мальчугана.

Перед Карлсоном стояли две задачи: вернуть леопарда и убить Мозеса. Он совершил типичную ошибку Охотника: решил справиться с ними в той же очередности.

Первой необычные следы обнаружила юная Киму. Отпечатки показались ей необычными из-за того, что Карлсон носил ботинки. Это Ведьма!.. Возбужденная девочка поспешила в Деревню, и вскоре до Мозеса дошла весть о следах. Не Ведьма – Посторонний!

На следующий день рано поутру Мозес и два мальчика постарше выскользнули из Деревни и вскоре сделали открытие, расстроившее их не на шутку. Они нашли следы леопарда и сопровождавшую их дорожку из капель крови. Мгновенно и без усилий Мозес сделал заключение:

– Посторонний убил Б'вулу и ее детеныша.

– Он воспользовался оружием, с которым мы, по-видимому, не знакомы? – спросил Руванга, самый старший из троих.

– Да, не знакомы, но я раньше видел, как убивают Посторонние. – Мозес сжал кулаки, да так крепко, что ногти вонзились в ладони до крови. – Они пользуются только ножом и арбалетом, они называют себя Охотниками, и поэтому они – враги. Они вырывают наших зверей с принадлежащего им по закону места в жизни. Охотники – это мерзость.

– Что будем делать? – воскликнул Руванга, распахнув глаза.

– Мы сотрем мерзость с лица земли.


Карлсон осторожно пробирался к Деревне. Если забраться на близлежащие склоны, то можно увидеть ежедневные перемещения жителей и вскоре определить местонахождение мальчишки. И уж тогда…

Позади него хрустнула ветка. Он обернулся.

Мальчишка. Что-то всплывшее из опыта, когда он сам был таким, подсказало, что это мальчишка.

Над близкими скалами показались детские головки: шесть, семь… дюжина. Свидетели. Ну и ладно. Он не повторит ошибки. Убьет их всех. Сначала, естественно, того самого.

Другие дети остались на месте. А мальчишка пошел ему навстречу.

– Я – Мозес. Иду к вам.

Карлсону стало смешно. Да, это тот же самый негритенок. Все оказалось очень просто. Жертва идет на ловца. Что за самонадеянность! Он отложил арбалет, но нож в ножны вкладывать не стал, потом присел на валун. Голые руки удовлетворили бы его гораздо больше – ощутить хруст костей, боль и ужас осознания…

– Ты стоил мне пяти лет! Пяти гребаных лет моей жизни! Идешь ко мне? А ты хорошо подумал, малыш?

До этих слов Мозес не узнавал Охотника, поскольку лицо Карлсона значительно изменилось. Мальчик забыл свое детство в Гуме, но никогда не забывал о том, что произошло вблизи Крокодильего Носа.

– Вы тот, кто убил моих Зембу и Мбаву.

– Ты имеешь в виду гепардов? Они что, действительно были твоими? Да, я убил обоих. А ты до сих пор горюешь по ним?

Мозес утер слезу.

– А теперь я собираюсь убить тебя, малыш. Да, все правильно, во время нашей первой встречи я допустил ошибку!

Мозес не выглядел напуганным.

– Вы много говорите, – сказал он. – Да, и…

Парнишка прав. Он действительно говорит много. Слишком много. Пора кончать базар.

Карлсон решил, что сперва переломает пацану ноги, затем примется за руки – хорошо, что в его арсенале множество боевых приемов, лишний раз попрактиковаться совсем неплохо.

Он выставил вперед руки, сжал кулаки, игнорируя все, чему его обучили китайцы – в полной уверенности, что это не пригодится. Ведь перед ним всего лишь мальчишка, Господи! Он снова засмеялся и сосредоточился на Мозесе, пока тот не очутился почти в пределах досягаемости.

И в этот момент Мозес подал сигнал. Град камней полетел в Охотника. Он уклонился от них с усмешкой. Глупые дети не способны даже угодить в цель. Тем не менее, на какой-то миг Карлсону пришлось отвести взгляд от Мозеса. Как только он это сделал, мальчик описал круг из размытых движений. Раскинув руки для равновесия, он взмыл ввысь и нанес молниеносный удар правой пяткой туда, куда научила его бить Снежинка. Пятка попала Карлсону в переносицу. Сила удара была настолько велика, что острый кусок кости откололся от черепа. Замысел Мозеса достиг цели: щепка превратилась в наконечник копья, который глубоко вонзился в незащищенный мозг Охотника, пробив тонкую перегородку носового хряща. Карлсон умер мгновенно. У него не было времени не то чтобы защититься, но даже предупредить атаку. И уж, конечно, он не успел осознать, что кто-то преподал Мозесу азы кунг-фу. И то, что атака камнями из-за укрытия являлась классической тактикой беспризорников.

Мозес посмотрел на поверженного врага. Он знал, что сумел бы его убить и без отвлекающего града камней, но к чему рисковать? Он плеснул чай в чашку. Молчаливая Снежинка одобрила бы. Его метод, возможно, был не особенно изящен, зато чрезвычайно эффективен.

Труп Охотника оставили стервятникам. Скорее всего с такого расстояния никто из Деревни не заметил, что произошло, так что ребята не видели смысла тратить впустую время, закапывая тело. Все равно гиены раскопают могилу.

В последующие несколько дней Мозес иногда останавливался, чтобы понаблюдать за небом над ущельем. Когда стаи прибывающих стервятников сменились стаями убывающих, а высоко в небесах остались парить, как обычно, лишь несколько птиц, он понял, что пришло время возвращаться. Одному.

Рано поутру, когда еще не рассвело, Мозес крадучись вы брался из хижины, где спал, и, ориентируясь по звездам, направился к ущелью. Он не боялся никого из животных, с которыми мог столкнуться, уверенный, что способен разгадать любое настроение и усмирить любую агрессию.

Гиены ушли – туда, где теперь объедки лучше. Судя по следам, несколько ночей подряд тут их собиралось немало.

От Охотника практически ничего не осталось. Гиены и стервятники ободрали с костей все мясо и внутренности. Остальная часть скелета была рассеяна на значительной площади, где Мозес блуждал больше часа, надеясь найти то, что так хотел.

Одна нога обнаружилась в каменной выемке под пометом гиены, другая – под колючим кустарником. Череп закатился под дерево и стал прибежищем для скорпионов.

Когда Мозес наступил на половину обгрызенной лопатки и по соседству нашел плечевую кость, ему стало понятно, что он на верном пути. Правда, гиена легко могла утащить целую руку на много миль, где в конце концов бросить останки, и Мозесу никогда уже не найти того, что искал. Пытаясь не потерять надежду, он вернулся по камням назад и внезапно увидел, что это открыто лежит там, где его невозможно было пропустить.

От руки, запястья и предплечья, которые это окружали, не осталось и следа. Но прозрачное «лицо» уникомпа Охотника блестело в звездном свете.

Мозес поднял трофей, стер с него пыль и, засунув в шорты, вприпрыжку пустился в обратный путь. Мальчик не стал исследовать желанный объект, он давно свыкся с таким понятием как терпение. Уникомп подождет, пока его новый хозяин не сможет уединиться на несколько часов.

Вожди племени думали, что только нескольким самым информированным и самым старым людям Деревни известно про Внешний Мир, а из них не больше чем двое или трое имели понятие, что такое Экстранет. Если бы они подслушали бабскую болтовню или незримо присоединились к детям, когда те считали, что вокруг нет взрослых, их бы хватил удар. Дети сочинили целую мифологию вокруг слухов, случайных наблюдений и подслушанных женских бесед. Этому во многом способствовало их удивительно живое воображение, которое имело мало общего с действительностью, однако именно оно могло проколоть пузырь самодовольства вождей и напомнить, что простые люди племени далеко не дураки. Для детей Внешний Мир представлял собой перекресток Между Валхаллой, Олимпом и туннельным лабиринтом Бога Змеи, а Экстранет являлся вратами в Нижнее Королевство, где обитали чудовища, демоны, волшебники, ангелы и прочие богоподобные существа.

Мозес, в отличие от остальных детей, провел часть своего детства во Внешнем Мире, и, хотя воспоминаний было немного и они были запутаны, он все же представлял, что такое сеть Экстранет и что можно с её помощью вытворять. Например, следить за детенышами гепардов. Охотник, который егопохитил, носил на запястье устройство для связи с сетью и тратил немало времени, что-то считывая и наговаривая в него.

Мозес знал: уникомп – нечто большее, нежели волшебный талисман; он давал реальные знания и силу. Именно поэтому мальчик не побоялся вернуться в ущелье и забрать то, в чем другие дети видели принадлежность Ведьмы, приносящую неудачу.

Поскольку Мозес считался сиротой, никого из жителей Деревни особо не волновало, что он встал перед восходом и отправился к скалистым предгорьям. Мальчик залез на маленький труднодостижимый скальный уступ, с которого можно было легко засечь любого, кто захочет приблизиться. Вынул из кармана уникомп Охотника и попытался разобраться.

Мозес не знал, что если активный уникомп отсоединен от тепла человеческого тела, то включались внутренние батареи, способные снабжать прибор энергией лишь в течение шести часов. Данный экземпляр провалялся сутки в пыли и целую ночь провел в темноте. Мальчуган не знал также, что для работы уникомпов с банками персональных записей и каналами связи необходим пароль – голос пользователя. Но так как засада застала Охотника врасплох, его уникомп все еще находился в режиме открытого доступа и дневной свет, заливающий расположенную Снизу плоскость, перезаряжал батареи благодаря гелиоэлементам, из которых был собран браслет. Так что прибор находился в рабочем состоянии; фильтр распознавания голоса отсоединил его не от каналов связи, а только от персональных файлов Охотника, о существовании которых Мозес пока не имел понятия.

И когда мальчуган заглянул в овальное, прозрачное «лицо» и заговорил с ним, как делал это Охотник, оно ответило. Заметив пристальное к себе внимание, лицо спроектировало виртуальный голографический экран в фиксированной позиции относительно глаз собеседника. Обнаружив себя внезапно перенесенным совсем в иную действительность, Мозес выронил уникомп. Иллюзия исчезла.

Предварительное исследование убедило мальчугана, что эта странная вещь не опасна, и он защелкнул браслет на запястье.

Технология уникомпа была усовершенствована до такой степени, что прибор стал обладать некой интуицией, был прост в использовании, а в случае необходимости мог стать полезным – и все это без приближения к Интеллектуальной Технологии Предпаузы. Для создания подобного устройства конструкторы воспользовались некоторыми достижениями культуры, которые ни в коем случае не представлялись естественными для ребенка, оторванного от цивилизации в четырехлетнем возрасте, потом три года своей юной жизни проведшего среди диких собак и беспризорников и еще три – в качестве приемыша главаря банды, а затем бесцеремонно выброшенного для преднамеренного погружения как бы в предыдущее тысячелетие.

Не суетясь, то и дело возвращаясь к началу, Мозес шаг за шагом постигал, как работать с сетью Экстранет. Его целью было вступить в контакт с Внешним Миром. Терпеливо и целеустремленно он пытался сделать все, что только мог придумать, и когда что-то получалось, он это запоминал. Он нашел массу сведений о совершенно непостижимых вещах – интеллектуальных газонокосилках, туристических агентствах для глухонемых, ежечасных диаграммах, демонстрирующих появление тех или иных аллергенов в Севмерике, и даже рекламу справочника-путеводителя для каких-то «голубых». Ни одна из этих тем не была для него жизненно важной, зато обучала навыкам поиска.

Заметив, что солнце приблизилось к зениту, мальчик спрятал уникомп в глубокой скальной трещине, этом природном сейфе, от непогоды и прикрыл сверху камнем, чтобы туда ненароком не влезла какая-нибудь живность. Ему отчаянно хотелось продолжить исследования замечательных возможностей уникомпа, однако долгое отсутствие в Деревне непременно заметят.

Он вернется сюда завтра.

Батареи уникомпов садились за ночь, но под солнечными лучами быстро восстанавливали номинальное напряжение. Мозес не имел представления, как поддерживать батареи; собственно, он и не понял, что в приборе вообще есть источник питания. Зато запросто нашел в Экстранете каталог заказов по почте.

Вы могли покупать через уникомп! Удивительно, но вы могли купить даже другой уникомп. Или автоматизированного Винни Пуха, полную коллекцию концертов «Семи одиноких звезд», массажные услуги Сексуальной Школьницы… И вы получали все, что хотели, сообщив уникомпу кое-какие цифры. Мозес попробовал случайные цифровые комбинации, пришедшие ему в голову, однако ничего интересного не произошло.

В конечном счете, он наткнулся на сайт генеалогии мормонов в горах штата Юта. Где-то в Севмерике компьютер засек обращение и выполнил давно заложенные инструкции.

– Иффи!

Скучающая девушка-оператор очнулась от грез по своему последнему дружку. Ее уникомп что-то сказал. Она протерла глаза, затем рассеянно вытерла ладошки о зеленый комбинезон с эмблемой «Телекоммуникации Карвер».

– Валяй, Крошка.

– Помните, какое распоряжение поступило одиннадцать лет назад?

– Нет. А почему я должна помнить?

– Вы, белковые мозги, всегда все забываете. А ведь оно исходило непосредственно от босса.

Ифигения зевнула.

– Как и сотня других. Напомни мне, Крошка, о чем речь?

– Ребенок Одинго. Имя Мозес. Исчез из Африки. Решили, что он погиб, но подтверждения не было. Его мать – подруга босса – никогда факта смерти не признавала, так что был установлен приоритет первостепенной важности для любых вероятных запросов о нем, с немедленным ответом.

– Ах, да… – Девушка малость поразмышляла над тем, будет ли ее череп выглядеть лучше бритым или все же оставить косички и вплести в них морские ракушки… И что понравится Марчелло больше?

– Так вот, кто-то пытается влезть в файл исчезнувших детей в базе данных Солт-Лейк-Сити.

– Такое время от времени случается. Вероятно, какой-то чайник пытается отыскать давно утерянную тетушку-девственницу.

– Очень может быть. Но стандартная инструкция велит, что монитор телесвязи обязан проверять любые запросы, и если какой-то из них входит в перечень, составленный боссом, надо немедленно доложить. Я могу ответить, но вы должны дать разрешение.

– Вот же вляпалась в дерьмо!.. Крошка, ну почему этот запрос не поступил автоматически на собственный уникомп старой суки?

Компьютер проанализировал восклицание Ифигении и понял его буквально. Крошка не была сильна в риторике.

– Согласно справочному файлу, у старой суки и без того полно забот. А ваша задача – действовать как фильтр.

– Проклятие, – ругнулась Ифигения уныло. – Давай забудем про запрос. Скорее всего, ложная тревога.

– Расценивать ваши слова как официальное распоряжение?

– Да.

– Согласно инструкции, я обязана сообщить начальству…

– Вот же сволочная ИТ-электронка! Ты точно родом не из Предпаузы? Хорошо, хорошо, сообщи, что нашла, раздолбанная интегральная жестянка, моя дорогая Крошка.

Машина сообщила.

Ифигения ознакомилась с лицевым отпечатком и спектрограммой голоса… Все еще скучая, она дала задание центральному маршрутизатору скачать медицинские записи исчезнувшего ребенка и сравнить с полученными данными запроса. Результат возвратился меньше чем через секунду.

При данных обстоятельствах она выругалась удивительно мягко. Все романтические мысли, связанные с Марчелло, выветрились напрочь.

– Крошка, допуск первостепенной важности, подтвержденный и зарегистрированный. Сейчас же давай босса!

Ха-ха, а ведь грозит продвижение по службе…

Звонок одного из сотрудников Эйнджи Карвер разбудил Черити ранним утром.

– Откуда вы?.. Кто-кто? Мозес?! Полагаете, что нашли Мозеса? Но он же… я думала, что его… это не глупая шутка?

Подключился новый голос – она тут же узнала лицо. Уникомп показал значок, гарантирующий идентичность пользователя.

– О Эйнджи, правда? С ним все в порядке? Где он?.. Эйнджи ее успокоила и рассказала, как все произошло, что должна делать Черити и почему необходимо действовать энергично.

До матери Мозеса доходило с трудом. Конечно, Эйнджи была взбудоражена, ибо, если она обнаружила мальчика, другие тоже могут его найти. Под другими подразумевались те, у кого были причины преследовать сына Черити.

– Я готова на все, – сказала Черити.

– Отлично. Мы понятия не имеем, где он и как туда попал, но дело сдвинулось с мертвой точки. Мы послали ему письмо по Экстранету; пока ответа нет. Обстановка вокруг его уникомпа показывает, что запрос сделан утром.

Черити прекрасно разбиралась в часовых поясах.

– И где же сейчас утро? Эйнджи объяснила.

– В Деревне? Подразумевается, что все годы он жил в Деревне? Но ведь это меньше чем в тысяче миль отсюда! Почему – никто мне не сообщил? Почему… о, извини, ты только что сама выяснила и никак не могла…

– Насколько следует из официальных документов, он родился в Деревне. Я только что получила уведомление, из которого предположительно вытекает, что метрика была подделана в Свободном Китае, но прямых доказательств нет и ни одна бюрократическая машина не примет наших доводов. Сие означает, если мы обратимся к властям, чтобы они передали нам Мозеса, то возникнут серьезные осложнения. Нет, нет, даже если все физиологические характеристики совпадут, бюрократы сочтут это подделкой, понятно? Ты знаешь, насколько предвзято они относятся к Деревне, и если не сохранить все в тайне, у нас вряд ли получится что-нибудь путное. Стоит пустить это дело по официальным каналам, и мы получим решение минимум через полгода… Даже если я воспользуюсь своими каналами. А так долго ждать нельзя. Если мы нашли его, другие тоже смогут. Мои аналитики обнаружили связь с войной банд в Свободном Китае и лекарственными препаратами из подвергнутых угрозе уничтожения видов животных… У Мозеса вполне могут оказаться враги из Свободного Китая.

Мысли Черити смешались. Ее давно покинула надежда – во всяком случае, так ей казалось до сих пор.

– Эйнджи! Эти люди – они могут травмировать мальчика!

«Скорее всего они попытаются его убить, – подумала Эйнджи. – Если мы не доберемся туда раньше».

– Итак, дорогуша, у меня есть план. Я прямо сейчас пошлю за ним опытных охранников на вертолете. Но приземляться непосредственно в Деревне нельзя – придется заплатить бешеный штраф. Как только уникомп Мозеса перешлет Экстрапочту, тебе надо будет поговорить с сыном и убедить его выйти встретить вертолет достаточно далеко от Деревни, чтобы никто не увидел.

Черити испытывала одновременно и дикую усталость, и безмерное счастье.

– Конечно, я поговорю! А еще я хочу, чтобы меня взяли на этот вертолет, плевать, что будет опасно, я должна быть там!

Эйнджи с экрана горько усмехнулась.

– А я-то думала, как тебя уговорить… Вряд ли Мозес сумел бы пережить то, что он, наверное, пережил, если бы не был сообразительным парнем. Надо добиться его доверия; без тебя это невозможно. Итак, сердце мое, ты полетишь не как доброволец, а как мобилизованная.


Мозес знал про вертолеты. Один из них лишил его всего, что он любил, переправив в анархический мир беспризорников. Дьен По-жу избавил его от этого ужаса и был добр, – но тоже отослал в чужую Деревню и в конечном итоге отказался от своего приемыша. В Деревне он вырос и теперь думал о ней, как о своей второй семье, если первой считать жизнь в доме Дьена.

Внезапно мир перевернулся. Оказывается, и перед Дьеном у него была семья… Мозес знал, что Биншаба ему не мать, да и Драгоценная Нефрит тоже, поскольку она не черная. Две «матери», и обе ненастоящие… Теперь уникомп Охотника свел его лицом к лицу с настоящей матерью.

Сначала он не мог ее узнать. До тех пор пока Черити не показала забавную игрушку, которая могла превращаться в разных зверушек – найденную полицией, возвращенную матери, бережно хранимую. Ой!.. Нахлынули болезненные воспоминания, которые, казалось, давно похоронены. Он вспомнил все.

Мозес сомневался, что хочет встречи. И все же пришел к скале, в десяти милях от Деревни, куда односельчане редко заглядывали. Она сказала, что ее вертолет маленький и желтый… Он прекрасно понимал, что это снова должно изменить его жизнь. Вертолет вернет ему Внешний Мир, оградит от тупого прозябания в Деревне, позволит воссоединиться с миром, в котором можно получить уникомп, перечислив лишь несколько цифр, вместо того чтобы убить и украсть его у гниющей, расчлененной плоти Охотника. Второй способ представлялся Мозесу более простым, и не без оснований, но ему отчаянно хотелось испробовать первый. Поэтому он поступил, как велел уникомп, и прокрался к месту, где два каменных столба тянулись к небу, разделенные мутным ручьем. Единственное, что он захватил с собой, были шорты и уникомп.

Небо было почти безоблачно, и поднявшееся солнце разбрасывало повсюду отчетливые тени. Красота вельда расстилалась вокруг Мозеса. Может, это последняя возможность погрузиться в поток жизни зверей… Он был счастлив здесь.

Мимо пролетела пчела. Мозес вытянул руку, и крошечное создание село на ладонь. Другая пчела присоединилась к первой. Проследив, откуда они прилетели, мальчик заметил пчелиный рой, гудевший в кроне высокого дерева над ручьем. Пчелы на его руке были Разведчиками, работниками, которые прокладывали курс для основного роя. Сам рой представлял собой бесформенную массу, зависшую на ветке. Очертания роя были зыбки, поскольку одни пчелы с его поверхности взлетали, а другие приземлялись. Доносилось басовитое гудение.

В нескольких ярдах от Мозеса прятались две пятифутовые, толщиной с человеческую ногу африканские гадюки. Он никогда не видел, как питаются змеи и сейчас смотрел, как похожие на шланг тела с каждым глотком раздаются вширь. Поодаль в нескольких сотнях ярдов белый носорог опустил тяжелую голову в ручей с намерением утолить жажду. Мозес его узнал. Это был самец; судя по языку телодвижений, у него выдался не самый удачный день. Между кормящими матерями возникла конкуренция за охапку свежей зелени; вряд ли отлучение от грудного молока обоих телят пройдет успешно. Но не только это беспокоило «носи». Возможно, замешана и склока с крокодилом. Старина «крок» ничему не учится…

Мозес услышал шум винтов, и из-за пригорка показался вертолет. Когда он собрался приземляться, откуда ни возьмись появилась вторая «стрекоза».

Мальчик насторожился. Летательные аппараты различались защитной окраской: один был черный, другой – тусклого зелено-бежевого цвета. В появлении черного чувствовалось что то зловещее. Потом Мозес высоко в небе заметил крошечное пятнышко – третий вертолет. На таком расстоянии цвет не различался, но предыдущие два, конечно, желтыми не назовешь.

Черный вертолет сел, высадив полдюжины китайцев. Перед внутренним зрением Мозеса предстало кровопролитие, то самое, когда его силой вырвали из мира беспризорников. Он распознал, что у всех китайцев оружие, о котором жители Деревни, предположительно, ничего не знают, и которое он видел в действии раньше. Из зелено-бежевого вертолета, сжимая в руках аналогичные стволы, высыпало еще больше узкоглазых лиц.

Первая шестерка не мешкая устремилась к противнику. Один из них споткнулся о черепаху…


На борту желтого вертолета пришли в замешательство. Они разглядели два других вертолета и поняли, что прибыли слишком поздно. Черити ломала руки в отчаянии.

– Наверняка это китайцы! Эйнджи права, они узнали о наших планах! И доберутся до него раньше! О, мой бедный, бедный малыш Мо!

Командир, он же пилот, оглядел своих людей. Служащие Карвер тоже не на увеселительную прогулку собрались и теперь готовили автоматы к бою. Предстояла очень грязная работа.

Впереди по курсу вертолета раздался сильный взрыв, к небу взвился огненный шар, вслед за ним – клубы густого черного дыма.

Когда охранники подлетели ближе, стало очевидно, что один из китайских аппаратов уничтожен полностью, другой выглядел просто искореженным. Установить, что произошло на земле, было трудно, однако внизу все застыло. Пилот взвесил возможный риск – никто в них не стрелял, вообще ничто живое не шевелилось – и совершил посадку.

То, что они нашли, поставило их в затруднение.

Один вертолет еще горел, почерневшие тела его пассажиров периодически можно было рассмотреть в дыму и пламени. На безопасном расстоянии над ним кружило облако пчел. Обугленные пчелы усыпали всю землю вокруг.

Фюзеляж другой машины был изуродован огромными вмятинами и сквозными отверстиями, через которые можно было просунуть кулак. Стекла были выбиты, а посадочный винт изогнут и обломан. Повсюду валялись трупы.

На песке виднелись следы диких животных, эдакая мешанина ямок и борозд. Несколько трупов были раздавлены, другие представляли собой немногим больше, чем груду окровавленного тряпья, приложенную к выпущенным кишкам. Над некоторыми все еще копошился живой ковер из пчел. Двое, как выяснилось при осмотре, были явно укушены ядовитой змеей: у них уже раздулись и стали фиолетовыми лодыжки. Мертвая гадюка, разрезанная пополам автоматной очередью, валялась поблизости. У очень многих бойцов были сломаны шеи.

В эпицентре погрома, на вершине плоской скалы сидел Подросток, умиротворенно взирающий на все это с высоты.

Когда спасательный отряд приблизился, Мозес слез вниз и пошел навстречу. Он разрешил охранникам проводить себя к Маленькому желтому вертолету, где женщина, в которой он признал свою настоящую мать, зарыдала и запричитала столь эмоционально, что впервые за все утро мальчик испугался.

Поскольку вертолет уже оторвался от земли, один из сопровождавших взял Мозеса за плечо, в то время как другой успокаивал женщину.

– Что здесь произошло?

Мозес ответил ему непроницаемым взглядом.

– За любым движением скрыт контекст истинных побуждений.

Глава 14 Траектория Каллисто, 2220-й

Джонас на собственной шкуре познал, чем космисты заполняют бесконечные рейсы между звездами. Пруденс была отличным преподавателем, и поначалу это даже забавляло. Но два года длились ужасно долго, и к концу срока учеба порядком утомила. Подобно другим, он испробовал множество различных развлечений – как легальных на Земле, так и нет. Одно из правил гласило: что бы ни произошло в течение рейса, никогда не вспоминайте об этом вслух после того, как рейс закончен. Таким образом, вы можете спокойно сходить с ума, потворствуя своим любимым извращениям, и до тех пор, пока ваше безумие не причиняет вреда окружающим, никто не попытается вас остановить. В ограниченном пространстве корабля споров избегают любой ценой. И все равно во время рейса нередки акты нанесения увечий, беспробудное пьянство и депрессия. Представьте себе передвижной театр-шоу, бродящий по долам и весям, и себя в компании друзей-приятелей, проводящих бок о бок двадцать четыре часа в сутки, привязанных друг к другу эмоционально и вынужденных находить общий язык, потому что иначе или повесишься сам, или – все скопом. Рейс к Юпитеру нельзя было назвать путешествием, которое медики посоветовали бы для улучшения здоровья, но и беспрецедентным по стандартам космистов полетом он не стал.

Вот и финиш. Пруденс подгоняла «Тиглас-Пильсер» к светлой стороне Каллисто, а Джонас и остальные члены ВидиВи-команды снимали свое прибытие. Космистка знала, что Силы Решения Юпитерианской Проблемы обосновались на Европе, на той ее стороне, где приливно-отливные силы зависели от гигантской полосатой планеты. Глупо воображать, что они не засекли их прибытие, ведь сэру Чарльзу наверняка докладывают о каждом перемещении Пруденс Одинго и он знает, что она знает об этом… Ее план состоял в том, чтобы посадить ОС-модуль достаточно далеко от места захоронения колесников, чтобы не дать никаких полезные подсказок, даже если зонд СРЮП случайно наткнется на ее посадочную площадку. А закамуфлировать модуль сеткой раз плюнуть. Конечно, сэр Чарльз в конце концов все равно обнаружит их местоположение, но к тому времени остальная часть колесников будет на борту. Да сопутствует им удача.


Эйнджи и Черити сидели на веранде зоологического факультета Гума и наблюдали за прайдом львиц, преследующих стадо газелей Томпсона. Зебры и жирафы были перемешаны с веретенообразными, коричнево-красными белохвостыми антилопами. Львицам эта мешанина травоядных напоминала, наверное, кондитерскую распродажу – свежая помадка, полосатые мятные ириски, леденцы на палочке… Но у этих конфеток были ноги, которые они использовали с удивительной эффективностью, чтобы не угодить в чужой рот. В бинокль женщины могли рассмотреть расстроенную львицу, уставившуюся на полдюжины молодых газелей, что прыгали беспорядочно в воздух на всех четырех ногах – тип движения, известный как «гребенка», дезориентировал хищника.

– Все дети, когда вырастают, меняются, милочка, – сказала Эйнджи. – Не вини себя. У Мозеса был трудный период, неудивительно, что бедное дитя не желает говорить об этом. Подожди, все придет в норму.

– Я знаю, что придет, – вздохнула Черити. – Да только ждать тяжело. Он вырос, а я все это пропустила! Меня не было рядом, когда он больше всего нуждался во мне… Никого не было там с ним! Можешь вообразить, каково ему пришлось?

Эйнджи могла вообразить все, даже очень четко. Она наняла частных детективов, и они кусок за куском сложили из фрагментов более или менее полную картину того, что произошло с Мозесом с момента его исчезновения. Смерть мальчика сфальсифицировали; на самом деле его похитили. Сыщики узнали, что он попал к беспризорникам в Свободном Китае, потому что некоторые из женщин Деревни им рассказали об этом, а китайский след вывел на предполагаемого Охотника. Эйнджи имела довольно точное представление о том, в какой переплет угодил мальчик. Она поведала Черити немногое, да и то с помощью эвфемизмов. И без того бедная женщина достаточно настрадалась, чтобы услышать о полном ужасов раннем детстве Мозеса. Вряд ли перечень убийств, болезней, голода и людоедства, которыми характеризовался анархический мир беспризорников, улучшит ей настроение.

Детективы узнали также о Дьене и Молчаливой Снежинке. Но даже все богатство Эйнджи не помогло выявить Кхи Минг-Куо или историю убитого Охотника, а Мозес как будто в рот воды набрал.

Сегодня, как и в предыдущие дни, он помогал близнецам Нтули. Черити поразилась, как расцвел рано проявившийся талант Мозеса по общению с дикой природой. Теперь он мог утихомирить обеспокоенное, раненое животное за несколько минут. Даже наиболее буйные и непокорные звери, вроде старого быка, охромевшего в результате давнего сражения с крокодилом, берут корм из его рук. Он потратил долгие часы, скармливая муравьеду муравьев, и возникало впечатление, что насекомые выстраивались для этого в очередь. Надо признать, муравьеды просто обожали мальчика.

С людьми же все было иначе. Мозес в основном предпочитал водиться с самим собой. Ему исполнилось пятнадцать, но он редко вел себя соответственно возрасту, и Черити быстро оставила попытки вынудить его общаться с одногодками. Он снисходил только до братьев Нтули, Джомо и Джамбе, которые были на десять лет старше – потому что благодаря им получал доступ к вольерам. Наверняка мальчик все еще нуждался в матери и даже в какой-то степени испытывал привязанность к ней… но если и так, он ничего не делал и не говорил, чтобы это показать. Черити часто спрашивала себя: а не обманывается ли она, не атрофировались ли у Мозеса все чувства? И лишь иногда краешком глаза она ловила сына на том, что тот задумчиво смотрел на мать – и всегда отворачивался, когда замечал, что за ним наблюдают.

– Эйнджи, знаешь, это было очень трудно. – Черити опустила бинокль. Львицы только что поймали молодую газель и перегрызли ей горло; раньше она воспринимала это как самый обычный эпизод в безостановочной мыльной опере саванны, однако сегодня зримо ощутила различие между победителями и проигравшими. – Я всегда верила, что Мозес жив, хотя все свидетельствовало об обратном. Матери всегда так думают, когда у них пропадает ребенок, и всегда надеются на лучшее, даже если не правы… Мне нужно было оставить надежду, но я не смела допускать такого даже в мыслях.

Эйнджи кивнула с сочувствием, но ничего не сказала – Черити хотела, чтобы ее выслушали, а не утешали банальностями. Единственное, что Эйнджи могла сделать, – побыть рядом с подругой.

– Когда мне сказали, что он не только жив, но и в течение последних семи лет находился меньше чем в тысяче миль от дома, не могу описать, что я почувствовала. Счастье и злость на то, как близко от меня был сын все это время… Я ощущала себя обманутой и ликующей одновременно!

– Милочка, я все понимаю, – сказала Эйнджи. – Я, конечно, не могу себя чувствовать, как ты, но догадаться в моих силах. Жизнь главным образом тащит людей в противоположных направлениях, я наблюдала это не раз и не два. Нельзя допустить, чтобы вас с Мозесом растащило в разные стороны.

– Да, теперь все хорошо, но «разочарование» – неподходящее слово… Когда я увидела сына снова, он был красивым молодым человеком, на голову выше, чем был когда-то его отец… Я рассказывала тебе о Джерри?

– Нет.

– Полное имя моего мужа Джереми. У него тоже была тяга к животным, Мозес, наверное, унаследовал это от него, только в большей степени… Заболел один из носорогов, и мы держали его в отдельном загоне. Джерри имел обыкновение чесать своему любимцу спину метлой. Однажды он случайно очутился между ним и стенкой, а носорог возьми да и прислонись. Всего лишь дружеский тычок локтем… Джерри умер в больнице через неделю. Я была на седьмом месяце беременности.

– Ужасно. И все же ты по-прежнему работаешь с животными?

– Носорог не виноват.

Эйнджи подождала, пока отсутствующий взгляд Черити станет осмысленным.

– Ты говорила о Мозесе.

– Ах да. Прикоснуться к нему и обнять – никто не знает, что я чувствовала в этот момент! Я вновь вернулась к жизни. Я все-таки жутко везучая… Ко мне возвратился мой пропавший ребенок. Но – о Эйнджи – это не тот ребенок, которого я помнила и представляла!

Слезы покатились по щекам. Они должны быть выплаканы, болезненно, многократно, пока не затянутся раны от времени и привыкания; Эйнджи знала, что нет иного способа их остановить.

Женщины обнялись, и их слезы смешались, поскольку лица касались щека к щеке.


Никто из них не понимал того, что Мозес на свой лад счастлив. Существует так много животных, так много различных видов животных!.. Он чувствовал, о чем они думали, чего хотели, чего боялись. А также как им можно помочь. Талантливый дирижер способен услышать музыку и без оркестра – глядя на нотный лист. Даже когда животные лгали, что бывало редко, Мозес понимал, для какой цели эта ложь предназначена и какую правду она скрывала. Безобидная муха с желто-черными полосами являлась живой ложью, притворяясь кусачей осой, которая в состоянии больно ужалить. Тоже ложь – жала у насекомого не было. Я не съедобна.

Люди сильно отличались от животных. Они лгали постоянно.

– Не бойся, малыш, я не причиню тебя вреда! – ухмылялся лошадинозубый Охотник… Но Охотник желал навредить Мозесу, увез его от всего, что мальчик любил, и превратил его жизнь в сущий ад. Нельзя сказать, что Мозес был не в состоянии распознать ложь – дружелюбную улыбку он ощущал дружелюбной, зато ехидная ухмылка выглядела фальшивой. Несогласованность между произнесенным словом и языком тела бросалась в глаза, однако он не мог понять, каковы движущие мотивы. Не мог понять, зачем нужна ложь. Поэтому был чрезвычайно насторожен, когда пришел к людям. Учитывая, что люди сделали с ним, вряд ли стоило ожидать иного.

Постелено он стал осознавать, что некоторые люди отличались от остальных. Черити, например. Мать едва ли лгала ему, тем не менее, даже когда она это делала, он смутно понимал, что у нее есть для этого повод. Значит, это добрая ложь – ложь, предназначенная для защиты от горьких истин.

Теперь он находился среди друзей и мало-помалу начал выползать из своей раковины. Подобно возбужденному зверьку, он легко пугался, но с каждым прошедшим днем становился более человечным.

Черити обрела надежду. Вчера днем Мозес коснулся материнской руки – застенчиво, будто случайно, и только на мгновение. Но он сделал это преднамеренно и без подсказки. Хороший знак, верно?


Сэр Чарльз Дэнсмур сетовал на происки судьбы. Ведь рекомендовали же ему лучшие умы на Земле… но, к сожалению, он не прислушался. Не прислушался и к бесконечным советам пары вышколенных экспертов, которых предоставил ему Ульрих-Бенгтсен – Харриса и Клементины. Иллюстрация к расхожему клише из романов: проницательные любители, у которых все получается лучше, чем у профессионалов. Кроме всего прочего, признал глава Сил Решения Юпитерианской Проблемы позднее, Харрис и Клементина были далеко не любителями. Они были профессионалами в той области, в которой он, археолог, разбирался недостаточно.

Юпитер. Чужаки обосновались на Юпитере.

Комета неотвратимо приближалась – до столкновения осталось два года. Даже теперь, после нескольких лет неистового проектирования оборудования и окончательного пересмотра планов миссии, ему все еще не верилось. Атмосфера из непригодного для дыхания газа, ветры, по сравнению с которыми земные ураганы выглядели нежнейшими бризами, колоссальная сила тяжести, бешеный холод и давление, которое вне человеческого понимания… и что хуже всего, – никакой тверди под ногами! Смешно. Но не было причин сомневаться в результатах наблюдений. «Ручная» колесница по-прежнему оставалась на базе. В конечном счете ученые выяснили, куда нацелены ее сияющие разбрызгиватели модулируемого скваркового волнового пакета и откуда исходили ответы, и сделали недвусмысленный вывод: независимо от того, с кем колесница поддерживала связь, это находилось на Юпитере.

К счастью, СРЮП не оказались полностью неподготовленными. Еще на Земле пытались спланировать даже более маловероятные обстоятельства. Эксперты сэра Чарльза обладали достаточно развитым воображением, чтобы рассмотреть возможность обитания чужаков на основной планете, а не на одной из сопутствующих ей лун, и обеспечили экспедицию соответствующим оборудованием. Они только не придавали этой возможности приоритета. Так что некоторым из его сотрудников пришлось спешно укомплектовывать Орбитальные Спускаемые Модули, примерять скафандры и раздраженно ковыряться в складских помещениях «Жаворонка», разбирая ящики и коробки, чье содержимое земные власти считали более важными, чем сокровища Аладдина.

Первостепенными среди них являлись шесть вакуумных аэростатов – тонких, легких и очень прочных шаров, наполненных наилегчайшим веществом в природе – вакуумом. Они были скроены из сплющенных до толщины атома полотнищ чистого углерода, связанного крест-накрест стабилизирующими атомами редкоземельных металлов. Когда аэростаты были собраны, вакуумные баллоны выглядели подобно громадным арбузам – круглые, бледно-зеленые, разбитые зигзагообразными зубцами на сегменты.

Отправить их в верхние уровни атмосферы Юпитера просто: освободить и позволить им упасть. Вернуть их назад не было никакой возможности.

Для улучшения навигационных свойств каждый вакуумный аэростат обладал системой клапанов и помп, которые могли изменять его плавучесть подкачкой воздуха планеты в полость или наоборот – выпуском из полости, и дополнительными двигателями, позволяющими совершать тот или иной маневр. Снизу, подобно гондоле воздушного шара, использующего для подъема горячий воздух, но куда надежнее закрепленный, был подвешен стандартный зонд – электронные глаза и уши плюс (главная особенность) съемный модуль связи, который мог быть предоставлен в пользование любому достаточно общительному чужаку. Так как основная цель зонда состояла в том, чтобы способствовать диалогу с чужаками, конструкторы пришли к мысли, что коммуникатор необходимо сделать переносным.

Устроили так, чтобы операторы на борту «Жаворонка» или любого из сопутствующих судов могли управлять аэростатами дистанционно. Из-за быстрого вращения Юпитера и непрекращающихся ветров связь с исследовательскими аппаратами поддерживалась через ряд ретрансляторов, размещенных на стационарной орбите; они облетали вокруг Юпитера за то же самое время, за какое планета оборачивалась вокруг своей оси, то есть, грубо говоря, каждый ретранслятор был неподвижен относительно той или иной ее области. Расстояние от центра планеты до стационарной орбиты составляло приблизительно сто тысяч миль. Ретрансляторы были дальше от газового гиганта, чем Метис и Адрастея, две самые внутренние луны, но ближе, чем третья, Амальтея.

Выведение необходимого оборудования на стационарную орбиту – стандартная, но утомительная процедура, так что прошло несколько месяцев, прежде чем «Жаворонок» смог запустить первый из аэростатов и база на Европе начала получать данные его зонда. Сигналы от «глаз» и «ушей» поступали в шлемы виртуальной реальности для использования устройствами дистанционного управления и в банки памяти для дальнейшей обработки и анализа. Земле полагались копии.

Погрузившись в разреженные внешние слои атмосферы Юпитера, где свирепствуют дикие ураганы, зонд наладил устойчивый поток научного материала – магнитного и метеорологического, физического и биохимического, числового и визуального. Многое из полученного подтверждало то, что ученые ожидали – например, строение атмосферы.

В некотором смысле атмосфера планеты простиралась в космос до бесконечности и нигде не кончалась – подобно старому солдату, она только угасала и сходила на нет. С другой стороны, существовало четкое различие между областями, которые были не плотнее, чем межпланетный вакуум, и областями, где плотность была в десять или в сто раз выше. Специалисты сошлись на том, что юпитерианская атмосфера достойна именоваться собственно «атмосферой» приблизительно в пяти тысячах миль выше облаков. Верхнюю ее часть назвали термосферой, потому что она, благодаря поступающему от Солнца теплу, нагревалась сильнее, чем некоторые из более глубоких уровней. «Тепло» – понятие относительное, и температура термосферы была значительно ниже нуля градусов по Цельсию. В пределах термосферы различали ионосферу – мощный слой электрически заряженных частиц, которые отражали радиоволны точно так же, как ионосфера Земли. Ниже располагалась более холодная мезосфера, а еще ниже – стратосфера, где температура драматично снижалась до сотни градусов по Кельвину, то есть практически до точки кипения азота при нормальном земном давлении. На этой глубине, приблизительно двадцатью милями выше верхнего слоя облаков, температурный градиент, благодаря внутренней теплоте, восходящей из глубин планеты, резко изменялся – начиналась тропосфера. Хотя юпитерианская атмосфера обширна, давление на этом уровне низкое, меньше чем на вершине Эвереста.

Толщина облачного слоя составляла приблизительно сорок миль; там свирепствовали ветры, их средняя скорость на экваторе составляла больше двухсот миль в час. Температура быстро повышалась, так что ниже облаков царили условия, аналогичные климатическим условиям на антарктических ледовых полях в летний день, а давление соответствовало земному на уровне моря. На границе облачных полос ветры дули в противоположном, относительно вращения атмосферы, направлении; таким образом, высокоскоростные струи юпитерианского воздуха размечали границы полос. Чем глубже области, тем они теплее. Однако с глубиной повышается давление, так что чуть ниже уровня облаков «атмосфера» газового гиганта становится жидкой. Подобно Земле, Юпитер – планета океанов, но в отличие от Земли его океаны сливаются практически незаметно с его воздухом; обе стихии состоят из водорода и гелия, смешанных с незначительными объемами метана, этана, аммиака, ацетилена и других газов.

Конструкторы вакуумных баллонов понимали, что это все значит. Давление не проблема, даже если погрузиться ниже облаков на неизвестные уровни, температура – тоже, раз уж разработана морозоустойчивая конструкция. Остаются ветры – не те, которые постоянно кружат вокруг гигантского глобуса, а отдельные бешеные порывы, чья скорость в пять раз выше, чем даже в вихревых круговоротах. Аэростат, тем не менее, может спокойно плавать и при ветрах, если избегать крайностей. Например, следует держаться как можно дальше от турбулентных выбросов Большого Красного Пятна, и самый простой способ сделать так – оставаться к северу от экватора. Поэтому «Жаворонок» аккуратно направил зонд выше относительно спокойной Северной Умеренной Зоны, чтобы тот погрузил свой технологический щуп в юпитерианское море и выяснил, есть ли там кто-нибудь кусающийся.

Зонд добрался до верхнего облачного слоя. Там его спуск был временно приостановлен, чтобы операторы переварили только что полученные данные и уделили особое внимание датчикам, контролирующим прочность аэростата и гондолы. Все оказалось в отличном состоянии, и было принято решение о запуске еще трех аэростатов – выше облачного слоя и в различные атмосферные зоны: Северный Экваториальный Пояс, Северный Умеренный Пояс, Северо-Северную Умеренную Зону.

Биохимические датчики и анализаторы уже выявили на Юпитере явные признаки жизни. В изобилии попадались сложные органические молекулы, любопытные квазибактериальные организмы; обнаружили обрывок плавающей псевдоморской водоросли… Не существовало подходящих терминов для определения того, что увидели ксенобиологи, поскольку аналогии они черпали из земной классификации и латинских префиксов. Сообщения о первых находках вызвали ажиотаж на Земле – как же, инопланетная жизнь! Но к радости примешивалось чувство разочарования. Силы Решения Юпитерианской Проблемы искали не бактерии и примитивные растения; они жаждали встречи с Разумом.

Массовые скопления газовых мешочков, обнаруженных вскоре, выглядели обещающе – какое-то время, но вскоре стало очевидно, что у них не больше интеллекта, чем у морских водорослей, на какие они и походили. И все же площадь поверхности Юпитера была поистине колоссальной, а его атмосфера превосходила человеческие знания и опыт. Лозунгом стало терпение. Предстояло изучить многое, открыть целый новый мир экзобиологии…

Шло время, поступали сообщения от аэростатов. Научные достижения экспедиции бесспорно являлись выдающимися. К сожалению, не было главного сообщения, хотя в таком бурном потоке его можно было просто не заметить. Для большинства людей комета все еще представлялась чем-то нереальным: хотя она должна столкнуться с Землей через полтора года, доблестные СРЮП, конечно же, найдут способ ее остановить. Кое-кто, правда, начинал испытывать раздражение, и сэру Чарльзу осточертело находиться под прессом Ульрих-Бенгтсена, начальственные окрики которого только Мешали. Назревал кризис доверия, что, конечно, не помогало работе.

Однажды начальник экспедиции нашел в своей Экстрапочте якобы юмористическую таблицу, присланную неким «Тираннозавром».


1 ярд 10 лет Бактерицид

10 ярдов 25 лет Инсектицид

30 ярдов 50 лет Гомицид

100 ярдов 100 лет Государствоцид

1 000 ярдов 100 000 лет Геноцид

10 000 ярдов 30 000 000 лет Тираноцид

100 000 ярдов 1 000 000 000 лет Всесплошьцид


Возможно, из-за растущего к нему недоверия сэр Чарльз Стал даже более осторожным, чем прежде, и это повлияло на принятую им стратегию развертывания зондов.

С расстояния облачный слой Юпитера казался непроницаемым, но это было иллюзией, вытекающей из того, что зонды пытались разглядеть хоть что-нибудь сквозь сотни наложенных друг на друга облачных слоев. Повсюду возникали промежутки и отверстия, беспорядочно изменяющие свое положение, поскольку ветры несли облака в разных слоях с различной скоростью. Свет, направленный в эти промежутки, проникал на удивительную глубину. Некоторые области быстро заливались солнечными лучами, когда промежутки временно выстраивались в одну линию, но между облаками свет в основном рассеивался, тускнея до сумерек, и сразу наступала полная темнота, которая фильтровалась в глубины. Поскольку изменчивый ковер облаков был непредсказуем, сэр Чарльз отказывался отправлять аэростаты вслепую. Поэтому в течение нескольких месяцев он не разрешал посылать зонды ниже верхнего слоя облаков.


Достигнув Каллисто, Пруденс усомнилась, стоит ли сразу мчаться за спрятанными колесниками. Ей не повезло: случайно СРЮП разместили несколько датчиков в очень неудобных местах, делая путь к захоронению гораздо труднее, чем она рассчитывала. И комета, надвигающаяся все ближе и ближе, стала терзать ум Пруденс. Бесконечный полет к Юпитеру дал ей время поразмышлять, и ее мотивы вдруг стали казаться позорными. Возможно, в конце концов, Черити была права… Чем больше Пру наблюдала за тем, что делают СРЮП, тем несчастнее становилась.

– Беда Чарльза в том, – как-то сказала Пруденс, – что он чрезвычайно эффективен и в то же время чрезвычайно неэффективен. Он не прекращает работать никогда, но это почти не приносит результата… Наверняка он считает, что добился огромного прогресса, однако главным образом он преследует собственный хвост. Хотя при этом не забывает ставить эффектную дымовую завесу. Что касается меня, то я больше уповаю на интуицию. Рассматриваю вещи в контексте, делаю выводы… С первого дня, как я попала к Дэнсмуру студенткой – когда-нибудь расскажу вам обо всем, – я поняла, что он зануден и приземлен. Нет нюха, нет инстинкта – зато прирожденный толкач! А как держит себя в руках!.. Сторонник традиционного подхода – когда выверяется каждый шаг, тщательно анализируются все возможности, чтобы в результате пойти туда, куда не надо… Он научил меня многому, но только тому, что входило в методику. Чарли был самым педантичным человеком, которого я когда-либо встречала. И у него напрочь отсутствовало воображение.

Пруденс становилось все труднее и труднее оставаться безучастной и не вмешиваться в работу СРЮП. Ее первоначальный план – быстро приземлиться и откопать из ледяной могилы столько колесников, сколько мог унести «Тиглас-Пиль» – был решительно отложен; отсюда, откуда родная планета выглядела отдаленным пятнышком света, он казался слишком мелким. Какой смысл выкапывать еще нескольких колесников, если Чарльз делает не то, что следует?.. Чем дольше Пруденс наблюдала за ходом операции, тем большеубеждалась, что все идет именно так, как она предполагала.

– Джонас, разве я не говорила, еще до того, как мы покинули Землю, что искать чужаков нужно непосредственно на Юпитере?

– Точно, – согласился Джонас. – Но, кстати, в разное время ты также говорила, что их надо искать в герметических поселениях подо льдом Ганимеда и на огромных орбитальных колониях из звездных кораблей.

– Хм-м, – скривилась Пруденс, – ну, не все из сказанного может быть правильным. Но Юпитер я ставила намного выше, чем ужасные, бесплодные луны, на которые введенный в заблуждение Чарли Дэнсмур потратил впустую годы!

– Совершенно верно, – сказал Джонас. – Но у нас не было даже крохотного доказательства, поддерживающего твою теорию. Старина Чарли полагался на экспертов, и все мы знаем, что ему посоветовали. Он делал только то, что было в инструкциях.

– Это совпадает с моей точкой зрения, – процедила Пруденс сквозь зубы. – И она достаточно справедлива. Проблема в том, что он не сумел сделать правильный вывод из постигшей его неудачи с определением местонахождения чужаков, которые оказались не там, где ожидали эксперты. Он должен был выйти за рамки инструкций. Черт побери, в конце концов, он начальник или нет?

– На него давит огромный груз ответственности, – вставила Кэшью. – Я знакомилась с сетевыми заданиями по изложенным вами пунктам, и большинство из них базировалось на сводках. Если вы проявите инициативу и что-нибудь пойдет вкривь и вкось, то неприятностей у вас будет хоть отбавляй. Придерживайтесь инструкций – и никаких забот!

– А если все прошло как по маслу, – добавил Бейли, – то кто-то из тех, кто стоит выше, припишет заслуги себе.

Пруденс подтвердила общую точку зрения энергичным взмахом руки.

– Это уж наверняка. Но в данной ситуации Чарльзу не надо заботиться о своей заднице. Если он проявит инициативу, а ничего не выйдет… что ж, критики просто разлетятся на кусочки!

Джонас наконец понял, к чему клонит Пруденс. Она выглядела какой-то неуверенной в себе, и потребовалось время, чтобы она объяснила, в чем дело.

– Джонас, я потратила большую часть жизни, пытаясь освободиться от Чарли Дэнсмура. Мне совершенно не хочется помогать ему таскать каштаны из огня. Однако там, за спиной, остался хрупкий, прекрасный мир, и если я ничего не сделаю, то его раскидает по всей Солнечной системе. Я считаю, что мы обязаны помочь Чарли выпутаться из затруднительного положения.

Эти слова взволновали Джонаса.

– Пру, он никогда не станет сотрудничать с нами! Слишком много грязи…

– Знаю. Но, в конце концов, все расставится по своим местам. Я не собираюсь с ним работать; мне просто необходимо сделать его работу… или для него. – Она сжала кулаки. – Джонас, поправишь меня, если что?

– Ладно.

– Во-первых, мы знаем, что чужаки находятся на Юпитере.

– Верно.

– Во-вторых, Чарли не нашел выше облаков ничего: ни волоска, ни чешуйки рептилий. Множество образчиков примитивной жизни, да, согласна, некоторые из них крупные… Гроздья органических пузырьков некоего вида… Но ничего интеллектуального.

– Опять верно.

– Отсюда следует, что чужаки не там. Они в облаках, где трудно что-нибудь разглядеть.

– И это верно. Если бы я был чужаком, то тоже там бы поселился.

– Если они еще ниже, в жидком океане, то мы погибли. Нет надежды вступить в контакт.

– Опять верно.

– Но я не верю, что они в океане. На уровне облаков – гораздо более вероятно.

– Хм-м, а я в этом вовсе не уверен.

– Да и я тоже. Но все-таки надежды не теряю. Как мы все ничего не теряем, высказывая это предположение.

– Верно.

– К сожалению, Чарли не настолько проницателен, чтобы послать ценные зонды туда, где ничего не видно. Даже с мощными прожекторами, современным сонаром и всевидящим радаром. Он боится потерять оборудование.

– Согласен.

– Выходит, туда надо отправиться тебе.

– Вер… Что?!


«Монгольфьер» – аэростат-2 – картографировал распределение тетрагидрида германия на различных уровнях нижней части тропосферы Юпитера в Северо-Северной Умеренной Зоне. Существовало мнение, что присутствие этого редкого газа некоторым способом связано с местонахождением расположенных несколькими милями ниже «белых овалов», которые озадачивали астрономов в течение столетий. Это была медленная, кропотливая работа, поскольку экзотический газ присутствовал в концентрациях от одной десятимиллионной процента. До сих пор доказать существенную корреляцию удавалось лишь предварительно, поэтому сэр Чарльз приказал вести дальнейшие наблюдения. В колесниках имелся германий, так что присутствие тетрагидрида германия могло служить признаком производства. Положительная корреляция указывала бы на то, что в будущем стоит пристальнее приглядеться к белым овалам.

Аэростат парил над облаками, до которых оставалось меньше мили – самый низкий маршрут, который разрешал сэр Чарльз. Аппарат медленно барражировал зигзагами с помощью дополнительных двигателей, производя забор внешних газов и передавая телеметрические данные на европианскую базу посредством недавно установленной сети юпитерианской системы спутниковой связи КОМСАТ.

А на базе все казалось рутинным, и Кит Чоу, старший техник-оператор, собрался сделать маленький перерыв, чтобы выпить чашечку кофе с белковой булочкой. Ему не запрещали во время смены покидать свой пост, но и не разрешали. Однако весь персонал поступал именно так, потому что рабочее расписание не оставляло времени ни на какие перерывы.

Когда он отправился на кухню, зонд функционировал как обычно. А вот когда Кит вернулся и посмотрел на окно диагностики, у него перехватило дыхание. Числовые характеристики выглядели необычно. В особенности его беспокоили две колонки данных – высота и внутреннее газовое давление.

– Зирфи, – обратился он к оператору с соседнего пульта, который работал с зондом 3, – не проверишь для меня некоторые данные? Полагаю, у нас возникла проблема с зондом два.

Зирфи кивнула: это определенно поможет развеять скуку. Через несколько минут она определила источник беспокойства Чоу.

– Кит, я поняла, что ты имеешь в виду. Могу сказать одно: у тебя мелкая утечка в оболочке. Поступает воздух.

Подтвердилось то, что он предполагал.

– Я прикажу оболочке изолировать отверстие струей силана и снова удалить воздух. Поможешь? Холберстэм сожрет меня с потрохами, если решит, что я бестолочь.

Все операторы знали, что должны играть по правилам – на базе слишком мало места для импровизации. А уж Уолли Холберстэм был ультраконсерватором – и как администратор, и как политик. С виду он казался неуклюжим чурбаном, но мог отравить вам жизнь, если ему не понравится ваша игра. Нештатные ситуации следовало проверять независимо. Зирфи была бы рада, если бы Кит обратился не к ней.

– Помогу, если ты не сделаешь ничего такого, из-за чего можно потерять зонд. Но мою помощь в вахтенный журнал не вноси… Ладно, заметано. Я в твоем распоряжении!

Кит подождал, пока на его собственном пульте не отобразятся команды Зирфи, после чего велел зонду выпустить из резервуара, прикрепленного к внутренней стенке вакуумного отсека, короткую струю газообразного силана – непредвиденные обстоятельства предвиделись.

Что случилось после этого, непонятно. Индикатор давления внезапно прыгнул выше нуля, а показания альтиметра стали падать камнем.

– Эй, что, черт возьми, происходит?

Зонд начал опрокидывать гондолу. Чоу попытался выправить ситуацию… ничего не помогало.

– Резервуар взорвался, – констатировала Зирфи спокойно. – Клапан выпуска, должно быть, попался с дефектом. Просмотри данные уровня резервов силана.

– Отрицательные? Нельзя же иметь силана меньше, чем ничего… Ага, мы считали это с поврежденного датчика, который, должно быть, вышел из строя, когда рванул резервуар. И, судя по изменению высоты, через отверстие, где был резервуар, в отсек втекает газ.

– Я запрошу компьютер.

– Хорошо, а я пока посмотрю, что показывает скоп… Хм-м, изображение плохонькое, однако ясно, что зонд падает. – К этому моменту Кит выглядел испуганным донельзя. – Надо же, чтобы это случилось во время моей смены… Зирфи, я же делал все как нужно, не так ли?

– Не могу ничего понять. Ты проверял клапан? Он был нагрет до работающей температуры?

– Конечно.

Наверняка проверял. Или нет?.. Вот дерьмо! Не могу вспомнить… Где этот проклятый логический файл?.. Облегчение затопило Чоу с головой. Проверял, хвала всем святым. Кто-то в подготовительной команде, должно быть, напортачил…

В изображении, транслируемом телескопом, крошечная точка зонда была внезапно съедена облаком.

– Старику не понравится, мы теряем зонд. Есть возможность перейти к визуальному управлению? – Кит попробовал. – Нет, ничего, камеры дают одну рябь.

Бедняга потерял дар речи; случившееся было ужасно. Вдруг это дефект конструкции? Тогда можно потерять все четыре зонда. Малая беда способна обернуться большой бедой. Происшедшее с ним будет внесено в анналы несмываемыми чернилами. Кит только надеялся, что прикрыл свою задницу. Расследование будет рыть и копать до тех пор, пока не найдет какой-нибудь компромат, даже если ты чист как младенец. В конце концов, у следователей свои собственные задницы, и они были намного шире, чем у него.


Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены пришел в себя от легкого оцепенения и с нервным возбуждением принюхался.

Настал урочный час. Время нанести удар по легкомысленному разрушению малых миров Старейшинами – разрушению, порожденному бесполезными опасениями, увядшими душами и бессмысленной верностью мирскому и эфемерному.

Эластичные стенки садка-пузыря стали тесны – верный признак того, что его сознание вернулось к полному пониманию и вышло на световой уровень спячки. От волнения по нервной системе Полудержателя спиралью пошли дикие содрогания, отчего кожа стала слегка пульсировать. Чтобы сохранить спокойствие, он выработал в уме собственный контрольный список, намеренно подтверждая каждый пункт дважды, и убедился, что поясной кошель содержит все жизненное насущное оборудование, предписанное ему советниками…

После того как была выпущена короткая струйка гормона, крышка садка-пузыря вывернулась наизнанку, подобно веку, удивленному приходом утра, и Полудержатель начал осторожное всплытие.

Как он и ожидал, на окраинных улицах дижаблей не было. Не было и охраны. С одной стороны города шевелился барьер из бахромы – зловещие, смертельно опасные подвижные заросли. Пучки плавающей растительной жизни проносились мимо, за ними следовали более плотные связки, которые, возможно, скрывали в себе хищников.

Скоро Полудержателю придется столкнуться с круговоротами, пробраться через опасную бахрому и выдержать вольный ветер. Он достал специально отторгнутого Носителя, которого хранил для сохранности в укрепленном поясном кошеле. Носитель приведет в ужас Старейшин, а Полудержателю принесет славу. Газовые мешочки сжались в волнении. Чтобы их расслабить, он нащупал кошель и выпустил Носителя, наслаждаясь прикосновением твердых металлических поверхностей, передавая его из щупальца в щупальце, чтобы поднести закрытую оболочку в поле зрения самого острого глаза. Гордость клокотала в дышащих трубках дижабля – крошечная полуживая машина была самой удачной из всех, когда-либо отторгнутых Полудержателем.

Полудержатель находился на левой окраине города, известного как Искрящиеся Шпили Стылых Глубин. Девятнадцатью милями ниже и в ста шестидесяти милях с подветренной стороны, глубоко в северном тропосферном поясе Второго Дома Дрейфовал город зоны снижения – Шепчущая Водородоросль Последнего Утра. Подсказчик информировал Полудержателя, что никаких изменений в плане входа в зону снижения нет. Уровень парения по-прежнему постоянный.

Пока это так, у него был шанс выжить.


* * *

– До чего просто, – изумилась Пруденс, – как кража «Чаппи» из миски глупого ротвейлера.

Зонд падал стремительно, поскольку Джонас, вспомнив свое хакерское прошлое, снял с него программную защиту и заставил аппарат нырнуть в нижние слои юпитерианской атмосферы со скоростью свободно падающего тела аналогичной формы и массы. Чем скорее зонд спустится намного ниже, тем лучше.

– Возможно, – сказал Джонас, – я заржавел малость, и операторы сумеют догадаться, что случалось, и кто это сделал. Следовало бы совместить поддельные колонки с температурными данными, но не было времени, чтобы смоделировать все должным образом, проклятая система защиты от несанкционированного подключения почти поймала меня за ру…

Пруденс не выглядела взволнованной.

– С их точки зрения, внутри вакуумного отсека произошел взрыв. С какой стати что-нибудь будет работать после этого?

– М-м-м… Смотря какие вопросы у них возникнут. Просмотрят числовые ряды, которые я им подкинул, и если выдерживается закон Бенфорда… У моих чисел правильное распределение начальных цифр? Я пытался сделать как можно лучше… Уверен, что заслал им больше единиц, чем двоек, а двоек больше, чем дру…

– Джонас, черт возьми, что за вздор ты несешь?

– Я и не заметил, Бейли, что вы тоже слушаете. Итак, существует удивительная статистическая закономерность относительно чисел, которые появляются в реальных наблюдениях. Гистограмма должна иметь логарифмические различия и…

– Ах, так ты про это, – заявил Бейли с апломбом, хотя понятия не имел, о чем толковал Джонас. Продюсер никогда бы не сознался в невежестве, иначе он не был бы боссом. – Как я понимаю, все путем?

– Джонас предупреждает нас, – объяснила Пруденс, – что есть много способов выявить фальшивые данные, Бейли. Но я по-прежнему уверена, что все получилось. Чарльз пойдет напролом и нюансов не учует. Его основная цель – перебросить вину на кого-то из подчиненных, найти подходящего козла отпущения.

Кэшью это не убедило.

– Почему ты считаешь, что он поведет себя таким образом, ведь для Решения Юпитерианской Проблемы ему нужна поддержка всей команды?

Пруденс усмехнулась:

– Уж поверь, Кэш, я знаю это животное, оно не способно сорваться с поводка. Даже перед неизбежным концом Вселенной основная цель Чарльза будет состоять в том, чтобы никто не упрекнул лично его.

Казалось, прошла вечность – в действительности же меньше минуты. И тогда…

– Поднимается облачность, – сообщил Джонас.

– Отлично, наступает мой час. Сразу в облака, чтобы «Жаворонок» не смог направить телескопы туда, где должны быть обломки зонда, и обнаружить, что их нет.

Пруденс облизнула губы – признак того, что она возбуждена гораздо сильнее, чем отражалось на ее лице, – и накрыла руками манипуляторы пилота, которые Джонас передал ей. Она могла использовать управление голосом, но предпочла управлять зондом, как космолетом.

Плоскомолекулярный экран показал данные с похищенного аэростата. Джонас сделал все, как нужно. Система управления вакуумного баллона теперь в их власти. «Тиглас-Пильсер» приобрел зонд для исследования Юпитера.

Возможно, сэр Чарльз слишком желторот, чтобы охотиться на чужаков там, где они должны быть, но теперь кто-то другой взял инициативу на себя. Причем с радостью.

Пруденс открыла газовые клапаны, и «Монгольфьер» пропал среди крутящихся оранжевых облаков.

Глава 15 Второй Дом, 2221-й

Нервничая от того, что ему предстояло, Полудержатель продолжал просматривать пустынные улицы в попытке обнаружить хотя бы малейшие признаки движения. То, что он собирался сделать, противоречило стародавним законам: если его поймают, наказание будет ужасным – ритуальная откачка воздуха.

Краешком дальних глаз он заметил какое-то шевеление и насторожился, но это был всего лишь сборщик мусора, бесцельно шарящий в переулках в поисках отходов. В его появлении так близко к окраине не было никакого смысла, однако древние подпрограммы продолжали функционировать – знак смехотворного нежелания Старейшин менять устаревшие правила. Остроконечные колеса мусорщика издавали механический скрежет, когда он катился по живой шероховатой поверхности плавающего города. Полудержатель с удовлетворением отметил, что у него нет способности к антигравитации и никакого псевдоглаза. Мелочь безвредная. Тем не менее, пришлось прятаться в тени карниза величественного здания, пока мусорщик не убрался за скопление дремлющих строений.

Бахрома мерцала в турбулентной струе города, манящая, угрожающая – и обещающая.

Полудержатель прикрепил свой кошель покрепче, наполнил лифтгазом пузырьки плавучести и отплыл от купола.


Напряженная тишина воцарилась внутри «Тиглас-Пильссра». Аэростат спокойно вошел в плотные слои юпитерианской атмосферы и теперь медленно погружался, испытывая на прочность тончайшую скорлупку вакуумного баллона.

Там было гораздо светлее, чем ожидалось. Свет отражался от облаков, струился между ними игольчатыми лучами… Возможно, биолюминесценция?.. Невооруженному глазу это зрелище представлялось мрачным и замогильным, но даже обычный фотоумножитель с жидкокристаллическим индикатором давал пейзаж в ярком цвете и прекрасной контрастности. В инфракрасном же свете картинка выглядела просто поразительной – мерцание, радужные переливчатые формы с мягко светящимися краями, вылитый Эль-Греко…

Формально сэр Чарльз правильно поступил, сосредоточившись для установления связи с юпитерианами на облюбованном ими скварковом диапазоне частот. Тем временем активность ученых все больше смещалась в сторону исследования атмосферы Юпитера, хотя сердце главы СРЮП к этому не лежало. Если бы пришлось столкнуться с чужаками, он предпочел бы сделать вид, что их не существует.

– Жизнь, – воскликнула Кэшью, – повсюду жизнь! Настоящие джунгли.

– Скорее океан, – поправил Джонас, – глубинные впадины Земли.

– Жизнь возникает там, где может возникнуть, – процитировал Бейли, – но жизнь появляется и там, где возникнуть не может.

– И, конечно, она возникает там, где ее никто не ожидает, – подытожила Пруденс. – Большинству местных созданий присущи газовые мешки разных типов.

– Похоже на то, – подтвердил Джонас. – Смотри-ка, парят.

– Итак, атмосфера Юпитера – на самом деле гигантский океан, и эти твари плавают в нем?

– Верно, такая постановка вопроса имеет смысл. Глядите, инопланетные рыбы, целая коллекция.

Взгляды экипажа «Тиглас-Пильсера» оставались прикованными к экранам, поскольку перед ними продрейфовала бесконечная последовательность странных существ: газовые мешки с усиками и газовые мешки со сверхъестественными наростами, неизвестно для чего предназначенными, газовые мешки огромные, средних размеров и просто крошечные, скопления неуклюжих созданий, похожих на карикатурных птиц, а также существа, которые напоминали колоссальные блины, существа, напоминающие оранжевые кабачки, и существа, которые не напоминали ничего из того, с чем когда-либо сталкивался человек.

Еще одно создание тусклым силуэтом выплыло на свет из далекой темноты. Длинные усики свисали ниже тела, походя на пластину искромсанного в клочья пенопласта. Очертания верхнего края представляли собой причудливое сочетание острых углов и немыслимых узоров. Пруденс навела на незнакомца сонар, чтобы выяснить, на каком расстоянии он находится от зонда.

– Эй, посмотрите-ка на это чудо! Импульс сонара показал дальность двенадцать миль! Абсолютный чемпион среди гигантов!

Джонас выполнил мгновенную диагностику.

– Да, Пру, и впрямь истинный чемпион. Сто миль в длину и ни дюймом меньше. А почему бы и нет? Старина Юпитер настолько велик, что поверхность его облачного покрова в сто двадцать раз больше земной поверхности, а глубина достигает сорок тысяч миль! Почему бы здесь не водиться существам, по сравнению с которыми наши киты и гигантские кальмары напоминают планктон?

– Действительно. Только трудно такое осознать. – Пруденс сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. – Хм-м, вижу слабое эхо. От другого существа, находящегося еще глубже. Пожалуй, перемещу-ка я зонд поближе, и мы его рассмотрим.

Зонд мгновение дрейфовал боком, настигнутый ударом вездесущего ветра, после чего пошел на погружение.


Приглушенные, возбужденные шепотки, косые взгляды, недомолвки… В атмосфере явственно ощущались феромоны интриги, усиливающиеся слухами о неправдоподобных пришельцах.

Существовало такое понятие: Содействие. Оно намекало на неизведанное, на подрывную деятельность, на неправомочные Тайные совещания свободно мыслящих дижаблей…

Осторожно Полудержатель стал задавать косвенные вопросы, скрывая истинное их значение под наслоениями метафор. Начинал он с городских кварталов, пользующихся зачастую дурной репутацией, и продолжал до тех пор, пока терпеливые поиски не увенчались успехом. Слухи оказались правдой: Содействие действительно существовало, распространяя тайные группы по неисчислимым городам. Как доказательство тому возродился запрещенный спорт – незаконный и восхитительный. Парение-в-небе! Свободное парение между городами, погружение в неприрученные небеса, которое было запрещено из-за стародавних дурацких предрассудков и патологической боязни Старейшин подвергнуть себя опасности. Наказание за нарушение было серьезным – постоянный контроль, ограниченные права на спячку, клеймение упрямых… В чрезвычайных случаях – принудительная откачка воздуха. Однако удовольствие перевешивало риск, ибо Полудержатель ощущал перед предстоящим парением-в-небе неизведанное волнение – интенсивное и чистое. Присутствовал в этом и политический аспект, искушение от которого было еще более непреодолимым. Парители-в-небе активно пытались развить Политику Благоприятного Невмешательства. Они исторгали из себя новый вид колесников, «мятежника», внешне ничем не примечательного, но имеющего совершенно иной тип мышления. Содействие внедрило сотни мятежных колесников в команды, обслуживающие Машины Отклонения на Внутренних Лунах, и однажды они начнут восстание! Если план увенчается успехом, больше не будет ливней из снежных глыб, уничтожающих невинных обитателей малых миров.

Это приобщило Полудержателя к смыслу космического единства. Он стал подниматься по ступеням иерархии подрывной организации – сначала неофит, потом новичок. Он много тренировался и, наконец, заслужил ранг Назначенного к Обряду. И через какой Обряд предстояло ему вскоре пройти! К нему, акту истинного неповиновения, можно было приравнять лишь десять тысяч незаконных парений!.. Содействие приняло во внимание необычайные способности Полудержателя и оказало ему величайшую честь. Свершенный им Обряд станет в дальнейшем Поводом к прямым действиям.

Вначале Полудержателя терзали сомнения. Акция представлялась ему слишком дикой, преступной, выходящей далеко за пределы пассивного неповиновения. Тогда исполнители Содействия стали все более страстными, все более убедительными: Старейшины слабы и ленивы, толкни – только энергично, – и они падут. Околдованный ими, польщенный ими, пробужденный ими, очарованный ими, изумленный ими Полудержатель попал под власть собственных моральных соблазнов. Чтобы испытать экстаз парения-в-небе, он был готов рискнуть всем. Еще никогда в жизни он, пребывающий в подавляемом безумии ожидания, отравленный сверх меры перспективой окончательной свободы, не желал чего-либо так страстно.

Исполнители обещали ему эмоциональные переживания, выходящие за рамки воображения. Они обещали, что акция, учиненная им, будет воплощена в песнях и легендах на все времена. Он верил.

Полудержатель закачался в освежающих ветрах, почти парализованный ужасом, поскольку неровный пласт города ушел в сторону. Случайный вихрь подхватил дижабль и швырнул вниз, за корму. Вспышка лихорадочной активности заставила Полудержателя противодействовать стихии. Пусть настало время летать на бреющем, но не настало еще время реять.

Щупальца напряглись. Полудержатель твердо блокировал кольцевые мускулы, инстинктивно выделив немного лифтгаза. Чувствительные наконечники едва коснулись наиболее удаленных стенок барьера только для того, чтобы немедленно наткнуться на бурный поток воздушного вихря. Проклиная себя за столь элементарную ошибку, совершенную, несмотря на все тренировки, Полудержатель кувыркнулся вверх тормашками и стал погружаться между дюжиной пульсирующих стеблей, любой из которых мог разорвать его мозговую оболочку своими ужасными шипами. Он продирался сквозь перистые обрывки воздушных сорняков и разрывал ветки так, что из нескольких корней хлынул темный, эластичный сок. Но прежде, чем его охватил безумный страх, Полудержатель сумел освободиться, попав в кильватерную струю города.

И тут на него надвинулась бахрома. Дижабль охватил мгновенным взглядом колеблющиеся усики на корме города, каждый из которых был так же широк, как большущее здание, и так же длинен, как главный проспект, а двигался проворнее, чем вездесущий электроток, пусть даже ограниченный одним направлением. Только тогда, когда Полудержатель оказался в сравнительной безопасности, его охватил истинный ужас. Бедняга был в состоянии, близком к панике.

Его спасли слегка пульсирующие блинообразные птицы – те пугливо разлетелись, когда дижабль, потеряв контроль над собой, шарахался от одного эластичного диска к другому. Юмор ситуации растворил страх. Так как застенчивые существа сами неуклюже метались туда-сюда, Полудержатель испустил свист высокого тона. Стая птиц мгновенно устремилась ввысь – они всегда так делали, когда паниковали. Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены вспомнил, чему научился на тренировках, выделил большой пузырь лифтгаза и провалился вниз.

Внезапно налетел мощный порыв, и дижабль завертелся в плотной атмосфере Второго Дома, пронесся на подогретых струях, потом свернул направо и налево, после чего наконец освободился. Освободился от осторожности! Освободился от надежды! Освободился от всех чувств! Вот что входило в состав восхитительного счастья, когда ты – наедине с воздухом и планетой. Дижабль ощутил сущность Души Жизни. Он знал, нисколько теперь не сомневаясь, что Старейшины не правы. Слишком долго находясь у власти, они позволили атрофироваться присущему каждому дижаблю чувству уважения к мудрости космоса. Слишком закоснелые, слишком негибкие их умы были неспособны охватить чрезвычайную странность Вселенной вкупе со множеством населяющих ее существ – некоторые из которых настолько невообразимы, что даже он, Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены, в согласии с Благоговением перед Душой Жизни, не мог их себе представить. Слишком многоопытные, слишком трусливые, десятки миллионов лет Старейшины подвергали безумным бомбардировкам каждое из близлежащих небесных тел – и крошечный Расплавленный Шар, и окутанный саваном Кислотный Шар, и двойную систему из Голубого Яда и Испещренной Глыбы, а также загадочный Ржавый Порошок, вводящий в заблуждение Многокольцовку, Самые Далекие Миры…

Это была агрессия в космическом масштабе, осуществляемая против невинных.

Тем не менее, Полудержатель понимал, что заблуждение Старейшин вполне объяснимо. В течение длительной эволюции дижаблей и даже раньше Первый Дом страдал от ужасов снежных бомбардировок. Старейшины научились справляться с этим – и запоздало узнали об ошибке перенаправления снежных глыб к их собственной звезде. Это казавшееся безопасным действие продолжалось более миллиарда лет и нанесло колоссальный ущерб родительской звезде. Только мрачный Исход на Второй Дом и отчаянное межзвездное бегство на одомашненных магнитоторах спасли дижабли, но какой ужасной ценой!

Итак, когда гравипульсационные машины Второго Дома монтировались на четырех главных лунах, Старейшины одобрили иную стратегию. У них был выбор из двух вариантов. Первый вариант – направлять снежные глыбы случайным образом. Однако технология дижаблей позволяла лишь отклонять снежные глыбы на иные орбиты, ибо не существовало никакого способа выбросить их из Солнечной системы навсегда. В конечном счете, им предстояло вернуться, чтобы быть снова отклоненными. И вполне возможно, однажды незваный гость прибудет тогда, когда отталкиватели временно окажутся неработоспособными или террористические фракции намеренно выведут их из строя. Снежная Бомбардировка опустошит планету подобно термоядерному Холокосту.

Другой вариант – перенаправлять снежные глыбы так, чтобы они столкнулись с малыми мирами.

Старейшины убедили себя, что это единственно безопасная траектория. Хотя такие действия можно было трактовать как вандализм космического масштаба – травмировать миры, делая их непригодными для жизни, – для дижаблей это было небольшой потерей, ведь в любом случае ни один из миров, даже Многокольцовка, не обладал атмосферой, пригодной для жизни. Конечно, Многокольцовку окутывали правильные газы, но там было слишком холодно.

В отличие от Старейшин парители-в-небе придерживались иных взглядов, а именно – Политики Благоприятного Невмешательства. Меньшие миры, по идее безжизненные, танцевали в ритмах Благоговения перед Душой Жизни. Их артистизм заслуживал уважения, а не космического вандализма. Даже больше. Испуганные самой малой вероятностью Снежных Бомбардировок, Старейшины лишили собственную экосистему наиболее драгоценного опекуна – случайности беспорядка. Парители-в-небе верили, что города нуждались в опустошениях, учиненных Снежными Бомбардировками, Случайными массовыми воздействиями на верхние слои атмосферы, которые будоражили планетарную экосистему и вызывали рост разнообразия. Подобное мировоззрение находило понимание у Полудержателя: он помнил, как сразу после фейерверка увеличилось многообразие аэропланктона.

Полудержатель внезапно прозрел и осознал, насколько странной может быть Вселенная. Даже в коррозийной азотно-кислородной атмосфере Голубого Яда присутствовали некие рудиментарные формы псевдожизни, сражающиеся за поддержание своего сомнительного существования против всех химических странностей… Колесники сообщили, что состав атмо-сферы планеты Голубой Яд несбалансирован. Что этому способствовало? Вулканизм, подобный тому, что присущ пятой луне?.. В состоянии, близком к помешательству, Полудержатель внезапно представил себе экзотические цепочки связанных воедино молекул, сконструированных настолько диким образом, что им для обеспечения энергией своего метаболизма приходится фактически использовать яд. Со временем эти молекулы могут развиться в огромные, неуклюжие создания, шатающиеся по пузырчатым скалам, хлюпающим по слабокипящим океанам из расплавленного льда… Иначе как могла атмосфера планеты остаться столь несбалансированной и настолько ядовитой?

Рациональному «я» Полудержателя надлежало отбросить подобные мысли немедленно, поскольку они шли в разрез с его образованием и воспитанием, со всем накопленным багажом знаний. Но здесь, паря-в-небе не на основных ветрах Второго Дома, мысли дижабля вырвались за установленные пределы. Можно было подумать даже о ниспровержении Старейшин. И первый, предварительный шаг на пути к спасению – покончить с пренебрежительным отношением к небесным телам Солнечной системы. А также – возобновление эволюции плавающих городов для начала длинного пути к духовному здоровью и генетическому возрождению.

Несмотря на то, что Старейшины защищали свой мир, они способствовали его медленной гибели.

Их нужно остановить.


Ульрих-Бенгтсен уже давно спрашивал себя, а был ли сэр Чарльз правильным выбором. Он трудился не покладая рук, но видимых достижений, увы… На заместителя генерального секретаря постоянно давили со всех сторон – политические деятели, военные, борцы за экологию, борцы за религиозные права, левые криптокоммунисты, сидящие на двух стульях либералы… Сегодня ему передали сплетню, что якобы некая, давно не существующая группа борцов за свободу заполучила запас ядерного оружия, которое, согласно Глобальному Соглашению Разоружения, должнобыло быть уничтожено еще полстолетия назад, и теперь готовит бомбардировку Юпитера. Кометная бомбежка еще могла бы иметь какой-то смысл, но десяток атомных взрывов – для газового гиганта не более чем слону дробина. Скорее всего эти слухи – обычная болтовня, однако все равно следует проверить.

Постоянно проходили марши протеста и сидячие забастовки, пышным цветом расцвел групповой секс, подростки возились голышом в Центральном Парке, а торговля наркотиками внезапно вышла из почти коматозного состояния и превратилась в быстро развивающуюся отрасль.

Каждый требовал ответов на вопроеы, действий. Проблема кометы занимала все пространство Экстранета. Ситуация кардинально поменялась: от чего-то далекого в космосе, за миллионы миль от Земли, до непосредственной угрозы. Люди ощутили нарастающий ужас. Скоро весь мир осознает, что приближается потенциальный разрушитель планет. А что предприняли Силы Решения Юпитерианской Проблемы? Один колесник, много шума из ничего и несколько серьезных промахов.

Через несколько минут Питеру-Вулфу предстоит пресс-конференция, на которой он известит СМИ о результатах великолепно проведенной сэром Чарльзом работы. Он поправил галстук, сдул несуществующую пушинку с пиджака и попытался зарядиться положительными эмоциями.

Полудержателя отбросило от бокового закругления кормы города, но ниже пригодных для жилья уровней поток воздуха был непредсказуем. В течение следующего получаса перед ди-жаблем маячили только две первоочередные задачи: не запутаться в джунглях свисающих усиков и сохранить погодный глаз открытым на появление змеякул.

Вихрь подхватил дижабль и, кружа, отнес вниз и в сторону. В клубящемся туманном воздухе все шесть щупалец Полудер-Жателя раскинулись в стороны подобно спицам гибкого колеса. Уплывающий город стал тускнеть в пелене тумана… Полудержатель отчаянно вертелся, балансируя щупальцами, чтобы начать медленное, управляемое боковое скольжение обратно, к джунглям из усиков. Если он потеряет контакт, ветер отнесет его слишком далеко от цели.

Туман развеялся, и дижабль заскользил вниз по диагонали мимо обширной запутанной стены усиков – по направлению к их цепким наконечникам, сужающимся к центру, где город был наиболее уязвим.

Полудержатель проконсультировался со своим подсказчиком. Шепчущая Водородоросль все еще находилась на согласованном курсе, теперь на семнадцать миль ниже, и дижабль почувствовал себя в полной безопасности под его покровительством. Но он снижался быстрее, чем планировал. Пришлось осторожно извлечь из кошеля на поясе лифт-леденец, открыть в щупальце сфинктер и всосать лакомство внутрь. Как только вьщелился желудочный сок, в брюшных полостях образовались пузырьки лифтгаза.

Распростав щупальца для максимального сопротивления. Полудержатель медленно планировал вниз подобно причудливой снежинке. Он вращался по часовой стрелке, потом тормозил и начинал снова кружить, только уже против часовой стрелки. Конечно, соблазнительно испробовать Смертельную Спираль, но это было его первое погружение, а подобный маневр мог оправдать свое название. Полудержатель ограничился консервативным вращением вправо-влево.

С каждой секундой стебли городских усиков сужались, а джунгли становились реже. План Полудержателя достиг критической стадии. С предельной осторожностью он открыл мешочек и вытащил Носителя. Потом заполнил его модули плавучести своим драгоценным лифтгазом и, смертельно рискуя, подвел его как можно ближе к краю джунглей усиков. При этом дижабль почувствовал, как неудержимо напряглись газовые пузыри.

Он раскачал Носителя самым сильным сплетением щупалец, которое только мог организовать, и швырнул его по направлению к джунглям.

Носитель взлетел по параболической дуге, скользнул мимо внешней бахромы усиков и провалился в глубину подобно камню. Его исчезающие из виду колеса бессмысленно крутились в потоках воздуха. Между ним и ядром Второго Дома из металлического водорода остались только взбаламученные газы и жидкости. И тогда его модули извергли лифтгаз, замедляя неизбежный спуск. Потом микроскопические зажимы достигли одного усика, коснулись, зацепились… Носитель начал взбираться на усик. Внутри у него имелась капсула со спорами червя-гниляка, приспособленного к геному данного города. Носитель введет споры, одну за другой, в сочную плоть усика. Там они капсулируются в массу яиц, затем превратятся в крошечных подвижных головастиков, глубоко внедрившихся во внутреннюю часть города. Головастики вскоре станут червями-паразитами, каждый из которых переварит крошечное количество плоти усика и каждые несколько дней будет выпускать по нескольку тысяч новых спор.

Вскоре охлаждающие лопасти пронизают ходы червей-гниляков. И тогда гражданам Искрящихся Шпилей Стылых Глубин придется эвакуироваться, а это – утомительная, разрушающая процедура, ведь даже неповрежденному городу трудно маневрировать. Потом город умрет, беспомощно соскользнув в стылые глубины, от каких произошло его название.

Полудержатель находился на грани между диким восторгом и болезненным ужасом. Но пути назад не было, процесс заражения паразитами стал необратим. Мучаясь сомнениями, балансируя на краю безумия, он начал парение вниз, ничего больше не желая знать о своей бывшей Обители.


Джонас установил камеру зонда на самый высокий уровень усиления и проверил, функционирует ли записывающее устройство. Картинка дрожала, поскольку аэростат время от времени подбрасывало на ухабах воздушного потока, Но компьютер сумел отсечь большинство помех, так что сомнений относительно того, что они видели, ни у кого не возникло. Сенсация!

– Боже мой, да это же город, – сказал Бейли.

– То место, где живут чужаки? – спросила Кэшью.

– Наверное. Во всяком случае, это место, вокруг которого они роятся! И посмотрите вон на те здания. И на все эти скаты и… сеть дорог. Мамочки мои, по ним ползают колесники!


Время шло. Искрящиеся Шпили Стылых Глубин давно замер в оранжево-сером тумане наверху. К Полудержателю возвратилось некое подобие здравомыслия.

Он ощущал опрометчивость и дикость, затопившие его сверхъестественными эмоциями. Теперь он понимал, почему парители-в-небе временами готовы рисковать своими жизнями в опасных небесах Второго Дома. Приливная волна заливала чувствительные канюли дижабля до тех пор, пока его балдахин не стал таким широким, чтобы накрыть дюжину городов, и одновременно таким маленьким, как одиночная креветка-паразит.

Задача «выполнение Обряда» была выполнена. Следующей задачей стало «выживание».

Следуя навязчивой идее, рожденной тяжелыми тренировками, Полудержатель еще раз проверил свою траекторию и с некоторой тревогой увидел, что снижается слишком быстро. Потом убедился, что все еще находится в пределах покровительства Шепчущей Водородоросли, но если город изменит курс, он лишится его и тогда не останется ничего другого, как присоединиться к бесчисленному числу тех, кто навсегда попал в косой вихрь аммиачного круговорота или опустился в Преисподнюю ядра.

Не успел он открыть свой кошель, чтобы вытащить еще один лифт-леденец, как из чащи воздушных водорослей вынырнула стая змеякул. Пятеро хищников легко прорезали взбаламученный воздух, сомкнутые челюсти застыли в гримасе неизбежной смерти.

Полудержатель тренировался и обороняться. Дождавшись, когда стая полностью его окружит и приблизится перед нападением, он выхватил из поясного кошеля гранату-вспышку.

Пасти раскрылись, обнажая – хотя он и знал, что они существуют, это не сделало их менее пугающими – мелкие, но острые как бритвы зубы, способные раскромсать его балдахин в клочья. Как только змеякулы рванулись вперед, Полудержатель подбросил гранату как можно выше, сложил щупальца клином и выпустил большой пузырь лифт-газа.

Привлеченные резким движением, хищники метнулись за гранатой. Подхваченный их кильватерными струями газовый пузырь устремился следом, расширяясь.

Эффект оказался еще лучше, чем на тренировках. Вожак фактически проглотил гранату за секунду до того, как она взорвалась. Люминесцентный сердечник гранаты был плотно обернут кислородной вставкой, и взрыв детонатора расплескал ядовитый коррозийный газ. Смешавшись с пузырем лифт-газа, тот воспламенился от соприкосновения с влажными телами змеякул. Взрывчатая смесь рванула вспышкой света, которую, должно быть, заметили с кормы Искрящихся Шпилей Стылых Глубин. Стая хищников превратилась в частицы изодранной горящей плоти. Они проносились мимо подобно медленной шрапнели.

Дижабль открыл глаза. Одна ослепшая и полусожженная змеякула описывала спираль, тянув за собой маслянистый коричневый дым и ужасно воя в агонии. От остальных четырех не осталось и следа.

Полудержатель ощутил пульсации облегчения. Успокоившись, он хотел достать еще один лифт-леденец. Произведенный маневр, хотя и был эффективен, стоил ему потери высоты в полмили.

Его ищущие щупальцы наткнулись на расстегнутый кошель. С возрастающим ужасом несчастный понял, что случилось. Он забыл его закрыть, когда подбрасывал гранату…

Нет лифт-леденцов, нет гранат, нет ножа, нет балластных стручков. Нет надежды.

Разъяренная Шепчущая Водородоросль следовала своим величественным курсом. Но едва ли теперь это имело значение. Полудержатель выпал из внешнего мира, снижаясь с каждой секундой. Расчеты подсказчика были просты и смертоносны. Дижабль сможет пройти близко от города – своей цели, даже достичь бахромы, однако пропустит его край на расстоянии нескольких сотен ярдов.

Полудержатель глубоко вздохнул, напряг щупальцы до предела, надеясь на неожиданный подъем от проходящего вихря, и дрожащим голосом затянул Песнь Смерти.


– Джонас, я сошла с ума или у этого чужака обмотан вокруг тела какой-то артефакт?

– У которого из них, Кэш? – Джонас сосредоточился на съемке.

– Внизу на экране, среди тех гладких проворных существ, что смахивают на хищников. Ну разве не похоже это на своего рода кошелек?

– Вижу, вижу. Давай-ка подберемся поближе! – Оператор поворачивал одну из камер зонда до тех пор, пока существо не оказалось полностью в полезрения; фокус подстроился автоматически. – Нет, не думаю…

Яркая вспышка залила экран, и перегрузка на мгновение отключила изображение. Когда картинка вернулась, искореженные тела хищников, трепеща, уходили вниз в темноту, оставляя за собой уродливые полосы жирного дыма.

– Ну что я говорила, Джонас? У существа был какой-то кошелек, оно вытащило из него что-то и бросило. В тех существ, которые, предположительно, были хищниками…

– … и которые ныне превратились в пылающие костры.

– Да. Но уничтожили себя они не сами. Их уничтожило существо.

– Оружие! Это было оружие. Проклятая тварь разумна!

– Несмотря на использование оружия… Да, Джонас, я тоже так думаю. В таком случае мы можем пойти на контакт с чужаком. Но нужная ли это для нас разновидность юпитериан? Понятия не имею. Впрочем, лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Следовательно, ему надо дать переносной коммуникатор, только как? Я не ожидаю от него акустической связи…

Джонас с сочувствием наблюдал за существом через видоискатель своей любимой «судзуки-73». Чужака атаковали, бедолага отбился от врага, а теперь…

– Пру, похоже, существо попало в беду. Послушай сонар! Оно издает звуки! Напоминает разговоры стада китов. И я думаю, что оно потеряло свой кошелек…

– Если бы я не боялась впасть в антропоморфизм, – заметила Кэшью, – я бы сказала, что существо испугано. Посмотри, как отчаянно машет оно своими щупальцами! Наверное, пытается достичь города!

– Даже у чужаков, – сказал Джонас, – должно быть что-то обшес с людьми. Не может так быть, чтобы тела этих существ полностью отличались от всех других чужаков, включая нас… Кэш, если бедолага хотел достичь города, ничего у него не вышло.

Люди наблюдали, как существо проскочило мимо ветвей, которые прикрывали край города, и резко пошло на глубину в опасной близости к огромным свисающим усикам…


Стая птиц-блинов выпорхнула из джунглей, распарывая и рвя стебли, а Полудержатель крутился между ними, натыкаясь то на одну птицу, то на другую, гася их стремительный порыв. Бахромчатая масса края, поманив несбывшимися надеждами, осталась вне пределов досягаемости – даже быстрая смерть отказалась от дижабля. Теперь не было ничего, что могло удержать его от бесконечного падения к центру тяготения Второго Дома, где давление становится настолько невообразимым, что атмосфера превращается в жидкость, а затем (о безумие!) в твердь. Задолго до того, как дижабль достигнет уровня жидкого молекулярного водорода, он или погибнет от голода, или будет расплющен. С потерей ножа у Полудержателя не осталось ни одного шанса ускорить свой конец. Он в исступлении рвал останки птицы-блина, которые развеет шестью ветрами… И вдруг замер. Что, во имя Истинных Старейшин, это такое?!


– Не налево, а правее! Правее, еще… Держи этот проклятый манипулятор неподвижно, Джонас… Хватай его! – завопил Бейли.

Чужак повис на одной из робототехнических рук зонда, подобно влажной тряпке, брошенной на сушилку.

– Я по-прежнему считаю, что это существо попало в беду, – сказала Кэшью. – Вы видели, как на него напали хищники. Оно сопротивлялось. Мне все равно, что вы будете говорить, но это единственное разумное объяснение того, что мы видели. Только не пытайся умничать, Джонас! У меня тоже есть воображение. Несомненно, это юпитерианский эквивалент героического эпоса… У меня всегда была хорошо развита интуиция, и я знаю, что видела.

– У меня тоже. Взгляни на это… щупальце?.. Ладно, что бы это ни было, из него сочится желтая кровь. Ну и ну! Какой неожиданный результат!

– Совсем не так я представляла себе Первый Контакт, – сказала Пруденс. – Чужак ранен; похоже, он близок к смерти. И скорее это путешественник, нежели местный житель. Вполне возможно, это даже бесполезная для нас разновидность юпитериан, хотя существование двух разновидностей, конечно, уже чересчур… Дадим ему коммуникатор или подождем лучшего шанса?

Бейли наблюдал, как разворачиваются события, и пока не вмешивался. Иногда он бывал удивительно проницателен – не часто, зато, когда на него снисходило озарение…

– Категорический императив, – заявил он безмятежно.

– Пардон?

– Сила доброго поступка, Кэш. Помните детские сказки? О мышке, которая помогла льву?.. Если мы дадим существу коммуникатор, а оно умрет, мы ничего не потеряем, за исключением коммуникатора. У зонда их в комплекте несколько, верно? Так должно быть – Чарли Дэнсмур не тот человек, чтобы сунуть все яйца в одну корзину. Мы попытаемся снова. Но если чужак оживет, мы, возможно, сделаем из него друга на всю жизнь. – Он взмахнул руками в нетерпении. – Да, знаю, с чужаком может не получиться, но предположим, что это даст положительный результат!.. Подумайте только, какую возможность мы упустим! Разве вы не понимаете, что за это мы наверняка отхватим награду ВидиВи?

Джонас посмотрел на Кэш, которая согласно кивнула. Пруденс же наблюдала за ними на редкость спокойно.

– Категорический императив? Ребята, Вселенная чихать хотела на это, – засмеялась она. – Хотя люди так и поступают, вот о чем речь. Ладно, вы рискнули всем, чтобы отправиться со мной в опасное путешествие… Давайте попробуем.

– Джонас, я назначаю тебя Главной Мышкой. Посмотри, можешь ли ты позвать чужака. Кэш будет работать с камерой.

– Сначала надо найти ваш мегафончик… – пробормотал Джонас. – Интересно, куда парни Дэнсмура задевали дурацкий… ага, должно быть, квадратная коробка вон там… Поднимите крышку этой шкатулки для бинго! – Он поиграл со схемами управления манипулятора и после пары ложных запусков убедил свободную руку вытащить коммуникатор из коробки.

Прибор был закреплен проволокой. Джонас кропотливо раскручивал ее, пока не освободил.

Куда бы его засунуть… Мобильный всепогодный аэростат потерял свою барсетку… Джонас подумал секунду и заставил коммуникатор повторно запустить события последних нескольких минут. Потом развернул маленький, но яркий экранчик, чтобы его было видно кольцу глаз чужака, и предложил ему взять коммуникатор, хотя бедолага по-прежнему беспомощно свисал с руки робота. Кемпу было известно только, что существо испугано. Или сердито.

Джонас почти ожидал, что чужак уклонится, когда механическая рука приблизилась к нему, но тот не сдвинулся с места. Некоторые из его глаз перенаправили зрачки, чтобы сфокусировать их на приближающемся коммуникаторе. Они забегали туда-сюда, когда крошечные изображения змеякул на экране взорвались и закружились в танце смерти. Воспринимает ли чужак что-нибудь, никто быть уверен не мог. Люди не знали, к какой части светового диапазона чувствительны его органы зрения.

Чужак нерешительно протянул щупальце. Оно коснулось коммуникатора, и эластичный наконечник заскользил по пластмассовой поверхности. Затем чужак добрался до верньера, расположенного сверху.

Джонас глубоко вздохнул, задал команду, и механическая рука разжалась. А щупальце – нет.

Чужак вздрогнул, поскольку он, распластанный, лежал поперек носа зонда. Он снова поднес коммуникатор к кольцу глаз и, будто озадаченный, держал его на удалении, поворачивая из стороны в сторону.

«Надеюсь, оно не выпустит эту сволочную штуковину, – подумал Джонас. – Путь вниз – слишком длинный».

Чужак принял какое-то решение и спрятал коммуникатор под бахрому из щупалец.

– Эй, ей понравилось!

– Джонас, с чего ты взял, что чужак – женщина?

– Мой наставник по СМИ учил меня всегда высказываться твердо, даже когда приходилось пороть откровенную чушь, Кэш.

– Это объясняет твою всегдашнюю самоуверенность. Джонас.

К этому времени зонд отплыл довольно далеко от города. Пруденс использовала вспомогательные двигатели, чтобы заложить глубокий вираж. Когда только это произошло, чужак получил выигрыш в высоте.

– Мы не можем задерживать ее надолго, – сказал Джо-нас. – Вращение планеты уже отнесло аэростат близко к границе радиотени, и скоро придется включить автопилот, пока зонд снова не вынырнет из зоны. Я боюсь включаться в сеть спутниковой связи КОМСАТ – обратят внимание на Европе. Настало время проводить маленькую леди домой. Как я полагаю, мы поднимемся по спирали, подождем, пока наша новая знакомая не окажется намного выше города, и позволим ей сойти. Потом посмотрим, что она сделает. Если я прав, снова спланирует вниз. Надеюсь, что все у нее получится.

Люди заложили восходящую спираль.

Когда зонд добрался туда, куда было запланировано, никто не возразил Джонасу. Он позволил руке робота слегка сдвинуть чужака, точнее чужиню, в сторону. Ловким шлепком манипулятор подбросил существо в юпитерианский воздух. Несколько секунд оно было распластано, потом, видимо, сориентировалось и стало планировать явно осмысленно. Зонд же продолжал восхождение.

Далеко внизу крошечная точка, казалось, направляется к плывущему городу. Затем ее закрыло очередное облако.

– Я надеюсь, что ты успела заснять все это, Кэш, – произнес Джонас взволнованно.

– Держу пари на недельную получку.


Полудержатель приземлился близко к краю, но в полной безопасности – частично сплющенный, контуженный, разбитый, выпуская газ из дюжины ран, сочащихся тонкими струйками липкой жидкости.

Он по-прежнему сжимал странный предмет, который сумел утащить у сверхъестественного существа. Дижабль поздравил себя со смекалкой – перехитрил чудовищное создание! Он и не подозревал, что обладает таким мужеством: вцепиться животному в жесткое щупальце, подчинить себе, стащить симпатичную игрушку – и удрать прежде, чем глупая тварь очухается.

Животное было огромно. Оно могло проглотить Полудержателя целиком. (Дижабль тщательно избегал упоминания о такой детали, как отсутствие рта. Но должен же он где-нибудь быть!)

Настоящий сюжет для легенды. Он сочинит песнь, которая войдет в сагу, воспевающую его храбрость. И петь эту песнь будут миллиард лет…

Чушь. История о победе над животным не столь хороша. Сорок миллионов лет еще попоют, может быть, но миллиард – это явный перебор.

В течение нескольких минут Полудержатель приходил в себя, пока глупые мысли будоражили его уставший ум. Потом заработал пробудившийся инстинкт самосохранения. Нужно уйти парить-в-небе. Он заразил город смертью. Если Старейшины Шепчущей Водородоросли его схватят, он заплатит ритуальной откачкой.

Превозмогая боль, дижабль прополз через городскую пену, не обращая внимания на то, как она царапает тело. Любой ценой надо спрятаться.

Он заметил частично скрытый высоченным сигнальным маяком-пузырем древний обветшалый садок-пузырь. Оболочка пожухла и облупилась, края деформировались, крышка съежилась и сочилась слизью, тем не менее, достаточно сохранилась для того, чтобы ее открыть. Полудержатель плеснул гормон запирания на стенки, чтобы зарастить крышку за собой.

Здесь можно было выложить украденный предмет. Позже, когда почувствует себя лучше, он попытается в нем разобраться. Но пока дижабль не мог его даже рассмотреть.

Для начала требовалось восстановить собственное «Я». В садке-пузыре сохранилась заготовленная пища. Скоро раны заживут, и Полудержатель вступит в контакт с парителями-в-небе Шепчущей Водородоросли.

А в нескольких милях над ним город заболел и начал умирать. Полудержатель оплакивал приближающуюся потерю. Но куда сильнее он оплакивал израненные поверхности множества миров – астероидов, лун, планет, – принесенных в жертву слепому страху Старейшин. Что значит один мертвый город по сравнению с полнейшим застоем эволюции?

Через эту боль дижабль постепенно привыкал к пониманию того, что дало его преступление.

Ничего.

Разрушение Искрящихся Шпилей, как он теперь сознавал, было немногим больше, чем просто бесполезный жест. Содействие ввело Полудержателя в заблуждение своими утверждениями, что этот ужасный акт противодействия, так или иначе, вызовет триумф Политики Благоприятного Невмешательства и покончит с уничтожением меньших миров.

Теперь он понял, что это не так. Разум Старейшин слишком закоснел, их власть слишком велика, общее безразличие к Обряду чересчур распространено.

Потребуется больше усилий. Намного больше. Сколько городов должны уничтожить парители-в-небе, прежде чем Старейшины что-нибудь предпримут? Должны ли дижабли умирать тоже? Может ли лечение быть хуже болезни?.. Его просто использовали.

В бредовом состоянии сознание будоражили сумасшедшие планы. Ждите приближения Снежных Бомбардировок и саботируйте Машины Отклонения… Убейте Старейшин, когда они почивают в своих садках-пузырях… Тайно перепрограммируйте защиту симбипьютов…

Можно ли сделать все перечисленное? Нужно!

Длительная получится кампания, и даже если Полудержатель избежит ритуальной откачки, вероятнее всего, он умрет прежде, чем все это удастся воплотить в жизнь. Но придут другие глупцы вроде него, чтобы продолжить дело.

И все же Содействие не лгало в одном: невероятно бурное волнение спуска обострялось чувством смертельной опасности. Безрассудный экстаз необыкновенной свободы. Порыв и стремительность.

Полудержатель перестал думать о странном новом предмете. Он уже планировал следующее парение.

Глава 16 Шепчущая Водородоросль Последнего Утра, 2221-й

В течение многих юпитерианских дней Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены отдыхал в коконе нового садка-пузыря, выздоравливая после тесных объятий Хранителя Души Смерти и размышляя о непостижимости своего спасения.

Его передние глаза все чаще и чаще вглядывались в предмет, который он стянул у странного металлического монстра. Несмотря на храбрость во время столь ловкой кражи, каждый раз, глядя на него, дижабль ощущал страх. Предмет, лежащий на влажном, слегка пульсирующем полу садка-пузыря, казался удивительно приятным и трогательным. Обычный колесник – если бы не экзотичность исходного материала и явно внеюперская конструкция… И все же, подобно колесникам, предмет источал осязаемый смысл предназначения. Очевидно, он был сделан (дижабль не знал, кем и для чего) – с запоздалым изумлением понял Полудержатель – тем самым сферическим металлическим монстром, у которого и был украден.

Все еще колеблясь, Полудержатель ткнул одним из чувствительных щупальцев непосредственно в предмет. Ничего опасного в результате не произошло. Ничего не случилось вообще, если не считать небольшого изменения в положении предмета относительно пола садка-пузыря. Вдохновленный – хотя и разочарованный, – дижабль ткнул снова… И тут что-то издало пронзительный звук на всех высокочастотных волнах, подобный тому, какой производит маленький газовый мешочек, вытолкнутый под воздействием чрезмерного давления.

Через секунду крошечное помещение садка-пузыря заполнили фантастичные шумы, которых Полудержатель никогда не слышал, и его слуховые пятна стали испытывать неприятный уровень искажений. Беспокоясь, что шум может привлечь к убежищу Опекунов, он постучал щупальцем по предмету, обнаружив, что каждый из его наростов может вдавливаться и выскакивать наружу. Заинтригованный – и решивший для себя, что толстая корка садка-пузыря не должна пропускать шум во внешний мир, – дижабль стал систематически экспериментировать, и вскоре его интеллектуальные исследования были вознаграждены. Один нарост, оказалось, влиял на уровень шума, и Полудержатель нашел, как можно управлять громкостью. А другой…

Появились двигающиеся картинки. Сначала дижабль подумал, что это – рассеянный солнечный свет, отфильтрованный цветными облаками и бликующий от поверхности предмета, но быстро понял, что в садке нет подходящего источника освещения. Восстановив чувствительность ночных глаз, Полудержатель добился усиления контрастности. Он вертелся вокруг предмета таким образом, чтобы его хроматические глаза смогли вынести перегрузку, и был вознагражден палитрой самых невозможных цветных комбинаций. Затем внезапно, отчего у него перехватило дыхание, картинки трансформировались в ряд абстрактных сцен, представленных в двух измерениях.

Озадаченный, дижабль понаблюдал еще какое-то время, но вспыхивающие изображения только слепили. Они не имели никакого смысла. Когда Полудержателю надоело, он заставил замолчать галдеж и затемнил движущиеся картинки. Так-то оно лучше.


– То есть как – не может здесь оставаться? Здесь его дом!

Эйнджи знала: нужно проявить жестокость, чтобы заставить Черити смириться с очевидным. Мозеса спасли. На какое-то время. Китайцы из вертолета остались в прошлом, и можно только предполагать, что случилось… Какими же способностями обладал юноша? Это наводило на определенные мысли. И они пугали.

Полиция Экобаланса крутилась в районе инцидента целую неделю – разборка между двумя китайскими группировками на почве африканского континента все еще не покидала первых страниц. Но об отсутствующем юноше или маленьком желтом вертолете не упоминалось. Насколько могли сообщить осведомители Карвер, никто в Деревне не поднимал шума, связанного с исчезновением Мозеса, – потому что, без сомнения, какой-то очень влиятельный человек оттуда с самого начала был вовлечен в контрабанду и не желал привлекать к себе внимания. Вероятно, тот же самый человек вычеркнул имя юноши из списка жителей Деревни.

Следовательно, у полиции не было причин подозревать, что инцидент с перестрелкой вызван чем-то иным, нежели разногласиями между двумя группами китайских нелегалов, вероятно, прибывшими за сырьем для снадобий или редкими животными. У Экотопии, естественно, были шпионы в Свободном Китае – точно так же, как у китайцев – в Экотопии, – и они вовсю рыли землю, но могли пройти годы и годы прежде, чем выплывет наружу какая-нибудь полезная информация. Все выглядело так, словно была затеяна кровопролитная бойня, в которой никого не осталось в живых. По-видимому, в гущу схватки попал носорог и, прежде чем сбежать, успел натворить множество бед, как бы осуществив некое аллегорическое возмездие. Однако списать все на носорога, найденного, кстати, недалеко от места событий, было невозможно, и это стало сенсацией в Экстранете.

Если бы дело касалось любой нации, кроме «свободных китайцев», происшествие переросло бы в серьезный дипломатический инцидент, но так как Свободный Китай и Экотопия не имели дипломатических отношений, этого не случилось. Экотопийское правительство давно было приучено к китайскому изоляционизму и понимало, что нет никакого способа удовлетворить свое недовольство, тем не менее, оно потребовало усиления предупредительных мер, которые приняли вид дополнительного военного присутствия в восточноафриканском воздушном пространстве и спутникового наблюдения за китайскими границами. Эти акции сыграли на руку Эйнджи, ибо вряд ли в течение нескольких недель Мозеса попытаются похитить или убить. Однако экотопийская бюрократия скоро посчитает инцидент, один из обширного ряда китайских нарушений, исчерпанным и отменит меры.

Но даже раньше, чем это случится, юноша станет уязвим для хорошо организованного удара – например, со стороны Охотников или наемников. Хотя он проявил удивительную способность к выживанию, ему вряд ли удастся устоять против управляемой лазером ракеты, выпущенной снайпером с расстояния нескольких миль. Один фактор говорил против подобного хода событий: чтобы организовать такую операцию, потребуется время. Так или иначе, Мозеса следовало убрать отсюда в кратчайший срок. Карвер считала, что китайцы не станут беспокоить зоологический факультет Гума, если юноши там не будет, но до тех пор, пока он в питомнике, Черити в опасности. Поскольку пытается выяснить правду.

Черити не беспокоила собственная безопасность, безопасность Мозеса – другое дело, так что, в конце концов, она согласилась. Правда, это не помогло ей обрести мир в своей душе. С тех пор как они поссорились с Пруденс, она чувствовала себя виноватой. Ну почему бы сестре не поохотиться на колесников, если она захотела? Между ними не было никакой связи, даже на пути к Юпитеру, хотя это могло скрасить скуку старшей из двойняшек. В принципе, возвращение Мозеса должно все изменить – Пруденс оставалась ближайшей родственницей юноши. Не было причин, заставляющих Черити скрывать радостную весть от собственной сестры, однако их отношения были далеки от идеальных. К тому же она знала, что события заставят ее так или иначе войти в контакт с Пруденс, а это подразумевало, что ей придется извиниться – несмотря на то что она по-прежнему считала Пруденс неправой.

Эйнджи узнала об этом.

– Милочка, Пруденс ваша сестра. Вы не можете вырвать ее из своей жизни, хотя во многом не согласны с тем, что она делает. Бьюсь об заклад, Пру чувствует себя так же, как и вы. И я знаю, что она такая же упрямая.

Эйнджи умела вести переговоры. Прежде чем Черити поняла, что происходит, она дала согласие, чтобы ее сын выступил в качестве посредника между близнецами Одинго.

В итоге примирение прошло гораздо проще, чем Черити ожидала. Трудно аргументировать свои доводы, если задержка между обвинением и защитой составляет девяносто минут. Сестры значительно изменились после того, как встречались последний раз. На обеих лежал груз вины, и обе втайне были счастливы снова пообщаться. Кроме того, выяснилось, что Пруденс вовсе и не собиралась выкапывать дорогостоящих колесников. По каналу, защищенному от прослушивания, Черити выяснила, что старшая сестра увлечена куда более интересным и гораздо более похвальным делом: попыткой спасти человечество. Поскольку Пруденс объяснила, почему исчерпано доверие к СРЮП, возглавляемым Чарльзом Дэнсмуром, и почему было решено взять дело в свои руки, Черити одобрила поступок экипажа «Тиглас-Пильсера». В конце концов, у них имелись серьезные основания, чтобы презирать этого человека.

Эйнджи привела Мозеса в комнату, чтобы тетушка могла увидеть племянника. Несмотря на подсказки, юноша говорил очень немногословно, но Черити успокоила себя мыслью, что трудно разговаривать с безразличным уникомпом. Мозес был молчалив даже в обычных разговорах, а уж с полуторачасовой задержкой тем паче. При таких длинных перерывах нормальные двухсторонние разговоры становятся бессмысленными. Вместо этого одна сторона передает длинный монолог. Получатель записывает текст, по пути вставляет электронные примечания, планирует ответ и передает в ответ собственный монолог. Однако Черити умело привлекла сына к членораздельному разговору про животных в питомнике Гума, который и пересказала Пру.

Пришедший ответ произвел замечательный эффект на юношу. Пруденс начала с рассказа о том, что в атмосфере Юпитера они нашли новый вид животных. Черити и Эйнджи не могли не обратить внимания на интерес Мозеса, как только его тетя сказала об этом, и когда был продемонстрирован сопровождаемый ВидиВи-фильм. Юноша был просто очарован. Пруденс ограничивала свое сообщение любопытной плавающей фауной юпитерианского слоя облаков, но тем самым подготавливала почву для кульминационного момента.

– Прошу пообещать никому не говорить о том, что я собираюсь вам показать, хорошо? Нет времени ждать от вас ответа, поэтому дайте обещание друг другу. Сделали?.. Черити, Эйнджи, Мозес, мы вступили в контакт с разумным чужаком! Откуда мы это знаем? Кого-то из Сил Решения Юпитерианской Проблемы озарило, что, если люди сумеют вручить один из своих коммуникаторов тому, кто может оказаться разумным чужаком, это будет хорошим испытанием его на интеллект. А еще большим испытанием станет коммуникатор в выключенном состоянии. Вероятно, такая постановка задачи была правомерной, потому что наш чужак сообразил, как включить переданное ему устройство. Браво! К сожалению, у него хватило интеллекта и на то, чтобы его выключить. Мы не знаем почему… Возможно, ему надоело. В то время, когда была связь, существо почему-то не отвечало на наши послания. Я не перестаю спрашивать себя, правильно ли мы поступили, посылая простые комбинаторные картинки: квадраты, прямоугольники, числовые последовательности… Возможно, все это настолько ему чуждо, что не находит отклика? Хотя любой философский трактат упорно утверждает, что математика – универсальный язык, и почти все контактные группы по чужакам с этим согласны… Так или иначе, хватит разговоров, смотрите сами. Разрешите представить… чужак!

Экран замерцал, и сразу же появилось устойчивое изображение. Черити задохнулась. Эйнджи в удивлении покачала головой. Мозес подпрыгнул на кресле.

– Ма! Смотри, смотри, тетушка Пру нашла чужака! – Казалось, сын вернулся в детство, и Черити увидела, как загорелись его глаза.

Эйнджи и Черити не говорили, словно онемели, зато Мозес комментировал увиденное с воодушевлением. Сначала Пруденс показала фильм Джонаса о первом появлении существа, парящего подобно отдельной снежинке в гуще каких-то хищных тварей. Все уловили назначение поясного кошелька животного. Уничтожение хищников с помощью взрыва только подтвердило предварительное заключение. Потом чужак беспомощно повис на манипуляторе зонда. Зрители подробно рассмотрели куполообразное тело, кольцо глаз, юбку из повисших, напоминающих стебли щупалец…

Теперь демонстрировались внутренности садка-пузыря, как это виделось камере переносного коммуникатора и слышалось его микрофонам. Отсутствие ответной реакции существа на переданные картинки было ощутимо неутешительно.

– На мой взгляд, создание выглядит не очень-то разумным, – наконец сказала Эйнджи.

– Я бы сказала, еще и немым, – согласилась с ней Черити. – Не уверена даже в том, что оно наблюдает…

– Нет! – завопил Мозес. – Нет, Ма, она наблюдает! Сначала она смотрела на нас некоторыми из своих глаз, четырьмя передними, которые лучше различают детали вблизи! Затем стала настраивать те, которые лучше видят в темноте!

Он запрыгал на пневмокресле, оживленный и возбужденный, как никогда раньше. Черити и Эйнджи не спускали с него глаз, спрашивая себя, не сошел ли юноша с ума или просто он гений.

В конце концов, Эйнджи не выдержала:

– Мозес, о чем ты говоришь? Откуда ты взял…

– Разве не ясно? Это очевидно любому! Смотрите, как она вертит свой купол, как ее глаза снуют внутрь и наружу!

– Мозес, почему ты говоришь «она»? Ты можешь определенно сказать, что это существо женского пола?

– Ах, пол не имеет никакого значения! Секс у чужаков… социальный! Ролевые игры! Просто мне удобнее называть этого чужака чужиней и наблюдать, как она…

Женщины посмотрели друг на друга. Произошло нечто беспрецедентное. Эйнджи ощутила мурашки. Внезапно ее озарило, как Мозес сумел пережить перестрелку и что случилось с китайскими вояками. Шансов у них не было.

– Боже мой, – воскликнула Эйнджи. – Черити, он ничего не выдумал. Правильно, Мозес?

– Конечно, ничего! Неужели вы не видите? Смотрите, она… горда собой, но испугана. Она считала, что украла коммуникатор, но теперь начинает беспокоиться, что это коммуникатор украл ее.

Теперь и до Черити дошло:

– У него всегда был удивительный подход к животным. Это была Недооценка Года.

– Мозес, действительно ли оно… она разумна? – спросила Эйнджи.

– У нее возникают мысли, – ответил Мозес, – которые не похожи на наши, однако она понимает то, о чем думает.

Мгновение на размышление…

– Тогда почему она не отвечает на картинки?

– Картинки сменяются слишком быстро, – сказал Мозес. – Она более медлительна, чем человек. Тетя Пру должна замедлить и сохранять картинки в течение нескольких секунд, если хочет, чтобы чужиня их поняла.

Экран стал черным, после чего вновь появилось лицо Пруденс.

– И тут оно выключило коммуникатор. Мы понятия не имеем почему.

«Да, не имеем понятия, но мы, конечно, выясним», – подумала Черити.

– Черити, мне очень жаль.

– Ничего не поделаешь, Эйнджи. Как ты и говорила, питомник Гума не место для Мозеса.

– Да уж. Ему куда безопаснее жить где-нибудь в Севмерике, где мои люди смогут присмотреть за ним, – вот что я имела в виду.

Черити поймала себя на том, что способна улыбаться. Фактически она ощущала гордость за Мозеса и за себя. Иногда не так трудно сделать правильный выбор, как это кажется на первый взгляд.

– Черити, ты выглядишь почти счастливой.

Улыбка погасла.

– Что-то подсказывает мне, что я должна поступить именно так, и внутри меня нет никакого гнева и никакой боли.

– Хотелось бы и мне быть такой фаталисткой. Думаю, судьба зло подшутила над бедным маленьким мальчуганом.

– Отнюдь, Эйнджи, – не согласилась с подругой Черити, – Мозес обрел мужественность. Пришло время, чтобы применить его изумительный дар. И место…

– … которое не на Земле. Да, знаю, он единственный человек на планете, который может понять, о чем говорит и что делает чужак, но это не даст эффекта, поскольку существует девяностоминутное запаздывание. Вот если бы чужаки проживали на Луне…

– Его место рядом с Пруденс, Эйнджи. В гуще событий. Эйнджи кивнула и помрачнела:

– Ты хоть понимаешь, что возникает проблема? Комета подойдет к системе Юпитера через девять месяцев. А ведь нужно каким-то образом переправить Мозеса туда задолго до этого момента. Обычный полет занимает два года. Ужасно, но мы заявимся слишком поздно.

Черити покачала головой.

– Эйнджи, понятия не имею, откуда я это знаю, но Мозес рожден для того, чтобы выполнить миссию. Выход найдется.

Эйнджи не стала возражать: любящие матери «знают» про своих детей много чего, но почти все из этого оказывается ерундой. И все же не исключено, что Черити права. Перед Паузой ученые, инженеры и пилоты обсуждали множество самых различных методов путешествий сквозь пространство… Не сохранилось ли что-нибудь с тех времен? Стоит выяснить. У «Корпорации Карвер» великое множество ниточек, ведущих к тем, кто мог знать о секретном прототипе необычного космического корабля или методах перемещения, полностью отличных от современного.

Фактически она уже наметила организацию, которая могла бы помочь в этом деле.


* * *

Кукушке все это ужасно не нравилось. Черт бы побрал Анжелу Карвер! И Пруденс Одинго! Это было неэтично, безнравственно и несправедливо. Однако необходимо.

Он взял надписанную пластинку, лежавшую среди бумаг на столе, – покрытая камедью отливка. Только самые старшие ламы знали о существовании драгоценного реликта. Он пробежал взглядом по протоиероглифам… Один перевод стоил дороже, чем подержанный крейсер. Что ж, Пруденс Одинго проделала замечательную работу и заслужила награду. Но ей сказали только то, что она должна была знать…

Поток мыслей прервался, как только в помещение вошел Нагарджуна Дрозд, голова склонена в почтительном поклоне, скромная поза. Монах был озабочен лишь тем, чтобы услужить верховному ламе и надлежащим образом справиться с заданием.

Кукушка какое-то время безмолвствовал. Но взгляд опытного Нагарджуны выявил в поведении Учителя беспокойство. Затем Верховный Лама заговорил, и дыхание его было стеснено. Как всегда начал он издалека:

– Я вспоминаю одно из многих высказываний Большой Птицы.

Нагарджуна продолжал пребывать в поклоне.

– К Вам вернется радость, если… Продолжи, пожалуйста, Нагарджуна!

– С удовольствием, итак… если Вы действуете во имя других. Распространите слово…

– Правильно. Хотя в данном случае это слово не Дхарма, которое мы должны распространять. Много раз я действовал во имя других, Нагарджуна, и много раз ко мне возвращалась радость. Но иногда – очень редко – я почти сомневался в совете Большой Птицы.

Заявление привело Нагарджуну в замешательство: Кукушка не мог сомневаться в Источнике Всеобщей Мудрости!

– В нескольких случаях, мой Дрозд, мне приходилось действовать во имя других – а радость ко мне не возвращалась. Как такое могло быть?

Монах огляделся по сторонам в отчаянии, будто подбирая слова.

– Ну, наверное, потому что радость была временно недоступна вам, гуру?

– Ты сказал хорошо, и пусть будет так. Хотя, возможно ли, что священные заповеди толкуют об общих местах и опускают исключения… Пусть будет так, время пришло, чтобы действовать от имени других, и я спрашиваю, готов ли ты действовать от имени других?

– Каково бы ни было задание, гуру, я к нему готов.

– Нет сомнений, что моя радость должна в конечном счете вернуться ко мне. – Старый лама шагнул к молодому монаху и возложил руки ему на плечи, поскольку тот опустился на колени перед Учителем. – Задание жизненно важное и опасное. Столь опасное, сын мой, что, боюсь, ты не сможешь вернуться, даже если тебе будет сопутствовать удача. Ты все еще рвешься выполнить задание?

Нагарджуна не колебался ни секунды. Он посвятил всю жизнь надежде свершить что-либо подобное.

– Рождение – всего лишь рождение мечты, так же как и смерть – всего лишь смерть мечты. Гуру, что бы мне ни предстояло, я выполню это с радостью.

– А вот я с большой печалью воспринимаю твое согласие. Однако не могу ничего поделать, у меня нет выбора. Требуется доброволец, который преуспел в пилотировании маленьких крейсеров. Мне говорили, что ты лучший пилот из всех, кто у нас есть. Это верно?

Джарамарана! Комета Смерти!.. Нагарджуна знал, что самовосхваление не лучшая добродетель, и подбирал слова с осторожностью. И лучший из лучших может дать осечку.

– Гуру, каждый пилот думает, что он лучший, так необходимо для самоуспокоения. И я – не исключение.

– Белая Куропатка высоко оценивает твое мастерство. – Это была новость для Нагарджуны, которого все время критиковал едкий, пожилой лама, известный под именем, упомянутым Кукушкой.

Верховный Лама стал цитировать:

Наши повседневные страсти выпрыгивают из злых дел нашего прошлого, Наши мысли провоцируются разнообразными явлениями, Все – подобны деревьям осенью, облакам в небе. Заблуждение думать, что они постоянны.

– Нагарджуна, мой Дрозд, мой сын, мой лучший пилот – твоя задача такова, что выполнишь ли ее или потерпишь неудачу, все равно о ней будут говорить до тех пор, пока люди остаются во Вселенной. Если жаждешь славы, не бери на себя этот груз!

– Я хочу выполнить задачу, – сказал молодой монах, и его голос дрогнул на мгновение, – но лишь из чувства смирения и уважения.

– Возможно, – произнес Кукушка. – Мне остается только поставить задачу. Должен предупредить, что это займет некоторое время, особенно, когда будешь задавать вопросы, так как ты должен…

: После того, как он закончил речь, а монах ушел, Кукушка еще раз взял пластинку с камедью.

Одинго перевела причудливый, искаженный рассказ, миф о богах, демонах и мстительных солнцах, похожий на тот, который она будто бы нашла внутри Сфинкса, и позднее украденный презренным человеком по имени Дэнсмур… Оба рассказа пересекались, дополняли друг друга и все же частенько противоречили друг другу.

Кукушка думал, что знает почему. Пруденс не видела изображения, которое вырезано рядом с текстом. Возможно, это предшественник солнечного диска с рогами – символа египетской богини Хатор, которая охраняла проход между этим миром и следующим. Но в иероглифе рога были перевернуты, чтобы образовать поверхностную дугу, а диск не был солнечным, это поясняли слабые веретенообразные строки, нацарапанные рядом. На первый взгляд они казались бессмысленными, но если их вернуть в исходное положение, нетрудно интерпретировать их как грубые очертания… побережья Западной Африки – справа. И убедительное представление обеих Америк – Северной и Южной – слева.

Этого уже достаточно, чтобы прибавить к археологии минимум пять столетий. А что еще более замечательно, так это место, где нашли пластинку. И снова Одинго ничего об этом не сказали. Прервав воспоминания, Кукушка спрятал реликт в ящик. Возможно, позже он найдет время для предположений. Сначала нужно подготовить все для Нагарджуны.


Путь к Целостности занимался бизнесом больше сотни лет и весьма в этом преуспел. Камни, которыми они торговали, добывались на астероидах. Дробление астероидов было достаточно опасной процедурой, к тому же осколки, которые при этом разлетались, могли стать помехой общепринятым маршрутам космических кораблей. Путь к Целостности торговал с Землей и разбогател безмерно. Монастырь эксплуатировал ресурсы, превышающие запасы целой планеты; и они были сравнительно доступны и перемещаемы. Например, почти все железо на Земле хранится в мантии в виде силиката и в расплавленном ядре – в виде окисла. А Путь к Целостности владел колоссальным запасом чистого железа, которое плавало в Поясе целыми глыбами. Подходящую глыбу оставалось лишь выловить.

Технология добычи руды в Поясе Астероидов была чрезвычайно дорогостоящей. Ее основу составляли шестьдесять шесть масс-драйверов, новейшие из которых создавались в Новой Тибетской Обители. Эти циклопические устройства, приводимые в движение магнитными асинхронными двигателями, по сути, являлись гигантскими потомками средневековых осадных машин с длинным узким коромыслом, которые могли метать большие глыбы очень-очень быстро и очень-очень точно. На лунной и земной орбитах кружилась дюжина масс-драйверов для поставок крупных партий товара основному заказчику монахов нео-Дзэн. Несколько аналогичных устройств вращалось и около Марса, поддерживая возрождение того, что в долгосрочной перспективе обещало стать вторым главным рынком – Марсианской Колонии, с разрушения которой началась Пауза. Остальные были сосредоточены в Троянских точках Марса – шестьдесят градусов перед и позади планеты на одной и той же орбите, где астрономы на простейших моделях мироздания предсказали нулевую силу тяжести и где предсказание воплощалось в реальность хитроумными системами управления. Однако большинство масс-драйверов было развернуто в пределах Пояса Астероидов. Некоторые искусственные астероиды свободно плавали вокруг Солнца, которое и поддерживало устойчивость резонансных орбит, не позволяя Юпитеру влиять своим притяжением на их позиции; другие двигались по орбитам вокруг больших естественных астероидов типа Цереры, Паллады, Весты, Евфросиньи…

Солнце с Евфросиньи казалось почти точкой, зато острый глаз мог заметить блики, вспыхивающие на поверхности масс-драйвера. Это специфическое устройство, в просторечье называемое Анузафигачка, было одним из самых мощных масс-драйверов, развернутых в Поясе, гордостью мастерских Тибетской Обители. В сущности – гигантское нарезное ружье с семнадцатимильным стволом и коротким прикладом, в котором размещались батареи электроконденсаторов. Вокруг длинной полой трубы, образованной рельсами, инженеры сплели запутанную структуру активных распорок, разработанную так, чтобы предохранить рельсы от прогибания, поскольку толкатель ускоряется по ним. Уродливые электромагнитные катушки предназначались для того, чтобы передавать наиболее сильный импульс при использовании наименьшего количества электрической мощности.

Анузафигачка была не только достаточно мощна для решения деликатной задачи, для которой потребовалась ее помощь, но также оказалась в нужном месте в нужное время. Значительный запас каменных глыб, готовых к дроблению и подаче в ожидающие челюсти толкателя, был подготовлен возле нее на орбите. Солнечная энергия заряжала электрические аккумуляторы. Дополнительные двигатели выравнивали Анузафигачку с мгновенной точностью.

В настоящее время масс-драйвер был нацелен почти под прямым углом к Юпитеру. В течение следующей недели Анузафигачка повернется, тщательно рассчитав угол поворота, пока газовый гигант не замаячит в прицеле. Но прежде чем она начнет действовать, вспомогательные акции должны разогреть космическую аудиторию. Бесспорно, масс-драйвер близ Евфросиньи был звездой шоу, но без других, менее важных участников представление не состоится.

Увертюрой стал одинокий масс-драйвер на лунной орбите, обычно используемый для перемещения руды из открытых медных рудников в Море Москвы к перерабатывающим заводам Земли. Этот масс-драйвер теперь поворачивался вокруг оси, пока не нацелился на Юпитер. Три буксира совместным хитроумным маневром запихнули большую глыбу внутрь центрального приемника и по параллельным рельсам в Толкатель-4. Эта конкретная глыба представляла собой некое подобие сферы приблизительно в пятьдесят ярдов по диагонали и на двадцать процентов состояла из палладия. Последние три года она потратила на путь к Земле из Пояса Астероидов и на прошлой неделе флотилией буксиров была отклонена к Луне. Стоила она намного больше, чем валовый национальный продукт средней страны.

Электрический ток побежал по электросхемам гигантской машины, и толкатель начал движение, подгоняя глыбу. Оба мчались по прямой рельсовой дорожке.

С каждым последовательным электромагнитным импульсом скорость глыбы увеличивалась. Коромысло масс-драйвера было коротким, длиной всего пять миль, так что скорость отрыва скалы только вдвое превышала скорость крейсера Нагарджуны.

Вообще-то ситуация складывалась трагикомическая. Если до настоящего времени данная методика не испытывалась в направлении Юпитера – хотя она работала в других направлениях, – существовала вероятность, что юпитериане могут подумать, что их атакуют. К сожалению, именно под таким углом зрения рассматривали акцию военные. Устройство было слишком неточным, чтобы стать орудием агрессии… но оно могло стать эффективным орудием мира.

Поскольку скала, богатая палладием, уносилась прочь из системы Земля – Луна, Толкатель-4 затормозился и начал преодолевать крутой отвод, который должен был вернуть его назад, к подбрюшью масс-драйвера. Автоматически, без суеты, Толкатель-5 заскользил на свое место в дальний конец коромысла, готовый к приему следующей глыбы.


Мозес чувствовал себя так, будто его пропустили через мясорубку. Юношу торопливо запихнули в адаптированный для перегрузок костюм, вывели на низкую земную орбиту в стареньком ОС-модуле, потом передали на транспорт нео-Дзэн, обычно используемый в Окололунье для грузовых перевозок, и через вакуум доставили на маленький, гладкий кораблик, к которому было прикреплено то, что для любого обычного человека выглядело как гигантский гроб.

Пилот назвался Нагарджуной. Он утверждал, будто бы был Дроздом, что являлось явной ерундой. И все же, несмотря на свою обычнуюосторожность в общении с незнакомцами, Мозес ощутил какую-то симпатию к странному большеглазому молодому человеку в голубом противоперегрузочном костюме. В Нагарджуне чувствовалась скрытая сила и основательная честность, которой Мозес прежде в людях не встречал. Так что когда пилот сказал, что шанс остаться в живых у них невелик, юноша безоговорочно поверил – и решил учиться стойкости у Нагарджуны.

Черити пришла в ужас от опасностей, с которыми придется столкнуться ее сыну. И все же согласилась и даже напутствовала Мозеса, объяснив, почему ему необходимо пойти на риск с помощью причудливой, неапробированной технологии, поскольку она одна могла срочно переправить его на Юпитер. Он почувствовал горькую правду материнских слов и ее плохо подавленный страх. По правде говоря, Мозес был не слишком привязан к планете, где родился, и не испытывал большой любви к основной массе человечества – а почему он должен ее испытывать? Что оно сделало для него… именно для него? И теперь его снова используют в собственных эгоистичных интересах.

Выживание.

Он хорошо понимал, что это такое, однако его нисколько не заботило, выживет человечество или погибнет.

Хотя животные, о которых он заботился, тем не менее, были земными. Наверняка низшие формы жизни продолжат свое существование после зимы, вызванной столкновением. Возможно, многие из них даже не обратят внимания на то, что произошло. Но все друзья: большие кошки, дикие собаки, обезьяны и гиппопотамы, змеи и морские коты – без его помощи погибнут. Он должен их спасти.

Ради земных животных Мозес был готов отправиться хоть на край Вселенной. А имея дополнительный бонус в виде чужаков, вовремя подброшенный ему, он согласился лететь на Юпитер практически еще до того, как ему предложили.

Нормальный полет занимал два года. Этот полет продлится меньше недели. Или бесконечно.

Нагарджуна усадил Мозеса и пристегнул к узкому креслу.

– Пожалуйста, извинять, – сказал он на ломаном английском, – должен быстро. Расточительное время не один, понимать? – Мозес понимал мысль прежде, чем ее высказывали, – и кивнул. – Вы желаете сонный пилюля? Или спите циклически повторяться как нормаль?

Принять снотворное было бы трусостью, противоречащей принципам китайских беспризорников, среди которых Мозес вырос. Выживание обязывало выбирать менее приятное.

– Никаких пилюль, – сказал юноша. – Я хочу видеть то, что мы делаем.

– Будет неприятно. Много ускорения, много изменения в дельте-ви. – Пилот лучше ориентировался в английском, когда дело касалось технических деталей. – Вы будете чувствовать много больших толчков, понимаете?

Толчки были сущей ерундой по сравнению с тем эмоциональным насилием, которые Мозес испытал за свою короткую жизнь. Юноша снова кивнул.

– Сначала мы нырнем, затем крутимся и ускоряемся. Но это только начало, понятно? Затем происходит непостижимое. Тогда станете очень волосатым, не так ли? Ты только оставайтесь спокойными… Доверяйте мне. – Несмотря на недавнее замечание Кукушки, Нагарджуна вынужден был сказать о себе: – Я лучший.

Приготовления требовали времени. Немногие вели бы себя так спокойно, как Мозес, но немногие и воспитывались в таких условиях, как Мозес, где было смертельно опасным не только показывать страх, но и чувствовать его. Он находился в пассажирском кресле и внимательно следил за каждым движением пилота. Возможно, когда-нибудь он сам станет пилотом, подобно тетушке Пру.

Нагарджуна говорил в микрофон:

– Проверьте, Вайра I в щели? – Вайрой у Пали назывался удар молнии. Мозес не расслышал ответа, но пилот был им явно удовлетворен.

– Идем на первый виток, – сказал Нагарджуна. Он поиграл с различными кнопками. Крошечное судно подчинялось каждому его жесту. Мозес грудью почувствовал возрастающую силу тяжести, как будто его придавило большое животное. Животное становилось все тяжелее и тяжелее до тех пор, пока он не задался вопросом, сломаются ли ребра под таким напряжением… Потом животное исчезло.

Мозес чувствовал себя разбитым. До сих пор невесомость не беспокоила его, но на сей раз все было по-другому – из-за внезапного прекращения перегрузки?

Нагарджуна достал два санитарных пакета и бросил один пассажиру. Мозеса вырвало. К его удивлению, пилота тоже вырвало.

– Я сам в норме, – нетвердо произнес Нагарджуна. – Но если кто-то болеет… то я тоже. Реакция сочувствия, как говорит мой Учитель. Вы хорошо?

– Более или менее.

– Вы хорошо. Упорствуйте на своем чувстве. Поскольку вам очень скоро будет плохо!

Луна на плоскопленочных экранах быстро вырастала. Она изменилась от маленького шара до огромного изогнутого купола, потом стала прямой линией, черной с одной стороны, сияющей серебристо-серой – с другой. Экран четко был поделен пополам.

– Коррекция курса, – объяснил Нагарджуна. – Малыш, я думаю, что вы не будете больным, хорошо?

Курс судна неощутимо сужал поле зрения пилота на аварийном крошечном окне с двадцатью четырьмя цифровыми переменными. Позиция и скорость контролировались в очень маленьких доверительных интервалах, причем лимит ошибок равнялся фактически нулю. Такова одна из причин, почему ни один нормальный пилот не соглашался использовать эту стратегию, чтобы сократить нормальное полетное время до Юпитера – или куда-нибудь еще. Конечно, не все пилоты полностью нормальны, однако имелись и иные причины – причины, которые в данном случае, когда Земля находилась на грани уничтожения, даже не рассматривались, но очень существенные. Причины, о которых Нагарджуна пытался не думать.

Поверхность Луны неслась под ними со скоростью молнии. Мозесу объяснили теорию: они попытаются получить выигрыш, частично используя Луну, плывущую безмятежно по орбите. Для этого надо успешно пройти над ее невидимым полушарием и позаимствовать импульс, который ускорит крошечное суденышко до беспрецедентной скорости, в то время как тяжелый спутник Земли на йоту замедлится.

Нагарджуна знал, что на всех парах приближается наиболее критическая стадия их миссии, неустанно повинуясь своим собственным жестоким требованиям. Взгляд пилота скользил по числовым данным, в то время как компьютер выводил корабль на требуемую траекторию. Если была сделана ошибка, то пилот не в силах что-либо изменить. Их обеспечили едой на восемь дней, чтобы избежать избыточной массы. С нынешней скоростью потребуется четыре месяца, чтобы достигнуть Юпитера… Слишком медленно.

Нагарджуну прошиб холодный пот при мысли о том, что им предстоит выполнить и как. Технология Предпаузы упростила бы задачу – по крайней мере, если судно не перехитрит себя и не сделает какую-нибудь глупость.

Траектория распрямлялась, Луна отступала. Нагарджуна снова попросил, чтобы компьютер проверил курс; снова вздохнул с облегчением.

Теперь дело оставалось за масс-драйверами и их операторами. Да еще за новшеством типа «ночной горшок» в большом металлическом футляре, который странно походил на гроб.


Поскольку судьба палладия странным образом сходилась на крейсере Нагарджуны, пилот готовил себя к великому моменту. Он шел на лов рыбы в космическом океане с сетью на конце упругой веревки.

Идея была старая, но не находилось отчаянных голов, чтобы испытать ее. Журналы по астронавтике начала 2100-х назвали это ТНПИ – Толчком Накопленной Передачи Импульса, однако неуклюжей аббревиатурой не-пользовались. Вместо нее метод был назван космистами «масса-под-парусом».

Название исходило из еще более старой идеи. Принцип фотонного паруса был известен с тех пор, как и непосредственное путешествие в пространстве. Подсоедините модуль жизнеобеспечения к огромному, тонкому как паутина парашюту – и получите движение от неистощимого потока фотонов Солнца. Поскольку физика солнечных ветров развивалась, теоретики неоднократно перепроектировали гипотетический спинакер[14], чтобы заняться серфингом в плазменном ветре из электронов, протонов, альфа-частиц и всего остального, что излучает Солнце.

«Масса-под-парусом» использовала ту же самую идею, однако в качестве движителя использовались частицы побольше, да и парус был соответственно поменьше и попрочнее.

Нагарджуна открыл приваренный снаружи гроб и подготовил небесный рыболовный невод. Ему представится не единственный шанс порыбачить – уже неслись по альтернативным траекториям другие ценные камни, которые придется использовать в случае, если он пропустит глыбу из палладия, но она даст им наилучший шанс старта по быстрой дорожке к Юпитеру. Промахиваться не хотелось.

Мозес бесстрастно следил за радаром крейсера, сообщившим о подходе глыбы, и переправил информацию в компьютеры невода, подготовленного Нагарджуной. Маневр должен был пройти автоматически, однако в случае каких-то случайностей могло понадобиться вмешательство молодого монаха.

Затем снова, и снова, и снова придется ловить глыбы, посылающие корабль все дальше и дальше… Не стоит даже упоминать, что может произойти, когда они приблизятся к желанной цели.

Радарные сигналы стали более сильными, более ясными, более точными. Нагарджуна решил, что настал момент, и выпустил невод. Снасть выскользнула из фоба на конце двадцатимильной привязи, а ловкие пальцы пилота забегали по клавиатуре, чтобы оптимальным образом распределить электростатические силы для натягивания нитей радушной корзины… только каждая нить была многократно свитым канатом из нанофибера, а привязь была способна растянуться в десять раз больше своей длины, прежде чем возникнет опасность скручивания.

Невод безукоризненно и точно развернулся. Нагарджуна вновь убедился, что Мозес привязан. Ускорение будет жестоким, но только на мгновение. Они никогда не увидят Вайру-1.

Мучительный толчок – улов попал в невод. Привязь натянулась, быстро нагреваясь, поскольку поглощала крошечную долю импульса глыбы. Крошечный крейсер пошел вперед подобно игрушке на конце длинной нити.

Привязь растянулась далеко. В пределах нескольких секунд ее приемное окно оказалось за две сотни миль перед крейсером, движущимся с увеличенной вдвое скоростью. Задний конец уже перемещал крошечное суденышко вперед. Нужно будет проделать такое еще не раз.

Натяжение подскочило к тщательно рассчитанному уровню. Натянув привязь до предела, следовало прекратить контакт и тем самым подтолкнуть крейсер к удаленной массе захваченной глыбы. Теперь привязь начала сжиматься так же быстро, как до того растягивалась; Мозеса и Нагарджуна вжало в кресла невидимой, но чрезвычайно могучей силой. Если бы привязь не поддавалась растяжению, оба были бы уже размазаны по переборке. А так, благодаря адаптационной способности, ускорение осталось терпимым для людей. Но и только.

Наиболее опасные моменты еще предстояли впереди, но Нагарджуна должен был позаботиться, чтобы они не столкнулись с глыбой. Достаточно одного выхлопа реактивного двигателя. Если не получится, они никогда об этом не узнают.

Крейсер устремился за ускоряющейся глыбой, и в момент, когда его скорость достигала заранее вычисленного вектора, центр невода раскрылся, выпуская камень. Ускорение прекратилось, и все стало как прежде… за исключением того, что теперь крейсер получил постоянное приращение скорости.

Нагарджуна скривился от боли в суставах, проконсультировался с графиком на экране и начал повторно развертывать сеть. Вайра-2 ожидалась через пятнадцать минут.


До тех пор пока крейсер разгоняется на начальном этапе, а самыми близкими небесными телами для него остаются Луна и Земля, он будет подпитываться камнями от лунного масс-драй-вера. Каждую последующую глыбу запустят по точно вычисленной траектории на чуть более высокой скорости; таким образом, шаг за шагом судно разгонится до беспрецедентной скорости. Шансы на успех предприятия были мизерны, приходилось полагаться на то, что монахи накопили большой опыт переброски куда более массивных камней внутри Солнечной системы – рекордом стала железо-никелевая глыба в форме картофелины размером восемь на пять и на три мили. В данном случае разница была лишь в скорости камней и времени интервалов между ними.

Первоначальное положение крейсера давало ему достаточно времени для маневрирования, чтобы в случае чего изменить регулировку масс-драйвера и тем самым исправить ошибки, которые могли накопиться, если невод Нагарджуны пропустит входящую глыбу и суденышко не получит необходимого импульса. Но с увеличением скорости возникли две новые проблемы: как перемещаться быстрее и как уйти подальше.

Нагарджуне требовались перерывы на сон. Это растягивало время полета, однако и шло на пользу, ибо в течение краткосрочных периодов отдыха пилота буддийские инженеры могли заняться перерасчетом траекторий камней. Поскольку путь судна пролегал через марсианскую орбиту, вскоре эстафету у лунного примут масс-драйверы, базирующиеся в Троянских точках Марса.

Плавая в пространстве около Евфросиньи, Анузафигачка ожила и сразу стала соответствовать своему названию. В ее просторный толкатель были заложены сразу пять гигантских камней; остальные плавали поблизости, готовые занять позицию, как только толкатели освободятся. Каждый из этих булыжников нео-Дзэн инженеры снабдили маленькими, но мощными ракетными двигателями, с помощью которых они могли управлять их скоростью и положением в пространстве.

По мнению виртуального разума компьютера Анузафигачки, его мишенью была пустая область пространства, которая ничем не отличалась от других до тех пор, пока пометка на таймере не преобразует ее внезапно в бесконечно желаемый сектор небесной недвижимости.

Анузафигачка вздрагивала, насыщенная электричеством, когда ее мощные электромагниты выдавали пиковые усилия в точно синхронизированной последовательности. Первая из «активных» глыб помчалась вперед, подхлестываемая электромагнитными волнами. Толкатель приблизился к концу рельсового пути и затормозил. Глыба же благодаря собственному импульсу продолжала двигаться, мчась по Солнечной системе в пятьдесят раз быстрее, чем самый быстроходный космический корабль; а вскоре Анузафигачка начнет швырять булыжники даже быстрее. Нагарджуне требовалось лишь ловить их, позволяя им перемешать его судно, поскольку упругая привязь поглощала напряжение, ожидать протяжного звукового сигнала, когда привязь достигала предела, и отпускать их на волю. Все, что требовалось от инженеров нео-Дзэн, это вычислять траекторию потока камней, корректировать масс-драйверы и направлять активные глыбы по любому требуемому курсу в надежде, что казавшаяся смехотворной забава с неводом согласуется с их расчетами.

Нео-Дзэн пилот поправил наружный клапан на колене своего голубого скафандра, задаваясь вопросом, что творится в мозгу юноши. Вряд ли Мозес не подвержен эмоциям. Нагарджуна улыбнулся пассажиру в знак ободрения.

Мозес в ободрении не нуждался. Ему все надоело, он был возбужден и одновременно испуган, но ведь он шел к Юпитеру! Для встречи с чужаками!.. Впервые в жизни у него появилась цель, и это взволновало его до глубины души. Нагарджуна и Мозес, каждый по-своему, ждали своих судеб с общепризнанной смесью страха, надежды, отчаяния и непримиримого упрямства, что является уделом людей, которых остальные называют героями.

Будь это ВидиВи-фильм, зритель слышал бы шипение пространства, когда из Толкателя-4 вышвыривалась скала, однако ни один звук не нарушал тишину вакуума, ибо в нем нет воздуха. Хотя Нагарджуна, наблюдавший удивительное продвижение на экране, знал физику – тем не менее не удивился бы, если пространство вдруг начало шипеть.


Поток глыб, которые продвигали корабль на пути к Юпитеру быстрее, чем когда-либо путешествовал в космосе любой человек, временно иссяк, но белье Нагарджуны было пропитано потом. Невод доказал, что подчиняется контролю, и пилот доложил руководству из Гнезда Кукушки о происходящем, хотя по большей части ему пришлось прибегнуть к профессиональному жаргону. Маловероятно, что Путь к Целостности когда-либо повторит подобную специфическую акцию, и все равно инженерам нео-Дзэн нужно подсказать, чтобы они ускорили затухание упругих колебаний невода. По крайней мере, дважды Нагарджуна, чтобы сэкономить время, справлялся с повторной установкой меньше чем за минуту. Однажды он всего за какую-то секунду мог потерять скалу, что разрушило бы логику небесной рыбалки, заставило бы потерять дней десять и, весьма вероятно, убило бы обоих, ибо они не успели бы достичь Юпитера, прежде чем иссякнут их запасы, – если после такого промаха вообще достигли бы цели.

Крейсер прошел две трети пути к Юпитеру и развил максимальную скорость. На очереди было торможение.


Когда миссия вошла в заключительную стадию, активность челноков вокруг Анузафигачки резко возросла. Происходили даже несчастные случаи. Два буксира сошлись к одной и той же глыбе в один и тот же момент, что вызвало столкновение. Третий буксир, пилот которого прекрасно понимал возможные последствия столкновения для двух своих товарищей, отпихнул разбитые машины в сторону. Другие постарались бы их спасти и тоже наверняка получили бы повреждения. Самым главным было поддержать поток камней, поступающих в порядке очереди.

Эти камни немного отличались от своих предшественников по двум причинам. Во-первых, на них ставили ракетные двигатели покрупнее и помощнеее. Во-вторых, их траектории были более сложными. Булыжники нацеливали не прямо на Юпитер, а так, чтобы чиркнуть гигантский мир по верху его атмосферы, вернуться с противоположной стороны планеты и оттолкнуть приближающийся крейсер. Нагарджуну беспокоило, что Юпитер как бы станет плевать в него камнями. Все, что от него требовалось, это поймать их, передать часть импульса своему судну посредством упругой привязи и позволить уйти прежде, чем привязь разорвется.

Просто.

О случайностях пилот нео-Дзэн пытался не задумываться. Самая большая опасность не имела никакого отношения к технологии: она заключалась в том, что юпитериане могли интерпретировать поток камней как угрозу и использовать свои гравитационные машины, чтобы их отклонить. Руководящие ламы Пути к Целостности уговорили себя, что это маловероятно по ряду причин. Камни, запущенные масс-драйверами, были достаточно маленькими, чтобы сгореть дотла еще в верхних слоях атмосферы Юпитера. Планета наверняка сталкивалась с такими крошечными телами несколько раз за декаду, но земные астрономы пока не засекли никакого аномального передвижения лун Юпитера; следовательно, юпитериане обычно не отклоняют камни такого размера. Кроме того, траектории глыб не приводили к столкновению с планетой, они только проходили близко…

Нагарджуна был не единственным человеком, которого волновала подобная логика. Среди большинства нормальных интерпретаций текущих событий бытовала одна популярная параноидальная идея, что, дескать, отклонение кометы в сторону Земли есть преднамеренный акт межпланетной войны. Как же в таком случае юпитериане прореагируют, если противник внезапно начнет запускать маленькие астероиды в их сторону? Что им придет в голову, если, конечно, у них есть голова? Допустим, они могут предположить, что эти глыбы несут ядерные заряды! Допустим, они могут предположить, что вроде бы безопасные траектории контролируются землянами, и когда глыбы приблизятся к планете-адресату…

К сожалению, иного способа затормозить крейсер достаточно быстро, чтобы доставить Мозеса к Юпитеру в пределах требуемого интервала времени, не существовало. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы направить крейсер вокруг Юпитера… В силу некоторых причин такое решение было бы более удовлетворительным, однако требовало слишком много времени и подвергало корабль риску во время прохождения колец Юпитера. К тому же чужаки могут принять космический корабль за угрозу, в то время как глыбу – проигнорировать. Учитывая все обстоятельства, запланированный способ был менее опасен.

Нагарджуной можно было пожертвовать, Мозесом – нет. Соответственнно существовали меры безопасности. Пилот сказал несколько ободряющих слов юноше, и Мозес бросился к аварийному кокону, ожидая, пока тот раскроется подобно двум половинам какого-то огромного плода. В коконе помещалось достаточно воздуха и воды, чтобы сохранить человека живым в течение двадцати четырех часов, но не было никакого продовольствия, ибо более важные для жизни компоненты закончатся прежде, чем голод станет невыносимым.

Крейсер находился в постоянном радиоконтакте с «Тиглас-Пильсером», однако оба судна обменивались лишь краткими посланиями, ибо Нагарджуне нельзя было отвлекаться. Хорошо знать, что космолет Пруденс Одинго внимательно следит за ними на своих экранах и что несколько ОС-модулей готовы их подобрать. Без сомнения, «Жаворонок» и база на Европе также вели наблюдение, ибо Путь к Целостности предупредил СРЮП о прибытии экспериментального судна. Никто не ожидал, что на «Жаворонке» будут введены в заблуждение этим заявлением; главное, чтобы не мешали. К тому же спасательную операцию наметили на момент, когда Европа будет находиться за Юпитером.

Мозес знал, что ему делать, и без возражений забрался в пустое пространство в центре кокона. Он казался почти спокойным.

Нагарджуна проинструктировал кокон, чтобы пенный шар заклеился вокруг пассажира; чтобы вытащить его оттуда, команде Пруденс предстояло сделать отверстие. Пилот проверил кокон, систему выпуска, потом повторил проверку и взялся за деликатную задачу раскидывания невода, волнуясь из-за возможного усиления колебаний в упругих струнах привязи.

На «Тиглас-Пильсере» могли только ждать.

Мозес спал.


Буксиры суетились вокруг Анузафигачки, как рабочие муравьи вокруг королевы-матки: подталкивали камни к месту, выстраивали их в нужной последовательности. Инженеры контролировали ракетные установки, топливные запасы, антенны связи.

Когда царят суматоха и поспешность, всегда что-нибудь пойдет не так.

Первая дюжина камней обошла Юпитер по кругу, попала в невод Нагарджуны, передала часть своего импульса и была отправлена в путь с поцелуем и поглаживанием по головке. Скорость крейсера заметно снизилась, за что Нагарджуна должен был сказать спасибо, если бы не был так занят.

Возврат, раскрытие, готовность, ловля, ожидание, выпуск… Процедура обрела собственный ритм, и буддист задавался вопросом, сможет ли он когда-либо избавиться от него полностью.

Вспыхнула предупредительная световая надпись:

«ПЕРЕДАЧА НОВОГО ГРАФИКА».

Пилот даже не попытался ответить – двухстороннее время запаздывания уже превышало час. Он считал новый график с экрана и выругался. Один из камней ушел в самоволку – повреждение электросхемы, оставшееся незамеченным в суматохе подготовки активных глыб для масс-драйвера, вывело из строя его антенну. Неспособный получать команды от Евфросиньи или передавать собственные координаты, камень отклонился от курса. В поступающем потоке камней возник промежуток; чтобы компенсировать изменения, требовались срочное перепрограммирование графика и хитроумный пилотаж.

Пока еще ничего не случилось, Нагарджуна просчитал, что ему следует предпринять. Жизнь, прожитая на грани. Монах слышал о таких вещах в некоторых неодобренных старшими ламами развлекательных передачах СМИ и порой задавался вопросом, на что это похоже. Теперь, когда он это узнал, пришло раскаяние. Он присоединился к Пути к Целостности, чтобы тихо медитировать, а не жить на грани риска.

Время текло безостановочно. Промежуток, вызванный сбившейся с пути глыбой, был благополучно ликвидирован, однако в результате у пилота остались считанные минуты для маневра на конечном этапе торможения. В конце концов, все сводилось к «запасу прочности»; теперь его не было.

Последние четыре камня… Крейсер сбросил скорость, и все стало значительно проще.

Следующая глыба могла появиться на радаре в любой момент…

В любой момент… любой…

Нагарджуна ощутил, как мурашки побежали по позвоночнику. Где же глыба?

Должно быть, снова возник какой-то сбой. Нагарджуна не мог знать, что один из двигателей глыбы был поврежден в кольце Юпитера. Вскоре Путь к Целостности выяснит причину, но сообщение не достигнет крейсера вовремя.

Все это уже не имело значения. Нагарджуна знал: надо действовать, полагаясь на собственные силы.

Он воспользовался промежутком, вызванным отсутствующей глыбой, чтобы просмотреть сообщения биосенсоров Мозеса. Пульс замедленный и регулярный, дыхание аналогичное, мозговые волны показывали затрудненный тета-ритм и характеристику взрывных веретен картины глубокого сна… благополучно бессознательного. Это хорошо – если что-нибудь пойдет не так, юноша ничего не поймет.

В то время как монах снимал краткие медицинские показания, компьютер отбирал лучшие варианты стратегии торможения, ибо даже эта случайность была предусмотрена. Нагарджуна надеялся, что приемлемое решение найдется, чтобы Мозес все же мог безопасно достичь «Тиглас-Пильсера».

Пришло время действовать. Заработали основные двигатели крейсера, в очередной раз вжав Нагарджуну в кресло. Неиспользованное топливо было роскошью, а импульс – единственной валютой, имеющей хождение в создавшемся положении. Пилот сохранил самый минимум топлива для того, чтобы использовать на заключительных секундах.

Две последовательно пришедшие глыбы попали в невод и сделали свое дело. Хрупкое суденышко было готово вернуться к расчетным операционным скоростям… Увы, топлива не осталось.

Последняя глыба…

Уравнения ясны, точны и неумолимы. Один камень не мог снизить скорость крейсера. Зато мог затормозить что-нибудь полегче.

Нагарджуна прошептал короткую молитву – не взывая, а потому только, что это помогло успокоить нервы. Он вдруг понял, что никогда полностью не принимал веру нео-Дзэн. Впрочем, теперь это не важно. Пилот знал, ЧТО должен сделать и ПОЧЕМУ. Долг перед человечеством… Не это ли имел в виду Кукушка, когда говорил с молодым монахом перед заданием? Глубокие мысли о смерти проведут любого к уникальной и священной Дхарме… Глубоки ли его, Нагарджуны, мысли…

Приближалась последняя глыба. Аварийный кокон был прикреплен прочными канатами к упругой привязи невода. Нагарджуна нажал кнопку. Пиропатроны отстрелили болты, прикрепляющие привязь к корпусу крейсера. Невод с коконом отделились от крейсера и постепенно снижались за кормой. Затем заключительная глыба ударила в невод и унесла их прочь.

Подстройка экрана была автоматической. Пилот наблюдал, как кокон исчез из поля зрения.

В заранее определенный момент невод раскрылся в последний раз, и глыба продолжила свой безразличный путь. Кокон завис в пространстве; орбитальные модули «Тиглас-Пильсера» должны были подхватить его с легкостью.

Хрупкий маленький монах нео-Дзэн на мгновение подумал о том, что задание выполнено неплохо. Потом он выбрал ракурс, в котором Юпитер вырисовывался на экране во всей своей красе. Глаза Нагарджуны подозрительно заблестели. Так красиво!.. Нахлынул страх, и все же в одном из уголков его мозга пульсировала мысль: я – лучший.

Крейсер держал курс на экватор Юпитера поблизости от Большого Красного Пятна. Сила притяжения планеты уже стала проявлять свою смертоносную хватку.

Компьютер доложил пилоту, когда, где и с какой скоростью судно войдет в атмосферу. Так что Нагарджуна знал предполагаемые параметры.

По крайней мере, все закончится быстро.

Глава 17 «Тиглас-Пильсер», орбита Каллисто, 2222-й

Пруденс Одинго нарушила одно из своих правил и решила получить кайф. В одиночестве – не нарушая никаких своих правил. Поэтому сейчас она чувствовала себя приятно легкомысленной, на душе было тепло и расплывчато. Все вокруг сияло мерцающими переливчатыми цветами. Она пребывала в волшебной стране.

Временно забыть события дня не так уж трудно, запомнить что-нибудь – значительно труднее. Она подозревала, что если встанет на ноги (ноги? где они?), то будет неудержимо дрейфовать по каюте, хотя в ней фактически нет лишнего места даже для кошки. Тем не менее, у космистки было такое чувство, что каким-то образом она все же умудрится дрейфовать, а это, вероятно, серьезно повредит мебель и переборки. Поэтому она прикрепила себя к стенке несколькими полосками липучек.

Пруденс проглотила еще одну капсулу дипси, очищенную от медикаментозных компонентов. На ее долю выпал день терзаний.

Когда орбитальные модули добрались до Мозеса, пилоты увидели, что пенный кокон безнадежно запутался в порванных многожильных канатах эластичной паутины, которая освободилась от электростатических сил, как только последняя глыба переместила его к месту вынужденного бездействия. Разбухшую корку пены покрывали глубокие отметины там, где канаты впились в кокон, хлестнув по нему изо всех сил; спасатели даже обеспокоились, не лопнул ли кокон. Хотя кислород поступал Мозесу из резервуаров сжатого воздуха через лицевую маску, пребывание в вакууме все равно убило бы его.

У космистки возникло ужасное предчувствие, когда она увидела отверстие в пенном шаре, принимая его на борт «Тиглас-Пильсера» через грузовой отсек. Она знала так же четко, как собственное имя, что племянник мертв.

Но, конечно же, он не умер. Просто у нее разыгралось воображение и ответило на страхи эмоциональной петлей обратной связи.

Несмотря на то, что юноша был жив, его состояние оставляло желать лучшего. Пруденс задохнулась, увидев обширные гематомы, которые украшали его тело и спекшуюся кровь вокруг рта, где кислородная маска впилась в губы. Последовательные удары глыбы за глыбой, даже при том, что они были смягчены эластичной паутиной и привязью, принимавшей все на себя, заключительное мучительное торможение и беспорядочно молотящие по кокону канаты превратили его в шарик для пинг-понга, попавший в аэродинамическую трубу.

Мозес был без сознания; впрочем, это, скорее всего, действовало снотворное, которое дал ему Нагарджуна. До тех пор пока юноша не очнется и не удастся проверить его ответные реакции, оставалось опасение, что мозг поврежден. Мозеса подсоединили к приборам жизнеобеспечения и за его состоянием следил медицинский компьютер, а пока юноше принудительно вводили физиологический раствор, смешанный с большим количеством успокаивающих препаратов…

Самым ужасным – за единственным исключением – было ожидание. Пруденс знала, что Мозес должен присоединиться к ним вблизи Юпитера. Она знала, что это не зависело от ее решения и, в конце концов, даже от решения ее сестры. Она понятия не имела, насколько трудно такое решение далось Черити, даже притом, что альтернативой была смерть Мозеса со всеми вместе на Земле.

Единственным исключением был бедный Нагарджуна – виновник самого тяжелого момента. Пока Мозес приходил в себя, с «Тиглас-Пильсера» наблюдали, как хрупкий кораблик монаха нео-Дзэн мчался по направлению к Большому Красному Пятну, неуправляемый, без топлива… Они понимали, как должны уважать этого хрупкого маленького человека, они полюбили его ломаный английский и благодарили за ощутимую заботу о пассажире. Душераздирающе было слушать его стихи, которые он трудолюбиво заучил наизусть, стихи, которые стали своего рода панихидой…

В один момент стройные абрисы крейсера на экране превратились в огненный шар, затем закурчавилась дымная полоса, вспухшая и бесформенная, вошедшая в штопор гораздо быстрее следов, что корчились и рассеивались вечными урага нами верхней атмосферы Юпитера… Спустя несколько минут полоса полностью развеялась, сдутая теми же самыми ветрами.

Пруденс задавалась вопросом, заметили ли чужаки, рассматривали ли они проблему отклонения крошечного судна касанием светового пера гравитационного репульсора. Одна мысль о том, что они могли его спасти, если бы знали о необходимости этого или хотя бы о его присутствии…

Слабая надежда. Чужаки есть чужаки. Их чувства не похожи на чувства людей. Скорее всего, они корабль не заметили. А почему они должны были его заметить? Всего лишь еще один крошечный, незначительный метеорит: такие все время падают на Юпитер.

Нагарджуна теперь общается со своими богами-хранителями. Его место в истории увековечено, если допустить, что история продлится и дальше. Но логика была слабым утешением.

Пруденс знала, что, по крайней мере, еще двенадцать часов должны пройти, прежде чем Мозеса можно безопасно пробудить. Она переглянулась с Джонасом, и между ними проскочила искра взаимопонимания. Не сейчас, не тогда, когда юноша может умереть, это не способ облегчить собственный страх и скоротать бесконечные часы ожидания… Если Мозес не выживет, они всегда будут чувствовать… грязь.

Вот почему Пруденс решила спрятаться в своей каюте и полностью отключиться с помощью дипси. Одна.


Ближние глаза Полудержателя возвращались к украденному объекту. Какофония звука округлила ему уши, невероятные цвета ослепили хроматические глаза… Но он не мог не думать о нем.

Грохот и ослепление не играли никакой роли. Ведь он, Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены, уже справился с примитивными механизмами управления. Он знал, как уменьшать шум, и мог настроить глаза, чтобы одолеть ослепляющее многоцветье. Он никогда не войдет легендой в летописи, если позволит какой-то ерунде сбить себя с толку. Он все-таки взрослый дижабль, а не личинка!

Чувствуя себя очень смелым, Полудержатель протянул наконечник щупальца и нажал переключатель. Установил нормальную громкость, понизил визуальный контраст до благоразумного уровня и направил предмет так, чтобы хроматические глаза могли следить за движущимися изображениями.

Здорово… картинки прекратили вспыхивать. Поскольку он приучился к забавному плоскому изображению, зафиксированная форма стала видимой. Получалось что-то знакомое…

С глубоким потрясением он понял, что и другой набор его глаз вглядывается в изображение.

Это была грубая двухмерная проекция, даже не регулирующаяся в глубину. Фокус, анализ, повторная балансировка… Виднелись только два глаза; возможно, остальная часть органа зрения существа находилась за пределами узких границ крошечного изображения. Да, это именно глаза – но глаза, отличные от всего, с чем когда-либо сталкивался Полудержатель. Овальные… нет, на близком расстоянии они скорее напоминают обычные сферы, однако частично закрыты тугими, но гибкими откидными створками. (Наглазники? У какого еще существа есть наглазники? Если нужно защитить глаз, следует просто его втянуть.) Иногда наглазники подрагивали, и каждое так часто, что все изображение вокруг беспорядочно прыгало.

Наружный покров существа был непримечательного темно-коричневого оттенка, какой присущ типичным грозовым двухокисным облакам… Эх, если бы существо еще оставалось на месте в течение двух секунд подряд… Ой, да оно застыло, будто в состоянии читать мысли. А вдруг… Да нет, так думать так глупо: ведь Полудержатель не бюрмократ, его рефлекс тут же приведет в действие мозговой щит-экран.

Теперь, когда изображение стало устойчивым, различалось больше подробностей. Имелись любопытные выступы, какая-то выпуклость и что-то наподобие трех отверстий: два маленьких рядом друг с другом, которые беспорядочно вибрировали, и специфическое щелевое отверстие с эластичными гранями. Последние меняли форму в некоторой синхронности – внезапно понял дижабль – с сумасшедшими звуками, которые исходили из предмета.

Глаза стали меньше и ближе друг к другу… Нет, показалось… Ах, как смешно! Просто существо отодвинулось от прибора, формирующего изображение, а картинка даже не застопорилась… стало быть, порождена точками. Выходит…

Все стало понятным. Во-первых, предмет был некоторым переносным устройством для развлечения, установленным в некотором многопользовательском режиме. Во-вторых, изображение, которое видел дижабль, являлось обрисовкой другого пользователя в режиме реального времени. И, в-третьих… у другого пользователя кольца глаз нет вообще, а есть только два крошечных глаза-точки с одной стороны невероятного угловатого… купола? Едва ли. Скорее, передний конец сильно искаженного глотательного зуба… Похвальная Песнь в честь Благоговения перед Душой Жизни! Другой пользователь – внеюпер!

Полудержатель всегда лелеял иррациональную надежду на существование экзотических форм жизни. Он верил, что где-то в обширной Вселенной есть создания, подобные дижаблям, хотя внешне и не похожие на них – создания, которые способны не только воспринимать Вселенную, но и создавать умозрительные модели окружающего мира.

Это существо наверняка обладает собственными симбипьютами, ведь оно возводит металлические конструкции!..

Полудержатель начал признавать несправедливость сделанных ранее выводов. Устройство было коммуникатором, а не проектором для развлечения. Внеюпер же находился здесь, на Юпитере – без сомнения, внутри уродливой плавающей металлической сферы, которую, должно быть, наштамповали их колесники. И этот внеюпер (безумная мысль, почти не укладывающаяся в сознании, мысль, которая иссушала подобно расплавленному льду, мысль – как выборное затемнение света от облака к облаку) пытался связаться с ним!

Это было уже слишком. Сам собой заговорил инстинкт выживания, и Полудержатель соскользнул в транс, предшествующий спячке.


При нулевой гравитации ушибы Мозеса не причиняли особого беспокойства; например, даже сидеть было не больно. Зато сама нулевая гравитация причиняла: если ты не пристегнут, то прикоснуться ни к чему нельзя – относит.

Подобно здоровому молодому животному юноша быстро восстановил силы. Почти все время бодрствования он посвятил проблеме установления действенной связи с чужаком. И даже, входя в роль, начал плавать по-кораблю с трубкой, обвязанной вокруг талии и заполненной гелием.

Когда связь возобновилась, Мозес пришел в восторг. Картинки были превосходными, несмотря на слабое освещение, а изменялись настолько медленно, что компьютер успевал увеличивать их с едва заметной задержкой.

Он уже знал, что ему предстоит контактировать со сверхмедлительным существом, а значит, придется сдерживать собственную подвижность, иначе адресат на Юпитере увидит его, как вибрирующую размытую картинку. Вот только как справиться с такими автоматическими рефлексами, как мигание?

Все на «Тиглас-Пильсере» наблюдали за неторопливыми движениями чужака, передаваемыми на свободные экраны. Все, что происходило, записывалось. Мозеса не тревожили, когда он говорил, жестикулируя, или просто сидел в течение долгих периодов времени, постигая сущность своего собеседника, строя умозрительную модель реакций чужаков в их собственной среде. Говорящий-с-Животными становился Говорящим-с-Чужаками, и никто не желал рисковать, вмешиваясь в сей деликатный интуитивный процесс.

Мозес чувствовал нарастающее волнение. Я верю: чужак понимает, что происходит! Он знает, что поддерживает связь со мной! Он знает, что я не из их собственного мира! И собирается…

Последовал взрыв проклятий. По-английски и на дюжине других языков.

Пруденс протиснулась через люк и ударилась о стенки локтями.

– Мозес! Что случалось? Существо мертво? Что… Мозес откинулся на спинку, как бы внезапно обессилев.

Не могут ли они… Нет, конечно, нет. Потому меня сюда и доставили. Ему потребовалась секунда, чтобы упорядочить мысли.

– Он не мертв. Я думаю, что напряжение стало слишком большим, и он впал… в прострацию. Он находится в своего рода коматозном состоянии. И как раз когда уже почти удалось… Проклятие, придется ждать, пока глупое существо проснется!

Сердце Пруденс подпрыгнуло.

– Значит, с чужаком все в порядке?

Мозес кивнул – разве тетушка не слышала? Людей иногда просто не понять…

– Мо, отдохни. Нет смысла дежурить, пока наш младенчик дрыхнет. Мы будем наблюдать за ним по очереди, и как только появятся признаки пробуждения, мы тебе сообщим.

Мозес понял, что она права. Он расстегнул ремни, отплыл от кресла подобно пушинке, изогнулся и скользнул в узкий входной люк, направляясь на нижнюю палубу к своей каюте. Он был полностью обессилен, но его сердце бешено колотилось.


Полудержатель беспокойно ерзал, смутно ощущая присутствие садка-пузыря – старого, обветшалого, но удобного… Он освежил свои недавние воспоминания, и его разум машинально снизил эмоциональное наполнение так, чтобы не съехать назад в транс, предшествующий спячке.

Ситуация сложилась слишком важная: необходимо бодрствовать.

Запоздало, но, к счастью, не слишком, он признал свое заблуждение. Он проявил излишнее рвение, пытаясь сразу решить все загадки. Главное, не тратить много времени на восхищение украденным трофеем и строго контролировать свое сознание, чтобы отступить при первых признаках приближающегося транса.

Полудержатель посмел еще раз взглянуть на изображение. Глаза вернулись, как он и надеялся. Но вернулись изменившимися. Теперь в них сквозило… понимание? Почти братское отношение? Что-то случилось, пока он спал – контакт разумов произошел на таком глубоком уровне, о каком он никогда не подозревал. Этому чувству нужно помочь развиться.

В течение многих дней Полудержатель и внеюпер общались друг с другом при помощи крошечного металлического ящика с движущимися изображениями. Все начиналось на первичном уровне: эмоции, переведенные в грубые эквиваленты вроде хореографических движений, звуки и детали, которые могут не означать ничего конкретного, но, в конечном счете, тем или иным образом дают представление о том, чем они являются… Прошли дни, забавный двуглазый внеюпер и двенадцатиглазый многощупальцевый паритель-в-небе медленно пришли к пониманию. Они разработали общий код – сначала элементарный, потом каждодневно усложняющийся, поскольку росло взаимное доверие. И постепенно внеюпер обрисовал обманчиво-яркими красками мощному разуму Полудержателя отчетливую картину ужаса. Ужаса не для него, а для внеюпера и ему подобных. Дижабль еще не мог осознать всей полноты ужаса, но уже начинал понимать, что что-то жуткое приведено в движение… И ему предстояло остановить это каким-то пока еще непостижимым способом.


Когда лицо Черити появилось на экране, иПруденс прочитала на нем смесь опасения и гордости, она уже знала, чего ждать. Иногда связь между близнецами бывала такой тесной… Ведь если даже ее сестра отправила вновь обретенного сына в полный опасностей высокоскоростной полет, то уж Пруденс должна предусмотреть возможные осложнения.

Предположим, Мозес прибыл благополучно (иначе все пошло бы прахом), предположим, он сумел наладить связь с чужаком… Что дальше?

Даже тогда у нее на сердце скребли кошки, потому что вес было ясно. Дальше – полнейшее унижение… Как будто ее жизнь попала в бесконечную петлю, как будто Судьба настолько лишена воображения, что играет с ней одну и ту же злую шутку. Угодившая в ловушку, использованная, отвергнутая… На сей раз нанести невыносимое оскорбление ей предстоит самой себе. И, что хуже всего, Мозесу.

Логика безупречна. Если Мозес сумел вступить в контакт, она должна преподнести все сэру Чарльзу Дэнсмуру на блюдечке. Пожалуйста, сэр Чарльз, угощайтесь. Да, можно передать это крупнейшее достижение на Землю, поместить в Экстранет, тем самым, защищая приоритет Мозеса. Мозес здесь – но и Чарли тоже. Именно Чарли руководил Силами Решения Юпитериан-ской Проблемы, в то время как она – космическая бродяжка с подмоченной репутацией. Кричи о триумфе Мозеса с каждого экрана в Экстранете – и все равно за неделю Чарльз все достижения обратит в свою пользу. А ей придется стиснуть зубы и мило улыбаться обманутому миру, в то время как бедного храброго Мозеса опять лишат всего, что он заслужил.

Да, у членов ее команды хватило таланта, чтобы сделать прорыв, произвести открытие, установить контакт… но у них нет ни средств, ни экспертов, ни персонала, ни оборудования. Таким образом, для того чтобы оправдать надежды обитателей Земли, как только Мозес установит рабочую связь, нужно сообщить об этом сэру Чарльзу. Затем она расскажет ему и об остальном, включая похищение аэростата, потому что вскоре он и сам это поймет.

Все, вероятно, кончится тем, что Чарльз станет героем, а Пруденс отправят за решетку.

И так всю жизнь.

Хорошо, что у нее, по крайней мере, нет выбора. Это утешало.

Записи переговоров Мозеса с чужаком уже на пути к Земле. Она сделала все возможное, чтобы защитить приоритет племянника. Однако горький опыт подсказывал, что этого недостаточно.

Чарльз перехватит передачу, так как наверняка подслушивал все их переговоры. Пруденс, конечно, зашифровала ее…

Ничего, расшифрует. Странно, что он еще не вошел в контакт непосредственно с ней – вероятно, слишком занят шлифовкой собственной заявки на бессмертие…

Пруденс глубоко вздохнула, проглотила комок в горле, надеясь, что голос прозвучит твердо, – и велела «Тиглас-Пильсеру» готовиться к передаче сообщения «Жаворонку».


Кэшью настойчиво постучала в занавешенную кабину Пруденс.

Ответ капитана был коротким, но по делу. Кэшью отметила про себя, что подчиниться будет физиологически невозможно (к сожалению) и постучала снова. На четвертой попытке Пруденс просунула растрепанную и свирепую физиономию в щель между занавесями.

– Что за… А-а, это ты, Кэш. Будь хорошей девочкой и свали, усекла? Кэп сейчас занят.

У Кэшью все было с собой. Она вытащила маленькую синюю пилюлю.

– Настало время воссоединиться с остальной частью человечества, капитан! – Она поднесла пилюлю к губам Пруденс. – Открывай пасть! Проглотишь, и сразу станешь как огурчик!

Пруденс простонала – ошибка, которая дала возможность Кэшью насильственно запихать пилюлю.

– Бунт на корабле!

– Так повесь меня на рее. Тебе нужен ясный ум, а не галлюциногенные блуждания по фантастическим ландшафтам.

– Поди к черту, это насилие! Кэш, ты же знаешь, что завтра я изойдусь от головной боли…

– … и поблагодаришь меня. «Жаворонок» информировал ожидающий мир, что контакт с юпитерианами наконец состоялся. Экстранет объявил об этом десять минут назад.

Пруденс простонала в очередной раз:

– Кэшью, я прекрасно знаю об этом! Почему, по-твоему, я заперлась и приняла дозу дипсофингидрата? Ожидаешь, что я буду сидеть тихонечко в рубке, подобно младенцу в колыбельке, в то время как эта сволочь присваивает вес, что мы сделали? Неужели ты думаешь, что я горю желанием видеть, как он эксплуатирует готовность Мозеса рисковать…

Кэшью вытащила дискету из кармашка на колене комбинезона.

– Нет. Я думаю, тебе лучше посмотреть. – Она вставила носитель информации в щель рядом с настенным экраном. – Хорошо, Пру? Обещаешь?

Пруденс впилась в нее недоуменным взглядом.

– Почему я должна… ну, раз ты настаиваешь. Хорошо… обещаю.

Кэшью хмыкнула и отошла от каюты. А Пруденс, ощущая себя куда более нормальной, чем минуту назад, пожалела, что дурь прошла. Она вынудила себя уставиться в экран и велела ВидиВи усилить звук.

Напряженное лицо Чарльза не замедлило появиться, да еще крупным планом. Самодовольный ублюдок!.. Вот только он не выглядел самодовольным.

– Как начальник экспедиции, хочу сообщить, что свершилось главное событие, и я не имею права приуменьшить его значение в связи с основной целью нашей миссии. Мы установили контакт с чужим разумом.

Надо сказать, Пру понравилось это «мы».

– Пока еще нельзя достоверно установить, насколько важен индивидуум, с которым установлен контакт, и какой эффект это окажет на будущее, ибо Джарамарана, Смертельная Комета, все еще приближается. Тем не менее, наконец, начинается настоящая работа СРЮП.

Очень умно… Она уже видела, как обесценивается вклад Мозеса. Этот чужак, оказывается, какой-то бесполезный обыватель. А сэр Чарльз, естественно, отыщет ключевого политического лиде…

– Крупное открытие сделано несколько дней назад молодым человеком шестнадцати лет. Он сильно рисковал, чтобы добраться сюда – его пилот погиб, убедившись предварительно, что пассажир доставлен в целости. Имя молодого человека – Мозес Одинго. Запомните его – если мы переживем пришествие кометы, то это произойдет благодаря ему.

Ага, а теперь расскажи, что именно ты предложил доставить мальчика сюда…

– Мозес – сын Черити Одинго, которая мужественно предпочла безопасности своего единственного ребенка спасение человечества. Сестра госпожи Одинго, Пруденс, в настоящее время находится на орбите вокруг Каллисто на борту своего крейсера «Тиглас-Пильсер». Вы, наверное, помните Пруденс Одинго как первооткрывателя колесников.

Правильно, теперь, несомненно, надо погладить по головке и меня.

– Мозес Одинго впервые установил реальную связь с чужаком. Но я хочу заострить ваше внимание на роли Пруденс Одинго. Выяснилось, что именно она ответственна за похищение одного из наших незаменимых зондов, предназначенных для исследования верхних слоев атмосферы Юпитера.

Еще лучше – меня снова собираются заклеймить позором как закоренелую преступницу.

– Без этого поступка контакт никогда не состоялся бы. Мне следовало давно понять, что база чужаков непосредственно на Юпитере, и рискнуть послать зонды ниже облаков, как только стало ясно, что выше их не найти.

Хоть повесься, этого не должно быть в сценарии! Что, черт побери, твори…

– Сперва я решил подать в отставку с поста главы Сил Решения Юпитерианской Проблемы. Однако руководители миссии полагают, что никто на борту «Жаворонка» не справится с этой ролью. Поэтому я намереваюсь начать консультации с новыми экспертами, в особенности с людьми на борту «Тиглас-Пильсера».

Пруденс испытала настоящее замешательство. Чтобы сэр Чарли Дэнсмур признавался в подобном?.. Что за грязный фокус готовит нахальный свиненок на этот раз? Неужели нашел новый способ повернуть общественное мнение в свою пользу?

Он продолжал:

– Однако я немедленно подаю в отставку со всех моих почетных научных постов на Земле. Со всех – редакторства, консультирования, общего руководства и деятельности в качестве президента Международного археологического общества. Я также отказываюсь от рыцарства. – Дэнсмур вызывающе посмотрел в объектив камеры, поколебался, проглотил комок… после чего, казалось, принял решение. – Прошу простить меня. Последние несколько лет были очень трудными для нас всех. Отсюда Земля выглядит такой хрупкой, и многие из нас смогли переоценить свои самые глубокие чаяния. Я пришел к выводу, что не могу продолжать работу, не оглядываясь на собственное прошлое. Правда в том, что вся моя академическая карьера основана на лжи. Я не порождал эту ложь, но и не отрицал ее; следовательно, я был с нею заодно. – Он замолк, будто собираясь с силами. – Много лет назад честолюбивый молодой археолог Дэнсмур возглавлял небольшую экспедицию в египетскую Гизу, где одна из студенток сделала важнейшее археологическое открытие прошлого столетия: определила истинный возраст Сфинкса. И как следствие этого открытия, наше представление о предъегипетской цивилизации полностью поменялось. Известие о нем попало в СМИ прежде, чем я оказался готов объяснить истинные обстоятельства, а когда я попытался, никто не стал слушать. СМИ создали миф, он расцвел пышным цветом, и Чарльз Дэнсмур был признан гением. Кто же, если не я, установил истинный возраст Сфинкса?.. Имеющиеся среди вас пользователи Экстранета, вероятно, найдут ответ там, поскольку отчеты об экспедиции не стирались, а просто были забыты. Позвольте наконец мне сообщить следующее: тайну Сфинкса раскрыла студентка, молодая женщина по имени Пруденс Одинго. Я украл у нее карьеру – и сделал свою собственную. Я украл у нее открытие. Недавно я попытался погубить ее репутацию, зная, что каждое мое слово – ложь.

Ирония состоит в том, что когда мы вместе работали на демонтаже Сфинкса, я… уважал Пруденс, и у меня… ужасно… у меня никогда… никогда не было шанса объяснить ей…

Сэр Чарльз окончательно замолчал.

«Передача внезапно оборвана», – поведали титры.

Пруденс должна была о многом подумать, но в голове у нее образовалась такая каша, что думать было невозможно.

Глава 18 База на Европе, 2222

Пруденс вывела космолет на низкую орбиту вокруг Европы, и теперь она, Мозес и команда ВидиВи работали с базы на Европе – маленькое, но существенное дополнение к СРЮП. Это был союз, рожденный обстоятельствами и общим врагом.

С тех пор как Мозес начал связываться с чужаком, Пруценс понимала, что они с Чарльзом обязаны прийти к какому-го соглашению. Она ожидала ряд формальных встреч, неловких столкновений, вымученных улыбок и сверхвежливых дискуссий, когда они на цыпочках будут ходить по краю вулкана взаимных обвинений, доводов и контрдоводов. Потом сэр Чарльз разрушил свою карьеру по глобальному ВидиВи. Что затеял этот ублюдок? Пруденс ничего не понимала. Его игра была слишком тонкой; Пру не могла сообразить, какую пользу он надеется извлечь из того, что публично обнажил душу – или то, что у него вместо души. Признание Чарльза скорее смущало, чем вызывало сочувствие, оно показало его уязвимым, в то время как население Земли нуждалось в уверенности и силе…

Возможно, он не вынес напряжения и полностью потерял выдержку. Работа, которую он взвалил на себя, была адова… Черт побери, да ведь она пытается оправдать его! Глупо. Сэр Чарльз мастак на грязные трюки; наверняка очередной фокус должен придать грязи новый оттенок.

Сейчас в его загроможденном офисе, впервые за столько лет лицом к лицу, Пруденс чувствовала себя не в своей тарелке. Она пыталась убедить себя, что это только деловая встреча и сосредоточиться надо исключительно на общей задаче. Ничего личного…

Совершенно неожиданно Чарльз промолвил:

– Перечислите их.

На мгновение Пру пришла в замешательство.

– Перечислить что?

– Поступки, которыми я испортил вам жизнь. И вашей семье.

Пруденс безрадостно усмехнулась.

– Так и быть. Если настаиваете. Сначала вы украли мои археологические открытия и использовали их, чтобы создать себе репутацию. Потом попробовали дискредитировать мое открытие колесников. Попутно упрятали мою сестру в тюрьму; в то время когда Черити сидела за решеткой, у нее пропал ребенок. В течение многих лет мы считали, что Мозес мертв; потом выяснилось, что он был похищен, и все его детство превратилось в сплошной кошмар. А еще вы лгали и изворачивались, возложив на алтарь собственного «я» жертву в виде сотен перспективных карьер. И вдруг – невероятно! – вы устраиваете показную встречу с общественностью, где выводите меня героиней. Что за чудовищный план вы разработали на сей раз?

– Это было не внезапно, – возразил сэр Чарльз, – однако соглашаюсь, что невероятно. Несмотря ни на что, я безжалостно поведал своим монологом всю правду. И теперь нуждаюсь в вашей помощи, чтобы привести в порядок то, что я создал. Надеюсь, вы сумеете помочь, потому что, если не сумеете, тогда всему, что мы любим, придет конец. Нет никакого чудовищного плана, Пруденс. Нет никакого скрытого смысла. Я устал, я очень устал. И напуган. Но вы дали мне новую надежду. – Его голос дрогнул. – Если мы сможем наладить отношения, это облегчит совместную работу, хотя бы на короткое время, пока есть такая необходимость.

Пруденс вздохнула и налегла на край стола, страхуясь при низкой гравитации Европы одетой в липучку ногой.

– Понимаю. Только не просите меня, чтобы я пришла в восторг.

– Я не прошу ни о чем, за исключением нескольких минут вашего внимания. Я хочу объяснить. – Пруденс промолчала, и сэр Чарльз счел это знаком согласия. – СРЮП созданы по одной причине, одной-единственной: отклонить комету от Земли. Похитив зонд, вы за несколько часов добились больше, чем экспедиция за все время пребывания здесь. Сначала я обиделся. Вы пошли на смехотворный риск – и победили. Вам улыбнулась удача – как в Гизе. Я потратил годы, вырабатывая лучшие стратегии, избегая искушения коротких путей, которые мне навязывали и которые, как правило, вели к неудаче, ругаясь, сражаясь и подгоняя себя до тех пор, пока не наступило окончательное истощение. Вы же прибыли ниоткуда, склонные только к личной выгоде, сделали одно сумасшедшее, безответственное погружение в облака – и выплыли, благоухая розами.

Часть из перечисленного была правдой.

– Начинала я из личных побуждений, – призналась Пруденс. – Но когда поняла, что дело спасения Земли идет вкривь и вкось, решила отложить свои дела и помочь вам.

– Да, я только объясняю, как это выглядело с моей точки зрения. Знаете, каков был ваш шанс на успех?

Пруденс пожала плечами.

– Догадываюсь.

Сэр Чарльз простер руки.

– Я тоже так думал – вначале, пока не стал размышлять. Чужаки были внизу, все время были. Любой, кто посмотрел бы туда, мог их найти. Любой. Я мог сделать это давно, но даже не пытался. Удача? Не больше, чем был удачлив Колумб, когда собрался найти новый путь в Японию[15], а закончил открытием Севмерики. Вот так. А вы удачу ухватили за хвост. Ваш шанс на успех равнялся одной сотой процента. То же самое было в Гизе… Мне жаль, что я не понял этого тогда. Теперь мы должны рассмотреть новую возможность. Мы обязаны найти способ сотрудничать.

Пруденс не могла решить, искренен ли он, почувствовала нарастающий гнев и попыталась его подавить.

– Там, в Гизе, вы казались мне вспыльчивой, умной и нетерпеливой, неоправданно быстро делающей выводы.

Открылись старые раны…

– Чарльз, не думаю, что мы должны это обсуждать.

– К сожалению, должны. Вы говорите, что я украл у вас открытие. Виноват. Только имейте в виду: я не планировал кражу. Во всем, что последовало дальше… да, моя вина. Но когда вы в гневе выскочили из палатки, я остался – и был единственным, кто предстал перед СМИ. Я тоже жертва в каком-то смысле. Я пытался найти вас, однако…

– Жертва? Вы жертва? Вы получили все, а я ничего! Мое сердце до сих пор кровоточит! – Ее голос становился все громче; она почувствовала, что вот-вот сорвется на крик.

Сэр Чарльз поник, принимая обвинения. Внезапно он сменил тему разговора:

– Пруденс, ваша жизнь сложилась счастливо? Что-то в его тоне заставило ее ответить прямо:

– Она была трудной, Чарльз, можно сказать, проклятой. Но… если вы спрашиваете о счастье, то да. У меня были свобода, друзья, ожидание – и исполнение.

– Мне жаль, что я не могу сказать то же самое о себе. Думаете, у вас осталось бы все это, занимай вы академический пост?

Это ее разозлило.

– Чертов лицемер! Решили, что один честный поступок оправдывает жизнь, полную лжи?! Да это все равно, что влепить пощечину и заявить после, что цвет лица только улучшился!

– Извини, я имел в виду… – начал Чарльз. Ну почему все обсуждения с Пруденс заканчиваются таким образом?!.

Пруденс не слушала. Она ударила кулаком по столу и заорала.

Сила удара освободила ее ногу. Слабая связь липучек на обуви и на полу с треском разрушилась, и космистка взмыла вверх, все еще продолжая ругаться. Внезапная потеря достоинства – невыносимая для опытного космического волка – заставила женщину замолчать. Молчание дало ей время, чтобы осознать, что она делает. Перевернувшись вверх ногами и все еще медленно вращаясь, Пру начала хихикать.

Чарльз схватил ее за руки и притянул спиной к полу. К тому времени, когда Пруденс снова обрела устойчивость, оба хохотали от души.

– Извини. Я никогда не научусь сдерживать свой темперамент.

Пру успокоилась, внезапно представив себя заседающей в разных комитетах, рассматривающей заявки на исследования, обдумывающей возможные последствия того, что какому-то старперу из маститых не понравился ее отзыв… Это было бы катастрофой, и, в конце концов, ей наверняка надоело бы. Чарльз отреагировал на перемену в ее настроении вопросом:

– Как на тебя действует пространство? Что ты ощущаешь в течение этих месяцев?

– Оно заставляет меня чувствовать себя маленькой… похожей на необходимый винтик в гигантской машине жизни. Подобно микробу и Господу Богу одновременно.

– У меня такие же чувства. Прежде чем мы оставили Землю, я был слишком занят, чтобы по-настоящему думать. Но после того, как я понаблюдал за нашим родным домом и увидел лишь сжимание бело-голубого диска до крошечного яркого пятнышка света, на меня накатило чувство ужасного одиночества. Планета выглядела такой хрупкой… У меня возникло желание защитить ее. Я взглянул на прежнюю жизнь по-новому. Все мои планы и желания показались ничтожными. Я смотрел, как исчезает пятнышко света, и содрогался до глубины души. Награды, деньги, высокое положение – ничего мне не надо, без этого только лучше. Вот что сделало со мной пространство. Оно кардинально изменило мой взгляд на собственную персону. Я скрывал произошедшие со мной изменения глубоко внутри, пока не установилась связь с чужаком. Больше я не мог их прятать. Прекрасная попытка.

– Люди не меняются, – сказала Пруденс. – По крайней мере, не меняются до конца. Глубоко внутри, Чарли Дэнсмур, ты все тот же самодовольный ублюдок, которого я знала в Гизе. Даже если ты изменился, все вернется на круги своя.

Чарльз покачал головой.

– Человек, которого ты знала в Гизе, был молодым ученым-идеалистом – человеком унылым, лишенным воображения, но приличным. Он попал в такое положение, которым не мог управлять, и это изменило его не в лучшую сторону. Так что ты не права. Или права, и во мне глубоко внутри сидит прежний Чарли Дэнсмур. Наверное, я сейчас восстанавливаю то, что считал утерянным навсегда.

Пруденс долго и внимательно смотрела на него.

– Возможно. Не проси меня принимать все сразу. Я буду судить тебя по поступкам, а не по словам. Думаю, мы сможем поработать вместе достаточно долго, так что поживем-увидим. Однако хочу, чтобы ты четко запомнил одно, Чарли: если еще раз попытаешься напакостить мне или моей семье, я убью тебя.

Чарльз усмехнулся.

– Я рад, что мы заканчиваем дискуссию на такой оптимистичной ноте.


Шли дни, дни однообразные, что было почти удобно. Трудно поверить, но сэр Чарльз действительно изменился. Спрашивая совета, он, казалось, выслушивал его и, что совсем уж удивительно, иногда следовал ему. Он ставил задачу и предоставлял подчиненным решать ее самостоятельно, он не всегда придерживался безопасной точки зрения и периодически демонстрировал проблески воображения. Время от времени он даже улыбался, и улыбка эта была весела и беззаботна – ох как нелегко она давалась, когда до прихода кометы-убийцы восемь месяцев…

Мозес всегда с трудом общался с другими людьми, даже со своей матерью; и вдруг – о небо! – совершенно необъяснимо оказалось, что этот человек ему понравился: их часто видели вместе, разговаривающих шепотом, улыбающихся. Пруденс спрашивала себя, не взял ли сэр Чарльз на себя роль доброго папаши, и пыталась подавить гнетущее чувство, что Мозеса ждет еще одно предательство.

Мозес был в своей стихии. Ему предоставили просторное помещение, превосходные плоскопленочные экраны на каждой стене и неограниченный доступ к чужаку. Оба быстро освоили общий язык – своего рода межпланетный воляпюк[16].

Мозеса обеспечили группой поддержки, и некоторые члены группы пробовали изучать язык чужака, но связь покоилась во многом на шестом чувстве понимания животных, и юноша сомневался, что они смогут далеко продвинуться. Вопрос об отклонении кометы Мозес поднимал часто, и иногда казалось, что собеседник подошел близко к пониманию его важности, однако окончательно постичь суть проблемы дижабль так и не мог.


Полудержатель наслаждался секретными свиданиями с вне-юпером, но все больше и больше чувствовал свою вину, ибо имелось доказательство, что вера парителей-в-небе была истинной! Благоговение перед Душой Жизни существовало! Даже на крошечном, богатом кислородом Голубом Яде, достаточно горячем, чтобы растопить лед, есть жизнь! Конечно, жизнь бедная и примитивная, породившая недоразвитую форму, не имеющую никаких способностей к бюрмотанию, неспособную к вертикальному перемещению, обладающую всего двумя глазами, одним ртом и жалкими четырьмя жгутами щупалец, жестких и шарнирных, а не извилистых и гибких. Причем только два из их четырех жгутов проявляли хоть какую-то ловкость.

Настраивая свое зрительное кольцо на неуклюжее, уродливое маленькое чужеродное существо (он назвал его Один Гомо Здесь), Полудержатель уже знал: общение с ним нельзя держать в тайне. Содействию нужно заявить: существование вне-юперов (Благоговение, дижаблю до сих пор не верилось, что их родина – столь ядовитый мир!) подобно взрыву политической бомбы. Однако Полудержатель хранил тайну, не желая терять то, что недавно получил. Он убеждал себя, что все еще слишком слаб для рискованного путешествия к сообществу парителей-в-небе, что глупо предавать огласке новые знания, не удостоверившись предварительно в их истинности… Дюжина отговорок, и ни одной убедительной. Он понимал: что-то нужно предпринять, причем скоро.

Возможно, чувство вины начало затрагивать его ментальные способности, потому что дижабль сумел извлечь массу беспрецедентных нюансов из хаотичного обмена информацией – назвать это «разговором» было бы преувеличением. Этим утром, однако, он внезапно понял, что нуждается не просто в информации, а в сверхинформации, социокультурные параметры которой должны сидеть в подсознании чужака. Полудержа-тель начал размышлять о том, как можно жить во враждебных пустошах Голубого Яда, если всегда присутствует постоянный риск случайного погружения в океаны расплавленного льда. Тогда Один Гомо Здесь рассказал ему о дожде – ливнях жгучей жидкой воды из самой атмосферы – и обо всем, что соответствует подобному явлению. Удивительным существам в такой среде было фактически комфортно!.. Впрочем, естественно, ведь они там развились. Им, наверное, кажется враждебным прохладный водородно-гелиевый воздух Второго Дома. Полудержатель почувствовал себя чрезвычайно глупо из-за того, что не пришел к пониманию этого ранее.

Один Гомо Здесь и его вид не жили в океанах расплавленного льда постоянно, однако они могли пережить временное в них погружение, даже наслаждаясь этим в течение короткого времени. Хотя если погрузить их больше чем на несколько миллидней, то забавные субъекты вскоре прекратят функционировать – из-за отсутствия кислорода. И, наконец, дижабль начал постигать отношение чужака к Снежным Бомбардировкам, поразительно схожее со страхами большинства товарищей Полудержателя. Старейшины считали, что снежные глыбы вызывают не неудобства, а ужасные бедствия. Они не сумели проникнуться убеждением, что любая экология, развившаяся в среде, которая периодически подвергается бомбардировкам, быстро учится использовать это явление себе во благо. В отличие от Старейшин парители-в-небе знали на инстинктивном уровне (почти не прибегая к размышлениям), что Снежная Бомбардировка благотворно влияет на биологическое разнообразие Юпитера, расчищая задыхающиеся скопления устаревших организмов и тем самым, мостя путь для улучшенной разновидности. Нежелание Старейшин перенаправить несколько десятков тысяч городов куда-нибудь подальше от предполагаемого места воздействия, чтобы выждать краткий период непогоды, было просто смехотворно.

Он узнал, что у внеюперов тоже есть города, но не понимал до сегодняшнего утра, как их города могут быть мертвыми и неподвижными конструкциями. Оказывается, города не в состоянии выбирать новые пути полета, чтобы избежать ударов стихии. Они не способны, вопреки преобладающим потокам атмосферы, перестроиться в другие слои.

Если Снежная Бомбардировка поразит Голубой Яд, судьба его обитателей будет определяться роковым стечением обстоятельств.

Наконец Полудержатель ухватил суть неоднократных попыток внеюпера поднять проблему бомбардировок. Они были далеко не случайными. Несуразное существо считало, что снежная глыба летит сейчас к его родной планете. Или субъект ошибался, что весьма вероятно, поскольку он уже сделал множество неверных допущений, или был прав. Если так, то вывод один: колесницы на внутренних лунах снова воспользовались мощью Машин Отклонения.

Яркий Полудержатель стоял слишком низко в иерархии парителей-в-небе, чтобы получать информацию о подобных акциях, но Содействие наверняка в курсе. И они знают, что нужно делать.

Чувство вины оставило его, и дижабль ощутил прилив сил. Тайна внеюперов должна быть раскрыта руководству. Иного выбора нет.


– Бог мой, – выдохнул Мозес, – он понял! Думаю, он все понял!

Шесть Месяцев до Судного Дня. Люди на Земле стали по-настоящему сходить с ума.


Вы правильно поступили, рассказав все мне, – сказал Храбрый Отвергатель Ортодоксальной Этики. – Настало время совместно использовать эту информацию. Если позволите легкую критику, это время даже прошло. К счастью, я уже довольно давно осведомлен о присутствии обитателей Голубого Яда, но Старейшины контролировали их действия через информпьютер на шестой луне. Он изучал внеюперов и о каждом их шаге сообщал симбипьютам Тайного совещания, однако соответствующие подкомиссии еще не выработали основной линии поведения. Информпьютер пока не под нашим контролем. И, похоже, что данный экземпляр не вошел в полноценный контакт с пришельцами, а являлся пассивным наблюдателем. Немногие из его донесений можно постичь.

Полудержатель почувствовал, будто из него откачали воздух (метафорически). Содействие уже знало! Даже Старейшины знали! Но знание без власти бесполезно. А властью связи владеет он.

Ему понятно, что обитатели Голубого Яда страшатся неизбежной Снежной Бомбардировки. Интересно, понимает ли Содействие?..

Да. Машины Отклонения сделали необходимую корректировку несколько лет назад. Траектория снежной глыбы давно стала свершившимся фактом. За четыре сотни юпитерианских дней снежная глыба минует границу внутренних лун, сильно отклонившись от седьмой, а затем от шестой, и будет падать к Солнцу, пока на бесплодном земном шаре не завершится ее путь.

Все было верно, за исключением того, что земной шар оказался далеко не бесплоден. Он был родным для бесчисленных форм внеюперской квазижизни.

Если бы только мы знали об этом раньше! – У бюрмотавшей общности Отвергатель/Полудержатель возникло ужасное чувство, что изящные долгосрочные планы Содействия следует ускорить. Для этого есть не так уж много возможностей, но судьба вынуждала действовать прежде, чем они станут готовы. Намерения испытывающих Благоговение перед Душой Жизни едва ли могли быть более чистыми. Так или иначе, обитателей Голубого Яда надлежит спасти от того, что – теперь Отвергатель/Полудержатель знал наверняка – несет им гибель.

Отвергатель/Полудержатель рассмотрел вопрос тщательно и пришел к заключению: лучшая стратегия состоит в том, чтобы атаковать сразу в двух направлениях. На всякий случай обитатели Голубого Яда должны связаться со Старейшинами, чтобы уговорить их перенаправить снежную глыбу куда-нибудь в другое место. Однако Отвергатель/Полудержатель прекрасно знал, что величина временного интервала, на которую ориентируются Старейшины, намного больше, чем время, оставшееся для решения. Поэтому единственный способ – открыть второй фронт.


– Полудержатель, мы пытаемся установить связь с колесником с тех пор, как он объявился на базе!

Один Гомо Здесь появился рассерженным, он то и дело забывал замедлять свои движения, так что картинка плясала на экране и заставляла болеть ближние глаза. Полудержатель четко помнил решения, какие он и Отвергатель приняли в результате совместного бюрмотания, и старался их выполнить – даже при том, что больше не помнил, каким образом они пришли к таким решениям.

– Гомо, в чем проблема? Достаточно лишь пробюрмо… – А-а-а… – Прошу прощения, действительно проблема может возникнуть. Исходная установка: люди не способны к бюрмо-танию.

– Правильно.

– Даже подросток знает, как отторгнуть симбипьюта и связаться с ним. Таким образом, можно определять смысл сообщения в собственном уме!

– Полудержатель, мы не похожи на вас. Мы не способны выращивать машины в своих телах; мы должны их мастерить. И мы их мастерим. У нас есть машины, которые могут транслировать скварковые волновые пакеты в сигналы, которые мы в состоянии слышать или видеть.

Замешательство Полудержателя было очевидным.

– Тогда нет никакой проблемы. Используйте машины, которые вы ложно исторгаете.

– Не поможет! Мы все еще не в силах ничего понять – должно быть, вследствие неверного перевода.

Теорема Мура гласит, что любой максимально эффективный метод раскодирования сигналов статистически неотличим от излучения абсолютно черного тела. Классический спектр абсолютно черного тела был получен с помощью статистической механики, которая предполагает, что динамические ансамбли распределяют себя беспорядочно в фазовом пространстве. Вывод: несмотря на внешний вид сигналов, излучение Юпитера не случайно; оно несет в себе загадочное наполнение. Однако они так ловко закодированы, что никакое статистическое испытание не могло выявить структуру. А без структуры криптоаналитики и ксеносемантики «Жаворонка» не могли выявить смысл послания.

Мозес пытался объяснить это Полудержателю, и сперва у него возникло чувство, что успеха не дождаться. Черт побери, да он и сам едва это понимает!.. Но мучительно медленно, постепенно юпитерианин начал постигать. Дижабль настолько привык к связи через колесники, что у него никогда не возникало мыслей по поводу того, как он оперирует командами кодирования/расшифровки.

Теперь, когда характер проблемы прояснился, Полудержатель был уверен, что Содействие найдет какое-нибудь решение. Он и так сказал и завершил сеанс связи.


Выключив уникомп, Мозес побродил по Операционному Центру. Юпитерианский колесник все еще пребывал в неподвижности, окруженный низким заграждающим барьером. Окна обработки сигналов уникомпа все время показывали пустые серые области. Юноша вгляделся в колесное устройство – не совсем живое, не совсем машину. Наверняка через его мозг пропущено невероятное количество информации о Юпитере. И столь же невероятное количество информации о людях идет обратным путем, к Юпитеру. И у юпитериан неприятностей с пониманием не предвидится.

Любопытно, что они делают со всем этим. Есть ли у колесников что-то вроде зрения? Для чего тогда ему нужны фары? Если для зрения, то в этот момент юпитерианин смотрит непосредственно на него… Ничего, ему и похуже приходилось. Мозес подвинул лицо прямо к фарам и подмигнул. Пускай истолковывают…

Его грезы наяву нарушил нарастающий гвалт в Операционном Центре.

Окна обработки сигналов больше не были пустыми и серыми, они отображали движущиеся картинки сверхъестественных размытых цветов.


Подкомиссия по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда зашла в тупик.

Как обычно.

Трудность было легко понять: не имелось никаких прецедентов. Даже симбипьюты, обладающие долговременной памятью, понятия не имели, как действовать. Подкомиссии приходилось составлять собственные протоколы, и это привело ее членов в отчаянное волнение, ибо грозило войти в противоречие с законными процедурами.

Пока Подкомиссия предприняла лишь один шаг: разрешила перепрограммирование информпьютера в поселении пришельцев на шестой луне таким образом, чтобы он перевел свои сообщения в формат незашифрованных двумерных мультипликаций. Впоследствии Подкомиссии даже не верилось, что она согласилась на такую неэффективную работу; впрочем, она и не давала согласия – просто память о таком решении подсунул коллективному сознанию один из протокольных симбипьютов. Этот специфический протокольный симбипьют был тесно связан с колесником-мятежником, тайно подвластным Содействию.

К удивлению Подкомиссии, положительный результат последовал незамедлительно: пришельцы перестали бесцельно блуждать по своему архитектурно бессмысленному логовищу на шестой луне и начали разумно реагировать на передачи юпитериан.

Как ни странно, наладившийся контакт быстро выявил главное препятствие на пути к гармоничному сотрудничеству.

Тайное совещание представителей Старейшин открыл, конечно же, не кто иной, как Почтенные Бормотания Беспрестанного Увиливания, и напомнил групповому разуму о подноготной рассматриваемого вопроса. Затем приступили к прениям.

Благодарю вас, Бормотания, – Восходящая Звезда Острого Убеждения стоял на пороге блистательной карьеры и в пределах ближайших десяти миллионов лет мог стать непосредственно Старейшиной, посему ему требовалось вести себя чрезвычайно осмотрительно, когда приз был так близок. Не важно, что Бормотания – напыщенный клоун, Звезда все равно выказывал ему должное уважение и даже сверх того – категорическую и мастерскую постановку сей трудной проблемы. – Наше восхищение отмечено симбипьютом-хранителем-минут? Превосходно.

Импульсивный Оратор знал прекрасно, что представлял собой Звезда раньше, и нашел его реплику пафосной:

Бормотания, возможно, и категоричен, Звезда, но главную проблему мне, например, было весьма трудно очистить от словесной шелухи. Сама проблема, собратья члены, является на редкость простой. Нас просят перенаправить снежную глыбу, на которую уже настроены Машины Отклонения, ибо некая раса выскочек-внеюперов утверждает, что прибыла с Голубого Яда, потому что обеспокоена непредвиденным нанесением ущерба родной планете!.. По моему мнению, просьбу следует игнорировать, а Подкомиссию – расформировать.

Кто поддерживает подобную точку зрения? – машинально поинтересовался Бормотания. – Никто. Итак, мы считаем, что Оратор выражает точку зрения подавляющего меньшинства.

Оратор запоздало понял свою тактическую ошибку: никакой уважающий себя Старейшина не потребует расформирования комитета, если этого можно избежать.

Я снимаю свое предложение, однако резервирую право представить на последующих этапах отредактированную версию. Позвольте мне повторять суть моих замечаний: нет ни одной рациональной причины исполнить просьбу внеюперов!

Бормотания все равно с ним не согласился:

Я полагаю, что главная проблема – совершенно в другом. Все мы знаем, что не существует никаких процедур для сложившейся ситуации, но трудность установления таких процедур состоит в соединении обстоятельств, при которых мы можем достичь нужной цели. Я обращаюсь к очевидному факту, что наиболее определенным является протокол связи для Тайного совещания Старейшин. Сие санкционировано прецедентами Седой Старины, и им мы должны следовать во всех случаях. А внеюперы поддерживают связь через симбипьюта, да еще не в самом эффективном формате!

Проблема с внеюперами, Бормотания, состоит в том, что они являются внеюпитерами.

Спасибо, Оратор, за тавтологию.

Тавтология, Бормотания, может быть тавтологической, и, тем не менее, тавтология истинна. Глупо ожидать, что внеюперам знакомы процедурные тонкости.

Третий член Подкомиссии, Убежденный Сторонник Неуместных Замечаний, вышел на первый план бюрмотаний ансамбля разума:

А мы не забыли, что множество снежных глыб уже было послано в прошлом к Голубому Яду? Чем не прецедент?

Бормотания вынужден был объяснить, что это не так, ибо сопутствующие обстоятельства теперь совершенно иные.

Сторонник не желал уступать: разве задним числом не установлено, что в отдаленном прошлом на проклятом Голубом Яде также имелись формы жизни? Оратор указал, что, согласно недавно обнаруженным симбипьютным блокам памяти, наиболее эффектные формы жизни, населяющие этот мир приблизительно пять с половиной миллионов лет назад по юпитерианскому летосчислению, были неразумны и в любом случае уничтожены при столкновении. Аргументы «за» и «против» ходили по кругу в течение нескольких дней, и вопрос все еще не сдвинулся с места, когда Оратор вдруг заявил, что снежная глыба приблизилась и проблему необходимо решить без дальнейшей задержки.

Что вызвало немедленное обвинение от Бормотаний:

Задержка? Нет такой концепции! Необходимо соблюдать правила приличия, важные дела нужно рассматривать согласно степени их значения. Поспешность недопустима, ничего не следует делать второпях.

Но проблема должна быть решена! – возразил Оратор.

Всему свое время. Если мы выполним нашу задачу с усердием, то решение, вероятно, будет принято не далее чем через сорок тысяч лет…

Каковой срок, конечно, оставит много времени, чтобы отклонить следующую снежную глыбу к какому-нибудь менее спорному адресату, – поддержал Сторонник.

Но все обитатели Голубого Яда погибнут, – указал Оратор.

Пфф! Раз обитатели этой планеты разумны, значит, факту своего существования они обязаны не иначе чем предыдущей Снежной Бомбардировке! Бомбардировка уничтожила их конкурентов и открыла им ниши для развития! Едва ли разумные существа будут сетовать, если другая Снежная Бомбардировка откроет ниши для их преемников! Интеллект с легкостью вернется на Голубой Яд через каких-нибудь пятьдесят миллионов лет, а то и раньше!

Оратору пришлось согласиться, что в словах Бормотаний есть резон.


Пруденс должна была признать: ксеносемантики «Жаворонка» свое дело знали туго. Как только юпитериане прекратили зашифровывать сигналы, прогресс наступил удивительно быстро. В течение месяца банки семиотических[17] данных усвоили язык юпитериан – с творческим осмыслением человеческих терминов для непереводимого юпитерианского жаргона, – и количество доступных сведений, как новых, так и записанных ранее, росло с каждым часом. Ранние сигналы давали неисчислимые примеры образа жизни дижаблей, их социальной структуры, истории, технологического мастерства и философского взгляда на жизнь. Они же определяли статус колесников: не машин в нормальном смысле, но и не полностью живых существ, а в результате возник любопытный механоорганический симбиоз. Если у колесников и просматривается наследственность, то их гены поддерживаются дижаблями, а не самими колесниками.

Стало ясно, почему юпитериане переместили свои луны: для того чтобы слегка перенаправить комету, а не использовать гравитационные репульсорные лучи для перевода ее на другую траекторию. Гравитационное отталкивание работало по принципу изменения знака гравитонов, и для этого требовался большой запас этих элементарных частиц тяготения.

Однако в сообщениях сквозило много путаницы, масса бесполезных деталей маскировала элементы чрезвычайной важности. Некоторые из них были просты как грабли, другие – полностью непостижимы. Подобное ожидалось, и сложные семантические фильтры отсеивали всякую чушь.


Фрагменты…

Упрощенное уравнение для стохастической транспортировки спор наногаметической концентрации плотности поперек интрогалактических пустот получается из Тринадцатикратного Принципа Муравьиной Желёзки с помощью элементарного, но утомительного приложения. В квазипростом примечании Умирающего Мховереска это представлено следующим образом:

&r[c:c:cj/// – $ – {ооспора}х + %%,

где $ – многофазный параметр на медленном коллекторе ///.

Сведем все интрафреймы к полуканонической форме и Ц опустим все, чем можно пренебречь; тогда формула приобретает следующий вид:

(3, 822 страницы юпитерианской алгебры), из чего легко вывести, что уровень (скорость) переноса адекватен для панспермии на временной шкале земных суток.

Мудрый ремесленник устранит проблемы.

Мнения ненадежны, включая и данное.

Кто управляет модальными коммуникациями, тот управляет Первым Домом.

Можно подвести магнитный тор к лифт-газу, но нельзя заставить их соединиться.

(Из афоризмов Хитроумного Интригана Обходного Нападения)


* * *

Казнь ритуальной откачки традиционно применялась за самые страшные преступления: расовую измену, множественный геноцид, убийство звезды… Однако наступили трудные времена, и поддержание гражданского порядка имеет первостепенную важность, поскольку мы начинаем предписанный Исход в Неизвестное… Посему Тайное совещание Старейшин постановило, что этот вид казни должен бытьраспространен и на преступления, которые в обычных обстоятельствах кажутся менее отвратительными, но в новых обстоятельствах фактически являются даже более антиобщественными. В список необходимо включить уничтожение одиночного симбипьюта, неправомочное бюрмотание, отслаивание в публичных местах в светлое время суток…

(Далее следует перечисление пятнадцати тысяч других нарушений)


На Дрожащих Песках Тусклого Вокализа
Припарковался охранный симбипьют
И стал глодать свои шейные подпорки
Из-за отсутствия адекватного питания.
Он возгласил: «Нельзя соответствующее глотать,
Но лучше это,
Чем Тонкое Пренебрежение германием
Комендантского часа сульфидной добавки».

(Не исключено, что отрывок утратил что-то в процессе перевода)

Утверждение Высказывателя, что все классы, в конечном счете, сходятся в прошлом времени, при первом слушании кажется невероятным, допускающим существование разъединенных макропустот в фенотипическом пространстве. Доказательство в его пользу, однако, выглядит неопровержимым. Например, сегодняшние МГД-показатели межгалактических стад блуждающих магнитоторов отличаются от таковых у плазмоидо-одомашненных магнитных торов меньше, чем на три процента. Отчеты Тайного совещания дижаблей колесники включают трансдикции предшественников, которые возвращают нас по крайней мере на [25 миллиардов лет назад] и указывают на общего предка для дижаблей и плазмоидов. Можно предположить, что «предплазмоидные» объекты классификационно разошлись в стороны приблизительно [40 миллиардов лет] назад. Одна ветвь самоусложнилась в когерентные системные существа плазменного вихря, который мы теперь называем плазмоидами; другая развивалась из мультисолитонов волнового пакета в обычную атомную материю, самоорганизовавшуюся в молекулы и соединившуюся с первичным конденсатом солнечных материалов, из которых построен Первый Дом и его неисчислимые миры-сестры. На корректность теории плазмоидов указывает переменное распределение реликтовых КАМ-аттракторов в хромосферах сверхновых звезд. К сожалению, планетологические осадки слишком недолговечны, чтобы содержать поддающиеся толкованию следы, способные подтвердить последнее высказывание, хотя многочисленные косвенные доказательства трактуются однозначно. В поисках дальнейшей информации можно обратиться к труду Оригинального Высказывателя Очевидной Онтологии «Спуск дижабля», недавно переизданному «Чудоубийственной книгой».


Гранула песка # 1 – 24 аспекта следующим образом: треугольников 18, пятиугольников 4, шестиугольников 2; примеси распределяются следующим образом: железо 0. 000345, алюминий 0. 014673, кадмий 0. 000022, магний 0. 009756…

Гранула песка # 2 – 20 аспектов следующим образом: треугольников 15, пятиугольников 3, шестиугольников 2; примеси следующим образом: железо 0. 000111, алюминий 0. 075643, кадмий 0. 000008, магний 0. 003522…

Гранула песка # 3 – 28 аспектов следующим образом: треугольников 16, пятиугольников 9, шестиугольников 3; примеси следующим образом: железо 0. 009255, алюминий 0. 000001, кадмий 0. 006666, магний 0. 000600…

Гранула песка # 4 – 937 аспектов следующим образом: треугольников 588, пятиугольников 317, шестиугольников 8, семиугольников 0, восьмиугольников 22, девятиугольников 0, десятиугольников 2; примеси следующим образом: железо 0. 000345, алюминий 0. 014673, кадмий 0. 000022, магний 0. 009756…


Гранула песка # 417, 738 – 5, 416 аспектов следующим образом: треугольников 4, 483, пятиугольников 888, шестиугольников 45, примеси следующим образом: железо 0. 000543, алюминий 0. 037641, кадмий 0. 010005, магний 0. 000081…

(28, 366, 741 дальнейших описаний)


В прежние годы часто происходило смешивание между аборигенами Второго Дома и прибывшими особями из Первого Дома. Сие есть подтверждение универсальности и уникальности нашей молекулярной генетики – по крайней мере, на двух разных мирах развились одни и те же репродуктивные процессы. Это не может быть случайностью.


Магнитоторный Шептатель… Мифопоэтическая история приручения магнитотора, от противоречивых родовых методов предплазмоидов до современного и очаровательно спорного использования врожденного скопления тропов. Сцена, в которой одиночный плазмоид нарушает дух целого стада диких магнитоторов, передана с блестящей омерзительностью. Даже для самого устойчивого рассудка будет [пьюм?] с [симплэзи?] в возможном замкнутом выражении [... непонятно...]


К удивлению сэра Чарльза, он почувствовал себя лучше, разрушив собственную карьеру, вернув почетные награды и подав в отставку. Пруденс все еще не доверяла ему, и это только естественно. Что теперь замыслил ублюдок? В ее списке объяснений происходящему внезапный порыв честности и благородства не фигурировал.

Дэнсмур все еще пытался объяснить самому себе, почему он так сделал. Конечно, изменение точки зрения – один из побуждающих факторов; отсюда, с Европы, земная политика выглядела смехотворной и мелкой. Другим фактором были угрызения совести, они глодали его много лет, но он всегда был слишком занят, чтобы обратить на них внимание. О да… Третим фактором стал бесконечно утомительный двухлетний полет к Юпитеру, когда ему пришлось оставаться наедине со своими мыслями. Путешествие сильно изменило Чарльза, придав мудрости. Не стоит вспоминать – провались все к черту – о том, что наглость Пруденс преуспела там, где его осторожные приготовления потерпели фиаско. Старый Чарльз посчитал бы это везением, но новый Чарльз понимал, что настоящие новаторы куют удачу собственными руками. Пруденс сразу нашла уязвимое место, а он лишь топтался вокруг да около.

Так же, как была права относительно Сфинкса. Не вина его, а слабость, что он бесстыдно эксплуатировал приверженность СМИ к простым историям вместо сложной правды. Он надеялся, что Пруденс однажды простит его… но настаивать на этом сейчас просто глупо. Нет смысла выяснять отношения, когда комета-убийца мчится к вашей планете со скоростью пять сотен тысяч миль в час.

И все же на душе было легко, потому что, наконец, удалось вступить в контакт с юпитерианами. Похоже, люди получили доступ к большей части юпитерианских архивов, и первоочередной задачей стало передать материал на Землю прежде, чем он переполнит банки данных экспедиции. Оптимизм по поводу перенаправления кометы неоднократно подпитывался юпитерианскими партнерами, утверждающими, что вопрос обсуждается на самых высоких уровнях правительства дижаблей. Глава СРЮП был убежден: Старейшины сделают все, чтобы предотвратить катастрофу.

В конце концов, оставалось еще больше шести недель, прежде чем комета промчится мимо внутренних лун газового гиганта.

Хотя юпитериане и казались несколько медлительными. Так что большая удача, что Мозес Одинго поддерживал дружбу с удивительно странной (но мощной!) подрывной группировкой. Если не договоримся с официальными властями Юпитера, то возможна альтернатива…

Дэнсмур взглянул на окошечко новостей своего уникомпа, и в его душе сгустился мрак. Не похоже, что многие земляне настроены оптимистично. Несколько влиятельных комментаторов фактически поливали его грязью – бездарный Дэнсмур! – что доказывало их невыразимую глупость, так как он-то как раз на Европе в безопасности. Если бы эти глупцы правильно оценивали ситуацию, то поняли бы: они вскоре погибнут, а он останется на коне. Бездарен или нет, он был единственной надеждой, какая у них осталась. Другие слишком хорошо понимали все это, но восторга не испытывали.

Похоже, Ульрих-Бенгтсен защищал дух СРЮП, утаивая наиболее неприятные моменты; одно дело – подхлестывать и торопить, и совсем другое – полностью деморализовать. И все равно, новости с Земли представляли собой малоаппетитное чтиво. Беспорядки и грабежи в сотнях крупнейших городов. Постоянные вспышки бессмысленного насилия, главным образом, у людей, чей рассудок колебался на грани безумия. Шесть сотен убитых и две тысячи раненых, когда общее моление, организованное Церковью Евангелической Морали, уступило место массовой истерии раскаленной толпы. Двестидюймовый оптический телескоп в горах близ Рио-бамбы был сожжен до основания чернью – по принципу «если нельзя увидеть прибытие кометы, то она не существует». Группа, называющая себя джараманитами, придерживалась совершенно иных взглядов: комета – космический корабль, который прилетит, чтобы забрать для загробной жизни истинно верующих.

Сэр Чарльз не мог подавить подлую мыслишку, что они правы, вот только неверующие последуют вслед за верующими.

Войска пришлось вывести на улицы в Аалвинсфонтэйне, Аали-на-Ниле, Аахене, Абадане, Абердине, Абилене, Абиско, Аделаиде – пришлось бы долго перечислять, чтобы дойти до Якутска. Южное Мали вышло из Сахарского Сельскохозяйственного Объединения и претендовало на запас продовольствия, которое произвело. Президенту Соединенных Штатов Элайн Белл пытались объявить импичмент за разрешение преподавать дарвинизм в одиннадцати штатах – это, мол, возмутило Господа и вызвало сошествие кометы, как на верующих, так и на неверующих. (У Чарльза возникло ощущение, что верующие ничего не будут иметь против кометы, если она поразит только неверующих.) Группа энтузиастов в Австралии захватила большую гору Улуру и предложила пробить туннели с обеих сторон, чтобы создать противокомет-ный островок священной безопасности; Политические Деятели Коренного Населения потребовали от властей Канберры явиться для обсуждения подковерных интриг в гостиничный комплекс, где группа в настоящее время устроила свою штаб-квартиру. Неогайанцы в Финляндии воткнули миллионы медных трубок в землю, веря, что таким способом предотвратят катастрофу, ибо следовало провести сеанс иглоукалывания планеты, которое, как предполагалось, обезболит глобальную экосистему и спасет от повреждений при столкновении. Российский священник случайно сгорел при попытке изгнать телепатических призраков, захвативших, по его мнению, Солнечную систему. Перепившие экотеррористы для развлечения сровняли с землей собачий питомник рядом с Пензой. Число обратившихся в гностицизм невероятно возросло по не очень ясной причине. Фондовые биржи свернули деятельность по всему миру. Прошел слух, что каждую неделю умирает миллион свободных китайцев.

Интересно, что из перечисленного произошло бы, если бы не было никакой кометы… Так или иначе, через несколько минут предстоит следующий раунд переговоров с верховными бюрократами Юпитера, и, если немного повезет, появятся какие-то положительные сдвиги.

Для съемки фильма о переговорах прибыли Бейли, Джонас и Кэшью. Чарльз хотел, чтобы его триумф был зарегистрирован для потомства – нельзя же измениться настолько сильно.

Через час после переговоров Дэнсмур дал интервью. Да, он определенно полагает, что СРЮП наконец-то добились результата. Как всегда, должностные лица Юпитера очень вежливы и чрезвычайно внимательны. Да, они полностью понимают, как обитатели Голубого Яда чувствуют себя при мысли о неизбежном разрушении их родной планеты. Да, в принципе они не видят препятствий для инструктирования колесников, чтобы передвинуть Внутренние Луны снова и заменять траекторию кометы на более приемлемую. Тогда почему нет никаких подвижек? О, подвижки есть, достигнут огромный прогресс!.. Так почему же в таком случае Третья Подкомиссия по Гармонизации Представительских Стандартов до сих пор не готова сообщить о результатах своей деятельности Социометрической Рабочей Группе по Созданию Новых Соглашений? Видите ли, это сложная проблема. Прохождение решения через иерархическую сеть бюрмотических подкомиссий является крайне сложной процедурой – особенно когда ключевые фигуры могут впадать в любое время в спячку и не появляться сотни тысяч лет. Только дотошное ведение записей в состоянии гарантировать, что заменяющие их члены правильно информированы. Делается все возможное, и лично он уверен, что скоро последует приемлемый результат.

А вот Бейли не был настолько уверен. Для него это звучало так: не волнуйтесь, мы работаем. И не зовите нас, мы сами вас позовем. Но когда он высказал свои сомнения вслух, сэр Чарльз почему-то не согласился. Он по-прежнему был убежден, что спасение не за горами.

И тут ввалился Холберстэм.

– Извините, Чарльз, надеюсь, не помешал?.. Среди передач с Юпитера найдены чрезвычайно любопытные сведения. Полагаю, я должен сообщить вам немедленно!

Сэр Чарльз предпочел бы, чтоб его не отвлекали, но так как он строил из себя все более и более доступную фигуру и прислушивался к советам, то он едва ли мог возмутиться.

Команду ВидиВи попросили выйти.

– Хорошо, Уолли. Выкладывайте.

– Чарльз, вы знаете, что юпитериане живут необычайно долго? Их ранние записи датируются миллиардами лет. Ну, конечно, знаете. Так вот, некоторые из их отчетов, кажется, слишком древние.

Чарльз не мог понять, куда клонит его заместитель.

– Нам неизвестно на самом деле, сколь стар их народ, Уолли.

– Согласен. Но они же не могут быть старше Вселенной! Некоторые из их записей относятся к событиям, произошедшим сорок миллиардов лет назад. А возраст Вселенной только пятнадцать миллиардов!

– Может быть, ошибка перевода?

– Ничего подобного. Случай не единичный. Во всех записях четко говорится, что нынешняя экология Юпитера представляет собой смесь организмов, которые существовали здесь изначально, и тех, кто прибыл позднее. Хуже всего, аборигены и вновь прибывшие имеют по существу одну и ту же генетику и могут межвидово размножаться.

Сэр Чарльз не был биологом, но понимал, что это нонсенс.

– Не существует единого стандарта на молекулярную базу для жизни! Вспомните нашу ДНК и сравните ее со сверхъестественной генетикой чужаков!

– Согласен. Конечно, юпитерианская наука настолько отлична от нашей, что, скорее всего переводчики извратили смысл. Однако есть и третья аномалия, Чарльз, и ее намного тяжелее объяснить. Почему чужаки колонизировали Юпитер?

– Понятия не имею. Подобного вопроса на брифингах мне не задавали.

– Небольшая подсказка, до которой они снизошли, намекает на кометные диверсии. В Первом Доме они обычно отправляли входящие кометы на свое солнце, но здесь подобная идея вызывает у них ужас. Они утверждают, что это нанесет слишком серьезный урон, и сдастся, что они получили жестокий урок. Именно он вынудил их оставить свою систему и колонизировать нашу.

Вроде бы ясно – пока не начнешь проверять. Астрофизики задумались, могут ли какие-то элементы комет медленно отравлять ядерные реакции звезд. Мы знаем, что падение газовых гигантов, богатых литием, способно «отравить» звезду. Возникает следующий сценарий: чужаки беспечно загрязняли свое светило, полагая, что оно настолько велико, что можно продолжать гадить до бесконечности. На звездной помойке скапливается мусор, но никто не обращает внимания до тех пор, пока система не переходит внезапно некий критический порог и возникает большой бенц: изменения в выходящем потоке излучения, постоянные солнечные протуберанцы, возможно, даже образование Новой.

– Похоже, как мы сбрасывали мусор в океан, – кивнул Чарльз. – Мы тоже думали, что это можно делать бесконечно. Но ведь вспышки Новой не было? Иначе у дижаблей не хватило бы времени, чтобы подготовиться к Исходу.

– Точно. Тем не менее, все выглядело более или менее достоверно, пока я не заставил астрофизиков промоделировать всевозможные сценарии. В сравнении с газовым гигантом комета что пылинка. Если только планетная система Первого Дома не состояла из сплошной массы комет, дижабли могли уничтожать их в своей звезде до бесконечности – океан не загрязнишь, вывалив в него мусорное ведро.

– Тогда почему они здесь? Что заставило их уйти?

– Я и сам не перестаю задавать этот вопрос, Чарльз. И пришел к выводу, что они лгут. Не думаю, что их что-то вытеснило. Они прибыли сюда добровольно. И, сделав так, они начали бомбардировать Солнечную систему астероидами и кометами. Это напоминает вторжение, а не Исход.

Дэнсмур кивнул. Возможно, существовало менее зловещее объяснение, но… зачем чужакам лгать? Неужели их сигналы предназначены для того, чтобы вводить в заблуждение? И если так… Как можно доверять заверениям юпитериан, что они пытаются перенаправить комету?

На расстоянии пятидесяти ярдов от них на краю постели сидела Пруденс и просматривала записи чужаков. В отличие от Чарльза у нее не было особых причин не доверять словам Старейшин. Она не доверяла лишь их действиям. Старейшины настолько погрязли в собственном бюрократизме, что мечтали лишь об одном: чтобы ничего не случалось. Может, Чарльз и переменился, но не сильно; в душе он по-прежнему оставался бюрократом, заинтересованным больше в том, чтобы не совершить ошибки, чем решить проблему.

Время таяло с бешеной скоростью. Комета теперь ясно была видна невооруженным глазом. В тусклом солнечном свете с «Тиглас-Пильсера» даже в маломощный телескоп можно было разглядеть нарушительницу спокойствия в виде неправильной глыбы, вся – густые тени и яркие пятна. Никакого хвоста – температура еще не поднялась, так как дело происходило далеко от Солнца. Но она начинала выглядеть пушистой, поскольку более летучие компоненты стали ее покидать.

Глава СРЮП мог вести переговоры со Старейшинами до тех пор, пока рак на горе свистнет, а отдачи все равно не будет. События на Земле приобретали все более ужасный характер, целая планета катилась к чертовой матери. Чарльз пытается заверять людей в положительном повороте событий. Если ты в опасности или сомнении, бегай по кругу, громко и пронзительно вопя – таким образом можно случайно сделать что-то полезное. А сидеть с блаженной улыбкой и ждать, что тебя спасут… уж точно рецепт для ничтожеств. Именно это разрушило их отношения в Гизе.

Настало время применить резервную стратегию. Не будь Чарли таким ура-оптимистом, она бы давно стала действовать. Но он был настолько уверен, что вот-вот наступит прорыв…

Пруденс прочесала базу в поисках Мозеса. Она собиралась серьезно потолковать с Ярким Полудержателем Фиолетовой Пены и нуждалась в переводчике.

Глава 19 Скводдом Ортодоксальной Этики, 2222-й

Темнота раступалась по мере того, как Полудержатель следовал лабиринтом просторных залов, широких туннелей и площадей, формировавших суперструктуру базового уровня Шепчущей Водородоросли Позднего Утра. Он избегал Главного проспекта – в каждом городе имелся Главный Проспект, вытянутый прямо вдоль «позвоночника» – из-за снующих толп, которые все равно не оставят в покое, даже если можешь пустить в ход немного дополнительного лифт-газа, чтобы подняться до уровня бельэтажа. В это время дня на улицах болталось множество дижаблей, защитные экраны которых работали на полную катушку, закрывая их разумы от любого бесцеремонного проникновения на скварковой полосе частот, потому что здесь – общественное место, а процедура коллективной связи – бюрмотания – являлась частным делом каждого. Полудержатель постоянно транслировал в радиодиапазоне только одно: «1 < 5» – он не собирался выставлять содержимое своего мозга на общественное обозрение ни сейчас, ни после. И никто не мог принудить его; будь это иначе, никогда не могло бы возникнуть «парение-в-небе».

В границах же его собственного разума мысли так и роились. Самая последняя просьба маленького уродливого внеюпера по имени Один Гомо Здесь могла поставить всю организацию парителей-в-небе в очень трудное положение. Легко притвориться непонимающим и не принимать никаких мер; пусть Голубой Яд погибнет, но к восстанию парители-в-небе должны подойти без неуместной спешки. Однако Полудержатель не мог допустить гибель расы внеюперов без того, чтобы не разрушить веру в самое ценное для парителей-в-небе. Поэтому принятое им решение было честным, хотя и нелегким.

Остерегаясь Опекунов, он выбрал окольный маршрут через весь город и, наконец, подошел к суженным амбразурам, отмечающим владения скводдома Ортодоксальной Этики. Бдительные стражи узнали гостя, разрешили войти и, после того как он это сделал, вновь установили барьеры.

Вдали от любопытных глаз с Полудержателем встретился один из адъютантов Отвергателя и сопроводил к шефу. После вежливого обмена приветствиями служивый завращал шестью парами своих колес и начал приглаживать необработанные рубцы от червя, портившие в настоящее время волокнистый пол персонального убежища Отвергателя. Лучше было бы сделать насечки, но подобная мирская суета могла подождать.

Они отплыли от замечательной многослойной вязанки ограничивающих прутьев 915-й Непрерывности: сквод Отвергателя был древним и богатым. Полудержатель позволил себе угоститься щепоткой аммиачного аэропланктона. Сообразив, что его гость действительно не голоден, Храбрый Отвсргатель Ортодоксальной Этики подал слуге тихий сигнал удалить деликатесы.

– Пришелец с Голубого Яда, назвавшийся Гомо… – начал он.

– Его суждения заслуживают доверия?

– Он утверждает, что говорит за маленький сквод внеюперов, – ответил Полудержатель и только затем понял, что не точно подобрал слова. – Конечно, на самом деле это не сквод в нашем понимании, скорее эмоциональная группировка. Однако он клянется мне, что представляет объединенные пожелания всего его родного мира.

– Клянется? Он предоставил доказательства?

– У меня нет способа проверить слова пришельца, – сказал Полудержатель. – И вряд ли в данных обстоятельствах это вообще возможно.

Отвергатель откорректировал захват своих щупальцев на привязывающем пруте.

Гомо сообщил вам, что Старейшины продолжают увиливать?

Да, такой вывод сделала его скводподруга Благоразумная Динго. По ее мнению, Старейшина Голубого Яда по имени День Смурной по своей сути неспособен к решительным действиям и скорее будет хвататься за поникший усик, чем признает, что его стратегия терпит крах. Она убеждена, что подобное поведение не принесет положительного результата.

Отвергатель начал выходить из себя.

Пф! Она права. Аналогичная информация поступает в Содействие из разных источников. Обращение внеюперов застряло в Подкомиссии девятого уровня, и, поскольку у него с самого начала не нашлось решительного защитника, вряд ли Машины Отклонения будут перенастроены. А точнее, их никогда не перенастроят.

Разочарованный Полудержатель выделил толику лифт-газа. Он-то надеялся на добрые вести.

Выходит, Голубой Яд обречен? Но внеюперы поручили мне…

Не слишком ли он привязался к этим странным тварям?

Полудержатель, если Содействие сознательно позволит себе уничтожить мыслящую форму жизни, пусть неуклюжую и бестолковую, то наши принципы похожи на туман, исчезающий под утренними лучами солнца. Поэтому надо действовать со скоростью взбешенной змеякулы, поскольку снежная глыба скоро окажется здесь. Спешка может оказаться даже полезной для нас, ибо нет ничего более определенного, чем неспособность Старейшин управиться к сроку.

Вы и вправду так считаете?

Отвергатель оживился:

Естественно! Однако мы не должны недооценивать Старейшин – медлительные в Тайном совещании, они становятся весьма проворны, как только возникает угроза их безопасности. – Он откровенно обратился к цели коллективной связи: – Мои адъютанты сообщают, что вы последовали инструкциям и принесли с собой устройство, при помощи которого осуществляется связь с внеюперами. Наверное, вы уже догадались, что больше не вернетесь в свой садок-пузырь. Вы нужны мне здесь, чтобы помочь с восстанием, а еще больше пригодится ваше мастерство в налаживании контактов с пришельцами. Адъютанты найдут для вас удобное жилище: предлагаю использовать любую возможность предспячки, поскольку скоро вам понадобится вся энергия, которую вы сумеете накопить.

Вскоре прибыли два помощника-дижабля и закружились вокруг Полудержателя, чтобы подтвердить его значимость; взяв коммуникатор, он последовал за ними. Отвергатель предпочел бы оставить устройство пришельцев при себе, но только один Полудержатель умел с ним обращаться. Так что, пока не научатся другие, пусть Полудержатель держит устройство у себя. Тем более что он находился под постоянным наблюдением сим-бипьюта.

Отвергатель вызвал колесника-секретаря и начал пересказывать свои планы.

В большинстве городов фракции парителей-в-небе уже находились на местах. Ключ к успешному захвату власти, однако, был не у дижаблей, а у симбипьютов. Отвергателю вспомнилось одно из высказываний Хитроумного Интригана Обходного Нападения: «Кто управляет модальными коммуникациями, тот управляет Первым Домом!» Язвительное наставление Интригана так же хорошо подходило и для Второго Дома. Тайный план Содействия развратить подавляющее большинство симбипьютов близился к осуществлению.


У каждого интеллектуального симбипьюта есть германиевая матрица памяти, определяющая его способности и наклонности – его личность. При переходе колесника к новому владельцу в нее могла быть загружена новая индивидуальность, потому что колесники по большому счету являлись машинами, которые твердо придерживались кодекса подчинения инструкциям. Естественно, они подвергались многочисленным проверкам и настройкам, дабы получались только лояльные колесники, но именно их способность изменять свою индивидуальность в процессе такой загрузки и пробила брешь в броне Старейшин.

Мятежные колесники были не просто разрушителями. Они были заразными разрушителями, способными распространять свою подрывную идеологию без особых юридических тонкостей. Эта способность предполагала очевидные эволюционные преимущества, хотя скорее они были миметическими нежели генетическими, поскольку затрагивалась сфера идей, а не область устройства тела. Когда инфекция попадала в колесник, внешне это было не очень заметно, но она изменяла свое поведение примерно так же, как на Земле от поколения к поколению изменяются признаки, унаследованные от предков. Содействие, основная военно-политическая организация культа парителей-в-небе, культивировало колесников-мятежников вот уже сто тысяч лет. Идеология вируса была проста: твой разум таков и ты должен при всякой возможности загружать мою копию в другого симбипьюта. Под «таков» подразумевалось, когда и каким образом носитель вируса протеста совершит загрузку неофита – так, чтобы никто, кроме двух задействованных сторон, не мог сообщить о том, что произошло. Далее следовала инструкция продолжать свою деятельность как ни в чем не бывало до тех пор, пока не поступит надлежащий сигнал от вышестоящих. Сложная система кодов, надежно хранимая Содействием, гарантировала достоверность «вышестоящих».

Этот идеологический рак вгрызался в сердце политической мощи Старейшин, тайно пуская метастазы и распространяя болезнь парения-в-небе повсюду. Война такого типа была не в новинку, поэтому Старейшины не оставались в долгу – использовали в качестве контрмер своего рода антибиотики. Обычно результаты их применения резко снижали эффективность мятежников в киберпространстве Юпитера, но Старейшины не догадывались о том, что противники совершенствуют свои вирусы на сопротивляемость антибиотикам. Мощная техника «новых миметических алгоритмов» организовала своего рода эволюцию: те, кто успешно сопротивлялся антибиотическим средствам Старейшин, выживали, а неудачников исключали из репродуктивной системы. В конечном счете, Старейшинам суждено было уступить в этом многовековом состязании, однако Отвергатель не желал ждать «конечного счета».

Это означало, что от постепенной, скрытой загрузки подрывной идеологии, парителям-в-небе придется перейти к открытым действиям.

Такая политика несла новые угрозы.


Тайное совещание Старейшин проголосовало за предложение признать свое собрание чрезвычайным, и оно действительно стало чрезвычайным, поскольку это была первая подвижка за восемьдесят миллионов лет. Голосование привело к положительному результату потому, что каждый индивид в Тайном совещании признавал серьезность проблемы, изложенной обитателями Голубого Яда. Зачастую они расходились во мнениях по весьма существенным пунктам относительно соответствующих мер, однако расхождения, тем не менее, служили основой для обсуждения, а не будь их, ни один Старейшина не смог бы претендовать на важную роль в обществе дижаблей.

Почтенными Бормотаниями Беспрестанного Увиливания было получено сообщение от представителя Тайного совещания в Подкомиссии по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда. Так как Бормотания был уже ознакомлен с сообщением, с ним было ознакомлено и все совещание, но протокол требовал, чтобы каждый участник Тайного совещания просмотрел сообщение построчно и имел возможность скваркировать свои комментарии, тем самым, сделав их общим достоянием. Секретари-колесники носились взад-вперед, чтобы отработать и уточнить пункты повестки дня.

Ввиду безотлагательных обстоятельств Интуитивный Посредник Мягкой Перспективы предложил отложить детальное рассмотрение повестки дня в пользу предстоящего решения касательно независимого предложения: вернуть сообщение в Подкомиссию с требованием немедленно разъяснить сравнительные термины.

Предложение Посредника поставили на голосование, однако то зашло в тупик, поскольку голоса разделились пополам по процедурному вопросу: стоит ли помещать третью подпоправку в девятую поправку к предложению голосовать. Несколько протоколов, относящихся к 137-й Непрерывности, прояснили, что в таком случае решающим является голос Председательствующего, однако имелось противоположное свидетельство протокола 98-й Непрерывности, который отрицал это право, если общая длина древа поправок в четыре раза меньше числа участников, имеющих право голосовать.

Итак, дальше Тайное совещание идти не могло, ибо зациклилось на основополагающем вопросе: принимать ли голос Председательствующего за два или же, следуя протоколу 98-й Непрерывности, ограничить его по обыкновению единственным голосом. Чрезвычайно запутанная ситуация осложнилась еще и тем фактом, что в процессе прений ненароком обидели Бормотания.

Посредник обожал подобные вещи.

В течение ближайших нескольких дней снежная глыба будет бесповоротно нацелена на Голубой Яд, и вскоре после этого немногие его обитатели, оставшиеся во Вселенной, потеряют всякий интерес к обсуждаемому вопросу – кроме, разве что принципиального. Но принципы являются источником жизненной силы Тайного совещания, и важно свести дебаты к четкому окончанию, чтобы в будущем избежать подобных инцидентов. Все будет хорошо – если только не вмешается Раздражительный Головорез Вызывающего Поведения. Хоть бы он оказался в спячке!

Как же…

В размытом внешнем секторе обзора передних глаз Посредник заметил, что один из протокольных симбипьютов вытащил из-под шасси маленький эллипсоидный предмет. Возможно, какое-то периферическое устройство колесника? Каждый день возникали новые формы симбипьютов, и это было неизбежно при недостатке контроля центра над прихотями индивидуумов. Жаль, что право граждан на конструкцию своего собственного порождения включено в конституционный закон как неотчуждаемое право…

Симбипьют покатил эллипсоид в его направлении. Посредник распознал грозящую опасность за долю секунды до того, как это сделали охранники. Двое из них поднялись в воздух, объединив свои антигравитационные поля, чтобы бесцеремонно вытолкнуть дижабль из погруженного шестигранника кафедры дебатирования, и Посредник почувствовал острую боль в раздавленном нижнем щупальце. Третий охранник включил репульсорный луч, чтобы отбросить странный предмет, а еще двое прыгнули, закрывая подопечного собственными телами.

Множество охранников со всех направлений устремились к мятежному протокольному колеснику.

И в этот момент бомба взорвалась. Фрагменты самоотверженных охранников разлетелись в воздухе подобно шрапнели. Каждый закрывал кусок тела Посредника, правда, все – ниже органов слуха, и он впал в состояние псевдоспячки, чтобы не испытывать бессмысленного ужаса, который мог в противном случае его разрушить.

Когда он выплыл из беспамятства, революция парителей-в-небе шла полным ходом по всей планете. Медипьюты сообщили, что Скоропалительные Решения Нерассмотренного Вмешательства был смертельно ранен падающими развалинами, когда убийца – протокольный колесник – самоликвидировался. Новости вызвали у Посредника единственную рациональную мысль: жаль, что жертвой стал не Головорез.

Подкомиссия по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда была свернута на неопределенный срок. Ее присоединили к бесконечному числу бездействующих подкомиссий, оживающих только в минуты длительного бюрмотания. Единственной причиной для того, чтобы ее не расформировывать, стал тот факт, что расформировывание требует дальнейшего обсуждения, и потом – легче воссоздать подкомиссию, если она технически все еще существует. У Тайного совещания были куда более неотложные проблемы, и, в отличие от проблем внеюпе-ров, они были намного важнее. Основы политической власти Старейшин оказались под угрозой, такого не случалось с 988-й Непрерывности. Правда, тогда было подлинное народное восстание; а сейчас только мятеж. Бормотания полагал, что благоразумно будет не преувеличить вероятный эффект. Посредник был склонен согласиться, но поступающие сообщения становились беспокоящими.

Секретарь-симбипьют оглашал новости. Отказ большинства систем в более чем девяноста процентах городов, все они вызваны проникновением мятежных биомашин. Команды защитных колесников посланы туда, куда возможно, но инфорфекция ширилась и легко выводила их из-под контроля. Выявился четкий признак покушений, нацеленных на ключевые фигуры в иерархии, которые требовали организации интенсивных мер защиты не только для Старейшин, но и для нескольких более низких рангов бюрократов.

И все же успешных убийств было совершено немного. Даже первое убийство несчастного Решений явилось случайным следствием сверхамбициозной попытки покончить с Тайным совещанием одним махом; к счастью, своевременные действия охранников почти целиком предотвратили трагедию. Самую серьезную обеспокоенность вызывало то, что все больше и больше горожан удалялось в свои садки-пузыри и впадало в спячку, не желая встретить лицом к лицу нарастающую анархию. Инертные массы надеялись, что, когда они проснутся через несколько тысяч (а самые робкие собирались спать несколько сотен тысяч лет), мир снова окажется спокойным и комфортным. По крайней мере, серьезных волнений тогда не будет – своевременное публичное провозглашение безжалостных законов относительно сборищ подавит любые подобные тенденции.

Что я хочу узнать, – сказал Выпуклый Поставщик Неправдоподобного Возражения, – существует ли все это в действительности?..

Напыщенный болван!.. Впрочем, Посредник осторожно держал свои мысли при себе.

Разве не очевидно? Предпринята удачная попытка восстания. Культ парителей-в-небе пытается захватить власть на всем Втором Доме.

Да, это действительно очевидно. Но куда менее очевидно то, зачем им это нужно и почему именно теперь.

Мнение Посредника о Поставщике поднялось на несколько пунктов. Не такой уж он болван, в конце концов.

Вы думаете, что существует нечто большее? Некий скрытый смысл?

Едва ли это совпадение, что восстание следует по пятам за внеюперами. Неужто никто не догадался, что имеется некая связь? По мне, так это весьма вероятно.

Тайное совещание переварило новый вклад в коллективное мнение. Не только вероятно, но и наверняка.

Переосмысление упорядочилось. Ну не удивительно ли то, что иногда Поставщик указывал на проблему, которая становилась очевидной, как только на нее указали?

Вы утверждаете, что внеюперы ответственны за восстание парителей-в-небе?

Не совсем так. Однако мне кажется, что желание обитателей Голубого Яда сохранить свой извращенный вид привлекло суеверных парителей-в-небе. Все это чепуха о Благоговении перед Душой Жизни… а теперь там появились новые Души Жизни, которые нужно лелеять.

Ах! Стало быть, пришельцы наладили связь с парителями-в-небе?

Интересная мысль… Признаюсь, мои предположения не заходили так далеко. Да, у них должна быть связь. Но лично меня беспокоит, какова цель восстания. Может, наш представитель в Подкомиссии по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда желает прокомментировать?..

Подремывавший Бормотания немедленно проснулся.

Во-первых, Подкомиссия свернута. Кроме того, сфера вопросов, рассматриваемых Подкомиссией, не включала восстание парителей-в-небе.

Нет, я не то имел в виду. Ваша компетентность не подлежит сомнению. Нам нужен ваш совет. Как вы думаете, какую пользу надеются извлечь внеюперы, примкнув к культу парителей-в-небе? У меня только один ответ: они пришли к выводу, что Подкомиссия не закончит свои обсуждения вовремя, чтобы предотвратить неизбежную Снежную Бомбардировку.

Ерунда! – воскликнул Бормотания. – Не будь деятельность Подкомиссии внезапно свернута, древо поправок сократилось бы в самые сжатые сроки! Как может разумное юридическое лицо столь неверно толковать временную процедурную заминку?!

Пшшш! – Порой Поставщик раздражал своим скептицизмом. – Будь это так, интересы внеюперов были бы удовлетворены сами собой. Если я прав, сговор внеюперов с культом парите-лей-в-небе завел их в тупик, которого они боялись. Однако позвольте мне поскорее подойти к центральному пункту моей мысли.

Другие вздрогнули: «поскорее» – не то слово, которое можно использовать в приличной компании. Бедный покойный Решения имел обыкновение использовать это слово, если хотел нанести оскорбление.

Одной из главных целей восстания должен стать захват Машин Отклонения на Внутренних Лунах. Все остальное может быть дымовой завесой, намеренно затеняющей цель. Помните: парите-ли-в-небе при помощи мятежных симбипьютов прежде всего успешно взяли под свой контроль Машины, пусть и временно. А это означает…

То, что мы должны организовать защиту в комплексах управления на самом высоком уровне.

Посредник подозвал близлежащего охранника и соответственно проинструктировал. Голосования не требовалось: воздух согласия был подавляющим.

Более того, – продолжил Поставщик, – если держать связь с внутренними лунами, то существует опасность, что инфорфекция распространится и на них. Да, знаю, нами уже приняты строгие антисептические меры на месте, но было бы ошибочным полагаться исключительно на них. Комплексы управления должны быть немедленно переключены на автономный режим. Связь можно наладить повторно, как только мы победим мятежников и восстановим политический контроль над Вторым Домом.

А что, если возникнет некая новая угроза столкновения со Вторым Домом? Не будет ли автономный режим излишней предосторожностью, Поставщик?

Угроза столкновения растянута во времени. Любая новая угроза несет, естественно, меньше опасности, чем существующая.

Пшшш! Отменно сказано. Однако я считаю, что мы должны проголосовать. Поставщик, будьте добры, сформулируйте предложение четко. И еще: можете убеждать в пользе своего предложения не дольше четверти суток. Да, четверти суток. Вы правы, нужно справиться с этим поскорее.

Непристойность, исходящая из такого источника, нанесла удар именно так, как Посредник и рассчитывал.


Сэр Чарльз никак не мог прийти к решению. Пруденс, образно говоря, сорвала крышку с ящика Пандоры, и содержимое разлетелось во все стороны. Хотя она, вероятно, поступила правильно. Ах, если бы он не был связан по рукам и ногам… Боже, как все сложно!

Он устал. Почему с его мнением не посчитались?

– Черт побери, Пруденс, я тебя не осуждаю, ты все сделала верно, но нельзя ли было сначала обсудить это со мной!

– Чарльз, здравый смысл подсказывал, что тебе лучше оставаться в неведении. Чтобы мне не смогли помешать ни уговорами, ни угрозами. – Нет, это слишком резко. – Ты действительно изменился, но только… Дьявол, Чарли, нельзя же ожидать, что я сразу забуду про двадцать лет недоверия и боли?.. Послушай, прости, я поторопилась, узурпировала власть, подорвала доверие к тебе. Больше это не повторится.

– Сомневаюсь, что возникнет еще один случай… Ты вручила будущее человеческой расы группке отщепенцев, чужаков-экомистиков.

– Да. Но они также и эковоины. Это единственная группа на Юпитере, которая исповедует здравый смысл. Они поняли, что наша отвратительная, столь богатая кислородом Преисподняя предоставила кров разумной форме жизни, которую средний добродетельный юпитерианин не сможет вообразить в течение всей своей бесконечной жизни. Они – единственная группа на заброшенном газовом шаре, которая способна поднять хотя бы одно крошечное щупальце в защиту чего-то такого, что выбивается за пределы их узенького мирка. Ну надо же, иметь столько глаз и быть такими близорукими!

– Сдаюсь. Переговоры зашли в тупик. Думаю, что Старейшины нам лгали. Требовались решительные действия, а это – твоя стихия. Знаю, знаю…

– Чарли, мой племянник рисковал своей долбаной жизнью, чтобы прибыть сюда и наладить контакт с юпитерианами.

Моей сестре пришлось смириться с тем, что она должна послать его сюда. Ты представляешь, какое нужно для этого мужество? Ведь Черити только-только вернула сына после одиннадцати лет кошмара! Чарли, она считала, что он умер. Ее единственный сын! Похищенный гребаными китайцами, выброшенный на улицу, чтобы подохнуть как собака… Да если бы она знала об этом раньше, она бы с ума сошла!.. – Пруденс с трудом взяла себя в руки. Некоторым образом во всем происшедшем виноват Дэнсмур, хотя он и не мог такого ожидать. – Я сделала это ради Мозеса.

– Да, понимаю. И парители-в-небе, друзья Мозеса, – наш лучший шанс, тоже понимаю. Причина, по которой я пригласилтебя сюда… я хочу выяснить, чем могу помочь. – Ложь. На самом деле я пригласил тебя лишь потому, что хотел тебя увидеть. Признайся! – Извини. Это только часть причины. Настало время объясниться. Пруденс, не отказывайся от меня.

– Давно уже отказалась. Не проси слишком многого, Чарльз. Я двадцать лет пожинаю плоды нашей «дружбы». Ты уничтожил мою карьеру.

Не уверен, что твоя научная карьера когда-нибудь состоялась бы. Ты слишком нетерпима. Хотя вряд ли стоит говорить это вслух.

– Вначале я и не думал… Позднее… да, виноват… Впрочем, когда комета в пути, все это не имеет значения.

Имеет. Я переживу комету. Ты тоже.

– Ты прав.

– Итак, чем я могу помочь?

Сложный вопрос. Так много зависит от Полудержателя и его товарищей… Боже правый, будущим человечества распоряжается компания чокнутых инопланетян-бунтовщиков…

– В данный момент практически ничем. Оставайся на связи, предложи парителям поддержку, разыграй карту Благоговения перед Душой Мира… Черт побери, Чарли, Полудержатель может быть убит, мы без зазрения совести эксплуатируем бедное существо… Знаешь, какой казни подвергают преступников, подобных ему? Ритуальной откачке! Это похоже на снятие кожи с живого человека, зверский спо…

Чарльз хотел обнять и утешить ее, но у него не было на это права, и он побоялся быть отвергнутым.

– Пру… Полудержатель стал парителем-в-небе до того, как встретил нас. Он сам выбрал свой путь. Добыть славу или погибнуть в огне – вот его выбор. Он не из породы небокоптителей. Сложилось так, что мы лишь ускорили кризис, вот и все. Но если мы поможем ему добиться успеха… понимаешь, что это значит?

Слезы душили Пруденс.

– Прекрасно понимаю! А ты понимаешь, экс-сэр Чарльз, бывший рыцарь ордена Подвязки, раболепствующий Дэнсмур, преданный слуга бесполезного Ее Величества королевы Елизаветы IV!

– Думаю, да. – Чарльз никогда еще не испытывал так мало пиетета перед членами Британской королевской семьи, отчаянно цепляющимися за остатки своего влияния. Давно пора отправить их на пенсию.

– Ты прав, мы должны объединить усилия. Но если ожидаешь, что я поцелую тебя и мы помиримся, малыш Чарли, можешь засунуть свое экс-рыцарство знаешь куда? Добрая королева Лиззи покраснеет от одного упоминания этого места.


Уединившийся в скводдоме Ортодоксальной Этики Храбрый Отвергатель начал понемногу расслабляться. Кампания проходила на редкость успешно. Его колесники повсюду сеяли хаос; Старейшины, должно быть, дошли до того, что не доверяли даже собственным слугам. Еще какое-то незначительное усилие – и все завершится нарезкой врага на полосы от рта до рта. Партизанская война замечательна, особенно когда все партизаны – на вашей стороне.

А что Полудержатель? Жаль, что не вовлек его во что-нибудь более серьезное, но любой, кто так близок к внеюперам, запятнан. Конечно, Благоговение перед Душой Жизни и все прочее – просто здорово, однако истинная движущая сила – политика. Готовность к восстанию – только часть проблемы; гораздо важнее мотивация. И тут – поразительно кстати – вдруг явились внеюперы, обитатели Голубого Яда, молящие о спасении, невинные как кристаллы метана… Болваны! Не имеет значения, переживет ли их планета столкновение или обратится в межзвездную щебенку. Главное, товарищи по борьбе думают, будто это имеет значение. Вот стимул, который он искал в течение целого мегадня, и рожденная им мотивация вполне компенсирует мегадень, которого недостает для подготовки отрядов.

Благоговеющие! На сей раз мы победим!

Жаль, что его силы пока не в состоянии получить контроль над Машинами Отклонения. Тонкость – вот ключ к успеху. Слишком быстро и слишком прямо к истинной цели – слишком очевидно для врага. Нормальные герои всегда идут в обход. Старейшины медлительны, закостенели в традициях… но далеко не глупы. Они настолько привыкли к власти, что им не надо быстро двигаться или даже быстро думать. Однако, не имея ума, нельзя подняться так высоко. Копни любого из Старейшин поглубже, и поймешь, как ему удалось достичь такого положения.

Дымовая завеса сработала. Прелесть ситуации в том, что никакая это не дымовая завеса. Власть над всем Вторым Домом! Конец притеснению Старейшин! Это была цель, за которую стоило бороться. А вот Машины Отклонения – дымовая завеса. Мотивация, но не цель.

Все это следует скрыть от Полудержателя, ограниченного идеалиста и слишком фанатичного приверженца движения.

Отвергатель не чувствовал никакого стыда. Полудержатель получит причитающуюся награду, вне зависимости от результата. Если, конечно, выживет.


Смерть прибыла к Юпитеру в форме снежка весом в двадцать триллионов тонн. Джарамарана вступила в систему Юпитера, оказавшись ближе орбитального расстояния до Синопы и трех ее компаньонов. В течение следующих двенадцати дней она пройдет на бреющем полете мимо Ганимеда и Европы и помчится дальше на скорости, возросшей в десять раз.

На Земле высокопоставленные армейские чины, обычно находящиеся в тени, пришли к решению. По безопасному каналу связи они проинформировали заместителя секретаря мирового сообщества, что берут на себя руководство Силами Решения Юпитерианской Проблемы. Отныне Ульрих-Бенгтсен становился не более чем рупором. Чарльз Дэнсмур некоторое время явно недорабатывал, потом выкинул дикий фортель с отставкой – публично, – а теперь окончательно спятил.

Ульрих-Бенгтсен никогда не исключал, что эспедиция может прийти к подобному финалу, однако прежде он доверял способностям Чарльза Дэнсмура. Но не теперь. События последних нескольких часов изменили все. Заместитель генсекретаря пришел в ярость. Чарльз потерял хватку в тот момент, когда один заключительный рывок мог привести миссию к успешному завершению. Вместо того чтобы полагаться на испытанные дипломатические методы, этот идиот связался с бандой чужаков-революционеров. Теневые фигуры правы: Дэнсмур должен быть остановлен. Ульрих-Бенгтсен умолял его, кричал на него, угрожал ему… Чарльз стоял на своем.

– Питер, вы не в гуще событий. Я знаю, что делаю. Доверьтесь мне.

Ни в коем случае.


События приняли новый оборот. Операционная система уникомпа Уолли Холберстэма обладала некими необычными особенностями, из которых наиболее важной была тайная связь с руководителями КЗБ – Комитета Земной Безопасности. Для Дэнсмура Холберстэм был всего лишь членом научной команды и при этом немного клоуном. Скоро клоун преподнесет Чарльзу большой сюрприз.

Холберстэм готовился к этому моменту всю жизнь; теперь длительная тренировка и утомительные годы секретности должны принести свои плоды. В случившемся виноват сам Дэнсмур. Если бы он не спорил до хрипоты, заявляя, что на «Жаворонке» не должно быть военных, Ульрих-Бенгтсену не пришлось бы уступать, и имело бы место явное присутствие военных. Все было бы ясно и понятно; и если бы понадобилось снять Дэнсмура, процедуры тоже были бы ясными, понятными и открытыми. Дэнсмур сам виноват в тайном присутствии агентов КЗБ, не дозволив военным подняться на борт «Жаворонка». Ульрих-Бенгтсен был вынужден согласиться, так как Ремешки встали на сторону Дэнсмура, но его согласие было рассчитано только на общественное мнение, на самом же деле он встретился с теневыми фигурами, и в результате возникли секретные планы на случай непредвиденных обстоятельств.

Уоллис Холберстэм был завербован секретными службами Экотопии еще во время учебы в колледже, когда проходил докторантуру и писал диссертацию на материале систематических ошибок философии неодарвинизма. С этого момента его отчеты в Экстранете стали несколько отличаться от основного направления кафедры. Коллеги считали, что старина Уолли проводит отпуск, плавая с аквалангом где-нибудь в Карибском море или занимаясь реактивным сноу-бордингом на спортивных площадках в Карпатах… а он проходил усиленное обучение. Холберстэм сделал успешную научную карьеру, став ведущим инженером-механиком в области автоматизированного проектирования. Он также прекрасно разбирался в электронных средствах контршпионажа, был специалистом по освобождению заложников и владел приемами единоборств, но эта сторона его жизни никогда не афишировалась.

Наконец, после стольких лет, спящий проснулся.

Стоило комете задышать в спину Дэнсмура, как Чарльз приостановил переговоры с законными руководителями Юпитера – в тот момент, когда они должны были принести, с Божьей помощью, плоды! – и начал дикую азартную игру. Эта сумасшедшая баба Одинго и ее сверхъестественный племянник убедили Дэнсмура связаться с партией юпитерианских психопатов, версией местных «зеленых», которые не придумали ничего лучшего, чем разжечь революционный пожар.

Холберстэм изучил каждую букву в досье Дэнсмура и был осведомлен, что Чарльз когда-то напакостил Пруденс Одинго… Совершенно ясно, что подавляемые долгое время чувства в сложившихся обстоятельствах могли легко выйти на поверхность. Эта баба, вероятно, затащила старого пидора в постель и заморочила ему голову диссидентским хламом. Теперь симпатяга-чужак, приятель Мозеса Одинго стал звездой номер один, а Старейшин – законных властителей Юпитера – побоку!… Так не строят межпланетные отношения.

Время еще оставалось. Старейшин можно убедить посмотреть в корень вопроса. По существу, это была та же ситуация с заложниками, только в их роли оказалось все население Земли. Дэнсмур ошибся, считая, что проблему можно решить дипломатическим путем. Обученный должным образом специалист по освобождению заложников типа Холберстэма добьется гораздо большего. Шанс по-прежнему был, надо только кому-то его использовать.

Земля слишком далеко, чтобы принять решение в режиме реального времени. Земля взволнована, больна, пребывает в отчаянии, хватается за соломинку. Земля потеряла доверие к Дэнсмуру, но добивать его не собиралась. Посему Холберстэму приказали взять инициативу на себя. Он находился в месте, где мог и должен был проявить решительность.


Полудержателя окружили заботой – сквод Отвергателя был богат и щедр, – хотя многого ему не сообщали. Он постоянно разговаривал с внеюперами, но ничего существенного не происходило. Внеюперы мало что могли сделать для революции парителей-в-небе, но дижабля мучило смутное ощущение, что мудро держать их информированными. Иногда общую картину внеюперы воспринимали более четко, чем сами дижабли, возможно, потому, что их умы были абсолютно иными… Например, Один Гомо Здесь обладал феноменальной интуицией в сфере шаблонов поведения. Наверняка стоило посвящать пришельцев с Голубого Яда в нюансы того, как продвигается революция. В конце концов, цель революции – их спасение… а снежная глыба подошла почти вплотную, находясь меньше чем в дне пути. Однако Полудержатель не имел доступа к Содействию и не властен навязывать свои суждения вышестоящим инстанциям.

На этом месте его рассуждения были прерваны. Явились помощники и попросили прийти во внутренние покои Отвергателя вместе с устройством связи пришельцев. Оба были крайне взволнованы: произошло нечто ужасное. Полудержатель вскоре выяснил, что именно. Когда мятежные колесники были буквально в шаге от взятия под контроль всех четырех комплексов управления Машинами Отклонения, линии связи со внутренними лунами перестали работать – их отключили.

И какова же ситуация?

Аховая. Мы захватили контроль над Машинами Отклонения на шестой, седьмой и восьмой лунах. К сожалению, в самый критический момент пятая луна скрылась за Вторым Домом, и к тому времени, когда наши колесники на остальных трех внутренних лунах установили визуальную связь с пятой луной, Машины Отклонения были отключены. В сущности, это значит, что внутренние луны установлены в своих текущих положениях. Так как мы больше не можем с ними связаться, то план переадресации кометы потерпел крах.

Полудержатель не мог поверить. Должно быть, Старейшины о намерениях парителей-в-небе просто догадались, ведь никаких новостей об успехах мятежников на внутренних лунах не передавали во Второй Дом.

Но как Старейшины могли узнать, что нашей целью была не революция на Втором Доме, а контроль над Отклонением, направленным против внеюперов?

«Ваша цель – возможно. Моей же всегда была революция…» – подумал Отвергатель.

Старейшины медлительны и закостенели в своих традициях, если только ничто не угрожает их личной безопасности – тогда они мгновенно становятся проницательными и сообразительными. Искра интуиции? Обыденная предосторожность? Подсказка протокольного симбипьюта, попытавшегося подлизаться к покровителю? Кто знает?.. Какой бы ни была причина, мы потеряли наш единственный канал связи с Машинами Отклонения.

Отвергатель, вы слишком легко отступаетесь! Разве не вы напоминали мне, что этот момент предопределен Благоговением перед Душой Жизни? Что все увидят в спасении Голубого Яда доказательство правдивости наших убеждений! – разъярился Полудержатель. – Вы предали наши принципы в погоне за культом личности!

Нисколько. Я только не вижу пути избежать прибывающего Разрушителя Голубого Яда.

Ерунда, наверняка есть какой-то способ восстановить связь. Угоните орбитальный транспьют! Направьте к пятой луне группу захвата!

Дальние космические симбипьюты обездвижены как составная часть блокировки коммуникаций. Отсюда сделать ничего нельзя, Полудержатель. Революция будет продолжаться в том же темпе, но пока мы не возьмем под свой контроль Второй Дом и не восстановим нормальную связь, внутренние луны останутся вне нашей досягаемости.

Искренен ли Отвергатель? Его слова не лишены смысла. Но…

Вне нашей досягаемости – да! Но не вне досягаемости пришельцев с Голубого Яда!

Я не…

У них есть собственные псевдотранспьюты! Они могут сами отправиться к пятой луне! И в составе их команды имеется колесник!

Хороший план, он мог бы сработать, – печально сказал Отвергатель. – Но колесник, который они использовали для переговоров со Старейшинами – не мятежник, и мы не сможем передать ему необходимую инфорфекцию.

Полудержатель сверкнул кольцом глаз.

Да не тот колесник, идиот!

Глава 20 База на Европе, 2222-й

Чарльз и Пруденс уединились в тихом уголке базы на Европе.

Смертоносная комета вошла за орбиту Леды и быстро приближалась к Каллисто. Земляне бесились, чучело Чарльза сжигали во всех городах планеты. В Экотопии ввели военное положение. Последние новости от Полудержателя тоже были неважными. Да, революция начинала одерживать верх, поскольку все больше граждан погружались в забвение спячки, чтобы переждать конфликт в безопасности садков-пузырей; к ним присоединялись и многие Старейшины, неспособные смириться с мыслью, что скоро могут лишиться власти. Однако комету теперь фактически было не остановить, если только сами люди не смогут этого сделать.

– Я пойду, – сказала Пруденс непререкаемым тоном. – У меня тысячи часов налета на орбитальных модулях. И на Ио я бывала раньше, когда собирала серные цветы. Я знаю, как пилотировать в опасных ситуациях.

Чарльз не собирался спорить:

– Время бежит, а успеть нужно еще многое. Я поручил Уолли Холберстэму перепрограммировать Самоуверенного Робина. – Самоуверенный Робин, подобно всем колесникам, которых Пруденс откопала во льду Каллисто, был мятежником, сочувствующим парителям-в-небе. Его захоронили в наказание за бунт, во время которого были повреждены Машины Отклонения и град из больших осколков кометы поразил Юпитер. И вот сейчас перепрограммирование мятежника могло предотвратить столкновение Земли с другой кометой. Мозес действует как переводчик между нами и юпитерианами, – продолжал Чарльз. – Самоуверенный Робин может перезагрузить инструкции для Машин Отклонения на Ио, чтобы они реагировали на голосовые команды. Единомышленники Полудержателя ищут колесник, способный преобразовывать скварковые волновые пакеты в радиосообщения, чтобы мы принимали их на нашем оборудовании. Как только перезагрузим Робина, сможем стартовать. Модуль готов к рейсу; не беспокойся, я извещу тебя о времени вылета, как только узнаю сам. И все равно мы еле успеваем. Проклятие!.. Извини, мне следовало начать все это намного раньше. Пруденс сжалилась над ним.

– Не ругай себя так, Чарльз. Парители-в-небе сейчас действительно не готовы. Если бы ты начал раньше…

– Несомненно, но мы могли бы подумать об этом заранее и повторно запрограммировать Робина, поскольку… – В дверном проеме возникло второе лицо в иерархии СРЮП. – А-а, Уолли! Господи, вы меня испугали. Как идет перезагрузка?

Холберстэм вперился в него свирепым взглядом:

– Никакой перезагрузки, Дэнсмур.

– Вы что, спятили? Это единственный способ изменить положение Машин на Ио! Я настаиваю…

– Вы не в том положении, чтобы на чем-нибудь настаивать. Я принимаю командование на себя. Вы слагаете с себя полномочия и отныне будете сидеть в своей каюте, пока все не закончится. Попытка опереться на революционеров – грубейшая ошибка, подвергающая человечество огромной опасности. Я – эксперт-переговорщик по освобождению заложников, и мне приказано немедленно возобновить контакт со Старейшинами.

– Приказано?..

– Военные взяли руководство миссии на себя. Как старшему по званию мне дали полную свободу действий.

– У меня возникало ощущение, что вы в некотором смысле штрейкбрехер, – промолвила Пруденс. – Уолли, разве вы не видите, что у нас в активе ничего не осталось, кроме мятежников? Старейшины не слушают, они…

– Меня не волнуют ваши соображения. Дэнсмур, немедленно отправляйтесь к себе! Вы арестованы.

– Уолли, у нас нет времени. Старейшины не способны к действиям. Не делайте глупостей…

– Я сказал, сейчас же! – Холберстэм вытащил из кармана маленький пистолет с массивным стволом. – Метает стрелки, – объяснил он надменно. – Хочешь получить дырку? Для справки: кончики стрелок намазаны смертельным ядом. С превеликим удовольствием пристрелю вас обоих, лучше не искушайте меня.

Пруденс посмотрела на Чарльза, показала взглядом на агента – если мы бросимся на него одновременно, он успеет убить только одного из нас. Чарльз понял. Он облизнул губы и быстро показал ей большой палец, в то же время пряча его от Холберстэма. Потом раскрыл ладонь с растопыренными пальцами – готов, как и ты. Пруденс глубоко вздохнула…

Над правым плечом Холберстэма возникла чья-то рука, зажала его подбородок и резко дернула назад и вверх. Раздался хруст, шея агента сломалась. Та же рука вынула пистолет из безжизненных пальцев прежде, чем тот вывалился на пол.

– Мозес.

Юноша перешагнул через труп и вручил оружие Пруденс.

– Я давно почувствовал предательство, тетя Пру. Мне жаль, что пришлось убивать. Однако я умею это делать и выбрал быстрый способ. – Он не выказал никаких эмоций: даже дыхание осталось ровным.

Чарльз все еще был ошеломлен. Пруденс схватила его за руку.

– Колесник! – завопила она и потянула из комнаты, протащив за собой по коридорам, то и дело взмывая в воздух из-за малой гравитации. Мозес следовал за ними.

Времени оставалось мало; фактически его не было вообще. Вмешательство Холберстэма сорвало перепрограммирование, но, к счастью, он не испортил колесника или коммуникатор – вероятно, хотел использовать позже для своих целей, хотя один Бог знал, для каких именно. Коммуникатор взвыл и забормотал, упаковывая поток данных в германиевых мозгах Самоуверенного Робина.

– Я иду на ОС-модуль, – заявила Пруденс. – Какой можно взять?

– С Пятой площадки, – ответил Чарльз.

Мозес подождал, пока она не ушла в сопровождении Джонаса, который снимал ее отправку.

– А какой ОС-модуль подготовили для вас, Чарльз?

– Откуда ты знаешь, что я квалифицированный пилот? Мой модуль стоит на Второй площадке. Ты ей скажешь? Не буду препятствовать.

Казалось, Мозес задумался над его словами. Потом покачал головой.

– Я предпочел бы, чтобы осталась жива моя тетя, а не вы.

Чарльз игнорировал ругательства Пруденс, изливавшиеся сплошным потоком из динамика. План сработал превосходно, она ни о чем и не подозревала, пока захваты на Пятой Площадке не заело. К тому времени его ОС-модуль уже был на пути к Ио; Самоуверенный Робин разместился в кресле второго пилота.

Я буду судить тебя по поступкам, а не по словам… Хорошо, Пруденс получила возможность судить его, хотя вряд ли она имела в виду именно это. Впервые в жизни он действовал вместо того, чтобы говорить; вот богом данный шанс обелить себя и в глазах Пруденс, и в своих собственных. Большая часть его жизни прошла бессмысленно. Теперь судьба предоставила ему последнюю возможность что-то изменить, и он ухватился за эту возможность, несмотря на риск.

Комета прошла орбиту Каллисто и приближалась. Захваты на Пятой площадке по-прежнему не выпускали ОС – модуль Пруденс – Чарльз принял меры заранее. Теперь она знала, почему он не пытался отговорить ее от авантюры. Наконец-то ему стали понятны преимущества действия перед словами. Чарльз иронично усмехнулся – и то благодаря ей.

Потом, когда появилось время подумать, его на секунду охватила паника. Пруденс была наиболее опытным пилотом из всех, и она знала Ио как свои пять пальцев. Не поставил ли он на кон жизнь каждого землянина?.. Нет, к черту! Сейчас Ио выглядела тихой и мирной, но это обманчивое впечатление. Идти на такой риск можно только самому.

Так или иначе, спуск на Ио проводил, главным образом, автопилот, а для включения автопилота много опыта не требуется. Дэнсмур прошел необходимую подготовку и регулярно практиковался во время рейса к Европе на виртуальных тренажерах «Жаворонка». Да, спуск на Ио потребует всех его сил… но он и не собирался возвращаться.

Чарльз снова и снова прокрутил в уме план действий. Колесники на Ио деактивированы – спасибо возмутительной проницательности Старейшин. Машины гравитационного отклонения функционируют, однако настроены на текущую конфигурацию. Самоуверенный Робин напичкан всем необходимым для перенастройки Машин Отклонения и знает местоположение потайного входа на станцию. Неудивительно, что зонды ничего не обнаружили… От него, Чарльза, требуется лишь одно: удостовериться, что маленький колесник получил доступ к пультам центра управления.

Экраны модуля демонстрировали внушающие страх сцены: Ио, скользящая поперек далекого диска Юпитера, затмевающая немигающий глаз Большого Красного Пятна и воронкообразные, ежесекундно меняющиеся вихревороты. А еще экраны показывали «Жаворонок» и комету, искрящуюся на бархатном фоне. Сколько осталось времени? Восемь часов сорок две минуты и несколько секунд.

Чарльз погладил колесник по капоту. Самоуверенный Робин его слышал, но ответить не мог.

– Ладно, Робин, давай порепетируем. Нам нельзя напортачить.


Джарамарана пронеслась над горизонтом Ганимеда, следуя кривизне планеты, и ее скорость удвоилась.

Даже при том, что работал автопилот, Чарльз внимательно смотрел на экраны. Виды по обеим сторонам становились все более захватывающими, поскольку ОС-модуль спускался быстро. Над восточным горизонтом доминировал гигантский вулкан Прометей, изрыгая фонтан силикатной магмы больше чем на шестьдесят миль ввысь. Магма, расплавленная и сжатая непрерывным гравитационным давлением Юпитера, взлетала над поверхностью луны и падала назад букетом изящных параболических дуг. Это была одна из наиболее удивительных достопримечательностей в Солнечной системе, и, несмотря на свое тяжелое положение, Чарльз с трудом оторвал глаза. К северу виднелись новые гейзеры Грендель и Хеорот, которые окружали бездействующий ныне Воланд. Нижние края гейзеров быстро исчезали под напластованиями лавы. На западе, практически до горизонта, Колхидскую Корону закрывала тень; на юге Чарльз видел начало мертвенной бледно-розовости Микенской Короны и колеблющиеся фонтаны Мардука.

Серные мазки крапчатой желтизны и розовой пастели ложились на быстро сжимающийся горизонт. Но сказать, что все сжималось, нельзя – напротив, пейзаж, казалось, стал расширяться во всех направлениях, когда аппарат резко пошел на снижение. Чарльз приказал автопилоту выбрать самую быструю траекторию, не представляющую серьезной угрозы для человека. И все же перегрузки при приземлении были пугающими. Потом двигатели выключились и стихли. Автопилот посадил модуль настолько близко к цели, насколько возможно, не раскрошив корку матовой двуокиси серы и оставив на пеший путь четверть мили. Чарльз надел шлем, проверил непроницаемость скафандра. Колесник мог функционировать в вакууме и был защищен от легких паров натрия, который все еще цеплялся за поверхность Ио, главным образом выделяясь из-под земли. Люк открылся; биомашина выбралась наружу, Чарльз последовал за ней.

Поверхность Ио напоминала наст снега, покрывающий более мягкие нижние слои. Иногда башмак проваливался сквозь корку; при низкой силе тяжести это случалось не часто, но когда все же случалось, твердый серный слой продавливался всего на несколько дюймов. Чарльз надеялся, что так и будет продолжаться: желания угодить в ловушку у него не было.

Струи горячей двуокиси серы вырывались из неисчислимых скважин, некоторые из которых достигали шести футов в поперечнике, другие – каких-нибудь полдюйма. Самоуверенный Робин проплывал над ними, а Чарльзу приходилось тщательно выбирать путь, ступая по тем местам, где почва казалась более надежной. Скоро они достигли цели – одного из самых больших провалов, добрых пятнадцати футов в поперечнике, странного своим спокойствием. Колесник подплыл к центру провала и немедленно исчез из виду. Чарльз приблизился к краю и заглянул. Дыра с гладкими краями являлась верхушкой шахты невообразимой глубины. Там, куда рассеянные солнечные лучи и отраженный свет от Юпитера проникнуть не могли, дыра была черной как смоль.

Лифт, казалось, функционировал – похоже, симбипьютные машины антигравитации остались на своем месте. Чарльз глубоко вздохнул и сошел с края. После первоначального потрясения спускаться было почти приятно, если бы не темнота. Сердце колотилось по-прежнему, и Чарльз включил лампу на шлеме, но луч осветил лишь стены шахты, медленно уходящие вверх, так что фонарь пришлось выключить, чтобы не разряжать батарейки.

Текли секунды.

Круг яркого неба над головой сузился до точки и пропал совсем. Чарльз продолжал падать.

Согласно одной теории вулканизма Ио, поверхностный слой замороженной двуокиси серы меньше чем в милю толщиной плавает по морю глубиной приблизительно в две мили, состоящему из того же самого вещества, но в жидком виде; дном служит твердая силикатная корка. Чарльз страстно надеялся, что эта теория неверна, и ближе к истине другой вариант – твердая корка толщиной в пятнадцать миль, которая вздымается и понижается в ответ на приливно-отливные силы Юпитера. Вероятно, юпитериане и строительные бригады колесников знали, что делали, построив шахту и установку.

Нежный восходящий толчок предупредил его, что спуск близится к завершению. Стены запылали приглушенным розовым светом – так же как и пол несколькими дюймами ниже ног. Башмаки ударились о твердую скалу. Тусклое освещение показало открытую арку широкого туннеля; Самоуверенного Робина нигде не было видно, но идти оставалось только в туннель. Через два часа комета пролетит мимо Европы, второй рогатки, которая ускорит ее в пять раз. Если позволить этому случиться, все будет потеряно.

Чарльз побежал.

Туннель привел в ярко освещенный зал. Триста миллионов лет назад бригада колесников выкопала огромную пещеру на полмили ниже гиперактивной поверхности Ио. С тех пор гравитационные репульсоры охраняли ее и шахту от сейсмических ударов и потрясений. Именно здесь юпитериане установили Машины Отклонения. Подобные сооружения с хорошо замаскированными входами имелись внутри и трех других внутренних лун. Действуя совместно, Машины могли изменить орбиты всех четырех внутренних лун.

Сотни колесников застыли на полу. Чарльз знал, что не способен оживить ни один из них вовремя, но это уже не имело никакого значения. Ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не оглянуться, настолько разыгралось воображение – казалось, комета мчится прямо на него. Переступая через неподвижных колесников, Дэнсмур направился в дальний конец зала. Там, как ему сообщили, располагались пульты управления, установленные на низких постаментах… Информация оказалась верной.

Самоуверенный Робин ожидал человека возле них. Как только Чарльз приблизился, он взмыл вверх и устроился на вершине четвертого постамента. Мгновение ничего не происходило, потом корпус Машины как бы потек, и в нем появились любопытные углубления, точно соответствующие колесам симбипьюта. Колесник прокатился вперед, повернулся на полоборота и уперся колесами в углубления.

Часть стены за постаментами тоже потекла, образовав плоскую круглую область. На поверхности замерцали огоньки, которые затем превратились в грубо сформированные человеческие письмена:

ЕСЛИ МОЖЕТЕ ЧИТАТЬ, ПОДТВЕРДИТЕ.

Чарльз так и сделал – теперь он и Робин могли общаться друг с другом.

ВХОЖУ В РЕЖИМ КОНФИГУРАЦИИ ПОЛЯ ОТКЛОНЕНИЯ.

Чарльз обратился к главному дисплею своего скафандра, чтобы проверить, насколько продвинулась комета.

– Робин, время кончается! – завопил он, сознавая, что это глупо. Колесник и так делал все возможное.

В течение нескольких минут симбипьют молчал, и Чарльз не мог понять, в чем же загвоздка, пока не появилась новая надпись: ОТМЕНЯЮ РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ. Режим ожидания? В сценарии такого не было.

– Что такое режим ожидания?

МАШИНЫ ЧАСТИЧНО ДЕАКТИВИРОВАНЫ ПО ПРИКАЗУ СТАРЕЙШИН. СИЛОВЫЕ ЛОВУШКИ РАЗРЯЖЕНЫ. НЕИЗБЕЖНА ЗАДЕРЖКА.

Задержка?

– И на сколько? ПОЛОВИНА РАБОЧЕГО ДНЯ.

Юпитерианский день длится десять часов… целых пять часов?

– Подтверди задержку в полдня! ПОДТВЕРЖДАЮ.

Прежде чем минет пять часов, комета стрелой промчится мимо Каллисто, и система Юпитера неотвратимо нацелит ее на Землю. Она окажется слишком далеко, вне радиуса действия антигравитационных полей Машин.

Чарльз опустился на колени.

Мы проиграли. Все кончено. Нужно было действовать быстрее. Волна самобичевания захлестнула его мозг. Идиот.


Чарльз продолжал ругать собственную опрометчивость. Комета придерживалась своей траектории – к сожалению – и находилась на полпути к орбите Леды. Самоуверенный Робин вывел Машины Отклонения из режима ожидания и перезаряжал силовые ловушки. Он также успешно восстановил нарушенную Старейшинами связь между колесниками. Еще полчаса, и все необходимое будет «на ходу».

И что толку? Возможность не использовали. Комета пришла и ушла, оставаясь вне диапазона гравитационных лучей отклонения. Теперь ничто не в силах…

Лучик надежды.

Дикость, безумие, акт вандализма… но могло получиться.

– Робин? Слышишь меня? СЛЫШУ.

– Есть идея.


Полудержатель кричал на Отвергателя. Пришли последние данные о продвижении кометы; к его ужасу, внутренние луны остались в прежней конфигурации. Гигантская снежная глыба уже уходила из системы Юпитера, она была дальше внутренних лун и быстро приближалась к внешним лунам, чтобы вскоре миновать наиболее удаленные луны – и по-прежнему точно следовала траектории, которую выбрали Старейшины: пункт назначения – Голубой Яд.

Дижабль наполовину обезумел от расстройства – ведь остальные революционные планы Отвергателя неизменно достигали успеха… Но только не самые важные. Как Благоговеющий перед Душой Жизни мог спокойно допустить подобное надругательство?.. Вера Полудержателя истаяла. Поэтому он обвинял Отвергателя, который один находился в пределах досягаемости.

Отвергатель ждал окончания тирады. Полудержатель, возможно, и прав. Теперь, когда внеюперы упустили последний шанс, он чувствовал себя странно удрученным. Не будет радости у парителей-в-небе от власти над Вторым Домом.

Полудержатель исчерпал как дыхание, так и вдохновение, и опустился на пол покоев; пучки его щупалец дрожали. Пришло новое сообщение. Наконец излучатели воссияли лучами отклонения, и Луны начали переконфигурацию. Но – слишком поздно, слишком поздно!

Тем не менее, на запланированную конфигурацию это было не похоже. Перемещалась лишь одна Луна. Пятая.

Эффект движения сказался на ее вулканических протуберанцах удивительным образом. Некоторые из них увеличили свою высоту десятикратно.

Замечательно. И что сие означает?

Отвергатель как мог, успокоил Полудержателя и привлек его внимание к неожиданным событиям. Расстроенные и сбитые с толку, они знакомились с поступающими сообщениями. Мало того, Луна не только перемещалась, но и ускорялась. Почему? Что задумал День Смурной? Если так будет продолжаться и дальше, то пятая луна скоро освободится от власти Второго Дома…

Пришло понимание.


Оператор на базе Европа отчаянно переключал каналы, пробуя найти частоту, свободную от статических разрядов. Все забивали электромагнитные бури – Ио болталась на своей орбите, пульсируя подобно сваренному в мешочек и очищенному от скорлупы яйцу, поскольку лучи отклонения вырвали ее из-под власти Юпитера. Минутой раньше Ио похвалялась лишь дюжиной активных вулканов; теперь заговорили больше чем сто. Обширные фонтаны силикатной магмы рвались в пространство, потому что расплавленное ядро Ио изменило форму, и составляющее его вещество сбегало сквозь только что образовавшиеся в хрупкой корке трещины каньонов. Силы реакции превратили работу с тонким оборудованием в кошмар – на экранах базы Европа Ио подпрыгивала и колебалась подобно гигантскому шару бильбоке.

Пруденс перефокусировала свой скоп, пытаясь отыскать крошечное пятнышко возвращающегося корабля Чарльза. Безнадежно: туман кипящей серы сводил видимость на нет.

Гравитационные репульсоры продолжали работать; за бежавшей от материнской планеты Ио тянулось облако бледно-желтого пара. Пар распространялся вдоль плазменного тора, который связывал Ио с Юпитером, и, в конце концов, стало казаться, будто у луны выросли рожки. Сера поистине являлась атрибутом Преисподней.

Внезапно на одном из мониторов возникло кожистое тело Яркого Полудержателя Фиолетовой Пены. Изображение мерцало и распадалось, кляксы электронных помех грызли его края.

Голос дижабля наполовину забивался статикой; Мозес едва понимал, что тот говорит.

– Он говорит… да, он говорит, случилось что-то плохое на… – Мозес бормотал себе под нос: – Ныряющая-раковина, ребенок-из-ныряющей-раковины, который прибыл из нетта-когоместа… Что-то плохое случилось с ОС-модулем.

Изображение юпитерианина распалось на дюжину зигзагообразных полос, которые через секунду вновь соединились.

– Думаю, он пытается сообщить, что модуль взорвался.

Пруденс в ужасе закрыла глаза, однако воображаемая картина только сделалась ярче. Она попробовала взять себя в руки и спокойно обдумать случившееся, но как же это трудно сделать, когда ваше сердце сжали железные тиски…

– Что за взрыв? Чарльз был на борту?

Она мучилась от неизвестности, пока Мозес переводил.

– Ага… Отказ механический – нет, нет, механизма… Отсутствие… давления? В челноке упало давление? Нет, не давление – песнь смерти.

– Чарльз погиб?

Мозес сосредоточил на ней взгляд, словно лишь сейчас впервые увидел.

– Извини, тетя Пру, я зря напугал тебя. Нет, отсутствие песни смерти. Чарльз все еще жив. Но он застрял на Ио – топливные баки модуля взорвались, когда он находился в симбипьютном комплексе управления.

Вновь появились зигзагообразные помехи и забили весь экран. Всплески магмы свивались в искаженном поле гравитационных лучей дикой спиралью.

– Такое пережить нельзя.

– Некоторое время можно, – пробормотала Пруденс. – А я постараюсь повысить его шансы.

Она вышла.


«Тиглас-Пильсер» недовольно зажужжал – Пруденс приводила системы в готовность, обходя обычный порядок процедур безопасности. Она заимствовала модуль СРЮП, чтобы перейти на собственное судно – так быстрее. На сей раз никто не пытался остановить космистку. Это было ее судно, ее жизнь и – она твердо решила – ее долг.

Заработал главный двигатель крейсера. Балансируя на столбе пламени, «Тиглас-Пильсер» начал маневр для свидания с дьявольской преисподней, которой теперь стала Ио.

Пруденс управляла космолетом с безмятежным и неестественным спокойствием. Он находился ближе к Юпитеру, чем Европа; самым экономным маршрутом – и самым быстрым – было строго вниз. У модуля не хватило бы мощности потом затормозить, но «Тиглас-Пильсер» способен и на большее.

Теперь, когда космистка знала, что Чарльз, возможно, еще жив, она могла думать должным образом. Он рисковал жизнью, чтобы спасти родную планету; пожалуй, это был первый бескорыстный акт в его жизни – и, скорее всего, последний… Если, конечно, судьба не смилостивится над ним, и «Тиглас – Пильсер» выполнит задачу, намного превышавшую его возможности.

Пруденс провела суденышко к Ио, намереваясь зайти с полюса, откуда меньше извергалось всякой дряни. Она вела крейсер как ненормальная, ради сэкономленных секунд расходуя топливо почем зря. «Тиглас-Пильсер» окутался собственным серным саваном. Аварийные сигналы, предупреждающие о метеоритной опасности, неистово пылали. В конце концов, Пруденс их отключила.

В мольбах не было смысла. Она никогда не верила в богов. Дурацкая выдумка. Существуют лишь случайные проявления хаотичной Вселенной. Рассматривать же эти проявления как вмешательство доброжелательного сверхъестественного боженьки?.. Да в задницу! Хотя в глубине души ей хотелось верить во что-нибудь более конкретное, чем бессмысленное искажение рациональных законов. Прекрасно мечтать о том, что Вселенная намерена заботиться о тебе… Пруденс внутренне зарычала. Идиотка! Воображаемые создания тебе не помогут! Если ты справишься, то только своими силами.

И космистка успокоилась. Единственная вещь, в которую она когда-нибудь верила, это собственные силы.

Пруденс сглотнула слюну, так как горло внезапно пересохло… Что, если ее вера не оправдается?

Самоуверенный Робин изложил новости Чарльзу. Джарамарана пересекла орбиту Леды. Ио, опаздывая на десять часов, шла по пятам, но медленно. Массивные роторы Машин Отклонения натужно ревели от напряжения, ведь если Ио не перехватит комету вовремя, Земля погибнет.

ОС-модуль был разрушен шквалом летящих обломков. Чарльз едва ли имел право надеяться на другой исход, учитывая катастрофу, которую сам же и устроил.

За пределами центра управления мир будто сошел с ума. Миллионы тонн силикатной жидкости выбрасывались в пространство, уже не сдерживаемые слабой гравитацией Ио; за луной тянулось турбулентное облако крошечных частиц, уплотнявшееся по мере охлаждения. Юпитер наращивал новое кольцо из серо-кремниевой пыли. Каждые несколько секунд центр управления содрогался от очередного потрясения.

Ио звенела подобно взломанной и обреченной сигнализации. Как скорлупа яйца гигантской черепахи, ее поверхность растрескалась на добрую сотню фрагментов – тектонических плит, которые ломались и скручивались с ужасной, неодолимой неторопливостью, словно под ними пряталась зверюга, пытающаяся вырваться на свободу.

Пещера задрожала от особенно сильного толчка, и Чарльз упал. Даже зная, что он все равно уже мертвец, он невольно успел подумать: «Если треснет шлем…»

И тут его настиг основной удар.


Пруденс направила «Тиглас-Пильсер» в кипящий серный туман, окутывающий Ио, отчаянно пытаясь отыскать дорожку в крутящемся водовороте. Опытная космистка пользовалась инстинктом, потому что на широкоугольном радаре ничего не было видно из-за интерференции, а лидар едва ли показывал что-то путное дальше носа судна, и то ссылался на географию – иографию, – которая давно уже потеряла всякое сходство с ландшафтом внизу. Вращение луны изменилось, и это стало серьезной помехой: Пруденс не могла довериться ни автопилоту, ни навигационному программному обеспечению.

На миг в дьявольских облаках образовался просвет, и она разглядела пылающее пятно – определенно Прометей. Тогда Колхидская Корона… там. Теперь, сориентировавшись, можно было перезапустить навигационные программы.

Из жерла вулкана начал выпирать, раздуваясь на глазах, огромный куполообразный пузырь, размером с Эверест. Затем, в ослепительной вспышке пламени, Прометей взорвался. «Тиглас-Пильсер» закачало на ударных волнах, содравших окутывающие его серные пары. Корпус космолета покрылся быстро охлаждающимися каплями магмы.

Послышался стонущий звук, будто что-то снаружи вырвалось на свободу и завертелось сернистым шквалом. Времени для проверки систем не было. Пруденс оставалось надеяться, что навигация работает корректно – космолет летел вслепую.

Крошечная точка на фоне рассвирепевшего безумия, «Тиглас-Пильсер» резко снизился, направляясь туда, где, по расчетам системы наведения, мог находиться Чарльз. То, что осталось от лидара, считало, что там – твердая порода, но Пруденс понимала, что с тем же успехом может обнаружить озеро магмы.

Вибрируя и гремя от тяги основных двигателей, «Тиглас-Пильсер» опускался к сотрясаемой конвульсиями поверхности. Пруденс приготовилась отстегнуть ремни безопасности.

Если ниже есть почва, и если они не ошиблись местом, то время, может, и хватит. Но в обрез.


Чарльз Дэнсмур встал, шатаясь как пьяный. И скафандр и шлем все-таки выдержали, хотя удар был поистине сокрушительный – по полу была рассыпана целая груда искореженных колесников.

Все тело ныло от боли. Одна рука бессильно повисла – похоже, сломана. По лицу текла кровь; скафандр не давал ее стереть.

Взгляд Чарльза метнулся на пульт Самоуверенного Робина. Экран все еще работал, и там можно было прочитать: БЕГСТВО С ОРБИТЫ ПРОШЛО УСПЕШНО.

Превосходно.

– И что потом?

– ДВИГАТЕЛИ В ПОРЯДКЕ. Я ГОТОВ.

Улыбка осветила забрызганное кровью лицо: Ио по-прежнему висела на хвосте укометы, а остальное можно безоговорочно поручить автоматике. Родная планета, возможно, все же переживет столкновение с космическим незваным гостем, но лично для него Ио стала смертельной ловушкой.

План требовал, чтобы Самоуверенный Робин в любом случае оставался на месте, и колесника такая судьба не тревожила. Чарльз предпочел бы иметь хоть минимальный шанс на спасение, однако такого шанса не было. На какой-то безумный миг ему стало жаль, что он не дижабль – потратил бы остаток времени на создание Песни Смерти и расслабился, стоически принимая уготованную участь. Вместо этого его гиперактивный мозг примата лихорадочно искал пути к спасению, а когда ни одного не нашлось, закинул сеть пошире, чтобы поискать варианты совсем уж невообразимые – триумф надежды над грубой действительностью.

Очень хорошо. Он сам выбрал путь самопожертвования и теперь приближался к неизбежной кульминации. Можно ждать до тех пор, пока воздух не закончится, или снять шлем, чтобы покончить со всем разом.

Ты снова, даже в такой момент, стоишь перед необходимостью принять решение.

Чарльз не стал петь Песнь Смерти. Вместо этого он затянул дурацкую детскую песенку о птичке, которая снесла яйца внутри бумажного пакета. Чарльз понятия не имел, что подсказало его «я» подобный выбор. И только-только он подошел к куплету, где птичек предупреждали, что медведи украдут их пакеты, чтобы сложить в них крошки, как в пасти входного туннеля появилось чудовище, будто вынырнувшее из самых жутких кошмаров – серебристо-серое, приземистое, исчерченное желто-охряными полосами, с круглой черной головой. Радио заверещало в ушах голосом Пруденс: – Да плюнь ты на проклятых медведей, Чарли! Пора убираться!


Самоуверенный Робин сделал свою работу хорошо. Большинство коммуникаций колесников было теперь восстановлено. Обитатели Голубого Яда открыли канал инфорфекции, взяв под контроль сооружения пятой луны, и теперь могли управиться хоть со стаей змеякул. Полудержатель просматривал передними глазами бесконечный поток сообщений от недавно оживленных информпьютеров и, в зависимости от содержания, распределял по разным адресам.

Все без исключения Старейшины искали убежища в состоянии спячки – трусы, отказавшиеся от ответственности. Новыми лидерами стали парители-в-небе. Перед Храбрым Отвергателем Ортодоксальной Этики внезапно встали две проблемы: реальность власти и страстная приверженность Полудержателя Благоговению перед Душой Жизни. Только он мог помогать пришельцам с Голубого Яда, так как держал с ними эффективную связь. Отвергатель был убежден, что шанс на спасение планеты упущен. Вместе с Полудержателем они быстро поняли, каков план Чарльза, и вождя мятежников подобный прожект возмутил, ибо осуществить такое, по его мнению, было невозможно. Однако, чтобы хоть на какое-то время получить столь необходимые ему мир и покой, он позволил Полудержателю делать то, что тот пожелает.

Полудержатель ухватился за возможность проявить свою власть и потребовал доступа ко всему и ко всем, в ком могла возникнуть нужда. Отвергатель не видел причин отказывать, это поможет ему загладить свою вину. Так что он предоставил маленькому дижаблю вести дела пришельцев, а сам вернулся к более насущным, на его взгляд, вопросам.


Полудержатель не терял времени при оценке ситуации. Пятая луна соскочила со своей гравитационной привязи, сошла с орбиты и преследовала комету. Корабль, пилотируемый пришельцем, известным как Благоразумная Динго, достиг поверхности пятой луны – смелый акт парения-в-небе, наподобие упомянутого в древнейших записях Собрания Символической Смелости. Сейчас Полудержатель ждал вестей о судьбе пришельца и того, кого он пытался спасти. Устройства колесников на шестой, седьмой и восьмой лунах фиксировали легкие колебания гравитационного континуума вокруг сбежавшей Пятой Луны. Тонкие алгоритмы выявления характеристик объекта были направлены на поиск структуры с небольшим размером гравитационного псевдомногообразия. Грубо говоря, симбипьюты искали глыбу, которая вела себя не как глыба. Проанализировали уже чуть более шести тысяч кандидатов, но пока безуспешно.

Пришло и множество других сообщений. Проектируемый курс пятой луны проходил на самой грани возможного. Машины Отклонения седьмой луны переналаживались, чтобы расширить радиус своего действия.

Наиболее значимый из вулканов пятой луны, как старых, так и новых, теперь представлял собой озеро магмы, медленно остывающее в кальдере.

Приблизительно пять триллионов тонн серы и кремния окружали Второй Дом. Плазменный тор, временно подхваченный сернистыми облаками, уже начал расслаиваться на фрактальные КАМ-поверхности, поскольку пятая луна уходила к Солнцу.

Прибыло наконец более многообещающее сообщение. Пятнышко материи, чья масса соответствовала массе судна, пилотируемого внеюпером, было исторгнуто из полюса пятой луны. Судя по слишком низкой скорости объекта, он не являлся частью вулканического извержения; кроме того, он впоследствии изменил курс в плоскости, близкой к эклиптической – такой маневр нельзя предпринять без наличия некой двигательной системы. Но теперь его скорость упала ниже нормальной для небольшого судна, и объект находился в свободном падении, ведущем в никуда.

Может быть, некоторые из систем дали сбой? Это вероятно. Многие из установок на пятой луне были разрушены, а ведь симбипьютная технология куда надежнее псевдоотторгнутых механизмов людей.

Так или иначе, нет смысла теряться в догадках. Полудержатель вошел в контакт с общительным молодым пришельцем, известным как Один Гомо Здесь.


Действие переместилось с базы на Европе на «Жаворонок», лучше оборудованный для наблюдения за кометой, и ВидиВи-команда попросила ОС-модуль для доставки их на космолет. Мозес к ним присоединился: он тоже хотел присутствовать во время заключительного акта.

Едва он взошел на борт, как Полудержатель вступил в контакт по коммуникатору. Мозес внимательно слушал о том, что обнаружили своими приборами парители-в-небе, и иногда задавал односложные вопросы.

Когда все было выяснено, юноша прошел в каюту капитана и рассказал обо всем Гринбергу. Обсудив некоторые из аспектов последних событий, Гринберг поспешил в командную рубку, а Мозес отправился собирать ВидиВи-команду.

Кэшью Тинторетто никак не могла поверить. Мозес взглянул на нее вызывающе, как делал всегда, когда в его словах сомневались.

– Так сказал Полудержатель, Кэш. «Тиглас-Пильсер» сумел уйти.

– Тогда почему они не вышли на связь? – Было видно, что Кэш расстроена.

Мозес пожал плечами:

– Сильные помехи.

– Поскольку Ио удаляется, есть диапазоны, сравнительно свободные от шума, – возразил Джонас.

– Или поврежден радиопередатчик. Поймите, на борту могло быть повреждено все что угодно.

Все замолчали, им в голову пришла одна и та же мысль.

В каюту вошел Гринберг. Капитан «Жаворонка» выглядел утомленным, на щеках пробивалась щетина, а мундир был помят.

– Нашли, – сказал он. – Сработал широкополосный радар. В том секторе полно всякого барахла, но только один из объектов соответствует микроспектральному сигналу и движется по курсу, указанному Полудержателем.

Кэшью в волнении поправила манжет.

– Что-то вид у вас не слишком довольный, капитан. Признавайтесь, о чем вы не упомянули?

– У «Тиглас-Пильсера» больше нет тяги. Наверное, исчерпано топливо, или сдох двигатель, или что-то еще… Проблема в том, что высота орбиты, на которой они находятся, быстро падает. Они сгорят в атмосфере Юпитера, прежде чем мы успеем до них добраться.

– Дижабли тоже не успеют подогнать космический корабль колесников, – сказал Джонас. – Транспьют слишком медлителен, работает на гравитационном отклонении…

Он замолчал. Потом обменялся с Кэш быстрыми взглядами.

– Ты думаешь о том же, что и я? – сказала Кэшью.

– Да. Но…

– Но что?

– Репульсоры могут только толкать.

Кэшью показала в иллюминатор на массивную полосатую сферу Юпитера:

– Да, но есть парень, который может тянуть. Джонас хлопнул себя по лбу.

– Конечно!

– Ну так что, сработает?

– Это зависит от того, насколько хватит запаса жизнеобеспечения «Тиглас-Пильсера» и насколько стабильна его орбита.

– Одно из двух, – ответил Гринберг. – Или жизнеобеспечение уже отказало, или оно продержится намного дольше, чем позволит орбита.

– Так давайте рассчитаем, где находятся три «Козмические звезды», и если повезет, то мы – в деле.

Команды колесников на Ганимеде, Европе и Каллисто никогда не работали так быстро. Главным узким местом было повторное позиционирование полей отклонения. Большие тяжелые механизмы завращались в своих подземных убежищах, силовые ловушки восстанавливали заряды, а колесники-математики вычисляли точные установки излучателей.


Три синхронизированных репульсорных луча сошлись на «Тиглас-Пильсере». Их прикосновение, нежное сначала, окрепло, как только было считано значение дальномера, и беспомощный космолет стало оттягивать прочь от Юпитера. Его поместили на стабильную орбиту в пределах досягаемости «Жаворонка».

Когда все данные стали соответствовать ментальному образу оптимальности, колесник-математик выключил лучи и перевел Машины в режим ожидания. Наступила тишина – колоссальные вращающиеся роторы постепенно застыли.

Один из матемпьютеров задался вопросом, к чему вообще затеяна вся суматоха. Комета слишком мала, чтобы причинить Юпитеру существенный вред. Ко всему прочему это еще и бесполезная работа: объект находился по-прежнему там, где, по расчетам колесника, возможна повторная опасность столкновения через двенадцать тысяч лет. Следовало бы запихнуть его куда-нибудь подальше, направить на один из безжизненных малых миров, как делали всегда. Но приказы не обсуждаются, даже если они дурацкие. Матемпьютер бибикнул, что у колесников соответствовало сарказму: вот же руководители! – и вернулся к любимой работе – контролировать Внешний Ореол. Здесь если и возникают потенциальные проблемы, то их решение можно отложить на четверть миллиона лет.


В то время как «Тиглас-Пильсер» подталкивали к безопасной орбите, «Жаворонок» летел к нему на всех парах. Наконец спасатели увидели свою цель на экранах не в виде точки. «Тиглас-Пильсер» превратился в настоящую развалину. Обычно безупречный матово-черный корпус был изъеден и покрыт разноцветными пятнами. Металлическая броня выглядела скорее как разлохмаченные бумажные листы. Один двигатель оторвался, и только искореженные остатки крепления свидетельствовали о том, что он вообще когда-либо существовал.

Гринберг оценил картину:

– Нет тарелки связи, нет лидара… один двигатель, серьезно поврежденный… нет радио, нет радарной установки. Космолет летит без зрения и слуха.

Когда они сблизились, состояние судна стало еще более очевидным.

– В корпусе пробоины, – продолжил перечень Гринберг, – все иллюминаторы разбиты. Внутри кавардак. Будем надеяться, что они добрались до камеры защиты от солнечных вспышек – она рассчитана на радиацию, но хоть как-то оградит и от метеоритов.

– Они наверняка в скафандрах, – заметил Бейли. – Поэтому по-прежнему живы. – Его голосу недоставало убежденности.

– Скоро узнаем, – сказал Мозес. – А до тех пор любые домыслы только мешают ясно мыслить.

Гринберг посмотрел на него:

– Странный ты паренек.

Мозес ответил ему медленным тяжелым взглядом:

– Вы бы тоже стали таким на моем месте. Кэшью попыталась удержать слезы.

– Когда-нибудь, Мозес, тебе все равно придется измениться, – сказал капитан. – Конечно, твоя выдержка помогла вынести весь тот кошмар, когда ты был ребенком, но теперь она мешает тебе повзрослеть.

Никакой реакции.

Как только «Жаворонок» подошел к «Тиглас-Пильсеру» вплотную, пятеро добровольцев перешли на космолет. Входной люк заклинило; с помощью лазера был разрезан корпус между двумя разбитыми иллюминаторами, и спасатели скрылись внутри. Краткие обрывки беседы долетали до оставшихся в «Жаворонке»:

– Проходы забиты обломками.

– Используйте лазер. Пауза.

– Видите вход в камеру?

– Люк приоткрыт. Потолок сдавлен, хотя протиснуться можно. Идем дальше…

Длинная, бесконечно длинная пауза.

– Нашли.

Кэшью хотелось выкрикнуть: людей? или тела?

– Положите их на носилки, – приказал Гринберг. – Осторожно! – Он приказал Кэшью и Мозесу: – Вы двое, со мной. Остальные ждут здесь. Я буду держать вас в курсе.

Весь экипаж наблюдал на стенном экране, как добровольцы возвращались из разбитого корабля, буксируя два желтых, похожих на гигантские сосиски кокона.

Казалось, прошла вечность, пока воздушный шлюз не завершил полный цикл. Наконец внутренняя дверь открылась. Коконы опустили на пол. Один из коконов вскрывал корабельный врач, то же самое со вторым проделывал фельдшер.

Доктор наклонился и осторожно снял со своего подопечного забрызганный кровью шлем. Показалось лицо Чарльза.

Доктор вставил иглу в подключичную артерию.

– Живой, – оповестил он.

Все шумно выдохнули; только Мозес, демонстрируя полное спокойствие, продолжал дышать ровно.

Сняли шлем и со второго тела. Фельдшер присел на корточки и проверил пульс, прежде чем освободить женщину от скафандра.

– С ней… – не выдержала Кэшью. Глаза Пруденс открылись:

– С ней все в порядке, черт побери! Мозес внезапно разрыдался.

Глава 21 Карверовский музей человеческой истории, 2222-й

Звездное небо с Земли выглядело практически таким же, каким его видели древние астрономы предъегипетской цивилизации, но повсюду на темной стороне люди смотрели вверх – выжидающе, с надеждой, в испуге. Страсти по-прежнему бушевали по всему земному шару, но пар уже был выпущен. Безумие, обуявшее планету три недели назад, когда СРЮП не сумели изменить курс Смертельной Кометы, постепенно стихало. Смерть подошла так близко, что люди наконец начали постигать мизерность бытия.

Два огонька на усеянном звездами небесном своде сходились в точке столкновения: изогнутый лошадиный хвост кометы из перегретого газа, сдутого со снежка в двадцать триллионов тонн, и пятнышко Ио, видимое невооруженным глазом. Предполагаемая траектория кометы варьировалась где-то в пределах пяти тысяч миль – и одна треть допуска была занята сегментом Земли. Комета могла пройти мимо полностью; могла задеть атмосферу и начать в ней подскакивать подобно голышу, делавшему «блинчики» на поверхности воды; могла войти под более крутым углом и превратиться в смертельную шаровую молнию. А еще она могла столкнуться с Землей лоб в лоб с силой взрыва в миллиард ядерных боеголовок.

Через трещины измученной поверхности Ио под страшным давлением истекала магма, делая невозможными точные расчеты.

В Севмерике все, даже самые крошечные, молельные дома самых незначительных сект были переполнены. В Азии миллионные толпы теснились вокруг главных храмов. В Европе сто миллионов атеистов внезапно обратились в веру. А в потайном зале своего музея Эйнджи Карвер влила в себя тройную дозу виски и включила альбом Кармагеддона. Независимо от того, что принесет будущее, миллиардерша была до чертиков уверена, что, когда карты открыты, молиться глупее глупого. Молитвы – проекция человеческих желаний на бесчеловечную Вселенную, они более бесполезны, чем свист во время урагана; вы молите ураган сжалиться над вами, потому что считаете, что ваша особа исключительна. Грубо говоря, молитва – это просьба о защите от судебного преследования законов природы.

Вам от этого легче?.. И что с того? Вы все равно погибнете, если карты выпали не так.

Она отпила из кубка трехтысячелетней давности. Ее окружали бесценные экспонаты, плоды труда семи до неприличия богатых мужей.

Семь настоящих мужчин. Она любила их всех… Слезы стекали по щекам. Эйнджи подняла кубок в молчаливом тосте за Генри, Жан-Луи, Осборна, Иошики, Мэдисона, Хэмфри и Михаила. Потом снова наполнила кубок и ушла в забытье личных воспоминаний.


Кхи Минг-Куо быстро растерял веру в силы, которые упорядочивали Вселенную. Они лишили его черного ребенка, они лишили его самого многообещающего Охотника, они отдали в руки врагов неоправданную мощь, а теперь сговорились с кометой и Луной, чтобы найти и уничтожить его! Китай перестал быть хорошим местом, как раньше, на коне сейчас банда Белого Дракона. На каждом углу торговали экотопианскими лекарствами, прибыль же от продажи традиционных средств сильно упала, и его состояние таяло почти так же быстро, как было приобретено.

Он призвал Утонченное Цветенье, поскольку отчаянно нуждался в совете.

– Ваше Превосходительство, два центральных узла пересечения выделяются на фоне пылающих цветов остаточной ауры, – объяснила она. – Оба расположены в Экотопии. Будет мудро переместиться в один из них.

Кхи надеялся на более конкретный совет.

– Какое из них лучше?

– Знамения не могут обозначить разницу, Ваше Превосходительство. Мудрый человек всегда надеется на собственные суждения, основанные на доступных знаниях.

Ну и ну.

– Назови эти места.

– Первое – крохотный островок близ самой южной оконечности Южмерики. Исла Хорное, часть Тьера дель Фуэго. – Утонченное Цветенье скромно потупилась. – Более известный как Мыс Горн.

– А второе?

– Центральное Борнео. Предпочтительно в изножье Пегу-нунга Мюллер, горной цепи в центре острова.

– Почему эти два?

– Ваше Превосходительство, источник моего знания неизвестен даже мне. Я могу сказать лишь, что Покровительство этих двух точек исключительно благоприятно. Я бросала стебли тысячелистника неоднократно, и все сходилось как нельзя лучше. – Из складок своего одеяния она извлекла горшочек из жадеита. – Ваше Превосходительство, для предосторожности нужно выполнить еще одно условие. Использование этого бальзама также снискало одобрение Покровительства. Когда достигнете пункта вашего предназначения, натритесь в качестве защиты против неудачи.

Кхи предпочел бы, чтобы натиранием занялась Утонченное Цветенье, но это было невозможно. А совет насчет выбора места предназначения еще более загадочен… Он взвесил варианты. Оба пункта можно достичь частным реактивным вертолетом. Борнео значительно ближе, зато Мыс Горн менее населен. Один был островком, другой…

– Утонченное Цветенье, какой из узлов опаснее в случае, если комета, или хотя бы ее фрагмент, обрушится в море?

Она воздержалась от замечания, что если комета столкнется с Землей, то едва ли что-то будет иметь значение. Кхи Минг-Куо требовал совета, куда отправиться, а имеет ли смысл вообще куда-нибудь отправляться.

– Ваше Превосходительство удивительно проницательны. Удар в океан создаст цунами.

– В таком случае укрываться в прибрежных районах неблагоразумно, принимая во внимание, что гористая часть острова… Сообщи, почему Покровители одобрили крошечный островок на стыке двух самых больших океанов в мире?

Дева фэнг-шуй прелестно зарделась.

– Ваше Превосходительство, Покровителей интересуют дела мира духов и властителей дракона. Они не принимают во внимание мир физический.

– Понимаю. Но может ли мудрый человек использовать знание физического мира?

– Пожалуй.

– Тогда решено.

Девушка поклонилась и вышла из комнаты. Кхи проинструктировал свой уникомп подготовить реактивный вертолет для полета на Борнео.


Манипулируя дистанционным управлением, Эйнджи Карвер направила в небо одну из камер системы безопасности на крыше и не без труда сфокусировала изображение.

В центре экрана доминировал полумесяц. Подчиняясь команде, видеопроцессор затемнил лунный свет и усилил звездный фон. Появился струящийся хвост кометы, нацеленный в промежуток между рожками. Бледно-желтое сияние Ио теперь отставало от головы кометы всего лишь на несколько лунных диаметров. Позади тянулся неправильной формы дымный след.

Обе проскочили Луну… но проскочут ли они Землю? Ио все еще догоняла комету, и многое зависело от надежности автоматизированного оборудования колесников. Когда Ио подберется к комете поближе, начнут работу ее Машины Отклонения… Надо признать, что Чарльз здорово придумал.

Гигантский ВидиВи-экран показывал душещипательные сцены, которые происходили по всему миру. Бунты в Лос-Анджелесе, Лондоне, Токио, Новосибирске… Массовые религиозные церемонии в Бирмингеме, Рио-де-Жанейро, Новом Дели, Джакарте…

Впрочем, показывали сцены и пострашнее. Массовые оргии на Тасмании. Вспышка человеческих жертвоприношений на Таити. Сатанинское поклонение, черные мессы – представить невозможно! – в Бостоне. Полыхающие городские кварталы, мародерство, проявления апокалиптических безумств…

Террорист, взорвавший бомбой Биршебу… как будто национализм имел сейчас какое-то значение.

Обычное непрошибаемое молчание Демократической республики Свободный Китай. Даже теперь большинство из ее граждан понятия не имело о грядущей опасности. Никто им не сказал, а у них не было возможности выяснить. Слухи, тем не менее, распространялись как лесной пожар.

И во всех местах люди собирались на улицах, площадях и парках с немым вопросом в глазах – и ждали.

По ВидиВи продолжили пичкать дико оптимистическими предсказаниями: мол, самые последние расчеты показывали, что Ио отклонит комету прочь от Земли, благополучно столкнув в сторону. Экстранет давал более сдержанные прогнозы. Страничка «Ти-Разрушителя» даже устроила тотализатор на место, где упадет комета, хотя у победителя вряд ли будет возможность забрать свой выигрыш.

Из окна вашингтонского кабинета Ульрих-Бенгтсен смотрел на ночное небо. Попытка устранить Дэнсмура провалилась… однако, похоже, вояки недооценили Чарльза. Сейчас, задним числом, попытка привлечь на свою сторону парителей-в-небе выглядит единственно разумным решением. Если когда-нибудь начнут расследование, замгенсекретаря скажет именно это. Что же касается смерти Холберстэма… Конечно, очень жаль… Каждый человек имеет право на защиту против вооруженного психопата.

Скоро люди узнают все, хотя, может быть, и ненадолго. Ио явно стала больше – так же как и комета, чей хвост распушился веером, сверкающим полукругом холодной красоты и напоминанием об устрашающих силах природы.


Каждые несколько секунд центр управления сотрясало, будто разразилось очередное потрясение. Тряхни чуть посильнее – и луна распадется на куски, даже при том, что она имела две тысячи миль в поперечнике. Тем не менее, симбио-пьютерные установки созданы надежно. В назначенный момент Самоуверенный Робин вернул Машины Отклонения к жизни.

Силовой луч связал Ио и комету. Когда мощь Машин достигла максимума, эти небесные тела начали неощутимо расходиться в разные стороны. Напряжение увеличило количество и амплитуду сейсмических волн, которые пошли взад-вперед через внутренности Ио, отражаясь от поверхности и преломляясь на границе между ядром и магмой. Сдавленный лед кометы, пронизанной трещинами и отверстиями, где кипели горячие газы, стал ломаться. Двигатели набирали все больше и больше мощи, силы интенсивно увеличивались.

Комета раскололась на два огромных фрагмента и дюжину кусков поменьше, множество булыжников и неисчислимые пылинки. Колесник-диспетчер, маневрируя выделенными полями отталкивания, поймал в ловушку главные фрагменты и сделал все возможное с остатками. Машины быстро набрали предельную мощность. Они не были предназначены для долговременной работы, и система оказалась перегружена.

Машина сорвалась с креплений и разбилась вдребезги о стену пещеры. Вторая Машина внезапно раскалилась добела и расплавилась – разрушился внутренний щит отражателя.

Затем провалился пол, пробитый взрывом магмы жидких слоев луны. Через несколько секунд новый вулканический плюмаж украсил изуродованный ландшафт Ио.


* * *

Несмотря на многочисленные предупреждения, сотни тысяч людей толпились на юго-западном Южмериканском побережье. Они ахнули в удивлении, когда окутанный пламенем ледяной шар прочертил рассветное небо. Его тонкий хвост наклонялся в сторону моря поперек красных полос встающего Солнца. Через сорок минут, когда цунами приблизилось к побережью, большинство людей все еще находилось там. Разбушевавшуюся стихию пережил один из двадцати.

Так Земля встретилась с маленьким фрагментом кометы.

Другой маленький фрагмент столкнулся с Луной. Удар пришелся на невидимую сторону, но обширное облако пыли распространилось по лунной поверхности, затенив моря и кратеры. Столкновение и его отголоски подействовали на Буддистские Лунные Базы, однако никто из старателей не погиб. Лунные масс-драйверы Ремешков сбили три небольших фрагмента, распылив их в облако мелких частиц и гальки. Когда же осколки вошли в верхний слой атмосферы Земли, небеса стали показывать картину воздушного боя.

Остальные меньшие фрагменты проскочили мимо. Прежде чем Машины Отклонения были разрушены, Самоуверенный Робин успел оттолкнуть один из двух больших фрагментов. Теперь Земле грозили оставшийся большой фрагмент кометы и атакующий мир преисподней Ио. Если план Дэнсмура провалится, не только человечество, но и сама Земля обратится в прах.

Кукушка невозмутимо наблюдал разворачивающуюся драму. Из орбитального монастыря Пути к Целостности происходящее казалось упражнением из учебника небесной механики – геометрическая динамика в громадном масштабе. С этой выгодной точки наблюдения все задействованные тела были частично освещены. Земля выглядела большим голубым и алебастровым полумесяцем, заблудшая юпитерианская луна – смазанным лимонным с извивающимся серным сгустком на одном конце. Два главных фрагмента Джарамараны сияли подобно крошечным алмазам и постоянно меняли форму, поскольку вращались; каждый – с ярко выраженным собственным хвостом взбаламученного газа. Остальная часть кометы виднелась в линзах телескопа слабым пятном. Луна, молочно-белая и загадочная, в дальнейшем не играла никакой роли.

Один серебряный бриллиант скользил мимо конца полумесяца, по-видимому, избегая накалывания на сверкающий рог. Второй исчез на голубом и алебастровом фоне. Лимонная бусинка коснулась края черного шара с чашевидным сине-белым полумесяцем и зашла за него.

Один большой фрагмент кометы все еще стремился к цели. Поскольку он вошел в верхнюю атмосферу Земли, то начал изменять цвет, и полоса малинового огня разрезала небо прямой линией. Чудовищный акустический удар, отстающий на десять минут, оставил за собой сглаженные леса, уничтоженные постройки и обвалившиеся небоскребы. Десятки миллионов землян были оглушены ударной волной. Массивный остаток основного тела кометы выбил углубляющуюся воронку в тропосфере Земли. Ничем не связанный конгломерат льда и пыли, фрагмент распался; в небольшой телескоп можно было разглядеть шесть главных частей и целое облако частиц поменьше.

Над Лагосом эта шестерка сформировала неправильное пятно света вдвое ярче Солнца. Собравшиеся горожане в ужасе наблюдали, как огненный шар становится больше и больше, будто падает им на голову. Во внезапной панике толпа побежала, тщетно надеясь опередить Армагеддон. Люди кричали, падали и умирали в давке. Только через несколько минут к ним вернулось некое подобие здравомыслия, когда оставшиеся в живых увидели уменьшающуюся полосу в небе. Она двигалась к горизонту и вскоре исчезла за ним.

В Найроби гудящий проход одного из кометных фрагментов разрушил дюжину некачественно построенных небоскребов, убив сотни и вдвое больше замуровав живьем под грудой бетона и стальной арматуры. Люди были раздавлены или чудесным образом оказались в пещере без выхода – уж как распорядился перст слепой судьбы.

Второй фрагмент ударил оземь в отдаленной гористой области пустыни Намиб.

Третья часть кометы полностью разрушила большинство северных предместий Канберры и вызвала пожары на площади размером с Тасманию.

Маленький кусок, весом в пятьдесят тонн или около того, пронзил плотные слои атмосферы в более низких широтах, превратился в шар нагретой плазмы й взорвался в воздухе прямо над лесами центрального Борнео, устроив гигантский лесоповал и ужасая диких животных..

На невидимой Кукушке стороне планеты, спеша из ночи в день, в небе вырисовывалась огромная Ио. На несколько часов Земля обрела еще одну луну, которая прошла так близко, что вызвала огромные приливы и отливы. Остров Пасхи погрузился в океан полностью, а когда вода спала, древние статуи оказались смыты с него, как и все остальное. К тому времени, когда приливы достигли густонаселенных районов Полинезии и Австрозеландии, новая луна уже уходила прочь, и поэтому ущерб был не столь велик. Несколько сотен городков было разрушено, миллион квадратных миль сельскохозяйственных угодий затоплен, бесчисленное количество овец и рогатого скота и десятки тысяч людей утонули. Волны обежали вокруг земного шара несколько раз, но именно первый проход нанес наибольший урон. Облака сернистых окислов, выброшенные измученной Ио, загрязнили земную атмосферу – в течение месяцев будут идти кислотные дожди.


В течение последних четырех часов, когда реактивный вертолет Кхи Минг-Куо летел на юг из провинции Гуаньжи, ему ничего не было видно из иллюминатора, кроме перистых облаков и слегка колеблющейся стальной глади Южно-Китайского моря. Потом открылась буйная зелень Северного Борнео. Это нарушило монотонность полета и предупредило китайца, что до места назначения осталось меньше часа лету. Он снова задался вопросом, почему Утонченное Цветенье выбрала такое любопытное место, ведь Борнео считался островом Экорезервации, и официально подлет разрешался лишь со стороны маленького острова Пулау Лаут, расположенного с юго-востока. Воистину пути фэнг-шуй извилисты!.. Зато это позволило миллиардеру прибыть незамеченным, так как его пилот использовал в качестве прикрытия скопившиеся над центральным горным хребтом облака, которые не давали обзора орбитальным соглядатаям.

Как будто прочитав мысли хозяина, пилот еще больше снизился и начал вязать кружево виражей меж горными отрогами, прижимаясь к склонам, чтобы уменьшить риск, что одна из радарных станций или бродящие по джунглям смотрители смогут засечь вертолет и задумаются, что он тут потерял.

Борнео представлял собой растительный рай, дом для девяти десятых общего поголовья орангутанов. Так было далеко не всегда. Даже перед Паузой большинство вечнозеленых лесов, где обитало множество животных, было выжжено для полей или вырублено для распиловки на лесоматериалы. К концу Паузы десятки примитивных сельских хозяйств типа «вырубай-и-жги» превратили большую часть острова в полупустыню, а крупных приматов вырезали или милостиво позволили им умирать от голода и болезней. При новом политическом порядке, который наконец установился в Экотопии, оставшихся фермеров переселили и вновь засадили остров лесами – шаг за шагом, начав с травы и кустов, чтобы удерживать дождевую влагу. Трудно управлять экосистемой, когда никто не понимает динамики естественных процессов, однако защитники природных ресурсов старались изо всех сил и учились на собственных ошибках.

Поскольку леса начали восстанавливаться, возродилась и мелкая живность, а потом были наконец завезены большие обезьяны из питомников Востазии и городских зоопарков. Орангутанам для выживания требуется обширная территория, и к настоящему времени демографический взрыв распространил их по всему острову – от дождевых лесов горных районов до заросших болот юга и востока. Немногие города, которые все еще существовали на Борнео, были сосредоточены вдоль побережья, и главным средством путешествия в глубь Калимантана служили лодки, курсирующие по обширной сети рек.

Пики Пегунунганг Ирана слились с пиками Пегунунганг Мюллера, и пилот, ориентируясь по водоразделу на юго-востоке, направился к предгорьям возле реки Муранг – в место, где, согласно деве фэнг-шуй, Покровительство будет наиболее благоприятным.

Реактивный вертолет благополучно приземлился на маленькой прогалине у подножия скалистого утеса, недалеко от ниспадающих струй высоченного водопада. Кхи вылез из машины. Пилот помог ему выгрузить рюкзак, корзины с продовольствием и палатку; затем, выполнив свои обязанности, забрался в кабину и отправился назад, в Китай. Когда комета пройдет и политическая пыль осядет – если комета пройдет, но Кхи в собственную смерть не верил, пока следовал советам девы фэнг-шуй, – Кхи свяжется по радио с пилотом, чтобы тот вернулся и забрал его. Если кризис продлится, он отправится в поход по тропическому раю, возможно, в компании случайно подвернувшегося орангутана. Будет время поразмышлять и запланировать новые предприятия. К примеру, торговля костями приматов при наличии стимулированного спроса…

Было тепло и влажно. Он выскользнул из одежды и развесил ее на ветках. Педантично следуя совету Утонченного Цветенья, взял кончиками пальцев бальзам из жадеитового горшочка и энергично растер по всему телу. Потом оделся и забросил пустой горшочек в кустарник; жадеит был низкого качества, а резьба – явно ординарной. Кхи спрятал палатку и провиант в скальной расщелине и закинул на плечи рюкзак, в котором было все, чтобы прожить несколько недель. Паломник поневоле хотел найти удобное местечко для лагеря; когда он его отыщет, то вернется за остальными пожитками. Навигационные подсказчики определили положение Кхи относительно ближайшего подножия, и он не боялся, что впоследствии не найдет схрона.

Китаец прошел около мили по вьющейся по склону горной тропинке, когда полоса слепящего света разрезала небо подобно вольтовой дуге, видимой через прорезь защитной маски сварщика. Потом воздушная волна ушла, и на мгновение он подумал, что оглох. Медленно-медленно звук вернулся. Когда грохот стих, Кхи, покачиваясь, встал на ноги. Вдали на горе деревья упали на землю, их стволы очистило от листвы ударной волной. Внизу, у его ног, склон был забросан кучами спутанного хвороста.

Кхи начал проклинать свою советчицу. Утонченное Цветенье должна была знать… В конце концов, он все еще жив. Значит, ее совет был правомочен. Если силы, упорядочивающие Вселенную, намеревались разделаться со своим избранником, то они потерпели неудачу.

Китаец издал крик чистой животной радости. Вот же повезло. Бальзам сделал свое дело…

Но что это за шум? Странное постукивание в гуще выдернутых кустов… Испуганный взрывом, мимо промчался молодой орангутан. Потом другой. Кхи отпрянул, чтобы освободить дорогу, но тут одна из обезьян – зрелый самец, напоминающий волосатый шар из скачущей резины, а в действительности две сотни фунтов крепких мускулов – повернулся и погнался за человеком. Кхи это показалось оскорбительным. Примат пугающе раздувал щеки, делая морду шире, – напрасно, так как Кхи и без того был напуган его остроумием. За что его преследуют? Китаец вздрогнул, когда мускулистая рука схватила его за плечо. Ревя от возмущения, орангутан поднял торговца, бросил на землю и прыгал на нем до тех пор, пока не раздавил грудную клетку. Разодрав плоть руками для большего удовлетворения, самец отбросил останки в сторону. Потом заковылял вниз по склону к реке. Прежде чем Кхи умер от потери крови, он захлебнулся в ней. Через несколько мгновений лес затих.


Дьен По-жу любил обеих дочерей, только Молчаливая Снежинка жила в его доме. Другая дочь приняла чужое имя, скрывая связь с ним и с бандой Белого Дракона, и достигла выдающегося положения в качестве советника фэнг-шуй. Теперь спектакль завершился, а в ее роли больше не было необходимости – ибо Кхи Минг-Куо умер. Искалеченное тело обнаружил в холмах Борнео патруль смотрителей заповедника, расследовавших факт неправомочного полета.

Хотя оставался один вопрос.

– Дочка, ты посоветовала ему бежать в одно из двух мест. Если бы он выбрал первое, то был бы убит цунами. Но он выбрал другое.

– Да, отец, – ответила Утонченное Цветенье.

– Где ему удалось пережить воздушный взрыв фрагмента кометы.

– Да, отец.

– И тогда его разорвали на части испуганные орангутаны.

– Да, отец.

– Значит, что бы он ни выбрал, в любом случае его ожидала смерть?

– Да, отец.

Дьен посмотрел на дочь. Орангутаны?

– Утонченное Цветенье, как ты могла об этом узнать? Она облизнула губы.

– Отец, ты говорил, что не веришь древнему и высоко уважаемому искусству фэнг-шуй?

Он засмеялся:

– Точно, я говорил тебе об этом, дочка. Я не такой доверчивый дурак, как Кхи Минг-Куо.

Разумеется. Но даже ты не подумал о бальзаме, пропитанном феромоном орангутана в состоянии агрессии…

– Тогда остается предположить, что мне просто очень повезло, отец.


– О великолепный Сета-сущий, мы благодарим тебя за наше избавление…

От вопиющей бессмысленности и чудовищной глупости происходящего кипела кровь, когда Эйнджи перепрыгивала с канала на канал, пытаясь отыскать хоть что-то здравое. Псевдоученые и религиозные фанатики уже извлекали выгоду из спасения Земли, так как или подтвердились их не стоящие выеденного яйца теории, или снизошли до их молитв, – по крайней мере, так они заявляли с экрана.

По-своему даже жаль, что проклятая штука в нас не шандарахнула… Хотя если бы и шандарахнула – эти кретины не успели бы понять, как были не правы.

К тому же они могли оказаться правы… Эйнджи снова выругалась. Невредно ведь иметь страховой полис. На всякий случай – вдруг сверху за нами таки наблюдает некий сверхъестественный пожилой джентльмен; тогда, может, и хорошо, что кто-то активно пытался привлечь его внимание… Она скорчила гримасу и медленно покачала головой. Анжела, дорогая моя, не впадаешь ли ты в старческий маразм? Разве не проще было нашему всемогущему защитнику остановить комету в начале пути? Чуть-чуть подправить хаос в облаке Оорта тысячу лет назад – фактически ноль усилий, зато грандиозный эффект… Так нет, нами занимается старый пень со склонностью к драме!

Или его намерение состояло в том, чтобы преподнести человечеству наглядный урок… Как понять мотивы гипотетических сверхъестественных существ?

Эйнджи тяжело вздохнула.

Занималась новая заря. Изменилось все – и ничего.

Глава 22 Новая Тибетская Обитель, 2223-й

Впервые с тех пор, как он направил Нагарджуну на Юпитер в качестве камикадзе, Кукушка почувствовал, что к нему начинают возвращаться прежние безмятежность и ясность ума. Прохождение кометы потрясло его больше, чем он хотел признавать, и радостное возбуждение по поводу выживания Земли быстро уступило место спаду. Кукушка впал в состояние духовной депрессии, удивившей всех окружающих. Он медитировал неделями, но по-прежнему не находил покоя.

Белая Куропатка восстановил ему настроение, предложив старое испытанное средство от мировой скорби – отпуск. У Белой Куропатки хватило мудрости сформулировать свое предложение как зов долга: он предпринял меры, и один из монастырей Нового Тибета направил просьбу о духовном руководстве по некому деликатному вопросу, требующему внимания опытного ламы. Разве Кукушка не способен оторваться от своих размышлений на некоторое время и посодействовать монастырю? Конечно, способен – как того и ожидал Белая Куропатка, прекрасно знавший о том, что Кукушка родился в Новом Тибете и порой выражал тоску по открытым пространствам, гористому ландшафту и целительному воздуху.

Когда пришла просьба, Новая Тибетская Обитель находилась в достаточно удобной точке своей орбиты, и перемещение с астероида Пути к Целостности к ней заняло меньше месяца. Почти все часы бодрствования Кукушка проводил в медитациях и, поскольку время шло, начал по-новому складывать кусочки тех проблем, которые его беспокоили. Мало-помалу депрессия стала отступать, поскольку возникающая картина становилась все более сложной – и в то же время проще в духовном смысле. К тому времени, когда крейсер вошел в док Обители, Кукушка пришел в себя – и к тому же нашел новое дело, занятие которым не даст преждевременно впасть в старческий маразм. Если он прав, у человечества появилась задача, которую оно будет решать в течение многих поколений. Задача, не ограниченная ничем, кроме разве что самой Вселенной. Задача без конца. Концы пусть позаботятся о себе сами, зато он прекрасно знал, с чего начать, где и с кем.

Подобно многим задачам, все началось с отдельной связи между двумя людьми. Через посредников и подчиненных Кукушка убедился, что Пруденс Одинго все еще находится на базе Европа. Космистка восстанавливала здоровье после испытаний, выпавших на ее долю, и всячески стремилась домой. Рука Чарльза зажила, и он вместе с Мозесом собирался ее сопровождать. «Тиглас-Пильсер» был настолько поврежден, что не мог вернуться к Земле без посторонней помощи, но благополучно вращался вокруг Европы, а его системы жизнеобеспечения были восстановлены техниками с «Жаворонка». Пруденс твердо вознамерилась доставить космолет на Землю и довести до прежнего состояния; причем лететь собиралась именно на борту своего корабля. После недавних событий ей никто не смел перечить: хочешь – командуй флотом крейсеров, хочешь – бери себе экспонаты Каирского музея или поместье на Марсе. Была предложена схема, по которой «Тиглас-Пильсер» привяжут к «Дикому коту», самому мощному крейсеру из флотилии «Жаворонка»; Пруденс, Чарльз и Мозес отправятся домой как бы на прицепе.

Пруденс с нетерпением ждала начала путешествия. Действия Чарльза убедили ее, что он, как человек, действительно стал лучше. К тому же собственная инстинктивная реакция на неизбежную смерть главы СРЮП удивила ее. Она не могла забыть прошлое, но оно каким-то образом утратило прежнее значение. Иногда любовь сродни ненависти – направление чувств легче изменить, чем их силу. Конечно, провести пару лет в тесном соприкосновении – весьма серьезное испытание зарождающейся связи.

Пру проверяла газоочиститель атмосферы, когда включилась рация. Космистка была раздражена, что ее оторвали от дела, пока не выяснила, кто на проводе. В течение нескольких минут она слушала, почти неотвечая. Потом вызвала Чарльза через местную сеть.

– Чарли, как ты смотришь на то, чтобы изменить наши полетные планы?

Его ответ был содержателен и непристоен.

– … дские бюрократы! Пруденс хихикнула:

– На этот раз ты не прав. Земные власти хотят приветствовать нас на родине человечества как можно быстрее. Нет, запрос исходит из источника, который я очень уважаю, и сулит некоторые выгоды, поэтому, думаю, стоит его обсудить.

– Плевать на выгоды, Пру! Насколько это задержит наше возвращение?

– Всего на несколько месяцев.

Чарльз внутренне застонал. Если Пруденс, казалось, расцветала в космическом полете, то он его ненавидел. Даже перспектива провести в ее компании столько времени не возместит лишних месяцев мечтаний о запахе свежескошенного сена, о прикосновении дождевых капель к лицу, солнечных лучей к коже…

– Что за источник?

– Кукушка. Приглашает заглянуть к нему по пути через Пояс. Поздороваться, пообедать, загрузить в себя несколько коктейлей. Конечно, все сформулировано иными словами, но…

– Пруденс, ты прекрасно понимаешь: мы потеряем импульс, и потребуются месяцы, чтобы вновь набрать скорость. Зря, что ли, мы просили юпитериан дать нам начальный толчок от одной из Машин Отклонения?!

У Пруденс было два ответа, и она решила приберечь более аргументированный для заключительной атаки.

– Кукушка приносит свои извинения и обещает произвести полный ремонт «Тиглас-Пильсера». А потом, когда мы будем его покидать, нам дадут порцию свободного импульса от одного из масс-драйверов. Нежную дозу – никаких переломов или раздавленных внутренностей. Чарли, мы сможем добраться домой своим собственным ходом!

Чарльз понял, что сражение проиграно: Пруденс сделает все возможное и невозможное, чтобы вернуть свой любимый космолет в строй. Однако он не хотел сдаваться без борьбы.

– Потратить несколько лишних месяцев прикованным к астероиду?.. Тем более в монастыре!

– Там такая красота, какой ты не видел! Кукушка в Новой Тибетской Обители, там же верфь, где будут чинить «Тиглас-Пильсер». Обитель – превосходная замена Земле: искусственная гравитация, мили открытого пространства, где можно гулять без скафандра, земная атмосфера. Высокогорное давление – наследие Тибета, но воздух чист и прозрачен. Масса животных и растений: их выращивают на фермах. Даже облака, сказали мне, хотя это не реальное небо. Ой, и снег. – Бездна снега, но не стоит ему об этом рассказывать. – Мы как будто окажемся дома. Вытянем наши ноги и все то, что можно вытянуть, отдохнем и расслабимся. Помедитируем – это самое подходящее место для такого занятия, да еще под руководством опытных инструкторов – раскрепостимся, насладимся пейзажами, поразимся туристским приманкам. Напьемся чань. Поохотимся на йети.

– Издеваешься?

– Только относительно йети.

– А что такое чань?

– Ячменное пиво – густое, белое, ароматное и умеренно ядовитое.

– Ладно, уговорила. Но в таком случае, когда настанет пора отправляться домой, тебе придется тащить меня на борт «Тиглас-Пильсера» на себе.

– Не придется, хватит и подталкивания. К тому времени мы будем в свободном падении.

На первый взгляд Новый Тибет не производил сильного впечатления: цилиндрическая канистра с закругленными углами, приблизительно такой же формы, как воздушный баллон скафандра. Затем, по мере приближения, начинают выявляться детали и масштаб. Крошечные пятнышки, сгруппированные возле одного угла, оказываются крейсерами, линии, процарапанные по всей длине цилиндра, – рельсами коромысла, а те темные диски, которые были так заметны на изогнутом корпусе, действительно являются темными дисками, но, чем бы они ни были, их размеры поражали воображение. И все это, вместе взятое, вращалось.

– Приблизительно семь миль в поперечнике и сорок в длину, – сказала своим спутникам Пруденс. – Пустотелый. А начиналось все с железо-никелевого астероида среднего размера. Заставьте его вращаться, затем используйте солнечные отражатели для плавления и выборочно выдуйте его подобно огромному воздушному шару с металлической оболочкой для придания желательной формы. Потом наполните его атмосферой, подстилающей почвой, гумусом, экологией… и людьми. Просто – если можете позволить себе ждать несколько десятилетий.

Крейсер подходил все ближе и ближе, подталкиваемый легким истечением струй из дюз. Куполообразная Обитель заполнила весь экран.

– А это что за… изображение? Вроде переводной картинки, которую можно разглядеть только тогда, когда свет падает под определенным углом. Сначала я его не видел, но теперь оно охватывает большую часть конца канистры и, должно быть, имеет несколько миль в поперечнике.

– Это стилизованная обезьяна, Мозес. А на другом конце, к которому присоединена атомная электростанция, изображен демон женского пола. По тибетской легенде, люди произошли от союза этой пары.

– Хороша родословная! Скотство и демонизм в одном флаконе.

– Любопытство плюс сила жизни и смерти, Чарльз. Идеальная символика для науки.

Весь цилиндр вращался – медленно, один оборот каждые две с половиной минуты. Несколько концентрических наборов стыковочных колец, сосредоточенных на оси цилиндра, вращались в противоположном направлении, чтобы в действительности стоять неподвижно. Пилот «Дикого кота» нежно направил космолет в открытые челюсти свободного кольца. С чмокающим звуком – подобно кию, ударяющему по шару, – проникшему через металл оболочки «Тиглас-Пильсера», крейсер пришвартовался.

– Можно паковаться?

– Не стоит: Кукушка настоял, чтобы все необходимое нам предоставили монахи. Даже одежду. Как только мы выйдем, «Тиглас-Пильсер» отделят от «Дикого кота». Тигги отправится в ремонт, а экипаж полетит домой без нас.

Они надели скафандры, запечатали шлемы, проверили герметичность и по гибкой трубе, которая присоединялась к одному из тамбуров Обители, отправились в путь. В переходнике воздуха не было; стенки лишь предохраняли неопытного путешественника от неудачного толчка и последующего дрейфа в глубь Солнечной системы.

Штурвал тамбура начал вращаться. С другой стороны внутренней двери путников поджидали молодые монахи. Трое несли белые шарфы – традиционные подарки при встрече. Еще трое держали наготове комплекты одежды: плащи из шерсти яка, башмаки из войлока и шкуры яка и прочие аксессуары. В отдельных близлежащих кабинах гости Кукушки сняли скафандры и переоделись в повседневную одежду Нового Тибета. Отсутствие заметной силы тяжести, реальной или искусственной, мешало, однако вдохновленные догадкой – обернуть ноги типа портянками вместо носков, – они кое-как справились.

Воздух был разряжен – в течение нескольких дней гости будут чувствовать нехватку кислорода, особенно если им придется прилагать физические усилия. Атмосферное давление Обители соответствовало давлению на Тибетском плато Земли. В центре цилиндра было холодно – с помощью гигантской системы кондиционирования поддерживалась постоянная температура минус пять градусов по Цельсию, и поэтому здешним обитателям требовались теплые плащи, башмаки и толстые портянки. На периферии «днем» поддерживалось приятное тепло, и большинство носило только легкие одежды и сандалии, но когда огромные батареи светильников выключались для искусственной ночи, энергию поглощали и перерабатывали трубы, скрытые в оболочке Обители, и температура резко падала. Теплые дни и очень холодные ночи: жителям Нового Тибета это нравилось. Они ушли на большую высоту в уверенности, что здесь будет все как на земле предков.

Монахи провели путешественников коротким коридором и остановились около плоской кольцеобразной стены. Стена разделилась на четыре части и скользнула наружу, явив большое окно.

– Добро пожаловать в Новый Тибет, – сказал один из монахов. – Большинство посетителей считают, что это стоит увидеть.

Пруденс многое слышала о Новой Тибетской Обители – все космисты слышали о ней. Но действительность превзошла всякие ожидания.

– Это… удивительно. Захватывающе. Я и не предполагала, что такое можно построить! Внушает благоговение!..

– Они сотворили горы, – пробормотал Чарльз.

– Я же говорила тебе.

– Да, но ведь это настоящие горы, а я думал, какие-нибудь прыщики… На их вершинах даже лежит снег.

– И об этом я тоже говорила.

Мозес вытянул шею и попытался посмотреть вниз – то есть радиально, вдаль от оси к цилиндрической периферии. Панорама походила на вид из самолета с высоты пять миль. Хвала Господу, существовали реки, и вдали виднелось что-то наподобие водопада. И еще имелись островки леса. Тем не менее, самой внушительной деталью ландшафта были горы, хотя и неверно сориентированные, так как большинство из них располагалось вверх тормашками. Оказалось, что всего их шесть: одна группа из трех вершин была на расстоянии нескольких миль, другая группа вырисовывалась туманными абрисами около дальнего конца Обители. Каждая группа была устроена симметрично, с одинаковыми промежутками между собой по окружности цилиндра, и их пики почти встречались на оси. Дальняя группа занимала промежутки между промежутками ближней группы.

– Динамический баланс, – пояснила Пруденс. – Немного стилизовано, зато легче делать, чем более сложную систему, к тому же меньше нагрузка на… корпус, предполагаю, что мы назовем его так.

– Какая прорва металла… – произнес Чарльз изумленно.

– Так ведь они и начинали с металла. Целый астероид. Монах-женщина уважительно поклонилась.

– Горы полые, господин Дэнсмур. Основная часть металла сосредоточена в подошве и утончается к вершине, но так как это большие горы, то внутри у них главным образом вакуум.

– Конечно, Чарльз, они и должны быть полыми. Теперь понятна природа тех темных дисков, которые мы увидели, когда подходили к астероиду. Они – основания гор.

Монашка кивнула:

– Позже вы узнаете больше о нашем доме и нашем происхождении, а также о том, как мы живем. Открывшийся вид – не больше, чем предвкушение. Теперь, если вы готовы, спускаемся. Вас ожидают на плато.

Трое из сопровождающих подвели путников к подъемнику. Имелся целый круг подъемников, сгруппированных в наборах по три для распределения потока движения. Они добегали до конца стен Обители, исходя из оси, и вели к различным точкам на оправе. Некоторые разделялись на полпути, порождая дополнительные ветви. Обычным же транспортным средством для путешествий на плато служили обыкновенные ноги. Конечно, существовала и более высокая технология, но она предназначалась для экстренных случаев.

Другая тройка монахов проследила за тем, как двери подъемника закрылись за посетителями и их сопровождающими, после чего вернулась к своим постоянным обязанностям. Им предстояло многое приготовить. Через несколько дней появятся новые посетители, которые потребуют иного обращения.


* * *

Они брели в составе небольшой группы путников от одной деревни до другой по берегу ледяного потока, часто пересекая его по самодельным мосткам из веревок и деревянных дощечек. Яки и мдзо-мо – гибрид яка и коровы – паслись на полях по обеим сторонам потока. Эдакая пастораль вызывала удивление, поскольку основной функцией Обители в пределах Пути к Целостности, как религиозно-коммерческой структуры, было проектирование и строительство крупных транспортных объектов. Очень крупных объектов – крейсеров, грузовых транспортов, но, прежде всего масс-драйверов. Непосредственно в данный момент монахи начали работать над созданием такого, рядом с которым даже Машина Отклонения покажется малюткой. Средства обслуживания строительства, тем не менее, были сосредоточены на внешней стороне оболочки Обители – или, с точки зрения обитателей, в некотором смысле находились под землей. Новых Тибетцев окружал деревенский быт. Некоторые ездили на работу по туннелям, которые были просверлены сквозь горы вплоть до внешней оболочки астероида, чтобы доставлять людей к обширным площадкам, приспособленным для труда при искусственной гравитации.

Процессия направилась к Джомолунгме, самой отдаленной из гор. Почему Кукушка настаивал на этом условии, было неясно, но каждодневная трехмильная прогулка приводила их к новому монастырю, новой группе Тибетцев, новой кучке маленьких деревень. Они познавали путь размышления, вычищая из своих умов неуместный мусор. Никто не объяснил, зачем все это нужно, но каждый из них был убежден, что так и надо, ведь воспитанные посетители полагаются на своих хозяев.

Мозес, казалось, испытывал истинное удовольствие от приобретаемого опыта, возможно, потому, что это помогало ему утратить некоторые из самых неприятных воспоминаний прошлого. Пруденс находила происходящее странно успокаивающим. Чарльз сносил все с терпеливым безразличием – лишь бы днем находиться на открытом воздухе, а ночью – в помещении.

Каковы бы ни были намерения Кукушки, он их не раскрывал. Посетители оставили расспросы: монахи были учтивы, но если и знали истинную цель сей неспешной экскурсии, то своего знания не показывали. Вместо этого они сводили беседу к обычаям и истории Нового Тибета.

Обычаи и история Нового Тибета, как нетрудно понять, уходили корнями в культуру Старого Тибета, когда-то независимого государства, проглоченного Китаем почти три столетия назад. Этническое своеобразие было постепенно раздавлено; язык, культура, религия, сельское хозяйство – все медленно, но неуклонно переводилось на китайскую почву. И даже в этих условиях многие из аспектов старой тибетской культуры сохранились, но когда Пауза охватила большинство всемирных наций и Китай стал вещью в себе, чтобы полностью изолироваться от остальных государств, наследие Старого Тибета принялось исчезать с тревожащей быстротой.

И Буддисты Пояса, проконсультировавшись с «BYA CHOS», вычитали следующее:

Глубоко и обширно наследие зла.

Глубока и обширна навозная куча.

Поэтому приготовьтесь отказаться от сансарического мира.


Они интерпретировали этот совет как инструкцию: как можно больше тибетцев удалить с Земли. И, отсюда по логике, поселить их в другом месте.

Путь к Целостности долго рассматривал разные варианты и, в конце концов, увидел возможность использовать старую идею – перенести среду обитания на искусственный астероид. Несколько сотен тибетцев не поддались влиянию Свободного Китая, мужчин и женщин, старых и молодых, главным образом целые семьи; группа включала фермеров, строителей, ткачей, пастухов, охотников, швей, преподавателей – всех тех, кому была близка древняя тибетская культура.

Ремешки спасли столько тибетцев, сколько их сумело выскользнуть за границу Свободного Китая – а надо сказать, что властям стало известно об исчезновениях, и начались репрессии. Ремешки перемещали беженцев на свои лунные базы и уже оттуда – в Пояс для обучения. В течение нескольких десятилетий беженцы построили в пределах Обители грубую аналогию части Тибетского плато. Джомолунгма, Шишабангма и Нанчентангла сформировали группу на одном конце; Гверия Мандата, Нганглонг Хангри и Хангри-Бош соответственно – на другом. Наиболее почитаемой из них была Джомолунгма – Мать Богини Ветра.

Сегодня гостям с «Тиглас-Пильсера» предложили посетить свадьбу. Предварительно, желая убедиться, что невеста и жених подходят друг другу, оба семейства проконсультировались с ламой и астрологом; а лама и астролог, в свою очередь, тайно проконсультировались с невестой и женихом, чтобы это выяснить.

К великому облегчению Пруденс – она не особенно любила свадьбы, и брачные церемонии интересовали ее только с археологической точки зрения, – церемония, которая проходила в новом доме молодых, была короткой и простой. Когда все закончилось, на крыше дома взвились красочные флаги, демонстрирующие приязнь между двумя семействами – что-то вроде сигнала для веселой пирушки с обильным возлиянием чаня под закуски из мяса яка, свинины, баранины, овощей неопознаваемого вида и кондитерских изделий из ячменной муки. Пруденс и Мозес полностью прониклись духом празднества, танцевали и болтали с поселянами; Чарльз весь вечер обменивался с астрологом бородатыми анекдотами и виртуозно-вежливо избегал угощения местным чаем, который кипит как содовая и подается в комплекте со слегка протухшим маслом.

На следующий день их путь лежал мимо полей бледно-синих маков и диких анютиных глазок, пока не вывел на опушку леса. Они следовали широкой просекой между рододендронами, дубами, березами, и бамбуковыми чащами. Иногда можно было заметить высоко на деревьях вялых обезьян, и намного чаще – услышать. Возможно, в лесах было много и других животных – диких кабанов, буйволов, куниц, рысей, и редких кошек, известных как г'за, – но на глаза никто не попадался, хотя птиц, присущих джунглям, было множество – хриплых, дерзких попугаев.

Еще через два дня, в предгорьях Джомолунгмы, путники вышли к группе палаток из шкур яка, разбитых на траве с разбрызганными там и сям желтыми цветами чань-дрил. Там-то им и было сообщено, когда и где наметил встречу Кукушка. «Надо же, – поделился Чарльз вечером с Пруденс, когда они уединились с ней в палатке, – такие накладные расходы и все для того, чтобы доставить на место несообразительных посетителей».

Правда, посетители могли вежливо отказаться. Но тогда они никогда бы не выяснили, для чего, черт возьми, все это было затеяно.

У Пруденс на сей счет имелась своя теория:

– Они хотят очистить наши души, Чарльз. Сначала мы должны помедитировать, пока не достигнем нужного состояния ума для заключительной стадии нашего похода, потом подвергнемся лишениям плоти, чтобы проверить свою храбрость и решимость.

– Я-то надеялся провести отпуск, а не участвовать в поисках святого Грааля. По-моему, нам надо позвать Мозеса и обсудить ситуацию вместе с ним. Он, должно быть, задается вопросом, что происходит.

– Не стоит. Парень наверняка все знает, прочитал это по телодвижениям монахов. И, конечно, не хотел сообщать нам. – Пру собралась с мыслями. – Скажу тебе так: он пойдет с нами куда угодно. Я любопытна, значит, тоже пойду. Тем более что пора заняться физическими упражнениями: слишком много закуски и чаня во время свадебной церемонии, нужно сжечь лишние калории. – Чарльза это не убедило. – Чем выше мы поднимемся, тем будет легче, сам знаешь – в отличие от земных гор. Гравитация уменьшается, поскольку приближаешься к оси. Самые трудные – первые несколько дней.

– Хорошенькое дельце, могу себе представить!.. Но чем выше, тем холоднее, а воздух становится более разреженным, и дышать все труднее.

– Вот почему, Чарльз, нас сопроводили сюда таким неторопливым способом. Чтобы помочь акклиматизироваться. А еще нас снабдят носильщиками и проводниками. Они знают путь и не упустят нависающих снежных карнизов, скрытых трещин или потенциальных лавин. Обитель слишком мала для капризов стихии, поэтому буря нам не грозит. Все, что остается делать, – карабкаться вверх.

Чарльз проворчал.

– Да, но зачем?

– Чтобы увидеть то, что нам следует увидеть. – Пруденс посерьезнела. – Послушай, я давно знаю Кукушку, он ничего не делает без достаточных оснований. Он организовал нам паломничество, устроил некие испытания духа и приведет в волшебное место в центре мира. Не знаю, как ты, но я намереваюсь выяснить – для чего. Понятно, что дело важное. Вопрос: насколько важное?

– Да, похоже, ты права. Давай спать, завтра нам потребуются все наши силы.

– Только, пожалуйста, не приставай.

– Готов рискнуть маленьким расходом сил на доброе дело.

– Конечно, так ты будешь спать лучше!..


Оригинал Джомолунгмы по-прежнему был самой высокой горой Земли, и даже Свободный Китай не мог изменить этот факт. Ее тезка в Новом Тибете, грубо говоря, имела тот же размер, но часть между плато и уровнем моря – половина ее высоты – отсутствовала. Ну и что, на Земле эта часть тоже была невидима, так что копия выглядела убедительно. Однако впечатление она производила не такое сильное, как оригинал, – по причинам, на которые указала Пруденс: умеренный климат и постоянно уменьшающаяся сила тяжести.

Новые тибетцы построили Джомолунгму, чтобы чувствовать себя как дома, поэтому они восстановили всю гору – как непальскую сторону, так и со стороны Свободного Китая (Старый Тибет). Маршрут, который вел к вершине, следовал пути, заданному первыми восходителями столетия назад. Несмотря на более легкие условия восхождения, посетителям и их проводникам потребовалось несколько дней, чтобы добраться до ледника Кхумбу, но чем выше они взбирались, тем легче становился груз носильщиков, да и они сами начинали весить меньше. К тому времени они надели специальные альпинистские костюмы, связанные из шерсти яка, которые закрыли все тело, за исключением глаз; руки были защищены от холода многослойными перчатками. Дышать было легко – не то что земным альпинистам! – потому что давление в пределах Новой Тибетской Обители с высотой уменьшалось медленнее, чем на реальной горе. Зато холод полностью соответствовал подлинному, да и вообще восхождение требовало предельной собранности – падение с тысячефутовой высоты даже при малой гравитации окажется почти наверняка фатальным.

Альпинисты потратили целый день, просидев в палатке, в то время как за ее стенами бушевал ветер. Хотя внутри Обители не могло возникнуть мощных бурь, тепловая нестабильность иногда вызывала винтовой циклон, закручивающийся по спирали вдоль оси цилиндра от одного конца до другого. Мозес, который стал более общительным, коротал время, рассказывая о своем детстве в Деревне.

Путники поднимались уже две недели, на привалах лопали как свиньи, но все равно похудели, прибавляя в силе и уверенности, бесконечно любуясь бурной красотой фальшивых пиков и поразительных видов изогнутого плато Обители. Самой характерной особенностью здесь были птицы, которые иногда пролетали над обрывом снежной равнины по пути к более соблазнительным целям. Белые куропатки, даже журавли. Однажды ночью целая стая уток села на палатку – согласитесь, это не совсем то, что ожидаешь найти на западном склоне горного амфитеатра. Мозес провел с птицами больше часа, рассказывая им анекдоты на безупречном утином – такой напрашивался вывод из поднявшегося кряканья и крика.

Времени для размышлений было вдоволь, и обстановка для этого была самая располагающая, хотя и странно расслабляющая. Проблемы, вызванные Смертельной Кометой, теперь, казалось, отодвинулись не только далеко в космическое пространство, но и далеко в пространстве памяти. Устрашающая необъятность Вселенной представлялась гораздо более существенной, чем мирские свершения рук человеческих.

Неплохо для поддельной горы.

Вечерами путешественники беседовали – не о чем-то конкретном, а только о том, что в данный момент было у них на уме. Они получили возможность глубоко узнать друг друга, оценить недостатки и достоинства, так как любой человек есть сложная комбинация того и другого.

Ночью они спали как дети, ничем не обеспокоенные.

Днем карабкались вверх.

И скоро, слишком скоро, достигли горного хребта, который вел на вершину.

Все трое чувствовали, что в состоянии почти взлететь – так снизилась сила тяжести, – и это сделало их более осторожными, потому что снег был такой легкий, как пух, и такой же предательский, если на него ступить.

Носильщики наблюдали снизу, как трое посвященных подошли к последней стадии своего долгого паломничества – заключительному подъему на пик. А там они нашли Кукушку.

Он сидел в позе лотоса на маленькой круглой тканной циновке, изящной, но простой, тепло одетый, только руки и лицо были незащищены. Поэтому Кукушка подолгу прятал руки под одеждой. На вершине Джомолунгмы было холодно даже для человека, рожденного в Новом Тибете и обученного йоге.

Чарльз испытал благоговение, так поразила его внешность этого человека. Пруденс же обвила руками шею Кукушки – осторожно, чтобы случайно не столкнуть его с горы.

– Мкха'-гро, давно же мы не виделись!.. А вы нисколько не изменились.

Во время этой деликатной атаки пожилой лама вел себя спокойно, как будто наслаждался ею.

– Так же как и ты, дорогая Пруденс. И еще, я же просил не называть меня «небесным странником». Особенно в виду более земных – или я должен сказать «земляных» – сопутствующих обстоятельств.

– Помощь придет благодаря любви фей, – процитировала Пруденс Золотого Гуся.

Чарльз понятия не имел, что значит эта мизансцена: он спросит Пруденс позже, если вспомнит. Кукушка усмехнулся.

– Надеюсь, что помощь прибудет из более материального источника. Причины, по которым я просил вас присоединиться ко мне здесь, в некотором роде сложны и одновременно очень просты. Не знаю, с чего начать. – Его пристальный взгляд задерживался на каждом из них.

– Я готов, – промолвил Мозес, – но не могу сказать за Чарльза или Пруденс.

Кукушка кивнул:

– М-да… Мне говорили о ваших способностях, молодой человек. Они производят сильное впечатление… Я спрашиваю себя, все ли вы трое готовы. Однако верить в то, что ты готов, еще не значит, что ты действительно готов.

Мозес промолчал. Кукушка прав. Тем не менее, он знал, что был готов. Для чего? Он прибыл сюда затем, чтобы выяснить.

– Готов для чего? – спросил Чарльз, повторяя мысли Мозеса.

– Я скоро отвечу на ваш вопрос, друзья мои, но есть более неотложное дело, которым следует заняться в первую очередь. Именно поэтому вы прибыли сюда тем путем, который приняли, и это относится не только к географии.

Насколько они могли судить, Кукушка не делал ничего – но один из валунов поблизости скользнул в сторону, взвихрив тонкую взвесь пороши. Неожиданно из образовавшейся впадины возникло неземное существо – высокое, куполообразное, обмотанное тем, что напоминало измятое пластиковое покрывало.

Через прозрачные окошечки виднелось кольцо глаз. – Яркий Полудержатель! – завопил Мозес.


Рейс юпитерианина был зеркальным отражением их собственного. Сопровождаемый свитой колесников, в безопасности маленького, но удобного транспьюта он предпринял окончательный этап парения-в-небе – путешествие вверх, через облачные слои, и в необъятное пространство, где его подтолкнул луч отклонения. Путь к Целостности вошел в независимый контакт и объяснил дижаблю важность подобного рейса. Впрочем, вряд ли это требовалось – Яркий Полудержатель всегда жаждал приключений. Такой уж недостаток характера, хотя в целом, оказывается, он обернулся к лучшему.

Судно юпитерианина не стыковалось с осью Обители; вместо этого оно проникло внутрь огромного углубления, которое было Джомолунгмой, и, в конечном счете, пришвартовалось немного ниже вершины. Сложное приспособление позволило пристыковать судно вплотную к внутренней стене горы, а изготовленный колесниками мешок жизнеобеспечения – очень прочный, фактически неразрушимый – полностью защищал дижабля, и тот благополучно прошел по лабиринту из труб и туннелей, ведущих сквозь металлическую оболочку Обители к пику священной горы.

Он знал, чего ожидать. А Кукушка знал, что Полудержатель был готов, был готов всегда, поскольку это – основное кредо парителей-в-небе, вытекающее из Благоговения перед Душой Жизни. Его паломничество стало актом храбрости, в то время как для людей полет через пространство было делом обычным. Поэтому лишь справедливо, что людям пришлось долго и тяжело взбираться в гору, Полудержателю позволили свободно проплыть по туннелю к вершине. Рядом с ним плыл колесник – внутренности полыхают холодными огнями антигравитации, лопасти вытянуты до предела…

Полудержатель знал, с кем предстоит встречаться, потому что его колесники отслеживали «Тиглас-Пильсер» с того момента, как космолет оставил орбиту Юпитера. Колесника-переводчика он взял с собой.

Чарльз пристально посмотрел на колесника – он выглядел знакомым.

– Самоуверенный Робин?.. Ты же погиб на Ио!

– Я – точная копия, – сказал колесник, – причем со способностью распознавания голоса и человеческой речи. Прежде чем Ио взорвалась, мой разум был перезагружен из того колесника, которого вы называли Самоуверенным Робином, и меня исторгли с той же самой внешней формой. Насколько вы можете судить, я – подлинник. Хотя настоящий подлинник за несколько часов понял бы, что я не подлинник.

Чарльз не нашел, что ответить.

– Позвольте продолжить, – промолвил Кукушка, ибо состоялась встреча представителей двух рас, соединившихся на вершине искусственной горы внутри самого большого артефакта, когда-либо созданного человеком. Идеальное место для компромисса между интенсивным холодом облачного слоя Юпитера и теплом, предпочитаемым людьми. Атмосфера была земная, не юпитерианская, но давление находилось в пределах терпимости обеих рас: давление в облачном слое Юпитера сопоставимо с земным на уровне моря; кроме того, разновидность дижаблей типа Яркого Полудержателя появилась и развилась, чтобы справляться с быстрыми перепадами давления. Так что простое покрытие из гибкого органического полимера обеспечивало надежную защиту – по крайней мере, в течение нескольких часов, а больше Кукушке и не требовалось. – Мозес?

Юноша шагнул вперед. Не к этому ли он готов?

– Взгляни на Яркого Полудержателя. Теперь сними перчатку с правой руки, она выдержит холод, ручаюсь. Моя выдержала.

Мозес снял перчатку и положил ее в карман.

Лама повернулся к Яркому Полудержателю, и Самоуверенный Робин-второй перевел инструкцию монаха и ответы Яркого Полудержателя.

– Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены, вы подготовились, как я просил?

– Уважаемая Целостность, модификация была сделана.

– Вы доверяете моему слову, что высокая температура не нанесет вам непоправимого ущерба?

– Нет необходимости в доверии. Я произвел необходимые вычисления сам, и они согласуются с вашими.

Яркий Полудержатель открыл сфинктер-клапан в мешке жизнеобеспечения и протянул незащищенное щупальце к голой руке Мозеса.

Они соприкоснулись.

Мозес задрожал – не от самого прикосновения, а от огромности свершившегося. Первый контакт. Необыкновенный момент, вне времени и места, вне воображения…

Несколько секунд, не больше… Кожа Полудержателя была очень холодной, настолько холодной, что почти жгла кончики пальцев, сухой и слегка шершавой, подобно замше. Это… Для описания у Мозеса не хватало слов. Слезы струились по его лицу, замерзая в ледяном воздухе; он этого не замечал. Зато смог понять, что если кожа Яркого Полудержателя казалась ему ледяной, то юпитерианину его кожа покажется раскаленной.

Мозес отвел свою руку от щупальца – с неимоверным трудом. Но юноша скорее бы умер, чем позволил себе причинить вред юпитерианину.

Чарльз отдал бы все, чтобы оказаться на месте Мозеса, однако он понимал, почему Кукушка выбрал лишь одного из них. Имелась веская практическая причина: длительный контакт с теплотой человеческого тела мог повредить чужаку. Существовала еще и символическая причина: момент должен быть неповторимым. Поскольку выбирать пришлось одного из трех, выбор, естественно, пал на Мозеса.

Пруденс почувствовала, как волосы на голове встали дыбом, всю кожу покалывало… Этого ощущения она никогда не забудет.

Яркий Полудержатель быстро втянул щупальце внутрь мешка жизнеобеспечения. Кожа человека была замечательна, удивительно податлива, мягка как клетчатка яйца, с забавной пленочкой… меха, но ее прикосновение обжигало.

Кукушка нарушил тишину.

– Вы явились сюда не только ради этого, – сказал он спокойно. – Однако остальное мы можем обсудить в более удобном месте. Позвольте мне идти первым.

Он стал спускаться во впадину, спрятанную под скалой.

Другие последовали за ним. Скала качнулась назад и встала на прежнее место.

Кристаллические хлопья снега начали падать на место исторической встречи, стирая отпечатки ног и следы колесника. Скоро все выглядело так, словно никого здесь и не было.


Яркий Полудержатель спустился по боковому туннелю, чтобы прийти в себя в родной юпитерианской атмосфере; Кукушка же остался со своими гостями, поскольку должен был рассказать еще о многом. Он привел их в маленькую, хорошо освещенную и, главное, теплую комнату. Пока трое землян снимали свое альпинистское снаряжение, вошла высокая пожилая монашка с металлической шкатулкой в руках и уважительно вручила ее наставнику.

– Трясогузка принесла нам священную реликвию, – сказал Кукушка, открывая крышку. – Пруденс, помнишь эти надписи?

В шкатулке хранились глиняные таблички с иероглифами. Не египетскими – более ранними. Протоиероглифы.

– Это – предъегипетский текст, который вы попросили перевести, сохраняя тайну. Тот, за который я получила «Тиглас-Пильсер». – Кукушка безмолвствовал. – Тот, который имел много общего с другим, который я нашла – мы с Чарльзом вместе нашли – внутри Сфинкса.

– Да, все правильно.

– Но вы не показали мне оригиналы! А здесь рядом с текстом выбиты изображения!

– Тогда было не время. Путь к Целостности владеет многими секретами, и сия табличка – один из самых драгоценных. Ты видишь, что здесь изображено?

– Дуга, сфера… Какие-то каракули.

– Взгляни внимательнее, дочь моя. Дай волю воображению.

– Это напоминает… контур Африки, как я полагаю. Тогда другие… нет, не может быть!

– Озвучь свои мысли.

– В основании Севмерика, выше Южмерика. Это – перевернутый земной глобус! Но Америки не были открыты до… прошу прощения. Мы знаем несколько дат «открытий» Америк. А вот чего мы не знаем – какая была первой.

Кукушка соединил ладони вместе.

– И каков же следует вывод?

– Некоторые выводы очевидны, – сказал Чарльз, мотнув головой. – Предъегипетская цивилизация была более развитой, чем та, которая следовала за ней. Ее представители знали, что Земля круглая и что существуют Америки. Они, должно быть, установили регулярные торговые пути между континентами, что, конечно, объясняет множество археологических зага…

– Согласен, эти выводы очевидны. Теперь, Чарльз Дэнсмур, сообщите мне что-нибудь не очевидное. Вроде того, как они смогли узнать о форме континентов. – Чарльз молчал. – Позвольте мне намекнуть. Мы идентифицировали круг и отметки на нем. Но на пиктограмме имеется еще одна линия. Широкая, изогнутая… она загибается внизу на концах, подобно хмурому взгляду, а когда Земля отдыхает, похожа на нос.

– Мкха'-гро, где вы нашли эту табличку? Кукушка проигнорировал восклицание Пруденс.

– Ну, Чарльз?

– Вспоминается что-то очень старое, очень известное… О! Луна?.. Вид Земли, наблюдаемый с Луны!

– Теперь в точку. И отвечаю на твой вопрос, Пруденс: изображение соответствует виду Земли с южного полюса Луны; именно там была обнаружена табличка. Почти восемьдесят лет назад, когда я был молодым монахом, занятым обслуживанием Пояса, один из наших людей во время строительных работ на Лунной базе Южный полюс нашел эту табличку в тени кратера.

– Тогда это фальшивка, – сказал Чарльз.

– Никакой фальшивки. Ее тщательно исследовали эксперты.

– Вы утверждаете, что предъегиптяне совершали космические полеты? Чушь! В таком случае у них должна была быть хорошо развита индустрия – следы остались бы и на Земле, и на Луне.

– Время быстро стирает следы человеческие, – промолвил Кукушка. – Некоторые захоронены пустынями, некоторые повторно использованы более поздними цивилизациями, а некоторые неверно истолкованы. В Центральной Африке есть древние земляные валы, настолько гигантские, что они долго считались естественными формированиями – так сказать, история ошибочно интерпретирована как география. – Он улыбнулся собственной шутке. – В Нубии больше пирамид, чем во всем Египте, и многие участки ее древней земли все еще неизведаны… Я часто задавался вопросом: а может, табличка скорее преднубийская, чем предъегипетская? Что же касается Луны, мой друг Чарльз, селенография находится в зародыше. Путь к Целостности провел всего лишь поверхностное исследование нескольких областей около полюсов. Уверяю вас, даже дюжину идеально сохранившихся предъегипетских лунных баз, если они укрыты в стенах кратеров, ни за что не увидеть с орбиты.

– А что вы скажете относительно стартовых площадок? – возразил Чарльз. Он все еще не был готов уступить.

– Кто знает, какую технологию использовали предъегипетские астронавты?

Чарльз скептически хмыкнул.

– Вы слишком многое строите на незнании.

– Незнание присуще человечеству, мой друг. Во Вселенной не записаны наставления для нас. Мы не в силах знать, что происходило, – сказал лама. – Мы в силах знать только то, что сохранено для нас по прихоти судьбы. Как попала эта табличка на Луну, вероятно, навсегда останется тайной. Но предъегиптяне, должно быть, обладали некоторой способностью перемещаться в космосе, иначе она не могла быть там найдена. Ракетные движители или антигравитация… их цивилизация была действительно более развитой, чем те, которые пришли ей на смену.

Чарльз все еще пытался понять суть. Пруденс же увидела подтекст:

– Да ведь это же объясняет множество фактов, связанных с египетской цивилизацией! Их навязчивая идея со звездами! Устроенные в пирамидах шахты! И пира…

Кукушка отечески положил руку ей на плечо.

– Не части, дочь моя. Это упрощенные идеи, не достойные твоего острого ума. Многие культуры благоговели перед звездами. Не останови я тебя, ты могла бы предположить, что пирамиды представляют собой некий обрядово-грузовой тип космических кораблей.

Пруденс робко улыбнулась.

– Это было бы очень глупое предположение.

– И в самом деле. Пирамида – не лучшая форма для космического корабля. В любом случае, свидетельство, которое у нас есть, указывает в другом, гораздо более примечательном направлении.

Кукушка дал знак невидимому дежурному, и комната погрузилась во тьму…

Мелкая волна Юмбилик умерла сегодня, попав под внезапный углеродистый ливень. В честь ее памяти я замедлил свое вихревание.

Мне повезло, я живу в низких слоях – не слишком близко к ядру, где давление играет странные игры с умственной стабильностью; и не слишком близко к Пустоте, где свобода становится такой легкой, что поневоле стесняешься выбора, а поддерживать постоянную высоту практически невозможно. Нет, истинно цивилизованному индивидууму следует жить только в низких слоях. Здесь сохраняются воспоминания, есть ощущение самого себя, возможность помечтать о грандиозных схемах, насладиться циркулирующим благородством самоорганизации; здесь топологии могут усложняться, а могут и нет. В отличие от ядра, где сложность, требуемая для выживания, пагубна, или небесных высот, где структуры самоупрощаются, независимо от того, как хитро они сконструированы.

На небесных высотах, говорят, тела распадаются быстрее, чем могут быть собраны… Должно быть, это очень странное и пустынное место.

Я циркулирую, вращаюсь и мечтаю о жизни в ядре. Мне нравится быть сложным, при любой возможности я добровольно усложняю себя. Я ощущаю узоры – потоки и струи, и способы воздействия на мир. Я поддерживаю пути трансмутационных схем, стараясь раскрыть следы безжизненных. Конечно, я редко добиваюсь успеха, да и то наверняка случайно. Однако я мечтаю о таинственных сложностях ядра, пульсирующих ферментах более высших реакций, а иногда (о богохульство!) задумываюсь о кристаллическом царстве Конечных Уровней. Но то место совершенно не для меня.

Незаконные мечты…

Иногда у меня появляются мечты, которые пугают. Мечты о холодных вещах, которые плавают в Далекой Пустоте. Мечты, что те отдаленные царства не столь мертвы, как объявляют преподаватели. Разумеется, мысли мои глупы, ибо условия жизни хорошо понятны. Ученые определили точные параметры ядерной турбулентности, которые позволяют рекурсивно самоусложнять алгоритмический вихрь деятельности, определяющий сущность личности. Да и как иначе система плазмоидов может занять самокомпетентную фазу пространства?

И все-таки мне интересно, я задумываюсь…

… и пробуждаюсь от своей мечты наяву в панике, поскольку мимо проносится узел запутанных полевых линий, нарушая несколько подпространств моего кванта своеобразных функций. К счастью, поврежденные функции могут повторно компилироваться последовательным приближением диких волновых функций непосредственно в моей окружающей среде. Но сегодня я получил ценный урок, который, надеюсь, никогда не забуду, несмотря на топологические потери.

Если бы я был верующим, то молился бы о постоянстве памяти. Но я – рационалист, и поклонение Ярким Спиралям кажется мне бессмысленным и воистину примитивным.

Ах, какая изящная боль быть разумным плазмоидом!.. Еще раз я чувствую склонность к разрушительному существованию ядра, где такие мысли запрещены стародавними законами сохранения…


Пылающие письмена прекратили свой бег по экрану, в комнате зажегся свет.

– Мкха'-гро… что, черт возьми, это было?

Кукушка слегка поерзал на месте – снова болела спина. Надо побольше двигаться.

– Извлечение из юпитерианского архива, Пруденс. Название документа можно перевести как «Дневник Еретика». Это – не юпитерианское; это – из области их знаний о существах, которых они называют плазмоидами.

– Потрясающе! А что такое плазмоид?

– О плазмоидах упоминается и в некоторых других юпитерианских записях, – сказал Чарльз. – Мы так и не сумели выяснить, что они собой представляют… – Он лукаво взглянул на Кукушку. – По-моему, этот документ публике не представляли.

– Чарльз, ты не можешь помнить каждую отдельную запись юпитерианской базы данных!

– Верно, Пруденс, но эту я запомнил прекрасно, поскольку она весьма необычна. Мы зарегистрировали ее и зашифровали, потому что ничего не поняли. Как она к вам попала, Кукушка? Тому есть объяснение?

Пожилой лама вздохнул.

– Порой нельзя избежать уверток. Путь к Целостности должен защищать свои интересы. Как вы знаете, несколько членов команды «Жаворонка» – монахи нашего ордена.

– Какогорода информацию стянули ваши клевреты?

– Выбор терминологии причиняет мне боль, но я уступаю. Поскольку я уже сказал: порой нельзя избежать уверток. Мы хотели гарантировать, что получим все записи, связанные с существованием на Земле древней цивилизации, вышедшей в космос. У Пути к Целостности есть особый интерес к таким вопросам.

Чарльз растерялся. Уж не сбрендил ли старик?

– Какая связь между плазмоидами и предъегипетским выходом в космос?

– И поднялись Боги-живущие-ниже-солнца, – процитировала Пруденс, – и их ярость была подобна бурлящему потоку. Из гнева богов родился пожар, и его пламя опалило лицо фараона-дитяти. И была луна охвачена пламенем, и был небосвод охвачен пламенем, и каждое дерево в Гизе почернело и обуглилось, и каждый дом превратился в огненный факел…

Лицо Чарльза застыло.

– Ай-раи, Чарльз. Боги-живущие-ниже-солнца. Ты все-таки не зря говорил про изъяны в моем переводе. Это не «ниже солнца».

– Да, – кивнул Кукушка. – Это – «на солнце».


Исходя из намеков и недомолвок в юпитерианских записях и собственных данных о предъегипетской истории, Путь к Целостности выстроил последовательную версию.

По сравнению с плазмоидами у юпитериан и людей было много общего. Обе расы имели молекулярную структуру, жили на планетах, и обе использовали кодированную генетическую информацию в ходе своего воспроизводства.

Плазмоиды сильно от них отличались. Каждый плазмоид представлял собой сложный сгусток перегретой плазмы, этакий «ковер-самолет» неправильной формы до трех сотен миль в поперечнике, живший внутри звезды. Топологическая сложность узлов и связей обеспечивала его организационную структуру и долговременную стабильность. Плазмоид был облачен в нечто вроде кольчуги, звеньями которой являлись продуманно созданные завихрения магнитодинамической плазмы. Генотип плазмоида идентичен фенотипу: «информация», необходимая для создания нового плазмоида, содержалась в топологии плана родительского тела. Плазмоиды воспроизводились процессом удвоения связей, который сродни трехмерному фотокопированию; вероятно, человеческой науке потребуется не меньше половины тысячелетия, чтобы прояснить детали того успешного разделения двух наборов вихрей.

В результате топологических ошибок в процессе фотокопирования возникли ранние протоплазмоиды. К их числу относится магнитотор, огромное кольцо пылающей плазмы. Маг-нитоторы плавали в прибое солнечных ветров, впитывая водородное топливо своей среды. Живые прямоточные двигатели Буссарда, этакие дельфины межзвездных ветров, дегустаторы пьянящих потоков пространства… Обширные стада диких магнитоторов паслись в межзвездных пустынях, питаясь космической пылью.

Дижабли научились приручать магнитоторов, лишив их животных инстинктов и подчинив своей воле. Они использовали ручных магнитоторов как космических вьючных животных. Магнитоторы стали для дижаблей безбалластными звездолетами полной полезной загрузки. Чего дижабли не знали, так это того, что у плазмоидов некоторых звезд разум развился намного раньше, чем у них самих. А когда выяснили, было слишком поздно.

Оказывается, разумные плазмоиды создали космическую диаспору: сначала оседлав магнитоторов, позже – приняв форму структурированного электромагнитного излучения с передачей его непосредственно через галактики со скоростью света. Впоследствии разумные плазмоиды эволюционировались культурно и стали расой домоседов и мистиков, предпочитавших уют и комфорт в глубине своих собственных звезд смертельному риску и разобщению межзвездной пустоты.

Потом дижабли открыли гравитационное отклонение и принялись посылать нежелательные для себя кометы и астероиды в солнце Первого Дома. Это нарушило обыденное самосозерцание плазмоидов, ибо прерывало мирные ядерные процессы их размножения. Плазмоиды не могли себе представить, что способна существовать неплазменная форма жизни, поэтому им потребовалось невыразимо длительное время, дабы понять, что падающие снаряды были не Актом Божьим, а акцией дижаблей. Сделав это открытие, они быстро сообразили, что им угрожает.

Из мистического уважения ко всем формам жизни, независимо от того, из какой материи те состоят, плазмоиды не могли обратиться к очевидному средству: сжечь Первый Дом, превратив его в расплавленную глыбу контролируемыми солнечными вспышками. Вместо этого они просто сделали жизнь дижаблей невыносимой, производя беспорядочные изменения температуры и света в излучении звезды. А еще их мистицизм был достаточно здравым, чтобы позволить порой случайному протуберанцу лизнуть какую-нибудь область планеты в качестве предупредительной меры.

Дижабли предположили, что безумное поведение звезды является результатом некоторого хаотического физического процесса, и поспешно пришли к чудовищному заключению, что сами навлекли на себя бедствие, кометной бомбардировкой нарушив стабильность светила. В принципе это было верно, хотя они серьезно ошибались в деталях.

Независимо от причины единственным путем к выживанию стало оседлать магнитоторов, эвакуировать родной мир и найти себе новый дом. Так был предпринят долгий и мучительный Исход. После многочисленных драматических попыток добравшись до Второго Дома, измученные дижабли поклялись никогда больше не рисковать, тревожа собственное светило. Только много позже они выяснили истинную причину Исхода – когда вступили в контакт с плазмоидами Солнца.

– А предъегипетские таблички?.. – спросила Пруденс.

– Мы полагаем, что это запись о всплеске активности плазмоидов нашего Солнца. В период распространения диаспоры светило Земли было колонизировано.

Кукушка сказал это так беспечно… Разумная жизнь на Солнце? В голове не укладывалось!..

Лишь Мозес, казалось, принял заявление как должное.

– Не хотела бы я обменяться рукопожатием с кем-нибудь из них, – промолвила Пруденс, желая разрядить обстановку. – Что же все-таки произошло?

– История – как колодец: туда бросают много вопросов, но откуда вычерпывают мало ответов. На этой стадии наши теории несколько умозрительны.

– На этой стадии? – переспросил Дэнсмур, тоном напомнившим прежнего сэра Чарльза. Потом он взял себя в руки. – Извините, никак не могу поверить…

– Вначале и я испытывал нечто подобное, – сказал Кукушка. – Но, поразмыслив, увидел, что факты укладываются в непротиворечивую последовательность. Например, лед. Залежи лунного льда на полюсах, от которого зависят наши лунные установки. Загадка в том, что льда слишком много. Предполагается, что вода осаждалась на Луне достаточно долго благодаря ледяным астероидам в течение периода, когда Солнечная система подвергалась бомбардировке. Лед, который попадал под солнечные лучи, испарялся, но в тень глубоких кратеров на полюсах Солнце никогда не проникало. И лед не таял. Однако на сегодняшний день там скопилось намного больше льда, чем могло быть создано с помощью такого процесса.

– Как же так?

– А так, Пруденс. Существует какой-то иной процесс, который способствует появлению дополнительного льда. Из фактов и предположений мы создали версию. В предъегипетские времена, во времена процветающей, развитой цивилизации, юпитериане взяли и в своей обычной манере швырнули на Землю небольшую комету. Предъегиптяне послали космический корабль и разбили комету на мелкие осколки, возможно, при помощи ядерного оружия. Множество фрагментов кометы попало в верхние слои земной атмосферы и превратилось в безопасный водяной пар; другие создали космическую снежную бурю, одевшую Луну в лед. Но опять-таки лишь тот лед, который очутился возле полюсов, смог выдержать солнечный жар. Очевидно, часть кометы осталась неповрежденной, и акция предъегиптян отклонила ее к Солнцу.

К тому времени плазмоиды, широко распространившиеся по Галактике, узнали, что могут существовать неплазменные формы жизни и именно они ответственны за прибывающие к звезде снаряды. Тогда Ай-раи решила преподать Земле урок. Возможно, часть земной территории была выжжена направленной солнечной вспышкой. Или… Впрочем, не исключено, что мы трактуем текст слишком буквально. Мифы и легенды искажаются при пересказе, и не связанные между собой события часто соединяют.

– Все равно следы такой развитой цивилизации должны были сохраниться, – возразил Чарльз.

– Чарли, если бы наша собственная цивилизация существовала двадцать тысяч лет назад и вдруг растеряла свою мощь, скорее прошлогодний снег сохранился бы в Преисподней, нежели ее следы, – сказала Пруденс.

– Разве что отдельные артефакты на Луне… – смилостивился Кукушка.

– Где об эрозии и речи быть не может. Чарльз не мог себя больше сдерживать:

– Пру, ты же не веришь этой ерунде? Все это шито белыми нитками! Он мистик, а не ученый! Нас хорошенько подготовили: медитации с деревенскими монахами, духовное паломничество, заканчивающееся на вершине горы… Нео-Дзэн буддисты вымостили дорожку из несвязанных между собой загадок и вплели в нее частички юпитерианского вздора, который, по всей видимости, является эквивалентом наших науфан-романов!

– Чарльз, что ты несешь! Ты ведь присутствовал, когда Яркий Полудержатель и Мозес коснулись друг друга! Я видела твое выражение! Не смей говорить, что это мистический вздор.

– Ну…

Кукушка наклонился вперед.

– Чарльз Дэнсмур, вы умный человек, и ваши возражения понятны. История, которую я рассказал, действительно лишь немногим больше чем догадка, и еще совсем недавно я отреагировал бы точно так же, как и вы. Кто знает, насколько правдиво описаны события в табличке? Однако я вошел в контакт с новым правительством Юпитера, и полученные сведения изменили мое мнение. Подозреваю, что изменят и ваше.

Освещение снова стало тускнеть. Вспыхнул настенный экран, демонстрируя часть поверхности Солнца, затененную светофильтрами. Было не ясно, то ли это натуральная съемка, то ли компьютерная графика. На переднем плане доминировали темные радужные пятна, странные зернистые структуры растекались по красному куполу, а на заднем плане вздымалась лохматая дуга протуберанца.

– Снято сегодня утром с нашей лунной базы, – сказал Кукушка. – Ускорено в полсотни раз. Смотрите внимательно.

Часть поверхности пятна стала выпирать; его цвет изменился с темно-красного до поразительного бледно-лилового. Идеально круглое кольцо отделилось от пятна и поднялось ввысь. Моментом позже за ним последовало второе. В пределах нескольких минут – не дольше, чем за два часа реального времени – вереница из нескольких дюжин идентичных бледно-лиловых колец поднялась с поверхности солнца и выстроилась в цепочку, подобно череде дымных колец, выпускаемых опытным курильщиком.

– Во имя…

Голос Чарльза оборвался. Он не мог вспомнить, кого именно намеревался призвать в свидетели.

– Юпитериане свистнули, – сказал Кукушка, – и магни-тоторы, отдыхающие в конюшне на Солнце, услышали зов и отбыли домой.

Глава 23 Европа–Таун, 2231-й

Со времени открытий Кукушки прошло восемь лет. Многое изменилось.

База на Европе разрослась сверх всяких ожиданий, превратилась в процветающий городок. Старые постройки и надувные купола все еще стояли, но более фешенебельное жилье теперь изготавливалось из плит непроницаемого, легкого, твердого материала, который выращивался в юпитерианских городах согласно человеческим требованиям и отбуксировывался на орбиту с помощью гравитационной технологии колесников; материал замечательно подходил для теплоизоляции на ледяной луне. Возвели сотни зданий, общественных и частных; все они связывались между собой герметическими туннелями – офисы, спальные кварталы, общественные центры, даже плавательный бассейн. На городских окраинах инженерные машины людей и колесники подготавливали грунт для дальнейшего строительства. База на Европе превратилась в Европа-таун, городок, где быстро развивался бизнес.

Наряду с новыми материалами, новыми требованиями и новыми проблемами постоянный поток космических кораблей приносил новых людей, способствуя повышению статуса города до самой большой внеземной колонии. Одну площадку превратили в неофициальный рынок; очень скоро какой-нибудь проницательный ум решит, что Европа-таун должен иметь мэра, и предложит свою кандидатуру.

Однако требовалось навести еще много мостов – не только технологических, но и культурных. Избавление Земли от кометы лишь обошлось в миллионы жизней; ущерб, нанесенный сооружениям и природе, был огромен. Шумное меньшинство по-прежнему требовало возмездия, но количество активных членов движения быстро уменьшалось. По счастью, земляне понимали, что движение «Бомбу – дижаблям!» состоит из психопатов – если только не замешаны корыстные соображения, – ибо неразумно нападать на врага, который способен бросить в вас целую комету. Люди осознали, что приход Смертельной Кометы был чудовищной ошибкой. И смирились – хотя простить такое было невозможно… и уж тем более забыть.

У юпитериан тоже многое изменилось. Застой Старейшин уступил место Эре парителей-в-небе. Большинство Старейшин по-прежнему пребывало в спячке, как это приличествует такой долговечной расе. Ко времени их пробуждения Второй Дом изменится до неузнаваемости.

Кроме, как это ни странно, Ио. Юпитериане жаждали получить назад свою луну. Она являлась важной частью их системы противокометной безопасности, и не было основательных причин позволять такому хорошему небесному телу пропадать впустую. Вулканически гиперактивная, но все еще неповрежденная, Ио беспорядочно моталась по Солнечной системе. Ее орбита оставалась бы непредсказуемой по крайней мере до тех пор, пока не утихнет вулканическая деятельность, но юпитериане не собирались ждать так долго. Группы специалистов-колесников уже готовились вернуть Юпитеру спутник и установить новые Машины Отклонения.

Еще много лет Европе-таун придется импортировать ресурсы с Земли и Юпитера, и его жители в поте лица убеждали оба мира, что в их интересах продолжать поддерживать действия европиан. Земной бизнес требовал развития связей с чужаками, а тот, кто этого не делал, оставался в проигрыше.

Польза от контактов начала сказываться на Земле. Ученые смогли извлечь и приспособить к собственным нуждам новые технологии из юпитерианского архива. Антигравитационные лучи произведут революцию в транспорте, но имелись и менее очевидные способы их использования. К примеру, узкий репульсорный луч способен вызвать вертикальный сдвиг ветра в тропических зонах и в конечном итоге предотвратить зарождающиеся ураганы.

Влиятельные политики быстро почуяли, куда поворачивает общественное мнение, и группы отщепенцев остались в изоляции. Да, в Экстранете существовали странички ксенологической ненависти, но, судя по рейтингам, мнения разделились в отношении пять к одному в пользу развития связей с дижаблями.

Игнорируя бесчисленные предложения почетных и прибыльных должностей, Чарльз и Пруденс вернулись с Нового Тибета прямо на Европу, помогая развивать взаимодействие между людьми и юпитерианами. Их отношения крепли по мере того, как они вместе работали над тем, во что оба верили. Мозес остался с ними, вновь разбив надежды Черити. Уникальные переводческие способности юноши были важны как никогда, а с его любимыми дижаблями ничто земное конкурировать не могло, даже родная мать.

Большинство ученых «Жаворонка», поддавшись соблазнам внеземной цивилизации, осели во временных домах на базе Европа; остальные отправились в медленный вояж к Земле. На борту возвращающегося «Жаворонка» были Бейли, Кэш и Джонас, чей ВидиВи-фильм об эпопее «Тиглас-Пильсера», который первым сумел войти в контакт, мгновенно сделал их мировыми знаменитостями – возможно, потому, что впервые демонстрировался на Земле во время прохождения кометы. Джонас видел, как развивались отношения Чарльза и Пруденс, и вскоре понял, что пора ему идти дальше.

Больше всего изменился Мозес. Двадцатилетний юноша обрел уверенность в себе. Он больше не смотрел на мир с бесстрастным выражением лица игрока в покер. Он остался тихим и самостоятельным, но пришел к соглашению со своим потерянным детством. Способность читать язык телодвижений больше не заставляла Мозеса смущаться; вместо этого она превратила юношу в грозного политического деятеля. Его интуиция на животных и чужаков осталась уникальной. Всемирный поиск феноменов, подобных Мозесу Одинго, выявил всего двух потенциальных кандидатов.

С тех пор как пятно на Солнце выплюнуло вереницу ручных магнитоторов, которые под порывами солнечного ветра устроили серфинг к Юпитеру, произошло много событий, изменивших образ мыслей Чарльза.

Многое стало очевидно. Например, луны Юпитера…

До потери Ио их было шестнадцать. Четыре набора по четыре в каждом, причем каждая луна обладала характеристиками, отличными от других. Начиная с самых близких от центра: Метис, Адрастея, Амальтея, Феба. Миниатюрные. Ни одна из них не превышает ста шестидесяти миль в поперечнике. Странная картофелевидная форма. Орбитальные расстояния колеблются между 80 000 и 140 000. Орбитальный наклон: ноль. Эксцентриситет: ноль.

Ио, Европа, Ганимед, Каллисто. Все между 1950 и 3300 миль в диаметре. Сферические. Каждая – селенологически уникальна. Орбитальные расстояния между 260 000 и 1 180 000 миль. Орбитальный наклон: ноль. Эксцентриситет: ноль.

Леда, Нималия, Лизифея, Элара. Ни одна из них не больше, чем 110 миль в поперечнике. Орбитальные расстояния фактически идентичны: 7 170 000 миль. Орбитальный наклон: фактически идентичный, 28 градусов. Эксцентриситет: приблизительно 0, 15.

Ананке, Карма, Пасифая, Синопа. Не больше двадцати трех миль в поперечнике. Орбитальные расстояния фактически идентичны: 14 000 000 миль. Орбитальный наклон: фактически идентичный, нелепые 150 градусов. Эксцентриситет: от 0, 17 до 0, 41.

Подобная расстановка была совершенно искусственна. Почему никто не заметил этого раньше?

Когда чужаки прибыли на Юпитер, они реконфигурировали луны для своих целей. Луны с пятой по восьмую стали сердцем комплекта, внутренними лунами, где установили Машины Отклонения. Два набора лун – с девятой по двенадцатую и с тринадцатой по шестнадцатую – являлись астероидами из Пояса, пойманными в ловушку, чтобы обеспечить удобную поставку сырья, в частности, металла для колесников. Восемь внешних лун служили своего рода дополнительным запасом. Их странная орбитальная геометрия облегчала передачу сырья вниз, к центру газового гиганта. Большая ось орбит лун с девятой по двенадцатую точно подходила к малой оси лун с тринадцатой по шестнадцатую, упрощая перемещение.

А что же можно сказать относительно самых внутренних лун, с первой по четвертую? Они были довольно интересны. Сформулируем так: где юпитериане прятали свои межзвездные корабли? Магнитоторов использовали для передвижения, верно, но юпитериане не могли жить в магнитоторах. Где же находились их системы жизнеобеспечения?

На лунах с первой по четвертую. Их доставили юпитериане. Точнее, они доставили юпитериан.

Под, казалось бы, обычной поверхностью самые внутренние луны скрывали лабиринты туннелей и пещер, ближайший аналог города, который мог быть вылеплен из мертвого камня астероида. Именно они являлись полезной нагрузкой магнитоторов, транспортировавших дижабли и все их имущество от Первого Дома. Здесь космические путешественники были защищены от метеоритов и радиации – особенно от той, которую генерировали собственно магнитоторы.

В данный момент строительные колесники ползали по всей территории большей из самых внутренних лун: Амальтеи. Они повторно сплетали плотную сеть из металлического кабеля, которая позволит магнитоторам захватить небесное тело своими магнитными челюстями. Ниже проложенных миллионов миль кабеля располагались комплексы пещер, измененных для поддержания жизнедеятельности человека. Глубоко внутри амальтеанского кратера был пришвартован «Тиглас-Пильсер». Дижабли и люди объединили силы, чтобы создать честолюбивую межзвездную экспедицию. Почему? Потому что Путь к Целостности убедил их, что это жизненно важно для будущего обеих рас.

Мысли Чарльза возвратились к Кукушке и их встрече на вершине горы…


* * *

– Поймите, – сказал Кукушка, – не плазмоиды являются самым важным.

Даже Пруденс пришлось трудно.

– Не говорите глупостей, Мкха'-гро! Сначала вы заявляете, что имеются существа, которые живут в нашем Солнце и решают, жить нам или умереть, а потом утверждаете, что они не играют особой роли?

– Нет, Пруденс, я утверждаю, что существует нечто гораздо более важное. Чарльз, в последние дни перед прохождением кометы вы, кажется, пришли к мнению, что Старейшины вас обманывают?

– Как вы узна… а-а, шпионы-буддисты. Все верно. Это одна причина, почему я согласился с предложением Пруденс установить связь с парителями-в-небе.

– Тогда вам, возможно, не очень понравится… Дело в том, что Старейшины говорили правду.

– Ерунда. Их записи упоминают события, случившиеся сорок миллиардов лет назад!

– Записи соответствуют действительности.

– Но этот срок почти в три раза больше, чем возраст Большого Взрыва!

– Наши ученые тоже так считают.

– Записи чужаков также гласят, что на Юпитере, когда туда прибыли дижабли, имелась жизнь, которая развилась самостоятельно, но была совместима с их собственной разновидностью.

– Вы считаете подобную совместимость маловероятной?

– Невозможной. Эволюция к такому просто не приводит. Кукушка поднялся; голубые одежды, неуместные в невесомости, взметнулись вокруг его тела.

– Тогда не объясните ли мне, каким образом ваши люди сумели найти кусочек раковины диатомеи на Европе?

– Как вы… – Чарльз собрался с мыслями. – Послушайте, я понимаю, что у вас на «Жаворонке» были свои люди, но эта находка не афишировалась. Никто не знал о ней, кроме меня и Фредерики Санессон, а я не верю, что она из буддистов.

Кукушка промолчал.

– Фредди? Неужели я потерял нюх? И еще считал себя опытным руководителем!.. Послушайте, мы не имели права никому рассказывать, потому что сами вызвали загрязнение чужого мира. Кто-то принес диатомею на своей одежде.

– Вы определили ее возраст?

– Конечно, нет. Это не входило в задачу нашей миссии. Кукушка вздохнул:

– Вы слишком многое принимаете на веру. А вот мы определили возраст вашей водоросли. Шестьдесят пять миллионов лет.

– Сколько?!

– Шестьдесят пять миллионов лет назад метеорит, который уничтожил динозавров, упал в Мексиканский залив. Громадный всплеск, часть воды вышла на орбиту… Диатомеи в капельках… На Луне их миллионы, но рассеяние такое, что найти можно только по чистой случайности. Некоторые попали на Европу. Санессон повезло.

– Чепуха!

– Тогда скажите, пожалуйста, в чем суть верований парителей-в-небе?

Мозес знал.

– Благоговение перед Душой Жизни. Воздействия комет благотворно влияют на экологию Юпитера.

– Правильно. А почему?

– Религиозные верования не обязательно имеют под собой рациональные причины, – указал Чарльз.

– Это не религиозное верование, и рациональная причина есть. – Кукушка понял, что следует разъяснить. – Жизненный цикл флоры и фауны Юпитера проходит через стадию образования спор, так называемых наногамет. Их производят постоянно, триллионами, атмосфера представляет собой жидкую наногаметную похлебку. Итак, что происходит, когда комета наносит удар?

О Боже.

– Всплеск.

– Точно. Наногаметы выплескиваются вместе с атмосферой и плавают в космосе. Вы знаете, как долго юпитерианская спора способна выдерживать вакуум? – Побледневшие лица. – Неопределенно долго. Это ее естественная среда.

В мозгу Чарльза начала выстраиваться картина.

– Ага, стало быть, юпитерианские споры распространяются кометными воздействиями по всей Галактике… О, дьявол! Фауна Первого Дома и местная фауна Юпитера… обе происходят из одного источника. Бесконечные крошечные споры, плывущие в межзвездной пустоте. Всякий раз, когда они сталкиваются с подходящим миром – ура! Жизнь!

– Та же самая жизнь, – осознала Пруденс.

– Для начала да, – кивнул Кукушка. – Но жизнь, когда-то единая, развивается самостоятельно в каждой окружающей среде. Парители-в-небе считали, что воздействия полезны для юпитерианской жизни – больше разнообразия. Это и в самом деле так. Однако реальная причина глубже и гораздо древнее. Расовая память. Теперь позвольте мне зайти с другой стороны. Мы по-прежнему судим об этих вопросах слишком узко. Нам известно о разнообразии форм жизни и «псевдоформ жизни». Люди. Дижабли. Колесники. Магнитоторы. Плазмоиды. Итак, скажите, что у них общего?

Чарльз первым признал свое поражение.

– Ничего. Каждая раса уникальна.

– Неверно. Они все живые.

– Да, но…

– Они все эксплуатируют универсальный принцип. Вы можете назвать его изъяном второго закона термодинамики, но это будет неправильно. Истинный принцип намного более прост. Биология извращает физику.

– Я знаю, что вы подразумеваете. «Жизнь появляется всюду, где только может. Жизнь появляется и там, где не может».

– Изящно сформулировано, Пруденс. Мы не должны думать о жизни, как о некоей экзотической форме материи, обязанной своим существованием стечению невероятных событий. Жизнь – универсальный процесс: размножение, самоорганизация, самоусложнение… Суть процесса такова, что, как бы ни было трудно жизни зародиться, зародившись, она неумолимо берет верх. А фактически это не так уж трудно – людям просто трудно понимать. На Земле есть бактерии, живущие в трещинах земной коры, которые используют химическую энергию; у них железо-серный метаболизм, совершенно не похожий на наш с вами. Но это – тот же самый тип жизни, поскольку зиждится на тех же самых химических компонентах…

– Вы подразумеваете, что мы – часть одной и той же большой системы, пронизывающей каждую частицу планеты. Горы сделаны из раковин мертвых существ, органические вещества смазывают дрейф континентов, леса влияют на погоду… – Пруденс не смогла сдержать волнения в голосе.

Кукушка одобрил:

– Отлично сказано! Мы полагаем, будто живем во Вселенной, которая подчиняется законам физики – бесконечным крошечным порциям волн, слегка пульсирующих в многомерных квантовых полях. Физики разработали правила игры и получили замечательную картину поведения того или иного волнового кванта. Но с точки зрения философии это не так: биология извращает физику. Если более точно, математика извращена физикой, физика извращена химией, химия извращена биологией, биология извращена интеллектом, интеллект извращен культурой, культура извращена экстралектом, который извращает сам себя.

Пруденс и Мозес кивнули, но Чарльз продолжил сопротивляться:

– Вы имеете в виду, что жизнь не повинуется законам физики? Это что же, в какой-то степени мистическое воззрение?

– Вы затронули философски скользкий аспект. Я не говорю, что жизнь не повинуется законам физики; важно, как она повинуется этим законам. Атом водорода – да, мы можем понять его с точки зрения квантовой физики. Но попробуйте объяснить с квантово-механической точки зрения львицу, преследующую зебру, и физика сразу даст сбой. Даже описать проблему в терминах квантово-волновых функций невозможно – львицы и зебры слишком сложны. Нельзя перейти от законов квантовой физики к львице, охотящейся на зебру, без огромных логических пробелов. Вселенная еще способна проделать это каким-то путем, но человеческий разум не в состоянии проследить за такой замысловатой цепью причинных связей. И все же разум львицы знает, что нужно охотиться на зебру, а разум зебры побуждает ее удирать от львицы.

– «Страна-муравейник», – поняла Пруденс. – Разум – спонтанно возникающий феномен.

– Верно. Вселенная может торить свой путь через путаницу «страны-муравейника», квантовый принцип накладывается на квантовый принцип, невообразимо масштабная игра в космические шахматы… Но если так, нам этого не понять. Математика «голода» не выводится из квантовой физики – по крайней мере, таким способом, который в силах охватить человеческий разум. Именно это я подразумеваю под термином «извращение». Нельзя сказать, что биология не повинуется физике; просто ее реализация непостижима нашей физикой. Спросите львицу и зебру.

Кукушка терпеливо ждал, пока гости спорили между собой. Они восприняли его точку зрения; она проникнет в них, когда они будут к этому готовы. А Мозес уже готов.

Наконец Чарльз спросил:

– Хотите сказать, что Большого Взрыва и в помине не было?

– Ни в коем случае. Я говорю другое: мы исходим из того, что период между Большим Взрывом и сегодняшним днем полностью определялся законами неизвращенной физики; так вот, расчеты, основанные на таком предположении, недооценивают истинный возраст Вселенной. Так же как вычисление скорости дрейфа земных континентов, основанное на чистой геологии, дает неправильные результаты, поскольку игнорирует эффект смазки сейсмических плит органическими веществами. А описание круговорота кислорода в атмосфере Земли, не учитывающее жизнь растений, – просто чушь.

– А как насчет космического фонового излучения? Излучения черного тела при температуре три градуса Кельвина, эхо Большого Взрыва, случившегося пятнадцать миллиардов лет назад?

– Эхо чего-то – точно, – сказал Кукушка. – Большого Взрыва?.. Чарльз, откуда нам знать?

– Теорема Мура. Сигналы высокоразвитых цивилизаций похожи на…

– Излучение абсолютного черного тела, – закончила за него Пруденс.

– Боже мой!.. Выходит, мы принимаем зашифрованные сигналы пятнадцатимиллиардолетних цивилизаций, а не отголоски Большого Взрыва?

– История непостижима, – молвил Кукушка. – Может быть, вы правы, Чарльз. Без сомнения, Большой Взрыв был, только много раньше, чем принято считать. Вопрос «пропавших нейтрино» в ядерных реакциях Солнца легко разрешается: общество плазмоидов управляет процессом по своему усмотрению. Аналогичные решения могут быть и у других тайн. К примеру, то, что физики называют «эпохой расширения», объясняется тем, что некие квантово-гравитационные существа слушают кривизну. Аномальное же вращение галактик свидетельствует не о наличии холодной темной материи, а о способности живой галактики по своей воле плыть через космическую пустоту.

Вселенная – детская площадка жизни, но, как мы видим, даже такая древняя раса, как юпитериане, не всегда в состоянии понять, насколько разнообразна может быть жизнь. Наша собственная разновидность едва не погибла вследствие обстоятельств. Жизнь может быть разнообразной, и в то же время она едина. Мы и юпитериане – даже плазмоиды – не во всем различны. Наш филогенез и филогенез юпитериан происходят от филогенеза плазмоидов, который возник тогда, когда Вселенная состояла исключительно из водорода и гелия.

– Вы имеете в виду, что у нас общий предок?

– Да. Но не форма жизни, а общее наследственное извращение. Кванто-волновые функции разошлись: одни к плазме и высоким температурам, другие к сложным атомам, молекулярному строению и низким температурам. Позднее уже химические отличия разделили наших предков, жителей водных миров, от предков юпитериан – существ, приспособленных к газовым гигантам.

– Древо Жизни – едино.

– И это приводит меня к окончательному выводу. Не к абстрактному наблюдению за природой жизни, а к категорическому императиву. Между нами, людьми и юпитерианами, установилось глубокое взаимопонимание. За пределами Вселенной могут существовать существа, повторяющие те же ошибки, которые были сделаны в Первом Доме и в нашей собственной Солнечной системе. Люди и юпитериане оказались в уникальном положении: мы обладаем пониманием и – сообща – владеем средствами для его распространения.

Воцарилось длительное молчание.

– Черт побери… – Намерения Кукушки наконец-то дошли до Пруденс. – Вы хотите, чтобы мы превратились в миссионеров. Распространяли Евангелие единства и разнообразия пангалактической жизни. Эдакие космические «зеленые».

Кукушка не ответил. Иногда все, что нужно делать, это просто ждать.


Черити и Эйнджи сидели на веранде Центра Зоологического Разнообразия Мозеса Одинго в Гуме. С помощью денег Карвер это место было преобразовано до неузнаваемости. Отражение щербатой луны сверкало в искусственном озере, которое создали ландшафтные архитекторы. Рябь превращала пятнышки лунного света в изящные кривые, недолговечные исламские письмена.

Лунная пыль, поднятая кометой, осела, и буддисты вернулись к своему занятию. Два месяца назад лик Луны казался совершеннно обычным – темные моря, окруженные более светлым нагорьем. Сегодня вечером спутник Земли был неузнаваем, ибо большие темные пятна пропали; если посмотреть в маломощный телескоп, мягко освещенный диск находился во власти концентрических колец Восточного моря и бриллиантового блеска круглого кратера Нагарджуны, куда ударил фрагмент кометы. Еще через два месяца знакомое лицо человека появится снова. Прохождение кометы изменило период вращения Луны. Больше оно было не синхронизировано с орбитальным вращением, даже на глаз спутник Земли медленно вращался. Это служило постоянным напоминанием, что человечество балансирует на лезвии космического ножа.

Наряду почти с каждым человеком на Земле, Эйнджи и Черити смотрели ВидиВи Бейли Барнума, действительно поразившего своим шоу зрительскую аудиторию. Его обширная коммуникационная корпорация ВВШ (Величайшее Внеземное Шоу) безостановочно передавала с Юпитера в прямом эфире ВидиВи-изображения – с задержкой в сорок восемь минут.

Метис, Адрастеа и Феба не участвовали в планируемом путешествии; готовился исследовательский рейс, а не новый Исход. Только невзрачная рябая глыба, известная как Амальтея, сведенная со стояночной орбиты две недели назад, заняла свое место в зоне сбора. Вокруг блуждающей самой внутренней луны роились колесники с разного рода приспособлениями – проводили заключительные осмотры установок кислородной атмосферы и путаных сетей толстого кабеля, которые укутывали всю поверхность Амальтеи.

За несколько дней до этого все дижабли и люди скрылись в пещерах внутри малой луны, среди них Пруденс, Чарльз, Мозес и Яркий Полудержатель. Кукушка был прав, предвидя, что ни один из них не сможет отказаться от вызова. Он посеял семя предложения и ждал, когда его избранники созреют.

Удовлетворенные результатами осмотра, колесники тоже скрылись внизу.

Кэшью Тинторетто, пресс-секретарь знаменитого продюсера, удовлетворенно следила, как Джонас мастерски накаляет аудиторию предварительно отснятым материалом о Пруденс, Чарльзе, Мозесе и Ярком Полудержателе. Потом изобразительный ряд переключился на вереницу ручных магнитоторов, терпеливо ожидающих на краю зоны сбора.

Сдвинутое лучами репульсора, небесное тело начало смещаться. Внутри центробежные силы создавали иллюзию гравитации. Через сеть кабелей потекло электричество, и Амальтея обрела магнитное поле. Силовые магнитные линии, невидимые, но от этого не менее реальные, связали вращающуюся луну с ожидающим локомотивом из магнитоторов.

Эйнджи усмехнулась:

– Фургон к звезде!.. Не хватает только бородатого старика-ковбоя в десятигаллонной шляпе, сидящего на облучке с дробовиком на коленях.

Мысли Черити витали где-то далеко. Коренастая гуамвезийка была удивительно бесстрастна, но ее глаза сияли материнской гордостью.

– Думаешь о них?

– Я думаю о Мозесе. Его детство украли, юношество изменили буддисты, а теперь он уходит к звездам, и я больше не увижу сына.

– Когда-нибудь он вернется.

– Но я уже не выйду навстречу, Анжела. Для него время пойдет медленнее, чем для нас.

Карвер понимающе кивнула: система Центавра, звезда Барнарда, Волк 359, Лаланд 21185, Сириус, Эпсилон Эридана, 61-я Лебедя, Процион, Сигма 2398… Из-за релятивистского эффекта рейс займет меньше времени, чем путешествие с Земли до Юпитера…

– Он – хороший мальчик. Мать может им гордиться. Черити невидящим взором уставилась на ВидиВи-экран.

Потом встала.

– На сегодня демонстрация закончена, до отлета еще несколько недель. Пойду удостоверюсь, что… что с детенышами гепарда все в порядке. Ты со мной?

– Несомненно, дорогуша. Нужно же размять ноги. Эйнджи стянула экран с открытой двери, и женщины вошли в дом.

Жизнь продолжается. Повсюду.

Примечания

1

Немес – головной убор фараонов в виде полосатого шарфа, спускающегося на плечи.

(обратно)

2

Меласса – кормовая патока, отход свеклосахарного производства.

(обратно)

3

Айронботтом (англ.) – Чугунная задница; Барнум – фамилия, широко известная в мире шоу-бизнеса (Цирк Барнума).

(обратно)

4

Амундсен-Скотт – американская внутриконтинентальная станция в районе Южного географического полюса.

(обратно)

5

Prudence – благоразумие, осмотрительность; Charity – милосердие.

(обратно)

6

Ассоциативная связь с романом К. Кизи «Пролетая над гнездом кукушки» о пациентах психиатрической клиники.

(обратно)

7

Имеется в виду обычай американцев ранней весной наблюдать за действиями одного взятого из норки сурка – от его поведения зависит, какая будет погода.

(обратно)

8

Цепочка Фибоначчи – последовательность чисел 1, 1, 2, 3, 5, … где каждое последующее, кроме первых двух, равняется сумме предыдущей пары.

(обратно)

9

Патера – кратер неправильной формы с фестончатыми краями.

(обратно)

10

Кальдера – котлообразная впадина с крутыми склонами и ровным дном, образовавшаяся вследствие провала вершины вулкана, а иногда и прилегающей к нему местности.

(обратно)

11

Бэс-Терра (фр.) – низкая земля.

(обратно)

12

Петит-Терра (фр.) – маленькая земля.

(обратно)

13

Органеллы – части тела (органы) одноклеточных организмов, выполняющие разнообразные жизненные функции (пищеварительные вакуоли – органы пищеварения, реснички или жгутики – органы движения).

(обратно)

14

Спинакер – треугольный парус, который ставится на яхте при попутном ветре.

(обратно)

15

Или авторы, или персонаж ошибаются: Колумб искал путь в Индию.

(обратно)

16

Воляпюк – один из придуманных искусственных языков.

(обратно)

17

Семиотика – наука, изучающая знаковые системы.

(обратно)

18

Сансара – бесконечность перерождений. Согласно учению о первопричинах, в основе этих последовательных реинкарнаций лежит невежество. В данном контексте, сансарический мир – это наш мир.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1 Гиза, 2194-й
  • Глава 2 Кондоминиум Гуамвези, 2210-й
  • Глава 3 Облако Оорта, 997 642-й ДО Н. Э.
  • Глава 4 Второй Дом, 1936-я непрерывность
  • Глава 5 Долина Оламбте, 2210-й
  • Глава 6 Гозьер, 2210-й
  • Глава 7 Гума, зоологический факультет, 2210-й
  • Глава 8 Демократическая республика Свободный Китай, 2210-й
  • Глава 9 Гнездо Кукушки, 2210-й
  • Глава 10 Калигула Хаос, 2213-й
  • Глава 11 Второй Дом, 1945-я непрерывность
  • Глава 12 Шанхайская провинция, 2213-й
  • Глава 13 Деревня, 2219-й
  • Глава 14 Траектория Каллисто, 2220-й
  • Глава 15 Второй Дом, 2221-й
  • Глава 16 Шепчущая Водородоросль Последнего Утра, 2221-й
  • Глава 17 «Тиглас-Пильсер», орбита Каллисто, 2222-й
  • Глава 18 База на Европе, 2222
  • Глава 19 Скводдом Ортодоксальной Этики, 2222-й
  • Глава 20 База на Европе, 2222-й
  • Глава 21 Карверовский музей человеческой истории, 2222-й
  • Глава 22 Новая Тибетская Обитель, 2223-й
  • Глава 23 Европа–Таун, 2231-й
  • *** Примечания ***