Танцующая при луне [Энн Стюарт] (fb2) читать онлайн

Энн Стюарт Танцующая при луне

Книги обладают необъяснимой привычкой появляться на свет, в свое время — и как бы вы их ни торопили и ни подталкивали, вы не в состоянии ускорить процесс. Выражаю огромную признательность the Меmе Midwives из Джини-Ромекс, а особенно — приходу Св. Иосифа в Беверли и приходу Св. Терезы, без помощи которых я бы оказалась в затруднительном положении.

Пролог

То была первая весенняя ночь. В графство Дорсет наконец-то пришел апрель, и Элизабет Пенсхерст, дочь приходского священника, просто не могла сидеть в доме взаперти.

Все вокруг мирно спали. Пять ее братьев, в возрасте от зрелых семнадцати до очаровательных трех с половиной лет, отдыхали от разнообразных дневных забот. Ее отец, преподобный Уильям Пенсхерст, спал сном праведника, а рядом тихонько посапывала его верная супруга Аделия.

Городок Викхем славился своей добропорядочностью и здравым смыслом. Спать здесь ложились рано, так что Лиззи рассудила так: никто не будет сидеть, прильнув к окну, и наблюдать за тем, как дочка пастора спешит по темным улочкам в сторону леса. Ее давний недруг, Эллиот Мейнард, еще неделю назад уехал в Лондон, а значит, шпионить за ней сегодня некому.

Странно, что о самом преданном своем поклоннике она думает исключительно как о враге. В принципе, Лиззи ничего не имела против брака. Ее отец и мачеха жили душа в душу, да и большинство знакомых, казалось, были довольны своей участью. С другой стороны, у большинства ее знакомых не было дурной привычки при первой же возможности сбегать в лес. Они не танцевали при лунном свете, не беседовали с животными, не пели деревьям и не любили лежать на мягкой земле, жадно вдыхая весенний воздух.

Так делала одна лишь старуха Пег, а половина прихода считала ее чуть ли не ведьмой. Пег не волновало мнение односельчан, однако она сразу признала родственную душу в мечтательной дочери священника. Последние несколько лет знахарка охотно общалась с девушкой, делилась с ней секретами трав и деревьев и приучала считать лес своим родным домом.

Но старая Пег покинула этот мир. Ее, как и подобает — пусть и без особой охоты, — похоронили на церковном дворе, сопроводив положенными по христианскому обычаю словами. Их произнес мистер Пенсхерст, в глубине души не одобрявший образа жизни Пег. Старуха пришла бы от своих похорон в настоящую ярость. Разумеется, именно Лиззи нашла ее тело. Будь у нее побольше сил, она бы сама предала тело Пег земле, но старуха весила добрых восемьдесят килограммов, и девушке было с ней не управиться. Оставалось лишь стоять у ее могилы и тихонько плакать в полном одиночестве.

Прошло две недели с тех пор, как Пег похоронили. Две недели, как Лиззи пришлось выслушивать благочестивые причитания Эллиота, обличавшего выживших из ума старух и опасности лесной жизни. Две недели, как она наотрез отказалась выйти за него замуж.

Это глубоко огорчило ее отца. Уильям Пенсхерст старался видеть в людях только хорошее, и кто, как не его викарий, смог бы составить с Лиззи идеальную пару? Несомненно, дочь его была существом слишком возвышенным для практичного Мейнарда с его редеющей шевелюрой и растущим брюшком.

И все же не внешность Эллиота отталкивала Лиззи (хотя в профиль тот и впрямь напоминал рыбу). Он раздражал ее своей ограниченностью и злопамятством. А уж то, как его совелые глазки скользили по ней, когда отца Лиззи не было рядом… Мейнард пользовался любым случаем, чтобы прикоснуться к ней своими мягкими, влажными ладонями — вовсе не похотливо, а как-то собственнически. Это было так противно, что ей хотелось только одного: отмыть поскорее ту часть тела, по которой скользнула его рука, будь то локоть, рука, запястье или талия.

Эллиот, встретивший ее отказ с величайшим негодованием, на время уехал. Лиззи не сомневалась: очень скоро он вернется, чтобы возобновить свои ухаживания. Ей было не по себе при мысли о том, что нужно будет снова хитрить и изворачиваться. Она искренне любила отца, мачеху и пятерых младших братьев и готова была пойти на что угодно, лишь бы угодить им. Но только не на супружество с Эллиотом Мейнардом!

Для своих родных Лиззи оставалась кем-то вроде экзотического существа, горячо любимого, но при этом совершенно непостижимого. Она пошла в свою мать — хрупкую и непрактичную особу, которую угораздило умереть при родах, оставив растерянного и скорбящего мужа с младенцем на руках. К счастью, судьба послала ему Аделию. Та искренне любила Лиззи — ничуть не меньше, чем пятерых собственных отпрысков, которых она в скором времени преподнесла своему мужу, — и все же Аделия не отличалась богатой фантазией, тогда как у Лиззи ее было с избытком.

Но в эту теплую весеннюю ночь все тревоги Лиззи отошли на второй план: Мейнард с его назойливыми ухаживаниями был за много миль отсюда, а об ожиданиях, которые возлагали на нее близкие, она еще успеет поразмыслить. Сегодня Лиззи вернется в лес, куда не заглядывала со дня смерти старой Пег. Вернется, чтобы распрощаться с ним раз и навсегда.

Никто не услышал, как она скользнула вниз по черной лестнице. В просторной кухне было тихо и пустынно: две девушки, прислуживавшие у Пенсхерстов, возвращались на ночь в деревню. Никто и не заметит, что Лиззи нет в постели, как то подобает порядочной дочери священника.

Первая по-настоящему теплая ночь в году! Лиззи поняла это, как только очутилась за дверью. Про шаль девушка даже не вспомнила — да и к чему она? Лиззи обула мягкие кожаные туфли, но земля была по-весеннему сырой. Уж точно кто-нибудь заметит, если она притащит грязь домой! Скинув туфли, она пристроила их у садовой калитки и босиком поспешила в лес, с удовольствием ступая по свежей весенней траве.

Леса вокруг Викхема были не слишком большие: так, несколько рощиц, граничащих с соседним поместьем. Старуху Пег мало интересовало, кому принадлежит окрестная земля. Она жила в лесу, как если бы это было ее законное право.

В иссиня-черном небе висел яркий полумесяц. Даже при лунном свете Лиззи без труда могла найти путь к заветной рощице, где в немом карауле замерли древние камни. Для Лиззи это было священное место. Ее отец, узнай он об этом, пережил бы настоящее потрясение. Магическое место, куда будет возвращаться душа Пег даже после того, как тело старухи обратится в прах.

Лиззи вошла в центр круга и вскинула голову, в упоении подставляя лицо лунному свету. Распущенные волосы волной заструились у нее по спине. Не медля ни секунды, она стянула с себя скромное шерстяное платьице и отшвырнула его за границу круга. Теперь на ней осталась только легкая рубашка — ни тебе жесткого корсета, ни панталон… ничего, кроме тонкой ткани. Лиззи вскинула руки к сияющей луне и начала танцевать.

Она танцевала для своей души, для луны, звезд и свежею ветерка, разметавшего ее непослушные рыжие локоны. Танцевала для старой Пег, забыв на время о строгих правилах и запретах.

Это ее последняя вылазка в лес. Уже завтра она станет такой, какой ее хотят видеть окружающие: послушной девушкой, практичной и рассудительной, гордостью своей семьи. От легкомыслия матери в ее характере не останется и следа, из Лиззи она превратится в мисс Элизабет Пенсхерст — копию своей основательной, добропорядочной мачехи.

Она выйдет замуж за первого, кто сделает ей предложение, — при условии, конечно, что человек этот не будет таким же липким и что он не будет выглядеть как Эллиот Мейнард. Своему мужу она родит детей и навсегда забудет леса, оставив их в распоряжение диких, зверей, которым там было самое место.

Но сегодня она исполнит свой последний танец. Лиззи чуть слышно напевала те старинные песни, которым научила ее Пег, — песни о любви утраченной и любви обретенной. Она кружилась и покачивалась, скользила и изгибалась, вдыхая пьянящий ночной воздух.

Пока не замерла как вкопанная на месте, оказавшись лицом к лицу с самодовольной физиономией Эллиота Мейнарда. Рядом стоял ее отец, взиравший на Лиззи с неподдельным ужасом.

* * *

Апрель выдался необычайно теплый для сурового климата Северного Йоркшира, и Габриэль Дарем просто не мог дольше оставаться дома. Он захлопнул старинный том и встал, с удовольствием потянувшись. Прошла первая за долгие годы зима, которую он провел у себя на родине, вернее, там, где прошло его детство. Где в действительности родился Габриэль, он и сам не знал. Скорее всего, в окрестностях Лондона. Но какое это имело значение? Здесь был его настоящий дом, и Габриэлю потребовалось немало времени, чтобы понять это.

Вернувшись к своему сомнительному наследству в древний Хернвудский лес как раз в ту пору, когда землю укрыл первый снег, он почувствовал, что наконец-то дома. И вот зима уже осталась позади. Хотя в воздухе еще чувствовалась прохлада, повсюду начали пышно расцветать нарциссы, а овцы стали приносить приплод. Первое мая было уже не за горами. Близился Белтайн. И если бы не кучка надоедливых, самодовольных паразитов, которые, непонятно с какой стати, решили последовать за ним в эту глушь, Габриэль от души насладился бы этим древним праздником. Впрочем, так он и собирался поступить, невзирая на незваных гостей.

Белтайн считался одним из древнейших праздников того дохристианского мира, которым некогда была Британия. И пусть сейчас его отмечали как Майский день, традиция эта восходила к давней эпохе, когда Британией правили мудрые друиды.

Разумеется, люди вроде Чилтонов и их друзей предпочитали басни о кровопролитиях и человеческих жертвоприношениях. Согласно римским историкам, древние британские жрецы регулярно загоняли людей в плетеные клетки, после чего сжигали их на костре безо всякой на то причины. Габриэль со скепсисом относился к подобным россказням. В конце концов, римляне тогда только-только завоевали Британию и им хотелось выставить местных жителей в самом невыгодном свете.

Но в последние несколько лет в обществе проснулся интерес ко всему, что так или иначе было связано с друидами, и большинству нравились как раз леденящие душу истории. Габриэль не горел желанием отрезвлять горячие головы: древние первоисточники он изучал ради удовольствия, а вовсе не потому, чтобы кому-то что-то доказать.

Он всегда любил учиться. Неудивительно, что его так называемый отец, сэр Ричард Дарем, страстно любивший спорт и избегавший печатного слова как чумы, не испытывал к сыну ничего, кроме презрения. В ответ Габриэль с еще большим усердием углублялся в занятия, пока наконец его бунтарская натура не вырвалась на свободу.

В Лондоне он приобщился ко всем радостям плоти, но очень скоро пресытился праздной жизнью. Шумный, суетливый город наводил на него скуку, равно как и забавы великосветского общества, которыми он «наелся» до тошноты. Куда больше ему нравились простолюдины Хернвуда. Габриэль был совершенно удовлетворен своей непритязательной жизнью в ветхой башне, наедине с книгами и тишиной. Старый друг Питер да сестра Джейн — вот все общество, в котором он нуждался.

Пожелай он плотских утех, с этим не было бы никаких проблем: Габриэль знал достаточно женщин, которые с готовностью открыли бы ему калитку в полуночный час. Но все, что ему нужно было сейчас, — душевный покой.

В ночном воздухе еще витала зимняя прохлада, но Габриэлю и в голову не пришло возвращаться в башню за плащом. Он так давно научился преодолевать трудности — те, которые создавал для себя сам, и те, которыми был обязан окружающим. Он выжил и стал сильнее, а лесные заросли, окружавшие Хернвудское аббатство, не представляли для него никакой опасности.

Неслышно, будто призрак, двигался он в лучах лунного света, минуя развалины трапезной. Когда-то здесь находилось одно из богатейших аббатств в стране, но и оно не устояло перед алчностью короля Генриха. Впрочем, в поместье и по сей день можно найти места, сохранившие былое очарование. Какая удача, думал Габриэль, что все это принадлежит ему!

Призраки покинули это место — никто не витал сейчас в лунном свете. При этой мысли на губах Габриэля мелькнула усмешка. Бесплотные духи монахов Хернвудского аббатства наверняка не одобрили бы обрядов Белтайна: Майского шеста, костров и всего этого безудержного веселья. Не исключено, что и сейчас они с погребальной мрачностью рассуждают о пороках современной цивилизации.

Внезапно ему захотелось встретить хотя бы одно привидение. Габриэль дорожил своим уединением: тишина была нужна ему не меньше, чем другим людям воздух и вода. Но сейчас, в глуши полуночных лесов, он вдруг с особой остротой ощутил свое одиночество.

Он закрыл глаза и вдруг увидел ее. Волшебное создание, не принадлежавшие этому месту и этому времени. Длинноногая фея с пламенеющими волосами и прекрасным телом под тонким покровом танцевала в лунном свете. Габриэля пленил этот образ, в котором так гармонично сочетались эротика и невинность, но стоило ему открыть глаза — и видение тут же исчезло.

Покачав головой, он криво усмехнулся. Не нужны ему полуодетые дриады, как бы соблазнительно они ни выглядели: он больше не ищет дружбы призраков, да и никого вообще.

Не исключено, впрочем, что пришло время для визита к какой-нибудь симпатичной вдовушке из Йорка. Пока обряды плодородия, практикуемые в Белтайн, не распалили его воображения и не заставили возжелать запретных удовольствий, что окончательно смутит душевный покой его дней и ночей.

Глава 1

Хернвуд, Йоркшир, апрель 1765 года

Элизабет Пенсхерст, двадцатилетняя девица приходской общины Верхнего Викхема, что в графстве Дорсет, выбралась из почтовой кареты и огляделась. День дохнул на нее стылым холодом. С севера дул пронизывающий ветер. Он трепал юбки Элизабет и шелестел сухими ветвями у нее над головой. Кучер поставил на землю ее дорожный сундук и удивительно быстро взобрался на свое место.

— Вы уверены, мисс, что они знают о вашем приезде? — ворчливо поинтересовался он. — Я бы мог отвезти вас чуть дальше и высадить у «Кабаньих окорочков», это нам по дороге. Не самое подходящее место для леди, но все лучше, чем эти леса.

Элизабет окинула взглядом огромные деревья, окружавшие рыночный крест. Когда-то здесь, должно быть, находилась большая деревня, но теперь от нее не осталось ничего, кроме старого каменного креста.

Леса в Йоркшире были мрачнее, чем у нее дома, деревья — выше, а в отдалении виднелись полуразрушенные башни какого-то древнего здания. Как ни странно, ей это даже понравилось.

— Со мной все будет в порядке, — заверила она кучера, не испытывая, впрочем, и половины той уверенности, что прозвучала в ее голосе. — Даремы знают, что я приезжаю именно сегодня. Мне лишь нужно немного подождать.

— Ну, будь по-вашему, — пробурчал кучер. — А вы все-таки поглядывайте вокруг. В таком месте, как это, всякое случается. Говорят, снова видели Темного Рыцаря, да и девушки в округе вроде начали пропадать.

— Пропадать? — слабым голосом отозвалась Элизабет. — Какой еще Темный Рыцарь?

— Да не забивайте вы свою хорошенькую головку всякой ерундой. До сумерек еще целых два часа, и все это время вы будете в полной безопасности. А от призраков, говорят, нет особого вреда.

Паника, подкравшаяся было к Элизабет, стала понемногу таять. Истории о Темных Рыцарях и пропавших девушках могли всерьез растревожить ее богатое воображение. Но призраки — это было уже чересчур.

— Я буду остерегаться призраков, — пообещала она, стараясь за торжественным тоном скрыть улыбку.

— Вижу, вы мне не верите, — мрачно заметил кучер. — Их мало кто видел. Если повезет, вы и знать не будете, что они кружат здесь.

— А кто такой Темный Рыцарь?

Кучер лишь покачал головой.

— Старые сказки, мисс. Думаю, вам не о чем беспокоиться. Вы ведь первый раз в Йоркшире, правда? Суеверный здесь народец, мисс. Не думайте об этом, вот и все. Наверняка вы не заметите тут ничего необычного.

— Наверняка, — с наигранной бодростью отозвалась Лиззи.

— Ну, вот и замечательно, — заметил кучер, словно все вдруг уладилось само собой. — Просто не забредайте в лес, и все будет в порядке.

Прежде чем Лиззи успела придумать что-нибудь, что задержало бы его подольше, он решительно ухватился за поводья, и уже мгновение спустя карета скрылась за холмом, оставив Лиззи Пенсхерст одну на опушке леса.

Внезапно ее охватила нервная дрожь. Старуха Пег была бы горько разочарована своей ученицей. Всю жизнь Лиззи хотела только одного: убежать подальше в лес, прочь от надлежащего благовоспитанной девице поведения, сковывающей одежды и неодобрительных взоров. В кои-то веки ей повезло оказаться на краю настоящей чащобы, а она, вместо того чтобы обрадоваться, имела глупость испугаться! Это же настоящее приключение, к которому она всегда стремилась, так что толку тратить время на пустые сожаления? Судьба и собственное скандальное поведение привели ее сюда. Так почему бы не воспользоваться подвернувшейся возможностью?

Лиззи расправила плечи, разгладила юбку и уселась на свой дорожный сундук, мурлыча что-то себе под нос. Ее отец пришел бы в ужас, узнай он, что это один из тех древних напевов, которым научила ее Пег, — о вероломных возлюбленных и заново обретенной любви. Ветер шелестел у нее над головой в свежей поросли листьев. Большую часть своих двадцати лет Лиззи провела в графстве Дорсет, где климат был гораздо мягче йоркширского. Вокруг царила самая настоящая весна, когда отец с мачехой усаживали ее в почтовую карету. За их суровыми предостережениями сквозила сдерживаемая любовь. Лиззи, всегда такая послушная и почтительная, опозорила их перед всей общиной, и Пенсхерсты были глубоко опечалены и озадачены этим.

Сейчас в ветре, что завывал вокруг нее, ощущалось дыхание зимы. И эти деревья… бррр… — Лиззи никогда не видела таких великанов. Через час или два совсем стемнеет. Отец предостерегал ее от разбойников и бессердечных соблазнителей — негодяев, чьей добычей может стать невинная девушка, путешествующая в полном одиночестве. Сама Лиззи себя считала не более чем миловидной, не имела сколь-нибудь значительного состояния, поэтому не слишком опасалась, что привлечет внимание безжалостных соблазнителей. Держалась она с напускным безразличием, которое многие принимали за глупость, — привычка, способная оттолкнуть любого докучливого джентльмена. Впрочем, недокучливого тоже. Сама Лиззи успела к этому привыкнуть. Ее не интересовали джентльмены, как и многое другое — за исключением того, что скрывали леса, окружавшие ее родной Викхем.

Всю свою жизнь Лиззи провела в крохотном городишке. Очень редко ей удавалось ускользнуть из-под бдительного взора мачехи и пробраться в окрестный лес. Во время одной из таких вылазок она и встретила старую Пег. И эта встреча навсегда изменила ее жизнь.

Но тихие леса Дорсета не шли ни в какое сравнение с чащобами Йоркшира. Вот и сейчас, сидя у обочины дороги и поджидая экипаж, который должен был отвезти ее в поместье Хернвуд, Лиззи не могла избавиться от мысли, что предостережение кучера, пусть и сделанное из благих побуждений, слегка поколебало ее мужество.

Она никогда не встречала Темного Рыцаря, хотя и догадывалась, что кучер рассказал не о каком-нибудь темнокожем чужеземце. Благодаря Пег она знала куда больше легенд и историй о лесных существах, эльфах, феях и даже Зеленом человечке, чем полагалось добропорядочной дочери священника. Самой ей так и не довелось встретиться с каким-нибудь сверхъестественным существом в таком скучном местечке, как Викхем, — если не считать ту же Пег, которая слыла в деревне ведьмой.

Если где и можно было найти еще волшебство, так в мрачных и величественных лесах Йоркшира.

Вечерело. Поднявшийся ветер раздувал полы ее простого шерстяного плаща, играл аккуратно уложенными волосами. Лиззи сделала все возможное, лишь бы спрятать непокорные локоны, даже если не могла скрыть их огненно-рыжий цвет. Она привезла с собой самые скромные и неброские из своих платьев; видя ее сейчас в наглухо застегнутой накрахмаленной одежде, никто бы не поверил, что эту девушку неделей раньше застали в лесу танцующей в лунном свете — босой, с распущенными волосами, в одной лишь тонкой рубашке.

Лиззи вздохнула. Скандал буквально потряс маленький городок, и она знала, кого ей благодарить за это. Она всегда старалась соблюдать осторожность, когда сбегала в лес, но Эллиот Мейнард следил за ней с маниакальной одержимостью, от которой ее тошнило. Вот и в тот раз он выследил жертву, а потом наблюдал, как Лиззи, сбросив удушающие одежды, двигалась в такт едва слышной мелодии. И он же, не желая быть голословным, привел с собой ее отца и целую толпу прихожан.

Какой позор! Ее отец рвал и метал, мачеха рыдала, а пятеро братьев не знали, плакать им или смеяться. И опорочившая себя Лиззи Пенсхерст была изгнана — отправлена к родственникам своей покойной матери. Ясное дело, что после случившегося ее постарались отправить как можно дальше.

Лиззи снова вздохнула. Она была полна решимости исправить свое недостойное поведение. Она понятия не имела, что так сильно влекло ее в леса, однако собиралась всячески противостоять этому зову. Она постарается во всем помогать Даремам, быть тихой, послушной и незаметной. Когда же придет время возвращаться домой, все только диву дадутся, какой покорной стала Лиззи Пенсхерст.

Не настолько, впрочем, покорной, чтобы выйти замуж за ненавистного Эллиота Мейнарда.

Казалось, ветер еще усилился. Пожалуй, было глупо с ее стороны сидеть в этой глухомани и ждать. Но что еще ей остается? Идти пешком и тащить с собой багаж? Еще глупее. Впрочем, Лиззи привыкла к дальним прогулкам. Даже сейчас, в тесных ботинках и тяжелой шерстяной одежде, могла бы пойти вдоль узкой дороги. Рано или поздно она наверняка набрела бы на деревню — ну, хотя бы на ферму, — а уж люди переслали бы весточку Даремам.

А что там говорил кучер? Ну, кроме загадочных предостережений насчет Темного Рыцаря? Мол, ближайший паб — не место для юной леди, а в темноте можно запросто заблудиться в лесу. По крайней мере, рыночный крест — неплохой ориентир. Рано или поздно кто-нибудь пройдет мимо, а Элизабет была уже близка к тому, чтобы обрадоваться даже разбойнику и бессердечному соблазнителю. Вот тогда худшие опасения ее отца точно воплотятся в реальность.

Кто мог предполагать, что Лиззи пойдет в свою мать — взбалмошную и непрактичную Гиневеру де Лорье? Элизабет всегда подозревала, что смерть ее матери от изнурительной послеродовой лихорадки принесла отцу не только горе, но и облегчение. Уильям Пенсхерст обожал свою благовоспитанную, полную загадок супругу. Но она же приводила его в полное замешательство.

Аделия была простой, безыскусной женщиной — любящей мачехой, преданной женой, мудрым советчиком и надежной опорой. Она оказалась идеальной парой для трезвомыслящего отца Элизабет. В течение девятнадцати лет Лиззи делала все возможное, чтобы ничем не выделяться из своего окружения. И не их вина, что в глубине души она всегда чувствовала себя подкидышем эльфов в этом практичном и аккуратном доме.

Может, все пошло бы иначе, не повстречай она во время одной из своих тайных прогулок старую Пег. Лиззи всего лишь хотела поздороваться, но та, устремив на нее свой зоркий взгляд, внезапно возвестила: «Ты — одна из древних».

Если учесть, что Лиззи на тот момент минуло пятнадцать, а Пег иначе как «старухой» никто и не называл, замечание ее казалось весьма загадочным. Однако Пег не стала распространяться на эту тему. Вместо того она рассказывала Элизабет о жизни в лесу, легенды об Охотнике, истории дохристианских времен, и девушка слушала как завороженная. Ее скованная строгими правилами поведения натура жадно внимала рассказам о делах давно минувших дней, об исчезнувшем мире, словно выплывшем из ее воспоминаний.

К тому времени Лиззи успела понять: не стоит делиться подобными историями с родными, если только она желает сохранить мир в семье. Она помогала Аделии по дому, заботилась о пяти братьях, с благочестивой регулярностью посещала церковь, как можно туже закалывала свои непокорные рыжие волосы и держала долу бедовые зеленые глаза. За исключением тех моментов, когда ей удавалось вырваться из дома из-под бдительного надзора и хотя бы на время обрести свободу.

Со временем Лиззи наверняка удовольствовалась бы безмятежным существованием старой девы, если бы не пронырливый викарий преподобного Пенсхерста. Эллиот Мейнард был одутловатым, бледнолицым человечком с мягкими, как подушки, ладонями. Все свои силы он положил на то, чтобы преуспеть в жизни и занять солидное положение в обществе. Он знал, что денег у Пенсхерстов немного, зато дочка их была из хорошего рода и с неплохим приданым. Да, не без недостатков, но что поделаешь. Рассудив так, Эллиот приступил к ухаживаниям.

К несчастью, мистеру Пенсхерсту пришлась по душе идея такого брака. Что могло быть лучше для его мечтательной дочки, чем выйти замуж за служителя Божьего? Это стало бы надежной гарантией ее морального благополучия. Мистер Пенсхерст полагал своей обязанностью видеть в ближних только хорошее, и ему было невдомек, что Эллиот Мейнард — глупец и сластолюбец, озабоченный не столько благополучием паствы, сколько собственным преуспеянием.

Когда вежливые отговорки Элизабет переросли в решительный отказ, Эллиот решил известить о своем ухаживании отца девушки. И тут его ждал куда более теплый прием.

Только старая Пег была на стороне Лиззи.

— Не выходи за него, детка, — увещевала она. — Не этот мужчина тебе нужен. Тебе уготован другой.

— О ком ты? — спросила Лиззи, но старуха промолчала. Закрыв глаза, она вглядывалась в те заветные глубины, в которых всегда находила ответ.

— Темный Рыцарь, — пробормотала она наконец. — Тебе предстоит встреча с Темным Рыцарем. Он — твоя судьба.

Разговор этот состоялся полгода назад, незадолго до того, как Лиззи нашла старую Пег, неподвижную и бездыханную. Она не успела толком проститься с ней — пришедшие к языческим камням люди помешали ее молитве.

Невзирая на разразившийся скандал, Эллиот Мейнард не отступился от своего намерения, да и родители продолжали оказывать давление на Лиззи в полной уверенности, что именно Мейнард станет для нее идеальным супругом. Отъезд Элизабет в Северный Йоркшир, к кузине Джейн, представлялся им лишь небольшой отсрочкой. Злополучный жених твердо настроился ждать. В конце концов, не так уж много мужчин жаждало жениться на обыкновенной, в общем-то, девице, да еще с такими странными, языческими привычками. И неважно, что у Лиззи был весьма острый язычок, а за душой ничего, кроме скромного приданого. Он возьмет ее измором.

«Скорее ад замерзнет, чем он отступится от своего», — подумала Лиззи с неожиданной яростью, отчаянно кутаясь в свой тонкий плащик. Уж лучше загадочный Темный Рыцарь, чем недалекий и вечно недовольный Эллиот Мейнард.

Сидеть ей теперь на перепутье, в двух шагах от Темного Рыцаря, который прячется в древних йоркширских лесах. Отродье сатаны или как там еще? Впрочем, старуха Пег, при всей ее приверженности древней религии, вряд ли толкнула бы ученицу в объятия дьявола.

Лиззи не знала, почему она вдруг подняла голову. Вокруг было тихо, лишь ветер шумел в верхушках деревьев да какой-то зверек метнулся с ветки на ветку. Однако тут же она очнулась от своих мрачных мыслей, увидев его.

Темный Рыцарь? Ну, нет! Уж в этом-то она была уверена. По странному совпадению, последний луч заходящего солнца упал в этот миг на землю, осветив высокую неподвижную фигуру.

Лиззи было решила, что это кучер из поместья Хернвуд, но тут же осознала, что поблизости нет ни лошади, ни экипажа. Одет незнакомец был крайне непритязательно: распахнутая у ворота рубашка грубой вязки и простые черные брюки, то ли кожаные, то ли шерстяные. Волосы казались слишком длинными — должно быть, не стригли их уже не первый год. Зато побриться незнакомец не забыл. Он вскинул голову, пытаясь получше разглядеть Лиззи, и у той от неожиданности перехватило дыхание.

Темно-каштановые волосы обрамляли тронутое загаром лицо. И когда только он успел загореть, ведь весной здесь еще и не пахло? На смуглом лице выделялись до странности светлые глаза. Впрочем, Лиззи находилась слишком далеко, чтобы разглядеть, какого они цвета. Его лицо выражало настороженность, и она гадала, кто он такой. И знает ли он про Темного Рыцаря?

Отец много раз твердил ей, что следует остерегаться незнакомцев. Диззи привыкла слушаться отца, тем более что это этот высокий молчаливый человек не внушал ей доверия. Но вокруг понемногу сгущались сумерки, а она не могла сделать вид, будто совсем не замечает его.

— Здравствуйте, — сказала Лиззи, и голос предательски дрогнул.

Незнакомец ничего не ответил, лишь сделал пару шагов навстречу ей. Лиззи удивленно и настороженно наблюдала за ним. Молодой человек двигался удивительно грациозно и практически бесшумно. Он неспешно пересек лужайку и остановился почти вплотную к девушке. Только теперь она разглядела, что глаза у него были теплого золотисто-карего оттенка.

Но больше всего удивил ее голос незнакомца. Лиззи ожидала услышать раскатистый йоркширский выговор, с которым уже успела познакомиться, но голос мужчины был низким и чарующим. «Голос истинного джентльмена», — поняла она с первых слов.

— Вы кто? — В вопросе его не было и намека на грубость — одно лишь любопытство: что за девица сидит тут на сундуке, в этих богом забытых лесах.

— За мной должны заехать из поместья Хернвуд. Вы, случаем, не видели тут никого поблизости?

— Поместье Хернвуд, — пробормотал незнакомец. — Вот оно что. Приехали навестить Джейн?

Он сказал «Джейн», а не «мисс Джейн», но Элизабет не стала поправлять его. Кем бы ни был этот загадочный человек, он однозначно не вписывался в те социальные рамки, к которым она успела привыкнуть.

— Мисс Дарем — моя кузина.

— Неужели? — В голосе прозвучало сомнение.

— Именно так.

— Почему же мы не видели вас раньше в этих краях?

Лиззи не очень понравился оборот, который приняла их беседа.

— А кто сказал, что я не бывала здесь раньше? — заметила она рассудительным тоном. — Вы просто могли не заметить моего присутствия.

Незнакомец покачал головой.

— Я бы знал, — коротко ответил он и посмотрел по сторонам. — Такое чувство, что о вас просто забыли. Не похоже на Даремов: соблюдение приличий они ставят превыше всего.

— Я уверена, что кто-нибудь вот-вот появится.

— Пожалуй, я мог бы узнать, что их задержало.

— Правда? — Лиззи успела продрогнуть настолько, что все предостережения отца давно выветрились у нее из головы.

— Единственное препятствие, — сказал он, — состоит в том, что я не знаю вашего имени. Должен ли я сказать, что загадочная незнакомка ожидает экипаж у рыночного креста?

— Мисс Пенсхерст. Меня зовут Элизабет Пенсхерст.

В золотистых глазах незнакомца промелькнуло странное выражение.

— Элизабет Пенсхерст, — повторил он, как если бы пробуя ее имя на вкус. — Добро пожаловать в Хернвуд, мисс Пенсхерст. Скажите, вы верите в волшебство?

Только этого не хватало.

— Ни капельки, — решительно заявила Лиззи.

Больше никакого волшебства! Разве не это обещала она своему отцу и себе самой?

Он взглянул на нее с улыбкой, от которой ей вновь стало не по себе.

— Придется поверить, мисс Пенсхерст. Хернвуд не оставит вам выбора.

Лиззи промолчала, не зная, что ответить на столь необычное заявление.

— Ладно, я найду кого-нибудь и пошлю за вами. — Незнакомец развернулся и зашагал прочь.

Он не растворился в воздухе, а ушел как всякий обычный человек — Лиззи видела это своими глазами. И все же на секундочку ее переутомленному сознанию показалось, будто он растаял в отблесках солнечного света, оставив ее одну в сгущающейся тьме. Ну не дурочка ли она, что доверилась странному путнику? Да и не выдумала ли она эту встречу?

Не прошло и десяти минут, как до Лиззи донеслось позвякивание лошадиной уздечки. От этого звука она приободрилась. Мгновение, и на дороге показалась маленькая повозка. Кучер осадил лошадь рядом с Лиззи, взметнув при этом облако пыли.

Юный возничий удивил ее не меньше, чем загадочный незнакомец. Высокий и худощавый, одет он был в просторный кучерский сюртук. Спрыгнув на землю, возница сорвал с себя шапку, и взору Лиззи предстали черные, коротко остриженные кудри — вне всякого сомнения, женские.

— Страшно извиняюсь, — выдохнула девушка. — Мы думали, вы приедете на следующей неделе. — Она протянула широкую сильную ладонь. — Как вы, должно быть, догадались, я ваша кузина Джейн.

Лиззи встала и глянула в симпатичное личико своей кузины. Глаза у Джейн были карие; черные, небрежно остриженные волосы доходили лишь до середины шеи. Однако во взгляде ее читалась такая доброта, какой Лиззи не приходилось видеть за всю свою жизнь. Столь же располагающей была и улыбка девушки.

— Я Элизабет Пенсхерст, — сказала она. — Вы даже не представляете, как я рада вас видеть.

— Еще как представляю, — весело отозвалась Джейн. — Не самое приятное место, особенно для тех, кто впервые попал сюда. Ну и мы хороши: совершенно забыли о вашем приезде. Отец снимет с меня голову, это как пить дать.

— Разве это ваша вина?

— Нет, — ответила Джейн. — Но ему это безразлично: он помешан на хороших манерах и пунктуальности. Ну не любимцев же своих ему ругать, в самом деле?

— Каких любимцев?

— Моих младших брата и сестрицу. По сравнению с этими шалопаями я могу сойти за настоящего ангела, но отец, увы, этого не ценит. — Смех Джейн был сердечным и невероятно заразительным.

Подхватив сундук Элизабет, под тяжестью которого пошатывались крепкие мужчины, она с поразительной легкостью закинула его в повозку.

— Как я поняла, вы сейчас в немилости. — Джейн запрыгнула на сиденье, после чего помогла забраться Лиззи. — Это из-за мужчины?

— Нет! — с негодованием отмела ее догадки Лиззи. — Я просто гуляла по лесу, в полном одиночестве.

— И что же тут такого ужасного?

— Ну… на мне было не так уж много надето, — призналась Лиззи.

Джейн рассмеялась, легко и искренне.

— Ха, меня постоянно распекают! И что-то мне подсказывает, что твои проступки ненамного хуже моих. Лично мне вменяют в вину то, что я все время торчу на конюшне и порчу одежду. Думаю, мы неплохо поладим друг с другом.

— Две нераскаявшиеся грешницы, — хихикнула Лиззи. — Все ждут, что я избавлюсь от порочных привычек.

— Та же история. В моем случае, впрочем, и ждать особо нечего. Родители давно махнули на меня рукой. Я обречена на участь старой девы, которую, кстати говоря, считаю весьма завидной, — сказано это было с долей вызова.

Лиззи взглянула на нее с удивлением:

— Так ты не хочешь выйти замуж?

— Только если удастся встретить настоящую любовь. Габриэль, правда, говорит, что настоящей любви не существует, но он в последнее время бывает утомительно циничен. Лично я верю в такую любовь… не знаю только, повезет ли мне встретиться с ней. Впрочем, — пожала плечами Джейн, — я не собираюсь особо переживать из-за такой ерунды. — Она свернула на узкую дорожку. — Конечно, тут не парадный подъезд к дому — отец бы пришел в ужас от всех этих канав. Зато так мы гораздо быстрее доберемся до места и ты сможешь наконец согреться. Только не говори ему, что я привезла тебя в этой повозке, ладно?

— Почему?

— По его представлениям, я должна была снарядить настоящий экипаж. Но так мне пришлось бы провозиться лишних полчаса, а затем еще ехать по главной дороге. Словом, раньше полуночи мы бы до дома не добрались. Счастье еще, что Габриэль тебя встретил.

— Габриэль? Так тот странный мужчина?..

— Странный? — рассмеялась Джейн. — Что ж, возразить нечего — таких, как он, еще поискать. Только не упоминай о нем при моих родителях — это здорово испортит им настроение.

— Он им не по душе?

— Мягко говоря.

— Но кто он такой? Сначала я решила, что он слуга, но стоило ему заговорить, и я поняла свою ошибку.

— Габриэль… — Джейн несколько замялась, — это… Габриэль. Вряд ли ты увидишь его снова: он сторонится людей. Просто забудь о вашей встрече.

Забудь? Воспоминание об этих золотистых глазах не так-то просто стереть из памяти.

— Разумеется, — быстро ответила Лиззи, не испытывая, впрочем, ни малейшей уверенности в том, что ей удастся это сделать. — Если ты кое о чем мне расскажешь.

— Само собой, — охотно отозвалась Джейн.

— Кто такой Темный Рыцарь?

Глава 2

Уильям Фредерик Рэндольф Линдли Габриэль Дарем в полном одиночестве брел по лесу, пробираясь к полуразрушенным башням старого аббатства. Он слился с тенями и тьмой, с призраками и лесной тишиной, буквально став невидимкой. Он сам избрал для себя такую участь.

Странно, но в этот раз лесная тропинка будто сама привела его к мисс Пенсхерст. Девушка сидела на дорожном сундуке и чего-то ждала, стараясь не выказывать своего страха. Как знать, может, еще немного, и она бы заплакала? Да нет, вряд ли. Для этого она казалась слишком деловитой, и в то же время сквозило в ее мечтательном взгляде что-то неземное. Странное сочетание, что и говорить.

Какое-то время он наблюдал за ней издалека, от самой кромки леса. Она бы ни за что не увидела его, пожелай он остаться незамеченным. Будь у него побольше здравого смысла, он просто развернулся бы и зашагал прочь. Всего-то и требовалось, что передать словечко Джейн: какая-то несчастная девица сидит в полном одиночестве у рыночного креста. Но Габриэль редко прислушивался к здравому смыслу. Вот и теперь ему просто стало любопытно. Этим, собственно, и ограничивался его интерес к мисс Пенсхерст. Сам он считал себя человеком развращенным, однако и ему были не чужды некоторые принципы. В частности, он считал ниже своего достоинства совращать невинных девиц — неважно, благородных или простолюдинок.

Во-первых, все девственницы были докучливы и утомительны. Как правило, страх зажимал их в свои тиски, и они оставались холодными и неумелыми в постели. И каждая из них готова поклясться, что обрела с ним настоящую любовь. Что же еще, скажите на милость, заставило ее отдаться малознакомому мужчине?

Во-вторых, Габриэль испытывал искреннее сострадание к бедняжкам. Каждая из них заслуживала простого, непритязательного мужа, который наградит ее кучей детишек и даст ей некоторое представление о плотских удовольствиях. Большинству людей лучше не знать о тех изощренных наслаждениях, которые существуют в этом мире.

Непонятно только, с какой стати он думал о сексе. Неужели мисс Пенсхерст выбила его из привычной колеи? Странно, ведь ее никак не назовешь красоткой. Миловидна, и только. Недостатки очевидны: волосы ее слишком плотно прилегали к изящной головке, покрытой простенькой шляпкой; глаза казались слишком настороженными, а рот был поджат так, будто она боялась, что с губ ее невольно сорвется улыбка. Знать бы, откуда она приехала. Что-то он не помнил, чтобы сэр Ричард или леди Дарем упоминали о таких родственниках, как Пенсхерсты. И хотя девушка, без сомнения, была хорошего рода, она явно не принадлежала к высшим слоям общества, куда так стремились проникнуть Даремы.

Суховатая усмешка скользнула по его лицу в тот момент, когда он свернул за угол старой трапезной аббатства — точнее, того, что от нее осталось. Почти все камни были вывезены Ричардом Даремом для постройки его нового просторного дома, обретенного вместе с титулом лет тридцать назад. Ходили слухи, что в старом аббатстве обитают души монахов, некогда живших здесь. Неприязнь к католикам была так сильна, что многие местные жители искренне верили басням о человеческих жертвоприношениях, которые творились здесь до того, как король Генрих разогнал все монастыри. Вот и теперь якобы души злодеев-монахов возвращаются сюда в поисках новых жертв. Габриэль даже не пытался развеять эти предубеждения. Ему нравилось жить в уединении. И он знал, как все обстояло на самом деле.

Его башня высилась с краю развалин, которые некогда были монастырской трапезной. Из трубы поднимался дымок, хотя Питеру уже давно следовало вернуться в поместье. Ему бы явно не поздоровилось, если бы сэр Ричард узнал, что его конюх помогает нежеланному наследнику Хернвуда. У Габриэля хватало денег, чтобы завести собственную прислугу, однако у Питера были свои причины не покидать поместья.

«Элизабет Пенсхерст, — твердил Габриэль, поднимаясь по лестнице в свое логово — так он привык именовать это место. — Куда больше девушке подошло бы имя Лиззи. Пора уже выкинуть ее из головы. Я давно примирился с сэром Ричардом — по крайней мере, в душе. Так какой смысл пихать ему в бок очередную колючку? Соблазни я сейчас его юную родственницу, и тот вновь возьмется за старое».

«Интересно, сколько ей удастся здесь продержаться?» — на насмешливых губах застыл риторический вопрос.

Йоркшир приводил в ужас большинство девиц с юга Англии. И если мисс Пенсхерст похожа на подружек Эдвины, то не пройдет и месяца, как она сбежит отсюда к сомнительным благам цивилизации.

Но что-то ему подсказывало, что девушка была иной породы. В полном одиночестве и с видимой невозмутимостью сидела она на леденящем ветру в этом богом забытом месте. Случись такое с Эдвиной, она бы уже давно билась в истерике. Такое чувство, что у мисс Пенсхерст был внутренний стержень — вроде того, каким обладала ее кузина Джейн.

Пожалуй, имеет смысл разузнать, кто она такая и как оказалась в этой глухомани, в гостях у баронета с сомнительной родословной. В доме человека, готового душу продать ради очередного титула.

Мягкие кожаные сапоги Габриэля бесшумно ступали по полустертым ступеням, многие из которых начали крошиться от времени. Он намеренно оставлял все как есть — своего рода ловушка для незваного гостя.

Он и сам не знал почему, жертвуя комфортом, проводит столько времени в обветшалой башне, хотя имеет в своем распоряжении дом и поместье — куда более роскошное, к слову, чем тот же Хернвуд. По какой-то неясной причине он предпочитал жить в непосредственной близости от владений сэра Ричарда — своего рода заноза в боку старого баронета.

Добравшись до верха, Габриэль замер. Тяжелая дубовая дверь в комнату была плотно прикрыта, однако чувства его мгновенно обострились: у него был посетитель — причем посетитель нежданный.

Пару мгновений его грызло сомнение: не спуститься ли потихоньку вниз по витой лестнице? Его редко радовали гости, а сегодня он и вовсе не стремился к общению. Вдобавок его грызло неприятное предчувствие — он уже догадывался, кто у него в гостях.

Он не ошибся, его посетительницей была Делайла, графиня Чилтон. Она полулежала на кушетке, откинувшись на подушки. В тот момент, когда взор еепрекрасных глаз пал на Габриэля, капризный ротик изогнулся в приветливой улыбке.

— Габриэль! Наконец-то, — промурлыкала она низким, чувственным голосом. — Я уж думала, ты сегодня не придешь.

Либо Питер был еще здесь, когда она приехала, либо графиня сама решила угоститься его вином. Тут же стоял второй бокал. Габриэль взял его, пытаясь потянуть время.

— Если честно, я не ждал, что ты приедешь.

— Разве мой визит для тебя — не приятный сюрприз?

— Не сказал бы. Где, собственно, твой муж? — В голосе Габриэля не было осуждения, одна только скука.

— Где-то ищет новых утех. Ему нет никакого дела до меня, и ты это прекрасно знаешь. Я так одинока, Габриэль! — Она бросила на него томный взор, так и не поднявшись с кушетки, чтобы он мог полюбоваться ее безукоризненными формами. Габриэль взглянул на нее с отстраненным безразличием.

Что и говорить, графине было чем гордиться. Невысокая, изящно сложенная, она поражала своей красотой. Тончайшее платье с низким вырезом выставляло напоказ высокую, прекрасных очертаний грудь. Роскошные черные волосы графини кольцами вились вокруг кошачьего личика, а из-под густых ресниц поглядывали насмешливые, вызывающие глаза.

Повернувшись к ней спиной, Габриэль подошел к пылающему камину. Граф и графиня Чилтон прибыли в Йоркшир около шести месяцев назад. Ходили слухи, что их выдворили из Лондона за более чем сомнительный проступок. Габриэль мог лишь догадываться, что там произошло на самом деле. Граф и графиня относились к числу людей, чьего общества он когда-то искал… и от которых позже бежал в эту глухомань. Он быстро успел пресытиться лондонской распущенностью. Отныне ему хотелось только покоя и уединения. В его распоряжении были древние тексты, приобретенные за годы путешествий. Из них он и черпал сведения о старинных обычаях и древней религии.

К несчастью, Чилтоны не избежали модного поветрия и тоже увлеклись тем, что представлялось им древними британскими религиями. Габриэль не имел ни малейшего понятия о том, во что на самом деле они верили, и предпочитал не углубляться в этот вопрос. Не без оснований он полагал, что их настойчивые приглашения имели мало общего с научным интересом. Скорее им хотелось разнообразить свои бесконечные вечеринки и расширить круг любовников.

В любом случае его мало привлекали подобные экстравагантные развлечения.

В округе о нем распускали дурные слухи, и ему, конечно, не было чуждо ничто человеческое. Габриэль, как и любой другой мужчина, мог увлечься красивой потаскушкой, даже замужней, но вот прелести ее изнеженного муженька оставляли его абсолютно равнодушным.

Однако между искушением и попыткой сыграть на его чувствах была большая разница. Настойчивость Делайлы граничила, на взгляд Габриэля, с навязчивостью.

— Я дал обет безбрачия, Делайла, — устало бросил он, не отводя взгляда от огня.

— К чему такие жертвы?

По шороху платья было ясно, что графиня встала с кушетки и приближается к нему. Спина у Габриэля мгновенно напряглась — на другую, не менее напряженную часть тела он старался не обращать внимания. Как ни странно, но Делайла казалась ему сегодня соблазнительнее обычного. Если в иные времена он с легкостью уходил от попыток обольстить его, то сегодня она пробудила в нем затаенное желание.

— Друиды не были девственниками — это не в их обычае. Они знали толк в удовольствиях. Откуда бы, по-твоему, брались все эти маленькие друидики?

Подойдя вплотную, она прильнула к его спине. Габриэль ощущал аромат женщины и вина. Стоит ему повернуться, и он поцелует ее. И прощай тогда остатки самообладания!

Он все-таки обернулся, следуя этому внутреннему импульсу и замер. На лице Делайлы читались растерянность и недовольство, но это было не то лицо, которое ему хотелось видеть перед собой. Воображение рисовало ему совсем другую женщину.

— Друиды исчезли больше тысячи лет назад, Делайла, — мягко сказал он и осторожно убрал ее руку со своего плеча. — Иди домой, здесь тебе делать нечего.

Она капризно надула губки — но так, чтобы гримаска не испортила ее. Опыт подсказывал ей, когда надо отступить, и отступить с изяществом.

— Ты же знаешь, я пришла не просто так.

— Догадываюсь, — вяло улыбнулся он.

— Я не о том, Габриэль. Мы намерены отметить Майский день без шума, в типично деревенском духе. Мы с Фрэнсисом очень рассчитываем видеть тебя у нас.

— Ты же знаешь, я стараюсь избегать общества.

— Но мы же искатели истины — совсем как ты. Нам хочется больше узнать о старых обычаях и старой религии, а какое время подойдет для этого лучше, чем Белтайн? Вот увидишь, из меня получится способная ученица.

Вот от таких женщин он и бежал из Лондона — в лесную глушь, к полузабытым тайнам.

— Тебя же не интересует религия, Делайла.

— Думаю, для тебя станет сюрпризом, когда ты узнаешь мой интерес Друиды… они были такими необузданными. — Лицо графини озарилось мечтательной улыбкой. — Ты больше не монах, Габриэль, и не архангел, как твой тезка. Так почему бы не отдать должное радостям этого мира?

Изящные пальчики нежно пробежали по его руке — еле уловимое касание, пробудившее в нем новую волну желания. Но Габриэль и тут не поддался влечению. Да, он действительно хотел ее — это он готов был признать, поскольку принимал себя со всеми своими слабостями. Желание было вполне естественным чувством, когда приходилось иметь дело с такой сиреной, как графиня Чилтон. Пожалуй, Габриэль поддался бы этому чувству, если бы не ее муж… И если бы не холодный расчет, таившийся в глубине ее прекрасных глаз.

— Что за странная привычка самой разъезжать с приглашениями? У тебя полно слуг. — Он отступил на шаг. — Используй их.

— Я так и делаю. — С губ графини сорвался довольный смешок. — При каждом удобном случае.

Габриэль видел мужчин и женщин, прислуживавших в Арунделе. Все они отличались привлекательной внешностью, и у него не было ни малейших сомнений в том, что именно имела в виду графиня.

Когда он пришел, Делайла лежала на теплом, отороченном мехом плаще. Теперь, при расставании, она закутала в него свое роскошное тело.

— Прошу тебя, Габриэль, приходи. Не разочаровывай нас. Обещаю, что не стану звать твоего отца.

Ей ничего не стоило поступить с точностью до наоборот — лишь бы понаблюдать за неизбежным скандалом.

— Я пошлю весточку.

— Или приезжай сам, — проворковала Делайла, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его. Затем она заспешила вниз по витой полуразрушенной лестнице, оставив открытой тяжелую дубовую дверь.

Габриэль не двинулся с места, глядя ей вслед. Настоящий джентльмен позаботился бы о безопасности дамы, проводив ее с фонарем по этой опасной лестнице. Без сомнения, где-то поблизости Делайлу ждали слуги и экипаж, и все же, будь в нем хоть капля порядочности, он бы позаботился о ней.

Однако Габриэль был не в том настроении, чтобы играть в порядочность. К тому же он прекрасно понимал; пойди он сейчас за Делайлой, и искушение может стать невыносимым. Он и сам не знал, почему так упорно сопротивлялся желанию, хотя всю сознательную жизнь потакал своим прихотям и страстям. Тем не менее он привык доверять собственным инстинктам.

Снизу послышался какой-то шум, похожий на звук падения, и Габриэль, мучимый раскаянием, поспешил к двери.

— Не ходи за ней. Она лживая потаскушка и в момент погубит тебя, дай ты ей хотя бы полшанса. Поверь, ей не суждено сломать шею у тебя на лестнице — только хорошие люди умирают молодыми. Разве я не предостерегал тебя?

Габриэль обернулся на звук знакомого голоса. Брат Септимус, высокий, худой, суровый, стоял у огня, не способного больше согреть его кости. Монашеское одеяние свободно болталось на тощем теле. Склонив голову с выбритой тонзурой, он смотрел на Габриэля с явным осуждением.

— Ты предостерегал меня, брат Септимус, — устало вздохнул Габриэль. — И я внял твоим предостережениям.

— Вот и славно, — пробормотал монах-цистерцианец. — Я и впредь не оставлю тебя без присмотра.

И он исчез — внезапно и бесшумно, как и появился. «Чертовы призраки», — еле слышно пробурчал Габриэль и потянулся к бокалу с вином.

* * *

Фрэнсис Чилтон приветствовал жену у экипажа слабой улыбкой. Он передал ей бокал с вином, не пролив при этом ни капли, хотя лошади уже мчали от леса к усадьбе. Кучер Чилтонов был знатоком своего дела.

— Ну как все прошло, мое сокровище? Он отпразднует с нами Белтайн?

Делайла глотнула вина, пытаясь согреться под меховыми накидками, в которые предусмотрительно закутал ее супруг.

— Он такой упрямец, Фрэнсис. Уж кто-кто, а он-то должен понимать лучше других: Белтайн — самое значимое в году событие. Однако он продолжает упорствовать.

— Само собой, дорогуша. Иначе бы он не был так притягателен. И все же я безоговорочно верю в силу твоих чар. В нужное время ты приведешь ко мне Габриэля Дарема.

— Постараюсь, — пробормотала графиня. — Учти только, что я тоже хочу его.

— Обещаю, ты не останешься в обиде, моя радость. Пока же, я думаю, не присмотреться ли нам к его сестричке?

Делайла откинулась на подушки. На лице ее расцвела хищная улыбка.

— Ну как же, его дикарка-сестрица. Вот будет потеха, Фрэнсис!

Наклонившись, он запечатлел на ее губах дружеский поцелуй:

— И в самом деле потеха, дорогая.

* * *

Особняк в Хернвудском поместье представлял собой величественное здание, высившееся в самом сердце долины, что раскинулась у опушки леса. Выстроен он был из белого камня, однако показался Лиззи мрачным, негостеприимным местом. Да и обитатели его, за исключением Джейн, оказались не более дружелюбными.

Сэр Ричард Дарем выглядел весьма внушительно: сельский сквайр, здоровяк и ценитель грубых шуток, изяществом и душевной тонкостью он напоминал деревенского быка. Его жена Элинор, бледная нервная особа, старалась во всем поддакивать мужу. Впрочем, оба они выглядели достаточно добродушными, если не считать тех волн неодобрения, которые изливались на бедняжку Джейн.

— Мы рады твоему приезду, Элизабет, — объявил сэр Ричард, поглядывая на девушку с еле уловимым недовольством, словно ее рыжие волосы были для него личным оскорблением. — Надеюсь, моя старшая дочь не заставила тебя ждать слишком долго. Мы с ее матерью делаем все возможное, чтобы привить ей некоторое представление о пунктуальности, — надо признать, без особого успеха.

Элизабет глянула украдкой на Джейн, которая умудрилась подмигнуть ей, прежде чем потупить глаза в притворном смирении.

— Но ты еще не встречалась с другими членами нашего маленького семейства, — гремел сэр Ричард, не давая никому возможности вставить хотя бы слово. — Моя жена Элинор. С твоей матерью они были двоюродными сёстрами, хотя ничего общего между ними, слава Всевышнему, нет. Если уж на то пошло, наш мир не в состоянии выдержать так много Гиневер одновременно, — хохотнул он.

Взгляд Элизабет мгновенно изменился. Ни разу еще не доводилось ей встречать человека, который говорил бы о ее покойной матери иначе как почтительным тоном и с ноткой сочувствия в голосе. Сэр Ричард был не из тех, кто позволяет другим направлять беседу, однако Лиззи надеялась, что позднее ей удастся разговорить леди Дарем, убедив ту рассказать о своем прошлом.

— А это мои дорогие малютки, — добавил сэр Ричард совсем другим тоном, в котором сквозили гордость и теплота. — Эдвард и Эдвина, близнецы. Истинная отрада родительского сердца.

Элизабет пожала в знак приветствия вялую ручку Эдвины. Без сомнения, та могла считаться идеальной дочерью — во всяком случае, по стандартам Даремов. Белокурые локоны обрамляли красивое личико, лишь слегка подпорченное выражением недовольства. На вид ей было лет семнадцать. Рядом с Эдвиной стоял ее брат-близнец, такой же красавчик, смотревший на всех с капризно-высокомерной миной. Рукопожатие его оказалось еще более безжизненным, чем у Эдвины, и оба они старательно избегали смотреть на старшую сестру.

— Что может быть лучше для родителей, чем знать, что род их не угаснет? — возвестил сэр Ричард. — К тому же это служит утешением за прежние разочарования.

— Ричард! — Леди Дарем выглядела шокированной.

На мгновение Элизабет прониклась симпатией к женщине, которая отважилась вступиться за свою дочь.

— Это я про Джейн, — заявил тот в оправдание. — Джейн — разочарование для всей семьи, разве не так? Вот и все, любовь моя.

Остерегайся Темного Рыцаря. Голос прозвучал в голове Элизабет совсем некстати, но громко и отчетливо. То был не голос кучера с его йоркширским диалектом. Это старая Пег грозила Элизабет ее неясным будущим. Остерегайся Темного Рыцаря.

Элизабет выдавила вежливую улыбку, украдкой бросив взгляд в окно, на темнеющий вдали лес. Если Темный Рыцарь и правда затаился где-то там, она постарается держаться от него подальше. Пег была ее сокровенным «я», не желавшим открыть, что именно сулил ей этот человек, — гибель или спасение. И Элизабет поклялась вести себя как можно осторожнее.

Леди Дарем, чья мягкая, сильно напудренная кожа напоминала смятый пергамент, сделала несколько неуверенных шажков вперед.

— Мы просто счастливы, что ты приехала к нам, детка, — заявила она тоном, в котором не было и намека на подобные чувства. — Мы так встревожились, когда получили письмо от твоего отца. Что и говорить, ситуация весьма деликатная. Но ты не должна расстраиваться.

— Деликатная ситуация? — озадаченно переспросила Элизабет.

— Я уверена, что чудесный йоркширский воздух поможет тебе восстановить здоровье и скоро мы спляшем на твоей свадьбе. Жених-викарий — что может быть лучше! Хотела бы я пожелать того же бедняжке Джейн. Увы! Она, похоже, обречена на участь старой девы.

Голос леди Дарем, при всей его мягкости, прозвучал в высшей степени четко. Джейн, стоявшая неподалеку, скорчила кислую мину, которую ее мать, к счастью, не заметила.

— Но я вовсе не помолвлена, — заявила Элизабет, удивленная тем, что отец скрыл истинную причину ее приезда. Без сомнения, именно стыд помешал ему сказать правду.

Элизабет едва не поморщилась, услышав самодовольный смешок леди Дарем.

— Твой отец написал о том, что ты очень застенчива, когда речь заходит о твоем женихе. Не бойся, это будет нашим маленьким секретом. А скромность всегда украшала девушку. Как бы я хотела, чтобы Джейн не вела себя как заправский сорванец!

Одна из оборок на юбке Джейн и правда была разорвана, а на подоле виднелось грязное пятно. На мгновение Элизабет ощутила острую зависть.

Свежий воздух, лунный свет и свободная одежда — как же ей этого не хватало!

— Целебный деревенский воздух быстро вернет тебе силы! — громыхнул сэр Ричард через всю комнату. — Главное, не забредай в лес.

От улыбки леди Дарем веяло холодом.

— Почему бы Джейн не отвести тебя в комнату и не помочь распаковать вещи? Мы здесь придерживаемся деревенского распорядка дня, а повар у нас весьма вспыльчив. Боюсь, у него случится приступ бешенства, если еда остынет, а нам и так стоило больших усилий уговорить его приехать сюда. — В голосе ее прозвучало больше гордости за повара, чем за старшую дочь, но Джейн, казалось, не обратила на это внимания.

— Вы очень добры ко мне, леди Дарем, — вежливо пробормотала Элизабет.

Леди Дарем вяло помахала ручкой:

— Да что ты, детка. Главное, постарайся стать образцом для нашей Джейн.

— Джейн могла бы поучиться у нее хорошим манерам, — громко произнес сэр Ричард. — Элизабет выглядит весьма благовоспитанной молодой особой, и вы, мисс, только выиграете, если постараетесь взять ее за образец.

Элизабет откашлялась, стараясь скрыть удивленный смешок. Вспомнить только, в какой ужас пришел ее отец при виде неподобающего поведения своей дочери! Узнай сэр Ричард, какой сумасбродной она бывает, его бы точно хватил апоплексический удар.

Элизабет поймала лукавый взгляд Джейн.

— Я сделаю все возможное, сэр, — пробормотала она.

Интересно, танцевала когда-нибудь Джейн босой при свете луны?

Глава 3

— Терпеть не могу рыжие волосы, — беспардонно заявил кузен Эдвард.

Небрежно привалившись к косяку, он стоял в дверном проеме. Попытка выглядеть светски-утонченно оказалась ему не по силам. Элизабет, подавив желание проверить, в порядке ли ее прическа, взглянула на него с холодной любезностью.

— Поскольку Господь даровал их мне, смею надеяться, Ему они нравятся, — заметила она, не повышая голоса.

Эдвард выпрямился во весь рост, так и не сравнявшись, впрочем, со своей старшей сестрой.

— Эти волосы не сочетаются с твоим обликом. Одеваешься ты как простая гувернантка, — злорадно продолжил он. — Да и выглядишь ты как бедная учительница.

Элизабет глянула на свое скромное серое платье — такое чопорно-скучное и приличное — и сказала себе, что должна быть довольна такой оценкой.

— Полагаю, это и станет в конце концов моим призванием. Мне ничего не стоит привести в чувство невоспитанного сорванца, — произнесла она приторно-сладким голоском. — Сколько тебе лет, Эдвард?

— Семнадцать.

— Правда? Выглядишь ты куда моложе. — Улыбка ее просто сочилась медом.

За спиной Эдварда появилась его сестра-близняшка, хорошенький ротик ее кривился в недовольной гримасе.

— Надеюсь, ты не затянешь с разборкой вещей, — заметила она, глядя на Элизабет с легким неодобрением. — В конце концов, ты же не собираешься остаться здесь надолго, так что и вещей у тебя должно быть немного. Папа терпеть не может, когда мы опаздываем к ужину. К тому же подобную работу у нас обычно выполняют слуги.

— А почему бы мне не задержаться здесь? — Элизабет предпочла проигнорировать тот факт, что поездку эту организовали ей в наказание. — Я никогда еще не была в Йоркшире.

— Будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты бы сюда вообще не приехала. Это мрачное, дикое, нецивилизованное место. Любой здравомыслящий человек предпочтет Йоркширу Лондон.

— А ты сама была в Лондоне?

— Много раз, — просияла Эдвина. — Сказочное место!

— Настоящий хлев, — решительно заявила Элизабет. — Толпы шумных, суетливых людей. Ни тебе покоя, ни свежего воздуха.

— Должно быть, ты общалась там со всяким сбродом. — Эдвина обнажила в улыбке острые белые зубки. — Ну а мы привыкли вращаться в хорошем обществе.

— У нас тут и правда пообщаться не с кем, если не считать тех же Чилтонов, — мрачно вставил Эдвард. — И я бы не советовал тебе ошиваться здесь в поисках свежего воздуха, а то нарвешься на какую-нибудь неприятность. Вдобавок у нас тут водятся привидения.

В кои-то веки ему удалось задеть Элизабет за живое.

— Вот оно что, — заметила она с напускным безразличием.

— Призрачные монахи бродят в руинах аббатства, — добавил Эдвард замогильным голосом.

— Перестань валять дурака, — вмешалась Эдвина. — Ты же знаешь, это, должно быть… — Она так и не закончила фразу.

— Скорее всего, это души кровожадных католиков, — продолжил Эдвард с напыщенным видом. — Чудовищные преступления не дают им упокоиться с миром.

Элизабет была не из тех, кто с легкостью ловится на подобные басни.

— Должно быть, это Темный Рыцарь, — спокойно заметила она. — Габриэль, так ведь его зовут?

Близнецы просто онемели от ее слов.

— Как… откуда ты о нем узнала? — с трудом выговорил Эдвард.

— А откуда, по-твоему, она могла узнать? Наверняка эта мерзавка Джейн ей разболтала, — прошипела Эдвина — явный лидер в этом родственном союзе. — Ha твоем месте, моя деревенская сестричка, я бы не стала произносить имени Габриэля в присутствии наших родителей — если, конечно, не хочешь довести их до удара.

— А кто такой этот Габриэль? — поинтересовалась Элизабет с завидным спокойствием.

— Считай его одним из призрачных монахов, — захихикал Эдвард. — Брат Габриэль, еще одна потерянная душа Хернвудского аббатства.

— Что-то он не выглядел ни призрачным, ни особенно потерянным.

— Ты что, и правда его видела? — ужаснулась Эдвина. — Поверить не могу! Он отшельник и терпеть не может женщин. Кроме тех, которые… ну, ты сама знаешь.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Скорей всего, она видела кого-то из слуг, — презрительно фыркнул Эдвард.

— Полагаю, все ваши слуги могут похвастаться такими поразительными глазами?

— Ради всего святого, не упоминай его глаза! — зашипела Эдвина. — Мама просто в обморок упадет при одном упоминании. Ладно, это и правда был Габриэль. Только не болтай о нем — так будет лучше для всех.

— Он действительно монах? — спросила Элизабет, хотя сама почему-то была готова поклясться в обратном. Габриэль ничуть не походил на монаха. Его взгляд не был взглядом мужчины, давшего обет безбрачия.

— Бывший монах, — уточнил Эдвард. — Теперь он служит другому хозяину. Габриэль — друид. Он погряз в колдовстве и черной магии. Говорят, в ночь на полнолуние он совершает кровавые жертвоприношения и читает будущее по тем узорам, которые образует пролитая кровь. Люди таинственным образом исчезали в округе, животных находили убитыми… Многие думают, что за этим стоит Габриэль. А его еще назвали в честь ангела!

— Он — демон, — злобно прошипела Эдвина.

— Лучше забудь о нем поскорей, моя маленькая кузина, — добавил Эдвард, проигнорировав тот факт, что Элизабет была на три года старше и ничуть не ниже его ростом. — Кто знает, вдруг ему придет в голову принести в жертву девственницу? В конце концов всякому наскучит убивать только кур да овец.

Эдвина со смешком шлепнула его по руке:

— Мне почему-то кажется, братец, что его интересуют вовсе не девственницы!

— Ну-ка вы, двое, марш отсюда! Оставьте Элизабет в покое, — раздался голос внезапно появившейся Джейн.

Элизабет с трудом удержалась, чтобы не броситься ей на шею. Провести еще несколько минут в обществе этой парочки было бы свыше ее сил.

— Незачем Элизабет слушать ваши глупые сказки. Никто и ни в чем не винит Габриэля. Его здесь любят. Хотела бы я сказать то же самое про всех нас.

— А кто же тогда рассказал ей про Темного Рыцаря? — не осталась в долгу Эдвина. — И про призрачного монаха?

— Уж поверь, я не стала бы забивать ей голову россказнями про волшебство и ритуальные жертвоприношения, — сухо заявила Джейн. — Ступайте вниз, чтобы успеть к ужину, или у отца опять будет несварение.

— У него всегда несварение, — пробормотал Эдвард, не желая ввязываться в спор. — Лучше тебе не слушать Джейн, сестрица Элизабет. Она, конечно, скажет, что здесь нечего бояться, но это не так. Держись подальше от лесов. Держись подальше от Габриэля. Если у тебя есть хоть капелька здравого смысла, ты как можно скорее вернешься туда, откуда приехала.

— Если у нее есть хоть капля здравого смысла, она не станет слушать этот вздор, — заявила Джейн. — Брысь!

Близнецы заспешили прочь, не желая связываться со своей энергичной старшей сестрой.

— Ублюдки, — чуть слышно выдохнула Джейн. — Надеюсь, ты не станешь придавать значения их словам.

— Они сказали, чтобы я не упоминала про Габриэля или Темного Рыцаря за обеденным столом.

— Что ж, — вздохнула Джейн, — поскольку я уже говорила тебе то же самое, будет лучше, если ты последуешь этому совету. Габриэль в этом доме — больное место.

Элизабет глянула в зеркало, пытаясь привести в порядок непослушные локоны. Сегодня она была бледнее обычного. Ей придется как следует пожариться на солнце, чтобы вокруг носа проступили золотистые веснушки.

— Прошу прощения. Я понимаю, что все это не мое дело, — произнесла она извиняющимся тоном.

— Все так, — сказала Джейн, — но это не значит, что ты не чувствуешь естественного любопытства.

— Мне не следовало бы поддаваться этому порочному чувству, — решительно заявила Элизабет. — Но тебе придется рассказать мне, кто такой Габриэль и почему твои родители плюются при его имени. Иначе я умру от проклятого любопытства.

Джейн со вздохом задержалась у двери.

— Хочешь знать, кто он такой? — спросила она, глядя на Элизабет. — Он — наш брат. Идем, а то ужин остынет.

И она быстро зашагала по коридору, вынудив Элизабет, оправившуюся от мгновенного шока, догонять ее чуть ли не бегом.

Элизабет не знала, что заставило ее очнуться от глубокого сна. В ту ночь ей снились волки со странными, прозрачными глазами. Что было сил бежала она босиком по густой траве, ощущая за спиной горячее дыхание зверя. Мощная лапа ударило ей в спину, и она покатилась по земле…

С трудом подавив крик, Элизабет села в постели. На мгновение ей показалось, будто она находится в волчьей пещере и из темноты на нее глядят мерцающие звериные глаза.

Она моргнула, и в неясном свете луны проступили очертания незнакомой комнаты. Так вот она где — в маленькой спаленке, на втором этаже Хернвуд-мейнора. И волки со странными глазами — всего лишь сон.

В комнате было холодно. Огонь в камине давно угас — тем более что с самого начала горел не слишком ярко. Элизабет не питала ни малейших иллюзий относительно того, почетная ли она в этом доме гостья. Скорее уж, бедная родственница, принятая разве что из чувства долга. Даремов она интересовала так же мало, как и собственная старшая дочь.

Что уж говорить про их старшего сына. Элизабет до сих пор не могла опомниться от удивления, вызванного известием о том, что загадочный мужчина, встреченный накануне в лесу, — это Габриэль Дарем, старший брат Джейн. Он ни капли не походил ни на родителей, ни на близнецов, да и с Джейн у них было сходство разве что в росте.

С чего бы вдруг наследник Хернвуда стал жить в лесу и ходить в грубой одежде?

Элизабет выбралась из постели. Накинув на плечи шаль, она подошла к окну и стала вглядываться во тьму. Комната выходила окнами не на ухоженный сад, а на лес, и поначалу она не видела ничего, кроме деревьев. Элизабет прижалась лбом к холодному стеклу и прищурилась. Только теперь ей удалось разглядеть развалины аббатства, залитые неясным лунным светом. Краем глаза она уловила легкое движение — то ли кролик, то ли олень. А может, призрачный монах.

«Призраков не существует!» — произнесла она вслух самым рассудительным тоном. Старуха Пег пришла бы в ужас от этих слов. Она всегда говорила Элизабет, что на небе и на земле существует много такого, о чем обычные люди даже не решаются вообразить. И Элизабет верила ей — до тех пор, пока не увидела потрясение и страдание в глазах своего отца и не поклялась раз и навсегда покончить с прошлым.

«Ты не сможешь быть такой, какой они хотят тебя видеть, — заявила Пег в день их последней встречи. — Ты можешь обуть туфли и натянуть на себя невзрачное платье, можешь опустить глаза, туго собрать волосы и сделать вид, будто душе твоей неведомы вещи, о которых многие даже не мечтают. Но истина все равно настигнет тебя, Элизабет Пенсхерст. Как бы усердно ты ни пряталась от нее, она все равно окажется сильнее».

Ну нет, подумала Элизабет. Она станет той послушной дочкой, какой хочет видеть ее отец. Она будет преданно исполнять свой дочерний долг, как велит ей сердце. И хотя никакая сила в мире не заставит ее выйти замуж за такого слизняка, как Эллиот Мейнард, она подчинится желанию отца и найдет себе подходящую работу. Будет обучать неблагодарных ребятишек или присматривать за несносной пожилой дамой. Словом, сделает все, что угодно, лишь бы облегчить то бремя, которое ложится сейчас на скудный кошелек ее отца. Ни зов лесов, ни соблазны магии не собьют ее больше с пути.

Так с какой стати она стоит тут, у этого холодного окна, неотрывно вглядываясь во тьму? Стекло успело запотеть от ее дыхания, а сердце было уже там, в лесах.

Элизабет резко распахнула окно в надежде, что прохладный воздух отрезвит ее горячую голову. Ночь и правда была холодной. Свежий ветерок ударил девушке в лицо, и она задрожала под тонкой шалью. Сильно ли у нее замерзнут ноги, если она пробежит сейчас по сырой прохладной траве?

Нет, только не это. Сию же минуту она закроет окно, вернется в кровать и уснет спокойным, глубоким сном Что ни говори, она была девушкой разумной — отец считал, что порой даже слишком. Он был бы горько разочарован, если бы узнал, сколько часов провела его дочь в обществе старухи Пег, внимая историям о древней магии.

Закончилось все тем, что она даже не вспомнила про туфли. Элизабет бесшумно скользила по дому, безошибочно определяя путь в лабиринте темных залов и коридоров. В другое время это навело бы ее на мысль о потусторонней помощи, однако с некоторых пор она запретила себе думать о подобных вещах.

Трава и правда оказалась мокрой и неприятно холодила ноги, но Элизабет решительно шагнула вперед, прикрыв за собой дверь террасы. В небе сиял тонкий серп луны, и она замерла, прислушиваясь. Элизабет понятия не имела, почему стоит здесь, вместо того чтобы лежать в теплой постели. Вне сомнения, поступала она сейчас именно так, как зареклась поступать раз и навсегда. А может, она просто спала?

Но будь это только сон, ноги бы ее так не мерзли, а холодный ветерок не обдувал разгоряченное лицо. И она бы не размышляла сейчас о том, что выманило ее во тьму в первую же ночь после приезда в Хернвуд.

Ее не слишком радушные хозяева пришли бы в ужас, если бы узнали, что у скромнейшей мисс Пенсхерст есть неприятная привычка прогуливаться по ночам в одной рубашке. Стоит им обнаружить это, и она отправится домой с первой же почтовой каретой. И уж тогда ей придется жить с этим позором до конца своих дней.

Она не замедлила шаг ни на секунду. Забыв о своих обещаниях и здравом смысле, Элизабет спешила сквозь лес к развалинам аббатства. Будто призрак, скользила она меж темных деревьев.

— Что вы здесь делаете?

Голос этот, холодный и неприветливый, донесся до нее откуда-то из тьмы, заставив тихонько вскрикнуть. Чары разрушились, и она оказалась один на один с реальностью.

Элизабет с опаской повернулась, ожидая увидеть какого-нибудь призрака… но действительность оказалась еще хуже. Даже в неясном лунном свете она отчетливо видела его фигуру и эти странные волчьи глаза, неотрывно смотревшие на нее из тьмы.

Она поплотнее закуталась в шаль, радуясь тому, что догадалась прихватить хотя бы этот предмет одежды. Оставалось надеяться, что в полумраке Габриэль Дарем не сможет разглядеть ее босых ног. Сейчас, в сиянии полумесяца, он выглядел иначе, чем при свете дня. На нем было какое-то темное одеяние, сильно напоминавшее монашескую рясу — только ткань, судя по виду, была не в пример дороже. Его силуэт отчетливо выделялся на фоне ворот, ведущих в развалины старого аббатства, а взгляд, которым он смерил нежданную гостью, был далеко не приветливым.

— Мисс Пенсхерст, — продолжил он спустя мгновение с легким раздражением. — Понятия не имею, с какой стати вы бродите тут подобно призраку, но посоветовал бы вам как можно скорее вернуться в дом — пока никто не заметил вашего отсутствия. Вряд ли сэр Ричард и леди Элинор с благосклонностью отнесутся к гостье, которая любит гулять по ночам.

— Они и так отнеслись ко мне не слишком благосклонно, — произнесла она с неожиданной откровенностью. — Думаю, я еще больше потеряю в их глазах, если станет известно, что я страдаю лунатизмом.

— Хотите сказать, — уточнил он, — что пришли сюда в состоянии сна?

— Должно быть. Ни одна здравомыслящая женщина не станет бродить по лесу… — она едва не упомянула про ночную рубашку, но вовремя остановила себя, — в самую полночь.

— Не очень-то вы были похожи на спящую. Скорее уж на человека, который точно знает, куда он направляется.

— Так вы наблюдали за мной?

— С того момента, как вы украдкой выбрались из дома.

— Но с какой стати?

— У меня вошло в привычку наблюдать за Даремами, — ответил Габриэль.

— Это ваша семья.

— В каком-то смысле, — заметил он, ничуть не удивленный ее осведомленностью.

— Мне известно, кто вы, — сердито сказала Элизабет.

— Вот как? — По лицу его скользнула слабая улыбка. — Хотелось бы мне сказать то же самое о вас.

— Я уже говорила вам. Я — Элизабет Пенсхерст, двоюродная сестра Джейн Дарем… И ваша тоже, — с запозданием добавила она.

— Не факт, — спокойно заметал, он. — А теперь скажите, почему здравомыслящая, благовоспитанная молодая особа разгуливает по лесу босиком и в ночной рубашке?

Элизабет слегка присела, чтобы спрятать за подолом рубашки свои босые ноги.

— Что заставляет вас думать, будто я — здравомыслящая особа? — опрометчиво поинтересовалась она.

— Вы верите в призраков, мисс Элизабет Пенсхерст?

— Нет, — решительно заявила она, подавив желание оглянуться.

— А верите ли вы в древнюю религию, в магию и волшебство? Верите, что в мире существуют вещи, выходящие за рамки человеческого сознания? — Голос его был низким и вкрадчивым, сам же он успел каким-то чудом придвинуться к ней еще ближе.

— Мой отец — англиканский священник, сэр, — сухо заметила Элизабет, избегая прямого ответа на вопрос. — Подобное богохульство отвратило бы его от меня.

Должно быть, ответ позабавил Габриэля, поскольку на лице его расцвела широкая улыбка.

— Именно так называют меня Даремы, когда в их присутствии по неосторожности произносят мое имя. Циник, богохульник, сластолюбец. Я вызываю у них лишь ужас и отвращение.

— Но вы же их сын! — воскликнула Элизабет, куда больше шокированная этим обстоятельством, чем перечисленными громкими эпитетами.

— Очень многое, милая Лиззи, не является тем, чем кажется на первый взгляд.

Никто еще не называл ее милой Лиззи, и ей решительно не понравилось это обращение — в особенности произнесенное таким мягким, бархатистым голосом, который обволакивал ее подобно шали.

— Мне не следовало приходить сюда, — с запозданием признала она.

— Хорошо, что вы поняли это.

Габриэль был уже так близко, что она отчетливо видела его в лунном свете.

— Это опасное место, мисс Пенсхерст. Призраки монахов бродят в развалинах аббатства. Я едва не принял вас за одного из них благодаря вашему белому воздушному одеянию.

— Я не верю в призраков, — сказала она, явно покривив душой.

— Они не причинят вам вреда. Брат Септимус и брат Павел обитают тут уже не одно столетие. Думаю, вы им понравитесь. Они искренне симпатизируют моей сестре Джейн, хотя та не в состоянии их увидеть.

— А я, значит, в состоянии?

Теперь Габриэль стоял к ней почта вплотную, а она даже не заметила, когда он подошел.

— Почти наверняка. Вы совсем не такая практичная и консервативная особа, какой хотите казаться. Под этой чопорной ночной рубашкой бьется страстное необузданное сердце. Вам много дано, мисс Пенсхерст, однако вас пугают эти дары, не так ли?

— Мало что может напугать меня, — сухо сказала Элизабет.

Его красивые губы искривились в подобии улыбки.

— Это первые слова из сказанных вами, которым я готов поверить. Боязливая душа не станет бродить ночью по лесу вокруг Хернвудского аббатства, населенного призраками.

— Я в состоянии позаботиться о себе.

— А вот в этом позвольте усомниться. Здесь с легкостью можно встретиться со злом — причем там, где вы меньше всего ожидаете его найти.

— Снова призраки? — презрительно фыркнула она.

Габриэль покачал головой. Длинные волосы, обрамлявшие его лицо, в лунном свете казались черными и шелковистыми.

— Призраков вам стоит опасаться меньше всего. Живые — вот кого нужно бояться.

В бархатистом голосе проскользнули нотки, охладившие ее куда сильнее, чем прохладный ночной воздух и мокрая трава у нее под ногами.

— Зло — это вы? — будто со стороны услышала она свой вопрос.

— Не совсем. — Напряженная улыбка Габриэля озадачила ее.

От его слов ей стало еще больше не по себе. Впервые с момента этой странной встречи она почувствовала себя неловко и повернулась, собираясь уйти, однако вопрос Габриэля остановил ее.

— Что привело вас сюда сегодня?

— Мне снились волки.

— Тем больше поводов оставаться дома, в постели.

— Я видела призраков.

— Еще одно веское основание сидеть взаперти.

Он сделал еще шаг, и край его длинного одеяния скользнул по голой ноге Элизабет. Мягкий теплый бархат.

— Не приходите сюда больше, — негромко заметил Габриэль. — Во всяком случае, одна.

— Вы сказали, что призраки безобидные существа, а волки здесь не водятся. Кого же мне бояться?

Габриэль коснулся ее лица, заправляя за ухо непокорный локон, и от этого прикосновения Элизабет едва заметно вздрогнула.

— Меня, — произнес он наконец.

Глава 4

На следующее утро Элизабет не спешила выбраться из постели. Услышав, как дверь ее спальни открылась, она поглубже зарылась в подушку, от души надеясь, что этот нежданный визитер уберется восвояси.

— Я знаю, что ты не спишь. — Голос Джейн звучал слишком бодро для столь раннего утра. — Не пытайся убедить меня, что ты из тех неженок, которые полдня проводят в постели — вроде остальных моих родственников.

Элизабет даже не шевельнулась.

— Оставь меня, — пробормотала она из-под одеяла.

— Сегодня чудесный денек. Воздух такой чистый и свежий. Как только позавтракаешь, отправимся на прогулку. Я покажу тебе развалины старого аббатства.

— Нет! — Элизабет резко села в постели.

— Тебе не нравятся исторические развалины? — спросила Джейн, присаживаясь на краешек кровати.

— Ну почему же, нравятся. — Она провела рукой по спутанной копне волос. — Просто я… немного устала.

— Устала? — с удивлением переспросила Джейн. — Ты что, плохо спала?

Элизабет помедлила, глядя на нее с некоторым сомнением. Она с самого начала прониклась доверием к Джейн, и все же не следовало забывать об осторожности.

— Скажи, тебе когда-нибудь снятся сны?

— Всем снятся сны, разве нет? Я обычно забываю свои… что, может, и к лучшему.

— Этой ночью мне снились волки, — сказала Элизабет. — Я слышала их вой и видела из окна, как они рыскают по лесу.

— Думаю, это просто призраки, — спокойно заметила Джейн. — У нас тут нет волков.

— Не вижу в этом ничего смешного.

— Да я не шучу. Все знают, что в наших лесах водятся привидения. Даже Эдвард и Эдвина в это верят, хотя и сомнительно, чтобы они их видели. Тебе повезло: призраки обычно являются лишь не многим избранным.

— Повезло? — откликнулась Элизабет. — Пожалуй, я бы предпочла обойтись без такого везения.

— По крайней мере, тебе хватаю ума вернуться в постель и забыть об этом, — заметила Джейн. Неожиданно она прищурилась: — Или не хватило?

На полу у кровати лежал мокрый лист — явное доказательство того, что Элизабет оказалась не столь уж благоразумна.

— Не совсем, — призналась она.

— Только не говори, что ты выходила из дома этой ночью, — промолвила Джейн, явно шокированная подобной возможностью.

— Меня мучило любопытство, — сказала Элизабет, безуспешно пытаясь выглядеть практичной и рассудительной. — Ты бы на моем месте поступила так же.

— Ни за что, — возразила Джейн. — Я боюсь призраков.

— Я же не знала, что это призраки, — произнесла Элизабет умоляющим тоном. — Я думала, это настоящие волки. Ты же сама говорила, что призраки — существа безвредные.

— Безвредные по сравнению с волками. Не нужно связываться со сверхъестественным. Габриэль наверняка сказал бы тебе то же самое.

— Он и сказал.

— Ты видела Габриэля? Посреди ночи? Святый Боже! — Джейн выглядела шокированной.

И тут же уточнила:

— Надеюсь, ты была прилично одета?

— Я была прилично прикрыта, — призналась Элизабет, стараясь не выглядеть при этом виноватой.

— Ни за что бы не подумала, что ты окажешься такой доверчивой.

— Ни за что бы не подумала, что мне следует опасаться кузена, — парировала Элизабет.

— Он вовсе не… — Джейн оборвала себя на полуслове.

— Он — что? Не такой уж безобидный? Или не мой двоюродный брат?

— С Габриэлем ни в чем нельзя быть уверенным наверняка, — вздохнула Джейн.

— Похоже, это верно в отношении всего Хернвуда. — Лиззи подтянула колени к подбородку.

— Поверь мне, Элизабет, тебе лучше держаться подальше от леса. Подальше от Габриэля, призраков и всех этих древних историй.

— Я и так изо всех сил стараюсь избавиться от своих причуд, — призналась Лиззи, приглаживая непослушные волосы.

— Что ж, желаю удачи, — сказала Джейн. — Хернвудский лес способен ввести в искушение даже самую практичную и рассудительную особу. Сама я благоразумно держусь от него в стороне. Будет лучше, если ты последуешь моему примеру. Давай устроим сегодня верховую прогулку: поносимся в свое удовольствие по полям, подальше от леса. И, если повезет, ты ни разу больше не встретишься с моим братом.

На лице Элизабет не отразилось никаких эмоций. Что ж, так и правда будет лучше для всех.

— Он разве не приходит в дом?

— Никогда. Он редко покидает лес. Габриэль — отшельник, и ему нравится вести такую жизнь. Будь умницей и держись от него подальше.

— Я и не собираюсь искать его общества, — заметила Элизабет. — Это была случайная встреча…

— Как сказал бы сам Габриэль, в этом мире не бывает случайностей, и тут я склонна с ним согласиться. Будь осторожна, Элизабет. Он — опасный человек.

— Он мне об этом уже сказал. — Лиззи откинула покрывала и выбралась из постели. Комната успела выстыть за ночь, но никому, похоже, не было до этого дела.

— Веди себя осмотрительней. В лесу может случиться всякое. — Джейн встала, поправляя смятую юбку. — Ладно, я возьму тебя на прогулку, и ты сама увидишь, насколько луга и холмы интереснее леса.

Элизабет на мгновение замерла с расческой в руке.

— Мне нравится лес, Джейн.

— Вот и зря. Ты должна быть благоразумной, а в лесу опасно. Никогда не знаешь, с чем там можно столкнуться.

— Чего еще мне следует бояться, кроме призраков и порочного Габриэля?

Джейн неодобрительно покачала головой:

— Даже если ты во что-то не веришь, еще не значит, что этого не существует. В наших лесах жили друиды и здесь же практиковали черную магию. Сама понимаешь, жертвоприношения и прочие ужасы.

Элизабет помедлила, придерживая рукой густую копну волос.

— Думаешь, твой брат занимается чем-то подобным?

— Его считают знатоком во всем, что связано с религией друидов, — с несчастным видом признала Джейн. — Люди едут сюда из Лондона, чтобы набраться от него знаний. Тоже мне, знаток! — фыркнула она с сестринским пренебрежением. — Уж мне-то хватает разума держаться подальше от этих лесов. Элизабет, ради собственного благополучия, последуй моему примеру. Поверь, там ты не найдешь ничего, кроме неприятностей.

Само собой, Лиззи не могла устоять перед столь горячей просьбой.

— С недавних пор я положила себе за правило не ввязываться в неприятности, — призналась она, заплетая волосы в косу и укладываяих на затылке. — Думаю, прогулка верхом — как раз то, что мне сейчас нужно.

И она была вознаграждена счастливой улыбкой Джейн.

Можно было не сомневаться, что улыбка эта в скором времени потускнеет — как только Джейн убедится, что всадница из Элизабет никудышная, да и лошадей она до смерти боится. Стоя на земле, она любила и понимала их — как, впрочем, и всех животных. Но стоило ей усесться верхом, и взаимопониманию приходил конец.

Однако поездка верхом — не повод для бесчестья. К тому же это позволит ей держаться в стороне от лесных соблазнов.

И подальше от чар Темного Рыцаря, обитающего в тени этих лесов.

* * *

Денек выдался ясный и прохладный. Надо сказать, что первую часть поездки Элизабет выдержала с завидным спокойствием. Мэриголд выглядела весьма миролюбивой кобылкой, однако Лиззи знала, что это лишь видимость. Она хорошо понимала животных. Стоило ей глянуть в их глаза, и она уже знала, о чем они думают. К несчастью, Мэриголд думала только о том, что не желает везти на себе незнакомку.

Впрочем, Лиззи не собиралась объяснять этого своей кузине — скорее всего, та сочла бы ее слова выдумкой. Сама Джейн полностью преобразилась: теперь это было изящное, величавое существо, составлявшее единое целое со своей лошадью. Исчезла неуклюжая девушка-переросток, уступив место уверенной в себе юной всаднице, сияющей красотой и грацией.

К сожалению, Лиззи не могла похвастаться подобной переменой. Стоя на земле или сидя верхом на лошади, она оставалась прежней, волосы ее оставались такими же огненно-рыжими, и никакое чудо не могло наделить ее хоть каплей величия.

Джейн была настроена на быструю езду. Элизабет отчаянно пыталась успеть за этим яростным галопом, изо всех сил цепляясь за поводья. Она едва ли не рыдала от облегчения, когда демоны неистовства, казалось, наконец-то покинули Джейн и та, замедлив скачку, обернулась к своей спутнице.

— Извини, — смущенно улыбнулась Джейн. — Мне так хотелось промчаться с ветерком! Но я совсем забыла, что тебе может быть не очень удобно на незнакомой лошади.

Элизабет не стала признаваться, что чувствует себя не вполне удобно на любой лошади. Кобыла под ней перешла на шаг, и сердце девушки тоже забилось ровнее.

— Такая славная лошадка, — слегка покривила она душой.

— Мэриголд? Да это старая, неповоротливая кобыла, разве что характер у нее спокойный. Ничего, мы подберем тебе скакуна получше, тогда ты без труда поспеешь за мной.

— Нет! — вырвалось у Элизабет так резко, что она закашлялась. — Мэриголд как раз по мне. Ничего, что она не слишком резвая.

— Габриэль считает, что я езжу на лошади как мужчина, — заметила Джейн. — Мне всегда хочется нестись во всю мочь. Что может быть лучше, чем скакать по полям и лугам, когда ветер свистит у тебя в ушах и развевает волосы?

Неподобающе рыжие волосы Элизабет были тщательно зачесаны назад, и последнее, чего бы ей хотелось, — чтобы они развевались на ветру. Однако ей удалось выжать из себя слабое подобие улыбки.

— Великолепно, — поддакнула она.

— А теперь мы могли бы… вот черт!

Из-за поворота дороги появился фаэтон, несущийся на бешеной скорости. Такой экипаж, да еще ярко-желтого цвета, можно было встретить скорее в Лондоне, чем на йоркширской дороге. Кучер продолжал невозмутимо гнать лошадей, и Элизабет решила посторониться, однако Мэриголд проявила неожиданное упрямство. Джейн, поспешно наклонившись, подхватила поводья и отвела лошадей на обочину, поросшую травой.

В следующее мгновение экипаж резко остановился, и дверца его распахнулась. Джейн тихонько чертыхнулась сквозь зубы.

— Ничего не попишешь, Элизабет, — пробормотала она. — Проявим каплю любезности по отношению к соседям… хотя бы и к таким гадюкам.

— Джейн, дорогая! Какая приятная встреча! — промурлыкала изящная темноволосая женщина удивительной красоты. Очаровательное личико ее выгодно оттенял яркий, переливчатый плащ. Сидевший рядом мужчина был, если такое возможно, еще красивее. Элизабет заметила вьющиеся белокурые локоны, точеный нос, нежную кожу. На лице красавца одетого в щегольской костюм, читалась смертельная скука.

— Неужели, леди Чилтон? — с саркастической ноткой в голосе протянула Джейн. — Разрешите представить вам мою кузину, мисс Элизабет Пенсхерст.

Догадайся леди Чилтон захватить с собой лорнет, она могла бы прикрыть им свой откровенно оценивающий взгляд. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы отнести Элизабет в категорию лиц, не представляющих для нее ни малейшего интереса.

— Душевно рада, мисс Пенсхерст, — промолвила она, с трудом подавляя зевок. — А это мой муж, лорд Чилтон.

Белокурый красавец вяло помахал Элизабет ручкой.

— Что же привело вас в Хернвуд, мисс Пенсхерст? Вы так и пышете здоровьем; должно быть, обожаете физические упражнения? Увы, это все, что способен предложить Йоркшир, если, конечно, вы не особо интересуетесь вопросами метафизики.

— Вопросами метафизики? — переспросила Элизабет, подавляя невольное желание применить парочку физических упражнений в отношении крохотной леди Чилтон. Было в голосе ее светлости нечто такое, отчего Лиззи мгновенно ощутила себя неуклюжей дылдой. Можно лишь догадываться, что должна была чувствовать в таких случаях долговязая Джейн.

— Лорд и леди — приверженцы древней религии друидов, — пояснила Джейн. — Они приехали в Хернвуд, чтобы проконсультироваться с моим братом по ряду вопросов.

— Габриэль — источник эрудиции и энергии, — откликнулся лорд Чилтон с некоторым энтузиазмом. — Просто счастье, что он живет в наше время.

Джейн в ответ насмешливо фыркнула:

— Прошу прощения, но я — его сестра, и он не производит на меня такого впечатления.

Леди Чилтон сморщила изящный носик.

— Нет пророка в своем отечестве, — нараспев произнесла она. — Благословен тот день, когда все встанут на путь истинный.

— Кажется, я забыла упомянуть, что отец Элизабет — священник, — жизнерадостно возвестила Джейн.

— Как интересно, — пренебрежительно хмыкнула леди Чилтон.

— Возможно, Габриэлю удастся обратить ее в свою веру, — невинным тоном добавила Джейн.

Элизабет открыла рот, собираясь возразить, но леди Чилтон опередила ее.

— Не говори глупостей, Джейн, — едва ли не прошипела она. — Что толку Габриэлю от… э-э…

— Добропорядочной кузины, — подсказала Элизабет. — Возможно, он решит использовать меня для ритуального жертвоприношения.

Она сказала это намеренно, чтобы шокировать Чилтонов, но тут же пожалела — ее отец пришел бы в ужас, услыхав из ее уст подобную дерзость.

Лорд Чилтон обратил на Лиззи свои бесцветные глаза.

— Возможно. — Он смотрел на нее, будто снимая мерку для савана или жертвенного алтаря.

— Что за чушь, Элизабет! — Джейн была явно шокирована ее потугами на юмор. — Габриэль не верит в человеческие жертвоприношения.

— Рада это слышать, — сухо заметила Лиззи.

— Он не верит, что друиды практиковали кровавые жертвоприношения, — поправилась Джейн. — Габриэль считает это выдумками римских историков.

— Так он, во всяком случае, говорит на людях, — пробормотал лорд Чилтон со снисходительной улыбкой. — Нам, приверженцам Пути, известна истина, и мы делаем все возможное, чтобы восстановить обычаи наших предков.

Элизабет промолчала. У нее не было желания вдаваться в спор относительно тайных, а возможно, и кровавых религиозных обрядов.

Зато Джейн не склонна была отмалчиваться.

— Если Габриэля и интересуют кровавые жертвы, то только в виде сочного филе.

— Друиды не питались своими жертвами, — мягко заметила леди Чилтон, глядя на Элизабет с явным отсутствием аппетита.

Краски весеннего дня словно бы померкли. Элизабет ощутила непонятное удушье, вызванное странным поведением Чилтонов и кровавой темой беседы. Мэриголд беспокойно задвигалась под ней, лишь усилив приступ внезапной тошноты. Интересно, как бы понравилось этой шикарной парочке, если бы Лиззи вдруг стошнило на них?

Она бросила умоляющий взгляд на Джейн, но та ничего не заметила. Элизабет казалось, будто ее загнали в ловушку.

— Джейн, милочка тебе следовало бы побывать на одном из наших вечеров. Думаю, это стало бы для тебя настоящим откровением, — почти что пропела леди Чилтон. — Твою кузину мы также будем рады видеть у себя. Вот только последовательнице такой ограниченной религии, как христианство, вряд ли придутся по душе наши поиски истины.

— Благодарю вас, но нет, — вежливо ответила Джейн.

— Твой брат уже не раз заглядывал к нам, дорогуша. Поверь, тебе нечего бояться, — продолжала настаивать леди Чилтон.

С Элизабет было довольно — и этого явного пренебрежения, и расфуфыренных Чилтонов, и собственнического тона, каким леди Чилтон говорила о Габриэле. Пора было принимать решительные меры, тем более что тошнота ее успела пройти. Однако все, что она могла сделать в подобной ситуации, — украдкой ущипнуть бедняжку Мэриголд.

Реакция лошади оказалась неожиданно бурной. Громко заржав, она встала на дыбы, так что Элизабет не оставалось ничего другого, как припасть к ее шее, флегматичная до того времени кобыла как молния рванула с места и устремилась к лесной чащобе.

Несколько секунд — и вот уже они помчались под пологом леса. Все силы Элизабет уходили на то, чтобы просто удержаться в седле, хотя она и сама не знала, что лучше: цепляться за обезумевшее животное или разжать руки и свалиться на землю. Что толку, что в случившемся ей некого винить, кроме себя? Ветер сорвал шляпку с ее головы, так что волосы свободно развевались за спиной. За свистом ветра не было слышно, скачет ли кто-нибудь за ней вдогонку. Наверняка Джейн сразу же устремилась вслед, но Мэриголд мчалась с какой-то сверхъестественной скоростью, так что лошадь и всадница, казалось, летели сквозь темно-зеленый туннель.

Но силы Мэриголд были не безграничны, и бешеная скорость стала понемногу спадать. Ветер уже не проносился с ревом мимо Элизабет, так что она рискнула выпрямиться в седле и начала вслушиваться, скачет ли кто-то следом. Однако до ушей ее доносилось лишь тяжелое дыхание лошади да шум ветра в вершинах деревьев.

Она наклонилась и легонько погладила шею Мэриголд, нашептывая той успокаивающие слова. Лошадь будто поняла всадницу, еще больше замедлила шаг и наконец вовсе остановилась на краю небольшой поляны.

— Вот и умница, — пробормотала Элизабет. — Ты моя хорошая девочка. Сейчас мы с тобой посмотрим, как бы нам вернуться назад…

Как оказалось, обрадовалась она слишком рано. Что-то напутаю и без того взвинченную кобылу, отчего она вновь взметнулась на дыбы. Элизабет, не удержавшись, полетела на землю. Лошадь отчаянно брыкалась, и девушка поспешила откатиться в сторону, лишь бы не попасть той под копыта.

Через мгновение Мэриголд умчалась прочь, с шумом продираясь сквозь лесную чащу. А Элизабет, измученная и ошеломленная; осталась лежать среди палой листвы.

Воцарившаяся тишина накрыла ее, подобно савану. Лошадь ускакала в неизвестном направлении, на Джейн также не было особой надежды. Лиззи осталась одна посреди незнакомого леса, не представляя себе, как ей теперь добраться до дома.

С трудом поднявшись на ноги, она отряхнула сухие листья со своего скромного коричневого платья. Во время падения оно порвалось в нескольких местах, так что сквозь прорехи проглядывала простая белая сорочка, отделанная по краям кружевом. Сама виновата, не стоило наряжаться в платье для верховой езды, которое было явно ей мало. С другой стороны, у нее появился хороший повод не садиться в седло до окончания своего визита к родственникам… если только какая-нибудь расторопная служанка не залатает дыры своей умелой рукой.

Элизабет наклонилась и рванула за один из лоскутов, разодрав перед платья самым неподобающим образом. Попробуйте-ка зашить, с вызовом подумала, она.

Отбросив назад непослушные волосы, Лиззи внимательно осмотрелась. Она находилась на краю маленькой рощицы, на пересечении трех путей, по одному из которых и примчалась сюда Мэриголд. Могучие деревья кольцом окружали небольшую поляну. Элизабет глубоко вздохнула, пытаясь немного успокоиться, однако не ощутила ничего даже отдаленно похожего на покой.

Она растерянно оглядывалась по сторонам, пытаясь угадать, каким путем принесла ее сюда лошадь. И какой, в свою очередь, ведет к поместью Даремов. Могло случиться и так, что она уже давно покинула их владения.

Лиззи сделала пару шагов к центру поляны и тут же замерла, будто окаменела. Что-то было не так с этим местом. Лиззи чувствовала это нутром, знала с той определенностью, которую отец ее просто высмеял бы, а старуха Пег, без сомнения, одобрила Всем своим естеством ощущала она зло, исходившее от этого места. И Мэриголд, умная, смышленая лошадка, тоже почувствовала беду.

В следующее мгновение Лиззи увидела его. Она попыталась убедить себя, что это сущий пустяк. Всего лишь мертвый кролик, неподвижно застывший в лужице запекшейся крови. Зверек лежал на большом плоском камне, до странности напоминавшем стол. Или алтарь. Она быстро отогнала эту неприятную мысль.

Но с какой стати несчастное животное осталось гнить в лесу? Тут водилось немало хищников, которые с удовольствием поживились бы крольчатиной, однако тушка, судя по всему, пролежала здесь как минимум день. И в первую очередь кролика должен был съесть тот зверь, который его убил.

Не зверь, запоздало подумала Элизабет. Человек. Кролик был взрезан по всей мине каким-то острым инструментом, и кровь причудливым узором пролилась на камень.

Люди хотели есть не меньше, чем лесные животные. Кто мог позволить себе роскошь убить одну из божьих тварей, а затем бросить ее за ненадобностью? Ясное дело, не тот, кому приходилось думать о хлебе насущном.

Выходит, тот, кто зарезал и бросил убитого кролика, принадлежал к числу знати. Такой человек мог убивать безнаказанно, не опасаясь никаких неприятных последствий.

Элизабет заставила себя подойти ближе, с состраданием глядя на несчастного зверька. Ей хотелось дотронуться до него, чтобы как-то утешить, но было уже слишком поздно. Все место пропиталось энергией зла, и Элизабет запоздало подумала о том, не это ли испугало и без того измученную лошадь. Было что-то такое в этом несчастном тельце, что напрочь отпугивало от него других животных.

Она стала отступать к краю поляны, чувствуя странное облегчение по мере того, как увеличивалось пространство между ней и распростертым на камне кроликом. Но не может же она бросить его здесь просто так? Раз животные не желают съесть зверька, она должна его похоронить.

— Не сходи с ума, Лиззи, — произнесла она вслух нарочито рассудительным тоном. — Ты не можешь бегать по лесу, закапывая убитых кроликов. Подумай лучше о том, как поскорее добраться до дома.

Она решительно повернулась лицом к лесу, выискивая путь для отступления, и невольно поежилась. Все это только воображение, сказала она себе. Она никак не может ощущать у себя на спине взгляд мертвых кроличьих глаз.

С трудом закрепив на затылке волосы, Элизабет с демонстративной решимостью направилась в сторону среднего пути. Почему-то ей казалось, что сейчас очень валено выглядеть уверенной в себе. И не оглядываться.

Лиззи не знала, который сейчас час. Время словно бы замерло в этом темном, мрачном лесу. До ее слуха доносился лишь шум ветра в листве да редкие крики птиц. От этих звуков ей становилось чуточку легче, и она продолжала брести по лесной тропе, следуя глубоким отпечаткам лошадиных копыт.

Вскоре она вновь очутилась на развилке. Здравый смысл подсказывал ей свернуть направо, тогда как инстинкты подталкивали в сторону левой тропы. А ее верный ориентир, отпечатки копыт, полностью затерялись среди густого слоя палой листвы.

Становилось все холоднее, и Лиззи стянула края разорванного платья, стараясь унять дрожь. «Тебе не о чем беспокоиться, глупышка, — попыталась она подбодрить себя. — Ты в лесу, который привыкла считать своим настоящим домом. Ты в Йоркшире, а не в дебрях Шотландии. К тому же три человека видели, как тебя унесла лошадь. Люди будут искать тебя, прочесывая окрестности».

Мысль о том, как разряженный лорд Чилтон прочесывает в ее поисках окрестные заросли, показалась ей настолько забавной, что она невольно рассмеялась. Но Джейн-то точно будет искать ее, как и половина слуг из поместья Даремов. Ее отец умер бы со стыда, если б узнал, какой переполох она тут устроила. Да и сэр Ричард с леди Элинор вряд ли придут в восторг от случившегося, но Лиззи сейчас было все равно. Главное для нее — благополучно добраться до дома.

Проигнорировав голос разума и доверившись инстинктам, она свернула на левую тропу. Та дорожка, что уходила вправо, была куда шире и заметнее, тогда как трона, которую предпочла Лиззи, все время петляла. Однако девушка упрямо шагала вперед, не обращая внимания ни на тесные сапоги, ни на локоны, выбившиеся из небрежно собранного узла.

Элизабет потеряла всякое представление о времени. Быть может, она провела в лесу каких-то полчаса, а может — два или три. Под пологом леса царил неизменный полумрак, и она ощущала смутное беспокойство. Леса неизменно ассоциировались у нее с покоем и красотой, но в этом лесу таилось еще и зло.

Снова перед ней была развилка, и снова предстояло сделать выбор. Лиззи в нерешительности остановилась. Левая тропа так и не вывела ее к жилью. Пора, стало быть, прислушаться к здравому смыслу и свернуть направо. Однако инстинкты вновь воспротивились. Как и прежде, правая тропа казалась шире. К тому же по ней недавно проходили люди: Элизабет видела сломанные ветки и потревоженный чьими-то ногами ковер из палых листьев. А вдруг это те, кто поспешил к ней на выручку?

Она решительно свернула направо, преодолевая внутренний дискомфорт. В голове у нее вновь зазвучал голос старухи Пег. Будь осторожной, мисс Лиззи. Плохие дела творятся в той стороне. Держись подальше, милая. Держись подальше.

Но старая Пег давно умерла, а Лиззи успела утратить всякое представление о реальности. Она остановилась, вглядываясь во тьму, и на мгновение ей показалось, что между стволов промелькнуло что-то белое.

— Здесь есть кто-нибудь? — громко позвала она. — Мне нужна помощь!

Ответа не последовало. «Я снова свернула не туда, — подумала Лиззи. — Нужно возвращаться назад».

Иди назад, — шепнул ей на ухо голос старухи Пег.

«Не верю я в призраков», — не ранее как этим утром заявила она Джейн. Казалось, будто с тех пор прошла целая жизнь.

Что-то странное было теперь позади нее — нечто темное и невидимое. Лиззи обернулась, но глазам ее предстал один только лес. И путь, оказавшийся вдруг куда уже и извилистей. Но ей ничего не оставалось, как двигаться вперед.

Она споткнулась, и нога ее ступила на что-то мягкое и податливое. Поскользнувшись, Лиззи плашмя растянулась на теплом, неподвижном теле. Вокруг были кровь и запах смерти. Она открыла рот, собираясь закричать, когда увидела Габриэля Дарема. Тот стоял совершенно неподвижно, его красивые руки были запачканы кровью.

Глава 5

— Пожалуйста, не кричите, — произнес он бесконечно усталым голосом.

Наклонившись, Габриэль ухватил ее за руку и потянул с окровавленного трупа. Лиззи передернуло при виде его рук, покрытых кровью, но поскольку она и сама в ней испачкалась, привередничать не приходилось. Габриэль помог ей подняться на ноги. И пусть колени у нее слегка подгибались, она не собиралась показывать ему свою слабость.

Усилием воли Лиззи заставила себя оглянуться на распростертое у дороги тело. И тут же из груди у нее вырвался вздох облегчения: у ног ее, в луже крови, лежала упитанная самка оленя. Убили ее, должно быть, совсем недавно, поскольку из трупа еще сочилась кровь, а в воздухе витал свежий запах смерти.

— Слава богу, — прошептала Элизабет. — А то я было подумала…

— Подумали, что это человек? — Габриэль, наклонившись, отер руки о траву. — Ничего не скажешь, интересные у вас фантазии.

— Вовсе нет, — ответила Элизабет нарочито невозмутимым тоном, к которому прибегала всякий раз, когда ей нужно было солгать. — Любой бы на моем месте занервничал, доведись ему упасть с лошади, потеряться в лесу и пару раз наткнуться на труп.

— Трудно с вами не согласиться, — кивнул Габриэль. — И сколько трупов вам уже повстречалось на пути?

— Это — второй. Был еще мертвый кролик, там, в лесу.

— Похоже, браконьеры стали полными разгильдяями.

— Браконьеры? — Лиззи в удивлении вскинула голову.

— А кто, по-вашему, это сделал? Я, как видите, безоружен. К тому же охота — не мой конек. Неудивительно, что сэр Ричард и за мужчину меня не считает, — добавил он со слабой улыбкой.

— С какой стати людям расставлять силки, а затем бросать добычу? Мне казалось, браконьерствуют, чтобы обеспечить себя едой.

Он с элегантной небрежностью пожал плечами — жест, идущий вразрез с грубой тканью простой белой рубашки.

— Возможно, кто-то спугнул их. Я часто брожу по этим лесам, и хотя местные жители знают, что я не брошусь доносить сэру Ричарду, вряд ли они рискнут довериться мне в таком деле. Вдобавок тут водятся призраки.

— Я не верю в призраков.

— Это я уже слышал. Нужно будет познакомить вас с братом Септимусом и братом Павлом.

— Спасибо, не стоит. Уж лучше я останусь в неведении, — ответила Элизабет. — Было бы неплохо, если бы вы помогли мне выбраться из этого леса.

— Хочешь сказать, Элизабет, что пришла сюда не ради меня? Ты просто разбиваешь мне сердце. Не трудись, кстати, поправлять меня, никакой больше «мисс Элизабет» — я буду называть тебя так, как мне хочется. Даже «Элизабет», я думаю, и то слишком формально. В тебе не так уж много от той консервативной особы, какой ты хочешь казаться. Бет? Не самый лучший вариант. Элиза — тоже звучит слишком строго. Ладно, буду звать тебя Лиззи.

Она бросила на него негодующий взгляд.

— Никто еще не называл меня Лиззи, — заявила она, намеренно игнорируя тот факт, что в последнюю их встречу она была босиком и в ночной рубашке.

— Неправда. Ты же и называла. Я слышал, как ты бормотала себе под нос. Кстати, сэр Ричард знает, что ты разговариваешь сама с собой? Решит еще, что ты подаешь дурной пример его дражайшей дочурке.

— Не думаю, чтобы я могла стать примером для Джейн…

— Джейн для него — вовсе не дражайшая дочурка. Он терпеть ее не может. Я имел в виду крошку Эдвину.

— Я для Эдвины — пустое место. Как и для Эдварда.

— Твоя сообразительность не может не радовать, — заметил Габриэль.

— Неужели в вашей семье никто не интересуется своими близкими? — нахмурилась Элизабет. Даже теперь, подвергнув чувства своих родных столь серьезному испытанию, она не сомневалась в их безоговорочной любви.

— Да как сказать, — беспечно бросил он. — Сэр Ричард и леди Элинор обожают близнецов. Близнецы заняты исключительно собой, хотя и родители им не совсем безразличны. Мы с Джейн держим против них оборону, одновременно приглядывая друг за другом.

— Что-то я не очень поняла, — покачала головой Элизабет.

— А тебе и не нужно понимать. Просто держись подальше от всех нас и от этого леса. Слишком часто ты в нем теряешься. Что ни говори, ты здесь только второй день.

— Так я и сделаю — как только выберусь из этой чащобы, — мрачно заметила Элизабет. — Буду искренне признательна, если вы покажете мне дорогу к поместью. И почему бы вам не найти кого-нибудь, кто заберет себе оленя? Зима была долгой, а тут пропадает столько мяса.

— Никто не станет есть эту оленину, Лиззи. И никто не прикоснется к тем животным, которых тут время от времени находят.

— Но почему?

От улыбки его веяло холодом.

— Это также относится к тому, о чем тебе лучше не знать. — Габриэль бросил взгляд на мертвого оленя. — Пожалуй, я зарою его, как только провожу тебя до поместья.

— Мне не нужен провожатый. Нужно только, чтобы вы показали мне дорогу.

— Ты снова заблудишься. Наши леса не для такой беспечной особы, как ты.

Габриэль протянул руку, и Элизабет вновь отметила его элегантную красоту. Руки она, впрочем, так и не приняла.

— Я могу…

— Ты можешь быть на редкость утомительной, Лиззи, — заметил он. — Надвигается гроза. Хороший дождь, без сомнения, смоет кровь с этого немыслимо уродливого платья, но не прибавит тебе здоровья. Перестань болтать и иди за мной.

— Я не боюсь остаться одна в лесу.

— А следовало бы. Наш лес, к примеру, сильно изменился за последние несколько месяцев. Потребуется немало времени, чтобы очистить его от зла. Только в развалинах аббатства еще более-менее безопасно.

Элизабет внимательно взглянула на него:

— Откуда мне знать, можно ли на вас положиться?

— Ниоткуда, — со вздохом ответил Габриэль. — А ты не думаешь, что тебя наверняка предупредили бы, если бы я представлял собой хоть какую-то опасность?

— Меня предупредили. Мне было велено остерегаться Темного Рыцаря. А это, как я понимаю, вы и есть.

— И ты решила пренебречь этими предостережениями? В первую же ночь устремилась в лес в поисках неприятностей. А с виду такая строгая и чопорная — само воплощение покорности и добропорядочности. Твой почтенный батюшка знает о том, насколько своевольна его дочка?

— А с чего бы, по-твоему, он отправил меня сюда? — парировала Лиззи, как ни странно, не ощущая ни малейшего стеснения в беседе с чужаком. Глупо придерживаться формальностей, когда стоишь посреди леса в разорванной и окровавленной одежде, да еще и с распущенными волосами. Да и Габриэль не выглядел таким уж чужаком.

— Ты что, проявила строптивость?

— Я просто отказалась… — Она замолчала, проклиная себя за излишнюю болтливость.

— Отказалась сделать что? Выйти замуж за какого-нибудь скучного юнца?

— Как вы узнали? — спросила Лиззи с нескрываемым удивлением.

— Все логично. Ты — хорошенькая девица на выданье, слегка запоздавшая с замужеством. Ясное дело, батюшка пытался наконец пристроить тебя.

Элизабет не знала, то ли ей радоваться эпитету «хорошенькая», то ли возмущаться неуместным замечанием относительно ее возраста.

— Ясное дело, — сухо заметила она. — Только не за скучного юнца, а за ханжу и сластолюбца.

Габриэль расхохотался.

— Лиззи, сластолюбие — не так плохо, как тебе кажется. Но я бы предпочел объяснить это тебе на деле.

— Пожалуй, я ограничусь воображением, — заявила она.

— А оно у тебя весьма пылкое, не так ли?

Ветер стал порывистым, швыряя к ее ногам пригоршни палых листьев.

— Так почему бы не вообразить, что ты направляешься домой? Хернвудский лес — не место для юной леди. А я — не самая подходящая компания, это скажет тебе здесь любой.

Он повернулся и с уверенностью зашагал по одной из тропинок, и Элизабет поспешила вслед, стараясь не отставать от него.

— Я думала, ты принадлежишь к монашескому ордену, — заметила она. — Так что удачнее спутника и не подберешь.

— Меня лишили духовного сана, детка. За плотские грехи. Я не был рожден для монашеского воздержания, и мой аббат прекрасно это знал. Я даже не успел пройти обряд пострижения, как меня вышвырнули из монастыря — за то, что бросал сладострастные взоры в сторону дочки лавочника. Впрочем, цель была достигнута: Даремы смогли безнаказанно отречься от меня. И хотя номинально меня продолжают считать наследником сэра Ричарда, я совершенно свободен от любых обязательств по отношению к нему.

— Почему же ты здесь живешь?

Он глянул на нее через плечо.

— Потому что здесь мой дом. Я связан с этим местом и с этими людьми. Ни Хернвудский лес, ни развалины аббатства не принадлежат сэру Ричарду. Он владеет только особняком и окружающими его садами. Все остальное — моя безоговорочная собственность, включая обветшалое поместье на северной окраине Хернвуда. Сама понимаешь, сэр Ричард не в восторге от подобной ситуации.

— Но как такое может быть?

Элизабет изо всех сил старалась не отстать от него. Габриэль, высокий и длинноногий, уверенно шагал вперед, следуя запутанным лабиринтом лесных тропинок.

— Мне всегда казалось, что люди наследуют свое имущество от родителей.

— Используй логику, детка.

— Сэр Ричард не является твоим настоящим отцом.

— Именно. Хотя ему хватает здравого смысла не заявлять об этом в открытую. Сэр Ричард сделал свой выбор и теперь вынужден жить с ним. Есть такая поговорка садишься за стол с дьяволом, не забудь минную ложку. А сэр Ричард не был по молодости таким благоразумным.

Дорога стала шире, и Элизабет поравнялась с Габриэлем. Она слегка запыхалась, поскольку все время пыталась угнаться за ним.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

Он помедлил, задумчиво глядя на нее сверху вниз.

— Не хочу, чтобы ты совершила ошибку, обманувшись внешним обликом добродушного сквайра Сэр Ричард успел озлобиться и разочароваться в жизни, а потому может быть весьма опасен.

— А тебе какая разница? В смысле, совершу я ошибку или нет?

Рот его искривился в подобии улыбки.

— Возможно, я питаю слабость к рыжеволосым феям, которые забредают в мой лес то ночью, то днем.

Элизабет не пришлось подыскивать ответ. Яркая молния прочертила небо, и сразу же за этим последовал удар грома, от которого, казалось, содрогнулась земля.

— Боишься молний?

— Не особенно.

— А следовало бы — тем более когда ты в лесу. Молнии обычно бьют по высоким предметам, а тут полно вековых деревьев. — Габриэль огляделся, не скрывая озабоченности. — Не думаю, что мы успеем добраться до поместья.

— Не думаю, что у меня есть разумная альтернатива.

Начал моросить дождь, и вскоре Элизабет промокла в своем разорванном платье.

— Разумная или нет, она тем не менее может сохранить тебе жизнь.

Габриэль сжал ее руку. Ладонь его была сильной, теплой и крепкой. Лишающей сил к сопротивлению. Она еще только собралась запротестовать, как Габриэль уже тащил ее вперед, в лесную чащу, свернув с широкой тропы, которая, как подсказывал ей инстинкт, вела к поместью Хернвуд.

— Я не пойду с тобой, — заявила Лиззи, пытаясь высвободить руку.

Природа также не осталась в стороне от этой сцены: небо пронзила очередная молния, а дождь припустил еще сильнее. Габриэль повернулся к ней лицом, и ей впервые стала понятна суть прозвища — Темный Рыцарь.

— Может, я и бессердечный ублюдок, — заявил он, — но не настолько бессердечный, чтобы бросить тебя в лесу во время грозы. Или ты идешь со мной добровольно, или я тебя понесу. Будешь сопротивляться — пеняй на себя. Мне ничего не стоит применить к тебе силу. Все знают, что я не слишком разборчив в правилах приличия.

Элизабет ошеломленно смотрела на Габриэля. Судя по всему, ему действительно ничего не стоило схватить ее в охапку или ударить, если она будет слишком сопротивляться. Габриэль, впрочем, не дал ей времени на размышления. Повернувшись, он вновь потащил ее по лесной тропинке, не обращая внимания на хлынувший как из ведра дождь.

Лиззи, уставшая от этой безумной гонки, поскользнулась и шлепнулась в грязь. Габриэль даже не остановился: он рывком поставил ее на ноги и вновь увлек за собой. Вокруг бушевала гроза, и Лиззи мало что различала в этой беспросветной тьме. Все, что у нее было, — его сильная, теплая рука, увлекающая ее в безопасное место. Она перестала сопротивляться и слепо следовала за своим провожатым.

В какой-то момент Габриэль остановился, и Лиззи с размаху налетела на него. Он обнял ее за плечи и втащил в какое-то укрытие — темное, теплое, сухое место, похожее на пещеру. Габриэль прижал к себе промокшую, дрожащую девушку, и они замерли в этой крохотной пещерке, а снаружи неистовствовала и бушевала гроза.

Элизабет не знала, сколько она простояла так в теплом кольце мужских рук, прислушиваясь к ровным ударам его сердца. До нее не сразу дошло крайнее неприличие сложившейся ситуации. Но даже тогда она не попыталась освободиться. Не насторожило девушку и то, что Габриэль, шепнув еле слышно «Лиззи», слегка приподнял ее лицо, чтобы поцеловать.

Лиззи никогда прежде не целовалась с мужчиной и не сразу поняла, что именно у него на уме. Только что она ошеломленно смотрела на него во тьме укрытия, а уже в следующее мгновение губы его оказались прижаты к ее губам, и она замерла, впитывая новые ощущения.

Ощущения были неожиданно приятными. Уверенное прикосновение его губ, согревающее тепло его объятий. Неудивительно, что ее неустанно предостерегали против подобных искушений. Ничего не стоило пристраститься к поцелуям, стоит только дать слабину.

Габриэль поднял голову. Даже в полной темноте было заметно, что глаза его лучатся весельем.

— Лиззи, ты целуешься, как монахиня. Неужто я первый, кто прикоснулся к этому прелестному ротику? Признаюсь, я думал о нем с того момента, как впервые увидел тебя.

Она не знала, что в его словах шокировало ее больше, и поспешила ухватиться за первое, что пришло ей на ум:

— Хочешь сказать, ты целовался с Монахиней?

— Неоднократно, — ответил Габриэль.

Внезапно Лиззи осознала, что он по-прежнему придерживает ее лицо одной рукой, легонько поглаживая пальцем ее подбородок.

— Открой ротик, Лиззи.

— Зачем?

— Я научу тебя целоваться.

До сих пор ей казалось, что она стоит к нему слишком близко. Как же она ошибалась! Габриэль решительно привлек ее к себе, и она ощутила тепло его кожи сквозь влажную ткань рубашки, почувствовала твердые очертания тела сквозь промокшую насквозь юбку. Элизабет смотрела на него с негодованием, однако царящая вокруг темнота не позволила ему разглядеть этот немой укор.

На этот раз, когда он поцеловал ее, губы Габриэля были приоткрыты. Без сомнения, она бы отпрянула не держи он ее так крепко. Тогда Лиззи попыталась вывернуться из его объятий, но и это не помогло. Габриэль был неумолим.

— Не бойся, детка, — шепнул он. — Это всего лишь поцелуй. Я же не пытаюсь украсть у тебя душу.

С губ у нее сорвалось нечто похожее на протест, и Габриэль поспешил воспользоваться этим. Сжав ее лицо в ладонях, он слегка запрокинул ей голову, чтобы удобнее было целоваться. У Элизабет бешено заколотилось сердце, а ноги ослабели. На этот раз он во время поцелуя пустил в ход не только губы, но зубы и язык — весьма умело и весьма непристойно. А ей ничего не оставалось, как стоять, прижатой к его телу, и терпеть эти немыслимые выходки. А еще убеждать себя, что горячая волна, прокатившаяся по ее телу, была признаком отвращения, а не предательского удовольствия.

Наконец он неспешно отстранился от нее, и Лиззи прижалась спиной к каменной стене. Она никак не могла отдышаться, привалившись к прохладному камню. Больше всего она боялась, что Габриэль вновь поцелует ее. И что на этот раз она ответит на его поцелуй.

— Ну вот, уже немного лучше, — удовлетворенно пробормотал Габриэль. — Вряд ли, впрочем, мне удастся убедить тебя подняться наверх и раздеться для меня.

Ей следовало бы отвесить ему пощечину, однако силы словно бы оставили ее. Все, на что она была сейчас способна, — стоять, прижавшись к стене, в этой спасительной тьме. Вдобавок в такой темноте она могла запросто промахнуться.

— Думаю, с моей стороны было бы неоправданной самонадеянностью принять твое молчание за согласие, — продолжил Габриэль. — Почему бы тебе просто не подняться наверх? Питер нальет нам горячего чая, и мы сможем дождаться окончания грозы в тепле и уюте. А еще лучше, я угощу тебя французским коньяком, чтобы посмотреть, не станешь ли ты чуть сговорчивее.

— Зачем тебе это нужно? — собравшись с силами, вымолвила Элизабет.

— По-моему, все очевидно. Ты не только молода, но еще и весьма соблазнительна. А я, как уже было сказано, питаю неизъяснимую слабость к рыжеволосым феям, прогуливающимся по моему лесу. Да и чем еще заниматься таким дождливым вечером?..

— Как не попытаться соблазнить гостью своего отца, — закончила за него Элизабет. — Твоя неприязнь к сэру Ричарду зашла так далеко, что ты сделаешь все возможное, лишь бы опозорить его? И не остановишься даже перед тем, чтобы погубить неопытную девушку, находящуюся на его попечении?

— Я бы не стал употреблять слово «погубить», — заметил Габриэль. — Поверь, ты получишь незабываемое удовольствие, если сможешь как следует расслабиться. Для этого и нужен французский коньяк.

— Благодарю, но я не желаю погрязнуть в греховной страсти.

— Ты даже не представляешь, от чего отказываешься, — пробормотал он. — Я мог бы тебе показать, но ты, похоже, не готова. По крайней мере, пока.

— Я куда более благоразумная особа, чем тебе кажется.

Лиззи понятия не имела, как ей обращаться к нему. Она бы скорее умерла, чем назвала его по имени. Но с учетом его загадочного происхождения оставалось лишь гадать, какой титул и какую фамилию он носит на самом деле.

— К сожалению, это так. — Если в голосе его и промелькнула легкая насмешка, Лиззи предпочла ее проигнорировать. — Идем наверх, Лиззи. Там ты сможешь переждать грозу, не опасаясь за свое целомудрие. Клянусь честью.

— Ты знаешь, что такое честь?

— В собственном понимании, конечно. К тому же там сейчас Питер. Он станет для тебя надежной компаньонкой. Этот человек провел большую часть жизни, пытаясь уберечь меня от неприятностей. С ним ты будешь в такой же безопасности, как в собственной кровати.

В темноте Лиззи не могла разглядеть лицо Габриэля, однако в голосе его явно звучала ирония. Обладай Элизабет хоть каплей здравого смысла, она с ходу бы отвергла его предложение.

Здравого смысла ей было не занимать, но кроме него, она полагалась еще и на инстинкты. Раз Габриэль сказал, что не станет домогаться ее, значит, так оно и будет.

— Пожалуй, я бы не отказалась от чашечки чая, — выдавила она наконец.

— Привыкла доверять людям? — подколол он ее.

— Зависит от ситуации.

— Дай мне руку, Лиззи, и я отведу тебя в свое логово.

Элизабет сделала свой выбор, и раз уж она решила довериться ему, было глупо идти на попятный.

Она сжала его ладонь, вновь испытав странную дрожь, от которой у нее необъяснимым образом свело низ живота.

— Хорошая девочка, — пробормотал Габриэль.

Оставалось лишь молиться, чтобы он не забыл об этом, очутившись в своем логове!

Глава 6

Лиззи побрела за ним в непроглядной тьме вверх по витой каменной лестнице, показавшейся ей просто бесконечной. Снаружи дождь хлестал по стенам, а где-то в отдалении еще громыхал гром. Здесь, внутри башни, ладонь ее была зажата в его ладони, и вся вселенная, казалось, вместилась в этот крохотный кусочек плоти.

Габриэль распахнул дверь, и Лиззи обдало живительным теплом. Она зажмурилась от яркого света, а затем невольно пошатнулась, только сейчас осознав, как высоко они поднялись.

— Наконец-то! — произнес мужской голос. — Твоя сестра и ее кузина пропали. Один бог знает, что могло случиться с Джейн в такую грозу. Тебе стоило бы вбить в ее головку немного здравого смысла, поскольку отцу до нее и дела нет, а мне тем более не пристало ее поучать.

— Джейн не слушает меня, Питер. И ты это прекрасно знаешь, — спокойно заметил Габриэль. Он стоял в дверях, полностью заслоняя собой Элизабет.

— Тебя она слушается больше, чем остальных. Я не хочу, чтобы какая-то легкомысленная южанка втянула ее в неприятности…

Элизабет не сдержалась и громко чихнула. Габриэль посторонился с невозмутимой миной, и девушка оказалась лицом к лицу с мужчиной по имени Питер. В нем она, к своему удивлению, узнала одного из конюхов, работавших на сэра Ричарда.

— Я не легкомысленная южанка, — заявила она с чувством собственного достоинства, которое было подпорчено очередным приступом чихания. — Лошадь подо мной понесла, и я ничего не могла поделать.

— Мэриголд? — с удивлением переспросил Питер. — Да это самая смирная лошадка на всей конюшне.

— Я бы так не сказала.

— Должно быть, вы боитесь лошадей, мисс? Наверняка в этом все дело. Лошади чувствуют неуверенность всадников и стараются взять верх, — заметил Питер.

— Не слушай его, Лиззи. Этот человек считает, что лошади — само совершенство и только мы, негодные создания, умудряемся все испортить, — насмешливо сказал Габриэль. Он протянул руки к огню, чтобы согреться.

— Многие люди не заслуживают сравнения с лошадьми, — спокойно заметил Питер. — Сейчас я найду вам какое-нибудь одеяло, мисс. Вы здорово промокли.

— Может, ты найдешь ей во что переодеться? Не хочу, чтобы она подхватила лихорадку, пока находится под опекой сэра Ричарда.

— Я не собираюсь переодеваться, — мрачно заметила Лиззи.

— К величайшему моему сожалению, — улыбнулся Габриэль. — Что ж, Питер, найди ей одеяло. Потом, если тебе так уж хочется, можешь прочесать окрестности в поисках Джейн. Я знаю, тебя бесполезно убеждать, что моя сестра и без того в состоянии позаботиться о себе.

Питер приблизился к Лиззи с лиловой накидкой.

— Она будет искать мисс Пенсхерст, в то время как та находится у вас дома в полной безопасности.

— Почему бы тебе не убедить в этом Лиззи? — буркнул Габриэль. — А то она считает, будто попала в руки законченного распутника, который только и хочет, что совратить ее.

— Так оно и есть, — бесстрастно заметил Питер.

Габриэль, запрокинув голову, расхохотался. А затем, к величайшему ужасу Элизабет, стащил с себя мокрую рубашку и бросил ее на стул.

Лиззи замерла в дверях, не в силах даже пошевелиться. Не то чтобы она прежде не видела обнаженного по пояс мужчину. В конце концов, она выросла в деревне и у нее самой было пять братьев. Просто никогда еще она не видела мужчину, подобного Габриэлю, — с гладкой загорелой кожей, выгодно подчеркнувшей рельефную мускулатуру. Габриэль, не заметивший, судя по всему, ее замешательства, повернулся лицом к огню. Но вид его спины смутил Лиззи ничуть не меньше: она выглядела так же красиво, как грудь.

— Не бойся, — сказал он, так и не повернувшись к ней лицом. — Я не собираюсь разоблачаться и дальше у тебя на глазах. Такое чувство, что ты и без того сейчас упадешь в обморок.

Ее мгновенное замешательство было смыто волной раздражения.

— Я не настолько щепетильна, — фыркнула она.

— Тоже верно. Не упала же ты в обморок, когда я тебя поцеловал.

— Ты что, и правда поцеловал ее? — спросил Питер, явно шокированный этим обстоятельством. — Ты совсем спятил? Габриэль, ты не можешь шататься по округе, приставая с поцелуями к благовоспитанным молодым девицам…

— Почему бы и нет? — невозмутимо возразил тот. — Следовало попробовать. Искренне рекомендую, хотя сама Лиззи не до конца уверена в том, понравилось ли ей это.

— Хватит валять дурака, — сухо отозвался Питер. Он набросил Лиззи на плечи теплую накидку, и та успела подхватить ее до того, как ткань соскользнула на полЭто был бархат — плотный, блестящий и невероятно чувственный.

— Взять, к примеру, Джейн, — продолжал Габриэль. — Думаю, она бы не отказалась от порции поцелуев. Я бы даже сказал, она нуждается в том, чтобы ее поцеловали.

— Заткнись!

Элизабет, вновь ощутившая приступ головокружения, собралась с силами и проследовала в другой конец комнаты. Здесь она опустилась на стул, придерживая бархатную накидку. Эти двое были похожи не столько на хозяина и слугу, сколько на препирающихся братьев.

— Ну вот, Питер, ты добился своего, — хмыкнул Габриэль. — Лиззи безуспешно пытается разобраться в том бедламе, который ее окружает. Ей явно непонятно, почему слуга говорит своему хозяину «заткнись» и не стоит ли предостеречь.

Джейн от нависшей над ней опасности — поцелуя крепкого парня.

— Слуги, — вставил Питер.

— Почему бы ей, кстати, не отправиться к моему так называемому отцу и не сообщить ему о том, что ты собираешься соблазнить его дочь? По крайней мере, это подтолкнуло бы тебя к действиям.

— Вряд ли это обеспокоит сэра Ричарда Скорее, он встревожится из-за того, что может потерять хорошего слугу. Джейн ему безразлична, — с горечью заметил Питер.

— Может, он даже позволит тебе жениться на ней, — предположил Габриэль. — Что ни говори, а ты прав: своих лошадей он ценит куда больше старшей дочери.

— Но еще больше он ценит свое положение в обществе.

— Тоже верно, — кивнул Габриэль. — Это всегда было его слабым местом.

Он повернулся и взглянул на Элизабет. Та недвижно сидела на стуле, с удивлением прислушиваясь к этой странной беседе. Стоило их взглядам встретиться, как она быстро потупила глаза. Однако Лиззи чувствовала, что он продолжает наблюдать за ней. Не ускользнул от ее внимания и момент, когда Габриэль поднялся и направился в ее сторону.

«Не дай ему прикоснуться ко мне», — молила она сурового высоконравственного Бога своего отца. Габриэль подошел к ней практически вплотную, и ей не оставалось ничего другого, как поднять на него взгляд.

— Ты сидишь на моей рубашке, — заметил он, разглядывая ее с явным интересом.

Она резко вскочила, с размаху уткнувшись в его грудь. Он быстро подхватил Лиззи за руки. Прикосновение его гладкой, обнаженной кожи оказалось очень приятным, и Элизабет захотелось прижаться к нему, прильнуть щекой к этой теплой, шелковистой плоти.

Она решительно рванулась из его объятий и отступила назад, свалив по пути стул. Габриэль, проводив ее взглядом, наклонился и поднял с пола упавшую рубашку.

Лиззи повернулась к нему спиной, не желая смотреть на него ни секундой дольше. Он тревожил ее, возбуждал в ней чувства, которые она не в силах была осознать. Габриэль был странным, непохожим на других, и ей больше всего хотелось оказаться от него как можно дальше, спрятаться от него, вернуть себе капельку былого душевного равновесия. Вспомнить обещания, данные отцу и самой себе.

— Питер, пожалуй, Лиззи пора возвращаться в поместье, — спустя мгновение произнес Габриэль. — У нее сегодня был трудный денек. Я бы отвел ее туда сам, но мы оба знаем, что меня там не ждут. Вдобавок Джейн наверняка захочет отблагодарить тебя за спасение ее кузины.

— Думаю, мне все-таки стоит тебя вздуть. — В голосе Питера прозвучало явное предостережение.

— Что ж, можешь попытаться.

— Прошу вас, — вырвалось у Элизабет. — Мне пора домой, иначе там решат, что я пропала…

— Ты слышал, Питер? Как ни прискорбно, она отвергает все, что я могу ей предложить. А потому ты отведешь Лиззи домой и скажешь, что нашел ее в лесу. Я тем временем позабочусь о последних жертвах, пока на них не наткнулся еще кто-нибудь.

— Они что, опять взялись за свое?

— А с какой стати, по-твоему, девушка вся в крови? Уверяю тебя, я в таких делах куда более аккуратен. Ее угораздило упасть на, свежий труп беременной оленихи.

— Беременной? — Элизабет была явно шокирована этой новостью.

Габриэль бросил на нее быстрый взгляд.

— Считается, что это удваивает ценность приношения.

Лиззи заставила себя взглянуть ему в глаза. При свете пылающего камина он выглядел но красивым. Никогда прежде она не оценивала мужчину по внешности. Нужно поскорее уйти отсюда, удалиться от человека, который вызывал в ней такие нежелательные эмоции. Лес всегда призывал ее. Разве может она променять лес на обычного мужчину?

В то же время она прекрасно понимала, что Габриэль Дарем не обычный мужчина.

Лиззи решительно встала.

— Не знаю, о чем вы тут говорите, да и знать не желаю.

— Думаю, ты права, — кивнул Габриэль. Он уже успел надеть сухую рубашку, простую и скромную, которая все равно смотрелась на нем элегантно. Вот только пуговицы он не спешил застегнуть. Возможно, потому, мрачно подумала Элизабет, что прекрасно видел ее замешательство.

— Весьма любезно с твоей стороны избавить меня от подробностей, — заметила она.

— Это не единственное, от чего бы я хотел избавить тебя, — произнес он ровным тоном. — Кстати говоря, Питеру не придется эскортировать тебя до дома. Если не ошибаюсь, моя сестра добралась до башни и в считанные секунды будет здесь. Я бы загадал на счет «двенадцать». А ты, Питер, что скажешь?

Питер не оценил шутливый тон своего хозяина. Подойдя к двери, он распахнул ее в холодный мрак старой башни и принялся ждать того, кто поспешно поднимался по стертым каменным ступеням.

Элизабет с удивлением наблюдала за произошедшей с ним переменой. Только что он спорил с Габриэлем, а уже в следующее мгновение превратился в покорного и молчаливого слугу. И лишь глаза его смотрели на дверь с выражением глубокой и всепоглощающей страсти.

Джейн замерла у порога, мгновенно забыв о цели своего приезда.

— Питер, — произнесла она тоном, который был красноречивее всяких слов.

Но Питер, похоже, ничего не заметил.

— Мисс Джейн, — произнес он голосом вышколенного слуги. — Мы ждали вас. С мисс Пенсхерст случилась маленькая неприятность.

Джейн потребовалась пара секунд, чтобы прийти в себя и отвести взор от высокой фигуры Питера.

— Лиззи, с тобой все в порядке? — только тут она ответила Элизабет, стоявшую у очага. — Ты не ранена?

— Никто, значит, не называет тебя Лиззи? — еле слышно пробормотал Габриэль. — Она в порядке, Джейн, — это было сказано куда, громче. — Так, небольшое приключение. Надеюсь, эта дикая кобылка Мэриголд благополучно добралась до конюшен?

— Мэриголд вовсе не дикая, — машинально ответила Джейн, и Элизабет с трудом подавила возглас протеста. — Дорогая Элизабет, давай вернемся в поместье. Там о тебе должным образом позаботятся. Что это у тебя на одежде, кровь?

— Она спугнула браконьеров, — беспечно заметил Габриэль.

— Вот в этом я не уверена, — возразила Элизабет. — Что бы ты ни говорил, браконьеры не бросают в лесу свою добычу.

Габриэль бросил на нее предостерегающий взгляд.

— Последние несколько минут ты была на редкость молчаливой… Почему бы тебе не продолжить в том же духе?

Но краска уже успела схлынуть с лица Джейн.

— Они что, взялись за старое, Габриэль? Я думала, с этим уже покончено.

С Элизабет было довольно.

— О чем это вы? — спросила она требовательным тоном. — Кто такие «они»?

— Никто не знает наверняка, — ответила Джейн. — Логика подсказывает, что это Чилтоны.

Элизабет взглянула на нее с явным недоверием.

— Хочешь сказать, что эти расфуфыренные особы бродят по лесу, убивая кроликов и оленей? Но с какой стати?

— Не ради спортивного интереса, — мрачно заметила Джейн. — Я ведь уже говорила: они считают себя последователями друидов. Скорее всего, они верят в кровавые жертвоприношения и прочие ужасы. К Габриэлю они относятся как к верховному жрецу, который должен провести их по избранному пути.

— На самом деле никакие они не друиды, — пожал плечами Габриэль. — Просто состряпали для себя собственную религию, собрав вместе самые разные ритуалы и верования. К несчастью, Фрэнсис Чилтон весьма начитан и образован… чего не скажешь по его внешнему виду. О древних религиях он, пожалуй, знает не меньше меня. Вот только интерпретирует их иначе.

— Иначе? — откликнулась Элизабет, вспоминая бледнолицего, изнеженного мужчину, у которою она не вызвала ничего, кроме притворной улыбки.

— Фрэнсис и его приспешники считают, что, принося в жертву животных, они привлекают успех к своим финансовым и любовным авантюрам. Кроме того, они пытаются предсказывать будущее по тем узорам, которые образует вытекшая кровь. Но я бы не стал удостаивать их звания друидов, Джейн.

— Пусть так. Они не друиды. Они — зло, — заявила та. — И не надо втягивать меня в философскую дискуссию на тему, можно ли считать доказанным существование зла. Чилтоны — воплощенное зло.

В этот самый момент Элизабет снова, принялась чихать. Она чувствовала, что Габриэль наблюдает за ней со странным выражением лица, однако сосредоточила все силы на том, чтобы справиться с приступом.

— Я не собираюсь спорить с тобой, Джейн, — сказал он наконец. — Думаю, самое главное сейчас — поскорее доставить Лиззи домой.

— Лиззи? — эхом откликнулась Джейн, с любопытством глядя на Элизабет.

— Я прослежу, чтобы с ними ничего не случилось по дороге, мистер Габриэль, — сказал Питер тем бесцветно-покорным тоном, какой он использовал с момента появления Джейн.

Улыбка Габриэля больше напоминала ухмылку.

— Я знал, парень, что могу на тебя положиться, — произнес он нарочито покровительственным тоном.

— Ты можешь идти, Элизабет? — спросила Джейн. — На самом деле, мы совсем близко от дома, вот только экипаж по этим дорогам не пройдет. Если хочешь, я вернусь в поместье и приведу тебе лошадь…

— Нет! — воскликнула Элизабет. — И я не желаю больше слышать, какая кроткая лошадка эта Мэриголд! Уж лучше я доберусь до дома на своих двоих.

— Да тут совсем недалеко, мисс, — заметил Питер, придерживая для них дверь.

Элизабет с усилием поднялась на ноги, приподняв намокшую юбку, стараясь выглядеть бодрой.

— Ты похожа на мокрую крысу, — заметила Джейн, окидывая ее критическим взором. — На твоем платье нет сухого места.

— Я пытался избавить Лиззи от этих мокрых тряпок, но она проявила недюжинное упрямство, — пробормотал Габриэль. — Да и Питер отнесся к моим попыткам с явным, неодобрением. Не думаю, впрочем, что она похожа на грызуна. Скорее на промокшего измученного котенка.

Странная нотка прозвучала в его голосе. Какая-нибудь глупышка могла подумать, будто это нежность, но Элизабет была не настолько наивна. Ни один мужчина не приводил ее эмоции в такое смятение, но Элизабет твердо решила противостоять этому пагубному влиянию. Она распрямила плечи и холодно глянула на Габриэля.

— Я не котенок и не грызун, — сухо заметила Лиззи. — Немного тепла и сухой одежды, и со мной все будет в порядке. — И она снова звонко чихнула.

— Уведи ее, Питер, — сказал Габриэль, махнув в сторону двери. — Слишком уж вас много для такого отшельника, как я.

Уже на полпути к двери Элизабет вспомнила о хороших манерах. Что ни говори, Габриэль помог ей выбраться из леса и укрыл на время грозы в этой старой башне.

— Благодарю, — выдавила она. — Я — ваша должница.

По лицу его скользнула многозначительная улыбка.

— Мы придумаем, как ты сможешь отплатить мне, — сказал он вкрадчиво. — Поверь, я очень изобретательный мужчина.

* * *

Джейн говорила чистую правду — они добрались до поместья за считаные минуты. Темный сырой лес растворился в пелене тумана у них за спиной. Ни Питер, ни Джейн так и не проронили ни слова. Стоило им оказаться на широком дворе, и Питер исчез, предоставив девушкам самим пробираться сквозь боковой вход в заднюю часть здания.

Судьба распорядилась так, что Эдвина — изящное создание в розовато-лиловом одеянии — спускалась в этот момент к ужину. Она увидела промокших Джейн и Элизабет, и лицо ее скривилось в гримаске недовольства.

— Где вас носило?! — с возмущением воскликнула она. — Отец терпеть не может, когда приходится ждать с ужином. Вряд ли он будет в восторге, если узнает, что вы только что вернулись.

Элизабет громко чихнула. Хотя в доме было тепло, она никак не могла унять дрожь. Джейн, словно желая защитить Лиззи, положила ей руку на плечо.

— Скажи отцу, чтобы нас не ждали к ужину. Не думаю, что это сильно кого-то огорчит.

Эдвина тряхнула искусно уложенными локонами.

— Ты неисправима, Джейн, — заявила она. — В твоем-то возрасте уже пора бы научиться приличным манерам, а ты ведешь себя как мальчишка. Ты просто разбиваешь сердце нашей бедной мамочке.

— Сомневаюсь, — заметила Джейн.

Эдвина снова скорчила гримаску.

— Ты обречена остаться старой девой. Тебе никогда не найти мужа — будешь возиться со своими лошадьми, вот и все. Мужчины на тебя даже не взглянут, так и проживешь всю жизнь одна.

Элизабет почувствовала, как от слов Эдвины по телу Джейн пробежала дрожь, однако она ничем не выдала своих эмоций.

— Не переживай за меня, дорогуша. Это такие, как ты, вечно беспокоятся о замужестве.

Эдвина, не промолвив больше ни слова, с важным видом прошествовала к лестнице, а Джейн, бледная и хмурая, распахнула дверь в спальню Элизабет.

— Что за мерзавка твоя младшая сестрица, — заметила Лиззи спустя мгновение. В комнате, к счастью, было тепло — кто-то позаботился о том, чтобы разжечь в камине огонь. Озябшими, негнущимися пальцами она начала стягивать с себя мокрый плащ.

— Что есть, то есть, — согласилась Джейн. — Только и думает о том, как бы найти себе какого-нибудь богатого идиота, который будет без ума от ее прелестей. Но знаешь, она ведь права: мне суждено остаться одной. Кто захочет взять меня в жены?

— Любой мужчина, наделенный вкусом и здравым смыслом, — убежденно сказала Элизабет. — Любой мужчина, способный оценить тебя.

— А много ли таких на свете? — рассмеялась Джейн. — Я выйду замуж только за человека порядочного, честного и верного, а такого найти еще труднее.

Элизабет стащила с себя испачканное кровью платье, оставив его лежать мокрой кучкой на полу.

— Знаешь, лучше вообще обойтись без них, — заметила она, все еще ощущая у себя на губах прикосновение губ Габриэля.

— Пожалуй, — согласно кивнула Джейн. Однако в теплых карих глазах ее светилась затаенная страсть.

Очень похожая на чувство, с каким Питер смотрел на мисс Джейн Дарем.

Глава 7

Питер Браунингтон взял кружку с крепким горячим чаем и вышел во двор, где уже сияло рассветное солнце. Это апрельское утро выдалось таким свежим и прохладным Питер жадно втянул в себя воздух и отхлебнул из кружки. Он любил запах земли после дождя, топот лошадей, переминающихся в стойлах, отдаленные крики лесных зверьков, прячущихся в чаще за развалинами аббатства. Любил прохладный утренний воздух и толстые ломти хлеба и сыра, которые повар давал по утрам ему и другим слугам. Любил спаниелей, которые следовали за ним по пятам, и бескрайние йоркширские леса.

А еще он любил мисс Джейн Дарем.

Питер задержался у входа на конюшню, прекрасно понимая, что лучше бы ему вернуться на кухню, пока его еще не заметили. Джейн была у стойла Пенелопы. Высокая худощавая девушка стояла, прислонившись к деревянной дверце, и о чем-то тихонько беседовала со своей любимой кобылой.

Питер сам был высоким крепким мужчиной. И что могло быть лучше женщины, способной смотреть ему прямо в глаза? Ему нравился ее глубокий красивый голос, сильные руки и искрящиеся весельем глаза. Нравилось ее обхождение с лошадьми и то терпение, с каким она относилась к своим невыносимым родственникам. Ему нравилось в ней все, за исключением того факта, что сама она жила в господском доме, а он был простым конюхом.

Джейн никогда не обращалась с ним как со слугой. С другой стороны, она вообще со всеми держалась просто и дружелюбно. Она знать не знала о том, что он желал ее каждой клеточкой своего тела, что она снилась ему по ночам. Это были длинные, жаркие, искушающие сны, в которых она лежала с ним в постели и смотрела на него со страстью и доверием. Ей и в голову не могло прийти, что он возжелал женщину, которая была куда выше его по положению в обществе. Ничего этого она не знала и не узнает.

Должно быть, Джейн заметила его тень, поскольку вскинула голову и провела рукой по непокорным волосам.

— Доброе утро, Питер, — поздоровалась она. — А мне ты не прихватил такую же чашку с чаем?

Отступать было поздно. Он шагнул в полумрак конюшни, пропитанный ароматами сена, лошадей и самой Джейн.

— И вам доброго утра, мисс Джейн. Вы же знаете, повар снимет с меня голову, если я дам вам чай в кружке, как простым слугам. Вы должны пить из маленькой фарфоровой чашечки с цветочками.

— Эти чашечки так мало вмещают, — усмехнулась Джейн. — По утрам мне требуется как можно больше крепкого горячего чая, иначе я все время буду клевать носом.

То же самое чувствовал по утрам и Питер. Как наяву, видел он Джейн на кухне обычной фермы, с кружкой горячего чая в руке. Он поспешил отогнать ненужные видения.

— Как Пенелопа сегодня?

Джейн, мгновенно нахмурившись, повернулась к лошади.

— Даже не знаю. Не стоило мне все это затевать. Сам видишь, как плохо она переносит свое положение. Что, если она вообще не готова жеребиться?

— Конечно, готова. Зря вы изводите себя сомнениями, мисс Джейн. Последние несколько месяцев Пенелопа и правда держалась несколько беспокойно, но говорят, что так же ведут себя все женщины в положении.

— Может, и так, — с сомнением произнесла Джейн. — Если бы не ты, Питер, я бы ни за что не пустила ее к жеребцу. Ты лучший конюх во всем графстве, а может, и во всей Англии. И если ты говоришь, что все будет в порядке, я тебе, конечно же, верю.

Она доверяет ему, это так. Питеру пришлось напомнить себе об этом, когда Джейн прошла слишком близко, случайно задев его.

— Я стараюсь работать на совесть, мисс Джейн, — пробормотал он.

Она опустила голову.

— Я люблю ее, Питер, — еле слышно сказала Джейн.

— Я знаю, мисс.

— Она — единственная, кто позволяет мне любить себя просто так. И сама любит меня, не требуя ничего взамен.

— Ей тоже кое-что нужно от вас, мисс, — заметил Питер. — Нужны еда и тепло, чистое стойло и возможность поскакать с ветерком по полям. К тому же ваш брат любит вас, и вы это знаете.

Джейн слабо улыбнулась.

— Габриэль любит меня на своих собственных условиях. Он не готов тратить много времени на сестер.

Что он мог возразить на это? Прислонившись к деревянной стене, Джейн глянула на Питера своими чистыми, ясными глазами.

— Лиззи заболела, — сказала она внезапно. — Вряд ли у нее что-то серьезное, но ты, возможно, захочешь рассказать Габриэлю.

— Зачем мне это хотеть, мисс Джейн?

Странное выражение промелькнуло на ее лице.

— Почему ты зовешь меня «мисс Джейн», а его — Габриэлем?

— Вряд ли вы мне ответите, если я назову вас Габриэлем.

Джейн попыталась улыбнуться в ответ на эту слабую попытку сострить. Было видно, впрочем, что она не отпустит его просто так.

— Это вовсе не то, что я имела в виду. Почему бы тебе не звать меня просто Джейн? Ты же знаешь меня бог весть сколько лет — ты всегда приглядывал за мной, когда я играла с твоей младшей сестрой.

— Мне не подобает звать вас просто по имени.

— Не подобает? Но тебе не обязательно обращаться ко мне так на людях. Зови меня Джейн, когда мы остаемся наедине.

«Беда в том, — думал он, — что на этом все не остановится. Мне нужно звать вас „мисс Джейн“, чтобы я ни в коем случае не забыл — вы мне не ровня».

— Я попробую, мисс Джейн. — Голос его звучал сухо и формально.

Она покачала головой, явно не надеясь переубедить этого упрямца.

— Как поживает Салли? Я не видела ее с тех пор, как она вышла замуж за своего дружка.

— В скором времени ждет третьего, мисс, — ответил Питер.

— Третьего?! — повторила Джейн упавшим голосом. — А ведь она на год младше меня.

Он достаточно хорошо знал женщин, чтобы понять, о чем она сейчас думает. А потому, преодолев собственную боль, произнес:

— Вот увидите, мисс Джейн, у вас еще будет замечательный муж и куча детишек. Нам останется только жалеть, что вы нас покинули.

— Я никуда не уйду. — Она произнесла это тихо и решительно, но Питер знал, что в словах ее не стоит искать скрытого смысла. Джейн улыбнулась нарочито бодро. — А ты, Питер? Почему ты не женился? Почему у тебя нет своей семьи и милой женушки, которая ждала бы тебя вечерами с работы?

— Давно я не слышал от вас столько странных вопросов, мисс. — Отвернувшись, он поставил пустую кружку на одну из полок. — Всему свое время, я так считаю.

— У тебя уже есть кто-нибудь на примете?

Питер не привык отступать, но сейчас ему хотелось, чтобы Господь указал ему путь к спасению. Ему хотелось сбежать от Джейн — от ее вопросов, от ее волнующего присутствия. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы давно ушел от Даремов и стал работать на Габриэля. В обветшалом поместье, которое принадлежало его другу, дел было невпроворот. Предполагалось, что Габриэль обитает в башне лишь до тех пор, пока они не приведут в порядок более удобное жилье. Но время шло, а ситуация не менялась. Габриэль жил в башне разрушенного аббатства, призраком бродил по лесам и приводил в исступление своих несчастных родителей.

Вот только никто бы не назвал Даремов несчастными. Насколько ему было известно, во всем мире эти люди любили только себя и близнецов.

Ему бы давно стоило уйти из этого места — отправиться куда-нибудь на юг, где все жили легко и с улыбкой и где можно было забыть о своих глупых мечтах.

Но Питер знал, что никуда не уйдет.

— Я не тороплюсь с этим делом, мисс Джейн, — сказал он. — Рано или поздно я найду ту, на которой женюсь.

— А ты будешь любить ее, Питер?

«Господи Иисусе, эта женщина сведет меня с ума!» Питер чувствовал, что его терпению приходит конец.

— Слугам не пристало много думать о любви, мисс. Мы просто находим себе подходящего человека, который будет хорошим спутником в жизни и хорошим партнером в постели, — намеренно добавил он. — Тогда и женимся. Все просто.

— Все просто, — повторила она. — А как ты узнаешь, что тебе будет хорошо с ней в постели?

У него был только один способ положить конец этим проклятым вопросам, и он резко шагнул вперед, надеясь, что Джейн отступит в невольном замешательстве. Но она не отступила. Остановиться пришлось ему — так близко, что Питер чувствовал тепло ее тела, видел жилку, бьющуюся у основания шеи.

— Для этого нужно переспать с нею, мисс Джейн, — сказал он. — Нам нет нужды жениться ради денег или положения в обществе, поскольку у нас нет ни того, ни другого. Мы женимся, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь.

— Значит, вы женитесь по любви.

Интересно, что она будет делать, если он прижмет ее сейчас к стене и поцелует? Питера часто мучил этот вопрос, но он не собирался переводить его в практическую плоскость — невзирая на недвусмысленные намеки Габриэля.

— Называйте это как хотите, мисс Джейн, — грубовато заметил он. — Собираетесь прокатиться верхом, мисс? — Он не хотел отступать, но ему было необходимо держать между ними дистанцию.

Джейн вновь повернулась к кобыле, и Питер сказал себе, что волнение в ее глазах — лишь плод его воображения.

— Разве что позже. Я тревожусь из-за кузины. Этой ночью она выглядела совсем неважно. — Джейн вновь бросила взгляд на свою кобылу. — Ты же скажешь мне, когда ей придет время жеребиться? Питер, ты позовешь меня?

— Я пошлю кого-нибудь сообщить вам.

— Я хочу быть здесь, Питер. Хочу быть рядом с ней. Я была рядом, когда она появилась на свет. Я вырастила ее из такого несмышленыша. Обещай, что позовешь меня — в любое время дня и ночи.

Она смотрела на него умоляюще, и Питер не в силах был отказать ей.

— Я приду за вами, — сказал он. — Обещаю.

На лице ее расцвела теплая чарующая улыбка, противостоять которой, по его мнению, мог разве что глупец.

— Ты хороший человек, Питер Браунингтон.

— Ступайте по своим делам, — сказал он с напускной грубоватостью. — У меня еще полно работы.

Джейн, звонко рассмеявшись, вышла из конюшни. Задержалась она лишь на мгновение, чтобы прихватить его кружку.

— Отдам ее повару, — беспечно заметила она.

— Не нужно вам…

Но она уже ушла, оставив его один на один с воспоминаниями.

* * *

Джейн прошла прямо на кухню, прекрасно зная о том, что мать прочитала бы ей целую лекцию, если бы застала ее здесь. Впрочем, подобное было маловероятно — леди Элинор предпочитала обходить кухню стороной. А Джейн больше всего любила бывать здесь: это было единственное место в доме, где кипела жизнь.

— Вот и вы, мисс Джейн, — поприветствовала ее повариха. — В столовой уже накрыт завтрак. Там вас никто не побеспокоит.

— Я бы лучше выпила чаю, — заметила Джейн.

Повариха взглянула на нее с удивлением.

— Я думала, вы уже пили чай. Вы так прижимаете к себе эту кружку, будто это любовный талисман.

Джейн почувствовала, что краснеет.

— Любовный талисман? — повторила она с натянутым смешком. — Странная это должна быть любовь, если символ ее — кружка.

Она чуть ли не бегом покинула кухню. В коридоре было пусто — родные ее еще спали, а Лиззи лежала в постели с простудой. Слуги занимались своими многочисленными обязанностями, так что можно было не опасаться случайной встречи.

Лиззи перевела дыхание, разглядывая обычную кружку, принесенную сюда с конюшни.

А затем без раздумий прильнула губами к тому месту, где кружки касались губы Питера, и замерла с блаженным вздохом.

Глава 8

Время близилось к полудню, а у Габриэля Дарема просто раскалывалась голова. И неудивительно: накануне он умудрился напиться как сапожник. В комнату вошел Питер с охапкой дров, которую он с грохотом бросил у очага, не обращая внимания на взвинченные нервы своего хозяина.

— Черт возьми, Питер, — выдавил из себя Габриэль. — Не мог бы ты делать это чуть потише?

— А с какой стати вы, ваша светлость, топили вчера свои горести в вине? — ответил тот вопросом на вопрос — Неудивительно, что сегодня вы страдаете от похмелья.

Габриэль бросил на него мрачный взгляд.

— К дьяволу «его светлость».

— С чего бы вам туда так торопиться?

Габриэль хрипло хохотнул.

— Ты понял меня слишком буквально, Питер… чему я даже не удивляюсь. Как там, кстати, моя сестра? Ты воспользовался, наконец, вашей вечерней прогулкой и поцеловал ее?

— Нет. У меня не было ни единого шанса, поскольку бедную мисс Пенсхерст, которая шла с нами, еще шатало после встречи с вашей светлостью. — Питер присел у огня. — Я не собираюсь приставать к Джейн, и ты прекрасно об этом знаешь. Она мне доверяет. Видит во мне преданного слугу, и только. И я не собираюсь разубеждать ее.

— На мой взгляд, ты слишком уж преданный слуга, — с недовольной миной заметил Габриэль. — Откуда в тебе эта консервативная жилка?

— От матери.

Габриэль фыркнул.

— Не то чтобы я имел что-то против Элис… но не ей в данном случае учить тебя нравственности.

— Полагаю, ты имеешь в виду мое происхождение? Каждый имеет право на ошибку.

— Вряд ли она считает тебя ошибкой, — с внезапным раскаянием промолвил Габриэль. — Я настоящий ублюдок, раз напоминаю тебе об этом.

— Тоже верно, — сказал Питер без тени гнева. — Про таких, как мы, говорят: два сапога — пара.

— Два настоящих ублюдка. Три, если уж покопать как следует.

— Нет никакой необходимости копать как следует, Габриэль, — произнес Питер с ноткой предостережения в голосе.

Габриэль откинулся на спинку стула и вытянул вперед длинные ноги.

— Нет более жалкого зрелища, чем влюбленный мужчина, — мягко заметил он, глядя на Питера.

— Запомни, я не собираюсь навлекать неприятности на твою сестру. Кстати, тебе понравилось целоваться с мисс Пенсхерст?

— С чего вдруг ты об этом заговорил? — спросил Габриэль.

— Даже не знаю. Просто ты уже несколько месяцев не прикасался к бутылке, и даже чары леди Чилтон не способны были сбить тебя с пути истинного. А мисс Пенсхерст живет тут всего пару дней, и ты уже бродишь по окрестным лесам, напиваешься вдрызг и вообще ведешь себя совершенно немыслимым образом.

— Я бродил по лесам вовсе не в поисках мисс Пенсхерст. Просто боялся, что Чилтоны опять устроят там свой маленький шабаш.

— Тут ты был прав. Я, кстати, закопал тех животных. Других пока не видно, но кто может знать, что там у Чилтонов на уме? Лед и Чилтон не из тех, кто готов удовольствоваться отказом.

— Это верно. — Габриэль рассеянно смотрел на огонь. — Будь я человеком благородным и склонным к самопожертвованию, мог бы подыграть этим мерзавцам и возглавить их непотребную компанию. Не сомневаюсь, что мне без труда удалось бы отвлечь их от кровавых обрядов. По крайней мере, я мог бы настоять на том, чтобы они переключились на домашнюю скотину, которая и так обречена на убой. Но по какой-то причине мне претит связываться с этими людьми. Должно быть, становлюсь с возрастом слишком щепетильным.

— Ты никогда не отличался особым благородством, — заметил Питер.

— А в тебе, мой друг, этого проклятого благородства слишком много, из-за чего моя сестра вынуждена страдать.

— Я не сделаю ничего, что заставило бы ее страдать, — мрачно бросил Питер.

— Даже если будешь и впредь пренебрегать ею? — мягко заметил Габриэль.

— Да заткнись ты!

— Ты уже второй раз за эти сутки предлагаешь мне заткнуться. Неужели наша дружба, дорогой Питер, начала трещать по швам?

Питер встал и направился к двери.

— Ты делаешь все, чтобы оттолкнуть от себя людей, Габриэль.

— Обычно это не требует особых усилий. Ты оказался особенно упрям.

— Просто я — глупец.

— Но преданный. Я не заслуживаю такого друга, как ты, — пробормотал Габриэль, не отрывая взгляда от каменного пола.

— Истинная правда. Подумай об этом, когда будешь оплакивать свои грехи.

Габриэль промолчал, хотя у него было искушение окликнуть Питера за мгновение до того, как тот захлопнул за собой дверь. Беда в том, что Питер знал его слишком хорошо. Габриэль предпочитал держать свои секреты при себе. Его забавлял тот образ, какой он представил на обозрение всему миру, — образ умного, циничного, замкнутого, но при этом весьма очаровательного джентльмена. Для окружающих он был человеком, который не дорожил абсолютно ничем, за исключением разве что своих занятий и собственного благополучия.

Однако Питер знал его слишком хорошо, чтобы попасться на эту удочку. Все его печальное детство Питер был для Габриэля скорее братом, нежели другом. То было единственное светлое пятно, озарившее эти долгие, мрачные годы.

Даремам и в голову не приходило выказать ему хоть капельку человеческого тепла и участия. Они обращались с ним как с богатым, но нежеланным гостем Причину этого он понял много позже — когда ему исполнилось тринадцать и в поместье появилась Джейн.

Подобное отношение со стороны родителей Габриэль воспринимал со стоическим молчанием, однако все изменилось с приездом Джейн. Ей было тогда четыре года — тихое, робкое, испуганное дитя. Даремы даже не моргнув глазом объявили, что Джейн — их дочь и сестра Габриэля. И эти их уверения заставили мальчика обратить внимание на абсурдность собственной ситуации. Что бы они там ни говорили, Джейн не была их дочерью. Как и он, к счастью, не был их ребенком.

Они с Питером начали приглядывать за Джейн. Питер учил ее обращаться с лошадьми, а Габриэль знакомил с жизнью леса. Он же, к величайшему недовольству Джейн, наставлял ее в латыни, греческом и французском. С появлением в семье близнецов леди Джейн вовсе перестала обращать внимание на подкидышей. Никто даже не позаботился о том, чтобы обучить Джейн всему тому, что потребуется ей для достойного замужества.

Она не умела вести хозяйство, не разбиралась ни в моде, ни в музыке, ни в искусстве — хотя и любила их всей душой. Мать Питера, Элис, взяла Джейн под свое крыло и научила ее основам домоводства, хотя ее представления о рукоделии и кулинарии больше подходили жене фермера, а не леди.

Габриэль со вздохом откинулся на спинку стула. Питер, этот упрямый глупец, просто не понимал, как сильно была влюблена в него Джейн. Он намеревался до конца оставаться благородным, но его благородство не сулило им ничего, кроме боли. Лучшее, на что могла рассчитывать при таком раскладе Джейн, — на приличный брак с каким-нибудь скучным вдовцом. Будущее не сулило ей ни страсти, ни любви, только боль и пустоту — разве что Питер догадался бы предложить ей руку.

Или Габриэль подтолкнул бы их в нужном направлении.

Все его тонкие намеки встречали каменное неприятие, а явные подначки воспринимались с нескрываемой враждебностью. Если бы не Чилтоны с их кровожадной сворой так называемых друидов, он бы уже давно постарался устроить счастье своей сестры. Все только усложнилось после того, как в поместье приехала Элизабет Пенсхерст.

Лиззи, подумал он, прикрыв глаза и прислушиваясь к потрескиванию огня. Ее рот во время поцелуя был таким сладким и свежим — совсем как недавно прошедший дождь. Габриэль успел забыть, что поцелуи могут быть такими приятными и такими волнующими. Он уже давно не придавал поцелуям значения, но было в нежном, неопытном ротике Лиззи нечто такое, что вынуждало его думать о поцелуях без привычной снисходительности.

Ему хотелось целовать ее снова — во тьме, под проливным дождем. Хотелось слизывать капельки дождя с ее век, ощущать тепло ее кожи. Хотелось схватить ее за руки и закружить, увлечь за собой в насквозь промокший лес, хотелось сорвать с нее одежду, опустить на влажный мох и овладеть ею всеми известными ему способами. Желание было таким неистовым, что даже бутылка вина не способна была охладить его пыла.

Ну а Питер — Питер видел его насквозь. Мало ему было испоганить собственную жизнь, так он еще и Габриэля не желал оставить в покое. Вот только вряд ли он понимал, что между его ситуацией и положением Габриэля имелась большая разница Питер и Джейн как нельзя лучше подходили друг другу. Они вполне могли бы наладить счастливую семейную жизнь, если бы Питер перестал беспокоиться об их социальном неравенстве и сосредоточился на чувствах.

А вот Габриэлю не стоило надеяться на счастливое будущее в объятиях возлюбленной. Он был недостоин любви и прекрасно знал об этом. Джейн этого не понимала: во всем, что касалось ее брата, она проявляла завидную слепоту. Ей казалось, что под маской цинизма и безразличия кроется по-настоящему хороший человек.

Габриэль и сам не знал, какой он на самом деле, однако понятие «хороший» точно не относилось к нему. Впрочем, дурным человеком он себя тоже не считал. Будь он таковым, без раздумий лишил бы девственности мисс Элизабет Пенсхерст. Жил бы до сих пор в Лондоне, в бесконечной круговерти пустых развлечений, вместо того чтобы перебираться в глубины Йоркшира в попытке придать хоть какой-то смысл своему существованию.

Но прошлое не отпускало его: грехи молодости продолжали преследовать Габриэля даже здесь. В Йоркшир приехали Чилтоны, сопровождаемые такими же дилетантами и недоумками, жаждавшими продать свои бессмертные души в обмен на большую власть. И Габриэль, к несчастью, знал, что они не остановятся на убийстве беззащитных животных.

Он мог бы остановить их. Пока что, правда, он не предпринял ни единого шага в этом направлении. Причиной тому были лень и эгоизм — нежелание тратить на этих людей свое время. Но с прибытием Лиззи все изменилось. Теперь ему требовалось нечто, что помогло бы отвлечь мысли от этой девушки, и Чилтоны подходили для этой цели как нельзя лучше. До тех пор, пока его родственники будут присматривать за Лиззи, он может считать себя в полной безопасности.

Габриэль не сомневался в благоразумии Лиззи. Наверняка она постарается держаться от него подальше — при условии, что ей позволят обстоятельства. Сам же он без труда мог избежать ее общества.

Другой вопрос, хотелось ли ему этого? Или он желал еще разок искусить судьбу? Не будет вреда, если он еще раз поцелует эти нежные полные губки. Габриэль не знал, существует ли ад на самом деле, но не сомневался, что и так обречен попасть туда за прошлые грехи. Один поцелуй ничего не изменит.

Что касается мисс. Элизабет Пенсхерст, то с ней все будет в полном порядке. Он не собирался губить благовоспитанную молодую девицу, какой бы соблазнительной она ни казалась. К тому же Лиззи была не из тех, кто обречен на погибель: здравый смысл способен был уберечь ее от безжалостного соблазнителя.

Пожалуй, он мог бы поцеловать ее. Познакомить ее с искушением. Может быть, даже лишить ее возможности испытывать в будущем плотские радости с другим, менее опытным и утонченным, чем он, любовником. Без сомнения, он должен был бы устыдиться подобных мыслей, однако совесть его помалкивала. Габриэль хотел, чтобы Лиззи запомнила его на всю жизнь. Пусть даже в почтенном возрасте, в окружении пухленьких внуков, она вспоминает про отшельника из леса, который целовал так, что за всю последующую жизнь ей не удалось испытать ничего подобного.

Да, что бы там ни говорила его сестра Джейн, на порядочного человека он не тянул. Но Габриэля это не волновало. Он очистит окрестности от Чилтонов и шайки их сподвижников. Он приблизится к мисс Элизабет Пенсхерст настолько, насколько сам позволит себе. А затем он отправится в длительное путешествие и не вернется до тех пор, пока все это не изгладится из его памяти.

Быть может, он вообще не вернется назад.

Последнее, впрочем, казалось маловероятным. Он был связан с этим местом и этими людьми особыми узами. Габриэль всегда возвращался сюда — хотел он того или нет. И дело было не в тяге к семейному очагу. Он принадлежал этой земле, и тут уж ничего нельзя было поделать.

Пока же он мог помечтать о том, чего никогда не будет в его жизни: о Лиззи, раскинувшейся среди бархата и мехов на массивной кровати в его полуразрушенной усадьбе. Одежда ее разбросана но полу, а прекрасные глаза смотрят на Габриэля с полной покорностью.

Но подобный образ как-то не выстраивался. Элизабет не хотела сдаваться без борьбы. Она могла обнимать его во время поцелуя, но глаза ее по-прежнему сверкали огнем.

Да смилостивится над ним Господь: такую женщину он мог бы и полюбить!

— Сентиментальность тебе не к лицу, молодой человек, — раздался неодобрительный голос брата Септимуса. Габриэль не стал оборачиваться — монахи редко показывались при свете дня. Они лишь нашептывали ему всяческие неприятные вещи, когда он забывал, по их мнению, о своих обязанностях.

— Он вовсе не сентиментален, брат Септимус, — возразил менее суровый брат Павел. — Разве ты не видишь, что мальчик влюблен?

С Габриэля было довольно. Он резко повернулся и бросил негодующий взгляд в сторону полуразмытых фигур.

— Я не молодой человек, я не мальчик, и я, вне всякого сомнения, не влюблен. Просто я слишком много выпил на ночь и теперь страдаю от последствий.

— Ладно, ладно, мой мальчик, — с раздражающим самодовольством заявил брат Павел. — Говори что хочешь…

Габриэль поднял одно из поленьев, принесенных Питером, и швырнул его в сторону колеблющихся теней.

* * *

Бред… Лихорадочные сновидения… Элизабет знала это все то время, что пыталась сбросить с себя душные покрывала. Она вся горела; в ее крохотной комнате было невыносимо жарко. Она номинала недобрым словом скаредных Даремов, которые решили наконец-то побаловать ее дополнительным теплом — как раз тогда, когда ей и без того было дурно от жары.

Они приходили, чтобы взглянуть на нее. Она вдруг заметила, насколько они похожи друг на друга. У сэра Ричарда, леди Дарем, Эдварда и Эдвины были одинаковые, хищные, слегка крючковатые носы, придававшие им сходство с ястребами. Джейн и Габриэль ни капельки не походили на них.

— Она умирает, — возвестил сэр Ричард, разглядывая гостью безо всякой жалости. — Пожалуй, нам лучше уехать. А вдруг это заразно?

— Это всего лишь простуда, — услышала она откуда-то сбоку голос Джейн. — Вот увидите, она поправится.

— Я не намерена подвергать своих милых деток такой опасности, — заявила леди Элинор.

— Я ее не брошу, — ответила Джейн.

— Само собой. Позаботься о ней и дай нам знать, когда опасность минует.

Опасность минует… — вяло думала Элизабет, когда все наконец разошлись. В Хернвуде всегда будет опасно… Призраки бродили здесь по лесам, кровожадные язычники приносили в жертву беззащитных животных. А хуже всего то, что здесь жил Габриэль. Как большой жадный паук, подстерегал он свою добычу.

Ее слабый смешок превратился в очередной приступ кашля. По правде говоря, Габриэль ничуть не походил на паука Он был не темным и волосатым, а гладким и золотистым. Все, о чем Элизабет могла думать, — о его загорелом сильном торсе, который он безо всякого стыда выставил на ее обозрение. Раньше она не отдавала себе отчета в том, какие у мужчин бывают рельефные мускулы и плоские темные соски. Совершенно бесполезная вещь, только и способная привлекать внимание женщин.

Размышления ее были прерваны очередным приступом кашля, который вновь довел ее до изнеможения. Не выдержав, она еле слышно чертыхнулась. Болела Элизабет редко, однако всякий раз оказывалась едва ли не на грани жизни и смерти. Все дело в той ночной прогулке босиком, после которой она еще и промокла насквозь в грозу. И вот теперь она вынуждена лежать в постели с жаром и лихорадкой, несчастная и неспособная думать ни о чем другом, кроме греховного образа Габриэля Дарема.

По крайней мере, она могла быть уверена в том, что болезнь эта не затянется. Лес ее не убьет — он лишь сделает ее сильнее. Придется пострадать денек-другой, но затем она быстро пойдет на поправку.

Этой ночью к ней пришел Габриэль. В доме царила тишина. Джейн дремала на неудобном стуле возле ее кровати. Элизабет стоило сказать ей, что подобные предосторожности явно были излишними. Она и правда чувствовала себя так, будто вот-вот могла умереть, однако не сомневалась, что все закончится благополучно. Это была всего лишь простуда, которую могли вылечить время и покой.

Но сейчас перед ней в свете огня мерцала фигура Габриэля. Выглядел он так же, как в их последнюю встречу: белая расстегнутая рубашка, черные волосы свободно падали ему на плечи. Глаза сияли каким-то мрачным светом. Он сделал шаг в сторону кровати, и Элизабет охватило пламенем. Она стеснялась скинуть с себя при нем жаркие покрывала. Но Джейн действительно находилась здесь, а Габриэль ей просто померещился. Он был ее лихорадочным видением, так что правилами приличия можно было пренебречь.

Она скинула покрывала, но Джейн продолжала спать, не обращая внимания набеспокойное поведение больной кузины.

— Лиззи, — произнес Габриэль, но губы его не двигались, и голос звучал прямо у нее в голове.

Она легко поднялась с кровати, смутно осознавая, что на ней одна только тонкая сорочка. Ей никогда не позволяли спать в таком легкомысленном одеянии. Наверняка подобному попустительству она была обязана своей болезнью. Впрочем, все это не имело ни малейшего значения. Габриэля аут в действительности не было, так что любым грехам предстояло стать грехами воображения, а не плоти. Значит, и наказание за них предусматривалось не столь суровое.

Габриэль стоял перед камином, и ей казалось, будто сквозь золотистое его тело просвечивают языки пламени. Элизабет подошла к нему так близко, что сама подивилась собственной смелости. Ей нравилась свобода, которую она обрела в своем сновидении. Габриэль молча смотрел на нее, и лицо его было на удивление торжественным.

— Я умру? — спросила она его тихим, хрипловатым от кашля голосом.

Габриэль рассмеялся.

— Думаешь, я — ангел, который пришел забрать тебя на небеса?

— Нет.

— Я мог бы вознести тебя до небес, Лиззи. Мог бы показать тебе рай на земле.

В таком приятном сне ей не оставалось ничего другого, как упасть к нему в объятия. Но даже лихорадка не изменила прежнюю Лиззи — прагматичную и сомневающуюся.

— Могу себе представить, — сухо заметила она.

— Нет, — возразил он, — не можешь. Прикоснись ко мне.

Она не пошевелилась, завороженная теплом, исходившим от ею голоса.

— Прикоснись ко мне, — повторил он, и Лиззи медленно, с сомнением, подняла руку.

Грудь его на ощупь была гладкой и теплой. Она скользнула пальцем по шелковистой коже, под которой ощущались плотные мышцы. Затем положила на грудь всю ладонь, ощутив ею биение чужого сердца — ровное, но учащенное.

Он тоже положил ладонь ей на грудь, на тонкую ткань сорочки. Элизабет знала, что сердце ее билось так же быстро, в такт сердцу Габриэля. Она больна, мелькнула у нее мысль. Это лихорадочный бред. Может даже, она умирает. Но все это не имело никакого значения.

Если что и имело значение, так это его рука, которую она ощущала сквозь тонкую сорочку. Тепло его прикосновения расходилось по всему телу — на грудь и вниз, концентрировалось между ног, так что колени у нее вдруг ослабели. Лиззи хотелось, чтобы он продолжал касаться ее — повсюду. Она открыла рот, чтобы заговорить, но из горла не вырвалось ни звука.

Сердце его билось теперь быстрее, с силой ударяя в ее ладонь. Лиззи отчаянно хотелось еще больше приблизиться к нему. Ей вдруг стало холодно, до озноба. И она знала: единственный способ согреться — прижаться к нему своим дрожащим, почти что обнаженным телом. Он был таким сильным и теплым, что без труда мог изгнать холод из ее тела. Вся она была закована в ледяной панцирь, и только Габриэль мог растопить его.

Он положил руку ей на талию и привлек к себе. Лиззи покорилась, позволив теплу его тела окутать ее, будто коконом Он даже не поцеловал ее, да в этом и не было нужды. Прикосновение его плоти стало своего рода клеймом, пронзившим ее насквозь. Все равно как если бы он предъявил на нее право собственности.

Габриэль крепко прижал ее к себе, и тело Лиззи содрогнулось в спазме желания. Она попыталась было вырваться из его объятий, но тут же сдалась, уступив гипнотическим чарам его голоса.

— Тебе нужно больше, — шепнул он ей на ухо. — Тебе, нужен я.

И было в этих словах столько мучительной для нее правды, что глаза у Лиззи невольно распахнулись. Габриэль исчез. Сама она лежала в кровати, укрытая кучей толстых одеял, а рядом на стуле мирно дремала Джейн.

Глава 9

Делайла, графиня Чилтон, разглядывала свое отражение в огромном зеркале, висевшем прямо над кроватью. Она привезла его из Лондона, чтобы скрасить себе жизнь в этом невольном изгнании. Как оказалось, самое большое наслаждение от секса она получала, если могла воочию наблюдать за тем, как ублажал ее очередной партнер. Да и в тех редких случаях, когда она засыпала в одиночестве, не было ничего приятнее, чем, пробуждаясь, любоваться собственным отражением изумительной красоты.

Именно это пристрастие к красивой внешности и обрекло Делайлу на обременительную привязанность к Фрэнсису. Без сомнения, он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала. Совершенство его лица и тела приводило Делайлу в восхищение. Впрочем, у нее никогда не было иллюзий насчет его характера.

Фрэнсис был мелочным, порочным, корыстным существом — идеальным спутником жизни для Делайлы.

Кроме того, он испытывал непреодолимую тягу к существам одного с ним пола. Но Делайла ни секунды не сомневалась в том, что ни один мужчина не устоит перед ее чарами. Разве можно было предпочесть какого-нибудь симпатичного юношу ее собственной ослепительной красоте?

Но Фрэнсис проявил неожиданное упорство. Ему нравилось отказывать ей хотя бы потому, что он знал, насколько это раздражает супругу. Когда ей все-таки удавалось завлечь его, он проявлял в сексуальных фантазиях недюжинную изобретательность. И если порой при этом не обходилось без боли, она ничуть не возражала. На взгляд Делайлы, не было ничего более скучного, чем обычное совокупление.

Однако в последнее время она все чаще приходила к мысли, что Фрэнсис не стоил потраченных на него усилий. Конечно, выглядел он на редкость привлекательно, но Габриэль Дарем по-своему был куда интереснее. Особой пикантности ситуации добавляло и то обстоятельство, что он ее на дух не переносил.

Вдобавок он был необычайно, почти до отвращения силен. Делайла любила наблюдать за ним — когда тайком, когда открыто. У Габриэля было тело наемного рабочего. Золотистая от загара кожа его контрастировала с молочной белизной тела Фрэнсиса. И под этой золотистой кожей рельефно прорисовывалась мускулатура. Должно быть, ему ничего не стоило разорвать пополам такого слабака, как Фрэнсис… и в считаные секунды сокрушить саму Делайлу.

Мысль об этом буквально сводила ее с ума. За свою жизнь Делайла успела переспать с таким количеством мужчин, что уже давно потеряла им счет. В какой-то момент она предпочла сосредоточиться на представителях низших классов. Начала она с лакеев, после чего переключилась на конюхов и простых работников с улицы. Делайла не брезговала трубочистами, которые были вдвое младше и вдвое меньше ее. Она отдала дань ворам и солдатам, не пренебрегая порой и женщинами. Она ценила в партнере силу. Почти так же сильно, как любила слабость.

Если бы Фрэнсис научился контролировать себя, им бы не пришлось отправляться в это изгнание. Если бы тот проклятый мальчишка не умер, они так бы и жили в Лондоне, наслаждаясь плодами цивилизации, а не торчали бы в глуши Йоркшира.

Детям и раньше случалось умирать. Однако существовала большая разница между бездомным оборванцем и сыном уважаемого лавочника. А торговцы полны буржуазных предрассудков. И ладно бы у лавочника не было других детей! Так нет же, поднять такой шум по поводу гибели одного из своих многочисленных отпрысков… тем более что Фрэнсис предлагал за молчание весьма солидную сумму.

Впрочем, был в этом изгнании и один светлый момент. Габриэль Дарем покинул Лондон годом раньше — до того, как Чилтоны успели наладить с ним более интимное знакомство. Поскольку самим им понадобилось уехать из Лондона как можно дальше, Хернвуд в Северном Йоркшире представлялся подходящим местом. Здесь они могли переждать последствия скандала и возобновить знакомство с признанным экспертом по вопросам тайных религий. Если бы не Габриэль Дарем с его исследованиями, посвященными друидам Британских островов, Фрэнсис и Делайла могли так и не осознать своего истинного предназначения в этой жизни.

Габриэль отвергал любые попытки наладить с ним добрососедские отношения, однако Делайла была из тех, кого трудности только заводили. И вопрос состоял лишь в том, кто из Чилтонов первым уложит его в постель.

В Лондоне Габриэль Дарем считался человеком невероятных сексуальных аппетитов и столь же невероятного интеллекта. Говорили, что он совершенно не обременен традиционной моралью. Не исключено поэтому, что слухи о его происхождении соответствовали действительности: любыми нормами приличия он пренебрегал с царственным высокомерием.

Но в один прекрасный день он исчез, оставив своих знакомых, любовниц, карточных партнеров и кредиторов в полном неведении относительно своего местопребывания. Лишь по счастливой случайности Фрэнсису удалось узнать, что Габриэль вернулся в Йоркшир — туда, куда зарекся возвращаться раз и навсегда.

По счастливой же случайности поблизости оказалось одно из их поместий. В нем-то Фрэнсис с Делайлой и обрели приют, когда обстоятельства вынудили их покинуть удобный особняк в Гайд-парке. Знак богов, сказал тогда Фрэнсис, хотя ни один из них не смог бы с уверенностью определить, каким именно богам они поклонялись.

Очевидно только, что бог их жаждал крови и безоговорочного подчинения — как, впрочем, и сами Чилтоны. Не исключено, с усмешкой подумала Делайла, что в своих ритуалах они поклонялись самим себе. Эта мысль развеселила ее, и она рассмеялась.

— Первый признак безумия, дорогая, — насмешливо протянул Фрэнсис. Он стоял в дверном проеме, одетый в нежно-розовый атласный костюм. Белокурые локоны его волной ниспадали на плечи.

Делайла самодовольно улыбнулась в ответ.

— Знаешь, дорогой, при дворе твой наряд смотрелся бы просто шикарно. Здесь же он выглядит невероятно комично.

Он отвесил ей поклон.

— Всегда рад позабавить тебя, моя прелесть. Подозреваю, однако, когда я вошел, ты хихикала вовсе не над моим костюмом. Странно слышать такой милый девичий смех из такой старой иссохшей души.

Делайла окинула взглядом свою безупречно нежную кожу.

— До тех пор, пока старой и иссохшей остается только моя душа, я могу быть вполне спокойна, — промурлыкала она. — Но чему я обязана столь ранним визитом? Надеюсь, ты пришел не для того, чтобы мучить меня тошнотворными попытками зачать наследника?

— Я и не знал, что ты находишь мое внимание таким навязчивым, детка.

— Твои попытки заниматься традиционным сексом утомительны до безобразия. Если что меня и заводит, так это твои творческие… изыскания.

Тонкие губы Фрэнсиса изогнулись в холодной усмешке.

— Всегда рад услужить, мое сокровище. Но сейчас меня интересуют вовсе не вопросы зачатия. У нас проблема.

— Вот как? Думаю, мы сможем без труда решить ее. Ты же у нас такой изобретательный!

— Этот болван Дарем увез свою семейку в Лондон, даже не потрудившись предупредить меня.

— Да как он посмел? — Делайла, забыв о своем отражении в зеркале, в смятении повернулась к мужу.

— Увы, ему не пришло в голову посоветоваться с нами, — с иронией заметил Чилтон. — Хотелось бы верить, что злой рок перестанет наконец преследовать нас. Надо же было случиться такому как раз сейчас, когда дела пошли более чем удачно.

— Как я понимаю, своих невероятно глупых деток он забрал с собой?

— Стал бы я жаловаться, если бы они остались в поместье? Скучная, невинная мисс Эдвина Дарем находится теперь в Лондоне, где ей ничего не угрожает. Что ж, придется найти ей замену.

— Кого-нибудь, от кого не будет вонять лавкой, Фрэнсис, — покачала головой Делайла. — Наш дар должен быть безупречным. Нам нужна невинная девушка из респектабельной семьи. Кто-то, кого любят и лелеют. Кто-то, чье исчезновение станет для близких настоящим горем.

— Но это будет весьма опасно, дорогая, — укоризненно покачал головой Фрэнсис.

— Тем значительнее будет результат, — возразила Делайла. — Ты же не любишь, когда все складывается слишком просто?

— Ты слишком хорошо меня знаешь, Делайла.

— Мы с тобой идеально подходим друг другу, дорогой.

— Если не считать твоей неспособности обеспечить меня наследником.

— Я-то думала, это скорее твоя неспособность, — проворковала она.

— Если бы ты могла побыстрее зачать, все было бы в полном порядке. — В голосе его отчетливо прозвучало недовольство. — Я же вижу, что тебе это нравится не больше, чем мне.

— У меня нет никакого желания портить свою внешность раздутым животом. Не беспокойся, Фрэнсис, в свое время у нас непременно будет ребенок. У нас будет все, чего мы только пожелаем.

— Нет, если мы так и не сможем найти подходящую жертву.

— Дар, Фрэнсис. Это будет наш дар Беларусу. Жертва звучит слишком… язычески. — Она провела рукой по своим шелковистым черным локонам. — Скажи, а старшую дочь они тоже взяли с собой? Милую Джейн?

— Сомневаюсь. Как сомневаюсь и в том, что такая дылда может считаться подходящим приношением.

— По крайней мере, не может быть никаких сомнений в ее девственности, — хрипло хохотнула Делайла. — Вряд ли найдется тот, у кого она сможет вызвать желание.

— Как насчет той рыжеволосой сучки, которая была тогда с ней? Слишком темпераментная девица, зато выглядит куда привлекательней.

— Что ж, значит, проблема решена. В нашем распоряжении имеются сразу две девушки хороших кровей, оставленные тут безо всякого присмотра.

— Ты забываешь про Габриэля. Не думаешь ли ты, что он позволит нам принести в жертву собственную сестру?

— Ему ведь совсем не обязательно знать об этом, не так ли? В конце концов, он сам решил держаться от нас в стороне. Даже если он все-таки присоединится к нам, необязательно посвящать его во все детали. Да и не думаю я, чтобы Габриэль испытывал к ней нечто большее, чем сентиментальную привязанность. Что-то мне сомнительно, чтобы в ней текла та же кровь.

— Вполне возможно, что ты и права.

— Что касается другой девицы, вряд ли он способен ею увлечься. Если уж он устоял против моих чар, что ему эта скучная барышня? Да еще с такими ужасными волосами?

Фрэнсис взял руку Делайлы своими мягкими вялыми пальцами и поднес ее к губам.

— Ты — настоящий кладезь мудрости, моя дорогая. Выражаю тебе свое искреннее восхищение.

Полные губы Делайлы искривились в довольной улыбке.

— Я рада, что ты оценил мои скромные заслуги.

Она слегка вскрикнула от удовольствия, когда его зубы вонзились ей в ладонь, прокусив ее до крови.

* * *

Опустевший дом казался не только очень просторным, но и необычайно пустым. Именно об этом размышляла Джейн, устало поднимаясь по черной лестнице с ведром горячей воды. Спешный отъезд своего семейства она восприняла с хорошо скрытым облегчением, но сейчас, двадцать четыре часа спустя, ей стало не хватать человеческого общества.

Сэр Ричард терпеть не мог лишних трат, а это значило, что в поместье остался лишь минимум прислуги. Пожилой слуга, которому едва хватило сил на то, чтобы принести дров на первый этаж, и две служанки, чьи умственные способности граничили с полоумием и которые говорили с таким сильным йоркширским акцентом, что Джейн плохо понимала их. Иными словами, Джейн была предоставлена самой себе, что не раз случалось и раньше. Но теперь у нее на руках оказалась больная родственница, а она, ко всему прочему, понятия не имела, насколько плохо обстоят дела у Элизабет.

Разумеется, за доктором уже послали. Но поскольку сэр Ричард считал ниже своего достоинства платить за услуги врача, Джейн сомневалась, чтобы доктор Томпсон откликнулся на их приглашение. Тем временем Элизабет то забывалась тяжелым сном, то вновь пробуждалась и выглядела так, будто была на волосок от смерти.

Джейн даже не решалась оставить ее, чтобы отправиться за помощью. Рассчитывать на глуповатых сестриц Твикхем ей тоже не приходилось. А старый Джордж был слишком слаб и суеверен, чтобы найти дорогу через лес кбашне Габриэля. Питера она не видела с самого утра — с того момента, как оставила его на конюшне.

Наверняка он был где-то там. Сэр Ричард мог без зазрения совести отпустить домашних слуг на пару недель, пока в поместье оставалась одна Джейн. Зато своих лошадей он ценил весьма высоко, а это значило, что за конюшнями будут присматривать как положено.

Могло, правда, случиться и так, что Питер отправился в Лондон в качестве кучера. Прежде такого не бывало, поскольку Питеру решительно не нравились южные края. Но сэр Ричард мог и настоять на своем. «Возможно, Питер также покинул меня», — думала Джейн, медленно поднимаясь по узкой лестнице.

Надо бы отправить наверх с водой одну из сестер Твикхем, однако они были заняты на кухне — стряпали нечто малоаппетитное. И Джейн не хотелось смущать их очередным заданием Роуз и Вайолет не отличались сообразительностью. Джейн даже не исключала, что на двоих им достался один мозг. И она не хотела перегружать их обязанностями.

Поднявшись наверх, она с облегчением перевела дух. По крайней мере, ей удалось переместить Элизабет из крохотной спаленки, расположенной под самой крышей, в бывшую комнату Габриэля. Она ничуть не изменилась за те годы, что его не было в поместье, оставаясь все такой же мрачной, роскошно обставленной и безличной. Вдобавок здесь был лучший во всем доме камин, и Джейн могла сидеть у окна, тщетно поджидая возвращения своего брата или Питера.

Она шагнула вперед, но зацепилась туфлей за вытертый ковер, который, по мнению сэра Ричарда, вполне годился для той части дома, где обитала прислуга. Джейн полетела на пол, выронив ведро с водой.

Падая, она сильно ударилась подбородком о ведро, а коленом больно стукнулась об пол Промокшая, измученная и несчастная, лежала она на полу в темном коридоре. Джейн была из тех, кто никогда не плачет, но сейчас у нее вырвался такой вопль горя и отчаяния, что его можно было бы услышать на другом конце графства — если бы кто-нибудь потрудился прислушаться. Но никому и дела до нее не было.

Где-то в отдалении послышались шаги, гулко звучавшие в пустых коридорах. Кто-то приближался размеренной, твердой походкой, ничуть не похожей на шаркающие шаги престарелого Джорджа или неуклюжую поступь сестер Твикхем. Джейн знала, кто это может быть, и понимала, что лучше всего ей поскорее вскочить на ноги и спрятаться в ближайшей спальне.

Но она не в силах была заставить себя подняться.

Как не в силах была перестать плакать. Питер всегда считал ее сильной, лишенной воображения и скучной особой. Не факт, что он вообще отдавал себе отчет в ее принадлежности к женскому полу, с горечью думала Джейн, охваченная чисто женской слабостью. Она плачет, и пусть он увидит ее такой — ей это безразлично!

Джейн закрыла лицо ладонями и разразилась новым приступом рыданий. Спустя мгновение она почувствовала, как он опустился рядом на колени и положил ей на плечи свои сильные руки.

— Ну же, детка. — Голос Питера был низким и рокочущим. — Из-за чего столько переживаний? Ты же не из тех, кто рыдает над чашкой пролитой воды.

Джейн вскинула голову и посмотрела ему прямо в лицо. Вряд ли он мог разглядеть в этом темном коридоре пылавшее в ее глазах негодование, однако Джейн не собиралась щадить его.

— Я могу плакать, над чем захочу, — прорыдала она. — Я устала, промокла, ушиблась. И я совершенно одна, черт возьми!

Ей так понравилось звучание этого слова, что она повторила его еще несколько раз, перемежая рыданиями:

— Черт, черт, черт!

Реакция Питера оказалась не слишком обнадеживающей. Сначала у него вырвался негромкий смешок, а затем он поднял ее с пола и прижал к себе — как какую-нибудь хрупкую неженку или плачущего ребенка.

— Ладно, ладно, поплачь. У каждого бывают такие мгновения, когда ему нужно как следует выплакаться.

Как ни странно, именно заверения в том, что она имеет право поплакать, могли быстрее всего остановить ее слезы. А еще тот факт, что голова ее оказалась прижатой к груди Питера. Даже сквозь грубую ткань рубашки Джейн ощущала тепло его кожи. Она тут же спрятала лицо в этой ткани, слепо ища утешения. Или чего-то совершенно иного.

— Что и говорить, нелегко тебе пришлось, — произнес он своим рокочущим голосом. — Мне бы, конечно, прийти пораньше. Но я думал, что вы вдвоем будете в полном порядке, раз вся семейка уехала. Да и братец твой загрузил меня работой с утра до ночи. Надо было тебе послать за мной.

«А что бы от этого изменилось?» — думала Джейн, цепляясь за его рубашку. Ему бы пришлось постараться, чтобы разжать ее пальцы, поскольку держалась она за него, как за последнее спасение.

Как же восхитительно от него пахло! Конюшнями, кожей и сидром. Эти запахи неизменно ассоциировались у нее с Питером. Не в силах справиться с эмоциями, Джейн снова разразилась рыданиями.

Рука его поглаживала коротко остриженные волосы Джейн с той же нежностью, с какой он гладил обычно жеребую кобылу.

— Детка, — в голосе его прозвучала нотка отчаяния, — ты разбиваешь мне сердце. Ради бога, перестань плакать и скажи, что я могу для тебя сделать.

Ты можешь поцеловать меня.

Конечно же, он ее не услышал. Джейн ни за что бы не решилась произнести эти слова вслух. Она и так уже получила то, на что только могла надеяться. Питер держал ее в объятиях, нашептывая слова утешения и бережно поглаживая по волосам. Она не забудет об этом до самого конца своей одинокой, никчемной жизни.

— Что такое с мисс? — услышала она гнусавый голос одной из сестер Твикхем.

— Ей нужно выпить чаю, так что давай шевелись, — резко бросил Питер. — Вы плохо заботитесь о своей хозяйке. Постыдились бы!

— А то ты не знаешь мисс Джейн, — огрызнулась вторая сестра. — Да она сильная как лошадь. К тому же в доме, кроме нас и старого Джорджа, никого нет. С одними каминами сколько возни — попробуй уследи, чтобы огонь не погас. У нас нет времени, чтобы заниматься мисс Джейн.

— Ей даже приходится самой нести себе воду для умывания? — сухо поинтересовался Питер.

— Так это она для мисс Пенсхерст. — Сестры явно считали этот факт чем-то вроде оправдания.

— А почему бы вам не заняться этой небольшой проблемой, пока я провожу мисс Джейн до ее комнаты? А потом вы принесете ей чашку горячего чая.

— До ее комнаты? — в изумлении воззрилась на него сестрица номер один. — Да тебе даже сюда нельзя подниматься, и ты это прекрасно знаешь. Что уж говорить про ее комнату.

— Ну, так останови меня, — хмыкнул Питер.

В следующее мгновение он поднял Джейн на руки с такой легкостью, будто она ничего не весила. А когда она собралась урезонить его, Питер прижал ее к себе, заглушив любые протесты.

— Пошевеливайтесь, вы, раззявы, — бросил он сестрам.

— Питер, — выдавила Джейн, — ты же не можешь…

— Разумеется, могу.

Он понес ее по тускло освещенному коридору безо всяких усилий, как носил новорожденного жеребенка. Дверь в комнату Джейн была слегка приоткрыта, и он пинком распахнул ее.

Джейн думала, что он усадит ее на стул возле камина и подаст шаль, чтобы она могла согреться. Однако он сам опустился на сиденье, продолжая прижимать ее к себе. А Джейн и не думала сопротивляться.

Питер слегка приподнял ее лицо, чтобы взглянуть ей прямо в глаза.

— А теперь, Джейни, — обратился он к ней по имени, которое не использовал с тех пор, как она вышла из детского возраста, — скажи мне, кто разбил твое сердце и что я могу сделать с этим ублюдком.

Глава 10

Габриэль бесшумно, как призрак, проскользнул мимо открытой двери. Не то чтобы Джейн и Питер были в состоянии заметить его. Джейн заливалась слезами, что было ей совершенно несвойственно, а Питер мужественно пытался разрешить ситуацию. И справлялся он с этим, на взгляд Габриэля, весьма неплохо.

Покачав головой, он побрел дальше по пустынным коридорам своего бывшего дома. Какой простой стала бы жизнь для некоторых людей, если бы они перестали беспокоиться из-за ерунды. То же самое, впрочем, мог бы сказать ему и Питер. Для Габриэля, внебрачного отпрыска скандального союза, мало что значили вопросы социального статуса. В силу своего происхождения он был как вне общества, так и над ним, а потому мог делать что хотел.

Ничто и никто не интересовал его, за исключением разве что двух незадачливых влюбленных, устроившихся в соседней комнате. Питер, напротив, придавал всему слишком большое значение. В этом-то и состояла его главная проблема. Пожалуй, ему стоило бы позаимствовать хорошую порцию эгоизма, которым в избытке был наделен Габриэль.

Он неслышно двигался по темным безлюдным коридорам. Призрак среди призраков. Не то чтобы личные его привидения — брат Павел и брат Септимус — когда-нибудь выбирались в поместье. Они были привязаны к Хернвудскому лесу и развалинам аббатства и не могли покидать их границы. Никто, впрочем, не осудил бы их за нежелание посещать этот мрачный, бездушный дом.

Сам Габриэль ненавидел это место с такой силой, что никак не мог выкинуть его из головы. Не всегда он был таким отстраненным и неуязвимым, как сейчас. В этих комнатах продолжали жить воспоминания о его горьком безрадостном детстве. В любой момент они готовы были выбраться из тени, чтобы уцепиться за одежду одинокого мальчика, печально бредущего по холодным, унылым коридорам.

Габриэль знал, в какую комнату поместили Лиззи. Это была маленькая неуютная спальня под самой крышей — ее всегда отводили малозначимым гостям. Габриэль решил не заглядывать туда. Зачем в очередной раз подвергать себя искушению? Он и так думал об Элизабет слишком много, даже когда ее не было рядом.

Его прежняя комната была лучшей в доме. С ней не могла сравниться даже спальня самих Даремов. В детстве Габриэль часто размышлял над этой загадкой. Став взрослым, он узнал ответ. Что толку в пышности обстановки, если комната была мрачной и унылой — не столько детская, сколько просторная тюрьма.

Ему не стоило заходить туда, но он все-таки вошел, побуждаемый той частью своего существа, которой хотелось оживить забытую боль. Он распахнул дверь и от неожиданности замер: в камине итальянского мрамора ярко пылал огонь.

Ничего не изменилось в комнате с того момента, как он покинул ее. За исключением женщины, лежавшей сейчас в его кровати.

Даже в неясном свете камина пламенели ее волосы, рассыпавшиеся по подушке. Разумный человек быстро отступил бы назад и прикрыл за собой дверь — пока его еще не успели заметить.

Но Габриэль никогда не был разумным. Он шагнул в эту спальню, из которой сбежал когда-то, как из тюрьмы, и плотно закрыл дверь. Прислонившись к ней спиной, он начал неспешно осматриваться.

С появлением Лиззи место это изменилось. Портьеры и стены остались такими же темными, а мебель — столь же громоздкой. Только огонь в очаге сиял ярко, разгоняя унылую полутьму.

Лиззи недвижно лежала под кучей покрывал, и лицо ее казалось неестественно бледным. Может, стоило потревожить Джейн и Питера, чтобы узнать, вызывали ли уже доктора? Габриэль подавил этот невольный импульс. В конце концов, дышала Лиззи ровно и размеренно. Инстинкт подсказывал ему, что девушка находится на пути к выздоровлению, а Габриэль привык доверять своим инстинктам.

У кровати стоял стул, однако Габриэль прошел мимо — к удобному креслу, стоявшему в полумраке. Он всегда предпочитал тень яркому свету. Так он мог слушать и наблюдать, оставаясь незримым для окружающих. Вот и теперь он мог посидеть в своей старой спальне, населенной призраками прошлого, и помечтать о Лиззи, такой юной и нежной, покоящейся сейчас в его постели.

Приятное занятие после весьма неприятного дня, в течение которого он методично прочесывал прилегающие рощицы в поисках убитых животных. Габриэль старался не вникать в извращенные представления Чилтонов о древней религии, однако не мог не заметить, что с приближением мая и праздника Белтайн ситуация начала стремительно ухудшаться. Теперь уже речь тля не о случайных трупах животных, но о регулярных, чуть ли не ежедневных жертвоприношениях. Габриэля мучили дурные предчувствия: он не сомневался в том, что для грядущего праздника Чилтоны готовили нечто особенное. А этим людям ничего не стоило перейти от животных к человеческим жертвоприношениям. Еще Габриэля тревожило загадочное исчезновение трех молодых женщин, хотя сами жители деревни не видели в этом ничего необычного. Молодые женщины частенько тайком покидали дома в поисках лучшей жизни, тем более что пропавшая троица была известна своим легкомыслием. Даже если сам он не мог понять, как можно по доброй воле покинуть Хернвуд, некоторые — и Габриэль знал об этом — с легкостью отправлялись в чужие края.

Проблема заключалась в том, что он ничего не мог предпринять против Чилтонов, прежде не наладив с ними приятельских отношений. А вот этого ему отчаянно не хотелось. Он сыт был по горло общением с подобными людьми — злобными и мелочными, лишенными даже капли душевного благородства. Он бы не назвал Чилтонов глупцами, однако даже пары минут в их обществе хватало, чтобы почувствовать себя опустошенным и извалявшимся в грязи.

Иное дело Лиззи. Достаточно было просто смотреть на нее, пока она мирно спала в его постели, и чувствовать при этом необычайный прилив бодрости и сил. В этой самой кровати его посетили первые эротические фантазии, обычные для подростков. Не исключено, что они были более изощренными, поскольку Габриэль обладал мощным сексуальным аппетитом. Но в действительности ему ни разу не довелось привести сюда женщину.

И вот перед ним лежит та, к которой он испытывает непреодолимое влечение. И что с того, что она больна? Такие мелочи не способны были помешать ему получить удовольствие. Габриэль был опытным любовником — в его руках Элизабет без труда забыла бы о своем недуге.

Однако он так и не двинулся с места. Бывали моменты, когда соблазн и предвкушение оказывались куда приятнее самой близости — особенно когда речь шла о девушках из приличных семей. Пусть лучше Лиззи Пенсхерст будет объектом его фантазий, чем реальных действий.

Так он повторял себе вновь и вновь, пока сам не поверил в это.

* * *

Проснувшись, Элизабет обнаружила, что находится в незнакомой комнате. Она понятия не имела, как попала сюда и сколько времени уже пролежала на чужой кровати. Голова ее гудела, во рту был отвратительный привкус, все тело ныло и болело, однако чувствовала она себя, без сомнения, лучше. Пожалуй, дело и вовсе пошло бы на поправку, если бы она могла принять ванну и как следует подкрепиться — Лиззи просто умирала от голода. Хорошо хоть, огонь в очаге пылал во всю силу. Должно быть, Даремы были здорово обеспокоены ее болезнью, если разрешили так щедро расходовать дрова, думала Лиззи, пытаясь сесть на высокой кровати.

За окном было совершенно темно; в доме царили покой и тишина, нарушаемые только потрескиванием огня в камине. Она откинула назад волосы и внезапно увидела ею. Он сидел в полумраке, молча наблюдая за ней.

Очевидно, что ей было еще не настолько хорошо, как показалось вначале. Скорее всего, она просто спала. Как иначе объяснить то, что она впервые в жизни видит эту странную комнату? Что уж говорить про огонь, ярко пылающий в камине. Во сне Лиззи часто случалось набрести на незнакомую комнату в хорошо знакомом доме. Должно быть, это одно из таких сновидений.

Правда, никогда прежде ей не снился красивый мужчина, наблюдающий за ней из полумрака.

Это часть бредовых сновидений, напомнила она себе. Ей хотелось большего, чем воображаемое прикосновение к его телу. Не следовало ей тогда идти на поводу у фантазий. В результате она стала их пленницей.

— Уйди, — хрипловато и неуверенно сказала она. — Я не собираюсь больше поддаваться искушению.

— Так я тебя искушаю? Как интересно.

Голос этот, донесшийся до нее из тени, прозвучал более явственно, чем в первый раз, однако по-прежнему казался каким-то бесплотным.

— Тебя тут нет, — заявила она. — Как не было проплюй ночью, когда ты…

Элизабет не знала, как ей лучше словами выразить произошедшее, а потому предусмотрительно умолкла.

— Когда я что?

Оказывается, даже видения могут быть такими назойливыми, подумала Лиззи с легким раздражением.

— Когда ты прикасался ко мне, — сказала она после некоторого молчания. — Уходи. Это мой сон, и я не хочу, чтобы ты был в нем.

— Если это только сон, зачем тебе беспокоиться о последствиях?

— После твоего прошлого визита меня всю ночь мучили кошмары.

Не стоило бы ей болтать с видением. Хотя, если вдуматься, что в этом плохого? Может, ей нужно отвергнуть призрачного Габриэля, чтобы успешно противостоять реальному.

— Кошмары? С чего бы? Чего ты так испугалась? Ты же знаешь, сны зарождаются в твоей душе, так что дело тут не во мне.

— Я не намерена обсуждать метафизические вопросы с видением.

— Лично я всегда готов к подобным беседам — хотя бы и в качестве призрака. На мой взгляд, это даже удобнее, чем общаться с обычными людьми.

— Уйди, — повторила она сердито. — Раз уж ты в моем сне, веди себя так, как я того пожелаю.

— Чего же ты хочешь от меня, милая Лиззи? — поинтересовался Габриэль.

— Я хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое.

— Лгунья, — мягко заметил он. — Покоя у тебя за эти дни было более чем достаточно. А чего бы ты хотела от меня? Хочешь, я лягу рядом и остужу твое разгоряченное личико? Не то чтобы ты выглядела сейчас особо больной… но я ведь могу и ошибаться. Хотя лично мне кажется, что ты просто пышешь здоровьем.

— Не может такого быть, — возразила Лиззи. — В противном случае я бы не видела тебя здесь.

— Ты так и не объяснила, почему сердишься на меня. Что такого я сделал, когда приснился тебе в прошлый раз?

— Ты позволил себе разные вольности, — сказала она приглушенным голосом.

— Даже странно, что ты, с твоим целомудрием, смогла вообразить подобные вещи. Так что именно я сделал?

— Ты коснулся меня, — ответила Элизабет. — Из-за этого я почувствовала себя очень… странно. А ведь ты даже не поцеловал меня.

— Похоже, ты разочарована. Может, мне стоит поцеловать тебя сейчас?

— Я больна.

— Призраки не боятся заразы. — Габриэль встал, и пламя камина озарило его золотистым ореолом. — Ты можешь показать мне, как я тебя коснулся, хотя мне и так понятно, что именно ты тогда ощутила. Не хочешь почувствовать это снова? Теперь ощущения будут еще приятнее, обещаю тебе.

Он подходил ближе и ближе, но, вместо того чтобы раствориться в этом золотистом сиянии, казался все реальнее. Лиззи смотрела на него настороженно, ожидая, когда же он исчезнет, однако в планы Габриэля это, судя по всему, никак не входило. Тогда она быстро выбралась из постели, забыв о том, что на ней нет ничего, кроме тонкой сорочки. Вдобавок реальный Габриэль уже видел ее в похожем одеянии, когда ей взбрело в голову прогуляться по его лесам.

— Держись от меня подальше, — предупредила она.

Он остановился по другую сторону широкой кровати. Наклонившись вперед, Габриэль оперся руками на смятое покрывало, и Лиззи как зачарованная уставилась на его ладони. У него были очень красивые руки с длинными, изящными пальцами. Такие сильные и такие… реальные.

— Ты и правда этого хочешь, Лиззи? В конце концов, что плохого может произойти с тобой во сне? Вернись в кровать, и я покажу тебе, какими приятными бывают сновидения.

Она едва не дрогнула. Лиззи смотрела на его красивое лицо, на влекущий рот, на завораживающие глаза, и ей хотелось прижаться к нему, еще раз ощутить тепло его кожи. Желание было горячим, греховным… и практически непреодолимым.

В это мгновение дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Джейн с подсвечником в руке.

— Тебе уже лучше, Лиззи, — с облегчением сказала она. — Я просто извелась от беспокойства. Но что тут нужно Габриэлю? И почему ты встала с постели?

Элизабет почувствовала, как горячая волна стыда окатила ее с ног до головы. Ярко горящие свечи озарили комнату куда лучше, чем неровное пламя камина, и Лиззи со всей отчетливостью убедилась, что человек, стоящий по другую сторону кровати, вовсе не плод ее лихорадочных видений. Габриэль был абсолютно реальным, и он прекрасно знал, с каким искушением ей приходится бороться.

Габриэль вновь отступил назад, в полумрак, и Лиззи уже не могла разглядеть выражение его лица.

— Я нашел ее спящей в своей бывшей постели, Джейн, и решил, что это такой подарок для меня.

— Уходи, Габриэль, — с нетерпением бросила Джейн. — Элизабет не в том настроении, чтобы выслушивать твои шутки. Иди лучше помоги Питеру — он сейчас на кухне, пытается научить уму-разуму сестер Твикхем.

— Так вот на кого оставили дом? На сестриц Твикхем? Да поможет вам бог.

Он обогнул кровать, подойдя при этом слишком близко к застывшей в растерянности Элизабет. Не успела она и глазом моргнуть, как Габриэль приложил ладонь к ее пылающей щеке.

— У нее и правда еще жар, Джейн, но не думаю, чтобы это было опасно, — заметил он с долей иронии.

— Перестань дразнить ее!

Но Джейн стояла в противоположном конце комнаты, а Габриэль по-прежнему касался Элизабет, неотрывно глядя на нее.

Наклонившись, он легонько поцеловал ее в щеку.

— Я не дразню, — шепнул он и в следующее мгновение исчез за дверью, оставив женщин наедине.

— Возвращайся в кровать, — приказала Джейн. — Я рада, что тебе уже лучше. Но что бы там ни говорил Габриэль, выглядишь ты не совсем здоровой. Думаю, тебе пока рано вставать.

— Мне действительно гораздо лучше, — заверила Элизабет, покорно укладываясь обратно в кровать. — Не хочу больше лежать. Такое чувство, будто я провела в кровати вечность.

— Каких-то два дня, — возразила Джейн, окидывая ее внимательным взором. — Знаешь, а Габриэль, пожалуй, прав. Ты действительно выглядишь практически здоровой. Не знаю, как такое возможно: еще утром ты металась в жару. Я уж боялась, не заболела ли ты воспалением легких.

— Со мной всегда так. Болею я ужасно тяжело, зато выздоравливаю очень быстро, — заметила Элизабет, ни на секунду не забывавшая о том, в чьей постели она лежит. — Я действительно чувствую себя хорошо. Думаю, дело бы вообще пошло на поправку, если бы мне разрешили спуститься вниз.

Джейн взглянула на нее с некоторым сомнением.

— Что ж, почему бы и не рискнуть. Не обещаю, правда, что внизу тебе будет лучше. У Джорджа хватает сил только на то, чтобы поддерживать огонь на кухне и в библиотеке. А поскольку экономка уехала, свежих продуктов в нашем распоряжении не так уж много.

— Где вообще все?

— Уехали, — кратко ответила Джейн. — Моя мать решила, что они с Эдвиной непременно заразятся от тебя чем-то ужасным и умрут. Хотя ни одной из них это явно не грозило. Во-первых, они не приближались к тебе с того момента, как стало известно, что ты заболела. Во-вторых, обе здоровы как лошади. Особенно Эдвина.

У Элизабет вырвался хрипловатый смешок.

— Не думаю, чтобы ей понравилось сравнение с лошадью.

— В действительности я сделала ей комплимент. Если выбирать между лошадью и моей младшей сестрой, я бы и секунды не размышляла. Эдвина, при всей ее миловидности, мелочное, злобное и эгоистичное создание, заботящееся только о собственном комфорте. Лошади — храбрые, сильные и благородные существа.

— Даже если им случается умчаться с седоком на спине? — пробормотала Элизабет.

— Мэриголд.

— Кротка, как овечка. Это я уже слышала. Могу лишь предположить, что она приняла меня за злого волка.

— Лошади чувствуют, когда их боятся, — объяснила Джейн. — Как только ты поправишься, я снова возьму тебя на прогулку, чтобы ты могла привыкнуть к Мэриголд.

— Полагаю, как только мне будет лучше, я сразу же отправлюсь назад, в Дорсет, — произнесла Элизабет упавшим голосом. — В конце концов, хозяева дома уехали. Было бы невежливо с моей стороны оставаться здесь и дальше.

— Невежливо было бросить тебя здесь, — возразила Джейн. — Да они и сами бы не хотели, чтобы ты уезжала. Отец прямо заявил мне, чтобы я не отпускала тебя домой. Ты должна оставаться здесь, заявил он, и наслаждаться покоем и свежим воздухом.

Трупы животных в лесу, проливные дожди с грозами и мерцающие глаза Габриэля Дарема не слишком вписывались в представление о спокойном отдыхе, однако Элизабет не стала говорить этого Джейн. На самом деле ей не хотелось уезжать отсюда. Даже если придется вновь скакать на этой дьявольской лошади Мэриголд, или натыкаться порой в лесу на убитых животных.

Ей не хотелось уезжать из Хернвуда до тех пор, пока Габриэль Дарем не поцелует ее еще раз.

Глава 11

Элизабет по наивности своей решила, что Габриэль уже ушел Она надела одно из своих простеньких, невзрачных платьев и собрала волосы на шее, позволив им рассыпаться по спине. В своей новой спальне она не нашла ни одной шпильки, и у нее было не так уж много сил, чтобы подниматься за ними наверх. Вдобавок голова у нее еще слегка пульсировала от боли — стяни она волосы потуже, и ей стало бы только хуже.

Туфли ей также найти не удалось, однако она чувствовала себя вполне комфортно и в одних чулках. Старенькая шаль, которую Лиззи накинула на плечи, оказалась очень мягкой и теплой.

Наконец, в поисках еды и компании, она начала спускаться по черной лестнице.

Первым, на кого она наткнулась, был Габриэль, по-хозяйски расположившийся посреди опустевшей кухни.

Элизабет замерла, не в силах преодолеть последние несколько ступеней. Ей ужасно хотелось повернуться и сбежать, спрятаться у себя в комнате. Габриэль стоял к ней спиной. При известной доле везения он мог даже не заметить ее присутствия. Нужно было только не медлить… Беда лишь в том, что ей ужасно хотелось узнать, чем это он там занят.

— Что, так и собираешься простоять весь вечер на лестнице? — поинтересовался Габриэль, не отрываясь от своего занятия. В голосе его не было даже капельки любопытства.

Элизабет неуверенно сделала последние два шага и ступила на порог теплой кухни. В конце концов, не ее вина, что она постоянно натыкается на человека, от которого предпочла бы держаться как можно дальше.

— Я хочу есть, — объявила она.

Габриэль бросил на нее взгляд через плечо.

— Впервые слышу, чтобы женщина признала об этом во всеуслышание. Присядь, и я налью тебе немного супа.

Любопытство, мучившее до сих пор Элизабет, уступило место изумлению: оказывается, Габриэль Дарем готовил ужин!

— Садись! — сказал он с ноткой нетерпения, поскольку Элизабет даже не шевельнулась.

Она покорно села.

Поскольку у нее не было ни малейшего желания разглядывать спину Габриэля, она принялась внимательно осматриваться.

— Ни разу не видела кухни? — поинтересовался он, приближаясь к столу. Из тарелки в его руках тянулся чудесный аромат куриного бульона.

Она позволила себе поднять на него взгляд, после чего сосредоточилась на керамической тарелке.

— Такой большой — ни разу.

Он поставил перед ней тарелку с супом, после чего уселся напротив, за большим, чисто выскобленным столом.

— Ешь, — приказал он.

Лиззи опустила ложку в аппетитное варево, однако помедлила,украдкой глянув на Габриэля.

— Это ты сам сварил?

— Сам. Не бойся, он не отравлен.

— Ты не похож на отравителя, — пробормотала она, пробуя суп. Невообразимо вкусно!

— На кого же я похож? — лениво поинтересовался он.

На человека, способного совершать ритуальные убийства, промелькнула у нее мысль. Однако Элизабет тут же прогнала ее прочь, в надежде, что Габриэль ничего не успел прочесть по ее лицу.

— Понятия не имею, — заявила она. — Думаю, если бы ты хотел убить меня, то сделал бы это голыми руками. У тебя на лице не раз мелькало такое выражение, будто ты хочешь меня придушить.

Габриэль от души рассмеялся.

— Хорошо хоть, ты не относишь меня к числу тех, кто приносит в жертву несчастных девственниц. Хотя тут есть весьма интересные, на мой взгляд, варианты.

— Неужто? — Элизабет уже наполовину опустошила тарелку, а аппетит ее лишь разыгрался еще больше.

— Понимаешь, можно принести в жертву девственность, однако сохранить саму бывшую девственницу. Мне как раз приходят на ум разного рода заманчивые ритуалы…

Лиззи бросила на него возмущенный взгляд.

— С какой стати ты решил донимать меня своими гнусными намеками? Это из-за того, что сэр Ричард уехал и тебя некому осадить?

— По правде говоря, другим от меня достается еще больше. К тебе, если уж на то пошло, я отношусь лучше, чем к подавляющему большинству людей.

— Что-то мне не верится. Почему вдруг?

— Почему? — откликнулся он. — Наверное, потому, что ты занимаешь меня. А это мало кому удается.

— Как мило.

— Дело, полагаю, в твоем характере. И в рыжих волосах — а они просто восхитительны. Эти твои уродливые платья и потупленные глазки — наивная попытка выглядеть как можно скромнее. Идиот вроде моего приемного отца еще мог бы обмануться, но только не я. Ты держишься так враждебно, любовь моя, и это очаровывает меня.

Ошеломленная Лиззи уставилась на него:

— Тебя так просто очаровать?

— Что ты, напротив. Скажи-ка лучше, как тебе мой суп?

Лиззи не знала, радоваться ей или огорчаться этой внезапной смене темы разговора.

— Вполне приличный, — ответила она.

— Приличный? — засмеялся Габриэль. — Детка, да я — самый настоящий кулинарный гений, а ты считаешь мой суп всего лишь приличным! Должно быть, твой вкус слишком неразвит, чтобы оценить ею по достоинству. Пожалуй, мне стоит заняться развитием твоих чувств.

— Тебе стоит держаться от меня подальше. Где ты научился готовить?

Габриэль откинулся на спинку стула, глядя на Лиззи с благосклонной улыбкой.

— Видишь ли, чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось бы рассказать тебе историю моей бездарно потраченной жизни, а ты, я думаю, еще не настолько окрепла после болезни.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — заявила Элизабет, глядя ему прямо в глаза.

— Может, и так, — пожал он плечами. — У меня была весьма насыщенная жизнь, детка. Пытливый ум — вот мое истинное проклятье. Дарем, как от него и требовалось, нанял для меня лучших учителей, однако я быстро превзошел их в науках. Вдобавок я никогда не довольствовался традиционными ответами, если существовали и другие возможности. Полагаю, сэр Ричард надеялся, что я, по достижении совершеннолетия, стану служителем церкви. Так он мог бы избавиться от меня безо всяких хлопот. Однако я зашел чуточку дальше и присоединился к католической церкви. И он, и леди Элинор пришли от этого в настоящий ужас — Габриэль довольно улыбнулся.

— Я не знала, что можно перейти в другую веру, — сказала Элизабет.

— Ах да, твой отец — англиканский пастор, так ведь? Наверняка он порассказал тебе всяких ужасов про католиков. Увы, моя радость, католицизм не так уж сильно отличается от англиканства. Только что обряды посложнее, а так — ни человеческих жертвоприношений, ни сатанинских ритуалов.

— А ты шел туда за этим? — с ужасом спросила Элизабет.

— Вовсе нет. Я лишь хотел найти ответы на кое-какие вопросы. Я рассчитывал посвятить свою жизнь всевозможным изысканиям, и суровый католический бог мог исполнить мое желание. Вот потому-то я и отправился в монастырь. Даремам это было лишь на руку. Я не только лишался права на землю и титул, но и, при некотором везении, навсегда исчез бы из их жизни. Однако удача решила повернуться к ним спиной.

— Ты же не думаешь, что они и правда хотели от тебя избавиться? Хоть ты и не был их родным сыном…

— Они хотели, чтобы я умер, — спокойно закончил фразу Габриэль. — Впрочем, я отвлекся. Ты спрашивала, где я научился готовить. Так вот, я освоил это искусство, пока жил во Франции, в монастыре. Еще я могу печь хлеб, разводить пчел, ухаживать за садом и составлять разного рода лекарства из трав. Я мог бы приготовить весьма действенный отвар от головной боли, которая, как я вижу, все еще мучает тебя. Но раз уж ты проявила такое пренебрежение к куриному суну, вряд ли ты согласишься выпить мое лекарство.

Элизабет не стала разубеждать его в обратном.

— Сколько лет ты провел в монастыре?

— Пять, — светло улыбнулся он. — Пять лег молитв, учебы и усердного труда. Пять лет почти полного молчания, что, конечно, не улучшило мой французский. Все было просто замечательно до тех пор, пока я не пришел к выводу, что не верю в их бога.

— Что ты говоришь! — Теперь ему действительно удалось ужаснуть Элизабет.

— Я никогда не был поклонником традиционного христианства, — мягко заметил Габриэль. — Говорю тебе, я наделен пытливым умом. В какой-то момент я решил, что пора оставить монастырь и начать самостоятельно искать ответы на волнующие меня вопросы.

— Неужели можно просто так взять и уйти из монастыря?

— И из женского тоже — сообщаю тебе на случай, если ты когда-нибудь решишься постричься в монахини. Надеюсь, правда, что этот печальный день никогда не настанет. — Взяв у нее тарелку, Габриэль подошел к очагу и налил ей еще супу. — Разумеется, меня отлучили от церкви, что позволило мне вновь владеть титулом и землей. Но оно того стоило, поскольку сэр Ричард пришел в страшную ярость.

— За что ты его так ненавидишь?

Габриэль вновь уселся за стол, поставив перед Лиззи тарелку с супом.

— Это жадный, глупый и злобный старик, который не любит ровным счетом никого, кроме себя и своих никчемных деток. Он продал право первородства за деньги и титул, а теперь ему даже некому их передать.

— У него четверо детей…

— В действительности только двое. Мы с Джейн им неродные. Они с женой приняли меня в качестве собственного ребенка за эту землю, титул и щедрое вознаграждение, что казалось им тогда выгодной сделкой. Я был ребенком болезненным, и Даремы надеялись, что долго я не протяну. К несчастью для них, я выжил. По закону, именно я наследую их земли, титул и деньги, а Эдварду с Эдвиной не остается ровным счетом ничего.

— Как и Джейн?

— О Джейн я позабочусь, — холодно заметил Габриэль. — Она знает, что ни в чем не будет нуждаться, хотя ей, в отличие от Даремов, глубоко на это наплевать. Все, что ей нужно, — ее бесценные лошади.

— Я думаю, ей нужно кое-что еще, — осторожно вставила Элизабет.

— Ну да, ей нужен Питер. — Габриэль бросил взгляд в сторону пустынной лестницы. — Но это то, чего я не могу ей дать. Придется Джейн самой распутывать этот клубок. — По лицу его скользнула улыбка. — Настоящая любовь всегда сопряжена с трудностями.

— Ты веришь в настоящую любовь? Странно это слышать, — заметила Элизабет.

Вторая порция супа оказалась даже вкуснее первой, ведь теперь ей не приходилось бояться, что он ее отравит.

— Встречается она весьма редко, но я всегда готов отдать ей должное, — пожал он плечами. — А кстати, ты-то сама почему очутилась здесь?

Элизабет выронила тяжелую металлическую ложку.

— О чем ты? — нехотя спросила она.

— Джейн говорит, ты сбежала от докучливого кавалера. Так кого ты, собственно, ждешь? Принца крови? — поддразнил Габриэль.

Элизабет снова схватилась за ложку, с удовлетворением отметив, что рука ее не дрожит.

— Дело не только в назойливом ухажере. Но я не собираюсь докучать тебе своей историей.

— Почему нет? Я ведь уже поведал тебе историю своей жизни. Было бы весьма любезно с твоей стороны ответить мне тем же.

— С каких это пор тебя стали интересовать хорошие манеры? — скептически поинтересовалась Лиззи. — Меня застали при компрометирующих обстоятельствах.

Глаза Габриэля заискрились весельем.

— Ты меня удивляешь! Я и не думал, что под этим скромным платьем бьется сердце, жадное до развлечений. Так кто же этот счастливчик?

— Мужчина тут ни при чем!

— Правда? Тогда кто же эта счастливица?

Элизабет взглянула на него с изумлением.

— Ты шутишь, — неуверенно сказала она.

— Случается и такое. Ладно, раз это было не амурное приключение, то как ты умудрилась впасть в немилость?

— Я танцевала в лесу при свете луны. Одна, — ответила Лиззи, удивляясь собственной откровенности.

— А на тебе хоть было что-нибудь надето? — мягко спросил он.

— Не так уж много. — Лиззи подняла глаза на непроницаемое лицо Габриэля. — Вот меня и отправили сюда, поразмышлять над моим пагубным поведением. По возвращении домой я буду вести себя совсем иначе — стану покорной, образцовой дочерью.

— Вот это будет настоящей трагедией, — негромко заметил Габриэль.

— Только не для меня. Я перестану разгуливать по лесам и буду вести себя, как подобает дочери священника. И рано или поздно мне встретится настоящая любовь, поскольку я не собираюсь размениваться на всякие пустяки.

— Идеалистка? Ты меня удивляешь. Я и представить не мог, что ты веришь в настоящую любовь.

— Я не собираюсь беседовать на темы любви с тобой, брат Габриэль. — Она умышленно использовала его монашеское имя. — Как не собираюсь углубляться в свое скучное прошлое. Поверь, твое гораздо интересней. Что ты делал после того, как ушел из монастыря?

— Как выяснилось, обет безбрачия был не для меня. И я поступил, как свойственно любому здоровому юноше: отправился в Лондон, чтобы вознаградить себя за монашеское воздержание.

— Неужто? — заметила она ледяным тоном.

— Само собой, — кивнул он. — Днем я занимался с учеными разных мастей, а ночами погружался в удовольствия плоти. Должен признать, я с лихвой наверстал то, что упустил за годы воздержания.

— Как мило.

— Не нужно морщить свой хорошенький носик, Лиззи. Я и не ожидал, что ты одобришь мое распутство. Я спал со шлюхами и герцогинями, монахинями, принцессами и женами лавочников. Я изучил столько разных способов, что мог бы вскружить голову опытной куртизанке. Поверь, я очень, очень хорош в постели.

Лиззи вдруг стало невыносимо жарко, хотя очаг находился от нее достаточно далеко, так что на кухне царило приятное тепло. Тем не менее она умудрилась окинуть Габриэля ледяным взором.

— Рада за тебя и твоих партнерш.

— Увы, вот уже несколько месяцев я обхожусь без партнерш. Решил, что капля воздержания не повредит моей потрепанной душе.

— Рада это слышать.

— Не радуйся раньше времени, любовь моя. Стоит мне оказаться рядом с тобой, как мысли о воздержании напрочь вылетают у меня из головы.

Лиззи почувствовала, как жар заливает ее лицо.

— Хватит, — сухо сказала она. — Ты просто хочешь, чтобы я испытывала неловкость. Не знаю, почему это доставляет тебе такое удовольствие, однако смею уверить, что я невосприимчива к подобным намекам.

— Ты не кажешься мне невосприимчивой, — возразил он. — Ты выглядишь в меру смущенной и, я бы даже сказал, слегка возбужденной. Я возбуждаю тебя, Лиззи?

— Ничего подобного.

— А вот ты, дорогая Лиззи, возбуждаешь меня весьма успешно. Боюсь, я действительно хочу тебя.

А когда я чего-то хочу, непременно этого добиваюсь. Учти, любовь моя.

Ей все еще было жарко, но вместе с тем она почувствовала внезапный озноб.

— О чем это ты?

Он улыбнулся ей светло и как-то отстраненно.

— Пора тебе возвращаться в свой маленький уютный приход в Шропшире или где-то там еще. Тут у нас не место для романтических девственниц, которые привыкли в одиночку разгуливать по лесам. Кругом полно плохих людей.

— Включая тебя, — поддела она.

— Включая меня, — кивнул Габриэль. — Тебя уже не раз предупреждали, но теперь я хочу высказаться напрямую. Если ты не вернешься в Шропшир…

— В Дорсет, — поправила она.

— Хорошо, если ты не вернешься в Дорсет, я не отвечаю за то, что здесь может произойти.

— Ты в любом случае не отвечаешь за меня, — резко заявила Элизабет. — Я не боюсь тебя, и мне плевать на твои непотребные намеки.

Он протянул руку и стиснул ее ладонь. Лиззи попыталась вырваться, но хватка его лишь усилилась. Габриэль крепко сжимал ее руку — очередное напоминание о том, насколько беспомощной она могла быть перед лицом обстоятельств.

— Из-за меня тебе придется беспокоиться меньше всего. Возвращайся домой, Лиззи, пока еще можешь.

— Что ты делаешь, Габриэль? — На пороге кухни появилась Джейн. Нахмурившись, она внимательно смотрела на брата.

Габриэль выпустил руку Лиззи, улучив момент, чтобы легонько провести пальцем по нежной коже.

— Пытаюсь дать ей хороший совет, Джейн. Тот же самый, какой дал тебе чуть раньше. Лиззи нужно вернуться домой. Тебе также стоило бы уехать отсюда. Мне не нравится то, что творится здесь в последнее время.

— Хватит болтать ерунду, Габриэль. Нет здесь ничего страшного, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Три девушки исчезли за последние шесть месяцев, — напомнил Габриэль.

— Девицы нередко бегут из дома. Одна из сестер Твикхем сказала мне, что Моди Поссет была беременна. Узнай об этом ее отец, он бы ее просто убил. Неудивительно, что она решила податься в бега. Наверняка и у двух других девиц были причины не задерживаться здесь.

— Ты просто не хочешь видеть реальность, Джейн, — сухо заметил Габриэль. — Не могу сказать, что я сильно беспокоюсь из-за тебя, — мы с Питером еще в состоянии присмотреть за тобой. Другое дело наша маленькая мисс, разгуливающая по лесу в ночной рубашке.

— В ночной рубашке?! Не может быть, Элизабет… — Джейн выглядела шокированной. — Неудивительно, что ты заболела.

— Убеди ее, пусть возвращается домой, — произнес Габриэль требовательным тоном. — Она должна уехать отсюда.

— Я не собираюсь говорить ей ничего подобного!

В темном коридоре за спиной Джейн появился Питер.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он, стягивая с себя кожаную куртку.

— Габриэль говорит, что Элизабет нужно уехать, — тут же повернулась к нему Джейн. — Он все твердит о какой-то непонятной опасности. Питер, пообещай мне, что будешь присматривать за ней, как за мной.

Питер и Габриэль обменялись долгими взглядами. Внезапно Габриэль пожал плечами и вновь откинулся на спинку стула.

— Как хотите, — хмыкнул он. — Не жалуйтесь только, что я не предупреждал вас, когда окажетесь в плетеной клетке.

— О чем это ты? — вскинула голову Элизабет.

— По мнению некоторых, именно так поступали друиды, — медленно произнес Питер. — Сажали людей в плетеные клетки и сжигали заживо.

У Элизабет внезапно засосало под ложечкой.

— А еще некоторые считают, что ты, Габриэль, здесь верховный жрец. Так не ты ли зажжешь факел? — спросила она.

Он поднялся во весь рост, отчего у Лиззи также возникло невольное желание встать. Однако она поборола его. Габриэль наклонился и взял ее руку — ту самую, которую совсем недавно сжимал в своей ладони. На ней еще видны были отпечатки его пальцев. Неожиданно для Элизабет он поднял ее руку к губам и запечатлел на ней поцелуй.

— Я знаю множество других способов воспламенить тебя, детка, — пробормотал он.

Лиззи глянула на него с нескрываемым возмущением, но он уже выпустил ее руку и направлялся к двери.

— Куда это ты? — поинтересовался Питер тоном, который никак не соответствовал его роли покорного слуги.

— У меня вдруг возникло желание навестить Делайлу Чилтон, — лениво бросил Габриэль. — Хочу посмотреть, как обстоят дела с их плетеной клеткой.

Глава 12

Этим чудесным лунным вечером Вайолет Твикхем пребывала в дурном настроении. Во-первых, она подралась со своей сестрицей Роуз, а после таких потасовок у нее всегда было плохое настроение. Ясное дело, это Роуз все замутила. Вздумала строить глазки молодому Билли Томпкинсу, хотя прекрасно знала, что Вайолет уже решила: Билли для нее — идеальная пара. Билли Томпкинс был силен как бык и столь же глуп, но Вайолет не слишком интересовалась его умом. Из Билли должен был выйти хороший муж, хороший отец и хороший добытчик. А Роуз была моложе ее на целых девять месяцев. Ни за что на свете не уступит она ей своего суженого — пусть Билли и был пока в неведении относительно своей участи.

Все это она и высказала Роуз, особо не выбирая выражений. В ответ Роуз выдала такое, что если бы мать ее услышала, как пить дать надрала бы уши. Разрешилось все шумной потасовкой. Вайолет получила несколько синяков и царапину на руке. Зато Роуз в результате красовалась с фингалом под глазом, да и нос у нее раздулся, что твоя слива. Билли теперь дважды подумает, прежде чем кидать в ее сторону заинтересованные взоры.

Но на этом беды Вайолет не закончились. Раньше, когда вся семейка покидала поместье, Роуз и Вайолет могли делать что им заблагорассудится. Мисс Джейн пропадала весь день на конюшнях и не жаловалась, если ей забывали подать еду.

На этот раз она повела себя совсем иначе — должно быть, из-за той рыжеволосой дурнушки, что лежала сейчас в спальне наверху. Ну, не то чтобы она была совсем уж дурнушка… Просто Вайолет, будь она мужчиной, и на милю бы не подошла к особе с таким жутким цветом волос. Вдобавок гостья была слишком тощей. Сама Вайолет весила добрых восемьдесят килограммов, и опыт подсказывал ей, что мужчины предпочитают подружек в теле, а не таких эфемерных существ, как мисс Пенсхерст.

И вот мисс Джейн заставила их заняться уборкой, перестирать кучу вещей и даже приготовить обед. А ведь они были всего лишь судомойками — не больше и не меньше. Ясное дело, сэр Ричард так трясся над каждым пенни, что им и раньше поручали всякие работы по дому. Не то что в приличных семействах, где все слуги четко знали свои обязанности — будь то горничные, прачки или судомойки. Повариха порассказала им о том, в каких домах ей доводилось жить, так что Роуз и Вайолет считали Даремов плохими хозяевами, не способными правильно организовать работу слуг.

Вайолет Твикхем до сих пор злилась на свою сестру и мисс Джейн с ее глупыми приказами. Вдобавок она устала и проголодалась. Последнее, чего ей хотелось, — провести эту ночь наедине с разъяренной сестрой. Роуз ничего не стоило придушить ее во время сна. Или еще, не дай бог, мисс Джейн опять потребует принести горячей воды или возникнет с какой-нибудь другой бессмыслицей.

Нет уж — хочет принять горячую ванну, пусть обращается к Роуз. Пусть та таскает для нее воду. А у Вайолет Твикхем были дела поважнее.

Надо окончательно уладить вопрос с Билли. Пора уже ему понять, что к чему, и перестать заглядываться на ее сестру. Билли работал на Калверов из трактира и спал там же, над конюшней. До сих пор Вайолет не позволяла ему ничего, кроме парочки поцелуев да неуклюжего лапанья. Достаточно, чтобы Билли захотелось большего.

Этой ночью она не станет отнекиваться, и на следующее утро они будут должным образом помолвлены, так что ее сестрица уже ничего не сможет поделать.

Вокруг царили темнота и безмолвие. Вайолет решительно шагала по узкой дорожке, ведущей к лесу. Конечно, если бы она пошла напрямик, через холмы, то могла бы попасть в деревню быстрее. Но у Вайолет не было желания карабкаться по склонам, после того как она целый день провела в хлопотах по хозяйству. Путь, пролегавший рядом с развалинами аббатства, займет ненамного больше времени, зато позволит ей сберечь силы.

А силы Вайолет были нужны для другого. Для того же Билли Томпкинса.

Она и забыла, каким причудливым может выглядеть Хернвудский лес в ночной тиши. Развалины аббатства, темные и внушительные, были отчетливо видны в лунном свете. Вайолет поспешно отвела взгляд, до того ей вдруг стало нехорошо. Говорили, что в развалинах обитают привидения. Призраки монахов бродили по этим местам, оплакивая, должно быть, утраченный приют. Или свои загубленные души. Как утверждал священник, католикам был уготован свой собственный, персональный ад. А кому ж еще верить, как не священнику?

Внезапно она услышала какой-то треск и замерла, вглядываясь во тьму. Может, олень? Или кролик?

Однако местным жителям было известно, что за последние месяцы в Хернвудском лесу почти перевелась живность. Браконьерам приходилось забираться в самую глушь, чтобы в воскресенье накормить свои семьи мясом. Кто-то убивал и бросал несчастных зверей, так что запах гниющего мяса распугивал других животных.

Мысль о гниющем мясе вызывала отвращение. Вайолет нервно передернулась и зашагала быстрее. Может, и не стоило ей уходить сегодня из поместья. Совсем не обязательно было ложиться спать в одной комнате с рассерженной Роуз. В таком большом доме для нее наверняка нашлось бы спокойное местечко.

Вайолет в нерешительности остановилась и оглянулась. За деревьями она не могла разглядеть особняка, тем более что к ночи поднялся густой туман. Она и не знала, что зашла уже так далеко! Возвращение представлялось теперь таким же проблематичным, как и путь вперед. К тому же дома ее ждала встреча не с Билли Томпкинсом, а с жаждавшей мести Роуз.

Она вновь зашагала вперед, шумно ступая по земле своими тяжелыми башмаками. Ее вдруг пробил озноб, и она порадовалась, что догадалась прихватить лучшую кашемировую шаль мисс Джейн. Той было наплевать на красивые вещи. Мисс Джейн интересовали только лошади, так что вряд ли она заметит пропажу. Возможно, она даже не помнит о том, что у нее есть кашемировая шаль.

Туман становился все гуще. Он окутывал ее плотным покрывалом, застилая все на расстоянии вытянутой руки. За свои восемнадцать лет Вайолет столько раз прошлась по этой дорожке, что знала ее не хуже, чем путь от собственного дома до уборной. Здесь нечего бояться, сказала она себе.

А ведь еще год назад она не почувствовала бы и тени страха. Беда в том, что за последнее время в их маленькую деревушку понаехало слишком много людей из Лондона. Чего стоил один только Темный Рыцарь, от которого отказалась собственная семья: его вышвырнули без единого пенни. И жил он не в унаследованном поместье, а в лесу, открыто проповедуя древнюю религию и игнорируя священника. Вайолет много чего про него наслушалась. Говорили, что он околдовывает женщин своими прикосновениями: дотрагивается до них так, что те теряют разум и уже не смотрят на других мужчин. Самой Вайолет не доводилось встречать этих женщин, однако в глубине души она им даже слегка завидовала. Что ни говори, она была здоровой молодой женщиной, и мысль о том, что к ней могут прикоснуться таким вот образом, вызывала в ней странное волнение. Пожалуй, стоило пойти на некоторый риск, чтобы испытать подобное удовольствие.

Вот и в Арунделе недавно поселилась знать, но о них мало что рассказывали в округе. Лондонские снобы со своими друзьями и разгульными вечеринками. Платили они за все щедро, а это единственное, что волновало большинство людей.

Трупы животных начали находить около шести месяцев назад, вспомнила Вайолет, чуть ли не на ощупь пробираясь в сгущающемся тумане. Впервые их обнаружили посреди дубовой рощи, а вокруг были знаки, указывающие на обряд древней религии.

Наверняка за этим стоял Темный Рыцарь. Это он пренебрег своей верой, семьей и моралью. Он открыто признавал, что изучает древнюю религию. Впрочем, никто тогда не обеспокоился. Что ни говори, животные принадлежали владельцу земли, а всем было хорошо известно, что Габриэль Дарем является законным собственником лесов.

Всерьез в деревне заволновались только после того, как пропала первая девушка. Джози Беверли была та еще штучка — только и мечтала что о городской жизни. И все в конце концов решили, что она сбежала вместе с лудильщиками. Мэри Хики была особой вялой и мечтательной. Многие сходились на том, что она просто утонула — хотя тело ее так и не нашли.

Иное дело Моди Поссет, которая давно дружила с сестрами Твикхем. Понятное дело, она не очень-то обрадовалась, когда узнала, что «залетела». Но Вайолет ни секунды не сомневалась в том, что Моди без труда удалось бы женить на себе Хораса Рамсфорда. Хотя самой Вайолет было совершенно непонятно, как может симпатичная девчонка добровольно пойти замуж за немолодого уже вдовца с солидным брюшком и редеющими волосами, да еще и обремененного, ко всему прочему, пятью ребятишками. Впрочем, достало же Моди желания резвиться в его постели. А Рамсфорд был человеком состоятельным — как ни крути, не самый худший из женихов.

Но все пошло совсем не так. Моди исчезла два дня назад, и никто о ней с тех пор не слышал. Рамсфорд плакался себе в кружку в «Кабаньих окорочках», а старый Том Поссет, отец Моди, выглядел как убийца. Не за горами была и ночь Белтайна.

Впрочем, старые обряды остались в прошлом, напомнила себе Вайолет, упорно продвигаясь вперед. Теперь праздник звался Майским днем, и лишь шепотком о нем говорили как о Белтайне. Лет шестьдесят назад преподобный Хастон положил конец этим языческим суевериями, угрожая пастве вечным проклятием, и люди до сих пор помнили его гневные проповеди. Однако решение это далось им непросто: Хернвуд был назван в честь старого доброго охотника Херна, защитника лесов. Люди здесь регулярно молились ему наряду с христианским Богом, разумно посчитав, что у человека не может быть слишком много друзей в потустороннем мире.

Но ныне подобное богохульство было под запретом. И жители в большинстве своем забыли о древних обрядах. А если кто-то и упоминал о них, его тут же одергивали более осторожные односельчане.

И все же Майский день был уже не за горами — как бы его там ни называли. И Моди Поссет таинственно исчезла. Сама же Вайолет брела теперь в сплошном тумане — даже луна померкла на небе. Внезапно ей с пугающей отчетливостью стало ясно, что она не одна на этой узкой дорожке, огибающей край Хернвудского леса. Кто-то был рядом. Кто-то или что-то — древнее и злое.

— Кто здесь? — выкрикнула она дрожащим голосом.

Туман заглушил ее слова, отбросил их назад, и Вайолет замерла, испуганная еще больше.

— Вам меня не испугать. — Но паника уже закрадывалась в ее сердце.

Она уже слышала их — шепотки, шорох одежды, тяжелое дыхание. Они надвигались на нее со всех сторон, и Вайолет чувствовала, как тянутся из тьмы к ней их руки — жадные и безжалостные. Страх буквально сковал ее и пригвоздил к месту.

И вдруг впереди замаячили две тени: туман не туман, что-то бесплотное и зыбкое. И Вайолет со всей отчетливостью поняла, что призраки действительно существуют. В этих местах давно уже не было монахов, однако двое из них сейчас стояли перед ней — угадывались в этой белесой мгле.

— Тебе сюда, — вымолвил один из них, не пошевелив губами, отчего Вайолет испугалась еще больше.

— Поторопись, девица, — сказал второй, — иначе попадешь в беду, как остальные. Беги туда, беги как можно скорее.

Ясное дело, они завлекали ее в ад. Было сущим безумием следовать их советам. Но Вайолет по-прежнему чувствовала присутствие других существ — созданий тьмы. Они окружали ее, дышали ей в спину, подбирались все ближе. А эти двое, что бы там ни говорил священник, были людьми Бога. Куда опасней казались ей те, кто крался сейчас позади.

— Во имя Господа, поторопись! — раздраженно произнес тот, что был повыше, хотя, если уж на то пошло, ей приходилось только догадываться, кто из них говорил, — ведь губы-то не шевелились. Высокий с угрожающим видом шагнул к ней: — Беги!

И Вайолет помчалась вперед. Кто-то схватил ее за украденную шаль, но она стряхнула ее с плеч без малейшего колебания. Тяжелые башмаки ее громыхали по дорожке — в такт с бешено стучащим сердцем, но Вайолет слепо неслась вперед, доверившись инстинкту и двум существам, которых ее всю жизнь учили бояться. Она мчалась так, будто от этого зависела ее жизнь, поскольку знала: та незримая угроза, которую она оставила позади, была воплощенным злом. В горле у нее пересохло, сердце трепыхалось в груди, руки и ноги дрожали, но Вайолет упорно бежала вперед.

Внезапно туман разошелся, и оказалось, что лес остался далеко позади. Вайолет увидела деревушку и знакомый трактир. Устрашающие создания тоже исчезли — скрылись во тьме вместе с призрачными монахами.

Рыдая и пошатываясь от усталости и страха, ввалилась она в общую залу. Лицо ее было расцарапано, хотя Вайолет и не помнила, как это произошло. Платье оказалось порвано. И все же она была жива, и Билли Томпкинс уже ждал ее. И никакие дьявольские создания не были ей страшны, пока он крепко прижимал ее к своей мощной груди.

* * *

Порывом ветра Габриэлю швырнуло волосы на лицо. Он тут же отбросил их назад нетерпеливым жестом. Пожалуй, стоило бы постричься, а то, как утверждал Питер, длинные волосы придавали ему чертовски романтический вид. Молено даже обрить голову и носить парик, как и подобает настоящему джентльмену. Впрочем, Габриэль знал, что к такой перемене он не готов. Ему не было дела до собственной прически, как не было дела и до одежды: камердинер и куча тряпок — это не про него.

В отдалении послышался шум: очевидно, шайка возвращалась из леса к себе в Арундел. Судя по недовольным голосам, добычу они все-таки упустили. Интересно, кого преследовали на этот раз? Еще одну самку оленя?

Несмотря на слухи, которые не умолкали в округе уже несколько месяцев, Габриэлю отчаянно не хотелось верить, что они возьмутся за местных жителей. Он не был близко знаком с Чилтонами и предпочитал держаться от них подальше. Однако за время своего пребывания в Лондоне ему не раз приходилось встречаться с подобными людьми. Богатые, изнывающие от скуки представители высшего общества, любившие поиграть в колдовство и язычество. Одним из новомодных увлечений стали древние британские обряды. Побывал на таких обрядах и Габриэль — главным образом из любопытства. Начиналось все с обильных возлияний и декламации разного рода заклинаний, а заканчивалось обычной оргией. Габриэлю хватило нескольких раз, чтобы потерять к подобному действу всякий интерес. В своем увлечении друидизмом он не искал сексуального удовлетворения — вокруг и так не было недостатка в красивых и скучающих дамах. Он искал ответы на важные для себя вопросы, а о каких ответах могла идти речь на вакханалиях лондонской знати?

Чилтоны, без сомнения, относились к той же породе. Но если их лондонским единомышленникам приходилось потрудиться, чтобы найти в пределах города подходящую дубовую рощу, да и в жертву приносился исключительно домашний скот, то Чилтонам, конечно, повезло больше. Остатки древних верований еще продолжали существовать в Северном Йоркшире, а уж дубовых рощ тут и вовсе хватало. Пока Чилтоны ограничивались тем, что убивали в ритуальных целях диких животных, Габриэль не собирался им мешать. Да, ему не нравилось это бесцельное уничтожение дичи, когда столько людей в округе голодало. Однако недовольство его не было настолько сильно, чтобы утруждать себя какими-то действиями.

Вдобавок он отказывался верить, что исчезновение трех девушек как-то связано с развлечениями этой знатной парочки. Для него это было столь же невероятно, как слухи об убийстве престарелого отца Джеффри Рамни, который был найден мертвым несколько месяцев назад. Генри Рамни был мерзким старым пьяницей, злобным и недалеким, и какое бы возмездие его ни настигло, оно явно пришло с запозданием.

И все же Габриэль не мог быть уверен в том, что Чилтоны и в самом деле тщеславные и безобидные создания, какими он их считал. Ежедневно к ним приезжали новые гости, среди которых встречались и лондонские знакомые Габриэля. Особенно беспокоил его человек по фамилии Мерривезер — мерзавец, каких еще поискать. Можно было счесть простым совпадением тот факт, что не за горами уже был праздник Белтайн, однако Габриэль никогда не полагался на совпадения и предпочитал просчитывать различные возможности. Это делало его жизнь намного интереснее.

Если Чилтоны действительно решили возродить древний ритуал друидов, надо было уяснить, насколько далеко они готовы зайти. Габриэлю этого очень не хотелось, однако чувство долга, на которое он давно привык не обращать внимания, проявило вдруг себя с неожиданной силой. Не оставалось ничего другого, как попытаться сблизиться с Чилтонами, чтобы понять, так ли они безвредны, как кажется ему.

Густой туман стелился по земле, когда Габриэль покинул усадьбу Даремов, однако инстинкт безошибочно привел его к развалинам аббатства. Сейчас от тумана не остаюсь и следа — его сдуло порывами усиливающегося ветра, который трепал теперь кроны деревьев у него над головой.

На этот раз Габриэль решил пренебречь привычным путем к своей обветшалой башне. Его дом находился в какой-нибудь миле отсюда, а ночной воздух был по-весеннему теплым. Пожалуй, не помешает заглянуть туда, чтобы лично удостовериться в том, как там идут восстановительные работы. Надо посмотреть, не становится ли старый дом более пригодным для жилья.

В том, что поместье пришло в полный упадок, была заслуга исключительно сэра Ричарда — акт мести со стороны старого ублюдка, доставивший ему, без сомнения, немало удовольствия. Дарем всю жизнь изводил себя из-за той дьявольской сделки, которую ему пришлось заключить, а потому даже мелкая месть представлялась ему необычайно сладостной.

Роузклифф-холл был куда обширней Хернвуд-мейнора — обстоятельство, вызывавшее у Ричарда Дарема зубовный скрежет. Он и его бездетная жена приняли незаконнорожденного ребенка и провозгласили его своим собственным в обмен на титул баронета и внушительный помещичий дом в сердце йоркширской долины.

Однако ребенок прибыл к ним с дарами — солидной суммой денег, которой его приемный отец не вправе был распоряжаться, и соседним поместьем, на фоне которого Хернвуд-мейнор терял весь свой блеск. Вдобавок Габриэль считался законным наследником всего, что принадлежало Ричарду Дарему. Неудивительно, что старик терпеть его не мог.

Месть его оказалась мелочной, но весьма ощутимой. Роузклифф-холл, которым пренебрегали в течение тридцати лет, пришел в полную негодность: суровые йоркширские зимы сделали свое дело.

Потребовались огромные суммы денег, чтобы начать хотя бы частичное восстановление замка, однако у Габриэля никогда не было недостатка в средствах. Питер недавно сказал ему, что западное крыло привели в относительный порядок, хотя восточному, скорее всего, так и суждено было остаться в руинах. Габриэль редко посещал свое поместье, довольствуясь сомнительной роскошью проживания в заброшенной башне. Ему было хорошо среди книг и привидений.

Но сегодня ему захотелось взглянуть, как далеко продвинулись работы в Роузклифф-холле. Пожалуй, ему стоило бы продать поместье, уехать из Йоркшира и провести остаток жизни на континенте, продолжая свои занятия и не отвлекаясь на разные посторонние вещи.

А таких в Хернвуде было немало. Призраки его детства, Чилтоны с их кровавыми забавами. И бледнолицая молодая женщина с огнем в глазах, которая ждала его поцелуев.

Он и сам желал того же. Элизабет Пенсхерст была его несчастьем и его отрадой. Чем скорее он освободится от нее, тем лучше.

Он проверит, как обстоят дела в Роузклифф-холле, и может, даже проведет эту ночь в собственной кровати, а не в башне, на застеленном мехами соломенном матрасе. Ну а завтра он попробует оценить, насколько безобидны на самом деле Чилтоны.

После этого он сможет отправляться куда угодно и когда угодно.

Если только ему? удастся покинуть края, к которым он всегда принадлежал.

В его привязанности к этому месту и этому народу не было никакой логики. Он пытался бороться со своими чувствами, решительно гнал их прочь, однако место продолжало притягивать его. Развалины аббатства, древний лес, все эти люди, которым не было дела ни до него, ни до его занятий, пока сам он обращался с ними по совести.

Хернвуд продолжал сниться ему все те годы, что он провел в других краях. И Габриэль сомневался, что сможет еще раз надолго уехать отсюда.

Другое дело Элизабет. Как наяву видел он ее фигуру, скользящую между деревьев. Рыжие волосы девушки мерцали в ночном свете. Танцевала при луне — так она ему сказала, и Габриэль до сих пор не мог избавиться от этого видения. Не было никакой возможности спастись от тех странных чар, которыми она оплела его. Разве что бежать прочь.

Глава 13

— О господи! — с тихим ужасом произнесла Джейн. — Только этого нам не хватало!

Элизабет, которая присела на корточки перед камином совсем не в грациозной позе, вскинула голову. Все это время она с завидным терпением пыталась разжечь огонь, однако дрова оказались сырыми, а в ее распоряжении не было ни растопки, ни углей, оставшихся с прошлого раза. Маленькая гостиная, в которой они находились, успела полностью выстыть, так что Джейн с Элизабет нацепили на себя кучу одежды в тщетной надежде согреться.

— Не хватало чего?

— Чилтоны, — ответила Джейн с отвращением в голосе. — Может, нам просто спрятаться и сделать вид, что никого нет дома?

Элизабет тоже подошла к окну.

— Если учесть, что они смотрят прямо на нас и машут нам руками, сбежать, я думаю, уже не удастся. Иди открой дверь, а я попробую еще поколдовать над огнем.

— Думаю, это пустая трата времени. Черт бы побрал этих девиц Твикхем! Надо же им было сбежать от нас как раз сейчас.

Джейн оказалась права — возня с огнем была пустой тратой времени. Тогда Элизабет попыталась привести себя в порядок: сбросила одеяло, в которое усиленно куталась, и постаралась хоть как-то уложить свои непокорные локоны. Ей так и не удалось найти свои шпильки, как не удалось позаимствовать ничего подобного у Джейн, которая уже давно обходилась короткой стрижкой. Пришлось ей оставить свои волосы распущенными — непривычное, но такое волнующее ощущение!

— Мисс Пеннивурст! — пропела Делайла Чилтон, изящно впорхнув в комнату и шурша своими пышными юбками. — Как я рада вас видеть! Мне сказали, что вы заболели, и я тут же поспешила приехать сюда со своим лекарственным отваром, чтобы помочь вам поскорее выздороветь. Однако должна заметить, выглядите вы вполне здоровой. Очень рада, что слухи о вашей болезни оказались преувеличены.

— Пенсхерст, — машинально поправила ее Элизабет.

— Прошу прощения?

— Моя фамилия — Пенсхерст, — чуть ли не извиняясь, сказала Элизабет.

— Тьфу, — махнула ручкой Делайла, — Я буду звать вас просто Эмили. А вы можете называть меня Делайлой.

— Меня зовут…

В это мгновение в комнату, под руку с Джейн, вошел лорд Чилтон. На лице у Джейн при этом застыло такое страдальческое выражение, что Элизабет сдалась: ради общего согласия она могла стать Эмили Пеннивурст.

— Представляешь, дорогая, мисс Дарем сказала мне, что слуги их покинули, — возвестил лорд Чилтон, увлекая недовольную Джейн к маленькой кушетке. — Ты когда-нибудь слышала о подобном? Это же просто чудовищно.

— Чудовищно, — поддакнула леди Чилтон.

— На самом деле это отец распустил большую часть слуг, когда уехал с семьей в Лондон, — вставила Джейн. — С нами осталось несколько человек, но уже в среду две девушки исчезли, и с тех нор мы их не видели.

— Исчезли? Какой ужас! Неужели их похитили, как и трех других? Бедняжки, я не устаю оплакивать их, — заявила леди Чилтон, на красивом личике которой не отразилось ни единой эмоции.

— Да нет, они у себя дома и не хотят возвращаться назад. Эти дурочки убедили себя, что в наших лесах водится какое-то зло, — устало обронила Джейн.

— Боже мой, — пробормотал Фрэнсис Чилтон. — А в ваших лесах и правда водится зло? Мне доводилось слышать истории о призрачных всадниках и злых духах, но я не из породы легковерных. Обычно я отношусь к подобным россказням как к чепухе, но в данном случае даже у меня возникают некоторые сомнения. Что ни говори, а в последнее время здесь пропадает слишком много людей. Меня удивляет, что ваш батюшка решился оставить вас практически без охраны.

Он все еще сжимах руку Джейн, с отсутствующим видом поглаживая ее своими неясными белыми пальцами. Элизабет даже на расстоянии видела, как она дрожит.

— Я прожила здесь всю свою жизнь, и с Хернвудом у меня связаны самые приятные воспоминания, — сухо заявила Джейн. — Все это глупые сплетни и предрассудки.

— Не скажите, моя дорогая, — Делайла устроилась напротив мужа. — В конце концов, несколько человек и правда исчезли. На вашем месте я собрала бы вещи и отправилась вместе с нами в Арундел. У нас в доме полно, слуг, и мы в состоянии обеспечить вам комфортную жизнь.

На мгновение лицо Джейн исказилось от ужаса, но она тут же взяла себя в руки.

— Мы бы не хотели вот так вторгаться…

— Да что вы, какое там вторжение! Мы как раз собрали у себя кое-кого из старых знакомых и будем только рады, если к нашей компании присоединятся две такие очаровательные особы, как вы и мисс Пеннивурст.

— Пенсхерст, — пробормотала Элизабет.

— Наши лондонские друзья собрались отметить с нами приход лета. Хотя, должен признать, в ваших краях это больше похоже на зиму. Лорд Чилтон театрально содрогнулся.

— Нам тут вполне уютно, — сказала Джейн, сильно приукрасив действительность.

— Ох уж эти уроженцы Йоркшира, — с напускным восхищением заметил лорд Чилтон. — Хотел бы я быть вполовину таким же непритязательным. — Он выпустил из своих пальцев руку Джейн и обратил бесцветные глаза на Элизабет. — Но вы-то прибыли с юга, не так ли, дорогуша? Вам должно быть очень неуютно в этом сыром холодном доме. Особенно после перенесенной болезни.

Это «дорогуша» прозвучало не лучше, чем «Эмили Пеннивурст», но Элизабет не собиралась высказывать претензий.

— Я из Дорсета, но привыкла к простой деревенской жизни. Я чувствую себя просто великолепно — воздух здесь такой бодрящий.

— Бодрящий? — Фрэнсис вновь театрально поежился. — Прошу прощения, но я вынужден проявить настойчивость. В отсутствие вашего батюшки я чувствую, что обязан позаботиться о вас и забрать к себе в Арундел. Я пришлю кого-нибудь из слуг, чтобы они собрали ваши вещи, вы же тем временем отправитесь вместе с нами.

— Нет-нет, я не могу оставить лошадей, — с отчаянием произнесла Джейн.

Фрэнсис Чилтон, пожав плечами, поднялся с элегантной кушетки.

— Что ж, тогда мы заберем с собой мисс Пеннивурст. Больному человеку нельзя оставаться в таких условиях — это может привести к воспалению легких. Вы же не желаете ей такой участи?

— Нет! — В голосе Элизабет отчетливо прозвучала паника.

Было в этой парочке что-то такое, что лишало ее мужества. Особенно не по себе ей стало, когда Фрэнсис поднялся с кушетки и направился в ее сторону. Лиззи замерла у холодного очага, отчаянно стараясь сохранять спокойствие и не выглядеть при этом невежливой.

— Я бы предпочла остаться с Джейн. Нам здесь очень удобно, и я ни в коем случае не хочу покинуть ее…

Лорд Чилтон сжал ее руку своей нежной белой ладонью, и Элизабет поразилась его неожиданной силе.

— Боюсь, моя дорогая, я не могу принять ваш отказ, — мягко заметил он.

Элизабет глянула в эти бесцветные глаза, пытаясь отыскать там разгадку подобной настойчивости. Фрэнсис с видом собственника легонько поглаживал ее руку, однако инстинкт безошибочно подсказывал ей, что за этим не стоит никакого сексуального влечения. Да, он намерен был заполучить ее. Но с какой целью — это оставалось загадкой.

— Я настаиваю, дорогая Элизабет, — произнес он тоном, который действительно не предполагал отказа. От этих слов у нее почему-то похолодело в животе.

— На чем это ты настаиваешь, Фрэнсис? — неожиданно раздался чей-то низкий глубокий голос, ничуть не похожий на высокий, слегка шепелявый голосок лорда Чилтона.

Габриэль, как заблудший ангел, прибыл наконец для их спасения.

Однако Фрэнсис и не думал выпускать ее руку. Он даже слегка подвинулся, чтобы Габриэль заметил его собственнический жест.

— Я настаиваю на том, чтобы это очаровательное создание отправилось с нами вкусить прелестей Арундела, Габриэль, — произнес он с явной насмешкой в голосе. — Могу я надеяться, что нам удастся убедить тебя присоединиться к нашей компании?

— Соглашайся, Габриэль, — умоляюще взглянула на него Делайла. — К нам как раз приехали твои бывшие приятели, и я не сомневаюсь, что ты сможешь поднять наше скромное празднество на другой уровень.

Фрэнсис Чилтон все еще поглаживал руку Элизабет. Кожа у него была нежной, как у младенца, — нежнее, чем у самой Лиззи. Однако инстинкты, которые так восхваляла старуха Пег, подсказывали ей, что в человеке этом не осталось и капли невинности. Он одарил Габриэля торжествующей улыбкой:

— Что скажешь, Габриэль? Не желаешь возобновить старую дружбу, поучаствовать в старых играх.

— Отпусти ее, Фрэнсис. — Габриэль произнес эти слова тихо, но с убийственной холодностью.

Фрэнсис как ни в чем не бывало выпустил руку Элизабет и направился назад к кушетке. При его приближении Джейн буквально вскочила с места и спряталась за высокой фигурой своего брата Бледные губы Чилтона изогнулись в насмешливой улыбке.

— Такое чувство, Делайла, — заметил он скорбным тоном, — что мы с тобой исчадия ада. А ведь мы лишь хотели проявить гостеприимство по отношению к двум несчастным, всеми покинутым созданиям Они же шарахаются от нас так, будто мы что-то злоумышляем против них. — Очевидно, мысль эта здорово его позабавила. — Мы всего лишь по-соседски проявили участие, дорогой Габриэль. Вряд ли ты можешь осуждать нас за это.

— Я уверен, что моя сестра и мисс Пенсхерст тронуты вашим вниманием, Фрэнсис. Однако здесь есть кому о них позаботиться. Я в состоянии справиться с этой задачей.

Элизабет как зачарованная наблюдала за мужчинами. Очевидно, что этот вежливый обмен любезностями скрывал нечто более темное и потаенное, и она едва ли не впервые пожалела о том, что согласилась приехать в Йоркшир.

— Конечно, конечно. И только по чистой случайности ты попал сюда одновременно с нами. Что и говорить, счастливое совпадение!

— На самом деле, Фрэнсис, я видел, как вы подъехали. От моего внимания тут мало что ускользает. Кстати говоря, поспешное бегство сестер Твикхем было совершенно некстати, но неожиданным его никак не назовешь. Пару ночей назад кто-то гнался за старшей сестрой по Хернвудскому лесу.

— Неужели? Весьма любопытно. Сам я никогда не питал интереса к служанкам, однако у каждого свои склонности. Возможно, ты не столь щепетилен, как я?

— Ты просто не видел Вайолет Твикхем, — ответил Габриэль таким же слащавым тоном.

Элизабет почувствовала, как холодные глаза Фрэнсиса скользнули по ее фигуре.

— Впрочем, если не ошибаюсь, ты всегда отдавал в кровати предпочтение представителям буржуазии. На мой взгляд, выходцы из средних классов слишком утомительны. Просто не стоят того, чтобы тратить на них время.

— Я уверен, что это самое безопасное место для моей сестры и ее кузины, — сказал Габриэль.

— Преклоняюсь перед твоей высшей мудростью. Означает ли это, что ты сам присоединишься к нашей маленькой компании? Я готов смириться с утратой двух этих юных дам, если ты сам почтишь нас своим присутствием.

— Скажи, что приедешь, Габриэль, — прошептала Делайла, чарующе улыбаясь ему. Элизабет окинула ее взглядом, полным неприязни.

Габриэль посмотрел на нее с каким-то странным выражением.

— Почему бы нет? — пробормотал он. — Сельская жизнь успела мне порядком наскучить. Что может быть ужаснее, чем отсутствие интересной компании?

— Так ты придешь на ужин? — умоляюще протянула Делайла.

— Сочту за честь.

— Но, Габриэль, ты же обещал нам! — поспешно вставила Джейн.

— Вам ведь сейчас не до приемов, дорогая Джейн, — промурлыкала Делайла. — Вам лучше пригласить к ужину вашего брата, когда слуги наконец-то вернутся. Мы же пока приложим все силы к тому, чтобы он не скучал. — Она смотрела на Габриэля с такой завлекающей улыбкой, что Элизабет ощутила вдруг странный укол в сердце.

— Мы рассчитывали на его помощь, — не сдавалась Джейн.

Габриэль отвел взгляд от Делайлы Чилтон, облаченной в откровенный наряд.

— Я оставлю вам Питера в качестве помощника. Не сомневаюсь, что он окажется куда более приятной компанией.

В сторону Элизабет он даже не глянул, как если бы вовсе забыл про ее существование.

Имени Питера оказалось достаточно, чтобы отвлечь Джейн.

— Спасибо, но мы прекрасно справимся сами, — мрачно заявила она.

— Я настаиваю, — улыбнулся ей Габриэль.

— Выходит, все складывается как нельзя лучше! — воскликнула леди Чилтон. — Мы ждем тебя к шести, Габриэль. Само собой, мы будем рады видеть и твою сестру, и ее маленькую кузину.

— Они останутся здесь. Но я непременно приду. А теперь, поскольку со слугами у нас такая проблема, позвольте проводить вас до кареты, — любезно сказал Габриэль.

Придерживая леди Чилтон за изящную талию, он решительно повел ее к двери. Лорд Чилтон, с недовольной гримасой на бледном напудренном лице, пошел за ними. Задержался он только для того, чтобы отвесить двум женщинам преувеличенно торжественный поклон.

— Ваш покорный слуга, мисс Дарем. Мисс Пеннивурст.

И вышел из комнаты, прежде чем робкое «Пенсхерст» достигло его ушей.

Джейн в изнеможении рухнула на стул.

— Что за отвратительная парочка, — выдавила она. — Понятия не имею, что в них находит Габриэль.

— Может, ему просто скучно, — предположила Элизабет.

— Габриэлю никогда не бывает скучно. Во всяком случае, не настолько, чтобы искать общества таких, как Чилтоны. Не знаю, с какой стати он вдруг принял их приглашение.

— Мне кажется, он пытался отвлечь их внимание от тебя.

Джейн выглядела удивленной.

— С какой стати им вообще обращать на меня внимание? У нас нет ничего общего. Я их презираю, а им от меня вообще никакого толку. Так откуда такой интерес?

— Не знаю, — пожала плечами Элизабет.

— Может, это ты им была нужна, — задумчиво сказала Джейн. — Ты очень хорошенькая. В какой-то момент мне показалось, что лорд Чилтон намерен увезти тебя силой.

— Не говори глупостей. Я здорово удивлюсь, если лорд Чилтон испытывает ко мне хоть капельку интереса.

— Тогда, значит, они пытались изыскать способ завлечь к себе Габриэля. Они преследуют его с тех пор, как появились здесь, а до остальных им практически не было никакого дела. Думаю, впрочем, отец тоже бывал у них в гостях — хотя ума не приложу, что может быть между ними общего.

— Какое это имеет значение? — заметала Элизабет. — Не сомневаюсь, что твой брат с удовольствием развлечется в обществе леди Чилтон. Ну а мы, что очень кстати, будем избавлены от их присутствия.

— Не знаю, не знаю, — с явным сомнением произнесла Джейн.

* * *

— Я так и думала, что мы сможем убедить тебя, — промурлыкала Делайла, когда Габриэль подсаживал ее в карету.

— Вашей настойчивости можно позавидовать, — сухо заметал тот.

— Слушай, старина, мы и не думали строить козни против твоей сестры. Что и говорить, конюшня ей куда ближе, чем гостиная, — вставил Фрэнсис.

Габриэль холодно взглянул на него.

— Пытаешься унизить мою сестру, Чилтон?

— Да что ты! Я лишь восхваляю ее талант прирожденной всадницы. — В голосе Фрэнсиса прозвучала лишь нотка недоброжелательства.

Габриэль ощутил некоторое удовлетворение. Что и говорить, Чилтоны выиграли этот раунд, однако он не собирался просто так отдать им победу.

— Я так и думал, что ты сказал это из лучших побуждений, — произнес Габриэль обманчиво любезным тоном.

— Конечно, конечно, — самодовольная улыбка медленно сползла с лица Фрэнсиса.

— А как насчет другой барышни, Габриэль? Эта маленькая подружка твоей сестры с ее немыслимыми волосами. Симпатичная штучка, если, конечно, ничего не имеешь против рыжеволосых, — подала голос Делайла.

— Терпеть их не могу, — с содроганием пробормотал Фрэнсис.

— Вот и держись от нее подальше.

Стоило этим словам сорваться у него с губ, как Габриэль понял, какую ошибку он совершил. Не следовало ему недооценивать своих врагов, а Чилтоны, что ни говори, были его противниками.

Он готов был сломать руку Фрэнсису Чилтону, когда увидел, как тот поглаживает ладонь Элизабет. И только взглянув на ее бледное, застывшее лицо, он несколько успокоился: по крайней мере, ей это явно не нравилось.

Это собственническое чувство стало для него самого открытием. Если Чилтоны узнают о его чувствах, он утратит свое безусловное преимущество. Они и без того успели понять, насколько он уязвим во всем, что касается его сестры. Точно так же они не преминут воспользоваться его слабостью в отношении Элизабет Пенсхерст.

— Держись от нее подальше? — проворковала Делайла, не спуская с него цепкого взгляда. — С чего вдруг такая забота, Габриэль?

Он попытался исправить положение:

— Простая учтивость, леди Чилтон. Девушка живет в доме моего отца, и в его отсутствие я чувствую себя ответственным за нее.

— Только-то? — лукаво улыбнулась Делайла.

Наклонившись, она прильнула к его губам в откровенном поцелуе, в то время как ее муж наблюдал за происходящим с видимым безразличием.

— Если хочешь сберечь своих барышень в целости и сохранности, постарайся убедить меня в своих чувствах. До скорого, Габриэль!

Он отступил назад, и экипаж рванул с места.

Габриэль стоял на ступенях Хернвуд-мейнора, наблюдая за тем, как фаэтон Чилтонов мчится по извилистой дороге. Затем он достал из кармана батистовый платок и тщательно отер губы.

Оглянувшись, он увидел Джейн, которая с тревожным видом наблюдала за ним из окна. Габриэль знал, что она не слишком-то им довольна, однако ничего не мог с этим поделать. Чилтоны разыграли козырную карту, а Габриэль готов был на что угодно, лишь бы уберечь от них Лиззи и свою сестру. Он хорошо знал, какого рода развлечение те готовят, и не хотел, чтобы Джейн узнала о существовании подобных вещей.

Что касается Лиззи, то тут все было просто. Он намеревался устроить так, чтобы она поскорее вернулась к себе домой. Подальше от греха. Подальше от него самого.

Какое-то время он сможет удерживать Чилтонов и их компанию на почтительном расстоянии. Но чем быстрее Элизабет Пенсхерст окажется в безопасности Дорсета, или Девона, или чего-то там еще, тем легче будет ему самому.

Разве нет?

Глава 14

— Что ж, — сказал Фрэнсис Чилтон, рассеянно стряхивая несуществующую пылинку со своих атласных брюк. — Думаю, мы неплохо это разыграли, правда?

Делайла сидела, откинувшись на подушки. Полные губки ее кривила недовольная гримаса. Фрэнсис всегда с удовольствием отмечал в ней моменты подобного недовольства. Особенно приятно это было теперь, когда Делайла вынудила-таки Габриэля поцеловать ее.

— Неплохо, если не считать того, что он без ума от этой дурнушки.

— Без ума от своей собственной сестры? — Фрэнсис сделал вид, будто не понял ее. — Какая восхитительная извращенность! Пожалуй, на него еще есть надежда.

— Не болтай глупостей. Я имею в виду эту девицу. Пеннивурст.

— На самом деле ее зовут Пенсхерст, — пробормотал Фрэнсис. — Не знаю даже, как сказать тебе, дорогая, но она далеко не дурнушка. Вообще, чем больше я на нее смотрю, тем яснее понимаю, что в ней есть какая-то особая прелесть. Еще немного здешней скуки, и я, пожалуй, решу приобщить ее к своей коллекции.

— Она не того пола, который тебя интересует, дорогой, — возразила Делайла. — Но если ты рассчитываешь на Габриэля, предупреждаю сразу: я намерена быть первой.

— Тут у тебя безусловное преимущество. Мерривезер сказал мне, что даже во время самых безумных разгулов Габриэль не выказывал пи малейшего интереса к мужчинам… что очень жаль. Я не собираюсь отказываться от своих намерений, однако отдаю должное твоим неотразимым прелестям.

— Ты всегда был реалистом, дорогой.

— Тем временем, что мы будем делать с нашим маленьким праздником? Мерривезеру и его людям так и не удалось поймать эту девку, и теперь вся деревня буквально затаилась.

— Не стоило тебе отправлять их за ней, — пожала плечами Делайла. — Мы же договорились, что ищем благовоспитанную девственницу, а не какую-то там служанку. Подобная жертва могла навлечь на нас еще больше неприятностей.

— Я не собирался предлагать ее в качестве единственного дара, Делайла, — спокойно заметил Фрэнсис. — Плетеная клетка оказалась чуть больше, чем я предполагал, а на переделку, боюсь, у нас уже нет времени. Там без труда поместится три, а то и четыре человека, и я намерен использовать ее по полной. Благовоспитанная девица, какая-нибудь гулящая бабенка и крепкий парень станут великолепным приношением.

— Не так-то просто заполучить благовоспитанную девицу, — напомнила ему Делайла.

— Зато тебе, дорогая, совершенно нечего опасаться. Ты у нас не то чтобы благовоспитанна и уж явно не целомудренна.

Улыбка, которой наградила его жена, способна была заморозить все вокруг.

— У нас еще несколько дней в запасе, — пробормотала Делайла. — Как-нибудь все уладится. Но наш дар должен обладать исключительной ценностью. У меня есть кое-какие мысли по этому поводу.

— Как и у меня, — кивнул Фрэнсис.

— В нашем деле мы можем рассчитывать на помощь Мерривезера и его сподвижников. Если Габриэль не желает присоединиться к нам, придется, как это ни печально, избавиться от него.

— К чему такая спешка? Что ни говори, он знает о старых обычаях больше, чем любой из живущих.

— А что толку? Он же не желает делиться знаниями. — Гримаска на лице Делайлы стала еще заметнее. — Признаюсь, я очень им недовольна.

— Настолько, чтобы отказаться от планов переспать с ним?

По губам Делайлы скользнула насмешливая улыбка — что и говорить, вопрос был действительно глупым.

— Надеюсь, после того, как мне удастся-таки соблазнить его, он окажется куда восприимчивей к нашим идеям. Вряд ли он откажет мне в моей просьбе — у моих любовников это не в обычае.

— Знаешь, Делайла, порой ты меня просто путаешь. По крайней мере, пообещай мне одну вещь, детка. Устрой так, чтобы я мог понаблюдать за вами.

Мысль об окончательном падении Габриэля вернула Делайле хорошее расположение духа.

— Как я могу отказать тебе хоть в чем-нибудь, любовь моя? — проворковала она.

Фрэнсис улыбнулся в ответ самой чарующей из улыбок:

— Я вне себя от предвкушения.

Наградой ему стал поцелуй Делайлы:

— Вряд ли мы будем разочарованы.

* * *

С тех пор как она узнала, в чьей комнате ей приходится спать, Элизабет окончательно утратила покой. Что с того, что просторная спальня была сумрачной и теплой и ни единая вещь здесь не напоминала о том мальчике, который рос когда-то в этих угрюмых стенах. Комната принадлежала Габриэлю. Он спал на этой высокой кровати — может, даже на этом же матрасе. Он стоял когда-то у окна, разглядывая лес и развалины старого аббатства, — совсем как сейчас Элизабет.

Она была буквально одержима им, и мысль об этом не вызывала в ней ничего, кроме страданий. До сих пор она не испытывала ни малейшего интереса к противоположному полу, а теперь вот и думать не может ни о чем другом, кроме этого мужчины.

И дело вовсе не в том, что прежде у нее не было настоящего воздыхателя. В приходе ее отца хватало мужчин разных возрастов и темпераментов, и некоторые из них пытались ухаживать за Элизабет еще до того, как отец ее остановил свой выбор на Эллиоте Мейнарде. Дэниел Петтигрю был добрым, красивым, умным юношей, отчаянно влюбленным к тому же в дочку своего пастора. Роберт де Лейси обладал солидным состоянием и настойчиво выказывал ей знаки внимания.

А она сбегала от них в лес, уклоняясь от их дружеских жестов и теплых улыбок, — до тех пор, пока ее отчаявшийся отец не принял с распростертыми объятиями Эллиота Мейнарда. По мнению преподобного Пенсхерста, человек этот был послан его упрямой дочери свыше.

Лиззи всем сердцем хотела угодить своему отцу. Она желала быть той послушной, преданной дочерью, какой он хотел ее видеть. Что ни говори, она никогда не могла пожаловаться на недостаток любви со стороны отца или Адели. Однако оба они не способны были понять ее мечтательную душу или принять тот факт, что Лиззи не подходила на роль традиционной хозяйки в аккуратном сельском домике.

Благодаря своей неугомонной, непокорной натуре и отсутствию кокетства она и оказалась в конце концов в этом диком и прекрасном месте. Если бы не это, она бы ни за что не встретилась с Темным Рыцарем, который в считаные дни сумел завладеть ее душой. В каком-то смысле это пошло Лиззи на пользу. Она-то наивно считала, что невосприимчива к мужским чарам. Все ее мечтания так или иначе были связаны с лесом. И вот теперь она вынуждена жить на опушке величественного леса, равного которому ей еще не приходилось встречать. И здесь же, в сердце этого леса, обитал Габриэль.

Лиззи грезила о нем. Стоило ей закрыть глаза, и она вновь ощущала прикосновение его сильных рук, чувствовала на губах тепло его поцелуя.

Ничто не могло отвлечь ее от этих навязчивых воспоминаний. Стоило ей лечь в постель, и он являлся ей во сне. Да и наяву все обстояло не лучше. Она бродила по дому, и всюду ей мерещилась тень мальчика, который провел здесь свое несчастливое детство. Лиззи старалась не поддаваться своим эмоциям, старалась забыть о том, что было для нее недоступно. Не нужно думать о запретном — нужно сосредоточиться на том, что станет ее судьбой. Ее жизни суждено пройти вдали от этих лесов, в родном Дорсете. Даже если необузданная, постыдная часть ее души тянулась к лесам и к Темному Рыцарю.

Вечером они вполне прилично поужинали хлебом, сыром и остатками супа, сваренного Габриэлем. После этого Джейн исчезла на конюшне, а Элизабет пустилась бродить по темным холодным коридорам Хернвуд-мейнора в надежде подыскать себе какое-нибудь занятие.

Чем-чем, а любовью к чтению семейство Даремов точно не отличалось. В доме имелась библиотека, однако обтянутые кожей тома не представляли особого интереса. Элизабет не нашла ни одного романа, хотя в доме были женщины.

Лиззи не хотелось возвращаться в спальню Габриэля. Не обращая внимания на протесты Джейн, она перенесла свои вещи назад, в маленькую холодную комнатку под самой крышей. В спальне Габриэля, в шкафу, была своя подборка книг. Лиззи не хотелось вникать в то, что именно он читал, когда был ребенком. Она не желала постигать его разум и душу — ей хватало и тех переживаний, которые доставляли мысли о его теле.

Однако время в этом холодном пустом доме тянулось невыносимо медленно. И Лиззи, набравшись духу, отправилась в бывшую спальню Габриэля.

Ну и странная же это была подборка! Значительную часть ее составляли руководства, призванные обучить юных джентльменов достойному поведению в обществе. Элизабет не сомневалась, что Габриэль не тратил на них слишком много времени. Здесь же находились изрядно потрепанный учебник латыни, собрание древних легенд и, как ни странно, том, посвященный генеалогии королевской семьи. Лиззи хотела полистать его из любопытства, однако страницы не были разрезаны — очевидно, что и этот предмет не особо интересовал юного Габриэля. Что и говорить, странная книга для детской спальни. Впрочем, и Габриэль не был обычным ребенком.

Лиззи прихватила «Сказания древней Британии» и поспешила в свою спаленку. Здесь она уютно устроилась у камина и начала читать историю о Беовульфе и кровожадном чудовище.

Как оказалось, уснуть прямо на стуле, да еще посреди этой кровавой эпопеи, было не лучшей идеей. Проснулась Лиззи лишь несколько часов спустя с болью в спине и ноющей шеей. Сердце у нее бешено колотилось после кошмара, который она не в силах была припомнить. Огонь в камине угас, а одеяло, которым она закутала колени, сползло на пол. Свечи тоже выгорели дотла, и Лиззи оказалась одна среди ледяных теней и призрачных чудищ, которые гнались во сне за ней по пятам.

Она встала и подошла к окну, вглядываясь в ночную мглу. Невдалеке высился лес — тихий и недвижный. Никто не тревожил его покой — ни вымышленные существа, ни реальные. Да и грозу ничто не предвещало. Но Лиззи не покидало ощущение непоправимой беды.

Пробираясь к двери, она больно стукнулась ногой о кровать и ушибла колено о маленький столик. Последней каплей стал щелчок по носу, который она получила, слишком сильно рванув на себя дверь. С губ у Лиззи сорвалось проклятье, способное привести в неописуемый ужас ее благочестивого отца. Но вокруг не было никого, кто наставил бы ее на путь истинный, и Лиззи, окинув взглядом мрачный пустой коридор, выругалась еще раз — теперь уже более отчетливо.

Она знала, что ей следовало сделать. Закрыть дверь, вернуться на ощупь к своей кровати, быстренько снять одежду и забраться под одеяло. Было настоящим безумием бродить здесь под покровом ночи, поскольку ничего, кроме неприятностей, ей это все равно не сулило. Достаточно вспомнить, что случилось с ней в тот раз, когда она, не устояв перед искушением, сбежала в лес.

Лиззи выбралась в темный коридор и направилась к комнате Джейн. Ей нужно было услышать человеческий голос, который напомнил бы о том, что кровожадных чудовищ не существует. А кроме нее и Джейн, в этом огромном пустом доме никого не было.

Дверь в комнату Джейн оказалась открыта. Огонь в камине пылал достаточно ярко, и Элизабет сразу увидела, что в кровати никого нет. Благовоспитанной Джейн Дарем не было среди ночи в ее спальне.

Спокойная и рассудительная Элизабет Пенсхерст немедленно ударилась в панику. Заметив стоявший у камина подсвечник, она схватила его и зажгла все свечи. Теперь, по крайней мере, она могла заняться поисками кузины.

Но Джейн нигде не было. Ни в маленькой гостиной, которую им кое-как удалось обогреть, ни в просторной кухне, слабо освещенной догорающими в очаге углями. Не было ее ни в одной из спален или гостиных. В доме царили пустота и уныние.

Элизабет, стараясь побороть страх и унять дрожь в руках, опустила подсвечник на стол. На ум ей сразу пришли три молодые женщины, бесследно исчезнувшие за последние несколько месяцев, — одна из них лишь за пару дней до ее приезда. Следовательно, ей стоило поторопиться. Элизабет и помыслить не могла о том, чтобы как ни в чем не бывало вернуться к себе в постель. Джейн была особой рассудительной и практичной. Ни за что на свете не стала бы она разгуливать посреди ночи по окрестностям. Выходит, ее увели против воли.

Элизабет не медлила ни секунды. Она знала, что ей следует делать: пробраться сквозь населенный привидениями лес к развалинам аббатства и предупредить Габриэля о том, что сестра его исчезла.

Плотно закутавшись в теплую шаль, Лиззи напомнила себе о том, что не в первый раз она отправляется ночью в лес. Но раньше она не знала о пропавших женщинах и понятия не имела, насколько опасен сам Габриэль Дарем. Вдобавок ее не мучили смутные воспоминания о кровавых ночных сновидениях.

Но выбора не было. Лиззи понятия не имела, где в этом доме хранят фонари, и не собиралась тратить время на их поиски. Стоило ей распахнуть тяжелую входную дверь, и ветер тут же задул все свечи. Она поставила подсвечник на пол и шагнула за порог, бросив взгляд на тусклую желтоватую луну. По небу бежали облака, ветер раскачивал ветви деревьев, и по земле метались причудливые тени.

Еще мгновение, и Элизабет решительно зашагала вперед, готовая дать бой демонам, кровожадным чудовищам, похитителям девушек и самому опасному из существ — Габриэлю Дарему, лишь бы вернуть Джейн в целости и сохранности домой.

Глава 15

Арундел был просторной готической постройкой, способной посрамить Хернвуд-мейнор. В свое время он являлся частью обширных владений Хернвудского аббатства, однако позже был отобран у монахов и передан королем Генрихом VIII своему преданному слуге. Слугой этим оказался не кто иной, как бывший приор Хернвудского аббатства, приходившийся королю двоюродным братом. Получив поместье, монах не замедлил отказаться от своей должности. С тех пор Арундел безраздельно принадлежал семейству Монкриф, пока долги и отвратительная репутация не вынудили последнего его представителя уехать за границу. Управляющему поручено было сдавать поместье в аренду, чтобы уберечь его от окончательного разрушения.

Нынешними его жильцами как раз и были Чилтоны. Слухи про них ходили всякие, но хорошего говорилось мало. Лондонцы привезли с собой собственных слуг — весьма подозрительных, как утверждали местные жители, личностей. И теперь мнения расходились только в том, кто из новоприбывших был здесь более нежелателен — Чилтоны или Габриэль Дарем.

Впрочем, Габриэль не мог считаться новичком, и местным это было хорошо известно. В большинстве своем они приняли его достаточно хорошо, когда он только вернулся назад. Люди терпимо отнеслись к его образу жизни и с благодарностью приняли предложенную работу. Чилтоны — высокомерные, экстравагантные, живущие на широкую ногу — больше соответствовали их представлениям о знати, и к ним, кстати, поначалу тоже отнеслись хорошо.

Но затем поползли слухи о ночных всадниках, о мертвых животных и друидах, разгуливающих по лесу в белых одеяниях. Общественное мнение, конечно же, во всем обвинило Габриэля.

Питер утверждал, что никто его не осуждает, но Питер в каждом старался видеть только хорошее. Со стороны местных жителей было вполне логично подозревать именно Габриэля, а он, из какого-то глупого упрямства, не желал ничего объяснять. Обитателям Хернвуда следовало бы помнить, что облаченные в белое привидения бродили по развалинам аббатства последние двести лет и не имели ничего общего с древней религией друидов. Брат Септимус и брат Павел были монахами-цистерианцами — точнее, являлись таковыми в пору своего пребывания на земле. По какой-то причине они и поныне обитали в развалинах аббатства, присматривая за местом и возвращая в стадо отбившихся ягнят.

Судя по всему, Габриэль был первым, кому удалось наладить с ними общение. Он жил в их аббатстве и сам к тому же был когда-то монахом — пусть и совсем недолгое время. Приземистый добродушный брат Павел с радостью приветствовал его появление. Брат Септимус также не выказывал особого недовольства. Они присматривали за ним как за заблудшим агнцем, бродили ночами по развалинам аббатства и время от времени появлялись в башне, чтобы посокрушаться о его греховности.

Греховность эта заключалась в том, что Габриэль читал древние книги, которые братья считали богохульными, пил слишком много вина и мечтал, об Элизабет Пенсхерст. Само собой, благочестивым братьям не следовало даже подозревать о его невысказанных порочных желаниях, однако по горестному выражению на лице брата Септимуса было ясно, что они прекрасно разбираются в происходящем.

Призраки были привязаны к территории аббатства, хотя никто не понимал почему. Вот и в этот раз Габриэль оставил их присматривать за развалинами, а сам направился к поместью Чилтонов.

Путь до Арундела составлял около двух миль, и Габриэль предпочел не возиться с лошадью. Близился вечер, тени деревьев удлинились. Вряд ли Чилтонам придет в голову, что он отправится в путь пешком. Меж тем он сможет проникнуть в поместье со стороны хозяйственных построек, чтобы лично убедиться в истинности своих подозрений. Габриэль неплохо знал Арундел: последний Монкриф все время жил за границей, и, будучи мальчиком, Габриэль частенько прогуливался по поместью, погруженный в мечты об иных жизнях и иных временах.

Каменная стена, ограждавшая Арундел с южной стороны, оказалась выше, чем сохранилось в его воспоминаниях. Ворота были крепко заперты на новенький висячий замок, но Габриэль, в арсенале которого насчитывалось множество необычных навыков, быстро справился с ним. Он шагнул в сад, заросший травой и кустарником, и замер, внимательно прислушиваясь.

Сам дом — внушительное здание, залитое ярким светом, — находился в полумиле от ворот. Казалось бы, место должно было выглядеть обжитым и гостеприимным, но ничего подобного Габриэль не ощутил. До ушей его донесся раскатистый мужской хохот и вслед ему — слабый крик. Возможно, женщины выражали так свое восхищение. А возможно, и нет.

Стоило повернуть направо, и уже через десять минут он был бы у парадных дверей. Время, должно быть, близилось к девяти, но вряд ли кто-то решится его искать. А если и так, никому в голову не придет, что Габриэль бродит по запущенному саду, заросшему сорняками.

Он свернул налево и направился в самые заросли. Повинуясь инстинкту, Габриэль двигался в сторону заброшенных фермерских построек. В том краю было тихо — ни шумов, ни звуков. Однако он не сомневался, что именно там найдет ответы на свои вопросы.

Когда-то давно Арундел был процветающим поместьем со множеством слуг, с собственной фермой, мельницей и маслобойней. Коров скосила заразная болезнь, мельницу пришлось закрыть, и ферма в скором времени опустела. От былого процветания остались заброшенные постройки. Крытые соломой крыши прогнили, а окна были забиты досками.

Очень скоро Габриэль оказался перед старым амбаром. Тут тоже царило запустение, но вокруг, как ни странно, не было ни единого сорняка. Кто-то с величайшим усердием заколотил все окна, однако никому и в голову не пришло залатать крышу.

Как тень, скользнул он к двери амбара — только чтобы обнаружить там такой же новенький крепкий замок. Что же такого ценного хранилось в этом старом сарае, что его пришлось так тщательно запереть?

С этим замком Габриэлю пришлось повозиться, тем более что уже почти совсем стемнело. Пытаясь открыть его, он до крови расцарапал руку. Только со второй попытки ему удалось наконец с ним справиться. Отшвырнув замок, Габриэль распахнул дверь и заглянул внутрь.

Здесь царил полный мрак, и Габриэль не сразу разглядел наваленные в кучу обломки экипажей и старой мебели. Этот хлам загромождал дверной проем, ведущий в центральное помещение амбара. Габриэль с трудом пробрался сквозь сваленную рухлядь, ожидая встретить очередной замок, но дверь даже не была плотно прикрыта.

Внезапно ему показалось, что откуда-то издалека донесся лай собак — не милых домашних питомцев, а сторожевых псов, Жадных до крови. Габриэль замер, стараясь уверить себя, что ему только кажется, будто псы подбираются ближе, а лапы их тяжело ступают по стершимся доскам амбара.

Он распахнул дверь, ведущую в просторное помещение. Сверху, сквозь дыру в крыше, сочились остатки вечернего света, и в воздухе роились сотни пылинок. А прямо перед ним стояло неуклюжее сооружение, сплетенное из прутьев. Габриэль ощутил, как по спине внезапно пробежал холодок: это и в самом деле была плетеная клетка.

Он плотно прикрыл за собой дверь и попытался унять невольную дрожь. Габриэль сам не знал, что заставило его содрогнуться. В конце концов, он ожидал чего-то в этом роде: репутация Чилтонов и мертвые жертвенные животные в лесу наводили на мысли о худшем.

Но одно дело подозревать, и совсем другое — увидеть собственными глазами. Вдобавок клетка поразила его своими размерами. Интересно, где они собирались поместить ее? И кого намеревались загнать внутрь?

Здравый смысл говорил ему, что в жертву предназначался домашний скот, охотничьи собаки и птицы. Однако здравый смысл не имел ничего общего с этим сооружением. Клетка предназначалась для людей — Габриэль понял это в тот самый миг, как только увидел ее.

Внезапно он ощутил, что не один в этом старом амбаре.

— Ну как, впечатлен? — раздался позади жеманный голос Фрэнсиса Чилтона.

Габриэль обернулся с равнодушно-скучающим выражением лица.

— А что, должен? — поинтересовался он.

— На мой взгляд, фантастическая вещь.

Фрэнсис был облачен в одеяние, напоминавшее наряд волшебника: длинное и переливчатое, украшенное вышивкой и драгоценностями. Белокурые локоны его свободно падали на плечи.

— Одно дело читать про нее, совсем другое — увидеть воочию. Тебе же не доводилось прежде видеть ничего подобного?

Габриэль хотел было солгать, но затем передумал.

— Нет, — признал он. — И ты прав: это действительно… впечатляет.

Фрэнсис самодовольно улыбнулся, явно приняв его слова за комплимент собственной гениальности.

— Как думаешь, она подойдет? — с тревогой спросил он.

— Зависит от того, как ты намерен ее использовать.

— Не говори глупостей, Габриэль. Мы собираемся сжечь ее в Белтайн и надеемся, что именно ты будешь держать факел, — торжествующе улыбнулся Фрэнсис, обнажив острые белые зубы.

— А что ты собираешься поместить внутрь? — небрежно поинтересовался он, не надеясь, впрочем, что ему удастся обмануть таким образом Фрэнсиса.

— Дары, чтобы умилостивить наших богов. Подношения охотнику Херну, богу войны Беларусу и даже Иисусу Христу, если он пожелает принять нашу жертву. Вино и пшеницу, ломти бекона, золото и атлас.

— А как насчет девственниц, Фрэнсис?

Чилтон откинул голову и расхохотался.

— Да ты спятил! Сейчас во всей округе не найдешь ни единой девственницы. Полагаю, ты неплохо потрудился над сокращением их числа.

— Я уже говорил твоей жене, Фрэнсис: я соблюдаю обет безбрачия.

— Да, Делайла передала мне твои слова. Я уверен, что эта маленькая проблема носит временный характер. Большинству мужчин приходится рано или поздно сталкиваться с нею.

Эта интерпретация его слов вызвала у Габриэля смех, однако он не стал разубеждать Фрэнсиса. Последнее, что ему хотелось обсуждать с этим человеком, — свою интимную жизнь.

— Да, Фрэнсис тебя не проведешь.

— Совершенно верно. — Фрэнсис сжал руку Габриэля своей изящной белой ручкой. — Ты же присоединишься к нам? Мы очень рассчитываем на то, что ты поделишься с нами своими знаниями.

— Вряд ли моя эрудиция может соперничать с твоей. Признаюсь, у меня были сомнения относительно существования плетеных клеток.

— Можешь не сомневаться, дружочек, то, что ты видел, вовсе не плод твоего воображения.

— Я и не сомневаюсь, — ответил Габриэль со слабой улыбкой. — Почему она такая большая? Туда влезет целая куча всего.

— Должен признаться, я и правда перестарался с размерами, — согласился Фрэнсис. — Ничего, мы найдем, что туда положить. Упитанного теленка хватит, чтобы занять половину клети.

— Живого или мертвого? — елейным тоном поинтересовался Габриэль.

— Ты же не такой зануда, чтобы возражать против убийства животных? Хочешь сказать, что питаешься зеленью и орехами, а на мясо даже не смотришь? Что-то ты не очень похож на Иоанна Крестителя, если не считать, конечно, гривы волос. — Фрэнсис провел рукой по рукаву его черной шелковой куртки. — Какие мускулы! Да ты настоящий силач, Габриэль. Что-то мне не верится, что твоя пища — саранча и дикий мед.

Габриэль спокойно смотрел на него. Очевидно, что Фрэнсис пытался вывести его из себя, однако Габриэлю было плевать на его подначки. Он уже встречался с подобными мужчинами в прошлом, и особых ссор между ними не возникало — поскольку и делить им было, собственно, нечего.

Фрэнсис с наигранным отчаянием уронил руку.

— А ты не очень-то расположен к общению, дорогой.

— Я же здесь, — пожал плечами Габриэль.

— Верно. Ты наконец принял одно из наших бесчисленных приглашений. Любопытно, почему ты вдруг решил почтить нас своим присутствием? За эти месяцы нам нечасто доводилось видеть тебя. Неужели нам удалось-таки сломить твое сопротивление или дело тут в чем-то еще?

— Ума не приложу, о чем это ты, — лениво протянул Габриэль. — Просто мне стало скучно, и вот я здесь.

— Может, и так, — пробормотал Фрэнсис. — А может, тебе просто хотелось отвлечь нас от тех юных особ, которые остались в Хернвуд-мейноре?

— Хочешь сказать, им есть чего опасаться с твоей стороны?

— Что ты! — Фрэнсис изящно взмахнул рукой, что выглядело не слишком убедительно. — Я до полусмерти боюсь этого старого грубияна, твоего отца. Впрочем, если не ошибаюсь, он тебе вовсе не отец.

— Твоей осведомленности можно позавидовать.

— Мальчик мой, я привык слушать и наблюдать. В Лондоне утверждают, что в твоих жилах течет королевская кровь. Не понимаю, почему сэр Ричард не выставляет тебя напоказ, как боевой трофей.

— Все дело в том, что это не его кровь.

— Тоже верно. Однако ему оказали королевскую милость, позволив воспитать из тебя настоящего джентльмена. Не уверен, впрочем, что он сильно преуспел в этом.

— Полагаю, сэр Ричард считает это королевским проклятием.

— Так почему он не избавился от тебя в свое время? Нет ничего проще, чем убить ребенка, не возбудив при этом лишних подозрений. — Фрэнсис заученным жестом откинул назад белокурый локон.

— Ты это знаешь по собственному опыту, — ровным тоном поинтересовался Габриэль.

— Я? Господь с тобой! — с деланым смешком заметил Фрэнсис. — Я просто хочу сказать, что тебе нечего бояться неприятностей со стороны сэра Ричарда. Пожелай он убить тебя, сделал бы это уже давным-давно. Сомневаюсь, чтобы он вынашивал против тебя какие-то злые умыслы.

— Откровенно говоря, меня не особо интересует сэр Ричард и его чувства ко мне.

— Зато меня это весьма интригует, — признался Фрэнсис.

— Боюсь, что не разделяю твоего интереса. Если уж на то пошло, я — плод неудачного союза между одной замужней особой и герцогом королевского рода. Эту щекотливую ситуацию удалось уладить до того, как муж обо всем догадался. Именно так сэр Ричард получил титул баронета и наследника в моем лице. Словом, все закончилось как нельзя лучше.

— Обожаю счастливые концы, — пробормотал Фрэнсис. — Но это никак не проясняет ситуацию с Джейн. Надеюсь, ты не против, что я называю ее просто Джейн? Очевидно, что она — твоя сестра. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть этого. Однако тебя судьба наградила весьма счастливой внешностью, а вот ей повезло гораздо меньше.

Габриэль ничем не выдал своих эмоций. Он и раньше знал, насколько опасным может быть Фрэнсис Чилтон, однако свежее напоминание об этом было весьма болезненным.

— С чего бы вдруг такой интерес к Джейн?

— Ну как же, мне интересно все, что имеет отношение к тебе, мой мальчик. Я ведь буквально… очарован тобой. Понимаю, как это глупо, но что тут поделать? Увы, я слишком впечатлителен. Так вот, возвращаясь к нашей Джейн. Кто у вас общий — мать или отец? Что-то я сомневаюсь, чтобы сразу оба родителя.

Заткнись! — мелькнуло у Габриэля в голове. Хорошо, что здесь нет Питера, — он мог бы избить Фрэнсиса до крови. С другой стороны, такой человек, как Чилтон, наверняка испытал бы от этого извращенное удовольствие.

— Я еще не успел поздороваться с твоей женой. К тому же, насколько мне известно, у вас сейчас гостит мой старый знакомый Мерривезер со своими дружками. Жду не дождусь, когда смогу возобновить давнее знакомство. — Габриэль решительно направился к дому, предоставив Фрэнсису семенить за ним вдогонку.

Тот, впрочем, ничуть не был сбит с толку.

— Мерривезера сейчас нет в доме. — Обронив это, Фрэнсис вернулся к теме, которая явно сильно занимала его. — Думаю, что общая у вас все-таки мать, — пробормотал он себе под нос. — В конце концов, будь в Джейн хоть капля королевской крови, Даремы обращались бы с ней несравненно лучше. Между тем Ричард не удостаивает ее даже презрением. А вот тебе повезло заслужить его неугасимую ненависть.

Габриэль обернулся к нему с непроницаемым лицом.

— Не ты ли пару минут назад уверял меня в том, что мне нечего бояться сэра Ричарда? Я и не представлял, что ваше знакомство с ним зашло так далеко.

На лице Фрэнсиса явно читалось замешательство.

— Да что ты, я с ним практически не встречался. Мы вращаемся в совершенно разных кругах, — заметил он высокомерным тоном. — Сэр Ричард — простой помещик, а я предпочитаю другие знакомства.

— Так-то оно так. Тем непонятнее твоя осведомленность относительно его родственных связей и чувств. Уж не обратил ли ты его в древнюю религию?

Фрэнсис расхохотался с наигранной веселостью.

— Немыслимо! Он столь ревностный консерватор, что мне бы и в голову не пришло беседовать с ним на подобные темы.

— И то верно, — согласился Габриэль. — Сэр Ричард в образе друида выглядел бы весьма комично.

— Комично, — поспешил согласиться Фрэнсис.

Они как раз подошли к боковому входу в особняк.

До слуха Габриэля донесся раскатистый мужской хохот и пронзительные взвизгивания. Последние, судя по всему, также издавали мужчины, и Габриэлю страшно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Подальше от этого дома и Фрэнсиса Чилтона, который дышал ему прямо в шею.

Он едва не сбежал. Едва не выдумал сильную головную боль или важную встречу, которую никак нельзя было пропустить. Но внезапно пробудившееся чувство долга не позволило ему проявить слабость и просто увильнуть. Вполне возможно, что эти глупые, никчемные существа были вполне безобидны, несмотря на свою плетеную клетку и приносимых в жертву животных. Вполне возможно.

Однако местные жители казались сильно напуганными, а Габриэль знал, что именно его они считали потенциальным виновником своих бед. Теперь ему предстояло убедиться в том, что между исчезновением трех женщин и Чилтонами не было никакой связи и что проклятая клетка предназначалась исключительно длясвежезабитого домашнего скота. А также в том, что Чилтоны и их приспешники даже близко не подступятся к Хернвуд-мейнору и проживающим в нем двум девушкам.

Ради Джейн он готов был спуститься на дно преисподней. Что бы он сделал ради Элизабет, Габриэль и сам точно не знал.

Судя но всему, она не спешила вернуться к себе в Дорсет, а это значило, что Габриэлю не оставалось ничего другого, кроме как наведаться в логово льва — то есть на вечеринку к Чилтонам, чтобы на месте оценить ситуацию. При необходимости ему ничего не стоило применить силу, связать Лиззи и с кляпом во рту отправить в Дорсет в простой телеге с сеном.

Но дело было не только в безопасности Лиззи или Джейн. Хернвуд стал обителью тьмы. В его дом вторглись непрошеные гости, и он не мог сидеть сложа руки, пока Чилтоны плели здесь свои козни. Требовалось понять, насколько реальной была исходившая от них угроза.

Фрэнсис уже стоял у открытой двери, с улыбкой превосходства наблюдая за Габриэлем. Габриэль никогда не отличался жестокостью, но внезапно ему захотелось с размаху влепить кулаком в центр этого молочно-белого совершенства. Разумеется, он сдержался. Вместо этого он шагнул через порог, прямо в логово разврата, мысленно пообещав себе подпортить совершенное лицо Фрэнсиса в самом недалеком будущем.

Глава 16

Ночь, вопреки ожиданиям, оказалась достаточно теплой, хотя ветер безжалостно трепал волосы Лиззи и теребил подол ее платья. Было что-то особое в Хернвуд-мейноре с его ледяными покоями — как будто тепло спешило как можно скорее покинуть эти мрачные стены. На небе ярко сияла луна, озаряя путь, ведущий к развалинам аббатства. То было единственное место, куда Лиззи могла обратиться за помощью, — никто, кроме Габриэля, не стал бы заниматься поисками Джейн.

Воздух был напоен ароматами весны — пробудившейся земли и нарождающейся зелени. Стоял конец апреля — время, когда все должно было цвести пышным цветом. Однако здесь, на севере, весна приходила с некоторым опозданием. Впрочем, ночной ветер доносил до Лиззи запах цветущих яблонь, и это не могло не радовать ее сердце.

Развалины аббатства смутной громадой маячили во тьме, но Лиззи, как ни странно, не ощущала и тени страха. В последний раз, когда она была в этом лесу, ей пришлось бежать, спасая свою жизнь. Она мчалась, не чуя под собой ног, пока не наткнулась на Габриэля Дарема.

Однако лес, окружавший старое аббатство, выглядел сейчас гораздо безопаснее. Само место казалось освященным, и неважно, во что вы при этом верили — в нечестивых католиков, древних друидов или в те истины, на которых настаивала религия ее отца. Интересно, смог бы мистер Пенсхерст признать святость этого места? Скорее всего, он с негодованием отверг бы подобную мысль.

Но Лиззи чувствовала, что в тени этих высоких деревьев ей нечего бояться. Ей очень хотелось сбросить туфли и бежать быстрее, однако она подавила это желание. Лиззи знала: самое лучшее для нее — быть застегнутой на все пуговицы и крючки. И вообще, будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы давно обыскала весь дом в поисках шпилек, чтобы укротить свои непослушные волосы.

В башне царили тьма и тишина, и Лиззи засомневалась: что, если Габриэля там нет? Где-то здесь, поблизости, находилось его поместье — куда более удобное жилье, чем эти старые развалины. Беда лишь в том, что она не знала, как его найти. И она не могла вернуться назад, хотя бы не попытавшись помочь Джейн.

Поднимаясь по витой лестнице, она придерживалась рукой за стену, чтобы не оступиться на этих неровных ступенях. До ушей ее не доносилось ни звука Лиззи хотелось позвать на помощь, но сама мысль о том, что придется набрать в грудь побольше воздуха и крикнуть, заставила ее нервно поежиться. Лишь поднявшись на самый верх, она осмелилась подать голос.

— Мистер Дарем? — произнесла она и сама почувствовала, насколько глупо это звучит. Она повторила попытку, но голос ее канул в непроницаемую тьму: — Габриэль?

Откуда-то сверху послышались странные шорохи, и у Лиззи возникла неприятная догадка: уж не водятся ли тут летучие мыши? Еще раз окликнув Габриэля, она толкнула тяжелую деревянную дверь. Подъем по полуразрушенной лестнице оказался делом весьма неприятным, но мысль о том, что придется ни с чем спускаться в полной тьме, была еще хуже.

Дверь распахнулась с неожиданной легкостью. В комнате также царила темнота, хотя сквозь узкое окошко внутрь проникал лунный свет, придавая всему странные, причудливые очертания.

Лиззи в нерешительности замерла на пороге.

— Габриэль? — позвала она почти шепотом.

Лиззи знала, где находится его кровать: в прошлый раз она с таким усердием старалась не смотреть в том направлении, что накрепко запомнила ее расположение. И сейчас ей нужно было пройти туда и убедиться, не там ли Габриэль.

А что, если он там? Что, если он лежит в постели раздетый, с нетерпением поджидая Элизабет? Или, что еще хуже, вдруг он там не один?

Внезапно полуразрушенная лестница показалась ей не такой уж и страшной. Лиззи готова была повернуться и бежать, как вдруг вспомнила, зачем она сюда пожаловала. Джейн пропала. Джейн нуждалась в помощи, и Лиззи не могла бросить ее в беде.

Кашлянув, она осторожно переступила через порог.

— Габриэль, — прошептала она. — Габриэль, ты здесь?

В этот момент дверь за ее спиной с треском захлопнулась, и Лиззи вскрикнула от ужаса.

— Святый боже, только не ори! — попросил из тьмы чей-то приятный голос. Раздался он, к счастью, из угла, противоположного тому, в котором находилась кровать. — Я вовсе не хотел тебя напугать. — Судя по тону, говоривший был потрясен не меньше Лиззи.

Она растерянно вглядывалась во тьму. Голос казался незнакомым, однако принадлежал, без сомнения, человеку образованному.

— Прошу прощения, — сказала она, стараясь выглядеть спокойной. — Я хотела повидать мистера Дарема.

— Его здесь нет, дитя мое, — произнес из того же угла другой мужской голос.

Ее собеседники стояли у очага. Лиззи смутно различала два силуэта один был высоким и худым, второй — приземистым и округлым.

— Бросил все и умчался на поиски приключений, вместо того чтобы продолжать занятия. Видит бог, этот парень приводит меня в отчаяние.

— Брат Септимус, — произнес второй с легкой укоризной, — его намерения абсолютно чисты.

— Чего не скажешь о его поступках, — возразил тот, кого он назвал Септимусом. — Мы уже не раз говорили об этом, брат Павел, и ты никогда…

— Прошу прощения, — вмешалась Лиззи, не желая дольше слушать эту перебранку, — но мне нужно… — Она осеклась на полуслове. — Брат Павел?

— Да, дитя мое, — ответил из тени дружелюбный голос.

Холодок пробежал по ее спине.

— Кто вы такие? — спросила она приглушенным тоном.

— Боже, как невежливо с нашей стороны! — произнес брат Павел. Тут же в очаге вспыхнул яркий огонь, озаривший фигуры двух мужчин.

Оба были облачены в длинные белые одеяния, и на ум Лиззи тут же пришли обрывки историй о друидах с их белыми балахонами, длинными бородами и человеческими жертвоприношениями. Только чудом она вновь не ударилась в панику.

— Так вы друиды? — спросила Лиззи, готовая уже обратиться в бегство.

— Конечно, нет. Я — брат Септимус, а он — брат Павел. Мы — монахи-цистерианцы, прикрепленные к этому аббатству.

— Но ведь аббатство разрушено. И монахи давно умерли, — беспомощно пролепетала Лиззи.

— Ясное дело, — хмуро заметил брат Септимус. — Я же не сказал, что мы живые. Мы привязаны к этому месту и не можем покинуть его. Мы с братом Павлом — призраки, дитя мое, а не друиды.

Выбор у нее простой, подумала Лиззи. Она может рухнуть в обморок или с визгом помчаться вниз по лестнице, почти наверняка сломав себе по пути шею. Но лучше ей постараться успокоиться и принять все как есть. Она вздохнула, пытаясь собраться с духом.

— Зачем тебе Габриэль, дитя мое? — спросил брат Павел с дружелюбной улыбкой. Лицо его сияло чистотой и невинностью, а лысину окружало колечко седых волос.

— Ты слишком невинен, брат, — пробормотал Септимус.

— Тебе должно быть стыдно за себя, — сухо заявил Павел. — Разве не видно, что это хорошая девушка? Она бы ни за что не пришла сюда, если бы не крайняя нужда. Что случилось, дитя мое?

— Джейн, сестра Габриэля… Она исчезла. Я боюсь, что ее могли похитить друиды. — Было чистым безумием признаваться в своих страхах призраку, но Лиззи это не остановило.

— Мы знаем, кто такая Джейн, — снисходительно заметил Септимус — Мы знаем все о Габриэле, а значит, знаем и про тебя. Не нужно беспокоиться за Джейн. Я уверен, она в полном порядке. В отличие от некоторых, ей хорошо известно, что такое приличное поведение.

— Довольно, брат Септимус, — заметил недовольным тоном брат Павел. — Разве не видишь, в каком она расстройстве? Нужно помочь ей найти Габриэля.

— Мы не можем ей в этом помочь, — возразил второй монах. — Габриэль покинул земли аббатства, и мы не в силах последовать за ним.

— Мы знаем, куда он направился, и можем указать ей путь.

— Весьма неразумно с твоей стороны. Ты что, хочешь направить ее в это логово разврата?

— А что ты предлагаешь? Сидеть сложа руки? — с иронией поинтересовался брат Павел.

Брат Септимус испустил тяжкий вздох.

— Мы не сможем пойти с ней, чтобы защитить ее. Девушке предстоит одной сойти в долину соблазнов.

— Там будет Габриэль, — напомнил брат Павел. — Он за ней присмотрит.

— Вряд ли от него будет особый толк, — хмыкнул Септимус.

— Просто скажите мне, где он, — умоляющим тоном заметила Лиззи. — Я сама найду его.

— Боюсь, детка, что он направился в Арундел, — произнес брат Павел с извиняющейся улыбкой. — Я уверен, что он сделал это из лучших побуждений, и все же Арундел — не место для приличной молодой девицы.

— Что такое Арундел? — спросила Лиззи, томимая недобрым предчувствием.

— Жилище лорда и леди Чилтонов. Обитель оргий, разврата, пьянства, лени и зла, — нараспев произнес брат Павел. — По крайней мере, так мне говорили. Сами-то мы не способны покинуть земли аббатства.

Сказано это было с ноткой сожаления, как если бы его огорчал тот факт, что он не может лично понаблюдать за этими нераскаявшимися грешниками.

— Где он находится? Туда нужно ехать верхом? — Лиззи постаралась сдержать дрожь в голосе. Мысль о том, что ей придется вновь карабкаться на спину Мэриголд, не вызвала в ней ничего, кроме отвращения. Но ради Джейн она готова была на все.

— Она может добраться туда и пешком, — с некоторой неохотой произнес брат Септимус. — Как Габриэль.

— Но что, если он… что, если он успел забыться, — с тревогой спросил брат Павел. — Кутит там с дружками и ни о чем уже не думает?

— Мы можем лишь молиться за него, — пробормотал брат Септимус.

Он слегка приблизился к ней, и Лиззи вдруг заметила, что он не шагает, а как бы парит над землей: подол его рясы слегка покачивался в воздухе.

— Брат Павел проводит тебя до границ аббатства. Дальше ты пойдешь сама. Тем временем я постараюсь узнать, что случилось с нашей дорогой Джейн. Это благочестивая, порядочная девушка, и мне нестерпимо думать, что она могла попасть в беду.

Сказано это было тоном, который выдавал сомнения брата Септимуса в безусловной порядочности самой Лиззи, однако она решила, что ей это померещилось.

Спускаться по лестнице вслед за коренастой фигурой брата Павла оказалось гораздо легче, чем нащупывать путь в полной тьме. От светлых одежд монаха исходило еле уловимое свечение, так что Лиззи чувствовала себя вполне уверенно.

Ветер яростно трепал листья у нее над головой, и Лиззи поплотнее закуталась в шаль, следуя за братом Павлом по извилистой тропинке, которая вывела их в конце концов к полю. Монах остановился у невысокой каменной ограды, служившей границей участка. Призрачное лицо его выглядело немного печальным.

— Я был бы рад пойти с тобой дальше, — сказал он, — но мы не в силах покинуть пределов аббатства.

— Почему? Вы наказаны за какой-то грех? — не удержалась от вопроса Лиззи, хоть и знала, что надо спешить.

— Грех? Господь с тобой! Думаю, брат Септимус и вовсе безгрешен, если не считать непомерной гордыни. Да еще привычки осуждать всех и вся. Не говоря уже о такой малоприятной черте, как… — Он оборвал себя на полуслове. — Словом, кто из нас без греха? Мы были не хуже прочих и лучше многих. Не наша вина, что мы попали сюда. Но раз уж мы здесь, нужно исполнять свой долг. Вряд ли тебе доведется еще раз увидеть нас.

— Почему?

— Точно не знаю. И без того странно, что ты смогла пообщаться с нами. Большинству людей это недоступно. Габриэль был первым за сотню с лишним лет, кому удалось поговорить с нами. Поверь, общаться сто лет с одним только братом Септимусом — весьма утомительное занятие.

— Могу себе представить.

— Ступай по этой тропе. Минуешь еще два поля, после чего повернешь у изгороди направо. Дальше путь идет по склону холма. Иди осторожно — обрыв там крутой. Если упадешь, можешь разбиться до смерти. Ну а дальше находится сам Арундел. Думаю, ты сразу узнаешь его, ведь раньше он тоже принадлежал аббатству. Его не разрушили до основания, как наш монастырь, а приспособили под жилье. Теперь это настоящее гнездо порока. Ступай, а я буду молиться за тебя.

— И за Джейн, — вставила Лиззи.

— Само собой.

Перекрестив Лиззи, он легонько коснулся ее лба в знак благословения. Сама она не ощутила ничего, кроме слабого дуновения воздуха.

— Ступай, дитя. И да пребудет с тобой Господь.

В следующее мгновение он исчез, оставив ее одну на краю пустынного поля.

* * *

Джейн любила помечтать о том, что Питер может прийти к ней, пока она спит. Что она откроет глаза, а он будет стоять у ее постели, и ей останется только протянуть руки, чтобы он скользнул к ней под теплое одеяло.

Она уже и не помнила, когда впервые начала мечтать о нем. В то время она была еще девочкой. Неуклюжая, долговязая Джейн Дарем влюбилась в Питера, когда ей было только одиннадцать. За эти годы ее страсть только окрепла. Хорошо хоть сам он ничего не знал об этом. Джейн могла грезить о Питере днями и ночами, представляя, как он касается ее и разговаривает с ней, а сам он и понятия не имел о ее греховных желаниях.

Джейн открыла глаза и тут же увидела Питера, озаренного пламенем камина. Улыбнувшись, она едва не протянула к нему руки, но Питер заговорил, и ей ничего не оставалось, как вернуться в реальность.

— Пенелопа вот-вот начнет жеребиться, — произнес он хриплым голосом. — Я знал, что вы ни за что не решитесь пропустить это.

Джейн, отбросив одеяло, стремительно выбралась из постели. Она напрочь забыла, что на ней нет ничего, кроме тонкой ночной рубашки. Единственно, о чем она могла сейчас думать, — о своей любимой кобыле. Она бросилась к двери, но Питер удержал ее, ухватив за талию — совсем как в детстве, когда оба они были еще маленькими и невинными.

— На улице холодно, — заметил он. — Одевайтесь, а я пока подожду за дверью.

— Нет! Возвращайся к Пенелопе. Я сейчас приду. — В нетерпении она рванула пуговицы, поднимавшиеся к самому вороту рубашки.

Питер отвернулся, и только туг она поняла, что собиралась раздеться прямо перед ним.

— Если на вас не будет теплого платья и туфель, я оттащу вас назад, и Пенелопа останется одна, — предупредил Питер.

— Обещаю тебе, я оденусь как можно теплее.

Не успела за ним закрыться дверь, а Джейн уже срывала с себя ночную рубашку. Дальше все было просто: нижняя юбка, старое шерстяное платье, толстые чулки и кожаные туфли. Натянув все это, она тут же устремилась за Питером, оскальзываясь на узких ступенях. Луна ярко сияла на небе, и Джейн не стала искать фонарь. До стойла Пенелопы она могла добраться с закрытыми глазами, а потому не было смысла тратить время на пустяки.

Пенелопа лежала на соломе. Раздутый живот ее тяжело вздымался, голова бессильно поникла. Питер, стоявший рядом на коленях, бросил на Джейн быстрый взгляд, словно желая убедиться, что она и правда тепло оделась. Сам он был в одной рубашке с закатанными до локтей рукавами. Джейн, терзаемая тревогой, присела рядом.

— Как думаешь, она не умрет? — Это было сказано шепотом. В душе она боялась ответа, поскольку знала, что Питер не станет скрывать от нее правду.

— Конечно, нет, — ответил он, осторожно поглаживая живот Пенелопы. — Ей сейчас нелегко, но она справится. И с жеребенком тоже все будет в порядке.

— Не надо мне было затевать все это, — горестно заметила Джейн.

— Не стоит вам себя ругать, — покачал головой Питер. — Это риск, с которым сталкивается любой владелец лошади. И не нужно терять надежду. Это сильная, крепкая лошадка. Настоящий боец — совсем как ее хозяйка.

Но Джейн не могла успокоиться. Все, что ей оставалось, — стоять рядом с Питером на коленях и наблюдать за происходящим в тусклом свете фонаря. Наблюдать и молиться.

Ей уже приходилось видеть, как появляются на свет жеребята и как кобылы умирают порой во время родов. Она всегда горько оплакивала их, но ни разу еще не возникало у нее столь явного предчувствия беды. У Джейн было не так уж много вещей, которые она могла бы считать только своими, но Пенелопа принадлежала ей и только ей. Она сама решила подвергнуть кобылу такому испытанию. Что с того, что Питер поддержал ее в этом решении? Это была ее вина. Ее и ничья больше. И вот теперь она сидела рядом с Питером на соломе и плакала горькими слезами.

— Не стоит так рано отчаиваться. Пенелопа еще не сдалась, и вам тоже нужно держаться.

Джейн устало покачала головой.

— Она умирает, я чувствую это. А ведь она — единственное существо, которое позволяло мне любить себя. И что теперь? Она умрет, и я останусь совсем одна.

— Вовсе нет. Ваш брат всегда будет с вами. Вы можете быть уверены в его поддержке.

Джейн подняла голову, даже не позаботившись о том, чтобы отереть с лица слезы. Уже второй раз за последнее время он видел ее плачущей, но Джейн было все равно. Ей хотелось сказать, до чего же глупым он был — глупым слепцом. И ладно, если бы он просто не хотел ее. Но как же он мог не заметить ее чувств?

Джейн в отчаянии закрыла глаза.

— Ты не понимаешь, о чем я, — прошептала она. — А может, так оно и лучше.

Питер хотел что-то возразить, но промолчал, и Джейн была этому несказанно рада. Его присутствие служило ей единственным утешением — все слова оказались бы такими же пустыми, как его сердце. Джейн знала, что она ему не совсем безразлична Он опекал ее с той же заботой, с какой опекал своих лошадей, дворовую кошку с ее бесконечными котятами и старого спаниеля, преданно ходившего за ним по пятам в надежде на ласку. Вот и Джейн была как тот спаниель. И счастье еще, что Питер оставался слеп к ее желаниям. К тому, как сильно она его любила.

— Придется еще подождать какое-то время, мисс, — сказал он, и Джейн захотелось ударить его за это проклятое «мисс». — Почему бы вам не вернуться к себе в комнату? Я позову вас, как только…

— Нет! — воскликнула она с неожиданной яростью. — Я не оставлю ее, даже если придется провести тут всю ночь. Не хочу, чтобы она умерла в одиночестве.

— Джейн, она не умрет, — терпеливо повторил Питер.

— Можешь пообещать мне это?

— Я ничего не могу обещать тебе, — медленно произнес он.

Истина этих слов болью отозвалась в ее сердце.

— Я знаю, — ответила она приглушенным голосом, придвигаясь к стенке стойла. — Я не стану мешать тебе, обещаю. Но мне нужно быть здесь. Прошу тебя, Питер.

Назови он ее еще раз «мисс», и она закричала бы от отчаяния. Но он лишь молча кивнул, и она свернулась в комочек на соломе, в изнеможении закрыв глаза. Пенелопа как раз успокоилась, собираясь с силами, и Джейн улучила минутку, чтобы отдохнуть. В следующее мгновение она почувствовала, что ее накрыли чем-то теплым. Сначала ей показалось, что это одеяло, но затем она ощутила запах Питера — от вещи пахло свежим воздухом, солнцем, лошадьми и кожей. Он укрыл ее, как ребенка, собственной курткой. Джейн знала, что должна скинуть ее, отказаться от этого утешения.

Но сил на это у нее не было. Она свернулась калачиком, представив себе, что это не куртка, а теплые руки Питера обнимают ее. Еще мгновение, и Джейн погрузилась в глубокий сон, предоставив Питеру присматривать за кобылой.

Глава 17

Было во всех оргиях что-то нестерпимо скучное. Так, по крайней мере, думал Габриэль несколько часов спустя. Не то чтобы это стаю для него открытием — подобными развлечениями он пресытился еще в Лондоне. И хотя участники делали вид, будто от души наслаждаются происходящим, было в их веселье что-то лихорадочное, близкое к отчаянию.

Попробуй к тому же уследи за партнером среди такого количества людей! А Габриэль, к величайшему своему сожалению, убедился в том, что секс доставляет ему настоящее удовольствие только в том случае, если он неравнодушен к партнерше. А поскольку он проявлял завидное безразличие ко всем, кроме разве что Питера и Джейн, воздержание становилось для него вполне логичным выбором. Ну а ночи вроде этой лишь укрепляли его в подобном намерении.

Единственным плюсом было то, что Делайла Чилтон находилась сейчас в одном из клубков, образованных человеческими телами, с упоением отдаваясь всем желающим. По крайней мере, это хоть на время отвлекло ее от Габриэля. Если бы только и Фрэнсис решил поучаствовать в общем развлечении! Габриэль тогда смог бы без проблем вернуться домой, чтобы отоспаться наконец в совершенно пустой постели.

Но Фрэнсис сидел рядом, спокойно наблюдая за происходящим и регулярно подливая Габриэлю превосходнейший кларет. Казалось, будто он готов провести за этим занятием всю ночь.

Еще десять минут, подумал Габриэль, и он попросту придушит хозяина этой вечеринки.

— Тебе еще не начало все это надоедать? — пробормотал он наконец. — Может, сыграем в картишки?

— Я уж думал, что ты так и не предложишь, — улыбнулся Фрэнсис. — Хотя, если ты вдруг решишь уединиться со мной…

— Фрэнсис, ты, конечно, чертовски привлекателен, однако меня тянет исключительно к женщинам. Полагаю, партии в пикет будет вполне достаточно. Сыграем, и я отправлюсь восвояси.

— В эту мрачную башню посреди леса? Если уж ты вынужден обитать в дебрях Йоркшира, почему бы не переехать к нам в Арундел? Жизнь тут намного комфортнее, а мы с женой всегда рады твоему присутствию.

— Лично я предпочитаю уединение.

— Уединение, — пробормотал Фрэнсис. — Ну, это не для меня. Ладно, давай переберемся в зеленую гостиную. Вполне возможно, там еще обретается парочка заядлых игроков. Я бы, конечно, предпочел играть один на один — ставки в этом случае могут быть куда интереснее.

В зеленой гостиной, к счастью, никто не совокуплялся. Слуг давно распустили, а может, они тоже участвовали в общих забавах. И Фрэнсису пришлось самому нести графин вина и бокалы, осторожно переступая через тела парочек на полу. Воздух в комнате был спертым, однако запах пота и духов ощущался здесь не так сильно. Габриэль, прежде чем сесть, с тоской взглянул на створчатые окна.

— Учти, я — хороший игрок, — объявил Фрэнсис.

— Рад слышать. Я и сам кое-что могу.

— Стало быть, из нас получится прекрасная пара. Я ведь всегда это утверждал, — промурлыкал Фрэнсис, мастерски тасуя карты своими ухоженными пальцами.

— На что играем? — как бы невзначай спросил Габриэль. Он ни на секунду не поверил в то, будто Фрэнсиса привлекала сама игра. Наверняка за этим стояли другие интересы.

— Сыграем на пробу партию или две и посмотрим, как у нас пойдет.

Кивнув, Габриэль пригубил вино. Он мог пить всю ночь, не пьянея, однако сегодня недостаточно было простой ловкости. Сегодня ему потребуется полная ясность ума Он никак не мог избавиться от мысли, что играет в карты с самим дьяволом и на кону стоит его собственная душа.

Первую партию выиграл Фрэнсис — причем без особого труда, поскольку Габриэля интересовала сейчас не победа, а возможность понаблюдать за игрой противника. Во второй партии, хоть и с небольшим преимуществом, выиграл Габриэль. Третью он намеренно уступил Фрэнсису, обставив все как можно естественнее: важно было, чтобы тот до самого конца не догадывался о его истинных намерениях.

— Итак, что у нас на кону? Как тебе, в качестве выигрыша, ночь в постели с моей женой? — лениво поинтересовался Фрэнсис.

— Да не особо. Давай начнем с денег, а дальше видно будет.

— Как хочешь, — пробормотал Фрэнсис, не сводя с него своих бесцветных глаз. — Начальная ставка — фунт. Полагаю, ты в состоянии заплатить в случае проигрыша?

— Вполне, — ответил Габриэль. Где-то в отдалении часы пробили четыре, и он с трудом подавил зевок. Ночь казалась ему бесконечной, однако кое-что он мог из нее все-таки извлечь. По его мнению, у Фрэнсиса был свой кодекс чести, и если уж тот проиграет, то вряд ли отступится от своего слова. С другой стороны, стоит ему узнать о слабостях Габриэля, и он найдет способ зацепить его.

— Играем на деньги, — согласно кивнул он. — Более важные ставки прибережем под конец.

* * *

Элизабет не в силах была противостоять искушению. На вершине холма она быстро скинула туфли и стянула чулки, зашлепав босыми ногами по прохладной сырой земле. На большее она, конечно же, не решилась, хотя ворот платья казался непомерно тугим. Теперь, по крайней мере, она могла двигаться куда быстрее по узким извилистым тропинкам.

Огни Арундела она заметила издалека. Лиззи не знала сколько сейчас времени, однако обитатели поместья, судя по всему, давно смешали день с ночью. Вот и сейчас веселье было в полном разгаре, хотя луна уже клонилась к горизонту, делая ночь беспросветно черной.

Она решительно гнала прочь посторонние мысли, поскольку боялась, что не сможет справиться с подступившими эмоциями. Ей было не до размышлений о болтливых призраках, жеманных лондонцах, поцелуе Габриэля или убитых животных. Единственное, что имело сейчас значение, — это Джейн. Вот на этом и следовало сосредоточиться.

Стена, окружавшая поместье, оказалась неожиданно высокой, однако калитка, к счастью, была распахнута настежь. Лиззи шагнула внутрь, аккуратно сложив у входа свои туфли и чулки.

Вряд ли в столь поздний час кто-то заметит, что она босиком. В крайнем случае она может прикрыть босые ноги, слегка присев.

Лиззи зашагала по дорожке, петлявшей между садовых деревьев. В скором времени перед ней оказалась еще одна калитка, которую она открыла без особого труда. Оставалось, миновать небольшой дворик, усыпанный мусором.

Внезапно до нее донесся какой-то странный шум, похожий на отдаленные раскаты грома. Однако на небе не было ни облачка. Шум усилился, и Лиззи невольно замерла на месте, не понимая, в чем дело. Тем временем смутный шум перерос в рычание, и из темноты на нее уставились три пары горящих глаз.

Огромные псы медленно направились к Лиззи, уверенно переступая массивными лапами. Мощные челюсти их были открыты, а из горла рвалось рычание, способное устрашить самую храбрую душу. Внешне псы напоминали мастифов — три свирепые собаки, готовые напасть в любой момент.

Только теперь Лиззи заметила разбросанные повсюду кости животных. Псы тем не менее выглядели очень худыми, поджарыми и голодными. Лиззи им хватило бы разве что на закуску.

— Бедняжки, — ласково сказала она. — Неужели вас совсем не кормят?

Тихо приговаривая, она спокойно и безбоязненно протянула к ним руку, и вожак — самый грозный и массивный — двинулся к ней с ужасающей медлительностью. Два других пса последовали за ним.

Он коснулся мордой ее ладони, а затем распахнул пасть и лизнул ей руку.

Приняв это за поощрение, Элизабет погладила его по голове. Остальные псы тоже сгрудились вокруг, желая получить свою порцию ласки.

— Ах вы, мои бедняжки, — ворковала Лиззи. — Ну и жизнь у вас тут! Никто о вас не позаботится, никто с вами не поиграет. А ведь вы такие красавцы!

Самый крупный пес из троицы перекатился на спину, и Лиззи с готовностью погладила его по животу. Она всегда умела ладить с животными. Старуха Пег утверждала что это часть ее дара, а Лиззи просто знала, что ей нечего бояться животных… за исключением разве что злонамеренной Мэриголд.

Собаки решительно не желали ее отпускать, и Лиззи пришлось пообещать, что она вернется к ним с чем-нибудь вкусным. Приласкав еще немного эту троицу, она зашагала к ярко освещенному дому.

Было трудно понять, где здесь вход для гостей. Обнаружив наконец какую-то дверь, Лиззи принялась громко стучать, однако ответа не последовало. Она даже не знала, услышали ли ее там, внутри. Затем она попыталась открыть дверь сама, но та оказалась слишком тяжелой. Ничего не оставалось, как отправиться на поиски других, более податливых дверей.

Откуда-то из глубины дома до нее донеслись хохот и звон разбитого стекла Музыки Лиззи не слышала, значит, танцы не были включены в список развлечений. Но что-то же вынуждаю гостей бодрствовать? Интересно, чем таким они заняты, что не желают даже спать? Сама она в столь поздний час хотела только одного — как можно скорее оказаться в собственной постели.

Лиззи двигалась вдоль здания, стараясь держаться как можно ближе к окнам. Но те были расположены слишком высоко. Вдобавок густой кустарник не позволял ей подойти вплотную к дому. Отчаяние охватило ее, и она готова была разрыдаться от бессилия.

Наверняка был какой-то вход, ведущий в это огромное неприступное здание. Вот только как ею обнаружить? Лиззи понимала: еще несколько минут бесцельного хождения, и она бросится на землю в приступе отчаяния. Где-то здесь, в этом доме, находился Габриэль. И только он мог помочь ей найти Джейн.

В дальнем углу она заметила открытое окно, а живая изгородь из самшита, окружавшая здание, выглядела здесь достаточно прочной. И все же Лиззи взглянула на нее с некоторым сомнением: забраться наверх будет непросто, как и запрыгнуть потом на подоконник. Но выбора у нее не было.

Изгородь действительно оказалась весьма прочной и невероятно колючей. Лиззи оцарапала босые ноги и порвала в нескольких местах шерстяное платье. Забравшись наверх, она убедилась, что каменный подоконник находится от нее на расстоянии доброго фута. Понимая, что назад пути нет, Лиззи собралась с духом и прыгнула.

Она больно ударилась коленями о каменную стену, однако открытое окно оказалось достаточно широким, и уже мгновение спустя Лиззи скаталась на пол. Так она и лежала там, в разодранной одежде и с окровавленными ладонями, пытаясь хоть немного отдышаться. Лиззи оказалась в каком-то полутемном коридорчике, так что никто не заметил, как она сюда попала. Если повезет, она сможет найти Габриэля, не наткнувшись при этом на Чилтонов или их гостей. До сих пор удача была на ее стороне — оставалось надеяться, что она и впредь не покинет ее.

Лиззи медленно поднялась на ноги, пытаясь привести в порядок свою одежду. На такую мелочь, как босые ноги, она и вовсе старалась не обращать внимания.

Из соседней комнаты до нее доносились странные звуки — какие-то стоны и вздохи, о значении которых ей даже не хотелось думать. Дверь туда была плотно закрыта, и Лиззи решила приберечь эту комнату на потом. Если Габриэль находился внутри, она не была уверена, что хотела бы найти его.

* * *

Габриэль проигрывал. Он в совершенстве владел искусством проигрыша: ему ничего не стоило разыграть свои карты таким образом, чтобы противник отнес победу за счет собственной удачливости и мастерства. Фрэнсис был достаточно тщеславен, чтобы попасться на удочку. Что касается Габриэля, то он просто выжидал подходящего момента. Свою ловушку он расставил с максимальным старанием и теперь хотел посмотреть, что из этого получится.

— Может, разнообразим наши ставки? — пробормотал Фрэнсис чуть раньше, чем ожидал от него Габриэль. — Ты же знаешь, с каким усердием мы пытались вовлечь тебя в наш круг. Стоит ли говорить, как огорчали нас твои отказы — особенно если учесть, какими знаниями ты мог бы поделиться с нами. В сегодняшней игре удача была не на твоей стороне, однако мы оба знаем, как быстро все может измениться. Так почему бы не рискнуть и не поставить на результат следующей партии? Если выиграю я, ты присоединишься к нам для празднования Белтайна.

— А если проиграешь? Не вижу, какую пользу я мог бы извлечь из собственного выигрыша.

Фрэнсис улыбнулся, обнажив острые белые зубки.

— Я знаю, ты тревожишься сейчас из-за своих близких. Было бы глупо отрицать это: подобно жрецам древности, ты считаешь себя ответственным за свою семью и свои владения. И ты сейчас переживаешь из-за того, что с ними может что-то случиться. Я мог бы гарантировать безопасность твоих близких.

— Вот как? — поинтересовался Габриэль с полным спокойствием. — Ты что, строил какие-то планы в отношении моей семьи?

— Нет, нет, что ты. Мы же не чудовища. Мы простые искатели истины, вроде тебя самого. И мы пытаемся жить по древним обычаям — в том их виде, как они существовали до христианства. Ты когда-нибудь обращал внимание на то, что христианам чуждо настоящее веселье? Такая мрачная религия.

— Нет, не обращал. — Габриэль перетасовал карты. Была его очередь сдавать, а слишком большое самодовольство Фрэнсиса мешало понять, какое преимущество это давало его противнику. Ему бы и в голову не пришло, что джентльмен вроде Габриэля способен мошенничать в карточной игре. При всем своем цинизме Фрэнсис бывал порой на редкость наивен.

Габриэль не остановился бы ни перед чем, чтобы защитить своих близких. Он мог солгать, убить, смошенничать в карты. Особенно в том случае, когда противником его был такой никчемный ублюдок, как Фрэнсис Чилтон.

Фрэнсис успел заслужить его презрение вовсе не тем, что предпочитал партнеров одного с собой пола Подобных вещей Габриэль успел насмотреться в монастыре, в котором провел пять долгих лет. И хотя сам он не участвовал в этих забавах, поклонники однополой любви не вызывали у него особой неприязни.

Просто Фрэнсис был злобным, опасным существом, которому нравилось мучить невинных и беззащитных. Вдобавок Габриэль чувствовал настоятельную потребность защищать тех, кто слабее. Особенно когда речь шла о его близких.

— Если ты не замышляешь ничего дурного в отношении моей семьи и моих людей, с какой стати мне соглашаться на эту ставку? Мне от нее будет маю толку. — Он продолжал тасовать карты с беспечной небрежностью.

— Ах, но тут ты ошибаешься. Вряд ли ты поверишь мне только потому, что я утверждаю, будто тебе нечего бояться. Как ни прискорбно, репутация моя не может считаться безупречной. Но если мы сыграем на безопасность твоей семьи, мне не останется ничего другого, кроме как покрыть свой карточный долг — как и подобает любому джентльмену.

Насчет этого у Габриэля были сильные сомнения. Впрочем, всегда оставалась слабая надежда, что Фрэнсис решит сдержать слово, и Габриэль не собирался пренебрегать подобным шансом. К тому же Фрэнсис тоже мог получить в итоге желаемое: чтобы обеспечить полную безопасность своим близким, Габриэлю не оставалось ничего другого, как только присоединиться к этим беспутным гулякам. И хотя при мысли об этом он чувствовал легкую тошноту, за свою жизнь он повидал и не такое — и ничего, уцелел.

— Идет, — сказал он наконец, быстро сдавая карты с небрежным изяществом. Фрэнсис ни за что бы не догадался, что его противнику прекрасно известно, какие карты оказались у него на руках.

Взглянув на свои карты — обманчиво внушительную подборку, — Фрэнсис, самодовольно ухмыльнулся.

— Будь осторожнее, друг мой: я намерен выиграть и эту партию.

— От намерений еще никому не становилось плохо, — пожал плечами Габриэль.

— Позволь заверить тебя, что сестре твоей ровным счетом ничего не угрожает — и неважно, присоединишься ты к нам или нет. — Было в его голосе нечто такое, что немедленно приковало внимание Габриэля.

— Рад слышать, — сказал он, пристально глядя на Чилтона.

— Другое дело мисс Пенсхерст. Как быть с ней? Она тебе не родственница, к тому же и не жительница деревни.

— Она племянница леди Элинор, — сказал Габриэль, умышленно делая неловкий ход.

— А значит, не родня тебе по крови. — Улыбка Фрэнсиса стала еще заметнее. — Ее мы должны разыграть отдельно.

Габриэль опустил карты на стол рубашками вверх.

— Терпеть не могу, когда меня используют, Фрэнсис. Мисс Пенсхерст должна получить те лее гарантии, что и остальные.

— Но почему, мальчик мой? Откуда такой интерес? Она всего лишь миловидна, а ее родословная, пусть и весьма почтенная, все-таки не сравнится с твоей. Вдобавок, насколько я мог понять, никому нет до нее особого дела. Так с чего бы такие переживания? Или ты решил забыть о своем воздержании в ее постели? Тут я тебя могу даже понять: рыжеволосые дамочки на редкость страстные особы, а в этой вдобавок чувствуется недюжинный темперамент.

— Я чувствую себя ответственным за нее, вот и все. — Габриэль с видимым безразличием снова взял карты и сделал еще один неудачный ход.

— Но ты же не беспокоишься из-за своей младшей сестры.

— Она в Лондоне. Вдобавок у нее есть отец, который в состоянии присмотреть за ней.

— Возможно. Но мне кажется, ты испытываешь склонность к маленькой мисс Пенсхерст. Мы могли бы обустроить все наилучшим образом. Пообщаешься с девушкой в темноте и без свидетелей — получишь свое, и дело с концом.

— Ты просто псих, Фрэнсис, — мягко заметил он.

— Однако искушение велико, не так ли? — улыбнулся тот в ответ. — Полагаю, я выиграл, — выложил он на стол карты.

Габриэль с безучастным выражением лица открыл свои.

— Боюсь, что нет, мальчик мой, — передразнил он своего противника. — Не выиграл и не выиграешь. Никогда.

Фрэнсис с недоверием уставился на карты, а затем, к удивлению Габриэля, громко расхохотался.

— Ты меня восхищаешь, Габриэль, — сказал он. — Готов признать, что ты выиграл эту партию, хотя ума не приложу, как тебе это удалось.

— Намекаешь на то, что я смошенничал?

— Что ты! Просто восхищаюсь твоей сообразительностью, которая ничуть не уступает моей собственной. Но скажи мне, пожалуйста, вот что: ты действительно питаешь к мисс Пенсхерст какие-то чувства? Ты хочешь ее?

Габриэль мысленно проклял его. Стоит ему признать свой интерес, и Фрэнсис получит долгожданное преимущество. Если же он начнет отрицать свои чувства, защитить Лиззи станет еще труднее.

— Ты не ответил на вопрос, Габриэль. Так ты хочешь мисс Пенсхерст или нет?

И Габриэль решился. Лиззи была не из тех, кто мог заинтересовать человека вроде Фрэнсиса Хилтона. Единственная ценность Элизабет для него состояла в том, что она имела большое значение для Габриэля. И если он хотел защитить девушку, важно было отрицать свою заинтересованность.

— Я что, похож на человека, который способен тратить время на это бесцветное ничтожество? Можешь поступать с мисс Пенсхерст, как тебе угодно. Мне нет до нее никакого дела.

— Рад слышать это, мой дорогой, — пробормотал Фрэнсис. — Вот только ей твои слова вряд ли пришлись по душе.

Фрэнсис смотрел ему за спину, в сторону распахнутой двери, и Габриэль замер в недобром предчувствии. Само собой, ее не могло быть здесь в самый разгар ночной вакханалии. И уж тем более не могла она слышать его пренебрежительный отзыв.

Но он знал — еще не повернув головы, знал, что она здесь. Раздался стук захлопнувшейся двери, и Фрэнсис довольно расхохотался.

Глава 18

Элизабет, не разбирая дороги, мчалась по коридору. Глаза ей застилали слезы обиды. Все комнаты в этом странном доме были плотно закрыты, и ей невероятно повезло, что за единственной распахнутой дверью она увидела Габриэля, спокойно игравшего в карты с Фрэнсисом Чилтоном.

Само собой, он и не подозревал о ее присутствии. Элизабет открыла было рот, чтобы заговорить, но странный взгляд, брошенный на нее Чилтоном, заставил ее умолкнуть. Этой пары секунд вполне хватило, чтобы услышать уничижительный отзыв Габриэля в свой адрес.

— Лиззи! — Голос позади нее напоминал разгневанное шипение, но она продолжала мчаться вперед, хотя и знала, насколько это бессмысленно — Габриэлю ничего не стоило догнать ее. Она не в состоянии была взглянуть ему в лицо — только не сейчас, когда все в ней кипело от обиды и унижения. Надеясь на передышку, она ухватилась за первую попавшуюся дверь и рванула ее.

— Лиззи, нет! — услышала она сзади его крик, но было уже поздно. Лиззи замерла на пороге темной душной комнаты, ошеломленно глядя перед собой.

В следующее мгновение Габриэль ухватил ее за талию и вытащил в коридор, быстро захлопнув за собой дверь. Впрочем, тем, кто находился внутри, не было, судя по всему, никакого дела, до вторжения посторонних.

— Что… — выдавила она дрожащим голосом, — что это такое?

Габриэль развернулся, не ослабляя хватки. В темном коридоре она не могла рассмотреть выражения его лица — стало быть, к счастью, не мог видеть ее лица и он. Иначе сразу разглядел бы терзавший ее стыд.

— Лучше тебе не знать, — мрачно заметил он. — И что, собственно, ты тут делаешь?

Но у Элизабет перед глазами по-прежнему стояла эта странная картина.

— Похоже на какое-то чудовище, — произнесла она, пытаясь хоть немного успокоиться. — Так много рук и ног, и… — внезапно до нее дошло, что еще она видела в это краткое мгновение. — О господи! Там что, были обнаженные люди?

— Да, — коротко ответил Габриэль. — И если ты не поторопишься сейчас уйти со мной, можешь тоже присоединиться к ним — хочешь ты того или нет.

Схватив Лиззи за руку, он решительно поволок ее по коридору. Однако Лиззи, не желавшая идти рука об руку с этим гнусным типом, постаралась вырваться. Бесполезно. Она принялась колотить его свободной рукой, но Габриэль с прежней неумолимостью тащил ее к выходу.

Дверь оказалась заперта изнутри — неудивительно, что ей не удалось войти через нее. Габриэль отодвинул тяжелый засов и вытолкнул ее на улицу. Это был самый удачный момент, чтобы сбежать, но тут Лиззи вспомнила, зачем она, собственно, сюда пришла.

Габриэль высился над ней немым укором, и даже в темноте она могла чувствовать его гнев. Но это было ничто по сравнению с тем, что испытывала она сама. В конце концов, не она играла в карты с выродком-аристократом, пока все прочие домочадцы развлекали себя непотребными утехами. А она в это время делала все возможное, чтобы спасти жизнь его сестре.

— Все дело в Джейн. — Лиззи даже не пыталась скрыть свое негодование. — Она исчезла.

— И ради этого ты притащилась сюда в разгар ночи? — фыркнул Габриэль. — Ты что, спятила?

— Тебе что, совсем нет дела до сёстры? Ее могли убить, похитить…

— А на конюшне ты смотрела? — спросил он с раздражающим спокойствием.

— С какой стати?

— ЛошадьДжейн вот-вот должна жеребиться. Наверняка она не оставит Пенелопу в такой момент без помощи, тем более что, кроме Питера, там никого нет. А он не допустит, чтобы с ней что-то случилось.

— Откуда мне было знать? И откуда, кстати, такая уверенность? — продолжала наседать на него Лиззи.

— Если бы с Джейн что-то случилось, любезный хозяин дома, без сомнения, сообщил бы мне об этом. А тебе надо было думать, прежде чем бросаться в ночь непонятно зачем.

— Прошу прощения, — заметила она ледяным тоном. — Чего еще можно ожидать от никчемной дурочки вроде меня? Ладно, я возвращаюсь домой, а ты иди развлекайся…

— Я не называл тебя никчемной дурочкой, — устало произнес Габриэль. — Я сказал — бесцветное ничтожество, и у меня были на то свои причины… но сейчас ты слишком раздражена, чтобы принять их во внимание. И я не собираюсь больше оставаться здесь. Идем.

Он вновь попытался взять ее за руку, но Лиззи с возмущением оттолкнула его. Впрочем, ей это мало помогло; уклонившись в сторону, Габриэль крепко ухватил ее за запястье и привлек к себе.

— Попытаешься еще раз ударить меня — пожалеешь, — процедил он. — Я намерен доставить тебя домой, убедиться в том, что с сестрой все в порядке, а затем вознаградить себя хотя бы несколькими часами ночного сна.

Лиззи хотелось пнуть его, но что толку в пинках босой ногой? Показать ему язык? Ну, это уж совсем по-детски.

— Скоро утро, — совершенно непоследовательно заявила она.

— Значит, я вознагражу себя парой часов дневного сна, — пожал плечами Габриэль. — Идем.

Лиззи не стала спорить: как бы ей ни хотелось ударить его, желание избавиться наконец от этого человека было сильнее. Идти пришлось едва ли не вприпрыжку, поскольку Габриэль размашисто зашагал в сторону сада, примыкавшего к задней части дома.

Он распахнул ворота, и они оказались в усыпанном костями дворике. Луна уже покинула небосклон, но небо на востоке озарилось лучами восходящего солнца, и в этом свете были хорошо видны три голодных мастифа.

Они тут же поднялись и с угрожающим рычанием направились в сторону Габриэля. Тот быстро оттолкнул Лиззи за спину, закрывая ее собой.

— Беги, — шепотом скомандовал он. — Я отвлеку их.

С нее было достаточно.

— Не будь идиотом! — фыркнула Лиззи, отстраняя его в сторону. Она выступила вперед как раз в тот момент, когда самый крупный пес приготовился прыгнуть.

— Неужели ты думал, что я про тебя забыла? — проворковала она, протянув к нему руку. — Я тут принесла тебе кое-что вкусненькое.

Мастиф обнюхал кусок мясного пирога, лежавший в ее руке, и деликатно ухватил его зубами.

— Про вас я тоже не забыла, — обратилась Лиззи к двум другим псам, опустошая карман своей юбки. Ей было все равно, что та заляпана жиром, — зато три голодных зверя могли наконец-то поесть.

Лиззи перехватила взгляд Габриэля, который с изумлением наблюдал за тем, как она поглаживает огромные головы мастифов. Обернувшись, она удостоила его холодным взглядом:

— Ну что, ты идешь? Собаки доверяют мне, но животные чувствуют разницу между людьми достойными и недостойными, и я не уверена, что мне хватит сил защитить тебя.

Он вновь попытался взять ее за руку, но самый большой из псов поднял голову и предостерегающе зарычал. Габриэль не стал искушать судьбу и молча пошел за Лиззи к выходу.

Так, в молчании, они миновали сад и вышли через ворота в поле. Только тут Габриэль обрел дар речи:

— Как тебе это удалось?

— Животные мне доверяют.

Он с недоверием хмыкнул, однако Лиззи проигнорировала его и решительно зашагала вниз по склону, втайне надеясь, что он наконец отстанет. Становилось все светлее: розовый небосвод уже превратился в нежно-бежевый. В зарослях кустарника запели первые птицы. Меньше чем через час совсем рассветет.

— Где, черт побери, твои туфли? — единственное, о чем он спросил ее спустя несколько минут.

Лиззи остановилась так внезапно, что Габриэль с ходу налетел на нее, едва не сбив с ног. Однако Лиззи была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на его приглушенные проклятия.

— Я оставила их неподалеку от особняка! — воскликнула она. — Мне нужно вернуться назад.

Она метнулась было назад, готовая отправиться на поиски туфель, но Габриэль успел перехватить ее.

— Не вздумай возвращаться, — заявил он. — Счастье еще, что тебя там никто не видел.

— А как же лорд Чилтон? — возразила она.

— А вот он, кстати, самый опасный из всех. Если ты вернешься за туфлями, не факт, что тебе разрешат уйти оттуда.

— Это моя единственная пара обуви! Не могу же я бросить, их.

— Раньше надо было об этом думать. С какой стати ты их вообще сняла? Что, снова захотелось потанцевать при лунном свете?

— Без обуви я могла бежать быстрее, — мрачно объяснила она.

— Не переживай, найдем тебе другие. В Хернвуд-мейноре полно всякой обуви. Леди Элинор и Эдвина обожают делать покупки.

— Ты не понимаешь… — начала было Лиззи, но Габриэль резко встряхнул ее, вынудив замолчать.

— Нет, это ты не понимаешь. Тебе что, неясно, какую сцену ты там наблюдала? И это еще весьма безобидное для Чилтонов развлечение.

— С чего вдруг такая забота? Я же просто…

— Бесцветное ничтожество, — подсказал он.

— Благодарю.

— Всегда пожалуйста.

Лиззи смотрела на Габриэля испепеляющим взором, однако понимала, что вырваться от него сейчас нет никакой возможности. Заря разгоралась все ярче. Свежий весенний ветерок подхватил прядь ее волос и швырнул ей на лицо. Габриэль как завороженный смотрел на этот рыжевато-золотистый локон.

— Ты моя погибель, Лиззи, — заметил он со вздохом.

— Рада это слышать. — Рванувшись прочь, она направилась к Хернвуд-мейнору, все еще надеясь в душе, что Габриэль оставит ее в покое.

Само собой, этого не произошло, что, впрочем, тоже было неплохо. Сколько бы Габриэль пи настаивал на том, что Джейн находится на конюшне в полной безопасности, Лиззи не разделяла его уверенности. С одной стороны, ей страшно хотелось найти Джейн живой и здоровой, с другой, она отдала бы все на свете, чтобы доказать Габриэлю, что он не прав.

Они добрались до опушки Хернвудского леса, когда он вновь заговорил. Только сейчас Лиззи поняла, что все это время он шел за ней по пятам: двигался Габриэль бесшумно, так что легко было подумать, будто он остался далеко позади. Она лишь ускорила шаг, но он схватил ее за руку и развернул к себе лицом.

— Мне уже смертельно надоело, что ты хватаешь меня за руки, — мрачно сказала она.

Солнце уже показалось над верхушками деревьев, и Лиззи отчетливо видела лицо Габриэля. Только сейчас она разглядела, что для этого вечера он постарался принарядиться: на нем был костюм черного шелка, а волосы он небрежно зачесал назад. Он даже не забыл про перстень: было странно видеть крупный изумруд на его сильной загорелой руке. Подбородок его уже покрылся щетиной, глаза смотрели мрачно и недовольно. Этот Габриэль не был похож на Темного Рыцаря, владыку лесов, — куда больше он напоминал властелина ее сердца. Лиззи трудно было устоять против этих чар, но стоило ей вспомнить его уничижительные слова, как в душе ее вновь вскипело негодование.

— Как ты меня нашла? — повторил он свой вопрос. — Только не говори, что сама догадалась, — я тебе все равно не поверю.

— Вряд ли ты поверишь, даже если я открою тебе правду, — пожала она плечами. — Так вот, мне сказали.

— И кто же, позволь узнать? Или предоставишь мне догадываться самому? — Сказано это было капризным тоном ребенка, которому не дали поспать… что, в принципе, было недалеко от истины.

— Призраки, — ответила она наконец. — Кто еще это мог быть?

— Это невозможно. — Во взгляде его читалась растерянность.

— Хочешь сказать, что не веришь в призраков? Если не ошибаюсь, именно ты пугал меня ими.

Габриэль по-прежнему держал ее за руку. Лиззи сказала себе, что должна освободиться, но не пошевельнулась, чтобы сделать это. По правде говоря, ей нравилось ощущать его прикосновение. С одной стороны, это злило ее, но с другой — было волнующе приятным. До тех пор, пока он сжимал ее ладонь, их связывало нечто большее, чем простое прикосновение, — это одновременно раздражало и искушало.

Габриэль вглядывался в ее лицо, как если бы пытаясь прочесть там правду.

— Ты же говорила мне, что не веришь в призраков, — сказал он наконец.

Габриэль рассеянно поглаживал пальцем нежную кожу ее руки, и это неосознанное движение дарило ей массу волнующих ощущений. Неудивительно, что она так и не вырвала руку, — просто не могла.

— Брат Септимус и брат Павел убедили меня в том, что я не права, — заметила она ровным тоном.

Он растерянно покачал головой:

— Прежде они не показывались чужим. Как тебе удалось их увидеть?

— Да еще и поговорить с ними, — напомнила Лиззи. — Они укрылись в твоей башне. Может быть, если бы башню посещало с визитами больше людей, они появлялись бы чаще. Вполне возможно, они беседуют с тобой только потому, что не знают, куда еще девать время.

— Что ты искала в башне?

— Тебя, разумеется. Я думала, Джейн похитили. Я, кстати, до сих пор не уверена, что с ней все в порядке. И чем дольше мы тут с тобой препираемся, тем меньше у нас шансов найти ее невредимой.

Но Габриэль словно бы не слышал ее.

— Они с тобой говорили, — с недоверием повторил он.

— Очевидно, что твои призраки не считают меня бесцветным ничтожеством. — Вспомнив о недавней обиде, Лиззи решительно вырвала свою руку. — Я не собираюсь стоять здесь весь день. Если не веришь, отправляйся к своим призракам и спроси их сам Я иду искать Джейн.

Развернувшись, она зашагала в сторону дома, в полной уверенности в том, что Габриэль идет следом.

* * *

Джейн снилось, что Питер любит ее. Она часто видела этот сон, однако от этого он не становился менее приятным, и она изо всех сил цеплялась за него, стараясь как можно лучше отгородиться от внешнего мира. Питер был рядом — она слышала его глубокий, рокочущий голос. И ей хотелось только одного: остаться в этом уютном, безопасном месте, где Питер любил ее и где с ней не могло произойти ничего плохого.

Она слышала ровное биение его сердца, ощущала тепло его объятий. Голова ее поднималась и опускалась в такт его дыханию, и все вокруг купалось в золотистом сиянии. Джейн чувствовала, как Питер с нежностью поглаживает ее по голове, и внезапно до нее дошло, что это вовсе не сон. Она была на конюшне с Питером, и тот держал ее в своих объятиях.

Джейн медленно, с неохотой подняла голову. Питер улыбнулся ей такой скупой и такой невероятно чувственной улыбкой.

— Ты застала меня врасплох, — шепнул он. — Ты всегда спишь так крепко?

Голова ее по-прежнему была прижата к его груди.

— Да, — ответила она приглушенным голосом. — А еще я похрапываю.

— Не беда, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. Прежде чем Джейн успела что-то сказать, он кивнул в сторону стойла: — Не хочешь взглянуть на жеребенка?

По идее, она должна была сорваться с места, но Джейн вместо этого замерла.

— Малыш уже родился?

— Это девочка. Она уже встала и сосет мать.

— А как Пенелопа? — Джейн боялась взглянуть в ту сторону.

— Лучше не бывает. Я ведь обещал тебе, что все будет в порядке.

Только тут она повернулась. В предутреннем свете отчетливо были видны лошадь и жеребенок, мирно сосавший мать. Пенелопа подняла голову и взглянула на Джейн, словно спрашивая: из-за чего такой переполох? Затем она вновь принялась облизывать жеребенка, как и подобает любящей матери.

Питер разжал объятия, так что Джейн могла свободно подняться, однако она не спешила встать.

На улице светало, но ей было все равно. Она была слишком счастлива, чтобы думать о чем-то еще.

Джейн вновь прижалась к Питеру, опустила голову на его плечо и вздохнула с нескрываемым облегчением:

— Я так перепугалась.

— Я знаю. Но все уже хорошо. Осталось только подобрать имя малышке. — Он натянул ей на плечи свою куртку, почти заключив ее при этом в объятия. Почти.

— Об этом я еще не думала. Мне почему-то казалось, что Пенелопа умрет, и жеребенок вместе с ней, и я останусь совсем одна…

— Даже умри она тогда ты бы все равно не осталась одна Джейни, — медленно произнес Питер.

Джейн не решалась взглянуть ему в лицо. Сердце его билось совсем близко — и до странности быстро. Сильные руки Питера обнимали ее за плечи, и Джейн не желала от судьбы ничего иного.

— Почему? — выдохнула она еле слышно.

— Я буду рядом до тех пор, пока ты этого хочешь, — произнес он с твердой решимостью. — Я стану заботиться о твоих лошадях, присматривать за тобой и следить за тем, чтобы с тобой не случилось ничего плохого. Никому не позволю обидеть тебя или расстроить.

Джейн едва не разрыдалась у него на плече.

— Хочешь сказать, что будешь моим слугой, Питер?

— До тех пор, пока ты этого пожелаешь, — ответил он с еле уловимой печалью в глазах.

Он понятия не имел о том, как сильно она его желала и как отчаянно любила. А Джейн не хватало смелости сказать ему об этом. Что, если она оттолкнет Питера своим признанием? Этой потери ей не пережить.

Джейн с трудом выдавила из себя улыбку:

— Значит, это навсегда.

На мгновение она прочла в его взгляде что-то особенное. На короткое мгновение ей показалось, что она видит в глазах Питера то чувство, на которое всегда надеялась. Он склонился к ней — и Джейн поняла, что он собирается поцеловать ее. Наконец-то он собирается поцеловать ее! Весь мир исчез для нее в этот момент…

— Ну, что я тебе говорил? — раздался мрачный голос Габриэля. — Жива и здорова, сидит тут на конюшне. Знаешь, Джейн, ты напугала Лиззи до полусмерти.

Джейн откинулась назад, растерянно глядя на брата. Питер вскочил и попятился от нее, будто она была заразной.

Куртка спала с плеч Джейн, но сама она продолжала недвижно сидеть на соломе.

— Я в порядке, — отозвалась она нарочито бодрым голосом. — Я в полном порядке.

А затем, к величайшему изумлению брата, расплакалась навзрыд.

Глава 19

Фрэнсис осторожно пробирался между переплетенных тел спящих гостей. Ничто так не радовало его мелкую гнусную душонку, как вид такого распутства, — от подобного зрелища улыбка буквально расцветала у него на губах. Делайла была где-то там, под кучей тел. Оставалось только надеяться, что она не задохнется.

В разных спальнях можно было встретить самые разные группы людей, однако в одном Фрэнсис не сомневался: никто из обитателей Арундела не провел эту ночь, не погрязну в грехах. За исключением разве что Габриэля Дарема.

Чем чаще Фрэнсис видел его, тем сильнее становилось его влечение. Стремись он, как всякий другой, к комфортной жизни, наверняка сделал бы все возможное, чтобы избавиться от этого искушения. Но Фрэнсису нравилось потакать своим низменным желаниям. Он чувствовал, что будет не так-то просто заманить Габриэля в свои сети. Тот был слишком умен для этого и слишком наблюдателен. Что бы там Фрэнсис ни замышлял, он с легкостью разгадает его намерения. Никаких сомнений, что в лице Габриэля Дарема он нашел достойного противника. Сильного, привлекательного, почти такого же умного, как сам Фрэнсис.

Впрочем, у Габриэля была своя слабость, и это давало Фрэнсису определенную надежду. Само собой, речь шла не об этой неприглядной девице — его сестре. У Фрэнсиса когда-то тоже была сестра, причем куда более привлекательная, чем Джейн Дарем. Он даже испытывал к ней что-то похожее на привязанность. Нельзя сказать, однако, чтобы он терзался переживаниями, когда она умерла совсем еще молодой, во время родов. Будь его сестра жива, Фрэнсис без колебаний использовал бы ее в своих интересах — красивые женщины были превосходной разменной монетой.

Зато от долговязых невзрачных девиц не было никакого толку, и Фрэнсис не сомневался, что Габриэль с легкостью бросит Джейн на произвол судьбы, невзирая на его заверения в своих братских чувствах.

Нет, на Джейн Дарем особо рассчитывать не приходилось… чего не скажешь о маленькой мисс Пенсхерст.

Все-таки люди были на редкость странными созданиями. Фрэнсис никогда не мог понять человеческого сердца и был только рад, что сам, судя по всему, пришел в этот мир вообще без такового. Для него было сущей загадкой, каким образом такой мужчина, как Габриэль Дарем, с его физической красотой и незаурядными способностями, мог увлечься такой девицей, как Элизабет Пенсхерст. Да, у нее были совершенно роскошные волосы и своенравный норов, который она тщательно пыталась скрыть. Зато одевалась она ужасно — непростительный грех с точки зрения Фрэнсиса, да и выглядела настоящей деревенщиной. Как правило, ему не было дела до таких буколических созданий, однако этой нашлось место в его планах.

У Фрэнсиса не было никаких сомнений в том, что она — девственница. В ее движениях, как и во взгляде, было нечто такое, что однозначно говорило ему: эта девушка не посвящена пока в искусство Эроса. Для него это представляло определенное искушение. Редкая женщина могла вдохновить Фрэнсиса Чилтона, однако Элизабет Пенсхерст обладала, без сомнения, скрытым потенциалом. Было бы просто здорово, если бы Габриэль мог понаблюдать за ними в столь пикантный момент, но на это, судя по всему, рассчитывать не приходилось.

Впрочем, Элизабет интересовала его не только поэтому. Очевидно, что Габриэль желал ее, и очень сильно. Он мог смириться с реальностью, позволив им сжечь собственную сестру, но вряд ли бы он проигнорировал угрозу в адрес Элизабет Пенсхерст. Умело манипулируя, им бы удалось подчинить его своей воле.

На втором этаже было тихо — гости мирно спали, но Фрэнсис и не беспокоился о том, что кто-то ему помешает. Подойдя к нужной спальне, он без стука распахнул дверь. Он знал, что не увидит там ничего особенного, но это, впрочем, не имело для него особой разницы. В настоящее время именно он был полноправным хозяином Арундела — и господином для всех, кто находился внутри.

Фрэнсис подошел к изголовью кровати и взглянул на спящего. Тот был не один — рядом, свернувшись калачиком, лежала молоденькая девушка, которую они поймали у реки. По словам Делайлы, та была беременна и поэтому сбежала из дома. Что ж, дополнительный дар господину. В Арунделе жили еще две девицы из деревни, но Фрэнсис редко вспоминал об их существовании: женщины низшего класса — тем более сбежавшие из собственного дома — ценились здесь не очень высоко.

— Я бы хотел отвлечь тебя на минутку, — мягко заметил Фрэнсис.

Мужчина мгновенно пробудился и быстро сел.

— Зачем ты сюда явился? — мрачно поинтересовался он.

— Поговорить.

Сэр Ричард Дарем вытолкнул из постели сонную потаскушку.

— Убирайся! — рявкнул он.

Девица испуганно заспешила прочь, прижимая к груди свою одежду. Что ж, подумал Фрэнсис, у нее были все основания бояться.

— Что тебе нужно? — спросил сэр Дарем нежданного гостя.

— Я подумал, тебе будет интересно узнать о том, как прошла эта ночь. Твой сын прибыл, как мы и ожидали.

— Он мне не сын.

— По закону именно он твой наследник, — не преминул напомнить Фрэнсис. — Мы сыграли в карты, и я обнаружил, что он весьма неплохо владеет этим искусством. Увы, но мне пришлось дать слово, что я оставлю в покое его сестру.

Сэр Ричард затих. Это был рослый дородный мужчина — совсем не во вкусе Фрэнсиса, так что последний равнодушно отвел взгляд и уставился в окно.

— Это твоя забота, а не моя. Тебе нужна была девица благородного происхождения, и я предложил Джейн. Если ты вдруг решил отказаться от нее, это не значит, что я не выполнил своих обязательств, — с нажимом произнес сэр Ричард.

— Ах, мой дорогой друг, жизнь не так проста, как может показаться. Я обещал Габриэлю не трогать Джейн. Однако она не единственная высокородная девица в вашем доме, не так ли?

— Попробуй только тронуть Эдвину, и я перережу тебе глотку!

— Ты заранее позаботился о том, чтобы убрать ее от греха подальше, правда, Ричард? — расхохотался Фрэнсис. — Она ведь теперь в Лондоне, с матерью и братом. А кстати, что они думают по поводу твоей отлучки?

— Думают, что я в Корнуолле, — пробурчал сэр Ричард. — Я сделал кое-какие вложения в тамошние рудники и сказал дома, что хочу проинспектировать их.

— И они купились на это? Не очень-то умно с их стороны. Твои приемные дети куда сообразительней. Как думаешь, что это говорит о твоих кровных родственничках?

— Элинор небогата умом, — пожал плечами сэр Ричард.

— Не сомневаюсь. Итак, поскольку очаровательная Эдвина находится вне досягаемости, нам придется поискать в другом месте. Надеюсь, ты не забыл, что у тебя дома живет еще одна молоденькая девица?

— Та девчонка? Племянница Элинор или что-то в этом роде? Да она-то тебе зачем?

Фрэнсис испустил тяжкий вздох. Очевидно, что с сообразительностью в этом семействе было плохо не только у Элинор.

— Это то, что нам надо, — симпатичная девица хорошего происхождения.

— Так-то оно так, — с некоторой неохотой признал сэр Ричард.

— От нее будет тем больше пользы, что Габриэль, судя по всему, без ума от нее.

— В жизни не поверю, — хмыкнул сэр Ричард. — Этому ублюдку всегда было плевать на остальных.

— Что ж, у него был неплохой учитель, — пробормотал Фрэнсис. — И все же он испытывает несомненную слабость к мисс Пенсхерст, и мы можем использовать это чувство в собственных интересах. Не сомневаюсь, он будет так переживать из-за нее, что не заметит исчезновения своей сестры.

— Ты же вроде обещал не трогать Джейн.

— Ас чего ты решил, что я собираюсь сдержать свое обещание? — с насмешливым любопытством поинтересовался Фрэнсис. — Как только мы похитим ту девицу, будет проще простого заманить сюда и Джейн. Да уж, это будет веселое пламя!

— Ты что, хочешь убить обеих? — Было видно, что сэру Ричарду слегка не по себе.

— Чем значительней дар, тем серьезней последующее вознаграждение, — пожал плечами Фрэнсис. — Полагаю, ты не против?

— Нет, — произнес тот после мимолетного колебания. — Я не против.

Фрэнсис отреагировал на это довольной улыбкой.

— А тебе, кстати, пора собираться. Корнуолл в это время года на удивление прекрасен. А когда вернешься, в твоем хозяйстве станет меньше на одну дочь и одну незваную гостью.

— И одного сына, — добавил сэр Ричард. — Ты же обещал.

— Габриэль также сгинет в дыму и пламени, не оставив после себя ничего, кроме кучки золы, и обеспечив тем самым твое благосостояние. Милость богов снизойдет на тебя, Ричард. Разве я не обещал, тебе достойное вознаграждение?

Сэру Ричарду, по крайней мере, хватило ума усомниться.

— Обещать-то ты обещал, — пробормотал он. — Ладно, я уеду с рассветом.

— Уже светает. Отправляйся в путь.

— А как насчет девчонки? Она меня видела…

— Да уж, ей довелось увидеть изрядную часть тебя. Не тревожься. В клетке вполне хватит места и для беременной.

Тень, скользнувшая было по толстому лицу сэра Ричарда, почти сразу исчезла.

— Что ж, тогда я отправляюсь.

— Давай, — одобрительно кивнул Фрэнсис.

* * *

В доме у него царил хаос. Габриэль знал, что так оно и будет, однако не стал углубляться в лес, а направился прямиком домой. Ему требовалось кое-что обдумать, и он не желал тратить время на призраков, которые всегда были рады поболтать.

Он до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что монахи действительно явились Лиззи. И не просто явились, но беседовали с ней — подсказали, где его искать. Направили девушку в логово льва. Ему бы только выспаться, а уж там он выскажет им все, что думает о них по этому поводу.

Не то чтобы он и в самом деле собирался ругать призраков. За последние несколько месяцев ему не раз приходила в голову мысль: что, если привидения — всею лишь плод его воображения? Истории о них ходили в округе не одну сотню лет, но никто пока не мог похвастаться реальной встречей с ними.

Но если это иллюзия, то иллюзия, без сомнения, коллективная. С какой стати призраки позволили Лиззи увидеть их? Или, если уж на то пошло, как она умудрилась увидеть те же фантомы, что и Габриэль? И откуда она узнала их имена?

Габриэль слишком устал, чтобы тревожиться сейчас из-за таких пустяков. Одно он знал наверняка: ему страшно не хотелось возвращаться сейчас в башню, чтобы не столкнуться в очередной раз с братом Септимусом, привычно взирающим на него с неодобрительной миной. Пока же он был слишком измучен, чтобы ясно о чем-то подумать — даже о том, насколько неудачное время они с Лиззи выбрали для своего визита на конюшню.

По пути в Роузклифф-холл голова его немного прояснилась. В лесу царили покой и тишина: животные, напуганные участившимися убийствами, по-прежнему предпочитали прятаться в чаще. Чем больше размышлял Габриэль о Фрэнсисе Чилтоне с его искаженным восприятием друидизма, тем тревожнее ему становилось. Склонности и поступки Фрэнсиса плохо сочетались с древней религией: если это и было поклонением, то поклонением дьяволу. У кельтов не было кровожадного божества, которое требовало бы убийства беззащитных животных. Ни в этом, ни в ином мире Габриэлю не встречались существа, которые настаивали бы на подобных жертвах. Зато Фрэнсису, похоже, удалось обнаружить божество, которое питалось кровью, и он с невиданным энтузиазмом принялся исповедовать новообретенную религию.

Оставалось надеяться, что Габриэль смог обеспечить сестре некоторую безопасность. Все-таки Фрэнсис считал себя джентльменом. Ему не пристало отказываться от карточного долга, как не пристало мошенничать в карты. Счастье еще, что сам Габриэль не был связан подобными условностями. Он твердо верил в то, что есть вещи поважнее карточных долгов, и действовал в соответствии со своими убеждениями.

Чем ближе он подходил к Роузклиффу, тем отчетливее слышались визг пилы, стук молотка и громкие голоса рабочих. Все здесь шло своим чередом. Рабочие приветствовали его без фамильярности, однако с некоторой теплотой — для Габриэля это стало хорошим знаком. Несмотря на то что всем в округе было известно ею увлечение древней религией, никто еще не вменял ему в вину ни убийство животных, ни пропажу трех девушек. Никто, за исключением разве что Лиззи Пенсхерст.

Она готова была поверить в самое худшее, и Габриэль не спешил развеять эти предубеждения. Если Лиззи станет считать его кровожадным демоном и распутником, это вынудит ее держаться подальше от него. Ну а ему будет куда проще справиться с искушением.

Он и правда был распутником — особенно в отношении Элизабет Пенсхерст. Если уж на то пошло, он и сам не понимал, зачем ему, собственно, бороться с искушением. Да, у него были определенные принципы, не позволявшие соблазнять девиц благородного происхождения. Не говоря уже о том, что Лиззи окажется в серьезной опасности, если Чилтоны узнают, как его к ней влечет.

Но Фрэнсис уже обо всем догадался. Вдобавок влечение — это уже похоже на любовь, а Габриэль решительно не собирался влюбляться.

В огромном зале пахло опилками и свежей сосной. Разбитые стекла заменили на новые, и в дом сквозь них струился утренний свет. Мириады пылинок танцевали в лучах солнца, будто крохотные феи. «Феи, — с отвращением подумал Габриэль. — Сначала призраки, теперь феи. Что еще мне скоро примерещится?»

Это был огромный старый замок — куда более древний и величественный, чем аккуратный и бездушный Хернвуд-мейнор. Рабочие усердно трудились сейчас в восточном крыле, латая крышу, заменяя сгнившие балки и разбитые окна, однако в западной части дома было тихо. Миновав сеть бесконечных коридоров, Габриэль остановился у окна, из которого открывался вид на Хернвудский лес. Над деревьями высились шпили разрушенного аббатства, однако поместье Даремов скрывалось за стеной леса. Если постараться, можно вообще забыть о его существовании — забыть о прошлом и настоящем.

Будущее было в этом полуразвалившемся доме. Толкнув тяжелую дубовую дверь, Габриэль прошел в спальню. То была далеко не самая большая или величественная комната в доме, однако его это мало беспокоило. Окна ее выходили на лес, а некоторые деревья росли так близко к дому, что до них при желании можно было дотянуться рукой. Середину комнаты занимала огромная средневековая кровать, на которой вполне могло уместиться целое семейство, а в очаге запросто можно было поджарить тушу быка. Тем не менее комната выглядела весьма приветливо — в отличие от того унылого места, в котором он провел свое одинокое детство. Кто-то успел привести спальню в порядок: на постели красовался новый матрас и чистые покрывала. От паутины и вовсе не осталось следа. Габриэль распахнул окно, чтобы впустить в дом утреннюю свежесть. Вдоль стены пышно разрослись кусты роз, уже покрытые бутонами. Еще неделя, и из окна можно будет полюбоваться на распустившиеся розы.

Он оглянулся на кровать и мысленно выругался, прикрыв глаза. Сколько бы он ни отрицал, Лиззи всегда была с ним — ее образ неотступно преследовал Габриэля. Вот она, смеясь, склоняется над цветущими розами. Вот лежит на огромной кровати, такая маленькая и доверчивая.

Если не считать, конечно, того, что Лиззи не доверяла ему ни на секунду. И он ни разу не слышал, как она смеется.

Само собой, она умела смеяться. Габриэль знал: у нее должен быть красивый, заразительный смех, полный радости и счастья. Так она могла смеяться в лесу. Но только не в его присутствии.

Габриэль отошел от окна, оставив его открытым. Стоял конец апреля. Завтра по всей стране будут праздновать Майский день, Белтайн, с его кострами и обрядами в честь плодородия. К несчастью, он уже знал, как намерен отпраздновать его Фрэнсис Чилтон.

— Мне сказали, что ты здесь. — На пороге возник Питер. Лицо у него было на редкость непроницаемым.

— Я решил проверить, как обстоят дела с ремонтом. По-моему, справляется они весьма успешно. А как тебе? — небрежно заметил Габриэль.

— Дом уже вполне пригоден для проживания. Я и прислугу подобрал: как только ты будешь готов, они тут же приступят к своим обязанностям.

— Готов вести помещичью жизнь? — усмехнулся Габриэль. — С трудом себе это представляю.

— Это крыло уже полностью готово. Скоро отремонтируют и восточное. Все оказалось не так плохо, как мы предполагали.

— Рад слышать. Ну а теперь переходи к делу.

— В этом доме достаточно комнат для гостей. — Питер бросил на него многозначительный взгляд. — В частности, для твоей сестры.

— Моя сестра обременена лошадью, жеребенком и весьма беспокойной кузиной. С какой стати им сюда перебираться?

— За ними нужен присмотр, а я… у меня много других дел.

— Вот как? Хочешь сказать, тебе опротивело общество моей сестры?

— Я почти не уделял внимания ферме — еще немного, и она придет в полный упадок.

— Боишься пасть жертвой ее чар, старина? Да уж, Джейн — та еще искусительница. Но я думал, у тебя хватит мужества противостоять соблазну.

— Будь добр, заткнись! — выпалил Питер. — Тебе все шуточки, но я не собираюсь ломать жизнь твоей сестре!

— Даже если сама она только об этом и мечтает? Да, да, мы с тобой уже не раз спорили по этому поводу. Лично я сейчас сожалею только о том, какой неудачный момент мы с Лиззи выбрали для того, чтобы появиться на конюшне. На мой взгляд, дела у вас шли более чем удачно.

— Я не могу быть с ней, Габриэль, — устаю промолвил Питер. — Я люблю ее, но не могу быть с ней. Я знаю, тебе трудно представить, что это такое. В обществе есть свои нормы, и я не вправе просить Джейн, чтобы она их нарушила. Не могу обречь ее на презрение со стороны общества, и жить без нее тоже не моту. Тебе этого просто не понять.

— Вот как? — пробормотал Габриэль, глядя в открытое окно. — Боюсь, старина, ты знаешь меня не настолько хорошо, как тебе кажется. А это значит, что и Джейн ты тоже не знаешь. Моя сестра — романтическая натура, и она обожает тебя. Ей ничего не стоит променять весь мир на любовь.

— Нет.

— Что ж, — пожал плечами Габриэль, — тогда нам придется вдвоем противостоять соблазну. Но вряд ли мы облегчим себе дело, если перевезем их сюда. Почему бы нам не отправить в Хернвуд-мейнор часть той прислуги, которую ты мне подыскал? Они вполне могли бы наладить там комфортабельную жизнь.

— Я уже думала об этом. Вот только никто не согласится работать в Хернвуд-мейноре. Сэр Ричард давно со всеми на ножах, — ровным тоном заметил Питер. — Единственный способ защитить девушек — перевезти их сюда.

— Защитить от чего, позволь узнать? Не думаю, чтобы тут было намного безопаснее, чем в любом другом месте. Представь, что Джейн постоянно будет поблизости от тебя — и днем и ночью.

— Я это переживу. По крайней мере, я смогу присмотреть за ней.

— Боюсь, мы напрашиваемся на неприятности, друг мой, — покачал головой Габриэль.

— Я хочу, чтобы они были в безопасности, — упрямо повторил Питер.

Габриэль погрузился в размышления. Привести Джейн в дом — значит облегчить ей путь к постели Питера. А уж если она сумеет туда проскользнуть, то Питер, как человек порядочный, вынужден будет жениться на ней. На этом их проблемы и закончатся. Джейн с радостью поселится на ферме, будет растить детишек и лошадей… при условии, конечно, что Питер сможет договориться со своей совестью.

Другое дело Лиззи. Впрочем, Габриэль всегда отличался философским складом ума. Если повезет, она сразу решит вернуться в Дорсет, и тогда он благополучно забудет о ней. Забудет ли? Да без проблем.

— Ладно, пусть приезжают, — заметил он беспечным тоном и вновь повернулся к окну. Бросив взгляд на полуразрушенную башню, он со всей отчетливостью ощутил, что прежней уединенной жизни его приходит конец.

Глава 20

— Никуда я не поеду, — решительно заявила Лиззи. — Тем более в его логово. Пожалуй, лучше всего мне как можно скорее вернуться в Дорсет.

— Великолепная идея, — подхватил Габриэль, сохраняя скучающий вид. — Я все подготовлю к отъезду. Джейн, почему бы тебе не отправиться с Лиззи, а затем прокатиться до Лондона? Ты уже давным-давно не покидала Йоркшир, так что поездка пойдет тебе только на пользу.

— Нет, — покачала головой Джейн. — Я не уеду, и Лиззи тоже.

— Я могу отправить с вами Питера, — предложил Габриэль как бы между прочим, но и это не сработало. Обе женщины сидели в холодной гостиной Хернвуд-мейнора, взирая на Габриэля так, будто он был антихристом, и ни одна из них не желала поддаваться на его уговоры.

— Не сомневаюсь, что у Питера тоже найдутся свои возражения, — заметила Джейн. — Вряд ли он захочет покинуть ферму, да и Лондон ему нужен не больше, чем мне. А я не оставлю Пенелопу с жеребенком, так что и говорить тут не о чем.

— Пусть будет по-вашему. — Габриэль и не рассчитывал на особую удачу. — Тогда переправим твоих лошадей в Роузклифф. Конюшни там в хорошем состоянии, да и ферма находится рядом — вот Питер и будет за ними присматривать.

Было заметно, что Джейн дрогнула.

— И все же я не понимаю, почему бы нам не остаться здесь.

Габриэль не собирался рассказывать ей о том, насколько опасным становится соседство с Чилтонами. Видит бог, у Джейн и так хватало забот.

— Слишком уж уединенное место. Двум молодым женщинам нельзя оставаться здесь без защиты и без прислуги.

— Ты сам мог бы перебраться сюда, — предложила Джейн.

— Ну нет! — в унисон запротестовали Лиззи и Габриэль.

— Я настаиваю, чтобы вы перебрались в Роузклифф, пока Даремы не вернутся домой. Прошлая ночь наглядный пример того, что может произойти, пока вы тут одни. Лиззи в панике носилась по окрестностям, разыскивая тебя. Счастье еще, что она не влипла в очень серьезные неприятности.

Джейн бросила на Лиззи испытующий взгляд.

— Ты не сказала, что нарвалась на неприятности. Что случилось?

Щеки у Лиззи порозовели.

— Ничего страшного. В поисках твоего брата я отправилась к Чилтонам, нашла его там и привела назад.

— Отправилась в Арундел? В разгар ночи? Лиззи, да ты с ума сошла!

— Я тревожилась за тебя, — попыталась оправдаться та.

— В этом-то и состоит проблема. Вам не на кого тут рассчитывать, кроме как друг на друга, и это становится слишком опасным. Будет лучше, если ты, Джейн, переберешься в Роузклифф, а Лиззи отправится домой, в лоно любящей семьи.

Габриэль не смотрел на Лиззи. Он понятия не имел, как она воспримет ясно выраженное желание избавиться от нее, но решил испробовать все шансы. Только вчера он отозвался о ней как о бесцветном ничтожестве, и она с готовностью ему поверила. Пожалуй, стоит подстегнуть ее еще немножко.

— И все-таки с какой стати нам перебираться в твой полуразрушенный дом, в то время как сам ты живешь в лесу? — упрямо заявила Джейн. — Как это может улучшить наше положение?

— Я уже переехал туда из башни. И он вовсе не полуразрушенный, хотя ремонт ему не помешает. Но там и сейчас куда уютнее, чем в этом каменном склепе.

— Я никуда не поеду без Лиззи, — продолжала упорствовать Джейн.

Габриэль готов был рвать на себе волосы от досады, когда Джейн, обернувшись к кузине, произнесла умоляющим голосом:

— Прошу тебя, поедем со мной. Я просто не выживу там в одиночестве.

То были волшебные слова. Упрямо поджатые губки Лиззи неожиданно смягчились, да и зеленые глаза уже не смотрели так сурово.

— Но, Джейн…

— Ты так нужна мне, — повторила Джейн, и Габриэль испытал чувство гордости за свою сестру. Оказывается, Джейн прекрасно умеет добиваться своего!

— Хорошо, но только на пару дней, — сдалась наконец Лиззи. — Пока мы не подготовим все для моего отъезда в Дорсет. Почтовая карета прибудет завтра…

— Завтра Майский день. Вся округа будет праздновать, и я не думаю, что кучер станет исключением, — сказал Габриэль. — Я отправлю тебя домой в одном из своих экипажей.

— У тебя есть экипажи? — удивилась Лиззи.

— И лошади в придачу, — с раздражением добавил он. — А ты что думала?

— Я думала, ты Темный Рыцарь, — ровным тоном заметила Лиззи.

— Верно, — произнес Габриэль после секундного молчания. — Тем не менее у меня есть лошади и по крайней мере одна карета, способная доставить тебя в Дорсет.

Намек был слишком явным — серьезная ошибка с его стороны. Но он действительно хотел, чтобы Лиззи уехала как можно скорее. Подальше от опасности. Подальше от него самого.

И Лиззи это знала. Она тут же приторно улыбнулась ему.

— Думаю, я превосходно устроюсь в Роузклифф-холле. Не стоит спешить с моим отъездом в Дорсет.

— Благослови тебя Господь, Лиззи! — радостно воскликнула Джейн.

Черт бы тебя побрал, Лиззи, мысленно выругался Габриэль, сохраняя при этом скучающее выражение лица. Что ж, придется придумать что-то еще, чтобы избавиться от нее. Был канун мая, и он не мог придумать способ удержать ее подальше от леса, кроме как запереть в доме. А в лесу она станет легкой добычей Чилтонов, которые способны сотворить с ней невесть что. И она еще называет его дом логовом!

— Буду рад вашему обществу. — Габриэль постарался произнести это безо всякой иронии. Он поднялся и отвесил вежливый поклон, как если бы то была обычная светская вечеринка. Девушки тоже встали, и Габриэль с любопытством глянул на ноги Лиззи. Подол ее платья спускался до самого пола, и он так и не понял, удалось ли ей найти какую-нибудь обувь взамен собственной.

Ладно, об этом он расспросит ее позднее. А то и посмотрит лично. Если она не желает возвращаться в Дорсет по собственной воле, Габриэль знает один неплохой способ, с помощью которого ему наверняка удастся переубедить ее. Как только Джейн окажется под крышей его дома, мисс Пенсхерст не останется ничего другого, кроме как спешно вернуться к отцу… или же пасть жертвой соблазна, утратив репутацию порядочной девушки. Габриэль не сомневался, что этот вариант устроит ее меньше всего.

— Я отправлю к вам кого-нибудь с экипажем, — сказал он.

— Отправь Питера, — предложила Джейн.

— Думаю, Питер захочет присмотреть за лошадьми. Не волнуйся, Джейн, все будет хорошо.

Он и сам не знал, почему сказал это, но Джейн выглядела такой потерянной и несчастной. К тому же он старался не смотреть в сторону Лиззи, которая жгла ему спину негодующими взглядами.

Наградой ему стала ослепительная улыбка Джейн, и он в очередной раз подивился слепоте тех, кто называет его сестру невзрачной.

— Я надеюсь, Габриэль.

В ответ он легонько коснулся ее щеки и подумал: что бы сделала Лиззи, если бы он решился поцеловать и ее? Пожалуй, пнула бы его посильнее.

* * *

Лиззи вновь опустилась немаленький неудобный стул у самого очага. Поскольку они были не в состоянии поддерживать в нем огонь, казалось полной глупостью сидеть здесь. Но Лиззи была так занята другими мыслями, что не обращала внимания на подобные пустяки. Все это время она тщательно прятала от взора Габриэля свои ноги. Счастье еще, что он никак не прокомментировал отсутствие на ней туфель! Лиззи видела, как он бросал любопытные взоры в ее сторону, и старалась сидеть так, чтобы подол платья спускался до самого пола. Что и говорить, Габриэль был не самым достойным представителем рода человеческого. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы сбежала из этого Йоркшира как можно скорее.

Проблема заключалась в том, что и Габриэль, казалось, с радостью отправил бы ее куда подальше. Вот это Лиззи как раз и не устраивало. Габриэль хотел, чтобы она уехала, но Лиззи решительно не желала удовлетворять ею прихоти. Причем любые. Тем более что Джейн так настойчиво просила ее остаться.

— Считаешь меня глупой, да? — спросила Джейн, возвращаясь в комнату.

— С какой стати? — улыбнулась ей Лиззи.

— Стремлюсь к тому, что невозможно получить… Как сказал бы мой брат, впустую трачу эмоции.

— А что именно ты хочешь, Джейн?

Лиззи и сама знала ответ — не так уж трудно было догадаться, чего так страстно жаждет Джейн. Но ей хотелось, чтобы та прямо ответила на ее вопрос.

Губы Джейн изогнулись в печальной улыбке.

— Питер, — сказала она. — Мне нужен Питер.

Это было сказано с такой простотой и безысходностью, что у Лиззи защемило сердце. Тысячи возражений пришли ей на ум и тут же пропали.

— Вот и хорошо, — заявила она. — Значит, ты должна его заполучить.

* * *

Столь опрометчивого поступка Габриэль не совершал за всю свою жизнь. Об этом он думал несколько часов спустя, наглухо замуровавшись в своей библиотеке, — лишь плотно запертые двери ограждали его чувствительный слух от женских голосов, разносившихся по всему дому. Лиззи не просто вселилась в его полуразрушенное жилье. Она заполнила комнаты весенними цветами, распахнула все окна, вытряхнула пыльные занавески и собрала целую армию слуг, отправив их приводить в порядок древнюю кухню. Джейн какое-то время наблюдала за происходящим с немым изумлением, после чего быстренько сбежала на конюшню, к своим обожаемымлошадям. В итоге Габриэль оказался один на один с этой фурией, решившей испортить ему жизнь своим стремлением к чистоте и порядку.

Габриэль знал: она поступает так намеренно. Лиззи носилась по дому как ураган, занимаясь уборкой наравне со слугами, а Габриэлю не хватало мужества восстать против этого. Он знал, что толку от его возражений все равно не будет. Ясное дело, женщинам не хотелось жить в таком беспорядке, ну а у него не было ни малейшего желания самому заниматься обустройством своего жилища. Раз уж Лиззи так хочется поработать, пусть себе — он не станет вмешиваться. Однако он невольно ловил себя на том, что прислушивается к звуку ее шагов и звонкому голосу.

Неожиданно для Габриэля Лиззи сразу расположила к себе слуг. Вообще-то жители Йоркшира без восторга относились и к южанам, и к сильным духом, целеустремленным женщинам. Но одновременно в Лиззи чувствовались открытость и прямодушие, что не могло не понравиться обитателям глубинки. Это нравилось и Габриэлю, как бы он ни пытался бороться со своими чувствами.

Он прекрасно знал, зачем Лиззи понадобилась эта уборка. Ей очень хотелось приструнить его, вот она и носилась по дому, как древняя богиня войны, собирающая на бой свои войска. Ясное дело, что большинство мужчин в такой ситуации поспешило бы скрыться и переждать это бедствие.

Вот только Лиззи не понимала, что Габриэлю нравятся сильные женщины, как не понимала она и того, что попытка навести уют в его доме вряд ли могла остудить его влечение. Она вела себя так, будто и вправду была частью этого места, что заставляло Габриэля желать невозможного. Он знал, что создан для одинокой жизни в лесу, среди книг и призраков. Семейный уют — это не для него.

Покинут наконец свое убежище, он с трудом узнал собственное жилище. Преображение было настолько разительным, что Габриэлю стало не по себе.

Повсюду, создавая уютную атмосферу, мерцали свечи, а с кухни доносился аромат жареной индейки и пряностей. Дом был пропитан запахом воска и лимона, а в коридорах еще веяло уличной свежестью, хотя окна пришлось закрыть, когда пошел дождь. Оконные стекла радовали глаз безупречной чистотой. Отовсюду до Габриэля доносились голоса. Слышал он и голос Лиззи, которая от души чему-то смеялась. Смех ее был именно таким, каким представлял его Габриэль, — глубоким и заразительным. Его влекло к ней с такой силой, что он готов был проклинать себя последними словами.

Он не хотел больше видеть ее, не хотел говорить с ней. Он не желал больше искушений. Единственное, чего ему хотелось, — перестать думать о Лиззи, забыть о ней.

С тем же успехом он мог пожелать себе не дышать.

* * *

— Ну и ночка, — пробормотал Фрэнсис, вглядываясь в промозглую тьму. — Даже жалко отправлять тебя в такую погоду.

Делайла положила расческу и взглянула на мужа.

— Я не в восторге от того, что должна делать. Почему бы тебе не послать вместо меня Мерривезера?

— Ты же знаешь, что он еще не вернулся из Лондона. Нужно сделать все, чтобы завтрашний день прошел в соответствии с нашими планами. Ты же знаешь, я не из тех, кто оставляет все на волю судьбы.

— В доме полно народу. Так почему бы тебе не послать кого-нибудь еще?

Склонившись, он поцеловал ее изящную ручку.

— Это дело я могу доверить только тебе, дорогая. Ты вполне способна убедить двух девиц прокатиться с тобой до Арундела. Разве можно ожидать от тебя чего-то плохого? А вот кое-кто из наших друзей может попросту напугать бедняжек…

— Я бы лучше отправилась за Габриэлем, — надула губки Делайла.

— Стоит нам притащить сюда девиц, и Габриэль наш. Разве ты забыла, дорогая? Мы уже все решили.

В последнее время Делайла пристрастилась к опиуму. Эта привычка не успела еще наложить разрушительный отпечаток на ее очаровательное личико, но Фрэнсис знал, что рано или поздно это произойдет. И тогда ему точно придется принимать меры. Пока же, под воздействием наркотика, она становилась восхитительно покорной.

— Ладно, я поеду, — с недовольным видом заявила Делайла. — Но мне это решительно не нравится. Не понимаю, почему бы нам не подождать до завтра.

— Завтра Белтайн, моя радость. К тому же я не доверяю сэру Ричарду, так что придется подстраховаться. Ну же, любовь моя, поцелуй своего преданного супруга и сделай то, что он просит. Поверь, ты получишь достойное вознаграждение.

— Подарки? — В глазах Делайлы вспыхнул жадный огонек.

— Множество подарков, дорогая. Ты же знаешь, как я люблю баловать тебя.

— Да, Фрэнсис, — пробормотала она.

— Ну, так отправляйся и привези мне двух благовоспитанных невинных девиц.

— Да, Фрэнсис, — повторила Делайла и от души поцеловала его в губы.

Фрэнсис подождал, пока она скроется за дверью, после чего достал надушенный носовой платок и тщательно отер рот. На губах у него остался след от ее помады, но это вполне можно было пережить. Иное дело — ее внезапная, утомительная привязанность.

Впрочем, скоро этому придет конец. Известно — чем ценнее дар, тем больше вознаграждение. А что может быть лучше, чем принести в дар Беларусу свою обожаемую жену? Фрэнсис надеялся, что она успеет забеременеть до Белтайна, но этого не произошло. Что ж, сойдет и так. Делайла сама по себе представляла великолепный дар, и Фрэнсис даже испытывал по этому поводу легкое сожаление. Ему трудно было расставаться со своей собственностью, а Делайла, без сомнения, являлась одним из главных его сокровищ.

Но помимо нее будут и другие. Он найдет себе более покорную, плодовитую жену… а как только обретет наследника, избавится от нее за ненадобностью. Глупенькая, тщеславная Эдвина Ларем была превосходным кандидатом на роль его новой супруги, хотя Фрэнсис с большей охотой отправил бы и ее в плетеную клетку. С другой стороны, так он сможет держать в узде сэра Ричарда. Старик с готовностью выдал бы свою бесценную дочь даже за сатану, если бы тот мог похвастаться титулом графа.

Что в данном случае, с усмешкой подумал Фрэнсис, было не так уж далеко от истины.

Глава 21

Лиззи уже не сомневалась, что Габриэль покинул свой огромный обветшалый дом. Она обошла даже неотремонтированную его часть, пробираясь между строительным мусором и осторожно ступая по неровным полам. Несколько свечей, ярко пылавших в подсвечнике, освещали ей путь, но Габриэля нигде не было видно. По оконным стеклам стучали капли дождя, а внутри царили тепло и чистота — уют, к которому хозяин дома не имел ни малейшего отношения.

Джейн уже давно отправилась на покой — бессонная ночь сделала свое дело. Лиззи пообещала ей, что тоже скоро ляжет.

Но что-то задержало ее. Она вошла в библиотеку — единственную комнату, в которую не осмелилась заглянуть по ходу уборки. Здесь она уютно устроилась в большом кожаном кресле у камина, твердо решив дождаться Габриэля.

Она и сама не знала, что именно скажет ему, когда они останутся наконец наедине. Лиззи еще страдала от пренебрежительного отзыва в свой адрес, который подслушала прошлой ночью. А явное желание Габриэля поскорее отправить ее в Дорсет лишь разжигало ее обиду. Будь у нее хоть капля здравого смысла и гордости, она бы немедленно собрала вещи и покинула этот дом — даже если ей пришлось бы проделать весь путь пешком.

Но она не могла так поступить. Что-то удерживало ее здесь — сила, которая оставалась для нее загадкой. И речь тут шла не только о ее увлечении Габриэлем, хотя она уже и не пыталась скрыть от себя это чувство. Все было куда глубже и серьезнее, чем глупые девические грезы. Лиззи не могла избавиться от ощущения, что она как-то связана с этим местом — с лесами и деревьями, с землей и людьми. Она не могла бросить их, как не могла позволить Габриэлю просто взять и забыть о ней. Даже если это стало бы самым мудрым решением в ее жизни.

Лиззи сбросила сапоги для верховой езды — единственную свою обувь, и с удобством свернулась в кресле. Дров в доме было больше чем достаточно — на растопку шли остатки строительного мусора и старые балки, которые недавно заменили на новые. Так что во всех очагах ярко пылал огонь. Стоял канун мая, и холода уже миновали. Однако на улице лил дождь, и дом от этого тоже пропитался сыростью. Неудивительно, что Лиззи слегка продрогла.

Это был огромный, вытянутый, до нелепости непрактичный дом. Лиззи он напомнил сказочный замок, выросший в центре заколдованного леса. Любой здравомыслящий землевладелец давно бы вырубил эти деревья и разбил на их месте аккуратный ландшафтный парк.

Поступи так Габриэль, и она бы точно его прикончила.

Впрочем, ей и так хотелось его прикончить. Просто позор, что он столько лет пренебрегал этим домом. А ведь в нем нужно было жить, за ним нужно было ухаживать. Лиззи сомневалась, что самый трепетный уход смог бы внести капельку уюта под холодные своды Хернвуд-мейнора с его унылой, мрачной атмосферой. Вполне возможно, что Габриэль просто не представлял, каково это — жить среди тепла и любви. Впрочем, его это все равно не оправдывало.

Вдобавок Габриэль умудрился пропустить очень вкусный ужин, что раздражало Лиззи донельзя. Джейн продемонстрировала неведомые ей дотоле кулинарные таланты и собственноручно приготовила яблочный пирог, но ни Габриэль, ни Питер так и не появились за столом. Неудивительно, что Джейн выглядела бледной и расстроенной, и это тоже не улучшило настроения Лиззи.

Не исключено, что Габриэль сейчас прятался где-нибудь в одной из многочисленных комнат. Плевать. Рано или поздно он вернется в библиотеку, тут-то она его и подловит.

Более вероятно, что он прямиком последует к себе в спальню, но Лиззи понимала: поджидать его там — чистое безумие. Невзирая на уверения Джейн, она никак не могла поверить в то, что эта комната и вправду была его спальней. Это странное помещение поражало своей причудливой формой, полной всевозможных закоулков и замысловатых окон. В нем не было ничего величественного, если не считать массивной кровати, выглядевшей так, будто ей исполнилась уже не одна сотня лег. Комната сразу полюбилась Лиззи, и это, как ни странно, вызвало в ней очередной приступ раздражения против Габриэля.

За окном тихо шелестел дождь, нагоняя на нее приятную дремоту. Только сейчас Лиззи поняла, насколько устала, — ей почти не удалось поспать прошлой ночью, а потом она потратила почти весь день на то, чтобы навести порядок в необъятном особняке Габриэля Дарема Неудивительно, что к вечеру у нее почти не осталось сил.

Лиззи попыталась оживить в себе тот гнев, который поддерживал ее весь день, однако чувство это улетучилось без следа, убаюканное тихим шепотом дождя. Да, Габриэль теперь тут и не появится, сонно подумала она. Уж лучше отправиться в постель и пообщаться с ним утром.

Да, так она и сделает. Через пару секунд откроет глаза и пойдет к себе наверх. Еще только чуть-чуть…

* * *

— Я женюсь.

Габриэль с сомнением взглянул на Питера.

— Вот оно что? — Он перевел взгляд на свою кружку с сидром — пятую за вечер, затем вновь уставился на Питера. — И что сказала по этому поводу Джейн?

— Она еще не знает.

— Тебе не кажется, что хорошо бы спросить ее для начала? — поинтересовался Габриэль.

— С какой стати? Я женюсь не на ней.

— Прости, не понял, — кивнул Габриэль. — Я и не знал, что ты успел обзавестись пассией на стороне. И кто же эта счастливица?

— Пока не знаю. Может, одна из сестер Твикхем.

Габриэль расхохотался.

— Даже не буду вмешиваться — твоя мать и так не позволит тебе совершить подобную глупость.

— Я ее не боюсь, — заявил Питер с достоинством человека, выпившего слишком много сидра.

— Напрасно, — заметил Габриэль. — Элис всегда приводила меня в трепет.

— А вот Джейни ее не боится.

— Ты это к чему? Если не ошибаюсь, ты не собираешься жениться на Джейн.

— Я не могу оскорбить ее подобным предложением.

Габриэль вновь расхохотался.

— О том, что такое настоящее оскорбление, ты узнаешь, как только расскажешь ей о своих планах. Думаю, ты недооцениваешь мою сестру. Более того, я в этом уверен.

— Это не твое дело, — промолвил Питер.

— Счастье сестры? Разумеется, это мое дело. Ты же не думаешь, что я буду стоять в стороне и смотреть, как ты все портишь.

— И что, интересно, ты намерен предпринять? — воинственно спросил Питер.

— То, что сделал бы на моем месте любой здравомыслящий человек, — пожалуюсь на тебя твоей матери.

На мгновение Питер заколебался. Неужели они и вправду подерутся — впервые за столько лет? — мелькнуло в голове у Габриэля. Сегодня у нее будет несомненное преимущество, поскольку Питер выпил куда больше, чем он сам.

В этот момент Питер опустил голову на стол и громко захрапел. Габриэль выждал еще пару секунд, затем поднялся. Ему страшно не хотелось покидать эту уютную кухню, однако он и так задержался здесь допоздна. Время близилось к полуночи. Его сестра и Лиззи давно спят, и он сможет беспрепятственно вернуться к себе в кабинет, завершив этот вечер стаканчиком бренди и благочестивой молитвой с просьбой избавить его на следующее утро от докучливой гостьи.

Он без восторга относился к необходимости спать под одной крышей с Элизабет. Вдобавок у него было дурное предчувствие, что Лиззи выбрала в качестве спальни старую детскую — комнату, расположенную слишком близко к его собственной. Беда в том, что он уже видел ее однажды в одной ночной рубашке. Это тонкое одеяние не скрывало, а лишь делало еще более соблазнительными самые соблазнительные части ее тела. А тело у нее и правда было весьма привлекательным, Высокая грудь — пусть и не такая большая, как ему нравилось, но все же весьма заметная. Изящная талия, округлые бедра и длинные, не знающие устали ноги. Нынешним утром, когда небо уже начало светлеть, он долго любовался ее стремительной походкой, а потом часами вспоминал этот манящий образ.

Дождь успел немного утихнуть, когда Габриэль покинул ферму и зашагал к своему дому. Раньше эта ферма была частью поместья Роузклифф. Благодаря арендаторам она сохранилась в лучшем состоянии, чем особняк. Вернувшись в Хернвуд, Габриэль отдал ферму Питеру. Тот был рачительным хозяином, и, без сомнения, ферма будет процветать под его руководством. А позже он сможет передать ее своим детям. В такой дом не стыдно будет привести жену даже из знатного рода, хоть Питер и слышать не желал о такой возможности.

Впрочем, Габриэль отдал Питеру ферму безо всяких условий. Это было не более чем скромным вознаграждением за годы преданной дружбы. И он не станет настаивать на том, чтобы Питер женился на его сестре, хотя тот был отчаянно влюблен в нее.

Габриэлю следовало бы знать, что жизнь всегда подбрасывает какие-нибудь каверзы. Все, чего ему хотелось сейчас, — стаканчик бренди, полчаса за чтением хорошей книги и спокойный ночной сон. Но, войдя в библиотеку, он увидел Лиззи, мирно спящую в его большом кожаном кресле.

Он хотел было сразу развернуться и уйти, но что-то остановило его. Темная злая часть его души восстала в нем, готовая искушать и соблазнять. Лиззи была наивной дурочкой, если считала, что Габриэль ей не опасен.

Он медленно и бесшумно подошел к креслу. Лицо у Лиззи слегка порозовело ото сна, грудь мерно вздымалась и опадала с каждым вздохом.

Наклонившись, он положил руки на подлокотники кресла, загнав ее тем самым в ловушку. Ему ничего не стоило сделать так, чтобы она сбежала к себе в Дорсет. Достаточно было положить одну руку ей на грудь, другую — сунуть под юбку. Лиззи бы проснулась, отвесила ему пощечину и поспешила бы вернуться под отчий кров.

Но по какой-то причине Габриэль не желал так поступать. Лиззи выглядела такой доверчивой и умиротворенной, что ему не хотелось разрушать ее доверие — даже если это был наилучший способ защитить ее от себя и от грозящей опасности. Он сказал себе, что эта мирная картина весьма обманчива. Стоит Лиззи открыть глаза и напуститься на него с претензиями, как все его сомнения улетучатся прочь.

И все же несколько долгих мучительных секунд он просто наблюдал за ней, в тоске по несбыточному.

Странно, но жди обычно чувствуют, когда за ними наблюдают, — даже во сне. Лиззи медленно открыла глаза и взглянула на него без всякого удивления, как если бы ожидала увидеть.

— Что… — начала она, но Габриэль не дал ей закончить. Он резко прижал ее к себе и закрыл рот поцелуем.

В нем не было ни капли соблазняющей нежности, и Лиззи тут же попыталась вырваться, но сделать это было не так-то просто. Продолжая сжимать ее в объятиях, он целовал ее неспешно и настойчиво, с оскорбительной расчетливостью. Благо, что она не попыталась укусить его, иначе Габриэль, опьяненный ее запахом и вкусом, мог потерять остатки самообладания.

Это всего лишь небольшой урок, напомнил он себе, остро ощущая прикосновение ее груди — Лиззи продолжала биться в его объятиях, стараясь вырваться. Он лишь пытается пробудить в ней отвращение к себе, вынудить ее поскорее отправиться домой. Что делать, если он успел сильно возбудиться, — она всегда действовала на него подобным образом. И когда прикасалась к нему своим телом, и когда осыпала проклятиями.

Он наконец оторвался от ее губ, глядя на нее сверху вниз. В глазах у Лиззи стояли слезы бессилия, а рот был влажным и припухшим от его грубых поцелуев. Она не заслуживает такого обращения, подумал Габриэль. Ей нужны нежные, исполненные любви поцелуи… другого мужчины.

— Пожалуйста… — сказала она, еще не отдышавшись. — Не надо.

Он поцеловал ее вновь, прижав на этот раз к спинке кресла, пригвоздив ее всем телом. Лиззи попыталась пнуть его, но поскольку она была босиком, Габриэль не ощутил этого. Он прильнул к ней с жадной настойчивостью, и Лиззи задрожала — от отвращения, хотелось ему надеяться, хотя сам он уже с трудом сдерживал желание. Ничего, он переживет это. Главное — пробудить в ней ненависть.

Он положил руку ей на грудь. Ткань старенького платья была тонкой, и Габриэль решительно рванул ее вниз. Лиззи вновь забилась в его объятиях, но ему было уже все равно. Он жаждал прикоснуться к ее груди, покрыть все тело Лиззи горячими поцелуями, припасть ртом к потаенному местечку между ног, хотел овладеть ею всеми известными ему способами.

Из груди Лиззи вырвался приглушенный гортанный возглас, и Габриэль замер. Он вновь взглянул ей в лицо. Слезы ручьем текли по ее щекам, и он понял, что справился со своей задачей. Отныне она его ненавидела.

Оставалось лишь шагнуть назад, ухмыльнуться и произнести какое-нибудь оскорбительное замечание. Это станет достойным завершением вечера. Лиззи проникнется к нему отвращением, в спешке покинет этот дом и отправится к любящему отцу.

Лиззи как завороженная смотрела ему в глаза. А затем, к величайшему изумлению Габриэля, обвила руками его шею и поцеловала. С любовью и нежностью поцеловала своими истерзанными губами, от всего своего истерзанного сердца. Это был поцелуй, которого он не заслуживал.

Габриэль оттолкнул ее, как будто на губах у нее был яд.

— Возвращайся домой, Лиззи, — почти прошептал он. — Здесь для тебя все равно ничего нет.

— Ты здесь, — просто ответила она.

Он мог овладеть ею сейчас. Достаточно было протянуть руки, и она бы сама отдалась ему. Сама бы разделась и сделала все, что он захочет. Сделала бы из любви к нему. Мысль эта повергла Габриэля в ужас.

Где-то в глубинах своего темного прошлого он отыскал холодную снисходительную улыбку.

— Мне это без надобности, детка, — произнес он и поспешно покинул комнату, надеясь только, что силы не покинут его на полпути.

Он выскочил из дома прямо под дождь и устремился в лес. Габриэль бежал все быстрее и быстрее, как будто по пятам за ним мчались дикие псы из Арундела. Те самые псы, которых Лиззи укротила нежным прикосновением и добрым словом. Вокруг него высился лес, такой темный и такой гостеприимный. Запах дождя мешался с густым ароматом елей, рядом с которыми высились дубы, ясени и ольха. Это было единственное место, где он чувствовал себя как дома. Тепло и смех под крышей Роузклиффа были не более чем фантазией. В реальности за его стенами скрывались холодные, бездушные комнаты, в которых он провел всю свою жизнь. Нет, его место было в лесу, под дождем. В полном одиночестве, без тепла и любви.

К тому моменту, когда он успел добраться до башни, дождь лил как из ведра. Габриэль знал каждый поворот своей лестницы наизусть и взбежал наверх в полной тьме, ни разу не оступившись. Оказавшись внутри, он не стал запирать за собой дверь — призраков бы это не остановило, а других гостей он тут и не ждал. Он насквозь промок под проливным дождем и первым делом поспешил стянуть с себя рубашку. Габриэль прекрасно помнил о том, кто был с ним в башне в прошлый раз, когда он вот так же попал под ливень.

Ладно, теперь она ему не страшна — это ему-то, который никогда ничего не боялся! В очаге еще теплилась кучка углей, и он поспешил подбросить туда дров. Зажигать свечи Габриэль не стал, он мог ориентироваться в хорошо знакомой комнате и с завязанными глазами. Больше всего она напоминала келью безумного монаха, полную света, красок и тепла и заставленную роскошной мебелью. Кровать значительно уступала в размерах той чудовищной громадине, что стояла в Роузклифф-холле. Поверх нее были набросаны бархатные и меховые покрывала. Габриэль растянулся на кровати и рассеянно уставился в огонь. Вот здесь он и проведет остаток жизни, и никакая сила не сможет заставить его вернуться домой, в Роузклифф.

— Что ты тут делаешь? — Разумеется, это был брат Септимус, смотревший на него, как всегда, с явным неодобрением.

— Я тут вообще-то живу, — напомнил ему Габриэль.

Старый монах покачал головой.

— Уже нет. Возвращайся домой, мой мальчик. Там ты найдешь ответ.

— Мне не нужны ответы, мне нужен покой. Идите донимайте Лиззи, раз уж она вам так понравилась, — раздраженно заявил он и зажмурился, стараясь избавиться от докучливого видения.

— Она больше не увидит нас. Разве что ты сумеешь еще больше запутать ситуацию.

Он вновь открыл глаза.

— Убирайтесь, а то мне придется изгнать вас.

— Мы не демоны, Габриэль, — заметил с укоризной в голосе брат Павел. — Мы бы и сами рады уйти в иной мир, вот только не знаем, как это можно осуществить.

— Братья, проявите ко мне хоть каплю милосердия, — застонал Габриэль. — Я не спал уже несколько дней, в моем доме распоряжается эта чокнутая особа, а моя сестра, судя по всему, обречена умереть старой девой. Хотя и это ей, похоже, не удастся, если вспомнить, что замышляют Чилтоны. Оставьте меня в покое на несколько блаженных часов.

— Я не одобряю… — начал, было брат Септимус, но Габриэль, не дождавшись конца фразы, перекатился на живот и спрятал голову в подушках. Наступила полная тишина. Выждав несколько секунд, он осторожно огляделся. Никого, никаких призраков. Только дождь стучал по стенам башни, а это значило, что никаких гостей сегодня ждать уже не приходится.

С блаженным вздохом Габриэль вновь закрыл глаза и погрузился в сладкий эротический сон.

Глава 22

Лиззи, онемев от ярости, стояла посреди библиотеки. Губы ее горели. В груди жгло. А сердце пылало гневом, который едва не испепелил ее саму.

Откуда-то издалека донесся стук захлопнувшейся двери. Она знала, что это Габриэль — он устремился прямо под дождь, пытаясь сбежать от нее… и от себя тоже.

Будь она проклята, если позволит ему это.

Лиззи решительно переступила через сброшенные сапоги. Одеваться тоже не было смысла: дождь лил с такой силой, что любая одежда сразу промокла бы насквозь. Босая, в одном платье, устремилась она вдогонку за Габриэлем. На этот раз ею руководили не инстинкты, а чистая ярость.

Разумеется, он мог отправиться на все четыре стороны, но Лиззи не сомневалась, что найдет его в башне. Наверняка он сбежал в лес, в компанию призраков. Рассчитывает спрятаться там от нее и от самой жизни.

Ну уж нет!

Поскользнувшись на мокрых ступенях, она с размаху ударилась щекой об стену, однако даже не обратила на это внимания. Единственное, чего ей хотелось, — взлететь наверх башни и высказать Габриэлю Дарему все, что она о нем думает. Да как он посмел целовать ее в подобной манере? И как он посмел сбежать, когда Лиззи предложила ему свое сердце и душу? Ему здорово повезет, если он уцелеет после объяснения с ней.

Лиззи страшно хотелось с шумом распахнуть дверь, чтобы возвестить таким образом о своем приходе, однако дверь и так была полуоткрыта. Ей не оставалось ничего другого, как войти внутрь и захлопнуть дверь у себя за спиной. Но поскольку она была босой, особого шума произвести не удалось, да и дверь оказалась слишком тяжелой, чтобы хлопнуть ею должным образом.

Габриэль, обнаженный по пояс, лежал в постели и внимательно наблюдал за Лиззи. Она решительно подошла к кровати и встала, воинственно подбоченясь.

— Ты… ты королевский ублюдок! — выпалила она.

— Да, — ответил Габриэль, — так оно и есть.

На мгновение она растерялась:

— Прошу прощения?

— Мой отец был одним из многочисленных братьев короля. Кто именно, не знаю, да это и не имеет значения. Когда я появился на свет, меня, за хорошую плату, отдали на воспитание сэру Ричарду. Стоит ли удивляться, что я мало склонен к сердечным порывам и душевному обращению.

Лиззи быстро оправилась от удивления.

— Это тебя не извиняет, — бросила она в ответ. — Каким бы несчастным и нелюбимым ты себя ни чувствовал, это еще не дает тебе права делать несчастными и нелюбимыми других людей.

— Так вот что ты сейчас чувствуешь? — спросил Габриэль, усаживаясь в кровати. — Ты чувствуешь себя нелюбимой, Лиззи?

— Ты пытался меня изнасиловать.

— Не совсем так. Если бы я захотел тебя изнасиловать, вряд ли бы меня что-то остановило. Вдобавок, учитывая твою готовность, вряд ли бы все закончилось у нас изнасилованием.

Лиззи влепила ему звонкую пощечину. От ее удара Габриэль вновь откинулся на подушки, что, впрочем, так и не стерло улыбки с его лица. Руки у Лиззи тряслись от ярости, и она была только рада тому, что поблизости не оказалось ножа или другого острого предмета, — ей ничего не стоило заколоть его сейчас насмерть.

— Так что же это, по-твоему, было? — поинтересовалась она ледяным тоном. — Невинный флирт?

— По-моему, все очевидно, — устало произнес он. — Я просто пытался избавиться от тебя. Но ты на редкость недогадливая женщина.

Его слова подействовали на нее как увесистая пощечина. Лиззи отпрянула от кровати, и сзади, очень кстати, оказался стул. Она рухнула на него, не в силах справиться с эмоциями.

— О господи… — вымолвила она, когда смысл услышанного дошел до самого ее сердца.

Габриэль спустил ноги на пол, глядя на нее с некоторой тревогой.

— О господи что? — спросил он.

Унижение было таким сильным, что она не могла произнести ни слова. В комнате царил полумрак, и ей страшно хотелось раствориться сейчас в тенях, исчезнуть, подобно призраку.

— А где твои привидения? — спросила она внезапно.

— Наблюдают за нами, — ответил Габриэль. — Почему у тебя такой вид?

— Какой?

— Как будто ты проглотила паука.

Это заставило ее рассмеяться, хотя секундой ранее Элизабет думала о том, что никогда уже не сможет смеяться.

— Возможно, так оно и есть, — произнесла она охрипшим голосом.

Нужно было встать и уйти отсюда, пока она не успела окончательно уронить себя в его глазах. Она-то, дурочка, думала, что и правда дорога этому человеку, какое бы безразличие он на себя ни напускал.

Но ему было наплевать на нее. Он не испытывал к ней ничего — ни любви, ни желания. И даже поцеловал ее только для того, чтобы оттолкнуть от себя. И стоило ей поцеловать его в ответ, как он тут же сбежал.

— Мне нужно идти, — выдавила она и попыталась встать со стула, но ноги почему-то не слушались.

— Да что с тобой такое? — Габриэль выбрался из постели и сделал пару шагов в сторону Лиззи. Та дернулась при его приближении, и он в недоумении замер.

— Подожди секундочку, — прошептала она.

Габриэль, донельзя озадаченный, отступил назад, и Лиззи прикрыла глаза, пытаясь собраться с силами. Это еще не конец света, сказала она себе. Да, она выставила себя полной дурой. Но это не в первый раз и, уж конечно, не в последний. Старуха Пег предостерегала ее против Темного Рыцаря, и она тут же наплела себе кучу романтических фантазий. А ведь старуха всего лишь советовала ей не выставлять себя на посмешище.

Габриэль заговорил, и Лиззи тут же вскинула голову. Габриэль стоял сейчас на другом конце комнаты, обращаясь вроде бы в пустое пространство. Стоило ей, впрочем, слегка напрячь зрение, и она разглядела очертания двух фигур в белых монашеских одеяниях. Но Лиззи не хотелось углубляться вновь в эту историю, и она моргнула, прогоняя видения.

Габриэль обернулся, и от нее не укрылось странное выражение на его лице.

— Я провожу тебя домой.

Лиззи встала, исполненная неожиданной решимости.

— Я в порядке. Тебе больше не нужно беспокоиться…

Она была на полпути к двери, когда та с громким стуком захлопнулась. В следующее мгновение Лиззи услышала шум задвигаемого снаружи засова.

Габриэль все это время стоял на другом конце комнаты, однако на происходящее он отреагировал весьма живо — бросился к двери и навалился на нее всем телом, изрыгая самые немыслимые ругательства. Наконец он повернулся и мрачно глянул на Лиззи.

— Они нас тут заперли, — мрачно сказал он.

— Кто? Чилтоны и их дружки? Но я никого не слышала…

— Если бы Чилтоны. Хуже.

Лиззи хотела по привычке заявить, что не верит в призраков, однако вовремя вспомнила, что это не так.

— Зачем им это?

Габриэль отошел от двери, пнув ее напоследок.

— Им надоело торчать в этой башне.

— Могу их понять. Только зачем запирать нас здесь? Им что, нужна компания?

Габриэль подошел к камину, и Лиззи на мгновение отвлеклась, наблюдая за причудливой игрой света на его обнаженной груди. Впрочем, она тут же поспешила отвести взгляд.

Вместо этого она подошла к двери и попыталась открыть ее. Бесполезно.

— Даже не пытайся, — мрачно заметил Габриэль. — Они не выпустят нас, пока сами не сочтут нужным.

— Спроси их, зачем им это.

— Не могу, потому что они ушли. Сказали мне, что ты — ключ к разгадке, после чего исчезли.

Лиззи растерянно отбросила назад прядь мокрых волос.

— Еще немного времени в компании с тобой, и мне придется выпрыгнуть из окна — заметила она с обманчивым спокойствием.

— Ты не пролезешь.

Лиззи глянула на него с нескрываемым возмущением, хотя сказанное было сущей правдой. Окна в этой средневековой башне представляли собой узкие прорези в стене, в которые не смог бы пролезть даже ребенок.

— Ладно, — вздохнула она, — ты хотя бы знаешь, почему призраки заперли нас здесь? Они, случаем, не поделились с тобой этой ценной информацией, прежде чем исчезнуть без следа?

— Поделились.

— Тогда сделай то, что от тебя требуется, и дай нам возможность выбраться отсюда, — с раздражением сказала Лиззи.

Габриэль окинул ее задумчивым оценивающим взглядом, который она ощутила на себе, несмотря на разделяющее их пространство, а затем решительно двинулся в ее сторону.

Лиззи отпрянула к двери.

— Эти призраки — весьма романтичные создания. Они вбили себе в голову, что мы с тобой идеально подходим друг другу, вот и заперли нас здесь, чтобы мы тоже могли проникнуться этой мыслью.

— Ты спятил!

Габриэль пожал плечами, в свете камина они казались гладкими и золотистыми.

— Не я. Это они так думают.

— Так постарайся переубедить их. Скажи, что не прикоснешься ко мне, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь. Скажи, что приставал ко мне лишь ради того, чтобы поскорей от меня избавиться… а чего это ты смеешься?

Он стоял перед ней, обнаженный по пояс. Стоял практически вплотную, такой сильный, такой теплый. Казалось, он занимал все пространство вокруг, и ей некуда было отвести взгляд.

— Лиззи, Лиззи, — произнес он наконец, глядя на нее с веселым недоверием. — Неужто ты и правда так считаешь?

— Ты же сам сказал мне… — Она едва не вскрикнула, когда Габриэль протянул руку и осторожно убрал у нее с лица прядь волос. Внезапно он нахмурился.

— Ты ушиблась. — Он легонько коснулся ее щеки, на которой проступил внушительного вида синяк.

— Я упала.

Ей хотелось сбежать, но выхода не было: позади — запертая дверь, впереди — Габриэль, надежно преграждавший ей путь.

Прикосновения его были такими нежными, словно бы и не он вел себя так грубо пару часов назад.

— Не стоило тебе приходить сюда, — мягко заметил он.

— Ненавижу тебя!

— Неправда, — покачал он головой. — Как ты думаешь, почему я так настойчиво пытаюсь отправить тебя домой?

— Потому что я для тебя — досадная помеха.

Изящные губы его изогнулись в улыбке.

— Это тоже. Но прежде всего я хочу, чтобы ты вернулась домой живая и здоровая. Здесь слишком опасно. Фрэнсис Чилтон — настоящий безумец, вполне способный натворить бед. Я знаю, что Питер в состоянии присмотреть за Джейн, но тебя мне хотелось бы отправить подальше отсюда — чтобы уже не беспокоиться.

— Ты за меня не отвечаешь.

— Отвечаю. Нравится мне это или нет, но ты для меня много значишь.

Лиззи не желала этого слышать. Не хотела, чтобы руки его касались ее лица — особенно сейчас, когда колени у нее подгибались и ей смутно хотелось чего-то сладкого и греховного.

— Нет, — выдавила она, но Габриэль был неумолим.

— Но это не единственное, из-за чего я пытаюсь отправить тебя домой. Есть еще одна, куда более веская причина. Хочешь знать какая?

— Нет.

— Дело в том, что ты сумела забраться в мою душу. И теперь я могу влюбиться в тебя, а ведь я не верю в любовь. Ты внесла такую сумятицу в мой привычный мир, что я больше не знаю, во что можно верить и чего следует желать. И я уже ни о чем не могу думать, кроме тебя.

Лиззи застыла в немом оцепенении. Это было все, чего она могла пожелать. И в то же время это ничего не значило. Габриэль скользнул пальцем по ее губам, и ей страшно захотелось поцеловать его. У нее даже губы задрожали, таких усилий ей стоило сдержать себя.

— Ты промокла, — промолвил Габриэль и начал расстегивать пуговицы на вороте ее платья. — Давай-ка снимай с себя сырую одежду.

— Нет, — в очередной раз повторила она.

Он не обратил внимания на ее слова, а у Лиззи не хватило духу остановить его. Так она и стояла, не в силах даже пошевелить рукой.

— Я собираюсь заняться с тобой любовью, — сказал он спокойно и слегка отстраненно. — Ты ведь уже догадалась, правда? Боюсь, у меня нет другого выхода. Завтра уже Белтайн. Если ты утратишь девственность, им не будет от тебя толку. Хотя бы это я могу для тебя сделать, — продолжил Габриэль, стягивая платье у нее с плеч.

— Весьма благородно с твоей стороны, — прошептала Лиззи. — Только к чему такие жертвы?

Он поцеловал ее в ключицу, и Лиззи затрепетала. Габриэль скользил губами по ее шее, по полуобнаженной груди.

— Призраки не выпустят нас, пока я не сделаю этого, — шепнул он.

— Они собираются наблюдать за нами? — выдавила из себя Лиззи, в то время как Габриэль расшнуровывал ее корсет с неожиданной для мужчины ловкостью.

Она не столько увидела, сколько ощутила его усмешку.

— Братья слишком благочестивы для этого. Они оставят нас наедине.

— Я не хочу… — сказала Лиззи в тот момент, когда мокрое платье с шумом упало на пол к ее босым ногам.

— Хочешь, — возразил Габриэль, поднимая ее на руки и направляясь к кровати.

Здесь он бережно опустил ее на мягкие покрывала, на мех и бархат, и на мгновение она затихла, ожидая, что же будет дальше. В голове у нее проносились проповеди отца и предостережения старой Пег. Темный Рыцарь стоял рядом, не спуская с нее глаз. Должно быть, он пришел за ее душой, которую она с готовностью отдаст ему.

— Ну что, привязать тебя к кровати? — поинтересовался Габриэль.

— Тебе этого хочется?

— Не сейчас, — рассмеялся он. — Разве что позже.

— Позже?

Габриэль неспешно перевязывал свои длинные волосы кожаной лентой — как человек, вот-вот готовый приступить к ответственному делу. Так он, впрочем, ее и воспринимал, подумала Лиззи.

Вот он присел на кровать и потянул вверх подол ее рубашки. Лиззи тут же оттолкнула его руку и одернула сорочку.

— Я должна ее снять?

— Да, ты должна ее снять, — передразнил он.

Прикусив губу, она откинулась на спину и закрыла глаза. Ладно, она стерпит и это.

Лиззи задрожала, ощутив обнаженной кожей ночной воздух. А может, это был жар от его взгляда. Пожалуй, ей стоило бы открыть глаза, чтобы убедиться, но Лиззи не желала этого делать. Она собиралась лежать тихо и недвижно, позволив ему осуществить неизбежное, — поскольку другого выхода у них не было… и поскольку она сама того желала. Но это не значило, что она намерена активно участвовать в происходящем.

Габриэль подхватил ее безвольную руку и прижал к своему животу, к своей горячей гладкой коже. Он провел ее ладонью по своей груди, затем вновь по животу, а затем скользнул еще ниже — к затвердевшей плоти, что ощущалась под тонкой тканью брюк.

Лиззи в ужасе распахнула глаза и попыталась отдернуть руку, но Габриэль плотно прижимал ее ладонь, разглядывая пленницу с еле уловимой улыбкой на губах.

— Это удовольствие для двоих, Лиззи. И не думай, что сможешь отлежаться на спине, в полной безучастности к происходящему. — Он вновь провел ее рукой по этой выпуклой и твердой плоти, которая под ее ладонью стала еще больше и тверже. — Когда мы закончим, на твоем теле не останется ни единого местечка, которого бы я не коснулся. Как не останется такой части моего тела, которую бы ты не познала. Когда мы закончим… — Габриэль на мгновение замер, бросив на Лиззи задумчивый взгляд. — Впрочем, вряд ли мы когда-нибудь дойдем до конца.

Лиззи могла придумать только один способ остановить его, при том что ей совершенно не хотелось его останавливать. Она взглянула ему прямо в глаза.

— Я влюблена в тебя. — Она открыла ему то, в чем не решалась признаться даже себе. — Если ты сделаешь это, то уже никогда не сможешь избавиться от меня.

— Я знаю, — промолвил Габриэль. — Знаю.

Наклонившись, он поцеловал ее с такой нежностью, что ей захотелось плакать.

Губы его были прохладными и слегка влажными. Целуя Лиззи, он бережно сжимал ее лицо в своих ладонях. Пальцами он легонько поглаживал ее щеки, и поцелуй этот, казалось, длился вечно. Лиззи обвила руками его обнаженное тело и ответила на этот настойчивый поцелуй: язык ее сплетался с его языком в неутолимом желании.

Габриэль целовал ее уши, целовал локти — язык его превратился в инструмент сладкой муки. Когда он склонил голову к ее груди и начал легонько ее посасывать, тело Лизи пронзила дрожь удовольствия, влажного и горячего.

Прижав к груди голову Габриэля, Лиззи освободила его волосы от кожаной ленты, и те накрыли их шелковистой завесой. Она протестующе застонала, когда губы Габриэля оставили ее грудь, но он бережно и умело стал ласкать ее пальцами. Наслаждение оказалось неожиданно острым, и Лиззи невольно застонала.

Она услышала смешок, выражавший чисто мужскую удовлетворенность, и смутно подивилась тому, что могло его так порадовать. В следующее мгновение губы Габриэля оказались у нее между ног, и Лиззи уже не могла думать связно.

И неважно, что по здравом размышлении она могла бы назвать это удовольствие темным и греховным. Габриэль сжимал ее бедра обеими руками, умело работая губами и языком, и Лиззи, чей стыд и рассудок куда-то улетучились, погрузилась в бездны горячего желания.

На этот раз внутренний импульс был таким сильным, что она невольно начала двигаться, но Габриэль лишь крепче сжал ее бедра, продолжая пробовать ее на вкус, и в скором времени она уже не могла дышать. Тело ее, будто зажив собственной жизнью, судорожно изогнулось под его телом, И тогда он лег на нее, распластавшись на ней всем телом, — сила и жар против горячего, влажного вожделения. Раздвинув ее ноги, он прижал их к своим бедрам, и Лиззи почувствовала, как он входит в нее.

Она вскрикнула, но Габриэль тут же прильнул к ее губам, продолжая погружаться глубже и глубже. Он сдерживал себя, старался не спешить, но она уже раскрылась навстречу ему, так что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Наконец он остановился и замер.

Лиззи чувствовала, в каком напряжении находится его тело. Она взглянула ему в лицо и увидела, что красивые черты его искажены гримасой — Габриэль изо всех сил пытался контролировать себя. Внезапно страх ее исчез, осталось одно желание. Она хотела его, и хотела немедленно.

Лиззи еще крепче обвила его руками и прильнула к нему всем телом.

— Да… — прошептала она. — Прошу тебя.

Боль была острой, однако мимолетной. Мгновение, и он заполнил ее, резко прижав к кровати, и Лиззи вскрикнула от боли и облегчения.

Габриэль вновь стал целовать ее — в этих быстрых поцелуях мешались желание и утешение, и Лиззи, слегка помедлив, поцеловала его в ответ.

Так и не отпуская ее губ, он ритмично задвигался, проникая в самые глубины ее естества.

Лиззи словно растворилась в сладком удовольствии, когда тело его стало частью ее тела. Она покачивалась в медленном, размеренном ритме, в ней нарастало что-то неизведанное ранее, от чего ей хотелось кричать, плакать и царапаться.

Габриэль, ощутив ее нетерпение, задвигался быстрее. Для Лиззи это было уже чересчур. Ей хотелось молить его, просить, чтобы он остановился, но с языка у нее срывалось только: «Прошу… Габриэль… да…»

Он на мгновение замер перед тем, как еще глубже войти в нее.

— Пора… — Это было сказано таким напряженным голосом, что Лиззи невольно затрепетала. Еще один мощный толчок, и он излил в нее свое горячее семя.

В следующее мгновение он перекатился на спину, увлекая за собой Лиззи. Он все еще находился внутри ее, плотно прижимая к своему телу. Ну а у Лиззи не было ни сил, ни желания отстраниться от него. Она растянулась на нем и тут же заснула.

Спала она, впрочем, недолго. Габриэль разбудил ее, войдя на этот раз в нее сзади, и она попыталась заглушить стон освобождения, уткнувшись лицом в мягкий бархат. Затем он усадил ее на себя верхом, чтобы попутно целовать и ласкать ее грудь, и на этот раз уже Лиззи контролировала глубину его погружений. Он научил ее ласкать его ртом, и Лиззи это тоже понравилось. Он проделал все это, не произнеся ни слова, и наконец, насытившись друг другом, они погрузились в глубокий сои. Голова Лиззи покоилась у него на животе, а разметавшаяся копна волос окутывала обоих золотистым покрывалом.

Глава 23

Она лежала, уютно свернувшись, прямо на нем — полностью расслабленная и абсолютно обессиленная. Габриэль легонько поглаживал ее по спине, хотяпоследнее, что ему хотелось, — это разбудить ее. Лиззи и так почти не спала сегодня, а мало кто мог обходиться без сна так же долго, как он сам. Особенно если учесть, насколько насыщенной была для нее эта ночь.

Он снова чувствовал себя в полной готовности, что, надо сказать, здорово его удивляло. Он был похож на семнадцатилетнего юнца, все время пребывающего в состоянии возбуждения. И чем больше он получал, тем больше ему хотелось. Габриэлю приходилось сдерживать себя усилием воли: после такой ночи у Лиззи наверняка все болело. Но Габриэль не мог избавиться от страха, что эта ночь может стать для них последней.

Впрочем, на улице уже рассвело. В узкие окошки лился солнечный свет, пусть и не слишком яркий. Наверняка утро было в самом разгаре. Как там Джейн? Не успела ли она удариться в панику, не обнаружив дома ни Лиззи, ни Габриэля? Оставалось надеяться на Питера, который вполне мог сделать правильные выводы из очевидных фактов, догадаться, что эти двое вместе, и успокоить Джейн.

Дверь на лестницу была приоткрыта. Габриэль не знал, в какой момент она успела распахнуться, да это его и не волновало. Как только он решил, что должен овладеть Лиззи, ничто уже не могло остановить его. Кроме самой Лиззи.

«Да», — прошептала она ему на ухо. «Да», — касаясь поцелуем его губ. «Да», — лаская его своим ртом.

Габриэль подавил стон желания. Он не собирался сейчас возобновлять любовные ласки — пообещал себе, что на время оставит ее в покое. Однако эти неясные прикосновения, сладкая тяжесть ее тела, сам ритм ее дыхания доводили его до исступления.

Ему удалось выскользнуть из-под Лиззи, не разбудив ее при этом. Она была настолько измучена, что могла бы проспать, пожалуй, не один день, подумал Габриэль, выбираясь из постели и довольно потягиваясь.

Внезапно он осознал, что с лица у него не сходит по-идиотски блаженная улыбка. Габриэль постарался стереть ее, но она словно приклеилась к его физиономии. Смех, да и только. Ему даже захотелось ударить с размаху по стене, чтобы только убрать эту нелепую ухмылку.

Он взглянул на Лиззи, мирно спавшую в его постели. Огненно-рыжие волосы ее прикрывали нежное тело. Габриэль нахмурился, заметив синяк на ее лице, — должно быть, она здорово ушиблась, когда отправилась за ним в эту дождливую ночь. Неудивительно, что он чувствовал себя виноватым. Однако он не испытывал ни малейших угрызений совести относительно тех меток, которые оставил на ее теле по ходу этой бесконечной ночи. Да и Лиззи не стоило переживать из-за следов укуса на его плече, оставленного ею в порыве страсти.

Но хватит уже думать об этом. Пора отвлечься от мыслей о Лиззи. Габриэль подошел к окну. Дождь давно закончился, но небо было плотно затянуто облаками — унылое, неприглядное зрелище для первого майского дня. Оставалось надеяться, что в скором времени вновь пойдет дождь. Хороший ливень смог бы здорово подпортить планы Фрэнсиса Чилтона.

Впрочем, Габриэль не мог полагаться только на дождь. Надо было найти Питера и убедиться, что с Джейн все в порядке. Вчера его приятель нес какую-то чушь насчет женитьбы на одной из девиц Твикхем. Но нынешнее утро наверняка должно было принести ему с собой каплю здравого смысла — в дополнение к дикой головной боли.

Лиззи здесь ничего не угрожает. Да она и не проснется в ближайшие несколько часов. Так что ему хватит времени проверить, как там Джейн, а затем вернуться в башню. Габриэль пока не знал, что ему делать со зловещими планами Фрэнсиса Чилтона, но этим он сможет заняться позже. Все равно до наступления ночи здесь не будет никаких костров, и у него есть время, чтобы остановить Фрэнсиса. Если его надо остановить.

Спустившись с башни, Габриэль не обнаружил никаких следов своих призрачных знакомых. Откуда-то издалека донесся звонкий щебет птиц, и в душе его пробудилась надежда: давненько он не слышал здесь ничего подобного. Своими мерзкими затеями Фрэнсис умудрился распугать всю живность в лесу.

Но некоторые из них оказались достаточно смелыми, чтобы вернуться. Без сомнения, это было хорошим знаком.

* * *

Джейн, закутавшись в старенькую шаль, понуро брела по проселочной дороге. Вдалеке послышался шум экипажа, и она тут же подумала, не спрятаться ли ей в придорожных кустах, переждав, пока этот кто-то проедет мимо. Без сомнения, сегодня был самый мрачный день в ее жизни, и все, чего ей хотелось, — чтобы ее оставили в покое.

А ведь первое мая, воплощение радости и весны, должно было наполнить ее жизнь новым светом. Но именно сегодня этой жизни — или хотя бы надежде на счастье — пришел конец.

Джейн оглянулась, чтобы понять, успеет ли она еще спрятаться. Ей не удалось определить, чей это экипаж: он был большим и закрытым, без герба и других опознавательных знаков. Она понятия не имела, заметил ли ее кучер, да ей, в общем-то, было все равно. Не медля ни секунды, Джейн скользнула в лес, пробралась вдоль небольшой канавы и спряталась в рощице молодой поросли. Здесь было тихо и сумрачно. Здесь она могла плакать, не боясь, что ее кто-нибудь увидит.

А ведь начиналось все как обычно. Проснувшись с утра пораньше, она тут же побежала на конюшню, чтобы посмотреть на Пенелопу с жеребенком. Те выглядели здоровыми и довольными, и Джейн вдруг ощутила укол зависти при виде проявлений материнской любви. Ей так давно хотелось иметь детей, что острота прежних страданий уже притупилась. Но ей хотелось не просто материнского счастья — она надеялась, что отцом ее детей станет Питер.

— Не стоило вам приходить сюда, мисс, — произнес тот, возникнув словно бы из ниоткуда. Джейн обернулась к нему с сияющей улыбкой, которая, впрочем, тут же угасла Питер выглядел бледным и нездоровым. Да еще вдобавок и раздраженным.

— У тебя все в порядке? Ты не заболел?

— Все в порядке, мисс. Что вам за дело до таких, как я? — Его йоркширский акцент звучал сегодня на удивление отчетливо. — Я позабочусь о лошадях, а вы займитесь своими делами. Возвращайтесь-ка домой.

— Питер…

— Можете поздравить меня, — произнес он внезапно все тем же сердитым тоном. — Я женюсь.

В этот момент надеждам Джейн пришел конец.

— Женишься? — пролепетала она.

— Именно. Пора мне уже завести свою семью. Ферма требует присмотра, да и матушка не становится моложе. В общем, надо подумать о себе. И вот еще что: я уже не вернусь в Хернвуд-мейнор. Пусть ваш отец ищет себе нового конюха.

— Я… я не понимаю, — растерянно промолвила Джейн.

— Да что тут непонятного, мисс? Слуги часто уходят от своих хозяев. Они женятся и обзаводятся детьми. Все это не ваша забота. — Отвернувшись, он наклонился к ведру с кормом.

— Действительно, не моя, — произнесла она безжизненным тоном. — Что ж, Питер, желаю тебе всего хорошего. Когда же свадьба?

— Я дам вам знать, мисс. — Голос его звучал на удивление глухо. — Мы никого не зовем, кроме родных да жителей деревни. Никакой знати. Думаю, вы меня поймете. Ничего хорошего из такого смешения ожидать не приходится.

— Ты прав. — Джейн с трудом выдавливала из себя слова. — Не приходится.

Сохраняя внешнее спокойствие, она вышла во двор, освещенный серым утренним светом. Питер даже не сказал ей, на ком он женится. Не исключено, что он просто все выдумал по какой-то лишь ему ведомой причине. Неподалеку она увидела высокую крепкую женщину. Это была Элис, мать Питера.

Джейн взглянула на нее с надеждой, и лицо Элис неожиданно дрогнуло.

— Эх, милочка. — Обняв Джейн, она прижала ее голову к своей пышной груди.

И Джейн разрыдалась. Она плакала прямо посреди двора, под обращенными на нее взглядами слуг, а Элис поглаживала ее по голове и печально повторяла:

— Как бы мне хотелось, чтобы все было по-другому.

Джейн подняла голову с неожиданным достоинством и выдавила из себя улыбку.

— Мне бы тоже этого хотелось, Элис, — прошептала она, а затем повернулась и бросилась бежать. Ей хотелось скрыться от любопытных глаз и сочувствующих взглядов, и она бежала до тех пор, пока не оказалась на этой дороге, в этой чахлой рощице.

Экипаж остановился, и Джейн мысленно выругалась. Это словечко она узнала от Питера, еще когда они были совсем детьми и когда жизнь казалась такой простой. В то время Питер, Джейн и Габриэль были вместе против целого мира. Но теперь Питер был отдельно от Джейн, и мир победил.

Она услышала, как распахнулась дверца кареты, и замерла, надеясь слиться с окружающим лесом. Впрочем, ей следовало бы догадаться, что надежды эти тщетны, ведь все сегодня было против нее. Ну а в карете, разумеется, находился человек, с которым ей меньше всего хотелось встретиться.

— Мисс Дарем? — донесся до нее высокий, пронзительный голосок Делайлы Чилтон. — Джейн, дорогая, я знаю, что это ты. Отсюда тебя хорошо видно. Давай же, иди сюда.

Слиться с окружением, как же, с тоской подумала Джейн.

— Добрый день, леди Чилтон, — откликнулась она с неохотой. — Боюсь, я слишком занята сейчас. Я пообещала… повару брата, что найду для него кое-какие травы. Они растут только здесь, и я…

— Что за чушь, — фыркнула Делайла. — Джейн, ты же совершенно не разбираешься в травах. Вдобавок я искала тебя. Это очень важно.

Было в ее голосе что-то такое, что заставило Джейн насторожиться. Вскочив на ноги, она стала всматриваться сквозь листву.

— Случилось что-нибудь? — с тревогой спросила она. — Неужели Лиззи? Я не видела ее все утро…

— С ней все в порядке, — проворковала Делайла. — Просто она немного заблудилась и забрела в Арундел. Я убедила ее пообедать с нами и пообещала, что привезу тебя для компании.

— Лиззи заблудилась? На нее это не похоже, — сказала Джейн, выбираясь на дорогу. Делайла сразу заметила ее запачканную одежду и опухшее от слез лицо, однако одарила обманчиво-любезной улыбкой.

— Она тут впервые и не знает, где заканчиваются одни владения и начинаются другие. Идем же, дорогуша. Я думаю, ей немного не по себе в окружении стольких джентльменов. Твое присутствие будет как нельзя кстати.

Она махнула рукой в сторону большой черной кареты. Рядом с распахнутой дверцей стояли двое слуг леди Чилтон — высокие здоровенные мужланы, также одетые во все черное. Судя по их виду, им ничего не стоило запихнуть Джейн в карету, если бы она отказалась сделать это добровольно.

И Джейн решилась. Сделав шаг в сторону кареты, она стремительно развернулась и бросилась в лесок.

Ей и в голову не могло прийти, что такие здоровяки могут так быстро бегать. Не прошло и минуты, как ее уже поймали и потащили в экипаж. Лодыжки и запястья Джейн были связаны веревкой, а в рот ей предусмотрительно сунули какую-то пыльную тряпку. Джейн бросили прямо на пол, а следом в карету забралась леди Чилтон. Дверца закрылась, и женщины оказались в полутьме. На окошках кареты висели плотные занавески, и никто не спешил зажигать маленькие лампы.

— Не тревожься, Джейн, — промурлыкала своим нежным голоском Делайла. — Даже если твоей милой подружки еще нет в Арунделе, она там скоро появится. Сможете поболтать друг с другом, пока не прибудет твоя сестра. — Она наклонилась ближе, и Джейн обдало ароматом приторно-сладких духов. — Не нужно бояться, дорогая. Мы просто приглашаем тебя отметить с нами Майский день. Не сомневаюсь, что такому чистому, неискушенному созданию, как ты, это будет только в удовольствие.

Джейн пнула леди Чилтон по ногам, скрытым длинными шелковыми юбками. Та вскрикнула от боли, но тут же рассмеялась:

— Я припомню это тебе, дорогая. Можешь не сомневаться.

Казалось, что эта поездка никогда не закончится. Джейн с трудом дышала из-за плотного кляпа. Вдобавок Делайла все время пихала ее своими остроконечными туфельками, сопровождая это заливистым смехом. К тому моменту, когда карета наконец остановилась, Джейн пришла в полное отчаяние.

Ее вытащили из кареты, как мешок с картошкой, и один из слуг бесцеремонно взвалил ее на плечо. Затем ее отнесли в дом, где было полно мужчин, которые наблюдали за происходящим с нездоровым любопытством.

— Ну, наконец-то, — раздался жеманный голосок Фрэнсиса Чилтона. — Опусти ее на пол, Джозеф, и дай мне взглянуть на нее. Быть может, она не так уж и плоха.

Джейн поставили на ноги, однако лодыжки ее были связаны так плотно, что она тут же рухнула на пол. Она испуганно молчала, а присутствующие при виде этого разразились громким смехом.

— Что скажешь, Мерривезер? — поинтересовался Фрэнсис. — Не красотка, скажем прямо, зато девственница — уж в этом точно не может быть сомнений. А по знатности, ясное дело, не уступит сестре.

Незнакомый мужчина приблизился к Джейн и всмотрелся ей в лицо.

— Это что, другая дочка Дарема? — спросил он.

— Само собой, — с улыбкой ответил Фрэнсис. — Я же говорил, что нам нужны обе. Две высокородные девственницы лучше, чем одна. А если удача не изменит нам, то к вечеру их будет даже три.

— Не знаю, девственница она или нет. Да мне и плевать, — пожал плечами Мерривезер. — Но в ней нет ни капли породы.

— Что за чушь! — с возмущением фыркнул Фрэнсис. — Или ты имеешь в виду ту давнюю историю о происхождении Габриэля? Мне прекрасно известно, что эти двое не родные дети Даремов. Зато в их жилах течет королевская кровь, что для нас даже лучше.

— В жилах Габриэля — да. Но только не у нее. У них была общая мать. Я-то знаю, поскольку спал с ней в свое время. Горячая была штучка, даже когда ей перевалило за пятьдесят. И поболтать любила. Так вот, отец Габриэля был герцогом королевских кровей. А девчонку она зачала от конюха.

— От конюха? — с ужасом переспросил Фрэнсис.

Не будь Джейн связана по рукам и ногам, она бы бросилась на шею этому неприятному типу, который спал когда-то с ее матерью. Какое счастье, что происхождение не позволяло ей претендовать на высокое место в обществе! Как только ей удастся вырваться на свободу, она с размахом отпразднует свое падение.

— Пусть так, — пожал плечами Фрэнсис. — Сожжем незнатную девственницу. Вряд ли боги будут сильно возражать.

— А как насчет второй? — поинтересовался Мерривезер. — Может, позабавимся для начала? Я к тому, что все равно сгорит. И кто потом скажет, была она девственницей или нет?

— Не будь идиотом, — фыркнул Фрэнсис. — Если приносишь Беларусу дар, уж будь добр, позаботься о том, чтобы дар твой оказался достойным. Сколько раз тебе повторять, как все это делается?

— А тебе откуда знать, как это делается? — хмыкнул в ответ Мерривезер. — С чего вдруг ты возомнил себя таким экспертом.

— Я многому научился у Габриэля, — со слащавой улыбкой заметил тот.

— Понятно. — Мерривезер принял это как должное. — А он будет с нами на праздновании Белтайна?

— Разумеется, — чуть ли не промурлыкал Фрэнсис. — Можешь даже не сомневаться.

Джейн заперли в маленькой темной комнатке — в здании, расположенном возле собачьего питомника.

— Даже не думай сбежать, детка, — сказал один из мужчин, развязывая на ней веревки. — Иначе пойдешь на закуску нашим собачкам.

Джейн, не ответив ни слова, устроилась на узкой кровати. Ей нужно было выиграть время, чтобы обдумать свое положение.

— Сейчас тебе принесут поесть, — сказал тот, которого звали Мерривезером. — А еще у меня есть для тебя маленький сюрприз. Посетитель, который поможет тебе немного взбодриться.

— Брат будет искать меня, — с напускным спокойствием заметила Джейн.

— Твоему брату всегда было на всех плевать. Не слышала разве, что сказал Фрэнсис? Он всему научился у твоего брата. Да ладно, не раскисай. Я думаю, мы сможем устроить все так, чтобы тебе было не слишком больно.

— О чем это вы?

— О костре, ясное дело. О костре Белтайна. Мы — друиды, и мы приносим жертвы. Ты — одна из избранных.

Джейн не вскрикнула, не промолвила ни слова. Просто сидела и наблюдала за тем, как за ним закрывается дверь.

Время тянулось невыносимо медленно. Наконец щелкнул засов, и кто-то вошел внутрь. То была Моди Поссет, прижимавшая поднос к своему округлившемуся животу. Выглядела она в равной мере встревоженной и самодовольной.

— Моди! — с изумлением выдохнула Джейн. — Мы так беспокоились из-за тебя! Никто и понятия не имел, куда ты подевалась. Тебе нужно уйти отсюда. Ты должна помочь мне…

— И не подумаю, — заявила Моди, опуская поднос на краешек кровати. — Мне тут очень даже нравится. Обращаются с нами хорошо — со мной, Джози и Мэри. Тут все такие славные — кроме этого старого ублюдка, — у нее вырвался нервный смешок. — Но вы и так про него все знаете, ведь правда? Гнусный тип, вот он кто.

— О ком ты?

Но Моди не собиралась отвечать на ее вопросы.

— Ешьте, да побыстрее. Я не могу торчать тут целый день. Меня еще джентльмен ждет — настоящий джентльмен, а не так, с виду. Очень хорошо со мной обращается. Обещал дать мне денег за моего ребенка.

Джейн содрогнулась от ужаса.

— Моди, эти моди — воплощение зла!

Моди недовольно скривилась.

— Да что вы знаете о зле, мисс? Это вы-то, которая всю жизнь имела крышу над головой и сытный обед.

— Зло нетрудно распознать, — твердо ответила Джейн. — И оно тут повсюду.

— Это уж как вам будет угодно, — пожала плечами Моди. — Ладно, у меня еще полно дел. Позже я вернусь за подносом. И не забивайте себе голову всякими там мыслями. Сбежать отсюда не получится. Собаки не на привязи, и лично я не хотела бы оказаться с ними один на один. Злобные твари, да к тому же голодные. Им ничего не стоит разорвать вас на кусочки.

— Я и не собираюсь никуда бежать.

Это была ложь. Ее уже второй раз предупреждали насчет псов. Будь они и в самом деле такими свирепыми, никто бы не стал тратить время на предостережения — ей бы предоставили узнать все на личном опыте.

Моди захлопнула за собой дверь и заперла ее на засов. Джейн с отвращением глянула на поднос — ее тошнило даже при мысли о том, что надо будет что-то проглотить. И все же она взяла кусок черствого хлеба. Как-никак она не ела со вчерашнего вечера. Нужно набраться сил, если она действительно хочет сбежать отсюда.

В горле у нее все пересохло, и она с трудом проглотила пару кусочков. Прислонившись к спинке кровати, Джейн внимательно осмотрелась. Здесь было всего одно маленькое окно, расположенное высоко над полом. Рассчитывать на чью-либо помощь тоже не приходилось. Оставалось только надеяться, что Моди забудет запереть дверь, когда придет за подносом.

Мысль эта вспыхнула в ее голове и тут же погасла. Моди была глупышкой, но вовсе не дурой. Вряд ли она забудет о такой важной вещи, как засов. Лучше всего спрятаться за дверью и подождать, пока Моди вернется. Впрочем, если дело дойдет до борьбы, еще неизвестно, кто победит. Джейн была выше, зато Моди, всю жизнь проработавшая на ферме, отличалась силой и выносливостью. К тому же Джейн не знала, хватит ли ей духу ударить беременную женщину.

Надо было что-то придумать. За дверью послышались шаги, и она тут же вскочила с кровати. У нее не было никакого оружия, так что приходилось рассчитывать только на эффект неожиданности.

Джейн встала за дверью и приготовилась к нападению.

Приготовилась… и замерла на месте: в комнату царственно вплыла ее золотоволосая сестра Эдвина, разодетая так, будто здесь была не тюрьма, а светская вечеринка.

Глава 24

— Ничего не скажешь, здорово ты потрудилась, любовь моя, — с ехидством заметил Фрэнсис — Где же вторая девушка?

Делайла беспечно пожала плечами.

— Какая разница? В скором времени Габриэль пожалует сюда за сестрой, вот тогда мы и умыкнем вторую.

— Сомневаюсь, что он будет ее искать. Да и я в любом случае не намерен ждать. Пошли за рыжеволосой Мерривезера. Что ни говори, он великолепно справился со своей миссией, притащив сюда из Лондона дражайшую Эдвину. Сельская простушка и вовсе будет для него детской забавой.

— Попроси его сам, дорогой. — Делайла продолжала любоваться своим отражением в зеркале; широко открытые глаза ее казались слегка затуманенными. — Я уверена, он будет рад помочь тебе.

Фрэнсис окинул красавицу-жену задумчивым взглядом. Ему и правда будет не хватать ее. Ни разу еще не встречал он женщину такую же бездушную и бессердечную, как его Делайла. Она приводила его в восхищение полным отсутствием морали, однако всему рано или поздно приходит конец. А он был не из тех, кто тратит время на пустые сожаления.

Наклонившись, он неясно поцеловал ее в висок.

— Ты выглядишь сногсшибательно, детка, — шепнул он.

Ее изящный ротик изогнулся в довольной улыбке:

— Я знаю.

Ей будет не хватать его. Фрэнсис был превосходным мужем — богатым, красивым, лишенным даже намека на порядочность. Но он сам открыл ей эту простую истину: хочешь получить как можно больше от церемонии, пожертвуй самым дорогим. Разве можно счесть достойным даром беременную служанку, если рядом будет стоять красивый, обожающий тебя муж?

К тому же Делайла подустала от замужней жизни. Она была все еще молода и очаровательна, и ей смертельно надоело таскаться за Фрэнсисом но этой глухомани. Она уже представляла, как вернется в Лондон — прекрасная, скорбящая, сказочно богатая вдова. Ей всегда было к лицу черное.

Она и правда будет скорбеть по нему — вполне искренне. Но всему рано или поздно приходит конец, и ей пора открыть новую страницу своей жизни.

Фрэнсис бы ее понял. Да что там — он вполне способен был поступить так же!

Так что ей не в чем винить себя. Изрядная доля опиума в бокале с вином, легкий сон и быстрая смерть в пламени костра. А на следующий день она прочтет будущее по его останкам.

Делайла захихикала. Что ж, приезд в Йоркшир оказался не такой уж пустой тратой времени. Ее свобода стоила нескольких месяцев скуки.

* * *

Лиззи открыла глаза, не в силах справиться со смятением. Она лежала в постели Габриэля Дарема, совершенно нагая. На теле ее в буквальном смысле не было живого места — оно ныло, саднило и болело. Лиззи в ужасе вспоминала о том, что произошло этой ночью между нею и Габриэлем.

Время уже перевалило за полдень. Габриэль куда-то скрылся, не сказав ей ни слова. Она была совершенно одна в этой полуразрушенной башне. Разорванное платье ее валялось на другом конце комнаты, сорочка лежала возле кровати, а с лестницы тянуло прохладой. Интересно, не приснилась ли ей вчера запертая на засов дверь? И не приснилось ли ей все остальное?

Лиззи с трудом выбралась из постели и осмотрела свое тело. Нет, все произошло наяву. Габриэль и правда лишил ее девственности. Более того, он дал ей первый урок любви и оказался очень искусным учителем. Лиззи отдернула бархатное покрывало и уставилась на запятнанную кровью простыню.

Ее охватила дрожь, хотя б комнате было тепло. Лиззи подняла сорочку и поспешила натянуть на себя. Затем настала очередь платья. Она застегивала последние пуговицы, когда услышала на лестнице шаги. Лиззи едва сдержала подступившую панику. Как она посмотрит ему в лицо после того, что было? После тех слов, которые он ей нашептывал. Она почти что решила спрятаться, но остатки гордости не позволили ей это сделать. Выпрямившись, она замерла посреди комнаты в ожидании неизбежного.

Лиззи не смогла скрыть удивления, когда в дверях показался какой-то незнакомец. Это был дородный, хорошо одетый мужчина средних лет, с солидным брюшком и самодовольным выражением лица. Он, в отличие от Лиззи, ничуть не удивился, застав ее здесь.

— Вы, должно быть, ищете Габриэля? — спросила она с деланым спокойствием. — Думаю, он сейчас в Роузклифф-холле…

Мужчина не обратил на нее никакого внимания. Точнее, он проигнорировал ее жалкий лепет и в то же время смерил с ног до головы оценивающим взглядом. И тут взор его упал на смятую постель. На окровавленную простыню.

— Черт! — выругался незнакомец. — Я смотрю, он успел с тобой позабавиться.

Лиззи замерла, охваченная безотчетным страхом. Впрочем, бежать ей было некуда — незнакомец стоял прямо в дверях.

— Ладно, — вздохнул мужчина, — мы не станем сообщать Фрэнсису, что ты больше не девственница, так ведь?

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Лиззи попыталась скрыть охватившую ее панику. — Уходите, прошу вас.

— Я уйду, милочка, само собой. И тебе придется пойти со мной. Девушка или нет, но в клетку ты отправишься вместе с остальными. И кто там потом будет разбираться.

— В клетку?

Слишком поздно пришли ей на ум мрачные рассказы Габриэля. Она метнулась в сторону, но незнакомец успел перехватить ее своей мясистой рукой. Лиззи попыталась пнуть его, чем вызвала поток брани в свой адрес. Она уже открыла рот, чтобы закричать, но тут он замахнулся, и все вокруг потемнело.

* * *

— Куда подевалась Джейн?

Питер старательно игнорировал его, сосредоточившись на одной из лошадей.

— Понятия не имею, сэр, — пробормотал он тоном вышколенного слуги. — Я не видел мисс Джейн с раннего утра.

Габриэль подавил желание как следует ему врезать, хотя искушение было велико. Питер уступал ему в росте, однако исход стычки все равно оставался под вопросом. К тому же Габриэля волновали сейчас дела поважнее.

— Ты видел ее утром? В какое время? — требовательно спросил он.

— Понятия не имею, сэр.

— Еще раз назовешь меня так, и я не отвечаю за последствия, — грозно предупредил Габриэль.

— Содрогаюсь от ужаса, сэр. — Питер по-прежнему не смотрел на него. Он отвел лошадь в загон и запер дверцу.

— Да как ты не понимаешь! — взорвался Габриэль. — Джейн пропала. В доме ее нет, и никто не видел ее за все утро…

— Я ее видел, — повторил Питер безжизненным голосом. — Я сказал ей, что собираюсь жениться.

— Чокнутый ублюдок! Ты что, еще был пьян?

— В кои-то веки я последовал здравому смыслу. Понятия не имею, с чего вдруг Джейн решила, что у нас может быть общее будущее. Мы-то с тобой знаем, что это не так.

— Лично я не знаю ничего подобного.

— Стало быть, ты глупец, — горько заметил Питер.

— Уж лучше зови меня глупцом, чем сэром, — хмыкнул Габриэль. — Я не собираюсь вести с тобой этот бессмысленный спор. Нам нужно найти Джейн.

— Это без меня. С женщинами вечно так: прольют пару слезинок, а потом снова ведут себя как ни в чем не бывало. Вот и твоя сестра со временем поймет, что так оно лучше.

— Не знаю только, есть ли у нее это время! Сегодня Майский день — языческий Белтайн. И одному богу известно, как Чилтоны намерены ею отпраздновать. Я как раз собирался проверить, в безопасности ли Джейн, и тут выясняется, что она пропала!

— Они не посмеют ее тронуть. — В голосе Питера прозвучала угроза.

— Еще как посмеют. Фрэнсис Чилтон жаждет принести в жертву девственницу, а Джейн, если не ошибаюсь, единственная особа в округе, соответствующая его требованиям.

— Как насчет ее кузины?

Габриэль и глазом не новел.

— Я оставил ее в башне, там она в относительной безопасности. Ради бога, Питер, наплюй на свою чертову гордость и подумай о Джейн. Поверь, ей не поздоровится, если она попадет к ним в руки.

Питер замер.

— Джейн нет в доме?

— Никто не видел ее с раннего утра, когда она сбежала отсюда по проселочной дороге. Я надеялся, что она находится под твоей защитой…

— Я убью их!

— После того как Джейн благополучно вернется домой, — сказал Габриэль. — Ладно, я отправляюсь за Лиззи. Пусть лучше находится здесь, под присмотром.

— Что, если Джейн побежала к башне? У кого ей искать утешения, как не у собственного брата?

— Ты прав, — с облегчением вздохнул Габриэль. — Как только я сразу об этом не подумал! Наверняка она сидит сейчас с Лиззи, осыпая проклятиями весь мужской род. Идем!

— Я думаю, мне не стоит…

— Идем, Питер, или я скажу Джейн, что ты влюблен в нее как мальчишка.

— Ты спятил, — пробормотал тот.

Всю дорогу, пока они добирались к развалинам аббатства, он крыл на чем свет стоит Габриэля и его предков, его вкусы, образование, сексуальные привычки и многое, многое другое. Габриэль относился к этому с крайней степенью безразличия: главное сейчас — безопасность Джейн, а с остальным можно разобраться и после.

Внезапно, не доходя несколько ярдов до башни, Питер перестал брюзжать.

— Кто-то был здесь до нас.

— Слава богу, — с облегчением вздохнул Габриэль. — Надо было догадаться, что Джейн сразу направится сюда…

— Нет, — покачал головой Питер. — Я говорю об экипаже и лошадях. А еще похоже на то, будто кого-то волокли по земле.

Габриэль уже мчался по лестнице, перескакивая через три ступеньки. На пороге комнаты он замер, пытаясь справиться с холодной яростью. Внутри все было перевернуто вверх дном — очевидно, что Лиззи не сдалась без боя.

Он даже не обернулся, когда за плечом у него возник Питер.

— Ее увели силой, Питер. Думаю, Джейн тоже у них.

— Уничтожу мерзавцев, — сказал Питер с холодной решимостью. — Если они тронут хотя бы волосок на голове Джейни…

— Сначала нужно найти их, — напомнил Габриэль ледяным тоном. — Потом ты можешь убить их.

* * *

— Бог ты мой, Эдвина! — воскликнула Джейн, направляясь к сестре с распростертыми объятиями.

Та немедленно отпрянула, а на хорошеньком личике ее появилась брезгливая гримаска.

— Что ты здесь делаешь, Джейн? Да еще в этой ужасной комнате?

— Эдвина, мы в большой опасности. Надо выбраться отсюда как можно скорее. Скажи, тебя держат взаперти?

— Взаперти? Что за глупости! Любезный мистер Мерривезер привез меня сюда из Лондона, и он был просто обворожителен. Поначалу мне не очень хотелось ехать в Йоркшир, но теперь я ничуть не жалею, что согласилась. Здесь все обставлено по высшему классу, и я чудесно провожу время. Вот только я так и не поняла, что ты тут делаешь.

Джейн взглянула на свою глупенькую сестрицу с явным разочарованием. Уже не первый раз она убеждалась, что они и правда не родные — ни по крови, ни по духу. И все же она чувствовала себя ответственной за Эдвину.

— Эдвина, — сказала она медленно, — постарайся понять. Эти люди желают нам зла. Нам нужно бежать отсюда как можно скорее. Поскольку ты не взаперти, тебе это будет просто. Сама я собираюсь выбраться в окно. Я боялась, что не смогу пролезть, но надеюсь разбить створки. Вот только сначала мне хотелось бы убедиться, что ты тоже спаслась.

— Думаю, тебе стоит отказаться от своих планов, — сухо заметила Эдвина — Ты важная часть сегодняшнего празднества. Я бы на твоем месте не стала пренебрегать таким шансом. Не так уж часто джентльмены желают провести время в твоем обществе.

— Эдвина, маленькая глупышка! Они вовсе не хотят провести со мной время — они хотят убить меня! Эти люди собираются принести меня в жертву своим богам… вполне возможно, что и тебя тоже.

Эдвина рассмеялась, высокий голосок ее звенел колокольчиком.

— Ты совсем спятила, Джейн.

Подойдя к двери, она решительно застучала по ней кулачком. Та немедленно открылась, и взору Джейн предстал лорд Чилтон в роскошном атласном костюме.

— И как прошла встреча двух сестричек? — промурлыкал он.

— Джейн говорит, что вы собираетесь принести ее в жертву богам, — со смехом возвестила Эдвина. — Только представьте!

Улыбка Чилтона стала еще шире.

— Видишь, почему мы заперли ее здесь? Бедняжка совсем спятила, кричала что-то про кровавые жертвы и друидов. Волей-неволей пришлось держать ее под замком. Мы очень рады, что ты приехала. С тобой ей будет не так одиноко.

— Если бы я знала, что отец послал за мной ради этого, ни за что бы не приехала, — мрачно заметила Эдвина — И где он сам, кстати?

— Ему потребовалось уехать на пару дней. Но в гостиной уже накрыт стол. Почему бы тебе не выпить с нами чаю? А сестра твоя пусть отдохнет, это поможет ей прийти в себя.

На лице Эдвины просияла ослепительная улыбка:

— Это будет замечательно. Но вы должны приглядывать за Джейн. Она сказала мне, что собирается сбежать отсюда через окно, — она вполне на это способна Нам вовсе ни к чему, чтобы эта чокнутая носилась по окрестностям.

— Ясное дело, ни к чему, — одобрительно улыбнулся ей лорд Чилтон. — Иди вперед, моя дорогая, а я побеседую с твоей сестрой.

Эдвина, даже не оглянувшись, исчезла за дверью. Интересно, подумала Джейн, что будет, если она попытается наброситься на Чилтона? Выглядел он весьма хрупким и изнеженным. И все же он был мужчиной, а потому шансов на победу оставалось не так уж много.

Тут она увидела слуг, стоявших за дверью, и сразу отбросила мысли о сопротивлении — ей не хотелось вновь оказаться в их руках.

Фрэнсис подошел к кровати со слабой улыбкой на бледном лице.

— Ты и в самом деле собиралась так быстро покинуть нас, Джейн? Боюсь, мы не можем этого позволить. — Он окинул взглядом узкое окошко. — У нас уже нет времени ставить на окно решетки, а потому придется приковать тебя к кровати, так что сбежать не удастся.

— И в вашем распоряжении очень кстати оказались наручники?

Фрэнсис мечтательно улыбнулся.

— Ты даже не представляешь, сколько от них пользы. И забавы. — Наклонившись, он, к ужасу Джейн, от души поцеловал ее. — Не переживай. Возможно, я позволю Мерривезеру сломать тебе шею перед тем, как мы отправим тебя в клетку. Главное, чтобы он не успел забраться тебе под юбку. Нам нужна девственница, и я подумываю о том, чтобы использовать, кроме тебя, твою сестрицу. Она восхитительно глупа!

Джейн отерла рот, и на ладони у нее остался след от его помады.

— Вы не можете.

— Я могу делать все, что захочу, — снисходительно заметил он. — Джозеф, принеси наручники!

* * *

— Я убью их, — мрачно заявил Питер. — Разорву их чертовы глотки голыми руками!

— Боюсь, такому, как Фрэнсис, это даже понравится, — заметил Габриэль с обманчивым спокойствием. — Вдобавок нас только двое, а их там не меньше дюжины. И силой мы ничего не добьемся.

Время неумолимо близилось к сумеркам. Двое мужчин только что проникли в сад со стороны задних ворот. Замок здесь по-прежнему оставался сломанным — никто не потрудился починить его. Очевидно, все были заняты другими делами — оставалось лишь догадываться какими.

Джейн находилась где-то в доме, причем уже не первый час. Единственным утешением было то, что Фрэнсис твердо намеревался принести в жертву девственницу, так что изнасилование сестре Габриэля явно не грозило.

О Лиззи он старался даже не думать. При мысли о ней в груди его вскипала горячая ненависть к похитителям, и он уже не в силах был сосредоточиться на чем-то другом. Чтобы вызволить обеих женщин, требовалось проявить чудеса сообразительности, а мысли о Лиззи доводили его до исступления.

— Плетеную клетку перевезли в дубовую рощу, что возле аббатства, — произнес он ровным тоном. — До наступления темноты они там не соберутся, значит, у нас еще есть время, чтобы вызволить Джейн.

— С какой стати они решили устроить это возле аббатства?

— Священное место, — мрачно объяснил Габриэль. — Чилтон знает, что Хернвудское аббатство было построено на месте древнего храма друидов. Не исключено, что там стояли и другие, еще более древние святилища. Прямо посреди рощи находится поляна, представляющая собой идеальную окружность. В центре они выкопали что-то вроде ямы, набив ее дровами и сухостоем, а сверху водрузили плетеную клетку. Так что загореться она должна в одно мгновение.

— Ублюдки, — буркнул Питер.

— Нужно вытащить Джейн до того, как за ней придут. Найдешь ее, и сразу бегите. Как только она окажется в безопасности, я смогу заняться спасением Лиззи.

— Почему бы им не заменить одну девственницу на другую и не использовать ее вместо Джейн?

— Нет, — покачал головой Габриэль. — Не после сегодняшней ночи.

Питер смерил его взглядом.

— Джейн это не понравится.

— Позаботься о Джейн, а я, позабочусь об остальном.

Глава 25

Ее приковали наручниками к изголовью кровати. После ряда безуспешных попыток Джейн поняла, что освободиться самой не удастся. Руки у нее болели и кровоточили — увы, запястья ее были слишком широкими! Ручки хрупкого создания вроде Эдвины без труда проскользнули бы сквозь железные кольца, а вот Джейн застряла намертво.

За окном становилось все темнее. Весь вечер Джейн прислушивалась к суете за дверью — к шагам, невнятным голосам и веселому смеху, от которого ее сердце сжимал ужас. Интересно, знал ли Питер о том, что она пропала? Впрочем, какое ему до нее дело? Скорее всего, он ухаживал сейчас за своей невестой, напрочь позабыв про Джейн. Знай она, что это за девушка, точно бы возненавидела ее. Но Питер ей не сказал, а она не стала спрашивать.

Снаружи раздался какой-то шум, но Джейн поначалу не придала ему значения. Внезапно в комнате стало еще темнее — чья-то фигура заслонила собой окно. Мгновение, и кто-то упал внутрь, на пол комнаты.

У Джейн хватало духу не закричать. Да и на чью помощь здесь она могла рассчитывать? Незнакомец поднялся с пола и направился к кровати. Джейн прикусила губу, готовая заорать, как только он прикоснется к ней.

— Что эти мерзавцы сделали с тобой? — Голос Питера был еле различим. Его грубые руки с нежностью коснулись ее лица.

Джейн почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы, и попыталась сдержать их усилием воли. В такой темноте Питер не увидит ее слез, однако сможет ощутить, как они текут у нее по щекам.

— Тебе нельзя оставаться здесь, Питер — тихо, но решительно сказала Джейн. — Отправляйся за помощью. Со мной все будет в порядке — до ночи меня никто не тронет. Прошу, уходи.

— Без тебя я не уйду. — Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Звякнули наручники, и Джейн с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть от боли.

— Я не могу, — выдохнула она. — Меня приковали к кровати, и мне никак не освободиться. Отправляйся за помощью, Питер, найди Габриэля.

— Он уже здесь. Эти мерзавцы схватили не только тебя, но и Лиззи, хотя один бог знает, где они ее держат. Я обещал, что помогу тебе, пока он будет искать Лиззи.

Питер ухватился за цепочку наручников и попытался разорвать железные звенья. Цепи, смазанные маслом, скользили в руках, звенели, но не поддавались.

— Греми сколько угодно, — произнес из-за двери чей-то грубый голос. — Толку от этого все равно не будет.

— Питер, — шепнула она, — тебе нужно уйти.

— Я только найду что-нибудь, чтобы разбить цепь, и сразу вернусь, — тихо сказал он и бесшумно отступил от кровати.

Джейн в отчаянии прикрыла глаза. Время было на исходе, и они оба знали это.

— Питер, — шепнула она, — у нас нет времени. Почти стемнело, а это значит, что за мной скоро придут. Ты мог бы остановить их. Мог бы спасти меня.

— Все, что угодно, Джейн, — откликнулся он. — Только скажи.

Еще никогда слова не давались ей с таким трудом.

— Питер, им нужна девственница. Если я утрачу невинность, это расстроит их планы.

Он замер. Джейн была только рада, что в темноте она не видит его лица.

— Чего же ты ждешь от меня, Джейни?

— Если ты хочешь спасти мою жизнь, тебе придется овладеть мною. На это у нас хватит времени. И только.

Она сама понимала, насколько нелепо это звучит, и сразу же отвернулась, опасаясь насмешек.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем Питер судорожно вздохнул.

— Я бы не хотел поступить так с тобой, Джейни. Ты заслуживаешь лучшего.

— Я не заслуживаю смерти.

Он вновь подошел к кровати.

— Этого, девочка, ты точно не заслуживаешь. — Голос его звучал хрипло и напряженно. — Уж лучше я, чем один из этих пьяных мерзавцев.

В такой темноте она мало что могла разглядеть, однако увидела, как Питер потянулся, чтобы расстегнуть брюки.

Джейн, не сдерживая больше слез, закрыла глаза. Она лежала, прислушиваясь к шороху его одежды. В тот момент, когда руки Питера коснулись ее ног, она вздрогнула, но тут же затихла. Питер осторожно приподнял вверх ее юбки. Она лежала, мысленно повторяя себе, что поступает совершенно правильно. Если это и не спасет ее жизнь, она хотя бы унесет с собой в могилу какую-то его частичку.

— Джейни, я не хочу делать это с тобой, — прошептал Питер, его большие жесткие руки с бесконечной нежностью прикасались к ее ногам, ее бедрам. Дотрагивались до нее так, как не смог бы никакой другой мужчина.

— Прошу тебя, Питер…

Он помедлил еще мгновение, а затем лег на нее, на ее скомканные юбки. Джейн ощутила прикосновение его сильного, горячего тела и приготовилась к неизбежному.

— А ты сможешь, Питер? — спросила она с запозданием. — Говорят, мужчинам не всегда удается сделать это. Я даже не подумала…

— Ш-ш-ш, — шепнул он ей на ухо, и Джейн вдруг почувствовала давление его плоти. — Не бойся, я смету.

В следующий миг он вошел в нее, одним сильным, уверенным движением прорвавшись сквозь барьер ее девственности. Погрузился в нее и замер. Джейн чувствовала, как дрожит его тело, как напряжены все мускулы. Она лежала, боясь пошевелиться, и вот, спустя, должно быть, целую вечность, Питер выдохнул, не отрывая лица от ее шеи:

— Вот и все, детка. Теперь я оставлю тебя…

— Нет! — Это был не столько вскрик, сколько вздох, но в нем звучало столько муки. — Закончи это.

— Ты больше не девушка, Джейни, — произнес он напряженным голосом, не отрываясь от ее тела.

— Но пока и не женщина. Питер, я люблю тебя. Закончи это.

Тогда он поцеловал ее — поцеловал впервые, уже после того, как погрузился в ее тело. А затем он начал двигаться, бережно и осторожно, контролируя свою силу. Внезапно по телу его пробежала странная дрожь, и движения стали быстрей и интенсивней. И Джейн, по щекам которой продолжали струиться слезы, принимала его всем телом и всей душой.

Внезапно он сжал скованные руки Джейн и приглушенно вскрикнул, наполняя ее сладким теплом.

На мгновение он замер, а затем начал целовать ее глаза, щеки, нос, и Джейн тоже целовала его в ответ.

— Вот теперь ты точно должен жениться на мне, — прошептала она. — Забудь о своей деревенской девчонке. Ты спал со мной и теперь должен поступить со мной по совести, иначе Габриэль спустит с тебя три шкуры.

— Джейн, ты — знатная дама…

— Мой отец был конюхом, — возразила она. — Я знаю это из достоверных источников. И по происхождению я ничуть не выше тебя. Твоя мать была дочерью фермера, а отец — помещиком. И оба мы — незаконнорожденные. Выходит, из нас должна получиться замечательная пара.

— Выходит, ты все решила?

— У меня тут было много времени, чтобы подумать. Ну как, ты женишься на мне?

Питер ничего не ответил, и сердце Джейн сжалось от страха. Затем он наклонился и бережно поцеловал ее.

— Джейни, ты давным-давно завладела моим сердцем. По правде, ты заслуживаешь лучшего, но я тебя никому не уступлю. Ты станешь моей женой, и к дьяволу всех остальных!

— К дьяволу, — эхом откликнулась она, целуя его в ответ. — А теперь найди Габриэля и вытащи меня отсюда.

* * *

Джейн неподвижно лежала на кровати. Тело ее сладко ныло, а на матрасе под ней были видны следы крови. Питер бережно прикрыл ее, перед тем какуйти, но Джейн дождалась, пока он выберется в окно, и сбросила покрывало.

Уже совсем стемнело, когда за ней наконец пришли. Первым появился Фрэнсис Чилтон, а за ним — еще двое мужчин. Один из них, плотный и коренастый, был тот, кто помогал надеть на нее наручники. Второй казался выше ростом, и под капюшоном она не могла разглядеть его лица.

— Вот и мы, радость моя, — проворковал Фрэнсис, поднимая повыше свечу, которая осветила маленькую комнату. — Надеюсь, тебе не пришлось ждать слишком долго…

Внезапно он замер, глядя на окровавленный матрас.

— Ах ты, сучка! — выплюнул он.

— Похоже, кто-то скрасил ее ожидание, — произнес высокий мужчина, и Джейн узнала голос Габриэля.

Фрэнсис с нарочитым спокойствием отдал ему подсвечник, а затем в бешенстве набросился на третьего спутника.

— Ты грязная свинья, Мерривезер! — заверещал он, хватая толстяка за горло. — Ты же знаешь, нам нужна девственница! И даже простолюдинка лучше, чем ничего!

— Да не прикасался я к ней! — прохрипел Мерривезер. — Мне нравятся девчонки потолще и помоложе.

Фрэнсис выпустил его так же внезапно, как и набросился, и высокомерным жестом одернул свой плащ.

— Не верю тебе, — бросил он Мерривезеру и подошел к кровати.

Джейн смотрела на него с торжествующей улыбкой.

— Вы опоздали, — заявила она.

Выражение лица Фрэнсиса понемногу прояснилось. Наклонившись, он ласково потрепал ее по шее, и Джейн содрогнулась от отвращения.

— Не переживайте из-за такой ерунды, дорогая мисс Дарем, — хмыкнул он. — Мы все-таки сожжем вас. Бывшая девственница — тоже неплохой подарок богач. К тому же вы не приняли в расчет одну мелочь.

— Какую же?

— Мы возьмем вашу маленькую невинную сестричку. Милая Эдвина станет превосходным приношением богам.

— Нет, — выдохнула Джейн.

— Да, — заявил Чилтон. — Это будет великолепный костер. — Он отошел от кровати. — Сними с нее наручники, Мерривезер, но не лапай ее больше. В доме полно куда более привлекательных женщин. — Сказав это, он важно прошествовал за дверь.

Габриэль на мгновение задержался, наблюдая за тем, как Мерривезер снимает наручники. Тот, не оглядываясь, поинтересовался у Габриэля:

— Хочешь получить свою долю удовольствия? Слышал ведь, что сказал Фрэнсис. Когда он в таком настроении, ему лучше не перечить, иначе можно поплатиться жизнью.

— Вот и не забывай об этом, — спокойно произнес Габриэль.

— Я ведь уже сказал — тут поработал кто-то другой! Я не настолько глуп, чтобы из-за такой ерунды рисковать жизнью, — мрачно заметил Мерривезер. — Я пока что не хочу на тот свет.

— Правда? — пробормотал Габриэль таким тоном, что Джейн вдруг пробил озноб, хотя в комнате было тепло.

Глава 26

Ей принесли поесть, и Лиззи не стала отказываться. Затем ей дали чистой воды, и она постаралась привести себя в порядок. После этого она уселась в углу, гадая о своей дальнейшей участи. Время тянулось невыносимо долго. Сумерки наступали поздно в этих северных краях.

Лиззи привязали к стулу в одном из многочисленных покоев Арундела, и ей не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за царящей вокруг суетой.

Все эти люди — главным образом мужчины — казались на первый взгляд совершенно безобидными. Ни один из них, казалось, не обращал на нее внимания. Когда же Лиззи пыталась заговорить с ними, несколько слуг тут же вставали между ней и другими посетителями Арундела. Интересно, знал кто-нибудь из них о том, что планирует для нее Фрэнсис Чилтон? Или же зло обитало лишь в этом маленьком человеке и его алчной красавице жене?

Присутствующие облачились в длинные белые одеяния из тончайшего льна, а лица их почти полностью прикрывали остроконечные капюшоны. Только Фрэнсис Чилтон опустил капюшон, и его белокурые локоны рассыпались по плечам. Он подошел к ней в сопровождении высокого человека, белое одеяние которого не могло скрыть его сильного тела, и коснулся ее лица, холодными руками.

— Что ж, милочка, время пришло. Судьба пыталась расстроить мои планы, однако меня не так-то просто остановить. И сегодня мы сожжем тебя — ради благой цели.

— Какой же? — огрызнулась она.

Он погладил ее щеку своими слишком нежными пальцами.

— Разумеется, ради моего будущего благополучия и благосостояния этих почтенных джентльменов. Нам нужно ублажить богов, если мы хотим получить что-то взамен.

— Богов? Каких богов?

Фрэнсис пожал плечами.

— Мне это, в общем-то, безразлично, пока они исполняют мои желания. Быть может, это бог войны Беларус или даже демон Велиал. В любом случае у него неплохой аппетит. Вот ты его и удовлетворишь. Ты и другие.

— Другие?

— Эта шлюха Джейн. Мы обнаружили ее на окровавленных простынях, лишенную девственности, а значит, совершенно никчемную. Впрочем, это не помешает нам отправить ее на костер. И у нас еще есть одна симпатичная девственница. — Наклонившись, он больно ущипнул ее за щеку. — Это я не о тебе, моя радость, хотя, не скрою, я бы не отказался поразвлечься с тобой — в назидание другим.

— Кто же тогда?

Пронзительный женский вопль стал ответом на ее вопрос. Двое мужчин в белых балахонах протащили мимо мисс Эдвину Дарем. Та отчаянно брыкалась и выкрикивала проклятия.

— Прошу прощения, что навязываю тебе подобное общество. Впрочем, вы с Джейн можете держаться за руки, когда окажетесь в огне.

— Больной ублюдок, — холодно сказала Лиззи.

Он выглядел довольным.

— Ты мне льстишь, — пробормотал Фрэнсис. — Идем.

Он уже развязал веревки, удерживающие ее.

— Габриэль убьет тебя, — сказала Лиззи с яростью.

Фрэнсис с самодовольной улыбкой отступил назад.

— Габриэль потащит тебя к костру, милая.

Стоявший позади него высокий мужчина откинул назад капюшон, и Лиззи увидела Габриэля, смотревшего на нее с безучастным выражением лица.

— Возьми ее, Габриэль, — приказал Фрэнсис.

Габриэль не шелохнулся.

— Ты не забыл, кто здесь за главного? — спокойно произнес он.

— Ах да, первый среди друидов, источник мудрости и знаний, — фыркнул Фрэнсис. — Увы, друг мой, мы давно превзошли твои ничтожные исследования. И ты можешь присоединиться либо к нам, либо… — он сделал драматическую паузу, — либо к ней.

Габриэль скользнул по Лиззи холодным взглядом.

— Ты не оставляешь мне выбора, не так ли?

— Докажи нам свою преданность — отведи ее на костер. Но не вздумай шутить. Мои собратья будут наблюдать за тобой — на случай, если ты решишь выпустить девчонку.

— Фрэнсис, — устало заметил Габриэль, — мы с тобой светские люди. Эта девушка — из приличной семьи, и я, так некстати, лишил ее девственности. Так что мне даже удобно, если она исчезнет в дыму и пламени.

— Я знал, что мы с тобой люди одного сорта, — довольно улыбнулся Фрэнсис — Надеюсь, нас ждет впереди немало приятных минут. Ну а пока бери эту надоедливую тварь. Пришла пора зажечь майский костер.

Габриэль схватил Элизабет за руку и потащил к выходу под бдительными взорами других мужчин. Он вновь накинул на голову капюшон, и Лиззи даже попыталась убедить себя, что это вовсе не Габриэль тащит ее на верную смерть.

Процессия шествовала по лесу с торжественной неторопливостью. Ночь была тихой и безлунной, на дождь тоже рассчитывать не приходилось. Никто уже не мог помешать этому дьявольскому плану, и Лизи охватило странное безразличие.

Она увидела Джейн, которую вел за руку одетый в белое человек, но в такой темноте ей не удалось уловить ее взгляда. Да это и не имело особого значения. Эдвина вопила так, что Лиззи невольно пожелала, чтобы кто-нибудь заткнул, наконец, рот бедной дурочке. Если уж умирать, то без этих пронзительных воплей, эхом отдававшихся в ее голове.

В скором времени они покинули пределы Арундела и вступили в Хернвудский лес. В отдалении Лиззи видела темные шпили разрушенного аббатства, но помощи оттуда ждать не приходилось. Да и кто бы мот помочь им? Разве что Питер, но он был всей душой предан Габриэлю. Не исключено, что он тоже шагает сейчас среди мужчин, негромко и монотонно напевающих что-то себе под нос.

Впрочем, речитатив этот не способен был заглушить Эдвину. Лиззи даже не знала, что хуже — погребальный напев или пронзительное завывание. Габриэль крепко держал ее за руку, хотя мог бы и не стараться — понятно, что ей и так не удалось бы убежать.

Наконец процессия достигла небольшой поляны в лесу, и друиды в белых одеяниях встали кругом поблизости от глубокой ямы, поверх которой была водружена клетка, сплетенная из прутьев.

Лиззи взглянула на Габриэля, но лицо его было непроницаемым. Он, казалось, не обращал внимания на ее присутствие, продолжая, впрочем, крепко сжимать ее руку. Если она уцелеет, отрешенно подумала Лиззи, на запястье появятся синяки — в дополнение к тем меткам, которые он оставил на ее теле этой ночью.

— Зажги огонь, Мерривезер! — с пафосом провозгласил Фрэнсис, воздевая руки к небу. Мерривезер выступил вперед с факелом в мускулистой руке и швырнул его в центр клетки. Та загорелась — поначалу медленно.

— Мы приносим наши дары Беларусу, Велиалу и прочим божествам войны и власти, — нараспев произнес Фрэнсис.

— А где животные? — услышала Лиззи чей-то шепот. — Неужели мы сожжем пустую клетку?

— Приведите девицу! — воскликнул Фрэнсис.

Эдвина Дарем, прекратившая на время свои причитания, вновь разразилась воплями. Двое друидов подтащили ее к яме. У одного из них спал с головы капюшон, обнажив перед взорами присутствующих черные шелковистые кудри Делайлы Чилтон.

В толпе раздались возбужденные голоса.

— Нас не предупредили, что в жертву принесут женщину, — заметил один из присутствовавших. — Это непристойно, черт возьми!

— Пришла пора жертвовать по-крупному! — воскликнул Фрэнсис — Ведите ее!

— Нет! — раздался чей-то душераздирающий крик, и в круг ворвался сэр Ричард, срывая с себя белое одеяние. — Оставь ее, слышишь! К черчу ваших черных духов! Ты обещал… Ты обещал, что возьмешь только Джейн, ты, грязный ублюдок!

— Отец! — пронзительно закричала Эдвина, в мольбе протянув к нему руки.

Сэр Ричард, спотыкаясь, бросился к дочери. Схватив ее, он отшвырнул Делайлу, и та упала на землю. Мерривезер рванулся вперед, направив свой факел прямо в лицо сэра Ричарда, как вдруг в толпе послышались крики ужаса. И даже Мерривезер замер на месте, глядя в недоумении в середину круга.

В центре пылающей клетки парили две белые фигуры: одна — высокая и худая, другая — округлая и коренастая.

— Друиды, — прошептал кто-то с ужасом. — Настоящие друиды.

— Прекратите это бесчинство! — Голос брата Септимуса звучал с погребальной мрачностью. — Или гореть вам всем в таком огне до конца времен!

Лиззи смотрела на монахов-призраков с немым изумлением. Оглянувшись, она увидела, что поляна практически опустела. Поискав глазами Джейн, она обнаружила, что та тоже устремилась во тьму, поддерживаемая одним из друидов, который до странности напоминал Питера. И только Габриэль стоял на месте, продолжая сжимать ее руку, ей не было спасения.

— Глупцы! — проорал Фрэнсис. — Ладно, спасайте свои шкуры! — Он дал пинка Мерривезеру, который, будто окаменев от страха, застыл на краю ямы. — Швырни эту сучку в огонь! Да поживей!

Пинок туг был явно лишним. Мерривезер потерял равновесие и с громким криком рухнул в огонь. Вопль его взметнулся вверх с языками пламени и тут же захлебнулся.

Фрэнсис в отчаянии огляделся. В следующее мгновение он подскочил к Эдвине и схватил ее за руку, однако сэр Ричард не собирался отпускать дочку.

— Ай, мне больно! — завопила Эдвина. — Отпусти меня, скотина!

— Эдвина! — прерывающимся голосом произнес сэр Ричард и сделал отчаянный рывок.

Этого хватило, чтобы Фрэнсис разжал руку и сэр Ричард с дочерью упали на землю. Эдвина продолжала истошно кричать, отец ее лежал неподвижно. Внезапно Лиззи поняла, что она и ее тюремщик остались едва ли не в одиночестве возле очистительного пламени. Джейн скрылась, друиды разбежались. И только Фрэнсис с Делайлой не желали уходить от костра. И Габриэль, который так крепко сжимал ее руку, что та уже онемела.

— Неужто и ты собираешься предать меня, Габриэль? — обратился к нему Фрэнсис. Голос ею звучал отстраненно, словно его мало интересовал ответ на заданный вопрос.

Габриэль, продолжая сжимать запястье Лиззи, поднял свободную руку. В ней он держал маленький пистолет — без сомнения, заряженный. Направлен тот был прямо в грудь Фрэнсису.

— А ты как думаешь, радость моя? — произнес он с легкой насмешкой.

— Ты разочаровываешь меня, Габриэль, — покачал головой Фрэнсис. — Не ожидал я, что тебя одурманит самая обычная женщина. Я ведь прав, не так ли?

— Какая, собственно, разница, — ровным тоном заметил Габриэль. — Забирай жену, Фрэнсис, и роди. Вы пока что никого не убили, и я не хочу удлинять список своих грехов. Уходите.

На лице Фрэнсиса появилась ангельская улыбка. Повернувшись, он подошел к жене. Потрясенная Делайла стояла на краю ямы, глядя вниз, на погребальный костер Мерривезера.

— Любовь моя, — промолвил Фрэнсис, сжимая ее руку. — Ты слышала, что сказал Габриэль? Боюсь, это конец. Все наши последователи покинули нас.

Она подняла на него взгляд.

— Вот как?

— Но это не значит, что Белтайн окончен. И я могу принести в жертву богам свою самую большую любовь. — Он сжал руками округлые плечи Делайлы и толкнул ее прямо в огонь.

Но та успела опередить супруга и сделала ему подножку.

— Ты прочел мои мысли, дорогой, — проворковала она.

На мгновение они замерли на краю ямы.

— Сучка! — выплюнул он.

— Ублюдок! — огрызнулась она.

В следующий миг оба упали в огонь, а сверху на них обрушились остатки плетеной клетки.

Внезапно Лиззи поняла, что Габриэль больше не держит ее за руку. В ужасе и изнеможении она опустилась на колени, а Габриэль подошел к человеку, который когда-то считался его отцом.

Эдвина, лежа на земле, кричала и билась в припадке бессильной ярости. Габриэль поднял ее с непривычной мягкостью.

— Эдвина, твой отец умер.

— Не хочу к нему прикасаться! — истерически кричала она. — Ненавижу мертвых! Я хочу домой, в Лондон! Ненавижу это место! И тебя ненавижу! Всех ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Лиззи сама не знала, откуда в ней взялись силы. Поднявшись с колен, она подошла к рыдающей девушке.

— Дай-ка я ею займусь, — сказала она Габриэлю, и это были первые слова, которые она сказала ему за весь день. Потом она взяла Эдвину за плечи, повернула к себе и влепила ей пощечину.

Та сразу перестала рыдать и воззрилась на Лиззи в немом шоке.

— Ты ударила меня! — выпалила она наконец. — Ты меня ударила! И у меня теперь будет синяк…

— Если сейчас же не замолчишь, врежу тебе еще раз, — совершенно спокойно произнесла Лиззи. — И сделаю это с превеликой радостью.

Эдвина все же умолкла. Габриэль подошел к распростертому телу сэра Ричарда и закрыл ему глаза. Затем он поднял взгляд на Лиззи, стоявшую рядом с бесстрастным выражением лица.

— Порой мне кажется, Лиззи, что я мог бы полюбить тебя, — сказал он.

На мгновение ей захотелось отправить его вслед за Чилтонами.

Глава 27

Лиззи ощутила внезапную непреодолимую потребность в том, чтобы о ней заботились. Ей хотелось, чтобы ее утешали, успокаивали, ласкали и баловали. В Роузклифф-холл она добралась в обычной фермерской телеге. Габриэль правил лошадьми, а хнычущая Эдвина сидела с ним рядом. Ехать бы Лиззи в компании с мертвым сэром Ричардом, но Эдвина наотрез отказалась приближаться к телеге, в которую собирались положить ее отца. И Лиззи в полном одиночестве восседала на куче соломы.

Как только они добрались до Роузклифф-холла, Габриэль тут же куда-то исчез. Их встретили Питер и взъерошенная Джейн. Питер занялся лошадьми, а Джейн — своей младшей сестрой. Стоило Эдвине взглянуть на нее, и она вновь заголосила. Джейн отнеслась к ней с несравнимо большим сочувствием: обняв Эдвину за плечи, она повела ее к дому. Она виновато взглянула на Лиззи, сиротливо стоявшую посреди двора.

На мгновение ей тоже захотелось разрыдаться. А еще лучше — упасть на землю в припадке отчаяния, который вполне мог соперничать с истерикой Эдвины. Но на земле было полно навоза, да и сил у Лиззи уже не оставалось. Жалкие всхлипывания — вот и все, на что ее хватило.

— Ничего, ничего, голубушка, идем-ка со мной, — сказала с материнской теплотой женщина, неожиданно оказавшаяся рядом с Лиззи. — Я знаю, тебе пришлось нелегко, но Элис присмотрит за тобой. Теплая ванна, чашечка чая, и ты вмиг почувствуешь себя лучше.

— Я так не думаю, — дрожащим голосом заметила Лиззи.

— Ну-ну, ты сильнее, чем думаешь, — произнесла Элис. — Сейчас мы тебя искупаем, а потом я найду мистера Габриэля и выскажу ему все, что думаю о нем. Надо же — оставить тебя одну, когда ты больше всего нуждаешься в заботе!

— Это так, — сказала Лиззи. — Ненавижу его.

— Ясное дело, — участливо согласилась Элис. — Все мы время от времени ненавидим наших мужчин, и, видит бог, они того заслуживают! Я страшно недовольна своим Питером, что он позволил этим чудовищам схватить мисс Джейн. Вот доберусь до него и как следует отчитаю. Только позволь мужчинам править миром, и они тут же перевернут все вверх дном!

Лиззи кивнула в ответ с полным одобрением.

— Да и не нужен нам сейчас мистер Габриэль. Бывают моменты, когда за утешением лучше обращаться к другим женщинам. — Продолжая ласково приговаривать, Элис повела Лиззи наверх. Здесь, в одной из комнат, стояла ванна с горячей водой. — Ну вот, мисс Элизабет, можете лежать здесь, сколько вашей душе угодно, — заметила Элис. — Если что-то потребуется, только позовите. Я принесу вам чистое белье и приготовлю что-нибудь поесть. Потом мне надо будет присмотреть за другими.

— Питер — ваш сын? — Лиззи рванула ворот платья, и на пол посыпались пуговицы. Плевать. Все равно она не собиралась больше надевать его.

— Все так.

— Джейн любит его. — На мгновение Лиззи забыла о собственных горестях. — Вы же не позволите ему совершить глупость и отказаться от нее?

Элис ласково улыбнулась ей.

— Не беспокойся, девочка, я за ним присмотрю. Обычно я стараюсь не вмешиваться в дела молодых людей, но если парень не желает прозревать, мать вправе настоять на своем. Он женится на ней и будет вполне себе счастлив.

Лиззи устало улыбнулась в ответ. Сорвав с себя оставшуюся одежду, она с облегчением забралась в ванну. И тут увидела, что Элис не сводит глаз с ее сорочки, запятнанной кровью.

— Они сделали тебе больно, детка? — тихо спросила она. — Заставили тебя?..

Лиззи покачала головой и испытала облегчение от того, что волосы ее рассыпались и скрыли ее лицо.

— Они ко мне не прикасались.

— Тогда… Габриэль, — понимающе кивнула она. — Похоже, придется мне отчитать еще одного молодого человека.

— Не нужно, — отрывисто сказала Лиззи. — Он не… Он не сделал… — Ее голос стих.

— Что он не сделал? — мягко спросила Элис.

— Не сделал ничего такого, чего бы я не хотела сама. — Из глаз Лиззи хлынули слезы.

Элис обняла Лиззи, утешая ее, не обращая внимания на мыльную воду, намочившую рукава ее платья.

— Ох уж эти мужчины, — пробормотала она тоном, который не сулил ничего хорошего Габриэлю Дарему.

Лиззи не вылезала из ванны, пока вода совсем не остыла. Она тщательно промыла волосы и оттерла кожу. Слезы ее понемногу высохли, а гнев только разгорелся сильнее. Она и сама не знала, на что так сердилась. В конце концов, Габриэль спас ей жизнь. А в том, что произошло этой ночью, ей некого было винить, кроме себя. При мысли о том, что честь ее погублена раз и навсегда, Лиззи испытала слабое утешение. Теперь она сможет с полным правом отвергнуть Эллиота Мейнарда. А если отец потребует объяснений, она откроет ему неприглядную истину.

Но до этого, конечно, не дойдет. Она вернется домой и проживет там до конца своих дней, посвятив себя заботе о племянниках. Если только сама не забеременела прошлой ночью.

При мысли об этом она ощутила странное волнение. Самое ужасное, что она хотела ребенка, хотела его ребенка, хотела почти с той же силой, с какой желала Габриэля. Определенно, она сошла с ума.

Что ни говори, она здорово вымоталась за этот день. Ей нужно выспаться, и наутро она вновь обретет былую рассудительность. Габриэль ее не хотел, а она не собиралась ему навязываться.

Элис приготовила для нее чистое белье. Выбравшись из ванны, Лиззи натянула рубашку на еще влажное тело и попыталась осушить волосы толстым полотенцем. Здесь же лежал тяжелый стеганый халат — явно мужского покроя. Ей не хотелось думать, кому он принадлежал. Но не могла же она разгуливать по коридору в одной рубашке! Накидывая на себя халат, она с трудом удержалась от искушения погладить его шелковистую ткань.

В комнате ее поджидали горячий чай, тарелочка с печеньем и стакан свежего молока. Она заставила себя съесть одно печенье, но ни от этого, ни от чашки чая ей не стало лучше. Глянув в окно, она увидела, что небо на горизонте посветлело — близился рассвет.

Скинув халат, она забралась в постель и уютно устроилась под одеялом. В комнате было слишком тепло, так что стоило бы открыть окно и впустить в спальню свежий воздух, но Лиззи не в силах была пошевелиться. А еще она боялась подходить к окну. Боялась, что может вновь убежать в лес — босиком и в одной рубашке.

Задув свечу, стоявшую рядом с кроватью, она откинулась на подушки и закрыла глаза В ожидании.

Должно быть, Лиззи заснула. Когда же она открыла глаза, оказалось, что Габриэль стоит рядом с кроватью и смотрит на нее. Судя по мокрым волосам, он тоже успел помыться. Он был в белой рубашке, бриджах и босиком.

Лиззи села и вызывающе посмотрела на него.

— Что ты хочешь? — сухо поинтересовалась она.

— Я лишь хотел убедиться, что все в порядке. Элис сказала, ты плакала. — Улыбка его была невеселой. — Плакала из-за меня.

— Со мной все в порядке. Я просто хочу спать. — Она умышленно сказала это в надежде, что Габриэль поймет ее намек и уйдет. Она не могла просто смотреть на него и не прикасаться к нему.

— Я знаю. А мне что-то не спится.

— Выпей теплого молока.

— Я не хочу молока, — сказал он жестко. — Я хочу тебя.

Очевидно, ему стоило большого труда признать это.

— Сочувствую, — заявила Лиззи, — поскольку со мной у тебя ничего не получится.

— Собственно, уже получилось. И не один раз, если быть точным.

Щеки у Лиззи вспыхнули. Оставалось надеяться, что он этою не заметил, поскольку в комнате было темно.

— Уходи, Габриэль, — сухо сказала она. — Оставь меня в покое.

Он дошел до двери и остановился.

— Ты говорила, что любишь меня, — напомнил он.

— Это было временное безумие.

Она уже не могла больше сдерживаться. Сердце ее разрывалось от муки, а он только и знал, что спорить. Почему бы ему просто не схватить ее в охапку, не оставив ей выбора?

— Люби меня опять, Лиззи, — мягко сказал он. — Я так долго был один.

От этих слов она буквально растаяла, и он это понял Габриэль протянул ей руку, заставляя сделать выбор.

— Идем со мной, — шепнул он. — Ты мне нужна.

И она пошла за ним, босая, покорно держась за его руку. Пошла по темным коридорам Роузклифф-холла в его спальню, в его кровать, любить его.

На этот раз прикосновения его были нежными и ласкающими, а поцелуи — долгими, глубокими и томительными, как если бы впереди у них была целая ночь. Его губы и язык рисовали эротические узоры на ее теле. Он взял ее бережно и осторожно, нашептывая на ухо всякие нежности. Взял ее легко и беспечно, окружив заботой и теплом.

А потом он ушел, и Лиззи осталась одна в его смятой постели, в лучах безжалостного утреннего солнца.

Глава 28

Миновало шесть долгих недель. Пришла пора попрощаться с монахами-призраками и с самим лесом Она и так задержалась в Хернвуде немыслимо долго.

Питер и Джейн пытались уверить ее в том, что она ничуть не мешает их свадебному блаженству. Лиззи и так знала, что не мешает. Дому, который унаследовал Питер, явно не хватало детских голосов, и, судя по звукам, разносившимся ночью по пустым коридорам, Питер и Джейн делали все возможное, чтобы поскорее наполнить его детьми.

Она смотрела из окна на окружающий лес, любовалась розами, пышно цветущими вокруг дома. Роузклифф-холл напоминал ей замок в заколдованном лесу, полный магии и очарования. Она могла только надеяться, что они не развеются после возвращения Габриэля.

Ну а ей пришла пора отправляться в Дорсет. Она вернется домой и станет той послушной, преданной дочерью, какую всегда желали видеть ее родители. Само собой, она не выйдет замуж за Эллиота Мейнарда или какого-либо другого мужчину. Однако и по лесам она бегать больше не будет, а посвятит себя тихой домашней работе и уходу за стареющими родителями.

От Габриэля до сих пор не было ни слова, да она, собственно, и не ожидала ничего такого. В то утро она вновь проснулась одна в его постели. Габриэль уехал, даже не предупредив ее. Забрав хнычущую Эдвину и тело ее отца, он прямиком отправился в Лондон. И даже поспешная свадьба Питера и Джейн не заставила его переменить решение. Что ж, теперь, когда он стал главой семьи, у него появилось много обязанностей, в качестве извинения сказала ей Джейн. Сама она была уверена в том, что Габриэлю не хотелось уезжать.

Но Лиззи знала Габриэля куда лучше, чем его сестра Она не сомневалась, что он вновь убегает от нее. И на этот раз она решила ему не препятствовать. Боль в ее сердце постепенно стихала, а вчера ей даже удалось рассмеяться — явный признак улучшения.

Она уже объявила Питеру и Джейн, что уезжает. Вещи были упакованы, и Питеру предстояло отвезти ее в Йорк, где она могла бы пересесть в лондонскую карету. Ну а пока Лиззи хотела попрощаться с лесами, которые стали ей вторым домом и которые она больше никогда не увидит. Который уже покинули монахи-призраки.

Она быстро шла меж деревьев, следуя по знакомой уже дорожке. В последнее время тут все изменилось. Вещи и мебель перевезли из Хернвуд-мейнора в Лондон. Ни леди Дарем, ни близнецы не собирались больше возвращаться в Йоркшир, и Габриэль мог делать с домом все, что ему вздумается.

Он тут же приказал снести его до основания. Половину камней — тех, что были взяты из развалин аббатства, — разбросали по окрестностям. Брат Септимус и брат Павел обрели наконец-то долгожданную свободу.

Лиззи попрощалась с ними в разрушенном нефе старого здания. Приближаться к самой башне она не стала — некоторые вещи Лиззи просто не в силах была сделать.

Наступила пора возвращаться. Она знала это и все же медлила. Никому и в голову не придет отправиться за ней сюда — у всех были свои дела и обязанности. Сняв туфли и чулки, она аккуратно сложила их рядом с дорогой.

Она спугнула кролика, который, увидев ее, юркнул в кусты. Зло ушло из леса, и его обитатели стали возвращаться в родной лес.

Земля под босыми ногами Лиззи была по-весеннему теплой. Всю оставшуюся жизнь она будет ходить в туфлях и чулках, но только не сейчас. Лиззи направилась в глубь леса, тихонько напевая себе под нос. Она пела о любви вероломной и любви обретенной. В конце концов, это был последний раз, когда она могла станцевать в лесу, ощутить ту магию, которая жила в нем.

Лиззи кружилась и покачивалась, скользя в такт напеваемой мелодии. Она повернулась еще раз и замерла как вкопанная. В луче солнечного света стоял Габриэль, внимательно наблюдающий за нею.

Она почувствовала, как лицо ее заливает густая краска. Счастье еще, что она не стала снимать платье. Застань он ее в одной сорочке, и ей не осталось бы ничего другого, как только умереть со стыда.

— Ты всё еще здесь, — произнес он с удивлением.

— Это ненадолго, — заметила она с обманчивым спокойствием. — Призраки ушли из башни.

Габриэль кивнул.

— Нужно было разрушить помещичий дом. Он был сложен из камней аббатства, и призраки не могли покинуть этих мест, пока камни оставались в постройке.

— Почему?

— Понятия не имею, — пожал он плечами.

— А где ты был… — Она оборвала себя на полуслове. — Неважно. Это не мое дело.

— Я люблю тебя, Лиззи Пенсхерст, — сказал он внезапно.

— Любишь меня? — Лиззи не верила своим ушам. — Ты меня соблазнил, едва не убил, потом сбежал, не сказав ни слова. И вот теперь ты утверждаешь, что любишь меня?

— У меня были дела в Лондоне, — невозмутимо заявил Габриэль. — К тому же я надеялся избавиться от своего чувства. Похоже, однако, что это навсегда. Полагаю, тебе придется выйти за меня замуж.

— Замуж? Этого еще не хватало!

— Почему бы нет? Твой отец дает свое благословение.

— Зато я не даю своего! — отрезала Элизабет.

— Разве ты меня не любишь? Хочешь сказать, что легла в мою постель просто ради удовольствия? Ha. тебя это не похоже. У меня такая ранимая душа — скажи, что испытываешь ко мне хоть капельку чувства.

— Да ты настоящее чудовище! — воскликнула она. — Ненавижу тебя!

— Само собой. Иди ко мне, Лиззи.

Он был уже совсем близко. Солнце лилось сквозь верхушки деревьев, наполняя лес танцующими бликами.

— Я превращу твою жизнь в настоящий ад, — предупредила она его.

— Очень на это надеюсь. Лиззи, я люблю тебя всем сердцем, телом и душой. Можешь провести остаток жизни, мучая меня днем и ночью.

Лиззи шагнула ему навстречу, купаясь в лучах весеннего солнца. Она и забыла, какой он высокий, мелькнула у нее мысль. И только тут до нее дошло, что она вновь без туфель. Габриэль наклонился и бережно сжал ладонями ее лицо.

— Выходи за меня, Лиззи. Позволь мне любить тебя.

— Да, — шепнула она, целуя его руки, его губы, его глаза. — Да!

Эпилог

Йоркшир, 1817 год

То был первый по-настоящему теплый весенний день, и Габриэла Дарем отправилась в лес потанцевать.

Пора бы уже перерасти свою любовь к лесу, подумала Габриэла. В конце концов, она была вполне разумной молодой особой восемнадцати с половиной лет, впервые блиставшей в этот год в лондонском обществе. И сезон этот принес ей сразу двух завидных поклонников. Она могла выйти замуж за любого из них. Собственно, так ей и следовало поступить. После скандального поведения ее деда и бабки консервативно настроенным родителям Габриэлы пришлось приложить немало усилий для того, чтобы восстановить семейное имя во мнении высшего света. И вот теперь Габриэла готова была пожинать плоды этой неустанной работы. Без сомнения, супругом ее станет человек знатный и богатый, хотя денег в их семье и так было предостаточно. А сама она будет образцовой благовоспитанной женой.

Плохо только, что характером она пошла в свою бабушку Лиззи.

Ее мать, добросердечная и эмоциональная женщина, нередко приходила в отчаяние от причуд своей свекрови, которую все в округе знали просто как Лиззи. Еще она страшно боялась своего свекра, скандально известного Габриэля Дарема, хотя и не показывала этого на людях.

Зато Габриэла никогда не боялась своего деда — не зря же ее, несмотря на возражения матери, назвали в его честь! Она знала, что дед искренне предан всем своим близким, в том числе ее беспокойной и неблагодарной матери.

Ну а мать Габриэлы научилась с терпением относиться к эксцентричности свекра и свекрови, к их приверженности языческим религиям и тому взаимному чувству, которое эти двое даже не пытались скрывать. Поскольку они держались в отдалении от общества, предпочитая собственный круг друзей, Ричард и Мэри Дарем могли делать вид, будто стариков вообще не существует.

Но Габриэль и Лиззи уже покинули этот мир, благополучно дожив до глубокой старости. Их многочисленные потомки разъехались по всему свету, оставив старшего, Ричарда, управлять поместьем и жить степенной семейной жизнью.

И вот теперь настал черед Габриэлы. Она уже знала, что ждет ее по возвращении домой. Адриан Грант уже просил ее руки, да и Пол Тейлор вот-вот готов был посвататься. Пришла пора делать выбор.

Добравшись до поляны в центре дубовой рощицы, Габриэла скинула туфли и чулки. Ходили слухи, что в этих краях водятся друиды, но ее это не пугало. Леса Габриэла знала лучше, чем свое сердце. Здесь она была в полной безопасности.

Она тихонько мурлыкала старую песню о любви вероломной и любви обретенной и кружилась, босая, в тени деревьев. Пока не почувствовала на себе его взгляд.

Должно быть, он уже давно стоял так, наблюдая за ней. Кожа у него была смуглой от загара, каштановая копна волос золотилась на солнце. Одет он был просто и безыскусно.

— Кто ты? — спросила она требовательным тоном, чувствуя замешательство от того, что ее застали за таким легкомысленным занятием. — Что ты делаешь на земле моего отца? Ты браконьер?

— Я не браконьер, — ответил он низким, чарующим голосом. — Я лишь остановился посмотреть на танец феи.

— Я не фея, — заявила Габриэла. И тут вдруг она поняла, что знает его. — Ты — Патрик Браунингтон.

— Верно, — кивнул он.

Он окинул ее внимательным взглядом, и Габриэла вдруг ощутила странное волнение. На красивом лице его сияли ясные карие глаза. Много лет назад, когда они были еще детьми, Патрик сказал, что женится на ней и они будут жить в лесу. Как она могла забыть его?

— Ты стала настоящей дамой, Габриэла, — произнес он. Они с ним были родственниками, пусть и очень дальними, так что он имел полное право называть ее по имени. — Ты замужем?

— Разве станет замужняя женщина убегать в лес? — хмыкнула Габриэла.

— Конечно, если захочет найти здесь то, чего ей не хватает дома. Неужели ты забыла свое обещание?

— Какое обещание? — спросила Габриэла, хотя оба прекрасно знали, что ничего она не забыла.

— Ты сказала, что выйдешь за меня замуж и мы будем жить в лесу. Не помню, сколько нам тогда было? Десять и двенадцать, я думаю. — Он произнес это шутливым тоном, как бы давая понять, что это простое воспоминание дальнего родственника о невинных временах.

— Ты пришел, чтобы заявить о своих правах, Патрик? — спросила она.

Родители Патрика располагали небольшим, но процветающим поместьем, однако предки его были простыми фермерами, а Габриэла, о чем не раз напоминала ей мать, могла рассчитывать на брак с высокородным аристократом.

— Вполне возможно, — мягко заметил он.

Габриэла подумала об изящном бледнолицем Адриане Гранте и его роскошных поместьях. О смуглом и темпераментном Поле Тейлоре с его великолепным особняком.

Затем она взглянула на Патрика, и с плеч ее словно бы свалился тяжкий груз. Она одарила его ослепительной улыбкой.

— Хорошо, — сказала она.

И вновь закружилась в танце на толстом ковре из палых листьев.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Эпилог