Хрустальный грифон [Андрэ Мэри Нортон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Андре Нортон Хрустальный грифон

роман

Начало приключений Керована, лорда — наследника Ульмсдейла в Хай-Халлаке

Я родился под двойным проклятьем. Проклят был род моего отца Ульрика из Ульмсдейла. Дед мой, Ульм, привел свой народ в эти долины, отбил у морских разбойников Ульмпорт и разграбил хорошо сохранившееся здание Древних. Сокровища, взятые там, оказались заколдованы, и драгоценности Древних светились в темноте. После этого грабежа заболел и умер и сам Ульм, и почти все, кто был с ним в этом набеге. И все поняли, что это проклятие Древних.

Ко времени моего рождения отец мой был уже немолод. Он был дважды женат, все его дети умирали в младенчестве, а он желал иметь наследника. Поняв, что не дождется ребенка от своей второй жены, он оставил ее и женился в третий раз. Эта третья жена и стала моей матерью.

Ее род тоже считался проклятым.

Леди Тефана, дочь Фортала из Пальтендейла, приехала к нам с далекого северо-запада. Когда наш народ пришел в эти долины, там еще можно было встретить Древних, нечеловеческую расу. Какое-то время люди жили рядом с ними и роднились, так что в жителях северо-запада была большая примесь нечеловеческой крови.

Но мой отец мечтал о наследнике, а у недавно овдовевшей леди Тефаны был прекрасный здоровый двухгодовалый сын. И отец не стал слушать сказки о чужой крови и встретил ее как свою будущую леди. Она, как я слышал, тоже хотела этот брак, несмотря на проклятие нашего рода.

Обстоятельства моего рождения тоже были необычными и странными. Леди Тефана отправилась тогда в Святилище Гунноры просить себе здорового сына и легких родов. И вдруг в пути начались схватки, а поблизости не было никакого жилья. Погода начала резко меняться, и в воздухе чувствовалось приближение бури. И пришлось всем искать укрытия в месте, пользовавшемся недоброй славой — в одном из строений Древних. Никто не знает, каким колдовством были зачарованы эти здания, но только ни время, ни непогода не действовали на них, и казалось, что их хозяева ушли только вчера. А на самом деле эти долины были уже пусты, когда наш народ пришел сюда с юга, и, скорее всего, задолго до этого. Никто не знал, как использовали эти здания сами хозяева. На стенах некоторых из них сохранились прекрасные росписи, и на них были изображены существа очень похожие на людей — мужчин и женщин. Но было в них что-то такое, что заставляло людей сторониться этих мест.

Роды были очень тяжелые, и моя мать и я были на краю гибели. А когда все закончилось благополучно, женщины, принимавшие роды, рассмотрели меня и горько пожалели, что я родился живым. Мать, взглянув на меня, вскрикнула и потеряла сознание, и потом несколько недель была тяжело больна, так что лекари даже опасались за ее разум.

Я был непохож на обычных детей. На ногах вместо обычных пальцев у меня были раздвоенные копытца, покрытые роговой оболочкой, похожей на человеческие ногти. Мои брови ровной косой чертой поднимались к вискам, а глаза были необычного ярко-желтого цвета, какого у людей не бывает. Так что, хотя я был крепкий и здоровый ребенок, каждый с первого взгляда видел, что на меня наложено проклятье. Многие тогда считали, что лучше бы мне умереть.

Моя мать отказалась от меня. Она объявила всем, что демоны подменили меня еще до рождения и я не могу считаться ее сыном. К счастью, довольно скоро у нее родилась совершенно нормальная девочка и, вместе с ее старшим сыном, вполне утешила ее. А обо мне она постаралась забыть.

Меня не рискнули оставить в Ульмсдейле и почти сразу после рождения отослали на воспитание к одному леснику. Изредка меня навещал отец. Он не объявлял меня наследником, не представлял родственникам, но и не собирался отказываться от меня. Он дал мне имя одного из наших предков — Керован, позаботился, чтоб меня воспитывали и обучали, как должно наследнику Ульмсдейла. Для обучения военному искусству он прислал Яго, своего старого солдата, искалеченного в бою и не способного больше сражаться.

Яго был образцовым воином. Он в совершенстве владел любым оружием и приложил немало сил, чтобы передать мне свое умение. Но владел он и гораздо более редким талантом полководца и стратега. И теперь, когда ранения заставили его бросить действительную службу, он с увлечением занимался теорией. Часто, проснувшись ночью, я наблюдал, как он старательно чертит ножом на гладкой коре схемы сражений или записывает свои планы ведения осады крепостей.

Жители наших долин редко выбираются из дома, разве что на праздник к соседям да раз в году на ярмарку. Яго был довольно редким исключением. В молодости ему довелось плавать с морскими торговцами — сулкарами, и он побывал в таких сказочных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп. Правда, о последней стране он вспоминать не любил, а если уж очень приставали, говорил только, что все женщины там — ведьмы, и на каждом шагу колдовство и магия, и умнее всего ходить там с оглядкой и помалкивать.

Я был очень привязан к Яго. Он словно не замечал моего уродства и относился ко мне так, что я и сам забывал об этом, чувствуя себя обыкновенным мальчишкой.

Итак, Яго был моим воспитателем и обучил всему, что должен знать наследник Ульмсдейла. В то время мы называли войной схватки с жителями пустыни и поединки лордов. Никто и не думал, что может быть другая война, перед которой все, что мы видели раньше, покажется детскими играми. А она была уже на пороге, и очень скоро мы хлебнули ее досыта.

Но кроме Яго у меня был еще один учитель. Это был Ваймен Ривал, человек, наделенный особенными способностями и видевший мир совсем по-другому. В наших краях врачеванием и травами занимались только женщины, и поэтому Ривал казался окружающим не менее странным, чем я. Как я теперь понимаю, его от всех отличало неукротимое стремление к знаниям. Собирая травы, он облазил все окрестные леса и даже выбирался в пустыню.

Он был родственником Главного Лесника, и поэтому ему никто не препятствовал бродить где угодно. Люди относились к нему настороженно, как ко всему необычному, но все равно бежали за помощью, если заболевала скотина или человек.

Он, кажется, знал все травы — и те, что использовались всеми, и те, о которых никто и не слышал. Он вообще хорошо чувствовал растения, и все окрестные фермеры советовались с ним о сроках посева и уборки. Но он занимался не только растениями. Довольно часто ему приходилось лечить заболевших диких животных и птиц. Они терпеливо и доверчиво переносили лечение и жили у него, пока не чувствовали себя здоровыми. Все это вместе заставляло людей избегать его, а вдобавок, в округе шептались, что он часто бродит по местам Древних и пытается разгадать тайны, о которых здравомыслящему человеку и думать не хочется. Но все, что отпугивало наших людей, меня только привлекало.

Я, как, наверное, все дети, хорошо слушал и запоминал совсем не предназначенное для моих ушей. Так я узнал о проклятии рода Ульма и о том, что, возможно, в моей матери есть примесь нечеловеческой крови, и о том, как я странно родился. И я сам был доказательством, что это не болтовня, достаточно только взглянуть мне в лицо и на ноги.

Я пришел к Ривалу, изо всех сил сохраняя независимый вид и стараясь не показать понятный страх. Он присел перед каким-то растением с длинными острыми листьями. Он не обернулся на мои шаги, а просто заговорил так, словно я всегда был рядом с ним.

— Мудрые Женщины называют его «язык дракона», — произнес он мягким, чуть звенящим голосом. — Говорят, это прекрасное средство от ран и порезов. Надо будет проверить. Но ведь ты, Керован, пришел ко мне не о травах говорить?

— В общем, да. Люди говорят, что никто не знает о Древних больше, чем ты.

Он присел на пятки и взглянул мне в лицо.

— К сожалению, это не очень много. Конечно, можно кое-что понять просто разглядывая, наблюдая… Но как понять тех, о ком мы даже не знали наверняка, как они выглядели? А знали они много, много больше, чем мы, и о многом мы можем только догадываться или случайно наткнуться на обрывки их знаний. Они ушли задолго до прихода сюда первых людей. Все их храмы, крепости и замки были пусты и заброшены. И никто не может понять, что заставило их бросить наши долины. Я занимаюсь этим всю жизнь, но так и не смог найти разгадки.

Лицо его разгорелось, как у Яго, когда он демонстрировал мне особенно хитрый прием фехтования или рассказывал о засадах и разведках. Ривал смотрел на меня изучающе.

— А что у Древних тебя интересует? — спросил он.

— Я хочу понять, — ответил я, — понять, почему я не такой, как все люди, почему я… — я не договорил. Никакие силы не могли заставить меня самому произнести те слова, которые частенько слышал за своей спиной.

— Поиск знания — благородная цель, тем более стремление понять себя. Думаю, в этом я смогу помочь тебе. Пойдем.

Он поднялся и пошел неслышным шагом лесного бродяги. Я молча отправился за ним. Так я впервые попал в удивительный дом Ривала. Я долго стоял на пороге и оглядывался, не в силах войти. Так много интересного было здесь, что просто глаза разбегались. В каких-то корзинах и ящиках сидели птицы и звери, и глаза их светились в полумраке хижины. Они явно не боялись людей и не собирались убегать. На шкафах, полках и просто на стенах стояли горшки и висели мешочки с травами и кореньями. Кое-где виднелись странные вещи и обломки, собранные, похоже, в сооружениях Древних.

О том, что это все-таки жилье, напоминали только камин, кровать, стол и два стула. Больше всего это походило на склад и мастерскую. Сам Ривал остановился посреди комнаты и взглядом искал что-то на полках.

Я принюхался. Пахло травами, едой из котелка, стоящего на огне, животными. Но во всем этом не было ничего неприятного или грязного.

— Ты хочешь знать о Древних, — сказал Ривал, — тогда взгляни сюда.

Я протиснулся между двух корзин с сидящими пушистыми зверьками и подошел к нему. На полочке лежала россыпь обломков и несколько собранных фигурок. Многих частей недоставало, но изображение было понятно. Сейчас никто не мог сказать, как выглядели Древние, и я не знал, созданы эти статуэтки с натуры или рождены фантазией художника.

Первая фигура изображала крылатую женщину, к сожалению, без головы. Была и фигура почти обычного мужчины, правда, на лбу его росли витые рога, но лицо его было аристократическим, как у настоящего лорда. И еще изображение какого-то морского существа с перепончатыми лапами. И совсем маленькая статуэтка женщины, окутанной, как плащом, длинными волосами. Это то, что Ривалу удалось собрать, хоть и не полностью. Остальное были фрагменты, обломки: голова с отбитым лицом, увенчанная короной, изящная рука в кольцах. И рука и кольца были из какого-то незнакомого мне материала.

Я не притронулся к ним, только смотрел и не мог наглядеться, все больше, чем когда-либо, желая узнать все, что можно об этом странном народе. Теперь мне понятно было, почему Ривал готов жизнь отдать этим поискам, собиранию, восстановлению.

Так Ривал стал моим учителем. Мы много ходили по местам, куда не рисковали заходить другие, и собирали, копили крохи знаний, надеясь, что когда-нибудь сможем если не понять полностью, то хоть увидеть краешек Древней мудрости.

Мой отец обычно приезжал ко мне раз в месяц. И первый наш серьезный разговор произошел, когда мне исполнилось десять лет. Я видел, что он мрачен и угрюм, как человек, которого давят темные мысли, и сразу почувствовал, что он на что-то решился и разговор будет важным.

— Ты мой единственный сын, — начал он, с трудом подбирая слова, — а значит, полноправный наследник Ульмсдейла, — он надолго замолчал, но я не мешал ему еще раз все обдумать.

— Далеко не все с этим согласны, — сказал я спокойно, как нечто общеизвестное.

Он нахмурился:

— Что ты знаешь об этом?

— Ничего в точности. Слухи, болтовня…

Он стал совсем угрюм.

— Что ж, ты все понял правильно. Когда я женился на леди Тефане, то принял в замок и ее сына. Но в нем нет моей крови, а значит, нет и прав на трон. Права есть только у тебя. Но теперь они хотят, чтобы твоя сестра Лизана обручилась с Роджером.

Я сразу уловил ход его мысли, но решил выяснить все до конца и спросил прямо:

— Значит, тогда он может претендовать на Ульмсдейл по праву жены?

Рука отца машинально стиснула рукоять меча. Он вскочил и принялся расхаживать взад и вперед жестким военным шагом.

— Вообще-то, это не по закону, но такое случалось, и они мне уже все уши прожужжали…

Я понял, что он имеет в виду мою мать, и промолчал. А он продолжал:

— И я решил женить тебя, Керован. Эта свадьба покажет всем, что я признаю в тебе сына и наследника. Через несколько дней Нолон поедет в Иткрипт свататься. Там есть подходящая невеста, леди Джойсан. Она моложе тебя на два года, а для брака это неплохо. Когда ты будешь женат, никто не посмеет посягать на твои права. А невесту привезешь к себе в Год Огненного Тролля.

Значит, настоящая свадьба будет через восемь лет. И слава богу. Я видел, что отец считает эту помолвку очень важной, но меня она не трогала, и я не рискнул спросить его, знает ли невеста и ее родственники, что я не совсем обычный человек. Я чувствовал, что мне будет нелегко с этой женой. И еще я был слишком ребенком, чтобы заглядывать так далеко в будущее. Восемь лет — долгий срок, все может случиться, может, я вообще не увижу своей невесты, так что сейчас не стоило об этом думать.

Я не видел, как отправилось свадебное посольство, так как сам еще ни разу не бывал в Ульме, но отец, снова приехав навестить меня, выглядел спокойным и повеселевшим. Он сказал, что предложение принято и теперь я обручен.

Время шло, и у меня хватало интересных занятий, чтобы не скучать и не думать о своей будущей жене. Теперь я почти все время проводил с Ривалом, занимаясь поисками Древних. Хотя Яго оставался моим официальным воспитателем, он нам не мешал. С Ривалом они были старыми друзьями, и я не раз удивлялся, как хорошо понимают друг друга такие непохожие люди.

Шли годы, и все чаще я побеждал своего учителя в поединках на мечах или топорах. Только лук все так же был послушен старому воину. И по-прежнему ночами он чертил карты и разрабатывал планы сражений. Не желая обижать старика, я внимательно выслушивал его рассуждения. Мог ли я предполагать, что очень скоро от этих знаний будет зависеть сама моя жизнь!

Зато над Ривалом годы, казалось, были не властны. Все так же бродил он по лесам, и все такой же легкой и бесшумной была его походка. К сожалению, у меня не оказалось его способностей к травознанию, но животных и птиц понимать он меня научил. Я давно уже отказался от охоты и очень радовался, что животные мне доверяют и не боятся. Но больше всего я все-таки любил ходить по местам Древних. Ривал в своих поисках проникал все глубже в пустыню. Он признался мне, что больше всего на свете хотел бы найти свитки или книги Древних.

Я был обручен в Год Змеи, Брызжущей Ядом, и чем старше становился, тем чаще стал задумываться о своей будущей жене, а поговорить об этом мне было не с кем, хотя в доме, где я жил, были еще два мальчика. Я так и не смог подружиться с ними. Не потому, что нас разделяло общественное положение, а просто я ни на минуту не забывал, что я не такой, как все, и не слишком стремился сблизиться с ними. Моим другом был Яго, годившийся мне в отцы, и Ривал, который мог быть моим старшим братом. И этого мне было достаточно.

В эти дни сыновья лесника собирались на осеннюю ярмарку. Я наблюдал, как они, нарядные и разукрашенные, отъезжали от дома. Из их веселых разговоров я понял, что они предвкушают танцы и знакомство с девушками, и тогда впервые задумался, что подумает и почувствует леди Джойсан, когда увидит меня. А вдруг она почувствует ко мне такое же отвращение, как и моя мать?

Я издергался и стал плохо спать и так изменился, что Ривал наконец спросил, что за болезнь ко мне привязалась. Я с облегчением рассказал ему все, что меня мучило, втайне надеясь, что он успокоит меня и скажет, что я все это выдумал.

Но он не стал меня успокаивать. Он долго молчал, разглядывая лежащие на столе черепки и свои бессильно лежащие руки.

— Мы с тобой никогда не обманывали друг друга, и изо всех только, ты смог стать моим постоянным спутником и другом. Но счастье — такая странная штука… Как тут можно что-то предсказать? — он помолчал. — Когда-то я тоже был помолвлен и готовился к свадьбе. Но я тоже не такой, как другие, только это не проявилось внешне, как у тебя. И моя невеста, с которой я был готов разделить Пламя и Чашу, меня испугалась.

— Но ты же не был женат! — воскликнул я.

— Да, я так и не женился, а сумел найти в жизни свою дорогу и свой интерес.

— И что же? — спросил я.

— Да все это, — он обвел руками все находившееся в доме.

— Похоже, и у меня будет так же, — спокойно сказал я.

Я был обручен, потому что так было принято и это было нужно моему отцу. Насколько я слышал, браки лордов обычно так и заключались. Главным в них было желание приобрести влиятельную родню, или расширить границы владений, или получить наследство. Слава богу, если хоть потом приходили любовь и уважение, но это случалось не часто.

— Что ж, может, так и будет, — сказал Ривал, — а пока есть одно дело, которое я давно задумал, и сейчас, мне кажется, самое время…

— Пройти по Древней дороге? — я подскочил от радости, готовый бежать туда хоть сию минуту, так притягивающе таинственна была эта дорога.

Наткнулись мы на нее случайно, во время одного из своих путешествий по Пустыне. По сравнению с нашими грунтовыми дорогами, которые чаще всего были просто старыми тропами, приспособленными для езды верхом, она была просто чудом строительного искусства.

Дорога эта была выложена тщательно подогнанными каменными плитами, и было совершенно непонятно, зачем ее строили. Начиналась она в пустыне, примерно в полдне пути от дома Ривал а, и вела в глубь пустыни. Дорога прекрасно сохранилась и только местами была засыпана песком. И мы давно решили попытаться дойти до ее конца. Подготовка к этому путешествию сразу выбила у меня из головы все мысли о Джойсан. В конце концов до свадьбы еще далеко, а по дороге мы отправлялись прямо сейчас.

Отпрашиваться мне было не у кого, только у Яго, а как раз в это время он отправился в Ульм, чтобы отчитаться перед моим отцом и встретиться со старыми друзьями. Так что я был абсолютно свободен и мог заниматься, чем хочу. А больше всего я хотел пройти по Древней дороге.

Начало приключений Джойсан, девушки из Иткрипта в Хай-Халлаке

Я, Джойсан из Иткрипта, была помолвлена в Год Змеи, Брызжущей Ядом. Считается, что в этот год не стоит затевать новых дел. И мой дядя попросил составить мой гороскоп леди Лорлиас из Норстид Абби, которая настолько хорошо разбиралась в астрологии, что к ней за советом приезжали издалека. Она трижды спрашивала звезды и наконец объявила дяде — этот брак единственное, что может сделать меня счастливой. Я же в то время не слишком думала об этой свадьбе, но меня совершенно замучили связанные с ней церемонии, и под конец я буквально падала с ног от усталости и даже расплакалась.

Мне было тогда восемь лет, и я не очень задумывалась о том, что беспокоит и тревожит взрослых. Все это показалось мне просто пышным праздником, на котором я не знала, что мне делать.

Меня разодели и украсили всеми фамильными драгоценностями, но леди Мет так строго наказала мне не пачкать, не мять платья и ничего не трогать руками, что я вынуждена была сидеть, как истукан. Помню только, что платье было голубое, а я этот цвет терпеть не могла и всегда любила более теплые, золотые и коричневые оттенки. Но невеста должна быть в голубом — таков обычай.

Жених на свадьбе не присутствовал, и соединение Пламени и Чаши отложили до Года Огненного Тролля, когда он должен будет ввести меня в свой дом. Его представителем был уже пожилой седобородый человек, суровый, как мой дядя. Запомнилась мне его рука, изуродованная шрамом, и как я испугалась, когда он взял меня за руку, держа в другой огромный топор, символизирующий моего жениха. А жениху в то время было десять лет, и вряд ли он в ближайшие годы мог хотя бы поднять такой топор.

— Лорд Керован и леди Джойсан! — объявили гости и обнажили мечи, лезвия которых сверкали в свете факелов. Звучала торжественная клятва защищать законность этого обручения, если придется, даже с оружием в руках. От дыма факелов и общего крика у меня разболелась голова, и конец праздника я помню совсем плохо.

Старый лорд Нолон, представлявший моего жениха, обязан был есть со мной из одного блюда. Он вежливо спрашивал, чего бы мне хотелось, но у меня от страха язык заплетался, а то, что выбирал он, я есть не могла, и меня чуть не стошнило.

После обеда женщины проводили меня в спальню и, переодев, уложили в огромную брачную постель под балдахином. Мужчины во главе с моим дядей уложили рядом со мной тот огромный топор, который изображал моего жениха. На этом и закончилось мое обручение. Я не задумывалась тогда, что это может значить для меня, приняв всю эту суету за очередную игру взрослых, которые всегда непонятны детям.

И только много позже мне стало казаться, что этот огромный боевой топор, деливший со мной брачное ложе, заранее предсказал будущее и мне, и нашему роду, и всему Хай-Халлаку. Топор — символ войны.

Лорд Нолон вернулся к своему господину, и у нас все пошло по-прежнему. По традиции я оставалась в родительском доме, пока не наступит назначенный срок и мой лорд не приедет за мной.

Но кое-что все-таки изменилось. На праздниках меня теперь сажали по левую руку от дяди и именовали леди Ульмсдейла, на праздничной одежде кроме моего родового герба — Сломанного Меча Харба, вышили еще и герб Ульма — Нападающий Грифон. Все это было прекрасно выполнено и сверкало драгоценными камнями и золотом. Мой род был достаточно высок и почитаем в Хай-Халлаке. Мой предок Харб, великий воин, освободил долины от ужасного Дракона Пустыни Ирр и в память об этом подвиге поставил в свой герб Сломанный Меч.

Каждый год, как только устанавливались дороги и погода не мешала путникам, лорд Керован присылал посольство с поздравлениями и подарками к моим именинам, но сам так ни разу и не появился.

Дядя мой был вдовец, и в замке у нас хозяйничала его сестра леди Мет. Она же занималась и моим воспитанием. Так упорно учила она меня всему, что должна знать и уметь настоящая леди и хозяйка Ульма, что порой мне хотелось бежать куда глаза глядят. Но леди Мет была уверена, что таков ее долг, и поистине чудо, что я все-таки не возненавидела своего жениха и его Ульм до того, как их увидела.

Дядину жену я совсем не помнила, так давно она умерла, а второй раз дядя так и не женился, хотя многие уговаривали его взять жену, которая могла бы родить ему наследника. Иногда мне казалось, что он не женится, чтобы не приводить в дом второй хозяйки. Все давно признали, что вряд ли кто сможет управляться с замком лучше, чем леди Мет. Под ее властью все были сыты и устроены, не бывало ни ссор, ни споров, и все спокойно занимались своими делами.

Когда-то (во что мне очень трудно было поверить) она тоже была обручена, как и я — через топор, — с лордом из южных долин, но он умер, так и не успев ввести ее в свой дом. Никто не знал, что значила для нее эта потеря. Молча она провела положенный по обычаю траур, а после решила уйти в женский монастырь в Норстиде. Но прежде, чем она приняла постриг, овдовел ее брат, и ей пришлось принять его осиротевший дом. Одевалась она всегда почти по-монашески и обязательно дважды в году ездила на поклонение в Норсдейл. Когда я подросла, она стала и меня возить туда.

Как я уже сказала, у моего дяди не было детей, и вопрос о наследнике Иткрипта еще не был решен. У него была еще одна сестра, имевшая сына и дочь, но ее дети наследовали своему отцу и не могли претендовать на Иткрипт. Я была дочерью его младшего брата, но как девочка могла наследовать ему только по специальному завещанию. Я думаю, он хотел устроить мне хорошего мужа и объявить наследником его по праву жены.

А вот леди Мет не очень нравилась предстоящая свадьба, и мне иногда казалось, что она не прочь отправить меня в монастырь. Мне и самой очень нравились наши поездки в Норсдейл. Меня с детства влекли знания, и это заинтересовало старую и мудрую аббатису Мальвину. Она разрешила мне заниматься в монастырской библиотеке. И надо видеть, с каким наслаждением читала я старинные рассказы о войнах и путешествиях. Особенно интересовали меня все записи о Древних, живших в наших долинах до прихода человека. Людям практически не приходилось с ними сталкиваться, и все, что мы знаем о них, были только слухи, легенды, догадки и немногочисленные рассказы о встречах, искаженные пересказами.

Некоторые из них были враждебны людям, как тот демон, которого убил Харб. До сих пор в некоторых местах ощущалась власть черной магии, и случайно попавший туда человек мог жестоко поплатиться за свою неосторожность.

Некоторые были доброжелательны, как Гуннора — подательница жизни. Ей поклонялись женщины, и многие, ожидая ребенка, ехали в ее святилище с просьбами и дарами. Я сама носила талисман Гунноры — ладанку с сухими травами и зернышками. Она была сильна и добра, как само Очищающее Пламя, в честь которого был воздвигнут женский монастырь.

А некоторые из Древних были совсем непонятны людям. Кому-то они приносили добро, кому-то — зло, словно имели о людях свое мнение и давали то, что каждый заслуживал.

Но почти все они, кроме Гунноры, избегали людей и не вмешивались в человеческие дела.

Иногда мне удавалось найти аббатису Мальвину отдыхающей в садике, и тогда я выкладывала ей все возникшие вопросы. Она всегда старалась отвечать мне прямо и не стеснялась признаться, что и сама знает и понимает далеко не все.

В последний раз я увидела ее там же, в саду, на ее любимой скамейке, и на коленях она держала старинную чашу.

Чаша была вырезана из зеленого камня так тонко, что просвечивала насквозь. Чистая и изящная форма делала ее настоящим произведением искусства. На самое донышко чаши было налито вино.

Что это именно вино, я поняла еще издали по тяжелому терпкому запаху. Оно пахло травами, виноградом и давлеными ягодами. Аббатиса слегка поглаживала чашу, и вино в ней тяжело колыхалось. Но Мальвина не обращала на него внимания и смотрела на меня так пристально, что я невольно смутилась и подумала, не совершила ли я какого-то непростительного поступка.

— Я ни разу не делала этого, Джойсан, — проговорила старуха, — и вот сегодня утром мне вдруг захотелось сделать это для тебя. Когда-то у меня был дар ясновидения. Он и в самом деле существует, что бы там ни говорили те, кто привык отрицать все, что нельзя потрогать руками. Но, к сожалению, этим даром нельзя управлять. Он приходит и уходит по непонятным нам причинам, и мы можем только пользоваться его приходом. И сейчас я чувствую приход этого дара. Если хочешь, попробую использовать его для тебя, но не обещаю, что все получится.

Я задумалась. Конечно, я не раз слышала о ясновидении, которым владеют Мудрые Женщины, по крайней мере, некоторые из них. Я слышала и о том, что даром этим нельзя управлять и вызывать по своему желанию. Он просто приходит, и этим можно пользоваться. Но одно дело слышать об этом, а другое, когда прямо сейчас предложено заглянуть в собственное будущее. Мне даже стало немного страшно. Но любопытство было сильнее любых страхов, и я, разумеется, согласилась.

— Опустись на колени, — сказала аббатиса, — возьми чашу и держи ее ровно.

Я сделала, как она велела, взяв чашу, как готовую загореться ветку, и постаравшись унять дрожь в руках. Мальвина наклонилась надо мной и осторожно провела пальцами по лбу.

— Смотри в чашу и представь, что там картина… картина… — голос ее странно уплывал, затихал, словно отдаляясь от меня. Я уже не видела вино в чаше. Теперь это было зеркало, черное бездонное зеркало.

Вот оно затуманилось, в нем мелькали какие-то тени, и вдруг я увидела блестящий шар с заключенным в нем белым грифоном.

Сначала шар был большим, чуть не во все зеркало, потом стал уменьшаться, и я заметила, что он прикреплен к цепи. Появилась рука, державшая цепь, и шар стал раскачиваться. Грифон то отворачивался, то смотрел прямо на меня. Я чувствовала, что мне показано что-то очень важное, какой-то ключ к моей судьбе, но не могла понять до конца.

А шар стал совсем маленьким, и было видно, что держит его мужчина. Он был в боевой кольчуге с высоким воротом, но на перевязи не было обычных знаков рода. И стоял он отвернувшись, так, что я не могла видеть его лицо. Ничего, кроме загадочного шара. И вдруг он исчез, словно и не был. Зеркало снова было пустым и черным.

Мальвина убрала руку с моего лба, и я увидела, как она побледнела. Я тут же отставила чашу и взяла ее за руки, пытаясь помочь. Она слегка улыбнулась.

— Это очень выматывает, — сказала она, — а у меня осталось так мало сил. Но мне казалось, я должна это сделать. Расскажи, что ты там видела?

— А разве ты не видела того же? — удивилась я.

— Нет. Это могла видеть только ты.

Я пересказала ей все, что видела: грифон, человека в кольчуге, — и добавила:

— Грифон — это герб Ульма. Может, я видела своего жениха, лорда Керована?

— Вполне возможно, — согласилась она. — Но мне кажется, что тебе показали не знак, а реально существующую вещь, очень важную для тебя. Если этот шар когда-нибудь попадет тебе в руки — храни его. Я думаю, это какой-то талисман Древних. А теперь пришли ко мне леди Алусан, пусть она даст мне что-нибудь укрепляющее силы. А о том, что ты видела, много не болтай, я сделала это только для тебя.

Но я и не собиралась никому рассказывать, даже леди Мет. Аббатисе действительно стало нехорошо, и весь монастырь принялся хлопотать около нее. Про меня все забыли. Я незаметно взяла чашу с вином, отнесла ее в гостиную, но сколько ни вглядывалась в нее, видела только вино. Ни зеркало, ни тени там не появились. Но свое видение я запомнила и, умей я рисовать, могла бы изобразить этого грифона до мельчайших подробностей. Он несколько отличался от герба Ульма. У него были, как обычно, орлиные крылья и голова, но задняя часть тела и лапы были львиные, а львов можно встретить только далеко на юге. И на орлиной голове тоже красовались львиные уши.

В наших сказаниях грифон — это знак золота и солнца. В легендах именно грифоны охраняют залежи золота и старые клады. Поэтому грифонов обычно рисуют красным и золотым — как солнце. А этот грифон, заключенный в шаре, был почему-то белым.

Вскоре после этого мы с леди Мет вернулись домой, но ненадолго. Наступал Год Коронованного Лебедя, мне исполнялось четырнадцать лет. Значит, еще год — два, и за мной приедет жених. Пора было готовить одежду, постель и прочее, что по обычаю невеста приносит в дом жениха.

И мы поехали в Травампер — город на перекрестке торговых дорог. Сюда съезжались торговцы всего Хай-Халлака, и даже сулкары, морские торговцы, обычно не отходящие далеко от портов, привозили сюда свои заморские товары. Здесь же оказались моя тетя Ислауга, и мой кузен Торосс, и кузина Ингильда.

Тетя сердечно приветствовала леди Мет, но я знала, что это просто формальная вежливость. Сестры не любили друг друга и виделись редко. С той же фальшивой улыбкой она поздравила меня с удачной помолвкой, которая сделает меня хозяйкой Ульма.

Когда сестры занялись разговорами и оставили меня в покое, ко мне подошла Ингильда. Мне показалось, что она рассматривает меня не слишком доброжелательно. Она оказалась довольно плотной девушкой в богатом платье. Ее распущенные волосы были украшены легкими серебряными колокольчиками, мелодично позванивавшими в такт ее шагам. И это изящное украшение совсем не шло к ее широкому плоскому лицу с поджатыми в презрительной гримасе губами.

— Ты уже видела своего жениха? — спросила она.

Я чувствовала себя очень неловко под ее пристальным взглядом. Я поняла, что чем-то ей неприятна, но не знала чем, ведь мы едва знакомы друг с другом.

— Нет, — ответила я, настороженно ожидая продолжения и чувствуя, что ничего хорошего она мне не скажет, но решила лучше выслушать, чем потом гадать, в чем дело. Ее вопрос задел меня за живое. Я уже не раз задумывалась, почему лорд Керован не прислал мне свой портрет, как это принято при обручении через топор.

— Жаль, — сказала она, но в голосе звучало скорее плохо скрытое торжество. — А вот мой жених, Эльван из Ришдейла, — она вынула из кошелька маленький портрет. — Он прислал мне это еще два года назад.

На портрете был изображен не юноша, а человек в возрасте. И лицо его мне не понравилось, хотя, может, это вина художника. Я видела, что Ингильда гордится этим портретом, и сказала, чтобы сделать ей приятное:

— Кажется, человек разумный и степенный, — самое лучшее, что я могла придумать в похвалу ее жениха, потому что чем больше я смотрела на его лицо, тем меньше он мне нравился.

Как я и рассчитывала, Ингильда приняла мои слова за комплимент.

— Ришдейл — это горная долина. Там все держат овец и торгуют шерстью. И посмотри, что он мне еще прислал, — она указала на янтарное ожерелье и протянула мне руку с кольцом в виде змеи. Глаза змеи были из драгоценных камней и светились красным. — Змея — это герб моего рода. И это кольцо вроде как обручальное. Я поеду к нему уже на следующую осень.

— Дай бог тебе счастья.

Она невольно облизнулась. Я видела, что ее просто распирает от желания что-то сообщить мне, но она никак не могла решиться. Наконец она наклонилась прямо к моему лицу (я чуть не отскочила, так было неприятно) и прошептала:

— Хотелось бы пожелать и тебе того же, дорогая сестричка.

Я чувствовала, что она ждет вопросов и очень не хотела ей подыгрывать, но все-таки не удержалась.

— А почему бы и нет, сестричка?

— Ульмсдейл от нас не так далеко, как от вас. Вот и доходят некоторые слухи, — и это было сказано так, что я решила выслушать ее до конца, что бы она ни говорила.

— И о чем же у вас там болтают? — спросила я вызывающе. Она это заметила и довольно усмехнулась.

— О проклятьи этого рода, сестричка. Разве ты не слышала, что наследник Ульмсдейла проклят с рождения? Родная мать и та отказалась от него. Ты и этого не знала? — повторила она с каким-то злобным торжеством. — Очень жаль, сестричка, но придется тебе оставить мечты о прекрасном рыцаре. Твой нареченный — чудовище. Его прячут где-то в лесу, чтобы не пугать людей.

— Ингильда! — оклик прозвучал, как удар хлыста, и мы обе вздрогнули от неожиданности. Рядом с нами стояла леди Мет и, видимо, слышала весь наш разговор.

Она была в такой ярости, что я сразу решила, что Ингильда говорила правду. Никакое вранье не могло бы так возмутить выдержанную леди Мет. Она молчала, но так смотрела на Ингильду, что та, не выдержав, вскрикнула и бросилась бежать к матери. Но я осталась на месте, чувствуя, что меня начинает знобить.

Проклятье! Чудовище, на которое не может смотреть даже родная мать! О Гуннора, за кого они меня отдали? Мне казалось, что я кричу на всю площадь, но я не могла издать ни звука. Не знаю, какая сила помогла мне взять себя в руки и подавить дрожь. Когда я заговорила, мой голос был почти спокоен. Я решила узнать всю правду и сейчас же.

— Во имя Огня, которому ты поклоняешься, ответь мне, леди, она сказала правду? Мой жених не похож на нормальных людей? — я не решилась произнести вслух «чудовище».

Мне очень хотелось, чтобы леди Мет сказала, что все это не так и я неправильно поняла, но она села рядом со мной и заговорила своим обычным рассудительным тоном.

— Ты уже не маленькая, Джойсан, и должна все понять. Я расскажу то, что знаю сама. Керован не чудовище, хотя, действительно, живет отдельно от родных. Род Ульма издавна считался проклятым, а его мать происходит из дальних северных долин, в жителях которых есть примесь чужой крови. И в Кероване есть кровь Древних, но он не чудовище. Твой дядя сам убедился в этом, прежде чем дать согласие на вашу свадьбу.

— Но его никому не показывают. А правда, что даже родная мать отказалась от него? — Меня опять колотил озноб.

Но леди Мет ничего не скрывала.

— Она дура. Просто он родился не совсем обычно, и она перепугалась, — и леди рассказала мне, как лорд Ульма мечтал о наследнике, но ни первая, ни вторая жена не могли его порадовать, и он женился в третий раз на вдове с Севера, и та родила ему сына. Но роды начались в дороге, и пришлось укрываться в одном из строений Древних. Это так перепугало бедную женщину, что она объявила, будто Древние подменили ее ребенка, и отказалась от сына. Но этот сын не урод и не чудовище. Его отец поклялся в том Великой нерушимой клятвой.

Именно потому, что она не пыталась ничего скрыть от меня, я почувствовала себя спокойнее.

Между тем, леди Мет добавила:

— Мне кажется, стоит порадоваться, что у тебя будет молодой муж. Хвастунья Ингильда выходит замуж за вдовца, который по возрасту ей в отцы годится. Вряд ли он будет нянчиться с ней так, как она привыкла. Ей быстро придется оставить свои капризы и лень, и, я думаю, она еще не раз вспомнит родительский дом. А твой жених — человек умный и интересный. Он хороший воин и знает все, что должен уметь лорд. Но его, в отличие от большинства мужчин, не занимают поединки и пирушки. Он, как и ты, очень интересуется Древними и по крупицам собирает знания о них. Да, таким мужем можно гордиться! Ты умная девушка, Джойсан, и должна понять, что этой дурочкой руководила прежде всего зависть. Если ты потребуешь, я могу поклясться Огнем (а ты знаешь, что для меня это значит), что никогда бы не допустила твоей свадьбы с чудовищем.

Я достаточно знала леди Мет, чтобы полностью ей поверить, но окончательно успокоиться я так и не смогла, и все чаще и чаще задумывалась о том, какой же он, мой нареченный?

Я не могла понять, как может мать отказаться от своего ребенка. Если только страх перед Древними помутил ее разум? Многие места Древних еще хранят темную магию. Может, страх и боль родов так ослабили ее душу, что ее зачаровало древнее колдовство?

Мы еще оставались некоторое время в городе, но ни тетя, ни кузина больше к нам не подходили. Мне кажется, леди Мет высказала им все, что думает по поводу бестактной, злобной болтовни. И я только радовалась, что избавлена от ее жирной физиономии, ее поджатых губ и ехидных взглядов.

Керован

Большинство наших горцев боялись Пустыни. Постоянно жили там только преступники, которые считали ее своей родиной, да еще там бродили дикие охотники. Время от времени они появлялись в долинах, принося шкуры невиданных зверей и золото, но не самородки, а обломки каких-то изделий Древних. А еще приносили необыкновенный металл. Из него получались очень прочные кольчуги и крепкие мечи и кинжалы, которые не поддавались ржавчине. Правда, иногда попадались куски, взрывавшиеся при обработке. И каждый раз, покупая этот металл, кузнецы молились, чтобы в кузницу не попал заколдованный кусок.

Место, где охотники находили этот металл, тщательно скрывалось. Ривал был уверен, что его раскапывали в древних развалинах. Возможно, какое-то здание Древних взорвалось, и металл сам спекся в бесформенные куски. Ривал попробовал выяснить это у заходившего к нам дважды в год торговца Хагона, но так ничего и не добился.

Так что дело было не только в таинственной дороге. Пустыня скрывала немало и других тайн, и все они требовали разгадки. А я ни о чем другом и не мечтал.

Мы пришли к началу дороги в середине утра и долго стояли, не решаясь ступить на ее ровные, припорошенные песком плиты. Это была первая загадка дороги — она кончалась внезапно, как обрубленная, в месте, где не было ни жилья, ни строений. Зачем и для чего она была построена? Видимо, само мышление Древних очень отличалось от нашего — ведь ни одному человеку не придет в голову прокладывать дорогу к пустому месту.

— Сколько лет прошло с тех пор, как по ней ходили люди? — спросил я.

Ривал пожал плечами.

— Кто знает? Но я думаю, что по ней вряд ли ходили именно люди. А если дорога кончается так загадочно, тем интереснее посмотреть, как она начинается.

Мы ехали на неприхотливых, привычных к пустыне пони. В больших запасах воды и пищи они не нуждались, так что все наше снаряжение без труда несла одна лошадь. Мы были одеты как торговцы металлом, и любой наблюдатель принял бы нас за обычных жителей пустыни. Приходилось быть постоянно настороже, так как в этой негостеприимной стране можно на каждом шагу ожидать ловушек и опасностей.

Пустыня эта не была настоящей пустыней, скорее, походила на степь с редкой, выгоревшей на солнце травой. Кое-где встречались рощи толстых, жмущихся друг к другу деревьев. И часто попадались высокие камни, торчащие из земли, как обелиски. Некоторые из этих камней сохранили следы обработки, но время и непогода стерли почти все знаки. Кое-где попадались остатки стен, одна — две колонны. Видимо, Пустыня когда-то была обитаема, но как же давно это было!

К сожалению, у нас не было времени по-настоящему обследовать эти развалины, и мы проехали мимо. На равнине сегодня не было ветра и царила абсолютная тишина. Стук копыт наших лошадей по плитам дороги, казалось, гремел на всю пустыню, и очень скоро мне стало казаться, что я ощущаю чужой взгляд. Я начал беспокойно оглядываться, уверенный, что за нами следят, но не мог понять — кто?

Я уже положил руку на рукоять меча и взглянул на Ривала. К моему удивлению, тревоги в нем я не заметил, хотя он тоже поглядывал по сторонам.

— Мне кажется, что за нами кто-то следит, — сказал я, подъезжая к нему. Я совсем не хотел показаться ему трусом, но хорошо понимал, что в дороге он куда опытнее меня.

— Здесь это часто бывает.

— Преступник? — Я опять положил руку на меч.

— Не думаю. Мне кажется, здесь что-то другое. — Я заметил, что говорит он очень неохотно, и понял, что он сам чувствует тревогу и не понимает ее причины.

— Я где-то слышал, что Древние оставили в Пустыне своих стражей?

— Что вообще мы можем знать о Древних? — ответил он. — Может, что-то и оставили. Когда я ходил по их местам, мне часто казалось, что за мной наблюдают, но эти стражи, видно, очень стары и бессильны. По крайней мере, со мной они никогда ничего не пытались сделать.

Честно говоря, меня все это не слишком успокоило, и я не ослаблял внимания, но Пустыня была тиха и недвижна. Все так же убегала вперед дорога и грохотали копыта наших лошадей.

В полдень мы сделали привал, напоили и пустили пастись лошадей и пообедали сами. Туч на небе не было, но солнце почему-то скрылось, и небо приобрело неприятный серый оттенок. Я заметил, что Ривал начал оглядываться и словно принюхиваться к чему-то.

— Придется искать укрытие и поскорее, — сказал он, и на этот раз в его голосе явно слышалась тревога.

— Но нет ни туч, ни ветра.

— Когда они появятся, будет поздно, — он еще раз осмотрелся и указал мне на что-то, темневшее вдали. — Дай бог, чтобы это были развалины.

Мы быстро собрали лошадей и тронулись. Оказалось, что до намеченного нами места много дальше, чем мы думали. Серая дымка, висевшая в неподвижном воздухе, искажала расстояние, но мы все-таки успели доехать туда, и как раз вовремя. Небо уже грозно нахмурилось, и стало темно, как в сумерках. К счастью, это действительно было укрытие. Здание было так сильно разрушено временем, что трудно сказать, для чего оно служило раньше. Но нам посчастливилось найти более-менее сохранившееся помещение с уцелевшей крышей, где мы смогли устроиться вместе с лошадьми.

Ветер налетел внезапно. Он поднял такие тучи пыли, что она повисла в воздухе сплошной пеленой и в одно мгновение забивала рты, глаза и уши. Я понял, что нам повезло вовремя спрятаться. Даже в комнате было трудно дышать, и было страшно подумать, что же творилось снаружи.

Но это продолжалось недолго. Скоро прямо над нашей головой раздались оглушительные раскаты грома. Ослепительная молния вспорола черноту и вонзилась в землю где-то совсем рядом, и тут же хлынул ливень. Он мгновенно прибил пыль, хотя легче от этого не стало. Теперь перед нами стояла сплошная стена воды.

Вода быстро заливала разбитый пол, и нам пришлось отступить к самой дальней стене. Мы с трудом удерживали рвущихся и храпящих от ужаса лошадей. Но все-таки я считал, что нам очень повезло с укрытием. И хоть я вздрагивал и поеживался от близких молний, но особого страха не было.

Довольно скоро лошади стали успокаиваться, и мы смогли немного расслабиться. Было темно, как в безлунную ночь, а у нас не было никакого огня. Мы сидели тесно прижавшись друг к другу, но разговаривать не могли. Шум дождя способен был заглушить даже крик, если бы мы рискнули кричать в таком месте.

Интересно все-таки, что здесь было раньше? Здание стояло у самой дороги и вполне могло быть гостиницей. А может быть, пограничным постом или даже замком. Все-таки прав Ривал — кто может сейчас понять Древних?

Я принялся потихоньку ощупывать стену. Она была абсолютно гладкой, и я не нашел ни одного соединения камней, хотя помнил, что снаружи камни были отчетливо различимы и изъедены временем. Как же они соединены здесь?

Неожиданно…

Клянусь, я не спал в этот момент! И то, что я увидел, не было сном. Я даже представить себе не мог, что такое может присниться.

Я видел эту же дорогу, и по ней шла бесконечная процессия. Все застилал плотный туман, и я видел только силуэты и тени, но все они походили на людей. А может, это и были люди? Я так и не смог отчетливо увидеть их, но зато каким-то образом мне передавались их чувства. Они шли бесконечной чередой, и это походило на отступление, только отступали они не от врага, а вынужденные какими-то обстоятельствами. Горький и бессильный уход из страны, где жили их предки, где была их родина.

Я отчетливо ощущал, что среди них были существа разных народов. Некоторых я понимал очень хорошо, словно они рассказывали мне историю на понятном языке. Когда проходили другие, я мог уловить только общий тоскливый и грустный фон. Но вот процессия разбилась на отдельные группы, и я понял, что основная масса прошла и теперь идут те, кому труднее всех было расставаться с домом. И так отчетливо и горько в моей душе звучал их безмолвный плач, что я больше не в силах был смотреть. Я закрыл глаза руками и почувствовал, что мои щеки мокры от слез. Оказывается, я и сам плакал, не замечая этого.

— Керован!

Призрачное шествие исчезло. Слышался только грохот бури и плеск дождя. Ривал держал меня за плечо и слегка встряхивал, словно старался разбудить.

— Керован! — Я понял, что он взволнован, хотя не мог разглядеть даже его руки на моем плече.

— Что случилось?

— Я услышал, что ты плачешь. Тебе плохо?

Как мог, я рассказал ему о том, как в тоске и горе по этой дороге брели люди, покидавшие родину.

— Похоже, тебе было видение, — сказал он, выслушав. — Может быть, ты увидел, как уходили отсюда Древние! Ты никогда не задумывался о своих способностях? Может быть, у тебя Дар?

— Не дай бог! — Я подумал про себя, что мне вполне хватает моих внешних отличий и без необычных способностей, если одного проклятия нашего рода хватило, чтобы сделать меня отверженным. Не стоит добавлять к этому еще и ясновидение. Я чувствовал, что путь развития необычных способностей, которым идут Мудрые Женщины и редкие мужчины, вроде Ривала, — не для меня. И когда Ривал предложил мне проверить себя, я сразу же и без колебаний отказался. Он не настаивал. Этот путь каждый выбирал только сам. Он был очень труден и в чем-то даже более опасен, чем путь воина.

Буря наконец затихла, небо очистилось, и можно было ехать дальше. Вода после дождя была в каждой рытвине, и мы досыта напоили лошадей и пополнили наш запас.

Всю дорогу я размышлял, что же это было — сон, фантазия или и в самом деле видение. Но теперь, при ярком свете, стерлась так напугавшая меня острота сопереживания. И это меня порадовало.

Дорога, до этого совершенно прямая, вдруг повернула к северу, описывая широкий полукруг. Она все дальше уводила нас в неизвестность Пустыни, и вечером мы увидели далеко впереди тонкую темную полоску на фоне неба. Похоже, там дорога подходила к Горам.

Природа здесь стала более приветливой. Чахлые кустарники и выгоревшая трава кончились. Все чаще попадались свежие прохладные рощи, и вскоре мы вышли на берег настоящей реки и остановились у моста, чтобы устроиться на ночлег. Ривал предложил устроить лагерь не на берегу, а на песчаной косе, уходящей далеко в воду, но мне это совсем не понравилось. Река была неспокойна, и устраиваться так близко от воды мне казалось неразумно. Ривал сразу понял мое настроение и спокойно объяснил:

— Это опасная страна, Керован, и нам же будет спокойнее, если мы примем все предосторожности — обычные и необычные.

— А именно?

Он указал на воду.

— Вряд ли кто-то найдет здесь брод, и нам можно ждать нападения только с одной стороны.

Это действительно было разумно. Я быстро очистил площадку для нас и наших лошадей. Костер решили не разводить, хоть топлива река принесла достаточно. В реке шла своя жизнь. Я заметил несколько неясных теней, промелькнувших в воде, и сначала решил, что это просто огромная рыба. Но что-то подсказало мне, что это все-таки нечто другое, и я еще раз уверился, что в этой стране хватает тайн, в которых не стоит копаться.

Мы решили дежурить по очереди, словно были окружены врагами. Когда я заступил на стражу, нервы мои разыгрались и я готов был шарахаться от каждой тени. С большим трудом удалось мне взять себя в руки и обрести привычную сосредоточенность.

После бури небо совсем очистилось, и луна явилась в полном блеске. Вся равнина сияла причудливым узором серебряного света и черных теней, и в этой ночи пустыня жила своей жизнью. Где-то вдалеке послышался стук копыт, и наши лошади забеспокоились, а одна даже заржала. Видимо, к реке вышел табун диких лошадей. Заунывный вой собравшегося на охоту волка спугнул их. Какая-то огромная птица медленно и бесшумно пролетела над моей головой. Все это было привычным для меня и опасений не вызывало.

Тревожило меня совсем другое. Мне чудилось, что в ночи скрывается еще что-то, пристально следящее за нами, но я никак не мог понять — опасно это или нет.

Утро, как обычно, прогнало ночные страхи. Равнина вовсе не казалась жуткой, и, насколько достигал взгляд, все вокруг было спокойно и пустынно. Мы переехали через реку и направились к быстро приближавшимся горам.

К полудню мы добрались до гор. Это оказались высокие голые скалы с острыми вершинами. Дорога сильно сузилась и начала петлять, огибая скалы и следуя рельефу местности. И повсюду виднелись следы Древних. Тут и там на каменных плитах мелькали высеченные портреты. Чаще всего лица были вполне человеческие, но иногда попадались и совершенно жуткие рожи. Кое-где сохранились надписи, и Ривал, заметив их, останавливался и терпеливо перерисовывал.

Надписи Древних никто не мог прочитать, мы даже не знали, на каком языке они написаны, но Ривал не терял надежды когда-нибудь разобраться в них. Он так увлекся копированием, что полдневный привал нам пришлось делать в глубокой и узкой, как щель, долинке, расположившись в тени огромного, высеченного прямо в скале лица.

Я пристально разглядывал его, и почему-то оно показалось мне знакомым, хотя я, конечно, нигде не мог видеть его раньше. Странно было и то, что, несмотря на причудливость нашего окружения, впервые за весь поход я перестал ощущать слежку и даже повеселел.

— Почему здесь столько барельефов? — спросил я. — Посмотри, чем глубже мы забираемся в горы, тем их становится больше.

Ривал дожевал свой кусок и ответил:

— Похоже, мы подходим к какому-то важному месту — возможно, храму или святилищу, трудно сказать. Я всю жизнь расспрашивал охотников и торговцев, но никто из них до конца этой дороги не доходил.

Я чувствовал, что им владеет нетерпение и радостное предвкушение открытий. Долгие годы он собирал в пустыне кусочки и обломки Древних, а тут, похоже, открывалось что-то совершенно новое. Я и сам чувствовал что-то подобное. Мы наскоро закончили обед и поехали дальше. Дорога все так же петляла, и изображений становилось все больше. Теперь это были не только лица, но и фигуры, сцены и даже сложные орнаменты. Ривал остановился, разглядывая один из таких узоров.

— Великая Звезда! — воскликнул он восхищенно.

Вглядевшись пристальнее, я сумел найти в сплетении линий пятиконечную звезду. Она была довольно хитроумно скрыта в линиях орнамента.

— И что это значит? — спросил я.

Ривал спешился и чуть не бегом бросился к утесу, словно не доверял своим глазам. Он осторожно начал ощупывать пальцами каждую линию.

— Насколько я понимаю, это служило для вызова одной из самых Могущественных Сил, — наконец ответил он. — К сожалению, я не нашел больше ничего, относящегося к этому обряду, только изображение звезды. Но тут рисунок гораздо полнее и сложнее. Я должен его скопировать.

Он достал походную чернильницу, перо, кусок пергамента и принялся за работу. Я от нетерпения сходил с ума, глядя, как тщательно и медленно выводит он каждую черточку, поминутно сверяясь с барельефом. Наконец я не выдержал.

— Пройду немного вперед, — сказал я, и он кивнул, не отрываясь от работы.

Я проехал вперед. Дорога очередной раз повернула, и я уперся в стену. Дорога упиралась в огромную гладкую плиту, и не было видно ни прохода, ни объезда. Я просто оторопел, видя такой неожиданный и бессмысленный конец нашего пути. Оказалось, наша дорога начиналась в пустыне и вела в тупик. Зачем же ее строили? И кому она была нужна?

Я спешился и провел руками по плите. Не знаю, что я думал найти, но под моими пальцами был самый настоящий камень. Дорога доходила до самой плиты и обрывалась. Я прошел сначала в одну сторону, потом в другую — прохода не было. Справа и слева от плиты стояли колонны, словно обрамление входа. Но сам вход был перекрыт!

Я подошел вплотную к левой колонне и вдруг у ее подножия заметил что-то блестящее. Там, наполовину засыпанный песком, лежал какой-то предмет. Я присел на корточки и, помогая себе ножом, вытащил из щели в камне застрявшую там свою находку.

И вот я держал ее в руках, имея возможность рассмотреть внимательнее. Это был небольшой блестящий шарик. Хотя в этой каменной трещине он пролежал довольно долго, на нем не было ни одной царапины. Внутри шара я увидел грифона. Он был изображен с поднятой передней лапой и раскрытым клювом и очень походил на герб нашего рода. Прямо над головой грифона, в шар, было вделано кольцо, к которому, вероятно, раньше крепилась цепь.

Я стоял и разглядывал шар, пока не заметил, что он начал светиться все ярче и ярче. И, честное слово, я чувствовал, как от него идет мягкое приятное тепло. Я поднес шар к глазам, чтобы получше рассмотреть грифона, и только теперь обратил внимание, что глаза его сделаны красными, и при повороте шара они вспыхивали яркими искрами и казались совсем живыми.

У Ривала я достаточно нагляделся на всякие фрагменты и обломки, но первый раз в жизни держал в руках совершенно сохранившуюся вещь Древних. Должен ли я отдавать ее Ривалу? Но чем дольше смотрел я на этот шар, тем больше ощущал какую-то внутреннюю связь с ним, как будто вместе с его теплом в меня вливалось знание, что в этой вещи заключена определенная мудрость и определенное назначение. И я понял, что это не случайная находка, что этот шар создан для меня и дожидался именно меня. Мне даже подумалось, что, может, и правда, — мне через мать досталась частичка крови Древних, которая сейчас и реагирует на действие шара.

Я вернулся к Ривалу и протянул ему шар. С безграничным удивлением разглядывал он его.

— Настоящая драгоценность, — медленно и не очень охотно сказал он, — и это, конечно, твое.

— Просто я нашел его, — сказал я, стараясь быть искренним, — а права на него у нас с тобой равные.

Ривал покачал головой.

— Не думаю. Трудно поверить, что чисто случайно изображение грифона находит тот, у кого грифон в гербе, — он ткнул пальцем в вышитый герб на моем камзоле, продолжая рассматривать шар, все так же не дотрагиваясь до него. — В этой вещи есть своя магия, — произнес он наконец. — Ты чувствуешь его силу?

Конечно, я чувствовал, да и трудно было не почувствовать идущее от шара притяжение и тепло.

— У него много возможностей, — тихо продолжал Ривал, прикрыв глаза. — Он может показать близких людей, но прежде всего, это ключ… ключ, открывающий очень странные двери. Он будет твоей судьбой…

Ривал никогда не говорил мне, что у него есть дар ясновидения, но сейчас я всем своим существом чувствовал, что на него снизошла сила, дающая возможность заглянуть в будущее.

Я осторожно завернул шар в пергамент и для большей надежности спрятал во внутренний карман камзола.

Каменная плита, закрывшая дорогу, удивила Ривала не меньше, чем меня. Было очевидно, что здесь должны быть ворота в какое-то очень важное место, но их не было. Странно, конечно, но кто может сказать, что странно и что не странно для Древних? В конце концов, мы и так немало нашли в этом походе, и можно со спокойной душой ехать обратно.

Во время обратной дороги Ривал ни разу не попросил меня снова показать мою находку. Да я и сам ни разу не доставал его, хотя и не забывал о нем ни на минуту. Обе ночи, что мы провели в Пустыне, мне снились странные сны, но утром, к сожалению, я ничего не мог вспомнить. И вдруг меня очень потянуло домой, словно кто-то шепнул мне, что там меня ждет чрезвычайно важное дело.

Джойсан

Насколько неприятна была мне Ингильда, настолько же понравился ее брат Торосс, с которым я познакомилась вскоре после нашего возвращения.

Он с небольшим отрядом приехал к нам в Иткрипт на осеннюю охоту. В это время мы обычно запасали дичь на всю долгую зиму.

Он был совершенно не похож на сестру, стройный, красивый и гораздо умнее ее. А вдобавок к этому, у него был великолепный голос.

Я как-то услышала, как леди Мет шутила с женщинами, что Торосс мог бы утонуть в девичьих слезах, так много их было пролито из-за него. Сам же Торосс не слишком обращал внимание на девушек, так как был занят обычными мужскими развлечениями — скачками, фехтованием, добившись в этом хороших успехов. А мне он сумел стать другом, о котором я всегда мечтала.

Он научил меня играть на лютне, и мы с ним разучили немало песен. Он часто дарил мне цветы, или ветку с золотыми листьями, или еще что-нибудь, такое же красивое и милое.

К сожалению, мне редко выпадала свободная минутка для такого отдыха. Осенью мы готовили запасы на всю зиму: коптили мясо, сушили фрукты. Кроме того, надо было вычистить и починить зимнюю одежду.

С каждым днем леди Мет поручала мне все больше и больше работы, твердя, что скоро я стану хозяйкой в своем доме и мне надо всему научиться и набраться опыта. И я очень старалась научиться, послушно исправляя невольные ошибки, так как не могла допустить, чтобы в новом доме кто-то подсмеивался над моим неумением. Я научилась по-настоящему гордиться, когда за столом хвалили приготовленные мной блюда.

Хотя мне приходилось крутиться целыми днями и даже вечером я редко могла отдохнуть, у меня из головы не шли мысли, родившиеся после разговора с Ингильдой. И я рискнула тайком от всех сделать то, что могло прийти в голову только такой молоденькой дурочке.

На западе нашей долины протекал источник. У нас верили, что если прийти к нему в полнолуние и посмотреть, как в нем отражается луна, то это принесет тебе счастье. И вот, не слишком веря, но все-таки очень надеясь, я дождалась полнолуния и ночью прокралась к источнику.

Ночь была прохладной, и я накинула теплый плащ с капюшоном. Остановившись на берегу, я приготовила шпильку, чтобы бросить ее в середину лунного круга. Но отражение луны вдруг затуманилось, и я с удивлением увидела, что это уже не луна, а белый светящийся шар. От неожиданности я выронила шпильку, и отражение, задрожав, распалось.

Я была так поражена, что совсем забыла заклинание, которое нужно было произнести. Так что весь мой поход оказался напрасным и никакого счастья принести не мог. Я посмеялась над нелепостью происшествия и побежала домой, зная, что в нашем мире реально существуют колдовство и магия. Довольно часто у нас рождались люди с необычными способностями, чаще всего девочки. Некоторые из них уходили к Мудрым Женщинам и там, путем сложных тренировок, учились управлять невиданными силами. Это становилось их профессией на всю жизнь. Другие не занимались этим всерьез и, как аббатиса Мальвина, пользовались своим даром от случая к случаю. Но я — то знала, что у меня нет ни особых способностей, ни подготовки. Может, мне лучше не соваться в эти дела? Странно только, что я сейчас увидела вместо луны шар с грифоном.

Я машинально коснулась грифона, вышитого на моем платье, — герб Ульма, моего будущего дома. И опять задумалась я о своем женихе. Почему он до сих пор не прислал мне своего портрета? Ингильда говорит, что он чудовище. Вообще-то ей нет смысла лгать мне, да и слишком она горда, чтобы такое выдумать. И мне пришло в голову, что есть способ выяснить все самой.

Ежегодно к именинам мне привозили подарки из Ульма. На этот раз я поговорю с начальником отряда и через него предложу жениху обменяться портретами. Мой портрет был уже готов. Дядин художник, человек очень талантливый, нарисовал его два месяца назад. Да, именно так и нужно сделать!

Я подумала, что не напрасно прогулялась этой ночью к источнику если по дороге мне пришла в голову такая удачная мысль. И домой я прибежала вполне счастливая.

Теперь нужно было все продумать и подготовить. Портрет я аккуратно наклеила на отполированную дощечку и занялась футляром. Я сшила для него небольшой мешочек, вышив на одной стороне его герб — грифона, а на другой мой — сломанный меч. Я рассчитывала, что мой жених легко разгадает эту нехитрую символику: Иткрипт — мое прошлое, Ульмсдейл — будущее. Я никого не посвящала в свою затею и тратила на эту работу каждую свободную минуту. И я как раз занималась этим, когда в комнату неожиданно вошел Торосс. Портрет лежал на столе и сразу бросался в глаза.

— Что за искусник сделал это? — спросил Торосс. — Очень красиво и похоже.

— Это Аркан, дядин художник.

— И для кого ты его предназначаешь?

Мне показалось, что вопрос задан в непозволительно приказном тоне. Это удивило и даже немного рассердило меня. Но Торосс обычно был так вежлив и мягок со мной, что я решила, что мне просто почудилось.

— Я готовлю это в подарок лорду Керовану. Скоро он пришлет мне подарки на именины, а в ответ мне хочется отправить ему вот это, — искренне ответила я на его прямой вопрос, не собираясь объяснять ему все, что меня мучило.

— Своему лорду! — он поджал губы и отвернулся. — Я совсем забыл, что ты обручена. Слушай, Джойсан! А ты когда-нибудь задумывалась, как это будет — оставить родной дом навсегда и ехать жить к абсолютно незнакомым людям? — опять он говорил слишком жестко, словно хотел напугать меня.

Я взяла со стола портрет и, завернув его, убрала в готовый мешочек. Я не собиралась отвечать ему, пока он не выскажется яснее и я не пойму, почему он завел этот неприятный разговор.

— Джойсан! Ты знаешь, что имеешь право отказаться? — словно невольно вырвалось у него. Он стоял, не поднимая глаз, и я видела как его пальцы судорожно сжали рукоять меча.

— Чтобы опозорить и свой род, и род жениха? — резко бросила я ему. — Чтобы на нас потом показывали пальцем? Как тебе в голову пришло, что я могу так оскорбить человека, не сделавшего мне ничего плохого?

— А ты уверена, что он человек? — Торосс обернулся ко мне, и в его глазах плескалась такая ярость, что мне стало страшно. — Или ты не слышала, что говорят о наследнике Ульмсдейла? Я не знаю, чем они околдовали твоего дядю, раз он согласился на это обручение, но если брак был заключен обманом, любая девушка вправе от него отказаться! Джойсан! Я тебя очень прошу, подумай и откажись. И чем скорее, тем лучше.

Я поднялась. Во мне кипел настоящий гнев, хотя по моему виду этого бы никто не заметил. Слава богу, леди Мет выучила меня прекрасно владеть собой, потом это мне не раз пригодилось.

— Кузен, ты позволяешь себе лишнее. Я не могу и не хочу продолжать этот разговор. Для меня это оскорбительно, и я посоветовала бы тебе научиться отвечать за свои слова, — и, не обращая больше на него внимания, я вышла из комнаты.

Тогда — болтовня Ингильды, а теперь еще этот разговор с Тороссом… Да, конечно, иногда случалось, что обручение не заканчивалось настоящим браком, но такой отказ всегда вел к смертельной вражде между родами. Ингильда тогда сказала, что мой жених — чудовище, а теперь и Торосс тоже намекает, что его нельзя назвать человеком. Но я твердо верила, что дядя желает мне добра и, конечно, все хорошо обдумал, прежде чем согласился на этот брак. В этом поклялась мне и леди Мет.

Вот если бы я могла повидаться с аббатисой Мальвиной! С ней я могла бы спокойно обсудить это, и она, конечно же, рассказала бы мне всю правду. Леди Мет считала, что все дело в обстоятельствах рождения Керована, а все остальное — просто досужая болтовня. Поверить в это было гораздо легче, чем в то, что мой жених не человек. Да и дядя сватал меня не сослепу, не спьяна и, конечно, разузнал все, что было можно. Все это меня немного успокаивало, но все-таки лучше бы Керован прислал мне портрет и разом разрешил все сомнения!

После этого я старалась избегать всяких разговоров с Тороссом. Каждый раз, когда он подходил ко мне, я находила срочное дело и уходила. В конце концов он оставил эти попытки и вместо этого переговорил с моим дядей, после чего его отряд быстро собрался и в тот же день покинул Иткрипт. А на следующий день меня вызвал к себе дядя, и я услышала, как он посылает слугу за леди Мет.

Дядя был хмур и сердит. Не успела я войти в комнату, как он сдвинул брови и закричал:

— Что за новости пришлось мне услышать? Не думаешь ли ты, что из-за твоих капризов я способен нарушить клятву?

В эту минуту в комнате появилась леди Мет и прошла к своему креслу. Она тоже была сердита, но, похоже, не на меня, а на дядю.

— Мне кажется, что, прежде чем кричать, стоит спросить и Джойсан, — проговорила она тихо и уверенно, и дядя сразу сник. — Послушай, девочка, вчера Торосс разговаривал с дядей и сказал, что ты готова отказаться от свадьбы.

— Значит, он врет! — перебила я ее, почти не владея собой от злости на Торосса, который суется не в свое дело, и на дядю, поднявшего крик даже не разобравшись. — Он и со мной заговаривал на эту тему, но я не стала его слушать. Я сказала, что считаю себя невестой и не собираюсь нарушать клятву. А вы, видимо, плохо меня знаете, если могли подумать… Леди Мет довольно кивнула.

— Так я и думала. Странно, брат, что ты совсем не знаешь Джойсан, а ведь она живет у тебя с самого детства. Послушай, Джойсан, это важно. Что еще говорил тебе Торосс?

— Ну, он намекал, что лорд Керован не такой, как все люди. И еще уговаривал меня расторгнуть помолвку. Я сказала ему, что моя честь не позволяет даже слушать подобное, и ушла, а в дальнейшем избегала любых разговоров с ним.

— Расторгнуть помолвку! — Дядя грохнул кулаком по столу. — Да он просто рехнулся! Навязать себе кровную вражду с Ульмсдейлом, да и всеми северными лордами, которые стеной стоят за Ульрика! Чего ради он вообще в это вмешивается?

Леди Мет ответила спокойно и холодно.

— Я думаю, просто горячая кровь и обычные предрассудки. А может быть…

— Хватит и этого. Какие бы ни были причины, со стороны Торосса это просто глупость. Слушай, девочка! Ульрик дал клятву, что его сын может быть прекрасным мужем любой леди. Все знают, что жена его слегка тронулась после рождения сына. Она терпеть его не может и отказывается даже видеть. Ульрик сам разобрался во всем этом и объяснил мне. Я могу рассказать и вам, только, чур, об этом не болтать.

— Разумеется, дядя, — сказала я, почувствовав, что он ждет обещания от меня.

— Ладно. Тогда слушай внимательно и ты сама убедишься, где тут правда, а где выдумка.

У матери твоего жениха, леди Тефаны, есть сын от первого брака, Хлимер. Наследство отца ему не досталось, и леди привезла его с собой в Ульм. А еще у нее есть дочь Лизана, на год моложе твоего жениха. Лизану мать обожает не меньше, чем ненавидит Керована. Она обручила дочь с кем-то из своего рода, спит и видит, чтобы наследником объявить ее мужа в обход Керована. Ульрик считает, что она готова на все ради этого, но ничего не может сделать, так как очень уж неосторожно она действует, а он любит сына и вовсе не хочет, чтобы его лишили наследства. Вот он и готовит ему защиту, которая будет действовать, если самого Ульрика не станет. Если Керован породнится с нашим домом, у нас хватит сил поддержать его в борьбе за трон.

Ты знаешь, что лорды никогда не признают достойным трона урода или калеку. Вот леди Тефана и твердит всем и каждому, что ее сын урод и чудовище. Очень неглупо, если она и вправду не хочет допустить его к трону. Торосс наслушался этой болтовни и пришел ко мне требовать разрыва помолвки. Я обещал Ульрику никому не говорить о его домашних неурядицах, и потому просто посоветовал Тороссу не трепать зря языком. Но тебе-то он, вероятно, успел наболтать достаточно.

Я покачала головой.

— Я не стала его слушать. Все, что он мог мне сказать, я уже слышала от его сестры в Травампере.

— Леди Мет рассказала мне об этом, — он совсем успокоился, и я чувствовала, что ему неловко за свой крик. Разумеется, он никогда не признается в этом, но я уже научилась хорошо понимать его.

— Видишь, какие идут слухи! — продолжал он. — Конечно, не мне судить Ульрика, но на его месте я давно бы заткнул рот его леди. Помни, девочка, я посватал тебя за вполне достойного человека. Тебе уже скоро ехать к жениху, поэтому поменьше слушай досужую болтовню. Теперь ты должна понимать, откуда они идут.

— Я рада, что ты объяснил мне это, — ответила я.

Когда он наконец отпустил нас, леди Мет повела меня в свою комнату и долго испытующе смотрела мне в глаза.

— Почему Торосс заговорил с тобой об этом? Он не дурачок и отлично знает, как не любят у нас нарушать обычаи. Может, ты кокетничала с ним, и он вообразил…

— Нет же, дело совсем не в этом, — и я рассказала ей, как Торосс увидел мой портрет, который я приготовила в подарок жениху, и взорвался.

К моему удивлению, леди Мет вполне одобрила мой план и даже пожалела, что никто не подумал об этом раньше.

— Если бы у тебя был портрет Керована, ты спокойно оборвала бы нелепую болтовню Ингильды, — сказала она, — и избавила себя от лишнего расстройства. Значит, Торосс взбесился, узнав, что ты готовишь подарок жениху? Похоже, этого мальчишку нарочно подослали сюда…

Я видела, что леди Мет в ярости, но так и не поняла, кто ее вызвал. Она же ничего объяснить мне не пожелала.

Скоро я закончила свою вышивку, и леди Мет очень похвалила ее, сказав, что это лучшая моя работа. Я спрятала подарок в свой шкафчик и стала ждать посольство из Ульма.

На этот раз посольство задерживалось, но когда оно наконец прибыло, оказалось, что все люди в нем новые. Все они были немолодые ветераны, уже не способные к воинской службе. И старшим приехал не Нолон, как обычно, а какой-то сгорбленный хромой старик.

С обычными церемониями он вручил мне шкатулку подарков и тут же отошел к дяде. Я слышала, что он привез ему важное послание из Ульмсдейла и им нужно немедленно обсудить новости. Сначала я подумала, что он приехал вызывать меня в Ульмсдейл, но тут же отказалась от этой мысли. За невестой обычно приезжал богатый кортеж во главе с самим женихом.

В шкатулке оказалось красивое ожерелье из янтаря и золотой кулон на цепочке. Это был очень богатый подарок, но я, не задумываясь, отдала бы его за портрет моего жениха. Я договорилась, что леди Мет устроит мне разговор наедине с этим Яго, и я сама передам ему свой подарок и просьбу. Но он до самого ужина просидел закрывшись с дядей и никто его не видел.

За ужином нас посадили рядом, и я решила договориться с ним о встрече, на которой смогу передать свой подарок. Но он заговорил первым.

— Леди, — начал он, — я передал тебе подарки как будущей леди Ульмсдейла. А лорд Керован попросил меня передать тебе подарок от него лично как своей невесте.

Я была поражена. Первое, что пришло мне в голову, что Керован опередил меня и сейчас я увижу его портрет. Но это оказалось что-то другое. Когда мы отошли от стола, Яго протянул мне маленький пакет, который был не плоский, а круглый. Я быстро развернула его и… чуть не выронила от неожиданности. В руках у меня оказался тот самый шар с грифоном, который я видела в аббатстве и потом в ночной воде волшебного источника. Я отчетливо ощутила вмешательство Высшей силы в свою судьбу, и мне было не по себе. Я продолжала внимательно разглядывать шар. Над самой головой грифона виднелось кольцо, к которому можно крепить цепь, чтобы носить его, как кулон.

— Удивительная вещь, — наконец смогла сказать я, очень надеясь, что голос не выдаст моего волнения. Не могла же я объяснить ему, где и при каких обстоятельствах я уже видела эту вещь. Чем дольше я смотрела на него, тем больше он мне нравился. Мне казалось уже, что он красивее всех моих украшений и подарков!

— Мой лорд просит тебя принять это, — он явно старался точно передать мне слова Керована, — и, если ты захочешь, носить как украшение, — я поняла, что он очень близок с моим женихом, и не решилась задавать никаких вопросов.

— Передай лорду, что мне очень понравился его подарок, — я уже достаточно взяла себя в руки, и официальные фразы легко слетали с моего языка. — Он всегда будет восхищать меня не только своей красотой, но и щедростью дарителя. — Я осторожно вынула свой подарок и вложила ему прямо в руки. — А это передай от меня своему лорду и скажи, что я жду от него того же.

— Обещаю исполнить в точности, — сказал Яго и убрал сверток.

Может, я и набралась бы смелости расспросить его, но тут пришли слуги и пригласили его в покои дяди. К счастью, о главном поговорить не успели: «к счастью», потому что ни в этот вечер, ни в следующие два дня я его почти не видела.

Провожали отряд со всеми возможными церемониалами, и нам было не до разговоров. Все в доме уже знали, что за новости привезли люди из Ульмсдейла.

Так сложилось, что люди наших долин не любили моря. Мы строили порты на побережье, были среди нас и рыбаки, но никогда у нас не было ни торговых, ни военных кораблей. Торговали у нас обычно приезжие.

Таким образом, новости из других стран приходили к нам только с торговыми кораблями и достаточно устаревшими. Морской торговлей обычно занимались сулкары. Так как мы сами не могли вывозить свои товары: шерсть, янтарь, речной жемчуг, — то сулкары перекупали их и неплохо наживались.

И вот мы узнали, что сулкары потерпели жестокое поражение в какой-то войне на далеком юге. Вместо них пришли другие торговцы. Наша страна их, казалось, очень заинтересовала, и они не только принимали груз в портах, как сулкары, но и поднимались по рекам и долинам, что очень походило на разведывательные рейды.

Нашему народу еще никогда не приходилось сражаться с настоящим противником, и войной мы называли столкновения соперничающих родов, а эти стычки, как бы они ни были яростны, никогда не собирали больше сотни людей с каждой стороны.

Мы гордились тем, что у нас не было короля и каждый лорд был сам себе хозяин, но это же было и нашей слабостью. Лорды не привыкли действовать вместе, и если изредка и объединялись, скажем, против разбойников Пустыни, то очень ненадолго. А если какой-то лорд просил помощи у соседей, он никогда не мог быть уверен, что получит ее.

Я думаю, любой, кто захотел напасть на нас, решил бы, что мы слабые противники и ничего не стоит уничтожить каждый дом поодиночке. Но вряд ли такой завоеватель мог предположить, что не только лорды, а все люди долин будут драться за свою независимость и скорее погибнут, чем останутся под властью захватчиков. Наш народ можно было только уничтожить, но нельзя покорить.

Нам рассказали, что в порт Ульма прибыли два корабля. Люди с этих кораблей называли себя ализонцами и гордо расхваливали богатство и могущество своей страны. Так случилось, что во время путешествия по реке один из них был убит, а другой тяжело ранен. Лечила его Мудрая Женщина, у которой кроме дара врачевания был дар Правды. Она ухаживала за ним и, конечно, слышала все, что он говорил в бреду.

Когда ему стало лучше и он вернулся на корабль, Мудрая Женщина пришла к лорду Ульрику и рассказала все, что ей удалось понять.

Лорд Ульрик был опытным воином и сразу же оценил опасность. Он немедленно послал предупреждение ближайшим соседям, в том числе и в Иткрипт, в котором писал, что это, как теперь выяснилось, не торговцы, а разведчики, следом за которыми явится и ализонская армия. Видимо, ализонцы сочли нас легкой добычей, если рисковали затевать войну так далеко от своего дома.

Тень небывалой войны нависла над нашими долинами. Но меня, стыдно сказать, тогда это мало беспокоило. Я снова и снова любовалась шаром с грифоном и мечтала, что следующее посольство привезет мне портрет Керована и я навсегда забуду, что кто-то мог назвать его чудовищем.

Керован

Я очень удивился, когда, вернувшись из похода, застал Яго уже дома. Никогда еще мне не доводилось видеть его в таком гневе. Похоже, он еле сдерживал желание срезать хворостину и хорошенько отхлестать меня, как делал иногда, когда я был помладше. Но скоро я понял, что злится он, в основном, не на меня, а из-за того, что узнал в Ульме. Новости, которые он привез, были настолько серьезны, что я быстро забыл свою обиду.

К этому времени я уже бывал пару раз в Ульмсдейле. Правда, для этого выбирали время, когда моя мать отправлялась погостить к родственникам, так что теперь я хорошо представлял себе и замок, и долину, и порт. Кроме того, отец во время своих приездов старался как можно больше рассказывать мне о наших делах и наших людях, и обо всем, что мне будет необходимо, когда я займу его место.

Но Яго привез совсем другие новости. Первый раз я услышал от него, что нашей стране угрожает война и по нашим долинам уже бродят вражеские разведчики.

Тогда уже было понятно, почему они посчитали нас легкой добычей. Наши горцы больше всего на свете ценят независимость, и поэтому очень неохотно объединяются и не умеют действовать сообща. Но сейчас каждый чувствовал надвигающуюся беду.

Впервые эти пришельцы появились около года назад. Они приплывали на своих больших кораблях и вели торговлю. В обмен на наши товары они предлагали вещи невиданные в наших местах, и мы были вполне довольны. И вот под предлогом расширения торговли они стали подниматься по рекам в наши долины. Там они и вправду торговали, но еще больше высматривали и выспрашивали.

Наши горцы не любят чужаков. Но они все знали, что это заморские торговцы, и не чинили препятствий, хотя относились настороженно, поэтому они проникали в наши долины все глубже, узнавая реки, мосты, дороги и перевалы.

Первым опомнился мой отец. Он собрал все сведения о местах, где побывали эти торговцы, и понял, что идет хорошо продуманная вражеская разведка. Он тут же написал своим соседям — в Апсдейл, Финдейл, Флатингдейл и даже в Вестдейл, и сообщил о своих подозрениях. С этими лордами наш род был всегда в дружеских отношениях. Лорды послали своих людей произвести дополнительную проверку и согласились с моим отцом. Да, в наших долинах действует разведка, и скорее всего, вражеская. И лорды решили больше не пускать корабли ализонцев в свои порты и отказываться от всяких контактов с ними под любым предлогом.

К сожалению, наши лорды люди очень самолюбивые. Ни один лорд не потерпит принуждения и не признает над собой никакой власти. У нас нет короля, который мог бы собрать всех лордов под одно знамя и заставить их выполнять общую задачу.

Сейчас пятеро лордов решили встретиться в Ульме и обсудить создавшуюся обстановку. Цель этого собрания не объявляли, чтобы случайно не дошло до пришельцев, поэтому нужен был хороший официальный предлог. И вот отец решил объявить праздник моего совершеннолетия и посвящения в воины. По возрасту я как раз подходил для этого, и лучшего предлога созвать гостей трудно и придумать.

Я очень внимательно выслушал рассказ Яго, но, признаться, несколько оторопел, поняв, что буду центральной фигурой праздника. Я так долго был избавлен от всех официальных церемоний, что мне трудно было представить себя в этой роли.

— Но… — собрался возразить я. Яго не дал мне и слова сказать.

— Лорд Ульрик совершенно прав. Тебе давно пора занять подобающее место, и вытащить тебя отсюда надо не только для прикрытия встречи. Отец уже понял, как глупо до сих пор держать тебя вдали от дома.

— Почему глупо? — спросил я, удивленный не столько его словами, сколько тоном. Яго был очень предан моему отцу, и я никак не ожидал от него такого суждения.

— Потому что глупо, — бросил он резко. — Против тебя выступают уже в его собственном доме.

Я сразу понял, что он хотел сказать. Моя мать мечтает отдать Ульмсдейл своей дочери и ее жениху. Об этом достаточно болтали вокруг, а я давно научился слушать.

— Посмотри на себя! — Яго уже не пытался сдерживать ярость. — Ты же не чудовище! А все вокруг болтают уже, что лорд Ульрик прячет тебя потому, что ты слабоумный урод, что ты почти животное и тебе нельзя жить с людьми!

Меня словно обожгло. Значит, вот как говорили обо мне в моем родном доме!

— А сейчас настало время познакомить тебя с соседними лордами. Пусть они увидят тебя, пусть сами убедятся, что ты настоящий наследник. Тогда уже никто не поверит в старые байки. До лорда Ульрика наконец дошли все эти слухи, а кое-кто даже осмелился сказать такое прямо ему в глаза.

Я встал из-за стола и подошел к стене, на которой висел боевой щит Яго. Он любил в свободное время начищать и полировать его, и теперь он вполне мог заменить зеркало.

— Я выгляжу вполне нормально, — сказал я, — если не видно моих ног.

— Ты будешь в сапогах, — успокоил меня Яго. Он сам сделал мне эти сапоги по форме обычной человеческой ноги, и пока они на мне, никто не заметил бы ничего особенного. — Ты будешь в сапогах, и пусть попробует хоть кто-нибудь сказать, что ты урод и не можешь принять присягу лорда. Оружием ты владеешь ничуть не хуже любого из них и, я думаю, достаточно умен, чтобы не попасть в ловушки коварства.

Первый раз в жизни услышал я от него такую похвалу.

Я возвращался из своего изгнания в доспехах и полном вооружении. Яго сопровождал меня. Наконец-то я был официально возвращен в дом отца. Но к радости моей примешивалось и понятное беспокойство — я знал, что не все там хотели бы меня видеть.

Перед отъездом у меня было много хлопот, и только в последний день я смог выбраться к Ривалу. И эту последнюю нашу встречу я запомнил на всю жизнь. Я сразу же пригласил его ехать со мной в Ульм. Он долго не отвечал и только смотрел на меня так пристально, словно видел и мою неуверенность в себе и все мои страхи.

— Ты очень далеко едешь, Керован, — сказал он наконец.

— Всего лишь в Ульм, — улыбнулся я. — А до него два дня дороги.

Ривал покачал головой.

— Твоя дорога намного длиннее, хозяин грифона. И тебя ждет много опасностей. Смерть будет следовать за тобой по пятам. Ты будешь отдавать и будешь получать, и все это будет в огне и в крови…

Я понял, что в нем опять заговорил его Дар, и чуть не заткнул уши. На какую-то секунду мне показалось, что он не видит будущее, а создает его своими словами.

— Смерть караулит каждого смертного, — ответил я, собравшись с силами. — Если ты видишь будущее, укажи, где опасность, и я постараюсь защитить себя.

— Кто может это сделать? — сказал он с горечью. — Будущее каждого человека, как множество дорог, расходящихся от перекрестка. И каждый твой выбор создает другой вариант будущего. Но только в частностях. И каждый, по какой бы дороге он ни шел, в конце концов приходит к тому, что ему уготовано. Это уже судьба. Вот и перед тобой лежит твоя дорога. Иди осторожно, Керован. Еще могу сказать, что в тебе дремлет сила, о которой ты и не подозреваешь. Сумей разбудить ее, и она послужит тебе и щитом и мечом.

— Объясни мне, — попросил я.

— Нет, — покачал он головой, — я и так сказал больше, чем должен. Свой выбор ты должен сделать сам, и я не имею права влиять на это. Иди с миром! — Он поднял руку и нарисовал в воздухе какой-то знак. Я невольно отпрянул — его палец оставлял отчетливый светящийся след, медленно затухавший. Я понял, что Ривал все-таки разгадал какие-то секреты Древних. В его знаке была своеобразная магия.

— Ну, до встречи, дружище, — попрощался я с ним.

Он не ответил, а только поднял руку в прощальном жесте. Теперь я понимаю, он знал, что больше нам не суждено увидеться, и прощался со мной навсегда, возможно, сожалея о сказанном. Зачем тревожить человека заранее, если опасности все равно не избежать?

Всю дорогу Яго рассказывал мне, что увижу я в доме отца и с кем мне придется там встретиться. Он старался как можно подробнее рассказать о каждом, чтобы я знал, чего от кого можно ждать, и не наделал глупостей. Он очень беспокоился, что я, по незнанию, могу сделать что-то такое, что помешает их планам.

Он рассказал, что мой сводный брат жил в Ульме с детства до совершеннолетия. На посвящение в воины он ездил к своим родственникам на север. Онвернулся оттуда год назад и неожиданно очень подружился с женихом моей сестры Роджером. Яго предупредил, что этих двоих мне стоит опасаться, так как мое возвращение разрушает все их надежды.

Кроме того, Яго перечислил мне всех сторонников моей матери в Ульме. Их было не так уж много, и большим влиянием они не пользовались. Большинство наших людей и все высшие офицеры держали сторону моего отца.

Я понял, что, несмотря на внешнее благополучие, в нашем доме давно не было ни мира, ни согласия. Я внимательно выслушал все эти наставления, не зная, сам ли Яго решил подготовить меня или это отец приказал ему просветить меня перед выходом в свет, чтобы я заранее знал, кто мне друзья, а кто враги.

Мы подъехали к Ульмсдейлу на закате. Яго протрубил в рог, и ворота замка открылись. Я заметил, что на центральной башне над нашим грифоном развевались флаги Апсдейла и Флатингдейла. Значит, гости уже начали съезжаться, и я сразу окажусь в центре внимания. Мне придется суметь показать себя в лучшем свете, а я очень сомневался, что смогу это сделать.

Мы спешились, и охрана отсалютовала нам мечами. Из портала вышел отец в накинутой поверх камзола парадной мантии. Я опустился на одно колено и протянул ему меч рукояткой вперед, выражая свою покорность.

Он обнял меня за плечи и поднял на ноги. Мы вместе вошли в главный зал, где уже был накрыт праздничный стол и слуги разносили последние закуски и вина.

У окна стояли два пожилых человека, тоже в парадных мантиях. Отец подвел меня к ним и представил. Это были лорд Саврон из Апсдейла и лорд Уинтоф из Флатингдейла. Я чувствовал, с каким любопытством разглядывают они меня, но хорошо понимал, что в сапогах и доспехах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и спокойно выдержал их взгляды. И они ничем не выдали, что понимают важность происходящего, будто я пришел с прогулки, а не возвратился в отчий дом из изгнания.

Я еще не был совершеннолетним, поэтому мне не пристало долго занимать собой внимание взрослых. Я быстро откланялся и пошел в ту часть замка, где мне должны были отвести комнату. Эта комната оказалась очень маленькой и бедно обставленной. В ней стоял стол, два стула, узкая жесткая кровать и все. Даже в доме лесника, где я жил до сих пор, было гораздо уютнее.

Слуга принес мои вещи. Я заметил, что он исподтишка разглядывает меня с затаенным любопытством. Он предложил мне умыться с дороги и явно обрадовался, когда я согласился. Я понял, что он просто искал предлог поближе рассмотреть того, о ком здесь ходило столько слухов.

Пока он ходил за водой, я успел снять кольчугу и камзол. Скоро он принес тазик, от которого поднимался горячий пар. Поставив тазик на стул и перекинув через руку полотенце, он обратился ко мне:

— Помочь вам, лорд Керован?

Я решительно стянул рубаху. Черт с ним, пусть смотрит. Яго уверял меня, что пока я в сапогах, никто не увидит во мне ничего необычного. Пусть разглядывает и расскажет всем любопытным, что наследник Ульма обычный человек, что бы о нем ни болтали.

— Подай мне свежую рубаху, — попросил я, указав на свои тюки, но, взглянув на него, понял, что тот все еще не сводит с меня глаз. Интересно, что он ожидал увидеть? Какие-то колдовские знаки? Звериную шерсть? Я оглядел себя. Тело как тело. И только тут заметил, что забыл снять еще кое-что. Мой грифон висел у меня на груди. Я так привык к нему, что практически перестал замечать. Осторожно перекинув цепочку черкез голову, я положил шар на стол. Слуга немедленно уставился на него. Пусть его смотрит. Наверное, он решит, что это мой талисман. Многие наши носили талисманы, и к этому давно привыкли.

Я быстро помылся и, прежде всего, надел своего грифона. Слуга тут же подал мне рубаху, помог натянуть и застегнуть камзол и подал перевязь с коротким мечом. После этого он откланялся и, захватив таз, вышел из комнаты. Скорее всего, он спешил на кухню, поскорее поделиться своими новостями с товарищами. Как только я остался один, снова снял свой шар и осторожно сжал его в руках.

Как всегда, он сразу стал нагреваться, и это тепло ласкало и успокаивало меня. Я все больше верил, что этот шар, созданный задолго до того, как первые люди пришли в эти долины, все это время дожидался именно меня и теперь рад, что попал мне в руки.

Но сейчас все мои мысли занимало совсем другое. С той минуты, как я узнал, что меня вызывают в Ульм, меня больше всего беспокоила встреча с матерью. После всех этих лет отчуждения, что мы можем сказать друг другу? Захочет ли она пойти мне навстречу, и смогу ли я ей ответить? Так я размышлял, сжимая в руках своего грифона, и ко мне неожиданно пришла полная ясность, словно какой-то внутренний голос шепнул мне ответ на все вопросы. И я поверил ему сразу и бесповоротно.

Я понял, что никакая встреча между нами ничего не изменит. Как были мы чужими друг другу, так и останемся. Но что странно, не обиду ощутил я при этом, а наоборот, настоящее облегчение. Я понял, что она сама решила, что мы ничем не связаны, и я ей ничего не должен. Я буду вести себя с ней так, как требует ее положение в Ульме, и только. Ни родственной, ни какой другой близости между нами не будет.

Шар в моей руке начал слегка светиться, но тут я услышал, что кто-то подошел к двери, и поспешил спрятать шар на груди, тут же повернувшись навстречу входящему.

Сам я был невысок и худощав, так что на входящего высокого и мощного юношу мне пришлось смотреть снизу вверх. Он был очень широкоплеч, с толстой шеей и тяжелой, выступающей вперед челюстью. Настоящая грива светлых густых волос, не поддающихся никакому гребню. Одет он был в великолепно вышитый, богатый камзол, который непрерывно оглаживал и оправлял, словно приглашая всех полюбоваться.

Но как бы ни был он огромен, в проеме двери с ним рядом нашлось место еще для одного человека. Этот был невысок и худощав, как я. Волосы у него тоже были темные, как у меня. И все черты лица выдавали, что он принадлежит к нашему роду. Только лицо у него было какое-то стертое и незначительное, хотя мне и показалось, что за этим может скрываться острый и недобрый ум.

Я сразу почувствовал, что это враги, а второй, пожалуй, даже опаснее первого. Яго описал их довольно точно. Туповатый громила был моим близким родственником — мой сводный брат Хлимер, а второй, конечно, Роджер — нареченный моей сестры.

— Приветствую вас, родичи! — по обычаю я приветствовал их первым.

Хлимер расплылся в широкой издевательской ухмылке.

— Смотри, он не зарос шерстью и, похоже, когтей у него тоже нет. Почему же, собственно, его называют чудовищем? — он говорил обо мне, словно я был бессловесной вещью. Но если он рассчитывал таким образом спровоцировать меня, то просчитался. Мне он сразу показался не слишком умным, и его поведение вполне это подтверждало.

Трудно сказать, как бы он повел себя дальше, но тут вмешался Роджер. Не обращая внимания на болтовню своего приятеля, он вежливо и приветливо ответил мне:

— И мы рады приветствовать тебя, родич!

Голос Хлимера, как это нередко бывает у таких гигантов, был высок и слегка дребезжал, у Роджера же был приятный, теплый голос, и если бы я не был предупрежден заранее, то вполне мог бы поверить в его искренность.

Они проводили меня в главный зал, и я с облегчением увидел, что кресла для дам не поставлены, значит, будет чисто мужская компания. Видимо, моя мать со своими дамами решила ужинать в своих покоях. И так как ситуация была всем понятна, за столом это не обсуждалось.

Я видел, что отец время от времени настороженно поглядывал на меня. Я сидел напротив него, на дальнем конце стола, между Роджером и Хлимером. Возможно, это получилось случайно, но теперь он не мог ничего подсказать мне или в чем-то исправить, не обратив при этом на меня общего внимания.

Мои соседи по столу не оставляли меня своим вниманием. Сначала Хлимер пытался подсунуть мне полный кубок, предлагая таким образом доказать, что я уже взрослый. Роджер говорил очень мягко и вежливо, но из его слов можно было понять, что он считает меня неотесанным деревенщиной. Но сегодня меня трудно было разозлить. Скоро Хлимер, поняв, что меня не удастся вывести из себя, сам начал злиться. Он принялся ругаться сквозь зубы, но я сделал вид, что просто не слышу. Правда, Роджер до конца ужина оставался все таким же вежливым и непроницаемым.

Хлимер к концу застолья настолько потерял терпение, что, вместо того, чтобы напоить меня, напился сам. Он что-то громко и бессвязно бормотал, и над ним все откровенно подсмеивались.

Так началась моя жизнь в отцовском доме. К счастью, я был слишком занят и нечасто встречался с Хлимером и Роджером. Отец сам взялся готовить меня к посвящению в воины, и я почти все время проводил с ним. Он обучал меня церемониалу, представлял соседям и требовал, чтобы я, как будущий наследник, вникал во все дела управления.

Через три дня я произнес перед лордами клятву воина, получил из рук отца боевой меч и с этого момента стал считаться совершеннолетним и вторым лицом в Ульме после отца. Уже в этом качестве я принял участие в совете лордов. Разговор шел, главным образом, об ализонцах.

Все лорды были согласны, что над долинами нависла угроза войны, но план действий каждый лорд предлагал свой и никто не хотел ни с кем соглашаться. В результате, как это часто бывало в наших долинах, никакого общего плана так и не было выработано.

Как наследнику Ульма мне было поручено сопровождать лорда Апсдейла при его возвращении домой, а на обратном пути я столкнулся с первой опасностью из тех, что предсказал мне Ривал.

Как положено, я сопровождал гостя без кольчуги и с затянутыми шнуром ножнами — знак мира и доверия, и вдруг отчетливо ощутил опасность. Одним движением, разрывая шнур, я выдернул меч и послал лошадь вперед. В ту же секунду над моим плечом пролетела стрела, и она вполне могла быть смертельной.

Спасла меня выучка лесников, часто попадавших в засады преступников. Я уловил движение в том месте, откуда прилетела стрела, и метнул туда нож. Немедленно раздался крик. Видимо, человек этот привстал, чтобы лучше прицелиться, и тем самым подставил себя под мой удар. Но мне некогда было заниматься с ним, так как с другой стороны дороги появился воин с мечом и мне пришлось принимать бой. К счастью, мне удалось сшибить его лошадью.

Как выяснилось после, эти люди оказались очень важны для нас. Одеты они были как крестьяне, ищущие работу, но на самом деле это были ализонцы. Те самые, о которых только что столько говорилось на совете лордов.

Один из них умер сразу, но второй был только ранен. Отец вызвал к нему Мудрую Женщину и попросил выхаживать его, а также внимательно слушать и запоминать все, что он будет говорить.

Мы так и не узнали, почему они напали на меня, но зато выяснилось многое другое. Теперь мы точно знали, что ализонцы планируют нападение и нам не избежать большой войны. Отец немедленно собрал военный совет и пригласил на него Яго. Он сразу же рассказал нам все, что узнал.

— Мне кажется, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что планируют эти ализонцы, и если немедленно не принять мер… — он на секунду замолчал. — Трудно сказать, мы слишком привыкли жить по традициям предков, но сейчас наступают новые времена, и, возможно, придется искать новые пути. Боюсь, что очень скоро в наших долинах будет на счету каждый меч и каждый щит, а пока я хочу рассказать о том, что я решил сделать в первую очередь. Вот смотрите, — он расстелил на столе карту. — Здесь Апсдейл и другие соседи. Их мы уже предупредили, и они будут настороже. Теперь нужно предупредить соседей с юга, и в первую очередь, Иткрипт.

Иткрипт и леди Джойсан. За суматохой своих дел я совсем забыл о ней, а ведь теперь я стал совершеннолетним, и, наверное, скоро уже отец наметит день свадьбы.

Я подумал о своей матери и сестре, которые с самого моего приезда так и не вышли из своих покоев. Какой же прием ожидает здесь мою невесту? И как она отнесется ко всему этому? Как бы мне хотелось рассказать ей все заранее и предоставить все решать самой! Я хотел быть уверен, что она едет сюда добровольно, а не по желанию родственников или давней клятве.

И вдруг я понял, что должен сделать, словно кто-то подсказал мне ответ. Я с трудом дождался, пока отец кончит инструктировать Яго, как следует вручить подарки невесте и о чем и как говорить потом с лордом Пиартом. Потом подошел к своему старому воспитателю и попросил сделать кое-что для меня. Я до сих пор не знаю, что заставило меня поступить именно так, и, честно говоря, я очень даже не хотел этого делать, хотя в то же время чувствовал, что так надо. Я снял с цепочки своего грифона, вложил его в руки Яго и попросил передать от меня леди Джойсан. В конце концов, может, и в самом деле, она — моя суженая. Но мне еще долго не удавалось убедиться в этом, пока я не встретился с ней лицом к лицу.

Джойсан

Получив из Ульма такие дурные вести, мы решили несколько изменить свои планы, и прежде всего, отложить мой переезд к жениху до более спокойных времен. Даже я понимала, что если вражеские шпионы открыто бродят по стране и нападают на наших людей, значит, в любую минуту можно ждать высадки настоящей армии. Все это мы передали Яго, и ни лорд Ульрик, ни лорд Керован не возражали. Мой дядя собрал военный совет и, обсудив ситуацию, послал предупреждение нашим соседям и родственникам.

Время для нас настало беспокойное. Мы только что закончили жатву и постарались запасти как можно больше продовольствия. Ведь никто не знал, придется ли нам сеять в будущем году. Не помогала нам и погода. Осенние дожди то и дело размывали дороги, отрезая нас от всего мира, поэтому новости доходили до нас поздно и чисто случайно. В Ульме пока было спокойно, но с юга доходили слухи о военных кораблях врага, курсировавших вдоль побережья. Потом затихли и эти слухи, и мы начали немного успокаиваться.

Не успокоился только мой дядя. Он отправил своего маршала в Травампер для закупок металла и приказал кузнецам заняться оружием. К моему удивлению, он и мне заказал кольчугу. Разумеется, леди Мет это не понравилось, и она начала было ему объяснять, что девушке, невесте просто неприлично… Он только взглянул на нее, и она сразу замолчала. Все последнее время дядя был так угрюм и взвинчен, что мы невольно стали с ним осторожнее.

— Успокойся, сестра. Я и тебе заказал бы кольчугу, будь уверена, только тебя не заставишь ее одеть. Пойми, я ЗНАЮ, какие опасные времена нас ждут. Такого наша страна еще не знала. Если враги высадятся на нашем берегу, они будут убивать одного лорда за другим и будут в наших долинах прежде, чем лорды догадаются объединиться…

Леди Мет глубоко вздохнула, глядя на брата теперь спокойно и вопрошающе.

— Пиарт… ты… ты видел… — Я чувствовала, что она никак не могла подобрать слова, и мне почему-то стало страшно.

— Я знаю, что ты хочешь спросить. Да, я видел сон, пока первый…

— Дух Пламени, храни нас! — воскликнула леди Мет и судорожно закрутила в руках четки, быстро шепча выученные в монастыре молитвы.

— Да, как мне и обещали, — он взглянул на сестру, — я видел первый сон.

— Значит, будут еще два, — леди пристально взглянула, ему в глаза. — Обидно, что предсказывается только опасность и не говорится о сроках исполнения.

— А я не уверен, нужно ли вообще это предупреждение! — с горечью произнес дядя. — По мне, так лучше ничего не знать заранее и встречать опасность лицом к лицу. Но здесь речь не обо мне. Я думаю, если они поднимутся по реке, у нас есть шанс удержать Иткрипт. А если не удержим… — он передернул плечами. — Надо быть готовым уходить. И бежать в этот раз придется не к морю, а в Норсдейл или, может, вообще в Пустыню.

— Но пока, кроме шпионов, никого не видели.

— Скоро увидим. Я знаю, что скоро они появятся, поверь мне, сестра. Долго их ждать нам не придется.

Когда мы с леди Мет вернулись к себе, я рискнула задать вопрос, вертевшийся у меня на языке.

— Простите, леди, о каких это снах вы говорили сейчас с дядей?

Она задумчиво стояла у окна и, казалось, не сразу услышала меня, потом медленно оглянулась.

— Сон?.. — Мне показалось, что ей не хочется говорить на эту тему. Она отошла от окна и привычно занялась четками. Немного успокоившись, она заговорила тихо и словно нехотя. — Это чувство опасности, живущее в нашем роду. Вообще, я посвящена Огню, и мне не следовало бы даже знать об этом… Однажды лорд Рандор, мой и дядин отец, спас Мудрую Женщину. Она тогда жила в лесной долине, в одиночестве, и у нее был дар лечить животных. Ее овцы считались лучшими в округе, и ей, конечно, многие завидовали. Поползли всякие жуткие слухи…

Она занималась и травами. Говорят, она знала все здешние растения и составляла из них лекарства, которые помогали многим и никому не причинили вреда. Но слухи рисовали ее настоящей ведьмой, и все в округе стали ее бояться, а страх часто делает людей жестокими. И однажды ночью они явились к ее хижине, — чтобы прогнать навсегда и поделить имущество.

Лорда в это время в замке не было, иначе он бы не допустил такого бесчинства. И вот, когда у них уже пошли в дело факелы, неожиданно появился лорд с отрядом. Он кнутом разогнал грабителей и на глазах у всех прикрыл старуху своим щитом. По нашему обычаю это означало, что он берет ее под свою защиту.

Однако старуха после, когда вроде бы все успокоилось, отказалась остаться жить здесь. Она объяснила, что никогда не сможет быть спокойна среди людей, которые ее боятся и ненавидят. Она только попросила разрешения повидать мою мать, которая была тогда беременна.

Старуха осторожно положила руки на живот леди Алисы и сказала, что ребенок родится здоровый и роды будут легкие. Леди Алиса очень обрадовалась. Прошлый раз она очень мучилась родами, а ребенок, к горю всей семьи, родился мертвым. Кроме того. Мудрая Женщина объявила, что родится обязательно сын и что у него будет дар: во сне он увидит опасности, угрожающие ему самому и его семье. Первые два раза он сможет избежать гибели, приняв вовремя меры предосторожности, но третий сон предскажет опасность, которая неминуема.

После этого она покинула Иткрипт и больше ее никто в наших местах не встречал. Все, что она предсказала, сбылось. У леди Алисы родился сын, твой дядя, лорд Пиарт, и иногда он видит пророческие сны. В последний раз он увидел, что умирает его жена, находясь в это время на охоте. Бросив все и загоняя лошадь, он примчался сюда… и как раз успел попрощаться с ней. Так что, если ему что-то приснится, лучше к этому прислушаться.

Вот так, из-за того, что дяде приснился сон, пришлось мне надевать кольчугу и учиться обращаться с оружием. Дядя сам подарил мне короткий меч и учил стрелять из лука. С мечом я так и не научилась управляться как следует, а вот стрелком стала вполне приличным. И не раз потом добрым с новом помянула мудрого дядю. Времена наступили такие, что эти уроки не раз спасали мне жизнь.

Так минул Год Огненного Тролля — год, когда я должна была стать хозяйкой Ульмсдейла. Частенько доставала я своего грифона и думала о женихе. К моей досаде, из Ульма никто не приезжал и портрет жениха мне так и не привезли. Напрасно утешала я себя, что, может, просто в Ульме нет искусных художников, да и не время сейчас для посольств и путешествий. Но все равно было обидно.

Хотя запасы в этом году мы сделали больше, чем обычно, дядя приказал расходовать их очень экономно. Даже на праздниках не устраивали таких пиров, как раньше. Дядя в состоянии какой-то постоянной тревоги то и дело рассылал разведчиков на границы своих владений и всегда с нетерпением ждал их возвращения.

Миновал месяц Ледяного Дракона, начинался месяц Снежной Птицы, и тут наконец до нас дошли новости. Даже представить трудно, как смог вестник в такой мороз перевалить наши горы. Он так обессилел, что, когда его сняли с лошади, упал, и его пришлось вести под руки. Но как только он смог говорить, мы поняли, что заставило его одолеть эту дорогу.

На юге уже кипела война, так как нашествие застало врасплох даже тех лордов, которых мы предупреждали. Эти пришельцы не воевали нашим оружием — мечом и стрелами, а на своих военных кораблях привезли каких-то железных чудовищ, внутри которых скрывались люди. Эти железные звери могли двигаться и изрыгать огонь из своих хоботов. Никто не знал, как можно остановить их. Они ползли вперед и вперед, сжигая людей огнем и давя тех, кто не успевал убежать. Они подползали к нашим крепостям и лезли прямо на стены, и замки рушились, не выдержав их напора. Наше оружие им никакого вреда не причиняю, и мы были беспомощны.

Жестоко просчитались те лорды, что понадеялись на стены своих замков. Крепости были захвачены одна за другой. Многие лорды собрались на сожженных равнинах под знамена четырех объединившихся лордов. Эта армия смогла окружить часть пришельцев и отрезать их от кораблей. После этого остановились чудовища, лишенные подвоза пищи, и наши воины смогли наконец открыто сразиться с ализонцами и разгромить их. Но побережье удержать мы не смогли, и туда прибывали все новые и новые корабли ализонцев, подвозили пополнение. К великому нашему счастью, железных чудищ у них было немного.

Вскоре к нам в замок явились первые беженцы. Отряд воинов провел к нам через горы двух женщин, сопровождавших носилки с раненым. Это были леди Ислауга и леди Иш ильда, а на носилках лежал в бреду раненый Торосс. Война лишила их и дома и богатства. Теперь они имели только то, что смогли унести в руках.

Ингильда, только что отпраздновавшая свадьбу и тут же ставшая вдовой, была в тяжелом шоке. Она смотрела вокруг совершенно пустыми глазами, делала, что ей приказывали, и, видимо, абсолютно ничего не воспринимала. Она словно застыла в непрекращающемся кошмаре. Мы так и не смогли добиться от нее, что произошло в ее замке, уничтоженном чудовищами одним из первых. Она не смогла рассказать ни как погиб ее муж, ни как ей удалось остаться в живых. Один из спасшихся каким-то чудом лучников сумел привести ее в наш военный лагерь, где уже была леди Ислауга, приехавшая ухаживать за своим раненым сыном.

Вскоре на юге стало опасно оставаться, и они приехали просить убежища у нас. Мы постарались разместить их, и леди Мет тут же занялась раненым. Мать тоже не оставляла его ни на минуту.

Дяде пришлось срочно решать, что делать. Можно было собрать воинов, укрепить стены и приготовиться защищаться, а можно было собрать армию и бросить ее на юг, на помощь сражающимся. Впрочем, выбор дядя сделал уже давно, всегда выступая за объединение лордов.

Дядя собрал своих людей, оставив в замке только небольшой отряд для защиты, и назначил день выступления. Шел месяц Ястреба, и наши дороги тонули в грязи. К счастью, грязь задерживала и движение механических чудовищ, поэтому можно было рассчитывать дойти спокойно.

Я поднялась на башню над воротами и долго смотрела вслед уходящему отряду. Леди Мет не могла оставить раненого Торосса, которому неожиданно стало хуже, и я была одна. До этого я во дворе наливала воинам по прощальному кубку вина из ритуального бочонка войны. Кубок и сейчас еще был у меня в руках. Он был сделан в виде воина на коне, и вино лилось из конской пасти. Вот и сейчас красная, как кровь, капля сорвалась и упала на снег. Я вздрогнула и, быстро переступив через нее, сбежала вниз.

И опять мы были заперты в Иткрипте, без всякой связи с внешним миром и ежеминутно готовые к нападению. Мы ничего не знали, как идет война, и готовились к самому худшему. Не раз вспоминала я о дядиных вещих снах и задумывалась, как бы они нам сейчас пригодились. Но видел ли он еще такие сны и что они ему предвещали, мне так и не суждено было узнать.

Наконец зима расщедрилась и так завалила все перевалы снегом, что никакие враги не смогли бы к нам добраться. Наконец-то мы смогли перевести дух.

Но весна в этом году пришла ранняя, и с первым теплом к нам сумел добраться вестник от дяди. Дядя приказывал нам не покидать крепость и защищать ее, пока будет возможно. Вестник мало что мог рассказать о самой войне. Больших сражений больше не было, и лордам пришлось вести партизанскую войну. Они нападают на обозы, перерезают пути снабжения и навязывают врагу постоянные мелкие стычки. И вообще стараются вредить, чем только можно, и беречь свои силы.

Вестник рассказал нам, что из Ульма к армии лордов пришел большой отряд. Сам Ульрик болен, и поэтому привел отряд его наследник, лорд Керован. Но если к берегам Ульма подойдут вражеские корабли, отряду придется вернуться, так как нельзя допустить, чтобы и порт Ульма оказался в руках захватчиков, как случилось с портами южного побережья.

В этот вечер, впервые за долгое время, я была свободна и могла побыть одна. Я привычно взяла в руки своего грифона. Первый раз в этом тяжелом году я получила хоть какие-то известия о своем женихе и, естественно, сейчас думала о нем. Я сжимала в руках его подарок и думала, где он может быть сейчас. Сражается? Сидит в засаде? Или идет где-то по снежным полям под холодным звездным небом? Я так и не увидела его ни разу, но искренне желала ему удачи.

Шар, как всегда, начал нагреваться и слабо светиться в темноте. Я давно привыкла к этому и уже не пугалась, как раньше. Наоборот, тепло это было мне приятно и как-то успокаивало.

Внезапно в шаре закрутились какие-то туманные вихри, закрыв от меня грифона. И в этом тумане я различила как бы тени сражающихся людей. Кто-то, окруженный плотным кольцом врагов, отчаянно рубился мечом. Я не могла четко разглядеть сражающихся, но невольно вскрикнула от страха. Мне сразу подумалось, что талисман подарил мне жених, и, значит, он показывает, скорее всего, именно его. Я сорвала цепь с ним и попыталась отбросить шар в сторону, но он словно прилип к моей ладони и не хотел падать. Я взглянула на него и увидела, что туман исчез, шар светится как обычно, и на меня красными глазами смотрит грифон. Слава богу! Наверное, мне это просто почудилось.

— Вот где ты прячешься! — послышался недовольный голос Ингильды. — Тороссу опять стало хуже, и он просит тебя прийти.

Она смотрела на меня очень сердито и, как мне показалось, с какой-то ревностью. С тех пор, как она пришла в себя, жить мне стало трудно. Мне до смерти надоело ее высокомерие, вечно недовольный вид и ехидные замечания. Порой я с трудом сдерживалась, чтобы не напомнить ей, что хозяйка здесь я, а она только не очень желанная для меня гостья.

Торосс поправлялся с трудом. Лихорадка, привязавшаяся к нему после ранения, неохотно уступала лекарствам и уходу леди Мет. Порой мне удавалось успокоить его или заставить хоть немного поесть, и я старалась помочь ему, чем могла. Правда, мне не очень нравилось, что у него появилась привычка брать меня за руку, заглядывать в глаза и странно улыбаться.

Но сегодня мне совсем не хотелось сидеть с ним. Я была слишком взволнована тем, что мне почудилось в моем шаре. Как не убеждала я себя, что все это лишь игра воображения, мне все-таки было не по себе. В конце концов, жених мой, действительно, был на войне и вполне мог сейчас сражаться и даже погибнуть, но мне очень не хотелось в это верить. Как хотела бы я в эту минуту посоветоваться с кем-то, кто бы разобрался в этом или сам обладал даром ясновидения. Но в замке таких не было. Леди Мет очень настороженно относилась ко всем таинственным силам и не любила людей, имевших с ними дело.

Наши родственники оказались первыми из длинной вереницы беглецов с юга. И я поразилась предусмотрительности дяди, приказавшего сделать большие запасы и экономно их расходовать. Нам сейчас приходилось содержать столько людей, что каждый раз, выдавая продукты из кладовой, я начинала беспокоиться. Я не была уверена, что, даже при самой суровой экономии, мы сможем протянуть до следующего урожая.

Беженцы были в основном из крестьян — женщины, дети, старики. Все, кто мог сражаться, остался в армии или погиб в первых боях. Помощи в защите крепости ждать от них не приходилось, поэтому, посоветовавшись с леди Мет и маршалом, мы решили при первой же возможности отправить их дальше на запад, может быть, даже в Норстид, где реальной опасности не было и голод также не грозил.

Пока я шла в комнату Торосса, мысли мои сами собой вернулись к привычным делам и я почти позабыла о своем видении.

Торосс полулежал на подушках и, казалось, чувствовал себя неплохо. Что же ему от меня понадобилось? Еще больше меня удивило, что леди Ислауга, не отходившая от своего сына, вдруг встала и пошла к двери. Торосс приветливо поднял руку. Леди вышла, так и не взглянув на меня, и только что-то неразборчиво пробормотала.

— Подойди сюда, Джойсан, и сядь так, чтобы я мог тебя видеть, — голос у него был уверенный и совсем не больной. — Посмотри, как ты осунулась. Эта работа слишком утомляет тебя.

Я подошла поближе, но не села, и внимательно посмотрела на его похудевшее и побледневшее лицо. На нем еще очень явственно читались следы болезни, но глаза были уже чистые, без лихорадочного блеска. И снова мне стало неловко и неспокойно, как часто бывало в последнее время в его присутствии.

— Работы сейчас много у всех, Торосс, и я занята не больше других.

Я говорила намеренно кратко, раздумывая, как, не обижая, дать ему понять, что его забота обо мне не очень тактична, ведь я невеста другого.

— Скоро все это кончится, — сказал он. — В Норстиде ты будешь достаточно далека от войны со всеми ее тревогами.

— Почему в Норстиде? Туда мы отправим беженцев, здесь нам трудно их прокормить. Может быть, и ты с матерью и сестрой поедешь туда? А все наши люди и, разумеется, я останемся здесь, — произнося эти слова, я поняла, как устала от этих родственников и насколько мне станет легче, когда они уедут.

— И ты поедешь тоже, — властно заявил он. — Девушке не место в осажденной крепости.

На секунду я подумала, что он передает мне решение леди Мет, но тут же сообразила, что она не стала бы решать, не поговорив со мной, и уж, конечно, ничего не передавала бы мне через Торосса. Значит, это он сам пытается приказывать мне! Ну, нет. Я здесь хозяйка, и приказать мне может только дядя или мой жених. И я не собираюсь уезжать отсюда.

— Торосс, ты говоришь, не подумав. Мой дядя и мой жених уверены, что я в Иткрипте, и будут, если нужно, искать меня здесь. Я никуда не поеду и буду их ждать.

Лицо Торосса вспыхнуло.

— Джойсан, ты что, совсем дурочка? Время свадьбы давно прошло, и он не увез тебя к себе, значит, не очень-то ты ему нужна. Теперь ничто не мешает тебе разорвать помолвку. Почему ты все время вспоминаешь о нем?

— Сейчас война, и нам не до свадеб. Лорд Керован повел на юг отряд из Ульма и сейчас воюет с захватчиками. Пока он сам не откажется от меня и не скажет мне, что я ему не нужна, помолвку я не разорву. Клятва — не безделушка, которую можно сегодня дать, а завтра взять обратно.

Конечно, я говорила все это не совсем искренне, но, что бы я сама ни думала о лорде Кероване и о своих обидах, Тороссу знать об этом было незачем. Я хотела только, чтобы он наконец понял, что дальше настаивать бесполезно. Мне было бы жаль терять его дружбу, но если он будет продолжать в том же духе, придется прекратить с ним всякие отношения.

— Ты могла бы быть свободной, если бы только захотела, — продолжал он упрямо. — И признай честно, ты и сама об этом не раз думала. Ты знаешь, что понравилась мне сразу, как я тебя увидел. И я знаю, что тебе я тоже не противен. Если бы ты не давила в себе эти чувства…

— Торосс, пойми, все это не так. Я клянусь тебе чем хочешь, что это неправда. Я жена лорда Керована и останусь ей, пока он сам от меня не откажется, а твои выдумки я больше не желаю слушать! — Повернувшись, я быстро пошла к дверям. Он дернулся за мной, вскрикнул от боли и позвал меня по имени, но я даже не оглянулась.

Выйдя в большой зал, я увидела там леди Ислаугу, готовящую ему бульон. Я подошла к ней.

— Леди, твой сын просит тебя зайти к нему, — сказала я. — И больше никогда не посылай туда меня.

Она взглянула на меня и, видимо, поняла все, что произошло. В глазах ее мелькнула настоящая ненависть — кто-то осмелился отказать ее сыну.

— Ты дура! — бросила она мне.

— Конечно, если позволила ему так говорить со мной, — я еле сдерживалась, чтобы не наговорить ей резкостей, но, к счастью, она не стала возражать, быстро взяла свой бульон и ушла в комнату сына.

Я подсела поближе к камину и протянула руки к огню. Неужели я действительно просто дурочка? И что связывает меня с Керованом после восьми лет помолвки? Только эта игрушка с грифоном? Но иначе я поступить не могла и ни о чем не жалела.

Керован

Как быстро забылось мирное время! Я понял, что к состоянию постоянной опасности и настороженности тоже можно привыкнуть.

Когда до Ульма дошли первые вести о начале вторжения, отец собрался сам вести отряд на юг, но обстоятельства заставили его передумать. Прежде всего, он понял, что враги обязательно явятся к нам, так как для них очень важен Ульмпорт, и он лучше, чем кто бы то ни был, сможет защитить его; а во-вторых, отца давно уже донимал ревматизм. Эта болезнь, при походной жизни и ночевках на земле, быстро превратила бы сильного воина в калеку. Так что наш отряд под знаменем Грифона повел на юг я. Очень хотел ехать со мной и Яго, но старые раны его не пустили. Сопровождал меня маршал Юруго.

Мой сводный брат и Роджер вернулись к родным моей матери, так как воевать они пойдут под их знаменами. И я, признаться, был этому рад. Открытых столкновений между нами не было, и даже Хлимер больше не приставал ко мне, но я в их присутствии никогда не чувствовал себя спокойно. Слишком сильно ощущалась их неприязнь ко мне.

Правда, в то время я так редко бывал в замке, что встречался с ними не часто. Мне пришлось стать глазами и ушами отца, которого уложил в постель очередной приступ ревматизма. Я то и дело уезжал то в долины, то на побережье, проводя разведку, знакомясь со своими будущими владениями и с нашими людьми.

По тому, с каким страхом и недоверием встречали меня сначала в долинах, я понял, как прав был Яго в своих опасениях. Люди наслушались таких сказок обо мне, что, действительно, готовы были считать меня чудовищем. Но мой отряд и мои слуги, которые уже успели привыкнуть ко мне, не видели во мне ничего особенного. Яго говорил, что все, кто общался со мной, теперь разоблачали эти басни, рассказывая всем и каждому, что я нормальный человек и могу быть лордом не хуже любого другого.

Моего сводного брата в долинах не любили за его вздорный и мстительный нрав. Еще с первой нашей встречи мне померещилось в нем что-то от быка, и я не ошибся. Он презирал и не считал за людей всех, кто был ниже его по положению, считая, что они созданы, только чтоб служить ему. А такое редко кому может понравиться.

Но, с другой стороны, Хлимер был сильным и опытным бойцом. Длинные руки и высокий рост давали ему такое серьезное преимущество, что я бы не хотел встретиться с ним на поединке.

Он все время старался показать мне, какой властью и авторитетом пользуется в вашем доме. Я же решил пока ни с кем особо не сближаться, боясь наделать ошибок. Слишком долго я был вдали от общества, чтобы хорошо понимать людей и уметь располагать их к себе. Так сложилось, что в замке моего отца я был одинок. Я не искал пока себе ни врагов, ни друзей, и это меня вполне устраивало.

Я часто задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь здесь, если бы не началась война. Когда Яго вернулся из Иткрипта, куда он отвозил мои подарки, он отозвал меня в сторону и подал маленький сверток. В нем оказался вышитый мешочек и маленький, с ладонь, портрет моей невесты. Яго объяснил, что это шлет мне леди Джойсан и просит прислать ей мой портрет.

Я поблагодарил своего воспитателя и, как только он отошел, вытащил портрет. Трудно сказать, что ожидал я увидеть. Может, надеялся, что леди Джойсан не слишком красива и потому будет снисходительна к моей внешности.

С портрета на меня смотрела девушка, которую трудно было бы назвать некрасивой. Тонкое правильное лицо и огромные глаза светлого, голубовато-зеленого оттенка. А возможно, художник просто не сумел передать их изменчивый цвет.

Я сразу почувствовал, что тот, кто рисовал портрет, вовсе не стремился приукрасить ее. Именно такой она и была в жизни. Не строгая красавица, но лицо благородное, необычное и сразу запоминающееся. Волосы темные, как и у меня, каштановые с теплым отливом в золото, как у осенних листьев. От висков к подбородку лицо резко сужалось и казалось почти треугольным. Девушка смотрела на меня без улыбки, с каким-то необычным вниманием и, кажется, вопросом.

Такой увидел я впервые леди Джойсан. Так стоял я и рассматривал портрет, все яснее осознавая, что эта девушка — действительно, моя судьба. Счастливая или нет, я не знаю, но чувствовал, что с ней и только с ней связана моя жизнь. Это было такое острое чувство неотвратимости, что на секунду я даже ощутил к ней неприязнь. И тут же, устыдившись этого, спрятал портрет обратно в мешочек. Сейчас было не время и не место думать об этом.

Яго сказал, что она просила прислать ей мой портрет, но, к великому сожалению, я ничем не мог ответить. У меня не было знакомых художников, а найти их сейчас было бы очень трудно. Каждый день нес новые заботы, тревоги и опасности, и я пока постарался выкинуть все это из головы. Но с портретом я теперь не расставался. Часто доставал я мешочек, вышитый ее руками, но на лицо смотреть больше не решался. Мне казалось, что глаза ее чего-то от меня ждут, чего-то просят. И я боялся наделать глупостей.

По договору Джойсан должна была переехать в Ульмсдейл в конце этого года, но обстановка была такой неясной и тревожной, что отец решил со свадьбой повременить. А следующий год я уже сражался на юге, хотя назвать происходящее сражением было бы трудно. Жизнь в лесу научила меня быть хорошим разведчиком, и это сейчас очень пригодилось. Я выслеживал противника, узнавал, по каким дорогам он собирается идти, и устраивал засады, а главное, привозил командованию необходимую информацию.

Первые удары врага, сразу захватившего побережье и разрушавшего своими железными чудищами одну крепость за другой, наконец заставили лордов объединиться, хотя понимание для многих пришло слишком поздно. Три могущественных лорда были разбиты прежде, чем смогли организовать сопротивление. Враги наши были гораздо лучше нас вооружены и прекрасно умели использовать наши слабости и ошибки.

Три оставшиеся лорда сумели вовремя отступить и собрать объединенный совет. Под их знамена приходили отряды из отдаленных крепостей, и собралась немалая объединенная армия Хай-Халлака. Но теперь нам пришлось переходить на тактику партизанской войны. Внезапные удары небольшими отрядами и мгновенное отступление помогали нам выматывать противника и беречь наших людей.

Вторжение началось в год Огненного Тролля, а первые победы наши пришли в год Леопарда. Но к этому времени мы потеряли так много, что никакие победы не могли нас обрадовать. Все жили только желанием избавить страну от этих пришельцев и вышвырнуть их обратно в море. Враги оккупировали все Южное побережье, и через эти три порта им непрерывно шло пополнение. На наше счастье, железные чудища больше не приходили, иначе мы давно бы уже были вынуждены уйти в горы, так как наше оружие было бессильно против них.

От пленников мы узнали, что сами ализонцы не могут строить эти железные чудища, а получили их от соседней страны, которая сейчас сама воюет где-то на другом конце мира, и что вторжение ализонцев к нам только своего рода разведка боем, подготовка перед приходом более могущественной армии той страны.

Сами ализонцы, при всем своем самомнении, очевидно, боялись тех, чьим оружием пользовались. Они пытались запугать нас, рассказывая, что будет, когда та страна закончит свою войну и у нее дойдут руки до нас.

Но наши лорды справедливо решили, что сейчас не время думать о том, что может быть. Сейчас мы должны защитить нашу родину и выбросить захватчиков из своих долин. Мне кажется, тогда никто не надеялся на победу, но и сдаваться на милость победителей никто не собирался. Мы уже знали о судьбе тех, кто имел несчастье попасть в плен к ализонцам, и, не задумываясь, предпочитали смерть такой ужасной участи.

Я только что вернулся из разведки, когда ко мне подошел вестник. Он передал, что меня срочно вызывает один из старших лордов — лорд Имгри. Я схватил кусок хлеба и вскочил на свежую лошадь.

Вестник рассказал, что пришло какое-то послание по сигнальным кострам. Лорд Имгри расшифровал его и немедленно послал за мной. Сообщения с помощью сигнальных костров и отражающих щитов принимались постоянно, и я понять не мог, какое отношение это может иметь ко мне. Впрочем, я слишком устал, чтобы еще и об этом думать.

Лорд Имгри был, пожалуй, наименее симпатичен мне из всех главных лордов. Он всегда держался особняком и несколько свысока, но был очень умен и хитёр, и именно ему были мы обязаны своими успехами. Его внешность достаточно полно отражала характер. Он никогда не улыбался, словно носил на лице холодную равнодушную маску. Он привык использовать людей по своему усмотрению, что не мешало ему вполне бережно к ним относиться. Его воины всегда были сыты и обеспечены удобным ночлегом. Сам он делил с ними все трудности военной жизни, и его знали и уважали. Но друзей у него не было даже среди равных ему лордов.

Имгри побаивались, уважали, охотно выполняли его приказы, но я не думаю, чтобы хоть кто-то его любил.

Скоро я въехал в его лагерь. От постоянного недосыпания и долгой езды верхом меня пошатывало. Пришлось собраться с силами, чтобы явиться к лорду Имгри с тем же видом холодной невозмутимости, с какой, я уверен, он встретит меня.

Он был значительно моложе моего отца, но ничто в нем о молодости не говорило. Казалось, он с самого рождения знал свою судьбу и продумал все возможные варианты действий.

В бедной крестьянской хижине горел камин, перед которым, задумчиво глядя на огонь, стоял лорд. Его люди расположились в палатках, и только оруженосец сидел в этой же комнате, полируя шлем. Над огнем весело булькал котелок. От одного только запаха у меня рот заполнился слюной, хотя годом раньше такое варево вряд ли могло вызвать мой энтузиазм.

Я закрыл за собой дверь, и в этот момент лорд поднял на меня глаза. Многие не любили этот холодный проницательный взгляд. И я рад, что, несмотря на усталость, встретил его достойно.

— Керован из Ульмсдейла, — спокойно констатировал он.

— Я здесь.

— Ты опоздал.

— Я был в разведке. Сюда выехал сразу, как получил сообщение, — я старался говорить так же спокойно.

— И что ты привез из разведки?

Я лаконично пересказал ему свои наблюдения.

— Так, значит, они поднимаются по Калдеру. Этого следовало ожидать. Для них реки, как готовые дороги. Но я хотел поговорить с тобой об Ульмсдейле. Пока они высаживались толькона юге, но теперь, когда пал Джорби…

От усталости я никак не мог представить себе, где это — Джорби. Кажется, один из портов Вестдейла.

— Вестдейл?

Лорд Имгри передернул плечами.

— Если еще не захвачен, то будет захвачен очень скоро, и тогда они пойдут на север. За мысом Черных Ветров единственный порт — Ульм. Если они смогут его захватить и подвести туда новые силы — мы попадем в клещи и будем раздавлены, как раковина маракаса на кухонном столе.

Этот разговор сразу же заставил меня забыть об усталости. Я пришел сюда с небольшим отрядом, но если Ульм придется защищать, там будет каждый человек на счету. А мы уже потеряли пять человек, и еще трое ранены так серьезно, что вряд ли смогут остаться воинами.

Если на Ульм нападут, то и мой отец, и его люди будут сражаться до последнего, в этом я не сомневался. И я знал, что если ализонцы подвезут туда железные чудища, то перед ними не устоит ничто, и тогда все, что было мне родным, погибнет.

Пока я так раздумывал, лорд Имгри положил на блюдо кусок горячего мяса прямо из котелка и предложил мне присесть к столу.

— Ешь. Я думаю, ты изрядно проголодался.

Хотя предложено было и не слишком радушно, меня не пришлось упрашивать дважды. Оруженосец освободил мне стул, и я почти свалился на него. Мясо было еще слишком горячим, и я стал остужать его, перебрасывая с ладони на ладонь.

— Я давно не получал вестей из Ульмсдейла. Последнее было… — и я замолчал, припоминая. Но все прошедшие дни слились для меня в какую-то сплошную ленту, и все время я был голоден, как собака, промерзший до костей и усталый до невозможности.

— Сейчас тебе следует поехать домой, — Имгри снова подошел к камину и говорил, не оглядываясь на меня. — Ты знаешь, у нас на счету каждый воин, поэтому поедешь без сопровождения, с одним оруженосцем.

То, что он считал меня способным проехать без вооруженного эскорта, было своеобразным признанием. Видимо, моя разведка принесла мне славу опытного воина, вполне способного защитить себя.

— Я могу вообще один ехать, — коротко ответил я, поднимая тарелку с бульоном. Ложку мне не дали, и я пил его через край, с наслаждением чувствуя, как в меня вливаются тепло и сытость.

Имгри не возражал.

— Хорошо. Утром отправишься. Твоих людей я извещу сам, а сейчас ложись спать.

Я ночевал в его доме, прямо на полу, закутавшись в собственный плащ. Утром оруженосец вручил мне немного хлеба и подал свежую лошадь. Лорд его не пожелал проводить меня и пожелать счастливого пути.

Прямой дороги на север не было. Не раз и не два приходилось мне сворачивать на овечьи тропы, а порой даже спешиваться и вести лошадь в поводу. У меня был с собой кремень, так что я мог бы разводить огонь в редких пастушьих хижинах, где ночевал, но я боялся, что огонь может привлечь волков, которые, говорили, собрались в огромные стаи. На местах боев поживы им теперь хватало. Случалось мне ночевать в маленьких крепостях, где перепуганные жители с тревогой и страхом расспрашивали меня о последних событиях. Изредка попадались гостиницы, и их постояльцы расспрашивали меня не менее дотошно, чем жители крепостей.

На пятый день пути, ближе к вечеру, я увидел наконец самую высокую вершину нашего края — Кулак Великана. День был пасмурный, по небу неслись рваные тучи и холодный ветер пробирал до костей. Я решил поторапливаться. Горные тропы, по которым приходилось ехать, очень утомили мою лошадь, хотя я и старался выбирать дорогу полегче. Но сейчас я потерял бы слишком много времени, если бы поехал торными дорогами.

И я продолжал путь по овечьим тропам, но меня это не спасло. Видимо, кто-то позаботился перекрыть все дороги в долину, и я, не подозревая об этом, шел прямо в ловушку.

Здесь сама природа приготовила место для засады. Я ехал по узкой тропинке, и свернуть мне было некуда. Вдруг моя лошадь остановилась и испуганно заржала, но прежде, чем я смог понять, что случилось, на мои плечи упало что-то тяжелое. Я выронил поводья и, почти теряя сознание, свалился с лошади.

Темнота и боль — единственное, что ощущал я, очнувшись. Мыслей не было, только темнота и боль, накатывающиеся на меня волнами. Но что-то, наверное, воля к жизни, заставило меня попытаться пошевелиться. Это неуклюжее и слабое движение все-таки разбудило мозг. Я осознал, что лежу на склоне головой вниз и вокруг какие-то кусты. Видимо, после падения с лошади я покатился вниз по склону и эти кусты задержали меня, тем самым сохранив мне жизнь. Если напавшие могли сейчас видеть меня, я, наверное, казался им разбившимся насмерть. И, возможно, сейчас они спускались, чтобы проверить, что есть на мне ценного.

Но теперь мне было слишком больно, чтобы думать об этом. Я просто хотел найти удобное положение и облегчить боль. Я неловко попытался подняться, чтобы сесть, но движение это лишило меня моей непрочной опоры, и я опять покатился вниз, потеряв сознание.

Второй раз я очнулся от холода горного источника, в который угодил прямо лицом. Со стоном я попытался подняться и отодвинуться от воды, но руки подогнулись, и я снова ткнулся лицом в ручей. Ледяная вода обожгла кожу, но нет худа без добра — зато в голове у меня прояснилось.

Я не знал, сколько времени пробыл без сознания. Сейчас был уже поздний вечер или ночь. Было темно и в небе сияла огромная ясная луна. Я с трудом сел.

Напали на меня, конечно, не преступники Пустыни и не обычные воры. Эти не оставили бы мне ни кольчуги, ни оружия и в живых бы меня не оставили. Внезапно я испугался по-настоящему. Мне сразу вспомнились опасения лорда Имгри. Может быть, ализонцы уже проникли сюда и я наткнулся на их дозор?

Но слишком ловко была подстроена эта ловушка. Те, кто затевал это, должны были отлично знать местность и все дороги, и на ализонцев это было непохоже.

Я внимательно обследовал себя и с радостью убедился, что отделался только ушибами. Ни вывихов, ни переломов я не обнаружил. Правда, на голове была большая рана, но она, судя по всему, была несерьезной. Возможно, кусты смягчили удары, да и кольчуга неплохо защитила. От холода и нервного напряжения меня колотил озноб. Я попытался подняться, но ноги подкосились, и я вынужден был снова опуститься на землю. И если бы я не успел вцепиться в скалу, то снова мог полететь вниз.

Я нигде не видел своей лошади. Может, ее увели напавшие на меня? И где эти люди теперь? Эта мысль сразу разбудила тревогу и заставила меня вытащить меч из ножен и положить его рядом. Так я сидел, привалившись к скале, придерживая рукоятку меча.

До крепости было уже недалеко. Если бы я мог нормально идти, то очень скоро добрался бы до первых пастбищ. Но каждое движение причиняло такую боль, что мне пришлось до крови прикусить губу, чтобы не потерять сознания.

Конечно, я был очень рад, что вообще остался жив, но в своем теперешнем состоянии был абсолютно беспомощен. Поэтому мне придется быть очень осторожным, пока я не приду в себя окончательно.

Я прислушался. Ветер стих, и я слышал только обычные ночные звуки. Птицы… звери… Вся долина жила обычной жизнью.

Осторожно, как бы испытывая каждую мышцу, я смог наконец подняться на ноги. И хотя голова у меня сильно кружилась и ноги дрожали, на этот раз я не упал. Вокруг по-прежнему было тихо, только ручей бормотал что-то в темноте. Теперь никто не мог подобраться ко мне незаметно.

Я осторожно двинулся вперед, стараясь твердо ставить ноги и придерживаясь руками за ветки кустов. Внезапно я увидел стену. Камни ее ярко серебрились в лунном свете. Медленно, прислушиваясь на каждом шагу, я направился к ней.

Быстро добрался я до открытого пространства и дальше двинулся почти ползком. Я все еще опасался возвращения своих врагов.

Рядом, на лужайке, я увидел стадо овец. Эта мирная картина отчасти успокоила меня. Если бы сюда уже явились враги, вряд ли бы здесь что-нибудь осталось. Но были ли эти овцы настоящими? У нас рассказывали, что в этих местах пастухи иногда встречали призрачные отары. И случалось, туманным утром ни один пастух не мог точно счесть свое стадо. Тогда приходилось оставаться весь день на пастбище — ведь все верили, что к ночи исчезнут все овцы, если в загон поставить настоящих и призрачных.

Но я решил, что не время думать об этих сказках. У меня была более серьезная задача — дойти, как угодно добраться до стены и войти в крепость.

Вскоре я вышел на открытое место, откуда мог видеть и дорогу, и стоящий на высоком холме замок. Он был прекрасно виден в ярком лунном свете, но я с удивлением заметил, что над главной башней не поднято знамя.

И словно для того, чтобы сразу все мне объяснить, с гор сорвался ветер, и я понял, что знамя было на своем обычном месте, когда ветер шевельнул и развернул полотнище. Я не понял, закричал ли вслух или кричала только моя душа. Знамя Ульма было разорвано в клочья! А это могло означать только одно — смерть лорда. Смерть лорда — а лордом Ульмсдейла был мой отец.

Я изо всех сил держался за стену, но так и не смог удержаться на ногах.

Умер Ульрик из Ульмсдейла. Теперь понятно, почему меня поджидали. Странно, конечно, что я не получил известия о смерти отца, но, вероятно, вестник просто не нашел меня. А те, кто подстерегал меня, наверное, перекрыли все дороги в долину, чтобы перехватить меня наверняка.

Я понял, что для меня теперь опасен любой путь и каждый шаг может привести к гибели, а я оказался совсем не готов к этому.

Джойсан

Легко мне было решить отправить Торосса вместе с матерью и сестрой в Норстид, но как это сделать? Торосс все еще не оправился от ран. Не могла же я отправлять его на носилках? Но в комнату к нему я больше не заходила, да и с леди Ислаугой и леди Ингильдой старалась лишний раз не встречаться. Слава богу, у меня хватало других забот.

Каждый день, захватив только кусок хлеба и сыра, я в сопровождении оруженосца объезжала поля и проверяла посты. И кольчуга, и подаренный дядей меч стали для меня привычны, и никому в голову не приходило сказать, что для девушки все это не очень-то подходит. Время настало такое, что каждый должен был делать то, что в его силах.

Вдобавок ко всему, у нас в крепости появилась какая-то болезнь — с лихорадкой и тяжелым кашлем, рвущим горло. Меня она почему-то не затронула, и все дела свалились на мои плечи. Одной из первых заболела леди Мет. Правда, у нее еще брались откуда-то силы, чтобы хоть немного помогать мне управляться в замке и ухаживать за больными.

Маршал Дагаль тоже заболел, и мне пришлось распоряжаться и его солдатами. Мы расставили посты на всех проходах в долину и старались как можно скорее собрать урожай. В общем, дел было по горло, а работать почти некому. Я уже почти не различала дня и ночи, постоянно ощущая только изнуряющую усталость.

Все, кто мог держаться на ногах, работали. Даже дети выходили в поля вместе с матерями. Но сил у нас было слишком мало, и мы с трудом собрали не слишком богатый урожай, хотя засеяли много меньше, чем в прошлом году.

В середине лета я вместо традиционного праздника жатвы проводила тех, кто уходил в Норстид. Они уходили на север, а я не могла дать им ни лошадей, ни запасов еды. К нашему стыду, у нас не было ничего в избытке.

Торосс с ними не ушел, хотя уже достаточно поправился и путешествие было ему под силу. Я очень рассчитывала, что у него хватит ума уйти, но он остался и даже стал приятелем и первым помощником маршала Дагаля, как только тот выздоровел и приступил к службе.

Все эти дни я чувствовала себя неспокойно. Хотя Торосс и не пытался снова начать тот разговор, я просто кожей ощущала его неотступный взгляд, который как-то сковывал мою волю, и я знала, что всей моей силы едва хватает, чтобы противостоять этому влиянию. Торосс мне и в самом деле нравился, давно уже, с первой нашей встречи. Уж очень непохож был этот веселый, обаятельный юноша на серьезных и вечно занятых людей, окружавших меня. Он был общителен, умен и прекрасно воспитан. Внешне привлекательный, он был и великолепным собеседником, не терявшимся в любой компании. Я не раз замечала, какими глазами смотрят на него девушки, да и сама порой восхищалась им.

После ранения и болезни веселость его несколько угасла, но все равно, в эти нелегкие дни он многих спасал от уныния. И в самые тяжелые моменты его шутки многих подбадривали и поднимали дух. Только с чего это он был так уверен, что я должна буду уйти к нему?

Я всегда знала, что по нашим обычаям женщина является собственностью мужчины. Пока она еще невеста, за ней могут ухаживать, баловать подарками, добиваться благосклонности, но став женой, она становится такой же собственностью, как ловчий сокол или охотничья собака. Не раз бывало, что браки лордов заключались для приобретения союзников, или влиятельной родни, или расширения владений, и никто не спрашивал женщину, нравится ли ей это.

Если женщина отказывалась от этой обычной роли и хотела сама строить свою судьбу, то сразу начинались разговоры, что она связана с нечеловеческими силами, а это могло быть страшным обвинением: от такой женщины отказывались даже ближайшие родственники. И она действительно оставалась один на один с враждебным миром.

Моя судьба была достаточно ясна и вполне обычна для нашего времени. Меня воспитала леди Мет, женщина умная и волевая, прекрасно понимавшая, что ждет меня в жизни. Она вела хозяйство брата, который, доверяя ее уму, советовался с ней по многим важным вопросам.

Она никогда не говорила со мной о положении женщин нашего народа, но научила меня многому, о чем и не подозревает большинство девушек-невест. Я могла читать и писать, многому научилась и в монастыре, в библиотеке которого мне разрешали заниматься. Иногда леди Мет приглашала и меня присутствовать на совете с дядей. Правда, я обязана была там молчать, пока ко мне не обратятся с прямым вопросом, но леди Мет нередко заставляла высказываться и меня. Она объясняла при этом, что будущая хозяйка замка должна уметь принимать решения и вовремя посоветовать своему лорду.

Дядя, хотя и любил в разговоре подчеркнуть свою независимость, почти всегда соглашался с ее решениями, а когда я повзрослела, он стал и у меня спрашивать совета по разным домашним вопросам.

Я хорошо понимала свое положение. От отца я получила значительное состояние, но своей земли у меня не было. Дядя мог бы назвать наследницей меня, хотя я и была девушкой, или моего мужа, а пока дядя не сказал своего слова, наиболее вероятным наследником считался Торосс.

До начала войны Торосс был прямым наследником своего отца, но теперь их владения были разграблены врагами и он потерял право на лордство. Поэтому когда он потребовал, чтобы я стала его женой, я сразу решила, что он думает больше о наследстве дяди, чем обо мне. Если бы я вышла замуж за него, его права на Иткрипт стали бы неоспоримыми.

Я, может быть, и не права, но мне тогда казалось, что именно этого добивалась и леди Ислауга, поэтому она открыто и не показывала, как я ей неприятна. И еще старалась оставлять нас вдвоем, видимо, рассчитывая, что так Тороссу будет легче уговорить меня разорвать помолвку. Так что все лето я чувствовала себя дичью, которую загоняют опытные охотники, и все чаще приходилось спасаться от них, с головой уходя в работу.

Когда первая партия беженцев ушла на север, стало намного легче. Но теперь к прочим моим делам присоединилась еще забота о леди Мет. Я видела, с каким трудом справляется она теперь с самой несложной работой. Силы оставляли ее, она похудела почти до прозрачности, и я частенько заставала ее с четками в дрожащих руках, погруженную в безмолвную молитву.

Я старалась уделять ей как можно больше внимания и проводила с ней каждую свободную минуту. Мы так привыкли друг к другу, что нам никогда не надо было слов, чтобы все понять. Теперь леди Мет говорила со мной постоянно, словно спешила передать мне все, что знала и чему научилась за свою долгую жизнь. Прежде всего о травах, лекарствах и лечении больных, а еще о вещах необычных, о которых многие стараются не задумываться.

Мы всегда знали, что страна наша полна необыкновенного и загадочного. Слишком много самых разных следов оставили здесь прежние обитатели. Существовали места чистой силы и просветления, как, например, святилище Гунноры. Но были и темные места, недобрые, отмеченные страшной настороженной тишиной. Там по неосторожности можно было навлечь на себя неведомые опасности, поэтому места эти старались обходить стороной и строго-настрого запрещали ходить туда ребятам.

Необычную тайну открыла мне леди Мет. Оказалось, что Огонь, которому мы поклонялись, божество только человеческое и тайными силами не обладает, поэтому те, кто служит ему, иногда бывают вынуждены искать знаний Древних, чтобы противостоять темным силам. Даже в самом аббатстве не только служили Огню, но и искали помощи у тайных сил.

Однажды леди Мет пришла ко мне рано утром. Прозрачная, как тень, с лицом, обтянутым сухой кожей, она теребила свои четки и старалась не встречаться со мной взглядом.

— Джойсан, что-то случилось с твоим дядей.

— Ты получила известие? — удивилась я. Каждый, подходящий к крепости, должен был теперь возвещать о себе звуком рога. — А я не слышала, чтобы кто-то приехал.

— Да, только это не письмо, — задумчиво ответила она. — Это прямое послание, — она отложила четки и показала себе на лоб, и я поняла, что она имеет в виду мысленное послание.

— Ты видела сон? — еще больше удивилась я. Неужели леди Мет тоже владела этим даром и никогда не говорила мне об этом?

— Не совсем. Это не сон — предупреждение. Просто я знаю, что ему сейчас плохо, и хочу выяснить все до конца, а для этого надо пойти к лунному источнику.

— Но, тетя, сейчас не полнолуние и до ночи еще далеко.

— Все равно можно использовать воду. Только я боюсь, что не дойду, сил почти не осталось, а это очень, очень важно.

Она покачнулась и оперлась рукой о стену. Я успела ее подхватить, исхудавшую до невесомости, и усадить на стул.

— Я должна идти… — и такая тревога звучала в ее голосе, что я испугалась. Леди Мет всегда была так тверда и выдержана, что страшно было видеть ее настолько слабой.

— Ладно. Ты сможешь ехать верхом?

Капельки пота блестели на ее верхней губе, и я вдруг увидела, что несокрушимая леди Мет за эти несколько месяцев стала старухой. Возраст обрушился на нее, как болезнь, и это было так же страшно, как и видеть ее слабость.

Но воля выручила ее на этот раз. Она даже сумела выпрямиться и расправить плечи.

— Я должна. Прикажи оседлать пони.

Тяжело опираясь на меня, она спустилась во двор. Пока мальчик седлал самую смирную нашу лошадку, леди Мет полностью взяла себя в руки. Она словно выпила какое-то лекарство, вернувшее ей силы, легко села в седло, и я повела пони по полевой дороге к тому источнику, куда однажды сама ходила гадать.

На наш отъезд никто не обратил внимания. Было еще очень рано, и люди собрались за завтраком. Сама я позавтракать не успела и теперь основательно проголодалась.

— Пиарт, — леди Мет произнесла это почти шепотом, словно позвала брата по имени и ждала ответа. Я как-то никогда не думала, как они относятся друг к другу. Они были брат и сестра, а для меня дядя и тетя, и мне этого хватало. И только сейчас, глядя на леди Мет, до меня дошло, что за всей их внешней сдержанностью таилась нежная и глубокая привязанность.

Наконец мы подошли к источнику. Тогда, ночью, я не заметила никаких признаков того, что источник часто посещают, теперь же мне бросились в глаза яркие ленточки, привязанные на ветки кустов. Тут же были подвешены фигурки овец, лошадей. Видимо, много еще находилось людей в наших краях, искавших помощи и защиты у прежнего Могущества.

Я помогла леди Мет слезть с лошади и подвела ее к воде. При виде источника она словно почувствовала новый прилив сил. Освободившись от моей поддержки, она шагнула к самой воде и вынула из кармана маленькую чашу, которая как раз убиралась в сложенные ладони и была сделана из полированного серебра. Я уже знала, что серебро было любимым металлом Древних, а из камней они больше всего ценили янтарь, жемчуг и опалы.

Леди жестом подозвала меня и указала на траву, росшую у самой воды. У нее были широкие темно-зеленые листья с белыми прожилками. Такое растение я, кажется, видела первый раз.

— Сорви листок и начерпай им воды в чашу, — приказала мне она.

Сорванный лист пах очень приятно и сам скручивался кульком, чтобы мне было удобней зачерпнуть. Вода стояла почти вровень с берегами, и доставать ее мне было легко. Я зачерпнула несколько раз, пока тетя не остановила меня.

— Хватит!

Она поднесла чашу к лицу и стала тихонько дуть на воду.

— Правда, это не вода Девятой Луны, как следовало бы по правилам, но я думаю, получится и так.

Она перестала дуть, и вода в чаше успокоилась. Она глянула на меня поверх чаши так повелительно, что у меня и мысли не мелькнуло ослушаться.

— Думай о дяде! Постарайся как можно яснее представить его!

Я попыталась мысленно увидеть дядю, и это удалось мне с большим трудом. Я увидела, как он пил во дворе крепости поданную мной прощальную чашу, но все выглядело так неотчетливо, что я даже удивилась, как трудно мысленно представить человека, которого знала всю жизнь. И это после всего нескольких месяцев разлуки.

— Тебе что-то мешает, — неожиданно сказала леди Мет. — У тебя какой-то амулет?

Амулет? Я тут же вспомнила о своем грифоне. Нехотя подчинясь молчаливому приказу леди Мет, я сняла цепочку.

— Повесь его пока на куст.

Я послушно повесила шар рядом с другими фигурками, украшавшими ветки. Леди Мет проследила за мной взглядом и снова уставилась в чашу.

— Думай о Пиарте.

На этот раз я смогла увидеть его ясно и отчетливо.

— Брат! — Услышала я крик леди Мет, и больше ни слова. Всхлипывая, она смотрела в воду и, казалось, с каждой минутой старела и дряхлела.

— Что ж, пусть будет так! — Она шагнула к воде и выплеснула воду из чаши в источник. — Пусть будет так!

И тут до нас донесся резкий чистый звук — ударил сигнальный колокол в крепости. Свершилось то, чего мы ждали с таким страхом. Наши посты заметили приближающихся врагов.

Испуганная лошадь билась и рвалась с привязи. Мне пришлось поймать поводья и успокаивать ее. А удары колокола все гремели и гремели, рождая эхо, как предвестье скорой грозы. Я успела увидеть, как леди Мет протянула над водой чашу, словно подавая ее кому-то, и выронила ее в источник. После этого она подошла ко мне.

От недавней слабости в ней ничего не осталось. Она, казалось, была заражена какой-то неведомой энергией и горела желанием действовать, и только глаза смотрели горько и мудро, с полным пониманием безнадежности.

— Это видел Пиарт в своем последнем сне, — сказала она, поднимаясь в седло.

И больше мы об этом не говорили. Сначала я еще пыталась гадать, что могла она увидеть в чаше воды, но потом желание быстрей очутиться в крепости и тревога вытеснили из головы все посторонние мысли.

Новости и вправду были хуже не придумаешь. Дагаль уже отдавал приказы солдатам и между делом ввел нас в обстановку. Враги поднимались по реке на лодках, как мы и ожидали. Для армии это был самый легкий путь к нам с юга. На этих лодках не было ни весел, ни паруса, однако они быстро поднимались против течения. Враги были уже близко, и времени у нас оставалось мало.

Сразу же стало ясно, что крепость нам все равно не удержать, но наши воины решили все-таки завязать бой, хотя бы для того, чтобы выиграть время и дать возможность всем остальным подальше уйти.

Мы давно решили, что при нападении все, кто не может сражаться, должны уйти на север, в горы, и заранее готовили это отступление.

При первых же звуках колокола пастухи погнали стада в горы, а женщины, собрав детей и пожитки, готовы были следовать за ними.

Я быстро прошла в свою комнату. Ингильда уже вышла, и на ее половине царил такой разгром, словно здесь уже побывал враг. Я быстро надела кольчугу, теплый плащ, пристегнула меч и взяла приготовленный заранее узелок. Через зал я поднялась в комнату леди Мет. Она спокойно сидела в своем любимом кресле и вместо четок вертела в руках небольшой жезл, которого я ни разу у нее не видела. Он был бело-желтого цвета и опоясан несколькими рядами непонятного узора.

— Леди… пора собираться… где твой плащ? Мешок? — Я оглянулась, ища все, что мы приготовили для бегства, но комната была прибрана и никаких приготовлений к уходу я не заметила.

— Нам пора уходить! — я попыталась докричаться до нее, надеясь, что она сможет идти, хотя бы мне пришлось ее поддерживать, так как на руках нести ее я бы, конечно, не смогла.

Леди медленно покачала головой. Я обратила внимание, что дышит она с трудом, словно поднималась на гору.

— Уходи, — с усилием выдохнула она это слово. — Уходи… скорее… Джойсан!

— Я не оставлю тебя, тетя! Здесь останутся только воины, чтобы прикрывать наш уход. Ты же знаешь, мы не сможем удержать крепость и уже давно решили уходить…

— Я помню… но… — она приподняла жезл. — Я поклонялась Огню, всю жизнь посвятила Огню и очень старалась забыть все, что когда-то знала, но теперь я потеряла надежду и жизнь уходит, поэтому сейчас хороши любые средства. Я поняла, что если у меня есть возможность отомстить за Пиарта и всех наших воинов, значит, я должна, ей воспользоваться.

Я чувствовала, как с каждым словом креп ее голос и к ней, казалось, возвращались силы. Она даже выпрямилась в кресле и расправила плечи, но вставать явно не собиралась.

— Леди, мы должны уходить! — Я положила ей руку на плечо и ощутила, что она полна сил. Было совершенно ясно, что она приняла свое решение и мне ее не переубедить, а увести ее силой я, конечно, не могла.

— Уходи, Джойсан! Ты молода, и тебе еще жить и жить. Оставь меня. Последний раз я приказываю тебе — оставь меня! И пусть сюда приходят враги! Здесь они найдут только свою гибель!

Она закрыла глаза, продолжая что-то беззвучно шептать. Возможно, она молилась, только вместо четок в ее руках был этот странный жезл. Она медленно водила им, словно рисовала на полу какой-то узор, но следов от него не оставалось.

Я знала, что если леди Мет что-то решила, переубедить ее невозможно. Я попрощалась с ней, но она даже не повернула головы и, казалось, вообще не слышала меня. Она словно погрузилась в свой особый мир, и мой голос туда не доходил. Я двинулась к двери, думая, не собрать ли людей и увести ее силой. Мне почудилось, что она несколько не в себе и не вполне понимает происходящее. Но она, словно услышав мои мысли, вдруг посмотрела на меня и, приподняв жезл, протянула его мне.

— Дурочка! Я все равно скоро умру, поэтому хочу достойно завершить свою жизнь. Поверь, я смогу сделать так, что враги пожалеют, что переступили порог Иткрипта. За ними уже долг крови, и я взыщу этот долг сполна. Для человека из рода Сломанного Меча это будет неплохой конец. Помни об этом, Джойсан, и постарайся поступить так же достойно, когда настанет твой час!

Жезл был повернут концом прямо на меня и я, повернувшись, пошла к двери, словно что-то, много сильнее моей воли, руководило мной.

— Джойсан! — Колокол, наконец, прекратил звонить и я расслышала, что кто-то зовет меня. — Джойсан, где ты?

Я сбежала по ступеням и почти наткнулась на Торосса. Он был в плаще с накинутым капюшоном, и я не могла разглядеть его лица.

— Где ты пропадаешь? — сердито бросил он, хватая меня за руку, и почти потащил за собой к двери. — Быстро на лошадь и уезжай!

— Постой! Леди Мет… Она не хочет уходить…

Он машинально взглянул наверх, где была комната леди, потом снова на меня и резко покачал головой.

— Пусть остается, если хочет. У нас нет времени с ней возиться. Враги поднимаются по реке, и Дагаль с воинами уже там. Ты знаешь, у врагов, оказывается, есть оружие, которое стреляет дальше, чем любой лук. Пошли скорее…

Он силой вытащил меня на улицу, где у крыльца стояли две оседланные лошади, помог мне забраться в седло.

— Поезжай!

— А ты?

— Я — на берег и буду драться вместе со всеми. Отступать начнем только тогда, когда получим сигнал, что вы вошли в ущелье. Все, как планировали раньше.

Он хлестнул мою лошадь, и она рванула вперед так, что я чуть не вылетела из седла.

С реки доносились крики и какие-то странные хлопки, не похожие ни на что, слышанное мной раньше. Пока я справилась с лошадью и смогла оглянуться, Торосс уже во весь опор скакал к реке. Я с удовольствием поехала бы с ним, но хорошо понимала, что буду только путаться под ногами.

По плану я должна была вывести тех, кто не мог сражаться. Мы собирались подняться повыше в горы и там, разделившись на маленькие группы с опытными проводниками, пробираться на запад и север. Во всем нашем Хай-Халлаке это — последние относительно безопасные места.

Но отъехав немного от крепости, я вдруг вспомнила о своем грифоне. Тогда мы так заторопились, что у меня все вылетело из головы, и он так и остался висеть на ветке у источника. Нет, я обязательно должна его вернуть! Быстро развернув лошадь, я помчалась прямо по полю, в первый раз в жизни не думая, что топчу хлеб. Вот и деревья, окружавшие источник. Я только быстренько сниму шар и тут же поскачу обратно. Времени я потеряю немного и успею догнать своих.

Я въехала под деревья и на ходу соскочила с лошади. Быстро замотала повод за подвернувшуюся ветку и шагнула ближе к воде.

Я осторожно всматривалась в кусты, увешанные фигурками. Вот он! Он тут же оказался у меня в руке, и я, накинув цепочку на шею, заправила его за ворот кольчуги. Как только я могла позабыть о нем? Потом я так же быстро пошла к лошади и вдруг услышала, как она громко заржала. К сожалению, я слишком обрадовалась возвращению своего грифона, чтобы обратить на это внимание, и, не почувствовав опасности, влетела прямо в ловушку.

Видимо, кто-то заметил меня, когда я скакала по полю, и приготовил мне западню, а я, занятая мыслями о своем грифоне, вообще ничего не замечала. И вот не успела я взять поводья, как оказалась в окружении нескольких вооруженных людей. Похоже, им не впервой ловить пленников, так четко и слаженно они действовали. Свистнула веревка, и тугая петля упала на мои плечи, стягивая руки. Я стала пленницей. Я, Джойсан, по собственной глупости стала пленницей ализонцев!

Керован

Значит, нет больше Ульрика из Ульмсдейла. Кто же сейчас там распоряжается? Яго? Для меня это был бы лучший вариант. Как я уже говорил, сам я не успел приобрести в замке надежных сторонников. Нужно скорее выяснить, что же там произошло.

Я лежал в кустах возле стены и никакими силами не мог сдержать дрожь то ли от волнения, то ли от холодного ночного ветра.

Крепость на ночь запирали, но я не мог дожидаться рассвета. Видимо, потрясение, которое я испытал, когда понял, что мой отец мертв, окончательно привело меня в чувство. Голова была ясной, и я вспомнил, что в крепости есть потайной ход.

Никто не знал, почему наши предки переселились с юга в эти горные долины, и об этом не говорилось ни в хронографах, ни в легендах, но достаточно посмотреть на построенные ими крепости, чтобы понять — это были воины, привыкшие к опасностям войны.

Им не пришлось отвоевывать эти земли у Древних — те давно сами покинули эту долину, и все же в каждой долине они строили укрепленные замки, обязательно с потайными ходами, известными только самому лорду и его наследнику. Похоже, они предвидели, что может возникнуть необходимость и в такой крысиной норе.

Отец как-то показал мне тайный ход в Ульм, так что теперь я мог незаметно пройти в отцовский дом, ставший для меня враждебным и в то же время, усмехнулся я, единственным безопасным местом — уж там-то меня точно никто искать не будет. И я отправился в путь.

Сейчас, когда решил, что мне делать, я чувствовал себя увереннее и ни на минуту не забывал об осторожности. Мне нужно было пройти довольно много до начала тайного хода, и я старался использовать любое укрытие. Теперь я не мог себе позволить попасться на глаза кому бы то ни было. Я видел, как постепенно гаснут огни в замке и редких фермерских домах, и только рад был, что разведка научила меня терпению. Собака, залаявшая на дворе фермы, заставила меня замереть и затаить дыхание. На мое счастье, хозяин просто прикрикнул на нее, не поинтересовавшись, что ее встревожило. Так, прячась, замирая от малейшего шороха и поминутно оглядываясь, я добирался к своей цели.

У нас в Ульме осталось гораздо меньше следов пребывания Древних, чем в северных долинах, и только у подножья Кулака Великана виднелись развалины каких-то непонятных построек и сооружений. Среди них выделялась огромная, гладко обтесанная плита, стоящая среди других камней. В глаза сразу бросался вырезанный на ней знак грифона, и, видимо, отсюда взял его в свой герб первый лорд Ульма. Фигура прекрасно сохранилась, и даже сейчас, ночью, я хорошо различал четкие линии рисунка. Это был знак, о котором говорил мой отец.

Я поднялся чуть выше по склону. Измученное, разбитое тело требовало отдыха, но я не мог терять время. Скоро я нашел вход, искусно замаскированный уложенными камнями. Я протиснулся в черный провал и сразу же оказался в полной темноте, а со мной не было ни свечи, ни факела. Пришлось двигаться вперед, осторожно нащупывая дорогу концом меча.

Через несколько шагов проход сузился и повернул. Я спрятал меч и начал руками ощупывать стены. Вскоре я понял, что ход ведет вниз, а значит, я иду верно. Правда, тут же выяснилось, что ход спускается довольно круто, и мои сапоги скользили, мешая идти. Пришлось их снять и привязать к поясу, хотя я очень сомневался, что на моих копытах идти будет много удобнее. Но так я хотя бы мог чувствовать дорогу. Оказалось, что я был неправ. Мои уродливые ноги были прекрасно приспособлены для ходьбы по камням. Прежде всего, они не мерзли и не сбивались об острые выступы камней и вдобавок уверенно использовали любую выемку для упора. Идти сразу стало легче. Хуже было то, что дороги я практически не знал. Отец только показал мне вход в подземелье, а по самому ходу я шел впервые.

В глухой холодной темноте спуск казался бесконечным. Наконец я почувствовал под ногами ровную площадку, и если я не сбился с дороги, здесь должны быть приготовлены факелы. Я осторожно стал ощупывать стену, пока не наткнулся на смолистые палки. Кресало лежало в моем кисете, и через минуту я уже щурился от неожиданно яркого света факела.

Я решил и дальше идти босиком, так как не знал, какая там дальше дорога, да и просто мне так было удобнее. Идти пришлось довольно долго. Видимо, когда-то подземные реки вырыли этот туннель, а люди его только немного приспособили. В некоторых местах свод опускался так низко, что двигаться приходилось, согнувшись в три погибели.

К счастью, здесь мне не приходилось соблюдать осторожность и бояться, что меня кто-то увидит, так что я мог двигаться быстро и спокойно. Дорога стала ровнее, с незначительным уклоном, и я понял, что уже спустился в долину и замок где-то рядом.

Скоро я наткнулся на боковой ход. Он отходил от основного почти под прямым углом и сразу крутыми ступенями уходил вниз. Я понял, что это проход к пещере на берегу моря, о которой рассказывал отец. Для себя я отметил, что это еще один возможный путь отступления.

Вскоре ход начал подниматься вверх и привел меня к лестнице. Я знал, что по ней попаду прямо в комнату отца, и задержался на минуту, чтобы погасить факел. Его свет могли заметить через какую-нибудь щель в стене, и я решил не рисковать. Поднимаясь по лестнице, я заметил одну из таких щелей и заглянул в нее. Похоже, это было какое-то помещение для работников, и там спало несколько человек.

Я пошел дальше и скоро наткнулся на еще одну щель. На этот раз я смотрел в главный зал замка и находился где-то за троном отца. Как всегда, в зале горел огромный камин и рядом с ним дремал кто-то из слуг. На полу, перед огнем отдыхали две охотничьи собаки. Такая мирная и привычная картина, что как-то не верилось в то, что над башней поднято разорванное знамя.

Наконец я добрался до конца хода. Мне оставалось только открыть замаскированную дверь и войти, но я медлил. Как ни хотелось мне поскорее узнать, что ждет меня там, я остановился и задумался.

Чем, собственно говоря, был для меня отец? Большинство людей употребляют слово «любовь», не задумываясь и обозначая им самые разные чувства от нежности и привязанности до грязной похоти. Сам я никогда не употреблял этого слова, так как не очень понимал, что за ним стоит. В отношениях с людьми мне приходилось испытывать преклонение, уважение, почтение, но всё это совсем не напоминало любовь. И я не мог бы сказать, что любил своего отца. Я уважал его, служил ему, но вряд ли любил.

Я никогда не забывал, что мне с самого рождения не нашлось места в отцовском доме. Он не забывал про меня, довольно часто навещал и еще чаще присылал подарки, но я все равно чувствовал себя изгнанником и при наших встречах всегда ощущал какую-то неловкость. Я видел, как неприятно ему мое отличие от других, а я сам не мог простить ему, что он пошел на поводу у моей матери и не спешил признать меня своим сыном и наследником.

С самого детства я ощущал, что нас не связывает такое чувство родства, какое обычно бывает между отцом и сыном. Какое-то время мне даже казалось, что в этом виноват я, и это, мешало мне хорошо чувствовать себя при наших встречах.

Так от взаимного непонимания и неловкости возник между нами барьер, преодолеть который мы так и не смогли. Только сейчас, когда отца не стало, я понял, что он был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить. И именно здесь, в темном туннеле, перед потайной дверью в его комнату я до конца понял, что я потерял со смертью отца.

Я осторожно положил руку на рычаг, открывавший каменную плиту, закрытую от остальной комнаты высокой спинкой отцовской кровати, слегка приоткрыл ее и тут же увидел свет и услышал голоса. Я помнил, что из комнаты меня увидеть нельзя, и мог спокойно выйти, а обойдя кровать, неожиданно появиться перед говорящими. Мог и спрятаться за кроватью, оставаясь невидимым, подслушать их разговор и узнать, наконец, все, что здесь произошло. Так я и решил сделать. Осторожно пройдя в комнату, я встал за роскошным балдахином кровати и слегка раздвинул занавес, чтобы осмотреться.

В комнате находилось четверо человек. Двое мужчин сидели на скамье, на стуле сидела молодая девушка, а в отцовском кресле — красивая дама.

Хлимер и Роджер. Их я узнал сразу. Девушка была так похожа на меня, что я сразу решил, что это моя сестра Лизана, а в кресле… Да, конечно, это сама леди Тефана, моя мать, и я первый раз в жизни видел ее.

Она была в серой вдовьей одежде, накинутая на голову серая вуаль закрывала волосы. Красивое чистое лицо казалось совсем немного старше, чем у ее дочери. Хлимер был совсем не похож на нее, а я, от которого она отказалась, был похож не меньше, чем моя сестра. Достаточно взглянуть на нас, чтобы понять, что я действительно ее сын.

С холодным любопытством разглядывал я ее. Нас ничего не связывало, так решила она сама, и я с детства смирился с тем, что у меня нет матери. Я смотрел на нее, как на незнакомую чужую женщину, да такой, в сущности, она и была для меня.

Она что-то быстро говорила, энергично жестикулируя, и мне сразу бросилось в глаза, что на ее изящном длинном пальце сверкал перстень моего отца, перстень лорда. Перстень, надеть который после смерти отца мог только я.

— Все это глупости. Решать должны мы сами и не оглядываться на других. Скоро придет известие, что Керован убит на юге, тогда наследницей станет Лизана, и ты, Роджер, как ее муж будешь править в Ульме. Ализонцы предлагают очень хорошие условия. Им нужен порт, и они готовы платить. А нам одним воевать против них бессмысленно. Вы знаете, как они воюют. Здесь все будет разрушено, и порт тоже. Никто не выиграет. А если мы заключим договор, это спасет Ульм.

— Я ничего не имею против того, чтобы стать мужем Лизаны и правителем Ульмсдейла, — ответил Роджер и, помолчав, добавил, — но вряд ли соглашусь со всем остальным. Договор заключить не трудно, вопрос, кто и как будет его выполнять. Мы можем отдать им порт, но вряд ли они будут и дальше считаться с нами. Они хорошо знают нашу слабость…

— И это ты, Роджер, говоришь о слабости? — леди Тефана пристально посмотрела на него и улыбнулась. — Ты, кажется, забыл, что наш род располагает очень необычными силами, и вряд ли ализонцы готовы к встрече с ними.

Роджер слушал ее с легкой, чуть заметной улыбкой, выдававшей его самоуверенность. Когда я видел его в таком настроении, мне всегда казалось, что он владеет какими-то тайнами, дающими ему власть, возможно, каким-то необычным оружием.

— И ты, дорогая леди, рискнешь применить эти силы? На твоем месте я бы очень серьезно это обдумал. Позвать их не так уж трудно, но они часто выходят из-под контроля и становятся неуправляемыми. Все-таки это слишком чуждо нам.

Леди обиженно вспыхнула и ткнула пальцем в его сторону.

— И это ты смеешь говорить мне! — воскликнула она.

Но на него это не произвело впечатления. Ответил он, по обыкновению, мягко и спокойно.

— Не надо шуметь, леди! Я не твой последний муж, и со мной ты легко не справишься. Он был из проклятого рода, потому легко поддавался темным силам. Правда, ты всеми своими заклинаниями так и не заставила его отказаться от сына, а в конце вообще потеряла влияние на него, и он объявил наследником Керована. А я происхожу из того же рода, что и ты, и силы у меня не меньше.

Леди слегка изменилась в лице, так что мне стало не по себе. Атмосфера в комнате стала напряженной и гнетущей. Теперь в ней просто физически ощущалось зло. Я словно видел его темные струи, тянущиеся к этой женщине. Почти с ужасом я подумал, что именно эта женщина дала мне жизнь.

Даже Хлимер почувствовал исходящую от нее опасность. Он поднялся со скамьи и отошел на несколько шагов, стараясь не встречаться с ней взглядом. Но Роджер сидел так же спокойно и продолжал говорить с легкой улыбкой.

— Хотелось бы знать, с кем договаривалась ты в святилище, когда носила своего дорогого сыночка, и кто помог тебе стать женой лорда Ульрика? Ты ведь уже давно связалась с Темными. Какую же плату они берут с тебя? И не надо пробовать свою силу на мне. Я знал, к кому шел, и неплохо подготовился.

Леди быстро и уверенно чертила пальцем в воздухе фигуры. Ее палец оставлял в воздухе светящийся след, как я однажды видел у Ривала. И в этой комнате, наполненной темным злом, они буквально пылали.

Роджер поднял руку и протянул ее ладонью вперед, прикрывая лицо. Линии на ладони, по которым Мудрые Женщины предсказывают судьбу, начали наливаться розовым светом. Через минуту они уже сияли ярко-красным. А Роджер так же спокойно улыбался.

Леди слегка вскрикнула и уронила руки. Я заметил, как потускнел камень в перстне лорда. Казалось, что честный блескчеловеческой драгоценности не выдержал присутствия темных колдовских сил. Сейчас мне больше всего хотелось бы сорвать кольцо моего отца с нечистой руки.

— Правильно, леди, — сказал Роджер, — не ты одна имеешь сильных союзников. Ты опять забыла, что мы с тобой из одного рода, значит, все мы имеем склонность к таким вещам. Теперь, когда ты убедилась, что силы наши равны, давай спокойно поговорим о делах. Что касается твоего старшего сына… — Роджер слегка кивнул в сторону Хлимера, который растерянно и настороженно поглядывал то на мать, то на Роджера. Мне показалось, что он впервые видел силу Роджера и сейчас с трудом привыкал к мысли, что тот не менее опасен, чем сама леди Тефана.

— Так вот… Твой старший сын не имеет права на Ульм и, следовательно, мешать мне не может. А значит, мы вполне можем действовать вместе. Но вот договариваться о чем бы то ни было с ализонцами я категорически не согласен.

— Но почему? — спросила она. — Чего ты боишься? И что они могут сделать против такой защиты? — Она кивнула на его ладонь.

— Мне они ничего не могут сделать, но мне кажется, просто глупо отдавать им что бы то ни было. Я знаю, дорогая леди, что ты в любой момент можешь вызвать громы и молнии с гор и наказать их, если они нарушат договор. К сожалению, эти силы легко вызвать, но ими трудно управлять. И начав разрушать, они разрушат и Ульм, и порт, а я не хочу управлять развалинами.

— Вряд ли будет лучше, если Ульм разрушат ализонцы, — неожиданно вступила в разговор Лизана. — И замечу тебе, милый Роджер, что ты немного торопишься, говоря о себе как о лорде Ульмсдейла. Обручение еще не свадьба, и я пока не твоя жена.

Все это она высказала с ледяным высокомерием, глядя ему прямо в глаза. Я смотрел на них и не мог поверить, что это жених и невеста, а уж на влюбленных они совсем не были похожи, скорее, на врагов.

— Все так, радость моя, — мягко ответил он. Но я уже хорошо знал его лисьи повадки и на месте Лизаны был бы поосторожней. — Похоже, ты сама решила управлять Ульмом?

— Я просто не хочу плясать под твою дудку, — резко бросила она, и по ее тону было понятно, что у нее хватит сил это исполнить.

Роджер взглянул на нее с интересом. Казалось, он впервые понял, что она тоже что-то может, а до этого он просто не принимал ее в расчет. Он слегка прищурился и повернулся к матери.

— Поздравляю, дорогая леди! Значит, ты, как примерная мать, обучила ее всему, что знала?

— Само собой разумеется! — рассмеялась леди Тефана. — Неужели ты раньше не догадался?

Роджер не выдержал и тоже расхохотался.

— Нет, дорогая леди! Мне это и в голову не приходило. Зато теперь я думаю, что нам не грозит скука семейной жизни. В ненастные вечера у уютного камина мы сможем развлекаться, пробуя друг на друге свою власть и проверяя защиту.

— Ничего этого не будет, если мы не удержим Ульм, — встрял в разговор Хлимер. — Пока у нас нет никакого плана, я даже не представляю, как мы сможем сделать то, что не удалось ни одному лорду. Порт наш почти беззащитен, и они смогут высадиться, когда захотят. Сам замок можно удержать не больше, чем на пару дней. Вы знаете, что против их оружия мы бессильны, — он нервно передернул плечами. — В общем, я не вижу способа как сохранить Ульм.

— А что, если… — Роджер перестал улыбаться и серьезно взглянул на леди Тефану и свою невесту, — а что, если они просто не смогут подойти к берегу? Скажем, волны и ветер… Шторм…

Леди Тефана испытующе взглянула ему в глаза.

— Это не так-то просто. Нужна большая сила.

— Она есть у тебя, моя леди, что-то сможет добавить моя невеста, и, конечно, я тоже помогу вам. Мне кажется, что это самое удачное решение. Мы сделаем вид, что согласны договориться с ними. Пусть плывут сюда. А если им мешают погода и волны, то причем здесь мы? Кажется, это может получиться.

Леди нервно передернула плечами и провела языком по губам.

— Это потребует огромного напряжения.

— И ты боишься, что у тебя ничего не получится?

— Не в этом дело! — отмахнулась она. — Просто придется объединиться нам всем троим и, кроме того, найти еще жизненные силы на стороне.

Он пожал плечами.

— Глупо, что мы отпустили сторонников старого лорда. Они так и кипели ненавистью, а это сила, которую мы могли бы использовать. Хотя бы этот Яго…

— Но этот калека угрожал мне! — взорвался Хлимер. — Словно старик и горбун мог и вправду сражаться со мной!

— Сейчас наверняка нет, — спокойно ответил Роджер, — но если бы ты столкнулся с ним лет на десять раньше… Боюсь, что тогда я не имел бы удовольствия беседовать с тобой сейчас. Но, во всяком случае, ушли не все, и мы вполне можем использовать жизненную силу оставшихся. Если мы договоримся и решим…

— Мы решим! — неожиданно выкрикнула Лизана. — Ты хочешь сказать — ты решишь, а нам останется только подчиниться!

Все ее напускное безразличие исчезло. Она вскочила с горящими гневом глазами, и мне даже показалось, что она несколько не в себе.

Роджер смотрел на нее удивленно и настороженно.

— Спокойно, радость моя, спокойно. Для нашей работы сейчас нужны не эмоции, а осторожность и благоразумие.

Лизана ногой отшвырнула стул и резко прошлась по комнате.

— Не пытайся учить меня, Роджер! Распоряжайся своими хвалеными силами и не суй нос в наши дела.

— Не беспокойся, Роджер, — сказала леди Тефана, — я хорошо владею этими силами и, конечно, буду осторожна. Но если мы решили действовать так, то нужно хорошо подготовиться, и лучше это не откладывать, — она поднялась с кресла, и Хлимер тут же предложил ей руку. Мне показалось, что он просто боится остаться без нее с Роджером. Лизана последовала за ними, и Роджер остался в комнате один.

Я давно уже сжимал рукоятку меча. То, что я слышал здесь, было ужасно, но зато я начал кое-что понимать. Я понял, что эти трое давно связаны с Темными силами, а из намеков Роджера мне стало ясно, что леди Тефана заклинаниями подчинила себе волю моего отца, и только в конце жизни он смог немного освободиться от этого наваждения. Теперь я гораздо лучше понимал его, словно рухнули все разделявшие нас барьеры. К сожалению, для него это уже не имело значения.

Понял я и то, что эти трое захватили Ульм и теперь хотят защищать его с помощью Темных сил. Я любил Ульмсдейл и меньше всего хотел бы видеть его в руках врагов. Что же для меня лучше — Ульм, который спасут Темные силы и в котором лордом станет Роджер, или Ульм, захваченный ализонцами и, значит, все равно потерянный для меня? Так я раздумывал, наблюдая, как Роджер шагает по комнате, и не мог ни на что решиться.

Кроме всего прочего, я не очень понимал, что именно они собираются делать. Хоть я и был сыном своей матери, но никаких талантов ее рода, похоже, не унаследовал. Я знал только одного человека, который мог бы мне все объяснить. Только он мог посоветовать мне, позволить ли им спасать Ульм с помощью Темных сил или наоборот, приложить все силы, чтобы их остановить. Что страшнее для Ульмсдейла — Темные силы или армия ализонцев? Сам я не мог решить этого. Только Ривал, всю жизнь пытавшийся разобраться в знаниях Древних, мог мне помочь.

Теперь мое присутствие в замке стало бесполезно, и я пустился в обратный путь. Пробираясь по подземному ходу, я вспомнил, как они говорили о Яго. Наверняка Хлимер, этот тупой бык, вызвал его на бой. Старика, калеку… Что ж, я и это припомню ему, когда придет время нам вернуться.

Уже глубокой ночью добрался я до выхода и остановился у плиты с грифоном. Все тело у меня было разбито, и сильно болела рана на голове. Кроме всего, я был отчаянно голоден и измучен, однако не мог позволить себе даже передохнуть. Я помнил, что они решили действовать немедленно, а значит, и мне нельзя терять ни минуты. Чем скорее я расскажу все Ривалу, тем лучше и для меня, и для всего Ульмсдейла. А для пешего, усталого и голодного человека путь до Ривала был и не близкий и не легкий.

Небо начало светлеть, когда я перевалил через горы и вышел на знакомую тропу. По ней обычно проходили охотники или торговцы, промышлявшие в пустыне.

Заслышав топот копыт на тропе, я поспешно спрятался в кусты, так как не хотел, чтобы хоть кто-то знал, что я остался жив и вернулся. А любой, увидев меня и узнав, стал бы, конечно, болтать в долине.

Но рассмотрев поближе человека, ехавшего по тропинке, я немного успокоился. Он не был похож ни на крестьянина, ни на торговца, ни на воина, ехал спокойно и неторопливо, ведя в поводу запасную лошадь.

К моему удивлению, он не проехал мимо, а остановился прямо напротив меня и слегка вытянул руку по направлению ко мне. В его руке я увидел какой-то жезл. Он был слишком коротким для посоха и слишком толст для хлыста. Жезл указывал прямо на меня.

— Лорд Керован… — тихо проговорил всадник, но я, несмотря на разделявшее нас расстояние, услышал его совершенно ясно.

Одет он был так, как у нас обычно одеваются в дорогу — кожаная куртка и плотный шерстяной плащ. Капюшон он откинул, давая мне рассмотреть свое лицо. Но лицо я это видел, действительно, первый раз в жизни, и оно ничего мне не говорило.

Он не носил бороды и был гладко выбрит. Но было в этом лице что-то странное, по крайней мере, с первого взгляда становилось ясно, что он не из нашей долины. Коротко остриженные волосы щеткой торчали на голове. Мне они показались какими-то пегими, словно смешались серый, коричневый и черный цвета.

— Лорд Керован! — настойчиво повторил всадник, все так же указывая на меня жезлом.

И я почувствовал, что какая-то сила тянет меня к нему. Прежде, чем я задумался, не делаю ли ошибки, я уже пробирался сквозь кусты и вышел на дорогу. Я стоял с ним лицом к лицу и даже не знал, друг он мне или смертельный враг.

Джойсан

Пленница Ализона! Эти демоны тащили меня на веревке, как связанное животное, и мне живо припомнились все леденящие душу рассказы беженцев. Казалось, в них не было ничего необычного, но от одного взгляда на выражение их лиц я холодела от ужаса и в эту минуту пожелала себе смерти. Они что-то говорили и смеялись, но я не понимала их языка. Командир сдернул капюшон моего плаща, и волосы растрепались. Я невольно дернулась, пытаясь дотянуться до кинжала, но веревка туго стянула руки.

Так добрались мы до замка, во дворе которого уже расположился вражеский отряд. И вдруг главная башня озарилась странным сиянием, раздался оглушительный гром. Меня швырнуло на землю, но я еще успела увидеть ужасное и величественное зрелище, которое мне не забыть до самой смерти. Стены и башни Иткрипта задрожали, по ним пробежали трещины, и вдруг вся эта каменная громада рухнула, погребая под собой все вокруг. Огромный столб пыли взметнулся к небу, и стало темно, как в сумерки.

Вокруг меня кричали и вопили, и я поняла, что не все враги погибли под камнями, и сразу же подумала о бегстве. Только судьба посмеялась надо мной. Веревка, которой я была связана, оказалась придавлена тяжелым камнем.

Неужели крепость разрушили те бронированные машины пришельцев, о которых рассказывали беженцы? Но зачем? Ведь Иткрипт уже был в их руках, и под развалинами погибли их люди.

И тут я вспомнила: Леди Мет!

Я представления не имела, как могла она это сделать, но чувствовала, что это совершила она. Мне и в голову не могло прийти, что она может владеть такой силой, словно Древние или Мудрые Женщины. Она всегда относилась неодобрительно ко всему, связанному с тайными силами, а впрочем… Что я знала о ней? Кем была она раньше, прежде чем решила посвятить себя служению Огню? Как бы то ни было, она обещала, что заставит пришельцев заплатить кровавый долг нашему роду, и это исполнила. Наш род всегда рождал отважных. Мой отец погиб в бою, сражаясь против пятерых, из которых успел уложить четверых. Сколько врагов захватила с собой в могилу леди Мет? И пусть знают пришельцы, что не долго им безнаказанно грабить наши долины, если даже наши женщины готовы сражаться насмерть!

Но для меня сейчас главным было получить свободу. Я старалась изо всех сил выдернуть веревку, а когда пыль осела, я увидела, что с ней случилось. Веревка была обвязана вокруг пояса одного из поймавших меня солдат, а он уткнулся носом в землю, придавленный огромным камнем. Я поняла, что он мертв, и рванулась еще сильнее. Что может быть страшнее — быть связанной с мертвецом? Но веревка не поддавалась, и я только дергалась, как лошадь у коновязи.

Здесь меня и нашли уцелевшие ализонцы. К счастью, я не видела никого из наших людей. Я очень надеялась, что все, кто не погиб, прикрывая наш отход, успели отступить. В этих обстоятельствах смерть была много лучше плена.

Паника продолжалась недолго. Я очень пожалела, что наши воины не знали о плане леди Мет и не могли напасть в это время. Теперь ализонцы, разозленные неожиданными потерями, отыграются на пленниках. И снова меня окатила волна холодного ужаса.

Леди Мет выполнила свой последний долг и погибла славной смертью, мне же об этом не приходилось и мечтать. Жаль, что они не убили меня сразу, когда нашли привязанной к мертвецу. Они перерезали веревку и притащили меня на берег реки, где, похоже, находилось командование.

Ко мне подошел один офицер и что-то сказал на нашем языке с непривычным гортанным выговором. В ушах у меня еще стоял грохот рушащихся стен, и я не поняла, что он от меня хочет. Офицер подождал немного, а потом медленно поднял руку и ударил меня по лицу. От боли и неожиданности у меня на глазах выступили невольные слезы, но в то же время мне было нестерпимо стыдно, что враги видят мою слабость. Я вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза. Что бы там ни было, я сумею быть достойной дочерью своего рода.

— Что… это… было? — он наклонился ко мне, и мне в нос ударил запах гнилого дыхания.

Я в упор рассматривала его всклокоченную бороду, помятые, в красных прожилках щеки и красный пористый нос. Глаза его, однако, были остры и пристальны, и сразу было видно, что человек он неглупый.

Я ничего не собиралась скрывать от него. Наоборот! Пусть знают, что Хай-Халлак хранит силы, могущество которых они не могут даже представить.

— Тайные силы, — ответила я.

Я видела, что он сразу же поверил мне. Кто-то из офицеров окликнул его, и он ответил, все так же не сводя с меня глаз.

— А где ведьма? — задал он новый вопрос.

Хотя я и не знала раньше этого слова, но поняла, что он имеет в виду, и ответила так же просто:

— Там.

— Отлично, — он наконец отвернулся от меня и стал объяснять что-то подошедшим офицерам.

Я очень устала и ослабла, и мне больше всего хотелось бы прилечь. В ушах все еще стоял грохот, голова отчаянно болела, а главное, я не видела для себя никакого выхода. Из последних сил я старалась держаться гордо и спокойно, чтобы быть достойной своего рода.

Офицер снова повернулся ко мне и окинул меня оценивающим взглядом. На меня уже не раз так смотрели мужчины, и я терпеть не могла ни этот взгляд, ни появлявшуюся у них улыбку.

— Ты носишь кольчугу… Похоже, ты не деревенская девчонка и мы взяли неплохую добычу. Ладно, потом разберемся.

Наконец-то меня оставили одну. С берега мне было хорошо видно, как подходили новые лодки и с них высаживались воины. Боже мой! Сколько их было! Не меньше, чем колосьев в поле… Что мог сделать против этой громады наш маленький отряд?

Вскоре я узнала и о судьбе наших воинов. Большинство погибло в первые же минуты боя, и это было для них счастьем. Остальные… Ну нет, мне кажется, даже грешно вспоминать эти ужасы. Я только окончательно уверилась, что пришельцы — демоны. Люди не могут быть так жестоки.

Возможно, они нарочно устроили все это у меня на виду. Им зачем-то хотелось запугать меня и сломить, но в этом они просчитались. Сама по себе смерть не так страшна, важно, как человек встречает ее. И мужество моих воинов дало мне то, чего недоставало раньше: жгучую ненависть, твердую решимость отомстить. Леди Мет была права. Я открыла собственный кровавый счет врагу и теперь не успокоюсь, пока они мне по нему не заплатят.

Но меня пока не трогали. Веревку мою привязали к корабельной цепи, и я сидела почти у самой воды. Изредка ко мне подходили любопытные и рассматривали меня, как редкое животное. Они трогали мои волосы, ощупывали лицо и что-то оживленно обсуждали и смеялись. Правда, ни один не ударил меня и не причинил боли. Начало темнеть, и сразу же в нескольких местах вспыхнули костры. Я видела, как закололи баранов и отдали их жарить на ужин.

Небольшой конный отряд поскакал в горы, видимо, по следам наших беженцев. Я очень надеялась, что проводники успели вывести людей тайными лесными тропами и их не найдут. Однако отряд скоро вернулся, и я услышала женские крики. Значит, кто-то из наших все-таки не успел уйти. Больше всего мне хотелось заткнуть уши и упасть на землю, но мне кажется, я и там буду слышать эти ужасные вопли. Воистину, Зло пришло на нашу землю, и никто не может ему противостоять.

Я начала думать, как бы мне покончить с собой. Скоро они вспомнят обо мне, придут, и тогда… Я сидела недалеко от воды. Может, я смогу броситься в реку? Если потихоньку протащить веревку вдоль цепи до самой воды…

Почему-то мне вдруг вспомнился Торосс. Что с ним? Погиб, как большинство воинов на берегу, или успел бежать? И хоть последнее время мне было с ним нелегко, я искренне пожелала ему быть живым и подальше отсюда. Странно, стоило мне подумать о нем, и вот его лицо просто стоит у меня перед глазами, и приятное тепло появилось в груди под кольчугой.

Грифон. Ну, конечно, это несчастная безделушка, из-за которой все и случилось. Грифон на груди наливался приятным теплом, и на этот раз он не только согревал, но словно придавал мне силы и надежды. Словно добрый голос шептал мне, чтобы я держалась, что, несмотря на все ужасы и опасности, все кончится для меня благополучно.

Хотя я и понимала, что это иллюзия, но все-таки во мне проснулась надежда. Страх отступил, и все чувства напряглись и обострились в ожидании чего-то.

И я услышала! Даже сквозь шум военного лагеря я услышала какое-то движение на реке. Что-то осторожно двигалось по течению… ко мне!

Я не понимала, как могу это слышать, и не думала об этом, а просто знала, что идет помощь и я должна быть готова. И это не бред, не признак того, что я сошла с ума от страха и отчаяния. Это, действительно, помощь!

— Джойсан! — раздался осторожный шепот, прозвучавший сейчас для меня как крик. Вздрогнув, я испугалась, как бы он не поднял весь лагерь.

Сама я боялась издать хоть звук и только повернула голову, надеясь, что позвавший заметит мое движение и поймет, что я его слышу.

— Иди… сюда… — донеслось от воды, — постарайся…

Медленно и осторожно продвигала я мокрую веревку по звеньям цепи. Работать приходилось, держа руки за спиной, чтобы не выдать себя невольным движением и не терять из виду лагеря. Наконец я почувствовала, как кто-то перехватил мои руки и перерезает веревки. И вот я свободна и могу растереть затекшие и онемевшие кисти. Мой освободитель помогал мне прийти в себя, стоя по пояс в воде. Как только пальцы немного ожили, он оставил их в покое и приказал:

— Давай в воду!

У меня мелькнула мысль, что в тяжелой кольчуге мне не выплыть, но я ничего не сказала и послушно скользнула в воду. Если мне суждено умереть, пусть я умру свободной. Сильные руки подхватили меня, не дали окунуться с головой. И нас понесло течение. Кольчуги тяжело тянули ко дну, и я чувствовала, что мой спаситель выбивается из сил. К сожалению, я почти ничем не могла ему помочь. Неожиданно нас прибило к камню, выступающему из воды, и мы смогли зацепиться и передохнуть. Его лицо оказалось рядом с моим, и я даже не удивилась, узнав Торосса.

— Спасибо тебе! — задыхаясь, проговорила я. — Ты дал мне свободу, и теперь я могу достойно умереть…

— Я спас тебе жизнь, — возразил он, — и ты будешь жить, Джойсан!

Я взглянула в его лицо и поняла, что он решил лучше погибнуть, чем отступить.

— Держись, Джойсан! — Он сумел притянуть мои руки к камню, и я изо всех сил вцепилась в него. Каким-то чудом он сумел вскарабкаться на камень, а потом вытащить и меня, так как силы мои кончились и я едва могла двигаться.

Нас отнесло довольно далеко вниз, и теперь, чтобы попасть в наши горы, нам придется пройти мимо лагеря врагов. Торосс дрожал от холода, и, чтобы согреться хоть немного, он стащил с себя мокрую рубашку и отжал ее. Только тут я заметила, что у него рассечена щека и рана еще сочится кровью.

Он подал мне руку, и мы пошли. Мокрый плащ облепил мне ноги и мешал шагать. Кольчуга, которой я обычно не замечала, давила страшной тяжестью, но так и не придя в себя от внезапности нашего бегства, брела я за Торресом и с трудом понимала, что снова свободна.

Мы добрались до высокой кромки берега, перевалили ее и без сил упали на землю. Я сразу же потянулась к застежкам кольчуги, но Торосс удержал меня.

— Не снимай, мы еще в окружении, и опасностей впереди хватает.

Конечно, он был прав. Мы были практически безоружны, если не считать ножа Торосса, так что если мы наткнемся на врагов, отбиваться придется камнями, а кольчуга — все-таки защита… Но какая же она тяжелая!

— Мы попробуем подняться в горы, — он показал на гребни, — и по лесу обойти этих мясников и соединиться со своими. А сейчас лучше отдохнуть и подождать, пока окончательно стемнеет.

И хотя все во мне гнало меня подальше от этих зачумленных мест, пришлось с ним согласиться. Конечно, ночью проще остаться незамеченными, и ради этого шанса стоит набраться терпения и подождать.

— Как тебе удалось уцелеть на берегу? — спросила я.

Он невольно коснулся раны на щеке, и на руке осталось пятно крови. Лицо давно уже было измазано ей до неузнаваемости.

— Получил прямой удар в лицо и свалился без сознания. Похоже, меня приняли за мертвого, а когда пришел в себя, уже сознательно притворился мертвецом. Потом сполз к реке и тут увидел, как из Иткрипта тащат тебя. Кстати, Джойсан, что там произошло? Почему они уничтожили крепость и своих воинов в ней?

— Это не они. Это леди Мет. Она применила какие-то тайные силы.

Некоторое время он молчал, обдумывая услышанное, а затем недоуменно спросил:

— Но откуда у нее этот дар? Она же леди и, как я слышал, даже собиралась уйти в монастырь Норстид.

— Возможно, она научилась этому еще до того, как решила посвятить себя Огню, и дар свой применила только против врагов, сама же при этом погибла. А не пора ли нам уже двигаться? — Я дрожала в мокрой одежде так, что стучали зубы. Хотя лето еще не кончилось, но ночи были уже по-осеннему холодные.

— Нас будут ждать, — он встал на колени и осмотрел реку, осторожно выглядывая из-за камней.

— Кто? Враги? Неужели они заняли уже всю долину? — Я снова ощутила страх и беспомощность.

— Нет, — успокоил меня Торосс, — это мои оруженосцы Ангрел и Рубо, которых для моей охраны прислала мать. Если бы я не увидел тебя там, на берегу, то давно бы уже был в горах.

Что ж, если мы сумеем добраться до воинов Торосса, нам будет легче. Хотя оба воина уже немолоды, и Рубо одноглаз, а Ангрел однорук, все-таки нас уже будет четверо и, главное, у нас будет оружие. Все это несколько успокоило меня.

И мы начали отступление. До сих пор не знаю, каким чудом нам удалось проскользнуть незамеченными, как не понимаю и того, почему враги так долго не замечали моего исчезновения. Каждую секунду я ждала взрыва криков в лагере и бешеной погони, но пока все было тихо. Впрочем, может, они увидели, что меня нет, и решили, будто я утопилась.

Нам повезло, и мы наткнулись на тропу, уводившую вверх. Как ни трудно было мне двигаться, я не жаловалась и старалась только не отставать от Торосса. Он рисковал жизнью, спасал меня, и я не имею права своей слабостью мешать нашему спасению. Да, Торосс своим подвигом наложил на меня тяжелый долг, и я знала, что это скажется на наших будущих отношениях, но сейчас было не время и не место думать об этом. Сначала надо остаться в живых.

Хотя я всю жизнь прожила в нашей долине, эту местность я себе представляла плохо. Я понимала, что нам необходимо пробраться на запад, но сначала приходилось делать большой крюк, чтобы обойти возможные патрули. Мокрые хлюпающие сапоги отчаянно терли мне ноги, а плащ, хоть я несколько раз отжимала его, лип к ногам не хуже пластыря.

Торосс уверенно шел вперед, как по знакомой дороге, и я решила положиться на него.

Вскоре мы свернули на почти незаметную тропинку, которая поднималась не так круто, и идти сразу стало легче. Эта тропа вела на запад. Если враги еще не успели добраться в горы, то мы вполне безопасно обойдем их.

Изредка ветер доносил крики с другого берега. Похоже, там расправлялись с пленниками. Я все равно ничем не могла им помочь и просто старалась не прислушиваться. Торосс слегка насторожился при первых криках, но быстро успокоился, и я не могла бы сказать, какие чувства это у него вызвало. Говорить мы не могли, чтобы не потерять дыхания, и еще старались экономить силы — нам еще очень многое предстояло сделать.

Но как бы мы ни старались, двигаться совсем беззвучно было невозможно. Под ногами хрустели сухие сучья, иногда срывались камни, трещали ветки кустарника. Все эти звуки казались нам оглушительно громкими, и каждый раз мы невольно замирали и прислушивались. Но нам пока везло.

Скоро на небе взошла луна, круглая и очень яркая. Сразу стало светлее, и теперь мы могли видеть дорогу. Можно было идти быстрее, но зато и нас теперь мог увидеть любой. Торосс остановился, наклонился к самому моему лицу и чуть слышно прошептал:

— Попробуем перейти реку по торговому броду, а там сразу выйдем на горные тропы.

Я вздрогнула. Конечно, это был самый простой и короткий путь, но… Этот брод знал любой житель долины, и, разумеется, знали и враги, а значит, он наверняка охранялся. И в такую светлую ночь нас обязательно заметят. Если не на самой реке, то дальше, на открытой равнине, которая тянулась до самых гор.

— Там нам не пройти незамеченными.

— А ты, Джойсан, можешь предложить что-то лучше?

— Мне кажется, что лучше идти на запад по этому берегу. Здесь много укромных долин, где можно спрятаться, и им будет трудно нас догнать.

— А им и не придется нас догонять, — горько усмехнулся он. — Им нужно просто нас увидеть и прицелиться. Их оружие убивает на таком расстоянии, что ты и представить себе не можешь. Я сам это видел.

— Я лучше умру, чем снова дамся им в руки, а на переправе нас могут просто поймать.

— Ты права, — согласился он. — Но здесь я не знаю никаких дорог. Если ты знаешь — веди.

Я и сама не слишком знала эту часть долины. Сюда редко кто забредал, и места пользовались недоброй славой. Здесь чаще, чем где бы то ни было, встречались следы Древних, и этого хватало, чтобы наши люди сюда не ходили. Зато здесь был лес, в котором мы могли бы спрятаться. И я не стала пугать Торосса сказками о Древних, а решила пройти опушкой леса, затем свернуть на северо-запад и постараться встретить наших беженцев.

Мы шли, стараясь не поддаваться усталости. Я давно уже только силой воли заставляла двигаться онемевшее изнемогающее тело. Не знаю, что чувствовал Торосс, но он шел, спотыкаясь и пошатываясь.

Уже далеко позади остались костры вражеского лагеря. Два раза мы видели конные патрули, но, к счастью, успевали вовремя залечь и укрыться. Не передать, с какой радостью я слушала их удаляющийся стук копыт.

Так добрались мы наконец до опушки леса, и тут удача отвернулась от нас — нас заметили. Я услышала только непонятные хлопки, а затем — хриплые крики. Неожиданно вскрикнул Торосс и изо всех сил толкнул меня в заросли кустарника. Но я не побежала. Увидев, что сам он упал, я тут же вернулась к нему, обхватила его за плечи и попыталась приподнять и дотащить до зарослей, но с ужасом заметила, что мне не хватает сил. И в эту секунду я вспомнила леди Мет. Как бы мне хотелось сейчас владеть таким даром и иметь при себе ее жезл. Я бы не поколебалась и сожгла всех, кто попробовал бы сюда сунуться! И тут я почувствовала жар на груди. Жгло так сильно, что я невольно выпустила Торосса. Он мягко ткнулся в землю и застонал. А я уже рвала ворот, чтобы скорее достать то что причиняло мне такую боль.

Шар с грифоном обжег мне руку. Я хотела отбросить его, но не могла. Он словно прилип к ладони. Я держала его на вытянутой руке и ничего не могла сделать, хотя крики погони были уже совсем близко. А ШАР СВЕТИЛСЯ! Яркий, как маяк, ведущий к нам смерть.

Неожиданно я поняла, что погоня не приближается, а удаляется. Почему-то они не заглянули в лес, а побежали вдоль опушки. Как же они не заметили свет через редкие кусты? Но как бы то ни было, голоса отходили все дальше и скоро совсем затихли.

Все еще не веря себе, я вслушивалась в тишину, но все, действительно, было тая. Мы свободны, и за нами никто пока не гонится.

Торосс застонал, и я, присев на траву, наклонилась над ним. На его груди проступило пятно крови, и темными струйками она ползла изо рта. Что же мне делать? Ясно, что здесь оставаться нельзя В любую минуту могут вернуться враги, или на нас наткнется другой патруль.

Я снова повесила шар на грудь. Светился он сейчас ровно, но жара от него не было. На руках у меня никаких следов не осталось, хотя он, пока я его держала, жег, словно раскаленный уголь.

— Торосс! — Я видела, что рана его опасна и ему лучше бы не двигаться, но здесь он наверняка погибнет. Чего бы это не стоило, я должна поднять его и увести отсюда.

При свете шара мне было хорошо видно его. Когда я снова попыталась поднять его за плечи, он вдруг шевельнулся и открыл глаза. Его отрешенный взгляд был устремлен куда-то вдаль, и он явно не видел меня.

Я стала приподнимать его, и тут у меня снова возникло ощущение, которое я уже однажды испытала: словно этот светящийся шар вливал в меня энергию, силу и уверенность. И я почувствовала, как наливаются силой мои руки…

Торосс снова застонал, закашлялся и сплюнул красную от крови слюну. Похоже, он пришел немного в себя и попытался двигаться сам. Я с трудом сумела поставить его на ноги. Он обнял меня за плечи, едва держась на ослабевших ногах, тяжело наваливаясь на меня, и мы двинулись. Я понимала, что только в этом наше спасение.

Медленно и тяжело прошли мы через редкий кустарник, и каждый шаг приближал нас к лесу, где, действительно, можно было найти укрытие. Мы шли и шли, и я уже сама не понимала, куда и зачем, и откуда у меня взялись силы тащить Торосса. Но мы все-таки шли и, к счастью, отошли достаточно далеко.

Вдруг я заметила, что мы уже не ломимся сквозь кусты, а идем по дороге. Прямо под нами оказалась ровная дорога, замощенная каменными плитами. Белые, местами покрытые мхом, они были ясно видны в свете моего шара. Торосс снова закашлялся, и мы остановились.

Так стояли мы на плитах древней дороги между двух черных стен леса, а над нами светила огромная, неправдоподобно яркая луна, освещая нас, как на сцене.

Керован

И вот я, Керован из Ульмсдейла, стоял перед этим человеком, давно догадавшись, что, несмотря на свою одежду, он не торговец и не житель долины. Его жезл каким-то колдовством заставил меня выйти из укрытия, и я стоял на дороге, не зная, что делать дальше, на всякий случай не выпуская рукоять меча. Он успокаивающе улыбнулся, словно моя настороженность показалась ему забавной.

— Я не враг тебе, лорд Керован, — сказал он и опустил свой жезл.

Я тут же почувствовал себя свободным, но не собирался бежать или прятаться от него. Почему-то я сразу почувствовал доверие к этому незнакомцу.

— Кто ты? — мой вопрос, возможно, был не слишком вежлив, но мне сейчас было не до церемоний.

— А что тебе скажет мое имя? — спросил он и небрежно начертил какие-то знаки на песке концом своего жезла. — Имена меняются, и ни одно из них не отражает всего. Если тебе удобно, зови меня, скажем, Нивор.

Он остро взглянул на меня, словно ожидая моей реакции, но я, действительно, слышал это имя впервые, и оно ничего мне не говорило. Он разочарованно отвел глаза.

— Когда-то в Ульмсдейле меня хорошо знали, — продолжал он, — и я никогда не был врагом рода Ульрика. Не раз люди этого рода просили у меня помощи, и я никогда их не подводил. А куда направляешься ты, лорд Керован?

С великим изумлением я начал понимать, кто это мог быть, но, как ни странно, не испугался и был почти спокоен.

— Я иду в лес к Ривалу.

— Мы знаем Ривала. Всю жизнь он верил только в знания и искал их, где мог. Многого он не смог постичь, но, по крайней мере, подошел к самой границе тайн. Те, кому я служу, его уважали.

— А что с ним теперь?

Он начертил еще несколько знаков.

— Каждый идет своим путем. Он выбрал свою дорогу, ты выбирай свою.

Я не очень понял, что он хотел сказать этим, но за последние несколько месяцев случилось столько страшного, что я невольно предположил самое худшее.

— Он умер? И ты знаешь, кто его убил? — спросил я с холодной яростью. Неужели Хлимер, эта тупая скотина, добрался и до моего последнего друга?

— Кто бы это ни сделал, он не ведал, что творил. Ривал искал тайные силы, и были те, кому это не нравилось. Он слишком близко подошел к разгадке, к его убрали.

Я понял, что Нивор не хочет говорить прямо. Он скорее намекал, чем рассказывал.

— Он обращался к Свету, а не к Темным силам, — резко ответил я.

— А иначе меня бы здесь не было. Я вестник тех сил, к которым он стремился сам и вел тебя, пока ваши дороги не разошлись. А теперь слушай меня. Ты сейчас стоишь на распутье. У тебя два пути, две возможности, и обе они трудны и опасны. Любая может привести тебя к смерти. И сегодня ночью ты должен сделать выбор, от которого будет зависеть твоя судьба. Я пришел возвестить тебе время выбора, ты имеешь на это право, так как рожден в Святилище.

Похоже, он назвал какое-то имя, но я не расслышал и не понял его. Жуткий гром прокатился в небе, заставив меня зажать уши.

Нивор наблюдал за мной, затем снова направил на меня свой жезл, который зеленовато светился по всей длине. Вдруг этот свет отделился от жезла и, словно мерцающее облако, поплыл ко мне. Оно коснулось моего лица и растаяло, но я ничего не почувствовал.

— Похоже, мы с тобой родня, — неожиданно тепло и мягко сказал Нивор, и вся его величавость исчезла. Он смотрел совсем как обычный человек, обрадованный встречей.

— Родня?

— Похоже, леди Тефана ошиблась, договариваясь с Темными силами, и сама не поняла, что у нее получилось, хотя что-то все-таки почувствовала. Тебя и вправду подменили, лорд Керован, но только не те, к кому она обращалась. И она правильно поняла, что ты никогда не будешь игрушкой в ее руках. Я и сам не знаю, кто спит в тебе, и ты, конечно, тоже не знаешь. Но когда-нибудь он проснется, и ты все вспомнишь и научишься использовать способности, данные тебе с рождения. Нет, нет, я не собираюсь ничего объяснять тебе. Придет время, и ты, если захочешь, все узнаешь сам. А сейчас тебе надо разобраться со здешними делами, ведь по отцу ты все-таки житель долин.

Я слушал и размышлял. Значит, действительно, леди Тефана договорилась с Темными еще до моего рождения, от рождения я должен был владеть Темным Могуществом и в то же время подчиняться ей. В это мне было не трудно поверить, достаточно взглянуть на мои копыта, но вмешались другие силы, и…

— Не ломай над этим голову, Керован. Время еще не пришло, и ты ничего не поймешь, — мягко заметил Нивор. — Ты — сын своего отца, хотя он и был околдован в то время, когда зачал тебя. Но в тебе есть и нечто другое. Однако вовсе не Темное Могущество, о котором мечтала леди Тефана. Ты сам в свое время поймешь, кто ты на самом деле, а сейчас должен принять решение. Ты можешь вернуться в замок, к матери, и там скоро поймешь, насколько ты сильнее ее. Или… — он повернул свой жезл к горам. — Можно пойти туда. Дорога эта опасна, и на ней ты часто не будешь знать, что делать дальше, и никто тебе не подскажет. И ты вполне можешь погибнуть на этой дороге. Выбирай!

— Они хотят вызвать ветер, и тогда шторм не позволит пришельцам высадиться в Ульмпорт, — сказал я. — Чем это может грозить Ульмсдейлу?

— Вызвать тайные силы всегда рискованно. Можно потерять контроль, и тогда они обратятся против тебя.

— Я смогу помешать им?

Он отошел немного в сторону и помолчал. Потом ответил холодно и неохотно:

— Если, захочешь — да.

— А может, есть третий путь? Я могу добраться до Иткрипта и собрать там отряд, — собственно, об этом я и думал, пробираясь к хижине Ривала. — Помощи от соседей ждать не приходится. Все воины сражаются на юге, а из тех, кто остался, каждый человек на счету.

— Выбирай сам, Керован, — повторил Нивор, и я понял, что никакого совета от него не дождусь.

Я с детства был воспитан в сознании долга перед Ульмсдейлом, и сейчас просто не мог уйти отсюда, бросив на произвол судьбы наших людей. Если Ульм погибнет, я сам себя назову предателем. Неважно, что принесет гибель — банды пришельцев или вызванные Тефаной Темные силы, я до конца жизни буду презирать себя.

— Ты сам сказал, что я сын своего отца. Народ Ульма — мой народ, и я не могу предать его, но не хочу иметь никакого дела с силами Тьмы. Я мог бы найти в замке и в долинах сторонников…

Он грустно покачал головой.

— Не строй воздушные замки. Сейчас все, кто находится в Ульмсдейле, покорены силами Тьмы, и никто не встанет под твое знамя.

Я сразу понял, что он говорит правду. Нивор явно знал больше, чем говорил. Тогда… тогда остается Иткрипт. Там, по крайней мере, меня примут, и там я могу попытаться собрать людей. Кроме того, оттуда я смогу отправить гонца к лорду Имгри и сообщить обо всем, что здесь произошло.

Нивор заткнул за пояс свой жезл, подошел к запасной лошади и снял с нее вьюк.

— Хику, конечно, не боевой конь, но в горах она ходит хорошо. Прими ее, лорд Керован, с Крестным Благословлением, — он снова достал свой жезл и коснулся им моего лба, плеч и сердца.

Я понял, что он вполне одобряет мое решение. Конечно, это не значило, что я решил верно, но советов мне ждать не от кого, теперь я это знал твердо, и за свой выбор отвечаю сам.

Я совсем забыл, что стою босиком, и с некоторым удивлением заметил, что сапоги так и висят у меня на поясе. Я хотел их надеть, прежде чем сесть на лошадь, но потом передумал. В конце концов, почему я должен что-то скрывать? Я не калека и не урод, и мои ноги, хотя и не совсем такие, как у других, все же обычные ноги. Теперь, когда я увидел людей уродливых не внешне, а духовно, в себе я уже не находил ничего необычного.

Нет, я больше не хотел притворяться. Если Джойсан и ее родня не примут меня, как обычного человека, — это их дело. Мы просто откажемся от стары: клятв и оба будем свободны. Я отвязал сапоги и забросил их в кусты, и мне сразу стало легче, словно с души скатилась давившая ее тяжесть.

— Молодец! — с улыбкой сказал Нивор. — Всегда будь собой, Керован, и не думай, что все люди одинаковы. Я верю в тебя!

Он отвел свою лошадь на несколько шагов и снова достал свой жезл. Положив руку на спину лошади, он рукой с жезлом описал круг.

В воздухе возник легкий мерцающий туман. Он быстро сгустился и скрыл от меня и человека и лошадь, а когда через несколько минут он рассеялся, на тропе уже никого не было. Но я, признаться, даже не удивился, так как уже понял, что Нивор — один из Древних и явился ко мне не случайно. Теперь мне следовало хорошенько подумать. Значит, я полукровка и связан родством с кем-то из таинственных Древних лордов. Моя мать хотела сделать из меня могущественное оружие и посвятить силам Тьмы, но ей это не удалось. Я вспомнил все, что слышал об этом раньше, и теперь, после рассказа Нивора, многое становилось понятным.

Но пока я чувствовал себя человеком, и меня больше всего порадовало, что я, действительно, сын Ульрика, и моей матери не удалось посвятить меня Тьме. После смерти отца я стал как-то лучше понимать его и теплее относиться к нему. Я был горд, что я, действительно, его сын и, значит, прямой и единственный наследник Ульма. Теперь я тем более не мог бросить Ульмсдейл на произвол судьбы, и выходит, что прежде всего ехать мне нужно туда.

Я не был уверен, что подаренная мне лошадь не волшебная, уж очень необычен был ее прежний хозяин, но на вид она ничем не отличалась от обычных лошадей. Нивор сказал, что она привыкла к горам, но тропа здесь была слишком опасная, и я повел ее в поводу.

Уже светало, когда я решил сделать первый привал. Я разнуздал лошадь и снял с нее вьюк. В мешке нашлась бутылка и плотно закрытая круглая коробка. Мне пришлось потрудиться, чтобы открыть ее, но я об этом не пожалел — в коробке оказался хлеб. Он был вполне обычен и очень хорошо выпечен вместе с сухим мясом и фруктами. Одного куска мне хватило досыта. А вот жидкость в бутылке была совсем необычная. Белая и непрозрачная, она согревала и бодрила не хуже хорошего вина.

Перекусив и убрав назад в мешок продукты, я присел, прислонившись к камням и вытянув ноги. Очень хотелось прилечь и закрыть глаза, но мне еще многое нужно было обдумать. Мой взгляд невольно упал на мои копыта, и я задумался, что может почувствовать человек, увидев их впервые. Может, не стоило выбрасывать сапоги? Нет, решил я, именно это и нужно было сделать. Пусть Джойсан и ее родные увидят меня сразу таким, каков я есть, и сами решают, стоит ли иметь со мной дело. Я не хотел между нами ни лжи, ни умолчаний. Еще в доме своего отца я нагляделся на это и знал, к чему оно приводит.

Я расстегнул кошелек, вынул оттуда футляр с портретом и впервые за долгое время посмотрел на него. Портрет нарисован два года назад, и сейчас она, конечно, повзрослела. Какая она, эта большеглазая девушка с волосами цвета осенних листьев? Наверное, изнежена, как большинство знатных девушек. Хорошая хозяйка, и представления не имеет о большом мире, лежащем за стенами Иткрипта. Первый раз я задумался, что она за человек. До сих пор я почему-то думал о ней просто как о предназначенной мне вещи.

О женщинах я знал очень мало. На юге, у вечерних костров, я досыта наслушался хвастливого мужского трепа, но все эти рассказы мне ни о чем не говорили. Сейчас мне пришло в голову, что, может, моя смешанная кровь сказалась и в чем-то более глубоком, чем моя внешность, недаром я никогда не интересовался девушками. И если это, действительно, так, то что же ждет Джойсан в таком браке?

В принципе, помолвку можно было расторгнуть, но это навлекало позор на оба наших дома. Публичный отказ от свадьбы был оскорблением, а я вовсе не собирался ее обижать. Я решил, как только представится возможность, поговорить с ней наедине, и если моя необычная внешность вызовет в ней отвращение, мы найдем способ все уладить без шума.

А сейчас, в сером предутреннем свете, я, рассматривая ее портрет, понял, что очень хочу встречи с ней и мне будет больно, если она откажется от свадьбы. Почему я послал ей своего грифона? Последнее время, занятый другими делами, я почти забыл о своей находке и только теперь, вспоминая о Ривале,вспомнил и о грифоне. Не было никакой необходимости дарить его ей, и все-таки отдал. Я попытался отчетливо представить его. Шар с мелкими гранями… грифон стоит, подняв одну лапу в предостерегающем жесте… светятся красные глаза… светятся…

Вдруг долина и лужайка с пасущейся лошадью пропали из моего зрения и я увидел… ЕЕ!

Я видел ее совсем ясно и очень близко, не дальше вытянутой руки. Ее длинные бронзовые волосы были растрепаны и спутаны, и сквозь них различался блеск кольчуги. На груди на цепочке висел мой грифон и ярко светился. Я видел испуг, застывший в ее глазах, и исцарапанные щеки. Она сидела, положив на колени голову прекрасного юноши. Он лежал, закрыв глаза, и я заметил, как в уголках его рта пузырится кровавая пена. Это показывало, что он ранен в грудь и умирает. Джойсан смотрела на него с состраданием и нежно отирала пот с влажного лба, и я понял, что этот юноша ей не безразличен.

Похожее ощущение я уже испытывал в развалинах, когда мы путешествовали с Ривалом. Возможно, это и было то, что называют ясновидением. Я хорошо видел, что у раненого не мое лицо, а значит, это не предсказание моей судьбы. Вероятно, это ответ на мои сомнения. Она горюет над дорогим ей человеком, и этот человек — не я. Мне, конечно, было неприятно, но винить ее я не мог — мы так и не узнали ничего друг о друге, кроме имен. Я даже своего портрета ей не послал, хотя она и просила об этом.

Когда я оправился от удивления и немного смирился с тем, что увидел, я обратил внимание на то, что мой грифон светился. Шар словно ожил, он просто лучился энергией, и я понял, что правильно сделал, отправив его Джойсан. Он предназначался именно ей и в ее руках обрел свою настоящую силу.

Сколько времени длилось это видение? Не знаю. Но я твердо уверен, что это мне не приснилось и не почудилось. Каким-то образом я увидел то, что происходило в действительности. Прекрасный юноша умирал на ее руках, и она горевала над ним.

Однако это видение говорило и о том, что мне не найти спокойного убежища в Иткрипте. Знатные девушки обычно не носили кольчуги. Но война диктовала свои условия, и наши обычаи отступали. Джойсан была в кольчуге, а ее спутник умирал от раны, значит, война добралась и до Иткрипта. Либо там идут бои, либо крепость уже пала. Собственно, это не меняло моих планов. Я все равно собирался в Иткрипт, а теперь и долг требовал, чтобы я отправлялся туда. Что бы я ни думал о Джойсан, она была моей нареченной невестой, и я обязан был заботиться о ней.

Ульм из моего родного дома превратился в логово Темных сил; Иткрипт или в осаде, или уже в руках врагов — и то и другое было одинаково опасно. И смерть на этой дороге могла встретить меня в любую минуту. Но я сам выбрал этот путь и отступать не собирался.

Видение исчезло, и я почувствовал, что буквально не могу встать от усталости. Я заполз в расщелину между камней и проспал весь день до самых сумерек. Лошадь паслась рядом, и на первый взгляд все было спокойно, только слишком темно и мрачно для этого еще не позднего часа. Я взглянул на небо и сразу же вскочил на ноги. Никогда еще не видел я в наших местах таких тяжелых и темных туч, как те, что окутали сейчас Кулак Великана. Лошадь подошла ближе и прижалась ко мне. В ноздри мне ударил тяжелый запах пота. Я попытался погладить ее и почувствовал, что она вся дрожит. От нее буквально исходили волны страха, и это передалось мне. Настоящий древний ужас перед приближением чего-то непонятного, сверхъестественного и враждебного. Я почувствовал все ничтожество и бессилие человека перед этой мрачной стихией. Я крепко обнял свою лошадь и прижался спиной к каменной стене. Мы ждали. Нигде и никогда я не испытал такого страха, как в эти жуткие минуты ожидания.

Ни звука, ни дуновения. Казалось, весь мир вместе с нами ждал чего-то, замирая от ужаса. Наконец на востоке полыхнула молния, словно разорвались небеса и небесный огонь вырвался наружу. На востоке… там, где Ульмпорт.

Они говорили о ветре, ветре и волнах. Значит, весь этот ужас вызвали они? Что же творится сейчас в порту?

Лошадь моя завизжала, как перепуганный человек, давление усиливалось, и воздух, ставший густым и тягучим, с трудом проникал в легкие. Ни ветерка, ни малейшего дуновения, все словно застыло, и только на востоке молнии кромсали небо. Наконец донесся отдаленный гул, будто барабаны наступающего войска.

Тучи принесли такую темноту, что я словно ослеп. Такой бури я не видел с самого рождения, хотя… что-то шевелилось в глубине моей памяти, но так смутно, будто это было в какой-то другой жизни.

Глупость, конечно, жизнь у человека одна… и не может быть никакой памяти о прошлых жизнях.

Я чувствовал сильное раздражение на открытых участках кожи, словно сам воздух был пропитан какой-то едкой гадостью и жег кожу. Внезапно стало светло. С удивлением я увидел, что свет этот идет не с неба — обычные камни вдруг загорелись каким-то призрачным зеленоватым светом.

Снова над морем полыхнула молния, прокатился отдаленный гром, и тут поднялся ветер… Ветер, какого, могу поклясться, эти долины никогда не видели. Я успел уложить лошадь и сам упал на землю, вжимаясь в камни и пряча лицо в лошадиную гриву. Сплошной надсадный вой оглушил меня, и я слышал его, даже заткнув уши руками. Казалось, ветер сейчас выдует нас, как пыль, из нашего убежища и вдребезги разобьет о камни. Я постарался покрепче упереться в землю своими копытами и вжаться в камень, чувствуя, как лошадь сделала то же самое. Может, она и ржала от страха, но я все равно не слышал, так как на нас обрушилась настоящая лавина грохота и воя.

У меня не было никаких мыслей, только желание покрепче зацепиться за камни и надежда на то, что рано или поздно это кончится. Но постепенно мой страх проходил, и я даже начал привыкать к нему, как любой человек привыкает к длящемуся достаточно долго явлению. Я уже мог понять, что ветер дует не беспорядочными порывами, а ровно и непрерывно с востока на запад, значит, с моря на берег и порт.

Я с трудом мог представить себе, что может натворить такая буря на побережье. Скорее всего, волны сметут все, что смогут, и порт будет разрушен. Если флот врагов был около побережья, от него, конечно, ничего не останется. Но сколько же при этом погибнет невинных людей! Жители порта, рыбаки на побережье… Если эта буря была вызвана теми колдунами, значит, они не смогли с ней справиться, потеряли контроль, и силы разрушения вырвались на свободу.

И сколько же это будет продолжаться?

Трудно было сказать, день сейчас или ночь — только грохот и кромешная тьма, изредка разрываемая молниями, и еще жуткий ужас, но не перед стихией — ощущение чего-то сверхъестественного. А что с замком? У этой бури, похоже, хватит силы своротить и огромные каменные глыбы, из которых сложена крепость.

Кончился кошмар внезапно. Только что все вокруг гремело и выло, и вдруг тишина, полная, мертвая, оглушающая не меньше, чем грохот. Как во сне, я услышал ржание своей лошади и почувствовал, что она мягко отодвигается от меня и пятится к выходу. Я тоже вышел за ней.

В небе неслись тучи, разорванные, как знамя моего отца, и быстро таяли. Чувствовалось приближение рассвета. Сколько же времени все это продолжалось?

Воздух уже очистился и больше не обжигал. Было прохладно, и очень легко дышалось.

Я понял, что обязан выяснить, чем все это кончилось для Ульмсдейла, взял Хику в повод и пошел краем хребта к Кулаку Великана. Всюду были видны следы ночной бури. Деревья и кусты были вырваны с корнями, а вся земля изрыта глубокими ямами. Глядя на весь этот разгром, я в душе готовил себя к тому, что может быть в долине, но на самом деле все оказалось гораздо хуже.

От крепости осталась только одна башня, да и та наполовину разрушенная, — а у самых ее стен пенилось море. И та же вода залила почти всю долину. Всюду плавали какие-то обломки, разбитые настолько, что было не понять: остатки это кораблей или затопленных домов. Море пришло в Ульмсдейл и поглотило все.

Спасся ли хоть кто-нибудь? Отсюда мне никого не было видно. Деревня исчезла под водой, и только кое-где торчали острия крыш и верхушки деревьев. Те, кто вызвал весь этот кошмар, просчитались — здесь больше не было человеческих владений.

Мне пришло в голову, что они тоже могли погибнуть, и это было бы неплохо. В любом случае, мне здесь больше нечего было делать. Ульмсдейлом завладело море, и я чувствовал, что вряд ли оно когда-нибудь уступит его человеку. Если враги и готовились высаживаться в Ульме, то теперь об этом можно забыть.

Я молча отвернулся от того, что еще недавно было моей родиной. Мне осталось исполнить еще один долг. Я выясню, что случилось в Иткрипте, и сделаю все, что можно, для Джойсан. Ну а потом — на юг. Там еще остался отряд из Ульмсдейла, и я буду сражаться вместе с ними.

Я двинулся прочь от Кулака Великана, не оглядываясь больше на разоренную долину. На душе у меня было горько, но вовсе не потому, что мне уже никогда не бывать лордом Ульмсдейла. Честно говоря, я никогда всерьез не верил в такую возможность. Просто это была земля моего отца, и я знал, как любил он эту долину. И сейчас я призывал все проклятья, которые знал, на голову тех, кто уничтожил Ульм.

Джойсан

И так мы довольно долго стояли на белых каменных плитах прямо под яркой луной. Грифон на моей груди все так же светился. Я почувствовала, что больше не могу удержать Торосса, и помогла ему опуститься на землю. Сама я присела рядом и приподняла его рубашку, чтобы осмотреть рану. Голову его я положила себе на колени и увидела, что он снова потерял сознание, а из уголка рта у него стекает струйка крови. Я осмотрела рану и удивилась, что он еще жив и даже смог так долго идти. Рана была смертельна, и помочь ему уже ничто не могло, и все-таки я отрезала кусок от своего плаща и попыталась остановить кровь. Сама не знаю зачем, скорее всего, я просто не знала, что еще можно сделать.

Я устроила его поудобнее и ласково отерла его лоб. Хоть этим я могла облегчить ему смерть, ведь жизнь он отдал ради моего спасения. Луна и мой грифон давали достаточно света, чтобы я могла вглядеться в его лицо. Какая насмешка судьбы свела нас вместе? Мы могли бы быть хорошими мужем и женой и любить друг друга. Почему же нам этого не было дано?

Когда-то в монастырской библиотеке я вычитала в старой книге, что человеку дана не одна жизнь, и он вновь и вновь возвращается на землю. И все наши привязанности, долги и вражда не кончаются с нашей жизнью. Мы возвращаемся в другом обличье и платим свои долги, и мстим своим врагам. Значит, многое в нашей жизни складывалось не сейчас, не здесь, а идет из таинственной дали прошлых жизней. Может быть, это касается и Торосса? Сначала он появился как брат, красивый, веселый и милый. Потом как нарушитель моего покоя, подстрекавший меня на позорный поступок, на нарушение клятвы. А после всего, после моего категорического отказа и откровенной ссоры он все-таки рискнул жизнью и пришел спасти меня. Может, это он платил мне какой-то долг, оставшийся от прошлой жизни? Или это я теперь остаюсь должна ему, пока где-то в будущей жизни не смогу отплатить ему тем же? Ну а может быть, это просто сказка, и есть только одна жизнь и одна смерть?

Торосс слегка шевельнулся. Я наклонилась к нему и уловила чуть слышный шепот:

— Пить!

А у меня ни капли воды! Я быстро отжала свой мокрый плащ, но этого едва хватило смочить ему губы и отереть лицо. Источников здесь я не знала, а до реки не дойти. Но если бы я даже каким-то чудом добралась туда, в чем принести воды? Я огляделась и вдруг заметила блестящие от росы листья высоких растений. Леди Мет когда-то показывала мне похожие и говорила, что они собирают ночную росу, только эти были много крупнее.

Я осторожно положила Торосса на землю и пошла к зарослям. Свернув кульком один лист, я стряхнула в него капли еще с нескольких. Конечно, этого тоже было очень мало, но у нас верили, что роса — не простая вода. Возможно, это и правда, потому что Торосс, выпив эти несколько капель, успокоился.

Я снова уложила его голову к себе на колени. И тут он открыл глаза и неожиданно улыбнулся.

— Моя… леди…

Я осторожно сказала, что ему сейчас нельзя разговаривать, а то он потеряет последние силы. Но он не послушался.

— Я… мечтал… моя леди… с первого раза… когда увидел… тебя, — речь его, сначала почти бессвязная, становилась все более внятной, и голос неожиданно окреп. — Ты очень красива, Джойсан, очень умна и… очень… очень желанна. Но ты… — он закашлялся, и изо рта снова появилась струйка крови. Я быстро отерла ее влажными листьями. — Но ты так далека от меня, — закончил он фразу, потом помолчал, собираясь с силами, и продолжил: — Поверь, Джойсан, это не из-за наследства. У меня до сих пор на душе тяжело, как подумаю, что ты могла решить, будто я просто хочу стать лордом Иткрипта. Мне нужен был не Иткрипт, а только ты.

— Я знаю, — успокоила я его. Я и в самом деле знала. Может быть, его родня и строила на этот счет какие-то планы, но Торосс был искренен. Я видела, что он, действительно, любит меня и хочет получить меня, а не наследство. И в который раз я пожалела, что могу любить его только как брата. И не больше.

Он снова закашлялся. Через минуту он уже задыхался и не мог больше говорить. Я решила, что ничего не изменится, если я солгу ему сейчас. Пусть хоть ненадолго поверит и почувствует себя счастливым.

— Торосс, если нам суждено спастись, я выйду за тебя замуж.

Он улыбнулся, и эта улыбка резанула меня живой болью. Он поверил! Он медленно повернул голову, прижался окровавленными губами к моей руке и затих, словно заснул. Я посидела с ним еще немного, а потом бережно положила его на землю и поднялась на ноги. Нужно было выяснить, куда мы попали, да и смотреть на Торосса было выше моих сил.

Я понимала, что мы забрели в какое-то место Древних, хотя попали сюда совершенно случайно. Я все время брела наугад и остановилась только потому, что у меня уже не было сил вести Торосса. Теперь я решила осмотреться внимательнее.

Стен никаких не сохранилось, а может, их и вовсе не было, только ровные белые камни, уложенные на землю. Сейчас я заметила, что они не просто белые, а слегка светящиеся, подобно моему шару, только свет от них был более слабый и слегка пульсирующий, словно эти камни дышали.

Отойдя чуть в сторону, я заметила, что камни уложены не беспорядочно, а образуют фигуру пятиконечной звезды. Меня немного покачивало от усталости и от потрясений последних дней. Мне начало казаться, будто камни пытаются что-то передать мне, какое-то знание и силу. Но я так мало знала о Древних, что не могла понять даже смысла этого места, куда мы так неожиданно попали. Я просто чувствовала, что оно не имеет ничего общего с силами Тьмы. Казалось, это Святилище какого-то могучего и светлого божества, еще хранящее в себе след былой благодати.

Если бы я только умела использовать силу этого места! Может, я смогла бы спасти Торосса, может, это спасло бы наших людей, для которых я осталась единственным вожатым? Если бы я только могла! И я заплакала, заплакала от своей беспомощности, от сознания того, что если бы не моя глупость и не мое невежество, все могло быть по-другому.

Внезапно я решилась. Я встала, запрокинув голову, и, глядя в темное ночное небо, широко раскинула руки. Я хотела, чтобы Свет, царящий в этом месте, вошел в меня и открыл в моей душе то, что было сейчас так необходимо. Но что-то было не так, что-то мешало мне, и мой порыв остался без ответа. Руки мои бессильно упали, и я осталась с горьким сознанием, что мне предложили что-то важное и чудесное, а я, по своей глупости, просто не сумела принять.

Все еще полная сознанием своего ничтожества, я вернулась к Тороссу. Он лежал неподвижно, лицо его было спокойно и безмятежно, как у спящего. Тихое сияние камней ореолом окружало его. По нашим обычаям его следовало одеть в доспехи и сложить ему руки на рукояти меча, чтобы любому было понятно, что он был воином и погиб в честном бою. Но здесь, нынешней ночью, я не могла сделать для него даже этого. Однако меня это не долго огорчало. Чем больше я смотрела на него, лежащего в священном месте, в ореоле света, тем больше понимала, что лучшей гробницы для него не найти.

Я опустилась на колени и сложила на груди его уже слегка похолодевшие руки. Он не был моим возлюбленным, и я не могла быть его женой, но он был дорог мне как любимый брат и отдал жизнь за меня. Я наклонилась и поцеловала его, как он мечтал и как я никогда не могла бы поцеловать живого.

Потом я зашла в лес и набрала цветов и душистой травы. Я засыпала его цветами, оставив открытым только лицо, поднятое к звездному небу, и помолилась той силе, что обитала здесь, поручая ей хранить покой Торосса. А потом пошла прочь, твердо зная, что в какие бы бои и разорения не была ввергнута наша долина, в этом месте ничто не нарушит его покоя.

У края поляны я задумалась. Куда мне теперь идти? Брести по лесу наугад, надеясь наткнуться на следы наших беженцев? Пожалуй, ничего другого мне не остается.

Лес был старый, с могучими, в обхват, деревьями и очень густой, без просек, дорог и полян. Мне еще не приходилось бывать в таких лесах, и я очень боялась заблудиться и начать кружить на одном месте, но идти все равно было надо, и я шла куда глаза глядят.

Когда впереди показались густые заросли кустов на опушке леса, я уже просто с ног валилась от усталости, от голода и жажды. Но я знала, что это конец нашей долины, а дальше уже начинаются горы, а с ними и надежда встретить кого-то из Иткрипта.

Небо все больше светлело. Приближалось утро. Шар с грифоном погас, и я вдруг почувствовала себя совсем одинокой, с давящей тяжестью на душе.

Я подошла к каменной осыпи и остановилась, не в силах сделать больше ни шагу. Вокруг росли дикие вишни. Ягоды на них были очень кислые и употреблялись у нас как приправа к мясу, но сейчас я ела их с жадностью, понять которую мог бы только тот, кому приходилось голодать.

Я понимала, что дальше идти все равно не могу, а поблизости не было лучшего убежища, но прежде, чем залезть в какую-нибудь трещину и уснуть, я занялась своей одеждой. Плащ мой был предназначен для езды верхом и был так длинен, что при ходьбе путался в ногах и очень мешал. Ножом Торосса я укоротила его и обрезками обмотала ноги. Теперь сапоги не хлюпали и не терли. Вряд ли этот наряд был красив, но зато двигаться мне стало легче.

После этого я забралась поглубже в расщелину, почти уверенная, что, несмотря на усталость, вряд ли смогу уснуть после пережитых потрясений. Под руку мне попался мой грифон, и я машинально зажала его между ладоней. Хотя сейчас от него не было ни тепла ни света, все равно он был какой-то уютный и успокаивающий. Так с грифоном в руках я и уснула.

Наверное, каждый человек видит сны и, просыпаясь утром, редко вспоминает их, и то не содержание, а, скорее, свои чувства — либо ужас кошмаров, либо сладость удовлетворения. Но то, что я видела на этот раз, было совсем не похоже на обычные сны.

Мне казалось, что я лежу в какой-то маленькой пещерке, а снаружи ревет и завывает буря. В пещерке был кто-то еще. Я различала плечи и голову, повернутую ко мне затылком. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся и я смогла увидеть лицо и узнать, кто это. Но он все не оборачивался, а я не знала, как позвать его. И еще был страх, и я вздрагивала при каждом новом ударе ветра. Так же, как и в той звезде в Святилище, я чувствовала, что мне что-то дано, и если бы я знала, как это использовать, то могла бы сделать много хорошего. Но я не знала. И сон затуманился и пропал, — а может, я просто не помню остального.

Когда я проснулась, солнце уже клонилось к западу и от камней и деревьев протянулись длинные тени. Я была еще очень слаба, а кроме того, очень хотелось пить, да от вчерашних вишен побаливал живот. А может, и просто от голода. Я осторожно выглянула из своей норки, посмотреть нет ли кого поблизости, и сразу же заметила двух воинов, пробиравшихся осторожно, как разведчики. Я невольно потянулась к кинжалу. Но когда они подъехали поближе, я узнала жителей долины и тихонечко свистнула им.

Они мгновенно залегли, и только на мой второй свист начали оглядываться, и наконец заметили меня. Они оказались знакомы мне — оруженосцы Торосса.

— Рудо! Ангрел! — я обрадовалась им, как родным.

— Леди! — удивленно воскликнул Рудо. — Значит, Торосс все-таки спас тебя?

— Да, он спас меня и навеки прославил свой род этим подвигом.

Воин еще раз посмотрел на нору, где я пряталась до этого, увидел, что я была одна, и сразу понял, что я хочу сказать.

— Вы сами видели, что чужаки могут издали поразить человека. Когда мы подошли к этому лесу, они ранили Торосса из своего оружия. Рана была смертельной, но он умер свободным. Слава его Дому! — я произносила традиционные формулы, но они не могли передать ни благодарность мою, ни скорбь.

Оба воина были уже очень немолоды. Я даже не знала, что связывало их с Тороссом: были ли они наемниками или принадлежали к его Дому? С искренней скорбью склонили они головы и повторили гордую и печальную формулу: — Да славится имя его в веках!

Затем заговорил Ангрел:

— Где он, леди? Мы хотели бы увидеть его и отдать последний долг.

— Он лежит в святилище Света Древних. Мы случайно попали туда, но там ничто не нарушит его покой.

Они переглянулись. Я чувствовала, как их желание сделать все по обычаю борется с благоговейным трепетом, который внушали такие места, и решила помочь им.

— Я сделала для него все, что было в моих силах. Я сидела с ним до конца и дала воды в его последний час. Вечное ложе его я убрала цветами и травами. Он лежит там как настоящий воин, как герой. Клянусь вам!

Они мне поверили. Мы все знали, что в нашей долине есть места, где явно чувствуется присутствие Темного Зла, и появляться там для людей опасно. Но были и места, где на человека снисходит покой и просветление. И именно в таком месте был последний приют Торосса.

— Хорошо, леди, — сказал Рудо, и по его тону я поняла, что Торосс, действительно, многое доверял этим людям.

— Вы пришли от вашего отряда? — спросила я. — У вас с собой есть припасы? — Сейчас мне было не до гордости, и я с жадностью поглядывала на их мешки.

— О, конечно, леди, — Ангрел достал флягу воды и пару кусков засохшего хлеба. Изо всех сил я старалась есть помедленнее и аккуратно прожевывая. А так хотелось запихать в рот все сразу! Но я знала, что невоздержанность после такого поста кончится расстройством желудка. Пока я разбиралась с едой, Рудо рассказывал.

— Мы из отряда, который ведет лесник Борсал. С нами идет старая леди и ее дочь. Когда лорд Торосс не догнал нас вовремя, они решили отстать от отряда и подождать его. До вчерашнего вечера мы ждали, а теперь решили искать сами.

— Но почему вы идете по этому берегу?

— Эти дьяволы охотятся по всей долине, и здесь остался единственный возможный путь в горы. И только здесь мы могли надеяться встретить нашего лорда живым. В любом другом месте он бы уже погиб.

— Значит, они захватили всю долину? Ангрел кивнул.

— Да. Они захватили два наших отряда, не успевших далеко уйти, пастухов, не сумевших заставить скот идти в горы и не захотевших бросить его, и еще немного скота. Все они… — он выразительно чиркнул рукой по горлу, показывая судьбу пленников.

— А мы сможем пройти к вашему отряду?

— Да, леди. Только трогаться нужно немедленно и идти очень быстро. Сейчас рано темнеет, а по этим тропкам в темноте не пройдешь.

Радость от встречи со своими вдохнула в меня новые силы, а хлеб и вода неплохо подкрепили. Одежду я приспособила для похода еще до того, как лечь спать, так что теперь она не будет мне мешать. Мне оставалось только спрятать под кольчугу моего грифона, и я была готова в путь.

Дорога была нелегкой и запутанной так, что даже моим проводникам пришлось бы плутать, если бы не знаки, которые они оставили по пути сюда. Ни дороги, ни даже звериных тропинок здесь не было. К ночи мы поднялись уже довольно высоко. Похолодало, и все чаще порывы ветра заставляли меня дрожать. Всю дорогу мы молчали, только время от времени кто-нибудь из воинов предупреждал меня, что впереди опасный участок и надо быть внимательней. Устала я на этот раз довольно быстро, однако упорно шла вперед, не прося помощи. Да и чем они могли бы мне помочь? Достаточно и того, что мы встретились и они ведут меня к людям.

В ночной темноте не стоило рисковать на перевале, и мы устроились отдохнуть в расщелине. Воины устроили меня в середину, и я, видимо, мгновенно уснула, очнувшись только от слов Рудо:

— Надо вставать, леди Джойсан! Уже светает, и мы не знаем, как высоко забрались эти кровожадные псы.

Утро было серое. Вершины гор закутались в облака, в низинах клубился туман. Я подумала, что хорошо бы пошел дождь — тогда он смоет все наши следы.

Дождь и вправду пошел. У нас не было времени пережидать его, и мы, скользя по мокрым камням и поминутно рискуя свалиться, начали спускаться в долину. Этот край я почти совсем не знала. Смутно мне представлялось, что где-то здесь должна быть дорога в Норстид. Несколько лордов поддерживали ее в порядке и даже вырубали кусты по обочинам, чтобы нельзя было устроить засаду. И все же, даже в лучшие времена, это была дорога не для приятных прогулок. Места эти были почти не заселены прежде всего потому, что весенние и осенние паводки на реке часто вызывали настоящие наводнения. Земля здесь была бедная, и хлеб родился плохо. Иногда сюда забредали пастухи в поисках новых пастбищ да еще изредка охотники, вот, пожалуй, и все. Единственным поселением здесь был Норстид, но до него было пять дней пути верхом.

Но мы так и не спустились к дороге. Еще сверху мы увидели дым, поднимающийся из долины, и тут же свернули в сторону. Наши беглецы не рискнули бы разводить костры. Снова мы ползли по крутым склонам, на этот раз забираясь к югу. Мы уже почти обошли дым, находясь от него не дальше полета стрелы, когда неожиданно услышали оклик.

Из стены кустов между нами и костром появилась женщина. Я сразу узнала ее. Это была Нальда. Ее муж был одним из офицеров Иткрипта. И сама она, высокая и очень сильная, не уступала любому мужчине и, как шутили у нас в замке, сама могла бы неплохо воевать. Вот и сейчас у нее в руках был натянутый лук, и она уже была готова выстрелить, но, увидев меня, опустила лук, и лицо ее просветлело.

— О леди! Как я рада снова приветствовать тебя! — Я видела, что она и вправду очень обрадована.

— Здравствуй, Нальда! Спасибо. Кто здесь с тобой?

Она подошла ближе и слегка коснулась моей руки. Похоже, она не совсем верила, что я, действительно, живая, а не призрак, и хотела убедиться в этом.

— Нас было десять. Леди Ислауга, леди Ингильда, мой сын Тимон и… Простите, леди Джойсан, а вы не знаете, что с моим мужем? Помните, офицер Старк?

Я вспомнила кровавую бойню у реки, и это, видимо, отразилось у меня на лице. Нальда все поняла. Она грустно опустила голову и сказала:

— Ну что ж, значит, так было суждено. Он был очень хороший человек, леди, и погиб, как положено воину…

— Он умер с честью, — подтвердила я, совсем не собираясь рассказывать всем о том, что творили ализонцы. Пусть знают, что мужчины наши до конца выполнили свой долг и мы будем всегда чтить их память.

— Ладно, леди, нам сейчас надо думать о другом. Эти дьяволы уже в долине, и чем быстрее мы отсюда уйдем, тем лучше. Но леди Ислауга заявила, что с места не тронется, пока не вернется ее сын, а мы не можем ее бросить…

— Он уже никогда не вернется, Нальда. И если враги близко, значит, надо немедленно уходить. В отряде десять человек, а сколько мужчин?

— Рудо и Ангрел, — она кивнула на моих спутников. — Еще Инофар, пастух из четвертой округи. Правда, он ранен в плечо. Эти охотники на безоружных людей каким-то чудом поражают издалека. Остальные — женщины и два ребенка. Из оружия у нас есть четыре арбалета, два лука, ножи и одно копье. Правда, мало еды, всего дня на три, и то, если экономить. А до Норсдейла еще идти и идти.

— А лошади?

— Нет, леди, мы прошли сюда через горы, а лошадей там не провести. Мы отстали от основного отряда, который повел Борстал. Что с ними случилось потом, я не знаю. Скот весь разбежался, сможем ли мы его собрать… — она пожала плечами.

Да, все было плохо. Видимо, мы все-таки не до конца все продумали и не слишком хорошо подготовились. Оставалось только надеяться, что остальные наши беглецы собраны лучше и без особого труда доберутся в Норсдейл. Но нам они помочь, конечно, не могли ничем, и не стоит рассчитывать, что кто-то из них вспомнит о нас и вернется. И их можно понять. Это не такая дорога, которую хотелось бы пройти снова. Скорее всего, они постараются уйти подальше от нашей разоренной долины.

Вместе с Нальдой, которая взяла на себя командование этим маленьким отрядом, я пришла в лагерь. Первой меня увидела леди Ислауга и тут же бросилась ко мне.

— Торосс?! — Это был даже не крик, а настоящий вопль, в котором смешались и горе, и боль, и надежда. Она была очень бледна, и только глаза светились лихорадочным огнем.

Я не могла выдавить из себя ни слова. Она подошла ко мне вплотную, вцепилась в мое плечо и несколько раз встряхнула, словно из меня можно было что-то вытрясти.

— Где Торосс?!

— Он… он погиб… — с трудом выдавила я, чувствуя, что ей сейчас нужна только правда. Да и кто решился бы обмануть ее в такой момент?

— Погиб? Мой мальчик мертв! — Она отпустила наконец мои плечи и отшатнулась. Я видела в ее лице и горе, и ужас, и ярость, словно я была одним из врагов, словно это я убила ее сына. От этого ненавидящего взгляда я вздрогнула, как от удара.

— Он за тебя умер, а ты даже не любила его! Любая девушка побежала бы за ним, только пальцем помани, только глазом моргни. Одна ты от него отворачивалась. И чем ты его причаровала? Я еще простила бы тебя, если бы ты принесла ему Иткрипт. Но вот его нет… а ты, ты жива!

Я ничего не могла ей ответить, только молча смотрела на этот всплеск ярости. Она словно забыла, что я ничего не обещала и не могла обещать Тороссу. Сейчас она знала только одно: я и при жизни не дала ему счастья, а вот теперь он погиб, чтобы жила я.

Она наконец замолчала и, жутко перекосив рот, вдруг плюнула мне под ноги: — Будь ты проклята! Я всю жизнь буду ненавидеть тебя, а ты должна поклясться, что никогда не оставишь меня и Ингильду и обеспечишь нам заботу и защиту. Ты взяла жизнь нашего лорда, и теперь на тебе долг перед нами.

Это был старый обычай нашего народа. Она возлагала на меня ношу своей жизни, как долг крови, пролитой за меня. С этой минуты я должна заботиться о ней и Ингильде, как это делал бы сам Торосс.

Керован

Десять дней назад я видел Ульмсдейл, разрушенный стихиями. Зло, заключенное в людях, вызвало эту ярость природы. Потом была долгая и трудная дорога. И вот сейчас я смотрю на Иткрипт и вижу то же разрушение и те же развалины. И здесь человеческая злоба, правда, на этот раз без помощи Темных сил, успела превратить прекрасный замок в пепелище. Правда, не похоже, чтобы это сделали бронированные машины врага. Я, по крайней мере, сейчас нигде их не видел. Да и не было в Иткрипт подходящих для них дорог, и трудно поверить, что их можно было подвезти по реке. Но как бы то ни было, Иткрипт превратился во вражеский военный лагерь.

Враги поднимались по реке на лодках, и сейчас у противоположного берега красовалась целая флотилия.

Я задумался, что же делать дальше. Прежде всего, конечно, я должен был обо всем доложить лорду Имгри, но с другой стороны, не мог же я уехать, даже не попытавшись узнать, что стало с Джойсан. У меня из головы не шло мое видение: Джойсан в кольчуге и умирающий у нее на руках юноша.

Жива ли она? А может, попала в плен? По дороге сюда я несколько раз встречал следы небольших и явно не военных отрядов. Значит, хоть кому-то удалось бежать из обреченной крепости. Может быть, и Джойсан с ними? Но как отыскать крохотный отряд в этой горной лесной и, главное, совсем незнакомой мне стране?

Довольно долго стоял я в нерешительности. Долг воина звал меня на юг, но ведь и перед Джойсан у меня был долг — долг жениха. И тут я вспомнил о сигнальных постах. Я знал, что несколько должны быть рядом с Иткриптом. Если хоть один уцелел, я смогу отправить сообщение лорду Имгри и спокойно заняться своими личными делами.

С величайшей осторожностью я пробирался повыше в горы. С высоты я хорошо видел небольшие отряды врагов, разгуливающих по долине, словно у себя дома. Значит, они уверены, что все воины погибли и им бояться нечего. Некоторые из них гнали к лагерю скот, видимо, для обеда, какие-то группы разведчиков двигались в горы на западе. То ли это была запоздалая погоня за беглецами, то ли они искали возможность прохода своей армии через горный хребет. И если это им удастся, сбудутся самые дурные предсказания лорда Имгри. На южных равнинах наша потрепанная, почти партизанская армия окажется в кольце сильных и хорошо вооруженных врагов.

Хику оказалась действительно отличной лошадью и была как нельзя лучше приспособлена к этой единственной дороге. Она не боялась самых крутых и головокружительных тропок и, казалось, совсем не уставала. В общем, во всех табунах моего отца вряд ли нашлось бы такое сокровище.

Хотя обстоятельства и заставляли меня спешить, двигаться приходилось осмотрительно и осторожно, как в разведке. Я вовсе не хотел из-за нескольких выигрышных минут рисковать жизнью.

Я довольно быстро нашел место, где должен быть сигнальный пост, и, еще не дойдя до него, уже знал, что меня опередили. Посты эти всегда устанавливались скрытно, и к ним не должно было вести никаких следов, а тут было натоптано, как на большой дороге.

Я приготовил на всякий случай нож и поднялся в укромную пещерку, где обычно сидели три сигнальщика, но там никого не было, и только капли крови на земле могли рассказать об их судьбе.

Я нашел крюк, на который вешали полированный щит, отражавший солнечные лучи или свет факела в направлении следующего поста. Обгорелый затоптанный факел валялся на земле. Я попытался рассмотреть пост на ближайшей южной вершине. Может, сигнальщики перед гибелью успели предупредить их? А может, и там уже похозяйничали враги и я напрасно трачу время?

Я еще раз огляделся и решил, что пост разгромили не раньше сегодняшнего утра. Значит, они, скорее всего, наткнулись на него случайно и просто не успели бы добраться до следующего. Успели или нет сигнальщики передать сообщение, я все равно должен попытаться связаться с соседним постом.

Полированный щит был сильно помят и покорежен. Для работы он уже не годился. Сам я щита не носил, потому что в разведке он только помеха. Чем же передать сигнал? Я в отчаянии кусал пальцы, пытаясь хоть что-то придумать. У меня был с собой меч, охотничий нож и моток веревки, закрепленный на поясе — обычное снаряжение разведчика, и оно ничем не могло мне помочь. Свою кольчугу я сам покрасил в маскировочный зеленый цвет, чтобы блеск ее не мешал мне в разведке.

Я вышел из пещерки и еще раз осмотрелся, надеясь найти хоть что-нибудь, но ничего подходящего не было. Оставалось только одно — но это значило ставить на карту свою жизнь. Дымовой костер тревоги. Если с соседнего поста увидят здесь дым, они поднимут тревогу и пошлют разведчиков. Рано или поздно лорд Имгри получит точные сведения. Но этот дым наверняка увидят и враги из долины, а они настолько близко отсюда, что шансов спастись у меня практически не будет.

Я набрал сучьев, принес их на сигнальную площадку и зажег. Как только огонь разгорелся, я завалил его свежими листьями, и вот уже поднялись первые струйки тяжелого желтоватого дыма. Я отчаянно закашлялся, и на глаза навернулись слезы. Я отошел на пару шагов и протер глаза. Дым поднимался в небо плотным ровным столбом. Такой знак нельзя было не заметить. Ветра почти не было, и дым, не рассеиваясь, уходил все выше и выше. Можно было попытаться все-таки уточнить сообщение, разбивая дымовой столб по принятой у нас системе. Я взял в руки свой плащ и шагнул к костру. Наконец, когда я уже чуть не ослеп от дыма, я увидел вспышки со стороны соседнего поста. Меня заметили и поняли! Теперь я был уверен, что лорд Имгри в любом случае будет знать хотя бы, что Иткрипт в руках врага.

Дело сделано, и теперь можно подумать о себе. Я знал только, что надо пробираться на запад и искать следы беглецов. Это был мой единственный шанс узнать о судьбе Джойсан.

Но если до этого мне везло, то теперь удача отвернулась от меня. Я услышал за собой погоню, и какую погоню. Сердце мое бешено забилось и даже во рту пересохло, когда я понял, что они пустили по моему следу собак.

Этих собак ализонцы привезли с собой, и они совсем не походили на наших гончих. Высокие, длинные и поджарые, белые или светло-серые, с узкими длинными мордами, они могли бежать быстрее, чем любая собака нашей долины. Они были злы, как и их хозяева, а их светло-желтые глаза сразу выдавали убийц. Кроме того, они были специально натасканы на людей! Их неукротимо-злобный нрав, быстрые змеиные движения и непостижимая быстрота внушали людям какой-то суеверный страх и ужас, словно это не животные из плоти и крови, а демоны, ищущие свои жертвы.

Только успел я отъехать от сигнальной площадки, как снизу послышался звук рога. На юге мне уже приходилось слышать этот сигнал — хозяин собирал свору. Я понял, что если эти серо-белые дьяволы возьмут мой след, мне уже не уйти. И я делал все, что мог, чтобы запутать и смешать следы. Но упорно приближающийся гон показывал, что так легко их не собьешь. Неожиданно моя Хику решилась действовать сама, как будто что-то сообразив или вспомнив. Не обращая внимания на поводья, она резко свернула на север. Через минуту показался обрыв, и она почти ползком спустилась с него, бросилась в реку и быстро поплыла на другой берег, сильно забирая против течения.

Лошадь действовала так разумно, что я бросил поводья, чтобы не мешать ей. Казалось, она отлично знает, что делает, и я предоставил ей самой искать путь к спасению.

Река, видимо, была та же самая, что протекала через Иткрипт. Вода была очень чистая, и я прекрасно видел камни на дне и всякую копошащуюся мелкую живность. Внезапно Хику остановилась так резко, что я чуть не вылетел из седла. Она опустила морду к самой воде, словно понюхала что-то, и вдруг повернулась ко мне, заржав, как будто пыталась что-то мне сказать.

Все это было так необычно и непохоже на Хику, что я насторожился. Она опять опустила морду к самой воде, и тут до меня дошло, что она пытается что-то показать мне, и явно сердилась, что я ее не понимаю.

Я наклонился и вгляделся в воду. Может, какая-то водяная тварь напугала ее или даже пытается напасть? Я на всякий случай вытащил меч. Хику снова наклонилась к воде, показывая мордой куда-то вправо. Я начал внимательно приглядываться. Камни… водоросли… песок… И между камнями что-то блестящее! Я спрыгнул с Хику и по колено в воде подошел к этому месту.

Это оказалось большое незамкнутое кольцо странного сине-зеленого цвета. Я не мог даже понять, из какого материала оно сделано. Кольцо застряло между камней и ярко блестело. Я опустил в воду меч и кончиком осторожно подхватил это кольцо.

Оно очень легко поддалось и, как только я приподнял меч, скатилось к самой рукоятке. Едва оно коснулось моих пальцев, я вскрикнул и чуть не отшвырнул его в сторону. Кольцо словно обожгло мне пальцы, и только через секунду я понял, что это не жар, а поток энергии.

Я слегка наклонил меч, чтобы отодвинуть его от руки, и принялся внимательно рассматривать. Теперь было ясно, что это браслет, сделанный, кажется, из металла, какого я до сих пор еще не встречал. То, что под водой показалось сине-зеленым камнем, выглядело теперь тонким плетением красного и золотого, в сложном узоре которого угадывались какие-то знаки и письмена.

Я не сомневался, что мне в руки попало какое-то творение Древних, а что оно заключает в себе некую силу, я успел убедиться на собственном опыте. Да и поведение Хику говорило об этом. Я давно слышал, что животные гораздо лучше чувствуют силы, которыми владели Древние, чем люди. Я поднес браслет к самой морде лошади, но она не испугалась и не отшатнулась, а, наоборот, потянула морду и с удовольствием обнюхала его. Таким образом, я мог быть уверен, что создатели браслета не пользовались Темными силами.

Успокоенный поведением Хику, я рискнул взять браслет в руку и тут же вновь ощутил поток энергии. Но на этот раз я не испугался, и то ли уменьшилась сила энергии, то ли я успел к ней привыкнуть, но он больше не обжигал. Теперь от него просто шло приятное тепло, сразу напомнившее мне моего грифона.

И теперь я, не задумываясь, надел браслет на руку и с удовольствием почувствовал, что он словно для меня сделан. Я поднес его к самым глазам и неожиданно увидел какие-то двигающиеся тени. Я тут же опустил руку. Действительно ли я что-то видел, или просто у меня в глазах рябило? Как бы то ни было, я не стал больше экспериментировать, но и желания избавиться от этой находки у меня не появилось. Я подошел к Хику и сел в седло. Разбирая поводья, я снова взглянул на браслет, и вдруг у меня мелькнуло странное ощущение, что я хорошо его знаю и уже носил когда-то. Вот только где и когда? И в то же время я точно знал, что вижу его в первый раз. Похоже, в этом был какой-то секрет Древних, а их тайны пока никто разгадать не мог.

Хику снова двинулась вперед, и я стал прислушиваться к звукам погони. Лай все еще был слышен, но звучал теперь где-то далеко в стороне. Очевидно, собаки потеряли след, и я благодарно похлопал по шее умницу Хику.

Однако она пока не собиралась выходить из воды, а двинулась вдоль берега, осторожно пробуя копытами камни на дне. Я решил во всем положиться на нее и не вмешиваться.

Скоро в густых кустах на берегу появился просвет, и я увидел наконец, куда она так стремится. Пока я, оцепенев от изумления, рассматривал открывшуюся картину, Хику уже нашла песчаную отмель и взобралась на берег. Перед нами было уютное маленькое озеро. Но не это меня удивило, озер в нашем краю было немало, и видел я их довольно часто.

Прямо из середины озера поднимался замок, и к нему тянулся мост. Первый этаж, куда вел мост, выглядел глухим, без окон, но на следующем этаже и на двух башнях, поднимавшихся по обе стороны моста, виднелись узкие высокие окна.

Отсюда, с берега, крепость казалась давно покинутой, но в то же время совсем целой, не тронутой временем. Правда, я успел заметить, что второй пролет моста, тот, что вел от замка на другой берег, полностью разрушен. Мост начинался совсем рядом с нами, и я решил, что сегодня все равно не найти лучшего ночлега, чем эта крепость.

Хику хоть и не очень охотно, но вполне смело ступила на мост. Далеко разнеслись удары ее копыт по камням. Я невольно ожидал хоть какой-то реакции на наше появление, но крепость была все так же безмолвна.

Я сразу понял, что очень удачновыбрал ночлег. Мост оказался подъемным, и теперь я мог закрыться в крепости, как на острове. Я сразу же закрепил в кольце моста свою веревку и, пропустив ее через механизм, попробовал вместе с Хику поднять мост. Сначала он не хотел поддаваться, и я уже решил, что время разрушило механизм, но когда я прочистил концом меча петли и выгреб из них песок и прошлогодние листья, мост заскрипел и тихонько пополз вверх. Конечно, мы не могли поднять его полностью, но я был доволен и тем, что он отрезал крепость от берега.

Нехотя открылись старые ворота, и я шагнул в темноту. Второпях я не захватил с собой ничего, что можно было бы использовать как факел, и теперь слепо шарил вокруг себя руками. Но возвращаться теперь было поздно, и я решил пустить вперед Хику, так как был уверен, что она первой почувствует опасность. Хику вздохнула и спокойно двинулась вперед. Мне оставалось только не отставать от нее.

Мы миновали ворота между двумя башнями и попали на внутренний дворик. Отсюда уже тяжелые двери вели в сам замок.

Башни над мостом соединялись крытой галереей, и на них вели две боковые лестницы. Я обратил внимание, что стены замка поднимаются прямо из воды. Если когда-то здесь и был остров, то озеро уже давно его разрушило.

Двор зарос травой, тут же росли кусты и небольшие деревья. Хику немедленно занялась едой, словно заранее знала, что ей тут приготовлен обед, и я невольно подумал, что, может, действительно, знала, ведь не зря же это была лошадь Нивора.

Я сбросил свой мешок, расседлал Хику и решил как следует оглядеться. Крепость была абсолютно пустой и в то же время на диво сохранившейся. Это было неразрешимой загадкой Древних — большинство их зданий казались неподвластны времени. Затем я подошел ко второму пролету моста и здесь с удивлением обнаружил, что он не развалился от времени, как мне показалось сначала, а будто отрезан огненным мечом. Пораженный, смотрел я на оплавленные торчащие края уцелевших балок и даже поднял руку, чтобы потрогать место среза, но тут же вскрикнул от боли и отдернул ее. Мой браслет ярко светился и, казалось, обжигал кожу. Я понял, что это предупреждение, и послушался. Задумчиво побрел я назад.

В этом маленьком внутреннем дворике можно было набрать сучьев и сухих веток, но сейчас я не спешил делать факел. Идти в пустой замок на ночь глядя мне не хотелось. Вместо этого я набрал пару охапок сухой травы и, накрыв их своим плащом, соорудил прекрасную постель. Еще раньше я обнаружил фонтан в углу двора. Он изображал странное нечеловеческое лицо, и вода била изо рта и глаз. Хику напилась здесь с удовольствием, и я, по ее примеру, тоже приложился к холодной и вкусной водичке. Потом я достал из мешка дареный хлеб и один кусок отдал Хику, а другой съел сам. Хику хлеб понравился, и она долго и старательно собирала все до последней крошки и только потом вернулась к траве. А я завалился на свою мягкую постель и засмотрелся в темнеющее небо с медленно загорающимися звездами.

Тихо журчала вода в фонтане, стрекотали насекомые, перекликались ночные птицы. Вероятно, на верху башен поселились совы и филины, уж очень удобно для них было это место. Если не считать их криков, покой и тишина царили в этой забытой крепости.

Я думал о том, что сегодня был вполне удачный день: и сигнал для лорда Имгри мне удалось передать, и талисман нашел. Странно, почему это я вдруг назвал браслет талисманом? Я осторожно обхватил его пальцами. Он плотно охватывал мое запястье и был приятно теплый. Я попробовал снять его, но он словно прилип к руке. Так я и заснул, продолжая крутить браслет.

Спал я спокойно и во сне ничего не видел, поэтому проснулся прекрасно отдохнувшим и полным сил. Теперь я был готов к любым опасностям и испытаниям, какие мог принести наступающий день. Пора было двигаться дальше.

Хику стояла надо мной, и с ее доброй морды стекали капли воды. Я весело поздоровался с ней, и она заржала мне в ответ тоже как-то особенно весело, словно поняла мои слова. А впрочем, утро было для нее свежим и радостным и, похоже, не таило в себе никаких опасностей.

Даже сейчас, при свете дня, я не собирался лезть внутрь крепости. Мне хотелось поскорее отправиться на поиски Джойсан.

Я быстренько перекусил и собрал вещи.

Я немного сомневался, смогу ли снова опустить мост, который с таким трудом поднял вчера. Мы вышли к началу моста, и я тщательно осмотрел его. И тут я увидел то, что вчера в темноте и спешке не заметил. Прямо возле парапета был установлен длинный и толстый, не меньше моей руки, рычаг. Хотя раньше мне не приходилось видеть такое устройство, я догадался, что он должен приводить в действие механизм моста. Я налег на него изо всех сил, однако не сумел даже пошевелить его. Тогда я начал резко дергать его из стороны в сторону. Он немного раскачался, и я снова приналег. Наконец рычаг сдвинулся. Секция моста задрожала, заскрипела и стала медленно опускаться. Полностью мост не сошелся, но щель оставалась совсем небольшая и не мешала мне уехать. На берегу, уже усевшись в седло, я еще раз окинул взглядом замок.

Да, это сильная крепость, и строители позаботились превратить ее в неприступную цитадель. Если поднять мост, то против нее будут бессильны даже бронированные машины ализонцев — они просто не смогут к ней подойти, и в случае необходимости тут можно укрыть не меньше трети нашей объединенной армии. Да, эта озерная крепость — хороший подарок нам в этой войне.

Я повернул Хику на север, поперек пути беглецов, так было больше шансов наткнуться на их следы. Ехал я довольно быстро, но даже мой поверхностный взгляд замечал, что земля эта когда-то обрабатывалась. Попадались хлебные колосья на месте бывших полей, а один раз я наткнулся на одичавший фруктовый сад. Видимо, все это возделывалось жителями озерного замка. Было бы очень интересно изучить здесь все, что можно, но сейчас меня занимало другое.

За день я пересек долину и добрался до гор на другой стороне. Мне не раз попадался на глаза одичавший скот, но было трудно сказать, сколько поколений его не знало хлева. Те, кого я видел, давно забыли человека-хозяина и удирали от меня не хуже их диких сородичей.

В горах пришлось идти медленнее и осторожнее. Сюда могли уже добраться вражеские разведчики. Но мне повезло, и я никого не встретил. А на следующий день обнаружил то, что искал. Это были следи небольшого и явно не военного отряда. Они шли почти открыто и, видимо, понятия не имели о маскировке. Я прочитал по следам, что в отряде, в основном, женщины и дети и что у них всего три лошади.

Скорее всего, это были беженцы из Иткрипта. Конечно, глупо надеяться, что и Джойсан идет с этим отрядом, но догнать их все-таки нужно. Может, они смогут хоть что-то рассказать о судьбе моей леди.

Судя по следам, люди прошли здесь несколько дней назад. Было видно, что они стремятся идти на запад. Но по дикой стране трудно идти по прямой, вот и им приходилось то и дело уклоняться в сторону.

Утром четвертого дня я поднялся повыше в горы и сразу почувствовал запах дыма. Я понял, что это именно те, кого я ищу, потому что ни разведчики, ни военный отряд не разложили бы здесь дымного костра.

Долина здесь была чуть пошире, и по середине ее текла река. На берегу горел костер, и я увидел женщину, подкладывающую в него хворост. Потом из-за кустов вышла вторая женщина, и я увидел ее в полный рост.

Прежде всего я заметил на ней блеснувшую кольчугу. Она была с непокрытой головой, и волосы, стянутые сзади в тяжелый пучок, были такого знакомого мне темного медного цвета. Я и сам еле мог поверить в свою удачу. Это была Джойсан. Хотя на таком расстоянии я не мог разглядеть лица, но мог поклясться, что это была она.

Я хотел как можно скорее встретиться с ней и очень обрадовался, когда она отошла от костра и задумчиво побрела по берегу реки. Мне нужна была встреча наедине, чтобы выполнить то, что я задумал.

Я твердо решил для себя, что если она взглянет на мои ноги с испугом или отвращением, тогда я просто не назову себя и она никогда не узнает, что была моей нареченной невестой. Но выяснить все это надо было немедленно, пока она одна. Я стал спускаться с горы, чтобы выйти ей навстречу, и при этом старался укрыться, как в самой опасной разведке.

Джойсан

Нам очень повезло. На третий день нашего тяжелого пути мы поймали трех отбившихся лошадей и теперь могли везти на них тех, у кого больше не было сил.

Я решила, что в этом походе все будут равны, какое бы положение они не занимали раньше. Мы поровну делили и заботы, и лишения, и наши скудные припасы. Ингильда была этим очень недовольна, но мне на это было наплевать, я была рада, что хоть леди Ислауга не предъявляла никаких претензий. После той вспышки горя и ярости она, казалось, полностью ушла в свои мысли я ни на что не обращала внимания.

Мы сразу поняли, что дорога в Норсдейл будет очень нелегкой. По всей стране бродили вражеские отряды, и нам то и дело приходилось сворачивать в сторону и прятаться.

Слава богу, нам не приходилось думать о крыше над головой. Было лето, и, как у нас говорят, в эту пору каждый кустик ночевать пустит. Так что главной нашей заботой оставалась еда. Припасов у нас почти не было, а трава, коренья и ягоды только заглушали голод, а сил почти не прибавляли. Кроме того, на сбор этой зелени уходило слишком много времени. Так и получалось, что каждый день мы шли все медленнее и медленнее. Хорошо еще, что Инофар, бывший пастух, знал все съедобные растения и помогал нам, как только мог.

Стрел у нас было очень мало, и мне пришлось запретить стрелять, если не уверен, что наверняка попадешь. Одноглазый Рудо оказался прекрасным мастером пращи. Он всегда держал ее под рукой и изредка добывал к нашему скудному столу кролика или птицу. Но что такое эта мелочь на дюжину изголодавшихся человек?

Было еще одно обстоятельство, не дававшее нам двигаться быстро. Мартина, недавно вышедшая замуж, была на последнем месяце беременности. Я понимала, что нам придется остановиться хоть на несколько дней, а значит, надо найти такое место, где можно было бы и укрыться и собрать достаточно еды. Правда, очень трудно надеяться на это в такой пустынной и дикой местности. На пятый день нашего похода Рудо и Тимон, ездившие в разведку, вернулись очень довольные. Они нигде не встретили ни малейших признаков присутствия врагов. Похоже, что, несмотря ни на что, мы сумели от них оторваться, и у меня появилась слабая надежда, что нам, может быть, все-таки удастся спастись. Кроме этого, разведчики доложили, что нашли прекрасное место для остановки на отдых. И как раз вовремя, подумала я, наблюдая, как все озабоченней и мрачней становится Нальда, помогавшая Мартине.

Рудо объяснил, что если повернуть к югу и немного пройти вперед, мы попадем в долину, где протекает река и много фруктовых деревьев и ягод. Место достаточно укромное и, главное, никому, похоже, не известное.

— Поедем туда, леди Джойсан, — вмешалась в разговор Нальда. — Я боюсь, что срок Мартины уже близок и еще дня пути она просто не выдержит.

Сама Мартина молчала, прижимая руки к животу.

И мы отправились в долину.

Как говорил Рудо, место было прекрасное. Мужчины тут же нарубили веток и начали плести шалаши. Как только первый был готов, Нальда устроила там Мартину. Она не ошиблась в своих расчетах, и еще до восхода луны в нашем отряде прибавился еще один человек. Мальчика назвали Альвином в честь погибшего отца. Сразу стало понятно, что тронемся в путь мы не скоро, надо дать окрепнуть и младенцу, и ослабевшей от родов Мартине.

А на следующее утро мне впервые пришлось серьезно столкнуться с Ингильдой. Я понимала, что единственный шанс для нас — это собирать и запасать всю еду, какую мы сможем найти. В крепости я научилась запасать пищу на всю зиму, но здесь у меня не было под рукой ничего, даже соли, так что приходилось что-то придумывать на ходу. Я была старшей в этом отряде, и на меня надеялись люди. Хочешь не хочешь, приходилось скрывать свою неуверенность и сомнения и спокойно отдавать распоряжения.

Никто не жаловался на лишнюю работу. Все, даже маленькие дети, собирали еду. Люди понимали, что от этого будет зависеть наша жизнь, и поэтому я просто взбесилась, узнав, что Ингильда удобно устроилась в своем шалаше и наотрез отказывается заниматься сбором пищи.

Я немедленно отправилась к ней, держа в руках плетеную корзину, так как уже приготовилась идти за ягодами. Я чувствовала, что объяснять и уговаривать здесь бесполезно, и сразу заговорила резко, как с ленивой батрачкой. Я была очень зла, так что все вышло вполне естественно.

— Вставай, девушка. Ты отправишься с Нальдой и будешь во всем ее слушаться.

Она вытаращила на меня глаза.

— Ты сама должна заботиться о нас, Джойсан, и если тебе не стыдно возиться в грязи, как крестьянке, то это твое дело, а я не могу уронить достоинство своего рода…

— Тогда живи, как хочешь! — крикнула я ей. — Ты можешь сидеть здесь сколько хочешь, но не рассчитывай, что кто-нибудь будет кормить тебя. И не думай, что я тебе что-то должна.

Я бросила ей корзину, но она не притронулась к ней. Я резко повернулась и вышла на волю, поклявшись, что сдержу это слово, чего бы мне это не стоило. Эта молодая и здоровая девка вполне может позаботиться о себе сама, а мне более чем достаточно возни с леди Ислаугой. Вот она меня по-настоящему беспокоила.

После известия о смерти Торосса она полностью замкнулась в себе и не обращала внимания на окружающее. Как и к леди Мет, старость к ней пришла в один день, и хоть лет ей было не так уж много, она как-то сразу превратилась в дряхлую старуху.

С трудом мы поднимали ее с постели и заставляли хоть немного поесть. Она постоянно шептала что-то себе под нос, но как я ни вслушивалась, понять ничего не могла. Похоже, она разговаривала с кем-то, кого видела только она.

Я очень надеялась, что это все-таки пройдет, только бы скорее добраться до монастыря. Там сестры умеют лечить душевные раны и смогут, я думаю, вернуть ее в реальный мир. Но с такой скоростью нам в Норсдейл не добраться.

Ингильда же была молода и здорова, и я не могла допустить, чтобы она отказывалась от общих работ. Чем скорее она сама поймет, что от этого зависит и ее жизнь, тем лучше. Но все равно у меня было тяжело на душе, когда я в это утро отправилась на поиски пищи. На всякий случай я взяла лук и три стрелы. В Иткрипте дядя научил меня очень неплохо стрелять, но я хорошо понимала, что одно дело — стрелять по мишени, и совсем другое дело — в живого зверя, так что я не хотела зря тратить драгоценные стрелы и решила попробовать наловить рыбы.

Я сумела отделить несколько колец от своей кольчуги, слегка разогнула их, и у меня получились сносные крючки. Из рубахи я надергала ниток и сплела тонкую леску. Конечно, у меня получилась очень примитивная снасть, но на лучшее рассчитывать не приходилось, да я уже стала привыкать довольствоваться тем, что есть. Сегодня женщины пошли по ягоды, мужчины — ловить кроликов, и вот я решила, что совсем не лишне добавить к этому немного рыбы. Большого труда стоило мне решиться насадить на крючок живую муху. До сих пор мне не приходилось убивать ни одно живое существо, но другого выхода у меня не было.

Я нашла удобное место, где в реку вдавалась каменистая затененная коса. Было жарко, и я сняла камзол с кольчугой и осталась в одной рубахе, мельком подумав, что попозже надо будет выстирать рубаху и помыться самой. Очень хотелось смыть с себя грязь и пот долгого пути, горечь потерь и душевную тяжесть.

Грифон, как всегда, висел у меня на груди, но сейчас казался обычным украшением. Теперь трудно было поверить, что в ту ночь, когда мы бежали с Тороссом, он сиял и горел, проявляя какую-то даже сверхъестественную силу. В который раз разглядывала я эту великолепную драгоценность. Интересно, где и кто его создал? Может, привезли его из-за моря и сделан он где-то у сулкаров? Или… или, может быть, это создание Древних?

Талисман. Это стоит обдумать. Если это как-то связано с Древними, так, может, мы с Тороссом и не случайно попали в то святилище, а нас туда привел грифон? Это место явно было создано Древними, значит, и эта безделушка…

Все это было очень интересно, но мне сейчас приходилось думать не о тайнах Дневних, а о хлебе насущном. Я опомнилась и быстро закинула в воду свою самодельную снасть.

Дважды у меня клевало, но рыба срывалась. Наконец я решила собрать все свое терпение, которого у меня всю жизнь не хватало, и во что бы то ни стало вытащить рыбу. И при следующей поклевке я тащила так тихонько и осторожно, как только могла. Так мне удалось вытащить двух рыбешек, только очень уж маленьких. Похоже, место я выбрала не слишком удачно. Я снова вышла на берег и отыскала тихий тенистый омут. Здесь мне повезло немного больше.

Солнце перевалило за полдень, и я решила сбегать в лагерь. Там все было в порядке, но ни сборщики, ни охотники еще не вернулись. Я наскоро прожевала горсть ягод и снова пошла к реке, надеясь на удачу. И удача улыбнулась мне.

Не успела я выйти к берегу, как вдруг в кустах услышала низкое рычание. В ответ на него раздались не очень понятные мне звуки, но тоже явно угрожающие. Я отбросила корзину, приготовила лук и стрелы и осторожно выглянула из кустов.

Посреди небольшой поляны на туше только что зарезанной коровы сидел снежный барс. Он плотно приложил уши, грозно оскалился и глухо, утробно рычал, а перед ним стоял огромный дикий кабан-секач.

Оба животных были сильны и очень опасны и обычно не трогали друг друга. Но кабана, видимо, что-то очень разозлило, и он, ослепленный яростью, решился напасть на барса, защищающего свою добычу. Барсу же вовсе не хотелось драться с яростным врагом, и он пока просто пытался отпугнуть его.

Кабан ковырнул клыками землю и пронзительно завизжал. Он был много тяжелее барса, могучий старик с тяжелым загривком и длинными клыками. Барс взвыл и прыгнул, но не на кабана, а назад. Кабан же продолжал наступать, и барс, не принимая боя, припустил вверх по склону горы. В одну секунду он оказался вне досягаемости, но и оттуда продолжал шипеть и рычать на своего огромного победителя. Кабан наклонил морду к земле и, казалось, с интересом слушал, как бессильно ругается эта большая кошка.

Не задумываясь, я двинулась вперед. Я знала, как опасен раненый кабан и как мало шансов у меня убить его с первого выстрела, но просто не могла равнодушно смотреть на эту гору мяса. К счастью, кабан был слишком занят, чтобы увидеть меня, и я смогла подобраться на расстояние выстрела и выбрать удобную позицию.

Я выстрелила и тут же бросилась без оглядки под защиту кустов. Мне вдогонку донесся дикий рев, но я так и не рискнула остановиться или оглянуться. Если я только задела его стрелой, эта клыкастая смерть непременно бросится за мной в погоню. И я бежала. На полдороге к лагерю я наткнулась на Рудо и Инофара и все им рассказала.

— Если кабан не догнал тебя, леди, — сказал Инофар, — значит, он мертв, иначе его бы ничто не остановило. Это настоящие злобные дьяволы. Видимо, тебе повезло и выстрел оказался смертельным.

— Ты очень рисковала, леди, — добавил Рудо, — и вдобавок, глупо рисковала. Что стало бы с нашим отрядом, если бы ты так жестоко погибла?

Пришлось объяснить, что заставило меня стрелять. Он, конечно, прав, и рисковала я глупо, но кто бы из нас, вечно полуголодных, смог устоять перед таким искушением?

Мы вместе двинулись назад, тщательно осматривая на пути все, на случай, если эта тварь решила устроить засаду. Мы даже не пошли на эту поляну прямо, а поднялись немного в гору и сверху все осмотрели. Только тогда рискнули выйти на поляну. Там так и осталась лежать зарезанная барсом корова, а рядом на вспаханной клыками и копытами земле валялся мертвый кабан. Моя стрела прошла ему меж лопаток и вонзилась в сердце.

Все были поражены таким метким выстрелом, который редко удавался самым опытным охотникам. Кое-кто решил приписать эту удачу сверхъестественным силам, и даже пошел слух, что леди Мет передала мне свои знания и у меня тоже есть часть ее силы. Об этом вслух не говорилось, но я видела, как изменилось их отношение ко мне и с какой готовностью принимались теперь все мои распоряжения.

Только Ингильда раздражала меня, как заноза в пальце. Но я решила выполнить свое обещание, и когда вечером все собрались на ужин и зажаренное на костре мясо притягивало глаза, я встала и произнесла речь.

Я напомнила, как еще в начале похода мы решили делить все поровну, поэтому тот, кто не берет свою долю работы, не имеет права и на свою долю пищи. Конечно, это не касается больных, детей и стариков. А вот молодые и здоровые бездельники пусть посидят голодными или обеспечивают себя сами. Сегодня все работали хорошо и старательно, кроме Ингильды, значит, и мясо есть будут все, кроме нее.

Ингильда вспыхнула и закричала, что у меня перед ее родом долг крови и я обязана… Я прервала ее и спокойно объяснила, что долг мой только перед леди Ислаугой. Это ее сын отдал жизнь за меня, а кроме того, она больна и беспомощна, и я, разумеется, буду заботиться о ней, как смогу, и сделаю все, чтобы помочь ей.

— А ты, — закончила я, — молода, здорова и вполне можешь сама позаботиться о себе. Я не признаю на себе никакого долга перед тобой.

Если бы было можно, она, скорее всего, вцепилась бы мне когтями в лицо, такое бешенство излучала вся ее фигура, но она знала, что здесь ее никто не поддержит. И, справившись с собой, она молча повернулась и ушла в свой шалаш, а через некоторое время оттуда послышались рыдания. Но ни один человек не вызвался пойти утешить ее, так как все понимали, что эти слезы не горя или раскаяния, а бессильной ярости. Я ее не жалела. Жаль только, что теперь я уже окончательно приобрела врага, который никогда не простит своего унижения.

К счастью, Ингильда наконец поняла, что от нее требуют, и стала работать наравне со всеми. Делала она все, конечно, без особой охоты, но хоть не бездельничала. Она даже согласилась помогать разделывать тушу коровы и развешивать на солнце куски мяса, чтобы они завялились.

Мы решили заготовить впрок все мясо, а сейчас варили только кости и потроха обоих животных. Мартина уже почти оправилась от родов, люди отдохнули и набрались сил, и я надеялась, что еще до осенней распутицы мы сможем тронуться в путь. Я уже мечтала, что все мои люди будут в безопасности в Норсдейле и я наконец не буду никем командовать и отвечать буду только сама за себя.

Леди Ислауга стала все чаще уходить из лагеря; как я поняла из ее бормотания, она искала Торосса. Приходилось кому-то постоянно наблюдать за ней, чтобы она не потерялась, и приводить ее в лагерь, когда силы оставляли ее.

Тимон, сын Нальды, смастерил отличные рыболовные крючки и оказался удачливым рыболовом. Но и я продолжала ходить на рыбалку, хотя мои успехи были более чем скромными. Во мне возникло упрямое желание покорить реку. Но если первый же мой шаг на поприще охотника оказался так удачен, то рыба никак не хотела идти на мои снасти. В прозрачной воде я прекрасно видела крупных, жирных рыбин, а на удочку мне лезла досадная мелюзга: то ли я не умела выбирать место, то ли все-таки снасти были неподходящие.

И вот когда я очередной раз бродила по берегу, выбирая место, вдруг почувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Я просто кожей ощущала чужой взгляд и сразу потянулась к ножу. Несколько раз я останавливалась и внимательно оглядывалась, пытаясь уловить хоть малейшее движение, увидеть хоть краешек тени, но все вокруг было тихо, спокойно и неподвижно.

Между тем это чувство было настолько неприятно и тревожно, что я решила вернуться в лагерь и предупредить всех. Не исключено, что нас выследил вражеский разведчик, тогда нужно немедленно поднимать на ноги всех и во что бы то ни стало перехватить его, прежде чем он доберется до своих, иначе мы погибнем.

Я повернула к лагерю, но тут кусты раздвинулись и передо мной оказался человек. Я мгновенно выхватила нож, но человек протянул ко мне пустые руки, показывая, что мне ничего не угрожает. Я с первого взгляда поняла, что это не ализонец. Капюшон его был откинут на плечи, и я хорошо видела его лицо. Он был в кольчуге, выкрашенной в зеленый цвет, очевидно, для маскировки, но никакого герба или знака его рода я не заметила.

Я еще раз внимательно осмотрела его и… просто окаменела. Он был босиком, и штаны до колен затянуты шнурками, а вот ступней у него не было! Вместо обычных человеческих ног из травы выглядывало что-то вроде козлиных копыт.

Я снова взглянула ему в лицо, ожидая и здесь увидеть что-то необычное, но нет, лицо как лицо: загорелое, худощавое, с жестко очерченным ртом. Разумеется, он не был так красив, как Торосс, но лицо было благородным. Тут он вскинул на меня взгляд, и я невольно отступила. Таких ног, да и таких глаз у человека быть просто не могло. Ярко-желтые, теплого янтарного оттенка, и зрачок не круглый, как у людей, а вертикальный, как у кошки или змеи.

Он сразу заметил мой испуг, и мне показалось, что это его огорчило, но он ничем не выдал своих чувств, только грустно улыбнулся, словно жалел о нашей встрече.

— Приветствую тебя, леди! — сказал он.

— И я приветствую тебя… — я на секунду запнулась, не зная, как к нему обращаться, но тут же попрааздась, — приветствую тебя, лорд.

— Я вижу, ты не слишком обрадована нашей встречей, — сказал он, — или ты считаешь меня врагом?

— Я слишком мало знаю о твоем народе и не решаюсь судить, — ответила я, ни минуты не сомневаюсь, что встретилась с одним из Древних, бывших хозяев этих мест. Но он оказался удивлен и озадачен.

— За кого ты меня принимаешь, леди?

— Мне кажется, ты из народа, жившего здесь раньше, до прихода людей.

Он грустно улыбнулся.

— Значит, я — из Древних? Ну что ж, думай, как тебе нравится, я не отвечу ни «да», ни «нет», но мне кажется, что ты и твой отряд попали в трудное положение. Не могу ли чем-то помочь вам?

Я слышала, что в старые времена Древние не раз помогали людям. Но ведь были среди них и такие, кто шел по Темной Дороге, и иметь с ними дело было смертельно опасно. Их вмешательство никогда не приносило людям ничего хорошего. Я задумалась. Если я сейчас ошибусь, пострадать можем мы все, но если он и вправду может помочь, а я его оттолкну? И еще, что-то в этом человеке подсказывало мне, что он не имеет дел с Темными.

— Какую помощь ты нам предлагаешь, лорд? Мы собирались идти на запад, в Норсдейл, но дорога такая, что я не уверена…

Он прервал меня.

— Путь на запад сейчас очень опасен. Я могу проводить вас в защищенное место, там в округе достаточно пищи.

Настороженно смотрела я в его темно-золотые, нечеловеческие глаза, и так мне хотелось верить ему! Но со мной были люди, за которых я отвечала. И что я, собственно, знала о Древних, чтобы довериться одному из них?

Он видел мои колебания, и улыбка его исчезла. Лицо сразу стало холодным, словно я чем-то обидела его. Я встревожилась еще больше. Если он искренне предлагал помощь, моя нерешительность, так похожая на недоверие, вполне могла оскорбить его.

— Лорд, не обижайся на меня, — неуверенно начала я, пытаясь успокоить его и объяснить мои сомнения. — Мне никогда не приходилось встречаться с кем-нибудь из твоего народа, и если я сделала что-то неприятное тебе, то не по злому умыслу, а от незнания. Ведь я только в легендах слышала о вас, а в них говорится, что некоторые из твоего народа владели Темной мудростью, а она очень вредна для людей. Вот почему я вынуждена быть с тобой осторожной.

— Из-за таинственных сил, которыми владели Древние, — произнес он. — Что ж, это я могу понять, но меня можешь не бояться. Достань талисман который ты носишь на груди. Я только коснусь его, и ты сама все поймешь.

Я вынула свой шар с грифоном. Даже при ярком солнце было заметно, как он светится. Мне показалось даже, что грифон радуется и приветствует незнакомца. Я сняла с шеи цепь и протянула ему шар.

Он слегка прикоснулся к нему пальцем, и шар в ответ полыхнул таким светом, что я чуть не выронила его от неожиданности, и мне сразу стало ясно, что незнакомец искренен и действительно хочет помочь нам. Я еще больше поверила, что судьба подарила мне встречу с одним из Древних. Недоверие мое исчезло, и я с радостью и благоговейным трепетом поклонилась ему.

— Лорд, — произнесла я, — мы будем рады повиноваться тебе.

Он снова оборвал меня и ответил резко и жестко:

— Я тебе не хозяин и не требую ни от кого подчинения. Ты сама вольна решать как считаешь нужным. Я могу только дать крепкое пристанище тебе и твоим людям. А кроме этого еще свою силу и свое мастерство воина.

В лагерь наш мы пришли вместе. Сначала люди перепугались и разбежались, и мне с трудом удалось их успокоить. С печальной улыбкой смотрел незнакомец на всю эту суету, а я каким-то образом понимала все, что он чувствует, хотя и не знала, почему.

Но вот суматохе улеглась, и мы начали готовиться к выступлению. С радостью я увидела, что все люди слушаются его указаний. Он свистнул, и с горы тут же спустилась лошадь, на которую он посадил Мартину. Остальных лошадей нагрузили всем, что успели заготовить. И вот мы тронулись за нашим проводником.

Мы попали в удивительное место. Прямо посреди озера стоял замок, к которому вели два моста, но один был разрушен, а другой можно было поднять к полностью отрезать крепость от берега. Кроме того, земля эта когда-то возделывалась, так что в округе можно было собрать фрукты и даже зерно.

Теперь мы могли спокойно жить здесь, пока люди не окрепнут и не поправятся наши раненые. И еще заготовить припасы на всю оставшуюся дорогу.

Теперь я окончательно поверила этому человеку. Он так и не сказал нам, как его зовут. Может, и недаром Мудрые Женщины верят, что имя очень связано с самим человеком и, зная имя, можно им управлять. Про себя я называла его лорд Янтарь за его необыкновенные темно-золотые глаза.

Пять дней он помогал нам устраиваться и налаживать жизнь, а затем объявил, что хочет съездить в разведку, чтобы выяснить, как далеко удалось ализонцам проникнуть в нашу долину и не подбираются ли они к нам.

— Ты говоришь так, словно они и твои враги, — заметила я. — А ведь они воюют только с людьми и не могут причинить вреда твоему народу.

— Это моя родина, — ответил он, — и я не собираюсь терпеть здесь захватчиков. Я уже сражался с ними и готов сражаться до тех пор, пока они не уберутся к себе за море.

Я встрепенулась. Если эти люди, владеющие тайными силами, выступят против ализонцев… Может, это спасет от разгрома и мой несчастный народ? Но не успела я задать ему хоть один вопрос, как он, словно прочтя мои мысли, ответил.

— Ты, леди, подумала, что можно против них использовать тайные силы, — проговорил он задумчиво и печально. — Не стоит слишком надеяться на это, леди Джойсан. Вызвать эти силы не трудно, а вот управлять ими очень непросто. Лучше не вызывать. И вот тебе мой совет: сейчас во всей стране нет для вас более безопасного места, чем эта крепость. Будь благоразумна и не трогайся с места, пока я не вернусь из разведки.

Я кивнула ему в ответ:

— Мы так и сделаем, лорд. — И вдруг мне ужасно захотелось взять его за руку и дать понять, что я разделяю все его чувства и очень хотела бы помочь снять тяжесть с души, но я не знала, как он это воспримет, и сдержалась.

Керован

Я заглянул ей в глаза и понял, что никаких объяснений нам не нужно. Просто между нами не может быть ничего. Но я постарался справиться с ударом. Видимо, зря я надеялся, что, несмотря на странную внешность, я все-таки человек. И слава богу, что я не послал ей свой портрет, когда она об этом просила. Я просто никогда не скажу ей, что я и есть Керован, ее жених.

Меня и радовало и беспокоило, что Джойсан приняла меня за одного из Древних. С одной стороны, это избавляло меня от любых нескромных вопросов, но с другой стороны, она наверняка ждала, что я проявлю свою власть над тайными силами, и мне придется хорошенько подумать, как объяснить ей, почему я не делаю этого. Правда, у них произошло что-то не менее странное, чем в Ульмсдейле. Видимо, женщина из их рода вызвала какие-то тайные силы и разрушила замок, завалив обломками лагерь врагов.

Джойсан рассказала, что врагов они ждали давно и готовились к бегству. Люди уходили небольшими группками с хорошими проводниками, и Джойсан надеялась, что большинство их уже в Норсдейле. А их отряд в силу разных обстоятельств отстал и остался без проводника. Кроме того, одна из женщин родила, и они вынуждены были выжидать, пока роженица оправится.

Тут я и подумал об озерной крепости. Только там эти люди смогли бы отдохнуть в безопасности и приготовиться к трудной дороге. Вот и все, что мог я дать сейчас моей леди — крышу над головой и относительную безопасность. И не стоило придавать слишком большого значения тому, что она не расставалась с моим подарком. Просто вещь эта была сама по себе очень красива.

Мне сразу не понравилась Ингильда, младшая из двух леди. Несколько раз я перехватывал ее взгляд, обращенный к Джойсан, полный такой затаенной ненависти, что мне становилось не по себе. Но сама Джойсан относилась к ней ровно и без всякой неприязни. Я не знал, что там между ними произошло, но подумал про себя, что этой Ингильде доверять нельзя.

А что сказать о самой Джойсан? Я старался поменьше думать о ней. Слишком хорошо помнил я тот испуг и недоумение, с каким смотрела она на мои копыта. И хорошо, что я решился не носить сапоги, по крайней мере, здесь все сразу стало ясно, и у меня было время смириться со своим уродством. Я знал, что смогу пережить свое разочарование и ничем не выдать себя.

Джойсан была прекрасная девушка, достойная быть женой любого лорда. Я внимательно наблюдал за ней, пока мы добирались до озера. Усталая, обессиленная, она никогда не жаловалась и думала прежде всего о своих людях. Она, такая юная, приняла ответственность лорда за своих людей и с достоинством несла ее несмотря ни на что. Добрая, мужественная, великодушная… Если бы я не был таким выродком…

И частенько вспоминал я, как видел ее с умирающим юношей на коленях. Было это уже или ей еще только предстоит? Я не мог сам спросить ее. Мне казалось, что раз я решил не открываться ей, то и потерял все права на ее откровенность.

Я решил проводить их в Норсдейл и уже потом подумать, что делать дальше. Я потерял все, что имел, и мне было почти все равно, как распорядиться собой. Я мог встать под знамена какого-нибудь лорда и вернуться на юг, а мог и уйти в пустыню и вести жизнь изгнанника. В долинах меня держало только одно последнее дело — обеспечить безопасность Джойсан.

Я помог беглецам устроиться в озерной крепости, и как только они обжились немного и научились разводить мост, я разыскал Джойсан и предупредил, что хочу поехать в разведку.

И это было правдой, но только частью правды. Кроме всего, я хотел привести в порядок свои чувства.

Порой я ловил какой-то странный взгляд Джойсан, и мне казалось тогда, что она разделяет все мои чувства и даже может читать мысли, и тогда мне очень хотелось довериться ей, открыть свое имя. В то же время я чувствовал, что делать этого не стоит, это могло оттолкнуть ее и разрушить возникшее между нами доверие. Сначала она увидела и испугалась моего уродства, потом решила, что я один из Древних, а теперь моя необычная внешность не удивляла ее. Но сможет ли она увидеть во мне мужчину? Нет, наверняка нет, и, значит, я не имею права называть свое имя и требовать исполнения клятвы. Но давалось мне это нелегко. Вот для того, чтобы успокоиться и взять себя в руки, и уезжал я из крепости.

Выехав, я отправился на северо-запад. Это была дикая страна, совсем дикая, хотя и совершенно не похожая на Пустыню. И здесь мне не встретилось никаких следов Древних.

Три дня я изучал путь, ведущий в Норсдейл. Конечно, тут не было никакой проложенной дороги, и я просто обследовал местность в том направлении. Дорога предстояла трудная. Пришлось бы пробираться по дну ущелья с отвесными стенами, пересекать широкие долины и переправляться через речки. Быстро здесь не пройдешь, особенно с таким слабым отрядом, а зима уже на носу. И я все больше склонялся к мысли, что самое правильное было бы перезимовать в замке и отправиться в путь летом.

На четвертый день я наткнулся на следы конного отряда. Правда, в нем было всего четыре человека, и ехали они не на тяжелых ализонских конях, а на обычных наших пони, но все-таки стоило выяснить, что это за люди. Возможно, такие же беглецы, а может быть… В общем, наше страшное время научило меня осторожности.

Джойсан говорила, что из Иткрипта многие успели бежать и, возможно, скитаются сейчас по долинам. Может, я наткнулся на следы такого отряда? Если это так, то надо догнать их и проводить в крепость. И я с привычной осторожностью отправился за ними.

Следы были примерно двухдневной давности. Дважды я находил места их привалов и заметил, что костров они не разводили. Видимо, они точно знали куда едут и двигались спокойно и без страха. На беглецов это было не очень похоже, и я всерьез забеспокоился, когда понял, что направляются они прямо к озерной крепости и дорога эта им знакома. Конечно, четыре человека — это не армия, но если они хорошо вооружены и нападут неожиданно… И это вполне могли быть если не ализонцы, то преступники Пустыни, выехавшие на грабеж.

Так я двигался по следу, пока не началась буря. Конечно, ничего похожего на то, что я видел в Ульмсдейле, но все равно достаточно неприятно, а главное, ехать под таким дождем невозможно. Пришлось искать укрытие и переждать. А дождь как зарядил со второй половины дня, так и лил всю ночь напролет.

Зато теперь у меня было время спокойно подумать. Не знаю почему, но я четко ощущал, что эти всадники опасны, и хуже всего, если это и вправду преступники Пустыни. Я долго жил рядом с Пустыней и не раз встречался с ними и видел их жертвы. А вот в Иткрипте их, скорее всего, никогда не видели и могут просто не понять, кто это, или принять за друзей. Оставалось только надеяться, что Джойсан достаточно умна и осторожна, чтобы назначить бдительную охрану, и врасплох их никто не застанет.

К утру погода прояснилась, но дождь смыл все следы, и я не стал тратить время на работу следопыта, а поехал прямо в крепость. Слишком встревожен я был появлением этих таинственных всадников.

Я почти не делал привалов и гнал Хику как только мог, но все равно добрался до нашей долины только через два дня. За это время я так взвинтил себя, что, подъезжая к озеру, готов был увидеть самое страшное. Но вот с ближайшего поля меня окликнули, и я невольно оглянулся. Мне махали руками и со мной здоровались Нальда и еще две женщины. Все было спокойно и мирно. Эти сборщицы зерна искали уцелевшие колоски и складывали их на разостланный плащ.

— Хорошие новости, лорд! — крикнула Нальда, направляясь ко мне. — Приехал жених нашей леди. Он услышал о разгроме Иткрипта и приехал искать ее.

Я изумленно уставился на Нальду, но потом до меня дошло, что она, по-видимому, имеет в виду не Джойсан, а Ингильду. Хотя я вроде бы слышал, что ее жених погиб при разгроме своей крепости.

— Леди Ингильде должно вознести хвалу Гунноре, — наконец сказал я.

Теперь Нальда вытаращила на меня глаза и замолчала от удивления.

— Ингильда? — выдавила наконец она. — Да она же вдова! Нет, это приехал лорд Керован, жених Джойсан. Они уже три дня здесь. Леди послала всех, кого можно, чтобы найти тебя и пригласить приехать в крепость.

— И я еду немедленно, — прошептал я, сжимая зубы. Я должен был выяснить, у кого хватило наглости украсть мое имя. Значит, кто-то уверен, что я мертв и не появлюсь здесь, и вдобавок знает, что меня никто в Иткрипте в глаза не видел… Нет, я должен немедленно предупредить Джойсан! Если еще не поздно… Что могло помешать негодяю заставить ее исполнить давнюю клятву? Эта мысль причинила мне такую боль, что я даже застонал. Я почти смирился, что Джойсан никогда не будет моей, понял бы и сумел пережить, полюби она другого, но достаться обманщику, пришедшему под моим именем… Нет, этого я не мог допустить!

Она считает меня Древним и верит в мои тайные силы. Если я скажу ей, что Керован погиб, и разоблачу обманщика, она, безусловно, мне поверит. Значит, надо только поскорее увидеть ее.

На посту стоял однорукий Ангрел. Он как обычно поприветствовал меня, и я постарался ответить ему спокойно. Я въехал во внутренний дворик. Теперь здесь ничто не напоминало о заброшенности и запустении. Люди вернулись в крепость, и старый замок ожил.

Возле фонтана слышался визг и веселый хохот. Двое молодых парней пытались обрызгать водой крестьянку, а она, смеясь, увертывалась. Я заметил на одежде мужчин знак грифона — герб моего дома!

Пока они не заметили меня, я успел рассмотреть их подробно. Оба они были мне незнакомы, но это ничего не доказывало. Я не так уж долго жил в Ульме, чтобы знать в лицо всех воинов, да и отец мог нанять новых людей, пока я был на юге. Неужели кто-то все-таки уцелел во время катастрофы в Ульмсдейле? Я снова вспомнил, как выглядела наша долина после бури, и подумал, что это почти невероятно.

Однако гербы на одежде указывали, что кто-то все это тщательно обдумал и подготовил. Только зачем? Если б Джойсан все еще была наследницей Иткрипта, тогда понятно, ее муж безусловно стал бы там хозяином, и ради этого стоило постараться. Но Иткрипт разрушен, долина в руках врагов, а сама Джойсан — нищая наследница. Так кому и зачем она понадобилась?

Один из мужчин оглянулся, заметил меня и подтолкнул своего напарника. Смех оборвался. Теперь они смотрели на меня с какой-то тревогой, но я не собирался терять время с ними, а спешился и направился к башне, где были комнаты Джойсан.

— Ты! — раздался грозный и повелительный окрик.

Я обернулся и увидел, что оба воина спешат ко мне. Но еще за несколько шагов до меня они разглядели мою необычную внешность, и охота спешить у них пропала.

— Ты! — еще раз повторил первый, но уже совсем другим тоном. Я видел, как товарищ ткнул его легонько по ребра и он замолчал. Тогда вперед выступил другой.

— Прошу прощения, лорд, — начал он вполне вежливо. — Кого ты ищешь здесь?

Признаться, я разозлился на их самоуверенность и бесцеремонность.

— Не тебя, парень, — резко бросил я ему и, не оглядываясь, пошел к башне.

Может, им и хотелось остановить меня, но они не решились. Я подошел к завешенной лошадиной шкурой двери.

— Счастья этому дому! — громко сказал я, встав перед дверью.

— Лорд Янтарь! — раздался радостный возглас, и на пороге комнаты показалась Джойсан.

Она вся так светилась радостью, что я невольно качнулся, как от удара. Значит, он принес ей счастье… И хоть я решил, что эта девушка не для меня, все-таки больно было видеть, как она обрадовалась другому. А почему бы ей и не радоваться? В такое трудное время явился ее жених и готов помогать ислужить ей. Ведь это я знаю, что он обманщик, а ей откуда знать?

— Лорд Янтарь! — повторила она. — Наконец-то ты пришел! — Она протянула ко мне руки, и я невольно тоже потянулся к ней. Но что-то удержало ее, и она отступила, не коснувшись меня, хотя так смотрела… Нет, здесь что-то не так.

— Кто пришел? — раздался голос из комнаты, и при первых же его звуках во мне вспыхнула старая ненависть. Конечно, я сразу узнал его. Роджер… Что он делает здесь? И зачем приехал?

— Лорд Янтарь, — быстро заговорила Джойсан, — ты уже слышал? Приехал мой жених! Он узнал о наших бедах и пришел за мной.

Что-то здесь было не то. Я взглянул на нее повнимательнее. Я успел хорошо изучить ее и не раз видел, как она мужественно справляется с усталостью и слабостью, со страхом и болью, но сейчас я увидел, что под ее улыбкой, под нервной веселостью прятался настоящий ужас. Чего же она боялась?

И тут я понял, что жених не принес ей счастья, и глупо обрадовался. Значит, в Роджере она не нашла того, что ей нужно для счастья!

Так и не ответив Роджеру, она шагнула в комнату. Я прошел за ней и остановился, глядя прямо в лицо родича моей матери. Он неплохо выглядел в камзоле с гербом грифона, только надевать его у него не было никакого права. И та же скрытная, словно про себя, улыбочка на красивом лице…

Но тут он увидел меня…

Улыбка тут же погасла, глаза сузились, и он подобрался, как кошка перед прыжком. Мы смотрели друг на друга, словно стояли с мечами на поединке и готовились начать схватку.

Джойсан мгновенно почувствовала напряжение и поспешила вмешаться.

— Лорд, — обратилась она ко мне первому, словно отдавая мне старшинство, — этой мой жених, лорд Керован, наследник Ульмсдейла.

— Это лорд Керован? — переспросил я, еще не решив, как мне разоблачить Роджера. А вдруг он в ответ назовет меня? Но в любом случае я не мог позволить ему оставаться здесь и длить этот грозный обман.

— Мне кажется, это не так! — веско сказал я, и слова как камни упали в гулкой тишине.

Тут Роджер поднял руку, и в ней что-то сверкнуло. Шар с грифоном! Из него выходил тонкий колючий луч, нацеленный прямо мне в голову. Я невольно отступил, прикрывая лицо рукой. Поздно! Чудовищная обжигающая боль ударила меня по глазам, мгновенно погасив все другие мысли и чувства. Я стоял, покачиваясь и придерживаясь другой рукой за стену, и старался удержать ускользающее сознание. И тут Джойсан вскрикнула. Я рванулся на крик и упал на пол. Снова закричала Джойсан, а я… Я ничего не видел! Ощупью я пытался двинуться на звуки борьбы.

— Нет! Нет! — кричала Джойсан. — Отпусти меня!

Роджер схватил Джойсан! Тяжелая нога наступила мне на руку, но я почти не почувствовал боли. Пусть я почти беспомощен, но я должен помочь Джойсан! Если он утащит ее…

Не раздумывая, я схватил свободной рукой эту ногу, резко дернул и всем весом навалился на упавшего.

— Беги, Джойсан! — крикнул я. Большего я сделать не мог, только удержать, терпя любые удары, пока она не выберется к своим людям.

— Нет! — вдруг раздался голос Джойсан. И с такой ледяной решимостью звучал он теперь, что даже мне стало не по себе. — А тебе, лорд, лучше лежать спокойно.

И потом уже ко мне:

— Ты можешь отпустить его, лорд Янтарь. Мой кинжал у его горла, и я не думаю, что он захочет рисковать.

Он, действительно, лежал спокойно и старался не шевельнуться. Я отодвинулся в сторону.

— Ты сказал, — так же холодно продолжала она, — что это не лорд Керован. Почему?

И тут я решился.

— Леди, лорд Керован погиб. Он ехал с юга к своему отцу и попал в западню, подстроенную родичем его матери, Роджером. Этот Роджер — колдун и водит знакомство с Темными силами.

Джойсан судорожно перевела дыхание.

— Керован мертв? И этот наглец пролез сюда, используя его имя?

И тут заговорил Роджер.

— А почему ты, лорд, не назовешь нам свое имя?

— Мы не говорим своих имен людям, ты знаешь это.

— А ты, выходит, не человек? А кто…

И тут раздался новый голос.

— Лорд Керован, что тебе…

Я понял, что это один из воинов, которых я видел во дворе.

— Лорду Керовану больше ничего не нужно, — спокойно ответила Джойсан, — а эту дрянь можете забрать и убирайтесь отсюда.

— Захватить и ее, лорд? — спросил воин.

— Не стоит. Больше мне от нее ничего не надо, — голос Роджера снова был спокойным и уверенным.

— А с этим что делать? — услышал я и почувствовал, что кто-то подошел ко мне.

Своей раздавленной рукой я не смог бы даже вынуть меч, и, кроме того, я ничего не видел по-прежнему.

— Нет, — неожиданно бросил Роджер, и я был просто поражен, ибо не в его характере было отказаться от убийства, если оно разом решало все проблемы. — Предоставим его судьбе.

— Мы уходим, — объявил он, — я получил все, что мне было нужно.

— Нет, нет, — снова закричала Джойсан. — Верни мне грифона! Послышался звук удара, и Джойсан свалилась рядом со мной.

Они вышли. Напрасно я, кричал, чтобы наши люди задержали их, меня никто не услышал. Я повернулся к Джойсан и попытался поднять ее, окликая по имени, но она не отзывалась и не шевелилась. Она лежала у меня на руках безвольно, как мертвая. Что этот демон сделал с ней? Неужели…

Но, к счастью, мои опасения были напрасны. Прибежавшие люди сказали, что это просто глубокий обморок. Джойсан перенесли на кровать, а мне на глаза кто-то наложил повязку из настоя трав. Роджер и его люди исчезли, и все успокоилось.

И вот я сидел у постели Джойсан, держал ее за руки и впервые подумал, что, может быть, ослеп навсегда, а значит, больше никогда не смогу охранять и защищать Джойсан, как сейчас не смог закрыть ее от удара. Это вызвало такую душевную боль, что все мои прежние горести, в том числе и необходимость скрывать свое имя, показались мне пустяками.

— Лорд… — раздался наконец голос Джойсан, пусть слабый и тихий, но живой.

— Джойсан!

— Он отнял… шар с грифоном… подарок моего… жениха, — сказала она, всхлипывая, и вдруг уткнулась мне в плечо и залилась слезами. — А это правда? Лорд Керован погиб?

— Правда. Он погиб на пути в Ульмсдейл в подлой засаде. А этот Роджер был женихом его сестры.

— Значит, я так и не увижу своего жениха! А теперь… теперь и его подарка у меня нет! Но клянусь Девятью Словами Мина, он не будет владеть им! Он оскверняет все, чего коснется. Использовать мой шар, как оружие! Лорд, он сжег твои глаза…

Я вспомнил острый луч, выходящий из шара.

— А знаешь, лорд, твой талисман тоже ответил! — Ее легкие, как перышки, пальцы коснулись моего браслета. — Если бы ты успел защититься! Лорд, я слышала, что Древние умели лечить многие болезни. А если у тебя нет таких способностей, может, нам проводить тебя к твоему народу? Ведь все это случилось из-за меня, и теперь между нами долг крови…

— Оставь. Между нами нет и не может быть никакого долга, — торопливо сказал я. — Этот Роджер — мой давний враг, и где бы он не встретил меня, все равно постарался бы убить, — а про себя подумал, что, может, это было бы лучше, так как еще не мог представить, как буду жить слепым и беспомощным.

— Я и сама умею немного лечить, — продолжала Джойсан. — Нальда тоже разбирается в травах. Может быть, зрение еще вернется к тебе. О мой лорд! Что нужно было здесь этому дьяволу, зачем он приходил? Ведь у меня теперь нет ни замка, ни земли, ни драгоценностей. У меня оставался только этот грифон, а теперь он и его забрал. Может быть, ты знаешь, какое значение имеет этот грифон? Мне прислал его в подарок мой жених, и я носила его, почти не снимая. Что же в этой безделушке такого, что Роджер не побоялся пойти на риск, чтобы добыть его?

Я слушал Джойсан и пытался собрать свои мысли. Действительно, зачем приходил Роджер? В шаре с грифоном, безусловно, была заключена какая-то сила. От Ривала я не раз слышал, что если человек научится управлять тайными силами, Светлыми или Темными все равно, то все талисманы Древних будут подчиняться ему, а Роджер, безусловно, немало знал о Темных силах.

Своего грифона я нашел, когда мы путешествовали с Ривалом. Нивор сказал мне, что Ривал погиб, хотя не рассказал как. Помнится, у меня тогда сразу мелькнула мысль, что здесь не обошлось без Роджера. Вполне возможно, что он узнал о кристалле и даже выяснил, что я послал его своей невесте, и теперь, как я убедился на себе, мог использовать его как оружие. В руках такого темного человека как Роджер этот талисман мог принести неисчислимые беды. Джойсан права — мы просто обязаны вернуть его. Только как это сделать? Невольно рука моя потянулась к повязке. Что может сделать несчастный слепец?

Джойсан

Я была на вершине восточной башни, когда на берегу озера показалась группа всадников. В этой крепости не было сигнального колокола, и нам пришлось повесить металлический лист в одной из комнат, чтобы бить в него в случае тревоги.

После отъезда лорда Янтаря мы установили на башне постоянного часового, и теперь ни один человек, появившийся на берегу, не мог остаться незамеченным. Поэтому я, как только увидела всадников, бросилась к сигнальному устройству. Но тут я заметила среди всадников Тимона и несколько успокоилась. Ехали они очень мирно, и Тимон весело болтал с одним из всадников, так что я даже подумала, что это, может быть, еще кто-то из Иткрипта. Но когда они подъехали поближе, я увидела, что гербы на их камзолах не красные, а зеленые.

Наверное, это разведчики из отряда какого-нибудь лорда, подумала я, и хоть мне не очень хотелось их просить, но они, возможно, могли бы проводить нас в Норсдейл? Мне самой очень нравилось в этой озерной крепости, и я не переставала удивляться, как лорд Янтарь сумел отыскать такое удобное и безопасное место в этой дикой стране. Но мы, понятно, не могли остаться здесь на всю жизнь. Только в Норсдейле я могла надеяться вылечить леди Ислаугу, а мои люди могли получить там землю и обрести новый дом, хотя сама я чувствовала себя в этой крепости так спокойно и уютно, словно в Иткрипте до отъезда лорда Пиарта, словно не было всех этих страшных и тяжелых дней.

И вот, разглядев всадников, я чуть не скатилась с лестницы, торопясь узнать, кто это к нам пожаловал, и только выскочив во двор, сумела взять себя в руки и идти спокойным ровным шагом — ведь я была здесь старшей по положению, поэтому мне, конечно, не пристало носиться сломя голову.

Увидев вблизи их гербы, я буквально остолбенела. Этот знак я ни с чем не могла спутать. Это был отряд моего жениха. А может…

— Моя дорогая леди! — воскликнул один из всадников, спрыгивая с седла, тепло и приветливо улыбаясь и протягивая мне руки.

Конечно, одета я была не для парадного выхода, но все же постаралась поклониться, как настоящая леди. Я сразу почувствовала, что приветливость его не слишком искренна, но меня это почему-то даже обрадовало.

— Лорд Керован? — зачем-то спросила я, хотя и так все было понятно.

— Вот он я, — улыбнулся он.

Но что-то все-таки настораживало меня. Так вот он каков, мой жених. Не так красив, как Торосс, но и далеко не урод. Волосы немного темней, чем у большинства жителей долин, мягкое овальное лицо. Что же в нем такого необычного, что о нем рассказывали чуть ли не сказки? Человек как человек. Вот лорд Янтарь, сразу видно, принадлежал к какому-то другому народу, непохожему на людей.

Такой была наша первая встреча. Не слишком пылкая и сердечная, конечно, но другой она и не могла быть под взглядами стольких свидетелей. Да и время было не для нежностей, и, кроме того, мы были совсем незнакомы и пока чужие друг другу, хоть и считались уже десять лет мужем и женой.

Почему же меня не покидало чувство, что лучше бы ему не приезжать сюда, и я совсем не рада была его видеть? Говорил он со мной любезно, голос его был мягок и вкрадчив. Он рассказал, что Ульмсдейл пал под ударом врагов и он теперь тоже бездомный изгнанник. С горсткой людей сумел выбраться из гибнущего Ульма и пробирался в Иткрипт, но по дороге натолкнулся на наши следы, понял, что мы тоже беглецы, и направился прямо сюда.

— Я слышала, что ты воюешь на юге, — это было не требование объяснений, а просто неуклюжая попытка поддержать разговор.

— Да, я был в армии лордов, но мне прислали сообщение о болезни отца и меня отпустили домой. Отца в живых я уже не застал, а у ворот крепости стояли ализонцы, но нам повезло. Разразилась ужасная буря и уничтожила всех врагов и весь их флот. Правда, Ульму тоже досталось.

— Ты же говорил, что Ульм в руках врагов?

— Ты не так меня поняла. Ульм действительно разрушен, только не врагами, а самой стихией. Туда пришло море, и теперь вся долина затоплена. Но послушай, — продолжил он, — тот парень, что проводил нас сюда, сказал, что вы шли в Норсдейл…

Теперь мне пришлось рассказывать о наших злоключениях. Рассказала я и о том, как оказалась связана долгом крови с леди Ислаугой и теперь она под моей защитой.

Он выслушал меня очень серьезно, время от времени покачивая головой, как бы одобряя мои слова.

— Но вы взяли много южнее обычной дороги, — сказал он наконец. — Вам просто повезло, что вы натолкнулись на такое удобное место.

— Это не случайно, — спокойно объяснила я. — Нас сюда привел лорд Янтарь.

— Что за странное имя! Кто же он?

Я смутилась.

— Это я его так называю, так как он не говорит своего настоящего имени. Он из народа Древних… и очень помог нам.

С удивлением смотрела я, какое странное впечатление произвели на него мои слова. Он насторожился и замер, словно лиса, прислушивающаяся к далекому собачьему лаю. Но вот лицо расслабилось, и он улыбнулся почти по-прежнему.

— Один из Древних леди? Но их давно уже не видели в наших долинах. Почему ты так решила? Он, что, сам сказал тебе об этом? А вдруг это хитрый обманщик?

— Ему ничего не нужно было мне говорить. С первого же взгляда видно, что он принадлежит к другому народу. Да ты сам скоро увидишь его и все поймешь.

Меня рассердили не столько сами его вопросы, сколько их тон. Похоже, он считал меня молоденькой дурочкой, которую ничего не стоит обмануть. А я с тех пор, как выехала из Иткрипта, пережила столько, что за неделю и повзрослела и поумнела. Мне пришлось стать старшей в отряде, и я научилась принимать решения и распоряжаться людьми. Теперь мне трудно было бы смириться с ролью робкой и бесправной девушки долин. До его приезда я уже привыкла отвечать за себя сама. А что меня ждет теперь?

— Так он должен скоро вернуться? А где он сейчас?

— Два дня назад он выехал на разведку, — коротко ответила я, — и, действительно, скоро вернется.

— Вот и хорошо, — кивнул мой лорд. — Не знаю, слышала ли ты, но среди Древних тоже встречаются разные. Одни могут нам помочь, другие безразличны к нам, пока мы их не трогаем, а есть и те, кто для нас очень опасен.

— Я знаю, — спокойно ответила я, — но лорд Янтарь не знается с Темными силами. Под его рукой светится твой подарок, как в ту ночь, когда он спас меня от врагов.

— Мой подарок?

Почудилось мне, или он и в самом деле был удивлен? Но я тут же одернула себя. Нельзя же ловить каждую интонацию и искать подвох в каждом слове, словно говоришь с врагом. Он не враг мне, а спутник и друг на всю жизнь, и нам надо научиться понимать друг друга.

— Ну, конечно, мой подарок, — он уже опять улыбался. — Значит, он помогает тебе, дорогая леди?

— И еще как! — Я невольно коснулась того места на груди, где висел грифон. — Извини, лорд, правильно ли я поняла, что это какой-то талисман Древних?

Он потянулся ко мне через стол, и, хотя лицо его оставалось спокойным, мне показалось, что в его глазах мелькнул жадный блеск.

— Ты угадала! И я очень рад, что тебе этот подарок так понравился и хорошо служит. Я вижу, ты очень дорожишь им, но позволь мне сейчас взглянуть на него.

Я нерешительно потащила за цепочку. Отказать ему было просто неловко, но мне почему-то очень не хотелось отдавать шар в эту ждущую руку.

— Я никогда не расстаюсь с ним, — заговорила я, стараясь скрыть свое беспокойство. — Ты не отберешь его у меня? — Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал шутливо, но на самом деле мне было здорово не по себе.

— Ну, конечно, нет, — ответил он, потянувшись к грифону и сделав рукой какой-то странный жест. Меня очень удивляло, почему он не покажет мне, что также хранит мой подарок. Я давно уже ждала, чтобы он показал мне мой портрет, но он почему-то даже не вспоминал об этом, и я решила немного его подтолкнуть.

— А почему ты, лорд, не исполнил моего желания и не послал то, что просила я?

Я и сама не очень понимала, зачем его допрашиваю. Просто что-то беспокоило меня, словно какое-то недоброе предчувствие. Вел он себя превосходно, мне не в чем было упрекнуть его, и все же… Словно какая-то чуждая сила исходила из него и мешала мне принять его. Вот и сейчас, как только он закончил рассматривать грифона, я поспешно спрятала его за ворот. Чего я боялась? Не будет же он и в самом деле отнимать свой подарок. И что такое творится со мной, что я сама себя понимать перестала?

— Я решил, что в наше время любые посланцы ненадежны, — наконец ответил он на мой вопрос, явно думая сейчас о другом, и я могу поклясться, что занимал его мысли мой грифон и гораздо больше, чем я и мои вопросы.

— Я прощаю тебя, лорд, — я все еще старалась шутить и казаться веселой и довольной, — а сейчас извини, мне нужно заняться своими домашними делами. Я прикажу приготовить для тебя и твоих людей помещение для отдыха. Правда, особых удобств не обещаю…

— Вполне достаточно, что мы впервые за долгое время будем спать в безопасности, — произнес он и тоже встал. — Где ты собираешься нас разместить?

— В западной башне, — ответила я, и на душе у меня полегчало. Слава богу, он не собирался требовать немедленного исполнения давних клятв, и я не должна делить с ним постель. Только почему меня это так обрадовало? Ведь он прекрасно воспитан и совсем недурен внешне. Многие девушки позавидовали бы такому жениху.

За несколько дней, проведенных с нами, он хорошо познакомился с нашим хозяйством. Он очень похвалил нас за подготовку припасов и даже предложил назначить часовыми своих воинов, чтобы все наши могли выходить в поле.

Он не настаивал, чтобы я все время была с ним, и за это я была ему благодарна. Но тревога не покидала меня, а напротив, чем больше я узнавала его, тем тревожнее мне становилось. Он был и ласков, и почтителен, и внимателен, а все-таки, все-таки мне совсем не хотелось его видеть, и я почти с ужасом думала, что рано или поздно мне придется стать его женой.

Иногда он отправлялся на разведку в горы, и тогда мы не видели его целыми днями. Довольно часто замечала я, как он беседует с Ингильдой. С самого начала он обращался с обоими леди не менее внимательно и почтительно, чем со мной. Правда, леди Ислауга вряд ли даже заметила его появление, так как по-прежнему была погружена в себя и пребывала в другом мире.

Не думаю, чтобы он сам искал встреч с Ингильдой, скорее уж она к этому стремилась, и я могла ее понять. Что ее ожидало в жизни? Такая молодая и стала вдовой, едва успев выйти замуж. Все богатство уничтожено врагами. Нищая, бездомная, вовсе не красивая — значит, никаких шансов на повторное замужество. Так что впереди либо скучная и замкнутая монастырская жизнь, либо какие-то дальние родичи дадут кров и защиту. Понятно, почему так рвалась она к встречам с молодым привлекательным мужчиной. Меня она и раньше не любила, а теперь к этому прибавилась еще и ревность, и зависть. С ее точки зрения, я вовсе не заслужила такого счастья, и если бы она могла, то с большим удовольствием разбила бы нашу помолвку. Правда, мне очень плохо верилось, что у нее это получится, но в то же время совсем не волновало. Я не собиралась мешать ей развлекаться.

Шел шестой день пребывания у нас моего жениха. Он вернулся из разведки и ушел к себе отдыхать. Мы торопились убрать урожай до холодов, и поэтому я вместе со всеми трудилась в поле. Один мальчик, работавший с нами, занозил ногу, и мне пришлось вести его в крепость, чтобы удалить занозу и сделать перевязку.

Боль у мальчика сразу же прошла, и, утерев слезы, он убежал к матери в поле, а я решила заодно проверить лекарства и привести в порядок аптечку. Этим я и занималась, когда неожиданно открылась дверь и вошел мой лорд.

— Дорогая леди, — начал он мягко, — дай мне ненадолго тот подарок, что я прислал тебе. Он мне нужен сейчас. Видишь ли, я занимаюсь восстановлением знаний Древних, а в этой вещи заключены некие силы, которые, если научиться правильно ими пользоваться, могут стать прекрасным оружием. Если все получится, как я задумал, то наш поход в Норсдейл уже не будет представлять никаких трудностей.

Я прижала к груди моего грифона. Мне так не хотелось отдавать его даже на время, но я не могла придумать никакого предлога для отказа. Я неохотно вынула шар, сняла цепочку и надолго задержала его в руках, словно не могла расстаться с ним, а мой лорд стоял с протянутой рукой и улыбался мне, как упрямому ребенку.

Наконец, невольно вздохнув, я положила грифона на его ладонь. Он подошел к окну и, повернув грифона к свету, пристально всмотрелся в него и даже, как мне показалось, беззвучно разговаривал с ним.

И в этот момент раздался знакомый возглас:

— Счастья этому дому!

Я тут же выскочила за дверь.

— Лорд Янтарь!

Вряд ли я смогу передать, что я почувствовала при звуках этого голоса. Просто сразу отлетели все тревоги и беспокойства, мучившие меня последнее время, словно сама надежность и безопасность стояла передо мной на козлиных ногах и смотрела ясными золотыми глазами.

— Ты пришел! — Я прямо с крыльца протянула ему руки, и мне показалось, что он тоже потянулся ко мне, но я вовремя вспомнила, кто он, и сумела удержаться от прикосновения, которое могло быть ему неприятно.

— Кто пришел, моя дорогая леди? — приторный голос Керована нарушил очарование и снова всколыхнул мои тревоги. Теперь надо было объясниться и быстро.

— Лорд Янтарь, — торопливо заговорила я, — ты уже слышал? Приехал мой жених, лорд Керован. Он услышал о наших бедах и приехал за мной.

И только произнеся эти слова, я поняла, что меня все время мучило. Как будто у меня отнимали что-то необходимое и бесконечно дорогое. В отчаянии смотрела я в эти золотые глаза, совсем не обращая внимания на моего жениха.

— Лорд, это мой жених, Керован, наследник Ульмсдейла.

Но лорд Янтарь смотрел холодно и отчужденно.

— Лорд Керован? — повторил он с оттенком вопроса, и вдруг продолжил резко, словно ножом ударил. — А мне кажется, что это не так!

Лорд Керован поднял руку, что-то полыхнуло в моем грифоне, и луч света из шара ударил прямо в глаза лорда Янтаря. Он пошатнулся и поднял руку, прикрывая лицо. На его запястье тоже что-то сверкнуло, и голубоватый туман окутал лорда Янтаря.

Я вскрикнула и бросилась на Керована, пытаясь вырвать у него своего грифона, но он отшвырнул меня в сторону, и тут я увидела его настоящее лицо. Если раньше он просто был мне неприятен, то теперь стал по-настоящему страшен.

Керован крепко схватил меня и потащил к двери. Лорд Янтарь стоял на коленях, все также прикрывал лицо рукой и осторожно поворачивал голову, словно пытаясь по звукам понять, что происходит. Он был слеп!

Я билась в руках Керована, стараясь вырваться.

— Нет, нет! — кричала я. — Отпусти меня!

Лорд Янтарь бросился к нам. Я видела, как Керован поднял ногу в тяжелом кованом сапоге и с силой наступил на руку Древнего.

Лорд Янтарь свободной рукой поймал другую его ногу и, сильно дернув, свалил его на пол, всем телом навалился на Керована и крикнул:

— Беги, Джойсан!

Я была свободна, но вовсе не собиралась бежать и предоставить Керовану добить ослепшего Древнего. Я бросилась к катающимся на полу мужчинам, схватила Керована за волосы и приставила к его горлу нож Торосса, с которым никогда не расставалась.

— Лежи спокойно, лорд, — приказала я, и он, взглянув мне в лицо, понял, что лучше ему подчиниться. — Лорд Янтарь, — продолжала я, — я держу нож у его горла, ты можешь отпустить его.

Он сразу поверил мне и откатился в сторону.

— Ты говоришь, что это не лорд Керован, — решилась спросить я. — Ты уверен?

Он поднялся на ноги, все так же закрывая рукой глаза.

— Лорд Керован погиб, — тихо ответил он. — Его подстерегли в засаде около замка его отца. И устроил это Роджер, родич его матери, колдун, знающийся с Темными силами.

Я с трудом перевела дыхание. Да, теперь многое становилось понятным!

— Погиб? И этот наглец взял его имя, чтобы обманом втереться ко мне в доверие?

И тут заговорил Роджер:

— А почему ты не назовешь свое имя?

— Мы не называем людям своих имен, и ты знаешь это, — ответил лорд Янтарь.

— А ты, выходит, не человек? А кто?

— Лорд Керован… — Голос раздался так неожиданно, что я невольно обернулась и выпустила Роджера, — что тебе…

В комнату вошел один из его воинов.

— Лорду Керовану ничего больше не нужно, — быстро ответила я, — а эту дрянь можете забрать и убирайтесь отсюда поскорее.

Вошел второй воин. Он держал натянутый лук, стрела которого была нацелена прямо в лорда Янтаря. Меня поразило его лицо, на котором была написана жуткая радость убийства.

— Мы заберем и ее, лорд? — спросил первый.

Лорд Янтарь тут же обернулся на его голос и двинулся с голыми руками прямо на обнаженный меч. Роджер откатился от меня и встал.

— Пусть остается, мне она больше не нужна.

— А что с этим, лорд?

— Оставь его судьбе.

А я боялась, что он прикажет его убить, если, конечно, возможно убить Древнего.

— Мы уезжаем, — продолжал Роджер со своей обычной улыбкой. — Прощай, дорогая леди! Все, что мне было нужно, теперь у меня, — и он демонстративно спрятал мой шар в карман камзола.

И это заставило меня очнуться.

— Нет, не смей! — закричала я. — Отдай грифона!

Я бросилась к нему, но он встретил меня сильным безжалостным ударом по голове. Огненные точки заплясали у меня перед глазами, и я потеряла сознание.

Очнулась я в полутемной комнате на своей постели. Рядом со мной сидел лорд Янтарь и держал меня за руку. На глазах у него была свежая повязка.

— Лорд… — Он тут же обернулся на мой голос.

— Джойсан!

— Он забрал моего грифона! — Первое, о чем я сразу вспомнила, и это было самое страшное. Лорд Янтарь нежно обнял меня за плечи, и я, спрятав лицо у него на груди, зарыдала. С тех пор, как сигнальный колокол возвестил приход врагов в Иткрипт, я не позволяла себе ни одной слезинки, а сейчас ревела, как девчонка. Всхлипывая, я спросила:

— Это правда, что ты сказал? Это не Керован?

— Правда. Керован погиб в Ульмсдейле. Роджер, жених его сестры, подстроил ему ловушку.

— И я никогда не увижу своего жениха, — грустно сказала я. — А теперь… теперь и его подарка у меня нет! Но клянусь Девятью Словами Мина, он не будет владеть им. Он оскверняет все, чего коснется! Использовать мой шар как оружие! Лорд, он сжег твои глаза… Тебя спас только твой браслет. Ты просто немного опоздал защититься, — и я тихонько погладила браслет на его руке. — Лорд, — продолжила я, немного помолчав, — я слышала, что Древние хорошие целители. Если у тебя самого нет таких свойств, мы сможем отнести тебя к твоим. Ведь все случилось из-за меня, и теперь у меня перед тобой долг крови…

Но от этого он сразу отказался:

— Нет. Между нами нет никаких долгов. Этот Роджер — мой давний враг, и он постарался бы убить меня, где бы мы ни встретились.

— Я и сама немного умею, а Нальда неплохо разбирается в травах, — сказала я, думая при этом, как мало мы знаем и умеем на самом деле. — Может, зрение еще вернется к тебе. И все-таки, зачем он приходил? Ведь у меня теперь нет ни богатства, ни владений. Последнее, что оставалось — это подарок моего жениха, и тот он забрал. Неужели этот грифон — фамильная драгоценность Ульмсдейла, поэтому он так рисковал, чтобы получить его?

— Нет, эта вещь не из сокровищницы Ульма. Керован просто нашел его. Но в грифоне заключена тайная сила, и тот, у кого есть знание, может ее использовать. А у Роджера знаний достаточно, поэтому оставить у него грифона нельзя.

Я поняла все прежде, чем он успел договорить. Нельзя оставлять такую силу в руках Темных. Но… что можно реально сделать? С Роджером два сильных воина, да и сам грифон, как мы могли убедиться, страшное оружие.

— Лорд, что мы можем сделать, чтобы вернуть талисман? — повторила я вслух свои мысли. Теперь мое доверие к нему было безгранично.

— Пока, — печально ответил он, — почти ничего. Можно послать Рудо и Ангрела, чтобы проследили, куда Роджер направится отсюда, но гнаться за ними сейчас мы не можем… пока…

И снова я угадала то, что он не успел досказать. Он, видимо, надеялся, что зрение все-таки вернется к нему. Возможно, у него и в самом деле был дар целителя, и он собирался использовать его. Я уже решила, что в этой истории полностью отдаю власть ему. Это будет прежде всего его борьба, но и моя, конечно, тоже. Ведь это по моей глупости грифон попал в руки Роджера, и я собиралась приложить все силы, чтобы вернуть его. Голова моя все еще болела. Нальда принесла мне травяной настой и заставила выпить. Я догадывалась, что это надолго усыпит меня, и начала было отказываться, но лорд Янтарь тоже посоветовал мне выпить, и я послушалась.

Еще Нальда сказала, что надо сменить ему повязку на глазах. Лорд Янтарь охотно позволил ей сделать повязку с какой-то мазью, хотя я чувствовала, что он не верит, будто это ему поможет.

Нальда посоветовала мне сейчас отдохнуть и увела с собой лорда Янтаря. Я уже наполовину спала, когда в комнату ко мне вошла Ингильда. Она встала возле моей постели и долго смотрела мне в лицо, словно надеялась найти какие-нибудь перемены.

— Значит, твой жених тоже умер, — наконец произнесла она, и мне показалось, что это ее только обрадовало.

— Да, он погиб, — спокойно ответила я.

Может, это и нехорошо, но особого горя я не ощущала. Десять лет он был обручен со мной, но я знала только имя — лорд Керован. А можно ли всерьез горевать о человеке, которого знаешь только по имени? А вот к тому, кто пытался присвоить его имя, я чувствовала жгучую ненависть. Зато с моей души спала большая тяжесть, когда я узнала, что Роджер не был моим женихом. Теперь я могла не винить себя за то, что при всем желании не смогла почувствовать к нему ничего, кроме неприязни. Мой настоящий жених мертв, а для меня он живым никогда и не был.

— Почему ты не плачешь? — вот теперь и в голосе, и в глазах Ингильды была уже привычная мне злость.

— У меня не может быть слез по тому, кого я не знаю, — спокойно ответила я.

Она пожала плечами: — Все равно придется плакать.

С тех пор, как началась война, нам всем было не до соблюдения этикета. Если бы это случилось в обычное время, когда я жила в Иткрипте, я, конечно, выполнила бы все обязательные церемонии и проносила сколько положено траур, но сейчас было не до этого. Я, конечно, жалела, что из-за подлого негодяя погиб хороший человек, но никаких других чувств у меня не было.

Ингильда вынула из кармана кисет, и я, почувствовав запах трав, поняла, что это сбор от головной боли, который кладут на ночь под подушку.

— Это готовили для моей матери, но ей сегодня он не нужен, — резко сказала она, видимо, заранее сердясь на мой отказ.

Но я не собиралась отказываться. В конце концов, это был первый ее дружеский шаг ко мне, и я даже не очень удивилась. Ведь она могла теперь перестать мне завидовать, я ничем не счастливее ее — тоже нищая, тоже бездомная и тоже вдова, не видавшая своего мужа даже в глаза. Я поблагодарила ее, и она осторожно уложила кисет мне под подушку. От запаха трав приятно кружилась голова, и глаза сами собой начали закрываться. Я еще успела увидеть, как вышла Ингильда, и… провалилась в глубокий темный сон.

Керован

— Это ты, Нальда? — я невольно обернулся на звук, хотя, конечно, ничего не мог увидеть.

— Я, лорд, — ответила она, и я благодарно улыбнулся ей. Меня очень трогало, как старалась эта женщина внушить мне, что ее лечение обязательно поможет и я не должен думать о себе, как о беспомощном калеке.

— Как леди Джойсан?

— Спокойно спит. Я осмотрела ее очень внимательно. Кости все целы, значит, просто сильный ушиб. Отдохнет пару — тройку дней, и все пройдет.

— Люди вернулись с полей?

— Пока нет, но я сразу пришлю их к тебе, как только они появятся, а сейчас, лорд, ты должен хоть немного поесть. Кто не ест, у того и сил на выздоровление не будет. Давай я тебе помогу…

И она стала кормить меня с ложечки, как младенца. Но что я мог поделать? Как бы я не бесился, я действительно беспомощен, как дитя, и мне нужна нянька.

Она отвела меня в постель, и я послушно улегся. Правда, уснуть мне не удалось, все еще не отпускало напряжение сегодняшнего дня, и я словно ждал какого-то тревожного сигнала, хотя понимал, что, случись настоящая тревога, я ничего не смогу сделать.

Я думал о Джойсан, о том, как рвется она вернуть своего грифона. Конечно, она права — эту вещь нельзя оставлять в руках Роджера. Жаль, что он не погиб тогда в Ульмсдейле. А может, спаслись и остальные — Тефана, Хлимер, Лизана?

Я поднял руку и пощупал свою повязку, она была еще влажная от мази, и у меня опять мелькнула мысль, что все это бесполезно.

Роджер… Очевидно, он, действительно, приходил за грифоном. Узнал о нем от Ривала или Яго… дознался, что я послал его своей невесте, и решил забрать. Только зачем он ему понадобился?

К сожалению, я слишком мало знал о делах Древних и не мог в этом разобраться.

Так я раздумывал, не замечая, что рука моя так и осталась лежать на повязке. И вдруг я почувствовал, как во мне что-то изменилось.

Браслет! Джойсан сказала, что он отразил луч грифона и спас меня. И сейчас от него шло ровное тепло. Так может… Я вскочил и сорвал повязку. Какая-то смутная догадка и вера в чудо заставили меня приложить браслет сначала к левому, а потом к правому закрытому глазу. Мягкое тепло стало сильнее, и вместе с ним в меня вливались уверенность и странная радость, словно кто-то пообещал мне, что я больше не буду калекой, и мне снова захотелось жить.

Я опустил руку и тихонько открыл глаза. Темнота! Я чуть не заплакал от разочарования, но тут заметил… свет! Я понял, что в комнате темно, а свет пробивается из-под двери, быстро шагнул к ней и вышел на улицу.

Да, на дворе стояла ночь. Не глухой мрак слепого, окружавший меня весь день, а обычная ночь. Я вскинул голову и увидел чистые яркие звезды. Я видел! Видел!

Джойсан! Первое, что пришло мне в голову, это скорее обрадовать ее. Я бросился в ее комнату. Еще по дороге я вспомнил слова Нальды, что она спит и не проснется до утра. Ну и пусть! Я не стану ее будить, а просто сам посмотрю на нее, на ее чудесное лицо (я так боялся, что уже никогда не увижу его!). Сквозь дверь пробивался слабый свет. Наверное, Нальда оставила свечку, чтобы ночью еще раз проведать свою леди.

Я вошел, стараясь шагать беззвучно и даже затаив дыхание. Но постель была пуста. Онемев от удивления, уставился я на отброшенный плед и подушку, еще сохранившую отпечаток ее головы. Но ее самой в комнате не было!

Я заметил что-то, выглядывающее из-под подушки, наклонился и достал эту вещь. Обычный кисет с травами, которые кладут на ночь страдающим бессонницей, но здесь, среди травы, нащупывалось что-то твердое. Я вскрикнул и отбросил кисет. Браслет буквально сжал мою руку и окутался бледным голубым сиянием, но меня не надо было предупреждать. Я понял все. В кисете лежал амулет Темных сил, и я ощутил исходящее от него зло.

Кончиком меча я подтащил кисет поближе к свету и распорол его. Потом стал ворошить и перетряхивать траву, пока на пол не выпал небольшой черный комочек, не больше монеты сулкаров. Я наклонился и внимательно рассмотрел его. Черный, похоже, каменный, и по всей поверхности красные прожилки. Нет, это не прожилки в камне — это красный узор или таинственные письмена, почти как на моем браслете.

От этой вещи явно исходила сила, недобрая сила. Любой, прикоснувшийся к ней, мог оказаться в ее власти.

Джойсан! Как это могло попасть в ее постель? Меня охватил настоящий ужас, и я громко закричал, надеясь, что придет Нальда или хоть кто-нибудь. Мой голос гулко раздался в пустых комнатах и в колодце внутреннего дворика. Я снова крикнул и наконец услышал человеческий голос.

— Лорд! — В дверях появилась Нальда. — Что случилось?

— Где леди? — Я ткнул пальцем на пустую постель.

Нальда изумленно вскрикнула и бросилась к кровати.

— Но… лорд… Что могло случиться? Я дала ей лекарство, и она спокойно спала, клянусь Тройной Клятвой Гунноры. Она должна была проспать до утра…

— Ты клала травы в ее постель? Вот этот кисет? — Кончиком меча я указал ей на распоротый мешочек и раскиданные травы, изо всех сил стараясь сдержать свой гнев и не показать своего страха.

Она наклонилась, разглядывая и принюхиваясь.

— Лорд, такой сбор мы делали для леди Ислауги, когда ей было совсем плохо и она не могла спать. Клянусь вам, это добрые травы и хорошо помогают.

— А это сюда положила тоже ты? — Я указал на черный камешек. Она наклонилась еще ниже и вдруг отшатнулась и повернулась ко мне. Я посмотрел ей в глаза и понял, что она ничего не понимает и совсем перепугана.

— Лорд… что… что это? От этой вещи исходит зло! Я… — И вдруг глаза ее расширились от изумления. — Лорд! Твои глаза! Ты прозрел?

Я отвернулся. Только что переполнявшая меня радость исчезла, и теперь меня сжигало беспокойство за судьбу Джойсан. Меня бросало в дрожь при одной мысли, что она теперь пленница Темных сил.

— Да, я прозрел, — коротко ответил я, — но это не важно. Эта дрянь лежала под подушкой твоей леди, а леди исчезла. Я не знаю, что здесь случилось, но в любом случае надо поскорее найти ее.

Мы подняли на ноги всех людей и обыскали замок. Мост был разведен, и часовые клялись: никто из крепости не выходил. Но в крепости Джойсан не было. Значит, оставалось только озеро.

Я стоял на мосту и задумчиво глядел в темную воду. Мне сразу пришло в голову, что задумать и выполнять такое мог только Роджер. Но он уже уехал, когда Джойсан уложили в постель. Следовательно, ему помогал кто-то из наших, и сейчас прежде всего надо найти этого предателя и выяснить всю правду.

Я приказал собрать во дворе всех людей, всех до единого, и на камень перед ними положил этот черный амулет. Я уже смог обуздать свой гнев и теперь был спокоен и сосредоточен. Но это было только внешне. Если бы сейчас мне в руки попался кто-то, покушавшийся на мою леди, я бы знал, как отомстить, страшно отомстить, так, чтобы об этом и через сто лет рассказывали страшные сказки.

— Ваша леди похищена из-за предательства кого-то из вас, — сказал я глядевшим на меня людям. Я старался говорить медленно и веско, чтобы каждое мое слово проникало им в души. — Кто-то подложил ей в постель амулет Темных сил. И она исчезла. Может быть, сейчас ее уже нет в живых, — я решил проверить на них способ, которому меня научил Ривал, но который мне еще ни разу не приходилось применять. — Эта вещь носит в себе Зло и оставляет неизгладимый след на каждом, кто ее коснется. Сейчас каждый из вас протянет руки и…

Среди женщин послышался шум и возня. Какая-то девушка пыталась выбраться из толпы, но ее схватила Нальда. Девушка вырывалась и визжала. Я немедленно подошел к ним.

— Леди Ингильда! — Что ж, я и сам мог бы догадаться. — Веди ее в комнату, — приказал я Нальде. — Тебе помочь?

— Не стоит. — И эта сильная женщина легко потащила леди Ингильду.

Я закончил разговор с остальными.

— Пока можете отдыхать, а с этой леди я разберусь сам. И заклинаю вас, пусть никто не касается этой вещи!

Однако никто из них не пошел досыпать, все расселись прямо во дворе, перед входом в комнату Джойсан.

Я принес в комнату факел и закрепил его на стене. Сразу стало светлее. Нальда все еще держала Ингильду, заломив ей руки за спину так, что не только эта изнеженная девушка, а и не всякий мужчина мог бы вырваться из этих сильных рук. Она подвела девушку ко мне. Я поднял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Это сделала ты, — я не спрашивал, а просто показал ей, что не сомневаюсь. Она завизжала и завыла, как сумасшедшая. Но от меня ей так просто не отделаться. — Кто научил тебя? Роджер? — строго спросил я, не обращая внимания на ее визг.

Она попыталась снова завыть, но Нальда слегка сдавила ей руки и прошипела на ухо:

— Говори!

Ингильда всхлипнула.

— Это ее жених… Он сказал, что она должна быть с ним, а это… это сумеет привести ее.

Что ж, в это можно было поверить. Правда, я не думаю, чтобы Ингильда так стремилась устроить счастье Джойсан, но с другой стороны, все это задумал Роджер, она же могла быть просто его орудием.

— Ты послала ее на смерть, — веско сказал я. — Ты убила ее так же верно, как если бы ударила ножом. Теперь ее кровь на твоих руках.

— Нет! — закричала она. — Я не убивала! И она не умерла! Она просто ушла…

— В озеро, — угрюмо закончил я ее фразу.

— Да, но она не утонула! Я сама видела, как она поплыла! Я не обманываю!

И снова я почувствовал, что она говорит правду, и на душе у меня стало чуточку легче. Если заклятье дало Джойсан силы добраться до берега… Может быть, она и вправду еще жива, и тогда есть надежда…

— Здесь очень далеко плыть.

— Я видела, как она вышла на тот берег, я правда видела! — Ингильда почти вопила от ужаса, видимо, что-то поняв по выражению моего лица.

Я повернулся к двери:

— Инофар, Ангрел! — Эти двое были нашими лучшими следопытами. — Вы пойдете на берег и постараетесь найти следы человека, вышедшего из воды.

Они тут же отправились, а я снова повернулся к Нальде.

— Сейчас я ничем не могу помочь вашим людям, — сказал я. — Если Джойсан околдована…

— Лорд, на нее наложили заклятье! — оборвала меня Нальда. — Спаси ее, лорд! Спаси нашу леди!

— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал я, и это неожиданно прзвучало торжественно, словно официальная клятва лорда. — Я поеду за ней, а вы ждите нас здесь. В крепости вы хоть какое-то время будете в безопасности.

— Лорд, ты сейчас думай не о нас, а о нашей леди. Мы подождем. С нами ничего не случится, только… что делать вот с этой? — Она ткнула пальцем в тихонько плачущую Ингильду.

Я пожал плечами. Все, что знала, она рассказала, и мне больше не было до нее дела. Я сказал: — Делай, что хочешь, только приглядывай за ней хорошенько. Кто хоть раз служил Темным силам, может в любой момент принести зло снова.

— Уж мы за ней присмотрим, — ответила Нальда, и Ингильда даже вздрогнула от тона, каким это было сказано.

Я вышел во двор, кончиком меча подцепил черный амулет и швырнул его в озеро. Я даже не рискнул зарыть его в землю, так как там на него могли случайно наткнуться.

Было уже позднее утро, когда я оседлал Хику, собрал себе немного еды в запас ивыехал из крепости. Ингильда сказала правду. На берегу было хорошо видно, где пловец вышел из озера. Видимо, он очень устал и цеплялся за тростник, вылезая на берег. И дальше след был тоже хорошо заметен. Отсюда я и начал свою погоню.

Я не знал, что за заклятие гнало ее, понимал только, что все это она делает не по своей воле. След вел к краю долины, а там ее поджидали всадники. По следам я узнал Роджера и его воинов.

Я знал также и то, что их четверо и они хорошо вооружены. Следовательно, Джойсан будут тщательно охранять, поэтому у меня вряд ли будет возможность дать ей о себе знать и предложить побег. Мне оставалось только следовать за ними и надеяться на удобный случай. Я знал, что сам сделаю все, что возможно, и постараюсь не упустить даже малейшего шанса.

След вел на северо-запад. Я подумал, что Роджер, похоже, решил вернуться в свои родные края. В Ульмсдейле ему делать было больше нечего, а вместе с грифоном он получил в свои руки огромную силу.

Он ехал почти без остановок, и я, как ни спешил, все еще значительно отставал. На второй день к ним присоединились еще три всадника с запасными лошадьми. Теперь они могли давать отдых усталым лошадям, а моя Хику уже забыла, когда отдыхала. И все-таки она продолжала все так же бежать вперед, и я все чаще задумывался, не волшебная ли это лошадь.

На третий день я неожиданно начал узнавать места, по которым мы ехали. В этих лесах и горах прошли все мое детство и юность. И тут я понял, куда направляются те, кого я догонял, — в Пустыню. Ну разумеется, куда еще в этих краях могли стремиться те, кто имеет дело с Темными силами! Может, они знают, какие из развалин оставлены Темными, и там ищут помощи и знаний? Только непонятно в таком случае, зачем Роджеру понадобилась Джойсан? Ему был нужен грифон, и он его получил, но при чем тут Джойсан? Просто очередная пакость мне? Вряд ли. Он увидел, что расправился со мной и теперь я не в счет. Так зачем же? Так я ехал, придумывая все новые и новые объяснения, но ни одно из них не казалось мне правдоподобным.

На утро пятого дня я выехал на край Пустыни, недалеко от того места, где начиналась старая дорога, и я уже совсем не удивился, что и эти всадники направились к ней.

И вот снова копыта моей лошади застучали по древним каменным плитам. Я вспоминал свое первое путешествие, и мне казалось, что это было словно в другой жизни. Словно это не я, а кто-то другой, очень далекий от меня сегодняшнего, ехал тогда по этой дороге. А сейчас мне очень не хватало Ривала. Он знал о Древних больше, чем любой, с кем я встречался, и многое мог бы объяснить мне, но его, увы, не было со мной, а те, кого я преследовал, вероятно, владели более глубокими знаниями.

Вечером я съехал с дороги и остановился передохнуть. Кругом поднимались утесы с высеченными на них письменами. Я долго разглядывал их, и мне показалось, что они похожи дна те, что нанесены красным на мой браслет. Я смотрел на них со странным ощущением, что что-то всплывает в моей памяти, и еще одно усилие, я пойму и прочитаю их. Но я не знал, что нужно делать, и чувство это пропало. Письмена остались тем же загадочным и таинственным узором. Как и в прошлую поездку, я все время чувствовал, что за мной наблюдают, но теперь я знал, что это не опасно, и не обращал внимания. Вскоре я доехал и до загадочного каменного лика, у которого мы останавливались в прошлый раз, и тут наткнулся на явные следы деятельности тех, кого догонял.

На плоском камне перед ликом стоял сосуд с какой-то маслянистой жидкостью и две курильницы, которые, похоже, погасли совсем недавно. Все это было сделано из черного камня или металла, я так и не смог определить точно.

Трогать руками эти явно ритуальные предметы какой-то мистической службы я не решился, так как браслет на моей руке предупреждающе светился. Мне не хотелось оставлять эти колдовские штуки у себя за спиной, поэтому я подобрал увесистый камень и разбил им и сосуд и курильницы. Жуткий вой прошелся по ущелью после первого же моего удара, словно эти вещи были живые и не хотели погибать. А когда я доехал до звезды, которая так восхитила тогда Ривала, то не заметил никаких следов поклонения, а наоборот, всадники чуть не съехали с дороги, стараясь объехать ее. Похоже, они ее просто боялись. На всякий случай я остановился и внимательно рассмотрел эту звезду, но так и не понял, что в ней могло напугать Роджера.

Я знал, что впереди глухая каменная стена и тупик, значит, здесь я и встречусь с ними, хотя так и не решил, что же мне делать. Единственное, что оставалось, — это положиться на судьбу и идти вперед, что бы меня там ни ожидало. Прежде всего я решил отпустить лошадь. Я спешился, снял поводья и сказал:

— Ты хорошо послужила мне, теперь можешь вернуться к своему хозяину.

Седло и сбрую я бросил прямо на дорогу, так как был уверен, что живым отсюда не вернусь, хотя отступать не собирался. Я решил хоть ценой своей жизни выполнить последний долг перед Джойсан. Если ей суждено погибнуть, пусть погибнет от честной стали в моих руках, прежде чем ее запятнает зло, которое несут эти люди.

Мои пальцы словно нечаянно коснулись браслета. Я знал, что в этой вещи заключена большая сила, которой я не умел пользоваться. Так стоял я перед звездой, положив руку на браслет, и думал, не удастся ли использовать его как-нибудь против Темных.

Мне вспомнились слова Нивора:

— Ты должен искать сам, и тогда найдешь. Только ты сам можешь узнать, кто же ты на самом деле, и тогда проснется твоя память, и ты будешь управлять всеми способностями, данными тебе от рождения.

Может быть, он просто хотел подбодрить меня? Или это все-таки предсказание? Ривал объяснял мне когда-то, что даже одно произнесенное имя Древних уже пробуждает тайные силы. Но я — то не знал никаких имен! Полукровка, как назвал меня Нивор, но все-таки, прежде всего, человек…

И тут, сам не понимая, что делаю, я вдруг произнес какое-то слово. Гулкое эхо прокатилось от него по утесам. Я встал перед скалой, положил руку прямо на звезду и начал просить ее наградить меня силой. Пусть это будет для меня смертельно опасно, но сейчас я должен иметь силу освободить свою леди и убить Роджера, который хочет всю страну отдать под власть Темных. «Пусть… в меня… войдут… тайные силы», — медленно и твердо повторил я про себя.

Неожиданно я ощутил какое-то движение в душе, неохотное и робкое, словно приоткрылась давно запертая дверь и оттуда до меня донеслось легкое дуновение. В моем сознании замелькали какие-то тени, обрывки воспоминаний, здания, незнакомые места и лица… Передо мной проходили понятные, полупонятные и совсем непонятные события спутанной, то и дело рвущейся лентой. Но я упорно пытался разобраться в них, в то же время ни на минуту не забывая, зачем пришел сюда. Густым туманом клубились во мне эти образы, и разум мой, словно солнечный луч, высвечивал в них зерна истины.

И я наконец понял! Образы развеялись, но я чувствовал, что знание, принесенное ими, осталось во мне. Правда, это не давало мне уверенности в победе, но теперь у меня были силы для борьбы. Все должно решиться в последнем сражении. И время его пришло.

Я быстро двинулся вперед, и тут до меня донеслось приглушенное пение. Оно накатывалось мерно и ритмично, словно морской прибой. Я преодолел еще один поворот дороги и увидел наконец тех, за кем так долго гнался. Однако они были так увлечены своим делом, что даже не заметили меня.

На земле была изображена звезда в круге, а сам круг был нарисован свежей кровью. Чуть в стороне валялся труп воина — это его кровь они использовали, — и по его позе было видно, что тут не обошлось без схватки.

Из каждого луча звезды к небу поднимались столбы маслянистого черного дыма, и на каждом луче стоял человек. Четверо смотрели внутрь звезды, а пятый невидящими глазами уставился на глухую стену.

Хлимер, Лизана, леди Тефана и Роджер. А пятая, лицом к стене, стояла моя Джойсан! Эти четверо пели, а она стояла молча, и у нее было лицо человека, который никак не может проснуться и прервать сонный кошмар. Руки ее были подняты к груди, и в ладонях зажат грифон. Хотя я раньше никогда не слышал об этом, но почему-то сразу понял, чего они добиваются. Они стояли перед закрытой дверью, а в руках Джойсан был ключ. Почему-то открыть эту дверь могла только она, и для этого-то они ее и привезли.

Я представления не имел, что может быть за этой дверью, но абсолютно точно знал, что не имею права позволить им открыть ее.

Меня они все еще не замечали.

Сосредоточенные на своей задаче, они вообще не видели ничего за пределами кровавого круга, а я видел, как возле круга началось какое-то движение, замелькали какие-то тени: иногда вдруг появлялась омерзительная морда и жадно нюхала кровь, или тянулись туда чьи-то лапы. Запах свежей крови вызвал к жизни эти остатки зла, но прошедшие века превратили их в жалкие тени. Их я не боялся.

Кое-кто из них заметил меня и начал подбираться поближе. Я хорошо различал жуткий красный блеск их глаз. Но как только я махнул на них рукой, они тут же отскочили, испуганно косясь на мой браслет. Я подошел вплотную к кровавому кругу. И хотя меня сразу замутило от жирного дыма и запаха крови, я старался держаться твердо.

Медленно, жестко и отчетливо начал я произносить их имена, разрушая мелодию заклинания.

— Тефана, Роджер, Лизана, Хлимер…

Я называл имена, указывая на каждого из них пальцем. Где-то в глубине памяти шевельнулась мысль, что все это когда-то уже было, только в другом времени и в другом месте. В другой жизни!

Все четверо смотрели на меня с выражением неожиданно разбуженных людей. Они уже не стояли, уставившись в спину Джойсан, а во все глаза смотрели на меня. По мере того, как до них доходило, кто осмелился потревожить их, лица их загорались гневом, злобой и яростью. Роджер, Лизана, Хлимер… И только леди Тефана улыбнулась.

— Здравствуй, Керован! — ласково сказала она. — Наконец-то ты услышал зов родной крови.

Я понял, что она хочет напомнить мне о тех кровных узах, что связывают мать и сына. Похоже, она считала меня совсем дурачком, если думала таким образом обмануть.

Снова прежняя память подсказала мне, что делать дальше. Я поднял руку с браслетом, и вылетевший из него голубой луч ударил прямо в затылок Джойсан.

Она вскрикнула и покачнулась. Качаясь, словно от жесткого удара, она повернулась лицом к кругу. Вот наконец она увидела меня, и глаза ее ожили. Она двигалась еще с трудом, но в глазах появились воля и ум. Заклятие было разрушено.

Я услышал звериный рев Хлимера, уже готового броситься на меня, но его остановила леди Тефана. Она подняла руки и начала делать медленные пассы, словно сплетая между нами невидимую сеть. Но у меня не было времени наблюдать за ней, так как Роджер неожиданно бросился к Джойсан, схватил ее и поставил между мной и собой.

— Игра еще не кончена, Керован, — крикнул он, прикрываясь Джойсан, как щитом. — Мы еще сразимся с тобой не на жизнь, а на смерть! — И наши взгляды скрестились над этим кровавым кругом.

— Надеюсь, что ты говоришь о своей смерти, Роджер, — спокойно ответил я, потом нарисовал в воздухе чистую звезду. Она вспыхнула зеленоватым светом, поплыла и остановилась прямо возле лица Роджера.

Я видел, как сразу побледнело и осунулось его лицо. Он оставил Джойсан и вошел в круг, сказав: — Пусть будет так!

— Нет! — неожиданно крикнула леди Тефана, оторвавшись от своего занятия. — Можно обойтись без этого! Он…

— Нет, леди! Без этого нам не обойтись, — возразил Роджер. — У него гораздо больше сил, чем мы могли представить себе. Если мы не покончим с ним сейчас, рано или поздно он нас уничтожит. Сейчас не время для твоих игрушечных заклинаний. Сражаться придется по-настоящему и до конца. Доверь мне свои силы.

Я заметил, что леди Тефана все еще колеблется. Она пристально взглянула на меня и тут же отвела глаза, словно что-то мешало ей смотреть.

— Ну что, — настойчиво продолжал Роджер, — ты будешь сражаться рядом со мной? На этих двоих, — он кивнул на Хлимера и Лизану, — сейчас можно не рассчитывать. Они здесь бесполезны. Можем только ты и я. Решай скорее, время не ждет.

— Я… — начала было она и снова остановилась в нерешительности, но пересилила себя и выдохнула. — Я с тобой, Роджер!

«Что ж, пусть будет так!» — подумал я.

Я знал, что для кого-то эта битва закончится смертью, и спокойно шел на это.

Джойсан

Мне снился какой-то нескончаемый кошмар, и я никак не могла проснуться. В этом сне у меня не было ни силы, ни воли, и я могла только бездумно подчиняться, а командовал мной почему-то Роджер. Сон начался с того, что меня кто-то позвал и я покорно пошла на этот зов. Я вплавь перебралась через озеро, долго брела в темноте каким-то незнакомым лесом и наконец вышла на поляну, где ждал меня Роджер со своими воинами. Он посадил меня на лошадь впереди себя, и мы поехали.

Многое я вспоминаю очень смутно. Меня заставляли есть, и я ела, не чувствуя вкуса еды, мне подавали воду, и я пила, не понимая зачем. Вскоре кто-то еще присоединился к нашему отряду, но я уже не могла разглядеть, что это за люди.

Мы ехали и ехали, бесконечно долго, как это бывает только во сне, но наконец где-то остановились, и Роджер… Нет, этот кошмар я даже вспоминать не могу! И вот подарок моего жениха снова у меня в руках. Меня поставили лицом к какой-то стене и приказали ждать… а потом… Потом я должна была что-то сделать, не могу вспомнить, что именно… И зачем…

Прямо передо мной была гладкая темная стена, и я стояла, сжимая в руках своего грифона, а сзади на меня накатывалось мерное тягучее пение, заставляющее сжиматься от ужаса. Я бы с удовольствием убежала отсюда, но, как это часто бывает во сне, не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, а могла лишь смотреть на эту стену и ждать… ждать.

И вдруг словно ослепительная молния вспыхнула у меня в мозгу, жуткая боль пронзила меня, но в этом очистительном пламени сгорела черная паутина, сковавшая мой разум, и я впервые за долгое время могла действовать по своей воле. Я оглянулась.

Первым, кого я увидела, был лорд Янтарь! Не несчастный слепой калека с повязкой на глазах, каким я видела его в последний раз, а сильный, готовый к бою воин. Хотя меч его оставался в ножнах и в руках не было никакого оружия, я поняла, что он готов к сражению, только к какому-то необычному.

Здесь находились еще четверо. На земле была нарисована звезда, заключенная в кровавый круг. На одном луче стояла я, а четверка — на других лучах. Один из них был Роджер, другого мужчину я никогда не видела, и еще две незнакомые женщины. Незнакомый мужчина двинулся было к лорду Янтарю, но старшая женщина жестом остановила его. И тут Роджер бросился ко мне, схватил, укрывшись за мной, как за щитом.

— Игра еще не кончена, Керован, — крикнул он, — и играть будем на жизнь и смерть!

Керован? Кого же он так называет? Ведь мой жених мертв!

Лорд Янтарь, да-да, лорд Янтарь ответил ему.

— Я думаю, ты говоришь о своей смерти, Роджер. — Он сделал какое-то движение рукой, и в воздухе возникла бледно-зеленая звезда, которая поплыла к нам и остановилась прямо перед лицом Роджера.

Он тут же отпустил меня, шагнул вперед и ответил:

— Пусть будет так!

— Нет! — крикнула старшая женщина. — В этом нет необходимости. Он…

Роджер оборвал ее:

— Без этого не обойтись. Он гораздо сильнее, чем мы могли предположить, и если мы сейчас не покончим с ним, рано или поздно он покончит с нами. Здесь не обойтись твоими игрушками, леди. Лучше передай мне всю свою силу.

Она бросила на лорда Янтаря взгляд и отвернулась. Она задумалась, и лицо ее с поджатыми губами стало вдруг старым и злым.

— Ну, так ты встанешь рядом со мной? — спросил Роджер. — Этих двоих, — он кивнул на мужчину и девушку, — можно в расчет не принимать. Для нас они сейчас бесполезны. Только мы с тобой можем победить его и исполнить твою давнишнюю мечту, которая не удалась тебе при его рождении.

Я видела, как она закусила губу. Было ясно, что ей очень нелегко решиться. Наконец она тряхнула головой и ответила так, как он и ожидал:

— Я с тобой, Роджер.

— Керован, — Роджер снова обратился к тому, кого до этого дня я считала одним из Древних, и сразу в памяти всплыло то, что я о нем слышала: не похож на обычных людей… принадлежит к проклятому роду… от него отказалась родная мать… И вдруг у меня мелькнула догадка: а может, эта страшная женщина и есть его мать?!

Я снова посмотрела на лорда Янтаря и подумала, что все это может быть правдой, но сейчас у нас не было времени ни для разговоров, ни для вопросов, ни для объяснений.

Перед ним были смертельные враги, более страшные, чем ализонцы. И он был один против четверых!

Один? Я быстро оглянулась кругом. Ничего подходящего не было, даже ножа. Но в конце концов и камень может быть оружием, да я и голыми руками… Только сражение, разыгравшееся здесь, было совсем не похоже на обычные битвы. Здесь сражались Тайные силы, подобные тем, что вызвала в свой последний час леди Мет, а в этом я ничего не понимала. В отчаянии я так стиснула руки, что цепь врезалась мне в пальцы. Грифон! Как же я забыла о нем! Я вспомнила, как сумел использовать его Роджер. Может, и лорд Янтарь умеет управлять им? Если я смогу перекинуть ему шар… Но между нами стоит Роджер, и ему ничего не стоит обернуться и вырвать у меня это оружие…

Я крепко сжала шар в ладонях и мысленно поклялась, что, пока я жива, Роджер не возьмет его и не использует как оружие против моего лорда.

Моего лорда? Керована? Неужели лорд Янтарь солгал мне? Однако я чувствовала, что даже если он и не сказал мне правды, это было сделано для моего же блага. И еще я поняла, что кто бы он ни был — Древний, Керован или еще кто-то, и хочет он этого или нет, но мы связаны с ним крепче, чем жених и невеста, и даже крепче, чем муж я жена. В этот час смертельной битвы судьба у нас общая. Победим мы или погибнем — но вместе. Значит, в бою я должна быть с ним рядом. Но что я могу?..

Я чуть не вскрикнула от обжигающей боли. Яркое сияние прорывалось из-под моих сжатых пальцев. Грифон снова ожил и с каждой секундой светился все сильнее. Может, и я смогу использовать его, как Роджер? Но как же мне его держать? Он уже прожигает мне пальцы… А если взяться за цепь?

Я быстро размотала цепь, и шар повис, сияя, словно маленькое солнце.

— Взгляните на нее! — крикнула девушка и прыгнула ко мне, пытаясь схватить шар.

Я наотмашь хлестнула ее цепью, и она с воем свалилась на землю. Значит, я поняла, как им пользоваться? Но только я успела обрадоваться и приготовиться драться дальше, как старшая женщина посмотрела на меня и бросила к моим ногам маленький черный комочек, который вдруг превратился в огромную черную змею, опутавшую мои ноги и приковавшую меня к месту.

Я невольно выпустила из поля зрения моего лорда, пока возилась со своим грифоном. Теперь, скованная и лишенная возможности действовать, я поневоле могла только наблюдать за ним.

Роджер протянул руки, и с одной стороны его поддерживал мужчина, а с другой — женщина. Теперь они втроем стояли прямо против моего лорда. Женщина вынула из ножен черный, покрытый красным узором жезл и, направив его на Керована, запела, обрисовывая жезлом в воздухе его силуэт. Я видела, как задрожал и пошатнулся Керован, словно на него обрушилась страшная тяжесть. Он протянул вперед руку с браслетом и старался держать ее все время против жезла, но я чувствовала, с каким трудом ему это дается. Изо всех сил пыталась я вырваться из своих оков и направить против наших врагов с их Темными силами светлую силу грифона.

— Я приказываю тебе исчезнуть, — пела женщина. — Я вызвала тебя, и я отсылаю тебя обратно. Исчезни… Исчезни?

Я своими глазами видела, как разламывается и истончается силуэт моего лорда. Тело его стало почти прозрачным и дрожало в воздухе, как легкий мерцающий туман. Вдруг откуда-то налетел ветер, и я испугалась, что сейчас он развеет и эту бледную тень.

Я стояла, вцепившись в своего грифона, и с отчаянием думала, что надо немедленно вмешаться. Это мерное пение, плавные движения жезла, этот неожиданный ветер — если это не прекратить сейчас же, моего лорда не станет! Он даже не погибнет, он просто исчезнет, словно его никогда и не было. Он уже стал тенью, правда, и женщина уже с трудом удерживала свой жезл.

Я взглянула на Роджера. Он стоял с закрытыми глазами и отрешенным сосредоточенным лицом. Я поняла, что это его воля дает силу женщине, и если выключить его…

Я не стала долго раздумывать и сделала единственное, что было в моей власти. Я размахнулась и швырнула своего грифона в Роджера. Шар сильно ударил его в плечо, упал и покатился к центру звезды, но рука, которой Роджер поддерживал женщину, бессильно повисла. Он упал на колени, увлекая за собой другого мужчину и тот, грохнувшись, словно бревно, больше не шевелился. А по телу Роджера, от места, где его коснулся шар, поползли голубые языки пламени. Он отчаянно пытался освободить другую руку, но пальцы упавшего мужчины были, видимо, судорожно сжаты, и он не мог с ними справиться. Огоньки перескочили по той руке на тело мужчины, тот дернулся и застонал. Роджер перестал вырывать руку, ожидая, когда весь огонь перейдет на лежащего.

Пока он возился с этим, женщина стояла одна. Она прекратила пение, жезл ее опускался все ниже. И мой лорд уже не был тенью, а обрел свой обычный вид и смотрел на женщину спокойно и серьезно. Он даже не парировал больше движения ее жезла, а просто прикрыл свое сердце и заговорил:

— Вот ты и узнала меня, Тефана… Я… — он произнес какое-то слово, видимо, имя, но я не поняла ни одного звука.

Женщина отступила и взмахнула жезлом, словно это был хлыст, которым она хотела ударить лорда по лицу. Ее красивое лицо исказилось жуткой гримасой ярости.

— Нет! — бешено выкрикнула она.

— Да, поверь мне, да! — ответил лорд. — Я долго спал, очень долго, но наконец проснулся!

Она швырнула в не о жезл, вероятно, целясь прямо в сердце, но жезл, хотя она и стоила совсем рядом, спокойно пролетел мимо и разбился о камни. Странный, рыдающий звон пронесся в воздухе, и леди заткнула уши руками, чтобы не слышать его. Ее сильно качало, и она с трудом удерживалась на ногах. В это время поднялся Роджер и подошел к ней. Одна рука его так и висела неподвижно, как парализованная, и он подал ей другую руку, подставив свое плечо. Он был чересчур бледен и казался постаревшим, но глаза его горели той же неукротимой ненавистью, и я поняла, что у него еще достаточно сил и одеваться он не собирается.

— Держись, идиотка! — прошипел он сквозь зубы. — Собери все свои силы! Неужели ты позволишь одолеть тебя этому твоему выродку!

Лорд Янтарь расхохотался, словно и не стоял на поединке и не было перед ним смертельно ненавидящих его врагов.

— Ах, Роджер, Роджер! Ты сам не понимаешь, что хотел получить. Тебе это недоступно. Твой злобный умишко даже постичь не может то, на что ты замахнулся.

Казалось, эти слова а как хлыстом подстегнули Роджера. Лицо его приняло дьявольское злобное выражение, на губах выступила пена. Он начал говорить…

Но у меня неожиданно сильно зазвенело в ушах, и я не могла разобрать ни одного слова. Словно неведомая тяжесть придавила меня, и я опустилась на землю. Над головой Роджера появился столб пламени, но не красного, как обычный огонь, а черного, и его верхушка медленно изогнулась, наклоняясь к лорду Янтарю. Но тот стоял совершенно спокойно, не обращая внимания на этот ужас.

Я хотела крикнуть и предупредить его, но сама не услышала своего голоса. А пламя склонялось все ниже и кольцом окружило голову лорда Янтаря, который продолжал так же пристально смотреть на Роджера.

Пламя столбом, густым столбом поднималось над головами Роджера и леди Тефаны. Казалось, оно всходит прямо из них, и они сами горят в этом чудовищном костре. Оно металось и клубилось, как черное страшное полотнище, и наконец совсем скрыло их, а верхние его языки все тянулись к лорду Янтарю, но так и не могли коснуться его. И пламя начало угасать. Языки опадали, чернота стала светлеть… Еще несколько вспышек, и оно угасло окончательно. Но вместе с ним исчезли и Тефана с Роджером! На том месте, где только что пылал огонь, никого не было. Я невольно прикрыла глаза и протерла их руками. Я не верила своим глазам. Мне уже приходилось видеть смерть и даже страшную смерть, но такой конец… Нет, такого и смертельному врагу я не пожелала бы.

Так я сидела, прикрыв глаза, и ждала, когда заговорит мой лорд. Но он молчал. Я взглянула на него и с криком вскочила на ноги. Он уже не стоял, глядя смело в лидо врагам, а неподвижно лежал на земле рядом с проклятым кругом. Змея, сковавшая мои ноги, пропала вместе с колдунами, и я тут же бросилась к своему лорду. По пути я подняла своего грифона. Свет и тепло покинули его, и он снова выглядел обычным украшением.

Как когда-то держала я на коленях голову умирающего Торосса, так теперь я сидела со своим лордом. Глаза его, прекрасные золотые глаза, были плотно закрыты, дыхания не было слышно. Сначала я подумала, что он уже мертв. Быстро положила руку ему на грудь и с облегчением услышала медленные и слабые удары сердца. Он был жив! Он победил в этой невероятной схватке и еще жив! Может быть, его можно спасти…

— Он будет жить, — раздался спокойный голос.

Я резко обернулась, готовая защитить своего лорда. У серой гладкой стены, перед которой так недавно стояла я, появился человек. Он стоял, спокойно опираясь на украшенный письменами посох. Что-то неуловимо странное было в его лице. То оно казалось лицом юноши, то почти старым. Он был в одежде торговца, серой, как камень за его спиной.

— Кто ты? — спросила я. Он покачал головой и улыбнулся мне.

— Что тебе скажет мое имя? Впрочем, можешь звать меня Нивор. Так чаще всего называли меня люди, искавшие моей помощи.

Он отошел от стены и вошел в круг, делая своим посохом какие-то пассы. Кровавый круг тут же исчез, а с ним исчезла и звезда. Еще несколько взмахов посоха, и пропали лежавшие на земле мужчина и девушка. Все исчезло, будто это был сон, мрачный кошмар, от которого я теперь просыпаюсь.

Наконец он подошел к нам и коснулся своим посохом меня и груди моего лорда. Тут же пропал мой страх и мои тревоги, и я ощутила в себе такие силы, что, кажется, могла выстоять одна против целой армии врагов. Но я чувствовала, что это силы не для схватки, не боевая ярость, а нечто совсем другое: силы жизни или, скорее, мужество жить и преодолевать любые неприятности и препятствия.

Нивор удовлетворенно кивнул мне.

— Ты поняла правильно, Джойсан, — мягко сказал он. — Взгляни теперь на свой ключ. Когда-нибудь он повернется, но сделать это можешь только ты.

— Ключ? — удивленно переспросила я.

— Да, тот, что ты носишь на груди. Судьба распорядилась, чтобы тот, кто его нашел, послал его тебе в подарок, а потом снова нашел его, но уже вместе с тобой. Все это не случайно. Это часть давно начатого узора, и когда-нибудь он будет закончен.

Он говорил все это словно про себя и чертил что-то на земле концом посоха. Я смотрела на эти узоры, и мне стало казаться, что я различаю буквы и вот-вот уловлю смысл. Стоит только постараться, приложить еще совсем немного усилий и мне что-то откроется, я буду знать…

Он рассмеялся мягким и необидным смехом.

— Ты узнаешь, ты все узнаешь, Джойсан. Всему свое время.

И тут мой лорд открыл глаза и с изумлением посмотрел на меня. Он шевельнулся, словно пытаясь встать, но я держала его крепко.

— Я… — с трудом произнес он. Нивор стоял рядом с нами и улыбался.

— Здесь и сейчас ты — Керован, — сказал он. — Может, немного изменившийся, но Керован, и останешься им, пока сам не захочешь разбудить того, другого. И все-таки я уже уверенно могу назвать тебя — «родич»…

— Но я… я был…

Нивор осторожно коснулся посохом его лба.

— В тебе проснулось еще не все. Да и это скоро сгладится в твоей памяти, потому что ты еще не готов вместить все в своем сознании. Но ты ищи, Керован, и когда-нибудь найдешь, — он обернулся и указал посохом на гладкую стену. — Вот эта дверь, и когда ты захочешь, она для тебя откроется. Там ты найдешь ответы на все свои вопросы.

С этими словами он исчез.

— Мой лорд!

Он вырвался из моих рук, но не оттолкнул, как я втайне боялась, а обнял меня сам.

— Джойсан!

Он сказал только одно слово и взглянул мне в глаза, и этого мне хватило. Я поняла, что наша связь неразрывна, и я, сама того не понимая, искала этого всю жизнь. Сейчас, глядя в его золотые глаза, я была счастлива, словно все сокровища мира лежали у моих ног.

Керован

Джойсан была в моих объятиях! И я был Керован, конечно, Керован… Но все же… Я чувствовал в себе и что-то другое, словно легкий след чьего-то присутствия. Но это скоро прошло, и я наконец по-настоящему ощутил себя Керованом и никем больше. Я мягко выпустил из рук Джойсан, поднялся на ноги и помог встать ей. И ту же на лице ее погасло выражение полного счастья и в глазах появилась тревога.

— Ты… Ты уходишь! — Она быстро схватила меня за руки, словно старалась удержать. — Я чувствую — ты хочешь уйти от меня! — в ее голосе звенели обида и боль.

Я сразу вспомнил, как смотрела она на меня во время первой нашей встречи. Тогда я не был для нее человеком, но сейчас, когда я узнал, что заключено во мне, мог ли я быть человеком в ее глазах?

— Я не Древний, — попытался я спокойно объяснить ей. — Я действительно Керован, и вот таким появился на свет, — я отступил на несколько шагов, чтобы ей на глаза попалось то, что могло скорее всего внушить отвращение ко мне — мои копыта. — Мать моя еще до рождения пыталась посвятить меня Темным силам, но ей это не удалось. Ты сама видела, как погибла она, пытаясь уничтожить свое создание.

Джойсан взглянула туда, где эти двое сгорели в порожденном ими самими черном пламени.

— И я принадлежу к проклятому роду и по отцу и по матери. Ты понимаешь? Я не имею права быть мужем ни одной женщины. Я сказал тебе тогда, что Керован погиб, и это не ложь. Ульмсдейл уничтожен, и с ним погиб весь проклятый род Ульма…

— Ты мой жених. Скажи, чего ты хочешь — исполнения старых клятв или разрыва?

Неужели я сам должен разорвать все, что нас связывало? Всей душой хотел бы я сейчас быть просто обычным человеком, но разве я мог забыть, что во мне есть и что-то иное? И пусть сейчас оно исчезло, как я могу быть уверен, что оно не вернется? Нет, я не имел права рисковать! Это проклятие… и как я мог передать это еще кому-то?

Я отступил еще на пару шагов. Если она сейчас коснется меня, я не выдержу. Все, что было во мне человеческого, тянуло и привязывало меня к ней. Если бы можно было сейчас же, немедленно повернуться и уйти! Бросить ее одну в Пустыне? А если идти вместе к ее людям, то надолго ли хватит моей решимости?

— Разве не слышал ты, что сказал Нивор? — Она стояла, сжимая в ладонях своего грифона. — Или ты не захотел понять его? — И снова в ее голосе прозвучали обида и гнев и, кажется, возмущение моей глупостью. — Он назвал тебя «родич», а значит, ты совсем не то, что о себе думаешь. Он сказал, что ты — Керован, пока сам не захочешь стать другим. Ты сам — сила, и не можешь быть ничьим оружием. И ты мой жених. Даже если ты откажешься от меня, я не отступлюсь и везде буду следовать за тобой. Я перед всеми объявлю тебя своим мужем. Ты понял?

Я действительно понял и растерялся. Мне сейчас оставалось только согласиться, и я ответил:

— Да.

— Ладно. Но если ты все же когда-нибудь захочешь покинуть меня, тебе не легко будет это сделать.

Я понял, что это не угроза, а просто она и в самом деле так думает. Теперь, когда все сложилось по ее желанию, она успокоилась. Снова с любопытством посмотрела она на гладкую стену.

— Нивор говорил, что это дверь, а ключ от нее у меня. Когда-нибудь мы снова придем сюда.

— Почему когда-нибудь? — Я тоже немного успокоился и теперь задумался над словами Нивора.

— Я… мне кажется… мы еще не готовы к этому… — Джойсан задумалась. — Мне кажется, что мы еще не закончили наши дела в долинах, и не все долги еще отданы… Все это мы должны сделать вместе. Понимаешь, вместе!

— И куда же мы направимся сейчас? К твоим людям? — Меня-то теперь ничто не связывало с долинами, только она — последнее, что у меня осталось. Вот пусть она и решает, что делать дальше.

— Пожалуй, так и сделаем, — сказала она. — Я обещала привести их в такое место, где они найдут новую родину. А после этого мы будем свободны! — И Джойсан раскинула руки, словно уже приветствуя эту свободу. Но что это за свобода, если она связана старыми клятвами? Как я могу допустить, чтобы она шла за мной только потому, что видит во мне Керована, которому она была обещана десять лет назад? Конечно, сейчас я пойду с ней вместе, у меня нет другого выбора, а потом… А потом видно будет.

Джойсан

Мой бедный лорд! Как же тяжело и горько жилось тебе! Сколько раз нужно было твердить, что ты урод, чудовище, если ты сам в конце концов поверил в это! Но если бы ты мог взглянуть на себя моими глазами…

Мы пойдем с ним вместе, и во мне он всегда будет видеть себя таким, какой он есть, — сильным и чистым. Никакое зло, которым хотели наполнить его Темные, и следа на нем не оставило. Да, мы придем к моим людям, хотя я уже чувствую, что они далеки от меня и меня ждет другая дорога, но я должна исполнить свой долг. Мы проводим их в Норсдейл, а потом…

Так я думала, и мысли эти были спокойными и мудрыми. Ведь не обязательно мудрость приходит с возрастом, иногда она появляется внезапно, как удар стрелы. Я погладила своего грифона — свадебный подарок, который сначала чуть не погубил меня, а теперь стал залогом моего счастья. Я взяла Керована за руку, и мы пошли прочь от двери, обещанной нам Нивором. В душе мы оба знали, что рано или поздно вернемся сюда, и не все ли равно, что нам откроется за этой дверью, если мы войдем туда вместе?




Оглавление

  • Начало приключений Керована, лорда — наследника Ульмсдейла в Хай-Халлаке
  • Начало приключений Джойсан, девушки из Иткрипта в Хай-Халлаке
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан
  • Керован
  • Джойсан