Почерк зависти, или Я вас ненавижу [Анна Васильевна Данилова Дубчак] (fb2) читать онлайн

Анна Дубчак Почерк зависти, или Я вас ненавижу

Глава 1 Дым и черная вода

Он был несколько даже рад, когда Ольги не оказалось дома. У него хватило времени принять душ, сменить рубашку, накрыть стол и поставить в вазу цветы... И еще... Он, едва успев стряхнуть снег с шапки и даже не разувшись, достал из кармана длинного мехового пальто красную бархатную коробочку и открыл ее. При электрическом свете бриллиант сверкал, конечно, не так, как в магазине, но все равно он был хорош: крупный, в обрамлении восьми изумрудов, источавших зеленоватый загадочный свет... Такой же свет излучали и ее глаза сегодня утром, когда он заглянул в них, чтобы окунуться в их тепло и снова почувствовать себя любимым. Ольга умела внушить ему это чувство, как никакая другая женщина, и потому он, едва наступал вечер, уже начинал тяготиться делами и спешил домой, к жене. Он знал, что она встретит его улыбкой, обнимет, скажет что-нибудь ласковое или смешное, чем сразу же снимет груз забот и тревог... Фирма, которую он возглавлял, переживала не лучшие времена, но вот сейчас как будто бы все становится на свои места... Еще месяц-другой, и они позволят себе открыть сразу три филиала...

Он не был уверен, что она запомнила этот день... А ведь ровно год тому назад они познакомились на вечеринке у Фруманов, и он пошел ее провожать... И проводил... Она была в зеленом узком платье, красивая, немного навеселе, она много смеялась и ходила чуть покачиваясь, это было смешно и даже трогательно. И тогда он легко подхватил ее на руки и донес до ее дома, поцеловал на прощанье, а на следующий день приехал опять, поднялся и позвонил в дверь... Она была уже не такая праздничная и сверкающая, как на вечеринке своей сестры. На ней было длинное домашнее платье, а глаза заспанные, но лицо милое и почти детское...

Сергей поставил бутылку с шампанским в самый центр стола, рядом с розами, достал хрустальные фужеры, серебряные кольца для салфеток, принес блюдце с лимоном, тарелку с нарезанной ветчиной и розетку с икрой...

И в это время зазвонил телефон.

— Сергей Петрович Савельев? — прозвучал высокий женский голос.

— Да, я вас слушаю...

— Мне очень неприятно сообщать вам все это, но я не в силах нести этот груз одна... Дело в том, что ваша жена уже несколько недель встречается с моим мужем... — Женщина сделала паузу, словно перевела дух, и продолжила со слезами в голосе: — Они встречаются у него в офисе... Я понимаю, конечно, Ольга — красивая женщина, с ней хотели бы переспать многие мужчины... А я некрасивая, но, понимаете, Вадим — МОЙ муж! И я никому не собираюсь его отдавать... даже на время... Вы слышите меня?

— Что? — переспросил он. — Но этого не может быть...

— Еще как может! Увезите ее куда-нибудь... Она словно околдовала его... Или я за себя не отвечаю...

В трубке уже давно звучали гудки, а Сергей все держал ее, не желая верить услышанному. «Этого не может быть... Нет, она на такое не способна...» Но в то же время мозг его начал лихорадочно припоминать и анализировать факты, свидетельствующие о том, что все это может быть реальностью... «Она целыми днями дома одна, предоставлена сама себе, скучает, занимается только тем, что ходит к подругам или в кино... А почему бы и нет? Она любит заниматься сексом, она раскована, красива, молода... Так почему бы и нет?..»

Он не мог объяснить позже, почему открыл шкаф и начал вытаскивать оттуда ее платья и швырять их на кровать... Быть может, он пытался представить себе Ольгу, снимающую эту одежду перед чужим мужчиной... Записку, которая вылетела из маленького кармашка черного бархатного жакета, он заметил сразу же... Дрожащими руками развернул и прочел: «Поскорее бы ты пришла!.. Сижу за столом вот уже целых два часа и представляю, что ты уже здесь, у меня, в кресле — голенькая и розовая, щеки раскраснелись, потому что ты знаешь, чем мы сейчас будем заниматься... Жаль, что я не могу приглашать тебя к себе почаще, у нас сейчас запарка... Оля, у тебя очень эротичное имя, оно такое же овальное, как и твой ротик в тот момент, когда ты делаешь мне... Ты никогда не измеряла сантиметром свою родинку на плече? Мне кажется, что она по размеру совпадает с моей, которая находится... сама знаешь где... Ты все-таки предложи своему Савельеву то, о чем я тебе говорил... По-моему, ему должно понравиться: двое мужчин и одна женщина, да еще такая, как ты... Мне хочется писать всякие глупости в духе Генри Миллера, помнишь, с чем он сравнивал то, что находится у вас между ног? С розовым кустом, кажется... А еще он хотел бы забраться внутрь, свернуться там клубком и замереть... О, как я его понимаю!.. Если бы ты сейчас видела меня... Все, до завтра! Обеспечь себе алиби и приезжай. Только не забудь: по пятницам — красное белье... Целую всюду. В.»

Его затрясло — он увидел сложенное на подушке красное кружевное белье жены... Вчера была пятница, и она вернулась домой в половине одиннадцатого, сказала, что была у какой-то знакомой, которая живет аж возле аэропорта... Он взял в руки красный кружевной комок и поднес к носу, легкий цитрусовый аромат напомнил ему утренние объятия, близость... Неужели теперь все для него закончилось? «Кажется, уж лучше бы она умерла...»

Когда раздался звонок, он встал и, как пьяный, пошел открывать. Это была она. Как Снегурочка, высокая и запушенная снегом. Даже шубка побелела. А глаза смотрят прямо и открыто, словно ей нечего бояться. И блестят... Откуда она вернулась?

— Привет! Ты не забыл, какой у нас сегодня день? — Она сделала резкое движение, и перед глазами невменяемого Сергея возник огромный букет из белых и розовых гвоздик. — Поздравляю, — продолжала она как ни в чем не бывало. — А еще я купила в ресторане жаркое, его надо просто подогреть... Ты что это не впускаешь меня домой? Тоже сюрприз?

Она ничего не подозревала. Сначала смеялась, а потом притопнула ногой в нетерпении (пусти, мол), но он так и не пустил ее. Он даже не помнил, что говорил ей, кричал, оскорблял, схватил гвоздики и растоптал их у нее на глазах... Она даже не успела ничего ответить, а только увидела его лицо и поняла: это конец... Они потеряли друг друга — навсегда...

Когда она очнулась, то поняла, что лежит на крыльце своего дома... Кажется, она скатилась с лестницы, то ли сама, то ли это сделал ОН... Она с трудом поднялась и тут же снова села: резкая боль в ноге... И еще сильно горела правая скула... Она дотронулась рукой — кровь. Начиналась метель. Нужно поскорее доехать до Ады... Только для этого придется как-то добраться до дороги, а там она остановит такси... Она так и сделала, с трудом доползла. Не было сил даже плакать, в горле словно застрял ледяной шарик и все не таял...

Прямо возле нее остановилась машина. Какие-то руки подхватили ее и забрали в ад, в смерть... Их было трое в этой машине... Звери, животные...

* * *

— Спойте еще раз этот номер, но постарайтесь не фальшивить, а то от вашего крика у меня уши закладывает... — Наталия, тяжело вздохнув, окинула взглядом маленький натопленный класс, в котором стояло всего шесть столов. За ними сидели юные музыканты, вспотевшие от жары и изматывающих упражнений по сольфеджио, она дала им тональность и не спеша прошла к окну. Голубоватые сугробы прямо на глазах распухали от этого невиданного снегопада... «Красиво, — подумала она, — черное бархатное небо, белый пушистый снег, желтый свет фонаря... Вот если бы еще не это детское блеяние...»

* * *

Она уже сто раз пожалела о том, что вернулась в музыкальную школу. Контрастов ей, видите ли, захотелось... Но, с другой стороны, ее тоже можно понять. Летом она рассталась сразу с двумя своими мужчинами — Логиновым, прокурором, и Валентином, которого она любя называла Жестянщиком... Объяснить Логинову, с которым она жила под одной крышей, что ей «по жизни» необходимы именно они оба, она все равно не смогла бы, поэтому она выбрала единственный правильный для себя путь: удалила их из своей жизни, как два разболевшихся, но еще вполне здоровых зуба...

Сара, ее близкая подруга, узнав об этом, была шокирована: «Ну ладно еще твой Жестянщик, жила ты без него сколько и еще столько же прожила бы, но Логинов... Как же ты теперь обойдешься без него?..» Наталия понимала ее: Сару пугали трудности, которые могли возникнуть в их жизни из-за ссоры Наталии с прокурором. Потому что бизнес, который они — Сара и Наталия — организовали и который начал приносить наконец-то неплохие деньги, своим рождением был обязан прокурору. Частные расследования, которыми занималась Наталия благодаря своим уникальным способностям, питались официальной информацией, полученной от прокурора и его помощников, Сергея Сапрыкина и Арнольда Манджиняна. И хотя зачастую приходилось лавировать и хитрить, чтобы выудить у Логинова эту самую информацию, то теперь вообще могло остановиться все дело. Об этом Сара и сказала Наталии при встрече, на что подруга лишь пожала плечами: «Значит, вернусь в музыкальную школу». И вернулась. А что дальше?

Но Сара не оставляла ее. Именно она научила ее понимать вкус денег, а значит, вкус и самой жизни. Большая квартира Наталии сотрясалась длиннющими монологами, суть которых сводилась к следующему: «Что ты прозябаешь в этой дыре, в этой провинции, когда у тебя есть деньги, которых тебе хватило бы, чтобы перебраться в Европу, купить там дом...» И все в таком духе. Дело в том, что одно из последних дел принесло Наталии действительно большие деньги. Картины французского постимпрессиониста Роже Лотара, найденные ею совершенно случайно в процессе расследования причины смерти своей подруги Полины Царевой, были проданы некоему Фальку, антиквару, французскому русскому или русскому французу, проживающему в Париже и делавшему на антиквариате деньги. Жизнь улыбнулась ей, осветив золотым блеском серые будни и предлагая резко переменить обстановку, но она почему-то этим не воспользовалась. «Ты не понимаешь, Сара... Все дело в контрастах... Я знаю, что могу в любое время уехать отсюда и зажить совершенно другой жизнью, полной удовольствий и комфорта. Именно эта МЫСЛЬ, эта ВОЗМОЖНОСТЬ приносит мне куда больше удовольствия, чем все то, что меня там ждет в реальности... Я так хорошо себе это представила, что словно бы уже пожила ТАМ, ты понимаешь меня? А теперь вот как бы вернулась сюда, в холодную Россию, в свой небольшой провинциальный город с грязью на дорогах и расхлябанными троллейбусами... Я хожу каждое утро на работу...»

«Ну, положим, не ходишь, а ездишь на своем сиреневом «Опеле»...»

«Не перебивай меня! Я вообще могу замолчать, если ты не в состоянии меня понять. Вот черт, ты сбила меня с мысли!.. Одно могу сказать: уехать я всегда успею. Но здесь у меня ты, Логинов и Жестянщик. Хотя я их почти не вижу, они все равно живут в моем сердце... А еще приходят во сне...»

«Может, тебе завести нового мужчину?»

«Если и так, то это должно произойти естественно, спонтанно... Что же касается нашего дела, то ты ведь свои проценты получила?»

«Получила, спасибо».

«Тогда — до встречи. Мне пора на урок».

Домработница Соня, которую Наталия наняла еще в бытность своего полусупружеского романа с Логиновым, жила в ее квартире на прежних правах. Она всегда помнила о своих обязанностях, но видно было, как женщина скучает по Логинову. «Только он и умел хвалить мою стряпню», — сказала она однажды, и это прозвучало так искренне, что Наталия чуть не растаяла и не предложила ей перейти «на службу» к прокурору. Но вовремя одумалась: ревность, как облезлая и старая, но опытная кошка, подняла ушки на макушке. «Этого не следует делать... Соня прекрасно готовит, пусть остается здесь. К тому же постоянная женщина в его холостяцкой квартире может приобрести повадки жены, а мне это ни к чему».

* * *

Прозвенел звонок, дети, как по команде, исторгли восторженные крики по поводу окончания этого никому не нужного музыкального садизма, — именно таковым всегда считались уроки сольфеджио. Юные дарования поспешно выбежали из класса в страхе, что Наталия Валерьевна оставит кого-нибудь из них на дополнительное занятие. Но Наталия Валерьевна даже и не думала мучить этих мальчиков и девочек, понимая, что дети не виноваты в том, что родители обрекли их на семилетнее мучение, называемое музыкальной школой. Именно так родители стремились заполнить свободное время своих чад, поскольку профессиональных музыкантов из выпускников этой школы выходило все меньше и меньше. Это объяснялось очень простой причиной: профессия перестала быть нужной. В самом деле — зачем ехать в глухомань, в заросший паутиной деревенский клуб, если жить придется в холоде и голоде, да нередко и в обществе алкоголиков? Не проще ли найти сытное и теплое местечко в городе? Но вакансии в городе были распределены на десятилетия вперед, а потому музыканты, которых стало как «собак нерезаных», подались, кто куда — работали лоточниками, уборщицами, а некоторые, и это касалось в основном женщин, просто превратились в домохозяек, безропотно прислуживающих за столом, содержащих дом и обязанных чистить обувь мужу-кормильцу...

Она стояла возле окна и смотрела, как ее ученики, высыпавшие из школы, забрались чуть ли не по самые уши в сугробы и принялись валяться в снегу, забыв обо всем. Их голубоватые в вечернем свете фигурки вызывали умиление, а также стыд при мысли о том, что вместо нормальных детских забав она заставляет их заниматься никому не нужным интонированием.

В школе почти никого не осталось. Разве что Бланш, которая могла допоздна возиться со своими пластинками и кассетами в кабинете звукозаписи. Но и она вскоре уйдет... И тогда ей, Наталии, придется возвращаться домой, но сначала очистить машину от снега, завести мотор, разогреть его... Или же пора покупать свою мечту — красный «Форд»?

Мысли были ленивы, как и она сама. Они плавно перекатывались в голове без всякой логики. Так, она вспомнила, что дома ее ждет Соня, которая будет весь вечер смотреть на нее укоряющим взглядом, словно говоря: пора бы вам, хозяйка, смилостивиться и позволить вернуться Логинову, который, кстати, уже не раз приезжал для серьезного разговора. Соня хотела возврата к прежней жизни, как, впрочем, и сама Наталия. Но Соня ничего не знала о существовании Жестянщика, который тоже играл большую роль в жизни ее хозяйки. А быть может, даже главную...

Она дождалась, пока все утихнет, и села за пианино. Раскрыла крышку, которую захлопнул кто-то из ее учеников сразу же после занятия, коснулась пальцами теплых гладких клавиш и взяла наконец густой, насыщенный, построенный сплошь из напряженных малых терций аккорд... И тотчас вся покрылась мурашками...

Сначала звук доносился как будто откуда-то издалека и был едва различим, но по мере нарастания его Наталию охватил панический страх. Она услышала оглушительный взрыв, сотрясший все вокруг. Потом видение сконцентрировалось в каком-то синем квадрате. Повалил едкий дым, взметнулось оранжевое с черным буйное, жирное пламя... Вокруг шипел, тая, снег и тут же превращался в черную воду. Она услышала крики и увидела людей, стоящих на дороге и размахивающих руками. Сверкали фарами остановившиеся машины. Та, что взорвалась, видимо улетела в какую-то пропасть. Но за клубами дыма это невозможно было рассмотреть... Наталия вспомнила Майю, сестру Сары Кауфман, которая инсценировала свою смерть... Что же на этот раз? Какую важную информацию выдает ей ее подсознание, чтобы втянуть в очередную страшную историю? Нет, к этому невозможно привыкнуть...

Несколькими мгновениями позже она УВИДЕЛА черно-белую картинку: утро, лежащий в снегу искореженный автомобиль и рядом — четыре обгоревших тела, возле которых снуют фотографы, еще какие-то люди в черном... Один мужчина привлек ее внимание. Высокий, в длинном темном пальто, он курил и объяснял что-то какому-то невидимому собеседнику. Это был Сергей Сапрыкин, помощник прокурора и большой друг Наталии, который после ее разрыва с Логиновым просто не осмеливался появляться у нее в квартире, хотя наверняка тоже скучал по ней, особенно по нормальной еде, которой ему так недоставало дома. Отчетливо слышались лишь треск остывающего металла и хруст ломающихся льдинок, да общий гул толпы...

Наталия оторвала пальцы от клавиш. Видение исчезло: она находилась в своем классе, в нем по-прежнему было душно, только теперь к характерному запаху паркетной мастики почему-то примешивался явный запах гари и бензина...

В класс незаметно вошла завуч школы Бланш. Тряхнув седыми кудряшками, старейшая преподавательница музыки спросила: «Ты тут не уснула случайно? Что-то гарью пахнет... Наверное, натянуло с улицы... Ты сейчас играла что-то божественное, что это?»

«Кажется, импровизировала на темы Баха... И я сама не знаю. Задумалась».

Наталия увидела, как Бланш шустрой походкой выходила из школы.

Девушка вошла в учительскую и оттуда позвонила Саре. Услышав приятный голос подруги, она поняла, что за эти три года, как они с ней знакомы, она успела привязаться к ней и даже полюбить. Несмотря на все недостатки Сары, сложной и противоречивой натуры, с которой невозможно было расслабиться и приходилось всегда быть начеку. Однако Сара обладала неисчерпаемой жизненной силой, которую Наталия получала просто от общения с ней. Особенно она нуждалась в этом сейчас, когда черная меланхолия своими липкими лапами все сильнее и сильнее сдавливала грудь...

— На ловца и зверь бежит, — железным голосом произнесла Сара на том конце провода. Наталия сделала вывод, что случилось нечто из ряда вон выходящее и имеющее отношение непосредственно к Саре.

— Что-нибудь с Майей?

— Нет, слава Богу, она сейчас в Алжире, собирается написать какую-то книгу, дурочка... Нет, дело не в ней. Просто моему одному хорошему знакомому плохо. Сердечный приступ. Его увезли на «скорой», и, похоже, он уже одной ногой на том свете...

— Кто такой?

— Савельев Сергей. Очень порядочный человек...

— Это у него три немецких кафе и магазин английской обуви, и еще, если мне не изменяет память, одна из крупных риэлтерских фирм?

— Да, это он. Очень способный человек. И красивый, и семья у него. Мне очень жаль будет Олю...

— Понятно, ты бы хотела, чтобы я ПОСМОТРЕЛА, выкарабкается он или нет?

— Да, именно... Если хочешь, приезжай ко мне. Я приготовила курицу с орехами и пирог с лимоном. Мне-то нельзя, я на диете, так ты хотя бы поешь...

— Сара, ты своими лимонными пирогами накормила уже весь город!

— Нет, не весь. Вот Савельева Сережку — не успела, а ведь я ему очень многим обязана. Он мне в прошлом году давал взаймы. И без процентов.

— Ты же сказала, что с процентами...

-— Мало ли что я сказала. Ты должна уже отличать правду от лжи. К тому же, если бы я тебе сказала, что мне дали пятьдесят тысяч баксов без процентов, то разве ты бы мне одолжила остальные двадцать?

— Ну и аппетиты у тебя, Сара...

— Зато теперь мой салон ничуть не хуже московского. Я же наконец-то получила из Германии все оборудование для вибромассажа, гелевые ванны и фены. Ты же знаешь, как я ждала все это. Думала, что мои денежки уже вылетели в трубу. Но немцы — организованный народ. Кстати, ты бы зашла ко мне — у меня столько разных бальзамов, кремов и лаков...

— Если ты забыла, что посвящала меня в свою тайну, то я могу тебе напомнить, что я УЖЕ знаю о том, что ты собираешься открыть магазин. Так что, Сара, главное при вранье не сам факт обмана, а способность запоминать, кому, когда и что именно ты говорила...

— Так ты посмотришь насчет Сережи?

— Не знаю, получится ли... Ведь я же его никогда не видела.

— Тогда приезжай ко мне. Ты же знаешь — мое пианино хоть и старенькое, но играть на нем можно. Кроме того, я соскучилась по тебе... С тех пор как ты вернулась в школу, тебя невозможно застать дома. Трубку берет твоя верноподданная и, чеканя каждое слово, объявляет, что тебя нет...

— Хорошо, сейчас приеду.

Она вернулась в класс. И почувствовала, что просто должна сесть за инструмент. Она не понимала, на чем основаны ее видения и какая связь ее подсознания с картинами, возникающими в ее мозгу. Тем не менее она могла ВИДЕТЬ совершенно, казалось бы, случайные сцены из жизни самых разных людей. Поэтому пообещать Саре, что перед ней непременно предстанет сейчас Савельев, было нельзя. Может появиться целый круг лиц, лишь косвенно имеющих отношение к нему. Поэтому важно было определить взаимосвязи людей и событий, чтобы потом решать, как действовать дальше. Видения могли быть вырваны из чужой жизни, причем как прошлой, так настоящей и даже будущей. Однажды, шестнадцать лет назад, Наталии удалось в своих видениях оказаться в Германии. Она очутилась в пивном кабаке, где с помощью диктофона сумела записать интереснейший разговор двух мужчин, в результате которого обнаружилось старинное пианино, нафаршированное бриллиантами. Странная это была история, тем более что в ней была замешана женщина с нарушенной психикой, оказавшаяся убийцей...

Наталия снова взяла тот же аккорд — и снова почувствовала запах гари. А когда дым рассеялся, она увидела в нескольких сантиметрах от своего лица огромный букет гвоздик: пенно-белые и нежно-розовые с красными прожилками, напоминающими кровеносные сосуды... Гвоздики были так хороши и источали такой аромат, что мысль о том, что они имеют отношение к похоронам Савельева, как-то не приходила в голову. Гвоздик было много, они сулили близкий праздник, а вовсе не трагедию. Но вдруг букет как бы сорвался вниз, и мужские ноги (серые в красную полоску носки и коричневые домашние туфли) стали неистово топтать цветы, безжалостно давить кружевные нежные лепестки... И еще она успела заметить чью-то тень на полу и какое-то неясное пятно, напоминающее размытый женский портрет — зеленые глаза, красный рот, абсолютно белое лицо... Потом снова повалил густой дым.

«Ничего не поняла! Расскажу Саре, может, она разберется в этом...»

Заперев школу, Наталия, кутаясь в шубу, обогнула здание и остановилась перед своей заснеженной машиной, которая напоминала теперь гигантского белого кролика. С трудом открыв дверцу, она достала тряпку и принялась счищать снег с крыши и капота. На это у нее ушло около двадцати минут. Салон уже успел прогреться, в его недрах зазвучала меланхоличная мелодия Шаде...

Она выехала на оживленный проспект и, постепенно набирая скорость, полетела в центр города, где и жила Сара. Припарковав машину возле старого, но большого и красивого, с лепниной и витражами, дома, она, поздоровавшись с консьержкой, поднялась и позвонила в дверь.

Глава 2 Красные губы и зеленые глаза

Сара сердечно обняла ее в дверях:

— Господи, ну наконец-то! Проходи... Какой снегопад ужасный! Но все же это красиво...

— Красиво-то красиво, но я не завидую тем, кто сейчас находится в дороге... Представляешь, что сейчас творится за городом? Нет, в такую погоду лучше уж сидеть дома и любоваться на снегопад из окна.

Она прошла на кухню — любимое место общения женщин, села возле окна и блаженно вздохнула:

— Нет, все-таки у тебя лучше, чем у меня! Как-то теплее, что ли...

— Да брось ты! Просто с тех пор, как ты вышвырнула своего Логинова, у тебя тоска. Но она пройдет, как только ты позволишь ему вернуться. Он как вообще, одолевает?

— Ох, одолевает... Соня говорит, что он постоянно звонит и спрашивает про меня.

— А ты что? — Сара накрыла стол и подвинула тарелку с курицей и салатницу с маринованными грибами: — Вот, меня угостили рыжиками...

— Кто это?

— Боишься, что отравленные? Не бойся! Ты со своими убийствами скоро подхватишь паранойю. Сиди спокойно и ешь. У меня, конечно, много врагов, но если честно, то эти рыжики французские, из банки. Просто мне подарили эту банку, вот и все.

Наталия поддалась уговорам и съела несколько грибков.

— Значит так, — начала она, — я ПОСМОТРЕЛА, но, сказать по правде, ничего не поняла.

И она рассказала подруге о своих видениях, связанных со сгоревшим автомобилем и букетом бело-розовых гвоздик.

— Да уж, странно, ничего не скажешь... Я как раз перед твоим приходом звонила в больницу и разговаривала с Семен Григорьевичем, это мой знакомый врач. Он сказал, что Савельеву совсем плохо и что он навряд ли выживет. Чудо может произойти лишь в случае удачной, но очень рискованной операции... Как же мне жаль Олечку! Послушай, может, мы навестим ее? Она будет очень рада (если, конечно, можно чему-то радоваться в такой ситуации)... Мы, женщины, должны поддерживать друг друга... Ты, наверное, подумала: ну вот, пригласила в гости, а сама собралась уезжать... Да, ты все правильно подумала, ведь я, даже когда разговаривала с тобой по телефону, знала, что приглашу тебя с собой к Савельевой. Понимаешь... не знаю, как бы тебе это лучше объяснить... Словом, я и Савельев... — Сара чуть не согнула чайную ложку, произнося три последних слова...

— Да я все и так поняла. Сразу, как только ты начала расхваливать его. Я подумала, что вряд ли ты так бы нервничала, если бы речь шла о простом знакомом. Сара, и как давно у вас это с ним?

— Давно. Но встречались мы крайне редко. Самое удивительное в этой истории, что он очень любит свою жену. А со мной встречается... даже и сама не знаю, зачем. Мужчин трудно понять. Возможно, что он любил и ее, и меня... Ой, — она зажала рот рукой, — я же сказала о нем в прошедшем времени... Нет, я уверена, что он выживет! Вот, Наташенька, мой лимонник. Я понимаю, конечно, что чай с восточными ароматами — пошло и немодно, но мне нравится...

— Сара, твой снобизм портит мне аппетит. Мне всегда нравился твой чай, поэтому лей покрепче...

Через час они уже сидели в машине, и Сара рассказывала, как проще добраться до дома, где жили Савельевы. Проезжая по голубовато-белым от снега улицам, Сара не переставала восторгаться мягким падающим снегом. А потом вспомнила про видения своей подруги и даже всплеснула руками:

— Странно... При чем здесь эта катастрофа и букет гвоздик... Если бы он (не дай Бог, конечно) разбился на машине, то тогда было бы все ясно... А так... сердечный приступ... Ну и каша у тебя в голове! Сейчас налево...

Они въехали во двор четырехэтажного дома, остановились возле подъезда, и Сара, не выходя из машины, попыталась определить, светятся ли окна савельевской квартиры.

— Что-то не видно, чтобы кто-то был дома... Но я спрашивала Семен Григорьевича, не приезжала ли Оля, он сказал, что пока нет. Может, она на кухне? Ну что, пойдем?

Возле двери обе замерли, не веря своим глазам: на пороге квартиры лежал истерзанный и растоптанный букет гвоздик, тех самых, которые увидела Наталия в своих видениях.

— Что-то мне не по себе, — прошептала Сара и опустилась, чтобы потрогать руками безжизненные цветы, словно проверяя, не галлюцинация ли у нее. — Похоже, те самые цветы?

— Да, те самые... Давай позвоним...

Сара нажала на кнопку звонка. Но никто не открывал. Тогда она позвонила к соседке. Вышла высокая худая девица болезненного вида.

— Мариночка, здравствуй, — Сара волновалась так, что даже начала немного заикаться. — Ты узнала меня?

— Здравствуйте! Конечно узнала. Но вы же знаете, что Сергей Петрович...

— Знаю, конечно, но мы приехали к Оле, а никто не открывает. Ты не знаешь, где она?

Марина с недоверием посмотрела на стоящую неподалеку Наталию, и Сара все поняла. Она без слов проскользнула в квартиру соседки и прикрыла за собой дверь:

— Ну так где она? У тебя, что ли? Ты так загадочно на меня смотришь...

— Нет, она не у меня... Дело в том, что ведь это же я вызывала скорую для Сергея Петровича... А как бы я узнала, что у него сердце?

— Да, действительно. Ну и как же?

— Да здесь такое было! Ольга пришла, с цветами, он ей дверь открыл («Подсматривает, — подумала Сара, — через глазок, вот каналья... Участь всех старых дев».) и стал что-то такое говорить, она вся побледнела...

— Ты не расслышала, что он сказал?

— К сожалению, нет.

— А что было потом?

— Потом было и вовсе ужасно... Он ударил ее по лицу и столкнул с лестницы... Она убежала и с тех пор не приходила... Так что дома никого нет...

Но Сара не растерялась. Понимая, что она приехала с Наталией, для которой важна каждая мелочь, она решила во что бы то ни стало проникнуть в квартиру Савельева. Быть может, там до приезда милиции (а это нельзя исключать) им удастся найти что-нибудь такое, что подскажет Наталии развитие событий. А главное, куда могла исчезнуть Ольга. Поэтому Сара как ни в чем не бывало сказала:

— Понимаешь, Марина... Сергею Петровичу необходимы лекарства, я знаю, где они лежат. У тебя ведь есть запасные ключи, так не могла бы ты дать их нам на время... Это очень важно!

Марина с готовностью протянула ей связку ключей и с любопытством принялась наблюдать за тем, как Сара открывает двери. Когда же обе женщины скрылись в квартире, она, вздохнув, захлопнула и свою дверь. Примерно за час до их прихода она уже была у Савельевых, как это делала не раз, и даже успела примерить новое платье Ольги. Шизофрения сделала ее жизнь вполне счастливой.

— Взгляни, накрытый стол. Если верить этой ненормальной, то Сергей был дома, а Ольга откуда-то пришла... И, судя по всему, он ждал ее, чтобы отметить какое-то событие. Видишь, два прибора...

Наталия, слушая внимательно Сару, подошла между тем к столу и подняла с одной из тарелок льняной колпак — свернутую салфетку, под которым оказалась красная бархатная коробочка. Она открыла ее и увидела кольцо с бриллиантом и изумрудами.

— Сара, ты не знаешь, у Ольги когда день рождения?

— Не знаю. Дай-ка взглянуть... — Сара восхищенно ахнула: — Какая красота! Я же говорила тебе, что он любил свою жену... Тьфу ты, пропасть, опять сказала о нем в прошедшем времени.

— Да не расстраивайся ты так! Значит, он будет долго жить... Давай лучше представим себе, что же здесь произошло... По-моему, все предельно просто: твой Сергей накрыл стол и купил кольцо для Ольги. И не важно, в честь какого праздника. Может, они отмечали и вовсе что-нибудь интимное, предположим, день, когда Ольга впервые отдалась ему... Мало ли... Или, возможно, он узнал о том, что она ждет ребенка... Понимаешь, это кольцо говорит о том, что все это посвящалось именно ей. Если бы это касалось работы или самого Сергея, то не было бы кольца. Ты согласна?

— А мне он подарил кольцо без изумрудов...

— Сара, очнись! Я чувствую, произошло что-то непоправимое... А ты тут со своими женскими амбициями!

Но Сара сидела в кресле с отсутствующим видом и разглядывала бриллиант.

Наталия вошла в спальню и увидела разбросанные по кровати женские платья. Черной недоброй птицей раскинулся поверх прочего роскошный бархатный жакет. Рядом с ним она обнаружила письмо, оно было смято. Наталия разгладила листок и принялась читать: «...Оля, у тебя очень эротичное имя, оно такое же овальное, как и твой ротик...»

Наталия спрятала письмо в карман и, не найдя в остальном ничего примечательного, вернулась к подруге, все еще разглядывавшей кольцо.

— Сара, ты меня слышишь?

— Слышу, но не вижу. Ты извини меня, Наташа, что при виде таких вещей я просто слепну...

— Не расстраивайся, ты сама как бриллиант... Скажи лучше мне, Ольга не изменяла своему мужу?

— Ольга? Да ты что, смеешься? Она боготворила его, обожала! Они любили друг друга. Для полного счастья им не хватало только детей, но так как они считали себя (да что я про них все в прошедшем времени?!) людьми цивилизованными, то и к этой проблеме относились разумно. Он говорил мне, что они запланировали ребенка на конец следующего года. Сергей даже бросил курить.

— А чем вообще занималась Ольга? Она где-нибудь работала?

— Нет, конечно! Сидела дома и ждала мужа. Довольно часто бывала и у меня в салоне. У нее изумительная фигурка, красивые пепельные волосы, зеленые глаза и алые губы. Она всегда очень ярко красит губы. А какая кожа, можно только позавидовать!

— Как ты сказала? Красные губы и зеленые глаза? Где-то я уже видела эту картинку... Постой-постой! Как раз после того, как увидела цветы... Только лица невозможно было различить... Все расплывалось, как акварель под дождем, но я успела увидеть именно красные губы и зеленые глаза... Знаешь, Сара, боюсь, что мне удалось узнать не о Сергее, а об Ольге. Ты не знаешь, где у нас поблизости от города есть обрыв, пропасть какая-то? Потому что я-то знаю, где... Но мне интересно услышать от тебя. Это очень важно.

— Обрыв я знаю только один. Это скорее песчаный заброшенный карьер, возле Каменки.

— Вот-вот, я тоже о нем подумала... Туда сейчас идет объездная дорога, ремонтируют мост. Я сейчас позвоню Сапрыкину...

Она нашла телефон и быстро набрала номер его домашнего телефона:

— Сережа, ты узнаешь меня?

— Ты? — Сапрыкин перешел на шепот. — Извини, что я так тихо, но меня подслушивает одна очень нехорошая женщина.

— Это та, на которой ты собрался жениться?

— Угадала. Слушай, я так рад тебя слышать... Твой Логинов...

— О драконах ни слова. Ты мне лучше скажи, тебя не вызывали на днях — вчера или даже сегодня — в Каменку, на карьер? Просто ответь: да или нет.

— Нет, а что случилось?

— Скажи, когда случаются крупные автомобильные аварии, тебя могут туда послать?

— Могут, но они все больше посылают меня сама знаешь куда...

— Не знаю, говорить тебе или нет, но я ВИДЕЛА... ты меня слышишь?

— Слышу. Ты увидела этот карьер и хочешь, чтобы я туда съездил? Но выгляни в окно — снегопад-то какой! Пощади...

— Я не собираюсь тебя никуда отправлять. Просто послушай, что я тебе расскажу, а потом проверим, совпало что-нибудь или нет. Хорошо?

— Да, конечно...

— В карьер упала машина. Она горит, а в ней уже четыре трупа, причем один, кажется, женский. Не дай Бог, конечно, но ты мне перезвони, когда это случится...

— ЧТО случится? — не понял Сергей.

— Когда ты вернешься ОТТУДА.

— Ладно, позвоню, — ответил он странным голосом после некоторого молчания. А потом не выдержал и добавил: — Представляешь, как только ты мне это сказала, я словно почувствовал запах гари, и голова слегка закружилась. Боюсь, что сразу после твоего звонка мне позвонят из прокуратуры...

— Сережа, подожди, не бросай трубку... Хочешь совет?

— Слушаю.

— Расскажи своей невесте, что звонила я. Посмотри на реакцию. Если она начнет кричать и топать ногами, то умножь все это на тысячу — и увидишь свою семейную жизнь. Ты меня понял? И еще: когда будет желание, приезжай к нам с Соней, и мы покормим тебя по-человечески. Целую... — она положила трубку.

— Знаешь, где может быть Ольга? — спросила Сара, которая за то время, пока Наталия разговаривала по телефону, успела убрать гвоздики и подмести у порога. — Да у Ады, своей сестры. Вот здесь, в телефонной книге я нашла ее номер. Давай позвоним и все выясним...

Но встревоженная Ада, узнав Сару по голосу, сказала, что Ольги у нее нет, что она была у нее часов в шесть, а потом поехала домой, сказав, что у нее важное мероприятие и ей надо успеть заехать за цветами. О том, что у Савельева сердечный приступ, она вообще ничего не знала.

— Ада, надо поговорить, — сказала Сара. — Мы сейчас у Савельевых в квартире, нам Мариночка дала ключи, подъезжай... К Сергею сейчас все равно ехать бессмысленно: он в реанимации.

Она приехала, и Наталия, увидев перед собой эту рыжеволосую голубоглазую женщину, смогла себе представить приблизительно, какой была и пропавшая Ольга.

— Вы похожи со своей сестрой друг на друга? — на всякий случай спросила она, чтобы иметь представление об Ольге. Но вдруг поняла, что, находясь в квартире Ольги, можно просто-напросто полистать многочисленные фотоальбомы. Ведь нынешнее поголовное увлечение давало возможность обессмертить любое семейное торжество или просто себя самое без проблем. И, словно прочтя ее запоздалые мысли, Ада проворно достала фотографии.

— Вот, пожалуйста, можете сравнить...

Со снимков на Наталию смотрела совсем молодая светловолосая женщина. Сара была права: красные губы и ярко-зеленые глаза. И повсюду она вместе с Сергеем Савельевым, тридцатипятилетним приятным мужчиной. Они обнимаются, смеются, словом, они счастливы... Наталия вспомнила про письмо, которое лежало у нее в кармане, и решила пока не показывать его никому: «Вдруг все закончится хорошо, к чему тогда выносить сор из избы?»

— Да, вы с сестрой удивительно похожи...

— Вы мне льстите, — улыбнулась Ада. — Олечка у нас красавица, а я растолстела... Сара, ты говорила что-то насчет голевых ванн? О господи, о чем это я говорю? Сара, ты хотела мне о чем-то рассказать?

— Хотела. Понимаешь, Ада, Ольги нигде нет... — И она пересказала то, что услышала от соседки.

— Да нет, этого не может быть... Чтобы Сережа поднял руку на Олю? Это исключено. Почему вы верите этой шизофреничке?

— Но ведь что-то явно произошло... К тому же я только что убрала из подъезда огромный букет растоптанных гвоздик. А ты сама сказала, что Ольга должна была заехать за цветами... Вроде бы все сходится...

— Да что ты такое говоришь, Сара? Что сходится? То, что Сергей ударил Ольгу?

— Но ты же не можешь отвечать за поступки другого человека! Может, они поссорились...

— Хорошо, я вам скажу, зачем Ольге понадобились цветы. У них сегодня годовщина встречи. Ровно год назад они познакомились. Оля сказала мне, что купила зеленое платье, похожее на то, в котором была в тот вечер. Она была такая счастливая...

— А зачем она зашла к вам? — неожиданно спросила Наталия, вступая в разговор.

— Она просто была в магазине, который находится рядом с моим домом. Называется он «Селена», такое странное название...

— А вы часто с ней встречались? Я хотела только узнать, насколько вы дружны и откровенна ли была с вами Ольга?

— Сара, твоя знакомая, с которой ты меня, кстати, даже не познакомила, задает какие-то странные вопросы... Да к тому же она еще почему-то говорит об Оле в прошедшем времени...

— Извини, Адочка, это Наталия... Она совершенно необыкновенная... но об этом потом... Просто она тоже хочет найти Ольгу, она ей нужна по делу.

— Вы знакомы с моей сестрой? — обратилась к Наташе Ада.

— Да, знакома, — выдавила та из себя, мысленно благодаря подругу за идиотское положение, в которое она ее поставила. — И она мне действительно очень нужна... Но раз ее нет, то я, пожалуй, поеду домой. Если хотите, я могу всех вас подвезти.

— Но Ольги-то нет! Уже ночь... Где она?

— Может, у родителей, — высказала предположение Наталия, рискуя вновь оказаться не на высоте, поскольку, если она «знакома» с ней, то должна хотя бы знать, где находятся, да и вообще, живы ли родители Ольги.

— Нет, они уехали в деревню. Дело в том, что у сестры очень узкий круг знакомых. Не знаю, что даже и предположить... — Ада, казалось, только сейчас начала понимать всю серьезность ситуации. К тому же Наталия отметила для себя, что сестра ни разу вообще не обмолвилась о сердечном приступе Савельева.

— Тогда, Сара, — решилась Наталия и даже встала с кресла и достала сигарету, — я считаю своим долгом кое-что сказать... Понимаете, Ада, я совершенно не знакома с вашей сестрой. Дело в том, что мне удается иногда что-то мысленно увидеть... причем настолько явственно... Хотите, считайте меня экстрасенсом — как будет угодно, но я могу чувствовать преступления... Порой мне удается их предотвратить, но чаще, к моему глубокому сожалению, из-за недоверия правоохранительных органов бывает уже поздно. Не скрою, я появилась в этой квартире не случайно... Мне показалось, что авария, которая произошла или еще только произойдет в районе Каменки, имеет, к несчастью, какое-то отношение к вашей сестре. Но это вовсе не означает, что она погибла. Это может быть косвенная связь... Вот поэтому-то я и задавала вам некорректные вопросы, которые могли вам показаться простым любопытством... Просто, когда я больше узнаю о человеке, который меня в данный момент интересует, мне становится легче объяснить то или иное мое видение...

Ада растерянно оглянулась на Сару:

— Сара! Как ты могла поставить эту девушку в такое идиотское положение?! Наташа, спрашивайте меня о чем угодно... Я вам все расскажу, чтобы только можно было бы чем-нибудь помочь. Больше того — мне кажется, что я уже слышала о вас... Бедрицкая, Лискина... Это все вы?!

— Да, это я.

— Значит, это с вашей помощью удалось найти Рафа?

— Верно, хотя мне почему-то неприятно об этом вспоминать... — Дело в том, что Раф, как это ни странно, прежде чем стать убийцей женщин, был ее хорошим другом. Но психиатрия — не ее поле деятельности. Кто знал, что за красивой внешностью молодого человека скрывается патологический садист.

— Вы спрашивали меня, насколько откровенна была со мной Ольга? Так вот, отвечаю: предельно. Но у нее и не могло быть никаких особенных тайн, какие бывают обычно у женщин... Любовников у нее никогда не было, это я уже говорила. Что касается денег, то Сергей и так ей ни в чем не отказывал...

— Тогда я ничего не понимаю.

— Вы о чем?

Наталия не выдержала и снова взяла в руки телефон, набрала номер Сапрыкина. Трубку взяла женщина. Услышав голос Наталии, она взорвалась:

— Это опять вы? Нет его, я не знаю, что вы ему такого сказали... Короче, ему позвонили и вызвали в Каменку. Знаете, что я вам скажу, девушка (Наташа, если я не ошибаюсь?), вы разбирайтесь со СВОИМИ мужиками и не звоните больше Сергею! У вас своя жизнь — у нас своя...

— Вы говорите, он уехал в Каменку? Вы ничего не перепутали?

Но женщина уже бросила трубку. «Бедный Сапрыкин, скоро он наверняка придет и расскажет о том, какой он несчастный...»

— Сара, мне только что сказали, что Сапрыкина вызвали в Каменку... Ты понимаешь, о чем я?

— Песчаный карьер... — И Сара с болью в глазах посмотрела на Аду, пока еще ничего не понимающую.

Глава 3 Братья Караваевы, романовский спирт и оглашение письма

Логинов тяжело переживал разрыв с Наталией. Он понимал, что все два с половиной года, что он прожил с ней, были для него чрезмерно большим счастьем. Эта чрезмерность пугала его — ему казалось, что он вот-вот проснется, и окажется, что все это ему только снилось. Так оно и случилось: он застал Наталию, женщину, которую он любил и идеализировал, как только мог, с другим мужчиной. В постели. Что может быть красноречивее этой явной измены? Как и любой другой мужчина, он ждал ее естественной в таком случае реакции — извинений, оправданий и прочих атрибутов женской слабости. Но наткнулся на «железную леди», для которой свобода, как оказалось, превыше всего. А он-то думал, что она не соглашается выходить за него замуж и оформить их отношения лишь из кокетства и желания набить себе цену.

Он до сих пор не мог забыть той сцены в Москве, на кухне квартиры, где и произошла их предпоследняя встреча. Тогда Наталия, едва одевшись и стоя спиной к нему, говорила, что не готоваразговаривать с ним. Потом она закрыла лицо ладонями (как это делают дети, когда не хотят видеть что-то страшное) и так стояла до тех пор, пока оба ее любовника не вышли из квартиры и не оставили ее одну.

Но была и последняя встреча, уже дома, в городе С., когда Логинов с Валентином (так звали второго мужчину) встретились дома у Наталии. Тогда не без помощи Сони, безропотно накрывшей им стол, они напились, как последние свиньи, в страхе за жизнь своей единственной подруги. Об этом было стыдно вспоминать. Потому что утром, когда они проснулись у нее в гостиной, то увидели ее, живую и здоровую. Она вернулась в город после опасного дела, во время которого на нее было совершено покушение и которое могло закончиться для нее трагически. В это время Логинов и понял, что не может жить без этой женщины, и немедленно выразил намерение остаться с ней навсегда. Приблизительно то же на кухне Наталии сказал и Валентин. Но Наталия ответила им приблизительно одинаково, заявив, что ей понадобится время, чтобы все обдумать. Пока же она попросила обоих не звонить и не приходить. Но время шло, за эти полгода можно было сто раз уже все обдумать, однако Наталия, казалось, и не собиралась что-то менять в своей жизни.

Логинов пробовал следить за ней и, в конечном счете, изучил все ее маршруты. Ничего особенного: музыкальная школа, супермаркет, рынок, салон «Кристина», Сара, дом и кинотеатр. Все. Несколько раз он видел возле ее дома старую черную «волгу» Валентина, тогда он становился на своей машине таким образом, чтобы можно было понаблюдать за дверью подъезда. Но Валентин, похоже, не решался войти к Наталии, как и Логинов. Возможно даже, что и он видел машину прокурора и тоже чего-то ждал, какого-то действия, которого не было...

Логинов жил один в своей огромной квартире и от тоски по ночам смотрел комедии с Пьером Ришаром и объедался ресторанными отбивными. Вспоминая свою жизнь у Наталии, он жалел об одном — что не понимал ее как женщину. Ведь если бы она была счастлива с ним, то не изменяла бы ему с Валентином...

Поздно вечером ему домой позвонил старший следователь Иван Безуглов и сообщил приятную новость: нашли братьев Караваевых. Эта троица терроризировала всю область. Старший, 35-летний Стас Караваев, отсидел семь лет за убийство жены, вышел и, словно с цепи сорвавшись, крушил на своем пути все и вся — он грабил квартиры, магазины, убивая при этом хладнокровно свидетелей; кровавый след его преступлений исчертил весь пригород и двинулся в город. Стас вместе со своими младшими братьями (одному 25, другому 27 лет) угонял и разбивал машины, насиловал, грабил и убивал женщин. Они подожгли несколько квартир, предварительно обчистив их. Действовали братья нагло и всегда успевали скрыться с места преступления. Их почерк было нетрудно узнать: где беспредел и полная бессмыслица — там побывали Караваевы. Бандит без будущего, смертник, который живет одним днем и не может надышаться волей — так характеризовали Стаса Караваева в прокуратуре. И вот братьев-беспредельщиков поймали?!

— Ваня, повтори, что ты только что сказал! Я не сплю?

— Нет, Игорь Валентинович, мы действительно их нашли. Но... мертвых. Они разбились, рухнули в овраг, что в Каменке, там ужас, что такое... Снегопад, сами видите. Машина взорвалась, там наши люди сейчас работают.

— Там все трое?

— Трое-то трое, но с ними девушка... Трудно определить внешность.

— Ты что, сам туда ездил?

— Ездил, насилу вернулся в город. Позвонил своему другу в ГАИ, чтобы связались с администрацией города. Ведь это же стихийное бедствие — такой снегопад! Сколько людей могут замерзнуть на дороге, надо поскорее технику вывести — снег расчищать...

— Может, вещи какие-то сохранились?

— Я же говорю, там сейчас наши ребята работают. Я сам видел чемоданчик такой... женский, с металлическими шарами-застежками. Он почти не обгорел. Может, что-нибудь и найдем...

Положив трубку, Логинов выключил видеомагнитофон и позвонил Сапрыкину:

— Сергей, там в Каменке разбились браться Караваевы. Все погибли. Тебе бы надо съездить туда, я сейчас позвоню в гараж, скажу, чтобы за тобой прислали джип. Ты что, спишь? Почему молчишь?

— В Каменке? — наконец глухо отозвался Сапрыкин. — Рассказать тебе — не поверишь. Но тебя все равно не исправить, как и ту женщину, которая сейчас на меня орет. Хорошо, я поеду. А за джип спасибо, Родина тебя не забудет.

Джип им подарил один мафиози. Из тех, которые «не пойман — не вор». Пришел к Логинову на прием и сказал: «Дарю вам джип. Новый. Вон он, стоит возле крыльца. Надо только оформить чин-чином». Сказал и уехал на стареньком «москвиче».

«Интересно, что имел в виду Сапрыкин, когда говорил «рассказать — не поверишь...»?»

Но настроение после известия о гибели бандитов у прокурора не улучшалось. Ему давно уже было тошно в этих голых стенах, среди этой вязкой тишины — без этой женщины, которую хотелось сжать в объятиях до хруста в костях, сказать ей ласковые и нежные слова, которые все чаще и чаще приходили ему на ум теперь, а вовсе не тогда, когда он находился рядом с ней.

Он мучался до тех пор, пока рука сама не потянулась к телефону. Набрав номер, он разволновался, как студент на экзаменах, даже вспотел, пока слушал длинные гудки. Затем долгожданный щелчок и тоненький, почти детский голос Сони:

— Да, вас слушают.

— Она дома? — Логинов даже забыл поздороваться.

— Дома. Но вы же знаете...

Он бросил трубку, оделся и вышел из дома. Через двадцать минут он уже названивал в ее дверь.

Когда он увидел Соню, то просто обхватил ее обеими руками, как куклу, приподнял над полом и отодвинул в сторону. Интересно, что Соня даже не пикнула, а только прикрыла в блаженстве глаза. Но он этого, естественно, не заметил...

Наталия пила чай на кухне и читала книгу. Увидев ворвавшегося к ней Логинова, она уронила книгу и застыла, не веря своим глазам.

— Соня, налей и мне чаю, — громоподобным голосом потребовал Логинов и принялся разматывать с шеи шарф. — Ты как хочешь, но я отсюда больше не уйду! Все! Я решил! Если хочешь, уходи сама...

Соня, которая с готовностью преданной собаки кинулась выполнять команду любимого хозяина, от счастья покраснела, как помидор. Наталия же вдруг поняла, что ждала этого визита — вот такого шумного, неистового и даже нахального. Ждала долгие полгода. И наконец дождалась.

— Тебе с молоком или лимоном? — спросила она как ни в чем не бывало, стараясь унять дрожь в пальцах. Она машинально схватила лимон, будто он мог удержать ее от безрассудства.

Соня, на редкость тактичный и понятливый человек, на весь вечер скрылась в своей комнатке позади кухни. Никто не знал, что она все эти несколько месяцев вязала для Логинова рождественский свитер. И хотя ее спицы мелькали проворно, мысли были далеко...

* * *

Поведав друг другу о том, как скучали в одиночестве, они как-то незаметно перешли на другую тему. Логинов рассказал о гибели бандитов Караваевых, на что Наталия отреагировала очень странно. Она вскочила с постели, набросила халат и села, серьезная и сосредоточенная:

— А теперь послушай, что я тебе скажу...

Она сообщила ему о своих видениях, об исчезновении Ольги Савельевой, о наблюдениях соседки Марины, раздумьях Ады и Сары. В заключение спросила:

— Как ты думаешь, рано поднимать шум?

— А ты видела дым и после того, как Сара попросила тебя ПОСМОТРЕТЬ, выживет ли Савельев?

— Да, и до, и после этого... Вот я и подумала: а не связана ли эта катастрофа с Ольгой? Но как вообще можно связать братьев Караваевых и эту безупречную женщину?

— Я же тебе не сказал... Дело в том, что и ты видела на снегу четыре трупа, и Ваня Безуглов сказал мне, что в машине нашли четыре тела, три — это Караваевы, а четвертое — женщина. Я, конечно, не знаю, но вполне вероятно, что это и есть Ольга Савельева. Ты говоришь, муж ее сейчас в реанимации?

— Да, у него, кажется, инфаркт... Я поняла тебя — ты думаешь о том, кто бы мог опознать женщину? Может, это сделать мне? Я несколько часов назад видела Ольгу на фотографиях. Не думаю, что в морг сразу же надо везти Аду... Просто жалко ее... Ну так как? Ты будешь помогать мне? А я тебе? Как раньше? — Ей было удивительно легко и просто общаться с этим большим и красивым мужчиной, которого она, несмотря ни на что, продолжала любить. Она испытывала восторг от того, что вновь видит его рядом и может обнять.

— Конечно, будем вместе... Если бы ты только знала, как я рад! Ты моя маленькая...

— Логинов, прекращай! Я вовсе не маленькая... И вообще, хочу тебя разочаровать: я, наверное, все-таки уйду из школы... Мне снова все это надоело. И ученики эти сопливые, которые фальшивят и так и норовят сбежать с урока. Надоело, понял?

— Понял...

Однако он понял и больше. Покоя, видимо, ему с ней не видать, но она была рядом, это и было как раз то, что ему нужно.

* * *

Соня не собиралась плакать, но слезы сами закапали на спицы, все стало расплываться, красно-синие петли превратились в разноцветные потеки... Она ревновала Логинова и маялась от бессмысленности своего существования. Она, всю свою жизнь мечтавшая о семье, постепенно превратилась просто в наблюдательницу чужой жизни. В частности, жизни Наталии и Логинова. Она и любила их по-своему, но в то же время не понимала, почему ОНИ имеют право на интересную, насыщенную событиями жизнь, а она — нет.

Но мысли приходили и уходили, а Соня оставалась.

* * *

Новый день принес солнце, которое осветило их спальню и превратило зимнее утро в праздник. Но это длилось недолго — ровно столько, сколько понадобилось Наталии на утренний поцелуй. Затем в ее голове пронесся бодрый и отрезвляющий вихрь мыслей, который напомнил ей о Каменке и Аде. С другой стороны, к ней вернулся Логинов, а с ним — тот стремительный темп жизни, который она так любила. Теперь все будет по-новому. Логинов будет, как ласковый и веселый котенок, скрашивать ее одиночество, но в то же время не вмешиваться в ее внутреннюю жизнь, которая наверняка тоже изменится. К лучшему.

Так она лежала, то хмурясь, то улыбаясь тому мироощущению, которое переполняло ее в это декабрьское утро, пока не зазвонил будильник, вернувший ее в мир реальности.

— Логинов, если бы ты знал, как же мне неохота тащиться на работу... Придется срочно взять больничный, а еще лучше — вовсе бросить эту чертову музыкалку.

Логинов открыл глаза и не поверил тому, что находится в кровати с Наталией. Он провел рукой по ее плечу — оно было вполне реальным, теплым.

— Знаешь, а ведь я все это время не жил, — пробормотал он и тут же, смутившись собственной откровенности, зарылся лицом в ее рассыпанные шелковистые волосы. И замер, боясь, что сейчас проснется и вновь окажется один.

— Игорь, возьми меня с собой в морг, мне надо взглянуть на эту женщину, — произнесло ангелоподобное существо в кружевной сорочке. — Я съезжу туда, а потом уже на работу... Ну же, вставай!

* * *

Уже перед уходом она все же не выдержала и позвонила Саре:

— Сара, только обещай мне, что никому ничего не скажешь... Я сейчас еду в морг. Возможно, что обнаружили тело Ольги. Понимаешь, все это только предположительно, поэтому ты ни в коем случае не должна раньше времени травмировать Аду. Но я звоню все же для того, чтобы ты ее ПОДГОТОВИЛА... Я не уверена, ты же знаешь насколько то, что я ВИЖУ, эфемерно и запутанно... И еще: ты же знаешь Ольгу... Если ты в состоянии, то можешь присоединиться к нам. Мы бы даже могли заехать за тобой.

Сара некоторое время молчала, очевидно соображая, как лучше ей поступить. Она не могла признаться в том, что панически боится увидеть в морге свою соперницу — женщину, на месте которой ей еще недавно так хотелось оказаться... Нет, она не хотела смерти Ольги Савельевой, но какие-то тайные силы, управляющие ее душой, настаивали на том, чтобы она сама, лично, увидела ее труп.

«Нет, я бы не хотела ТЕПЕРЬ оказаться на ее месте, — думала она уже в машине, которая мчала ее в морг, где, как она уже представляла, лежала Ольга. — Но если это не она, я буду только рада. Честное слово». Она и верила себе, и нет. Из-за этих вот сомнений она в эту минуту себя почти возненавидела.

Наталия же, которая и не подозревала о том смятении чувств, которое переживала сидящая рядом с ней Сара, просто молчала, вспоминая Аду и увиденную на фотографиях Ольгу.

Патологоанатом Романов встретил их в длинном клеенчатом фартуке, забрызганном чем-то бурым и желтым, словно передник мясника. Он был явно недоволен и сразу же объяснил причину:

— Я весь из-за этих пропитался гарью и копотью.

Услышав это, Сара побледнела.

— Слабонервная? — резко спросил Романов, окидывая презрительным взглядом хорошо одетую и очень красивую Сару. — Нашатырь или коньяк?

— Джин с тоником, — постаралась разрядить обстановку Наталия и, как могла, улыбнулась капризному, но полезному специалисту.

— А мяса копченого не хотите? — усмехнулся тот, приглашая войти в большой, выложенный кафельной плиткой зал, где на столах лежали четыре обезображенных и обгоревших до неузнаваемости трупа.

— Вася, прекращай, дома будешь людей пугать, — остановил Романова прокурор. — Показывай, где здесь у тебя женщина?

Василий подвел их к столу. И тут произошло то, чего никто не ожидал: Сара упала в обморок. Она лежала на кафельном полу такая белая, что тоже напоминала мертвую. Романов поднял ее на руки и положил на кушетку. Он поднес к ее носу ватку, смоченную нашатырем. Сара открыла глаза и попросила чего-нибудь выпить. Пока они там ворковали, Наталия попыталась найти в чертах обгоревшего лица хотя бы одну, которая бы делала жертву похожей на Ольгу.

— Да, трудно определить... Волосы все сгорели, даже невозможно сказать, какого они были цвета... Вы еще не снимали одежду? — Наталия склонилась над трупом, зажав пальцами нос, и попыталась приподнять кусок пропитанной черной кровью ткани на бедре женщины. — По-моему, это джинсы... А вот сверху что — непонятно...

— Это эластичная ткань. Она вся расплавилась...

«Нет, невозможно определить... Лицо сильно изуродовано... Что же делать? И Сара еще грохнулась в обморок... Неужели придется звать Аду?»

Представив, как эта нежная и какая-то неземная женщина появится здесь, Наталия поняла, что Романову прибавится работы — Ада тоже потеряет сознание. Но опознать погибшую все равно было необходимо. Поэтому она подошла к Саре и настойчиво проговорила:

— Ты просто обязана взять себя в руки! Постарайся абстрагироваться и присмотрись внимательно к лицу... Может, что-нибудь покажется тебе знакомым. Я не знаю, что именно — овал лица или что-нибудь еще... Лично мне очень трудно понять, похожа ЭТА женщина на Ольгу или нет... Какого размера у нее была грудь, ты не помнишь?

— Третий или четвертый... У нее была красивая полная грудь, а при ее хрупкости и изяществе... Боже, что я несу! Да еще в этих стенах... Хорошо, я постараюсь определить.

Но, молча вглядевшись в труп, Сара отрицательно покачала головой:

— Придется позвонить Аде.

Логинов, до сих пор молчавший, не выдержал, когда они вышли на свежий воздух:

— Мне все-таки не верится, что Ольга Савельева могла быть в одной машине с этими бандитами. Они, кстати, меньше обгорели. Стаса я, например, сразу узнал...

Когда Логинов вез их в машине к Аде Фруман, Наталия рассуждала вслух:

— Мне думается, что после ссоры с мужем (причину ее мы, к сожалению, не знаем) Ольга вышла из дома. Уже стемнело, падал снег... Возможно, что единственным человеком, к которому она могла поехать в таком состоянии, была ее сестра Ада. Поэтому она пошла к дороге, чтобы либо остановить такси, либо, что более правдоподобно, добраться до автобусной остановки. В это время мимо проезжали братья Караваевы. Видят — стоит девушка в норковой шубке, совершенно одна, а вокруг ни души... Они остановились, посадили ее в машину и увезли. Вот такая мрачная картина вырисовывается. Я, конечно, буду только рада, если окажется, что Оля уже дома или что она вообще нашлась...

— А почему никто из вас не допускает мысли, что она могла просто уйти к другому мужчине? В таком случае она долго может не появляться ни у сестры, ни даже у мужа в больнице... — предположил Логинов. — Больше того: вполне вероятно, что она даже и не знает о сердечном приступе мужа. Надо бы хорошенько потрясти Аду и выведать у нее о сердечных делах сестры.

— Сердечные дела, — усмехнулась Сара, — и у жены, и у мужа...

Наталия пригляделась к подруге и поняла, что ее просто развезло. Очевидно, у Романова не нашлось джина с тоником и он напоил ее спиртом.

— Хорошо, я вам кое-что покажу... Игорь, останови машину... — она достала письмо, найденное в кармане бархатного жакета Савельевой, и протянула ему. — Вот, посмотри, я нашла его у нее в спальне.

Логинов прочитал письмо и как-то странно посмотрел на нее:

— И ты молчала?

— Да, молчала, потому что не хотела, чтобы все об этом узнали... Я думала, может, все обойдется... Вдруг я и сейчас это сделала преждевременно: мы приедем, а Ольга у сестры?

— Нет, все правильно — теперь мы по-другому поговорим с Адой. Кстати, она-то сама замужем?

— Да, у нее муж и двое детей — словом, полный джентльменский набор...

Глава 4 Злата

Ее новую знакомую звали Вероникой. Она познакомилась с ней в магазине, где Злата так и не выбрала себе ночную сорочку. Девушка, стоявшая рядом, сказала, что ее знакомая всего дня два как приехала из Франции и привезла очень красивое белье.

— Жалко, что нельзя посмотреть, — заметила Злата, но девушка объяснила, что это бизнес, и поскольку ее подруга делает на этом белье хорошие деньги, то вполне можно взглянуть... Слово за слово — Злата и Вероника обменялись телефонами, и уже на следующий день встретились, чтобы пойти к «француженке».

— Помните, как в «Бриллиантовой руке»? Только там был халатик... — Злата уже представляла себе, как они придут сейчас к Вероникиной подруге и та вывалит целый ворох красивейшего французского белья... Дальше ее воображение уносилось домой, в спальню, где она будет примерять обновку, демонстрируя Олегу лишний раз свое тело... Ей казалось, что в последние дни он смотрит на нее как-то не так, словно хочет от нее что-то услышать, но она никак не поймет, какова же причина его беспокойства. Возможно, дело в том, что большую часть своего времени он проводит на работе и сильно устает, так что просто не остается сил на выполнение супружеских обязанностей. Но как дать ему понять, что она и без этого счастлива? Что ей доставляет удовольствие просто смотреть, как он спит. Наступит суббота, он хорошенько отдохнет, и они все наверстают... Возможно, что он не захочет спать и сегодня, когда увидит ее в новом белье...

— Ну все, мы пришли. — Они поднялись на восьмой этаж девятиэтажки. Вероника позвонила в дверь и вдруг предупредила: — Только подожди меня здесь, хорошо? Я сначала все объясню Софии...

Вероника скрылась в квартире. Мужчина, открывавший дверь, притянул ее к себе и поцеловал. «Дурнушка, но вроде бы чистенькая, к тому же с ней можно делать все, что хочешь...»

— Я уж думал, что ты не придешь! Рисковая ты девчонка... Ты часто этим занимаешься?

— Нет, по настроению...

— Если мне понравится, то я заплачу тебе вдвое больше... Ты как, не против? — Его рука полезла ей под юбку. Вероника захихикала и легонько хлопнула его по руке.

— Я не одна. За ту же цену ты сейчас сможешь поиметь сразу двух девушек. Согласен? К тому же она — девственница.

— Ого, вот это сюрприз!

— Тогда иди в ванную, а я пока ее обработаю... Она немного боится, понимаешь?

— Какой разговор, конечно! — Мужчина, присвистнув, направился в сторону ванной. Не доходя до нее, он скинул с себя халат и вдруг, повернувшись к Веронике, захохотал: — Ты только посмотри на него! Мы с ним были уже готовы... Все-все, исчезаю... А она хорошенькая?

— Очень...

Вероника, как только за мужчиной закрылась дверь ванной, быстро задернула шторы, зажгла свет и подбежала к двери:

— Злата, идем! Она сейчас выйдет из ванной. Ты не представляешь себе, как много всего она привезла! Идем, не бойся...

Она за руку ввела Злату в квартиру.

— Проходи в комнату, раздевайся, а я пока поставлю чайник... Сейчас все не спеша померяем, потом попьем кофейку...

Злата вошла в комнату и очень удивилась, обнаружив большую разобранную кровать. На журнальном столике стояла бутылка вина, коробка конфет и занятные предметы, о предназначении которых она и не подозревала, поскольку ни разу в своей жизни не посещала секс-шоп.

— Раздевайся, я уже несу... — услышала она голос Вероники и, скинув шубу, принялась стягивать через голову узкое шерстяное трикотажное платье. Затем сняла колготки и осталась в одних трусиках. В комнате было тепло и уютно.

«И зачем я только отказалась поехать в круиз по Средиземному морю? Подумаешь, одна! Олег же сам настаивал, говорил — посмотришь мир, расширишь кругозор... Или нет, что мне там делать одной? Вот закончит он свои дела, тогда вместе и поедем...»

Если бы ее спросили, счастлива ли она, Злата ответила бы, не задумываясь, — да, да и еще раз да! Она любила своего молодого мужа и не могла нарадоваться той спокойной и размеренной жизни, о которой всегда мечтала. Олег был красив, умен и очень богат. Он привез свою молодую жену в большую квартиру, которая занимала два этажа и была уже полностью меблирована. Единственное, что омрачало их семейную жизнь, — Олег редко бывал дома, много работал, нервничал и страшно расстраивался по поводу своей мужской неполноценности. На слово «импотенция» в их доме было наложено табу. Но Злата держалась, как могла, успокаивала его, ласкала и уверяла, что она любит его любого. Знала она также и о том, что Олег начал курс лечения, и очень верила в то, что это ему поможет. Ее поход за бельем был направлен тоже на его излечение: она, как могла, пыталась возбудить его... Но чаще всего, чувствуя свое бессилие, с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать от обиды и разочарования. Одновременно она была и счастлива, и нет. Словом, запуталась в своих чувствах, питая к мужу скорее уважение и благодарность, чем любовь.

Заслышав шаги, она повернулась с улыбкой на лице, которую адресовала Веронике, но увидев вместо нее обнаженного мужчину с возбужденным членом, ахнула и метнулась к окну...

— Ты меня боишься, глупенькая? Я хороший! Иди сюда, не бойся... — Он загнал ее в угол, к самому окну, схватил за руку и притянул к себе: — Посмотри, он тебе нравится?

— Вы кто? А где Вероника?!

— Она сейчас придет... Ну же... — Он повалил ее на кровать и прижался своим ртом к ее губам.

* * *

Через час она сидела на постели с отсутствующим видом и зачем-то гладила свои колени.

«Меня зовут Владимиром», — продолжал звенеть в голове его голос. Она слышала плеск воды в ванной, но у нее не было сил подняться, чтобы одеться и бежать отсюда, из этой проклятой квартиры, где ее изнасиловали... «За что? Кто этот мужчина?» Она ничего не понимала.

Но все же поднялась и хотела было уже надеть хотя бы белье, как услышала звук открываемой входной двери. Человек, которого она увидела перед собой, смотрел на нее с ненавистью.

Это был ее муж. Олег.

— Ты?! — Глаза ее стали наливаться слезами. — Ты все это подстроил? Но зачем?

— Одевайся, пошли, — он с трудом разжимал челюсти и говорил неразборчиво. — Быстро! Пока я не уложил твоего...

Он сказал такое грубое слово, от которого Злата, едва стоящая на ногах, пошатнулась.

На шее у Олега что-то висело. Она, одеваясь и дрожа всем телом, пыталась вспомнить предназначение этого предмета. Когда взгляд ее скользил по журнальному столику и в поле ее зрения попадали различные приспособления, которыми мучил ее мужчина, назвавшийся Владимиром, волна тошноты подкатывала к горлу. «Вспомнила, это бинокль. У него на шее висит бинокль...»

И вдруг она все поняла. Он видел ее в окно, потому и пришел... Но кому понадобилось подстраивать все это? Кому? Веронике? Но ведь они практически не знакомы...

Олег молча посадил жену в машину и повез домой.

* * *

— У нее на пальце кольцо... Это я подарила его ей на шестнадцатилетие, давно... — проговорила Ада запекшимися от волнения губами. — Я не могу сказать ничего ни о лице, ни о чем другом, но это кольцо ее... И еще... Тот чемоданчик, который вы показывали мне и в котором были платье, кошелек, брелок с ключами — тоже ее...

Разговор происходил в кабинете Логинова. После посещения морга Ада держалась совсем неплохо. Только постоянно просила воды.

— Платье, зеленое... я его узнала, она купила его только вчера и показала мне. Она хотела надеть его — у них с Сергеем вчера была годовщина встречи... Я вам уже говорила...

— Значит, это она?

— Значит. Мне тяжело говорить об этом... Я не верю, это просто невероятно! И эти Караваевы... Это ужасно... Что-то, видимо, произошло у них с Сергеем, но вот удастся ли мне спросить его об этом — не знаю. Выживет ли он? И что с ним станет, когда он узнает о смерти Ольги? Такая трагедия... Игорь Валентинович, а не могла бы я забрать вещи Оли, они ведь вам уже ни к чему?

— Хорошо, я скажу, чтобы вам их отдали. — Логинов встал и подошел к ней. Ему часто приходилось сталкиваться со страданием других людей, но каждый раз это оставляло в его душе какую-то пустоту и даже вину за то, что не сумел вовремя схватить преступников. С другой стороны, ведь он всего лишь человек, и его возможности ограничены. А вот Наталия другая — она наделена какими-то удивительными способностями, которыми он до сих пор пренебрегал. Но почему? Почему бы не воспользоваться этим ее замечательным даром?

— Вот, подпишите это, — подвинул он Аде листок.

— Что это такое?

— Документ, свидетельствующий о том, что вы опознали тело своей сестры Ольги Савельевой.

Ада расписалась и, едва сдерживая рыдания, вышла из кабинета. В коридоре ее ждала Сара.

— Мне необходимо встретиться с Наталией... Знаешь, Сара, если все то, что ты мне о ней рассказала, правда, то у меня к ней есть дело. И очень важное.

Сара молча кивнула головой: она поняла, что Ада, как и всякий нормальный человек, хочет докопаться до истинной причины трагедии. «Она хочет понять, что произошло между Сергеем и Ольгой. Возможно, что ей это удастся. Но что дальше? Ольгу-то уже не вернешь...» Но вслух сказала:

— Конечно. Я сегодня же вечером позвоню Наташе, и мы договоримся о встрече.

* * *

Проводив Аду домой, Сара поехала в больницу навестить Савельева. Семен Григорьевич сказал ей, что не обойтись без операции, возможно даже, завтра утром.

— Сара, вы такая бледная... Что случилось? — Полный краснощекий доктор, оптимист по натуре и очень простой в общении человек, был на редкость проницательным. Он-то знал, как никто другой, что визиты Сары к Савельеву далеко не случайны. Однако тот блеск, который он увидел в ее глазах, и с трудом скрываемая нервозность наводили на определенные размышления: «Она хочет, чтобы я сотворил чудо и вернул ей любовника».

— Семен Григорьевич, ведь вы все понимаете и видите меня насквозь! Больше того, вы видели нас вместе месяц назад. Я же узнала вас. Мы встретились с вами в гостинице «Москва» нос к носу. Только вы были с...

— Сара, не надо — я знаю, с кем я был... И знаю, с кем были вы. Вы хотите от меня каких-то гарантий? Их нет. Но могу пообещать — оперировать вашего друга будет сам Ростов. Не вам говорить, что операция стоит денег...

— Деньги у меня есть. С этим все в порядке.

— Ну так наберитесь терпения! Я надеюсь, что пройдет хорошо. Или вы хотите мне еще что-то сказать?

— Да. Понимаете, я просто боюсь, что все это будет напрасно... Случилось несчастье — я только что узнала, что Ольга Савельева, жена Сергея Петровича, погибла. Как он воспримет ее смерть, я не знаю... А если он умрет?

— Но что же вы хотите от меня?

— Чтобы вы помогли мне изолировать его полностью от внешнего мира. После операции давайте перевезем его ко мне домой, я найму самую лучшую медсестру... И только когда он совершенно выздоровеет, я скажу ему правду...

— Понимаю, конечно, вас, но это невозможно. Дома у вас ничего не получится. Кроме того, всегда найдутся люди, которые скажут об этом за вас... И еще: неужели вы думаете, что когда он придет в себя, то не спросит о жене? Все это нереально. Поэтому возвращайтесь домой и постарайтесь жить, как раньше. Обратитесь к хорошему психологу, пусть подскажет вам, как лучше всего сообщить ему эту страшную новость. Да, кстати, а как это произошло? Что с ней случилось?

— Она разбилась в автокатастрофе. Сегодня ночью.

* * *

Пока дети в кабинете звукозаписи слушали соль-минорную симфонию Моцарта, Наталия позвонила домой и спросила у Сони, не приезжал ли на обед Логинов. Оказывается, что приезжал. Итак, все встало на свои места. Наталия была счастлива.

Наталия уже выходила из учительской, когда зазвонил телефон. Она сняла трубку и вдруг услышала взволнованный голос Сары:

— Это ты? Как хорошо, что я тебя застала! Бросай все и немедленно приезжай ко мне...

— Сара, может, мне вовсе переехать к тебе на вечное поселение? Я же на работе, у меня дети, идет урок. Это во-первых. А во-вторых, я забыла тебе рассказать самое главное...

— То, что к тебе вернулся Логинов, сейчас не самое главное. Это естественно — я знала, что это рано или поздно случится.

— А в чем дело? Ада опознала тело?

— Ну конечно!

— Сара, но ведь я-то об этом знала раньше всех вас... Может, ты все же позволишь мне немного пожить своей жизнью?

— Наташа, когда ты успела так очерстветь? Я больше тебе не позвоню, прощай!

Наталия, тяжело вздохнув, опустила трубку. Она поняла, что Сара обиделась не на шутку. Но ссориться она не собиралась — тем более что жизнь доказывает: мужчины приходят и уходят, а подруги остаются.

Она вернулась в кабинет звукозаписи. Вместо того чтобы молча и сосредоточенно слушать божественную музыку австрийского гения, дети ходили на головах. В прямом смысле.

— Знаете что, ребятки? Я бы на вашем месте бросила музыкальную школу, честное слово! — сказала она притихшим ученикам, которые, завидев ее, вернулись на свои места и теперь испуганно смотрели на нее. — Вы поговорите со своими родителями, только, чур, уговор: не выдавайте меня, хорошо? Не говорите им, что это я вам посоветовала. Ну к чему вам эта музыка, когда на улице столько снега, а внизу под лестницей столько санок... Короче, я отпускаю вас, но выходим тихо и по одному...

Дети, эти благодарные и умные существа, посмотрели на нее с такой любовью, что она поняла: они союзники. Они сделали все так, как она и просила: тихонько оделись в коридоре, на цыпочках спустились вниз, расхватали свои санки, но на улице, глотнув свежего, пахнущего арбузами морозного воздуха, заорали и завизжали, как поросята. Так что конспирации не получилось. Бланш в окне второго этажа показала Наталии, подбегающей к своей машине, маленький сухой кулачок.

Воздух, цветом напоминающий разбавленные фиолетовые чернила, медленно, но верно превращал вечер в ночь. Шел снег.

Наталия медленно и с удовольствием проезжала по сиреневым улицам, освещенным оранжевым блеском фонарей, слушая запись «Волшебной флейты» в джазовой обработке. Это вам не пыльный и душный кабинет звукозаписи и не истертая пластинка с прыгающей головкой. Посадить бы детей сюда, в машину, они бы не визжали, а просто бы обалдели от пространственности звуков, от того многообразия гармонии, которое мог сочинить только гений, каким являлся Моцарт.

— Сара, я приехала. Не надо лишних слов. Я тебя люблю больше Логинова, — Наталия улыбнулась обезоруживающей улыбкой, настраиваясь на спокойный дружеский ужин. Но быстро поняла, что подруга явно не в себе. Лицо ее было сосредоточенно. Она даже не улыбнулась!

— Ты что, действительно обиделась на меня?

— Наташа, какая ты невнимательная... Разве ты не видела возле подъезда «скорую»?

— Видела, ну и что? Ты заболела?

— Тсс... Там врач... Он осматривает Злату.

— Кого-кого? Какую еще Злату?

— Да ты ее не знаешь. Моя приятельница. Входи, но только не пугайся...

Наталия вошла за Сарой в комнату, где на диване лежала девушка. Вместо лица у нее был сплошной синяк. Один глаз вздулся и заплыл. Из разорванной губы сочилась кровь. А врач — женщина неопределенного возраста, одетая в сапоги и шубу, как лоточница, что-то писала. Наталию это всегда поражало — больной ждет конкретной, быстрой помощи, а доктор что-то пишет и пишет, словно от количества исписанных неразборчивым почерком страниц зависит время, отпущенное пациенту на жизнь.

— Ее не помешало бы госпитализировать, — наконец подняла голову врач и обвела усталым взглядом присутствующих женщин. — Но прежде надо бы вызвать милицию — за такие вещи сажают. — Затем, обернувшись к Злате, которая с трудом разлепила налитые кровью глаза, сказала все тем же бесцветным голосом: — Вы напрасно скрываете имя того, кто это сделал... Если действовать по уму, то надо немедленно подавать заявление в суд, пройти освидетельствование, получить справку о нанесении тяжких телесных повреждений. Миллионов двадцать вам выплатят.

— А откуда вы знаете, что она скрывает имя?

— Да мы бились здесь полчаса, пока не поняли, что это не случайное нападение... Скорее всего, ее избил муж. Потому что при этом слове она начинает плакать.

Наталия была шокирована тем, что докторша разговаривает подобным образом в присутствии самой потерпевшей. А у Златы действительно от ее слов вновь потекли слезы...

— Скажите, а кроме лица есть травмы?

— Нет, только лицо. Я же говорю — ее надо госпитализировать. Во-первых, необходимо сделать снимки, мало ли что... А если сотрясение мозга... Давайте повезем в больницу!

— Только не с вами, — вдруг сухо произнесла Сара.

— Вот как? Это чем же я вам не понравилась? — Докторша вспыхнула и в волнении поправила выбившуюся из-под вязаной шапки влажную от пота прядь. — Тогда я немедленно вызываю милицию! Надо же, с ними по-человечески, а они!..

Она шумно двинулась по направлению к прихожей.

— Вызывайте хоть самого дьявола, — процедила сквозь зубы Сара, брезгливо морщась. — От вас несет псиной, а вы туда же, лечить... Человек страдает, можно же было сделать перевязку, налепить пластыри, ну, я не знаю, что еще... Прижечь царапины, как-то обработать ее губы... Вы только посмотрите, во что они превратились... А вы только что-то пишете... Что?! Мемуары свои, что ли?!

Докторша, как вкопанная, остановилась на пороге, затем резко повернула голову:

— Вот пускай милиция и разбирается, как эта девушка оказалась в вашей квартире в таком состоянии и почему вы скрываете от меня ее имя...

— А вам не приходило в голову, что я его просто не знаю? Что я просто подобрала эту несчастную на улице... Да что с вами говорить, все бесполезно! И вообще, тот ковер, по которому вы только прошли в своих грязных сапогах, стоит по меньшей мере две тысячи долларов. Скажете, что вам не доставило удовольствия топтать его своими ножищами? Да вы от зависти лопаетесь, когда попадаете в приличную квартиру! А шубу не снимаете, потому что от вас смердит...

— Сара, прекрати! — вмешалась Наталия в назревающий скандал. У докторши затряслись губы, и Наталия уже представила себе, как та, рыдая, будет рассказывать срывающимся голосом о тяготах своей работы, о нищенском заработке и невозможности переобуваться пятьдесят раз в день... Поэтому, чтобы как-то смягчить обстановку и успокоить обеих — разозлившуюся Сару и докторшу, близкую к истерике, — достала из сумки деньги и протянула их врачу: — Вот, возьмите... Мне сейчас трудно что-либо объяснить... Она не злая, не знаю, что это на нее нашло... И не воспринимайте эти деньги как взятку — это плата за ваш труд. А что касается милиции, то поступайте так, как посчитаете нужным.

Женщина подняла на нее полные слез глаза и несколько секунд остолбенело смотрела на нее. Затем молча взяла деньги и ушла.

* * *

— Сара, кто это?

— Моя знакомая, Злата Малышева. Не представляю, как она вообще добралась до меня... На ней же ни одного живого места нет!

— А что это с ней?

— Ее избил муж. Приличный молодой человек, я его знаю. Понятное дело, не нужно никакой милиции...

— Понятно, но ведь все-таки необходимо сделать снимки...

И вдруг они услышали хрип. Злата, закатив глаза, хрипела так, словно ей не хватало воздуха.

— Да это же агония! Наташка, беги скорее за ней, она же умирает...

Наталия поняла, о ком идет речь, и побежала за докторшей. Но когда с ней вернулась, все было кончено. Из ушей и носа Златы полилась кровь, потом она дернулась и замерла.

— Умерла, — побелевшими губами проговорила растерявшаяся докторша. — У вас есть телефон?

Глава 5 Ужин в пустой квартире

Наталия вернулась домой и, не сказав ни слова, пошла в ванную. Там пустила горячую воду и легла, закрыв глаза. А когда открыла, перед ней стоял Игорь.

— Привет, — сказал он, и по его тону она поняла, что он очень нервничал, ожидая ее. Глаза у него были грустные. Он понял — она живет, как улитка, в своей раковине, а он — в своей.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось. Муж так избил жену, что она умерла. И все это, представь, знакомые Сары. Прямо напасть какая-то... Я вспомнила массаж с благовониями... Помнишь, у нее был список на этот массаж? Туда входили все состоятельные женщины нашего города: Оля Савельева, Злата Малышева... Молодые, красивые, замужние... У Ольги накануне смерти тоже была ссора с мужем. Может, она оказалась в лапах бандитов из-за того, что ее выгнали из дома? Все мужья словно с цепи посрывались... Ну за что ее можно было забивать насмерть? За измену? Да это личное дело каждого.

Она сразу же заметила, что сделала непростительную оплошность, но быстро перевела разговор в другое русло.

— Что Соня? Ты поужинал?

— Нет... Представь, я ждал тебя. Купил шампанского...

— Скажи, Игорь, а ты бы смог меня забить до смерти? Бить по лицу до тех пор, пока оно не превратится в кровавую кашу?

— Ну ты и скажешь тоже! Нет, конечно! Так ты сейчас откуда?

Она рассказала.

— Вы вызвали милицию?

— Да, и милицию, и всех... К нему на квартиру выехала группа...

— К кому, к мужу?

— А к кому же еще?!

— Извини, мне надо позвонить. Малышев? Что-то уж больно знакомая фамилия. По-моему, это директор строительной фирмы «Дрофа». Или его однофамилец.

Он ушел, а Наталия, вылив в зеленоватую горячую воду, в которой лежала, полфлакона ароматической эссенции, попыталась расслабиться. Густой и насыщенный запах персика сделал свое дело, она стала погружаться в сладостную дрему, но в ванную вернулся Логинов. Усевшись на низкий белый пуф, отчего его колени поднялись чуть ли не к ушам, он заговорил возбужденно и громко:

— Я позвонил Арнольду. У него есть сообщение об этом деле. Это, конечно, ужасно, но Олега Малышева, мужа Златы, недавно нашли в ванне с перерезанными венами... По предварительным сведениям, это самоубийство, поскольку квартира была заперта изнутри. Вода переполнила ванну и хлынула на пол. Соседка вызвала слесаря, потом милицию. Наталия, как так случается, что где бы ты ни появилась, так...

— Не знаю, — она, не дав ему договорить, резко поднялась из воды; от тела ее шел пар, оно порозовело, и Логинов залюбовался им. — У меня после твоих слов отпала всякая охота лежать в ванне... Я вдруг представила, что вместо воды там кровь...

На кухне, в привычной обстановке, она хотела было отвлечься от событий последних двух дней, но ничего не получилось. И как бы Соня ни пыталась рассмешить ее новыми анекдотами, которые она вычитала в журналах, мысли все время возвращались к смерти двух молодых женщин: Ольги и Златы. И еще к ее собственным пророческим видениям, с которых все и началось.

Дождавшись, пока Игорь уснет, она глубокой ночью, притворив дверь, села за рояль. Ария Папагено, переработанная ею до неузнаваемости, вызвала новые видения. На этот раз она ОКАЗАЛАСЬ в маленькой, но ярко освещенной комнатке. Она увидела в ней красный диванчик, два стула, зеркало во всю стену, туалетный столик, заставленный банками с чем-то разноцветным. «Да это же гримерная...» — поняла Наташа.

Туалетный столик словно придвинулся поближе, чтобы она сумела разглядеть набор для грима, великое множество тюбиков с кремами и прочие аксессуары, среди которых выделялись две круглые деревянные болванки. На них были нахлобучены смешные театральные парики: один — белый, в буклях, какие носили в восемнадцатом веке в Европе, а второй — розовая лысина с редкими пейсами, переходящими в бакенбарды.

Наталия находилась так близко к зеркалу, что даже чувствовала запах грима и сладковатый аромат цветочных духов, стоящих на столике в пузатом хрустальном флаконе с пульверизатором. Вдруг она в испуге почувствовала на своем затылке чье-то дыхание. Повернув голову, она увидела мужчину, сидевшего на стуле перед зеркалом. Он был обнажен до пояса, и видно было, как хорошо он сложен. Крепкий, смуглый и, судя по всему, высокий, он медленно снимал с головы парик (густые черные волосы с прямым пробором, как у русского приказчика девятнадцатого века). Швырнув его на столик, он остался в тонкой пленке, блестящей лентой обвитой вокруг лба. Он отлепил и ее, затем отвинтил крышку с круглой пластиковой банки, вырвал оттуда большущий клок ваты и, обмакнув его во что-то жидкое и жирное, принялся счищать с лица коричневый грим, придававший лицу вид пятидесятилетнего.

Наталия тут же узнала в нем артиста Андрея Варфоломеева. Какая женщина города С. не мечтала оказаться в объятиях этого легендарного актера, игравшего в местном драмтеатре все первые роли! По слухам, он был любовником известной московской киноактрисы Федоровой. Об их романе даже писали столичные глянцевые журналы.

Но какое отношение имеет Варфоломеев к сегодняшнему настроению Наталии? К ее мыслям о двух погибших женщинах?

Она кончила играть и посмотрела на свои руки. Пальцы были вымазаны какой-то жирной пастой неопределенного цвета.

Перепачканы были и клавиши. Она поднесла руку к лицу и принюхалась — это был грим, чуть мыльный, кремовый, с кисловато-фруктовым запахом. «Только этого еще не хватало!» Она достала из кармана халата носовой платок и вытерла клавиши.

В связи с именем Варфоломеева ей в голову пришла всего одна-единственная мысль, да и то пошлая до невозможности: а что, если и Ольга Савельева и Злата Малышева изменяли своим мужьям с этим артистом?

Как это часто бывает, после видения она почувствовала себя еще более растерянной и беспомощной. Но чувство причастности к делу, которое ее так занимало, все-таки было. «Варфоломеев появился не случайно.Надо бы с ним встретиться и поговорить...»

Кроме того, на завтра она запланировала очередной поход к Романову, чтобы посмотреть на Малышева. Может, патологоанатом сможет рассказать ей что-нибудь интересное?

* * *

«Почему они не вернули мне ключи?» — подумала Марина, стоя в прихожей и не зная, что ей делать дальше. Иногда ей казалось, что ее мысли существуют отдельно от тела. Вот сейчас, к примеру, ей в голову пришла мысль забраться в квартиру Савельевых при помощи балкона, а тело, в частности, ее ноги привели ее снова в прихожую.

Марина, как и многие больные шизофренией, знала о своей болезни. Особенно осознавала это в моменты просветления. Вот как сейчас. Но потом два пограничных состояния (между здоровьем и душевной болезнью) сливались, и она чувствовала себя необычайно сильной и энергичной.

Минута — и она уже стояла на своем заваленном снегом балконе и пыталась при помощи старой крышки от бака, которую принесла из кухни, проложить себе дорогу. Орудуя крышкой, как лопатой, она вскоре расчистила снег настолько, чтобы можно было подойти к перегородке, разделяющей балконы. Но потом она замерзла и вернулась домой. Накинула старенькую беличью шубку, натянула шерстяные гамаши и как-то очень просто, нисколько не боясь сорваться вниз, перелезла на соседний балкон. Хотела возвратиться за крышкой, чтобы очистить и этот балкон от снега, но передумала. Утопая по пояс в пухлой холодной вате (таким ей показался снег), она вдруг остановилась в нерешительности перед дверью. Она совсем забыла, что на дворе зима и балкон заперт изнутри. Ведь последний раз она перелезала таким образом летом, когда Савельевы уехали к друзьям на дачу.

Но ей повезло: она увидела, что существует еще и форточка, причем открытая. Правда, до нее еще надо было долезть.

«Не такая уж я и больная, раз лезу, когда темно». Мысли ее путались. Ей казалось, что стоит ей сейчас оказаться в чужой квартире (которую она, кстати, уже давно считала своей, поскольку приходила туда, когда ей только вздумается, и делала там все, что только взбредет в голову), как наткнется либо на Сергея, либо на Ольгу. Но ведь их не было. Ольга не ночевала дома. Значит, она уступила ей Сергея. Он поправится и вернется к ней, к Марине. Пусть он сам еще этого не знает, но он уже всецело принадлежит ей — главное, что это знает она. И она будет его любить.

Она вскарабкалась на скользкий, обитый жестью подоконник, ухватилась цепкими сильными пальцами за чуть выпуклые планки рамы, но поняла, что до форточки ей не добраться. Тогда она вернулась домой, продрогшая, с обломанными ногтями, разыскала среди отцовских инструментов, хранящихся в стареньком чемоданчике, стеклорез и снова перелезла на балкон соседей. Исчертив как попало стекло балконной двери, она надавила на него со всей силы. Стекло треснуло, несколько крупных осколков упало на ноги... Но она не чувствовала боли. Вынула острые обломки, повторила операцию со стеклорезом на следующем, внутреннем, стекле и, обрезавшись, наконец проникла в квартиру. Она включила везде свет и зашла в ванную, чтобы отмыть от крови руки. Потом пришла боль, причем болели и ноги, которые тоже кровоточили, оставляя на коврах красные пятна.

Марина знала, где у Ольги находится аптечка. Она отыскала бинты, перевязала раны и пошла в ИХ спальню. Ей казалось, что здесь обитают души Ольги и Сергея, даже когда их нет дома. Для нее это было истинным удовольствием. К тому же в ее распоряжении был целый гардероб с красивыми вещами, которые можно было примерять без конца... Косметика, духи... Марине представлялось, что все это принадлежит ей. Как и Сергей, вещи которого лежали аккуратной стопкой на полке в шкафу.

Кроме того, можно было полежать на ИХ широкой кровати, ощутить нежное прикосновение бархатистого красного покрывала... Словом, спальня — это целый мир, который так не хотелось покидать!

Еще ей нравилось бывать на кухне. Ей ничего не стоило достать что-нибудь вкусное из холодильника и все это съесть, сидя за столом и даже разговаривая с невидимыми Ольгой и Сергеем. А потом, когда она обнаружила бутылки с вином, коньяками и водкой, то стала прикладываться и к ним.

Обладательница ключей, она была счастлива теми возможностями, которые были открыты ей.

* * *

На этот раз в холодильнике, да и на столе в гостиной, было так много вкусных вещей, что Марина удивилась — зачем так надолго уходить из дома? Но потом вспомнила, что Савельев лежит в больнице. Может, его навестить? Положить все эти фрукты, мясо, икру в сумку и отнести ему в больницу? Тогда он наверняка скорее поправится. Марина знала, как отвратительно кормят в больницах, и потому приняла решение. Но прежде села за стол, открыла шампанское, выстрелив пробкой, налила себе его сразу в два фужера, положила на тарелку всего понемногу из того, что находилось в салатницах и на большом блюде — ее не остановило то, что многое оказалось несвежим — и с аппетитом пообедала.

Хотела сразу же сложить все в пакет и поехать к Сергею в больницу, но вдруг захотела спать. Она поднялась из-за стола, прошла в спальню и легла, укрывшись красным покрывалом.

* * *

Утром Наталия уже была у Сары.

— Да я сразу поняла, что они будут искать ее сумку, а потому вовремя спрятала ее в надежное место, — встретила ее Сара, протянув Наталии сумку Златы.

— Ты посмотрела, что в ней?

— А ты как думаешь? Вроде не первый день меня знаешь... Ничего особенного. Но ты-то увидишь больше, в этом я нисколько не сомневаюсь. Хочешь, кофе?

— Да, не отказалась бы. Я что-то в машине замерзла. На улице мороз двадцать с лишним.

Сара ушла на кухню варить кофе, а Наталия высыпала на стол содержимое сумки Златы.

В сумке девушки, которая умерла вчера на их глазах, действительно ничего особенного не было — только деньги, ключи, косметика, носовой платок и, конечно, записная книжка. Но без алфавита. Это значит, что, во-первых, Злата явно не относилась к типу деловых женщин. А во-вторых, находившиеся в ней немногие телефоны и адреса явно носили характер случайных, либо хозяйственных. Например: «ЖКО, слесарь», «прачечная... магазин»... Очевидно, телефоны подруг или родственников она знала наизусть.

Еще в сумке была ручка. Обычная шариковая ручка, но взять ее в руки было почти невозможно — так сильно она пачкалась. Однако ручка была совсем новой, Злата успела попользоваться ею не так уж и много. Следует поискать записи, сделанные именно этой ручкой, — они будут последними и, скорее всего, имеют отношение и к последним событиям в ее жизни.

Она поделилась своими соображениями с Сарой и услышала в ответ:

— Можешь дальше и не искать — там всего одна такая запись. Я даже могу тебе воспроизвести ее по памяти: «25-56-81, Виктория, фр. белье. 16 дек. в 17 ч. у «Селены».

Наталия опустила чашку с кофе, настолько была поражена способностями своей подруги. Но все же полистала записную книжку, чтобы удостовериться: все верно.

— Да, ты права. И мы должны выяснить, что это за Виктория и встретились ли они 16 декабря, то есть вчера, в 17 часов у «Селены»? Я так думаю, что «фр. белье» означает «французское белье». Возможно, это обычная встреча двух подруг, одна из которых либо хочет купить это самое белье, либо продать... Обычные женские дела. Где тут у тебя телефон?

Трубку взяли не сразу.

— Добрый день... Будьте так добры, пригласите Викторию, — попросила Наталия, услышав в трубке высокий женский голос.

— Викторию? — возникла небольшая пауза, затем все тот же голос произнес: — Вы ошиблись, никакой Виктории здесь нет.

— Девушка, подождите, не вешайте трубку... Может, Виктория — ваша подруга? Дело в том, что у меня записан ваш телефон...

Но трубку уже бросили.

— Терпеть этого не могу... Так и хочется стукнуть эту девицу трубкой по голове! Ну почему у нас такой народ? Даже выслушать не хотят! Все, позвоню Сергею...

— Какому? — оживилась Сара.

— Да не переживай ты так, не Савельеву. Сапрыкину, моей палочке-выручалочке.

— Алло, Сережа? Да, ты угадал. Как дела на личном фронте? Понятно. Это уже диагноз, можешь ей так и передать. Откуда я знала про Каменку? Догадайся. Да, все правильно... И еще раз правильно, мне всегда от тебя что-нибудь да нужно... Сначала скажи мне, почему умерла Злата Малышева... Понятно. Я так и думала. А теперь еще такой вопрос: убийство Олега Малышева можно исключить? Это действительно самоубийство? Понятно... Нет, не все... Запиши, пожалуйста, телефон: 25-56-81. Узнай, будь другом, кому он принадлежит и адрес. И приходи к нам сегодня ужинать, хорошо? Ладно, через двадцать минут... Спасибо. — И обращаясь к Саре: — Вот человек — просто золотой! Мне иногда кажется, что это его надо прокурором ставить, а не Логинова.

— Ты опять им недовольна? — улыбнулась Сара. — Я, если честно, так обрадовалась, когда ты рассказала мне о том, что вы снова вместе. Это хороший знак.

— Знак-то хороший, но ты думаешь, он изменился?

— А с какой стати он должен меняться? Он — взрослый, сформировавшийся мужчина. Ты должна воспринимать его таким, каков он есть. Поверь, это неплохая партия...

— Сара! Какая еще партия? Я не собираюсь выходить за него замуж... — Она вовремя остановилась, потому что чуть не сказала ей о другом мужчине, по которому она тоже соскучилась и увидеть которого было бы для нее большим подарком. Но она сама все сделала для того, чтобы он не вернулся. Разве ей самой поступить, как Логинов, — приехать к нему и сказать: «Я пришла и больше никуда не уйду». Но это Логинов не уйдет. А она-то уйдет. И будет снова вести двойную жизнь. А почему бы и нет?

Через двадцать минут, перезвонив Сапрыкину, она записала: «Хрусталева Екатерина Андреевна, ул. Садовая, д. 38 кв. 90».

— Сереж, спасибо! Ты настоящий друг... Мы ждем тебя на ужин, не забудь.

Глава 6 Нечистоты под снегом. Полевой бинокль. Лицо со шрамами

Когда она открыла глаза, первое, что увидела, — полосатую желто-оранжевую грязную наволочку. Тошнотворный запах вызывал рвотные спазмы.

Она повернула голову и увидела себя в большом треснутом зеркале, стоящем на полу возле противоположной стены. Лежала она на каком-то сером тюфяке, набитом соломой или, как ей теперь казалось, гвоздями. Убогое жилище, в нем три колченогих стула, маленький стол, заставленный бутылками и вскрытыми консервными банками с острыми зазубренными крышками.

Она попыталась пошевелиться, но поняла, что тело не слушается ее. Сильно болела голова, ноги и живот. Она с трудом подняла руки и прикоснулась к лицу. Кажется, оно не было повреждено, чего нельзя сказать о голове — проведя по ней, она обнаружила запекшиеся раны и шишки.

Она старалась не думать о прошлом. Речь шла о выживании. Главное — выбраться отсюда и найти того, кто сделал с ней все это.

Превозмогая боль, она вылезла из-под вонючего ватного одеяла. Оказалось, на ней надета какая-то мужская рубаха, доходящая ей до колен. Из зеркала на нее смотрела смертельно бледная худенькая девушка с всклокоченными волосами. Обхватив голову руками, она силилась вспомнить лица ее насильников... Нет, не насильников. Это они думали, что изнасилуют ее, но она их перехитрила. Они только и успели, что избить ее... Но вот что с ней было потом, она не помнила. И не знала, кто привел или принес ее сюда и уложил в эту мерзкую постель. Как ни странно, но в маленькое окно бил солнечный свет. Как летом. Но это был обман. Подойдя к окну и выглянув на улицу, она поняла — светло от солнца, которое купается в ослепительно белом, сверкающем снегу... Пейзаж испугал ее — за окном простиралось лишь большое белое поле. Значит, ее привезли за город. Но кто? Если это мужчина, то почему он не воспользовался ее беспомощным состоянием? И вообще: как после всего того, что она пережила, ей удалось все-таки избежать насилия?

Увидев в углу комнаты ведро, она поняла его предназначение. А взглянув на свое белье, увидела небольшое пятно крови. Значит, сегодня 17-е или 18-е число. «Теперь буду по месячным определять, сколько прошло времени... Может, прошли годы, и я просто стала бессмертна? А что, если я уже в аду?»

В умывальнике было немного воды. Она умылась, обломком расчески причесала волосы. Нашла старые мужские джинсы, очень большие, рваный свитер грязно-розового цвета, мужские ботинки без шнурков, зеленую куртку, подбитую искусственным мехом, и, наконец, вязаную красную шапку с прожженной дырой. Надев все это и едва переступая ослабевшими ногами, она вышла из комнаты. И упала прямо на снег...

Жилище представляло собой маленький автобус с высокой подножкой, с которой она и упала. Гул, который она сначала приняла за шум в собственной голове, оказался шумом работающих мусороуборочных машин. Видимо, она попала на городскую свалку. Кроме того, теперь ей стал понятен источник тошнотворного запаха, которым было пропитано все вокруг.

«Ну что ж, пойду в город...» — решила она.

* * *

К Романову Наталия поехала с водкой.

— Это тебе, Василий, чтобы приводить в чувства слабонервных. Здесь еще копченая скумбрия... Лучше пусть твои руки пахнут рыбой...

— Вот это разговор! Я всегда подозревал, что мы найдем с тобой общий язык... Проходи... Кто тебя интересует?

Романов, рыжий и худой, словно олицетворял саму смерть...

— Ты уже вскрывал Малышева?

— Да. Он умер от потери крови. Никаких признаков насильственной смерти, — профессионально доложил Василий. И добавил: — Он был здоров как бык. Ты не знаешь, что у них там произошло?

— У тебя ведь и Злата?

— Да уж... Не лицо, а маска из фильмов ужасов. Она что, изменяла ему?

— Вот бы знать... — она ходила вокруг столов, на которых лежали тела мужа и жены Малышевых. — Хотя я думаю, что ты прав. Ревность, наверное, одна из самых частых причин преступлений. Она ослепляет...

И тут она замолчала, поняв, что если это так, то ее саму давно бы уже убили, причем дважды. Один раз в роли убийцы мог выступить Валентин, в другой — Логинов...

* * *

Она опаздывала на урок. Уйти из школы сейчас, в середине года, было просто невозможным. Надо готовить детей к экзаменам, разучивать развлекательную программу к Новому году, который уже не за горами. Кроме того, устраиваясь на работу, Наталия клятвенно обещала завучу Елизавете Максимовне Бланш, что она год проработает точно. Но теперь ей катастрофически не хватало времени на расследование преступления.

Можно было, конечно, все прекратить. Тем более, ее ведь никто не нанимал. И никто, естественно, не собирался платить ей за услуги. К тому же если разобраться, то и преступления-то никакого не было, а так — цепь трагических случайностей, которые, кстати, вились вокруг Сары. Но видения-то были! Варфоломеев, например. Ведь она УВИДЕЛА его не случайно. Значит, ожидается очередной труп.

Однако четкого представления о том, кого она ищет, не было. Но навестить Хрусталеву-то надо. Погибла Злата Малышева. Ее избил муж, а потом погиб сам. Как узнать причину этой трагедии?

«Наташа, ты становишься бессмысленно любопытной. Остановись! И вычеркни ПОКА из памяти эти страшные истории...»

Эту фразу она сказала себе в учительской, куда залетела, как большая белая птица. Всего-то минуту она пробыла на улице, пока добежала от машины до крыльца, но снег валил ужасно!

Бланш, что-то писавшая за столом, посмотрела на нее с удивлением:

— Наташа, мне, конечно, очень нравится твое рвение, но на сегодня уроки-то отменили. То тебя невозможно удержать на работе, а то заявляешься ЕДИНСТВЕННАЯ из всего коллектива...

— О каком таком рвении вы говорите, Елизавета Максимовна? Я ничего не понимаю...

— Сегодня 25 градусов мороза, дети в школу не пошли, по радио же объявляли...

— А вы что же здесь тогда делаете?

— Пытаюсь сочинить новогодние стихи. Но у меня что-то неважно получается... Может, ты что-нибудь придумаешь? — Она повернулась к Наталии, а той уже и след простыл! Бланш поправив на крохотном веснушчатом носу круглые очки, вновь с грустью склонилась над тетрадкой. В ней была выведена всего лишь строчка: «Новый год, Новый год! Школа музыкальная...»

* * *

Садовая, 38 — одиннадцатиэтажка. Но лифт почему-то не работал.

Наталия поднялась на восьмой этаж и остановилась перед дверью, на которой мелом было написано «90». Изнутри послышалось какое-то движение, потом тонкий голосок произнес: «Кто там?»

— Мне нужна Хрусталева Екатерина Андреевна.

Дверь не сразу, но открылась. На пороге стояла черноволосая невысокая девушка. Широкоскулое лицо выдавало татарку. «Ей больше бы подошло имя Раиса или Роза», — подумала Наталия, решив, что это и есть Екатерина.

— Я Хрусталева.

Именно так и оказалось, но Раиса-Роза-Екатерина и не думала приглашать Наталию в квартиру. Она выжидательно смотрела на нее черными блестящими глазами и казалась испуганной.

— Ничего страшного, — успокоила ее Наташа. — Просто я хотела спросить у вас о Злате Малышевой. Вы, пожалуй, последний человек, с которым она разговаривала перед смертью...

Хрусталева наконец распахнула дверь.

В комнате, куда они вошли, кроме раскладушки, старого шкафа и двух стульев, ничего не было. Видно было, что девушка едва сводит концы с концами...

— Кто вам сказал, что я с ней встречалась? — спросила хозяйка.

— Никто. Ваш телефон был записан в ее записной книжке...

— А вы кто ей, сестра, что ли?

— Нет, я из милиции... — Наталия достала свое удостоверение общественного помощника следователя, которое ее еще ни разу не подводило. — Так что скажите, встретились вы с ней или нет?

— Нет. Должны были встретиться, но она не пришла.

Наталия тем временем разглядела, что лицо Хрусталевой было перерезано двумя тонкими шрамами, отчего глаза ее казались узкими, а скулы — широкими. Так что никакая она не татарка... Может, когда-то получила травму...

— Вы давно знакомы со Златой?

— Погодите... Вы сказали: «перед смертью»? Вы хотите сказать, что она умерла?

— Да. Но сначала вы ответьте на мой вопрос: как давно вы были знакомы со Златой?

— Я познакомилась с ней всего несколько дней тому назад...

— При каких же обстоятельствах? И зачем собирались с ней встретиться?

— Мы разговорились с ней в автобусе...

— Номер автобуса, — Наталия специально достала свой блокнот, чтобы Хрусталева поняла, насколько важны ее сведения. — Конечно, не помните?

— Почему... В одиннадцатом.

— Где села она, а где вы?

— Мы обе сели с ней на конечной, у церкви, а вышли у рынка... Она сказала, что ей надо что-то купить... Кажется, мясо...

— Так, хорошо. Вы разговорились. О чем?

— Да так, о разных мелочах...

— О французском белье?

Хрусталева покраснела.

— Почему вы так решили?

— Не важно. Так что там у вас получилось с французским бельем?

— Ничего. Потому что она не пришла...

— Кто? Точнее, пожалуйста!

— Злата не пришла. Она обещала мне принести ночную сорочку для продажи...

— Вам, совершенно незнакомой девушке?

— А что в этом странного?

— Французскую?

— Да...

— Просто я вижу, как вы живете, вот и подумала, что это как-то странно... Вы бы перепродали ее? Сорочку я имею в виду?

Опустив голову, она призналась:

— Да, конечно. Но Злата почему-то не пришла... Так что с ней?

— Ее кто-то сильно избил... И это могло произойти как раз в пять часов вечера — именно в то время, когда вы с ней должны были встретиться. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да... Так вот, значит, почему она не пришла... Какое несчастье...

— Вам нечего больше сказать?

— Да нет... Я же ее почти не знала... Вернее, СОВСЕМ не знала.

— А может, она разговаривала с вами о чем-нибудь, что имеет отношение к произошедшему? Знаете, как это бывает: встретятся люди в транспорте — разговорятся, разоткровенничаются...

— Нет, Злата, по-моему, не из таких... Это я с ней разговорилась, потому что поняла — деньги она не считает, и ей можно будет при случае что-нибудь продать...

— Вы сами-то где работаете?

— Нигде. Я безработная...

— Понятно. Я вас попрошу: если вы что-нибудь все-таки еще вспомните, позвоните мне, пожалуйста, вот по этому телефону...

Когда она вышла на улицу, то поняла, что Хрусталева, как вампир, выкачала из нее всю энергию. Сильно болела голова, мысли разбегались — она с трудом смогла собрать их, пытаясь проанализировать разговор. Все, что наговорила ей эта Катя, показалось как-то неубедительным, неправдоподобным. Злата навряд ли ходит на рынок за мясом и ездит на автобусах. Тем более она не стала бы разговаривать с этой уродкой, спекулянткой и авантюристкой... У нее же на лице написано, что она нечиста на руку! Что-то здесь не так...

И она решила съездить на работу к Малышеву.

Строительная фирма «Дрофа» располагалась на первом этаже административного здания, куда можно было пройти без пропуска, поскольку там же находилось кафе, где обедали служащие всех контор, находившихся поблизости.

Наталия застала заплаканную секретаршу, которая прикрепляла черный шелк к большому овальному зеркалу.

— Здравствуйте. Можно мне поговорить с вами об Олеге Николаевиче Малышеве?

— А вы откуда, с «Водоканала»?

— Нет, я из милиции. Скажите, вы видели вчера своего шефа? И в какое время?

Секретарша, похожая на школьницу, настолько худы были ее голые ноги и наивны глаза, машинально поправила кружевной воротничок темного шерстяного платья, напоминавшего школьную форму.

— Видела, конечно, но только утром и в обед... А потом он уехал, — ответила «школьница».

— Как он выглядел? Постарайтесь вспомнить все, особенно его лицо... Какое у него было настроение? Может, ему кто-то позвонил?

— Знаете, звонков всегда много, но я их все записываю...

— Можно взглянуть?

— Конечно. А какой конкретно день вас интересует?

— Мне трудно ответить на ваш вопрос. Будет лучше, если я сама взгляну в ваш журнал... И все же: какое у Олега Николаевича было настроение вчера?

Секретарша передала ей журнал с закладкой, раскрыла его и сказала неуверенно:

— Знаете, мне показалось, что он был сильно расстроен чем-то... И еще: он попросил меня купить ему одну вещь... Очень дорогую, но, как мне показалось, срочно нужную. Он даже дал мне машину...

— Что за вещь?

— Полевой бинокль.

«Так я и думала...»

— А почему же он сам не поехал за ним? Был так занят?

— Мне показалось, что он ждал звонка...

Наталия принялась листать журнал. «Вот, 16 декабря...» Но звонки были преимущественно производственного характера: звонили прорабы с участков (Наталия расспрашивала секретаршу подробно о каждой фамилии), из Горэнерго, с электромеханического завода... И только один звонок заинтересовал Наталию: «одноклассница».

— Она назвалась?

— Нет. Просто позвонила какая-то женщина, представилась одноклассницей Малышева и попросила ее соединить с ним.

— А что Малышев?

— Взял трубку.

— Он был в своем кабинете?

— Вы хотите спросить, не видела ли я выражения его лица? Нет, не видела... Но когда он вышел спустя приблизительно час после этого разговора, выглядел он подавленно. Я еще спросила его, что случилось... Но он сказал, что ничего. Знаете, я еще подумала тогда: может, позвонила его старая любовь, к примеру... Это глупо, конечно... — Девушка засмущалась и натянуто улыбнулась, показывая мелкие зубки.

— А Злата, жена, часто ему звонила?

— Нет, очень редко.

— Вы можете что-нибудь мне сказать об их отношениях? Я понимаю, конечно, что сейчас, когда Олега Николаевича нет, об этом как-то неудобно говорить... Он же нравился вам, ведь так? И все же постарайтесь вспомнить!

— Понимаете, вы можете, конечно, не поверить, но для Олега Николаевича Злата была всем. Он очень любил ее.

— Неужели это так бросалось в глаза?

— Может, кому-то и не бросалось, но когда работаешь с человеком с утра до вечера, то многое становится понятным... Взять хотя бы то, что он всегда сам составлял список необходимых покупок и отправлял меня с водителем за ними... Если бы вы только видели эти списки! Там было все, вплоть до сорта шоколада... Он очень внимательно относился к своей жене, мне кажется, он делал все, чтобы она была счастлива!.. Билеты в консерваторию, театр, на концерт... Он очень беспокоился, что она весь день одна и скучает... Ее жизни, мне кажется, можно только позавидовать... Не знаю, как она будет теперь, без Олега Николаевича?..

— Так вы ничего не знаете?

— О чем?

— Дело в том, что Злата тоже умерла. Вчера.

— Умерла?!

— Да. Ее кто-то сильно ударил по голове, и она скончалась... Так что... сами понимаете... Вы извините, но я должна продолжить... Итак, вы купили ему бинокль. А что было дальше?

— Он... он уехал, и больше я его не видела...

— Это было вчера?

— Да. А вы не знаете, зачем он ЭТО сделал?

— В том-то и дело, что мы не знаем... Ваша фирма вроде бы процветает, вы планируете открыть три дочерних предприятия и завод железобетонных конструкций, ведь так?

— Так... Только не знаю, как мы будем теперь, без Малышева...

* * *

Подъезжая к своему дому, она увидела, как школьники, которым отменили занятия из-за сильного мороза, катаются с ледяной горки. Вывалявшись с головы до ног в снегу, они гонялись друг за другом, совсем не замечая холода...

Соня встретила ее с улыбкой, которая могла означать только одно: Логинов дома.

— Игорь, тебе можно памятник поставить! Сидишь в квартире, в которой плавают такие вкусные ароматы, и не ешь... Неужели ждешь меня?! — Наталия чмокнула его в щеку и, взяв за руку, потянула за собой на кухню. — Идем, я зверски проголодалась! А за столом расскажу тебе кое-что занятное...

Но рассказ о Хрусталевой и бинокле не произвел на Логинова ожидаемого впечатления.

— Ты гоняешься за тенями. Зачем вообще искать причину самоубийства? Бессмысленно.

— А что, если это убийство, а не самоубийство? Где доказательства? Малышеву могли вскрыть вены, а потом запереть дверь. А избиения? Что же, по-твоему, женщины сами себя избили?

— Почему во множественном числе? Какие женщины? Насколько мне известно, избили только Злату, жену Малышева.

— Это у меня просто сорвалось... Хотя не думаю, что, попав в лапы братьев Караваевых, Оля Савельева осталась бы жива... Может, звучит цинично, но, видимо, это к лучшему, что она разбилась в машине вместе с ними...

Она хотела рассказать Игорю о гримерной Варфоломеева, которую УВИДЕЛА накануне, но как-то не получилось. После обеда, которым их накормила Соня, организм потребовал сна. Глаза слипались, голова отказывалась работать.

Уже лежа в постели, она вдруг поднялась на локте и спросила, словно в полусне:

— Скажи, Логинов, кто у нас в городе делает самые сложные пластические операции? — И, не надеясь на ответ, снова закрыла глаза. Но вдруг услышала:

— Профессор Крашенинников.

— А ты откуда знаешь?

— Оттуда. Это ведь он в восемьдесят девятом году по кусочкам собрал лицо родной сестры Арнольда Манджиняна, когда ее вытащили из горящей квартиры... Мы же с ним тогда все дни и ночи дежурили у Викиной палаты, доставали лекарства, облепиховое масло... Крашенинников Николай Васильевич — мировой мужик. Тебе он зачем? Ты что, хочешь, как Мерилин Монро, сделать себе пластическую операцию?

— Угадал. Я хочу стать мужчиной. Мне надоело быть женщиной — хочется разнообразия...

— Разнообразия? Всегда пожалуйста... раздевайся...

— Что ж, мне с себя кожу снимать теперь, что ли?..

И как нарочно, во время их возни под одеялом в дверь спальни постучала Соня:

— Вы будете пить чай или нет?

— Уволь ее, пожалуйста, — прошептал Логинов, вздыхая и постанывая от досады, что их так не вовремя потревожили, — уволь хотя бы на пару часов!..

— Да я скорее тебя уволю, чем Соню... Соня, мы БУДЕМ пить чай. Уже идем...

Глава 7 Сестры Хрусталевы. Оля Савельева в шляпке с английской сеткой

Бензин был на исходе, поэтому Наталия поехала на заправочную станцию. Но на той, что находилась ближе всех к дому, горючего не оказалось. Не было его и на следующей... Так, проклиная свою любовь к контрастам и ругая себя за то, что она осталась, как патриотка (но скорее, как идиотка), жить в своем родном городе вместо того, чтобы укатить куда-нибудь на юг Франции или в швейцарские Альпы, она доехала до переезда, за которым начинались поля. Окраина города, мрачное место с подслеповатыми домиками и целыми полчищами одичавших голодных собак...

— Вам не страшно работать в таком месте? — спросила она у девушки, отпускавшей бензин. Совсем молоденькая, ярко накрашенная, она смотрелась как кукла за своим прозрачным и удивительно чистым стеклом, словно в витрине магазина, где каждый мог купить ее по сходной цене.

— Сначала страшно было, потом привыкла. Вообще-то у нас есть «крыша»... Вам сколько литров?

Отъезжая со станции, Наташа заметила нищенку возле пивного ларька. Ветер со снегом трепал ее волосы, выбившиеся из-под красной маленькой шапчонки. Женщине было лет под семьдесят; худая, с изможденным лицом, она стояла с отсутствующим видом и, казалось, чего-то ждала. Или кого-то. Наталия хотела было дать ей денег, но, представив, что будет с этой несчастной после того, как она выпьет, передумала: «Она же уснет и замерзнет...»

Первый клинический городок был похож на картинку из андерсеновских сказок: выстроенные в готическом стиле корпуса, утопающие в снегу, светились оранжевыми узкими окнами. Словно это вовсе и не больница, а декорация. В этой сказке работал хирург Крашенинников Николай Васильевич, оказавшийся высоким аккуратным стариком.

Его пришлось ждать около сорока минут.

— Выслушайте меня, пожалуйста, и ответьте всего на один вопрос. Для начала представлюсь: Орехова Наталья Валерьевна, можно просто Наташа.

— Тронут до глубины души... Но если речь идет о ВАШЕЙ внешности, Наташа, то я и пальцем не пошевелю — более красивого и одухотворенного лица мне еще не приходилось видеть... Если же мечтаете о кукольном личике, которое нынче в моде, поезжайте к Абрамову. Он знает толк в этих глупых мордашках...

— Я не по этому вопросу. Николай Васильевич, взгляните сюда, пожалуйста, — она достала блокнот и показала рисунок, сделанный ею по памяти после встречи с Хрусталевой. На нем были четко обозначены линии шрамов. — Вы никогда не делали такой операции? Я понимаю, конечно, что рисунок никуда не годится, но лучше я все равно не умею, а сфотографировать мне эту девушку не удалось... Может, все-таки вспомните?

И тут Николай Васильевич совершенно неожиданно смягчился, как-то особенно внимательно посмотрел на нее и пригласил в свой кабинет. Здесь было светло и тепло, а возле окна зеленел бегониями, цвел китайскими розами миниатюрный зимний сад.

— Да мне и вспоминать нечего... Эту операцию делал я. Больше того, я знаю, как зовут эту девушку, и помню, при каких обстоятельствах она ко мне попала.

— Автокатастрофа?

— Нет... хуже. Эту девушку зовут Саша. Еще будучи десятиклассницей, она влюбилась в одного парня, который должен был жениться или женился на ее родной сестре. Словом, сестра плеснула Саше в лицо соляной кислотой...

— Какой ужас! Но ведь после такого, насколько мне известно, очень трудно как-то облагородить лицо... Оно остается страшным на всю жизнь?

— Это уже зависит от хирурга... Саша вовремя обратилась в больницу. Вернее, ее вовремя привезли. Она была без сознания. Еще удивительно, как не пострадали глаза...

— А что стало с ее сестрой?

— Ничего. Она исчезла, ее искали, но бесполезно.

— Давно это было?

— Сейчас подсчитаю... Так... кажется, семь с половиной лет назад.

— А фамилию ее не помните?

— Помню. Хрусталева. Красивая фамилия, потому и запомнил.

— А вы уверены, что ее зовут Сашей, а не Катей?

— Нет. Это ее сестру как раз и звали Катей.

— А вы что, ее видели?

— Видел, конечно. Ее портрет был расклеен по всему городу.

— И... Я хотела спросить, сестры были похожи?

— Да нет, нисколько...

— А родители у них были?

— Не знаю... Наверное, нет. Погодите-ка, я же могу попросить найти медицинскую карту, там должны быть сведения. У вас есть время? Вы, как я понимаю, из милиции?

— А что, заметно?

— Нисколько, — улыбнулся доктор. — Просто я видел вас в театре вместе с Игорем Логиновым. Вот такой я наблюдательный...

Крашенинников позвал медсестру, которая, получив задание, ушла в архив и вернулась оттуда почти через час:

— Вот. История болезни Александры Хрусталевой.

Николай Васильевич, поблагодарив сестру, обратился к Наталии:

— Взгляните, вот даже ее фотография. Видите, у нее глаза закрыты, это потому что она была без сознания. Снимок был сделан прямо перед операцией корреспондентом «Молодежной газеты», который делал об этом случае репортаж... Я его сохранил — подумал, может пригодиться кому-нибудь при защите диплома или составлении учебного пособия для специалистов ожоговых центров. А что касается ее родителей, то, взгляните сами, в графе «родители» прочерк, мне кажется, что они из детдома. А привезли ко мне Сашу, если мне не изменяет память, из общежития бытового комбината, где в то время они жили.

«Да, это, несомненно, Катя Хрусталева, Но почему она изменила имя? Зачем ей было становиться Катей — преступницей, которую разыскивали за то, что она изуродовала лицо сестры? Если Сапрыкин искал ее по своим компьютерным каналам, значит, и квартира эта, в новостройке, принадлежит официально не Саше, а Кате... Но куда же тогда делась сама Катя?»

— Николай Васильевич, мне очень нужна эта фотография. Понимаете, эта женщина была единственным человеком, который видел одну девушку перед смертью... Мне надо кое-что выяснить... Хотите, я оставлю вам в залог деньги?

— Нет, детка, мне ничего не надо. Я верю вам. И передайте от меня привет Игорьку... Был рад с вами познакомиться.

* * *

У Логинова в кабинете было, как всегда, накурено.

— Ты? Что случилось? — Игорь даже привстал, увидев Наталию в дверях. — У тебя лицо какое-то странное.

— Да нормальное лицо, а вот это лицо — более чем странное! Взгляни... — она положила ему на стол фотографию Саши Хрусталевой. — Ужас, скажи?!

И она рассказала ему про свой визит к Кате Хрусталевой.

— Я ничего не понимаю. Может, позвать Сапрыкина? Но ведь он мне дал этот адрес... Я разговаривала там с девушкой, назвавшейся Катей, а на самом-то деле она, оказывается, не Катя, а Саша? Вот я и хочу узнать, что произошло семь лет тому назад и нашли ли Катю.

— За минуту я это, конечно, не выясню, но поручу Арнольду... — Логинов, не откладывая дела в долгий ящик, тут же позвонил Манджиняну и попросил его навести справки о Екатерине Хрусталевой и о ее причастности к уголовному делу, связанному с нанесением тяжких телесных повреждений сестре. Заодно узнать о семейном положении обеих сестер на момент совершения этого преступления.

— Кстати, что это ты так эксплуатируешь моих друзей? — съехидничал прокурор.

— Сапрыкина я пригласила сегодня на ужин... Так что купи по дороге вина и не задерживайся. А я подойду попозже — у меня дела.

— Ну-ну! Опять с Сарой проворачиваете какие-то авантюры?

— Вообще-то, мы делаем вашу работу. Могу поспорить, что дело со Златой — нечисто. А что касается Малышева, то уверена, БИНОКЛЬ, на который ты не обратил внимания, окажется козырной картой в этой игре. Если это дело можно, конечно, назвать игрой. По-моему, участников этого дела, разыгранного как по нотам, не четверо — я имею в виду две пары: Савельевы и Малышевы — а гораздо больше. Подозреваю, что эта девица со шрамами причастна ко всему — сердце мое чует...

— А что говорит твое подсознание?

— Ты знаешь, Игорь, я ведь совсем про него забыла! Ношусь по городу, ищу сама не знаю чего, а сесть за пианино и поиграть ума не хватило... Хотя было у меня видение — еще один человек, как мне кажется, тоже связанный с этими событиями. Но просто времени нет объять необъятное...

— Интересно, и кого же ты видела, если не секрет?

— Артиста Варфоломеева в его гримерной. Но об этом потом... Послушай, мы же совсем упустили из виду то письмо, помнишь, которое я нашла в спальне Савельевых? Ты еще сказал тогда, что иначе будешь разговаривать с Адой. Ну и как, поговорил?

— Нет, не поговорил. Она была в таком состоянии... Но еще не поздно. Теперь-то, когда мы точно знаем, что Ольги нет в живых, можно и поподробнее расспросить ее сестру. Не может быть, чтобы она ничего не знала о ее любовнике. В конце концов, должен был ее кто-то покрывать, обеспечивать алиби... Так что, как говорится, флаг тебе в руки. Действуй!

— Интересно знать, чем вообще занимается прокуратура? А что, если именно ее любовник и виновен во всей этой истории... Посуди сам, вдруг он является членом банды Караваевых? Ты напрочь исключаешь такое?

— Ну, это уж ты чересчур... Чтобы Ольга, жена Савельева, и якшалась с бандитами? Это абсурд.

— Ты не знаешь жизни, Логинов. Женщины, особенно такие — я имею в виду, благополучные, холеные и при мужьях, как раз и падки на что-то неординарное... Больше того: они частенько бывают извращенками... Психологически это объясняется просто — они ПРЕСЫЩЕНЫ ЖИЗНЬЮ.

— А ты?

— Я уже прошла через все это...

— Через пресыщенность?

— Вот именно. Только я удовлетворялась несколько другим образом, нежели в постелях бандитов, горбунов, нищих и гениев...

Логинов понял, что затронул тему, которая может вывести его из блаженного состояния равновесия и гармонии, поэтому счел за благо замолчать. «Она ждет, чтобы я спросил ее, каким же образом она удовлетворялась... Она провоцирует меня на очередное унижение или разрыв...» — понял он. Но все же не удержался и спросил:

— И каким же образом?

— Некрофилия, слыхал? Ты же заметил, наверное, что мы с Романовым стали почти друзьями? Как думаешь, почему? Да потому, что он понял, как уважительно я отношусь к трупам! Заниматься любовью с трупами — что может быть извращеннее и оригинальнее! — захохотала Наталия, увидев недоумение на лице Логинова. Его серьезный, озабоченный вид рождал в ней все новые и новые взрывы смеха.

— Веселая ты женщина, — только и успел сказать Логинов, потому что в это время в дверях появился Сапрыкин. Увидев хохочущую Наталию, он улыбнулся и приветливо взмахнул рукой:

— Салют!

— Салют! Если ты таким образом хочешь меня спросить, остается ли приглашение на ужин в силе, то отвечаю: да, да и еще раз да.

— Отлично! А теперь скажи: это по твоей милости я добывал информацию о сестрах Хрусталевых?

— По моей, — обрадовалась Наталия, только сейчас обратив внимание на несколько листков, которые держал в руках Сергей. — Но, по-моему, Игорь поручал это Арнольду.

— Как видишь, это не помешало Арнольду поручить это мне. Держите, довольно любопытная история...

На компьютерной распечатке в хронологическом порядке была представлена жизнь обеих сестер Хрусталевых. Обе детдомовские, затем учились в бытовом комбинате на парикмахеров. Погодки, Катя 1973 года рождения, Саша — 1974. Родителей своих не помнят. Катя в 1990 году вышла замуж за Демидова Валерия Алексеевича. Но брачной ночи не суждено было состояться — общежитие, где у Кати была комната и куда молодые пошли после застолья спать, «их ожидала Саша, ее сестра; у нее в руках была чашка с соляной кислотой; Саша находилась в состоянии алкогольного опьянения и грозилась выплеснуть содержимое чашки в лицо Кати, но Катя выбила чашку из рук сестры, и кислота попала на Сашино лицо...» После чего Катя, испугавшись последствий, выбежала из общежития. Было заведено уголовное дело, объявлен розыск, но больше Катю никто не видел.

— Кем объявлен розыск? — спросила Наталия.

— Сестрой.

— А что же стало с ее мужем?

— Неизвестно.

— А как бы узнать, где он сейчас живет? И встретиться с ним?

Логинов закурил. Он смотрел на Наталию и думал: хорошо бы она сидела дома, как Соня. И только и делала, что ждала его с работы! Как все-таки он ошибся в этой тихой и скромной учительнице музыки... Но, с другой стороны, если бы она была другая, не такая активная и непредсказуемая, смог бы он тогда любить ее?

— Сережа, сегодня к ужину принесешь адрес Демидова... Мы запьем его вином и закусим Сониной солянкой. Все, до вечера!

Наталия как-то особенно легкомысленно помахала рукой и выпорхнула из кабинета.

Она решила заехать к Саре, но ужасно расстроилась, не застав ее дома. «Не голова, а кочан капусты... Что бы стоило сначала позвонить из прокуратуры?»

Вернувшись в машину, она начала раздумывать, где могла быть Сара. Конечно же, в больнице! Где же еще быть влюбленной женщине, когда ее обожаемый Савельев лежит на операционном столе. Да и вообще не мешало бы самой навестить Сергея Петровича.

Но возле приемного покоя она была шокирована настолько, что не сразу сообразила, что ей делать. На табурете, прижав к себе большущий пакет, сидела в длинном роскошном пальто... Марина, соседка Савельевых. На ногах ее красовались белоснежные ботинки, отороченные мехом (которые стоили в «Селене», Наталия это отлично помнила, четыреста долларов!). На голове Марины распустилась изящная роза из фетра. Она да еще вуалька из черной английской сетки украшали шляпку, подлинное произведение искусства, которое стоило тоже не менее пятисот долларов. И все это — при грязных спутанных волосах, выбивавшихся из-под роскошной шляпки? К тому же выражение лица женщины было абсолютно идиотское.

Наталия, сделав вид, что не узнала Марину, встав к ней спиной, но имея возможность смотреть на нее в зеркало, висевшее на стене гардероба. И тут она испытала второй шок, не менее сильный, — на левой руке (почему-то перевязанной окровавленным бинтом), на одном из пальцев Марины сверкал перстень с огромным бриллиантом, окруженным изумрудами! Тот самый перстень, который они с Сарой видели на квартире Савельевых и которым любовалась помешанная на бриллиантах Сара.

— Мариночка? Здравствуй, — подсела к ней Наталия, улыбаясь и делая вид, что страшно обрадована такой встрече. — Ты кого-нибудь навещаешь?

— Конечно! — воскликнула Марина, брызгая слюной.

Наталию чуть не стошнило от вида этой ненормальной. А та тем временем с возмущением ответила:

— Мужа, кого же еще?!

— А кто наш муж?

— Сережа Савельев, кто же еще? И я вам никакая не Марина. Меня зовут Оля.

— Оля? Но ведь Оля вроде бы погибла позавчера... Разве тебе об этом ничего не известно?

— Но вы же видите, что я жива!

«Она убеждена, что превратилась в Олю Савельеву. Как-то влезла к ним в квартиру и напялила на себя все Олино. Какой ужас! А что, если ее увидит Сара? Ей же сделается плохо!»

— Оля, это кольцо стоит бешеных денег. Там, за дверью, стоит человек,который хочет отобрать у тебя это кольцо. У него в руках топор, он собирается отрубить тебе палец вместе с кольцом. Но я могу тебя спасти. Если хочешь, я сама отдам ему это кольцо. Ты только представь себе, как будет тебе больно, если он отрубит тебе палец...

— Ох! — Марина зажала рукой рот и подняла плечи, вобрав в них голову. — Кровь брызнет и испачкает мое новое пальто, — испугалась сумасшедшая. — Хорошо, — зашептала она, доверчиво склоняясь к Наталии и снимая кольцо. — Так и быть, отдайте его этому злому человеку. Сережа не должен расстраиваться, увидев меня в перепачканном пальто... Только меня к нему не пускают. Говорят, что еще рано... А вдруг он умрет?

Наталия спрятала кольцо в карман и подумала, что надо бы изолировать эту Марину, у нее «крыша уехала» слишком далеко, не догнать.

Пройти через заслон, именуемый санитаркой с каменным лицом, было довольно просто: в такой стране, как Россия, равно как и в любой другой, деньги — страшная сила.

Главное было — не запутаться в больничных лабиринтах. «Почему я не прозрачная?» — думала Наталия, когда встречные медсестры и врачи кричали на нее и пытались прогнать. Во-первых, она была в уличной обуви, во-вторых, без халата, да еще с норковым палантином в руке. Так что было трудно понять, что их больше раздражало — норковая шубка или отсутствие белого халата. Но, как бы то ни было, ей все же удалось подняться на третий этаж, где работал терапевт Семен Григорьевич, о котором она и слышала от Сары. Встретившись с ним, она узнала, что Сара здесь, дежурит в палате Савельева, что операция прошла успешно и «теперь нужно только ждать и надеяться». Еще он спросил, кем Савельеву приходится Наталия, на что услышал: «Подруга жены».

— Бедняжка, — покачал головой терапевт, невзрачный лысоватый мужчина в массивных очках. — Не представляю, что с ним будет, когда он узнает о смерти жены...

Он показал Наталии палату интенсивной терапии, а сам исчез, просто-напросто растворился в белом коридоре.

Сара, увидев входящую в палату Наталию, обрадовалась.

— Ты везде успеваешь... — начала она, но, увидев на протянутой ладони подруги кольцо с бриллиантом, замолкла на полуслове. — Откуда это у тебя? Ты что, была ТАМ?

— Нет, — тихим голосом, боясь, что ее услышит находящийся без сознания Сергей, проговорила Наталия. — Просто там, внизу, сидит эта идиотка, Марина, выряженная в пальто и шляпу Ольги Савельевой. Притащилась с огромным, набитым наверное, продуктами, пакетом и сидит, ждет, когда ее впустят к ЕЕ МУЖУ.

— Че-е-го?! К какому еще мужу?

— К Савельеву Сергею Петровичу. Ты, что, еще не поняла, что она возомнила себя Ольгой? Влезла к ним в квартиру и живет, наверное, там, изображая из себя Ольгу. Какая мерзость! Я подумала, что если бы ты увидела ее случайно там, в приемной, то у тебя бы тоже что-нибудь случилось с мозгами... Словом, я тебя предупредила. А теперь скажи, как Сергей Петрович?

— Слава Богу, ждем, пока он придет в себя. Операция прошла успешно. Ему заменяли какой-то сосуд или клапан, я в этом не разбираюсь и не хочу разбираться... Для меня сердце всегда будет тайной, вечным двигателем, который останавливается по чистой случайности... Какие еще новости?

Наталия рассказала ей о своем визите к Хрусталевой, Крашенинникову, словом, когда закончила говорить, то поняла, как устала.

— Знаешь, Наташа, мне кажется, что нам стоит поискать того мужика, который написал это гаденькое порнографическое письмо Ольге. Уверена, что это недоразумение.

— А Логинов посоветовал мне поподробнее и понастойчивее расспросить Аду. Не может быть, чтобы она ничего не знала о похождениях своей сестры...

— Да не было у нее никаких похождений! Все это чьи-то грязные планы. Просто их кто-то хотел поссорить. Я думаю, что Сергей прочитал это письмо, и когда Ольга пришла домой с цветами (ой, мне даже страшно представить, что она испытала!), он наговорил ей в лицо что-то ужасное, оскорблял, наверное, а потом, не выдержав, ударил ее... Я знаю Ольгу, она сильная женщина. Она не станет оправдываться, унижаться... Она, видимо, просто развернулась и ушла. Причем навсегда. Я тебе не сказала... Когда я убирала эти злополучные гвоздики, то под ними обнаружила пятна крови. Похоже, что он довольно сильно ударил ее. Может, даже по лицу, и у нее кровь пошла...

— Сара, я вот смотрю на него после твоего рассказа, и у меня жалость уходит... Я презираю мужчин, распускающих руки! Когда он достаточно поправится, я непременно скажу ему об этом. И меня никто не остановит, даже ты!

— Ну хватит! Человек еще не пришел в себя, а ты уже готовишься его обличать. Побойся Бога!

— Сара, ты вновь ослеплена...

— Да. Но мне тоже нелегко. Он всегда любил только Ольгу, а ко мне приезжал просто так, поразвлечься... Думаешь, я не понимала? Но вот мы, женщины, устроены по-другому...

— Не уверена, — пробормотала Наталия, вспоминая свои наезды к Валентину, к которому ее так тянуло, особенно после шести месяцев разлуки. «А чем я, собственно, лучше Савельева?»

— Так что будем делать с Мариной? Она ведь может прийти сюда в любую минуту?

— Не знаю.

— А что... — вдруг пришло в голову. Наталии, — а что, если это МАРИНА И НАПИСАЛА ЭТО ПИСЬМО? В минуты просветления?

— Уж скорее, в минуты затемнения.

— Знаешь что, давай спустимся и попытаемся убедить ее вернуться домой. Ты на машине? Вот и отлично! Отвезем ее домой, а потом вызовем кого-нибудь из психушки. Кроме того, надо бы посмотреть, что она вытворяет в Савельевской квартире...

Глава 8 Красная шапочка

От холода она уже не чувствовала своего тела. Но ноги продолжали идти. Она уже добрела до города и теперь искала дом, куда бы могла зайти, чтобы хотя бы погреться в подъезде. Но едва только подходила к какому-нибудь дому, как тотчас на нее набрасывались собаки, которые так и норовили укусить. Хорошо, что джинсы были широкие, поэтому добраться до ног им все же не удавалось.

Пятиэтажки смотрели на нее светящимися желтыми окнами-глазами и словно насмехались. Вдруг она увидела чуть сдвинутый канализационный люк, из-под которого валил пар. Прямо на металлическом круге лежала и грелась большая рыжая дворняга. Увидев приближающегося человека, она в испуге вскочила.

— Не бойся, я тебя не трону... Но и ты не трогай меня... Я сейчас отодвину люк еще больше и посмотрю, нельзя ли спуститься под землю. Вот и хорошо... Подвинься. Если хочешь, полезли вдвоем... — Женщина отодвинула люк и стала спускаться по узкой металлической лестнице вниз, чувствуя, как погружается в теплое густое облако. Когда ноги коснулись твердого, она постояла некоторое время, ожидая, когда же начнут промокать ноги, поскольку считала, что опустилась в теплую воду. Но потом поняла, что под ней сухая и прогретая горячими трубами земля, и от счастья чуть не заплакала.

Снова поднялась на несколько ступенек и позвала собаку:

— Идем, здесь тепло и хорошо...

Но собака посмотрела на нее словно с удивлением и, прикрыв глаза, улеглась у самого края люка. Глядя на симпатичную морду, женщина почему-то почувствовала прилив жизненных сил.

— Тебя как зовут? Можно, я тебя поглажу? Я назову тебя Элеонора, правда, красивое имя? И ты тоже красивая. У тебя прекрасная рыжая шерсть. Ты извини, но я не могу так долго здесь стоять. Я спущусь и лягу... Ты напрасно не соглашаешься последовать за мной...

Женщина опустилась на самое дно колодца и, свернувшись калачиком возле горячей трубы, мгновенно уснула.

Проснувшись, она вылезла на поверхность. Было темно. Шел снег. Она промокла и начала дрожать. К тому же ее начал мучить голод. Но раздобыть еду здесь, на самой окраине города, было невозможно. Нужно было ехать в центр города, но за автобус надо было платить, а денег не было.

И тогда она приняла решение. Стоя в одиночестве на тихой заснеженной улочке, она выбрала себе одну из припаркованных немногочисленных машин — «шестерку», покрытую самым толстым слоем снега. Значит, хозяин оставил ее надолго, и неизвестно, когда придет и придет ли вообще сегодня. Отыскав булыжник, она со всего размаху ударила им по стеклу. Послышался хруст, и стеклянное крошево посыпалось на землю. Проворно сунув руку в зияющий черный прямоугольник окна, она нащупала ручку, отперла дверь и села в машину. Приблизительно такая же ситуация у нее была несколько лет тому назад, когда она со своим приятелем вернулась к машине и обнаружила пропажу ключей. Передвинувшись на водительское место, она отыскала нужные проводки и попыталась соединить их. Руки дрожали, так же как и все тело. Но когда мотор фыркнул и наконец завелся, она почувствовала, что дрожь как будто унимается. Сначала надо было уехать с этой улицы и как следует прогреть двигатель.

Главное, машина была недавно заправлена, так что не придется вскоре угонять еще одну.

Постепенно салон стал наполняться теплым воздухом, большая часть которого сразу же выходила через открытое окно. Но все равно, в машине было теплее, чем на улице. Женщина включила магнитофон, но, услышав ресторанную музыку Шуфутинского, сразу же выключила. «Не то настроение...» Спрятавшись под огромным заснеженным деревом на малоосвещенной улице, она решила обследовать салон. Нашла длинную острую отвертку, складной нож, консервный нож, сигареты с зажигалкой, пачку презервативов, газовый пистолет и пять тысяч рублей.

Выехав на трассу, ведущую в центр города, она притормозила у первого же ларька. Купила шпроты и булочку, с трудом открыла банку и пальцами стала доставать и есть маленьких золотистых рыбок. Вскоре она почувствовала боль в желудке, но все равно доела банку до конца и с наслаждением закурила.

Теперь надо было решать гигиенические проблемы. Бинты, которые она нашла в аптечке, решили одну из важных проблем, но только частично. Вымыться все равно было негде. Нужны были деньги.

Осмотрев газовый пистолет, она вспомнила, как ее когда-то инструктировали, как выстрелить и не задохнуться газом самой. И она решила немедленно действовать, пока ее не остановили. На набережной возле дорогого супермаркета стояла белая «мазда». Хозяин, наверное, ушел за покупками.

Встала еще одна проблема: как войти в магазин в таком виде, чтобы не испугать продавцов? Чем объяснить свой вид? Женщина нашла в пакете с едой маленькую баночку вишневого джема, распечатала ее и вымазала губы и щеки красным. Посмотрела на себя в зеркало и испугалась еще больше. Но другого выхода у нее не было. В гостиницу ее не пустят в таком виде.

Она поехала в «Селену», дорогой магазин, работающий до полуночи. Знакомой продавщицы, к счастью, не было. Посетителей в такое время — тоже. Пожилая женщина, принимающая у покупателей сумки, увидев вошедшую в магазин старуху в лохмотьях и дурацкой красной шапчонке, аж подскочила со стула. Но когда женщина заговорила с ней вполне нормальным человеческим голосом, насторожилась, не зная, впускать ее в магазин или нет.

— Понимаете, у нас была вечеринка, и я поспорила, что в таком виде смогу пройтись по магазинам и меня не выкинут на улицу. У меня есть деньги, вот, взгляните... — и изумленная служительница увидела несколько тысячных купюр. — Так я пройду?

— Разумеется, проходите...

Войдя в торговый зал, она подозвала к себе одну из молоденьких продавщиц и, рассказав ей ту же байку про вечеринку, попросила принести ей в примерочную джинсы сорок четвертого размера, белье, две теплые кофты, свитер, колготки, теплую меховую куртку, ботинки на меху, берет, чемодан, шарф, гигиенические пакеты, мыло, шампунь, расческу, полотенца...

Когда она выходила из магазина, женщина, которая первая встретила ее, не узнала в хорошо одетой молодой девушке старуху-нищенку.

В кафе-гриль она взяла порцию курицы, соус и две теплые булочки, салат и банку колы. Поужинав, вернулась в машину, сложила вещи и документы в новый чемодан и, оставив машину, направилась к ближайшей гостинице. Объяснив, что она ушла от мужа и поэтому у нее нет паспорта, заплатив отдельно за проживание и отдельно долларами администраторше за понимание, она получила ключи от самого дешевого номера и, еле переставляя ноги, добралась до дверей.

Первое, что она сделала, — это набрала полную ванну, легла в теплую воду и, увидев, как вода приобретает грязно-коричневый оттенок, дала волю своим чувствам и разрыдалась.

* * *

Марина вошла в палату и, увидев Сару с Наталией, замерла на пороге, продолжая прижимать к груди пакет. В человеке, лежащем на кровати, она узнала Савельева. Сара же, увидев Марину в одежде Ольги, хоть и была предупреждена, все равно почувствовала, как зашевелились волосы на ее голове. Она встала и почти вытолкала Марину из палаты.

— Ты зачем сюда пришла? И кто позволил тебе надеть это пальто? — шипела она, толкая слабоумную в грудь, словно боялась об нее испачкаться. — Я сейчас вызову санитаров, они отвезут тебя в психушку! Как ты посмела влезть в квартиру Савельевых? У тебя что, есть коллекция ключей? Да ты хоть понимаешь, что тебя элементарно могут посадить в тюрьму за воровство?

— Пустите меня! Там лежит мой муж! Он любит меня... — твердила безумная.

Сара, вздохнув, вернулась в палату:

— Пойдем, Наташа, мы должны ее отсюда увести, иначе она все испортит...

Они вышли в коридор. Марина по-прежнему стояла, прижимая к груди пакет.

— Я принесла ему поесть... Пустите меня... — жалобно повторяла она.

Женщины взяли ее под локти и вывели на лестницу.

— Если ты сейчас же не вернешься домой, мы вызовем милицию. Ты поняла?

Марина опустила голову и стала медленно спускаться по лестнице. В ее голове все спуталось. И если несколько часов назад она ЖИЛА как Ольга Савельева — в ее квартире, пользуясь ее вещами и разговаривая с невидимым мужем, то теперь, после того как она увидела Сергея Петровича в палате, у нее все перевернулось в голове. Она вдруг снова стала Мариной, соседкой Савельевых. И даже не могла вспомнить, что находится в пакете, который она так крепко прижимает к себе. Эти женщины украли у нее ключи, а теперь грозились вызвать милицию. Значит, надо быстрее уходить, возвращаться к себе.

Приняв это решение, она уверенно вышла из больницы, пересекла двор и направилась на трамвайную остановку — ехать домой.

* * *

— Сара, мне пора домой. У нас сегодня ужинает Сапрыкин, я обещала быть дома не поздно. Кроме того, на десерт он мне должен принести кое-что интересное — адрес одного человека.

Они шли от больничных ворот к машине, которая вместо сиреневой стала голубовато-белой от снега.

— Тебя подвезти?

— Нет, что мне делать одной дома? Я уж подожду, когда он придет в себя...

— Сара, я вот что хотела тебя спросить: как ты-то думаешь, зачем я занимаюсь всеми этими делами? Неужели из любопытства?

— Ты не юли, ведь тебя интересует денежный вопрос? Да, ты права, тебе никто не поручал расследование этих дел. Да и дела-то на первый взгляд неинтересные: муж поколотил жену и перерезал себе вены... Автокатастрофа, в которой погибла женщина, которая накануне поссорилась с мужем... Так?

— Да. Но мне интересно. Ты себе не представляешь, сколько бензина я сожгла, мотаясь по городу в поисках (как сказал Логинов) теней... А дальше-то что?

— Но ведь у тебя были и другие видения? Вот и работай в этом направлении.

— Я все жду, когда ты мне скажешь: Наташа, все началось с меня, с моего желания узнать, что станет с Савельевым... Почему ты так не говоришь? Тебе уже не интересно?

— Дело в том, что ты же уже ответила на мой вопрос — ты УВИДЕЛА катастрофу, дым и все такое... Теперь я поняла: то, что произошло с Ольгой, важно выяснить. Теперь уже ясно, почему она оказалась в машине Караваевых, но что это даст? Главными виновниками были, несомненно, они. Но их уже нет, они погибли. Поэтому Савельеву, когда он узнает о смерти своей жены, мстить-то будет некому.

— Разве что себе самому...

— Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, что сказала. Сейчас я, наверное, заеду на полчасика к Аде, попытаюсь расспросить про Ольгу. Может, она узнает почерк, которым написано это письмо?

— Проходите, пожалуйста... — вежливо сказала Ада, открыв Наталии дверь. — Я сейчас купаю детей, но уже через минуту освобожусь. Миша, ко мне пришли, посмотри за Илюшей! — Ада, раскрасневшаяся, в махровом халате, выглядела утомленной и грустной. Появившийся в дверях высокий курчавый мужчина в домашних фланелевых брюках и тонком джемпере, увидев Наталию, вежливо поздоровался и скрылся за дверью ванной, откуда доносились визг и хохот.

— Пойдемте на кухню, там тихо, мы сможем спокойно поговорить. Я знаю, зачем вы пришли, и все обдумала, даже кое-что вспомнила... Но не обольщайтесь, это все крупицы. Я и сейчас повторю, что никаких любовников у Оли не было, да и не могло быть. Не такой она человек. Кроме Сергея, для нее не существовало других мужчин. Но в последнее время ее поведение казалось мне несколько необычным. Но это могла заметить только я, человек, который очень хорошо знал Ольгу. Ни у кого другого поступки, которые показались мне необычными, не вызвали бы подозрения... Приблизительно неделю тому назад она приехала ко мне в девять часов вечера. Представьте — темно, все-таки как-никак зима... Я спросила ее, что случилось, а она тот же самый вопрос задает мне. Вы понимаете, ей кто-то позвонил и сказал, что мне срочно нужно с ней увидеться. Именно в девять часов. Но мы подумали — кто-то перепутал телефон, и произнесенная незнакомой женщиной фраза: «Ваша сестра просила вас заехать к ней в девять вечера», могла относиться совершенно к другому человеку. Мы тогда так решили. Миша сам отвез ее на такси домой, мало ли что... Кроме того, мы с ней так воспитаны и привыкли — как только стемнеет, быть дома. Называйте, как хотите — трусихи и тому подобное...

— И это все?

— Нет, не все. В пятницу, как раз за день до ее исчезновения (Ада явно избегала слова «смерть»), я позвонила ей и спросила, не помнит ли она рецепт одного пирога... Обычный звонок, согласитесь. Она продиктовала рецепт. Это было часов в семь вечера. И вдруг она мне заявляет, что ей позвонила какая-то знакомая и попросила подъехать к ней к десяти часам за ключами... Я так, честно говоря, и не поняла, какие ключи, какая знакомая? Оказалось, знакомая живет возле аэропорта, и мне показалось странным, что встречу она назначила так поздно. Вроде бы это было связано с разводом этой женщины... Я еще сказала Оле, чтобы она была осторожна. Она собиралась вызвать по телефону такси, чтобы ее отвезли туда и обратно.

— А имя этой знакомой она не назвала?

— Назвала — Вероника. Я удивилась, потому что не знаю ее подруги с таким именем. Она пообещала объяснить мне все потом. Где-то в одиннадцать я ей перезвонила и успокоилась, когда услышала ее голос. Но я уверена, что это было не свидание, просто исключено! Ольга очень доверчивая и добрая, ей нравится помогать людям.

— Значит, она дважды возвращалась домой поздно вечером? В результате у нее с Сергеем произошла ссора и он ударил ее? Неужели вы не допускаете мысли, что он ПРИРЕВНОВАЛ ее к кому-то?

— Не могу поверить! Эти отлучки еще не причина для таких кровавых разборок... Никогда не прощу ему, что он так поступил с ней... — Ада заплакала. — Ведь если бы не он, она бы не оказалась на улице в такой час и не встретила бандитов...

— А почему она в тот день тоже поздно пришла домой?

— Я же говорила, она была в «Селене», выбирала платье, а потом поехала за цветами. Возможно, заехала еще куда-нибудь...

— Ада, я хочу показать вам кое-что... Я просто обязана это сделать. Возможно, после этого вы будете более откровенны со мной... Может быть, у вас откроются глаза на многие вещи... — С этими словами Наталия протянула Аде письмо, найденное ею в спальне Ольги.

Ада настороженно начала читать, потом нахмурилась, а дочитав до конца, брезгливо швырнула листок.

— Нет! Этого не может быть! Письмо кто-то специально подложил! Я же говорю, что в последнее время ей звонила какая-то женщина... Это ее работа! Боже, какой ужас! Теперь я понимаю, чем был вызван тот скандал! Но Сергей, как он мог поверить? — возмутилась она. — Вы заметили, что я даже не справилась о его самочувствии? Да, я не совсем была с вами откровенна, потому что не считала нужным посвящать вас в наши семейные дела. Теперь, после того, как произошло это чудовищное недоразумение (а иначе это письмо я не назову), вы должны знать — мне никогда не нравился Сергей. Не могу сказать, что была против их брака, но всегда была уверена — он не достоин моей сестры! Вовсе не Оля, а он изменял ей. Правда, не знаю с кем, но я не раз видела его в обществе других женщин...

— Ольга знала об этом?

— Что вы! Даже не догадывалась. Я бы ни за что не сказала ей об этом. Зачем? Все равно горбатого могила исправит. И еще... Я надеялась, что когда у них появится ребенок, он остепенится...

— Вы сказали, что видели Сергея в обществе женщин? Каких именно? — Наталия сказала это не случайно: ей было важно знать, не Сару ли подозревает Ада.

— Если мужчина едет на машине с женщиной и останавливается, чтобы купить в магазине вино, конфеты или чулки — именно такой набор он покупал почти у меня на глазах в одном магазинчике, — то, согласитесь, это наводит на определенные подозрения...

— А женщину, которая сидела в машине, вы не видели?

— К сожалению, нет.

— А вы не допускаете мысли, что он покупал вино и чулки для Ольги?

— Нет. Я специально в тот вечер приехала к ним, чтобы увидеть все собственными глазами. Он пришел минут на десять позже меня. И действительно, привез продукты, фрукты. Но вовсе не то, о чем я вам рассказала... Кроме того, Ольга никогда не носила немецкий капрон, уж в этом можете не сомневаться!

— Ну хорошо, оставим эту тему... Значит, вы уверены в том, что письмо подложное? Но кому могло понадобиться делать это?

— Боже мой, кругом столько завистников! Да хотя бы та же самая любовница Савельева... Чтобы развести их, а потом выйти замуж за него. Схема простая донельзя...

— Да, звучит вполне логично. Тогда нам ничего другого не остается, как ждать, когда он поправится, чтобы спросить у него, кто же его любовница. Думаю, ждать придется долго... Вы же, наверное, знаете, что его прооперировали сегодня?

— Вот как? Не интересовалась. Ну и какой прогноз? — В ее голосе можно было прочесть массу оттенков, но только не участие. Судя по всему, она прямо-таки ненавидела своего зятя.

— Скажите, быть может, мой вопрос покажется вам нетактичным, но все же спрошу... А вам лично никогда не нравился Савельев как мужчина?

Но Ада не растерялась:

— Зачем вы ищете второй смысл в моих словах? Я же объяснила, почему не люблю его!

— Неужели только из-за Ольги?

— Да, только.

— Хорошо, тогда будем считать разговор законченным. Извините меня, что я задавала вам столько вопросов... Хотя, признаться, я ждала от вас одного-единственного вопроса, но так и не дождалась...

— А действительно, Наташа, зачем вам все это? Разве вам кто-нибудь поручал вести это дело?

— Да. Я сама себе его поручила, и надеюсь, что справлюсь. Поверьте, наша беседа поможет мне... До свидания!

* * *

Как это часто бывает, в конце такого насыщенного событиями дня она чувствовала себя просто выпотрошенной. Голова гудела, мысли спутались тугим клубком, распутывать который никто, кроме нее, не станет. «А действительно, зачем мне все это? Может, лучше уехать куда-нибудь?»

«Когда же кончится снег? Или он решил завалить город полностью?» — думала она, стремительно гоня машину сквозь метель.

Она взглянула на часы: половина девятого. Сапрыкин с Логиновым и Соней наверняка уже ужинают, не дождавшись ее...

Она остановилась на тихой улочке, вышла из машины и посмотрела вверх: три окна светились красноватым светом. Она вошла в подъезд, поднялась и позвонила в дверь.

— Привет, Жестянщик! — Она шагнула навстречу мужчине и крепко обняла его. — Я замерзла и устала... Можно к тебе?

Глава 9 Варфоломеев, Демидов и собака Элеонора

Вот уже целую неделю она мыла посуду в кафе-гриле. Платили мало, но она была в тепле и скрыта от глаз посетителей.

Кроме того, она научилась при разделывании жареных кур отщипывать небольшие, но самые сочные кусочки и незаметно съедать их. Вскоре у нее на щеках появился румянец. Хозяин заведения Александр Сергеевич сделал ей комплимент:

— Не знаю, откуда ты взялась, но раньше ты напоминала тощего цыпленка, а теперь молодую симпатичную курочку... Ты меня слышишь, Елена?

Елена — это она. Трудно так сразу привыкнуть к новому имени. Работа в кафе ей потребовалась для того, чтобы только восстановить силы, не больше. Механически отмывая тарелки от куриного жира, она обдумывала и анализировала события последних дней. Вспоминая знакомых, она пыталась понять, почему человек так жестоко с ней поступил. Поздними вечерами, сидя в гостиничном номере, она даже начертила круг своих знакомых, а в нем стрелками отметила свои последние встречи. Еще и еще раз она вспоминала каждое слово, каждую фразу, отпущенную в ее адрес... Но время шло, а ответа на вопрос: «КТО?» — она так и не находила. Оставалось только одно — ждать.

Однажды, когда она собирала грязную посуду со столов, она заметила знакомое лицо. Это была молодая женщина в скромном кожаном пальто с меховым воротником. Откуда она ее знает? На всякий случай, надвинув на лоб парик, купленный заранее и представляющий собой короткую мальчишескую стрижку на рыжеватых волосах, Елена подошла к столу посетительницы. Вдруг ей показалось, что она вспомнила, откуда ее знает. Но не успела — произошло нечто, что удивило ее и напугало.

Посетительница, взглянув в ее глаза, вздрогнула, как если бы увидела нечто страшное, вскочила, сделав резкое движение. В это время с ее колен упал пластиковый пакет, она засуетилась, поднимая его, и не заметила, как уронила на пол небольшую сумочку. Потом, как сумасшедшая, женщина выскочила.

Посетителей в этот вечерний час было много, поэтому в сутолоке никто и не заметил этой странной сцены.

Елена подняла сумочку и, оглянувшись, чтобы убедиться в том, что ее никто не видит, положила ее рядом с тарелками на поднос, прикрыв тряпкой, которой вытирала со столов. Унеся находку к себе, она быстро перепрятала ее в свою большую сумку и вышла из кафе. Пройдя пару кварталов, она зашла в открытый подъезд какой-то девятиэтажки, поднялась на второй этаж и стала изучать содержимое сумочки.

* * *

Сколько ни пыталась все последние дни Наталия что-то УВИДЕТЬ, ничего, кроме метели, не получалось. Как только садилась за инструмент и начинала играть, так словно сразу же налетал на нее ветер со снегом... Сложно сказать, отчего это происходило, но только после таких вот ее сеансов на крышке рояля оказывалась снежная крупа, которая, тая, превращалась в небольшие лужицы. Будучи человеком мнительным, она приписывала эти «неудачи» своим грехам. Участившиеся визиты к Жестянщику — к Валентину, который принял ее спустя полгода так тепло, как она и не ожидала, — совершенно выбили ее из колеи. Теперь она просто разрывалась между Логиновым и Валентином, находя особое удовольствие в душевном и физическом общении с этими совершенно разными мужчинами. Умом она понимала, что так жить нельзя, что рано или поздно наступит кризис, после которого последует разочарование, и прежде всего, в себе самой. Но тридцатиградусные морозы, из-за которых пустовали школы, а учителя могли немного отдохнуть и набраться сил, сделали свое дело: Наталия расслабилась. Более того, она почти прекратила заниматься делом, вернее, делами, которые поначалу показались ей такими интересными. Даже имея на руках адрес Демидова Валерия Алексеевича (Сапрыкин постарался), мужа Кати Хрусталевой, она бездействовала. Но это огорчало лишь ее, поскольку Логинов только радовался этой ее пассивности, уверенный в значимости лишь своей работы. Валентин же, философ по натуре, был счастлив тем, что она большую часть дня проводит у него. Чтобы побольше быть с ней, он взял недельный отпуск за свой счет.

Возможно, что так бы оно все и продолжалось, если бы Наталия случайно не оказалась в субботу на «блошином» рынке. Мужчина с испитым лицом продавал новенький полевой бинокль. За бесценок. И Наталия, не раздумывая, купила. Затем, заехав в строительную фирму «Дрофа», она показала бинокль секретарше. Та сказала, что он очень похож на купленный ею для Малышева. Наталия тут же отправилась с ним к Логинову.

— Послушай, Игорь, я специально положила его в пакет — может, на нем сохранились какие-нибудь отпечатки пальцев?

— А я-то думал, что ты угомонилась...

Но просьбу ее он выполнил, и уже утром следующего дня получил результаты дактилоскопической экспертизы. Действительно, на бинокле обнаружились отпечатки пальцев Малышева.

— Ну и что дальше? У него был бинокль, он ему понадобился для того, чтобы куда-то смотреть, — это известно, — рассуждал Логинов. — А дальше-то что?

— Не знаю, — развела руками Наталия и решила все-таки навестить артиста Варфоломеева. Если видение было, значит, в этом есть какой-то смысл. Кроме того, пора уже было встретиться и с Демидовым.

* * *

Как объяснить Варфоломееву ее интерес к нему, да так, чтобы у него после общения с ней осталось приятое впечатление? Задача не из легких, тем более как артист он Наталию не впечатлял. Красив, но не более.

Ее попытались тормознуть у служебного входа в театр, но она, назвавшись пресс-секретарем вице-губернатора и махнув в воздухе фальшивым журналистским удостоверением, проскользнула на лестницу, словно всю жизнь только это и делала.

Довольно быстро отыскав гримерную «героя-любовника», она постучала. В ту же секунду дверь распахнулась, и оттуда выбежала растрепанная девица в красном свитере и черной юбке. Лицо она увидела мельком, но оно показалось знакомым. Облако кисловатых дешевых духов обдало ее, вызвав приступ тошноты. Очевидно, девица к тому же еще и вспотела.

— Можно? — Наталия приоткрыла дверь и увидела Варфоломеева в длинном черном халате, распахнутом на груди. «Да, он, безусловно, красив. Интересно, чем они занимались с этой девицей?»

— Конечно. Только учтите, у меня через полтора часа спектакль, а потому я буду вас слушать и одновременно гримироваться. Вы не против? — Он улыбнулся, показывая прекрасные зубы.

— Знаете, когда я к вам ехала, я несколько иначе представляла себе нашу встречу. Мне казалось, что такой актер, как вы, я имею в виду избалованный и капризный, будет вредничать и все такое... Хотите, я честно скажу вам, зачем я здесь?

— Ну разумеется... Надеюсь, вы не забеременеть от меня хотите? — взял он быка за рога.

— А почему бы и нет? Та девушка, которая только что вылетела отсюда пулей, приходила к вам именно за этим? Или я ошибаюсь? Предупреждаю сразу: это шутка, а потому вам стоит улыбаться! Мне так нравится, когда вы улыбаетесь...

— Неплохо для начала. Но, признайтесь, это увертюра? Сейчас вы скажете, что собираетесь написать обо мне статью, и это будет ужасно. Тем самым вы все испортите...

— Нет, вы не угадали. Я не собираюсь писать о вас статью. А пришла, чтобы вас предупредить. Но не могу раскрываться полностью...

— И напрасно... — хохотнул он. «Какой симпатичный мужчина... Я понимаю и эту девицу, и всех остальных, которые слетаются к нему, как пчелы на мед...»

— Да нет, я не о том... Я не могу назвать вам источника моих сведений, но, похоже, вас хотят втянуть в неприятную историю, связанную либо с убийством, либо со скандалом, причем с трагическим концом.

— Да вы что? — Он был крайне несерьезным малым. Он наслаждался тем, какой производит эффект, и даже демонстративно погладил себя по шерстяной могучей груди. «Никогда не видела, чтобы драматические актеры выглядели так мужественно и были так прекрасно сложены... Нет, он положительно породист и сексуален».

— К сожалению, я не шучу. Совсем недавно в нашем городе произошло два, скажем так, несчастных случая. Их объединяет одно — ревность, которую испытывают мужья к своим женам. Возможно, что вас хотят подставить.

— Ах, вот вы о чем... Тогда понятно. Но дело в том, что я стараюсь не общаться с замужними дамами — себе дороже. И все же, нельзя ли поконкретнее?

— К сожалению, нет.

— Какая вы странная... Приходите ко мне, даже не представившись, и начинаете меня пугать. Почему я должен вам верить?

— Нет-нет, что вы, я вовсе не собиралась вас пугать! В мою задачу входило лишь предупредить вас, чтобы вы были осторожны. Вы можете мне не поверить («Кстати, как часто мне приходится произносить эту фразу!»), но очень часто люди, к которым я прихожу с этой же целью, так же, как и вы, не придают значения моим словам. А потом... — она подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза, — ...а потом дорого расплачиваются. Или же... погибают.

И тут с Варфоломеева слетела ирония. Побледнев, он спросил:

— Послушайте, мне кажется, что я знаю, кто вы. Мне рассказывали о вас. Вы случайно не Наташа Орехова?

Она была приятно и неприятно удивлена:

— Да, это я. Я не знаю, что вам обо мне рассказывали, но мне бы очень хотелось, чтобы вы не пренебрегли моим советом. Я делаю это, что называется, не корысти ради. Я приехала к вам, рискуя быть непонятой... Так что — решать вам.

— Но вы же ничего толком не сказали! Кого именно мне опасаться? Связей с какими женщинами, ведь вы именно это имеете в виду?

— Наверное. Если бы я еще умела и конкретизировать... Просто я УВИДЕЛА вас именно в связи с трагедией одной знакомой. Она погибла. А он, ее муж, лежит в больнице. Все это крайне серьезно. Я и хотела узнать именно О НЕМ, но мое видение почему-то касалось вас. Вот потому-то я здесь. Вот моя визитка, может, вам пригодится. Если почувствуете, что происходят какие-то странные и непонятные вещи, сразу же звоните. Возможно, я успею вам помочь... И еще: берегите свое здоровье, потому что в последнее время я ВИЖУ только снег.

И она вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. «Он позвонит, и не раз...»

* * *

Она все-таки нашла эту рыжую дворнягу. Шел снег, а собака, не сообразив спрятаться в канализационном колодце, лежала возле открытого люка и покрывалась белыми крупными хлопьями.

— Элеонора, ты не узнала меня? Я принесла тебе куриных костей. Там попадается даже мясо — на, ешь. И хлеба с молоком. — Женщина достала из пакета эмалированную миску, накрошила туда свежей булки, плеснула из банки теплого молока, от которого еще шел пар, и высыпала возле миски целую гору куриных костей. — Иди же ко мне, не бойся!

И собака подошла, отряхнувшись от снега, ткнула морду в теплую молочную тюрю и, распробовав, принялась есть, громко и жадно.

— Когда-нибудь я приду за тобой. А сейчас мне пора возвращаться. Если бы ты только знала, сколько у меня дел...

И женщина быстрым шагом направилась к автобусной остановке.

Теперь у нее была цель. Она наконец-то знала, что ей надо делать. И это придавало ей силы.

* * *

— Вы Демидов? — Наталия стояла на пороге комнаты номер 301 общежития станкостроительного завода. Дверь ей открыл угрюмого вида парень в потертых джинсах и черной рубашке. Соломенного цвета волосы спадали на лоб, прикрывая большие темные глаза. Он был по-своему красив.

— Я. Входите. — Он, не меняя выражения лица, открыл дверь пошире и впустил в комнату незнакомую хорошо одетую женщину. — Только у меня здесь не убрано...

— Ничего. Мне надо с вами поговорить.

Валерий Демидов убрал со стула вещи и жестом пригласил ее сесть:

— Я тут чай пью. Хотите?

— Нет, спасибо. Только перед тем как я скажу вам, зачем пришла, пообещайте сразу не выгонять меня, не кричать и не злиться.

— Хорошенькое начало. С чего вы взяли, что я буду на вас кричать? Кто это вам сказал про меня такое?

— Никто. Я не знакома ни с кем из ваших знакомых.

— Так в чем дело-то? — Он пристально посмотрел на нее. — Что-нибудь насчет акций? Вы хотите купить у меня акции? У меня их все равно нет. Я их уже продал.

— Нет, Валерий, речь будет идти о вашей жене.

— О Кате? Вы что-нибудь знаете о ней?

— Да, только то, что ее так и не нашли. Расскажите мне, пожалуйста, вашу историю...

— А вы кто? Из милиции?

— Предположим.

— Тогда покажите удостоверение.

Наталия протянула ему удостоверение, на что он только усмехнулся:

— У меня у самого такое есть. Вы лучше сразу скажите, что случилось.

— Я не понимаю, почему ее сестра, Александра Хрусталева, живет в квартире, которая официально числится за Катей. И почему она называет себя ее именем? Вы знали об этом?

— Знал, ну и что... Нравится ей, вот и все.

— Но по паспорту-то, надеюсь, она Александра?

— Конечно. Просто она — ее сестра, да к тому же еще и прописана в той квартире... Это я купил ее Кате, а она прописала там Сашку.

— И вы не возражали?

— Нет. У меня тогда были деньги, я собирался вообще оставить эту квартиру Сашке. А тут такое приключилось...

— Я читала это дело, но хотела бы услышать всю эту историю от вас...

— Она вроде бы была влюблена в меня. Но я ничего не знал, да и повода никакого не давал. Она напилась, Сашка-то, и встретила нас в коридоре общежития...

— Кстати, а почему именно в общежитии, если у вас, как вы говорите, к этому времени уже была квартира?

— Там тогда невозможно было жить, мы вселились туда раньше времени, когда в квартире не было даже сантехники. Поэтому и решили первый месяц, пока будем делать ремонт, пожить в общежитии. Так вот, Сашка встретила нас в том самом общежитии, где мы должны были провести ночь, с чашкой, в которой была кислота. Я поначалу думал, что это водка. Но она сказала, что соляная кислота... Она не хотела, чтобы Катя выходила за меня замуж... Это было ужасно...

— И Катя, ваша жена, выбила у нее из рук чашку?

— Да. Как это она только не растерялась?! А кислота попала на лицо Сашки. Она заорала... Знаете, я до сих пор слышу этот крик.

— А Катя?

— Она кинулась бежать по коридору. И больше ее никто не видел.

— Как вы думаете, неужели она так сразу испугалась, что ее посадят? Ведь если бы вы нашли хороших адвокатов, то ее бы оправдали...

— Я ничего не могу вам сказать. Я же с ней не успел даже поговорить — она исчезла.

— Прямо в свадебном платье?

— Да. Я бросился помогать Сашке — никогда себе этого не прощу! Но кто мог тогда подумать, что Катя убежит... насовсем?

— Вы сейчас не встречаетесь с Сашей?

— Да с ней же невозможно разговаривать!

— Почему?

— Она ненавидит всех, абсолютно всех. Мне как-то говорили, что ее видели с разными мужчинами. Наверное, она занимается проституцией. К тому же у нее проблемы с работой. Из-за внешности ее никто не берет. А жить-то на что-то надо. Но вот совсем недавно мне сказали, что она воде бы устроилась в один магазин. Я сначала не поверил, уж больно магазин-то престижный, дорогой. И я, знаете, пошел туда. Когда я ее увидел, то не поверил своим глазам: она была так напудрена, что ли, словом, шрамов почти не было заметно... Фигурка-то у нее ничего...

— Как называется этот магазин?

— Да вы, наверное, знаете — «Селена».

— Конечно, знаю. Вы сказали, ее видели с разными мужчинами. А почему вы решили, что она занимается именно проституцией?

— Один мой друг по пьяни переспал с ней... За деньги. И сказал, что если бы у него были деньги, то он бы встречался с ней по два раза на день. Вы понимаете, что я имею в виду? Она — профессионалка. Знает СВОЕ дело.

— Как же ей удается находить клиентов с такой внешностью?

— Да вот так, друг по дружке передают, рекомендуют, одним словом.

— А вы не предполагаете, что могло случиться с Катей? Вы извините, Бога ради, что я постоянно возвращаюсь к ней, но уж больно все это выглядит странно.

— Я думаю, с ней произошло что-нибудь нехорошее — может, утонула или что еще...

— А вы не могли бы вспомнить какую-нибудь особенность ее внешности? Родинку, например?

— Только шрам на бедре. За год до нашего знакомства она упала и сломала ногу. Ей вставили какую-то металлическую пластину. И она даже не хромала. А что касается родинок, то их у нее было так много, что я могу вам целый час о них рассказывать... Понимаете, она была очень красивой. Но характер — огонь!..

— Скажите, Валерий, а не бывало, что вы ВИДЕЛИ ее? Скажем, где-то на улице, знаете, как это иногда бывает. Подумали — она, а на самом деле обознались?

— Сколько угодно... Но это была не она. Хотя несколько девушек были удивительно на нее похожи. Я даже (усмехнулся) натравил на одну из них милицию. Но оказалось, что это совсем другой человек. И тогда я понял — просто начинаю сходить с ума!

— А когда последний раз вы видели похожую на Катю девушку?

— Да с месяц тому назад. Зашли с парнями в кафе, знаете, кафе-гриль, что на углу Ленинской и Первомайской? А там вроде сидит ОНА... Я даже испугался. Красивая, яркая... А с ней здоровенные парни. Они пили водку, а она смотрела на них и улыбалась, как шлюха. Нет, это была, конечно, не она!

— А как выглядели эти парни?

— Да не помню я... Только на нее и смотрел. А они здоровые такие, симпатичные ребята, пили, ели...

— Понятно. А вы не пробовали расспросить Сашу о Кате? Может, она что-то знает?

— Ничего она не знает. А если бы знала, то убила бы, мне кажется. Говорю же, злая она девка, очень злая. Она и без шрамов-то была не очень-то добрая — завидовала Кате страшно. Пыталась нас рассорить... То какую-нибудь ерунду мне в карман подсунет...

— Какую ерунду?

— Записку какую-нибудь, и все устроит специально, чтобы Катька нашла... Например, знает, что она рубашку мою собирается стирать, понятное дело — карманы начнет выворачивать. Вот она туда записку-то и сует...

— А что за записка была?

— Да чтоб ревновала Катька... Но мы-то Сашкины загибоны выучили наизусть и не обращали внимания. Хотя вообще-то это было, конечно, неприятно...

— Валера, ты себе представить не можешь, какие важные вещи ты только что мне рассказал... А ты не знаешь ее почерк?

— Нет... Хотя у меня сохранились ее письма Кате. Когда мы с ней были на море, Сашка писала нам. У меня вообще много чего Катиного осталось. Кстати, могу показать вам ее фотографии — с моря...

И Наталия увидела Катю. Да, она совершенно не походила на свою сестру: привлекательная, очень женственная шатенка с превосходной фигурой и открытым взглядом.

— Красивая...

Она услышала какой-то странный звук, повернулась и увидела, что Валерий плачет. Ей стало неловко:

— Извините, я сейчас уйду... Вы говорили о письмах?

— Да, сейчас покажу... — Он достал из ящика письменного стола книгу и вынул лежавшее между страницами письмо.

Не надо было быть экспертом, чтобы понять, — почерк абсолютно совпадал с тем, каким была написана записка,найденная в бархатном жакете Оли Савельевой.

— Вы позволите мне взять письмо на несколько дней? Это очень важно!

— Только верните. Вы, кстати, так и не сказали, зачем вообще ко мне пришли. Неужели это как-то связано с Катей?

— Вообще-то нет. Просто ваша свояченица, по-моему, совсем озверела. И ее надо остановить, пока она не натворила что-нибудь еще...

— А в чем дело?

— Я пока не могу сказать. Но обещайте мне, Валерий, что и вы, когда увидите ее, ничего не расскажете о моем визите. Понимаете, по ее вине погибло уже три человека. Она подкидывает записки ни в чем не повинным женщинам, которые, как ей кажется, живут слишком благополучно. Просто чтобы разрушить их семьи и заставить людей страдать... Это не женщина, а чудовище.

— Серьезно, люди погибли? И как же?

И Наталия рассказала ему о том, какой видится теперь ей сцена ссоры Сергея Савельева с женой. И как она себе представляет провокацию, совершенную над супругами Малышевыми.

— Думаю, что Саша куда-то заманила Злату и под каким-нибудь предлогом предложила раздеться, а потом вдруг впустила туда мужчину... Муж Златы все это увидел с помощью бинокля. Человеческая фантазия неистощима... Можно придумать все, что угодно... К примеру, предложить Злате французское белье, которое она согласилась примерить... Боже мой, каких только людей не бывает! Даже страшно становится, когда подумаешь об этом...

Перед уходом она попросила его дать несколько фотографий Саши.

Глава 10 Жизнь — сплошной театр

Пора было возвращаться домой, но одна идея не давала покоя. Остановившись возле драмтеатра, она хотя и с трудом, но все же добралась до гримерной Варфоломеева. Конечно же, Катя, а точнее, Саша Хрусталева, нашла, вероятно, какую-нибудь очередную жертву в образе удачливой и красивой женщины, жены крупного предпринимателя или чиновника. Столкнув ее с таким красивым, преуспевающим артистом, как Андрей Варфоломеев, она убьет сразу двух зайцев — в скандальную ситуацию попадут оба. Вот только как вычислить эту будущую жертву?

Спектакль еще не кончился, Андрей был на сцене (Наталии удалось увидеть его из-за кулис), а потому гримерная была заперта. Пришлось ждать окончания спектакля, чтобы вновь увидеться с ним.

Но он пришел не один. За ним шла... Саша Хрусталева. Увидев ее еще в конце коридора, Наталия спряталась за угол, чтобы потом, когда за ними закроется дверь гримерной, подслушать, о чем они будут говорить.

Но Саша в гримерную не вошла. Варфоломеев остановился у двери и достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.

— Значит, договорились? — спросила Саша, прикуривая от его зажигалки и выпуская дым из ноздрей. — Завтра в семь. Я открою дверь своим ключом и буду тебя ждать.

— Ладно. А теперь мне надо отдохнуть. Я чертовски устал. — Он довольно нежно поцеловал ее в щеку, и Саша ушла. Со спины она действительно выглядела недурно: длинные стройные ноги, — тонкая талия, покачивающиеся крутые бедра...

Когда она скрылась на лестнице, Наталия некоторое время постояла перед дверью, не решаясь постучать. А потом передумала. «Что я ему скажу? Спрошу, зачем они встретятся завтра в семь часов? И так понятно. Другое дело, расспросить, что находят мужчины в таких женщинах, как Саша. Но это мы отложим до следующего раза. До завтра, к примеру...»

И она вернулась в машину.

Вот теперь действительно пора было возвращаться домой.

* * *

После ужина она показала Логинову письмо Саши, написанное ею семь лет тому назад, и соответственно письмо, найденное в квартире Савельевых.

— Ты хочешь сказать, что эта дамочка развлекается подобным образом? Но зачем?

— Для полноты жизни, Игорек. Кто как самоутверждается. А вот ей просто необходимо видеть, как страдают люди. Своего рода моральный садизм. Она питается этим, как вампир кровью. Ты же знаешь, что есть люди-созидатели, а есть — РАЗРУШИТЕЛИ. Так вот эта самая Саша как раз самый настоящий разрушитель. И нам необходимо ей помешать. Завтра на семь у нее запланирована новая провокация. И я тебя очень прошу дать мне в помощь Сапрыкина. Пусть он приедет с фотоаппаратом. Уверена, что мы схватим ее с поличным... Наверняка, в гримерную она приведет какую-нибудь легковерную женщину (ключ-то у нее уже есть), наплетет ей что-нибудь про платье из Эмиратов или трусы из Парижа... Та разденется или что-нибудь в этом роде и будет ждать Сашу, а в это время в гримерную войдет ничего не подозревающий Варфоломеев, который будет уверен, что в гримерной его ждет, скажем, уже раздетая Саша... Знаешь, как высказался Демидов о своей свояченице? Профессионалка. Так-то вот. Думаю, что только благодаря ИМЕННО ЭТИМ своим способностям она и получила место в «Селене». Только непонятно, почему она сказала мне, что безработная?

— Чтобы ты не пришла в «Селену» и не навела о ней там справки.

— Между прочим, это идея. Причем блестящая. Завтра же утром отправлюсь туда. Мне только надо как следует поработать над собой...

— В каком смысле?

— Ну, чтобы я выглядела на все сто или нет, на все триста шестьдесят! Блеф — великая вещь. Давай сделаем так: ты подвезешь меня утром в магазин, и мы постараемся, чтобы она увидела нас вместе. Затем ты уедешь, а я уж как-нибудь разыграю ее. Если, конечно, она еще не уволилась.

* * *

Ночью она встала, чтобы поиграть на рояле. «Дождь» Вивальди всего более созвучен ее настроению. Но никаких видений, кроме летящего снега, он не вызвал. «Неужели у меня совсем пропал мой дар? — со страхом и необычайной жалостью к себе подумала она. — Значит, что-то во мне изменилось... Какая досада!»

Тем не менее после игры на крышке рояля вновь лежал снег. Совсем немного, но он был натуральный и таял, превращаясь в воду.

Она вернулась в постель. Никаких мыслей, никаких чувств — ничего...

* * *

Утром она потратила целых два часа на то, чтобы привести в порядок парик, который очень сильно менял ее внешность, и наложить соответственный макияж. Сидя перед зеркалом, она постаралась придать лицу выражение пресыщенной и капризной женщины, которая пришла в магазин, чтобы потратить «легкие» деньги.

Когда она появилась перед Логиновым, он даже присвистнул от удивления:

— Ничего себе! Я и не знал, что тебе так идет короткая стрижка... Никогда бы не подумал, что прическа может до неузнаваемости изменить внешность.

— Будем надеяться, что эта Хрусталева не знает тебя в лицо. Ну что, едем?

День выдался на редкость солнечным. Снег, казалось, еще спал где-то высоко в небе и не спешил опускаться на землю.

Сиреневый «Опель» припарковался прямо возле мраморного крыльца «Селены». Наталия вышла из машины, кутаясь в длинный норковый палантин. Следом за ней шел одетый с иголочки Логинов.

— Значит, так, — давала она последние инструкции, — если выяснится, что ЕЕ нет, сразу же поворачиваем обратно. Разве что я куплю себе какую-нибудь безделицу...

Они вошли в ярко освещенный и почти пустой зал магазина, где на кронштейнах висели ровными рядами платья, костюмы, галстуки, шарфы, блузки... Наталия, не спеша прохаживаясь и рассматривая все подряд, думала о том, как нелегко, наверное, работать среди таких первоклассных и дорогих вещей, а самой при этом не иметь возможности приобрести их. А если прибавить к этому еще и изуродованное лицо, те моральные страдания, которые доставляло оно девушке на протяжении всей ее жизни, да помножить все это на презрение к мужчинам, то тогда желание навредить богатым людям выглядело вполне объяснимым.

И вдруг она увидела ее. Одетая в синее форменное платье, которое очень ей шло и подчеркивало фигуру, Хрусталева сейчас мало напоминала ту уродину, которая встретила ее на пороге своей квартиры. Профессионально выполненный макияж, скрывающий практически все шрамы и даже придающий лицу, и особенно этим широким скулам, некоторую привлекательность... Умело затененные веки и тщательно наложенные румяна красиво подчеркивали своеобразный разрез глаз. Полные розовые губы и аккуратно уложенные волосы завершали образ, создавая приятное впечатление.

Судя по тому, как Хрусталева спокойно посмотрела на нее, Наталия сделала вывод, что ее не узнали.

— Вам что-нибудь показать? — спросила Саша. Она была сама любезность.

«Если и я буду разговаривать с ней в подобном тоне, то она навряд ли решится на какую-нибудь гадость. Надо спровоцировать ее — нагрубить или как-то иначе выразить ей свое недовольство. Словом, разозлить...»

— Девушка, ну что вы ходите за мной, как хвост? Если вы боитесь, что я что-нибудь украду, то совершенно напрасно! Я могу купить весь ваш магазин вместе с люстрами и продавщицами. Мне действует на нервы, что вы ходите за мной по пятам... Андрюш, ну чего ты там застрял? Иди сюда: по-моему, это то, что надо... — И она показала подошедшему Логинову на костюм стоимостью в полторы тысячи долларов, темно-вишневого цвета с вышивкой ручной работы. Наталия видела боковым зрением Хрусталеву, которая отошла немного, но продолжала, тем не менее, наблюдать за несимпатичной парой.

— Девушка! Ну куда же вы делись? То ходили за мной, а как только понадобились, так сразу и испарились... Помогите мне примерить, подержите... — Сунув в руки удивленной Саши свою сумочку, она распахнула бархатную занавеску примерочной и скрылась за нею. Затем снова приоткрыла ее: — Ну что же вы? У вас же здесь ни крючка приличного нет, ничего... Подержите мои вещи, а я пока оденусь...

Хрусталева тоже вошла в примерочную и приняла из рук Наталии ее вещи. Покрутившись перед зеркалом, Наталия капризно сморщила нос:

— Нет, он висит на мне, как на вешалке! А другого размера нет?

— К сожалению, нет.

— Это ужасно... Но тогда, чтобы мне по сто раз не переодеваться, принесите мне, пожалуйста, все костюмы, какие только у вас есть на меня. Непременное условие, чтобы юбка была короткой.

Она примеряла и примеряла один костюм за другим, пока вконец не измотала Сашу.

— Вы вообще-то намерены что-нибудь купить или нет? — наконец не выдержала Хрусталева и посмотрела на нее со злостью. — Вы перемерили уже около пятнадцати костюмов...

— Ну и что? Это же ваша работа! Если вы устали, то я сейчас выйду сама и поищу что-нибудь... Потому что мне кроме костюма нужна еще и блузка, и туфли... Кстати, вы не видели моего мужа? Куда он делся? Андрей, ау! Иди сюда, помоги мне одеться...

В примерочной, куда вошел смущенный Логинов, Наталия разыграла целую сцену нежности, когда попросила его застегнуть ей молнию на спине, а он, на глазах стоящей рядом Хрусталевой, поцеловал Наталию в шею. Она придумала еще массу мелочей, которые выдавали в них нежных любовников, Логинов специально оставил занавеску чуть приоткрытой, чтобы Саша могла увидеть все своими глазами.

— Так, из костюмов мне здесь ничего не понравилось. У вас тут очень бедный выбор. Версаче нет, Кристиана Диора тоже... Что это за супермаркет? Навезли секонд-хэнда, отгладили и теперь продаете за тысячи баксов...

Она вышла из примерочной, нарочно оставив там свою сумочку, и двинулась вдоль рядов с блузками. Затем завернула за угол, где находился обувной отдел, и принялась примерять туфли. Она так долго отсутствовала, что у Хрусталевой была прекрасная возможность нафаршировать ее сумочку всем, чем угодно, вплоть до взрывчатки.

— Вы еще здесь? — Наталия появилась неожиданно и, как ей показалось, испугала продавщицу. — Знаете, я решила купить еще кое-что из белья. Но обошла все вокруг и ничего приличного не нашла. У вас что, прямые поставки из Китая? Разве это белье?

Но уловка с бельем не прошла. Хрусталева никак не отреагировала на это. И тогда Наталия вновь принялась примерять, и опять костюмы. Даже Логинов, который уже вошел в роль, возмутился:

— Послушай, ты сегодня что-нибудь выберешь или нет?

— О! Еще один! Да что вы ко мне пристали?!

Они вышли из магазина с крохотным свертком, в котором лежала блузка стоимостью пятьсот долларов и коробочка с духами.

Отъехав от «Селены» на приличное расстояние, они остановились, Наталия открыла свою сумочку и, вытряхнув ее содержимое на сидение, издала победный крик:

— Получилось! Смотри, презерватив... — Она достала с самого дна сумки презерватив, но тут же поморщилась, словно взяла в руки змею: — Игорь, смотри, он же использованный... Вот гадина! А это что? — Она раскрыла портмоне — в нем было письмо. Вернее, записка, написанная все тем же почерком, что и письмо, найденное у Савельевых, и то, которое ей дал Валерий Демидов. — Прочитай и расскажешь мне о своих ощущениях...

И Логинов начал читать вслух. Но при первых же строчках он прекратил чтение, поскольку письмо оказалось еще более эротичным и откровенным, чем то, которое было у Савельевой. «Профессионалка», — вспомнила Наталия слова Демидова.

— Послушай, да она извращенка! Секс с элементами капрофагии, какая мерзость.

— Вот видишь, и ты разозлился... Скажи, ведь ты же представил себе МЕНЯ в роли любовницы этого несуществующего мужчины? Ну же, отвечай?!

— Да, — сдался он, — представил...

— А теперь скажи, как бы ты отреагировал, если бы нашел сам эту записку у меня в сумке?

— Мне только что пришла в голову одна мысль... Ты думаешь, только ли этим она ограничилась? Что проку, если это письмо и презерватив найдешь ты? Просто возмутишься и выбросишь... — Логинов привстал со своего сидения и повернулся назад, где висело его кожаное пальто, в котором он был в «Селене». Когда он достал из своего кармана еще одну записку, они с Наталией просто онемели. Потому что в ней говорилось, как его жена изменяет ему с его сослуживцем.

— Вот это размах! И все очень просто — выбрала удачный момент и сунула в карман... Любой нормальный мужчина после такой записки непременно заберется в сумку своей жены, а там!.. Вот сука! Ой, извини, пожалуйста!

— Теперь ты понимаешь, что вечером мы непременно должны побывать в театре и предотвратить очередную ее выходку.

* * *

Дома ее поджидала Сара. Соня уже напоила ее чаем, и теперь обе женщины сидели в гостиной на диване перед телевизором.

Сара, увидев Наталию, улыбнулась, из чего можно было заключить, что у нее прекрасное настроение.

— Ну что, как там Сергей Петрович?

— Он пришел в себя... Ему, конечно, плоховато, но в целом-то все хорошо! Но я так сияю не только поэтому. У меня к тебе дело. Этот человек, о котором я тебе сейчас расскажу, богат, как Крез. Его фамилия Зорин. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Да. Был такой политический обозреватель, который оказался настолько умен, что вовремя слинял в Америку. Он попросил тебя обратиться ко мне?

— Не шути, дело серьезное. Речь идет о заместителе мэра, Зорине Борисе Яковлевиче. Он прикатил ко мне сегодня чуть свет и начал расспрашивать о тебе. Короче, вам надо с ним встретиться...

— А что ему нужно?

— Он не сказал. Ты сможешь приехать к нему в три? Вот его телефон.

— Хорошо, — Наталия подвинула к себе телефон и набрала номер Зорина. — Это Борис Яковлевич? Добрый день, это Наталия Орехова. У меня не так много времени, но если я вам срочно нужна, то жду вас в течение часа вот по этому адресу...

Когда она положила трубку, Сара покрутила пальцем у своего виска:

— Это же все-таки мэрия...

— Ну и что? У него неприятности, а я здесь при чем? Или, может, наша администрация предоставила мне квартиру или высокооплачиваемую работу? Кстати, в нашей школе зарплату не выплачивают с сентября. А квартиру я купила себе на свои деньги. Так что давай не будем...

* * *

Зорин приехал еще скорее, чем ожидалось. Это был довольно приятный мужчина лет сорока пяти в хорошо сшитом костюме. Грустные его глаза свидетельствовали о том, что даже посади его в кресло мэра, это не поднимет ему настроения.

— Я слушаю вас. Что случилось, Борис Яковлевич?

— Мне много рассказывали о вас. Но я не знал, что и мне когда-нибудь придется обращаться к вам за помощью. Если бы вы знали, как все это неприятно и... стыдно... Речь идет о моей жене, Насте. Мне позвонили и сказали, что у нее есть любовник. Но я не поверил...

— Мне все ясно, можете не продолжать. Вернее, давайте сделаем так: я напишу на листочке его фамилию, а потом сверим, идет?

Он посмотрел на нее с недоверием:

— Вы ТАК работаете? Сразу? Но почему?.. Хорошо, пишите.

Она взяла листок, быстро написала всего одно слово:

— Это он?

— Но откуда?! Да, это Варфоломеев. Но я почему так насторожился? Дело в том, что Настя когда-то училась вместе с Андреем в театральной студии... Это было давно, и, как уверяла меня Настя, между ними никогда ничего не было. Но вы же сами знаете: нет дыма без огня.

— Далеко не всегда. Но что вы хотите от меня?

— Быть может, это покажется вам абсурдным, но мне хотелось бы узнать, как сложатся наши отношения с Настей в дальнейшем? Она намного моложе меня, но мне бы не хотелось ее терять... Если она только пожелает, она всегда сможет от меня уйти... Но мне не верится, что она встречается с этим донжуаном... У нас с Настей прекрасные отношения. Больше того — она ждет ребенка...

— Если вы подождете меня немного в гостиной, то я, пожалуй, смогу вам все сказать уже через четверть часа. Если, конечно, получится...

Зорин достал из кармана костюма деньги и протянул ей:

— Здесь ровно столько, сколько вы берете за работу. Если все сойдется, то я заплачу еще столько же.

— Хорошо.

Он вышел, а она села за рояль. Она вновь заиграла «Дождь» Вивальди. И снова, когда закончила играть, на крышке рояля набралась горстка снега...

«Похоже, это мой последний гонорар... Хорошо, что я приблизительно знаю, как обстоит дело с его Настей, ведь это она должна прийти сегодня в гримерную, как пить дать... Но что будет дальше? Неужели мне так и придется всю оставшуюся жизнь работать в музыкальной школе, да к тому же еще и бесплатно?» Ругая себя мысленно за то, что она, вместо того чтобы отложить деньги, потратила большую их часть на поездку по Европе, Наталия вышла из кабинета. Зорин сидел перед чашкой кофе с совершенно убитым видом. Увидев Наталию, он очнулся и тряхнул головой:

— Ну, что вы мне скажете?

— То, что вашу жену подставили. Сегодня в семь часов она должна будет оказаться в гримерной Варфоломеева. Но к самому Андрею она отношения не имеет, никакого... Ее пригласила туда одна женщина, фотография которой у меня есть. Вы сами можете сейчас приехать домой и спросить Настю, о чем они договаривались с этой женщиной. Уверена, речь будет идти либо о белье, либо об одежде или о чем-то нейтральном. — И Наталия рассказала все о Хрусталевой.

— Теперь у вас, я думаю, отлегло от сердца? Так помогите и вы мне... Приходите вместе с вашей женой к парку, что возле театра. Вы подождете нас, а мы с Настей сходим в гримерную. Там уже будет поблизости один мой знакомый с фотоаппаратом.

— Он что, будет снимать Настю?

— Нет, Хрусталеву... Я обещаю вам, что ни вы, ни ваша жена не пострадаете. И еще: до семи часов есть еще время. Запишите на магнитофон все ваши сегодняшние телефонные разговоры. Эта женщина непременно позвонит вам, чтобы заманить в театр для того, чтобы вы смогли увидеть вашу жену в раздетом виде и в присутствии Варфоломеева. Приблизительно в пять минут восьмого или в десять — приходите туда. Надеюсь, что у вас не будет проблем со служебным входом...

— Разумеется... Боже мой, Наташа, какие страшные вещи вы мне только что рассказали! Но мы придем. Уверен, что Настя все мне расскажет, как только я покажу ей фотографию.

* * *

После обеда Наталия уснула. А проснулась от звонка. Звонил Зорин. Голос его был взволнованным:

— Наташа? Вы оказались правы: она мне только что позвонила. И сказала, чтобы я в четверть восьмого пришел в гримерную Варфоломеева, что там я увижу свою жену в объятиях этого негодяя...

— Так, понятно... А каким образом она вам преподнесла эту весть?

— Она представилась невестой Варфоломеева и что ей якобы надоели его измены. Она просила меня, чтобы я присмотрел за своей женой. Вот в таком духе все это было сказано...

— Вы записали разговор?

— Да, конечно.

— Значит, встречаемся в парке возле театра без четверти семь.

— Да, чуть не забыл! Я же говорил с Настей. Как только она увидела фотографию этой женщины, так сразу же мне и сказала, что та обещала ей продать какие-то шикарные вещи, которые ее знакомая артистка привезла из Голландии. Если бы вы только знали, как я вам благодарен! Ведь вы, можно сказать, вернули мне Настю... Ну все, до встречи!

Глава 11 Поводок для Элеоноры

Она проснулась от собственного крика. Она кричала, как в ту ночь, когда ее привезли на квартиру и раздели. Извиваясь всем телом, она кричала, что у нее сифилис. «Если не верите, посмотрите справку, она в сумке... Заберите все деньги, все, только не трогайте меня! Меня муж заразил!» Она не помнила всех тех слов, которыми защищала свое тело, принадлежавшее только одному мужчине.

Эту справку она купила за пятьдесят тысяч — словно чувствовала... Прислушалась к совету одной приятельницы, которую чуть не изнасиловали, но, увидев справку, отпустили, предварительно избив и выбросив из машины, как сломанную куклу.

Это должен был быть ее последний день в гостинице. Завтра все будет иначе. Завтра она начнет новую жизнь, и у нее есть силы.

Она подошла к окну. Шел снег. «Когда же он кончится? Он же засыпает Элеонору...»

* * *

Чету Зориных она узнала сразу. Настя оказалась почти девочкой. Хрупкая, голубоглазая, в голубой норке, она казалась просто ангелом. Нет, такая не способна на предательство. Это написано у нее на лице.

— Ну что ж, пойдемте... А вы, чтобы не замерзнуть, можете зайти в кафе. У вас есть еще полчаса. Только не опаздывайте, — обратилась Наталия к Борису Яковлевичу.

Они вошли с Настей в театр.

— Я останусь здесь, а вы поднимайтесь к его гримерной. Она должна явиться с минуты на минуту. Ничего не бойтесь. Чтобы не вызвать ее подозрения, даже разденьтесь... А когда войдет Варфоломеев, сразу же появимся мы.

Она ушла, и вскоре показалась Хрусталева. С бледным лицом, напудренным до безобразия, в черном платье. Наталия услышала ее голос — она что-то говорила Насте. Затем послышался звук отпираемой двери, потом все стихло. Через мгновение дверь снова открылась, зацокали каблуки — Хрусталева шла вниз, куда-то в подвал. Оттуда сначала донесся какой-то шорох, потом все стихло.

«Наверное, там находятся какие-нибудь мастерские...» Мысль о том, что там может быть запасной выход, в голову почему-то не пришла.

Наконец появился Варфоломеев. Наталия стояла к нему спиной и делала вид, что рассматривает фотопортреты актеров. Когда он ушел в гримерную, откуда ни возьмись возник Сапрыкин:

— Ну что, пора? Он уже поднялся.

— Думаю, что пора...

Подойдя к гримерной, они принялись стучать в дверь. Она тотчас открылась. На пороге стоял изумленный Варфоломеев, полураздетая Настя прижалась в угол. Тут же появился заснеженный, похожий на Деда Мороза Зорин.

— Где эта дрянь? — закричал он.

— Внизу, в подвале... наверное, там мастерские, — сказала Наталия, делая знак Зориной, чтобы та одевалась.

— Послушайте, произошло какое-то недоразумение! — Варфоломеев был смертельно напуган. Он узнал Зорина и теперь чувствовал, что его карьере приходит конец. — Уверяю вас, в этой гримерной должна была находиться совершенно другая женщина... У нее был ключ...

— Да не переживайте вы, молодой человек, — успокоил его Зорин, — я все знаю.

— Но что вы можете знать, когда ничего не было?! — не успокаивался актер.

— Я вам еще позвоню, — сказал Зорин на прощанье Наталии.

Когда они ушли, Варфоломеев накинулся на нее:

— Да объясните же мне, черт возьми, что здесь происходит?!

— Как-нибудь потом, — сказала Наталия. — Вы не узнаете меня?

— Вы? Вот черт... не узнал!

— Богатая буду. Вы позвоните мне, и я вам все объясню. А сейчас объясните, куда делась ваша приятельница Саша Хрусталева, с которой у вас здесь была назначена встреча?

— Понятия не имею.

— Она спустилась вниз... У вас там что, мастерские или что?

— Если вы имеете в виду лестницу, ведущую вниз, то там у нас запасной выход. И никаких мастерских...

Наталия с Сапрыкиным, который так и не понял, зачем вообще притащился с фотоаппаратом, быстро помчались вниз. Прямо возле входной двери они обнаружили туфли — те самые, в которых была Хрусталева. А ее самой, конечно, уже и след простыл.

— Надо же, какая предусмотрительная! У нее здесь, должно быть, одежда была и сапоги... Удивительная женщина... Хотя мы ее теперь не догоним. Но, в любом случае, она никуда от нас не денется, — довольно спокойно сказала Наталия.

— Ты мне, может, объяснишь, зачем я брал с собой фотоаппарат?

— Наверно, чтобы сфотографировать кого-нибудь... Если честно, то я сейчас и сама не знаю — ведь невозможно же все предугадать. Значит, ты так и не сделал ни одного снимка?

— Почему же, сделал! Снял полуголую Зорину, она ведь хорошенькая...

— А вот этого ты как раз и не должен был делать. Ну ладно, Сережа, можно возвращаться. Ты себе даже представить не можешь, какое доброе дело мы с тобой провернули. А теперь ответь мне на один вопрос: у Стаса Караваева была жена?

— Откуда я знаю? Но для тебя узнаю, конечно. Кстати, а почему ты так спокойно отнеслась к тому, что мы не схватили эту гадину?

— Да куда она может деться? Она же и представления не имеет о том, какой сценарий мы только что разыграли. Сделала свое дело и убежала.

— А ты знаешь, где она живет?

— Конечно. На Садовой.

— Так, может, прокатимся?

— Ты серьезно? И что дальше?

— Все просто: посадим в машину, привезем в прокуратуру. Возбудим против нее уголовное дело. Или же просто задержим и подождем, когда оклемается Савельев. Уж он-то найдет, что с ней сделать.

— Не знаю, может, ты и прав... Тогда давай заедем за Игорем. Сейчас только восемь, он наверняка еще в прокуратуре.

* * *

— Садовая, 38, говоришь? Наталия, когда же ты угомонишься? Все приличные люди уже дома... — Логинов смотрел, как она ведет машину и каждый раз сдерживался, чтобы не схватить ее за руки, когда она на полной скорости сворачивала, того и гляди рискуя перевернуться. — Ну куда ты всегда так летишь?

— Если честно, то мне просто не терпится надавать ей пощечин.

— Не имеешь права.

— Разве ты сегодня не испытал шок от записки, которую она сунула тебе в карман? Все, приехали, вот ее дом. И свет в окнах горит — она дома.

Они поднялись на восьмой этаж.

— Может, эта стерва нас чайком напоит? — усмехнулся Сапрыкин, видимо, не осознавая всей опасности, которую представляет эта женщина.

— Чайком — только с цианистым калием. Или коктейлем из мышьяка со ртутью, — засмеялась Наталия.

Они позвонили.

— Что-то долго не открывает?

— Откроет, куда ей деваться, не прыгать же с восьмого этажа...

Наталия толкнула дверь, она оказалась открытой.

— Ну что, войдем?

На пороге они увидели стоящего с отсутствующим видом мужчину.

— Валера? Что ты здесь делаешь? — удивилась Наташа.

— Она там... — показал он.

Они ворвались в комнату и увидели Хрусталеву, лежащую в луже крови. Рядом с ней валялся окровавленный нож.

— Зачем ты это сделал? Зачем?!

Но он не успел ответить, потому что Сапрыкин с Логиновым тут же скрутили ему руки и вывели из квартиры.

— Наташа, позвони нашим — пусть приезжают за ним, — сказали они, выходя.

Но она даже не пошевелилась. Стояла посреди комнаты и смотрела на лежащее перед ней тело. Хрусталева даже не успела раздеться. На ней было все то же черное платье, в каком она была в театре. И сапожки... Значит, она только пришла, и в дверь сразу же позвонили. Она открыла Демидову сразу — потому что не могла не открыть, ведь она любила этого человека. Из-за него стала уродом, и вся жизнь ее пошла наперекос. Возможно, они даже о чем-нибудь поговорили, потом он стал ее обвинять... Достал нож и зарезал...

Еще одна смерть...

Вернулся Логинов и неожиданно сказал:

— Послушай, почему везде, где ты появляешься, сразу находят трупы?

— Может, я и есть убийца? Знаешь, Игорь, а мне жаль этого парня... Я имею в виду Демидова. Это же муж Кати, сестры этой Саши Хрусталевой. Ты позволишь мне с ним встретиться и задать несколько вопросов?

— Посмотрим на твое поведение.

* * *

Она позвонила в дверь Савельевых. Никого. Тогда позвонила соседке Марине.

Та, увидев ее, в испуге замахала руками.

— Ключи, — резко потребовала женщина. — Быстро!

— Но у меня их нет... Их забрали...

— Кто?

— Приходили две женщины, они сказали, что там находится лекарство для Сергея Петровича, и я отдала им ключи.

— Тогда я воспользуюсь твоим балконом. Ты не возражаешь?

Марина не то что не возражала — она вообще уже ничего не соображала. Сейчас эта женщина повторит ее утренний маршрут? И что же — она займет ее место?

— Вас не может быть... — пролепетала Марина.

— Считай, что ты меня и не видела.

Оказавшись в своей квартире, которая теперь напоминала бойню: всюду битое стекло, снег, еда и вещи, разбросанные где попало, она позвонила сестре:

— Ада, это я. Не падай в обморок, лучше бери инструменты и со своим Михаилом приезжай ко мне — надо привести в порядок балконную дверь. Моя соседка сошла с ума, она выбила здесь стекла и устроила погром...

А глубокой ночью, когда Ада, почти в бесчувственном состоянии после потрясения, вызванного воскрешением из мертвых своей сестры, лежала рядом с ней в постели, Ольга рассказала, что произошло с ней в тот вечер.

— Когда я увидела его глаза, то подумала, что кто-нибудь умер... И вдруг Сергей стал говорить мне такие чудовищные вещи! Он оскорблял меня, кричал, а потом начал бить по лицу... Я понимала: что ему кто-то что-то ужасное наговорил, поскольку совесть моя чиста и я ни в чем не виновата. Но что я могла сделать, когда он был похож на сумасшедшего?! А потом я, наверное, упала с лестницы и потеряла сознание. А когда поднялась, то поняла, что у меня что-то случилось с ногой... Слушай, ты же видела мои синяки? И вообще, на кого я стала похожа? — Рыдания перехватили ей горло.

— Не плачь, успокойся! Какое счастье, что ты вернулась... Мне до сих пор не верится!

— Ну, слушай дальше. Я решила ехать к тебе. Хотела остановить такси или добраться до автобуса. Но возле меня остановилась машина. В ней было трое мужчин. Двое, на заднем сиденье, усадили меня к себе на колени. А рядом с водителем сидела женщина. Она даже не смотрела в мою сторону. Меня привезли на какую-то квартиру. Хотели изнасиловать, но я показала им справку о том, что у меня сифилис...

— Сифилис? Ты уверена?

— Конечно.

— Это ту, которую тебе сделала Надя Никитина?

— Да.

— А ты читала ее?

— Если честно, то просто не успела.

— Она же сделала тебе справку о том, что ты ВИЧ-инфицированая. Что у тебя СПИД, а вовсе не сифилис!

Ольга пыталась осознать услышанное.

— Так вот почему они меня избили и выбросили из машины! Что было со мной потом — не помню. Скорее всего, меня подобрали бомжи, потому что я очнулась в каком-то сарае, это оказалось автобусным кузовом... Дальше я тебе рассказывать не буду. Разве что позже, а сейчас я устала. Давай спать.

— Оля, ты побывала на том свете, честное слово... А мы тебя так искали вместе с Сарой и еще одной знакомой... Ты никогда не слышала о Наталии Ореховой?

— Слышала. И она мне вскоре очень понадобится.

— А что будет с Савельевым?

— Он никогда не переступит порога этого дома. Я не смогу ему простить всего этого... Как он мог поверить?

Ада рассказала ей про письмо.

— Я знаю, — сухо сказала Ольга. — Я все знаю... А теперь давай спать.

* * *

Утром Логинову позвонили и сказали, что Демидов повесился. Узнав об этом, Наталия была просто в шоке.

— Сколько же из-за Хрусталевой погибло людей! Теперь еще и Демидов — такой симпатичный, несчастный... — Вдруг, что-то вспомнив, она позвонила Сапрыкину: — Сережа? Ты еще не узнавал, о чем я тебя просила?

— Узнавал. Да, он был женат. Но его жена исчезла.

— А как ее звали?

— Нина Петровна Акчурина.

— У вас случайно нет ее фотографии?

— Нет.

— Хорошо, спасибо.

Она позвонила Романову:

— Вася, это Наташа Орехова. Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос... Ольга Савельева еще у тебя? За ней еще не приходили?

— Нет. Сестра обещала забрать ее сегодня утром. А что?

— Подожди, я сейчас приеду...

— Ты куда? — Логинов ничего не понимал. — Зачем тебе Савельева?

— Если хочешь, поедем со мной... Я все объясню тебе только после того, как Романов кое-что для меня сделает.

Василий встретил ее улыбкой, но, увидев ее бледность, перестал улыбаться и развел руками:

— Не приехали еще.

— Покажи мне, пожалуйста, ее еще раз...

Василий привел ее в комнатку, где на стеллажах в холоде хранились трупы. Здесь было нечем дышать.

— Вот, смотри... Только непонятно, что ты можешь увидеть — она же почти вся сгорела.

— Ты не мог бы взять какой-нибудь инструмент и проверить шейку бедра? Там должен быть металлический протез...

Василий ушел, вернулся со скальпелем, сделал надрез и почувствовал что-то металлическое.

— Да, ты права. Вот он, металлический протез — такой ставят, когда ломается шейка бедра. Но откуда ты узнала и какое это имеет значение?

— Катю Хрусталеву искали семь лет. А теперь могли похоронить ее как Ольгу Савельеву. Может, это даже и хорошо, что ее муж, Валерий Демидов, так никогда и не узнает, кем была его жена все эти семь лет. И как погибла.

— Я ничего не понял, — сказал Логинов.

— Катя Хрусталева — жена Стаса Караваева. Сбежав в ту ночь, она, должно быть, попала в руки к нему или к его брату. Она была красивой девушкой и, возможно, Караваев взял ее к себе. Она поменяла фамилию и зажила совершенно другой жизнью...

— Но как ты об этом узнала?

— Мне Демидов рассказал, что у нее была сломана шейка бедра и что ей вставили протез. Вот я и подумала хорошенько... Спасибо, Василий!

Она повернулась, чтобы выйти, как вдруг увидела Аду.

— Ада, это не Ольга, это совсем другая женщина... Так что ты напрасно приехала.

— Кто бы ни была, я похороню ее.

Наташе показалось, что она даже не удивилась.

Тогда наступила очередь удивляться Наталии:

— Ты в порядке, Ада?

— Да.

И только тут Наталия заметила, что Ада пришла не одна — в коридоре стояла еще одна женщина.

Эти зеленые глаза, алый рот...

— Ольга, это вы? Как же это?

— А вы Наташа Орехова? Мне надо с вами поговорить. Понимаете, это длинная история, но она еще не закончена. И я бы хотела попросить вас помочь. Мне нужно узнать, что ждет меня в будущем. Вы себе даже представить не можете, какой ужас мне пришлось пережить... Но я выполнила свой долг и нисколько не жалею об этом.

Они вышли на свежий воздух. Снег слепил глаза. Ярко светило солнце.

— Вы на машине?

— Да. А что, нужно куда-то ехать?

— Да, на Садовую...

— Но зачем? — удивилась Наталия.

— Потому что я убила Хрусталеву... Она оставила в кафе свою сумочку, а в ней около десятка мерзких писем, которые ждали своего часа. Там был и паспорт, поэтому мне не составило труда разыскать ее. Она не должна была жить, и я убила ее — зарезала. У меня не было денег на пистолет... Она там, в своей квартире...

Наталия взяла ее за руку.

— Ее уже там нет. — И рассказала про Демидова. И вообще все, что знала. Даже про Катю, которую приняли за Ольгу.

— Тогда отвезите меня в другое место...

— Аду не будем ждать?

— Нет, она твердо решила заняться похоронами этой несчастной.

Наталия показала ей фотографию Кати на море.

— Да, это она была в машине. Только выражение лица у нее, конечно, уже не такое. Она стала жестче и научилась на многое смотреть сквозь пальцы.

— А куда мы едем?

— Для начала надо заехать в магазин и купить побольше еды и теплых вещей, а потом раздобыть где-нибудь ошейник и поводок.

* * *

На городской свалке им с трудом удалось отыскать старенький автобусный кузов. Когда они вошли внутрь, то увидели там худую изможденную женщину лет шестидесяти.

— Вы не узнаете меня? — спросила Ольга, снимая шапку, чтобы женщина могла получше ее разглядеть.

— Ты? — только и спросила женщина. — Куда же ты убежала? Такая больная?

— За продуктами. — Она поставила на грязный пол пакеты с едой и вещами. — Это вам. Спасибо. Если бы вы обо мне тогда не позаботились, я бы не выжила, наверное.

И, чтобы не расплакаться, она быстро вышла.

— А поводок-то для кого?

— Для Элеоноры...

Оглавление

Глава 1 Дым и черная вода

Глава 2 Красные губы и зеленые глаза

Глава 3 Братья Караваевы, романовский спирт и оглашение письма

Глава 4 Злата

Глава 5 Ужин в пустой квартире

Глава 6 Нечистоты под снегом. Полевой бинокль. Лицо со шрамами

Глава 7 Сестры Хрусталевы. Оля Савельева в шляпке с английской сеткой

Глава 8 Красная шапочка

Глава 9 Варфоломеев, Демидов и собака Элеонора

Глава 10 Жизнь — сплошной театр

Глава 11 Поводок для Элеоноры