Любимцы Мидаса [Джек Лондон] (fb2) читать онлайн

Джек Лондон Любимцы Мидаса

Уэйд Этшелер мертв — он покончил жизнь самоубийством. Сказать, что его смерть явилась полной неожиданностью для небольшого избранного круга его знакомых, — значило бы сказать неправду; и все же никому из
нас, его близких друзей, никогда не приходила в голову
такая мысль. Правильнее было бы сказать, что в глубине
нашего сознания гнездились какие-то смутные опасения, и именно это как-то подготовило нас. До того, как он покончил с собой, нам и в голову не приходило, что такое
может случиться, но когда мы узнали, что он мертв, нам
стало казаться, что мы знали и предвидели это и раньше.

Анализируя наши прежние ощущения, мы могли
легко объяснить их его озабоченностью. Я намеренно говорю об «озабоченности». Молодой, красивый, обеспеченный, Уэйд Этшелер был правой рукой Ибена Хэйла, крупного магната в области городского транспорта, и у него не было никаких причин
жаловаться на судьбу. И все же мы замечали, как его
гладкий лоб бороздили глубокие морщины, словно Уэйда
Этшелера грызли заботы или снедала тоска. Мы видели,
как поредели и посеребрились его густые черные волосы, словно зеленые хлеба под палящим солнцем в
засушливое лето. Разве можно забыть, как, предаваясь
веселым развлечениям, к которым в последние дни его
тянуло все больше и больше, он вдруг впадал в рассеянность и дурное настроение? И бывало, в самом разгаре беззаботного веселья вдруг, без всякой видимой причины, глаза его тускнели, а брови хмурились, словно он со стиснутыми руками и лицом, искаженным судорогой душевной боли, стоял на краю бездны, грозящей ему неведомой опасностью.

Он никогда не говорил о своей тревоге, а мы считали нескромным расспрашивать его. Но все равно, если
бы даже мы заговорили об этом и он рассказал нам все,
наша помощь оказалась бы бесполезной. Когда же
умер Ибен Хэйл, личным секретарем — более того, почти
приемным сыном и полноправным компаньоном которого был Уэйд Этшелер, то он и вовсе перестал появляться в нашей компании. И совсем не потому, как я узнал
теперь, что ему претило наше общество, причина заключалась в его тревоге, которая была так велика, что он не
мог уже принимать участие в нашем веселом времяпрепровождении и пытаться забыться. В то время мы многого не могли понять, тем более что, когда было утверждено завещание Ибена Хэйла, стало известно, что Этшелер
является единственным наследником многомиллионного
состояния своего патрона, и завещание недвусмысленно 
предусматривало немедленную передачу наследства
без всяких ограничений и оговорок. Ни одной акции, ни
одного цента наличными не было отписано родственникам покойного. Что же касается его семьи, то в одном
из пунктов этого поразительного завещания говорилось,
что Уэйд Этшелер должен выдавать жене Ибена Хэйла, его сыновьям и дочерям денежные суммы по своему
усмотрению, когда сочтет это нужным. Если бы в семье покойного были какие-нибудь неурядицы или если
бы его сыновья были мотами или несерьезными людьми, тогда бы эта необычная мера имела хоть какой-нибудь
смысл; но семейное счастье Ибена Хэйла было известно всем, а таких порядочных, разумных и здоровых сыновей и дочерей надо было еще поискать. Ну, а о жене
его и говорить не приходится: хорошие знакомые ласково называли ее «Матерью Гракхов». Естественно, что
столь непонятное завещание вызвало многочисленные
толки; ожидали, что оно будет опротестовано, но протеста не последовало, и все были разочарованы.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как Ибен
Хэйл был похоронен в большом мраморном мавзолее.
А теперь умер и Уэйд Этшелер. Сообщение об этом напечатано в утренней газете. Только что я получил от него письмо, опущенное, очевидно, незадолго до того, как он
покончил с собой. В письме, которое лежит передо мной, он собственноручно изложил все факты, собрав воедино
многочисленные газетные вырезки и копии писем. Подлинники писем, по его словам, находятся в руках полиции. Для того, чтобы предупредить общество об ужаснейшей, дьявольской опасности, которая угрожает самому существованию его, он также просит меня опубликовать страшную историю трагических происшествий, к которым он оказался невольно причастен.

Я привожу здесь полный текст письма.

«Удар обрушился в августе 1899 года, тотчас после
 моего возвращения из летнего отпуска. Тогда мы еще не могли знать, чем это грозит, нам и в голову не приходило, что могут существовать подобные ужасы. Мистер
Хэйл вскрыл письмо, прочел его и, смеясь, бросил мне
на стол. Проглядев письмо, я тоже рассмеялся и сказал:

— Довольно нелепая шутка, мистер Хэйл, и к тому
же весьма плоская.

Дорогой Джон, здесь ты найдешь точную копию
этого письма.

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{17 августа 1899 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.

Уважаемый сэр!

Мы хотим, чтобы Вы решили, какую часть Вашего
огромного имущества Вам необходимо реализовать, чтобы иметь наличными двадцать миллионов долларов. Мы просим Вас уплатить эту сумму нам или нашим агентам.


Заметьте, что мы не назначаем какого-либо точного срока, потому что не хотим) торопить Вас. Вы даже можете, если сочтете для себя более удобным, уплатить нам
деньги в десять, пятнадцать или двадцать приемов; но
мы не примем ни одного взноса, если сумма его будет
менее одного миллиона долларов.

Поверьте, мистер Хэйл, в наших действиях нет ни-тени враждебности к Вам лично. Мы являемся представителями мыслящего пролетариата, рост которого становится знамением последних дней девятнадцатого столетия. В результате тщательного изучения проблем экономики мы решили заняться этим делом. Оно имеет
много выгодных сторон, и, как главное из них, следует
отметить то обстоятельство, что мы можем осуществлять крупные и прибыльные операции без вложения
капитала. До сих пор мы действовали довольно успешно
и надеемся, что и наши дела с Вами пойдут к взаимному удовольствию и удовлетворению.

Разрешите нам объяснить свои взгляды более подробно. В основе нынешней общественной системы лежит
право собственности. И это право отдельного лица иметь
собственность, согласно последним исследованиям, опирается целиком и полностью на силу. Облаченные в доспехи рыцари Вильгельма Завоевателя с обнаженным
мечом вторглись в Англию и поделили ее между собой.
Мы уверены, Вы согласитесь, что это является характерным для всех феодальных приобретений. С изобретением паровой машины и с Промышленной Революцией
появился класс капиталистов в современном смысле этого слова. Капиталисты быстро взяли верх над феодальной аристократией. Владыки промышленные в конце
концов ограбили потомков феодальных владык, добывавших свой богатства мечом. Разум, а не грубая физическая сила побеждает в сегодняшней борьбе за существование. Но тем не менее и эта система опирается на
силу. Изменения носят чисто качественный характер. Феодальные владыки когда-то опустошали мир огнем и
мечом, современные промышленные владыки эксплуатируют мир, подчиняя себе и направляя мировые экономические силы. Ум, а не сила мускулов, побеждает в борьбе; и выживают самые приспособленные, обладающие интеллектуальной и экономической мощью.

Мы, Л. М., не желаем становиться наемными рабами. Крупные тресты и корпорации (в которые входите и Вы) не дают нам подняться и занять среди вас то
место, на которое мы вправе рассчитывать в соответствии с нашим интеллектом. Почему же это происходит? Да потому, что у нас нет капитала. Мы из бедняков,
но с одной разницей: наши мозги устроены лучше, и нас
не обременяют никакие дурацкие предрассудки этического или социального характера. Будучи наемными рабами, работая от зари до зари, живя воздержанно и откладывая каждый грош, мы не могли бы скопить и за
тридцать лет (даже двадцать раз по тридцать) суммы
денег, достаточной для того, чтобы успешно конкурировать с людьми, сосредоточившими в своих руках огромные капиталы.

Тем не менее мы вышли на арену. Мы бросаем вызов
мировому капиталу. И независимо от того, хочется ли
ему сражаться или нет, ему придется вступить в борьбу.

Мистер Хэйл, наши интересы заставляют нас потребовать у Вас двадцать миллионов долларов. И хотя
мы настолько деликатны, что даем Вам достаточно времени на выполнение Вашей части сделки, просим Вас
не откладывать дела в долгий ящик. Когда Вы согласитесь с нашими условиями, то поместите соответствующую заметку в отделе объявлений газеты «Морнинг
Блейзер». Тогда мы ознакомим Вас с планом передачи
упомянутой суммы. Хорошо, если бы Вы сделали это до
первого октября. В противном случае в этот день мы
убьем человека на Восточной Тридцать девятой улице, чтобы показать Вам серьезность наших намерений. Это
будет рабочий. Ни Вы, ни мы не знаем этого человека.
Вы представляете силу в современном обществе; мы тоже представляем собой силу — новую силу. Мы вступаем в сражение, не испытывая ни злобы, ни гнева. Как
Вы не преминете заметить, у нас самое обыкновенное деловое предприятие. Вы являетесь верхним, а мы нижним жерновом, и мы перемелем жизнь этого человека.
Вы можете спасти его, если согласитесь с нашими
условиями и будете действовать своевременно.

Жил некогда король, над которым висело проклятие.
К чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото.
Имя его вошло в официальное название нашего предприятия. Когда-нибудь мы заявим на него свое авторское право, чтобы им не пользовались конкуренты.

Остаемся и проч.,

Любимцы Мидаса.

Суди сам, дорогой Джон, почему бы нам было не
посмеяться над этим нелепым посланием? Мы не могли
не признать, что идея была неплохо продумана, но она была слишком абсурдной, чтобы серьезно отнестись к
ней. Мистер Хэйл сказал, что он сохранит письмо в качестве литературного курьеза, и сунул в ящик стола.


Вскоре мы забыли о его существовании. И уже первого
октября мы получили утренней почтой, следующее
письмо:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. M.}

^{1 октября 1899 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.

Уважаемый сэр!


Вашу жертву постигла участь, которая и была предназначена ей. Час тому назад на Восточной Тридцать
девятой улице в сердце какому-то рабочему всадили
нож. К тому времени, когда Вы будете читать это письмо,
тело его уже будет доставлено в морг. Сходите и полюбуйтесь на дело рук своих.

В случае если Вы не смягчитесь, то в подтверждение
серьезности наших намерений 14 октября мы убьем полицейского неподалеку от угла Полк-стрит и Клермонт-авеню.

С совершенным почтением,

Любимцы Мидаса.

И снова мистер Хэйл рассмеялся. Голова его была
занята предстоящей сделкой с чикагским синдикатом,
которому он собирался продать весь принадлежавший
ему там городской транспорт, и он продолжал диктовать
стенографистке, тотчас же забыв о письме. Не знаю, почему, но у меня вдруг испортилось настроение. «А что, если это не шутка?» — спросил я себя и невольно потянулся за утренней газетой. Там была заметка, какие-то
пять строк (поскольку речь шла о незаметном человеке
из низших классов), запрятанные в угол, под рекламу
какого-то патентованного лекарства:

«Сегодня утром в начале шестого на Восточной Тридцать девятой улице был убит ударом ножа в сердце
рабочий Пит Ласкалль, направлявшийся на работу. Неизвестный убийца бежал. Полиция не может выяснить
мотивы убийства».

«Невероятно!» — такова была реакция мистера Хэйла, когда я прочел заметку вслух. Но случай этот, очевидно, не шел у него из головы, и уже ближе к вечеру мистер Хэйл, нещадно ругая себя за опрометчивость,
попросил меня поставить в известность полицию. Я имел
удовольствие быть высмеянным полицейским инспектором, который принял меня в своем личном кабинете.
Однако я удалился, получив заверение, что полиция
разберется в этом деле и что число полицейских в районе Полк-стрит и Клермонт-авеню в ту ночь, о которой
говорилось в письме, будет увеличено вдвое. Потом все
забылось, пока не прошло две недели и не была получена по почте следующая записка:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{15 октября 1899 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.

Уважаемый сэр!

Ваша вторая жертва пала в назначенное время. Мы не торопимся, но для того, чтобы усилить давление, отныне мы будем убивать еженедельно. В качестве меры предосторожности против вмешательства полиции мы
теперь будем сообщать Вам об убийстве незадолго до
него или в то самое время, когда оно будет происходить.

Надеемся, что это письмо найдет Вас в добром
здравии.

Любимцы Мидаса.

На этот раз мистер Хэйл сам взял газету и после непродолжительных поисков прочел мне следующее сообщение:

ПОДЛОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Джозеф Донахью, назначенный только вчера вечером для специального патрулирования в Одиннадцатом
районе, был убит выстрелом в голову. Трагедия разыгралась при свете уличных фонарей на углу Полк-стрит
и Клермонт-авеню. Наше общество поистине не может считать себя застрахованным от неожиданностей,
если блюстителей порядка начинают убивать так открыто и бессмысленно. Полиция до сих пор не может напасть на след преступника.

Не успел мистер Хэйл прочесть заметку, как прибыла
полиция в лице самого инспектора и двух его лучших сыщиков. На их лицах лежала печать тревоги, было видно,
что им уже не до шуток. Хотя немногочисленные факты были уже известны, мы говорили долго, вновь и вновь
обсуждая происходившее. Уходя, инспектор самонадеянно заверил нас, что скоро все прояснится и убийцы будут найдены. А пока он считал, что было бы неплохо выделить охрану для мистера Хэйла и меня и еще несколько человек для постоянного наблюдения за домом и
окрестностями. Спустя неделю в час пополудни была получена следующая телеграмма:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{21 октября 1899 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.


Уважаемый сэр!

Мы с сожалением отмечаем, что Вы поняли нас совершенно превратно. Вы сочли необходимым окружить себя и свой дом вооруженной охраной, словно мы являемся самыми обыкновенными преступниками, способными ворваться к Вам и силой отнять Ваши двадцать
миллионов. Поверьте, это ни в коем случае не входит в
наши намерения.

Трезво поразмыслив, Вы охотно согласитесь, что Ваша жизнь дорога для нас. Не бойтесь! Мы ни за что на свете не причиним Вам ни малейшего вреда. Наша задача нежно заботиться о Вас и ограждать от всех неприятностей. Ваша смерть ничего нам не даст. Если
бы она могла повлиять на исход дела, уверяем Вас, что
мы не колебались бы ни секунды, принимая решение о
Вашем уничтожении. Подумайте об этом, мистер Хэйл.
Когда Вы уплатите назначенную нами сумму, у Вас появится необходимость в экономии. Увольте сейчас же телохранителей и сократите свои расходы.

Через десять минут после получения этой телеграммы в Брентвуд-парке будет задушена молодая девушка-нянька. Тело можно найти в кустах, окаймляющих дорожку, которая ведет налево от эстрады для оркестра.

С почтением,

Любимцы Мидаса.

В следующее мгновение мистер Хэнл уже был у телефона и предупреждал инспектора о готовящемся убийстве. Инспектор тут же повесил трубку, сказав, что ему
нужно позвонить в полицейский участок и выслать людей к месту происшествия. Через пятнадцать минут он
позвонил нам и сообщил, что еще не остывшее тело было найдено в указанном месте. В тот вечер все газеты
пестрели крикливыми заголовками, в которых сообщалось о появлении Джека-Душителя, осуждалась та жестокость, с которой было совершено преступление, и содержались жалобы на бездеятельность полиции. Мы
тоже провели закрытое совещание с инспектором, который просил нас во что бы то ни стало держать все в секрете, уверяя, что от этого зависит успех дела.

Как тебе известно, Джон, мистер Хэйл был железный человек. Он не хотел сдаваться. Джон, это было
что-то дикое, нет, скорее страшное и ужасное, это была
какая-то слепая сила, разящая из темноты. Мы не
могли бороться, не могли ничего придумать, нам оставалось только сидеть сложа руки и выжидать. Каждую неделю с такой же точностью, как встает дневное светило, приходило извещение, а за ним следовала
смерть какого-нибудь человека, мужчины или женщины, ни в чем не повинных, но все равно убитых нами,
словно мы делали это собственными руками. Скажи
мистер Хэйл хоть слово, и бойня была бы прекращена.
Но он ожесточился и выжидал, морщины на его лице
стали глубже, рот и глаза жестче, а лицо его старело
не по дням, а по часам. Нет нужды говорить о моих
собственных переживаниях во время этого ужасного
периода.

Взгляни только на письма и телеграммы от Любимцев Мидаса и на газетные сообщения о различных убийствах.

Обрати также внимание на письма, предупреждавшие мистера Хэйла о некоторых происках его конкурентов и о тайных махинациях на бирже. Любимцы
Мидаса, казалось, держали руку на пульсе делового и
финансового мира. Они получали и посылали нам такую
информацию, которую не могли добыть даже наши агенты. Одна своевременная записка, посланная ими в критический момент, спасла мистеру Хэйлу целых пять миллионов долларов. В другой раз они прислали нам телеграмму, которая помогла предотвратить покушение на
жизнь моего хозяина, готовившееся одним чудаком-анархистом. Как только он появился, мы схватили его
и передали в руки полиции, которая нашла у него такое количество нового мощного взрывчатого вещества,
что им можно было бы потопить целый линкор.

Мы упорствовали. Мистер Хэйл был тверд, как скала. Он тратил не менее ста тысяч долларов в неделю на
содержание тайных агентов. Нам оказывали помощь
Пинкертоны и бесчисленное количество частных сыскных агентств; кроме того, тысячи людей состояли на жалованье непосредственно у нас. Наши агенты были повсюду, во всевозможных обличьях они проникали во все
классы общества. Они высказывали великое множество
догадок; сотни подозреваемых были арестованы, временами тысячи подозрительных личностей находились под
наблюдением, но все это не давало никаких ощутимых
результатов. Любимцы Мидаса все время меняли способ доставки своих посланий. Все их посыльные немедленно арестовывались. Но они неизменно оказывались
невинными людьми, а описания лиц, нанимавших их
для выполнения поручения, никогда не совпадали. В последний день декабря мы получили следующее извещение:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{31 декабря 1899 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.

Мы имеем честь заявить, что в соответствии с нашими правилами, в которых, как мы смеем думать, Вы уже
довольно неплохо разбираетесь, мы прекратим пребывание в этой «юдоли слез» инспектора Баинга, с которым Вы вошли в такой тесный контакт по поводу наших с Вами дел. По обыкновению в этот час он бывает в своем личном кабинете. В тот самый момент, когда Вы
читаете извещение, он находится при последнем издыхании.

С почтением,

Любимцы Мидаса.

Я бросил письмо и метнулся к телефону. Как велико было мое облегчение, когда я услышал дружелюбный
голос инспектора. Но пока мы говорили, голос в трубке
замер, послышался хрип и слабый звук падения тела.
Потом незнакомый голос поздоровался со мной и передал мне привет от Любимцев Мидаса, после чего трубка была повещена. Я молниеносно позвонил в приемную Центрального полицейского управления и сказал,
чтобы они тотчас бежали на помощь к инспектору в его
личный кабинет. Я не вешал трубки и через несколько
минут услышал донесение, что инспектор плавал в луже
собственной крови и находился при последнем издыхании. Убийцу никто не видел, и он не оставил никаких
следов.

После этого мистер Хэйл немедленно увеличил число своих тайных агентов и довел свои расходы на них
до четверти миллиона долларов в неделю. Он был полон решимости победить. Различные награды, обещанные им, составляли сумму, превышающую десять миллионов долларов. Ты имеешь довольно ясное понятие о его
ресурсах и можешь представить себе, как было поставлено дело. Он утверждал, что борется из принципа, а не
за свое золото. И следует признать, что своими действиями он доказал благородство своих побуждений. Полицейские управления всех больших городов объединили
свои усилия; в дело вмешалось правительство Соединенных Штатов, считая его одной из своих насущнейших
проблем. Государство выделило специальные фонды для
розыска Любимцев Мидаса, и все правительственные
агенты были начеку. Но все усилия оказались тщетными. Любимцы Мидаса беспрепятственно делали
свое черное дело. Они шли свои путем и били без
промаха.

Но, продолжая бороться, до последнего, мистер
Хэйл понимал, что руки его обагрены кровью убитых.
Хотя сам он никого не убивал, хотя любой суд присяжных, составленный из равных ему по положению людей, признал бы его невиновным, тем не менее убийство
каждого человека лежало на его совести. Как я уже говорил, одно его слово — и бойня была бы прекращена. Но
он отказывался сказать это слово. Он утверждал, что
ведется подкоп под безопасность всего общества, что он не настолько труслив, чтобы покинуть свой пост, и что
кто-то непременно должен стать мучеником во имя благоденствия многих людей. Однако кровь лилась из-за
него, и он мрачнел все больше и больше. Я тоже был подавлен, чувствуя себя невольным соучастником преступлений. Безжалостно уничтожались грудные младенцы, дети, старики; убийства совершались не только в нашем городе, ими была охвачена вся страна.

Однажды в середине февраля, когда мы сидели
вечером в библиотеке, кто-то громко постучал в дверь.
Открыв ее, я нашел на ковре в коридоре следующее
послание:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{15 февраля 1900 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.


Уважаемый сэр!

Неужели кровавая жатва не заставляет Вашу душу
корчиться от боли? Быть может, наши действия слишком абстрактны. Тогда мы будем конкретны. Мисс Аделаида Лейдло — талантливая молодая женщина. Насколько нам известно, она добродетельна и красива. Она
является дочерью Вашего старого друга, судьи Лейдло, и нам довелось узнать, что Вы носили ее на руках, когда она была еще ребенком. Она близкая подруга Вашей дочери и в настоящее время гостит, у нее. Пока Вы
читаете это, с ее пребыванием в Вашем доме будет покончено.

С почтением,

Любимцы Мидаса.

Господи! Мы сразу поняли страшный смысл этого послания и бросились в гостиную, но девушки там не
было. Дверь ее спальни была заперта, мы навалились и
высадили ее. На полу лежала Аделаида. Она собиралась пойти в оперу и едва успела закончить переодевание, как ее задушили подушками, сорванными с постели. Лицо ее еще не было мертвенно-бледным, тело
еще не остыло и не окоченело. Позволь мне не писать о
всех этих ужасах, Джон, ты, конечно, помнишь газетные
сообщения.

Поздно ночью мистер Хэйл позвал меня к себе и заставил поклясться перед богом, что я не отступлюсь и не пойду на компромисс даже в том случае, если все родные и знакомые будут уничтожены.

На следующий день я был удивлен его бодростью.
Я думал, что ой будет глубоко потрясен последней трагедией (мне вскоре предстояло узнать, насколько глубоким было это потрясение). Весь день он был бодр и весел, словно отыскал наконец выход из кошмарного тупика. На следующее утро мы нашли его мертвым в постели. На изможденном лице застыла спокойная улыбка.
Он отравился газом. С молчаливого согласия полиции и властей было объявлено, что он умер от приступа сердечной болезни. Мы сочли благоразумным скрыть
истинную причину смерти, но это нам не помогло, нам
уже ничто не могло помочь.

Не успел я покинуть обитель смерти, как (увы, слишком поздно!) принесли следующее необычное письмо:

^{КАНЦЕЛЯРИЯ Л. М.}

^{17 февраля 1900 г.}

Мистеру Ибену Хэйлу, денежному тузу.

Уважаемый сэр!

Мы надеемся, Вы извините нас за то, что мы потревожили Вас спустя такой короткий срок после печального события, имевшего место позавчера, но то, что мы
хотим сказать, может иметь для Вас важнейшее значение. Нам пришло в голову, что Вы захотите ускользнуть от нас. Для этого, как Вы уже, без сомнения, заметили, по-видимому, есть только один путь. Но мы хотим
уведомить Вас, что даже этот единственный путь отрезан. Вы можете умереть, но даже смерть не избавит Вас от поражения, и, умирая, Вы будете, сознавать, что проиграли. Заметьте себе:

Мы являемся неотъемлемой частью Вашего состояния.
Вместе с Вашими миллионами мы перейдем к Вашим
наследникам и правопреемникам навсегда.

Вам от нас не уйти. Мы являемся кульминацией промышленного и социального зла. Мы повернули оружие
против общества, создавшего нас. Наш успех гарантируется ошибками эпохи. Мы бич деградировавшей цивилизации.

Мы творения порочного социального отбора. Против силы мы применяем силу. Мы верим, что выживет
только самый приспособленный, самый сильный. Вы подмяли под себя своих наемных рабов и поэтому выжили. По Вашему приказу военщина пристреливала, как собак, Ваших рабочих во время множества кровавых забастовок. Вот те средства, которые помогли Вам выжить.
Мы не жалуемся, так как ведем свое существование согласно тем же волчьим законам. И теперь возникает вопрос: Кто из нас выживет при современных социальных
условиях? Мы считаем самыми приспособленными себя. А Вы себя. История покажет, кто прав.

С почтением,

Любимцы Мидаса.

Теперь тебе понятно, Джон, почему я избегал развлечений и сторонился друзей? Этот рассказ объяснит
тебе все. Аделаида Лейдло умерла три недели тому назад. С тех пор я ждал со страхом и надеждой. Вчера была утверждена и объявлена воля покойного. А сегодня
я получил извещение, что в Парке Золотых ворот, в далеком Сан-Франциско, будет убита женщина, принадлежащая к среднему классу. Сегодняшние вечерние газеты сообщили подробности этого жестокого убийства,
подробности, совпадавшие с теми, о которых мне писали.

Все напрасно. Я не могу бороться с неизбежностью.
Я был верен мистеру Хэйлу и много работал. Не понимаю, почему моя верность должна быть вознаграждена подобным образом. И все же я не могу не оправдать
доверия и нарушить свое слово, пойдя на компромисс.
Но я решил, что на моей совести больше не будет смертей. Я завещал миллионы, которые недавно получил,
их законным владельцам. Пусть дюжие сыновья Ибена
Хэйла сами позаботятся о своем спасении. Еще до того,
как ты прочтешь это, я умру. Любимцы Мидаса всемогущи. Полиция бессильна. Я узнал от полицейских, что
других миллионеров тоже обирают и преследуют. Неизвестно еще, сколько их, так как, уступив Любимцам Мидаса, они накладывают на свои уста печать молчания. А тот, кто не уступает, до сих пор собирает кровавую жатву. Страшная игра в самом разгаре. Правительство не может ничего поделать. Мне стало известно,
что подобные организации появились и в Европе. Основы
общества расшатаны. И малые и большие государства
вот-вот охватит пожар. Не массы идут против классов,
а класс идет против классов. Нас, блюстителей человеческого прогресса, изолировали и бьют поодиночке. Закон и порядок потерпели поражение.

Чиновники просили меня держать все это в секрете. Я так и делал, но теперь я больше не могу молчать.
Деятельность Любимцев Мидаса стала важнейшей общественной проблемой, чреватой ужаснейшими последствиями, и я выполню свой долг, предупредив мир об опасности, перед тем как покину его. Джон, выполни мою
последнюю просьбу, опубликуй это письмо. Не бойся!
Судьба человечества в твоих руках. Пусть газеты размножат мое письмо в миллионах экземпляров, пусть телеграф
оповестит о нем весь мир. Где бы ни встречались люди
друг с другом, пусть их охватит ужас, когда они заговорят
о нем. И пусть тогда возмущенное общество соберется
с силами и расправится с этой мерзостью.

Прощай навеки, твой

Уэйд Этшелер».