Три месяца счастья [Долли Нейл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Долли Нейл Три месяца счастья

1

Окрестности Брайдвуд-хауса были восхитительны. Ухоженные, вылизанные, словно над ними работали бесчисленные садовники, поляны в летнем огне цветов: желтых, красных, синих, разбросанных в яркой зеленой траве живописным ковром. Ряды подстриженных деревьев, аллеи, так же безупречно ухоженные, с бесчисленными каменными ступеньками и фонтанами на лужайках.

Анна, проведя здесь девять месяцев, не переставала удивляться и восхищаться. И дело не только в размерах дома и усадьбы, хотя она и правда не видела раньше ничего подобного, просто все вокруг радовало глаз.

Однако хозяин всей этой красоты, пожилой джентльмен Джулиус Коллард, обращал мало внимания на окружающий пейзаж.

Сейчас он бушевал по поводу своего сына, от которого неожиданно получил письмо. Анна почти не слушала его, не придавая особого значения этому событию. Проработав здесь столько времени, она, казалось, знала его сына так же хорошо, как себя, и все, что она слышала о нем, отнюдь не было приятным.

— Кто он, собственно говоря, такой! — недовольно ворчал пожилой человек в инвалидном кресле. — Ни одной весточки за столько лет! Ни письма, ни даже рождественской открытки. И вдруг информирует, — информирует меня! — что надумал приехать! Нет, о чем он думает! Ответь мне?

Анна улыбнулась, глядя на седой затылок, и тут же услышала уже в свой адрес:

— Прекрати улыбаться!

— А как вы узнали, что я улыбаюсь?

Если бы он мог повернуться и взглянуть на нее, то обязательно сделал бы это, но годы брали свое. Тело сделалось непослушным, хотя Джулиусу было только семьдесят лет.

— Не пытайся переменить тему!

— Я и не пытаюсь, возразила она, направляя инвалидное кресло к его излюбленному месту у фонтана. — Такое прекрасное утро. Зачем же раздражаться и портить его?

Подъехав к скамейке, она остановилась, села и подставила лицо солнцу.

Анна была высокой стройной девушкой с той белой кожей, которая совершенно не загорает. Обычно она надевала на утренние прогулки соломенную шляпу с широкими полями, но сегодня забыла ее, и было очень приятно ощущать на лице тепло солнечных лучей, хотя кожа и могла от этого покраснеть.

Джулиус Коллард был стар и одинок. Он давным-давно рассорился со своим единственным сыном, остальные родственники уже умерли.

Поначалу симпатия к нему и чувство юмора помогали Анне справляться с его несносным характером, но теперь они привыкли друг к другу. Она полюбила старого чудака и знала, что нравится ему, хотя время от времени доставалось и ей.

— Не хочу видеть его! — Голубые глаза сверкали от гнева. — И на порог его не пущу, натравлю на него собак.

Он, конечно, перепугается до смерти, едва увидит двух наших беззубых и слепых чудовищ, подумала Анна.

— Нужно было отделаться от этого бездельника давным-давно, — пробурчал Джулиус. — Но я был старым сентиментальным дураком и теперь расплачиваюсь за свою близорукость. Ладно, натравлю на него Эдну.

— Это будет лучше. — Анна улыбнулась. Эдна, главная экономка, была куда яростнее этих собак. Когда дело касалось ее самой, она становилась настоящим драконом.

Чем бы ни была вызвана вражда между отцом и сыном, Джулиус, ругая его, никогда не называл причины, видимо, не желая вспоминать прошлое. В доме не хранились фотографии младшего Колларда. Был он высоким или низким, толстым или худым, блондином или брюнетом? Она не знала.

Мысленно Анна нарисовала себе его портрет: лет сорока с небольшим, полноватый, как всякий преуспевающий мужчина, любитель вкусно поесть и выпить. Точно она знала лишь, что он надменен и груб — об этом говорили все. Вполне возможно, теперь он просто уставший, заваленный делами бизнесмен, слишком гордый, чтобы вернуться в родной дом.

Кто знает? Может быть, он женат и у него двенадцать детей. Джулиус никогда об этом не рассказывал, а она не спрашивала, зная, как иногда раздражает и бывает неприятно чужое любопытство.

Анна еще хорошо помнила алчное любопытство некоторых своих так называемых друзей, которые пытались выведать подробности ее неудачной личной жизни. Они называли это заботой, но она прекрасно знала, как обстояло дело в действительности. Почему-то многие люди не могут сдержать своего любопытства к чужой беде.

Джулиус не расставался с письмом сына весь день, и когда в десять часов вечера Анна укладывала его в постель и уже собралась выйти из спальни, он достал письмо и с хмурым видом помахал им в воздухе.

— Конечно, в моем возрасте не стоило бы так реагировать, проворчал старик. — Нужно относиться к вещам проще, не принимать все так близко к сердцу. Да ты и сама знаешь и твердишь мне о моем артериальном давлении при всяком удобном и неудобном случае.

— Подобные разговоры и раздражение не идут вам на пользу, — мягко сказала она. — Может быть, он и не приедет. Разве в письме сказано, когда он собирается приехать?

— Эдвин не так многословен. Наверное, знает, тогда я позабочусь, чтобы дом был заперт и заколочен. Он написал лишь какую-то чепуху — якобы хочет обсудить со мной какие-то дела. Что можно обсуждать по прошествии стольких лет? Двенадцать лет, если точно. Что нам обсуждать?

Анна нахмурилась и ненадолго задумалась.

— Кто знает? Во всяком случае, не следует особенно беспокоиться. Даже если он приедет, я уверена, вы найдете его совершенно не таким, каким запомнили. В конце концов, люди меняются. Жизнь перемелет кого угодно.

— Прекрати философствовать. Ненавижу, когда люди начинают философствовать на пустом месте.

Она рассмеялась и ласково похлопала его по руке.

— Спите. Желаю вам проснуться в лучшем настроении.

Анна спустилась в гостиную и, уютно устроившись в уголке дивана с книгой в руках, закрыла глаза. Эти вечерние часы стали приятной привычкой. Подруги, с которыми она регулярно виделась по выходным, постоянно спрашивали, как она может после Лондона жить в заточении, в деревне. Они не понимали, какое спокойствие царит в Брайдвуд-хаусе, как хорошо гулять на чистом, свежем воздухе, когда вокруг нет машин.

Сидя с открытой книгой в руках, Анна не видела четких черных букв. Она видела лицо Энтони, дорогого, милого Тони, замужество с которым казалось неизбежным. Они знали друг друга с детства, и сколько она себя помнила, все вокруг полагали, что они созданы друг для друга. И они сами, не говоря друг другу об этом ни слова, тоже так считали.

В прошлом году, когда ей стукнуло двадцать два года, вдруг посмотрев однажды на своего друга с его добродушной улыбкой, неизменной любезностью и бескорыстием, Анна поняла, что не может выйти за него замуж. Какая-то частичка ее души жаждала той безмятежности и безопасности, которую он мог ей дать, но это была слишком малая частичка, и Анна сказала Тони о своем решении.

Лучше не вспоминать, как он расстроился. Это были нелегкие времена. Мать была очень опечалена. «Дорогая, — театрально говорила она каждый божий день, — вы так подходите друг другу». «Оба такие скучные», — слышалось Анне.

Мать умела обидеть. Дочь старалась не обращать внимания. Она росла, постоянно испытывая на себе все прелести неуемного, буйного характера матери, которая относилась к ней с чрезмерной заботой, доходившей иногда до страшно обременительной мелочной опеки. Но в глубине души она понимала, как мать любит ее, и знала, что никогда не станет ей врагом.

Анне не хотелось расстраивать мать, рассказывая ей о своих трудностях, сомнениях. Нужно было справиться самой. Очевидно, она не создана для любви, если не смогла заставить себя полюбить такого человека, как Тони, человека, который был так добр и заботлив. Скорее всего, причина кроется только в ней одной.

В Лондоне она проводила немало времени, навещая подруг. Большинство ее подруг работали в больших переполненных лондонских больницах, и она прекрасно знала, от чего уехала, хотя, говоря по правде, ее работа в больнице не была столь уж обременительной. Просто личные причины перевесили. Может быть, со временем она начнет скучать по больничной суете и вернется. Но сейчас Анна прекрасно ладила со своим подопечным, да и все остальное подходило как нельзя лучше.

Она захлопнула книгу и принялась бродить по гостиной. Взгляд скользил по стенам, отделанным старинными, в стиле восемнадцатого века, деревянными панелями, по длинным, до самого пола, шелковым занавескам цвета слоновой кости, по мраморному камину.

Несмотря на то, что она значилась в доме частной сиделкой, на самом деле она скорее исполняла обязанности секретаря и компаньонки. Джулиус был болен, но не настолько, чтобы требовался специальный медицинский уход. Ей полагалось лишь следить, чтобы он вовремя принимал лекарства, чтобы не поднималось давление. Единственное, в чем он действительно нуждался — в заботе и внимании Нужно было гулять, разговаривать с ним, помогать ему писать исторические заметки. Это могло бы наскучить, будь на его месте кто-нибудь другой, но Джулиус был умен и требователен к себе. Пока у них не возникало никаких проблем.

Мысли вернулись к Колларду-младшему. Невидимое присутствие Эдвина в Брайдвуд-хаусе ощущалось даже после стольких лет отсутствия, ходя Джулиус, скажи она об этом, непременно разбушевался бы. Он считал сына никчемным человеком и впадал в ярость при одном упоминании его имени. Но чувствовалось, что это просто незаживающая рана.

Иногда казалось, что Эдвин не может быть таким плохим, как рисовал его Джулиус, но иногда она злилась на этого незнакомого ей человека, который причинил своему отцу столько горя. Каким же сыном нужно быть, чтобы все порвать и уйти без оглядки?

Анна понимала и жалела Джулиуса. Своего отца она помнила смутно. Он ушел от них, когда она была совсем маленькой. Ушел точно так же, без оглядки. Долгое время она думала, что, может быть, сама в чем-то виновата, чем-то обидела его? Отец так много значил для нее, занимал в ее жизни места ничуть не меньше, чем мать. Но родители не могли больше жить вместе. Конфликты, ссоры повторялись так часто, что разрыв стал неизбежен.

Может быть, он ушел оттого, что она такая тихая и робкая? Позже она, конечно, поняла, что думать подобным образом было глупо, но самые худшие детские подозрения простирались далеко за пределы здравого смысла. Она не понимала тех, кто мог бросить семью так, как это сделал сын Джулиуса Колларда. Лишь однажды Джулиус обмолвился, что давным-давно развелся с женой, и что Эдвин уехал с ней на ее родину в Италию. Не из-за этого ли между ними возникла такая пропасть?

Анна взглянула на часы и удивилась — шел уже двенадцатый час ночи. Захлопнув книгу, она поспешно поднялась, подумав, что не дочитает ее, наверное, никогда.

Вокруг царила абсолютная тишина. Кроме нее и Джулиуса в доме жили лишь Эдна и ее муж Том, работавший садовником. Остальные были жителями окрестных сел и приходили на день, заканчивая работу к вечеру, расходились по домам.

Вдруг раздался громкий стук в дверь. Один раз. Потом еще.

Анна не была трусихой, но остановилась в нерешительности. Открыть дверь самой или позвать Тома? Слишком поздно для гостей, но грабители тоже вряд ли будут стучать, перед тем как ворваться в дом. Поздний час, вокруг дома тишина и безлюдье. Она стояла, закусив губу, но третий сильный удар, угрожавший разбудить весь дом, заставил ее подойти к двери.

Она осторожно приоткрыла дверь и тут же в страхе попыталась захлопнуть ее. На пороге стоял высокий мужчина, просто излучавший опасность. Однако от толчка дверь распахнулась. Удар был так силен, что Анна отлетела назад, в холл, даже не вскрикнув от страха. У нее перехватило дыхание.

При ярком свете она разглядела нежданного гостя, и ощущение опасности усилилось. В дверях возвышалась долговязая сильная фигура. С первого же взгляда посетитель производил впечатление человека, которому невозможно перечить.

А если это грабитель?

Анна обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, и глядела расширившимися от страха глазами.

— Если вы пришли грабить, то ошиблись адресом, — проговорила она как можно более резко. — В доме две свирепые собаки.

Вдруг она поняла, что не может отвести взгляда от незнакомца. У него было удивительное лицо: прямой заостренный нос, черные брови сошлись над переносицей. Лицо было угловатым, жестким, неприятным. Серые глаза смотрели пристально и враждебно, но рот был неожиданно чувственным. Он был в черных брюках и черном свитере.

Может быть, в джинсах и рубашке он не выглядел бы таким страшным, неожиданно для себя подумала Анна.

— Неужели? — Ироничный глубокий низкий голос с небольшим акцентом. — Я уже имел удовольствие встретиться с вашими свирепыми собаками. Они проводили меня до двери.

— Кто вы?

Она, конечно, уже знала. В первый момент от толчка, от страха помутилось в голове, но он заговорил, и тут же стало ясно, что это Эдвин Коллард.

— Я — сын Джулиуса Колларда, — холодно сказал он, засунув руки в карманы. Оглядел ее, потом взгляд скользнул по комнате и вновь вернулся к ней. Анну охватило сильное волнение. — Ведь ты уже догадалась, правда? Я вижу это по твоему лицу. Значит, отец получил мое письмо.

— Вас здесь не ждут, — слова вырвались помимо воли, и она тут же испугалась сказанного. Глаза гостя сузились, и она почувствовала, как краснеет под его испытующим взглядом.

— Ты, должно быть, Анна Фаррел. — В голосе не было и намека на вежливость. — Заботишься о моем отце.

Что-то заставило ее осторожно поднять глаза. Ощущение было такое, будто она ступает по минному полю, и ощущение было не из приятных.

— Да, я работаю у него, сказала она тихо. — Я его личная медсестра.

— Я имел в виду другое. — Он направился к входной двери, но на полпути обернулся с холодной улыбкой. — Мне нужно принести чемоданы из машины. Не вздумай закрыть за мной дверь, я перебужу весь дом.

Анна ничего не ответила. Она по-прежнему была в состоянии, близком к шоку, в которое ее привело это неожиданное вторжение. Эдвин Коллард словно материализовался в тот самый момент, когда она думала о нем. Очень скоро шок пройдет, и она сможет воспринимать его более адекватно. Когда их обучали специальности медсестры, не последнее место уделялось умению владеть собой. Сейчас ей это пригодится.

Он вернулся с рыжевато-коричневым чемоданом, со стуком поставил его на пол и негодующе посмотрел на нее.

— Я не собираюсь тащить это наверх, я не носильщик, — заявила она и удостоилась еще одного холодного и ироничного замечания:

— Кажется, я и не просил об этом. Или у тебя способности не только к ведению хозяйства, но и к чтению мыслей?

— У меня нет никаких таких способностей, — быстро и невнятно проговорила она, но он уже повернулся и быстрым шагом направился в гостиную, разглядывая все вокруг. Не оставалось ничего другого, как поспешить за ним.

— Ты не можешь просто так бродить здесь… — начала Анна, стараясь не отстать.

Он резко обернулся и холодно посмотрел на нее.

— Почему?

— Потому что… — не зная, как остановить гостя, от страха она начала заикаться, — потому что… уже поздно. И если хотите увидеться с отцом, лучше приехать завтра. Обычно он встает в половине десятого. Я передам, что вы приехали.

— Ты хочешь сказать «предупрежу его»? — На губах появилось некое подобие ледяной улыбки. — Нет, спасибо.

Эдвин сел, вытянув перед собой оказавшиеся очень длинными ноги, и заложил руки за голову.

— Такое чувство, будто никогда отсюда и не уезжал — Он говорил как бы про себя, снова обводя комнату глазами, подмечая каждую деталь.

Ничего не укроется от взгляда этого человека, подумала Анна, и от этой мысли стало не по себе.

— Здесь ничего не изменилось. Даже картины висят там же, где и раньше.

— Ничего не изменилось, — кивнула Анна, все еще стоя у двери.

— Я рад, что приехал так поздно.

Анна удивленно вскинула голову.

— Никого вокруг. Никого, кроме тебя. У нас есть возможность поболтать.

В словах и тоне было столько высокомерия и пренебрежения, что она вздрогнула.

Этот человек был не только неприятен, но и опасен. Как раз из тех, безрадостно подумала она, кого я всю жизнь старательно избегала. Ее отец тоже был надменным человеком. Но красивым, и женщин тянуло к нему, как магнитом. Много лет она загоняла детские воспоминания в самый дальний уголок своей души, пока наконец не захлопнула туда дверь и, как полагала, не выкинула ключ. Но теперь эти воспоминания вдруг нахлынули вопреки ее воле. Воспоминания об отце, обвинявшем мать в изменах, об их бурных ссорах, когда они даже не пытались понизить голос, крики матери, что больше ей ничего не остается, когда он у нее за спиной занимается тем же самым. Почему-то присутствие Эдвина Колларда спровоцировало эти воспоминания.

— Ты очень заботишься о моем отце, правда? — Голос заставил вернуться к действительности.

— Да. Вышло так, что я очень привязалась к нему.

— Я так и понял.

Она бросила на него настороженный непонимающий взгляд, и он снова холодно улыбнулся.

— Ты спрашиваешь, откуда мне это известно? — Но Анна молчала, с каждой минутой все больше нервничая.

Где же все мое умение владеть собой, так необходимое сейчас? Напряжение нарастало.

Многие годы она училась следить за выражением своего лица. Пациенты не должны догадываться о том, о чем им знать не следовало, врачи — о том, что их мнения не совпадают. Всегда внимательная, всегда осторожная, сейчас она стояла, покраснев, чувствуя неловкость.

— Ангус Мак-Брайт, — бросил он, словно это все объясняло. Но она продолжала смотреть на него в замешательстве.

— Ангус Мак-Брайт сказал вам… Что?

Мак-Брайт был старым другом Джулиуса. Работал адвокатом в Мидлсбро и всегда заезжал навестить его, если ехал по делам на юг, что, впрочем, бывало не часто. Он нравился Анне — маленький сухощавый человек с плутоватым лицом, у которого не хватало мужества бранить друга за то, что он губит себя, уединившись в Брайдвуд-хаусе.

— Он написал о тебе.

— Никак не думала, что вы поддерживаете связь с кем-то из знакомых отца.

— К каким еще умозаключениям относительно меня ты пришла?

— Это не всеобъемлющее умозаключение, — возразила Анна. — Это лишь следовало из слов вашего отца.

Серые глаза сузились, превратившись в щелочки, и она снова залилась краской. С ним нужно держать ухо востро, чтобы не попасть впросак.

— Итак, вы с отцом подолгу беседовали обо мне. Как это мило.

— Не вижу в этом ничего особенного, даже если так было бы на самом деле.

— Неужели? Меня не проведешь, нечего прикидываться ребенком. Ладно, чтобы ты не очень смущалась, скажу тебе вот что. Отец очень богат, и ты это знаешь. Этот дом — лишь малая толика из того, что принадлежит ему. Его дома разбросаны по всему Лондону, и к любому из них можно прицепить ценник с внушительной цифрой.

Анна не дала ему закончить. Гнев помог стряхнуть оцепенение и стеснительность. Уперев руки в бока и злобно гладя на этого надменного брюнета, она накинулась на него:

— Значит, по-твоему, мне нужны деньги твоего отца? Эти слова оскорбили бы меня, скажи их кто-нибудь другой. Но ты, по-моему, просто не имеешь права врываться сюда, и тем более в чем-либо обвинять меня. Это ты не переступал порог родного дома бог знает сколько лет. Вряд ли можно назвать тебя любящим сыном.

— Ну-ну, продолжай, поделись своими умозаключениями о моем характере, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.

— А зачем? — также враждебно спросила Анна. — Что-то не заметила, чтобы ты делился со мной какими-нибудь своими умозаключениями.

— Не люблю навязываться. Не забывай, моя фамилия Коллард.

— Какой очаровательный способ представляться. Ты всегда так любезен?

— Вовсе не обязательно быть любезным, когда имеешь дело с такими, как ты. Грубость — единственное, что понимают женщины твоего типа.

— Женщины моего типа?! — вскричала Анна.

Еще никому никогда в жизни не удавалось так разозлить ее. Она всегда была очень уравновешенной, никак не проявляла своего настроения. И всегда полагала, что показывать сбои чувства вовсе не обязательно, а порою даже опасно. Если такое все же случалось, то это были, скорее всего, лишь отголоски ссор ее родителей, а не ее собственный характер. Детские переживания, конечно, не прошли даром.

Но сейчас она крайне удивилась, как постороннему человеку удалось разозлить ее до такой степени. Хотелось схватить первый попавшийся под руку тяжелый предмет и запустить в него со всего маху. Анна несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, а затем осторожно проговорила:

— Я не собираюсь все это терпеть. Ворвался сюда среди ночи и ведешь себя так, словно поймал меня при попытке кражи семейного серебра. К слову говоря, ты все-таки навязываешься. Не писал отцу долгие годы, не прислал ему за это время даже рождественской открытки и…

— Да, похоже, ты мастерица делать поспешные выводы, — сказал он убежденно.

— Твой отец рассказывал мне…

— Мне надоело слушать, о чем тебе рассказывал мой отец. Как только ты успеваешь заниматься делом, за которое тебе платят жалованье, в промежутках между вашими захватывающими разговорами?

— Уже поздно, — жестко сказала она. — Я иду спать.

Анна повернулась, но не успела дойти до двери, как ей преградили дорогу. Она даже не услышала шагов.

Этот человек — бизнесмен? Скорее — террорист.

— Ты никуда не пойдешь, пока я не закончу разговор.

— Пока ты не закончишь? — Ее длинные волосы были, как обычно вечером, заплетены в косу, лежавшую на груди светлым поблескивающим канатом. Она с возмущением отбросила ее назад. — Пока ты не закончишь? Да кем, собственно, ты мнишь себя?

— Тем, кого тебе следует бояться. Человеком, которого не тронут эти большие глаза и манеры больничной сиделки. Подозреваю, что, переступив порог этого дома, ты всегда вела себя именно так. Но я уже понял, что скрывается под личиной невинного ягненка. Удивительно, как это ты до сих пор не устроила отцу что-нибудь вроде гипертонического криза, чтобы он поскорее умер.

Это переходило всякие границы, но Анне никак не удавалось взять себя в руки. Не было сил даже возмутиться. Их глаза встретились, и она первой отвела взгляд. Слишком поспешно, но, казалось, сейчас она упадет в обморок. Голова кружилась, ноги сделались ватными.

— Ты слишком многого хочешь, — невнятно пробормотала она, и он подался к ней, словно пытаясь расслышать ее слова. Она слегка попятилась.

— Не понял?

— Давайте, я покажу вам вашу комнату, если уж вы решили остаться здесь на ночь.

— Ах да. — Он держался, как ни в чем не бывало. — И притом не на одну ночь. Я приехал на неопределенное время.

— На неопределенное время? — повторила она в замешательстве, и он улыбнулся, видя ее смущение.

— Ты находишь подобную перспективу привлекательной, не правда ли?

Привлекательной? Разве может быть привлекательным этот надменный тип?

— Но у вас не так много багажа, — тихо сказала она.

— В машине еще два чемодана. — В голосе снова послышалась насмешка. — И пока ты не разразилась очередной речью о том, что входит в твои обязанности, а что не входит, скажу: я не собираюсь заставлять тебя нести их в мою спальню. Мы не позволим марать эти нежные белые ручки такой грязной работой.

— Но почему, — она сделала над собой усилие и оставила насмешку без внимания, — почему вы вдруг решили вернуться в Англию и, более того, остановиться в доме отца?

— По двум причинам, моя дорогая мисс Фаррел. Во-первых, я открываю здесь, недалеко от Брайдвуд-хауса, представительство своей компании.

— А во-вторых?

— А во-вторых, — подчеркнуто ласково проговорил он, и в голосе послышалась угроза, — потому, что я положил на тебя глаз. Но ведь сейчас мы не станем это обсуждать?

2

Анна не поняла, как ей все же удалось уснуть. Когда она наконец добралась до своей комнаты, ее просто трясло от гнева. Не припомнить, чтобы кому-нибудь удавалось так ее разозлить. Конечно, она потеряла контроль с самого начала, хотя всегда считала себя очень уравновешенным человеком, способным не растеряться в любой ситуации.

Она забралась под одеяло, пытаясь заснуть, но хотелось кричать от отчаяния. Сон не шел, голова была полна мыслями об Эдвине Колларде. В конце концов она забылась, но проснувшись утром, не чувствовала себя отдохнувшей. Мысли, не дававшие покоя всю ночь, обрушились на нее с новой силой.

Нет, надо дать зарок, и больше не позволять этому человеку так обращаться с ней. Вчера он застал ее врасплох. Она устала, была уязвимой и неспособной защищаться. Но сегодня она возьмет себя в руки и будет разговаривать с ним совершенно по-другому.

Анна оделась, тщательно расчесала волосы и уложила их в пучок на затылке — самая практичная прическа. Джулиус однажды сказал, что ему не по себе от мысли, что по дому будет расхаживать медсестра в накрахмаленном белом халате, и Анна никогда не носила форменную одежду. Не носила она и брюки или шорты, лишь юбки и блузы. И сейчас она извлекла из гардероба хлопковую бежевую юбку и блузку с короткими рукавами. Затем, не торопясь, занялась косметикой.

Анна сдерживала нетерпение и специально старалась задержаться в своей комнате подольше. Пусть не думают, будто ей очень хочется увидеть реакцию Джулиуса. Но на самом деле просто умирала от любопытства. Наконец она была готова и направилась по коридору в его спальню.

Едва войдя в комнату, Анна поняла, что плохие новости уже известны. Занавески не были раздвинуты, хотя каждое утро это было первым делом, и в комнате царил полумрак. Джулиус лежал в постели. Она осторожно приблизилась.

— Доброе утро, Джулиус, — весело сказала она и направилась к окну.

— Не беспокойся. Сегодня я не встану, — раздался сдавленный вздох.

Не обращая внимания на эти слова, она раздвинула занавески, и яркий солнечный свет залил комнату.

— Вставайте, — сказала она, лучезарно улыбаясь.

— И не подумаю. Внизу мой сын. Он отважился переступить порог этого дома. — Его лицо приняло скорбное, недовольное выражение.

— Я знаю, — тихо ответила Анна, переставляя на тумбочке какие-то пузырьки.

— Я знаю! — передразнил он. — Ты знала и ничего не сказала мне? — В голосе послышались капризные нотки.

— Ваш сын приехал вчера очень поздно. — Она старалась не дать неприятным воспоминаниям отразиться на ее лице. — Когда я уже собиралась ложиться.

— Это похоже на него, — Джулиус потихоньку успокаивался и обретал привычный раздраженный тон. — Это похоже на него, ни с кем не считаться. Так похоже на него!

— А откуда вы узнали о его приезде? — Она стала складывать книги в аккуратную стопку на длинном низком столе у окна.

— Эдна ворвалась сюда на рассвете якобы с хорошими новостями. Эта чертова кукла думала, я буду в восторге. Но ведь все годы я, по-моему, не скрывал своего отношения ко всей этой истории. Какая дура! Испортила мне весь день. Теперь я и к завтраку не притронусь и, конечно же, не стану спускаться, пока он не уберется отсюда.

Старик глядел на Анну воинственно, и она постаралась ответить ему профессиональной успокаивающей улыбкой.

— Кажется, он не торопится уезжать. — Анна тщательно подбирала слова, но Джулиусом уже овладело воинственное настроение.

— Ничего, поторопится. — Он как-то комично взмахнул руками и крикнул: — Да, поторопится, когда я натравлю на него собак, Эдну… Полицию!

Конечно, полиция не станет вмешиваться и выдворять силой Эдвина Колларда только потому, что отец не хочет видеть его, подумала Анна, но удержалась от ответа.

— Нельзя оставаться в постели весь день, — спокойно сказала она. — Вы загрустите и будете плохо себя чувствовать. Давайте поедем на прогулку. Хотя было бы лучше погулять возле дома самостоятельно, немного размяться. Вы ведь знаете, доктора говорят…

— Даже не пошевелюсь. Мне нет дела, что говорят эти шарлатаны.

— Доктор Харман вовсе не шарлатан. Он сказал…

— Сказал, приказал… — раздраженно перебил ее Джулиус. — И не подумаю. Но почему я должен быть пленником в собственном доме. Это мой дом, черт побери! Как он смеет врываться сюда и заточать меня в спальне?!

— Все равно рано или поздно вам придется встретиться, — уже резко сказала Анна, — Он не похож на человека, который может уехать только потому, что его не хотят видеть. Да, это ваш дом, но что вы можете сделать? Вам все равно придется встретиться с сыном.

— Он сказал, зачем приехал? — теперь голос звучал тихо, сдавленно и Анна напряглась, с неприязнью вспоминая вчерашний разговор.

— Вы должны что-то обсудить. — Она потупилась, а Джулиус повернулся и зорко взглянул на нее.

— Марш отсюда! У тебя отпуск до тех пор, пока этот так называемый сын не уберется отсюда.

Расстроенная Анна вышла, тихо прикрыв за собой дверь, и направилась вниз. Озабоченно хмурясь, вошла на кухню и остановилась, как вкопанная. Все это время она убеждала себя, что Эдвин Коллард — самый заурядный человек, холодный, надменный, неприятный. Сейчас этот человек сидел за кухонным столом с чашкой кофе в руках в простой светлой рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими сильные руки. В свете дня более явственно проступали присущие ему напористость и самоуверенность. Кожа была темнее, чем показалась вечером: было видно, что он из южных стран. На смуглом лице светлые, холодные серые глаза светились как-то необычно.

Анна вздохнула, налила себе кофе. И лишь когда подошла к столу и села, услышала вежливое:

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Голос прозвучал натянуто и неискренне.

Она чувствовала себя неловко под его испытующим взглядом и опустила глаза.

— Как спалось? — выдавила она и увидела иронично взлетевшие брови.

— Бывали ночи и поспокойнее. — Он отхлебнул кофе и посмотрел на нее поверх чашки. — Уверен, ты уже виделась с отцом и сообщила о моем приезде.

— Он уже знает. Эдна сказала ему.

— И как он на это прореагировал?

— Не могу сказать, чтобы он был очень доволен.

На какое-то время наступила тишина, но вдруг он улыбнулся, и улыбка оказалась такой обезоруживающе притягательной, что Анна еще больше смутилась и покраснела.

Улыбающийся, он еще опаснее, подумала она, я, пожалуй, предпочла бы ссору. И поспешила спросить:

— А где Эдна? — стараясь не поддаваться впечатлению, которое он произвел.

— Ушла в деревню. Отец не особенно рад моему приезду, но Эдна сочла, что свершилось возвращение блудного сына. Она пошла за продуктами, чтобы приготовить мои любимые блюда. Бог знает, как она их помнит. Такая память!

Итак, подумала Анна с грустью, грозная Эдна оказалась на деле безобидной, как котенок. Наверное, все женщины, столкнувшись с ним, становятся такими. Как, оказывается, трудно противиться такому обаянию.

— А где отец. — Вдруг он взглянул искоса, почти так, как это делал Джулиус. И тут же стал очень на него похож. — Прячется?

Поразительно, как это было близко к истине.

— Переживает по поводу вашего приезда, — уколола его Анна. — По-видимому, не хочет видеть вас. По крайней мере, сейчас.

— Но ему придется встретиться со мной, нравится это ему или нет, — холодно сказал Эдвин. — Причем без посредника, даже такого, как ты. Тебе, конечно, доставит удовольствие беготня между нами, но я хочу видеть его лично.

— Трудно придумать что-нибудь хуже, чем посредничество между вами, — резко возразила Анна, чувствуя, как внутри рождается гнев. — Но я не позволю свалить на него ваши проблемы.

— А я, в свою очередь, не позволю тебе влиять на него.

— Вовсе не собираюсь влиять на вашего отца.

— Разве ты тотчас не побежала к нему, чтобы расписать меня в самых черных тонах?

— Он спросил о моем впечатлении, и я лишь рассказала ему правду.

— Какую же, позвольте спросить?

— О чем вы меня расспрашивали, о том, как надменно и оскорбительно вели себя.

Хотелось разозлить его, но он остался невозмутим, и Анна неловко заерзала на стуле.

— Да, немногие женщины отзываются обо мне подобным образом. — Он спокойно глядел на нее.

— Правда? Значит, все они были близорукими.

— Может быть, это все же у тебя сложилось обо мне неверное представление? Но, так или иначе, ты в меньшинстве. Ведь ты не слишком хорошо разбираешься в мужчинах?

— Не собираюсь сидеть здесь и все это выслушивать. — Анна поднялась, дрожа от гнева.

— Подожди.

— Нечего мной командовать! Нам вообще не о чем разговаривать.

Ясно, он специально искал ссоры и провоцировал ее. Но победило желание отстоять свое достоинство, прогнать с этого лица холодную оскорбительную усмешку. Она сжала кулаки и попыталась подавить гнев.

— Вы хотите узнать что-нибудь еще, или я могу идти?

— Где комната отца?

Но уже в самом начале объяснений он перебил:

— Лучше проводи меня. Пришло время нам встретиться.

Анна кивнула, повернулась и стремительно направилась в холл, а затем вверх по лестнице в правое крыло дома, постоянно чувствуя за спиной его присутствие.

Дойдя до спальни Джулиуса, она постучала, открыла дверь и остановилась на пороге. Стоя спиной, она не видела реакции Эдвина, но на лице старика появился испуг. Почувствовав себя лишней, Анна попыталась уйти, но Джулиус закричал:

— Ты куда? Я же сказал, что не хочу его видеть!

Эдвин промолчал, плотно сжав губы. Подошел к кровати и посмотрел на отца ничего не выражающим взглядом. Это было так непохоже на трогательную встречу отца и сына после долгой разлуки, что Анна решила все же войти в комнату и прикрыть за собой дверь.

— Тебя не хотят видеть здесь, — задыхаясь, проговорил Джулиус и кивнул Анне. Она подошла, и он крепко сжал ее руку. Это не укрылось от внимания сына. Его острый взгляд отмечал каждое их движение. Когда-нибудь все это будет использовано против нее.

— Мое больное сердце… — простонал Джулиус, — мое давление. Я не переживу этого. Потрясение убьет меня.

Он безвольно опустился на подушки, а Эдвин бросил на него недоверчивый взгляд.

— Я же написал и предупредил, что приеду. — Он снова взглянул на отца, который закрыл глаза и тяжело дышал.

— Может быть, вам все-таки лучше уехать, — вмешалась обеспокоенная Анна и потянулась к стоявшей у кровати сумке с лекарствами. Если у старика поднимется давление, Эдвину придется уехать, хочется ему этого или нет.

Он даже не взглянул в ее сторону.

— Ты получил мое письмо?

— Я посчитал это ошибкой.

Джулиус открыл глаза и с неприязнью посмотрел на сына. Теперь, когда они находились рядом, было очевидно их сходство, поначалу почти незаметное. Хотя Эдвин, с его бронзовой кожей, очень походил на иностранца, в выражении лица, в упрямом взгляде угадывалась порода Коллардов. Столкнулись два сильных характера.

— Я никогда не ошибаюсь, — Эдвин коротко взглянул на нее, но она хладнокровно выдержала его взгляд.

— И тем не менее, ты совершил ошибку, приехав сюда, — сказал Джулиус. — Ты не переступал порог этого дома долгие годы, и это вполне устраивало меня. Я вообще считаю, что у меня нет сына.

При этих словах на щеках Эдвина выступил румянец, но от неловкости или от гнева, трудно было понять.

— Нам обоим известны причины, почему я первым делом приехал именно сюда, — резко ответил он вдруг охрипшим голосом, — но мне не хотелось бы ворошить наше грязное белье в присутствии твоей медсестры.

— А почему собственно? Она значит для меня больше, чем ты.

— Опасная ситуация, не так ли? — мрачно сказал Эдвин. — Она лишь медсестра, и ее присутствие вовсе не обязательно.

— Прекратите разговаривать так, словно меня здесь нет! — взорвалась Анна и, повернувшись к Джулиусу, проговорила: — Ваш сын прав. Мне нечего здесь делать. Вы должны, наконец, поговорить спокойно и без посторонних.

— Нам не о чем разговаривать. — Джулиус взглянул на сына и сжал руку в кулак. — Я не приглашал тебя. Не знаю, зачем ты приехал, и не хочу этого знать. При виде тебя у меня повышается давление.

Анна тут же померила давление и удивилась:

— Пока оно в норме…

— Это пока, — проворчал Джулиус. — Но оно поднимется, если придется и дальше терпеть присутствие моего сына.

Эдвин раздраженно цокнул языком.

— Мы слишком долго не виделись. Уверяю тебя, все могло бы разрешиться давным-давно, если бы ты так не сопротивлялся.

На смуглом лице было написано упрямство, и он никак не походил на человека, способного уступить.

— Могло бы разрешиться, но не разрешилось, — не сдавался Джулиус. — А теперь уходи. Я очень устал. И закрой дверь с той стороны.

Эдвин дернул головой, повернулся, вышел и закрыл дверь спальни.

— Ну что, — пробурчал старик, обращаясь к Анне — не стой с таким видом, словно тебе нечего сказать. И ради бога, оставь в покое это одеяло! О чем ты сейчас думаешь? Могла бы рассказать мне об этом, а не стоять, поджав губы.

Анна, поколебавшись, ответила:

— Мне кажется, можно было быть с ним немного поласковее.

— Поласковее? Поласковее! Значит, он все-таки произвел на тебя впечатление? Ведь все дело в этом, сознайся?

— Не говорите глупостей. Никто не произвел на меня никакого впечатления. Просто я считаю, что лучше было бы принять его извинения.

— Зачем?

— Это могло бы стать началом перемирия между вами.

— Я могу обойтись без перемирия.

Анна пожала плечами, и Джулиус нахмурился.

— Он вовсе не собирается извиняться или исправляться. Тебя не удивило его желание поговорить со мной наедине? Как мне помнится, он назвал твое присутствие необязательным.

Она потупила взгляд.

— Это меня не волнует.

— Но зато волнует меня. Если он приехал сюда, обеспокоившись, что ты заинтересовалась моими деньгами, то он напрасно тратит время. Я не собираюсь выслушивать эти бредни.

Анна удивленно вскинула голову. Она знала проницательность Джулиуса, но все же была поражена.

— Так значит, я прав?

— Как вы догадались?

— Подозреваю, что этот дурак Ангус написал ему о тебе. Он уже несколько лет старается нас помирить. Видишь, переписывается с Эдвином, пробуждает мой интерес и рассказывает об интересных событиях в его жизни. — Он усмехнулся. — Но я не из тех, кто может так быстро все забыть и простить.

— Вы — просто упрямый старик, — раздраженно проговорила Анна. — И слишком горды, что ж тут хорошего?

— А ты знаешь, мне все равно, что ты, да и другие обо мне думаете. Ладно, теперь ты можешь где-нибудь поболтаться.

— Вы не станете спускаться?

— Не сейчас.

— А как же завтрак?

— Принеси мне то, что приготовила Эдна. Я знаю, она ушла за продуктами.

Джулиус закрыл глаза. Это означало, что она свободна, и Анна тихо вышла из комнаты.

В коридоре около лестницы, прислонившись к стене, стоял Эдвин. Она попыталась пройти мимо, но он не собирался пропускать ее. Не говоря ни слова, схватил за руку и силой заставил остановиться. Это прикосновение подействовало странным образом. По руке побежали мурашки, стало трудно дышать, будто она преодолела длинную дистанцию.

— Я ждал тебя, — мрачно сказал он.

— Убери руки!

Эти слова произвели прямо противоположное действие — хватка только усилилась.

— Я наблюдал за вами и вижу, как отец заботится о тебе.

— Очень интересно. Ты, надеюсь, не возражаешь?

— Не знаю, что ты сделала, но тебе удалось основательно войти в его жизнь. Однако я не позволю воспользоваться этим.

Анна вспыхнула от гнева и несправедливости.

— Вы не имеете никакого права ни во что вмешиваться, мистер Эдвин Коллард. И все это совершенно не должно вас трогать. Не вызвано ли, кстати, такое внезапное беспокойство за отца тем, что вы испугались остаться без наследства? Конечно, это не мое дело, но разве не поэтому вы сломя голову бросились сюда, как только услышали обо мне?

Он плотно сжал губы.

— Ты права, это не твое дело, но все же я постараюсь немного успокоить тебя. Мне не нужна отцовская недвижимость. У меня достаточно средств, чтобы самому покупать дома.

— Неужели?

— Ты удовлетворена? Или хочешь ознакомиться с моим банковским счетом?

— Вы решили, что я подумала…

Но тут он сильно дернул ее за руку.

— Держи свои соображения при себе, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Ты всего лишь медсестра, не забывай. И здесь не для того, чтобы вмешиваться в дела, которые тебя не касаются. Твоя забота — следить за здоровьем моего отца, хотя удивительно, как ты с таким язычком до сих пор не свела его в могилу.

— Это просто возмутительно! Ваши слова оскорбительны и несправедливы. — Анна пыталась не раздражаться, найти убедительные доводы и прекратить эти ненужные препирательства. — Мы хорошо ладим с Джулиусом.

— Слишком хорошо.

— Если вы хотите выгнать меня, то зря стараетесь. Мне нравится здесь, я люблю вашего отца, и это не имеет никакого отношения к его кошельку. Может быть, цинизм помогает вам в том мире, где вы живете, но здесь он совершенно ни к чему.

— Да? — Он на секунду задумался, опустив голову, и она коротко взглянула на это смуглое лицо. — Ладно, допустим, что так. Возможно, я ошибся, думая о тебе плохо. — Голос вдруг стал тихим и спокойным. — Должен заметить, когда ехал сюда, ожидал увидеть нечто иное.

Искушение было слишком велико, и она спросила:

— И кого же вы ожидали увидеть?

— Более сексуальную женщину, — лениво проговорил он, — более, так сказать, опытную. И, конечно же, брюнетку. Разве тебе не известно, что отца всегда привлекали темноволосые женщины? Это, наверное, станет пикантным дополнением к твоим наблюдениям.

В этом голосе и серых стальных глазах было что-то опасно гипнотическое.

— Откуда вы это знаете? — спокойно спросила Анна и отвела взгляд, боясь поддаться чарам.

— Он поделился со мной давным-давно в порыве откровенности. Мимолетная фраза, отложившаяся у меня в голове на долгие годы.

Вдруг где-то здесь лежит причина размолвки сына с отцом. Что же произошло тогда? Но она никогда не спросит об этом никого из них, хотя, скорее всего, само по себе это никогда не выяснится.

Взгляд стал пристальнее, и Анна почувствовала себя еще более неловко.

— И какие же у вас планы? — Она решила сменить тему и тон разговора.

— Тебе уже известны мои планы. Помимо всего прочего, у меня здесь работа.

— Прекрасно, — кивнула она. — Теперь я могу идти? Для вас, видимо, нормально обращаться со мной подобным варварским образом, но я бы предпочла, чтобы вы не распускали руки.

— Как скажешь. — Он отпустил ее руку, но не успела она сделать и шага, как услышала: — Но сначала… — резким быстрым движением он вытащил заколку из ее волос, и они, длинные, прямые, струящиеся, как шелк, упали каскадом ей на спину, — хочу посмотреть, так ли ты холодна и недоступна с распущенными волосами.

Анну бросило в жар, сердце бешено заколотилось, и впервые за все это время она ненашлась, что ответить. Молча повернулась и пошла прочь.

— Хочешь узнать мое мнение на этот счет? — услышала за спиной веселый голос.

Черт бы его побрал! Неужели он всерьез думает, будто его слова и поступки приятны ей? Шея до сих пор горела в том месте, где прикасались его пальцы, и хотя она не хотела себе в этом признаться, сердце стучало от опасного, постыдного волнения.

3

Весь день Джулиус не выходил из комнаты. Лишь к следующему утру ему удалось обуздать свой буйный нрав. Во всяком случае, войдя утром в его спальню, Анна решила, что кризис позади. Она положила одежду ему на кровать, и полчаса спустя он вышел одетый, несколько изменив свой обычный каждодневный костюм. На шее был повязан синий шелковый шарф, а удобные кожаные мягкие туфли, которые он обычно носил дома, были заменены светло-коричневыми ботинками, слишком нарядными, чтобы носить их каждый день.

Анна удивленно посмотрела на него, и он нахмурился.

— Что-нибудь не так? — проворчал он, но позволил взять себя под руку, когда они стали спускаться по лестнице.

— Вы выглядите франтом, — серьезно сказала Анна. — Куда-то собрались?

— Разве нельзя человеку одеваться дома хоть немного элегантно? Или это повод для саркастических замечаний?

— Я говорила серьезно.

— Однако я воспринял твои слова как насмешку, — продолжал он брюзжать, но вдруг улыбнулся. — Так где же он?

— Значит, вы хотели произвести впечатление на него?

— Вовсе нет, — чересчур энергично запротестовал старик. — Зачем? Я и видеть его не хочу.

— Я не знаю, где он.

Они пришли на кухню, и Анна стала накрывать стол к завтраку. Копченая рыба, бутерброды, кофе, сок. Джулиус сел за стол и внимательно посмотрел на нее.

— Ты тоже слегка изменила внешность, — лукаво сказал он. — И, вероятно, по той же самой причине.

Анна покраснела и отвернулась. Действительно, она подкрасилась больше, чем обычно, и надела темно-розовую блузку вместо обычной одежды светлых тонов. Но это вовсе ничего не означает. Во всяком случае, у нее нет никакого желания производить впечатление на Эдвина Колларда.

Она не видела его после той нелепой выходки и поняла, что питает к этому человеку просто отвращение. Ей не нравилась его гипертрофированная самоуверенность, граничащая с откровенной надменностью, не нравилась его поразительная внешность, его обаяние, и больше всего не нравились его манеры, то, что он все время досаждал ей, нарушал ее покой. А она была по характеру спокойной и хотела оставаться такой всегда. Подобные мужчины пугали. Они были слишком сильны, слишком умны, слишком самоуверенны. Она же хотела быть всегда в безопасности.

— Так как же? — в обычной для себя манере спросил Джулиус. Эта манера передалась, как теперь увидела Анна, его сыну. — Почему ты оделась в розовое? Этот цвет, по-моему, идет тебе больше всего.

— Просто так, — ответила Анна. Налила себе кофе и села за стол. — Если вам кажется, что это неспроста, значит у вас разыгралось воображение.

— Равно как и у тебя минуту назад, — спокойно сказал он, откусив бутерброд.

Она взглянула на него со скрытым раздражением.

— Ладно, теперь, когда мы квиты, давайте решим, чем займемся сегодня. Пойдем гулять, а затем вы, как всегда, немного поработаете, или у вас другие планы? Можем сходить в библиотеку. Вы говорили, что вам нужны книги, которых нет в вашей библиотеке.

— И почему же их нет в доме? — глубокий низкий голос заставил их обоих вздрогнуть. Они смутились, и Анна, подняв голову, встретилась взглядом с Эдвином.

С каждым разом, подумала она, он выглядит все более привлекательным. Сейчас он явно собирался куда-то: в темно-сером двубортном костюме, который очень шел ему, вид был необыкновенно элегантный.

Тут же в памяти вспыхнуло — «красивым мужчинам нельзя доверять» — совет, который с горечью дала ей мать много лет назад, засевший в голове как мелодия модной песенки.

Джулиус перестал есть и посмотрел на сына. В глазах вспыхнул вчерашний гнев, и Анна поняла, что он так и не смог перебороть себя. Однако Эдвин держался, как ни в чем не бывало. Сел во главе стола и посмотрел на них.

— Я думаю, тебе лучше прогуляться, — сказал он спокойно, и Джулиус взорвался:

— Кто ты такой? Думаешь, можешь советовать мне?! Сначала помимо моей воли врываешься в дом, а теперь учишь меня жить?! Будешь указывать, какие книги я должен читать или что мне носить?!

Эдвин плотно сжал губы, было видно, каких усилий ему стоит оставаться спокойным. Анна посмотрела на него в ужасе.

— И тем не менее, я здесь, — тихо сказал он. — Давай лучше перестанем кидаться друг на друга и поговорим, как взрослые люди.

— Нет, не будет этого. — Джулиус швырнул салфетку, вскочил и вдруг медленно осел. Глаза наполнились болью. — Боже! У меня снова будет сердечный приступ, — простонал он, схватившись за грудь, и Анна вскочила в тревоге.

— Сядь на место, — скомандовал Эдвин. — Ничего не случится. Это его обычный способ уйти от неизбежного.

Джулиус ударил кулаком по столу и закричал:

— Перестанешь ты кричать в моем доме?!

Эдвин глубоко вздохнул как раздраженный взрослый, которому не удается справиться с неразумным ребенком. Это разозлило его отца еще сильнее.

— Просто нужно тренировать ноги, и прогулка пойдет тебе на пользу. Это лучше, чем сидеть взаперти. Ничего другого я не имел в виду.

— А позволь спросить, как ты в Италии узнал, что у меня больные ноги?

— Мак-Брайт…

— Предатель, — обреченно проговорил Джулиус. — Шпион. Иуда.

Вспыхнула ли усмешка в холодных серых глазах, или это только показалось? Анна не поняла, Эдвин не выдавал своих чувств.

— А что за труд ты пишешь?

Джулиус посмотрел на сына, затем отвел взгляд и ненадолго задумался.

— Исторические заметки о Брайдвуде, — надменно ответил он. — Если это тебя интересует. Я, наверное, должен быть польщен. Это первая подробность моей жизни, о которой ты спросил. Впрочем, ты не успеешь выйти отсюда, как забудешь об этом. Нет, — тем же надменным тоном он обратился к Анне, — сегодня мы не пойдем в библиотеку. Мне нездоровится. — Он поднялся и направился к двери.

Анна встала вслед за ним.

— Так, значит, ты боишься меня? — проговорил Эдвин, и она замерла на месте.

— Прекрати смеяться надо мной, — резко ответила она.

— Тогда сядь и допей кофе.

Он не смотрел на нее, наливая себе кофе, и она заколебалась. Очень хотелось уйти с Джулиусом в кабинет, но ей опять бросили вызов.

Значит, он думает, что она боится? Анна пожала плечами и села.

Теперь, когда Джулиус ушел, и они остались вдвоем, ей показалось, что кухня вдруг сделалась меньше, и стало жарче.

— Твои волосы снова забраны в пучок, — сказал он, окинув ее взглядом. — Но распущенные идут тебе гораздо больше, хотя должен признать, что сегодняшняя одежда значительно лучше той, в которой я видел тебя в прошлый раз.

Анна вспыхнула.

— Вот почему мне неприятно твое общество, а вовсе не из-за того, что я боюсь. Просто не хочу, чтобы меня непрерывно оскорбляли. Есть гораздо более приятные способы проводить время.

— Ухаживая за моим отцом? Работа вместе с ним над его историческими заметками? Чрезвычайно занимательно для молодой девушки. Кстати, сколько тебе лет? Восемнадцать? Девятнадцать? — Он поднес чашку к губам и посмотрел на Анну в упор.

— Двадцать три, если тебе это интересно. И должна сказать, что я и вправду нахожу все это занимательным.

— Неужели? Странно. А что ты делала раньше?

Анна заколебалась, стоит ли отвечать. Разговор принимал какой-то странный оттенок. Тон был слишком невинным, и это настораживало. Она уже привыкла в разговорах с ним обороняться, и это внезапное прекращение боевых действий пока было непонятно.

— Я работала в больнице, в травматологическом отделении, — все же сказала она. — В Лондоне.

— И ты ушла, чтобы работать здесь? — Это почему-то страшно удивило его, словно она отказалась от полета на Луну, чтобы помыть голову.

Анна снова приготовилась защищаться.

— Разве менять работу — преступление?

— Нет, конечно, не преступление, просто я удивляюсь.

— Теперь последуют выводы о том, что я поступила сюда исключительно из-за денег твоего отца? Я ушла из большого хорошего госпиталя, чтобы переехать сюда. Конечно, на это должны быть причины. Конечно, единственная причина — деньги. Конечно, у Джулиуса Колларда их достаточно. Остается сложить два плюс два, чтобы понять, что я, конечно, авантюристка. Так?

Она не собиралась острить, но Эдвин засмеялся, запрокинув голову, и она снова увидела, каким привлекательным он становился, когда исчезало выражение холодной надменности.

Он удивленно смотрел на нее, и она, сама того не желая, тоже улыбнулась. Тут же застучало в голове, и стены кухни надвинулись на нее. Стало жарко и трудно дышать. Или это показалось?

— Разве я не права? — Анна сделала над собой усилие, и все снова встало на свои места.

— Может быть, но это кажется мне удивительным. Я не понимаю тех, кто по собственному желанию уходит с такой работы, где требуется большая отдача, на более спокойную. — Он по-прежнему не сводил с нее глаз, явно стараясь понять. — Разве только человек хочет от чего-то сбежать. — Глаза сузились, как только он так подумал. — Причина в этом? Тебе приходится скрываться здесь? В одиночестве зализывать раны, как раненому медведю?

Анна не ответила, встревоженная и напуганная тем, насколько верным оказалось это заключение. Разве, поступая на работу в Брайдвуд-хаус, ей не хотелось скрыться от Тони? Разве она не поняла тогда, что необходима перемена, свобода — от матери, от скучной размеренной жизни? И оставалась она здесь так охотно не потому ли, что нашла в Джулиусе отца? Эти мысли теперь выстроились в голове со всей ясностью. Поразительно, что именно Эдвин Коллард заставил ее задуматься об этом.

— Очень таинственно, — послышался его язвительный голос. Но взгляд у него был совершенно отсутствующий, ему не удалось прочесть ее мысли. — Боже мой. — Он глядел на нее в упор — Уж не думаешь ли ты, что лучшее на свете — это свобода?

— Да, именно так. — Анна усмехнулась.

Эдвин встал и пошел к двери, но остановился и повернулся. Да, он был рожден для успеха. Хитрый, честолюбивый, способный, обязанный в жизни только самому себе.

— Конечно, — тихим, совершенно бесцветным голосом проговорил он. — Я тоже считаю свободу одним из самых больших благ на свете.

— Правда? А что для вас значит свобода? Ходить в сумерках по пустынному пляжу? Танцевать при луне? Сидеть на траве жарким летним днем?

Вдруг она поняла, что он имел в виду! Об этом сказали глаза, и так красноречиво, что она сразу покраснела. Возникла неловкая пауза, но Анна не могла пошевелиться, с ужасом чувствуя, как независимо от воли все ее существо тянется к нему навстречу. Она в смятении опустила взор, а он невесело рассмеялся:

— Вижу, ты подумала о том же, о чем и я, — лениво процедил он, и от этих слов она еще больше покраснела. — Мне бы очень хотелось показать, что именно я имел в виду. — Он взглянул на часы. — Но у меня назначена встреча.

Он коротко кивнул и вышел. Чары разрушились. Послышались затихающие шаги, вдалеке хлопнула дверь, напряжение спало. Анна почувствовала слабость и страшную злость.

Обиднее всего было осознать, что за эти пятнадцать минут Эдвин успел понравиться ей так, как Тони не удалось за всю жизнь, а они знали друг друга с детства. Размышлять об этом не хотелось, и она отправилась в кабинет к Джулиусу. Он отвлечет от невеселых мыслей, как это бывало уже не раз.

Анна вошла в кабинет с мрачным лицом, и Джулиус, сидевший за заваленным книгами столом, удивленно посмотрел на нее.

— Где ты была? — спросил он, впрочем, без всякого недовольства.

— Беседовала с вашим сыном.

— Судя по твоему виду, беседа не из приятных.

— Пожалуй, — коротко бросила она.

— Да, с ним трудно разговаривать, он привык подавлять собеседника. — В тоне невольно кроме осуждения проскользнуло восхищение. Почувствовав это, Джулиус смутился и принялся суетливо рыться в книгах. На этом обсуждение Эдвина, слава богу, прекратилось.

Анна очень надеялась, что Эдвин вернется только к вечеру, когда она уже будет в постели. Но ее ждало разочарование. Знакомый низкий голос послышался в холле, когда они с Джулиусом еще сидели в гостиной за чаем. Перед Джулиусом лежали газеты, которые приходили ежедневно и тщательно прочитывались. Послышался звук шагов, вошел Эдвин, а вслед за ним появилась Эдна с подносом в руках. Она поставила на стол тарелку с бисквитами, еще одну чашку и налила Эдвину чай. Он снял пиджак и сел к столу.

— Надеюсь, — сказал он, когда Эдна вышла, — вы забросаете меня вопросами о том, чем я сегодня весь день занимался.

В комнате воцарилось неловкое молчание.

— И чем же ты занимался? — пришлось спросить Анне, поскольку Джулиус явно не собирался разговаривать.

— Я подыскивал помещение для фирмы. — Эдвин взглянул на отца, уткнувшегося в газету. — И между прочим, — продолжал он как ни в чем не бывало, — нашел кое-что интересное. Папа, я с тобой разговариваю!

Джулиус вскинул голову, казалось, сейчас он раскричится, но его настолько поразил тон сына, что он как будто потерял дар речи.

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! — После продолжительной паузы наконец последовал взрыв.

— Тогда хотя бы сделай вид, что мой рассказ тебе интересен.

Их яростные взгляды встретились. Оба совершенно не замечали Анну.

— Я устал, — Джулиус стал подниматься, — и иду спать.

Но Эдвин и не думал отступать. Напротив, в глазах появилось упрямство. Он подошел к отцу и осторожно усадил его на место.

— Нет, — сказал он, — ты никуда не пойдешь, пока не взглянешь на интересную вещь, которую я тебе привез.

Джулиус взглянул на сына с подозрением, но в глазах блеснул интерес.

— Мне? Мне?! С каких это пор ты начал осыпать меня подарками?

— Посиди здесь. — Эдвин не обратил внимание на его сарказм. — Я сейчас вернусь. Подарок в машине.

Он вышел, и Джулиус повернулся к Анне. Голубые глаза его оживленно сверкали. Вдруг стало ясно, что на самом деле ему нравится, что сын вместе с ним. И сколько бы он ни ворчал, он рад этому, хотя бы потому, что предпочитает ссоры одиночеству.

— Это просто смешно. — Он сцепил руки. — Что же он мог купить, чтобы заинтересовать меня? Ответь.

— Не представляю, — призналась Анна. — Очень хотелось бы остаться и посмотреть, но все же будет лучше, если я пойду спать.

— Ох, нет. Побудь здесь. Когда-нибудь вам все равно придется встретиться с ним наедине.

— Если только я сам захочу этого.

Впервые за несколько последних месяцев Анна была раздражена, и не потому, что Джулиус приказывал. Присутствие Эдвина страшно действовало на нервы. Она сразу успокаивалась, как только он выходил из дома.

Бежать было поздно. Послышались шаги, и Эдвин появился в комнате с большой коробкой в руках. Поставил ее на пол и принялся развязывать веревки. Джулиус, замерев, завороженно следил за его действиями. Анне стало по-настоящему жаль старика. Долгие годы он жил в этом огромном доме среди роскоши, комфорта, которые может дать только богатство, но ему недоставало главного, чего нельзя купить ни за какие деньги, — родного сына.

Эдвин развязал веревки и открыл крышку.

— Это, конечно, именно то, чего мне всегда хотелось, — буркнул Джулиус. — Коробка здорово смотрится в углу комнаты под картиной.

— Не торопись, папа, — легкое раздражение в голосе сына так напоминало интонации Джулиуса.

Анна снова обратила на это внимание, но Джулиус ничего не заметил. Пожалуй, первый раз они не набрасывались друг на друга.

— Это компьютер.

Эдвин вынул его из коробки и поставил на стол перед отцом. Тот смотрел на молодого человека в замешательстве.

— Ты купил мне компьютер? Как умно!

Эдвин усмехнулся, и Анна тоже улыбнулась. Как приятно было смотреть на них, когда они наконец начали нормально разговаривать. Трудно сказать, как долго это продлится, но все имеет свое начало. Это, возможно, начало перемирия.

— И что я буду с ним делать? — Джулиус не отрывал глаз от экрана и аккуратной клавиатуры цвета слоновой кости — диковинки, свалившейся как будто с неба прямо на его кофейный столик.

— Ты будешь с ним вместе помогать мне, — серьезно сказал Эдвин, и они посмотрели друг другу в глаза.

— Помогать тебе? В чем?

В голосе послышались нотки враждебности, и у Анны екнуло сердце. Неужели перемирие окажется таким коротким. Несколько едких замечаний, обидные слова, Эдвин отвернется, и кто-то, а может быть, и оба решительно покинут комнату…

— Я открываю здесь филиал своей фармацевтической фирмы, — начал спокойно объяснять Эдвин. — У меня филиалы по всей Европе. Англия — последний бастион, который должен пасть. Фирма будет заниматься здесь в основном поставкой лекарств, и мне нужен ответственный человек, который взялся бы за это.

— Я тебе подхожу? — с недоверием спросил Джулиус.

— Да. Ты чертовски умен, и, по-моему, пора перестать хоронить себя.

Вдруг Джулиус нахмурился.

— Значит, тебе жаль меня? Но я слишком стар, чтобы смеяться надо мной, да и чтобы жалеть меня! Кажется, глупый Ангус приложил к этому руку. Так?

— Нет, — Эдвин нетерпеливо тряхнул головой, — это не так.

— Не хочу участвовать ни в каких фокусах-покусах, называемых работой, которые ты выдумал лишь потому, что вспомнил о моем существовании, и тебе стало жаль меня. Нет, спасибо!

— Конечно, придется научиться работать с этим зверем. — Эдвин как будто не слышал слов отца. — Ты хоть немного разбираешься в компьютерах?

— Я же старый дурак. Как я могу разбираться в компьютерах?

— Тогда придется учиться. Ничего сложного, только самые основы.

— Это занятие меня не привлекает.

— Оно не займет много времени. У тебя такой склад ума, что, я уверен, все схватишь на лету.

— Откуда ты знаешь, какой у меня склад ума? Тебя не было здесь много лет. Распоследний посыльный знает обо мне, наверное, больше, чем ты.

— Конечно, придется работать с людьми, но компьютер позволит делать большую часть работы, не выходя из дома. О чем бы ни потребовалось узнать, нужно будет лишь нажать кнопку. Однако если мое предложение кажется неприемлемым…

— Немного терпения, мой мальчик, — прорычал Джулиус. — Ты очень заблуждаешься, если думаешь втянуть меня в дело, которым мне не хочется заниматься.

— Подумай некоторое время, — дипломатично проговорил Эдвин.

Джулиус фыркнул, поднялся и вышел из комнаты.

Эдвин повернулся к Анне.

— Как ты думаешь, что это означает?

— Он подумает.

— Я так и понял, просто не был уверен.

Она тоже направилась к двери, но он остановил ее, схватив за локоть. Она сразу напряглась, и Эдвин холодно заметил:

— Ах, да! Забыл, что ты не любишь варварского обращения. — Он отпустил руку и подошел к бару в углу комнаты.

В баре всегда стояло несколько полных бутылок, хотя сам хозяин почти ничего не пил, да и его обычные гости были равнодушны к спиртному. Эдвин спросил, не хочется ли ей выпить на ночь, и когда она покачала головой, налил себе большую порцию джина с тоником, сел на диван, вытянул ноги и прикрыл глаза. Анна, разглядывая Эдвина, гадала о его личной жизни.

Есть ли у него одна женщина, или многочисленные легкие романы? Он не похож на человека, которому доставила бы удовольствие семейная жизнь, тем более официальный брак. Но, с другой стороны, неизвестно, быть может, он ежедневно звонит в Италию своей жене или возлюбленной. Вероятно, немало женщин сидит у своих телефонов в ожидании его звонков, не без едкости подумала она.

Вдруг вздрогнув, Анна поняла, что Эдвин смотрит на нее, и поспешила спросить:

— А где ты решил разместить свою фирму? Тебе повезло, если удалось подобрать подходящее место. В наши дни это очень трудно. Конечно, не так, как подыскивать себе дом, но я знаю людей, потративших многие месяцы на поиски хорошего места для фирмы. — Она болтала, пытаясь скрыть охватившую ее неловкость.

— Сядь, — сказал он и через некоторое время добавил: — Пожалуйста. Намного приятнее разговаривать, когда собеседник не стоит с таким видом, словно готов вот-вот убежать.

— Только на минутку. — И Анна села на диван рядом с ним.

— Почему на минутку? Ты собираешься сегодня вечером где-нибудь погулять?

— Я не привыкла ложиться поздно и хочу еще немного почитать перед сном… — Какую чепуху я несу, подумала Анна. Готовый кандидат на звание Мисс Зануда. Однако какая разница, что он подумает обо мне? — Так что же ты нашел для своей фирмы? — вернулась она к своему вопросу.

— Я присмотрел здание милях в десяти отсюда. — Эдвин отпил из стакана, не сводя глаз с ее лица. — Это было вовсе не так сложно, как ты думаешь. Здесь есть люди, которые сделали для меня всю черновую работу, так что оставалось лишь посмотреть несколько мест, которые они нашли. Я выбрал строение восемнадцатого века, перестроенное под офис. Оно как раз подходящего размера.

— Удача улыбнулась тебе.

— Я не верю в удачу. — Эдвин скривил губы. — Человек достигает всего сам. У меня, например, нет ни времени, ни желания выслушивать тех, кто винит в своих неудачах жизнь, погоду, правительство — всех и вся.

— Ты еще и не слишком терпеливый, — беззлобно произнесла Анна и улыбнулась. И получила в ответ обворожительную улыбку, от которой у нее перехватило дыхание.

Опасно, подсказывал разум. Опасно сидеть здесь ночью наедине с Эдвином Коллардом. Нет, конечно, он не сделает какого-нибудь грубого или глупого поступка, не набросится на нее. Просто она сама поставила себя в щекотливую ситуацию, и ее чувства путались. Эти серые стальные глаза сбивали ее с толку, особенно когда он смотрел на нее пристально, вот так, как сейчас.

— А чем еще ты занимаешься? Помимо чтения?

— Я вовсе не просиживаю все время за книгами. — Она слегка обиделась. — Ведь я здесь работаю. А кроме работы… ну, например, встречаюсь по выходным с подругами. Вряд ли тебе это интересно.

— Такая насыщенная жизнь… А остается время на мужчин? Или мой отец — единственный мужчина в твоей жизни? Ответь, а то я не люблю загадок. — Он вертел стакан между ладонями, голос был мягкий, вкрадчивый.

— Нет никакого желания удовлетворить твое любопытство.

— Значит, тебе есть что скрывать. Что же? Неудачную любовь? — Она вспыхнула, а на его лице немедленно появилась удовлетворенная улыбка. — Я угадал? У тебя что-то не сложилось?

— Не твое дело.

— Он не выдержал твоего характера?

Эдвин встал. И навис над ней: высокий, темноволосый, внушительный, пугающий. В глазах горело беззлобное любопытство. Он был всего в нескольких дюймах, чувствовался запах его сильного чистого тела. У Анны зашумело в голове.

— Ты любишь его? Если да, то тебе не удастся скрыться даже здесь. Расскажи мне о нем.

— Нечего рассказывать, — злобно проговорила она и тряхнула головой, словно стреноженная лошадь.

— Правильно, никто не заслуживает слез. — Эдвин одобрительно кивнул. — Любовь — иллюзия, а что касается секса…

Внезапно в комнате возникло какое-то напряжение. И то, что вдруг он сделал, было настолько неожиданно, что привело ее в шоковое состояние. Он осторожно и нежно коснулся ее груди — легкое воздушное прикосновение, от которого по ее телу пронеслась жаркая волна.

Он даже не пытался поцеловать ее. Просто смотрел ей в глаза, в то время как руки ласкали, доводя ее до того состояния, когда захватывает дух. Ничего подобного раньше она не испытывала. В груди появилась тяжесть, тело покрылось испариной и стало непослушным. В голове помутилось, щеки горели.

Невероятных усилий стоило взять себя в руки и произнести как можно спокойнее:

— Так ты не сможешь ничего рассказать о сексе. — Он опустил руки, но она все еще ощущала его прикосновения. — По крайней мере, мне. — Стараясь говорить пренебрежительно, Анна чувствовала, что голос звучит неестественно, что она не может с ним совладать. Как, впрочем, и с собой.

— Конечно, — усмехнулся он, и на губах застыла кривая усмешка.

Анна резко повернулась и услышала слова, заставившие ее на секунду замереть:

— Желаю тебе успешного уик-энда. — Теперь в голосе звучала уже издевка. — Постарайся не переутомляться.

Очень хотелось ответить резко, даже грубо, но как назло ничего не приходило в голову. Анна молча вышла из комнаты.

4

Уик-энд Анна провела в Лондоне с матерью. Но Эдвин так завладел ее мыслями, что она не могла думать ни о чем другом. Призывала на помощь благоразумие, здравый смысл, но это не помогало. Очевидно, что он нравился ей. Но как может привлекать такой человек? Да, действительно, он красив, даже слишком красив. Но холодная самоуверенность, от которой обычно женщины без ума, совершенно не в ее вкусе. Это вообще тот тип мужчины, который никогда ей не нравился.

Дорогой, ласковый Тони, вспоминала она, почему я не влюбилась в тебя? Сколь многих проблем можно было бы избежать. Она не оказалась бы в Брайдвуд-хаусе и никогда не встретилась бы с Эдвином Коллардом. Тони был таким милым, заботливым, добрым. Он стал бы прекрасным мужем для любой женщины, постоянно подчеркивала ее мать.

На самом деле их разрыв — это первая настоящая попытка Анны самоутвердиться, и понятно, что так встревожило мать. По характеру лидер, она хотела всегда заботиться о дочери, участвовать в ее жизни. Тони в качестве мужа ничем не угрожал ее планам. Но проявление независимости со стороны дочери напугало, и теперь, по прошествии некоторого времени, Анна даже жалела ее. Все-таки она была матерью и очень переживала, что у дочери не складывалась жизнь. Как она постарела за это время, думала Анна. Наверное, она зависит от меня больше, чем сама хотела бы.

В Брайдвуд-хаус Анна вернулась только поздно вечером. К ее удивлению, Джулиус еще не спал. Обычно по воскресеньям он укладывался рано, перед сном немного смотрел телевизор и читал «Санди Таймс». Сегодня, войдя к нему в кабинет, Анна увидела, что он и не собирается пока ложиться, занятый чтением «Руководства по пользованию компьютером».

— Я еще не решил, возьмусь ли за эту работу; — проворчал он, не отрывая глаз от книги.

— Как прошел уик-энд?

Анна присела на краешек дивана. Захотелось спросить: «Где ваш сын?» Ведь он мог появиться в дверях в любую минуту. Но она удержалась.

— Так себе. — Он пожал плечами и захлопнул книгу.

— А чем вы занимались?

— Разными вещами.

— Так себе! Разными вещами! — Она рассмеялась. — Сегодня вы скрытны, как никогда.

Джулиус смущенно посмотрел на нее.

— Все дело в характере Эдвина. Он рассказывает мне об этой проклятой работе так, словно я давным-давно решил взяться за нее. Но это не так.

— Ну конечно, надо подумать.

— Мы поговорили и о некоторых других вещах… — Он замолчал, и так надолго, что Анна уже решила: разговор закончен. Однако Джулиус продолжил: — Двенадцать лет назад, когда Эдвину после окончания университета было только девятнадцать лет, я предложил ему взять управление моим имуществом в свои руки. Но он отказался. Предпочел улететь к матери и вести дела ее фармацевтической компании. Не вижу за собой никакой вины. Я делал для мальчика все, а он бросил меня.

— Ох!

— Теперь Эдвин говорит, будто не собирался оставаться там, но через некоторое время понял, что оказался в западне. Моя бывшая жена Клавдия болела, дела на фирме шли очень плохо из-за слабого руководства. Им пришлось руководить компанией вместе. Но тогда Эдвин ничего этого не рассказал мне. Он приехал один единственный раз, ворвался сюда и обвинил меня во всех смертных грехах. Чертов нахал! — Старик начинал сердиться, и Анна поспешила сказать:

— Если не хотите, не продолжайте. Не надо терзать себя воспоминаниями о прошлом.

— Ты опять начинаешь философствовать. Мне нужно выговориться. Я держал это в себе слишком долго. — Он по-стариковски вздохнул и продолжил: — Видимо, мать сказала ему, что ушла от меня потому, что у меня кто-то появился. Он ворвался сюда, но я, конечно, отказался это обсуждать. У меня, черт возьми, никого не было, и мне не в чем было оправдываться. Я спросил тогда, неужели он думает, что его отец способен на измену, и мы крупно поссорились.

Сейчас Джулиус переживал прошлое, ту тяжелую сцену, ставшую причиной их разрыва. Зря он рассказывает ей все это. Такие переживания — слишком личное дело. Но Джулиус хотел закончить, и она промолчала.

— Он снова улетел в Италию, и с тех пор мы больше не виделись. И он больше мне не писал. — Джулиус, смутившись, взглянул на Анну. — Впрочем, сначала писал, но вскоре прекратил, потому что я не отвечал.

— Вы слишком горды, — тихо сказала она, и он снова взглянул на нее.

— Если у мужчины нет гордости, то что же у него тогда есть? Однако теперь мы обсудили все это. Похоже, Клавдия наплела небылиц, чтобы настроить моего сына, моего собственного сына, против меня.

— Значит, вы наконец помирились? Теперь примете его предложение работать вместе?

— Не спеши с выводами, девочка. Я решил почитать это руководство только потому, что мне не спится. — Компьютер стоял на столе включенным в сеть, и он поймал ее недоверчивый взгляд. — Завтра, может быть, мы повозимся с ним, но не потому, что я решил принять предложение. Понимаешь ли, мне стало интересно попробовать, смогу ли я его освоить.

— Понимаю. — Анна, повинуясь внезапному порыву, подошла и поцеловала старика в голову. И именно в этот момент в дверях возник Эдвин. Увидев его краем глаза, она похолодела и медленно выпрямилась.

— У вас разговор? Тогда прошу прощения.

Джулиус поднял голову, недовольно посмотрел на видневшуюся в дверях фигуру и махнул рукой.

— Ничего страшного. Но теперь я хочу немного почитать, так что уходите оба. Поговорите о погоде, расскажите друг другу, как провели уик-энд, только оставьте меня одного. Я лягу сам. Не беспокойтесь, — добавил он, обращаясь к Анне. — Я не забуду принять таблетки. Прекрасно помню об этом, так что можешь забыть на время о своих обязанностях.

Он вновь взялся за руководство, не обращая больше на них внимания. Анна неохотно направилась к двери.

Встречаться взглядом с Эдвином не хотелось, но проходя мимо, она почувствовала, как ее будто обдало жаром. Закрыв дверь, он повернулся, и она встревожилась. Он был раздражен, зол, буквально кипел от злости: глаза горели, лицо сурово и нахмурено.

— Что-то случилось? — спросила она озадаченно.

— Что-то случилось! И ты еще меня спрашиваешь?! — Он схватил ее за руки, прижал спиной к стене, но взглянув на закрытую дверь в кабинет, прошипел: — Пошли.

— Не пойду!

Но он уже тянул ее в гостиную. Она упиралась, тяжело дыша, распущенные волосы упали на лицо.

В гостиной он закрыл дверь, по-прежнему крепко держа Анну, и резко повернул ее к себе.

— Что, черт возьми, это значит? — жестко спросил он.

— Ты о чем?

— Я иду на кухню за чашкой кофе и, услышав голоса в кабинете, решаю посмотреть, что там происходит. И что же вижу? Ты целуешь моего отца. Вы решили немного поинтимничать, подумав, что сейчас подходящий момент? Ты думала, что можно забыть об осторожности, поскольку не знала, что я рядом? Это так?

Единственным желанием сейчас было ударить его изо всей силы! Если бы это можно было сделать! Он крепко держал ее за руки.

— Да, — раздраженно ответила она. — Мы решили поинтимничать. Какой ты умный, что сразу догадался.

Не стоило говорить этого. Она тотчас поняла — сейчас не время для колкостей.

— Что здесь происходит?! Отвечай! Я хочу знать правду!

Он встряхнул ее, и она почти непроизвольно ударила его по ноге. Это тут же произвело желаемый эффект. Он отпустил ее, лицо искривилось от боли, и он побрел, хромая, к дивану.

Анна стояла, растирая руки, и смотрела на него.

— Я поцеловала твоего отца в макушку — жест признательности и сочувствия. Неужели непонятно? И наплевать, веришь ты мне или нет.

Теперь, когда он на безопасном расстоянии и еще некоторое время не сможет подняться с дивана, успокоиться было легче. Она по-прежнему дрожала от гнева, хотя ее напугал собственный поступок. Никогда в жизни не делала ничего подобного. Из-за этого человека проявились те черты ее характера, о существовании которых она даже не подозревала.

Эдвин взглянул на нее. Он уже казался не таким грозным.

— Ты могла бы сказать это и без применения насилия. — Он засучил штанину, осмотрел ногу и стал ее растирать. — Я видел страстных женщин, но ни одна из них не била меня.

Анна, немного успокоившись, сказала:

— Я разозлилась. Не терплю несправедливых обвинений.

— Наверное, остается только порадоваться, что под руку не подвернулась клюшка для гольфа. Ты вполне могла бы стукнуть ею меня по голове.

— Очень больно? — глядя вопросительно, Анна сделала несколько неуверенных шагов по направлению к нему, хотя определенно с ногой не могло быть ничего серьезного.

— Да, — мрачно пробурчал Эдвин. — Чертовски больно.

— Так же больно было мне, когда ты схватил меня за руки. — Теперь она стояла рядом, глядя вниз. Взгляды их встретились, и она поспешила отвернуться.

— Посмотри! — воскликнул он, указывая на ушиб. — Что ты здесь видишь?

— Ногу.

— Нет, вот здесь, — он ткнул пальцем в кость. — Здесь?!

Она села рядом и посмотрела туда, куда он показывал.

— Похоже, будет небольшой синяк, призналась она. — Давай сделаю компресс?

— Ты ведь медсестра? Так сделай хоть это.

Анна покорно вышла, нашла бинт, смочила его и вернулась в гостиную. Это, конечно, было не обязательно. Все прекрасно зажило бы само. Он делал из мухи слона, вел себя так, словно он — жертва. Ничего не случилось бы, не раздуй он скандала из-за невинной сцены.

Анна наложила компресс на ногу, стараясь не обращать внимания на его близость, хотя сердце просто выпрыгивало из груди. Поддаться его обаянию — играть с огнем, и это опасная игра.

— Джулиус сказал, что вы в общих чертах обсудили твое предложение, — сказала Анна.

— Да, — пробурчал Эдвин. — Он, видимо, думает, что я открываю здесь компанию только из-за чувства вины перед ним. Но это все не так. Хотя должен признаться, жаль, что я не приехал раньше, чтобы все выяснить и поставить на свои места. — Он сложил руки на груди и взглянул на нее.

— Да, конечно. А разве я здесь ни при чем? — Анна посмотрела ему прямо в глаза и тут же пожалела о своих словах. — Я хочу сказать… — Она покраснела и поспешно продолжила: — Разве ты прилетел не за тем, чтобы выставить меня из этого дома?

— Можно было бы воспользоваться случаем, — признался Эдвин, — но, тем не менее, я приехал не за этим. Мне действительно нужно развернуть здесь дело, и, честно говоря, жаль, что я потерял столько лет из-за гордости, в чем виню и себя и отца.

— Каков отец, таков и сын.

— Ты так думаешь? — Он рассмеялся тем самым смехом, который сводил ее с ума. По телу побежали мурашки, будто от электрического тока. — Может быть, тогда ты и меня поцелуешь? В знак признательности?

Он флиртовал с ней?! В это нельзя было поверить. Нет, скорее всего, дело в том, что здесь она — единственная девушка, и он заигрывает просто по привычке. Но тут вспомнилась эта странная сцена в гостиной, которую она не могла понять и простить себе. Конечно, он сразу заметил, как реагировала она на его прикосновения. Но, в сущности, какая разница! Каковы бы ни были причины, она ничего не могла поделать с охватившим ее волнением, хотя изо всех сил старалась остаться спокойной.

— Ты никогда не рассказывала мне, почему рассталась со своим парнем, — проговорил он, откинувшись на спинку дивана и заложив руки за голову.

Известно ли ему, как чувственны его движения? Она решила, что наверняка он это прекрасно понимает.

— Не рассказывала, — примирительно сказала Анна. — Просто в один прекрасный момент мы с Энтони обнаружили, что не подходим друг другу. И тогда я положила конец нашим отношениям.

Он улыбнулся, и она с досадой поняла, что ответила именно то, что он ожидал услышать.

В разговоре наступила продолжительная пауза. Анна так разозлилась на себя, что все отчаянные попытки собраться с мыслями ни к чему не привели. Хотелось как-то уязвить его, нагрубить, хотя бы переменить тему. Вдруг постучали в дверь гостиной, и в то же время в соседней комнате зазвонил телефон. Помощь пришла сразу с двух сторон.

Эдвин тихо выругался и прокричал:

— Войдите!

Вошел Джулиус и подозрительно оглядел их обоих. Надеюсь, я не помешал? — спросил он, подняв брови, и Анна ответила с облегчением:

— Конечно, нет!

Телефон продолжал звонить, и она встала.

— С вашего разрешения я подойду к телефону. — И не дожидаясь ответа, выбежала из гостиной.

— Алло! — сказала она, снимая трубку и потихоньку успокаиваясь. Подтвердив, что это действительно номер Джулиуса и услышав женский голос, добавила как можно официальнее: — Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Думаю, да, — ответила звонившая женщина.

Анна шла к телефону, не представляя, кто и почему может звонить среди ночи, и женский голос в трубке привел ее в замешательство. В голове возникали догадки — одна нелепее другой. Неужели Джулиусу удавалось скрывать ото всех какую-то женщину, весьма необычную, если судить по голосу? Или он незаметно исчезал среди ночи, чтобы где-то покутить, в то время как все наивно полагали, что он мирно посапывает под своим пуховым одеялом и видит хорошие сны?

— Кого позвать к телефону? — спросила она и услышала в ответ:

— Эдвина Колларда.

Ну вот, ситуация начинает потихоньку проясняться, холодно подумала Анна. Слава богу, никакой таинственности. Это звонок не Джулиусу, а его сыну. Можно было догадаться об этом сразу по легкому акценту, хотя английский язык был безупречен.

— Кто его спрашивает? — спросила Анна отчасти по привычке, отчасти из-за любопытства.

— Вас это не касается, дорогая. Позовите Эдвина, если он, конечно, дома. Уверена, он еще не спит. — На том конце провода послышался смешок. — По ночам… как бы это сказать точнее, он особенно энергичен.

5

Анна не нашлась с ответом, да его и не требовалось. Для этой женщины, отказавшейся назваться, Эдвин явно был больше чем другом, и ей хотелось сохранить инкогнито.

— Это тебя, — бросила Анна, возвратившись в гостиную.

— Кто? — спросил Эдвин недовольно.

— Не имею понятия. — Можно было бы, конечно, уточнить, что это женщина, с неприязнью подумала она, но с какой стати я буду ему докладывать! Пусть сам выясняет, кто звонит. Наверное, одна из многих. И вслух сказала: — Она предпочла не представляться.

Он вышел, закрыв за собой дверь, и вскоре из соседней комнаты послышался его приглушенный раздраженный голос.

— Вы должны быть уже в постели, — обратилась Анна к Джулиусу, заставив себя улыбнуться и быть такой, как всегда. Внутри все кипело от отвращения к Эдвину, от отвращения к самой себе, от того, что его овладело непонятное смущение. — Уже поздно.

— Я знаю, — ответил он и вдруг весело улыбнулся. — Ты проводишь меня наверх?

— Да, конечно.

Она взяла Джулиуса под руку, но, поднимаясь по лестнице и укладывая старика в постель, не переставала думать об Эдвине, о звонившей ему женщине, пытаясь предположить, о чем они могли разговаривать. Вернувшись к себе и пытаясь уснуть, она наконец решила, что просто напрасно тратит время, думая о нем. Пользы от этого все равно никому не будет. И тут же стала убеждать себя в том, что, в конце концов, у нее есть гордость и она вполне способна противостоять обаянию этого любимца женщин. Выбраться из водоворота этих мыслей никак не удавалось. Нравилось ей или нет, но пришлось признать, что она влюбилась.

Порвав с Тони, Анна свято верила, что больше не будет интересоваться мужчинами. Потом, когда пройдет время и она совершенно забудет его, может быть, около нее появится кто-то другой, но такой же добрый, заботливый и бескорыстный. Сейчас же возникла ситуация, которая не могла пригрезиться даже в самых фантастических снах: ей понравился человек, казавшийся полной противоположностью Тони.

От этой мысли даже перехватило дыхание. Значит, она испытывает к Эдвину Колларду лишь самое низменное физиологическое влечение? Это пугало, поскольку прежде подобные чувства не были ей известны. Более того, Анна никогда и не допускала, что они могут у нее возникнуть. Однако физиологическое влечение, она рассудила, не более чем временное неудобство. Постепенно пройдет. Жизнь должна протекать своим чередом. Потревоженная поверхность воды со временем успокаивается и становится снова гладкой и блестящей. И ей хочется именно этого.

Впервые за многие годы она не услышала утром будильник и проспала. Ее разбудил Джулиус, постучав в дверь.

Она выбралась из постели, чувствуя себя виноватой под его озабоченным взглядом.

— С тобой все в порядке, дорогая? — ласково спросил пожилой человек, и она кивнула.

— Не знаю, что случилось. — Она протерла глаза и поборола зевоту. — Наверное, это потому, что вчера очень долго не могла уснуть.

— Должно быть, что-то тревожило тебя, — спокойно сказал он. — Надеюсь, ты не забыла, что сегодня библиотечный день?

— Дайте мне пять минут.

— Ты женщина, и я даю тебе час.

Потребовалось значительно меньше времени, чтобы принять душ и одеться: аккуратная плиссированная кремовая юбка, в тон ей кремовая блузка со складочками, коса, уложенная на затылке кольцом.

— Ты выглядишь так, словно собралась преподавать в воскресной школе, — заявил Джулиус со свойственной ему прямотой.

— Как приятно услышать подобный комплимент, — ответила Анна улыбнувшись.

Он уже позавтракал, и она быстро выпила чашку кофе. Эдвина не было видно, да она и не думала, что встретится с ним сейчас. Половина десятого — можно надеяться, что он уже ушел и не вернется до позднего вечера. А она постарается сегодня лечь пораньше, до его прихода, или, по крайней мере, укроется где-нибудь в тихом уголке. Если не видеть его хотя бы несколько дней, она снова овладеет собой и сможет спокойно общаться с ним.

Но этим мечтам было не суждено сбыться. Он стоял около лестницы и со скучающим видом просматривал почту, которую оставляли на маленьком столике в холле. Одна рука в кармане, вполоборота к ним — в такой позе его сильное тело казалось особенно красивым и грациозным. Темные брюки и двуцветная, зеленая с коричневым, рубашка. Похоже, собрался на какую-то деловую встречу.

— Доброе утро. Сегодня прекрасная погода, — весело сказала Анна.

Он не ответил на приветствие.

— Куда это вы собрались?

Вопрос был адресован Джулиусу, который тут же ощетинился, вероятно, по привычке, но все же сообщил, что они идут в библиотеку.

— Естественно, невдвоем?

— Естественно, вдвоем, — возразила сердито Анна.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Джулиус.

Эдвин окинул их взглядом и холодно улыбнулся.

— Потому что мне нужна помощь твоей… — он сделал паузу, — медсестры. Ты же умеешь печатать?

Анна неприязненно посмотрела на него.

— Смотря что ты имеешь в виду. Если тебе нужна секретарша, то лучше обратись в агентство. Боюсь, я не соответствую твоим требованиям.

— Вряд ли ты имеешь понятие, какие у меня требования. — Он вновь перевел взгляд на отца. — Ты можешь пойти один?

И Анна с ужасом увидела, что Джулиус кивнул. Прощай, враждебность, привет, дружелюбие! Она не могла поверить.

— Хорошо. Тогда я пошел.

Анна проводила его взглядом и поплелась вслед за Эдвином в домашнюю библиотеку. Он уже ждал ее, сидя за компьютером.

— Что все это значит? — прокричала она. Он повернулся.

— Не нужно разговаривать со мной таким тоном, — лениво проговорил Эдвин. — У тебя замашки школьного учителя, и мне это совершенно не нравится.

— А я и не хочу, чтобы это нравилось. — Анна покраснела. — Я не нанималась к тебе. Как ты смеешь вести себя так, словно вправе приказывать мне? — С каждой минутой она распалялась все больше, у него же на лице застыла холодная улыбка.

— Ты все сказала? — спросил он спокойно. — Тогда бери стул и садись. Я покажу, что делать.

Он повернулся к ней спиной и застучал по клавиатуре. Анна с отвращением посмотрела на его профиль.

— Я не умею печатать, — грубо сказала она и с грохотом выдвинула стоявший рядом с ним стул.

— Наверняка умеешь. У тебя полно талантов, отец превозносил тебя до небес. Сказал, что ты умела немного печатать и раньше, а здесь у тебя была практика и сейчас получается вполне приемлемо, так что… — Он повернулся, и она почувствовала, как опять зашумело в голове, — … не скромничай, пожалуйста. Так вот, что нужно делать.

— Так вот, что мне нужно делать?! Ты навязываешь мне работу секретарши. Но считаешь ниже своего достоинства хотя бы сказать «пожалуйста»?

Он взглянул на нее с выражением такого комического ужаса, что захотелось его ударить.

— Тысяча извинений. Пожалуйста. Так лучше? — Он не стал дожидаться ответа и принялся просматривать пачку писем, коротко рассказывая, что от нее требуется, и обучая ее основам работы на компьютере. Когда они покончили с объяснениями, он спросил: — Есть какие-нибудь вопросы?

— Да.

— Какие? — Эдвин заложил руки за голову и внимательно посмотрел на нее.

— Когда ты уезжаешь?

Он громко рассмеялся, провел ладонями по волосам и покачал головой.

— Кто знает. — Глаза сузились. — Я пока не решил.

Анна села за компьютер и начала печатать. Через два с половиной часа она закончила и была вынуждена признать, что работа оказалась вовсе не сложной.

— Я закончила, — сказала она, войдя в гостиную, где он сидел, обложившись разными документами и брошюрами. Она протянула стопку готовых писем, он быстро просмотрел их, кивнул, положил на стол и сказал:

— Надеюсь, эта работа не особенно утомила тебя, поскольку хочу снова воспользоваться твоими услугами. Будет меньше времени на то, чтобы строить глазки моему отцу. Не хочу сказать, что ты делаешь это, — вовсе нет. Но в любом случае, предосторожность лучше неприятности. Ты согласна?

— Ты… ты…

— Ублюдок?

— Да! — воскликнула она, но эта вспышка не произвела никакого впечатления.

— Это, наверное, банальность, но тебе говорили, что ты очень красивая, когда сердишься?

И она услышала тихий смех, смех, который потом преследовал ее весь день.

Днем он куда-то ушел, но гнев, вызванный высокомерным поведением этого человека, не утих.

— Поездка крайне утомила Джулиуса, и он пошел спать в семь часов вечера, прихватив с собой взятые в библиотеке книги. Книги о компьютере, какие же еще? И она провела вечер, изнывая от одиночества.

Ужинать тоже предстояло одной. Она как раз собралась положить себе на тарелку жаркое, приготовленное Эдной, как в дверь постучали. Анна вздрогнула и поморщилась. Так не хотелось сейчас видеть Эдвина.

— Куда он, черт побери, задевал свой ключ? — ворчала она, направляясь к двери. — Зачем тогда вообще брать ключ, если собираешься отрывать людей от стола и заставлять открывать тебе дверь? — Это так похоже на него, добавила она уже мысленно, про себя. И, наверняка, даже не подумает извиниться за причиненные неудобства.

Открывая дверь, она кипела от возмущения.

На пороге стояла незнакомая женщина, та самая женщина. Анна сразу поняла это, поскольку у стоявшей перед ней брюнетки должен был быть именно такой голос, который она слышала по телефону. Некоторое время они пристально разглядывали друг друга, затем Анна вежливо произнесла.

— Чем могу быть полезна?

— Ты — ничем, — ответила женщина, — но Эдвин непременно будет мне полезен. Он дома? — Тот же великолепный английский, тот же едва уловимый акцент, который она уже слышала по телефону. Конечно, именно эта дама звонила вчера.

Она улыбнулась, но взгляд остался холодным и оценивающим.

— Ты здесь работаешь? — спросила она несколько нетерпеливо. — Позволь мне войти.

— Конечно. — Анна посторонилась, а женщина кивнула на дверь:

— Мои сумки у такси. Если ты не возражаешь…

Три чемодана, если быть точной. Таксист тащил их к дому так усердно, что Анна не сомневалась: чаевые были немалыми.

Брюнетка осмотрела ее с головы до ног, хотя без всякого интереса, и как только Анна закрыла дверь, проговорила все с той же холодной улыбкой:

— Будь так любезна, скажи Эдвину, что приехала Мария Фелуччи.

— Это вряд ли возможно, — ответила Анна, с усмешкой глядя на гостью, — его нет.

— Ох! — Слова эти ей не понравились, она нахмурилась, и вежливая улыбка исчезла.

Анна почувствовала неприятный привкус ревности. Наверняка это его любовница. Роскошная женщина! Кареглазая, смуглая, изящная, стройная, с очень короткой стрижкой и такая маленькая, что рядом с ней Анна чувствовала себя гигантом. Дорогое платье, несколько более чем нужно открытое, не скрывало сильного загара. Замечательная фигура округлые формы и просто осиная талия. Великолепно ухоженные руки с длинными пальцами и ярким маникюром. Да, без сомнения, эта женщина никогда не носила джинсов и даже домашнюю одежду заказывала у самых дорогих портных. Она сама казалась дорогой и твердой, как великолепный драгоценный камень.

— А ты не знаешь, когда он вернется?

— Боюсь, что не знаю. Он приходит домой в разное время.

— Домой? — Мария подняла брови. — Это не его дом. Дом Эдвина в Италии.

Анна вежливо улыбнулась и подумала, что не стоило утруждать себя, открывая дверь.

— Ладно, тогда проводи меня куда-нибудь, где я могу подождать его.

— Пожалуйста, идите за мной.

Анна направилась в гостиную, раздумывая, как долго собирается оставаться здесь очаровательная компаньонка Эдвина. Судя по чемоданам — несколько месяцев. Хотя, пожалуй, она не похожа на тех, кто уезжает из дома налегке даже на одну ночь, со злостью подумала Анна.

— Хотите что-нибудь выпить?

Не отвечая, Мария холодно спросила:

— Ведь это с тобой я разговаривала по телефону вчера вечером? Ты — горничная?

— Я работаю у мистера Колларда, отца Эдвина. Я его личная медсестра.

Теперь она удостоилась задумчивого взгляда карих глаз.

— Понятно. — Мария немного помолчала, а затем сказала так, словно ее совершенно перестали интересовать и Анна, и место, которое она занимала в доме, да и сам этот дом: — Нет, ты ничем не можешь быть мне полезна. Я побуду здесь и подожду возвращения Эдвина. — У нее в руках был дорогой чемоданчик, и она слегка похлопала по нему. — Здесь бумаги, которые нужно просмотреть. Я займусь этим сейчас. Эдвин знает о моем приезде и, думаю, скоро придет.

Она раскрыла чемоданчик, вынула из него бумаги и больше не взглянула в сторону Анны. Та вышла из гостиной и поспешила обратно на кухню.

Так, значит, ее пригласил Эдвин. Прелестно! Просто замечательно! Удивительно, как это она еще не попросила показать спальню, где могла бы подождать его возвращения.

Еда, естественно, совершенно остыла, Анна все выбросила, быстро вымыла тарелку и приготовила себе кофе. Она собиралась после ужина сразу лечь, но теперь решила подождать, пока вернется Эдвин. Он, как только придет, обязательно заглянет на кухню, которую, как и все домашние, считал центром дома. Анна просидела там сорок пять минут, пока не услышала шаги за дверью.

Он явно не ожидал встретить ее здесь. Остановился в дверях, серые глаза сузились, затем вошел, снял пиджак, повесил его на спинку стула и ослабил галстук.

— Ты сидишь с таким видом, — проговорил он, и не спеша повернулся, чтобы достать из холодильника вино и воду, — словно потратила пять фунтов на всякую ерунду, а потом обнаружила, что нет денег на последний автобус, чтобы вернуться домой.

— Очень смешно, — холодно бросила Анна. — Наверное, ты собираешься прочесть мне лекцию, что я вел себя крайне неуважительно, заставив тебя напечатать несколько коротеньких писем. — Он быстро, оценивающе взглянул на нее и сел напротив. — Тебе известно, что иногда ты очень привлекательна?

Анна тут же покраснела и заерзала на стуле. Что бы там ни было, подобные замечания до сих пор приводили ее в замешательство, заставляя забыть, кто перед ней.

Эдвин встал, и она подумала, что он вернется к холодильнику за вином. Но вместо этого он подошел к ней сзади, наклонился и положил руки на спинку стула. Лицо оказалось так близко, что чувствовалось тепло его дыхания на шее.

— Так что же все-таки тебя тревожит? Ты должна все выбросить из головы, иначе можно свихнуться.

Она почувствовала, что не может пошевелить и пальцем, не то что ответить на эту расчетливо саркастическую реплику.

Он выпрямился, вернулся на свое место и налил минеральной воды в высокий стакан.

Теперь, когда он не маячил за спиной так близко, что пропадала всякая способность соображать, ей удалось обрести дар речи, и она сказала со сдержанной улыбкой, не глядя на него:

— Спасибо за заботу. — Он, конечно, снова улыбается. — Но ты ошибся. Мне нечего выкидывать из головы. На самом деле на кухне ты застал меня совершенно случайно. — Она потупила взгляд, поскольку это было неправдой. — Но раз уж я здесь, то должна сказать, что твоя подружка ждет тебя в гостиной.

На секунду у него перехватило дыхание, потом вырвался стон, который не удалось сдержать.

— Когда она приехала?

Значит, он не отрицает, что Мария Фелуччи — его подружка. Она и не думала, что будет иначе, но все равно почему-то это задело ее. Никто не любит, когда его разыгрывают, а теперь она получила прямое доказательство, что флирт, который волновал ее, от которого бросало в жар, для него не более, чем игра.

— По меньшей мере, час назад, — сказала Анна. — Разве ты тотчас не бросишься к ней? Она, наверное, уже сходит с ума от скуки, хотя и сказала, что у нее полно бумаг, которые нужно просмотреть.

Он встал и озабоченно нахмурился.

— Интересно, зачем она все-таки приехала. — Продолжая хмуриться, он ушел.

Анна осталась на кухне и заварила себе чай. С какой стати ложиться раньше из-за того, что в доме появилась подружка Эдвина? Она не позволит этой женщине вмешиваться в ее собственную жизнь. Поэтому, сидя за чашкой чая, заставила себя остаться на месте, даже когда в холле послышались голоса и звук приближающихся шагов.

Пальцы так сильно сжали чашку, что стоило больших усилий расслабить их. Но она не поднялась из-за стола и даже не сделала вида, что собирается идти спать. Какого черта она должна так себя вести?

Эдвин открыл дверь, и в кухню вместе с ним вошла Мария. На ее прелестном кошачьем личике еще сияла улыбка, вызванная, видимо, какой-то интимной шуткой. Но едва увидела Анну, как улыбка сбежала с лица, и в глубине карих глаз появился суровый блеск, как в тот момент, когда она появилась на пороге этого дома.

Каким-то образом Марии удавалось выглядеть так, словно она только что вышла из салона красоты. Ни малейшего следа от долгого перелета, тряски в такси и часового ожидания в гостиной. Просто удивительно! Анне даже захотелось, чтобы на ней самой было сейчас что-нибудь более изысканное, чем юбка с блузкой. Эта одежда, в которой она всегда чувствовала себя прекрасно, сейчас рядом с Марией казалась старомодной и нескладной.

— Вот мы и снова встретились, — сказала Мария и прикоснулась к руке Эдвина — легкий, но многозначительный жест. — Как это замечательно. — Однако глаза оставались холодными. — Нужно было составить мне компанию в гостиной. Мы могли бы поболтать. Ведь это интереснее скучных бумаг.

Она быстро сказала что-то Эдвину по-итальянски, тот засмеялся.

— Здесь мы не должны говорить по-итальянски.

— По крайней мере, — поправила его Мария, как-то сдавленно усмехнувшись, — на людях.

— Ну что вы, пожалуйста. — Анна так старалась улыбнуться, что у нее свело скулы. — Продолжайте без стеснения. Ваш разговор совершенно неинтересен мне. — Именно это можно было заключить из тона ее слов. Эдвин поднял брови, поняв скрытый смысл. — На самом деле я уже собиралась уходить, — добавила она.

Эдвин посмотрел на нее недоверчиво.

— Правда? — Перед ней стояла почти полная чашка. — А почему бы тебе не остаться и не допить чай в нашем обществе?

— Да, конечно, — холодно сказала Мария. Она села за стол и устремила на Анну взгляд своих необычайно суровых карих глаз. — Ты не должна уходить. У нас еще будет время побыть наедине, ведь так, дорогой?

Эдвин не ответил. Направился к холодильнику, не обратив внимания на жест Марии, которым она приглашала его сесть рядом, достал начатую бутылку вина и два стакана.

— Ты составишь нам компанию или будешь пить чай?

Анна покачала головой и сказала с той же улыбкой, которая теперь, казалось, навсегда приклеилась к лицу:

— Я привыкла к чаю.

— Да, я так и подумал.

Мария выслушала этот диалог явно неодобрительно.

— Ты не пьешь? — Она рассмеялась. — Как это здорово, дорогая! А я просто обожаю вино. Особенно шампанское. Дома просто не пью ничего другого. Ведь так, Эдвин?

— Правда? — вежливо спросила Анна, подавив в себе желание поинтересоваться, как же эта милая женщина справляется с похмельем. С каждой минутой она испытывала все большую неловкость и старалась побыстрее допить чай и уйти. Не было никакого желания видеть, как Эдвин сядет рядом с Марией, а та снова мягко, но властно дотронется до его руки.

Хотелось только понять, о чем он думает, и она всматривалась в его лицо. Однако понять что-нибудь не удавалось. И немудрено: она уже имела достаточно примеров его великолепного самоконтроля. Собственно, с первых минут общения чувствовалось, что Эдвин принадлежит к тому типу людей, которые не позволяют себе проявлять эмоции, тем более на публике.

— Итак, — нарушила молчание Мария, — как я поняла, ты здесь работаешь медсестрой. Не находишь ли, что это несколько… — она замялась, пытаясь подобрать подходящее слово, — скучно.

— Именно об этом спрашивал меня Эдвин, когда приехал, — сказала Анна, сделала большой глоток и с удовлетворением отметила, что скоро чашка опустеет, и у нее будет прекрасный предлог уйти. — И я ответила, что нет. Вовсе не нахожу это занятие скучным. Мне нравится, иначе я бы уехала.

Мария снова сказала что-то по-итальянски и недовольно надула губы.

— Ох, я забыла! Мы не должны говорить по-итальянски.

— Я же тебя просил, — раздраженно буркнул Эдвин.

— Просто я сказала, что понимаю, почему Эдвин спросил тебя об этом. Он, как и я, общается с очень большим количеством людей.

— А чем ты занимаешься, — спросила Анна, поскольку вопрос напрашивался сам собой.

— Веду дела фармацевтической фирмы своих родителей, — ответила Мария. — Фирма небольшая, но дел много и работать приходится постоянно.

— Понятно. — Анна поднялась. — Мне пора, уже поздно, извините.

Она несколько встревожилась, увидев, что Эдвин тоже встал. Он положил руку Марии на плечо, и она накрыла ее ладонью.

Блестящая парочка, с горечью подумала Анна. Оба темноволосые, оба красивые. И сейчас, рядом, в этой позе они смотрятся замечательно. Так и кажется, вот-вот появится фотограф, чтобы запечатлеть их для семейного альбома.

— Мария останется на ночь, — сказал Эдвин, глядя сверху вниз на гладкую темную голову, на поднятое к нему лицо. Это выглядело очень соблазнительно. — Где ей лечь?

— Ох, дорогой, разве это проблема? Уверена, что не займу много места в твоей спальне.

— Возможно, — без всякого выражения проговорил он, и на ее пухлых красных губах появилась радостная улыбка.

— Пока посиди здесь. Допивай вино, — сказал он, не глядя на Марию. — Я отнесу твои вещи в комнату и вернусь через несколько минут.

Возможности возразить не было, Эдвин открыл дверь и пропустил Анну. Через несколько шагов в холле она повернулась.

— Не думаю, что Джулиус будет в восторге от ее приезда.

— С каких пор ты начала говорить от имени моего отца?

Она отвернулась, но он схватил ее за руку и повернул к себе.

— Какие проблемы?

— Проблемы? — Она взглянула на него невинными широко раскрытыми глазами. — Какие проблемы?

Он нетерпеливо вздохнул и отпустил ее.

— Послушай, я понимаю, что отец не особенно обрадуется неожиданному приезду Марии. Она склонна действовать… — он подыскивал подходящее слово, — повинуясь импульсу.

— Не нужно ничего мне объяснять.

— Просто ты смотришь на меня так, словно я только что кого-то ограбил. — Они глядели друг другу в глаза. Его взгляд был таким пристальным, гипнотическим, что у нее по спине пробежали мурашки. — Она не понравилась тебе?

Анна пожала плечами и потупила взгляд.

— Я плохо разбираюсь в женщинах.

— Как дипломатично.

Годы работы медсестрой не прошли даром, хотела сказать Анна. А если честно, то не хочу, чтобы ты подумал, будто интересуешь меня. Это, еще раз сказала она самой себе, совершенно не так. Но вслух произнесла:

— Иди к черту! — И быстро пошла прочь.

Он схватил ее за руку и снова повернул к себе.

— Я не кончил разговор. Мне не нравится, когда собеседники поворачиваются и уходят, — строго сказал он.

Пришлось вновь взглянуть на него.

— А мне не нравится грубость. Ты не имеешь права командовать мной.

— Может быть, ты немножко ревнуешь? Так? Или считаешь, что мой безобидный флирт дает тебе право считать меня своей собственностью?

— Своей собственностью? — Она рассмеялась, хотя и немного нервно. — Это просто смешно.

Он недовольно нахмурился.

— Смешно?

— Да, смешно, — слово легко сорвалось с языка. — Смешно, — повторила она. — Если хочешь, я слишком разумна, чтобы терять голову от легкого безобидного флирта.

Она посмотрела на его мрачное красивое лицо и испугалась. Вдруг он увидит, что это всего лишь розыгрыш, что она притворяется легкомысленной. Никогда в жизни Анна не была непостоянной, ветреной, особенно в чувствах. Она была не способна на случайный флирт, на то, что некоторым женщинам давалось с такой легкостью. Мать очень любила пофлиртовать, хотя это не мешало читать дочери нотации, насколько опасны подобные отношения с мужчинами. Анна всегда безропотно выслушивала все советы, часто ненужные и утомительные, поскольку подобных талантов у нее все равно не было.

— Никогда не думал, что встречу женщину, которая скажет мне такое, — пробормотал он, в глазах вспыхнуло удивление.

Она же улыбнулась в ответ:

— Правда? Значит, и я встретила не того, с кем можно пофлиртовать.

Такого он просто не ожидал и сразу помрачнел. Видимо, очень хотелось продолжить разговор, но они оба помнили, что на кухне сидит Мария. Пока он колебался, Анна поднялась в спальню, перешагивая через ступеньку, и даже не оглянулась посмотреть, вернулся ли он на кухню, или все еще стоит внизу.

Хотелось наслаждаться радостью этой долгожданной победы как можно дольше и заснуть с этим настроением. Но радость поблекла, и ее место заняла острая боль. Жестокие муки ревности.

6

Утром Джулиус был не в лучшем настроении. Когда Анна пришла к нему в спальню, то поняла, что Эдвин уже рассказал ему о приезде Марии. Пожилой человек еще не видел ее, но по каким-то причинам уже невзлюбил.

— Что это за манеры?! — бушевал он, пока Анна поднимала с пола книги и складывала их аккуратной стопкой на столике у кровати. — Ответь мне! — настаивал он. — Нужно иметь воистину средиземноморский темперамент, чтобы врываться вот так без приглашения в чужой дом. Тем более на неопределенное время. Скажи же хоть что-нибудь!

Анна дипломатично заметила, что в свое время знала нескольких итальянцев и не думает, что это их национальная черта.

— Прекрати ходить вокруг да около. И почему ты снова надела этот скучный наряд. Мне нравится больше, когда ты в розовом, как вчера.

Внезапная перемена темы разговора ничуть не удивила ее. Мысли Джулиуса часто принимали самый неожиданный поворот, и она привыкла.

— Сегодня будет холодно и промозгло, — спокойно ответила Анна. — Поэтому я решила надеть что-нибудь теплое и уютное.

Она, конечно, не сказала, что, одеваясь скромно, чувствовала себя увереннее, удобнее, она привыкла работать в такой одежде. А, кроме того, и присутствие Эдвина почему-то беспокоило ее меньше, чем вчера.

— Хм, — Джулиус неприязненно окинул взглядом белый свитер и темную плиссированную юбку. — Теперь, когда я, так сказать, снова на ногах, нам, пожалуй, нужно поехать в Лондон и купить тебе по-настоящему красивую одежду.

Анна испуганно посмотрела на него. Она никогда не слышала от него ничего подобного. Собственно говоря, он никогда не обращал внимания на ее одежду.

— Пожалуйста, не надо, — поспешно сказала она.

— Тогда, ради бога, не одевайся так однообразно. — Он посмотрел на нее исподлобья и грубовато бросил: — Ты слишком красива, чтобы прятаться под этими невыразительными одеждами. Кстати, а что она собой представляет?

— Мы почти не разговаривали, — пробормотала Анна. — Вроде бы она… интересная.

— По-моему, невоспитанная.

— Но ее ведь все-таки пригласили. — Он поднял брови:

— И кто же? Уж не Эдвин ли?

— Конечно, кто же еще. — Анна пожала плечами, и Джулиус раздраженно посмотрел на нее.

— И это все, что ты можешь сказать? Хотя бы как она выглядит? Расскажи.

— Увидите за обедом. — Анна открыла дверь, но он снова остановил ее, подошел, взял за руку и спросил:

— Не знаю, кем она приходится моему сыну, но если она… они… ладно, скажем так, если я и видел Эдвина в обществе женщин, то они всегда были привлекательны.

— Она очень привлекательная.

Анне совсем не хотелось обсуждать Марию. И так наверняка ее ждет не одна неприятность, связанная с этой женщиной. Враждебность в глазах итальянки была явно не случайной. Но сейчас думать об этом не хотелось. Мария как раз из тех женщин, которые, по мнению ее матери, очень нравились мужчинам, расцветали в обществе мужчин и обычно были настроены враждебно к представительницам своего пола, видя в каждой из них соперницу.

Когда они с Джулиусом вошли на кухню, Марии не было видно. Эдна сообщила, что Эдвин, уходя, предупредил: Мария не привыкла вставать рано, по крайней мере, тогда, когда ей не нужно куда-нибудь идти.

Все это было сказано недовольным тоном, и Джулиус нахмурился — он ожидал чего-то подобного. Анне даже на какой-то момент стало жалко Марию, но, вспомнив суровый и пренебрежительный взгляд ее карих глаз, решила поберечь свое сочувствие для другого случая.

Она пила кофе, болтала с Джулиусом о том, о сем, пока тот ел свой традиционный горячий завтрак. Потом спросила, чем он собирается сегодня заниматься, и ответ удивил ее. Джулиус ответил, что она может взять выходной.

— Поезжай в Лондон, — предложил он. — Я вернусь домой только к вечеру. Мне нужно пройтись по книжным магазинам, кроме того, сын пригласил меня на ланч. Назначена встреча с одним человеком, который будет работать здесь, в его компании. На самом деле, — он опустил взгляд и принялся намазывать хлеб маслом, — этот джентльмен придет к нам на ужин. Так что, может быть, ты вернешься к половине седьмого?

— У нас к обеду будут гости? — удивилась Анна, а он недовольно ответил:

— Иногда и в этом доме происходят странные вещи.

— Хотя и с недавнего времени, как я успела заметить, — вмешалась в разговор Эдна.

Джулиус отрезал:

— Чем обращать внимание на пустяки, лучше постарайся, чтобы обед получился вкусным.

— А разве вы когда-нибудь могли пожаловаться на мою кухню? — Она вытерла руки о фартук и повернулась к нему, воинственно уперев руки в бока. Джулиус посмотрел на нее встревоженно.

— Никогда, — уступил он. — Но все имеет свое начало. — Он поднялся, похлопал Анну по плечу и вдруг поцеловал в щеку.

Она покраснела.

Едва старик вышел из комнаты, Эдна покачала головой:

— Он стал ненормальным. То не хочет выходить из дома ни за что на свете, то в следующую минуту его не удержишь здесь и на привязи. Чудак.

Анна рассмеялась, но позже, шагая по лондонским улицам, сочувствуя спешившим мимо нее замерзшим людям, рассчитывавшим, видимо, на теплый летний день, она признала, что Джулиус и вправду вел себя в последние дни несколько странно. Сначала поднял шум, что она не так одета, потом исчез на весь день. Может быть, самостоятельный поход в библиотеку дает ему уверенность в своих силах? Или, подумала она с грустью, это Эдвин растревожил его душу, как сделал это с ней.

Она вернулась домой ровно в половине седьмого. Выходной получился ленивым и неспешным. Она встретилась с подругой, чтобы вместе позавтракать, затем пошаталась по магазинам, почитала книгу в поезде на обратном пути и чувствовала себя вполне отдохнувшей.

Поднявшись наверх, Анна открыла дверь в свою спальню и замерла на пороге. На кровати лежало платье. Не простое платье, а изысканный темно-синий наряд с глубоким вырезом и зауженной талией. Очень дорогое. Она не слишком разбиралась в модной одежде, но поняла это по названию фирмы, которое прочла на этикетке.

— Нравится? — спросил появившийся за спиной Джулиус.

Она повернулась, решив сказать как можно более вежливо и осторожно, что просто не может принять такого подарка. Но лицо старика выражало такое нетерпение и в то же время нерешительность, что она невольно улыбнулась.

— Значит, так вы провели сегодняшний день? И что же я буду с ним делать?

— Просто я решил, что тебе захочется надеть что-нибудь новое к сегодняшнему вечеру. Размер я узнал по платьям в твоем гардеробе. Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая?

— Не возражаю ли я? — Она подошла к нему и сжала руку. — Оно прекрасно! Мне будет так приятно его надеть.

От такого проявления чувств он смутился, кашлянул и похлопал ее по руке.

— Гости придут в половине восьмого. Напитки в гостиной. — Он собрался выйти, но вдруг снова повернулся к ней. — Да, чуть не забыл! — Достал из кармана коробочку и открыл. В ней лежало потрясающее бриллиантовое ожерелье. — Оно принадлежало моей матери. Его долгое время не носили. Матери Эдвина оно не нужно. Я хочу подарить его тебе.

Анна взглянула на ожерелье и не смогла вымолвить ни слова. Наконец ей удалось пробормотать какие-то слова, означавшие, что она просто не может принять такого дорогого подарка. Но он уже вложил ожерелье ей в руку.

— Пожалуйста, — проговорил он, — сделай старику приятное.

Она со вздохом взяла драгоценность.

— Но только на сегодня, — предупредила она. — Оно должно остаться у вас. Это украшение должно принадлежать будущей жене вашего сына.

— Согласен, — ответил Джулиус с обезоруживающей улыбкой и ушел, оставив ее одеваться.

Еще оставалось время, чтобы принять ванну и не спеша привести себя в порядок. Платье она решила надеть в последнюю очередь. Анна и думать не думала, что когда-нибудь в жизни у нее будет такая чудесная вещь. Однажды, в день шестнадцатилетия мать сделала неожиданный жест — подарила ей платье, красивое, но совершенно другое. Уже потом Анна поняла, что, подарив то скромное девичье платье, мать неосознанно пыталась продлить детство своей девочки и подольше сохранить свое влияние. Она никак не хочет верить и до сих пор, что дочь выросла.

И Тони ни разу не подарил ей ничего, что подчеркнуло бы ее женственность. Последнее время он дарил духи, книги, свитера, но никогда ничего подобного. Это же платье предназначалось женщине взрослой и привлекательной.

Анна надела платье и посмотрела в зеркало. От восторга и волнения захватило дух. Волосы остались распущенными и спадали на спину густыми шелковыми прядями. Неплохо, сказала она своему отражению и улыбнулась. Повернулась боком и рассмеялась, настолько откровенно кокетливым было это движение. По своей природе она не была кокеткой. Так ей казалось. Но, возможно, тяжелая работа в больнице, где пациенты забирали все ее свободное время и силы, просто не оставляла времени проявить себя. Сейчас, глядя в зеркало, она даже слегка испугалась нового выражения лица и появившегося в глазах блеска. Вообще в последнее время обнаружила в себе много нового, каких-то черт характера, видимо доселе дремавших и теперь проснувшихся. Ящик Пандоры открылся, но, быть может, слишком поздно.

Анна спустилась вниз последней. Подойдя к двери гостиной, остановилась, услышав голоса, глубоко вздохнула, открыла дверь и непроизвольно повернулась к тому, кто наверняка был настроен дружески: Джулиусу. Едва тот заметил ее, глаза загорелись, и он одобрительно кивнул.

— Разве она не великолепна? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Но один из гостей, темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, тепло сказал:

— Она изумительна.

Эдвин промолчал, но краем глаза она заметила, что он смотрит на нее. Все замечающие серые глаза сузились.

Беседа возобновилась. Джулиус сказал что-то молодому гостю и подозвал ее, чтобы представить.

Анне казалось, что она парит в воздухе. Роберто, так звали молодого человека, поцеловал ей руку, карие глаза смотрели с восхищением. Помимо него в гости пришла супружеская пара, старые друзья Джулиуса, которых, как она поняла позже, пригласили в последний момент.

Анну представили всем присутствующим.

Я сделаю вид, что Эдвина вовсе здесь нет, подумала она. Но это было совершенно невозможно. Ее охватило волнение от одного его присутствия. Он подошел сзади и холодно сказал, наклоняясь к ее уху:

— Можно предложить тебе выпить?

Она обернулась. Он окинул ее взглядом и посмотрел в глаза:

— Сногсшибательно.

Взглянув поверх его плеча, она увидела неприязненно сверкающие карие глаза Марии. Та сидела в кресле у камина с бокалом вина, и Анна обратила внимание на ее короткое и очень открытое платье. Эдвин провел пальцами по ее щеке, и по телу побежали искры. Он поиграл ожерельем и опустил руку.

— Да, ты не страдаешь от избытка морали, по крайней мере, до такой степени, чтобы это помешало тебе принимать подарки от моего отца. Ожерелье стоит целого состояния. Ты попросила его, или он предложил сам?

Анна стиснула зубы и постаралась остаться спокойной.

— Я и не подозревала о его существовании, пока…

— Пока он не заставил тебя? Может быть, даже приставил пистолет к виску, чтобы ты не отказалась?

— Я отказывалась. Прекрати, на нас смотрят.

— Меня не интересует, что они подумают, — сказал он мрачно. — А платье? Еще один подарок?

Она покраснела от смущения.

— Ах, отвечать не обязательно. Все написано у тебя на лице. — Он налил в бокал белого вина, прекрасно контролируя при этом свои движения. — Может быть, расскажешь, от каких еще безделушек ты столь же безуспешно пыталась отказаться? — Голос был тихим и хриплым, а глаза — опасно холодными.

— И не собираюсь ничего тебе рассказывать, ты все равно ничего не услышишь.

Эдвин плотно сжал губы, и она впервые увидела, как он покраснел от злости. Одетый, как подобает в подобных случаях, в темный костюм и белую рубашку, хотя и без обязательного галстука, он стоял спиной к гостям, закрывал собой остальных, и она была вынуждена смотреть только на него. Этот костюм, как и любая другая одежда, сидел на нем великолепно, подчеркивал его привлекательность. Этот человек завораживал ее. Анна отвела глаза.

— Не придирайся ко мне, — прорычал он.

— Это ты придираешься, — прошептала она в ответ, стараясь, чтобы ее чувства не погасили гнев. — Я не собираюсь оставлять это ожерелье у себя, а платье можешь забрать, как только сниму его, если для тебя так важно, чтобы я не принимала ничего от твоего отца, какими бы добрыми ни были его намерения.

Взгляды их встретились, и она увидела, что Эдвин немного успокаивается, хотя продолжает хмуриться.

— Я бы выпила еще.

Он слегка повернулся, наливая ей вина, и Анна увидела, что Мария проявляет явные признаки нетерпения. Она беседовала с Констанс, давней приятельницей Джулиуса, но уделяла значительно меньше внимания своему разговору, чем наблюдению за Анной и Эдвином. Просто не сводила с них глаз.

Анна помахала ей рукой, та кивнула в ответ и вновь обратила взор к Констанс.

— По-моему, Марии хочется побыть в твоем обществе, — вежливо сказала Анна.

— Ну и что?

— Какая я глупая. Конечно же, это еще не причина бежать к ней. — Она вложила в слова весь свой сарказм. — Зачем это тебе? Ведь ты пойдешь, когда захочешь, правда? А сейчас можешь оставаться, где считаешь нужным. И все же она будет упорно ждать тебя.

Он взглянул на нее, и в серых глазах мелькнули недовольство и восхищение, тут же сменившиеся удивлением:

— А ты против?

Она заставила себя посмотреть в его красивое суровое лицо и проговорила нетвердым голосом:

— Нет, я не против. Просто думаю, что любая женщина, которая ждет мужчину, должна быть немножко ненормальной.

— А я считаю немножко ненормальной женщину, которая хоронит себя черт знает где только из-за того, что боится жизни.

Она вскинула голову.

— Я не боюсь жизни!

— У отца великолепный вкус. Он выбрал тебе хорошее платье, — проговорил он в ответ. — В нем ты выглядишь женщиной, которая заботится о своей внешности. — Он снова окинул ее неторопливым взглядом, от чего она разозлилась еще сильнее.

— Благодарю за это ценное наблюдение, — огрызнулась она. — Я пронесу его через всю жизнь.

Он улыбнулся. Все ее победы над Эдвином Коллардом оказывались временными. В конечном итоге разговор всегда поворачивался так, как хотелось ему. Или она ошибается? Он по-прежнему пристально смотрел на нее, собираясь, видимо, продолжать словесную перепалку, но ему не дали такой возможности. К счастью.

Подошел Джулиус со своим старым другом Остином, как выяснилось, крестным Эдвина, и с этого момента Анна больше не оставалась с ним наедине, что могло только радовать.

Она села за стол рядом с Констанс, слева от нее расположился Роберто, и после третьего бокала вина она перестала обращать внимание на злобные взгляды Марии, которые та бросала на нее.

Роберто оказался просто очаровательным. Он говорил по-английски значительно хуже, чем Эдвин и Мария, и весь вечер Анна пыталась убедить его, что может помочь преодолеть трудности с языком.

Обычное ее благоразумие изменило, она почувствовала, что готова флиртовать. В перерыве между закусками и горячим он взял ее руку, чтобы убедиться, что она действительно такая грациозная и мягкая, какой кажется. Когда подали горячее — великолепную свинину с вишнями и овощами, Роберто уже не обращал внимания ни на кого, кроме нее. Лишь к ней он обращался своим тихим голосом, совершенно игнорируя остальных, что, впрочем, вовсе не казалось невежливым. Это было приятно. И если Эдвин бросал недовольные взгляды, то это доставляло ей еще большее удовольствие.

— У меня такое чувство, что я знаю вас всю жизнь, — интимно прошептал он ей на ухо. — Как это возможно? Ах, если бы только… — Он выразительно посмотрел на нее, а она театрально улыбнулась в ответ. — Если бы я лучше говорил по-английски!

Последние слова прозвучали в тишине прерванного вдруг за столом разговора, и все посмотрели на них. Но у Анны было слишком хорошее настроение, чтобы придавать этому значение.

— Как я смогу сказать все, когда так плохо говорю по-английски? — Он понизил голос и закатил глаза, отчего Анна весело рассмеялась.

Было очень хорошо, легко на сердце, ее переполняла радость, и ничто на свете не волновало.

— Может быть, — неторопливо проговорил Эдвин с противоположного конца стола, ты, Роберто, выбрал себе не совсем подходящую работу? — Наступила неловкая тишина: все пытались понять, шутит он или нет, но, судя по голосу, говорил совершенно серьезно. — Видимо, мне следовало подыскать кого-нибудь, кто говорит по-английски лучше тебя? — Вновь наступило неловкое молчание, но Эдвин продолжал обедать, как ни в чем не бывало.

Джулиус сказал что-то своему соседу, и общий разговор возобновился. Эдвин взглянул на Анну, и та тоже посмотрела на него.

— Бедный Роберто! Уверена, он просто не так выразился, — мягко сказала Анна и улыбнулась.

— Я тоже так думаю. Но, может быть, мне улучшить английский? Как ты думаешь? Это не умно — сердить Эдвина.

Она мрачно подумала, что он действительно прав и ее поведение не понравится Эдвину, который не был похож на человека, умеющего прощать.

Обед был окончен, и все вернулись в гостиную пить кофе, от души поблагодарив Эдну за прекрасный стол. Собирая посуду со стола, Эдна немного замедлила шаги около Джулиуса.

— Я же говорила вам, читалось в ее довольном взгляде, и он махнул рукой в ответ.

Анна не заметила, чтобы хозяин дома разговаривал с Марией. Но по дороге в гостиную Мария постаралась оказаться рядом с ним, и теперь, держа за руку, что-то говорила ему и беспрерывно смеялась. По крайней мере одно предположение насчет этой женщины оказалось верным: Мария оживала в обществе мужчин, любого мужчины. Она говорила и вела себя совершенно иначе и смеялась намного громче.

Анна смотрела на них, когда подошел Эдвин. Они остались в столовой вдвоем, и когда она сделала попытку уйти, он остановил ее, больно схватив за руку.

— Мне это не понравилось, — резко сказал он.

Анна недоуменно взглянула на него.

— Что именно?

— Мне не понравилось, что ты заигрывала с Роберто.

Ее вдруг охватил такой гнев, как в тот раз, когда ударила его по голени. И сейчас с трудом удалось подавить в себе это желание.

— Я не заигрывала с Роберто, — ответила она. В голове сразу прояснилось, но она продолжала делать вид, что не понимает его.

— Он приехал сюда работать, а не кокетничать с милашками.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Подумай. — Его лицо искривила насмешливая улыбка.

— Не буду. — Она повернулась, чтобы уйти, но он не отпустил ее.

— Объяснить? — Эдвин окинул ее взглядом и жестко сказал: — Вы вели себя за столом неприлично, все время смеялись, ты смотрела на него томными и призывными глазами, слушая его игривые шутки, хотя до сегодняшнего вечера вы были незнакомы. А ему все равно возвращаться в Италию к своей девушке…

— Ты как всегда преувеличиваешь, возмутилась Анна. — Я, конечно, и понятия не имела, что у него есть девушка. Но это неважно. Шутки были совершенно безобидные.

— Безобидные? — Он смотрел недоверчиво. — Ты так думала? Безобидные?

Она кивнула, словно все это ее очень удивляет. Он вздохнул и легко прикоснулся пальцами к ее щеке. Она замерла.

— Я… — начал он, задыхаясь. — Мне не следовало говорить все это. Я… Ты пробудила во мне все самое худшее, и я не понимаю, почему это случилось.

Она с удивлением отметила, что он извиняется. Трудно было ожидать подобной реакции от такого человека.

— Но ведь я живая, — резко сказала она.

— Конечно, а другие?! У них тоже есть чувства. — Он опустил руки. — Но когда здесь откроется представительство моей компании, мне будет нужен именно Роберто. И я не хочу, чтобы он думал здесь о чем-то еще, кроме работы.

— Успокойся, — устало ответила она. — Я не собираюсь ложиться с ним в постель.

Наступила тишина. Она подняла взгляд и увидела, что он задумчиво смотрит на нее. Анна начала догадываться, о чем он думает.

— А ты вообще ложилась когда-нибудь с кем-нибудь в постель? — полюбопытствовал он.

Ее сердце шумно забилось, ноги сделались ватными.

— Нас ждут, — пробормотала она, но он не обратил внимания на попытку переменить тему разговора.

— Роберто и впрямь ничего не значит для тебя? — спросил Эдвин, но Анна промолчала, и он продолжал задумчиво: — Ты из тех девушек, которые сторонятся понравившихся им мужчин. Я прав?

— Не думай, будто можешь читать меня, как открытую книгу, — отрезала она. Сейчас происходило именно так. Это пугало, она почувствовала, что дрожит. — Лучше пойдем к гостям, пока они не отправились нас разыскивать.

— Наверное, ты права, сказал он со странной интонацией. Лучше пойти к ним. — Эдвин резко повернулся, и она последовала за ним в гостиную, чувствуя себя совершенно сбитой с толку.

В гостиной царила послеобеденная ленивая атмосфера, когда все уже несколько утомились и, казалось, вот-вот начнут собираться домой. Так и произошло, но прежде Констанс и ее муж настояли, что следующий званый обед непременно будет у них.

Анна с радостью заметила, что Роберто прекратил заигрывать с ней. Без сомнения, он испытывал благоговейный страх перед боссом. Прощаясь с ней на глазах Эдвина, он грубовато рассмеялся и предложил звонить ему, если понадобится дружеская поддержка.

Анна еле заметно улыбнулась. Так и подмывало спросить, что тогда подумает его девушка?

— Да… — произнес Джулиус, едва за гостями закрылась дверь. — Я уже забыл, что такое общение. Оно чертовски утомляет такого старика, как я.

Анна улыбнулась, а Мария, стараясь понравиться, сказала:

— Зато сегодня вы будете хорошо спать.

Джулиус не ответил. Анна, зная его достаточно хорошо, видела: эта женщина не нравится ему. Он был подчеркнуто вежлив, если приходилось обращаться к ней, но если бы в тот вечер к телефону подошел он, то вряд ли пригласил бы ее в свой дом.

Джулиус отправился спать, настояв, чтобы Анна не провожала его. Ей пришлось остаться с Эдвином и Марией, хотя никакого желания провести остаток вечера в их обществе она не испытывала.

— Думаю, — Мария холодно улыбнулась Анне, нам с тобой можно еще немного выпить на ночь. Мы так и не поболтали. — Она повернулась к Эдвину и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы мимолетный волнующий жест, который, как показалось не искушенной в подобных вещах Анне, был приглашением к большему. — Бедненький, — проворковала Мария, надув губки, — ты выглядишь таким усталым. Наверное, пойдешь спать и оставишь нас, маленьких девочек, поболтать?

— Мне еще нужнопоработать. — Он взглянул на часы. — Я буду в кабинете. — Сдержанно кивнул Анне, их взгляды встретились, и она поспешила опустить глаза.

— Пошли в гостиную, — предложила Мария.

Они с Эдвином двинулись вперед, и Анна поплелась за ними, чувствуя себя теленком, которого ведут на бойню. Не хотелось никаких, тем более интимных разговоров с Марией. Вообще не хотелось разговаривать с этой женщиной, но теперь она не видела возможности увильнуть, не показавшись при этом грубой.

— Ну, вот, — сказала Мария, когда Эдвин ушел в кабинет, и они уселись в кресла друг против друга, — ты, наверное, будешь пить ликер.

— Нет, спасибо.

— О да, я забыла. Ты не любишь его. Но сейчас, когда мы одни, можешь не притворяться маленькой девочкой.

— О чем ты хочешь поговорить со мной? Я устала и хочу спать.

Мария, не торопясь, с хозяйским видом подошла к бару и налила себе скотч.

— Я ненадолго оторву тебя от прекрасных сновидений.

Она снова села, и Анна вдруг увидела, что на самом деле эта женщина была старше, чем казалось сначала — издали и при вечернем освещении. Ей уже было за тридцать. Рядом с Эдвином она могла показаться мягкой, даже застенчивой, но сейчас Анне стала видна жесткая складка возле рта, в глазах читался твердый, волевой характер. Прирожденный руководитель. Видимо, ей повезло, что довелось управлять компанией родителей. У них с Эдвином было много общего.

— Я хочу поговорить с тобой об Эдвине, — прямо сказала она, и Анна почувствовала, как краснеет. — Я наблюдала за вами и поняла, что ты увлечена им. Я уверена в этом. Женщины чувствуют подобные вещи.

— Это вовсе не так, — запротестовала Анна. — Неужели ты привела меня сюда только затем, чтобы сообщить подобную чепуху.

Даже ей самой протест показался слишком бурным. Невольно, отвергая обвинение, она старалась заглушить свой внутренний голос, говоривший ей то же самое.

— Он производит впечатление на женщин, — сказала Мария, холодно улыбнувшись. — Он вообще неординарный человек. Всегда выделяется из толпы, ведь так? Но если ты увлечешься, ничего хорошего из этого не выйдет.

Анна усмехнулась. За сегодняшний вечер ее предостерегают уже второй раз. Кто бы мог подумать, что она станет «роковой женщиной»?

— Ты глубоко заблуждаешься, — сказала Анна как можно убедительнее. — Хотя это и не твое дело.

— Нет, это мое дело! — Теплота в глазах Марии, которой с самого начала было немного, угасала с каждой секундой. — Может быть, нужно объяснить. Мы с ним… как бы сказать получше, находим взаимопонимание. Не помолвлены, как это полагается у вас в Англии, но предназначены друг другу самой судьбой. Видишь ли, он возглавляет одну из крупнейших фармацевтических компаний Италии, значительно большую, чем у моих родителей, и наш союз сделает его позицию на рынке совершенно неуязвимой. Боюсь, что ты даже не имеешь права интересоваться им. — Она снова постаралась, чтобы в глазах появилось хоть немного теплоты, и сейчас в них светилось нечто вроде ледяного сочувствия. — Я рассказываю все это лишь потому, что ты нравишься мне. Помимо прочего, мы, женщины, — сестры.

— Правда? — процедила Анна сквозь стиснутые зубы. Если она хотела сказать, что они чем-то похожи друг на друга, то хотелось бы, чтобы сходство было как можно меньше.

— Эдвин в своих поступках, — Мария тщательно подбирала слова, — руководствуется разумом, а не чувствами.

— Значит, он не любит тебя? — Мария слегка порозовела.

— Мы с ним знаем друг друга много лет, — отрезала она. — Мои родители относятся к нему, как к сыну.

— Неужели! — Анна по-прежнему ждала ответа на свой вопрос.

— Ты не в его вкусе, — сказала Мария спокойно. — Ему не нравятся очаровательные светловолосые англичанки. Он любит темпераментных женщин. Темпераментных и… — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — И умных.

Анна побледнела.

— Надо ли спросить, что ты сейчас имела в виду?

— Ох. — Мария взглянула широко открытыми глазами, как бы раскаиваясь. — Надеюсь, я не обидела тебя? Наверное, не удалось подобрать нужного слова. Знаешь, в моем английском есть пробелы, и иногда я говорю не то, что имею в виду…

— С твоего разрешения, я все-таки пойду спать.

— Конечно. Уже поздно. Ты, должно быть, устала. — Мария поднялась — маленькая, изящная, но такая опасная женщина. Анна отрешенно смотрела на нее. Значит, война? Война из-за Эдвина Колларда. Смешно! Она повернулась и, не оборачиваясь, направилась к двери.

У себя наверху, в спальне, подойдя к зеркалу, она не увидела беззаботной обольстительной женщины, которая уходила отсюда несколько часов назад. Ее место заняла другая: изможденная, уставшая и не верившая теперь никому. Именно такой она и чувствовала себя теперь.

Изо всех сил она старалась не увлечься, но теперь пришла пора посмотреть правде в лицо. И если Мария догадалась о ее чувствах уже через день, значит, ему и подавно известно об этом. Анну охватила апатия. С трудом она умылась, сняла свое дорогое платье, надела ночную рубашку и почувствовала себя, как Золушка после бала в тот момент, когда карета снова превратилась в тыкву. Выключила свет, но не могла уснуть. Лежала, размышляя о своей жизни.

Вдруг в коридоре раздались шаги Марии и Эдвина и их приглушенные голоса. Мысли спутались. Куда они шли? Спали ли они вместе? Пусть у них прекрасное взаимопонимание, деловая договоренность, пусть его поступками руководил разум, а не сердце, но он мужчина, чертовски сексуальный мужчина, а Мария Фелуччи — красивая, умная и, как она дала ясно понять, доступная. Сейчас Анна это наконец поняла до конца.

Утром так не хотелось выходить из комнаты, так не хотелось видеть ни Эдвина, ни Марию, что она сама удивилась, как ей все же удалось себя преодолеть. На кухне Эдна сказала, что Мария уехала в «город». Это означало, что она уехала в Лондон, где, вероятно, потратит на тряпки сумму не меньшую, чем годовое жалованье Анны. А Джулиус, с удивлением заявила Эдна, опять отправился в библиотеку за книгами.

Значит, подумала Анна, дома только Эдвин. Он наверняка сидит со своими бумагами.

Чем бы заняться до возвращения Джулиуса? Вдруг ее пронзила мысль — она больше не нужна Джулиусу. Эта мысль поразила и опечалила. Да, виной этому его все возрастающая самостоятельность. И, конечно, присутствие сына.

Тут человек, встречаться с которым хотелось меньше всего на свете, открыл дверь на кухню, где она заканчивала пить кофе.

— Ах, вот ты где. Хорошо. Я жду тебя в кабинете через несколько минут. Нужно поработать. — Он прошел к столу, налил себе кофе и стал пить, глядя на нее поверх чашки.

Ее тело отреагировало на этот взгляд, как обычно. И она, как обычно, постаралась подавить свою реакцию рассудком, бросив на него колкий взгляд.

— По твоему взгляду можно заключить, что у тебя есть более интересные занятия, даже когда отца нет дома?

— Я пока еще работаю на него, и мы с ним по-прежнему занимаемся его историческими очерками. — Которым, подумала она про себя, он стал уделять значительно меньше времени с тех пор, как в доме появился его сын.

— Жду тебя в кабинете через пять минут, — сказал он и осушил чашку с таким видом, словно ее слова только лишний раз подтверждали желание помогать ему.

Возникло искушение оставить его дожидаться в кабинете, а самой заняться чем-нибудь еще в другой части дома. Однако это было так же опасно, как размахивать красной тряпкой перед быком. Поэтому Анна допила кофе и неохотно вошла в кабинет, где он ждал, сидя за компьютером.

— Что я должна делать?

Он не ответил, и Анна посмотрела на него в упор. Черные густые волосы, зачесанные назад, волнами спадали на ворот рубашки, рукава которой были закатаны до локтей. Он был так близко, что сердце начинало, как всегда, учащенно биться. Она не могла сесть за компьютер, так как неизбежно пришлось бы прижаться к его бедру. Анна продолжала стоять, краснея и не зная, куда деться.

— Прекрати вести себя так, словно я нарушаю государственные законы, — сказал он, и она поразилась, насколько напряженно звучал его голос. — И закрой дверь. — Он вновь отвел глаза и сосредоточился на каком-то документе, беспокойно теребя его в руках.

Анна закрыла дверь и снова замерла, не знал, что делать дальше.

— Прекрати стоять без дела! — раздраженно крикнул он.

— А что мне делать?

— Сядь. Сядь, черт побери! Вот сюда. — Он указал на стул, на который так не хотелось садиться, и, увидев выражение ее лица, гаркнул: — Я не укушу тебя! Да в чем дело?!

— Ни в чем.

Она примостилась на краешке стула, стараясь изо всех сил не прикасаться к нему. Он посмотрел на экран монитора.

— Вчера ты весь вечер крутилась возле Роберто, отрезал он. — Никакой скромности.

— Просто он не оскорблял меня весь вечер.

Она снова поднялась и обнаружила, что стоит вплотную к нему. Они смотрели друг другу в глаза, ее юбка касалась его брюк.

Анна тяжело дышала, грудь вздымалась и опадала. Она уже плохо себя контролировала.

— Сейчас тебя никто не оскорбляет.

Они пристально смотрели друг на друга, и Анна как бы затаилась, чего-то ожидая. Он склонил свою темную голову, и она уже знала, что отчаянно желает его прикосновений. В своем воображении сотни раз представляла, как это произойдет, и все время вопреки здравому смыслу мечтала об этом мгновении. Он положил руку ей на затылок и прильнул жарким, нетерпеливым ртом к ее губам. Резким движением выдернул заколку из волос и застонал, увидев, как они рассыпались по плечам.

Здравый смысл оставил ее, но ни за что на свете она не хотела бы сейчас обрести его вновь. Анна жаждала этого человека. Желание ее затопило. Ощутив его язык у себя во рту, она обхватила его голову, лаская его с несказанным наслаждением, теребя темные жесткие волосы.

Он нащупал маленькие пуговки на блузке и начал лихорадочно расстегивать их. Она задрожала и подалась к нему, желая еще большей близости, еще более интимных ласк. Он погладил ее грудь, и она застонала, прогнулась и обхватила его руками за плечи. Теперь он целовал лицо, шею, тихо постанывая и продолжая ласкать ее грудь, ставшую, казалось, больше от этих прикосновений.

Распахнув блузку, он расстегнул бюстгальтер, наклонился и припал губами к груди. У Анны захватило дух. Она тянулась к нему каждой клеточкой своего тела. Ощущения были столь сильными, необычными, что она совершенно теряла над собой контроль, будто растворялась в ласках. Они становились все более смелыми, требовательными, и Анна была готова лишиться чувств.

Эдвин чуть-чуть отстранился и взглянул на нее, и ее молнией пронзило: что же она делает?! И вслед за этим — ощущение беспомощности и унизительности положения, в котором оказалась.

— Теперь я верю, что Роберто ничего не значит для тебя, — прошептал он ей на ухо. — Ему отвечала голова, а не тело.

Анна вспыхнула, и тут же румянец схлынул со щек. Полная отвращения к себе, она резко отстранилась. Эдвин не понял ее жеста и не обратил на него внимания. Но она высвободилась и дрожащими руками начала с трудом приводить в порядок одежду. Он, еще весь во власти чувств, пробормотал:

— Не надо. Не уходи.

— Я не смогу работать сегодня, — невнятно буркнула она.

— Черт возьми! Я же вижу, что ты пытаешься скрыть под внешним спокойствием. Я тебя хочу. Прямо здесь и прямо сейчас. И ты тоже меня хочешь.

Она попятилась, судорожно застегивая блузку и глядя на него так, словно он был опасным зверем, способным наброситься на нее в любой момент.

Она ненавидела себя, понимая, что он действительно возбудил ее. А разве это могло у него не получиться? Наверняка любая женщина, каждая его любовница возбуждалась от одного его взгляда.

— Я совершила ошибку, — слова все еще давались с большим трудом. — Оставь меня. Я не хочу ни тебя, ни какого-либо другого мужчину.

Он шагнул к ней и схватил за плечи.

— Чего ты так испугалась?

— Оставь меня! — она почти кричала, наконец как-то совладав со своим голосом.

— Нет.

Она выскользнула и ринулась к двери, бросив через плечо:

— Не хочу, чтобы ты еще раз прикасался ко мне.

Он не успел ответить, как она захлопнула дверь и побежала в свою комнату, благодаря Бога за то, что Джулиуса нет дома.

7

Столкнись сейчас Анна с кем-нибудь на лестнице, она, скорее всего, промчалась бы мимо, не заметив. Кровь стучала в висках, в ушах шумело. Она ничего не видела и не слышала.

Она закрыла за собой дверь и бросилась на кровать. Ее охватило чувство безнадежности и отчаяния. Она прикрыла глаза. Обхватила голову руками и попыталась собраться с мыслями. Какую глупость она совершила, поддавшись чувству. Насколько безрассудной нужно быть, чтобы влюбиться в такого человека, как Эдвин Коллард. Она так устала от напряжения последних дней, от необходимости постоянно контролировать себя, что в какой-то момент осторожность покинула ее, и здравый смысл уступил место чувству. Только теперь она до конца поняла, насколько Эдвин завладел и ее мыслями, и ее чувствами. В сущности, с момента его появления она и не переставала о нем думать.

Пребывание в Брайдвуд-хаусе, который так долго был для нее убежищем, маленьким оазисом тишины в этом беспокойном мире, теперь превратилось в настоящий кошмар. Она не могла ни двигаться, ни дышать, не думая одновременно о том, что в любую минуту вдруг появится Эдвин, этот темноволосый, красивый человек, при одном виде которого у нее путались мысли и подгибались колени.

А тут еще приезд Марии. Нет, она не боялась ее, это было какое-то другое, трудно определимое чувство. Во всяком случае, пребывание в доме этой женщины доставляло массу неудобств.

Но почему из всех мужчин на свете именно он? — простонала Анна про себя. Почему ее тело предпочло этого человека, выбрало именно его объектом влечения, неизведанного за двадцать три года? Ведь у него не возникало сложностей с женщинами. Стоило поманить пальцем, и они были у его ног. Боже мой, как ей хотелось надежности, ровных, продолжительных отношений. А теперь! Пожалуй, пойди она в тюрьму и выбери там любого заключенного, результат был бы ничуть не лучше.

Как часто она говорила себе, что в жизни не может, не должно быть неожиданностей, что нельзя ходить по лезвию ножа, что хочется тихой и спокойной жизни. Куда же подевался весь ее здравый смысл? Унесся вдаль, как своенравный конь, оборвав привязь и сорвав дверь сарая. И вряд ли теперь кто-нибудь когда-нибудь эту дверь починит, подумала она с горечью.

Каким образом разобраться в себе, если любая встреча с ним превращается в борьбу с собой? Разум говорил одно, а эмоции диктовали нечто совершенно противоположное. Эта борьба совершенно опустошала.

Может быть, лучше взять расчет и уехать, но при одной мысли о Джулиусе, о том, как он расстроится, почувствовала себя попавшимся в капкан зверем, которому не вырваться. На ее месте многие девушки бросились бы за советом и сочувствием к матери. Но для нее даже это невозможно. Мать, озлобленная на всех мужчин, поощряла их отношения с Тони только потому, что он был тихим и спокойным. Она наверняка возненавидит Эдвина, если узнает его, и никакого сочувствия от нее не дождешься.

Совершенно ушедшая в свои мысли, Анна не почувствовала постороннего присутствия в комнате, пока Эдвин, стоя в дверях, не окликнул ее. Она подскочила и посмотрела на него расширившимися от страха глазами, словно видела в первый раз.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Анна, возвращаясь к действительности. — По какому праву врываешься ко мне в спальню? — Она старалась взять себя в руки, но получалось плохо.

Эдвин медленно вошел, не сводя с нее глаз, но не приблизился. Прошел к окну, держа руки в карманах, и посмотрел в сад. Она же была вынуждена смотреть па него. И это было ужасно.

— Убирайся! — тихо проговорила она.

Эдвин повернулся и присел на подоконник.

— Нет. До тех пор, пока ты не объяснишь, что все это значило.

— Я не хочу разговаривать с тобой об этом.

— А я хочу.

— Тогда разговаривай об этом сам с собой.

Она ответила как-то не так. Он подошел и присел рядом на кровать. Лицо стало злобным, глаза превратились в щелочки.

— Понятно. — Он провел пальцами по волосам и нетерпеливо тряхнул головой. — У тебя была несчастная любовь. Ну, ладно. Но ведь это в прошлом. Почему же сейчас ты ведешь себя так, словно боишься жизни.

— Просто не хочу ни с кем связываться.

— Почему? Он так много для тебя значил? — Анна подняла глаза и постаралась сдержаться.

— Не твое дело, — сказала она упрямо.

— Черт возьми, всякий раз, когда ты чувствуешь себя задетой, выливаешь на меня ушат холодной воды.

— Ах, прости, я не оправдываю твоих ожиданий. Ведь ты, конечно, считаешь, что женщины должны бросаться к тебе на шею. Кстати, ты забыл, что у тебя уже есть девушка.

— Мария не моя девушка, — спокойно ответил он.

— Зачем же скрывать такую важную информацию. Тем более что она сама считает, что это именно так.

— И это вызывает в тебе ревность? — Голос прозвучал сухо. Быть может, ее поведение воспринималось им как призыв?

— Она ждет тебя. А я… я наоборот… не хочу тебя видеть.

Он упрямо сжал губы.

— Однако стоит мне прикоснуться к тебе, как твое тело говорит об обратном.

Отрицать это было невозможно, и Анна разозлилась еще сильнее.

— Секс не интересует меня, — сказала она убежденно и под его пристальным взглядом покраснела от смущения.

— Глупости. Совершенно очевидно, что это не так, черт возьми. Может быть, он не интересовал тебя, пока ты была со своим молодым человеком? Ты именно поэтому порвала с ним? Я прав?

— Перестань говорить от моего имени!

— Тогда отвечай, когда тебя спрашивают. — Он не собирается уходить, не получив ответа. Это не в его стиле. Он хотел ее, но она была против, и он желал знать — почему. Теперь он будет сидеть здесь, пока не добьется того, что ему нужно.

Она вздохнула:

— Хорошо. Тебе нужны ответы, и ты получишь их. Я не хочу и не могу заняться с тобой любовью, так как мне мало того, что ты предлагаешь взамен.

Его взгляд сделался ледяным.

— И что же я предлагаю?

— У меня нет желания становиться одной из многих. Не хочу жить, не задумываясь о последствиях. Достаточно с меня примера родителей. Их развод был так тяжел и изнурителен… Не вижу смысла ни в каких отношениях с мужчиной, кроме как…

Он, похоже, начинал понимать.

— Ты хочешь какого-то договора? — спросил он напрямую.

Это звучало несколько старомодно, но она не стала отрицать, что имела в виду что-то вроде этого. Никогда она не станет заниматься любовью, потакая своей прихоти. Многие ее подруги поступали именно так. Спали со своими приятелями, легко расставались с ними. На их месте появлялись новые. Анна выслушивала рассказы об этих «трагедиях» с сочувствием, но и с непониманием. Правда, она всегда говорила себе, что у нее есть Тони, и не задавалась вопросом, почему же они ни разу не переспали, хотя у них и был «какой-то договор».

Теперь она знала почему. Она никогда не любила Тони. Но теперь она полюбила Эдвина Колларда — отчаянно, безнадежно. Ее переполняла любовь, именно поэтому ее тело так жаждало этого человека. Здравый смысл твердил, что нельзя соглашаться на что-то меньшее, чем замужество.

Анна опустила голову, внезапно почувствовав слабость. Бросило в жар, потом в холод, закружилась голова. Она испытывала к Эдвину не только физическое влечение, она по-настоящему любила его. Такой уж ей выпал жребий.

— Договор не гарантирует долгой семейной жизни, — резко сказал Эдвин. — Очнись! Каждый в жизни сталкивается с трудностями. У тебя были проблемы с родителями. Я сочувствую. Но вспомни: мою жизнь тоже нельзя сравнить с дорогой, усыпанной розами. Это касается и моих родителей.

Анна сложила на коленях руки и сосредоточила все внимание на них, чтобы не смотреть в его горящие глаза. Но он обхватил руками ее голову, погрузив пальцы в волосы, и заставил поднять глаза.

— Я знаю, — пробормотала она.

— В наш век, в наше время развод стал обыденным явлением, и надо относиться к нему соответственно. А ты позволяешь воспоминаниям повелевать тобой.

— Ты не так понял. И будь добр, оставь в покое мои волосы. Мне больно.

— Какая же ты упрямая, — мрачно сказал Эдвин.

Анне было трудно дышать. Она видела его лицо всего в нескольких дюймах перед собой. Можно было протянуть руку и коснуться его чувственных губ или волевого подбородка.

— Секс в любом случае не влечет за собой спокойствия и вечной благодати, — проговорил он. — И не пытайся убедить меня, что ты так наивна, что не понимаешь этого.

Ее глаза холодно заблестели.

— Лучше быть наивной, чем таким циничным, как ты.

Он вспыхнул.

— Я реалист. От общения с женщиной я хочу получать удовольствие. Договоренность — лишнее осложнение. Боюсь, моя дорогая, что какой бы сексуальной ты ни казалась мне и как бы ты меня ни привлекала, не смогу тебе этого предложить. — Он отпустил ее, но она по-прежнему сидела выпрямившись и пристально глядя на него.

— Я никогда и не просила тебя об этом, — сказала она наконец.

Он криво улыбнулся.

— Разве?

Анне казалось, что, даже не прикасаясь, он ласкает ее лицо, ее губы, ее тело.

— А твой парень? Он дал бы тебе ту уверенность, которая так тебе необходима? Разве не поэтому вы расстались?

— А разве это теперь имеет значение? — тихо спросила Анна. Но он молчал, ждал ее ответа, и она все же сказала: — Честно говоря, с ним я чувствовала себя уверенно. Он хотел жениться на мне, иметь детей, но…

— Но не было волнения?

Она пожала плечами и помрачнела.

— Что я пытаюсь втолковать тебе? Подумай! — Вдруг смягчившийся голос встревожил ее. — Не все в твоей власти. Нельзя сорвать уверенность, словно яблоко с дерева. — Он дотронулся до ее щеки. Она взглянула на него в панике. — Ты хочешь уверенности, договоренности, но отказываешься, когда ее предлагают. Видимо, ты сама не знаешь, что тебе нужно, но если хочешь волнения… — Он тихо рассмеялся. — Это я могу обещать. Поверь, со мной ты испытаешь чувства, о существовании которых раньше и не догадывалась. — Казалось, он уже занимается с ней любовью: своим взглядом, своим хриплым голосом.

Он провел рукой по ее спине, по груди, и она судорожно вздохнула.

— Мне не нужно волнения, — сказала она тихо. — Я хочу…

Но Анна была не в состоянии сообразить, чего все же хочет? Он прав. Более надежного человека, чем Тони, в ее жизни не было. И тем не менее, когда он предложил ей уверенность, которой так жаждало ее сердце, она сама отказалась от нее. Но Эдвин упустил самое важное. Она поступила так, потому что не любила. Развод родителей отвратил Эдвина от семейной жизни, он решил, что брак — это фикция. На Анну развод родителей оказал прямо противоположное действие. Тогда она поняла, что брак должен быть надежным. Лишь прочный брак дает ощущение довольства жизнью, в которой не остается места для одиночества, горечи и разочарования.

Потом она поняла, что такого брака не существует в природе, и решила, что если уж ей не суждено испытать прекрасные муки любви, то нужно хотя бы чувствовать удовлетворенность жизнью.

Теперь ей предлагали секс и связанные с ним волнения. И больше ничего.

— Так мы не договоримся, — пробормотала она. Эдвин со вздохом поднялся и принялся беспокойно расхаживать по комнате. Потом остановился веред ней.

— Я не собираюсь делать тебе предложение, — жестко проговорил он. — Не хочу сидеть в комнатных туфлях около камина, пока юная леди будет готовить что-нибудь на кухне.

— Сейчас двадцатый век. Не думаю, что камин, комнатные туфли и суетящаяся на кухне леди — подходящее описание для обычной семейной жизни.

— Ладно, каким бы ни было это описание, подобная жизнь мне не нужна. — Он улыбнулся холодно и насмешливо. — Но мое предложение остается в силе.

— Предложение? Какое предложение?

— Насчет волнений, моя дорогая Анна. — Он слегка наклонился и положил руки ей на талию. Вдруг рука скользнула к груди, и ее тело сразу отреагировало на это прикосновение. — Я хочу тебя, ты хочешь меня, и рано или поздно ты сдашься.

— Почему ты так решил? — спросила она, тяжело дыша. Попыталась оттолкнуть руку, но он легко поднял ее и положил на кровать, свободной рукой зажав кисти рук у нее за головой. Он почти лежал на ней, придавливая весом своего тела, — она ощущала прикосновение сильных бедер, — и продолжал ласкать ее грудь, вновь занывшую от этих прикосновений. Провел рукой по ее плоскому животу и двинулся дальше. Анна тихо застонала.

— И все же я не хочу становиться одной из твоих женщин, — сказала она и тут же подумала, что это неправда. Она хотела его. Она его любила. Что же еще нужно?

Голос его был спокоен, но глаза лихорадочно горели.

— Хорошо, даю тебе время. Подумай. — Он встал, она тоже приподнялась на кровати.

— Я отвечу тебе прямо сейчас.

Он улыбнулся, но в его улыбке не было радости, Анна молча смотрела, как он подошел к двери, открыл ее и вышел. Потом упала на постель, вся дрожа.

Она не должна была показывать, что он нравится ей. Это ее первая большая ошибка. Эдвин говорил и держался самоуверенно. Обладая силой, прекрасной внешностью и большим обаянием, он не привык получать отказ от женщины, которая ему понравилась. Если бы с самого начала вести себя так, будто он безразличен ей, то преследование прекратилось бы. Он просто, как всегда, пожал бы плечами и не стал связываться с ней. Скорее всего, он все же не из тех, кто рвется на красный свет.

Но она ответила взаимностью. Позволила увидеть трещину, о существовании которой сама не подозревала. Вообще свою личную жизнь Анна всегда тщательно оберегала от посторонних глаз. Он же, естественно, истолковал ее поведение так, как хотелось ему.

Теперь предстоит напрячь все свои силы, чтобы противостоять его обаянию. Но пусть она была достаточно глупа, чтобы влюбиться в такого человека, время исцелит ее. Время исцеляет все. Время исцелит и ее глупое сердце. Эта мысль утешала. Но насколько легче было бы ей, если бы можно было не видеть его.

Возможно, Эдвин не пробудет здесь долго. И так сделано много за это время: выбрано место для офиса, подобраны основные сотрудники фирмы и, конечно, самое важное — пропасть, разделявшая их с отцом, начала медленно, но неуклонно сужаться.

Не стоило забывать и про Марию. В глубине души Анна знала, что она ему не невеста, несмотря на все ее уверения. Рано или поздно ей придется вернуться в Италию. Она может сходить с ума, сходить с ума до такой степени, чтобы ехать вслед за Эдвином в Англию. Но в конце концов ей придется вернуться к своей чрезвычайно важной работе, о которой она так любила говорить. Мария ежедневно звонила в свою фирму, заверяя Джулиуса, что перед отъездом обязательно оплатит все телефонные счета, и пыталась доказать всем, что ее присутствие на работе просто необходимо. Но если ей придется уехать, она наверняка не захочет расстаться с Эдвином. Судя по всему, когда дело касалось мужчин, Мария была борцом.

Но ведь Эдвина нельзя не только заставить, но и попросить сделать что-то, чего ему не хотелось. Ему не нужны ни любовь, ни романтика, ни цветы, ни всякие ухаживания. Возможно, Мария права, и у них действительно деловое соглашение. И теперь он решит, что брак по расчету — это весьма мудрый шаг.

Пожалуй, лучше всего сейчас взять отпуск и уехать. Не насовсем, а на те несколько недель, пока Эдвин здесь. Тем более что теперь, когда Джулиусу почти не требовалась посторонняя помощь, у нее стало слишком много свободного времени. Она написала множество писем, но многие из них до сих пор не были отправлены и лежали на столике в холле. Она продолжала ухаживать за Джулиусом, но он явно не нуждался в ее помощи так, как в первое время после ее приезда. Видимо, ее услуги больше не нужны.

Анна снова и снова задавалась этим вопросом, измученная переживаниями и неопределенностью. В дверь постучали, и она вздрогнула. Если это Эдвин, то ничего нового сообщить ему она не сможет. Но может, это Джулиус, вернувшийся из заново открытого ям внешнего мира?

— Войдите! — крикнула Анна, даже не привстав с постели.

В дверях появилась Мария, выглядевшая сногсшибательно в наимоднейшем шелковом костюме цвета слоновой кости, который выгодно оттенял ее загар.

Анна резко села, свесив ноги с кровати. И как обычно при виде Марии, приготовилась к схватке.

Мария холодно взглянула на нее.

— Не нужно вставать. Я ненадолго. Пришла сказать лишь одно: держись подальше от Эдвина.

— Ты опять за старое, — ответила Анна так же холодно. — Это становится скучным.

Мария поджала накрашенные губы.

— Не тебе судить, что скучно, а что нет, — оскалилась она. — Сидишь здесь, ухаживая за стариком, и ничего не знаешь о жизни за стенами этого мавзолея.

— Зато я прекрасно понимаю, что ты пытаешься мне вдолбить. Эдвин — твоя частная собственность. Эта тема тоже мне надоела.

Все это было нелепо. Анна злилась сейчас на весь мир и не собиралась молчать только для того, чтобы избежать стычки с Марией. Сейчас она вполне готова к открытой войне.

— Ты не можешь найти себе парня? Кого-то, кто подошел бы тебе больше? Эдвин не подходит тебе. Он совершенно из другого мира.

— Это я от тебя тоже уже слышала. — Анна говорила ледяным тоном. — То есть он как раз из того мира, к которому принадлежишь ты?

— Совершенно верно. — Мария, уже не стесняясь, выпустила когти. Лицо ее стало белым, как мрамор. Карие глаза превратились в щелочки.

— В таком случае тебе нечего меня бояться.

Возникла неприятная пауза.

— Оставь его! — наконец выкрикнула Мария. — Оставь его в покое, не то пожалеешь!

— Это угроза?

— Понимай, как хочешь. — Она повернулась и вышла из спальни с высоко поднятой головой.

8

В субботу вечером Анна не видела ни Эдвина, ни Марии, а в воскресенье поняла, что сама избегает встреч. За ланчем, когда все же им пришлось встретиться, она постаралась оставаться вежливой, улыбаться, когда это требовалось, и была почти уверена, что ведет себя как обычно.

Однако появилось чувство, словно что-то ушло и больше никогда не повторится. Обычной была ее жизнь, пока в нее не вошел Эдвин Коллард. Теперь все изменилось. Даже то подавленное состояние, в котором она пребывала после разрыва с Тони и отъезда из Лондона, не шло ни в какое сравнение с тем, что предстояло пережить теперь.

Никто и никогда не говорил ей, что любовь может причинять боль, настоящую боль. Как было тяжело украдкой смотреть на Эдвина, когда он проходил мимо или чем-то занимался, слышать спокойный ироничный голос. Как она ни старалась убедить себя, что безразлична и спокойна, ничего не получалось.

Марию она старалась просто не замечать. Эта женщина вряд ли сможет чем-нибудь ей навредить. Дуэль на рассвете? Выстрел из-за угла? Смешно! И она не обращала внимания на этот суровый, холодный блеск глаз и жесткую складку в уголках рта.

Днем Анна вошла в гостиную, прижимая к груди книгу. Окажись там Эдвин, она села бы на диван в самом дальнем углу и спряталась бы за ней. Но в комнате был только Джулиус. Он кивнул и махнул рукой с видом заговорщика, приглашая ее сесть рядом.

— Думаю, — весело сказал он, — дракон оставляет нас.

— Дракон?

— Мария.

— Правда?

Это была новость. За ланчем никто ни словом не обмолвился об этом. Вероятно, ни Мария, ни Эдвин не хотели, чтобы это стало ей известно.

— Завтра или послезавтра. Она говорит, что дома больше не могут обходиться без нее, но думаю, дело здесь в другом.

Анна усмехнулась.

— У вас привычка видеть скрытые мотивы в самых обычных поступках.

— Я мог бы обидеться на столь глубокомысленное замечание, юная леди, — фыркнул Джулиус, и Анна от души рассмеялась, такое у него было выражение лица. — Думаю, — прошептал он так тихо, что захотелось напомнить — он у себя дома и вовсе не обязан понижать голос, — думаю, ее выпроваживает мой сын.

Анна потупила взгляд.

— Уверена, вы ошибаетесь, — сказала она спокойно.

— Так или иначе, когда они недавно сообщили мне новость, он, похоже, не был особенно опечален предстоящей разлукой.

Анна встала и принялась расхаживать по гостиной. Сейчас она думала лишь о том, как скрыть свои чувства. Если уезжает Мария, то, конечно, уедет и Эдвин, если не сразу, то скоро. Эта мысль, казалось, должна была обрадовать. Но вместо радости возникло отчаяние, как будто она стоит на краю зияющей черной бездонной пропасти.

Она больше не будет видеть Эдвина. Глупо не радоваться этому! Однако, как ни трудно, надо признаться, хотя бы себе самой, что те радости и горести, которые с ним связаны, та осторожность, к которой приходилось прибегать в его присутствии, пусть и причиняли ей много хлопот, но все же были лучше пустоты, ожидающей впереди.

— Джулиус, — проговорила она медленно, — пусть вам не кажется, что стараюсь переменить тему, но я подумываю о том, чтобы взять отпуск. — Она услышала какой-то шум в дверях, оглянулась и увидела Марию, но решила не обращать на нее внимания, — Короткий отпуск. Уеду куда-нибудь, где тепло.

— Но почему? — Джулиус взглянул на нее искоса с таким выражением, словно она собралась лететь на Луну. — Ты же не переносишь жары? К тому же и здесь нынче теплое лето.

— Тогда, может быть, туда, где похолоднее. — Куда?

Куда угодно, чуть не вырвалось у нее. В Сибирь, на Гебридские острова, в Монголию, в Тимбукту. Куда угодно.

— Куда-нибудь.

— Хм. — Он немного подумал и недовольно сказал: — Ты уже довольно долго работаешь без отпуска и в последнее время выглядишь уставшей. Ты знаешь, в чем причина? Может быть, действительно уехать? Это взбодрит тебя.

Тут в гостиную вошла Мария, села на диван и раскрыла журнал.

Анне совершенно не хотелось разговаривать на подобную тему, тем более в присутствии Марии. Та хоть и спряталась за журналом, но, вероятно, вся обратилась в слух. Анна пробормотала какие-то слова: они оба подумают, и когда ему будет удобнее, он отпустит ее недели на две. На этом разговор закончился.

Анна пошла к дивану, оставив Джулиуса просматривать воскресные газеты, и вдруг увидела, что Мария улыбается ей. Улыбается тепло, искренне, а не своей обычной холодной улыбкой, доставившей Анне столько неприятных минут.

— Садись рядом, — Мария сделала приглашающий жест, и Анна, поколебавшись, подчинилась.

Инстинкт подсказывал, что нельзя забывать об осторожности, даже при виде такой милой улыбки, но Анне при ее мягком характере было трудно сохранить враждебность.

— Просто я хотела сказать, — проговорила Мария, — что с тех пор, как приехала в Брайдвуд-хаус, вела себя крайне глупо.

У Анны округлились глаза.

— Правда?!

Неужели это искренно? Не верилось. Как будто вдруг Мария сообщила, что раздает свои великолепные наряды и уходит в монастырь.

— Да, да. — Она продолжала улыбаться, но теперь в улыбке появилось что-то циничное. — Дело в том, что я, конечно, совершила сумасбродный поступок, приехав сюда. — Она глубоко вздохнула. — Позволь объяснить, — Она помолчала, как бы подбирая слова, и непроизвольно провела рукой по волосам. — Эдвин и я… я всегда думала, что мы поженимся. Не только потому, что это объединило бы наши компании, и даже не потому, что мои родители ждут этого. Мне казалось, что между нами есть что-то, во всяком случае, взаимная симпатия. Но я ошибалась. И поняла это, только приехав сюда. Хотя возможно, в глубине души знала об этом и раньше, но не признавалась себе. — Она умолкла, взглянула на Анну, и та кивнула, понимая и сочувствуя. — Эдвин не создан для любви, — сказала Мария печально. Он слишком дорожит своей свободой, независимостью, чтобы жертвовать ими во имя любви. А для меня или, лучше, для нас, женщин, любовь — это самое главное. Ведь так?

— О, да, — ответила Анна с чувством.

— И поэтому я решила уехать. Не знаю, сказали ли тебе, но я уезжаю завтра. Наверное, в середине дня.

Анна кивнула.

— Да, Джулиус сказал мне.

Мария взглянула на пожилого человека, читавшего деловой раздел «Санди Таймс», и слегка обеспокоенно спросила:

— А он не слышит нас?

Анна покачала головой.

— Нет. В гостиной должна разразиться настоящая война, чтобы он отвлекся от воскресных газет.

— Ведь у нас… как это будет по-английски, женский разговор.

Мария успокоилась.

— Жаль, что у вас ничего не вышло, — сказала Анна совершенно не к месту. — Я уверена, ты встретишь подходящего человека в Италии.

— Несомненно. — Мария взглянула на свои тонкие смуглые пальцы и раскрыла ладонь. — Но это открывает поле деятельности для тебя, ведь так?

Анна покраснела и не ответила. Разговор казался странным, каким-то нереальным! Трудно было ждать от Марии чего-либо, кроме враждебности, а теперь эта женщина вдруг открыла ей душу и искала сочувствия.

— Это все, что я хотела сказать. — И голос Марии задрожал, словно от слез. — Очень жаль, что я не сказала этого раньше. Чувствую, мы могли бы стать друзьями. Женщины должны быть друзьями друг другу. Ведь все мы сестры.

Анна кивнула. Не так давно она уже слышала эту фразу.

— Пойду собираться. Спасибо, что выслушала меня. — На красивом лице Марии снова появилась грустная улыбка. Она поднялась, поправила юбку и разгладила появившиеся складочки на стройных бедрах и животе.

Мария вышла, а Джулиус даже не поднял глаз. Его по-прежнему не было видно за газетой. Анна хотела было попенять на его нетактичность, но решила воздержаться: все равно он не ответит, так как слишком занят чтением. Решила подняться к себе, принять ванну и подумать о том, что сказала ей Мария.

Может быть, подумала она, входя в холл, у меня сложилось неверное представление об этой женщине. Так просто ошибиться, когда в голове путаница и все время ждешь чего-нибудь нехорошего. Возможно, не будь она с самого начала настроена так враждебно, они действительно смогли бы подружиться. Но тут вспомнился суровый взгляд карих глаз — нет, наверное, все же не смогли бы. Опять запуталась.

Никак не ожидая встретить сейчас Эдвина, погруженная в свои мысли, она, лишь почувствовав прикосновение к руке, поняла, что кто-то идет рядом.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он, разворачивая ее к себе.

Он только что принял душ. Волосы, до сих пор влажные, были зачесаны назад, так что каждая черточка красивого смуглого лица стала видна с поразительной ясностью. Она почувствовала запах его чистого тела, и у нее слегка закружилась голова.

— О чем? — резко спросила она.

Он отпустил ее, и она попятилась.

— Не хочу разговаривать здесь, — прозвучало вместо ответа. — Пойдем в кабинет.

— Лучше не надо, — ответила Анна. Сейчас ей вовсе не хотелось оставаться с Эдвином Коллардом наедине. На самом деле именно этого она тщательно избегала весь уик-энд.

— Почему? — спросил он насмешливо. — Думаешь, укушу? Я не стану распускать руки.

— Я беспокоюсь не об этом. — С каждой минутой она нервничала все сильнее. — Просто не знаю, о чем нам с тобой разговаривать.

Он не ответил, а разочарованно вздохнул, направился к кабинету, и она поймала себя на том, что покорно идет за ним следом. Порой, думая о его надменности и самоуверенности, она находила эти качества забавными, теперь же они тревожили. Что же было в этом человеке, что других тянуло к нему, словно магнитом?

Когда они оказались в кабинете, он закрыл дверь, прислонился к ней спиной, и, сложив руки на груди, посмотрел на Анну.

— Я подумал над тем, что мы с тобой обсуждали. — Скривив губы, он, как завороженный, смотрел на свои ботинки.

— А что мы обсуждали?

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Если бы понимала, не спросила бы. Я вообще не думаю, что мы что-то обсуждали. По-моему, мы просто ругались.

— Ты становишься педантичной. — Он переменил позу и провел рукой по волосам. Эдвин был явно чем-то обеспокоен. Это чувствовалось скорее по жесту, чем по голосу. — Я думал над твоими словами насчет договоренности.

— Ох! — У нее забилось сердце, и вдруг маленький огонек надежды зажегся внутри. Маленький, но упорный. Попытка загасить его оказалась безуспешной. Он все разгорался, пока она не почувствовала слабость в ногах и подумала, что нужно сесть. Прошла несколько шагов к столу и присела на краешек.

— Я сказал Марии, что ей нужно уехать, — проговорил Эдвин, глядя из-под длинных ресниц. — Конечно, лучше было так сделать с самого начала, в тот момент, когда она появилась на пороге, но тогда это казалось необязательным. Я просто дал понять, что не интересуюсь ею, искренне полагая, что она сразу соберется и уедет. Однако это не произошло. Она стала уверять, что нужна мне, конечно, имея в виду, — теперь в его голосе послышалась насмешка, — не себя, а свою компанию.

Анна нахмурилась. Это было несколько иное объяснение. Возможно, для нее Мария все выдумала из-за гордости. Можно понять. Анна поймала себя на том, что отчаянно хочет верить Эдвину, хочет сказать ему такие слова, услышав которые, он заключит ее в объятия. Разве сказки иногда не сбываются?

Он подошел к ней, оперся о стол по обе стороны от нее, будто она могла убежать, и сердце ее вновь учащенно забилось.

До сих пор он старательно избегал ее взгляда, но теперь смотрел прямо в глаза. Эти серые стальные глаза гипнотизировали.

— Я пробуду здесь недолго, — сказал он. — Если все пойдет по плану, а причин, почему это может быть иначе, нет, уеду через неделю или раньше. Здесь меня заменит Роберто. И отец, конечно.

— Он будет скучать.

Эдвин кивнул, но было видно, что думает он совершенно о другом.

— А ты? — спросил он так тихо, что она едва расслышала его слова.

— Мы все будем скучать. — Она потупила взгляд и почувствовала, как тело покрылось испариной.

— Я не спрашиваю обо всех, только о тебе. Ответь. Ты будешь скучать, если я уеду?

— Не знаю, — пробормотала она.

— Отлично! — сказал он так, словно Анна закивала изо всех сил и закричала: «Да, да, да!» Эдвин поднял руку, погладил ее по щеке, и она затаила дыхание. — Я тоже буду скучать по тебе. До сих пор не говорил этого ни одной женщине. Никогда. И я прошу тебя поехать вместе со мной в Италию. Понимаю, для тебя это означает разлуку с семьей, но мы будем часто приезжать в Англию. Несколько раз в год.

— Ты просишь меня?..

— Уехать со мной.

Потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл этих слов. Будто она парила высоко над облаками, раскинув серебряные крылья, и вдруг камнем упала и больно ударилась о землю.

Он хотел ее, собирался жить с ней, но не жениться. Появилось дикое желание ударить его, но она смогла совладать с собой и даже выдавить натянутую улыбку.

— Большое спасибо за ваше столь заманчивое предложение. Но боюсь, из этого ничего не получится.

Анна спрыгнула со стула и попыталась проскочить к двери, но он силой вернул ее на место.

— Почему? Ты хотеладоговоренности. Я согласен жить с тобой. Разве этого недостаточно?

— Для меня нет, — ответила она спокойно.

— Но это больше, чем я кому-либо предлагал. — Он посмотрел на нее с едва сдерживаемым гневом.

— Тем более. Я уверена, что без труда найдется та, которая примет твое предложение. Теперь могу идти?

— Нет! — закричал он с яростью, взорвавшись, как вулкан. — В чем, черт возьми, дело?! Женитьба — не для меня, но я предлагаю тебе практически то же самое. Сейчас это обычное дело. Для многих вообще такие отношения значительно лучше брака.

— Неужели? Но есть и другое мнение на этот счет.

Эта фраза взбесила его еще сильнее.

— И ты не такая, как все? — резко сказал он. — Да?

— Во всяком случае, не считаю своей основной задачей переехать к тебе в дом и стать твоей любовницей. Хотя вряд ли это особенно оригинально.

— Прекрати разговаривать со мной таким тоном. Можно подумать, что я оскорбил тебя.

— Да, оскорбил.

— Это, в конце концов, смешно. — Он опустил голову, но вдруг взглянул на нее и улыбнулся… самой обаятельной и завораживающей из своих улыбок. — Мое предложение не бессмысленно. Не станешь же ты отрицать, что мы нравимся друг другу. Ты дала ясно понять, что наскоком тебя не возьмешь. Хорошо. Тогда поехали со мной и попробуем жить вместе. Подобное предложение я делаю впервые в жизни.

Ах, как хотелось бы ей быть такой же рациональной и спокойной. Уехать с ним, заниматься любовью, а потом, когда надоест, вернуться домой, как ни в чем не бывало. Без слез, без привязанности, без настоящей любви.

Впрочем, с его стороны это крайне мудрое предложение. Без сомнения, подобного предложения он не делал ни одной женщине. Зачем, ведь ни одна и не отказывала ему. Она же отказала и, видимо, поэтому понравилась еще сильнее. Хотя нравится она ему или нет, неважно. Он слишком умен, чтобы терять голову из-за женщины, пусть даже очень привлекательной.

— Все понятно, теперь я могу идти? — спросила Анна самым спокойным и невыразительным голосом, который давался ей с таким трудом, а на него действовал, как красная тряпка на быка.

Эдвин протянул руку и, взяв за подбородок, поднял ее голову.

— Ты слишком погрязла в этих чертовых, бессмысленных предрассудках. Можешь отрицать это сколько угодно.

Он резко наклонился и яростно припал губами к ее рту. Она попыталась вырваться, но ничего не получилось. Оставалось лишь не реагировать на ласки. И она казалась совершенно спокойной, не ответив на его поцелуй, Попытайся он заставить ее силой, она наверняка выиграла бы битву с собой. Но Эдвин был опытен. Обняв ее, провел ладонью сверху вниз по ее спине, а поцелуй стал уже не таким жадным и требовательным.

Анна невольно задрожала.

Теперь он целовал нежно, лаская губы языком.

— Это нечестно, — пробормотала она, и он рассмеялся, чуть отстранившись.

— А что честно на этом свете?

— Совращая, ты не заставишь меня поехать с тобой в Италию, — проговорила она, задыхаясь. А он сомкнул руки у нее за спиной, крепко прижимаясь всем телом.

— Не заставлю, — согласился он.

— И ничего не докажешь, разве только то, что ты сильнее меня.

Очень хотелось, чтобы слова звучали негодующе, но голос был полон волнения и паники.

— Не собираюсь ничего доказывать, — сказал он спокойно. Расстегнул застежку на ее спине и стянул с плеч платье, затем бюстгальтер и обнажил грудь, которая сразу заныла от его прикосновения.

Он прикасался к ней подобным образом уже не впервые, и она вдруг почувствовала, что не может больше сопротивляться, хотя провела многие часы и дни, собираясь с силами, чтобы противостоять его атаке. Теперь казалось бессмысленным предупреждать себя, что поступаешь глупо, не думаешь о будущем, что это опасно. Когда он ласкал ее так, как сейчас, опасность становилась искушением, которому невозможно противиться.

Эдвин через голову стянул с себя рубашку, словно был здесь один, прошел по кабинету и запер дверь.

Анна, непроизвольно вздрогнув, посмотрела на мускулистую спину, широкие плечи, стройные бедра.

Он повернулся, и на губах появилась ироничная понимающая улыбка. Увидел, что очаровал ее своим сильным телом, и это было ему приятно.

Он положил руки ей на плечи и осыпал лицо градом нежных поцелуев. Анна закрыла глаза и улыбнулась. Очень медленно он продолжал стягивать с нее платье, пока оно не упало на пол. Там же оказалось белье, а потом и туфли. Стоя перед ним абсолютно нагой, она, как ни странно, не испытывала ни смущения, ни неудобства.

Взгляды встретились. Его глаза радостно горели.

— Ты прекрасна, — пробормотал он и провел пальцем по ее груди и вниз, к животу, где рука замерла на несколько секунд, полных прекрасных мук.

Он полностью разделся и поморщился:

— Не самое подходящее место, чтобы заниматься любовью.

Эдвин бросил на нее косой взгляд, и она прочла в нем неуверенность. Не пойдет ли она на попятную, как в прошлый раз.

Но теперь этого не будет. Она хотела его. И сейчас уже казалось правильным, абсолютно правильным впервые отдаться человеку, которого безумно любишь. Анна не собиралась становиться его любовницей, не собиралась бежать в Италию и жить там до тех пор, пока не надоест ему. Но почему, подумала она с некоторой долей безумства, я не могу поддаться своему такому всепоглощающему желанию? Пусть останутся приятные воспоминания. По крайней мере, будет что вспоминать потом по ночам. Если сейчас этого не случится, то, может быть, она никогда в жизни не узнает, что это такое.

Анна попыталась подумать о последствиях. Но Эдвин понял по глазам, что она согласна, и, хрипло застонав, поцеловал ее. На сей раз это был страстный лихорадочный поцелуй, который отозвался в ней бурей чувств. Он положил руку ей на спину и крепко прижал к себе.

Потом стал целовать лицо, шею, и она выгнулась, призывая к большему.

Слегка наклонившись, Эдвин принялся целовать ее полную грудь, лаская легкими умелыми прикосновениями, возбуждая, делая так, чтобы взрыв, назревавший в ней, произошел как можно раньше.

Она глубоко задышала и застонала, когда он опустился рядом с ней на колени и припал губами к самому чувствительному месту.

Анна никогда не задумывалась о сексе всерьез. Он был всего лишь одной из тем, которые беззаботно обсуждались подругами. Она и не предполагала, что это так восхитительно, что Она в состоянии мчаться к этим неизведанным головокружительным вершинам, желая все большего и большего.

Анна прикоснулась к Эдвину, сначала осторожно, потом увереннее, почувствовав, как его тело реагирует на эти прикосновения, услышав участившееся от удовольствия дыхание.

— В доме есть более подходящее место для этого… — проговорил он ей в самое ухо, и она рассмеялась.

— Правда? Мне и здесь неплохо.

— Безнравственная женщина.

— Неужели?

Анну удивляло собственное поведение. Она поцеловала его в губы, возбуждая языком, и он положил свои большие ладони на ее узкую спину и прижал к себе.

Они опустились на пол, на ворох скомканной одежды, и она поцеловала его в шею и стала гладить это стройное сильное тело. Провела ладонями по плечам, по твердым плоским мышцам живота, ощущая каждый мускул. От прикосновения к самой чувствительной части ее накрыла волна сильнейшего желания. Он взял ее руку, помогая найти приятный ему ритм.

— Ты ведьма, — прошептал он, тяжело дыша, и она улыбнулась, не прекращая движения рукой, желая как следует исследовать самую интимную часть его тела.

Потом Анна легла на него, подалась вперед, он со стоном упал на спину, взял ее грудь в ладони и поцеловал ставшие упругими и очень чувствительными соски.

Она закрыла глаза, опустила голову, и длинные светлые волосы прикрыли их золотистой волной…

Они неистово любили друг друга и еще крепче обнялись, подходя к кульминации. Комната наполнилась звуками страсти…

Потом они лежали рядом, переплетя ноги. Он прикрыл глаза, а она жадно смотрела на его красивое сильное тело, суровое лицо и выразительный рот, который мог быть и презрительно усмехающимся, и добрым, и эротически чувственным. Очень хотелось сказать, как любит его, но решила, что лучше этого не делать. На свете существуют определенные вещи, которые до поры лучше не высказывать вслух, и признание в любви попадало в эту категорию.

Сейчас было достаточно, что он хочет ее.

Эдвин вздохнул и открыл глаза, и она поспешно отвела взгляд, боясь выдать себя.

— Итак, — лениво проговорил он, проводя пальцем по ее позвоночнику. При этих прикосновениях через нее как бы протекали электрические разряды. — Куда мы отправимся теперь?

— Каждый в свою спальню. — Она легла на спину и подложила руку под голову. — Не можем же мы оставаться здесь всю ночь? Эдна придет в неистовство, обнаружив нас здесь. Ее тут же на месте хватит удар.

Конечно, Эдвину это совершенно безразлично, но ей требовалось время на раздумье. Что будет дальше, теперь, когда ее жизнь так круто и безвозвратно изменилась.

Разве теперь можно жить, как раньше? Просыпаться по утрам, не предвкушая прекрасных сюрпризов, которые, возможно, приготовила ей жизнь?

Не верилось, что многие ее подруги, куда более опытные, никогда не испытали этого жутковатого ощущения, когда кажется, что пошатнулись сами устои мира, что все теперь будет совершенно иначе. Может быть, они никогда не любили тех мужчин, с которыми спали.

Теперь понятно, как мало было шансов устроить их жизнь с Тони. Пусть они выросли вместе и очень нравились друг другу, но разве обязательно в подобной ситуации делать последний, казалось, предрешенный шаг: всходить на алтарь? Видимо, все же очень немногие решались на такое. И поступи она подобным образом, никогда бы не узнала этого прекрасного волнующего чувства, и прожила бы всю жизнь словно во сне.

Да, подумала она смущенно, я спала. Моя жизнь была сном, и я ждала того единственного, который придет и разбудит меня.

Она попыталась взглянуть на ситуацию реалистически. Пусть ее жизнь круто изменилась, но у нее все оставалось по-прежнему. Для него она всего лишь женщина, с которой он спит, которая нравится ему, и не более того.

— Ведь ты понимаешь, что я имею в виду, — услышала Анна, и прошло какое-то время, пока она поняла, о чем идет речь. — Ты слушаешь меня? По-моему, твои мысли далеко отсюда.

Да, это так, печально подумала она. В том прекрасном мире, который далек от реальности.

— Да, я слушаю.

— Ладно, — протянул он и посмотрел на нее своим завораживающим взглядом. — Сейчас мы отправимся в наши респектабельные спальни, но потом я предлагаю более продолжительное путешествие. Мое предложение по-прежнему в силе. — Он рассеянно водил пальцем вокруг ее соска, слегка улыбаясь, и наблюдал, как тот отвечал на его прикосновения.

— В силе остается и мой ответ.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на него. Он нахмурился.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что ничего не изменилось, и у меня по-прежнему нет желания становиться твоей любовницей.

— Мы только что занимались любовью, — сказал он несколько грубовато. — Почему тогда согласилась, если не собираешься ехать со мной?

— Мне было интересно.

— Что?! — чуть не вскричал он и сел. — Ты с моей помощью удовлетворяла свое любопытство?

— Может быть, я не совсем правильно выразилась…

Она тоже села, но он встал, повернулся к ней спиной и оперся руками на стол. Она подошла к нему и успокаивающе положила руку на плечо.

— Не прикасайся ко мне! — прокричал он, резко повернувшись. Лицо было таким гневным, что она отскочила. Но он шагнул к ней.

— Ты поедешь со мной в Италию, — грубо сказал он. Анна покачала головой. — Да, моя хорошая. Больше не будет трогательной парочки: Джулиус и Анна.

— Как ты смеешь?

Эдвин отвел взгляд, затем снова посмотрел на нее.

У тигра хотят отобрать добычу, — подумала она устало. Но он не собирается отдавать ее без боя.

Он стоял перед ней обнаженный, смуглый и совершенно дикий.

— Ты ведь не хочешь разочаровывать Джулиуса? — Рот искривился злобно и жестоко, и Анна прижала руки к груди, как бы защищаясь.

Не следовало отдаваться ему. Но разве можно объяснить сейчас, что она сделала это потому, что любит его и похоть здесь ни при чем?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, по-твоему, он почувствует, когда узнает, что его дорогая девочка переспала со мной, причем совершенно хладнокровно, только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство? Не думаю, чтобы отцу нравились женщины, которым нужен мужчина всего лишь на одну ночь.

— Ты не можешь говорить это серьезно.

— Я говорю это совершенно серьезно.

Они молча посмотрели друг на друга. Удар был нанесен в самое больное место. Она любила Джулиуса как отца и не перенесет, если старик отвернется от нее.

— Я знаю, ты шутишь. — Голос задрожал, глаза широко раскрылись.

— Остерегайся меня.

Всего два слова, но теперь все стало понятно, словно он подробно изложил свои намерения.

— Но мои друзья… — слабо запротестовала она, — моя мать…

— Почта работает очень хорошо. К тому же телефон всегда под рукой.

— Я подумаю об этом.

Он резко протянул руку, взял за подбородок и заставил смотреть на себя.

— Я хочу услышать твой ответ прямо сейчас.

Анна опустила взгляд и наконец сказала:

— Хорошо. Получишь то, что хочешь. Можешь поиграть со мной, пока не надоест, и пока ты не бросишь меня.

Он убрал руку и отвел взгляд.

— Или пока ты не бросишь меня, — произнес он настолько тихо, что она едва расслышала. — Ты разыгрывала страсть, Анна Фаррел, — прорычал он, — а если это всего лишь игра, мы не должны были заниматься этим. Разве тебе не известно, что играя с огнем, можно обжечься?

Возникшее напряжение ощущалось физически. Анна отвернулась и принялась, не глядя на него, одеваться. Она не хотела быть любовницей и ненавидела его за этот шантаж. Но в голове засела странная волнующая мысль: судьба предоставляет ей возможность быть с ним и любить его еще какое-то время.

Она оставила его в кабинете, задумчиво смотрящим в окно, и побежала к себе в спальню.

Лежа в постели, казавшейся особенно холодной от того, что его не было рядом, Анна, обхватив подушку, старалась уснуть. Но сон не шел. Слишком много мыслей роилось в голове и не давало покоя. Не могла даже сомкнуть глаз. Приняла ванну, пыталась почитать, погасила ночник, снова зажгла его и стала писать письмо. Но не могла ни на чем сосредоточиться. Слишком многое нужно было обдумать. Нужно поговорить с матерью, с Тони, с Джулиусом, с друзьями. Список был бесконечным.

Она мчалась с ледяной горки с головокружительной скоростью и боялась думать, что будет, если сделать неверное движение.

Откуда было знать, что уже завтра эта ледяная горка растает.

9

Анне удалось уснуть, лишь когда новый день начал пробиваться сквозь сумрак ночи. Но спалось на удивление хорошо и крепко. Она проспала бы еще очень долго, не разбуди ее стук в дверь.

Анна открыла глаза, и все случившееся ночью вдруг нахлынуло на нее, приведя в сильное смущение. Итак, спокойная, уравновешенная, вовсе не склонная к авантюрам Анна Фаррел отправляется в Италию. Естественно, что она обижена, напугана, озабочена, все это так. Но кроме того, и ее душевное состояние вызывает серьезные опасения. Как этому сероглазому похитителю удалось добиться своего? Она знала ответ. Может быть, это и унизительно, но чувство, вспыхнувшее как лесной пожар, теперь заставляло идти за ним хоть на край света.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, пока Анна шла открывать дверь. Время близилось к ланчу, и уже никак нельзя было оставаться дольше в постели.

Она испытала что-то вроде шока, увидев за дверью Марию, да еще с покрасневшими глазами — похоже, она недавно плакала.

— Впусти меня, пожалуйста. — Она вытерла глаза маленьким кружевным платочком.

Анна молча кивнула и распахнула дверь.

— Прости, что так врываюсь, — сказала Мария, потупив глаза. — Не знала, что ты спишь.

— Ничего страшного, — поспешила ответить Анна. — Уже поздно, давно пора вставать. — Она зевнула и, извиняясь, улыбнулась.

Мария была уже одета в дорогу — тот же наряд, красивый и удобный, в котором она приехала в Брайдвуд-хаус. Черный с золотом джемпер с короткими рукавами, брюки и туфли без каблуков.

Анна, в накинутом на ночную рубашку халатике, кивком пригласила Марию садиться. У Марии задрожали губы, казалось, она сейчас расплачется.

— Что случилось? — озабоченно спросила Анна. Это было так не похоже на Марию, которая прекрасно контролировала себя все это время, что Анна встревожилась. — Не послать ли за доктором?

— Я… — Мария глубоко вздохнула и не много успокоилась. — Я решила, что должна поговорить с тобой. Потому что… — к горлу снова подступил комок, — ты так добра, прощаешь мое ужасное поведение. Все это время ты так, — как будет правильно по-английски? — порядочно вела себя. А я приношу такие новости. Нет! — Она поднялась и направилась к двери. — Это жестоко. Я не могу быть такой жестокой.

Анна остановила ее, уже не на шутку испугавшись.

— О чем ты?

Мария взглянула блестящими карими глазами, поколебалась и со вздохом грациозно опустилась на стул.

— Я знаю, ты возненавидишь меня… — Она замолчала, подбирая слова. — Я долго думала и… — Подняла голову и нервно закусила губу.

У Анны появилось желание пощупать ее лоб и проверить, нет ли жара. Или, может быть, это просто галлюцинации? Однако, несомненно, она ведет себя крайне странно.

— Расскажи, спокойно и приветливо сказала Анна, — чем ты так расстроена. — Она заколола волосы и присела на краешек кровати напротив Марии.

— Я услышала разговор Эдвина с отцом, — тихо сказала Мария, и Анна тут же почувствовала, что дальше последуют плохие новости. — Продолжать? — спросила Мария, увидев ее изменившееся лицо, и Анна кивнула.

— Тебе будет неприятно услышать все это. — Мария глубоко вздохнула и слегка пожала плечами. — Они были в кабинете, — пробормотала она так тихо, что Анне пришлось наклониться, чтобы расслышать. Сегодня утром. Рано. Дверь была приоткрыта, я уже собралась постучать, чтобы войти, но услышала твое имя. Что-то остановило меня. Сама не знаю. — Ее карие глаза молили о прощении.

— И что же ты услышала? — Анне стало трудно говорить, язык почему-то перестал слушаться.

— Джулиус сказал Эдвину, что ты попросила у него отпуск. Ты помнишь?

Анна кивнула.

— Он как-то устало говорил, что не знает, как быть с тобой. — Мария комкала кружевной платочек. — Ты уверена, что я должна рассказывать об этом?

Анна снова кивнула. Краска сбежала с лица, возникла мысль: наверное, она еще не проснулась, еще спит и ей снится кошмар, будто она движется к чему-то страшному и не может остановиться, ноги сами несут ее вперед, хотя надо повернуться и бежать без оглядки.

— Он говорил, — все так же мучительно медленно продолжала Мария, — что ты больше не нужна ему, но не хватает духа сказать тебе об этом. Что теперь снова на ногах и может обойтись без сиделки. Мне, конечно, нужно было уйти, я и так услышала слишком много, но тут заговорил Эдвин. Он усмехнулся и сказал, что это не проблема, что ты уезжаешь с ним в Италию. Всего лишь на несколько недель, самое большее, на три месяца. И у Джулиуса будет время собраться с мыслями и написать тебе, чтобы ты не возвращалась в Брайдвуд-хаус.

В комнате повисла мертвая тишина. Слышалось лишь тиканье старинных часов, стоявших на туалетном столике.

— Ты уверена? — тихо спросила Анна дрогнувшим голосом, и Мария, чьи глаза переполняла печаль, кивнула.

— Эдвин просил тебя уехать с ним в Италию? — в свою очередь спросила Мария. Анна отвела взгляд и кивнула. В глазах стояли слезы, и она вдруг увидела, что так сильно сжимает спинку кровати, что костяшки пальцев побелели.

— Прости меня. — Мария отвела взгляд, смущенно вертя толстое витое кольцо на безымянном пальце. — Я была бы рада не верить своим ушам, но слышала разговор так же отчетливо, как сейчас тебя.

— Они говорили еще о чем-нибудь? — прошептала Анна.

— Эдвин сказал, что вообще-то блондинки не в его вкусе и он удивляется своей внезапно возникшей страсти, но здесь нет ничего страшного. Потом он закрыл дверь. Я чуть не умерла от страха. Думала, он заметит меня, увидит, что подслушиваю, хотя это получилось случайно.

Анна смотрела перед собой, ничего не видя и не слыша. Видимо, так все и было. Мария просто не могла знать, что Эдвин собрался увезти ее в Италию. Эта женщина — не телепат. Анна прикрыла глаза и представила Эдвина с высокомерной улыбкой на устах, говорящего Джулиусу, что их связь продлится максимум три месяца.

Что еще обсуждалось за закрытой дверью? Вся сцена казалась несколько странной. Что-то здесь было не так. Но никаким иным образом Мария не могла бы узнать об Италии. Зачем выдумывать все это, если она уже примирилась с тем, что не интересует Эдвина?

Джулиус действительно больше не нуждается в сиделке. Да и до приезда Эдвина она выполняла скорее роль компаньонки. Теперь же все его мысли занимала новая работа, он вновь стал независимым. Разве он захочет, чтобы ока по-прежнему ходила за ним следом, водила за ручку гулять и напоминала, что нужно принять лекарство?

— Я должна уехать, — сказала Анна, поднялась и стала беспокойно расхаживать по комнате. — Сейчас же.

Мария не ответила, но молчанием выразила согласие. Анна вдруг почувствовала, что просто необходимо поделиться своими волнениями, пусть далее с Марией.

— Что мне делать? Я должна повидаться с Джулиусом перед отъездом. Нельзя же просто так уехать.

Она не упомянула об Эдвине. О чем теперь говорить, если ее вчерашнее любопытство пересилило слабый голос, моливший об осторожности. Благоразумие подвело ее, и рассчитывать больше не на что. Она снова почувствовала себя униженной, но теперь придется проглотить унижение, каким бы горьким оно ни оказалось.

— Я не уверена, — проговорила Мария, и Анна взглянула удивленно.

— Но я провела с ним столько времени. Он — мой друг.

— Именно поэтому тебе и не нужно говорить о своем решении уехать. Понимаешь, ведь ты только усилишь в нем чувство вины.

Анна нахмурилась, чувствуя, как совершенно теряет способность соображать. Есть ли здесь какой-нибудь смысл? Похоже, что есть, хотя все это и казалось странным.

— Может быть, письмо? — тихо предложила Мария. Напиши, что тебе нужно срочно уехать, мол, что-то случилось у родственника или подруги. Не нужно выдумывать ничего особенного. Но обязательно напиши, что скоро вы встретитесь и поговорите. Они с Эдвином уехали сейчас в офис, чтобы сделать последние приготовления к его открытию!

— Думаешь, я должна просто сбежать? — спросила Анна с сомнением, хотя и не собиралась следовать чьим-либо советам.

Мария пожала плечами и взглянула на часы.

— Боже мой, сколько времени! Я должна идти. Такси в аэропорт будет здесь через пять минут. — Она поднялась и похлопала Анну по руке. — Что бы ты ни решила, желаю удачи.

И ушла, оставив после себя аромат дорогих духов.

Анна легла, чувствуя ужасную пустоту внутри. Не хотелось шевелиться, не хотелось ничего делать, ни о чем думать. Но вдруг подскочила и начала лихорадочно укладывать чемоданы. Они валялись в шкафу со дня приезда и сильно запылились. Но она не обратила на это внимания и как попало швыряла в них одежду, нисколько не заботясь о том, во что потом она превратится.

Письмо! Мария права. Едва закончив сборы, она села к столу. Несколько неудачных вариантов были выброшены в корзину, и, наконец, совершенно измученная, она просто коротко объяснила, что — должна уехать из-за домашних неприятностей, но скоро даст о себе знать. Затем вызвала такси и стала ждать, через каждые пять минут глядя на часы. А что если Эдвин вернется до того, как она успеет уехать? Казалось, сейчас она не переживет встречи, не сможет ни видеть, ни разговаривать с ним.

Прошла целая вечность, прежде чем в дверь постучали. Она поспешила открыть и, пока таксист нес ее чемоданы, подгоняла его, словно за ней гнались по пятам. Едва не забыла оставить письмо для Джулиуса на маленьком круглом столике у лестницы.

Лишь когда такси отъехало от Брайдвуд-хауса, она закрыла глаза и позволила слезам вырваться наружу. Столько месяцев счастья и в конце концов такое поспешное бегство!

Она позвонит Джулиусу, как только найдет какую-нибудь работу. Может быть, даже навестит его и все объяснит, насколько это возможно. Мысль, что она больше никогда его не увидит, была невыносимой.

Перед глазами вновь возник образ Эдвина, но она безжалостно его прогнала, воспользовавшись проверенным оружием: злобой. Попыталась выбросить из головы воспоминания о том, как они занимались любовью. Это удалось, и она незаметно для себя уснула. Проснулась, когда машина затормозила у дома матери.

Теперь, подумала Анна устало, предстоит кошмар в другом роде.

Она заплатила таксисту, разглядывавшему ее с любопытством. Он, несомненно, заметил, сколько слез пролила она по дороге.

Не сосчитать, сколько раз за следующие две недели ей пришлось объяснять, что произошло. Матери, друзьям — всем. Казалось, даже последнему мусорщику. Всем непременно надо было знать, почему она оставила работу. Каждый раз повторяла уже выученную наизусть историю о том, что Джулиус встал на ноги и больше не нуждается в услугах сиделки, а она решила сменить обстановку. К тому же вдруг почувствовала беспокойство, все ли в порядке дома. Однако эти слова звучали не очень убедительно.

Труднее всего было с матерью, без особых сомнений. В свое время они не поняли причин отъезда, и теперь ее возвращение казалось совершенно естественным.

Через три с половиной недели освободилось место в больнице, где Анна работала раньше, и она снова поступила туда. Образ Эдвина по-прежнему жил в ее памяти, словно они расстались только вчера, но воспоминания о Брайдвуд-хаусе постепенно блекли. Становились просто приятными воспоминаниями о долгих спокойных днях в прекрасном доме.

Она никак не могла собраться с духом и позвонить Джулиусу. Несколько раз подходила к телефону, но в последний момент что-то удерживало. Скорее всего, боязнь услышать его голос: слишком много грустных воспоминаний он мог пробудить.

Пусть пройдет еще немного времени, думала она, и я решусь. Немного успокоюсь, приду в себя, тогда позвоню и даже приеду.

Однажды вечером Анна брела домой, не замечая никого вокруг, занятая своими беспокойными мыслями, которые теперь почти не оставляли ее. На пороге дома, поджидая дочь, стояла миссис Фаррел, с озабоченным и еще более недовольным, чем всегда, лицом.

Анна приветственно помахала ей и вздохнула.

Мама, подумала она с горечью, я очень тебя люблю, но порой ты бываешь такая, что это чертовски трудно.

Подойдя ближе и увидев выражение материнского лица, Анна почувствовала, как засосало под ложечкой. Такое ощущение возникает, когда в три часа утра тебя неожиданно будит телефон или вдруг приходит телеграмма, или без видимых причин босс вызывает к себе в кабинет. Поза и лицо матери не предвещали ничего хорошего.

Анна подошла к дому, затаив дыхание.

— Что случилось? Почему ты здесь?

— У тебя гость, — ответила мать бесцветным голосом.

— Только и всего?

Вздохнув с облегчением, Анна вошла вслед за матерью в дом, о чем-то рассказывая. Раздеваясь в маленькой прихожей, она сетовала, что так внезапно кончилось лето. Теплый, ласковый ветер, еще вчера такой приятный, вдруг сменился резким, холодным не по сезону. Правда, синоптики и не обещали жару этим летом, но такой холод — уж слишком. Не успеешь оглянуться, наступит зима с короткими холодными днями и ранними сумерками, накрывающими Лондон словно одеялом. Зимой Анна всегда пребывала в депрессии, как будто впадала в спячку. Особенно тяжело было вставать рано утром на работу и в темноте идти до метро.

— Даже подумать страшно, что с понедельника придется вставать в шесть утра, — говорила она идущей за ней по пятам матери. — Посмотри, что за погода, как холодно!

Войдя в гостиную, Анна оторопела. Остановилась, как вкопанная, и застыла с полуоткрытым ртом. О чем только что шел разговор? Уже не вспомнить. Ноги налились свинцом, кровь бешено застучала в ушах, закружилась голова.

— Я оставлю вас наедине, — проговорила мать у нее за спиной голосом, полным любопытства, и Анна обернулась умоляюще: нет, не оставляй, пожалуйста, не оставляй меня! Но вслух ничего не сказала и услышала, как тихо закрылась за матерью дверь.

— Привет! — странно было слышать подобное приветствие из уст человека, о котором ни минуты не переставала думать с тех пор, как уехала из Брайдвуд-хауса. Нетвердыми шагами Анна подошла к стулу и села.

— Что ты делаешь здесь?

Эдвин смотрел на нее ничего не выражающим, каким-то отсутствующим взглядом, сидя очень прямо, положив ногу на ногу, а руки — на подлокотники кресла. Он казался страшно, невозможно красивым. Неужели можно было забыть об этом? Его красота снова потрясла ее.

— Ты давно здесь? — тихо спросила Анна, слегка подавшись вперед. В джинсах, в просторном свитере, она сидела, засунув ноги под стул.

— Наверное, около получаса, — ответ прозвучал без улыбки, холодно и несколько раздраженно. — Твоя мама была так добра, что угостила меня чаем с бисквитами.

— Что же ты здесь все-таки делаешь? — повторила она свой вопрос.

Эдвин поднялся и беспокойно зашагал по комнате.

Гостиная Фаррелов была небольшой, обставленной очень скромно. На окнах — выцветшие оранжевые с зеленым занавески, у окна — купленный по случаю старый стол, но с красивой лампой на нем и несколькими фарфоровыми статуэтками. У стены — комод с тремя ящиками, в углу на тумбочке телевизор. После развода было туго с деньгами, чего мать так и не смогла простить отцу. Теперь все это казалось совершенно неважным. Сейчас перед ней сидел Эдвин Коллард, и все остальное отступало. Но ее гость, видимо, с трудом держал себя в руках. Казалось, ему хочется запустить чем-нибудь тяжелым в стену или в нее.

— Отец заболел, — резко сказал он.

Анна в ужасе привстала со стула.

— Как заболел? Что с ним? Он вызвал врача?

— Как, что, почему! — передразнил Эдвин. — Какая забота! Знай я тебя хуже, решил бы, что он и впрямь тебе небезразличен.

— Но ведь так и есть!

— Да, именно поэтому ты уезжаешь из Брайдвуд-хауса, даже не попрощавшись со стариком.

Лицо вспыхнуло от злости, как будто в один момент соскочила маска безразличия. Это было так удивительно. Анна уже приготовилась к сарказму, к злобным выходкам. Конечно, она виновата, и ее отъезд должен был задеть обоих Коллардов. Но разве он не понимает, что все дело в нем, от него она сбежала. Нет, этот гнев имел еще какую-то причину.

— Сейчас объясню, почему пришлось уехать, — пробормотала Анна испуганно и смущенно.

— Ох, конечно, объяснишь. Неожиданные обстоятельства! Исчерпывающее объяснение. Тебе, наверное, даже не пришло в голову, что отец будет волноваться!

Да, действительно, это не приходило в голову. Но ведь она больше не нужна Джулиусу? И дала возможность избежать неприятного разговора. Может быть, все же она совершила ошибку? Не облегчила ситуацию, а наоборот, заставила его переживать и думать о ней бог знает что.

— Прости. — Теперь, правда, простым извинением не загладишь свою вину. Черт возьми, почему она должна выслушивать все это с таким видом, словно совершила какое-то тяжкое преступление?

— Ладно, твои извинения мне совершенно ни к чему, — сказал Эдвин раздраженно. — К тому же они кажутся совершенно неискренними. Но отец попросил меня съездить за тобой, и я привезу тебя.

Она не смогла скрыть охватившей ее тревоги, а он наклонился к ней и прорычал:

— Ты наверняка не жаждешь встречи с ним. Поверь, мне тоже совсем не хотелось ехать сюда, но я подчинился, хотя и без особой охоты Он улегся в постель, и теперь не пошевелится, пока ты не приедешь.

— Но я не могу сейчас ехать.

— Не можешь. Тем не менее тебе придется. Пока ты будешь снова ссылаться на непредвиденные обстоятельства, он протянет ноги.

— Что — Анна растерялась, но он не дал времени переварить эти слова, а схватил за руку и потащил к двери.

— Ты не имеешь права так врываться и приказывать. Это мой дом, дом моей матери.

— Я даю пять минут на сборы, и если ты не сделаешь этого сама, то я помогу тебе.

— Да что же туго такое, в самом деле! — разозлилась Анна.

Эдвин посмотрел на часы и жестко проговорил.

— Давай быстро. И так с этим глупым поручением потерян чуть ли не весь день. Больше не могу тратить время.

Анна была готова расплакаться. Глупое поручение? Это обо мне?

— Бедный, бедный. — Она постаралась сдержаться и говорить чем же холодным тоном — Мне так жаль, что тебе приходится всем этим заниматься.

— Мне тоже жаль.

Она повернулась и вышла из комнаты. В холле, тяжело вздыхая, слонялась без дела мать.

— Джулиус заболел, — сказала Анна. — Мне нужно вернуться в Брайдвуд-хаус, надеюсь, всего на одну ночь.

Она стала подниматься по лестнице, мать — следом за ней.

— Кто этот человек?

— Его сын.

— Ты никогда не упоминала о нем.

— Прекрати, мама. Она принялась швырять вещи в сумку. — Просто я не думала, что это заинтересует тебя.

— Значит, по-твоему, я плохая мать? Вырастила тебя одна, а теперь ты говоришь мне, что я плохая мать?

— Да нет же! — Анна повернулась к ней. — Просто…

Вдруг мать с каким-то смущением потупила взгляд.

— Ты любишь его?

— Почему ты так решила?

— Прочла по твоему лицу.

Они посмотрели друг на друга, и неожиданно между ними возникло чуть-чуть взаимопонимания, что бывало крайне редко.

— Да, — просто ответила Анна. — Наверное, я просто дура.

— Я должна была бы догадаться. Хочу тебя предостеречь. В свое время, выйдя замуж за твоего отца, я совершила ошибку. Будь осторожна.

Анна кивнула. Старая песня. Но сейчас нужно бежать, пока Эдвин не ворвался в спальню и не выволок ее из дома.

Тот нетерпеливо ждал ее внизу, у лестницы, и она спустилась и пошла вперед, не обращая на него никакого внимания. Не хотелось видеть эту презрительную улыбку и слышать, что на свете есть масса гораздо более интересных дел, которыми он мог бы сейчас заняться.

Они проехали весь Лондон в неловком молчании. В сущности, им не о чем было разговаривать, а соблюдать простую вежливость он и не пытался. Его отправили выполнять определенную миссию, и он великолепно справился с заданием. Разговор — это излишество, и он не собирался баловать ее. Казалось невероятным, что это тот самый человек, с которым они занимались любовью, из-за которого она забыла все на свете.

После часа молчания Анна не выдержала и, глубоко вздохнув, в отчаянии сказала:

— Ты злишься на меня, знаю. Я уехала, не сказав ни слова ни твоему отцу, ни тебе. Но хочу, чтобы ты знал…

Он не дал закончить. Ударил кулаком по рулю с такой яростью, что она в ужасе вжалась в сиденье.

— Мне не нужны твои объяснения, не желаю их слушать, — огрызнулся он, даже не повернув головы.

Анна смотрела на его профиль со смешанным чувством тревоги и смущения. Снова показалось — что-то здесь не так. Какое-то неуловимое чувство, возникшее в глубине сознания. Анна слегка нахмурилась и стала смотреть в окно, злясь на него, на себя, на весь свет. Вновь воцарилось молчание.

Без сомнения, гнев вызван не ее отъездом как таковым. Разве можно было его этим задеть, если он сам считал, что их отношения продлятся всего лишь два-три месяца? Нет, дело в том, что уязвлена его гордость. Он не сомневался, что кувшин сливок уже в руках. И остается лишь склонить голову и выпить. Но его вдруг вырвали из рук. Вот что вызвало такой гнев. И еще то, что она бросила его отца. Но в этих своих чувствах он никогда не признается, наоборот, сделает все, чтобы у нее в душе разрослось чувство вины. Одна надежда, что Эдвин вернется к этому вопросу, и она сможет объяснить все по порядку. Но он так и не сделал этого до конца пути.

Машина остановилась около дома, Эдвин вышел и направился к крыльцу, даже не потрудившись открыть ей дверцу и не обращая внимания на сумку на заднем сиденье.

— Я не хотел привозить тебя сюда, говорил он своим поведением. Не хочу видеть тебя здесь, ты не заслуживаешь другого отношения к себе.

Анна чувствовала себя глубоко несчастной, тащась вслед за ним с тяжелой сумкой в руках.

В холле он повернулся, взглянул на нее стальными глазами и сурово сказал:

— Он наверху, у себя в спальне. Дорога тебе известна, а проводник не нужен.

— Конечно, ответила она, спокойно выдержав его взгляд, — зачем тебе провожать? Уверена, у тебя есть другие, более важные дела. Ты так интересно рассказывал об этом всю дорогу.

— А мисс ждала интересных разговоров? — Надеялась, что я буду развлекать ее всю дорогу?

— Было бы вполне достаточно обычной вежливости.

— Мне не хочется быть вежливым с тобой. — Он держал руки в карманах и сейчас сжал их в кулаки.

Ответа не последовало, да он и не ждал его. Развернулся и пошел по направлению к кабинету. Она некоторое время смотрела ему вслед, а затем взбежала по лестнице и, раскрасневшаяся, остановилась у спальни Джулиуса.

Что же она должна сказать старику? Насколько серьезно он болен? Эдвин так ничего и не сказал об этом. Лишь сообщил, что тот снова слег. Анна постучала, открыла дверь и увидела Джулиуса, лежащего на кровати, укрывшись одеялом до подбородка. Глаза были прикрыты, но он не спал. Она вошла в спальню и неуклюже примостилась на краешке кровати. Веки дрогнули, и блеснул знакомый проницательный взгляд.

— Джулиус, — начала она. Простите меня, пожалуйста. Мне правда очень стыдно. Все так нескладно получилось. Я собиралась позвонить… — Она замолчала, почувствовав, как неуместны сейчас эти слова.

Он тихо, разочарованно вздохнул, и Анна покраснела под его испытующим взглядом.

— Я рад снова видеть тебя, моя девочка, — голос был слаб.

— Я тоже, — сказала она искренне. — Я ни за что не уехала бы…

— Исключительные обстоятельства. Да, конечно. — Еще один вздох. — Надеюсь, все утряслось? Что же все-таки случилось? — Он закашлялся, — закрыл глаза, но вдруг снова быстро открыл их, словно оценивая ее реакцию на вопрос.

— Лучше я не буду рассказывать об этом, хорошо? Это очень личное.

— Да, да. Конечно. — На некоторое время наступила тишина. — Ты вовсе не обязана что-либо объяснять. — Он снова закашлялся. — Но я — старик. И ты единственный луч света в моем несчастном житье.

Слова казались чересчур драматичными. Анна внимательно посмотрела: шутит он или нет? Но он был вполне серьезен, даже немного смущен.

Анне пришлось объяснить:

— Честно говоря, кое-что произошло, и мне пришлось уехать.

— Да?

— Что с вами, Джулиус? Эдвин ничего не говорит. Вы вызывали врача?

— Этого шарлатана? Только через мой труп.

— Я уже говорила вам не раз, он очень хороший доктор, — Сразу вспомнились их обычные прежде разговоры. — В конце концов, вы слегли в постель не просто так. Какие симптомы?

— Депрессия, — сказал он слабым и бесцветным голосом, — вот мой симптом. Депрессия. И я не потерплю здесь шарлатанов, которые будут приходить и пичкать меня таблетками. — Он протянул руку, и она положила на нее свою ладонь. — С тех пор как ты уехала, здесь стало очень плохо. — Анна улыбнулась.

— Уверена, вы преувеличиваете, — несмотря на все старания, голос прозвучал несколько сухо.

— Ох, нет. Эдна стала невыносима. У нее постоянно плохое настроение, и она пытается вытащить меня из постели силой.

Понятно, подумала Анна. Значит, Эдна хотела всего лишь раздвинуть занавески и немного проветрить комнату.

— Должно быть, у нее климактерический период, — добавил он колко, и она улыбнулась.

— У Эдны он завершился давным-давно.

— Потом еще Эдвин. — Он посмотрел на нее чуть прикрытыми главами. — Последние несколько недель он просто не находит себе места.

— Правда? — В голосе послышалась грусть. Не хотелось разговаривать с ним о сыне. К тому же это могло повлиять на состояние Джулиуса.

— Правда, я настоял, чтобы он побыл еще немного после твоего отъезда. И он остался, но злился по каждому пустяку и не мог заняться ничем полезным. Все это не идет на пользу старику вроде меня. Ведь мы знаем, что у меня давление.

Она кивнула.

— Вот почему, — поспешил продолжить он, — я хочу, чтобы вы помирились. Пусть я стар, но не глуп. Что бы ни произошло между вами, а я не имею понятия, что могло между вами произойти, это совершенно выбило Эдвина из колеи. И я уверен, тебя тоже. Мне от души хочется, чтобы два самых дорогих мне человека все уладили между собой, пока не пришла старуха с косой. — Последние слова прозвучали слишком театрально, он, должно быть, сам почувствовал это и громко закашлялся, глядя на нее немного смущенно. — Сходи за ним, — сказал он. — Приведи его сюда и осчастливь старика.

Анна слушала его со все возрастающей тревогой и, когда он закончил, разразилась потоком извинений, пытаясь объяснить, что он ошибается. Но Джулиус не проронил больше ни слова. Не оставалось ничего другого, как идти в кабинет к человеку, которого хотелось видеть меньше всего на свете.

10

Дверь в кабинет была открыта. Эдвин стоял у окна, держа руки в карманах и о чем-то сосредоточенно думая. При виде высокой напряженной фигуры у Анны вырвался вздох. Он явно пребывал в отвратительном настроении.

С замиранием сердца Анна все же постучала, и он вздрогнул.

Ужасное ощущение, подумала она мрачно. Как будто входишь в клетку с голодным зверем.

Разговаривать с ней он не хотел, на простую вежливость был не способен. Впрочем, и ей она сейчас давалась с большим трудом. Сколько страданий из-за этой пресловутой мужской гордости. Но сейчас его гордость волновала ее меньше всего.

— Я… Джулиус прислал меня. — Она занервничала и запнулась. Он медленно, очень медленно повернулся к ней, окинул холодным взглядом серых глаз с головы до ног и посмотрел в глаза.

— Зачем? — спросил он совершенно равнодушно, таким тоном, что продолжать стало еще труднее. Это разозлило ее. Стоит здесь, словно пятнадцатилетняя девчонка перед директором школы. Обидно.

— Слушай, — сказала она так же холодно. — Мне не хотелось идти сюда, точно так же как тебе не хочется видеть меня здесь. Но меня прислал Джулиус, и я не могла не подчиниться.

— И что же он хочет? — в голосе послышалась досада.

— Он, похоже, думает, что между нами возникли некоторые трения…

— Правда? Какая проницательность.

— И еще, — продолжала она, стараясь оставаться невозмутимо спокойной, — он хочет, чтобы все уладилось.

— Чтобы все уладилось прямо сейчас? — Эдвин холодно улыбнулся. — И зачем ему это надо?

— Не усложняй моюзадачу. — Анна вздохнула и недовольно нахмурилась.

— А ты не разыгрывай из себя жертву, — прорычал он в ответ. Подобные вещи со мной не проходят.

Показалось, что он сейчас объяснит свои слова, но он отвернулся, и лицо стало суровым.

— О господи! — сказал он наконец. — По-моему, бессмысленно обсуждать все это. Ему хочется, чтобы мы все уладили, так почему бы нам не подчиниться? — Он улыбнулся какой-то неопределенной жесткой улыбкой. — По крайней мере, не сделать вид, что мы помирились?

Он кивнул на дверь. Анна повернулась и быстро зашагала по коридору и вверх по лестнице, с неприязнью слыша за спиной шаги.

После отъезда из Брайдвуд-хауса она тысячу раз проигрывала про себя варианты их встречи, но ни один даже отдаленно не напоминал происходящее. Оно было намного ужаснее всего, что только можно было вообразить. Совершенно естественно, что он злится, но Анна и не предполагала, что он так беспощаден в гневе. Пожалуй, единственное, в чем не ошиблась, что будет чувствовать себя несчастной, что ее по-прежнему отчаянно влечет к нему. Здесь я попала в точку, невесело подумалось ей.

Они подошли к спальне Джулиуса, и Эдвин наклонился и прошептал ей в самое ухо:

— Дорогая, постарайся, чтобы все было как можно более убедительно. Не хочу разыгрывать эту сцену еще раз. Хотя тебе это будет нетрудно, ведь лицемерие — твоя стихия. Знаю, приходилось сталкиваться с такими двуличными людьми.

— Не сомневаюсь, — ответила Анна совершенно спокойно, но ощущение было такое, словно в сердце всадили острый нож. — Ты же с ними одного поля ягода.

Прежде чем повернуться к двери, она взглянула на него. Казалось, Эдвин сейчас ударит, но она уже постучала, открыла дверь, и теперь на лице была улыбка, хотя и несколько натянутая.

Джулиус полулежал на подушках с выражением ожидания на лице.

— Наконец-то! — Голос был подозрительно веселым. — Я было решил, что ты снова сбежала.

— Отец, ты выглядишь значительно лучше, — сказал Эдвин, становясь рядом с Анной у постели, и Джулиус кивнул.

— Просто удивительно, что может сделать хороший человек лишь одним своим присутствием. Разве не так, сынок?

— О, да, — спокойно отозвался тот. «Удивительно»?! Речь шла о ней. И под словом «удивительно» имелось в виду что-то не особенно хорошее.

— Мне бы не хотелось расстраивать тебя, — проговорил Эдвин, — но между нами нет никаких разногласий, а посему это небольшое путешествие совершенно напрасно.

— Значит, смеешься над стариком, — проворчал Джулиус недовольно. — Над старым больным человеком.

— Ну ладно, будет. Что же ты хочешь от нас?

Джулиус помолчал, обдумывая вопрос, затем сказал слабым голосом:

— Вы, конечно, будете возражать, но я чувствую возникшую враждебность. Сначала мне казалось, что вы прекрасно поладите. Но вот вдруг моя дорогая медсестра уезжает, а ты бушуешь несколько недель кряду, перепугав всех нас. Мне кажется, здесь все просто, как дважды два.

Анна слабо улыбнулась, а Эдвин несколько нетерпеливо ответил:

— Хорошо. Мы успокоим тебя, если это так необходимо. — Он повернулся, и на нее словно налетел порыв холодного ветра. Анна, улыбнись и скажи моему папе, что он все это выдумал.

Она улыбнулась и сказала то, что от нее требовалось.

Джулиус кашлянул.

— Я так рад. А теперь поцелуйтесь в знак примирения. Я буду так счастлив.

У Анны засосало под ложечкой. Такого она не ожидала. Было неприятно даже стоять рядом, не то что целоваться.

— Пожалуйста, — попросил Джулиус таким умирающим голосом, что Анна заподозрила притворство.

Эдвин пожал плечами и повернулся. Она вся покрылась испариной. Ведь он не сделает этого! Но он сделал. Наклонился и поцеловал холодными губами. Прикосновение было коротким, почти мгновенным и не требовало ответа. Но показалось, что он прикоснулся к каждой клеточке ее тела. Внутри все вспыхнуло, дыхание перехватило, и она попятилась.

— Спасибо. — Джулиус говорил тем же слабым голосом. — Я так рад, что все утряслось. — Он закрыл глаза, откинулся на подушку, и в наступившей тишине она услышала свой голос как бы со стороны:

— Теперь я могу идти к себе? Мне нужно принять ванну…

В поцелуе Эдвина не было никакого чувства. Точно так же можно поцеловать совершенно незнакомого человека или любой неодушевленный предмет. Но и от такого поцелуя у нее закружилась голова. Это просто из рук вон плохо. Анна была совершенно сбита с толку, хотелось плакать. Неужели это будет продолжаться вечно? Неужели ее тело всегда будет жаждать его прикосновений, и всегда она будет сравнивать с ним всех остальных мужчин?

Анна направилась к двери, думая лишь о том, чтобы не упасть. В коридоре она заспешила к себе, не слыша, что Эдвин идет за ней следом. У двери он схватил ее за руку, втащил в комнату и плотно закрыл дверь.

— Пожалуйста… — Она запаниковала. — Что ты делаешь? Пожалуйста, уходи.

— Ох, нет, — проговорил он нежно. В глазах зажглось желание. — По-моему, тот поцелуй был не особенно убедительным, ведь так? Он не идет ни в какое сравнение с теми, что были раньше.

Она не успела запротестовать, как он, запустив руку в ее волосы, припал губами ко рту. Из него, словно яд, изливалась злоба. Он целовал ее крепко, безжалостно, заставив раздвинуть губы, вторгаясь языком в теплую глубину рта.

Анна безуспешно пыталась вырваться и лишь сильнее разозлила его.

— Я готов убить тебя, — злобно прорычал он, оторвавшись. Толкнул ее на кровать и встал перед ней.

— Чего ты хочешь?

— Ты врала мне. Ты, черт возьми, врала мне!

— Вовсе нет! Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Прекрати, Анна. Ты говорила, что рассталась с тем парнем. Говорила, что не подходите друг другу. Но перспектива поездки в Италию так испугала, что ты решила сбежать, вернуться к тому, что было знакомо, хотя и не очень нравилось. Так? — Его прорвало. — В конце концов ты решила, что лучше спокойная скромная жизнь с твоим парнем?

— Что?! — Ее глаза округлились от изумления. Она никак не могла понять, о чем он толкует. — Ты сошел с ума!

— Не смотри на меня такими невинными глазами! — заорал он, запустил руку в карман и мгновенно вытащил ее, На секунду показалось, что сейчас он ударит ее, однако этого не произошло. Швырнул что-то на кровать, какую-то бумажку, и она посмотрела на нее, как на ядовитую змею.

— Что это? — спросила она тихо, и он рассмеялся. Неприятный, издевательский смех.

— Ты и правда не знаешь? Тогда прочти. Уверен, память вернется к тебе.

Анна взяла листок дрожащими пальцами и прочла:


«Дорогой Эдвин!

Не знаю, как лучше сказать, но я не могу ехать с тобой. Я передумала, ведь ты знаешь, что с женщинами такое случается. Поездка в Италию сначала показалась мне очень заманчивой, и я чуть не поддалась искушению. Но, к счастью, здравый смысл возобладал. Мне позвонил Тони, я рассказывала тебе о нем, он попал в автомобильную катастрофу и очень болен. Это помогло мне понять, какой я была дурой, что не вышла за него замуж. Все же я предпочитаю спокойную жизнь и уверенность в завтрашнем дне трем месяцам счастья.

Прости меня.

Анна».


Она опустила листок на кровать и принялась складывать его, очень аккуратно, очень медленно.

— По-прежнему потеря памяти, дорогая?

— Где ты нашел эту записку?

— Там, где ты оставила ее. У себя под дверью.

— Я не клала ее туда.

— Нет? Может быть, туда ее затащил сквозняк? — усмехнулся он.

— Ты ненормальный.

— Да, и настолько, что мог поверить тебе. — В голосе звучала злоба, хоть он и старался изо всех сил держать себя в руках.

— Я не писала этого. — Голова раскалывалась от напряжения, казалось, еще немного, и она упадет в обморок. Откуда взялось это письмо? Что, черт возьми, происходит? — Это не мой почерк, — сказала Анна. — И подпись не моя. Ее пытались подделать, но подпись не моя.

— Иногда и собаки летают.

— Но это так! — Глаза ее вспыхнули. — Неважно, веришь ты мне или нет, но это так. Я не писала этого. Я бы никогда такого не написала.

— Неужели?

— Нет. — Они посмотрели друг на друга, и ей страшно захотелось дотронуться до него.

— Тогда кто же это сделал? — Голос по-прежнему звучал резко, но уже не так уверенно. — Тогда почему ты уехала? Что заставило тебя уехать? — Было видно, как гордость борется с желанием узнать все.

И Анна не торопясь рассказала ему про Марию, про ее внезапно изменившееся поведение, про ее визит к ней в спальню на следующее утро после их близости. С каждым словом он становился все мрачнее и мрачнее.

Потом сел на кровать с суровым лицом.

— Почему ты не поговорила с отцом? Почему решила просто оставить записку?

Мария… Она замолчала, задумавшись.

— Ведь это письмо, конечно, написала Мария. Но откуда она узнала про Тони?

— Ответь же мне!

Она нахмурилась, пытаясь припомнить разговор, со времени которого прошла, казалось, целая вечность.

— Мария сказала, что случайно услышала твой разговор с отцом, — проговорила Анна медленно, — я хотела встретиться с ним, но…

— Но она сочла эту мысль не слишком удачной, и ты поверила ей.

— Да, — наконец припомнила Анна. — Она сказала, что этим я поставлю его в неловкое положение, что ему придется держать меня здесь из-за чувства долга. Я поверила. Видишь ли, накануне вечером она была такой милой, что я…

— Ты позволила себе стать игрушкой в ее руках. — Он тяжело вздохнул, задумчиво глядя вдаль невидящим взором, и произнес: — И я тоже. Она узнала о твоем парне от меня. Приехав сюда, стала расспрашивать меня о тебе, есть ли у тебя кто-нибудь. Я разозлился. Тема была очень неприятна мне, и я ответил, что у тебя был парень по имени Тони, но это все уже давно в прошлом. Сам не понимаю, почему так злился при мысли, что у тебя был мужчина. Но тем не менее, это так. Потом я забыл об этом разговоре напрочь, а она нет. — Он вздохнул и устало закрыл лицо ладонями. — Я всегда знал, что она умеет подтасовывать факты, но не думал, что так хорошо. Ей был нужен я, и когда я отверг ее, в ней поднялся гнев оскорбленной женщины. Видишь ли, Мария — единственный и поздний ребенок у родителей. Они избаловали и испортили ее. Она отправилась учиться за границу, и поначалу я надеялся, что там она поймет, ее природный ум — куда более сильное оружие, чем ее внешность и деньги. Вернувшись в Италию, она взяла на себя руководство отцовской компанией и использовала в работе исключительно метод кнута. Просто упивалась властью.

Я не задумывался, на что она пойдет, чтобы отделаться от тебя. А мне следовало подумать об этом. За день до отъезда она пришла ко мне с последней мольбой снова быть вместе, но я ответил, что об этом не может быть и речи, что ты уже собираешься лететь со мной в Италию. Думаю, в этот момент и появился ее план.

Она осыпала тебя извинениями, а последний удар решила нанести в день своего отъезда. Она не могла подслушать наш разговор с отцом, потому что такого разговора просто не было. Разве можно сказать отцу нечто подобное? Да он просто убил бы меня на месте.

— Я так расстроилась, что была не в состоянии соображать трезво. Но как она могла узнать, что я поведу себя именно так?

— Она и не знала этого. Лишь заронила семена, предоставив дальнейшее судьбе.

Анна молча кивнула. Все это было выше ее понимания.

— Наверное, это она написала тебе письмо… Она знала, что я попадусь на эту удочку, потому что…

— Что «потому что»?

— Потому что… — Он пристально посмотрел на нее. — Ты — моя слабость, моя Ахиллесова пята. Еще никогда в жизни я не был так уязвим.

У нее бешено забилось сердце.

— Мысль об этом парне и о тебе действовала на меня, как красная тряпка на быка. Ведь он нравился тебе. Я как-то не подумал, что не стоит бояться того, что было в прошлом. Может быть, стоит остерегаться Роберто — он в настоящем. Я почувствовал себя так, словно меня изо всей силы ударили в живот. Даже хуже.

Не давала покоя гордость. Гордость, которую я лелеял в себе всю жизнь. Гордость не давала мне приехать сюда. Мои разногласия с отцом превратились в непреодолимую пропасть все из-за этой чертовой гордости. Стоило мне представить тебя в объятиях другого мужчины, меня охватывала слепая ярость. Слепая ярость и ревность клокотали во мне, как в вулкане.

Теперь ее бешено стучавшее сердце уже выделывало сальто.

— Ты виделась с ним? — вдруг спросил он.

— Нет. Между нами все кончено. Мы расстались давным-давно. Еще до того, как я поступила на работу к твоему отцу.

Наступила томительная пауза, затем Эдвин промолвил:

— Не думаю, что есть смысл… — Он старался подыскать подходящие слова, но ничего не получалось.

— Ты скучал обо мне?

Четыре слова, один простой вопрос, но она вся напряглась.

— Я… — Он сильно покраснел. — Да, да. Я… Да, я скучал. Не мог выбросить тебя из головы. Моментами казалось, что схожу с ума. Я должен был возвращаться в Италию, но не мог этого сделать. Как идиот, словно прирос к этой земле. Нужно было хотя бы находиться в той стране, где любимая. Боже мой, как я ненавидел тебя!

Он взглянул на нее, и ненависти в глазах не было. В них горела страсть, при виде которой она теряла голову.

— Она перехитрила нас, сказал он хрипло. — И когда она мне попадется, я преподам такой урок, который долго не забудется. — Он помолчал, а затем быстро, озабоченно спросил: — А ты?

— Боже мой, — пробормотала Анна, — ты даже не представляешь, как мне недоставало тебя.

Их неудержимо тянуло друг к другу, и он, тихо застонав, уложил ее на кровать и принялся целовать, а она отвечала на его поцелуи, чувствуя, наверное, то же самое, что голодный человек, когда перед ним вдруг ставят тарелку с едой. Он уткнулся лицом ей в шею, и она ласково гладила его волосы.

— Что же надеялась получить Мария, выстраивая всю эту интригу? — спросила Анна.

— Ничего и одновременно все. Поняв, что я не буду с ней, загорелась желанием разрушить чужое счастье. — Он накрыл ее грудь ладонями, и она глубоко задышала от охватившего ее желания. — Если бы не отец… — прошептал Эдвин.

— Значит, он знал обо всем?

Все великолепно сходилось. Джулиус потребовал ее возвращения, чтобы разыграть свой последний, самый главный, козырь.

— Я так благодарен ему, — сказал Эдвин, расстегивая ее блузку и бюстгальтер, чтобы жадно припасть к груди. — Я хочу тебя, Анна. Я люблю тебя. Мне нужно, чтобы ты была со мной. Всегда.

Она улыбнулась, продолжая гладить его голову.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала она. — Мне кажется, что я люблю тебя уже целую вечность и хочу быть с тобой. Если я надоем тебе через три месяца… — Он прикрыл ее рот ладонью.

— Ты никогда не надоешь мне, дорогая. Выходи за меня замуж, и я докажу это. Я докажу. Мы вместе состаримся, и когда нам будет по восемьдесят лет, сядем друг напротив друга в кресла, и я расскажу тебе, как любил тебя все эти годы.

Он посмотрел на нее вопросительно и страстно и улыбнулся, прочтя ответ у нее в глазах.

— Ты правда так любишь меня? — спросила она, и он кивнул в ответ.

— Настолько, что готов кричать об этом на всю округу. — Он провел ладонью по ее телу, от бедра до груди и обратно. Потом его рука скользнула под ее кружевное нижнее белье. — Но сейчас я не стану отвлекаться. Сейчас мы займемся другим.

И она рассмеялась от счастья. Действительность перестала существовать. Они оба были сейчас в раю.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10