Нарисуй меня счастливой. Натурщица [Алиса Лисовская] (fb2) читать онлайн

Алиса Лисовская Нарисуй меня счастливой. Натурщица

Scan: vetter; OCR, SpellCheck: Lady Romantic

Лисовская А. Л63 Нарисуй меня счастливой. Натурщица: Роман / А. Лисовская. —

М.: ООО «Издательство «Олимп», ООО «Издательство АСТ», 2002. — 348[4] с. — (Русский романс).

ISBN 5-17-013192-5 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-8195-0816-5 (ООО «Издательство «Олимп»)

Аннотация

Она еще со школы знала цену своей красоте. Она мечтала о карьере актрисы, о славе, овациях и поклонниках. Жизнь заставила ее стать натурщицей.

Что привело ее на этот подиум? Любовь к искусству или желание стать совершенной женщиной в руках художника? Что помогало ей побороть стыд и терпеть боль в мышцах и позвоночнике от долгой неподвижности?

В поисках настоящего чувства она пробирается через дебри иллюзорных картин. Страдания тела — такая мелочь по сравнению с трагедией души. Но она выстоит, она выдержит, ей осталось позировать всего десять минут...

Глава 1

Лучи солнца назойливо светили прямо в глаза. Алина недовольно заворочалась в полусне и попыталась спрятаться от солнечного света в углу кровати. Но солнце настойчиво щекотало ее лицо, словно приговаривая: «Вставай, соня, нечего спать в такой прекрасный день!» Алина спрятала голову под подушку и тут же, окончательно проснувшись, резко села, сбросив с себя одеяло.

Как же она могла забыть?!! Все, теперь она свободна от этой надоевшей за одиннадцать лет школы, от зануд-учителей, от бесконечно длящихся уроков и дурацких экзаменов... На выпускном она, как всегда, была царицей бала, ее даже избрали королевой их параллели выпускников.

Алина бросила взгляд на валяющееся в кресле выпускное платье. Сил ее вчера хватило только на то, чтобы скинуть у кровати свои серебряные босоножки и швырнуть платье на кресло. «Все равно стирать», — подумала Алина и снова откинулась на подушки, прокручивая в голове самые интересные события вчерашней ночи. Юрка сцепился из-за нее с Сашкой из 11 «Б», они даже чуть не подрались в сквере, за школой. Подумаешь, рыцари! Как будто кому-то из них она дала хоть малейший повод претендовать на ее внимание! А вот Игорек из 11 «А» был очень даже ничего, не отходил от нее весь вечер, выполнял все ее желания и даже сделал на спор, ради нее, стойку на руках. Алина улыбнулась, вспомнив завистливые глаза своих одноклассниц, стоящих у стены, в то время как она порхала по школьному залу то с одним, то с другим кавалером, еле находя свободную минутку, чтобы сбегать покурить в женский туалет. Только Майка изредка показывала ей большой палец, вцепившись мертвыми клещами в своего ненаглядного коротконогого Стасика. И чего она в нем нашла? Маленький, страшный и, как все круглые отличники, жуткий зануда. Алина никогда не понимала этой философии — хоть какой, но свой. Хотя... каждый в этой жизни выбирает сам, и если Майку устраивает ее кавалер, то флаг им в руки и счастья — вагон и маленькую тележку. А она, Алина, достойна самого лучшего и никогда ни за каким Стасиком бегать, как собачонка, не будет. Столько желающих за один ее благосклонный взгляд горы свернуть, что хоть паранджу надевай! Только скучные они все какие-то, маленькие, неинтересно с ними. Юрка, конечно, хороший парень, но уже достал своим немым обожанием. С утра до вечера у подъезда сидит, а как увидит ее — немеет и двух слов связно сказать не может. Разве это любовь? А где же красивые слова, как в кино? Где ванны с шампанским, где охапки роз? Алина представила, как все это у нее будет в ближайшем времени... и даже зажмурилась от удовольствия.

Отец с самого детства, с тех пор как она стала помнить себя, называл ее маленькой принцессой. У Алины все всегда было самое лучшее — красивые наряды, великолепные игрушки, которые отец привозил ей из зарубежных командировок, экзотические безделушки, которые тогда нельзя было купить ни одном магазине их провинциального городка. Отец очень любил гулять с ней по выходным в парке. Они действительно великолепно смотрелись — высокий, темноволосый, очень элегантный мужчина и маленькая девочка в нарядном платье, с огромными зелеными глазами и копной густых, золотистых волос, которые выбивались из любых заколок и падали вьющимися прядями на ее круглое личико. Женщины, идущие мимо, всплескивали руками, называли ее куколкой и норовили угостить какой-нибудь сладостью, а мужчины, обменявшись крепким рукопожатием с ее отцом, осторожно прикасались к ее золотистой головке и неизменно выдавали одну и ту же фразу: «Кто будет тот счастливец, которому достанется этот ангел?» «Моя принцесса всегда останется со мной, правда, дочка?» — отшучивался отец и поднимал ее на руки. Алина крепко обнимала руками его шею, пахнущую дорогим одеколоном, и исступленно и радостно шептала отцу прямо в ухо: «Да, да, да!!!»

Алина любила отца самозабвенно и яростно, ревнуя его даже к матери, которая всегда казалась ей слишком безликим существом, проводящим все свое время на кухне и на какой-то совсем неинтересной работе. Алина была в ее больнице пару раз: белые халаты, грязно-зеленые стены, какие-то склянки и этот мерзкий запах болезни и хлорки, лекарств и стареющих тел, который мать источала всегда, даже дома после душа, — все это на фоне такого потрясающего отца и сладкого слова «командировка», после которого на Алину, как из рога изобилия, сыпались всевозможные сюрпризы и подарки, выглядело слишком убого.

Алина любила в те редкие дни, когда отец был дома, забираться по утрам к нему в кровать, барахтаться, щекотаться и говорить глупости. Отец рассказывал ей веселые истории, подкидывал на руках, Алина заразительно хохотала, в комнату из кухни заходила мать и, прислонившись к дверному косяку, несколько мгновений наблюдала их возню.

«Ты совсем избалуешь ее, она уже и так никого, кроме тебя, не слушает и не воспринимает, — негромко говорила мать. — Завтрак готов».

И отец тащил Алину, все еще смеющуюся и брыкающуюся, умываться в ванную.

Когда Алине исполнилось десять лет, отец не вернулся из очередной командировки. Мать почернела и постарела сразу, за одну неделю, и на вопрос Алины, когда приедет папа, отвесила ей затрещину, после чего заперлась в комнате. Плачущая от несправедливости в своей комнате Алина, успокоившись, долго слышала за стеной ее прерывистые рыдания.

Через месяц Алина узнала, что у отца теперь другая семья. Больше всего ее потрясло тогда не то, что отец ушел от матери (Алина, повзрослев, никогда в душе не считала их подходящей парой), а то, что отец бросил ее, свою любимую дочурку, свою куколку, свою принцессу... Мать стала еще молчаливей, взяла в больнице еще полставки и теперь почти не бывала дома, успевая лишь приготовить обед да проверить у дочери уроки. Алина плакала ночами в подушку, целуя подаренного отцом любимого мишку, и оправдывала отца про себя, придумывая самые мыслимые и немыслимые истории, в которых он безумно рвался к ней, но ему постоянно мешали какие-то злоумышленники и его нынешняя мегера-жена, не пуская его к любимой дочери.

Сердобольная соседка баба Маша как-то, поглаживая Алину по голове: «Сиротинушка ты моя, безотцовщина...», по-старчески неприятно поджимая губы, скрипяще произнесла:

— Видела вчерась папашу-то твово. Идет со своей кралей под ручку — и ни стыда ни совести! Бросил родную дитятю и носа не кажет! А мать-то твоя тоже хороша — предлагал он ей деньги-то на тебя платить, так нет же, гордая, отказалась! Теперь вот пластается целыми сутками в больнице своей, а дитя-то позабыто, позаброшено! Пойдем, что ли, сиротинушка ты моя, я тебя супчиком накормлю!

— Спасибо, я сыта, — отказалась Алина, которой неприятны были все эти бабкины оханья и причитанья. — Баб Маш, а где он теперь живет, вы знаете?

— А чего тут не знать?! — удивилась всеведущая старуха. — Весь город уже, поди, знает: не последний человек твой отец-то. Большой дом на площади Ленина знаешь? Красивый такой, весь в балкончиках?

— Конечно, — кивнула Алина. Они с девчонками любили гулять около этого дома, дивясь на его башенки и балкончики и представляя себя принцессами, украденными из старинного родового замка.

— Вот там и живет папаша твой. Охмурила его дочка генеральская, чтоб ей ни дна ни покрышки!

Алина раздумывала несколько дней, каждую минуту надеясь, что вот-вот зазвучат на лестнице отцовские шаги и он позвонит в дверь быстро и резко, как всегда это делал только он. Она забросила подруг, уроки и гулянье на улице и целыми днями сидела дома, прислушиваясь к звукам на лестнице, словно маленький настороженный зверек. К концу недели Алина уже была близка к нервному срыву. Она устала ждать.

И, проснувшись в субботу утром, Алина поняла — сегодня или никогда. Она поедет к этому загадочному дому, который теперь от всей души ненавидела, она будет сидеть во дворе, если это понадобится, хоть до ночи, она обязательно дождется отца и эту мегеру, которая не пускает его к любимой дочери. Алина скажет той все, что о ней думает, а потом отец со слезами благодарности и освобождения на глазах промолвит: «Спасибо, моя маленькая принцесса», и возьмет ее за руку, и они пойдут гулять в парк, как это было всегда...

Алина полдня дежурила во дворе дома с башенками, то качаясь на качелях, то якобы читая книгу на скамейке. Но вот подъехала белая машина, и из нее вышел отец, а следом — его новая жена, и он галантно подал ей руку. Алина рванулась было ему навстречу, но тут же замерла на месте. Новая жена его отца была действительно красавицей. Они великолепно смотрелись рядом, словно дополняя друг друга: оба высокие, красивые, темноволосые.

— Смотри, какая милая девочка! — услышала Алина низкий голос отцовской жены.

Она обрадованно шагнула вперед, моментально переиграв в голове весь расклад их сегодняшней прогулки. Она ясно представила себе, как сейчас они пойдут в парк все вместе, отец и его жена будут с двух сторон держать ее за руки, и все встречающиеся им люди будут удивляться такой красивой и счастливой семье. Но отец неожиданно как-то съежился, став даже меньше ростом, и, отвернувшись, торопливо скрылся в подъезде, словно никакой Алины не существовало вовсе и она значила для него не больше, чем бродячая собачонка, от которой обычно отмахиваются с досадой.

Алина вернулась домой вся в слезах, сердце ее разрывалось от боли.

С тех пор она возненавидела отца. Сводящей с ума, черной ненавистью. И за все эти прошедшие семь лет не сделала больше ни одной попытки снова с ним встретиться.

Алина потянулась и поднялась с кровати. Мать, как всегда, была на работе, на кухонном столе лежала обязательная записка — где что стоит и что нужно разогреть. Как обычно, игнорируя эту заботу, Алина открыла холодильник, сделала себе бутерброд с колбасой и налила стакан кефира. Быстренько проглотив все это, шагнула к телефону, не лишив себя удовольствия лишний раз остановиться перед большим зеркалом в прихожей. Из зеркала на нее смотрела золотоволосая красавица с чуть припухшими со сна веками и зелеными, кошачьими глазами, правильным маленьким носом и едва заметной и потому очень нежной ямочкой на подбородке. Алина привычным движением руки поправила взлохмаченные после сна волосы, улыбнулась своему отражению и сняла телефонную трубку.

— Майка, привет! Проснулась?

— Это ты у нас засоня! — услышала она смеющийся голос Майки. — Я уже часа два на ногах.

— Наши планы на сегодняшний вечер?

— Я к Стасу иду, — посерьезнела Майка. — Будем к экзаменам в институт готовиться.

— Совсем с ума сошла! Только в школе отмучились — и опять ярмо на шею надевать!

— Ну это ты у нас принцесса, — непонятным тоном сказала Майка — то ли в шутку, то ли осуждая. — А нам, простым смертным, принца ждать некогда. Будем свою судьбу сами ковать.

— Мы — кузнецы и дух наш молод? — усмехнулась Алина. — Жить надо, пока молодые, а то просидишь вот так все лучшие годы за партой, а потом — нудный муж, непослушные дети, и никакого тебе праздника жизни.

— Алинка, я серьезно. У Стаса — золотая медаль, ему только один экзамен сдавать — он узнавал, ну а мне, сама понимаешь, все по полной программе. Меня мать со свету сживет, если не поступлю. Давай в пятницу созвонимся, может быть, в субботу на пляж сходим все вместе? Юрку возьмем, если хочешь...

— Он мне в школе до чертиков надоел, — зевнула Алина. — Ладно, грызите гранит науки, еще увидимся. Пока.

Алина повесила трубку и, шлепая босыми ногами по приятно нагретому солнцем паркету, отправилась в ванную.

Да, с институтом, пожалуй, Майка все-таки права. Надо разузнать, в каком из них экзамены попроще и конкурс поменьше. Никакого особого призвания Алина в себе не чувствовала. Зачем девушке с ее внешностью какое-то образование, когда перед ней — весь мир с его тайнами и путешествиями, молодыми людьми, готовыми ради нее на все, и этой загадочной любовью, о которой написано так много книг и снято так много фильмов? В то время как ее одноклассники лихорадочно листали справочники абитуриентов, Алина мучилась вопросом, как бы переделать почти неношеный материнский костюм в приличное платье. С тех пор как их бросил отец, им с матерью жить стало намного труднее. Исчезли роскошные наряды, из которых Алина как-то очень быстро выросла, экзотические заколки сломались, стали малы туфельки и браслеты. Мать выбивалась из сил, но всех ее усилий хватало лишь на то, чтобы дочь выглядела не хуже чем все. Но Алине не хотелось быть как все. Ей хотелось быть лучше. Принцессе не пристало ходить в стоптанных туфлях, залатанном платье и перелицованном пальто! Сказка о Золушке Алину утешала мало. Ей хотелось всего и сейчас. И поэтому если уж поступать, то только в театральный институт. Причем в Москве. А там все появится само собой: слава, поклонники, цветы, деньги... И однажды она приедет в свой родной город на гастроли, и в фойе театра после шумного бенефиса и криков «Браво!!!» к ней подойдет маленький, сгорбленный старик. Алина с трудом узнает в нем своего отца, удивится, восторжествует, но не покажет вида и, отвернувшись, скажет своему очередному поклоннику, какому-нибудь очень известному актеру: «Уберите с дороги этого старикашку, я терпеть не могу нищих!» А потом величественно пройдет мимо, обдав стоящего со слезами на глазах отца запахом французских духов...

Алина так замечталась, что не заметила, как вода в ванне потекла через край. Выдернутая пробка полетела в раковину, Алина быстренько закрутила краны, решая про себя, стоит ли прямо сегодня поговорить с матерью насчет Москвы и театрального института. Пожалуй, все-таки стоит. На поезд, да и на первое время в Москве ей нужны будут деньги. Чем раньше начать их собирать, тем больше будет. Нужно еще где-то раздобыть телефон какого-нибудь театрального института и узнать сроки поступления. Ладно, сегодня вечером она скажет матери, а там они все вместе обсудят.

В пять часов вечера, наряженная в легкий летний костюм цвета морской волны, в котором сама себе она казалась русалкой, Алина вышла во двор.

В городе вовсю царило лето. Летал тополиный пух, заставляя людей фыркать и почесывать носы и глаза, буйно зеленела листва деревьев, нещадно палило солнце, плавя потрескавшийся от жары серый асфальт, легкий ветерок, казалось, специально издевался над потными, измученными жарой людьми, принося вместе с собой не прохладу реки, а горячие солнечные волны.

На лавочке перед подъездом Алины сидел неизменный Юрка. Его огненно-рыжая шевелюра пылала на солнце, и сам он — худой и нескладный — напоминал зажженную спичку, одетую зачем-то в потертые джинсы и серую футболку.

— Привет! Давненько не виделись, — съехидничала Алина. — Ты одно место себе еще не отсидел? Смотри, от лавочки скоро одни ножки останутся!

— Я тебя с трех часов жду, — хрипло сказал Юрка. Как всегда, при появлении Алины у него перехватило дыхание. — Знал, что раньше ты не встанешь.

— Какие мы догадливые! — протянула Алина. — Зачем ждал-то?

— На речку пойдем? — с надеждой в голосе предложил Юрка.

— Иди, — пожала плечами Алина. — Мне все равно в другую сторону.

И, чувствуя на своей спине его провожающий взгляд, неторопливо зашагала, цокая каблучками по нагретому асфальту, к автобусной остановке.

Определенной цели у Алины не было никакой. Просто не хотелось в такой прекрасный солнечный день сидеть в душной квартире.

Дом, в котором жила Алина — обычная панельная девятиэтажка, — находился в привокзальном поселке небольшого сибирского городка. До центральной площади с фонтанами и летними кафе было двадцать минут езды на автобусе или троллейбусе. Троллейбус был предпочтительней — в нем всегда почему-то ехало меньше людей, да и его остановка была ближе автобусной. В сумочке Алины помимо косметички и ключей от дома лежало двадцать рублей, оставленных матерью на покупку хлеба и молока. Ни то, ни другое Алина покупать не собиралась. Этих денег как раз должно было хватить на сигареты, стаканчик холодного пива и пачку соленого арахиса где-нибудь под разноцветным зонтиком кафе.

В троллейбусе какой-то подвыпивший человек все время пытался прислониться к ней какой-нибудь частью тела. Алина взглянула на него самым убийственным из своих взглядов и, чуть покачиваясь в такт движению, прошла в середину полупустого салона, удовлетворенно отметив, с каким блеском в глазах следит за ее передвижениями водитель троллейбуса в зеркальце заднего вида.

Маленькое открытое кафе прямо около фонтана Алинины одноклассники облюбовали уже давно. От фонтана долетали прохладные брызги, зеленые ветки старых деревьев спасали от солнца и бросали причудливые тени на раскрытый над столом зонтик. Алина поудобнее устроилась за столом, глотнула холодного пива из пластикового стаканчика и закурила сигарету. Курить она начала давно. Еще в пионерском лагере. Вернувшись из лагеря, Алина тут же, чтобы не было скучно курить в одиночку, обучила этому искусству Майку, после чего все карманные деньги стали уходить на покупку сигарет — подружки так вошли во вкус, что порой им не хватало пачки на день. Родители ни той, ни другой пока не догадывались, хотя Майка, по причине излишней строгости своей матери, предпочитала свои сигареты отдавать Алине, у которой мать никогда не проверяла карманы или сумки.

— Девушка, у вас свободно? — раздался приятный мужской голос рядом.

Алина подняла глаза, сделав вид, что она только что заметила молодого человека, подошедшего к ее столику.

— Я подругу жду, — соврала она, приветливо улыбнувшись. — Но пока — садитесь.

— Спасибо. — Молодой человек поставил на столик свой стакан с пивом и опустился на пластмассовый стул.

Алина сквозь черные очки незаметно наблюдала за ним.

Молодому человеку было лет двадцать пять. Легкие летние брюки, безупречная белая рубаха с короткими рукавами и тонкий черный шнурок галстука с блестящей булавкой. Темные очки в тонкой оправе скрывали его глаза, но волевой подбородок, хорошо выбритые скулы и немного хищный, орлиный нос вкупе со всем остальным произвели на Алину достаточно благоприятное впечатление. Вечер только начинался, и провести его не одной, а в компании с симпатичным молодым человеком было бы очень неплохо.

— У меня сегодня был сложный день, — сказал молодой человек. — Наверное, чтобы компенсировать это упущение, товарищ сверху послал мне вас.

— Вы верите в Бога? — улыбнулась Алина.

— Только в исключительных случаях. Как сегодня, например.

— Чем же сегодняшний вечер так исключителен?

— Я сегодня весь день мотался по разным кабинетам, нужно было подписать очень важные бумаги, а наши чиновники, если вы знаете, никогда не торопятся принимать тех, кто сидит в приемной. Они сначала попьют чайку, по телефону поговорят, с секретаршей поругаются, а уж потом снизойдут до простых смертных. Меня уже от одного вида приемных тошнить начинает. Еле дожил до конца рабочего дня. Шел домой, мечтал о стакане пива, а тут вы...

Алина снова улыбнулась и достала сигарету. Молодой человек тут же поднес ей зажигалку.

— Давайте познакомимся? — предложил он. — Мне кажется, что у такой красивой девушки должно быть такое же красивое и необычное имя. Меня зовут Борис.

— Алина.

— Я угадал насчет имени! — обрадовался Борис. — Очень приятно. Вы с вашей подругой сегодня куда-то собрались?

— Да нет, — неопределенно отозвалась Алина. — Пока никаких конкретных планов. Просто день слишком хороший, чтобы сидеть дома.

— Извините за нескромный вопрос: вы учитесь? Работаете?

— Отмучилась вчера, — рассмеялась Алина. — Можете меня поздравить, я закончила школу и теперь свободный человек.

— Будете в институт поступать?

— Да, — кивнула Алина. — В театральный.

— Я думаю, с вашей внешностью вам это будет не трудно. — Борис достал из кармана рубахи пачку «Мальборо» и тоже закурил. — А я свой институт закончил два года назад.

— Какой?

— Политехнический. Я компьютерщик. Технарь.

— Вы разбираетесь в компьютерах? — оживилась Алина. — У нас в школе была информатика и основы компьютерной грамоты. Одно слово что означает — основы! Там такая компьютерная техника, что по ней давно и плотно помойка рыдает! Половина клавиш не работает, мышка заедает, программа виснет! Пасьянс, правда, можно раскладывать. Мы с девчонками соревновались, кто быстрее.

— Ну и кто же быстрее?

— Чаще всего Майка, — призналась Алина. — У нее склад ума математический. Всю жизнь по всяким алгебрам и геометриям пятерки были.

— Майка? Это та подруга, которую вы ждете?

— Да, — кивнула Алина и посмотрела на часы. — Что-то она задерживается...

— Может быть, у нее поменялись планы? — предположил Борис. — Взять вам еще пива?

Алина посмотрела на свой стакан. За разговором она и не заметила, как выпила почти все его содержимое.

— Возьмите, — кивнула она.

— Что к пиву? — поднялся Борис. — Арахис, чипсы, фисташки?

— Фисташки. — Алина любила их больше всех других орехов. Только не всегда они были ей по карману.

Борис вернулся с бутылкой пива и двумя пакетиками фисташек.

— А в какой город вы хотите ехать поступать? Москва, Питер?

— Я еще не решила. — Алина снова подумала, что сегодня вечером нужно будет обязательно поговорить с матерью насчет института. — Наверное, лучше Москва.

— Люблю этот город, — признался Борис. — Я там работал от нашей фирмы почти полгода.

— А я там ни разу не была, — призналась Алина.

— Ну, у вас все еще впереди!

— Я знаю.

Пока они болтали, в город постепенно прокрались сумерки. Засияли белым молочным светом головы черных чугунных фонарей, вода в фонтане, подсвеченная изнутри разноцветными лампами, заиграла разноцветными бликами и заискрилась переливами радуги. Музыка в кафе зазвучала громче, все столики были заняты, свободных мест не осталось, но к столику Алины и Бориса почему-то никто не подходил. В голове Алины слегка шумело от выпитого пива.

— Похоже, вашу подругу что-то все-таки задержало, — улыбнулся Борис.

— Похоже на то, — кивнула Алина.

— Вы любите танцевать?

— У меня до сих пор после выпускного ноги гудят, — призналась Алина.

— Они смогут выдержать еще один танец? — Борис протянул ей руку, и Алина, не колеблясь, подала свою.

Они танцевали на маленьком пятачке посреди столиков. Борис держал ее нежно и очень осторожно, словно Алина была хрупкой хрустальной вазой, которая вот-вот может разбиться. Алина поглядывала из-за его плеча на рассеянный листвой свет фонарей, на искрящиеся переливы фонтана, на проходящих мимо людей. Вот она наконец и началась, ее взрослая жизнь. И так будет все время. Она хочет, чтобы так было все время: грустная, нежная музыка, легкое спиртное и обаятельный молодой человек, красиво ведущий ее в танце...

— Вы замечательно танцуете, — шепнул ей Борис, слегка коснувшись губами ее уха.

По телу Алины пробежала легкая дрожь.

— Я знаю, — шепотом ответила она.

— А есть что-нибудь на этом свете, чего вы не знаете?

— Наверное, — улыбнулась Алина. — Если только это не касается меня...

Танец закончился. Вернувшись к столику, Алина бросила быстрый взгляд на часы. Черт, как незаметно летит время! С восьмого класса, когда она однажды явилась домой в двенадцать часов ночи и мать в сердцах отхлестала ее мокрой тряпкой, мать поставила жесткое условие: быть дома зимой не позже девяти, а летом — не позже половины одиннадцатого вечера. Как Алина ни сопротивлялась и ни кивала на подружек, которые летними вечерами просиживали во дворе почти до часу ночи, мать была непреклонна. На вчерашний выпускной она тоже отпустила Алину скрепя сердце, долго и нудно наставляя ее, чтобы одна — никуда, и после нигде не задерживалась, и домой вместе со всеми остальными. А когда Алина вернулась домой в половине пятого утра, доставленная прямо до двери галантным Игорем, позади которого плелся неизменный Юрка, мать, видимо не спавшая всю ночь, открыла дверь сразу, едва услышав их шаги в подъезде...

— Мне пора, — сказала Алина, решив про себя, что и на эту тему с матерью нужно будет поговорить. В конце концов, она уже не та школьница, которую можно без конца воспитывать. Она взрослая девушка, без пяти минут студентка и может себе позволить приходить домой попозже.

— Алина, вы разрешите... я вас провожу?

Алина кивнула и спрятала в сумочку ненужные вечером черные очки.

Глава 2

Лора Александровна легко отжала выпускное платье дочери, расправила его на плечиках и повесила на балкон. Вернулась в комнату, задернула шторы и устало опустилась на диван. Негромко шепелявил телевизор, наполняя пространство комнаты иллюзией присутствия людей.

«Половина одиннадцатого, а Алинки все еще нет. Давно ли бегала в коротеньких платьицах и просила завести собаку, а теперь, как ни крути, вымахала в писаную красавицу, уже и кавалеры завелись, того и гляди — улетит, не поймаешь... Мать для нее — не авторитет, был бы отец, поговорил бы по-мужски, попридержал бы...» — Лора Александровна мысленно осеклась, вспомнив Вадима. Резко заныло сердце, боль отдалась в виске. Господи, сколько лет прошло, а все еще больно! Не зря она так долго не хотела выходить за него замуж, ясно отдавая себе отчет в том, что они совсем не пара.

...Лора с самого детства была очень практичной девочкой. Мать не раз говорила своим знакомым, что если в их семье есть один по-настоящему взрослый человек, то это Лора. Выросшая в простой семье: отец — формовщик на заводе, мать — продавщица в овощном магазине, Лора обладала редким свойством воспринимать жизнь такой, какая она есть, не приуменьшая и не приукрашивая. Она реально отдавала себе отчет, что никаких особых талантов у нее нет, внешность тоже оставляет желать лучшего — так, не красавица и не уродка, а то, что в народе испокон веков называют золотой серединой. В школе Лора звезд с неба не хватала, училась достаточно средне, на своих одноклассниц-отличниц Лора смотрела без зависти, для нее все в этой жизни выглядело логично: кому-то красота, кому-то престижные родители, кому-то блистательный ум, а кому-то ни того, ни другого, ни третьего. Так было всегда, и у нее не было никакого желания менять что-то в этом жизненном укладе. Нужно было жить с тем, что есть. Закончив восемь классов, Лора совершенно спокойно рассудила, что в институт сразу после школы она вряд ли поступит, поэтому, получив аттестат, отдала документы в медицинское училище. Ей с детства нравились белые халаты. Было в них что-то такое строгое и чистое. В конце третьего года обучения ее группу отправили на практику в самую престижную клинику города. Там она и встретила Вадима. Лора никогда не обращала внимания на красивых мужчин — пословица «Каждый сверчок — знай свой шесток» как нельзя лучше характеризовала ее в этом отношении. Вадим был потрясающе красив. Выходец из потомственной медицинской семьи, Вадим пошел по стопам отца и деда-академика и к своим двадцати семи годам заканчивал аспирантуру и имел достаточно высокий статус среди коллег-медиков. У него были золотые руки, и все окружающие пророчили ему головокружительную карьеру. Чем его зацепила молоденькая, неопытная, да к тому же обычной внешности медсестричка, никто из его окружения понять не мог. Не ведала этого и сама Лора, которую его ухаживания поначалу даже испугали. Тогда впервые в жизни она потеряла способность логически рассуждать. Он дарил ей цветы, встречал у подъезда училища и даже как-то затащил к себе домой, чтобы познакомить с родителями, откуда Лора почти в панике сбежала, испугавшись невиданной до сих пор роскоши квартиры, а больше всего пристального, изучающего и явно презрительного взгляда матери Вадима, которая очень тактично и вежливо дала ей понять, что сын ее — гений, ему простительны маленькие слабости, но... деточка, вы не нашего круга.

Лора противилась долго и отчаянно, ее бывшие однокурсницы наперебой твердили: «Дура! Пользуйся моментом, профессоршей станешь!» — но Лора ясно понимала, что она Вадиму действительно не пара и рано или поздно он это поймет. Но Вадим продолжал ухаживать. Два года осады принесли свои плоды: Лора устала сопротивляться, к тому же она давно влюбилась. Отчаянно. Раз и навсегда. Родителей Вадима на свадьбе не было. Только дед-академик сделал внуку царский подарок, подарив ему двухкомнатную квартиру. Сделал это он не из уважения к невестке, а из любви к внуку, чтобы тот не опустился до жизни в одной квартире с тещей-торгашкой и тестем-работягой.

Через три года родилась Алина. Но даже рождение внучки не заставило родителей Вадима изменить свое мнение о невестке. Вадим изредка бывал у них, но во время семейных чаепитий, когда речь за столом шла о чем угодно, начиная с политики и кончая погодой за окном, имена Лоры и Алины не упоминались, словно их не существовало на свете.

Лору устраивало это положение вещей. В своем доме она была нераздельной хозяйкой, никто не указывал ей, что нужно делать и как, тем более что в глубине души, несмотря на обиду, она признавала правоту своих родственников: Вадим стал одним из лучших хирургов города, он не вылезал из заграничных поездок, а Лора как была, так и осталась медсестрой в обычной больнице. Вадим несколько раз пытался устроить ее в свою клинику, но здесь Лора, которая обычно все желания мужа исполняла с полуслова, проявила неожиданное упрямство: ей казалось, что ее незначительность может как-то принизить Вадима в глазах тех людей, с которыми ему приходится общаться. По той же причине Лора не любила официальных приемов, на которых городские знаменитости с бокалами шампанского в руках беседовали о новейших достижениях медицины, а их прекрасные половины, разодетые в шикарные наряды, перемывали косточки отсутствующим дамам и хвастались новыми драгоценностями.

Как только Вадим сообщал Лоре об очередном приеме, сердце ее болезненно сжималось: ей вполне хватало уюта ее дома, Алинкиного лепета и любви Вадима: за пределами этого треугольника для нее ничего больше не существовало. Поэтому каждый раз Лора старательно находила всякие отговорки — от легкого недомогания до насморка Алины. Вадим смеялся: «Ну вот, женился на зайчишке — сереньком трусишке! Что тебя там, съедят?» Лора беспомощно улыбалась, и он уходил один.

Единственное, что вносило дискомфорт в жизнь Лоры, — это отношение родителей Вадима к ее дочери. Лора знала, что стоит им хотя бы один раз увидеть свою внучку, и они влюбятся в нее сразу и бесповоротно. Но Вадим молчал, а она привыкла во всех вопросах безоговорочно полагаться на мужа.

И хотя в глубине ее души всегда было чувство, что рано или поздно он оставит ее, уход Вадима к другой женщине стал для Лоры концом света. Лоре показалось, что небо опрокинулось на землю, а сама земля ушла из-под ног. В одно мгновение разрушилось, разлетелось на мелкие осколки все то, чем она жила. У нее отобрали воздух. Лоры и так не существовало без Вадима. Вадим ушел, и ее не стало окончательно. Пустая женская оболочка совершала какие-то механические движения — ела, собирала дочь в школу, ходила на работу, но ночью, глядя пустыми глазами в потолок (все слезы Лора выплакала в первые дни), она ощущала внутри себя лишь отчаянную ноющую пустоту. Ее жизнь потеряла смысл. И если бы не Алина, Лоры не стало бы сразу, как только все это случилось.

Лора мучилась не только за себя, она видела, как страдает дочь, — ведь та была привязана к отцу ничуть не меньше, чем она сама. Помочь своей малышке Лора не могла. Она и себе-то не могла помочь...

Ключ, весело зашевелившийся в замке, выдернул Лору Александровну из пучины воспоминаний. Она быстро провела ладонью по щекам, вытирая следы слез, и шагнула навстречу дочери.

— Привет! — улыбнулась ей Алина, и Лора Александровна с ужасом поняла, что от Алины сильно пахнет пивом.

Сама Лора Александровна практически не пила спиртного, очень редко позволяя себе на Новый год или день рождения выпить полбокала сухого вина или шампанского. Ей слишком хорошо с самого детства запомнились посиделки на кухне материнских подружек-продавщиц, которые были не прочь выпить, при этом часто не зная меры и не стесняясь в выражениях.

— Мам, у меня к тебе серьезный разговор. — Алина скинула с ног босоножки, привычно забросив их в угол коридора.

— Ты пила? — Лора Александровна наконец-то обрела дар речи.

— Ну, пива. Совсем немножко, — отмахнулась Алина. — Такая жара на улице.

— Ты знаешь, что спиртное плохо действует на неокрепший организм?

— Мам, мы же не в твоей больнице, — поморщилась Алина. — И потом, ты что, забыла, что я уже не школьница?

— То, что ты окончила школу, не дает тебе права считать себя взрослой, и к тому же...

— Ну началось, — перебила Алина, не желая слушать нотаций матери, и открыла дверь в свою комнату.

— Как ты со мной разговариваешь?! — возмутилась Лора Александровна и шагнула следом за дочерью.

— Прекрати читать мне свои лекции! Я выросла, понимаешь, вы-рос-ла, — по слогам произнесла Алина. — Я уже не та маленькая девочка, которой нужна твоя защита. Это моя жизнь, и я хочу ее прожить так, как я хочу, а не так, как мне будут советовать! Пусть даже родная мать!

— Я же тебе добра хочу, — растерялась Лора Александровна.

— Ты лучше его себе захоти, — грубовато буркнула Алина. — Ты же выглядишь, как старуха! Давно бы нашла себе мужичка какого-нибудь, глядишь, и похорошела бы...

— Алина, что ты говоришь?..

— Правду я говорю! Ты что, хочешь, чтобы я так же, как ты, всю свою жизнь просидела дома из-за какого-то идиота, которому твоя верность глубоко до лампочки и который за десять лет ни разу не соизволил поинтересоваться, живы ли мы вообще и как нам живется?!! В этом заключается твое добро?

— Не смей говорить об отце гадости!!! — Лора Александровна тоже перешла на крик.

— Я что, по-твоему, должна ему в ножки поклониться за то, что он нас бросил? — нехорошо прищурилась Алина и выкинула вперед обе руки с известной комбинацией из трех пальцев. — Вот ему, пусть выкусит!

Лора Александровна стремительно шагнула вперед, и на щеке Алины мгновенно расцвело красное пятно от материнской пощечины.

Алина схватилась рукой за горящую щеку и подняла на мать глаза, и та впервые увидела в них ненависть.

— Уходи из моей комнаты! Немедленно!

Лора Александровна сама испугалась того, что натворила, а ненавидящий взгляд Алины заставил ее попятиться к двери.

— Аленька... прости, я не хотела...

— Я не хочу с тобой разговаривать! Уходи сейчас же! — В глазах Алины стояли слезы. — Если ты сию же секунду не выйдешь, я уйду сама!

И Лора Александровна поняла, что это не пустая угроза: ее дочь и в самом деле может уйти из дома куда глаза глядят.

— Аленька, успокойся... я ухожу, ухожу...

Лора Александровна медленно закрыла за собой дверь Алининой комнаты.

— И никогда больше не называй меня Аленькой! — понеслось ей вдогонку. — Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу это имя!!!

Аленькой Алину когда-то называл отец.

Лора Александровна устало опустилась на диван, невидяще глядя в бормочущий телевизор. Она и раньше знала, что никогда не была для дочери таким авторитетом, которым когда-то был для нее отец. Но эта вспышка ненависти испугала ее не на шутку. Дочь окончательно выходила из-под ее контроля, и она отчетливо поняла, что ничего не может с этим поделать.

Еще одной потери в этой жизни ей не выдержать, Лора Александровна знала это давно и отчетливо. Если Алинка действительно соберется и уйдет из дома... Нет, об этом и думать страшно! Мысли Лоры Александровны беспорядочно метались. Она была почти в панике.

«Вадим! — неожиданно подумала она. — Он один может подействовать на Алину, уговорить не делать глупостей. За эти десять лет я ни разу к нему не обращалась. Неужели он откажет мне в единственной просьбе? Это действительно хорошая мысль, где-то у меня был его телефон...»

Лора Александровна резко поднялась с дивана и вытащила из шкафа потрепанную записную книжку. Лихорадочно принялась перелистывать страницы. Мгновенно накатило воспоминание, как Вадим протягивает ей листок с написанным на нем номером телефона: «Позвони вечером, договоримся насчет алиментов».

«Нам ничего не надо от тебя», — одними губами отвечает Лора, но рука ее машинально берет протянутый листок.

Дома она долго держала его над зажженной спичкой, то приближая, то удаляя от огня... В конце концов, спичка обожгла ей пальцы и упала на стол, а Лора Александровна разревелась в голос над выпавшим из руки листком, который она так и не смогла сжечь...

— Вот он! — обрадованно вытащила она из записной книжки злосчастную бумажку, бросила быстрый взгляд на часы: половина двенадцатого. Но ждать до утра у нее не было сил.

Лора Александровна поставила на колени телефон, глубоко вздохнула, словно перед прыжком в омут, и подняла трубку. Пальцы ее дрожали, и ей два раза пришлось набирать номер заново.

— Я слушаю. — Низкий женский голос прервал длинные гудки.

— Мне нужен Вадим Сергеевич.

— Вы знаете, он только вернулся с операции, он очень устал. Может быть, вы перезвоните завтра?

— Он мне нужен срочно. — Голос у Лоры Александровны дрожал, рука, сжимавшая телефонную трубку, побелела.

— У вас что-то серьезное? — догадался голос. — Минуточку, я попробую его позвать.

Лора Александровна услышала, как трубка на том конце провода с характерным стуком легла на стол и низкий женский голос, удаляясь, несколько раз крикнул:

— Вадик! Вадик! Тебя к телефону!

Лора Александровна всегда называла мужа только Вадимом. В имени Вадик ей слышалось что-то слишком легкомысленное.

Ей показалось, что прошла вечность... Наконец на том конце провода взяли трубку.

— Я вас слушаю, — раздался совсем не изменившийся за эти годы голос Вадима, и у Лоры Александровны перехватило дыхание.

— Я вас слушаю, говорите, — нетерпеливо произнес он.

Лоре Александровне стоило немалых сил выдавить из себя три слова.

— Вадим... Это Лора...

В трубке повисло напряженное молчание.

— Мне очень нужно с тобой поговорить.

— Что-то случилось? — Голос его был холоден и ровен.

— Это не телефонный разговор. Ты можешь уделить мне полчаса? Алина...

— Полчаса? — перебил он. — Что, прямо сейчас?

— Нет, конечно, нет. Но чем быстрее, тем лучше. Может быть, завтра?

— У меня день расписан по минутам, — жестко сказал Вадим Сергеевич.

— Но она все-таки и твоя дочь тоже...

— Хорошо, — после небольшой паузы произнес он. — Завтра в половине двенадцатого в моем кабинете в клинике.

— Спасибо, я обязательно буду, — обрадовалась Лора Александровна, но в трубке уже побежали короткие гудки.

Лора Александровна осторожно отставила телефон, несколько мгновений сидела, не двигаясь, потом, неловко поднявшись, как слепая прошла на кухню. Воспоминания навалились на нее с новой силой, она еле нашарила в кухонном шкафчике валерьянку, накапала себе в стакан и выпила залпом все до капли. Еще одна бессонная ночь ей была обеспечена. А завтра с утра нужно будет еще подмениться на работе...

Алина лежала в кровати и смотрела злыми глазами в потолок. Мать испортила такой прекрасный вечер! Почему эти взрослые считают, что дети им что-то должны? Неужели только за то, что тебя когда-то родили, причем не спрашивая на это твоего разрешения, ты должна быть обязана им до конца жизни?! В конце концов, каждому свое, и она, Алина, рождена вовсе не для такой жизни, которую хочет уготовить ей мать. Провести все свои лучшие годы на кухне, стирая кому-то вонючие носки или как мать, — увольте, это все не для нее!

«Надо срочно поступать в институт и жить в общежитии, — подумала Алина. — Тогда я буду сама себе хозяйка и смогу делать все, что захочу».

Она невольно улыбнулась, вспомнив сегодняшнее знакомство с Борисом и как он настойчиво и трогательно выпрашивал у нее домашний телефон. В конце концов он ее уговорил, и телефон она дала, немного помучив его для собственного удовольствия: терять такого интересного знакомого ей совершенно не хотелось. Он обещал позвонить завтра вечером и сводить ее в одно классное место, Алина толком не поняла — то ли клуб, то ли кафе с новой музыкальной программой. Только нужно будет с утра позвонить Майке, узнать, в какой институт та собирается подавать документы, и сделать это вместе с ней. Черт с ней, с Москвой, никаких денег она просить у матери не будет — потом по гроб жизни не рассчитаешься! — она все сделает в этой жизни сама, сама всего добьется! Алина поудобнее устроилась в постели и закрыла глаза. У нее все будет так, как она захочет.

Лора Александровна стояла перед кабинетом своего бывшего мужа и страшно нервничала. Как всегда, в силу своей собранности, она пришла на двадцать минут раньше и теперь ходила по коридору, не зная, куда себя деть. Если Вадим сказал в половине двенадцатого, значит, до этого времени он действительно занят и к нему нельзя. Это двадцатиминутное ожидание превратилось для нее в ад. Оно было хуже прошедших десяти лет без Вадима.

Поднявшись утром, она долго стояла под душем, потом пристально и так же долго разглядывала свое отражение в зеркале. Алина была права, она совсем махнула на себя рукой и теперь, еще не старая, выглядит гораздо старше своих лет. Морщины и круги под глазами, дряблая шея, неухоженные волосы, которые когда-то были такими же золотистыми, как и у Алины. Но самое главное было даже не в этом: взгляд женщины, смотрящей на нее из зеркала, был тусклым и измученным. В этом взгляде не было огня, не было уверенности, не было жизни...

Лора Александровна наложила на лицо косметику, которой она практически не пользовалась, неумело накрасила губы и чуть-чуть подвила щипцами кончики секущихся волос. Улыбнулась своему новому отражению. Слава богу, с зубами у нее никогда не было никаких проблем: улыбка вышла слегка потерянной, но обаятельной.

«Господи, зачем я все это делаю?Для кого?» — поймала себя на мысли Лора Александровна и пошла надевать свой самый лучший костюм...

А теперь ей панически хотелось бежать из этого больничного коридора, она казалась себе неуместной здесь и сейчас, ей хотелось смыть с лица грим, спрятать костюм под привычный, безликий, белый халат и укрыться в своем уютном процедурном кабинете.

Вадима она увидела сразу. Он шел по коридору, и полы его халата разлетались от быстрой ходьбы. Лора Александровна, напряженно застыв, следила за его приближением. Он мельком глянул на нее и свернул в кабинет.

«Не узнал...» Лицо ее пошло красными пятнами. Сам он почти не изменился. Лишь около висков появилась седина, что только прибавило ему импозантной солидности.

Подождав несколько секунд, пока отхлынет жар со щек, Лора Александровна осторожно постучалась в кабинет.

— Войдите.

И она вошла.

— Вы по какому делу? — Вадим Сергеевич поднял голову от разложенных на столе бумаг.

— Я...

Неожиданно глаза его потемнели, приняв какое-то странное выражение.

— Лора?

— Да, — выдохнула она. — Здравствуй.

— Садись. — Он встал и указал на стул, стоящий напротив стола.

Лора Александровна неловко, как-то бочком, опустилась на него.

— Что случилось? — Лицо Вадима Сергеевича казалось непроницаемой маской, лишенной каких бы то ни было эмоций.

— Алина хочет уйти из дома. Я только сделала ей замечание, что от нее пахнет пивом, и она...

— В ее возрасте это не удивительно. Я не вижу в этом никакой трагедии.

— Если она уйдет, я останусь совсем одна, — еле слышно сказала Лора Александровна. — Это не в упрек тебе, того, что случилось, уже не изменить, но... я прошу тебя, поговори с ней. Объясни ей, что она еще слишком молода, чтобы жить отдельно, что все придет в свое время и не нужно торопить события...

— Ты что, не можешь сама ей все это сказать?

— Ты же прекрасно знаешь, что она всегда любила тебя больше меня... И если есть человек, которого она может послушать, то это ты...

— Она собирается в институт?

— Не знаю... Наверное... — Лора Александровна беспомощно пожала плечами. — Она едва закончила школу, мы еще не говорили на эту тему...

Вадим Сергеевич едва заметно поморщился, и лицо его тут же снова приняло обычное выражение. Но Лора Александровна успела заметить и понять, что ему неприятно все: и ее присутствие, и ее просьба, ее беспомощность и слегка дрожащий голос.

— Извини. — Она резко поднялась со стула. — Мне не следовало сюда приходить.

— Сядь, — почти приказал Вадим Сергеевич.

Лора Александровна вздрогнула и послушно опустилась на стул.

— Я виноват перед тобой, и я поговорю с Алиной. — Он помолчал. — Если вам нужны деньги — скажи. Я дам, сколько нужно. Но в дальнейшем прошу не перекладывать на меня проблемы воспитания. Я не хочу постоянных напоминаний о той ошибке, которую я совершил когда-то. Да, ты была моей женой, но...

— Если ты помнишь, не я на этом настаивала.

— Алина, конечно, и моя дочь, но ведь ты сама отказалась от помощи. Впрочем, не будем предаваться ненужным воспоминаниям. — Вадим Сергеевич посмотрел на часы. — В какое время мне позвонить, чтобы застать Алину дома?

— Утром. — Лора Александровна встала и пошла к двери. Оглянулась. — Мне очень не хочется этого говорить. Но все же — спасибо.

Она шла по улице, и по щекам ее текли слезы, смывая с кожи ненужную «штукатурку». Ей казалось, что сегодня она умерла еще раз.

Глава 3

Алина, весело мурлыкая себе под нос модную мелодию, крутилась перед зеркалом. Через полчаса Борис ждет ее на площади около фонтана. Алина последний раз осмотрела критическим взглядом свою точеную фигурку, облаченную в летний, открытый, пожалуй, чуть больше, чем нужно, сарафан нежного бирюзового цвета, провела щеткой по золотистым волнам волос, улыбнувшись своему отражению. Оно улыбнулось ей в ответ и одобрительно подмигнуло.

В дверь позвонили.

Алина щелкнула замком, удивленно приподняв брови: кто бы это мог быть? На пороге стоял Юрка.

— А... привет, — разочарованно протянула Алина. — Заходи, но только я сейчас ухожу.

Юрка неловко вошел в квартиру и неуклюже затоптался в коридоре, переступая с ноги на ногу.

— Ну что у тебя? — Алине была давно и хорошо знакома его привычка топтаться на одном месте. Это означало, что у него к ней есть какой-то серьезный разговор.

— Я хотел узнать... — У Юрки, как всегда, перехватило дыхание, и он закашлялся.

Алина бесцеремонно стукнула его по спине:

— Все? Чего тебе?

— Я хотел узнать, в какой институт ты хочешь поступать...

— Со мной пойдешь? — догадалась Алина. — Ой, только не это!

— Я просто подумал...

— Я сегодня разговаривала с Майкой, — смилостивилась Алина: от такого покорного кавалера вреда ей, в общем-то, не будет. — Они со Стасом собрались в политехнический. Я подумала, а почему бы и мне с ними за компанию туда не поступить? Тем более там общагу дают, Майка узнавала. Да и проходной балл там не такой высокий, и конкурс маленький.

— Ты же никогда не любила математику, — неожиданно сказал Юрка.

— Ну и что? — удивилась Алина. — Ты что думаешь, что я по окончании политеха инженером работать пойду? В этом институте, если хочешь знать, девчонки на вес золота. Выйду замуж за какого-нибудь старшекурсника или преподавателя, — поддразнила она Юрку.

Лицо Юрки моментально вспыхнуло.

— Ладно, не переживай, — совсем развеселилась Алина. — Шуток не понимаешь, что ли?! Мне сказали, что туда проще всего поступить. Вот и все. А высшее образование, оно и в Африке высшее. Хоть и техническое. В понедельник пойдем все вместе документы относить.

— Я — с вами, — твердо сказал Юрка.

— Нисколько в этом не сомневалась. Все, мне пора бежать.

— Я... провожу тебя? — снова затоптался Юрка.

— Ладно уж, — махнула рукой Алина. — До остановки.

Она опоздала минут на десять, слишком долго пришлось ждать троллейбус. Еще переходя дорогу, Алина увидела высокую фигуру Бориса. Он ждал ее у фонтана с букетом цветов в руках.

— Алина! Вы сегодня великолепны! — Он восторженно оглядел ее с ног до головы и галантно протянул букет. — Это вам.

— Спасибо, — улыбнулась Алина и спрятала лицо в цветах: так часто делали героини ее любимых фильмов и романов.

— Давайте покурим, — предложил Борис. — И обсудим наши дальнейшие планы.

Алина кивнула, и они удобно расположились на ближайшей скамейке.

— Дело в том, что сегодня день рождения у моего старого знакомого. Вчера вечером он неожиданно позвонил и пригласил в гости. Я имел смелость сказать, что приду не один, а с очаровательной девушкой. Вы составите мне компанию?

Прийти куда-то в гости с таким красивым молодым человеком, быть его спутницей, познакомиться с новыми людьми... Это было бы здорово! Просто здорово!

«Но ты его совсем не знаешь», — шепнул голос рассудка.

«Господи, опять мамины наставления! — поморщилась Алина и от души сказала голосу. — Заткнись!»

— А где живет ваш знакомый?

— На левом берегу. Но вы не беспокойтесь, мы сейчас поймаем машину и доедем за пятнадцать минут.

Левым берегом называли новый район, который действительно вырос на левом берегу реки, разделяющей город надвое. И на общественном транспорте добираться туда было неудобно и долго.

— Поехали, — кивнула Алина и поднялась со скамейки.

Борис моментально поймал машину, что-то долго объяснял шоферу, потом галантно распахнул перед Алиной заднюю дверцу:

— Прошу.

Автомобиль тронулся с места.

— У вас здесь можно курить? — спросила Алина.

— Да, — не отрываясь от дороги, сказал водитель. — Только окно откройте.

Алина открыла окно, Борис предупредительно щелкнул зажигалкой. Струйка табачного дыма потекла из салона на улицу. Ветер трепал волосы Алины, за окном мелькали дома, деревья, улицы, люди, рядом сидел и с восхищением смотрел на нее обаятельный молодой человек, на коленях лежал букет цветов, и сигаретный дым уносился в окно причудливыми фигурами. Эта была та жизнь, о которой она мечтала. Алина даже закрыла глаза от восторга, но тут же открыла их вновь, чтобы не пропустить ни мгновения этой настоящей жизни.

Автомобиль переехал мост, соединяющий оба берега, и долго петлял среди высотных домов по каким-то улицам.

— Я здесь ни разу не была, — призналась Алина. — Высади меня сейчас где-нибудь тут, ни за что не найду дорогу обратно.

— Язык до Киева доведет, — рассмеялся Борис. — Тем более что никто вас высаживать не собирается. Скорее, наоборот... — Его рука словно невзначай опустилась на руку Алины.

— Поворачивать здесь? — обернулся водитель.

— Да, налево. — Борис подался вперед, объясняя дорогу, а Алина осторожно высвободила свою ладонь из-под его руки.

Машина затормозила перед панельным пятиэтажным домом. Борис рассчитался с водителем и помог Алине выйти из машины.

— Как зовут вашего друга? — спросила она, поднимаясь вслед за ним по лестнице.

— У меня просьба, — неожиданно остановился Борис. — Если вы не возражаете, давайте перейдем на «ты»?

— Не возражаю! — тряхнула копной волос Алина. — Я всегда ненавидела это пафосное «вы»!

— Друга зовут Сергей. Он очень хороший парень.

Они поднялись на пятый этаж и позвонили в обитую дерматином дверь, из-за которой неслась веселая музыка.

— О, какие люди!!! — Широко раскинув в стороны руки, навстречу Борису двинулся невысокий светловолосый парень. Белая рубаха плотно обтягивала его мускулистое тело, черные джинсы сидели как влитые. Алина сразу поняла, что парень либо качается, либо имеет какое-то отношение к спорту. Голубые глаза смотрели весело и дружелюбно, общее приятное впечатление портили маленький лоб и квадратный подбородок, выдававшийся вперед несколько больше, чем следовало бы. На шее у парня блестела толстая золотая цепь.

— Поздравления принимаются? — Борис с парнем обнялись.

— Естественно! Но для начала, может быть, ты представишь меня своей даме?

— Знакомьтесь, — повернулся Борис. — Это Алина. А это Сергей, виновник сегодняшнего торжества.

Сергей поклонился и поцеловал Алине руку.

— Очень приятно. Проходите в комнату. Почти все уже собрались.

— Сергей, — остановила его Алина. — Можно какую-нибудь вазу под цветы?

— Нет проблем, — улыбнулся Сергей. — Сейчас организуем.

Сергей скрылся в кухне, а Алина вслед за Борисом вошла в комнату.

Стол, стоящий посреди комнаты, был уже накрыт и ломился от изобилия еды. Причудливо украшенные тарелки с салатами, розы и невиданные птицы, вырезанные из овощей, оригинально уложенные фрукты, дутые бутылки темного стекла, разнообразных форм, несколько видов затейливо уложенной колбасы, сыра, маслины, оливки...

Борис тем временем приветствовал находящихся в комнате людей. Их было шестеро. Пять молодых людей примерно одного возраста и коротковолосая девушка, которая стояла у музыкального центра и рассматривала диски.

— Господа, прошу любить и жаловать! — громогласно объявил Борис. — Это Алина.

— Иван, — представился белокурый молодой человек, одетый во все черное.

— Андрей, — чуть наклонил голову подстриженный под «ежик» парень, сидящий за столом.

— Алексей, — приподнялся со стула квадратный, крепкий, невысокий мужчина.

— Макс, Илья, — одновременно проговорили до этого занятые беседой еще два парня.

— Кира, — как-то снисходительно сказала девушка и снова отвернулась к дискам.

Борис оглядел стол и присвистнул:

— Ну, Серега дает!

— Что тебе не нравится? — На пороге комнаты возник Сергей с вазой, полной воды.

— Сам постарался или помог кто? — Борис мотнул головой в сторону стола.

— Я что, с ума сошел, самому пластаться?! Заказал все в китайском ресторане. Тут рядом есть недорогой, и готовят вполне прилично. — Сергей поставил вазу на стол и махнул Алине. — Прошу.

Алина поставила в воду цветы и, пока Борис о чем-то негромко разговаривал с Сергеем, еще раз оглядела всех присутствующих здесь людей. Больше всего ее поразил Илья. У него были длинные волосы, забранные в хвост резинкой. Тонкие нервные пальцы явно свидетельствовали о принадлежности их обладателя к клану музыкантов. Кира, словно заметив ее взгляд, подошла к Илье ближе и хозяйским движением опустила руки ему на плечи.

— Ну вот, все в сборе, — потер руки Сергей. — Прошу за стол, дорогие гости.

— Подожди, а Маринка? — удивился Борис.

Сергей помрачнел.

— Она будет. Но попозже. Все, хватит разговоров, садимся. Начинается раздача слонов и подарков.

Гости задвигали стульями, поудобнее располагаясь за столом. Захлопали пробки шампанского.

— Ты что пить будешь? — наклонился к Алине Борис. — Вино, водку?

— Вино, — сказала Алина, которая за всю свою жизнь водки ни разу в рот не брала.

— Какое?

— Красное.

— Рекомендую вот это, — вмешался Сергей. — Китайское, сливовое. Вкус — бесподобный.

Борис налил Алине вина. Вся остальная компания, включая и Киру, предпочла водку.

— Ну что ж, — поднялся со своего стула Андрей. — Как обычно, по старшинству? Мы собрались здесь в этот жаркий солнечный день, чтобы поздравить своего старого товарища с днем рождения.

— Так уж и старого? — рассмеялся Сергей. — Обижаешь, начальник!

— Столько не живут, — вмешался Макс. — Особенно при нашей нервной работе.

— Дайте договорить человеку, а то водка греется! — улыбнулся Илья.

— В общем, за то, чтобы еще много-много раз мы собирались у тебя по этому знаменательному поводу. Только желательно уже не здесь, а где-нибудь в Рио-де-Жанейро!

— Переоденем Ваньку в белые штаны! — расхохотался Алексей. — А то он своим мрачно-черным видом всех клиентов фирмы распугал!

— Отстань, — отмахнулся Иван.

Гости выпили по первой.

Потом было шумное вручение подарков, остроты, обычный застольный разговор ни о чем; красота блюд была безжалостно нарушена ложками, вилками и ножами, тосты следовали один за другим, музыка становилась все громче, лица у всех уже слегка покраснели от выпитого, а Сергей все доставал и доставал новые бутылки.

— Ты прямо старик Хоттабыч! — Борис подлил Алине вина.

— Фирма веников не вяжет. — Сергей открыл новую бутылку водки.

— Илья, тебе хватит. — Кира накрыла тонкой ладонью рюмку Ильи.

— Слушай, прекрати, — поморщился Илья. — Что ты меня перед людьми позоришь!

Он убрал ее руку и опрокинул в себя содержимое рюмки.

— Алиночка, а вы чем занимаетесь, если не секрет? — Андрей тянулся своей рюмкой через стол к ее фужеру.

— Собираюсь поступать в институт.

— Ученье — свет, а неученье — тьма! — назидательно подняв палец, изрек Макс.

— И в какой же? — не отставал Андрей.

— В политехнический.

— Вам, с вашей внешностью, в технический вуз?! Алиночка, зачем вам это нужно?! — искренне удивился Андрей.

— Андрюш, не приставай к девушке, — вмешался Сергей. — Молодым везде у нас дорога.

— Нет, я просто не понимаю, — недоумевал Андрей, закусывая водку балыком.

— А куда еще в нашем городе можно учиться пойти? На филфак, чтобы потом всю жизнь вещать малолетним лоботрясам о прекрасном, добром и вечном? Нет уж, это не для меня! — В голове Алины слегка шумело, она протянула свой фужер Борису. Борис убрал пустую бутылку из-под вина под стол и открыл новую.

Алина чувствовала себя превосходно: такая хорошая компания, симпатичные люди... Выпитая ею одной целая бутылка вина сделала свое дело: она их всех уже почти любила.

— Зачем филфак? — расстроился Андрей. — Хотите быть художником-модельером? У меня в технологическом кореш работает, все сделаем по высшему разряду!

— Я рисовать не умею, — призналась Алина.

— Можно подумать, что там учатся только те, кто умеет рисовать! — усмехнулся ее наивности Андрей. — Там больше половины — блатные.

— Илья, тебе хватит. — Кира отодвинула от Ильи его рюмку.

— Слушай, ты меня достала! — неожиданно взорвался Илья. — Дома пилишь, по телефону на работе достаешь, теперь вот уже и в гостях спокойно посидеть нельзя!

— Ну и сиди! — в ответ психанула Кира. — А я тебя пьяного домой не повезу!

— У меня свои ноги есть! Доберусь как-нибудь!

— Ребята, ну, может, хватит уже? — попытался урезонить разошедшуюся парочку Сергей. — У меня все-таки праздник...

— Это не повод, чтобы напиваться до щенячьего визга! — отрезала Кира. — Если ты не прекратишь пить, — повернулась она к Илье, — я немедленно ухожу!

— Да и катись себе на здоровье! — Илья придвинул свою рюмку и налил себе водки. — Смотри, чтобы потом сама не пожалела!

Кира резко встала из-за стола, выбежала в коридор. Громко хлопнула дверь.

— Ну вот, — развел руками Сергей, стараясь как-то сгладить возникшее в комнате неловкое молчание.

— Пошла она, — беззлобно отмахнулся Илья. — Лучше гитару принеси.

— Точно, — обрадованно вскочил Сергей. — Давай нашу, любимую!

Илья играл на гитаре, а Алина не сводила с него глаз. Прядь волос выбилась из-под резинки и падала ему на лицо, на большие полуприкрытые глаза. Он пел что-то мелодично-тоскливое про осень и дождь, про девушку, которая ждет того, кто не придет никогда, про отражение неба в осенних лужах, про свечи и зеркала...

Илюха в самом крутом кабаке работает, в «Центральном», — шепнул Алине на ухо Борис и по-хозяйски положил свою руку ей на плечо.

Сергей с каждой новой песней Ильи все больше мрачнел, залпом выпил несколько рюмок и стукнул кулаком по столу.

— Ну, Илюха, нагнал тоски! Все, хватит! Давайте танцевать! Разрешите вас пригласить?! — протянул он руку Алине. — Макс, поставь что-нибудь повеселее!

Макс поставил диск, и по комнате понеслось что-то бесшабашно-безбашенное.

Борис наклонился к Алексею:

— У Серега что-то с Маринкой не так?

— Ушла она, стерва! — с болью за друга сказал Алексей. Он, как и остальные, был сильно пьян. — Такого парня кинула!

Алина лихо отплясывала с Сергеем, зная, что взгляды всех присутствующих здесь мужчин направлены исключительно на нее. Она купалась в этих взглядах, упивалась ими, она торжествовала...

— Пойдем на кухню, покурим? — предложил после танца Сергей, и Алина кивнула.

В кухне она достала было сигарету, но Сергей неожиданно сграбастал ее в объятия, крепко прижал к себе и двинулся вместе с ней из кухни к дверям спальни, мусоля ее ухо влажными губами:

— Пойдем, пойдем, девочка, пойдем, моя хорошая...

— Вы с ума сошли!!! — Алина попыталась освободиться, но он еще сильнее прижал ее к себе — так, что через тонкую ткань платья она почувствовала на своем бедре его восставшую плоть.

— Отпустите меня! — пискнула Алина, но Сергей неожиданно зажал ей рот ладонью.

— Молчи, дура, потом сама же спасибо скажешь!

Алина отчаянно отбивалась, пытаясь вывернуться из крепких мужских рук. В квартире на всю катушку орала музыка.

— Серега! — позвал хозяина квартиры кто-то из гостей. Сергей чуть ослабил хватку, Алина изо всех сил пнула его коленкой в пах, Сергей крякнул и согнулся, отпустив ее. Алина пронеслась по коридору, схватила лежащую на полке сумочку, подобрала босоножки и рванула входную дверь. Замок не открывался. Алина отчаянно крутила его в разные стороны.

— Алина, ты куда? Что случилось? — раздался сзади голос Бориса, но в то же мгновение замок щелкнул, дверь открылась, и Алина уже неслась босиком по лестнице, не чуя под собой ног.

Она пришла в себя в каком-то незнакомом дворе, пробежав несколько кварталов. И только окончательно удостоверившись, что за ней никто не гонится, остановилась, чтобы отдышаться. Она вытерла текущие слезы, села на скамейку и обулась. Потом огляделась по сторонам.

На улице было уже темно. Алина поднесла к глазам руку с часами. Боже, почти двенадцать! Мать там с ума сходит! И что самое паршивое — транспорт уже не ходит. Вот это вляпалась...

«Не будешь в гости ходить к незнакомым людям!» — наставительно мелькнуло у нее в голове.

«Все хорошо, что хорошо кончается», — отмахнулась Алина. Интересно, где же тут все-таки дорога?

Минут пятнадцать она плутала по незнакомым переулкам, прячась за деревьями от попадающихся навстречу редких прохожих. Потом, разглядев на скамейке явно влюбленную парочку, подошла ближе.

— Извините, вы не подскажете, где здесь остановка, чтобы в центр доехать?

— Остановка вон там, — махнул рукой молодой человек, оторвавшись от своей дамы. — За тот угол завернешь и сразу направо. Только не ходит уже ничего.

— Я знаю, — сказала Алина. — Спасибо.

Остановка была пуста. Фары машин прорезали темноту дороги, превращаясь в причудливый калейдоскоп. Алина устало опустилась на скамейку и закурила сигарету. Голова раскалывалась. Денег на такси у нее не было.

Рядом взвизгнули тормоза. Водитель высунулся из открытого окна.

— Девушка, вам куда?

Алина торопливо вскочила и подошла к машине.

— Послушайте, так получилось... Задержалась в гостях, и у меня нет денег... Но если вы довезете, я вам сразу на месте заплачу. Поднимусь домой и заплачу. Пожалуйста... Мне к вокзалу...

Водитель оценивающе оглядел ее:

— Садись.

Алина была так измотана, что не заметила в его взгляде ничего подозрительного.

— Спасибо вам огромное. — Она устроилась на переднем сиденье. — Вы себе просто не представляете, как вы меня выручили!

Автомобиль тронулся с места.

Водитель включил погромче радио. Алина смотрела на мелькающие в темноте вереницы фонарей, радуясь, что через пятнадцать минут она окажется в спасительном уюте своего дома, заберется в ванну и смоет с себя остатки этого паскудного вечера. Сейчас они переедут через мост, а там до дома совсем недалеко...

Но мост все не появлялся.

— Куда вы меня везете? — забеспокоилась Алина.

— На ночь этот мост перекрывают — ремонт, — буркнул водитель. — Через старый поедем.

Алина замолчала, пытаясь успокоить зашевелившегося внутри червячка сомнения.

Машина неслась по темным улицам, вскоре исчезли последние редкие фонари.

— Куда мы едем? — уже серьезно запаниковала Алина. — Остановите немедленно!!!

— Сиди, — грубовато бросил водитель. — Сейчас на центральную трассу выедем.

Машина несколько раз свернула и остановилась на каком-то пустыре.

Сердце Алины сжалось. Она лихорадочно схватилась за ручку двери. Дверь запиралась автоматически, и все усилия Алины открыть ее остались без результата. Водитель отпустил руль, повернулся и грубо притянул ее к себе.

— Ну, чего ломаешься? Все равно же на вокзале работаешь?!

— Да вы что?! Отпустите меня!!! — Алина билась в истерике, пытаясь освободиться от стальной хватки.

Водитель размахнулся и несколько раз ударил ее по лицу. Алина вскрикнула и подавилась криком.

— Не дергайся, сучка, если тебе еще жизнь не надоела!

Он, бесцеремонно удерживая ее одной рукой, другой задрал ей платье. Алина сжала коленки и попыталась укусить его за руку.

— Стерва! — Несколько коротких сильных ударов разбили ей губы. По подбородку потекла кровь.

Водитель неуловимым движением нажал какую-то кнопку, переднее сиденье опрокинулось назад. Он навалился на нее всем телом, порвал тонкие трусики.

Золотистые волосы Алины метались по сиденью, собирая пыль со старых чехлов, она пыталась сопротивляться, но каждое ее движение вызывало новый удар со стороны насильника. Он резко раздвинул ее колени, и Алина почувствовала между своих ног его грубые пальцы.

— Пожалуйста... Не нужно... Пожалуйста, — бессвязно стонала она, все еще пытаясь выбраться из-под его тяжелого тела.

Водитель рванул сарафан у нее на груди. Ткань порвалась, скрипящий звук рвущихся ниток заложил Алине уши. Все остальное было как в тумане. Его руки, грубо блуждающие по всему ее телу, колючие укусы ее сосков, его вздыбленная плоть между ее ногами... Когда он резко вошел в нее, Алина вскрикнула от боли и потеряла сознание.

Она пришла в себя от того, что кто-то бьет ее по лицу. Алина застонала и открыла глаза.

— Очухалась, сучка? — Водитель нависал над ней черной громадой. — Понравилось? Повторим на бис?

И он снова навалился всей тяжестью на ее распростертое тело.

Алина уже не могла сопротивляться. Она безучастно лежала, двигаясь рывками по шершавому чехлу сиденья от проникновения в нее чужой плоти. Пыхтящая туша водителя то приближалась, то удалялась, причиняя ей невыносимую боль.

За окнами машины стало светать. Алина в полубессознательном состоянии видела, как водитель застегивает штаны, заправляет рубашку, говорит ей что-то гадкое, кривит рот в гнилозубой усмешке, потом кидает на нее остатки ее сарафана, открывает дверь и выволакивает ее из машины на улицу. Алина упала в сухую грязь летней дороги, негромко чихнул мотор машины, потом заревел, и через несколько минут стало совсем тихо. Где-то недалеко запела ранняя птица.

Глава 4

Лора Александровна в панике металась по квартире. Пять часов утра, а Алины все еще нет. Только бы с ней ничего не случилось! Только бы ничего... Лора Александровна опустилась было на диван, но тут же поднялась и в который раз за сегодняшнюю ночь подошла к телефону.

— Майя, это снова я. Алина не звонила?

— Нет, тетя Лора. — Испуганный голос Майки дрожал от тревоги и бессонницы. Лора Александровна звонила ей каждый час, надеясь, что если Алина испугалась идти домой, то она вполне может появиться у любимой подружки.

— Майечка, вспомни, может, она все-таки говорила тебе, куда она собиралась? — Лора Александровна задавала этот вопрос уже не в первый раз.

— Теть Лора, я правда не знаю. Она сказала, что пойдет гулять, а завтра с утра мы собирались все вместе относить документы в институт. Договорились, что в десять утра я ей позвоню...

— Господи, где же она может быть?!!

Раздался резкий звонок в дверь.

— Майя, подожди, кто-то звонит!!! Может быть, это она... — Лора Александровна бросила телефонную трубку на стол и метнулась к двери. На пороге стоял бледный Юрка.

— Не появилась?

Руки Лоры Александровны безвольно опустились.

— Нет, Юра...

— Майя, это Юра, — не своим голосом сказала она в трубку и повесила ее на рычаг. По щекам ее потекли слезы.

— Теть Лор, не переживайте... — Юрка затоптался в коридоре. — Она придет. Может быть, просто уехать не смогла, осталась ночевать...

— У кого?!! — сорвалась на крик Лора Александровна и тут же осеклась. — Прости, Юра...

— Я снова пойду на остановку караулить, — сказал Юрка, не в силах выносить слезы Алининой матери. Да он и сам себе места не находил. Ждать на улице было легче, чем торчать в четырех стенах.

— Хорошо, — выдохнула Лора Александровна.

За Юркой захлопнулась дверь, а Лора Александровна снова заметалась по пустой квартире. Ее девочка... Ее маленькая, славная, глупая девочка... Неужели, она действительно решила уйти? Уйти вот так, не предупредив, не позвонив?.. Господи, все что угодно, возьми все, что есть у меня, пусть только с ней ничего не случится...

Снова зазвонил телефон.

Лора Александровна резко схватила трубку.

— Это я. — Голос Вадима Сергеевича казался спокойным, но Лора Александровна скорее почувствовала, чем услышала, легкое дрожание от волнения. — Алина пришла?

— Нет...— Если бы у нее были на это силы, Лора Александровна очень бы удивилась: ведь она позвонила ему в панике четыре часа назад, получила сухой ответ, что Алины у него нет и быть не может. Она повесила трубку, дав себе клятвенное обещание: что бы ни случилось в их с Алинкой жизни, больше никогда его не беспокоить.

Но, оказывается, ему не все равно.

— Может быть, она осталась у какой-нибудь подруги?

— Вадим, я обзвонила их всех...

— И что, никто не знает, где она может быть?

— Никто...

— Я позвоню через полчаса. Если она появится — перезвони мне.

— Хорошо. — Лора Александровна положила трубку и бросила взгляд на часы. Половина шестого. Она прошла на кухню, привычным движением полезла в шкаф за корвалолом. Пузырька на месте не оказалось. Лора Александровна в растерянности огляделась по сторонам и только через несколько секунд вспомнила, что выбросила пустой пузырек полчаса назад.

В дверь застучали ногами.

Лора Александровна рванула замок.

На пороге стоял Юрка. На его руках, еле прикрытая остатками сарафана, вся в крови и синяках, полумертво висела Алина. Лора Александровна застыла, подавив рвущийся крик, потом в голове ее что-то щелкнуло, эмоции отключились, и она словно со стороны наблюдала за собой — за действиями опытной медсестры.

— Клади ее на кровать. Осторожнее.

Юрка аккуратно уложил Алину на постель, Лора Александровна услышала, как он скрежещет зубами, и каким-то отстраненным зрением увидела, как под кожей его перекатываются желваки.

Лора Александровна очень осторожно протерла лицо дочери перекисью водорода, потом достала из холодильника лед, завернула его в чистое полотенце и приложила к ее разбитым губам. Алина застонала.

— Тише, тише, моя доченька, — шептала Лора Александровна, сама не понимая, что говорит. — Все, все, все будет хорошо...

По щекам ее текли слезы, она не вытирала их, потому что не замечала ничего, кроме того, что ее девочке — больно, больно, больно...

Юрка сидел на корточках, прислонившись спиной к входной двери, Лора Александровна бросила на него случайный взгляд и увидела в его глазах отражение своей собственной боли.

— Я пойду встречу «скорую» на улице, — тяжело поднялся он.

— Где ты ее... Кто?.. — Лора Александровна не могла толком говорить.

— Ее привез какой-то мужик, — произнес Юрка. — Сказал, что подобрал где-то на дороге. Я записал его телефон и номер машины.

Он повернулся и, шатаясь, вышел из квартиры.

Лора Александровна смотрела на безжизненно лежащую дочь и молча плакала.

— Мама... — еле слышно прошелестела Алина.

— Я здесь, здесь, доченька, — наклонилась к ней Лора Александровна. — Я здесь, все будет хорошо...

— Мама, — чуть громче произнесла Алина, и тело ее затряслось в конвульсиях истерики.

Лора Александровна обнимала рыдающую дочь и исступленно шептала что-то бессвязно-утешительное.

Через пятнадцать минут вошел Юрка с врачами.

— Я ввел ей успокоительное. — Врач, маленький, седой старичок, быстро заполнял рецепторный бланк. — Ей повезло, что нет разрывов. Кости не сломаны, а синяки за две недели сойдут. В общем, благодарите Бога, что ваша дочь так легко отделалась. Могло быть все гораздо хуже. Сейчас она поспит, а в ближайшее время я бы на вашем месте нашел хорошего психиатра. Обычно такие случаи имеют именно психологические последствия. Вот, возьмите рецепт, это поможет ей первое время.

Лора Александровна заглянула в протянутый листок: так и есть — транквилизаторы.

— Да, — поднялся старик. — Мы обязаны сообщить в милицию. До свидания.

— До свидания. — Лора Александровна закрыла за бригадой дверь.

Юрка, словно верный пес, сидел на корточках возле Алининой комнаты.

— Юра, — тронула его за плечо Лора Александровна. — Иди домой. Она будет спать до завтрашнего вечера. Точнее, уже сегодняшнего, — невесело поправилась она.

— Теть Лор... — Юрка поднялся и замялся на пороге. — Я... никому ничего не скажу...

— Спасибо тебе, Юра, — нашла в себе силы поблагодарить Лора Александровна.

Как только за Юркой закрылась дверь, зазвонил телефон.

— Это снова я. — Голос Вадима уже не был спокойным. — Алина вернулась?..

— Она спит. Прости за причиненные хлопоты.

— С ней все в порядке?

Лора Александровна помедлила, но... она никогда не умела врать.

— Нет, с ней не все в порядке. — Язык отказывался произносить это, но Лора Александровна произнесла: — Ее избили и изнасиловали.

На том конце телефонного провода повисло долгое молчание.

Лора Александровна несколько секунд слушала, как напряженно дышит в трубку Вадим, и уже было собралась повесить свою, как он неожиданно заговорил:

— Я сегодня с утра заеду к вам.

— Ей сделали укол, и она будет спать до вечера, — сказала Лора Александровна.

— Тогда я заеду сегодня вечером.

— Извини, но я думаю, что сейчас тебе лучше этого не делать.

— Я заеду сегодня вечером, — повторил Вадим и повесил трубку.

Почти сразу раздался звонок в дверь. Лора Александровна долго объяснялась с приехавшей милицией, твердо заявив, что никаких претензий они ни к кому не имеют, а дочь только что уснула и разбудить ее могут только через ее, Лорин, труп.

Милиционеры, составив для порядка протокол, взяли с Лоры Александровны отказное заявление и удалились, оставив после себя в прихожей комья сухой грязи.

Лора Александровна долго смотрела на спящую тяжелым сном дочь, на ее разбитое, опухшее лицо, потом расстелила на полу, около ее кровати, матрас и осторожно прилегла, зная, что не уснет. Через час нужно будет позвонить на работу и отпроситься на несколько дней. Алину сейчас нельзя оставлять одну.

Вадим Сергеевич сидел в своем кабинете, задумчиво глядя в одну точку. Несколько раз в комнату заглядывала Ирина, но за семь лет супружеской жизни она давно и хорошо изучила своего мужа, зная, что в таком состоянии его лучше не беспокоить. За такое долгое время Ирина Михайловна уже привыкла к ночным звонкам: срочные операции, вызов к тяжелым больным, консультации, поездки, но во вчерашнем звонке было что-то странное. Вадим не отходил от телефона всю ночь, с утра, почти не спав, уехал в клинику, потом, ни слова никому не сказав, куда-то исчез на два часа. Вернувшись, закрылся в своем кабинете и сидит там, практически не двигаясь, уже третий час.

Ирина Михайловна еще раз осторожно заглянула в кабинет:

— Вадик, может быть, ты что-нибудь поешь?

Вадим смерил ее непонимающим взглядом.

— Что? А... не сейчас. Попозже.

Ирина Михайловна тихо закрыла за собой дверь.

С самого детства у нее было все: лучшие школы, учителя, репетиторы, вещи. Ирина принимала все это как должное. Когда с самого детства окружен роскошью, это воспринимается как само собой разумеющееся. Отец Ирины был известный в городе генерал. На окружающих людей пониже рангом Ирина всегда смотрела с легким пренебрежением: отец часто рассказывал ей, что своей карьерой он обязан исключительно самому себе — своему трудолюбию и воле, из чего Ирина сделала вывод, что добиться чего-нибудь в этой жизни может каждый, нужно только захотеть. А если этого не случилось, значит, сам виноват — прозябай в серости, живи на одну зарплату и не жалуйся.

Сама Ирина после окончания иняза работала сначала переводчицей в Интуристе, а позже в очень престижной фирме, одновременно с этим для собственного удовольствия занимаясь переводами с английского малоизвестных произведений известных иностранных авторов, что приносило ей вместе с моральным еще и очень неплохое денежное удовлетворение.

Вокруг Ирины всегда крутилось множество воздыхателей, но большинство из них на поверку оказывалось какими-то пресными и безвкусными людишками — ни рыба ни мясо, так, мажорные мальчики, за которых все делают их состоятельные родители. Была пара неудачных романов, из этого печального опыта Ирина вынесла лишнее подтверждение своей еще детской уверенности: человек должен сделать свою карьеру сам. Только тогда он достоин уважения. А если он к тому же еще образован и красив, тогда он вполне может заслужить и ее любовь.

Когда ей исполнилось тридцать три, Ирина отчетливо поняла, что романы романами, но одиночество не лучший удел для умной, красивой и состоятельной женщины, и занялась поисками возможных кандидатов на роль мужа.

С Вадимом Ирина познакомилась, сидя у кровати прооперированного отца. Доктор сразу понравился ей: не старый, красивый, талантливый, добившийся всего своим собственным трудом, да к тому же еще и из хорошей семьи. Не мальчишка, за юбками бегать не будет.

Ирина провела осаду как настоящий стратег — генеральская дочка все-таки. То, что у Вадима были жена и ребенок, ее абсолютно не волновало: его, и только его, она видела рядом с собой, и если для этого ей придется свернуть горы или пройти по чьим-то головам, то так тому и быть.

Когда Вадим переехал в генеральскую квартиру, Ирина была счастлива: наконец-то рядом с ней человек, на которого она может положиться. Единственное омрачало их семейное счастье: детей у них не было. Ирина знала, что у Вадима растет ребенок, но при малейшем упоминании о его дочери моментально переводила разговор на другие темы. Вскоре Вадим перестал о ней говорить.

Ирина не запрещала Вадиму встречаться с дочерью. Она просто внушила ему постепенно, что этого делать не следует, чтобы не травмировать ни ребенка, ни себя, ни ее. О бывшей жене речь даже не шла. Ее для Ирины просто не существовало.

Когда умер отец, так и не дождавшийся внуков, Ирина переделала его кабинет под кабинет Вадима, сделала в квартире капитальный ремонт и купила маленького серого пуделька с длинной родословной и странным именем Аннеля. Аннеля с легкой руки Вадима сразу же превратилась в Нельку, хотя Ирина была против — слишком уж просто звучало это имя. Несмотря на то что с Нелькой возилась исключительно Ирина — сразу после свадьбы она оставила работу в фирме и теперь, сидя дома, занималась только литературными переводами (благо книжный рынок наконец-то стал расширяться, и заказов у нее всегда хватало), неблагодарная Нелька до умопомрачения любила хозяина. Вот и сейчас она лежала на пороге кабинета и поглядывала на Ирину грустными глазами, словно безмолвно вопрошая: где же справедливость на этом свете, если ее, Нельку, выгнали с любимого половичка у ног Вадима?

Ирина Михайловна вздохнула и пошла варить себе кофе.

Вадим Сергеевич все сидел, уставившись в одну точку. Сегодняшняя встреча с бывшей женой и дочерью выбила его из колеи.

Семь лет назад, женившись на Ирине, Вадим сделал это совершенно сознательно. Он устал от постоянных ссор с матерью, которая, стоило ему навестить родителей, каждый раз заводила речь о «дочери торгашки», от укоризненного взгляда отца, от сочувствующих взглядов коллег и их жен на приемах и вечеринках, где он частенько появлялся без Лоры, а когда она все-таки сопровождала его — от бесконечных шепотков: «Вадим, где твои глаза? Она же тебе совсем не пара!» Его и самого стали раздражать Лорина покорность и желание угодить ему во всем. Мысленно он начал сравнивать ее с другими женщинами, более смелыми и эффектными.

Когда в его жизни возникла Ирина, которая сразу была одобрена его матерью (да Вадим и сам увлекся не на шутку), с кем отец мог разговаривать часами на любые темы — от медицины до философии, Вадим просто сдался. Разрываться между домом родителей и своим собственным у него больше не было сил. Единственное, что заставляло его поначалу терзаться и не спать по ночам, — это мысли об Алине. Вадим очень любил дочь, но прекрасно понимал, что Ирина никогда не допустит ее появления в их доме. После того как Ирина долго и настойчиво внушала ему, что их встречи станут для девочки травмой, Вадим устал бороться и дал себя уговорить. Он почти и сам поверил, что так будет лучше для всех. Тем более если у них с Ириной родится собственный ребенок...

Вместо ребенка появилась Нелька. И вроде бы все было хорошо: любимая работа, симпозиумы, поездки, очаровательная жена, которая всегда была на высоте, что вызывало зависть многих злопыхателей, но почему-то все чаще, оставаясь один, Вадим вспоминал радостную улыбку Лоры, веселый смех Алинки, тепло их маленькой двухкомнатной квартиры...

Вадим запрещал себе об этом думать: что произошло, того не изменить, да он и не был уверен, что хотел бы что-то поменять, но все же иногда...

Звонок Лоры и просьба с ней встретиться совсем выбили его из колеи. Вадим увидел в глазах немного постаревшей и когда-то родной ему женщины такую тоску, что снова остро почувствовал себя подлецом. Поэтому и сам повел себя не лучшим образом. После разговора с Лорой в ординаторской он нашарил в столе забытую кем-то из коллег пачку сигарет, подошел к окну и закурил, хотя бросил курить много лет назад и выкуривал одну сигарету только после очень сложных операций. Он курил и смотрел, как удаляется от больницы маленькая фигурка бывшей жены, и по опущенным, чуть вздрагивающим плечам понял, что она плачет. Прошлое накатило на него мощной волной, он с силой воткнул сигарету в пепельницу — какая же он все-таки сволочь!

Целый день он мысленно репетировал свой разговор с Алиной, решая, куда ее пригласить, чтобы не заходить в квартиру, которая когда-то была его домом, не видеть снова Лориных тоскливых глаз...

Когда вечером Лора сказала ему, что Алина ушла куда-то гулять и ее еще нет, Вадим почувствовал облегчение оттого, что этот, такой тяжелый для него, разговор откладывается на неопределенное время. Он долго не мог уснуть, хотя с утра ему предстоял осмотр очень тяжелых больных. И тут позвонила Лора. Этот звонок в час ночи буквально выбил его из колеи: Алина не пришла домой. По голосу бывшей жены Вадим понял, что она близка к истерике, и ему вдруг мучительно захотелось оказаться рядом, прижать ее к себе, защитить от жизненных невзгод, как он это делал всегда, снова почувствовать себя мужчиной... Тревога за дочь пришла не сразу, он успокаивал себя тем, что в таком возрасте у девушки может быть много друзей, у которых она могла остаться ночевать, не успев на последний автобус. «А телефон? Позвонить-то матери она могла?» — ядовито спросил его внутренний голос. Вадим поднялся с кровати, на которой уже два часа безрезультатно пытался уснуть, пошел на кухню и сделал себе двойной кофе.

Через полчаса, не дождавшись звонка, Вадим набрал номер сам.

— Это снова я, — сказал он и понял, что голос его дрожит. — Алина вернулась?

Лора ответила не сразу:

— Она спит. Прости за причиненные хлопоты.

Он по голосу понял, что что-то не так:

— С ней все в порядке?

Лора помедлила:

— Нет, с ней не все в порядке.

— Что с ней?!

— Ее избили и изнасиловали.

Вадиму показалось, что стены вокруг него пришли в движение. Он тяжело задышал и схватился рукой за телефонный столик. Через несколько секунд дышать стало легче.

— Я сегодня с утра заеду к вам, — решительно сказал он, моментально прокручивая в голове график сегодняшнего рабочего дня.

— Ей сделали укол, и она будет спать до вечера.

— Тогда я заеду сегодня вечером.

День тянулся до безобразия медленно, Вадим срывался и кричал на медперсонал, что вообще позволял себе крайне редко. Выйдя из клиники, он отпустил свою машину и поймал такси: ему не хотелось отчитываться перед Ириной.

Знакомый до боли двор встретил его шумом старых деревьев и удивленными взглядами старушек на лавочке, которые при его появлении дружно замолчали.

Лора Александровна с синими кругами вокруг глаз открыла дверь.

— Здравствуй, — сказал Вадим Сергеевич. — Алина проснулась?

— Тебе не нужно было приезжать, — шепотом произнесла Лора Александровна.

— Я хочу видеть собственную дочь! — Вадим Сергеевич отодвинул бывшуюжену в сторону и шагнул в комнату Алины.

Алина, закутанная с ног до головы в одеяло, казалось, спала. Вадим Сергеевич увидел разметавшиеся по подушке золотистые волосы, распухшее лицо в кровоподтеках и синяках. Сердце его сжалось.

— Мама? — еле слышно произнесла Алина и открыла заплывшие глаза.

Вадим Сергеевич сделал было шаг к кровати, но Алина неожиданно сжалась, словно от удара, по щекам ее тут же потекли слезы:

— Убирайся! Убирайся отсюда!!!

— Аленька, я...

— Я не хочу тебя видеть!!! — забилась в истерике Алина. — Мама!!! Зачем ты впустила его?!! Убирайся!!! Я не звала тебя!!! Я не хочу тебя видеть!!!

Лора Александровна влетела в комнату, и Вадим Сергеевич, даже не успев ничего сообразить, оказался на лестничной площадке перед закрытой дверью...

...— Вадик. — В кабинет снова заглянула Ирина, выдернув его из воспоминаний. — Может быть, кофе принести?

— Я же сказал, потом! — раздраженно повысил голос Вадим Сергеевич.

Ирина Михайловна вздрогнула, но, вместо того чтобы выйти, вошла в комнату: Вадим никогда раньше не повышал на нее голос.

— Вадим, что случилось?

Вадим Сергеевич взял себя в руки.

— Извини, Ира, я просто устал, — как можно спокойнее сказал он.

— Это действительно так?

— Да, сегодня был тяжелый день. Я немного еще отдохну, хорошо?

— Я разогрею ужин. Ты весь день ничего не ел.

— Хорошо, — кивнул Вадим Сергеевич, всей душой желая, чтобы она убралась.

Дверь за Ириной Михайловной закрылась.

Вадим Сергеевич снова уставился в одну точку. Но видел он с тех самых пор, как вышел из своей бывшей квартиры, только одно: безумный, ненавидящий взгляд Алины.

Лора Александровна едва успокоила бьющуюся в истерике дочь. Только после того, как она чуть ли не насильно заставила Алину проглотить одну из таблеток, выписанных доктором, и дала клятвенное обещание, что Вадим в их квартире никогда больше не появится, Алина слегка затихла.

Через полчаса пришел Юрка: заходил чуть ли не каждый час, справляясь об Алинином здоровье.

— Юра, она проснулась, но к ней нельзя, — как можно мягче сказала Лора Александровна. — Врач сказал, что ей сейчас нужен покой.

— Теть Лор, — замялся Юрка. — Хотите, я вам в магазин схожу? Или в аптеку? Может быть, каких-нибудь лекарств нужно?

Лора Александровна поняла, что Юрке до безумия хочется быть полезным, чтобы сделать хоть что-то для Алины.

— Ладно, Юра. Лекарства я все купила, а вот хлеб у нас действительно кончается. Купи, пожалуйста, полбулки белого и полбулки серого.

— Хорошо, теть Лор, я сейчас! — Юркин крик раздался уже с лестницы.

— Куда же ты? Деньги-то возьми! — запоздало крикнула вниз Лора Александровна.

— У меня есть! — раздалось в ответ, и глухо хлопнула дверь подъезда.

Раздался телефонный звонок.

— Тетя Лора, это Майя.

Майка звонила уже не в первый раз, и Лора Александровна все время говорила, что Алина дома, но больна и к ней не велено никого пускать.

— Тетя Лора, мы тут со Стасиком решили, что без Алинки документы сдавать не пойдем. За неделю она же поправится? Вот в следующий понедельник и пойдем все вместе. Юрка тоже хотел...

— Майя, спасибо, но может быть, вы все-таки сделаете это завтра? А когда Алина поправится, вы ей все расскажете и покажете, куда нужно идти?

— Вы так думаете? — В голосе Майки сквозило сомнение.

— Конечно. Так будет даже лучше.

— Хорошо, — сказала Майка. — Тогда мы отнесем документы завтра, а когда Алинка поправится, я вместе с ней съезжу в институт. Как она себя чувствует?

— Температура высокая, — соврала Лора Александровна.

— Передайте ей, пусть поправляется, и, как только будет можно, я сразу же ее навещу!

— Обязательно передам. До свидания.

Лора Александровна повесила трубку и тут же услышала слабый зов дочери.

— Что, моя хорошая?

— Мама, это пройдет?

— Конечно, доченька, все забудется...

— Мама, я хочу, чтобы никто... никто не знал...

— Я всем говорю, что у тебя высокая температура...

— А Юрка?

— Он никому ничего не скажет. Он поклялся.

Алина облегченно закрыла глаза и тут же открыла их вновь:

— А милиция?

— Милиция уже была... Я сказала, что мы ни к кому никаких претензий не имеем... Я подумала, что ты не захочешь милицию...

— Не хочу!!! — изо всех сил замотала головой Алина. — Ничего не было, правда? Все это пройдет, и правда же, не было ничего?!! — В голосе ее вновь послышались слезы.

— Тише, — прижала ее к себе Лора Александровна. — Конечно, конечно, ничего не было...

Раздался звонок в дверь.

— Кто это? — насторожилась Алина.

— Это Юра хлеб принес.

— Пусть он сюда не заходит. Я не хочу его видеть.

— Хорошо, доченька, как скажешь. — Лора Александровна вышла из комнаты.

Алина, настороженно прислушиваясь, услышала тихий, увещевающий голос матери и потерянный басок Юрки. Потом хлопнула дверь.

Лора Александровна отнесла хлеб на кухню и вернулась к Алине.

Дочь спала. На щеках ее блестели непросохшие струйки слез.

— Бедная ты моя девочка... — прошептала Лора Александровна и поправила на ней одеяло.

Глава 5

Алина две недели не выходила из дома. Синяки на лице сходили медленно, и она по часу простаивала перед зеркалом, разглядывая свое опухшее отражение. Лора Александровна по большому блату раздобыла в больнице дорогую мазь, но Алине казалось, что она совсем не действует. О том, что произошло, Алина старалась не вспоминать, словно этого не было вообще. Только ночами ее мучили кошмары, она снова и снова оказывалась распростертой на сиденье автомобиля, придавленная вонючей тушей водителя. Алина просыпалась с криком и потом долго лежала без сна, глядя в темный потолок мокрыми от слез глазами.

Каждый день заходил Юрка, но Алина отказывалась его видеть: он был свидетелем и живым напоминанием ее позора. Напоминаний не хотелось. Хотелось как можно быстрее забыть весь случившийся кошмар. Звонила Майка, справлялась о здоровье, Алина разговаривала с ней по телефону, покашливая, словно от простуды. Майка со Стасом подали документы в институт и ждали Алининого выздоровления, чтобы направить ее туда уже по проторенной дорожке.

Наконец, когда синяки прошли, Алина договорилась с Майкой о встрече.

Майка была пунктуальна, как всегда. Ровно в два раздался звонок в дверь.

— Привет! — Алина открыла дверь. — Проходи, я сейчас.

Майка вошла в квартиру и удобно расположилась на диване, зная, что для ее подруги «сейчас» — понятие очень растяжимое.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отозвалась, не отрываясь от зеркала, Алина. — Все уже прошло.

— Выглядишь, как всегда, отлично.

— Стараемся.

Алина еще раз придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале.

— Поехали уже, а? — заныла Майка. — А то приемная комиссия всего до пяти работает. А нам еще добираться через весь город...

— А как, интересно, ты потом с утра на лекции ездить будешь? Через весь город? — передразнила Алина. — Ладно, все, я готова.

Подруги спустились по лестнице и вышли на улицу.

Алина шагала по асфальту вслед за Майкой, смотрела по сторонам, но ее не оставляло странное ощущение, что что-то вокруг не так. Мир словно бы изменился: краски стали не то ярче, не то потускнели, люди говорили то ли громче, то ли тише обычного, машины скрипели тормозами противнее и нежнее одновременно, и даже солнце светило как-то урывками. Когда ее в автобусе случайно задел какой-то мужчина, Алина шарахнулась в сторону с такой силой, словно ее ударило током, и поняла, что боится. Боится всего окружающего. Боится отчаянно.

— Алин, ты что? — Майка заглянула в резко изменившееся лицо подруги. — Что случилось?

— Ничего, — одними губами ответила Алина и почти рухнула ка только что освободившееся сиденье.

Майка опустилась рядом, повернулась к Алине, чтобы что-то сказать, но, увидев ее напряженное лицо, махнула рукой и отвернулась в другую сторону: не хочет говорить, не надо, придет время — расскажет.

Алина сидела прямо, глядя в окно невидящими глазами. Только что сделанное ею открытие настолько поразило ее, что она никак не могла определиться — что теперь со всем этим делать? Искать себе вечного провожатого, чтобы было не страшно? Как в детстве ходить с мамой за ручку? Алина представила себе эту картину и, не удержавшись, улыбнулась.

— Девушка, вам очень идет, когда вы улыбаетесь, — неожиданно услышала она.

Алина удивленно приподняла брови.

Прямо перед ней, лицом к лицу, сидел довольно-таки невзрачного вида мужчина в потертых джинсах и поношенной вельветовой куртке. Редеющие, седоватые волосы зачесаны назад и собраны в довольно жидкий хвостик. Карие глаза из-под густых бровей смотрели на Алину добро и весело.

Алина ответила ему самым презрительным из своих взглядов и уже хотела было отвернуться к окну, как мужчина снова заговорил:

— Послушайте, вы потрясающе красивая девушка. У вас пропорциональное строение лица, а легкое удлинение правого глаза и вот этот слегка опущенный уголок губ вносят чуточку дисгармонии и дарят вашему лицу неповторимый шарм.

Гнев в Алининых глазах сменился неподдельным интересом.

— Вы кто? — не удержалась она.

— Я — художник, — улыбнулся мужчина. — Послушайте, я просто не могу упустить такую красоту. Я хотел бы написать ваш портрет. Может, вы могли бы найти время и прийти ко мне в мастерскую? Это здесь, в центре...

— Знаем мы таких художников! — возмущенно вмешалась Майка, слушавшая до этого весь разговор с легкой толикой зависти. — Не на таких напали!

— Я все понимаю, — мягко сказал художник Алине, не отводящей от него взгляда. — Если вы боитесь, вы можете прийти не одна. Берите подругу, маму, друга, кого угодно, только приходите. Я вас очень прошу!

Художник вытащил из портмоне визитную карточку.

— Возьмите. Здесь есть телефон и адрес мастерской.

Алина несколько секунд колебалась, потом протянула руку.

— Мне пора выходить, — поднялся художник. — Я очень жду вашего звонка.

— Ты дура! — зашипела Майка, едва он только вышел из автобуса. — Кто знакомится в общественном транспорте?! Да еще всякие визитки берет?! Может быть, ты еще и идти туда собралась?!

— А тебе завидно, что тебя не пригласили? — съехидничала Алина. — Хочешь, вместе пойдем, попросим, чтобы и тебя нарисовал?

— Вот еще! — фыркнула обиженная Майка и отвернулась.

Алина повертела в руках визитную карточку.

«Разумов Глеб Владимирович», — прочитала она.

Страх перед улицей и мужчинами не проходил. Алина не знала, что делать. Жить в таком состоянии было невозможно, и она решила бороться с этим всепоглощающим страхом одним-единственным способом — по принципу: клин клином вышибают.

Она заставляла себя одеваться и выходить на улицу. Заставляла себя целыми часами бродить по городу и не шарахаться от мужчин. Алина словно открывала мир заново. Она привыкала к нему, так тяжелобольной человек, который долгое время провел в больничной палате, наконец-то выздоровел и вышел на свет божий и теперь смотрит по сторонам с изумлением и непонятной тревогой, оттого что слишком отвык...

С каждым таким походом ей становилось чуточку легче. Единственное, что она так и не смогла себя заставить, — это ходить по улицам вечерами. Как только на город отпускались сумерки, Алина стремительно влетала в автобус или троллейбус и ехала домой, подгоняя про себя водителя: «Быстрее, еще быстрее, ну!!!» — чтобы успеть оказаться в квартире до наступления полной темноты.

За две недели таких прогулок Алина почти пришла в себя — город уже не казался ей страшным монстром, готовым в любой момент кинуться на нее из-за угла.

Сегодняшняя прогулка ничем не отличалась от прежних. Алина шла по центру, разглядывая красочные витрины и вывески. Погода с самого утра хмурилась, и Алина то и дело с тревогой поглядывала на небо, затянутое серыми тучами, надеясь успеть дойти до остановки до начала дождя.

Но дождь все-таки застал ее в самом неподходящем месте. Он хлынул сильно и резко, словно кто-то на небе перевернул огромное полное ведро. Алина юркнула в первую попавшуюся дверь, над которой успела разглядеть надпись «Выставка современной живописи».

Выставочный зал был огромен и почти пуст, лишь несколько человек, загнанных сюда ливнем, в ожидании его окончания, от нечего делать медленно прогуливались вдоль стен со скучающим видом. Алина взглянула сквозь двери на потоки дождя, заливающие улицу, и, вздохнув, присоединилась к остальным.

Алина была далека от мира искусства, но две работы в глубине зала привлекли ее внимание сразу — портрет молоденькой девушки, почти девочки, и изображение летящей по небу лошади.

У девочки было удивительно светлое лицо — она смотрела с холста любопытными, жизнерадостными глазами, которые, казалось, дарили свет всем, глядящим на нее. Чувствовалось, что она просто приплясывает от нетерпения, всем своим существом порываясь сбежать из рамки в такой зовущий, прекрасный и манящий окружающий мир.

Крылатая лошадь летела по черному небу, где, словно цветы, были рассыпаны гроздья созвездий, и столько стремительности было в ее полете, что казалось, никто не может удержать ее, никто никогда не обуздает...

И с того и с другого холста исходили доброта и сила. Человек, написавший эти картины, должно быть, настоящий мастер и, как все настоящие мастера, умный и добрый.

Алина, подумав об этом, с любопытством прочитала подпись под картинами. Фамилия художника показалась ей странно знакомой: Разумов Г. В.

Алина нахмурилась, вспоминая.

«Это же тот самый художник, с которым я познакомилась в автобусе!» — через пару минут осенило ее. Интересно, куда она засунула его визитку?

Алина порылась в сумке и отыскала смятую карточку. Так оно и есть — Разумов Глеб Владимирович.

Два дня Алина боролась с искушением позвонить. Документы в институт были благополучно сданы, но готовиться к экзаменам совершенно не хотелось. На третий день Алина сдалась. Она подошла к телефону и, не выпуская из руки визитной карточки, набрала номер.

Трубку сняли не сразу.

— Здравствуйте, а Разумова Глеба Владимировича можно к телефону?

— Минутку, — ответил ей незнакомый приятный мужской голос, и в трубке послышалось: — Глеб! Тебя! Подойди к телефону!

— Я слушаю.

— Здравствуйте. — Алина чувствовала непонятное волнение. — Я... Это та девушка из автобуса, помните?

— Да-да, конечно! — обрадовался голос. — Я уже, честно говоря, боялся, что вы не позвоните. Думал разыскивать вас через милицию.

— Ну, это слишком, — улыбнулась Алина.

— Когда вы будете свободны? Мы можем встретиться прямо сегодня.

— Сегодня? — Такой скорости Алина не ожидала. — Давайте лучше завтра.

— Давайте, — сразу согласился художник. — Во сколько?

— В два часа дня.

— Хорошо. Я буду ждать вас на остановке «Площадь Ленина», у булочной. Оттуда до моей мастерской две минуты ходу. Договорились?

— Договорились.

— Я очень надеюсь, что вы придете. До завтра.

— До свидания. — Алина повесила трубку и коснулась ладонью пылающей щеки.

«Сумасшедшая...» — подумала она и набрала номер Майки.

— Май, выручи меня...

— Чего у тебя опять стряслось?

— Помнишь того художника в автобусе?

— Только не говори мне, что ты ему позвонила! — Нет, Майка периодически была просто невыносима.

— Мы с ним договорились встретиться завтра в два. На площади Ленина. Одна идти я боюсь.

— Ага, ты, значит, делаешь глупости, а я должна тебя выручать?

— Ну, Май, ну неужели тебе неинтересно? Мы же никогда не были в мастерской у художников!

— Может, он вовсе и не художник?!

— У него в визитке написано, что он старший преподаватель в нашем педагогическом, на художественно-графическом факультете. И потом, я видела две его картины на выставке.

— В визитке все, что угодно, можно написать! Я, может, тоже не простая абитуриентка, а декан института!

— Майка, ну не будь занудой! Я тебя не так часто о чем-нибудь прошу!

— Ну ладно, — сменила Майка гнев на милость. — Но только ненадолго. Да, и продиктуй мне адрес и телефон этой его мастерской. Я их Стасу оставлю, чтобы знал потом, где нас искать.

— Ради бога, записывай. — И Алина продиктовала подруге и то и другое. — Завтра в час я к тебе зайду.

— Договорились.

Алина положила трубку и машинально шагнула к зеркалу. Ей до безумия захотелось иметь собственный портрет.

Глеб Владимирович Разумов к своим сорока годам имел уже достаточно известное имя. Без его работ не обходилась ни одна выставка, несколько картин приобрел музей, а кое-что было продано за границу. В педагогическом институте на художественно-графическом факультете он преподавал графику и скульптуру, был членом Союза художников и имел персональную мастерскую в здании, выделенном специально под мастерские преподавателям худграфа. В семейной жизни тоже был полный порядок — жена и двое уже совсем взрослых сыновей. Жена когда-то училась вместе с ним в институте, подавала большие надежды, но, когда родились дети и творческая карьера Глеба Владимировича пошла вверх, Ольга как-то сразу отошла на второй план, забросила живопись и занялась исключительно воспитанием детей и созданием семейного уюта. Поначалу было очень здорово приходить домой, влезать в заботливо подставленные тапочки, ужинать наваристым борщом, укладываться в белоснежную постель, наутро надевать выглаженную и накрахмаленную рубаху с предусмотрительно вложенным в карман носовым платком, но через какое-то время эта забота начала его раздражать. Он цеплялся к мелочам, устраивал скандалы, несколько раз напивался до свинского состояния, пока наконец не понял в одно далеко не прекрасное утро, что расплывшаяся тетка, которая может говорить только о стирке, готовке и детях, не имеет никакого отношения к его Оленьке, с которой они вместе когда-то рисовали на окнах института цветы, мечтали о будущем и целовались в подъездах.

Глеб Владимирович затосковал. Вереницей пошли любовницы, мастерская на какое-то время превратилась в полный бардак. Там в любое время дня и ночи не кончалось спиртное, шлялись странные личности, смеялись какие-то девки, непонятно кем приведенные. Порой он просыпался в постели с одной из них и даже не мог вспомнить ее имя. Все закончилось тем, что его вызвал к себе декан факультета — старый институтский друг Разумова — и долго промывал ему мозги. Было перечислено все — от подорванного здоровья до морального облика преподавателя. К концу разговора старые друзья распили на двоих бутылку коньяка, и Глеб Владимирович, поплакавшись на неудавшуюся семейную жизнь, пообещал остепениться.

Он по-прежнему писал картины, ходил на работу, занимался со студентами, влезал дома в заботливо приготовленные тапочки, только внутри него как будто что-то оборвалось. Образовалась какая-то пустота, которая, как он ни пытался, ничем не заполнялась.

Так было до встречи с Алиной.

Эта золотоволосая девушка всколыхнула в нем какие-то давно забытые чувства. С первого мгновения, как только он ее увидел, ему страшно захотелось написать ее портрет. Еще ни одну работу ему не хотелось сделать с такой силой.

Глеб Владимирович стоял на остановке у входа в булочную и курил, поглядывая на часы. Девушка опаздывала.

Алина с Майей вышли из автобуса и сразу увидели одинокую фигуру художника, маячившую около булочной. Он заметил их и заспешил навстречу.

— Здравствуйте! Я уже начал думать, что вы не придете. Давайте знакомиться. Меня зовут Глеб Владимирович.

— Алина, — представилась Алина и кивнула в сторону Майки. — А это Майя.

— Очень приятно. Пойдем?

Они свернули за угол дома и зашагали вниз по улице.

— Скажите, а это долго — рисовать портрет? — спросила Алина.

— Портреты не рисуют. Портреты пишут, — улыбнулся Глеб Владимирович. — Смотря какой. И к тому же все зависит от настроения и состояния художника. Хотя профессионализм тоже не последняя вещь. Обычно нужно несколько сеансов, часа по четыре — шесть в день.

— Это что, четыре часа сидеть без движения? — ужаснулась Майка.

— Зачем же? Как только модель устает, она устраивает себе отдых. Художники же не изверги. А можно полюбопытствовать, чем вы занимаетесь?

— Готовимся поступать в политехнический, — с гордостью в голосе сказала Майка.

— Чувствуете в себе призвание быть инженерами?

— Конечно.

— А вы? — повернулся Глеб Владимирович к молчащей Алине. Эта девушка притягивала его все больше и больше.

— Не знаю насчет призвания, но... надо же куда-то идти...

— Вот мы и пришли. — Глеб Владимирович показал на большой одноэтажный деревянный дом, чем-то напоминающий барак. — Здесь мастерские преподавателей худграфа. Живописные, графические и скульптурные. Прошу! — Он галантно распахнул перед девушками дверь.

Из длинного темного коридора со всех сторон хлынули запахи. Пахло масляными красками, мокрым гипсом, сырым деревом, глиной, растворителем. Стены коридора, казалось, пропитались этими запахами настолько, что сами излучали их. Девушки шли за Глебом Владимировичем между закрытых дверей куда-то в глубь коридора. Из-за одной двери высунулась всклокоченная голова.

— Глеб, привет! У тебя ста грамм не будет?

— Игорь, побойся бога! Ты вчера все мои запасы уничтожил! Рассольчику могу предложить.

— Черт, придется в магазин бежать! — обреченно констатировала голова и скрылась за дверью.

Глеб Владимирович остановился у последней двери коридора, достал ключ, открыл дверь, вошел первым и включил свет.

— Прошу.

Алина с Майей перешагнули порог мастерской.

Первое, что бросилось Алине в глаза, было большое, просто огромное кресло, сделанное из корня дерева. Сам корень был оставлен как есть почти целиком, игра природы превратилась под умелыми руками художника в удобное сиденье со спинкой и даже с подлокотниками. Перед креслом стоял небольшой столик и несколько обычных стульев вокруг него.

— Вы осматривайтесь, я сейчас. — Глеб Владимирович бросил сумку на кресло и вышел из мастерской.

— Как здорово!!! — протянула Майка.

Но Алина ее не слушала, она рассматривала скульптуры, в основном лошадей. Лошади скачущие и спящие, пьющие воду и жующие траву, бьющие копытом и отгоняющие слепней, лошади с крыльями и без, лошади из гипса, глины, дерева и какого-то непонятного материала. По всем стенам висели картины. Алина завороженно переходила от одной работы к другой: ничего подобного ей никогда не доводилось видеть. Здесь были и портреты, и пейзажи, заботливо выписанные или просто наскоро набросанные, были какие-то сюрреалистические полотна, фигуры туманных девушек, лес, горящий зелеными огоньками, причудливые синие цветы... Все это двигалось, жило, казалось, какой-то злой дух скомандовал «Замри!», и все замерло на мгновение, но каждым своим миллиметром, дрожа от нетерпения, ждет команды «Отомри!», чтобы вновь полететь, понестись, закружиться...

— Не соскучились? — Глеб Владимирович вошел в мастерскую.

— Это все ваши работы? — спросила Алина.

— Малая часть. Понравились?

— Очень, — честно призналась она.

— Вы любите лошадей? — вмешалась Майка.

— Я родился в деревне. Там без лошади не жизнь. А потом — Пегас, вдохновение... Это все не зря. Хотите сухого вина?

— Нет!

— Да!

Майка с Алиной сказали это одновременно.

Глеб Владимирович с улыбкой достал из холодильника бутылку белого вина и вытащил из старого шкафа два бокала.

— Вам я могу предложить чай. Хотите?

— Пусть будет чай, — снизошла Майка.

— Только вам придется подождать, пока вскипит чайник.

Глеб Владимирович разлил по бокалам вино и протянул один бокал Алине.

— За знакомство.

Алина пригубила вино.

— Садитесь в это кресло, располагайтесь так, как вам удобно. Как только вы сядете, я поставлю свет.

— А почему у вас шторы закрыты? — спросила Майка. — На улице же светло.

— Для художника очень важны тени. Когда я устанавливаю свет, тени ложатся так, как мне это нужно. На следующий сеанс я поставлю его так же, и тени будут те же. А солнце все время движется, тени меняются. Вы никогда не задумывались о том, почему художники, пишущие на пленэре, то есть на улице, работают всегда в одно и то же время? Они ловят тень...

Алина поудобнее расположилась в кресле, глотнула еще вина и поставила бокал на столик.

— Вы тоже присаживайтесь куда-нибудь, где вам больше нравится, — обратился художник к Майке. — Вот ваш чай.

Глеб Владимирович, не теряя времени, установил на огромном мольберте большой холст, открыл ящик с красками, достал палитру. Алина смотрела во все глаза за его манипуляциями.

— Вам удобно?

— Да, — кивнула Алина.

Художник придвинул длинный штатив с лампой на конце и включил свет. От неожиданности Алина зажмурилась.

— Я сейчас уберу, — успокоил ее Глеб Владимирович. — Свет не будет падать вам в глаза.

Майка уселась на стул с чашкой чая.

— А что там у вас наверху? — Она указала на деревянную лестницу, ведущую на какое-то подобие второго этажа.

— Импровизированная спальня. Иногда, особенно когда срочный заказ, приходится оставаться здесь ночевать.

Майка сделала Алине страшные глаза: я тебя предупреждала! Алина чуть заметно пожала плечами.

— Вы не возражаете? — Художник накинул на плечи Алины тонкий прозрачный шарф, переливающийся всеми оттенками зеленого, который очень подходил к ее глазам.

Глеб Владимирович выдавил на палитру свежих красок, несколько минут постоял, внимательно вглядываясь в свою золотоволосую модель, и началось священнодействие...

За два часа они дважды прерывались на перекур, Алина выпрямлялась, разминая затекшие плечи. Позировать художнику оказалось не такой уж легкой задачей. Все время что-нибудь затекало, и страшно хотелось поерзать в кресле и переменить позу. Майка начала откровенно скучать. Во время очередного перерыва она отозвала Алину в сторонку.

— Меня там уже Стас ждет. Может, хватит на сегодня?

— Иди, — сказала Алина, которой все происходящее очень нравилось. — Все будет в порядке.

— Сама вижу. Не перевелись еще нормальные люди. Но если что — выбегай в коридор и кричи: он же тут не один.

— Дура ты, Майка, — беззлобно улыбнулась Алина.

— От такой слышу. Ладно. Рада была познакомиться, — повернулась она к Глебу Владимировичу. — К сожалению, мне пора.

— Вы тоже уходите? — обратился художник к Алине.

— Нет, мы же еще не закончили.

— Если вы устали...

— Нет-нет, — заверила его Алина. — Все хорошо.

— Я провожу вас. — Глеб Владимирович галантно распахнул перед Майкой дверь.

— Пока! Не задерживайся долго. — Майка красноречиво посмотрела на подругу. — Лора Александровна волноваться будет.

— Иди уже!

Глеб Владимирович вернулся через пару минут.

— Вы не будете возражать, если я поставлю музыку?

— Нет, конечно.

Щелкнула кнопка магнитофона, и по мастерской понеслась медленная мелодия.

— Кто это поет? — спросила Алина, завороженная нежными звуками.

— Стинг, — ответил Глеб Владимирович и взял кисть.

Еще два часа пролетели совсем незаметно.

— Все, на сегодня хватит. — Глеб Владимирович окинул придирчивым взглядом свою работу. — Вы не очень устали?

— Немного, — призналась Алина, поднимаясь. — Можно посмотреть?

— Конечно, только это еще набросок.

Алина обошла мольберт.

То, что она увидела, слегка разочаровало ее: какие-то разбросанные пятна, угольные линии, и никакого сходства. Глеб Владимирович улыбнулся, глядя на ее удивленное лицо.

— Вы разочарованы? Я же сказал, это только набросок. Самое начало работы...

— Я в этом ничего не понимаю, — призналась Алина.

— Это не страшно, — успокоил ее Глеб Владимирович. — Просто вы, видимо, никогда не общались с художниками.

— Да, меня еще никто никогда не рисовал.

— Я очень рад, что в некотором роде я являюсь первооткрывателем. Хотите еще вина?

— Хочу, — кивнула Алина и протянула бокал.

Дверь мастерской заскрипела, и в комнату вошел человек, которого Алина с Майей видели в коридоре. Только теперь вся его взъерошенность исчезла, и выглядел он вполне симпатично.

— Глеб, я хотел у тебя попросить... — Он увидел Алину и осекся. — Откуда такая красота? Нашел себе новую натурщицу?

— Познакомьтесь. — Глеб Владимирович кивнул в сторону мужчины. — Это — Игорь, он работает вместе со мной на худграфе, живопись преподает. А это Алина.

Игорь окинул Алину профессиональным взглядом.

— Очень приятно... Глеб, можно тебя на секунду?

— Извините. — Глеб Владимирович вышел вслед за Игорем в коридор.

Алина глотнула вина и снова опустилась в кресло. Все происходящее ей очень нравилось, и уходить никуда не хотелось.

Глеб Владимирович вернулся через пару минут.

— Алина, там у Игоря художники собираются. У нас сегодня что-то вроде юбилея. Пять лет назад в этот день мы все въехали в эту мастерскую. Нас с вами приглашают. Пойдем?

— Пойдем, — согласилась Алина. — А это далеко?

— Вторая дверь по коридору.

Мастерская Игоря отличалась от мастерской Глеба Владимировича творческим беспорядком, граничащим с бардаком. Вперемешку со стоящими, свернутыми и висящими холстами валялись какие-то доски, рулоны бумаги, рамы, багеты. Практически все картины были выполнены в одной цветовой гамме — от бледно-салатового до глубокого темно-зеленого. И почти с каждой огромными, круглыми, лунными глазами смотрели кошки.

— У Игоря тут ремонт, ты сильно не пугайся. — Глеб Владимирович как-то незаметно и очень органично перешел на «ты».

— Какая девушка! — поднялся со своего места сухощавый, совершенно седой человек лет шестидесяти. — Прошу вас, садитесь. Глеб, познакомь нас с дамой.

— Прошу любить и жаловать. Это — Алина.

— Михаил Иванович, — представился седой. — Виктор Ильич, бросай свои альбомы, смотри, какую красоту к нам Глеб привел!

От стеллажа с альбомами отошел невысокий черноволосый мужчина.

— Виктор Ильич. — Он протянул Алине руку, та, немного смущаясь, подала свою. Виктор Ильич чуть склонился и легко поцеловал кончики ее пальцев.

Алину усадили за накрытый стол, на котором стояли дымящаяся картошка, селедка, зеленый лук, нарезанная кружками колбаса и две бутылки водки.

— Вина никто не додумался купить? — спросил Глеб Владимирович.

— Глеб, ну ты же знаешь, что вино, кроме тебя, никто не пьет.

— У меня, по-моему, оставалась еще бутылка. Я сейчас принесу.

— Алина, — наклонился к ней Михаил Иванович. — А вы не хотели бы у нас поработать?

— У вас? — не поняла Алина.

— Ну да, на худграфе. Нам очень не хватает такой живописной натуры.

— Миша, ну что ты сразу быка за рога! — вмешался Виктор Ильич. — Дай девушке оглядеться немного. Кстати, где остальные?

— Я уже всех позвал, — сказал Игорь. — Сейчас подойдут.

И действительно, через пятнадцать минут в мастерской появились еще трое — молодой светловолосый парень, лет двадцати пяти, который отрекомендовался Сергеем, чуть прихрамывающий, средних лет человек со странным именем Витолий Дмитриевич и красивая темноволосая дама с кошачьим разрезом глаз и очень подвижным лицом, ей, в зависимости от выражения лица, можно было дать и двадцать лет, и тридцать.

— Тамара, — представилась дама, и Алина поняла, что ей удивительно идет это имя.

— Ну вот, кажется, все в сборе, — констатировал Игорь. — Как говорится, можно начать.

Глеб Владимирович налил себе и Алине вина, остальные предпочли водку.

Михаил Иванович поднялся:

— Ну-с, господа, пять лет назад всеобщими усилиями мы отбили этот дом у городской администрации, привели его в божеский вид, обустроили свои мастерские...

— К некоторым это не относится, — улыбнулась Тамара, легко коснувшись ладонью колена Игоря.

— Игорек у нас в вечном творческом поиске, — поддержал ее Виктор Ильич.

— Ладно вам, — отмахнулся Игорь. — Дайте человеку договорить.

— В общем, за нашу дружную семью! — закончил Михаил Иванович.

Художники чокнулись и выпили.

— Серега, перед выставкой коленки не трясутся? — Игорь снова разлил водку.

— Есть немного, — признался Сергей. — Там еще работы непочатый край!

— Все будет нормально, — успокоил его Витолий Дмитриевич. — Не всегда первый блин комом.

— Томка, ты к первому числу чтобы как штык была на работе! — Игорь протянул рюмку Тамаре. — Я хочу сделать постановку в том черном платье, помнишь? Дама перед зеркалом.

— Опять на себя эти восемь килограммов надевать?! — притворно ужаснулась Тамара. — Поставишь ведь небось, злодей?

— В таком платье сам Бог велел стоять. Ничего, тебе не привыкать.

— Между первой и второй перерывчик небольшой! — вмешался Виктор Ильич. — Давайте выпьем за первую Серегину выставку!

Тост был принят на ура.

Глеб Владимирович наклонился к Алине:

— Положить тебе картошки? Ты не стесняйся, у нас тут все запросто.

— А я и не стесняюсь. — Алина подала ему тарелку. Ей ужасно нравились люди, в компании которых она сидела. — А Тамара — это кто? — шепотом спросила она.

— Наша самая выносливая натурщица. Ты ее разве не узнала? Она тут почти у всех на полотнах, и не только в человеческом виде.

Алина перевела взгляд на висящие по стенам картины Игоря и поняла, что Тамара и сверкающие глазами кошки — это одно и то же лицо.

Выпили по третьей.

Алине было удивительно уютно среди художников. Все они были разными, но объединяло их какое-то доброжелательное сияние творчества, никто никогда из этих людей не мог бы причинить ей зла — в этом Алина была совершенно уверена. Ей казалось, что всю эту компанию она знает уже давно. На другом конце стола заспорили о живописи какого-то незнакомого Алине художника, она слушала очень внимательно, впитывая, как губка, незнакомые, но такие красивые слова: пленэр, колорит, светотень...

— Ты у нас работать будешь? — неожиданно обратилась к ней Тамара.

— Нет... не знаю... Глеб Владимирович мой портрет пишет... — растерялась Алина.

— Глеб — он мастер, — веско кивнула Тамара. — Ты давно его знаешь?

— Да нет... Мы случайно познакомились.

— В этой жизни случайностей не бывает, — серьезно произнесла Тамара. — Глеб — хороший мужик.

— А вы... ты... — сбилась Алина.

— Какое там еще «вы»? — возмутилась Тамара. — Я что, на старуху похожа?

— Нет, — улыбнулась Алина. — А ты давно работаешь натурщицей?

— Давно. Чертовски тяжелая работа, но деньги неплохие платят. А потом, не могу я уже без этих гавриков. Привыкла.

— Тамара — наша царица, — провозгласил Михаил Иванович.

— Куда ж вы без меня?! — согласно кивнула Тамара.

— А некоторые особенно, — ввернул Виктор Ильич и подмигнул Игорю.

В мастерскую вошел высокий мрачный человек со спутанными волосами до плеч, по-хозяйски поздоровался, налил себе полстакана водки, залпом выпил, потом опустился на стул, достал из кармана трубку и закурил. По мастерской разнесся запах дорогого табака.

— Кто это? — спросила Алина у Тамары.

— Женька Вилярский. Один из самых известных художников в городе. Он сейчас из запоя выходит, его лучше не трогать.

Вилярский мрачно курил, глядя куда-то перед собой.

Время летело незаметно, и не успела Алина опомниться, как наступил вечер.

— Мне пора, — засобиралась она, слегка поежившись, представив себе, как сейчас одна выйдет на вечернюю улицу.

— Я тебя провожу, — тут же поднялся Глеб Владимирович и повернулся к остальным. — Я не прощаюсь.

— Алиночка, вы все-таки подумайте над моим предложением, — приподнялся Михаил Иванович. — Нам модели ох как нужны! Будете хлеб у Тамарки отбирать.

— На мой век хватит, — отмахнулась Тамара. — Приятно было познакомиться. Игорь, налей еще водки!

...Алина с Глебом Владимировичем шли по вечернему городу. Город сиял огнями, дневная жара спала, легкий ветерок обдувал разгоряченные лица.

— Надеюсь, все было хорошо? — Глеб Владимирович коснулся руки девушки, и по телу Алины пробежала легкая дрожь. Но избавиться от его прикосновения не хотелось.

— Конечно, — искренне сказала она. — Когда мне прийти в следующий раз?

— Ты можешь приходить, когда захочешь. Я буду очень рад тебя видеть. А следующий сеанс через неделю. Так же в два, договорились?

— Хорошо, — кивнула Алина и неожиданно для себя спросила: — А когда будет выставка у Сергея?

— В воскресенье открытие. Хочешь пойти?

— Хочу, — призналась Алина. — Я могу дать свой телефон...

— Вот старый дурак! — Глеб Владимирович смешно хлопнул себя рукой по лбу. — Диктуй, я запомню. У меня на телефоны феноменальная память.

Алина рассмеялась и продиктовала номер.

Глава 6

В институте начались экзамены. Но голова Алины была занята совершенно другим. Она практически не вылезала из мастерских, с любопытством маленького ребенка проникая все глубже и глубже в эту творческую кухню. Она уже знала, что такое мастихин и как грунтовать холст, чтобы краска не скатывалась и не тускнела, как правильно натянуть холст на подрамник, каким углем хорошо делать наброски, на какой бумаге лучше писать акварелью и каким растворителем разводить масляные краски. Портрет ее понемногу оживал, принимая знакомые очертания. За время сеансов Глеб Владимирович рассказывал ей разные смешные байки из мира художников, на выставке Сергея они были вместе, и Алину поразило количество известных в городе людей, которые там присутствовали: от телевизионщиков до заместителя мэра. Теперь она называла Глеба Владимировича просто Глебом, они давно уже окончательно перешли на «ты», и в его мастерской она чувствовала себя, как дома. Страх улицы совершенно проходил, когда Глеб находился рядом. И каждый вечер так не хотелось уходить...

— Где ты все время пропадаешь? — беспокоилась Лора Александровна, внимательно вглядываясь в счастливое лицо дочери.

— Гуляю, — пожимала плечами Алина, не желающая откровенничать с матерью.

Заполошная Майка кричала в телефонную трубку, что, если так и дальше пойдет, Алина обязательно завалится на экзаменах.

— Все будет нормально, — отмахивалась Алина, которой учеба в политехническом стала казаться собачьим бредом: все это было так далеко от того прекрасного и интересного мира, в который она случайно попала. «В этой жизни случайностей не бывает» — так, кажется, сказала Тамара в день их знакомства. Алина почему-то часто вспоминала эту фразу. С Тамарой, несмотря на разницу в возрасте, они стали хорошими подругами. Алина несколько раз была у нее в гостях, познакомилась с ее мужем Степаном — высоким, красивым парнем, который работал в строительном тресте и в живописи разбирался так же, как корова в ананасах.

Когда Алина в первый раз попала к Тамаре домой, ее совершенно поразила огромная картина на стене. Там, раскинувшись на подушках, едва прикрытая тонкой, прозрачной тканью, абсолютно обнаженная, с царским видом возлежала Тамара.

— Нравится? — перехватила Тамара Алинин взгляд. — Когда к Степке друзья с работы приходят, их потом полчаса нужно из ступора выводить.

— Кто это писал? — поинтересовалась Алина, завороженная игрой красок и состоянием любовной неги, которым была пропитана картина.

— Не узнаешь?

Алина всмотрелась в изображение пристальней. Вспомнились кошки с лунными глазами.

— Игорь?

— Трудно не догадаться, — довольно улыбнулась Тамара.

— А... как твой муж относится к тому, что ты позируешь... ну... безо всего?

— Это же моя работа, — удивилась Тамара наивности ее вопроса. — Я же не учу его, как проекты чертить. Поначалу были, конечно, какие-то разборки, но, когда мы познакомились, он прекрасно знал, кем я работаю.

— А в институте ты тоже раздетая позируешь?

— За обнаженку больше платят. Что толку сидеть на портрете и получать в два раза меньше? Сидишь-то так же, так же мышцы затекают, а платят гроши.

— Но ведь это, наверное, страшно — сидеть голой перед студентами?

— Они такие же будущие художники. На тебя никто не смотрит как на сексуальный объект. Ты для них только модель... Ну, как статуи рисуют. Так и здесь. Сидишь, стоишь или лежишь и чувствуешь себя статуей...

После этого разговора, уже дома, Алина долго, пристально рассматривала свое тело в большом зеркале, решая про себя: а смогла бы она?..

Когда вывесили оценки за экзамен по математике, Алина ничуть не расстроилась, увидев напротив своей фамилии маленькую, аккуратную тройку.

— Я же тебе говорила — учи! — огорчилась за подругу Майка, пряча сияющие глаза: ей поставили пять.

— Подумаешь! Посмотри, вон сколько троек! Не я одна такая...

— Вот не поступишь, что тогда будешь делать?

— Работать пойду, — выпалила Алина и поняла, что ни в каком институте, ни на каком факультете, кроме худграфа, она учиться не хочет.

— Куда тебя возьмут-то без образования? В больнице у Лоры Александровны полы мыть?

— Вот еще! — фыркнула Алина. — Я такую работу себе найду, что тебе и не снилось!

— Лучше физику учи! Через два дня сдавать!

К учебнику физики Алина даже не прикоснулась.

В этот вечер в мастерской праздновали день рождения Игоря.

Тамара в сногсшибательном наряде, обвязавшись старым полотенцем, накрывала на стол.

— Давай помогай, — вместо «здравствуй» бросила она Алине. — Кругом одни мужики, я тут уже зашиваюсь!

— Глеб здесь?

— Он там над твоим портретом что-то колдует. Здорово ты у него получилась!

— А Игорь где?

— Они с Сережкой за водкой пошли. Сейчас будут.

— Алиночка! — возник в дверях Михаил Иванович. — Вечер добрый!

— Дядь Миш, не мешайте, ради бога! И так ни черта не успеваю! — Тамара ожесточенно кромсала колбасу.

— Так я и прибыл на помощь.

— Вон там нож, вот там хлеб, — распорядилась Тамара. — Ровно порезать сумеете?

— Томка, ты меня обижаешь! — Михаил Иванович занялся хлебом.

— Майонез в салат, — кивнула Тамара Алине. — В этот и в тот. Майонез в холодильнике у Ильича. Да, заодно селедку захвати!

— Хорошо. — Алина принесла из мастерской Виктора Ильича два банки майонеза и пакет с селедкой.

— Рыбу порежем, сверху лук кольцами и зальем подсолнечным маслом. Салаты попробуй. Я солила, но боюсь, что мало.

Алина занялась салатами, в очередной раз удивляясь, как у Тамары быстро и ловко получается все, за что бы она ни бралась.

В коридоре послышались голоса, и в мастерскую, шумя и брякая бутылками, вошли Игорь, Сергей и Виктор Ильич.

— О, прекрасная половина увеличилась ровно на одну единицу! — улыбнулся Игорь. — Алинка, привет!

— С днем рождения тебя. — Алина легко приподнялась на цыпочках и чмокнула его в щеку.

— Все Глебу расскажу! — шутливо пригрозила Тамара.

— Когда начнется раздача слонов? — поинтересовался Виктор Ильич, плотоядно поглядывая на стол.

— Слушайте, шли бы к кому-нибудь из вас! Не мешайте, так мы быстрее закончим. Игорь, много народубудет?

— Ты как будто ни разу не замужем! Откуда же я знаю, кого сегодня принесет? Готовь побольше, все равно ничего не останется!

— Да уж знаю я вас, проглотов. — Тамара закончила с колбасой и принялась за рыбу. — Идите отсюда, подобру прошу!

— Пошли к Глебу в нарды сыграем? — предложил Виктор Ильич.

— Пошли. — Мужчины вышли из мастерской.

— Как экзамен? — поинтересовалась Тамара.

— Тройка. Не учила же ни черта.

— Никак понять не могу, зачем тебе сдался этот политехнический? С такой внешностью сидеть в каком-нибудь заштатном КБ и гроши получать? Из разряда — сдала я молодость в архив?

— Да я и сама уже не хочу, — призналась Алина. — Мать только жалко. Спит и видит свою дочь образованной.

— Я вот институтов не кончала, а зарабатываю побольше многих. — Тамара разложила поверх салатов зелень и теперь любовалась своей работой. — Хотя кто его знает, может быть, и пригодится потом в жизни...

— Высшая-то математика? Не смеши меня. Глупость сделала, надо было к вам на худграф поступать.

— Ты хоть рисовать-то умеешь? — рассмеялась Тамара. — Тоже мне, юное дарование!

— Алинка, привет! — В мастерскую вошел Глеб, шагнул к Алине и легко чмокнул ее в щеку. — Мне сказали, что ты уже пришла. Как экзамен?

— Трояк у нее, — ответила за Алину Тамара. — Что и следовало ожидать.

— Это ты зря. — Было видно, что Глеб не на шутку расстроился. — Готовилась плохо?

— А когда ей было готовиться, если она в твоей мастерской днюет и ночует? Совсем задурил голову девчонке!

— Томка, я тебя когда-нибудь за твой язык по заднице отшлепаю!

— Много вас таких желающих, — отмахнулась Тамара. — Я надеюсь, что девушка не обиделась?

— Было бы на кого, — весело парировала Алина. — Все, соли в этом салате достаточно.

— Пойдем, я тебе портрет покажу, — предложил Глеб. — Он почти закончен.

— Пойдем, — кивнула Алина. — Томка, я быстро.

— Иди, иди, почти все уже готово. Да, захватите от Глеба рюмки, а то, боюсь, у Игоря посуды не хватит.

— Тарелки принести?

— Тащите. Лишними не будут.

Глеб с Алиной прошли по коридору до мастерской Глеба. За столом Игорь с Серегой играли в нарды под комментарии Виктора Ильича. Глеб повернул к Алине мольберт с холстом. Мужчины тут же прервали свою игру и дружно выстроились за ее спиной.

Алина рассматривала свое изображение, затаив дыхание. С портрета на нее смотрела потрясающей красоты девушка, с легкой грустинкой в глазах. Переливы шарфа оттеняли цвет ее глаз, делая их прозрачно-зелеными, золотистые волосы, слегка завиваясь, лежали локонами на плечах. Деревянный пень, на котором она сидела, превратился в коричневого хранителя леса, который бережно обнимал ее всеми своими руками-ветками, словно пытаясь защитить от грубости и несовершенства этого мира. А над головой сияла бледная полная луна, местами скрытая тучами так, что казалась ажурной светящейся короной.

— Здорово... — выдохнула Алина, когда смогла заговорить.

— Это что-то новенькое, — прищурился Виктор Ильич. — Манера совсем не твоя. Ты никогда так не писал.

Алина перевела на Глеба сияющие глаза. Глеб в ответ слегка приобнял ее за плечи.

— Нравится?

— Не то слово!

— Мальчики! — раздался из коридора голос Тамары. — Все уже готово!!! Пора к столу! Игорь, тут к тебе гости пришли!

— Иду! — отозвался Игорь и повернулся к Сергею. — Потом доиграем. Глеб, нарды не убирай.

Художники двинулись за Игорем следом. В мастерской остались Глеб и Алина.

— Неужели я действительно такая? — Алина не отрывала глаз от портрета.

— Ты еще красивее на самом деле, — улыбнулся Глеб и легко коснулся ее щеки ладонью. — Ты удивительно красива...

Его лицо приблизилось к ее лицу. Алина увидела совсем близко его глаза, которые лучились безграничной нежностью, паутинку морщинок, разбегающихся к седым вискам, две глубокие складки на переносице. Глеб осторожно и очень нежно коснулся губами ее губ. Алина помедлила мгновение, потом закрыла глаза и положила руки ему на плечи. Первый их поцелуй длился долго. Глеб целовал ее нежно и умело, как не целовал никто и никогда, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прижать ее к себе, чтобы не спугнуть ту доверчивость, с которой она раскрылась ему навстречу...

Скрипнула дверь, Алина отстранилась, пряча пылающее лицо.

— Ну вы где там? — На пороге мастерской возникла Тамара. — Только вас ждем.

— Идем, идем, — отозвался Глеб и повернулся к Алине. — Портрет твой. Первый, но, я думаю, далеко не последний...

...Шумное застолье гремело вокруг, произносились тосты, поднимались рюмки, звучала музыка, а Алина не сводила счастливых глаз с сидящего рядом с ней Глеба. Все происходящее казалось ей сказкой, в которой, кроме нее и него, никого не было... Он легко касался ее руки кончиками пальцев и был несказанно счастлив. Эта девочка, сидящая рядом, вернула ему то, что он так долго и напрасно пытался обрести, — желание жить и веру в себя... В самый разгар веселья они дружно переглянулись и незаметно выскользнули из мастерской Игоря.

Глеб усадил ее в кресло, достал из холодильника бутылку вина и устроился на стуле рядом. Алина смотрела в его сияющие глаза, и у нее слегка кружилась голова от счастья.

— Мир очень несовершенен. И каждый пытается исправить его в меру своих способностей. Кто-то пишет картины, кто-то — книги, а кому ничего не дается, тот спивается или сходит с ума... Ты молодая, и у тебя все еще впереди, и нет этого страшного чувства невозможности что-то исправить или прожить заново... Когда я был моложе, мне казалось, что моя жизнь — это чистый белый холст, на котором я могу нарисовать все, что угодно, и это должно быть очень здорово, потому что это моя жизнь и я ее рисую... И только недавно я начал понимать, как много написано зря, но эти линии не уберет никакой мастихин, их невозможно затереть или уничтожить... Можно только порвать холст... Чего-то в этой жизни я, конечно, добился, мне грех жаловаться, но до твоего появления я не знал, что главное не в этом...

— А как же жена? — не удержалась Алина.

— Мы давно уже чужие люди... К сожалению, со временем понимаешь, что на тебе, помимо твоих желаний, висит ответственность за тех, кого ты приручил... «Маленького принца» читала?

— Нет, — помотала головой Алина.

— Там есть великолепная фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручаем»... Чувство долга, дети...

— У тебя есть дети? — удивилась Алина.

— Мой старший сын чуть старше тебя, — невесело усмехнулся Глеб. — Он сейчас тоже в институт поступает. Совсем я старик, да?

Алина неуверенно коснулась рукой его волос. Глеб повернулся и поцеловал ее руку.

В коридоре раздался какой-то шум.

— Что-то случилось? — прислушалась Алина.

— Не обращай внимания, наверное, кто-то выпил лишнего.

Глеб потянулся губами к ее лицу.

За стеной зазвенела разбитая посуда, истерический женский голос закричал что-то неразборчивое, срываясь почти на визг. Глеб с Алиной одновременно поднялись и выбежали в коридор.

Взъерошенный Игорь удерживал за руки полноватую коротко стриженную женщину, лицо которой было искажено гримасой отчаянной ненависти. У противоположной стены, ощетинившись, как кошка, и сверкая глазами, полными слез, среди осколков стекла на полу стояла Тамара.

— Я давно подозревала, что ты спишь с этой блядью! — изо всех сил пытаясь вырваться, кричала женщина.

— Кто это? — испуганно шепнула Алина.

— Жена Игоря, — отозвался Глеб. — Уведи Томку ко мне в мастерскую! Быстро!

— Люда, успокойся, — беспомощно повторял Игорь.

Глеб шагнул в их сторону, Алина подошла к Тамаре, взяла ее за руку:

— Пойдем!

Тамара отлепилась от стены и в каком-то ступоре послушно пошла за ней следом. Алина захлопнула дверь, слыша успокаивающий и увещевающий голос Глеба.

Тамара опустилась в кресло, невидяще глядя перед собой стеклянными глазами, налила себе полный стакан вина и залпом выпила.

— Дай сигарету! — хриплым голосом попросила она.

Алина протянула ей сигареты, Тамара щелкнула зажигалкой и жадно затянулась. Руки ее дрожали.

— Как я ее ненавижу!!! Принесло же стерву! И так всю жизнь мужику испортила! Дома ей не сидится!!!

Алина благоразумно молчала, давая подруге выговориться.

Тамара сделала пару затяжек, сломала окурок в пепельнице и снова залпом выпила вина. Подняла на Алину больные и пьяные глаза:

— Я люблю его... Не дай тебе Бог пережить такое, девочка...

Очередная сигарета сломалась в ее пальцах, и по щекам Тамары потекли слезы, оставляя на них черные потеки туши.

Когда вернулся Глеб, Тамара рыдала навзрыд, а Алина беспомощно гладила ее по голове, приговаривая, как маленькому ребенку:

— Ну не надо, успокойся, все, все уже...

Глеб окинул взглядом представшую перед ним картину, вышел из мастерской и вернулся через пару минут с бутылкой водки. Налил рюмку и протянул Тамаре.

— На, выпей и успокойся. Она ушла.

Тамара вытерла заплаканное лицо, выпила водку.

— Одна?

— Нет, — коротко ответил Глеб. — Что случилось-то?

— Она нас с Игорем в Серегиной мастерской застукала, — невесело усмехнулась Тамара.

— В следующий раз двери закрывайте. Конспираторы хреновы! У тебя что, проблем не хватает?

— Глеб, ты же знаешь... — Тамара судорожно вздохнула. — Зеркало есть? Моя сумка у Игоря в мастерской осталась.

— Там еще народ гуляет. Сейчас принесу. — Глеб вышел.

— Вот такая штука жизнь... Черт, завтра с утра глаза опухшие будут... — Тамара снова налила себе водки. — Гори оно все огнем!

Глеб вернулся с сумкой.

— Держи.

Тамара достала из сумки косметичку и через несколько минут косметических манипуляций выглядела так же неотразимо, как всегда. Лишь по слегка припухшим векам и покрасневшим глазам можно было догадаться о том, что здесь недавно произошло.

— Там еще водка осталась? — Тамара захлопнула сумку и, слегка пошатнувшись, поднялась.

— Томка, хватит тебе.

— Напьюсь сегодня, — твердо сказала Тамара. — И пошло все к черту!

Когда за Тамарой закрылась дверь, Глеб подошел к Алине сзади и обнял ее за плечи.

— Давно это у них? — спросила Алина.

— Лет десять уже. С тех пор как Томка к нам работать пришла.

— А почему тогда...

— Людмила пригрозила, что, если Игорь ее бросит, она с собой покончит и ребенка не пожалеет. Я ее давно знаю, она такая, она сделает... Отпраздновали день рождения, называется...

— Сколько времени? — спохватилась Алина.

Глеб посмотрел на часы.

— Пятнадцать минут второго.

— Что?!! — Алина даже подпрыгнула. — Мне же в девять нужно было быть дома!

— Господи, старый дурак! А я-то о чем думал?!! — Глеб заметался по мастерской. — Поехали, я довезу тебя на такси.

Алина судорожно размышляла. Явиться домой в третьем часу ночи, да к тому же еще под алкоголем, — для матери это будет слишком.

— Я сначала позвоню, — сказала она.

Телефон — один на все мастерские — стоял в коридоре. Алина дрожащей рукой набрала номер. Лора Александровна трубку сняла сразу.

— Мама, это я... У меня все в порядке, я задержалась у...

— Я уже все больницы обзвонила!!! — По голосу матери было слышно, что она на грани истерики. — Где ты шляешься?!! Ты не забыла, что с тобой случилось недавно?!!

— Мама, не надо... — попыталась успокоить ее Алина. — Я просто задержалась у...

— Где задержалась, там и ночуй!!! Домой можешь вообще не являться!!! — Лора Александровна бросила трубку.

Алина несколько секунд растерянно слушала короткие гудки, потом тряхнула головой. Ах так, ну и пожалуйста! Не очень-то и хотелось! Она развернулась и уверенным шагом вошла в мастерскую Глеба.

— Ну что? — встревоженно поднялся он ей навстречу.

— Меня из дома выгнали, — с деланной беспечностью сказала Алина. — Можно я сегодня у тебя переночую?

Глаза Глеба стали беспомощными.

— Может быть, все-таки лучше... — неуверенно предложил он.

— Ты меня выгоняешь? — удивилась Алина.

— Бог с тобой, конечно же нет...

...В мастерской горели свечи, пахло воском и краской, плыли в дрожащем свете летучие кони, играли блики на белом потолке, негромко звучала нежная мелодия Стинга...

Алина сидела на кровати, поджав под себя ноги, в старенькой футболке Глеба, которая была ей явно велика.

— Ты сейчас похожа на Суламифь... Твои волосы отдают медью... Я хотел бы написать тебя такой... — Глеб осторожно коснулся рукой ее волос.

— Кто такая Суламифь? — спросила Алина.

— Любимая жена царя Соломона... Ее убили за то, что он любил ее больше всех своих жен... Простая девушка из виноградника... — Рука Глеба нежно поползла по плечу и коснулась ее груди. Алина вздрогнула.

— Что-то не так? — встревожился Глеб.

— Нет, — через силу сказала она, отгоняя от себя моментально возникнувшее воспоминание о тяжелой, вонючей туше на своем теле. — Нет, все нормально...

Глеб отодвинулся от нее и пристально посмотрел ей в глаза:

— Что? Девочка моя, маленькая, что не так? Ты меня боишься?

В его глазах было столько нежности и любви, что Алину неожиданно прорвало. По ее щекам потекли слезы, она плакала и рассказывала ему о том, что произошло с ней не так давно, слова лились из нее фонтаном, они выплескивались и набегали друг на друга... Все это было похоже на вскрытый нарыв, когда гной сначала брызжет во все стороны, а потом начинает вытекать медленно, медленно, медленно, пока хватит сил давить на рану...

Алина замолчала. Ее слегка трясло. Глеб поднялся и протянул ей зажженную сигарету и бокал вина. Алина выпила вино залпом. Ей стало стыдно своего откровения.

Глеб долго молчал, глядя на пламя свечи.

— Маленькая моя девочка... Господи, рожает же земля уродов... — с болью в голосе произнес он. — Я никогда тебя не обижу... Ложись спать и ничего не бойся...

Он взял из рук Алины пустой бокал, затушил ее окурок в пепельнице и, едва касаясь Алины руками, осторожно уложил ее на кровать. Подоткнул со всех сторон одеяло и легко поцеловал в лоб.

— Спи. И пусть тебе приснятся только хорошие сны...

Алина благодарно всхлипнула и, как только ее голова коснулась подушки, провалилась в счастливый сон. В котором не было страха. Не было. Не было. Просто не могло быть...

Глава 7

Лора Александровна лежала в постели, уставившись невидящим взглядом в темный потолок. Две таблетки снотворного, которые она выпила после звонка Алины, почему-то возымели совершено обратное действие: спать не хотелось совсем. В голове кувыркались обрывки мыслей, неоконченные, недосказанные, перепрыгивающие с одной на другую. Здесь было все — от обиды на Вадима и подступающую старость до жуткой, почти судорожной злости на дочь: разве можно так?! Первый раз Алина не ночевала дома. Первый раз, если не считать того страшного случая. Где она сейчас? С кем она? У кого? Лора Александровна коснулась рукой виска и поняла, что ее лицо мокро от слез, которые текли сами по себе. Текли, а она их не замечала... Изменить ничего нельзя, ее девочка стала взрослой, и с этим нужно как-то считаться... А что остается ей? Нелепые будни в молчащей квартире? Одинокие ночи в пустой постели? Почему? Что в этой жизни она сделала не так? За что ей все это?.. Вопросов было больше, чем ответов.

Лора Александровна перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась горько, навзрыд, так, как она плакала тогда, когда Вадим ушел от нее...

Вадим Сергеевич курил, глядя в запотевшее окно. Несколько дней назад он, по настоянию Ирины, был на выставке молодого, подающего надежды художника. Ирина всегда любила подобные богемные тусовки, где можно показать себя, похвастаться количеством навешанных на себя побрякушек и заодно перемыть косточки женам людей, стоявших, по ее мнению, на разряд ниже.

Как он испугался, когда заметил рядом с одним из известных художников города золотоволосую голову Алины! Она крутила головой во все стороны с восторгом только что вылупившегося птенца и восторженно смотрела на своего спутника, доверчиво держа его под руку, она, улыбаясь томно, поднимала бокал с шампанским... И одновременно почему-то была так похожа на Лору... На Лору, которая никогда не любила официальных приемов, для которой влезть в вечернее платье было величайшей пыткой, на Лору, которая всем развлечениям предпочитала ждать его дома...

Он сбежал, как маленький мальчишка, под тяжелым взглядом Ирины, сославшись на то, что у него безумно болит голова...

Вадим Сергеевич ехал домой после многочасовой операции и ловил в зеркальце автомобиля удивленный взгляд шофера, который никогда не видел своего шефа курящим...

Алина проснулась и несколько мгновений не могла понять, где она находится. Деревянный, некрашеный потолок, занавес над кроватью... Она было нахмурилась, но лицо ее тут же разгладилось. Алина вспомнила вчерашний вечер и улыбнулась.

Заскрипела лестница, из-за занавеса появилась голова Глеба.

— Проснулась? С добрым утром! Кофе будешь?

Алина кивнула, Глеб наклонился и коснулся губами ее щеки.

— Тогда вставай, все уже готово.

Алина пила горячий кофе из маленькой чашечки с отколотой ручкой и счастливо улыбалась сидящему напротив Глебу.

— Сколько времени?

— Ты у нас засоня. Уже почти половина двенадцатого.

На лицо Алины набежала легкая тень.

— Что случилось? — встревожился Глеб.

— Я проспала свой экзамен по физике. Теперь институт точно накрылся медным тазом. Блин, что теперь матери говорить...

При воспоминании о матери Алина помрачнела окончательно: домой идти не хотелось. Сейчас начнется — расспросы, объяснения, обвинения, слезы... Глеб словно догадался, о чем она подумала.

— Надо, маленькая моя... — мягко сказал он. — Хочешь, я поеду вместе с тобой?

Алина задумалась на несколько секунд.

— Нет, — мотнула она головой. — Я лучше сама.

Глеб проводил ее до остановки, легко поцеловал на прощание.

— Меня сегодня не будет в мастерской, — виновато сказал он. — Дела...

Алина понимающе кивнула:

— Позвони.

— Конечно, — улыбнулся Глеб. — Я тебе еще надоем...

Только подходя к двери собственной квартиры, Алина вспомнила, что у матери сегодня с утра дежурство. Выяснение отношений откладывалось до вечера. Не успела она войти в квартиру, как раздался телефонный звонок.

— Ты с ума сошла!!! — вместо «здравствуй» заявила Майка. — Ты понимаешь, что ты наделала?!

— Я все равно не собиралась учиться в этом чертовом институте! — огрызнулась Алина.

— Это все твой художник тебя с толку сбивает! Ты хоть знаешь, что у него жена есть?

— Откуда такая осведомленность? — неприятно удивилась Алина.

— Если ты думаешь, что его никто в нашем городе не знает, то ты очень ошибаешься. Я у отца спросила. У твоего Глеба — жена и двое сыновей.

— А больше ты ничего не спросила? Может быть, ты мне еще будешь указывать, куда мне ходить и что делать?

— Алинка, я же за тебя переживаю!

— Слушай, не лезь не в свое дело! — отрезала Алина. — А из института я сегодня же документы заберу.

Майка обиженно повесила трубку.

— Тоже мне, учительница нашлась! — фыркнула Алина и прошла в ванную. Но на душе у нее было неспокойно.

Забрать документы из института было делом пяти минут. Алина вышла на крыльцо и нос к носу столкнулась с Юркой. Как всегда при виде Алины, глаза его заблестели, лицо покрылось нежным, почти девичьим румянцем.

— Привет!

— Привет, — холодно ответила Алина.

— Ты сегодня на экзамене не была... — не то спрашивая, не то утверждая сказал он.

— Еще одна нянька нашлась! — вспыхнула Алина. — Это моя жизнь, что хочу, то и делаю!!!

— Я что... я ничего... — растерялся Юрка. — Ты за документами пришла?

— Я их уже забрала. Так что счастливо оставаться! Желаю стать образованными и просвещенными! — Алина сделала шаг с крыльца.

— Алин... — Лицо Юрки стало совсем пунцовым. — За что ты на меня сердишься?

— Я? На тебя? — деланно удивилась Алина. — Вот еще!

— Просто... может, ты думаешь... — мялся Юрка. Потом набрал побольше воздуха в хилую грудь и на одном дыхании выпалил: — Я никому никогда ничего не расскажу!!! Я тебе клянусь!!! Ни одному человеку!!! Я... я люблю тебя...

Алина смерила его негодующим взглядом и, ничего не ответив, быстро зашагала в сторону остановки.

Когда повернулся ключ в замке, Алина внутренне напряглась. Весь сегодняшний день она представляла этот разговор с матерью, готовила какие-то фразы в свое оправдание, придумывала версии, одну невероятней другой, но реально отдавала себе отчет, что скандала все равно не избежать.

Лора Александровна вошла в квартиру, бросила быстрый взгляд на босоножки дочери, устало разулась и прошла на кухню. В мойке, как всегда, кисла брошенная Алиной тарелка. Проглотив незатейливый ужин, практически не чувствуя вкуса еды, Лора Александровна вошла в комнату дочери.

Алина сидела на кровати с каким-то красочным каталогом живописи.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Голос Лоры Александровны прозвучал как пушечный выстрел.

— Я забрала документы из института, — вздернула голову Алина. — Я не хочу и не буду там учиться.

Лора Александровна несколько минут осмысливала только что услышанное.

— Ты вообще отдаешь себе отчет в своих действиях? Хочешь всю жизнь техничкой проработать? Кому ты нужна без образования?

— Я работать пойду, — твердо сказала Алина.

— Да? — удивилась Лора Александровна. — И ты уже знаешь, куда именно?

— Знаю. Поработаю год, потом буду поступать на худграф.

— Куда?

— Художественно-графический факультет.

— Я что-то не замечала у тебя особой склонности к рисованию.

— Ты много чего не замечала. Мне помогут.

— И кто, если не секрет, этот твой благодетель? Не тот ли, у которого ты сегодня ночевала? Чем ты с ним будешь расплачиваться? Натурой?

— Замолчи! — вскинулась Алина.

— Нет, это ты послушай! — перешла на крик Лора Александровна. — Не для того я отдала тебе лучшие годы своей жизни! Ты прекрасно знаешь, чего мне это стоило...

— Никто тебя не просил! — перебила Алина. — И нечего меня этим попрекать! Я уже взрослая и могу делать то, что я хочу!!!

— Как в прошлый раз?

Глаза Алины сузились от злости.

— Я не хочу с тобой разговаривать!

— Пока ты живешь в моем доме, тебе придется жить по моим правилам!

— Да пошла ты со своими правилами! — Алина вскочила с кровати и заметалась по комнате.

— Как ты разговариваешь с матерью? — опешила Лора Александровна.

— Как хочу, так и разговариваю! Это моя жизнь, понимаешь, моя!!! И я буду жить так, как мне хочется! И делать то, что я посчитаю нужным! Я, а не ты!!! — Алина схватила сумку и принялась лихорадочно запихивать в нее какие-то вещи. — Не нравится?! Пожалуйста, я могу уйти! Мне есть куда!!!

Лора Александровна беспомощно смотрела, как дочь кружит по комнате.

Когда Алина, набив сумку вещами, двинулась к двери, Лора Александровна загородила ей дорогу:

— Ты никуда не пойдешь!

— Пойду! — выкрикнула Алина.

Лора Александровна поймала ее взгляд, полный ненависти. Несколько минут дочь и мать смотрели друг на друга. Одна — с вызовом в ненавидящих, горящих глазах, вторая — со слезами, злостью и тоской... Алина вздернула подбородок, поправила на плече сумку. В Лоре Александровне как будто что-то сломалось. Плечи ее устало опустились, она стала даже как-то меньше ростом.

— Подожди, — негромко сказала она. — Пожалуйста... Ты можешь делать все, что ты хочешь, только не уходи... Мне будет очень плохо одной, без тебя...

Алина швырнула сумку в угол, порывисто шагнула к матери и обняла ее.

— Прости меня, мама... Но я действительно уже взрослая...

— Я знаю, — невесело улыбнулась Лора Александровна, и по щекам ее потекли слезы.

— Не плачь, — растерялась Алина.

— Я не буду, — мотнула головой Лора Александровна. — Очень трудно понять, что твой ребенок уже вырос... — Она немного помолчала. — Скажи мне... кто он?

Алина напряглась:

— Художник.

— Ты с ним...

— Мама, я не хочу разговаривать на эту тему! Или мы опять поругаемся!

— Хорошо, — сникла Лора Александровна. — Просто ты меня пойми, я же беспокоюсь...

— Он очень хороший человек, — сказала Алина.

— Кем ты собираешься работать?

— Натурщицей.

— Кем?!

— Господи, мама, ты как будто монахиня из монастыря! Будут студенты рисовать мои портреты, что в этом плохого?

— Я не знаю... — растерянно сказала Лора Александровна. — Натурщица... Это звучит почти так же, как проститутка.

— Не знаешь — не говори! Это такая же работа, как все остальные! Может быть, даже труднее! Посиди-ка полчаса без движения!

— Ты что, уже пробовала?

— Да. Я принесу домой портрет, который мне подарили. И ты сама все увидишь.

Лора Александровна собиралась еще что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Алина схватила трубку.

— Я слушаю, — обыденно сказала она, но голос ее тут же изменился: стал нежным и каким-то обволакивающим. — Привет! Я уже соскучилась... Да, все в порядке...

Лора Александровна вошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь. Устало опустилась на диван. Она сидела и слушала воркующий Алинкин голос, и ей было страшно. За дочь, за себя, за их будущее...

На следующий день Алина действительно привезла портрет. Втащила его в комнату, радостно размотала оберточную бумагу.

— Смотри! — торжественно заявила она и повернула холст к матери.

Лора Александровна никогда особенно не увлекалась живописью, но то, что портрет был сделан рукой настоящего мастера, она поняла сразу. Она никогда не видела свою дочь такой, какой ее увидел этот загадочный художник. Алина была красива. Она была не просто красива — она была прекрасна. Лора Александровна почувствовала, с какой любовью и нежностью был написан этот портрет. Это просто сочилось с холста, проникая в душу смотрящего и пробуждая в ней давно забытые чувства...

— Нравится? — спросила Алина, пристально следящая за реакцией матери.

— Очень... — призналась Лора Александровна. — Он действительно талантлив...

— Я хочу его повесить над кроватью, — сказала Алина. — Поможешь?

Немного суматошной возни с гвоздями, молотком и разметкой стены — и портрет поселился в самом центре. По-хозяйски. Как будто был здесь всегда.

— Это только первый, — сказала Алина, любуясь. — Он еще напишет.

— Это рисовал человек, который уже много в жизни повидал, — уверенно сказала Лора Александровна. — Сколько ему лет?

Алина моментально закрылась, как улитка в раковине.

— Какая разница!

— Он гораздо старше тебя, я права? — осторожно настаивала Лора Александровна.

— Я же сказала, какая разница! — снова ушла от ответа Алина. — Мне с ним интересно! Я таких людей еще не встречала.

— Может быть... Может быть, ты как-нибудь нас познакомишь?

— Я подумаю.

— Как его хоть зовут-то?

— Глеб, — сказала Алина, и по тому, как прозвучал ее голос, Лора Александровна поняла, что ее дочь влюблена. Влюблена по уши.

— Вадим, ты не забыл, что мы сегодня идем в Дом художника? — Ирина стояла в проеме двери, как всегда подтянутая, одетая в дорогое вечернее платье.

Вадим Сергеевич поднял голову от бумаг:

— Это обязательно?

— Я тебе говорила об этом еще неделю назад! Сегодня открывается выставка работ лучших художников города. Нас пригласил сам мэр, и ты не можешь просто так отказаться! Это будет, по меньшей мере, невежливо.

Вадим Сергеевич поморщился: еще один потерянный вечер. Снова надевать костюм, улыбаться, говорить банальные вещи и чувствовать себя полным болваном.

— Ты же знаешь, я в этом ничего не понимаю.

— По-моему, с тобой в последнее время что-то происходит. Ты не хочешь рассказать, что именно? — В голосе Ирины звучали стальные нотки.

— Я просто устал.

— Хорошо. — Ирина едва скрывала раздражение. — Я уже позвонила Сергею, он заедет за нами через полчаса. Пожалуйста, не задерживайся!

Когда закрылась дверь за женой, Вадим Сергеевич в сердцах отшвырнул от себя бумаги. Собака Нелька подняла голову со своего неизменного половичка и вопрошающе взглянула на хозяина. Но даже преданность в собачьих глазах раздражала. Больше всего на свете хотелось бухнуться в кровать с любимой книжкой, а не тащиться на эту нелепую выставку только потому, что нельзя, видите ли, обидеть господина мэра, чтоб ему ни дна ни покрышки!

— Вадим! У тебя осталось двадцать минут! — раздался голос Ирины.

— Иду уже! — обреченно откликнулся Вадим Сергеевич и, вздохнув, стал облачаться в выходной костюм.

Алина уже два часа крутилась перед зеркалом. Она перемерила кучу платьев, сменила несколько причесок и в конце концов просто распустила свои прекрасные волосы, слегка подвив их концы. Лора Александровна молча наблюдала за действиями дочери.

— Ты надолго? — наконец произнесла она.

— Сегодня в Доме художника выставка открывается, меня Глеб пригласил, — сказала Алина, снимая очередной наряд. — А мне даже пойти не в чем!

— По-моему, это платье очень даже ничего... — робко предположила Лора Александровна.

— Мам, ты просто не видела, в каких нарядах туда приходят! Я себя чувствую гадким утенком! Ни одного приличного вечернего платья!

Лора Александровна посмотрела на расстроенную дочь, потом, что-то решив, скрылась в своей комнате.

— Возьми, — сказала она, вернувшись через минуту, и протянула дочери белый пакет. — Я надевала его всего несколько раз. Тебе должно быть хорошо.

Алина недоверчиво приняла пакет из рук матери и вытащила из него содержимое.

Короткое, черное, расшитое серебром бархатное платье с открытой грудью привело Алину в несказанный восторг и даже заставило вскрикнуть. Моментально облачившись в этот наряд, Алина уставилась в зеркало. Платье сидело идеально, полностью обтягивая ее точеную фигурку.

— Прелесть какая! Почему я его никогда не видела?

— Его подарил мне твой отец. Двадцать лет назад. Для того, чтобы я выглядела не хуже, чем другие...

— Ты ходила на приемы? — удивилась Алина.

— Я никогда их не любила, — призналась Лора Александровна.

— Как это может не нравиться? — еще больше удивилась Алина. — Это же так здорово!!! Там бывают такие люди!!!

— Для меня всегда самым главным человеком был твой отец. Твой отец и ты... Больше мне никто не был нужен...

— Ты ничего не понимаешь, мамочка! — Алина не могла отвести глаз от своего отражения в зеркале. — Серебряные босоножки будут к нему очень кстати, да?

— Да, — кивнула Лора Александровна, понимая, что дочь ее совсем не слышит: она слишком занята мыслями о предстоящем вечере. — Во сколько ты вернешься?

— Мамочка, я не знаю. Но ты не переживай, Глеб проводит меня.

— Хорошо, — вымученно улыбнулась Лора Александровна. — Только ради бога, если будешь задерживаться — позвони.

— Обещаю, — кивнула Алина, легко чмокнула мать в щеку. — Все, я убежала. Пока.

— Пока. — Лора Александровна закрыла за дочерью дверь.

Дом художника находился в самом центре города. Алина приехала чуть раньше назначенного времени, но Глеб уже ждал ее у входа.

— Ты потрясающе красива! — Он приобнял ее за талию и очень нежно поцеловал. — От тебя невозможно отвести глаз.

— А ты и не отводи, — улыбнулась Алина.

— Сегодня вместо картин я весь вечер буду смотреть только на тебя.

— Так я тебе и поверила, — притворно нахмурилась Алина и тут же, не удержавшись, крутанулась вокруг своей оси. — Правда здорово?

— Правда, — серьезно отозвался Глеб. — Ты самая красивая девушка на свете!

Они вошли в подъезд и поднялись на второй этаж по огромной мраморной лестнице.

— А что там выше? — задрала голову Алина.

— Там тоже мастерские. Ты сегодня еще там побываешь. После выставки.

— Интересно... — Алина даже зажмурилась от удовольствия.

Большой зал — огромные окна, высоченный потолок с лепниной — был полон народа. Глеба тут же заметили. К нему подходили какие-то люди, жали руку, говорили приветственные слова, с любопытством разглядывая стоящую рядом с ним Алину.

— Дочь? — услышала она за своей спиной.

— Не похоже... По-моему, у него сыновья...

— Потрясающе красивая девчонка!

— Алинка, Глеб, привет! — подлетела к ним Тамара, завернутая в какой-то невообразимый шелк бело-серо-черного переливающегося цвета. — Как дела?

— Я документы из института забрала, — сообщила подруге Алина. — Пойду к вам работать.

— Этим все и должно было закончиться. Ты меня даже не удивила, — улыбнулась Тамара. — Ладно, меня там Игорь ждет, после на фуршете поболтаем!

И Тамара величаво удалилась.

— Вот стрекоза! — качнул головой Глеб.

Алина жадно разглядывала висящие на стенах картины, некоторых художников она уже узнавала по работам, по манере письма. В одном из углов висели произведения Игоря, который в данный момент давал интервью какому-то телеканалу. Половину левой стены занимали работы Виктора Ильича — тот писал морские пейзажи. На его картинах море бурлило и играло, тосковало и пело, ждало моряков и топило корабли... Неожиданно возник Михаил Иванович, галантно приложился к ручке Алины и подвел ее к своим скульптурам, вырезанным из дерева. Здесь были лешие и красавицы, лесные чудища и ведьмы, причудливые игрушки и украшения. В правом углу зала Алина увидела свой портрет, который Глеб забрал у нее пару дней назад, клятвенно пообещав вернуть после выставки. У портрета собралась небольшая кучка людей, до Алины долетали обрывки слов:

— Высокий уровень...

— Совсем новый стиль...

— Хорошая техника...

Коротко стриженная девица в черных кожаных штанах и с микрофоном в цепких пальцах с ярко-зелеными ногтями возникла прямо перед Алиной и Глебом.

— Центральный канал, новости культуры. Господин Разумов, несколько слов, пожалуйста! Что вы скажете о новых течениях в современной живописи?

Алина хотела отойти в сторонку, но Глеб осторожно удержал ее за локоть. Так она и стояла рядом с ним, улыбаясь в камеру, пока он отвечал на вопросы.

— Спасибо, — кивнула девица и унеслась дальше, таща за собой оператора, как привязанную собачку.

— Глеб Владимирович! — К ним приближался, в обществе шикарно одетой пары, молодой человек — его лицо было знакомо Алине, но имени она не помнила. — Разрешите вам представить. Это — Ирина Михайловна, переводчик и ваша давняя поклонница. А это ее муж — Вадим Сергеевич, самый лучший хирург в нашем городе!

— Очень приятно, — склонил голову Глеб.

У Алины перехватило дыхание и потемнело в глазах. Перед ней стоял — как же она не узнала его сразу? — отец со своей женой. В голове моментально всплыла картинка: Алина сидит во дворе большого дома с башенками, а из машины выходят двое — мужчина и женщина: высокие, красивые, темноволосые.

«Смотри, какая милая девочка!» — словно наяву прозвучал в ушах Алины низкий женский голос.

А отец при этом съеживается, становится меньше ростом, отворачивается и торопливо входит в подъезд, словно никакой Алины для него не существует вовсе и она значит для него не больше, чем бродячая собачонка, от которой обычно отмахиваются с небрежной досадой...

Алина изо всех сил вцепилась в рукав Глеба. Глеб удивленно взглянул на нее, потом положил свою ладонь поверх ее руки, слегка погладил по пальцам: спокойно, девочка, все в порядке. Алина моментально осмелела и нацепила на лицо самую откровенную из своих улыбок, гордо подняв голову.

Вадим Сергеевич потерял дар речи. Ирина что-то говорила Глебу, рассыпаясь в комплиментах, изъявляла желание приобрести какую-нибудь из картин, а Вадим Сергеевич не мог отвести глаз от черного, расшитого серебром Алининого платья. На какое-то мгновение, с самого начала, ему показалось, что не было этих двадцати лет и перед ним стоит его Лорка, единственная и любимая, одетая в платье, которое он купил ей на свой первый гонорар за статью, — стоит неуверенная и испуганная, потому что никогда не любила шумные вечеринки... Наваждение исчезло, когда дочь вскинула на него глаза. В них светился вызов. Вызов и ненависть. Вадим Сергеевич не выдержал ее взгляда. Алина надменно улыбнулась и повернула голову в сторону Ирины Михайловны.

— Это ваша модель? — продолжала восторгаться та. — Этот портрет вам особенно удался! Я просто не могу от него оторваться. Скажите, а портреты на заказ вы пишете?

— Практически нет. А если берусь, то это будет очень дорого стоить.

— Дело не в деньгах, — поморщилась Ирина Михайловна. — Дело в любви к искусству. Может быть, вы могли бы... написать меня?

— Ирина, — хрипло сказал Вадим Сергеевич, которому больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю. — Тебе же сказали, что нет.

— Но ведь не существует правил без исключений. — Ирина Михайловна улыбнулась Глебу своей самой обворожительной улыбкой. — Не так ли?

Она порылась в сумочке и достала оттуда визитную карточку.

— Могу я надеяться?

— Я позвоню, — сказал Глеб, принимая визитку. — Но я ничего не обещаю.

— Конечно, конечно, — заторопилась Ирина Михайловна. — Но все же...

— Глеб, ты не будешь писать эту стерву! — громко сказала Алина, глядя прямо в глаза Ирине Михайловне. — Ты никогда не будешь писать эту стерву!

Ирина Михайловна осталась с открытым ртом. Лицо ее медленно пошло пятнами.

— Деточка, что ты себе позволяешь?!! — прошипела она.

— Ирина, пойдем! — Вадим Сергеевич крепко взял ее за локоть и потянул за собой.

— Нет, что она себе позволяет?! — вырывалась Ирина Михайловна.

— Ирина! Не устраивай прилюдный скандал! Здесь пресса, телевидение, ты что, хочешь, чтобы завтра об этом трезвонили на всех углах?

Напоминание о прессе подействовало на Ирину Михайловну, как ушат холодной воды. Она высвободила свою руку и испепеляюще взглянула на Алину. Потом повернулась к Глебу:

— Ваша спутница могла бы быть и повоспитанней. По крайней мере, с людьми, которые ей в родители годятся! Пойдем, Вадим!

Побледневшая Алина победно смотрела вслед удаляющейся паре.

— Ты что, с цепи сорвалась? — Глеб повернул ее к себе, тревожно заглядывая в глаза. — Что случилось?

— Это — мой отец и его вторая жена, — сказала Алина, губы ее дрожали. — Он бросил нас ради нее семь лет назад и с тех пор ни разу не приходил. Я их ненавижу.

Глава 8

Первого сентября Алина проснулась рано. Вчера они договорились с Тамарой встретиться утром на конечной остановке автобуса около педагогического института.

— Паспорт не забудь, — несколько раз предупредила Томка. — Договор будешь заключать.

Лоры Александровны дома уже не было. Алина, как всегда, начала утро с душа, затем чашка чая и бутерброд, легкий макияж, нарядное платье. Посмотрела на градусник за окном и накинула на плечи легкую кофточку.

Осень еще медлила вступать в свои права: и трава, и деревья еще зеленели, но во всем — в крике летающих птиц, в легкой, свежей утренней дымке, в пушистых облаках, медленно ползущих по прозрачному небу, — чувствовалось ее дыхание. Лето уходило. Алина особенно остро почувствовала это, когда увидела первоклашек с цветами, которых заботливые мамаши вели за руки через дорогу. И ей стало почему-то грустно...

Тамара ждала ее в назначенном месте.

Педагогический институт занимал старинный особняк. Тяжелая деревянная дверь раскрылась перед девушками с протяжным скрипом. Тамара даже передернулась:

— Скрипит, зараза, сколько себя помню! Никак смазать не могут! Готовь, подруга, ножки: топать аж на четвертый этаж. Он же — последний. Когда за день настоишься — эту лестницу начинаешь тихо ненавидеть.

Алина молча поднималась за Тамарой по лестнице. На площадках этажей кучками стояли студенты. Можно было сразу безошибочно определить — кто с какого курса. Первокурсники поглядывали по сторонам с каким-то благоговением и робостью, как будто еще до конца не веря, что поступили и теперь будут тут учиться, второй и третий курсы радостно обнимались, делясь впечатлениями о прошедшем лете, а пятикурсники смотрели на все эти щенячьи восторги с легким налетом пренебрежения и старались держаться торжественно и солидно, что, правда, не всегда удавалось: нет-нет да и вырывался у кого-нибудь обрадованный возглас.

Тамара остановилась у кабинета с надписью «Кафедра живописи».

— Заходи, нам сюда. — И открыла дверь.

Алина увидела два стола, стоящих ближе к окну, и рядок стульев вдоль стены. За одним из столов сидела маленькая большеглазая женщина.

— Ланка, привет! Сколько зим, сколько лет! — приветствовала ее Тамара.

— Привет, — улыбнулась Лана. Улыбка еще больше подчеркнула грустинку ее огромных глаз.

— Я тебе новую рабочую силу привела. Прошу любить и жаловать — это Алина.

— Очень приятно, — вздохнула Лана. — Новая рабочая сила — это хорошо... А то в этом году совсем, похоже, работать будет некому.

— Куда все делись-то? — удивилась Тамара.

— Лиза болеет, Галка на юг укатила с каким-то очередным гением. Ольга вот должна сегодня подойти, звонила вчера, обещала... — Лана повернулась к Алине. — Обнаженку позировать будешь?

— Да, — сказала Алина.

Лана достала из стола два бланка договора:

— Давайте паспорта.

— Ты еще мой не выучила наизусть? За столько-то лет? — улыбнулась Тамара, протягивая паспорт.

— Мне больше делать нечего, только твои паспортные данные запоминать, — в тон ей ответила Лана.

— Когда работать начнем?

— Через неделю расписание вывесят, тогда и известно будет.

— С летнего времени на рабочее переход почему-то сложнее, — притворно вздохнула Тамара. — На кафедре рисунка есть кто?

— Михаил Иванович. Через пару часов все соберутся.

— Игоря еще не было?

— Нет, — покачала головой Лана. — Зато супруга его уже два раза звонила.

Тамара поморщилась:

— Пошли покурим.

— Пошли. — Лана поднялась из-за стола, и Алина поразилась еще больше. Очень маленького роста, хрупкая и изящная, Лана была похожа на точеную фарфоровую статуэтку, которую зачем-то одели в современную одежду.

— А где вы тут курите? — спросила Алина.

— Здесь. — Тамара указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату. — О, замок врезали! Давно?

— Неделю назад. А то всю драпировку растащили за лето. Вчера получили новую ткань, теперь все на учете и по номерам.

Лана открыла дверь.

Комната такого же размера, как и предыдущая, поражала обилием находящихся в ней разнообразных предметов. На огромных полках от пола до самого потолка стояли вазы разной формы и величины, фужеры, кружки с отбитыми ручками, самовары, допотопные утюги, засохшие букеты, муляжи фруктов и овощей, сломанные часы и множество другой всячины. В углу около окна на перекладине висели ткани различных расцветок и длины, на краю каждой красовался выведенный жирно порядковый номер. Напротив — раковина и огромное зеркало, перед которым стоял поднос с вымытыми чайными чашками, маленькими ложками и парой блюдец. Вдоль стены на плечиках висели экзотические наряды — от средневекового платья до русского сарафана.

— Вот это наше хозяйство! Тут мыпереодеваемся, курим и отдыхаем,— обвела рукой Тамара. — А кто это такую титаническую работу проделал? — Она указала на номера.

— Как ты думаешь, чем я тут весь август занималась? — вопросом на вопрос ответила Лана.

— Браво! — рассмеялась Тамара. — Ну хоть не скучно было сидеть.

— Все равно от тоски помирала. Начальство еще уперлось: раньше пяти с работы ни шагу. А чего тут сидеть-то? Никто не учится, делать нечего, все кабинеты пустые. Мы тут с Наташкой чуть с ума от безделья не сошли.

— Девушки-красавицы, есть тут кто живой?! — раздался радостный мужской голос из соседнего помещения, и в костюмерную ворвался высокий симпатичный мужчина лет пятидесяти, с вьющимися седыми волосами и приветливой улыбкой на лице.

— Опять травитесь? — поморщился он.

— Не опять, а снова, — улыбнулась Тамара. — Здравствуйте, Иван Петрович.

— Привет, привет, царица Тамара! По работе соскучилась?

— Куда же я без вас?! Да и вы без меня, пожалуй...

— Верно, верно, — закивал Иван Петрович и окинул Алину быстрым профессиональным взглядом. — А это что за наяда?

— Натурщицу новую вам привела. Это — Алина.

— Алина — это хорошо... — задумчиво протянул Иван Петрович и резко повернулся к Лане. — Обнаженку позирует?

— Да, — кивнула та.

— Первая постановка, четвертый курс. Обе моих группы. В расписании уточнишь когда.

— Хорошо, — кивнула Лана. — Я запишу.

— Запиши, запиши, а то забудешь. Да, мне протокол последнего собрания нужен.

— Сейчас. — Лана аккуратно погасила сигарету и вышла вслед за Иваном Петровичем.

— Это кто? — спросила Алина.

— Декан наш. Ты ему, похоже, понравилась.

— Я не поняла, что он про группы говорил? Про постановку какую-то?

— У него две группы на четвертом курсе. Он их ведет как преподаватель живописи, — пояснила Тамара. — Ему нужна обнаженная модель, одна на обе эти группы. Постановка ставится часов на шестнадцать-двадцать.

— Двадцать часов позировать? — ужаснулась Алина.

— Да нет же, — рассмеялась Тамара. — Позировать ты будешь по четыре часа. Два раза в неделю. Четыре часа в одной группе, четыре в другой. Полчаса позируешь, десять-пятнадцать минут отдыхаешь. Советую где-нибудь рядом класть часы, потому что интуитивно определить время очень сложно. Когда стоишь, оно вообще ползет как черепаха. Тебе кажется, что прошло уже минут сорок, если не час, а на самом деле еще и десяти не натикало... Четвертый курс обычно начинает со стоячей модели. Так что готовься! Когда будешь нужна — Ланка тебе позвонит и вызовет. А если хочешь больше денег заработать — сама звони почаще. Главное, чтобы у тебя по времени группы не совпадали. Когда расписание на стену вывесят, перепиши, не помешает.

— А... — Алина замялась, — позировать обнаженку... это вообще без всего?

— На живописи без всего. А на рисунке можешь в трусиках остаться. Только не цветных. Лучше телесного цвета, можно белые или черные... Хотя Виктор Ильич, например, с тебя их снимет. Не любит он лишних деталей.

— Девочки, паспорта забирайте! — крикнула Лана.

Алина с Тамарой вернулись на кафедру.

— У тебя телефон есть?

— Есть, — кивнула Алина и продиктовала телефон.

— Договоры подпишите. Вот здесь и здесь.

Тамара поставила витиеватую роспись.

— На четвертый курс не пойду, сразу говорю. Давай на третий, к Игорю. Четвертый сейчас стоячую модель рисовать будет, а у меня ноги болят. Пусть вон Алинка стоит, она молодая еще, здоровая.

— Хорошо. На портреты пойдешь?

— Если другого ничего не будет — пойду. Сама знаешь, после лета деньги нужны.

— Кому они не нужны? — философски вздохнула Лана. — На мою зарплату только птичка проживет.

— Ты не совсем ее больше, — улыбнулась Тамара. — Алин, пошли на рисунок сходим.

Девушки прошли по темному коридору до дверей с надписью «Кафедра рисунка».

Из-за стола им навстречу поднялся Михаил Иванович.

— Тамара, Алина! Какие люди! Что, Алина, решилась-таки?

— Решилась, дядя Миша! — тряхнула волосами Алина.

— Сейчас Наталья на вас договоры составит. — Михаил Иванович указал на высокую, слегка полноватую темноволосую девушку, сидящую за соседним столом.

— Так мы же уже подписали, — удивилась Алина.

— Это вы на живописи подписали, а на рисунке еще нет.

Алина вслед за Тамарой протянула девушке паспорт и вновь продиктовала телефон.

— Обнаженку будешь позировать? — спросил Михаил Иванович, опережая вопрос Натальи.

— Будет, — ответила за Алину Тамара. — Моя школа.

— Вечером в мастерские приходите, — заговорщически подмигнул Михаил Иванович. — Надо первый рабочий день достойно отметить.

— Да знаю уж! Не первый год замужем! Во сколько собираемся?

— Часиков в шесть.

— Хорошо. — Тамара забрала паспорт и вслед за Алиной расписалась в договоре. — Все, мы пошли. Увидимся еще.

— До вечера, — махнул рукой Михаил Иванович.

...Вечером в мастерских дым стоял коромыслом. Было много спиртного, говорились какие-то тосты, звучала музыка, Тамара с Игорем откровенно целовались, какие-то неизвестные Алине люди приносили водку, поздравляли друг друга с новым учебным годом и желали благополучно дожить до его конца. У Алины уже слегка кружилась голова, она никогда не пила так много. В одной из комнат неожиданно зазвучала гитара.

— Хочешь, пойдем послушаем? — предложил Глеб.

Алина кивнула и вышла вслед за ним из мастерской Игоря.

В комнате Михаила Ивановича, заставленной всевозможными деревянными скульптурами, на отшлифованном пне, наклонившись к гитаре так, что длинные волосы почти закрывали его лицо, сидел... Илья.

Алина вздрогнула: сразу нахлынули воспоминания о том злополучном дне рождения, потом — такси... Потное, злобное, пыхтящее тело водителя, вдавливающее ее в сиденье машины... Господи, как тесен мир...

— Ты его знаешь? — тут же спросил Глеб, моментально уловив смену ее настроения.

— Видела один раз, — призналась Алина. — На том дне рождения... Помнишь?..

— Помню. — Глеб взял ее руку в свою. — Он старый друг Игоря. Играет тут неподалеку в кабаке и частенько к нам забегает. Хороший парень... Жаль, что вы познакомились при таких обстоятельствах...

Илья допел песню и оглядел вновь вошедших.

— Глеб, привет! Присоединяйтесь, у нас тут море водки! По-моему, я тебя уже где-то видел, — пытался он вспомнить, глядя на Алину, и она поняла, что парень уже изрядно пьян.

— Ты ошибся, — сказала она. — Мы раньше не встречались.

— Может быть, — пожал плечами Илья и разлил по рюмкам водку. — Все равно присоединяйтесь!

— Как Кира? — спросил Глеб, поднимая рюмку. — Почему ты сегодня без нее?

— Мы расстались, — сказал Илья и залпом опрокинул рюмку. — Она достала меня своими нотациями. Туда не ходи, этого не делай, с тем не общайся, много не пей... Не женщина, а бензопила какая-то! Да черт с ней! Слушайте лучше, я вам свою новую песню сыграю.

Илья снова склонился над гитарой.

Алина чокнулась с Глебом и отпила из своей рюмки. Песня снова была тоскливой. На этот раз о человеке, который каждое утро, бреясь перед зеркалом, замечал тоску в своих глазах и ничего не мог с этим поделать. Он искал отсутствие этой тоски в глазах своей девушки, но в них отражалось только небо, всегда только небо, сколько бы он в них ни смотрел...

Глеба кто-то позвал к телефону. Михаил Иванович почти дремал в кресле.

— Все-таки я тебя где-то видел, — сказал Илья и снова налил себе водки. — У меня профессиональная память на лица. Как тебя зовут?

— Алина.

— Мне даже имя твое знакомо. Ты — новая любовница Глеба?

Алину передернуло от такой бесцеремонности.

— По-моему, это не твое дело.

— Не мое так не мое, — покладисто согласился Илья. — Выпьешь?

— У меня еще есть.

— Давай! — протянул Илья свою рюмку. — За то, чтобы наши женщины нас не бросали!

Алина сделала глоток.

— Слушай, ты мне нравишься, — неожиданно сказал Илья. — В тебе есть что-то... Приходи ко мне в ресторан, а? Мы как раз сейчас начинаем играть новую программу. Скажешь на входе, что тебя Илья пригласил, и тебя пропустят.

— Я посоветуюсь с Глебом, — сказала Алина.

— Зачем нам кузнец? — криво усмехнулся Илья. — Нам кузнец не нужен... — Он хотел что-то еще добавить, но тут в мастерскую вернулся Глеб.

— Нас Илья к себе в ресторан приглашает, — повернулась к нему Алина. — Новую программу послушать.

— Можно как-нибудь сходить. Почему бы и нет? — согласился Глеб.

— Пойдем. — Алина направилась к двери. — Я хочу танцевать.

— Я с вами, — тяжело поднялся Илья, отставив в сторону гитару.

В мастерской Игоря на одной половине уже царил полумрак, Тамара с Игорем танцевали, слившись почти в одно целое. Оставшийся за столом народ продолжал выпивать, не обращая на них никакого внимания.

Глеб обнял Алину, и они закружились в танце. Он шептал ей на ухо что-то нежное и волшебное, Алина чувствовала, как начинает медленно таять в его руках, но что-то извне мешало ей целиком погрузиться в это блаженное таяние. Алина повернула голову и встретила напряженный, пристальный взгляд сидящего за столом Ильи. Ее слегка передернуло.

— Давай сбежим, — шепнула она Глебу на ухо.

— Давай, — с готовностью согласился он.

И, не прекращая танцевать, они направились к двери.

В мастерской Глеба Алина привычно устроилась в деревянном кресле.

— Сегодня Иван во всеуслышание восторгался новой натурщицей, которую привела Тамара.

— Иван? — не поняла Алина.

— Петрович. Декан.

— А... — улыбнулась Алина. — Он меня на первую постановку к себе записал.

— Не страшно? — серьезно спросил Глеб.

— Страшно, — призналась Алина. — Но Томку же не съели.

— Томка уже прошла огонь, воду и медные трубы. Ей, по-моему, в этой жизни уже ничего не страшно.

Дверь мастерской заскрипела, Глеб с Алиной одновременно повернули головы.

На пороге стоял парень лет семнадцати, с зачесанными назад светлыми волосами и тяжеловатым взглядом карих глаз. Кого-то он Алине сразу же напомнил. Вот только она никак не могла понять, кого именно...

Глеб стремительно поднялся:

— Привет! Ты какими судьбами?

Молодой человек обвел мастерскую неприветливым взглядом:

— Мать просила узнать, когда ты сегодня домой придешь. — При этих словах он посмотрел на Алину. — До вас невозможно дозвониться.

«Господи, это же его сын! — ахнула про себя Алина. — Он действительно мой ровесник...»

— У меня сегодня срочная работа, — сказал Глеб.

— Вижу я, какая у вас тут сегодня срочная работа. Что матери сказать?

Алина готова была провалиться сквозь землю.

— Через пару часов я приду. Передай ей, что вовсе незачем было тебя гонять.

— Я у Игоря подожду, — сказал парень. — Заодно и первое сентября вместе отметим.

И, не дожидаясь ответа отца, вышел из мастерской.

— Это Андрей, — после недолгого молчания произнес Глеб. — Мой старший.

— Я поняла, — кивнула Алина. — Наверное, неловко получилось, что я тут...

— Он закончил художественную школу. Ему не привыкать.

«Не привыкать к чему? — подумала Алина. — К тому, что здесь постоянно находятся женщины?» Эта мысль была ей неприятна, и она ее тут же отогнала.

— Мне пора домой.

Глеб, в отличие от других вечеров, не стал возражать.

— Пойдем, я тебя провожу.

...Алина ехала в автобусе и впервые за все время знакомства с Глебом размышляла о том, что у него существует семья, есть другая, отдельная от нее, Алины, жизнь, есть дети, которым он нужен... А она... Она сейчас оказалась на месте этой крашеной мымры — второй жены отца...

«Но ведь я ничего не хочу, — возразила сама себе Алина. — Я не хочу уводить Глеба из семьи... Мне с ним просто очень хорошо...» И поняла, что отчаянно врет сама себе. «Ну и пусть! — тряхнула она волосами, как делала всегда в тех случаях, когда была не права. — Чему быть, того не миновать! Тем более что Глеб сам сказал, что они с женой совсем чужие люди!»

Но перед глазами тут же всплыло потерянное и заплаканное лицо Лоры Александровны...

Лора Александровна сидела за столом, вяло ковыряясь вилкой в тарелке с пловом. Есть не хотелось. Алины, как всегда, не было дома — сегодня с утра она ушла устраиваться на работу и так до сих пор и не вернулась. На душе было тоскливо и хотелось плакать. Казалось бы — из-за чего?

«Я стала совсем истеричкой, — отстраненно подумала Лора, словно вовсе не о себе. — Не ем, не сплю... Глаза все время на мокром месте...»

Телефонный звонок заставил ее подняться.

«Это Алинка... — тоскливо подумала Лора Александровна. — В очередной раз скажет, что задерживается или вообще не придет...»

Мужской голос, прозвучавший в трубке, был для нее настолько неожиданным, что она не сразу поняла, кто именно звонит. А когда поняла, ноги ее моментально стали ватными, пальцы ослабли и трубка едва не выскользнула из задрожавшей руки.

— Здравствуй, это я, — сказал Вадим.

Лоре Александровне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться и суметь ответить спокойно.

— Здравствуй. — Голос ее почти не дрожал.

— Я... я хотел бы узнать, как у вас дела.

— Нормально. Алина не поступила в институт и теперь будет работать. Собирается поступать на следующий год. — За эту тему Лора Александровна схватилась, как утопающий хватается за соломинку: говорить только об Алинке, внушая себе при этом, что ты разговариваешь с совершенно посторонним человеком.

— Я видел ее недавно на выставке... У нас выросла очень красивая дочь...

«У нас? — скользнуло в сознании Лоры Александровны. — Я не ослышалась?..»

— Я могу помочь ей с устройством на работу, — предложил Вадим Сергеевич.

— Не нужно. Ей уже помогли.

— Да? И куда же она устроилась?

— В институт. Секретарем. — Выговорить слово «натурщица» у Лоры Александровны просто не хватило духа.

— Секретарем? Насколько мне известно, им очень мало платят...

— Нам хватит. По-моему, раньше это тебя не очень беспокоило, — не удержалась Лора Александровна.

— Лора... — Голос Вадима изменился, и оттого, что он назвал ее по имени, как когда-то, у Лоры Александровны защемило сердце. — Я бы хотел... мне очень нужно встретиться с тобой.

— Зачем? — выговорили сами по себе ее губы. — Не думаю, что...

— Лора, я знаю, что очень виноват перед тобой... Но ты всегда понимала меня, как никто другой. Нам нужно поговорить...

— О чем? — слабо возразила она.

— О нашей с тобой дочери.

— Тебе не кажется, что ты поздно вспомнил о том, что у тебя есть дочь? — сказала она жестко. — Алина выросла. Она — взрослый, самостоятельный человек, у нее своя жизнь. Я не думаю, что тебе стоит в нее влезать.

— Лора, я прошу...

— Я подумаю, — сказал Лора Александровна, ненавидя себя. — Позвони мне завтра.

— Как скажешь. После семи вечера тебя устроит?

— Я в восемь возвращаюсь с работы.

— Хорошо. Значит, до восьми.

Лора Александровна положила трубку и еле добрела до дивана. Господи, ну что ему еще от нее нужно?!! У нее больше не было сил... Ни на что не было сил...

Вадим Сергеевич курил, стоя на балконе. Этот телефонный звонок нелегко ему дался. С той злополучной выставки прошло почти два месяца, и только вчера он признался себе, отчаявшись уйти от навязанных мыслей и воспоминаний, что все эти два месяца, с тех пор как он нечаянно принял Алину за Лору, он думает только о своей бывшей жене. Лора снилась ему по ночам, он ловил себя на том, что мысленно разговаривает с ней, что-то рассказывает, в чем-то оправдывается, в его голове неожиданно всплывали какие-то эпизоды их совместной жизни, о которых он уже много лет не вспоминал... Коварная память услужливо прокручивала перед его глазами словно кинофильм, всю его жизнь десятилетней давности. До самых мельчайших подробностей, даже запахи возникли из прошлого. Вчера, собираясь позвать жену, он чуть было не назвал ее Лорой... Вадим Сергеевич понял, что так дальше продолжаться не может. Он должен увидеть ее и поговорить. Должен. Вот только о чем будет этот разговор...

Глава 9

В первый день Алина собиралась на работу долго и тщательно. Полчаса простояла под душем, потом минут пятнадцать разглядывала свое обнаженное тело в зеркале. Ей было страшно. Она, как могла, успокаивала себя, вспоминая Томку, которую никто из студентов «не съел», но это мало помогало.

К кабинету с надписью «Кафедра живописи» Алина подошла почти на негнущихся ногах.

На кафедре Лана и какая-то незнакомая женщина лет пятидесяти пили чай.

— Доброе утро. — У Алины не было сил даже на улыбку.

— Привет! — отозвалась Лана. — Чай будешь? Только что вскипел.

— Буду, — кивнула Алина.

— Ты сегодня работаешь в четыреста тринадцатой. Иван Петрович уже про тебя спрашивал. Халат и тапочки принесла?

— Зачем? — не поняла Алина.

— Тебе что, Томка ничего не объяснила? — удивилась Лана. — Ты же не будешь через каждые полчаса одеваться! А халат набросила, и все, отдыхай себе.

— Она мне ничего не сказала... — растерялась Алина.

Лана поднялась и открыла костюмерную.

— Тут, по-моему, Галкин халат где-то лежал. Сейчас посмотрю.

Через пару минут Лана вернулась, неся в руках махровый халат.

— Держи. Там в аудитории стоит ширма. За ней переодеваешься и встаешь на подиум. Потом тебя Иван Петрович поставит так, как ему нужно.

Легок на помине, на кафедру вошел Иван Петрович.

— Доброе утро всем! Алиночка, вы уже здесь! Сейчас мы с вами драпировочку выберем — и работать.

Он окинул Алину профессиональным взглядом.

— Так, что-нибудь контрастное... Золото на холодном зеленом... Пожалуй, в этом что-то есть... — Иван Петрович скрылся в костюмерной и вышел оттуда с нескользкими кусками материи разных оттенков зеленого в одной руке и коричневой тканью в другой. Посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут начнем. Я вас позову.

— Садись, — сказала Лана. — Успеешь еще настояться.

— Я часы забыла, — неожиданно охрипшим голосом сказала Алина.

Лана улыбнулась и сняла с руки свои:

— Держи. После постановки отдашь.

Алина благодарно кивнула.

Пятнадцать минут пролетели, как одно мгновение. Алина едва успела допить чай и выкурить сигарету, как к ним снова заглянул Иван Петрович.

— Готова, моя хорошая? Пошли.

Алина проследовала вслед за ним в аудиторию.

Человек пятнадцать студентов деловито расставляли мольберты, выкладывали краски, пристраивали поудобнее палитры, отмачивали кисти.

В углу аудитории возвышался деревянный подиум, выкрашенный в грязно-синий цвет. Подиум был накрыт той самой коричневой тканью. За ним на ширму, создающую иллюзию задней стены, в разном порядке были наброшены зеленые драпировки. Из двух больших окон на эту импровизированную сцену падали солнечные лучи.

Алина пробралась за ширму, положила сумку и халат на стоящий там стул и стала медленно раздеваться.

— Сегодня мы пишем стоящую модель, — словно сквозь вату слышала она голос Ивана Петровича. — На эту постановку у вас шестнадцать часов, то есть четыре занятия соответственно. Стоящую модель вы еще ни разу не писали, поэтому прошу хорошенько вспомнить анатомию и пропорции. Чтобы не лепить горбатого.

Алина накинула на голое тело халат, всунула ноги в босоножки и, набрав в легкие побольше воздуха, вышла из-за ширмы.

— Халатик можно повесить сюда, — указал Иван Петрович на перекладину встроенного в стену шкафа, который находился прямо рядом с ширмой.

Алина обвела взглядом аудиторию. На нее смотрели пятнадцать пар одинаково внимательных глаз. Кто-то уже начал размечать холст углем. Две девчонки шушукались в противоположном углу, а прямо перед подиумом, буквально в двух метрах от места ее предполагаемого стояния, сидел взъерошенный молодой парень с измазанными краской руками.

Алина глубоко вдохнула и — словно в омут головой — скинула с себя халат. Рука ее сама по себе забросила его на перекладину, а ноги, скинув босоножки, встали на подиум. Ни на кого в аудитории Алина старалась не смотреть. Взгляд ее уперся в торчащий на противоположной стене гвоздь.

— Какая фигура! — восторженно протянул Иван Петрович. — Просто русалка, честное слово! Алиночка, левую ногу слегка согните, пожалуйста, в колене и повернитесь чуть-чуть к окну. Вот так. Достаточно. Правую руку положите на пояс. Чуть ниже. Замечательно. Левую ножку вперед. Еще немного. Все, все, хватит. Вам удобно?

Алина, машинально выполнявшая все эти команды, прислушалась к собственному телу.

— Да, — кивнула она, больше всего на свете боясь, что на ее щеках выступил румянец стыда.

— Хорошо, тогда начали. Значит, обратите внимание на световые пятна. — Иван Петрович подошел к Алине ближе и поднял руку, словно собирался дотронуться. Алина напряглась. Но его рука двигалась буквально в нескольких сантиметрах от ее тела, не касаясь его. — Вот здесь и здесь. Не забывайте про композицию.

Студенты зашевелились. Кто-то пристально разглядывал Алину в импровизированную рамку из пальцев, кто-то передвигал мольберт в поисках нужного ракурса, кто-то уже вовсю работал углем. Алина снова уставилась на гвоздь.

— Натура у нас новенькая, так что мы ей сегодня позволим стоять не по полчаса, а по двадцать пять минут, — сказал Иван Петрович, и Алина поняла, что забыла положить на подиум часы, которые дала ей Лана. Как теперь она сможет определить, сколько времени она стоит?

— Прекращаем болтать, — прикрикнул Иван Петрович на двух подружек в углу. — За работу. У вас на эту постановку не так много часов.

Алина стояла, и ей казалось, что с каждым взглядом, брошенным на нее, с ее тела исчезает какой-то маленький слой и оно становится все более и более обнаженным и беззащитным. Поза, в которой она стояла, показавшаяся сначала удобной, стала напоминать каменные тиски. Алина вспомнила испанский сапожок из времен инквизиции, когда правая, опорная нога стала затекать. И только потом сообразила, что ведь она практически стоит на одной ноге. Потому что весь упор тела приходится именно на правую ногу. Левая служит формальной подпоркой, только и всего.

— Обратите внимание, как изогнут позвоночник и где находится центр тяжести, — словно прочитав ее мысли, сказал Иван Петрович и вышел из аудитории.

В аудитории ужасно пахло каким-то вонючим растворителем и масляными красками.

Алине казалось, что стоит она уже вечность. По затекшей ноге побежали неприятные мурашки. Алина чуть подвигала мышцей бедра. Это помогло на несколько секунд, потом стало еще хуже. Казалось, что вес ее тела с каждой минутой стояния увеличивается в геометрической прогрессии. Алина почувствовала, что по телу ее течет пот.

— Нин, форточку открой! — обратилась одна из студенток к девушке, рисующей у окна. — Дышать же нечем! У кого сегодня такой растворитель вонючий?

— У меня, — отозвался парень, сидящий напротив Алины.

— Отравишь всех, на фиг! Неужели нельзя нормальный купить?

— А ты мне денег дай! — огрызнулся парень. — Вот будет стипендия — куплю.

— Как я открою? — развела руками Нина. — Натура же замерзнет!

— Можно мы форточку откроем? — обратилась к Алине та бойкая студентка.

— Открывайте, — сказала Алина и не узнала своего голоса. — Здесь очень душно.

— Если будет дуть — вы сразу скажите. — И Нина открыла форточку.

В аудитории на некоторое время воцарилась тишина. Алина, чтобы отвлечься от ноющей боли в опорной ноге, попыталась думать о чем-нибудь хорошем. Но в голове почему-то назойливо звучала одна и та же строчка из старой детской песенки. Затекла рука, лежащая на талии, и одновременно заболела спина. Алина стояла, изо всех сил стискивая зубы, проклиная про себя все на свете: правую ногу она уже совсем не чувствовала. Ей казалось, что стоит она уже, по меньшей мере, час. Ее шатнуло.

— Может быть, вы отдохнете? — предложила одна из студенток, бросив беглый взгляд на часы. — Уже сорок минут прошло.

Алина повернулась и неловко потянулась за халатом. В ногу впились острые иголки. Прихрамывая, она спустилась с подиума, не надевая босоножек, босиком шагнула за ширму и почти рухнула на стул. В глазах ее стояли слезы. «В гробу я видела такую работу! — отчаянно подумала она. — Ни за что больше, никогда!!!» Она взяла в руку Ланины часы: у нее есть пятнадцать минут, в течение которых можно шевелиться. Алина принялась массировать затекшую ногу. Время отдыха пронеслось, как одно мгновение. Алина с трудом заставила себя встать и выйти из-за ширмы.

Халат отправился на перекладину. Часы Алина положила на подиум так, чтобы ей был виден циферблат, и приняла нужную позу.

— Извините, — сказал парень, сидящий напротив нее. — Вы стояли чуть дальше.

— Так? — отодвинулась назад Алина.

— Да, — кивнул он.

— Санька, ты ноги зафиксируй, — подсказала Нина.

Парень вышел из-за мольберта, Алина напряглась. Он нагнулся и нарисовал на коричневой тряпке две полоски углем прямо около Алининых пальцев.

Нога заболела ровно через пять минут. Время, стремительно летевшее, пока она сидела за ширмой, теперь еле ползло, словно соревнуясь по скорости с черепахой. Алина изо всех сил подгоняла стрелку глазами: быстрее, быстрее, ну! Но та и не думала слушаться ее команд, напротив, все больше и больше замедляла ход. Тогда Алина начала про себя считать секунды, стараясь не смотреть на часы.

Четыре академических часа — две пары по сорок пять минут — тянулись для Алины как вечность. Последние полчаса она думала только об одном: лишь бы не упасть. Правой ноги у нее не было вообще. Во всяком случае, так казалось. Когда стрелка на часах приблизилась к заветной цифре 12.10, Алина готова была плакать от счастья — пытка неподвижным стоянием закончилась...

Несколько минут она бессильно сидела на стуле за ширмой, восстанавливая кровообращение в ноге, потом принялась медленно одеваться.

На кафедре в костюмерной была только Тамара с сигаретой.

— Привет! — улыбнулась она Алине. — Тебя можно поздравить с первым боевым крещением?!

— Привет! — измученно улыбнулась Алина. — В гробу я видела такую работу. В белых тапочках.

— А кто говорил, что будет легко? — подзадорила Тамара, но, глядя на бледное Алинино лицо, тут же стала серьезной. — Ты не переживай и не ломайся раньше времени. Привыкнешь.

— К этому можно привыкнуть?! У меня нога просто отваливается!

— Человек — удивительно живучая сволочь. Ко всему привыкает, — философски заметила Тамара.

— Ты работаешь сегодня?

А что бы я, по-твоему, тут делала? Работаю, конечно. Я сегодня на живописи у Игоря позирую. Третий курс — сидячая натура. Вот в январе пятый курс с практики вернется — будет не работа, а сказка! Они обычно лежачую пишут. Лежишь себе, обогреватели кругом... Главное — не уснуть.

— Обогреватели? — удивилась Алина.

— В институте зимой холодно, как в сенях у бедняка. Аудитории большие, батареи еле топят, без обогревателей вообще сдохнуть можно. В прошлом году в самые морозы мы с девчонками вообще позировать отказывались — так холодно было. У студентов кисточки к рукам примерзают, а мы голые стой!

— Весело... — протянула Алина.

В костюмерную заглянул Игорь:

— Привет! Томка, ты готова?

— Всегда готова! — поднялась Тамара. — Ладно, Алинка, пока! Увидимся еще.

— Пока, — попрощалась Алина.

Но только она расслабилась в кресле с засаленной обивкой, как вошла Лана и велела ей зайти на кафедру рисунка.

— Тебя Наташка спрашивала!

Алина, с трудом передвигая ноги, дошла по коридору до кафедры, где Наташа что-то отмечала в расписании.

— Алина, тебя Глеб Владимирович заказал на две группы на четвертый курс. Во вторник к двенадцати двадцати и в четверг к девяти утра. Сможешь?

— Смогу, — кивнула Алина, и только потом до нее дошло: «Глеб?»

— Хорошо, тогда я тебя пишу.

— Наташ, а что за постановка?

— Четвертый курс? По-моему, стоячая. Но я не уверена. В общем, завтра к двенадцати двадцати, четыреста одиннадцатая аудитория. Запиши себе куда-нибудь и не опаздывай.

Алина присела за край стола, достала листок и ручку. Прикинула мысленно часы работы. Получалось — восемь часов на живописи и восемь часов на рисунке. Шестнадцать часов в неделю. В месяц выходит шестьдесят четыре часа. Умножаем оплату за час на количество часов, получается... Не то чтобы много, но и не так уж мало. И даже в два раза больше, чем зарплата матери. Можно будет купить себе... Алина улыбнулась, тормозя полет своей безудержной фантазии.

Она придет завтра. Она выдержит. Она сможет.

В час дня Алина была уже дома. Впереди — целый день, можно чем-нибудь заняться. Например, поваляться в кровати с книжкой, которую ей вчера подарил Глеб, или поспать, или сходить куда-нибудь... Ноги уже не болели, и прошедшие четыре часа на подиуме казались ей смешным времяпрепровождением — они кончились так быстро...

Щелкнул замок двери, Алина удивленно повернула голову: в квартиру вошла мать.

— Ты сегодня так рано?

— Я подменилась.

Лора Александровна скинула туфли и легкой, непривычной походкой прошла в ванную.

Алина недоуменно смотрела ей вслед: мать сегодня была не похожа на себя. Через мгновение в ванной зажурчала вода и раздалось негромкое пение. Алина застыла на месте, чуть не выронив книжку. Пения матери она не слышала с тех пор, как ушел отец.

Лора Александровна стояла под струями воды, блаженно закрыв глаза и подставляя лицо под их массирующее тепло. Через два часа в маленьком кафе на углу ее ждет Вадим... Она боялась верить в происходящее, она никому ничего не говорила, она обмирала от страха при мысли, что все это ей только кажется или снится... Он позвонил на следующий день, как и обещал. Лора Александровна разговаривала с ним по-прежнему сухо, но Вадим настаивал на встрече, и у нее не хватило сил отказать ему.

Они встретились в старом парке, который чудом сохранился в центре города. В руках Вадима были розы... Она видела, как его толкнуло ей навстречу, она же, напротив, замедлила шаг, растерянно пытаясь удержать в голове остатки здравого смысла, но Вадим уже оказался рядом. Розы упали на землю, он сжал ее лицо в ладонях и покрыл жадными поцелуями, исступленно шепча:

— Лорка, Лорка, Лорка...

Лора Александровна попыталась отстраниться, но через несколько мгновений обмякла в его сильных руках. Губы ее приоткрылись навстречу жадным губам Вадима. Они целовались отчаянно и самозабвенно, как вчерашние школьники, которым родители запрещают встречаться...

Потом было маленькое кафе в центре парка, в их чашках остывал кофе, Вадим говорил о своем одиночестве, о том, что жалеет, о том, что понял наконец, что всю жизнь любил только ее одну...

Лора Александровна слушала, машинально помешивая ложечкой в чашке, руки ее дрожали, половины слов она просто не понимала. Она знала только одно: Вадим, ее Вадим, так неожиданно исчезнувший семь лет назад, сидит напротив нее и, как когда-то, признается ей в любви...

— Мам, ты что, собираешься куда-то? — спросила Алина, глядя, как мать укладывает перед зеркалом волосы.

— Да, — коротко ответила Лора Александровна, понимая, что не может пока ничего сказать дочери: Алина не простила предательства отца, и ей будет очень сложно объяснить, что... Проблем и без того хватало.

«Потом, — неопределенно подумала Лора Александровна, сама не зная, что будет потом. — Когда все станет ясно...»

— Я буду вечером, — сообщила она Алине. — Если ты куда-нибудь пойдешь, не задерживайся, пожалуйста. Или позвони.

— Хорошо, — кивнула Алина. — Ты тоже.

— Что? — не поняла Лора Александровна.

— Будешь задерживаться — позвони.

— Обещаю, — улыбнулась Лора Александровна дочери и легко выскользнула из квартиры.

«С таким счастливым лицом собираются только на свидание, — подумала Алина. — Слава богу, что у нее наконец-то хоть кто-то появился. Интересно, кто...»

Но этот вопрос не долго занимал Алинину голову. Ведь завтра с утра она позирует в группе Глеба...

Глава 10

В институт Алина приехала на полчаса раньше. После вчерашнего отмечания в мастерских ее первого рабочего дня болел левый висок и жутко хотелось спать. Они с Глебом всю ночь пили вино и разговаривали. Он рассказал ей, как выезжал с выставками за границу, как разрисовал дома все стены, как долго мучился с иллюстрациями для «Мастера и Маргариты» и как потом странным образом все эти наброски пропали безвозвратно, и ему пришлось за ночь восстанавливать по памяти все рисунки до одного, потому что утром их надо было сдавать... Они спали всего пару часов, рано утром Глеб отправился домой, Алина тоже успела заехать к себе, убедилась по гневной записке матери, что та ушла на работу, приняла душ, сложила в пакет короткий халатик и тапочки и, чтобы не уснуть, приехала в институт раньше времени.

В костюмерной Тамара поправлялась пивом.

— Будешь? — предложила она Алине.

— Ты с ума сошла! С утра пораньше?!

— Я сегодня с девяти работаю, — сказала Тамара и приложилась к бутылке. — После вчерашнего думала — умру. А мне сегодня еще четыре часа сидеть. Башка просто раскалывается.

— Я тоже спать хочу, — призналась Алина. — Всю ночь проговорили...

— Ну-ну, — хмыкнула Тамара. — Рассказывай сказки...

— Томка, да ты что?! — ахнула Алина. — Ты что, думаешь, что я... что мы с Глебом?..

— Да не строй ты из себя недотрогу, подруга, — поморщилась Тамара. — Все мастерские знают, что у вас роман.

— Да нет же! — запротестовала Алина. — Все совсем не так... У нас ничего не было...

— Чтобы я поверила, что такой старый ловелас, как Глеб, ночует в мастерской с девчонкой и между ними ничего нет? Тогда я — китайский летчик.

— И Игорь так думает? — севшим голосом спросила Алина.

— Да все в этом уверены. — Тамара поставила бутылку на подоконник и всмотрелась в лицо Алины. — У вас что, серьезно ничего не было?

— Нет, — мотнула головой Алина, еле сдерживая слезы.

— Вот это да... — удивленно протянула Тамара. — Значит, ты его конкретно зацепила, девочка...

— Что? — не поняла Алина, отчаянно стараясь не заплакать.

— Влюбился он в тебя, похоже, — пояснила Тамара. — Правду говорят: седина в бороду, бес в ребро...

— Алина! — заглянула в костюмерную Наташка с рисунка: — Пойдем, студенты ждут!

В аудитории рисунка два ближайших к подиуму окна были закрыты черными, очень плотными шторами, отчего комната делилась на две контрастные половины — темную и светлую. На темной половине около коричневой ученической доски был покрытый черной тканью подиум, на светлой располагались мольберты студентов. Алина, не глядя по сторонам, зашла за ширму и начала раздеваться.

— Всем добрый день! — услышала она веселый голос Глеба и студенческие ответы-приветствия вразнобой. — Все готовы? Все отдохнули, набрались новых сил?

— Да уж, за два-то месяца отдохнешь, пожалуй... — вздохнул кто-то из девчонок.

— Ничего, — утешил Глеб. — Пойдешь работать, у тебя вообще один месяц в году отпуск будет.

— А я не пойду работать. Я себе мужа богатого найду.

— А зачем учишься-то тогда? — притворно удивился Глеб. — Тебя замуж и без образования возьмут.

— Она богатому мужу будет офисы расписывать, — вмешался другой женский голос.

По интонациям Алина поняла, что Глеба в группе очень любят, да и он относится к своим студентам чуточку теплее, чем должен преподаватель...

— Где у нас натура?

— Переодевается натура.

— Значит, так. Предупреждаю всех — натура новенькая, поэтому прошу беречь. Как устанет — отпускаем. Все согласны? Постановка — фигура стоя, рисуем шестнадцать часов. На все про все четыре занятия. Поэтому прошу никого не пропускать, дополнительных занятий не будет, это я вам сразу говорю, чтобы не получилось, как в прошлом году: прогуливали, прогуливали, а потом за натурой бегали, чтобы она вам дополнительно позировала.

Алина набросила на плечи халатик и застыла за ширмой. Подиум находился от нее в двух шагах, вот он, только протяни руку, но эти два шага было так трудно сделать... Надо было выйти из-за ширмы, встать на подиум и снять с себя халат. И остаться в одних тоненьких черных кружевных трусиках... Перед Глебом... Студенты ее не особенно волновали, отработала же она вчера, ничего с ней не случилось, но Глеб... Минута убегала за минутой, а Алина все никак не могла решиться. Часы показывали, что пара началась уже десять минут назад. Дольше тянуть было нельзя. Она высоко подняла голову и сделала шаг. Ей показалось, что к ее ногам привязаны две стопудовые гири. Еще шаг — и Алина уже стоит на подиуме. Движение рук — и халатик повис на углу ширмы, а Алина застыла на подиуме, неестественно выпрямившись и высоко задрав подбородок.

— Софит включите, — скомандовал Глеб, и в глаза Алине ударил яркий электрический свет стоящей на длинной ножке и направленной в ее сторону лампы.

Алина зажмурилась.

Глеб торопливо шагнул к подиуму и развернул софит. Взгляд его скользнул по обнаженному телу Алины. Глеб на несколько секунд застыл, не в силах отвести взгляда от тела стоящей на подиуме девушки. Алина была еще красивее, чем он предполагал. Он, видевший за свою жизнь немало женских тел, почувствовал себя мальчишкой, перед которым в первый раз разделась любимая девушка... Нежность ее кожи, торчащие в разные стороны соски маленьких грудей, румянец, выступивший на щеках... Глеб отодвинул софит слегка в сторону, чтобы контраст теней еще больше подчеркнул изгибы ее тела.

— Алина, левую ногу слегка согни, пожалуйста, правую руку — на бедро. Спасибо. И немного повернись всем телом к двери. Все, все, достаточно... Итак, — обратился он к студентам. — Время пошло. Обратите внимание на центр тяжести и композицию. Не забывайте про контраст теней.

Студенты зашуршали бумагой, задвигали мольбертами. Глеб постоял у двери, потом вышел из аудитории и через пару минут вернулся с листом бумаги. Поставил перед собой свободный мольберт, достал из коробочки черный уголь.

«Он собирается меня рисовать», — пронеслось в голове у Алины.

В этот раз стоять было еще тяжелее, чем вчера. От горящей лампы исходил жар электричества, от духоты в аудитории кружилась голова.

— Откройте, пожалуйста, форточку, — попросила Алина минут через пятнадцать.

— Тебя не продует? — забеспокоился Глеб.

— Если будет холодно — я скажу.

Одна из студенток открыла форточку. Группа Глеба то ли из-за присутствия преподавателя, то ли из-за художественного рвения работала в абсолютной тишине. Внезапно Алина поняла, что ей гораздо легче было стоять вчера еще и потому, что она могла слушать разговоры студентов — это немного отвлекало от боли в ноге и в позвоночнике.

— Ты не устала? — спросил Глеб через двадцать минут. — Может быть, отдохнешь?

— Еще пять минут, — сказала Алина.

Через пять минут она протянула руку к халату, набросила его и скрылась за ширмой. Студенты зашептались, задвигались. Алина надела тапочки и вышла.

На кафедре рисунка Наташа как раз ставила чайник.

Михаил Иванович приветливо поздоровался с Алиной, провел рукой по горлу — мол, полный завал — и уткнулся в разложенные на столе бумаги. Алина опустилась на стул и откинулась головой к стене.

— Устала? — Глеб был тут как тут.

— Спать хочу, — сказала Алина.

— У меня кофе есть. Будешь?

— Буду, — обрадовалась Алина.

Глеб достал из шкафа банку растворимого кофе и две чашки.

На кафедру заглянула Тамара:

— Ты когда позировать идешь?

— Я только что вышла.

— Черт, не совпадаем, я уже пошла! Слушай, давай я подольше посижу и через сорок минут вместе перекурим?

— Давай, — согласилась Алина. — Ты сможешь так долго?

— Сидеть — не стоять, — улыбнулась Тамара. — И потом, ты забываешь, у меня же стаж...

— Томка — молодец, — сказал Глеб, когда она вышла. — Она очень многих из нас выручала...

— Глеб Владимирович, вас Иван Петрович вызывает, — заглянула на кафедру Лана.

— Сделаешь кофе? — поднялся Глеб.

— Я сделаю, Глеб Владимирович, — подскочила Наташа, и Алина, заметив, как у той заблестели глаза и оживилось лицо, неожиданно поняла, что Наташа или неравнодушна к Глебу, или у них когда-то что-то было...

Занятия закончились почти в пять часов. Алина сошла с подиума, снова совершенно не чувствуя правую ногу и больше всего на свете боясь, что она неожиданно подвернется. За ширмой, на стуле, она долго растирала онемевшие мышцы. По ноге побежали мерзкие мурашки, Алина сжала зубы от боли. Студенты шумно собирали свои принадлежности, бурно обсуждая день рождения какой-то Юльки, на который они все сегодня вечером собирались идти.

Когда Алина, переодевшись, вышла из-за ширмы, в аудитории оставался один Глеб.

— Как ты? — сочувственно заглянул он ей в глаза.

— Ужасно, — призналась Алина.

— У меня сегодня занятий больше нет. Хочешь, сходим куда-нибудь? — предложил Глеб.

— Скорее слетаем, — усмехнулась Алина. — Правую ногу я до сих пор почти не чувствую.

— Придется нести тебя на руках, — улыбнулся Глеб. — Меня сегодня один денежный любитель искусства к себе в кафе пригласил. Хочет оформить его внутри с помощью моих картин. Пойдем?

— Пойдем, — сразу же согласилась Алина и оглядела себя с ног до головы. — Я достаточно прилично одета для этого кафе?

— Да ты на меня посмотри! — рассмеялся Глеб, указывая на свои видавшие виды джинсы. — Богема должна быть богемой. Богема никогда не ходит во фраках. Хотя нет, положение иногда обязывает...

— Далеко ехать? — спросила Алина, когда они спускались по лестнице.

— А ехать никуда не надо. Тут буквально в двух шагах.

Идти действительно было недалеко. Довольно крутая узкая лестница вела вниз, в подвал старинного дома. Над входом красовалась аляповатая вывеска «Кафе Лира».

— Да... Дизайнер тот еще... — задумчиво протянул Глеб. — Где ж он такого художника отыскал от слова «худо»? Ну, прошу!

Он пропустил Алину вперед. Сразу за дверью их встретил коротко стриженный мордоворот с квадратной челюстью и золотой цепью на бычьей шее.

— Вы к кому? — подозрительно оглядел он Глеба в потертых джинсах. Потом взгляд его скользнул по фигуре Алины и немного подобрел.

— Евгений Измаилович здесь? — нисколько не смущаясь, спросил Глеб.

Качок продолжал маслено пялиться на Алину, и только через несколько секунд до него дошло.

— Вы к Евгению Измаиловичу? — Голос его подобострастно изменился. — Пожалуйста, пройдемте, я вас провожу.

И, чуть ли не расшаркиваясь по дороге, бритоголовый вышибала повел их за собой.

Перед дверью с золотой надписью «Директор» охранник застыл, потом осторожно коснулся дерева полусогнутым пальцем. И, лишь услышав за дверью недовольное: «Ну, кто там еще?» — приоткрыл ее.

— Евгений Измаилович, это к вам.

— Какого черта! — приподнялся из огромного кожаного кресла невысокий, желтолицый человек, во рту которого торчала сигара такого размера, что казалось, что не он курит ее, а, наоборот, она вытягивает из него все жизненные силы. — Я же сказал, я занят!!!

— Женька, кончай понтоваться! — шагнул в кабинетГлеб. — Это я.

Лицо человека моментально изменилось.

— Глеб! Ну наконец-то соизволил, нашел время! А ты чего здесь торчишь? — накинулся он на охранника. — На кого вход бросил?!

Вышибалу как ветром сдуло.

— Видишь, с кем приходиться работать, — развел руками Евгений Измаилович.

— Ладно, не прибедняйся! — отмахнулся Глеб.

— Да ты проходи... То есть проходите. Какая у тебя очаровательная спутница!

— Алина, познакомься. Это — мой бывший сокурсник. А ныне — великий коммерсант от кулинарии: Женька Штыковский по кличке Штырь. Или тебя давно уже так никто не зовет?

— Обижаешь, Разумов! — надулся Евгений Измаилович. — Ты бы еще детский сад вспомнил!

Человек выбрался из-за огромного стола и галантно приложился к ручке Алины.

— Евгений Измаилович. Но для вас можно просто Евгений.

— Алина, — представилась Алина, которую все происходящее очень забавляло. Только очень хотелось куда-нибудь присесть.

— Ну что, художник, за работу берешься? Деньгами не обижу — ты меня знаешь, — повернулся Евгений Измаилович к Глебу.

— Нужно сначала зал посмотреть. И вообще, ты сначала накорми, напои, а уж потом разговоры разговаривать будем.

— Нет проблем, — вскинул руки Евгений Измаилович. — Все будет по первому разряду. Прошу!

Алину с Глебом усадили за столик, украшенный то ли икебаной, то ли полвека назад засохшим букетом дешевых цветов. На красной скатерти темнели разводы пятен. Официантка в короткой до неприличия юбке возникла рядом в мгновение ока.

— Леся, наше фирменное, — царственно приказал Евгений Измаилович. — Что пить будете?

Глеб вопросительно взглянул на Алину.

— Вино, — сказала она.

— Красное полусладкое, — пояснил Глеб.

— А я с вашего разрешения тяпну водочки. — Евгений Измаилович кивком отпустил официантку и откинулся на стуле. — Ну, как тебе здесь нравится?

— Третий сорт не брак, — сказал Глеб, рассматривая плохо вымытые столовые приборы и разводы на скатерти.

Евгений Измаилович пожелтел еще больше.

— Лера!!! — гаркнул он так, что Алина вздрогнула от неожиданности.

Пока официантка меняла скатерть и приборы, Алина огляделась по сторонам.

Само помещение кафе было стандартным — небольшой зал, несколько закрытых кабинок для желающих уединиться, округлая стойка бара, маленькая, почти импровизированная сцена в углу. На плохо побеленных стенах висели натюрморты, все до одного изображающие торжество фруктового и мясного изобилия.

— Где ты взял эту мазню? — поморщился Глеб. — Кто тебе вообще дизайн делал?

— Да я за них столько бабок отвалил! — вскинулся Евгений Измаилович.

— Ну и дурак! — беззлобно сказал Глеб. — Ты же на худграфе почти три года отучился, неужели ничего в голове не осталось? Этим картинам самое место на городской свалке. И чем быстрее ты их туда отнесешь, тем лучше.

— Ну не понимаю я в этом ни черта, как оказалось, я бизнесмен, а не художник, — сник Евгений Измаилович. — Времени и так ни на что не хватает, за всем глаз да глаз нужен, все норовят лишний кусок хапнуть. От официанток до оформителей. Помоги по старой дружбе, а?

— Кухня у тебя какая?

— Что? — не понял Евгений Измаилович.

— Кухня, говорю, какая? Ну, японская, китайская, русская, итальянская?

— Да я месяц как открылся! Какая, к черту, кухня?!

— Ну ты даешь... Меню-то есть?

Евгений Измаилович взял с соседнего стола темно-коричневую папку с меню и протянул Глебу.

Глеб несколько минут сосредоточенно изучал его.

— Да... В общем, сборная солянка... Кроме крутизны цен ничего особенного я здесь не вижу.

Официантка поставила на стол запотевший графинчик с водкой и открыла бутылку с красным вином.

— Не нужно, — остановил ее руку Глеб. — Спасибо, я сам налью.

Евгений Измаилович милостиво позволил Лере обслужить себя. Прозрачная жидкость частично перекочевала из графинчика в его рюмку.

— Давай выпьем за продолжение старой дружбы! — задушевно предложил Евгений Измаилович.

— Давай, — согласился Глеб.

Алина пригубила вино из своего бокала. Боль в ноге уже совсем прошла, было приятно просто сидеть, расслабленно наблюдая за встречей двух приятелей.

— Ну что, возьмешься? — снова взял быка за рога Евгений Измаилович.

— Ты что из этого кафе сделать хочешь? Элитное место или третьесортную забегаловку, как сейчас?

— На хрена мне третьесортная?! Я не за тем сюда столько бабок впалил!

— Хорошо, — кивнул Глеб. — Тогда так. Я через пару дней занесу тебе эскизы. Если тебя устроит — поговорим о сроках и оплате. Но учти: если я за это возьмусь — ты свой нос никуда не суешь. Только сметы подписываешь. Ты меня много лет знаешь, я лишнего не возьму.

— Знаю, — удовлетворенно улыбнулся Евгений Измаилович. — Ты еще в институте отличался излишней правильностью. С таким подходом к жизни у тебя никогда денег не будет.

— Вряд ли бы я поменялся с тобой местами, — серьезно сказал Глеб.

— Давай выпьем за наш успех! — снова поднял свою рюмку Евгений Измаилович.

— За успех еще рано. — Глеб налил себе и Алине вина. — Я хочу выпить за эту очаровательную девушку, которую мы, по-моему, уже утомили своими разговорами и воспоминаниями.

— С превеликим удовольствием! За вас, Алиночка!

Из угла зала донеслись какие-то скрипучие звуки.

— Господи, это еще что? — поморщился Глеб.

— Это у меня музыканты живьем играют, — с гордостью в голосе произнес Евгений Измаилович. — Не самые последние в городе, между прочим!

— У тебя все не самое последнее, — сказал Глеб. — То ли с помойки, где еще осталось, то ли с распродажи ненужных вещей. — И рассмеялся, глядя на вытянувшееся лицо бывшего сокурсника. — Да ладно, шучу я, шучу!

— Ну и шуточки у тебя, — обиженно протянул Евгений Измаилович.

— Кормить нас в твоем заведении собираются? А то мы с работы, животы уже подводит.

— Лера!!! — снова гаркнул Евгений Измаилович.

Официантка, словно этого и дожидалась, тут же возникла рядом и стала выставлять на стол причудливо украшенные зеленью блюда.

— Повар у меня профессионал! — горделиво похвастался Евгений Измаилович. — Что не отнять, то не отнять. Я его из ресторана «Центральный» сманил.

— Это еще ни о чем не говорит, — скептически заметил Глеб и подмигнул Алине. — Надеюсь, не отравишь старого приятеля?

Алина взяла в руку вилку и только тут поняла, что очень голодна. В одном Евгений Измаилович не соврал: готовили в его кафе отменно.

Со стороны сцены снова донесся протяжный гитарный стон. Алина чуть повернула голову, чтобы рассмотреть, что именно там происходит. Вокруг немногочисленной, тесно расставленной аппаратуры разгуливал Илья с дымящейся сигаретой в зубах. Алина поежилась: ей была неприятна эта встреча.

Глеб моментально среагировал на едва уловимое изменение ее лица и тоже повернулся.

— А... Илюха... Это он, что ли, не последний музыкант в городе?

— Он, — кивнул Евгений Измаилович. — На музыку, как и на кухню, еще никто не жаловался.

— Таланта Илюхе не занимать, — согласился Глеб. — Еще бы пил поменьше...

— А кто из нас не пьет? — философски заметил Евгений Измаилович и налил себе еще водки. — Жизнь такая сволочная... Наорешься за день, намаешься, надо же как-то расслабляться...

— Ага, — понимающе кивнул Глеб. — А вечером мордой в салат.

Алина краем глаза увидела, как Илья погасил окурок и направился к их столику.

— Привет всей честной компании! — Не спрашивая разрешения, он привычным движением налил себе водки в пустой бокал. — Ваше здоровье!

— Ты не забывайся! — снова превратился в злобного директора Евгений Измаилович. — Тебе еще вечер отработать надо!

— Отработаю, не в первый раз, — отмахнулся Илья и закусил огурцом из директорской тарелки. — Глеб, какими судьбами здесь? Да еще с такой прекрасной дамой?

— Илюха, кончай выпендриваться, — поморщился Глеб.

— Все понял, удаляюсь, не то по шее получу и подвиг свой не совершу! — притворно подняв руки, продекламировал Илья. — Ладно, пошел настраиваться...

Евгений Измаилович тут же обмяк и подобрел, глядя на Глеба.

— Слушай, а помнишь, как мы с лекций в парк сбегали пиво пить? И в тубусах бутылки таскали? Я тут недавно Маринку видел — старая стала, страшная, как моя жизнь!

«На себя бы посмотрел», — улыбнулась про себя Алина: по сравнению с Глебом Евгений Измаилович выглядел далеко не лучшим образом.

Музыканты настроились, и со сцены полилась музыка. Алина против своей воли заслушалась. Было что-то такое в музыке Ильи: какая-то безысходность и одновременно свет, летящие лошади и осенний дождь, горящие глаза кошки и круглая луна... как на картинах...

Евгений Измаилович совсем размяк.

— А помнишь?.. — перебирал он один за другим эпизоды далекой студенческой жизни.

Глеб что-то отвечал, но Алина их почти не слышала — музыка завораживала ее, несмотря на то что качество звука оставляло желать лучшего: больше, чем нужно, гремел комбик, фонила гитара и почти не было слышно слов.

— Тебе не скучно? — осторожно коснулся ее руки Глеб.

— Нет, — сказала Алина. — Мне хорошо...

Музыканты, отыграв полчаса, объявили перерыв.

— Глеб, — наклонилась Алина почти к самому его уху. — Где здесь туалет?

Но Евгений Измаилович расслышал.

— Алиночка, зайдете за сцену и повернете налево.

— Спасибо, — поднялась из-за стола Алина и двинулась в указанном направлении.

Она миновала сцену и свернула в узкий коридорчик, который не просматривался из зала. Неожиданно чья-то рука легла ей на плечо. Алина дернулась и резко обернулась. Илья уже достаточно выпил и не совсем твердо держался на ногах.

— Руки убери!

— А то что будет? — прищурился Илья.

Алина растерялась.

— Слушай, я так и не могу вспомнить, где я тебя видел.

— Какая разница?

— А-ли-на, — нараспев произнес Илья. — Красивое имя... Оно настоящее?

— Дай пройти! — снова дернулась Алина.

Илья опустил было руки, Алина сделала шаг, но он в то же мгновение сгреб ее в объятия. Алинин нос уткнулся в его прокуренную джинсовую рубаху, а его губы зашептали где-то в районе ее виска:

— С той нашей встречи я все время думаю о тебе... На черта тебе сдался этот старый козел? Ты знаешь, сколько ему лет? Ты же ему в дочери годишься...

Алина попробовала вырваться, но, несмотря на то что Илья был пьян, держал он ее мертвой хваткой. Паника захлестнула Алину. Она снова всей кожей ощутила ворс автомобильного сиденья под своей спиной и потное тело, протыкающее, распинающее ее...

— Глеб!!! — не своим голосом изо всех сил крикнула она.

Илья тут же разжал руки.

— Ты что, дура? Шуток не понимаешь?

— Скотина! — с ненавистью процедила Алина и нырнула в спасительную дверь туалета.

Из зеркала на нее глянула взъерошенная, до смерти напуганная девчонка с круглыми от страха глазами.

«Господи, да сколько же это может продолжаться!» — всхлипнула она и закрыла лицо руками.

В дверь туалета постучали. Алина вздрогнула.

— Алинка, с тобой все в порядке? — раздался встревоженный голос Глеба. — Ты меня звала?

Алина сглотнула комок в горле:

— Все нормально. Я сейчас.

Она привела себя в порядок, ополоснула щеки холодной водой, проверила, не растеклась ли тушь. Вечер был безнадежно испорчен.

Глеб уловил ее настроение сразу же, как только она вернулась к столу. Уловил, но не понял причины.

— Ты устала?

— Да, — благодарно кивнула ему Алина.

— Тогда нам пора, — тут же поднялся Глеб. — Все, Женька, мы с тобой обо всем договорились, спасибо за прием, за приют, послезавтра жди меня с эскизами. Так и быть, сделаем из твоей забегаловки нечто особенное. Готовь кошелек.

— Уже уходите? — расстроился Евгений Измаилович. — Так хорошо сидели... Мне сейчас при такой собачьей жизни даже поговорить не с кем...

— Каждый выбирает сам. — Глеб протянул ему руку. — Пока.

— Я вас провожу, — тяжело поднялся из-за стола Евгений Измаилович.

Бритоголовый качок на входе услужливо распахнул перед ними дверь.

Улица встретила прохладой сумерек, горящими фонарями и легким, не по-осеннему теплым, ветром.

Алина шагнула на тротуар и поняла, что ее страх снова вернулся, что она готова шарахаться от всех встречающихся прохожих, что ей страшно, страшно, до безумия страшно...

Глеб обнял ее за плечи:

— Что случилось? Что с тобой происходит?

Алина прижалась к нему, но промолчала.

— Поехали в мастерскую? — предложил Глеб. — Мне так не хочется тебя никуда отпускать... Сейчас поймаем машину, купим еще вина и поехали?

— Поехали, — кивнула Алина: мысль о том, что, когда Глеб проводит ее, она останется одна, была невыносима.

В мастерской Глеба царил страшный беспорядок. Алина удивленно огляделась по сторонам.

— Мамай прошел, — улыбнулся Глеб. — Завтра разгребу. Сейчас нет ни сил, ни желания...

Он усадил Алину в кресло, зажег свечи и разлил по бокалам вино.

— Я хотел тебя попросить... Только ты, ради бога, не обижайся и пойми меня правильно... Я много лет искал такую, как ты... А когда я сегодня увидел тебя... Мне очень захотелось тебя нарисовать... Нарисовать такую, безо всего... Ты очень красивая, девочка...

— Глеб... Мне сегодня сказала Тамара... Все думают, что мы с тобой... — Алина запнулась, но все же договорила до конца. — Все думают, что мы с тобой любовники.

— Какое нам дело до того, что кто-то о нас говорит? — Глеб приблизил свое лицо к ее лицу близко-близко. — Я люблю тебя...

Он нежно коснулся губами ее губ. Алину захлестнула горячечная волна. Странно, но ей совсем не было страшно. В дурмане поцелуев и прикосновений она не заметила, как они оказались наверху, как Глеб осторожно уложил ее на кровать, как легкими движениями умелых рук стал снимать с нее одежду... Он все время шептал что-то безумно ласковое, и Алина таяла от его слов и ласк, все ее страхи рассеялись как дым, она наслаждалась происходящим, она отдавалась ему, она купалась в неге... Когда Глеб скользнул к ней под одеяло, Алина почувствовала его тело и против своей воли напряглась.

— Тише, моя хорошая, — прошептал Глеб ей в самое ухо. — Доверься мне... Все будет хорошо... Я не причиню тебе боли... Девочка моя, как я тебя люблю...

Все остальное походило на сказочный сон, который снится только раз, один раз за всю жизнь...

Глава 11

То, что у мужа появилась любовница, Ирина Михайловна поняла сразу. Откуда ни возьмись возникли какие-то непонятные совещания, его лицо непонятно сияло, когда он входил в квартиру, а Нелька настороженно обнюхивала брюки хозяина, словно учуяв какой-то незнакомый запах. Вадим опять начал курить, но главное: он отворачивался от нее в постели, ссылаясь то на усталость, то на головную боль... Эта догадка едва не вогнала Ирину в истерику. Но когда прошел первый шок и догадка переросла в уверенность, Ирина, всегда считавшая себя умной женщиной, решила трезво взглянуть на ситуацию. Шокировала ее даже не сама измена мужа: о том, что мужчины рано или поздно начинают искать дешевых удовольствий на стороне, она всегда знала; ее выводило из себя то, что она не догадывалась, кто эта женщина, и соответственно не могла контролировать ситуацию. «Кто она?» — ломала себе голову Ирина, перебирая в голове всех возможных соперниц, начиная от юных лаборанток и заканчивая женами профессоров. И чем больше она размышляла, тем чаще приходила ей на ум та белобрысая девчонка, что нахамила ей на выставке. Ирина вспоминала снова и снова, как изменился в лице Вадим, когда они подошли к той парочке, как вспыхнули ненавистью глаза этой соплячки, едва она увидела Ирину и Вадима вместе... Сколько злобы звучало в голосе, с какой стремительной скоростью Вадим увел Ирину, боясь скандала... Кто эта девчонка? Откуда Вадим знает ее? Где они могли познакомиться?!!

«Успокойся, — одергивала себя Ирина. — Не пори горячку. Разве может эта соплячка равняться с тобой?» И понимала, что напрасно успокаивает себя. У «соплячки» было одно довольно весомое преимущество: она была непозволительно молода.

Вадим завтракал на кухне, механически проглатывая все, что заботливо подсовывала ему Ирина. Эта механическая работа челюстей тоже служила лишним доказательством: обычно Вадим был очень разборчив в еде. Его лицо закрывала от Ирины развернутая газета, виднелась лишь черная макушка так и не поседевшей головы.

Ирина налила себе кофе и опустилась на стул напротив.

— Газету переверни.

— Что? — удивленно вскинул на нее глаза Вадим.

— Ты уже полчаса держишь газету вверх ногами, — терпеливо пояснила Ирина.

— Надо же... Я даже не заметил, — рассеянно отозвался Вадим и перевернул газету.

— Может быть, ты все-таки объяснишь мне, что происходит? — не удержалась Ирина.

Вадим поморщился и отложил газету.

— Снова ты начинаешь с утра пораньше. Я уже объяснял тебе, у меня много работы, и я очень устал...

— У тебя всегда было много работы. И раньше ты уставал не меньше.

— Ну началось! — Вадим резко поднялся из-за стола. — Что за дурная привычка портить человеку настроение с самого утра! — И вышел из кухни.

Несколько минут спустя хлопнула входная дверь, на этот раз он ушел без привычного поцелуя на прощание, без рассказа о последовательности своих сегодняшних дел, без обещаний по возможности вернуться не очень поздно.

Ирина машинально перемыла всю посуду, протерла стол и снова опустилась на стул, глядя в одну точку. Нужно срочно что-то предпринимать. Иначе она рискует в свои сорок три года остаться в гордом одиночестве. Кто ей может помочь узнать хоть что-нибудь об этой девчонке? На той выставке она была с известным художником. Художника отыскать легче, да и его окружение наверняка знает, кто она такая, эта девица...

Ирина Михайловна решительно поднялась со стула и направилась к телефону.

...Лора Александровна с утра затеяла дома генеральную уборку. У нее выходной, Алинка на работе, мешать никто не будет. Нужно навести порядок в квартире и, если получится, заодно и в собственной голове. Вадим неделю назад снял для них квартиру. Лора до сих пор не могла до конца осознать, что ее бывший муж превратился в ее нынешнего любовника. Он заваливал ее цветами, делал дорогие подарки, он ждал ее в этой квартире с работы. Когда она приходила — на столе дымился горячий ужин, доставленный из ресторана. Они, как много лет назад, практически не вылезали из постели и очень много говорили... Он рассказывал, как жил все эти годы без нее, как скучал, Как давил в себе воспоминания, периодически начинал проклинать свою семью за то, что тогда его заставили... Лора закрывала ему рот ладонью: молчи, нельзя так о мертвых... Лишь два имени не упоминались в их беседах — Алина и Ирина. О том, чтобы сказать дочери правду, Лора Александровна даже думать боялась. Да и что она могла сказать? Что она всю жизнь до самозабвения любила именно этого человека и готова на любые жертвы, чтобы быть с ним рядом в качестве кого угодно? Что Вадим, как бы хорошо им ни было вместе, даже не заикается об уходе от Ирины? С Алинкиной патологической ненавистью к отцу это только подольет масла в огонь. Когда Вадим спросил, знает ли Алина об их отношениях, Лора только покачала головой.

— Она до сих пор не простила тебя...

Вадим сник.

— Пройдет время, тогда, может быть... — неопределенно утешила его Лора.

Что может быть тогда, она и сама не знала. Ей хватало с лихвой нынешнего ее счастья, она старалась не задумываться о том, что будет завтра. Вадим с ней. Он любит ее, ждет, она ему нужна... В беспросветном тоннеле последних десяти лет наконец-то появился луч света, и Лора, как могла, старательно оберегала его, боясь его исчезновения во мраке... Алинка все дни напролет проводила на работе или у своего художника, Лора Александровна видела по утрам сияющие глаза дочери и ни о чем не спрашивала. Все было понятно и без слов. А то, что он намного старше, что ж... Значит, умнее и опытнее, значит, знает, что делает...

Алина, совершенно обнаженная, лежала на импровизированном ложе, застеленном зеленым бархатом, посреди мастерской Глеба. На голове ее была накручена какая-то невообразимая чалма из черного шелка, из-под которой в художественном беспорядке выбивались золотые локоны. Глеб давал уроки дочке одного местного нувориша, мечтающей в следующем году поступить на худграф, но не имеющей абсолютно никакого понятия о живописи и рисунке. Зато ее папаша исправно платил довольно приличную сумму за репетиторство. Часть этих денег забирала Алина за свою работу.

В мастерской позировать было куда приятней, чем в институте. Можно было не так точно следить за временем, в перерывах они пили чай, а то и вино, из мастерской Игоря частенько забегала Тамара, которая тоже позировала там за отдельную плату нерадивым студентам, догоняющим программу. Глеб рассказывал какие-то истории из жизни знаменитых художников, Алина завороженно слушала. Этот творческий мир вобрал в себя ее всю. Она уже просто не представляла себе жизни без запаха красок, без натянутых серых окон холстов, в которых скоро возникнет лицо или пейзаж, без раскиданных в беспорядке драпировок, без всей этой безалаберной и чуточку сумасшедшей жизни...

Как-то в гости забежала Майка, чтобы поделиться своими успехами в институте, Алина поболтала с ней полчаса на кухне и поняла, что говорить особенно не о чем, их больше не связывало ничего, кроме общих воспоминаний о школьных годах: подруги находились слишком в разных мирах, чтобы суметь понять друг друга... Эта встреча почему-то очень напомнила Алине беседу Глеба и Евгения Измаиловича.

Эскизы Глеба для его кафе тому, кстати, очень понравились, и Глеб впрягся в новую работу. По всей мастерской валялись наброски, по углам стояли закупленные материалы, а по вечерам Алина частенько позировала ему в костюме гейши, потому что Глеб решил из захудалого кафе сделать японский ресторанчик.

Алина с Глебом стали его постоянными посетителями. Алина теперь даже одна забегала сюда после работы — отдохнуть, что-нибудь перекусить и выпить немного красного вина. Евгений Измаилович целовал ручки и напрочь отказывался брать с нее деньги. Только каждый раз она старалась не задерживаться до вечера, чтобы, не дай бог, не столкнуться снова нос к носу с Ильей.

...Алина, задумавшись, и не заметила, как подошли к концу четыре часа.

Пока дочка нувориша собиралась, Алина, одевшись, наскоро глотала чай с бутербродом: через полчаса ей нужно было быть в институте на дополнительном занятии у третьего курса. Глеб проводил ее до выхода из мастерских.

— Встретимся сегодня вечером в «Лире».

— Хорошо, — кивнула Алина. — Я тогда сразу, после работы туда подойду.

— Я чуть позже подъеду, — сказал Глеб. — Закончу все дела и часам к девяти буду.

— Не задерживайся сильно, — улыбнулась Алина. — Я буду скучать.

— Я тоже. — Глеб притянул ее к себе и поцеловал. — Беги, а то опоздаешь!

На улице лил холодный осенний дождь. Алина перепрыгивала через лужи под раскрытым зонтом, но дождя почти не замечала. Все мысли ее были очень далеки от непогоды. С той ночи в мастерской у Глеба, когда Алина проснулась утром в счастливых слезах, она не чуяла под собой ног от счастья. Глеб излечил ее от страха воспоминаний. Память тела теперь воспроизводила только нежные касания кончиков пальцев, тихий, ласковый шепот в районе виска, мягкие губы на затвердевших сосках и истомный трепет внизу живота... Алина была готова обнять весь мир — она теперь отчаянно его любила за то, что он подарил ей Глеба...

В аудитории было холодно. Серое небо низко висело за окнами, студенты не снимали курток. Алина взглянула на часы — у нее есть еще десять минут — и прошла на кафедру.

В костюмерной курили Лана с Тамарой.

— Тоже сегодня пашешь? — вместо «здравствуй» осведомилась Тамара.

— Слушай, — сказала Алина. — Там же холодно... Как я сидеть буду?

— Обычное дело, — пожала плечами Тамара. — Два обогревателя в розетку — и никаких проблем. Подожди, то ли еще будет, когда зима придет...

Хрупкая Лана, завернутая в шаль, грела руки о чашку с горячим чаем.

— Ты у кого сегодня? — спросила Тамара.

— Не знаю, сейчас посмотрю, я сегодня у них первый раз. — Алина достала из сумки листочек. — Тридцать первая группа, живопись.

— Это Сережкина группа, — сказала Тамара. — Тридцать первая и тридцать третья. Ты же в обеих?

— Да. На дополнительных.

— Пошли, я тебе помогу обогреватели поставить, — поднялась Тамара.

Она вытащила из-под стола тарелку спирального обогревателя. Нашла второй.

— Лана, удлинитель где?

— Там где-то был... Сегодня утром его Лизавета брала...

— А, все, нашла. Алинка, помоги, что стоишь?

Алина взяла удлинитель.

Тамара деловито оглядела аудиторию, потом отнесла к подиуму со стулом на нем две измазанные маслом табуретки, поставила их одна на другую и придвинула к подиуму со стороны спинки стула. Водрузила на это шаткое сооружение обогреватель. Вторую тарелку она пристроила на сам подиум.

Вот этот будет греть спину, а этот поставишь, как тебе нужно, и направишь на ноги.

Тамара воткнула вилки обогревателей в тройник, протащила змею шнура по полу через всю аудиторию и воткнула в торчащую из стены оплавленную розетку. Спирали обогревателей стали медленно наливаться красным цветом.

— Пусть нагреваются, — сказала Тамара. — Пойдем пока покурим.

В костюмерной уже стоял Сергей.

— Привет, — улыбнулась ему Алина.

— Мы там обогреватели поставили, — сообщила Тамара. — Пусть аудитория согреется чуть-чуть.

— Что, холодно?

— Не май месяц, однако. — Тамара прикурила от протянутой Сергеем зажигалки и повернулась к Алине. — Ты сегодня вечером что делаешь?

— Я в «Лире» Глеба жду.

— Слушай, возьми меня с собой?! А то уже сто лет нигде не была, работа — дом, дом — работа, в мастерскую приходишь, а там снова работа!

— Пойдем. — Алина обрадовалась, что ей не придется сидеть в кафе одной. — Там хозяин — бывший сокурсник Глеба. Он с меня денег не берет.

— Отлично! — просияла Тамара. — Ладно, пошли работать. Встречаемся через сорок минут.

— А ты в какой? — запоздало крикнула ей в спину Алина.

— В четыреста тринадцатой, у Виктора Ильича.

Сергей усадил Алину на стул, вполоборота к окну.

По коже Алины моментально побежали мурашки. Алина откинулась на спинку стула, стараясь устроиться поудобнее. За полтора месяца работы она уже поняла, что самое главное — это удобная поза. Чем правильнее ты распределишь центр тяжести, когда выбор позы зависит не от тебя, тем дольше не будут затекать опорные части тела и тем меньше будет болеть позвоночник. Конечно, от дискомфорта никакая, даже самая удобная, поза не спасала, но оттянуть неприятные ощущения хотя бы на пятнадцать минут было достаточно реально.

Обогреватель, стоящий на двух табуретках, ощутимо припекал спину.

— Минутку, — сказала Алина, поднялась со стула и отодвинула шаткое сооружение немного в сторону. Села обратно, прислушалась к своему телу: нормально, в самый раз.

Зато от окна тянуло сквозняком. Алина нагнулась и поправила второй обогреватель, стоящий у ее ног.

— Все? — спросил Сергей, глядя, как она принимает нужную позу.

— Все, — кивнула Алина.

— Работаем, — сказал Сергей студентам. — Перед вами сидячая женская модель. Мужские модели вы уже писали, здесь, как вы можете заметить, все несколько сложнее. Алина, у тебя заколка есть?

— Что? — удивилась Алина.

— Волосы заколоть. Я хочу, чтобы они видели шею.

— Сейчас. — Алина накинула халатик, висящий на спинке стула, и спустилась с подиума за ширму.

Через пару минут она сидела на своем месте с собранными на затылке волосами.

— Замечательно! — восхитился Сергей. — Обратите особое внимание на ключицы.

Началось очередное занятие по живописи.

Алина в который раз взглянула на часы и радостно объявила:

— Все, закончили.

Тамара ждала ее на кафедре.

— Я тебя уже полчаса жду. Меня раньше отпустили.

Через полчаса, выпроводив последнего самого упорного студента, закрыв аудиторию и сдав ключ на вахту, девушки спускались в знакомый подвальчик.

Вывески над лестницей уже не было, Глеб убрал ее в тот же день, когда они с директором подписали договор.

Бритоголовый охранник, которого, как теперь Алина знала, звали Саша, приветливо распахнул перед ними дверь и даже изобразил на своем лице подобие улыбки, что придало ему жуткую схожесть с крокодилом.

— Алиночка! — раскинув руки, заспешил навстречу Евгений Измаилович, увидел рядом с Алиной Тамару и даже споткнулся.

Алина прыснула, но сдержала улыбку.

— Познакомьтесь, это — моя подруга Тамара. Мы с ней вместе работаем. А это — Евгений Измаилович, хозяин всего этого заведения.

— Тамара, — царственным жестом протянула руку для поцелуя Тамара.

Евгений Измаилович тут же с готовностью к ней приложился.

— Что же вы ни разу не были у меня раньше? Пойдемте, самый лучший столик ждет вас!

— Кормят, кстати, здесь отменно, — шепнула Алина Тамаре.

Та лишь повела бровью, изображая из себя то ли царственную особу, то ли особу, приближенную к императору. В глазах Тамары прыгали сумасшедшие искорки.

Евгений Измаилович усадил их все за тот же столик и, испросив позволения у дам, удалился. По его заверениям, на полсекунды.

— Время пошло, — усмехнулась Тамара.

— Томка, что ты задумала? — Алина уже достаточно хорошо изучила подругу и знала, что такие прыгающие искорки в глазах у нее появляются только перед какой-нибудь совершенно безбашенной авантюрой.

— Сокурсник Глеба, говоришь? — прищурилась Тамара. — Ой, сегодня он у меня попляшет! Глеб-то во сколько приедет?

— Обещал к девяти.

Официантка в коротком халатике, отдаленно напоминающем кимоно, поставила на стол три хрустальных фужера, лед и запотевшую бутылку шампанского.

— Ого! — удивленно подняла брови Тамара. — Знаешь, сколько эта бутылка стоит?

— Шампанское как шампанское, — пожала плечами Алина.

— Дурочка, это настоящее, французское! Оно стоит больше твоей зарплаты! — улыбнулась Тамара. — Ну сокурсничек дает!

— По-моему, он от одного твоего вида обезумел, — констатировала Алина.

— Сейчас он передо мной последнюю рубаху снимет. Видала я уже таких кадров!

— Том... — Алина колебалась, стоит ли спрашивать или нет, но этот вопрос мучил ее уже много дней, и она не удержалась. — Том, ты знаешь жену Глеба?

— Ольгу-то? Видела несколько раз. Даже в гостях у них была.

— И что она собой представляет? Какая она?

— Она тебе не соперница, — прямо сказала Тамара. — Заплывшая, опустившаяся баба, для которой весь смысл жизни — кухня.

— А... у Глеба было много женщин?

— Если я скажу, что ты одна, единственная и неповторимая, то я, прости меня за цинизм, конечно, совру. Он еще лет пять назад такие загулы устраивал, что всем места мало было. — Тамара помолчала. — Но я не видела ни одной женщины, к которой он относился хотя бы приблизительно так, как сейчас относится к тебе. Он тебя действительно любит. И, знаешь, я тебе даже иногда завидую.

— Подожди, — запротестовала Алина, услышав в голосе подруги настоящую горечь. — Но ведь Игорь тоже любит тебя...

— Игорь? — задумчиво произнесла Тамара. — Не знаю... Порой мне кажется, что все это — только привычка... Знаешь, так с утра отработанным жестом нащупываешь всегда лежащий в одном и том же месте халат. И когда его по какой-то причине там не оказывается, ты весь день ходишь потом в непонятном настроении, потому что день не задался... Если бы Игорь действительно любил меня, мы бы были вместе...

— А как же муж?..

Тамара помрачнела:

— Слушай, давай сменим тему разговора. И так порой на душе паскудство полное. О, вот и сокурсничек бежит! — Тамара нацепила налицо самую обаятельную из своих улыбок.

— Девочки, как вам шампанское? — подлетел к их столику Евгений Измаилович и тут же сделал расстроенную мину. — Вы его даже не попробовали?!

— Вас ждем, — томно протянула Тамара. — Как же мы без хозяина?

Евгений Измаилович плеснул себе в бокал шампанского.

— Я пью за самую красивую женщину, то есть женщин, — поправился он, не сводя восторженного взгляда с Тамары.

«Пропал мужик!» — усмехнулась про себя Алина и сделала глоток шампанского.

Евгений Измаилович был в ударе. Его явно несло, как пресловутого Остапа. На столе одно за другим возникали блюда, украшенные таким затейливым образом, что напоминали скорее произведения искусства, которые не то что есть, а даже просто передвигать было страшно. Хозяин ресторана сыпал остротами, тупее которых мог быть только нож в квартире одинокой старой девы, подливал себе водки из запотевшего графина, хвастался своими связями и своим могуществом. Алина от души веселилась, глядя, как Тамара с отстраненным царским видом принимает знаки внимания, как по малейшему повороту ее головы Евгений Измаилович тревожно бросается выяснять, чем недовольна его гостья, и рвется тут же лично исправить оплошность.

— Когда у него зазвонил мобильный, он сначала рассыпался в извинениях и, только испросив великодушного разрешения царицы Тамары, отошел в сторону.

— Ну, Томка, ты даешь! — протянула Алина, вытирая губы салфеткой.

— А что? — гордо вскинула голову уже слегка подвыпившая Тамара. — Плюнуть на все, стать его любовницей, да и дело с концом. К чертям собачьим тогда вся эта паскудная работа, эта безумная любовь и вообще эта полунищая жизнь. Буду в золоте ходить и на «мерседесах» ездить...

— Ты что, серьезно?

— А почему бы и нет?! Тут пашешь как проклятая, и никаких перспектив на будущее, кроме радикулита и больных ног. А здесь — на тебе, все на блюдечке с голубой каемочкой. Сам принесет и еще уговаривать будет, чтобы взяла!

— Я бы так не смогла... — покачала головой Алина.

— Да шучу я, — устало сказала Тамара. — Думаешь, не было у меня таких папиков? Что мне только не предлагали — и деньги, и драгоценности, и поездки за границу... Вот только замуж почему-то никто не звал... Кроме Степки... Ты чего по сторонам озираешься? Увидела кого?

Алина беспокойными глазами смотрела на сцену, на которую потихоньку стали выходить музыканты. С Ильей встречаться не хотелось. Совсем.

Он подошел к их столику незаметно, вывернув откуда-то из темноты общего зала.

— Наше вам с кисточкой! — склонился в шутливом поклоне.

— Илюха?! — удивилась Тамара. — Ты что здесь делаешь?

— Работаю я тут. Почтеннейшую публику частушками развлекаю.

— Ты же вроде бы в «Центральный» нас в прошлый раз приглашал?

— «Центральный» будет на следующей неделе. А пока тут обитаю.

— Выпьешь? — предложила Тамара.

— Нет, — мотнул головой Илья. — Томка, слушай, мне твоей подруге надо пару слов сказать. Без свидетелей.

— Ладно, — удивленно протянула Тамара и поднялась.

— Сиди, — отрывисто бросила ей Алина и повернулась к Илье. — Я не желаю с тобой разговаривать!

Тамара застыла, переводя заинтересованный взгляд с одного на другого.

— Том, будь человеком. — Илья словно не слышал Алининых слов.

— Я тебя прошу, не уходи! — повторила Алина просьбу.

— Том...

— Слушайте, вы тут разберитесь между собой, я пока пойду носик попудрю, — приняла наконец решение Тамара. — Я через пять минут вернусь, — успокоила она Алину и взглянула на Илью. — Пяти минут тебе хватит?

— Вполне. Спасибо. Я всегда знал, что ты настоящий друг.

— Спасибо в карман не положишь. Если мне потом Алинка на тебя пожалуется — пеняй на себя!

Тамара подмигнула Алине и отправилась в дамскую комнату.

— Я хочу извиниться, — без предисловий начал Илья. — В нашу последнюю встречу я был пьян до безобразия и мало что соображал. Прости.

— Слушай, оставь меня в покое! — взорвалась Алина. — Мне не нужно твоих извинений, мне не нужно никаких оправданий, единственное, что мне хочется, — это никогда больше тебя не видеть!!!

— Алина, прости... — понизил голос Илья. — Я действительно все время думаю о тебе... Это какое-то наваждение... Ты мне даже снишься... И я не знаю, что со всем этим делать...

Голос Ильи звучал грустно и тоскливо, покаянные глаза нежно смотрели на Алину.

— Если ты думаешь, что я сейчас развешу уши и расплачусь от умиления, то ты очень ошибаешься! — отчеканила Алина, злясь на себя за то, что ей хотелось верить в искренность его слов. — Пой свои рулады в каком-нибудь другом месте!

— Я понимаю, я очень тебя обидел... Но я правда не мог сдержаться... В тебе есть что-то такое...

Напряженное лицо Алины резко изменилось. Илья проследил ее взгляд: к столику быстрой походкой шел Глеб.

— Привет! — пожал он руку Илье и легко чмокнул Алину в губы. — О чем беседа?

— Мне тут Илья в любви признается, — сказала Алина, злорадно глядя Илье прямо в глаза. — Говорит, что я ему каждую ночь спать не даю.

— Ты у нас кого угодно рассудка лишишь! — улыбнулся Глеб, но глаза его остались совершенно серьезными.

— Ладно, мне настраиваться пора, — шагнул было в сторону Илья, потом вернулся к столу, налил себе рюмку водки и залпом выпил. — Благодарю за угощение, за радушный прием, за ласку, но бедному менестрелю пора отрабатывать свой хлеб. — Он шутливо поклонился, сняв с головы воображаемый колпак.

Глеб проводил его настороженным взглядом.

— Он что, приставал к тебе?

— Да черт с ним, — отмахнулась Алина, растерянно решая про себя, правильно ли она поступила: слишком много отчаяния было в последнем шутовском жесте Ильи. — Напился и сам не знает, что несет.

— По-моему, он совсем не пьян... — задумчиво протянул Глеб и опустился на стул. — А с кем это ты? — заметил он два лишних прибора и шампанское. — Ого! По какому поводу праздник?

Алина открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент к столику буквально подлетел Евгений Измаилович.

— А где наша очаровательная Тамара?!

— А... понятно, — улыбнулся Глеб. — Ты бы хоть поздоровался для приличия!

Мужчины пожали друг другу руки. Через секунду у столика возникла Тамара.

— Глеб, привет.

Глеб поцеловал ее в щеку.

— Хорошо выглядишь. Впрочем, как всегда. Женька, мне с тобой надо пару вопросов обсудить.

— Может быть, не сейчас? — тоскливо произнес Евгений Измаилович. — Через часик?..

— Через часик ты уже лыка вязать не будешь, — отрезал Глеб. — Пошли к тебе в кабинет, поговорим. Да не бойся ты, никуда Тамара от нас не денется! Еще успеем посидеть. Правда, Томка?

Тамара царственно опустилась на стул.

— Я еще шампанского хочу.

— Никаких проблем! — засуетился Евгений Измаилович. — Сейчас все будет!

На столе тут же возникла еще одна бутылка шампанского, а Евгений Измаилович удалился в сопровождении Глеба, несколько раз тоскливо оглянувшись.

— Что у тебя с Ильей? — в лоб спросила Тамара, дождавшись, когда мужчины скроются за поворотом.

— Ничего, — растерялась Алина.

— Между вами что-то происходит. Это видно с первого взгляда. Ты что, Глебу изменяешь?

— Как ты могла подумать! — вспыхнула Алина.

— А что? Ты — молодая, красивая, мужики вокруг тебя стаями вьются, я в твоем возрасте штабелями их складывала. А Илюха — парень видный и, судя по всему, какие-то чувства к тебе испытывает.

— Он напугал меня в последний раз, — призналась Алина и рассказала Тамаре о случившемся возле туалета, умолчав о том, где и при каких обстоятельствах она познакомилась с Ильей.

— Илюха — неплохой парень, — сказала Тамара, выслушав Алинин рассказ. — Только последнее время пьет слишком много. Вот и Кирка не выдержала, сбежала...

— Эта песня посвящается самой красивой девушке по имени Алина, — неожиданно прозвучал на весь зал голос Ильи.

Алина вздрогнула и увидела, как замедлил шаг Глеб, возвращающийся к столику.

Глава 12

Глеб ни о чем не спросил ее. Алина все рассказала сама. Она говорила, сидя на постели и кутаясь в одеяло, словно от холода. Глеб слушал, не перебивая, и Алине почему-то казалось, что он ей не верит. От этого чувства стало гадко, Алина поймала себя на том, что пытается оправдываться, и тут же одернула себя: за что? Ей не в чем было себя упрекнуть. Никакого повода Илье вести себя так она не давала.

— Глеб, я действительно... — Она неожиданно поняла, что повторяется уже по третьему кругу, и осеклась.

— Я не требую от тебя никаких оправданий, — сказал Глеб, и Алина еле узнала его голос. — Ты намного моложе меня, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Я не собираюсь портить тебе жизнь. Я хочу попросить тебя только об одном. Когда в твоей жизни появится какой-нибудь другой мужчина — найди в себе смелость сказать мне об этом. Чтобы я не выглядел полным идиотом. Мир тесен. Все равно рано или поздно это до меня дойдет. Пойми, я не хочу ограничивать твою свободу. Ты вольна в мыслях своих и поступках. Я только очень прошу тебя — не лги мне...

— Глеб... Но ведь мы можем быть вместе всегда...

— Нет, — отрезал Глеб, как что-то давно решенное. — У тебя еще вся жизнь впереди, и рано или поздно это случится. Я не хочу, чтобы ты потом обвиняла меня в том, что я воспользовался твоей молодостью и неопытностью...

— Глеб, что ты говоришь?! — возмутилась Алина.

— Я знаю, что говорю, — устало отозвался Глеб. — Поверь мне. И давай больше никогда не возвращаться к этому разговору.

Ирина Михайловна вела разведку по всем правилам боевой стратегии. У водителя Вадима Сергеевича, Сережи, откровенность которого она купила дорогой зажигалкой, было выведано, что шеф в последнее время часто заезжает к коллеге по работе, что живет недалеко от вокзала. Точного адреса Сережа не знал, потому что профессор обычно выходил у большого гастронома, якобы за печеньем к чаю. Про белобрысую нахалку кое-что стало известно от подвыпившего художника — этакого придворного живописца, к которому Ирина Михайловна зашла по рекомендации заместителя мэра, представившись одной из богатых дам, желающих иметь написанный им портрет. Девчонку звали Алина, и работала она натурщицей — Ирина Михайловна даже поморщилась, словно в ее присутствии кто-то грязно выругался, — на художественно-графическом отделении педагогического института. Про нее ходило много сплетен: по одной — она была любовницей того самого Глеба Разумова. По другой — ее содержал музыкант из кабака, говорили даже, что она — внебрачная дочь директора бывшего кафе «Лира», которое несколько дней назад превратилось в шикарный японский ресторан — благодаря дружбе его директора все с тем же Разумовым.

Вадим ни в одной из услышанной Ириной сплетен не фигурировал. Ирине даже стало слегка полегче: вдруг она действительно ошиблась, но, когда Вадим позвонил, предупредив, что останется ночевать в клинике, она опять насторожилась. Конечно, такое случалось и раньше: сложные операции, тяжелые больные, но в этот раз рассказ мужа о предстоящем дежурстве в клинике показался Ирине слишком неестественным. Она даже укорила себя за такое недоверие, но не удержалась от звонка. И когда молоденькая медсестраудивленно сообщила, что Вадима Сергеевича нет и сегодня совсем не его смена, Ирине Михайловне пришлось выкручиваться, ссылаясь на головную боль и на то, что она опять все перепутала и просит прощения за беспокойство...

Ирина положила трубку и машинально взглянула на себя в зеркало. На щеках ее медленно расцветали красные пятна бешенства. Последний раз такие «розы» были у нее в семнадцатилетнем возрасте, когда ее бросил первый любовник.

«Мобильный!» — осенило Ирину.

«Абонент временно недоступен или находится вне зоны досягаемости», — произнес равнодушный женский голос.

— Кукла чертова!!! — Ирина в сердцах швырнула трубку на рычаг. Постояла несколько минут, успокаивая сама себя. Но бешенство не проходило.

«Ирина, возьми себя в руки! — одернула она себя. — Психом делу не поможешь!»

Она прошла на кухню, достала пару таблеток успокоительного, запила их любимым апельсиновым соком, но даже не почувствовала его вкуса. Через несколько минут то ли таблетки, то ли собственные трезвые мысли подействовали. Ирина перенесла телефонный аппарат на кухню и снова сняла трубку. Узнать телефон кафедры худграфа было делом пяти секунд.

— Кафедра рисунка слушает, — раздался в трубке приятный женский голос.

— Девушка, здравствуйте, — как можно любезнее произнесла Ирина Михайловна. — Вас беспокоят из мастерской Илюхина. — Ирина Михайловна назвала фамилию придворного живописца, которого в городе знали все, кто имел хоть какое-то отношение к искусству. — Дело в том, что Юрий Петрович поручил мне одно деликатное дело... Он сказал, что у вас сейчас позирует новая девушка по имени Алина...

— Да, но ее сейчас нет на работе, — испуганно произнесла секретарша: фамилия Илюхина действовала на «нижние чины» безотказно.

— Юрий Петрович поручил мне договориться с ней по поводу работы...

— Она будет завтра, — заторопилась секретарша, радуясь, что может быть полезной такому именитому человеку. — Завтра с девяти утра.

— Спасибо, — величественно поблагодарила Ирина Михайловна и повесила трубку.

Завтра с девяти утра...

— Лора... Так не может больше продолжаться. — Вадим поставил пепельницу себе на грудь и закурил.

Голова Лоры Александровны лежала на его плече. Лора счастливо вдыхала дым его сигареты.

— Ты о чем? — не поняла она.

— Я не могу больше так жить... Мне жалко Ирину, но моя жизнь, моя настоящая жизнь — с тобой и Алиной. Я хочу вернуться. Действительно вернуться.

— Я... я не знаю, как это воспримет Алина... Она... до сих пор так и не простила тебя...

— Я знаю, — кивнул Вадим, столбик пепла дрогнул и упал в пепельницу. — Я готов сделать все, что угодно, чтобы искупить свою вину перед ней... И это не просто красивые слова...

— Нужно, чтобы она приняла твое искупление... Дети могут быть удивительно жестокими... — беспомощно сказала Лора Александровна. — И потом... ты думаешь, что с твоей... — она запнулась, но договорила. — Что с твоей женой не будет никаких проблем?

— Ирина — разумный человек. Она никогда не будет цепляться за то, чего уже не существует...

Вадим Сергеевич не знал, как он далек от истины...

Алина поднималась по институтской лестнице. Сегодня — восемь часов работы, две группы подряд, хорошо, что вторая постановка — лежачая, можно будет расслабиться после четырех часов стояния практически на одной ноге.

Дверь на кафедру была приоткрыта, Алина вошла и замерла на пороге. Женщина, стоящая у окна, обернулась на скрип дверей, и Алина узнала в ней вторую отцовскую жену.

— Алина, это от Юрия Петровича... — начала было Наташа, но Ирина Михайловна, у которой при появлении Алины все разумные мысли мигом вылетели из головы, в два шага оказалась рядом с растерянной девушкой и, издав звук, похожий на змеиное шипение, вцепилась в ее распущенные волосы.

Защищаясь, Алина выбросила вперед руки, пытаясь одновременно освободить волосы и дотянуться ногтями до лица мерзкой молодящейся старухи.

Наташа застыла за своим столом с раскрытым ртом. Лицо Ирины Михайловны перекосилось, из ее рта посыпалась площадная брань, которой позавидовал бы любой грузчик. Ногти Алины оставили три кровавые царапины на ее щеке, но Ирина Михайловна ничего не чувствовала, выдирая Алинины волосы.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы на кафедру не впорхнула Тамара. Моментально оценив ситуацию, он подлетела к Ирине Михайловне сзади и изо всех сил ударила ту по ребрам. От неожиданности Ирина охнула, пальцы ее разжались, Алина отскочила в сторону.

— Ты что, старая? Совсем спятила?! — покрутила пальцем у виска Тамара.

— Сука, — прошипела Ирина Михайловна и снова двинулась в сторону Алины.

— Наташка, что сидишь?! — крикнула Тамара. — Милицию вызывай! Факт нападения налицо, сейчас протокольчик составим, я в свидетели пойду! Не открутишься, тетка! Пятнадцать суток тебе точно светит! Звони, я тебе говорю!!!

Упоминание милиции отрезвило Ирину Михайловну. Она что-то злобно пробормотала и вылетела за дверь.

Алину трясло от бешенства и боли.

— Это что за демонстрация женского боя? — Тамара обняла подругу за плечи. — Все, все, успокойся... Наташка, воды дай...

Перепуганная Наташа протянула стакан с водой.

Тамара еле разжала сведенные судорогой, закушенные губы Алины. Глотнув воды, Алина поперхнулась и закашлялась. Тело ее обмякло, по щекам потекли слезы.

— Ну, успокойся, — прижала ее к себе Тамара. — Тебе что, работать сейчас?

Алина кивнула.

— Где? В какой группе?

— В сорок первой, — всхлипнула Алина.

— Сиди здесь, никуда не уходи, я сейчас студентам скажу, что ты через полчаса будешь. Пусть пока погуляют. Наташка, у тебя успокаивающего ничего нет?

— Нет... — растерянно помотала та головой.

— Не пускай ее никуда! — скомандовала Тамара. — Алин, ты слышишь меня? Посиди, я сейчас вернусь!

Тамара вышла, столкнувшись в дверях кафедры с Михаилом Ивановичем.

— Доброе утро, — начал было он и осекся. — Алина, что случилось?

Плечи Алины затряслись еще сильнее, она вскочила со стула и пулей вылетела в коридор. Понеслась в сторону лестницы, в несколько шагов проскочила ступеньки, ведущие наверх, к чердаку, и опустилась на корточки за сваленными в углу разрезанными холстами, сломанными рамами и прочим хламом. Больше всего на свете ей хотелось убить эту старую дрянь...

Алина выплакалась, потом, немного успокоившись, достала сигарету и щелкнула зажигалкой. По коридору пронесся негромкий зов Тамары:

— Алина!!!

Откликаться не хотелось. И видеть никого — тоже. Отчаянно болела кожа головы в области полувыдранных волос.

«Хороша же я сейчас буду на подиуме», — усмехнулась про себя Алина, представив свой красный от слез нос и распухшие глаза.

— Это не тебя там ищут? — неожиданно услышала она и повернула голову на голос.

Из-за рваных холстов на нее смотрел светловолосый парень.

— А тебе какое дело? — неприветливо отозвалась Алина.

— А я тебя знаю. — Парень неожиданно улыбнулся, и Алина даже в полутьме чердачной площадки заметила, как тут же чудесно преобразилось его лицо — оно словно засветилось изнутри. — Ты была в мастерской у моего отца, помнишь?

«Сын Глеба», — вспомнила Алина и, похолодев, кивнула.

— Помню.

— Меня зовут Андрей, — представился парень.

— Алина, — шмыгнула она носом.

— Ты тут тоже учишься? Я в этом году на первый курс поступил.

— Работаю я здесь.

— Здорово, — сказал Андрей. — Можно я с тобой покурю?

— Смотри, от декана нагорит, если застукает, — предупредила Алина: Иван Петрович, сам некурящий, был ярым противником табачного дыма, и потому студентам разрешалось курить только в туалете.

— Не застукает, — отмахнулся Андрей и закурил. — А кем ты здесь работаешь?

— Натурщицей.

— Жаль, что мы на первом курсе только пейзажи пишем, — совершенно серьезно сказал Андрей. — Я бы очень хотел написать твой портрет.

«Особенно сейчас», — усмехнулась про себя Алина и поднялась.

— Ладно, я пошла. Пока.

— Пока.

Алина уже спускалась по лестнице, и голова ее была занята тем, чтобы в костюмерной с помощью тонального крема и пудры привести лицо в порядок, как вслед ей донеслось:

— Мы еще увидимся, Алина?

Она не ответила.

Вадим Сергеевич ехал из клиники домой. Они с Лорой заснули только под утро, обсуждая и ища выход из создавшейся ситуации. В конце концов порешили, что Лора попробует поговорить с Алиной, а Вадим все расскажет Ирине и будет настаивать на разводе.

Вадим Сергеевич открыл дверь, собака радостно бросилась к его ногам, запрыгала со звонким лаем, завиляла куцым хвостом. Но Ирина не вышла, как обычно, его встречать. Вадим Сергеевич надел домашние тапочки и прошел в комнату.

Жена, неестественно выпрямившись, сидела на диване. На щеке ее горели три глубокие красные царапины.

— Ира, что... — удивленно начал было Вадим Сергеевич.

— Явился? — язвительно перебила его супруга. — Натрахался вдоволь?

— Ирина, что с тобой? Откуда этот безумный жаргон?

— А что ты хотел?! Ты хотел, чтобы я, как идиотка, сидела в этой пустой квартире и, как эта никчемная собачонка, ждала, когда ты соизволишь вернуться от своей любовницы?! И при этом еще вертела хвостом и радостно прыгала от счастья, что ты все-таки явился?!

— Ира... Я как раз сегодня хотел тебе сказать... — смутился Вадим.

— Конечно! После того как я твоей красавице половину волос повыдергала?!

— Что?! — округлились глаза Вадима Сергеевича. — Что ты сделала?!

— А ты думал, я буду терпеть?! Если она не оставит тебя в покое, я ей еще не то устрою!!!

— Ирина! — Вадим Сергеевич с силой тряхнул жену за плечи. — Что ты сделала?!

— Мне больно! — вырвалась Ирина Михайловна. — Эта тварь меня надолго запомнит!!!

— Ты устроила скандал у нее на работе?!

— Да, мой дорогой, ты же не удосужился проинформировать меня, в каком именно борделе вы встречаетесь!

Вадим Сергеевич оторопел.

— Я всегда думал, что ты — интеллигентная женщина... А ты ведешь себя, как базарная баба! — в сердцах выкрикнул он. — Дура!!! Неужели нельзя спокойно обсудить все проблемы?! Она-то тут при чем?!

— Сучка не захочет, кобель не вскочит! — зло парировала Ирина Михайловна.

Вадим Сергеевич резко развернулся и пошел к дверям.

— Не пущу! — обогнала его Ирина Михайловна и встала в коридоре, раскинув в стороны руки. — Ты никуда не пойдешь!!!

— Ирина, отойди! — со спокойной ненавистью в голосе сказал Вадим. — Отойди, не делай еще хуже!

— Хуже уже некуда! — срываясь на визг, выкрикнула Ирина Михайловна. — Объясни мне, чем, чем она лучше меня?!!

— Я понял, что только ее я и любил всю жизнь...

Безграничная нежность, которая прозвучала в этой фразе, откинула Ирину Михайловну в сторону, заставив съежиться, будто от удара. Черные испуганные глазки Нельки поблескивали из-под стола, куда она предусмотрительно спряталась, едва почуяла скандал.

Когда дверь за Вадимом захлопнулась, Ирина Михайловна сползла по стене на пол и завыла в голос, по-бабьи, захлебываясь рыданиями и понимая только одно: мужа у нее больше нет...

Алина вернулась домой разбитая и уставшая. Ее знобило, ломило спину, страшно болела голова, и хотелось только одного — горячего чая и спать... Они долго сегодня обсуждали с Томкой, что же все-таки было нужно этой сумасшедшей истеричке, за что она разъяренной фурией набросилась на Алину? Перебрав все мыслимые и немыслимые варианты, Томка задумчиво сказала:

— А может, у нее просто крыша поехала?

— Скорее всего, она мстит мне за то, что я ее тогда так отбрила на выставке, — устало выдохнула Алина.

— Когда это было-то? Три месяца назад? — Тамара недоверчиво покачала головой. — Что-то не похоже, что эта дамочка стала бы ждать так долго...

— Ну, тогда я вообще ничего не понимаю! Хорошо еще хоть, что не видел никто...

— Наташка не скажет, — успокоила подругу Тамара. — Я ее предупредила.

— Да, я хотела тебя спросить, — отвлеклась Алина. — У Наташки что, было что-то с Глебом?

— С чего ты взяла? — искренне удивилась Тамара.

— Значит, показалось... Не обращай внимания.

— Креститься надо, когда кажется...

Алина, вспомнив их разговор, вздохнула и поставила на плиту чайник. Матери, как обычно, не было дома. Алина устало подумала, что она слишком занята своей работой и отношениями с Глебом и совсем не знает, что происходит с матерью в последнее время. В одном Алина была точно уверена: у матери кто-то появился. Спрашивать самой было неловко, да и пересекались они теперь крайне редко, хоть и жили в одной квартире. Алина рассудила так: захочет — сама расскажет.

Алина пила горячий чай и куталась в старую материну пуховую шаль. И только после того, как выпила уже почти полчашки, неожиданно поняла, что озноб усиливается. «Только этого сейчас и не хватало для полного счастья!» — с досадой подумала Алина и достала градусник.

Серебряный столбик термометра поднялся до 39.

«Простыла все-таки, — досадливо поморщилась Алина. — Когда эти сволочи в институте отопление включат?!»

Она выпила две таблетки аспирина, подумала, что, если к завтрашнему утру температура не спадет, нужно будет отпрашиваться с работы, и отправилась в постель.

Лора Александровна вошла в квартиру, шатаясь от усталости. Бессонная ночь и последующее дежурство на работе давали о себе знать. «Не девочка уже, — усмехнулась она про себя, вспомнив жаркие объятия Вадима. По телу пробежала легкая дрожь. — Алинку почти не вижу... Живем в одной квартире и почти не встречаемся... Мать называется...»

Предстоящий разговор с Алиной путал. Все у них наконец-то наладилось, а теперь она могла потерять дочь, рассказав ей правду. Но ведь она же тоже женщина, должна понять...

Алина спала, как в детстве, свернувшись калачиком на своей кровати. Лора Александровна поправила на дочери одеяло и тихонько вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

На чай и ужин сил не хватило. Лора Александровна включила телевизор и через пять минут задремала под его негромкое бормотание, не найдя в себе сил даже переодеться в домашнее.

Через полчаса зазвонил телефон. Мужской голос спрашивал Алину.

— Алинка... — Лора Александровна тронула дочь за плечо. — Тебе звонят.

Полусонная Алина похлопала глазами, с трудом поднялась и взяла трубку.

— Глеб, привет... Нет, я сегодня не приеду... Что-то неважно себя чувствую... Да нет, не переживай, все нормально, просто, похоже, немного простыла... Да, да, две таблетки аспирина. Мед? Я его терпеть не могу. Лучше малиновое варенье... Хорошо, я тебе обещаю... Ладно, целую. Пока.

— У тебя температура? — встревожилась Лора Александровна.

— Ага, — кивнула Алина. — Была. Сейчас померяю.

Столбик термометра упорно торчал на 39.

— Сейчас еще выпью таблетку — и в постель. К утру все пройдет. Я просто простыла.

— Я тебе сделаю морс. Тебе надо как можно больше пить.

— Хорошо, — кивнула Алина и вернулась в кровать.

После таблетки и морса Алина снова провалилась в горячечное полузабытье.

Лора Александровна накинула халат, постелила себе постель, тревожась, потрогала лоб дочери, который, как ей показалось, начал немного остывать, покачала озабоченно головой.

В дверь быстро и осторожно позвонили. Так быстро, что Лоре Александровне даже показалось, не ослышалась ли она.

Она открыла дверь и замерла, увидев на пороге Вадима.

— С тобой все в порядке?! — Он без предисловий схватил ее лицо в свои ладони.

— Да, — растерянно кивнула она, не понимая.

— Нигде ничего не болит? — продолжал настаивать Вадим, ощупывая ее взглядом.

— Да нет же! — Лора Александровна освободила лицо. — Что случилось?

— Ну, слава богу, — облегченно выдохнул Вадим. — Значит, она просто мне соврала...

— Что случилось-то? — снова спросила Лора Александровна.

Из соседней двери выглянула любопытная соседка.

— Входи, — тут же решила Лора Александровна и захлопнула за Вадимом дверь. — Только тише. Алина спит, у нее температура. Не волнуйся: ничего серьезного. Она просто немного простыла.

Вадим Сергеевич осторожно разделся и прошел в комнату Лоры.

— Что случилось? — в третий раз спросила Лора Александровна.

Мне сегодня Ирина устроила скандал, — устало сказал Вадим Сергеевич. — Она напугала меня... Сказала, что ездила к тебе на работу и устроила там скандал...

— Никто ко мне на работу не приезжал...

— Значит, соврала... Хотя откуда тогда у нее на щеке эти три царапины? Не могла же она поцарапать сама себя?.. Впрочем, она на все способна.

— И что... Что ты теперь собираешься делать?

— Я туда больше не вернусь, — твердо сказал Вадим Сергеевич. — Видела бы ты ее сегодня. У нее были совершенно безумные глаза. Я боюсь ее.

В душе Лоры Александровны не было злорадства. Ей даже стало немного жаль вторую жену своего бывшего мужа. Немного. Совсем чуть-чуть...

Вадим Сергеевич растерянно сидел на диване.

— Ты хоть ел? — Лора Александровна осторожно погладила его по голове.

— Что? Нет... Когда? Не было времени.

— Бедный мой... Я сейчас...

Лора Александровна смотрела молча, как ест Вадим, и ей казалось, что она вернулась в прошлое, на семь лет назад...

— Ну, я пойду... — тяжело поднялся Вадим, отставив тарелку. — Наверное, не нужно, чтобы Алина видела меня здесь.

Лора покачала головой:

— Так не может долго продолжаться. Мы должны рассказать ей. Сегодня я не смогла: у нее температура и она сразу легла спать... Оставайся! — тряхнула она головой. — Куда ты пойдешь на ночь глядя? Во сколько тебе завтра вставать?

— Мне позвонят по мобильному, — сказал Вадим Сергеевич.

Телефон, словно ожидавший упоминания о нем, тут же зазвонил. Он играл любимую Лорину мелодию, искаженную электроникой, но все же узнаваемую. Лора слушала ее до тех пор, пока Вадим, разглядев на дисплее определившийся номер, не нажал какую-то кнопку.

— Поставь будильник на семь, — сказал он.

Алина проснулась, услышав за стеной в комнате матери мужской голос. Бросила быстрый взгляд на часы — почти восемь. По всему выходило, что ранний гость не был ранним, что пришел он как минимум вчера вечером и остался... «Ну мать дает! — усмехнулась Алина. — Все-таки надо будет познакомиться с этим ее ухажером. А то при ее наивности обвести ее вокруг пальца — нечего делать. Во все времена было достаточно желающих на халяву заиметь хоть какую-то жилплощадь».

Алина сунула под мышку градусник — 37,9. Ни о какой работе не может быть и речи. Придется звонить в институт. Черт, работа пропадает и деньги!

В комнату заглянула Лора Александровна:

— Ты уже проснулась? Как ты себя чувствуешь?

— Тридцать семь и девять, — сказала Алина. — Мам, я пить хочу.

— Сейчас. — Лора Александровна вышла из комнаты.

Через пять минут Алина приняла из ее рук таблетку и чашку теплого морса.

— На работу я сегодня не пойду.

— Давай вызовем врача. Тебе же больничный нужен...

— Мам, — улыбнулась Алина. — Я просто простыла. Полежу пару дней дома, ничего страшного... Ты мне лучше скажи, кого ты там у себя прячешь?

Лора Александровна смутилась:

— Алина, понимаешь... Я давно хотела тебе сказать... В общем... — Она замялась.

— Да ладно, — рассмеялась Алина, всматриваясь в смущенную мать. — Сейчас, конечно, не самое лучшее время, но делать нечего. Давай знакомь, что ли, своего кавалера с любимой дочерью. А то так и будете партизанами бегать. Только я оденусь.

— Не надо, лежи. Вадим! — негромко позвала Лора Александровна.

При виде отца глаза Алины округлились, улыбка разом слетела с лица, чашка выпала из рук, моментально расписав пододеяльник красными каплями...

— Как ты могла?! — от возмущения Алина задыхалась и еле могла говорить. — Как ты могла?! Он же предал!!! Он же предал нас обоих!!!

— Алина, послушай... — беспомощно начала Лора Александровна.

— Нет, это ты послушай! — вскинулась Алина. — Пока я жива, ноги его не будет в этом доме! Поняла?!

— Алина... — Голос Вадима Сергеевича дрожал.

— Я ненавижу тебя!!! И если ты еще хоть раз переступишь порог этого дома, вы оба меня никогда больше не увидите! Понятно?!!

Алина подхватила с пододеяльника опрокинутую чашку, и швырнула ее в отца. Вадим Сергеевич еле успел закрыть дверь. Осколки со звоном рассыпались по полу комнаты.

Глава 13

Новый год всем коллективом худграфа решили отметить в японском кафе 29 декабря. Евгений Измаилович, узнав, что в числе приглашенных будет Тамара, расстарался в меру своих сил. Маленький зал, отделенный от общего расписанной павлинами ширмой, был украшен блестящей мишурой, по атласным стенам бежали разноцветные огоньки гирлянд, в углу весело поблескивала игрушками искусственная елка. Рядом с павлинами, японками в кимоно и цветущей сакурой на стенах все это смотрелось немного странно. Тамара с Алиной подсчитали нужную сумму, разбили ее на всех. Получилось не так уж и мало, но — один раз живем! — воскликнула Тамара, собирая с желающих повеселиться мятые купюры.

Алина готовилась к вечеру долго и тщательно. Платье, которое она купила специально для Нового года, сидело на ней идеально.

Лора Александровна с тоской смотрела на собирающуюся дочь. С того злополучного утра Алина с ней почти не разговаривала. Бросала только ни к чему не обязывающие фразы: ушла, буду завтра, хлеба купить? На все попытки матери вызвать ее на разговор и хоть как-то разрядить напряженную атмосферу в доме Алина отвечала односложными фразами, всеми правдами и неправдами уходя от разговора.

Теперь Лора Александровна разрывалась между бывшим мужем и дочерью. Вадим поселился в снятой квартире, и Лора Александровна бывала там почти каждый день, успевая готовить на два дома, убираться там и здесь. Практически она жила теперь в двух квартирах. Давалось ей все это с большим трудом.

Сегодня вечером Вадим опять ждал ее. И Лора Александровна смотрела на дочь, ужасаясь тому, что мысленно она подгоняет ее: как только за Алиной закроется дверь, можно будет бежать и ей.

— Ты вернешься сегодня? — не выдержала Лора Александровна длительного молчания.

— Не знаю, — сухо ответила Алина. — Тебя же все равно дома не будет. Как только я выйду — побежишь к своему ненаглядному. Что, не так?

Лора Александровна сникла:

— Алина, он же все-таки твой отец...

— Поклонись ему от меня в ножки! — зло бросила Алина.

Тогда, увидев отца на пороге своей спальни, она поняла, почему его вторая женушка появилась в институте. Видимо, почуяла, что ее муженек с кем-то на стороне загулял, да маху дала: не ту вычислила. Но рассказывать матери о происшедшем не хотелось.

— Когда-нибудь у тебя будет муж, дети, и ты поймешь, — начала было Лора Александровна.

— Никогда, — отчеканила Алина. — Никогда, слышишь, я не смогу простить предательства. Человек, который предал тебя один раз, сделает это снова!

— Ой, доченька, не зарекайся...

— Все, закрыли тему! — отрубила Алина. — Не порть мне настроение! Ты можешь делать все, что хочешь, но не смей требовать от меня того, чего я сделать не могу!

— Не можешь или не хочешь?

— Не могу и не хочу! Все, я ушла! — Алина надела песцовую шубку, которую пару недель назад подарил ей Глеб, натянула на ноги изящные сапожки на высоком каблуке, купленные им же, и вышла из квартиры.

Лора Александровна вздохнула и стала собираться.

Ирина Михайловна находилась в состоянии, близком к помешательству. Никакие увещевания и доводы рассудка не помогали. Вадим принадлежал ей. Ей, и только ей. И никто не мог претендовать на право обладания им.

Когда шофер Сережа, смущаясь до красноты, позвонил в дверь и, заикаясь, сообщил, что Вадим Сергеевич просил забрать самые необходимые ему вещи, с Ириной случилась истерика. Мешая проклятия со слезами, она два часа мучила ни в чем не повинного Сережу, пытаясь выяснить, где именно Вадим сейчас живет. Растерянный Сережа отпаивал ее водой с валерьянкой, потел и разводил руками: вещи Вадим Сергеевич просил привезти в клинику... Больше Сережа ничего сказать не мог, потому что и сам не знал.

Водитель ушел, унося с собою чемодан с книгами и теплой одеждой, а Ирина Михайловна потом всю ночь пила валокордин со снотворным вместе.

Через пару дней стало еще хуже. Она перестала спать, даже наглотавшись таблеток. Ирина Михайловна бродила по квартире, как привидение, Нелька, как нитка за иголкой, настороженно передвигалась за хозяйкой по комнатам, готовая в любой момент юркнуть куда-нибудь в надежное укрытие — один раз, не сдержавшись, Ирина изо всех сил пнула собаку, вымещая на ней свою боль. Когда после пяти суток бессонницы Ирина поймала себя на том, что ходит из угла в угол, разговаривая с отсутствующим Вадимом, она позвонила знакомому врачу.

Врач выписал транквилизаторы, строго-настрого предупредив, что больше двух таблеток в день пить не рекомендуется.

Ирина выслушала наставления, пришла домой, выпила сразу пять таблеток и заснула мертвецким сном. Она проспала почти двое суток.

Поднявшись и увидев в зеркале вместо элегантной, подтянутой дамы всклокоченную старуху с помятым лицом и торчащими в разные стороны давно не крашенными волосами, Ирина ужаснулась.

Две недели ушло на то, чтобы привести себя в надлежащую форму. Только под глазами остались синие круги, которые она тщательно замазывала дорогим французским кремом. До Нового года оставалась неделя.

Перспектива встречать Новый год одной, в пустой квартире, привела Ирину Михайловну в панику. Но она быстро подавила в себе первые ее признаки, воссоздав в памяти отражение нечесаной седой старухи. Она решила разыграть свой последний козырь и прийти к Вадиму на работу. Но перед тем как сделать достоянием общественности свою личную жизнь, нужно было еще раз попытаться поговорить с мужем и решить все мирным путем. Ждать его на улице не хотелось: слишком много посторонних глаз. Нужно было срочно узнать, где именно он сейчас живет. И Ирина Михайловна сама не заметила, как превратилась в сыщика. Два дня она караулила Вадима у клиники, на третий ей повезло. Он отпустил машину. Ирина Михайловна села вместе с ним в автобус, радуясь про себя, что надела старое, неброское пальто, которое муж наверняка не помнит, но все равно всю дорогу старательно пряталась за стоящего на задней площадке широкоплечего мужчину, отчего к концу маршрута тот начал поглядывать на нее с подозрением.

Вадим вышел на окраине города. Ирина Михайловна внезапно вспомнила, что именно здесь когда-то жили его первая жена и дочь. Ностальгия, что ли, замучила? Она, таясь, проводила Вадима до подъезда обшарпанного пятиэтажного дома, зашла за ним следом, соблюдая все предосторожности, сморщила нос от запаха сырой штукатурки — фу, как он может жить в этих рабочих районах, среди этого быдла? Хлопнула дверь наверху. Ирина Михайловна осторожно поднялась на третий этаж.

На площадке было две квартиры. Ирина прислушалась. За ближайшей к ней двери слышался негромкий разговор. Ирина расслышала женский голос и еле сдержала себя, чтобы немедленно не позвонить в дверь. Нет, не сейчас. И не в этом затрапезном виде.

Домой Ирина летела, как ведьма на помеле. Узнать график дежурств Вадима для нее не составило труда. Вечер 29 декабря у него был свободен.

Евгений Измаилович встречал гостей при полном параде: в галстуке невообразимого цвета сверкал большой бриллиант; малиновый пиджак, черные шелковые брюки с отутюженными стрелками, начищенные до блеска туфли — он казался сам себе верхом совершенства. Тамара снисходительно подставила ему щеку для поцелуя.

Стол в маленьком зале ломился от изобилия закусок и спиртного.

Когда все приглашенные расселись за столом, Евгений Измаилович торжественно поднялся, держа в вытянутой руке рюмку со своим любимым русским напитком.

— Я хочу поднять этот первый тост за моего бывшего однокурсника и друга...

— Надеюсь, не бывшего? — улыбаясь, перебил Глеб.

— О чем ты говоришь? — обиделся Евгений Измаилович. — Конечно, не бывшего! В общем, я хочу выпить за Глеба, который помог мне сделать из моего кафе настоящий шедевр!

— А сколько трудов мне это стоило! — снова вставил Глеб.

— Ну, дай договорить, не перебивай! Благодаря Глебу и моим скромным возможностям, — не удержался Евгений Измаилович, — это место превратилось в... Сюда всегда можно прийти и культурно отдохнуть, и...

— Женька, не томи! Водка сейчас закипит!

— Короче, за дружбу! — подвел итог Евгений Измаилович.

...Через пару часов от всей красоты стола остались одни воспоминания. Лана танцевала с Сергеем, Тамара смеялась над тем, что нашептывал ей на ухо Евгений Измаилович, Игорь, сидящий невдалеке, мрачно курил. На другом конце стола кто-то рассказывал довольно неприличный анекдот из жизни художников, кто-то заразительно хохотал, а одна парочка увлеченно целовалась.

Алина, слегка раскрасневшаяся от выпитого, счастливыми глазами смотрела на Глеба.

— Еще два дня — и Новый год! Здорово, правда?

— Правда, — кивнул Глеб, думая явно о чем-то другом.

— Эй, ты где? — дернула его за рукав Алина.

— Все хорошо, маленькая, — невпопад ответил Глеб.

— О чем ты думаешь? — настаивала Алина.

— Я думаю о том, где ты будешь встречать Новый год.

— Как? — удивилась Алина. — Разве мы не будем встречать его вместе?

— Нет.

— Ты бросишь меня на Новый год одну?

— Алинка, пойми, мне нужно быть дома, с семьей...

— Кому нужно? Дети уже выросли, вряд ли они собираются сидеть в новогоднюю ночь дома. Это нужно твоей жене?

— Алина...

— Ради нее ты бросаешь меня на Новый год одну?!

— Алина... Пойми же... Я не могу...

— Ты говорил мне, что вы совсем чужие люди! — с подступающими слезами в голосе сказала Алина. — Ты говорил мне, что тебе не о чем с ней разговаривать, что она ничего для тебя не значит!

— Все так и есть, — согласился Глеб. — Но я не могу оставить ее одну. Понимаешь, Новый год я всегда встречаю дома...

— Но это же первый наш Новый год!!!

— Алина...

Алина отшвырнула от себя истерзанную салфетку.

— Алина... Я никогда не говорил тебе, что я не женат...

— Да, и никогда ничего не обещал! — Алина поднялась из-за стола.

— Куда ты? — вскинулся Глеб.

— В туалет. Могу я сходить в туалет или на это мне нужно спрашивать твоего разрешения? — съязвила Алина.

Глеба поморщился, словно она ударила его по лицу.

— Алина, зачем ты так...

Алина прихватила со стола рюмку с водкой — первое, что попалось ей под руку из спиртного, — и вышла в большой зал.

На сцене играл Илья. Алина демонстративно подошла ближе, уселась на высокий стул за стойкой и подняла рюмку в приветственном жесте. Сделала глоток, поморщилась от горечи. За все время ее отношений с Глебом это была их первая ссора. Алкоголь сделал свое дело — Алина накручивала себя все больше и больше. Он, значит, дома с женой, а она в пустой квартире? Матушка наверняка свалит к своему любимому, папашке, а куда деваться Алине?

Илья опять играл что-то тоскливое, на этот раз про снег, холод и одиночество, про человека, который в новогоднюю ночь бредет один по пустынной улице с бутылкой шампанского и которому некуда идти и не с кем ее выпить, и только снежинки опускаются на его губы и тают, напоминая жаркие летние поцелуи ушедшей любимой...

Алина поняла, что сейчас окончательно расплачется.

— Алинка, ты что? — спросила подошедшая к ней Тамара. — Чего тут сидишь в одиночестве?

— Да так, — сказала Алина, не желая портить праздник подруге. — Бывает... Сейчас пройдет...

Тамара наклонилась к ней поближе:

— Слушай, мне Евгений, как бишь его там, обещал на Новый год норковое манто подарить. Как думаешь, это пьяный треп или действительно подарит?

— Не знаю, — равнодушно пожала плечами Алина.

— Ну, если не подарит, я его! — Тамара рассмеялась и сжала ладонь в кулак. — Не сиди тут долго, и хватит киснуть. Там так весело!

— Я сейчас приду, — пообещала Алина.

Музыканты закончили песню, объявили перерыв. Заиграла медленная музыка из магнитофона. Илья оказался рядом с Алиной в одно мгновение.

— Станцуем? Или мне встать перед тобой на колени? — И, не дожидаясь ответа, бухнулся на пол, скорчив при этом самую виноватую гримасу, какую только мог.

Алина не удержалась и улыбнулась:

— Встань. Хватит из себя шута горохового корчить!

Илья поднялся, демонстративно отряхнул чистые колени.

— Ну так как? Станцуем? Или я сейчас снова встану на колени и не поднимусь с них никогда!

— Так уж и никогда? — притворно вздохнула Алина и протянула ему руку. — Хорошо, уговорил.

Илья обнял ее, очень осторожно прижал к себе и повел в танце. Его руки, едва касаясь, гладили ее спину, и через тонкую ткань платья Алина чувствовала тепло его пальцев.

— Можно считать, что я прощен? — спросил он, почти касаясь губами ее уха.

— Да, — кивнула Алина. — И советую тебе никогда больше не быть хамом.

— Не буду. Можно нескромный вопрос? А что ты делаешь на Новый год?

— Я еще не знаю, — призналась Алина.

— Может быть, тогда ты позволишь тебя пригласить?

— Куда?

— Я играю в новогоднюю ночь в «Центральном». Там у нас будет отдельный столик, ребята со своими девчонками придут или с женами. Соглашайся, славно проведем время, гарантирую!

— Что же тебе, пригласить некого?

— Желающих — море, — просто сказал Илья. — Но я хочу встретить этот Новый год с гобой. Не отказывайся сразу. Подумай. Глеб же наверняка будет дома с женой... Я прав?

Алина дернула плечом.

— Если ты думаешь, что своим приглашением ты меня облагодетельствовал, то ты очень ошибаешься!

— Я не хотел тебя обидеть, извини. — Илья прижал ее к себе чуть крепче.

— Я подумаю, — сказала Алина. — Но ничего не обещаю.

— Тебе, наверное, это много раз говорили, но я не буду оригинален. Ты — очень красивая. Ты заслуживаешь большего, чем имеешь...

— А вот это уже мое дело...

Мелодия кончилась. Заиграло что-то безумное и веселое. Но Илья не разжал рук.

— Танец кончился, — сказала Алина. — Пусти.

— Слушаю и повинуюсь, — убрал руки Илья.

Алина повернулась и столкнулась взглядом с Глебом. Он стоял на пороге зала и пристально смотрел на них. Интересно, как давно он там стоял... Ну и что, вздернула подбородок Алина, они просто танцевали. Что, она уже не имеет права на танец?

Глеб резко развернулся и скрылся в малом зале. Алина постояла в раздумье несколько секунд и пошла за ним следом. Она успела увидеть, как Глеб, ни с кем не чокаясь, залпом опрокинул в себя почти стакан водки. Алина опустилась на стул на другом конце стола и сделала вид, что внимательно слушает очередную байку Витолия Дмитриевича...

Витолий Дмитриевич был действительно хорошим рассказчиком, и через некоторое время Алина уже искренне смеялась над пьяными похождениями его друга-художника, который в застойные брежневские времена Первого мая вышел на центральный проспект имени Ленина с сиденьем унитаза, в которое, как в раму, был вставлен портрет бровастого генсека.

Глеб между тем сознательно и методично напивался. Больше всего на свете ему хотелось встретить Новый год вместе с Алиной. Но бросить Ольгу дома одну он действительно не мог. Это была своего рода благодарность за все годы ее жизни с ним, за ее терпение, за прощение всех его измен, о которых она знала, за сыновей, в конце концов... Жена заслужила хотя бы один настоящий семейный праздник раз в году. Таким праздником стал для них Новый год. Глеб мог забыть про ее день рождения, поздравив только с утра, мог пропить без нее в мастерской свой собственный, но в Новый год — она это знала свято — он всегда будет с ней. Тридцать первого, как когда-то в юности, они наряжали маленькую елку, вешали на нее игрушки, которым было чуть больше лет, чем их старшему сыну, Ольга пекла свой фирменный, его любимый торт, накрывала на стол, надевала свое самое красивое платье, ставила свечи. В двенадцать они чокались бокалами с шампанским, желали друг другу счастливого Нового года, а минут через пятнадцать звонили из гостей сыновья, наперебой желали счастья и получали поздравления в ответ. Ольга утирала счастливую слезу...

Нет, он не мог лишить ее этого праздника. Этой иллюзии нормальной семьи, которой давно не было... Но как объяснить это все Алине? Как рассказать про ту вину, которую он чувствует перед женой с того самого момента, когда понял, что больше не любит ее?

Глеб опрокинул очередную рюмку и неожиданно понял, что давно о чем-то разговаривает с Наташей. Та смотрела на него влюбленными глазами, подкладывала что-то в тарелку и внимательно слушала. «Что я несу?» — мелькнуло в голове у Глеба. Он слышал свой голос словно со стороны. Слышал, но не понимал ни слова.

Когда Наташа радостно кивнула и поднялась, до Глеба дошло, что он только что пригласил ее танцевать.

Алина увидела выходящую в центр зала пару — Наташу и Глеба, — горло ее перехватило от возмущения. Мало того что он бросает ее ради своей благоверной, он еще и на глазах у всех танцует с Наташкой, которая, как Алина давно поняла, влюблена в него, как кошка, и готова ему не только кофе на кафедре варить, но и таскать за ним холсты, как верный оруженосец, если только он позволит!

— Алиночка, давай выпьем! — очень кстати отвлек ее от созерцания неприятной картины Михаил Иванович.

— Давай, дядь Миш, — кивнула Алина.

На другом конце стола с хохотом и визгом Тамара пила на брудершафт с Евгением Измаиловичем. Их поцелуй длился неприлично долго. Алина увидела, как поднимается из-за стола Игорь, роняя посуду, как малиновый пиджак бывшего сокурсника разлетается в разные стороны, словно крылья бабочки, как скользит по полу галстук попугайской расцветки, на который встает ботинок Игоря, как между мужчинами пытается влезть Тамара, но Игорь отодвигает ее в сторону одной рукой, продолжая другой трясти несчастного бизнесмена.

После недолгой паузы все пришло в движение, и вот уже слегка протрезвевший Глеб, бросив Наташу, оттаскивает Игоря от Евгения Измаиловича, Лана собирает с пола осколки посуды, Михаил Иванович успокаивает взъерошенного обладателя малинового пиджака, а Тамара пьяно и истошно кричит на весь зал, пытаясь вырваться из удерживающих ее рук, Игорю:

— Господи, да когда же все это закончится?! И сам не ам, и другим не дам! Ни себе, ни людям! Как собака на сене! Что тебе нужно от меня?! У тебя жена есть?! Вот и вали к ней! Оставь меня в покое!!! Не могу больше!

Алина в одно мгновение оказалась рядом с подругой.

— Томка, успокойся! Успокойся немедленно, ну!

— Всю душу он из меня вынул! — в голос зарыдала Тамара. — Не могу больше...

Игорь тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками.

Евгений Измаилович, поправив пиджак и галстук, шагнул к Тамаре с явным желанием по-джентльменски прийти на помощь.

— Уйди от меня! — с неожиданной ненавистью в голосе сказала Тамара. — Достали вы меня все, кобели проклятые!

Евгений Измаилович обиженно захлопал ресницами, окаймляющими пьяные, красные глаза, а Тамара, прихватив сумку, шатаясь, отправилась в туалет.

«Справили Новый год, ничего не скажешь!» — мрачно подумала Алина. Почему-то вспомнилась истеричная жена Игоря, которую он тоже не может бросить, и внезапно стало жалко всех: Игоря, Глеба, Томку, себя... Себя почему-то было жальче.

Алина незаметно выскользнула из маленького зала, подошла к сцене.

— Твое предложение до сих пор в силе? — спросила она у Ильи.

Илья оборвал мелодию на полуноте.

— Для тебя — конечно.

— Я приду, — сказала Алина. — Во сколько?

— Я буду ждать тебя у центрального входа в одиннадцать, — обрадованно улыбнулся Илья. — Прошу не опаздывать!

— Вот этого не обещаю. Пока! — махнула рукой Алина и отправилась в гардероб за шубой.

Через пятнадцать минут, поймав такси, она ехала домой по заснеженным улицам города, и ей хотелось то плакать, то смеяться...

Вадим Сергеевич в нетерпении ждал Лору. Она обещала подойти в семь, уже начало восьмого, а ее до сих пор нет. Только он задумался над тем, почему она задерживается, как раздался звонок.

— Наконец-то, — обрадовался Вадим и открыл дверь.

Улыбка тут же медленно сползла с его лица: на пороге стояла Ирина.

— Может быть, ты все же предложишь даме войти? — осведомилась она с издевкой в голосе.

Вадим Сергеевич машинально посторонился, тут же сделал движение обратно, но Ирина уже закрыла за собой дверь. Не раздеваясь и не снимая обуви, сразу устремилась в комнату. Быстро оглядела спартанскую, почти нищенскую обстановку квартиры, где были в основном одни книги, и покачала головой:

— Да... Негусто для профессора медицины...

— Ирина, я просил бы тебя... — поморщился Вадим Сергеевич.

— Тебе не кажется, что нам наконец-то нужно серьезно поговорить? — Ирина Михайловна опустилась в единственное кресло и грациозно, отточенным движением закинула ногу на ногу. Распахнулись полы шикарного кожаного плаща, обнажив ногу в черном чулке, выглядывающую из откровенного разреза длинной юбки.

— Ирина, не сейчас. Извини, но я очень занят.

— Чем же? — удивленно подняла тонкие брови Ирина.

— Мне нужно настроиться на завтрашнюю операцию...

— Ничего, я ненадолго, — успокоила его Ирина Михайловна.

Вадим Сергеевич лихорадочно соображал. С минуты на минуту должна прийти Лорка. Нужно сделать все, что угодно, только бы они не встретились! Все, что угодно!

— Хорошо, — кивнул он. — Поехали домой. Там спокойно сядем и поговорим.

— А почему нельзя поговорить здесь? — Ирину Михайловну, казалось, забавляла сложившаяся ситуация. — Или, может быть, ты кого-то ждешь?

— Ирина, я прошу тебя! — чуть повысил голос Вадим Сергеевич. — Ты хочешь поговорить — ради бога. Только не здесь.

— А вот кричать на меня не надо. — Ирина Михайловна поводила наманикюренным пальчиком перед его лицом. — Кричать ты будешь на свою потаскушку.

— Ирина... Я попросил бы... в таком тоне...

— А как ее еще можно назвать? — притворно удивилась Ирина Михайловна. — Если она таскается в такую берлогу, куда нормальному человеку войти-то противно, и ложится вот на это...

Красный ноготь едва не проткнул старенький плед на диване, из-под которого выглядывало перестеленное вчера Лорой белье.

— Потаскушка — это еще мягко сказано, — удовлетворенно повторила Ирина Михайловна.

— Чего ты от меня хочешь? — вымученно выдавил из себя Вадим Сергеевич.

— Я хочу, чтобы ты вернулся, — твердо сказала Ирина Михайловна.

Вадим Сергеевич вздрогнул то ли от ее слов, то ли от звонка в дверь, раздавшегося в ту же секунду.

— Ну, что же ты стоишь как столб? — насмешливо спросила Ирина. — Иди. Я надеюсь, твоя гостья не помешает нашему разговору? Может быть, даже примет в нем посильное участие.

Звонок повторился.

— Иди открывай!

Вадим Сергеевич, проклиная все на свете, пошел к двери.

Лора Александровна шагнула в прихожую и легко поцеловала его в щеку.

— Вадим... Я таксоскучилась...

— Лора, понимаешь... — начал было Вадим Сергеевич.

— Что же ты держишь человека на пороге? — раздался из комнаты голос Ирины Михайловны.

Лора вздрогнула и, обойдя сникшего Вадима, прошла в комнату.

Ирина Михайловна, полураздетая, лежала на кровати, слегка прикрывшись пледом.

При виде Лоры Александровны лицо ее вытянулось: она ожидала увидеть совсем не эту женщину, которая, похоже, по возрасту была ее ровесницей, она ждала Алину, и весь этот спектакль был рассчитан только на нее. Но Ирина быстро справилась с растерянностью.

— Извините, мы с мужем сегодня вечером никого не ждали, — сказала она любезно.

Глаза Лоры Александровны стали огромными и беспомощными. Как слепая, почти на ощупь, она двинулась в сторону двери.

— Лора, подожди, я сейчас все объясню, — попытайся взять ее за руку Вадим.

Лора Александровна подняла на него глаза. В них было столько боли, что он отшатнулся, не в силах произнести ни слова.

Захлопнулась дверь. Вадим несколько минут постоял в коридоре, потом прошел на кухню и закурил. Руки его тряслись.

Ирина Михайловна вплыла в кухню уже полностью одетая.

— Это и была твоя ненаглядная? На что польстился? Ни кожи ни рожи...

— Уйди, — глухо сказал Вадим Сергеевич. — Ты уже сделала все, что могла.

— Послушай, я действительно хочу...

— Уйди! — повысил голос Вадим Сергеевич. — Я никогда не поднимал руку на женщин, но если ты пробудешь здесь еще хотя бы минуту — я за себя не отвечаю.

В его голосе звучало столько затаенной угрозы, что Ирина Михайловна невольно сделала шаг назад.

— Хорошо. Я ухожу. Но ты еще пожалеешь обо всем этом.

— Я подаю на развод. И если я о чем-нибудь сейчас жалею, так только о том, что когда-то позволил тебе и моим родителям сломать мне жизнь.

— Развод? Ну, это мы еще посмотрим! — вскинула голову Ирина Михайловна. — Таких женщин, как я не бросают! Запомни это!

— От них сбегают. — Вадим Сергеевич с силой вдавил окурок в пепельницу и поднялся. — Ты уйдешь или мне тебе помочь?

Ирине Михайловне ничего не оставалось, как ретироваться.

Глава 14

31 декабря Глеб позвонил Алине около пяти часов вечера.

Он смутно помнил тот вечер в ресторане, драку, как он искал Алину, пока до его пьяного сознания наконец дошло, что она уехала одна, даже не попрощавшись. Потом он пытался выяснять отношения с Ильей, едва держась на ногах. На его счастье, музыкант был трезв и ко всему происходящему отнесся с философским спокойствием. На следующий день его мучило страшное похмелье, жутко болела голова, он почти весь день провалялся в кровати. Ольга заботливо отпаивала его крепким чаем. Глеб страдал и чувствовал себя полной сволочью.

Алина сняла трубку сразу, как будто ждала его звонка.

— Здравствуй, маленькая... — В голосе Глеба звучало столько нежности, что в ней можно было захлебнуться и утонуть.

— Привет, — холодно отозвалась Алина.

— Я хочу поздравить тебя с наступающим Новым годом и пожелать, чтобы следующий год был самым счастливым... Для нас с тобой...

— Спасибо. — Лед в голосе Алины слегка подтаял.

— Я у твоего подъезда, — неожиданно сказал Глеб. — Ты можешь спуститься?

— Сейчас? — растерялась Алина. — Ну, хорошо... Подожди...

— Ты же знаешь, что я готов ждать тебя всю жизнь, — улыбнулся Глеб. — Уже жду.

Алина мгновенно переоделась, раскинула по плечам волосы, набросила на плечи шубку и вылетела из квартиры.

Глеб ждал ее внизу в подъезде. Он сразу, не дав ей сказать ни слова, сгреб Алину в охапку и покрыл лицо поцелуями:

— Я так по тебе соскучился!

Алина не сопротивлялась, но и особо не отвечала: держала марку.

Глеб выпустил ее из объятий и достал из кармана небольшую коробочку.

— Это тебе, маленькая. С Новым годом!

Алина открыла коробочку и охнула.

На красном бархате лежало небольшое, очень изящное золотое кольцо. Маленький изумруд, переливаясь всеми оттенками зеленого, сразу напоминал о солнечном лете и удивительно совпадал с цветом Алининых глаз.

— Глеб... — восторженно протянула Алина.

Глеб достал кольцо из коробочки и надел Алине на палец.

— Спасибо... — Алина уже не прятала сияющих глаз.

— Первого числа я тебе позвоню и заеду за тобой. Поедем праздновать. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула Алина. — На всю ночь?

— На всю ночь, — согласился Глеб. — А может быть, и на две и на три. Пока это — сюрприз. Все, я побежал, меня машина ждет.

Он снова притянул Алину к себе и жадно поцеловал в губы.

— Я люблю тебя.

— Я тоже, — шепнула Алина.

Лора Александровна сидела перед телевизором, даже не заметив, что Алина вышла. На экране веселились счастливые люди, пили шампанское, рассказывали смешные байки, переливались гирляндами елки, блестела мишура. А ей больше всего на свете хотелось умереть. Вадим звонил каждые полчаса, но она бросала трубку, едва услышав его голос. Вчера он подкараулил ее у подъезда, настойчиво пытаясь что-то объяснить, но Лора видела перед собой уверенное лицо его жены, полуодетой, раскинувшейся в смятой кровати, из которой он, видимо, только что поднялся, и не слышала ни слова из того, что он говорил в свое оправдание. Алина оказалась права: человек, предавший один раз, способен на подлость и во второй... Вадим тряс ее за плечи, выкрикивая в ее отрешенное лицо какие-то слова, приводя какие-то доводы, но Лора болталась в его руках, как сломанная кукла. Его слова отскакивали от ее сознания, не проникая внутрь. Это была своего рода защита...

Алина вернулась из подъезда взбудораженная и счастливая.

— Мам! Смотри, что мне Глеб подарил!!! — Она радостно влетела в комнату и вытянула руку, любуясь колечком.

— Красиво, — безучастно согласилась Лора Александровна.

— Что ты сидишь? — затормошила мать Алина. — Пора елку ставить! Зря я ее, что ли, покупала?!

Лора Александровна послушно поднялась и пошла на балкон за елкой.

Через час по всей квартире пахло оттаявшей хвоей. Елку поставили в обтянутое белой марлей ведро и задвинули в угол, который каждый год становился почетным елочным местом. Алина что-то напевала, подавая матери игрушки, перемежая свое мурлыканье детскими воспоминаниями.

— Помнишь, как я просила купить этот шарик? Ты еще говорила, что нет денег, а я устроила в магазине настоящую истерику? А эту блестючку помнишь? Я ее вырезала сама, ты еще потом мне мозоли от ножниц лечила...

Лора Александровна кивала, пристраивая на ветки игрушки, а вместе с ними перебирала в памяти целую историю прожитой жизни...

Когда Алина подала ей очередную игрушку, пальцы Лоры Александровны дрогнули. Она держала в руках блестящий полумесяц: его Вадим в первый их совместный Новый год надел ей на шею. Потом украсил ее мишурой и долго любовался делом рук своих, не позволяя ей снять с себя громоздкие елочные украшения. «Лорка-елка», — дразнился он тогда и смешно, по-мальчишески показывал ей язык...

Полумесяц упал на пол, разлетелся мелкими осколками по паркету. По щекам Лоры Александровны потекли слезы.

— Мам, ты что? — всполошилась Алина.

У Лоры Александровны не было ни сил, ни желания их сдержать.

Алина усадила ее на диван, принесла воды, заставила выпить.

— Мам, ты что? Мам, ну не надо... Ты из-за отца, да? Не плачь, ну, черт с ним, пусть он приходит! Я не буду больше устраивать истерик! Только... Не заставляй меня быть с ним паинькой... Но хамить не буду, я тебе обещаю... Мам, только не плачь...

При упоминании о Вадиме Лора Александровна разрыдалась с новой силой.

— Мам, да что происходит-то?! — вконец растерялась Алина.

И Лору Александровну прорвало. Всхлипывая и вытирая слезы, она рассказала дочери все: о первом свидании с Вадимом в парке, о снятой квартире, о планах, которые они начали строить вместе, и о ее последнем визите в квартиру Вадима... Услышав имя Ирины Михайловны, Алина побелела от злости.

— Мам, да ты что, не поняла, что она это сделала специально? Если все так, как ты рассказываешь, если он действительно перебрался жить в эту квартиру, то она это сделала специально! Она же и ко мне на работу заявилась!

— К тебе? — удивленно всхлипнула Лора Александровна. — Когда?

— Давно уже. Я тогда не поняла, чего это она на меня накинулась... А она, видно, из-за тебя...

— Ты-то здесь при чем? — недоумевала мать.

— Да кто ее знает, сумасшедшую дуру?! — искренне развела руками Алина. — Генеральская же дочка, привыкла, что ей все на тарелочке с голубой каемочкой приносят! А тут собственный муж сбежал! И к кому? К бывшей жене! Есть из-за чего рехнуться!

— Ты действительно так думаешь? — со слабой надеждой в голосе спросила Лора Александровна.

— Я думаю, что тебе все-таки стоит с ним поговорить. В любом случае человек всегда имеет право на то, чтобы его выслушали.

— Ты стала совсем взрослой... — вздохнула Лора Александровна.

— Хочешь... Я сама ему позвоню? — поколебавшись, спросила Алина.

— Да нет... Я, наверное, сама...

— Звони! — почти приказала Алина. — Только умойся сначала, а то нос распухнет.

Домашний телефон Вадима не отвечал. Лора Александровна подумала и набрала номер мобильного.

«Абонент не отвечает или временно недоступен», — сообщил ей металлический женский голос. Лора Александровна снова сникла.

— Мам, ну что ты, как ребенок, в самом деле? Может быть, у него операция срочная? Позвонишь попозже, в конце концов!

— Ты уходишь сегодня?

— Да, — кивнула Алина, не желая посвящать мать в подробности предстоящей ночи. Ей сейчас для полного счастья только не хватало узнать, что Глеб женат. — Но если хочешь... Я могу остаться дома.

— Нет, что ты! — замахала руками Лора Александровна. — Не порти себе праздник! И потом... Если ты права, то я, наверное...

— Тоже одна не останешься! — весело закончила за нее Алина. — Все, романтическая часть окончена. Пошли елку до ума доводить!

Алина ушла в половине одиннадцатого, поцеловав мать на прощание и вручив ей новогодний подарок — маленький флакончик французских духов.

— Это же, наверное, очень дорого, — растерялась Лора Александровна.

— Не дороже денег! — отшутилась Алина.

В одиннадцать ни один из телефонов Вадима по-прежнему не отвечал...

В начале двенадцатого Алина подошла к центральному входу ресторана. Илья уже ждал ее, весь снег на крыльце забросав окурками.

— Привет! — радостно кинулся он навстречу. — Я уже думал, что ты не придешь...

— Я же обещала, — царственно подала ему руку Алина. — Я всегда выполняю свои обещания.

— Надо будет иметь это в виду, — улыбнулся Илья. — Пошли, а то я уже совсем замерз, тебя ожидаючи.

Столик музыкантов стоял почти у самой сцены. Илья познакомил Алину со своими друзьями. Кого-то она уже знала по имени, кого-то видела пару раз. Три сидящие за столиком девушки — то ли жены, то ли просто подруги — не произвели на Алину никакого впечатления. Илья усадил ее на стул и сел рядом.

— Ты была здесь когда-нибудь?

— Нет, — призналась Алина.

— Ну и как тебе?

Алина огляделась по сторонам. Ресторан занимал огромное помещение с высоким потолком, большой сценой и многочисленными окнами, которые выходили на реку.

— Знаешь, — сказала Алина. — Я всегда чувствовала себя неуютно среди необъятных просторов. Кажешься себе какой-то песчинкой или муравьем... Я больше люблю маленькие, уютные подвальчики. Там все как-то камерно...

— Понятно... Еще одно дитя подземелья, — улыбнулся Илья. — Хотя в чем-то я с тобой согласен. Просто и у больших пространств, и у маленьких подвальчиков есть свое предназначение.

— Илюха, пора! — окликнул Илью человек во фраке и бабочке.

Илья поднялся.

— Ладно, не скучай, ешь, пей, мы сейчас первую половину программы отлабаем и вернемся. Кстати, хочу, чтоб ты знала: все песни сегодня будут звучать исключительно для тебя.

Он налил Алине вина в бокал и пошел на сцену.

— Привет! — услышала Алина и повернула голову.

С другой стороны к ней подсаживался Андрей. Сын Глеба.

— Ты как сюда попала?

— Илья пригласил. А ты что, кроме того, что художник, еще и музыкант по совместительству?

Андрей пропустил ее саркастический вопрос мимо ушей.

— Я так рад тебя видеть! Очень хотелось встретиться с тобой в институте, но мы никак не совпадали.

— По-моему, мы не настолько близко знакомы, чтобы встречаться.

— Так за чем дело стало? Давай познакомимся!

— Ну ты нахал, — беззлобно усмехнулась Алина.

— Я просто всегда говорю то, что думаю, и делаю то, что говорю.

— А по шее за это много раз получал?

— Было дело, — признался Андрей. — Но по-другому я не умею.

Музыканты заиграли что-то нежное и мелодичное.

— Тебе нравятся Илюхины песни? — спросил Андрей, разглядывая Алину, как какое-то экзотическое животное.

— Очень, — призналась Алина ему и себе самой. — Только грустные они все какие-то... Когда и так плохо, от них плакать хочется.

— Тебе никогда не должно быть плохо, — твердо сказал Андрей, и Алина удивленно подняла на него глаза.

— С чего это ты так решил?

— Я сделаю так, что тебе никогда не будет плохо.

— По-моему, ты слишком много на себя берешь. — Алину слегка покоробила такая уверенность.

— А по-моему, в самый раз. Твое здоровье! — Андрей прикоснулся своей рюмкой к ее бокалу.

Алина усмехнулась и пригубила вино. Странный мальчик. Очень странный.

Без четверти двенадцать музыканты отложили свои инструменты и, смеясь и переговариваясь, заняли места за столом.

— Давайте, давай быстрее! — торопил Илья, разливая спиртное. — Нужно еще успеть старый год проводить!

Алина подняла свой бокал и подумала, что старый год был и плохим и хорошим, о плохом думать не хотелось, а хорошее... Он подарил ей Глеба, он подарил ей работу, он подарил ей кучу новых друзей, он подарил ей уверенность в себе. Жаль, что Глеба сейчас нет рядом...

— Тебе снова грустно? — заглянул в ее лицо Андрей и скорчил зверскую рожу.

Алина не удержалась и засмеялась.

— Я же сказал, что со мной ты никогда не будешь грустить, — удовлетворенно заметил Андрей.

— Кто этот мальчик? С кем он пришел? — дурашливо поднял брови Илья. — Ты чего чужим девушкам рожи корчишь?

— Девушкам не должно быть грустно. Особенно в такую ночь. — Андрей пропустил «чужую» мимо ушей.

— С этим абсолютно согласен! — кивнул Илья. — Ну, у всех нолито?

Народ за столом радостно загалдел в ответ.

— Прощай, старый год! — продекламировал Илья. — И пусть земля тебе будет пухом!

Зазвенели бокалы, вино пролилось на скатерть, Илья наклонился к самому уху Алины:

— Я их всех обманул! Все провожают старый год, а я пью за тебя!

В двенадцать били часы, со всех сторон раздавались возгласы: «С Новым годом!», стреляло шампанское, шипели бенгальские огни, плюясь в разные стороны горячими искрами, взрывались хлопушки, разбрасывая во все стороны разноцветное конфетти, знакомые и незнакомые люди обнимались и желали друг другу счастья...

Алина кричала вместе со всеми, и ей было весело, потому что она была молода, красива и счастлива. Ну, почти счастлива. Завтра приедет Глеб, и они снова будут вместе, а эта примета — как встретишь Новый год, так его и проведешь — это не для них...

В половине первого музыканты снова отбыли на сцену.

— Пойдем потанцуем? — предложил Андрей.

— Пойдем, — согласилась Алина, потому что ноги ее давно уже выписывали под столом танцевальные па.

Они закружились в медленном танце среди таких же пар.

— Ты знаешь примету? — спросил Андрей.

— Какую?

— Первый танец в Новый год ты танцуешь с человеком, который станет твоим мужем.

— Ты ее только что придумал? — рассмеялась Алина.

— Нет. Я знал о ней всегда. Поэтому никогда не приглашал девушек на первый новогодний танец.

— А ради меня сделал исключение?

— Тебя я хотел пригласить. Тебя, и никого больше.

В его голосе прозвучали какие-то странные нотки.

По спине Алины пробежала дрожь. Ей почему-то стало неуютно.

— Я испугал тебя? — словно почувствовал ее состояние Андрей.

— Ты? — притворно улыбнулась Алина. — Ничего подобного.

— Я предупреждал тебя, что всегда говорю только то, что думаю.

Остаток танца оба молчали. Алина еле дождалась конца песни, чтобы высвободиться из рук Андрея.

Следующая песня посвящается девушке с золотыми волосам по имени Алина, — между тем со сцены объявил Илья.

Он пел песню о красивой бабочке, которая неожиданно проснулась зимой и вылетела в пургу. Она летела и не понимала, что происходит, ей было холодно и страшно, снежинки жалили ее, ветер пытался оборвать ей крылья, а она все летела дальше, прося всех встречающихся на пути рассказать ей о лете. Но никто не знал, что такое лето... И когда бабочка устала, упала и замерла, ее яркие крылья увидел на белом снегу музыкант. Он долго отогревал ее в ладонях, он спел ей все песни про лето, которые только знал, но бабочка так и не ожила... И тогда он сочинил песню про бабочку, которая неожиданно проснулась зимой...

— Что ты делаешь завтра? — Вопрос Андрея выдернул Алину из состояния задумчивости.

— Послушай и заруби себе это на носу! Завтра я занята. И послезавтра тоже. И послепослезавтра. Понятно?

— Понятно, — кивнул Андрей. — А в четверг?

— Ты действительно такой болван или притворяешься? — удивилась Алина.

— Действительно. Притворяюсь.

— Молодые люди, угоститесь печеньицем! — возникла перед их столиком долговязая фигура клоуна с подносом печенья. — Печенье не простое — в каждом — судьбоносное предначертание. Не пожалейте десяти рублей!

Алина полезла в сумку, но Андрей опередил ее, бросив на поднос клоуна две десятки.

Мне и девушке.

— Только девушка должна выбрать сама! — остановил клоун руку Андрея, который взял себе одно печенье и потянулся за вторым.

Алина демонстративно взяла другое. Откусила сладкое тесто и вытащила из пустой сердцевины свернутый листик бумаги.

«Если вы внимательно приглядитесь — вы найдете свою судьбу за вашим столом...»

— Чушь какая-то, — улыбнулась Алина и повернулась к Андрею. — А что тебе досталось?

— Я покажу тебе этот листок потом. Когда предсказание сбудется, — серьезно пообещал Андрей.

— Очень нужно! — фыркнула Алина.

К столику подлетел Илья — пьяный, веселый и взъерошенный.

— Все, на ближайший час я, сударыня, в полном вашем распоряжении! Вставай, нечего сиднем сидеть! В такую прекрасную ночь красивые девушки должны танцевать! — Он схватил смеющуюся Алину за руку и утащил на танцевальную площадку.

Алина безумствовала вместе с ним, танцевала, кричала что-то, выписывала бенгальским огнем какие-то огненные, замысловатые фигуры, но никак не могла отделаться от какого-то неуютного чувства. Она не сразу поняла, что именно ей мешает. А когда поняла, снова поежилась: все это время Андрей, так и оставшийся сидеть за столиком, не сводил с нее пристального, внимательного взгляда.

Глеб в это время сидел в кресле перед мерцающим экраном телевизора. Ольга на кухне мыла посуду, чтобы не оставлять грязный стол на завтра, а ему больше всего на свете хотелось закрыть глаза и открыть их уже совсем в другом месте. Там, где сейчас Алина. Где она? С кем? Что она сейчас делает? В голову лезли картинки одна красочней другой. Глеб не выдержал, поднялся и пошел на кухню, где в холодильнике у него стояла припрятанная на всякий случай бутылка водки...

Лора Александровна звонила Вадиму почти до двенадцати. Ни домашний, ни мобильный телефоны не отвечали. Без четверти двенадцать она надела свое самое красивое платье, подкрасила ресницы, достала из холодильника бутылку шампанского и один бокал, выключила свет, зажгла елку и вставила в магнитофон старую кассету со своими любимыми песнями, которые она не слушала уже очень давно.

Когда на экране телевизора часы пробили двенадцать, Лора Александровна выпила шампанское, невесело улыбнулась, прошла на кухню, открыла духовку и повернула все конфорки плиты.

Потом вернулась в комнату, выпила еще шампанского и легла на диван. Квартира медленно наполнялась газом...

...Тамара сидела дома в окружении Степкиных друзей, слушала бесконечные рассказы об испорченных чертежах, мило улыбалась женам, обсуждая с ними рецепт домашнего пирога или узор для вязания кофточки, и думала о том, как ей осточертела вся эта жизнь: муж-зануда, любовник, который никак не может понять, чего же он все-таки хочет, работа, после которой отваливаются ноги и разламывается спина...

— А почему вы не заведете ребенка, милочка? — обратилась к Тамаре жена Степкиного начальника — полная, дебелая дама с глазами навыкате и вечно открытым ртом, что делало ее похожей на выброшенную на берег рыбу.

Это было последней каплей.

Тамара, не ответив, поднялась, вызвав гримасу удивления и недовольства на рыхлом лице собеседницы, и вышла в коридор.

Через секунду тонкие пальцы ее уже крутили диск телефона.

— Евгений Измаилович? Это Тамара. Ваше предложение еще в силе?

Трубка что-то восторженно забулькала.

— Хорошо. Я сейчас приеду.

Трубка заголосила так, что Тамара даже отставила ее подальше от уха.

— Ночью? Одна? — заполошенно кричал Евгений Измаилович. — Томочка, только скажите, где вы, и я через минуту заберу вас на машине!

— Я буду ждать вас на перекрестке у транспортного института. С той стороны, где сквер.

— Я уже лечу!!!

Тамара положила трубку и стала обуваться.

— Ты куда? — удивился Степан, вышедший в кухню за чистой тарелкой.

— Гулять, — сказала Тамара с вызовом.

— Том, подожди, как гулять? — растерялся Степан. — А гости?

— Это твои гости, вот ты их и развлекай. Мне они уже поперек горла стоят. — Тамара накинула шубу.

— Если ты уйдешь, что я им скажу?

— Скажи, что твоя жена ушла заводить ребенка! — усмехнулась Тамара и хлопнула дверью.

На улице огромными пушистыми хлопьями валил снег. В сквере у транспортного института веселая компания поздравила Тамару с Новым годом, она выпила предложенной водки и, пожелав на прощание незнакомым людям счастья, уселась в подъехавшую машину.

— Тамарочка! — раскрыл объятия Евгений Измаилович.

— Поехали кататься! — почти приказала Тамара. — Я хочу напиться и безумствовать!

— За чем дело стало?! — понятливо улыбнулся Евгений Измаилович и открыл ящик, стоящий на переднем сиденье. Там было все — от шампанского и водки до экзотических фруктов, которые зимой достать было практически невозможно. — Вася, поехали, — сказал Евгений Измаилович шоферу, и машина тронулась с места...

Ирина Михайловна старалась изо всех сил. Напротив нее сидел молодой, подающий большие надежды в медицине аспирант Миша и смотрел на нее восторженными глазами. Ирина Михайловна сияла, рассыпалась бисером лести и выглядела лет на десять моложе своего возраста. Аспирант ловил каждое ее слово и все норовил поцеловать руку.

«Ты у меня еще попляшешь! — злорадно вспоминала она Вадима, словно невзначай поглаживая курчавую голову аспиранта...

...Вадиму Сергеевичу было не до плясок. Он вышел из операционной, устало стянул с лица марлевую повязку.

Пожилая женщина, всю ночь просидевшая в коридоре, как привидение поднялась ему навстречу. Измученные глаза уставились на врача с болью и надеждой.

— Идите домой, — сказал Вадим Сергеевич и закурил. — Идите отдыхайте. Все будет хорошо...

Лицо женщины исказилось, и она беззвучно заплакала...

Глава 15

В половине шестого утра Вадим Сергеевич вышел на улицу. Серый рассвет растаскивал клочья тумана, первые автобусы подхватывали на остановках уставших от веселья, подвыпивших людей. Пушистый снег сменился мелкой крупой, и поднявшийся ветер швырял ее пригоршнями в лицо, волочил по замерзшим сугробам остатки ночного праздника — обрывки серпантина, оболочки хлопушек и петард, потускневшую мишуру...

Промерзший насквозь автобус довез Вадима до единственного дома, в который ему хотелось прийти. Он поднялся на пятый этаж, протянул руку к звонку и замер. Из-под двери пахло газом.

Все остальное происходило как во сне. Звонок в соседнюю дверь, перепуганное лицо пожилой женщины, которая спросонья долго не могла понять, что от нее хотят, несколько ударов топора, сломанный замок и распахнутая дверь, бледное лицо Лоры и безжизненная рука, свисающая с кровати...

Первым делом он кинулся к ней, профессиональным движением сжал запястье. Пульс был. Неровный, очень слабый, но был.

Вадим бросился к балкону, разорвав наклеенную бумагу, распахнул все окна, что были в квартире, выключил газ и опустился перед кроватью на колени. Если бы он умел молиться — он молился бы.

Свежий холодный зимний воздух сквозняком пронесся по квартире, разгоняя остатки газа.

Ресницы Лоры затрепетали, она еле слышно застонала.

— Лорка, Лорка, что же ты делаешь?.. — шептал Вадим Сергеевич, покрывая поцелуями бледное лицо.

Лора шевельнулась, открыла глаза и попыталась подняться.

— Лежи... — остановил ее Вадим. — «Скорая» уже едет... Что ты делаешь?..

В дверях, перешептываясь, толпились взбудораженные соседи.

— Отойдите! — прикрикнул на них Вадим. — Ей сейчас нужен воздух!

— Тебя... не... было... — с трудом возвращаясь в реальный мир, прошептала Лора. — Никто... не... подходил ... к телефону...

— Я был на операции. Очень сложный случай... — Вадим беспомощно взглянул на часы. — Господи, да когда же они приедут?!

«Скорая» приехала через полчаса. Врачи подтвердили тяжелое отравление газом. Если бы не форточка, которую, уходя, Алина оставила открытой в своей комнате, Лоры Александровны уже не было бы в живых. Вадим Сергеевич завернул Лору в одеяло, взял на руки.

— Присмотрите за квартирой, — попросил он соседку.

— Конечно, конечно, — закивала та.

Вадим нес Лору вниз по лестнице, а перед его глазами стояли ее безжизненная рука, свисающая с кровати, и одинокий бокал с шампанским на столе...

Шумная компания вывалилась из «Центрального» около шести. Пьяный Илья почти висел на Алине, не желая отпустить ее ни на минуту. С другой стороны его поддерживал Андрей.

— Разве можно так напиваться? — увещевала Алина Илью, который еле передвигал ноги.

— Я по-другому не умею, — мотнул головой Илья.

— Тогда вообще не пей.

— А кто ты такая, чтобы мне указывать? — пьяно вскинулся Илья.

— Никто, — спокойно сказала Алина. — Случайная знакомая.

— Я не посвящаю песни случайным знакомым. Слушай, поехали ко мне?

— Чтобы там с тобой пьяным нянчиться? — усмехнулась Алина.

— Нянчиться? Со мной? — возмутился Илья. — Да я, может быть, сам с кем хочешь, понянь... почу...

— Оно и видно!

Илья обиженно взмахнул руками, освобождаясь из чужих рук, поддерживающих его, тут же поскользнулся, и не успели Алина с Андреем даже ахнуть, как он со всего размаха влетел головой в магазинную витрину. Стекло посыпалось на грязный снег мелкими осколками, истошно завизжала сигнализация.

Потом были разборки с милицией, перепись паспортных данных, составление протокола, Алина из последних сил уговаривала уставших за бессонную ночь и злых, как сто тысяч чертей, милиционеров.

В отделении Илью окончательно развезло, он непонимающими глазами смотрел по сторонам, поздравлял всех с Новым годом и все порывался найти гитару, чтобы что-нибудь сыграть.

— Музыкант, что ли? — хмуро спросил заспанный сержант.

— Да я же вам об этом уже почти час толкую! Заплатит он за витрину! В вытрезвитель-то зачем? Мы его сейчас до дома довезем! — заторопилась Алина.

— Слушайте, девушка, не лезьте не в свое дело! А то сейчас вообще вместе с ним в вытрезвитель загремите.

Андрей отодвинул Алину в сторону, наклонился к милиционеру и что-то негромко ему сказал.

Сержант кивнул, и они оба вышли в соседнюю комнату.

— Пошли, — сказал Андрей, вернувшись.

Он взвалил на себя почти спящего Илью и пошел с ним к выходу.

— Что ты ему сказал? — догнала Алина.

— Денег дал, — бросил Андрей. — Милиция тоже любит подарки на Новый год. Ты знаешь, где он живет? — Он приставил мычащего что-то Илью к стене дома.

— Нет, — растерялась Алина.

— Тогда поехали в мастерские. Там наверняка кто-то есть, — решил Андрей.

Они поймали машину, потом долго стучались в закрытую дверь мастерских.

— Что делать-то? — Алина чуть не плакала. — Не на улице же его бросать!

— А я бы бросил, — жестко сказал Андрей. — Не умеешь пить — не пей. Один мой знакомый по этому поводу сказал хорошую фразу: не умеешь жрать говно — не бери большую ложку.

Илья что-то замычал на это. Андрей опять прислонил его к стене и стал барабанить в дверь ногой.

Через десять минут беспрерывного стука дверь наконец-то открылась.

На пороге, шатаясь и глядя на пришедших мутным взглядом, стоял Женька Вилярский.

Андрей отодвинул его в сторону, втащил с помощью Алины бесчувственное тело Ильи вовнутрь и бросил, как куль, на старый диван, стоящий в коридоре.

— Внос тела состоялся, — обернулся он к Алине. — Пошли, я тебя домой провожу.

Автобус попался неожиданно теплый. Глаза Алины слипались, безумно хотелось спать, голова ее несколько раз падала Андрею на плечо.

— Спи, — ласково сказал он. — Приедем — я тебя разбужу.

— Ты же не знаешь, где я живу, — сонно пробормотала Алина.

— Знаю, — сказал Андрей, и у Алины не нашлось сил на то, чтобы удивиться.

Поднимаясь по лестнице, она мечтала только об одном — завалиться в кровать и уснуть. Андрей шел рядом и поддерживал ее под руку. Дверь кармана на лестничной клетке неожиданно оказалась закрытой. Алина долго шарила в сумочке в поисках ключей, открыла дверь и остолбенела: дверь в ее квартиру была разворочена топором.

Андрей сориентировался моментально. Отодвинул Алину в сторону и первым вошел в квартиру.

— Никого, — вернулся он. — Иди посмотри вещи, может быть, нужно милицию вызвать.

— Мне сегодня еще одной встречи с ментами не хватало! — Алина влетела в квартиру, пробежалась по комнатам. — Какого черта?! — не поняла, увидев открытые настежь окна, и принялась их закрывать.

Андрей топтался на пороге.

В дверь заглянула соседка.

— Алиночка... А я слышу голоса, думаю, может, залез кто-нибудь...

— Баб Маш, что случилось-то?

— Так ты еще ничего не знаешь? Бедная деточка, как же так... — запричитала соседка.

— Баб Маш! — оборвала ее Алина, сердце которой уже давно сжималось в дурном предчувствии. — Что случилось?! С мамой что-то?!

— Увезли Лорочку-то, — притворно всхлипнула баба Маша и приложила к абсолютно сухим глазам кончик головного платка. — Отец-то твой утром пришел, а двери никто не открывает, и газом воняет — ужасть как! Он ко мне. Я ему топорик-то дала, новый совсем топорик, он дверь-то сломал, а Лорочка лежит уже и не дышит...

Алина медленно сползла по стене на пол.

— Господи! Да не тревожься ты так! — словно сквозь вату услышала она голос соседки. — Жива она, жива, на «скорой» повезли ее, и отец твой с ней поехал!

Андрей подхватил Алину, отнес на кровать.

— Нашатырь у вас есть?

— Что? — не поняла соседка. — Да нет, кажись. Не держим. Зачем он нам, оно нам без надобности! Да ты ей, милок, виски-то уксусом потри, глядишь, и полегчает. Я щас принесу.

Андрей смочил уксусом кухонное полотенце и приложил Алине к вискам. Легко пошлепал ее по щекам. Алина открыла глаза.

— Ну, слава богу, — вздохнула соседка. — Я уж испугалась, что еще одну «скорую» придется вызывать...

— Да не каркайте вы! — прикрикнул на нее Андрей. — В какую больницу ее повезли?

— Откуда ж мне знать? — обиженно поджала губы соседка. — Мне не докладывали...

— Номер дома у вас здесь какой? Ангарская, восемь?

— Она, она самая, — закивала соседка.

Андрей бросился к телефону.

— Твой, что ли? — поинтересовалась соседка у Алины. — Молодой, а такой расторопный...

— Вы бы шли домой, — повернулся к ней Андрей. — Мы уж теперь как-нибудь сами разберемся.

Баба Маша обиженно выплыла из квартиры.

— Алин, я сейчас в «скорую» позвоню, все узнаю.

— Это она из-за него... — глухо сказала Алина. — Сволочь, какая все-таки сволочь...

— Кто?

— Мой отец...

— Алло, «скорая»? — закричал Андрей. — Сегодня утром был вызов с улицы Ангарской, дом восемь, квартира сто пятьдесят один. Женщина, отравление газом. Фамилия? Валевская. Имя? Как твою мать зовут? — повернулся он к Алине.

— Лора. Лора Александровна.

— Валевская Лора Александровна. Я хотел бы знать, в какую больницу ее отвезли. Одиннадцатая? На улице Лизы Чайкиной? Спасибо.

Андрей нажал на рычаг и снова набрал номер:

— Справочная? Скажите мне, пожалуйста, телефон приемного отделения одиннадцатой городской больницы. Да, да, я записываю.

Андрей схватил первый попавшийся листок бумаги и записал номер. Положил трубку и тут же поднял ее снова:

— Алло, это больница? К вам сегодня утром по «скорой» привезли Валевскую Лору Александровну. Валевскую. «Ва», а не «ву». Ва-лев-ская. Да. Отравление газом. Есть такая? Вы не подскажете, в какой она палате? В двести второй? Спасибо. А можно узнать, как она себя чувствует? Средней тяжести? Никакой угрозы для жизни? Что? Да, понял. Ее навестить можно? Ага. Спасибо.

Андрей повесил трубку теперь уже окончательно.

— Держи, — протянул он Алине листок. — Одиннадцатая городская больница, улица Лизы Чайкиной, дом один. Двести вторая палата. Состояние удовлетворительное, сейчас она лежит под капельницей, никакой угрозы для жизни нет. С пяти до семи можешь прийти навестить ее и принести фрукты.

— Спасибо... — Алина дрожащими руками взяла листок. — Я сейчас поеду.

— Зачем? — возразил Андрей. — Она лежит под капельницей, и тебя сейчас все равно туда не пустят. Лучше ложись спать, а я пока попробую дверь починить. Инструменты какие-нибудь есть?

— В тумбочке в прихожей, — показала Алина. — В нижнем ящике.

— Не переживай так, — сказал Андрей и неожиданно обнял ее. — Все обойдется.

Алина уткнулась в его плечо и расплакалась.

Номер Алины не отвечал.

Глеб набирал его снова и снова, но в трубке по-прежнему бежали длинные гудки. Он с силой бросил ее на рычаг.

— Глебушка, завтрак готов! — позвала его Ольга.

— Отстань от меня со своим завтраком! — сорвался Глеб, лихорадочно соображая, где сейчас может быть Алина. Богатое воображение рисовало ему самые разные картинки — одна паскудней другой. Ольга обиженно ушла на кухню.

«Может быть, Алина в мастерской?» — предположил Глеб. Но звонить в мастерскую из дома и долго выяснять, так это или нет... Ольгу и без того настораживали его звонки.

Глеб собрался в пять минут.

— Я ушел, — сообщил он жене, стоя уже на пороге. — Буду поздно. Если не приду — позвоню.

Та не ответила, пряча заплаканные глаза.

В мастерских царило сонное царство. В комнате Игоря вповалку дрыхли несколько бесприютных художников, на столе среди объедков и окурков стояла недопитая бутылка водки. В коридоре на диванчике спал Илья.

Глеб с трудом растормошил Вилярского.

— Алину не видел?

Женька мотал головой и стал соображать только после того, как Глеб влил в него полстакана водки.

— Эту золотоволосую, что ли? — Вилярский закурил и снова наполнил стакан.

— Ее. Была она здесь?

— Утром, с каким-то мальчишкой Илюху сюда притащила, — мучительно вспоминая, сказал Женька.

— Во сколько? С каким мальчишкой? Откуда они пришли? — засыпал его вопросами Глеб.

— Подожди, не части, — поморщился Вилярский. — Блин, башка раскалывается... Давай с тобой выпьем. Водку будешь?

— Буду! — неожиданно для себя сказал Глеб и выпил с Вилярским.

— Я спал уже, — продолжал вспоминать Женька. — Они чуть дверь не выбили, потом втащили Илюху и смотались.

— Куда они поехали?

— Мне-то откуда знать?! Они мне не докладывали.

— Что хоть за мальчишка-то был? — продолжал допытываться Глеб.

— Молодой какой-то, — пожал плечами Женька. — По-моему, я его тут как-то видел...

Глеб досадливо поморщился: полагаться на память Вилярского, которого никто никогда, даже за работой, не видел трезвым, было смешно.

Глеб вышел в коридор, снова набрал номер Алины. Длинные гудки привели его в состояние, близкое к бешенству. Недолго думая, он принялся будить Илью.

Только после вылитой на физиономию кружки холодной воды Илья стал подавать признаки жизни. Выражались они в стонах и посыланиях к такой-то матери всех и вся, в частности человека, мешающего спать. Глебу пришлось снова прибегнуть к единственному действенному средству. Он отобрал у Вилярского остатки водки и дал ее Илье. Илья выпил, и лицо его приняло более-менее осмысленное выражение.

— Ты Алину видел?

— Ну, — кивнул Илья.

— Откуда она тебя сюда принесла?

Илья мучительно задумался.

— Не помню, — признался он.

— Женька сказал, что она с каким-то парнем утром притащила тебя сюда. Ты уже на ногах не стоял.

— Не помню, — повторил Илья и потер виски. — Это надо же было так нажраться!

— Она что, с тобой Новый год встречала? — осенило Глеба.

— Не помню, — соврал Илья. — Я с тридцатого числа не просыхаю.

Глеб, не удержавшись, выругался.

Илья мучительно соображал. Сегодняшнюю ночь, после того как они отыграли свою программу, он помнил частями. Помнил, как они сходили с ума, как он поливал Алину шампанским, как кидался на улице снежками, как выплясывал с Алиной посреди зала, как им вручили приз за лучший танец, но вот как и с кем они выходили из кабака — отрезало насмерть. Ко всему прочему, жутко болел затылок. Илья поднял руку и ощупал голову: на затылке пульсировала болью огромная шишка.

«Свалился, что ли, куда-то? — поморщился Илья. — Блин, ни черта не помню!»

— Так ты видел Алину или нет? — продолжал допытываться Глеб.

— Слушай, что ты ко мне пристал со своей Алиной? Не видишь, плохо человеку! Я всю ночь в кабаке песни пел! Какая Алина?! — возмутился Илья. — Водка еще есть?

На пороге замаячил Вилярский.

— О! Илюха проснулся! — радостно возопил он... — Слушай, у тебя деньги есть? У меня на пузырь не хватает!

— С Новым годом! — полез в карман Илья и достал оттуда смятые, заработанные вчера купюры. — Хватит?

— Тут не на одну хватит! — обрадовался Вилярский. — И еще на закусь останется! Глеб, слушай, будь другом, сходи, а? А то меня с моей рожей сейчас точно менты загребут!

Глеб оглядел небритого, помятого Вилярского с давно не мытыми, спутанными волосами до плеч, сплюнул в сердцах и взял деньги.

Алина думала, что не сможет уснуть, но провалилась в сон моментально. Сказалась бессонная ночь и нервное напряжение. Андрей разбудил ее около четырех часов.

— Я починил дверь, — сообщил он. — Поднимайся, пора ехать в больницу. Я там тебе поесть приготовил.

— Ты что, так все время и сидел тут? — спросила Алина, поднимаясь.

— Я на тебя смотрел. Ты очень красивая, — сказал Андрей, и она неожиданно смутилась от его ласковой прямоты.

— Слушай, ехал бы ты домой, а то родители небось заждались, — произнесла Алина и осеклась, вспомнив о Глебе: он же должен был позвонить!

— Я позвонил матери, предупредил, — спокойно ответил Андрей, намазывая хлеб маслом.

— Мне никто не звонил? — осторожно спросила Алина. Еще не хватало, чтобы Глеб, позвонив ей, нарвался на собственного сына!

— Я телефон отключил. Чтобы тебе спать не мешали.

Алина разозлилась:

— Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь? Может быть, я звонка ждала от любимого человека?

— Что же этот любимый человек тебя на Новый год одну бросил? — спокойно возразил Андрей.

— Не твое дело! — огрызнулась Алина.

— Не мое так не мое, — покладисто согласился Андрей. — Только согласись, что это несколько странно...

Андрей вымыл посуду.

— Все, я готов, поехали.

— Ты что, и в больницу со мной вместе поедешь? — опешила Алина.

— Вдруг тебе что-нибудь понадобится, — предположил Андрей. — Мало ли что...

Алина не нашла, что возразить. Позвонить Глебу домой она не могла — это был неписаный закон, она никогда этого не делала, а звонить в мастерскую, где он в принципе мог быть, и разыскивать его при сыне было тоже неловко.

— Хорошо, поехали, — согласилась она, решив, что разыщет Глеба вечером и все ему объяснит.

...У двести второй палаты сидел отец. Алина увидела его сразу. Он поднялся ей навстречу с окаменевшим лицом.

— Что ты здесь делаешь? Тебе мало, что ты довел ее до самоубийства? Ты и твоя сумасшедшая женушка?! — накинулась на него Алина.

— Алька... Ты не права...

— Не смей меня так называть! — вскинулась Алина. — Никогда не прощу тебе этого! Никогда!

Она стремительно обошла отца и вошла в палату.

Лора Александровна лежала на больничной постели и сама была цвета серого больничного белья.

— Мама! — кинулась к ней Алина. — Мама! Зачем ты?! Ты обо мне подумала?!

По щекам Лоры Александровны потекли слезы.

— Прости меня... Мне было так плохо одной... А знаешь... — Она неожиданно слабо улыбнулась. — Ты оказалась права... Он всю ночь был на операции...

Алина опустилась на край кровати.

— Ты что... Ты его так любишь?.. — ошарашенно произнесла она. — До сих пор? После всего того зла, которое он тебе причинил?

— Я не могу жить без него... — тихо сказала Лора Александровна. — Эти семь лет я не жила...

Алина смотрела на мать со смесью какого-то непонятного восторга и жалости.

— Ты прости его, доченька... Ради меня прости...

— Я тут тебе принесла кое-что, — перевела разговор Алина.

— Положи на тумбочку. А... ты его не видела?..

— В коридоре сидит, — сразу поняла, о ком речь, Алина.

Лора Александровна счастливо улыбнулась:

— Скажи ему, чтобы шел домой... Он сегодня всю ночь не спал, а тут еще я...

— Нет уж, — поднялась Алина и поцеловала мать в щеку. — Сама скажешь. Я пойду, а вы тут воркуйте. Врач сказал, что через пару дней тебя выпишут. Я завтра снова приду. Что тебе принести?

— Ничего не надо... Вадим...

— Ты бы на себя посмотрела! — не сдержала улыбки Алина. — Бледная, как поганка, круги под глазами, капельница в руке, а глаза как у шестнадцатилетней девчонки!

— Я дура, да?

— Конечно, дура! — Алина порывисто обняла мать. — Еще какая дура...

Когда Алина вышла из палаты, Андрей о чем-то беседовал с Вадимом Сергеевичем. При появлении Алины оба поднялись.

— Она тебя зовет, — сказала Алина отцу. — Не понимаю, за что ты удостоился такой безумной любви, но я тебе даже завидую... И учти, если ты вернулся в ее жизнь для того, чтобы снова когда-то исчезнуть, я тебе обещаю, что найду тебя на краю света. Найду, и тогда тебе будет очень плохо.

— Алька... — потянулся к дочери Вадим Сергеевич.

— Она тебя простила, — отстранилась Алина. — Она, а не я. Я буду терпеть тебя до тех пор, пока она этого хочет. На большее можешь не рассчитывать. Андрей, пошли!

— За что ты его так? — спросил Андрей, оглядываясь на Вадима Сергеевича, сидящего с опущенной головой. — Мы тут поболтали немного, пока тебя не было. По-моему, он классныйдядька.

— Не знаешь — не говори! — отрезала Алина. — И вообще, хватит за мной таскаться хвостом. Спасибо за помощь, но мне пора.

— Ты что, не домой поедешь?

— У меня дела. Могут быть у меня дела?

— Могут, — согласился Андрей.

— Вот спасибо, — раскланялась Алина. — А то я думала, что ты меня так и будешь везде за ручку водить!

Они дошли до остановки, Алина впрыгнула в первый попавшийся автобус, помахав Андрею рукой на прощание. Она решила наведаться в мастерскую и, если там не будет Глеба, попросить кого-нибудь из художников позвонить ему домой.

В мастерской дым стоял коромыслом. Банковал Евгений Измаилович. Уже изрядно пьяная Тамара восседала на стуле, как королева. Вилярский спал, свернувшись калачиком, и издавал непристойные звуки. Илья перебирал струны гитары. Глеб с Серегой играли в нарды. Выигравший выпивал стакан. Судя по состоянию игроков, играли оба давно и с переменным успехом.

Завидев Алину, Тамара бросилась ей на шею:

— Слушай! Я тебе рассказать хочу!

Грянул бравурный марш в исполнении Ильи. Евгений Измаилович приложился к Алининой ручке и указал на стол, заваленный дорогими продуктами, над которыми возвышались бутылки разных мастей и калибров. Натюрморт довершали фрукты и сигареты разных марок.

— Угощайся, Алиночка!

— Праздник продолжается! — подхватила Тамара. — Один раз живем!

Глеб бросил в сторону Алины странный взгляд, но не поднялся со своего места.

— Привет, — подошла к нему Алина.

— Здравствуй.

— Кто выигрывает?

— Глеб, кто же еще! — признался Серега.

— Алинка, да брось ты их! Уперлись в свои нарды, не расшевелишь! — подскочила к ней Тамара. — Пойдем лучше выпьем!

— Ты вообще трезвела после вчерашнего? — осведомилась Алина.

— Не-а, — радостно мотнула головой Тамара и заговорщически сообщила, понизив голос: — Я из дома ушла.

— Томка, ты с ума сошла! — ахнула Алина.

— А, надоело все! — тряхнула головой Тамара. — Хоть деньги теперь будут!

— Ты?.. Ты что, с этим?.. С Измаиловичем? — оторопела Алина.

— А что? Мужик как мужик, все при нем... Не красавец, конечно, но мужчина и должен быть чуть посимпатичней обезьяны.

— Томка... Да как же... Да... — не укладывалось в голове у Алины.

— Ну, закудахтала! — махнула рукой Тамара. — Да гори она огнем, эта твоя любовь! Мне и так хорошо! Илюха, сыграй что-нибудь наше, русское!

Илья заиграл «Ой, мороз, мороз» и тут же остановился.

— Хочешь, я песню сыграю? Новую?

— Хотим, хотим, — поддержал Тамару Евгений Измаилович.

— Посвящается... — Илья сделал паузу. — Девушке, которая имеет обыкновение исчезать...

И он заиграл ту самую песню о бабочке, которая так понравилась Алине в ресторане.

Глеб выиграл очередную партию и запил свой выигрыш. Потом поднялся и подошел к Алине.

— Пойдем поговорим.

— Я хочу дослушать песню.

— Потому что она посвящается тебе?

— Потому что она — красивая.

— Портретов тебе уже недостаточно?

— Глеб! Ты... ревнуешь?.. — Глаза Алины, и без того бездонные, стали еще больше.

— С кем ты отмечала Новый год?

— Пошли поговорим! — разозлилась Алина.

Когда они уединились в мастерской Глеба, Алина предпочла тактику нападения.

— У тебя что, имеются ко мне какие-то претензии? — Алина сейчас очень напоминала взъерошенную кошку. — По-моему, это ты бросил меня на Новый год одну. По-моему, это ты говорил, что не можешь лишить свою жену святого семейного праздника. По-моему, это ты обещал позвонить, но... — Тут Алина замолчала, вспомнив про отключенный телефон.

— Я звонил тебе все утро, — сказал Глеб. — Потом пришел сюда, и Вилярский рассказал мне, как ты утром притащила сюда Илью. И была не одна, а с каким-то парнем. Никто не знает, куда вы потом поехали. Илюха ничего не помнит. Я звоню тебе снова и снова — у тебя никто не берет трубку. Что я, по-твоему, должен думать?

— У меня сегодня ночью мать пыталась покончить с собой... — устало сказала Алина. — Я не могла подойти к телефону...

— Господи! — Выражение лица Глеба резко изменилось. — Что с ней?! Она?!..

— Она в больнице. Врачи сказали, что все будет хорошо...

Глеб притянул Алину к себе:

— Бедная моя девочка...

— Глеб... Не нужно меня ревновать... Мне не нужен никто, кроме тебя...

— Я просто очень за тебя боюсь, — признался Глеб. — И очень боюсь тебя потерять... И даже не знаю, чего боюсь больше...

Он не дал ей ответить, закрыв рот поцелуем. Потом очень нежно увлек на второй этаж.

— Я так по тебе соскучился... — шептал он, лихорадочно снимая с нее одежду. — Маленькая моя, хорошая моя, девочка...

Через час, лежа в смятой постели, еще не остывшей от любовных ласк, Алина подумала, что так и не сказала Глебу про Андрея. Подумала... и решила, что не стоит.

Глава 16

Кончились зимние каникулы. В институт с практики вернулся пятый курс. Три группы пятикурсников курировал декан. Четвертая была у Виктора Ильича.

Декан, как всегда стремительно, влетел на кафедру.

— Лана! Мне со следующей недели во все группы пятого курса нужна Алина. Попроси ее принести туфельки на каблуке.

— Хорошо, Иван Петрович. Только я не знаю, как у нее со временем... Я сейчас позвоню...

Алина взяла трубку сразу. Выслушала Лану.

— Подожди, я посмотрю свое расписание. Когда, говоришь? Восемь часов в четверг и шесть в пятницу? Да, я могу.

«Туфли-то ему зачем понадобились?» — недоумевала Алина.

Все оказалось до банального просто. Иван Петрович хотел, чтобы его студенты писали не просто обнаженную модель, а обнаженную модель, стоящую на каблуках.

В аудитории, куда загнали пятый курс, было не просто холодно. Угловая комната с огромными, до потолка, пятью окнами, которые, конечно, никому не пришло в голову заклеить, продувалась насквозь. Лана помогла Алине притащить четыре обогревателя, три — круглых, а один — огромный эллипс, высотой с человека, на деревянной подставке.

— Но от него могут пробки вылететь, — предупредила Лана.

Подиума в аудитории не было. Ширма стояла на полу. Иван Петрович превратил ее в иллюзию летнего пейзажа, накидав в разном порядке желтых, зеленых и оранжевых драпировок. Под руку Алины была заботливо подставлена этажерка, на которой болталась соломенная шляпка.

Иллюзия лета от холода не спасала. В этом Алина убедилась в первые же секунды. По полу и из окон сильно сквозило, не помогала даже небольшая подставка на полу, на которой она стояла. Пятикурсники принялись за работу, периодически согревая дыханием замерзшие пальцы. Через двадцать минут стояния Алина в полной мере оценила постановочную изобретательность Ивана Петровича. Стоять практически на одной ноге в туфлях на шпильке, хоть и опираясь локтем на этажерку, было мучением. «Восемь часов! — ужаснулась Алина. — Целых восемь часов!» И попыталась отвлечься.

Через полчаса Алина объявила перерыв, накинула ледяной халат, заметив для себя, что нужно вешать его поближе к обогревателю, надела сверху шубу, натянула на голые ноги сапоги и отправилась на кафедру.

— Лана, чайник горячий?

— Замерзла? — сочувственно посмотрела на нее Лана. — Сейчас поставлю.

На кафедре было тоже не жарко. Но, поскольку Лана все-таки заклеила окна, сквозняка не было.

— Тамара тут? — поинтересовалась Алина.

— Да, — кивнула Лана. — Она сегодня, по-моему, третьему курсу позирует.

Словно услышав их, на кафедру вошла Тамара. На ней был теплый свитер почти до колен и черные, в обтяжку джинсы.

— Привет! — улыбнулась она Алине и тут же ужаснулась. — Ты что, обнаженку позируешь?!

— Да, — сказала Алина. — На пятом курсе.

— Это в четыреста первой? В том крыле?

— Да.

— Ты что, с ума сошла?! Там же холодрыга такая, что сдохнуть можно! Простудишь себе все на свете! Я в прошлом году там занятие отстояла — думала сдохну! На следующий же день свалилась с температурой, а спину потом еще месяц ломило! Я когда с больничного вышла, наотрез там позировать отказалась. Ничего, другую аудиторию нашли, потеплее. И вообще, на улице — минус тридцать, а тут от силы плюс десять. Какая, к черту, обнаженка? Я отказалась наотрез. Мои меня в свитере рисуют. И все равно обогреватель к ногам поставила — мерзнут. Кто преподаватель?

— Иван Петрович.

— Ну вот подойди к нему и скажи: стойте в таком холодильнике сами! А я пойду оденусь! Заработаешь воспаление легких — они замену найдут, а тебе в больнице валяться!

— Да мы там четыре обогревателя поставили, — сказала Алина. — Вроде бы нормально...

— Ну смотри... Если замерзнешь — скажи, не стой.

— Ну что у тебя? — спросила Алина, пока Лана вышла.

— Мне Женька квартиру снял, — сказала Тамара. — Приезжай в гости, посмотришь. Шикарная хата, отсюда пару остановок. У Дома туриста.

— А сам? — не поняла Алина.

— Что сам? Сам живет, где и жил. Дома. У жены.

— Так он что, женат? — В голосе Алины было разочарование: нет свободных мужиков на свете, одни женатики. И бизнесмен — не исключение.

— А ты думала, что мужики с такими деньгами холостыми бывают? Женат, конечно. Мне всю жизнь на женатых везет, — усмехнулась Тамара.

— А что муж?

— Степка-то? На работу уже приходил, в ногах валялся — вернись, дорогая, я все прощу...

Алина, обжигаясь, отхлебнула горячего чая.

— Не жалеешь?

— Надоело себя стервой чувствовать! Степка себе еще хорошую бабу найдет. Я когда с ним в постель ложилась, только об Игоре и думала... Степка с нежностями, а мне то ли бежать хочется, то ли себе по морде надавать... С Измаиловичем хоть все понятно. Кто я, что я и зачем.

— А Игорь?

— Я его еще не видела, — помрачнела Тамара.

— Том, — вернулась Лана. — Тебя уже студенты разыскивают.

— Иду!

Алина вышла вслед за Тамарой.

— Да, чуть не забыла, — остановила ее Лана. — Тебя тут один студент разыскивает уже несколько дней, — загадочно сообщила она.

— Какой?

— Такой, ну... — Лана изобразила что-то руками. — Симпатичный, в общем.

— Объяснила, называется, — рассмеялась Алина и передразнила Лану, повторив ее жест. — Ладно, кто ищет, тот всегда найдет!

Она вышла и нос к носу столкнулась с Андреем.

— Привет, — улыбнулся он. — Я как раз тебя искал.

— А... Так это ты был... Ну чего?

— Как мама?

— Нормально.

— А отец?

— Тоже. Про бабушку с дедушкой спрашивать будешь? Или про остальных родственников? Сразу предупреждаю, что у меня их много, а мне уже работать пора идти.

— А я с тобой, — сказал Андрей. — Я с Иваном Петровичем договорился, он мне разрешил его постановку писать. С любой группой.

Алина растерялась и разозлилась одновременно. Ей почему-то очень не хотелось, чтобы Андрей видел ее раздетой.

— А не рановато тебе обнаженку писать?

— Ты что, стесняешься?

— Вот еще! — фыркнула Алина. — Было бы кого!

Они вошли в аудиторию. Алина сняла за ширмой шубу, переобула туфельки и вышла, незаметно наблюдая, как Андрей пристраивает мольберт, выбирая место. Алина скинула халатик, повесила его поближе к обогревателю и приняла заданную позу.

«Стояла же перед всеми остальными — и ничего, — уговаривала она себя, мучительно чувствуя, как под взглядом Андрея твердеют и съеживаются соски и начинает сладко тянуть внизу живота. — Он такой же студент, как и все. Не обращай внимания! Его тут нет, нет, нет!»

Но он тут был. Его быстрые взгляды действовали на Алину, как прикосновения. Такого с ней еще никогда не было за все время ее работы натурщицей.

Через двадцать минут в аудитории запахло паленой пластмассой. Алина чуть повернула голову и увидела, как в тройнике плавится вилка большого обогревателя.

— Авария! — громко сказала она и накинула халат. — Сейчас загоримся!

Она выдернула из стены вилку тройника, мальчишки-студенты стали вертеть его, размышляя, что можно сделать. Расплавленная вилка самого обогревателя из тройника не вынималась.

— Что за шум, а драки нет? — как всегда стремительно влетел в аудиторию Иван Петрович.

Ему объяснили, а Алина пожаловалась декану на жуткий холод, пригрозила воспалением легких и срывом занятий, после чего всем коллективом дружно решили одеть Алину и написать этакий зимний вариант — девушка в шубе. Пока радостная Алина одевалась за ширмой, Иван Петрович отправил парочку студентов в костюмерную за бело-голубыми драпировками и сваял из тряпок настоящую зимнюю композицию на заднем плане. Алину усадили на стульчик, накинули на плечи поверх шубы цветную шаль.

— Восхитительно! — восторгался Иван Петрович. — Просто восхитительно!

Алина перевела взгляд на Андрея. Он старательно выводил что-то на своем холсте, но взгляд его изменился, и в нем сквозило что-то похожее на сожаление. Или это Алине только показалось?..

Через некоторое время она согрелась, и мысли ее потекли совсем в другом направлении.

После того как Лору Александровну выписали из больницы, у них состоялось что-то вроде семейного совета, на котором, с разрешения Алины, присутствовал и отец, но права голоса не имел. Лора Александровна сказала, что ее все устраивает и она готова разрываться между двумя домами всю оставшуюся жизнь, потому что в этой оставшейся жизни у нее есть только два самых дорогих человека — Алина и Вадим. Алина резонно возразила, что она, Алина, уже взрослая девочка и сможет без мамы приготовить себе поесть и вымыть посуду. К тому же и она имеет право на личную жизнь. Так что она с чистым сердцем отказывается от материнской помощи в пользу отца. Лора Александровна просияла и сказала, что она завтра же перевезет свои вещи к Вадиму, но тут Алина проявила прямо-таки чудеса дочернего благородства, заявив, что двухкомнатной квартиры ей одной будет многовато, а отцу, как ни крути, нужен кабинет (все-таки не последний хирург в городе и не иметь собственного кабинета — как-то не солидно), поэтому она согласна переехать в его однокомнатную квартиру с тем условием, что он будет продолжать за нее платить из собственного кармана. На этой радостной ноте семейный совет окончился.

Сейчас мать с отцом в поте лица делают в той квартире ремонт, и через пару недель Алине светит своя однокомнатная квартира...

Алина даже зажмурилась от удовольствия, но тут же открыла глаза, вспомнив, что она на работе.

Вадима Сергеевича с утра вызвал к себе главврач, его старинный друг еще с детства. Они выросли в одном дворе, закончили один институт, только Анатолий закончил на два года раньше.

Вадим вошел в кабинет, недоумевая, почему Толька, если ему что-то понадобилось, просто по-приятельски не позвонил.

— Вадим, — поздоровавшись, без предисловий начал Анатолий Борисович. — Это, конечно, наверное, не мое дело, но что у тебя с Ириной?

Вадим удивился. Анатолий всегда был очень тактичен и без очень большой нужды в семейные дела сотрудников, а тем более друзей, не влезал.

— Мы разводимся.

— Я так понимаю, что это твоя инициатива?

— Да, — кивнул Вадим Сергеевич. — Я вернулся к Лоре.

— Вадим, послушай... Я, конечно, понимаю, ты давно не ребенок и в состоянии отвечать за собственные поступки. Я рад за Лору и за тебя, но... Ты хорошо подумал?

— Да в чем дело-то?

— Я не знаю, за какие ниточки дергала Ирина и зачем ей все это нужно, но мне вчера позвонили из горздрава.

— И что?

— И поставили условие. Ты знаешь, что я уже пять лет выбиваю новое оборудование для операционных. Мне сказали, что я получу его в сроки, если завотделением хирургии Валевский не будет больше работать в моей клинике.

Если бы посреди кабинета главврача разверзся, как недра земные, паркет, Вадим воспринял бы это куда спокойнее, чем то, что он сейчас услышал.

— Толька... Ты что, серьезно?

— Я похож на человека, который будет шутить такими вещами? — Плечи Анатолия Борисовича устало опустились. — Вадим, пойми... Я ждал этого оборудования пять лет. Мы все его ждали... Я не знаю, что мне делать. Попытайся встать на мое место...

— Да... — криво усмехнулся Вадим Сергеевич и полез в карман за сигаретами. — И что ты мне предлагаешь?

— Попробуй договориться с Ириной по-хорошему. Это все, что я могу тебе посоветовать. Тебе придется уволиться по собственному, если из горздрава не перестанут давить. Это все, что я могу для тебя сделать.

Вадим Сергеевич поднялся из кресла, в котором сидел, и медленно двинулся к двери.

— Вадим! — окликнул его Анатолий. — Мне очень жаль...

— Мне тоже, — глухо сказал Вадим.

...Ирина Михайловна ждала этого звонка, поэтому ничуть не удивилась, услышав в трубке голос Вадима.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

— Порядочные люди сначала здороваются.

— Ирина, прекрати!

— Извини, я сегодня занята. Позвони мне завтра около пяти.

Ирина Михайловна повесила трубку и довольно улыбнулась. Все вышло так, как она и задумала. Достаточно было одного звонка в администрацию старинному папиному другу, как он ее тут же заверил, что все будет так, как Ирочка хочет.

Аспирант Миша к тому же оказался сообразительным мальчиком, чтобы понять, какую мощную покровительницу он обретает в лице Ирины. Она уже побывала с ним в институте, договорилась о хорошем месте в престижной клинике и два дня назад милостиво позволила с собой переспать. Миша, который до недавнего времени жил в институтском общежитии, полностью оценил все открывающиеся перед ним перспективы и старался изо всех сил. Ирина Михайловна задумалась, постукивая наманикюренным пальчиком по столу: нужно было досконально продумать предстоящий разговор с мужем.

Восемь часов тянулись нескончаемо долго. Несмотря на то что она провела их в сидячем положении, Алина уже не чувствовала ни рук, ни ног, ни ягодиц, которые, казалось, превратились в один плоский блин, ко всему прочему, спину ломило так, что с каждым разом ей было все труднее подниматься со стула и усаживаться обратно на место.

Андрей героически писал натуру с обеими группами и даже в один из перерывов сбегал на кафедру и принес усталой Алине, которая не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, горячий чай.

Занятия закончились около семи вечера. Аудитория опустела моментально. Алина поднялась и поморщилась от боли. Нужно было еще отнести обогреватели на кафедру и закрыть аудиторию. Час назад Лана ушла домой и принесла ей ключи от кафедры и кабинета.

— Давай помогу, — сказал Андрей, сложив все свои вещи в большую сумку, и подхватил самый большой обогреватель.

В коридорах института было пусто и полутемно, сторожа уже выключили половину ламп.

На кафедре было темно, Алина нашарила выключатель, немного нервничая из-за опасной близости Андрея в полутьме, стоящего рядом.

— Поставь чайник, — сказала она ему и открыла тумбочку, где обычно хранились какие-нибудь запасы к чаю. — Жрать хочу, как собака!

Она обнаружила полпачки печенья и несколько пакетиков кофе.

— Живем... Теперь хоть до дома смогу доехать. Ты кофе будешь?

— Буду, — кивнул Андрей.

Алина прошла в костюмерную, где у раковины рядом с окном всегда стояла вымытая посуда. Из соседней комнаты в темную костюмерную падал слабый электрический свет. Андрей оказался рядом неожиданно, Алина даже вздрогнула:

— Фу, ты меня напугал!

Он взял из ее рук чашки, отставил их на подоконник и притянул Алину к себе.

— Ты что, с ума сошел? — Алина уперлась ладонями ему в грудь. — Отпусти меня немедленно!

В темноте было видно, что глаза Андрея возбужденно блестят.

— Отпусти меня! — повторила Алина, не зная — то ли перевести все в шутку, то ли всерьез разозлиться.

Но Андрей, вместо того чтобы выпустить ее, резко приблизил лицо и впился в ее губы жадным поцелуем. Алина против своей воли почувствовала, как откуда-то снизу волнами поднимается обморочная дурнота, подкашиваются ноги и тело начинает существовать отдельно, само по себе, независимо от ее сознания.

Алина изо всех сил оттолкнула Андрея и отскочила к окну.

Несколько мгновений они тяжело дышали, глядя друг на друга и не говоря ни слова. Андрей заговорил первым.

— Ты же хочешь меня, — хрипло сказал он. — Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.

— Дай мне пройти! — как можно тверже постаралась сказать Алина, но голос ее предательски дрожал.

— Ты все равно будешь моей, — твердо и спокойно, как что-то давно решенное, произнес Андрей и посторонился.

— У тебя гипертрофированное самомнение, — огрызнулась Алина, проходя мимо него.

Реакция собственного тела испугала ее. Алина понимала, что Андрей прав и ей действительно не было противно в его объятиях. Мало того: никакие ласки Глеба не вызывали в ее теле такой ответной и бурной реакции, как сегодняшние взгляды Андрея во время сеанса позирования и его неожиданный поцелуй только что. Пить кофе она передумала. Нужно было как можно быстрее убираться с кафедры от греха подальше и не оставаться больше с ним вдвоем.

Андрей появился из костюмерной как ни в чем не бывало:

— Ты стаканы забыла.

— Я передумала, — сказала Алина. — Нечего здесь рассиживаться! Я устала и хочу домой.

— Пять минут назад ты хотела кофе.

— А сейчас не хочу! Бери свою сумку и выматывайся! Я дверь закрою.

— Хорошо, — пожал плечами Андрей, перекинул через плечо сумку и у порога оглянулся. — Ты кого боишься больше? Меня или себя?

И, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.

Алина опустилась на стул и закурила. Господи, во что она опять вляпалась?! Ведь он — сын Глеба! Более того, Глеб до сих пор так и не знает, что они с Андреем знакомы. Алина жадно затянулась сигаретой, закрыла глаза и мысленно на мгновение вернулась в темную костюмерную. В ту же секунду по ее телу пробежала легкая судорога.

«Наваждение какое-то! — досадливо подумала Алина, стряхивая с себя навязчивое воспоминание. — Поеду в мастерскую», — решила она, хотя еще полчаса назад и не думала туда ехать — слишком устала.

У Глеба при виде Алины засияли глаза.

— Я тебя сегодня не ждал...

— Я соскучилась, — сказала Алина, но ей почему-то показалось, что слова ее прозвучали фальшиво.

— Что-то случилось? — моментально уловил Глеб.

— Нет, просто соскучилась, — улыбнулась Алина, успокаивая его и себя.

— Я собирался тебе вечером звонить. В субботу открывается новая галерея. В семь часов вечера. Мэтры, авангардисты — в общем, вся художническая тусовка. Мы хотим устроить там перфоманс. Бодиарт. Расписать живую обнаженную модель. Томка уже согласилась, я хотел просить тебя.

Алина на минуту задумалась. Одно дело позировать обнаженной в аудитории для студентов, совсем другое — стоять голой при огромном скоплении народа. То, что на эту акцию явится полгорода, Алина не сомневалась.

— Вам хорошо заплатят, — сказал Глеб. — Но дело даже не в этом. Просто я хотел бы расписать именно тебя... Ты будешь великолепна.

«Один раз живем», — вспомнила Алина неизменную фразу Тамары и тряхнула волосами.

— А почему бы и нет?

— Я знал, что ты не откажешься! — расцвел Глеб. — Встретимся в пять в мастерской, потом вместе поедем в галерею.

— Томка сегодня не заходила?

— Нет, она вообще после Нового года здесь не появлялась. Ты знаешь, что она от мужа ушла?

— Да, — кивнула Алина. — Ей твой однокурсник квартиру в центре снял.

— Игорь уже месяц с ума сходит, — помрачнел Глеб. — Я его с Нового года трезвым ни разу не видел.

Словно в подтверждение слов Глеба, из мастерской Игоря донесся пьяный хохот и что-то с грохотом упало на пол.

— Да, — вспомнила Алина. — Я хотела тебе сказать... Я на следующей неделе переезжаю.

— Не понял? — удивленно поднял брови Глеб.

— Мать с отцом снова сошлись, а для меня сняли однокомнатную квартиру. В том же районе. Так что я теперь сама себе хозяйка.

Глеб неожиданно помрачнел. Его богатое воображение тут же услужливо нарисовало ему картинки «свободной» Алининой жизни. Он понимал, что бывать у нее так часто, как ему бы хотелось, он не сможет. Зато Алина будет вольна приводить к себе кого угодно, начиная с беспутной Томки (которая не слишком разборчива в своих связях) и заканчивая Ильей с его многочисленными друзьями и песнями.

— Ты что? Ты не рад?

— Рад, конечно, — через силу улыбнулся Глеб, отгоняя от себя дурные мысли. — На новоселье-то пригласишь?

— Конечно! Ты что, в этом сомневался? — Алина забралась к Глебу на колени. — Поцелуй меня...

Глеб целовал ее нежно и ласково, Алина отвечала ему, но все время ловила себя на том, что вспоминает совсем другой поцелуй. И не только вспоминает, но и сравнивает. Это сравнение было не в пользу Глеба...

Глава 17

Вадим Сергеевич к разговору с Ириной готовился долго и тщательно. Он прокручивал в голове разные фразы, приводил всевозможные разумные доводы, представлял себе ее возражения и отвечал на них. Он давно решил, что ничего из той квартиры забирать не будет (разве только самые памятные, доставшиеся ему от родителей, вещи да часть огромной библиотеки, которую он собирал всю жизнь).

Ремонт в квартире для Алины практически закончился, осталось только перевезти туда мебель. Но теперь Вадима мучила еще одна мысль: если с Ириной не удастся договориться и его действительно заставят уйти из клиники, в которой он проработал без малого двадцать пять лет, по так называемому «собственному желанию», то ему банально нечем будет платить за Алинину квартиру. Лору в свои переживания Вадим не посвящал: это были его проблемы, ему и расхлебывать. В конце концов, он все-таки надеялся уговорить Ирину не портить ему жизнь. Вадим Сергеевич был до сих пор уверен, что два интеллигентных человека, проживших бок о бок ни много ни мало семь лет, все-таки найдут способ договориться.

Когда Ирина открыла ему дверь, Вадим Сергеевич вошел и поразился тому, что дом, в который он приходил каждый вечер в течение семи лет, дом, который он действительно все это время считал своим домом, стал ему совершенно чужим.

Нелька с заливистым радостным лаем кинулась ему в ноги. Вадим Сергеевич рассеянно погладил собаку и прошел за Ириной на кухню. Нелька потащилась следом, растерянно повиливая хвостом: любимый хозяин, которого почему-то так долго не было, вел себя совсем не так, как обычно.

— Кофе, чай? — официально спросила Ирина, подготовившись к этой встрече с особой тщательностью: аспирант Миша был благоразумно услан в общежитие, сама Ирина благоухала французскими духами, черный костюм, купленный за бешеные деньги в дорогом бутике, сидел на ней безукоризненно, а над прической сегодня с утра постарался самый дорогой парикмахер, записываться на прием к которому приходилось за месяц, если не за два вперед.

— Кофе, — так же официально ответил ей Вадим.

Пока Ирина варила кофе, Вадим молчал, обдумывая предстоящий нелегкий разговор.

Ирина поставила перед ним и перед собой две чашки с дымящимся ароматным кофе и опустилась на стул напротив Вадима.

— Я тебя внимательно слушаю. — На лице Ирины застыла официальная гримаса.

Внутри Вадима волной поднялось возмущение: женщина, которую он семь лет считал своей женой и был уверен, что знает ее как свои пять пальцев, сидела напротив него и играла дешевый спектакль. Он еле сдержался, чтобы не ответить ей какой-нибудь резкостью.

— Может быть, хватит дешевых комедий? Давай поговорим, как нормальные, интеллигентные люди.

— Я тебя слушаю, — повторила Ирина.

— Объясни, зачем тебе все это нужно?

— Что? — наигранно подняла брови Ирина.

— Неужели тебе станет легче, если я останусь без любимой работы?

— Ты удивительно догадлив, — зло улыбнулась Ирина Михайловна. — Мне станет значительно легче! Я не только оставлю тебя без работы — я уничтожу тебя!

Вадим онемел от нахлынувших на него эмоций. Такого цинизма от бывшей жены он никак не ожидал.

— Послушай... — сдержавшись, снова попытался он образумить ее. — Ты же умная женщина, давай не будем превращать наш развод в идиотский фарс.

— Развод? Кто тебе сказал, что будет развод? Я выходила за тебя замуж совсем не затем, чтобы потом разводиться и оставшуюся жизнь заниматься дележкой имущества.

— Какая дележка?! — сорвался Вадим. — Я не собираюсь забирать отсюда ничего, кроме книг!

— А кто их тебе отдаст? Ты не получишь ничего! Можешь катиться к своей дешевке! Посмотрим, как она обрадуется, когда ты явишься к ней голый, босый и безработный! Да еще и со штампом в паспорте! — С Ирины Михайловны слетела вся ее наносная официальность. Лицо ее исказилось в безобразной гримасе, глаза светились неприкрытой ненавистью. — На развод в ближайшее время можешь даже не рассчитывать! Как, впрочем, и на все остальное! Ты еще вспомнишь меня! Еще приползешь на брюхе и будешь ноги целовать, чтобы я пустила тебя обратно!

Вадима подкинуло со стула. Красная пелена встала перед его глазами. Он слабо отдавал себе отчет в том, что делает. Ирина поняла это, она никогда не видела своего мужа в таком бешенстве... Она вскочила и попятилась.

Вадим двинулся в ее сторону, под руку ему попала тяжелая хрустальная сахарница, наполненная сахаром. Почти не понимая, что делает, Вадим схватил ее и с силой швырнул в старинный буфет, еще со времен Ирининого отца-генерала хранящий внутри за стеклами половину фамильного хрусталя.

Раздался оглушительный звон и грохот, посыпались осколки стекла и хрусталя. Ирина взвизгнула и бросилась к телефону.

Грохот отрезвил Вадима. Он непонимающе огляделся по сторонам, увидел пол в стеклах, перекошенное лицо Ирины, кричащей в трубку: «Милиция! Милиция!», схватил с вешалки свою дубленку и бросился вниз по лестнице, распахнув настежь входную дверь...

В субботу в мастерских было шумно. Из комнаты в комнату ходили незнакомые Алине личности, у Игоря весь день разминались пивом. Тамара с Алиной уединились, как могли, в мастерской у Глеба и пили чай с тортом.

На Томке было серебристое платье, которое облегало ее фигуру так плотно, что сквозь него были видны соски грудей и тонкая полосочка трусиков.

— Женька вчера за этот наряд кучу денег отвалил, — усмехнулась Тамара на изумленный взгляд Глеба, которым тот одарил ее после того, как она сняла шубу. — Сказал, что хочет, чтобы его женщина в платье выглядела не хуже, чем без него.

Алина промолчала на это, а Глеб все-таки спросил:

— Ты с Игорем разговаривала?

— Зачем? По-моему, и так все понятно.

— Тамара, он же спивается!

— А при чем тут я? — зло возразила Тамара. — Он в своей личной жизни разобраться не может, а я должна терпеть и ждать? Надоело!

Глеб покачал головой, на что Тамара тут же среагировала:

— Все мужики всю жизнь воспринимали меня как красивую безделушку. По принципу: женщина должна на раз — ложиться, на два — тихо! Один Степка был человеком, но я его никогда не любила... А Игорь себе новую музу найдет. Я тоже не молодею. Это в семнадцать лет можно сидеть и ждать у моря погоды, а когда тебе тридцатник — извините... Я нормально жить хочу...

— На содержании у женатого мужика? — не удержался Глеб.

— Да хоть у черта! Он меня хоть не попрекает ничем! И истерик не устраивает! И не сваливает свои проблемы на мои плечи!

— Томка, Томка... Совсем ты запуталась, — вздохнул Глеб.

— Моя жизнь, что хочу, то и делаю! Я запутала, мне и распутывать!

— Глеб, — заглянул в мастерскую Виктор Ильич. — Пора уже ехать. Девочки, собирайтесь.

До галереи доехали весело, привлекая внимание всего автобуса.

Новая галерея представляла собой два небольших зала абсолютно белого цвета. Арочные входы и окна, небольшой эркер в одном из залов; по стенам висели картины с обнаженной натурой: здесь были фигуры целиком, были и фрагменты — рука или нога и все остальные части тела. Посреди первого зала стояли два черных подиума. То ли за счет яркого освещения, то ли из-за белого цвета стен в галерее было очень много света. Алине даже показалось сначала, что стены светятся изнутри.

Тамаре, в отличие от Алины, весь этот галерейный антураж был глубоко безразличен. Она деловито огляделась по сторонам и повернулась к Глебу:

— Так, где мы будем стоять, я уже поняла. А раздеваться мы где будем?

— Обещали специальную комнату, — сказал Глеб. — Я сейчас узнаю.

— Ты что, уже участвовала в таких акциях? — удивилась Алина.

— Да я за все время работы на худграфе где только не участвовала! Балерину с меня лепили, на кольца вместо гимнастки подвешивали, один раз даже на шпагат сажали! Если по городу поискать — половина скульптур с меня лепилась! Одно время я даже боялась, что меня узнавать будут. Не по лицу, — Тамара усмехнулась, — а по другим частям тела.

— Если ты в этом платье пару раз по городу пройдешь, то точно будут узнавать, — улыбнулась Алина. — А сколько аварий произойдет!

— Девочки, пошли, через полчаса начинаем! — подскочил к ним Глеб и повел в комнату, отведенную для переодевания.

— Смотри на меня, — поучала Тамара, раздеваясь. — И делай то же, что и я. Хотя, в общем-то, делать ничего не надо будет. Стой себе и стой. Главное — не смеяться, когда щекотно.

— А если... Ну, в туалет там или покурить?

— Приспичит — сходишь. А насчет курева — советую потерпеть. Тут сейчас телевизионщиков и фотографов всяких будет как собак нерезаных. Снимут тебя без маски — через пятнадцать минут весь город знать будет, кто ты и что ты. На хрена тебе это надо?

— Телевидение будет? — растерялась Алина: о прессе она никак не думала.

— Ты что, вчера родилась? — изумилась Тамара. — Или на выставках никогда не была? Это Москву, может, ничем не удивишь. Там таких перфомансов на каждый квадратный километр по двадцать штук. А в нашем занюханном городке на такую тусовку все собаки сбегутся! Держи маску.

Алина надела на лицо маску, похожую на карнавальные очки со свисающей вниз полупрозрачной золотой тканью, которая закрывала подбородок.

— Готова? — оглядела ее Тамара, на лице которой красовалась такая же маска, только черного цвета, и сладко потянулась, точь-в-точь как кошка. — Пошли, подруга, работать.

Наблюдать за происходящим сквозь прорези маски оказалось очень забавно. Играла спокойная музыка, люди передвигались от картины к картине, делали серьезные, понимающие лица, говорили умные слова, норовя побыстрее схватить бокал с вином и крошечные бутерброды, которые разносили на подносах верткие официантки.

Потом приглушили свет, в зале стало полутемно, освещенными остались только фигуры Алины и Тамары.

Заиграло что-то бравурное. Кисть Глеба коснулась обнаженного тела Алины. По коже пробежала легкая дрожь, Алина моментально покрылась мелкими мурашками, соски затвердели и съежились. Со всех сторон вспыхивали блицы фотоаппаратов, за одним из телевизионных операторов Алина увидела знакомую корреспондентку, которая когда-то брала интервью у Глеба. Алина чуть повернула голову. С Тамарой творили вообще что-то невообразимое. Игорь мазал ее, окуная руки в банки с разной краской. Через несколько минут от настоящей Томки осталось одно цветное воспоминание. Серега помог Игорю вынести в центр зала огромный грунтованный холст. Тамара сошла с подиума и под радостные возгласы и аплодисменты довольных зрителей начала изящно прижиматься к холсту разными частями своего тела, оставляя на белой грунтовке разноцветные, узнаваемые отпечатки.

Глеб закончил свою работу чуть позже. Алина была расписана с ног до головы райскими птицами и диковинными цветами. Она походила по подиуму, позволяя рассмотреть и сфотографировать себя с разных сторон. Ей было ужасно интересно, что же именно Глеб с ней сотворил.

— Глеб! — не удержалась Алина. — Я тоже хочу посмотреть!

Глеб протянул ей бокал шампанского, помог сойти с подиума и подвел к большому зеркалу, стоящему у входа. Алина увидела, во что превратилось ее тело. Теперь она сама себе напоминала райскую птицу с золотой маской вместо лица.

— Здорово! — улыбнулась Алина и поцеловала Глеба в щеку.

В другом конце зала на аукцион выставили холст с отпечатками Тамариного тела. Подвыпившие гости повысили цену уже до очень приличной суммы, но в самый разгар аукциона в галерею влетел Евгений Измаилович. Моментально сориентировавшись в обстановке, он громогласно объявил:

— Три тысячи!

Раздались удивленные возгласы, и желающих перебить эту ставку не нашлось.

Евгений Измаилович, довольно улыбаясь, тут же преподнес картину в дар Тамаре. Томка, уже изрядно набравшаяся шампанского, радостно повисла у него на шее, измазав пиджак своего кавалера во все цвета радуги. Никто поначалу не заметил, как Игорь, оттолкнув ногой банки с красками, подошел к только что проданному холсту, с абсолютно спокойным лицом воткнул в него нож и начал методично разрезать ткань.

Зрители восприняли это как продолжение перфоманса и радостно зааплодировали. Зато лицо Евгения Измаиловича вытянулось. Он отодвинул от себя Тамару и шагнул к Игорю.

— Я простил тебя один раз. — Глаза директора ресторана воинственно сверкали. — Но это... Это выходит за все рамки!

— Женечка! — повисла на нем Тамара. — Не нужно!

— Я отдал за этот дерьмовый холст столько денег, — продолжал Евгений Измаилович, не слушая Тамару. — Сколько тебе, мазурику, и не снилось! Теперь или ты мне их вернешь, или...

— Женя! Я прошу тебя!

— Пошел ты на... — устало выругался Игорь. — Томка, я не могу без тебя...

Евгений Измаилович громко задышал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Ты... ты...

— Томка, я с ума схожу, — продолжал Игорь, словно не видя ничего вокруг. — Хочешь, я брошу жену? Я люблю тебя...

Опешивший Евгений Измаилович пришел в себя и, неожиданно подскочив к Игорю, с силой ударил его в лицо. Закричала Тамара, из коридора на призывный зов Измаиловича уже бежал шофер, выполняющий по совместительству обязанности телохранителя. Не успел Игорь прийти в себя после первого удара, как на него обрушился стальной кулак шофера. Евгений Измаилович прыгал вокруг и норовил пнуть Игоря ногой. Тамара взвизгнула и кинулась в самую гущу драки, пытаясь закрыть Игоря собой. Один из ударов пришелся ей прямо в лицо. Алина бросилась на помощь подруге, кто-то, улучив момент, сдернул с нее маску. Глеб, дававший интервью в другом конце зала, не задумываясь, схватил огнетушитель, стоявший возле двери, и, дернув за рычаг, направил струю в центр драки, стараясь попасть в квадратную рожу шофера.

Следующие несколько мгновений зал галереи напоминал немую сцену из «Ревизора» незабвенного Николая Васильевича. С Алины и Тамары слезала краска, сползая вместе с бурой пеной на пол, Евгений Измаилович беспомощно хлопал глазами, пытаясь стряхнуть белые хлопья с пиджака, на лице шофера застыла тупая, злобная гримаса, а Игорь, мешая пену с кровью, текущей из носа, пытался вытереть лицо носовым платком.

Тамара очнулась первой. С криком:

— Игорь, ты живой?! — она бросилась к Игорю.

— Алина, в раздевалку, немедленно! — Глеб тщетно пытался загородить Алину от настырных фотографов и телеоператоров.

Алина моментально схватила упирающуюся Тамару за руку — в пылу драки с той тоже слетела маска — и потащила за собой. Вслед им плотоядно щелкали бесчисленные фотоаппараты...

Алина проснулась утром в мастерской у Глеба. Вчерашний вечер вспоминался как наваждение. Ревущая Тамара, которая крыла последними словами оторопевшего Евгения Измаиловича, избитый Игорь, лицо которого больше походило на его последнее произведение и сияло всеми оттенками красно-фиолетового... Тамара, объяснив влюбленному бизнесмену на хорошем народном языке, где она его видела и как, бережно усадила Игоря в пойманное Глебом такси, Алина поехала вместе с ними.

В мастерской Тамара с Игорем залечивали раны и делали водочные компрессы, после чего на пару напились и всю ночь шумно признавались друг другу в любви.

Глеб разбудил Алину поцелуем.

— У меня сегодня пленэр с группой. Мы едем за город на весь день.

— Я посплю еще немножко... Томка с Игорем сегодня всю ночь спать не давали...

— Конечно, — улыбнулся Глеб. — Будешь уходить — ключ от мастерской Игорю отдай. Я, как вернусь в город, позвоню тебе домой.

— Хорошо, — сладко потянулась Алина и перевернулась на другой бок. — Пока.

Она проспала еще пару часов и проснулась где-то около 12 дня оттого, что в дверь кто-то стучал.

— Алинка! — услышала она Томкин голос. — Хватит спать! Белый день на дворе, а ты все дрыхнешь!

Алина, зевая, спустилась по лестнице и приоткрыла дверь. Тамара стояла в коридоре пьяная и счастливая.

— Пошли к нам! Игорь вина купил, мы сегодня празднуем!

— Воссоединение Украины с Россией, — усмехнулась Алина. — Сейчас, только в порядок себя приведу.

— А Глеб где?

— Он с утра со студентами на пленэр укатил.

— Ладно, давай не задерживайся. Мы тебя ждем!

— Хорошо, сейчас.

В мастерской Игоря царил страшный беспорядок. Мало того что там еще со вчерашнего дня все было перевернуто из-за предстоящей выставки, ко всему прочему, Тамара с Игорем ночью, по всей видимости, использовали для своих бурных любовных упражнений не только старенький диван, но и все подходящие и неподходящие для этого предметы мебели, включая и картины. В углу уже дремал над стаканом с водкой Женька Вилярский, уронив грязную прядь волос в тарелку с остатками салата. Тамара, напевая, пыталась убирать со стола посуду с засохшей едой.

— Давай помогу, — предложила Алина.

— Сейчас дядя Миша с Витолием подойдут. Они у себя с утра какие-то скульптуры ваяют.

С Игорем Алина столкнулась у дверей и при взгляде на его лицо чуть не уронила грязные тарелки, которые несла мыть.

— Ну и рожа у тебя... — протянула она.

— До свадьбы заживет, — отмахнулся Игорь.

— Что-что там насчет свадьбы? — встрепенулась Тамара.

— Ты человеку сначала развестись дай, — улыбнулась Алина. — А уж потом приставай со свадьбой. Представляешь вас сейчас обоих в загсе? Ты с фингалом и Игорь с лицом цвета радуги? Вот парочка была бы!

— Ну, с разводом мы тянуть не будем. Правда, Игорь?

Игорь пробормотал что-то невнятное.

Алина перемыла посуду, они с Тамарой быстро собрали на стол. Игорь с Вилярским уже пили водку.

— Нас-то подождите! — упрекнула их Тамара. — И народ сейчас подойдет!

— Народу водки хватит, — успокоил ее Вилярский.

Игорь методично напивался.

— Томка, ты думаешь, никаких последствий со стороны Измаиловича не будет? — задала Алина вопрос, который тревожил ее со вчерашнего вечера.

— А черт его знает! — беспечно ответила Тамара, но тут же помрачнела. — Правда, не знаю. Завтра поеду домой, позвоню. Если он, конечно, за это время в мою квартиру еще кого-нибудь не поселил. Слушай, давай все проблемы оставим на завтра! У меня сегодня праздник! Пошли выпьем.

«Хорош праздничек, — подумала Алина, глядя, как Игорь пьет стакан за стаканом. — Господи, вот угораздило же людей! По отдельности не могут, и вместе тоже что-то не получается...»

Игорь налил Алине вина.

— За вас, ребята! — поднял стакан Вилярский.

«Посижу немного, чтобы Томку не обижать, и домой поеду, —подумала Алина, отпив вина. — Не забыть бы мастерскую закрыть...»

Через полчаса Алина поднялась.

— Ладно, я поехала домой.

— Уже уходишь? — расстроилась Тамара. — Посидела бы еще...

— Томка, мне правда пора, я и так сегодня дома не ночевала.

— Ладно, завтра в институте увидимся, — махнула рукой Тамара.

Алина попрощалась с Игорем, взглянула на спящего мертвым сном Вилярского и вышла из мастерской. И тут же в коридоре столкнулась нос к носу с Андреем.

Краска ударила Алине в лицо, по телу пробежала дрожь. Мысли разлетелись в разные стороны.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответила ему Алина, почти справившись со смущением.

— Ты отца не видела? Мастерская нараспашку — никого... Он обычно ее открытой не бросает.

— Глеб... — Алина запнулась. — Глеб Владимирович уехал со студентами на пленэр с самого утра. Ключ у меня. Я вчера у него свою шубу оставила.

— Опять у Игоря всю ночь гудели? — понимающе улыбнулся Андрей.

— Они с Тамарой, кажется, решили пожениться.

— Старая песня на новый лад. Они по десять раз на дню женятся и разводятся.

— А по-моему, они любят друг друга.

Андрей пристально посмотрел на нее:

— А ты знаешь, что такое любовь?

Алина снова смутилась под его взглядом и ничего не ответила.

— Ты уже уходишь? — спросил Андрей.

— Да, — кивнула Алина. — Мне пора.

— Там у отца где-то кофе был неплохой. Попьем на дорожку?

Алина хотела было отказаться, но тут же одернула себя: что я его боюсь, в самом деле?

— Пошли.

Они зашли в мастерскую Глеба. Андрей закрыл дверь на замок.

— Чтобы пьяные гости Игоря не мешали, — пояснил Андрей на ее удивленный взгляд.

Андрей включил чайник. Алина уселась в свое любимое кресло. Она чувствовала себя очень неуютно наедине с Андреем. Он притягивал и отталкивал ее одновременно. Хотелось то ли стремглав бежать от него, то ли броситься к нему на шею. То, что они были в мастерской Глеба, придавало всей ситуации особую остроту.

Чайник закипел, Андрей разлил кипяток по чашкам, поставил на стол банку с кофе и сахар.

Алина пила кофе, а Андрей молчал и не сводил с нее пристального взгляда. Было в нем что-то притягательное и сильное. Алина, бросая на него изредка короткие взгляды, ждала, что он попытается хотя бы обнять ее, но Андрею, казалось, было довольно того, что она рядом. Еще ни один мужчина не вел себя с ней так странно.

Алина допила кофе и поднялась, испытывая облегчение оттого, что ничего не произошло, и одновременно досадуя на то, что Андрей оказался обыкновенным робким мальчишкой, а она-то напридумывала себе черт знает что...

— Спасибо за кофе. — Алина медленно двинулась к вешалке.

Андрей стремительно поднялся и в два шага оказался рядом.

— Ты так и уйдешь?

Рука Алины, потянувшаяся к шубе, дрогнула и опустилась. Алина так же медленно повернулась к Андрею.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза с одинаковым желанием во взглядах, потом словно какая-то неведомая сила толкнула Алину сзади, и она в то же мгновение оказалась в объятиях Андрея. Он сжал ее так крепко, что у Алины перехватило дыхание. Потом наклонил голову и впился жадным поцелуем-укусом в ее губы.

...Это больше походило на столкновение двух стихий, чем на любовное блаженство. Алина кусалась и царапалась, как кошка, Андрей впивался зубами в ее шею, делал с ее телом все, что ему только заблагорассудится, и оно дугой извивалось навстречу его странным ласкам, и каждая клеточка тела вопила в бешеном экстазе: еще, еще, еще!!! Это было безумие, это было сумасшествие, это скорее напоминало первобытную животную страсть без малейших признаков разума...

— Дай мне сигарету, — сказала Алина хриплым, сорвавшимся голосом.

Андрей поднялся и, не скрывая своей наготы, спустился по лестнице за сигаретами. Вернулся, протянул ей одну прикуренную, второй затянулся сам.

Алина курила, медленно приходя в себя. Весь ужас того, что случилось, навалился на нее с отчаянной силой. Она. В постели Глеба. С его сыном. Как это могло случиться?.. Как она могла позволить?.. Как она теперь посмотрит Глебу в глаза?.. Что скажет?..

— Ты докурила? — спросил Андрей, забрал у нее окурок и потушил в пепельнице. Поставил пепельницу у кровати и положил руку на грудь Алины. Слегка сжал. Сосок ее моментально напрягся.

— Иди ко мне, — негромко сказал Андрей, и они снова провалились в преисподнюю.

Глава 18

В понедельник, закончив плановую операцию, Вадим Сергеевич написал заявление об уходе и поставил под ним размашистую подпись. Толкнул листок по столу в сторону Анатолия Борисовича. Достал из кармана связку ключей, снял с кольца ключ от ординаторской и отправил его следом.

— Все? Я могу быть свободен?

— Вадим... — неловко начал главврач. — Пойми... Ты же знаешь, я ничего не могу сделать...

— Чего уж теперь... — махнул рукой Вадим. — Слава богу, в городе на мой век больниц хватит. Хирурги пока еще требуются.

— Ты... заходи, если что... И вообще, не пропадай, звони...

— Ладно, — поднялся Вадим и протянул старому другу руку. — Счастливо оставаться. Я — без злобы.

Анатолий Борисович от души пожал протянутую руку.

Вадим Сергеевич вышел на улицу. Холодный ветер сразу забрался под воротник, взъерошил волосы. Как он ни оттягивал этот момент, как ни надеялся, что все обойдется, сегодня придется рассказать обо всем Лоре. В тот злополучный день, когда он буквально удрал от Ирины, разгромив кухню, он долго бродил по улицам, успокаиваясь и приводя в порядок мысли. Тогда он окончательно понял, что Ирина ни перед чем не остановится и ни на какие компромиссы нечего и рассчитывать. Оставалась слабая надежда на помощь и поддержку Тольки, но, видимо, на того здорово надавили. Вадим размышлял о том, что в любой больнице его примут с распростертыми объятиями, он в этом не сомневался, если только Ирина... Эта мысль заставила Вадима остановиться. А ведь она может... С ее связями она вполне может сделать так, что ни в одну больницу города его, пусть даже и первоклассного хирурга, не возьмут. «Пойду грузчиком в магазин», — невесело усмехнулся Вадим. Ему было совсем не до смеха.

Лора, как всегда, ждала его, с самого порога моментально уловив, что с мужем что-то происходит.

— Вадим, что случилось?

— Лорка, сядь. Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Лора Александровна послушно опустилась на табуретку. Вадим помолчал, собираясь с мыслями, и рассказал ей обо всем — начиная с угроз Ирины и заканчивая сегодняшним уходом из клиники.

Лора слушала, не перебивая, но с каждой новой фразой лицо ее принимало все более потерянное выражение.

Вадим замолчал, отхлебнул остывшего чая. Вкуса он не чувствовал. Вообще.

— Вадим, — Лора накрыла его руку своей ладонью. — У нас в больнице не хватает хирургов. Тебя, с твоими заслугами и опытом работы, возьмут с руками и ногами.

— Если только Ирина не влезет и туда, — глухо сказал Вадим Сергеевич. — Лорка, я видел ее глаза. Она поставила себе целью отравить мне жизнь. Она способна на все.

— Давай смотреть на вещи трезво. Конечно, завотделением тебя не возьмут, но должность для тебя ведь не главное, так? Была бы работа... В любом случае тебе стоит попробовать.

— Давай попробуем, — апатично согласился Вадим.

— Тогда прямо сейчас и позвоним Сергею Ивановичу, нашему завотделением. — Лора Александровна поднялась из-за стола, в то же мгновение раздался звонок в дверь.

— Кто это может быть? — удивилась Лора Александровна. — Алинке вроде бы еще рано. — Она двинулась к двери и поймала встревоженный взгляд Вадима, которому теперь во всем мерещилась Ирина.

На пороге стояла соседка баба Маша, держа в руках цветную газету.

— Лорочка, ой, здравствуйте, Вадим Сергеевич, я вас сразу-то и не признала, — затараторила баба Маша.

Вадим мрачно кивнул: он никогда не любил эту пронырливую старушку, которая всегда и во все совала свой нос. Ни одно событие в доме, будь то свадьба, или похороны, или просто семейный скандал, не происходило без ее посильного участия.

— Вы сегодняшний «Мегаполис» читали? — со странным блеском в глазах поинтересовалась соседка.

— Баб Маш, мы такие газеты никогда не покупаем.

— Да я-то тоже, больно уж они дорогие, да сегодня с утра внучек в гости забегал, чайку попить, вот он и оставил. Я газетку-то взяла, дай, думаю, погляжу, чего в мире творится, а там, прямо на первой странице, Алинка ваша, голая, — протараторила старуха и с любопытством уставилась на Лору, явно ожидая ответной реакции.

— Что за ерунда?! — недоуменно спросила Лора: голова ее была занята проблемами Вадима, и заявление соседки показалось ей полным бредом.

— Какая же ерунда? — обиделась баба Маша и ткнула пальцем в фотографию. — Смотрите! Что ж, я Алинку не признаю, хоть и намазанную?!

Лора машинально взяла протянутую старухой газету.

На первой странице действительно была большая фотография немой сцены: застывшие в нелепых позах обнаженные Алина и Тамара в хлопьях пены и Игорь с разбитым лицом. Над фотографией красовался крупный заголовок: «Скандал в галерее» — и чуть мельче: «Художник Разумов поливает натурщиц из огнетушителя». Лора Александровна пробежала глазами заметку, помещенную ниже, в которой смачно и преувеличенно, как это всегда бывает в желтой прессе, описывались события прошлой субботы. Текст изобиловал такими фразами, как: «пьяный художник», «соблазнительные изгибы тел натурщиц», «месть бывшего любовника», «боди-арт или порнография?».

Лора Александровна растерянно опустила газету, которую тут же забрал из ее рук Вадим. Баба Маша с патологическим и одновременно детским любопытством наблюдала за происходящим, переводя взгляд с Лоры на Вадима и обратно.

Вадим прочитал статью и поднял на Лору ошарашенные глаза:

— Ты же мне говорила, что она работает секретарем?

— Я, пожалуй, пойду, а то у меня там молоко сбежит, — неожиданно «вспомнила» баба Маша и осторожно потянула газету из рук Вадима.

— Что это вы в дверях стоите? — из лифта вышла Алина. — Здрасте, баб Маш.

— Ты видела это? — Вадим протянул дочери газету.

— Что? — Алина недоуменно взяла газету.

Лицо ее медленно изменилось. Она прочитала статью раз, другой, третий, словно от того, сколько раз она прочтет, статья могла измениться или исчезнуть.

— Я все-таки пойду. — Баба Маша выдернула газету из Алининых пальцев и шмыгнула в свою дверь.

Алина с каменным лицом принялась снимать шубу.

— Может быть, ты нам все-таки объяснишь, что это значит? — спросила Лора Александровна, внутри которой все сгорало от стыда: дочь, ее дочь могла опуститься до того, чтобы позировать голой!

— Что я должна объяснять? — сразу ощетинилась Алина. — Все, что там написано, — сплошное вранье!

— Какая разница, что там написано?! Ты же там голая!!! Ты же сама говорила мне, что натурщица — это портреты, костюмы... Что это совсем другое, а ты, оказывается... — Лора Александровна не смогла выговорить слово «шлюха». — Как же я теперь на работе появлюсь? Там же все узнают... Господи, стыд-то какой!

— Тебя что, всю жизнь в монастыре воспитывали?! — взорвалась Алина. — Ты Роденом восторгаешься и думаешь, что он свои скульптуры из головы сочинял?!

— При чем тут Роден... Неужели ты не понимаешь, что это стыдно! — Лора Александровна беспомощно взглянула на Вадима, ища поддержки.

— Ты же говорила мне, что она работает секретарем... — некстати повторил Вадим: ему очень не хотелось нарушать то хрупкое равновесие, которое возникло в последнее время в их отношениях с Алиной.

— А дочка-натурщица вас не устраивает?! Правильно я понимаю?! — Алина уже кричала. — Ладно, черт с вами! Дайте ключи, я ухожу!

Вадим Сергеевич покорно достал из кармана связку ключей и протянул их Алине.

— Вещи на неделе я заберу! — Алина схватила ключи, застегнула так и не снятую шубу, бросила уничтожающий взгляд на мать и выскочила за дверь. Лифт был занят, и Алина понеслась вниз по лестнице. Ее трясло от злости и возмущения.

Глеб отодвинул от себя незаконченную скульптуру. Глиняная фигурка изображала обнаженную, потягивающуюся девушку. Фигура была почти готова, оставалось только слепить лицо. Глеб улыбнулся, вспомнив зевающую рожицу Алины, которая всегда с трудом просыпалась по утрам.

— Привет. — В мастерскую вошел Андрей. — Трудишься?

— В поте лица, — в тон сыну отозвался Глеб. — Ты какими судьбами?

— У меня к тебе разговор есть, — посерьезнел Андрей.

— Да? Тогда ставь чайник. Какой серьезный разговор без кофе? — улыбнулся Глеб.

Отец с сыном уселись за столом напротив друг друга.

— Мне нужны деньги, — сказал Андрей, глядя отцу в глаза. — Ты должен мне помочь.

— Сколько и на что? — Глеб давно уже воспринимал обоих сыновей как взрослых людей и старался общаться с ними на равных.

— Я хочу снять квартиру.

— Ваша с братом комната тебя уже не устраивает?

— Я думаю, что втроем нам в ней будет тесновато.

— Втроем? — удивился Глеб. — Не понял?

— Что тут непонятного? Я собираюсь жениться.

— Жениться? — Глеб посерьезнел. — На ком? Ты хорошо подумал? Ты понимаешь, какая это ответственность? — Глеб всегда знал, что рано или поздно это произойдет, но не думал, что так скоро.

— Я все хорошо обдумал, — уверенно сказал Андрей. — Уж в чем, в чем, а в легкомыслии ты меня никогда не упрекал. Я пойду работать, а потом, халтурки всякие, ну, ты сам знаешь, с голоду не умрем. Единственная проблема — с жильем. Она живет с матерью, и у нас, как ты понимаешь, мы тоже не поместимся.

— И кто же, если не секрет, твоя избранница? — Глеб уже начал прокручивать в голове варианты знакомых, которые могли помочь с квартирой.

— Конечно, нет, — впервые за весь разговор улыбнулся Андрей. — Ты ее знаешь. Это — Алина.

У Глеба бешено заколотилось сердце. Алина? Он не ослышался? Неужели у них с Андреем что-то было? Нет, не может быть! Скорее всего, Андрей, как многие юноши в его возрасте, влюбился и напридумывал себе черт знает чего!

— Алина? А почему именно Алина?

— Как — почему? — искренне удивился Андрей. — Потому что мы любим друг друга.

— Ты уверен в том, что она тебя любит?

— Конечно!

— И откуда взялась такая уверенность?

Андрей усмехнулся, и Глеб со страхом увидел в глазах сына непоколебимую уверенность в собственных словах.

— Вчера здесь она доказала мне это.

У Глеба потемнело в глазах. Вчера... Он уехал, Алина осталась досыпать, неужели?.. Как она могла?! После ночи с ним, в той же самой постели?!

— Ты что, был вчера в мастерской? — хриплым голосом спросил он.

— Я зашел часов в двенадцать. Тебя не было, ты уехал на пленэр. Мы с Алинкой попили кофе, а потом... Потом все и случилось.

Глеб тяжело, точно слепой, поднялся из-за стола.

— Я подумаю, что можно сделать, — выдавил он из себя, изо всех сил стараясь, чтобы Андрей не заметил, что с ним происходит.

— Я знал, что ты меня поймешь. — Андрей шагнул к отцу, и Глеб еле сдержался, чтобы не отшатнуться. — Спасибо.

Когда за Андреем закрылась дверь, Глеб несколько минут смотрел в одну точку, потом схватил с подставки незаконченную глиняную фигуру Алины и с силой запустил ее в дверь. Глина чмокнула и бесформенным комом упала на пол.

— Ты что, с ума сошел? — Осторожно приоткрыв дверь, к нему заглянула Тамара. — Так же и убить можно!

— Вас убьешь, пожалуй! — Глеб достал из шкафа бутылку водки.

— Ты что, из-за этой статьи расстроился? — догадалась Тамара.

— Из-за какой, к черту, статьи?! — Больше всего на свете Глебу хотелось, чтобы все оставили его в покое.

— Вот этой. — Тамара протянула Глебу «Мегаполис». — Мне полчаса назад Алинка позвонила. — При слове «Алинка» Глеба передернуло. — Сказала, что кто-то из этих козлов-фотографов ухитрился нас сфотографировать.

«Художник Разумов поливает натурщиц из огнетушителя», — прочитал Глеб.

— Пошла ты со своей газетой! — не сдержался он и одним рывком сорвал пробку с бутылки. — Оставьте все меня в покое!

Тамара скорчила удивленную гримасу, но, давно привыкшая к разным выходкам художников, взяла газету и вышла.

Алина обошла свои новые владения. Жить было можно. Оставалось купить только несколько необходимых вещей, на которые уйдет не так много денег. После звонка Тамаре она устало опустилась на диван и закурила. Все происшедшее вчера казалось ей страшным сном. Алина не могла объяснить себе, какая сила кинула ее в объятия Андрея, ей было страшно и стыдно. Стыд усиливался тем, что произошло это именно в мастерской, что Глеб предупреждал ее о том, что это может случиться, и что случилось это не с кем-нибудь, а с его сыном... Алина не спала полночи, еле отстояла на работе, потом еще этот скандал дома... Не зря говорят, что все всегда происходит одновременно. Если уж валится, то со всех сторон. Мелькнула мысль о том, чтобы рассказать все Глебу, но Алина моментально отбросила ее в сторону. После всего того, что он ей говорил? Нет, это невозможно. Алина потушила сигарету и тут же закурила другую. Нужно все забыть. Ничего не было. Андрея больше никогда в ее жизни не будет. Она постарается с ним не встречаться. Тем более что теперь у нее есть своя отдельная квартира, и Глеб сможет приезжать к ней...

Алина воспряла духом и поднялась. Глеб ждет ее сегодня к трем часам. Он хотел закончить недавно начатую скульптуру, которую они в шутку обозвали «засоней».

«Выкинь из головы, — твердила она себе пэ дороге в мастерскую. — Ничего не было, выкинь из головы!» Но успокоиться никак не удавалось.

Дверь в мастерскую Глеба была закрыта. Алина удивленно толкнула ее несколько раз, потом постучала. Из мастерской неслась громкая музыка. Алина постучала еще раз и, не дождавшись ответа, зашла в мастерскую Игоря.

Там она столкнулась с двумя громилами, явно не имеющими никакого отношения к миру художников.

— Ну, ты, типа, все понял? — лениво произнес один из них, перекатывая во рту жвачку. — Второй раз предупреждать не будем.

Громилы оценивающими плотоядными взглядами ощупали Алину и с одинаковыми кривыми ухмылками на лицах загрохотали тяжелыми ботинками по коридору.

На диване сидели перепуганная Тамара и бледный Игорь, в руках которого ходуном ходила сигарета.

— Что случилось? — встревоженно спросила Алина.

— От Измаиловича приходили, — сказала Тамара. С лица ее понемногу сходило испуганное выражение.

— Чего хотели?

— Или я возвращаюсь, или Игорь выплачивает ему бабки за порезанную картину. С процентами.

— Ничего себе! — выдохнула Алина. — От Измаиловича я не ожидала... Вроде бы такой был дядька неплохой...

— Все они неплохие, когда вас обхаживают! — со злобой в голосе произнес Игорь. — Черт, угораздило же меня ввязаться!

— Может, с Глебом поговорить? — предложила Алина. — Все-таки бывшие сокурсники, да и сейчас отношения у них хорошие...

— Выкрутимся как-нибудь, — махнул рукой Игорь и взглянул на Тамару, которая смотрела на него преданными глазами.

— Кстати, вы Глеба не видели? Мы договорились встретиться сегодня в три, у него музыка орет на всю катушку, но дверь никто не открывает.

— Да там он. — Тамара закурила сигарету. — Он, похоже, из-за этой статейки расстроился. Я к нему пару часов назад заходила, он меня взашей вытолкал. Когда я уходила — он водку открывал. Может, напился и спит?

— Пойду еще попробую. — Алина вышла от них и снова затарабанила в дверь Глеба.

— Я же просил оставить меня в покое! — наконец раздалось из-за двери.

— Глеб! Это я! — крикнула Алина. — Открой!

Музыка за дверью резко смолкла. Алина несколько мгновений напряженно вслушивалась в тишину и уже подняла было руку, чтобы постучать снова, как дверь распахнулась.

На пороге мастерской, шатаясь, стоял Глеб. Алина еще никогда в жизни не видела его таким пьяным.

— Какие люди! — расплылся в пьяной ухмылке Глеб. — Проходите, проходите, что же вы стоите на пороге?

Алина вошла, повесила шубу на вешалку. Глеб даже не шевельнулся, чтобы ей помочь.

— Ты из-за этой статьи расстроился? — участливо спросила она и потянулась губами к его лицу.

Глеб шарахнулся в сторону как от прокаженной.

— Что с тобой? — испугалась Алина. — Что случилось?

— А ты не знаешь? — пьяно прищурился Глеб и повернулся к столу, на котором валялась пустая бутылка из-под водки. Вторая, пустая наполовину, в то же мгновение оказалась в руке у Глеба, и он, почти не промахиваясь, налил себе полный стакан. — Вам, сударыня, не предлагаю, вы же у нас не любитель крепких спиртных напитков. Вы у нас любитель чего погорячее...

Глеб одним махом опрокинул стакан.

— Глеб, о чем ты? Что происходит? — продолжала недоумевать Алина. — Я ничего не понимаю...

— Откуда ж вам, сударыня, понять? Для понимания — понималка нужна. А вам ее на другое место заменили.

— Глеб, да что случилось-то?! Ты можешь мне объяснить?!

— А может, это ты мне объяснишь? — Глеб вылил остатки водки и отшвырнул бутылку в угол. — Может, ты мне объяснишь, чем ты занималась на нашей постели в воскресенье с утра пораньше? Может, подробности какие припомнишь? Расскажи, а я послушаю! Я люблю романтические истории, тем более что люди- то все свои, не чужие, родня, можно сказать...

Алина охнула, закрыла рот ладонью и медленно опустилась в кресло.

— Что молчите, сударыня? Слова забыли или стесняетесь? Да вы не стесняйтесь, не стесняйтесь, рассказывайте все по порядку, с чувством, с толком, с расстановкой, чтобы я мог прочувствовать все до конца, приобщиться, так сказать... Черт, где-то у меня была еще бутылка. — Глеб полез в шкаф, роняя на пол все предметы, которые попадались ему под руку.

— Глеб... — обрела дар речи Алина. — Все было не так, как ты подумал...

— А я и не думал вовсе, — пьяно рассмеялся Глеб. — Пришел сегодня с утра сыночек мой, я, говорит, папаня, жениться надумал! Женилка, говорит, у меня выросла, вчера опробовал! И так, говорит, понравилось, что теперь жениться хочу — смерть как!

«Сволочь!!!» — взорвалось в голове у Алины.

— Глеб! — вскочила она. — Почему ты выслушал его и не хочешь выслушать меня?! Какая женитьба?! Что он тебе наговорил?!

— Может быть, ты скажешь, что и в нашей постели вы не кувыркались?! Или ты снова скажешь, что тебя изнасиловали?!

Алину словно ударили. Она закрыла лицо руками, по щекам ее потекли слезы, и, будто ошпаренная, она метнулась к выходу.

— Постой! — Глеб, спотыкаясь, догнал ее, довел обратно до кресла и почти насильно усадил в него.

— Глеб, послушай... — Алина все еще не теряла надежды пробиться сквозь его опьянение. — Я не знаю, что это было... Это было сильнее меня... Это было наваждение какое-то... Я люблю тебя, и только тебя, и никто больше мне не нужен, поверь мне!

— Это ты меня послушай, — уже без всякого издевательства и даже как будто отрезвевшим голосом сказал Глеб и рухнул на табуретку рядом. — Я говорил тебе, что так оно когда-нибудь и случится. Я знал это с самого начала. Я просил тебя... Девочка, девочка, что же ты наделала...

В его голосе было столько боли, что у Алины защемило в груди.

— Глеб! Да послушай ты меня!!! — в отчаянии выкрикнула она.

— Все, девочка... Все закончилось... — покачал головой Глеб. — И самая пакость знаешь в чем? В том, что я знал о том, что так оно и будет, с самого начала... По-другому просто не могло быть... Я не держу на тебя зла... По-другому просто не могло быть...

Глеб тяжело поднялся, снова подошел к шкафу, выудил откуда-то из недр еще одну бутылку водки, открыл ее и снова налил себе полный стакан.

— А сейчас уходи. Мне тяжело тебя видеть.

— Глеб! — умоляюще всхлипнула Алина.

— Уходи, иначе я могу тебя ударить, — твердо сказал Глеб. — Я не хочу этого делать. Все случилось так, как и должно было случиться. В этом нет ни твоей, ни моей вины. И никто не виноват, — криво усмехнулся он. — А за кефир огромное спасибо всем.

Бутылка со стуком опустилась на стол.

— Уходи.

Алина поднялась. По щекам ее текли слезы — она их не вытирала. Ей казалось, что ее сердце сейчас разорвется от боли. Она медленно накинула шубу, повернулась и обвела прощальным взглядом мастерскую. Все предметы: картины с бегущими лошадями, скульптуры, шторы, кресло, лестница в спальню, — все, что было так дорого ей, все, что она считала своим почти полгода, — расплывались в ее глазах, превращаясь в сплошную пелену, как мир во время сильного ливня. Посредине этого размытого, исчезающего мира сидел Глеб, уставившись в стакан с водкой.

— Глеб... — прошептала Алина.

Глеб поднял на нее пьяные и больные глаза. В них стояли слезы.

— Уходи, — сказал он. — Я больше не хочу видеть тебя. Ничего уже не исправить. Уходи.

Глава 19

Во вторник Алина не пошла на работу. Она позвонила на кафедру и отменила все свои занятия, отговорившись тем, что заболела, благо больничный можно было не брать — просто договориться со студентами и преподавателями о времени отработки.

Алине не хотелось никого видеть. Мысль о том, что в институтском коридоре она может столкнуться с Глебом, приводила ее в смятение и заставляла плакать. Она почти ничего не ела, через силу заставляя себя выпивать по утрам чашку чая. Спать она тоже не могла. Глубокая яма, в которую она проваливалась под утро, окончательно измучив себя мыслями, очень мало походила на нормальный сон. Алина блуждала по каким-то лабиринтам и перекресткам, то ли скрываясь от кого-то, то ли пытаясь кого-то догнать; где-то за всем этим скрывался Глеб, но она, как ни старалась, не могла разглядеть его лица и каждый раз просыпалась с криком и слезами через два-три часа после того, как заснула. Стоило ей открыть глаза, как осознание случившегося наваливалось на нее снова, и мысли о том, что ничего уже исправить нельзя и со всем этим придется жить дальше, доводили Алину почти до помешательства. Ей очень не хватало Глеба. Иногда она ловила себя на том, что начинает разговаривать с ним вслух. Она все время пыталась объяснить ему, что все было совсем не так, что ей сейчас очень тяжело... Она подходила к телефону и даже начинала набирать номер, но на последней цифре палец ее останавливался, перед глазами всплывало его лицо, зависшее над стаканом, больные и пьяные глаза, казалось, прожигали ее насквозь, а в голове отчетливо раздавался его голос: «Уходи. Я больше не хочу видеть тебя. Ничего уже не исправишь...» — и Алина застывала с молчащей трубкой в руке, так и не набрав последней цифры.

Пару раз забегала Тамара, которая разузнала Алинин адрес и телефон от Лоры Александровны; она тормошила подругу, обещала поговорить с Глебом, ругала всех мужиков на чем свет стоит. Она принесла продукты, приготовила что-то и заставила Алину поесть. Алина послушно выполняла все Томкины приказы, машинально пережевывала пищу, абсолютно не чувствуя вкуса, но после ухода Тамары опять впала в апатию, из которой, собственно, и не выходила, а только делала вид.

У Томки и своих проблем было по горло. Они с Игорем лихорадочно метались по всем знакомым, пытаясь собрать сумму, запрошенную Евгением Измаиловичем. Поговорить с Глебом не удалось, потому что он, как едко выразилась Тамара, утопил в водке последние мозги, старый дурак!

— Ты посмотри на себя в зеркало! — кричала она в последний свой визит в пятницу. — Кожа да кости! В гроб краше кладут, честное слово!

Алина вяло отбивалась, но отражение бледного до синевы лица с огромными кругами под глазами, потускневшим взглядом и спутанными, словно посеревшими волосами напугало ее саму.

В субботу с утра раздался звонок в дверь.

Алина как раз только вынырнула из очередного лабиринта сна, подушка ее была мокра от слез, и она не сразу поняла, во сне или наяву был звонок.

Он повторился. Алина накинула на голое тело халатик-кимоно и открыла дверь.

— Наконец-то я тебя нашел! — сказал Андрей, бесцеремонно проходя в квартиру и закрывая за собой дверь.

Алину затрясло.

— Убирайся! — зашипела она. — Убирайся, и чтобы я больше никогда тебя не видела!

— Болезнь действует на тебя не лучшим образом, — спокойно сказал Андрей. — Я тебе фруктов принес. Где тут у тебя кухня?

— Откуда ты узнал, где я живу? — с бешенством в голосе спросила Алина, глядя, как он выгружает из сумки продукты.

— Я звонил несколько раз, твоя мать ничего не говорит — нет, мол, и все. Томка тоже молчит как партизан: ничего не знаю, ничего не ведаю. Я уж думал, что придется всероссийский розыск объявлять, а вчера вечером встретил твоего отца. Мы с ним поговорили по-мужски, и вот я здесь.

— Лучше бы тебя здесь не было. За продукты — спасибо. Выложишь — уходи! — Алина развернулась и ушла в комнату.

— Чем я заслужил такую немилость? — Андрей направился за ней следом.

— Я тебя не звала. — У Алины не было сил злиться. У нее вообще ни на что больше не было сил.

— Я соскучился по тебе, — сказал Андрей и коснулся ее щеки кончиком пальца. — Ты очень похудела...

Алина дернулась от его прикосновения, как от удара, одновременно с этим ощутив сладостную ноющую истому внизу живота. Ее затошнило от самой себя. От Андрея пахло тем же одеколоном, и запах, попав в ноздри, моментально воспроизвел в ее голове их воскресную встречу.

— Не прикасайся ко мне! Я запрещаю тебе меня трогать!

— Я что-то сделал не то? — удивился Андрей. — Мне казалось, что в прошлый раз тебе понравилось.

— Уходи. Я очень тебя прошу, — почти простонала Алина.

— И не подумаю. — Андрей уселся рядом с ней на кровать и, несмотря на ее сопротивление, обнял за плечи.

После короткой борьбы Алина обмякла в его руках.

Андрей целовал ее лицо, гладил спутанные сном волосы, шептал на ухо какие-то нежные слова. Алина, словно со стороны, безучастно наблюдала за тем, как он снимает с нее халат, как его пальцы осторожно касаются ее кожи. Он был удивительно, безгранично нежен, он вел себя совсем не так, как в воскресенье, он любил каждую частичку ее тела, и она, сначала покорно подчиняющаяся ему, неожиданно почувствовала, как ее тело начинает отзываться на его ласки, и вот она уже изгибается дугой ему навстречу, и плачет, и о чем-то просит, и стонет от наслаждения...

Вадим Сергеевич уже неделю работал в больнице Лоры. Они пришли туда во вторник, и завотделением хирургии принял его с распростертыми объятиями, долго жалуясь на то, что хирургов не хватает, а уж первоклассных хирургов вообще днем с огнем не сыщешь — все разбежались. Кто в столицу, кто в начальство подался: там и место посытнее, и проблем меньше.

Коллектив врачей оказался на редкость приятным и дружным, все понимали друг друга с полуслова и старались помочь при каждом удобном случае. Вадим уже было вздохнул с облегчением, но через несколько дней, сразу после операции, его неожиданно вызвал к себе завотделением.

— Вадим Сергеевич, — без обиняков начал он. — Мы с вами люди взрослые, поэтому я начну без предисловий. У вас что, какие-то проблемы с горздравом?

Вадим сразу понял, откуда ветер дует. Молчать или врать не имело никакого смысла, хотя очень не хотелось рассказывать всю эту историю новому начальнику.

— Я сейчас развожусь, — устало сказал он. — Это дело рук моей бывшей жены. У нее благодаря отцу большие связи, и, по-моему, она поставила себе целью отравить всю мою дальнейшую жизнь. Из клиники мне пришлось уйти именно по этой причине. Надавили сверху, сказали, что не дадут обещанное оборудование...

Сергей Иванович с сочувствием покачал головой:

— Попадаются же хорошим мужикам стервы! Меня в пятницу вызывал главный, сказал, что звонили из горздрава...

— Мне заявление писать? — обреченно спросил Вадим.

— Да подождите вы! Что ж, мы не люди?! Я главному популярно объяснил, что если он решит уволить такого хирурга, то все операции ему придется делать самому. Заявление по собственному я вам никогда в жизни не подпишу! Только будьте осторожны, а на мою поддержку всегда можете рассчитывать.

— Спасибо, — улыбнулся Вадим и от всей души пожал протянутую руку.

Он шел домой и думал, что завотделением прав: расслабляться нельзя, Ирина конечно же на этом не успокоится, но, по крайней мере, у него есть хоть какая-то передышка и работа. И возможность платить за квартиру Алины.

При воспоминании об Алине Вадим Сергеевич нахмурился. Нехорошо все-таки получилось. Лора зря сорвалась. Он потом долго с ней беседовал по этому поводу, говорил, что нужно было сначала выслушать дочь, но Лора, как попугай, твердила только одно: «Боже, как стыдно...» Как она все-таки зависима от надуманных человеческих догм и выдуманных неизвестно кем правил приличия... Это оказалось для нее важнее, чем собственная дочь. А тут еще парнишка этот, Андрей, кажется, в пятницу разыскивал Алину...

Вадим Сергеевич несколько минут постоял в раздумье на перекрестке и свернул в сторону дома, где теперь жила Алина.

Она открыла сразу, как будто стояла за дверью и ждала.

— Здравствуй, — сказал Вадим Сергеевич, страшно переживая внутри, что сейчас его могут просто выгнать.

Но Алина отошла в сторону, пропуская его в квартиру.

Вадим Сергеевич вошел и неловко затоптался на пороге.

— Ну что же ты? — спросила Алина. — Раз уж пришел — проходи.

— Я тут тебе продуктов принес, — словно оправдываясь за свой визит, сказал Вадим Сергеевич.

— Вы что, все сговорились, что ли? — слабо улыбнулась Алина. — У меня их скоро складывать будет негде.

Вадим Сергеевич облегченно выдохнул и прошел за дочерью на кухню.

— Я... подумал, вдруг ты не откажешься? — Вадим Сергеевич достал из пакета бутылку кьянти. — Я, правда, не знаю, какое ты любишь, но это, по-моему, неплохое...

— Ну что ж, — сказала Алина. — Я еще никогда не пила с родным отцом. Надо же когда-то начинать? Ты садись, чего стоишь? В ногах правды нет.

Вадим Сергеевич опустился на табуретку.

Пока Алина резала фрукты, споласкивала бокалы и накрывала на стол, Вадим Сергеевич незаметно наблюдал за дочерью. Она очень похудела за эту прошедшую неделю и стала как будто старше. У нее изменилось выражение глаз. Это были глаза не восемнадцатилетней девочки, а, скорее, умудренной опытом женщины. «А ведь у нее что-то произошло за эту неделю, — подумал Вадим Сергеевич. — Что-то случилось... И похоже, далеко не радостное...» Он открыл бутылку, разлил вино по бокалам.

— Ну давай, — подняла свой бокал Алина. — За что пить будем?

— За тебя, — сказал Вадим Сергеевич. — И за то, чтобы ты меня простила.

Алина хотела что-то сказать, Вадим Сергеевич со страхом ждал ее слов, но она, так ничего и не произнеся вслух, коснулась бокала отца своим и сделала глоток.

— Считай, что примирение состоялось. И знаешь, я тоже хочу попросить у тебя прощения за свое поведение... Я просто не понимала раньше, как за одну ошибку можно расплачиваться всю жизнь и не иметь никакой возможности ее исправить...

— У тебя что-то случилось? — осторожно, чтобы не спугнуть неожиданно возникшее между ними взаимопонимание, спросил Вадим Сергеевич.

— Случилось, — невесело усмехнулась Алина. — Но ты ничем не можешь мне помочь...

— Вы с этим парнем поссорились? — осторожно предположил Вадим Сергеевич. — С Андреем?

— С Андреем как раз все на своих местах, — неопределенно ответила Алина.

— Мне он понравился, — честно признался отец. — Ответственный такой, серьезный не по возрасту.

Алина промолчала.

— Ты бы заходила хоть иногда, — сменил тему разговора Вадим Сергеевич.

— Зайду как-нибудь, — без всякого выражения в голосе произнесла Алина.

В это время в дверь позвонили.

Алина поднялась, как показалось Вадиму Сергеевичу, с какой-то обреченностью и пошла открывать.

На кухню они вошли вместе с Андреем.

— Что же ты не сказала, что у нас гости? — голосом радушного хозяина спросил Андрей. — Здравствуйте.

Вадим приподнялся и пожал протянутую руку.

— Пьянствуете? — улыбнулся Андрей. — Поесть есть что-нибудь?

Алина неопределенно пожала плечами.

— Я, между прочим, после института. Жрать хочу, как собака.

Алина молча вышла из кухни.

— Ладно, сейчас что-нибудь сами приготовим. — Андрей подмигнул Вадиму Сергеевичу.

Вадим Сергеевич сразу, с приходом Андрея, почувствовал какое-то напряжение, повисшее в воздухе.

— Я, пожалуй, пойду, — поднялся он и, как Андрей ни уговаривал, остаться не пожелал.

— Алина, отца проводи! — распорядился Андрей.

Алина вышла в коридор.

— Послушай, — понизил голос Вадим Сергеевич, одеваясь. — Может быть, мне не надо было ему твой адрес давать?

— Все нормально, папа, я сама разберусь.

От слова «папа» Вадим Сергеевич растрогался до глубины души: уже семь лет никто не называл его так, а уж услышать когда-нибудь это слово из уст Алины он почти перестал надеяться.

— Если что-то будет нужно, ты только скажи... На всякий случай вот мой рабочий телефон. — Вадим Сергеевич не знал, как выразить свою радость, что сказать стоящей перед ним дочери, какие найти слова...

— Хорошо, — кивнула Алина. — Ты тоже заходи. Матери — привет.

Она закрыла за отцом дверь и вернулась на кухню.

— Ты ведешь себя отвратительно, — сказала она, глядя, как Андрей колдует над кастрюлей с макаронами.

— А что случилось? — искренне удивился Андрей. — Я только собирался присоединиться к вашему маленькому семейному торжеству, как оно уже закончилось.

— И ты, конечно, не догадываешься почему?

— Третий лишний? — прищурился Андрей. — У тебя есть от меня какие-то секреты, которыми ты хотела поделиться с любимым папулей?

— Слушай, тебя никто не звал: ни вчера, ни сегодня. Я просто не хотела при отце выяснять отношения. Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это уйти и оставить меня в покое. И больше никогда не приходить.

— Тебе так кажется. И уверяю тебя, что не пройдет и пяти минут после моего ухода, как ты начнешь об этом жалеть.

— Я всегда поражалась твоей самоуверенности.

— Да? — Андрей оставил в покое макароны и вплотную приблизился к Алине. Его глаза излучали какой-то странный, уверенный свет. Алина почувствовала себя, словно под гипнозом. Рука Андрея коснулась ее груди. — Разве ты этого не хочешь?

— Убери руки, — еле слышно сказала Алина, чувствуя, как ноги ее становятся ватными.

Андрей изо всех сил прижал ее к себе и впился укусом-поцелуем в ее губы.

В понедельник Алина вышла на работу. Лана встретила ее радостным возгласом:

— Алинка, наконец-то, мы тут зашиваемся напрочь! Пятый курс без натуры неделю — замену тебе так и не нашли, третий воет — им нужна лежащая модель. Томке уже часы вписывать некуда, Лиза опять на больничном, пришлось Наташке с рисунка позировать, представляешь? Раздеваться она отказалась наотрез, так ее поверх платья в полотенце закутали, тазиков рядом понаставили — она там девушку в бане изображала! — Лана расхохоталась. — Когда она по коридору на перерыв шла, это было такое зрелище!!!

— Томка сегодня работает? — спросила Алина.

— На живописи ее нет. На рисунке спроси. Хотя, если работает, с минуты на минуту явится сюда — покурить.

Лана оказалась права: Тамара пришла ровно за десять минут до начала занятий.

— Привет, подруга! — радостно приветствовала она Алину. — Пошли покурим?

В костюмерной Томка деловито вытряхнула набитую окурками пепельницу в помойное ведро, достала сигарету и щелкнула зажигалкой.

— Ну, рассказывай!

— Я не знаю, что делать, — призналась Алина, обнимая себя руками, словно ее знобило. — Он приходит и остается. И у меня не находится сил, чтобы его выгнать. Он действует на меня как-то странно... Я ненавижу его, и меня к нему тянет одновременно... Он уходит, и я понимаю, что его здесь не должно быть никогда, что я не люблю его, что все это бред, что он практически сломал мне жизнь. Он возвращается, касается меня, и я ничего не могу с собой поделать... Это наваждение какое-то... Томка, я так устала...

— А он?

— Говорит, что любит... Вчера сказал, что хочет, чтобы мы подали заявление...

— Все то, что ты мне рассказываешь, очень похоже на страсть. Это не любовь, не привязанность, это самая настоящая страсть! И могу тебе сказать, что страсти еще никого до хорошего не доводили. Мой тебе совет — гони его на фиг! Я, конечно, понимаю, что одной тоже сложно, но ты совсем молодая, у тебя все еще будет, а ломать себе жизнь из-за каких-то двух ненормальных мужиков, по-моему, не стоит.

— Что Глеб? — спросила Алина, с трудом произнеся это имя.

— Вчера не пил. Бродил по коридору мастерской, как тень отца Гамлета. Страшный, небритый, волосы дыбом — то еще зрелище! Я было сунулась к нему, но он, как только имя твое услышал, так на меня зыркнул, что я убралась подобру-поздорову от греха подальше. У него занятия сегодня с двенадцати.

— Я знаю, — сказала Алина.

— Кстати, — вспомнила Тамара. — Илюха заходил, про тебя спрашивал. Я ему сказала, что ты переехала и телефона еще никому не дала.

— Правильно, — кивнула Алина. — Только Илюхи мне сейчас для полного счастья и не хватало.

— Он, между прочим, пить бросил. — Тамара неожиданно замолчала, словно ее осенила какая-то мысль. Глаза ее оживленно заблестели. — Слушай! А чем тебе Илюха не вариант? Не пьет теперь, деньги приличные зарабатывает, песни классные пишет, опять же с квартирой собственной. Пусть однокомнатной, но все же...

— Томка, прекрати! — оборвала ее Алина. — Какой, к черту, Илюха! Тут со всем этим разобраться не можешь, а ты — Илюха...

— Ты все-таки подумай, — не унималась Тамара. — Видела я, как он на тебя смотрит.

— Андрей тоже смотрел, — помрачнела Алина. — И вот что из всего этого вышло... У вас-то с Игорем что нового?

— Кантуюсь пока в мастерской, — вздохнула Тамара. — Устала как собака. Ни тебе помыться, ни отдохнуть толком. Игорь все никак с женой поговорить не может, да я и не дергаю пока: жить-то все равно негде, пока мы деньги этому ресторанному козлу не вернем.

— Он так и продолжает их требовать?

— Я к нему на поклон не ходила, — вскинула голову Тамара. — Мы почти штуку собрали, да Игорю тут его давний приятель пообещал в конце месяца оставшиеся две одолжить без процентов на полгода.

— На полгода? А возвращать вы как будете?

— Придумаем что-нибудь. Игорю через пару месяцев загранка светит, может, там продаст из картин что-нибудь. В общем, выкрутимся, не впервой.

— Девочки, вас студенты ищут! — заглянула в костюмерную Лана.

— Идем, идем! — отозвалась Тамара. — Ни сна, ни отдыха измученной душе, блин!

Сегодня Алина позировала по сорок-сорок пять минут. Поза была удобной, обогреватели работали на удивление исправно и даже не перегорали, как это частенько бывало, но главной причиной ее стойкости было то, что при таком раскладе времени ей реже приходилось выходить из аудитории для отдыха, что сводило к минимуму возможность встречи в коридоре с Глебом.

Но все ее ухищрения ни к чему не привели: в начале первого, уже одетая, она вышла из аудитории и столкнулась с Глебом нос к носу.

Оба на мгновение замерли. Глеб вышел из ступора первым:

—Здравствуй.

Алина молча кивнула, не сводя с него глаз.

За эту неделю он сильно постарел. Голова его стала почти совсем белой. Было тому виной беспробудное пьянство или измена Алины, оставалось только догадываться. Скорее всего, и то и другое вместе.

— Ты болела, — не то вопрошающе, не то утверждающе сказал Глеб.

Алина неопределенно мотнула головой: это ее движение можно было истолковать и как «да», и как «нет».

— Послушай, я хотел...

— Здравствуйте, Глеб Владимирович! — В коридор из аудиторий высыпали студенты.

Глеб кивнул на приветствия и снова повернулся к Алине:

— У тебя есть несколько минут?

— Есть, — прошептала Алина, не веря своим ушам. Сердце ее замерло: неужели?..

— Пойдем в костюмерную.

Глеб пошел по коридору в сторону кафедры живописи, Алина двинулась за ним следом. В ее душе появилась слабая надежда. Нога почти не слушались, отчаянно стучало сердце.

— Лана, десять минут не пускай, пожалуйста, никого в костюмерную. Скажи, что там переодеваются. Мы костюм подбирать будем, — попросил Глеб.

— Хорошо, — кивнула Лана, делая вид, что очень занята бумагами.

Глеб распахнул перед Алиной дверь костюмерной. Алина вошла, он вошел следом и закрыл дверь на ключ.

Алина прислонилась спиной к ледяной стене, ноги ее совсем не держали.

— Я хотел сказать тебе... — Глеб говорил спокойно и ласково, но Алине от его тона сразу захотелось плакать. — Я знаю, что Андрей сейчас живет у тебя.

Алина дернулась было возразить, но под взглядом Глеба сникла.

— Я хочу извиниться перед тобой за наш последний разговор. Я был очень пьян. И я хочу тебе сказать, что не держу на тебя зла. Рано или поздно это должно было случиться. Ты всегда можешь рассчитывать на меня, я помогу тебе, если тебе будет нужна моя помощь. И я действительно от всей души желаю тебе счастья. Вот, в общем-то, и все...

По щекам Алины потекли слезы.

— Не плачь, девочка, — грустно улыбнулся Глеб. — У тебя все еще впереди.

— Глеб! — Алина подалась к нему всем телом, и Глеб не оттолкнул ее.

Она спрятала лицо у него на груди и тихо заплакала. Глеб гладил ее по голове, как маленькую девочку, и, если бы Алина подняла голову, она бы увидела, что в его глазах тоже стоят слезы.

Глава 20

Андрей окончательно переехал к Алине. Ей было так одиноко и плохо, что она этому даже обрадовалась. Он умел быть нежным и предупредительным, хотя иногда она совсем не понимала резкой смены его настроений, когда из обычного, нормального парня выглядывал какой-то необузданный, бешеный зверь. Отец нашел Андрею подработку, и вечерами они оба пропадали, оформляя какой-то офис. Андрей частенько возвращался слегка навеселе, рассказывал какие-то забавные байки из жизни работяг-мастеров, с которыми им приходилось работать. Алина понемногу начала привыкать к нему и даже немного привязалась. Порой, особенно когда Андрей был в хорошем расположении духа, ей казалось, что так можно прожить всю жизнь, но иногда, что было гораздо чаще, она просто не понимала, что делает рядом с ней этот совершенно чужой ей человек и по какому праву он кричит на нее, требуя выполнения каких-то домашних обязанностей. Но по-прежнему, стоило ему лишь коснуться ее, Алину кидало ему навстречу, в каком бы месте это ни происходило. С Глебом она достаточно часто встречалась на работе, но ни разу больше не позировала в его группах. При встрече Глеб улыбался, справлялся о здоровье, о делах — обычный, ничего не значащий разговор двух старых приятелей — и никогда не задерживался с ней дольше пяти минут.

Алина совсем перестала бывать в мастерских. С Тамарой они иногда встречались на работе, делились своими проблемами да частенько переговаривались по телефону, причем звонила всегда Тамара.

Иногда забегал Вадим Сергеевич, рассказывал про свою новую работу, приносил какие-то продукты, несмотря на протесты Алины. С матерью Алина так и не общалась. Знала от отца, что с той все в порядке, что он подал на развод и что где-нибудь к лету они с Лорой Александровной снова поженятся.

Жизнь вошла в какую-то новую, достаточно упорядоченную колею, когда вдруг в один из вечеров все полетело в тартарары.

Алина только что вернулась с работы и размышляла на кухне, что бы сегодня приготовить на ужин, когда заскрежетал ключ в замке и в квартиру ввалился пьяный Андрей.

Алине достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что он на взводе и ничем хорошим сегодняшний вечер не закончится.

Андрей бросил на кровать дубленку и, как был, в ботинках, прошел на кухню, оставляя на полу грязные мокрые следы.

— Пожрать что-нибудь есть? — Голос его дрожал то ли от выпитого, то ли от необъяснимой злобы.

— Я только что пришла, — как можно спокойнее сказала Алина. — Сейчас что-нибудь приготовлю.

— Ты всех своих любовников голодом морила? — Андрей резко схватил Алину за воротник халатика, притянул к себе, дыхнул ей в лицо водочным перегаром.

Алина увидела его глаза, и ей стало страшно. Андрей был невменяем от бешенства.

— О чем ты?! Мне больно! — попыталась вырваться Алина.

— Сука, — процедил Андрей и еще сильнее сжал ее. Алина вскрикнула. — Стариковская подстилка! Ну и как тебе было в постели с моим папашей?! Нравилось?! Папик у меня всегда был на баб падкий! А ты слаба на передок оказалась!!! Шлюха подзаборная!!!

Внутри Алины все перевернулось. Глаза ее расширились, руки задрожали. Она в одну секунду поняла, что сейчас Андрей способен на все. Нужно вырваться. Любыми правдами и неправдами. Вырваться и бежать. Иначе он убьет ее.

— Андрей! Отпусти меня, и мы поговорим, — попробовала достучаться до его разума Алина.

— Поговорим? — нехорошо усмехнулся Андрей и со всего размаху ударил ее по лицу.

Алина охнула и спрятала лицо в ладонях.

После первого удара Андрей словно обезумел. Он бил ее снова и снова, голова Алины моталась из стороны в сторону, из разбитых губ текла кровь. Она уже не пыталась вырваться, лишь машинально отодвигалась куда-то в сторону, закрывая голову руками, пока не оказалась зажатой в узком квадрате между холодильником и столом. Она стала медленно опускаться на колени, стараясь сжаться в комок. Андрей рывком поднял ее и протащил за собой из кухни в комнату, швырнул на кровать, сорвал с нее халат.

— Тебе нравилось то, что он с тобой делал?! Тебе нравятся старческие стручки?! Тебя не устраивал я?! Ты спала с ним и со мной одновременно! Ты врала мне!!!

— Я никогда не врала тебе! — изо всех сил отбивалась Алина. — Все это было до! До тебя!!! Он бросил меня из-за того, что я переспала с тобой!!! Андрей, мне больно!!!

Андрей завернул ей руку и с ненавистью посмотрел в ее запрокинутое лицо.

— Ты всю жизнь мне исковеркала, сука! Я же любил тебя! А ты... И с кем?! С моим же собственным папашей! Надо мной все смеялись, весь худграф хохотал до колик, все всё знали, а я, как последний идиот, мечтал на тебе жениться!!! Хороша женушка, ничего не скажешь! Что он делал с тобой?! Чем он лучше меня?! — Андрей изо всех сил сжал ее грудь.

— Андрей, мне больно! — вскрикнула Алина.

— Конечно, папаша не делал тебе больно, да?! — Андрей отпустил грудь Алины и принялся расстегивать джинсы.

— Что ты делаешь?! Андрей, не надо!!!

— Сука!!! — крикнул он ей прямо в лицо и, резко раздвинув ее ноги, с силой вошел в нее.

Алина кричала от боли, но каждая ее попытка вырваться прерывалась кулаком Андрея. Он распинал ее на кровати, на пол упала сбитая простыня, под спиной Алины оказалась шершавая обивка. В голове ее что-то вспыхнуло, теперь над ней нависало гнилозубое, небритое лицо водителя, а спина ее ерзала по шершавому чехлу автомобильного сиденья. Лицо водителя расплылось и превратилось в искаженное бешенством лицо Андрея. Он навалился на нее всей тяжестью, дернулся еще несколько раз и затих, тяжело дыша перегаром Алине прямо в ухо. Потом тяжело поднялся, застегнул джинсы, поднял с пола простыню и швырнул ее на Алину.

— Прикройся! Я приду завтра, а пока можешь позвонить моему папаше, пусть он придет, утешит тебя!

Хлопнула входная дверь. Алина натянула на себя простыню, свернулась калачиком, словно желая вернуться обратно в утробу матери, и зарыдала.

Утром Алина долго запудривала припухшее лицо. Кружилась голова, и к горлу подкатывал комок тошноты. Она заставила себя выпить стакан чая, и ее тут же вырвало. На работу, слава богу, идти было не нужно. Алина закрыла дверь на собачку, но все равно вздрагивала от любого шума на лестнице. Выйти из квартиры она боялась. Ей казалось, что весь мир за окном превратился в одну большую небритую рожу того водителя.

Когда зазвонил телефон, Алина со страхом подняла трубку.

Звонила Тамара.

— Что у вас случилось? — сразу спросила она.

— Откуда ты... — растерялась Алина.

— Вчера вечером Андрей явился в мастерскую. Они с Глебом чуть не подрались. Игорь еле их растащил.

— Он узнал, что я с Глебом...

— Да ты что?! — ахнула Тамара. — Откуда?! Кто ему сказал?!

— Я не знаю... — Алина помолчала и выдохнула в трубку. — Томка, я боюсь...

— Чего?

— Он... он вчера избил меня... И обещал прийти сегодня...

— Вот козел! — Тамара смачно выругалась. — Я сейчас приеду, хочешь?

— Да, — с радостью сказала Алина. — А то я здесь уже с ума схожу.

— Закрой дверь на собачку и никому не открывай! — распорядилась Тамара. — Я через полчаса буду!

— Я уже закрыла, — произнесла Алина, но в трубке уже бежали короткие гудки.

Тамара явилась ровно через двадцать минут.

— Автобус ждала минут десять, — с порога возбужденно принялась рассказывать она. — Потом плюнула, поймала тачку. Мужик такой классный попался, всю дорогу анекдоты рассказывал, денег с меня не взял, только телефончик попросил.

— Томка, ты неисправима, — слабо улыбнулась Алина.

Тамара разделась и бесцеремонно повернула Алину к окну.

— Да... Видок у тебя...

— Хорошо, синяков почти нет. — Алина взяла со стола сигареты и закурила. Ее тут же замутило, и она, бросив сигарету в пепельницу, понеслась в туалет.

— Ты что это? — подозрительно оглядела ее Тамара, когда она вернулась обратно на кухню, вытирая мокрым полотенцем побледневшее лицо.

— Тошнит с утра, — призналась Алина. — Есть ничего не могу.

— Подруга, а ты, часом, не того? — прищурилась Тамара.

— Что? — не поняла Алина.

— Ты, часом, не беременна, говорю? — пояснила Тамара.

— Да ты что?! — испугалась Алина, задумалась и подняла на Томку встревоженные глаза. — Только этого не хватало...

— Ну ты даешь... — протянула Тамара. — Хоть примерно знаешь, сколько?

— Недели три, может быть... — неуверенно сказала Алина. — Хотя... слушай, от сотрясения мозга тошнит?

— Тошнит. И слабость во всем теле, — авторитетно заявила Тамара. — Он что, сильно тебя вчера?

— Он по голове бил, — произнесла Алина.

— Тогда, может, и сотрясение. Давай-ка, подруга, завтра с утра иди на рентген. Там тебе все скажут.

— У меня завтра работа...

— Да черт с ней, с работой! Здоровье важнее! — возмутилась Тамара.

— Томка, я правда боюсь... Он вчера был просто невменяем от бешенства...

— А ты отсюда никуда уехать не можешь? К матери, например? — предложила выход Тамара.

— Мы с ней после той статьи в «Мегаполисе» ни разу не виделись, — призналась Алина. — Отец только иногда забегает...

— Он же у тебя хирург! — подскочила Тамара. — Звони ему немедленно! Он тебе рентген в две секунды устроит!

— Я не знаю...

— Зато я знаю! — перебила Тамара. — Или звони, или я сейчас сама его телефон искать буду!

Алина поняла, что Томка действительно не остановится.

Вадима Сергеевича подозвали к телефону почти сразу.

— Папа, это я.

— Алина? — В голосе Вадима Сергеевича сквозила неподдельная тревога: дочь никогда раньше не звонила ему на работу. — Что-то случилось?

— Я упала и сильно ударилась, — соврала Алина. — И сейчас кружится голова, тошнит...

— Похоже на сотрясение. — В Вадиме Сергеевиче сразу включился врач. — Тебя есть кому довести до больницы? Я сейчас насчет рентгена договорюсь.

— Да, у меня Тамара.

— Выходите прямо сейчас, иди осторожно и медленно. Хорошо? Я буду ждать вас у приемного отделения через пятнадцать минут.

— Хорошо. — Алина повесила трубку и повернулась к Тамаре. — Он будет ждать нас через пятнадцать минут.

— Куда ехать-то? — переполошилась Тамара.

— Да не ехать, идти. Больница тут, через два квартала.

Пока Алине делали рентген, Вадим Сергеевич подошел к Тамаре, которую он сразу узнал по той злополучной фотографии.

— Вы Алинина подруга?

— Да, мы вместе работаем, — кивнула Тамара.

— Я не верю в то, что она упала и ударилась. Вы знаете, что случилось на самом деле?

— Я сама толком ничего не знаю, — отвела глаза Тамара. — Вам лучше спросить у самой Алины.

Вадим Сергеевич сжал кулаки: точно этот мальчишка! А ведь сначала производил такое хорошее впечатление! Надо поговорить с Алинкой. Если она сама не может разобраться с этим щенком, он вполне в состоянии ей в этом помочь.

Алина вышла из кабинета.

— Через пять минут будет готово.

— Вы посидите здесь, — сказал Вадим Сергеевич и вошел в ту дверь, из которой только что вышла Алина.

— Он не поверил, что ты упала, — предупредила подругу Тамара. — По-моему, он догадывается, что это Андрей.

Алина села на кушетку и прислонилась виском к холодной стене. Ее снова тошнило. Теперь уже от запаха лекарств.

Вадим Сергеевич появился в коридоре ровно через пять минут.

— Сотрясения мозга у тебя нет, — сказал он дочери. — Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать. Пойдем ко мне в кабинет. Тамара, большое спасибо вам, вы не обижайтесь, но я потом сам доведу Алину до дома.

Тамара вопросительно взглянула на Алину.

— Езжай, — кивнула Алина. — Ты и так на меня столько времени угробила.

— Я вечером позвоню, — сказала Тамара. — До свидания.

Вадим Сергеевич провел дочь в кабинет и плотно закрыл дверь.

— Он что, ударил тебя? — без всяких предисловий начал он.

— Я упала и ударилась, — возразила Алина.

— Ты совсем не умеешь врать, — мягко сказал Вадим Сергеевич. — Зачем ты выгораживаешь этого подонка? Если он посмел поднять руку на женщину, с которой он живет, то иначе как подонком его назвать нельзя! Что у тебя болит? Алинка, да не молчи ты!

Алина подняла голову и увидела в глазах отца искреннюю боль за нее и желание помочь.

— Меня рвет все утро, — призналась она. — Кружится голова, я есть не могу...

— В общем, так, — решительно произнес Вадим Сергеевич. — Сейчас я уже заканчиваю, и мы вместе идем домой. К нам домой. Одну я тебя никуда не отпущу. Возражения не принимаются. Подожди, я сейчас.

Вадим Сергеевич вернулся в кабинет через несколько минут, стремительно переоделся и протянул руку дочери:

— Пойдем.

Алина послушно поднялась.

Они шли по улице, Алина держала отца под руку, и ей вдруг неожиданно вспомнилось, как она мечтала об этом много-много лет назад: они идут по улице — золотоволосая красавица и высокий черноволосый мужчина, и все прохожие смотрят им вслед, удивляясь такой красивой паре...

Вадим Сергеевич словно почувствовал ее мысли и слегка обнял дочь:

— Все будет хорошо... Поверь мне...

И Алина расплакалась.

Ирина Михайловна пила кофе и переживала снова и снова вчерашний телефонный разговор. Как только она узнала, в какую больницу устроился Вадим, она сразу же позвонила знакомому чиновнику. Но прошел уже почти месяц, а Вадим продолжал работать. Ирина потеряла терпение и решила напомнить о себе. Но ее почему-то соединили с замом, и каково же было ее удивление, когда она услышала в ответ, что за Валевского горой стоят и заведующий хирургией, и главврач и что уволить его сейчас нет никакой возможности. Потом ей мягко намекнули, что хороших специалистов в области хирургии не так уж много и если всех их увольнять только по той причине, что они разводятся с женами, — оперировать будет некому.

Когда Ирина повесила трубку, щеки ее пылали. Если бы был жив отец, ни одна собака не осмелилась бы так с ней разговаривать, а уж тем более игнорировать ее желания! Внутри Ирины все кипело от негодования.

Аспирант Миша, которому в знак особого доверия два дня назад были выданы ключи от квартиры, осторожно заглянул в комнату:

— Ирина Михайловна... — Он до сих пор спотыкался и забывал называть ее просто по имени, и Ирину уже начинало это бесить.

— Ирина! — отчетливо выговорила она. — Сколько раз тебе можно это повторять! Ирина! Ира!!! Ирочка!!! Неужели для тебя это так сложно?!!

— Простите, — совсем смутился Миша. — То есть прости... Ирина... Тут тебе письмо из суда пришло...

— Что?! Из какого суда?! — Ирина Михайловна почти вырвала из рук Миши конверт. Нервно разорвала бумагу.

«Прошу расторгнуть брак в связи с несовместимостью характеров», — прочла она в копии искового заявления.

Лицо Ирины исказилось, покрылось красными пятнами бешенства. Смятый конверт вместе с копией заявления и повесткой полетел в угол. Миша удивленно наблюдал за ней.

— Что ты таращишься?!! — закричала Ирина, срывая на ни в чем не повинном парне свою злобу. — Я тебе не раз говорила: без стука ко мне не входить! Закрой дверь с той стороны и не появляйся, пока я тебя не позову!!!

Миша испуганно закрыл за собой дверь.

Ирина бросила испепеляющий взгляд на бумажные комки в углу и разрыдалась злыми, бессильными слезами.

Через пятнадцать минут дверь тихонько приоткрылась, в щель проник только Мишин нос.

— Ира... — еле слышно позвал Миша. — Я тебе кофе сварил...

Ирина Михайловна порывисто соскочила с кровати, бросилась к нему и прижала его голову к своей груди.

— Милый, хороший мой мальчик, ты один меня понимаешь и жалеешь! Прости, прости, хороший мой, что я на тебя накричала! Мой бывший муж такая сволочь, из-за него я обидела моего Мишеньку. Ты же не обижаешься на меня? — Ирина по-детски надула губы. — Скажи, ты прощаешь свою Ирочку? Поцелуй меня, тогда я буду знать, что ты меня простил!

Миша осторожно коснулся ее щеки губами, приобнял за плечи и повел на кухню.

Глава 21

Алина три дня отлеживалась дома у родителей, совсем не появляясь в своей квартире. С матерью они помирились сразу, обе поплакали, Вадим Сергеевич утирал слезы обеим и улыбался: «Ну что вы, девчонки, развели целое море слез, скоро в нем захлебнуться можно будет! Все же хорошо, мы снова все вместе, и теперь никто никогда не сможет нас разлучить...»

На четвертый день Алина вышла на работу.

В костюмерной рыдала Тамара. Вокруг нее с потерянными лицами стояли Лана и Наташа.

— Что случилось? — испугалась Алина: плачущей Томку она видела всего пару раз, и то в невменяемом от выпитого состоянии. Сейчас же Тамара была абсолютно трезва.

— Нас с деньгами кинули, — вскинула голову Тамара. — Помнишь, я тебе говорила про знакомого Игоря, который обещал нам две штуки? У него что-то случилось, или врет он, чтобы денег не давать, но Игорь вчера к нему ходил, и тот отказал...

— А когда отдавать-то?

— Через пять дней. За пять дней мы таких денег не найдем, даже если из кожи вылезем!

— Ты с Измаиловичем говорила?

— Что с ним, с козлом, разговаривать?! Я бы его лично, своими руками задушила!!!

— Томка, ты же сама все это затеяла... — напомнила Алина.

— Я же Игорю хотела доказать... Кто же знал, что все так будет...

— Я думаю, тебе все-таки следует поговорить с Измаиловичем, — серьезно сказала Алина. — Именно тебе. Попробовать объяснить...

— Думала я об этом, — призналась Тамара. — Но так не хотелось... Если бы нашли деньги — отдали бы, и пусть он катится куда подальше!

Тамара всхлипнула и достала зеркальце.

— Похожа, наверное, не знаю на кого. Черт, все равно ничего другого не остается. Придется идти кланяться... Как я это не люблю! У тебя-то все в порядке?

— Да, — коротко кивнула Алина, не желая особо распространяться при посторонних.

— Слушай, будь другом, — попросила Тамара, припудриваясь. — Пошли сегодня вместе со мной к Измаиловичу в кабак? Ты посидишь, пока я с ним разговаривать буду. Ты-то ему ничего плохого не делала... И мне будет спокойнее.

— Хорошо, — не задумываясь, согласилась Алина: Тамара столько раз ее выручала, что Алина была у нее просто в неоплатном долгу.

После занятий обе подруги медленно шагали в сторону кафе.

— Давай покурим, — остановилась Тамара, явно оттягивая неотвратимый момент встречи. — Ты Андрея-то больше не видела?

— Слава богу, нет. Я все эти дни у родителей провела.

— Помирились с матерью? — обрадовалась Тамара.

— Да, — кивнула Алина. — Но жить там постоянно я не хочу.

— Ну, тебя же пока никто из той квартиры не выгоняет?

— Я по-прежнему боюсь, — призналась Алина. — Я очень не хочу встречаться с Андреем.

— Замки поменяй, — посоветовала практичная Томка. — И не открывай кому попало.

— Он дверь сломает, я его знаю.

— А ты милицию вызовешь, пока он ломать будет! Смоется тут же, чтобы с нашими доблестными органами не связываться. — Тамара отбросила в сторону окурок. — Ладно, перед смертью не надышишься. Пошли.

В ресторане висел табачный дым, по атласным стенам передвигались бесформенные тени. Бритоголовый Саша встретил их совсем не любезно.

— Евгений Измаилович занят, — заявил он, загораживая Алине и Тамаре дорогу.

— Слушай, — проникновенным голосом сказала Тамара. — Если ты сейчас не скажешь своему хозяину, что пришла Тамара, то работать тебе охранником на помойке. Если тебя туда, конечно, возьмут.

И столько непоколебимой уверенности было в ее голосе, что охранник задумался: мало ли что, жила же эта телка с Измаиловичем, он даже ей квартиру снял, в которую до сих пор еще ни одна новая баба не входила, может, переменилось у них с шефом что, а он еще не в курсе дела...

Алина наблюдала за этим тяжелым мыслительным процессом, и ей казалось, что еще пара минут — и голова охранялы задымится, как перегоревший телевизор. Но в самую последнюю секунду перед коротким замыканием Саша наконец принял решение.

— Подождите тут. Я сейчас узнаю.

Евгений Измаилович не заставил себя долго ждать. Он радушно поприветствовал Алину:

— Алиночка, как я давно вас не видел! Занимайте любой столик, заказывайте все, что душе вашей угодно, я к вам позже присоединюсь. А с тобой... — Он повернулся к Тамаре. — Пойдем поговорим в моем кабинете.

Алина ободряюще кивнула подруге и уселась за свой любимый столик недалеко от сцены.

Она действительно давно здесь не была. Алина окинула зал ностальгическим взглядом. Казалось, еще недавно они с Глебом зашли сюда, в третьесортную забегаловку: сколько раз потом она сидела именно за этим столиком, на том же самом месте, и ждала Глеба... Здесь они всей кафедрой праздновали Новый год, и она свято верила, что этот год принесет ей только счастье и удачу... Кто же мог знать, что все будет совсем не так...

Официантка в коротком кимоно предупредительно склонилась к ней:

— Добрый вечер.

— Здравствуй, Лера, — грустно улыбнулась Алина старой знакомой. — Бокал моего любимого вина.

— И все? — удивилась Лера.

— Все, — кивнула Алина.

— Но Евгений Измаилович распорядился...

— Когда он придет — сам и закажет. Мне пока больше ничего не нужно.

Вино принесло с собой запах «изабеллы» и смутное воспоминание о лете. Захотелось тепла, солнца и покоя...

— Ты удивительно умеешь исчезать, — неожиданно услышала Алина. Подняла глаза и увидела рядом с собой Илью. — Ты словно растворяешься в этом сумасшедшем мире, и тебя невозможно отыскать, как невозможно отогреть замерзшую бабочку... А потом так же неожиданно ты появляешься, чтобы снова когда-то исчезнуть...

— Привет, — искренне улыбнулась Алина. Она была рада видеть Илью и даже как будто по нему соскучилась.

— Где ты была все это время? — Илья опустился на стул. — Я искал тебя, но мне говорили, что ты куда-то переехала, никто не знает твоего телефона, никто не может ничего сказать...

— У меня были не лучшие дни, — сказала Алина. — И мне не хотелось никого видеть...

— А сейчас?

— Сейчас — не знаю, — честно призналась Алина. — Меня как будто бы нет... Старая я кончилась, а новая никак не может начаться...

— Из гусеницы в бабочку? — понимающе спросил Илья. — Это бывает. Я написал несколько новых песен. И знаешь, по-моему, они все про тебя.

— Сыграй, — попросила Алина. — Я так давно тебя не слышала...

— Я сегодня весь вечер буду играть для одной тебя, — предложил Илья. — Хочешь?

— Хочу, — кивнула Алина.

— Вот и договорились, — улыбнулся Илья и поднялся.

Когда зазвучала музыка, Алина снова глотнула вина, закрыла глаза и вся отдалась во власть чарующим звукам гитары. Он пел новую песню о человеке, квартира которого превратилась в одиночную камеру и наполнена дымом сигарет и образами воспоминаний; о девушке, которая жила в такой же одиночкой камере, раскрашивала ее в разные цвета и вешала по стенам зеркала, чтобы создавать иллюзию пространства; о том, как однажды они оба поняли, что одиночная камера существует внутри них, и тогда этой камеры не стало...

Евгений Измаилович провел Тамару в кабинет и плотно закрыл дверь.

— Я тебя слушаю, — официальным тоном заявил он, садясь за огромный двухтумбовый черный стол.

Тамара слегка растерялась от такой официальности.

Евгений Измаилович поднял трубку телефона, набрал три цифры и распорядился:

— Бутылку коньяка, два бокала и лимон ко мне в кабинет. — Он повесил трубку и взглянул на Тамару. — Я тебя внимательно слушаю.

— Женя... — собралась с духом Тамара, уже поняв, что рассчитывать на снисходительное отношение не приходится. — Я хотела тебя попросить...

Дверь кабинета открылась, Тамара замолчала.

Молодой человек резво расставил на столе коньячные бокалы, бутылку, сахар в хрустальной вазочке и блюдце с нарезанным лимоном и застыл в ожидании дальнейших распоряжений.

— Спасибо, — кивнул ему Евгений Измаилович. — Пока все.

Молодой человек тут же испарился. Евгений Измаилович повернулся к Тамаре.

— Продолжай. Я слушаю.

— Может быть, ты сначала нальешь даме?

— Без проблем, — сказал Евгений Измаилович и разлил коньяк по бокалам. — За встречу.

Тамара не удержалась и выпила коньяк залпом. Евгений Измаилович едва пригубил свой.

— Женя, я хотела тебя попросить... Этот художник, он... он был слишком пьян... Он не хотел...

— Дальше что? — перебил ее бормотание Евгений Измаилович.

— Я... хочу попросить прощения за то, что я... — Тамара решила зайти с другого бока.

— Ты не поздновато об этом вспомнила? — снова перебил ее Евгений Измаилович.

— Послушай, это я во всем виновата... Мы с Игорем старые друзья и...

— Это я уже понял. — Евгений Измаилович подлил Тамаре коньяка.

— Я так не могу. Ты меня все время перебиваешь!

— А ты ничего толкового и не говоришь. Мне не нужны эти слюнявые оправдания. Мне нужны либо деньги, либо ты. Ты что, этого до сих пор не поняла?

— Женя...

— Если ты этого не поняла, то нам с тобой не о чем разговаривать, — жестко сказал Евгений Измаилович. — Я могу простить уход любимой женщины. Я могу понять состояние аффекта, но подставлять другую щеку после того, как мне врезали по одной, я не буду. Я не Иисус Христос.

Тамара снова залпом выпила коньяк.

— Лимончиком закуси, — придвинул к ней тарелку с лимоном Евгений Измаилович.

Тамара машинально взяла лимон. Во рту стало так же кисло, как в душе.

— Я хочу знать, что ты решила. — Евгений Измаилович выделил голосом слово «ты».

— Может быть... как-то можно отсрочить...

— Зачем? Я и так слишком долго ждал. Боюсь, этих денег твоему бродяге-художнику не найти никогда. А ждать всю жизнь в мои планы не входит. Сколько там у нас времени осталось? — Евгений Измаилович взглянул на большой настенный календарь с изображением японского пейзажа. — Пять дней? Вот через пять дней ты мне и принесешь. Или деньги, или себя.

Тамара поднялась со стула.

— Ты можешь присоединиться к Алине и посидеть в ресторане за счет заведения. По старой памяти. А через пять дней — я жду. Можешь прийти сюда, можешь сразу в твою квартиру. Там, кстати, до сих пор твои вещи остались.

Тамара шла по коридору в зал, и ее трясло от бессильной ненависти и унижения. Она понимала, что Измаилович прав и этих денег они с Игорем не найдут. Ни через пять дней, ни через месяц. Но возвращаться на таких условиях к нелюбимому мужчине — это хуже, чем продаваться за деньги. Кем-кем, а проституткой Тамара никогда не была.

— Пошли отсюда! — подлетела она к Алине.

Алина посмотрела на подругу и даже спрашивать ничего не стала: все было ясно написано на ее лице.

На улице Тамара нервно закурила, дав выход эмоциям и сломав первую сигарету.

— Старый козел!

— Что он сказал?

— То же, что и раньше. Он хочет или деньги, или меня. И ни дня отсрочки!

— Томка... — растерянно протянула Алина. — И что ты теперь собираешься делать?

— Поеду к Игорю, расскажу ему об этом разговоре. Может быть, мы что-нибудь придумаем... — Но было видно, что Тамара сама не верит в то, что говорит. — Поедешь со мной в мастерскую?

— Нет, что ты! — отмахнулась Алина. — Я — домой.

— В свою однокомнатную?

Алина подумала пару минут:

— Нет, к родителям. Слушай, у меня к тебе просьба. Узнай там как-нибудь поаккуратней у Глеба или у остальных, не появлялся ли Андрей. И если появлялся, то в каком состоянии.

— Хорошо, — кивнула Тамара, но голова ее была явно занята другими мыслями. — Ладно, я побежала. Вон как раз мой автобус идет!

— Ну, пока! — махнула рукой Алина уже вслед убегающей Тамаре. Постояла несколько минут, решая, а не пройтись ли — погода была хорошая, сыпал крупными хлопьями снег, превращая окружающий мир в стеклянную игрушку со снежным круговоротом внутри. Фонари и неоновые вывески раскрашивали снежинки в разный цвет, все это очень напоминало постер какого-то дорогого журнала.

Алина сделала пару шагов, неожиданно закружилась голова, и она упала бы, не подхвати ее чьи-то сильные руки.

— Ты опять исчезаешь? — укоризненно сказал Илья.

Он бережно придерживал Алину, стоя посреди улицы в джинсах и джинсовой рубахе.

— Извини, — произнесла Алина, пытаясь освободиться. — Я уже могу стоять. Спасибо.

— Осторожнее же надо, — ласково упрекнул ее Илья. — На ровном месте поскользнулась...

Алина не стала его разубеждать.

— Послушай... Может быть, ты все-таки дашь мне свой телефон? А то ты опять надолго исчезнешь, и мне опять придется тебя искать.

— Ты что, выскочил раздетый только за этим? — удивилась Алина.

— Да, — склонил голову Илья. На его волосы падали и начинали медленно таять разноцветные снежинки.

— Знаешь, я не уверена, что это нужно, — честно сказала Алина.

— Мне — нужно. Ты не бойся, я не стану тебе надоедать. Просто если я буду знать, что всегда смогу найти тебя, мне будет легче.

— Легче что? — не поняла Алина.

— Легче жить.

Илья сказал это так просто, без всякого ложного пафоса, и одновременно так по-настоящему, что Алина поверила. Она достала из сумочки листок, написала на нем телефон и протянула его Илье:

— Держи. Но я не знаю, сколько я буду жить по этому телефону.

Илья взял листок, оторвал от него половину и написал несколько цифр.

— Это — мой домашний. Я ни о чем не прошу. Просто если тебе очень захочется с кем-нибудь поговорить, а никого рядом не окажется — звони.

— Спасибо. — Алина спрятала листок в сумку. — Беги, ты совсем замерз.

— Я очень рад был тебя видеть. — Илья неожиданно наклонился и легко коснулся ее щеки губами. — Пока!

Алина ошеломленно смотрела ему вслед.

В мастерской на удивление было пусто. Тамара прошла по непривычно пустым и молчаливым коридорам, толкнула дверь в комнату Игоря.

Там царила полутьма. Игорь, абсолютно трезвый, паковал картины.

— Что ты делаешь? — удивилась Тамара.

— Только что звонила Людмила, — глухо сказал Игорь, не прерывая своего занятия. — Какая-то сволочь позвонила ей и сказала, чтобы она вправила мозги своему мужу или помогла ему найти деньги, которые он должен, иначе пострадает Катька...

Тамара охнула, прижала ладонь к лицу и медленно опустилась на диван.

— Я бы за дочку этим сукам глотку перегрыз! Да руки коротки... Мы уезжаем.

— Куда?

— К Людмилиным родителям. В Магнитогорск. Сейчас, главное, Катьку от всего этого увезти. А там видно будет.

— Ты думаешь, что в Магнитогорске тебя не найдут?

— А что ты предлагаешь? — Очередная картина выскользнула из рук Игоря и с грохотом упала на пол. Игорь в сердцах отшвырнул ее ногой и рухнул на диван рядом с Тамарой. — Я не могу рисковать ребенком. А там... Может быть, я найду эти проклятые деньги!

Тамара несколько минут молчала. Потом повернулась к Игорю:

— Поцелуй меня.

Игорь хотел было что-то возразить, но увидел выражение ее глаз и подчинился. Поцелуй получился горьким и коротким. Тамара оторвалась первая, резко встала:

— Тебе не нужно никуда уезжать.

— Томка, что ты задумала? — встревожился Игорь.

— Из-за меня вся эта каша заварилась, мне и расхлебывать, — твердо сказала Тамара. — Прощай.

— Томка, подожди! — крикнул Игорь, но каблучки Тамары уже застучали по некрашеным доскам коридора.

Игорь в нерешительности постоял несколько секунд, потом опустился на диван среди развороченной мастерской и закрыл лицо руками.

Алина еле доехала до дома. Ее снова тошнило, и она два раза выходила из автобуса, чтобы подышать свежим воздухом.

Лора Александровна была на дежурстве.

Вадим Сергеевич встретил дочь в кухонном фартуке поверх брюк.

— Я тут хозяйством занимаюсь, — радостно сообщил он. — Пирог почти готов, сейчас чайник вскипячу.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Алина. — Мне что-то не хочется...

— Ты совсем бледная! — всполошился Вадим Сергеевич. — Тебе опять плохо?

— Да, — кивнула Алина. — Я пойду полежу.

Она забралась в свою кровать, закуталась в теплый плед.

Вадим Сергеевич заглянул в комнату:

— Алинка, ты только не воспринимай это в штыки. Я все-таки врач, и мне кажется, что твое состояние объясняется только одной причиной. Чтобы окончательно в этом убедиться, я принес тебе... — Вадим Сергеевич протянул Алине прямоугольный бумажный пакетик.

— Что это?

— Это тест на беременность.

— Ты думаешь?.. — растерялась Алина.

— Я думаю, да. Ты только не нервничай раньше времени. Даже если это и так, ничего страшного не случилось. Господи, у меня сейчас пирог сгорит! — Вадим Сергеевич выскочил на кухню, тактично оставив дочь одну.

Алина крутила в руках бумажный пакетик, и в голове ее творилось черт знает что. Если она действительно беременна, то это ребенок Андрея. Ребенок человека, о котором она не может даже думать без содрогания. И внук Глеба... Маленькое существо, в котором течет кровь того, кого она любила всем сердцем, и того, кого она с такой же силой ненавидит... Алина разорвала пакетик и вытащила из него тонкую картонную полоску. И вот от этого кусочка бумаги сейчас зависит ее будущее...

Глава 22

Наутро Тамара на работу не пришла. Алина позвонила в мастерскую, но там никто не подходил к телефону. Домашнего телефона Игоря Алина не знала, она подумала, что было очень просто узнать его на кафедре, но звонить Игорю домой и расспрашивать про Тамару не хотелось: все-таки дома жена и дочь...

Сегодня Алина позировала на четвертом курсе в костюме средневековой дамы. Подсвечник с тремя оплывшими свечами, огромное, старое, потрескавшееся зеркало за спиной и тяжелое кресло, накрытое красным вытертым бархатом. Алина знала по опыту, что всей этой бедности на работах студентов видно не будет: ни изъеденной молью ткани, ни облезшей позолоты. На холстах все казалось прекрасным — и девушка в парчовом платье, и зеркало, и кресло, и свечи...

«Так и вся жизнь... — неожиданно подумала Алина. — Под золотом скрывается в лучшем случае медь, под роскошью — скупердяйство, под любовью — привычка или страсть...»

Она размышляла об этом и даже не заметила, как закончилась пара.

Когда она зашла на кафедру, чтобы переодеться, Лана сообщила ей:

— Тебя только что Глеб Владимирович искал. Просил, чтобы ты зашла на кафедру рисунка.

Алина развернулась и, как была, в костюме, отправилась на другую кафедру.

Глеб, увидев ее, сразу поднялся навстречу:

— Здравствуй.

— Здравствуй, — кивнула Алина и вдруг поняла, что она смотрит на него совсем не так, как смотрела еще неделю назад. Это был Глеб, и он по-прежнему был ей дорог, но не как что-то настоящее, существующее здесь и сейчас, а как светлое, доброе воспоминание, сон, который приснился и после которого просыпаешься с сожалением, но с улыбкой на губах, потому что он дает тебе силы жить дальше...

— Нам нужно поговорить, — сказал Глеб. — Пойдем в костюмерную.

— Я только что оттуда. Там сейчас Лиза переодевается.

— Наташа! — повернулся Глеб.

— Что, Глеб Владимирович? — с готовностью отозвалась Наталья.

— У нас сейчас свободная аудитория есть?

Наташа заглянула в расписание.

— Да, четыреста девятнадцатая.

— Дай мне ключ, пожалуйста. Я через полчаса его тебе верну.

— Конечно. — Наташа протянула ему ключ.

Алина с Глебом прошли по коридору, отвечая на приветствия студентов, Глеб открыл дверь, впустил Алину и запер дверь изнутри.

— Алина... Я понимаю, что это не мое дело, но ты мне не чужая, и... Андрей... — это имя далось ему с трудом. — Все-таки мой сын... Что у вас стряслось?

— Ему кто-то сказал про нас... Про тебя и про меня...

— Глупый вопрос, но... Я могу чем-нибудь тебе помочь?

— Изменить прошлое? — невесело усмехнулась Алина. — Боюсь, что этого сделать ты не в силах. Как, впрочем, и я... Я совершила глупость, и мне за нее платить. Только передай ему, пожалуйста, если он прислал тебя своим парламентером, чтобы он забыл о моем существовании навсегда. Я больше не хочу его видеть.

— Ты его и не увидишь, — устало сказал Глеб. — Он уехал в Москву. Вчера. Забрал документы из института и уехал...

— Наверное, это лучший выход из создавшейся ситуации...

— Ты сильно переживаешь?

— У меня уже не осталось слез. Он не стоит того, чтобы из-за него переживали. Боюсь, ты вырастил плохого сына... Прости...

— Если тебе нужна моя помощь...

— Я помню, — перебила Алина. — И я тебе благодарна... Я очень много думала в последнее время... Все действительно случилось так, как должно было случиться. И в этом нет ничьей вины. Или, скорее, в этом виноваты все... Каждый в большей или меньшей степени. Мы расплачиваемся за свои ошибки... У каждого свой крест...

— Ты стала совсем взрослой, — с тоскою в голосе произнес Глеб, пристально глядя на нее.

— В этом есть и твоя заслуга. Ты всегда будешь для меня дорогим человеком. Где бы я ни была и кто бы ни находился со мной рядом. Поэтому я думаю, что ты должен знать... У меня будет ребенок.

Глеб ошарашенно молчал.

— Я не буду делать аборт, потому что в этом ребенке есть частичка твоей крови. Считай, что он твой...

Алина несколько мгновений смотрела на застывшего Глеба, потом открыла дверь.

— Алина, подожди! — обрел дар речи Глеб. — Но я... Как же это... Что я могу для тебя сделать?..

— Я тебе уже сказала. Если мне что-то будет нужно, я обращусь к тебе за помощью. Это я тебе обещаю, — сказала Алина и вышла из аудитории.

Искать Тамару теперь можно было только в одном месте. Алина спустилась по ступенькам в знакомый ресторан. Саша беспрекословно распахнул перед ней дверь.

— Евгений Измаилович у себя?

— И не один, — гадко ухмыльнулся Саша. — Со вчерашнего вечера из кабинета не выходят. Просили, чтобы не мешали.

— Я не помешаю. — Алина отодвинула охранника и пошла в сторону кабинета.

«Что заставило Томку вернуться сюда? — недоумевала Алина. — Она же вылетела вчера от Измаиловича как ошпаренная и поехала к Игорю. Что случилось?»

Из кабинета Измаиловича неслась громкая музыка.

Алина дернула дверь. Та оказалась закрытой. Алина подняла руку и постучала. Никакой реакции. Алина постучала сильнее.

— Ну кто там еще?! — раздался из-за двери недовольный голос Евгения Измаиловича. — Я же просил не беспокоить!

— Это Алина! — прокричала Алина. — Тамара у вас?!

Через мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла пьяная в дым Томка.

— Алинка! — пьяно улыбнулась она и повисла у Алины на шее. — Молодец, что пришла! Проходи, проходи, присоединяйся!

Алина вошла в кабинет.

На черном столе, застеленном когда-то белой, а теперь покрытой разными пятнами всевозможных размеров и оттенков скатертью, царило торжество кулинарного изобилия — от черной икры до экзотических фруктов, раздобыть которые в Сибири зимой было достаточно сложно, даже имея приличные деньги. Евгений Измаилович королем восседал на кожаном диване. Он был пьян еще больше Тамары, глаза его осоловело смотрели по сторонам, а на лице блуждала глупая, блаженная ухмылка.

Тамара, шатаясь, подошла к столу, взяла в руки бутылку.

— Ты что пить будешь? Водка, текила, виски, коньяк, мартини, чинзано? А, я помню, ты же у нас любишь вино! Где-то у нас тут было вино... Черт, где же вино?

Бутылка, которую Тамара держала в руке, выскользнула и покатилась по столу, оставляя на скатерти коричневую дорожку и наполняя кабинет ароматом дорогого коньяка.

— Уронила... — удивленно проследила за бутылкой Тамара и тут же махнула рукой. — Да и черт с ней! У нас еще есть! Где же все-таки вино?..

Евгений Измаилович откинулся на спинку дивана и сладко захрапел.

— Томка! — Алина взяла подругу за руку. — Остановись! Объясни мне, что происходит?

— Остановиться? — Тамара покачала перед ее носом вытянутым указательным пальцем. — Не-е-етушки... Останавливаться нельзя — сдохнешь... Я, пожалуй, еще коньячку выпью. Хочешь коньячку? Хороший коньячок, между прочим, стоит больше, чем я...

Тамара взяла со стола другую бутылку и налила себе полный бокал.

— Томка, хватит тебе! — снова попыталась урезонить ее Алина. — Расскажи мне, что случилось? Почему ты вернулась сюда?

Тамара икнула и опустилась на стул.

— Они начали Катьке угрожать, — почти трезвым голосом произнесла она. — Пришлось идти сдаваться!

Тамара отпила половину бокала.

— Ты что? Ты решила?.. — оторопела Алина.

— А ты что, можешь предложить что-то другое? — с пьяной агрессией накинулась на нее Тамара. — Я всю эту кашу заварила, мне и отвечать! Не было в жизни счастья, и не надо! Зато теперь буду мадам Штыковская, денег будет немерено — хоть клюй, хоть одним местом ешь!

— Томка, ты понимаешь, что ты говоришь?!

— Я-то понимаю... Это вот он, по-моему, не понимает, с кем он связался. Я ему такую семейную жизнь устрою, что ему небо с овчинку покажется!

— Какую семейную жизнь? — затрясла Тамару Алина. — Он же женат!

— Был женат! — пьяно расхохоталась Томка. — Был!!! До вчерашнего вечера! А вчера его потелефону развели! У нас же свадьба на следующей неделе! Я тебе разве еще не сообщила? Учти, ты свидетельницей будешь, так что готовься! Платье-то у тебя есть приличное? Хотя черт с ним, Измаилович купит! Поедем вместе мне свадебное выбирать, а тебе какое-нибудь пошикарнее, чтобы в грязь лицом не ударить! Чтобы жениху со свидетелем за нас стыдно не было!!!

До Алины наконец дошло, что, как бы ни были пьяна Тамара, говорит она правду.

— Все! — решительно сказала Алина. — Собирайся, поехали!

— Куда? — удивилась Тамара.

— Домой поехали!

— А у меня уже давно нет дома, — развела руками Тамара. — Можно, конечно, на вокзал, но там холодно...

— Томка, прекрати! — прикрикнула на нее Анина и заметалась по кабинету. — Где твои вещи?!

— А черт их знает! — пожала плечами Тамара и потянулась к бутылке. — А правда, хороша будет парочка: я и Измаилович?

Алина отыскала в одном из шкафов вешалку, достала оттуда шубу Тамары.

— Вставай, одевайся!

— Никуда я не пойду! — заупрямилась Томка, пытаясь дотянуться до рюмки. — Некуда мне идти! Понимаешь? Не-ку-да! Нет у меня дома!

Ко мне домой! Ко мне! Одевайся, я сказала!!!

Алина надела на Тамару шубу, черкнула на листке несколько слов для Измаиловича, взяла Томкину сумку, подхватила подругу под руку и повела к двери.

— Коньяк забыли! — вырвалась Томка, вытащила из своей сумки пакет и стала лихорадочно туда запихивать все подряд — бутылки, фрукты, бутерброды.

Алина еле оттащила Тамару от стола.

— Хватит, хватит, пакет порвется. Пошли!

На выходе Алина остановилась.

— Скажешь Евгению Измаиловичу, когда он проснется, что Тамара у меня, — сказала она охраннику. — Я там телефон на столе оставила. И я думаю, лучше его в ближайшие пять часов не тревожить.

В такси Томка расплакалась. Она размазывала по щекам тушь и бормотала что-то о своей несчастной судьбе, грехе и искуплении, о том, как она любит Игоря и от всей души желает ему счастья...

Алина еле втащила ее на третий этаж, прислонила к стене и, придерживая одной рукой, открыла дверь. Втащила Томку в квартиру, уронила на диван, захлопнула дверь, огляделась по сторонам и пришла в ужас.

Она не была здесь с тех пор, как Андрей избил ее. В квартире царил страшный беспорядок. Все ее вещи валялись на полу, изорванные и истоптанные грязными башмаками. Пол кухни устилал ровный слой битой посуды. Торшер с разбитой лампочкой валялся на полу среди перевернутых и частично поломанных стульев. Судя по всему, Андрей заходил сюда перед отъездом и, не застав ее дома, выместил зло на ни в чем не повинной мебели.

Тамара на кровати застонала во сне.

Алина вздохнула, сняла с нее шубу, стащила сапоги и накрыла покрывалом. Подняла единственный целый стул, опустилась на него и привычным движением достала из кармана сигареты. Щелкнула зажигалкой, пристально посмотрела на прыгающий огонек и, отложив сигарету в сторону, поднялась.

Через пару часов в квартире был относительный порядок. Сломанную мебель Алина сложила в углу и накрыла старой шторой. Из ее одежды восстановлению почти ничего не подлежало: Андрей постарался на славу. «Голые люди на голой земле, — усмехнулась Алина. — Начинается новая жизнь, и незачем тащить в нее старые тряпки...»

Томка проспала всю ночь. Под утро ей стало плохо, Алина таскала тазики до туалета и обратно, ее саму несколько раз вырвало от запаха, но она терпеливо обтирала бледное Томкино лицо холодным полотенцем.

Когда Тамара окончательно пришла в себя и слабым голосом попросила горячего чая, Алина радостно побежала на кухню. Отыскала в кухонном шкафу чудом сохранившийся после погрома стакан, налила в него крепкого чая и отнесла Тамаре.

— Как я у тебя оказалась?

— Я тебя вчера от Измаиловича на такси привезла, — пояснила Алина. — Ты была в таком состоянии, что ходить сама уже не могла...

— Еще бы... Столько выжрать... — Тамара сделала несколько глотков и откинулась на подушку. — Не могу... Плохо...

— Полежи немного... Пройдет, — сочувственно сказала Алина.

— Да... Это рак, это пройдет...

— Что? — не поняла Алина.

— Это я так...

— Измаилович ночью звонил, я сказала, что ты спишь...

— Он что, знает, что я к тебе поехала?

— Я ему записку оставила, чтобы не дергался и, не дай бог, снова к Игорю не привязывался.

— Значит, ты в курсе?..

— Ты мне вчера сказала... Томка, неужели ничего нельзя сделать?

— А что ты тут сделаешь? У него — бабки. А у кого бабки, тот и прав. Я вчера просто ошалела, когда одного его звонка по телефону было достаточно, чтобы его развели с женой... Если он все свои проблемы так решает, то нам с Игорем тут нечего ловить...

Алина посмотрела на часы:

— Томка, мне на работу пора... Ты никуда не ходи, подожди, пока я вернусь. Если позвонит Измаилович, скажи, что я ушла, а у тебя ключей нет, и ты выйти не можешь.

— Что же мне теперь, всю жизнь у тебя прятаться? — невесело усмехнулась Тамара.

— Отлежись пока. А там посмотрим.

— Насмотрелись уже... — В голосе Томки звучал отчаянный сплин.

— Том... Ну не бывает безвыходных ситуаций! Мы же люди, можем что-нибудь придумать...

— Все давно уже придумано за нас. Придумано и решено. И как мы ни барахтаемся, как ни пытаемся выбраться из этого дерьма, ни черта никогда не получится! Лезешь, лезешь из этого болота, кажется, вот уже, вот оно, светлое, так близко, только руку протяни, а тебя опять в эту грязную жижу носом! Сиди, молчи и не рыпайся! Знай свое место...

— Господи, Томка! Я тоже через такую мясорубку прошла, что врагу не пожелаю, но кончилось же все...

— Ты в этом уверена? А если сейчас Андрей снова заявится? Что делать будешь?

Не заявится. Мне вчера Глеб сказал — он в Москву уехал. Насовсем. А перед отъездом на прощание мне всю квартиру покрушил. Вот остатки мебели в углу, видишь? Теперь еще перед хозяевами отчитываться придется...

— Ну, это не самое худшее... Устала я... — пустым голосом сказала Тамара.

— Это похмелье, — улыбнулась Алина, пытаясь поднять подруге настроение. — Томка, ну, правда, не грузись! Что-нибудь придумаем! Неужели на этого Измаиловича управы нет? У нас же, в конце концов, не рабовладельческий строй?!

— Твоими бы устами... Ладно, иди, а то опоздаешь.

— Ты тут побудешь одна? Или хочешь, я позвоню на работу и отменю на сегодня занятия?

— Нет, все нормально. Иди.

— Я ключи заберу. Если куда-нибудь пойдешь — просто дверь захлопни. Но я тебя очень прошу — лучше не уходи. Дождись меня. Я вернусь, что-нибудь придумаем.

— Хорошо, — кивнула Тамара. — Выпить у тебя что-нибудь есть?

— Ты вчера от Измаиловича полный пакет привезла. Все в холодильнике. Только... Может быть, не стоит напиваться? Этим все равно проблему не решишь...

— А ее ничем не решишь, — мрачно сказала Тамара и закурила.

— Томка... — растерялась Алина. — Я тебя в таком настроении одну не оставлю.

— Да нормально все, — через силу улыбнулась Тамара. — Сама же сказала — похмельный синдром. Весь мир в черном цвете...

Алина вышла из квартиры, спустилась по лестнице. На душе ее было неспокойно. «Я же не сказала Томке, что беременна, — подумала она. — Ладно, вернусь, расскажу...»

Около дверей института Алина увидела Глеба.

— Здравствуй. Я ждал тебя... — шагнул он навстречу Алине.

— Мы же обо всем вчера поговорили... Зачем ты мучаешь и себя и меня?

— Я подумал, что тебе сейчас понадобятся деньги...

Алина хотела было возмутиться, но Глеб остановил ее гневную тираду:

— Подожди, не возражай. Это не взятка и не откупной. Тебе сейчас действительно нужно хорошо питаться и заботиться о себе. О себе и о будущем малыше. Пожалуйста, не отказывайся от моей помощи. Ты же обещала... Тем более что, как ты сама говорила, в этом ребенке течет и моя кровь...

— Хорошо, — подумав, согласилась Алина.

Глеб облегченно вздохнул и протянул ей конверт с деньгами.

— Здесь не так много, как мне бы хотелось, но я каждый месяц буду помогать тебе...

— Спасибо, — поблагодарила Алина и скрылась за дверью.

Глеб долго стоял, глядя, как открываются и закрываются двери института, впуская и выпуская беззаботных студентов.

Только сейчас он окончательно понял, что потерял Алину навсегда. Эта умная и красивая женщина, с которой он только что разговаривал, лишь отдаленно напоминала ту наивную девчонку, которую он так любил. Женщина, в которую она превратилась, благодаря и ему тоже, была для него недосягаемой. Глеб почувствовал себя скульптором, который влюбился в свою скульптуру. Как Пигмалион, он действительно создал совершенную женщину. Совершенную для себя. Только эта женщина, ожив и воплотившись в то, что она есть, его женщиной не стала...

В институте, как обычно, было холодно. Алина зашла на кафедру, поздоровалась с Ланой, которая куталась в шубу.

— Мерзнешь? А почему обогреватель не включишь? — поинтересовалась Алина.

— Проводка полетела. Сейчас там электрики копаются.

— Так занятий не будет? — обрадовалась Алина.

— Похоже на то. Ты у Ивана Петровича спроси.

Алина зашла в кабинет декана.

— Авария, авария, Алиночка, — развел руками Иван Петрович. — Все занятия на сегодня отменяются. Думали, что быстро починят, а они возятся уже два часа, и конца-краю этому не видно.

«Хорошо, — думала Алина, спускаясь по лестнице. — Надо будет сейчас быстренько в магазин забежать, Томке кефирчика купить...»

Подходя к дому, Алина замедлила шаг. Около ее подъезда толпился возбужденный народ. У Алины екнуло сердце. Она стремглав бросилась в толпу, растолкала застывших людей и не смогла удержать дикого крика.

На грязном снегу, неестественно вывернув шею, лежала Тамара. В уголках ее губ застыла кровь, в открытых, невидящих глазах отражались серые, клочковатые облака, а на бледном лице застыло выражение смертельной усталости.

— Я за молоком пошла, — словно сквозь вату долетел до Алины старческий голос. — Слышу, рама оконная скрипит, я еще удивилась: кто же зимой будет окна открывать, — тут сна и упала, сердешная. Прямо передо мной. Видать, шею сломала, сразу насмерть... Милицию со «скорой» уже вызвали, сейчас приедут...

Алина опустилась на колени под любопытными взглядами стоящих людей.

Она держала подругу за руку, раскачивалась из стороны в сторону и приговаривала как заведенная:

— Томка, Томка, Томочка... Что же ты наделала?..

На третьем этаже февральский ветер раскачивал створку открытого окна...

Глава 23

Все остальное Алина воспринимала, как в кошмарном сне. Она машинально отвечала на какие-то вопросы приехавших милиционеров, она подписывала какие-то протоколы, она стояла в дверях квартиры, пока осматривали оконную раму, она искала в Томкиной сумке ее паспорт, она диктовала данные врачам, она записывала адрес морга...

Когда уехала милиция и «скорая» увезла тело Тамары, Алина закрыла дверь квартиры, увидела на вешалке Томкину шубу, ее окурок в пепельнице, недопитый стакан с утренним чаем и разрыдалась в голос. Она захлебывалась слезами и понимала, что не выдержит одна, не выдержит, не выдержит... Алина открыла холодильник, сотрясаясь от рыданий, достала украденный Томкой коньяк, плеснула себе в стакан. Сделала глоток и закашлялась. Она не должна была уходить! Она видела, в каком состоянии была Томка, она не должна была оставлять ее одну!!! «Это рак, это пройдет», — словно наяву услышала Алина усталый Томкин голос, и ее снова затрясло.

Телефонный звонок заставил Алину оторваться от стакана.

— Алиночка, Тамару позови, пожалуйста, — раздался вежливый, но напористый голос Евгения Измаиловича.

— Тамары нет... — выдохнула Алина, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Она ушла? Куда? — нехорошо удивился Евгений Измаилович.

— Она ушла туда, откуда не возвращаются! Туда, где вам ее уже не достать! — сорвалась на крик Алина.

— Алиночка, что ты такое говоришь?! — еще не понял, но уже встревожился Евгений Измаилович.

— Вы во всем виноваты. И вы обязательно заплатите за это! Пусть не сейчас, пусть когда-нибудь! — Алина была абсолютно уверена в том, что говорила. — Тамары нет больше! Она умерла...

Евгений Измаилович еще что-то кричал, но Алина уже положила трубку.

Телефон зазвонил снова. Алина сидела и смотрела на трезвонящий аппарат и не делала ни малейших попыток коснуться его. Через какое-то время телефон смолк.

Алина вернулась на кухню и снова глотнула коньяка. За окном темнело, и ей неожиданно показалось, что из-за стекла, с той стороны окна, на нее смотрит Тамара. Смотрит, а в глазах ее отражаются серые, клочковатые облака...

Алина кинулась к телефону, набрала номер родителей. В трубке пошли длинные гудки. Она хлопнула трубку об рычаг, тут же подняла ее снова и позвонила в больницу.

— Вадим Сергеевич на операции. Ему что-нибудь передать? — спросил мелодичный женский голос.

— Нет, спасибо, — прошептала Алина, бросила трубку и кинулась к своей сумке.

Вытряхнула все ее содержимое на диван в поисках записной книжки. Позвонить хоть кому-нибудь! Хоть кому-нибудь, лишь бы не одной!!! В пальцах оказалась какая-то бумажка с номером телефона. Алина нахмурилась, вспоминая. Илья! Она бросилась обратно к телефону, сжимая в руках листок с его номером, словно свой последний шанс. «Господи, сделай так, чтобы он был дома! Я ни о чем никогда не просила тебя, Господи, пусть он будет сейчас дома, иначе я просто сойду с ума!!!»

Илья взял трубку после третьего гудка.

— Илья, это Алина.

— Алинка, — обрадовался он. — А я не узнал твой голос. Долго жить будешь!

— Илья, Тамара умерла.

Тон Ильи резко сменился.

— Когда? Ты сейчас где? Что случилось? — Его вопросы обгоняли друг друга, как и мысли.

— Она сегодня выбросилась из окна моей квартиры...

— Ты сейчас там?

— Да...

— Адрес говори! Я сейчас приеду!

Алина продиктовала адрес.

— Ничего не бойся! Я сейчас буду! — В трубке побежали короткие гудки.

Алина вернулась на кухню и поняла, что ей совсем чуть-чуть, но стало легче. То ли от коньяка, то ли оттого, что сейчас приедет Илья.

— С тобой все в порядке? — Илья ворвался в квартиру так стремительно, что чуть не сбил Алину с ног.

Алина всхлипнула, и слезы снова полились у нее из глаз.

Илья гладил ее волосы, касался плеч, заглядывал в заплаканное лицо, словно пытаясь убедиться, что она действительно живая и стоит перед ним.

— Пойдем, пойдем сядем, ты успокоишься и все мне расскажешь.

Илья повел было Алину в комнату, но она, едва взглянув на диван, тут же вспомнила Тамару и отчаянно замотала головой: нет, только не сюда — и указала на кухню.

Илья усадил ее на табуретку, окинул взглядом стол с бутылкой и одиноким стаканом и сел напротив не очень близко и не далеко, так, что в любой момент мог дотянуться до Алины.

— Успокойся, успокойся, пожалуйста... Расскажи мне... И тебе станет легче... Налить еще коньяка?

Алина отрицательно помотала головой:

— Дай мне сигарету.

Илья прикурил сигарету и протянул ее Алине. Алина затянулась и тут же потушила сигарету, с силой вдавив ее в пепельницу.

— Это Измаилович виноват, — всхлипнула она. — Если бы не он...

— Алинка, — остановил ее Илья. — Я ничего не знаю. Расскажи мне все по порядку. При чем тут Измаилович?

И Алина, всхлипывая и все время сбиваясь, рассказала Илье про боди-арт и картину, которую порезал Игорь, про условие, которое поставил Евгений Измаилович, и про то, как она вчера утащила от него Томку...

— Я не должна была оставлять ее одну! Я же видела, что она не в себе! Никогда себе этого не прощу!!!

— Господи, Алинка. — В голосе Ильи звучало столько нежности, что ею можно было растопить весь снег в их городе. — При чем тут ты? Томка сама загнала себя в ловушку. То, что она сделала, это, конечно, не выход. Но каждый в этой жизни выбирает сам. Каждый получает то, что заслужил.

Алина подняла на него красные, заплаканные глаза:

— Илья, но ведь она никогда не была стервой... Она же просто любила Игоря... Кто виноват, что он был женат?.. Она же просто хотела быть счастливой... И жить с человеком, которого любит...

— Я знаю, знаю, — успокоил ее Илья. — Только перестань винить себя. Она же могла сделать это и не здесь...

— Но она сделала это здесь!!! — сорвалась на крик Алина. — А я, как последняя дура, уперлась на работу, вместо того чтобы ей помочь!!!

— Тш-ш-ш, успокойся, — прижал ее к себе Илья. — Пойми, ты сейчас уже ничего не можешь исправить...

Алина уткнулась в его плечо и снова дала волю слезам. Некоторое время оба молчали. Алина плакала, а Илья очень осторожно гладил ее по голове.

— Игорь еще ничего не знает... — прошептала Алина.

— Я думаю, что ему нужно позвонить.

— Я... не знаю его домашнего телефона...

— У меня он, по-моему, был записан... — Илья поднялся и вышел в коридор. Алина как тень двинулась за ним следом, боясь даже на несколько мгновений остаться одна.

Илья отыскал домашний телефон Игоря в своей записной книжке.

— Звони ты, — покачала головой Алина. — Я не могу...

Илья набрал номер.

— Добрый вечер. Можно Игоря услышать? А где он может быть, вы не подскажете? В мастерской? Спасибо.

Илья повесил трубку и повернулся к Алине:

— Жена сказала, что он в мастерской. Слушай, а у нее, у Томки, кто-нибудь из родственников есть? Родители там, дяди, тети?

— Родители умерли, — напряглась Алина. — А больше ни про кого она не говорила... Есть еще Степан...

— Бывший муж?

— Да. Но она же ушла от него...

— Ты знаешь, я думаю, что нам нужно поехать в мастерскую. Сейчас вечер, там должны быть почти все. Нужно же что-то решать с похоронами...

Алина беспомощно развела руками:

— Я в этом ничего не понимаю...

— В морге она будет лежать не больше недели. Если за ней никто не явится, то тело будет объявлено как невостребованное и его разберут на запчасти.

— Что? — не поняла Алина.

— Студентам, в институт, — пояснил Илья. — А остальное сожгут...

— Что ты такое говоришь?! — Глаза Алины снова наполнились слезами.

— Поехали, — решил Илья. — Должен же кто-нибудь знать, есть у нее родственники или нет. И скорее всего, этот кто-нибудь — Игорь. Я бы очень не хотел оставлять тебя здесь одну... Я понимаю, что это тяжело, но...

Алина представила, как она сейчас останется одна в пустой квартире и будет вздрагивать от каждого шороха, а из-за оконного стекла на нее снова будет смотреть Тамара страшным, пустым, облачным взглядом.

— Поехали, — сказала Алина и потянулась за шубой.

Алина с Игорем вышли из подъезда, рядом с ними тут же затормозила, взвизгнув колесами, черная машина. С переднего сиденья торопливо выбрался Евгений Измаилович. Шагнул Алине навстречу. Она инстинктивно шарахнулась за Илью.

— Я не смог больше до тебя дозвониться, — сказал Евгений Измаилович. — Где Тамара? Что ты мне несла по телефону?

— Тамара умерла, — произнесла Алина, с ненавистью глядя в лощеное лицо бывшего однокурсника Глеба. — Вы заставили ее сделать это!

— Как умерла?!! Что ты такое несешь?!! — Евгений Измаилович двинулся к Алине.

Илья загородил ее.

— Вам никто никогда не говорил, что не все в этой жизни измеряется количеством денег? — спросил Илья. — Есть вещи, которые нельзя купить! И есть люди, которых нельзя заставить делать то, что хочется вам! Тамара выбросилась из окна, лишь бы не выходить за вас замуж... Вы не оставили ей выбора...

Евгений Измаилович неожиданно широко раскрыл рот, словно выброшенная на берег рыба, и тяжело задышал, схватившись рукой за сердце.

— Этого не может быть... Неужели она?.. Как она смогла?.. — бормотал он. — Я... любил ее... Я оплачу похороны... Я все оплачу...

— Ты так ни черта и не понял, — досадливо произнес Илья. — Засунь свои деньги знаешь куда, старый козел! Пойдем. — Он взял Алину за руку и повел за собой.

Когда они проходили мимо машины, Илья нагнулся к шоферу:

— Там твоему шефу, по-моему, нехорошо. Сердчишко прихватило, если он не придуривается. Смотри, а то крякнет сейчас прямо на улице, потом неприятностей не оберешься!

Шофер принялся лихорадочно выбираться из машины, а Илья, не оглядываясь, повел Алину в сторону дороги.

В мастерских было тихо. Из-под каждой двери выбивался свет. Художники что-то творили, каждый запершись в собственной мастерской. Перед дверью в комнату Игоря Алина застыла. Илья ободряюще сжал ей руку и толкнул дверь. Алина сделала шаг вперед, вскрикнула и замерла, закрыв рот ладонью.

С огромного холста, стоящего прямо посередине мастерской, на нее пристальным взглядом смотрела Тамара. Губы ее грустно улыбались, глаза светились какой-то невысказанной болью и предчувствием чего-то страшного...

Игорь обернулся на крик и отложил в сторону кисть.

— А... привет. — Он был явно недоволен тем, что ему помешали.

Алина застыла в каком-то ступоре, не имея сил отвести глаз от лица Тамары.

— Игорь, сядь, — сказал Илья, и Игорь уловил в его тоне что-то такое, от чего сразу встревожился.

— Что-то с Томкой? С ней что-то случилось?

Алина по-прежнему молчала, не отводя глаз от портрета. Плечи ее затряслись, по щекам побежали слезы. Она не сделала ни малейшей попытки их вытереть.

— Игорь... — Илья не находил слов.

Игорь подскочил к нему и, схватив за плечи, встряхнул.

— Что с ней?!! Говори же, ну?!!

И Илья увидел в его глазах еще не осознанное знание того, что произошло.

— Тамара умерла...

Игорь резко согнулся, будто его ударили, шарахнулся от Ильи в сторону, наткнулся на мольберт, тюбики красок посыпались на пол.

Алина прислонилась к двери, чувствуя знакомую дурноту.

Игорь опустился на диван и закрыл лицо руками.

Несколько мгновений в мастерской было тихо. Все трое слышали, как безумствует за окном холодный февральский ветер.

— Я знал, — глухо сказал Игорь. — Я знал... С того момента, как она ушла вчера... Я ее не остановил...

В мастерской снова повисло тягостное молчание.

— Как это случилось?

— Она выбросилась из окна, — произнесла Алина и не узнала свой голос. — Сегодня днем...

Все снова надолго замолчали.

— Игорек, у тебя охра есть? — В мастерскую вошел Глеб, увидел Алину, Илью, застывшего на диване Игоря и осекся. — Что случилось? Почему у всех такие похоронные лица?

— Тамара умерла, — сказал Илья.

Лицо Глеба превратилось в белую маску.

— Как? Когда?

— Она выбросилась из окна моей квартиры, — повторила как заведенная Алина. — Сегодня днем...

Глеб сел на диван рядом с Игорем.

— Расскажи, — попросил он.

Алина, спотыкаясь и тихо всхлипывая, рассказала про вчерашний вечер, как она утащила Томку от Измаиловича, как та проснулась утром, как Алина оставила ее одну. При упоминании имени Измаиловича Игоря передернуло.

— Я убью его! — глухо сказал он.

— Прекрати! — одернул его Глеб. — Томку не пожалел, хоть дочку пожалей!

Игорь окончательно сник.

— Мы хотели узнать... У Тамары были какие-то родственники? — спросил Илья.

— Родители умерли. Больше ни о ком она не говорила, — сказал Глеб.

— Не было у нее никого. — Голос Игоря дрожал. — Бывший муж только...

— Нужно собрать деньги на похороны. По дороге сюда мы встретили Измаиловича. Он сказал, что все оплатит, но...

Игорь поднялся с дивана. На него было страшно смотреть. Он словно постарел на несколько лет.

— Это он во всем виноват! Я убью его!!!

— Сядь! — одернул его Глеб.

— Я послал его подальше с его деньгами, — сказал Илья.

— Деньги соберем на кафедре, — произнес Глеб, долго смотрел на портрет Тамары. — Что же ты наделала, дурочка...

Игорь опустился обратно на диван и зарыдал.

Глеб встревоженно взглянул на Алину:

— Тебе плохо? Почему ты мне не позвонила?

Алина не ответила. По щекам ее по-прежнему катились слезы.

— Давай я отвезу тебя домой, — предложил Глеб. — Тебе же сейчас нельзя... — Он осекся.

— Алину отвезу я, — твердо сказал Илья. — Тебе лучше побыть с Игорем.

Глеб посмотрел на Алину и уловил в ее взгляде что-то такое, от чего, сникнув, медленно опустился на диван рядом с Игорем.

— Не давай ему много пить, — посоветовал Илья. — И я думаю, что нужно сказать остальным...

Он протянул руку Алине, она благодарно подала ему свою. Ее маленькая ладошка спряталась в большой ладони Ильи, как в удобной, безопасной норке. Глеб проводил их тоскливым взглядом.

Когда Илья привез Алину домой, у нее совсем не было сил. Он дал ей глотнуть коньяка, уложил на диван, присел рядом и накрыл пледом.

«Как я вчера Томку», — мелькнуло в голове у Алины, но слез уже не было. Она чувствовала себя совсем пустой. Как шарик, из которого выпустили весь воздух.

Илья поднялся с кровати, поймал тревожный взгляд Алины.

— Не бойся, — успокоил он ее. — Я никуда не уйду.

Алина слышала, как он что-то делает на кухне, через несколько минут Илья вернулся, держа в руках стакан с чаем. Поставил чай на тумбочку возле дивана и снова сел на краешек рядом с Алиной.

— Попробуй уснуть, — ласково сказал он. — Я побуду с тобой...

— Знаешь, когда я была маленькой, мир казался мне таким огромным и прекрасным... А теперь я его боюсь... Он подминает под себя, коверкает, корежит... И ты никогда не знаешь, что скрывается за яркими пятнами картин — настоящий бархат или изъеденная молью тряпка... — тихо произнесла Алина.

Илья внимательно слушал.

— Иногда мне казалось, что я знаю, как надо жить... Но как только я это понимала, происходило что-то, что переворачивало всю мою жизнь с ног на голову... Почему человек не может быть просто счастлив?..

— В нас слишком много желаний, — задумчиво сказал Илья. — Иногда они раздирают нас на части, а мы даже не подозреваем об этом... И очень часто каждый тянет одеяло на себя, забывая, что тот, кто находится рядом, остается беззащитным и неукрытым... Остается замерзать...

Алина долго молчала, лежа с широко открытыми глазами.

— У тебя когда-нибудь было такое, что ты не мог сопротивляться тому, что тебя несет? Не мог, хотя знал, что этого делать не стоит, что это может поломать всю твою жизнь?..

— Не знаю, — искренне ответил Илья. — Я много пил, пока жил с Кирой... И я не мог отказаться от выпивки даже ради нее. Она права, что ушла от меня... Я видел ее недавно, знаешь, она счастлива... Странно, мы с тобой почти чужие друг другу люди, мы и виделись-то несколько раз, но почему-то всегда, когда я вспоминал о тебе, мне становилось легче жить...

И Алину вдруг прорвало. Она, лежа в постели и глядя в потолок, стала рассказывать Илье все, с самого начала. Она рассказала о том дне рождения, на котором он увидел ее в первый раз и которого не вспомнил до сих пор; о небритом водителе и о том, что произошло на шершавом сиденье автомобиля; о случайной встрече с Глебом в автобусе, о том, как она попала в совершенно незнакомый мир, который ей очень понравился; об Андрее, к которому ее тянула какая-то страшная необъяснимая сила, и она не могла ей противостоять; об отце, которого она сначала любила, потом ненавидела и которого сейчас обрела снова; о Томке, которая много раз помогала ей; о том, как она боится за своего будущего ребенка, как она не хочет, чтобы он тоже страдал...

Алина говорила, вытряхивая из себя накопленное памятью, как рухлядь из набитого под завязку мешка. Некоторые фразы давались ей с трудом, но она выталкивала их из себя, подсознательно понимая, что ей нужно выговориться, нужно освободиться от всего этого груза, чтобы жить дальше... И с каждой фразой ей действительно становилось легче...

Илья слушал, не перебивая, только много курил, и скоро вся комната плыла в сером тумане табачного дыма. Алина закашлялась, Илья поднялся:

— Извини, — и открыл форточку.

За окном начиналось серое февральское утро, ветер разгонял темные облака, освобождая ровную, чистую полосу синего неба.

Алина замолчала. Она не ждала никаких слов, и Илья понял это. Он осторожно спрятал ее ладонь в своей. Алина благодарно сжала его руку, закрыла глаза и через несколько секунд провалилась в глубокий сон... И в это утро, первый раз за последнее время, ей не приснился кошмар.

Глава 24

В день Тамариных похорон дул пронзительный ветер. Тонкие ветки деревьев гнулись под его неистовыми порывами, на кладбищенских крестах и памятниках трепыхались выцветшие ленты венков, словно стремясь сорваться и улететь куда-нибудь подальше от этого тоскливого места.

Из вырытой ямы несло ледяным холодом. Тамара лежала в гробу, раскрашенная, как восковая кукла, и Алина никак не могла отделаться от мысли, что не Томка это, так, какой-то плохо слепленный муляж, работа бездарного скульптора, который решил поспорить с Богом, но ему это не удалось, и его творение оказалось жалким и страшным подобием настоящего...

Говорили много слов, и, несмотря на февраль, было очень много цветов. Розы, гвоздики, даже лилии... Алине казалось, что они кричат изо всех сил о том, что им холодно, холодно, холодно, но их никто не слышит...

— Ей же будет холодно там... — еле слышно сказала Алина.

Ее услышал только Вадим Сергеевич, стоявший рядом, и обнял дочь за плечи.

Когда Алина кинула ком мерзлой земли на крышку гроба, она окончательно поняла, что ее Томки, той бесшабашной, веселой и сумасшедшей Томки, которую она знала и любила, никогда больше не будет. Никогда она не ворвется к Алине в гости с веселым криком «Привет, подруга!», никогда не разделит с Алиной горести и печали, никогда не улыбнется своей загадочной улыбкой с сумасшедшинкой в кошачьих глазах... Остались только портреты...

По ту сторону могилы в беззвучных рыданиях трясся Игорь.

— Пойдем. — Вадим Сергеевич потянул дочь к стоящему вдалеке автобусу.

Алина послушно пошла по тропинке среди засыпанных грязным снегом могил, но у самой дороги оглянулась.

Томкин холмик, заваленный цветами, был единственным ярким пятном на всем кладбище. Он был таким же, какой была Томка в этой серой однообразности жизни... Была...

Поминки устроили в мастерских. Было очень много людей. И со всех стен на присутствующих смотрела Тамара: так захотел Игорь. Томка смеющаяся и задумчивая, Томка спящая и курящая, Томка потягивающаяся и тоскливая, Томка живая...

Илья нашел Алину возле умывальника.

— Ты где сейчас жить будешь?

(На следующий день после самоубийства Тамары явилась хозяйка квартиры, устроила жуткую истерику по поводу того, что произошло, кричала, кому она теперь сможет сдать квартиру, в которой был самоубийца, — поселятся с виду порядочные, а потом из окон сигать начинают!!! Илья сначала пытался объясниться с ней по-хорошему, потом плюнул, послал ее подальше и помог Алине перенести вещи к родителям.)

— Дома, — ответила Алина. — У меня теперь есть настоящий дом...

— Ты знаешь, я подумал... — замялся Илья. — Сейчас, конечно, не совсем время, но, если подумать, время, оно всегда не совсем, в общем, если ты хочешь, ты могла бы жить у меня... Я был бы рад...

— Извини... — Алина коснулась его руки ладонью. — Ты очень хороший, и ты мне здорово помог... Но... не нужно сейчас говорить об этом... Мне так много нужно обдумать, так много переосмыслить... Прости...

— Я буду ждать, — сказал Илья.

Алина благодарно улыбнулась.

Алина работала почти до шести месяцев беременности. Потом Вадим Сергеевич категорически заявил, что хватит, у него, в конце концов, есть руки и ноги, и на пропитание и одежду родной дочери и будущему внуку или внучке он как-нибудь заработает, нечего себя гробить!

Глеб каждый месяц привозил деньги, Алина брала их, и они разговаривали, как старые добрые друзья, никогда не упоминая вслух имени Андрея.

Илья звонил каждый день, при любом возможном случае забегал в гости, приносил какие-то детские игрушки, а в последний раз приволок потрясающую шубку из натурального меха.

— Да ты что, — ахнула Алина, разглаживая длинный белый мех. — Это же лет на пять!

— Вырастет! — категорически заявил Илья и отправился пить чай на кухню к Вадиму Сергеевичу, с которым они очень подружились за это время.

На улице вовсю безумствовало лето, Алина много гуляла, и чаще всего в этих прогулках ее сопровождал отец. Они много разговаривали, Вадим Сергеевич наконец-то получил развод, что стоило ему еще немало нервов, потому что Ирина устроила на суде безобразную сцену и все пыталась вцепиться ему в глаза; ее оттаскивали, и женщина-судья к концу слушания поглядывала в сторону Вадима с явным сочувствием и пониманием. После чего их без проволочек развели.

Отец с матерью подали заявление в загс и очень хотели сыграть свадьбу до рождения внука или внучки.

— Какая разница? — смеялась Алина. — Ты все равно дед, и отсутствие штампа в паспорте тебя от этого не спасет.

— Ну, пунктик у меня такой! — отбивался Вадим Сергеевич. — Хочу быть официальным дедом! По всем документам!

Лора Александровна не могла нарадоваться на мужа и дочь и даже, втайне от того и от другой, потихоньку сбегала в церковь, где, не умея молиться, просто поставила свечку и долго не отрывала глаз от иконы, бормоча вместо молитвы слова благодарности...

В конце лета Вадим Сергеевич и Лора Александровна поженились. Свадьбу отгуляли скромно, в кругу семьи. Илья присутствовал на правах почетного гостя и весь вечер ухаживал за Алиной, не давая ей ничего делать. Алина смотрела на улыбающиеся лица родителей и чувствовала себя почти счастливой...

Осень наступила поздно, и в октябре еще было тепло и солнечно. Илья теперь заходил почти каждый день и стал незаметно негласным членом семьи. Лора Александровна советовалась с ним по поводу того, что приготовить на ужин, Вадим Сергеевич ждал его вечерами, чтобы сыграть партию-другую в шахматы, Алина, сама не давая себе в этом отчета, ждала его тоже и, когда он задерживался или по каким-нибудь обстоятельствам звонил и говорил, что сегодня не придет, чувствовала себя неуютно.

...Вадим Сергеевич как раз обдумывал над шахматной доской очередной свой ход, Илья весело подначивал его: думай не думай, все равно проиграешь, когда в комнату вошла побледневшая Алина.

— Папа... По-моему, началось...

Илья вскочил, нечаянно опрокинув доску. Шахматные фигурки, грохоча, раскатились по полу комнаты.

— Илья, я позвоню в роддом, собирайте сумку! — Вадим Сергеевич поднял трубку телефона.

Алина сидела на диване, морщилась от непонятной боли, но не могла сдержать улыбки при виде мечущегося по квартире бледного Ильи.

— Алинка, как ты? — поминутно спрашивал он.

— Глядя на тебя, я начинаю сомневаться в том, кто из нас рожает, — улыбнулась Алина.

Вадим Сергеевич накинул дубленку:

— Я — вниз, машину ловить!

Илья присел перед Алиной на корточки, взял ее руки в свои:

— Все будет хорошо. Ничего не бойся.

— Я не боюсь, — искренне сказала Алина.

— Я люблю тебя... — Голос Ильи дрожал от нежности и страха за нее. — Если бы я мог взять себе всю твою боль...

— Это не та боль, которую я хотела бы отдать... Сумка с собранными вещами в моей комнате. На стуле, у окна. Принеси, пожалуйста.

Илья принес сумку.

Открылась дверь, вошел Вадим Сергеевич:

— Машина ждет.

— Я поеду с Алиной, — категорично произнес Илья.

Вадим Сергеевич хотел было возразить, но взглянул на его лицо и кивнул:

— Поехали.

Илья помог Алине надеть шубу, взял ее под руку и повел вниз по лестнице.

Илья с Вадимом Сергеевичем сидели в коридоре перед приемным отделением роддома.

— Вы бы ехали домой! — выглянула из отделения симпатичная медсестричка. — Первые роды обычно долгие. Вы можете и всю ночь здесь просидеть...

— Ничего, — улыбнулся ей Илья. — Я хочу быть рядом... — и повернулся к Вадиму Сергеевичу. — Вы поезжайте, там Лора Александровна волноваться будет... А я останусь...

«Бывают же мужья! — с хорошей завистью подумала медсестричка, которая за время работы в роддоме насмотрелась всякого. — Повезло девчонке!»

— Хорошо, — подумав, поднялся Вадим Сергеевич. — Как что-то станет известно — звони. Впрочем, я Генке наказал, он сразу отзвонит.

— Кому? — не понял Илья.

— Врачу, с которым договаривался. Он лично за всем проследит. — Вадим Сергеевич от всей души пожал Илье руку. — Может, все-таки поехали к нам?

— Нет, — покачал головой Илья. — Я посижу...

Илье казалось, что время совсем не движется, стрелки часов застыли, словно издеваясь над ним. К пяти утра кончились сигареты. Илья отбросил в сторону пустую пачку и вернулся на исходную позицию на кушетку.

— Вы еще здесь? — В половине шестого в коридор выглянула все та же медсестричка. — Идите домой, папаша. Дочка у вас.

— Что? — не сразу дошло до Ильи.

— Дочка у вас родилась! — улыбнулась медсестра. — Пятьдесят сантиметров, три килограмма.

Илью подбросило с кушетки, он подскочил к медсестре, сгреб ее в охапку и закружил по коридору.

— Сумасшедший! — отбивалась она, смеясь. — Отпустите, а то еще уроните!

Илья осторожно поставил медсестру на пол.

— Спасибо! Когда я могу ее увидеть?

— Спят они уже, обе, — сказала медсестра. — Приходите сегодня в пять.

Илья достал из кармана листок, написал на нем несколько строчек.

— Прошу вас, положите это рядом с Алиной. Чтобы, когда проснется, она это увидела...

Илья расцеловал сестричку в обе щеки и вышел на улицу.

Он шел, и его шатало, как пьяного.

«Дочка... — стучало у него в голове. — У меня дочка... Дочка... Дочка!!!»

...Алина открыла глаза, и первое, что увидела, — это был белый листок в клеточку, на котором большими буквами было написано: «У меня родилась дочка!!! Я люблю вас обеих!!!»

Алина улыбнулась.

— Всю ночь сидел, — объяснила ей медсестра. — Уж я его гнала-гнала, а он ни в какую... Давно женаты-то?

Алина задумалась буквально на несколько секунд.

— Давно, — сказала она. — Очень давно...

Эпилог

Андрей Глебович возвращался в свой родной город. Три часа лету на самолете из Москвы, и вот он уже едет в такси по знакомым с детства летним улицам.

Город сильно изменился за те двадцать лет, которые он в нем не был. Он уезжал отсюда никем — девятнадцатилетним пацаном, бросившим институт и родителей, чтобы добиться в этой жизни того, чего, как считал, он был достоин.

Ему все удалось: своя галерея, постоянные выставки за границей, квартира в самом центре с мансардой наверху под мастерскую, жена — дочь преуспевающего банкира, деньги которого в свое время очень помогли Андрею... У него было все, о чем обычный человек мог только мечтать.

Когда такси проезжало через привокзальный поселок, Андрей, остановив машину, вышел у старой обшарпанной пятиэтажки.

Когда-то здесь он жил с девушкой... Странно, столько лет прошло, а он до сих пор помнит запах ее тела... Она была у него первой, и он очень боялся тогда, что она это заметит и поймет... Он старался быть мужественным и жестким, это был своеобразный панцирь, в который пряталась его нежность... Он ошалел от ревности и неуверенности в себе, когда узнал, что она была любовницей его отца... Андрей вспомнил, как разгромил напоследок ее квартиру, зайдя попрощаться и не застав ее дома... Он был тогда как в тумане... Уже позже, в поезде, он пил какой-то дрянной портвейн со случайным попутчиком и что-то говорил ему, рассказывал, выплескивал свою боль, а потом, забравшись на верхнюю полку, рыдал пьяными слезами в сырую наволочку...

Андрей усмехнулся тому девятнадцатилетнему идиоту. Интересно, где сейчас Алина? Что с ней стало?

— Поехали, — сказал он шоферу и захлопнул дверь автомобиля.

Они с тех пор не виделись с отцом. Андрей иногда звонил матери, но про отца никогда не спрашивал. Он не признавался себе в этом, но ему до сих пор было больно...

Отец умер неделю назад. Мать позвонила, когда Андрей был с очередной выставкой в Германии, и потому не имел никакой возможности приехать, и отца похоронили без него. Теперь нужно было разбираться с наследством.

— Остановите здесь, — сказал Андрей. Ему неожиданно захотелось пройтись по улицам родного города пешком.

Андрей расплатился с шофером, вышел из машины и огляделся по сторонам.

Было раннее утро, город медленно просыпался, пели птицы, на улицах почти не было людей.

Андрей дошел до здания института, зачем-то подергал закрытую дверь... Потом спустился к реке, сел на скамейку и закурил. Родной город всколыхнул в нем давно забытые эмоции. Он удивился тому, что по прошествии стольких лет все еще помнит то, что в Москве, казалось, давно забыл. Тепло и жадность Алининых губ там, в отцовской мастерской...

Затрезвонил мобильный. Андрей Глебович нажал кнопку и поднес телефон к уху:

— Я слушаю.

Из Москвы звонила жена — беспокоилась, как он доехал. Андрей что-то отвечал ей, но ему казалось, что он разговаривает с кем-то придуманным и нереальным, что единственное настоящее случилось с ним когда-то именно в этом городе, а все остальное — иллюзия, которую он сам себе придумал, сделал, нарисовал... Довольно успешная иллюзия, надо признаться...

Андрей успокоил жену, спрятал телефон в сумку. Интересно, как сложилась бы его жизнь, останься он здесь?.. Господи, что за бред лезет в голову?..

«Глупо! — Андрей щелчком отправил окурок в воду. — Возвращение придумали сентиментальные идиоты... И я разнюнился, как тот мальчишка...»

Андрей Глебович уверенно зашагал в сторону остановки, отбросив ненужные воспоминания.

Навстречу ему по мосту, размахивая снятыми босоножками, босиком шла девушка.

Андрей замедлил шаг, невольно залюбовавшись ее точеной фигуркой в коротком сарафане. Солнце светило ей в спину, и он видел девушку всю, она была словно голая... В голове Андрея моментально мелькнула картина — холст, масло, или нет, бумага, пастель — полупрозрачная фигурка на мосту...

Девушка тем временем почти поравнялась с ним. У нее были удивительные золотистые волосы. Такие волосы Андрей видел только у одной женщины в своей жизни... У Алины.

— Девушка, можно вас на минутку?! — вырвалось у Андрея.

Девушка остановилась и доброжелательно взглянула на него.

— Понимаете, я — художник. Я приехал сюда совсем ненадолго, но вы сейчас совершенно случайно подарили мне прекрасный сюжет для картины. Я хотел бы написать это утро, этот мост и вас на мосту...

— Прямо сейчас? — улыбнулась девушка.

Андрей рассматривал ее лицо. Она, безусловно, не была похожа на Алину. Но кого-то она ему очень сильно напоминала.

— Ну, зачем же сейчас? Мы могли бы встретиться с вами завтра, например. Я просто только что приехал, мне нужно сегодня сделать много дел, а завтра...

— Хорошо, — согласилась девушка, и Андрей поразился легкости ее согласия. — Я с утра в институте, поэтому могу встретиться с вами только во второй половине дня.

— Отлично. — Андрей достал из кармана визитку, дописал на ней телефон матери. — Позвоните мне завтра в обед.

Девушка взяла визитку, бросила на нее быстрый взгляд.

— Я знала одного художника по фамилии Разумов. Глеб Разумов вам не родственник?

Андрей оторопел:

— Я его сын... Вы знали моего отца?

Девушка наклонила голову:

— Очень хорошо... Он старинный друг моей матери...

В голове Андрея забрезжила смутная догадка.

— Вашу мать... Вашу мать зовут... Алина? — еле выговорил он.

— Да. — Девушка с любопытством заглянула ему в лицо. — Вы ее знали?

Андрей справился с собой.

— Да... Когда-то мы были очень близко знакомы...

— Она жива?

— Конечно! — удивилась девушка. — Знаете, я как раз иду сейчас в мастерскую вашего отца... Мне нужно забрать мой портрет, который он написал незадолго до смерти...

— Я, пожалуй, зайду туда с вами, — решил Андрей. — Может быть, встречу кого-нибудь из знакомых...

Они пошли по улице.

— А почему вы не приехали на похороны? — спросила девушка.

— Я был с выставкой в Германии, — пояснил Андрей. — Не смог...

— Странно, мама мне никогда не говорила, что у Глеба Владимировича есть еще один сын...

— Мы с отцом долго не общались, — признался Андрей. — На то были свои причины... А где вы учитесь, если не секрет?

— На худграфе, — сказала девушка. — Четвертый курс.

— Да, извините, я совсем забыл вас спросить, как вас зовут?

— Карина, — улыбнулась девушка и протянула ему теплую ладошку. — Очень приятно.

Дом, в котором находились мастерские, за эти годы почти не изменился, только чуть-чуть осел и словно бы глубже врос в землю.

Карина открыла дверь своим ключом. Андрей покосился, но ничего не сказал.

— Мне тетя Оля ключ дала, — пояснила Карина, и Андрей не сразу понял, что речь идет о его матери. — Она уже совсем старенькая, ей тяжело самой добираться.

На мастерской Игоря висел огромный амбарный замок.

— Игорь отсюда куда-то съехал? — поинтересовался Андрей.

— Вы не знаете? — в свою очередь удивилась Карина и тут же одернула сама себя: — Ах да, вы же сказали, что давно здесь не были... Игорь умер пять лет назад...

— Как? Ему же было всего...

— Он спился, — грустно сказала Карина. — После того как покончила с собой женщина, которую он любил...

— Тамара?

— Да. Вы и ее знали? Мне мама много про нее рассказывала...

Карина открыла дверь в мастерскую Глеба.

Андрей вошел за ней следом и замер на пороге. Ему показалось, что он вернулся в прошлое. На стенах висело много новых картин, но сам дух мастерской остался таким же, каким был много лет назад: этот колченогий стол, за которым было столько выпито, это деревянное кресло, сделанное из корня дерева, эта скрипучая лестница на второй этаж, даже шторы на окнах были те же самые.

— Тетя Оля сказала, что все это нужно отсюда вывозить, — вздохнула Карина. — Чтобы освободить мастерскую...

— За этим я и приехал.

— Дядя Сережа вместе с отцом сейчас готовят персональную выставку Глеба Владимировича... Посмертную... Вы им поможете?

— Да, — кивнул Андрей. — Конечно. Ваш отец... тоже художник?

— Нет, он — музыкант, — сказала Карина. — Здесь все работы. Мы ничего отсюда не брали.

— Хорошо, — снова кивнул Андрей.

— Вы не будете против, если я заберу свой портрет.

Андрей отрицательно помотал головой.

Карина сдернула с холста, стоящего посреди мастерской, серую ткань.

С портрета на Андрея смотрела Карина. Он долго всматривался в последнюю работу своего отца, отчетливо понимая, что это шедевр и ему, Андрею, при всем желании, так никогда не написать... Одновременно с чувством восторга, досады и осознанной зависти присутствовало еще что-то. Андрей изо всех сил пытался понять, что это, пока до него наконец не дошло, что девушка на портрете ему кого-то очень сильно напоминает. Кого-то очень и очень знакомого. Даже разрез глаз и эта привычка опускать вниз уголки губ, когда она улыбается...

Внезапно в его голове вспыхнула картинка: жена водит по его лицу кончиком накрашенного ногтя — Андрей словно наяву услышал ее голос: «Так странно... Когда ты улыбаешься, уголки твоих губ смотрят вниз... Словно улыбка не настоящая... »

Андрея пошатнуло, он бросил беспомощный взгляд в висящее на двери зеркало. Тут же все сомнения испарились как дым.

У него и у этой случайно повстречавшейся ему девушки было одно лицо. Его лицо и волосы Алины.

«Это — моя дочь... Боже мой, это — моя дочь... »

Карина смотрела во все глаза на этого странного человека. Он почему-то показался ей знакомым с самого начала. Она с детства росла среди художников и музыкантов, отец даже научил ее играть на гитаре, и поэтому на предложение позировать она отозвалась сразу. Ее много раз писали, с самого детства она приходила на худграф, как к себе домой, в мастерских она знала каждую щелочку в подоконнике и была знакома практически со всеми художниками города, но о втором сыне Глеба Владимировича ей никто никогда ничего не говорил... А теперь он стоял перед ней, и в его глазах почему-то блестели слезы.

— Вы плачете? — удивилась Карина.

— Да, — сказал Андрей. — Когда-то я оставил в этом городе девушку... Она очень обидела меня, и я уехал, чтобы доказать ей и себе, что я могу, что я сумею, что я сильный, что я лучше, чем... Я смог и сумел... Но сейчас мне показалось, что, кроме нее, ничего в моей жизни не было... Что я не сумел удержать своего счастья, что я сбежал, вместо того чтобы бороться... В юности мы порой совершаем странные, необъяснимые с точки зрения логики поступки... Твой портрет почему-то напомнил мне эту девушку...

— Хотите, я подарю его вам? — неожиданно предложила Карина. — Берите, а то я передумаю. — Она улыбнулась и бросила взгляд на часы. — Мне пора в институт. У нас сегодня просмотр. Приятно было познакомиться. Да, вы сейчас отсюда куда?

— Домой, — сказал Андрей, понимая, что сейчас он действительно вернулся домой. В дом, в котором не был столько лет.

— Тогда передайте ключ тете Оле. — Карина протянула Андрею ключ от мастерской.

Андрей распахнул перед ней дверь. В длинный коридор мастерских хлынул яркий солнечный свет. Карина улыбнулась, зажмурилась и помахала ему на прощание.

Андрей стоял и смотрел, как уходила все дальше и дальше тоненькая фигурка с копной золотистых волос, в которых играло солнце, в прозрачном сарафане, насквозь пронизанном солнечным светом...

Оглавление

  Аннотация

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Эпилог